«Пир мудрецов»

Афиней. Пир мудрецов

Ἀθήναιος Δειπνοσοφισταί

В "Пире мудрецов" в форме диалога описана масса вещей, касающихся нравов, общественной и частной жизни древних греков, а также древнегреческих наук и искусств. И хотя все эти сведения изложены с целью развлечения и демонстрации собственной эрудиции, этот сборник служит важным источником знания о древнегреческой жизни, заменяя в этом отношении частью утраченные сочинения других поэтов и писателей. Богатый римлянин Ларенсий собирает у себя в доме самых лучших знатоков всякого рода учености. Ничто замечательное не осталось неупомянутым в их речах.

Афине́й, Афене́й, Атене́й, Афине́й Навкрати́йский (др.-греч. Ἀθήναιος Ναυκρατίτης, позднегреч. Ἀθηναῖος Ναυκρατίτης, лат. Athenaeus) — древнегреческий ритор и грамматик из Навкратиды в Египте, жил на рубеже II — III века н. э., сначала в Александрии, а впоследствии в Риме.

Сочинение

Афиней известен как автор «Пира мудрецов» (варианты заглавия: «Пирующие мудрецы», «Пирующие софисты» — др.-греч. Δειπνοσοφισταί), сочинения в 15 книгах. Первая, вторая и начало третьей книги сохранились лишь в извлечениях.

В «Пире мудрецов» в форме диалога, в подражание Платону, описана воображаемая беседа 30 учёных мужей, беседующих о нравах, общественной и частной жизни древних греков, о различных областях искусства, культуры, литературы и грамматики в доме одного из римских государственных служащих. Все эти сведения изложены с целью развлечения и демонстрации собственной эрудиции, а поэтому сочинение страдает узостью точки зрения.

Этот сборник служит важным источником знания о древнегреческой жизни, заменяя в этом отношении частью утраченные сочинения других поэтов и писателей.

Издания

В издании Казобона появился сначала текст этого сочинения и перевод его (Женева, 1597), затем комментарий к нему (Лион, 1600) и, наконец, издано все вместе (Лион, 1612 и 1664). Затем издавался один комментарий без перевода (Лейпциг, 1796—1843), снабженный обширными примечаниями; в издании Швейггейзера (14 т., Страсбург, 1801—1807) помещены латинский перевод и сам текст, исправленный по новым рукописным экземплярам. В XIX веке были выпущены хорошие карманные издания выпущены Диндорфом (3 т., Лейпциг, 1827) и Мейнеке (3 т., Лейпциг, 1859; 4-й том заключает «Критические прибавления» (Analecta critica), Лейпциг, 1867).

Переводы

Полный русский перевод:

• Афиней. Пир мудрецов: В 15 кн. = ΑΘΗΝΑΙΟΥ. ΔΕΙПΝΟΣΟΦΙΣΤΩΝ. (Серия «Литературные памятники») ISBN 5-02-022718-8

o Книги I—VIII. / Пер. Н. Т. Голинкевича. Комм. М. Г. Витковской, А. А. Григорьевой, Е. С. Иванюк, О. Л. Левинской, Б. М. Никольского, И. В. Рыбаковой. Отв. ред. М. Л. Гаспаров. — М.: Наука, 2003. 656 стр. ISBN 5-02-011816-8

o Книги IX—XV. / Пер. и примеч. Н. Т. Голинкевича. — М.: Наука, 2010. 597 стр. ISBN 978-5-02-037384-6

Частичные русские переводы:

• Сведения о Скифии и Кавказе. // Вестник древней истории. 1948. № 2. С. 288-292.

• Отрывки. / Пер. С. Ошерова. // Поздняя греческая проза. / Сост. С. Поляковой. М.: ГИХЛ. 1961. С. 449-472.

• Отрывки. / Пер. Т. А. Миллер и М. Л. Гаспарова. // Памятники поздней античной научно-художественной литературы. / Отв. ред. М. Л. Гаспаров. М.: Наука. 1964. С. 178-197.

o переизд. отрывков: Византийские историки: Дексипп, Эвнапий, Олимпиодор, Малх, Пётр Патриций, Менандр, Кандид, Ноннос и Феофан Византиец. Пирующие софисты / Афиней. — Рязань: Александрия, 2003. — 431 с. — ISBN 5-94460-009-8.

Английские переводы:

• Перевод Йонга (1853) в 3 томах: Vol. I. Books I-VI; Vol. II. Books VII-XI; Vol. III. Books XII-XV.

• В серии «Loeb classical library» сочинение издано в 7 томах (№ 204, 208, 224, 235, 274, 327, 345).

Французский перевод в «Collection Budé»: только начат (Том I, кн. 1-2, 1956).

Исследования

• Лосев А. Ф. Эллинистически-римская эстетика I-II вв. н. э. М.: Издательство МГУ. 1979. С. 290-306.

• McClure, Laura K. Courtesans at table: gender a. Greek literary culture in Athenaeus. New York; London: Routledge, 2003 - XII, 242 с.;23 см -Указ.. - Библиогр.: с. 225-233 и в примеч.. - ISBN 0-415-93947-X

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Извлечения из первой книги

(по византийским эпитомам) {1}

{1 По византийским эпитомам... — См. статью в наст, изд., с. 461.}

Афиней - отец этой книги. {2} Он обращается в ней к Тимократу. Название ее "Пир мудрецов". В ней описано, как богатый римлянин Ларенсий собирает у себя в доме самых лучших знатоков всякого рода учености. Ничто замечательное не осталось неупомянутым. В книгу вошли и рыбы, и то, как подавать их на стол, и разъяснение их имен, и разные сорта овощей, и различные породы животных, и составители историй, [b] и поэты, и философы, и музыкальные инструменты, и тысячи шуток; разговор заходит и о разнообразии чаш, и о царских сокровищах, и о размерах судов, и о многом другом, чего мне не успеть перечислить, даже если я потрачу на это целый день. И само распределение частей рассказа есть подобие роскоши пира, а составление книги напоминает приготовление к пиру. Изумительный распорядитель слова, Афиней, устраивает этот столь сладостный словесный пир, и, всё более совершенствуясь, он, как афинские риторы, {3} распаляясь от собственного красноречия, прыжками [c] устремляется от одной части книги к другой.

{2 ...отец этой книги. — Это метафорическое обозначение сочинителя, который ответственен за жизнь своего творения, восходит к Платону («Федр». 275е; «Пир». 177d). Мы не знаем, использовал ли эту метафору сам Афиней или его византийский пересказчик, но в любом случае ниже есть еще одно указание на связь афинеевского сочинения с Платоном и его диалогами (см. примеч. 12). Французский комментатор Афинея явно придерживается того мнения, что эта связь была лишь косвенной (Athenee de Naucratis. Les Deipnosophistes. Livres I — II. Texte etabli et traduit par A.M. Desrousseaux. P., 1956. P. 1; далее: Desrousseaux).}

{3 ...как афинские риторы... — Риторами греки называли как ораторов, так и учителей красноречия. Здесь, конечно, речь идет об ораторах, и не случайно упоминаются именно афинские. Ведь в демократических Афинах государственная жизнь определялась тем, насколько убедительным окажется выступающий в народном собрании (политическое красноречие), а судебные решения зависели от того, чья речь — обвинителя или защитника — больше повлияет на присяжных (судебное красноречие). Кроме того, во всех торжественных случаях, как радостных, так и печальных, афиняне считали необходимым произнести речь (так называемое торжественное красноречие). Образцом политического красноречия могут служить для нас речи Демосфена (см., например, его знаменитые «Филиппики», обличавшие македонского царя Филиппа); в судебном красноречии прославился Лисий, а мастером торжественного красноречия был Исократ (см., например, его «Панегирик», приуроченный к открытию состязаний в Олимпии), хотя и судебные ораторы могли выступать с торжественными речами — так, например, Лисию принадлежит речь по случаю Олимпийских состязаний и Эпитафия (надгробная речь по поводу погребения афинских граждан, павших под Коринфом). Бесконечная риторическая практика получила и свое теоретическое обоснование. Первыми теоретиками красноречия стали софисты (о них более подробно см. статью в наст. изд.). Чуть позже в Афинах основал свою риторическую школу Исократ, современник и идейный соперник Платона. Несмотря не то что со временем риторические школы появились и в Малой Азии, и на Родосе, а потом и в Риме, афинское красноречие оставалось образцовым.}

2. Участниками пира представлены софисты: Масурий, толкователь законов, ревнитель всякого рода учености, единственный поэт на пиру, не уступающий, однако, и в остальном никому, усердный энциклопедист. {4} О чем бы ни заводил он речь, кажется, что он говорит именно о главном предмете своих занятий, настолько образован был он с детства. Он сочинял ямбы, по словам Афинея, ничуть не хуже любого из поэтов после Архилоха. {5} Присутствовали там и Плутарх, и Леонид Элейский, и Эмилиан Мавританский, и Зоил - самые приятные из [d] грамматиков. {6} Были там и философы Понтиан и Демокрит никомидиец, затмившие всех своей ученостью, был и Филадельф Птолемей, муж, не только умом постигший философию, но и претворявший ее в жизнь. {7} Из киников по имени назван лишь один, Кинульк, {8} однако не "две лихие за ним побежали собаки" [Од. II.11], как за Телемахом на площадь, а свора, гораздо большая, чем за самим Актеоном. {9} Риторов было ничуть не меньше, чем киников. На них, как и вообще на всех, кто начинал говорить, обрушивался Ульпиан из Тира, за свои постоянные диспуты на улицах, во время прогулок, у книжных торговцев, в купальнях получивший прозвище "Подходит-не-подходит" - прозвище более [e] выразительное, чем его собственное имя. Человек этот взял себе за правило, прежде чем отведать чего-либо, выяснять, подходит или не подходит, например, слово "пора" к обозначению части дня, {10} слово "пьяница" к мужчине, {11} слово "матка" к съедобной пище, {12} и присуще ли "свинство" вепрю. {13} Из врачей были Дафн из Эфеса, замечательный и своим искусством и образом жизни, не понаслышке знакомый с учениями академиков; {14} Гален из Пергама, написавший столько философских и медицинских сочинений, [f] что превзошел всех предшественников, не уступая никому из древних в толкованиях; Руфин из Никеи. Был там и музыкант Алкид из Александрии. Афиней говорит, что это перечисление скорее смахивает на список войска, чем на перечень участников попойки.

{4 ...толкователь законов, ревнитель... учености... усердный энциклопедист. — Использованное переводчиком слово «энциклопедист» не следует понимать в привычном для нас значении «всесторонне образованный, обладающий универсальными знаниями». У греков не было ни такого слова, ни такого понятия, как не было и слова «энциклопедия» (оно появилось только в XVI в.). Греки знали только словосочетание εγκύκλιος παιδεία — буквально «общее для всех образование». Так обозначали круг дисциплин, обязательных для свободного человека. Набор этих общеобразовательных дисциплин устоялся окончательно в I в. до н.э. и включал грамматику, риторику, философию, геометрию, арифметику, астрономию и музыку. А. И. Марру предлагает для εγκύκλιος παιδεία перевод «общая культура» (Марру А. И. История воспитания в античности. М., 1998. С. 247; далее: Мару). Достоинство упомянутого Масурия состоит, таким образом, в том, что он не только ревностно изучил весь курс общеобразовательных дисциплин, но сведущ и в тех, которые мы бы сейчас назвали «специальными» — к ним относятся, например, медицина, архитектура или военное искусство.}

{5 Он сочинял ямбы ... не хуже любого из поэтов после Архилоха. — Ямбы — жанр античной лирики, отличительным признаком которого является не столько стихотворный размер (это мог быть и ямб, и трохей, и более сложный стих, сочетавший различные стопы, в том числе дактилические), сколько содержание: ямбы всегда демонстрируют критическое отношение автора к миру в целом или к отдельным его сторонам. Эта критика может принимать форму насмешки, поношения, даже брани или, наоборот, утонченного скепсиса. В отличие от прочих лирических жанров, которые были песнями, сольными или хоровыми, ямбы не пелись, но декламировались (возможно, нараспев и под аккомпанемент лиры). Лрхилох — первый известный нам сочинитель ямбов (VII в. до н.э.). Его младшим современником был Симонид (Семоиид) Аморгский. Тексты обоих дошли до нас во фрагментах. Столетием позже жил еще один знаменитый ямбограф — Гигаюнакт. Писал ямбы и Каллимах. Сохранившиеся тексты греческих ямбографов собраны в изданиях: Iambi et Elegi Graeci ante Alexandrum cantati / Ed. M. West. Oxford, 1971-1972. Vol. 1-2; Русские переводы: Лрхилох. Стихотворения и фрагменты. М., 1915; Греческая литература в избранных переводах. М., 1939; Лирика древней Эллады в переводах русских поэтов. М.; Л.: Academia, 1935; Парнас: Антология античной лирики. М., 1980; Эллинские поэты. М., 1999.

Римские поэты тоже сочиняли ямбы: Гай Валерий Катулл (ок. 87-54 г. до н.э.), его современник Фурий Бибакул. См. в издании: Гай Валерий Катулл Веронский. Книга стихотворений. М.: Наука, 1986. К жанру ямбов относятся и эподы Горация (65-8 гг. до н.э.).}

{6 Грамматиками у греков называли ученых, занимавшихся литературными текстами — их анализом и всесторонним толкованием. Такие ученые-грамматики (сейчас мы бы назвали их филологами) появились в александрийскую эпоху, когда стараниями царей — преемников Александра Великого создавались роскошные библиотеки (в Александрии, в Пергаме), а при них возникали своего рода научно-исследовательские центры. Александрийские ученые комментировали тексты не только с историко-культурной и философской, но и с лингвистической точки зрения — объясняли значение редких слов, давали этимологические справки и т. д. Кроме того, они «редактировали» тексты (особенно это касалось гомеровских поэм), исправляя в рукописях отдельные слова и целые выражения. Так появилась грамматика уже в узком смысле — как наука о языке. Первое известное нам сочинение по научной грамматике — это «Грамматика» Дионисия Фракийского (I в. до н.э.).}

{7 ... Филаделъф Птолемей... не только умом постигший философию, но и претворявший ее в жизнь. — Птолемей II Филадельф, правивший Египтом после своего отца, Птолемея I Сотера, в 283-247 гг. до н.э., действительно был прекрасно образован — его учителями были поэт Филит Косский и ученый-филолог Зенодот, и, вступив на престол, Птолемей Филадельф продолжал политику своего отца, покровительствуя искусствам и наукам. К собственно философии этот правитель никакого пристрастия, кажется, не имел, не говоря уже о том, что отправил в ссылку перипатетика Деметрия Фалерского, чьими советами пользовался его отец. Факты жизни Птолемея мало свидетельствуют о том, чтобы он претворял в жизнь постулаты какой-либо из философских школ. Скорее, он относился с интересом и любопытством к самим философам: например, у Диогена Лаэртского («О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов») есть такой эпизод: Птолемей посылает к стоику Зенону узнать, не хочет ли он что-нибудь сказать царю (VII. 24). Так что пересказчик Афинея либо иронизирует, либо употребляет слово «философия» расширительно, как обозначение любви ко всякого рода учености и знаниям — ср. примеч. 184 к кн. I.}

{8 Кинульк — прозвище (настоящее его имя было Феодор), буквально «влекущий за собой собак или киников». В следующей фразе очевидна ироническая игра слов: упоминая собак (по-греч. «кинес») Телемаха и Актеона, автор подразумевает философов-киников, окружавших Кинулька (примеч. переводчика).}

{9 ...свора, гораздо большая, чем за самим Актеоном. — Согласно мифу, юноша по имени Актеон, внук фиванского царя Кадма, охотился однажды на Кифероне и случайно попал в грот, где обычно отдыхала богиня Артемида. Актеон застал богиню обнаженной — она собиралась искупаться в ручье. Разгневанная Артемида превратила несчастного юношу в оленя. Собаки, с которыми охотился Актеон, не почуяли в олене своего хозяина, бросились за ним в погоню и разорвали на части. См.: Гигин. 180; Аполлодор. III. 4.4.}

{10  ...подходит или не подходит... слово «пора» к обозначению части дня... — В период архаики и классики слово ώρα, переведенное здесь словом «пора», обозначало у греков любой естественный отрезок времени — и время года (лето, осень и т.д.), и часть дня (утро, день и т.д.). Позже, в эллинистическое время, когда астроном Гиппарх (II в. до н.э.) разделил сутки на 24 часа, словом ώρα воспользовались для обозначения часа, но в быту день делили на 12 равных частей (от рассвета и до заката), и этим словом обозначали 1/12-ю часть дня. Вместе с тем, словом ώρα обозначалось и просто подходящее, удобное для чего-то время. Отсюда метафорическое значение слова «расцвет». }

{11  ...слово «пьяница» к мужчине... — Прилагательное μέθυσος («пьяный») первоначально употреблялось применительно к особам женского пола: у Гекатея Милетского (VI-V вв. до н.э.) — к амазонке (Fragmente der griechischen Historiker / Ed. F. Jacoby. В., 1923 — . I, p. 1; далее: FGrH), у Аристофана — к старухе («Облака». 555; ср. также: «Осы». 1402), однако в Новой комедии и у авторов эпохи Империи (Плутарх, Лукиан) это ограничение снято.}

{12  ... слово «матка» к съедобной пище... — Словом μήτρα греки обозначали и свиную матку, считавшуюся деликатесом, и женский орган.}

{13  ...присуще ли «свинство» вепрю. — Словом «свинство» переводчик передает здесь сложное существительное σύαγρος (от συ̃ς — «свинья» и άγριος — «дикий»), обозначавшее только дикое животное — кабана или вепря. При этом само слово συ̃ς могло обозначать как домашнюю свинью, так и ее диких сородичей. Смысл вопроса, видимо, таков: можно ли употребить слово σύαγρος как точное соответствие слова συ̃ς.}

{14 Академики — слушатели или выученики философской школы Платона — Академии. Так назывался общественный гимнасий, около которого в 387 г. до н.э. Платон приобрел участок и стал вести занятия с учениками. История Академии разделяется на несколько периодов и заканчивается только в IV в. н.э. См. об этом: Dillon J. The Middle Platonists. A Study of Platonism 80 B.C. to A.D. 220. L., 1977.}

3. Ревностно следуя Платону, Афиней делает свой диалог драматическим. {15} Начало у него такое:

{15 ...Афиней делает свой диалог драматическим. — Афиней, подражая Платону, воспроизводит форму так называемого «пересказанного» диалога. У Платона так построены «Федон» и «Пир». Ср. начало «Федона»: «Скажи, Федон, ты сам был подле Сократа в тот день, когда он выпил яд в тюрьме, или только слышал обо всем от кого-нибудь еще? — Нет, сам, Эхекрат» (57а; пер. С. П. Маркиша). Таким образом, у Платона, как и у Афинея, между читателем и участниками диалога есть некий посредник, благодаря которому иллюзии непосредственного читательского присутствия при беседах не создается. Мы оказываемся уже третьей инстанцией, на что и намекает Тимократ цитатой из киренского поэта.

Современные комментаторы считают, что киренским поэтом здесь назван не Каллимах (310-240 гг. до н.э.), а Эратосфен (ок. 275 г.-ок. 195 г. до н.э.) (Desrousseaux, р. 178), хотя эпитет киренский сам по себе приложим к обоим — они были уроженцами Кирены, города на сев. побережье Африки, основанного в VII в. до н.э. выходцами из греческого города Феры (Фессалия).

Процитированная строчка буквально звучит так: «Тем, кто запечатлел троекратно, боги дают лучшее».}

(2) "Сам ли ты, Афиней, принимал участие в этом прекрасном собрании упомянутых здесь пирующих софистов, о котором так много говорили в городе, или ты пересказал друзьям с чужих слов? - Да, Тимократ, я сам был там. - В таком случае не будешь ли ты любезен передать что-нибудь из этих застольных речей и нам, ибо

трижды пережевавших бог лучшим куском одаряет,

[b] как говорится где-то у киренского поэта [Эратосфен], или нам придется разузнавать у кого-нибудь другого?"

4. Затем он принимается расточать похвалы Ларенсию и продолжает: "Честолюбие заставляло его собирать у себя образованную публику, причем развлекал он ее не только общепринятыми на пирах вещами, но и беседами, предлагая и достойные разбора вопросы и найденные им решения, - он ведь никогда не брался обсуждать случайные, не продуманные [c] заранее им предметы, но подвергал их самому тщательному анализу по сократовской методике, {16} так что все бывали восхищены тонкостью его замечаний". Афиней рассказывает, что еще божественным императором Марком Ларенсиеву попечению в Риме были вверены как отеческие, так и эллинские храмы и жертвоприношения. Называет он его Астеропеем за то, что тот в равной степени превосходно владел обоими языками - латинским и греческим. Он говорит также, что Ларенсий был сведущ в древних религиозных церемониях, установленных основателем города Ромулом и Нумой Помпилием, был он знатоком и гражданских законов.

{16 ...по сократовской методике... — Сократовский метод в широком смысле — это метод антидогматический, когда истина не постулируется, а отыскивается в ходе беседы. Свой метод сам Сократ называл майевтикой — «повивальным искусством» (см.: Платон. «Теэтет». 150a-151d; «Пир». 206b-208е). Разговаривая с людьми и задавая им вопросы, Сократ подводил их к ответу. Обычно обсуждалось содержание этических понятий: что такое добродетель? мудрость? мужество? и т.д. Насколько можно судить по платоновским диалогам, в сократовский метод поиска ответов на поставленные вопросы входило использование индуктивного (от частного к общему) и дедуктивного (от общего к частному) способов умозаключения. Вот как они описаны в диалоге «Федр»: «Первый — это способность, охватывая все общим взглядом, возводить к единой идее то, что повсюду разрозненно, чтобы, давая определение каждому, сделать ясным предмет поучения... Второй вид — это, наоборот, способность разделять все на виды, на естественные составные части, стараясь при этом не раздробить ни одной из них...» (265d-266а).}

[d] И все это он изучил самостоятельно, копаясь в списках древних (3) постановлений и указов; изучал он и законы, содержащиеся в древних сборниках, в которые юристы больше не заглядывали, и ставших в результате упадка общественного вкуса "запечатанными книгами", {17} - как сказал Эвполид о поэзии Пиндара. Объясняет это Афиней тем, что Ларенсий владел огромным множеством древних рукописей, превосходя количеством книг всех прославленных обладателей библиотек: и Поликрата Самосского, и афинского тирана Писистрата, и Эвклида, и самого Афинея, и Никократа Кипрского, еще и царей Пергама, трагика Еврипида, философов Аристотеля, Феофраста и сохранившего наследие последних Нелея. Афиней говорит, что его земляк царь Египта Птолемей, прозванный Филадельфом, купил у наследников Нелея все эти сочинения и, присоединив к книгам, приобретенным в [b] Афинах и на Родосе, вывез в свою прекрасную столицу Александрию. Поэтому кто-то и сказал о нем словами Антифана [Kock.II.124]:

{17 ...«запечатанными книгами»... — Буквально «умолкнувшими». Kock. 1.356.}

Ты всякий раз сторонник Муз и Разума,

Когда дела искусства разбираются.

Или:

...блещет

Славословие песнопений

Среди нашего веселья на его гостеприимном пиру, -

как сказал фиванский лирик [Пиндар.Ол.1.14]. [с]

Афиней также говорит, что на пирах Ларенсия все приглашенные [иноземцы] могли чувствовать себя в Риме как в родном городе. "Ибо кто мог тосковать по родине в обществе этого человека, державшего двери своего дома широко распахнутыми для друзей?" По словам комедиографа Аполлодора [Коск.III.293]:

Верь, Никофонт, когда кому случается

Войти в жилище друга благосклонного,

К нему с порога всё благожелательно:

Привратник расплывается улыбкою,

Хвостом виляет пес, навстречу выскочив, [d]

Слуга выносит кресло, и ни слова вслух!

5. Все богачи должны быть такими. Ибо не столь гостеприимному хозяину любой может сказать: "Почему ты так скареден? Твои кущи полны вина - так пир для старейшин устрой: прилично тебе и способно". {18} Подобной щедростью отличался Александр Великий, а Конон, победив лакедемонян в морской битве у Книда {19} и окружив стенами Пирей, {20} принес богам гекатомбу - истинную, а не "так называемую", - и пригласил на празднество все Афины. И когда кони Алкивиада заняли в Олимпии первое, второе и [e] четвертое места, {21} - в честь этой победы Еврипид написал эпиникий, - то, принеся жертвы Зевсу Олимпийскому, Алкивиад устроил всем участникам празднества. То же самое устроил в Олимпии и Леофрон (эпиникий ему написал Симонид Кеосский). Эмпедокл из Акраганта победил на Олимпийских играх в скачках, {22} и поскольку он был пифагорейцем и не ел живого, {23} то слепил быка из смирны, ладана и драгоценнейших благовоний и, ["заколов" его в жертву], раздавал по кусочку тем, кто явился на праздник. И поэт Ион Хиосский, когда его трагедия заняла первое место в Афинах, {24} [f] роздал каждому афинянину по кувшину хиосского вина. {25}

{18 ...прилично тебе и способно. — Вольный пересказ гомеровских стихов «Илиады».}

{19 ...Конон, победив, лакедемонян в морской битве у Книда... — Афинский полководец Конон прославился во время Пелопоннесской войны (431-404 гг. до н.э.), командуя флотом с 413 г. После поражения Афин жил на Кипре и оттуда завязал отношения с персидским двором. Когда Спарта, вдохновленная победой над Афинами, начала войну с Персией, персидский царь поставил во главе своего флота грека Конона, и спартанцы были разбиты у г. Книда. См. об этом: Ксенофонт. «Греческая история». IV.3.7; Плутарх. «Агесилай». 17. Это сражение не решило исход войны, но подорвало спартанцев морально.}

{20 ...окружив стенами Пирей... — Разбив спартанский флот при Книде, Конон приплыл в Афины, по пути опустошая берега Пелопоннеса. Деньги, полученные от персидского царя, Конон отдал на восстановление так называемых Длинных стен, построенных еще при Фемистокле в 456 г. до н.э. и впоследствии разрушенных. Длинные стены, соединяя Афины с портом Пиреем, делали город практически неприступным.}

{21 ...заняли в Олимпии первое, второе и четвертое места... — Учреждение атлетических состязаний в Олимпии (так называлась местность в Элиде, на Пелопоннесе) греки связывали с именами Пелопса, в честь которого стали проводиться погребальные игры на берегах реки Алфей, и Геракла, который возобновил после перерыва традицию этих игр. В историческое время проведение всегреческих игр в Олимпии известно с VIII в. до н.э. Олимпийские игры прекратили свое существование только в IV в. н.э., при императоре Феодосии Великом. В программу олимпийских игр входили: 1. бег на стадий (ок. 200 м), 2. прыжок в длину, 3. метание диска, 4. метание копья, 5. борьба (эти виды объединялись в единый комплекс — пентатлон, «пятиборье»), 6. кулачный бой, 7. панкратий (наиболее жестокий вид борьбы, разрешавший выводить противника из строя всеми способами, включая удары в живот, укусы, удушение и т.д.), 8. скачки верхом, 9. колесничный бег, 10. состязания мальчиков (бег на стадий, борьба, кулачный бой), 11. бег с оружием. Победитель получал венок из оливы и право водрузить в Олимпии памятник в честь своей победы. За состязанием следовал пир, на котором в честь победителей исполнялись торжественные хоровые песни — эпиникии.}

{22 ...на Олимпийских скачках... — См. выше, примеч. 18.}

{23 ...был пифагорейцем и не ел живого... — Учение Пифагора (ок. 570 — ок. 496 гг. до н.э.) известно по косвенным и притом разноречивым сведениям. Идейная подоплека запрета на употребление животной пищи ясна из Порфирия (ок. 232 — ок. 301 гг. до н.э.).

В «Жизнеописании Пифагора» читаем: «О чем он говорил собеседникам, никто не может сказать с уверенностью, ибо не случайно окружили они себя молчанием; но прежде всего шла речь о том, что душа бессмертна, затем, что она переселяется в животных и, наконец, что все рожденное вновь рождается через промежутки времени, что ничего нового на свете нет и что все живое должно считаться родственным друг другу» (19). О запрете на животную пищу упоминает и Страбон (со ссылкой на философа Онесикрита) (XV. 716). Для комедиографов IV-нач. III в. до н. э. это был излюбленный предмет шуток (DK. 58 Е).

Вместе с тем, судя по другим сведениям, пифагорейский запрет на животную пищу ограничивался определенными видами живых существ (см.: Диоген Лаэртский. VIII.33-34) или определенными их частями («Жизнеописание Пифагора». 43).

Наконец, некоторые свидетельства вообще опровергают существование такого запрета. У Диогена Лаэртского (со ссылкой на Аристоксена) читаем: «Пифагор воздерживался только от пахотных быков и от баранов, а остальных животных дозволял в пищу» (VIII. 20). У Авла Геллия в «Аттических ночах» говорится, что это заблуждение и что Пифагор включал в свой рацион молодых поросят (IV. 11= DK. 14.9). Кроме того, у Диогена Лаэртского (VIII. 13) и у Порфирия («Жизнеописание Пифагора». 15) сказано, что Пифагор изобрел мясную диету для атлетов. Более подробно об этом см.: Guthrie W.K. A History of Greek philosophy. Cambridge, 1962.Vol. 1. P. 181-193 (далее: Guthrie).}

{24 ...трагедия заняла первое место в Афинах... — Драматические представления в Афинах проходили в форме состязаний между поэтами — авторами трагедий. Неизвестно, когда и как появился этот обычай, но мы знаем, что во времена Феспида (ок. 530 г. до н.э.) состязания трагических поэтов уже существовали. Происходили они дважды в год, во время празднеств в честь бога Диониса (Великие (Городские) Дионисии происходили во время весеннего равноденствия, в конце марта — начале апреля, а Малые (Сельские) — в конце декабря — начале января). Участники представляли на суд специального жюри тетралогии — четыре пьесы, связанные общим сюжетом: три из них были трагедии, а последняя — сатировская драма, забавная пьеса, где наряду с героями действовали мифологические существа — козлоногие сатиры. Представления длились четыре дня, с утра и до вечера. Имена авторов, время и место постановки пьесы, результаты состязания записывались на мраморных досках. Эти записи назывались дидаскалиями (от выражения διδάσκειν δράμα — «ставить пьесу»). Дидаскалии первоначально выставлялись прямо в театре, а потом с них стали делать копии, излагая все в хронологическом порядке. Эти театральные летописи тоже назывались дидаскалиями. Дидаскалии сохранились частично у отдельных грамматиков и схолиастов.}

{25 Хиосское вино — остров Хиос лежит в Эгейском море, у берегов Турции. Этот большой плодородный остров славился своим вином и мрамором, а также входил в семерку городов и островов, претендовавших на то, чтобы считаться родиной Гомера. Прославил этот остров и упомянутый Афинеем трагический поэт Ион (ок. 490-422 гг. до н.э.), от сочинений которого остались только фрагменты.}

Зачем еще богов молить бы смертному

Богатства дать и денег в изобилии,

Как не затем, чтобы друзьям со щедростью

Он мог помочь и семена рассеивал

Сладчайшей из бессмертных - Благодарности?

Ведь все имеют наслажденье равное

От пищи и питья, и чтоб насытиться

Блистательных застолий нам не надобно, -

говорит Антифан [Kock.II. 111].

[О том,] что {26} халкедонец Ксенократ, академик Спевсипп и Аристотель написали царские законы. {27} (4) Отличался гостеприимством и акрагантец {28} Теллий, радушно встречавший всех приходивших к нему. Так, когда однажды зимой у него остановились пятьсот всадников из Гелы, он выдал каждому из них хитон и гиматий. {29}

{26 [О том], что... — Предложения, начинающиеся с «что...» подразумевают в начале отметку компилятора σημειωτέον, что соответствует современному nota bene (примеч. переводчика).}

{27 ...халкедонец Ксенократ, академик Спевсипп и Аристотель написали царские законы. — Французский комментатор Афинея (Desrousseaux, р. 7) предлагает понимать здесь сочетание βασιλικοί νόμοι (букв, «царские законы») как «пиршественные законы». Такое толкование возможно лишь в том случае, если прилагательное βασιλικοί считать произведенным от βασιλεύς («царь») в метафорическом значении «председатель пира» (ср.: Плутарх. «Застольные беседы». 1.4. 622b). О пиршественных сочинениях Спевсиппа и Аристотеля см. статью. Халкедонец — житель (или выходец из) Халкедона, правильнее — Калхедона, города в Вифинии на южном берегу Пропонтиды, основанного греками из Мегары. Академик — см. выше, примеч. 11.}

{28 Акрагантец — житель (или выходец из) Акраганта, города на южном берегу Сицилии, основанного греками с острова Родос. Жители Акраганта славились своим гостеприимством (ср.: Цицерон. «Против Верреса». 4. 43), но, возможно, особая щедрость упомянутого здесь Геллия к всадникам из Гелы объясняется еще и тем, что это был соседний с Акрагантом город, также основанный выходцами с Родоса.}

{29 Хитон — простейшая рубашка из льна или шерсти. Хитоны, как и вообще вся одежда греков и римлян, не кроились и не шилась: прямоугольный кусок ткани складывали в длину пополам, в верхней части перегиба делали отверстие, куда просовывалась рука (например, левая); тогда на правом плече два верхних края ткани закреплялись застежкой, а остальная часть оставалась несоединенной. Хитоны могли быть короче и длиннее, их подпоясывали по вкусу, высоко (под грудью) или ниже, на талии или на бедрах. Гиматий — плащ. Для гиматия брали четырехугольный кусок материи, один конец перебрасывали через левое плечо и придерживали левой рукой; остальную часть обвивали от левой стороны к правой вокруг спины, правой руки и груди, а конец перебрасывали назад через левое плечо.}

6. Афиней пользуется выражением "О софист, пиров искатель (τρεχέδειπνος)!"

Клеарх рассказывает [FHG.II.308], что некий сиракузянин Харм очень ловко прикладывал стишки и поговорки к каждому выставлявшемуся на стол кушанью. Например, к рыбе:

Пучину я эгейскую соленую [Еврипид."Троянки".1]

Покинул, -

моллюскам, называемым трубачами:

Здравствуйте, мужи глашатаи, вестники бога и смертных [Ил.I.334] - ,

[b] кишке:

Завита и коварна [Еврипид. "Андромаха".448], -

начиненному кальмару:

Мудра, мудра ты [Еврипид. "Андромаха".245], -

вареным плодам:

Толпу вкруг меня не рассеешь? [Диоген Лаэртский.II.117], -

ободранному угрю:

И космы рассыпались непокрытые [Еврипид."Финикиянки".1485].

Афиней рассказывает, что на пире у Ларенсия присутствовало много подобных персон, принесших с собой свою запеленутую в свитки ученость, как взносы на складчинный обед. {30} Он рассказывает, что Харм, [с] всегда имевший (как сказано выше) что сказать о каждом сервированном блюде, пользовался среди мессенцев {31} репутацией высокообразованного человека. Так же и Каллифан, отца которого прозвали Объедалой, желая прославиться обширной эрудицией, выписывал начала множества поэм и речей, так что всегда мог процитировать по три или четыре строчки каждой из них.

{30 ...складчинный обед. — Трапезы у греков бывали общественные и частные, домашние. Общественные трапезы были частью обряда жертвоприношения, которое мыслилось совместной трапезой богов и людей. Сначала на алтаре сжигались положенные части жертвенного животного (о том, почему для богов сжигается наименее съедобное, см. этиологический миф о Прометее: Гесиод. «Теогония». 535 сл.). Потом из остального устраивалось пиршество для участников обряда, причем каждому в этой трапезе полагалась равная доля. Такой обед назывался δαίς — ср.: δαίομαι «делить на части», «распределять». О том, что этот обычай сохранялся вплоть до эпохи римской империи, свидетельствует Плутарх («Застольные беседы». II. 10. 644а-b). Частный обед мог давать один человек на свой счет у себя дома; гости на таком обеде были званые, но по обычаю греков званый гость мог привести с собой еще кого-то — по своему усмотрению. Так у Платона в «Пире» Сократ по дороге на пир к Агафону встречает своего знакомца Аристодема и приглашает его с собой (174a-d). Наконец, у греков можно было явиться на обед и вовсе без приглашения — об этом свидетельствует и контекст «Илиады» (II. 408), и контекст «Пира». (174е-175а), а также поговорочное выражение, которое приводит Сократ («Пир». 174b-с) и ниже обсуждает сам Афиней (V.178a). Ср. также у Плутарха: «Так, если кто-либо из приглашенных на обед приведет с собой своего друга, то ему, согласно доброму обычаю, будет оказан такой же любезный прием, как и остальным гостям; так дружественно был принят, например, Аристодем, которого Сократ привел к Агафону. Но если кто явится по собственному почину, то перед ним надо закрыть дверь» («Застольные беседы». III. 1. 645f-646a. Пер. Я. М. Боровского).

С обычаем принимать незваных гостей связано, вероятно, и такое явление, как параситство («нахлебничество», от греч. πάρα- — «рядом», «около», и σίτος — «хлеб», «пища»). Другой разновидностью светского обеда был обед вскладчину, когда каждый вносил свою долю еды (греч. μερίς) и выпивки (греч. συμβολή).}

{31 Мессенцы — жители Мессены, ныне Мессина — город на Сицилии.}

У многих других участников пира не сходили с языка сицилийские мурены, {32} водоплавающие угри, {33} желудки пахинских тунцов, {34} козлята с Мелоса, {35} скиафская рыба, {36} прозванная постником (вид кефали), а из менее [d] известных вещей - пелорские моллюски, {37} липарская килька, {38} мантинейская репа, {39} фиванский рапс {40} и аскрийская свекла. {41}

{32  ...сицилийские мурены... — Муренами называется семейство морских рыб отряда угрей. Длина мурен достигает 3 м. Водятся они в тропических и субтропических морях всех океанов. }

{33  ...Водоплавающие угри... — Точнее, просто плавающие. Французский комментатор Афинея объясняет (Desrousseaux, р. 8), что так называлась разновидность угрей, плававших по поверхности воды. Всего отряд угрей — рыб длиной до 3 м, весом до 65 кг — насчитывает 22 семьи и около 400 видов. Водятся угри не только в теплых морях, но и, например, в бассейнах Балтийского, Белого и Баренцева морей.}

{34  ...пахинских тунцов... — Пахин — южный мыс Сицилии, ныне Капо ди Пассаро. }

{35  ...козлята с Мелоса... — Мелос — самый восточный из группы Кикладских о-вов в Эгейском море (ныне Милос).}

{36  ...скиафская рыба... — Рыба, ловившаяся у побережья о-ва Скиаф (н. Скиатос) в Эгейском море, к северу от Эвбеи.}

{37  ...пелорские моллюски... — Пелор, или Пелориада — северо-восточная оконечность Сицилии в Сицилийском проливе, ныне Капо ди Фаро. }

{38  ...липарская килька... — Липара (ныне Липари) — самый большой из Липарских (Эолийских) островов у северного побережья Сицилии. Судя по Лукиану, другие виды кильки совсем не ценились («Икароменипп, или Заоблачный полет». 27). }

{39  ...мантинейская репа... — Мантинея — город, упомянутый еще у Гомера (Ил.II.607); находился в восточной части Аркадии при речке Офисе.}

{40  ...фиванский рапс... — Фивы — город в Беотии. Эта была самая плодородная местность в Средней Греции. }

{41  ...аскрийская свекла. — Аскра — селение в Беотии, у подошвы Геликона, родина поэта Гесиода. Климат Аскры Гесиод описывает как резко континентальный и неудобный для жизни человека («Труды и дни». 638 сл.), однако место это было очень плодородным — ср.: Павсаний. IX.29; Овидий. «Письма с Понта». 4.14.31 сл.}

Клеанф из Тарента, согласно Клеарху [FHG.II.309], всё, что хотел сказать на пире, декламировал стихами. Также поступал и сицилиец Памфил. Например:

Ну-ка, мне выпить налей и ножку подай куропатки.

Или:

Пусть принесут мне горшок, а также пирог мне (πλακου̃ντα) подайте.

Афиней замечает, что хорошо устроившиеся люди не имеют необходимости зарабатывать себе на хлеб собственными руками (έγχειρογάστορες).

[О том,] что у Аристофана встречается выражение "таща лукошки, полные декретов" [Kock.I.446].

7. [О том,] что Архестрат из Сиракуз (или из Гелы) в сочинении, [e] которому Хрисипп дает заглавие "Гастрономия", Линкей же и Каллимах - "Искусство жить роскошно", Клеарх - "Искусство обедать", а другие - просто "Поварское искусство" (написано оно было эпическим стихом и начиналось так:

Вот образец я даю разысканий для целой Эллады), -

утверждает [fr.61]:

Должно обед проводить за одним, но роскошным застольем.

Быть же должно за столом три-четыре участника, в крайнем

Случае - пять, но не боле: иначе не пир это будет,

Сборище грубых солдат, что пришли перепортить припасы.

Он, следовательно, не знал, что за платоновской трапезой было двадцать восемь едоков. {42}

{42 ...за платоновской трапезой было двадцать восемь едоков. — В диалоге Платона «Пир» число участников не названо.}

[О том, что] Антифан пишет [Kock.II.112]:

На все обеды парни эти в городе [f]

Незваными без промаха слетаются.

И далее продолжает:

Должны кормить мы их на счет общественный, (5)

Как, говорят, быка для мух в Олимпии

Приносят в жертву, так и нам приходится

Гостям незваным {43} свой обед закалывать.

{43 Гостям незваным... — См. выше, примеч. 27.}

8. Одно рождается летом, а другое зимой, - говорит сиракузский поэт {44} [Феокрит.II.58]; так что невозможно всё вместе доставить - сказать же легко.

{44 ...говорит сиракузский поэт... — Поэт Феокрит родился около 300 г. до н.э. в Сиракузах на Сицилии, но жил и на о-ве Кос, где входил в кружок Филита Косского, и в Александрии. Феокрит известен как изобретатель нового лирического жанра — «идиллии» (греч. είδύλλιον — «видик», «картинка»). В этом жанре работали поэты Мосх (серед. II в. до н.э.) и Бион (конец II в. до н.э.), но решающую роль в судьбе этого жанра сыграл Вергилий (70-19 гг. до н.э.) («Буколики»). Здесь цитируется 2-я идиллия, ст. 58.}

[О том,] что сочинения о пирах были написаны и другими авторами, среди которых можно отметить Тимахида Родосского, написавшего эпическим стихом {45} по крайней мере одиннадцать книг, также Нумения из [b] Гераклей, ученика врача Диевха, пародиста Матрея из Питанеи, а также Гегемона с Фасоса, прозванного Чечевицей, которого некоторые включают в число авторов Древней комедии. {46}

{45 Эпический стих — гексаметр. Это стих, состоящий из шести дактилических стоп. В первых четырех стопах дактиль мог заменяться спондеем. Последняя, шестая стопа, могла быть или спондеической, или усеченной (так называемой каталектической). Подробно о греческой метрике см.: Снеллъ Б. Греческая метрика / Пер. Д. Торшилова. М., 1999.}

{46 ...Древней комедии. — Древнегреческую комедию принято делить на Древнюю (с первого представления комедии на Великих Дионисиях в 486 г. до конца Пелопоннесской войны в 404 г. до н.э.), Среднюю (с конца Пелопоннесской войны до смерти Александра Македонского в 323 г. до н.э.) и Новую (с 323 г. до н.э.). Новая греческая комедия продолжилась в комедии римской, у Плавта и Теренция. Из авторов Древней комедии нам лучше всего известен Аристофан, а Новой — Менандр. Данное деление достаточно условно, но его придерживались сами греки задолго до Афинея: ср. точный сравнительный анализ Древней и Новой комедии у Плутарха («Застольные беседы». VII. 8. 711f-712d).}

[О том,] что Артемидор, ошибочно прозываемый учеником Аристофана, {47} составил словарь кулинарных терминов. О "Пире" левкадийца Филоксена упоминает автор комедий Платон [Kock.I.646]:

{47 ...ошибочно прозываемый учеником Аристофана... — Возможно, его притязания считаться учеником Аристофана оспаривались ввиду того, что он жил гораздо позднее выдающегося филолога. Ср. 182d, 387d, 662d (примеч. переводчика).}

- Хочу я в место спрятаться укромное,

Чтоб эту книгу почитать в молчании.

- А что за книга, расскажи, прошу тебя!

- Новинка Филоксена, "Кулинария".

- Так вслух прочти, я весь вниманье.

- Слушай же!

"С луковиц труд я начну, тунцом завершу сочиненье".

- Тунцом? Выходит, мне совсем неплохо с ним [с]

В ряду последнем затеряться было бы!

- "Вдосталь в золе потоми ты лук, обмакни его в соус,

И от души погрызи, он жилы мужам напрягает.

Впрочем, об этом довольно; я к детям морей отправляюсь".

И немного ниже:

"Надобна сковорода, иногда неплоха и кастрюля".

И еще немного ниже:

"Окуня, палтуса, рыб морских с кривыми зубами Или прямыми не режь, чтобы кара с небес не дохнула, [d] Но подавай целиком запеченных: так много вкуснее.

Щупальце коль отобьешь кальмара ты долго, и сваришь,

Если оно велико - гораздо печеного лучше;

Если ж печеных два будет, вареному их предпочту я.

Жилы не сможет напрячь султанка; дитя Артемиды:

Девой она рождена и чуждается страсти любовной.

А скорпион"...

- Заползет тебе в зад, и тогда ты уймешься!

9. По имени этого Филоксена и некоторые виды пирогов были [e] названы филоксеновскими. Хрисипп рассказывает о нем следующее: "Мне запомнился некий гурман, настолько потерявший чувство стыда, что уже не обращал внимания ни на кого из присутствующих, чем бы ему ни приходилось заниматься. В общественных банях он открыто приучал руки к горячему, подолгу держа их в воде; этой же водой он полоскал горло, чтобы горячая пища проходила в его глотку без затруднений. Рассказывали, что он подговаривал поваров ставить блюда на стол как можно более горячими, чтобы он один мог поглощать их на глазах у беспомощных сотрапезников". Подобные вещи рассказывают [f] и о Филоксене с Киферы, {48} и об Архите, и множестве других. Один из подобных господ хвастает у комика Кробила [Kock.III.381]:

{48 ...о Филоксене с Киферы... — См. примеч. 39. О его появлении на свадьбе в качестве незваного гостя см. 6b; ср. примеч. 27 к этой книге.}

- Держу я это мясо раскаленное

Холодными, как снег на Иде, пальцами; {49}

{49 Холодными, как снег на Иде, пальцами... — Каламбурный намек на Дактилей (греч. δάκτνλον — «палец»), мифических существ, спутников к кругу Реи, Идейской Матери Богов (примеч. переводчика).}

А паром от кусков, в кишках дымящихся,

Я глотку грею.

- Печь, не человек уже!

Клеарх рассказывает [FHG.II.309], что Филоксен, находился ли он в своем или в любом другом городе, имел обыкновение, помывшись, обходить дома в сопровождении слуг, несших масло, рыбный соус, уксус и другие (6) приправы. Со всей этой компанией он вваливался в чужой дом и, добавляя недостающее, доводил до ума варившееся в нем, после чего жадно набрасывался на угощение. Когда он приплыл как-то раз в Эфес, в местной лавочке не оказалось никакой снеди. Поинтересовавшись, в чем дело, и узнав, что все закуплено на свадьбу, он помылся и незваным гостем отправился к новобрачным. После обеда он спел гименей, {50} начинавшийся словами "О Гименей, лучезарнейший бог!", чем привел всех в совершенный [b] восторг, ибо был прекрасным дифирамбическим поэтом. Жених спросил: "Филоксен! А завтра ты будешь обедать тем же манером?" "Конечно, - ответил Филоксен, - если здесь опять не будут торговать съестным".

{50 Гименей — греч. ‛υμεναιος — «божество, покровительствующее браку». Существует несколько версий его происхождения: по одной из них, Гименей был сыном Музы, по другой — Диониса и Афродиты. Но развитая мифология Гименея появляется только в римско-византийское время (см.: Аполлодор. I. 3.3; III. 10.3), а в более раннее время слово «гименей» употреблялось как имя нарицательное — как название свадебной песни (Ил. XVIII. 493; Гесиод. «Щит». 274). Смысл распространенного припева свадебных песен «Гимен, о, гименей» не вполне понятен — является ли он обращением к божеству или именованием самой песни, которое со временем стало восприниматься как имя божества-покровителя свадебного обряда. См. у Сапфо знаменитый фрагмент «Эй, потолок поднимайте» с припевом «Гимен, о, гименей» (Lyrica Graeca Selecta / Ed. D. Page. Oxford, 1988. Fr. 229), а также: Еврипид. «Троянки». 310, 331; Аристофан. «Мир». 1332; «Птицы». 1736.}

10. Феофил говорит [FHG.IV.516]: "Не таков был Филоксен, сын [c] Эриксида. Он ведь, кажется, уличал природу в том, что она обделила человека удовольствиями, и просил богов дать ему журавлиное горло. Однако гораздо лучше было бы ему постараться стать лошадью, быком, верблюдом или слоном - ведь тогда наслаждения его были бы гораздо сильнее и острее, ибо они возрастают пропорционально силе животного". Клеарх же, рассказывая о Меланфии, утверждает, что и он молился об этом [FHG.II.309]: "Представляется, что Меланфий рассудил лучше Тифона: тот, возмечтав о бессмертии, висит теперь в своем покое, удрученный дряхлостью, лишившей его большинства наслаждений, Меланфий же, обуреваемый страстью к наслаждениям, молил богов даровать ему горло длинношеей птицы, чтобы он мог продлить наслаждение как можно дольше". У того же автора рассказывается, что Пифилл, прозванный Лакомкой, ходил с обернутым языком и освобождал его только перед самым угощением, а после еды очищал сухой рыбьей чешуей. Говорится, что он был [d] единственным из гурманов, кто брал еду, надев на пальцы перчатки, - ему, несчастному, хотелось положить ее на язык как можно более горячей. Другие называют Филоксена рыбоедом, Аристотель же просто обжорой. Пишет он так [fr.36]: "Люди, говорящие речи в собраниях, целый день смотрят фокусы, расспрашивают приезжих из Фасиса или Борисфена, но ничего не читают, кроме Филоксенова "Пира", да и то не подряд".

11. Фений рассказывает [FHG.II.297], что этот Филоксен, киферский поэт, {51} [e] был большим охотником до лакомств. Обедая как-то с Дионисием, он заметил, что перед тем была положена огромная кефаль (τρίγλη), перед Филоксеном же малюсенькая; тогда он взял ее в руки и поднес к уху. Когда Дионисий спросил, что это он делает, Филоксен ответил, что поскольку сочиняет сейчас поэму о Галатее, {52} то хотел бы узнать от кефали кое-что [f] о Нерее и его дочерях. А она говорит, что была слишком мала, чтобы бывать в компании Нерея, но вот ее старшей сестрице, той, что лежит перед Дионисием, известно всё, что он хотел бы узнать. Дионисий расхохотался и приказал передать свою кефаль Филоксену. Дионисий любил выпивать с Филоксеном, но когда того обвинили, будто он обольстил Дионисиеву любовницу Галатею, Дионисий приказал бросить его в каменоломни. Там (7) Филоксен и написал своего "Киклопа", {53} рассказав в нем свою историю. Под видом Киклопа он вывел Дионисия, флейтистку представил Галатеей, а самого себя Одиссеем.

{51 ...киферский поэт... — Кифера (ныне Китира) — остров у входа в Лаконский залив, близ мыса Малеи. Киферой называется и главный город острова. См.: Геродот. VII.235; 1.82; Фукидид. IV.53-54, 118; V.18.}

{52 ...поэму о Галатее... — Пикантность ситуации в том, что Галатеей звали и возлюбленную Дионисия — флейтистку, о которой речь пойдет чуть дальше, и героиню мифа — дочь морского старца Нерея. О Нерее см.: Гесиод. «Теогония». 233-236; Аполлодор. II. 5, 11.}

{53 ...Филоксен и написал своего «Киклопа»... — Киклопами («Круглоглазыми») в греческой мифологии называли сыновей Урана и Геи, великанов с одним глазом посреди лба. У Гесиода их трое — Бронт (Гром), Стероп и Apг (оба имени можно перевести как «Молния»). См. о них: Аполлодор. I. 2. 1; IIΙ. 10. 3 — 4. У Гомера киклопы просто злые великаны, не связанные, как у Гесиода, со стихийными силами природы. В IX песни «Одиссеи» рассказывается о том, как Одиссей попал в плен в киклопу Полифему; на этот же сюжет написана сатирова драма Еврипида «Киклоп». Любви Полифема к нереиде Галатее посвящена 11 идиллия Феокрита, а вот каким сюжетом связаны в поэме Филоксена Полифем, Галатея и Одиссей, остается только догадываться. См.: Julien P. Le theme du Cyclope dans les litteratures grecque et latine. P., 1941.}

12. Во времена императора Тиберия жил некий Апикий, {54} человек очень богатый и изнеженный; от его имени многие виды пирогов получили название Апикиевых. В своих Минтурнах (город в Кампании) он проедал громадные состояния, питаясь преимущественно очень дорогими [b] креветками, которые были крупнее самых больших креветок из Смирны или омаров из Александрии. Услышав однажды, что в Ливии тоже водятся громадные креветки, он отплыл туда в тот же день. Когда, много натерпевшись в пути от непогоды, он приблизился к африканскому берегу, то прежде чем он сошел с корабля, навстречу ему в море вышли тамошние рыбаки, набрав с собой самых лучших креветок, - ибо среди ливийцев уже распространился слух о его прибытии. Осмотрев их, он спросил, есть ли у [c] них покрупнее. Когда же они ответили, что привезли самых больших местных креветок, то ему припомнились родные минтурнские и, так и не подойдя к берегу, он приказал немедленно повернуть обратно в Италию.

{54 ...некий Апикий... — Это имя носили три знаменитых римских гурмана. Наиболее известен Марк Гавий Апикий, живший во времена Тиберия. Ему приписывается сочинение в десяти книгах под названием «О кулинарии» («De re coquinaria»), представляющее собой сборник кулинарных рецептов (примеч. переводчика).}

Киренский философ Аристоксен, буквально претворявший в жизнь философию своей родины {55} (это по его имени окорок, приготовленный особым образом, назывался Аристоксеновым), достиг таких пределов чревоугодия, что приказывал поливать на ночь салат-латук в своем саду водой, смешанной с медом и вином. Собирая наутро зелень, он приговаривал, что земля приносит ему готовые пирожные.

{55 Киренский философ Аристоксен... претворявший в жизнь философию своей родины... — О Кирене см. выше, примеч. 12. Выходцем из Кирены был Аристипп (ум. после 366 г. до н.э.), ученик Сократа, основавший философскую школу, приверженцы которой назывались киренаиками. Киренаики не занимались изучением природы, считая ее непостижимой, и были сосредоточены целиком на проблемах этики. Они считали, что главная цель человеческой жизни — наслаждения, а совокупность всех наслаждений является счастьем. Наслаждение киренаики понимали как «плавное движение души», противопоставляя ему боль как «резкое движение души». О киренаиках см.: Диоген Лаэртский. И. 86 сл.; Aristippi et Cyrenaicorum fragmenta // Ed. Ε. Mannebach. Leiden; Koln, 1961.}

[d] 13. Когда император Траян пребывал в Парфии, в многих днях пути от моря, Апикий посылал ему свежих устриц, {56} сохраняя их своим собственным способом консервирования. Роскошью Апикий превосходил Никомеда, царя Вифинии: когда Никомеду, тоже вдали от моря, захотелось анчоусов, {57} то повар приготовил для него искусственную рыбу и поднес ему в качестве анчоуса. По крайней мере, у комического поэта Эвфрона один повар рассказывает [Kock.III.323]:

{56 ...Лпикий посылал ему свежих устриц... — Разумеется, не тот Апикий, о котором шла речь выше (примеч. переводчика).}

{57 Анчоусы — семейство рыб отряда сельдеообразных. Длина до 16 см, вес до 19 г. Насчитывается до 40 видов анчоусов. Водятся в морях и пресных водах тропических и умеренных широт.}

- Учился я у Сотерида-повара.

[e] Вот это мастер! Как-то Никомед, наш царь,

Среди зимы потребовал анчоуса;

От моря было за двенадцать дней пути,

Но повар подал! Люди так и ахнули.

- Возможно ли такое?

- Репу свежую

Нарезал он сперва ломтями тонкими

И длинными, по форме рыбы, после же

Ошпарил кипятком, полил оливковым

Обильно маслом, соль добавил мастерски,

Затем посыпал сверху зерен маковых -

Штук сорок, ровно - и в далекой Скифии

Царя прекрасной рыбой удовольствовал.

[f] Поев той репы, Никомед расхваливал

Друзьям своим анчоус превосходнейший.

Поэтому не вижу я различия

Меж кулинаром и поэтом: главное -

Смекалка - там и тут.

14. [О том, что] Архилох, поэт с Пароса, упрекает Перикла за то, что он, как миконец, врывается на пиры незваным. {58} Ведь жители острова Микон заслужили своей скаредностью и корыстолюбием дурную славу - видимо, потому, что живут на скудном острове в крайней бедности. (8) Так, например, Кратин называет скупого Исхомаха миконцем [Kock.I.109]:

{58 ...Архилох... упрекает... за то, что он, как миконец, врывается на пиры незваным. — Букв, «на миконский манер». Архилох — самый ранний дошедший до нас источник сведений о скверной репутации жителей Миконоса — небольшого острова из группы Кикладских островов в Эгейском море. Само выражение «на миконский манер» показывает, что репутация миконцев как людей невежливых была во времена Архилоха (VII в. до н.э.) уже сложившейся — если, конечно, Афиней, приводя эти фрагменты, не исказил архилоховского контекста. В словаре Суды зафиксировано выражение «миконский сосед», т. е. мелочный и скаредный человек («Суда»: Μυκώνιος γείτων). см.: Iambi et elegi Graeci // Ed. M. West. Vol. 1, fr. 124. Oxford, 1978.}

Миконца Исхомаха сын,

Ну как ты мог бы щедрым быть?

[О том, что] добрый человек пришел пировать к добрым людям: у друзей ведь всё общее. {59}

{59 ...у друзей... всё общее. — Пословица, автором которой античная традиция считает Пифагора (Диоген Лаэртский. VIII. 10-11 со ссылкой на Тимея Локрского, пифагорейца и главного героя платоновского диалога «Тимей»). Действительно, тот замкнутый религиозный союз, каким была пифагорейская школа, строился, насколько нам известно, на принципе общности имущества. Эту поговорку использует Платон («Федр». 279с); ср. также : Аристотель. «Никомахова этика». 1159 b 31.}

Архилох же говорит:

...жадно упиваясь неразбавленным вином

И своей не внесши доли...

И никто тебя, как друга, к нам на пир не приглашал.

[b] Но желудок твой в бесстыдство вверг тебе и ум и дух.

У комического поэта Эвбула где-то говорится [Kock.II.206]:

У нас на пире двое приглашенных есть

Неодолимых: Филоктет и Филоктет:

Он хоть один, но стоит двух, по-моему,

И здоровенных, даже трех, не менее.

Однажды, говорят, приятель звал его

На пир, сказав прийти, когда от стрелки тень

Длиною будет в двадцать стоп на гномоне. {60}

{60 Гномон — гномоном (от греч. γι-γνω-σκω — «узнавать», «распознавать») назывались солнечные часы, изобретение которых античная традиция иногда приписывает философам Анаксимандру или Анаксимену (VI в. до н.э.) — см.: Диоген Лаэртский. II. 1, 3; Плиний. II. 187. Вместе с тем, по мнению Геродота, гномон и деление светового дня на 12 частей греки усвоили у вавилонян (II. 109). «Стрелка» гномона представляла собой штырек, стоявший строго отвесно на ровной или сферической поверхности, мраморной или медной. Время определяли сначала по длине тени от стрелки, а потом — по ее направлению. См.: Витрувий. I. 6.6; IX. 7.2. В целом см.: PWRE. Bd. VIII, Horologium.}

[c] А он с утра измерил, и была она

На с лишком две стопы длинней назначенной.

Явившись на рассвете, извинялся он:

Мол, опоздал, дела держали срочные.

Ведь кто на званый пир привык опаздывать,

Тот и в бою оставит пост назначенный, -

говорится у комика Амфида [Kock.II.248]. Хрисипп же утверждает:

[d] Бокалом даровым не вздумай брезговать.

А также:

Выпивки не упускай даровой, но всегда домогайся.

Антифан говорит [Kock.II. 117]:

Да это жизнь богов, когда позволено

Нам поживиться, о цене не думая.

И в другом месте:

И это жизнь блаженная! Приходится

Мне новый способ каждый раз придумывать,

Чтоб челюстям задать работу!

Всё это я захватил на пир из дома, заранее позаботившись, чтобы и я пировал, внеся свою долю.

[e] Ведь мы, аэды, только лишь бездымные

Приносим жертвы. {61}

{61 ...только лишь бездымные / Приносим жертвы. — т. е. живем за чужой счет (примеч. переводчика).}

[О том,] что древним не было незнакомо принятие пищи в одиночку {62} (μονοφαγει̃ν). Например, у Антифана говорится [Kock.II. 128]:

{62 ...не было незнакомо принятие пищи в одиночку... — Обычай принимать пищу в одиночестве у греков действительно существовал, но связан он с традицией одного только греческого острова — Эгины, где жители после принесения жертв Посейдону в течение 16 дней пировали дома в полном одиночестве и молчании, не допуская к себе даже рабов. Участников такого пиршества и называли монофагами. Этиологию этого обычая Плутарх объясняет так: «Многие из эгинцев, пошедших войной на Трою, погибли в сражениях, а еще больше — в морских бурях. Родственники немногих спасшихся, видя остальных граждан в скорби и печали, решили, что не подобает открыто поздравлять своих близких с возвращением и приносить богам благодарственные жерт-вы.И вот, таясь, каждый в своем доме принимали они спасенных и устраивали праздничное угощение, за которым сами прислуживали отцам, родичам, братьям и домочадцам, а никого чужого не пускали» («Греческие вопросы, 44 — Кто такие «монофаги» на Эгине?»).

Возможно, для всех остальных греков, кроме эгинцев, «монофагия» была лишь дикостью и поводом для насмешек — не случайно слово «монофаг» (от μόνος — «один» и φαγεΐν — «есть») звучит у Амипсия (Коек. 1.677) как ругательство, сочетаясь с распространенным выражением «к воронам» (ср. рус. «к чертям»).}

Ты ешь один? одним уж этим мне вредишь!

Также у Амипсия [Kock.I.677]:

Проваливай κ воронам, взломщик-монофаг!

Об образе жизни гомеровских героев

15. Гомер видел, что скромность есть добродетель, {63} более всех прочих подобающая юношам, и что она, подобно устроителю хора, гармонично сочетает между собою все хорошие качества. Он хотел привить ее [f] людям с ранних лет на всю жизнь, чтобы они тратили свой досуг и рвение на добрые дела и были щедры и готовы оказать друг другу услугу. Поэтому он всем своим героям приписал умеренность и довольство малым.

{63 Гомер видел, что скромность есть добродетель... — Как сказал Платон: «Гомер воспитал Грецию» («Государство». X. 606е; ср.: «Протагор». 339а). Привычка черпать в гомеровских поэмах уроки практической морали стала складываться, вероятнее всего, уже тогда, когда греки слушали эпических певцов — сначала сочинителей-аэдов, позже исполнителей-рапсодов. Поведение героев, их нравственные принципы служили образцом и объектом подражания. Скорее всего, именно такое безмятежное и некритическое отношение к Гомеру вызвало взрыв критики в VI в. до н.э.: Ксенофан Колофонский нападал на гомеровских богов, страдающих всеми человеческими слабостями (DK. 21. В 10-12, 14-16), Гераклит развенчивал авторитет Гомера как философа (DK. 22. А 22, В 40, 42, 56,57, 106), а Пифагор даже якобы видел, как наказывают Гомера в царстве мертвых за лживые измышления о богах (Иероним Родосский, fr. 42 Wehrli). К концу VI в. у Гомера появился защитник — это был Феаген Регийский. Судя по сохранившимся сведениям, он первым использовал (если не изобрел) метод аллегорического толкования текста. Так, он считал, что битва богов (Ил. XXI-XXII) — это иносказательное описание борьбы физических элементов и т.п. (DK. 8.2, 3).

В V в. до н.э. к Гомеру подходят рационалистически: и Геродот, и Фукидид, и даже поэт Пиндар смотрят на гомеровские тексты с позиции здравого смысла, устанавливая, сколько в них правды, а сколько вымысла (см. об этом: The Iliad: A Commentary / Ed. G.S. Kirk. Cambridge, 1996. Vol. 6. P. 27 — 28, а также: Гринцер ПЛ.., Гринцер Н.Н. Становление литературной теории в Древней Греции и Индии. М., 2001).

Софисты искали в гомеровских текстах подтекст, утверждая, что Гомер (а также Гесиод и Симонид) скрывали подлинную мудрость под покровом поэзии (см.: Платон. «Протагор». 316d-e; «Теэтет». 180с-е). Поиски скрытого в поэтических текстах смысла были не чем иным, как аллегорезой. Вместе с тем софисты прибегали к гомеровским сюжетам и образам как таковым, чтобы с их помощью выразить или подкрепить свои собственные этические тезисы. Так, например, показателен спор о сравнительных достоинствах Ахилла и Одиссея, который ведет софист Гиппий с Сократом в диалоге Платона «Гиппий Меньший» (363b). Для самого Сократа, насколько мы можем судить по Ксенофонту и Платону, Гомер тоже служил источником моральных примеров и образцов. Таким образом, в IV в. до н.э. Гомер продолжал быть для греков учителем жизни, чему в конце концов и воспротивился Платон в X книге «Государства».

Аристотель написал целое сочинение под названием «Гомеровские проблемы» (fr. 142-179 Rose), где не только обобщил весь предшествующий опыт толкования и критики гомеровских поэм, но и объяснил, что абсолютных моральных оценок поведения гомеровских героев быть не может, что нужно непременно учитывать, как бы мы сейчас сказали, историко-культурный контекст (fr. 166 Rose).

В послеаристотелевское время сосуществуют два метода интерпретации Гомера. С одной стороны, остается актуальной аллегореза — это излюбленный метод философов-стоиков; до нас дошло два образца сочинений такого рода — «Гомеровские проблемы» Гераклита и «О жизни и поэзии Гомера» Плутарха (?) (I в. н.э.). С другой стороны, в сочинении Плутарха «О том, как следует слушать поэтов» мы видим уже знакомый нам метод морально-этического толкования гомеровских поэм. Его и предпочитает Афиней. Более подробно о традиции толкования Гомера см.: Richardson N. Homer and his ancient critics // The Iliad: A Commentary. Vol. 6. P. 25 sq.}

Поэт считал, что сильнее всего в людях потребность в пище и питье и получаемое от них удовольствие, так что люди, соблюдающие умеренность в еде, скромны и воздержны также и во всем прочем. И потому жизнь простую и неприхотливую ведут у него все: цари и простолюдины, юноши, старцы [Од.I.138]:

Гладкий потом пододвинула стол; на него положила

Хлеб домовитая ключница...

...на блюдах, подняв их высоко

Мяса различного крайчий принес [Од.I.141], -

мясо было жареное и преимущественно говяжье. Кроме этого даже на (9) праздниках и свадьбах и других трапезах не подается ничего. Даже самим царям не подают у Гомера ни кушаний, запеченных в фиговом листе, ни кандила, {64} ни печенья на меду; они едят только такую пищу, от которой становятся здоровее душой и телом. Сам Агамемнон подносит Аяксу после единоборства {65} хребет быка как почетный дар. И Нестора, уже старца, и Феникса [Ил.IХ.215] угощают жареным мясом. Так поэт отвращает и нас от неумеренных желаний. Менелай, справляя свадьбу детей, {66} подает [b] Телемаху [Од.IV.65]

{64 Кандил — греч. κάνδυλος или κάνδαυλος, лидийское блюдо.}

{65 ...подносит Аяксу после единоборства... — С Гектором (Ил.VII.200).}

{66 Менелай, справляя свадьбу детей... — У Гомера Менелай действительно справляет свадьбу своих детей, когда к нему прибывает Телемах, чтобы расспросить о судьбе своего отца Одиссея.}

бычатины жареной кус, из почетной

Собственной части его отделивши своею рукою.

И Нестор, когда у моря приносит в жертву Посейдону быков в окружении только самых любимых родных сыновей, то, хотя и был он царем и много имел подданных, отдает повеление {67} [Од.III.421]:

{67 ...Нестор... отдает повеление... — У Гомера Нестор приносит жертву не Посейдону, а Афине.}

В поле один за телицей беги и т.д.

В самом деле, жертва, принесенная с помощью самых близких и преданных людей, благочестивее и угоднее богам. Даже женихи, уж на что были наглы и неумеренны в наслаждениях, всё же не ели, как показывает Гомер, ни рыбы, ни птицы, ни пирогов на меду. [c] Поэт изо всех сил избегает с говорить об ухищрениях поварского искусства, о кушаньях, которые, по словам Менандра, "распаляют похоть", {68} о блюде, именуемом у многих писателей "горшок для развратников" (как утверждает Хрисипп в сочинении "О благе и наслаждении", его приготовление особенно хлопотно).

{68 ...о кушаньях, которые, по словам Менандра, «распаляют похоть»... — Kock.II.462. Из комедии «Трофоний». Ср. 132f и 517а.}

16. По рассказу Поэта, Приам упрекает сыновей {69} за то, что они истребляют скот, вопреки обычаю [Ил.ХХIV.262]:

{69 ...Приам упрекает сыновей... — У Гомера упрек Приама относится не к истреблению скота как таковому, а к праздности и невоинственности многочисленных Приамовых сыновей, которые проводят время в развлечениях, выбирая для своих пиров самых деликатесных животных — ягнят и козлят (в переводе Н. Гнедича — коз и агнцев). Вопреки обычаю сыновья Приама действуют потому, что забивают не чужих ягнят и козлят, что в героическую эпоху было совсем не преступно, но своих собственных, троянских. Нелестную характеристику Приамовых сыновей встречаем и в песни III, ст. 106. В целом же у Гомера пиры и пляски противопоставляются сражениям как праздность — деятельности (см., напр., Ил.III.393 и XV.508).}

Эти презренные хищники коз и агнцев народных.

А Филохор сообщает в своей "Истории" [FHG.I.394], что и в Афинах запрещалось есть еще ни разу не стриженного барана, если в том году приплод [d] овец был недостаточен.

Гомер называет Геллеспонт "богатым рыбой" [Ил.IХ.360], изображает феакийцев отличными мореходами, знает, что на Итаке много гаваней, а у близлежащих островов во множестве водится рыба и дикая птица. Одним из залогов благоденствия он считает обилие рыбы в море. И, однако, никто у него ни рыбы, ни птицы не ест.

Никому не подают и фруктов, хотя было их немало, и поэт с удовольствием о них упоминает {70} и называет "вечно бессмертными" [Од.VII.120]: [е]

{70 ...поэт с. удовольствием о них упоминает... — Гомер упоминает не об обычных фруктах — у него речь идет о волшебных садах царя Алкиноя, где плоды поспевали круглый год.}

Груша за грушей, за яблоком яблоко...

и так далее. И никого мы не увидим у Гомера ни увенчанным, ни умащенным миррой, {71} ни курящим благовония. Наоборот, его герои чужды всему этому, он выбирает их прежде всего за их невзыскательность и довольство малым. Даже богам он приписывает простую пищу: нектар и амбросию. {72} И люди у него, воздавая богам почести, жертвуют только то, что обычно едят сами, и не прибегают ни к ладану, ни к мирре, ни к венкам, [f] чуждаясь подобной роскоши.

{71 Мирра — см. примеч. 95 к кн. II.}

{72 Нектар и амбросия — нектар — это напиток богов, а амбросия — их пища. См.: Од.V.93; «Гимн к Деметре». 49; «Гимн к Аполлону». 10; Платон. «Федр». 247е. О том, что нектар и амбросия дают бессмертие: Пиндар. Ол.I.60; Ил.V.341. О том, что они делают тело неподвластным какому бы то ни было разрушению: Ил.Х1Х.38-39. О том, что они отбивают все дурные запахи: Од.IV.445-446. Эпитет «амбросийный»: Ил.V.369; Од.ХVIII. 191-193; «нектарный» (об одеждах): Ил.III.385; XVIII.25. См. также: Roscher W. Ausfuhrliches Lexikon der griechen und romischen Mythologie. Leipzig, 1884-1937.1.282 (далее: Roscher).}

Поэт показывает, что и простой пищи герои едят немного: он удерживает их от пресыщения, как лучшие врачи [Од.I.150]:

...когда же

Был удовольствован голод их лакомой пищей...

Одни, утолив голод, тут же обращаются к гимнастическим упражнениям.

(10) Диски и копья доставляют им удовольствие, и, забавляясь, они постигают то, что потом применят в серьезном деле. Другие же слушают кифаредов, {73} которые напевно и мерно повествуют о подвигах героев.

{73 Одни ... обращаются к гимнастическим упражнениям ... Другие ... слушают кифаредов... — Той ситуации, которую описывает Афиней, — когда часть гостей предается физическим упражнениям, а другая в это время слушает певцов, — мы у Гомера не встречаем. Скорее всего, обычный порядок развлечений описан царем Алкиноем в VIII песни «Одиссеи»: «Душу свою насладили довольно мы вкуснообильной // Пищей и звуками лиры, подруги пиров сладкогласной; // Время отсюда пойти нам и в мужеских подвигах крепость // Силы своей оказать, чтоб наш гость, возвратяся, домашним // Мог возвестить, сколь других мы людей превосходим в кулачном // Бое, в борьбе утомительной, в прыганье, в беге проворном» (98 сл.).}

17. Нет поэтому ничего удивительного в том, что воспитанные в таких правилах люди уравновешенны и душой и телом. Доказывая, что умеренность полезна для здоровья, благотворна и доступна всем, Гомер изображает, как мудрейший Нестор подносит вино раненому в правое плечо врачевателю Махаону {74} в качестве наилучшего лекарства от воспаления, - а именно [b] прамнийское, известное нам густотой и питательностью (не для простого "утоления жажды", но ради полного насыщения, ведь когда тот уже выпил, Нестор приглашает его продолжить питье: {75} "Друг, сиди у меня и багряным вином укрепляйся"). Более того, для возбуждения жажды Нестор добавляет в вино натертый козий сыр и в прикуску - лук, хотя в другом месте поэмы Гомер утверждает, что вино обессиливает, {76} отнимая крепость и храбрость. Что касается Гектора, {77} то Гекуба, надеясь, что он проведет остаток дня в городе, склоняет его к удовольствию и приглашает совершить возлияние и выпить; он, однако, отвергает это, собираясь [c] возвратиться в битву. И если одна упорно хвалит вино, то другой, даже тяжело дыша после боя, отказывается; одна призывает выпить, совершив возлияние, другой же считает это нечестивым, поскольку забрызган кровью. Гомер признает полезным умеренное питье вина и утверждает, что хлебать его большими глотками {78} значит вредить самому себе. Известны ему также различные пропорции смешения: {79} Ахилл не приказывал бы: "раствори покрепче", {80} если бы не существовало какой-то другой, повседневной пропорции. Может быть, поэт и не знал, что вино очень легко улетучивается [из тела] через поры, не будучи смешано с твердой пищей (это хорошо [d] знают умелые врачи - когда они лечат сердечные недомогания, то для продления воздействия [снадобий] смешивают вино с мучной пищей). Нестор, тем не менее, дал Махаону вино, смешанное с мучицей и сыром, {81} а Одиссей придерживается полезного соединения вина с хлебом [Ил.ХIХ.167]:

{74 ...мудрейший Нестор подносит вино раненому в правое плечо ... Махаону... — У Гомера не говорится ни о том, что Нестор предлагает Махаону прамнийское вино в качестве наилучшего лекарства от воспаления, ни о том, что он добавляет туда сыр и дает в прикуску лук для возбуждения жажды, — здесь Афиней (или его византийский пересказчик) по своему обыкновению вольно толкует гомеровский текст. У Гомера наложница Нестора готовит для своего господина и его раненного гостя кикеон (от греч. κυκάω — «смешивать») — традиционный напиток, составлявшийся из вина, меда, сыра и муки. В схолиях отмечается, что этот напиток дают раненому в первую очередь для укрепления сил. В прикуску к кикеону действительно подается лук, но не для возбуждения жажды, наоборот, — кикеоном, как сказано у Гомера, герои «утолили палящую жажду» (Ил.ХI.620 сл.). Прамнийское вино — о нем см. 30b.}

{75 ...Нестор приглашает его продолжить питье... — Ил.ХIV.5 — Махаон уже подкрепился кикеоном и утолил жажду (ср. выше, примеч. 62), но это не означает, что выпивка закончена, поэтому слова Нестора не входят в противоречие с контекстом XI песни.}

{76 ...вино обессиливает... — Об этом говорит Гектор (Ил.VI.265) — см. примеч. 65.}

{77 Что касается Гектора... — Эпизод передан почти точно — правда, у Гомера ничего не говорится о том, что Гекуба, предлагая Гектору совершить возлияние богам и выпить вина самому, рассчитывает, что он проведет остаток дня в городе (Ил.VI.258 сл.).}

{78 ...хлебать его большими глотками... — Од.ХХI.294. В гомеровском выражении χανδόν ε̉λει̃ν — «пить с широко открытым ртом», т. е. жадно, Афиней заменяет глагол ε̉λει̃ν (букв, «брать») на однокоренной, но более разговорный и обычно употребляемый в комедиях в значении «жадно пить» — ’ε̉λκειν (букв, «тянуть», «тащить»).}

{79 ...различные пропорции смешения... — Греки всегда разбавляли вино водой — пить неразбавленное вино было для них признаком дикости и варварства. О том, в какой пропорции следует смешивать вино и воду, подробнейшим образом рассуждают герои «Застольных бесед» Плутарха (кн. III, вопр. 9).}

{80 ...«раствори покрепче»... — Греч, ζωρότερον δέ κέραιε. Эта просьба Ахилла (Ил.IХ.262) смущала критиков и комментаторов Гомера по меньшей мере с IV в. до н.э., со времен Зоила. Казалось, что просьба Ахилла приготовить напиток покрепче характеризует героя негативно. В «Застольных беседах» Плутарха эта фраза становится предметом специальной дискуссии, в которой много внимания уделяется собственно семантике прилагательного ξωρός и производимого от него наречия ζωρότερον. Судя по разноречивости мнений, уже во времена Плутарха (серед. I в. н.э.) это слово было не вполне прозрачным, но сам Ilnyidpx считает, что не стоит выискивать для ξωρός какое-то специальное значение, потому что просьба Ахилла в действительности не бросает тени на героя. О толковании, предложенном Плутархом, см.: Плутарх. Застольные беседы. Л., 1990 (кн. V, вопр. 4 и примеч. на с. 438-439).}

{81 ...вино, смешанное с мучицей и сыром... — т. е. кикеон; см. выше, примеч. 62.}

Но человек, укрепяся вином и насытяся пищей...

Для пьяницы же поэт отводит сладкое вино, называя его так в следующем стихе [Од.II.340]:

Куфы из глины с вином многолетним и сладким стояли.

18. Гомер также описывает, как девушки и женщины омывают гостей, {82} ибо он полагает, что людей, живущих в благородной скромности, [e] ничто не может распалять. Обычай этот и впрямь очень древний: ведь и дочери Кокала, как полагалось в те времена, купали {83} прибывшего в Сицилию Миноса [Диодор.IV.76].

{82 ...как девушки и женщины омывают гостей... — У Гомера это делают рабыни: Телемаха и его спутника, прибывших в Спарту к царю Менелаю, «омыла и чистым елеем натерла рабыня» (Од.VI.49). Вместе с тем волшебница Кирка сама омывает Одиссея (Х.357 сл.).}

{83 ...дочери Кокала ... купали... — Кокал — мифологический царь сицилийцев, у которого искал пристанища спасавшийся от Миноса Дедал. О нем см.: Диодор.IV.77-79. Когда Минос явился на Сицилию, дочери Кокала из любви к Дедалу сварили Миноса заживо. О гибели Миноса Софокл написал трагедию «Камикийцы», а Аристофан — комедию «Кокал» (Kock.I.345-355). Ср.: Гигин. Мифы / Пер. Д.О. Торшилова. СПб., 2000. С. 66-67.}

Обрушиваясь на пьянство, поэт изображает громадного Киклопа, погубленного по этой причине малюсеньким существом [Од. ΙΧ.360 сл.]; подобным же образом [губит он] и кентавра Эвритиона [Од.ХХI. 295]; а гостей Кирки, падких на удовольствия, превращает во львов и волков, {84} но [f] спасает Одиссея, повиновавшегося совету Гермеса [Од.Х.277 сл.] и этим избежавшего опасности. Эльпенор же, предававшийся пьянству и распущенности, {85} ломает себе шею [Од.Х.552]. И Антиной, который хоть и поучал Одиссея: "твой ум отуманен медвяным вином" [Од.ХХI.293], но сам не воздерживался от выпивки, погибает, {86} пронзенный стрелой, так и не оторвавшись от кубка. Гомер также изображает, как эллины отплывают в море пьяными и потому-то они принимаются бунтовать и погибают [Ил.III.139]. Рассказывает он и о том, что Энею, мудрейшему на советах (11) троянцев, из-за пьяной болтливости и хвастливых обещаний, {87} данных им за выпивкой, пришлось выдержать натиск самого Ахилла и едва не поплатиться жизнью {88} [Ил.ХХ.84]. И Агамемнон как-то раз высказывается о себе [Ил.IХ.119]:

{84 ...гостей Кирки ... превращает во львов и волков... — У Гомера Кирка превращает попавших к ней спутников Одиссея в свиней, а не во львов и волков, и причина этого превращения — не их пьянство (они успевают лишь угоститься кикеоном — о нем см. выше, примеч. 62), а киркино зелье. Афиней толкует гомеровский текст аллегорически, усматривая в зелье волшебницы иносказательное обозначение вина. Львы и волки окружают дом Кирки и ведут себя как домашние, укрощенные киркиным «очарованным питьем» (Од.Х.277 сл.). О том, что это люди, превращенные волшебницей в животных, догадывается только Эврилох, ставший свидетелем превращения своих товарищей в свиней (там же, 429 сл.). См. также: Аполлодор. Э.7.14.}

{85 Эльпенор же, предававшийся пьянству и распущенности... — У Гомера юный и неопытный Эльпенор, «крепким вином охмеленный», ушел спать на крышу дома Кирки, а проснувшись, забыл, где находится, упал и сломал позвоночник.}

{86 И Антиной ... погибает... — Действительно, Антиной погибает от стрелы Одиссея в тот момент, когда подносит чашу к губам, — так поэт хочет показать, насколько спокоен и беззаботен был Антиной, продолжавший пировать в тот момент, когда Одиссей уже направил на него свой лук. Афиней толкует этот эпизод вольно, приводя читателя к мысли, что смерть Антиноя была карой за его склонность к выпивке.}

{87 ...Энею ... из-за пьяной болтливости и хвастливых обещаний... — В «Илиаде» действительно есть эпизод, где к троянскому герою Энею обращается Аполлон: «Где же угрозы твои, Анхизид, предводитель дарданцев? // Или не ты в Илионе, с царями за чашей пируя, // Гордо грозился, что с сыном Пелеевым станешь на битву?» (Ил.ХХ.80 сл.). Вообще у Гомера герои и боги часто напоминают друг другу о невыполненных смелых обещаниях, но не затем, чтобы упрекнуть в хвастовстве, — для этики героической эпохи было гораздо важнее, чтобы за словами следовали поступки. Так Агамемнон стыдит свое войско: «Там на пирах, поедая рогатых волов неисчетных, // Чаши до дна выпивая, вином через край налитые, // На сто, на двести троян, говорили вы, каждый из наших // Станем смело на бой! а теперь одного мы не стоим // Гектора...» (Ил.VIII.230 сл.). Ахилл напоминает своим воинам об их угрозах в адрес врагов (Ил.ХVI.200 сл.), а Посейдон обращается к Идоменею: «Где же, о критян советник, куда же девались угрозы, // Коими Трои сынам угрожали ахейские чада?» (Ил.ХIII.219 сл.). Ср. также: Ил.I.396 сл.; ΧΧΙ.475 сл. Таким образом, Афиней, толкуя гомеровский текст, переставляет акценты и даже утрирует (в интересах своей концепции) отдельные детали — ведь обещания, данные за чашей на пиру (т. е. в обычной для гомеровских героев обстановке), не являются проявлением пьяной болтливости.}

{88 ...и едва не поплатиться жизнью. — Действительно, поединок с Ахиллом кончился бы для Энея плачевно, если бы не вмешательство Посейдона: окутав Ахилла темным облаком, он унес Энея подальше от противника (Ил.ХХ.290 сл.).}

Но как уже погрешил, обуявшего сердца послушав, -

В том виновато вино, иль меня провели сами боги, -

ставя опьянение на одну доску с безумием. (Так приводит эти стихи {89} ученик Исократа Диоскорид.) Ахилл же, браня Агамемнона, говорит [b] [Ил.I.225]:

{89 Так приводит эти стихи... — Вторая строчка в дошедших до нас рукописях «Илиады» отсутствует.}

О винопийца со взорами пса.

Так говорит этот фессалийский плут - воплощенная "фессалийская хитрость": {90} здесь Афиней, должно быть, обыгрывает пословицу.

{90 ...воплощенная «фессалийская хитрость»... — Фессалийской хитростью и фессалийским плутом Афиней именует одного из собеседников — Миртила (ср. 308b). Пересказчик Афинея справедливо замечает, что «фессалийская хитрость» — поговорочное выражение: см.: Еврипид. «Финикиянки». 1407; «Суда»: Θεσσαλόν σόφισμα.}

19. [О том,] что из приемов пищи у героев Гомера прежде всего шел завтрак {91} (α̉κράτισμα), который он называет полдником {92} ('άριστον). Один раз о нем упоминается в "Одиссее" [XVI. 1-2]:

{91 ...прежде всего шел завтрак... — Словом α̉κράτισμα (или однокоренным α̉κρατισμός) греки обозначали завтрак уже после Гомера — ср.: Аристотель. «История животных». 564 а 20; Этимология, которую Афиней предлагает для этого слова, — самая расхожая и популярная (ср.: Плутарх. «Застольные беседы». VIII.6.726с), хотя у того же Плутарха предлагается и другая версия: «...в старину слишком ранняя трапеза считалась предосудительной, и потому название раннего завтрака объясняют как происшедшее от слова άκρασία “невоздержность”» (там же, 726b).}

{92 ...который он называет полдником... — Слово άριστον у Гомера действительно употребляется для обозначения завтрака — см.: Ил.XXIV. 124; Од.ХVI.2. В более позднее время этим словом стали обозначать уже не утреннюю, а полуденную трапезу — «ланч» (Фукидид. IV.90; VII.81; Геродот. III.26; VI.78; Аристотель. «История животных». 619а 15; ср. также классификацию Филемона, приведенную ниже).}

...Одиссей с свинопасом божественным рано

Встав и огонь разложив, приготовили полдник.

И один раз в "Илиаде" [XXIV. 124]: [с]

Окрест его суетились друзья и готовили полдник.

Утреннюю трапезу он также называет эмброма {93} ('έμβρωμα), между тем как мы называем ее завтраком ("акратисмон", α̉κρατισμόν), так как за ней едим только куски хлеба, смоченные в несмешанном ('άκρατος) вине. Так об этом говорит, например, Антифан [Kock.II.126], уоторый после стиха

{93 Утреннюю трапезу он также называет эмброма... — Слово ’ε̉μβρωμα (от βι-βρώ-σκω — «есть, поедать») у Гомера вообще не употребляется.}

Пока готовит повар полдник ('άριστον),

продолжает:

А как насчет позавтракать (α̉κρατίξω) со мной?

Также и Кантар [Kock.I.766]:

- Мы здесь не будем завтракать (α̉κρατίξω)?

- Нельзя никак:

На Истме будем полдничать (α̉ριστάω).

[d] И Аристомен [Kock.I.693]:

Позавтракав (α̉κρατίζω) слегка, опять вернусь сюда,

Два-три кусочка хлеба откушу.

Филемон утверждает, {94} что у древних были в ходу следующие приемы пищи: первый завтрак, второй завтрак (полдник), обед и ужин. Причем завтрак они называли "нарушением поста" (διανηστισμός), полдник - обедом (δει̃πνον), обед - "вечерней трапезой" (δορπηστός), ужин - десертом (ε̉πιδορπίς). Точный порядок названий трапез можно найти у Эсхила в стихах, которые произносит Паламед [fr.133]:

{94 Филемон утверждает... — Не вполне понятно, кто и когда пользовался той системой обозначения трапез, которую приводит Филемон со ссылкой на «древних». Слово ε̉σπέρισμα (от ε̉σπέρα — «вечер») в значении «обед» встречается только у самого Филемона; это же касается и слова διανηστισμός. Словом δορπηστός греки обозначали не трапезу, а время вечерней трапезы, которую с гомеровских времен именовали δόρπον (ср.: Аристофан. «Осы». 103; Ксенофонт. «Анабасис». 1.10.17; Гиппократ. «Об эпидемиях». 5.22). Так вечерняя трапеза именуется и в нижеприведенном перечислении Эсхила наряду с ’άριστον — «завтрак» и δει̃πνον — «обед». Слово ε̉πιδορπίς как обозначение ужина известно только из Филемона.}

Я разделил по сотням и по тысячам

[e] Войска, я всем назначил продовольствие,

Срок завтраку, и полднику, и ужину...

Четвертая трапеза, упоминаемая Гомером в следующих словах [Од.ХVII.599]:

...ночевавши (δειλιήσας)

Дома, сюда возвратися, -

которую некоторые называют предвечерней (δειλινόν), имела место {95} между нашими полдником и ужином. Таким образом, полдник (άριστον) имел место ранним утром, обед (δει̃πνον) - около полудня и соответствовал нашему полднику, ужин (δόρπον) принимали уже затемно. Иногда же Гомер использует слово обед (δει̃πνον) как синоним завтрака {96} (άριστον); ведь именно об утреннем приеме пищи сказано [Ил.VIII.53-54]:

{95 Четвертая трапеза, упоминаемая Гомером ... имела место... — Од.ХVII.599. Когда имела место трапеза, именуемая δειλινόν, точно определить невозможно. Само существительное δείλη обозначает время после полудня; произведенный от него глагол δειλιάω имеет расплывчатое значение «вкушать пищу после полудня» (приведенный здесь перевод В. Жуковского «ночевавши» ошибочен, скорее уж «вечерявши»); прилагательное δείελος, означает «послеполуденный», а как субстантив — «послеполуденная трапеза». О четвертой трапезе см. 193а.}

{96 ...Гомер использует слово обед как синоним завтрака... — И не только в этих стихах из «Илиады» (VIII.53-54) — слово δει̃πνον у Гомера может обозначать как утреннюю (Ил.II.381; Х.578; ΧΙΧ.171; Од.ХV.94), так и вечернюю трапезу (Од.ХVII.175; ХХ.390). Обстоятельное рассуждение о названиях трапез есть у Плутарха («Застольные беседы». VIII.6.726a сл.).}

Тою порой укреплялися снедью (δει̃πνον) ахейские мужи

[f] Быстро по кущам и в битву оружием все покрывались.

Получается, что они выходили на бой вскоре после восхода солнца, уже приняв завтрак.

20. Пируют у Гомера сидя. {97} Некоторые даже полагают, что перед каждым едоком ставился отдельный столик. {98} Так, ссылаются они, перед Ментесом, пришедшем на пир Телемаха когда столики еще не были принесены, поставили "гладкий стол" [Од.I.138]. Однако такой вывод нельзя признать окончательным, ибо Афина (Ментес) могла пировать и за (12) столом Телемаха. Принесенные блюда оставались на столах {99} в течение всего пира, как это делается у варварских народов и поныне; "покрытыми всевозможными благами" стоят они и у Анакреонта. И только после ухода гостей прислужницы [Од.ХIХ.61]

{97 Пируют у Гомера сидя. — Афиней не случайно отмечает это — в классическую эпоху греки пировали полулежа на боку, подобрав на ложе ноги и локтем опираясь на подушку. Эту манеру у них усвоили и римляне.}

{98 ...ставился отдельный столик. — Современные комментаторы Гомера согласны с таким толкованием; о том, что это были маленькие переносные столы, которые полагалось уносить по окончании пира, см.: The Iliad: A Commentary. Vol. 3. P. 92).

До какого времени использовались у греков отдельные столики, сказать трудно, но в афинеевские времена (т. е. в императорскую эпоху) это уже воспринималось как экзотическая причуда — если, конечно, мы правильно толкуем эпизод в «Сатириконе» Петрония (гл. 34), где Трималхион говорит: «Марс любит равенство. Поэтому я велел поставить каждому отдельный столик».}

{99 Принесенные блюда оставались на столах... — Совершенно ясно, что во времена Афинея (III в. н.э.) блюда было принято уносить, сменяя их новыми. Учитывая, что при Анакреонте (VI-V вв. до н.э.) этого обычая еще не было, можно предположить, что он укоренился только в классическую эпоху и сохранялся до конца античности.}

Начали всё убирать там: столы с недоеденным хлебом,

Кубки и множество чаш.

Однако пиру во дворце Менелая [Од.IV.60] поэт придает некоторые особенности: беседуют гости уже насытившись, затем, ополоснув руки, снова принимаются за еду, и даже после общего плача он заставляет их тут же вспомнить об угощении [Од.IV.216]. То, что столы [во время пира] не убирались, казалось бы, опровергается следующим стихом {100} [Ил.ХХIV.476]:

{100 ...опровергается следующим стихом... — Строчка ‛έτι καί παρέκειτο τράπεζα («и пред ним еще стол оставался») смущала многих редакторов и комментаторов Гомера. В рукописи Гона атетирована именно как избыточная — ведь считалось, что в те времена, о которых повествует Гомер, столы и не было принято уносить сразу после еды (см.: Schol.Od.VII.174). Изменение пунктуации, предлагаемое Афинеем, превращает строчку из неясной в бессмысленную, а вот второе объяснение современные комментаторы считают удовлетворительным: сомнительная строчка, подтверждают они, означает просто, что стол еще оставался, но его вот-вот должны были унести, потому что Ахилл, скорбя о Патрокле, должен был ограничиться скромной трапезой, не превращая ее в длительный пир (The Iliad: A Commentary. Vol. 6. P. 322).}

'έσθων καί πίνων, 'έτι καὶ παρέκειτο τράπεζα

Пищи вкусив и питья, и пред ним еще стол оставался.

[b] Поэтому его следует читать:

'έσθων καί πίνων έτὶ, καὶ παρέκειτο τράπεζα

Пищи вкусив и питья еще; стол перед ним оставался, -

или объяснять противоречие особыми обстоятельствами. Ибо как могло быть приличным для находившегося в трауре Ахилла подобно какому-нибудь гуляке держать перед собой стол в продолжение всего пира? Хлебы выставлялись на стол в корзинках, но мясо на пирах было исключительно жареным.

Похлебки не варил, когда закалывал

Быка Гомер, ни мяса, ни мозгов не мог

[c] Сварить, и даже требуху поджаривал.

Такой уж старомодный он писатель был, -

замечает Антифан [Kock.II.124].

21. Мясо делилось на равные порции; по соблюдению на пирах этого справедливого порядка поэт и называет их "равными", "дружелюбными". Действительно, ведь общественные обеды (δει̃πνον) и получили название пиров {101} (δαίς) от глагола "делить" (δαίομαι), потому что на них делилось на порции не только мясо, но и вино [Од.VIII.98]:

{101 ...получили название пиров... — Объяснение корректное. В качестве примеров приводятся цитаты из «Одиссеи» (VIII.98) и «Илиады» (IX.225).}

Душу свою насладили на равном пиру мы довольно.

Также и [Ил.IХ.225]:

Здравствуй, Пелид! в дружелюбных нам пиршествах нет недостатка.

Основываясь на этом наблюдении, Зенодот посчитал, что равный пир здесь означает добрый, справедливый пир. И, поскольку пища есть для человека [d] важнейшее благо, необходимое [для всех в равной степени], Гомер-де назвал ее не просто равной ('ίση), но подчеркнул это, использовав наиболее полную, растянутую форму слова (ε̉ίση). Действительно, ведь первобытные люди, у которых пищи, конечно, всегда не хватало, как только обнаруживали ее, принимались за грабеж, набрасываясь всем скопом, и насильно отнимали у владельцев. Несомненно, что при возникавших беспорядках дело доходило и до убийств. Этим, очевидно, и объясняется происхождение слова нечестие {102} (α̉τασθαλία): ведь именно при возникновении изобилия (θαλία) первобытные люди совершали преступления ('άται) по отношению друг к другу. Когда же благодаря Деметре у них появился [e] некоторый достаток, каждому стали выдавать равную долю, что определенным образом упорядочило человеческие трапезы. Отсюда и появились ломти хлеба и лепешки, представляющие собой равные порции, раздаваемые едокам, а для выпивающих были придуманы ходившие по рукам чаши. Потому-то трапеза и стала называться пиром (δαίς) от глагола делить (δαίομαι), то есть разделять на равные порции, а жаривший мясо крайний был назван дайтросом (δαιτρός), так как каждому выдавал равную долю. Причем слово пир поэт применяет исключительно к человеческой трапезе и никогда к пище животных. Не разобравшись в этимологии этого слова, [f] Зенодот в своей редакции поэм {103} пишет [Ил.I.4]:

{102 ...происхождение слова нечестие... — Греч, ’άτασθαλία. Для современных ученых этимология этого слова не очевидна. Предполагается, что оно происходит от ’άτη, «помешательство, безумие; пагуба» и θάλλω — «цвести» (или θάλος — «поросль», «побег»). См.: Chantraine P. Dictionnaire etymologique de la langue grecque. P., 1990. Vol. 1-2 (далее: Chantraine).}

{103 ...Зенодот в своей редакции поэм... — О Зенодоте Эфесском см. примеч. 7. Его задача состояла в том, чтобы «извлечь порядок из того хаоса рукописей (гомеровских поэм. — О. Л.), которые были собраны в Мусейоне». (The Iliad: A Commentary. Vol. 4. P. 22 sq.). Работая над текстом, Зенодот отвергал одни строчки, менял чтение в других, вводил в текст послегомеровские грамматические формы. Зенодот не оставил комментария, так что иногда бывает трудно понять мотивы производимых им изменений. В данном месте (Ил.I.4) Зенодот меняет слово πα̃σι («всем») на δαι̃τα («на обед»). Современные комментаторы считают это чтение удачным (см.: The Iliad: A Commentary. Vol. 4. P. 22 sq.).}

...самих распростер их на пир плотоядным

Птицам окрестным и псам, -

называя так добычу коршунов и других птиц. (13) Однако только человеку, отвергнувшему первобытное насилие, доступно честное равенство, и потому только его трапеза может быть названа пиром и только у него "доля" есть то, что доступно каждому. Более того, у Гомера гости не уносили с собой остатки пиршества, {104} но, насытившись, оставляли пищу хозяевам, чтобы ключница, отложив ее про запас, имела возможность угостить неожиданно пришедшего странника.

{104 ...у Гомера гости не уносили с собой остатки пиршества... — Правило «не выноси!» (ου̉κ ε̉κφορά!) восходит к сакральным трапезам, которые следовали за обрядом жертвоприношения и воспринимались как совместная трапеза богов и людей. Не случайно в святилищах сооружались гостиницы и пиршественные залы — ни куска жертвенной трапезы нельзя было вынести за пределы священной территории. Правило «ου̉κ ε̉κφορά!» сохранилось вплоть до времен Римской империи, но превратилось просто в правило хорошего тона. Так, у Плутарха читаем: «...постараться унести с собой что-нибудь из угощения было бы проявлением крайней невоспитанности...» («Застольные беседы». IV.660в). Вместе с тем, известно, что в обычае были и гостинцы — блюда, специально предназначенные для того, чтобы гости могли унести их домой. Ср. у Лукиана — «Пир, или Лапифы» (38).}

22. Иногда Гомер изображает своих героев, питающимися и рыбой и птицей. {105} По крайней мере спутники Одиссея ловят на острове Тринакии {106} [Од.ХII.331]

{105 ...и рыбой и птицей. — Ср. выше, гл. 9, где сказано, что у Гомера никто не ест ни рыбы, ни птицы. Вероятно, последующее рассуждение принадлежит в аутентичном афинеевском тексте другому персонажу диалога, который пытается опровергнуть мнение, согласно которому гомеровские герои питались исключительно мясом, и доказать, черпая сведения из того же Гомера, что в героические времена, ставшие для современников Афинея глубокой древностью, пища людей была не столь уж однообразной.}

{106 ...спутники Одиссея ловят на острове Тринакии... — Од.ХII.331. Тринакия (Тринакрия) — упоминается в «Одиссее» еще три раза — ΧΙ.107; ΧΙΙ.127, 135. Ср.: Аполлоний Родосский. IV.965, 995; Нонн Панополитанский. «Деяния Диониса». XV.274; XXVII. 195). В античности Тринакрию отождествляли с Сицилией — см.: Фукидид. VI.22.1; Страбон. VI.263; Диодор.V.2.1; Плиний.III.86; Schol.Od.XI. 107.}

Что где случалось: стреляли все птицу, и рыбу

Остросогбенными крючьями удили.

Разумеется, ковались эти крючья не на Тринакии, но были привезены на [b] корабле, что показывает и опыт и искусство ужения рыбы [людьми того времени]. Мало того, Гомер сравнивает несчастных спутников Одиссея, схваченных Скиллой, с рыбами, пронзенными длинным шестом (острогой) и выброшенными на берег [Од.ХII.251]. Одним этим он обнаруживает больше понимания в этом ремесле, чем авторы ученых поэм и трактатов. Я имею в виду {107} аргивянина Кекала и гераклейца Нумения, аркадца Панкрата, Посидония Коринфского, а также моего старшего современника [с] киликийца Оппиана: столько мне попалось авторов эпических поэм под заглавием "Искусство рыбной ловли". А у прозаиков [мне известны] сочинения Селевка из Тарса, Леонида Византийского и Агафокла из Атракия {108} [в Фессалии]. И если Гомер не упоминает о подобной снеди на пирах, {109} то потому что она считалась пищей, неприличествующей высокому достоинству витязей; то же касается и новорожденных [детенышей домашних животных]. Наравне с рыбой ели в те времена и устриц, хотя они малопитательны и невкусны, особенно когда лежат глубоко на дне. И нет никакого способа добыть их, кроме ныряния [Ил.ХVI.745]: [d]

{107 Я имею в виду... — Далее перечисляются: аргивянин — житель или уроженец Аргоса (см. примеч. 215), гераклеец — житель или уроженец Гераклеи (см. примеч. 275), аркадец — житель или уроженец Аркадии (см. примеч. 216), киликиец — житель или уроженец Киликии (см. примеч. 284).}

{108 ...Селевка из Торса... и Агафокла из Атракия... — Таре — город в Киликии (М. Азия); Атракий (Атрак) — город в Фессалии на р. Пеней.}

{109 И если Гомер не упоминает о подобной снеди на пирах... — Предлагаемое объяснение не согласуется с гл. 8-9: там отсутствие на столах гомеровских героев иной пищи, кроме мяса, объясняется их стремлением к здоровой простоте, а здесь речь идет уже о том, что питаться рыбой считалось дурным тоном у высокородных героев.}

Как человек сей легок! Удивительно быстро ныряет! {110}

{110 Удивительно быстро ныряет! — Так Патрокл глумится над своей жертвой — возницей Гектора, который падает мертвый с колесницы на землю.}

- и далее говорится, что, нырнув, тот многих мог бы удовольствовать устрицами.

23. Перед каждым пирующим у Гомера ставится чаша. Так, перед Демодоком ставится корзина, стол и чаша, {111} "чтоб пил он, когда пожелает" [Од.VIII.69]. А выражение "кратеры {112} венчались вином" означает, что их наполняли доверху, так что жидкость возвышалась над краем сосуда и как бы увенчивала его. Делалось это намеренно, ибо считалось добрым [e] знаком. Наполнив кратеры, юноши

{111 ...перед Демодоком ставится корзина, стол и чаша... — Демодок — это совсем не «каждый пирующий» — во-первых, он певец, во-вторых, он слеп, и хозяева, как показывает Гомер, стараются не только оказать ему особый почет, но и устроить его поудобнее.}

{112 ...«кратеры венчались вином»... — Ил.I.470. Кратеры — большие (обычно около 14 литров) чаши для смешивания вина с водой, что явствует из самого их названия (греч. слово κρατήρ имеет тот же корень, что и глагол κεράννυμι — «смешивать»). Современные комментаторы предполагают, что упоминание кратеров в «Илиаде» и «Одиссее» — анахронизм, так как смешивание вина с водой — практика более поздних, чем героическая, эпох. Этому предположению отчасти противоречит микенское ka-ra-te-ra, этимологически и семантически родственное уже упомянутым κρατήρ и κεράννυμι. См.: The Iliad: A Commentary. Vol. 3. P. 90.}

По чашам пирующим всем разливали... [Ил.I.471]

Слово "всем" относится не к чашам, но именно к людям. Это ясно из обращения Алкиноя к Понтоною: "[Наполнив кратеры,] вина удели всем в мегароне" [Од.VII.179-183]. И после этого

Наполнив вином все кратеры,

В чашах пирующим подал...

Есть на пирах и особые почести для храбрейших: сына Тидея чествуют "брашном и полными кубками" [Ил.VIII. 162], Аякс награжден "хребтом [f] бесконечным" [Ил.VII.321]; то же самое получают и басилеи: {113}

{113 Басилеи — букв. «цари». Цари гомеровской эпохи — это не монархи. В западной науке их статус часто объясняют, проводя аналогии со средневековым рыцарством. В этом случае гомеровские цари оказываются чем-то вроде феодальных сеньоров (см.: Марру, с. 21 сл.). В русской и советской исторической науке они трактовались как племенные вожди, облеченные военной, судебной и жреческой властью (см.: История древней Греции/Под ред. С. И. Ковалева. М., 1936. Т. 2, ч. 1. С. 128; ср.: Зелинский Ф. Ф. История античной культуры. СПб., 1995. С. 30). О содержании понятия «царь» применительно к гомеровской и микенской эпохе см.: Андреев Ю. В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976.}

Тут он им подал бычатины жареной кус, из почетной

Собственной части... [Oд.IV.65]

Здесь речь идет о Менелае. А Идоменея Агамемнон чтит полным кубком [Ил.IV.262]. Той же честью пользуется среди ликийцев и Сарпедон, а кроме того, "местом почетным и брашном" [Ил.ХII.310].

Пиры у древних сопровождались здравицами. Ведь даже о богах говорится [Ил.IV.3]:

Кубки приемля златые,

Чествуют боги друг друга... -

это значит, что, поднимая здравицы, боги подавали друг другу десницы. (14) И кто-то "приветствовал Ахилла", вместо того чтобы подать ему правую руку, - то есть чествовал его, подавая правой рукой кубок. {114} Понравившемуся сотрапезнику древние могли также отдать часть собственной порции, как, например, поступил Одиссей, отрезавший для Демодока {115} от поставленного перед ним бычьего хребта.

{114 ...то есть чествовал его, подавая правой рукой кубок. — Эпизод из «Илиады» (IХ.224 сл.): кто-то — это Одиссей, который приходит в шатер Ахилла, чтобы уговорить его забыть свой гнев и вступить в сражение.}

{115 ...Одиссей, отрезавший для Демодока... — Од.VIII.474 сл. Демодок — не просто «понравившийся сотрапезник»: Одиссей почтил его высокий поэтический дар («Выше всех смертных людей я тебя, Демодок, поставляю»).}

24. Было также в обычае приглашать на пиры кифаредов {116} и плясунов, как это делали женихи {117} [Пенелопы]. На пире Менелая "пел вдохновенный певец" [Од.IV.17], а вокруг, зачиная веселье {118} (μολπή), кружились два прыгуна; ибо слово "пляска" (μολπή) здесь употреблено вместо "игра, [b] веселье" (παιδιά).

{116 Кифаред — от κιθάρα — «кифара», и α̉οιδός — «певец». Кифара — струнный щипковый инструмент, имевший от 4 до 7 струн. Непосредственной предшественницей кифары была лира. У лиры нижней частью корпуса служил панцирь черепахи, а верхней — козьи рога. Корпус кифары делали из дерева или металла.}

{117 ...как это делали женихи. — О том, что женихи приглашали на свои пиры в одиссеевом доме плясунов, в «Одиссее» не говорится. Возможно, Афиней имел в виду вот какую строчку: «Те же (т. е. женихи. — О. Л.), опять обратившися к пляске и сладкому пенью...» (1.417). Толкование Афикся небесспорно, так как петь и плясать могли и сами женихи, о чем, кажется, свидетельствует и продолжение строки: «Начали снова шуметь в ожидании ночи...» (418). А вот кифаред там был — знаменитый Фемий, которого пощадил Одиссей, расправляясь с женихами (Од.1.320 сл.; ХХП.33О сл.).}

{118 Перевод «зачиная веселье» для сочетания μολπή ε̉ξάρχοντες учитывает толкование Афинея, согласно которому слово μολπή в этом контексте нужно понимать расширительно, как обозначение развлечения вообще. Такое толкование нужно Афинею, чтобы доказать, что гомеровские аэды не чуждались забав и развлечений, несмотря на то что, как это следует из нижесказанного, были моральными наставниками людей. Толкование Афинея, как всегда, очень вольное, так как слово μολπή у Гомера обозначает либо танец, сопровождаемый пением (Од.VI. 101; Ил.ХVIII.606), либо просто пение (Ил.I.472; ΧΙΙΙ.637; Од.1.152). Ср. глагол μέλπω — «петь» и имя музы Μελπομένη — «Певунья».}

Кроме того, племя певцов отличалось здравомыслием и философическим расположением духа. Поэтому Агамемнон в качестве стража и наставника оставил при Клитемнестре именно певца, {119} чтобы он, во-первых, рассуждая о женских добродетелях, возбуждал в ней стремление к совершенству, а во-вторых, придавая ее досугу приятность, отвлекал ее ум от дурных помыслов. Поэтому Эгисфу удалось совратить эту женщину не ранее, чем он убил этого певца на безлюдном острове. Таков же и тот певец, который {120} по принуждению пел перед женихами, но [c] ненавидел их, умышляющих против Пенелопы. И вообще сам поэт открыто говорит, что певцы (α̉οιδοί) высоко чтимы {121} (αι̉δοίοι) всеми людьми [Од.VIII.480]:

{119 ...Агамемнон в качестве стража ... оставил при Клитемнестре именно певца... — Од.III.265 сл. Толкование Афинея не вполне соответствует гомеровскому тексту: там говорится, что певец был сослан на безлюдный остров и оставлен на растерзание псам уже после того, как Клитемнестра стала склоняться к измене.}

{120 Таков же и тот певец, который... — Фемий — о нем см. примеч. 105. О том, что Фемий был оставлен при Пенелопе, у Гомера не говорится, а вот о том, что он пел по принуждению и ненавидел женихов Пенелопы, речь действительно идет, но Гомер говорит об этом не прямо, а устами самого Фемия, когда тот пытается спастись от разъяренного Одиссея, готового его уничтожить вместе с женихами (ХХД.330 сл).}

{121 ...певцы ... высоко чтимы... — Од.VIII.480. Каламбур основан на созвучии двух слов, этимологически между собой не связанных: α̉οιδός — «певец» и αίδοι̃ος — «почтенный».}

...их сама научила

Пению Муза; ей мило певцов благородное племя.

И если Демодок поет перед феаками о любви Ареса и Афродиты, {122} то не для восхваления подобных страстей, но для того чтобы отвратить слушателей от таких беззаконий; или же, зная, в какой изнеженности выросли [d] слушатели, он предлагал им развлечение, наиболее соответствовавшее их нраву. Точно так же и Фемий пел женихам по их желанию о возвращении ахейцев {123} [Од.I.326], Сирены пели Одиссею {124} о том, что было ему приятно и отвечало его честолюбивой, жадной до нового натуре. Ведь Сирены говорят [Од.ХII.189]:

{122 ...Демодок поет перед феаками о любви Ареса и Афродиты... — Од.VIII.266 сл.}

{123 ...Фемий пел женихам по их желанию о возвращении ахейцев... — Од.1.325 сл. Тема возвращения возникает в «Одиссее» постоянно — ср. III. 130-198, 254-312; IV.351-586. Особенно важно для Гомера горькое возвращение Агамемнона — 1.30 сл., 294; XXIV. 100 сл. Песня Фемия играет важную роль в структуре I песни: она усиливает впечатление, произведенное появлением Афины-Ментеса. В том, что женихи молча и внимательно слушают песню о возвращении ахейцев из-под Трои, современные комментаторы «Одиссеи» усматривают, в отличии от Афинея, не желание певца угодить слушателям, а иронию. См.: Heubeck Α., West S., Hainsworth J.B. A Commentary on Homer’s Odyssey. Oxford, 1988. Vol. 1.}

{124 ...Сирены пели Одиссею... — Знаменитый эпизод XII песни «Одиссеи», когда Одиссей слушает пение сирен, привязанный спутниками к мачте (ст. 189 сл.). Следует уточнить: сирены у Гомера разжигают честолюбие Одиссея тем, что обещают поведать о событиях Троянской войны, — ведь он был одним из ее главных героев; а его любопытство могли тешить песни не только о том, что «на лоне земли многодарной творится», но и о том, «какая участь по воле бессмертных постигла троян и ахеян».}

Знаем мы всё, что на лоне земли многодарной творится.

25. Пляски у Гомера иногда исполняются акробатами, а иногда их сопровождает игра в мяч. Потакая своей землячке, керкирская словесница Агаллида {125} приписывает ее изобретение Навсикае. Однако Дикеарх [e] [FHG.II.249] отдает первенство сикионцам, {126} а Гиппас [FHG.IV.430] - придумавшим гимнастику спартанцам. Навсикая, впрочем, единственная героиня Гомера, играющая в мяч. Прославленными игроками в мяч были Демотел, брат хиосского софиста Феокрита и некий Хэрефан. {127} Последний принялся однажды ходить по пятам за распутным мальчишкой и, ни разу не заговорив, мешал тому вести свои делишки. В конце концов юнец [f] взмолился: "Хэрефан! Я позволю тебе всё, чего только попросишь; только отвяжись". "Стану я с тобой разговаривать!" - ответил тот. "Зачем же ты преследуешь меня?" И Хэрефан:

{125 ...керкирская словесница Агаллида... — Керкира, или Коркира (так на всех надписях и монетах), — остров, ныне Корфу. Этот остров в античной традиции часто отождествлялся со Схерией — волшебным островом, где жили феаки, описанные Гомером в «Одиссее» (песни VII-XIII). Так Диодор Сицилийский (IV.729) выстраивает генеалогию, из которой следует, что Коркира, давшая свое имя острову, была внучкой Океана и от ее брака с Посейдоном родился Феак, от которого и получили имя жители этого острова — феаки. См. также: Steph. Byz.: Φαιάξ; Schol. Od.XIII.131; ср.: Аполлоний Родосский. IV.566.

В схолиях к «Илиаде» (XVIII.490) упоминается некая Агаллиас из Керкиры, а в словаре Суды — Анагаллис. Вероятно, это три варианта одного и того же имени. Судя по тексту схолий, Агаллис толковала описание щита Ахилла как предысторию Аттики, усматривая в двух изображенных на щите городах Афины и Элевсин. В схолиях указано также, что Агаллис была «знакомой Аристофана». Скорее всего, подразумевается Аристофан Византийский (ок. 257-180 гг. до н.э.).}

{126 Сикионцы — жители Сикионии, области на севере Пелопоннеса, граничившей к северу с Коринфским заливом. Главный город области назывался Сикион.}

{127 Хэрефан — возможно, игра слов: имя Хэрефан значит «радующей внешности» (примеч. переводчика).}

"Внешность мне радует глаз, но натуру твою презираю".

[О том,] что так называемый фолликул {128} (это некий род мяча) придумал для упражнений Помпея Великого преподаватель гимнастики неаполитанец Аттик. Игра же в мяч, называемая грабежом (α̉ρπαστόν), прежде называлась фенинда {129} (φαινίνδα). Мне она нравится больше всего.

{128 Фолликул — здесь Афиней передает латинское слово folliculum. В значении «мяч» это слово встречается у Светония («Жизнеописание Августа». 83).}

{129 Грабеж — так переводчик передает греч. отглагольное прилагательное α̉ρπαστόν, букв, «то, что хватают (похищают)». Чаще это слово встречается в римском узусе и, соответственно, в латинской транслитерации (harpastum) и обозначает не столько игру, сколько мяч — так, о «запыленом гарпасте» читаем у Марциала (IV.19.6; VII.32.10; 67.4; XIV.48). Фенинда — этимология этого слова темна. Игра обозначалась по-гречески и как φαινίνδα, и как φενίνδα. Последнюю форму иногда соотносят с глаголом φενακίξω — «мошенничать, плутовать», а вот предлагаемая связь с ’άφεσις невозможна. В схолиях к Клементу Александрийскому (III. 10.50) фенинда описана так: «Игрок держит мяч; затем, делая вид, [что посылает мяч] кому-то из игроков, посылает его другому. И название игры происходит либо от имени ее изобретателя Фенида (Φαινιδου), либо от глагола φενακίξειν, т. е. «обманывать» — ведь тот, кто сделал вид, что [посылает мяч] одному, а сам отправляет его другому, действительно обманывает». У Поллукса (IХ.105) находим сходное описание фенинды; в отличие от Афинея, Поллукс считает, что игра под названием «гарпаст» подобна фенинде, но не тождественна ей.}

26. Она требует значительных усилий в борьбе за мяч и весьма изнурительна: нередко играющие не на шутку выкручивают друг другу шеи и душат. Так, у Антифана [Kock.II. 125]:

Ой-ой! Какая боль! Свернули шею мне!

Есть у Антифана и следующее описание игры в фенинду [Kock.II. 114]: (15)

С веселым смехом он проворно мяч схватил,

Своим отдал, от этих ускользнул легко,

Того с пути отбросил, а того - поднял.

Все заревели: "Дальше! Рядом с ним! Закинь!

Над головою! Низом! Верхом! Подойди!

Отдай в борьбу!"

Называли ее фениндой или потому, что игроки бросали мяч ('άφεσις), или же по имени изобретателя, которым, как утверждает Юба Мавретанец [FHG.III.482], был преподаватель [гимнасия] Фенестий. Это подтверждает и Антифан [Kock.II.126]:

Играть в фенинду ты ходил к Фенестию.

Игроки в фенинду уделяли внимание и тому, чтобы двигаться красиво. [b] Дамоксен, например, пишет [Коск.III.353]:

Парнишка там играл; сейчас мне кажется,

Он был годков шестнадцати-семнадцати,

Кеосец, без сомненья: боги создали

Тот остров. Он разок взглянул на зрителей

И начал: получал ли мяч он, отдавал -

Все хором мы кричали: "Браво! Молодец!

Краса движений! Что за скромность! Мастерски!"

Что б он ни делал, что ни говорил, - друзья, -

Казался чудом красоты! Не слышал я

[с] И не видал еще подобной прелести.

Меня б удар хватил, когда б чуть дольше там

Остался. Я и так немного сам не свой.

Охотно играл в мяч даже философ Ктесибий Халкидский, и многим из свиты царя Антигона {130} приходилось раздеваться, чтобы играть с ним. Сведения об игре в мяч собрал в своем трактате Тимократ Лаконец.

{130 ...из свиты царя Антигона... — Подразумевается Антигон II Гонат, царь Македонии в 283-240 гг., с которым дружил упомянутый философ Ктесибий.}

27. Однако феаки у Гомера пляшут даже без мяча. И пляшут они в очередь, быстро сменяясь (именно это и означает ταρφέ' α̉μειβόμενοι [d] [Од.VIII.379]); другие же стоят вокруг и отбивают такт, щелкая указательными пальцами, что и обозначено глаголом "стучать" {131} (ληκει̃ν). Известно поэту и исполнение танцев под аккомпанемент пения: например под пение Демодока пляшут "юноши во цвете лет" [Oд.VIII.262]. И в "Изготовлении оружия" отрок играет на кифаре, а напротив него

{131 ...«стучать»... — В схолиях к «Одиссее» (VIII.379) семантика глагола объясняется иначе — «отбивать такт ногой». Ср. в переводе В. Жуковского: «И затопали юноши в меру ногами».}

пляшучи стройно

С пеньем, и с криком, {132} и с топотом ног хороводом несутся [Ил.ХVIII.572].

{132 И в «Изготовлении оружия»... — Известное нам разделение «Илиады» и «Одиссеи» на 24 песни было предпринято александрийскими филологами (о них и их работе см. ниже, примеч. 184), а до этого существовала традиция озаглавливать различные части гомеровских поэм. Так у Геродота находим заголовок «Подвиги Диомеда» (это соответствует VI песни «Илиады» начиная с 289 ст.); Аристотель упоминает «Поединок» («Риторика». 1502 b 31) и «Каталог кораблей» («Поэтика». 1459 а 36); Фукидид ссылается на «Передачу скипетра» (1.9) и т.д. «Изготовление оружия» соответствует ХVIII песни «Илиады» начиная с 468 ст., где описан щит, изготовленный Гефестом для Ахилла. Мальчик, поющий и играющий на кифаре, и хоровод девушек и юношей вокруг него — одна из многочисленных сцен, выкованных на щите (ст. 572 сл.).

С пеньем, и с криком... — У Афинея — μολπη̃ τε όρχηθμω̃ — «с пеньем и пляской». В дошедших до нас рукописях «Илиады» эта строчка читается по-другому — μολπη̃ τε ι̉υγμω̃. Это чтение и учитывает приведенный здесь перевод Н. Гнедича «с пеньем и криком». Возможно, Афиней цитирует по памяти, приведя в данном месте то сочетание, которое у Гомера встречается в других местах (Ил.ХIII.637; Од.ХХIV.145). Об этом же свидетельствует и слово «напротив» (ε̉ναντίοι), которого в этом месте у Гомера нет, зато мы находим его в XI песни «Илиады» (67); ср. также: Од.Х.412.}

Здесь можно усмотреть намек на так называемую гипорхематическую пляску, {133} которая была очень популярна во времена Ксенодема и Пиндара. [e] Этот вид пляски изображает различные действия, которые можно пересказать словами. Прекрасное описание одного из таких представлений, произошедшего на пире фракийца Севфа, дает в "Анабасисе" Ксенофонт [VI. 1.5]: "После возлияния и пения пеана {134} первыми выступили фракийцы и стали плясать с оружием в руках под звуки флейт, причем они высоко и легко подпрыгивали и махали при этом кинжалами. В конце концов, один из них поразил другого и всем показалось, что тот убит: он упал с большим искусством. Пафлагонцы {135} подняли крик. Победитель снял оружие с [f] побежденного и удалился, распевая "ситалку", {136} а другие фракийцы {137} вынесли павшего замертво; на самом же деле он нисколько не пострадал. После этого выступили энианы и магнеты {138} и стали плясать так называемый карпейский вооруженный танец. {139} Танец этот заключается в том, что один из пляшущих кладет около себя оружие и затем начинает сеять и пахать, все время оглядываясь, будто он чего-нибудь опасается. А между тем подкрадывается разбойник. Заметив его, первый хватается за оружие, идет ему навстречу и сражается с ним из-за волов. Они исполняли это в такт под звуки флейты. В конце концов разбойник связал пахаря и увел (16) его вместе с волами; иногда же пахарь связывает разбойника, и в таком случае он впрягает последнего вместе с волами и погоняет его, связав ему руки на спине. Еще кто-то, - говорит он, - плясал персидский танец, ударяя щитами друг о друга, приседая и вновь поднимаясь, и всё это он выполнял в такт под звуки флейты. После, - говорит он, - выступили аркадяне в прекрасном вооружении; они шествовали в такт военного марша под звуки флейты, пели пеан и танцевали".

{133 Гипорхематическая пляска — греч. υ̉πόρχημα. Слово трудно для перевода, несмотря на прозрачную внутреннюю форму (приставка υ̉πο — имеет практически тот же спектр значений, что и русская «под-»; ’όρχημα означает «танец»). Обычно гипорхема определяется как разновидность хоровой лирики, служившая сопровождением к так называемой пиррихе — танцу с оружием. О том, что гипорхема была именно музыкальным жанром, говорится в сочинении (1134b sq.), авторство которого приписывается Плутарху. Здесь гипорхемы стоят в одном ряду с пеанами и элегиями. Сохранились и фрагменты гипорхем, написанных Пиндаром (fr. 105-117 Snell). Вместе с тем, из объяснений Плутарха («Застольные беседы». IX.15.748а сл.) следует, что гипорхемой мог именоваться весь комплекс «танец + пение» и что танец в гипорхеме служил иллюстрацией к поэтическому тексту. См. также: Лукиан. «О пляске». 16; Гелиодор. «Эфиопика». III.2; Гомеровские гимны («Гимн к Аполлону». 156-164); ср.: Тит Ливии. VII.2.

Из определения гипорхемы, предлагаемого Афинеем, а также из приводимого им ксенофонтовского отрывка («Анабасис». VI. 1.5) следует, что гипорхема была танцем-пантомимой на военный сюжет, включавшим исполнение победной военной песни.}

{134 Пеан — обычно так называлась торжественная хоровая песнь в честь Аполлона. У Гомера пеан исполняют после жертвенной трапезы: «И когда питием и пищею глад утолили // Юноши, паки вином наполнивши доверху чаши, // кубками всех обносили, от правой страны начиная. // Целый ахеяне день ублажали пением бога; // Громкий пеан Аполлону ахейские отроки пели, // Славя его, стреловержца, и он веселился, внимая» (Ил.I.471). В более позднее время, судя по контексту Кеенофонта, пеаном называли победную военную песню.}

{135 Пафлагонцы... — Пафлагония — область на севере М. Азии между Вифинией и Понтом.}

{136 ...распевая «ситалку»... — Ситалк — один из эпитетов Аполлона — возможно, от σι̃τος — «хлеб» и ο̉λ-αλκει̃ν — «защищать»; ср.: Павсаний. Х.15.2. Вместе с тем, как свидетельствует Геродот, это было имя фракийских царей (IV.80); ср.: Фукидид. 1.29. Таким образом «ситалка» как название фракийской победной военной песни может восходить к личному царскому имени. С другой стороны, принимая во внимание, что аркадяне исполняют в качестве победной песни пеан, можно предположить, что ситалкой называлась фракийская разновидность пеана (ситалка как песнь во славу Аполлона Ситалка).}

{137 ...фракийцы... — Фракия — область на северо-востоке Балканского п-ва.}

{138 Энианы — фессалийское племя, упомянутое еще у Гомера в каталоге кораблей (II.742); магнеты — также фессалийское племя. Запутанную историю и географию фессалийских племен см. у Страбона (ΙΧ.441).}

{139 ...карпейский вооруженный танец. — Более о нем ничего неизвестно. Возможно, название танца связано с греч. καρπός — «плод», и тогда это праздник урожая (или жатвы).}

28. Гомеровским героям была знакома и игра на флейтах и [b] сирингах. {140} Агамемнон, например, внимал "звуку свирелей, цевниц" [Ил.Х.13]. Однако на пиры они не допускаются за исключением одного упоминания о флейтах на свадебных торжествах в "Изготовлении оружия" [Ил.ХVIII.495]. При этом флейта [у Гомера] - инструмент варварский: ведь именно среди троянцев поднимается "флейт и цевниц звук".

{140 ...игра на флейтах и сирингах. — Звуки флейт и сиринг доносятся до Агамемнона из лагеря троянцев, вдохновленных своими успехами на поле битвы (Ил.Х.13).}

Возлияния совершали [герои] в завершение пира и посвящали их Гермесу, а не Зевсу-Вершителю, {141} как в позднейшие времена, ибо Гермес считался покровителем сна. {142} Ему же совершались возлияния, и когда по завершении трапезы [жертвенным животным] отсекались языки {143} [c] [Од.III.341], - они посвящались ему как богу красноречия.

{141 Зевс-Вершитель — Τέλειος — один из эпитетов Зевса.}

{142 ...Гермес считался покровителем сна. — Действительно, у Гомера Гермес усыпляет и пробуждает людей с помощью своего жезла (Ил.ХХIV.343, 445-447); этот жезл помогает ему и управляться с душами умерших, сопровождая их в царство мертвых (Од.ХХIV.1-10; ср.: Стаций. «Фиваида». II.30). Подробно жезл Гермеса и его функции описаны в гомеровском «Гимне к Гермесу» (528-532). О возлиянии Гермесу перед сном — Од.VII. 138; Гелиодор. «Эфиопика». ΙΙΙ.5; Лонг. «Дафнис и Хлоя». IV.34.2. См. также: Аполлоний Родосский. IV. 1732.}

{143 ...отсекались языки... — У Гомера этот обряд описан вне всякой связи с Гермесом.}

Знает Гомер и разнообразие кушаний: говорится ведь у него и о "корзине со всякой едой" [Од.VI.76] и о "лакомствах, какие царям лишь, питомцам Зевеса, приличны" [Од.III.480]. Кажется, что он был знаком со всей роскошью нынешней жизни. Так, из жилищ смертных несомненно великолепнейшим является дворец Менелая. Гомер представляет пышность его убранства подобной великолепию жилища некоего иберийского правителя, {144} который, по словам Полибия, мог бы поспорить в роскоши с феаками; у него одного посреди дома стояли серебряные и золотые чаши, наполненные ячменным вином {145} [XXXIV.9.15]. А при описании жилища Калипсо Гомер заставляет застыть в изумлении самого Гермеса. [d]

{144 ...некоего иберийского правителя... — Более о нем ничего неизвестно.}

{145 Ячменное вино — пиво.}

Радостна и легка у Гомера и жизнь феаков: "любим обеды роскошные, пение, музыку, пляску" [Од.VIII.248] и далее ... [лакуна]... эти стихи {146} Эратосфен предлагает читать следующим образом:

{146 ...эти стихи... — Од.IХ.5:

Я же скажу, что великая нашему сердцу утеха

Видеть, как целой страной обладает веселье (ευ̉φροσύνη), как всюду

Сладко пируют в домах, песнопевцам внимая...

Пер. В. Жуковского

Чтение Эратосфена заменяет сочетание κατὰ δη̃μον πάντα (букв. — «во всем народе») на κακότητος α̉πούσης (в нашем переводе «беспорочно», букв. — «при отсутствии порока»). В таком контексте слово ευ̉φροσύνη естественно воспринимается уже не в значении «радость», а в другом своем значении — «здравый смысл».}

Я же скажу, что великая нашему сердцу утеха

Видеть одно благомыслие (ευ̉φροσύνη) в людях и как беспорочно

(κακοτήτος α̉πούσης)

Сладко пируют в домах, песнопевцам внимая... -

под "беспорочно" разумея отсутствие бессмысленной глупости. Ибо [e] невозможно феакам не иметь здравого смысла; ведь и Навсикая говорит, что "они очень любимы богами" [Од.VI.203].

29. И женихи [Пенелопы] у Гомера развлекались, "в шашки играя пред входом" {147} [Од.I.107]. Но не от знаменитого Диодора или Феодора, конечно, научились они искусству игры в шашки, и не от Леонта Митиленского, по происхождению афинянина, который, по свидетельству Фения [FHG.II.294], был непобедимым игроком. Апион Александрийский пишет, [f] что слышал рассказ итакийца Ктесона о том, какова в действительности была игра, развлекавшая женихов. "Женихи, - пишет он, - которых было сто восемь человек, расставляли шашки числом, равным числу женихов, в два ряда напротив друг друга. Следовательно, в каждом ряду получалось по пятьдесят четыре шашки. Между двумя этими рядами оставалось небольшое пространство; на его середине клали одну шашку, которую они называли Пенелопой. Она представляла собой цель, в которую нужно (17) было попасть другой шашкой. После этого они бросали жребий, и вытащивший его целил в Пенелопу. Если кто-то попадал и продвигал ее вперед, то ставил свою шашку на место, которое она занимала прежде и с которого была вытолкнута; затем, поставив Пенелопу на следующую позицию, он пытался попасть ею в свою шашку. Если это ему удавалось сделать, не задев ни одной чужой шашки, он выигрывал и получал большие шансы на хозяйку. И Эвримах, одержавший в этой игре более всего побед, с [b] большой уверенностью надеялся на брак". От такого приволья руки женихов ослабели, и никто не смог справиться с луком [Одиссея]. Бездельничали даже их слуги.

{147 ...«в шашки играя пред входом». — Современные комментаторы считают, что традиционный перевод «шашки» для греческого слова πεσσοί не вполне точен и вводит в заблуждение (Heubeck Α., West S., Hainsworth J. A Commentary on Homer’s Odyssey. Vol. 1. P. 89). Однако, судя по позднейшим описаниям, это и были примитивные шашки: камешки (они назывались πεσσοί, а сама игра — πεσσεία) расставлялись на доске и передвигались по определенным правилам. Одной из задач было запереть противника, лишив его возможности передвигаться по полю. На амфоре Эксекия из Вульчи (серед. VI в. до н.э.) изображены Ахилл и Аякс за игральной доской. Вероятно, это был эпизод одной из недошедших до нас эпических поэм. Сами греки связывали изобретение игр типа «шашек» с именем Паламеда, но скорее всего, эти игры пришли к грекам с Ближнего Востока (ср.: Платон. «Федр». 274d). См. об этом: Murray H.J.R. A History of Boardgames other than Chesc. Oxford, 1952.}

Могучей силой обладает у Гомера и аромат благовоний - при их сотрясении в "медностенном Крониона доме" [Ил.ХIV.173]

Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.

Знает Поэт и великолепно украшенные покрывала, подобные тем, [с] что Арета велит постелить Одиссею [Од.VII.336]. Также и Нестор с гордостью говорит Телемаху, что имеет множество драгоценных покрывал [Од.III.351].

30. Однако некоторые из позднейших поэтов, изображая людей троянских времен, переносили на них испорченность и легкость нравов своего времени. Так, Эсхил где-то недостойно изображает пьяных эллинов, {148} которые даже дерутся ночными посудинами. Он говорит [TGF2.59]:

{148 ...Эсхил ... недостойно изображает пьяных эллинов... — Цитата из сатировой драмы «Собиратели костей».}

Другой потешник, ловко запустив в меня

Урыльником, неблаговонно пахнувшим,

[d] Уметил прямо в темя мне без промаха,

Горшок разбился, черепки рассыпались,

И ароматы разнеслись не сладкие.

И Софокл в "Ахейской пирушке" {149} [TGF2.162]:

{149 И Софокл в «Ахейской пирушке»... — Это тоже сатировская драма — вероятнее всего, на тот же сюжет, что и вышеупомянутые «Собиратели костей» Эсхила.}

В сердцах вонючим запустил урыльником,

Уметил прямо в темя мне без промаха,

Горшок разбился вдрызг, и пах не мирром он.

Струхнул я не на шутку от зловония.

Эвполид же следующими словами высмеивает первого, назвавшего ночной горшок амидой {150} [Kock.I.350]:

{150 Амида — слово «амида» можно перевести как «ночной горшок». Ср.: Аристофан. «Осы». 935; «Женщины на празднике Фесмофорий». 633. У Плутарха использована поговорка «бросать хлеб в амиду» — ср. «не мечите жемчуг перед свиньями» («De liberis educandis». 12f).}

Алкивиад . Спартанством сыт по горло я, купить сковороду бы!

[e] В . .................................... многих жен, считай, уж перетрахал!

Алкивиад . ............................... А с утра кто ввел у вас попойки?

В . О да! Но ввел лишь потому что здесь зады глубоки.

Алкивиад . А кто за выпивкой сказал впервые: "Раб, амиду"?

В . Вот эта выдумка хитра, достойна Паламеда!

Однако у Гомера предводители войска пируют в шатре Агамемнона, {151} соблюдая все правила приличия. И если в "Одиссее" упоминается о ссоре Ахилла и Одиссея, {152} а Агамемнон [при этом] "веселится в душе", то [f] их соперничество было полезно [для войска], ибо они спорили о том, хитростью или битвой следует брать Трою. Даже при изображении подвыпивших женихов никогда дело не доходит до непристойностей, подобных тем, что нагородили Софокл и Эсхил, но всё ограничивается воловьей ногой, запущенной в Одиссея. {153}

{151 ...пируют в шатре Агамемнона... — Ил.П.395 сл. Возможно также, что подразумевается эпизод не из «Илиады», а из «Киприй». О «Киприях» см. примеч. 7 к кн. II.}

{152 ...упоминается о ссоре Ахилла и Одиссея... — Oд.VIII.75. Художественную тонкость этого эпизода трудно переоценить. На пиру у царя феаков Алкиноя певец Демодок, развлекая гостей, выбирает для исполнения ту часть эпической поэмы, где рассказывается о ссоре Одиссея с Ахиллом. Выбор певца непреднамерен (ведь никто из феаков не знает, что их безвестный гость — сам Одиссей), но абсолютно точен. Так Гомер (если мы правильно понимаем авторский замысел) еще раз показывает, что истинным певцом руководят сами боги. Вместе с тем, автор ведет прихотливую литературную игру с героем. С одной стороны, нам показывают одновременно двух Одиссеев — гонимого богами безвестного гостя на пиру и знаменитого героя. С другой стороны, мы должны понять, что чувствует живой человек, когда видит себя в качестве литературного персонажа, а подробности своей собственной биографии — в качестве эпического предания о славном прошлом.}

{153 ...воловьей ногой, запущенной в Одиссея. — Действительно, один из женихов по имени Ктесипп швыряет окорок в жалкого старика, еще не зная, что это сам Одиссей. Выходка Ктесиппа оскорбительна не только для гостя — она позорит хозяина дома, если он не сумеет защитить пришельца (Од.ХХ.299 сл.). Таковы были этические нормы героической эпохи, если только автор «Одиссеи» не допускает анахронизма, перенося правила более позднего времени на эпоху гомеровских героев. Об этике героической эпохи см.: Марру, с. 23 сл.}

31. На своих совместных застольях герои никогда не возлегали, но восседали. {154} Согласно Дуриду [FHG.II.474], так делалось иногда и при дворе царя Александра. Во всяком случае, когда однажды он принимал около шести тысяч офицеров, то рассадил их на серебряных стульях и ложах, (18) застеленных пурпурными плащами. Также и Гегесандр [FHG.IV.419] рассказывает, что в Македонии вообще никому не позволялось возлегать за столом, если только он не убил без сетей, одним копьем, дикого вепря. А до этого все должны были есть сидя. Поэтому и Кассандр, будучи уже тридцати пяти лет от роду, обедал за столом у отца сидя, ибо не смог совершить подобного подвига, хотя был и храбр, и охотник хороший. {155}

{154 ...герои ... не возлегали, но восседали. — Ср. выше, примеч. 85.}

{155 ...хотя был и храбр, и охотник хороший. — Аристотель. «Политика». 1324 b 17.}

Всегда обращая взоры к достойному, Гомер изображает героев, питающихся исключительно мясом, да и его приготовляющих самостоятельно. Он хочет этим сказать, что не видит ничего смешного или унизительного в том, что они стряпают и жарят. Они ведь сами о себе заботились и [b] гордились, как говорит Хрисипп, своей сноровкою. Одиссей, например, говорит, что может лучше любого другого "и мясо разделать и огонь разложить" [Од.ХV.322]. И в сцене "Посольства" {156} Патрокл с Ахиллом все приготовляют [самостоятельно]. И когда Мене лай справляет свадебный пир, {157} вино разливает сам жених Мегапент. Мы же пали так низко, что лежим и за трапезой!

{156 ...в сцене Посольства... — Эпизод IX песни «Илиады»(ст. 205 сл.). О заголовках отдельных частей «Илиады» см. выше, примеч. 120. Это самое подробное описание нежертвенной трапезы в «Илиаде», из которого мы узнаем, как герои Гомера жарили мясо, как накрывали стол, как принимали гостей. Античным комментаторам это место казалось сомнительным — ведь Одиссей со спутниками является в шатер Ахилла сразу после ужина у Агамемнона (ΙΧ.90 сл.) — О том, какую редакцию текста предлагал Аристарх, чтобы устранить это досадное свидетельство обжорства гомеровских героев, см.: The Iliad: A commentary. Vol. 3. P. 91.}

{157 ...когда Менелай справляет свадебный пир... — Од.ХV.141.}

32. И общественные бани вошли в обиход совсем недавно {158} - сначала их даже не разрешали устраивать в черте города. На вредные последствия этой новинки указывает Антифан [Коск.II.118]: [с]

{158 ...бани вошли в обиход совсем недавно... — В гомеровскую эпоху греки пользовались теплыми омовениями и на войне, где это была лечебная процедура (ср. 24d сл.), и в мирной жизни, где это была процедура гигиеническая и просто очень приятная — не случайно царь Алкиной называет бани «сладострастными» (Од.VIII.249; ср. VIII.453 и Х.357 сл.). Платон в «Законах» говорит о «горячих банях для стариков» (761с), а у Гиппократа даже появляется специальное слово θερμολουσία, букв, «горячее мытье» («О бессонице». 93), что означает, что теплые и горячие омовения и в V в. до н.э. практиковались и в медицине, и в быту. Мы не знаем точно, когда у греков появились парные. Страбон, описывая так называемый «лаконский образ жизни», сообщает, что его сторонники дважды в день посещают комнаты для натирания маслом и принимают паровые бани, нагреваемые раскаленными камнями (курсив мой. — О. Л.) (III. 154). Протест против горячих бань (парных ли, просто ли горячего мытья — определить невозможно) как разлагающего и изнеживающего мероприятия слышим уже в Аристофана («Облака». 991, 1044; «Всадники». 1401). Что касается появления общественных бань, то они существовали еще в V в. до н. э. (см.: Пс.-Ксенофонт «О государстве афинском». «De republica Atheniensium». 11.10). Таким образом, во времена Афинея появление общественных бань можно назвать «совсем недавним» только сравнительно с гомеровской эпохой.

Устройство бань нам известно только по образцам римской эпохи — см.: Витрувий. V.10.}

К чертям все бани! Как меня отделали!

Сварился весь! Как будто кожа содрана,

Едва лишь только кто слегка притронется.

Да, кипяток горячий - штука страшная!

И Гермипп [Kock.I.248]:

Не пьянствуют, конечно, люди добрые,

Как ты, в воде горячей не купаются!

И такая нынче поднялась суматоха вокруг изготовления гастрономических деликатесов и изысканной косметики, что, как говорит Алексид [Kock.II.408], человек недоволен, "даже если окунется в бассейн, [d] наполненный благовониями". Вовсю процветают кондитеры и изобретатели постельных поощрений: дело уже дошло до губчатых прокладок, - это, видите ли, учащает сношения! Феофраст [ИР.IX.18.9] описывает некие снадобья, позволяющие совокупляться по семьдесят раз подряд, так что в конце концов вместо семени начинает течь кровь. А Филарх [FHG.I.344] рассказывает, что среди подарков, посланных Селевку индийским царем [e] Чандрагуптой, были возбуждающие средства такой силы, что даже когда их только подкладывали под ноги занимающихся любовью, одним они придавали прямо-таки птичий пыл, других же совершенно обессиливали. Музыка наша испорчена до крайности, а в щегольстве одежды и обуви дальше идти просто некуда.

33. Гомер же, будучи прекрасно осведомлен о природе благовоний, нигде не выводит героев, умащенных маслами, кроме одного лишь Париса, о котором говорится: "светел красой" [Ил.III.392]; также и Афродита "красою лицо ей умыла" [Од.ХVIII.192]. Мало того, никто у него не украшается даже венком, хотя употребляя это слово в метафорическом смысле, {159} поэт показывает, что венки ему были хорошо знакомы. Вот ведь он пишет [Од.Х.195]: [f]

{159 ...употребляя это слово в метафорическом смысле... — Афиней исходит из того, что для Гомера первое и основное значение слова στέφανος — «гирлянда, венок». Скорее всего, это анахронизм — указанное значение развилось в языке позже (Гесиод. «Теогония». 576; «Труды и дни». 75). Буквально στέφανος означает «нечто, плотно окружающее», «круг» (Chantraine: s.v. στέφω). Если в приведенных стихах из «Одиссеи» (Х.195) и «Илиады» (ΧΙΙΙ.736) слово στέφανος употреблено в этом исходном значении, то рассуждение Афинея об отношении Гомера к венкам теряет смысл.}

Остров, безбрежною бездной морской, как венцом, окруженный.

И [Ил.XIII.736]:

Словно венцом ты объят отовсюду сраженьем.

Следует отметить, что если в "Одиссее" поэт описывает омовение рук перед приемом пищи, то в "Илиаде" такое отыскать невозможно. В "Одиссее" ведь изображается досужая мирная жизнь - поэтому люди (19) там ухаживают за телом при помощи мытья и умащений, играют в кости, танцуют, играют в мяч. И Геродот [I.94] ошибочно утверждает, будто игры были изобретены в правление Атиса из-за голода, - ибо героический век гораздо старше. Люди же, принадлежащие обществу "Илиады", могут только восклицать вместе с Пиндаром:

Услышь, о богиня Боевого клича, дочерь Войны,

Приступ к пению копий.

34. [О том,] что за мастерскую игру в мяч афиняне даровали [b] гражданство и почтили статуей любимца Александра каристийца {160} Аристоника. Ибо эллины в поздние времена ставили ремесленные искусства намного выше произведений благородной образованности. Так, например, гестиейцы и ореоты установили в театре медную статую Феодора, проделывавшего фокусы с игральными камешками; {161} он так и стоял с камешком в руке. То же самое сделали милетцы {162} для кифариста Архелая. В Фивах же статуи Пиндара нет, зато есть памятник певцу Клеону {163} с высеченной надписью:

{160 ...каристийца... — Карист, ныне Каристос — город на южной оконечности Эвбеи, под горой Оха; Карист упомянут в уже «Илиаде», в так называемом каталоге кораблей (11.539).}

{161 Гестиейцы — жители Гестиеи — города на северном побережье Эвбеи; Гестиея тоже упомянута в каталоге кораблей.

Ореоты — то же, что гестиейцы. После греко-персидских войн, в 445 г. до н.э., когда Перикл дал земельные наделы в сев. части Эвбеи 2 тысячам афинян, эвбейские города Орей и Гестиея слились в один, так как Гестиея была опустошена войной. Этот объединенный город в народе продолжал называться Орей, но в официальных документах и на монетах сохранялось название Гестиея. О двойном именовании города см.: Страбон. Х.З.

Учитывая эти особенности, французский переводчик Афинея передает сочетание «гестиейцы и ореоты» как «жители Гестиеи-Орея» (Desrousseaux, р. 43).

...фокусы с игральными камешками... — В оригинале Феодор назван ψηφοκλεπτης, букв, «похититель камешков». Обычно те, кто показывали фокусы с камешками, назывались ψηφοπαίκτεις (от παίζω — «играть»), букв, «играющие с камешками»).}

{162 Милетцы — жители Милета, города на берегу М. Азии. У Гомера в каталоге кораблей (Ил.II.868) Милет упоминается как город варваров-карийцев, союзников Трои  (ср.: Павсаний. VII.2.8). Около XII в. до н.э. Милет заняли греки-ионийны. В VIII-VI вв. до н.э. Милет стал выводить свои колонии на Черное море; в их числе — Пантикапей, Феодосия, Ольвия, Одесс. Об основании и истории Милета см. также: Геродот. 1.146. Милет был родиной великих мудрецов и философов — Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена (так называемая милетская школа).}

{163 В Фивах же статуи Пиндара нет ... памятник ... Клеону... — Фивы — город в Беотии, упомянутый еще у Гомера (Ил.IV.406). В Фивах в 522 г. до н.э. родился великий поэт Пиндар. Клеон — более о нем ничего не известно.}

Сын Пифея Клеон здесь лежит, голосистый фиванец.

Смертный другой ни один столько венков не стяжал,

[с] Громкая слава его порога небес достигает.

Фивы родные, Клеон, ты возвеличил. Прощай!

Полемон пишет, что когда Александр сносил Фивы до основания... {164} один из беженцев спрятал в полость, укрытую плащом этой статуи, свое золото, когда же город был отстроен, {165} то он вернулся и нашел его на том же [d] самом месте тридцать лет спустя. Гегесандр рассказывает [FHG.IV.416], что наибольшим уважением при дворе царя Антиоха пользовались декламатор мимов Геродот и танцовщик Архелай. Отец же этого царя, {166} тоже Антиох, принял сыновей флейтиста Сострата в свои телохранители.

{164 ...когда Александр сносил Фивы до основания... — В 335 г. до н.э., когда до Греции дошли слухи о смерти Александра Македонского, фиванские демократы, высланные Филиппом, возвратились и взяли власть в свои руки. Их поддерживали Этолия, Аркадия и Элида. Афины также приняли решение об оказании помощи Фивам. Александр боялся союза четырех военных государств — Фив, Афин, Этолии и Спарты, и через две недели после того, как известия о фиванских делах достигли Александра в Фессалии, он уже стоял под стенами Фив. Город не сдался, как хотел бы этого Александр, и был разрушен полностью — нетронутыми остались только храмы и дом Пиндара. Территорию города поделили между собой беотийские города.}

{165 ...когда же город был отстроен... — За восстановление Фив взялся Кассандр в 316 г. до н.э. Он собрал рассеявшихся фиванцев, афиняне помогли выстроить большую часть городских стен, но восстановление самого города растянулось на много лет. В 310-308 гг. были урегулированы территориальные проблемы, и Фивы, несколько уменьшившись, вошли в беотийский союз.}

{166 ...при дворе царя Антиоха ... Отец же этого царя... — Подразумевается Антиох II Теос, царь Азии в 261-246 гг., и его отец, Антиох I Сотер, царь Азии в 281-261 гг.

...декламатора мимов... — Мим — общее название всякого рода балаганных представлений, к которым относились выступления фокусников, акробатов, жонглеров, шутов. Шуты (греч. γελωτοποιοί, букв, «смехотворцы») могли передразнивать людей, их особенности — и частные, и типические. Такие балаганные шутовские «показы» легли в основу мима как литературного жанра, известного нам по произведениям Софрона (V в. до н.э.). Мимы Софрона — это бытовые сценки, в которых показывают прежде всего человеческие нравы, но мы не знаем, показывались ли эти сценки зрителям. Возможно, они не были предназначены для сцены, но исполнялись (читались), как рассказ (О. М. Фрейденберг называет это нарративным (повествовательным) мимом — см.: Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М., 1978. С. 243). Употребленный Афинеем термин λογόμιμοι, переданный переводчиком как «декламатор мимов», подтверждает, кажется, нарративный характер мима. Вместе с тем, употребленный ниже Афинеем термин ηθολόγος («мимический актер»), возможно, показывает, что параллельно с несценическим мимом существовал и зрелищный, сценический мим.}

35. И эллины и римляне восхищались александрийским шутом {167} Матреем, который распространял слух, что держит некоего зверя, который сам себя поедает. Даже в наши дни еще продолжают обсуждать, кто же такой Матреев зверь. Пародируя Аристотеля, он сочинял так называемые "Проблемы", {168} которые читал на публике: "Почему солнце заходит, но не захаживает?" или "Почему губки напитываются, но не напиваются?" или "Почему тетрадрахму можно спустить, но науськать никак нельзя?" Афиняне же предоставили Пофину, выступавшему с [e] куклами-марионетками, {169} сцену, {170} на которой когда-то Еврипид приводил в восторг современников. Мало того, они водрузили в этом театре статую Эвриклида, поставив ее в одном ряду с изображениями Эсхила и его соперников. Восхищались также фокусником Ксенофонтом, {171} оставившем после себя ученика Кратисфена из Флиунта. Тот самопроизвольно изрыгал огонь и владел множеством других трюков, от которых народ сходил с ума. [f] Подобным мастерством обладал и Нимфодор, который, как пишет Дурид [FHG.II.480], поссорившись с жителями Регия, первым высмеял их за трусость. {172} Согласно Аристоксену [FHG.II.284], большой известностью пользовался и шут Эвдик, представлявший пародии на борцовские схватки и кулачные бои. Тот же автор рассказывает, что тарантинец Стратон прославился пародированием дифирамбов, италиец Энон с учениками пародировал лирных певцов, {173} Киклоп у него заливался соловьем, а Одиссей, (20) терпя кораблекрушение, от страха путал слова и бормотал, как чужеземец. {174} Диопиф Локрийский, по рассказу Фанодема [FHG.I.369], появился однажды в Фивах, спрятав под поясом пузыри, наполненные вином и молоком; давя на них исподтишка, он уверял, что извергает всё это изо рта. Подобным же фокусом прославился и мимический актер {175} Ноэмон. Были знаменитые фокусники и при дворе Александра - тарентинец Скимн, сиракузянин Филистид, Гераклит из Митилены. Из шутов наиболее выдающимися были Кефисодор и Панталеон, Ксенофонт упоминает еще о шуте [b] Филиппе {176}

{167 Шут — в оригинале букв, «обманщик», т. е. фокусник.}

{168 ...«Проблемы»... — Подлинный (аутентичный) текст аристотелевских «Проблем» до нас не дошел. В корпусе сочинений Аристотеля сохранилось произведение под названием «Физические проблемы». По мнению большинства ученых, это результат компилятивной работы последователей Аристотеля — перипатетиков. Сравнительный анализ показывает, что в этом тексте содержатся и некоторые фрагменты подлинно аристотелевских «Проблем».

Шуточные «Проблемы» Матрея построены на игре слов. 1) ...заходит, но не захаживает... — в оригинале δύνω и κολυμβάω. В прямом своем значении оба глагола фактически синонимичны и означают «погружать», а также (в непереходном значении) «погружаться», «нырять». Первый глагол широко используется у Гомера и уже там наряду с прямым имеет метафорическое значение «заходить» (по отношению к светилам) (ср., например, Ил.ХVIII.241; Од.III.329). Второй глагол — более поздний, разговорный; по отношению к светилам он не употребляется и устойчивого метафорического значения не имеет. 2) ...напитываются, но не напиваются... — в оригинале συμπίνουσι и συγκωθωνίζονται. Использована та же схема. Оба глагола означают «принимать участие в попойке», «выпивать». Первый глагол как более ранний употребляется по отношению к губкам в метафорическом значении, а второй как более поздний и разговорный переносного значения не получает. 3) ...можно спустить, но науськать никак нельзя... — в оригинале καταλλάττομαι и οργίζομαι. Первый глагол означает «обмениваться», «меняться», а в переносном смысле — «примиряться», «мириться». Второй глагол означает «раздражаться», «сердиться». Данный вопрос следовало бы перевести так: «Почему тетрадрахмы могут меняться, а сердиться не могут?»}

{169 Куклы-марионетки (греч. νευροσπάστα от νευ̃ρον — «жила» и σπάω — «тянуть, тащить») упоминаются у многих авторов. Делались они из глины, воска, кости или дерева. Кукольники относились к разряду бродячих актеров — фокусников, шутов и т.д. Марионетки стали излюбленной метафорой в поэзии (Гораций. «Сатиры». ΙΙ.7.82; Персии. 5.129). Сравнение людей с марионетками вошло и в философский обиход со времен Платона («Законы». 644е).}

{170 ...сцену... — Слово «сцена» здесь употребляется не в привычном для нас смысле, а в том, который вкладывали в него сами греки. Скеной (греч. σκηνή — букв, «шатер», «палатка») они называли небольшое помещение, находившееся в задней части орхестры — площадки, где происходило действие. Там актеры меняли костюмы и маски; выходили они из дверей с задней стороны скены, а переднюю ее стену использовали как элемент декорации, оформляя в соответствии с сюжетом пьесы. Там же хранился и реквизит, так что выражение предоставили сцену означает, скорее всего, «предоставили декорации и весь театральный реквизит».}

{171 Восхищались ... фокусником Ксенофонтом... — Фокусник — греч. θαυματοποιός — букв, «создатель чудес». Ксенофонт, «занимавшийся сказочными чудесами», упомянут и у Диогена Лаэртского (11.59). Упомянутый далее Флиунт — город близ Коринфа.}

{172 ...поссорившись с жителями Регия, первым высмеял их за трусость. — Регий — город на юго-западной оконечности Италии (п-в Бруттий), ныне Реджо. Фраза не очень внятная. Возможно, это означает, что появление бытового сицилийского мима следует связывать не с именем Софрона, который традиционно считается родоначальником этого жанра, а с именем никому не известного Нимфодора. Поводом к насмешкам над регийцами могли дать монеты с изображением зайцев — такие монеты чеканились в Регий в правление Анаксилая (494-476/5 гг. до н.э.).}

{173 ...лирных певцов... — Подразумеваются исполнители эпоса; ученики упомянутого и ближе неизвестного Эноны могли пародировать и Гомера — кораблекрушение, испытанное Одиссеем, и эпизод с Киклопом находим соответственно в V (290сл.) и IX (170 сл.) песнях.}

{174 ...Одиссей ... бормотал, как чужеземец. — В оригинале использован глагол σολοικίζω — «говорить на испорченном языке», «говорить с ошибками». Этот прием часто использовала греческая комедия: так, например, у Аристофана разговаривает скиф («Женщины на празднике Фесмофорий». 1001 сл.) или варварский бог Трибалл («Птицы». 1615).}

{175 ...мимический актер... — Греч. η̉θολόγος — «этолог», букв, «изобразитель нравов». Так называли актеров, игравших в мимах (о них см. выше, примеч. 154).}

{176 ...Ксенофонт упоминает еще о шуте Филиппе. — Шут Филипп упомянут не только Ксенофонтом («Пир». 1.11) — о нем вспоминает и Плутарх («Застольные беседы». 11.629с; VII.6.709e-f).}

36. Определение . {177} Афиней называет жителей Рима "народом вселенной" и говорит, что без ошибки можно было бы назвать Рим выжимкой вселенной. {178} Действительно, глядя на Рим, можно одним взором окинуть все города мира, как бы разместившиеся в нем. Многие из них легко узнать по особым приметам: "золотую Александрию", "прекрасную Антиохию", "великолепную Никомедию", не говоря уже о [Kock.III.407]

{177 Определение. — Скорее всего, собеседники Афинея упражняются в определениях, подражая основоположнику диалогического жанра — Платону, у которого поиском точных определений всегда занят Сократ. Кроме того, в корпусе сочинений Платона есть текст, представляющий собой перечень определений (Платон. Диалоги. М., 1986. С. 427-437). Возможно, поиск определений входил и в программу обучения диалектике в Академии Платона.}

{178 ...можно было бы назвать Рим выжимкой вселенной. — Современные комментаторы Афинея считают автором этих слов софиста Полемона из Лаодикеи (88-145 гг.).}

Граде, самом блестящем из всех, созданных Зевесом, -

разумеется, об Афинах. Мне дня недостало бы, возьмись я перечислять все [с] города в небесном граде римлян, - не хватило бы и всего календаря - настолько Рим многолик! И целые народы поселились в нем, собравшись в одно место, - не говоря о многих прочих, назову каппадокийцев, скифов, понтийцев.

"И все они, как единый народ вселенной, - говорит Афиней, - назвали Мемфисом современного философа-танцора, {179} причудливо уподобив движения его тела древнейшему и царственнейшему из городов мира, о котором Вакхилид говорит:

{179 ...назвали Мемфисом современного философа-танцора... — Это был раб императора Вера по имени Агрипп (Agrippus) (Юлий Капитолии. «Вер». 8.10). Вер, увлекавшийся зрелищными искусствами, привез Агриппа из Сирии. Полное имя этого человека было: Луций Элий Аврелий Аполавст (Apolaustus от греч. α̉πολαυοτός — «дающий наслаждение») Мемфий (Memphius). В 189 г. актер был казнен императором Коммодом (Элий Лампридий. «Коммод». 7.1). Упомянут также Лукианом («О пляске». 35.70). О смысле метафорического прозвища Мемфис можно только догадываться. Возможно, этого танцора отличала безупречная пластика, исключающая мелкие и резкие движения. В этом случае понятно, что цитата из Вакхилида приведена ради определения Мемфиса «для бурь недоступный» (греч. α̉χείμαντος — букв, «небурный»), т. е. ничем не колеблемый.}

Мемфис, для бурь недоступный, и Нил тростниковый... [d]

Этот Мемфис разъясняет всю философию Пифагора, какова она есть, не произнося ни слова, и представляет нам его учение яснее, чем те, кто всю жизнь занимаются словесным искусством".

37. Первым, кто ввел этот так называемый "трагический танец" {180} в стиле Мемфиса, был александриец Бафилл: он, как утверждает Селевк, "танцевал по правилам". {181} Аристоник рассказывает, что этот самый Бафилл, наряду с Пиладом, написавшем о танцах целый трактат, развил [e] италийский стиль танца, взяв за основу театральные пляски: из комедий - кордак, из трагедий - эммелию, а из сатировских драм - так называемую сикинниду {182} (от нее и сатиры называются сикиннистами), чьим изобретателем был какой-то варвар Сикинн. Другие авторы, однако, считают Сикинна критянином. Танец Пилада в торжественно-патетической форме выражал самые разнообразные характеры, тогда как бафиллов был гораздо живее: он изобрел ведь еще и какую-то гипорхему. {183}

{180 ...так называемый трагический танец... — Судя по контексту, речь идет о танце-представлении, театрализованном танце. Ср. 624d сл.; Геродот. VI. 129; Поллукс. IV.99.105; Лукиан. «О пляске». 8.32.}

{181 ...танцевал по правилам. — т. е. основу пластики Батилла составляли движения и фигуры танцев, входивших в состав трагедий и комедий. О батилловой и пиладовой пляске вспоминают и собеседники у Плутарха: «Что касается плясок, то я отстраняю так называемую пиладову, как слишком напыщенную и патетическую и притом требующую многочисленных исполнителей, но из уважения к похвалам, которые воздает пляскам Сократ, допускаю так называемую батиллову, близкую к кордаку и воспроизводящую приплясывание Эхо или какого-нибудь Пана, или Сатира, вдохновляемого Эротом и выступающего в праздничном шествии» («Застольные беседы». VII.8.711e).}

{182 ...кордак ... эммелию ... сикинниду... — Кордак — греч. κόρδαξ, внутренняя форма слова и его этимология темны. Большинство греческих авторов определяют его как «комический танец». В схолиях к Аристофану (Schol.Aristoph.Nub.540) уточняется, что танцуя кордак «неприлично двигают бедрами». См.: Аристотель. «Риторика». ΙΙΙ.8.1408b; Лукиан. «О пляске». 22.26; Плутарх. «Застольные беседы». VII.8.711f; Арриан. «Поход Александра». VII.8; Поллукс.IV.99; «Суда»: κορδακίζει; Eustath.Il.XVIII.605 (р. 1167,21); Гесихий: κορδακισμοί.

О происхождении кордака известно мало. Можно было бы ожидать, что как комический танец он связан прежде всего с Дионисом (ср.: Лукиан. «О пляске». 22). Вместе с тем, по сведениям Павсания (VI.22.1), кордак связан с культом Артемиды: в Элиде есть остатки святилища Артемиды Кордаки; этот эпитет, объясняет Павсаний, появился из-за того, что в честь богини плясали танец кордак, родина которого — гора Сипил (М. Азия). Согласно эпиграфическим данным, кордак имел отношение и к культу Аполлона: CIG.II, s. 1035, № 22640.

Эммелия — греч. ε̉μμέλεια, букв, «слаженность», «складность» от ε̉ν- — «в-» и μέλος — «мелодия». Слово могло употребляться: 1) в широком смысле и обозначать согласованность движений танца с мелодией; 2) в узком смысле и обозначать определенный вид танца. См.: Платон. «Законы». 816b-с; Геродот. VI.129; Плутарх. «Застольные беседы». IX.15.747b; Лукиан. «О пляске». 26; Поллукс.IV.53,99,105; Schol.Aristoph.Ran.806; Eustath.Il.XVIII.605 (р.1167,20); Od.XXIII.134 (р.1942,6).

Сикиннида — греч. σίκιννις, этимология и внутренняя форма темны; так назывался танец сатиров в сатировской драме. См.: Еврипид. «Киклоп». 37; Лукиан. «О пляске». 22; Дионисий Галикарнасский.VII.72. Евстафий (со ссылкой на Арриана — см.: Eusth.Il.XVI, р. 1078 = FHG.III, fr.106) приводит сведения, отличные от Афинеевых: Сикинной звали нимфу — служительницу Кибелы. Танец, таким образом, имеет малоазийское происхождение.}

{183 Гипорхема — см. выше, примеч. 121.}

Сам Софокл не только был красив смолоду, но еще и в детстве под [f] руководством Лампра {184} стал искусен в танцах и музыке. Так, после морского сражения при Саламине, {185} он, намазавшись маслом, обнаженным (а другие говорят, в плаще) плясал под кифару вокруг воздвигнутого трофея. При постановке "Фамира", Софокл сам играл на кифаре, а при постановке "Навсикаи" {186} сам отлично играл в мяч. Даже мудрый Сократ обожал Мемфисову пляску, и, как говорит Ксенофонт ["Пир".2.19], его часто заставали танцующим. Друзьям он говаривал, что пляска - это гимнастика (21) для всех членов тела. Действительно, слово пляска иногда употребляется {187} для обозначения любого движения или просто волнения. Поэтому и Анакреон говорит:

{184 Лампр — знаменитый музыкант и педагог, упомянут Платоном («Менексен». 236а) и Псевдо-Плутархом («De musica». 31).}

{185 ...после морского сражения при Соломине... — Одно из самых значительных сражений греко-персидских войн произошло у о-ва Саламин в 480 г. до н.э. Ему посвящена трагедия Эсхила «Персы».}

{186 При постановке «Фамира»... «Навсикаи»... — «Фамир» — греч. θάμυρις. Одна из ранних трагедий Софокла, названная по имени главного действующего лица — фракийского певца Фамирида, или Фамира, считавшегося родоначальником эпической поэзии наряду с Орфеем. О Фамире см.: Ил.11.594; Аполлодор. 1.3.3; Павсаний. IV.33.3; Х.30.8. Фрагменты этой трагедии см.: TGF2. 216-224.

«Навсикая» — Евстафий в комментарии к «Одиссее» (р. 1553) приводит двойное название этой трагедии: «Навсикая, или Прачки». Фрагменты см.: TGF2.406-408.}

{187 ...слово «пляска» иногда употребляется... — Подразумевается метафорическое употребление слова.}

Дивноволосые дщери Зевеса легкой стопою плясали.

Также Ион [TGF2. 742]:

От неожиданности сердце заплясало.

38. Гермипп же рассказывает, что Феофраст имел обыкновение являться в Перипат {188} точно в назначенный час, блистая маслом и тщательно одевшись; затем он усаживался и начинал лекцию, сопровождая ее [b] всеми надобными движениями лица и тела: когда, например, он однажды изображал лакомку, то высунул язык и облизнулся.

{188 Перипат — греч. περίπατος исходно означало «прогулка», а также (по метонимическому переносу) «крытая галерея для прогулок». Со временем это слово стали использовать применительно к философской школе, и не только к аристотелевскому Ликею, но и к платоновской Академии (Epicur.Fr. 171. Usener.); о привычке Платона прогуливаться во время занятий сообщает Аммоний (In Aristotelis Categorias Commentarius 3.8: Commentaria in Aristotelem Graeca IV / Ed. A. Busse. В., 1895. P. IV). Аристофан этим словом обозначает пустые псевдо-ученые разговоры («Лягушки». 942, 953).}

Древние вообще придавали умению одеваться большое значение, а кто не умел, те подвергались едким насмешкам. Платон пишет в "Теэтете" [175е]: "он всё это умеет исполнять точно и проворно, зато не знает, как изящно перебросить через правое плечо плащ или в лад речам достойно воспеть счастливую жизнь богов и людей". Сапфо высмеивает Андромеду

И какая тебя [с] так увлекла,

в кожу одетая,

Деревенщина?...

Не умеет она

платья обвить

около щиколки.

Также Филетер [Kock.II.235]:

Прикрой лодыжки! Опусти же плащ, чудак!

Колен не оголяй, как деревенщина.

Гермипп [FHG.III.51] пишет, что хиосец Феокрит бранил Анаксимена за безвкусную манеру одеваться. И ученик Аристофана Каллистрат укорял в своей книге Аристарха за неряшливость в одежде, ибо в этом видна культура человека. Поэтому и Алексид пишет [Kock.II.303]:

Поверь мне, человека некультурного [d]

Походка выдаст - лишь пройдет по улице.

Ведь не мешают нам ходить с достоинством,

На это нет налога, не приходится,

Кому-то уплатив, с других взимать его.

Приносит нам походка величавая

И честь и славу, услаждает зрителей,

И украшает жизнь. Из здравомыслящих

Кто б отказался от подобной почести?

39. И Эсхил не только привнес в сценические костюмы величавость и благопристойность, которой добиваются в своих нарядах иерофанты и [e] факелоносцы, {189} но и придумывал множество танцевальных фигур, самолично обучая им свои хоры. Хамелеонт, например, пишет, что Эсхил первым, без помощи постановщика танцев, научил свой хор нужным фигурам; более того, он сам сочинял эти фигуры и полностью брал на себя руководство постановкою. Кажется, он даже играл в собственных пьесах. Так, Аристофан (именно у комиков можно найти достоверные свидетельства о [f] сочинителях трагедий) представляет самого Эсхила, утверждающего, что [Kock.I.558]:

{189 ...иерофанты и факелоносцы... — Иерофанты (греч. ι̉εροφάντης от ι̉ερός — «священный» и φαίνω — «показывать») — жрецы, посвящавшие в Элевсинские таинства. Иерофантов сопровождали факелоносцы (греч. δαδου̃χοι) — это тоже была священная должность.}

Хорам разрабатывал сам я фигуры.

А также:

Фригийцев его знаю, видел и даже запомнил,

Как носились они и туда, и сюда, выкупая Приамова сына

Убиенного, много диковинных поз принимали и так, и вот эдак.

Много танцевальных фигур придумал и преподаватель танцев Телес, или Телест, искусно пояснявший движениями рук то, что говорилось. Филлид, музыкант с Делоса, {190} говорит [FHG.IV.476], что в древности кифареды чрезвычайно скупо пользовались мимикой, но много расхаживали и даже приплясывали. Поэтому неудивительно что, согласно Аристоклу (22) [FHG.IV.332], Эсхилов танцор Телест обладал таким танцевальным искусством, что при постановке трагедии "Семеро против Фив" телодвижениями объяснял события, происходившие на сцене. Говорят также, что авторов Древней комедии - Феспида, Пратина, Кратина и Фриниха - называли плясунами, потому что они не только в своих пьесах отводили большую роль хоровым пляскам, но и частным порядком обучали танцам всех желающих.

{190 Делос — один из Кикладских островов в Эгейском море, посвященный Аполлону.}

По свидетельству Хамелеонта, Эсхил сочинял свои трагедии, вдохновляясь вином. Недаром Софокл отзывался о нем: "Если он и сочиняет как следует, то бессознательно {191} (ου̉κ ει̉δώς)". [b]

{191 ...то бессознательно... — Ср. 428f.}

40. Из народных же танцев известны следующие: {192} лаконские, трезенские, эпизефирские, критские, ионийские, мантинейские. Последние Аристоксен [FHG.II.284] выделял за особенные движения рук. Пляска была настолько изощренна (σοφός) и почитаема, что Пиндар даже Аполлона называет плясуном [fr.148]:

{192 Из ... танцев известны следующие... — Лаконские — спартанские; трезенские — о Трезене см. ниже, примеч. 258; эпизефирские — скорее всего, подразумеваются Эпизефирские (букв. «Западные») Локры — город на самом мысу Италийского «сапога», основанный дорийцами ок. 700 г. до н.э. См.: Геродот. VI.23; Страбон. VI.259. Критские — с острова Крит; ионийские — Ионией называлась центральная часть западного побережья М. Азии, область между Эолидой и Карией, простиравшаяся от Фокеи и Герма до местности ниже Милета. Иония дала Греции множество великих людей — мудреца Фалеса, философов Анаксимандра, Анаксимена и Анаксагора, поэтов Мимнерма и Анакреонта, живописцев Апеллеса и Паррасия. Мантинейские — о Мантинее см. выше, примеч. 29.}

[с] Аполлон с широким колчаном,

Пляшущий владыка великолепий...

И Гомер или кто-то из гомеридов {193} говорит в гимне Аполлону [514сл.]:

{193 Гомериды — букв, «дети (или потомки) Гомера». Так именовали себя эпические певцы о-ва Хиос, считавшие себя потомками самого Гомера. См.: Страбон. XIV. 1.35. В широком смысле гомеридами могли называться просто подражатели или даже почитатели Гомера. См.: Платон. «Государство». 599е; «Федр». 252b; «Ион». 530d.}

А Феб-Аполлон на кифаре играет,

Дивно, высоко шагая.

А критянин Эвмел или Арктин где-то выводит пляшущим самого Зевса:

Посередине плясал отец бессмертных и смертных.

Феофраст же пишет, что Андрон, флейтист из Катаны, {194} стал первым сопровождать ритмическими движениями игру на флейте, - поэтому древние вместо "танцевать" говорили "сицилийствовать" (σικελίξειν). После него [это делал] фиванец Клеолан. Прославленными танцовщиками были выступавший в пьесах Кратина и Каллия Больб и критянин Зенон, [d] бывший, по свидетельству Ктесия, любимцем Артаксеркса. Кроме того, Александр в письме к Филоксену упоминает Феодора и Хрисиппа.

{194 Катана — ныне Катания, греческая колония в восточной Сицилии, выведенная с о-ва Наксос в 729 г. до н.э.}

41. [О том,] что силлограф {195} Тимон, издеваясь над кормившимися в Мусее философами, {196} где-то называет его плетеной корзиной, полной птиц: они де откармливаются там, подобно редким птицам в вольере:

{195 Силлограф — тот, кто сочиняет силлы. Родоначальником жанра силл считается Тимон Флиунтский (320-230 гг. до н.э.). «Силлами, — пишет Диоген Лаэртский, — называются три его книги, в которых он как скептик бранит и вышучивает догматиков с помощью пародии. В первой из них он ведет речь от своего лица, во второй и третьей — в виде диалога: он будто бы расспрашивает Ксенофана Колофонского о каждом из философов...» (IX. 109 сл.). Силлы Тимон писал гексаметрами. Элиан определяет силлы как «порицание, облеченное в форму едкой шутки» и связывает этимологически слово «силла» со словом «силен»: «Силены получили имя из-за своей привычки издеваться» («Пестрые рассказы». 111.40). О силлах см.: Страбон. XIV. 1.28; Schol.Aristoph.Eq.406; Scholl.Il.n.212.}

{196 ...издеваясь над кормившимися в Мусее философами... — Мусеем, или Муеейоном, назывался крупнейший научно-исследовательский центр, созданный в Александрии (Египет) во время царствования преемников (диадохов) Александра Великого — Птолемея I Сотера, Птолемея II Филадельфа и Птолемея III Эвергета. Со всех концов греческого мира туда собирались поэты, писатели и ученые — геометры, астрономы, медики, историки, грамматики. Находясь на царском содержании, они жили безбедно. Специальные должностные лица заботились о том, чтобы ученые ни в чем не испытывали недостатка и «могли свободно предаваться своим занятиям, пользуясь такими замечательными рабочими инструментами, предоставленными в их распоряжение, как ботанический и зоологический сад и прежде всего знаменитая библиотека с филиалом Серапейон, единственная в древности по богатству, размерам и качеству» (Марру, с. 264 сл.). Слово философ у Афинея устойчиво употребляется расширительно и означает просто «ученый».}

Много теперь развелось в краю многолюдном Египта

Книжных ученых тычин, грызутся они беспрестанно

В птичьей корзинке Мусея.

................................................ {197}

{197 в тексте лакуна.}

[e] ...пока не прекратится словесный понос у наших застольных горе-ораторов, которые, как мне кажется, из-за постоянного зуда в языке позабыли даже пифийский оракул, {198} записанный Хамелеонтом:

{198 ...пифийский оракул... — См. примеч. 8 к кн. II.}

Двадцать дней до того, как взойдет Пес, {199} и столько же после

{199 ...как взойдет Пес... — См. примеч. 191.}

Делай врачом для себя Диониса в жилище прохладном.

И афинянин Мнесифей рассказывает, что пифийский оракул предписал Афинам почитать Диониса-целителя. {200} Алкей же, митиленский поэт, {201} говорит:

{200 ...почитать Диониса-целителя. — См. примеч. 9 к кн. II.}

{201 Алкей же, митиленский поэт... — Митилена — город на восточном побережье Лесбоса, родина Алкея и Сапфо.}

Легкие сохнут, {202} друзья, -

{202 Легкие сохнут... — Эти стихи Алкея приводит и Плутарх, но не как простое приглашение к выпивке, а как повод для медицинской дискуссии о том, действительно ли выпитое вино проходит через легкие («Застольные беседы». VII.1 — «Против тех, кто упрекает Платона, сказавшего, что выпитое проходит через легкие»).}

Дайте вина!

Звездный ярится Пес. {203}

{203 Звездный ярится Пес. — Пес (греч. Κύων, лат. Canis) — Сириус. С восходом Сириуса начинается самое жаркое время года. От латинского названия этой звезды происходит и слово «каникулы» — «дни Пса».}

Пекла летнего жар

[f] Тяжек и лют;

Жаждет, горит земля.

И в другом месте [ср. 430b-d]:

Давайте пить! Ведь звездный восходит Пес.

Эвполид утверждает, что Протагор принуждал Каллия пить, [Kock. I. 297],

Чтоб легкие смочить перед восходом Пса.

У нас же не только легкие ссохлись, но боюсь, как бы и сердца наши не поразила сухость. Ведь и Антифан говорит [Коск.II.112]:

- Что значит жить, скажи мне?

- Пить, отвечу я.

Ты знаешь, сколь растет зимой вдоль быстрых рек {204}

{204 Ты знаешь, сколь растет зимой вдоль быстрых рек... — Пародия на «Антигону» Софокла (709-711):

Ты знаешь: дерева при зимних ливнях,

Склоняясь долу, сохраняют ветви,

Упорные же вырваны с корнями.

}

(23) Деревьев, днем и ночью увлажняемых (βρέχεται)?

Растут они красивые, высокие!

А те, кто в сухости живут, упорствуют,

Те от безводья гибнут все безвременно.

После того как они поговорили таким манером о звезде-Псе, - говорит Афиней, - им принесли питье.

Действительно, вместо пить часто говорят увлажняться (βρέχειν). Например, у Антифана [Коск.II.126]:

Потребно увлажняться (βρέχειν), коль обжорствуешь.

Эвбул [Kock.II.209]:

- Я, Сикон, Явился из-под фляги, весь промоченный.

- Ты пьян, скотина? [b]

- .......... Точно так!

Мендейский Зевс свидетель.

42. [О том,] что глагол "откидываться" (α̉ναπίπτειν) {205} обычно относят к сфере душевных переживаний в значении "падать духом", "изнемогать". Например, Фукидид в первой книге "Истории" [1.70]: "...терпя поражение, [афиняне] менее всего падают духом". Однако Кратин использует этот глагол, говоря о гребцах [Kock.I.131]: "Откидывайся и плещи!" И Ксенофонт в "Домострое" [8.8]: "А почему не беспокоят друг друга гребцы? Разве не потому, что они в порядке сидят, в порядке наклоняются вперед, в порядке откидываются назад?" А "воздвигаться" (α̉νακει̃σθαι) мы говорим только о статуях. Поэтому смеются [с] над теми, кто чопорно употребляет это выражение в значении "возлежать за столом". Например, один из персонажей Дифила говорит [Kock.II.577]:

{205 α̉ναπίπτειν — к сфере душевных переживаний глагол относится в своем втором, метафорическом значении. Переход к следующему глаголу — α̉νάκειμαι — был бы совершенно нелогичным, если бы глагол α̉ναπίπτειν не имел значения «возлежать за трапезой» (правда, не вполне понятно, был ли он стилистически нейтрален в таком значении — скорее всего, это был сниженно-разговорный стилистический пласт: см.: Лукиан. «Луций, или Осел». 23). Таким образом, пересказчик Афинея выпустил, по-видимому, часть рассуждения о семантике первого глагола. Глагол α̉νάκειμαι вводится по контрасту: хоть он и имеет то же значение «возлежать за трапезой», но менее употребителен и относится (в этом своем значении) к сфере возвышенно-поэтической лексики.}

Я тут возлег маленько (α̉νεκείμην).

На что его товарищ, задетый этим выражением, отвечает:

Воздвигайся (α̉νάκεισο) же!

Также персонаж Филиппида [Kock.III.310]:

И за трапезой

Всегда к нему при-воз-двигался.

И далее следует:

Он что ли монументы угощал?

Выражения "укладываться" (κατακει̃σθαι) {206} и "прилечь" (κατακεκλίσθαι) употребляются как синонимы; примеры можно найти в "Пирах" Ксенофонта и Платона. Также у Алексида [Коск.II.399]:

{206 κατακει̃σθαι — действительно синонимично κατακλίσθαι. Как синонимы употребляются эти глаголы и в «Пирах» Ксенофонта и Платона — ср., напр.: Платон. «Пир». 176а и 177d; Ксенофонт. «Пир». 8,13.}

Прилечь (κατακει̃σθαι) до трапезы - сплошное бедствие!

[d] Тут ни соснуть никак нельзя, конечно же,

Ни, коли скажут, разуметь хоть что-нибудь -

Ведь мысли-то вокруг стола все вертятся.

Однако изредка можно встретить употребление в этом значении и выражения "возлечь" (α̉νακει̃σθαι). Например, у Софокла так выражается воспылавший страстью к Гераклу сатир [TGF2. 295]:

О если б мог к нему, когда приляжет он (α̉νακειμένω),

На шею прямо прыгнуть я!

У Аристотеля в "Тирренской Политии": {207} "Тиррены принимают трапезу, возлежа (α̉νακείμενοι) под одним гиматием с женщиной". Но у Феопомпа [Kock.I.750]:

{207 У Аристотеля в «Тирренской Политии»... — Fr. 556 Rose.}

За выпивку взялись мы после этого...

[e] В триклинии улегшись (κατακείμενοι), Теламоновы

Мы в очередь вопили песнопения.

Также у Филонида [Kock.I.256]:

Я здесь прилег (κατάκειμαι) давным-давно, как видите.

А Еврипид в "Киклопе" [пользуется следующим выражением] [410]:

Валится (α̉νέπεσε) навзничь, дух

Тяжелый из гортани испуская.

Также Алексид [Kock.II.402]:

После этого

Ей повелел я повалиться (άναπεσεΐν) рядышком.

43. [О том,] что выражение "вкушать" (πάσασθαι) {208} употребляется в смысле "отведать, попробовать" (α̉πογεύσασθαι). Так, например, Феникс [f] рассказывает Ахиллу [Ил.IХ.486]: "ничего не вкушал ты (πάσασθαι)". И в другом месте [Од.III.9]: "сладкой вкусивши утробы (ε̉πάσαντο)". И это оправданно: утробы ведь можно было только попробовать, ибо ее было (24) слишком мало для такой толпы. И Приам говорит Ахиллу [Ил.ХХIV.641]: "ныне лишь яствы вкусил (πασάμην)", ибо в таком великом несчастье человек может лишь слегка прикоснуться к пище, наесться же досыта ему мешает печаль. Поэтому и о человеке, полностью воздержавшемся от пищи, сказано: "ни еды, ни питья не вкушавши ('άπαστος)" [Од.IV.788]. О тех же, кто наедается досыта, поэт никогда не говорит "вкушать" (πάσασθαι), а прямо обозначает сытость: "пищей насытив себя" [Од.VI.99] или "голод свой утолили" [Од.IV.68]. Однако позднейшие поэты употребляют выражение "вкушать" (πάσασθαι) и в смысле "насыщаться". {209} Например, Каллимах:

{208 πάσασθαι — этот глагол с прямым объектом означает просто «есть» (ср., напр.: Ил.I.464), а с родительным падежом в функции Genetivus Partitivus приобретает значение «брать часть от чего-либо», т. е. «отведывать» (ср., напр.: Од.1Х.87).}

{209 ...в смысле «насыщаться». — Приведенный контекст из Каллимаха не подтверждает такого значения: μύθου πάσασθαι можно перевести «рассказа [бы] отведал».}

Рассказом я охотно бы насытился (πασαίμην). [b]

И Эратосфен:

Дичи добытой куски, зажарив на угольях, съели (ε̉πάσαντο).

44. "Притерлись, как доска к доске", {210} как выразился фиванский лирик [Пиндар].

{210 «Притерлись, как доска к доске»... — т. е. последующая речь с предыдущим обсуждением гомеровских вопросов. По-видимому, один из участников диалога «по размышлении зрелом» решил дополнить рассказ Миртила (8е и сл.) (примеч. переводчика).}

Еще об образе жизни гомеровских героев

[О том,] что Селевк предположил, что гомеровское выражение "пир изобильный" (δαι̃τα θάλειαν) {211} получено перестановкой букв из слова "образ жизни" (δίαιταν), возведение же его к глаголу "поделить" (δαίσασθαι) [он считал] слишком надуманным.

{211 ... «пир изобильный» (δαι̃τα θάλειαν)... — Эпическая формула — ср.: Од.VIII.76,99; III.420; Ил.VII.475; Гесиод. «Труды и дни». 742. Мнение Селевка ошибочно, так как существительное δαίς этимологически связано именно с глаголом δαίνυμι — «разделять пищу»; в медиальном залоге этот глагол означает «угощаться», «пировать». Ср. у Плутарха столь же ошибочную этимологизацию: слово δαίς и однокоренные с ним возводятся к διαιρει̃ν и διαγέμειν. Основанием для сближения здесь, как и у Селевка, служит только некоторое звуковое сходство («Застольные беседы». П.10.644а-b).}

[О том,] что Каристий Пергамский [FHG.IV.359] рассказывает, что керкирские женщины еще и в наши дни {212} поют за игрой в мяч. У Гомера также играют в мяч не только мужи, но и жены. Упражняются они и в бросании дисков и дротиков, не увлекаясь, однако, этим чрезмерно [Од.IV.626]:

{212 ...еще и в наши дни... — Скорее всего, это выражение самого Каристия и, следовательно, сведения относятся ко II в. н.э.}

...бросаньем

Дисков и дротиков острых себя забавляли, -

[с] то есть лишь до тех пор, пока удовольствие перевешивало утомление. Юноши еще и охотятся на самых различных зверей, {213} чтобы приучать себя к опасностям войны; от этого они становятся крепки и здоровы [Ил.ХII.43]:

{213 Юноши еще и охотятся на самых различных зверей... — Стихи, приведенные Афинеем (Ил.ХII.43), входят в состав развернутого сравнения, где Гектор уподоблен дикому зверю, а его противники — охотникам, которые не могут со зверем совладать. Никаких указаний на то, что охотники эти — юноши и что они охотятся, чтобы приучить себя к опасностям войны, в гомеровском тексте нет, да и не может быть, потому что в героическую эпоху охота была не спортивным занятием, а промыслом.}

Ловчие, друг возле друга, сомкнувшися твердой стеною,

Зверю противостоят и тучами острые копья

Мечут из рук.

Были они знакомы и с различными омовениями, чтобы восстанавливать силы после трудов: усталость они снимали купаниями в море, которое полезно жилам, мышцы же расслабляли в [теплых] ваннах; после этого они [d] обильно умащались, чтобы высыхающая вода не стягивала кожу. Например, воины, возвратившиеся из ночного дозора [Ил.Х.572],

...погрузившися в волны морские,

Пот и прах смывали на голенях, вые и бедрах,

и после этого

Оба еще омывались в красивоотесанных ваннах.

Так омывшись они, умащенные светлым елеем,

Сели с друзьями за пир.

Существует и другое [более простое] средство снятия усталости - обливание головы горячей водой [Од.Х.362]:

Стала сама плеча орошать мне и голову теплой

Влагой.

[e] Что же касается омовения в ваннах, то вода, отовсюду обволакивая поры тела, препятствуют потоотделению, как это происходит, если в воду опускают цедилку, - поры ее замыкаются и ничего не пропускают, пока ее не поднимут и не дадут остывшим порам выпустить содержимое наружу. Такое объяснение в своих "Физических проблемах" давал Аристотель [fr.236], изучая вопрос: почему, когда вспотевшие погрузятся в теплую или холодную воду, то потение прекращается до тех пор, пока они не выйдут из ванны.

45. Подносили героям на пирах и овощи. О том, что они были [f] знакомы с огородничеством, ясно из следующих слов [Од.VII. 127]:

Саду границей служили красивые гряды.

Мало того, они хрустели даже едкими луковицами [Ил.ХI.630]:

...с луком, в прикуску напитка.

(25) Гомер рисует их также возделывающими фруктовые деревья [Од.VII.120]:

...зарождая одни, наливая другие:

Грушу за грушей, смокву за смоквой.

Поэтому Гомер и называет плодоносные деревья прекрасными [Од. VII. 114]:

Много дерев плодоносных, прекрасных, широковершинных,

Яблонь, и груш, и гранат.

Деревья же, дающие хорошие доски и бревна, Гомер называет высокими, подчеркивая этим эпитетом их назначение [Од.V.238]:

...множество там находилось

Тополей черных, и ольх, и высоких, дооблачных сосен.

Кстати, возделывание фруктовых деревьев было известно еще задолго до времен троянской войны. Например, Тантал даже после смерти не [b] освободился от любви к их плодам: божество назначило ему кару в виде качавшихся перед самым лицом плодоносных ветвей (так подгоняют тупую скотину, подвесив перед ней свежую ветку), и всякий раз, когда он был уже готов схватить их, божество не давало ему насладиться. И Одиссей напоминает Лаэрту, как тот дал ему, еще мальчику, тринадцать груш [Од.ХХIV.340]:

Дал ты тринадцать мне груш... и т.д.

46. А то, что древние питались и рыбой, ясно из слов Сарпедона [Ил.V.487], который сравнивает пленение с попаданием в сеть. Эвбул, правда, говорит об этом не без комикования [Kock.II.207]:

[c] Кто из ахейцев у Гомера рыбу ест?

У них и мясо было только жареным:

И ни один не пробовал варить его.

Никто из них не тешился с подругами:

Друг дружку мяли десять лет без устали

В такой войне, что хуже не придумаешь.

Один лишь город взяли и ушли с дырой

В заду пошире тех проломов в крепости.

И воздух герои не оставляли птицам, но ставили силки и сети на дроздов и диких голубей, а также упражнялись в стрельбе по ним: привязывали голубку к вершине [d] корабельной мачты и стреляли в нее издали, - как это рассказано в "Играх по Патроклу". {214} Если же поэт умалчивает о питании героев овощами, рыбой и птицей, то лишь потому, что всё это похоже на чревоугодие, к тому же ему было бы неудобно изображать их за приготовлением подобных вещей к столу, ибо он считал это ниже достоинства богов и героев. А что они не пренебрегали варкой мяса, {215} говорят следующие стихи [Ил.ХХI.362]:

{214 ...в «Играх по Патроклу». — «Играми» (точнее, «Поминальным состязанием», греч. ’Επιτάφιος) именуется вторая половина XXIII песни «Илиады», где рассказывается о состязаниях, устроенных в честь Патрокла после его погребения. Об именовании различных частей «Илиады» и «Одиссеи» см. выше, примеч. 120. Состязание в стрельбе по голубке описано в ст. 850 сл.}

{215 ...не пренебрегали варкой мяса... — Приведенные Афинеем слова из Гомера (Ил .XXI.362) никак об этом не свидетельствуют: с котлом, в котором клокочет кипящий жир, сравнивается река Скамандр (Ксанф), подожженная Гефестом. Сравнения, взятые из быта, редки у Гомера. Ср.: Од.ХII.237-238; ХХ.25-30.

Античные редакторы и комментаторы Гомера предлагали разные варианты чтения строк 362-363 из XXI песни «Илиады». Общепринят вариант Аристарха, которому и соответствует перевод Н. Гнедича, приведенный здесь: κνίσην μελδόμενος (букв, «[котел], растопляющий жир»). Однако Афиней цитирует эти строки в другом варианте — κνίσση μελδόμενος (букв, «[котел], растопляющийся жиром»). Здесь налицо троп — метонимия. Об этих строчках более подробно см.: The Iliad:. A Commentary. Vol. 6. P. 83.}

Словно клокочет котел...

... вепря огромного тук растопляя блестящий.

Свидетельствует об этом и пущенная в Одиссея воловья нога: {216} ибо [e] воловьих ног не жарит никто. Также и стих "мяса различного крайчий принес" {217} свидетельствует не только о том, что на выбор предлагалось мясо различных животных, - птица, свинина, козлятина, говядина, - но и о роскоши тогдашней кулинарии, не однообразной, но изощренной.

{216 ...воловья нога... — Этот эпизод уже обсуждался ранее; см. выше, примеч. 141.}

{217 ...мяса различного крайний принес... — Од.1.141.}

Отсюда и возникли сицилийская и сибаритская кухни, а уже в наши дни хиосская. {218} Ибо подтверждений хиосской кулинарной фантазии можно найти не меньше, чем первым двум. Тимокл пишет [Kock.II.466]:

{218 ...сицилийская и сибаритская кухни ... хиосская. — О специфике кухни Южной Италии и Сицилии см.: Платон. «Письма». VII.326b; «Государство». III.404d; «Горгий». 518b. О Сибарисе см.: Афиней. XI.484f.}

[f] Хиосцы ведь придумали

Неподражаемые лакомства.

Спят с женщинами у Гомера {219} не только молодые, но и старики Феникс и Нестор. Нет наложницы только у Менелая, ибо весь поход был предпринят ради возвращения его законной супруги.

{219 Спят с женщинами у Гомера... — О наложнице Нестора прекрасной Гекамеде говорится в XI песни «Илиады» (630 сл.).}

[О винах]

47. Пиндар восхваляет [Ол.9.48]

Старое вино и цветы новых песен.

Эвбул же пишет [Kock.II.209]:

Не странно ли - всегда в чести у девушек

Вино постарше, а мужчина свеженький?

(26) Те же стихи можно найти у Алексида [Kock.II.400]; у него только вместо "всегда в чести" поставлено "в большой чести". Старое вино, действительно, не только приятнее на вкус, но и гораздо полезнее для здоровья. Ибо оно лучше помогает усвоению пищи, а будучи составленным из более тонких частиц, {220} быстрее выводится из организма; кроме того, оно взбадривает тело, улучшает состав крови, благотворно для кровотока, а также [b] улучшает сон. Гомер хвалит вино, {221} которое допускает значительное разбавление водой, как, например, вино Марона; а много воды нужно именно старому вину, так как с годами оно становится крепче. Некоторые даже толкуют бегство Диониса в море, {222} как свидетельство давнего знакомства [древних] с виноделием, - ибо вино действительно приобретает приятный вкус после разбавления его морской водой. Хвалит Гомер также темное вино и часто называет его багряным {223} (α'ίθοψ). Оно очень крепкое, и действие его - долгое. Феопомп пишет {224} [FHG.I.328], что темное вино впервые появилось у хиосцев, потому что заселение этого острова [c] возглавлял сын Диониса Энопион; от него-то они первыми и научились разводить виноградную лозу и ухаживать за ней, а затем передали искусство виноделия остальным племенам. Белое вино - слабое и нежное, а желтое из-за своей сухости легко усваивается.

{220 ...будучи составленным из более тонких частиц... — В оригинале этому обороту соответствует одно прилагательное — λεπτομερής (от λεπτός — «тонкий, изящный» и μέρος — «часть, частица»), которое появляется и используется как термин в сочинении под названием «Περὶ ψυχα̃ς κόσμω καὶ φύσιος» — это поздний пересказ платоновского диалога «Тимей» (ок. I в. н.э.), дошедший до нас под именем Тимея Локрского. Этот текст см.: Platonis dialogi / Ed. C.F. Hermann. Leipzig, 1852. Само понятие «тонких частиц» у Платона см.: «Тимей». 53а сл.

См. также: Placita philosophorum. 1.7.34; Диоген Лаэртский. Х.63.}

{221 Гомер хвалит вино... — В «Одиссее» говорится о вине, которое Одиссей получил в подарок от Марона — жреца храма Аполлона в Исмаре (Фракия). Это вино обладает таким свойством: «Если кто, пить собираясь, один наполнял только кубок // Красным вином этим сладким и двадцать примешивал кубков // С чистой водою к вину, то сладчайший, чудеснейший запах // Шел от кратера. Не мог тут никто от питья воздержаться» (IX.208 сл.).}

{222 Некоторые даже толкуют бегство Диониса в море... — Приведенное далее толкование этого эпизода встречаем у Гераклита, автора «Гомеровских вопросов», или «Аллегорий» (I в. н.э.?). См.: Quaestiones Homericae. Leipzig, 1910.

...бегство Диониса в море... — Эпизод из «Илиады» (VI.130-137). Ср. также: Аполлодор. III.5.1.}

{223 ...багряным... — Прилагательное ’άιθοψ) (от αι̃θος — «жар, огонь» и ’ώψ — «вид») Гомер использует как применительно к вину, так и применительно к металлу (ср. формульное словосочетание ’άιθοψ χαλκός, традиционное передаваемое как «сияющая медь»). Вероятно, именно на этом основании некоторые комментаторы утверждают, что данный эпитет характеризует не цвет вина, а его способность сверкать, сиять, словом, излучать некий свет — см.: Desrousseaux, р. 60-61.}

{224 Феопомп пишет... — FHG.I.278; IV.643.}

48. Об италийских винах {225} участник этой ученой компании Гален рассказывает следующее: "Фалернское вино приобретает приятный вкус после десяти лет выдержки и сохраняет его до пятнадцати или двадцати лет; превысившее этот срок вызывает головные боли и угнетающе действует на телесное напряжение. Существует два его сорта: сухой и сладковатый. Последний приобретает свои особенности, когда во время сбора винограда дует южный [d] ветер, в результате вино получается более темным. Сбор в безветренную погоду дает сухое вино желтого цвета. Два сорта имеет также альбанское вино: сладковатый и кислый; оба приобретают наилучший вкус после пятнадцатилетней выдержки. Соррентинское же вино начинает приобретать приятный вкус только после двадцати пяти лет выдержки: из-за бедности жиром и очень грубого осадка оно едва дозревает даже за этот срок; впрочем и после этого оно по вкусу только для привыкших к нему. Регийское вино, более [e] жирное, чем соррентинское, становится годным уже после пятнадцатилетней выдержки. Такая же выдержка нужна и привернскому, которое суше регийского и совершенно не ударяет в голову. Очень похоже формианское, однако оно жирнее его и очень быстро созревает. Трифолийское созревает медленнее и содержит еще больше осадка, чем соррентинское. Статан принадлежит к числу лучших вин, он похож на фалернское, но легче его и не ударяет в голову. Тибуртинское вино очень жидкое, быстро выдыхается; дозревает оно после десяти лет выдержки, но после этого срока [f] становится еще лучше. Лабиканское сладко и жирно на вкус; оно занимает место между фалернским и альбанским. Пить его начинают после десяти лет выдержки. Редко встречающееся гавранское вино превосходно; при этом оно очень терпкое и густое, будучи жирнее пренестинского и тибуртинского.

{225 Об италийских винах... — Далее речь идет о различных сортах италийских вин. Фалернское — Фалерн (Falernus ager) — область в Кампании. Этот сорт вина славился уже в I в. до н.э. (ср.: Гораций. «Оды». 1.20 и Катулл, 27, в переводе А.С. Пушкина: «Пьяной горечью Фалерна...»). Плиний пишет, что виноградные лозы из Фалерна не приживаются ни в каких других местах (XIV.62).

Алъбанское — название вина происходит от названия древнейшего города Альбы-Лонги (Alba Longa), основанного, по преданию, сыном Энея Асканием (Вергилий. «Энеида». III.390), а по археологическим данным — во 2-й пол. ХII в. до н.э. Около 600 г. до н.э. город был разрушен римлянами и перестал существовать, дав свое имя усадьбе (praedium Albanum), расположившейся на месте погибшего города, у подошвы горы Mons Albanus (ныне Monte Cavo). Вино, производимое в этом месте, и называлось альбанским.

Соррентинское — Суррент (Surrentum, ныне Sorrento) — приморский город в Кампании, к юго-востоку от Неаполя. У Плиния сказано, что этот сорт вина делался из приторно-сладкого винограда (praedulci uva) (XIV.62). Как это согласуется со сведениями Афинея, могут решить только специалисты по виноделию.

Регийское — Регий (Ρήγιον, Regium, ныне Reggio) — греческая колония на самом кончике итальянского «сапога», напротив Мессаны; основана в 720 г. до н.э. Вплоть до конца императорской эпохи Регий оставался густонаселенным грекоязычным городом. См.: Страбон. VI.257 сл.; Геродот. VI.23; VH.165.170; Диодор.ХI-ХVI; Тит Ливии. ΧΧΠΙ.30.

Привернское — Приверн (Privernum, ныне Piperno) — город вольсков в Лации. Формианское — Формии (Formiae, ныне Mola di Gaeta) — приморский город в южном Лации.

Трифолийское — Трифолий (Trifolium) — гора близ Неаполя.

Статан — точнее, «статанское» (греч. Στατονός). Происхождение этого названия установить не удается.

Тибуртинское — Тибур (Tibur, ныне Tivoli) — город в Лации, на реке Аниен (приток Тибра). В Тибуре были виллы поэтов (Катулл, Гораций) и даже императоров (Август и Адриан). Катулл. 44; Проперций. 111.16; Тит Ливии. ХХХ.45.

Лабиканское — Лабики (Labici) — город в Лации между Тускулом и Пренестой.

Гавранское — Гавр (Gaurus, ныне Monte Gauro) — вулканический горный хребет в Кампании.

Марсикское — Марсы (Marsi) — сабельское племя, обитавшее в нагорьях центральной Италии, в районе Фуцинского озера (ныне Lago di Celano).

Улъбанское — греч. Ου̉λβανός. Происхождение этого названия установить не удается.

Анконское — Анкона (Апсоп, ныне Апсопа) — город в северном Пицене (Кампания).

Буксентинское — Буксент (Buxentum, ныне Policastro di Busento) — город на западном побережье Лукании. См.: Диодор.Х1.59; Страбон. VI.25.

Велитернское — Велитры (Velitrae, ныне Velletri) — город вольсков в южном Лации.

Каленское — Калы (Cales, ныне Calvi) — город в северной Кампании, к северо-западу от Капуи. Земли там славились плодородием, а глина — пригодностью для гончарного дела. См.: Страбон. V.237; Полибий. III.91; Вергилий. «Энеида». VII.728; Тит Ливии. VIII. 16; Х.20; XXVII.9; Тацит. IV.27; VI. 15.

Цекубское — Цекуб (Caecubum, или ager Caecubus) — болотистая область в южном Лации. См.: Гораций. «Эподы». IX. 1.36; Од.1.20; 1.37; 111.28; Плиний. ХIV.52.

Фунданское — Фунды (Fundi, ныне Fondi) — приморский город в Лации.

Сабинское — Сабиняне (Sabini) — племя, обитавшее в гористой области к северо-востоку от Рима. Вследствие метонимического переноса словом Sabini называлась и область обитания этого племени.

Сигнийское — Сигния (Signia, ныне Segni) — город в Лации, к юго-востоку от Рима.

Номентанское — Номент (Nomentum, ныне Mentana) — город в Лации, к северо-востоку от Рима.

Сполетинское — Сполетий (Spoletum, ныне Spoleto) — город в южной Умбрии.

Экванское — Эквы (Aequi) — племя, жившее к востоку от Рима (от Тибура, ныне Tivoli, и Пренесты, ныне Palestrina, до Фуцинского озера, ныне Lago di Celano).

Баринское — Лучшие рукописи (С и Е) дают чтение βαρβι̃νος. Г. Кайбель предлагает читать βαρι̃νος; эту конъектуру принимает Ч. Гьюлик. Конъектура разумна, так как известно местечко в области эквов на правом берегу реки Аниен под названием Вария.

Кавкинское — правильнее «хавкинское». Хавки (Cauci/Cauchi/Chauci) — германское племя, обитавшее между реками Эмс и Эльба.

Венефран — скорее всего, от названия города Венафр (Venafrum, ныне Venafro) на границе Самния и Кампании.

Требиллик — происхождение названия неясно.

Эрбуланское — возможно, происходит не от географического названия, а от прилагательного helvolus — «желтовато-розовый». У Плиния упоминаются helvolae uvae («желтовато-розовые грозди») (XIV.29), а у Катона — helvolum vinum («De re rustica». 24). Ср.: также: Columella. III.2. Впрочем, Ч. Гьюлик связывает это название с умбрийским городом Hervillum.

...из Массалии... — Массалия (Μασσαλία, Massilia, ныне Марсель) — греческая колония, основанная в 600 г. до н.э. См.: Фукидид. 1.13; Аристотель. «Политика». 1321 а 30 сл.

Тарентинское — Тарент (Tarentum, Τάρας) — крупнейший город в южной Италии (так называемой Великой Греции), выросший на месте греческой колонии, основаной спартанцами в 700 г. до н.э.

Мамертинское — Мамертинцами («людьми Марса» — от Mamers = Mars — «Марс») называли наемников сиракузского правителя Агафокла (ум. в 289 г. до н.э.). Ок. 284 г. до н.э., после того как их отряды были распущены, мамертинцы захватили Мессану (Messana, ныне Messina) и стали звать ее Мамертиной. Таким образом, «мамертинский» = «мессанский».

...называется иоталинским. — Переводчик принимает чтение ι̉ωτάλινος, которое западные издатели считают испорченным. Возможно, здесь следует читать Ιταλιώτης, хотя этим словом обычно именовались греки, жившие в Италии (ср., напр.: Геродот. IV.15; Фукидид. VI. 44).}

Марсикское очень слабое и легко усваивается. В Кампании, поблизости от Кум, получают так называемое ульбанское; оно легко и пригодно к употреблению уже после пяти лет выдержки. Анконское вино очень неплохое, (27) жирное... [лакуна]... Буксентинское кисловатостью похоже на альбанское, оно обладает большой энергией и легко усваивается. Велитернское вино на вкус сладкое, но обладает характерной особенностью: кажется, что к нему подмешан какой-то другой сорт вина. Каленское вино легкое и усваивается лучше фалернского. Цекубское вино тоже благородно, однако слишком сильное и крепкое; его созревание требует многолетней выдержки. Фунданское крепкое, питательное, но ударяет в голову и вредит желудку - поэтому его редко пьют на пирах. Самое же легкое - сабинское, его пьют, выдерживая от семи [b] до пятнадцати лет. Сигнийское же хорошо после шести лет, однако от многолетней выдержки оно становится гораздо лучше. Номентанское созревает быстро, и пригодно для питья уже после пяти лет; оно ни слишком сладкое, ни слишком сухое. Сполетинское вино... на вкус сладкое и имеет золотистый цвет. Экванское во многих отношениях близко к соррентинскому. Баринское слишком слабое, и оно постоянно совершенствуется. Благородно также [c] кавкинское, оно близко к фалернскому. Венефран хорошо усваивается и легок. Неаполитанский требиллик имеет умеренную крепость, легко усваивается и обладает тонким букетом. Цвет эрбуланского сначала темен, однако через несколько лет становится белым; оно легко и изысканно. Хорошее вино также из Массалии, но его очень немного; оно густое и от него можно располнеть. Тарентинское, как и все вина этих широт, мягкое, не ударяет в голову, [d] некрепкое, имеет сладкий вкус и легко усваивается. Мамертинское вино изготовляют за пределами Италии, в Сицилии; там оно называется иоталинским. Оно сладкое, легкое, имеет хорошую крепость".

[О том,] что, как рассказывает Харет Митиленский, индусы почитают божество по имени Сороадей; {226} по-эллински это значит податель вина.

{226 ...индусы почитают божество по имени Сороадей... — Греч. Σοροάδειος. Ср. санскр. Suryadeva (Солнечный бог) или Suradeva (богиня Сура от sura — «крепкие напитки»).}

49. [О том,] что у Антифана в какой-то комедии есть прелестное перечисление того, какие города чем славятся [Kock.II. 115]:

Элидский повар, из Аргоса - тазики,

Флиунтское вино, ковры коринфские,

Эгинские флейтистки, сикионская {227}

{227 Элидский... сикионская... — Элидский — Элида — область на западе Пелопоннеса с одноименным главным городом.

Аргос — главный город Арголиды — области на востоке Пелопоннеса. Флиунт — город в Арголиде. По сведениям Страбона, упомянут в гомеровском каталоге кораблей под именем Арефиреи (Ил.II.569). См.: Страбон. VIII.372. Коринф — город на Истмийском перешейке. Эгина — о-в в Сароническом заливе близ Аттики. Сикион — город в северном Пелопоннесе.}

Рыбешка, ...........................................

Сыр - из Сицилии, а мирра - из Афин,

Но всех прекрасней угри беотийские.

[е] Гермипп делает это так {228} [Kock.I.243]:

{228 Гермипп делает это так... — Фрагмент из комедии Гермиппа («Носильщики»; комедия ставилась между 431 и 423 гг. до н.э. См.: Гесихий: Διός βάλανοι; Kock.63. По мнению французского комментатора Афинея, это пародия на дидактический эпос (Desrousseaux, р. 64, п. 3), но возможна и другая точка зрения: во-первых, зачин взят из «Илиады» — там он предваряет знаменитый каталог кораблей, где перечисляются пришедшие под Трою греческие войска (11.485 сл.); во-вторых, у Гермиппа перечисляются города и области, откуда прибывает товар, а в гомеровском каталоге перечисляются города и области, откуда прибывают войска; наконец, в середине фрагмента Гермипп вставляет гомеровскую формулу, использованную в том числе и в каталоге кораблей. Таким образом, вполне возможно, что Гермипп пародирует Гомера.

Фрагмент разбит на реплики переводчиком.

В город... — В Афины.

...по винно-цветному морю. — Гомеровская формула.

Силъфия стебли... — Сильфий, лат. laserpicium (в современной ботанической классификации — Ferula tingitana) — смолистое растение из семейства зонтичных. Его сок использовался в кулинарии и медицине. См.: Феофраст. ИР.VI.3.1; Диоскорид.III.80. У Аристофана говорится, что сильфий вместе с сыром служит острой приправой («Птицы». 1579), и что сильфий имеет сильный запах («Всадники». 895 сл.). См. также: Chamoux F. Сугепе sous la monarchie des Battiades. P., 1953. P. 246-263.

...шкуры быков... из Кирены... — Кожа из Северной Африки считалась наилучшей. Морская торговля с Киреной (об этом городе см. выше, примеч. 66), замершая при Перикле, оживилась по инициативе Клеона. Следовательно, комедия Гермиппа была написана уже после смерти Перикла (429 г. до н.э.).

...от Ситалка ... чесотку ... Да от Пердикки вранья... — Скорее всего, Гермипп обыгрывает события Архидамовой войны (431-421 гг. до н.э.), когда Афины ради военных успехов на севере заключили союз с Ситалком — царем крупнейшего фракийского племени одрисов, и с Пердиккой, македонским царем; последний нарушил договор: преследуя свои интересы, он обратился за помощью к противнику Афин — Спарте. В этом случае понятно, почему от Пердикки везут вранье, а вот почему от Ситалка — чесотку, можно только догадываться.

...на их кораблях пустозвонных... — Греч, ναυσὶν ε̉πὶ γλαφυραι̃ς (букв, «на выдолбленных кораблях») — гомеровская формула (см., напр.: Ил.II.454).

...богам стволы кипариса... — Древесину кипариса использовали для строительства храмов: кипарисовая кровля упомянута у Пиндара (Пиф.5.51); кипарисовые ворота храма в Эфесе — у Феофраста (ИР.V.4.2); из кипариса делали и изваяния богов — IG.IV(1).102, 26.

...фиг, что сладостный сон навевают... — Фиги (инжир) считались снотворным средством.

Груши Эвбея везет... — Почва на о-ве Эвбея была более плодородна, чем на большинстве греческих островов, где хорошо вызревал только виноград.

...тучных овец и баранов... — Греч, ’ίφια μη̃λα («тучные овцы», или «тучные козы») — гомеровское словосочетание (ср. напр.: Ил.V.556). Афиней обыгрывает омонимию: μη̃λον — «овца», «коза», вообще «мелкий скот» и μη̃λον — «яблоко» (ср. лат. malum). Ч. Гьюлик, стараясь передать эту словесную игру, переводит «жирные яблоки» (fat apples).

Фригия — область в Малой Азии, занимавшая центральную и западную ее части. Упомянута уже у Гомера в «Илиаде» (111.184). Политической самостоятельности Фригия не имела с тех пор, как в VII в. до н.э. подпала под власть Лидии, так что слово «фригиец» стало для греков синонимом слова «раб». Политическая история Фригии кратко изложена в кн.: Korte G., Korte A. Gordion. Ergebnisse der Ausgrabung im J. 1900. В., 1904.

...взятых в сраженъи... — В оригинале α̉νδράποδα (букв, «человеконогие»); так называли рабов-военнопленных. Друг друга греки порабощали редко: например, во время Пелопоннесской войны, после неудачной Сицилийской экспедиции, афиняне, попавшие в плен к сиракузянам, трудились в каменоломнях. Обратить в рабство своих сограждан можно было и в мирное время, юридическим путем, но в целом греки предпочитали порабощать негреков (варваров — греч. βάρβαροι, как они сами их называли). Как поставщик рабов Фригия была у греков на первом месте.

...Аркадия — ищущих боя. — Аркадия — область в самом центре Пелопоннеса, окруженная горами. Особенности географического положения — удаленность от моря и изолированность от других областей Греции — во многом определили историко-культурное развитие Аркадии. С одной стороны, ее почти, не затронул процесс миграции племен, происходивший на Балканах в ХII-Х вв. до н.э., и в Аркадии более чем где-либо сохранилось коренное население Пелопоннеса, что отразилось и в особенностях местного (аркадского) диалекта. С другой стороны, последующие достижения в культурно-экономическом развитии Греции VII-VI вв. до н.э. Аркадии также не коснулись. Занимались аркадцы главным образом скотоводством, торговли не знали, городов вплоть до IV в. до н.э. не имели; уклад их жизни был простым и грубым, верования — примитивными, возможно, практиковались даже человеческие жертвоприношения. Для бедных и многочисленных аркадцев наемная служба в армии любого другого греческого государства была единственным способом заработать на жизнь. В 371 г. до н.э., когда после поражения Спарты аркадцы объединились в союзное государство, бедное население получило возможность не уходить на наемную службу — теперь все они могли служить в собственной наемной армии численностью в 5000 человек. Воины этой союзной армии назывались эпаритами. См.: The Cambridge Ancient History. Cambridge, 1982. Vol. III. P. 532; Vol. VI. P. 88 sq.

Пагасы — приморский город в Фессалии.

...миндаль блестящий... — Точнее, «лоснящийся», т. е. «жирный». О миндале подробно см. 52с.

...желуди Зевса... — Греч. Διὸς βάλανοι — так называли каштаны — см.: Феофраст. ИP.IV.5.1; Диоскорид.1.106.

Пафлагонцы — см. выше, примеч. 123.

...«ведь пиру они украшенье». — Цитата из «Одиссеи» (I.152). Правда, у Гомера сказанное относится к песням и танцам.}

- Ныне поведайте, Музы, живущие в сенях Олимпа [Ил.II.485],

Сколько и грузов каких, решив промышлять судоходством,

В город привез Дионис по винно-цветному морю.

Сильфия стебли, да шкуры быков он везет из Кирены;

Скумбрию из Геллеспонта, за ней солонины раздолье;

От фессалийцев - крупу на кашу, да ребра воловьи;

- Да от Ситалка везет чесотку для Лакедемона;

Да от Пердикки вранья на много эскадр корабельных.

[f] - Из Сиракуз доставляет свиней и сыр сицилийский.

- Подлым керкирцам - позор, пускай Посейдон их погубит

Прямо на их кораблях пустозвонных, за ум двоедушный.

- Всё это местный товар. Зато паруса подвесные

Или папирус - везет Египет, шлет Сирия ладан,

Крит же прекрасный везет богам стволы кипариса,

Ливия шлет на продажу обилие кости слоновой,

Родос - изюму и фиг, что сладостный сон навевают,

Груши Эвбея везет, да тучных овец и баранов,

Фригия - взятых в сраженьи, Аркадия - ищущих боя.

- Толпы рабов и бродяг клейменых привозят Пагасы.

- А на закуску миндаль блестящий и желуди Зевса

Нам пафлагонцы везут, - "ведь пиру они украшенье".

(28) Финики шлет Финикия, мучицу для булок отборных.

- Для лежебок - Карфаген ковры, да подушки цветные.

50. И Пиндар в пифийской оде, посвященной Гиерону {229} [fr.106]:

{229 И Пиндар в пифийской оде, посвященной Гиерону... — Пиф. 1. Гиерон I — правитель Гелы и Сиракуз (Сицилия). При дворе Гиерона собирались поэты и философы — там бывали Эсхил, Пиндар, Вакхилид, Симонид, Эпихарм. Данный фрагмент — не из Пифийских од и вообще не из эпиникиев. Возможно, Пиндар написал оду в честь Гиерона для какой-то церемонии, проходившей в Дельфах.}

...От Тайгета - лаконский пес,

Первый гончий густошерстного зверя;

От скиросских коз

Самое лучшее доится молоко;

Оружье - в Аргосе,

Колесницы - в Фивах,

[b] А в Сицилии, сияющей плодами,

Быть повозкам, сработанным искусной рукою...

Критий дает свое перечисление: {230}

{230 Критий дает свое перечисление... — Греки любили составлять каталоги, в том числе каталоги изобретений и открытий. Их можно встретить в «ученых» прозаических сочинениях (Плиний.VII.191; Климент Алекс. «Строматы».1.74), в мифографических сборниках (Гигин. 274 — «Кто что открыл», 277 — «Первые изобретатели вещей»). Здесь перед нами образец такого каталога в лирике.}

Коттаб {231} - земли сицилийской товар превосходной работы,

{231 Коттаб — существовало несколько разновидностей этой игры. 1. Большой глубокий сосуд наполняли водой. На поверхность клали маленькие пустые мисочки. Нужно было выплеснуть остатки вина из своего бокала так, чтобы попасть в мисочку и потопить ее. 2. Мисочки уравновешивались на подставке наподобие весов. Плеснув вина, нужно было попасть в одну из мисочек так, чтобы она упала и стукнулась о стоящую внизу бронзовую фигурку. По характеру погружения (1) или звуку удара (2) судили о том, что ждет играющего в любви. Этой игре посвящена большая часть кн. XV.}

Ставим его мы как цель для виннокапельных стрельб.

Следом возок сицилийский, красой и расходом он первый.

.................................................

Стул - фессалийский, роскошней для членов седалища нету.

Славу стяжал красотой спального ложа Милет,

Хиос прославился с ним, приморский град Энопиона.

Дар Тиррении нам - златочеканный фиал,

[c] Также вся бронза, что красит жилища у нас каждодневно.

Финикияне нашли буквы {232} - хранилище слов.

{232 Финикияне нашли буквы... — Первое упоминание о греческой письменности принадлежит поэту Стесихору (630-555 гг. до н.э.). Ее изобретение Стесихор приписывает герою Паламеду. Согласно Гекатею Милетскому, письменность привез грекам из Египта Данай. Геродот первым пришел к выводу, что источником греческого письма был семитский алфавит, который, как считал Геродот, привез Кадм из Финикии (Финикией Геродот называл область от Оронта до границ Палестины — III.91.1). См.: FGrH.1.20; Геродот. V.58.1-2. Действительно, порядок, названия и очертания знаков показывают, что греческий алфавит был заимствован из семитского. Более того, упомянутое Геродотом название букв φοινίκια зафиксировано в надписях. См., например, IG.XII.2.967. Правда, некоторые ученые толкуют это название иначе, связывая его не с местом происхождения алфавита, а с пурпурной краской, которая могла использоваться в качестве чернил.

Диодор Сицилийский утверждал, что письменность у греков появилась раньше всех, но случившийся потоп унес и памятники письменности, и даже воспоминания о них; потому-то и считается, что это Кадм первым принес грекам письменность из Финикии (V.57.3). Ср. также: Диоген Лаэртский. VII.30.10; Плиний.VII.192; Гигин. 277.

Реальная, а не мифологическая передача алфавита могла произойти, скорее всего, в двуязычной области. Вопрос в том, были здесь первыми учителями семитские поселенцы, жившие среди греков, или это греки, жившие среди семитов, взяли у них алфавит. Не менее важно знать, произошло ли это заимствование однократно или происходило в различных частях Финикии или Греции? Если последнее предположение правильно, то становится понятно, почему архаическое греческое письмо представляет собой набор различных версий одного и того же алфавита, а единообразие утверждается в Аттике к концу V в. до н.э., когда верх одерживает ионийская версия, а в других областях Греции — в течение IV в. до н.э.

Самые ранние греческие надписи относятся к середине VIII в. до н.э. Эти надписи происходят из городов, расположенных на самом побережье Эгейского моря, или из их колоний. Видимо, первоначально алфавит распространялся по морским торговым путям. Более подробно об этом см.: The Cambridge Ancient History. Vol. Ill, part 1. P. 819 sq.}

Соединили повозку с кузовом первыми Фивы,

Морем карийцы владеть стали {233} в ладьях грузовых.

{233 Морем карийцы владеть стали... — Согласно Геродоту, во времена Миноса карийцы были самым знаменитым народом (1.171). См. также: Гесихий: κάρικον πλοι̃ον.}

Круг же гончарный и плод земли и печей раскаленных, -

Глиняный славный сосуд, необходимый в дому, -

Та, что воздвигла прекрасный трофей Марафону, {234} открыла.

{234 Та, что воздвигла прекрасный трофей Марафону... — Подразумеваются Афины. Покровительница города Афина была богиней ремесел вообще и гончарного дела в частности. Под «трофеем Марафону» подразумевается победа над персами в битве при Марафоне во время греко-персидских воин (490 г. до н.э.).}

Аттическая керамика действительно ценится очень высоко. Однако [d] Эвбул [Kock.II.211] говорит: "Горшки из Книда, сицилийские миски, мегарские бочонки". Антифан же [Kock.II.171]:

Вот кипрская горчица, соус из вьюнков,

Милетский кардамон, самофракийский лук,

Капуста кормовая карфагенская,

И сильфий, и душица тенедосская,

И тмин гиметтский.

51. [О том,] что персидский царь пил только халибонийское {235} вино, которое согласно Посидонию [FHG.III.276], стали производить также в сирийском Дамаске, после того как персы разбили там виноградники. Более того, Агафархид пишет [FHG.III.194], что на Иссе, {236} острове в Адриатическом море, делают вино, превосходящее вкусом все остальные. О хиосском и фасосском винах {237} упоминает Эпилик [Kock.I.804]: "Хиосское и фасосское процеженное". И Антидот [Kock.II.411]:

{235 ...лалибонийское... — Ксенофонт упоминает халибов среди прочих народов Причерноморья; он пишет, что «халибы немногочислены и подвластны моссинойкам и живут они преимущественно добыванием и обработкой железа» («Анабасис». V.5.I. Пер. М.И. Максимовой). У Страбона халибы упомянуты тоже как причерноморское племя, живущее за счет разработки местных рудников. По мнению Страбона, именно халибов подразумевал Гомер в каталоге кораблей под гализонами, так как там сказано, что они явились под Трою «из Алибы» (Ил.II.856; ΧΙΙ.549). Плиний говорит, что халибы первыми стали делать из меди различные предметы (VII.41.197). См. также: Эсхил. «Прометей». 715; Геродот. 1.28; Аполлоний Родосский. 11.141, 373; 1002-1010.}

{236 Исса — о-в в Адриатическом море у побережья Далмации (ныне Лисса).}

{237 О хиосском и фасосском винах... — Плиний пишет, что наибольшей известностью после упомянутых Гомером вин пользовались фасосское и хиосское, а благодаря авторитету знаменитого врача Эрасистрата к ним добавилось еще и лесбосское (Плиний.ХIV.9).}

[e] Плесни фасосского...

Какая бы мне сердце ни тревожила

Забота, выпью - всякий раз рассеется;

Как будто сам его Асклепий {238} оросил.

{238 Асклепий — бог врачевания, сын Аполлона и нимфы Корониды (по другой версии — Арсинои). Асклепия воспитал кентавр Хирон. Сыновья Асклепия, Махаон и Подалирий, упомянуты Гомером как превосходные врачи. См.: Ил.IV.194, ΧΙ.518; Аполлодор. III. 10.3-4; Пиндар. Пиф.3.8-53. В целом об Асклепий см.: Herzog R. Die Wunderheilung von Epidauros. Leipzig, 1931; Edelstein Ε J., Edelstein L., Asclepius: A collection and interpretation of the testimonies. Baltimore, 1945. Vol. 1-2; Kerenyi K. Der gottliche Arzt. Darmstadt, 1956.}

Вино лесбосское,

Его, я мыслю, приготовил сам Марон, {239} -

{239 ...сам Марон... — Ср. выше, примеч. 209.}

говорит Клеарх [Kock.II.410].

Питья лесбосского,

Вина другого слаще нет, -

говорит Алексид [Kock.II.398; cp.47d] и продолжает:

Остаток дня винцом

Фасосским и лесбосским поливает он,

Да сладости грызет.

Он же [Kock.II.398]:

Освободил любезно Вакх от податей

Вино на Лесбос всякого ввозящего;

[f] В любой другой-то город и наперсточка

Ввезти нельзя: всё отберут немедленно.

Эфипп [Kock.II.264]:

Люблю прамнийское {240} вино из Лесбоса...

{240 ...прамнийское... — Об этом сорте вина см. 30b.}

Его так много жадно выпивается

До капли.

Антифан [Kock.II. 117]:

Закуска неплохая здесь имеется,

Есть ленты, мирра и вино фасосское.

У смертных ведь Киприда изобилие

Предпочитает, {241} бедняков бежит она.

{241 ...Киприда изобилие предпочитает... — Цитата из Еврипида (Fr.895 Nauck). Введение в текст комедии цитат из произведений «серьезного» ряда (эпоса, трагедии), как и вообще литературная игра, — излюбленный прием греческих комедиографов.}

Эвбул [Kock.II.209]:

Набрав вина фасосского, хиосского

Или сочащего нектар старинного

Лесбосского.

Он также упоминает о псифийском {242} вине [Kock.II.212]:

{242 ...о псифийском... — Псифийским (греч. ψίφιος) назывался сорт винограда. См.: Диоскорид.V.5; Вергилий. «Георгики». 11.93; о псифийском вине см. также: Плиний.ХIV.80.}

Псифийским сладким раз он угостил меня

Несмешанным; я жаждал и хватил его,

Но уксусом мне в грудь так и ударило.

Также Анаксандрид [Kock.II. 163]:

И кружка разведенного псифийского.

(29) 52. [О том,] что Деметрий Трезенский дал второму изданию комедии Аристофана "Женщины на празднике Фесмофорий" {243} заглавие "Женщины, справившие Фесмофории". В этой комедии поэт упоминает пепаретийское вино {244} [Kock.I.473]:

{243 ...второму изданию комедии Аристофана «Женщины на празднике Фесмофорий»... — Иных сведений о втором издании этой комедии и ее новом заглавии у нас нет.}

{244 ...пепаретийское вино... — Пепареф (ныне Пипери) — остров из группы Северных Спорад, к северо-востоку от Эвбеи. Славился растительностью и плодородием. Гераклид Понтийский называет его «благовинным» (εύοινος, а Софокл — «благовиноградным» (FHG.II.217.13; Софокл. «Филоктет». 549). Покровителем Пепарефа считался Дионис — его изображения (или изображения его атрибутов) встречаются на всех монетах, которые чеканились на этом острове. Плиний пишет, что некоторые врачи считали пепарефское вино наиболее полезным, но поскольку оно требует шестилетней выдержки, в число самых знаменитых оно так и не вошло (XIV.76). Ср., однако, ниже цитату из Гермиппа (ст. 12).}

Не дам я пить вина пепаретийского,

Прамнийского, хиосского, фасосского

И прочего, - всего, что отмыкает вам

Замки страстей.

Эвбул [Kock.II.210]:

Левкадское имеется, медвяное {245}

{245 Левкадское — Левкада — остров в Ионийском море напротив Акарнании, ныне Лефкас; медвяное — перевод по конъектуре μελίττιος (Schweighaeuser). Наиболее надежные рукописи С и Ε дают μιλίττιος — слово, не поддающееся интерпретации.}

Винишко недурно на вкус.

Бытописатель пиров Архестрат:

[b] Полною мерою взяв из бокала Спасителя Зевса, {246}

{246 ...взяв из бокала Спасителя Зевса... — У греков был обычай в самом начале трапезы совершать возлияние в честь Благого Демона несмешанным вином, а в конце трапезы, перед началом попойки, возливать уже разбавленным вином Спасителю Зевсу. В книге XV Афиней, ссылаясь на врача Филонида, пересказывает этиологический миф: когда Дионис привез в Грецию вино, все стали пить его неразбавленным и напивались до состояния буйства или, наоборот, полного бесчувствия. Однажды какие-то люди устроили попойку на берегу моря; неожиданно начался ливень, все разбежались; когда ливень кончился и люди вернулись, то обнаружили, что в чаши с остатками вина налилась дождевая вода; попробовав, все убедились, что содержимое чаш очень вкусно. С тех пор возлияние несмешанным вином творят в честь Диониса, называя его Благим Демоном за то, что он подарил грекам этот напиток, а смешанным чествуют Зевса, называя его Спасителем за то, что он как владыка всех дождей и ливней вовремя научил людей правильно пользоваться Дионисовым даром (675с, 692f).

Этот миф объясняет происхождение одного из многочисленных культовых имен Зевса — Спаситель (греч. Σωτήρ). О храмах Зевса Спасителя сообщают Павсаний. (1.1.3) и Страбон (ΙΧ.395). Подробнее об этом см.: Nilsson Μ. Geschiehte der griechischen Religion. Munchen, 1941. Bd.l. S.415-416 (далее: Nilsson).}

Время старинное пить вино с седыми висками.

Белым цветочным венцом чьи влажные кудри покрыты,

Лесбоса дар несравненный земли, объятой волнами.

Также библийское я похвалю из святой Финикии,

Только лесбосского выше его никогда не поставлю:

Если его ты вкусишь нежданно, дотоле не зная, -

Благоуханней сочтешь лесбосского, даже намного,

[c] Ибо для бега времен его аромат неприступен;

Вкусом, однако, оно лесбосского ниже немало, -

То же покажется славой тебе с амбросией равным.

Слыша же брань болтунов хвастливых, вздорно надутых, -

Им, де, из фиников брага прелестнее всех и желанней, -

Не поверну головы я...

Также фасосского вкус благороден, но ежели только

Выдержки старой оно, многих лет и погод наилучших.

Мог бы еще рассказать я о плодоносных побегах

Многих других городов, похвалить - имена не забыл я.

Надо ли? все ведь они ничто в сравненьи с лесбосским;

[d] Хоть и любезно иным расхваливать только родное.

53. О вине из фиников упоминает также Эфипп [Kock.II.263]:

Гранаты, финики, орехи, сладости,

Горшочки-крохотки с вином из фиников.

И еще [Kock.II.255]:

Вина из фиников откупорен кувшин.

Упоминает о нем в "Анабасисе" [II.3.14] и Ксенофонт. Кратин же говорит о мендейском: {247}

{247 ...о мендейском... — Менда (греч. Μένδη, или Μίνδη — таково более древнее название, зафиксированное на монетах VI-V вв. до н.э.) — город на п-ве Паллена на северном берегу Эгейского моря. См.: Фукидид. 1V.121 сл.; Страбон. VII.330; Плиний IV.36; «Суда»: Μενδαι̃ος. Мендой называлось также небольшое ионийское поселение во Фракии; упомянуто только у Павсания (V.27.12).

Это отрывок из комедии Кратина «Эфебы». Если форма «винишко» (οι̉νίσκος) не случайно созвучна форме νεανίσκος («парнишка»), то весь отрывок приобретает двусмысленный характер — особенно, если учесть, что перевод «Тройку не потянет ли?» можно максимально приблизить к оригиналу и тогда получится «А три-то вынесет?».

По отношению к вину это означает: можно ли разбавить это вино в пропорции одна часть вина к трем частям воды?}

Едва завидит свежее мендейское

Винишко, - рот разинув, вслед увяжется:

"Как нежно, чисто! Тройку не потянет ли?"

Гермипп где-то представляет Диониса, рассуждающего о сортах вин [e] [Kock.I.249]:

Мочатся боги мендейским, блаженствуя в мягких постелях.

Что ж до Магнесии, также сладчайшего Фасоса дара,

Что над собою струит божественный яблочный запах, -

Думаю, всех остальных оно превосходней и краше,

Кроме хиосского: то нетягостно и безупречно.

Есть и другое вино, "гнилым" его называют,

Только откроешь кувшин, из горлышка сразу же льется.

Распространяется запах фиалок, роз, гиацинтов:

Благоуханьем священным наполнится дом весь высокий. [f]

Вместе нектар и амбросия! Это нектар, несомненно:

Надо на стол выставлять его за пиром веселым

Выпить друзьям дорогим, врагам же - вино Пепарета.

Фений Эресийский пишет [FHG.II.301], что мендейцы кропят виноградные грозди слабительным; это придает вину мягкость.

54. [О том,] что Фемистоклу были даны от персидского царя {248} Лампсак - на вино, Магнесия - на хлеб, Миунт - на закуску, Перкота и Палескепсис - на постель и одежду. Ему было приказано, как и Демарату, (30) хопить в варварском наряде: в добавление к уже подаренному царь дал ему еще Гамбреон, поставив при этом условие никогда более не надевать эллинскую одежду.

{248 ...Фемистоклу... от персидского царя... — Речь идет о событиях 460 г. до н.э.: Фемистокл, изгнанный из Афин, был вынужден в конце концов бежать из Греции. Он воспользовался покровительством персидского царя (то ли самого Ксеркса, то ли его сына — тут источники разноречивы). Вот как описаны эти события у Фукидида: «Царь дал Фемистоклу Магнесию на хлеб, и она приносила ему ежегодного дохода 50 талантов, Лампсак на вино (местность эта считалась в то время богатейшею своими виноградниками), а Миунт на приправу» (1.138; пер. Ф. Мищенко). Ср. у Плутарха: «По свидетельству большинства историков, ему были даны три города — на хлеб, на вино и на приправу, а именно: Магнесия, Лампсак и Миунт. Кизикиец Неанф и Фаний добавляют сюда еще два города: Перкоту и Палескепсис — на постель и одежду» («Фемистокл». 29). Персидские (и египетские) цари дарили города членам царской семьи и фаворитам «на булавки» — таков был их обычай. Ср. ниже, примеч. 291.

Лампсак — город на севере Троады, основанный фокейцами; стратегически значимая точка. Сообщения Фукидида и Плутарха о Лампсаке подтверждаются эпиграфическими данными конца Ш в. до н.э.

Магнесия — в данном случае речь идет не о фессалийской Магнесии, а о городе в Ионии — «том, что на [реке] Меандр», как называет его Диодор Сицилийский (XI.57); ср.: Птолемей.V.2.15; Плиний.V.114. О том, что Фемистокл правил Магнесией, см. у Афинея книгу XII, 533е.

Миунт — город в Карий.

Пер кота, Палескепсис — города на азиатском берегу Геллеспонта.

Демарат — царь Спарты (конец VI в. до н.э.). Был свергнут с престола, бежал в Персию и сопровождал Ксеркса в его походе на Грецию. См.: Геродот.VI.64.

...было приказано... ходить в варварском наряде... — О таком приказе ни Фукидид, ни Плутарх не сообщают, однако в Плутарховом тексте есть указание на то, что по крайней мере Демарат носил персидскую одежду, — это следует из просьбы Демарата разрешить ему носить тиару (головной убор персов) так, как ее носят цари, а не все прочие персы (см.: Плутарх. «Фемистокл». 29).

Гамбреон — город в Мисии (М. Азия) к юго-западу от Пергама, у истоков Каркаса, притока Каика.}

По свидетельству Агафокла Вавилонского [FHG.IV.289], и Кир Великий даровал своему другу кизикийцу Питарху семь городов {249} - Педас, Олимпий, Акамантий, Тий, Скептру, Артипс, Тортиру. "Он же, - пишет Агафокл, - исполнившись глупой дерзости, собрал войско и попытался править своей родиной как тиран. Однако жители Кизика яростным натиском устремились на него, и каждый старался первым броситься навстречу опасности".

{249 ...Кир Великий даровал своему другу... семь городов... — Персидский царь, родоначальник династии Ахеменидов (559-529 гг. до н.э.). Победа над лидийским царем Крезом обеспечила ему владычество над М. Азией; он владел также Вавилоном, Ассирией, Сирией и Палестиной. Власть Кира распространялась вплоть до Иранского нагорья. Ему посвящено сочинение Ксенофонта «Киропедия».

Кизик — город на Пропонтиде.

Педас — город в Троаде, в области лелегов. Упомянут уже у Гомера (Ил.VI.34; ХХ.92, 96; ΧΧΙ.86). Из истории о Кире и Питархе следует, что этот город существовал и много после Троянской войны. Во времена Страбона (ок. 64 г. до н.э. — ок. 20 г. н.э.) местонахождение города еще было известно (VII.321; ΧΙII.584).

Акамантий — город во Фригии, основанный, по преданию, Акамантом — сыном Тезея и Федры. С именем Акаманта связано и название аттической филы Акамантиды, а также мыс Акамант на Кипре (Страбон. XIV.683; Гесихий: ’Ακαμάντα).

Тий — город на Черном море, на границе Вифинии и Пафлагонии, между Гераклеей Понтийской и Амастридой.

Прочие упомянутые здесь города ближе неизвестны.}

В Лампсаке почитается Приап, {250} (это то же самое божество, что и Дионис; [b] "Дионис" же является его прозвищем наряду с другими именами - Триамбом или Дифирамбом).

{250 В Лампсаке почитается Приап... — Приап — итифаллическое божество производящих сил природы. Триамб, Дифирамб — θρίαμβος, Διθύραμβος. Оба слова обозначают гимн в честь Диониса и одновременно являются эпитетами этого бога. В греческом языке есть еще несколько слов с формантом -αμβ- (’ίθυμβος, ι̉άμβος). Все они так или иначе связаны с образом Диониса или, шире, с празднествами плодородия (это касается прежде всего слова «ямб»). Современные этимологи признают, что происхождение этой группы слов темно и, возможно, является догреческим. Иногда формант -амб- сопоставляется с скр. anga- — «член». См.: Chantraine: ι̉άμβος.}

[О том,] что жители Митилены {251} зовут свое сладкое вино продромом, другие называют его протропом. {252}

{251 Митилена — город на восточном побережье острова Лесбос, родина Алкея и Сапфо.}

{252 Продром, протроп — оба слова означают «предтеча», т. е. «сочащийся из гроздей еще до выжимки» (примеч. переводчика).}

55. Восхищаются также икарийским вином. {253} Например, у Амфида [Kock.II.248; ср.67b]:

{253 Восхищаются... икарийским вином. — Икар, или Икария (так он называется и сейчас), — остров в восточной части Эгейского моря, лежащий южнее Хиоса и западнее Самоса.}

Из Фурий {254} масло, чечевица гельская,

{254 фурии — греческая колония, основанная в 443 г. до н.э. либо на месте города Сибариса, либо неподалеку. Страбон пишет об этом так: после того, как Сибарис был затоплен кротонцами, «немногие оставшиеся в живых жители собрались вместе и вновь заселили город. Но с течением времени и этих сибаритов уничтожили афиняне и другие греки, которые хоть и прибыли, чтобы жить вместе с ними, но, относясь к ним с презрением, перебили их, а город перенесли в другое место поблизости и назвали его Фурием по одноименному источнику» (VI.263). См. также: Диодор.ХII.9.}

Вино икарское и фиги кимолийские. {255}

{255 ...фиги кимолийские. — Известно три топонима, от которых могло быть произведено прилагательное «кимолийский»:

а) Кимолией называлось местечко в Мегарской области. Ср.: Фукидид. I.105-106.

б) В Пафлагонии был г. Кимолида (Страбон. ΧΙ.545; Плиний.VI.5; Птолемей.V.4.2).

в) Один из Кикладских о-вов назывался Кимолос (Страбон. Х.484; Плиний.IV,70; ср. также: Афиней. IV. 123d).}

На острове Икаре, пишет Эпархид [FHG.IV.404], производят так [c] называемый прамний, {256} - это сорт вина. Он не сладкий и не густой, но сухой, терпкий и крепости необычайной. Как утверждал Аристофан, этот сорт не нравился афинянам: он ведь пишет [Kock.I.539], что афинский люд не любит ни поэтов суровых (σκληρός) и непреклонных (α̉στεμφής), ни прамнийских вин, от которых сдвигаются брови и сводит кишки, но [предпочитает] душистые, "сочащиеся нектаром зрелости". {257} Сем пишет [FHG.IV.493], что на острове Икаре есть скала, называемая Прамнион, а возле нее высокая гора, с которой и получают прамнийское вино; некоторые называют его зельем (φαρμακίτην). Сам же остров из-за своих рыбных богатств прежде назывался Ихтиоесса, {258} [d] подобно тому, как Эхинады названы по морским ежам, Сепийский мыс по водящимся вокруг него каракатицам, а Лагусские острова - по их зайцам; по тому же образцу названы и другие острова, Фикуссы и Лопадуссы. {259} Согласно Эпархиду, виноград, из которого на Икаре получают прамнийское вино, в других землях называется священным, сами же жители Энои {260} называют его дионисийским. (Эноя - город на этом острове.) Дидим, однако, утверждает, что прамнийское вино названо так по винограду, [из которого его получают]; другие говорят, что это специальный термин, обозначающий все темные вина; некоторые же [e] считают, что это означает вино, долго сохраняющее свои качества, - будто бы от слова "парамонион" (длительность, упорство); а иные толкуют это название как "смягчающий душу" (πραΰνοντα), поскольку-де пьющие его успокаиваются.

{256 Прамний — об этом сорте вина см. 30b.}

{257 ...«сочащиеся нектаром зрелости». — В переводе М. Л. Гаспарова этот фрагмент, пересказанный Афинеем, выглядит так:

Сухих поэтов наш народ не жалует:

Они с сухим вином прамнийским сходственны,

От них на лбу морщины, в брюхе колики —

Мы больше любим сочных, зрелых, нектарных.

}

{258 ...прежде назывался Ихтиоесса... — ныне Никария; ср. 283b.}

{259 Эхинады... Лопадуссы. — Эхинады — от ε̉χι̃νος — «еж», «морской еж»; Сепийский мыс — от σηπία — «каракатица»; Лагусские острова — от λαγώς — «заяц»; этим же словом обозначался и так называемый морской заяц (Lepus marinus) — разновидность моллюска; Фикуссы — от φυ̃κος — «водоросль»; Лопадуссы — от λοπάς — «миска, тарелка». Так именовались морские животные с панцирем — черепахи и крабы.}

{260 ...жители Энои... — Эноя, греч. Οι̉νόη (тот же корень, что и в слове οι̉νος — «вино»). Городов и поселений с таким названием у греков было множество: в Спарте, у Коринфского залива, в Элиде; так же называлось местечко на пути из Аргоса в Мантинею, а еще два аттических дема.}

56. Амфид в следующих стихах хвалит вино из города Аканфа {261} [Kock.II.247]:

{261 ...вино из города Аканфа... — Известно несколько городов с таким названием: а) один находится на восточном берегу Халкидики (ныне Эрисос); основан выходцами с о-ва Андрос. См.: Геродот. VII.115.121; Фукидид. IV.84; Плутарх. «Греческие вопросы». 30; Страбон. VII.331; Плиний.IV.38; Тит Ливии. ΧΧΧΙ.45; Птолемей.III.13.11; б) упоминается Аканф на Херсонесе книдском, именовавшийся также Дулополем (Плиний. V. 104); ср.: Steph. Byz.: ’Άκανθος; в) город с таким названием был и в Египте, к югу от Мемфиса. См.: Страбон. XVII.809; Диодор.I.97.2; Птолемей.IV.5.55.}

- Угрюмец мрачный, говори, откуда ты?

- Аканфянин.

- О боги, получается.

Что ты, земляк вина необычайного,

Решил характер уподобить имени

Отечества, {262} отринув нравы светские.

{262 ...Решил характер уподобить имени / Отечества... — ’Άκανθος как имя нарицательное обозначает травянистое растение семейства акантовых. Форма листьев этого растения известна всем — она запечатлена в капителях коринфского ордера. Листья аканта, или аканфа, по краям имеют колючие зубчики, откуда и сравнение у Амфида.}

[f] О вине из Коринфа Алексид упоминает как о терпком [Kock.II.401]:

Вино там завозное, ведь коринфское -

Была бы пытка сущая.

Он же упоминает и эвбейское: "Эвбейского вина немало выпивши". Архилох сравнивает вино из Наксоса {263} с нектаром; он же говорит где-то:

{263 Наксос — самый большой из Кикладских островов в середине Эгейского моря.}

В остром копье у меня замешан хлеб. И в копье же -

Из-под Исмара {264} вино. Пью, опершись на копье.

{264 Исмар — город во Фракии (ныне Измахан). Упомянут еще у Гомера (Од.IХ.40, 198). Ср.также: Вергилий. «Энеида». VI.30; «Георгики». 11.37).}

Страттид же хвалит вино из Скиафа {265} [Kock.I.729]:

{265 ...из Скиафа... — См. выше, примеч. 29.}

Прохожим рай: течет рекой скафийское

Напополам с водой, густое, темное.

Ахей - библийское {266} [TGF2. 756]: "Он принимал, угощая бокалом (31) крепкого библийского". Вино это названо так по имени некоей местности. Перечисляет же Филлий [Kock.I.787]:

{266 Библийское — сведения о происхождении этого названия, разноречивы, что явствует уже из самого афинеевского пассажа. Библийское вино упоминают Гесиод («Труды и дни». 589), Еврипид («Ион». 1195) и Феокрит (XIV.15). Само название βίβλινος восходит к слову βύβλος — «папирус» (ι вместо υ возникло как результат ассимиляции — ср.: IG.2.1b) и означает «сделанный из папируса». Однако античные историки и грамматики всегда стремились возвести это название вина к какому-либо топониму: кроме приведенных у Афинея мнений Эпихарма и Арменида есть мнение грамматика Сема с Делоса, который указывает на реку Библ (о-в Наксос) — ср.: Steph. Byz.: βιβλίνη.}

Я выставлю

Лесбосского, хиосского старинного,

Фасосского, библийского, мендейского -

Похмелья никакого не предвидится.

Эпихарм говорит, что оно было названо по имени неких Библинских гор. А по утверждению Арменида [FHG.IV.339], эта местность расположена во Фракии, ее называют Библия, а также Антисара и Эсима. {267} И это неудивительно, ведь славилась прекрасными винами как сама Фракия, так и места, находящиеся с ней по соседству: [b]

{267 ...ее называют Библия, а также Антисара и Эсима. — В тексте путаница, внесенная, скорее всего, пересказчиком: Антисарой и Эсимой назывались портовые города на фракийском побережье. Эсима находилась между Стримоном и Нестом. Фукидид сообщает, что этот город был основан переселенцами с о-ва Фасос в 429 г. до н.э. (IV. 107), хотя похожее название города (’Αι̉σύμη) встречается еще у Гомера (Ил.VIII.304 сл.). Об Антисаре сведений мало (ср.: Steph. Byz.: ’Αντισάρη).}

Тою порой корабли, нагруженные винами Лемна,

Многие к брегу пристали... [Ил.VII.467]

Гиппий Регийский пишет, что и так называемый "вьющийся" (ει̉λεός) виноград прежде называли библийским; его якобы завез из Италии Поллий Аргосский, царствовавший в Сиракузах. В таком случае и сладкое вино, называемое сиракузянами поллийским, есть не что иное, как библийское. {268}

{268 ...не что иное, как библийское. — т. е. форма «библийское» есть результат искажения формы «поллийское» (?).}

Оракул . Афиней рассказывает, что произнося пророчество, божество по своей воле добавило:

Пей замутненным вино, если ты не живешь в Анфедоне, {269}

{269 ...в Анфедоне... — Об этом оракуле рассуждает Плутарх («Греческие вопросы». 19). Плутарх считает, что здесь подразумевается не беотийский город Анфедон, который «не богат вином», а остров Калаврия, который прежде назывался Анфедонией и Гиперией по именам пришельцев Анфа (’Άνθος) и Гипера. Это объяснение почерпнуто Плутархом из Аристотеля (fr. 597 Rose), но, к сожалению, ни тот, ни другой не объясняют, тождественны ли эти Анф и Гипер сыновьям Посейдона и Алкиопы Анфасу (’Ανθας) и Гиперу, о которых рассказывается у Павсания (см. примеч. 258). Более подробно о запутанной истории этих именований см.: Плутарх. Застольные беседы. Л.: Наука, 1990. С. 228 (вопрос 19 и примеч.).}

Или Гипере святой, где беспримесным ты его пил бы.

[с] Действительно, жители Трезены, {270} как пишет в их "Политии" Аристотель [fr. 596], прежде называли сорта винограда анфедонским и гиперейским по именам неких Анфа и Гипера, подобно тому как альтефийский виноград [был назван] по имени некоего Альтефия, {271} одного из потомков Алфея.

{270 Трезена — город на юго-востоке Арголиды. У Павсания говорится, что сыновья Посейдона и Алкиопы Анфас и Гипер основали два города — Гиперей и Анфию. Сын Анфаса стал правителем обоих городов и вступил в союз с Пелопидами Трезеном и Питфеем; после смерти Трезена Питфей объединил оба города и назвал его Трезеной (II.30.7).}

{271 ...по имени некоего Алътефия... — Алтефий или Алтеф — сын Посейдона и Леиды, дочери трезенского царя Орота (Павсаний. II.30.7).}

57. Алкман где-то говорит "вино, огня не знавшее ('άπυρος), с ароматом благоуханным"; его завозят с Пяти холмов, деревеньки в семи стадиях от Спарты, из Денфиад - какой-то крепостцы, а также из Энунт, Оногл и Статм. {272} Все эти местечки находятся в окрестностях Питаны в Лаконии. {273} Поэтому у Алкмана и говорится: "Вино из Энунта, или Денфиса, [d] или Кариста, {274} или Оногл, или Статм". Что касается Кариста, то он находится поблизости от Аркадии. А "огня не знавшее" значит некипяченое, сырое, ибо у древних было в обычае пить и кипяченые вина.

{272 Энунт — река в Спарте. Как название города или местечка в других источниках, кроме Афинея, не фигурирует. Возможно, здесь следует понимать не из Энунта, а с Энунта. Оноглы, Статмы — более о них ничего не известно.}

{273 ...в окрестностях Питаны в Лаконии. — Об этом местечке упомянуто также у Пиндара (Ол.6.28), Геродота (111.55), Еврипида («Троянки». 1112) и Каллимаха («Гимны». III. 172).}

{274 Карист — 1) город на Эвбее; 2) город в Лаконии. Отменным вином славился лаконский Карист (Страбон. Х.446).}

По словам Полибия [XXXIV.11.1], в Капуе растет превосходный виноград, именуемый древесным, {275} с которым не может равняться никакой другой. Алкифрон из Меандра говорит, что недалеко от Эфеса есть горная деревушка, прежде называвшаяся Лето, {276} ныне Латория (по имени [e] амазонки Латории), где производят прамнийское вино. Тимахид Родосский упоминает о каком-то родосском вине, которое он называет "подслащенным" {277} и говорит, что оно похоже на сусло. "Сладковатым" {278} же называют вино, подвергавшееся кипячению. Полизел [Kock.I.790] называет какое-то вино "особенным, [домашнего приготовления]". У комика Платона [Kock.I.664] встречается "дымчатое" вино; так он называет превосходное вино из Беневента, города в Италии. А Сосикрат [Kock.III.392] называет негодное вино именем "амфия" {279} (α̉μφίας). Пили древние и какую-то настойку, приготовленную на ароматических специях, которую они называли похлебкой (τρίμμα). Феофраст пишет в "Истории растений" [ΙΧ.18.10], [f] что в аркадийской Герее {280} получают вино, от которого мужчины становятся безумными, а женщины беременными. {281} Поблизости же от ахейской Керинии {282} растет некий сорт винограда, от которого у беременных женщин происходят выкидыши, даже если они съели только одну гроздь [этого] винограда. Он также рассказывает, что трезенское вино делает выпивших бесплодными, а на Фасосе {283} производят вина, одни из которых вызывают сон, а другие бессонницу.

{275 ...в Капуе... виноград, именуемый древесным... — Капуя — крупный город в Кампании (средняя Италия); древесный виноград — упомянут в специальном сочинении Geoponica (5.51.1) / Ed. Η. Bekh. Leipzig, 1815.}

{276 Лето — имя матери Аполлона и Артемиды. Упоминаний об амазонке по имени Латория нами не обнаружено.}

{277 ...«подслащенным»... — Греч, υ̉πόχυτος — «то, к чему что-то подлито». Ч. Гьюлик переводит это как doctored, т. е. «с добавками»(?).}

{278 «Сладковатым»... — Греч, γλύξις. У Гесихия это слово объясняется как обозначение вина с добавлением сусла.}

{279 ...превосходное вино из Беневента... называет негодное... «амфия». — Беневент — город в Самнии на реке Калор, к востоку от Капуи; расположен на плодородной равнине, окруженной горами; ныне Беневенто. ...«амфия»... — Гесихий объясняет, что так именуется ’όινου ’άνθος, «цветок вина», т. е. то, что находится на самой поверхности вина.}

{280 ...в аркадийской Герее... — Город в западной части Аркадии, в долине реки Алфей.}

{281 ...мужчины становятся безумными, а женщины беременными. — У Феофраста речь идет не о людях, а о собаках.}

{282 Поблизости же от ахейской Керинии... — Ср.: Элиан. «Пестрые рассказы». ΧΙΙΙ.6; Плиний.ХIV,116. Керинией назывался также город на северном побережье Кипра. Павсаний упоминает и гору с таким названием (ΙΙ.25.5).}

{283 Фасос — о-в в Эгейском море у побережья Македонии, ныне Тасос.}

58. О приготовлении душистого вина Фений Эресийский рассказывает (32) следующее [FHG.II.301]: "Для получения ароматного букета {284} (α̉νθοσμία) к пятидесяти хоям {285} сусла добавляют один хой морской воды". И еще: "Ягоды, снятые с молодых лоз, гораздо ароматнее снятых со старых". Далее он продолжает: "Потоптав незрелые ягоды, они дали соку настояться, и он стал душистым". Феофраст же пишет ["О запахах".51], что в пританее {286} на Фасосе угощают вином, необычайно приятным на вкус; получают его, используя специальные приправы: "Они кладут в винный кувшин пшеничное тесто, замешанное на меду, так что аромат вино имеет свой собственный, сладость же ему придает тесто". И далее он пишет: "Если [b] смешать терпкое и душистое вино с вином, не имеющим запаха, - например, с гераклейским или эритрейским, {287} - то одно придаст мягкость, а другое аромат".

{284 ...ароматного букета... — Греч. α̉νθοσμία — от ’άνθος — «цветок» и ο̉σμή — «запах».}

{285 Хой — мера жидкости, равная 3,28 л.}

{286 ... в пританее... — Пританеем называлось здание, где собирались должностные лица (пританы).}

{287 Гераклейское — городов с названием Гераклея в античном мире было не менее 30-ти. Скорее всего, Афиней подразумевает Гераклею Понтийскую — крупный город в Вифинии на берегу Эвксинского Понта (Черного моря). Возможно, однако, что речь идет о так называемой Трахинской Гераклее (Этолия). Тит Ливии сообщает, что климат этой Гераклеи очень влажный; ср.: Феофраст. «Исследование о растениях». IV. 15.2. В эпоху Империи оба города сохраняли свою значимость. Эритрейское — Эритры — 1) город в Беотии; 2) город в Ионии (М. Азия).}

Упоминание о миринском {288} вине можно найти у Посидиппа [Kock.III.346]:

{288 Миринское — Мирина, город на о-ве Лемнос.}

Миринское вино, необычайное,

Что разжигает жажду, драгоценное.

Также у Страттида [Kock.I.717; ср.473с] говорится о некоем напитке, называемом Гермесом.

Херея говорит, что в Вавилоне получают вино, называемое нектаром:

Верно замечено: хочет не только водой разбавляться,

Но и насмешкой лихой сопровождаться вино.

[с] "Нам Дионисово презирать нельзя, чти даже косточку от винограда", - утверждает кеосский {289} поэт [Симонид].

{289 Кеос — один из группы Кикладских о-вов.}

59. Вина бывают белые, желтые и темные. И белое вино, тончайшее по своей природе, обладает мочегонным действием, горячит и, способствуя пищеварению, разогревает голову - это вино, устремляющееся вверх. Если черное вино несладко, то оно питательно, и обладает вяжущим вкусом. Сладкие же его сорта, также как и сладкие сорта белых и желтых вин, наиболее питательны. Это объясняется тем, что сладкое вино [d] смягчает пищевод и, делая жидкое более густым, менее вредит голове. Действительно, как свидетельствуют Диокл и Праксагор, природа сладкого вина заставляет его задерживаться в подреберной области, что усиливает слюноотделение. Мнесифей Афинский пишет: "Темные вина наиболее питательны, белые - легчайшие и обладают мочегонным действием, желтые сухи и наиболее благотворны для пищеварения". Вина же, со всей возможной тщательностью приправленные морской водой, не вызывают похмелья, расслабляют кишечник, разъедают желудок, вызывают вздутие [e] живота, но помогают пищеварению. Таковы миндское {290} и галикарнасское вина. Поэтому-то киник Менипп называет Минд "соленым пропойцей". Достаточно много морской воды и в косском вине. Родосское же вино соединяется с морской водой хуже всего, и в больших количествах она совершенно бесполезна. Вина с островов вообще хороши для попоек, для ежедневного же питья они не годятся. Книдское {291} вино способствует кроветворению, питательно, расслабляет кишечник, однако при питье в больших количествах угнетает желудок. Лесбосское вино имеет небольшую [f] терпкость и выраженное мочегонное действие. Очень приятно на вкус хиосское, особенно его сорт, называемый ариусий. {292} Имеется три сорта этого вина: сухой, сладкий и третий, промежуточный по вкусу, "самодостаточный". Сухой сорт благоприятен для пищеварения, питателен и обладает большим мочегонным действием; сладкий питателен, сытен, расслабляет кишечник; "самодостаточный" же и по воздействию на организм занимает среднее положение. Хиосское вино, как правило, благотворно для (33) пищеварения, питательно, способствует кроветворению, мягчит и благодаря своей густоте очень сытно.

{290 ...миндское... — Минд — порт на южном побережье М. Азии, к востоку от Галикарнасса.}

{291 Книдское... — Книд — город в Карий (М. Азия). Книдское вино хвалит Страбон (XIV.637). О замечательных свойствах книдского протропа (о нем см. примеч. 93 к кн. II) пишет Плиний (XIV.75).}

{292 ...ариусий. — По свидетельству Страбона, область Ариусия находится на северо-западе о-ва Хиос (XIV.645e). О замечательных свойствах почвы в этой области пишет и Плутарх («Моraliа». 1099а).}

Из италийских вин {293} самые приятные альбанское и фалернское. Однако если их передержать, то после слишком долгого хранения они могут действовать как яды и вызвать немедленную потерю сознания. Так называемое адриатическое пахнет приятно, легко усваивается и в целом безвредно. Однако италийские вина необходимо заготавливать не позднее определенного срока и выдерживать в хорошо проветриваемом месте, [b] чтобы они потеряли излишнюю крепость. После длительной выдержки очень приятно керкирское. {294} Однако закинфское и левкадское {295} из-за примесей гипса вызывают головную боль. Киликийское же вино, называемое "абат", {296} по существу представляет собой слабительное. Кеосскому, миндскому, галикарнасскому и вообще винам из приморских местностей подходит жесткая вода, как родниковая, так и дождевая, ее нужно только процедить и дать отстояться. Поэтому эти вина хорошо пить в Афинах и [с] Сикионе, {297} так как вода там жесткая. Но для вин, удаленных от моря, вяжущих и терпких, а также для хиосского и лесбосского подходит только вода, лишенная всякого вкуса.

{293 Из италийских вин... — Перевод по конъектуре Г. Кайбеля. Перевод по тексту рукописи должен выглядеть так: «Из вин самое приятное — альбанское из Италии». Альбанское и фалернское — см. выше, примеч. 213.}

{294 ...керкирское. — Керкира — см. выше, примеч. 113.}

{295 ...закинфское... — Закинф — о-в в Ионийском море напротив Пелопоннеса. ...левкадское... — см. выше, примеч. 233.}

{296 Киликийское... называемое «абат»... — Киликия — область на юго-востоке М. Азии. Абат — происхождение названия установить не удалось.}

{297 Сикион — город, ближайший сосед Коринфа с запада, находился в плодородной равнине недалеко от моря.}

60. Язык, столь долго ты молчал, как сможешь ты

Деянья эти изложить? Поистине,

Нет горше ничего необходимости,

Велящей выдать тайны сокровенные

Господ, -

говорит Софокл [TGF2. 295].

Я стану сам себе Алкид и Иолай. {298}

{298 Алкид — так называли Геракла, по имени его деда Алкея, отца Амфитриона. Иолай — племянник Геракла, сын его брата-близнеца Ификла; Иолай и Ификл были спутниками Геракла — см.: Аполлодор. 11.61; Од.ХI.260.}

[d] [О том,] что марейское вино, называемое также александрийским, названо по имени расположенного поблизости от Александрии озера Марея {299} и одноименного с ним города, прежде очень большого, теперь же превратившегося в деревню. Название это происходит от имени Марона, {300} одного из спутников Диониса в его победоносном походе. Местность эта изобилует виноградом, грозди которого очень приятны на вкус, а вино [e] из них превосходно. Оно белое, вкусное, душистое, легко усваивается, не ударяет в голову и обладает мочегонным действием. Однако так называемое тениотское {301} еще лучше. В этих местах тянется длинная коса (ταινία), и вина получают на ней очень жирные, что придает им зеленоватый оттенок. От этого недостатка можно избавиться, понемногу добавляя воды, как к аттическому меду. Помимо приятного вкуса тениотское вино обладает хорошим запахом и малой терпкостью. Нильская долина изобилует сортами винограда не меньше, чем ее река водами, и каждый сорт [f] отличается особым цветом и вкусом. Но всех их превосходит вино из Антиллы, {302} города близ Александрии, доходы от которого тогдашние цари Египта, также как и персидские цари, дарили своим женам "на пояса". {303} Вино из Фиваиды, а в особенности вино из города Копта, {304} настолько легко усваивается, что его безболезненно принимают даже больные, лежащие в лихорадке.

{299 Марея — иначе Мареотида — озеро в окрестностях Александрии. У Страбона читаем: «На озере восемьдесят островов, и все окрестности его хорошо заселены; урожай в этой области такой хороший, что мареотийское вино разливают в сосуды, чтобы оно стало выдержанным» (XVII.799). Ср. также: Вергилий. «Георгики». 11.91; Гораций. «Оды». 1.37.14; Лукан. «Фарсалия». Х.160; Плиний.ХIV.39.}

{300 Марон — жрец Аполлона во фракийском городе Исмаре, давший Одиссею и его спутникам «драгоценного вина» (Од.IХ.197 сл.). О вине Марона см. также: Еврипид. «Киклоп». 409, 609; Ахилл Татий. «Леевкиппа и Клитофонт». ΙΙ.2.}

{301 ...тениотское... — Тения — коса на Мареотидском озере.}

{302 Антилла — город между Канопом и Навкратисом. Упомянут Геродотом (11.97-98), хотя и в другом написании — ’Άνθυλλα, а не ’Άντυλλα, как у Афинея.}

{303 ...женам «на пояса». — т. е. «на булавки»: членам царской семьи и фаворитам шли доходы натурой с городов и областей, подаренных царем. Это было принято и у персидских царей (ср.: Ксенофонт. «Анабасис». 1.4.9; ΙΙ.4.27), и у египетских (ср.: Геродот. П.4.27; Платон. «Алкивиад». 1.123b).}

{304 Копт — главный город 5-го верхнеегипетского нома, самый восточный из всех египетских городов; через него шел путь через пустыню к Красному морю, что и определило его роль крупнейшего торгового центра.}

Жена, себя ты хвалишь, как Астидамант {305} [Kock.II.530], -

{305 Жена, себя ты хвалишь, как Астидамант. — Изолированная выписка. Астидамант написал эпиграмму на свой успех в театре с таким хвастовством, что оно вошло в пословицу (примеч. переводчика).}

(34) Астидамант был сочинителем трагедий.

61. [О том,] что Феопомп Хиосский [FHG.I.328] рассказывает, что виноградная лоза была обретена на берегах Алфея {306} в Олимпии. В восьми стадиях от нее в Элиде есть местечко, жители которого, закрыв на Дионисии {307} три пустых медных кувшина, запечатывают их в присутствии приезжих; когда некоторое время спустя их открывают, они бывают полны вином. Однако Гелланик [FHG.I.67] утверждает, что впервые виноградная лоза была обретена в египетском городе Плинфине. {308} Поэтому-то, считает философ-академик Дион, египтяне стали большими ценителями и любителями вина. Было у них даже [b] изобретено средство для облегчения положения бедняков, которым не хватало на вино, - а именно ячменный напиток; {309} и выпившие его приходили в такой восторг, что принимались петь, плясать и во всем вели себя как настоящие пьяные. Аристотель [fr.106] пишет, что опьяневшие от вина падают вперед, лицом вниз, а упившиеся ячменным напитком валятся навзничь; объясняет он это тем, что одно отяжеляет голову, другое же усыпляет.

{306 Алфей — самая большая река на Пелопоннесе, протекающая через Аркадию и Элиду.}

{307 ...на Дионисии... — Подразумеваются празднества в честь Диониса. О них см. выше, примеч. 21.}

{308 Плинфина — город на берегу Мареотидского озера. Приведенное Афинеем свидетельство Гелланика, согласно которому виноделие родилось в египетском Плинфине, — единственное.}

{309 Ячменный напиток — пиво.}

62. [О том,] что египтяне действительно большие любители [c] выпить, свидетельствует и сохранившийся до наших дней обычай, существующий только у них, - а именно, первым из всех кушаний за обедом они едят вареную капусту. Многие даже добавляют капустное семя во все лекарства от похмелья. Всякий же раз, когда на винограднике сажают капусту, вино получается более темным. Согласно Тимею [FHG.I.206], перед выпивкой ели капусту также жители Сибариса. Алексид [Kock. 11.401]:

Вчера ты пил, теперь похмелье мучает.

Вздремни, и все пройдет. [d] Потом я дам тебе

Капусты (ρ̉άφανος) сваренной.

И Эвбул где-то говорит [Kock.II.209]:

Жена!

Меня считаешь ты капустой (ρ̉άφανος)? На меня

Спустить свое похмелье хочешь, кажется.

О том, что древние называли капусту (κράμβη) ρ̉άφανος, {310} свидетельствует Аполлодор Каристийский [Kock.III.288]:

{310 κράμβη — ρ̉άφανος — см. примеч. 152-154 к кн. II.}

У нас капуста - ρ̉άφανος, а за морем

Она зовется κράμβη; ну а женщинам

И дела нет!

Анаксандрид [Kock.II. 160]:

[е] Когда, поев капусты (ρ̉άφανος), ванну примете,

Исчезнет тяжесть, туча вмиг рассеется,

Что на чело легла.

Никохар [Kock.I.773]:

Назавтра... желудей наварим мы

Взамен капусты (ρ̉άφανος), чтоб прогнать похмелие.

И Амфид [Kock.II.247]:

Похоже, лучше нет от опьянения

Лекарства, чем когда беда навалится

Нежданная, - немедля отрезвит она;

Пред ней капуста (ρ̉άφανος) ерундой покажется.

О незаурядной силе воздействия капусты говорит и Феофраст [ИP.IV.16.16], утверждающий, что даже капустный запах угнетает рост виноградной лозы.

Конец книги первой

Извлечения из второй книги

(по византийским эпитомам)

1. ...Прибавляет ко сну большую часть дня. (35)

Речи, которые ты припоминаешь, {1} не дают мне времени поспать - так пестры они и разнообразны. Не промахнуться мимо цели. {2}

{1 Речи, которые ты припоминаешь... — Скорее всего, здесь эпитоматор сохранил слова Тимократа, обращенные к Афинею (см. об этом статью в наст. изд.).}

{2 Не промахнуться мимо цели. — Ср. 20b.}

[О том,] что по утверждению Никандра Колофонского вино (οίνος) названо по имени Ойнея: {3}

{3 Ойней — греч. Οι̉νεύς или (более архаическая форма) Οι̉νύς. Самый ранний дошедший до нас источник сведений об Ойнее (Инее) — Гомер. В «Илиаде» Ойней упоминается: 1) в связи с родословной Диомеда (как дед героя); 2) в связи с Калидонской охотой (как ее виновник — ведь знаменитый вепрь опустошал окрестности Калидона в наказание за проступок Ойнея перед Артемидой) (Ил.ХIV,115; ΙΧ.529). Афинея интересуют другие аспекты мифа об Ойнее, связанные с его культуртрегерской ролью: из приведенных строчек лирического поэта V в. до н.э. Меланиппида и эпического поэта II в. до н.э. Никандра понятно, что греки как-то связывали Ойнея с появлением у них вина (греч. οι̉νος). Гекатей (FHG.I.26) предлагает такую версию мифа, которая объясняет появление в Греции виноделия вне связи с культом Диониса. Поздние источники, напротив, увязывают две версии появления в Греции виноделия. Так Гигин сообщает, что Ойней принял у себя бога вина, который «за радушное гостеприимство дал в дар виноградную лозу, показал, как ее сажать, и установил, чтобы ее плод назывался ойнос по имени его гостеприимна» («Мифы». 129). Ср. также: Аполлодор. 1.8.1. Возможно, Ойней был греческим богом вина до распространения культа Диониса.}

Выжав в полые кубки, Ойней назвал вино "ойнос".

И Меланиппид Милетский говорит

Мой господин,

Вино по имени Ойнея названо.

Гекатей Милетский, по словам которого виноградная лоза была обретена в Этолии, пишет, в частности, следующее [FHG.I.26]: "Ореофей, сын [b] Девкалиона, пришел в Этолию на царство, и собака его родила кусок дерева, а он велел палку зарыть в землю, и выросла из нее лоза, обильная гроздьями, поэтому он и назвал своего сына Фитием ("Растительным"), а от него родился Ойней, названный так от лозы". Ибо древние эллины, - объясняет Афиней, - называли лозы "ойнами". {4} "От Ойнея же родился Этол".

{4 ...называли лозы «ойнами». — Самые ранние сведения о том, что слово οι̉νη означает «виноградная лоза», содержатся у грамматика Аммония (Ι-ΙΙ вв.); остальные относятся к послеафинеевскому времени и, следовательно, могли быть почерпнуты у самого Афинея.}

Платон, разбирая в "Кратиле" {5} [406с] этимологию слова "вино" (οίνος), пишет, что справедливо было бы назвать его "вид-умно" (οι̉ό-νους) за то, что, когда мы выпиваем, оно заставляет нас считать себя (ο'ίομαι) умными. Однако более вероятно, что оно названо так из-за пользы ('όνησις); [с] ведь и Гомер, обыгрывая это значение слова, {6} говорит примерно так [Ил.VI.260]:

{5 Платон, разбирая в «Кратиле» этимологию... — Образчик этимологических забав платоновского Сократа (406 с). К слову ο’ι̉ησις и однокоренным с ним слово ο’ι̉νος отношения не имеет. Современные ученые считают его семитским заимствованием.}

{6 ...Гомер, обыгрывая это значение слова... — Если в ст. 258-261 VI песни «Илиады» Гомер действительно что-то обыгрывает, то, в первую очередь — не этимологическую близость слов ο̉νήσεαι (букв, «ты получишь пользу») и ο’ι̉νος, а их созвучие.}

...и сам ты, когда пожелаешь испить, укрепишься (ο̉νήσεαι).

И яства он, как правило, называет "подкреплением" (ο̉νείατα), потому что они приносят нам пользу.

2. Ибо вино, Менелай, для смертных соделали боги

Средством, из всех наилучшим, развеять людские печали, -

утверждает автор "Киприй", {7} кем бы он ни был. Комический же поэт

{7 «Киприи» — одна из так называемых киклических (от греч. κύκλος — «круг») поэм. Термин ε̉πικός κύκλος (букв, «эпический круг») появился у александрийских филологов — так назывались поэмы, охватывавшие целый круг мифологических сюжетов. Клемент Александрийский так объясняет значение термина «киклический»: «Киклическими называются поэты, повествовавшие о событиях вокруг «Илиады» — или то, что предшествовало описанному в гомеровских поэмах, или то, что произошло после этого» («Протрептик».II.30.5). Определение Клемента учитывает только один круг эпических поэм — Троянский, хотя существовал еще и Фиванский, а также круг поэм, связанных с началом мира и происхождением богов. Сведения о киклических поэмах мы вынуждены черпать из цитат, пересказов и проч., так как ни одна из них до нашего времени не сохранилась.

Троянский «кикл» складывался вокруг гомеровских поэм, и в него наряду с «Киприями» входили «Эфиопида» (о борьбе Ахилла с вождем эфиопов Мемноном), «Малая Илиада» (о гибели Ахилла), «Разрушение Илиона», «Возвращения» (о судьбе Агамемнона и Менелая) и «Телегония» (о гибели Одиссея от руки Телегона, его сына от Кирки). В «Киприях» речь шла о причинах Троянской войны и излагался ее ход до начала «Илиады». Автором «Киприй» традиция считала и самого Гомера, и его зятя Стасина Кипрского. Первым высказал сомнение в авторстве Гомера Геродот (11.117). Платон и Аристотель предпочитали не называть автора «Киприй» по имени (см.: «Евтифрон». 12а; «Поэтика». 1459 а 30). В более позднее время по вопросу об авторстве «Киприй» единства также не было. Схолиаст Клемента Александрийского утверждает, что автор «Киприй» неизвестен («Протрептик».II.30.5). В схолиях к «Илиаде» (1.5), в схолиях к «Евтифрону» (12а) в качестве автора указан Стасин Кипрский (ср. также: Климент Алекс. «Строматы».У1.2.19,1). О «Киприях» у Афинея см.: VIII.334b; XIV.682e; XV.682d.}

Дифил пишет следующее [Kock.II.569; ср.: Гораций. "Оды".Ш.21.5]:

О Дионис мудрейший, как приятен ты,

[d] Как ты любим везде людьми разумными:

Гордиться позволяешь ты ничтожеству,

Склоняешь к смеху важно бровь задравшего,

С тобой решится слабый, трус отважится.

Филоксен Киферский говорит: "прекрасно текущее, открывающее все уста вино". Трагический же поэт Хэремон утверждает [TGF2. 787], что вино приуготовляет пьющим его веселость, мудрость, свежесть ума и [e] рассудительность. Ион Хиосский говорит:

Неуемный отпрыск, ликом - бык,

Сладкий служитель гулких страстей,

Вино - вздыматель духа, властитель смертных.

(36) ... Сказал же Мнесифей: для пьющих правильно

Вино великим благом боги сделали,

Но крайним злом для пьющих неумеренно.

[Оно для всех есть пища наилучшая,

Душе и телу силы придающая.]

Для врачеванья нет его полезнее:

На нем у нас все снадобья замешаны,

И раненым несет оно спасение.

Его разбавив, те, кто пьет умеренно,

В нем обретают благодушье мирное,

[b] А те, кто неумерен, - наглость дерзкую.

Кто мало разбавляет, тех безумие

Одолевает, а кто пьет несмешанным -

Тех паралич. За то и называется

Бог Дионис повсюду врачевателем [Kock.III.423].

И Пифия {8} кому-то наказала называть Диониса врачевателем. {9}

{8 Пифия — пифиями звались жрицы Аполлона, служившие в его святилище в Дельфах. Пифии были прорицательницами — их устами вещал сам Аполлон, поэтому вся Греция ходила за пророчествами в Дельфы. Именование «пифия» напоминает об истории святилища: согласно мифу, некогда здесь было прорицалище Геи и Фемиды, которое охранял рожденный Геей чудовищный змей Пифон. Аполлон уничтожил Пифона и основал на месте старого прорицалища свой храм. Учрежденные Аполлоном в честь победы над Пифоном всегреческие атлетические состязания называются Пифийскими. О пифии см. подробнее: Приходько Е. В. Двойное сокровище. М.,1999.}

{9 ...называть Диониса врачевателем. — Связь Диониса с врачеванием видна в нескольких его эпитетах: ι̉ατρός, υ̉γιάτης, παιώνιος, παιάν (соотв.: «врач», «целитель», «пеанический», «Пеан»; два последних эпитета прямо относятся к богу-целителю Пеану (Ил.V.401,899), отождествленному после Гомера с Аполлоном и иногда — с Асклепием, О культе Диониса-целителя сообщает Павсаний (Х.33.11): в местечке Амфиклее (Фокида) местные жители почитают Диониса как пророка и целителя; от болезней он избавляет «посредством сновидений»(скорее всего, подразумевается сон в святилище Диониса, в процессе которого больной получает врачебные предписания. Подобным же образом исцелял своих пациентов и Асклепий — ср.: Элий Аристид. Вторая Священная речь // Ораторы Греции. М., 1985. Плутарх толкует связь Диониса с врачеванием рационалистически: «А Дионис был признан врачевателем не только потому, что изобрел вино, могущественное и сладостное лекарство, но и потому, что научил почитать плющ как умеряющий силу вина и увенчивать им вакхантов, чтобы своей прохладностью он противодействовал чрезмерно разгорячающему опьянению» («Застольные беседы». III.1.647а).

В целом см. об этом: Nilsson. Bd. 1, p. 569.}

3. Эвбул выводит Диониса, говорящего следующее {10} [Kock.II. 196]:

{10 ...говорящего следующее... — Начало этой цитаты вдохновило Пушкина на следующие строки:

Бог веселый винограда

Позволяет нам три чаши

Выпивать в пиру вечернем.

Первую во имя граций,

Обнаженных и стыдливых,

Посвящается вторая

Краснощекому здоровью,

Третья дружбе многолетней.

Мудрый после третьей чаши

Все венки с главы слагает

И творит уж возлиянья

Благодатному Морфею.

}

Три чаши я дарую благомыслящим

В моем застолье: первой чашей чествуем

Здоровье, а второю - наши радости

[с] Любовные, а третьей - благодатный сон.

Домой уходит умный после этого.

Четвертая нахальству посвящается,

Истошным воплям - пятая, шестая же -

Разгулу пьяному, седьмая - синякам,

Восьмая чаша - прибежавшим стражникам,

Девятая - разлитые желчи мрачному,

Десятая - безумью, с ног валящему.

В сосуде малом скрыта мощь великая,

Что с легкостью подножки ставит пьяницам.

Эпихарм же пишет:

- За жертвоприношеньем - угощение.

За угощеньем - выпивка.

- Отличнейше!

- За выпивкой - насмешки, безобразия,

[d] Потом - суды да приговоры, а по ним -

Оковы, кары, наказания.

А эпический поэт Паниасид первую чашу посвящает Харитам, Горам и Дионису, {11} вторую - Афродите и опять же Дионису, третью - Насилию ('Ύβρις) и Злу ('Άτη), ибо он пишет:

{11 Хариты, Горы, Дионис — Хариты — благодетельные богини (от греч. χάρις — «милость, доброта»). Их число в мифологии варьируется от трех (Гесиод. «Теогония». 907-911) до одной (Ил.ХVIII.382 сл.; ср.: Ил.ХIV.267). Об установлении культа трех Харит см.: Павсаний. ΙΧ.35.1-7. Павсаний сообщает также, что в Спарте принято почитать двух Харит — Клету («Желанную») и Фаенну («Сияющую»), а в Афинах двух Харит — Ауксо («Преумножающую») и Гегемону («Руководительницу») и двух Гор — Карпо («Плодородящую») и Талло («Цветущую»).

Горы (Оры) (от греч. ώραι — «времена года») по существу очень близки Харитам. У Гесиода они, как и Хариты, — дочери Зевса; их тоже три — Эвномия («Благозаконие»), Дике («Справедливость»), Ирена («Мир») («Теогония». 900 сл.). Горы и Хариты вместе одевают Пандору («Труды и дни». 73-75); из контекста ясно, что Хариты отвечают за дары человеческих рук, а Горы — за дары природы.

Гор и Харит часто изображали вместе. Павсаний сообщает о статуе Геры работы Поликлета, где Хариты и Горы увенчивают Геру (II. 17.3-4), и о статуе Зевса работы Фидия, где три Хариты и три Горы окружают Зевса (V.11.7); рассказывает Павсаний и о статуе Аполлона в Спарте, где трон бога украшен изображением двух Гор и двух Харит (III.18.10); ср. также: VII.5.9. Нередко Харит и Гор смешивали — так, например, на стеле 2-й пол. IV в. до н.э. из афинского дема Ахарны в качестве трех Харит упомянуты Ауксо, Гегемона и Талло (Lexicon Iconographicum Mythologiae Classicae. Zurich; Munchen, 1981-. III(1), p. 192).

Совместный культ Xaрит и Диониса существовал в Элиде, где у них был общий алтарь, и, вероятно, в Орхомене (Беотия), где храмы Харит и Диониса соседствовали (см.: Павсаний. V.14.10; IX.38.1).

Возможно, в приведенном тексте Паниасид связь Харит, Гор и Диониса не имеет культового основания, а является поэтическим иносказанием (Дионис = вино, Горы = природные блага, Хариты = все изысканное и приятное). Ср. также: Пиндар. Ол. 13.25; Orphei hymni / Ed. G. Quandt. В., 1955, Ν 45, 5; Гораций. «Оды». III.21; «Гимн к Аполлону Пифийскому». 16 сл.}

Первую чашу Хариты и Горы по жребию взяли

И Дионис многошумный: они-то и сладили дело.

Следом за ними свою обрели Дионис и Киприда.

Это питье для людей прекрасным соделали боги,

Если кто, выпив его, разумно домой удалится

С пира сладчайшего, тот печалей и бедствий избегнет;

Кто же к умеренным чашам безумно добавит и третью,

Меры не зная, тому достанутся Зло и Насилье

В тяжкий удел, что смертным великие беды приносят.

Нет, дорогой, соблюдай умеренность в выпивке сладкой,

Рядом с законной женой ходи, общайся с друзьями:

Бойся, как бы от третьей вина медвяного чаши

В сердце невольно твоем не восстала безумная Дерзость,

Бойся виновником стать кончины гостей благородных.

Так что послушай меня и много не пей.

И далее он еще пишет о неумеренном питье вина:

Зла и Насилья удел оно с собою приносит.

Ибо согласно Еврипиду ["Киклоп".354]:

Ведь что ни пир - то кулаки, да ссоры.

Поэтому некоторые считают, что Дионис и Насилие происходят от одного общего начала.

4. У Алексида где-то сказано [Kock.II.331], что

[е] Натура человека в высшей степени

Подобна винной: должно мужу и вину

Сперва перебродить, окрепнуть, отцвести

И выдохнуться. А когда все стадии

Пройдет вино, останется лишь вычерпать

Ту пену глупую, что сверху плавает.

Тогда оно к питью пригодно, можно нам

Его на стол поставить - всем понравится

Оставшееся.

Согласно же киренскому поэту {12} [Эратосфен]:

{12 Согласно же киренскому поэту... — Те же стихи как эратосфеновские цитирует Иоанн Стобей (III, р. 513), их первую строчку, слегка видоизмененную, — Гесихий (s.v. ναρθηκοπληρωτόν). Ср. также: Климент Алекс. «Педагог». II.2.}

[f] Мощью вино не уступит огню: войдя в человека,

Гневно бушует оно, словно Борей или Нот

В волнах ливийского моря, и все из глубин выплывает,

Скрытое прежде в душе, и потрясается ум.

Однако в другом месте Алексид пишет прямо противоположное [Kock.II.399]:

Судьба вина не схожа с человеческой:

Угрюмый старец станет отвратителен,

Вино же чем старее, тем желаннее, -

Один нас мучит, а другое радует.

(37) И Паниасид говорит:

Как и огонь есть вино земнородным защита и помощь:

Это - прелестная доля земной красоты и веселья,

Это - и радостный танец, и это - любовные ласки,

Это - от низких забот отрешенье, от горестных мыслей.

Должен и ты на пиру, прияв с благодарной душою,

Чашу испить, а не так, как стервятник, кусок заглотавший,

Есть до отвала без меры, забывши о благоразумье.

А также:

Ибо для смертных вино - от богов наилучший подарок,

[b] Радостно, если оно согласуется с песнею всякой,

С пляскою всякой, а также со всякой любовной усладой.

Всякую скорбь изгоняет оно из груди человеков,

В меру когда его пить, и становится злом - коль сверх меры.

5. Тимей из Тавромения [FHG.I.221] говорит, что в Акраганте {13} один дом назывался триерой, и вот по какой причине.

{13 ...в Акраганте... — См. примеч. 25 к кн. I.}

Компания молодых людей как-то раз пьянствовала в этом доме. Разгоряченные вином, они до того одурели, что вообразили себя [c] плывущими на триере и застигнутыми в море жестокой бурей. И до того они обезумели, что стали выбрасывать из дому всю утварь и покрывала: им казалось, что они швыряют все в море, по приказу кормчего разгружая в непогоду корабль. Даже когда собралось много народу и стали растаскивать выброшенные вещи, и тогда еще молодые люди не переставали безумствовать.

[d] На следующий день к дому явились стратеги и вызвали юношей в суд. Те, все еще страдая морской болезнью, на вопросы стратегов ответили, что буря уж очень им досаждала и что поэтому они вынуждены были избавиться от лишнего груза. Когда же стратеги подивились их смятению, один из молодых людей, который, казалось, был старше других, сказал: "А я, господа тритоны, со страху забился под нижние скамьи корабля и лежал в самом низу".

Судьи, приняв во внимание невменяемое состояние юношей и строго-настрого запретив им пить так много вина, отпустили их. Все они поблагодарили судей, и один из них сказал: "Если мы спасемся от этого [e] страшного шторма и достигнем гавани, то на родине рядом с изображениями морских божеств поставим статуи вам - нашим спасителям, столь счастливо нам явившимся". Вот почему дом и был прозван триерой.

6. Филохор же пишет [FHG.I.387], что выпившие не только обнаруживают, каковы они есть, но, откровенничая, раскрывают и чужие секреты. Поэтому говорят: "вино неразлучно с истиной" и "вино выявляет ум мужа" [Феогнид.500]. Отсюда же и наградной треножник на Дионисиях. О тех, [f] кто говорит истину, обычно говорят: "вещают с треножника"; а под дионисовым треножником следует понимать кратер: в древности существовало два вида треножников, {14} и оба назывались котлами. Один из них ставился на огонь и использовался для подогрева воды. Так, у Эсхила [fr.72]:

{14 ...два вида треножников... — Треножниками (греч. τρίπους) именовались медные котлы на трех ножках с двумя ручками, которые ставились прямо над огнем. У Гомера они служат только для нагрева воды, напр.: «Яркий огонь разложив под треножным котлом, вскипятила // Воду она; вскипятивши же воду в котле, осторожно // Стала сама, из котла подливая воды вскипяченной // В свежую воду, плеча орошать мне и голову теплой // Влагой...» (Од.Х.358 сл.); ср.: Од. VIII.434, а также Ил.ХVIII.344; ХХII.443; ΧΧIIΙ.40. Считается, что такие котлы служили и для приготовления пищи, но сведения об этом мы находим преимущественно у самого Афинея — это нижеприведенная цитата из Эсхила и Алкмана (кн. X, 416с). Треножники могли служить и наградой в состязаниях, например: «Мздой победителю вынес огонный треножник, огромный, // Медный, — в двенадцать волов оценили его аргивяне...» (Ил.ХХIII.702). Наконец, треножники могли служить и посвятительным даром — фрагменты треножников найдены в избытке в греческих святилищах, в том числе и в идейской пещере Зевса на Крите.

Сведений о том, что существовали специальные треножники-кратеры, немного. Сем Делийский утверждает (FHG.IV.495), что именно такие треножники подразумеваются у Гомера под эпитетом ’άπυροι (букв, «чуждые огня»), хотя из гомеровского контекста следует, что так назывались просто новые, еще не побывавшие в огне треножники (ср.: Ил.IХ.122). Вообще весь пассаж со слов «Филохор же пишет» до цитаты из Сема невнятен (что может быть следствием вмешательства эпитоматоров), а потому непонятна цель всего рассуждения о треножниках. Возможно, она состояла в попытке применить к Дионису выражение «треножник истины», обычно относимое к пифийскому треножнику, с которого вещала жрица (см. примеч. 8), понимая при этом «треножник» не как метафору, но буквально. Возможно, никакой специальной разновидности треножника-кратера не существовало, потому что сведения Сема Делийского не слишком надежны. Ср., однако, пассаж у Филострата («Жизнеописание Аполлония Тианского». 111.27), где медные треножники служат сосудами не только для воды, но и для вина. Впрочем, треножниками иногда назывались и подставки под кратеры, так что и сам кратер мог именоваться треножником в результате метонимического переноса.}

Единого из рук ее приял котел,

Над очагом блюдомый на треножнике...

Другой - так называемый кратер. [Это его имеет в виду] Гомер (38) [Ил.IХ.122]: "Семь треножников новых, не бывших в огне (α̉πύρους)". Его использовали для смешивания вина [с водой], и именно он называется "треножником истины", потому что если Аполлону истину открывает гадание, то Дионису - опьянение. Сем Делийский пишет [FHG.IV.495]: "Медный треножник, не священный пифийский, но подобный тем, что ныне называются котлами. Одни из них не ставились на огонь ('άπυροι), но использовались для смешивания вина, а в других, предназначенных для омовения (λοετροχόοι), подогревалась вода, и они ставились на огонь. Некоторые из [b] них, снабженные ручками, но опиравшиеся на три ножки, назывались треножниками".

Эфипп где-то говорит [Kock.II.236]:

- Ты много выпил и болтаешь лишнее.

- Но ведь недаром сказано, что истину

Вещают пьяные?

Антифан [Kock.II. 114]:

Хранить секреты, Фидия,

Совсем нетрудно, кроме двух лишь случаев, -

Влюбиться или выпить угораздило:

Глаза и речи раскрывают истину,

Когда же отпираться принимаются,

[с] Совсем уж очевидной ложь становится.

7. Филохор пишет [FHG.I.387], что первым разбавил вино водой афинский царь Амфиктион, {15} переняв это искусство от самого Диониса. И когда, начав пить разведенное вино, люди выпрямились, - потому что прежде, удрученные несмешанным питьем, они ходили сгорбившись, - то в святилище Гор, которые взращивают плоды виноградной лозы, они воздвигли жертвенник Дионису Прямому. {16} Рядом с ним в поучение смешивающим вино был сооружен алтарь Нимф, {17} ибо они считаются кормилицами [d] Диониса. И был установлен обычай оставлять немного несмешанного вина, для того чтобы попробовать его после принятия пищи и почувствовать силу Благого Бога; {18} всё же остальное вино разводят водой и пьют его, сколько кто пожелает, приговаривая имя Зевса-Спасителя, {19} напоминающее, что этот способ питья безопасен.

{15 ...первым разбавил вино водой афинский царь Амфиктион... — Согласно мифу, Амфиктион принимал у себя Диониса как гостя (Аполлодор. 1.7.26; III.14.6). Павсаний сообщает, что в Афинах, у ворот, ведущих в Керамик, находился гимнасий Гермеса, где был священный участок Диониса, а рядом с ним — небольшое здание с глиняными изображениями «афинского царя Амфиктиона, принимающего у себя Диониса и других богов» (1.2.5). Об истоках традиции разводить вино водой см., однако, примеч. 234 к кн. I.}

{16 ...в святилище Гор ... воздвигли жертвенник Дионису Прямому. — Эпитет «Прямой» (’Ορθός) обыкновенно связан с фаллосом в культе Диониса — ср. у Афинея, XIV.622b; в целом см. об этом: Nilsson. Bd. 1, p. 592 sq.}

{17 Нимфы — божества различных элементов природы, в том числе — воды. В мифологии нимфы связаны с Дионисом как его воспитательницы (Еврипид. «Вакханки». 556-559). Поздние авторы предпочитают рационалистически толковать связь Диониса с нимфами как связь вина с водой; ср. у Плутарха: «...Мы предоставим им философствовать за кубком, сочетая Диониса с Музами в той же мере, что и с Нимфами: ведь эти делают его милостивым и кротким для тела, а те — поистине отрадным и благодатным для души» («Застольные беседы». 1.1).}

{18 Благой Бог (’Αγαθός θεός; ’Αγαθός δαίμων) был связан с культурой виноделия. По свидетельству Плутарха, в Беотии ему был посвящен 6-й день месяца Простатерия (аттического Антестерия — февраль/март): в этот день полагалось принести жертву Благому Богу и отведать молодое вино «после того, как подует зефир: ибо этот ветер более всех других воздействует на вино, и то, которому он не повредил, может считаться пригодным и для продолжительного хранение» («Застольные беседы». III.7.655e-f). По другим сведениям, Благому Богу был посвящен 2-й день каждого (?) месяца — см.: Гесихий: α̉γαθου̃ δαίμονος πόμα. Указание Афинея на обычай выпивать после обеда и перед началом выпивки (собственно симпосия) небольшую чашу несмешанного вина в честь Благого Бога отчасти подтверждается Аристофаном («Всадники». 105; «Осы». 533). Ср. также: Диодор IV.3.4.

Вместе с тем Благой Бог почитался и как хтоническое божество — во всяком случае, как сообщает Павсаний (ΙΧ.39.5), в Лебадее перед посещением пещеры Трофония, куда спускались за прорицаниями, нужно было провести какое-то время в находившемся неподалеку святилище Благого Бога и Благой Участи (’Αγαθή Τύχη). Изображения Благого Бога относятся к достаточно позднему — эллинистическому и римскому — времени. Антропоморфных изображений Благого Бога известно мало, а вот в виде змея Благой Бог изображался чаще; самое раннее — рельеф IV в. до н.э. См.: Lexicon Iconographicum... 1(1), p. 278.}

{19 ...имя Зевса-Спасителя... — Об этом см. примеч. 234 к кн. 1.}

Платон во второй книге "Законов" {20} [674b] разрешает употреблять вино только для лечения больных.

{20 Платон во второй книге «Законов»... — В «Законах» (674b) читаем, что нельзя пить вина ни воинам, ни рабам, ни должностным лицам, ни днем, ни ночью — «разве что для телесных упражнений или по причине болезни.}

[e] Оттого что винопитие неразлучно с опьянением, Диониса уподобляют быку и барсу, {21} так как он пробуждает в пьяных насилие. Алкей:

{21 ...Диониса уподобляют быку и барсу... — Связь Диониса с различными животными (львом, лошадью, козлом, барсом, быком, змеей) отразилась как в мифологических и литературных, так и в изобразительных сюжетах. Древнейший текст о Дионисе-быке — это гимн, приведенный Плутархом: «Рано приди, Дионис, в священный храм приморский бычьей ногой в сопровожденьи Харит, принося себя в жертву» («Греческие вопросы». 36. Пер. Н. Брагинской). Павсаний сообщает, что в Аркадии есть зимний праздник в честь Диониса, когда из стада выбирают быка — того, которого подскажет выбрать сам бог, доставляют его в святилище и приносят Дионису в жертву. О бычьей ипостаси Диониса см. также: Еврипид. «Вакханки». 1017; Плутарх. «Об Исиде и Осирисе». 364f. О связи Диониса с животными в мифологических сюжетах см.: Аполлодор. III.5.1-3.

Дионис верхом на барсе изображен на аттических краснофигурных сосудах — тарелке (кон. V-нач. IV в. до н.э.), ойнохое (нач. IV в. до н.э.), на двух кратерах (серед. IV в. до н.э.); этот же сюжет — на мозаике с о-ва Делос (200-150 гг. до н.э.). Дионис верхом на быке с канфаром в руке изображен на аттической чернофигурной амфоре (ок. 500 г. до н.э.); на другой стороне этой амфоры изображен Посейдон. Дионис на быке с ритоном в окружении пьяных силенов украшает и более позднюю аттическую амфору (кон. IV в. до н.э.). Наконец, на сицилийской монете конца V в. до н.э. изображен Дионис с бычьими рогами (Lexicon Iconographicum... III (1-2) Dionysos).

В поздней античности связь Диониса с животными предпочитали толковать рационалистически — образцом такого толкования и является данное Афинеем объяснение («так как он пробуждает в пьяных насилие»). Ср. подобное объяснение в «Греческих вопросах» Плутарха (36). Современная наука усматривает в этой связи отражение древнейших представлений о божестве, приносящем в жертву себя самого. См.: Nilsson. Bd. 1, p. 568 sq.; Фрезер Дж. Золотая ветвь. М., 1998. С. 410 сл.; см. примеч. 2 к № 36 «Греческих вопросов» в изд.: Плутарх. Застольные беседы. Л., 1990.}

Иной раз приготовляя слаще меда.

Иной - колючек острее.

Некоторые даже приходят в неистовство: таков, например, бык. Еврипид ["Вакханки".743]:

Грозящий рогом бык, надменный силою...

[f] А от воинственного пыла некоторые обретают звериную свирепость, отсюда и сравнение с барсами (παρδαλω̃δες).

8. Аристон Кеосский прекрасно сказал, что приятнейшее питье должно соединять в себе сладость с благоуханием. Поэтому и так называемый (39) нектар, который приготовляют в окрестностях лидийского Олимпа, {22} представляет собой вино, смешанное с воском и настоенное на цветах. Известно мне также, что Анаксандрид считает нектар не напитком, но пищей богов [Kock.II.160]:

{22 ...нектар ...в окрестностях лидийского Олимпа... — Более подробные сведения об этой горе нами не обнаружены. Нектар — см. примеч. 60 к кн. I.}

Нектаром набиваю рот за трапезой,

Хлещу амбросию, Зевесу самому

Прислуживаю, надуваюсь важностью,

Когда болтаю с Герой или спать ложусь

С прелестной Афродитой.

И Алкман говорит, что боги "нектаром питаются"; и Сапфо:

С амвросией там

воду в кратере смешали,

Взял чашу Гермес

черпать вино для бессмертных.

[b] Гомеру, однако, нектар известен только как напиток богов. Ивик же утверждает, что амбросия в девять раз слаще меда, когда говорит, что по приятности мед в сравнении с амбросией составляет девятую долю.

9. Дурных людей среди пьянчужек не найдешь.

Ведь Бромий, сын двух матерей, {23} с негодными

{23 ...Бромий, сын двух матерей... — Бромий — «Шумный» (от греч. βρόμος — «шум») — одно из многочисленных культовых имен Диониса. «Сыном двух матерей» Дионис назван потому, что родился недоношенным и его отец Зевс зашил его себе в бедро. О рождении Диониса см.: Гесиод. «Теогония». 940 сл.; Еврипид. «Вакханки». 1-9; 88-98; 286-297; Аполлодор. 111.26; Гигин. 179. Показательны и эпитеты Диониса: διμήτωρ, δισσοτύκος, μηρορραφής, πυριγενής.}

Не водится, не любит он невежества,

говорит Алексид [Kock.II.400], а также что вино

сверх меры им упившихся

Ораторами делает.

Автор же посвященной Кратину эпиграммы говорит [c] ["Палатинская антология". ΧΙII.29]:

"Милой душе песнопевца вино - точно конь быстроногий;

Кто воду пьет, тому слов мудрых не изречь".

Так, Дионис, говорил твой Кратин, винный дух издавая, {24} -

{24 ...говорил твой Кратин, винный дух издавая... — Комедиограф и современник Аристофана Кратин сам способствовал распространению слухов о своем пьянстве: одна из его комедий была поставлена в 423 г. до н.э. и называлась «Бутылка» (Πυτίνη). Главными действующими лицами там были Комедия, законная жена автора, его подружка Пьянь (μέθη) и другие юные красотки, которым автор отдает предпочтение, забросив жену-Комедию. Друзья (хор) хотят вернуть автора на стезю добродетели, разбив все винные бочки, но автор защищает права поклонников Диониса. См.: Аристофан. «Всадники». 526-536 и схол.; Лукиан. «Дважды обвиненный». 26.}

Не меха одного, а целой бочки дух.

И оттого его дом постоянно был полон венками,

И лоб его, как твой, увенчан был плющом. {25}

{25 ...лоб ... увенчан был плющом. — Плющ (Κισσός) — одно из культовых имен Диониса. Плющ был одним из атрибутов Диониса, его часто изображали увенчанным плющом. Например, такие изображения встречаются на сицилийских монетах VI-V вв. до н.э. (Lexicon Iconographicum.... III (2), Ν 176,177,193). В мифе связь Диониса с этим растением объясняется так: плющ покрыл новорожденного Диониса, когда от молнии Зевса сгорел дворец Кадма, где жила мать Диониса Семела — см.: Софокл. «Антигона». 1115; Еврипид. «Вакханки». 88 сл.}

Полемон пишет, что в Мунихии {26} почитают героя Акратопота {27} (Пьяница), на спартанских же фидитиях {28} поварами установлено чествование героев Маттона (Жеватель) и Кераона (Смешиватель) [ср.173f.] Также в [d] Ахайе почитается Дейпневс, имя которого восходит к слову пир.

{26 ...в Мунихии... — Одна из четырех афинских гаваней; остальные назывались: Пи-рей, Зея, Фалерон.}

{27 Акратопот — это имя встречается только у Афинея, зато Павсаний упоминает Акрата — божество из свиты Диониса, и Акратофора (1.2.5; VIII.39.6). Нимфу-служительницу Диониса по имени Акрата упоминает Нонн Панополитанский в «Деяниях Диониса» (XIV.224).}

{28 Фидитии — греч. φειδίτια, возможно, связано с глаголом φείδω — «проявлять бережливость, экономить». Так назывались общие обеды, традиция которых установилась в Спарте. Кружки по 15 человек — их называли «скенами» (греч. σκηνή — «палатка») — были частью военно-политической организации Спарты. Совместные обеды в таких кружках отрывали юношей и мужчин от уклада частной, домашней, семейной жизни, способствуя созданию между ними таких связей, которые были необходимы для воплощения спартанского идеала.

Один раз в месяц собиралась провизия для этих обедов: каждый гражданин сдавал по 1,5 медимна ячменной крупы, 11-12 хоев вина, определенное количество сыра, винных ягод, фиников, а также деньги — 10 эгинских оболов. Кроме того, существовала так называемая ε̉ατάϊκλα — букв, «добавка к трапезе» (от αι̃κλον — так именовалась в Спарте вечерняя трапеза). «Добавкой» служила охотничья добыча, пшеничный хлеб, домашняя птица.}

И если от сухой пищи "ни шутки не родится, ни возвышенной поэмы", то и не западет в душу ни пустозвонства, ни хвастовства. Поэтому совершенно справедливо грамматик Аристарх сохранил следующие стихи {29} [Ил.VIII.229]:

{29 ...Аристарх сохранил следующие стихи... — Ил.VIII.229. Издатели и переводчики «Илиады» не учитывают критики Аристарха, и отброшенная им строка остается на своем месте — после строки 230-й («Те, что на Лемне...»).}

Где похвальбы, как храбрейшими сами себя величали,

Те, что на Лемне, тщеславные, громко вы произносили?

Чаши до дна выпивая, вином через край налитые, -

отбросив стих,

Там на пирах поедая рогатых волов неисчетных, -

объясняющий заносчивость эллинов мясоедением. Ибо не всякое [e] благодушное изобилие заставляет хвастать, шутить и насмешничать, но только когда опьянение изменяет образ мыслей, обращая его ко лжи. 10. Поэтому Вакхилид пишет:

Когда сладостная неминуемость спешащих кубков

Свежие горячит юношеские души,

Мгновенными пронизывая их чаяниями Киприды,

Неразлучно едиными с дарениями Диониса.

Высоко тогда возносятся людские заботы,

[f] Венцы городов падают в прах пред каждым,

Каждый себе мнится владыкой над целым миром.

Дом сверкает золотом и слоновой костью,

Полные пшеницею, по сияющему морю

Плывут корабли твои с египетским богатством, -

Так застольными мечтами волнуются души.

(40) И Софокл говорит [TGF2. 295]:

... лекарство от печалей - опьянение.

И у других поэтов говорится: "дар полей, вино, веселящее сердце" [Ил.III.246]. Одиссея же царь поэтов заставляет утверждать, что [Ил.ХIХ.167]

...человек, укрепяся вином и насытяся пищей,

Может весь день под оружием с силой враждебных сражаться.

Дух в его персях и крепок и бодр и т.д.

11. [О том,] что Симонид возводил начало винопития и музыки к одному источнику: именно за питьем были придуманы в аттической деревне [b] Икарии {30} комедия и трагедия. Случилось это во время сбора винограда (τρύγη), и поэтому комедия называлась прежде тригодией.

{30 Икария — название одного из афинских демов; существовало до середины V в. до н.э. Потом этот дем стал называться Эгеида.

Согласно «Суде», оттуда происходил Феспид (первый приз в 534 г. до н.э.), первым выделивший из хора актера и добавивший к хоровым песням прологи и монологи (примеч. переводчика).}

Он, Дионис, на утешенье горю

Дал людям виноград, - а без вина

Какая уж любовь, какая радость! -

говорит в "Вакханках" Еврипид [772]. И Астидамант [TGF2. 780]:

Лекарство от печали виноградная

Лоза открыла смертным - мать вина.

Без просыпу вино в себя вливающий,

[с] Теряет ум, но если пьешь умеренно,

Разумен станешь, -

говорит Антифан [Kock.II. 123].

Я выпил-то не до потери разума,

А ровно столько, чтобы мог еще язык

Членораздельно буквы выговаривать, -

говорит Алексид [Kock.II.403].

Селевк же пишет, что в древности не было в обычае ни напиваться вином, ни переходить меру в других наслаждениях, если только это не было связано с почитанием богов. Отсюда произошли названия {31} застолья (θοίνη) и пира (θαλεία) [и пьянства (μέθη)]: первое было названо так из предположения, что опьяняться следует, только славя богов (θεοί), второе - потому что, собираясь за столом, в честь богов солили (η̉λίξοντο) пищу - [d] это ведь и есть "пир изобильный" (δαι̃τα θάλειαν). И наконец, Аристотель говорит [fr.102], что слово "напиваться" (μεθύειν) означает то, чем занимаются после жертвоприношения (μετὰ θύειν).

{31 Отсюда произошли названия... — Афиней представляет себе фантастическое словообразование: θοίνη = θεοί + οίνος; θάλεια = θεοί + α̉λίζω. Ни эти, ни приведенная ниже аристотелевская этимология (fr. 102 Rose) критики не выдерживают.}

12. Кто божествам приносит жертвы (τέλη) малые,

Благочестивей в жертву приносящего

Быка громадного, -

говорит Еврипид [TGF2. 458]. Этим он показывает, что τέλος значит "жертвоприношение". {32} Также у Гомера [Од.IХ.5]:

{32 ...τέλος значит «жертвоприношение». — Такое значение это слово имеет только во множественном числе. В приведенных стихах из «Одиссеи» (ΙΧ.5) τέλος означает «результат», а не «жертвоприношение».}

От приношения жертвы (τέλος) не знаю я большей утехи,

Чем когда завладело веселие целой страною.

И всё еще процветающие празднества, сопровождающиеся традиционными мистериями, мы называем телетами, {33} из-за того что они связаны с большими тратами. Ведь τελει̃ν значит "тратиться"; поэтому и много тратящие называются πολυ-τελει̃ς, а тратящие мало - ευ̉-τελει̃ς. Алексид пишет [Kock.II.394]:

{33 Телеты — греч. τελετή означает буквально «исполнение, совершение» и, скорее всего, является эвфемистическим обозначением обряда, тем более, что так чаще всего обозначался обряд посвящения в мистерии. Слово τελετή действительно происходит от глагола τελέω, только в его исходном значении «исполнять, совершать», а не вторичном значени «тратиться». Πολυτελής («дорогой») и ευ̉τελής («дешевый») связаны с этим вторичным значением.}

Должны открыто жить богатые,

Чтоб от богов дары у них все видели:

Ведь если боги одаряют благами,

То ждут они за это благодарности.

Увидев, что одаренный скрывается,

Всех убеждает, что живет он в бедности

[f] И недостойно участи свободного,

Дождутся боги случая удобного

И всё подаренное быстро отберут.

13. Провиновитийствовав, или произнеся свою речь о вине, во время которой он прямо-таки пожирал имена вин...

... Не рад бокалу человек, сызмальства приученный к трезвости.

Сладко на пире обильном или на пирушке складчинной

Нам наслаждаться беседой, когда насытятся гости, -

говорит в "Меламподии" {34} Гесиод.

{34 «Меламподия» — поэма о Мелампе, или Меламподе. У Гомера Меламп — прорицатель (Од.ХV.225 сл.); в позднейшей традиции — основатель культа Диониса и фаллических шествий (Геродот. 11.49). О Мелампе см. также: Аполлодор. II.2.2; 1.9.1.

Помимо Афинея (ср. также: ХI.498а-b; ХIII.609е) автором «Меламподии» считает Гесиода Страбон (XIV.642). Павсаний сообщает, что в Беотии, в окрестностях Геликона (именно там находилась деревушка Аскра, где жил Гесиод, — см. примеч. 29 к кн. I) местные жители были убеждены в том, что Гесиод написал только «Труды и дни», хотя есть и другое мнение, согласно которому Гесиод был автором множества эпических поэм, в том числе и о прорицателе Мелампе (IX. 31.4).}

[О водах]

Никому из вас не пришло в голову сказать [похвальное] слово воде, от смешения с которой происходит, кстати, и ваше вино; а ведь громогласный Пиндар назвал воду самым лучшим на свете [Ол.I.1].

И божественный Гомер знал о ее благотворных свойствах, когда (41) говорил [Од.ХVII.208] о роще "темных ольх, над водою возросших". Хвалит он и ее прозрачность [Од.V.70]: "светлой струею четыре источника рядом бежали". Источники с легкой, драгоценной водой он называет желанными: так, желанным он называет Титаресий, {35} "быстро в Пеней устремляющий... воды" [Ил.II.753]. Упоминает он и об очищающей силе воды, о которой говорит, позаимствовав это, и Праксагор Кеосский... [лакуна]... называя светлой [Од.VI.87]:

{35 Титаресий — река в Фессалии.}

Вода в них обильно

Светлой струею лилася, нечистое все омывая.

Ключевые воды Гомер отличает от широких; так, например, Геллеспонт [b] он называет широким [Ил.VII.86], а о первых говорит: "корабль мы поставили ... поблизости от ключевой (γλυκεροι̃ο) воды {36} [Од.ХII.305]".

{36 ...поблизости от ключевой воды. — Букв, «сладкой».}

14. Известно ему и целительное действие тепла на раны: во всяком случае теплыми ваннами лечат раненого Эврипила {37} [Ил.ХI. 830], хотя для того, чтобы прекратить кровотечение, необходимо было бы приложить [c] холод и сжать рану. Скорее всего, он использует тепло, обладающее обезболивающим действием, для утишения страданий. Слово λιαρός означает у Гомера "теплый". Совершенно ясно он показывает это, говоря об источниках Скамандра [Ил.ХХII.149]:

{37 ...теплыми ваннами лечат раненого Эврипила... — У Гомера Эврипил просит Патрокла смыть кровь теплой водой, как учил кентавр Хирон.}

Теплой (λιαρώ) водою струится один, и кругом непрестанно

Пар от него подымается, словно как дым от огнища.

Разве не теплое то, от чего поднимаются испарения огня и раскаленный дым? Но другой, говорит он, источник

... и средь лета студеный катится,

Хладный как град, как снег, как в кристалл превращенная влага.

[d] Привыкший рассказывать о том, что получившие свежие раны обливаются горячей (θερμός) кровью, он говорит и об Агамемноне [Ил.ХI.266]:

Кровь покуда горячую свежая рана струила.

Однако, описывая убегающего после ранения оленя, он говорит [Ил.ХI.477]:

Доколе вращались

Теплая (λιαρός) кровь и колена.

Афиняне же называют теплое смешанным (μετάκερας), {38} также и Эратосфен: "жидкое и теплое (μετάκερας)".

{38 Афиняне... называют теплое смешанным (μετάκερας). — Утверждение верное — у Гиппократа словом μετακέρασμα обозначается процесс смешения холодной и горячей воды, т. е. получение теплой («О диете при острых болезнях». 65).}

15. Что касается вод, текущих со скал, то [Гомер] называет их "мрачными" [Ил.IХ.15], считая бесполезными; {39} предпочитает же он ключевые, [e] прошедшие под землей длинный путь, благотворные; как, впрочем, и Гесиод ["Труды и дни".595]:

{39 ...считая их бесполезными... — Домысел Афинея; из гомеровского контекста ничего подобного не следует.}

Глядя в прозрачный источник с бегущею вечно водою.

И Пиндар говорит [fr.l98b]:

Бессмертная влага, сладкая, как мед,

Из светлых ключей Тильфоссы... {40}

{40 Тильфосса — также Тильфуса (Тельфуса) — нимфа источника в Беотии. См.: Павсаний. ΙΧ.33; «Гимн к Аполлону». 244 сл. Об эпизоде с Тиресием см.: Аполлодор. 111.84; Страбон. ΙΧ.27.}

Тильфосса - это родник в Беотии. Как пишет Аристофан, это из него испил воды дряхлый Тиресий, не вынес ее холода и умер.

Феофраст пишет в сочинении "О водах", что нильская вода самая [f] свежая и плодовитая: имея щелочную примесь, она расслабляет внутренности пьющих ее. В сочинении же "История растений" [IX.18.10] Феофраст говорит, что в некоторых местностях, как например в Феспиях, воды благотворны для деторождения, в других же, например в Пирре, вызывают бесплодие. Вызывают его, - продолжает он, - также и некоторые из текучих вод, - по крайней мере они неблагоприятны для (42) деторождения, как вода в Фетах и в Пирре. Когда земли вокруг Нила однажды поразила продолжительная засуха, то вода в нем стала ядовитой, и много египтян умерло.

Он пишет также, что речные воды могут не только приобретать привкус горечи, но вся река целиком может становиться соленой, как это случилось в Карий, там где стоит храм Зевса-Владыки (Ζηνοποσειδω̃ν). {41} 16. Причиной этого стали многочисленные молнии, ударившие в его окрестностях.

{41 Ζηνοποσειδω̃ν — греческое обозначение божества, почитавшегося в Карий под именем Osogo (Osogoa) (греч. ’Οσόγω, ’Οσόγωα). Самые ранние упоминания об этом божестве в письменных источниках относятся к IV в. до н.э. — во всяком случае, если доверять сообщениям того же Афинея (337с). В надписях Зевс-Осого появляется не ранее 200 г. до н.э. Сохранились монеты с изображением этого божества; его атрибуты — трезубец, двойная секира, краб, орел. На связь Зевса-Осого с морской стихией указывает Павсаний (VIII. 10.4). У Страбона говорится, что в Миласах, одном из трех значительных карийских городов, было два святилища Зевса — одно из них принадлежало Зевсу-Осого.

Этимология имени «Осого» темна. Не исключено, что «Осого» было именем финикийского морского божества.}

Однако бывают и воды, густые от большого количества твердой взвеси (σωματω̃δη). Такова вода в Трезене: {42} у попробовавших ее тут же набивается рот. Котила {43} воды из шахтных выработок в Пангеоне зимой весит [b] девяносто шесть [драхм], {44} а летом только сорок шесть: холод сжимает ее и уплотняет. Поэтому и вода, текущая в водяных часах {45} (γνωμών), не показывает зимой правильного времени, но всегда избыточное, ибо из-за чрезмерной густоты она медленнее выливается через устье. В Египте, говорят, то же самое происходит из-за мягкости воздуха. Соленая же вода, имея большую плотность {46} (γεωδέστερον), требует большего нагревания, чем морская, ибо, имея более теплую природу, {47} морская вода иначе реагирует [на изменение температуры]. Из соленых вод жестка только [c] вода Аретузы. {48} По тем же причинам нехороши тяжелые стоячие, жесткие и холодные воды: они плохо кипятятся из-за большого содержания твердых частиц или избытка холода. Быстро же нагревающаяся вода легка и благотворна. В Кранноне {49} слегка теплая вода в течение двух или трех дней сохраняет теплоту в смешанном с ней вине. Вообще же даже притекающая по водопроводу вода, как правило, лучше стоячей: она взбалтывается и становится мягче. Поэтому хорошей считается и вода, получающаяся при таянии снега: более пригодная для питья часть поднимается к ее поверхности [d] и дробится воздухом, поэтому она даже лучше дождевой воды. Лучше дождевой также и вода, полученная при таянии льда: доказательством служит то, что и сам лед легче любой воды. Холодная же вода жестка из-за своей плотности. Всё же, содержащее большое количество твердой примеси, легче нагревается и быстрее остывает. По тем же причинам и вода из горных источников более пригодна для питья, чем взятая на равнине: в последней больше примеси твердого вещества. Взвеси также окрашивают воду в различные цвета. Так, в Вавилоне в некоторые дни озеро становится красным, {50} вода же Борисфена {51} иногда имеет фиолетовый цвет, [e] хотя она необычайно легка, что доказывается тем, что, смешиваясь с водами Гипаниса, {52} при северных ветрах она продолжает течь поверх них.

{42 ...в Трезене... — См. примеч. 258 к кн. I.}

{43 Котила — мера объема, 0,274 л.}

{44 Драхма — мера веса, 4,37 г.}

{45 ...вода, текущая в водяных часах... — Единственное место, где слово «гномон» употреблено в значении «водяные часы» (κλεψύδρα). Последующий текст неясен и по конструкции, и по смыслу (примеч. переводчика).}

{46 ...имея большую плотность (γεωδέστερον)... — Букв, «будучи более землеподобным», что не вполне соответствует современному понятию «плотность», хотя и приближается к нему. «Землеподобие» — термин античного естествознания; под «землей» (γη̃) подразумевается один из четырех — наряду с огнем, воздухом и водой — элементов («стихий»), лежащих в основе всех природных образований. О землеподобных частицах в морской воде см.: Аристотель. «Метеорологика». 357 а 5-359 а 15; Fr.217 Rose; ср.: Плутарх. «Застольные беседы». I. 9.}

{47 ...имея более теплую природу... — Под «холодной» и «теплой» водой в этом контексте следует понимать не температурные характеристики воды, но постоянное свойство «теплоты» или «холодности», присущее всем предметам как органической, так и неорганической природы. Теорию четырех главных «сил», или способностей (δυνάμεις) — теплоты/холодности, сухости/влажности — создал Аристотель («Метеорологика». 331 а 25-35). Преобладание той или иной «силы» и делает любое природное соединение «теплым» или «холодным», «сухим» или «влажным». Очень часто эти свойства нельзя определить эмпирически, так как они могут и не распознаваться органами чувств — например, когда речь идет о «теплоте» или «холодности» растения или вина. В этом случае рассуждение ведется логически. См. об этом: Феофраст. «О причинах растений». 1.21.4-22.7. Ср.: Плутарх. «Застольные беседы». ΙΙΙ.2, 4, 5.}

{48 Аретуза — 1) источник на о. Эвбея; 2) источник близ Сиракуз.}

{49 Краннон — город в Фессалии.}

{50 ...в Вавилоне ... озеро становится красным... — См.: Плиний.ХХХ.55.}

{51 Борисфен — ныне р. Днепр.}

{52 Гипанис — ныне р. Буг.}

17. Повсюду имеются источники, вода которых подходит для питья не хуже вина. Например, к известному ручью в Пафлагонии {53} местные жители ходят [издалека], чтобы выпить хотя бы немного его воды. У сицилийских сиканов {54} [f] источники имеют воду солоноватую, с примесью кислоты. В окрестностях Карфагена есть некий источник воды, отстой которой сверху похож на оливковое масло, однако по цвету темнее; его сливают и дают пить овцам и другой скотине. И в других местностях имеются источники с жирной водой, например ручей в Азии, увидев который, Александр разослал извещения о том, что найден источник оливкового масла. Однако и среди термальных вод есть пресные, например в Эгах киликийских, {55} (43) около Пагасов, {56} в троянской Лариссе, {57} около Магнесии, {58} на Мелосе и Липаре, {59} а также царская вода в Прусе, {60} той, что около мисийского Олимпа. Вода же в Азии около Тралл, {61} в реке Харакомет {62} и еще в городе Ниса {63} столь жирна, что там не встретишь торговца оливковым маслом. Такова же вода и в деревне Даскила. {64} Воды в Карурах {65} почти пересохли [b] и очень горячи, вода поблизости от деревни Мена, что во Фригии, {66} обладает острым щелочным вкусом, так же как и вода из фригийской деревни Леонта. {67} Воды около Дорилеи {68} очень приятны на вкус, а вот вода озера в окрестностях Бай, или Байя, {69} в Италии совершенно непригодна для питья.

{53 Пафлагония — область на севере М. Азии.}

{54 У сицилийских сиканов... — Сиканами назывались исконные жители Сицилии афроиберийского происхождения. Их имя сохранилось в древнем названии Сицилии — Сикания (Од.ХХIV.307; Геродот. VII.170; Фукидид. VI. 2; Диодор.V.6.1).}

{55 ...в Эгах киликийских... — Уточнение «киликийских» действительно необходимо, так как Эгами (греч. Αι̉γαι) называлось несколько городов: 1) на западном побережье Эвбеи — этот город упомянут еще у Гомера (Ил.VIII.203; ХIII.21; Од.V.381; ср.: Страбон. VIII.386); 2) на северное побережье Ахайи (Геродот. 1.145; Павсаний. VII.25.12); 3) в Македонии; 4) на южном побережье п-ва Паллена; 5) в Мисии; 6) в Киликии. Последний достиг расцвета в эпоху Римской империи. См.: Плиний.V.91; Лукан. «Фарсалия». III.227; Птолемей.V.8.4; Филострат. «Жизнь Аполлония Тианского». 1.3; Страбон. XIV.676; Павсаний. V.21.11; Тацит. ХIII.8.}

{56 Пагасы — город в Фессалии. Плиний сообщает, что тамошние термальные источники — соленые, а не пресные, как мы читаем у Афинея. Возможно, следует принять конъектуру α̉λυκά («соленые») вместо γλυκά («сладкие», т. е. пресные) — см.: PWRE.Hlbd.36, р. 2304.}

{57 ...в троянской Лариссе... — Уточнение «троянской» неслучайно — Лариссой называлось более 10-ти греческих городов, в том числе в Фессалии, на горе Оссе, на Крите и в Троаде. Эта последняя Ларисса упомянута еще Гомером (Ил.II. 841; XVII. 301); см. также: Страбон. ΙΧ.440; XIII,620; Плиний.V.121; Фукидид. VIII.101.2; Ксенофонт. «Анабасис». VII.8.8.}

{58 ...около Магнесии... — Так называлась: 1) область в Фессалии; 2) город в Ионии на р. Меандр (см.: Диодор.ХI.57; Птолемей.V.2.15); 3) город на горе Сипил в Лидии (см.: Страбон. ΧΙΙΙ.621; Птолемей.V.2.14; Тит Ливии. XXXVII.56.3. Судя по обороту «около Магнесии» (περὶ Μαγνησίαν), речь идет о каком-то из двух городов — возможно, о том, что находился в долине Меандра, так как Афиней в связи с особенностями разных вод упоминает еще о нескольких городах, лежавших в этой местности.}

{59 ...на Мелосе и Липаре... — см. примеч. 29 к кн. I.}

{60 Пруса — город в Вифинии. Упомянут в огромном количестве надписей. У Страбона находим историю основания этого города и указание на то, что он находится «на мисийском Олимпе» (XII.564); ср. также: Птолемей.V,I; Плиний.V.148. В этом городе родился знаменитый ритор Дион Хрисостом (ок. 40-120 гг.).}

{61 Траллы — город в Карий. Упомянут во множестве надписей; название города сохранилось и на монетах. Из греческих авторов первым упоминает Траллы Ксенофонт («Анабасис». 1.4.8). О первых жителях Тралл см.: Плиний.V. 108; Плутарх. «Греческие вопросы». 46; Страбон. XIV.649.}

{62 ...в реке Харакомет... — Более об этой реке ничего неизвестно.}

{63 ...в городе Ниса... — Так именовалось несколько городов: 1) на Геликоне — см.: Страбон. ΙΧ.405; Steph. Byz.: Νυ̃σα; 2) в Палестине — см.: Плиний.V.74.3. Так же назывался город и гора в Индии, связанные с мифом о Дионисе и с историей Александра Великого. В данном случае речь идет еще об одной Нисе, находившейся в Карий. Ниса, как и Траллы, лежала в долине Меандра, в плодородной местности.}

{64 ...в деревне Даскила. — Даскил — упомянут у Аполлодора как отец Лика, царя мариандионов в Малой Азии и эпонима Ликии, которому Геракл помогал в борьбе с бебриками (см.: Аполлодор. П.5.9; Аполлоний Родосский. 11.752 сл.). По сообщению Павсания (IV.35.11), около «деревни Даскила» в Карий находится термальный источник с водой «слаще молока».}

{65 Каруры — город на границе Фригии и Карий. «Это — селение с постоялыми дворами и источниками горячих вод, из которых одни находятся в реке Меандре, другие же — над его берегом» (Страбон. XII. 17.578).}

{66 ...от деревни Мена, что во Фригии... — Мен — божество, почитавшееся в М. Азии. О местечке во Фригии под названием «деревня Мена» упоминает Страбон (ΧΙΙ.557).}

{67 ...из ... деревни Леонта. — Упомянута только здесь.}

{68 Дорилей — город во Фригии на пересечении множества путей.}

{69 ...в окрестностях Бай, или Байя... — Байи — город в Кампании, знаменитый сернистыми источниками. Считалось, что здесь выходят на поверхность воды Пирифлегетона — реки царства мертвых (см.: Страбон. V.244 сл.).}

18. Взвесив воду из источника, называемого в Коринфе Пиреной, {70} я нашел, что это самая легкая вода в Греции. Поэтому я и не верю комику Антифану, утверждающему, что, во многом превосходя остальные местности, Аттика обладает и отличнейшей водой. Он ведь пишет [Kock.II.84]:

{70 ...из источника, называемого в Коринфе Пиреной... — Пирена — в мифологии дочь Ахелоя, родившая от Посейдона Лехея и Кенхрия, давших свои имена двум коринфским гаваням. Скорбя по Кенхрию, погубленному Артемидой, Пирена так обливалась слезами, что превратилась в источник. См.: Страбон. VIII.6.21; Плиний.IV.4.5; Павсаний. II.2.3; 5.1. Источник Пирены находился, вероятно, в районе Акрокоринфа.}

- Чем наша нас ни одарит земля,

Гиппоник, во вселенной это лучшее:

Мед, хлебы, смоквы.

- Соглашусь со смоквами:

Свидетель Зевс, их множество,

[с] - Скотина, шерсть,

Пшеница, мирты, воды, воскурения.

Поэтому, испив воды аттической,

Ее узнаешь сразу.

Комедиограф Эвбул где-то говорит [Kock.II.214], что трагик Хэремон назвал воду "телом реки" {71} [TGF2.787]:

{71 ...назвал воду «телом реки»... — Вода, называемая «телом реки», — поэтическая метафора.}

Священные пределы преступив,

Через речное тело переправились, -

Действительно, и наше тело черпает

Всю силу из воды.

На Теносе {72} есть источник, вода которого не смешивается с вином. Геродот же пишет в четвертой книге ["Истории"] [IV.52], что река Гипанис [по выходе из озера лишь короткое время] - пять дней пути - остается еще [d] пресной, а затем на четыре дня плавания [вплоть до моря] вода ее делается горько-соленой, так как в нее впадает горький источник. А Феопомп пишет [FHG.I.316], что вода реки Эригон {73} кислая, и выпившие ее пьянеют, как от вина.

{72 Тенос — один из Кикладских островов в Эгейском море (между Андросом и Делосом).}

{73 Эригон — самый крупный приток Аксия в Македонии; ныне Ста Rjeka.}

19. Аристобул Кассандрейский пишет, что в Милете есть источник, называемый Ахилловым, текучая вода которого очень пресная, стоячая же солона. Милетяне рассказывают, что Ахилл омылся в нем после убийства царя лелегов Трамбела. {74} Говорят также, что в Каппадокии {75} воды очень много, она вкусна, не портится и не дает осадка, кроме тех случаев, когда бьет из-под земли. Царь же Птолемей пишет в седьмой книге "Воспоминаши" {76} [FHG.III.187]: "Когда нас вели к Коринфу и через гребень горы мы поднимались по перевалу, называемому Контопорией", {77} - там был ключ, [e] вода которого холоднее снега, и поэтому многие отказываются пить ее, опасаясь простудиться. Однако Птолемей добавляет, что сам он пил ее. Филарх пишет [FHG.I.354], что в Клиторе {78} есть источник, испившие из [f] которого не выносят даже запаха вина. Клеарх пишет [FHG.II.327], что цвет воды называют, подобно цвету молока, белым, вина и нектара - красным, а меда и оливкового масла - желто-зеленым, давленых тутовых ягод - черным.

{74 ...после убийства царя лелегов Трамбела. — Страбон, описывая Троаду, сообщает, что лелеги «жили ... между племенами, подвластными Энею, и народностями, называемыми у Гомера киликийцами. После опустошения их территории Ахиллом они переселились в Карию и завладели областью около современного Галикарнаса». (XIII.611). Как самостоятельное племя упомянуты лелеги и у самого Гомера (Х.428). Ср. также: Элиан. «Пестрые рассказы». VIII,5. Греки могли употреблять это слово и в широком смысле ~ лелегами часто называли автохтонное население материковой и островной Греции и Малой Азии (синоним — пеласги).

Трамбел — милетский герой, приходился Ахиллу двоюродным братом; он чтился также на Лесбосе (Scholia in Lycophronem. 467; Парфений. «Любовные истории». 26.1.1.}

{75 Каппадокия — область в центре Малой Азии.}

{76 Царь же Птолемей ... в седьмой книге «Воспоминаний»... — FHG.III.187. Птолемей II Эвергет. Никаких дополнительных сведений о его сочинении обнаружить не удалось.}

{77 Контопорея — горный перевал на пути из Аргоса в Коринф. Скорее всего, от греч. κοντός — «шест» и πορεία — «путь». См.: Ксенофонт. «Греческая история». IV.4.19; Полибий. XVI. 16.4.}

{78 Клитор — город в северной Аркадии на реке того же названия.}

Эвбул говорит, что вода придает людям, ничего не пьющим кроме нее, необычайную находчивость [Kock.II.211]:

Вино лишь ум нам затемняет.

Те же самые ямбы имеются у Офелиона [Kock.II.294].

20. Произнеся всё это и, подобно заправским ораторам, ловко (44) управившись с водой, {79} он перевел дух и продолжил: "У комика Амфида где-то говорится [Kock.II.248]:

{79 ...ловко управившись с водой... — Острота, основанная на измерении времени водяными часами (клепсидрой) (примеч. переводчика).}

В вине, как видно, нечто есть разумное:

Ведь очень глупы водохлебы многие.

Антифан [Kock.II. 129]:

Вино... [выгонять] ... другим вином должны мы,

Трубу трубою, крикуна - глашатаем суровым,

Удар ударом, шумом шум, монетою блудницу,

Заносчивость нахальством гнать, кухаром - Каллистрата,

Раздор раздором, битвой бой, задиру синяками,

Трудом работу, суд судом, жену - другой женою.

[О том,] что древние воду тоже называли несмешанной. {80} Софрон: "...вода [b] несмешанная в чаше".

{80 ...древние воду тоже называли несмешанной. — т. е. чистой.}

[Отступление о трезвенниках]

21. [О том,] что Филарх пишет [FHG.I.337], что житель Лариссы {81} Феодор, всегда неприязненно относившийся к царю Антигону, был трезвенником. Рассказывает он [в седьмой книге {82}], и что все иберы, богатейшие из людей, - трезвенники; хотя из-за скаредности они всегда едят в одиночку, однако одеваются очень роскошно. Аристотель или Феофраст упоминают о каком-то Филине, который в жизни не ел и не пил ничего, кроме молока. Пиферм же в сочинении "Пирейские тираны" [FHG.IV.488] [c] представляет трезвенником Главкона. Гегесандр Дельфийский пишет [FHG.IV.418], что элидские софисты Анхимолон и Мосх всю жизнь пили только воду, заедая ее смоквами, однако телом были здоровы и чувствовали себя не хуже любого другого, только пот их очень плохо пахнул, и поэтому в банях все их сторонились. Фиванец Матрид всю жизнь питался лишь миртовыми [d] плодами, {83} и то помалу, от вина же и всего другого, кроме воды, воздерживался. Трезвенником был и музыкант Лампр, о котором Фриних говорит [Kock.I.388]:

{81 Ларисса — см. примеч. 57 к кн. П.}

{82 ...в седьмой книге... — Сочинение Филарха состояло из 28 книг; в нем описывались наиболее значительные исторические события, имевшие место между 272 и 220 гг. до н.э. Плутарх пользовался этим сочинением как надежным источником.}

{83 ...миртовыми плодами... — Мирт — общее название семейства миртовых (Myrtaceae). Здесь, скорее всего, подразумевается мирт обыкновенный (Myrtus communis). Листья и другие части этого вечнозеленого кустарника содержат эфирное масло.}

И плакать над свистелками скончавшегося Лампра,

Скорбевшего сверхмудреца, зануды-водохлеба,

Озноба соловьиного, заупокойной песни,

Иссохшей Музы.

А комик Махон упоминает о трезвеннике Мосхионе. {84}

{84 А комик Махон... о... Мосхионе. — См. 246b.}

22. Аристотель в сочинении "Об опьянении" [fr.103] пишет, что некоторые люди, поев солений, не испытывали жажды; одним из них был аргивянин Архонид. Карфагенянин Магон трижды пересекал безводную [e] пустыню, питаясь сухой ячменной крупой и не принимая никакого питья. Академик {85} же Полемон начиная с тридцати лет и до самой кончины пил только воду - об этом говорит Антигон Каристийский. Деметрий Скеп-сийский рассказывает, что пепаретец {86} Диокл всю жизнь пил только холодную воду. Оратор же Демосфен и сам достоверно свидетельствует о себе, когда говорит [6.30], что какое-то время пил только воду. И Пифей говорит: "Вы, однако, знаете, сколь несхожа жизнь нынешних народных [f] вождей [Демосфена и Демада]: если один, говорят, трезвенник, трудится все ночи напролет, то другой, содержатель притонов, целыми днями пьянствует и зовется у вас на собраниях Толстобрюхом". Эвфорион где-то пишет следующее: "В отличие от всех людей ласионец Ласирт {87} никогда не испытывал потребности в питье, хотя мочу испускал не хуже любого другого. (45) Многие были задеты этим и принялись было наблюдать за ним, однако отступились, так и не поняв, в чем дело. В летнюю жару они тридцать дней выслеживали его и видели, что он не уклонялся ни от какого соленого кушанья, а при этом мочевой пузырь у него очевидным образом был в полном порядке. Иногда он мог и выпить, но нисколько не нуждался в этом".

{85 Академик — см. примеч. 11 к кн. I.}

{86 Пепаретец — см. примеч. 232 к кн. I.}

{87 ...ласионец Ласирт... — Ласион — город в Элиде на одноименной реке; через него пролегал путь в Аркадию. См.: Ксенофонт. «Греческая история». III.2.30; IV.2.16; VII.4.12; Полибий. IV.72-74; V.102; Диодор.ХIV.17; XV.77.}

Переменять всегда приятно кушанья, -

говорит Антифан [Коск.II.118], -

Когда набит уже желудок доверху

Расхожей снедью, вот тогда попробовать

Какой-нибудь новинки доставляет нам

Двойное удовольствие.

[b] 23. Персидский царь, {88} как говорит Геродот в первой книге "Истории" [I.188], выступает в поход, запасаясь питьевой водой не иначе как из протекающей у Суз реки Хоаспа. {89} С этой-то кипяченой водой из Хоаспа в серебряных сосудах множество четырехколесных повозок, запряженных мулами, всегда следует за царем. Ктесий из Книда подтверждает, что эта царская вода кипятится и разливается по сосудам, и добавляет, что на вкус она необычайно легка и приятна. И царь Египта Птолемей Второй, по прозванию Филадельф, выдав родную дочь Беренику замуж за сирийского царя [с] Антиоха, был озабочен тем, чтобы посылать ей нильскую воду и чтобы дочь его пила воду только этой реки, - так рассказывает Полибий [fr.154]. Гелиодор пишет [FHG.IV.425], что Антиох Эпифан, {90} которого Полибий поделом называет Эпиманом, приказал разбавлять воду вином [прямо] в одном источнике в своей Антиохии. То же самое, как рассказывает Феопомп [FHG.I.289], проделал фригийский Мидас, когда захотел споить Силена, {91} чтобы поймать его. Ручей этот, как пишет Бион [FHG.II.19], протекает между медами и пэонами, {92} зовут его Инна.

{88 Персидский царь — Кир Великий. О нем см. примеч. 237 к кн. I.}

{89 ...протекающей у Суз реки Хоаспа. — Сузы — главный город основанного Киром персидского царства. Хоасп — река, берущая начало в Мидии; на этой реке стоял город Сузы.}

{90 ...Эпифан, которого Полибий ... называет Эпиманом... — Эпифан — греч. ε̉πιφανής — «славный»; Эпиман — греч. ε̉πιμονής — «бешеный, безумный».}

{91 ...фригийский Мидас, когда захотел споить Силена... — Мидас, легендарный фригийский царь, хотел выведать у Силена ему одному ведомую мудрость. Для этого он и подпоил Силена, смешав с вином воду источника. О том, что именно сказал Силен Мидасу, в разных источниках сообщается по-разному. У Плутарха («Моraliа». 115b) Силен говорит о том, что лучше человеку вовсе не родится на свет и что умереть лучше, чем жить. Другие версии см.: Элиан. «Пестрые рассказы». III 18.

По-разному описывается и месторасположение источника: Геродот помещает его в Македонию (VIII. 138.4), Ксенофонт — в Киликию («Анабасис». 1.2.13), а здесь, т. е. у Биона (FHG.II.19), источник оказывается между Фракией и Пеонией (к северу от Македонии). Ср.: Геродот. V.1.13; VII.124.}

{92 ...между медами и пэонами... — Меды — фракийское племя; пеоны — жители Пеонии. Упомянуты еще у Гомера как союзники Трои (Ил.II.848).}

Стафил пишет [FHG.IV.506], что первым придумал смешивать вино с [d] водой Мелампод. Плистоник же считает, что для желудка вода полезней вина.

24. [О том,] что у упорных пьяниц желудок приходит в ненадлежащее состояние, портится и часто губит попавшую в него пищу. Чтобы лечить его, рекомендуется пропотеть, выкупаться и этим увлажнить и умягчить тело; а после этого самое полезное - выпить воды, зимой и весной, как правило, теплой, летом холодной, чтобы не утомить желудок раньше времени. Перед выпивкой же следует напиться [воды] сообразно количеству [вина], [e] так, чтобы, заполнив желудок, она не давала вину бурлить и разъедать стенки сосудов. А кому это в тягость, тем лучше предварительно принимать сладкое горячее питье, лучше всего так называемый протроп {93} (сладкое лесбийское), который очень полезен для желудка. Не отягчает головы и сладкое вино - об этом пишет Гиппократ в сочинении "О режиме", которое [f] некоторые называют "Об острых [болезнях]", третьи - "О ячменном отваре", а иные - "Советы жителям Книда". Он пишет следующее: "Сладкое вино меньше других отяжеляет голову, меньше воздействует на рассудок и более способствует удалению из внутренностей всего ненужного".

{93 ...так называемый протроп... — Ср. греч. τραπέω — «давить виноград», προ- — «до, перед». Протропом называлось сладкое вино, которое вытекало из спелых гроздьев еще до того, как их начинали давить.}

Нам не следует поднимать друг за друга здравицы по обычаю жителей Кармании, {94} о которых рассказывает Посидоний [FHG.III.275]: "Чтобы приветствовать друг друга на попойках, они режут вены на лбах, смешивают стекающую кровь с питьем и выпивают его, полагая, что залог (46) дружбы в том, чтобы отведать крови друг друга. После такой выпивки они мажут головы миром, {95} обычно розовым, если же его нет, то айвовым, - чтобы избежать опьянения и вредного воздействия винных паров; если же под рукой нет и айвового, они пользуются ирисовым или нардовым". {96} Поэтому неплохо сказал Алексид [Kock.II.368]:

{94 Кармания — местность на северном побережье Персидского залива. Источники сообщают о том, что это была плодородная и богатая полезными ископаемыми местность; славилась Кармания и ладаном, а ее жители — воинственностью и даже каннибальством. См.: Плиний.VI.98sq.; XII.56.76; Птолемей.VI.8.7-9; Арриан. «Об Индии». 32.4; Страбон. XV.726; Полибий сообщает, что карманы сражались в армии Антиоха (V.79).}

{95 Мирра, или миро — благовонное растительное масло, а также мази, изготовлявшиеся с использованием этого масла.}

{96 ...ирисовым или нардовым. — Ирисовая мирра — изготавливается из цветков ириса (главный род семейства ирисовых — Iridacea); нардовая мирра: нард — общее название для семейства валериановых (Valerianaceae). Скорее всего, здесь подразумевается Nardus Indica — многолетняя трава с толстым, мясистым, пахучим корневищем, из которого и добывали нардовое масло.}

Он мажет ноздри: средство превосходное

[b] Дать голове понюхать благотворного.

25. Следует, однако, избегать жирных благовоний и пить воду, прозрачную и на вид невзрачную: она и на вес легка, и не содержит твердых примесей. Надлежащим образом прокипяченная и охлажденная вода хороша и не портится, если держать ее в медных или серебряных сосудах. "Быстро разогретая и охлажденная вода всегда легка", - говорит Гиппократ. Негодна вода, в которой разваривались овощи: она содержит соль и соду.

В сочинении "О водах" {97} Гиппократ называет хорошую воду питьевой (πότιμον). Стоячая же вода легко загнивает, например озерная и болотная. Жестка вода и в большинстве источников. Эрасистрат пишет: [c] "Некоторые судят о качестве воды по ее весу, больше ни на что не обращая внимания. Но если сравнить, например, воды от Амфиарая и из Эретрии, {98} то окажется, что одна никуда не годна, а другая хороша, по весу же они нисколько не отличаются". Гиппократ пишет в сочинении "[О воздухах, водах и] местностях", что самая лучшая вода - та, которая вытекает с высоты земляных холмов, ибо она сладка, светла и вина требует лишь самую малость. Зимою она тепла, а летом холодна. Хвалит он те источники, которые текут в сторону солнечного восхода, особенно летнего, {99} ибо вода в [d] них всегда прозрачна, легка и ароматна. Диокл же пишет, что вода улучшает пищеварение, снимает вздутие [живота], охлаждает, умеренно обостряет зрение, освежает голову, возбуждает и душу и тело. То же самое пишет и Праксагор; он хвалит дождевую воду, а Эвенор колодезную: по сравнению с Эретрийской, говорит он, очень хороша вода от Амфиарая.

{97 В сочинении «О водах»... — В дошедшем до нас Гиппократовом корпусе есть трактат «О воздухе, водах и местностях».}

{98 ...воды от Амфиарая и из Эретрии... — Подразумевается вода из источника, находившегося на территории святилища прорицателя Амфиарая в Оропе (Аттика). См.: Павсаний. 1.34. Эретрия — город на Эвбее, упомянутый еще Гомером в каталоге кораблей (Ил.II.485 сл.).}

{99 ...в сторону солнечного восхода, особенно летнего... — т. е. на северо-восток (примеч. переводчика).}

26. [О том,] что вода по общему признанию обладает питательными [e] свойствами. Это ясно из того, что некоторые существа, например цикады, питаются только ею одной. Питательны и многие другие жидкости: молоко, ячменный отвар, вино. Младенцы обходятся одним молоком, да и многие народы живут на молочной пище. Демокрит абдерский, {100} говорят, решил в старости покончить с жизнью и с каждым днем убавлял свою пищу. Когда [f] же наступили дни Фесмофорий, {101} его родственницы просили его не умирать во время праздника, чтобы дать им возможность справить его. Он послушался их и приказал поставить рядом сосуд с медом; питаясь только испарениями меда, он прожил нужное количество дней, а когда прошли дни праздника и мед унесли, {102} он умер. Демокрит всегда любил мед, и, когда его кто-то спросил, как оставаться здоровым, он сказал: "Надо изнутри увлажнять себя медом, а снаружи - оливковым маслом". {103} Хлеб с медом, как свидетельствует (47) Аристоксен [FHG.II.237], был пищею пифагорейцев: кто ел его на завтрак, те никогда не болели. Лик же сообщает [FHG.II.337], что отличаются долголетием кирнии {104} (они проживают недалеко от Сардинии), потому что постоянно употребляют мед. Получают они его в невероятных количествах.

{100 ...абдерский... — Уроженец Абдеры, города во Фракии, основанного, по данным мифографов, Гераклом в память о его любимце Абдере (Аполлодор. II.5.8); историки, однако, относят основание Абдеры к более позднему времени — приблизительно к VII в. до н.э. Несмотря на то что из Абдеры родом были умнейшие греки (например, софист V в. до н.э. Протагор, философ-атомист V-IV вв. до н.э. Демокрит, историк и грамматик IV в. до н.э. Гекатей), этот город уже в античности имел славу «Города Глупова», а слово «абдерит» часто было синонимом тупицы и глупца. См.: Цицерон. «Письма к Аттику». IV. 16; VII.7. Ювенал называет Абдеру «родиной валухов» (т. е. холощеных баранов) (Х.48). В данном контексте слово «абдерит» употребляется, скорее всего, нейтрально.}

{101 фесмофории — женский общегреческий праздник, справлявшийся ежегодно в октябре/ноябре в честь Деметры-Фесмофоры. Присутствие мужчин на этих празднествах было строжайше запрещено.}

{102 ...а когда прошли дни праздника и мед унесли... — Легенда о вдыхании испарений меда, вероятно, возникла на основе двух учений Демокрита: во-первых, из-за консервирующего действия меда он рекомендовал, чтобы те, кто хотят, чтобы тело их сохранилось после смерти, завещали хоронить себя в меде; во-вторых, как видно из приводимого здесь изречения Демокрита, он считал мед самой полезной пищей (примеч. переводчика).}

{103 ...изнутри ... медом, а снаружи — оливковым, маслом. — Любопытную пародию на изречение Демокрита мы находим у Козьмы Пруткова (Ответ одного италийского старца): «Потому я сыздетства употребляю масле внутрь, а мед снаружи» (примеч. переводчика).}

{104 Кирнии — жители острова Кирн, ныне Корсика.}

[О редких словах]

27. Заметь: выражение "поиск всего отложенного (α̉νατιθεμένων)" вместо α̉ναβαλλομένων.

[О том,] что слова 'άνηστις и νη̃στις (голодный) эквивалентны, подобно 'άσταχυς и στάχυς {105} (колос); так у Кратина [Kock.I.26]:

{105 ’άνηστις — νη̃οτις, ’άσταχυς — στάχυς. — В этих словах альфа эвфоническая, не меняющая смысла слова, но добавленная для благозвучия.}

Не первый из людей идешь ты к ужину

Незваным и несытым.

[b] Слово "жаждущий" (ο̉ξύπεινος) {106} употребляет Дифил [Kock.II.572]:

{106 ο̉ξύπεινος — наряду с названными Афинеем авторами это слово встречается у Аристотеля (здесь и далее сведения об употреблении редких слов даются по TLG).}

Я с удовольствием смотрю на сбросивших

Плащи и вечно раньше срока жаждущих

Всем поживиться.

Также Антифан [Kock.II. 124]:

- Один лишь у него изъян:

Всё время голод гложет.

- Речь идет, должно,

О муже фессалийском.

И Эвбул [Kock.II. 167]:

Велит идти он Зету на фиванскую

Равнину: ведь хлебами там прекрасными

Торгуют, он же был все время голоден.

[c] Однако Амфиону утонченному

Велит взойти в Афины достославные:

Ведь жаждут вечно девы там Кекроповы,

Живя беспечно и глотая запахи,

Надеждами питаясь.

28. Слово же "моносит" (питающийся один раз в день) встречается у Алексида [Kock.II.396]:

Когда ты видишь человека частного,

Который лишь однажды в день питается.

Или поэта, что не жаждет песен, - знай:

Полжизни обывателя погублено,

А у поэта - половина мастерства;

Полумертвы, бедняги, оба.

[d] Платон [Kock.I.658]: "Не всякий раз он только раз питается, но иногда обедает и дважды в день".

[О том,] что сласти назывались νωγαλεύματα. {107} Арарот [Kock.II.217; cp.86d]:

{107 νωγαλεύματα — это слово встречается только у Арарота (Kock.II.217), однокоренное νωγαλίζει употребляет Алексид (Kock.II.398), а νώγαλα встречаем не только у Антифана (Kock.II.3.8) — употребляет его и комедиограф Эфипп (ср. 29d).}

Вот эти сладости (νωγαλεύματα) изысканны.

Алексид [Kock.II.398] [ср.28е]:

Остаток дня

Винцом фасийским и сластями (νωγαλίξει) тешится.

Антифан [Kock.II.3,8] [ср.: Эфипп.29а]:

Гранаты, винограда гроздь и финики,

Другие сласти (νώγαλα).

[e] "Воздерживающийся от еды" (α̉πόσιτος) сказано у Филонида [Kock.I.255] [см.247е], "на своих хлебах" (αυ̉τόσιτος) [см.248b] у Кробила [Kock.III.379]: "парасит на своих хлебах"; "не завтракавший" (α̉ναρίστητός) {108} сказано у Эвполида [Kock.I.273]. "Питающийся против воли" (α̉ναγκόσιτος) - у Кратета [Kock.I.134]. И у Никострата [Kock.II.228]:

{108 α̉ναρίοτητος — встречается также у современника Эвполида Аристофана, а также комедиографов IV в. до н.э. Алексида, Антифана и Тимокла.}

Под горшок мальчишка стриженый,

Завернутый в хламиду и по случаю

В дом приведенный, чтобы есть насильственно.

"Завтрако-ужин" сказано у Алексида [Kock.II.402; ср.247е]:

От них бы нам хотя бы получить

Завтрако-ужин сокращенный.

29. После этих слов мы поднялись и заняли ложа, кому где понравилось, не дожидаясь [указаний] раба-номенклатора, отвечавшего за распорядок пиров.

[О том,] что в домах древних были залы-триклинии {109} (на три ложа), и [f] тетраклинии, и гептаклинии, и эннеаклинии, {110} и даже еще большие. Антифан [Kock.II. 129]:

{109 Залы-триклинии — τρίκλινον, пиршественный зал с тремя ложами (κλίνη).}

{110 Тетраклинии, гептаклинии, эннеаклинии — т. е. залы, рассчитанные на 4, 7, 9 лож. Само ложе было рассчитано на двоих (примеч. переводчика).}

Всего-то было трое, но в триклиний он

Отвел нас.

Фриних [Kock.I.387]:

Была прекрасна зала на семь лож,

За ней другая зала на девять.

Эвбул [Kock.II.208; ср.49с]:

- Нам нужен гептаклинии.

- Гептаклиний - вот.

- Пять сицилийских лож.

- Готово, дальше что?

- Подушек сицилийских пять.

Амфид [Kock.II.249]:

И никогда в триклинии

Не стелешь?

Анаксандрид [Kock.II. 162]:

(48) И стариков неспешными беседами

Триклиний весь наполнился...

Но раствори и окропи гостиные,

И ложа застели, огонь зажги, кратер

Наполни и смешай вино сладчайшее [Kock.III.508; TGF2. 857].

30. "Сейчас мы установили разницу между искусством выделывать те ковры, которыми укрываются, и те, которые подстилают", - пишет [b] Платон-философ ["Политик".280b]. А его тезка поэт пишет [Kock.I.658]:

И на ложах, где ножки слоновой кости,

покрывалах, окрашенных в пурпур,

Завернувшись в порфиры, изделие Сард,

разлеглись они...

Искусство изготовления расшитых тканей наивысшего расцвета достигло при мастерах с Кипра Акесе и Геликоне. {111} Они были прославленными ткачами. Гиероним говорит, что этот Геликон был сыном Акеса, потому что на одном из [его] изделий, хранящемся в Пифийском святилище, написано:

{111 ...при ... Геликоне. — О поясе работы Геликона упоминает Плутарх («Александр». 32.7). Скорее всего, этот мастер был современником Фидия (2-я пол. V в. до н.э.).}

Сделал Акесов сын, Геликон-саламинец: {112} Афина

{112 112... Геликон-саламинец — Саламином назывался остров близ Аттики, откуда родом был Тевкр, сын Теламона; Тевкр основал город на восточном побережье Кипра и назвал его именем родного острова. Геликон был уроженец кипрского Саламина.}

В руки вдохнула ему прелесть бессмертных Харит.

Таким же [мастером] был и египтянин Пафимий.

Давно уж прыгаю

Я там, где розами ковры надушены,

Натертый благовоньями редчайшими (ψακαοτοι̃ς), -

[с] говорит Эфипп [Kock.II.236]. И Аристофан [Kock.I.56l]:

Ты же на благовонных

Мягких коврах всю ночку

На госпожу восходишь.

И Софрон: "Драгоценные ковры, расшитые фигурами птиц". Божественный же Гомер говорит, что те из покрывал, которые подстилаются снизу, - полотняные (λι̃τα) [Од.I.130]; они белые, некрашенные и нерасшитые; о тех же, которыми укрываются (περιστρώματα), [он говорит] [Од.Х.352]: "прекрасные порфирные покровы".

31. Как пишет Гераклид [FHG.II.97], должности так называемых "постельничих" первыми ввели персы; они должны были следить за мягкостью и нарядностью постелей. Поэтому-то, высоко ценя Тимагора (или, как пишет перипатетик Фений [FHG.II.296], критского гортинца Энтима), который, [d] подражая Фемистоклу, {113} отправился вслед за ним к царю, Артаксеркс даровал ему шатер редкой красоты и величины в придачу с ложем на серебряных ножках, а вместе с драгоценными коврами послал также и простыни (υ̉ποστρώματα), говоря, что эллины не умеют застилать постели. Полностью завладев душой царя, критянин получал приглашения на его семейные [e] трапезы - честь, которой ни до, ни после не удостаивался ни один эллин. Эта привилегия тщательно оберегалась его потомками. Ее не удостоился даже афинянин Тимагор, преклонивший перед царем колена и осыпанный величайшими благодеяниями, - ему одному посылали блюда с царского стола. Лаконцу Анталкиду Артаксеркс, сняв с себя, послал напитанный благовониями венок, но Энтиму он оказывал подобную честь многократно и приглашал его на семейные обеды. Персы это едва терпели, ибо молва распространилась в народе и как раз тогда готовился новый поход на Элладу. [Артаксеркс] послал ему и ложе на серебряных ножках, и покрывало, и [f] купольный шатер из цветных тканей, и серебряное кресло, и позолоченный зонтик, и двадцать золотых, усыпанных драгоценными камнями фиалов, и сотню больших серебряных, и серебряные кратеры, и сотню молоденьких девочек, столько же мальчиков, шесть тысяч золотых монет, не говоря уже (49) о посылаемом для удовлетворения каждодневных надобностей.

{113 ...подражая Фемистоклу... — Возможно, ирония: Фемистокл был вынужден обратится к персидскому царю Артаксерксу после того, как его изгнали из Афин, а потом заочно присудили к смертной казни. Артаксеркс был сыном царя Ксеркса, чей флот Фемистокл разбил у Саламина. От Артаксеркса Фемистокл получил в управление три города в Малой Азии.}

32. Столы на ножках слоновой кости со столешницами из кленовых досок. Кратин [Kock.I.100]:

Украсившись, давно уж дожидаются

Потанцевать веселые девчоночки,

Собрались за треногими кленовыми

Столами.

[О треногих столах]

Вознегодовав на то, что кто-то из киников назвал стол треножником, {114} один из гостей ученого пира, Ульпиан, говорит: "Сегодня я себе "работу из безделья сделаю". Откуда треножник у этого бродяги? [b] Разве что он посчитал Диогенов посох да две его ноги и назвал все это треножником, в то время как все называют поставленное перед нами столами".

{114 ...назвал стол треножником... — Стол по-греч. τράπεζα. Слово образовано от τετράπεζα — «четвероножник», но негодование Ульпиана против словоупотребления «кого-то из киников» не вполне понятно — ведь судя по дальнейшему тексту, треногие столы действительно были в ходу с VII в. до н.э. (если «Свадьба Кеика» действительно текст Гесиода). О треногих столах сообщает Поллукс (Х.80); mensa tripes упомянут у Горация (Сатиры. 1.3.13). А вот к текстам из комедиографов IV в. до н.э. Антифана и Эвбула следует отнестись с осторожностью — возможно, речь там идет не о столах, а о треножниках в собственном смысле (о них см. примеч. 14 к этой кн.).

Сомнение в том, что «Свадьба Кеика» — произведение Гесиода, высказывает Плутарх в «Застольных беседах» (VIII.8.730e). Вместе с тем есть папирусный отрывок, считающийся гесиодовским, где упоминается Кеик (Р. Оху. 2498, ed. Lobel).}

[О том,] что Гесиод в "Свадьбе Кеика", - как мне кажется, это старинное сочинение, хотя даже рабы грамматиков отняли бы у поэта эти стихи, - называет столы треножниками. И утонченнейший Ксенофонт пишет в седьмой книге "Анабасиса" [VII.3.21]: "[Затем] для каждого из обедавших внесли по столу на трех ножках; на них числом до двадцати были навалены куски мяса". И продолжает: "Столы подносились, главным образом, гостям, ибо таков был их (т. е. фракийцев) обычай". Антифан [Kock.II. 127]:

Треножник унесли, мы стали руки мыть.

[c] Эвбул [Kock.II.298]:

- А для тебя вот этих пять треножников,

Да пять еще.

- Так сборщиком я сделаюсь

Пятидесятницы. {115}

{115 ...сборщиком я сделаюсь // Пятидесятницы. — Пятидесятница — пошлина в размере одной пятидесятой (двухпроцентный налог).}

Эпихарм:

- А это что?

- Треножник, разумеется.

- Так почему четыре ножки у него?

Тогда зови его четвероножником.

- Зовут его треножником; а ножек-то,

Четыре, точно.

- Говоришь загадками.

Не обошлось тут без Эдипа, кажется.

Аристофан [Kock.I.526]:

- И принеси трехногий стол:

Гораздо лучше он четырехногого.

[d] - Трехногий стол? Да где его достану я?

[Каталог закусок]

33. [О том,] что прежде на пирах, отведя гостя на место, угощающий предлагал ему небольшую записку, содержавшую перечень приготовленного, чтобы тот знал, какие блюда собирается подавать на стол повар.

Дамасские терносливы (ΔΑΜΑΣΚΗΝΑ). О Дамаске, городе великом и знаменитом, упоминают многие древние авторы. А так как в большей части страны, населяемой его гражданами, заботливо возделывается тернослив (букв, кукушкино яблоко, κοκκύμηλον), то по имени [e] Дамаска эти плодовые деревья называются дамаскинами, {116} чтобы отличать их от терносливов, произрастающих в других местностях. {117} Итак, это терносливы, о которых упоминают поэты, и среди них Гиппонакт:

{116 ...по имени Дамаска эти плодовые деревья называются дамаскинами... — Дамаск — город в Сирии. Дамаскины — особый вид слив (Primus insititia).}

{117 ...чтобы отличать их от терносливов, произрастающих в других местностях. — т. е. от сливы домашней (Primus domestica).}

Я терносливом был увенчан и мятой. {118}

{118 Я терносливом был увенчан и мятой. — Имеется в виду кулачный боец (примеч. переводчика).}

Алексид [Kock.II.397]:

- И, кажется, победу предвещающий

Увидел сон я.

- Расскажи!

- Пожалуйста:

Приснилось мне, один из подвизавшихся

На стадионе, и уже раздевшийся

Для боя, подошел и увенчал меня

Венком (κυλιστω̃) из зрелых терносливов.

[f] - О Геракл!

И в другом месте [Kock.II.398]:

Видал ли ты когда-нибудь

Сычуг иль селезенку начиненную,

Прожаренную, и корзины целые

Созревших терносливов? Лоб его таков.

Никандр:

Зовут его терносливом.

Перипатетик Клеарх говорит [FHG.II.327], что жители Родоса и Сицилии называют кукушкины яблоки лесной сливой {119} (βράβιλα), как, например, сиракузянин Феокрит [VII. 146]:

{119 ...называют кукушкины яблоки лесной сливой... — Кукушкины яблоки — народная этимология греческого слова κοκκυμη̃λον — «слива»: κόκκυξ — «кукушка» и μη̃λον — «яблоко». Лесная слива — слива колючая, или терн (Prunus spinosa).}

...и гнулся сливняк, отягченный плодами,

(50) Тяжесть не в силах нести и к земле приклоняясь верхушкой.

И в другом месте [ХII.3]:

...как яблоко слаще

Сливы лесной...

Плод этот меньше терносливов, вкусом же ничем от них не отличается, разве что немного кислее. Селевк пишет в "Глоссах", {120} что βράβιλα η̃λα, кукушкино яблоко, и μάδρυα - это один и тот же вид тернослива, причем μάδρυα получилось из μάλοδρυα (яблоко), а βράβυλα названы так из-за их слабительного действия, так как они "выбрасывают пищу" (βοράν ε̉κβάλλοντα); о том что η̃λα получено из μήλα пишет в своей "Этимологии" также и сын Деметрия Иксион. Феофраст же пишет [ИР.III.6.4]: [b] "[поверхностные корни] - у сливы и терносливы (это своего рода дикая слива)". Арарот называет терносливом как дерево, так и его плоды. Дифил же Сифнийский пишет, что мякоть сливы сочна, хорошо хранится, обладает изысканным вкусом и малопитательна.

{120 Селевк пишет в «Глоссах»... — Далее дается фантастическая этимология.}

34. Черешня (ΚΕΡΑΣΙΑ). Феофраст в "Истории растений" [III.13.1]: "Черешня по своей природе дерево особенное. Ростом она высока: до двадцати четырех локтей, очень стройна; толщины такой, что окружностью у корня бывает в два локтя. Листья ее похожи на листья мушмулы, {121} но толще и очень жестки, так что дерево издали заметно по своему цвету. Кора по [c] гладкости, цвету, толщине похожа на липовую... [III.13.3] Цветы белые, похожие на цветы груши и мушмулы; они состоят из маленьких цветочков и напоминают соты. Плоды красные, похожие формой на хурму и величиной с боб; только у хурмы косточка твердая, а у черешни мягкая. И далее [III.15.6]: "Боярышник (κράταιγος) - [очень распространенное дерево,] некоторые называют его κραταίγονος. Листья у него гладкие, похожие на листья мушмулы, только больше, скорее широкие, чем продолговатые, и без зубцов по краям, как у мушмулы. Дерево это не бывает ни очень большим, ни очень [d] толстым; древесина его пестрая, крепкая, желтая. Кора гладкая, как у мушмулы; единственный корень уходит обычно глубоко в землю. Плоды круглые, величиной с дикую маслину; созревая, они желтеют и чернеют. Вкусом и запахом они похожи на мушмулу: поэтому дерево это и принимают за дикую мушмулу". Изо всего этого, - говорит Афиней, - я делаю вывод, что философ описывает дерево, называемое в наши дни черешней. {122}

{121 Мушмула — колючий кустарник семейства розоцветных (Mespilus germanica).}

{122 ...философ описывает дерево, называемое ... черешней. — На самом деле философ описывает боярышник (Crataegus Heldreichii или Crataegus oxyacantha).}

35. Называя какое-то дерево карликовой черешней, Асклепиад Μирлейский [e] пишет следующее: "В земле вифинской {123} произрастает карликовая черешня, корень которой невелик. Собственно, это и не дерево, ибо размерами она не превышает розового куста. Плоды же ее неотличимы от черешен. Однако большие количества этих ягод отяжеляют, подобно вину, и вызывают головные боли". Вот что пишет Асклепиад; мне же кажется, что он описывает земляничное дерево. {124} Его ягоды растут на таком же дереве, и съевший более семи ягод зарабатывает головную боль. Аристофан [Kock.I.559]:

{123 В земле вифинской... — Вифиния — область на северо-западе Малой Азии, омываемая Пропонтидой и Понтом Эвксинским.}

{124 Земляничное дерево — вечнозеленое деревце из семейства вересков с плодами, похожими на землянику (Arbutus Unedo).}

А в горных кряжах сам собой кормил людей земляничник.

Феопомп [Kock.I.751]:

Грызут и мирты, земляничку спелую.

Кратет [Kock.I.142]:

Ведь грудки у нее очаровательны,

[f] Похожи на клубнички или яблочки.

Амфид [Kock.II.247]:

Вот посмотри:

На шелковице - шелковицы, желуди

Всегда растут на дубе, земляника же -

На земляничном древе.

Феофраст [ИР.III.16.4]: "Земляничное дерево, приносящее съедобные земляничные ягоды".

[О том,] что сатировскую драму "Агена" написал {125} то ли катанский или византийский Пифон, то ли сам царь Александр.

{125 ...сатировскую драму «Агена» написал... — Сатировская драма «Агена» была представлена в лагере Александра Македонского на реке Гидасп в 326 г. до н.э. на Дионисии.}

Ритору возражает Ларенсий: "Вы, греки, присваиваете себе многие вещи, претендуя на то, что дали им имена, а значит и первыми (51) обнаружили или вывели их. Однако вы не знаете, что римский полководец Лукулл, тот самый, что воевал с Тиграном и Митридатом, {126} первым привез черешню в Италию из понтийского города Керасунта. По имени города, как рассказывают наши писатели, {127} он и назвал плоды черешнями (κέρασον)". На это ему отвечает некий Дафн: "Однако у прославленного мужа, сифнийца Дифила, родившегося гораздо раньше Лукулла, - жил он во времена царя Лисимаха, а тот был одним из преемников Александра, - есть следующее упоминание о черешне: "Черешня полезна для [b] желудка, сочна, малопитательна; если ее есть сырой, она благотворна для пищеварения. Лучшие сорта черешни - красная и милетская, они обладают мочегонным действием"".

{126 ...римский полководец Лукулл, тот самый, что воевал с Тиграном и Митридатом... — В 74 г. до н.э., когда консулом был Луций Лициний Лукулл, царь Понта (см. примеч. 137) Митридат VI начал третью войну с Римом, осадив Кизик. Лукулл нанес поражение армии Митридата, который был вынужден отойти на территорию Понта. В 72 г. до н.э. римляне одержали победу под Кабирой. Митридат нашел приют у своего зятя, царя Армении. Тигран II отказался выдать Митридата. Лукулл объявил ему войну и в 69 г. до н.э. разгромил его армию при Тигранокерте. Лукулл намеревался захватить его столицу Артаксату, но из-за протестов в армии ему пришлось отступить. В 67 г. до н.э. римляне потерпели от Митридата поражение при Зеле. В 66 г. до н.э. по закону Манилия главное командование в войне перешло от Лукулла к Помпею.}

{127 ...как рассказывают наши писатели... — См.: Плиний-XV. 102.1.}

36. Тутовые ягоды (ΣΥΚΑΜΙΝΑ). [О том,] что все называют их тутовыми, одни александрийцы зовут эти ягоды морами. {128} Тутовые ягоды - это вовсе не плоды египетской смоковницы, чьи ягоды некоторые зовут сикоморами. {129} Тамошние жители слегка надрезают их ножом и оставляют на ветке: овеваемые ветром, они в течение трех дней [c] доспевают и становятся душистыми, особенно при западном ветре. И когда их смешивают с розовым маслом и используют в качестве припарок на живот, они приносят немалое облегчение больным, лежащим в жару, как если бы в этих ягодах содержалось немного холода. Вырастают ягоды египетской шелковицы не на черенках, а прямо на стволе дерева. Во "Фригийцах" Эсхила со смоковничными ягодами сравнивается Гектор [TGF2. 85]:

{128 ...зовут эти ягоды морами. — Плоды шелковницы черной (Morus nigra).}

{129 ...не плоды египетской смоковницы, чьи ягоды... зовут сикоморами. — Плоды Ficus Sycomorus.}

Нежнее, чем смоковничная ягода.

В его же "Критянках" это название относится к плодам терновника [TGF2. 38]:

На нем в одну и ту же пору ягоды

[d] И белые, и черные, и красные.

Софокл [TGH2. 217]:

Сперва увидишь стебель белый, весь в цвету,

Потом обильно красные и круглые

Его покроют тутовые ягоды.

А Никандр поясняет в "Георгиках", что эти ягоды появляются раньше всех остальных древесных плодов, причем, подобно александрийцам, [e] шелковицу он называет μορέης:

И шелковица, что малым ребятам повсюду отрада,

Смертным она возвещает приход поры урожая.

37. Ученик Аристотеля Фений Эресийский называет плоды дикой шелковицы морами, отмечая, что зрелые ягоды имеют очень сладкий и приятный вкус [FHG.II.301]: "Колючие моры, когда их гроздь, похожая на тутовую, высохнет, содержат семенные отделения, подобные... солоноваты и сочны, имея рыхлую, трещиноватую структуру". Парфений [f] же называет тутовые ягоды габринами ('άβρυνα), тогда как другие зовут их морами. На Саламине эти ягоды называют батиями (βάτια). Деметрий Иксион считает, что слова сикамина и мора, {130} обозначающие одно и то же, происходят от σύκων α̉μείνω (лучше смокв) и αι̉μόροα (кровотечение). Врач же Дифил из Сифноса пишет следующее: "Тутовые ягоды, называемые также морами, сочны, малопитательны, полезны для желудка и легко усваиваются. В незрелом виде они обладают (52) способностью изгонять глистов". Как пишет Гегесандр, Пиферм рассказывает, что при нем шелковицы не приносили ягод в течение двадцати лет, и разразилась столь сильная эпидемия подагры, что ею были поражены не только мужчины, но дети, девушки и евнухи, не говоря уже о женщинах. Не миновала эта беда и овец, которых пало не менее двух третей.

{130 Деметрий Иксион считает, что слова сикамина и мора... — Далее Афиней приводит фантастическую этимологию этих слов.}

38. Орехи (ΚΑΡΥΑ). Аттики и другие писатели используют это слово как общее наименование всех плодов, покрытых твердой скорлупой. Эпихарм, однако, как и мы, обозначает этим особые плоды:

[b] Грызя сушеные

Орешки и миндалинки.

Также и Филиллий [Kock.I.788]:

Орехи, яйца и миндалинки.

Но эфесец Гераклеон пишет: "Орехами называли и миндаль и то, что теперь называют каштанами". У Софокла встречается и название самого дерева:

Орешины (καρύαι) и ясени.

Эвбул [Kock.II.212]:

Орешки буковые, каристийские. {131}

{131 Каристия — область на юге острова Эвбея.}

Существует и какой-то вид орехов, называемый мостенами. {132}

{132 Существует и какой-то вид орехов, называемый мостенами. — Текст, вероятно, испорчен; ср. 54d (примеч. переводчика).}

39. Миндаль (ΑΜΥΓΔΑΛΑΙ). [О том,] что у древних буквально на каждом шагу упоминаются наксосские {133} миндалины; и действительно, - говорит Афиней, - миндаль с острова Наксос превосходен, в этом я убедился на собственном опыте. Фриних [Коск.I.387]: [с]

{133 Наксос — самый крупный из Кикладских островов.}

...коренные мне

Все зубы выбил он, так что

Наксосские навряд бы смог

Миндалинки погрызть я.

Замечательны и кипрские миндалины; по сравнению с миндалем из других мест они продолговаты и загнуты на концах. Селевк пишет в "Глоссах", что лаконцы называют минерами (μυκήρος) мягкие орехи, тогда как жители Теноса {134} обозначают этим словом сладкие орехи. Америй же пишет, что микер является обычным названием миндаля. Съеденный перед приемом пищи миндаль вызывает сильнейшую жажду. Эвполид [Kock.I.327]:

{134 Тенос — один из Кикладских островов.}

[d] Дай пожевать наксосские миндалинки,

А после выпить дашь вина наксосских лоз, -

потому что был какой-то сорт винограда, называвшийся наксосским. Плутарх Херонейский говорит ["Застольные беседы". 624с], что среди сотрапезников Друза, сына Тиберия Цезаря, был врач, за выпивкой опережавший всех, - этого он добивался, съедая перед попойкой пять или шесть горьких миндалин, а без этого он не выдерживал и малой выпивки. Это потому, что [миндальная] горечь имеет силу сушить и противодействовать влаге. [e] Согласно александрийцу Геродиану {135} [1.321.21], слово "миндаль" произошло оттого, что под зеленой кожурой поверхность плода покрыта многочисленными рубцами (α̉μυχή).

{135 Согласно александрийцу Геродиану, слово «миндаль» произошло... — Дается фантастическая этимология этого слова.}

Осел! ты лезешь к шелухе от лакомства, -

говорится где-то у Филемона [Kock.II.530].

Орешки буковые, приношенье Пану, -

говорит Никандр во второй книге "Георгик".

[О том,] что слово "миндаль" встречается также в форме среднего рода. Дифил [Kock.II.567]:

[f] Миндаль (α̉μύγδαλα), "плакунты", миртовые ягоды.

40. [О том,] что Памфил требует: в названии миндального плода последний слог должен быть безударен, а в названии дерева ударение должно стоять на последнем слоге и быть облеченным {136} - α̉μυγδαλη̃ подобно ρ̉οδη̃ (розовый куст). Так пишет и Архилох:

{136 ...должно стоять на последнем слоге и быть облеченным. — В греческом языке ударный слог выделялся разными типами повышения тона. Ровно восходящий тон обозначался острым ударением ', а восходяще-нисходящий преломленный тон — облеченным ударением ~ . Вопросами места ударения и его типе в каждом конкретном слове занимались александрийские грамматики, специалисты в истории языка. В большинстве случаев они руководствовались принципом аналогии.}

И цвет прекрасный с розовых кустов (ρ̉οδη̃).

Аристарх название и плода и дерева произносит одинаково с острым (53) ударением (α̉μυγδάλη), тогда как Филоксен в обоих случаях пользуется облеченным (α̉μυγδαλη̃). Эвполид [Kock.I.274]:

Меня погубишь ты, клянусь святой миндалиной (α̉μυγδαλη̃ν)!

Аристофан [Kock.I.542]:

Ну что ж, возьми-ка эти вот миндалинки (α̉μυγδαλα̃ς),

Ты можешь лбом их щелкать!

Фриних [Kock.I.386]:

Миндаль (α̉μυγδαλη̃) - от кашля неплохое снадобье.

Другие же авторы пишут α̉μυγδαλάς подобно καλάς (прекрасные). [b] Трифон в сочинении "Ударение в аттическом диалекте" пишет название плода α̉μυγδάλη с низким тоном на последнем слоге, тогда как мы произносим его безо всякого повышения тона - α̉̉μύγδαλον; название же дерева Трифон пишет α̉μυγδαλη̃ как производное от названия плода, получающее из-за своего притяжательного значения облеченное ударение на последнем слоге.

[О том,] что Памфил пишет в "Глоссах", что щипцы для колки орехов называются у лаконцев μουκηρο-βαγός, что значит "миндале-ед", так как миндаль лаконцы называют μουκήρος.

41. [О том,] что у Никандра упоминается так называемый "понтийский" орех, {137} который некоторые называют "облупленным" (λόπιμα). [c] Гермонакт же и Тимахид пишут в "Глоссах", что понтийский орех известен также под именем "зевсовых бобов".

{137 ...так называемый «понтийский» орех... — Понт — северо-восточная часть Малой Азии. О каком роде орехов идет речь, точно сказать нельзя: приводимые Афинеем другие названия этого ореха совпадают как с названием гераклейских орехов («зевсовы бобы», см. 53d), так и с названием каштанов («облупленные», см. 54d).}

Гераклид Тарантинский поднимает вопрос, следует ли подавать сласти в начале обеда, как это делается в некоторых местностях Азии и Эллады, или это следуют делать после трапезы. Если, например, их подавать после трапезы, когда желудок и кишки полны пищею, то орехи, съеденные для возбуждения жажды, прибавляются к ней, что приводит к обильному выделению газов и порче пищи, так как орехи в силу своей природы всегда [d] тяготят стенки [желудка] и усваиваются с большим трудом, отсюда возникают несварение и понос.

42. "Миндаль, - отмечает Диокл, - высокопитателен и благотворен для кишечника, более того, он согревает, ибо обладает некоторыми качествами проса. Зеленый миндаль полезнее зрелого, замоченный - сухого и поджаренный - сырого. Гераклейские же орехи, {138} называемые также "зевсовыми бобами", не так питательны, как миндаль; кроме того, они сушат и всегда тяготят стенки желудка; в больших количествах они вызывают головную боль. Из этих орехов зеленые вредят здоровью меньше спелых. От персидских орехов {139} голова болит не меньше, чем от зевсовых [e] бобов, зато они более питательны; глотка и рот становятся от них шершавыми. В жареном виде они вредят меньше. Если есть их с медом, то перевариваются они гораздо легче. Широкие каштаны вызывают обильные ветры, однако в вареном виде они причиняют меньше неудобств, чем сырые или поджаренные, поджаренные же меньше сырых".

{138 Гераклейские орехи — лещина обыкновенная (Corylus avellana). Гераклея — город в Трахинии (Средняя Греция).}

{139 Персидские орехи, равно как и царские орехи — названия грецких орехов (Juglans regia).}

[f] Филотим пишет в своем сочинении "О пище": "Все широкие каштаны и так называемые "сардианские" {140} орехи в сыром виде плохо перевариваются и усваиваются кишечником, потому что они крепят и сдерживают выделение желудочных соков. Понтийский орех из-за своей жирности также плохо переваривается; в меньшей степени это относится к миндалю, и поэтому его можно есть помногу, не испытывая никаких неудобств. На вид же он кажется более жирным и пускает жирный сладковатый сок".

{140 Сарды — столица Лидии (Малая Азия).}

Дифил из Сифния пишет: "Царские орехи вызывают головную боль и (54) прилегают к поверхности желудка. Они гораздо лучше и вкуснее, когда еще мягки и белесы. Те же, что прожарены в печи, малопитательны. Миндаль обладает мочегонным, слабительным и очищающим действием, он тоже малопитателен. Спелый миндаль больше вызывает ветры и тяготит стенки желудка, нежели незрелый. Последний, однако, невкусен и малопитателен. Если же его отбелить, когда он еще мягок, но достиг уже достаточной величины, он полон молочка и гораздо вкуснее. Миндаль с Фасоса {141} и Кипра, даже достигнув спелости, остается мягким и легко [b] выводится из организма. От понтийского ореха болит голова, но он меньше тяготит стенки желудка, чем царский".

{141 Фасос, или Тасос — см. примеч. 271 к кн. I.}

43. Мнесифей Афинский пишет в сочинении "О пище": "Что касается эвбейских орехов или каштанов (они известны под обоими этими именами), то они плохо разлагаются в желудке, к тому же перевариваются с большим выделением газов; однако кто хорошо переносит это, тот быстро толстеет. Миндаль же, гераклейские, персидские орехи и другие плоды того же рода много уступают каштанам [в полезности для здоровья]. Действительно, за исключением зеленого миндаля, их нельзя есть в сыром [c] виде, но одни надо варить, а другие поджаривать, потому что одни из них жирны (например, зрелый миндаль и зевсовы бобы), другие же тверды и обладают крепящими свойствами, - таковы буковые орехи и подобные им. Кулинарная обработка удаляет жир из маслянистых частей, а это самое вредное в орехах; твердые же и крепящие составляющие ослабляются, если долго держать орехи на малом огне".

Дифил называет каштаны также "сардианскими бобами" и добавляет, что они вкусны и питательны, однако плохо усваиваются из-за [d] того, что долго задерживаются в желудке; после прожарки они становятся менее питательными, но перевариваются гораздо лучше. Однако в вареном виде они не только вызывают меньше ветров, но и питательнее поджаренных.

Звали эвбейцы его облупленным (λόπιμον) и карионом (κάρυον),

Просто бобом называли другие,

пишет в "Георгиках" Никандр Колофонский. Агелох же называет каштаны άμωτα: "Где бы ни росли синопские {142} орехи, дерево называли 'άμωτα".

{142 Синопа — город в Понте.}

44. Горох [ΕΡΕΒΙΝΘΟΙ]. Кробил [Kock.III.381]:

[e] - Поев пустых стручков зеленого

Горошка, принялись в коттаб {143} играть они.

{143 Коттаб — игра на пирах и попойках, которая заключалась в том, чтобы, плеснув вином, попасть на чашечку коттаба (его устройство напоминало весы) и наклонить ее вниз. Подробнее см. примеч. 219 к кн. I.}

- Не человечье, обезьянье лакомство.

Гомер [Ил.XIII.589]:

Черные скачут бобы, иль зеленые зерна гороха.

Ксенофан Колофонский в "Пародиях":

Вот о чем нужно вести беседу зимней порою

У очага, возлежа на мягком ложе, наевшись,

Сладкое попивая винцо, заедая горошком;

"Кем ты будешь, откуда? Годов тебе сколько, милейший?

Сколько было тебе, когда нагрянул Мидиец?" {144}

{144 ...когда нагрянул Мидиец... — т. е. когда начались греко-персидские войны. Мидяне — первоначально группа племен, занимавшая территорию на юге от Каспийского моря. В 550 г. до н.э. Мидийское царство было побеждено Киром, и в нем воцарилась персидская династия. Мидийцами стали называть персов.}

[f] Сапфо:

Заросли по берегам золотились гороха густого.

Феофраст в сочинении о растениях [ИР.VIII.5.1] называет некоторые сорта гороха "баранами". Это название обыгрывается у Софила [Kock.II.447]:

Стручок отца той девы - выдающийся

Баран-пробойник.

Фений пишет в "Заметках о растениях" [FHG.II.300]: "Горох и бобы восковой спелости считаются лакомствами, зрелые же варят и жарят (55) в качестве простых овощей". Алексид [Kock.II.356]:

Всего-то нас пять: вот нищий муж,

Да старая я, да маленький сын.

Да старшая дочь, да младшая дочь.

Мы, трое старших, живем кое-как.

На двух малышей - лепешки кусок.

Когда уж совсем без хлеба сидим,

Без лиры заводим скорбную песнь.

Мы все восковою бледностью

Покрылись уже от голода.

Вся наша еда состоит из бобов,

Люпина и зелени...

Есть репа, вика и желуди.

Есть вика-горошек и "бульба-лук",

Цикады, дикая груша, горох,

А также сердцу любезные

Сушеные смоквы, родины

Наследие нашей: их принесли

[b] Смоковницы Фригии {145} славной.

{145 Фригия — область в М. Азии, между Лидией и Каппадокией. См. примеч. 216 к кн. I.}

Ферекрат [Kock.I.169]:

Впредь сделаешь горох ты мягким.

И еще:

Задохся он, грызя горох поджаренный.

Дифил пишет: "Горох плохо переваривается, обладает слабительным и мочегонным действием, а также вызывает ветры". Согласно же Диоклу, горох вызывает брожение в желудке; белая его разновидность, имеющая прямоугольную форму, лучше черной, милетская лучше называемых "баранами", замоченный лучше сухого.

[О том,] что горох есть дар Посейдона. {146}

{146 ...горох есть дар Посейдона. — Об этом подробнее из других источников неизвестно.}

45. Люпин [ΘΕΡΜΟΙ]. Вот как пишет тот поэт-забавник [c] [Алексид.Коск.II.395]:

- Будь он неладен, пусть идет ко всем чертям,

Кто ел люпин и шелухою мусорил

В прихожей. Чтоб он подавился, мусоря!

- Не то что Клеэнет, поэт трагический, -

Он не таков, он человек любезнейший,

И уж не бросит кожуры от овоща.

А Ликофрон Халкидский в сатировской драме, {147} высмеивающей [d] философа Менедема (того самого, от которого получила название эретрийская школа {148}), пишет следующее в издевку над всеми философами вообще [TGF2. 817; ср.420b]:

{147 ...Ликофрон Халкидский в сатировской драме... — На это произведение ссылается также Диоген Лаэртский. Однако, согласно этому автору, оно было написано не для осмеяния, а «в похвалу» Менедема (П. 140).}

{148 ...философа Менедема ... от которого получила название эретрийская школа... — Менедем (ок. 350-277 гг. до н.э.) родился в Эретрии (о. Эвбея). Согласно Диогену Лаэртскому, он был сначала учеником Платона, потом — Стильпона Мегарского. Затем перешел в философскую школу, основанную учеником Платона Федоном в Элиде. Как пишет Диоген Лаэртский, «школа эта дотоле именовалась элидской, а с той поры — эретрийской, по отечеству Менедема» (11.126). Известно имя только одного ученика Менедема, Ктесибия, которого упоминает Афиней (162е).}

Люпин плебейский там вовсю отплясывал,

Товарищ верный нищего триклиния.

Дифил [Kock.II.570]:

Нет хуже ремесла, чем наше сводничье!

Чем блудный дом держать, я рад по улицам

Бродить, торгуя розами и редьками,

Люпино-бобами, выжимкой масличною, -

[e] Все лучше, чем таких девиц прокармливать!

[Афиней] пишет, что следует обратить внимание на слово "люпино-бобы" (θερμοκυάμοι), ибо оно оставалось в ходу и в его время.

Полемон говорит, что лакедемоняне называют люпин "народным заступником" (λυσιλαίδα). Феофраст же рассказывает в "Причинах растений" следующее [IV.2.2]: "Люпин, вика (турецкий горох) и горох - единственные из стручковых, в которых не заводятся черви; этому препятствует их едкая горечь. Увядший горох, - продолжает он, - чернеет". Однако в третьей книге этого же сочинения [III.22.3] он пишет, что в горохе всё же [f] заводятся гусеницы. Дифил Сифнийский пишет, что люпин питателен и обладает слабительным действием, особенно если его длительное время вымачивать в сладком растворе. А поэтому и Зенон Китайский, обычно суровый и очень резкий с приятелями, напившись вина, становился приветливым и ласковым. А кто спрашивал, отчего это, он отвечал, что это так происходит и с волчьими бобами {149} (люпин): они, мол, пока не размокнут, очень горькие, а как напитаются влагой, становятся сладкими и очень вкусными.

{149 ... с волчьими бобами... — Пришедшее в греческий язык латинское слово lupinus означает «волчий» (lupus — «волк»).}

46. Фасоль (ΦΑΣΗΛΟΙ). Полемон рассказывает, что лакедемоняне (56) на своих пирах, называемых Копидами, {150} подают на сладкое сушеные смоквы, бобы и зеленую фасоль. Эпихарм:

{150 ...на ... пирах, называемых Копидами... — От слова κοπίς — нож для разделки мяса; давался иноземцам во время некоторых празднеств (примеч. переводчика).}

И если Дионису мил ты, быстренько

Поешь фасоли.

Деметрий [Kock.I.796]:

Фасоль иль смокву, в этом роде что-нибудь.

47. Маслины (ΕΛΑΑΙ). Эвполид [Kock.I.342]:

Вот каракатицы, маслины спелые (δρυπεπει̃ς).

Последнее слово заимствовано римлянами, которые называют спелые [b] маслины druppae. Дифил пишет, что маслины малопитательны и вызывают головную боль; еще хуже черные маслины - от них болят и голова и живот; маслины, называемые "ныряльщицами [в рассол]", более полезны и обладают крепящим действием. Качество черных маслин улучшается, если их подавить. Упоминает о давленных маслинах и Аристофан [Kock.I.493]:

... маслины подавить.

[c] И далее:

Ведь подавить их лучше, чем засаливать.

Архестрат в "Гастрономии":

Пусть тебе подадут морщинистых, спелых оливок.

Потому-то, поминая наш укропный Марафон,

Мы укроп в рассол масличный обязательно кладем, -

восклицает Гермипп [Kock.I.249]. Филемон пишет: "Маслины с дряблой мякотью (фавлии) называют отрубями, а черные - давлеными". Каллимах же дает в "Гекале" перечень различных сортов маслин :

Отруби, старицы (γεργέριμον), те, что зелеными осенью поздней

Плавать в соленый рассол положены были.

[d] Перезрелые маслины, согласно Дидиму, назывались также сушеными (ι̉σχάδας) и старицами. Более того, вместо "спелые маслины", говорили просто "спелые" (δρυπεπεη̃ς), не добавляя слово "маслины". Телеклид [Kock.I.218]:

Пусть угощает он меня без устали

Маслинами (δρυπεπεύσι), ячменными лепешками

И кервелем. {151}

{151 Кервель — растение семейства зонтичных (Anthriscus cerefolium). Возможно, намек на мать Еврипида, торговавшую зеленью. Ср.: Аристофан. «Всадники». 19.}

Давленые маслины афиняне называли выжимками (στέμφυλα); а то, что зовем выжимками мы, то есть давленые виноградные грозди, они называли βρύτεα, производя это наименование от слова "гроздь" (βότρυς).

48. Редька (ΡΑΦΑΝΙΔΕΣ). Название редьки связано с легкостью ее [e] выращивания. {152} Последний слог (ις) аттики произносят то долго, то кратко. Например, у Кратина он долгий [Kock.I.104]:

{152 Название редьки связано с легкостью ее выращивания. — Согласно народной этимологии, слово ρ̉αφανις — «редька» состоит из слов ρ̉αδίως — «легко» и φαίνεσθαι — «появляться».}

Редькам (ρ̉αφανι̃σι) угодно решенье, другие же овощи против.

А у Эвполида [Kock.I.342] он краткий: "редьки (ρ̉αφανίδες) немытые, каракатицы". На то, что эпитет "немытые" относится именно к редькам, а не каракатицам, нам указывает Антифан, который пишет [Kock.II.124]:

Медовых пирогов, орехов и яиц,

Овсянки, меда, уток и медовых сот,

Немытых редек, репы наглотается.

Таким образом, "немытыми" являются именно редьки, [f] называющиеся также "фасийскими". {153} Ферекрат [Kock.I.198]:

{153 ...редьки, называющиеся также «фасийскими», или тасийскими — см. примеч. 271 к кн. I.}

Есть редька под рукой у нас немытая,

Вода уже нагрета для купания,

Орехи, солонина есть.

В уменьшительной форме употреблено слово "редька" в "Гиперболе" Платона [Kock.I.645]: "листок салата или редечка". Феофраст же в "Истории растений" говорит [VII.4.2], что редька бывает пяти сортов: коринфская, клеонийская, леофасийская, аморейская, беотийская. [...] Леофасийская, которую некоторые называют фракийской, лучше всего переносит холода, а беотийская самая сладкая; она круглая, а не длинная, [как клеонийская]. Вообще, говорит он, редьки с гладкими листьями слаще и (57) вкуснее. Каллий называет именно редьку словом ρ̉άφανος: {154} рассказывая о Древней комедии, он пишет [Kock.I.698]:

{154 ...называет ... редьку словом ρ̉άφανος... — Слово ράφανος обозначало и редьку, и капусту. Ср. 34d-e. Гесихий: «Слово ρ̉άφανος означает «капуста», но и «редька» у нас передается словом ρ̉άφανος».}

Маслины созревшие, репы, огонь,

гороховый супчик и редьки (ρ̉άφανοι),

Лепешки фаллические.

В доказательство того, что ρ̉άφανος означает здесь именно редьку, можно привести свидетельство Аристофана, который, рассказывая в пьесе "Данаиды" о Древней комедии, пишет [Kock.I.456]:

А хор плясал в те давние дни, завернувшись в циновки да тряпки,

Под мышкой зажав вязанки колбас, или редек пучки да грудинку.

Редька была очень дешевым блюдом. Амфид [Kock.II.243]: [b]

Кто при деньгах и, выйдя за провизией,

Упустит случай насладиться рыбами,

А понакупит редек, - не дурак ли он?

49. Сосновые шишки (ΚΩΝΟΙ). Афинский врач Мнесифей в сочинении "О съестных продуктах" называет косточки шишек скорлупками или просто шишками. Диокл Каристийский называет их "сосновыми орешками", а Александр Миндийский - "сосновыми шишками". Феофраст же дерево называет сосной, а плоды шишками. Гиппократ в [c] сочинении "О ячменном отваре", добрая половина которого считается неподлинной (некоторые полагают, что подложно всё сочинение), [называет их] "ядрышками", а многие - "косточками", как и Геродот, когда говорит о понтийском орехе [IV.23]: "Внутри спелого плода есть косточка". Дифил Сифнийский пишет: "Эти шишки очень питательны, а благодаря смоле, содержащейся в них, они смягчают сосуды бронхов и очищают диафрагму". Мнесифей добавляет, что тело от них тучнеет, пищеварению же они [d] не вредят; кроме того, они обладают мочегонным действием и безвредны для кишечника.

50. Яйца (ΩΙΑ). Анаксагор говорит в "Физике", что то, что называют "птичьим молоком", - это белок яйца. Аристофан ["Птицы".695]:

Ночь, от ветра зачав, первородок-яйцо принесла. {155}

{155 Ночь, от ветра зачав, первородок-яйцо принесла. — Пародируется орфический образ Яйца, созданного Хроносом и ставшего началом рождения Вселенной, богов и людей (fr. 54-58, 60, 291 Kern).}

Сапфо пишет слово "яйцо" в три слога ('ώιον):

Говорят, нашла когда-то Леда яйцо. {156}

{156 Говорят, нашла когда-то Леда яйцо. — Существуют два варианта мифа о рождении Елены. Согласно первому, Немесида родила от Зевса, превратившегося в лебедя, яйцо. Из этого яйца, которое хранила Леда, родилась Елена (см.: Аполлодор. III. 10.7). Согласно второму, Леда сама родила яйцо от снизошедшего к ней в виде лебедя Зевса (см.: Еврипид. «Елена». 257-259; Аполлодор. III. 10.7; Павсаний. III. 16.2).}

И еще:

Яйца белей намного.

Эпихарм пишет это слово 'ώεον:

Яйца ('ώεα) гусей и куриц, несушек крылатых.

[Также] Симонид во второй книге ямбов:

Подобно яйцу меандровского {157} гуся.

{157 Меандр — река в Лидии и Карий.}

[e] Анаксандрид растягивает это слово на четыре слога: ω̉άρια (яичечки) [Kock.II.163]. Также Эфипп [Kock.II.203; cp.29d]:

Горшочки-крохотки с вином из фиников,

Яичечки и всякая безделица.

Кажется, Алексид пишет [Kock.II.392] о ломтиках яиц. Яйца-болтуны назывались не только α̉νεμαι̃α (ветреные), но и υ̉πηνέμια (легкие, как ветер).

"Верхние этажи дома, называемые у нас υ̉περώα, они называли [f] яйцами (ω̉ά)", - пишет в "Любовных историях" Клеарх [FHG.II. 316], добавляя, что поэтому-то о Елене, выросшей в подобном жилище, разнеслась молва, {158} будто бы она вылупилась из яйца. Поэтому большую ошибку допускает Неокл Кротонский, пишущий, будто яйцо, из которого вылупилась Елена, упало с Луны, - ибо хотя лунные женщины и кладут яйца, но тамошние младенцы в пятнадцать раз крупней наших - об этом рассказывает Геродор Понтийский [FHG.II.35].

{158 ...Клеарх, добавляя, что поэтому-то о Елене ... разнеслась молва... — Пример рационализации мифа, характерной для греческих историков.}

Ивик в пятой книге "Песен" говорит о сыновьях Молионы:

(58) Белоконных сыновей

Молионы убил я {159} -

{159 Белоконных сыновей / Молионы убил я... — Сыновья Молионы, Эврит и Ктеат, были убиты Гераклом из засады в Клеонах (см. примеч. 215 к кн. II) за то, что они, воспользовавшись его болезнью во время похода против Авгия, их дяди, нарушили мирный договор и перебили его войско (см.: Аполлодор. II.7.2; Пиндар. Ол.10.26-38; Павсаний. 11.15.1).}

Сверстников, крепко сращенных друг с другом,

Храбрых. В яйце родилися серебряном

Вместе они.

Эфипп [Kock.II.255; ср.642с]:

Явились сласти, пряники кунжутные,

Медовые, молочные пирожные

И тьма яиц - за все мы принялись.

О выеденных яйцах упоминает Никомах [Kock.III.389]:

Отцовское наследное имущество

Я взял в кулак и в месяцы немногие

Всю мякоть выжал, как яичко высосал.

О гусиных яйцах - Эриф [Kock.II.430]:

- Белее снега яйца, и громадные.

- Гусиные, наверно, а не Ледины. {160}

{160 ...Гусиные, наверно, а не Ледины. — По более позднему мифу, Леда снесла два яйца. Из одного из них родилась Елена, из другого — близнецы Кастор и Полидевк (см.: Овидий. «Героиды». 17.55; Гораций. «Наука поэзии». 147; Гораций. «Сатиры». II. 1.26). Видимо, по аналогии с этим мифом Ивик пишет, что из яйца родились и сыновья Молионы.}

[b] Эпэнет и Гераклид Сиракузский утверждают в "Искусстве кулинарии", что лучшие из яиц - павлиньи, за ними следуют яйца утки пеганки (anas tadorna), и лишь на третьем месте куриные.

51. Аперитив (ПРОПОМА). [Афиней] говорит, что когда первая порция аперитива была обнесена вкруговую, церемонимейстер пиров Ульпиан спросил, можно ли найти у какого-либо автора слово "аперитив", употребленное в значении, какое вкладываем теперь в него мы. Сделав паузу и убедившись, что никто не собирается отвечать, он продолжил: "Я скажу сам. Если память мне не изменяет, Филарх Афинский, [с] или Навкратидский, пишет следующее в том месте своего сочинения, где речь идет о вифинском царе Зеле, {161} который, замыслив зло на галатских вождей, пригласил их на пир, однако сам был [ими] убит [FHG.I.341]: "Как было заведено с самого начала, перед пиром разнесли какой-то аперитив"". Рассказав это, Ульпиан попросил дать ему выпить из холодильной чаши, приговаривая, как он доволен, что его безотказная память не подвела его и на этот раз. В составе этого аперитива Афиней выделяет мальвы. {162}

{161 ...о вифинском царе Зеле... — Подробнее об этом в других источниках не сообщается.}

{162 В составе этого аперитива Афиней выделяет мальвы. — См. 66d.}

52. Мальвы (ΜΑΛΑΧΑΙ). Гесиод ["Труды и дни".41]:

[d] ... на великую пользу идут асфодели {163} и мальва (μαλάχη).

{163 Асфодели — растение из семейства лилейных с белыми цветами.}

Так [через альфу] пишут и аттики. "Однако, - говорит Афиней, - во многих списках комедии Антифана "Минос" я нашел это слово, написанное через омикрон [Kock.II.75]:

Грызущие корень мальвы (μολόχης).

Также у Эпихарма:

... да я смирнее мальвы".

Фений пишет в трактате "О растениях" [FHG.II.300]: "Семяноносец садовой мальвы называется плацентой, будучи очень похож на нее с виду; [e] ведь его ткань, похожую на гребешок, можно уподобить основанию плаценты, а в середине плаценто-подобного утолщения можно усмотреть нечто похожее на пупок. Если удалить основание, то оставшееся становится похожим на поперечный разрез морского ежа".

Дифил Сифнийский рассказывает, что мальва сочна и смягчает бронхиальные сосуды и едкие соки, находящиеся в верхней части желудка; [f] очень полезна мальва при раздражениях почек и мочевого пузыря, она питательна и легко выводится из организма, причем дикая мальва {164} полезней садовых сортов. Ученик Каллимаха Гермипп утверждает [FHG.III.40], что мальва является главной частью снадобья, называемого "лекарством от голода и жажды".

{164 Дикая мальва — алтей лекарственный, растение с бархатисто-шелковистыми листьями и стеблем, с розовыми цветками (Althaea officinalis).}

53. Тыквы (ΚΟΛΟΚΥΝΤΑΙ). Эвтидем Афинский в сочинении "Об овощах" называет тыкву "индийским огурцом", потому что семена ее были завезены из Индии. В Мегалополе {165} называют ее огурчиком (σικυωνία). Феофраст говорит о тыквах [HP.VII.4.6], что они все представляют (59) собой только один сорт, только экземпляры бывают лучше и хуже. Однако Менодор, ученик Эрасистрата и приятель Гикесия, пишет: "Тыквы подразделяются на индийские, называемые также "огурцами" (σικύα), и просто тыквы. Индийские тыквы обычно варят, а обычные тыквы можно еще и жарить". Жители Книда {166} до сих пор называют тыквы индийскими. Однако живущие вокруг Геллеспонта называют продолговатые [b] экземпляры "огурцами", а круглые - тыквами.

{165 Мегалополь — известно два города под таким названием — в Аркадии и на Понте. Здесь имеется в виду аркадский.}

{166 Книд — город в Карий; см. примеч. 210 к кн. II.}

Диокл утверждает, что самые лучшие тыквы вырастают около Магнесии. {167} Они имеют форму идеального шара, достигают огромных размеров, сладки и очень полезны. Наилучшие огурцы вырастают в Антиохии, {168} салат-латук в Смирне и Галатии, {169} рута - в Мире. {170}

{167 Магнесия — известны два города с таким названием. Один находился у горы Сипила (Лидия), другой — на Меандре.}

{168 Антиохия — столичный город в Сирии на реке Оронт.}

{169 ...салат-латук в Смирне и Галатии... — Салат-латук — овощное растение семейства сложноцветных (Lactuca sativa). Смирна — город на западном побережье Малой Азии, где в Эгейское море впадает река Герм. Галатия — область Великой Фригии, захваченная галлами, или, как их называли греки, галатами.}

{170 ...рута — в Мире. — Рута — полукустарник семейства рутовых (Ruta Graveolens). Употреблялась как пряность. Мира — город в Ликии.}

Дифил пишет: "Тыква малопитательна, она легко усваивается, содержит много влаги, сочна и легко выводится из организма. Полезно есть ее, запивая водой, смешанной с уксусом, потому что с приправами она гораздо вкуснее. Если употреблять ее с горчицей, она снижает вес; в вареном виде она лучше усваивается и выводится из организма". Мнесифей же пишет: "Вообще все овощи легко варятся на огне: таковы огурцы, тыквы, кидонские {171} яблоки (айва), воробьиные яблоки {172} (вид айвы) и всё тому подобное. После этого они становятся малопитательными, но совершенно [c] безвредными и снабжают организм влагой. Все они замедляют пищеварение. Предпочтительнее употреблять их в вареном виде". Аттики называют все виды этого растения исключительно тыквой (κολοκύντη). Гермипп [Kock.I.248]:

{171 Кидония — город на Крите.}

{172 ...воробьиные яблоки... — Считалось, что слово στρουθία внутренне связано со словом στρουθός — «воробей».}

Что у него за голова! Как тыква!

Фриних говорит уменьшительно [Kock.I.386]:

Лепешечки кусочек или тыквочки (κολοκυντίου).

Эпихарм использует обычную форму слова:

Полезней тыквы (κολοκύντας) он, конечно же.

54. Комедиограф Эпикрат [Коск.II.287]:

- Скажи, что Платон, что Спевсипп, Менедем

[d] Мудрейшие? С кем рассуждают,

Какая идея волнует умы,

И что за предмет изучают они?

Коль толком узнал, ради Геи-земли,

Что видел, что слышал, - мне правду скажи.

- Я всё расскажу, ничего не забыл,

В гимнасиях при Академии {173} был

{173 В гимнасиях при Академии... — Гимнасий — помещение для занятий физическими упражнениями, где занимались в обнаженном виде (от γυμνός — «голый»). Академия — роща в Афинах, названная по имени героя Академа. Там Платоном в 388 г. до н.э была основана философская школа.}

Недавно на Панафинеях. {174}

{174 Панафинеи — афинские празднества, справлявшиеся в честь Афины каждые четыре года.}

Я видел там выводок целый юнцов,

Лихих, небывалых наслушался слов:

Занявшись разбором природы,

На роды делили повадки зверей,

[e] Породы деревьев, сорта овощей.

Затем по порядку до тыквы дошли,

Про вид ее, род ее споры вели.

- Скорей скажи, какого рода, племени

Растенье это? Если знаешь, вымолви.

- Сперва словно скрючило всех молодцов,

Едва приступили; наморщили лбы

И долго в раздумьи молчали.

Внезапно, пока еще всех остальных

В дугу размышление гнуло,

Воскликнул один: "Это выпуклый плод!"

"Трава!" - другой, "Дерево!" - третий.

Подобное слыша, случившийся врач

(Он был из земли сицилийской)

[f] Кишкою издал непристойнейший звук

В издевку над бредом новейших наук.

- И, конечно, разгневались страшно они,

закричали, какой он невежа?

Чтобы дерзко на диспуте так поступать,

надо быть, несомненно, нахалом.

- О нет, не смутились парнишки ничуть.

Платон там присутствовал, благостен был,

Он бровью не дрогнул и вновь напустил

Мальчишек разделывать тыкву.

И снова все скрючились.

55. Восхитительный Алексид искушает нас поистине царской закускою, от которой у знатоков текут слюнки [Kock.II.392]:

Я очутился там в разгаре праздника.

(60) Водой полили руки, столик раб принес:

На нем не сыр лежал, не россыпи маслин,

Пахучая приправа чепуховая, -

О нет, благоухая, блюдо дивное

На нем лежало, чудно представлявшее

Сезоны года и круговорот времен.

Был небосвод представлен полушарием,

На коем красовались все созвездия:

Козлят и рыб там скорпион преследовал,

А звезды были - ломтики яичные,

[b] Когда же мы взялись за мироздание

С напарником вдвоем, весь труд достался мне:

Всё толковал о чем-то он отчаянно

И головою тряс, а я усердствовал,

Покуда блюдо решетом не сделалось.

56. Грибы (MYKAI). Аристий [TGF2. 727]:

От грибных раскатов грома трясся каменный порог.

Полиох [Kock.III.390]:

Посыпанный мякиной, черный, маленький

Ячменный хлебец каждый дважды получал

[с] На дню, немного смокв; грибы мы жарили,

В ненастный день ходили за улитками;

Из здешней зелени еще чего-нибудь.

Иль давленых маслин, вина немножечко -

Отменной местной дряни.

Антифан [Kock.II. 111]:

Обед - ячменная лепешка, что на бой

За дешевизну выйдя, ощетинилась

Мякиной грозно, луковица ириса,

Приправа, гриб, осот, {175} еще чего-нибудь,

{175 Осот — растение семейства сложноцветных (Sonchus aspera).}

[d] Чем нас, убогих, кормит место жалкое.

Так мы живем: без жара, без огня в крови.

И кто, имея мясо, станет есть тимьян,

Слыви он хоть адептом Пифагоровым?

И продолжает:

Кто знает жребий свой? И что нам вынести

Еще придется? Так пожарь же два гриба,

Вот этих, из-под дуба каменного.

[О том,] что ученик Исократа Кефисодор в сочинении против Аристотеля (оно состоит из четырех книг) упрекает философа за то что тот посчитал ниже своего достоинства заняться собиранием пословиц, тогда как Антифан написал целую пьесу, озаглавленную "Пословицы". Из нее цитируются следующие стихи [Kock.II.88]:

Да если б я притронулся к чему-нибудь

Из вашей снеди, мне бы показалося,

Что ем грибы сырые или яблоки

Кислейшие или еще чего-нибудь,

Чем морят смертных.

57. Грибы зарождаются в земле, и лишь немногие из них съедобны, большинство же вызывает удушье. На этом основана и шутка Эпихарма:

Вы прямо, как грибы сушеные,

[f] Меня задушите.

Никандр перечисляет в "Георгиках" ядовитые грибы:

Все те страданья и злоба, какие

Каменный дуб и простой, олива и груша накопят,

Тяжестью смертной в грибах набухают.

Говорит он также и что

Если сокроешь глубоко в навозе смоковницы стебель,

(61) После его увлажнишь текучею вечно водою,

То прорастут от ствола грибы безвредные; только

С корнем их от основанья не отрывай.

[Остальное было неразборчиво]. {176}

{176  Приписка эпитоматора.}

Так ты поганки-грибы (α̉μανίτας) посадишь, -

пишет там же тот же Никандр. А Эфипп [Коск.II.263]:

Чтоб, как грибы, я мог бы задушить тебя.

Эпархид рассказывает [FHG.IV.404], что когда поэт Еврипид гостил в Икарии, он сочинил эпиграмму по случаю гибели целой семьи - матери, [b] двоих взрослых сыновей и незамужней дочери: они отравились, поев в поле ядовитых грибов. Эпиграмма такова:

Гелиос-бог, бороздящий эфира нетленного сферу!

Зрел ли такую беду зрак ослепительный твой?

Мать, дочь-девицу и двух близнецов уже возмужалых

Разом похитила смерть в день для семьи роковой.

Диокл Каристийский пишет в первой книге трактата, озаглавленного [с] "Здоровье": "Из диких растений для варки пригодны белая свекла, мальва, щавель, крапива, лебеда, трюфели и грибы".

58. Поручейник (ΣΙΑ). Спевсипп во второй книге "Подобий" говорит, что он растет в воде, подобно болотному сельдерею. Поэтому и Птолемей Эвергет, второй царь Египта, требовал переписать гомеровский стих следующим образом [Од.V.72]:

Вкруг зеленели луга поручейника (οίου) и сельдерея, -

ибо сельдерей растет вместе с поручейником, но не с фиалками ('ία).

59. Дифил говорит, что грибы вкусны, расслабляют кишечник, питательны, но трудно перевариваются и вызывают вздутие живота. В [d] особенности это касается грибов с острова Кос. {177} "Многие даже смертельно ядовиты. Пригодные в пищу с виду тонки, нежны и ломки; они вырастают под вязами и соснами. Ядовитые же [на изломе] чернеют или синеют, они жестки и после варки выставляются на стол уже совершенно твердыми; съевшие их умирают. Помогает [обильное] питье медовухи, кислого меда, [e] соды и уксуса. После питья надо вызвать рвоту. Поэтому очень важно сразу же после сбора грибы обработать уксусом, медом или солью: это удаляет все, что вызывает удушье". Феофраст же пишет в "Истории растений" [fr.168]: "Растут эти растения иногда под землей, иногда на ее поверхности. Последних некоторые называют дождевиками {178} (πεζια), они растут среди грибов; как и грибы, корней они не имеют. Однако [в отличие от дождевиков] грибы обладают вытягивающейся сообразно их разбуханию [f] ножкой, от которой отходят корешки". Пишет он также [HP.IV.7.2], что в море вокруг Геракловых Столпов {179} после обильных дождей появляются грибы, которые окаменевают на солнце. И Фений в первой книге его трактата "Растения" [FHG.II.300]: "Другие же растения никогда не производят ни цветков, ни клубнеподобных почек, содержащих семена, ни даже вовсе каких-либо семян; таковы гриб, трюфель, папоротник и вьющийся плющ". Он же пишет о "папоротнике, который некоторые называют βλάχνον". Феофраст в "Истории растений": {180} "Растения, покрытые гладкой кожицей, такие как трюфель и грибы: дождевик и исполинский дождевик {181} (γεράνειον)".

{177 Кос — остров в Икарийском море.}

{178 ...называют дождевиками... — Имеются в виду Lycoperdon bovista.}

{179 ...вокруг Геракловых Столпов... — Мысы Абила и Кальпа. Согласно мифу, Геракл, когда шел за коровами Гериона, воздвиг два гигантских каменных столпа по обеим сторонам Гибралтарского пролива как границу пределов земли.}

{180 Феофраст в «Истории растений»... — Цитата Афинея не согласуется с текстом Феофраста.}

{181 ...исполинский дождевик. — Греческое название этого растения, γεράνειον, согласно народной этимологии, произошло от слова γερανός — «журавль».}

(62) 60. Трюфели (ΥΔΝΑ). Они самозарождаются в земле преимущественно на песчаных местах. Феофраст говорит о них [ИР.1.6.9]: "...трюфель, так называемый исполинский дождевик, и вообще все растения, находящиеся под землей...". И еще [fr.167]: "... и зарождение, и наружность подземных растений, таких как трюфель или растущий в окрестностях Кирены {182} гриб, называемый μίσυ. {183} Он слывет большим лакомством, имеет запах мяса и походит на фракийскую стрелу (οι̉τόν). [b] Считается, что этот вид растений обладает следующей особенностью: они зарождаются во время обильных осенних дождей и сильных гроз, и чем больше громов, тем больше их прорастает, так что громы-де их и порождают. {184} Грибы эти однолетние и более года не живут, собирать же их надо весной, когда они достигают наибольших размеров. Тем не менее некоторые полагают, что эти растения прорастают из семени. В доказательство они ссылаются на то, что на побережье Митилены {185} трюфели не появляются, пока не пройдут ливни и не принесут их семена из Тиар. {186} В Тиарах они растут в изобилии, и вообще более всего их появляется на побережье, в особенности в песчаной почве, - как раз таковы [c] Тиары. Водятся они также в Абарниде близ Лампсака, {187} в Алопеконнесе, {188} и Элиде". {189}

{182 Кирена — город в Ливии (Северная Африка).}

{183 ...гриб, называемый μίσυ. — Имеется ввиду летний трюфель (Tuber aestivum).}

{184 ...так что громы-де их и порождают. — Об этом см. также: Плутарх. «Застольные беседы». IV.2; Плиний.ХIХ.37.}

{185 Митилена — город на о. Лесбос.}

{186 Тиары — город в Иудее (современный Сион).}

{187 ...в Абарниде близ Лампсака. — Лампсак — город на азиатском берегу Геллеспонта (см. примеч. 189). Абарнида — первоначально называлась Апарнида, так как там, по преданию, Афродита родила Приапа, но из-за его безобразности отказалась (α̉παρνισθέναι) от него.}

{188 Алопеконнес — город на Херсонесе Фракийском.}

{189 Элида — западная прибрежная область Пелопоннеса.}

Линкей Самосский пишет: "...море рождает медуз, а суша трюфели". И пародист Матрон в своем "Пире":

Лакомых устриц принес: они трюфлями служат Фетиде.

Дифил отмечает, что трюфели перевариваются с трудом, однако сочны, смягчают и расслабляют кишечник, некоторые же из них, подобно грибам, причиняют смерть через удушье. Гегесандр Дельфийский пишет [d] [FHG.IV.420], что на Геллеспонте {190} ни трюфель не водится, ни горбыль, ни даже тимьян. Потому-то Навсиклид и сказал, что не найдешь там ни весны, ни товарища. Памфил упоминает в "Глоссах" некую траву, которую он называет трюфельным листом: она вырастает над тем местом, где появится трюфель; по ней его и находят.

{190 Геллеспонт — пролив, названный в честь упавшей в него с золотого барана Геллы (современные Дарданеллы).}

61. Крапива (АКАΛНФН). Так аттики называют травянистое растение и пахучую траву. Аристофан в "Финикиянках" [Kock.I.751]:

А всех прежде

Выросла всякая овощь

С каменною крапивой.

62. Спаржа (ΑΣΠΑΡΑΓΟΙ). Одни ее разновидности называются [e] болотными, другие горными. Лучшая - та, что вырастает не из семян, она целебна при всех внутренних недомоганиях. Зато сеяная бывает огромной величины, и говорят, что в ливийской Гетулии она толщиной не уступает кипрскому тростнику, а в длину достигает двенадцати футов; в горах же и на берегу океана она достигает толщины больших нартеков и длины около двадцати локтей. Кратин пишет ее через φ [Kock.I.108], т. е. α̉σφάραγος. Также Феопомп [Kock.I.751]:

Затем, заметив спаржу (α̉σφάραγος) под одним кустом...

И Амипсий [Kock.I.677]:

Ни дерева мастичного, {191} ни спаржи нет (α̉σφάραγος),

{191 Мастичное дерево — дерево из семейства анакардиевых (Pistacia lentiscus).}

Ни лавра веточки.

Дифил же говорит, что капуста-спаржа, имеющая специальное название стрелка ('όρμενος), более полезна для желудка, к тому же она расслабляет кишечник, но вредит зрению. Кроме того, она жжется, обладает мочегонным действием и портит почки и мочевой пузырь. Росток же, вытягивающийся из капустного кочана, называется стрелкой только у аттических авторов. Софокл в "Следопытах" [TGF2.109]:

Росток (βλάστη) не замирает устремившийся, -

(63) от глаголов ε̉ξορούειν - "устремляться" и βλαστάνειν - "расти".

Антифан, наоборот, пишет слово "спаржа" через π, т. е. α̉σπάραγος [Kock.II.130]:

Блистала спаржа (α̉σπάραγος) и горох стоял в цвету.

Аристофонт [Kock.II.282; ср.170b]: "Каперс, полей (разновидность мяты), тимьян, спаржа (α̉σπάραγος), лук-порей, терн, шалфей и рута".

63. Улитки (ΚΟΧΛΙΑΣ). Филиллий [Kock.I.787-788]:

Жена, ведь не цикада, не улитка я.

А также:

Сардины, скумбрии, ...

... улитки, коракины.

Гесиод называет улитку домоносцем ["Труды и дни".569]. Это же обыгрывает и Анаксилай [Kock.II.274]:

[b] Намного ты улиток недоверчивей,

А ведь они таскают на горбу своем

Дома от подозрительности.

Ахей [TGF2. 757]:

Этна {192} ль питает таких

{192 Этна — высочайший вулкан Европы (3263 м) на северо-востоке Сицилии.}

Громадных рогатых улиток?

Также на пирах предлагается в качестве загадки следующий стих, описывающий улитку:

В древе рожден, без шипов, бескровен, ходит по влаге.

Аристотель в пятой книге "О частях животных" пишет [ИЖ.V.41], что улитки появляются в период размножения осенью и весной. У них [c] единственных из черепокожих наблюдалось спаривание. Феофраст пишет в сочинении "О животных, обитающих в норах": "Улитки прячутся в норах даже зимой, но еще больше летом. Поэтому они и появляются в огромных количествах во время осенних дождей. Летом они укрываются или в земле, или на деревьях".

Некоторые разновидности улиток называются сесилами (σέσιλοι). Эпихарм:

- Вот этих всех на саранчу меняю я,

А за моллюсков я возьму одних сесил.

- Иди ты к черту.

[d] Однако Аполлас пишет, что лакедемоняне называют улиток семелами (σέμελον), а Аполлодор во второй книге "Этимологии" указывает, что некоторые виды улиток называются "предобедниками". {193}

{193 ...называются «предобедниками». — Греческое слово κωλυσιδείπνους сложилось из слов κώλυσις — «задержка» и δει̃πνον — «обед».}

64. Луковицы "Бульбы" (ΒΟΛΒΟΙ). В пьесе Эвбула "Амальтея" Геракл отвергает "бульбы" (βολβός) в таких словах [Kock.II. 166]:

Горяч ли он, остывший или тепленький -

Волнует всех живей, чем Трои взятие.

И не капустных стеблей, и не сильфия,

И не дрянных гарниров святотатственных,

Не "бульбы" я пришел нажраться луковиц,

[e] Нет, тем, что в прибавленьи силы первое

И первое по вкусу и в полезности

Для нашего здоровья: угощаюсь я

Кусками мяса, свежими, громадными,

Свиными оконечностями (α̉κροκώλια), мордами;

Вдобавок три кусочка поросеночка

Засоленного.

Алексид же высказывается о благотворном воздействии этих луковиц на мужскую силу [Kock.II.399]:

Пинны, крабы, лук,

Улитки, яйца, трубачи, конечности (α̉κροκώλια),

И всё подобное: влюбленный в девушку

[f] Навряд отыщет лучше этих снадобье...

Ксенарх в "Буколионе" [Kock.II.467]:

И гибнет дом,

Где чресла у хозяев обессилены:

Дух гибели, страшнее, чем Пелоповский,

В кого ворвется - всем беда! И голову

Втянувший в плечи земнородный бульба-лук,

Деметрин друг, необходимый каждому

В вареном виде, не поможет гибнущим.

Напрасно и взращенный в черных омутах

Полип, крепитель членов, свежепойманный

(64) Плетеною сетей неумолимостью,

Напрасно наполняет чрево твердое

Горшка, дитяти ремесла гончарного.

Архестрат:

Здесь говорю я "прощай!" кочерыжкам капустным и луку,

Уксусникам и прочей закуске.

65. Гераклид Тарантийский в "Пире": "Считается, что луковицы-"бульбы", улитки, яйца и подобное им способствуют производству семени; однако это происходит не потому, что они высокопитательны, но из-за того что они содержат семяподобные первоэлементы, воздействующие с неменьшей силой". Дифил: "Лук-бульба с трудом переваривается, но питателен и полезен; [b] оказывает очищающее действие на организм, но ослабляет зрение. Кроме того, лук-"бульба" возбуждает любовное желание". Такова и поговорка:

Не поможет тебе "бульба", коли жилы слабые.

66. Действительно, так называемые "царские луковицы" более всех прочих возбуждают любовные желания: после них - красные; белые походят на ливийский морской лук; а слабее всех египетские. Те же, что называются бульбинами (βολβι̃ναι), сочнее прочих луковиц, однако из-за своей сладковатости они не очень полезны; более того, будучи довольно жесткими, они способствуют тучности, но из кишечника выводятся легко. Упоминает о "бульбинах" и Матрон в пародиях:

[с] Весь же осот рядовой не могу ни назвать, ни исчислить, [Ил.II.488]

Мякотью белой глава полна его, грозна шипами; [Ил.II.323]

Также бульбин, Олимпийца Зевеса лирников-мужей. [Гомеровские гимны. XXV.3]

В почве сухой их вскормил нескончаемый ливень Зевесов,

Снега белее они, а видом на плюшки похожи, [Ил.Х.437]

К ним, подраставшим, не раз влеклось благородное брюхо.[Ил.ХХ.223]

[d] 67. [О том,] что Никандр хвалит "мегарские {194} луковицы". Феофраст в седьмой книге "Истории растений" [VII.13.8]: "В некоторых местностях, например в Херсонесе Таврическом, лук-бульба (βολβός) настолько сладок, что его едят сырым". То же самое рассказывает и Фений [FHG.II.300]. "Есть такой его вид, - продолжает Феофраст, - который растет по морскому берегу и у которого под внешним покровом есть шерсть, которая находится, таким образом, между внутренней, съедобной, частью и наружной. Из этой шерсти изготавливают сандалии и разную одежду". [e] Согласно Фению, волосат и индийский лук-бульба.

{194 Мегары — город на Пелопоннесе и город в Сицилии.}

О способах приготовления луковиц "бульбы" пишет Филемон [Kock.II.516]:

Взгляни, коль хочешь ты, на бульбу-лук:

Ведь сколько тратит шельма, чтобы чваниться!

Лук нужен, мед, оливковое маслице,

Кунжут, сыр, уксус, сильфий - сам же по себе

Он дрянь горчайшая.

Гераклид Тарентский требует ограничить употребление луковиц "бульбы" на пирах: "...объедаться нельзя никоим образом, в особенности [f] кушаньями липкими и вязкими, такими, как яйца, лук-"бульба", требуха, улитки и тому подобное. Всё это надолго застревает в кишечнике и, связывая внутренние соки, препятствует их течению".

68. Дрозды (ΚΙΧΛΑΙ). За предварительной выпивкой (προπόμασι) нам подавали целые стаи дроздов и многих других пернатых. Телеклид [Kock.I.209; cp.268d]:

И влетали зажаренные дрозды

прямо в рот, и с лепешками вместе.

Сиракузяне произносят слово "дрозд" κιχήλα. Эпихарм:

Дроздов (κιχήλας), оливки поклевать любителей.

Упоминает о них в "Облаках" и Аристофан {195} [339]. Аристотель (65) рассказывает [ИЖ.IХ.617.96], что существует три вида дроздов. Первый, и самый большой, величиной с сороку; его называют иксоедом, потому что он питается [только] ягодами омелы {196} (ι̉ξόν). Другой - трихад, {197} величиной с черного дрозда. Меньше всех третий, которого называют илладом (ι̉λλάδα), {198} а иные, - пишет Александр Миндский, - тиладом ("хохолок" τυλάδα). Они, подобно ласточкам, собираются в большие стаи и на их же манер вьют гнезда.

{195 Упоминает о них в «Облаках» и Аристофан. — Стих 339: Камбалою копченой, «прозрачной, как сон», и жарким «из дроздов сладкогласных».}

{196 ...называют иксоедом, потому что он питается ... ягодами омелы. — Ягоды омелы — растение из семейства ремнецветниковых, по-гречески ι̉ξόν. Иксоедом греки называли дерябу (Turdus viscivorus), светло-бурую сверху птицу, снизу с пестринами по охристо-белому фону.}

{197 Другой — трихад... — Turdus musicus.}

{198 ...третий, которого называют илладом (ι̉λλάδα)... — Имеется ввиду белобровик (Turdus iliacus), птица с широкой охристо-белой «бровью» и ржаво-рыжими боками. у Аристотеля он назван ι̉λιάδα.}

[О том,] что приписываемая Гомеру поэмка, озаглавленная [b] "Дроздовки" ('Επικιχλάδες), называется так, потому что Гомер пел ее детям, получая в награду дроздов. Об этом рассказывает Менехм в сочинении "О мастерах".

69. Пеночки фиговые {199} (ΣΥΚΑΛΙΔΕΣ). Александр Миндский рассказывает: "Другую разновидность синичек одни называют элеей ('έλαιος), другие пиррией (πυρρίας), во время же созревания фиг ее зовут фиговой пеночкой". Она разделяется на два вида: собственно фиговую пеночку и черную шапочку. Эпихарм:

{199 Пеночки фиговые — певчие птички, живущие в Южной Европе.}

Блестящих фиговых пеночек (συκαλλίδες), -

и еще:

Также было много цапель длинно-шее-выгнутых,

Глухарей, что ищут семя и блестящих фиговых

Пеночек (συκαλλίδες).

Ловятся они преимущественно во время созревания фиг; поэтому правильнее писать их название через одну λ, Эпихарм же пишет две λ ради ритма. [c]

70. Зяблики (ΣΠΙΝΟΙ). Эвбул [Kock.II.214]:

Справляются ведь в доме Амфидромии. {200}

{200 Справляются ведь в доме Амфидромии. — В другом месте (370d) Афиней приписывает эти стихи Эфиппу. Амфидромии — семейный праздник, справлявшийся в течение пяти дней после рождения ребенка (примеч. переводчика).}

На них должны мы сыру херсонесского

Ломтей нажарить, отварить блестящую

Капусту в маслице оливковом, тушить

Ягняток грудки жирные, ощипывать

Дроздов дородных, вяхирей, да зябликов,

Да каракатиц пожевать, анчоусов,

[d] Отбить искусно тьму полипьих щупальцев,

Да пить вина за чашей чашу крепкого.

71. Черные дрозды {201} (ΚΟΨΙΧΟΙ). Никострат или Филетер [Kock.II.221]:

{201 Черные дрозды (Turdus merula) — птицы с черными перьями, ярко-оранжевым клювом и светлым кольцом вокруг глаза.}

- Скажи мне, что ж купить?

- Без лишних трат, но всё, что нужно: зайчика,

Коль попадется, уточек поболее.

Да сколько сможешь, черных и простых дроздов.

А диких птиц - всех, всех, какие встретятся.

И будет мило.

Антифан упоминает среди снеди и скворцов [Kock.II. 130]:

[e] Мед, куропатки, вяхири,

Скворцы, сороки, утки, гуси, черные

Дрозды и галки, перепелка, курица.

Ты требуешь от нас объяснять буквально всё подряд, и словечка нельзя вымолвить, чтобы не подвергнуться допросу.

[О том,] что воробей (ΣΤΡΟΥΘΑΡΙΟΝ) упоминается у Эвбула, а также у многих других авторов [Kock.II.208]:

Четыре-пять возьми-ка куропаточек,

Зайчишек штуки три-четыре, воробьев,

Чтоб было что погрызть, щеглов и зябликов,

Да попугаев, пустельги, чего-нибудь,

Что попадется.

[f] 72. Свиные мозги (ΕΓΚΕΦΑΛΟΙ ΧΟΙΡΕΙΟΙ). Философы не разрешают нам есть их, {202} говоря вкушающим: "Грызть же бобы - все равно, что" поедать не только "родителей головы милых", но и всё самое нечистое. По крайней мере никто из древних не ел свиные мозги, ибо они заключают в себе почти всю способность чувствовать.

{202 Философы не разрешают нам есть их... — Пифагорейское табу на употребление бобов гласит: «Есть же бобы — все равно что родителей головы милых». Греки остерегались есть головы всех живых существ.}

(66) Аполлодор Афинский говорит, что никто из древних не употребляет слово мозг (ε̉γκέφαλον): и Софокл, например, рассказывая в "Трахинянках" [791] о том, как Геракл швырнул Лихаса в море, {203} говорит не о мозге, но о белой мякоти (λευκός μυελός), уклоняясь от точного обозначения:

{203 ...Геракл швырнул Лихаса в море... — Захватив Ойхалию, Геракл собирался совершить жертвоприношение. Он послал Лихаса к своей жене Деянире за праздничным хитоном. Деянира испугалась, что Геракл полюбит свою пленницу Иолу. Она вымазала одежду кровью кентавра Несса, считая ее любовным средством. Кровь кентавра была отравлена ядом гидры. Когда Геракл надел хитон, яд, нагревшись на солнце, стал жечь героя. Испытывая страшные мучения, Геракл схватил Лихаса за ноги и бросил его в море.}

Мякоть (λευκός μυελός) брызнула,

Кровавый череп на куски разбился, -

хотя в остальных деталях он точен. И Еврипид, представляя Гекубу, оплакивающую сброшенного эллинами Астианакта, {204} пишет ["Троянки".1137]:

{204 ...Гекубу, оплакивающую сброшенного эллинами Астианакта... — Греки сбросили с крепостной стены сына Гектора Астианакта, потому что, по предсказанию Калхаса, он должен был отомстить за разрушение Трои.}

Ох, бедный мой! Жестоко раздробила

[b] Тебе головку Фебова твердыня!..

Как вьющиеся волосы твои

Расчесывала мать, как целовала...

Из черепа раздробленного кровь

Течет... о худшем умолчу...

Чтобы правильно понять эти две цитаты, следует немного задержаться. Ведь слово "мозги" есть и у Филокла [TGF2.760]:

И если б ел мозги, не оторвался бы, -

и у Аристофана ["Лягушки".134]:

Но так мозгов две трети разлетелось бы, -

и у других. Софокл, следовательно, воспользовался выражением "белая мякоть" [c] для поэтичности, Еврипид же и вовсе не пожелал изображать гнусное и безобразное зрелище и показал лишь то, что хотел. Голова вообще считалась священной; это ясно из того, что ею клялись и почиталось святым даже исходящее из нее чихание. Ведь даже договоры закреплялись кивком головы, о чем говорит и Зевс у Гомера [Ил.I.524]:

Зри, да уверенна будешь, - тебе я главой помаваю.

73. [О том,] что в предварительное питье входят перец, салатный лист, [d] смирна, {205} осока и египетское миро. Антифан [Kock.II. 125]:

{205 Смирна — Balsamodendron Myrrha.}

Накупишь перцу - не успеешь в дом войти,

Уже доносы пишут, казни требуя

Колесованием шпиона подлого.

А также:

Теперь пуститься надо мне на поиски

Перчинки или "блита" (?) ягодки.

Эвбул [Kock.II.210]:

Взяв зернышко крапивы или перчика,

Его ты с миррой разотри-ка, женщина,

И окропи дорогу.

Офелион [Kock.II.294]:

Ливийский перец, благовоние,

И книжицу с Платоновыми бреднями.

Никандр в "Териаках" [875]:

[e] Мелколепестника {206} листьев нарвав пушистых и мелких -

{206 Мелколепестник — Erigeron (примеч. переводчика).}

Он ведь на каждом шагу встречается - или же перца

Свежего мелко нарезав, мидийского кардамона. {207}

{207 Кардамон — растение из семейства имбирных (Elettaria cardamomum). Употреблялось как пряность. — }

Феофраст пишет в "Истории растений" [IХ.20.1]: "Перец - это плод, который бывает двух видов: есть круглый, как горькая вика, с кожурой и мясом, как у лавровых ягод, красноватый. Другой продолговатый, черный с зернышками, похожими на маковые, гораздо более едкий, чем первый. Горячительными свойствами обладают оба. Поэтому перец, так же как и ладан, помогает против отравления болиголовом". {208} В сочинении же [f] "Об удушье" он пишет [fr.166]: "Возвращает их к жизни вливание уксуса, смешанного с растертыми семенами перца или крапивы". Любопытно, что ни одно греческое существительное, кроме "меда" (μέλι), не оканчивается на йоту. Ведь "перец" (πέπερι), "гумми" (κόμμι) и "койфи" {209} (κοι̃φι) - слова иноязычные.

{208 Болиголов — ядовитое растение из семейства зонтичных.}

{209 Койфи — египетское снадобье.}

74. Оливковое масло (ΕΛΑΙΟΝ). Самосское масло упоминает Антифан или Алексид [Kock.II. 134,408]:

Масла вот тебе

Метрет {210} самосского, что белизной своей

{210 Метрет — аттическая мера жидкостей, равная 39,5 л.}

Все масла побивает.

Карийское {211} масло упоминает Офелион [Kock.II.294]: (67)

{211 Кария — область на юго-востоке Малой Азии.}

Карийским маслом умащается.

Аминта пишет в "Путеводителе по Персии": "На этих горах произрастают терминт, мастиковое дерево и персидский орех, из которого для царя в больших количествах давят масло". Ктесий же говорит, что в Кармании {212} для нужд царя производят масло из терновника. В сочинении "О данях, собираемых в Азии" он дает перечень всего, поставляемого к царскому столу, не упоминая при этом ни перца, ни уксуса, который "из всех приправ приправа наилучшая". Не упоминает его и Динон в "Персидской [b] истории", хотя пишет [FHG.II.92], что для царя из Египта возят аммониак {213} и нильскую воду.

{212 Кармания — область Азии, с юга омывается Персидским заливом и Эритрейским (Аравийским) морем.}

{213 Аммониак — каменная соль. Греки добывали соль из морской воды.}

Об оливковом масле, называемом "сырцом", упоминает в сочинении "О запахах" Феофраст [IV.14-15], добавляя, что получают его из маслин с дряблой мякотью (φαυλίαι) и миндаля. В числе отличнейших называет оливковое масло, получаемое в Фуриях, Амфид [Kock.II.248; ср.30b]:

Из Фурий масло, чечевица гельская. {214}

{214 Из Фурий масло, чечевица гельская. — Фурии — город на юге Италии в устье реки Кратиса. Гели — город на южном побережье Сицилии.}

75. Рыбный соус {215} (ΓΑΡΟΣ). Кратин [Kock.I.95]:

{215 Рыбный соус греки готовили следующим образом: мелкую, но дорогую рыбу клали в чан, сильно ее солили. Она стояла на солнце 3-4 месяца. Содержимое чана часто и тщательно перемешивали. Когда образовывалась густая масса, в чан опускали большую корзину, которая постепенно наполнялась густой жидкостью.}

[c] Полна корзинка ваша рыбным соусом.

Ферекрат [Kock.I.197]:

Всю бороду замызгал рыбным соусом.

Софокл в "Триптолеме" [TGF2. 264]:

... из рыб соленых соуса.

Платон [Kock.I.656]:

Они меня утопят, окунув меня

В протухший рыбный соус.

А что это существительное мужского рода, видно из эсхиловского стиха [TGF2. 71]:

И рыбный соус (γάρον).

76. Уксус (ΟΞΟΣ). Изо всех приправ ('ήδυσμα) только его аттики называют [d] наслаждением ('ήδος). Философ Хрисипп утверждает, что наилучшими уксусами являются египетский и книдский. Аристофан же пишет в "Плутосе" [720]:

Все это он полил сфеттийским уксусом.

Комментируя этот стих, грамматик Дидим пишет: "Возможно, потому что уроженцы дема Сфетт [в филе Акамантиде] были очень язвительны". В другом месте он упоминает, что хорош уксус из Клеон [Kock.I.560]:

В Клеонах {216} тоже уксусник отыщется.

{216 Клеоны — город в Арголиде (Пелопоннес). }

Также Дифил [Коск.II.572]:

- Поверь мне: выхлебал,

Забившись в уголочек на лаконский лад,

Он за обедом уксуса котилу. {217}

{217 Котила — приблизительно четверть литра.}

- Врешь!

- Что значит "врешь"?

- Так ведь клеонский уксусник

Вмещает ровно столько.

Филонид [Kock.I.256]:

Нет уксуса у них в приправах.

Гераклид Тарентский пишет в своем "Пире": "Можно наблюдать, как на открытом воздухе некоторые вещества свертываются под действием уксуса; [e] примерно то же самое происходит и в желудке. Никто, однако, не станет спорить, что внутри нас смешаны самые различные соки, поэтому некоторые сгустки уксус растворяет".

Высоко ценился также декелейский уксус. Алексид [Kock.II.400]:

Из Декелей уксуса домашнего {218}

{218 Из Декелей уксуса домашнего... — Уксусом здесь саркастически называется декелейское вино, известное своим кислым вкусом. Декелея — дем Аттики.}

Заставил ты меня четыре полные

Котилы выпить, - сразу после этого

На рынок потащил в жару полдневную!

Οξύγαρον (уксусный соус) следует писать через ипсилон, так же как и вмещающий его сосуд ο̉ξύβαφον (соусник); ведь и у Лисия сказано в речи [f] "Против Феопомпа по обвинению в насилии": "Я же пью мед с уксусом (ο̉ξύμελι)". По тому же образцу мы скажем и ο̉ξυρόδινον (рыба в уксусе).

77. [О том,] что слово "приправы" (α̉ρτύματα) встречается у Софокла [TGF2.278]: (68)

И приправы пищевые.

Также у Эсхила [fr.299]:

Приправами пропитываешь.

И Феопомп пишет [FHG.I.298]: "Много медимнов приправ, много мешков и мехов с книгами и всем остальным, необходимым для жизни". Глагольная форма обнаруживается у Софокла [TGF2. 357]:

Искусный повар, всё смогу приправить я.

Кратин [Коск.1.101]:

Должным образом не всякий вам приправит горбыля. {219}

{219 Горбыль — морская рыба, которая может издавать звуки при помощи плавательного пузыря, выталкивая из него газ в дополнительные камеры.}

Эвполид [Kock.I.347]:

Едой дрянной, приправленной роскошнейше.

[О том,] что у Антифана где-то перечисляются следующие приправы [Kock.II.69]:

Сильфия, {220} изюму, соли, сусла, сыру и тимьяна,

{220 Сильфий — растение, добываемое в северной Африке (Ferula tingitana); использовался как приправа.}

Семени кунжута, соды, тмина, кешу и душицы,

Меда, {221} уксуса, оливок, соуса бобового,

{221 ...кешу... / Меда... — Добавлено из Поллукса (VI.66).}

Каперсов, копченой рыбы, кресса, {222} листьев фиговых,

{222 Кресс-салат — растение семейства крестоцветных (Lepidium sativum).}

Зелени, яиц, закваски.

[О том,] что древним был известен так называемый эфиопский [b] тмин. {223}

{223 О том, что древним был известен так называемый эфиопский тмин. — Ср.: Плиний .XIX. 161; ХХ.161.}

[О том,] что "тимьян" (ο‛ θύμος) и "душица" (ο‛ ο̉ρίγανος) - слова мужского рода. Анаксандрид [Kock.II.157]:

И нарубивши морского лука, спаржи, душицы (ο̉ρίγανον),

(Каждый ведь знает, что, если смешать ее с кориандром,

Облагородит она копченую рыбу).

Ион:

Однако тут же он в своей руке душицу (τὸν ο̉ρίγανον) прячет.

Однако у Платона (или Кантара) оно женского рода [Kock.I.641]:

Или аркадскую острейшую (δριμυτάτην) душицу.

Наконец, среднего рода это слово у Эпихарма и Амипсия [Kock.I.678]. [с] Что касается слова "тимьян", то в "Пчеловодстве" Никандра оно мужского рода.

78. [О том,] что Кратин называет в "Одиссеях" дыни семенными огурцами [Kock.I.56]:

- Но когда же, где ты видел Лаэртида моего?

- Мы на Паросе {224} встречались, покупал он огурец,

{224 Парос — один из Кикладских островов, известен своим мрамором.}

Удивительно громадный, не иначе, семенной.

Платон в "Лае" [Kock.I.618]:

Не видишь разве ты, как наш Леагр,

Дрянная ветвь Главкона рода славного,

Известный дурачок, повсюду шляется

[d] На толстеньких, как дыня-евнух {225} (η̉ σικύα), ножечках?

{225 ...как дыня-евнух... — Дыню называли также холостой и скопцом.}

Анаксилай [Kock.II.274]:

Лодыжки у него

Распухли толще тыквы спелой (σικυός).

Феопомп [Kock.I.752]:

Стала у меня

Она нежнее дыни спелой (η̉ σικύα).

Фений пишет [FHG.II.300]: "Огурцы и дыни едят сырыми, когда мякоть свежа и не содержит семян; у перезрелых экземпляров съедобна только наружная кожица. Тыква же в сыром виде несъедобна, но вареная или тушеная хороша". Диокл Каристийский в первой книге своего трактата "Здоровье" пишет, что из дикорастущей зелени для варки пригодны латук (лучше всего черный), кресс, кориандр, горчица, лук (лучше всего [e] аскалонский {226} (лук-перо), а также лук-порей), луковицы чеснока, стебли чеснока, огурец, дыня (πέπων) и мак. Немного ниже он пишет: "Дыня (πέπων) хороша для сердца и желудка. Вареный огурец мягок, безвреден и обладает мочегонным действием. Если же дыню сварить в сладком сиропе, она расслабляет кишечник". Спевсипп называет в "Подобиях" дыню (πέπων) "огурчиком" (ή σικύα); однако Диокл, упомянув о дыне (πέπων), этого названия не употребляет, тогда как Спевсипп, наоборот, [f] пишет только η̉ σικύα, но не πέπων. Дифил же пишет: "Дыня сочна, богата вяжущими веществами ... менее вкусна, а также малопитательна; она легко переваривается и выводится из кишечника".

{226 Аскалон — город в приморской Сирии со знаменитым храмом Афродиты.}

79. Латук посевной (ΘΡΙΔΑΞ) [Lactuca sativa]. Аттики называют его θριδακίνη. Эпихарм:

Облупленный латука (θρίδακος) стебель.

Еще более длинную форму, θρίδακιυίδας, можно найти у Страттида [Kock.I.730]: (69)

И гусеницы тропками

Пятидесятиножными

В садах и огородиках

На листья забираются,

Цепляясь к длиннохвостому

Сатировому дереву.

Завивают хор вокруг

Базилика лепестков,

И душистый сельдерей

Обвивают и латук (θριδακινίδων).

Феофраст пишет [ИР.VII.4.5]: "[То же самое] у латука: белый слаще и нежнее. Есть три других его сорта: с широким стеблем, с круглым стеблем и третий, лаконский: листья у него напоминают листья сколимуса, {227} он прямой и рослый; побегов на стволе не имеет. У латука с широким стеблем стебли бывают так велики, что, говорят, из них делают иногда огородные дверцы". Вновь отросшие веточки, говорит Феофраст [ИР.VII.2.4], даже вкуснее.

{227 Сколимус — растение с золотисто-желтыми цветками (Scolymus hispanicus). Родина — страны Средиземноморья.}

80. [b] Никандр Колофонский пишет во второй книге "Глосс", что у киприотов латук называется брентом (βρένθις); спрятавшийся в нем Адонис был растерзан вепрем. Амфид пишет в пьесе "Иалем" [Kock.II.241]:

...В латуке, чтоб пропал треклятый он!

Его ведь коль поест нестарый муж еще,

То всякий раз, когда сойдется с женщиной, -

[с] Всю ночь над ней промается, а без толку,

Напрасно теребя свои причинности.

А Каллимах говорит, будто Афродита прятала Адониса в латуке, - этим поэты хотят сказать, что постоянно употребляющие латук слабы в постели. И Эвбул говорит в "Бессильных" [Kock.II.169]:

Не выставляй, жена, передо мной на стол

Латука иль тогда сама себя вини.

Ведь, говорят, Киприда {228} в этом овоще

{228 Киприда — Афродита. На Кипре находились наиболее значительные посвященные ей храмы.}

[d] Адониса скончавшегося спрятала,

С тех пор он пища мертвых.

Кратин говорит [Kock.I.110], что, полюбив Фаона, Афродита скрыла его в "пышном латуке", Марсий же младший - что в зеленом ячмене. Памфил пишет в "Глоссах", что Гиппонакт называл латук четвериком (τετρακίνη). По словам пифагорейца Лика, вызывающий бессилие латук с широкими [e] гладкими листьями и без стебля пифагорейцы назвали "скопцом", а женщины - "дряблухой" (α̉στύτιδα); он обладает мочегонным действием и вызывает бессилие, а на вкус бесподобен.

81. Дифил пишет, что стебель латука очень питателен, но выводится из организма гораздо труднее листьев; листья же вызывают вздутие живота, однако более питательны, а выводятся легко. Как правило, латук благотворно влияет на пищеварение, охлаждает, стимулирует работу кишечника, [f] вызывает сонливость, сочен, умеряет половое влечение. Пышный латук полезнее для желудка и вызывает большую сонливость; жесткий и дряблый менее полезен для пищеварения, однако усыпляет не хуже. Черный латук охлаждает больше и благотворен для кишечника. Латук, выросший летом, сочнее и питательнее осеннего. Считается, что стебель латука утоляет жажду. Как утверждает Главкий, отваренный подобно капустным стеблям латук вкусом превосходит любой вареный овощ. В других местах Феофраст (70) [ИР.VII.1.2] называет "подсевом" свеклу, латук, индау, {229} щавель, горчицу, кишнец, {230} укроп и кресс-салат. Дифил же считает, что все овощи вообще малопитательны, малосочны и способствуют похуданию, так как ввиду легкости всегда закрывают стенки желудка (ε̉πιπολαστικά); в хозяйстве они не приносят большого дохода. О летних овощах упоминает Эпихарм.

{229 Индау — растение семейства крестоцветных (Eruca sativa); оно же рукола.}

{230 Кишнец, он же кориандр — растение семейства зонтичных (Coriandrum sativum).}

82. Шиповник (ΚΙΝΑΡΑ). В "Колхах" Софокл называет его κυνάρα [TGF2.206], однако в "Финикийце" он пишет [TGF2. 286]:

... вся усеяна

Колючкою собачьей (κύναρος 'άκανθα) нива.

В "Описании Азии" Гекатея Милетского (если только книга эта подлинное [b] его сочинение, Каллимах ведь приписывает ее Несиоту, - словом, кто бы ее ни написал) сказано следующее: "Вокруг моря, называемого Гирканским, {231} [находятся] высокие, заросшие густыми лесами горы, [растет] на этих горах и собачья колючка {232} (κυνάρα)". И далее: "Хорасмии {233} - это те из парфян, что населяют восточные земли, и равнины, и горы; горы эти покрыты растительностью, в том числе диким хреном, собачьей колючкой (κυνάρα), ивами, тамариском". Он говорит еще, что шиповник растет и в долине реки Инд. Также у Скилака или Полемона написано: "Земля там сырая, [c] пронизанная множеством ручьев и канав, в горах растет шиповник (κυνάρα) и другая трава". И далее: "По обе стороны Инда там тянутся высокие, заросшие густым диким лесом и собачьей колючкой горы". Объясняя встречающееся у Софокла выражение "собачья колючка", грамматик Дидим пишет: "Иногда ее называют "псом-деревом" (κυνόσβατος), потому что растение это колюче и шероховато. Ведь и Пифия назвала его псом-деревом, и Локр, [d] получив пророчество {234} о том, что он должен основать город, где его укусит деревянный пес, основал город там, где оцарапал голень о шиповник". "Шиповник (κυνόσβατος) занимает промежуточное положение между кустарником и деревом, - пишет Феофраст [ИР.III.18.4], - плоды красные, как гранат, листья же похожи на листья авраамова дерева (итальянская верба)".

{231 Вокруг моря, называемого Гирканским... — Каспийское море, вдоль южного и юго-восточного берега которого жили гирканы.}

{232 ...собачья колючка. — Считалось, что греческое слово κυνάρα — «шиповник» однокоренное с κύων — «собака».}

{233 Хорасмии — племя, жившее частью в дельте современной Амударьи (у Аральского моря), частью к югу от современного Хивинского оазиса. От них название этой местности: Хорезм.}

{234 ... Локр, получив пророчество... — Локр — эпоним племени локров, населявших Локриду Опунтскую и Локриду Озольскую. Историю о Локре см. подробнее: Плутарх. «Греческие вопросы». 15.}

83. Фений в пятой книге сочинения "О растениях" [FHG.II.300] называет некое колючее растение сицилийским "кактосом ". {235} Согласное с этим пишет в шестой книге "Истории растений" и Феофраст [VI.4.10]: "Так [e] называемый "кактос" растет только в Сицилии; в Элладе его нет. Растение это отличается ото всех других: у него прямо от корня отходят стелющиеся стебли, а листья широкие и колючие. Стебли эти зовут "кактосами". Они съедобны, если с них снять кожу, и немного горьковаты на вкус. Их солят впрок. Есть другое растение с прямым стеблем, который называется πτέρνιξ. Стебель этот тоже съедобен, но сохранять его впрок нельзя. Околоплодников котором находятся семена, напоминает по форме головку чертополоха; его едят, оборвав пушистые семена; он напоминает "мозг" финиковой пальмы и зовется άσκάληρον (голова)". Кто же тогда после этого откажется признать, что именно этот "кактос" живущие близ Сицилии римляне называют carduus, а для эллинов это общеизвестный артишок (κινάρα)? [f] Ведь заменяя всего две буквы, эти "кардос" и "кактос" можно было бы превратить в одно и то же слово. Совершенно определенно на это указывает и Эпихарм, перечисляя "кактос" среди других съедобных растений:

{235 ...называет... сицилийским «кактосом». — Кардон, или испанский артишок, растение из семейства сложноцветных с рассеченными, очень колючими листьями (Супага cardunculus). У культурных сортов в пищу употребляются черешки листьев.}

.......................

..... мак, укроп и "кактосы" колючие,

Без боязни можно есть их вместе с прочей зеленью.

И продолжая:

Ежели его приправить добрыми приправами,

Будет вкусным он на славу, а без этого - ни-ни!

И в другом месте:

Латук и пальмовые почки, лук морской,

(71) ........................ редьки, "кактосы".

И еще:

Другой несет с полей укроп и "кактосы",

Сафлор, {236} цикорий, щавель, семя сильфия,

{236 Сафлор — однолетнее травянистое растение семейства сложноцветных (Cartamus tincorius). Из цветочков корзинок готовят желтую краску.}

Всю зелень огородную, чертополох

Ворсистый, кактос, папоротник.

И Филит Косский:

Крик олененка, который теряет дыхание жизни

После напрасной борьбы с "кактоса" острой иглой.

84. Однако Сопатр Пафийский, живший при Александре, сыне Филиппа, [b] называл это растение, подобно тому как это делаем мы, артишоком (κινάρα); дожил он, кстати, до правления второго из египетских царей, о чем сам свидетельствует в одном из своих сочинений. Египетский же царь Птолемей Эвергет, бывший одним из учеников грамматика Аристарха, во второй книге "Воспоминаний" пишет следующее [FHG.III.186]: "Недалеко от ливийских Лет протекает небольшая речка Береника, в которой водится рыба лабракс, {237} также дорада, множество угрей и так называемая царская рыба. По величине они вдвое меньше рыб, водящихся в Македонии и [c] Копаидском озере, {238} зато их столько, что ими полна вся река. В этих местах так много артишоков, что все сопровождавшие нас солдаты собирали его ягоды, постоянно жевали их и, очистив от колючек, приносили нам". Мне также известно, что есть некий остров Кинара, о нем упоминает Сем [FHG.IV.495].

{237 ...рыба лабракс... — Labrax lupus.}

{238 Копаидское озеро — озеро в Беотии, впоследствии заболотившееся и высохшее. У него было несколько названий: Копаидское (от стоявшего на нем города Коп), Галиартское (от города Галиарта). См.: Страбон. Х.2.27.}

85. "Мозг" финиковой пальмы . Говоря о финиковой пальме, Феофраст добавляет [ИР.II.6.2]: "Такова посадка пальмы косточками. Другой способ состоит в том, что от дерева берут верхушку, в которой [d] находится "мозг"". И Ксенофонт пишет во второй книге "Анабасиса" [II.3.16]: "Солдаты тогда впервые ели пальмовую капусту, и многие удивлялись ее виду и своеобразному приятному вкусу. Но эта пища также вызывала сильную головную боль. Пальма, из которой изымали капусту, совершенно засыхала". Никандр в "Георгиках":

Той же порой боковые побеги у пальмы срезают,

И устремляют вперед верхушку с "мозгом", любимым

Лакомством для детворы.

[e] Дифил Сифнийский рассказывает: "Пальмовая капуста сытна и питательна, однако это тяжелая, плохо перевариваемая еда, она вызывает жажду и желудочные колики".

"Мы же, Тимократ, - заключает Афиней, - докажем, что в голове у нас тоже достаточно мозгов, если завершим на этом свой перечень".

* * *

[f] {239}

{239 Остаток 71-го листа занимают изолированные выписки, в различных списках эпитомы они помещены в разных местах: в списке С в конце кн. XIII, в списке Ε в конце кн. XV.}

[238] 86. На обед попасть семейный - это просто тяжкий труд!

Там отец, взяв первым килик, начинает говорить,

И, закончив поученье, выпивает. Мать - за ним.

После тетушка лопочет, а за ней басит старик,

Этой тетушки папаша, после - старушенция,

Что кого-то из семейства называет "миленьким".

Ну, а он сидит, кивает этой всей компании, -

говорит Менандр ["Привратник", Kock.III.239]. А также [Kock.III.171]:

Сперва для фона вставив нить порфирную,

Потом они вплетают в ткань ни белое,

Вот это, ни пурпурное, как будто бы

Подмешан к шерсти света луч.

Антифан [Kock.II. 119]:

Что говоришь ты? Прямо в двери вынесешь

Чего-нибудь поесть мне? И усядусь я,

Как нищий, на земле? Еще заметит кто...

Хорошенькое дело!

Он же [Kock.II.119; ср.49с]:

Приготовь же мне

Лохань и кружки, чашу холодильную,

Горшок, котел треногий, ковшик суповой,

Треножник, ступку.

Конец книги второй

Книга третья

1. [О том,] что грамматик Каллимах {1} говаривал: большая (72) книга - большое бедствие.

{1 Каллимах — он фигурирует здесь не только как поэт, написавший более 800 свитков, но и как глава Александрийской библиотеки, хорошо знакомый с изнурительным процессом чтения свитков с длинными литературными произведениями, которые приходилось постоянно разворачивать и сворачивать по мере продвижения по тексту.}

Египетские бобы {2} (ΚΙΒΩΡΙΑ). Никандр в "Георгиках":

{2 Египетские бобы — произрастающий в теплых заболоченных местах от Юго-Восточной Азии до Северной Африки лотос орехоносный (Nelumbo nucifera Gaertn.), съедобное корневище которого в античности называли колокасией по аналогии с клубнем истинной колокасии или таро (Colocasia antiquorum Schott.), растения совершенно другого рода, который древние греки издавна употребляли в пищу. Истинная колокасия оставалась в моде и во времена Империи: поэт Марциал (ΧΙΠ.57) жаловался на ее чрезмерную волокнистость, а в кулинарной книге Апиция («De re coquinaria». 322 et al.) содержится несколько рецептов ее приготовления.}

Также египетский боб высевай, чтобы в летнюю пору

Мог из цветов ты плести венки, а позднее созреют

В полых стручках и плоды; ими сможешь парней неженатых

Ты на пирах угощать: они по бобам стосковались. {3}

{3 ...они по бобам стосковались. — В Греции пиры состояли из двух частей: сначала участники приносили жертву богам и утоляли голод, а затем, совершив омовение и умастившись благовониями, пили вино, беседовали и всячески развлекались. Молодым людям, вероятно, желателен переход от трапезной части пира (δει̃πνον) к собственно питейной (συμπόσιον), традиционно сопровождаемой закуской из мелких лакомств (τραγήματα), в частности различными бобовыми, сухофруктами и орехами (ср.: Платон. «Государство». 72с).}

[b] Я же и клубни варю, чтобы их выставлять на пирушках.

Здесь под "клубнями" (ρ̉ίζα) Никандр имеет в виду то, что александрийцы называют индийской колокасией (κολοκάσια). Он и сам пишет:

Клубень (κολοκάσιον) боба облупив и нарезав.

В Сикионе же существует святилище Афины Колокасии.

"Киборием" называют также чаши особого рода [см.477с].

2. Феофраст пишет в сочинении "История растений" [IV.8.7]: ""Боб" в Египте растет в озерах и на болотах; стебель у него высотой до четырех [с] локтей, а толщиной в палец; он похож на мягкий безузлый тростник и внутри весь из продольных трубочек, разделенных, как соты. Стебель заканчивается головкой, [похожей на круглое осиное гнездо; в каждой из ее ячеек, несколько выдаваясь оттуда, сидит боб; числом их самое большее тридцать]. Цветок вдвое больше, чем у мака; окраска у него ярко розовая; головка находится над водой. С каждой стороны у этого растения имеются крупные листья, [равные по величине фессалийской шляпе, с таким же стеблем, как у самого "боба". Если раздавить одно из его зерен, увидишь нечто горькое и клубообразное, из чего образуется "войлок". Таковы свойства плода.] Что касается корня, то он толще самого толстого [d] тростника и с такими же образованиями внутри, как у стебля. Его едят сырым, вареным и печеным; для болотных жителей он заменяет хлеб. Растут египетские бобы и в Сирии, и в Киликии, но в этих странах не вызревают; водятся они также в одном небольшом озере около Тороны на Халкидском полуострове; здесь они превосходно вызревают". Дифил Сифнийский пишет: "Клубни египетского боба, называемого колокасия, вкусны и (73) питательны, однако благодаря терпкости тяжелы для желудка; чем меньше они шерстисты, тем лучше". "Бобовые же его плоды, - продолжает он, - когда они еще зелены, плохо перевариваются, малопитательны, расслабляют кишечник и вызывают обильное выделение газов; зрелые сухи и образуют гораздо меньше газов". Широко известны цветы египетского боба, из которых плетут венки. Египтяне называют его лотосом, "однако жители моего родного Навкратиса, - говорит Афиней, - называют его [b] "медвяным лотосом"; из него плетут так называемые венки из медвяного лотоса, очень душистые и в жаркое время хорошо охлаждающие голову".

3. Филарх пишет [FHG.I.350]: "Сеять египетские бобы прежде и не пытались, если же кто-нибудь высевал, они нигде, кроме Египта, не вырастали; однако в правление Александра, сына Пирра, случилось, что египетские бобы выросли на одном болоте недалеко от речушки Фиам, протекающей в эпирской Феспротии. Утверждают, что в течение двух лет они разрастались и обильно плодоносили. Когда же Александр приставил к ним стражу, не [c] только не разрешавшую желающим собирать их, но и вовсе прекратившую доступ к этому месту, болото высохло до дна и не то что не производило вышеупомянутых плодов, но и лишилось всей воды, бывшей в нем. Похожий случай был и в Эдепсе. {4} Там недалеко от моря стал бить источник холодной воды, тогда как поблизости никакой пресной воды не было. Испив из него, чувствовали облегчение даже тяжелобольные, поэтому много народу стало ходить за водой издалека. Когда же правители, назначенные царем [d] Антигоном, стараясь о доходном хозяйствовании, наложили на пользующихся водой специальный налог, источник иссяк. Так же и в Троаде, где прежде любой желающий мог свободно собирать трагасейскую соль, {5} она исчезла, после того как царь Лисимах наложил на нее налог. Удивленный Лисимах освободил местность от налога, и соль появилась снова".

{4 Эдепс — город на северо-западном побережье Эвбеи, знаменитый своими целебными серными источниками.}

{5 ...трагасейскую соль... — Из поселения Трагасы, на южном берегу Троады; об этих соляных залежах упоминают и другие авторы.}

Огурец {6} (ΣΙΚΎΟΣ). Пословица:

{6 Огурец — Cucumis sativus L., давно одомашненный в Средиземноморье овощ, который в античности ели как сырым, так и приготовленным, но в те времена огурцы горчили гораздо больше, поэтому их нередко подавали на стол с медом или сладким вином. Что касается самого слова, принцип аналогии — достраивание редких словоформ по словам с известной падежной парадигмой — был весьма популярен у античных грамматиков, таких как александрийские ученые Аристофан Византийский, Аристарх, Дионисий Фракиец, а позже, в римские времена, его поддерживали Сципионы, Варрон, Цезарь и Кальв; в противоположность принципу аномалии, при которым за каждым словом признавали право индивидуальных отклонений в его формах, как это делали стоики (Хрисипп), пергамская грамматическая школа (Кратет Маллосский), а в Риме — Цицерон, Гораций и Квинтилиан.}

4. Грызи огурчик, милая, и тки свой плащ.

Матрон в пародиях:

[e] И огурец я узрел, потомство прославленной Геи, [Од.ХI.576]

В зелени он возлежал и на девять столов простирался.

И Лахет: {7}

{7 Лахет — безвестная личность, не прославившаяся на литературном поприще, поэтому Кайбель предлагает две конъектуры: Диевх (врач 1И в. до н.э., создатель работы по диететике, фрагменты которой приводит Орибасий, а Плиний пользуется ею как источником) или Лесх (лесбосский поэт, некоторыми считается автором «Малой Илиады», одной из многих поэм гомеровского цикла).}

Точно как в орошенных полях огурец вырастает.

Аттики всегда пишут его название трехсложно (σικυός), Алкей же пишет: "погрыз бы он огурцов (σικύων)", - образуя этот родительный падеж от двухсложного именительного σίκυς, подобно тому как родительный падеж στάχυος образуется от именительного στάχυς (колос).

(74) Сковородка с рукоятью, {8} редьки {9} ... {10}

{8 Сковородка с рукоятью... — Конъектура Кайбеля στελεόν букв, «рукоять»; в рукописи — маловразумительное στέλνω, возможно, искаженная форма глагола «посылать».}

{9 Редька — Raphanus sativus L., весьма распространенный овощ в античности, предок современных редек и редисок, образец скромной сельской пищи, противопоставленный городским гастрономическим изыскам.}

{10  Здесь начинается текст основной рукописи.}

И четыре огурца.

Фриних в "Затворнике" использует уменьшительную форму "огурчик" (σικύδιον) [Kock.I.377]:

... огурчика погрызть.

5. Феофраст пишет в сочинении "История растений" [VII.4.6], что существует три сорта огурцов: лаконские, "дубинки" и беотийские. Из них лаконские предпочтительнее разводить, если есть возможность обеспечить обильный полив, а остальные - при отсутствии полива. "Огурцы вырастают более сочными, если перед посадкой их семена замачивают в молоке или медовой смеси", - это он пишет в "Причинах растений" [II. 14.3]; [также] они быстрее прорастают, если их семена незадолго перед посадкой замачивать в воде или молоке [HP.VIL1.6]. Эвтидем пишет в сочинении "Об овощах", [b] что так называемые драконтии {11} представляют собой разновидность огурцов. Деметрий же Иксион в первой книге своих "Этимологических исследований" пишет, что слово "огурец" (σικυός) образовано от глаголов {12} σεύεσθαι (устремляться) и κίειν (двигаться), так как растет он очень быстро. А Гераклид Тарентский в "Пире" называет огурцы η̉δύγαια (сладко-почвенные). Диокл Каристийский пишет, что огурцы, съеденные натощак вместе с поручейниками, {13} приводят к несварению, так как, подобно редьке, они задерживаются в верхней части желудка; если же их есть в конце трапезы, они не причиняют никакого беспокойства и легко усваиваются, а вареные огурцы обладают еще и некоторым мочегонным действием. Дифил пишет: "Обладая охлаждающими свойствами, огурцы тяжелы для желудка и с трудом [с] выводятся из кишечника; более того, они вызывают судороги, разлитие желчи и понижают потенцию". Огородные огурцы растут главным образом в полнолуние, {14} во время которого они, подобно морским ежам, прибавляют прямо на глазах.

{11 ...так называемые драконтии... — Названия различных ползучих растений; какое именно здесь имеется в виду и действительно ли это сорт огурца, определить не представляется возможным.}

{12 ...слово «огурец» (σικυός) образовано от глаголов... — Типичный фантастический пример этимологии, как ее понимали в античности, возможно потому, что первые случаи этимологии зафиксированы уже у Гомера и трагиков и естественно являются скорее поэтическим приемом, чем попыткой научного обоснования происхождения слов. В дальнейшем этимологией занялись философы, в ведомстве которых она и оставалась до конца античности в практически неизменном виде, так что основанием для этимологизации чаще всего служили семантические толкования того или иного порядка, ср. труд Исидора Севильского «Этимологии, или Начала» (I. 29) VII в. н.э.}

{13 Поручейник — сладкий корень, или поручейник, зонтичное растение Sium sisaram L. (до XVIII в. был деликатесным овощем в западной Европе) или, возможно, водяной кресс, или жеруха, Nasturtium officinale R. Br.}

{14 ...растут главным образом в полнолуние... — Теория о влиянии луны на ей «посвященные» предметы и явления, такие как приливы, беременность и даже огурцы и морские ежи (шарообразное иглокожее, известно более 700 видов), восходит к основам стоического учения о мировой гармонии и всеобщей согласованности.}

6. Смоквы {15} (ΣΥΚΑ). "А вот смоковницу я никому не уступлю, - начал Магн, - хоть вешайте меня на ней, - я без ума от нее, и буду [d] рассказывать о ней всё, что попало, - так вот, смоковнице, любезные мои, выпала честь вести человечество к лучшей жизни. Это доказывается тем, что афиняне до сих пор называют место, где она впервые была обнаружена, Священной Смоковницей, плод же ее они зовут Предводителем, {16} потому что он был первым культурным плодом, доставшимся человечеству. Существует масса сортов смоквы. Об аттических смоквах упоминает в "Тезках" Антифан: вот что он пишет, расхваливая землю Аттики, [Kock.II.84; ср.43b]:

{15 Смоквы — инжир, он же фига, плод смоковницы Ficus carica L., практически повсеместно присутствующий в ежедневном рационе грека в античности, вне зависимости от его имущественного положения. К периоду Римской империи в садах Средиземноморья выращивалось уже множество сортов фиг (всего для той эпохи зафиксировано 44 сорта, больше нам известно только сортов груш и винограда).}

{16 ...плод же ее они зовут Предводителем... — Эти смоквы связаны также с празднеством Плинтерий. В мае-июне в Афинах устраивалась торжественная процессия, сопровождавшая изображение Афины-Полии, которое несли купаться на побережье, сняв с него украшения и одежды, а в начале процессии несли местные смоквы как первый культурный плод — возможно, вариант мифа о состязании Афины и Посейдона за господство над Афинами (с маслиной и соленым ключом).}

- Чем наша нас ни одарит земля,

Гиппоник, во вселенной это лучшее:

[e] Мед, хлебы, смоквы.

- Соглашусь со смоквами:

Свидетель Зевс, их множество.

Истр пишет в "Истории Аттики" [FHG.I.423], что [в свое время] аттические смоквы даже было запрещено вывозить за пределы страны, чтобы ими могли наслаждаться только местные жители; поскольку же многие попадались на укрывательстве смокв, то разоблачители, доносившие о них судьям, первыми стали называться тогда сикофантами {17} (т. е. обнаруживающий смоквы). Поэтому Алексид пишет в "Поэте" [Kock.II.365]:

{17 ...первыми стали называться тогда сикофантами... — Выявляющие смоквы, а позднее, в переносном значении, доносчики, соглядатаи, плуты.}

Несправедливо сикофанта прозвище

Приложено к негодным: душу честную,

[f] Должно обозначать оно, приятную,

Как смоква обнаруженная. Нынче же

И не понять, зачем плутам-мошенникам

Даровано такое имя сладкое.

А Филомнест в работе "О сминфийских празднествах {18} на Родосе" рассказывает так [FHG.IV.477]: "Имя "сикофант" произошло оттого, что в те (75) времена пени и налоги, тратившиеся на общественные расходы, взимались смоквами, вином и оливковым маслом; и, видимо, сикофантами называли тех, кто производил эти взыскания или заявлял о них; а выбирались они из числа наиболее уважаемых граждан".

{18 Сминфийские празднества — празднества в честь Аполлона-Сминфея, архаическая полузооморфная крито-мисийская ипостась: вождь мышей и их губитель одновременно.}

7. О лаконской смокве упоминает в "Земледельцах" Аристофан [Kock.I.419]:

У меня растут все смоквы, лишь лаконской не растет.

Эта смоква - враг народа - такова ее порода.

Потому-то эта смоква и мала, что зла на нас.

Он называет ее "малышкой", потому что это дерево не вырастает [b] высоким. О фригийских смоквах упоминает в "Олинфянах" Алексид [Kock.II.356; ср.55а]:

А также сердцу любезные

Сушеные смоквы, родины

Наследие нашей: их принесли

Смоковницы Фригии славной.

О так называемых фибалийских смоквах {19} упоминают многие комедиографы, в том числе Ферекрат в "Похмельных" [Kock.I.167]:

{19 О так называемых фибалийских смоквах... — По названию местности в Аттике или Мегариде.}

Проклятый! Чтоб тебя излихорадило,

Чтоб летом фибалийских смокв наелся ты,

Чтоб в полдень рухнул спать под этой тяжестью,

И чтоб тебя до крика жгло и мучило.

[c] Телеклида в "Амфиктионах" [Коск.I.211]:

О как прелестны смоквы фибалийские!

Фибалийскими называют и сорт миртовых ягод, {20} например Аполлофан в "Критянах" [Kock.I.798]:

{20 ...и сорт миртовых ягод... — Некогда популярное в Греции лакомство, особенно на закуску к вину. В Риме ягоды мирта Myrtus communis L. чаще использовались как пряность, отсюда название современной итальянской колбасы мортаделла, которая некогда была щедро приправлена именно миртовыми ягодами, создававшими легкий перченый эффект.}

Но главное, хочу на стол я миртовых

Поставить ягод, я жую их всякий раз,

Как думать нужно: это фибалийские,

Отменные, в венки вплетенные...

О ласточкиных смоквах упоминает в "Гуляке" Эпиген [Kock.II.417]:

Спустя немного времени,

Затем выходит важно блюдо, полное

[d] Сушеных ласточкиных смокв.

Со своей стороны, Андротион - или Филипп, или Гегемон - дают в "Календаре земледельца" следующий перечень сортов смокв: "На равнине следует высаживать ласточкины смоквы, дикие, седъиг, фибалийские, но цариц осени можно высаживать повсюду. Что-нибудь хорошее есть в каждом сорте, однако наиболее полезны бесхвостые, форминские, {21} двух-урожайные, мегарские и лаконские, они нуждаются только в достаточном количестве воды".

{21 ...форминские... — Возможно, сорт из окрестностей города Формии в области Наций, что вокруг Рима, отличавшейся хорошим климатом, развитым сельским хозяйством вообще и виноделием в частности.}

8. О родосских смоковницах упоминает в письмах Линкей, сравнивая [e] лучшие плоды аттической земли с лучшими плодами Родоса. Он пишет: "Дикие смоквы по сравнению с лаконскими - то же, что шелковица по сравнению со смоквами вообще. Я выставлял их на стол не после обеда, как это здесь принято (ведь когда желудок полон, то и вкус притупляется), но перед обедом, когда аппетит еще в полной силе". Однако если бы Линкей попробовал в нашем замечательном Риме воробьиных смокв, как это [f] удалось мне, он стал бы куда зорче своего тезки {22} - настолько эти смоквы превосходят все другие смоквы на свете. Как пишет в своем трактате о смоквах ликиец Геродот, высоко ценятся и другие сорта смокв из окрестностей Рима: и так называемые хиосские и ливианские, и так называемые халкидские и африканские.

{22 ...Линкей... стал бы куда зорче своего тезки... — Наделенный острым зрением рыси и именем, производным от того же корня, Линкей, брат-близнец Идаса, — мессенская параллель спартанским братьям-близнецам Диоскурам, Кастору и Полидевку. Линкей и Идас принимали участие в Калидонской охоте, а также в плавании на первом корабле Арго за золотым руном.}

9. Парменон Византийский называет в ямбах превосходными смоквы из эолийской Каны:

Без груза канских смокв свершил я путь морем.

(76) Общеизвестно, как высоко ценятся смоквы из карийского Кавна. О так называемых "кислых" смоквах упоминает Гераклеон Эфесский, а также Никандр Фиатирский, цитирующий следующие стихи из пьесы Аполлодора Каристийского "Портниха с приданым" [Kock.III.287]:

Но очень уж винишко было скверное

И кислое, мне даже стыдно сделалось:

Ведь если у соседей смоквы "кислые",

[b] То у меня весь виноград кислятина.

Что же касается смокв с острова Парос - там тоже растут превосходные смоквы, называемые местными жителями "кровяными" (это то же самое что и так называемые лидийские, и название свое они получили за красноватый оттенок), - то их упоминает Архилох в следующих словах:

Брось морскую жизнь и Парос, и смоковницы его.

Паросские смоквы так же отличаются от произрастающих во всех остальных местностях, как мясо вепря отличается от мяса домашних свиней. [с]

10. Некий "левкерин" (белесая дикая смоковница) тоже есть сорт смоковницы, и возможно, она действительно приносит белые плоды. О ней есть упоминание в пьесе Гермиппа "Ямбы" [Kock.I.246]:

Отдельно - левкерины засушенные.

О диких смоквах {23} упоминает Еврипид в "Скироне" [573]:

{23 О диких смоквах... — Без диких смоковниц и насекомых, живущих в их плодах, невозможно естественное опыление смоковниц культурных, ср.: Феофраст. ИР. II. 8.3.}

Иль воткнуть

Смоковницы ветвь дикой.

И Эпихарм в "Сфинксе":

Не сходствует нимало с дикой смоквою.

[d] Софокл в "Свадьбе Елены" плод ее описательно называет именем дерева [TGF2. 172]:

Словами, словно дикая смоковница,

В еду негодный, оплодотворишь других.

Здесь вместо "зрелая дикая смоква" (πέπον ε̉ρινόν) он написал "зрелая дикая смоковница" (πέπων ε̉ρινός). Так же и Алексид в "Лохани" [Kock.II.343]:

И нужно ли еще

Нам говорить о тех, кто на любом углу

Торгует смоквами? На дно кладут они

Плоды, всегда дрянные и засохшие,

Поверх положат зрелые, отборные,

И платит покупатель несусветную

[e] За смоквы цену, а мошенник за щеку

Монету сунет, да и побожится вам,

Что продал смоквы дикие.

Дикая же смоковница, приносящая дикие смоквы (τὰ ε̉ρινά), называется словом мужского рода (ε̉ρινός). Страттид в "Троиле" [Kock.I.723]:

А рядом с нею ты заметил дикую

Смоковницу (ε̉ρινός)?

И Гомер [Од.Х.103]:

Дико растет на скале той смоковница (ε̉ρινός) с сенью широкой.

Америй же пишет, что низкорослые дикие смоковницы называются эринадами (ε̉ρινάδας).

11. Гермонакт в "Критском глоссарии" записывает в число сортов [f] смокв α̉μάδεα и νικύλεα. Филемон пишет в "Аттическом словаре", что существует некий род смокв, называемых царскими, от этого произошло и название царских сушеных смокв; далее он пишет, что спелые смоквы назывались κολύτρα. Селевк в "Словаре диалектов" обсуждает некий γλυκυσίδης (пион), замечая, что по виду он очень похож на смокву, и добавляет, что женщинам строжайше запрещалось есть его, потому что он вызывает неприличное испускание ветров; об этом говорит в "Клеофонте" и комик Платон [Kock.I.617]. Памфил, ссылаясь на "Лаконский Словарь" (77) Аристофана, пишет, что в Ахайе зимние смоквы назывались "колокольчиками". О вороньих смоквах нам в следующем стихе из "Воинов" сообщает Гермипп [Kock.I.239]:

Их превосходят смоквы фибалийские,

Или вороньи.

Феофраст рассказывает во второй книге "Истории растений" о некоей разновидности смоковницы, похожей на так называемую аратейскую смоковницу. В третьей же книге он говорит [III. 17.5], что вокруг троянской [b] [горы] Ида растет кустистая смоковница, листья которой похожи на липовые, а смоквы она приносит красные, величиной с маслину, только круглее, вкусом они напоминают мушмулу. {24} О смоковнице, называемой критянами "кипрской", тот же Феофраст пишет в четвертой книге "Истории растений" следующее [IV.2.3]: "А у дерева, называемого на Крите кипрской смоковницей, {25} плоды растут из ствола и из самых толстых ветвей, но только не непосредственно, а на маленьких безлистных побегах, которые выпускает дерево и на которых, как на корешках, сидят плоды. Ствол у этой смоковницы велик и похож на ствол серебристого тополя; листья как у вяза. Плоды на ней вызревают четыре раза в год, и столько же раз дерево дает побеги [ни одна ягода не созреет, если не подрезать и не дать соку стечь.] Сладостью она похожа на винную ягоду, а видом - на плод дикой [с] смоковницы; величиной она со сливу".

{24 Мушмула — плод и дерево вида Mespilus germanica L. семейства розоцветных, распространенного на территории южной Европы. Красновато-ржавые плоды собирают незрелыми и оставляют вызревать и слегка подгнить на соломе, только тогда бело-розовая мякоть с косточками, заключенная внутри, становится съедобной, сладковатой с вяжущей кислинкой.}

{25 ...называемого на Крите кипрской смоковницей... — Сикомора, Ficus sycomorus L., два раза в год приносит обильный урожай мелких фиг низкого качества.}

12. О смоквах, называемых ранними, Феофраст упоминает в пятой книге "Причин растений" [V.1.4; V.1.8]: "Что касается смоковницы, то когда воздух становится мягким, влажным и теплым, это вызывает рост [ранних] побегов; из них и появляются ранние смоквы". И далее он пишет следующее: "Опять же, некоторые сорта смоковниц приносят ранние смоквы, таковы лаконская, белый пупок и некоторые другие, но есть сорта, не приносящие таковых". Также Селевк упоминает в "Словаре [d] диалектов" о термине πρωτερική (ранний), обозначающем какой-то сорт смоковницы, приносящей ранние плоды. О смокве, плодоносящей дважды в год (διφόρος), упоминает и Аристофан в "Женщинах в народном собрании" [707]:

Пока не потрогаем мы листков

Дважды родящей (διφόρος) смоквы.

Также Антифан в "Женщинах из Склер" [Kock.II.96]:

Это там, внизу, у смоквы той, что дважды в год родит.

Также и Феопомп пишет в пятьдесят четвертой книге "Истории" [FHG.I.324], что в правление Филиппа в земле бисалтов, окрестностях [e] Амфиполя и македонской Грастонии в разгаре весны смоковницы, когда им было самое время цвести, были усыпаны смоквами, виноградные лозы гроздями, а оливы оливками, и во всем Филиппу сопутствовало счастье. Во второй книге "Истории растений" Феофраст говорит, что дикая смоковница плодоносит дважды в год, {26} иногда же, как например на Кеосе, трижды.

{26 ...Феофраст говорит, что дикая смоковница плодоносит дважды в год... — В тексте Феофраста нет этого пассажа о дикой смоковнице, но об этом упоминается у Плиния (XXVI. 113); тот же случай с речью философа из второй книги «Истории растений» в 77f-78a.}

13. Говорит он также [ИР.II.5.51, что смоковница, если ее посадить, воткнув в "морской лук", идет скорее и черви объедают ее меньше. Вообще все, что [f] посажено в "морском луке", {27} идет хорошо и растет быстрее. Опять же, во второй книге "Причин растений" Феофраст пишет [II.10.2]: "Так называемая индийская смоковница, {28} имея удивительную высоту, приносит так мало и таких мелких плодов, что можно подумать, будто все силы она тратит на рост". И во второй книге "Истории растений" философ пишет: "В Элладе, Киликии и на Кипре произрастает также и другой сорт смоковниц, приносящий карликовые плоды, причем на верхней стороне листа вырастает нормальная смоква, а на нижней - карликовая. У других же смоковниц плодоносят, как правило, прошлогодние ростки, но не новые. И смоковница эта, в отличие от наших карликовых смоковниц, приносит сладкие, (78) созревающие раньше других плоды. Вырастает она гораздо выше других; между цветением и плодоношением времени проходит немного".

{27 ...все, что посажено в «морском луке»... — Растение Scilla maritima L., оно же Urginea maritima Baker, действительно обладает полезными свойствами отвращать грызунов (для них оно сильнейший яд), так что в античности его нередко использовали при посадках в профилактических целях.}

{28 Так называемая индийская смоковница... — Ficus religiosa L., фикус священный, или баньян.}

Я могу назвать и другие ходовые названия смокв: царские, царские смоквы, желтобрюхие, оленье мясо, лепешки [ср. 113d], горькие, ползучие, белесые, черноватые, приречные, мельничные, луковичные.

14. Рассуждая во второй книге "Истории растений" о происхождении слова "смоква" (σύκα), Трифон {29} приводит рассказ, содержащийся в Андротионовом "Календаре земледельца", о том, что, когда Зевс преследовал [b] Сикея, одного из титанов, того взяла под свою защиту его мать Гея, и чтобы утешить сына, произрастила дерево; по его имени назван и киликийский город Сикей. Однако эпический поэт Ференик из Гераклеи производит название смокв {30} от имени Сики, дочери Оксила: сын Орея Оксил, сочетавшись со своей сестрой Гамадриадой, помимо прочего потомства будто бы породил Карию (орех), Балану (желудь), Кранию (кизил), Морею (шелковица), Эгеру (тополь), Птелею (вяз), Ампелу (виноградная лоза) и Сику (смоковница); все они получили имя гамадриад, а их именами были названы многие деревья. Поэтому, добавляет он, и Гиппонакт говорит:

{29 Трифон — греческий грамматик второй половины I в. до н.э. Последующие поколения активно пользовалось его дошедшими до нас лишь фрагментарно трудами: «Грамматическое искусство», «Чтение вслух в древности», «Аттическая просодия» и пр. Он также создал гигантский ономастикой с разделами «растения» и «животные», так что Магн, вероятно, ошибочно приводит здесь заголовок «История растений», это была скорее история их имен.}

{30 ...производит название смокв... — Характерная для поздней эпической поэзии мифологизация реальности. Орей, горный дух (’όρος — «гора»; подобным образом, от названий деревьев и их плодов, образованы и приведенные ниже имена гамадриад) и отец Оксила и Гамадриады, породивших нимф-гамадриад, живущих каждая в своем дереве и умирающих вместе с ним; интересно, что среди них как плодоносные, так и другие деревья. Впрочем, грецкие орехи (Juglans regia L.), съедобные желуди (одного из видов дубов Quercus L., но могут подразумеваться еще и каштаны или даже финики), плоды кизила (Cornus mas L.) и шелковицы (Moms nigra L.), а также виноград (Vitis vinifera L.) и инжир (Ficus carica L.) при всей их пользе никак не умаляют пользу для античного сельского хозяйства вязов (Ulmus campestris L.) и тополей (разнообразные варианты Populus L.), которые применяли как деревья-подпорки для тех же виноградных лоз и т.д.}

[c] И смоква черная, сестра лозе винной.

Наконец же Сосибий доказывает, что смоквы - это дар Диониса [FHG.II.628], ссылаясь на почитание в Лакедемоне Диониса Смоковенного (Συκίτης). А согласно Андриску и Аглаосфену [FHG.IV.304], жители Наксоса рассказывают, {31} будто Дионис получил прозвище Мейлихий (милостивый) в благодарность за подаренные им смоквы. По этой же причине на Наксосе лик Диониса Бакхия вырезан из виноградной лозы, а лик Диониса Мейлихия из смоковницы: потому что мейлиха (сладкими) называются именно смоквы.

{31 ...жители Наксоса рассказывают... — Наксос и Диониса, после его бракосочетания с Ариадной, покинутой Тесеем на этом острове, вероятно, связывали особенно важные религиозные отношения. Возможно, потому там и было целых два знаменитых священных изображения Диониса, которые, вероятно, находились в двух разных святилищах.}

15. Смоквы - самые полезные из всех древесных плодов: это [d] убедительно доказывается во многих местах книги Геродота Ликийца о смоквах: в частности, он рассказывает, что младенцы вырастают гораздо здоровее, если им давать смоковный сок. Ферекрат, или кто бы ни был автором комедии "Персы", пишет [Kock.I.184]:

Если кто-нибудь находит после долгих поисков

Смокву, смазываем ею мы глаза своих детей.

Удивительнейший и сладкоголосый Геродот следующими словами из первой книги "Истории" называет смоквы величайшим благом [1.71]: "Царь! [e] Ты собираешься в поход на людей, {32} которые носят кожаные штаны и другую одежду из кожи; едят же они не столько, сколько пожелают, а сколько найдут пищи, так как обитают в суровом краю. Кроме того, они не пьют вина, довольствуясь только водой. Нет у них ни смокв и никаких других благ". Мегалополитанец же Полибий в шестнадцатой книге "Истории" пишет [XVI.24.8]: "Филипп, отец Персея, {33} когда во время набегов в [f] Азии войско его терпело нужду в съестных припасах, принял от магнетов смоквы, потому что хлеба у них не было. За смоквы он и Миунт подарил магнетянам, когда овладел этим городом". Также ямбический поэт Ананий говорит:

{32 Царь! Ты собираешься в поход на людей... — Речь идет о Крезе, последнем лидийском царе, собирающемся в поход на царя персов Кира, невзирая на предостережения некоего лидийского мудреца. В результате в 546 г. до н.э. Сарды, прекрасная столица лидийской державы, были взяты Киром.}

{33 Филипп, отец Персея... — Речь идет о Филиппе V, царе Македонии с 222 по 179 г. до н.э., прекрасном полководце с отвратительным характером, и его войне против Родоса, в которой он поработил половину Малой Азии (Магнесия — город на реке Меандр в Ионии, Миунт — город в южной Ионии на северо-восток от Милета , т. е. к югу от Магнесии). Грекам пришлось воззвать к Риму о помощи, и римские войска в конце концов разгромили Филиппа.}

Когда б ты запер двух-трех узников,

Немного смокв и кучу злата в комнате.

Узнал бы ты, что смоквы лучше золота.

16. Вот сколько смоковных речей наговорил Магн. После него (79) слово взял врач Дифил:

"Филотим пишет в третьей книге сочинения "О пище", что свежие смоквы сильно отличаются друг от друга как по сорту и времени созревания, так и по пищевым качествам; вообще же говоря, сочные, и прежде всего зрелые смоквы, быстро растворяются и перевариваются легче остальных осенних плодов, и не препятствуют перевариванию остальной пищи. Их пищевыми качествами являются влажность, клейкость, сладость и слабая щелочность; выделения из кишечника они вызывают обильные, [b] размягченные, быстрые и совершенно безболезненные. При употреблении вместе с соленой пищей смоквы выделяют кисло-соленый сок. Как я уже говорил, растворяются в желудке они очень быстро, и поэтому даже если мы съедаем их помногу, всё равно скоро опять худеем. Это потому что пищевая масса не задерживается в желудке и рассасывается немедленно. Перевариваются смоквы легче любых других фруктов. Это видно из того, что мы легко поглощаем их во много раз больше, чем все другие фрукты, а также из того, что, наевшись смокв, можем тотчас легко [c] поглощать и обычную пищу в таких же количествах. Очевидно, что если мы справляемся с такой смесью, то смоквы и сами перевариваются и не мешают перевариванию остальной пищи. О пищевых качествах уже было сказано; о клейкости и солености можно судить, исходя из того, что руки от смокв становятся клейкими и чистыми, сладость же мы непосредственно [d] ощущаем во рту. О том, что испражнения после смокв происходят без кишечных колик и каких-либо неудобств, что они обильны, происходят быстро и мягко, мы уже сказали, и я думаю, нет необходимости что-нибудь добавлять. Пищеварение мало изменяет вид съеденных смокв, и это не потому что они плохо перевариваются, но потому что мы проглатываем их быстро и почти не жуем, а пищеварительный путь они проходят без задержек. Соленый же сок они испускают, потому что, как уже было сказано, в них содержится щелочь. Он становится солонее или кислее в зависимости [e] от качеств жидкостей, с которыми смоквы поедаются: соленые блюда добавляют ему соленость, а уксус или тимьян кислоту.

17. Гераклид Тарентский обсуждает в своем "Пире" вопрос, горячей или холодной водой следует запивать смоквы. Приверженцы горячей воды, пишет он, ссылаются на то, что она быстро очищает руки, и поэтому весьма вероятно, что и съеденные смоквы немедленно растворяются ею в кишечнике. Ведь даже если облить смоквы снаружи горячей водой, она [f] превратит их в массу, состоящую из очень мелких частиц; от холодной же воды смоквы только твердеют. Однако приверженцы холодной воды утверждают: "Принятая внутрь холодная вода сносит своей тяжестью содержимое желудка вниз; смоквы же неблагоприятно воздействуют на желудок, (80) разогревая и расслабляя его, и поэтому некоторые даже немедленно запивают смоквы неразбавленным вином. После этого кишечник легко опорожняется". Следовательно, смоквы необходимо обильно запивать водой, чтобы они не задерживались в желудке, но сносились в нижние отделы кишечника.

18. Другие авторы утверждают, что смоквы ни в коем случае нельзя есть в полдень, потому что, как пишет в пьесе "Похмельные" Ферекрат [Kock.I.167; cp.75b], в эти часы они могут вызывать болезни. Аристофан в "Предварительном состязании" [Kock.I.511]:

Увидел летом друга захворавшего -

И съел, чтоб сам свалиться, смокв полуденных.

Эвбул в "Сфингокарионе" [Kock.II.201]:

[b] Свидетель Зевс, больна была я, миленький, -

Ведь накануне в полдень смокв отведала.

Никофонт в "Сиренах" [Kock.I.777]:

И если кто-нибудь порой полуденной

Поест зеленых смокв и спать уляжется,

Примчится тут же лихорадка подлая,

Не стоящая трех оболов, кинется

На нас, заставит желчью выблевать.

19. Дифил Сифнийский пишет, что свежие смоквы малопитательны и дают мало сока, однако, находясь в силу природной легкости у поверхности желудка, они легко выводятся из кишечника и усваиваются [c] лучше сушеных. Снятые с дерева поздней осенью и дозревавшие позднее хуже тех, что созрели в разгар сезона, не нарушая своей природы. Те, что содержат много кислоты и мало воды, вкусны, однако тяжелы для желудка. Смоквы из Тралл {34} ничем не отличаются от родосских, все же остальные, включая и хиосские, гораздо менее сочны. Мнесифей Афинский пишет в трактате "О пище": "Что касается тех плодов, которые употребляются в сыром виде, как, например, груши, смоквы, дельфийские яблоки и тому [d] подобное, то нужно очень точно ловить время, когда их сок не кислый, не гнилой и не слишком высох". Деметрий Скепсийский пишет в пятнадцатой книге "Троянского строя", что у тех, кто не ест смокв, голос становится очень приятным. В доказательство он приводит рассказ об александрийском историке Гегесианакте, которого в молодости нужда заставила выступать на сцене в трагедиях; воздерживаясь в течение восемнадцати лет от смокв, он стал актером с отличным голосом. Я могу также привести [e] относящиеся к смоквам общеизвестные пословицы: {35}

{34 Смоквы из Тралл... — Наконец-то упоминаются знаменитые карийские смоквы (город Траллы находится на границе Ионии, Карий и Лидии), по имени которых у римлян сушеные фиги назывались carica.}

{35 ...относящиеся к смоквам общеизвестные пословицы... — По мнению Евстафия Византийского, комментатора «Одиссеи» в XII в., в первой пословице «за рыбой смоква» принижается ценность фиг по сравнению с рыбой (но может также служить знаком перехода от застольной части к попойке, так как и фиги, и бобы в древности подавали на закуску к вину, после того как с основной едой — мясом и рыбой — было покончено), а вторая смеется над дикостью и ленью.}

За рыбой смоква, боб за мясом следует.

Любят пернатые смоквы клевать, но сажать не желают.

20. Яблоки {36} (ΜΗΛΑ). В книге "О пище" Мнесифей Афинский называет их дельфийскими яблоками. Дифил же пишет, что зеленые, недозрелые яблоки дают невкусный сок; стремясь разместиться у поверхности желудка, они вредят ему, вызывают разлитие желчи, способствуют развитию заболеваний и вызывают колики. Спелые яблоки дают хороший сок, [f] сладки, не терпки и легко выводятся из кишечника; а кислые сорта терпки, и сок их менее полезен. Несладкие, но вкусные яблоки полезней из-за слабой терпкости. Летние сорта яблок дают плохой сок, и осенние в этом отношении гораздо лучше. Так называемые орбиклаты, соединяющие приятный терпкий вкус со сладостью, очень полезны. Называемые (81) сетаниями, а также платании очень вкусны и хорошо выводятся из кишечника, однако бесполезны для здоровья. Так называемые мордианы лучше всего растут в Аполлонии, называемой также Мордиум, они похожи на орбиклаты. Что же касается кидонских яблок, {37} некоторые сорта которых называются воробьиными, то это вообще самые полезные изо всех яблок, особенно когда достигают полной спелости. Главкид утверждает, что [b] лучшими древесными плодами являются кидонские яблоки, фавлии и воробьиные яблоки. Однако Филотим в тринадцатой книге трактата "О пище" пишет, что ранние, выросшие весной яблоки гораздо тяжелее для желудка, чем груши, всё равно, есть ли их зелеными или спелыми. Более того, они обладают качествами жидкой пищи: те из них, что кислы и незрелы, будучи более терпкими, в сочетании с умеренной кислотой, испускают в теле терпкость. В общем же яблоки перевариваются тяжелее груш - это [с] видно из того, что нам труднее переварить немного яблок, чем много груш. Испускание терпкой жидкости, которую Праксагор называет "стеклянистой", объясняется тем, что пища, плохо поддающаяся перевариванию, содержит густой сок, а мы видели, что яблоки перевариваются труднее, чем груши, и что терпкие их составы более склонны производить более густые соки. Так, среди зимних сортов яблок кидонские испускают наиболее терпкий сок, тогда как воробьиные, содержат меньше сока с меньшей терпкостью, и могут перевариваться гораздо легче.

{36 Яблоки — Pirns malus L., в античности было выведено немало сортов яблок (в источниках упоминается как минимум 32 сорта); в связи с климатическими условиями лучшие сорта выращивались на территории Италии: так, матианские яблоки (ср. 82с) — знаменитое произведение агронома Гая Матия времен императора Октавиана Августа и упоминаемые здесь орбиклата — «круглые» яблоки (так же назывался сорт италийских груш), о которых даже упоминает Цицерон в одном из своих писем и пр. Названия греческих сортов платании и сетании менее ясны; платании могут быть как-то связаны только с названием дерева платан, а сетании (от прилагательного οητάνιος — «этого года») — распространенное сортовое название различных зерновых, овощей и фруктов: в том числе для мушмулы и лука! С перечислением сортов яблок (в частности, римских) заканчивается цитата из Дифила, который в III в. до н.э. не мог быть столь хорошо знаком с римскими садоводческими достижениями.}

{37 Что же касается кидонских яблок... — Айва, Cydonia vulgaris Pers., не отличалась столь великим разнообразием сортов: их было всего 4 — 5; зато один римский сорт можно было есть сырым без всякого вяжущего эффекта: так называемую мульвианскую айву (результат прививки обычной айвы на воробьиную — собственно, упоминаемые в тексте воробьиные яблоки — ср.: Плиний. XV. 38). Интересно, что один из сортов (крупный, по свидетельству лексикографа Гесихия) назывался фавлии, как и крупные грубые зеленые оливы (ср. 56с).}

Никандр Тиатирский ошибочно полагает, что все сорта кидонских [d] яблок называются воробьиными, - ведь Главкид совершенно ясно называет наилучшими фруктами кидонские яблоки, фавлии и воробьиные. 21. О кидонских яблоках упоминает в "Елене" и Стесихор: {38}

{38 О кидонских яблоках упоминает в «Елене» и Стесихор... — Розы, фиалки, мирт и яблоки (пусть даже кидонские) относятся к атрибутам Афродиты, а следовательно, и ее проекции — Елены.}

Много яблок кидонских летело там к трону владыки,

Много и миртовых листьев,

Густо сплетенных венков из роз и гирлянд из фиалок.

Также и Алкман, и Кантар в пьесе "Терей" [Kock.I.765]:

Размером грудки с яблочки кидонские.

Филемон же в "Деревенщине" называет кидонские яблоки воробьиными [Kock.II.478].

[e] Филарх пишет в шестой книге "Истории" [FHG.I.336], что аромат кидонских яблок притупляет даже действие смертельных ядов. {39} "Когда, - пишет он, - в сундук, еще сохранявший запах кидонских яблок, был положен фаросский яд, он совершенно выдохся и не сохранил ни одного из своих качеств: когда его развели и дали выпить людям, против которых снадобье было втайне приготовлено, все они остались невредимыми. Причина выяснилась позднее, когда стали допрашивать продавца снадобья и он признался, что хранил его вместе с яблоками".

{39 ...аромат... притупляет... действие смертельных ядов. — В античности бытовало представление о нейтрализации ядов ароматами: поэтому в качестве классических противоядий выступали особенно пахучие предметы — самый ранний появившийся в Европе вид цитрусовых цедрат (см. 83а и сл.), пряная трава рута (интересно, что и рута, и все цитрусовые по современной ботанической классификации относятся к единому семейству рутовых). Фаросский яд — более не упоминается; возможно, египетский — от острова Фарос; объяснить это сочетание при нынешнем состоянии источников не представляется возможным.}

[f] 22. Гермон пишет в "Критских Глоссах" [ср.76е], что слово "кодимал" (κοδύμαλα) означает кидонские яблоки. Однако Полемон в пятой книге "Против Тимея" полагает, что "кодималом" некоторые авторы называют некий цветок. Алкман, когда пишет: "меньше кодимала" - подразумевает воробьиные яблоки, тогда как Аполлодор и Сосибий называют так кидонские яблоки. А что кидонские и воробьиные яблоки - это (82) совершенно различные плоды, ясно показано во второй книге "Истории растений" Феофраста [П.2.5].

Как утверждает Эвфорион (или Архит) в "Журавле", прекрасные яблоки урождаются в Сидоессе (это деревня, принадлежащая Коринфу):

Так же прелестно, как яблочко красное, что в Сидоессе,

Малой деревне холмистой, на глинистых зреет откосах.

Упоминает их и Никандр в "Превращениях":

Тут же пушистые он из садов Сидоессы и Плейста

Яблоки рвать принялся, вырезать на них Кадмовы знаки. {40}

{40 Яблоки рвать принялся, вырезать на них Кадмовы знаки. — Кадмовы знаки — буквы (финикийскому герою Кадму приписывалось изобретение алфавита), а писать на яблоках — традиция, заложенная еще богиней раздора в завязке Троянской войны; так что, учитывая, какую большую роль обычно играли яблоки в играх влюбленных в древности (перекидывание яблока, вручение яблока, отбирание яблока, что традиционно со времен мифических Мелеагра и Аталанты, которую во время их состязания по бегу задержали его золотые яблоки), речь, вероятно, идет о подарке, совмещенном с любовной запиской.}

[b] О том, что Сидоесса принадлежала Коринфу, написано у Риана в первой книге "Гераклеи" и у Аполлодора Афинского в пятой книге "Каталога кораблей" [FHG.I.457]. Также и Антигон Каристийский в "Антипатре":

Там, где любовь у меня была слаще яблочек красных,

Что вырастают в холмистой Эфире {41} на радость всем смертным.

{41 ...холмистой Эфире... — Родина знаменитого царя-обманщика Сизифа в Аргосе, позже отождествлялась с Коринфом.}

23. О яблоках-фавлиях следующим образом упоминает в "Амфиктионах" Телеклид [Kock.I.211; ср.81а]:

То хороши, а то дряблей, чем фавлии.

Так же и Феопомп в "Тесее" [Kock.I.738]. Андротион пишет в "Календаре земледельца": [c] "Яблони-фавлии и воробьиные (у последних плоды никогда не падают с черенка), а также весенние сорта яблок - лаконские, или сидоентские, или пушистые". Я же, друзья мои, выше всего ценю продающиеся в Риме яблоки, называемые матианскими, которые, говорят, привозят из какой-то деревушки в Альпах около Аквилеи. Лишь немного уступают им яблоки из пафлагонского города Гангры.

К тому, что и яблоки - дар Диониса, есть свидетельство сиракузянина [d] Феокрита, выражающегося примерно так [II.120]:

Яблоки, дар Диониса, припрятавши в складках накидок,

В светлых венках тополевых; священные листья

Геракла Мы бы украсили пышно...

Неоптолем Паросский тоже предполагает в "Дионисиаде", что яблоки, как и все остальные фрукты, - создание Диониса. "Что же касается эпимелии (ε̉πιμηλίς), - пишет Памфил, - то так называют одну из разновидностей груш". О гесперидских яблоках упоминает в четвертой книге "Пира" Тимахид. Памфил же пишет, что в Лакедемоне на стол богов {42} [e] кладут некий род яблок, очень душистых, но несъедобных; называют их гесперидскими яблоками. {43} Еще один пример можно найти в "Лаконской истории" Аристократа [FHG.IV.332]: "яблоки, а также яблони, называемые гесперидскими".

{42 ...стол богов... — Теоксения в Греции и lectisternium в Риме, празднование прихода богов в гости к людям. Считается, что боги посещают невидимо частный или общественный пир: для них устраивается специальное ложе и особо накрывается стол; разумеется, на него выставляется то, что прекрасно выглядит и благоухает, а на вкус можно не обращать внимания, так что несъедобные яблоки при таком обряде вполне естественны (ср. историю о Прометее и жертвоприношении Зевсу: Гесиод. «Теогония». 535 сл.).}

{43 ...называют их гесперидскими яблоками. — Яблоки вечной молодости из сада Гесперид, расположенного за горизонтом на Западе; с ними связан 11-й подвиг Геракла. Яблоки ассоциировались с молодостью у всех индоевропейских народов, ср. скандинавскую богиню молодости Идун, всегда держащую при себе корзинку с яблоками вечной юности, ср. молодильные яблоки славянских сказок. Однако слово «яблоко» с определением могло обозначать любой яблокообразный плод, и в дальнейшем (83а) появляется представление о цедрате, мидийском яблоке, как о гесперийском яблоке (хотя цедрат впервые оказался в Европе не раньше IV в. до н.э. и пришел не с запада, а с востока), а в Песни Песней, наоборот, гранатовые яблоки, которыми надо освежать изнемогающих от любви, при переводе превращаются в яблоки обыкновенные.}

24. Персики {44} (ΠΕΡΣΙΚΑ). Говоря во второй книге "Истории растений" о деревьях, плоды которых недоступны наблюдению, Феофраст пишет: {45} "...ибо у крупных сортов рост плода доступен наблюдению с самого начала, как, например, у миндаля, ореха, желудей и всех им подобных плодов, кроме персидских орехов (там это увидеть труднее всего); можно еще [f] добавить гранаты, груши и яблони". Дифил из Сифноса пишет в сочинении, озаглавленном "О пище для больных и здоровых": "Так называемые персидские яблоки (некоторые называют их персидскими сливами) по большей части сочнее и питательнее яблок". Филотим в третьей книге сочинения "О пище" пишет, что персидское яблочко более жирно, рассыпчато и довольно рыхло; если же его выжимать под прессом, оно дает много масла. Грамматик Аристофан пишет в "Лаконском Глоссарии", что (83) сливы лаконцы называют "кислыми персидскими яблоками", тогда как другие зовут их адриями {46} ('άδρυα).

{44 Персики — здесь смешиваются понятия о самом персике как фрукте, Persicus vulgaris Mill., и его косточке, которая воспринимается как орех, похожий на миндаль (о косточках идет речь, когда упоминается маслянистость). Дискуссия на тему, что считать орехом, а что фруктом, продолжалась на протяжении всей эпохи античности, ее окончательные результаты на закате Римской Империи были обобщены Макробием в «Сатурналиях» (III. 18).}

{45 ...Феофраст пишет... — Далее приведенный текст отсутствует в «Истории растений»; ср. примеч. 25 к этой книге.}

{46 ...тогда как другие зовут их адриями. — Сицилийцы, согласно лексикографу Гесихию.}

25. Цедрат {47} (ΚΙΤΡΙΟΝ). Когда очередь дошла до него, у застольных философов разгорелись жаркие споры о том, встречается ли упоминание о нем у кого-либо из древних авторов.

{47 Цедрат — он же цитрон, Citrus medica Risso, предшественник лимона в Средиземноморье. Долгое время этот привозимый с Востока плод, 90% которого составляет толстая горько-ароматная кожура и лишь в самом центре находится маленький и кислый комочек мякоти, поделенный на дольки, как и у всех цитрусовых, использовали только в парфюмерных целях. Однако постепенно, к I в. н.э., его научились выращивать, избавившись от заблуждения, что это плод туи (или других хвойных деревьев), которая носила то же название, и плоды стали использовать в кулинарных целях: так у Апиция («De re coquinaria». 169) встречается рецепт рагу с цедратом (главным образом туда идет кожура).}

В конце концов Миртил принялся кричать, чтобы вся наша компания спорщиков проваливала к диким козам, {48} ибо цедрат упоминается в "Записках" Гегесандра Дельфийского, хотя точной цитаты он привести не мог. [b] Возражая ему, Плутарх сказал: "Ну, я-то уж точно знаю, что нигде у Гегесандра цедрата не найдешь, я нарочно перечитал все его "Записки", когда мой приятель, ссылаясь на одного почтенного комментатора, вздумал на этом настаивать; так что придется тебе, Миртил, поискать другого свидетеля".

{48 ...к диким козам... — Греческие бранные реплики, как правило, являются завуалированными посланиями собеседника в Аид, и эта не составляет исключения, ср.: «пошел к воронам!»}

Эмилиан же принялся рассказывать, что ученейший муж, мавританский царь Юба, упоминает цедрат в своей "Истории Ливии" [FHG.III.472], утверждая, что у ливийцев он называется "яблоком из [c] Гесперии", потому что как раз оттуда Геракл и принес в Элладу эти яблоки, прозванные за свой цвет золотыми. Что же касается так называемых гесперидских яблок, то их произвела Гея в честь свадебных торжеств Зевса и Геры - об этом пишет в шестидесятой книге "Египетской истории" Асклепиад [FHG.III.306].

Раздраженно посмотрев на них, слово взял Демокрит: "Если Юба такое пишет, - то не надо мне его африканских историй и плаваний Ганнона! Я же утверждаю, что древние не пользовались этим словом; в доказательство сошлюсь на описание Феофрастом Эресийским некоего [d] растения, в котором нельзя не опознать цедрат. 26. Вот что пишет философ в четвертой книге "Истории растений" [IV.4.2]: "[Вообще в странах восточных и южных есть много и растений, и животных, каких нигде больше нет.] В Мидии, например, и в Персии растет еще и так называемое "мидийское" или "персидское яблоко". Листья у этого дерева похожи на листья [лавра], земляничника и грецкого ореха, почти одинаковой величины с ними, а колючки такие, как у груши или кизильника, гладкие, очень острые и крепкие. Яблок с этого дерева не едят, но они очень ароматные, так же как и его листья. Если такое яблоко положить в сундук с одеждой, то оно [e] сохранит ее от моли. {49} Оно полезно и на тот случай, если кто-нибудь выпьет смертельного яда: его дают с вином, оно вызывает расстройство желудка и выводит яд. Оно же делает дыхание благовонным: если сварить его мякоть в соусе или еще в чем-нибудь, или выжать в рот и проглотить, то запах изо рта становится приятным. Выбрав семена, сажают их в [f] тщательно обработанные грядки и поливают через каждые три-четыре дня. Следующей весной, когда растеньице окрепнет, его пересаживают в землю мягкую, сырую и не очень легкую: именно такую любит это дерево. Плоды оно приносит круглый год: одни снимают, другие зреют, а дерево в это время стоит в цвету. Из цветов дают плод те, в которых, как мы говорили, торчит из середины как бы веретено; те, у которых этого нет, бесплодны". И в первой книге этого же сочинения [I.13.4] Феофраст говорит о плодоносных цветках с веретенами. Так вот, друзья мои, то, что Феофраст говорит о цвете, аромате и листьях этого дерева, убеждает меня, что речь идет о цедрате. И никого из вас не должно удивлять, что он пишет о несъедобности его плодов, ибо еще во времена наших дедов они не употреблялись в пищу, но их разве что раскладывали по сундукам с (84) одеждой.

{49 ...сохранит ее от моли. — Различные цитрусовые плоды, главным образом лимоны и апельсины, используют в этих целях и в наше время, а в XVIII-XIX вв. пользовались еще и листьями лимонов.}

27. А то, что это растение действительно пришло к эллинам из глубин Азии, подтверждается описаниями, встречающимися у авторов комедий; судя по размерам, речь у них идет о цедратах. Например, Антифан в "Беотянке" [Kock.II.35]:

- Но перед ненасытными о лакомстве

И говорить-то глупо. Эти яблочки

Возьми, красотка.

- Как же хороши они!

[b] - Благие боги, хороши конечно же!

Совсем недавно привезли их сеянцы

Сюда, в Афины от царя персидского.

- Я думала, ты скажешь, что привез ты их

От Гесперид - три золотые яблока,

Клянуся Светозарною!

- Прекрасное

Повсюду редко и высоко ценится.

Вставив эти стихи Антифана в "Мелибею" как свои собственные, Эриф продолжил {50} [Kock.II.429]:

{50 ...Эриф продолжил... — В следующих стихах Артемида, вероятно, упоминается как Артемида-Геката, богиня подземного царства, которое, как считалось, находилось на Западе, а к Афродите прилагается нигде более не зафиксированный эпитет Бербея, возможно, связанный с ее культом на Кипре, подверженным сильному финикийскому влиянию.}

- Я думала, ты скажешь, что привез ты их

От Гесперид - три золотые яблока,

Клянуся Светозарною!

[c] - Прекрасное

Повсюду редко и высоко ценится.

- Даю обол, не больше, деньги любят счет

- А вот гранаты.

- Прелесть.

- Это дерево

Посажено на Кипре Афродитою.

- О, чтимая Бербея! Эти яблоки -

Их тоже только три?

- Их больше не было.

28. Если кто-нибудь хочет отрицать, что здесь речь идет о цедрате, пусть докажет! Впрочем Фений Эресийский подает мысль, что это мог [d] быть кедровый орешек (κεδρίον), получивший свое имя от кедра; а у кедра, как он пишет в пятой книге "О растениях" [FHG.II.301], листья окружены колючками. Но ведь всякий знает, что у цедрата тоже!

Мне точно известно, что цедрат, съеденный перед едой, всё равно, твердой или жидкой, является отличным противоядием от любого смертельного яда; я узнал это от одного моего земляка, занимавшего должность в Египте. Однажды он приговорил изобличенных преступников к [e] растерзанию дикими зверями - их должны были бросить ядовитым змеям. Когда их вводили в амфитеатр, где казнили разбойников, какая-то мелочная торговка из жалости угостила их цедратом, который она ела, держа в руках. Взяв, они съели его, и когда были брошены [f] чудовищным кровожадным змеям, то нимало не пострадали от их укусов. Правитель пришел в изумление и в конце концов принялся допрашивать стражника: ели или пили они чего-нибудь перед казнью? Узнав, что им дали цедрат, он приказал назавтра дать его одному из приговоренных, другому же не давать, и съевший нисколько не пострадал от укуса, другой же умер мгновенно. На таком повторном примере все убедились, что (85) цедрат - универсальное противоядие от всякого яда. И если цедрат целиком, вместе с семенами, отварить в аттическом меде, он растворится, и выпивший утром этого питья на два или три пальца не будет подвержен действию никакого яда.

29. Если кого-нибудь всё это не убеждает, пусть обратится к сочинениям Феопомпа Хиосского, настоящего поборника истины, потратившего [b] огромные деньги на точное выяснение всех событий. В тридцать восьмой книге своей "Истории" [FHG.I.311] он пишет, что тиран Гераклеи Понтийской Клеарх умертвил множество граждан, обычно заставляя их выпивать аконит. {51} "Когда же, - пишет он, - все узнали, как он любит этот яд, то все перед выходом из дому стали есть руту - потому что на тех, кто поел руты, аконит никогда не действовал. Название свое аконит получил от местечка Аконы близ Гераклеи".

{51 ...выпивать аконит. — Яд из растений рода аконит (Aconitum L.) семейства лютиковых, который, подобно цикуте, применяли при казни преступников; в малых дозах его использовали также врачи в качестве болеутоляющего. О способности цедрата и руты противостоять ядам см. примеч. 38 к этой книге.}

[c] Когда Демокрит закончил свой рассказ, многие из нашей компании настолько поразились силе цедратов, что принялась поедать их так жадно, как будто до сих пор они не брали в рот ни еды, ни питья. Памфил пишет в "Глоссах", что римляне называют цедрат citrus.

[О морских продуктах]

30. Следом за только что описанными закусками нам принесли множество устриц и других родов панцирных моллюсков. {52} Большую часть из них, по крайней мере из тех, что достойны упоминания, я нахожу в следующих стихах из "Свадьбы Гебы" Эпихарма:

{52 ...устриц и других родов панцирных моллюсков. — В этой части книги речь в основном пойдет именно о моллюсках, хотя будут встречаться упоминания и об иглокожих (морские ежи), оболочниках (асцидии), морских членистоногих (омары, креветки и пр.) и даже кишечнополостных (актинии). Часть моллюсков, чьи названия здесь встретятся, до сих пор не идентифицирована учеными достоверно, поэтому при переводе приходится пользоваться транскрипцией греческих названий. Часть — идентифицирована только в самом общем виде (например, нереита — спиральный одностворчатый моллюск, возможно рода Cassis, или теллины и скифидрии — моллюски двустворчатые). К тому же подобные названия часто используются для обозначения представителей совершенно разных родов одновременно, а иногда даже разных отрядов: так, словом «морской желудь» (βάλανος), согласно словарю Дарси Вентворта Томпсона «А glossary of Greek Fishes» (Лондон, 1947), обозначается не только моллюск-сверлильщик, но и ракообразный морской желудь. В довершение всего некие общие названия упоминаются как частные и наоборот. Так, «сердцевидки» или «устрицы» могут обозначать «моллюсков вообще», а общее название «конх» для моллюсков может быть и названием моллюска одного из их видов, очевидно, в зависимости от узуса того или иного автора. Та же проблема возникает при переводе названий рыб с древнегреческого на современные языки.}

Он моллюсков всевозможных нам приносит: блюдечек,

Крабизов и кикибалов, {53} и асцидий, и омаров,

{53 Крабизов и кикибалов... — Незафиксированные более нигде названия даров моря, возможно комическое подражательное словообразование, как в речи хвастливого повара у Плавта («Псевдол». 831-832), когда тот, рассказывая о своем мастерстве, сыпет всякими «профессиональными словечками», вставляя свои выдумки, типа «секаптида», «маккида» и «кокилендрум» и «кеполендрум», похожие на названия реально существующих пряностей.}

[d] Желудей Морских, багрянок и захлопнувшихся устриц,

(Их раскрыть ужасно трудно, съесть же просто и легко),

И скифидрий, также мидий, трубачей и нереит

(Свежие вкусны и сладки, но скисают просто вмиг),

Длинных черенков округлых, также ракушек-чернушек

(Детвора их собирает и удачно продает),

Да еще других улиток, земляных или песчанок,

Они дешевы, однако, все вокруг ругают их,

[e] Также тех, что называют люди все "беглянками

От мужей", но мы-то, боги, их "белянками" зовем.

31. В "Музах" же [вместо стиха

(Детвора их собирает и удачно продает)]

у него написано:

Что теллинами зовутся, мясо их всего вкусней.

Говоря о теллине (τελλίνα), он, наверно, имеет в виду то, что римляне именуют mitulus. Грамматик Аристофан пишет в сочинении, озаглавленном "О сломанной скитале", {54} что ракушки-блюдечки (λεπάς) похожи на так называемых теллин.

{54 ...в сочинении, озаглавленном «О сломанной скитале»... — Грамматик Аристофан воспользовался для названия своего сочинения цитатой из Архилоха (фрагмент 89=185), в котором тот рассказывает историю о встрече обезьяны и лисы, где фигурирует сломанная скитала. Скитала — специальный жезл для спартанских депеш, на который наматывали ленту и писали на ней секретное сообщение. Ленту снимали и отправляли с гонцом, а получатель ее мог прочитать текст, только намотав ее на точно такой же жезл, всякий другой давал бы абракадабру. Возможно, в этой работе Аристофана, одного из первых создателей филологической науки и главы Александрийской библиотеки, шла речь о трудных местах и разночтениях (непременно возникающих, если скитала сломана) в древних текстах, тем более, что в следующей цитате приводится его разногласия с Дикеархом по поводу чтения стиха Алкея (в духе своего времени Аристофан хочет видеть стих более мифологичным, на место ракушки-блюдечка помещая черепаху, из панциря которой младенец Гермес когда-то создал первую в мире лиру и вручил ее Аполлону), еще одного древнего для того века (III — II в. до н.э.) поэта. Интересно, что в 45Id упоминается трактат об Архилохе современника Аристофана, также побывавшего главой великой библиотеки, поэта и филолога Аполлония Родосского, в котором подробно рассказывается о спартанских скиталах.}

[f] Каллий Митиленский, комментируя встречающееся у Алкея слово "блюдечко" (λεπάς), пишет, что у Алкея есть песня, начинающаяся со слов:

Дитя скалы и моря пенного, -

в конце же ее написано:

Приободри сердца ребячьи, блюдечко!

Аристофан же вместо "блюдечко" пишет "черепаха" и утверждает, что Дикеарх ошибся, допуская здесь слово "блюдечко". Он добавляет также, что дети подносят их ко рту и дуют, наигрывая мелодии, совсем как это проделывают наши молодые бездельники с так называемыми теллинами. О них упоминает и автор флиаков {55} Сопатр в пьесе, озаглавленной (86) "Эвбул-человекобог":

{55 Флиаки — южно-италийский драматический жанр IV в. до н.э., о котором можно судить лишь по изображениям на местных краснофигурных вазах того периода, вероятно представлял собой бурлески из жизни богов и героев и даже обычных граждан — жизнерадостные сельские сценки, которые разыгрывались актерами с непомерными фаллосами и гротескными масками.}

Но погоди! Теллины сладкий звук

Достиг вдруг слуха моего.

Опять же Эпихарм говорит в "Пирре и Прометее":

Посмотри на нереиту, на теллину посмотри,

Посмотри, вот блюдечко громадное.

У Софрона ракушки-конхи названы меланидами (мидии): "Ведь меланиды, уверяю тебя, придут ко мне из маленькой гавани". В миме же, озаглавленном "Рыбак и крестьянин" он называет их херамбами {56} (пресноводные мидии). Херамбы упоминаются также у Архилоха, нереиты - у Ивика. Нереиты называются также анартами (α̉νάρτη). Будучи подобны [b] улиткам, устрицы, как и ракушки-блюдечки, прикрепляются к скалам. У Геронда в "Сотрудницах":

{56 ...он называет их херамбами... — В обоих случаях речь идет о других названиях мидий: меланиды — морские мидии, херамбы — пресноводные.}

Он присосался как анарта (нереита) к рифу.

Также в "Персах" Эсхила сказано: {57} "острова, кормящие нереит". А Гомер упоминает асцидий (τη̃θος) [Ил.ХVI.747].

{57 ...в «Персах» Эсхила сказано... — Цитата отсутствует в сохранившемся тексте трагедии.}

32. Диокл Каристийский пишет в "Здоровье", что для пищеварения и почек самыми лучшими из панцирных моллюсков являются мидии, [c] устрицы, гребешки и сердцевидки. Архипп в "Рыбах" [Kock.I.683]:

С ежами и с иглами, блюдечками, эсхарами и гребешками.

"Укреплению же сил, - пишет Диокл, - более всего способствуют конхи, багрянки, трубачи". О последних Архипп говорит так [Kock.I.683]:

Трубач, питомец моря и багрянки сын.

Спевсипп же пишет во второй книге "Подобий", что между собой схожи трубачи, багрянки, витые улитки и конхи. Витых улиток упоминает в [d] "Жителях Камики" Софокл [TGF2. 201]:

Морских витых улиток, деточка,

Когда найти их сможем...

И еще Спевсипп в один класс зачисляет конхов, гребешков, мидий, пинн и черенков, в другой - устриц и блюдечки. Арарот же пишет в "Горбуне" [Kock.II.217; cp.47d, 105е]:

Изысканные сласти: конхи, черенки,

И, как дельфины, там кривые прыгали

Креветки.

[e] Софрон в "Мимах": " - А это, дорогой, что за длинные цилиндры? - Это, конечно же, черенки, ракушки со сладким мясом - вдовье лакомство". Пинн упоминает в "Архилохах" Кратин [Kock.I.14]:

Она, конечно же,

Подобна пиннам или устрицам.

Филиллий, или Эвник, или Аристофан в "Городах" [Kock.I.785; ср.92е]:

Каракатичку, также лангуста бери,

осьминожика, устриц, омара,

Черенков, сердцевидок, и мидий, и пинн,

гребешков митиленских, и блюдца.

Рыбью мелочь берите, леща, окуней,

барабульку, кефаль, коракина.

[f] Агий и Деркил в "Истории Арголиды" [FHG.IV.386,292] называют витых улиток страбел астрабелами, и упоминают, что они пригодны для того, чтобы трубить в них как в рог.

33. Слово "конх" (ракушка) можно найти и в мужском и в женском роде. Аристофан в "Вавилонянах" [Kock.I.409]:

Смотри-ка, ишь ты, как поразевали рты,

(87) Ни дать, ни взять, как ракушки (κόγχαι) на угольях.

И Телеклид в "Гесиодах" [Kock.I.214]: "конху (κόγχη) раздавить". Также Софрон в своих "Женских мимах": "Вот это да! Все конхи (κόγχαι), как по команде, раскрылись для нас, предлагая вытащить их мясо". Эсхил же в "Главке морском" пишет это слово в мужском роде [TGF2 .13]:

Конхи (κόγχοι), ракушники, устрицы.

Аристоним в "Тесее" [Kock.I.668]:

Подобен конх был мокрым флейтам.

В мужском роде пишет и Фриних в "Сатирах" [Kock.I.383].

[b] Ученик Эрасистрата Гикесий пишет, что встречаются две разновидности сердцевидок: шероховатые и царские. Шероховатые невкусны, малопитательны, но легко перевариваются; на них хорошо приманивать багрянок. Из гладких сердцевидок наиболее хороши самые крупные. Гегесандр пишет в "Записках" [FHG.IV.420], что шероховатые ракушки в Македонии называются "мешками", афиняне же называют их "баранами".

34. О ракушках-блюдечках Гикесий пишет, что изо всех [c] вышеупомянутых морепродуктов они перевариваются легче всего; устрицы менее питательны, однако сытны и тоже легко перевариваются. "Гребешки более питательны, однако невкусны и тяжелы для желудка. Что же касается мидий, то эфесские и подобные им вкуснее гребешков, но сердцевидкам они уступают: мочегонных свойств у них больше, чем прославляющих. Некоторые плохим запахом и отвратительным вкусом даже напоминают морской лук. Меньшие и снаружи шероховатые в большей степени мочегонны и пахнут лучше лука, однако они менее питательны, - отчасти из-за [d] размеров, отчасти по природе своей. Шейки трубачей вкуснее, но содержат меньше питательных веществ, чем мидии, сердцевидки и гребешки; для людей со слабым желудком, у которых пища медленно проходит в кишечник, они полезны, хотя желудочный сок очень медленно их переваривает. Продукты же, которые всеми считаются легко усваиваемыми, напротив, вредны слабому желудку, ибо они перевариваются очень быстро [e] из-за мягкости и хорошей растворимости. Поэтому и мак трубачей, {58} не очень подходящий для нормальных желудков, хорош для слабого кишечника. Мак багрянок питательнее и приятнее, однако они все-таки более напоминают вкусом морской лук; это, впрочем, свойственно всем ракушкам. Их особенностью, присущей и черенкам, является то, что они делают жирной похлебку, в которой варятся. Шейки багрянок, даже отваренные безо всяких приправ, хорошо действуют на желудок". Посидипп упоминает их в "Локрянках" следующим образом [Коск.III.339]:

{58 ...мак трубачей... — Так рыбаки называли все, что относится к внутренним органам моллюсков, что по большей части для невооруженного глаза представляет собой некую мало дифференцированную смесь.}

И час настал:

Угрей, лангустов, конхов свежепойманных.

Морских ежей и мака, мидий, шеек, пинн.

35. Если морские желуди достаточно велики, то они хорошо перевариваются и вкусны. "Морские ушки" же, - они водятся и около острова Фарос, лежащего напротив Александрии, - питательнее всех упомянутых моллюсков, но тяжелы для желудка. Антигон Каристийский пишет в (88) "Лексиконе", что эолийцы называют их "ушками Афродиты". Камнеточец (φωλάς) высокопитателен, но отдает тухлятиной. Похожи на них асцидии, они даже еще более питательны. Встречаются также так называемые "дикие" устрицы; они имеют тухлый запах и неприятны на вкус.

Аристотель пишет в сочинении "О животных": "К панцирным [b] моллюскам относятся пинна, устрица, мидия, гребешок, черенок, конх, блюдечко, асцидия, желудь. К передвигающимся относятся трубач, багрянка, сладкая багрянка, еж, витая улитка. Шероховатая раковина гребешка пересечена бороздками, у асцидии же она гладкая и без бороздок; у пинны маленький рот, тогда как у устрицы он велик, раковина у нее двустворчатая и шероховатая; у блюдечка она одностворчатая и гладкая; у мидии раковина состоит из двух сросшихся частей; у черенка и желудя она цельная; [c] раковина конха бывает и такая и такая". Внутренности пинны Эпэнет называет в "Кулинарном искусстве" "маком".

Аристотель же пишет а пятой книге "[Истории] животных" [V.544a]: "Багрянки размножаются в весеннее время, также и трубачи, когда кончается зима. И вообще у панцирных моллюсков, кроме съедобных [морских] ежей, так называемые яйца обнаруживаются весной и осенью. Хотя яйца у этих последних бывают лучшими в указанные времена года, однако они, [хотя и худшего качества], встречаются у них и во все [сезоны], преимущественно же в полнолуния и пригретые [солнцем] дни. Не так [обстоит дело у морских ежей] Пиррейского залива: {59} те лучше [всего для еды] зимой. Хотя они [в это время] и невелики, однако полны яиц. [d] По-видимому, и все улитки размножаются в тот же самый [весенне-летний] сезон".

{59 ...Пиррейского залива... — У города Пирры на острове Лесбос, который вообще был знаменит дарами моря; главный город острова, возможно, получил имя Митилены по одному из названий мидий (μίτυλος).}

36. Продолжая, философ снова пишет [о них] [546b]: "Багрянки, собравшись весной в одно место, производят так называемые соты: это нечто подобное медовым сотам, только не гладкое, а как бы сколоченное из множества оболочек белого гороха. Ни одно из этих образований не имеет отрытого прохода, и не из них возникают багрянки, а и они, и прочие [e] панцирные зарождаются из ила и вместе с тем из гнили. Соты же представляют собой как бы очищение и багрянок, и трубачей, потому что и трубачи производят соты. Таким образом, и панцирные, производящие соты, возникают так же, как и прочие панцирные, однако преимущественно тогда, когда уже имеются существа того же рода. Именно они выделяют, начиная производить соты, клейкую слизь, из которой образуется нечто напоминающее шелуху. Всё это расплывается, в землю попадает ихор, {60} и на этом-то месте возникают маленькие багрянки. Ловят [взрослых] багрянок, которые несут их на себе, иногда даже когда у них еще не [f] определилась форма. Если же багрянок захватят прежде, чем они разродились, то иногда они рождают и в плетенках, но не где придется, а собравшись в одно место, как в море; только вследствие тесноты зачатки возникают в виде грозди. Существует несколько видов багрянок: некоторые из них крупные, как [те, что водятся] поблизости от Сигея и Лекта, другие малые, как в Эврипе и около [берегов] Карий. Те, что живут в заливах, велики, шиповаты, и у большинства из них цветок черный, у некоторых же красный и (89) небольшой. {61} Бывают багрянки крупные, весящие целую мину. Те же, что водятся по берегам и у крутых берегов, размером невелики и цветок имеют красный. Далее, в местообитаниях, открытых на север, они по большей части черные, а в [открытых] на юг - красные".

{60 ...в землю попадает ихор... — Мифическое название крови богов (тем самым связанное с оплодотворяющей силой), позже — бесцветная внутренняя жидкость, лимфа.}

{61 ...у большинства из них цветок черный, у некоторых же красный и небольшой. — Цветком называется железа багрянок (несколько видов: Murex trunculus, Murex brandaris и Purpura haemastoma), из которой изготовляли драгоценную пурпурную краску двух видов, фиолетово-пурпурную и багряно-пурпурную (последняя ценилась выше), на редкость долговечную (сохраняла цвет 500 лет; ср.: Плиний. VIII. 197) и стойкую. Об этом писал даже Лукреций в своей поэме «О природе вещей» (VI. 1074-1075): «Раковин пурпурных сок сочетается с шерстью столь тесно, / Что никогда от нее отделиться он больше не может». Пурпур в античности и в средние века был одним из атрибутов власти, его носили цари и императоры, им окрашивали самые драгоценные книги (так в Публичной библиотеке Санкт-Петербурга можно увидеть старинное так называемое «пурпурное Евангелие», фиолетово-пурпурные страницы которого исписаны серебряными «чернилами»), и вплоть до падения Константинополя (основной экспортер пурпурных тканей) одежды западных кардиналов были пурпурны, а не окрашены кошенилью в красный цвет, к которому мы теперь привыкли. Тем не менее в отдельных местах ремесленное производство пурпура иногда встречалось еще в XVII в.}

37. Афинянин Аполлодор в сочинении "Комментарии к Софрону", приводя выражение "прожорливей багрянки", поясняет, что это пословица, и пишет, что одни имеют в виду ее красящие способности, ибо к чему бы она ни прикоснулась, она тащит это внутрь себя, а затем откладывает [b] позади себя, уже окрасив в свой цвет; другие, однако, относят это к самому животному. Аристотель же пишет [ИЖ.V.547а]: "Ловят их весной, когда они делают соты; под [знаком] же Пса их не ловят, так как [в это время] они корма не ищут, но скрываются в норах. Цветок они имеют посередине между шеей и маком". [547b]: "И багрянки, и трубачи имеют крышки, устроенные одинаковым образом, также и прочие извитые раковины все имеют их от рождения. Питаются они, выдвигая из-под крышки так называемый язык. Величина этого языка у багрянки больше пальца. При помощи его она питается и пробуравливает улиток и раковины своих [c] сородичей. И багрянка, и трубач оба долговечны: багрянка живет около шести лет, и ежегодный прирост заметен по промежуткам между завитками раковины". "Конхи же, сердцевидки, черенки и гребешки образуются в песчаных местах.

38. Пинны растут вертикально в глубине моря; в них обитают стражи, {62} в одних - небольшая креветка, в других - маленький краб. [d] Лишившись их, они скоро погибают". Памфил Александрийский пишет в сочинении "Об именах", что стражи рождаются внутри моллюсков. А Хрисипп Солейский в пятой книге сочинения "О Благе и Наслаждении" пишет: "Пинна и ее страж помогают друг другу и врозь жить не могут. Пинна - это моллюск, а ее страж - маленький краб. И когда пинна, раскрыв створки, замирает в ожидании, пока не приблизится маленькая рыбка, ее страж стоит рядом и укусом сообщает ей о приближении добычи, после этого [e] пинна захлопывает створки. Пойманную таким способом добычу они поедают вместе". Некоторые даже утверждают, что они вместе и зарождаются из одного семени. И опять пишет Аристотель: "Вообще же все раковинные возникают также и самопроизвольно в иле. Смотря по различию ила, [возникают они в форме] различных [видов]. В местах грязевых [возникают] устрицы, в песчаных - конхи и упомянутые выше [виды], в расщелинах скал - асцидии, морские желуди и [виды], обитающие на поверхности, как, например, блюдечки и нереиты".

{62 ...в них обитают стражи... — Классический пример симбиоза, совместного проживания и борьбы за существование представителей разных биологических видов и даже классов (моллюски и членистоногие); однако представление, что без симбионта пинна не приспособлена к самостоятельному существованию, неверно. Согласно современным биологическим описаниям пинны, или раковины-перья, вполне самостоятельны, в них часто зарождается жемчуг, а еще они ценны своим биссусом — достигающими 20 см похожими на шелк шелкопрядов прочнейшими и тончайшими нитями, которыми они крепятся ко дну моря. Эти нити со времен античности использовали для создания драгоценной легкой и шелковистой ткани виссон (от того же βύσσος), которая была столь ценной, что даже в Италии XVIII в. за пару перчаток из биссуса пинн давали 20 золотых дукатов.}

39. "Таким же образом возникают и те из панцирных, которые не имеют раковины, например, морская крапива и губки - в расщелинах скал. [f] Существует два вида морской крапивы (актиний): один, живущий в углублениях, не отделяется от скал; другой, [живущий] на местах гладких и ровных, отделяется и [способен] переходить на другое место" [ИЖ.V.548а]. Эвполид называет в "Автолике" [Kock.I.272] морскую крапиву (κνίδη) (90) акалефой (α̉καλήφη) [Kock.I.272], также и Аристофан в "Финикиянках" [Kock.I.534; cp.62d]:

А всех прежде

Выросли стрелки лаванды

Со скалистой крапивой.

Также и в "Осах" [884]. Ферекрат в "Перебежчиках" [Kock.I.152]:

Равное время носить венок из крапивы.

Сифнийский врач Дифил пишет: "Крапива благотворна для кишечника, мочегонна и нетяжела для желудка; у собирающих ее она вызывает зуд, если они предварительно не намажут руки маслом". Она действительно жалит рвущих ее; за это и получила теперь называние "акалефа" (α̉καλήφη), что после незначительного изменения слова означает [b] "недоброе прикосновение" (α̉κάλη α̉φή). (Возможно, оттуда же название и крапивы-растения.) "Недоброе" - это эвфемистическая замена, она ведь не только неласкова или не "добра", но даже колюча и неприятна для прикасающихся к ней. Морскую крапиву упоминает в "Амфиарае" Филиппид [Kock.III.302]:

Передо мною устриц и крапив морских

Он выставлял, моллюсков ставил блюдечек.

В "Лисистрате" это слово обыгрывает Аристофан [549]: "О, самая мужественная из бабушек (τηθω̃ν) и злых, как крапива, матерей (μητριδίων)", поскольку τηθών может означать не только "бабушек", но и "асцидии", а для смеха к этому добавляются еще и "матери" {63} (μήτηρ).

{63 ...еще и «матери». — Можно читать также как: «О самая мужественная (дочь) бабок-асцидий и матерей актиний». Асцидии, как и актинии, напоминают по форме скорее растения, чем животных, и слегка похожи друг на друга (асцидия — надутый чехол, актиния — надутый чехол, увенчанный стрекалами-лепестками), так что возникает родственная картина, хотя на самом деле они относятся к совершенно разным биологическим типам.}

40. Пишет Дифил и о других панцирных моллюсках: "Сердцевидки [c] малых размеров с шероховатыми раковинами имеют нежное мясо и называются устрицами; они благотворны для желудка и легко перевариваются. Гладкие же, называемые царскими (некоторые даже называют их исполинскими (πελώριαι, венерки) [cp.92f], питательны, но плохо перевариваются; они вкусны и полезны для желудка, особенно самые большие из них. Теллины в больших количествах водятся возле Каноба, в особенности они изобилуют во время нильских разливов. Те из них, что называются [d] царскими, мягче и легче, они питательны и быстро проходят кишечник; однако речные теллины слаще. Питательные качества мидий весьма средние, они мочегонны и тоже быстро проходят кишечник. Лучше всех эфесские, особенно пойманные осенью. Мюиски меньше мидий, но слаще них и вкуснее, а также очень питательны. Так называемые черенки, которых зовут еще и дудками, и тростинками, и ноготками, содержат много невкусной жидкости, кроме того, они клейки. Самцы черенков имеют разноцветные, покрытые бороздками раковины, они полезны страдающим камнями [e] и другими нарушениями мочеиспускания. Самки черенков одноцветны и гораздо слаще. Их едят и вареными, и жареными, но лучше всего те, которых пекли на углях, пока их створки не раскрылись".

Как свидетельствует Фений Эресийский в сочинении "Убийства тиранов из мести", собирателей черенков называли "череночниками". Он пишет: "Филоксен пришел к тиранической власти из демагогов. За то что начинал он с ловли рыбы и собирания черенков, его прозвали череночником, однако, собрав некоторый капитал и занявшись торговлей, он [f] добился немалого влияния".

"Из гребешков более нежное мясо имеют белые, они не пахнут и благотворны для кишечника. Из черных и рыжих гребешков очень вкусны и мясисты крупные экземпляры. Вообще же они все очень полезны, легко перевариваются и благотворны для кишечника, если есть их, приправляя перцем и тмином". Упоминает их и Архипп в "Рыбах" [Kock.I.683; ср.86с]:

С ежами и с иглами, блюдечками, эсхарами и гребешками.

"Морские желуди, называемые так из-за сходства с плодами дуба, (91) различаются в зависимости от местообитания. Египетские, например, сладки, мягки, вкусны, питательны, содержат много сока, обладают мочегонным действием, благотворны для кишечника; остальные желуди слишком соленые. Морские ушки же плохо перевариваются, в жареном виде питательны. Камнеточец (φωλάς [ср.88а]), вкусен, но плохо пахнет и малосочен.

41. [Морские] ежи имеют нежное мясо, они сочны, сильно пахнут, сытны и легко перевариваются. Если их есть вместе со смесью меда и уксуса, а также сельдереем и мятой, то они полезны для желудка, сладки и сочны. Наиболее приятны и жирны ежи красного и яблочного цветов, также и те, мясо которых выделяет молочко, если его поскрести. Те же, что водятся [b] поблизости от Кефаллении, а также в Икарийском и Адриатическом морях ... [лакуна] ... некоторые их них горьковаты, живущие же на сицилийских утесах вызывают расстройство желудка".

Аристотель же пишет [ИЖ.IV.530а], что существует много родов морских ежей: один из них съедобен - тот, в котором есть "яйца", два же других называются спатанги и брисы. Спатангов упоминают и Софрон, и Аристофан в "Грузовых ладьях" [Kock.I.497]:

Спатанги же меня {64}

{64 Спатанги же меня... — У Аристофана в приапическом смысле: «пожирая, вычерпывая ложкой, и вылизывая начисто морского ежа-спатанга у меня внизу»; моллюски нередко становились материалом для эротических аллюзий, чему, как и многовековому убеждению в том, что их поедание способствует играм Венеры, немало способствовал их внешний вид.}

[с] На части рубят, жрут и гложут косточки.

Говорит о ежах в "Свадьбе Гебы" и Эпихарм:

Прибыли ежи и крабы, лишь они по влаге плавать

Не умеют, но отважно путешествуют пешком.

Деметрий из Скепсиса рассказывает в двадцать шестой книге "Троянского строя", как один наконец был приглашен на пир, где на стол были выставлены морские ежи; он взял одного из них, но не умел обращаться с этим кушаньем, а посмотреть, как это делают сотрапезники, не догадался. [d] Он схватил его зубами и принялся грызть вместе со скорлупой. Без толку провозившись и не понимая, почему еда такая жесткая и неподатливая, он воскликнул: "Негодная жрачка! Я не какой-нибудь слабак, чтобы бросить, но уж в другой раз ни за что с тобою не стану возиться".

Эти ежи, как сухопутные, так и морские, огораживают себя от нападающих частоколом колючек, превращаясь в собственных телохранителей: это подтверждает Ион Хиосский в "Финикийце" или "Кенее" следующим образом [TGF2.739]:

У сухопутных тварей я приветствую

Повадки льва, а не ежа презренного:

[e] Еж чуть заметит сильного противника,

Тотчас свернется в шар, торчащий иглами,

И ляжет, недоступный для зубов и лап.

42. "Одни из моллюсков-блюдечек, - продолжает Дифил, - малы, другие достигают размеров устриц. Они жестки, малосочны, однако запах у них совсем не едкий. Они очень вкусны и легко усваиваются; в вареном виде они также довольно вкусны. Пинны обладают мочегонным действием и питательны, но плохо перевариваются и усваиваются. Сходны с ними и трубачи, шейки которых очень полезны, несмотря на то что долго перевариваются; поэтому они хороши для больных со слабым желудком, хотя плохо проходят через кишечник и не весьма питательны. Их так называемые "маковки" у основания мягки и хорошо усваиваются. Поэтому они [f] полезны больным, страдающим слабостью кишечника. Багрянки занимают промежуточное положение между пиннами и трубачами: шейки их сочные и вкусные, остальное мясо имеет солоновато-сладкий привкус и легко усваивается; оно хорошо в качестве приправы. Устрицы зарождаются (92) в реках, бухтах и в открытом море. Наилучшими являются морские, если рядом находится река или бухта, - тогда они урождаются сочными, крупными и сладкими. Те же, что выросли на побережье или у скал, не имея доступа к илистой или свежей воде, - мелки, жестки и раздражают язык. Лучше всего они весной или в начале лета - набухшие, пахнущие морем, со сладковатым привкусом, они полезны и легко перевариваются. Сваренные с мальвой или со щавелем {65} или с рыбой, даже и сами по себе, они питательны и благотворны для кишечника".

{65 Сваренные с мальвой или со щавелем... — Мальва различных видов (Malva L.), любимая зелень античных диетологов, и щавель (Rumex patientia L.), греческое название которого произошло от глагола λάπάσσω — «расслаблять», действительно улучшали пищеварение, даже чрезмерно, на это жаловался в своих письмах Цицерон.}

43. Мнесифей Афинский пишет в сочинении "О пище": "Мясо устриц, конхов, мидий и им подобных плохо переваривается из-за содержащейся в нем соленой жидкости, поэтому, если их съесть сырыми, своей соленостью они угнетают кишечник. Во время же варки они испускают в воду, в которой варятся, или всю свою соль или ее избыток, и в результате их [c] отвар вызывает спазмы кишечника, а вареное их мясо, лишенное соков, скрипит на зубах. Если же их умело поджарить, то жар уничтожает все эти их недостатки. Поэтому они не так трудно перевариваются, как сырые: ведь жидкости, от которых кишечник вяло работает, испаряются. И вообще все панцирные моллюски представляют собой пищу водянистую и трудно перевариваемую, но в то же время не мочегонную. Актинии же и икра морских ежей, будучи пищей водянистой и незначительной по сухому остатку, расслабляют кишечник и способствуют выделению больших количеств мочи".

44. Никандр Колофонский дает в "Георгиках" следующее перечисление моллюсков:

Все моллюски, которых питает пучина морская:

[d] Мидии и нереиты, затем трубачи и венерки,

Скользкие дети самой Галосидны, {66} укромные норы

{66 Скользкие дети самой Галосидны... — «Морерожденная» — эпитет Амфитриты; в «Одиссее» детьми Галосидны названы тюлени (IV. 404).}

Пинны.

Также Архестрат пишет в "Гастрономии":

Энос мидий больших приносит, Абидос - устриц,

Парий - цикаду морскую, {67} несет гребешки Митилена,

{67 ...Парий — цикаду морскую... — Вид насекомоподобного морского членистоногого (возможно, Scyllarides latus Latreille или Squilla mantis L.), размером меньше лангуста, но гораздо больше креветки, с очень нежным мясом.}

Также Амбракия нам несет очень много громадных

..............................

Конхов же в узком проливе Мессенском возьмешь исполинских,

Или в Эфесе, а устриц отменно добротных и гладких [см.87b]

Даст Калхедон. А всех трубачей {68} - и людей, и моллюсков -

{68 А всех трубачей... — Здесь игра слов, так как κήρυξ не только «моллюск-трубач» (чье мясо жестковато и не слишком вкусно), но и человек, занимающий мало оплачиваемую государственную должность глашатая, требующую весьма зычного голоса. В его обязанности входило объявлять о принятии тех или иных постановлений, поддерживать порядок в народном собрании, театре, при жертвоприношениях и т.д., по поручению проводить распродажу имущества и пр.}

[e] Пусть грозный Зевс истребит, пощадив одного человека, -

Это мой друг, он живет на богатом лозой виноградной

Лесбосе, имя ему Агафон.

Также Филиллий, или иной автор "Городов" [Kock.I.785; ср.86а, 104f]:

Черенков, сердцевидок, и мидий, и пинн,

гребешков из Мефимны и блюдца.

Слово "устрица" встречается у ранних авторов только в форме 'όστρεια. Кратин в "Архилохах" [Kock.I.14]:

Она подобна пинне или устрице.

И Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [cp.85d]: [f]

Устрица захлопнувшаяся.

Платон в "Федре" [250с] пишет 'όστρεον подобно 'όρνεον: "связанный на манер улитки". И в "Тимее" [92b]: "устриц (ο̉στρέων) и вообще всех водяных животных". В десятой же книге "Государства" [611d] он пишет 'όστρεια: "оброс ракушками ('όστρεια) и водорослями".

Венерки-пелориды получили свое название от слова πελώριον "исполин"; они действительно больше сердцевидок и достигают необычайных размеров. Аристотель пишет, что они водятся в песчаных (93) местах. Сердцевидок (χήμη) упоминает в "Посещениях" Ион Хиосский [FHG.II.47]. Возможно, эти ракушки получили свое имя от слова κεχηνέναι (зевнуть).

45. Об индийских устрицах вот что пишет Феофраст в книге "О камнях" (будет кстати вспомнить о них по поводу жемчуга) [36]: "Жемчуг - один из самых удивительных камней; {69} он блестящ по природе, и из него [b] делают драгоценные ожерелья. Образуется он в некоторых раковинах, подобных пиннам, только поменьше. Величиной он с довольно большой рыбий глаз". А вот что пишет Андросфен в своем "Плавании вокруг Индии": "И витые раковины, и мелкие двустворчатые, и прочие разнообразны по виду и непохожи на те, что встречаются у нас. Водятся там и багрянки, и множество других моллюсков. Но есть среди них один особенный, местные жители называют его бербери. Из него получают камень жемчуг, который высоко ценится по всей Азии и продается в Персии и в верхней Азии на вес золота. Раковина этого моллюска с виду напоминает [c] гребешок, но ее гладкие, плотные створки лишены бороздок; кроме того, у нее не два ушка, как у гребешка, а только одно. Камень образуется в мякоти моллюска, как затвердения в свином мясе. Одни жемчужины - золотистые, так что даже нелегко отличить их, когда они лежат рядом с золотом, другие похожи на серебро, третьи - совсем белые, как рыбий глаз". Харет из Митилены говорит в седьмой книге [d] "Истории Александра": "В Индийском море, а также в Армении, Персии, Сузиане и Вавилонии ловят моллюска с крупной продолговатой раковиной, внутри которой много душистого белого мяса. Из этой мякоти извлекают белые косточки, называемые жемчужинами. Они идут на изготовление ожерелий и браслетов для рук и ног: у персов, мидян и прочих азиатов такие украшения ценятся дороже золотых".

{69 ...один из самых удивительных камней... — Жемчуг появился в греко-римском мире достаточно поздно, в отличие от изумрудов, сердоликов и прочих драгоценных и полудрагоценных камней, упоминаемых уже в гомеровскую эпоху. О жемчуге начинают впервые говорить во времена Страбона и Плутарха, из-за своей необычности он входит в моду в Римской империи, а затем становится идеальной «христианской» драгоценностью и средневековым символом чистоты.}

46. Исидор из Харакса в своем "Описании Парфии" говорит, что в [e] Персидском море есть остров, возле которого находят очень много жемчуга. Поэтому вокруг острова сделали мостки из тростника, и люди ныряют с них на глубину двадцати саженей за двустворчатыми раковинами. Говорят, что в пору гроз, когда непрерывно гремит гром и идут проливные дожди, у моллюсков-пинн чаще всего начинается беременность, больше всего рождается жемчужин, и к тому же самых крупных. Зимою пинны обычно [f] забиваются в норы на большой глубине; летом по ночам они раскрываются и плавают свободно, а днем закрываются. Моллюски, которые прирастают к скалам и утесам, пускают корни и, оставаясь на одном месте, рождают жемчуг. Пищу и остальные средства к существованию они при этом получают через ту часть своего тела, которая непосредственно прилегает к мягким тканям: она сращена с устьем раковины и продолжается щупальцами, которые ловят добычу, подобно маленькому крабу-стражу [cp.89d]. Мягкая ткань простирается отсюда, подобно корню, к середине раковины; там-то, однажды зародившись в самом толстом месте ракушки, и вырастает жемчужина, получая питание всё время, пока моллюск прикреплен к скале. Когда же, постепенно разрастаясь под жемчужиной, мягкие ткани отделяют ее от раковины (94) и обволакивают со всех сторон, то жемчужина лишается питания и от этого становится гладкой, блестящей и чистой. Глубоководные пинны производят самый блестящий, крупный и чистый жемчуг, а те, что над водой и под солнечными лучами, рождают жемчужины поменьше и цветом похуже. Ловцы жемчуга не без риска просовывают руку в открытую раковину, так как она тотчас же захлопывается и часто отрезает им пальцы: некоторые даже сразу умирают. [b] А те охотники, которым удается подсунуть руку сбоку, легко отделяют раковину от скалы.

О смарагдах упоминает Менандр в пьесе "Дитя" [Kock.III.108]:

Марагд и сердолик должны здесь были быть.

Это слово нужно произносить без начального "с", потому что оно происходит от глагола μαρμαίρειν "сверкать".

[О требухе]

47. После этого нас обнесли подносами, на которых было навалено множество вареного мяса , {70} - ног, голов, ушей, челюстей, кишок, требухи, языков, - как в александрийских лавочках под вывеской "Мясо вареное".

{70 ...множество вареного мяса... — В разряд вареного мяса входят все субпродукты. Их, как правило, продавали в любое время после жертвоприношения, и они никак не были связаны с ритуалом еды, а поэтому представляли собой поле деятельности для чревоугодника.}

"Слово "требуха", Ульпиан, есть у Посидиппа в комедии "Дитя"! [Kock.III.341]. И опять наша компания стала дознаваться, что из выставленного было упомянуто у поэтов. Кто-то сказал: "О требухе упоминает Аристофан в комедии "Всадники" [300]:

Скажу: "торгует требухой беспошлинной!" -

и далее [160]:

[d] Что ты смеешься? Не даешь промыть кишки

И с требухою торговать колбасами! -

и еще [356]:

А я нажрусь свиных кишок, заем их требухою,

Отваром этим же запью, рук даже мыть не стану,

Говорунов перекричу и Никию дам трепку; -

и еще [1178]:

А "Дочь могучего" тебе дарует

Вареного из супа мяса, также

И требухи: кишки, рубец, желудок.

[e] Челюсть упоминается в "Богатствах" Кратина [Kock.I.63]:

За бычью челюсть бьющийся.

И у Софокла в "Амике" [TGF2. 154]:

Он размягчает челюсти.

Платон в "Тимее" пишет [75d]: "...соединив с ними края челюстных костей под лицом". И Ксенофонт в "Искусстве верховой езды" [1.8]: "маленькую [f] аккуратную челюсть". Некоторые произносят это слово (σιαγών) через ипсилон (συαγών) по аналогии со словом "свинья" (υ̉ός).

О колбасах упоминает Эпихарм, называя их ο̉ρύαι, этим словом он даже озаглавил одну из своих пьес. Аристофан в "Облаках" [455]:

Пусть меня изотрут в колбасу

И на ужин дадут мудролюбцам.

Кратин во "Фляжке" [Kock.I.72]:

Кусочек колбасы - он очень тоненький.

Также Эвполид в "Козах" [Kock.I.264]. Также Алексид в "Левкадянке" или (95) "Беглых рабах" [Kock.II.344]:

Колбасочки кусочек прибыл и мясцо,

Нарубленное мелко.

Антифан в "Свадьбах" [Коск.II.40]:

Вырезая середину колбасы.

48. Ноги, уши и рыла упомянуты Алексидом в "Кратейе", или "Торговке снадобьями"; однако эту цитату я приведу немного позднее [107b], так как в ней есть много и других слов, интересных для обсуждения. Феофил в "Панкратиасте" [Kock.II.475; ср.417b]:

[b] - Вареных кушаний

Почти три мины.

- Дальше говори.

- Свиных

Ноги четыре, рыльце, окорок.

- Геракл!

- Да три ноги воловьих.

Анаксилай в "Поварах" [Коск.II.269]:

- Стихов Эсхила мне вкуснее кажется

Рыбешечки нажарить.

- Что? Рыбешечки?

Как за больными, хочешь ты ухаживать

За сотрапезниками? Лучше выварить

Им потроха, да рыло, да конечности.

Анаксилай в "Кирке" [Коск.II.267]:

И с рылом, мой Кинесий, со свиным.

Вот ужас был!

А также в "Калипсо" [Kock.II.266]:

[с] И понял я, что с рылом я свиным хожу.

Ушки же упомянуты Анаксандридом в "Сатириасе" [Коск.II.155]. Аксионик пишет в "Халкидянине" [Kock.II.415]:

Пока похлебку стряпаю, горячими

Держу я рыб - объедки сгреб вчерашние,

Смочил вином, добавил потрохов туда,

Подсыпал соли и приправил сильфием; {71}

{71 Сильфий — пряная камедь (застывший сок) и корень исчезнувшего ныне вида ферулы с очень сильным запахом, на монопольной торговле которыми было во многом основано благосостояние Кирены, — этот город изображал сильфий даже на своих монетах. Во времена Римской империи плантации сильфия пришли в упадок, город исчерпал свои ресурсы и впоследствии место сильфия заняла асафетида (Ferula asafetida L.), поставляемая с Ближнего Востока. Последняя до сих пор используется в кухнях народов Средней Азии.}

Потом рублю кусочки требушиные

И колбасу, вымачиваю в уксусе

Свиное рыло; всеми будет признано:

Похлебка лучше вышла, чем вчерашнее

Застолье свадебное.

Аристофан в "Предварительном состязании" [Коск.I.510]:

[d] Я с потрохами съел своих детенышей -

На жареные рыльца как смотреть теперь?

Ферекрат в "Безумцах" [Kock.I.173]:

Свиное рыло это просто-напросто!

Так называется и местность Ринх [т. е. рыло] в Этолии в окрестностях Страта, о чем говорит Полибий в шестой книге своих историй [VI.59]. И Стесихор пишет в "Охотниках на вепря": {72}

{72 И Стесихор пишет в «Охотниках на вепря»... — Темой поэмы была знаменитая Калидонская охота Мелеагра и других героев, которая происходила невдалеке от вышеупомянутого Страта.}

Скрыть кончик рыла под землей.

А что слово "рыло" (ρ̉ύγχος) относится собственно только к свиньям, уже было сказано ранее. [e] Однако оно может прилагаться и к другим животным и даже, как это делает во втором издании своего "Амфитриона" Архипп, в шутку относиться и к человеческому лицу [Kock.I.679]:

Хоть было у него

Такое рыло вытянутое.

И Арарот в "Аониде" [Kock.II.215]:

Ведь божество к нам рылом обращается.

49. Свиные конечности упоминает Аристофан в "Эолосиконе" [Kock.I.393; ср.: Аристофан. "Лягушки".558]:

Такие уж я нежные

[f] Сварил тебе четыре оконечности.

И в "Геритадах" [Kock.I.430]:

Крабы, хлеб, конечности.

Антифан в "Коринфянке" [Kock.II.61]:

- Как? Афродиту чтить свиной конечностью?

- Забыл, хозяин, что богиня Кипрская

Так любит всех свиней на этом острове,

Что и навозом у нее питаются

Не свиньи, а быки.

От том, что Афродите действительно приносится в жертву свинья, (96) свидетельствует в "Исторических записках" Каллимах или Зенодот: "Аргосцы жертвуют Афродите свинью, и даже сам праздник называется Свиным (‛Υστήρια)".

Ферекрат в "Рудокопах" [Kock.I.175; ср.269а]:

Нежнейшие на блюдах подле цельные

Окорока лежали, оконечности

Проваренные дважды.

Алексид в "Игроках в кости" [Kock.II.339]:

Позавтракали мы свиной конечностью.

И в "Ночной страже", или "Поденщиках" [Kock.II.363]:

Ведь мясо не прожарено, испорчены

Обрезки мяса, угорь выварен,

[b] Свиные не готовы оконечности.

О вареных ножках упоминает Ферекрат в "Учителе рабов" [Kock.I.157]:

- Скажите, что же на обед готовите для нас вы.

- Итак: есть засоленный угорь для вас,

Кальмар, немного ягненка, кусок

Колбаски, вареная ножка, ребро,

Печенка, птицы, сырок в меду,

Говядины порция.

Антифан в "Парасите" [Kock.II.87]:

- Копченая

Нога свиная.

- Завтрак замечательный,

Клянусь богиней Гестией.

- И плавленый

Шипящий сыр.

[c] Экфантид в "Сатирах" [Kock.I.9]:

Поскольку должен был купить и ноги съесть вареные.

Язык упоминается в следующих стихах из "Любителей жареного" Аристофана [Kock.I.522; cp.110f]:

Довольно анчоусов!

Устал я от жирного!

Несите печень перепела,

Загривок от козленочка,

Да язычок, да легкое,

Брюшину, селезеночку,

Подсвинка осеннего выводка

С горячим пирогом!"

50. После стольких речей об этих предметах, не преминули внести [d] свой вклад и присутствовавшие врачи. Дионисокл, например, сказал: "Мнесифей Афинский пишет в трактате "О пище" следующее: "Голова и ноги свиньи содержат мало питательных веществ и жира"". А Леонид процитировал Демона, который пишет в четвертой книге "Истории Аттики" [FHG.I.378]: "Тогдашний царь афинян Афидант был убит своим незаконнорожденным младшим братом Фимэтием, который и воцарился после него. Во время его правления мессенец Меланф, изгнанный из своего отечества, вопросил Пифию, где ему надо поселиться. Ему был дан ответ: [e] там, где, принимая его в качестве почетного гостя, за пиром ему подадут голову и ноги. Это и случилось с ним в Элевсине, когда, справляя какой-то местный праздник, жрицы израсходовали всё мясо, кроме голов и ног, и послали их Меланфу".

[Современные педанты]

51. Тут подали свиную матку, родоначальницу и подлинную мать сыновей Гиппократа, {73} которых, я знаю, не раз высмеивали в комедиях за их [f] свинство. Взглянув на нее, Ульпиан сказал: "Ну, друзья, у кого мы встречаем слово "матка"? Мы уже вдоволь поели, пора нам и побеседовать. А киникам, которые нажрались до отвала (κεχορτασμάνοι), я посоветую молчать. Пусть, если хотят, грызут челюсти и головы и всякие кости: ведь никто не запретит им лакомиться, словно собакам, всеми этими отбросами. Впрямь, они собаки, и прозвищем своим гордятся.

{73 ...подлинную мать сыновей Гиппократа... — Имеется в виду племянник Перикла, а не знаменитый врач. Каламбур строится на созвучии слов «свиньи» (υ̉ω̃ν) и «сыновья» (υι̉ω̃ν), которое, кстати, обыгрывается и у Аристофана в «Облаках» (1001). В реплике Ульпиана продолжается «скотская» тема: «нажрались до отвала», форма глагола «кормить скот» (χορτάξω).}

Закон велит бросать объедки псам, -

сказал Еврипид в "Критянках" [TGF2. 504]. Так вот и киники хотят есть и (97) пить всё без разбора, и им нет дела до того, что сказал божественный Платон в "Протагоре" [347с]: "Разговаривать о поэзии - всё равно что пировать у дурных и пошлых людей. Из-за своей необразованности они не могут за столом общаться друг с другом своим голосом и своими словами; поэтому они так ценят флейтисток, и нанимают за большие деньги чужой голос - голос флейт, - и при его помощи общаются между собою. А где [b] собираются добрые и образованные сотрапезники, там не видно ни флейтисток, ни танцовщиц, ни арфисток: сами гости способны поддерживать беседу без всего этого вздора и пустяков, по очереди говоря и слушая друг друга; они сохраняют благопристойность, даже если выпьют очень много вина". Вот и с вами так же, Кинульк: когда вы выпьете, или, вернее напьетесь, то, наподобие флейтисток и танцовщиц, мешаете остальным получать удовольствие от беседы. И живете вы, говоря словами того же Платона, сказанными им в "Филебе" [21с], не по-человечески, а словно [c] какой-нибудь моллюск или иная морская тварь, у которой дух спрятан в твердой раковине".

52. А Кинульк отвечал в сердцах: "Ах ты обжора и чревоугодник! Ничего-то ты не умеешь: ни говорить связно, ни вспомнить что-нибудь из истории, ни ввернуть красивое слово, - и всё время только [d] допытываешься: "Встречается это слово где-нибудь или не встречается? Сказано уже каким-нибудь автором или не сказано?" Ты прямо ногтем скребешь каждое слово собеседника и цепляешься за каждую колючку, словно продираешься

через чертополох и грубые сорные травы {74}

{74 ...через чертополох и грубые сорные травы... — Стих неизвестного поэта, который упоминает также Плутарх в «Моралиях» (II. 44е).}

и никогда не собираешь красивых цветов. Не ты ли утверждал, будто "эпиномида" {75} - это то, что римляне называют strena и, по отеческому обычаю, дарят друзьям? Если в этом объяснении ты рвешься вслед Платону, то мы хотим знать... [текст испорчен]... Если же ты нашел это слово, употребленное в таком смысле у другого автора, то открой нам, у кого? Я, например, знаю, что "эпиномидой" называется еще и часть триеры, как установил в своем трактате "О триерах" Аполлоний. И не ты ли сказал о [e] новом плаще-феноле, - да, да, милейший, он называется "фенол", а не "фенола", - который тебе еще ни разу не пригодился: "Дай мне, раб мой Левк, этот непригодный плащ?" А однажды, направляясь в баню, разве не ответил ты на вопрос: - Куда ты? - Спешу смыться. - И в тот же день воры, промышляющие чужой одеждой, украли у тебя прекрасный канусийский плащ, так что вся баня хохотала, когда ты искал свой "непригодный фенол". {76} В другой раз, милые друзья (вам-то нужно знать правду!), он [f] ударился о камень и разбил голень. Когда же, вылечившись, он вновь вышел и его спросили: - Что у тебя на ноге, Улышан? - он ответил: - Фонарь! - А я (я был тогда с ним) не мог удержаться от смеха, и потом, когда один мой приятель-врач смазывал мне под глазами густой мазью, на вопрос: - Что с тобой? - я ответил: - Споткнулся!"

{75 Не ты ли утверждал, будто «эпиномида»... — Здесь и далее высмеивается педантизм Ульпиана и похожих на него любителей языковых диковинок и изощренных словарных игр, которые предпочитают в обычной речи пользоваться как можно более редкими и необычными словами, наслаждаясь своей образованностью. Эпиномида, название философского трактата, приписываемого Платону (букв. «Послезаконие», воспринималось как добавление к его «Законам»), по Ульпиану означает еще и то же, что латинское strena, — благоприятный знак и подарок-пожелание счастья, изначально — веточки из специальной священной рощи, которые было принято дарить на Новый год, в январские календы. По Кинульку (который на самом деле так же в восторге от редких слов, как и Ульпиан), эпиномида — часть триеры: это он вычитал в специальном трактате. И то, и другое словоупотребление, кроме как здесь, в сохранившихся текстах древнегреческой литературы больше не встречается.}

{76 ...когда ты искал свой «непригодный фенол», — Фенола или фенол (в разговорной речи обычно использовался мужской род), плотный плащ, ср. латинское paenula, канусийский — из знаменитой овечьей шерсти из-под города Канусий в Апулии, на родине Горация. Ульпиан здесь использует прилагательное «непригодный» как «неиспользованный», а при ответе «смыться» в оригинале стоит архаическая форма от глагола «мыться», которая во времена Ульпиана употреблялась только как форма глагола «погибнуть».}

(98) 53. Есть и другой ревнитель подобной мудрости, Помпейян Филадельф. Будучи человеком небезыскусным, этот ловец словес кричит рабу: "Стромбихид! Принеси мне в гимнасий невыносимые сандалии и непригодную мантию, потому что, подвязав бороду, обращусь я к приятелям; ибо зрим уже мне Ларих. Принеси мне и кувшинчик оливкового масла, дабы нам с ним сперва натиратися, а засим омыватися". {77} Тот же мудрец, [b] встретившись в феврале с приятелем, которого давно не видел, - а месяц этот, как пишет мавританский царь Юба [FHG.III.470], называется так по избываемым страхам перед покойниками, поэтому в самые холода несколько дней подряд чтут усопших возлияниями, - так вот, этот умник ответил своему приятелю: "Я несколько дней не показывался из-за жары". {78} Когда же в Афинах справляли Панафинеи, праздник, во время которого суды закрыты, он сказал: "Сегодня неправый день рождения неложной {79} Афины". А однажды он назвал бесполезным ('άχρηστον) одного нашего товарища, ходившего в Дельфы за прорицанием оракула (χρησμός) и возвратившегося ни с чем. Выступая с парадной речью и разливаясь в похвалах стольному граду, он выдал: "Неосновательное {80} (α̉νυπόστατος) [c] владычество римлян восхищает нас".

{77 ...натиратися, а засим омыватися. — В оригинале педантичное использование форм двойственного числа в первом лице, крайне редко употребляемых даже в классическое время.}

{78 Я несколько дней не показывался из-за жары. — Путаются латинские глаголы februo — «совершать очистительные обряды» и febrio — «иметь жар».}

{79 ...неложной... — т. е. не знающей брачного ложа Афины, в оригинале еще комичней: α̉λέκτορος (петуха) вместо ’άλεκτρος.}

{80 Неосновательное... — В классические времена употреблялось в значении «неодолимое».}

54. Вот каковы, друзья, эти ульпиановы мудрецы, готовые назвать печным сосудом (ι̉πνολέβητα) и римский miliarium, служащий для нагревания воды [в банях]. Эти изобретатели множества новых словечек на много парасангов оставили позади сицилийца Дионисия, который деву [d] называл "менандром", потому что она ждет мужа (μένει τὸν 'άνδρα), столп - "менекратом", потому что он стойко и твердо держится (μένει καὶ κρατει̃), копье - противобросом {81} (βαλάντιον), потому что его бросают против кого-нибудь (ε̉ναντίον βάλλεται), а мышиные ходы - "мистериями", потому что они оберегают мышей (τοὺς μυ̃ς τηρει̃). Афаний рассказывает в первой книге "Сицилийских историй" [FHG.II.82], что этот самый Дионисий даже быка называл "гаротаном" (землерезом), а свинью - иакхом. {82} Таков же был и Алексарх, брат македонского царя Кассандра, [e] основавший Уранополь: Гераклид Лемб пишет о нем в тридцать седьмой книге "Истории" так [FHG.III.169]: "Основав Уранополь, Алексарх принялся насаждать в нем особую речь, называя петуха с-утра-криком, цирюльника людостригом, драхму серебрянкой, хойник {83} кормильцем дня, глашатая выгонялой. Однажды он послал правителям, назначенным Кассандром, письмо следующего содержания:

{81 ...копье — противобросом (βαλάντιον)... — Этим словом обычно называли кошель.}

{82 ...свинью — иакхом. — Иакх, как и Вакх — мистическое имя Диониса, производится от глагола ι̉άχω — «вопить».}

{83 Хойник — мера зерна, достаточная человеку на день.}

"Алексарх передовым Сородного [желает] хорошеть! Считая мне известным о солнцебаранах, властвующих оставленными делами держателей, назначенных роком [f] подземелъным богам, натеревших маслом себя и горних стражей".

Что значит это послание, думаю, даже Пифия не отгадает! Это же утверждает Антифанов "Клеофан" {84} [Kock.II.58]: "И это властвование? Что сказать, клянусь Зевсом, о достойном человеке, который идет за ликейскими софистами, тощими, голодными, негодными, бормочущими, что если вещь возникает, то ее нет, потому что то, что возникает, еще не возникло; а если оно (99) было, то оно не возникает, потому что чего нет, то не есть; а что не возникает, то не может быть, пока не возникло, так как оно не возникло из того, что есть; но если оно не возникло из того, что есть, то как оно могло возникнуть из того, чего нет? Это невозможно. Но если оно из чего-то возникло, то не может быть, чтобы из того, что есть, возникает то, чего нет, потому что ничто не может стать тем, чего нет. Что это значит - самому [b] Аполлону не понять".

{84 Это же утверждает Антифанов «Клеофан»... — Сатира на элеатскую философию Ксенофана, Парменида и Зенона, которые были озабочены проблемами онтологии.}

55. Я знаю также, что поэт Симонид называл Зевса аристархом (вождем наилучшим), Эсхил же называл Аида агесилаем (водителем народа), а Никандр Колофонский животное аспида - иохейром (метателем стрел). Подобным же образом и удивительнейший Платон в диалоге "Политик", рассуждая о животных, передвигающихся на суше и в воздухе, упоминает "сухоядение" и "водопастьбу" и "воздуховыпас" сухопутных, плавающих [с] и летающих животных, как бы предостерегая этим любителей изобретать новые словечки; дословно же он пишет следующее [261е]: "Если ты не будешь особенно заботиться о словах, то к старости станешь богаче мнениями". Известно мне также, что оратор Герод Аттик называл колесными путами деревянный брус, прижимавшийся к колесам, когда дорога шла под гору, хотя Симарист в сочинении "Синонимы" назвал этот брус наколесником (ε̉ποχέα). И поэт Софокл в следующем стихе из какой-то пьесы [d] назвал стражника засовом страха:

Мужайся, я ведь крепкий страха этого

Тебе засов.

В другом месте он называет якорь держалом (ι̉οχάδα) за то, что тот держит корабль:

Держало корабля

Матросы размотали.

Оратор Демад называл Эгину "бельмом Пирея", Самос "осколком Города (Афин)", юношество "весной народа", стены "платьем города", а глашатая "общественным петухом афинян". Этот же ловец слов даже женщину, [e] имевшую задержку месячных, называл "нечистой". И как тебе, Ульпиан, только пришло в голову сказать "нажравшиеся" (κεχορτασμένοι) [cp.96f], когда отлично можно было взять глагол "насытиться" (κορεσθήναι)?"

56. Весело рассмеявшись его словам, Ульпиан ответил: "Полно тебе тявкать, дружище, и не очень-то свирепей: эти песьи дни {85} - еще не повод, чтобы набрасываться на нас с собачьей яростью. Скорее тебе надо [f] ласкаться к пирующим и вилять хвостом, иначе день нашего пира превратится в аргосский праздник "Псоубийства". А "нажраться", любезнейший, сказано в следующем стихе из "Одиссеев" Кратина [Kock.I.57]:

{85 ...эти песьи дни... — Самое жаркое время года с июля по сентябрь, когда на рассвете восходит Сириус, самая большая звезда созвездия Гончих Псов (по-латыни часто называемая canicula — «собачка»). Аргосский праздник Псоубийства нигде кроме «Пира мудрецов» не упоминается.}

День провели в наслажденьях они, обжираяся белым

Млеком.

И Менандр в "Трофонии" [Коск.III.133] говорит "обожравшийся". Аристофан же пишет в "Геритадах" [Kock.I.429]:

Монодиями пусть хоть обожрется он.

И Софокл в "Тиро":

...их всевозможными обжорствами (παγχόρτοισιν)

Мы угощали до отвала.

(100) Эвбул в "Долоне" [Kock.II. 175]:

Я так нажрался, так раздулся спереди,

Что еле в силах подвязать сандалии.

Софил в "Филархе" [Kock.II.446]:

Здесь знатное застолье ожидается,

Уже я вижу, что нажрусь я досыта,

Уже как в масле сыр катаюсь.

Амфид в "Небесах" [Kock.II.244]:

Нажрусь я до отвала нынче вечером.

Вот что, Кинульк, могу сказать тебе сейчас; "завтра же иль [b] послезавтра", - так Гесиод называет третий день ["Труды и дни". 410], - угощу тебя до отвала плетьми, если ты не разъяснишь мне,.к чему подходит слово "чревобесие" (κοιλιοδαίμων)". И когда тот замялся с ответом, Ульпиан сказал: "Прекрасно, тогда я сам скажу тебе: Эвполид называет так льстецов в своей одноименной комедии [Kock.I.306; ср.97с]. Цитату же ты услышишь не раньше, чем отведаешь моих плетей".

[О свиной матке]

57. Развеселив всех своим остроумием, Ульпиан продолжил: "Мало того, я представлю вам и речь о свиной матке . Алексид в пьесе, [c] озаглавленной "Понтиец", следующим образом высмеивает оратора Каллимедонта, занимавшегося государственными делами во времена Демосфена [Kock.II.368]:

Мы жизнь отдать готовы за отечество,

Каллимедонт-Лангуст же за вареную,

Наверно, матку на тот свет отправится.

Этот Каллимедонт был ведь знаменит и своим гурманством. А вот как упоминает матку Антифан в "Маменькином сынке" {86} [Kock.II. 108]:

{86 ...Антифан в «Маменькином сынке»... — В этом отрывке четыре раза упоминаются слова с корнем μητρ — («матка»). Само название комедии тоже включено в шутку и может быть в контексте переведено как «Матколюб». Свиная матка действительно была одним из важнейших деликатесов как в Греции, так и в Риме, причем в Греции особым деликатесом считались матки свиней после выкидыша, о которых речь пойдет ниже, а в Риме — матки родивших первый раз, а еще лучше вообще нерожавших свиней (т. е. свиньи в возрасте до года). Три из пяти рецептов матки в римской кулинарной книге Апиция требуют силь-фия, два — сильфия вместе с уксусом. Свиную матку именно с уксусом и сильфием в дальнейшем упоминают описатель пиров Линкей и гастрономический поэт Архестрат.}

[d] Росток у древа в чреве распускается,

Зовется град не "отце-", - метрополией,

На рынке матки продают сладчайшие,

И друг хиосец Метр народу нашему.

Эвфрон в "Преданной" [Коск.III.322]:

Такую матку мой наставник выделал -

Каллимедонт, жуя, скакал от радости:

С того и прозван был Каллимедонт-Лангуст.

Диоксипп во "Враге содержателей притонов" [Kock.III.358]:

[e] А блюд каких он требует изысканных:

Сычуга, маток, потрохов!

И в "Историографе" [Коск.III.359]:

Через портик пробивался и Амфикл; заметив матки

(Их висело там две штуки), указал на них и крикнул:

"Шли его сюда скорее, коль увидишь".

Эвбул в "Девкалионе" [Kock.II. 173]:

Куриная печенка, тощая

Кишка, рубец бараний, матка.

58. Близкий друг Феофраста самосец Линкей знал рецепт [f] приготовления ее с соком сильфия: {87} на пиру Птолемея, говорит он "гостей обносили маткой в соке сильфия с уксусом". Сок сильфия упоминается также Антифаном в "Несчастном влюбленном"; речь идет о Кирене [Kock.II.46]:

{87 ...с соком сильфия... — Подробнее о сильфий и Кирене см. примеч. 70 к этой книге.}

Не поплыву туда, откуда выслали,

Скажу "прощай" всему: упряжкам, сильфию,

Коням и лихорадкам, листьям сильфия,

Горячке, соку сильфия и скакунам.

(101) О вырезанной матке в следующих стихах упоминает Гиппарх, сочинивший "Египетскую Илиаду":

Пусть веселит мое сердце кастрюля или же матка,

Что плодовита была и вырезана, поросенок,

Пахнущий в печке приятно.

Сопатр в "Ипполите":

Как превосходна матка вырезанная,

Прекраснощекая, что в белом соусе

Отварена была и дивный стан ее

Подобен сыру.

В "Естествоиспытателе":

[b] Кусок свинины - матки недоваренной,

Внутри которой едкий уксус.

В "Книжных червях":

Чтоб ты поел кусочек матки сваренной,

Макая в горечь едкой руты.

[Классические пиры. Эпикур]

59. Никто из древних не обносил гостей перед обедом ни матками, ни латуком, ни еще чем-нибудь в этом роде, как принято в наше время. Зато, как свидетельствует кулинарный кудесник Архестрат, по окончании пира {88} поднимали тосты и душились благовониями:

{88 ...как свидетельствует кулинарный кудесник Архестрат, по окончании пира... — Во времена платоновского современника Архестрата закуски сопровождали десертную (собственно питейную) стадию пира, а не подавались перед основной едой, как стало модно во времена Афинея. Архестрат изгоняет любезные Платону закуски под вино и неприличным образом роскошествует, подавая деликатесы: свиные матки и медовые пироги.}

[c] Всенепременно главу украшай на пире венками.

Всеми, какими цветет счастливое лоно земное,

Также ее умащай редчайшими из благовоний,

В мягкой золе очага пускай у тебя непрестанно

Смирна и ладан курятся, подарки благоуханной

Сирии. К выпивке пусть тебе желудок подносят

Или вареную матку свиную, что вся пропиталась

Сильфием, уксусом едким и тмином, а также пернатых

Жареный род благородный, каких время года позволит.

Сиракузян презирай, что только пьют, как лягушки,

Не заедая ничем, и закусывай тем, что назвал я.

[d] Вся же другая еда стала признаком нищенства злого:

Яблоки или горох вареный, сушеные смоквы

Или бобы. Но когда пирог ты плоский увидишь,

В славных Афинах рожденный, прими его непременно:

Если же он у тебя из града другого, то меду

[е] Надо афинского взять, чтобы сделать пирог превосходным.

Так надо жить человеку свободному или под землю,

В Тартара бездны на гибель уйти и зарыться глубоко.

Описывая пир флейтистки Ламии, {89} который она устроила в честь Деметрия Полиоркета, Линкей показывает, что как только гости входили в обеденный зал, им сразу же подавали мясо и всевозможную рыбу. Подобным же образом из его описания застольного порядка на пире царя Антигона, праздновавшего Афродисии, а также пира царя Птолемея видно, что [f] прежде всего подавались рыба и мясо.

{89 ...пир флейтистки Ламии... — Подробнее об истории любви Ламии, получившей 200 талантов за свою красоту, и Деметрия Полиоркета, разграбившего Афины и учредившего там божественный культ себя и своего отца (Ламии впоследствии тоже было посвящено несколько храмов, в частности храм Афродиты Ламии в Афинах и Фивах), см. 511 сА.}

60. Все-таки восхищения достоен оставивший нам эти великолепные заповеди Архестрат, предвосхитивший учение мудрого Эпикура о наслаждении! Не уступая в назидательности аскрейскому мудрецу, {90} он предостерегает нас от подражания кому не следует и призывает довериться ему и питаться только согласно его советам, проделывая это ничем не хуже повара из пьесы комедиографа Дамоксена "Сводные братья", который рассуждает следующим образом [Kock.III.349]:

{90 ...аскрейскому мудрецу... — Имеется в виду поэт Гесиод, родом из деревни Аскры в Беотии, основоположник греческой дидактической поэзии.}

- Воспитанника Эпикура мудрого

(102) Во мне ты видишь! Знай же: у него в дому

В два года и неполных десять месяцев

Четыре нажил для тебя таланта я.

- Но где ж таланты?

- Божеству пожертвовал.

Был повар Эпикур, того не ведая.

И что за повар! Слушай, сиротинушка:

"Источником, вожатым и помощником

Природа служит нам в любом занятии.

Ее мудрей помыслить невозможно нам".

Любое дело пустяки познавшему

[b] Ученье это, и ему всё на руку.

Напротив, распознав невежу-повара,

Который Демокрита не штудировал,

А хуже, сердцем чтенье не принявшего, -

Презри его как пустозвона; если же

Канона Эпикурова не слыхивал, -

Гони с позором, как из школы. Дорогой,

Всё надо знать! В чем, например, различие

[с] Меж двух главкисков, летнего и зимнего?

Какие рыбы осенью полезнее.

Какие - в зимнее солнцестояние?

Подумай! Перемены и движения -

Опаснейшее зло, они ведь качества

Еды меняют. Понял? А когда живут

С календарем согласно, не печалятся.

А многие ль заветам могут следовать?

[d] Нарушишь - будут ветры, будут колики,

Что заставляют нарушать приличия.

Мои же кушанья насытят каждого,

Усваиваются и должным образом

Выводятся. И в результате правильно

По всем сосудам соки разделяются.

Не в соках, учит Демокрит, а в том беда.

Что нарушает их, плодя подагриков.

- Так ты и в медицине разбираешься!

- Как и любой, природы суть изведавший.

[e] Взгляни, ради богов, что за невежество

Царит средь поваров: солянку рыбную

Творят, в одно сводя несовместимое!

Натрут еще кунжута - пусть отведавший

Подряд такие блюда задом пукает!

- Великолепно!

- Ничего хорошего,

Когда мешают частности бессмысленно,

Плетя несоразмерное объятие.

Всё это знать - искусство вдохновенное,

[f] А дымом пахнуть, миски мыть - не главное.

Я в кухню, например, и вовсе не вхожу.

- Но как же так?

- Сижу в дверях, советую.

Другие трудятся, а я диктую им

Примерно так причины и последствия:

"Стаккато слишком остро рубишь, понежней".

- Ты музыкант, не повар.

- "Огоньку прибавь!

Ровнее темп веди! Кастрюля первая

(103) С другими не созвучно пахнет". Понял ты

Мой метод?

- Аполлон!

- Искусство нравится?

Пойми, тарелки наобум не выставлю

Я ни одной, но как из нот гармонию

Творю из них.

- Как так?

- Одни из кушаний

С другими кварту образуют, третьи же

Построят квинту, зазвучат октавою -

Я всё свожу по интервалам, свойственным

Продуктам, и всегда веду секвенцию

К развязке должной. Спрашиваю повара:

"К чему привяжешь? С чем собрался смешивать?

[b] Смотри: здесь диссонанс звучит натянуто".

Так Эпикур умело удовольствия

Жевал прилежно и кормился мудростью.

В чем благо знал он. А вот эти стоики

Всё время благо ищут, каково ж оно,

Не знают, - стало быть, не обладая им,

Другим не могут передать.

- Согласен я.

Дальнейшее оставим: всё понятно мне.

61. И Батон пишет в "Обманщике", изображая отца, который распекает раба-педагога за то, что тот приучал мальчика к неправильному образу жизни [Kock.III.328; ср.279а]:

[с] - Подлец! Забрав мальчишку, ты сгубил его.

И в жизни путь внушил, совсем не свойственный

Его натуре. Вот и пьянки ранние,

Чего за ним доселе не водилося.

- Хозяин, не бранись: умеет мальчик жить.

- И это жизнь?!

- Так утверждают мудрые:

Сам Эпикур сказал, что удовольствие

Есть благо величайшее. Его ж нельзя

[d] Никак поймать иначе - только вольностью:

Сам будешь счастлив и других порадуешь!

- Скажи, ты видел пьяного философа

Хоть одного, всем этим обольщенного?

- Да всех! Они хоть важно лоб наморщивши

Разгуливают, спорят и, подумаешь,

Рассудок ищут, как раба сбежавшего;

А только рыбку перед ними выставишь -

Уж знают за какую взяться "топику",

И "сущность" так тебе ее разделают.

[e] Что все вокруг дивятся многоумию.

62. Также у Антифана в "Воине", или "Тихоне", {91} некий персонаж дает следующий совет [Kock.II.98]:

{91 Также у Антифана в «Воине» или «Тихоне»... — Еще один литературный мотив симпосия. Поскольку индивидуальная подача блюд не практиковалась, страх не успеть урвать себе кусок от общего блюда становился причиной постоянных волнений чревоугодников на пиру.}

Я говорю: кто в доле человеческой

Добро свое считает в безопасности,

Тот сильно просчитается! как хищники,

Придут налоги, судные взыскания,

[f] Стратегия введет в долги, хорегия

Оденет хор в багрец, хорега - в рубище,

В удавку вгонят траты триерархии,

К пиратам попадешь или к разбойникам,

Или рабы тебя пристукнут сонного -

Ничто не прочно, только то, что в этот день

(104) Ты сам себе добудешь в удовольствие.

И то будь зорок: вдруг опередят тебя

Да всё съедят? А вот когда урвал кусок

И уж его зубами держишь стиснувши, -

То в этом лишь и можно быть уверенным.

То же самое он пишет и в "Гидрии".

[b] 63. Кто же, друзья мои, слыша всё это, не поразится проницательности благородного Хрисиппа, который глубоко проник в самую сердцевину эпикурейского учения о природе и сделал вывод, что в центре его находится "Гастрология" Архестрата? Сей великолепный эпос наиболее прожорливые философы признают своей Феогнидианой. {92} Высмеивая этих господ, Феогнет пишет в "Привидении" или "Сребролюбце" [Коск.III.364]:

{92 ...своей Феогнидианой. — Вторая книга Феогнида содержала бодрые дружеские песни, предназначенные для застольного общения.}

Меня уморишь! Доверху наполнился

Стоическими пестрыми словечками:

[с] "Богатство чуждо людям, вроде инея,

Присуща мудрость только, это глыба льда.

Ей завладев, не потеряешь". Горе мне!

Я должен, бедный, жить с глупцом-философом.

Ты буквы левые учил, {93} негоднейший!

{93 ...буквы левые учил... — Следовательно, отсутствие всякой пользы от грамотности, ср.: Афиней. 571b.}

Всё книги эти жизнь тебе испортили:

О небесах и землях философствуешь,

Которым дела нет до благоглупостей".

[Снова о морских животных]

64. Ульпиан еще продолжал свою речь, а в залу уже входили [d] слуги, неся нам на круглых подносах лангустов , размерами с оратора Каллимедонта, который сам был прозван Лангустом за то, что обожал это блюдо. Так Алексид, например, подобно другим комедиографам, представляет его любителем рыбы в пьесе "Доркида", или "Причмокивающие женщины" [Kock.II.316]:

Как слышал я, торговцы рыбой приняли

Решение в рядах своих на празднествах

Панафиней Каллимедонта статую

Из бронзы водрузить с лангустом жареным

В деснице. Он их ремесла единственный

[e] Спаситель, все ж другие - наказание.

То, что лангусты были очень любимым блюдом, подтверждается многими отрывками из комедий. Сейчас достаточно будет сослаться на комедию Аристофана "Женщины на празднике Фесмофорий" {94} [Kock.I.473]:

{94 ...на комедию Аристофана «Женщины на празднике Фесмофорий»... — Вторая, ныне утраченная редакция комедии.}

- Кто покупал здесь рыбу? Каракатицу?

Креветок плоскоспинных? Осьминожиков?

Тевфид, нестид, акул, кальмаров жареных?

- Не я!

[f] - А скатов?

- Видит вышний Зевс, не я!

- А требуху, утробу с почкой, с печенью,

А потроха свиные и козлиные,

А крабов, а угрей? Клянусь, великое

В них облегчение усталым женщинам!

Под плоскоспинными креветками здесь следует разуметь омаров. О них упоминает в "Городах" и Филиллий [Kock.I.785; ср.86е]. К такому заключению можно придти, исходя из того что Архестрат в своей знаменитой поэме ни разу не использует слова "лангуст", называя их омарами, как например, в следующих стихах:

Бредни, однако, оставив, омара бери: его клешни

(105) Длинны, и тело свое тяжело на малюсеньких ножках

Тащит он по земле. Всего более их - и отличных! -

Водится на островах Липарских, еще собирает

Многих таких Геллеспонт.

Эпихарм в "Свадьбе Гебы" тоже со всей ясностью показывает, что так называемый омар Архестрата есть не что иное, как лангуст:

[b] Есть омары, есть и крабы (κολύβδαινα), есть с клешнями существа

Длинными, на малых ножках, их лангустами зовут.

65. Лангусты представляют особый род, отдельный от омаров и креветок. Слово "омар" (α̉στακτός) аттики произносят через омикрон (ο̉στακτός), так же как и слово "изюм" {95} (ο̉σταφίς). Эпихарм же в "Свадьбе Гебы" пишет его через альфу:

{95 ...и слово «изюм». — т. е. ο̉σταφίς вместо α̉σταφίς.}

И омары (κα̉στακοί) с кривыми клешнями.

Спевсипп пишет в "Подобиях", что среди мягкоскорлупных подобны друг другу лангуст, омар, нимфа, морская цикада, обыкновенный краб, краб-пагур. Диокл Каристийский пишет: "Креветки, крабы, лангусты, омары вкусны и мочегонны". Как говорит Никандр, слово с κολύβδαινα, которое употребляет Эпихарм в процитированной выше пьесе, означает "морской фаллос", однако Гераклид в "Кулинарном искусстве" утверждает, что это обычная креветка. Аристотель пишет в пятой книге сочинения "О частях животных" [ИЖ.V.541b]: "Мягкоскорлупные, как-то: лангусты, омары, креветки и им подобные, совокупляются так же, как четвероногие, испускающие мочу назад, таким образом, что одна особь поворачивает хвост брюшной стороной, а другая накладывает на него свой хвост. Совокупление происходит у берегов в начале весны (это замечено у всех), а иногда в пору созревания смокв. Омары и креветки [d] совокупляются таким же образом". [ИЖ.549b] "Водятся лангусты в неровных и скалистых местах, омары же в гладких. В местах илистых нет ни тех, ни других. Поэтому в Геллеспонте и около Фасоса водятся омары, а около Сигея и Афона лангусты. Живут все лангусты долго". Феофраст тоже утверждает в книге "О животных, обитающих в норах", что омары, лангусты и креветки доживают до глубокой старости.

66. Рассказывая о креветках (ΚΑΡΙΔΕΣ), Эфор пишет в третьей книге "Истории" [FHG.I.242], что недалеко от острова Хиос есть город Кариды; его будто бы основали спасшиеся от Девкалионова потопа, предводителем которых был Макар, и вплоть до Эфорова времени город [e] назывался Каридами (Креветки). Кулинарный же кудесник Архестрат дает следующий совет:

Если когда-нибудь в град Иасон ты карийский прибудешь,

Крупных креветок возьми, но там они все-таки редки:

Их в Македонии много, а также в краю Амбракийском.

Арарот пишет в "Горбуне" слово "креветка" (καρίς) с долгой йотой [Kock.II.217; cp.86d]:

И в тростниковом верше, как дельфинчики,

[f] Креветки (καρι̃δες) изгибалися и прыгали.

Также Эвбул в "Сиротке" [Kock.II. 192]:

Креветку (καρι̃δα) я

Засунул вниз, потом обратно вытащил.

И Анаксандрид в "Ликурге" {96} [Kock.II. 144]:

{96 И Анаксандрид в «Ликурге»... — О связи названий рыб и даров моря с именами гетер и уподоблении последних первым подробнее см. примеч. 22 к кн. IV.}

Он забавляется с креветочками,

А также окуньками среди фракияночек,

С камбалочками среди рыб-губанчиков,

И с горбыльками посреди пескариков.

Он же в "Пандаре" [Kock.II. 149]:

(106) Дорогой ты мой!

Нельзя прямым остаться, изогнувшися;

И вот она, креветкою ссутулившись,

К мужчине, словно якорь, прицепляется.

И в "Хвосте" [Kock.II. 143]:

Красней креветки сделаешься сваренной.

Эвбул в "Няньках" [Kock.II.204]:

Креветки - это тоже твари гнутые.

Офелион в "Уродливом красавце" [Kock.II.294]:

Кривых креветок куча на сухой земле.

И в "Завывании" [Kock.II.293]:

[b] Кривым креветкам, пляшущим на угольях,

Подобные.

Однако у Эвполида в "Козах" йота краткая [Kock.I.259]:

Разве что

Однажды у Феака я креветок (καρίδας) ел.

И в "Демах" [Kock.I.286]:

C лицом как у креветки (καρίδας), красной как ремень.

67. Получили же свое имя креветки (καρι̃δες) от слова "голова" (κάρα), потому что именно голова занимает большую часть их тела. Аттические авторы, хотя и пишут слово "креветки" с краткой йотой (καρίδες), тоже образуют его от слова "голова" (κάρη), так как голова креветки громадна. Точно так же образованы γραφίς "резчик" от γραφή "картина", [c] βολίς "метательный снаряд" от βολή "бросок", как и καρίς от κάρη. После же удлинения предпоследнего слога удлинился и последний, и слово "креветка" стало произноситься подобно словам ψηφίς (камешек) и κρητίς (основание).

Вот что пишет об этих панцирных Дифил Сифнийский: "Среди панцирных следует различать принадлежащих к одному роду креветку, омара, лангуста, краба и омара-льва. Омар-лев больше омара. Лангусты называются также грапсеями; в них больше мяса, чем в крабах. Мясо краба тяжело [d] для желудка и плохо переваривается". Мнесифей Афинский в сочинении "О пище" пишет: "Лангусты, крабы, креветки и все им подобные тяжелы для пищеварения, однако все-таки намного легче других рыб. Их лучше жарить, чем варить".

Софрон в "Женских мимах" называет креветок куридиями:

[e] Вот прекрасные куридии, вот омары - красота!

Посмотри,

Как красны, шелковолосы!

И Эпихарм в "Земле и Небесах":

И красные куридии.

В "Слове и Речи" он пишет это слово через омегу:

Кривых коридий (κωρίδας) и сардин.

Также и Симонид:

Кальмар с тунцами, с пескарями коридии.

68. Следом была внесена жареная печенка, завернутая в так называемый эпипл (сальник), который Филетер в "Терее" [Kock.II.235] называет эпиплоон. Посмотрев на нее, Кинульк обратился к Ульпиану: [f] "Объясни мне, ученейший муж, упоминается ли у какого-нибудь автора обернутая таким образом печенка?" А тот в ответ: "Не ранее, чем ты скажешь мне, у кого жировая перепонка названа эпиплом".

Услышав это, Миртил принял вызов и начал: "Эпипл встречается в "Вакханках" Эпихарма:

(107) Вождя укрыл он в сальнике.

И в "Послах":

Вокруг подбрюшия и сальника (эпипл).

Также Ион Хиосский пишет в "Посещениях" [FHG.II.47]: "...укрыв в эпипле". Сторонишься же ты сальных перепонок, дорогой мой Ульпиан, потому что когда-нибудь тебя завернут в них и должным образом поджарят, {97} раз и навсегда освободив нас от твоих расспросов. Однако это хорошо, товарищ, что пока мы обсуждали уши и ноги, ты напомнил нам [b] [ср.95а], что именно так сервируют печень в комедии Алексида "Кратейя", или "Торговка снадобьями". Весь этот отрывок будет очень нам полезен, и поскольку памяти твоей может сейчас не хватить, я предложу свои услуги. Итак, комедиограф пишет следующее [Kock.II.335; cp.314d]:

{97 ...тебя завернут в них и должным образом поджарят... — Вероятно, подразумевается, что Ульпиан запутается в изощренной беседе, как в сальнике. Популярный способ приготовления печени в сальнике сохранился на территории Италии до наших дней — так, известно тосканское блюдо fegatello, которое состоит из пряного печеночного фарша, завернутого в сальник и обжаренного.}

69. Вначале я заметил у какого-то

Нерея, старика морского, устрицы,

Обернутые водорослями, и взял,

Потом ежей морских: они прелюдия

Перед прелестно выстроенным пиршеством.

Уладив дело, я набрел на махоньких

Рыбешек, трепетавших перед будущим,

И успокоил их, сказав, что от меня

Обиды им не будет; и громадного

[с] Взял горбыля да ската, понадеявшись,

Что женские изнеженные пальчики

Ущерба не потерпят от шипов его.

Для жарки я набрал губанов, камбалу,

Креветок, спара, пескаря и окуня,

И скоро сковородка в рыбной мелочи

Пестрее сделалась хвоста павлиньего.

Взял мяса: ножки, рыло, ушки свинские

И печень в оболочке - эта скромница

[d] Стесняется своей природной бледности.

Такими повар блюдами побрезгует,

Однако, Зевс свидетель, пожалеет он!

И без него могу я с этим справиться,

И так сготовлю сам изобретательно,

Что гости будут у меня тарелки грызть [cp.l69d].

Всех этих вкусных блюд приготовление

И сервировку я готов желающим

[e] Бесплатно объяснять и демонстрировать.

70. То, что этот способ сервировки печени был в обычае, можно видеть из "Записок" Гегесандра Дельфийского, который, рассказывая случай с гетерой Метанирой, пишет [FHG.IV.419], что, когда она развернула жировую обертку и обнаружила там [вместо печенки] кусок легкого, она воскликнула:

Пропала я,

Меня сгубили складки одеяния!

Пожалуй, к Алексиду, назвавшему такую печенку стыдливой, можно добавить и комического поэта Кробила, пишущего в "Лжеподкидыше" [Kock.III.381]:

И жесткую клешню, и столь стыдливую

[f] Печенку дерьмоеда-кабана.

В форме η̉πάτιον печень упоминается в "Любителях жареного" Аристофаном [Kock.I.522; ср.96с], Алкеем в "Палестре" [Kock.I.762], а также Эвбулом в "Девкалионе" [Kock.II.173;ср.100е]. Произносить слово "печень" (η̉παρ) нужно с густым придыханием; это доказывается оглушением стоящего перед ним предлога (ε̉πί) в следующем стихе Архилоха:

Ведь желчи у тебя нет в печени (ε̉φ' η̉παρ).

Есть даже некая рыба, называемая печенкой; тот же самый Эвбул (108) говорит в "Лаконцах" или "Леде", что у нее нет желчи [Kock.II. 185]:

А ты считал,

Нет желчи у меня, печенкой-рыбою

Срамил? Но тоже ведь из чернозадых я. {98}

{98 ...из чернозадых я. — Этот эпитет впервые упоминается еще у Архилоха, а затем и в «Лисистрате» Аристофана и, по лексикону Гесихия, означает «отважный», «дерзкий».}

Гегесандр рассказывает в "Записках" [FHG.IV.420], что в голове у рыбы-печенки есть два камня ромбовидной формы, блеском и цветом подобные тем, что встречаются в раковинах-жемчужницах.

71. Кроме названной комедии [107с], Алексид упоминает о жареных рыбах и в "Деметрии" [Kock.II.315]. Также и Эвбул в "Сиротке" [b] [Kock.II.190; cp.228f]:

Прохаживаются

Влюбленные красотки и бездельники,

Мальчишечки, у сковород возросшие,

Откормленные жирными лепешками.

С кальмаром рядом девица фалерская {99}

{99 ...девица фалерская... — Анчоус, основной улов Фалера, западной гавани Афин.}

Справляет свадебку с бараньим потрохом,

И прыгает и пляшет, как ретивый конь,

Что на свободу из упряжки вырвался.

И распаляет веер раскаленное

Дыханье сковород, уж псы Гефестовы

Сторожевые пробудились: манит их,

[c] Бьет в ноздри запах и приводит в бешенство.

Готов пирог, дитя Деметры! вдоль него

Руками выдавленная расщелина

Пустая тянется, на след похожая

Тарана корабельного, - вступление

К обеду наилучшее.

Жарили также каракатиц. Никострат или Филетер в "Антилле" [Kock.II.221]:

И больше никогда

Со сковородки каракатицу

Есть в одиночку не отважусь.

И у Гегемона в "Филинне" герои поедают мелкую жареную рыбешку со сковороды [Kock.I.700; cp.285b]:

Нет, быстренько пойди, купи полипчиков

И дай поесть хотя бы мне рыбешечек

Со сковородки".

[d] 72. Тут Ульпиан, которого это выступление отнюдь не радовало, а больше раздражало, бросил на нас пронзительный взгляд и продекламировал ямбы из "Сиротки" Эвбула [Kock.II.192]:

"Как славно оплошал на сковородочке

Богопротивный... -

конечно, богопротивный Миртил: я же знаю, что сам он никогда не покупал поесть ничего подобного, - я слышал, как один его раб однажды декламировал стихи из "Содержателя притона" Эвбула [Kock.II. 194]:

У фессалийца я живу жестокого;

Сребролюбивый грешник он, богач, гурман,

[e] На целых три обола продовольствия

Нам закупает!

Парень этот получил образование - не у Миртила, конечно, но у какого-то другого хозяина, потому что, когда я спросил, как его угораздило попасть к Миртилу, он ответил мне стихами из "Уточки" Антифана [Kock.II.79]:

Сириец я, {100} в Афины вывезен

{100 Сириец я... — Тимьян в изобилии произрастал в Аттике, поэтому на его покупку не требовалось никаких затрат, а Пифагор здесь упоминается как самый суровый регламентатор еды. Его последователи практиковали весьма жалкий вид вегетарианства, подробнее об этом см. книгу IV (161a-f).}

Сюда с сестрою был я во младенчестве

Купцом каким-то. На продажу выставлен

Я с нею был. Купил нас ростовщик один,

Никем не превзойденный по сквалыжности,

Такой, что в дом не принесет ни крошечки,

[f] Опричь тимьяна, - даже то, что Пифагор

Вкушал тот самый триждыприснопамятный".

[Речи о хлебе]

73. Ульпиан еще продолжал свои шуточки, но Кинульк уже заревел: "Где же хлеб? {101} Я говорю не о царе мессапиев [по имени Арт, т. е. Хлеб], проживающих в Япигии, о котором Полемон написал книгу. В седьмой книге "Истории" о нем упоминает и Фукидид [VII. 33], а комический поэт Деметрий в пьесе "Сицилия" пишет так [Kock.I.795]:

{101 Где же хлеб? — Несмотря на то что хлеб представлял собой пищу par excellence, т. е. был основой всякой трапезы, среди разных хлебов выделялись более и менее подходящие для пира. Так, основная хлебная дихотомия античности — хлеб ячменный и пшеничный. Ячменный хлеб был более доступен в древности, поэтому и является платоническим идеалом простоты в еде, тогда как пшеничный оказался доступным большинству гораздо позже; ср. цитату Арриана (113а) «завален город булками пшеничными». Так как все пирующие склонны к педантизму, то они упоминают многие сорта хлеба, фактически не существовавшие к их времени, — сведения о таких хлебах в основном были почерпнуты ими из редких старинных трактатов на эту тему.}

(109) - Оттуда южным ветром нас в Италию

По морю занесло в страну мессапиев;

Царь Хлеб нас принял, угощал отличнейше.

- Хозяин он приятный!

- Был он там велик

И пышен

Итак, не этого Хлеба пришло время, но подаренного нам Деметрой, именуемой Кормилицей и Изобилием, ибо именно под такими именами почитается это божество в Сиракузах, как свидетельствует тот же Полемон в сочинении, озаглавленном "О Морихе". А в первой книге своего "Ответа Тимею" он пишет, что в беотийском городе Сколе были установлены статуи Мегаларта (Сверхкаравай) и Мегаломадза (Сверхлепешка)".

[b] Пока он разглагольствовал, в залу были внесены хлебы, а вместе с ними в изобилии всевозможные кушанья; поэтому, увидев это великолепие, он процитировал стихи из пьесы Алексида "В колодец" [Kock.II.319]:

"О сколько западней

Для хлеба {102} ставят смертные несчастные!

{102 О сколько западней / Для хлеба... — Скорее всего, Кинульк несколько переиначивает цитату под тему разговора.}

Давайте же скажем что-нибудь и о хлебе".

74. Однако, опередив его, слово захватил Понтиан: "Трифон Александрийский в сочинении "О растениях" дает следующее перечисление сортов хлеба, если только мне не изменяет память: квашеный, не квашеный, из муки тонкого помола, с крупой, из непросеянной муки (он замечает, что этот сорт менее крепит, чем хлеб из очищенной муки), из ржи, из [с] полбы и из проса. Крупяной хлеб, пишет он, приготовляется из рисовых зерен, так как из ячменя крупу не делают. Духовой (ι̉πνίτης) хлеб получил свое название, потому что его выпекают в печи; о нем упоминает Тимокл в "Лже-разбойниках" [Kock.II.465]:

Заметив неостывший противень,

Поел печеных хлебцев я горяченьких.

Жаровенные лепешки (ΕΣΧΑΡΙΤΗΣ). О них упоминает Антидот в "Первом танцовщике" [Kock.II.411]:

Он в руки взял

Горячие лепешки, - почему бы нет?

Затем он их свернул и обмакнул в вино.

[d] И Кробил в "Удавленнике" [Kock.III.379]:

Схватив какой-то противень

С горячими лепешками жаровными.

А Линкей Самосский пишет в послании Диагору, сравнивая афинские кушанья с родосскими: "Кроме того, на пирах у них никогда нет недостатка в продающемся на местных рынках хлебе, которым они очень гордятся; [e] его подают в начале и в самом разгаре трапезы. Когда едоки насытятся и уже не смотрят на выставленные кушанья, в качестве соблазнительной приманки выносят так называемые помазанные жаровенные лепешки, которые, сочетая неповторимую прелесть с нежностью, тают на языке с такой сладостью, что одно их появление приводит к удивительному результату: подобно тому как пьяный частенько трезвеет, точно так же и сытый от полученного наслаждения превращается в голодного".

Атабирит (ATABYPITHN). Сопатр в "Девушке из Книда":

Атабирийский хлеб на обе челюсти.

Ахены (ΑΧΑΙΝΑΣ). Об этих хлебах упоминает Сем в восьмой книге "Истории Делоса" [FHG.IV.494], поясняя, что пекут их на Фесмофорий. Это большие караваи, праздник же называется Мегалартия (Велехлебье). [f] Приносящие их приговаривают:

Вот козел, полный жира, для Скорбящей. {103}

{103 ...козел, полный жира, для Скорбящей. — Хлеб часто пекли в виде различных сакральных фигурок, а козел связан с хтоническим культом Деметры во время Фесмофорий. Эпитет «Скорбящая» (Ахея/Ахена) Деметра получила из-за ежегодной разлуки с дочерью (и своей ипостасью) Персефоной-Корой, похищенной Аидом и ставшей его супругой в царстве мертвых. }

Печеный хлеб {104} (KPIBANITHN). О нем упоминает Аристофан в пьесе "Старость", где представляет торговку хлебами, у которой омолодившиеся [старцы] растаскивают товар [Kock.I.422]:

{104 Печеный хлеб — скорый хлеб, приготовляемый в переносной печи-колоколе; ср. «Сатирикон» Петрония, где у Тримальхиона на пиру для пущей роскоши такой хлеб раздается из крайне не утилитарных серебряных печей.}

- Что там такое?

- А вот кому горячего!

- С ума сошла ты?

- А вот кому печеного (κριβανίτης)!

- Печеного?

- А вот кому пшеничного!

(110) Испеченый в горячей золе (ΕΓΚΡΥΦΙΑΝ). О нем упоминает Никострат в "Иерофанте" [Kock.II.223], а также кулинарный кудесник Архестрат, чье свидетельство я в свое время представлю [см.111.f]

Дважды печеный (ΔΙΠΥΡΟΝ). Эвбул в "Ганимеде", так же как и Алкей в своем "Ганимеде" [Kock.I.757]:

- Горячий дважды выпеченный.

- Что это?

- Роскошнейшие хлебцы!

Вафли (ΛΑΓΑΝΟΝ). Они тонкие и легкие, в этом их превосходит только так называемая эпантракида (ΕΠΑΝΘΡΑΚΙΣ). Первые упоминаются Аристофаном в "Женщинах в народном собрании" [843]:

...пекутся вафли; -

а об апантракидах Диокл Каристийский пишет в первой книге [b] "Здоровья": "...апантракиды мягче вафель". Возможно, что и они пекутся на углях, подобно афинским энкрифиям; во время празднеств, посвященных Крону, александрийцы приносят их в его храм, чтобы ими мог угоститься каждый желающий.

75. Эпихарм в "Свадьбе Гебы", а также в "Музах" (последняя книга представляет собой переработку первой) дает следующее перечисление сортов хлеба: "печеный, "соседский", пшеничный, на меду с маслом, жирный, полу-каравай". О них упоминает в "Женских мимах" и Софрон: "Трапеза богинь - печной хлеб, соседская лепешка, а для Гекаты полу-каравай".

[с] Известно мне, дорогие друзья, что аттики произносят слова "печь" (κρίβανον) и "печной" хлеб (κριβανίτην) через букву р, Геродот же пишет во второй книге "Истории" [II. 92]: "в раскаленной печи (κλιβάνω)" [через букву λ]. И Софрон: "Кто выпекает пшеничные булки, или печные (κλιβανίτας), или полу-караваи?" В этих же мимах он упоминает и о каком-то хлебе, называемом плакита (ΠΛΑΚΙΤΑ): "Она обещала угостить меня ночью хлебом-плакитой". О сырных (ΤΎΡΟΝΤΟΣ) булках Софрон упоминает в миме "Теща": "Советую поесть, ведь кто-то прислал [d] детям сырные булки".

Никандр Колофонский называет в "Глоссах" недрожжевой хлеб даратом [ср.114b]. Платон-комик в следующих стихах из комедии "Длинная ночь" называет огромные караваи из неочищенной муки киликийскими [Kock.I.624]:

А потом купил и выслал он нам караваев.

Не подумай, что из тонкой и очищенной муки,

Нет, громадных киликийских.

В "Менелае" [Kock.I.622] же какие-то булки он называет агелайями (ΑΓΕΛΑΙΟΥΣ, букв, "стадные"]. автопир , хлеб из непросеянной муки [e] (ΑΥΤΟΠΥΡΟΣ), упоминается в пьесе Алексида "Девушка с Кипра" [Kock.II.340]:

Он только что ел булку-автопир. {105}

{105 Он только что ел булку-автопир. — Здесь каламбур ’άρτον α̉ρτίως («булку только что»).}

Фриних в "Полольщицах" называет эти булки автопиритами [Kock.I.380]:

Булками-автопиритами,

Выжимками жирными масличными.

Софокл упоминает в "Триптолеме" [TGF2. 265] об оринде , то есть хлебе, выпеченном из зерен риса, растения, произрастающего в Эфиопии и похожего на кунжут. О выпечке, называемой коллаб (род печенья), [f] упоминает в "Любителях жареного" Аристофан [Kock.I.520, 522; ср.96с]:

По коллабу каждый получит.

И еще:

Брюшнину, [селезеночку]

Подсвинка осеннего выводка

С горячим пирогом!

Выпекается он из свежесобранных зерен, в Авге на это указывает Филиппин [Kock.I.782]:

С плодами зерен прихожу, трехмесячных пшеничных,

С горячими коллабами, белее молока.

О маковых хлебцах упоминает Алкман в пятой книге:

(111) Вот семь столов и столько же сидений.

На тех столах - все маковые хлебцы,

Льняное семя и сесамовое семя,

И для детей в горшочках - хрисокола.

Это - кушанье из льняного семени, приготовленного на меду.

О хлебах, называемых коллирами , упоминает в "Мире" Аристофан [122]:

Будет большой каравай (κολλύραν), и пинков я вам дам на закуску.

[b] 76. Так называемые обелии получили свое имя или потому что, как, например, в Александрии, продаются они за обол, или потому что их поджаривают на рожнах-оболах. Аристофан в "Земледельцах" [Kock.I.417]:

Какой-то малый жарит хлеб на вертеле.

Ферекрат в "Забывчивом" [Kock.I.160]:

На хлебы - на обелии - набросился,

Не пощадил, конечно же, ни крошечки.

"Обелиафорами" назывались участники процессий, которые несли на плечах обелии. Сократ в шестой книге "Наименований" пишет, что обелии придумал во время своих походов Дионис.

Согласно Эвкрату, хлеб из бобовой муки называется лекифитом. У [с] мессапиев хлеб называется паном. Отсюда и насыщение называется панией, а то что насыщает - панионом, об этом свидетельствуют Блэс в "Полуизношенном", Динолох в "Телефе" и Ринфон в "Амфитрионе". Римляне тоже называют хлеб panis.

Наст (ΝΑΣΤΟΣ), согласно Полемарху и Артемидору, - это большой каравай, испеченный из дрожжевого теста, однако Гераклеон утверждает, что это разновидность плоского круглого пирога (плакунты). Никострат в "Ложе" [Kock.II.223]:

Мой господин, наст был громаден, бел и толст;

Настолько, что он даже перевесился

[d] За край корзины, а чуть только подняли

Мы крышку, то ударил прямо в ноздри нам

Медовый запах с паром - так горяч он был.

Артемидор Эфесский пишет в "Ионийских записках", что у ионийцев был в ходу тертый хлеб.

Трон (ΘΡΟΝΟΣ) - это тоже наименование сорта хлеба. Неанф Кизикский пишет во второй книге "Истории Греции" [FHG.III.31: "Кодр принимает нарезанные ломти хлеба, называемого троном, и вместе с кусками мяса передает это старейшему".

Никандр во второй книге "Глосс" рассказывает, что у элейцев хлеб, [e] испеченный в золе, называется бакхилом . Упоминает о нем в "Ошибшейся" и Дифил [Kock.II.548]:

И обнести [гостей] в золе печеными

Хлебами из муки просеянной.

Сортом хлеба является и так называемый апопирий ; его поджаривают прямо на угольях. Некоторые называют его дрожжевым. Кратин в "Неженках" [Kock.I.45]: "Прежде всего, у меня здесь есть поджаренные дрожжевые хлебцы, а не ваша жвачка, полная оческов шерсти".

77. А вот как повествует о ячменном и пшеничном хлебе в своей "Гастрономии" Архестрат:

Прежде всего мы дары Деметры прекрасноволосой

[f] Вспомним, Мосх дорогой, а ты прими это сердцем.

Лучше всего и прекрасней, что только добыть нам возможно, -

Прекрасноплодный ячмень, просеянный мелко и чисто,

Тот, что на волнообъятом холме Эреса на славном

Лесбосе снега белей небесного. Ежели боги

Хлеб ячменный жуют, то Гермес его там покупает.

(112) Также ячменный хорош хлеб на Фасосе и в семивратных

Фивах, в других городах, но, поверь, по сравнению с этим

Все они косточками покажутся от винограда.

Также кругловерченый, отменно промятый руками

"Колликс" пускай фессалийский в дому твоем будет, кримнитом

[b] Кличут его фессалийцы, зовут крупяным все другие.

Также тончайшей тегейской муки тебе рекомендую

Отпрыска, выпечен он в золе и зовется "энкрифий".

Делают хлеб на продажу и смертным его доставляют

Также и славные наши Афины, и он превосходен.

Белый же хлеб из печей в Эритрах, лозою богатых,

Славно тебя усладит на пирах, в прелестное время

Года всегда расцветая.

Продолжая описание, лакомка Архестрат советует брать пекарем финикийца или лидийца; он не знал, что наилучшие хлебопеки живут в [c] Каппадокии. Пишет он так:

Пусть же в дому у тебя будет муж финикиец, лидиец, -

Пекарь умелый, затем чтобы печь для тебя ежедневно

Хлеба любые сорта, какие ты только прикажешь.

78. Превосходными называет аттические хлебы в "Сиротке" Антифан [Kock.II.83]:

Ведь как бы человек с образованием

Покинул эти своды? Белотелые

[d] Когда он хлебы видит, что на выходе

Толпятся из печей рядами тесными.

Когда он наблюдает, как меняется

Их вид в горниле, или же любуется

Искусными фигурами, аттической

Руки работой, даром Теариона.

Это тот самый пекарь Теарион, о котором наряду с Митеком упоминает в диалоге "Горгий" Платон [518b]: "Если бы я спрашивал, кто из мастеров ухода за телом хорош или был хорош в прежние времена, - а ты бы, нисколько не шутя, отвечал: - Пекарь Теарион, и Митек, написавший книгу о [e] сицилийской кухне, и трактирщик Сарамб, все - удивительные мастера ухаживать за телом: у одного дивный хлеб, у другого - приправы, у третьего - вино". Аристофан также говорит о Теарионе и в "Геритадах" и в "Эо-лосиконе" [Kock.I.392; ср.: Еврипид."Гекуба".1]:

Пришел я из пекарни Теариона,

Обители печей.

В следующих стихах из "Сиротки" Эвбул называет превосходным кипрский хлеб [Kock.II. 192]:

[f] Как тяжело, заметив кипрский хлеб,

Проехать мимо! Он ведь голодающих

Притягивает как магнетский камень.

О колликиях (это то же самое, что и коллабы [см. 110f]) упоминает в "Артемиде" Эфипп [Коск.II.250]:

От Александра, хлебоеда (κολλικοφάγου) фессалийского,

Печь, полная хлебов.

Аристофан в "Ахарнянах" [872]:

А, хлебоед (κολλικοφάγε)! Здорово друг беотянин".

(113) 79. После этого слово взял один из присутствовавших грамматиков по имени Арриан: "Друзья мои, все эти хлебы - из доисторических времен. Нас ведь "не соблазнит ячменный хлеб - завален город булками пшеничными" [Kock.III.488], ни какой-либо другой из прочитанного перечня. А вот мне попался не упоминавшийся здесь трактат Хрисиппа Тианского, озаглавленный "Хлебопечение", и поскольку об описанных в нем хлебах я навел справки у многих моих друзей, поэтому я тоже попытаюсь сказать что-нибудь о хлебе. Качества хлеба, называемого артоптикием (ΑΡΤΟΠΤΙΚΙΟΣ) [b] сильно зависят от того, выпекался ли он в духовке или на открытом огне. Если, например, вы заквашиваете его на твердых дрожжах, он будет великолепен и хорош для еды всухомятку; если же вы разведете дрожжи (ослабите), он будет легим, но не таким белым. Хлеб, выпекаемый в духовке и на открытом огне, требует самых слабых дрожжей. У эллинов есть и хлеб под названием мягкий (ΑΠΑΛΟΣ); для него нужно только немного молока и оливкового масла и много соли. Форма для выпечки должна быть очень слабой. Зовут этот хлеб каппадокийским, [c] потому что в Каппадокии почти все сорта хлеба "мягкие". Сирийцы же называют такой хлеб "лахман"; они его очень любят, потому что его можно есть очень горячим, к тому же он ... [напоминает] ... цветы.

Существует и хлеб болетин (ΒΩΛΗΤΙΝΟΣ), выпекаемый в форме гриба. Квашню смазывают маслом и посыпают маковыми зернами, и только потом выкладывается тесто, чтобы оно не прилипало ко дну. Потом его ставят в печь в глиняной посуде, предварительно посыпанной мукой грубого помола, в результате хлеб приобретает прекрасный цвет копченого сыра.

Для кренделя (ΣΤΡΕΠΤΙΚΟΣ) нужно немного молока, перца, a [d] также оливкового масла; если его нет, то добавляется сало. В так называемый артолаганон (ΑΡΤΟΛΑΓΑΝΟΝ, пшеничные вафли [ср. 110а]) добавляют немного вина, а также перца, молока и оливкового масла или сала. Такую же смесь кладут и в капирии , которые римляне называют tracta".

80. Когда славный римский знаток закончил свой доклад, достойный самого Аристарха, Кинульк воскликнул: "Матерь Деметра, что за пропасть учености! Стоит ли после этого удивляться, что у восхитительного Остроглаза учеников, что песка морского, а богатств его прекрасная [e] наука принесла ему больше, чем Горгию и Протагору. Клянусь обеими богинями, {106} я просто не знаю, что и сказать: сам он слеп, или это у преданных ему учеников один глаз на всех, и его не хватает, чтобы видеть? Вот уж блаженные, чтобы не сказать "блаженной памяти"! Вот чему научили их наставники!". Ему ответил Магн, который любил поесть и восхищался усердием Арриана: [f]

{106 Клянусь обеими богинями... — покровительствующими зерну и хлебу Деметрой и Персефоной.}

"Вот мудрецы, что с ногами немытыми ночи проводят,

Лежа на голой земле, бродяги под небом открытым, -

или, как сказал комик Эвбул [Коск.II.212]:

Вы, нечестивые глотки,

Тянетесь вечно чужим добром поживиться!

Разве ваш праотец Диоген, пожирая за обедом пирог, не ответил на попрек, что ест хорошо приготовленный хлеб! {107} "О вы", - по словам того же Эвбула, - "вылизыватели мисок из-под мяса белых тунцов", никогда-то вы другим не уступите, но всегда галдите и не успокаиваетесь, пока вам не бросят, как шавкам, кость или кусок хлеба. Откуда вам знать, что (114) кубики - это не игральные кости, с которыми вы вечно возитесь, а хлебы прямоугольной формы, приправленные анисом, сыром и оливковым маслом, как свидетельствует Гераклид в "Искусстве Кулинарии"? Наш Остроглаз пропустил этот род хлеба, также как и таргел (ΘΑΡΓΕΛΟΝ), который иногда называют "талисием", - а ведь Кратет пишет в первой книге "Об аттическом диалекте", что таргелом называется первый хлеб из [b] зерна нового урожая. Он пропустил также сезамовый хлеб и не заметил даже анастата , который выпекают для аррефор. {108} А еще ведь есть и хлеб пирам из семян кунжута - скорее всего, тот же сезамовый. Все эти сорта хлеба описывает в первой книге своей "Жизни растений" Трифон, также как и хлебы, называемые тиагонами (ΘΙΑΓΟΝΟΣ) - их выпекают в Этолии для богов. А у афамантийцев какие-то хлебы называются драмиками или драмами .

{107 ...хорошо приготовленный хлеб? — Диоген, благодаря своему остроумию, показал, что не изменил нормам пресловутой неприхотливости киников в быту (он же питается хлебом!) и в то же время смог насладиться лакомством.}

{108 ...выпекают для аррефор. — т. е. для двух девушек, несущих хлеб впереди торжественной процессии на праздник Аррефорий в честь Афины Полиады (защитницы города) в Афинах.}

81. Перечисляют названия хлеба и составители словарей. Селевк упоминает некий хлеб, называемый македонцами драмином , фессалийцы же называют его даратом . Он же пишет, что этнит выпекается из тертых бобов, а эрикит из непросеянной пшеничной муки грубого [c] помола. Америй называет хлеб из непросеянной пшеницы ксеропиритом , точно так же и Тимахид. Никандр же пишет, что этолийцы посвящают богам хлебы, называемые ими тиагонами [ср.114b]. Египтяне называют свой кисловатый хлеб килластисом : в "Данаидах" о нем упоминает Аристофан [Kock.I.457]:

Болтают по-египетски:

"Килластис! Петосирис!"

Упоминают о нем также Гекатей [FHG.I.20; ср.418с], Геродот [11.77] и Фанодем в седьмой книге "Истории Аттики" [FHG.I.367]; Никандр Тиатирский [d] тоже пишет, что хлеб из ячменной муки египтяне называют килластисом. "Грязные" хлебы Алексид в "Киприоте" называет "серыми" (φαιός) [Kock.II.340; ср. 110d]:

- Ну, с чем ты прибыл-то?

- Забрал едва-едва

Из выпекавшихся хлебов я несколько.

- Чтоб провалился ты! И сколько же принес?

- Шестнадцать.

- Заноси сюда...

- Взял восемь белых я и серых столько же.

"Броском " (ΒΛΗΜΑ), пишет Селевк, называется горячий хлеб, пропитанный вином. Филемон в первой книге "Предметов для жертвоприношений" пишет, что пирн 'ом называется хлеб, выпекаемый из муки [e] непросеянной и сохранившей всё, что было в зернах, а бломиеями называются хлебы с надрезами, которые в Риме зовут квадратами; хлеб же из отрубей называется браттим 'ом или, по Америю и Тимахиду, эвконом. Далее, Филит в "Беспутных" называет сполеем какой-то хлеб, который едят только в узком семейном кругу.

82. Что же касается ячменного хлеба (ΜΑΖΑ), то упоминания о нем можно найти и у Трифона и у многих других авторов. Афиняне называют фистой лепешки из муки не самого тонкого помола, кроме того, у [f] них есть кресс-салатная лепешка, берека, колобки, ахилловы хлебцы (похоже, они выпекаются из ахилловой, очень тонкого помола муки), салатная лепешка (θριδακίνη), винная лепешка, медовая и так называемая лилейная (лилией называется фигура хоровой пляски, упоминаемая в "Невесте" Аполлофана [Kock.I.797]). А "салатницы" (θριδακίσκαι) Алкмана - это то же самое, что афинские салатные лепешки. Пишет же он так:

Гора духовых лепешек и салатницы.

Сосибий пишет в третьей книге "Комментариев к Алкману", что "(115) духовыми" называются сырные лепешки в форме женской груди. На здоровье называются ячменные лепешки, раздаваемые при жертвоприношениях всем желающим. Гесиод же называет ячменную лепешку сдобной (α̉μολγαίη) ["Труды и дни".590]:

Сдобного хлеба к нему, молока от козы некормящей.

Это сказано о крепком пастушеском хлебе: α̉μολγός ведь и значит крепкий. Что же касается всех видов жертвенных лепешек и печений, описанных афинянином Аристоменом в третьей книге "О священнослужении", [b] то здесь память моя пасует, хотя в юности моей я был знаком со старым Аристонимом. Он был актером в пьесах Древней комедии, впоследствии он стал вольноотпущенником ученейшего императора Адриана, который называл его "аттической куропаткой".

И тут Ульпиан не удержался: "У какого автора встречается термин "вольноотпущенник"?" Кто-то ответил, что одна из пьес Фриниха имеет заглавие "Вольноотпущенник", а у Менандра в пьесе "Получающая пощечины" есть и слово "вольноотпущенница"; были названы и другие примеры. Тогда Ульпиан спросил: "А какая разница между понятиями {109} "вольноотпущенник" (α̉πελεύθερος) и "отпущенник" (ε̉ξελευθέρος)? Однако было решено отложить эту проблему до более удобного случая.

{109 ...какая разница между понятиями... — Разницы нет, первое более распространено.}

83. Мы уже было протянули руки к хлебу, но Гален воскликнул: [с] "Мы не начнем трапезы, пока вы не прослушаете, что сказано о хлебах, печеньях и пище вообще сынами Асклепиадов! {110} Начну с того, что пишет Дифил Сифнийский в сочинении "О пище для больных и здоровых": "По сравнению с ячменным пшеничный хлеб и более питателен и лучше усваивается, и вообще он во всех отношениях лучше. Первое место занимает хлеб из отборной муки (σεμιδαλι̃ται), потом из обычной муки (α̉λευρι̃ται), и наконец, из непросеянной муки (συγκομιστοί): они считаются самыми питательными". Филистий Локрийский говорит, что больше всего сил [d] придает хлеб из отборной муки, затем хлеб из муки грубого помола и, наконец, хлеб из обычной пшеничной муки. Тем не менее вкус у хлеба из отборной муки хуже и питательности в нем меньше. Любой свежий хлеб питательнее, вкуснее и переваривается гораздо лучше черствого; кроме того, он облегчает дыхание {111} и легко усваивается.

{110 ...сынами Асклепиадов — потомков детей Асклепия, бога врачевания, т. е. врачей.}

{111 ...облегчает дыхание... — Возможны связи с теорией медицинской школы пневматиков, объяснявшей физиологические функции деятельностью дыхательной системы.}

Черствый хлеб легко насыщает, но плохо переваривается. А лежалый и засохший хлеб совсем не питателен, невкусен и крепит кишечник. Хлеб, [e] испеченный в золе, из-за неравномерного обжаривания тяжел для желудка и плохо переваривается. Хлеб, испеченный в маленькой печке или очаге, расстраивает кишечник и плохо переваривается. Испеченный на сковороде или в жаровне хлеб пропитывается оливковым маслом, легко проходит кишечник, однако бывает продымлен и этим вреден для здоровья. Хлеб, испеченный в больших печах (κλιβανίτης), превосходен во всех отношениях: он вкусен, полезен для желудка, хорошо переваривается и очень легко усваивается: не крепит и не расслабляет кишечника. [f] Врач Андрей рассказывает, что в Сирии выпекают хлеб из шелковичных ягод, от которого выпадают волосы. Мнесифей же пишет, что пшеничный хлеб переваривается легче ячменного, однако самый питательный хлеб - полбенный, который легче всего переваривается. Рисовые лепешки в больших количествах тяжелы для желудка и перевариваются плохо, поэтому постоянно есть их вредно. Следует также помнить, что плохо пропеченное (116) тесто из грубой муки производит ветры, вялость, колики и головные боли".

[О солонине]

84. После столь продолжительной дискуссии было решено приступить, наконец, к трапезе. И вот, когда нам вынесли так называемую царицу закусок, Леонид сказал: "Друзья, Эвтидем Афинский в своем сочинении "О солонине" приводит следующие стихи о засоленной пище, якобы принадлежащие Гесиоду:

Изо всех рыб осетра с обоюдоострою пастью

Первым признать мы должны; его прежде еще называли

"Челюстью" те рыбаки, что покрывшись одеждой простою

Били его острогой. Наслаждается им и богатый

[b] Рыбой соленой Боспор, где, брюхо его нарезая

Прямоугольно и ровно, народ мастерит солонину.

Да, осетра не бесславен меж смертными род острорылый,

Коего и целиком и кусками шершавая дарит

Соль нам. Также созревших тунцов питает Византии,

[c] Скумбрий глубокопучинных и меч-рыб, откормленных жирно.

Город же Парий - кормилец испанской славной макрели.

По ионийским волнам из Гадиры, Тарента святого,

Или Кампании или от Бруттия нам доставляют

Сердце тунца-исполина, что в тесно набитых сосудах

Ждет, не дождется начала обеда.

Вирши эти, мне кажется, вышли из-под пера какого-то повара, но никак не могут принадлежать вдохновенному Гесиоду. Да и откуда ему было [d] знать про Парий, Византии, не говоря уже о Таренте, Бруттии и Кампании, когда он жил за много лет до того, как эти местности были заселены? Поэтому я склоняюсь к мысли, что стихи эти принадлежат скорее всего самому Эвтидему".

На его слова отозвался Дионисокл: "Чьи это стихи, - судить вам, мой добрый Леонид, знаменитым словесникам, однако раз уж речь зашла о солонине {112} (ΤΑΡΕΧΟΣ), то я могу привести даже пословицу, на которую обратил внимание Клеарх из Сол:

{112 ...раз уж речь зашла о солонине... — Еще одна закуска, вокруг которой в классических Афинах бушевали страсти, — находились и ревнители, и противники ее. Несмотря на то что можно было найти и очень дешевую соленую рыбу, сам интерес к ней рассматривался как отступление от норм поведения в сторону изнеженности, и потому страсть к соленой рыбе высмеивается в комедиях и обличается в речах (как у Тимокла в речах против Демосфена).}

[e] Душицу любит солонина тухлая, -

и попытаюсь рассказать кое-что об этом предмете. 85. Например, Диокл Каристийский в книге "Здоровье" пишет, что лучше всего из тощей соленой рыбы - ранние (ω̉ραι̃α) тунцы, а из жирной - взрослые. А Гикесий пишет, что и пеламиды и ранние тунцы крепят кишечник. Самые молодые тунцы очень похожи на тунцов-кибий (κύβιοι) и совсем не так похожи на ранних тунцов. {113} Точно так же, - говорит он, - есть большая разница не только между ранними тунцами Византия и всеми другими, но и всеми прочими рыбами, которые ловятся в Византии ив [f] других местах".

{113 ...не так похожи на ранних тунцов. — Несмотря на чудовищную путаницу уже у античных авторов в многообразных названиях солонины из тунца и родственных ему рыб (таких как пеламида, или бонито) разных размеров и возраста, с некоторой уверенностью можно утверждать, что ранними тунцами и тунцами-кибиями называются все-таки способы приготовления тунцовой солонины, а не виды тунца: ранние тунцы — это, если верить лексикографу Гесихию, тунцы, засоленные весной, тунцы-кибии — это «кубические», засоленные кубами куски тунца.}

Его замечания продолжил эфесец Дафн: "А вот Архестрат, объехавший целый мир ради вожделений желудка и того, что ниже, пишет:

Мосх дорогой, солонину тунца сицилийского надо

Есть, когда резать его для засолки в горшках начинают.

(117) Прелесть понтийскую, рыбу сапердиду, шлю я подальше,

Также и тех, кто ее восхваляет: немногим известно,

Что из нее и плоха и невзрачна бывает закуска.

Скумбрию три дня подряд подержи, перед тем как положишь

В слабосоленый рассол, и ешь, когда в нем пролежала

Очень недолго она. Когда посетишь ты Византии,

Град многославный, святой, умоляю, тунца молодого

[b] Съешь солонины, она нежна, ее вкус благороден.

Однако лакомка Архестрат упустил в своем перечне упоминаемую комедиографом Кратетом в пьесе "Самосцы" слоновую солонину, {114} о которой тот говорит так [Kock.I.139]:

{114 ...упоминаемую комедиографом Кратетом в пьесе «Самосцы» слоновую солонину... — Кратет (V в.), один из основоположников Древней аттической комедии, первый снабдил свои произведения элементами фантастики и откровенной небылицы-нескладухи. Подобной техникой, слегка ее видоизменив, воспользовались и его младшие современники, в том числе Аристофан. Что касается приведенного ниже фрагмента, в нем, помимо таких очевидных сказочных мотивов, как волки в перьях, слоновая солонина и черепаха-лесоруб, присутствуют и бытовавшие тогда поверья: так, считалось, что у жителей Кеоса не было календаря.}

Нарубив ветвей сосновых, черепаха на костре

Солонину из слоновой кости в кожаном ведре

Отварила. Волки в перьях, крабы быстрые гурьбой

Храбро с тучей выходили разлохмаченной на бой.

Бей! Души его! Какое, друг, на Кеосе число?

О том, что "засоленная слоновая кость" Кратета была у всех на устах, [c] свидетельствуют следующие стихи из "Женщин на празднике Фесмофорий" Аристофана [Kock.I.480; ср.104е]:

Здорово для нас, комедийщиков,

Выдумал Кратет, не поморщившись,

Рыбину из бивня слонового

И таких затей на посмешище!

86. О сырой солонине упоминает в "Ослепшем" Алексид, он же в "Беспутной" выводит повара, следующим образом рассуждающего о приготовлении солонины [Kock.II.366]:

[d] Присяду все-таки и тихо сам с собой

Здесь поразмыслю о закупках надобных

И как всё приготовить. Я понять хочу:

С чего начать и чем мне блюдо каждое

Приправить. Взять хотя бы этот вот кусок

Тунцовой солонины. В два обола он

Мне обошелся; хорошенько вымочить

Его мне прежде надо, а потом приправ

В кастрюлю я насыплю, положу его,

Залью вином всё белым да оливковым

Заправлю маслицем и буду уж тушить,

Пока мозгов нежней не станет, сверху же

Покрою щедро сильфием.

[e] В "Ослепшем" же некий персонаж препирается с требующим уплатить взнос за складчинный обед [Kock.II.301]:

- Пока не дашь отчета в каждой мелочи,

На медный грошик даже не рассчитывай!

- Имеешь право. Где же счеты, камешки?

- Выкладывай!

- За солонину пять кладу

Я медяков.

- Согласен. Дальше говори!

[f] - На мидий только - семь.

- Ты не кощунствуешь.

- Да за ежей морских обол.

- По совести.

- Капусты вы не ели после этого,

Которую хвалили?

- Здесь не спорю я:

Действительно, прекрасна.

- Это стоило

Мне два обола.

- Чем же восхищались мы?

- На три обола - солонины "кубовой".

- Надул! А на цикорий не потрачено

(118) И вовсе ни обола.

- Видно, ты, простак,

Давно на рынке не был: долгоносики

Всю зелень нынче съели.

- И поэтому

За солонину вдвое переплачено?

- На рынке есть торговец: подойди, спроси.

Да десять за угря оболов.

- Дешево.

Что дальше?

- Накупил я рыбы жареной

На драхму.

- Горе! Список твой горячечный:

То чуть полегче, то опять огнем горю.

- Прибавь вино: средь пира прикупить его

Кувшина три, за них оболов по десять.

87. Гикесий пишет во второй книге трактата "О пище", что пеламида - это большая рыба-кибия. Упоминает кибий и Посидипп в "Перебежчике" [b] [Kock.III.430]. Эвтидем же пишет в сочинении "О солонине", что рыба делькан (δελκανός) названа по реке Делькону, где ее ловят; в соленом виде она очень полезна для желудка. Дорион, упоминая в сочинении "О рыбах" "лебия", пишет, что, по мнению некоторых, это тот же делькан, а коракина многие называют "сапердидой", и лучшие из них водятся в Меотидском озере. Он пишет также, что замечательных серых кефалей (κεοτρει̃ς) ловят недалеко с от Абдер; немногим уступают им кефали из окрестностей Синопы; в соленом виде они очень полезны для желудка. Разновидность кефалей-муллов (μύλλοι) некоторые называют "агнотидиями", другие (их же!) - "платистаками". (Точно так же одна и та же рыба хеллария имеет несколько имен: {115} ее называют и "вакхом" и "осленком".) "Платистаками" называются самые крупные экземпляры, средние - муллами, а мелочь - "агнотидиями". [d] Упоминает муллов и Аристофан в "Грузовых ладьях" [Kock.I.499]: "Скумбрии, испанская макрель, лебии, муллы, сапердиды, самки тунцов".

{115 ...хеллария имеет несколько имен... — Скорее всего, рыба из семейства тресковых, возможно галея, она же средиземноморский налим (Gaidropsarus mediterraneus L.).}

88. На этом Дионисокл {116} умолк, и речь продолжил грамматик Вар: "Однако эту соленую рыбу упоминает и Антифан в "Девкалионе" [Kock.II.43]:

{116 ...Дионисокл умолк... — До этого говорил Дафн, и неясно, где кончается его реплика, а где начинается реплика Дионисокла; следовательно, можно предполагать лакуну в тексте.}

Кому по вкусу, вот осетр засоленный

Или тунец гадирский, соблазняемый

Благоуханьем самки из Византия.

Также в "Парасите" [Kock.II.87]:

Соленый, жирный посредине был осетр,

Весь белый и горячий.

Также Никострат или Филетер в "Антилле" [Kock.II.220]: [е]

Засоленная рыба пусть участвует

В гулянке нашей, из Гадир подбрюшие

Пускай войдет.

И далее:

Купил у мужика я, (боги правые!),

Торговца солониной благородного,

Очищенный от шкуры и громаднейший

Кусок ценою в драхму, и всего за два

Обола. {117} Нам и за три дня не съесть его,

{117 ...всего за два обола. — В одной драхме шесть оболов, так что выгода получилась существенная.}

Не съесть и за двенадцать - так уж он велик".

[f] На этих словах Ульпиан сказал, поглядев на Плутарха: "А ведь кажется, сударь, никто не упомянул в этом перечне вашу александрийскую рыбу "мендесия", которой даже бешеная собака в рот не возьмет, а также твоих "полу-солений" (η̉μίνηρος) и соленых сомов".

(119) Плутарх ответил: "А чем, по-вашему, отличается "полу-соленье" от "полу-соленой рыбы" вашего прекрасного Архестрата [ср. 117а]? К тому же, полу-соленье упоминает пафиец Сопатр в "Слуге Мистака":

Дунайского питомца, осетра он взял,

Полу-соление, утеху скифскую.

Упоминает он и раннего мендесия:

Прелестный, мастерски слегка подсоленный

Мендесий и лобан, что в желтом пламени

Зажарены.

Все знатоки подтвердят, что они куда вкуснее котт и лепидий, [b] которыми у вас так хвалятся. Ты скажи-ка нам лучше, мужского ли рода у аттиков слово "солонина" {118} (τάριχος)? У Эпихарма это именно так".

{118 ...мужского ли рода у аттиков слово «солонина»? — Обычно в древнегреческом это слово употреблялось в среднем роде; дальше следуют примеры его употребления в мужском роде.}

89. Однако замявшегося Ульпиана опередил Миртил: "Прежде всего, Кратин пишет в "Дионисалександре" [Kock.I.24]:

Я солонину принесу понтийскую (ταρίχους)

В корзинах.

Платон в "Зевсе оскорбленном" [Kock.I.613]:

Итак, я, значит, все свое имущество

На солонину выброшу.

Аристофан в "Пирующих" [Kock.I.441]:

[c] Взмочу я эту рыбину соленую (τάριχον)

За все проказы, что за нею водятся.

Кратет в "Зверях" [Kock.I.135]:

Надо отварить капусту,

Рыбу сжарить, солонину (ταρίχους),

И при этом свои руки

Далеко держать от нас.

По-особенному оно коверкается в "Хлеботорговцах" Гермиппа [Kock.I.228]:

И жирный солонин. {119}

{119 ...солонин. — Имитация ломаного греческого языка иностранки, матери демагога Гипербола.}

Но у Софокла в "Финее" [TGF2. 285]:

На вид

Он солонины был мертвей египетской. {120}

{120 ...солонины был мертвей египетской. — Имеются в виду египетские мумии.}

Уменьшительная форма - в "Мире" у Аристофана [563]: [d]

... купим вкусный полоточек балыка (ταρίχιον).

У Кефисодора в "Свинье" [Kock.I.892]:

Кусок мясца иль солонинки плохонькой.

У Ферекрата в "Перебежчиках" [Kock.I.151]:

Каждого жена ждет дома, варит тертые бобы,

Чечевицу или жарит нам козлятинки кусок

Или солонинку.

И Эпихарм пишет слово "солонина" (ο̉ τάριχος) в мужском роде; и у Геродота в девятой книге [IХ.120]: "...соленые рыбы (οι̉ τάριχοι) запрыгали и стали биться в огне"; и в пословицах тоже мужской род:

[е] Вприглядку солонина может жариться.

Душицу любит солонина тухлая.

Заслуг своих соления не ведают.

Но аттики пишут это слово в среднем роде, и родительный падеж получается у них του̃ ταρίχους. Например, Хионид в "Нищих" [Kock.I.5]:

О боги, так бы съел и солонины (του̃ ταρίχους) он?

А дательный падеж "солониной" - ταρίχει, как ξίφει ("мечом"). Менандр в "Третейском суде" {121} [Kock.I.5]:

{121 Менандр в «Третейском Суде»... — Первый фрагмент сейчас чаще приписывают комику старой аттической комедии Хиониду, считая, что это строчка фрагмента комедии «Бедняки».}

[f] На солонину (τω̃ ταρίχει) порубить их следует!

Там же и винительный падеж этого слова [Kock.III.52]:

Я в этих случаях

На солонину (ε̉πί τάριχος) соли посыпать привык.

Когда это слово пишется в мужском роде, родительный падеж теряет сигму (ταρίχου).

90. И так любили афиняне эту соленую рыбу, что, как утверждает в "Эпидавре" Антифан, даровали гражданство сыновьям торговца солониной Хэрефила [Kock.II.322]:

Сыночков Хэрефиловых вы сделали

(120) Афинянами лишь за то, что выучил

Он солонину есть. Верхом увидев их,

Тимокл сказал в своих Сатирах: "Что это

За пара скумбрий?" {122}

{122 Что это / За пара скумбрий? — Пассаж направлен против Демосфена, добившегося гражданства для сыновей торговца солониной.}

Упоминает их и оратор Гиперид. Другого торговца солониной, Эвфима упоминает в "Цирюльнике" Антифан [Kock.II.63]:

Сходи к торговцу солониной, Парменон,

Я от него ношу обычно, если мне

Удача улыбнется .......................

Эвфим ...................... на месте разочтя,

Чего-нибудь, да повкуснее, Парменон,

И прикажи порезать.

Еще одного торговца солониной, Фидиппа, упоминает Алексид в "Шарфике" и в "Корзинках" [Kock.II.299, 377]:

[b] Другой - Фидипп, чужак и солонины вождь".

91. Так как мы ели солонину, у многих возникло желание выпить, однако Дафн вскинул руки вверх и сказал: "Друзья мои, в сочинении, озаглавленном "Пир", Гераклид Тарентский пишет: "Перед выпивкой нужно [c] в меру наесться, и лучше всего закусками при начале трапезы. Ибо, если пища попадает в желудок после вина, она его перестраивает, и начинается ноющая боль. Некоторые даже полагают, что разные виды зелени и едкие сорта солонины ведут к заболеваниям желудка, и предлагают заменять их пищей клейкой и вяжущей. Однако они забывают, что пища, [d] расслабляющая кишечник, хорошо умеряет еду противоположного свойства: это так называемый пастернак (о нем упоминает Эпихарм в "Деревенщине" и "Земле и Небе" и Диокл в первой книге "Здоровья"), также спаржа, белая свекла (красная свекла угнетает кишечник), моллюски-конхи, черенки, морские мидии, сердцевидки, гребешки, хорошо засоленная рыба без запаха и различные виды рыб с сочным мясом. Хорошо также для возбуждения аппетита выставлять на стол закуски из зелени, свеклу и солонину... [текст испорчен] ... не злоупотребляя тяжелой пищей. Обильных же возлияний в начале трапезы следует избегать, ибо они препятствуют впитыванию жидкостей, поступающих после них". Только македоняне, как [e] свидетельствует Эфипп Олинфский в сочинении "О погребении Александра и Гефестиона", никогда не признавали умеренного питья и сразу напивались допьяна уже к первым переменам блюд, так что уже не могли наслаждаться едой.

92. Дифил Сифнийский пишет: "Солонина из морской, озерной и речной рыбы малопитательна, мало-сочна, суха, легко переваривается и возбуждает аппетит. Из нежирных сортов лучше всего кибии, ранние тунцы и подобные им виды рыб, из жирных - кусочки тунцового мяса и молодые [f] тунцы. С возрастом их мясо становится лучше и острее, особенно у рыб из Византия. Кусочки тунцового мяса, - пишет он, - делают из пеламид, тунцы поменьше похожи вкусом на мясо тунцов-кибий, к этому же классу (121) относятся и ранние тунцы. Сардинские тунцы по величине такие же, как ml панская макрель. Мясо скумбрии очень легко и не задерживается в желудке. Испанская макрель слабит кишечник, она очень едкая и невкусная, однако очень питательна. Лучше нее аминкланская и сакситанская из Испании: она гораздо легче и слаще". Страбон в третьей книге "Географии" пишет [III. 159], что город Секситания стоит на Геракловом острове напротив Нового Карфагена [156]; от его имени получила свое название соленая рыба. Есть там и другой город, называемый Скомбрарией от [b] "скумбрий"; эту рыбу здесь ловят и приготовляют из нее наилучший соус. Есть еще и рыба "чернодубровка" (μέλανδρυς), о ней упоминает Эпихарм в "Одиссее-перебежчике": "Был полезен кусок тунцовой солонины, похожей на чернодубровку". Эта чернодубровка, по словам Памфила в "Ономастиконе", является самой крупной разновидностью тунца; солонина из нее самая жирная.

93. "Сырую солонину, - продолжает Дифил, - называют кетема {123} (κήτημα); она тяжела, клейка и к тому же плохо переваривается. Речная нильская рыба коракин (κορακι̃νος), которую называют также пельтой, а в Александрии еще полусоленой, - довольно жирная, очень вкусная, мясистая, питательная; она легко переваривается и усваивается во всех отношениях лучше мулла. [c] Икра же и свежих и соленых рыб в равной степени тяжела для желудка, особенно от жирных и крупных рыб, ибо она твердая и плохо дробится. Однако она становится пригодной для желудка, если ее окунуть в рассол и поджарить. Вообще же всю соленую рыбу надо отмачивать, пока вода не станет пресной и не потеряет запаха. Если отварить солонину в морской воде, она становится более пресной; особенно она вкусна, пока не остыла".

{123 ...называют кетема... — Вероятно, от κη̃τος — название произвольной громадной рыбы, часто мифологической (отсюда русское «кит»), но может употребляться и для очень крупного тунца.}

Мнесифей Афинский пишет в книге "О пище": "Как соленые, так и [d] пресные соки возбуждают кишечник, кислые и едкие мочегонны, горькие еще более мочегонны, кроме того, некоторые из них прослабляют, а терпкие [крепят]". Утонченнейший Ксенофонт, осуждая в сочинении "Гиерон или Тиран", подобные кушанья, пишет [1.22]: " - К чему все эти [e] кулинарные измышления, которые вы напридумывали для тиранов: кислое, едкое, терпкое и всё тому подобное? - Конечно, - ответил Симонид, - всё это мне кажется противным природе человека. - Не думаешь ли ты, - сказал Гиерон, - что эти кушанья предназначены для возбуждения их низких и больных душ? Ведь кто вправду ест с удовольствием, тот нисколько не нуждается в таких исхищрениях, ты это знаешь".

[О прохладительных напитках]

94. После этих слов, Кинульк попросил выпить декокта, {124} - ему, мол, нужно оросить пресной влагой круто просоленные речи. Рассердившись на него, Ульпиан хлопнул по своей подушке и воскликнул: [f] "Долго ли вы будете изъясняться варваризмами? Или уйти мне прочь, покинув пир? Я не в силах переносить вашу болтовню!"

{124 ...попросил выпить декокта... — Латинское слово (aqua) decocta — кипяченая вода, охлажденная снегом.}

"Драгоценный мой! - отвечал ему Кинульк, - раз уж я сейчас нахожусь в царственном Риме, то и пользуюсь словом, привычным в местном наречии. Ведь и у древних поэтов и прозаиков, писавших на чистейшем эллинском языке, можно обнаружить персидские слова, ставшие уже (122) привычными: парасанги [мера длины], астанды [гонцы], ангары [царская почта] и схены в мужском или женском роде - это путевая мера длины, которой многие пользуются и в наше время. Известны мне у многих аттиков и слова, заимствованные от македонян при общении с ними. Лучше было бы мне

Напиться бычьей кровушки,

Ведь гибель Фемистокла предпочтительней {125}

{125 ...гибель Фемистокла предпочтительней... — Кинульк пользуется цитатой из «Всадников» Аристофана, в которой упоминается легендарная смерть Фемистокла, вынужденного после своей блистательной победы над персами при Саламине бежать из Афин к бывшим врагам, где он через некоторое время, несмотря на роскошную жизнь, покончил с собой, принеся быка в жертву Артемиде и выпив залпом кровь, наполнившую жертвенную чашу. Бычья кровь считалась ядом; так, ставшая причиной Троянской войны Елена во фрагменте одноименной трагедии Софокла (178) говорит, что ей лучше всего было бы выпить бычьей крови и не слышать столько дурной молвы.}

встречи с тобой. Я нарочно не сказал "упиться бычьей влагою", потому что ты не понял бы, что это такое. Ты не знаешь, что и у лучших поэтов и прозаиков можно найти что-то неудачное. Ведь и Кефисодор, ученик оратора [b] Исократа, пишет в третьей книге "К Аристотелю", что любой при желании найдет у других поэтов и ученых одно-два неудачных выражения. Например, у Архилоха сказано: "...шкурник всякий человек", Феодор велит обогащаться, но восхваляет равенство, у Еврипида сказано: "...клялся язык..." ["Ипполит".612], у Софокла в "Эфиопах" сказано [TGF2.136]:

[c] Ведь для твоей же пользы, не во вред тебе

Я предлагаю: поступай как мудрые:

Хваля достойное, не забывай барыш.

И в другом месте он говорит, что слово, приносящее выгоду, не может быть плохим. {126} А у Гомера Гера злоумышляет против Зевса [Ил.ХIV.159сл.], и Арес прелюбодействует [Од.VIII.266сл.], и за это все их бранят. 95. Так что, если я оплошал в чем-нибудь, не прогневайся, о ловчий лучших имен и словес! Говорит ведь милетский поэт Тимофей:

{126 ...слово, приносящее выгоду, не может быть плохим. — Имеется в виду «Полезна речь — так значит хороша» («Электра». 611). Хотя ожидаются неудачные стилистические примеры, Кинульк приводит здесь примеры, неудачные морально и носящие антивоспитательный характер.}

[d] Старого я не пою, новое мое - лучше.

Царь наш - юный Зевс, а Кроново царство миновало:

Прочь ступай, древняя Муза!

Опять же Антифан говорит в "Алкесте" [Kock.II.22]:

Всегда старайся непременно новое

Изобретать: одно нововведение

Легко побьет старинные обычаи,

Хотя бы и казалось опрометчивым.

[e] Но чтобы ты снова не разгневался на меня, я докажу, что и древним был известен напиток, который я назвал декоктом. Как говорит Ферекрат в "Лжегеракле" [Kock.I.194]:

Сказал бы очень ловкий в измышлениях

...................

Но я отвечу так: не суетись и будь

Любезен, обрати вниманье, выслушай".

"Умоляю, - сказал Ульпиан, - не откажи сперва сказать, что такое бычья влага, - у меня просто жажда до таких выражений".

И Кинульк: "Позволь тогда сперва выпить за тебя, зачерпнувши [f] слов, которых ты жаждешь, из "Пифагореянки" Алексида [Kock.II.370]:

Я пью

Воды прокипяченной чашу: если же

Сырую выпьет кто, - обременит его

И утомит она.

Бычьей же, дорогой мой, назвал Софокл в "Эгее" [TGF2.135] воду из Бычьей реки в Трезене, подле которой протекает и ручей, называемый Гиоессой. (123) 96. Известно, что в древности заздравно пили даже очень холодную воду, но я не приведу свидетельств, пока ты не просветишь меня, пили ли наши предки на пирах также и горячую воду? Ведь если кратеры получили свое название {127} от того, что в них смешивали питье до краев, то ведь не огонь под ними разводили, как под котлами. А что горячая вода была им знакома, свидетельствует в "Демах" Эвполид [Kock.I.286]:

{127 ...если кратеры получили свое название... — Кратеры, пиршественные сосуды из расписной керамики или серебра для смешивания вина с холодной или горячей водой в заданной симпосиархом пропорции, действительно названы словом, производным от глагола κεράννυμι — «смешивать». Их описание здесь несколько искажено в результате эпитомизации; ср. кратеры у Поллукса (IX. 67-70).}

Воды нагрей нам медный таз, испечь вели

Нам жертвенных лепешек, чтобы сгрудились

Над требухой мы.

И Антифан в "Омфале" [Kock.II.84]: [b]

И чтоб никто навстречу не попался мне

С горшком воды кипящей, - я не болен ведь,

Избави бог нас от недомогания!

А если и заноет что под ложечкой

Иль у пупка, то перстенек имеется

Заговоренный, у Фертата купленный

За драхму.

И в "Умащивательнице" - эта пьеса также приписывается Алексиду [Kock.II. 19]:

А если мастерскую мне ославите,

Клянусь Деметрой, кипятком ошпарю вас,

[с] Из таза зачерпнув громадным ковшиком.

И если так не сделаю, пускай тогда

Вовек не пить воды мне избавительной.

Платон в четвертой книге "Государства" [IV.437d]: "Возникает ли в душе человека еще и дополнительное желание? Например, если речь идет о жажде, будет ли это желанием пить непременно горячее или холодное, много или мало - словом, пить какой-нибудь определенный напиток? Если человеку жарко, не прибавится ли к его жажде желание чего-нибудь горячего, {128} а если ему холодно, то - холодного? Если налицо большой выбор напитков, жажда принимает различные оттенки, [d] и начинают желать многого; если же это просто жажда, то - немногого. Но жажда сама по себе никогда не будет вожделением к чему-нибудь другому, кроме естественного желания пить, а голод сам по себе - кроме естественного желания есть".

{128 Если человеку жарко, не прибавится ли к его жажде желание чего-нибудь горячего... — Кинульк намеренно «переиначивает» Платона, используя противоположный ему философский принцип — популярный в тогдашней медицине метод лечения «подобное подобным», здесь — в жару горячим, а в холод холодным.}

Сем Делосский пишет во второй книге "Истории островов" {129} [FHG.IV.493], что на острове Кимоле летом копают холодильные ямы и ставят в них глиняные сосуды, полные теплой воды; когда же их вынимают обратно, они холодны как лед. Афиняне, как свидетельствует в [e] "Андрокле" Софил [Kock.II.444], называют теплую воду смешанной (μετάκερας). Алексид в "Локрах" [Kock.II.347]:

{129 ...«Истории островов»... — Скорее книга называлась «История Делоса»; ср. 109е.}

И разливали воду две прислужницы:

Та - смешанную, эта же - горячую.

И Филемон в "Коринфянке" [Kock.II.488], Амфид в "Бане" [Kock.II.237]:

И вопил один: "Горячей принесите мне воды!"

Рядом смешанной с горячей громко требовал другой".

97. Киник еще собирался продолжить свое нагромождение цитат, но Понтиан оборвал его: "Любезные мои! Но ведь древние знали и очень холодное питье. Ведь Алексид говорит в "Парасите" [Kock.IL364]:

Ибо я хочу,

[f] Чтоб ты отпил воды моей колодезной:

Она прекрасна - виршей Араротовых

Прохладней. {130}

{130 ...виршей Араротовых / Прохладней. — Арарот, потомственный комедиограф, сын Аристофана и соперник Алексида. Ср. аналогичные шутки гетеры Гнафены над комиком Дифилом полвека спустя (579e-580f).}

Колодезную воду упоминает также Гермипп в "Керкопах" [Kock.I. 234]:

........ [цитата утеряна] ......

Алексид говорит в "Упившейся мандрагорой", что пили и ледяную воду [Kock.II.348]:

Ну разве человек не суетливое

Создание, что вечно меж двух крайностей

Без толку мечется? Мы увлекаемся

Людьми чужими, а роднёю брезгуем.

(124) А ведь бедняк последний, без гроша, богат

Своими близкими! При взносах складчинных

Донельзя скряжничаем, каждодневно же

Роскошествовать белою лепешкою

Хотим, ячменной и похлебкой черною,

(Природный цвет ее черним красителем),

К питью нам нужен лед, но чуть остывшие

Освищем кушанья и разбраним вино

Чуть кислое, сходя с ума по соусам.

Выходит, верно говорится многими

[b] Людьми неглупыми, что совершенства нет,

А коли возникает, то немедленно

Ему конец приходит.

И Дексикрат пишет в комедии, озаглавленной "Сам себя обманувший" [Коск.III.374]:

Когда я спьяну ледяную воду пью,

Иль о египтских благовоньях думаю...

И Эвтикл в "Мотах" или "Послании" [Kock.I.805]:

Он первым узнавал, торгуют ли

На рынке льдом, и соты съесть медовые

Всегда готов был первым по любой цене.

И превосходный Ксенофонт упоминает в "Воспоминаниях [о Сократе]" [c] питье со льдом [II.1.30], а Харет Митиленский, рассказывая в "Истории Александра" об осаде индийской крепости Петры, описывает способ хранения льда: Александр приказал вырыть тринадцать холодильных ям, их наполнили льдом, завалили дубовыми ветками, и лед сохранялся в них очень долго.

98. О том, что и вино охлаждали, чтобы пить его очень холодным, пишет в "Холодильщиках" Страттид [Kock.I.728]:

Вино горячее

Никто не стал бы пить, для нас приятнее

[d] Вино со льдом, в колодце охлажденное.

И Лисипп в "Вакханках" [Kock.I.700]:

- Гермон, ты как? И что случилось?

- Ничего!

В колодец только опустил отец меня,

Как летом опускал в жару кувшин с вином.

Дифил в "Памятке" пишет [Коск.II.559]:

Дорида, охлади вино!

Протагорид, описывая во второй книге "Забавных историй" [FHG.IV.485] речное плавание царя Антиоха {131} по Нилу, рассказывает о некоторых [e] способах получения холодной воды: "Днем они выставляют воду на солнце, на ночь же, сцедив осадок, оставляют в глиняных гидриях на открытом воздухе, как можно выше, и всю ночь два раба смачивают стенки сосудов. Утром сосуды спускают вниз и снова сцеживают осадок. Таким способом вода делается чистой и очень здоровой. После этого они укрывают гидрии в мякине и пьют воду, не нуждаясь ни во льде, ни в чем-нибудь подобном".

{131 ...речное плавание царя Антиоха... — Протагорид описывает плавание по Нилу царя Сирии Антиоха IV Эпифана, которое тот совершил, разграбляя Египет (весь, кроме Александрии), перед своей коронацией в Мемфисе в 168 г. до н.э. Гидрии — большие сосуды для воды; были нужны для вылазок в пустынные области Египта. На обратном пути Антиох спровоцировал восстание Маккавеев, заставив построить в Иерусалиме храм Зевса Олимпийского.}

[f] О колодезной воде упоминает Анаксилай во "Флейтистке" [Коск.II.264]:

Воду из моего колодезя

Считай своею.

И снова:

(125) Испортил воду он в моем колодезе.

Аполлодор из Гелы упоминает в "Потерявшей мужа" и о самом колодце, используя это слово (λάκκος) в нашем сегодняшнем значении [Kock.III.278]:

Веревку отвязавши от колодезя,

Ты бросилась на брань вооруженная".

Услышав это, Миртил воскликнул: "Друзья, как любитель солонины (φιλοτάριχος), я тоже хотел бы выпить ледяной воды на манер Симонида!"

[b] Ульпиан в ответ: "Выражение любитель солонины было в "Омфале" у Антифана [Коск.II.84]:

Нет, дева, не любитель солонины я.

Алексид в комедии "Власть женщин" обзывает кого-то похлебкой из солонины (ζωμοτάριχος) [Kock.II.312]:

Гиппокл-то киликийский - ну, актеришко!

Похлебка с солониной!

Но вот что значит "на манер Симонида", я не знаю".

99. Миртил отвечал: "Тебя ведь, пузан, история нисколько не интересует. Ты жиро-лиз (κνισολοιχός), и даже, говоря на манер старинного самосского поэта Асия, жиро-угодник (κνισοκόλαξ). [c] Каллистрат рассказывает в седьмой книге "Смеси", что однажды "в пору могучего зноя" поэт Симонид обедал у кого-то в гостях, и виночерпии, положив лед в питье остальных гостей, обошли его; тут же экспромтом сочинил он следующую эпиграмму:

Тот, кто был принесен Бореем из Фракии ярым,

Больно кусая всех, кто не закутался в плащ,

Тот, кто покрыл пеленою Олимп и заживо умер.

Тягость простерши свою на Пиэрийской земле, -

[d] Пусть, растопившись, послужит и мне, потому что негоже

Теплым поить питьем доброго гостя в дому".

Когда Миртил выпил, Ульпиан снова спросил: "Где же ты нашел жиролиза, и в каких стихах Асия упоминается жироугодник?" Миртил ответил: "Стихи Асия такие:

В час, когда свадьбу справлял Мелес, согнутый годами

Жироугодник пришел, жалкий, клейменный, хромой,

Нищий, незваный, просящий похлебки; посередине

[e] Свадьбы стоял герой, вылезший из нечистот.

Жиролиза же можно найти в "Филархе" Софила [Коск.II.446]:

Ты лакомка и жиролиз.

А в пьесе, озаглавленной "Бегущие вместе" [Kock.II.446], сказано "жиролизание":

Притона содержатель, весь снедаемый

Жиролизаньем, приказал вот этою

Кровяной колбасой его полакомить.

[f] Упоминает жиролиза и Антифан в "Шмеле" [Kock.II.37].

О том, что за едой пили сладкие вина, говорит в "Дропиде" Алексид [Kock.II.317]:

Вино внесла девица сладкое

В серебряной пузатенькой посудине,

На вид приятной; но ни чаша, ни фиал, -

В себе она соединяла формы их".

[О запеканках]

100. После этого внесли пирог из молока, лепешек и меда, {132} который римляне называют libum. Кинульк заметил: "Подкрепись, Ульпиан, (126) отеческим "хтородлапсом", которого, клянусь Деметрой, ты не найдешь ни у одного древнего автора за исключением, быть может, твоих соотечественников Санхуниатона и Моха, {133} писавших об истории Финикии".

{132 ...внесли пирог из молока, лепешек и меда... — Подобный пирог, πλακου̃ς, в котором слои теста перемежаются слоями мягкого сыра с медом, в Риме обычно назывался тем же слегка латинизированным словом placenta; архаический рецепт его III в. до н.э. сохранился в трактате Катона Старшего «О земледелии» (76), а рецепт римского жертвенного пирога libum по Катону (75) меда не содержит вовсе — это простая лепешка из сыра, муки и яйца. Правда, четыре века спустя незамысловатая жертвенная лепешка вполне могла видоизмениться в роскошное сладкое лакомство.}

{133 ...твоих соотечественников Санхуниатона и Моха... — Ульпиан, родом из финикийского Тира, не единственный выходец оттуда, известный в эллинистическом мире. Полулегендарный финикиец Санхуниатон, как считалось в античности, жил до Троянской войны и от верховных финикийских жрецов приобрел эзотерические познания о мире, которые и воплотил затем в своем труде о космогонии (сотворение богов и животных, человеческие жертвоприношения и пр.). Предполагалось, что этот трактат был переведен на греческий Филоном из финикийского Библоса в I в. н.э., отрывки этого перевода сохранились в трудах Евсевия Кесарийского. Мох имеет так же мало отношения к истории, как и Санхуниатон, — судя по всему, Мох описывал финикийские представления о мире, от которых в упоминающих его греческих авторах сохранилось в основном то, что мир родился, когда мировое яйцо разбилось и распалось на две половинки: небо и землю.}

"Хватит с меня, клещ [Ил.ХХI.394], - отвечал Ульпиан, - и медовой лепешки! Впрочем, с удовольствием поел бы я и запеканки с моллюсками или с орешками пинии". Когда ее принесли, он сказал: "Подайте мне "мистилу" (μυοτίλης), не стану же я называть ложку {134} словом "мистрон" (μύστρον), ибо до нашего времени так не говорил никто".

{134 ...не стану же я называть ложку... — Мистила и мистрон сначала представляли собой ломти хлеба, используемые для зачерпывания и поедания соусных и полужидких блюд (ср. дальше у Никандра в переложении Эмилиана: «...ешь ее полыми мистрами»), но к IV в. до н.э. появились металлические ложки, которые унаследовали от этих ломтей как название, так и функцию.}

"Ты удивительно забывчив, - возразил ему Эмилиан, - не ты ли [b] всё время превозносишь эпического поэта Никандра Колофонского за его ученость и любовь к старине? Не ты ли цитировал нам его стихи о перце? А ведь он, описывая в первой из двух книг "Георгик" приготовление запеканки (χόνδρος), воспользовался словом "мистрон" [ср. 129с]:

Если варить каплуна или свежеубитого станешь

Мясо козленка, ягненка, - крупу пшеничную (χίδρα) высыпь

[с] В полый сосуд, разотри, смешай ее с маслом душистым.

А как бульон закипит, залей ...........

............... и, прикрыв его крышкой,

После оставь упревать: ведь сильно мука разбухает.

В полые мистры его подавай, когда кушанье станет

Теплым.

В этих стихах, - удивительно, что ты забыл их! - Никандр описывает приготовление пшеничной или ячменной запеканки и велит вливать в нее бульон, сваренный на мясе ягненка, козленка или каплуна. Он пишет, что пшеничную крупу надо истолочь в ступке, смешав с оливковым маслом, и [d] влить в нее мясной бульон, когда он только начнет закипать. Когда после этого варево загустеет, надо размешать его разливным черпаком, не добавляя более ничего другого, а только снимая ложкой всплывающую жирную накипь. Вот почему он говорит: "Оставь ее упреть, накрыв крышкой": ведь мука грубого помола (κρι̃μνον) сильно разбухает. И наконец, когда она остынет до приятной тепловатости, ешь ее полыми мистронами. [e] Более того, и македонец Гипполох, описывая в письме к Линкею македонский пир небывалой роскоши, упоминает и о том, что всем приглашенным были розданы золотые ложки (μύστρα). Если же, дорогуша, ты предпочитаешь быть древнелюбом и не хочешь знать ни одного слова, которое не встречалось бы у аттических авторов, то скажи-ка мне, о чем говорится в пьесе "Брюхотруженики" автора Древней комедии Никофонта. По-моему, он упоминает здесь именно о ложках (των μύστρων) [Kock.I.779]:

Торговцам рыбешкой, торговцам углями,

Сушеными фигами и кожухами,

[f] Торговцам мукою и пирогами,

Решетами, ложками (μυστριοπώλαις) и семенами,

И книготорговцам.

Кем еще могут быть эти μυστριοπώλαι, как не торговцами ложками? Итак, мой аттичнейший из сирийцев, научись на этих примерах пользоваться ложкой и от души поешь этой каши, чтобы ты не мог говорить "убог ведь я и немощен". {135}

{135 ...«убог ведь я и немощен». — Стих неизвестного автора.}

101. Мне даже странно, почему ты не вопросил: "Откуда эта (127) запеканка? Из Мегар или Фессалии, отечества нашего Миртила?".

Ульпиан на это: "Я не притронусь к еде до тех пор, пока ты не разъяснишь мне, у каких авторов встречаются упоминания об этих запеканках!"

Эмилиан ему: "Не могу отказать тебе. Однако, видя, какой пышный пир здесь готовится, я хочу, чтобы ты поел каши и, распушив перья как петух, рассказал бы нам о кушаньях (έδέσματα), которые нас ожидают".

[b] Но Ульпиан возмущенно воскликнул: "Какие еще "кушанья"? Неужели нельзя хоть немного передохнуть от вечных вопросов к этим натасканным недоумкам?"

"Ну хорошо, - отвечал Эмилиан, - я расскажу тебе и об этих запеканках. И начну со стихов из "Антеи" Антифана [Kock.II. 24]:

- А что в корзинках у тебя, любезнейший?

- В трех - запеканка (χόνδρος) славная мегарская.

- Но правду ль говорят, что фессалийская

Всех лучше?

- Несомненно, финикийскую...

... муки тончайшей и просеянной (σεμίδαλις).

[c] Эта же комедия с очень малыми разночтениями приписывается и Алексиду. Тот же Алексид пишет в "Блуднице" [Kock.II.368]:

И запеканкой фессалийской полон дом.

Однако Аристофан называет в "Пирующих" словом χόνδρος кашицу-размазню [Kock.I.422]:

Заварит кашу, бросит муху в варево

Да мне и поднесет.

Мука очень тонкого помола под именем σεμίδαλις упоминается также Страттидом в "Человеке-молоте" [Kock.I.712] и Алексидом в "Равновесии" [Kock.II.328], хотя точных цитат я привести не могу. В той же пьесе [d] Страттида это слово появляется и в родительном падеже (σεμιδάλιδος) [cp.242d]:

...Близнецов, потомков семидалиды...

Словом же кушанья (ε̉δέσματα) воспользовался в "Близнецах" Антифан [Kock.II.45]:

Я смаковал прекраснейшие кушанья,

И выпивал по три-четыре здравицы;

Напировался всласть, и поглотил еды,

Наверно, четверым слонам достаточной".

- Пора мне кончать и эту книгу, Тимократ! Пусть же ее завершат речи о предвкушаемых кушаньях, а к самому пиру мы приступим в следующей книге.

- Но не прежде, Афиней, чем ты расскажешь о пире македонца Гипполоха.

- Хорошо, если тебе это интересно, я поищу рассказ о нем.

Конец книги третьей

Книга четвертая

(128) 1. Македонец Гипполох, друг мой Тимократ, жил во времена Линкея и Дурида, самосцев, учеников Феофраста из Эреса. Как можно узнать из его писем, они с Линкеем договорились писать друг другу всякий раз, как один из них побывает на каком-нибудь пышном пиру. Некоторые из их посланий с описанием пиров сохранились: Линкей описывает пир, {1} [b] который аттическая флейтистка Ламия дала в Афинах царю Деметрию, прозванному Полиоркетом (эта Ламия была любовницей Деметрия), а Гипполох - свадьбу македонца Карана. Мы напали и на другие письма Линкея к тому же Гипполоху, в которых он рассказывает о пирах царя Антигона, справлявшего Афродисии в Афинах, и царя Птолемея. Эти письма я тебе [c] дам. Письмо же Гипполоха - вещь редкая, поэтому я ради приятного времяпрепровождения перескажу тебе его содержание сейчас.

{1 ...Линкей описывает пир... — Линкей (см. статью и первое полное издание фрагментов Линкея: Dalby A. Lynceus and the Anecdotists // Athenaeus and his world / Ed. by D. Braund and J. Wilkins. University of Exeter Press, 2000. P. 372-394), малоизвестный писатель III в. до н.э., оставил след сразу в двух новых литературных жанрах, появившихся вместе с эпохой эллинизма. Переписка Линкея с Гипполохом, а также с Посидиппом, Аполлодором и другими современниками (см.: Афиней. IX. 401f; XI. 652с etc.) — самая ранняя известная нам безусловно подлинная литературная переписка, в отличие от знаменитых, но признаваемых ныне большинством ученых поддельными писем Гиппократа, Платона, Исократа, Демосфена и тем более Сократа. Именно во времена Линкея возник литературный интерес и мода на частные письма, что обеспечило его трудам и трудам его корреспондентов жизнь в книжных лавках и библиотеках античности как минимум до II в. до н.э., времени создания «Пира мудрецов». Другой вклад Линкея в литературу — письменная фиксация вслед за знаменитым софистом Каллисфеном и философом Клеархом из Сол исторических анекдотов (α̉ποφθέγματα или α̉πομνημονεύματα), существовавших прежде в устной традиции. Их героями могли быть как Великий Александр, так и знаменитые параситы, гетеры, прославившиеся не только своей красотой, но и остроумием, и т.д. Афиней цитирует Линкея в обоих его литературных амплуа, а чуть дальше (13If) приводит и необычный отрывок из пьесы Линкея «Кентавр», которую современные исследователи (на основании перемены ролей повара и участника пира — именно повару, а не участнику пира свойственно сыпать гастрономическими наставлениями в Средней и Новой аттической комедии) относят скорее к жанру пьесы для чтения, а не к обычной комедии, так что и здесь Линкей оказывается «новатором».}

2. Как я уже говорил [ср.126е], Каран устроил свой свадебный пир в Македонии. Приглашено было [сто] двадцать человек. Едва они возлегли, каждый тотчас получил в дар по серебряному фиалу. Еще они не взялись за еду, как хозяин возложил на каждого золотой венок стоимостью в пять золотых. Когда же они осушили свои фиалы, всем подали одинаковые [d] караваи хлеба на медных блюдах коринфской работы, {2} а также кур {3} и уток, вяхирей, гусей и прочей снеди, нагроможденной в изобилии. Каждый, взяв кушанье, передал его вместе с блюдом стоявшему сзади рабу.

{2 ...на медных блюдах коринфской работы... — Бронза коринфской выделки, с добавлением в сплав не только общепринятого цинка, но и золота и серебра (для создания необычной цветовой игры), была самой дорогой и изысканной бронзой в античности (подробнее см.: Плиний. XXXIV. 1-10), так что присутствие подобной бронзовой посуды на пиру в таком количестве — еще один показатель его близкой к варварской (все же Македония!) роскоши.}

{3 ...а также кур... — В дальнейшем перечисляются самые общеупотребительные в античной кухне птицы: курица (’όρνις — Gallus domesticus) и утка (νήσσα — Anas domestica от Anas platyrhynchos), гусь (χήν — Anser domesticus от Anser anser), вяхирь (φάσσα — Columba palumbus), голубь (περιστερά — Columba livia domestica), горлица (τρύγων — Streptopelia turtur), куропатка (πέρδιξ — Alectoris graeca, а в Италии еще и вид Perdix perdix), дрозд (κίχλη — Turdus pilaris или Turdus viscivorus), черный дрозд (κόσσυφος — Turdus merula), винноягодник-славка (συκαλλίς — чаще всего разнообразные представители рода Sylvia). Из них уже до Гомера были одомашнены гуси, затем голуби и утки, а курица, пришедшая в Европу с Востока лишь несколько веков спустя, считалась экзотической птицей еще во времена Аристофана. Остальные птицы чаще оказывались на столе в результате удачной охоты, хотя порой их и разводили (в особенности это касается голубей). В римской кулинарной книге Апиция встречаются рецепты, использующие все вышеперечисленные виды птиц, кроме черного дрозда.}

Но разнообразные яства появлялись одно за другим. Принесли серебряное блюдо, на котором лежали большой хлеб, гуси, зайцы, козлята, искусно выпеченные хлебцы, голуби и голубки, куропатки и прочие [e] пернатые твари, какие только водятся на свете. "Отдали мы и это рабам, - продолжает Гипполох, - и когда досыта наелись, вымыли руки. Тогда принесли множество венков из разных цветов и к каждому из них - золотой убор, весом как то украшение, которым нас увенчали в начале (129) пира". После этого Гипполох сообщает, что Протей - внук знаменитого Протея, сына Ланики, кормилицы царя Александра, - выпил очень много, ибо пил за здоровье всех подряд (пьяницей был и дед его Протей, спутник Александра).

3. Затем он пишет: "Мы были уже в том приятном состоянии, когда здравый рассудок покидает нас. В это время пришли флейтистки, певицы и какие-то родосские арфистки; по-моему, они были нагие, но другие [b] гости говорили, что на них были хитоны. Поиграв, они удалились. На смену им вышли другие женщины, каждая несла по два лекифа с миррой; один из них был золотой, другой серебряный, оба вмещали по котилу и были скреплены между собой тонкой золотой пластинкой. Их роздали гостям. Потом принесли уже не угощение, а целое богатство. Это был позолоченный серебряный поднос (золото покрывало его толстым слоем), такой большой, что на нем поместилась огромная жареная свинья; она лежала навзничь и показывала брюхо, набитое лакомствами: {4} в нем были вместе запечены дрозды, утки, множество жаворонков, яичные желтки, устрицы, морские гребешки. Всё это роздали гостям в горячем виде. Потом, [с] выпив, мы взяли золотые ложки {5} и положили себе мяса козленка, совсем еще горячего и лежавшего на таком же блюде. Каран увидел, что подарки уже некуда класть, и приказал подать нам корзинки для еды и для хлеба, сплетенные из пластин слоновой кости. Мы были в восторге и принялись рукоплескать жениху: ведь так у нас сохранялось всё, что нам подарили. Потом снова принесли венки и двойные лекифы с миррой, золотые и серебряные, того же веса, как в первый раз. Когда установилась [d] тишина, к нам ворвались люди, которым впору было бы участвовать разве что в афинских горшечных празднествах, {6} а с ними фаллоносцы, {7} комедиантки и какие-то нагие фокусницы, кувыркавшиеся на мечах и выдувавшие огонь изо рта.

{4 ...брюхо, набитое лакомствами... — Подобное приготовление свиньи для праздничного пира было популярно и позже, как у греков, так и у римлян; ср. рецепты у Апиция («поросенок по-огородному» с начинкой из 18 компонентов. Apic. 380) и Макробия (III. 13. 13 «троянская свинья»). О правомерности исправления английского филолога П. П. Добре (1782-1825) рукописного «матки» на «утки» можно судить по сохранившимся рецептам: с одной стороны, матки — деликатес, совершенно закономерный в сочетании с дроздами и устрицами, с другой — это слово стоит в тексте между двумя названиями птиц, а в апициевском рецепте для фарширования поросенка используется именно три вида пернатых (курица, к тому времени как раз ставшая общеупотребительной и оттеснившая популярное ранее утиное мясо на второй план, и те же дрозды и винно-ягодники).}

{5 ...золотые ложки... — Показатель того, что козленок был отварен и подан в соусе, иначе бы его ели руками, как и все остальное. Отваривание в соусе — распространенная кулинарная технология, существовавшая как в греческой, так и в римской кухне; ср. рецепты козленка и поросенка, приготовленных в соусе у Апиция (Apic. 366 и 377).}

{6 ...в афинских горшечных празднествах... — Имеется в виду третий день Анфестерий, празднеств в честь Диониса и душ умерших, проходящих в Афинах ежегодно с 11-го по 13-й день месяца анфестерион (февраль-март). В первый день, «открытия пифосов», пробовали молодое вино, во второй, «кувшинный», пили вино прямо из кувшинов, молча и не обмениваясь тостами, причем вино, как и еду, приносили на пир с собой (считалось, что этот обычай воспроизводит то, как афинский царь принимал у себя Ореста, еще не очистившегося после убийства матери), в третий, «горшечный», день душам умерших и Гермесу Хтонию, чтобы их умилостивить, готовили плоды земли в горшках. Все это сопровождалось характерными театрализованными представлениями. Завершался праздник, кличем: «Изыдите, Керы, нет больше Анфестерий!».}

{7 ...ас ними фаллоносцы... — Одна из «трупп», выступавших на дионисийских празднествах в масках пьяниц (итифаллы); подробнее о них и о фаллофорах см. выдержки из Сема Делосского в книге XIV, 622a-d.}

4. Избавившись от них, мы снова обратились к подогретым крепким винам {8} - фасосскому, мендейскому, лесбосскому; золотой кубок, поданный каждому из нас, был очень велик. После питья принесли оправленное серебром стеклянное блюдо, {9} поперечником примерно в два локтя, [e] полное жареной рыбы разных сортов. Кроме того, всем дали по серебряной хлебнице с каппадокийскими булками, {10} часть которых мы съели, а часть отдали стоявшим позади рабам. Вымыв руки, мы надели новые венки и снова получили золотые уборы, вдвое больше прежних, и новые двойные лекифы с миррой.

{8 ...подогретым крепким винам... — Лесбосское, фасосское и мендейское (с Халкидики) вино наряду с не упомянутым здесь хиосским — общепризнанно считались лучшими греческими винами античности. Эти вина не только имели каждое свою неповторимую индивидуальность (например, фасосское — с легким яблочным ароматом), но еще и становились насыщеннее (отсюда эпитет «более несмешанное, крепкое») и благороднее с возрастом, как и современные великие вина.}

{9 ...оправленное серебром стеклянное блюдо... — Подобное блюдо в III в. до н.э. (когда и происходит описываемый пир) имело особую ценность, так как в то время еще не были известны стеклодувные технологии (около I в. до н.э.), — посуда из стекла (как правило, прессованного, производимого в Египте) была в диковинку.}

{10 ...каппадокийскими булками... — Лучшие пекари, как уже упоминалось в предыдущей книге, — каппадокийцы (112с), соответственно и их хлеб (113b) выше всяких похвал и уместен на столь роскошном пиру.}

Когда водворилась тишина, Протей, соскочив с ложа, попросил чашу емкостью в целый хой, наполнил ее фасосским вином, добавил в него чуть-чуть воды и выпил, сказав при этом [Еврипид.TGF2. 541]:

[f] Кто больше пьет, и веселится больше тот!

И Каран сказал ему: - Раз ты выпил первый такую чашу, то тебе будет она в дар. И другие получат такую же, если сумеют ее осушить. - При этих словах мы "все девять воспрянули" [Ил.VII.161] и схватили кубки, стараясь опередить один другого. А один из нас, несчастный, которому нельзя было пить, сел и заплакал, что останется без чаши; но Каран милостиво подарил ему пустой фиал. После этого вышел хор из ста человек и стройно (130) спел брачный гимн, а после хора явились танцовщицы, одетые одни - нереидами, другие - нимфами.

5. Между тем попойка продолжалась. Стало смеркаться. Тогда открыли комнату, которая до того была скрыта занавесками из тонкого белого полотна. Когда они раздвинулись, приводимые в движение скрытыми устройствами, стали видны наяды, и эроты, и паны, и гермесы, и множество других статуй, державших в руках серебряные светильники. Пока мы [b] удивлялись этой хитрой выдумке, всем подали настоящих эриманфских вепрей, {11} которые лежали, пронзенные серебряными вертелами, на четырехугольных подносах в золотых оправах. И самое удивительное то, что мы, ослабевшие, с тяжелою от хмеля головой, лишь только замечали новое кушанье, сразу же трезвели и, как сказал поэт, "прядали с ложа" [Ил.ХХIV.11]. А слуги между тем плотно набивали наши счастливые корзинки, пока не протрубили установленный сигнал к окончанию пира: такой обычай, как ты знаешь, существует у македонцев на многолюдных пиршествах.

{11 ...эриманфских вепрей... — т. е. громадных; аллюзия на четвертый подвиг Геракла, поимку гигантского дикого кабана с горы Эриманф, который опустошал окрестности.}

[c] Каран, своим примером подав нам знак пить из меньших кубков, приказал рабам обнести вином гостей. Мы легко осушили чаши, как бы принимая противоядие против выпитого раньше неразбавленного вина. Потом явился шут Мандроген - как говорят, потомок знаменитого Стратона Аттического - и очень посмешил нас, проплясав с женщиной, которой было далеко за восемьдесят. Напоследок внесли столы для ужина и подали в плетенках из слоновой кости сласти и пироги всех сортов - и критские, и [d] твои самосские, друг мой Линкей, и аттические; каждый сорт лежал в особой корзинке. После этого мы встали и удалились - трезвые, клянусь богами, от страха перед нечаянным богатством.

Теперь, Линкей, ты в одиночестве живешь в Афинах и блаженствуешь, слушая поучения Феофраста, питаясь тимьянами, руколами {12} и вкусными кренделями, любуясь Ленеями и горшечными празднествами. Мы же, разжившись богатством на пиру у Карана, ищем теперь для покупки, кто - дома, кто - земли, кто - рабов".

{12 ...тимьянами, руколами... — Гипполох, будучи македонцем, не слишком изящно пишет по-гречески, и это как раз один из примеров стилистической несообразности; так, у Феофраста в «Истории растений» названия этих пряных трав (Thymus vulgaris L. и Eruca sativa Lam.) встречаются неоднократно, но ни разу не употребляются во множественном числе, как здесь. Кстати, приверженность к тимьяну — еще один показатель скудости и примитивности афинских вкусов; ср. того же Феофраста о деревенщине: «...тот, кто провозглашает, что мирра пахнет ничуть не приятнее, чем тимьян» («Характеры». 4.3).}

[e] 6. Теперь, прочитав это, какой эллинский пир, ты, Тимократ, мог бы поставить рядом с только что описанным? Ведь даже комедиограф Антифан в "Пелопе", или "Эномае", осмеивает эллинские трапезы [Kock.II.81]:

Что могут эти скудоеды эллины

И листогрызы {13} совершить, когда у них

{13 ...листогрызы... — Намек на преобладание в рационе греков бедняцкой растительный пищи — капусты, диких трав и пр.}

Едва получишь на обол малюсеньких

Четыре дольки мяса? А ведь жарились

[f] У наших предков славных целиком быки,

Бараны, вепри и олени целые.

Да вот недавно целиком чудовище

Зажарил повар и царю персидскому

Верблюда преподнес {14} еще горячего!

{14 Верблюда преподнес... — Скорее, топос («блюда из экзотических животных»), чем истинная реалия роскошного пира у персидского царя (по титулу — великий царь). Приготовление блюда из верблюда приписывали позже и Апицию (см.: Лампридий. «Гелиогабал». 20. 5), но среди сохранившихся рецептов оно не встречается.}

И Аристофан так расписывает в "Ахарнянах" варварское великолепие [85]:

- Нас принял он, кормил быками целыми

На вертеле.

(131) - Да кто ж видал когда-нибудь

На вертеле быков? Вранье бесстыдное! -

Однажды птицу подали огромнее,

Чем Клеоним. Она зовется уткою. {15}

{15 Она зовется уткою. — Вероятно, подразумевалась игра слов φέναξ «врун» и φοι̃νιξ — мифическая восточная птица феникс, впервые, упомянутая еще у Геродота. Однако, если шутка имеет под собой реальные основания, вполне возможно, что здесь имеется в виду фламинго, φοινικόπτερος (Phoenicopterus ruber), упоминаемый тем же Аристофаном в другой комедии («Птицы». 273). На роскошном пиру той эпохи фламинго был бы экзотикой, хотя у Апиция приводится несколько рецептов его приготовления (Apic. 232, 233).}

Анаксандрид в "Протесилае" высмеивает свадебный пир Ификрата, женившегося на дочери фракийского царя Котиса [Kock.II.151]:

7. - И если поступите, как я сказал,

Мы вам зададим восхитительный пир,

На пиры Ификрата во Фракии он

Не будет похож, - а те, говорят,

Блистали напропалую:

[b] Всю площадь покрыли до корабля

Ковры порфирные; были там

Гостями в несметном числе господа

Маслоеды {16} с чубами грязными;

{16 Маслоеды... — Употребление сливочного масла в пищу в противоположность оливковому было признаком варварства соседних народов (фракийцев, скифов, галлов); это одно из излюбленных противопоставлений греков при контрастной самоидентификации и делении на «мы» и «они». Сами греки сливочное масло использовали в основном в медицинских целях (у Галена, например, оно входит в состав многих снадобий, в частности, рекомендуемых при опухолях).}

Стояли медные там тазы

Больше погреба на двенадцать лож;

Подпоясавшись, Котис сам разливал

Из них золотым половником суп.

Напробовавшись из кратеров, упал

Он пьяным еще до попойки.

На флейте играл им Антигенид,

На кифаре - аркадский Кефисодот,

[с] И Аргас пел; воспевали они

То широкоравнинную Спарту,

То, меняя напев, доходили до Фив

Семивратных. Жених в приданое взял

Кобыл двух гнедых, стадо коз, да щит

Золотой ...... плоскодонный фиал [ср.485а],

Со снегом кувшин, да проса горшок,

Погреб луковиц-бульб {17} в двенадцать локтей

{17 ...луковиц-булъб... — Речь идет о луковицах мускари (Muscari comosum Mill.), повседневной греческой пище наряду с луком и чесноком; что касается гекатомбы (изначально праздничная жертва из ста быков, потом — любая большая жертва), то она «устроена» либо из осьминогов, либо, что реальней для Фракии, при условии метрической гаплологии (πολυπόδων вместо πολυποδίων, — как немногим дальше, в описании правильного пира, πουλυποδείων вместо πολυπόδων), из растения многоножка обыкновенная или сладкокорень (Polypodium vulgare L.), обладающего в основном медицинскими качествами (эффект слабительного), весьма широко применяемого в античности, так что оба примера служат показателем того, что описываемое свадебное торжество нельзя назвать роскошным.}

И целых сто осьминогов!

Вот какой дал, разносит молва,

Котис свадебный пир Ификрату.

Величавей его и пышнее стократ

[d] У наших хозяев готовится пир.

Чего только нет здесь, какого добра!

Сирийской миррою дом пропах,

Дымится ладан; радуют глаз

Лепешки ячменные, пироги

Молочные, мягкие булки,

Потроха, осьминоги, сало, чеснок,

Колбасы, похлебки, свекла, бобы

Натертые, "трии", ячменный отвар,

Пирожные винные, скумбрия,

Сардины, пшеничная каша,

Бобы и бобовые, вика, фасоль,

Бараний рубец, молозиво, мед,

Орехи, сыр, запеканки,

Кальмары и крабы жареные,

Вареные каракатицы,

Кефаль, мурены и пескари.

[e] Губаны вареные, самки тунцов

Поджаренные и окуни,

Морские черти и камбалы,

Сростнозубые рыбы, колючая

Акула, султанка и скаты -

Электрические, шиповатые,

Соленая рина, алозы и хек,

Медовые соты и виноград,

С ними яблоки, смоквы, лепешки, кизил,

Гранаты, мак и груши с ветвей,

Тимьян, сафлор и масличный жом,

Маслины, молочные пироги,

И лук, и порей, и лук-порей,

Лук-бульба, цветная капуста, укроп,

Закваска сычужная, уксус, кунжут,

Чечевица, кузнечики, сильфий и кресс,

Трубачи, и пинны, и яйца, и соль,

И мидии, и гребешки, тунцы,

И устрицы, блюдечки; кроме того,

Бесчисленное количество птиц:

Утки, горлицы, гуси, дрозды, воробьи,

Сойки, лебеди, жаворонки, пеликан,

[f] Водяные дрозды и журавль...

- А журавль .

Возьми и задай по спине, по бокам

Зеваке праздному трепку,

Разбей ему лоб!

- Здесь есть для тебя

И вина: белое, сладкое,

......................... местное,

С нежным букетом, дымчатое.

8. Линкей же в "Кентавре" вот как высмеивает аттические обеды [Коск.III.274]:

- Скажу: приносит жертвы и готовит мне

Родосский повар, сам я - из Перинфа гость.

Ведь никому из нас пиры афинские

Не нравятся; приезжим отвратительны

(132) Аттические эти угощения:

Внесут большой поднос, на нем пять махоньких

Подносиков, и на одном их них чеснок,

Морских ежей на следующем парочка,

Лепешка винная на третьем, далее

Лежит десяток конхов, на последнем же

Осетрик маленький. Пока я ем одно,

Мой сотрапезник {18} поедает прочее,

{18 Мой сотрапезник... — Столики на пирах приносили к ложам, на которых пирующие возлежали по двое.}

И сколько съест он одного, я столько же

Другого уничтожу. А ведь я хочу

Поесть, милейший, и того и этого!

Но требую я, видно, невозможного:

Не пять ведь глоток у меня, не пятеро

[b] И рук. На вид красиво всё разложено,

Но ничего желудок не почувствует,

Лишь губы пачкаешь, не сыт нисколечко.

Чем угощаешь?

- Много устриц.

- Вынеси

Мне их большой поднос, не надо прочего!

А есть ежи морские?

- Разумеется;

За восемь я оболов раздобыл поднос.

- Вот это блюдо только нам и вынеси,

Чтоб ели все одно и то же, а не так:

Я ем одно, другое - сотрапезник мой.

Как рассказывает Гегесандр Дельфийский [FHG.IV.415], когда [c] парасита Дромея спросили, где обеды лучше, в Афинах или в Халкиде, он ответил, что закуска перед обедом в Халкиде приятнее, чем целый обед в Афинах. Закускою он называл разнообразных устриц, во множестве подававшихся перед обедом.

9. Дифил же в "Потерявшей мужа" выводит повара, который рассуждает так [Kock.II.545]:

- А много ли гостей на свадьбу позвано,

[d] И кто они, милейший? все афиняне,

Или иные с торжища приморского?

- Какое дело повару до этого?

- Пойми, отец, что в нашем деле главное -

Кого мы кормим, знать заблаговременно.

Допустим, ты позвал к обеду родосцев -

Так поднеси им сразу же горячего:

Вареного сома иль рыбы-лебия -

Им это слаще, чем вино душистое.

[e] - Сом - рыба знаменитая.

- А ежели

Гостей ты ожидаешь из Византия -

Во всё клади полынь, клади чеснок и соль

У них такая прорва рыбы водится,

Что заложило нос и притупило вкус.

Также у Менандра в "Трофонии" [fr.397]:

- Обед в честь гостя.

- Что за гость? Откуда он?

Ведь это знать небезразлично повару.

К примеру, если гость приехал с острова,

Где изобилье рыбы всевозможнейшей,

[f] Его не удивишь соленой рыбою -

Он до нее едва-едва дотронется

И предпочтет скорей с мясной начинкою

И с пряною приправой блюда тонкие.

Кто ж из далекой от морей Аркадии -

Тот должное воздаст моллюскам-блюдечкам,

А ионийцу-богатею сделаю

Кандавл, {19} и суп, и снедь афродисийскую.

{19 Кандавл — блюдо знаменитой своей роскошью лидийской кухни (подробнее см. XII. 516с-517а), по одной из версий, готовилось из отварного мяса, тертого хлеба, фригийского сыра, укропа и жирного соуса или бульона.}

10. Действительно, для возбуждения аппетита древние пользовались и (133) специальными блюдами, например маслинами в рассоле, которые они называют "утопленницами" (κολυμβάδας) [ср.56b]. Аристофан, например, пишет в "Старости" [Kock.I.426]:

Почтенный! Предпочтешь подружек зрелых ты

Иль полудевок, плотных, как соленая

Маслина?

Филемон в "Преследователе", или "Похлебкине" [Kock.II.488]:

- Какой же ты нашел

Вареную рыбешку?

- Очень маленькой!

Ты понял? И потом, всё заглушил рассол,

Густой и белый, - я приправ не чувствовал,

[b] Сковородой не пахла рыба. Врали все,

Что ты рассол хороший варишь.

Ели для аппетита даже цикад и акрид. Аристофан в "Анагире" [Коск.I.404]:

О как я рвусь {20} ловить на обед

{20 О как я рвусь... — Пародия на «Ипполита» Еврипида (219).}

Жирных акрид и хвостатых цикад

На тонкий прут!

Акрида - это тварь, подобная цикаде и титигонию, как показывает Спевсипп во второй книге "Подобий". Упоминает их в "Коралиске" и Эпилик [Kock.I.804]. И Алексид во "Фрасоне" [Kock.II.326]:

[c] ... тебя, жена, болтливее,

Не видел никого я: ни кузнечика,

Ни соловья, ни ласточки, ни горлицы,

И ни сороки, ни цикады.

Никострат в "Наперснице" [Kock.II.219]:

Начало пира будь поднос ежей морских,

За ним сырая солонина, каперсы,

Пирожное, лук-бульба в кислом соусе,

Кусище мяса.

11. О том, что для возбуждения аппетита ели репу в горчичном уксусе, [d] ясно показывает Никандр во второй книге "Георгик" [ср.369b]:

Двойственный древний союз появляется летом на грядках

Репы и редьки племен, неизменно и длинных, и твердых.

После мытья просуши на северном ветре и спрячь их,

Милых студеной порой и всегда домоседов ленивых,

Снова они оживут, если теплой водой их намочишь.

Корни сперва отсеки у репы (наружную шкурку,

Что не засохла, очисть и выбрось), на тонкие ломти

После порежь, просуши на солнце их самую малость,

Иль в кипяток окуни, затем вымочи в крепком рассоле;

Или же размешай виноградное сусло в кувшине

[e] С уксусом в равных долях, а затем опусти в него ломти,

Вывалять лишь не забудь их в соли. Но также ты можешь

В ступке изюм истолочь и кусачее семя горчицы.

В час, когда пена пойдет из рассола и станет он едким,

Самое время его сливать для заждавшихся пира.

Дифил или Сосипп в "Оставляющей [мужа]" [Kock.II.546]:

[f] - Нет в доме у тебя острее уксуса?

- Наверно есть, дружок; закваска быть должна.

Всё круто я сварганю, лучшим образом

В салате едком: у любой развалины

Подобные приправы будят чувственность,

Медлительность и притупленность гонят прочь

И делают приятнейшим жевание.

12. Алексид говорит в "Тарентийцах", что жители Аттики на пирах (134) пускались в пляс с одного глотка вина [Kock.II.379]:

Афинский знаешь ты обычай давешний:

Почуяв запах винный, все немедленно

Пускаются плясать; коли врасплох войдешь,

Покажется, что здесь случилось бедствие.

Кто молод, тот кружится не без прелести,

Но если Феодота я, мошенника,

Завижу или встречу вдруг негодного

Льстеца, что глазками играя, вертится, -

С каким бы наслажденьем я б схватил его

[b] И засадил в колодки.

Может быть, на этот аттический обычай намекает и Антифан, когда в "Карийцах" высмеивает софиста, танцующего в застолье [Kock.II.55]:

Смотри, как пляшет и как машет ручками

Седой распутник! Видно, не стыдится он,

Всем важно Гераклита разъясняющий.

Единственный, искусство Феодектово

Открывший, к Еврипиду составляющий

[с] Компендиумы!

Здесь весьма кстати слова комика Эрифа в "Эоле" [Kock.II.428]:

Старо присловье, но неплохо сказано:

Вино, отец, плясать и старцев вынудит

Помимо воли.

Алексид же говорит в пьесе "Равновесие" [Kock.II.328; cp.l27d]:

Весь складчинный обед они за выпивкой

Сидели и глядели лишь на пляшущих.

И больше ничего; именовали их

Названиями лакомств или кушаний:

[d] Приварком, крабом, пескарем, мучицею.

[Афинский пир]

13. "Аттический пир, дорогие мои, - начал Плутарх, - не без изящества описывает пародист Матрон, и поскольку его сочинение найти довольно трудно, я не замедлю вам его напомнить:

Муза, скажи мне про тот многохлопотный ужин, которым {21}

{21 Муза, скажи мне про тот многохлопотный ужин, которым... — Единственный стих, при переводе которого пародировался перевод В.А. Жуковского (Од. I.1), дальше даются только ссылки на переиначенные Матроном стихи Гомера, так как иллюстрировать каламбуры Матрона при помощи русских переводов Гомера — задача невозможная (примеч. переводчика).}

Некогда ритор Ксенокл нас потчевал в славных Афинах;

[e] Я и туда ведь зашел с товарищем, брюхом голодным.

Сразу пленили меня красавцы хлебы-гиганты,

Свежего снега белей, а вкусом на булки похожи... [Ил.Х.437]

К ним не раз и Борей разгорался любовью в пекарнях. [Ил.ХХ.223]

Сам же любезный Ксенокл прошел по рядам возлежавших, [Ил.III.196]

После ступил на порог; за спиной у него возвышался [Од.ХХ.127]

Хэрефоонт-парасит, голодной чайке подобный, [Од.V.51]

[f] Пищи он вечно алкал, и в чужих был застольях искусен. [Од.V.250]

Тою порой повара заносили столы, нагружали:

Страже поручен их был Распорядок Верховный Готовки - [Ил.V.750]

Раньше ли пир начинать, иль откладывать время обеда. [Ил.V.751]

(135) В час же, когда к овощам все простерли длинные руки, [Од.IХ.288]

Я рассудил на свой лад и подряд за все блюда принялся:

Взялся за спаржу, за лук, за устриц с мякотью белой, [Од.IХ.293]

Лишь солонины сырой избегал, финикийской утехи.

Наземь швырнул я морских ежей, кудреглавых шипами,

Быстро по праху катясь, грохотали они под ногами [Ил.ХVI.794]

Слуг на проходе, где волны лишь мутные бились о берег, [Ил.ХХI.61]

С корнями клоки шипов из голов у себя исторгая. [Ил.Х.15]

Вот приплыла из Фалера сардина, Тритона подруга, {22}

{22 ...Тритона подруга... — Здесь и далее Матрон прибегает к шуточному обожествлению наиболее известных рыб. Если анчоус — подруга морского божества Тритона, то каракатица — среброногая дочерь Нерея Фетида, мать Ахилла, морской угорь — Титий, великан, посягнувший на честь Латоны и за это растянутый в Аиде на 900 стоп (вот и угорь лежит здесь на 9 столах), озерный угорь (самый высоко ценимый деликатес) сочетается браком с Зевсом и т.д. Конечно, у Матрона подобная «героизация» — дань гомеровскому стилю, тем более, что его «Афинский пир» — практически полный (за исключением названий рыб и различных блюд) центон. Тем не менее главный объект насмешки здесь, разумеется, не Гомер, а нечто гораздо более приземленное — фанатичная, доходящая почти до религиозных порывов, страсть афинян к рыбе, которая была настолько всепоглощающей, что перекрещивалась с любовными переживаниями: к рыбам, столь желанным, но столь дорогостоящим, нередко относились, как к ветреным гетерам, а многие гетеры подогревали страсти своих поклонников, нося прозвища рыб; см. фрагмент Антифана из «Приверженцев фиванцев» (169с). Подробнее об этом см. книгу Джеймса Дэвидсона «Куртизанки и рыбные лакомства» (Davidson J. Courtesans and fishcakes: The consuming passions of classical Athens. L., 1997).}

Щеки закрывши свои головным покрывалом из грязи... [Од.I.334]

[b] ...Коих Киклоп обожал и при случае сам разводил их...

Громко на блюде бренча, приехали звонкие пинны, [Од.IV.72]

В море на скалах лохматых их пенная влага питает...

...Камбала с толстым хрящом, за ней с красным боком султанка. [Од.IХ. 125]

Я хоть и в первых рядах наложил когтистую лапу, [Од.Х.218]

Не подцепил и куска, Аполлон-стреловержец попутал;

Но лишь Стратокла узрел, разносителя бурного бегства, - [Ил.ХII.39]

[c] Он султанки держал главу, укротителя коней. [Ил.ХХIV.724]

Снова я ринулся в бой, в ненасытную глотку вцепился...

Следом Фетида пришла, среброногая дочерь Нерея, -

Сепия в светлых кудрях, одаренная речью богиня, [Од.Х.136]

Изо всех рыб лишь она различает белое с черным. {23}

{23 ...лишь она различает белое с черным. — Имеется в виду каракатица, выпускающая чернильную жидкость при бегстве от преследователей.}

Тития также я зрел, знаменитого угря морского, [Од.ХI.576]

Он на тарелках лежал и на девять столов простирался. [Од.ХI.577]

Следом богиня вошла, лилейнораменная рыба,

[d] Угорь, гордая тем, что сходилась в объятьях с Зевесом, [Од.ХI.268]

Родом из Копаид, где стадятся дикие угри, [Ил.II.852]

С тушей громадной, которой сильнейших два мужа атлета

(Вроде таких, например, как Астианакт и Антенор),

С дола на воз не легко бы могли приподнять рычагами: [Ил.ХII.448]

Были ж они толщиною в девять локтей и три пяди, [Од.ХI.312]

А вышиной уродились, я думаю, в девять саженей.

Часто с крутизн на крутизны карабкаясь, повар под кровлей [Ил.ХХIII.116]

Нашей сновал, потрясая на рамени правом подносом.

[e] Сорок следом за ним примчалось горшков закопченных, [Ил.II.534]

Строем вышли навстречу им столько же мисок эвбейских. [Ил.II.516]

Бурно Ирида внеслась - кальмар быстролетный, за нею [Ил.II.786]

Окунь в цветной чешуе, за ним чернохвостка простушка;

Смертная, с рыбой бессмертной она быстротою равнялась. [Ил.ХVI.154]

Но одиноко глава тунца из кладовки лежала, [Од.ХI.543,557]

Горько поодаль скорбя, сокрушалась о взятых доспехах,

Бедствии, что для людей учинили жестокие боги. [Од.ХI.555]

Рина следом пришла, угощение плотников-мужей, [Ил.VI.315] [f]

Шкурой она хоть шершава, но юношей бодрых питает, [Од.IХ.27]

Я же не мог бы припомнить вкусней ее мяса и слаще. [Од.IХ.28]

Жареный конник кефаль, детина чудовищный, прибыл, [Ил.II.336]

И не один: по бокам лежали почтительно сарги, [Од.I.331]

Амий иссиня-черный, громадный, изведавший моря

Все глубины и царя Посейдона державе подвластный; [Од.IV.386]

И олимпийского Зевса пришли песнопевцы, креветки, (136)

Старцы, согбенные веком, зато превосходные вкусом, [Од.II.16]

Также дорада, что рыб других красотой затмевает. [Ил.ХХII.318]

Краб и омар, ополчившись, пылали желаньем на сходках [Од.ХХ.27]

Противостать у блаженных, но мигом застольников руки

Их похватали в уста, разнесли, не оставив кусочка. [Од.ХI.385]

Рать их герой предводил, эллоп, знаменитый копейщик, [Ил.II.645]

[b] Я хоть и сыт уже был, но его своей жадной рукою

Выхватил; он же меня одарил амбросией дивной, [Од.О.555]

Коей пируют одни блаженные, вечные боги. [Од.V.7]

Вот, наконец, принесли мурену, что стол весь покрыла, [Од.ХVII.333]

С повязью шейной, которой гордилась она, украшаясь, [Ил.IV.137]

Как восходила на ложе могучего Драконтиада.

Сандала нам положили из вечного рода бессмертных,

[с] Бычий язык, что в пучине вспененной морской обитает, [Ил.VI.396]

В ряд уложили дроздов, морских юношей высоколетных,

(Кормят их скалы морские), за ними - свиней-водохлебов. {24}

{24 ...свиней-водохлебов. — Игра слов: Гиадами греки называли скопление ярких звезд в созвездии Тельца, их предутренние заходы и восходы совпадали с периодом осенне-весенних дождей, поэтому их имена некоторые в античности возводили к ’υ̉ω («проливаться дождем»), однако другие производили от ’υ̉ς («свинья»), а «свиньей» у греков также называлась одна из до сих пор не идентифицированных средиземноморских рыб.}

Сарги, макрель золотая, сомы вперемешку лежали,

Спар и гигантский мормир громоздились напротив, их повар

Вынес шипящих еще, и наполнился зал благовоньем. [Од.ХVII.333]

Их предлагали вкушать, но счел я, друзья, это блюдо

Слишком изнеженным и потому к другим устремился.

[d] Травка лежала, которой за пиром никто не касался,

Тихо на месте свободном, где вширь расступалися миски... [Ил.Х.199]

Следом пришел черный дрозд, угощать всех собою готовый,

Многих охотников встретив, нетронутым он не остался.

Окорок жирный узрев, задрожал я; но рядом стояла, [Ил.ХIV.294]

Сласть золотая, горчица, и лишнего съесть не дала мне.

Дивного блюда вкусив, зарыдал о том я, что завтра [Од.ХII.309]

Больше его не увижу, придется мне сыр и лепешку...

[e] Не устояла утроба, бесстрашно ее доконали [Ил.ХVI.102]

Черная злая похлебка, свиные вареные ноги.

Уток какой-то слуга саламинских вывел тринадцать, [Ил.II.557]

Жирных донельзя, приплывших от вод священных; их повар [Ил.V.710]

Вынес и там разложил, где афинян фаланги... лежали. [Ил.II.558]

Свесть воедино умел Хэрефонт день вчерашний c грядущим: [Ил.I.343]

Птиц был искусен гадать и поживою впрок запасался; [Од.II.159]

[f] Жадно, как лев, он глотал, но держал в руке ногу баранью, [Од.I.104]

Чтобы, домой воротясь, за ужином ей подкрепиться. [Од.IХ.324]

Каша с лицом миловидным, над нею Гефест потрудился: [Ил.II.101]

В глиняный ввергнув горшок, тринадцать там месяцев парил. [Ил.V.387]

В час, когда все уже вдоволь насытились лакомой пищей, [Од.ХХIV.489]

К руки свои омывавшим водою от волн Океана [Ил.ХIХ.1]

Отрок пригожий пришел с приятным фиалковым мирром,

(137) Отрок явился другой с венками, даря их по кругу,

В них вплетены были розы, с обеих сторон украшая. [Од.IХ.157]

Бромия бога для нас развели уж в кратере, и много

Поднято было вином лесбосским торжественных здравиц.

Вот для десерта внесли столы, что ломились от фруктов:

[b] Были гранаты на них, дебелые яблоки, груши [Од.IХ.217]

И виноградные грозди, кормилицы Бромия бога,

Только что снятые с кисти, которую чтут "двуопорной". [Од.V.273]

Здесь ничего я не ел, но, раздувшись, на ложе валялся.

Круг же когда я узрел золотой, сладчайший, громадный,

В залу входивший, "плакунту", печеного сына Деметры,

[c] Как от "плакунты" бы я божественного отказался?... [Ил.Х.243]

Если бы десять имел я рук и десять гортаней, [Ил.II.489]

Несокрушимое брюхо имел бы и медные перси...

А на закуску вошли, две затейницы, девки-блудницы,

Коих Стратокл устремлял на бегу, как пернатые быстрых... [Ил.II.764]

14. Алексид, высмеивая в "Бегущих вместе" аттические обеды, пишет [Kock.II.375]:

Двух добрых поваров хотел нанять бы я,

[d] Умелых, самых лучших в целом городе!

Я угощаю мужа фессалийского,

И потому никак на лад аттический

Нельзя мне растянуть его от голода,

Поставив блюдо каждое на маленьком

Подносике, - один, громадный, выставлю.

Фессалийцы, действительно, едят очень роскошно, об этом говорит и Эриф в "Пельтасте" [Kock.II.430]:

Подобной снеди, Сир, Коринф не видывал,

Лаиса не знавала, не питались ей

Заезжие гурманы фессалийские -

А эта вот рука была в ней дольщицей.

Автор же обычно приписываемых Хиониду "Нищих" [Kock.I.5] [e] пишет, что когда [афиняне] ставят в пританее завтрак перед Диоскурами, то в память об их древнем образе жизни на столы кладутся "ячменные лепешки, сыр, спелые маслины и лук-порей". Солон же, подражая Гомеру, велит выставлять обедающим в пританее ячменные хлебцы, и только по праздничным дням добавлять пшеничные булки. Ибо Гомер, сводя старейшин за завтраком у Агамемнона, говорит: "...ячменное тесто месили". {25} Хрисипп пишет в четвертой книге [f] трактата "О Благе и Наслаждении": "Говорят, не так давно в Афинах были даны два пира: один в Ликее, другой в Академии. {26} Когда на академическом празднестве повар вынес угощение в сосуде, не специально для того предназначенном, то пирующие перебили всю посуду словно священнонадзиратели (ι̉εροποιός), вознегодовавшие против нечестия, от которого нужно держаться как можно дальше. В Ликее же повар, который вынес соленое мясо, выдавая его за соленую рыбу, был высечен как лжемудрствующий мошенник". А Платон во второй книге (138) "Государства" описывает угощения новых граждан следующим образом [372с]: " - Ты, никак, заставляешь этих людей угощаться {27} без угощений? - Я ответил: - Твоя правда, совсем забыл, что у них будет, чем угоститься. Ясно, что у них будет и соль, и маслины, и сыр, и лук-порей, и овощи, и они будут варить какую-нибудь деревенскую похлебку. Мы добавим им и лакомства: смоквы, горошек, бобы; миртовые ягоды и буковые орехи они будут жарить на огне и в меру запивать вином. Так проживут они жизнь в мире и здравии и, достигнув, наверное, [b] глубокой старости, скончаются, завещав своим потомкам такой же образ жизни".

{25 «...ячменное тесто месили». — Этого стиха у Гомера нет.}

{26 ...два пира: один в Ликее, другой в Академии. — Один из самых знаменитых философов-стоиков Хрисипп здесь показывает отсутствие истинно философского отношения к жизни в старых философских школах: как в платоновской Академии, где философы с удовольствием обедают, но для сокрытия этого с пристрастием (как члены коллегии 10 жрецов-надзирателей за правильностью совершения обрядов) следят за тем, в какой посуде подаются блюда, чтобы не было чуждых излишеств, — так и в аристотелевском Ликее, где философы, насладившись обедом, возмущаются изысками (вполне обычными: с соленой рыбой было связано немало блюд-имитаций) повара и считают нужным выпороть его, чтобы доказать всем окружающим свою неприхотливость в еде.}

{27 ...заставляешь этих людей угощаться... — Речь идет о закуске, ’όψον. У древних греков этим словом называлось все, что сопровождало и приправляло «основную еду», еду для насыщения σι̃τος, т. е. хлеб и его разновидности. В античности считалось, что это слово восходит к глаголу ’ε̉ψω — «варить» (современные этимологи опровергают это и говорят об отсутствии удовлетворительной этимологии для этого слова; см. словари Фриска и Шантрена). Тем не менее в классические времена для жителей Афин самым желанным ’όψον была рыба и дары моря, из-за страсти в первую очередь к этим продуктам людей называли «опсофагами» («пожирателями закусок»). От слова ’όψον через уменьшительное ο̉ψάριον произошло даже современное греческое ψάρι — «рыба». Сократ как противник чревоугодия (см.: Ксенофонт. «Воспоминания о Сократе». 3, 14, где Сократ заводит дискуссию на тему «кого можно назвать опсофагом» — правильный ответ: тот, кто ест закуски и совсем не ест хлеба) предлагает в качестве дополнения к хлебу самые простые и невдохновляющие добавки, к тому же относительно соответствующие общепринятой этимологии ’όψον. Другие лакомства-закуски — τραγήματα — традиционно сопровождают вино после окончания основной трапезы, но и для них Сократ выбирает самые скудные и простые продукты; ср. в третьей книге мнение гастронома Архестрата о подобном выборе закусок и его собственный выбор (101d).}

[Пиры разных народов]

15. Затем следует сказать и о спартанских пирах. Описывая в девятой книге своей "Истории" утварь Мардония, Геродот говорит о них следующее [ΙΧ.82; ср. 150с]: "Ксеркс, убегая из Греции, оставил Мардонию всю свою утварь. Когда Павсаний увидел ее и увидел разукрашенную золотом [c] и серебром палатку с разноцветными занавесями, {28} он приказал хлебопекам и поварам приготовить такой же обед, как они обычно готовили Мардонию. Пока они исполняли приказание, Павсаний разглядывал золотые и серебряные ложа, устланные дорогими покрывалами, серебряные столы и великолепную пиршественную посуду. Пораженный всем виденным, Павсаний, желая пошутить, велел своим собственным слугам приготовить спартанский обед. Когда всё было сделано, Павсаний, смеясь, пригласил [d] эллинских военачальников. Когда те собрались и он, показав им убранство обоих пиров, сказал: "Эллины, я созвал вас, чтобы показать безрассудство этого предводителя мидян, который живет в такой роскоши и все-таки пришел к нам, чтобы отнять наши жалкие крохи". Говорят также, что некий житель Сибариса, находясь в Спарте и сидя со спартанцами за их общей трапезой, сказал: "Понятно, что спартанцы - самый храбрый из всех народов: кто в здравом уме, тот лучше тысячу раз умрет, чем согласится жить так убого".

{28 ...палатку с разноцветными занавесями... — Во времена Перикла по этой модели в Афинах был построен первый Одеон, закрытый и камерный концертный зал-театр (см.: Павсаний. I. 20. 4), увенчанный конической деревянной крышей.}

[e] 16. Полемон, объясняя упоминаемую Ксенофонтом "повозку с кузовом, плетеным из тростника" ["Агесилай".8.7], приводит стихи из "Богачей" Кратина, где говорится о лаконском празднестве Копиды (Ножи) [Kock.I.63]:

Знать недаром говорится, что любым гостям там можно,

Всем, пришедшим на Копиды, угоститься от души?

На дворах там постоялых для дедов висят колбасы,

Приколочены гвоздями, чтобы каждый откусил.

[f] И у Эвполида в "Илотах" [Kock.I.294]:

Сегодня же в их честь Копиды празднуют.

Эти Копиды, подобно так называемому "аиклу", представляют собой пир особого рода. Когда их справляют, то первым делом подле храма разбивают шатры, в шатрах делают ложа из веток, а на ветки настилают ковры и лежа на них пируют не только собравшиеся местные жители, но и прибывшие издалека чужестранцы. В жертву на Копидах приносятся только козы, других жертв не бывает; и всем раздают куски жертвенного (139) мяса в придачу с так называемым "фисикиллом" - хлебцем, похожим на "энкриду" (медовую лепешку), только более округлым. Всем собравшимся раздают зеленый сыр, рубец и куски колбасы, а на десерт идут сушеные смоквы, бобы и зеленая фасоль. В Копидах может принять участие любой желающий из спартиатов. Одновременно с празднествами, происходящими в городе, в деревне для детей справляют праздник Кормилиц (Τιθηνίδια): няньки приводят мальчиков на поле, и там перед изображением Артемиды Кориталии, святилище которой находится близ источника Тиасса, [b] по направлению к Клите, справляют "копиды", очень похожие на вышеописанные [взрослые]. В жертву приносят молочных поросят (ο̉ρθαγορίσκοι), а для трапезы готовят вышеназванный [109с, 115е] духовой хлеб.

У всех остальных дорийцев главная трапеза называется аиклом. Эпихарм, например, говорит в "Надежде" :

Если кто-то на пирушку (αι̃κλος) приглашает неохотно,

На пирушку ты охотно устремляешься бегом.

То же сказано у него и в "Периалле". "В Лакедемоне после общей [c] трапезы в фидитии {29} бывает аикл, и тогда каждому допущенному подается хлеб в корзине и кусок мяса, а служка при раздатчике провозглашает аикл и объявляет, кто прислал продукты".

{29 ...после общей трапезы в фидитии... — Совместная трапеза всех совершеннолетних спартанцев-граждан мужского пола и место ее проведения.}

17. Так пишет Полемон. Ему, однако, противоречит грамматик Дидим (тот, которого Деметрий Трезенский называет "книжной бездною", так много он выдал сочинений - до трех с половиною тысяч), который пишет: "Поликрат рассказывает в "Лаконской истории" [FHG.IV.480], что обряды [d] Гиакинфий лаконцы совершают в течение трех дней, во время которых, оплакивая Гиацианта, не увенчивают головы на пирах, не подают белого хлеба и никакой другой выпечки со всем, что к ней положено, не поют и пеанов Аполлону {30} и не делают ничего, что принято при других жертвоприношениях: они обедают в строгом порядке и расходятся. Однако во второй из этих трех дней они устраивают многолюдное достопримечательное празднество: мальчики, высоко подпоясав хитоны, играют на [e] кифарах или поют под звуки флейты; одни, пробегая плектром по струнам, высокими голосами поют богу хвалы в анапестических песнопениях; другие объезжают театр на разукрашенных конях; хоры юношей в полном составе поют местные песни; а среди них плясуны под звуки флейты и пение хора исполняют древние пляски. Девушки выезжают на богато [f] разубранных крытых повозках и на тележках, запряженных парою, и весь город охвачен радостным праздничным волнением. В этот день приносятся всевозможные жертвы и граждане угощают всех своих рабов и знакомых; никто не остается без доли жертвенного мяса, и город пустеет, потому что все уходят на представление".

{30 ...Аполлону... — Невольному убийце Гиацинта.}

О Копидах упоминают и Аристофан (или Филиллий) в "Городах" (140) [Kock.I.786], а также Эпилик, пишущий в "Коралиске" следующее [Kock.I.893]:

Я на Копиды думаю направиться

В Амиклы к Аполлону, ибо будут там

"Бараки" (βαράκες), булки и похлебка смачная, -

"бараки" - это ячменные лепешки (μάζας), а не клецки (τολύπας), как утверждает Ликофрон, и не кусочки предварительно замешанного ячменного теста, как считает Эратосфен. Они-то и подавались на Копидах, а также пшеничный хлеб и богато заправленная похлебка. Очень четкое определение дает Копидам Молпид в "Лаконском государственном устройстве" [FHG.IV.453]: "Справляют они и так называемые Копиды. Это трапеза, [b] состоящая из ячменных лепешек, хлеба, мяса, сырых овощей, похлебки, смокв, орехов и люпина". Что же касается молочных поросят, то называются они вовсе не ο̉ρθαγορίσκοι, как считает Полемон, а ο̉ρθραγορίσκοι, потому что продаются под утро {31} ('όρθρος), как свидетельствуют Персей в [c] "Лаконском государственном устройстве" [FHG.II.623], Диоскорид во второй книге "Государства" [FHG.II.192] и Аристокл в первой из двух книг своего "Лаконского государственного устройства" [FHG.IV.464]. Далее, Полемон утверждает, что лаконцы, так же как и все остальные дорийцы, называют обед аиклом. Алкман, во всяком случае, пишет:

{31 ...потому что продаются под утро... — По другой версии, молочные поросята были так названы спартанцами в отместку за то, что сикионский тиран Клисфен из рода Орфагоридов (ок. 600 — ок. 570 гг. до н.э.) дал трем дорийским филам (спартанцы собственно относились к дорийскому населению Греции) унизительные имена, связанные со свиньями, ослами и поросятами (см.: Берве Г. Тираны Греции. Ростов-на-Дону, 1997).}

Был на мельнице избит он, на аиклах общих бит, -

называя так совместные обеды. И еще:

Алкман аикл состряпал.

Однако лаконцы не называют аиклом ни послеобеденное угощение, ни те куски хлеба и мяса, которые раздаются фидитам после обеда [ср. 139с]: всё это называется эпаиклом, то есть дополнительными блюдами для [d] фидитов после аикла - так и получилось такое слово. Кушанья для этих эпаиклов готовятся не всем одинаковые, как полагает Полемон, но двух родов. Мальчикам подается еда очень простая и дешевая: ячменный хлебец, смоченный оливковым маслом, который, как пишет Никокл Лаконец [FHG.IV.464], они завертывают в лавровые листья и проглатывают (κάπτειν) после обеда; поэтому и лавровые листья называются [e] καμματίδας, а сами ячменные лепешки κόμματα. (О том, что в древности, было в обычае жевать на закуску лавровые листья, пишет Каллий (или Диокл) в "Киклопах" [Kock.I.694]:

Листья, знак завершенья обеда и плясок начала.)

Взрослым же фидитам подавалось мясо предписанных обычаем животных! в дар от одного или нескольких зажиточных членов компании.

Молпид утверждает, что эпаиклы назывались также маттией (рагу или мясной салат). 18. Об эпаиклах Персей пишет в "Лаконском [f] государственном устройстве" так [FHGII.623]: "И тут же он взимает с богатых пожертвования для эпаикла, а бедным велит приносить с собой тростник, подстилки и листья лавра, чтобы проглотить после обеда свой эпаикл, то есть ячменные лепешки в масле. А по сути всё это является маленьким государственным установлением: кому возлежать за столом первым, кому вторым, а кому сидеть на скамье - всё это решается именно на эпаиклах". То (141) же самое передает и Диоскурид. О лавровых листьях и ячменных лепешках пишет Никокл [FHGIV.464]: "Выслушав обе стороны, эфор выносил оправдательный или обвинительный приговор. Выигравший дело взимал легкую пеню камматами (κάρματα) или камматидами (καμματίδας); камматы - это ячменные лепешки, а камматиды - лавровые листья, вместе с которыми они проглатываются".

19. О трапезе фидитов Дикеарх в "Трижды политике" рассказывает так [FHG.II.242]: "Начало обеда сервируется для каждого едока отдельно, и никто не делится с соседом; затем всем обедающим подают ячменные [b] лепешки, какую кто пожелает, а для питья, коли захочется, перед каждым положена походная фляга с вином. Мясо всегда для всех одно и то же - вареная свинина (иногда очень маленький кусочек, весом около четверти) и более ничего, кроме обязательной похлебки из этого же самого мяса; ее хватает, чтобы непрерывно обносить вкруговую в течение всего обеда. Добавкой могли быть оливки, сыр или смоквы, но кто-то может принести и рыбу, и зайца, и дикого голубя и тому подобное. А когда обед второпях с проглочен, едоков обносят так называемыми эпаиклами. Каждый участник фидития вносит примерно полтора аттического медимна ячменя, одиннадцать или двенадцать хоев вина, определенное количество сыра и смокв и дает около десяти эгинских оболов на покупку мяса". Сфер в третьей книге "Лаконского государственного устройства" пишет [FHG.III.20]: "Фидиты приносят с собой и эпаиклы: пойманную дичь, а богатые - еще и хлеб и земные плоды по сезону - сколько нужно для одной [d] трапезы; они считают, что незачем приносить и готовить больше, чем нужно на один раз". А Молпид пишет [FHG.IV.453]: "Согласно обычаю после обеда всегда кто-нибудь (а иногда и многие) выставляет приготовленную дома маттию [cp.l40f], и это называется эпаиклом. Оно никогда не покупается на рынке: ведь делается это не ради удовольствия или не для объедения, но чтобы подтвердить свое охотничье мастерство; вдобавок [e] многие владельцы стад щедро делятся приплодом. Таким образом, маттия - это дикие голуби, гуси, горлицы, дрозды, черные дрозды, зайцы, ягнята, козлята. И повара во всеуслышанье объявляют имена тех, кто почасту приносит эту снедь на пир, чтобы всем были ведомы их охотничьи труды и усердие для общего дела".

Деметрий Скепсийский пишет в первой книге "Троянского строя", что спартанский праздник Карнеи представляет собой подражание военному походу. Действительно, в девяти местах сооружаются "сени" (σκιάς), [f] называемые так по сходству с шатрами; и в каждой из них угощаются девять человек, а все распоряжения объявляются через глашатая. В каждой "сени" представлены три фратрии, и длятся Карнеи девять дней". {32}

{32 ...девять дней. — Здесь, по-видимому, оканчивается цитата из Дидима, начатая в 139d.}

20. Позднее, однако, лакедемоняне отошли от подобной суровости быта и впали в роскошь. Филарх, например, пишет о них в двадцать пятой книге своей "Истории" [FHG.I.346]: "[В то время] лакедемоняне перестали собираться по старинному обычаю на совместные трапезы; когда же они устраивали их, то шатры, положенные по закону, делали очень (142) маленькими, покрывала для ложей брали такие большие и пышные, что иные гости порой не смели даже локтем прикоснуться к подушке. В прежние времена, облокотившись о голое ложе, лакедемоняне терпели его жесткость в продолжение всей трапезы... теперь же, впав в упомянутую роскошь, они напоказ выставляли множество чаш, разнообразнейшие кушанья, [b] мало того, редкие благовония, вина и лакомства. Такой обиход завели, соперничая с чужими царями, Арей и Акротат, незадолго до царя Клеомена; {33} однако даже их настолько превзошли некоторые частные граждане тогдашней Спарты, что Арей и Акротат казались чуть ли не скромнее самых неприхотливых спартанцев былых времен.

{33 ...до царя Клеомена... — Клеомен III (272-220 гг. до н.э.), вступил на престол около 235 г. до н.э.}

21. Клеомен же, обладавший, несмотря на молодость, выдающимся [c] умом, и в быту отличался необычайной простотой. Уже находясь во главе государства, он умел показать тем, кого приглашал участвовать в жертвоприношении, что их домашние приготовления ничуть не уступают царским. Сколько бы ни приходило к нему посольств, он никогда не начинал обеда ранее установленного обычаем времени и никогда не накрывал более пяти лож; если же посольств не было, он обходился тремя ложами. И никогда распорядитель не указывал, кому войти и занять место первым, [d] но первым всегда входил старейший, если только сам царь не вызывал кого-нибудь по имени. Царь обычно возлегал вместе с братом {34} или кем-нибудь из сверстников. На треножнике лежали бронзовая холодильная чаша, кувшин, серебряный тазик, вмещавший две котилы, а также ковш и медный кубок. Вина не наливали до тех пор, пока кто-нибудь не просил: только перед обедом наливали по одному ковшу вина, причем царю намного раньше других, остальные же просили налить им только после того, как царь кивал головой. На маленьких столиках были самые [e] заурядные блюда, и всего было ни слишком много, ни слишком мало, так что всем хватало и никто не просил добавки. Клеомен считал, что не следует ограничиваться, как на фидитиях, простой похлебкой и кусками мяса, однако не нужно допускать и напрасных трат сверх должной меры: первое он считал скаредностью, второе - тщеславием. Когда принимали гостей, [f] вино выставлялось немного получше. По окончании трапезы все хранили молчание, а рабу, стоявшему наготове с разведенным вином, подавали знак кивком; и так же, как и перед обедом, наливали его только по просьбе и не более двух ковшей. Никаких развлечений за обедом не было, но сам царь по очереди беседовал с каждым, приглашая высказаться или выслушать, так что все расходились очарованные его обаянием".

{34 ...возлегал вместе с братом... — Греческие ложа, в отличие от римских триклиниев на 3-4 человек, как правило, были рассчитаны на двоих.}

Вот что Антифан пишет, высмеивая лаконские трапезы, в комедии "Архонт" [Kock.II.28]:

(143) Ты был в Лакедемоне? Там ведь требуют

Законы соблюдать беспрекословнейше:

Обедать на фидитиях, питаться там

Одной похлебкой, даже не надеяться

Носить усы и не искать других прикрас.

Всё соблюдая, как ты старомоден стал!

[Критские пиры]

22. Рассказывая об общественных трапезах критян, Досиад пишет в "Критской истории" [FHG.IV.399]: "Свои совместные застолья литтии устраивают так. Каждый вносит из своих доходов десятую часть в свое [b] товарищество и в доходы государства, которые потом назначенные лица распределяют по каждому дому. Но все рабы вносят по эгинскому статеру с головы. Граждане делятся на товарищества, называемые андриями. Попечение об общей трапезе вверяется женщине, которая берет себе в помощь трех-четырех мужчин из простого народа. При каждом из них двое слуг, подносящих дрова; называют их калофорами. На Крите повсюду для трапез отводятся два дома, один из них называется "мужским" (ανδρει̃ον), [с] другой, для приема иноземцев, - покоем (κοιμητήριον). У входа в обеденный зал ставятся два стола, называемые гостевыми, за них усаживают присутствующих иностранцев, далее - столы для остальных обедающих. Каждому выдается равная доля, однако молодые получают только половинную долю мяса и ничего из прочей пищи. На стол выставляется чаша с сильно разведенным вином, из которой пьют все, сидящие за этим столом; после окончания обеда подается вторая. Для мальчиков выставляют один [d] общий кратер разведенного вина, но взрослые, если захотят, могут выпить и больше. Начальница трапезы может на глазах у всех взять с любого стола лучшие кушанья и поставить их перед теми, кто отличился на войне или в совете. После трапезы у них принято обсуждать дела общественные, а потом они вспоминают воинские подвиги и воздают хвалы доказавшим свою храбрость, побуждая этим юношей к доблести".

Пиргион пишет в третьей книге "Критских обычаев" [FHG.IV.486], [e] что на своих общих трапезах едят критяне сидя; {35} что сироты получают пищу без приправ, что самые младшие стоят, прислуживая у столов; что после безмолвного возлияния богам вся поставленная снедь делится поровну; и что сыновьям, сидящим у ног своих отцов, дается половина взрослой доли, сиротам же полная взрослая доля, однако, по обычаю без приправ. Были у них и специальные кресла для гостей, а третий стол по [f] правую сторону от входа в андрейон назывался "столом Зевса Гостеприимца", или гостевым.

{35 ...едят критяне сидя... — В противоположность античному обычаю возлежать во время пира.}

[Персидские пиры]

23. Сравнивая эллинские пиры с персидскими, Геродот пишет [I.133]: "Самым большим праздником каждого человека у персов признается день рождения. В этот день они считают нужным устраивать более обильное, чем в другие дни, угощение. Люди богатые тогда подают на стол целиком зажаренного в печи быка, осла, коня, или даже верблюда, а бедные лишь (144) мелкий рогатый скот. Обеденных яств у них немного, {36} зато потом много закусок одна за другой. Поэтому персы говорят, что эллины встают из-за стола голодными, так как у них после обеда не подают ни одного стоящего блюда. Если бы у эллинов подавались закуски, то они бы ели не переставая. Персы - большие любители вина. В присутствии других людей у них не принято извергать пищу и мочиться. Эти обычаи персы строго [b] соблюдают. Во хмелю они обычно обсуждают самые важные дела. Решение, принятое на таком совещании, на следующий день хозяин дома еще раз предлагает гостям уже на трезвую голову. Если они и трезвыми одобряют это решение, то так и поступают. И наоборот: решение, принятое трезвыми, они еще раз обсуждают во хмелю". {37}

{36 Обеденных яств у них немного... — Подразумевается, что персы изнежены и почти не едят «основную еду», хлеб, а ведут жизнь опсофагов (см. примеч. 27 к кн. IV), поглощая одно лакомство за другим не из-за голода, а из-за своего чревоугодия.}

{37 ...обсуждают во хмелю. — Здесь речь идет о ритуальных оргиях, а не о бытовых попойках. Согласно «Авесте», опьянение персов некоей «златоцветной хаомой» дарует «всестороннее знание».}

24. Ксенофонт же в "Агесилае" пишет о роскоши персидских царей так [9.3]: "Для персидского царя его люди обегают все земли, разыскивая ему самые лучшие вина; десятки тысяч трудятся, приготовляя ему самые [c] вкусные блюда; трудно рассказать, как хлопочут, чтобы он задремал. Напротив, для Агесилая любовь к труду сделала приятным любой попавшийся напиток, любую случайную пищу, любое ложе годилось ему для спокойного сна". А в сочинении "Гиерон", рассуждая о роскошном столе тиранов и пище частных граждан, он пишет так [I.17]: " - Мне прекрасно известно, Симонид, - сказал он, - что большинство считает, будто питье и еда нам вкуснее, чем простому народу: это потому что им кажется, будто они гораздо охотнее съели бы наш обед, нежели состряпанный в их [d] собственном дому. Ведь приятно бывает именно непривычное. Однако по той же причине тиранам незнакомо приятное предвкушение праздников: столы у них всегда ломятся от лакомств, и праздник не добавляет ничего нового. Итак, вот первое, в чем положение обывателя выгоднее, чем тирана, - надежда на лучшее. Затем, - продолжил он, - ты, конечно, знаешь, что чем больше кто-нибудь предается излишествам в еде, тем скорее наступает пресыщение. Так что и продолжительность наслаждения у [e] изобильного бывает короче, а у скромно живущего дольше. - Зато, клянусь Зевсом, - сказал Симонид, - пока это им по душе, питающиеся роскошна наслаждаются куда больше, чем питающиеся простой пищей".

25. Феофраст в трактате "О монархии", посвященном Кассандру (если сочинение это подлинное, потому что многие утверждают, будто оно принадлежит Сосибию, тому, которому поэт Каллимах элегическим стихом написал эпиникий), пишет, что персидский царь, утомленный роскошью, обещал выплатить кучу серебра тому, кто изобретет новое наслаждение [f] [ср.514е]. Феопомп пишет в тридцать пятой книге "Истории" [FHG.I.311], что пафлагонскому царьку Фису за обедом подавалось сто блюд, начиная с быка. Даже когда Фис был доставлен пленником к царю персов и содержался под стражей, он продолжал жить на широкую ногу и пировал не менее (145) пышно. Узнав об этом, Артаксеркс сказал, что ему ясно: Фис живет, как будто спешит умереть. Тот же Феопомп пишет в четырнадцатой книге "Истории Филиппа" [FHG.I.298]: "Когда великий царь посещает подвластную ему область, на его пир расходуется двадцать или тридцать талантов, а иногда много больше, потому что каждый город пропорционально его размерам издавна обложен как бы податью на царский пир".

26. Гераклид из Кум, автор "Персидской истории", пишет во второй книге, озаглавленной "Снаряжения" [FHG.II.96]: "Вся челядь [b] прислуживает за обедом гостям персидского царя, приняв ванну и нарядившись в белые одежды, и тратит на приготовление к пиру до половины дня. Одни из царских сотрапезников едят снаружи, доступные взорам любого желающего, другие же внутри вместе с царем. Однако и они не делят трапезу с царем, но во дворце устроены напротив друг друга два зала: в одном из них пирует царь, в другом приглашенные гости; и царь лицезреет их сквозь занавес, повешенный на дверях, они же его не видят. Только иногда во время праздников все пируют в одном помещении с царем; под это отводится [с] большой зал. Когда же царь [после обеда] устраивает попойку (а бывает это часто), то застольников обычно бывает двенадцать человек. Когда все уже отобедали, царь в своей комнате, гости в другой, то их приглашает войти кто-нибудь из евнухов. И тогда, войдя к царю, они бражничают вместе с ним, хотя вино пьют не то же самое. Гости сидят на полу, а он возлежит на ложе с золотыми ножками; напившись сверх всякой меры, гости [d] расходятся. Завтракает и обедает царь обычно один, иногда с женой и с кем-нибудь из сыновей. Во время обеда ему поют и играют на лирах наложницы, одна отдельно (ε̉ξάρχει), а другие хором. Царский пир, - продолжает Гераклид, - на первый взгляд кажется расточителен, но по рассмотрению оказывается расчетлив и даже скуповат; таковы же и пиры всех персидских вельмож. А именно, ежедневно для царских нужд забивается тысяча животных, в том числе лошади, верблюды, быки, ослы, олени и [e] множество овец, а также птицы, среди них аравийские страусы (очень большие), гуси и петухи. От всего этого каждому царскому гостю подается только малая часть, причем каждый может унести домой всё, чего не съел за столом. Большая же часть мяса забитых животных и прочей снеди выносится во двор для телохранителей и пельтастов, находящихся на царском кормлении. Там все остатки мяса и хлеба делятся поровну; и как [f] в Элладе наемники получают плату деньгами, так они получают ее от царя по договору пищей. У остальных персидских вельмож тоже еда подается на стол вся сразу; когда же сотрапезники отобедают, все остатки (главным образом, мясо и хлеб) начальник стола раздает слугам, этим они и кормятся. Поэтому самые знатные сотрапезники ходят к царю только на (146) завтрак, извиняясь тем, что не могут посещать его дважды, так как должны принимать своих собственных гостей".

27. Геродот же пишет в седьмой книге [VII. 118], что те из эллинов, которые должны были принимать и угощать Ксеркса, впали в такую великую нужду, что лишились домов и имущества. Так, фасосцам пришлось принимать и угощать войско Ксеркса за их города на материке, и один только знатный гражданин Антипатр, сын Оргея, потратил на угощение [b] четыреста талантов, потому что и кубки, и сосуды для смешения вина, и вся прочая столовая утварь были из золота и серебра... Если бы Ксеркс ел дважды в день и кроме обеда еще завтракал, то города бы этого не перенесли. И в девятой книге "Истории" он пишет [IX.110]: "Иногда царь дает царский пир, это бывает раз в году в день рождения царя. По-персидски этот пир называется "тикта", что по-гречески значит "самый лучший". Только в этот день царь умащает голову и раздает подарки".

[c] Как рассказывает в книге "О кончине Александра и Гефестиона" Эфипп Олинфский, пируя с друзьями, Александр Великий каждый раз тратил сто мин в день; сотрапезников же у него бывало, может быть, шестьдесят или семьдесят. Персидский же царь, как пишут Ктесий и Динон (в его "Персидской истории" [FHG.II.93]), давал пиры на пятнадцать тысяч человек и тратил при этом по четыреста талантов. В италийской монете это составляет [d] два миллиона четыреста тысяч денариев; разделив их на пятнадцать тысяч человек, получаем сто шестьдесят денариев на человека, то есть столько же, сколько и у Александра, - тот, по Эфиппу, тратил сто мин. Между тем Менандр в "Пьянстве" оценивает расходы на большой пир всего лишь в талант [Kock.III.91; cp.364d]:

А жертвы мы приносим по достатку ли?

Богам отдать достаточно паршивую

[e] За десять драхм овцу, хотя не менее

Таланта нам обходятся флейтисточки,

Певички, благовония, фасосское,

Мендейское, сыр, угри и так далее.

Таким образом, талант он считал необычайно дорогой тратой. И в "Брюзге" [447] у него говорится:

Как они, разбойники,

Приносят жертву! Кружки, короба у них

Не для богов, а для себя. Лепешку бы

Да ладану принесть - и жертву полностью

[f] Бог примет из огня. Так нет, богам суют,

Что несъедобно, - желчь, от костреца кусок,

А прочее - себе в живот.

[Пир Дионисия]

28. Филоксен Киферский в поэме "Пир" (если только именно он, а не Филоксен Левкадийский упоминается в "Фаоне" комедиографом Платоном [Kock.I.646]), так описывает приготовления к пиру:

Маслом лоснящийся стол

двое прислужников вынесли,

(147) после - второй, другие - другим,

пока не заполнилась зала.

Сверкали столы

в ярком сияньи высоких огней,

ломились гирляндами разделочных досок

и приправ в графинчиках ..................

роскошествующие всевозможными искусными выдумками,

радостью бытия, ловушками душ.

Рядом встали в корзинах

с белою кожей ячменные хлебцы,

другие же слуги ............

После них первой вошла не супница,

любовь моя,

но громадный сосуд, усеянный заклепками.

На закуску - славное блюдо угрей (έγχέλεα),

божьей утехи,

нарубленных угриных (γογγρο-) голов.

Следом за ним другое такое же блюдо вошло,

[b] с круглым скатом под соусом.

Там маленькие супники были:

один с акульим мясом,

другой с разительным скатом .........

...... было другое богатое блюдо головоногих

и каракатиц со щупальцами,

...... мягче волос.

После него прямо с огня вошла

в струях пара

серая кефаль размером со стол.

Друг мой,

....... за нею вошли

в сухарях осьминоги

и гнутые золотистые креветки.

За ними - винные пирожные и сласти,

в цветочных лепестках.......

и пшеничные лепешки с глазурью,

кисло-сладкие, размером с горшок (?).

[с] Но истинно знаю:

вот пира пуп,

и ты и я его зовем так:

клянусь богами,

последней там была

чудовищная горячая глыба кусков тушеного тунца,

вырезанных из самых мясистых подбрюшных частей.

Вот была бы великая радость,

если всё наше дело было

только лежать там.

Но и без нас

пир был великолепен:

никто другой

так не расскажет, как я,

о всех поставленных блюдах.

Я чуть было не пропустил

горячие потроха, а за ними кишки

[d] откормленного в доме поросенка,

и хребет вошел, и ребра с горячими клецками (?).

И поставили перед нами

целую вареную голову козленка,

вспоенного молоком,

дышащую паром, разрезанную надвое,

и вареные конечности, белокожие ребра, рыла, головы,

ноги и вырезки, сдобренные соусом из сильфия.

И прочее мясо:

вареные и жареные барашки и козлята,

и сладчайшая смесь

[e] полусырых кишок барашков и козлят,

этому ликовали бы сами боги,

и ты, моя радость,

охотно поел бы их.

После жареный заяц был и петушки молодые.

Затем уже стол завалила обильно

груда горячих вяхирей и куропаток,

гнущихся от мягкости хлебов.

С ними одной ватагой пришли

мед золотистый, творог;

что же до сыра, то нежным его

каждый признал бы,

и я в вместе с ними.

Когда же к моим друзьям

пришел час насыщения питьем и пищей,

всё со столов убрали рабы,

и на руки нам пролилась вода. {38}

{38 ...пролилась вода. — Далее см. 409е.}

[Пир Антония и Клеопатры]

29. Сократ Родосский в третьей книге "Гражданской войны" [f] [FHG.III.326] описывает пир Клеопатры, последней царицы Египта, вступившей в брак с римским полководцем Антонием в Киликии. Когда они с Антонием встретились в Киликии, Клеопатра устроила в честь него царственное пиршество, на котором всё было из золота, всё в драгоценных (148) камнях, всё самой тонкой работы; даже стены там были, по словам Сократа, все в коврах, пурпурных и парчевых. Приказав накрыть двенадцать триклиниев, Клеопатра позвала на пир Антония с избранными его друзьями. При виде несметного богатства Антоний остановился как вкопанный; Клеопатра же с улыбкой сказала, что это ее подарок, и пригласила прийти еще раз завтра, с друзьями и военачальниками. Второй пир был еще великолепнее, так что первый показался убогим. И опять она подарила всё это ему, а военачальникам позволила унести с собой каждому свое ложе; чаши и покрывала тоже были розданы гостям. А когда настало время расходиться, она предоставила высшим чинам носилки и слуг, прочим же [b] гостям - коней с серебряной сбруей; и каждому был приставлен эфиопский раб с факелом. На четвертый день она купила роз на целый талант {39} и велела усыпать пол слоем этих роз толщиною в локоть, а поверх них положить сплетенные сетью гирлянды.

{39 ...она купила роз на целый талант... — Топос утопания в роскоши, но одновременно и весьма семантически нагруженное действие. Роза — цветок античности par exellence, совмещающий в себе семы роскоши (высокая цена), царственности (порфира), смерти (быстрое увядание), дионисийского начала (была посвящена Дионису-Либеру; см.: Овидий. «Фасты». V. 344), так что неудивительно, что сразу после этого описания идет история Антония-Диониса. Поздние римские императоры II-III в. н.э., такие, как Гелиогабал, Галлиен и пр., также засыпали все вокруг розами, пытаясь перещеголять друг друга в расточительности (см.: «История августов», passim).}

Историк рассказывает, что потом, когда Антоний был в Афинах, он воздвиг напоказ в театре подмостки, увитые зеленью, как для вакханалий, и они увешаны были тимпанами, оленьими шкурами и прочими [c] дионисическими затеями. Лежа там с раннего утра, Антоний пьянствовал с друзьями, слушая при этом певцов, приглашенных из Италии. Поглядеть на такое зрелище греки собирались со всех концов. "Иногда переходил он и на Акрополь, - пишет Сократ. - Все Афины освещались тогда с крыш факелами. И с тех пор он повелел, чтобы во всех городах его величали Дионисом. А император Гай, прозванный Калигулой за то, что родился в лагере, [d] не только называл себя новым Дионисом, но и наряжался Дионисом и в таком облачении правил суд".

30. Глядя на такое, можно полюбить греческую бедность, особенно если вспомнить, каковы были фиванские пиры.

Клитарх в первой книге "Истории Александра" сообщает, что "после завоевания города Александром всего добра у них оказалось на 440 талантов; люди они были мелочные, а в пище скаредные; на пирах у них [e] подавался фарш в фиговых листьях, вареные овощи, сардины и другая рыбья мелочь, колбасы, грудинка, похлебка. Так угостил Мардония и пятьдесят других персов Аттагин, сын Фринона, о котором Геродот в девятой книге [f] говорит [IX.15], что он был отменно богат. После этого вряд ли могли персы одержать победу, и грекам не было надобности при Платеях ходить в бой против тех, кого уже успела погубить подобная пища".

[Аркадские пиры]

31. Аркадский пир описывает в третьей книге "Генеалогий" Гекатей Милетский [FHG.I.28]: его составляют ячменные лепешки и свинина. Гармодий Лепреатский пишет в сочинении "Об обычаях фигалейцев" [FHG.rv.411]: "Выбранный фигалейцами ситарх (ответственный за продовольствие) ежедневно поставлял три хоя вина, медимн ячменной муки, пять мин сыру, а также все необходимые приправы для мяса. Город же (149) давал каждому из двух хоров трех овец, повара, а также подставку для ведер, столы, скамьи для сидения и тому подобное; поварскую утварь доставлял хорег. Порядок самого пира был следующий. Согласно обычаю, сыр и лепешки из слабозамешенного ячменного теста клались на медные разделочные подносы, называемые у некоторых авторов мазономами (по [b] своему предназначению). {40} С лепешками и сыром подавалась требуха с солью. При освящении этой пищи каждый сотрапезник отпивал из глиняного кувшинчика, а освящающий говорил: "Хорошего обеда!" Затем все совместно ели похлебку и мелко нарезанное мясо; кроме этого каждому едоку выдавались два куска мяса. Во время всех обедов, и прежде всего на так называемых мазонах (так до сих пор называются Дионисовы сборища), соблюдалось следующее правило: самым крепким едокам из молодежи подливали больше похлебки и подкладывали дополнительные лепешки и хлебцы - эти юноши считались мужественными и правильно воспитанными, потому что обжорство у них было в большом почете и [c] всячески восхвалялось. После обеда они совершали возлияния, не помыв рук, но обтерев их хлебными мякишами; причем мякиши каждый потом уносил с собой из страха перед ночной дорогой. {41} После возлияний поется пеан. Когда же они приносят жертвы [местным] героям, то закалывается множество быков и все пируют вместе с рабами, а дети угощаются [d] вместе с родителями, сидя голышом на камнях". Феопомп же пишет в сорок шестой книге "Истории Филиппа" [FHG.I.319]: "Аркадяне угощают на празднествах и господ, и рабов, причем для всех выставляется один общий стол; снедь кладется на его середину, и вино для всех размешивается в одном кратере".

{40 ...по своему предназначению... — Тут смешиваются две этимологии: ложная — «обычай ячменных лепешек» (от слова «закон» — νόμος) и истинная — «распределитель ячменных лепешек» (от «распределять» — νέμω).}

{41 ...из страха перед ночной дорогой. — Чтобы кормить подвластных Гекате злых духов в обличье псов или ее ипостаси в том же обличье (Eustath. И. 728.18).}

[Пиры в Навкратисе]

32. "У жителей Навкратиса, - пишет Гермей во второй книге "О гринейском Аполлоне" [FHG.II.80], - народ обедает в пританее в дни празднований рождения Гестии Первоприсутствующей, Диониса, а также Сельского Аполлона, надевая белые одежды, еще и поныне называемые [e] пританейскими. После того как участники заняли места на ложах, они встают и коленопреклоненно совершают возлияния, а глашатай, исполняющий обязанности жреца, произносит отеческие молитвы. Улегшись после этого на ложах, все получают по две котилы вина, за исключением жрецов [f] Аполлона Пифийского и Диониса, которые получают вдвое. После этого каждому подается плоский хлеб из очищенной пшеничной муки, на который положен другой хлеб, называемый печным, а также свинина, чашка с ячменным или еще каким-нибудь отваром, по времени года, два яйца, ломтик свежего сыра, сушеные смоквы, лепешка и венок. Устроитель празднеств, вышедший за рамки этого перечня, наказывается власть имущими; пирующим не позволяется приносить с собой съестное, но все едят только (150) это; остатки же от пиршества раздают рабам. Однако и во все остальные дни года в пританее может пообедать любой желающий: он должен приготовить для себя дома зелень или бобы, соленую или свежую рыбу и немного свинины; принеся это с собой, [он получает] котилу вина. Ни одна женщина не может входить в пританей, за исключением флейтисток; также не разрешается приносить в пританей ночные горшки. Если же житель Навкратиса справляет свадьбу, то свадебные законы запрещают подавать на стол яйца и пироги на меду". Откуда такой запрет, нам лучше всего [b] расскажет Ульпиан.

33. Ликий в "Египетской истории" отдает египетским пирам предпочтение перед персидскими. "Египтяне, - рассказывает он, - отправились в поход против Оха, царя персидского. {42} Потерпев поражение, египетский царь попал в плен. Ох обошелся с ним по-доброму и пригласил его на обед. И вот, хотя приготовлено всё было блестяще, египтянин рассмеялся над тем, как скудно живет перс. "Царь, - обратился он к нему, - если хочешь [с] знать, чем должны питаться счастливые цари, то позволь моим бывшим поварам приготовить для тебя обед по-египетски". Тот распорядился, обед был приготовлен, и Ох, отведав его, сказал тогда: "Чтоб тебе злою смертью погибнуть, негодный египтянин, коли ты от таких пиршеств стал искать дешевой пищи". Каковы были эти египетские пиры, нам показывает Протагорид в первой книге сочинения "Об играх в Дафне" [FHG.IV.484]: "Третий вид пиров - это египетские; на них перед гостями не ставят [d] столов, а обносят их подносами с кушаньями".

{42 ...против Оха, царя персидского. — Прозвище Артаксеркса III (правил с 359/358 по 337 г. до н.э.).}

[Пиры у галлов]

34. У галлов, как рассказывает Филарх в шестой книге [FHG.I.336], на столы кладется множество ломтей хлеба и ставится много мяса из котлов, но никто не приступает к еде, пока не увидит, что царь отведал предложенного. В третьей книге тот же Филарх рассказывает [FHG.334], как Ариамн, первый богач среди галлов, объявил, что будет один целый год кормить всех галлов и осуществил это так. По всей стране на [e] лучших дорогах по его приказу были поставлены стоянки, на них из кольев, камыша, ивовых прутьев построены навесы на четыреста человек и больше, соответственно количеству народа, который должен был туда стекаться из городов и сел. Под этими навесами он велел поставить огромные котлы и наполнить их разным мясом. {43} Котлы эти еще за год до того были отлиты на заказ мастерами, приглашенными из других городов. По приказу Ариамна здесь ежедневно закалывались быки, свиньи, овцы и прочий скот без числа, приготовлены были также бочки с вином [f] и замешано много ячменного теста. И туда не только галлы стекались из городов и деревень, но даже прохожих чужеземцев задерживали на дорогах поставленные для того рабы и не отпускали в путь прежде, чем они отведают угощения.

{43 ...поставить огромные котлы и наполнить их разным мясом. — Возможно, неправильно истолкованная Филархом процедура кельтского ритуала; ср. средневековое ирландское представление о неистощимом котле изобилия Дагда, принесенном в Ирландию племенами богини Дану.}

[Фракийские пиры]

35. О фракийских пирах упоминает Ксенофонт в седьмой книге "Анабасиса" [VII.3.21], описывая пир у Севфа следующим образом: "Когда же (151) все собрались, то сели к обеду в круг. Для каждого внесли по столу на трех ножках, [числом около 20] на них лежали куски мяса, и к ним были привязаны большие квашеные хлеба. Кушанья подносились, главным образом, гостям, таков был их обычай; и Севф показал этому пример. Он взял лежавшие перед ним куски хлеба, разломил на небольшие ломти и бросил кому хотел (из присутствующих), а потом и мясо, оставляя себе лишь [b] столько, сколько сам мог съесть. Все, перед кем стояли столы, тоже поступали таким же образом. Только один аркадянин по имени Ариста, большой обжора, не захотел разбрасывать еду: взяв в руку хлеб величиной в три хойника и положив на колени мясо, он принялся уписывать еду. Стали разносить рога с вином, и все брали по рогу; но когда виночерпий поднес рог Аристе, тот, видя, что Ксенофонт уже кончил есть, сказал: [c] "Подай ему, он уже отдыхает, а я еще занят", - и все рассмеялись. Когда началась попойка, вошел фракиец, ведя за собой белого коня, и, взяв наполненный вином рог, сказал: "Пью за твое здоровье, Севф, и дарю тебе этого коня; на нем ты догонишь всякого, кого захочешь, а при отступлении ты можешь не бояться врага". Другой ввел раба и подарил его таким же образом, выпив за здоровье Севфа; третий подарил одежды для его жены. А Тимасий выпил за здоровье Севфа и подарил ему серебряную чашу и ковер ценой в десять мин. Тут один афинянин, Гнесипп, встал и сказал, [d] что существует прекрасный древний обычай: имущие одаряют царя в знак уважения, а неимущих одаривает сам царь. Тогда Ксенофонт смело встал, взял рог и сказал: "Севф, я отдаю тебе в верную дружину самого себя и вот этих моих товарищей, и ни один из них не идет к тебе против воли. Сейчас они находятся здесь, больше ничего от тебя не требуют и согласны добровольно обречь себя на труды и опасности ради тебя". Севф встал, выпил вместе с Ксенофонтом и вместе с ним опрокинул рог. После этого [e] вошли люди и затрубили в сигнальные рога и в трубы из сырой бычачьей кожи, и всё это в такт, как при игре на магадиде".

[Посидоний о галлах и парфянах]

36. Стоик Посидоний, сочинивший свою "Историю" {44} не без влияния философии той школы, приверженцем которой он был, описывает в ней много обычаев и установлений различных народов: "Кельты, - пишет он [FHG.III.260], - принимают пищу за деревянными столами, под которые подкладываются охапки сена, так чтобы они лишь немного возвышались над землей. Пища их - немного хлеба и много мяса, вареного и зажаренного на углях или рожнах. Едят они опрятно, но с каким-то львиным неистовством: двумя руками хватают кусок животного и обгрызают мясо зубами; если же кусок жесткий, то отрезают от него мясо ножичком, который нарочно лежит у них в ножнах. Те из них, что живут по рекам и по (152) побережью внутреннего и внешнего моря, {45} питаются печеной рыбой, приправляя ее солью, уксусом и тмином; {46} тмин они кладут и в питье. Оливковым маслом они не пользуются, оно редко и с непривычки кажется им невкусным. Когда обедают большой компанией, то усаживаются в круг, а в [b] середину как предводитель хора садится самый влиятельный, превосходящий всех или военным умением, или знатностью, или богатством. Рядом усаживается гость, а затем по обе стороны, согласно своему достоинству, занимают места остальные. Позади них становятся телохранители с длинными щитами, а напротив, усевшись в круг по примеру господ, пируют копьеносцы. Прислужники разносят питье в сосудах, похожих на наши чаши с носиком, глиняных или серебряных. Таковы же и подносы, на которых [c] подают кушанья; а иные пользуются медными, деревянными или плетеными из прутьев корзинками. На богатых пирах пьют неразбавленное привозное вино из Италии или Массалии {47} и только изредка добавляют в него воды. На более скромных трапезах пьют пшеничную брагу, приправленную медом, а народ ее пьет и без приправ; называется она кормой. Отпивают они ее почасту, но понемногу, не более киафа из одной и той же чаши. Питье [d] это разносит раб по кругу слева направо и обратно, как у них принято, богам же они поклоняются, поворачиваясь в правую сторону".

{44 ...сочинивший свою «Историю»... — Знаменитому стоику принадлежало немало исторических и географических сочинений, в том числе «История после Полибия» в 52 книгах.}

{45 ...внутреннего и внешнего моря... — Средиземного моря и Атлантического океана.}

{46 ...приправляя ее солью, уксусом и тмином... — Подобный рецепт запеченной рыбы с использованием семян кориандра вместо тмина сохранился в римской кулинарной книге (Apic. 437).}

{47 ...или Массалии... — Марсель на юго-востоке современной Франции, колония фокейцев, основанная около 600 г. до н.э., ближайшее винодельческое соседство кельтов. В Греции и Риме дешевое массалийское вино, подвергаемое «старению» дымом, особой популярностью не пользовалось (см. эпиграммы Марциала X. 36 и XIII. 123); но кельты были не столь утонченными ценителями вина, хотя, по преданию, именно страсть к неведомому им ранее вину заставила их сначала пойти войной на Рим, а затем осесть на римских границах.}

37. В рассказе о Луернии, отце того Битуита, что был убит римлянами, Посидоний пишет, что, добиваясь народной любви, он разъезжал по полям на колеснице, разбрасывая золото и серебро десяткам тысяч сопровождавших его кельтов; огородив прямоугольное пространство стороной в двенадцать стадий, он поставил там чаны, наполненные дорогим вином, [e] снеди же заготовил такие горы, что помногу дней подряд мог угощать всех желающих, не испытывая ни в чем недостатка. Когда же подошел назначенный им конец празднеству, вдруг явился к нему припозднившийся варварский поэт (бард) и принялся оплакивать свое опоздание и воспевать величие вождя; тому это так понравилось, что, приказав подать мешок с золотом, он бросил его бежавшему за колесницей поэту. А тот, подхватив [f] подарок, стал петь, что даже следы, оставляемые на земле его колесницей, несут людям золото и благодеяния.

38. Пишет об этом Посидоний в двадцать третьей книге. А в пятой книге он рассказывает о парфянах [FHG.III.254]: "Приглашенный на пир царский друг не делит с ним стол, но, сидя у подножья высокого царского (153) ложа, по-собачьи подбирает то, что ему бросают на пол; частенько по какому-нибудь пустяку его оттаскивают от этого низменного угощения и бьют розгами или ремнями с вплетенными в них костяшками; весь залитый кровью, он падает ниц и поклоняется своему мучителю как благодетелю". Далее, в шестнадцатой книге, рассказывая историю царя Селевка, - о том, как, пойдя походом на Мидию, тот был побежден Аршаком и долгое время жил у него в плену, где с ним, впрочем, обращались по-царски, - Посидоний пишет так [FHG.III.258]: "На парфянских пирах царь [b] занимает отдельное ложе, выше всех и в стороне от остальных. Стол ему также ставится отдельный, как обожествленному герою, полный туземных лакомств". Далее, рассказывая в тридцать четвертой книге о Гераклеоне из Берои, том самом, который, будучи возвышен царем Антиохом Грипом, чуть было не сверг своего благодетеля, Посидоний пишет [FHG.III.265]: "Когда он обедал, то устраивал пиршество и для солдат, разделяя их по тысячам и размещая на земле под открытым небом. Обед [c] состоял из большого каравая хлеба и мяса; питьем служило любое вино с холодной водой. Служители были вооружены кинжалами, и обед проходил в строгом молчании". А во второй книге он пишет [FHG.III.252]: "Когда в граде римлян во храме Геракла происходит пир, это делается в честь триумфатора и поистине с Геракловым размахом. В течение всей трапезы рекой течет медовое вино, пищей же служат громадные караваи, вареное копченое мясо и в изобилии жареное мясо только что освежеванных жертвенных животных. А у тирренцев роскошные пиры устраиваются [d] дважды в день, расстилаются разноцветные ковры, подается серебряная посуда всякого рода, и стоит толпа красавцев-рабов в дорогих одеждах". Тимей же пишет в первой книге "Истории" [FHG.I.196], что у них за пирами прислуживают нагие невольницы, еще не достигшие совершеннолетия.

[Поединки на пирах]

39. Мегасфен во второй книге "Истории Индии" {48} пишет [FHG.II.423], что у индусов на пирах перед каждым ставится стол. Стол этот похож на [e] ящик, на нем стоит золотая чаша, в которую они сначала кладут рис, сваренный так, как у нас каша, затем - множество лакомых яств, приготовленных по-индусски. Германцы же, как повествует Посидоний в тридцатой книге [FHG.III.264], едят на завтрак куски жареного мяса, запивая молоком и неразбавленным вином. У кампанцев иногда устраивают [f] поединки во время пиров. {49} Николай Дамасский, философ-перипатетик, в сто десятой книге своих "Историй" упоминает, что и у римлян на пирах устраивались гладиаторские бои [FHG.II.417]: "Зрелищем гладиаторских боев римляне наслаждались не только в театре, но и, как этруски, на своих пирах. Друзей часто приглашали на обед для того, чтобы сверх всего прочего они посмотрели на две или три пары гладиаторов, которых вызывали, когда гости были уже сыты и пьяны от обеда. Когда гладиатор падал пронзенный, (154) гости рукоплескали от удовольствия. У одного даже в завещании было написано, что он устраивал поединки между самыми красивыми из принадлежавших ему женщин, у другого - то же самое о мальчиках, его любимцах. Впрочем, народ не вынес такого беззакония и завещание было признано недействительным". Эратосфен в первой книге "Олимпийских победителей" пишет, что кулачные бои у тирренцев происходят под звуки флейты.

{48 ...во второй книге «Истории Индии»... — Эта книга была написана Мегасфеном по наблюдениям за экономической и административной жизнью индийского государства Чандрагупты, в котором он провел пять лет как посол Селевка в IV в. до н.э.}

{49 Укампанцев иногда устраивают поединки во время пиров. — Ср. впечатления Горация от его поездки по Южной Италии и шутовского поединка на пиру, представленного для его развлечения («Сатиры». I. 5, 52sq.).}

40. В двадцать третьей книге своей "Истории" Посидоний пишет [FHG.III.259]: "На пирах кельты часто устраивают поединки. Приходят они с оружием и бьются или с мнимым противником, или, шутя, друг с другом; но иногда случаются и ранения, тогда они приходят в ярость, и, если не [b] вмешаются окружающие, дело может дойти до убийства. В древности, - продолжает он, - за трапезой подавались цельные окорока и самому сильному воину вручалось бедро; если же кто-либо начинал спорить, то они вступали в поединок и бились насмерть. Были и такие, которые в театре собирали с публики серебро или золото, а иные - нужное количество глиняных кувшинов с вином; и, получив ручательство, что сбор сделан и всё [с] будет распределено среди их близких, они растягивались навзничь на больших продолговатых щитах, и стоящий рядом перерезал им горло мечом". Так и Эвфорион Халкидский пишет в "Исторических заметках": "У римлян предлагается пять мин тому, кто даст голову на отсечение топором при условии, что деньги будут вручены наследникам. Часто записываются несколько и начинают спорить, у кого больше прав на отсечение".

46. Гермипп в первой книге "О законодателях" указывает [FHG.III.36], [d] что первыми ввели в обиход поединки жители Мантинеи по совету их согражданина Демонакта; от них это переняли жители Кирены. Эфор же пишет в шестой книге "Истории" [FHG.I.261]: "С особенным усердием упражнялись в боевых искусствах мантинейцы и аркадяне, так что еще в наши дни древнее военное облачение и оружие называют мантинейским, ибо считается, что придумали их мантинейцы. Кроме этого, в Мантинее впервые стали обучать бою в тяжелых доспехах, приемы которого изобрел [e] Демея". О том, что обычай поединков очень древний, говорит в "Финикиянках" Аристофан [Kock.I.533]:

Эдиповы два сына двунадменные,

Войною грянув, в бой единоборственный

Вступили по старинному обычаю.

Очевидно, что слово "поединщик" (μονομάχος) происходит не от существительного "бой" (μάχη), но от глагола "сражаться" (μάχεσθαι). Ведь всякий раз, когда в состав сложного слова, оканчивающегося на -ος, входит слово "бой", как в словах "союзник" (σύμμαχος), "сражающийся в первых рядах" (πρωτόμαχος), "открытый для нападения" (επίμαχος), "противник" (α̉ντίμαχος), а также "в битвы влюбленный (φιλόμαχος) Персеев род" у [f] Пиндара, составное слово принимает острое ударение на третьем слоге от конца; когда же сложное слово оканчивается на глагол "сражаться", оно принимает острое ударение на предпоследнем слоге, как в словах "кулачный боец" (πυγμάχος), "ведущий морское сражение" (ναυμάχος), "ты сам, первый боец у врат (πυλαμάχε)" у Стесихора, "тяжеловооруженный воин" (ο̉πλομάχος), "сражающийся на стенах" (τειχομάχος), "сражающийся на башне" (πυργομάχος).

Комедиограф Посидипп говорит в "Содержателе притона" [Коек. Ш.341]:

Кто в море не бывал, тот не знаком со злом:

(155) Мы, моряки, несчастней поединщиков.

О том, что даже знаменитейшие герои и вожди выходили на поединки, мы уже говорили в других частях книги. Афинянин Диилл пишет в девятой книге "Истории" [FHG.II.361], что, когда Кассандр возвращался из Беотии и устроил в Эгах погребение царя и царицы, {50} а также Кинны, матери Эвридики, он не только почтил их всеми подобающими обрядами, но и устроил поединки между четырьмя своими воинами.

{50 ...погребение царя и царицы... — Это были государственные похороны слабоумного сына Филиппа Π и сводного брата Александра Македонского Арридея (после смерти Александра он некоторое время правил в Македонии как Филипп III при малолетнем сыне Александра Александре IV) и навязанной ему жены, его племянницы и внучки Филиппа II, Эвридики. Оба они были убиты по приказу Олимпиады (матери Александра Македонского) в 317 г. до н.э., после того как Эвридика отказалась от ставленника Олимпиады Полисперхонта и назначила в регенты Кассандра. Ее мать Кинна была убита еще одним союзником Олимпиады, Алкетом, будущим царем молоссов, эпирских соседей Македонии, который впоследствии противостоял Кассандру. Все трое были похоронены в царской гробнице в Эгах.}

42. Деметрий из Скепсиса рассказывает в пятнадцатой книге [b] "Троянского строя", что "при дворе Антиоха, прозванного Великим, во время трапез танцевали в тяжелых доспехах не только друзья царя, но и он сам. Когда же очередь танцевать дошла до Гегесианакта из Александрии Троадской, автора исторических сочинений, он поднялся и сказал: "Государь! Чего ты больше хочешь: посмотреть, как я плохо танцую, или послушать как хорошо я читаю свои творения?" Ему было велено читать, и он так понравился царю, что удостоился подарка и был включен в число царских [c] друзей". Дурид Самосский пишет в семнадцатой книге "Истории" [FHG.II.476], что Полисперхонт, бывший уже в преклонных годах, первый из македонцев по достоинству и военным заслугам, всякий раз, когда напивался пьяным, пускался в пляс, в шафрановом платье и сикионских башмаках. Агафархид Книдский рассказывает в восьмой книге "Истории [d] Азии" [FHG.III.196], что когда друзья угощали Александра, сына Филиппа, то все лакомства на стол выставлялись завернутыми в золото; а когда их ели, то золотую обертку разворачивали и выбрасывали вместе с шелухой и косточками, чтобы люди видели роскошь царских друзей, а слуги получали свой законный доход. Как быстро позабыли они, - пишет Дурид [FHG.II.470; ср.231b], - что когда Филипп, отец Александра, приобрел [e] золотую чашу весом в пятьдесят драхм, то на ночь он всегда уносил ее с собой и клал под подушку. Селевк пишет [FHG.III.500], что несколько фракийцев на пирушке забавлялись удавкою: сверху подвешивали петлю, а под ней ставили камень, который легко валился на бок, когда на него становился человек. Затем они тянули жребий, и вытянувший его влезал на камень с серпом в руке, на шею ему надевали петлю; другой, проходя мимо, неожиданно ударял по камню, и если человеку в петле, соскользнув с камня, не удавалось быстро перерезать серпом веревку, он повисал мертвый, остальные же заливались смехом, словно его смерть была забавной шуткой.

[f] 43. Вот что, друзья мои и сотрапезники, "первейшие меж эллинов", я хотел вам рассказать из того, что знаю о древних пирах".

Очень точно рассказывает о пирах мудрый Платон в первой книге "Законов" [637а]: "Ни в селениях, ни в городах, о которых пекутся спартиаты, не увидишь ты нигде пиршеств и всего, что после них так сильно тянет к всяким удовольствиям. Каждый, кто встретит пьяного гуляку, (156) тотчас налагает на него такое наказание, которое уже не снять под предлогом Дионисийских празднеств. А у вас я видел целые повозки с такими гуляками, да и в Таранте у наших поселенцев во время Дионисий весь город я видел пьяным. У нас же в Лакедемоне ничего подобного не бывает".

[Чечевичная похлебка]

44. И тут Кинульк [заревел]: "Да чтоб ты сам удавился за этой фракийской забавой! Ты совсем нас вывел из терпения: мы постимся до звезды, как те славные философы, {51} которые утверждают, что до ее восхода [b] грех коснуться пищи. "А я, несчастный", - как говорит комик Дифил [Коск.II.558; cp.397f], -

{51 ...как те славные философы... — Вероятно, подразумевается иудейский или христианский обычай, хотя речь могла идти и об одной из сект, например неопифагорейского толка.}

из-за вас, постящихся

Наверно превращуся в рыбу-постника.

Никак позабыли вы прекрасные слова поэта [Од.ХVII.176]:

Знаете сами, что вовремя пища вдвое вкуснее.

И как дивный Аристофан пишет в "Кокале" [Kock.I.484]:

Смотри, папаша: припекает солнышко,

[c] Нам, молодым, как раз пора пополдничать!

По мне же куда лучше подкрепиться на манер Пармениска в "Попойке киников", чем, как в бреду, наблюдать кружащиеся вокруг тебя блюда".

Все мы засмеялись и кто-то сказал: "Однако, любезнейший, не откажись рассказать нам об этой парменисковой попойке". И тот, поднявшись на нога и возвышаясь над нами, торжественно провозгласил:

""Клянусь вам, мужи", как говорит милейший Антифан в "Фальшивой невесте" [Kock.II.88; cp.TGF2. 900]:

Клянусь вам, мужи, я тем самым божеством,

Что нам ниспосылает опьянение!

Гораздо лучше этот образ жизненный,

[d] Чем самого Селевка роскошь царская:

Приятней чечевица в безопасности,

Чем мягкая перина в страхе-трепете.

45. Пармениск начинает свое сочинение так: "Пармениск Молпиду привет! Перекормив тебя описаниями пышных пиров, я уже опасаюсь, как бы, заработав несварение желудка, ты не стал сетовать на судьбу. [e] Поэтому прошу тебя разделить со мной трапезу, которую давали в доме Кебета из Кизика. Итак, отхлебни чабера {52} и берись за угощение.

{52 ...отхлебни чабера... — Здесь имеется в виду способность чабера (род Satureja L., по-немецки, кстати, так и называется Bohnenkraut — «бобовая трава») при сочетании с бобовыми смягчать обычные негативные побочные эффекты от их употребления: образование избыточных газов в кишечнике и пр.}

Попал я туда в то время, когда в Афинах праздновали Дионисии. Застал я там полдюжины уже улегшихся киников, вожаком их стаи был мегарец Карней. Начало обеда задерживалось, и затеялся спор, какая вода слаще? Одни хвалили лернейскую, другие - пиренскую, Карней же сказал, цитируя Филоксена [ср.147е]: "омывальная". {53} Но вот внесли стол, и мы приступили к трапезе: "...и не успевали мы покончить с одной чечевичной [f] похлебкой, как наливалась за нею другая". {54} Затем нам вынесли чечевицу в уксусе. Запустив в нее руку, Диитреф возгласил:

{53 ...«омывалъная». — т. е. поданная перед началом или после окончания пира.}

{54 ...наливалась за нею другая. — Видоизмененная пословица про Данаид, обреченных вечно наполнять мгновенно пустеющий сосуд.}

Виновнику,

Не дай укрыться, боже, этих ... чечевиц. {55}

{55 ...этих... чечевиц. — Вместо «бед»; пародия на «Медею» Еврипида (332): игра слов φακών вместо κακω̃ν, как и в следующей цитате.}

Следом другой воскликнул [TGF2. 857]:

Злой рок пускай и демон чечевичные

Тебя настигнут!

(А я бы здесь процитировал комика Дифила, который говорит в "Пелейядах" [Kock.II.562]:

- Обед был не обильный, но изысканный:

Пред каждым едоком была поставлена

Большая миска чечевиц.

(157) - Начало-то

Не столь уж пышное!

- За ней громадная,

Танцуя, в круг слетела наш сапердида,

Вонявшая довольно мерзко.

- Это же

Губан священный, {56} рядом с ним дрозды уже

{56 Это же губан священный... — Сапердида (σαπέρδης — рыба из мелких тунцовых или ставрид), как уже упоминалось раньше, — малоценная рыба: как правило, ее подают засоленной (отсюда и специфический запах), ср. цитату из Архестрата в третьей книге (116f). Губан священный (так как в море он распугивает все другую рыбу даже большей величины, чем он сам) — α̉νθίας — до сих пор не идентифицированная рыба (возможно, осетр или один из тунцовых, но никак не губан), а вот дрозды — κίχλη — в действительности один из видов губанов. В результате игра слов: ставрида, конечно, не благородный α̉νθίας, но при ее появлении губаны или дрозды (а значит и надежды на более роскошные блюда) исчезают.}

Не лезут в горло.)

Под смех, покрывший эти слова, в комнату вошли известные гетеры, театральная мешалка Мелисса и песья муха Никион. С изумлением посмотрев на угощение, стоявшее перед нами, они тоже покатились с хохоту. Наконец [b] Никион сказала: "Что же это такое, бородоносцы вы этакие! Рыбу не хотите есть? Не то ли с вами случилось, что пишет о Гомере ваш предок Мелеагр из Гадары в своих "Харитах": Гомер-де был сирийцем и по этим-то отеческим обычаям ахейцы у него не едят рыбы, {57} хотя Геллеспонт кишел ею? Или вы прочли только то его сочинение, в котором он сравнивает гороховую кашу с чечевичной похлебкой? Столько всего у вас приготовлено для варки чечевицы, что посмотришь и скажешь как сократик Антисфен: лучше покончить самоубийством, чем съесть такое!"

{57 ...ахейцы у него не едят рыбы... — Излюбленный философский вопрос античности — почему герои Гомера не едят рыбу; об этом же см.: Платон. «Государство». 404b~405а; Плутарх. «Застольные беседы». VIII. 8. На самом деле рыба была вне сакрального контекста, ее почти никогда не приносили в жертву и потому ее можно было есть в любое время, в зависимости от своих желаний, а не общественных норм. Рыба — предельно частное и индивидуальное угощение и потому не может открыто фигурировать в идеальном героическом контексте.}

[c] Ей ответствовал Карней: " - Никион! Как пишет во второй книге "Жизнеописаний" перипатетик Клеарх [FHG.II.303], пифагореец Эвксифей говорил, что даны людским душам тело и здешняя жизнь в наказание и что бог постановил: если они не останутся здесь до тех пор, пока он сам не освободит их, то будут ввергнуты в еще худшие напасти. Потому-то все опасаются господской угрозы и боятся самовольно уйти из жизни, и лишь [d] смерть в старости приемлют с радостью, веря, что освобождение души происходит по господской воле. Вот и мы того же держимся".

" - Нет, но кто же мешает вам избрать один из трех законных способов? {58} Или вам не ведомо, дурни вы эдакие, что тяжелая пища воздвигает преграду вокруг водительствующей части души {59} и не дает разумению проникнуть в нее?" (46. Точно: и Феопомп пишет в пятой книге "Истории Филиппа" [FHG.I.286]: "Ведь обжорство и мясоедение отнимают рассудок и [e] обессиливают души, наполняя их гневом, жестокостью и неуклюжестью". И дивный Ксенофонт говорит ["Киропедия".1.2.11], что голодному вкусна и ячменная лепешка, и кусок хлеба, а жаждущему сладка простая вода из реки. И Сократ часто поздним вечером разгуливал перед своим домом, и на вопрос: "Что ты делаешь так поздно?" - он отвечал: "Собираю приправу к ужину".)

{58 ...трех законных способов. — Три самых распространенных способа самоубийства в античности: заколоться, удавиться или спрыгнуть с высокой скалы. Никион продолжает свою мысль, игнорируя ответ Карнея.}

{59 ...водительствующей части души... — Выражение (τὸ η̉γεμονικόν), заимствованное стоиками у Платона.}

" - Нам от вас довольно любого куска, мы и на малый не обидимся, как [f] обиделся Геракл у Антиклида, который пишет во второй книге "Возвращений": "После своих подвигов Геракл вместе со всеми был приглашен на жертвоприношения к Эврисфею. Когда же сыновья Эврисфея, разнося каждому его долю жертвенного мяса, перед Гераклом поставили очень невзрачный кусок, он счел себя оскорбленным и убил троих: Перимеда, (158) Эврибия и Эврипида". Нет, мы не таковы, хотя во всем остальном мы подражаем Гераклу".

47. Чечевицы не гнушалась и трагедия подчас;

Также, слышал я, однажды живописец Агатарх,

Излечившись об болезни, в благодарность рисовал

Чечевицу на картине, где хлебал ее Орест, -

пишет комедиограф Софил [Kock.II.447]. А стоики верят, что мудрец во всем преуспевает и умело готовит даже чечевичную похлебку. Потому-то Тимон Флиунтский и сказал:

[b] Тот, кто похлебку Зенона разумно не смог приготовить, -

как будто чечевичную похлебку нельзя сварить иначе, чем по наставлению Зенона, сказавшего:

В чечевицу добавь двенадцатую часть кориандра.

И Кратет Фиванский говорил:

Миску большую не ставь перед нами,

Лучше похлебки налей. Восставать нас иначе заставишь.

И Хрисипп приводит в сочинении "О прекрасном" несколько изречений:

Коль есть крапива, не кормись маслинами.

Зимой - увы - суп чечевично-луковый.

В мороз и чечевичный суп - амбросия.

[c] И милый Аристофан пишет в "Геритадах" [Kock.I.431]:

Варить отвар ячменный учишь ты его

Иль чечевицу?

Также в "Амфиарае" [Kock.I.398]:

Бранишь такое чудо чечевичное?

Эпихарм пишет в "Дионисах":

В горшке бурлит похлебка чечевичная.

Антифан в "Подобных" [Коск.II. 82]:

Как хорошо, когда бы чечевичную

Варить похлебку научил нас кто-нибудь

Из местных жителей.

Известно мне также, что Мнасей из Патр в третьей книге "О Европе" рассказывает, будто у разумнейшего и смышленейшего Одиссея была сестра [d] по имени Чечевица, хотя некоторые называют ее Каллисто; об этом сообщает Лисимах в третьей книге "Возвращений" [FHG.III.339,152]".

48. При этих словах Плутарх не выдержал и громко рассмеялся, Кинульк же, не вынеся поношения своей чечевичной эрудиции, ответил: "Но ведь и вы, Плутарх, жители прекрасной Александрии, выросли на чечевице, и весь город ваш полон чечевичными блюдами. О ней упоминает и пародист факиец {60} Сопатр, когда пишет в пьесе "Бакхида":

{60 ...пародист факиец... — Вместо «пафиец» (от φακός — «чечевица»).}

Не смог бы я, взирая на чудовищный

[e] Колосс из бронзы, чечевичный хлеб глотать. {61}

{61 ...чечевичный хлеб глотать. — Родос славился чечевичными хлебцами.}

Ибо-

Что нужно смертным, -

согласно твоему Еврипиду [TGF2. 646], о ученейший, -

кроме только двух вещей:

Даров Деметры, чаши щедро льющейся?

Всегда ведь под рукой они и созданы,

Чтоб нас питать. Однако недостаточно

Обилья их: мы гонимся за средствами,

Что доставляют трапезу роскошную.

И в других стихах говорит сценический философ:

За трезвым пиром довольно мне

И скромной пищи; а всё, что сверх

[f] И что не ко времени, прочь гоню.

И Сократ говаривал, что он отличается от остальных людей тем, что они живут, чтобы есть, а он ест, чтобы жить. И Диоген отвечал укорявшим его за у всех на виду рукоблудие: "Вот кабы так же, потирая живот, я мог бы избавиться от голода и нужды". Еврипид же говорит в "Просительницах" о Капанее [801; ср.250f]:

Вот Капаней: он очень был богат,

Но вовсе не заносчив, никакой

(159) В нем не было гордыни, словно в бедном.

Чревоугодников он избегал,

Стыдящихся простой еды; считал он,

Что доблесть не в желудке, что довольно

Немногого, чтоб жить.

49. Ибо не похож был Капаней на сребролюбцев, которых описывает прекрасный Хрисипп в трактате "Предметы, которых не должно добиваться ради них самих": "До такой степени некоторые впадают в сребролюбие, что один, говорят, перед самой смертью проглотил немало [b] золотых монет и так умер; а другой зашил золото в рубашку и, надев ее, наказал домашним похоронить его прямо так, не сжигая тела и не совершая над ним никаких обрядов". Вот такие и подобные им господа голосят даже при смерти {62} [TGF2.456, из утерянной "Данаи" Еврипида]:

{62 ...голосят даже при смерти... — Ср. письма Сенеки (115. 14-15):

«Превыше блага для людей, чем деньги, нет:

Ни наслажденье матери, ласкающей

Детей, ни отца опека не сравнится с ним.

И если лик Венеры так же сладостен,

Ее недаром любят боги и смертные».

(15) Когда последние слова были произнесены, все зрители, как один, вскочили, чтобы прервать трагедию Еврипида и прогнать актера, — и тогда сам Еврипид вышел на середину и попросил их подождать и посмотреть, чем кончит этот поклонник золота. Беллерофонт в этой драме поплатился карой, как и любой из нас платится в своей драме».}

О злато, ты для смертных - дар прекраснейший!

Таких утех не знает ни семейства мать,

Ни дети в доме, ни отец заботливый,

Какие ты даешь, тобой владеющим.

Когда глаза Киприды тем же пламенем

Горят, что злато, то зачем дивиться нам

[с] Тому, что верно служат ей влюбленные.

Такова была страсть к деньгам у людей того времени, что, когда Анахарсиса спросили, для чего эллинам деньги, ответил: "Для пересчитывания". Диоген же, устанавливая законы для своего идеального государства, велел в качестве денег использовать бабки. Прекрасны и такие слова Еврипида [TGF2. 368]:

Не говори мне о богатстве! Я не чту

То божество, что отдается с легкостью

Последнему мерзавцу.

Хрисипп рассказывает во введении к трактату "О Добре и Зле", что [d] однажды в Афины прибыл из Ионии один молодой богач в пурпурном плаще с золотой каймой и на вопрос, из чьих он будет, ответил: "Из богатеев". Возможно, этот самый молодой человек упоминается и в следующих стихах из "Фиванцев" Алексида [Kock.II.326; ср.: Плавт."Пленники".II.2.27]:

- Какого рода он?

- Из состоятельных:

Все называют их высокородными,

Но бедняка не видят благородного".

[Перебранка о киниках]

[e] 50. Вот что сказал Кинульк, но не удостоился аплодисментов слушателей и потому воскликнул: "Распорядитель пира! Видно, эти господа страдают словесным поносом и совершенно не испытывают голода? Или же они смеются над моими словами о чечевице, вспоминая стихи из "Корианно" Ферекрата [Kock.I.163]:

- Давай, улягусь, ты же стол мне вынеси,

Закуску, чашу - будет пить приятнее.

- Вот чечевица, килик, вот и стол тебе.

- Как чечевица? Даже не подумаю

Я есть ее! О Зевс, ведь после этого

[f] Воняет изо рта.

Так вот, если наши мудрецы по этой причине воздерживаются от чечевицы, прикажи подать, по крайней мере, мне чечевичных хлебцев, а к ним чего-нибудь попроще, вроде чечевичной похлебки или "конха"". {63} Когда же все громко рассмеялись, прежде всего над "конхом", он заявил: (160) "Сотрапезники мои! Да вы неучи, не читающие книг, которые одни только могут воспитать людей, влекущихся к прекрасному: я говорю о "Силлах" пирроновца Тимона. Ведь именно он упоминает о конхе во второй книге:

{63 ...«конха»... — Блюдо, которое существовало и в Риме под названием «конхис» (ср.: Ювенал. III. 293; XIV. 131; Марциал. VII. 78; XIII. 7), а затем «конхикла» (conchis и conchicla), — особый вид каши из бобовых (изначально в стручках, а позже и лущенных), под которую даже существовал горшок-«конхиклар» (conchiclaris; см.: Apia 199). Кинульк здесь, вероятно, провоцирует Ульпиана и остальных ученых мужей, специально представляя слово κόγχος в мужском роде, хотя по приведенной им далее цитате оно женского рода.}

Не по душе мне лепешка теосская или мясное

Лакомство Лидии дальней, {64} но в конхе дешевой и грязной

{64 Лакомство Лидии дальней... — Карика (καρύκη), пряная мясная похлебка-соус на основе крови.}

Эллинская нищета мне пышную роскошь находит.

Несмотря на то, что ячменные лепешки с Теоса великолепны, также как и эретрийские (об этом свидетельствует в "Спутниках Вакха" Сопатр:

[b] Мы устремились в Эретрию, град, счастливейший

Мукой ячменной), -

тем не менее и ей, и лидийскому мясному рагу Тимон предпочитает конха".

51. На это ему ответил сам наш хлебосольный хозяин Ларенсий: "Мужи-псы! ... [лакуна] ... как говорит Иокаста у Страттида в комедии "Финикинянки" [Kock.I.724; ср.: Еврипид."Финикинянки".460]:

Совет вам мудрый я подать хотела бы:

Когда варить вы чечевицу приметесь,

Не подливайте мирры!

И Сопатр, на которого ты только что ссылался, упоминает об этом в [c] "Вызывании мертвых" [ср.: Еврипид."Киклоп".101]:

Здесь Одиссей с Итаки! - в чечевичную

Похлебку мирра. Укрепись, мой дух!

"Мирра в чечевичную похлебку" {65} - эти слова перипатетик Клеарх в трактате "О поговорках" [FHG.II.320] приводит в качестве поговорки. Упоминал об этом выражении и мой предок Варрон, прозванный Мениппейцем, {66} тогда как большинство римских грамматиков, не общавшихся [как он] с таким множеством эллинских поэтов и прозаиков, не понимало, откуда Варрон взял этот ямбический стих. Ты же, Кинульк, (тебе так уж [d] нравится это прозвище, что ты никогда не вспоминаешь об имени, которым при рождении назвала тебя мать), хоть и кажешься мне, говоря словами твоего Тимона [ср.:Од.I.301], "велик и прекрасен", однако сам не знаешь, что слово "конх" впервые встречается у Эпихарма в "Празднествах" и "Островах", а также у комедиографа Антифана, который его употребил в уменьшительной форме в комедии "Свадьба" [Kock.II.40]:

{65 «Мирра в чечевичную похлебку»... — О бессмысленной или показной роскоши на пустом месте.}

{66 ...Варрон, прозванный Мениппейцем... — Менипп (III в. до н.э.) — философ-киник, создавший немало не дошедших до нас иронических произведений и оказавший большое влияние на эллинистическую литературу как в Греции, так и в Риме. В качестве формы он избрал ποικιλόμετρον — смесь прозы со стихотворными строфами различных размеров. Варрон (I в. до н.э.), вдохновившись его трудами, написал свои «Менипповы сатиры» в той же форме, сочетая поэзию и прозу, и получил прозвище Мениппейца. О содержании произведений Мениппа можно получить представление по Лукиану, который развивал его сюжеты, такие, например, как путешествие на небо («Икароменнип»).}

Конхичек малюсенький

Да с ним кусок колбаски.

Тут слово перехватил Магн, воскликнув: "Наш во всем превосходный Ларенсий был просто великолепен, когда так изящно и смело отбивал конх [e] у этого пузатого кобеля! Я же, по словам из "Галатов" пафийца Сопатра:

...в обычае которых всякий раз,

Когда одержат верх над неприятелем,

Немедля взятых пленников поджаривать {67}

{67 ...по словам из «Галатов»... пленников поджаривать... — Галаты — один из кельтских народов, вторгшийся в Малую Азию в III в. до н.э. во время кельтской экспансии. Обычай сжигать людей на кострах в жертву богам, вероятно, был общей кельтской традицией; ср. описание галльских обычаев у Цезаря («Записки о галльской войне». IV. 16).}

Богам великим в жертву. Подражая им,

И я даю обет поджарить в честь богов

Троих подложных горе-диалектиков.

Послушав, как вы складно рассуждаете,

[f] Слагая словеса, призвавши к стойкости,

Устрою я проверку ваших догматов,

Огонь раздую и коли замечу я.

Что кто-нибудь из вас ногой задрыгает, -

Того продам наследнику Зенонову, {68}

{68 ...наследнику Зенонову... — Зенон (IV — III в. до н.э.) — основатель стоической школы, учившей превозмогать земные чувства и ощущения; по его учению, мысль человека должна справляться с любыми аффектами, будь то удовольствие или боль.}

На вывоз, коли нету разумения.

52. Я же скажу им откровенно: если ты любишь самодостаточность, философ, то почему не подражаешь тем пифагорейцам, о которых (161) Антифан в "Могилах" [Kock.II.76] говорит так:

Там жалкие попались пифагорики:

В канаве ели травы и такую дрянь

В котомку собирали...

А в комедии "Котомка" Антифан говорит [Kock.II.67]:

Во-первых, подражая Пифагору, он

Не ест живого вовсе: на обед возьмет

Он хлеба пригорелого и жрет его.

Алексид в "Тарентцах" [Kock.II.378]:

[b] - Слыхал я, что они, пифагорейщики,

Ни рыбы не едят, и ничего вообще

Живого, и вина одни не пьют совсем.

- Да, но Эпихарид-то, тот ведь ест собак,

А он - пифагореец.

- Но убив пред тем:

Убитое ведь больше не живое...

Ниже Алексид говорит еще:

Ученья Пифагора, рассуждения

Тончайшие и мысли изощренные

Питают их, а пища их вседневная -

[c] По булке хлеба чистого на каждого,

Стакан воды и всё.

- Еда тюремная!

Ужель все мудрецы таким же образом

Живут и горе мыкают злосчастное? -

Роскошествуют эти по сравнению

С другими! Знаешь ты, что их товарищи

Меланнипид и Фаон, Фиромах и Фан

Обедают лишь раз в пять дней, не более

Одной котилы ячменя на каждого?

И в "Пифагорействующей" [Kock.II.370]:

А вот какое будет угощение:

Сухие фиги, выжимки масличные

И сыр - пифагорейцам не велит закон

[d] Иного в жертву приносить - свидетель Зевс!

На славу приношенье, лучше некуда!

И чуть дальше:

И нужно выносить недоеданье, грязь,

Молчанье, холод, мрачный вид, и без мытья.

53. Ничего-то из этого вы, философы, не придерживаетесь, но, что самое досадное, болтаете о вещах, вам недоступных, и, как обжоры с претензией на изящество, набиваете себе рты по Антифану. В "Охотнике за беглыми рабами" этот милый поэт пишет [Kock.II.46]:

В пригоршню набирая пищу чопорно,

(Снаружи выставляя долю малую.

[e] Внутри ж кулак набит), точь-в-точь как женщины,

Сожрал он дочиста лохань громадную.

И он же пишет в "Шмеле", как просто [Kock.II.37]

На драхму накупить всего, что надобно:

И чесноку, и сыру, луку, каперсов...

Аристофонт в "Пифагорейце" [Kock.II.279]:

Помилуй, бог! Ужели в старину и впрямь

Пифагорейцы все ходили грязными

И рубища носили с удовольствием?

По-моему, неправда это чистая:

Но по нужде и не имея ни гроша.

[f] Предлог удобный нищете придумали,

Ввели ограничения полезные

Для бедных. А попробуй только им подать

Мясца иль рыбки - коли не сожрут всего

И не оближут пальчиков, то пусть меня

Повесят десять раз!

Уместно было бы напомнить написанную в вашу честь эпиграмму, (162) которую цитирует в шестой книге "Записок" Гегесандр Дельфийский [FHG.IV.413]:

Брове-высоко-заломы и в-бороды-носо-запряты,

Мешко-бородо-хлыщи, миско-воришко-плуты,

Коротко-плаще-задиры и дико-босо-в-землю-гляды,

Ночью-съедалы-тайком, шур-шур-в-потемках-с-грехом,

Отроко-за-нос-водилы и вычурно-слог-бормоталы,

[b] Мудрые-вздорным-умом выродки-благо-ловцов.

54. И Архестрат из Гелы в своей "Гастрологии"... Это, кстати, единственный эпос, который вы, мудрецы, признаете; единственное же пифагорейское правило, которое вы соблюдаете по неумению говорить, это обет молчания; кроме того, вы обожаете "Искусство любви" киника Сфодрия, декламации "Любовных рассказов", которые устраивает Протагорид, а также "Застольные беседы" приятного философа Персея, составленные из воспоминаний Стильпона и Зенона. В них он разбирает, как нужно делать [с] возлияния, чтобы застольники случайно не заснули, когда можно вводить мальчиков и девиц на застолье, когда допускать их до заигрывания и когда отправлять обратно с презрением; говорит он также об изысканных кушаньях, о разных видах хлеба и обо всем прочем. С такой же обстоятельностью рассуждает и о том, что сын Софрониска говорил о поцелуях, - а за [d] это, по словам Гермиппа [FHG.III.48], Антигон доверил ему Акрокоринф; но Персей ударился в пьянство и в результате бежал не только из крепости, но и из самого Коринфа, побежденный военной ловкостью Арата Сикионского. В "Беседах" он первым возражает Зенону насчет того, будто мудрец и полководцем будет хорошим, - хотя только он один [среди стоиков] проверил это утверждение на деле - он, этот Зенонов домочадец! По этому поводу неплохо выразился Бион Борисфенский, когда, увидав медное изваяние, подписанное: "Персей, Зенонов Китаец (Κιτια̃)", сказал, что подписавший [e] ошибся и что надо было написать так: "Персей, Зенонов домочадец" {69} (οι̉κετια̃). Персей и в самом деле родился в доме Зенона, как повествуют Никий Никейский в своей "Истории" о философах и Сотион Александрийский в "Преемствах [философов]". Сейчас нам известны две записи этого мудрого Персеева труда, с одинаковым названием "Застольные беседы".

{69 ...«Персей, Зенонов домочадец»... — Игра слов: Κιτιεύς — «китиец» и οι̉κετιεύς — «раб, рожденный в доме господина».}

55. Как свидетельствует Антигон Каристийский в "Жизнеописаниях [философов]", знакомец Менедема халкидец Ктесибий на вопрос, что дала ему философия, ответил: "Бесплатные складчинные обеды". Поэтому [f] и Тимон сказал, обращаясь к нему [пародия на Ил.I.225]:

Блюдобезумец с очами еленя, душой непроворной.

Ктесибий был большим остроумцем и всех смешил веселыми шутками, (163) поэтому его охотно приглашали на попойки. Не таков ты, киник, ни разу в жизни не принесший жертвы Музам, что уж говорить о Харитах! Добродетель бежит от тебя и тебе подобных, находя прибежище подле Наслаждения, как пишет в своей эпиграмме сикионец Мнасалк:

Здесь я, несчастная Доблесть, печально у ног Наслажденья

В трауре ныне сижу, кудри обрезав свои.

Горько дух мой стенает сраженный: ведь все полагают,

[b] Что вредоносная сласть истинно лучше меня.

А комедиограф Батон пишет в "Убийце" [Kock.III.326]:

Зову сюда я истинных философов,

Таких, что для себя не ищут выгоды,

А ищут на прогулках и в собраниях

Разумное, как бы раба сбежавшего. {70}

{70 А ищут на прогулках и в собраниях / Разумное, как бы раба сбежавшего. — Буквально: «в перипатетике и диатрибах»; о «сбежавшем рабе» ср. 103d.}

Зачем, имея капитал достаточный,

Ты, нечестивец, ходишь трезв, как стеклышко?

Зачем богам такое оскорбление?

[c] Зачем себя дороже деньги ценишь ты

И выше, чем природа им назначила?

Хоть воду пьешь, ты бесполезен городу,

Купцу и земледельцу только пакостишь;

А я вот, пьяный, поднимаю прибыли.

Потом флакон с утра везде таскаешь ты,

Пытаясь разглядеть, а есть ли масло в нем,

А кажется, что ты с часами носишься. {71}

{71 ...с часами носишься. — Смысл неясен; возможно, трезвенник бережет масло и потому постоянно смотрит на его уровень, тем самым создавая о себе у окружающих впечатление делового человека с клепсидрой, водяными часами, но не принося обществу никакой пользы.}

56. Так вот, Кинульк, Архестрат [ср.162b], перед которым ты, брюха ради, преклоняешься, как перед Гомером, - "нет в мире прожорливей [d] брюха!", согласно твоему Тимону [cp.279f], - Архестрат в рассказе об акулах пишет вот что [ср.310с-е]:

Только немногие знают из смертных о лакомстве этом

Иль соглашаются есть, потому что они обладают

Смертной душой простофиль и бессилием разум разбит их.

Что ж говорят в оправданье они? Человеческим мясом

Тварь-де питается эта - как будто не всякая рыба

Станет охотно глотать человечину, коль повезет ей.

Стало быть, надо им всем, болтающим глупости эти,

Было давно перейти к растительной пище от мяса

И к мудрецу Диодору отправившись, благостно вместе

[e] Пифагорействовать с ним.

Диодор этот родом был аспендиец и, хотя слыл пифагорейцем, жил на манер киников: отпускал длинные волосы, не мылся в бане и ходил босиком. Некоторые даже посчитали, что длинноволосая грива и есть исконно пифагорейская прическа, однако по свидетельству Гермиппа [FHG.III.42], такая мода была введена именно Диодором. Тимей из Тавромения рассказывает о нем в девятой книге "Истории" так [FHG.I.211]: "Диодор, родом аспендиец, ввел в моду причудливый вид и распускал слухи о своей близости к пифагорейцам. Стратоник послал к нему вестника, наказав при отъезде [f] передать свои слова:

Пифагорову приспешнику, наполнившему Стою

И безумством зверовидным, и надменностью осадной".

Сосикрат же рассказывает в третьей книге "Преемств философов", что Диодор, подстрекаемый необычайным тщеславием, ввел в моду длинные бороды, {72} короткие плащи и косматые волосы, тогда как до него (164) пифагорейцы ходили в белых одеждах, мылись в банях, умащались маслом и стригли волосы по привычной моде.

{72 ...Диодор... ввел в моду длинные бороды... — Ср. латинскую поговорку «борода не делает философом» (bагbа philosophum поп facit) и слова Авла Геллия (XIII. 8) о ложных философах, прикрывающихся бородой и плащами.}

57. Если же вы, философы, действительно привержены самодостаточности и простоте трапез, зачем же вы явились сюда без зова? Неужели, придя в "распутный дом" (τὸ α̉σώτιον), вы приметесь изучать тамошнюю поварскую утварь или декламировать Диогенова "Кефалиона"? Ведь, согласно Софоклову "Кедалиону" [TGF2. 202]:

Вы, негодяи, порки лишь достойные,

Добра чужого воры-пожиратели.

У вас, философов, все помыслы только и направлены на пиры, тогда [b] как вы должны бы просить дать поесть (ε̉πεσθίειν), или, вернее, пожрать (ε̉πιφαγει̃ν) чего-нибудь из вашей кинической пищи - негоже мне юлить языком (χαριτογωσσει̃ν) перед вами! Это ясно из того, что описывает Алексид в пьесе, озаглавленной "Лин" [Kock.II.345]. В ней изображается Геракл, обучаемый Лином; ему велят выбрать для чтения какую-нибудь из разложенных книг. Геракл же, схватив кулинарную книгу, {73} вцепляется в нее обеими руками. Лин говорит так:

{73 Геракл же, схватив кулинарную книгу... — В очередной раз задействован комический топос обжорства Геракла (ср.: Аристофан. «Лягушки»); «реальный» повар-трагик — комическое травести персонажа повара-комика, без которого, как правило, не обходилась Средняя и Новая аттическая комедия (о роли повара в комедии см.: Berthiaume G. Les roles du mageiros. Leiden, 1982).}

Лин . Пойди, возьми какую хочешь книжицу.

[с] Перечитай заглавия внимательно

И выбери; потом в досужий час прочтешь.

Здесь есть Орфей и Гесиод, трагедии,

Херил, Гомер и Эпихарм, есть всякая

Литература. Этим обнаружишь ты

Свою наклонность.

Геракл . Вот она, беру ее!

Лин . Скажи, какая книга.

Геракл . Кулинарная,

Так говорит заглавие.

Лин . Ты истинный

Философ! Это ясно, ведь из множества

Ты сочиненье Сима выбрал.

[d] Геракл . Кто же он?

Лин . Отменный муж! Сейчас ушел в трагедию: Его первейшим поваром из трагиков Считают театралы, лучшим трагиком

Из поваров считают наниматели...

...............

Лин . Ты болен голодом.

Геракл . Что хочешь говори,

Но я проголодался, знаешь сам".

58. После того как Магн бодро пробежался по всем этим цитатам, Кинульк возопил, обращаясь к присутствовавшим философам:

[e] "Видел ты как бесновалась фасосская буря, {74} как выла?

{74 ...фасосская буря... — Имеется в виду сам создатель язвительных ямбов Архилох, который некоторое время жил на Фасосе.}

Полною мерою щедро отмстил он и без промедленья.

Прямо скажу, не похоже на споры слепца и глухого, -

как пишет в "Архилохах" Кратин [TGF2. 857; Kock.III.616]. Ведь забыл он, на какой суд выносит эти ни в чем не повинные ямбы! Однако врожденные чревоугодие и угодливое "сладкоречие" (η̉δυλογία) подстрекают его исполнять дикие песни, "бессмысленных мелодий вой под [f] гром безжалостных кимвалов" [TGF2. 857; Kock.III.616]. Прощеголяв дурным вкусом, он обходит дома честных граждан, вынюхивая, где готовят пир попышней, намного превзойдя пресловутого афинянина Хэрефонта, о котором Алексид пишет в "Изгнаннике" [Kock.II.39l; ср.229b]:

Всегда уловку Хэрефонт придумает,

Чтоб на обед попасть без взноса складчины.

Где только вывешен горшочек глиняный, -

Знак найма поваров, - с утра он тут как тут:

Стоит и ловит нанятого повара,

(165) Выспрашивает, что здесь затевается

И кто хозяин пира; если ж улучит,

Как двери отворяют, - входит первым он.

Подобно нашему достойному Магну, господин этот ради брюха не остановится даже перед заморским путешествием. Об этом написал тот же Алексид во "Вместе умирающих" [Kock.II.374]:

В Коринфе напросясь на угощение,

Наш Хэрефонт сейчас несется по морю:

Настолько сладок пир чужой!

[b] И Феопомп в "Одиссее" [Kock.I.743; TGF2. 647]:

У Еврипида, знаю, метко сказано:

Воистину блажен, кто съел обед чужой".

59. После этих слов, когда вся наша компания отсмеялась, Ульпиан сказал: "Но откуда взяли эти сладострастные грешники выражение "сладкоречие" (η̉δυλογία [см.164е])?"

На что Кинульк: "Знай же, свинина ты под соусом, комедиограф Фриних пустил выражение "говорить сладкие речи" в стихах из пьесы "Эфиальт" [Kock.I.370]:

Очень трудно, сограждане, стало сейчас

уберечься от этих нахалов.

[c] Стрекало в пальцах есть у них какое-то,

Юности цвет мизантропной!

Когда рынок обходят, со всеми всегда

говорят они сладкие речи (η̉δυλογεΐν),

Но когда заседают они на скамьях,

тут уж тем, кому сладенько льстили,

Расцарапают раны глубоко, и все,

как один, заливаются смехом".

Словом же χαριτονλωσσεΐν ["юлить языком"; ср.164b] воспользовался Эсхил в "Прометее прикованном" [297]:

А что искренне слово - узнаешь. Тошны

[d] Мне юлящие, льстивые речи.

[Моты и кутилы]

И снова слово взял Ульпиан: "Любезные друзья! Какая поварская утварь используется на кухне [164b]? Ведь в рассказе об аркадских пирах о ней говорилось, как о предмете, достойном упоминания [149а]. И с чем связано выражение "распутный дом" (τὸ α̉σώτιον) [164а]? Я знаю, конечно, о знаменитых мотах; одного из них упоминает в "Девушке с Книда" Алексид [Kock.II.333]:

В два года Диодор (уж эта бестия!)

В мяч округлил отцовское имущество:

Так он сжевал его стремительно.

В "Федре" же он пишет [Kock.II.387; ср.58а]:

[e] "Едва ли" ты сказал? Пресветлый Гелиос!

Малыш Эпихарид добро отцовское

В пять дней скатал и округлил стремительно,

Как мячик.

60. И Ктесипп, сын Хабрия, дошел в мотовстве до того, что ради своих прихотей продал камни с отцовского памятника, на сооружение которого афиняне потратили тысячу драхм. Дифил, во всяком случае, в "Заупокойных жертвах" пишет так [Kock.II.552]:

Фэдим! Когда бы не был другом мне Ктесипп,

[f] Сын Хабрия, я внес бы, как мне кажется,

Закон небесполезный, чтобы памятник

Его отца закончить хоть когда-нибудь,

По камню добавляя каждый год туда,

По камню, и большому, и дешевому,

Чтоб впору было на телеге вывезти.

Тимокл в "Демосатирах" [Kock.II.452]:

Сын Хабрия Ктесипп и то не бреется

Три раза в день, а уж на что сияет он -

(166) Не средь мужчин, хотя бы между дамами.

И Менандр в "Гневе" говорит о нем [Kock.III.105]:

И я, жена, был юн, да только в юности

Не мылся в день пять раз; теперь - пожалуйста!

Хламиду не носил - теперь ношу ее,

Не умащался - ныне умащаюся.

Вот я покрашусь, волосы повыщиплю,

И буду я, клянусь, не человек - Ктесипп!

[b] Совсем как он, проем не только землю я,

Но даже камни все проем могильные.

Пожалуй, именно из-за его мотовства и разврата Демосфен умолчал о нем в речи "[Против Лептина] об изъятиях" [20]. Кто промотал отцовское достояние, тех следует наказывать так, как говорит Менандр [в "Судовладелеце", Kock.HI. 102]:

О, мать-земля! Для человека умного

Какое ты бесценное сокровище!

[c] Пусть промотавший отчее имение

Вовеки только по морю и плавает,

Ногой на сушу не ступив, пусть чувствует,

Что он имел и потерял по глупости!

61. Был еще мот Пифодел, о котором упоминает в "Тирренце" Аксионик [Kock. III. 102]:

А вот и Пифодел, "танцором" прозванный,

К нам приближается, а по пятам за ним

Плетется Фига, пьяная тимпанщица,

"Иссохшая и палками забитая".

[d] Мота Полиевкта высмеивает в "Терее" Анаксандрид [Kock.II. 156]:

- Ты будешь зваться Петушком.

- За что, скажи

Богини ради Гестии? За то ль, что я,

Как Полиевкт, проел добро отцовское? -

Конечно, нет; а потому что ты, самец,

Был самками заклеван.

Феопомп в десятой книге "Истории Филиппа" [FHG.I.293] (некоторые отрицают подлинность последней ее части, где речь идет об афинских демагогах) пишет, что мотом был и демагог Эвбул. Дословно это место звучит [e] так: "Даже тарентинцев превзошел он в мотовстве и жадности: те были всего-навсего невоздержны в своей страсти к пирушкам, тогда как он постоянно расходовал [на это] деньги афинян, даже предназначенные на плату наемникам. А вот демагог Каллистрат, сын Калликрата, - продолжает он, - хотя тоже не знал меры в развлечениях, но радел о государственных интересах". Далее, рассказывая в пятьдесят второй книге "Истории" о тарентинцах, он пишет так [FHG.I.322]: "Город Тарент чуть ли не каждый месяц приносит в жертву быка и устраивает угощения на общественный счет; народ же всё время проводит в компаниях за чашей вина. [f] оправдываются тарентинцы примерно так: тогда как все остальные люди в своих трудах и промыслах только собираются жить, они среди развлечений в своих компаниях не готовятся жить, но уже живут".

62. Как проматывал жизнь царь Филипп со своими товарищами, пишет тот же Феопомп в сорок девятой книге "Истории" [FHG.I.320]: "После того как Филипп стал обладателем неслыханных богатств, он не просто их (167) быстро потратил, нет, он спустил их, бросил на ветер. Как сам он был никуда не годным хозяином, так и его окружающие. Попросту говоря, никто из них не умел вести хозяйство, живя просто и скромно. Виновником этого был сам Филипп: ненасытный в стремлении к роскоши, он и брал и раздавал добро с одинаковой легкостью: у него, воина, не было времени подсчитывать доходы и траты. К тому же его товарищи, устремившиеся к [b] нему со всех концов земли, - одни были местные, другие из Фессалии, третьи из остальной Эллады - подбирались не по достоинствам; напротив, сколько ни было среди эллинов или варваров распутников, мерзавцев и наглецов, почти все они, собравшись в Македонии, назвались товарищами Филиппа. Да и окажись там человек иного склада, в водовороте македонской жизни он быстро бы уподобился остальным и перенял их привычки. Как войны и походы, так и [мирная] расточительность жизни не только [с] пробуждала в них непристойную наглость, но и доводила до распутства, почти разбойничьего".

63. Дурид, рассказывая в седьмой книге "Македонской Истории" о том, каким мотом был кипрский царь Пасикипр, пишет в частности следующее [FHG.II.472]: "Отпуская после [завершения] осады Тира Пнитагора, Александр наградил его, кроме всего, и крепостцой, которую тот попросил. Царствовавший в ней прежде Пасикипр был вынужден из-за своей расточительности за пятьдесят талантов передать ее, а вместе с нею и [d] царскую власть китийцу Пигмалиону. Получив деньги, Пасикипр провел свою старость в Аматунте". Как утверждает Деметрий Скепсийский, ссылаясь на свидетельство Архилоха, таким же мотом был и коринфянин Эфиоп: когда он плыл вместе с Архием [в Сицилию], где тот намеревался основать Сиракузы, то по крайней своей невоздержности и чувственности он за медовую коврижку продал приятелю свой надел, который должен был получить в Сиракузах.

64. Гегесандр рассказывает [FHG.IV.415], что до великого беспутства [e] дошел Деметрий, потомок Деметрия Фалерского. Он держал любовницу, Аристагору из Коринфа, и утопал в роскоши. Когда же члены ареопага вызвали его и приказали жить поскромнее, он ответил: "Да я и теперь живу, как подобает свободному человеку: и подружка у меня самая красивая, и не обижаю я никого, а что я пью хиосское вино и позволяю себе много других удовольствий, так это всё на свои деньги; а взяток я не беру и не [f] развратничаю тайком, как иные из вас". И он назвал поименно некоторых из тех, кто так поступал. Услышав об этом, царь Антигон {75} назначил его фесмофетом. {76} На Панафинеях, исполняя должность начальника конницы, Деметрий воздвиг для своей Аристагоры возле герм помост выше самих герм. {77} А на элевсинских мистериях он поставил для нее кресло возле самого храма Деметры, говоря: "кто поперечит, тот пожалеет".

{75 ...царь Антигон... — Имеется в виду Антигон II Гонат, сын Деметрия Полиоркета и внук Антигона, диодоха Александра Македонского (319-239 гг. до н.э.). В юности учился у основателя стоического учения Зенона и, воцарившись на македонском престоле, звал его к своему двору, но тот прислал вместо себя упомянутого выше «домочадца» Персея, который стал воспитателем его сына, а позже (244 г. до н.э.) комендантом Коринфа. Событие, о котором идет речь, произошло вскоре после капитуляции Афин в Хремонидовой войне (263-262 гг. до н.э.).}

{76 ...назначил его фесмофетом. — Традиционно фесмофетами в Афинах назывались шесть архонтов, не имевших постоянного круга полномочий; они избирались жребием по одному от каждой филы. Здесь, однако, идет речь о прямом вмешательстве в афинскую конституцию, что могло иметь место между 262 и 255 гг. до н.э., поэтому термин «фесмофет» здесь нельзя употреблять в своем обычном значении. В Деметрии Младшем следует видеть царского эмиссара, наводившего «порядок». См.: Хабихт X. Афины... М., 1999. С. 153 (примеч. переводчика).}

{77 ...возле герм помост выше самих герм. — Изображения Гермеса, стоявшие в ряд на афинской агоре. Во время Панафиней перед ними проходила праздничная процессия.}

(168) 65. О том, что в старину члены ареопага и вправду вызывали в суд и наказывали тех, кто жил беспутно и не по средствам, рассказывают в своих историях Фанодем [FHG.I.368], Филохор [FHG.I.394] и многие другие. Так вызвали философов Менедема и Асклепиада, тогда еще молодых и бедных, и спросили их, как это они ухитряются, бездельничая целые дни среди философов и при этом не имея никакого имущества, сохранять [b] крепость тела. Обвиняемые попросили вызвать в суд одного мельника; тот явился и показал, что они каждую ночь приходят к нему на мельницу и там мелют муку за две драхмы на обоих. Судьи удивились и назначили им почетную награду в двести драхм. Также жители Абдеры судили Демокрита, обвинив его в том, что он расточил отцовское имущество. Но когда, прочтя им "Большой мирострой" и "Об Аиде", Демокрит сказал, что именно на это он истратил наследство, {78} то был оправдан.

{78 ...именно на это он истратил наследство... — Считается, что целью сочинения Демокрита было опровергнуть философско-религиозное учение о воскресении или выходе из гробов мертвых, о загробной жизни и муках ада, страшном суде. В пользу такого предположения о содержании этой книги говорит уже само заглавие сочинения, которое у Демокрита может иметь только смысл полемики и пародии на одноименную египетскую книгу. См.: Лурье С. Демокрит. Л., 1970. С. 560 сл. (примеч. переводчика).}

66. Те же, кто кутит не на этот манер, а по словам Амфида [Kock.II.248]

пьют день за днем,

[c] расстраивая себе мозги неразбавленным вином, {79} или, говоря словами Дифила [Kock.II.577], "имеют три главы, как Артемида", {80} - те, "словно враги собственного имущества, - пишет в сочинении "О характерах" Сатир [FHG.III.164], - опустошают свое поле, разоряют жилище, расхищают имущество, считают не то, сколько потрачено, а сколько собираются потратить, не то, сколько уцелеет, а сколько расточат. В молодости они проматывают доходы, на которые должны были жить в старости, радуясь [d] гетере, а не другу, вину, а не сотрапезнику". Агафархид Книдский пишет в два-ι дцать восьмой книге "Европейской истории" [FHG.III.193]: "В Спарте эфоры воспретили Гносиппу общаться с юношами, потому что он показал себя мотом". Римляне же, как пишет в сорок девятой книге "Истории" Посидоний [FHG.IIL265], до сих пор помнят некоего Апикия, {81} превзошедшего мотовством целый свет. Этот самый Апикий стал виновником изгнания [e] Рутилия, издавшего свою "Историю Рима" на греческом языке. О другом Апикии, тоже славившемся мотовством, мы уже говорили в предыдущих книгах [см.7а].

{79 ...неразбавленным вином... — Прозаическое продолжение поэтической цитаты; ср.: Аристофан. «Облака». 1276.}

{80 ...три главы, как Артемида... — Речь идет о трехликих изображениях Артемиды или Гекаты, которые стояли на перекрестках.}

{81 ...некоего Апикия... — Апикий (Апиций), виновный в изгнании Рутилия (93 г. до н.э.), жил несколько раньше предполагаемого автора кулинарной книги и мота-чревоугодника (I в. н.э.).}

67. Диоген Вавилонский пишет в сочинении "О знатности": "Не было афинянина, который не ненавидел бы Фока, сына Фокиона; всякий встречный говорил ему: "Ты, опозоривший свой род!" Он расточ чил на распутство всё отцовское имущество и после этого принялся угодливо заискивать перед начальником гарнизона Мунихии, и этого ему тоже не простили. Когда однажды шел сбор добровольных [f] пожертвований, он вышел к собранию и сказал: "Я тоже жертвую", но все афиняне в один голос воскликнули: "На бесчинства!" Фок к тому же был и пьяница. Когда он одержал победу в конных состязаниях на Панафинеях, {82} отец устроил угощение для его друзей. Когда они явились на пышный пир, то им вынесли тазы для омовения ног, наполненные вином с благовониями. Увидев это, отец подозвал Фока и сказал ему: (169) "Неужели ты не остановишь своего приятеля? Ведь он губит твою победу!"". {83}

{82 ...победу в конных состязаниях... — Эти состязания (апобаты) представляли собой сочетание бега с конскими бегами: по условленному знаку состязавшиеся на полном ходу соскакивали с коней (или спрыгивали с колесницы) и на заключительной части дистанции из наездников превращались в бегунов.}

{83 ...губит твою победу... — Яснее передает эту историю Плутарх («Фокион». 20): «Когда... многие вызвались устроить пир в честь его победы, Фокион, отказав всем прочим, предоставил это почетное право лишь одному. Сам он тоже явился на пир и, увидев среди иного убранства тазы для омовения ног, которые наполняли вином, смешанным с благовониями, и подносили входящим, подозвал сына и сказал: “Неужели, Фок, ты не остановишь своего приятеля? Ведь он губит твою победу!”»}

Мне известно еще множество других кутил, однако с ними разбирайтесь сами, кроме, пожалуй, Каллия, сына Гиппоника, {84} которого знают даже рабы, провожающие в школу детей. Что же касается остальных предложенных мной к обсуждению предметов [cp.l65d], то если вам есть что сказать, "раскрыл я широко ушей врата". Итак, отвечайте, да не забудьте о тех выражениях, которые употребил Магн: поедать (ε̉πεσθίειν) и пожрать (ε̉πιφαγει̃ν) [cp.l64b]".

{84 ...Каллия, сына Гиппоника... — Мы так ничего особенного и не узнаем о Каллии, хотя личность он был знаменитая и происходил из одного из самых богатых афинских семейств: его мать была второй женой Перикла, а сестра стала супругой Алкивиада. Платон и Ксенофонт уважали Каллия, а комики высмеивали его как промотавшего отцовское имущество.}

Ему ответил Эмилиан: ""Распутный дом" - это выражение Страттида в "Хрисиппе" [Kock.I.726]:

Но даже если не найдет он времени

[b] Передохнуть, или в распутный дом зайти,

Или с прохожим поболтать на улице...

[Поварская утварь]

68. Перечисление поварской утвари дает в "Кифареде" Анаксипп [Kock.III.300]:

Дай уполовник, да двенадцать вертелов,

Три чашки, вилку, ступку, терку сырную,

Нож для взрезанья шкуры, резаков больших

[c] Четыре, топорище, тазик маленький -

Не опоздай, богопротивный! Да возьми

Еще колун, подставку сковородную.

В пьесе "Женщины, захватившие палатки" Аристофан называет горшок для варки "каккаб" (κακκάβη) [Kock.I.515]:

- И каккаб на огонь поставь!

- Учительский?

Также в "Поджаривателях" [Kock.I.445]:

Оттуда принеси каккаб!

Антифан в "Приверженце фиванцев" [Kock.II. 105; cp.622f]:

Всё есть у нас! И даже соименная

С той, что в дому, угрица беотийская,

В глубинах каккаба томится, булькает,

[d] Всплывает, прогревается.

Однако в "Эвтидике" Антифан называет [горшок] "батанион" [Kock.II.49]:

...затем нарезанный,

В батанионах осьминог отваренный.

Также Алексид в "Асклепиоклиде" [Kock.II.306; cp.l07d]:

С моим талантом поварским в Сицилии

Я стряпать наловчился самоучкою,

И заставляю едоков батании

Зубами грызть подчас от удовольствия.

Антифан в "Свадьбе" пишет его через π - патанион [Kock.II.40]:

[e] Патанион, лук, соль, горшки, светильники,

Оливковое масло, блюда, кориандр,

Да свекла, сильфий.

Филетэр в "Энопионе" [Kock.II.234]:

Вперед пускай Патаний выйдет, повар!

И еще:

Подозреваю, больше ждет Патания

Учеников, чем было у Стратоника. {85}

{85 Стратоник — возможно, знаменитый кифарист и шут IV в. до н.э.}

В "Парасите" же Антифан пишет и следующее [Kock.II.85]:

- Другой придет за этим, преогромнейший,

Займет весь стол он, благородный. {86}

{86 Займет весь стол он, благородный. — Речь идет о горшке из эвбейской глины («благородный» — ευ̉γενής — намек на название острова Ευ̉βοία) с мыса Карист (южная оконечность Эвбеи); об эвбейских кастрюлях см. 135е.}

- Говоришь

О ком ты?

- О создании Каристия,

Бурлящем, земнородном,

[f] - Да ответишь ли?

- Я говорю о каккабе, но мискою

Его назвал бы ты.

- Да мне и дела нет!

Зови его хоть каккабом, хоть ситтибом, {87}

{87 ...ситтибом... — Говорящий соревнуется с педантом, используя малоизвестные слова, и прибегает к первому попавшемуся (σίττυβος — кожаный ярлык, наклеивавшийся на свиток).}

Мне лишь бы знать, что дело о посудине.

Эвбул же в "Ионе" употребляет формы "батанион" и "патанион" одновременно [Kock.II. 177]:

И чаши, и батании, и каккабы,

И миски, и патаний, звенящие

На все лады, - да если б стал перечислять,

Я никогда бы не закончил.

69. Перечень приправ (ΗΔΥΣΜΑΤΑ) у Алексида имеется в (170) комедии "Котелок" [Kock.II.343; ср.: Поллукс.VI.66]:

- И мне здесь не оправдывайся, "нету, мол".

- Я всё достану, лишь скажи, что надобно.

- Ну хорошо. Сходи, добудь кунжута мне.

- Он есть у нас.

- Неси аниса, сильфия,

Тимьяну, чеснока, душицы, каперсов,

Горчицы, сумаха (ρ̉ου̃ν), шалфея, сесели.

Укропу захвати, дробленый виноград,

Сушеный кориандр с цветной капустою,

Да руту, тмин, порей, еще вареное

[b] Возьми-ка сусло.

Другой перечень - в "Ночной страже" или "Поденщиках", где повар жалуется [Kock.II.362]:

За всем, что нужно, сбегать и повыспросить

Я должен. Ты пришел и хочешь ужинать,

А у меня, как на беду, ни уксуса,

Ни сусла, ни душицы, ни укропчика,

Ни фиги, ни оливки, ни миндалинки,

Ни чеснока, ни луковки, ни тыковки,

[с] Ни соли, ни яичка, ни огня, ни дров,

Ни тмина, ни жаровни, ни посудины,

Ни кадки, ни веревки, ни колодезя,

Ни винной бочки. Я стою один, как перст,

С ножом в руках и крепко подпоясанный.

И в "Заблудшей" [Kock.II.367]:

В кастрюлю крупную

Душицы положи, {88} поверх ликер налей,

{88 В кастрюлю... душицы положи... — Здесь для приготовления соуса берется новая глиняная кастрюля, не впитавшая еще посторонние запахи предыдущих блюд (ср. подобные рекомендации у Апиция, например: Apic. 71), растертая душица (τη̃̃ς ο̉̉ριγάνου... το τρίμμα) разводится уксусом и подкрашивается уваренным виноградным соком (сходная кулинарно-красительная технология применялась и в римской кухне; ср.: Apic. 73, 212, 214, 282), затем все это размешивается сильфием, скорее всего стеблем этой благоуханной ферулы, так достигаются две цели одновременно: однородная консистенция и дополнительная ароматизация (о размешивании соуса ароматическими травами см.: Apic. 148, 225, 346).}

Разбавь его, как должно, едким уксусом,

Затем подкрась вареным суслом, сильфием,

И размешай, как должно.

"Поедать" (ε̉πεσθίειν) сказано у Телеклида [d] в "Пританах" [Kock.I.215; ср.486а]: "поедающего сыр"; а "пожрать" (ε̉πιφαγει̃ν) в "Таксиархах" Эвполида [Коск.I.328]:

Три соленые маслины, да малютка-луковка -

Больше нечего пожрать.

И у Аристофана в "Плутосе" [1005]:

А раньше всё готов был жрать от бедности.

70. Наряду с поварами приглашались и так называемые "устроители стола" (τραπεζοποιός). В чем состояли их обязанности, видно из "Метэков" Антифана [Kock.II.73]:

Пошел я и вдобавок взял вот этого

Хозяина стола, который вымоет

Посуду и наладит нам светильники,

Свершит все возлиянья и всё прочее,

[e] Что должен.

Однако возникает вопрос, отличается ли чем-нибудь от "устроителя стола" "сервировщик стола" (τραπεζοκόμος). Потому что царь Юба пишет в "Подобиях", что "сервировщик стола" - это то же самое, что римский structor, ссылаясь на стихи из пьесы Александра, озаглавленной "Пьянка" [Kock.III.372]:

Нанять на завтра нужно мне флейтисточку;

Я также приглашаю сервировщика,

Поставщика продуктов: ради этого

Хозяин из деревни отослал меня.

[f] "Устроителем стола" называли также лицо, в обязанности которого

входило наблюдение за правильностью сервировки столов и вообще благопристойным течением пира. Филемон в "Случайно зашедшем" [Kock.II.493]:

Не на тебе ведь кухня, но прислуживать

Нам устроитель пира должен.

Блюда, выставленные на стол, назывались "сервировкой" (ε̉πιτραπεζώματα). Платон в "Менелае" [Kock.I.622; ср.641b]:

Как мало сервировки (ε̉πιτραπεζώματα) на столе у нас.

(171) Раба, закупавшего провизию (то, что сейчас называется obsonator {89}), называли "закупщиком" (α̉γοραστής): так у Ксенофонта во второй книге {90} "Воспоминаний о Сократе": "А в домашние слуги и закупщики провизии (α̉γοραστής) захотели бы мы взять такого хоть даром?" Однако Менандр в "Фании" употребляет это слово в более общем смысле [Kock.III.143]:

{89 ...называется obsonator... — Латинское образование от греческого ο̉ψωνω̃ — «закупать закуски» (’όψον).}

{90 ...во второй книге... — По нынешней традиции в первой книге (1.5.2); разбивка на книги у многих античных авторов отличается от современной.}

Закупщик (α̉γοραστής) он нещедрый, осмотрительный.

Аристофан же в "Любителях жареного" называет закупщика покупщиком ο̉ψώνης [Kock.I.521]:

Похоже, покупщик провизии (ο̉ψώνης)

[b] Задерживает полдник наш.

Выражение "закупать лакомства мимоходом" (παροψονει̃ν) употребляет Кратин в следующих стихах из "Клеобулин" {91} ... а у Алексида в "Дропиде" сказано "походя закупать провизию на рынке" (παραγοράζειν). Как свидетельствует Памфил, приглашающие к царскому столу называются илеатрами (ει̉λέατροι) от ε̉λεός "кухонный стол". Однако Артемидор называет их "зазывалами на пир" (δειπνοκλήτωρ).

{91 ...стихах из «Клеобулин»... — Цитата утеряна; Клеобулина писала загадки и была дочерью Клеобула, одного из семи мудрецов.}

71. Дегустаторов блюд, - продолжает он, - называли эдеатрами (ε̉δεάτρως), они ели царскую пищу, чтобы царя не отравили. Позднее звание эдеатра стало означать главу всей прислуги; должность эта была высокая и почетная. По крайней мере, Харет пишет в третьей книге "Истории", что эдеатром Александра был сам Птолемей Сотер. Возможно, и [с] тех, кого в наши дни римляне называют gustator (πρωτογεύστης), эллины прежде называли "предвкушателями" (προτένθης), как в "Первых Облаках" Аристофана [1196]:

Стрепсиад . Так почему ж не в новолунье денежки

Берет притан, а в "молодой и старый день"? {92}

{92 ...«молодой и старый день»... — Буквально «молодая и старая» (луна), последний день каждого месяца.}

Фидиппид . Как "предвкушатель", верно, он торопится,

Чтоб поскорее прикарманить денежки:

[d] Он накануне их, как жертву, пробует.

Упоминает их в "Дикарях" и Ферекрат [Kock.I.147]:

Не удивляйся, мы из предвкушателей (προτενθών),

Не знал ты этого.

И Филлилий в "Геракле" [Kock.I.784]:

Кто я такая, значит, знать хотите вы?

Из предвкушателей (προτενθω̃ν), зовусь я Дорпией. {93}

{93 ...зовусь я Дорпией. — Так назывался первый день (от δόρπον — «обед») осеннего празднества Апатурий (в месяц варки бобов Пианепсион, октябрь-ноябрь), в который афиняне заносили своих достигших совершеннолетия сыновей в списки граждан.}

Известно мне и постановление народного собрания, принятое в Афинах в архонтство Кефисодора, {94} в котором о предвкушателях говорится как о коллегии жрецов, подобной коллегии так называемых параситов. Звучит оно следующим образом: "Фок предложил: чтобы члены [e] Совета вместе со всеми остальными афинянами могли отпраздновать Апатурии по уставу предков, постановить: распустить членов Совета на те дни, на которые отпускаются и все остальные должностные лица, начиная с того дня, с которого начинают празднования жрецы-предвкушатели (οι̉ προτένθαι)".

{94 ...в архонтство Кефисодора... — Соответствует 323-322 г. до н.э., упоминаемый совет, вероятнее всего, Ареопаг. Параситы здесь — коллегия жрецов, обедающих за общественный счет, см. 234с.}

О том, что у древних были предвкушатели-дегустаторы (προγεύστης), пишет Ксенофонт в сочинении "Гиерон" или "Тирания" [4.2]: "Тиран [f] живет, не доверяя даже пище и питью; и вместо того чтобы посвятить начатки богам, даже здесь он сперва велит попробовать пищу прислуге из-за боязни съесть или выпить чего-нибудь дурного". Также и Анаксилай в "Калипсо" пишет [Kock.II.266]:

Сперва старуха твоего отведает

(172) Питья.

72. Пекущих печенье и в особенности большие плоские пироги (плакунты) прежде называли мастерами (δεμιουργός). Так, у Менандра в "Лжегеракле" персонаж, бранящий поваров, берущихся не за свое дело, говорит [Kock.III.148]:

Какой ты повар, право, надоедливый!

Уж третий раз спросил ты, сколько надобно

Накрыть столов. А что тебе за разница,

[b] Один иль десять? Поросенок жертвенный -

На всех один. Ты нам сегодня сделаешь

Не тот пирог обычный, где мука нужна,

И мед, и яйца. Нынче всё особенно.

Сегодня повар пирожков наделает, {95}

{95 Сегодня повар пирожков наделает... — Противостояние между поваром и пекарем и отсутствие в их работе взаимозаменяемости сохранялось до конца античности, ср. возникшую в V в. н.э. поэму «Словопрение повара и пекаря» (Iudicium coci et pistons: Untersuchungen zur Anthologie des Codex Salmasianus, vorgelegt von A. J. Baumgartner von Rapperswill. Baden, 1981). Впрочем, различие поварской и пекарской профессии прослеживается и в эпоху Возрождения (тогда повара изучали химию и биологию, а пекари — живопись и архитектуру) и далее — вплоть до наших дней.}

Печенье испечет и кашу сварит нам,

И после рыбы даст соленой. Далее -

Яичницы и гроздья виноградные.

Поджарит мастерица-повариха нам

Кусочки мяса, и дроздов, и лакомства.

Полакомится гость, потом намажется

[с] Он мирром и опять, венком украшенный,

Поест дроздов с медовыми лепешками.

Что их обязанности были разделены, - мастера отвечали за выпечку, а повара за приготовление мяса и рыбы, - ясно показывает Антифан в "Хрисиде" [Kock.II.110]:

Мы четырех флейтисток оплатить должны,

Двенадцать поваров, к тому же требуют

Корытца с медом мастерицы.

Менандр в "Мастерице" [Kock.III.34]:

[d] - Ну что, мой раб? Вошел ты с видом ревностным

Примерного слуги.

- Всю ночь не спали мы,

Всё лепим пироги, да и сейчас еще

Не всё у нас готово...

Селевк утверждает, что печенье и пироги впервые упоминаются у Паниасида в рассказе о человеческих жертвоприношениях у египтян; он говорит там, что на тело жертвы было положено много печенья, пирогов и "множество птиц гнездовых". Однако еще до него у Стесихора или Ивика в поэме "Погребальные игры" было сказано, что в качестве даров деве поднесли

[e] Кунжутные печенья, медовые пироги (ε̉γκρίδας),

Прочие сладости и желтый мед.

На самом деле поэма эта принадлежит Стесихору, и свидетель тому Симонид, который говорит в рассказе о Мелеагре:

Который копьем

Победил бойцов и за бурный их изгнал

Анавр из богатого гроздьями Иолка:

Так ведь Гомер и Стесихор пропели народам.

А в вышеназванной поэме "Погребальные игры" {96} как раз и содержится [f] Стесихоров стих:

{96 ...поэме «Погребальные игры»... — Имелись в виду погребальные игры в честь Пелия, царя фессалийского Иолка, пославшего своего племянника Ясона за золотым руном.}

Амфиарай - в прыжках, а с дротом - Мелеагр победитель.

73. Небезызвестно мне и то, что, по словам Аполлодора Афинского, делосцы предлагали прибывшим для совершения священных обрядов услуги своих поваров и "устроителей столов". По этим занятиям их называли магидами и колобками, поскольку, говорит Аристофан (173) ["Мир".27], они целыми днями лепили для пиров ячменные лепешки и скатывали колобки, очень любимые женщинами. И поныне некоторые из них прозываются {97} свинками, агнцами, кухарями, кунжутниками, кухонными козлами, мясными мальчиками и рыбобросами; поварихи зовутся тминными цветами, а общим для всех именем стало элеодиты (ε̉λεοδύται), потому что, прислуживая на пирах, они должны изворачиваться меж столами, а столы называются 'έλεοι. Так у Гомера [Ил.IХ.215]:

{97 ...поныне некоторые из них прозываются... — Среди этих «шуточных» имен есть несколько засвидетельствованных эпиграфически, например Агнец (’Άμνος) и Кухарь (’Αρτυσίλεως). Однако, хотя в основе этого текста мог действительно лежать принятый делосцами подлинный декрет о необходимом гостеприимстве, предоставляемом паломникам, красочные наслоения в духе средней и новой аттической комедии не дают возможности с уверенностью говорить об этом.}

Так их обжарив кругом, на обеденный стол (ε̉λεοι̃σιν) возлагает.

Поэтому, когда Поликратон Ренейский, сын Критона, подал на делосцев в [b] суд, он не называл их делосцами, но озаглавил свой иск "Против содружества элеодитов". И закон амфиктионов велит, чтобы воду доставляли элеодиты, то есть устроители стола и другие прислужники того же рода. Комедиограф Критон в "Хлопотуне" называет делосцев "параситами бога" [Kock.III.354]:

Он финикийца-толстосума вынудил

Проститься с морем, оба корабля его

[c] Поставить на стоянке вечной в гавани, {98}

{98 ...на стоянке вечной в гавани... — Конъектура Кока: «заживо съев груз вместе с обоими кораблями».}

А сам решил на Делос из Пирея плыть,

Прослышав, что три блага величайшие

Для параситов там лишь сочетаются:

Цветущая торговля разносолами,

Толпа зевак, со всей Эллады прибывших,

Да параситы божьи - сами делосцы.

74. Эретриец Ахей в сатировской драме "Алкмеон" [TGF2.749] называет дельфийцев стряпающими мясное рагу (καρύκη):

[d] Увижу, как рагу мясное стряпают, -

Стошнит, -

очевидно, потому, что, порубив жертвенное мясо, они тушили его и подавали с тонким соусом. Потому Аристофан сказал [Kock.I.560]:

О Феб, ты любишь точить острия

Дельфийских ножей

И учишь тому же служителей.

И в нижеследующих стихах Ахей пишет [TGF2. 749]:

Кто там сидит, запрятавшись,

Ножей ли тезка, чрево рассекающих? {99}

{99 Ножей ли тезка, чрево рассекающих? — Аллюзия на каламбур дельфиец / дельфийский (Δελφός) и чрево (δελφύς).}

[e] Это сатиры смеются над дельфийцами с их вечными жертвоприношениями и празднествами. Сем в четвертой книге "Истории Делоса" [FHG.IV.493]: "Жители Делоса снабжали прибывших к ним дельфийцев солью, уксусом, оливковым маслом, дровами и постелями". Аристотель (или Феофраст), говоря в "Записках" о том, что жители Магнесии обитают на реке Меандре, рассказывает, что это переселенцы из Дельф, и [f] что они предлагают приезжающим те же услуги: "Магнеты, живущие на реке Меандр, служители бога, переселенцы из Дельф, доставляют приезжим кров, соль, оливковое масло, дрова, а также светильники, ложа, постели и столы"".

Деметрий Скепсийский пишет в шестнадцатой книге "Троянского строя" [ср.39с], что в Лаконии на Гиакинфовой дороге стоят жертвенники героям Маттону (Жеватель) и Кераону (Смешиватель), сооруженные слугами, выпекающими ячменные лепешки и смешивающими вино на (174) фидитиях. В двадцать четвертой книге того же сочинения он рассказывает, что у троянцев почитается герой Дайт (Пирующий), о котором упоминает Мимнерм. А Гегесандр Дельфийский пишет [FHG.IV. 419], что на Кипре почитают Зевса Сотрапезника и [Зевса] Потрошителя.

[О музыке]

75. И много еще было рассказано тому подобного, однако из соседнего дома послышался звук гидравлоса (водяного органа), {100} такой [b] сладостный и приятный, что все мы повернули головы, завороженные благозвучием. И Ульпиан, взглянув на музыканта Алкида, сказал: "Ты слышишь, музыкальнейший, эту дивную гармонию, которая так привлекла всех нас, околдованных музыкой? Это не то, что ваш александрийский однотрубный авлос (μόναυλος), от которого слушателям скорее мучение, чем радость!"

{100 ...водяного органа... — Инструмент, распространенный в эпоху римской империи. Его функционирование описано Героном («Пневматика». I. 42) и Витрувием (X. 13). Сохранился один экземпляр этого инструмента, датируемый 228 г. н.э.}

"Однако же, - отвечал Алкид, - и этот музыкальный инструмент, этот гидравлос (не знаю, считаешь ли ты его инструментом духовым или струнным), есть изобретение александрийца, цирюльника по профессии, а [c] по имени Ктесибий. {101} Аристокл в сочинении "О хорах" рассказывает об| этом примерно так: "К духовым или струнным инструментам относится гидравлос, - вопрос спорный. Аристоксену, по крайней мере, он еще не известен. Считается, что первый шаг к его изобретению сделал Платон, построив ночные часы - большую клепсидру, похожую на гидравлос. [d] В самом деле, гидравлос - это ведь тоже клепсидра. Поэтому его никак нельзя отнести ни к струнным, ни к ударным инструментам; скорее уж к духовым, потому что вода в нем отжимает воздух. А именно, концы труб опущены в воду, и когда мальчик с силой качает воду, то воздух нагнетается в клапаны труб, проходящих через весь инструмент, и от этого трубы издают нежный приятный звук. С виду орган похож на круглый алтарь, {102} и, говорят, изобретен он был цирюльником Ктесибием, который жил в Аспендии при Птолемее Эвергете II. {103} Говорят, также, что он был очень знаменит: свое [e] искусство он передал своей жене Таиде". Трифон в третьей книге трактата "О терминах" (об авлосах и [других] музыкальных инструментах) подтверждает, что механик Ктесибий писал о гидравлосе; но я не уверен, не ошибся ли он в имени. Впрочем, Аристоксен вообще предпочитает струнные и ударные инструменты духовым, потому что на духовых играть слишком легко: потому, говорит он, многие и не учась играют на авлосах и сирингах, даже пастухи.

{101 ...изобретение александрийца, цирюльника по профессии, а по имени Ктесибий. — Иначе говорится у Витрувия (IX. 9. 2): Ктесибий упоминается Витрувием лишь как автор, рассказывавший в своем сочинении об изобретении органа; изобретателем же Ктесибий называл некоего механика, жившего в Александрии при Птолемее II (283-247). Об этом механике, который, возможно, помимо водяного органа изобрел также водяные часы, брандспойт и дальнобойные орудия см.: Fraser Р.М. Ptolemaic Alexandria. Oxford, 1972. Vol. I. P. 43 If; Vol. II.P. 622f.}

{102 ...орган похож на круглый алтарь... — См.: Витрувий. X. 8. 2. }

{103 Птолемей Эвергет II — Птолемей VIII Эвергет II Фискон; см. 43е.}

76. Вот что я могу сказать тебе, Ульпиан, об этом гидравлическом [f] инструменте. Были также, как утверждает Ксенофонт, {104} авлосы-"гинграсы", длиной в пядь, с высоким и печальным звуком, - ими обычно пользовались финикийцы, а также карийцы в своих причитаниях, если только карийцами не называли финикийцев, как это было у Коринны и Вакхилида. Финикийцы же называли авлосы "гинграми" от причитаний по Адонису, {105} которого вы, финикийцы, {106} называете Гингром, как (175) свидетельствует Демоклид. Об авлосе-гингре упоминают Антифан во "Враче" [Kock.II.54] и Менандр в "Кариянке" [Kock.III.75]. Амфид в "Дифирамбе" говорит о нем так [Kock.II. 329]:

{104 ...как утверждает Ксенофонт... — Возможно, имя Ксенофонта названо здесь ошибочно; форма дательного падежа, в которой стоит в греческом оригинале слово гинграс, указывает на поэтический источник (возможно, Ксенофан?).}

{105 ...причитаний по Адонису... — Описание культа Адониса см.: Феокрит. XV. 112 сл.; Аристофан. «Лисистрата». 389 сл.}

{106 ...вы, финикийцы... — Ульпиан происходит из Тира.}

- Люблю я гингры - инструмент мудренейший!

- А что такое гингр?

- Мое новейшее

Изобретенье! Театральным зрителям

Его еще ни разу не показывал,

Но на пирах он в моде.

- Что ж не вынесешь

[b] На суд театра?

- Жду, чтоб предложить его

Честолюбивой филе, - точно знаю я:

Всё на пути снесет она трезубцами

Своих рукоплесканий оглушительных.

И Аксионик в "Любителе Еврипида" [Kock.II.412]:

Настолько ведь на песнях Еврипидовых,

Свихнулись оба, что другие кажутся

Мелодии гингрическими плачами.

77. Право же, о мудрейший Ульпиан, этот гидравлический [c] инструмент куда лучше набла, {107} о котором пародист Сопатр пишет в пьесе "Врата", что это тоже ваше финикийское изобретение. Вот его слова:

{107 Набл — струнный инструмент финикийского или иудейского происхождения.}

...и набла сидонского

Со струн не слетает глухое бренчание.

И в "Слуге Мистака" он пишет:

У набла слишком мало благозвучия:

Бездушный лотос у него меж ребрами

Забит и не дает дыханья музыке:

[d] Еще ни разу наблом не был хор певцов

Так возбужден, чтобы воскликнуть Эвоэ!

А Филемон в "Прелюбодее" [Kock.II.489]:

- Должна, конечно, быть флейтистка, Парменон,

Иль с наблом кто-нибудь.

- А что такое набл?

- Свидетель Зевс! Не знаешь, что такое набл?

Не знаешь, значит, ничего хорошего.

И самбикистки, {108} может быть, не видывал?

{108 И самбикистки... не видывал? — Самбик — четырехструнный музыкальный инструмент негреческого происхождения.}

Что касается инструмента, называемого тритоном, {109} то Юба пишет в четвертой книге "Истории театра" [FHG.III.481], что это сирийское изобретение, также как и "финикийская лира" {110} ... и самбика. Последнюю, [e] впрочем, Неанф Кизикский в первой книге своих "Летописей" [FHG.III.3] считает изобретением Ивика из Регия, а барбитон {111} - изобретением Анакреонта.

{109 ...инструмента, называемого тригоном... — Струнный музыкальный инструмент треугольной формы, со струнами неодинаковой длины.}

{110 ...«финикийская лира»... — Об этом инструменте более ничего не известно.}

{111 Барбитон — музыкальный инструмент, родственный лире; сначала он был четырехструнным, позднее — семиструнным. Пиндар приписывает его изобретение Терпандру (см. 635d).}

Поскольку ты, Ульпиан, обозвал моих александрийцев "немузыкальными", а монавлос {112} постоянно называешь "распространенным у нас инструментом", выслушай, что я могу рассказать на память и о монавлосе. 78. Юба в том же своем сочинении пишет, что египтяне считают монавлос изобретением Осириса, точно так же, как и косой авлос, называемый фотингом. {113} Но вот тебе цитата из прославленного автора. Фотинг у нас и [f] вправду местный инструмент, зато монавлос упоминается еще Софоклом в "Фамире" [TGF2.182]:

{112 Монавлос — флейта, сделанная из тростника и состоящая из одной трубки.}

{113 ...косой авлос, называемый фотингом. — Античный аналог поперечной флейты.}

И больше не звучат пектиды струнные,

Монавлы, лиры, слух наш услаждавшие:

Опустошает храмы смоляной Арес.

Арарот в "Рождении Пана" [Kock.II.217]:

И не представишь ты, с какою ловкостью

Схватил монавлос он и стал подпрыгивать,

Пушинки легче.

(176) Анаксандрид в "Сокровище" [Kock.II. 142]:

...монавлос взяв,

Он свадебную песню заиграл.

И в "Чашеносце" [Kock.II. 158]:

- Эй, Сир! Куда ты подевал монавлос мой?

- Какой монавлос?

- Тростниковый.

Сопатр в "Бакхиде":

И пролилась монавлоса мелодия.

Протагорид Кизикский во второй книге сочинения "Об играх в Дафне" пишет [FHG.IV.484]: "Он касается пальцами каждого инструмента (одного [b] за другим):,кастаньет, тимпана, пандуры; и наконец, он извлекает сладчайшие звуки из нежного монавлоса". Стоик Посидоний, рассказывая о войне апамейцев с ларисийцами, {114} в третьей книге "Истории" пишет вот что [FHG.III.253]: "Расхватав кинжалы и копьеца, грязные и ржавые, покрыв головы широкополыми шляпами, затенявшими лицо, но не стеснявшими горла, они тащили за собой ослов, нагруженных вином и разными кушаньями вместе с фотингами и монавлосами, отличными на гулянках, но никак не на войне". (Небезызвестно мне также, что у Америя Македонского в [с] "Глоссах" монавлос называется титирином.) Вот тебе, добрый Ульпиан, и о фотинге авторитетное упоминание! А что монавлос - это то же, что и нынешний каламавлос (тростниковый авлос), ясно видно из такой эпиграммы Гедила:

{114 ...о войне апамейцев с ларисийцами... — Между 145 и 140 гг. до н.э.}

В этой могиле Феон, сладкозвучный флейтист, обитает.

Некогда радостью был мимов монавлос его.

Умер, ослепнув под старость, он, Скирпалов сын. Еще в детстве,

[d] Славя рожденье его, Скирпал прозванье ему

Дал "Эвпалама" и этим прозваньем на дар от природы -

Ловкость ручную его, - предугадав, указал.

Песенки Главки шутливой, внушенные Музой, играл он,

Милого пьяницу он, Баттала, пел за вином,

Котала, Панкала славил... Почтите же словом привета

Каламавлета-певца, молвите: "Здравствуй, Феон". {115}

{115 Сокращенное переложение этой эпиграммы (по французскому переводу Афинея) — у А. С. Пушкина:

Славная флейта, Феон, здесь лежит. Предводителя хоров

Старец, ослепший от лет, некогда Скирпал родил

И, вдохновенный, нарек младенца Феоном. За чашей

Сладостно Вакха и муз славил приятный Феон.

Славил и Ватала он, молодого красавца. Прохожий!

Мимо гробницы спеша, вымолви: здравствуй, Феон!

}

Каламавлетами мы называем играющих на тростнике-"каламе", а играющих на тростнике-"раппе" называли раппавлами; [e] об этом пишет в "Глоссах" Америй Македонец.

79. Я хочу, любезнейший Ульпиан, чтобы ты знал: не бывало в истории людей более музыкальных, чем александрийцы; и говорю я не только о пении под кифару, которое у нас настолько знакомо каждому, что самый убогий обыватель, даже неграмотный, тотчас распознает любую фальшь, нет, мы никому не уступим и по части авлосов, и не только так называемых "девичьих" и "детских", но и мужских, среди которых есть и "полные", "сверх-полные", для аккомпанемента кифарам и щипковым инструментам. И это еще не всё: авлосы, называемые "элимами", {116} о которых упоминает Софокл в "Ниобе" и "Тимпанистах" [TGF2. 229, 271], как мы слышали, есть не что иное, как фригийские авлосы, с которыми александрийцы тоже хорошо знакомы. Известны им также авлосы и "с двумя отверстиями", "средние" и "низко-сверленые". Авлосы, называемые (177) элимами, упоминает и Каллий в "Скованных" [Kock.I.697]. Юба пишет, что эти авлосы фригийского происхождения и что их называют также скиталийскими, ибо толщина у них одинаковая со скиталами. Кратин Младший пишет в "Ферамене" [Kock.II.290], что их использовали также киприоты. Мне известны "половинные" авлосы: их упоминает Анакреонт:

{116 ...«элимами»... — Об этом и других перечисляемых здесь видах авлосов см.: Kleine Pauli. I. 755ff.}

Кто это, к юношам милым

Взор обратив, всем существом флейт полузвук ловит?

182 {117} Эти "половинные" авлосы короче "полных": поэтому и Эсхил {118} в "Иксионе" иносказательно говорит [TGF2. 30]:

{117  Перестановка текста традиционна для Афинея с издания Исаака Казобона (1597) г.}

{118 ... поэтому и Эсхил... — После этих слов в кодексе А вместо ожидаемой цитаты из Эсхила следует характеристика пиров у Гомера и Ксенофонта, продолжающаяся до 182с; стихи Эсхила приводятся только после этого рассуждения в 182с. Перестановка текста 177b-182с в пятую книгу после 187b принята всеми современными издателями Афинея.}

[c] Половинную флейту, короткий звук

Поглотит длинная флейта.

Эти же самые авлосы называются и "детскими", потому что непригодны для состязаний, - ими пользуются на домашних пирушках, поэтому Анакреонт и назвал их кроткими (τέρενας). 80. Известны мне и другие виды авлосов: трагические, лисиодические и для аккомпанемента кифарам, - о них упоминают Эфор в "Изобретениях" [FHG.I.276], пифагореец Эвфранор в трактате "Об авлосах" и Алексид в "Об авлосах". Ученик Аристофана Артемидор пишет во второй книге "Дорийского диалекта", что дорийцы, [d] жившие в Италии, монавлос называли титирином [ср.176е]; и еще: "магадида, называемая авлосом"; и еще: "так называемая магадида может издавать сразу и высокий и низкий звук, как пишет в "Тяжеловооруженном" Анаксандрид [Kock.II.149]:

И громко и тихонько я болтать с тобой

На магадиде буду.

[e] Лотосовые авлосы - это не что иное, как александрийские фотинги, но изготовленные из древесины так называемого "лотоса", дерева, растущего в Ливии. А фиванцы, как пишет Юба [FHG.III.482], делают авлосы из берцовых костей оленят. Об авлосах из слоновой кости, изготовляемых в Финикии, пишет Трифон.

Известно мне также, что магадида - это струнный инструмент, такой же как лира, кифара и барбитон. Эпический поэт Эвфорион пишет в сочинении "Об Истмийских играх": "Музыканты, называемые сейчас наблистами, пандуристами и самбикистами, играют только на старинных [f] инструментах: и баром, и барбитон, о которых упоминают Сапфо и Анакреонт, так же как магадида, тритоны и самбики известны с глубокой древности. В Митилене, например, стоит статуя одной из Муз работы Лесбофемида, держащая самбику". Аристоксен называет в числе иноземных инструментов {119} фениксы, пектиды, магадиды, самбики, а также тригоны, клепсиямбы, скиндапсы и так называемый эннеахорд (девятиструнник). Платон пишет в третьей книге "Государства" [III.399с]: " - Таким образом, - сказал я, - в пении и мелической поэзии не потребуется (183) ни многоголосия, ни смешения всех ладов. - Мне кажется, что нет. - Значит, [нам не нужны мастера,] делающие тритоны, пектиды и всякие другие инструменты со множеством струн и ладов".

{119 ...иноземных инструментов... — Феникс, согласно Геродоту (IV. 192), африканского, а согласно Эфору и Скамону (см. далее: Афиней. XIV. 637b), финикийского происхождения. Пектиду Пиндар (fr. 125 = Афиней. XIV. 635b) считает лидийской; о самбике см.: Афиней. XIV. 633f, 635а.}

81. Скиндапс - это четырехструнный инструмент, говорит пародист Матрон {120} в следующих строках:

{120 ...говорит пародист Матрон... — Пародия на Гомера (Од. VIII. 67; IV. 134 и Ил. XX. 70).}

Он не висел на колке, на котором простер свои струны

Четырехструнный скиндапс жены, с тканьем не знакомой.

Упоминает его и эпический поэт Феопомп Колофонский в поэме "Повозочка":

Лироподобный скиндапс держал он, очень искусно

[b] Сделанный из сладострастной лозы, растущей на иве.

И Анаксилай в "Лирном мастере" [Kock.II.267]:

Пектиды, лиры делал я, трехструнники,

Скиндапсы, барбиты, кифары.

Пектида имела две струны: об этом пишет пародист Сопатр в пьесе "Слуга Мистака":

Двухструнная пектида Музой варварской

[c] Тебе каким-то образом досталася.

О периямбидах упоминает Эпихарм в "Периалле" так:

И на авлосе дудит ловкий музыкант

Кифарные периямбиды.

Семела ликует,

Громкие слыша струнные стуки.

На псалтерии, как рассказывает Юба [FHG.III.484], увеличил число струн Александр Киферский; в старости жил он в Эфесе и поэтому посвятил его в храм Артемиды как самый искусный образец своего мастерства. Упоминает Юба также лирофеник и эпигоний, {121} который, хоть и был [d] потом переделан в прямой псалтерии, но сохранил в своем названии имя человека, введшего его в оборот. Этот Эпигон родом был из Амбракии, однако получил сикионское гражданство. Музыкально он был чрезвычайно одарен и играл без помощи плектра.

{121 Эпигоний — большая арфа с сорока струнами, созданная неким Эпигоном и названная по его имени.}

Так вот, во всех этих [струнных] инструментах, точно так же как и в авлосах, александрийцы весьма сведущи и очень искусны; я и сам могу показать тебе мою игру на каком захочешь, а на родине у меня много музыкантов куда талантливее. 82. Например когда мой земляк Александр (он недавно скончался) выступил в Риме с игрой на тритоне, то привел римлян в такой восторг, [e] что многие затвердили его мелодии наизусть. Тритон этот упоминается Софоклом в "Мисийцах" [TGF2. 221,182; ср.635с]:

Звучит тригон фригийский, и в ответ ему

Лидийская пектида льет созвучия, -

а также и в "Фамире". Аристофан упоминает его в "Пирующих"

[f] [Kock.I.454], Феопомп в "Пенелопе" [Kock.I.746] и Эвполид в "Байтах" [Kock.I.276]:

Что прекрасно бьет в тимпаны,

По струнам тригонов плещет.

О так называемой пандуре, {122} как уже было сказано [ср. 182е], говорит Эв-форион, упоминает ее также Протагорид во второй книге сочинения (184) "Об играх в Дафне" [FHG.IV.484]. Описавший же Красное море Пифагор {123} рассказывает, что троглодиты изготавливают эту пандуру из морского лавра (белая ризофора). Трубы же и рожки - изобретение тирренов. [Семиствольную] флейту Пана (сирингу), по словам Метродора Хиосского в "Троянской истории" [FHG.III.205], придумал Марсий, игравший на ней в Келенах, тогда как до него она была одноствольная. Однако эпический поэт Эвфорион пишет в сочинении "О лирических поэтах" , что одноствольную сирингу придумал Гермес {124} (хотя другие пишут, что ее изобретателями были меды Севф и Ронак), а много-тростниковую сирингу - Силен, Марсий же только скрепил тростинки воском.

{122 Пандура — трехструнный инструмент, похожий на лютню.}

{123 Описавший же Красное море Пифагор... — Путешественник и географ, который по поручению Птолемея II исследовал и описал побережье Красного моря, см.: Афиней. XIV. 633 сл.; Элиан. «О природе животных». XVII. 8. 9. Возможно, это то же лицо, что и упоминаемый у Плиния (XXXVII. 24) префект Птолемея.}

{124 ...одноствольную сирингу придумал Гермес... — Ср. гомеровский гимн к Гермесу, 5Пел.; о мифологической традиции, касающейся изобретения сиринги и авлоса, см.: Kleine Pauli. I. 757.}

83. Вот тебе, словоловчий Ульпиан, от нас, александрийцев, будто бы ничего не знающих, кроме монавлоса! Тебе ведь неведомо, что [b] историк Менекл из Барки [FHG.IV.451], а также александриец Андрон в "Хрониках" [FHG.II.352] пишут о том, как александрийцы стали наставниками всех эллинов и варваров, когда [эллинское] общее (εγκύκλιος) воспитание едва не угасло в смутах при наследниках Александра. Возрождение же [c] этого воспитания настало при седьмом из царствовавших в Египте Птолемеев, справедливо прозванного в Александрии Злодеем. {125} Царь этот, перебив многих александрийцев, вынудил бежать множество граждан, выросших при его брате, {126} и все острова и города наполнились грамматиками, философами, геометрами, музыкантами, живописцами, учителями гимнастики и многими другими искусниками. Вынужденные по бедности своей преподавать науки, в которых они преуспели, эти люди воспитали много замечательных учеников.

{125 ...при седьмом из царствовавших в Египте Птолемеев... прозванного в Александрии Злодеем. — Речь идет о Птолемее VIII Эвергете II (144-116гг.). Чтобы прийти к власти, этот Птолемей в 144 г. до н.э. убил своего племянника и предшественника Птолемея VII Филопатора; впоследствии он выслал из Александрии многих известных художников и ученых, как, например, Аполлодора и Дионисия Фракийского.}

{126 ...при его брате... — Речь идет о Птолемее VI Филометоре (180-145гг.).}

[d] 84. В старые же времена все эллины занимались музыкой, и авлетика (игра на флейте, авлосе) была очень распространена. Так, Хамелеонт Гераклейский пишет в сочинении, озаглавленном "Протрептик" (Увещевание), что игре на флейте обучались и лакедемоняне и фиванцы (как в его время - жители Гераклеи Понтийской), не говоря уже о таких видных афинянах, как Каллий, сын Гиппоника, и Критий, сын Каллесхра. Дурид рассказывает в книге об Еврипиде и Софокле [FHG.II.484], что Алкивиада игре на флейте обучал не заурядный преподаватель, но Проном, стяжавший величайшую славу. {127} Аристоксен же [e] пишет, что фиванец Эпаминонд обучался авлетике у Олимпиодора и Орфагора. {128} Из пифагорейцев также многие занимались авлетикой, например Эвфранор, Архит, Филолай, да и немало других. Эвфанор даже оставил сочинение о флейтах, равно как и Архит. Какое рвение проявляли при этом обучающиеся, ясно показывает в "Пирующих" Аристофан, когда говорит [Kock.I.448]:

{127 ...Проном, стяжавший величайшую славу. — Ср.: Аристофан. «Женщины в народном собрании». 102 со схолиями; Афиней. XIV. 631е; Павсаний. IX. 12. 5.}

{128 ...фиванец Эпаминонд обучался авлетике у Олимпиодора и Орфагора. — О музыкальном образовании Эпаминонда см. также: Цицерон. «Тускуланские беседы». I. 2; Непот. «Эпаминонд». I. 2.}

Мне, который так измучен упражненьями на лирах

И на авлосах, велишь ты землю заступом копать?

И Фриних в "Эфиальте" [Kock.I.370]:

[f] Видать, не обучал ты парня этого

Ни флейте, ни кифаре?

А Эпихарм пишет в "Музах", что даже Афина играла Диоскурам на авлосе эноплии. {129} Ион же в стихах из "Феникса", или "Кенея", называет авлос петухом [TGF2.740]:

{129 Эноплии — военные маршевые песни специального ритма.}

(185) А на это петух-авлос запевал лидийский гимн.

Впрочем, в "Сторожах" он называет петуха идейской сирингой [TGF2.741]:

Идейская сиринга кукарекает.

Во втором "Фениксе" тот же Ион говорит [TGF2.740]:

Бегущий ритм ведя на низком авлосе, -

то есть на фригийском авлосе, у которого звук очень низкий; поэтому к нему прикрепляют рог, как к трубе колокольчик".

На этом, друг Тимократ, мы закончим эту книгу - она и так уже длинная.

Конец книги четвертой

Книга пятая

(185) 1. Постой, Тимократ! Вот уже которую книгу мы черпаем красноречие на пирах и застольях, а ведь пропустили нужнейшее угощение - такое, которое душе не в тягость, а в пользу и в укрепление, как и подобает совершенному пиршеству! Я говорю о пирах божественного Гомера. Как говорил красавец Агафон,

[b] Увы, мы делом делаем безделицу,

Из дела же безделицу мы делаем.

Постараюсь теперь припомнить, что рассказывал об этом ученейший Масурий.

"...Взять хотя бы Менелая: {1} говоря о нем [Од.IV.3]:

{1 Взять хотя бы Менелая... — Очевидно, с этого места до 195f продолжается речь Масурия.}

Пир он богатый давал многочисленным сродникам, свадьбу

Сына и дочери милыя празднуя в царском жилище, -

Поэт показывает, как надлежит приурочивать к свадьбе, чтобы и свадебных богов почтить, и застольников привлечь в свидетели брачного союза. А его царь Ликии, пышно чествовавший Беллерофонта? Он учит, какими [с] надлежит быть пирам в честь приема гостей [Ил.VI. 174]:

Девять дней угощал, ежедневно тельца закалая.

[Но воссиявшей десятой богине Заре розоперстой,

Гостя расспрашивал царь и потребовал знаки увидеть.]

2. Есть ведь, кажется, в вине нечто, влекущее к дружбе, согревающее и веселящее. Потому-то ревнители старинного гостеприимства обращаются к гостю с расспросами, кто он такой, не в начале, а в конце угощения, как будто воздают почет сперва гостеприимству в целом, а потом уже отдельному его случаю.

И еще древние законодатели {2} в предвидении наших пиров учредили общественные обеды: по филам и демам, не говоря уже о фиасах, {3} о собраниях (186) во фратриях и о так называемых жреческих (ο̉ργεωνικά) обедах. В городе ведь собирается по школам великое множество философов: {4} и диогенисты, и антипатристы, и панетиасты. Феофраст завещал свои средства на подобную сходку - клянусь Зевсом, не для бесчинства участников, но чтобы проводилась она с соблюдением правил застолья, прилично и достойно. И в пританее во благо государства ежедневно давались скромные обеды - это во время одного из них было получено известие о падении Элатеи, о котором говорит Демосфен ["О венке".169]: "Был вечер. Вдруг [b] пришел кто-то к пританам и принес известие, что Элатея захвачена". {5} Заботились философы и о совместных застольях с молодежью - для этого тоже были свои уставы. В Академии, например, застольные правила были заведены Ксенократом, известны такие и у Аристотеля. И само государство заботилось у спартанцев о фидитиях, у критян - об андриях. {6} Недаром же кто-то неплохо сказал:

{2 И еще древние законодатели... — Возможно, с этих слов начинается фрагмент Ге-родика из Селевкии.}

{3 ...учредили общественные обеды: по филам и демам, не говоря уже о фиасах... — Обеды для оргеонов («жреческие») устраивались для депутатов от каждого дома, являвшихся для совершения жертвоприношений в определенное установленное время. Фиас представлял собой особый тип религиозного объединения, организованного для совместного отправления культа. В пританее в Афинах общественные обеды устраивались в честь чужеземных послов, одержавших победы полководцев или атлетов, государственных деятелей и т.п. Ср.: Афиней. 32b, 149d, 187b, 425а.}

{4 ...множество философов... — Речь идет о последователях трех философов, поочередно возглавлявших стоическую школу в Афинах, — Диогена Вавилонского, Антипатра из Тарса и Панетия Родосского.}

{5 ...Элатея захвачена. — Взятие Элатеи в Фокиде македонским царем Филиппом II произошло в октябре 339 г. до н.э.}

{6 ...у спартанцев о фидитиях, у критян — об андриях. — Об общественных трапезах у спартанцев и критян см. 138b-143f.}

Добрым друзьям не пристало замешкаться с пиром веселым:

[с] Воспоминанье о нем из всех сладчайшее будет.

Философ Антипатр, устраивая как-то раз застолье, потребовал, чтобы пришедшие вели беседы о философских проблемах. Об Аркесилае рассказывают, что однажды он возлежал на пире рядом с обжорой и ему никак не удавалось перехватить у того хоть малость; когда же один из пирующих протянул ему угощение, он продекламировал еврипидовский стих [TGF2.584]:

Всех благ тебе, {7} а Телефу - что думаю, -

{7 Всех благ тебе... — Реминисценция стиха из комедии Аристофана «Ахарняне» (446), который, в свою очередь, пародирует строчку из «Телефа» Еврипида (TGF2. 584).}

ибо его соседа звали как раз Телефом. А Зенон, когда его сосед оторвал [d] от только что положенной рыбы верхнюю часть, перевернул рыбу и сам оторвал от нее кусок, приговаривая [Еврипид."Вакханки".II.29]

Ино с обратной стороны набросилась. {8}

{8 Ино с обратной стороны набросилась. — Речь идет о вакханках, заживо терзающих Пенфея. Ту же историю Афиней рассказывает о Бионе, 344а.}

Сократ же, заметив однажды, что кто-то [из участников складчины] неумеренно поедает мясо, воскликнул: "Друзья! кто-то из вас пользуется хлебом как приправой, а приправой как хлебом". {9}

{9 ...а приправой как хлебом. — Хлеб считался основной пищей, а мясо — приправой к нему.}

[Гомеровские пиры]

3. Но пора начать разговор о гомеровских пирах. Прежде всего, Поэт точно указывает их время, гостей, причины. Этому правилу разумно следуют Ксенофонт и Платон, с самого начала своих диалогов называющие [e] причину пира {10} и перечисляющие присутствующих. А вот Эпикур не определяет ни места, ни времени и начинает без всякого предисловия: приходится гадать, что это за человек с чашей в руке вдруг начинает ставить вопросы, как будто находится на диспуте. [Аристотель говорит о ком-то, пришедшем на пир взмокшим от пота и запыленным...]

{10 ...называющие причину пира... — Поводом для пира, изображаемого в диалоге Платона «Пир», была победа трагического поэта Агафона на Великих Дионисиях в 416 г. до н.э.; пир, описываемый Ксенофонтом, давал один из его персонажей, Каллий, в честь победы своего возлюбленного Автолика на Великих Панафинеях в 422 г. до н.э.}

Далее, Гомер учит, кого следует приглашать, - а именно, самых [f] лучших и уважаемых [Ил.II.404]:

Созвал старейшин отличных, {11} почтеннейших в рати ахейской.

{11 Созвал старейшин отличных... — Речь идет об Агамемноне.}

Не так у Гесиода - он больше почитает соседей ["Труды и дни".341]:

Тех, кто с тобою живет по соседству, зови непременно.

Вот истинный образчик беотийской тупости, {12} совсем подстать бесчеловечнейшей из пословиц [TGF2.858]:

{12 ...беотийской тупости... — Гесиод происходил из Беотии; жители всей прочей Греции имели обыкновение подсмеиваться над глупостью беотийцев.}

(187) Друзья далекие уже нам не друзья, -

ибо разве не верх нелепости выбирать друга по месту проживания [τόπος], а не по душевным свойствам [τρόπος]? Потому-то у Гомера после выпивки [Ил.VII.324]

Старец в собрании первый слагать размышления начал, -

у тех же, кто неразумно собирает пир

Первым в собрании плут слагать поношения начал.

Замечу еще, что званые у Гомера различаются возрастом и родом [b] занятий - так, Нестор, Аякс и Одиссей всех во всем превосходили добродетелью, но каждый шел к ней своей дорогой. Эпикур же собрал {13} одних пророков атомной теории, хотя имел перед собой примеры разнообразных пиров Поэта, и изящных пиров Платона, да и Ксенофонта. (177*) Так, Платон изображает спорящими врача Эриксимаха, поэта Аристофана, других людей самых разных профессий, одного за другим; а Ксенофонт вводит в [b] диалог и простых обывателей. Однако им далеко до Гомера, у которого пиры самые различные, - ведь всё познается в сравнении. Есть у него, например, пир женихов - какой бывает у юношей, склонных к распутству и пьянству; и пир феаков - полный наслаждений, но гораздо более благопристойный. Им он противопоставляет, с одной стороны, пиры военные, с другой, - более скромные гражданские. Наконец, он различает общие праздничные угощения и частные домашние сходки. Эпикур же изобразил пир одних философов.

{13 Эпикур же собрал... — О «Пире» Эпикура см.: Диоген Лаэртский. X. 28.}

[c] 4. Учит нас Гомер (на отличном примере одного из родственников) и тому, что не все нуждаются в приглашении, но близкие могут прийти по своей воле [Ил.II.408]:

Сам без зова пришел Менелай {14} к нему, доблестный кличем, -

{14 ...без зова пришел Менелай... — Речь идет о визите Менелая к своему брату Агамемнону.}

ведь очевидно, что не нуждаются в приглашении ни брат, ни родители, ни жена, ни любой другой, столь же близкий, - это было бы проявлением недружелюбной холодности. И все-таки нашлись знатоки, приписавшие поясняющий стих [409]:

Зная любезного брата, {15} и как он в душе озабочен, -

{15 Зная любезного брата... — Современные исследователи, в отличие от источника Афинея, признают этот стих аутентичным.}

как будто необходимо особо оговаривать причину, чтобы брат пришел на [d] пир без зова, как будто родство не является достаточным поводом! Или приписавший этот стих полагает, что Менелай мог и не знать о застолье у брата? Что за нелепость! ведь жертвоприношение совершалось публично и все о нем знали. И зачем бы он пришел, если бы не знал? Или, помилуй Зевс, своим приходом Менелай, оставшись без приглашения, извиняет Агамемнона тем, что тот был отвлечен делами, и, примирившись с такими обстоятельствами, приходит незваным, - словно говоря, что пришел без зова, чтобы наутро им не пришлось отводить взгляды, одному - от стыда, другому - от обиды? Нет, смешно было бы предположить, что [e] Агамемнон забыл о брате, - это при том-то, что именно ради него он не только совершал жертвоприношение, но и всю войну принимал на себя! - между тем как пригласил тех, кто был ему не родня и не соседи. И Афинокл Кизикский, чувствовавший гомеровскую поэзию глубже Аристарха, убедительно говорит нам, что Гомер не мог написать этот стих, ибо Менелай Агамемнону был ближайшим родственником. Деметрий Фалерский тоже [f] отмечает, что стих

Зная любезного брата, и как он в душе озабочен,

неуклюж, чужд стилю поэта и придает характерам героев ненужную мелочность, а потом добавляет: "...я полагаю, что у каждого порядочного человека найдется родственник или друг, на пир которого он мог бы прийти (178) и не дожидаясь приглашения". 5. Платон в "Пире" пишет об этом эпизоде следующее [174b]: "...и, во изменение поговорки, докажем, что "к людям достойным на пир достойный без зова приходит". {16} А ведь Гомер не просто исказил эту поговорку, но, можно сказать, надругался над ней. Изобразив Агамемнона необычайно доблестным воином, а Менелая "слабым копейщиком" {17} [Ил.XVII.588], он заставил менее достойного Менелая явиться без приглашения к более достойному Агамемнону, когда тот [b] приносил жертву и давал пир".

{16 ...достойный без зова приходит. — Поговорка гласила: «Храбрые люди приходят на пир к трусам без зова».}

{17 ...«слабым копейщиком»... — Так Менелая называет Гектор.}

Замечу, однако, что еще Вакхилид, рассказывая о приходе Геракла к Кеику, писал:

Он ступил на каменный порог

в час приготовления к пиру

и сказал:

"Праведные мужи

Сами находят путь

К обильному яству дома".

Далее, если одна из пословиц гласит:

К людям достойным на пир достойный без зова приходит, -

то есть и другая:

К людям негодным на пир достойный без зова приходит.

Что же касается Платона, то он объявил Менелая трусом безо всяких оснований. Гомер ведь называет его "любезным Арею", он в одиночку [c] сражается за тело Патрокла [Ил.XVII.1] и более всех стремится к единоборству с Гектором [Ил.VII.94], будучи слабее того по силе. О нем единственном сказано в перечне предводителей войска [Ил.II.588]:

Ратников сам предводил, на душевную доблесть надежный.

Если же противник, ругаясь, назвал его "слабым копейщиком" [Ил.XVII.588], и на основании этого Платон полагает его и впрямь слабым, то пусть не замедлит включить в число негодных и Агамемнона, ибо это о [d] нем сказано [Ил.I.225]:

О винопийца, {18} со взорами пса, но душою оленя!

{18 О винопийца... — Слова Ахилла во время ссоры с Агамемноном.}

Нет: если что-либо говорится у Гомера, это не значит, что это говорит сам Гомер. И как можно назвать слабым Менелая, который в одиночку отбил Гектора от тела Патрокла, убил Эвфорба и сорвал с него [e] доспехи в самой гуще троянцев! Самое же смешное то, что Платон не потрудился внимательно прочесть тот самый стих [Ил.II.408], на основании которого обвиняет Менелая! Ведь как раз в этом стихе о Менелае говорится "доблестный кличем". Этот эпитет Гомер прилагает к храбрейшим воинам, потому что древние называли сражение "крик" или "клич".

6. Будучи предельно точным во всем, Гомер не пропустил и такую, казалось бы, малозначительную деталь - необходимость перед пиром позаботиться о теле и принять ванну. Так, перед пиром феаков он пишет об Одиссее [Од.VIII.449]:

Тут пригласила его домовитая ключница в баню.

[f] И в другом месте о Телемахе и его спутнике [Oд.IV.48]:

Начали в гладких купальнях они омываться.

"Было бы неприлично, - пишет Аристотель, - явиться на пир взмокшим от пота и запыленным" [fr.100]. Ибо человек порядочный не должен быть грязен, неумыт и, по словам Гераклита, "радоваться грязи". Нельзя также, (179) впервые придя на пир в чужой дом, тут же набрасываться на угощение, но сперва следует порадовать зрение и осмотреть жилище. И этого не пропустил поэт [Од.IV.43]:

Странники были в высокий дворец введены; озираясь

Дому любезного Зевсу царя удивлялися оба:

Все лучезарно, как на небе светлое солнце иль месяц,

Было в палатах царя Менелая, великого славой.

Аристофан также представляет в "Осах" нелюдимого, помешанного [b] на сутяжничестве старика, которого сын приучает к учтивости [1208]:

Ну, бросим это! Ляг вот здесь и выучись

Застольником в хорошей быть компании.

И, объяснив ему, каким образом следует укладываться на ложе, продолжает [1214]:

Посуде полное вниманье окажи,

Взгляни на потолок, узоры похвали...

7. Учит нас Гомер и тому, что надо сделать, прежде чем приступить к еде, - посвятить начатки пищи богам. Вот и спутники Одиссея даже в пещере Киклопа [Од.IХ.231]:

[c] Яркий огонь разложив, совершили мы жертву; добывши

Сыру, потом мы насытили голод.

И Ахилл, несмотря на то что пришедшие послы подняли его посреди ночи с постели [Ил.IХ.219],

...жертвовать жителям неба

Другу Патроклу велел; и в огонь он бросил начатки...

Не забывает он и совершить возлияние богам [Ил.IХ.175]:

Юноши чермным вином наполнили доверху чаши,

Кубками всем подносили, от правой страны начиная,

[d] В жертву богам возлияв.

Всё это сохранил в своем "Пире" Платон [176а]. Он пишет, что "после того как все поужинали, они совершили возлияние, спели хвалу богу, исполнили все, что полагается". То же самое и в "Пире" Ксенофонта. У Эпикура же нет ни возлияния, ни жертвы начатков богам, и пирушка скорее смахивает на трапезу неряшливой жены, о которой сказано у Симонида [Аморгского]

Частенько ест, обрядов не свершив.

.................. [лакуна] ........................

8. [Филохор] утверждает, {19} что правильные пропорции разбавления [e] вина были установлены у афинян царем Амфиктионом, в честь чего был сооружен храм "Диониса прямого", ибо Дионис действительно прям и не шатается, когда его пьют, правильно разбавив [см.38с]. Вот что говорит о вине Одиссей [Од.ХIV.463]:

{19 [Филохор] утверждает... — См. 38с.}

Вино мне язык развязало;

Сила вина несказанна: оно и умнейшего громко

Петь и томно смеяться и даже плясать заставляет;

Часто внушает и слово такое, которое лучше б

[f] Было сберечь про себя.

Разумеется, называя вино "помрачающим", Гомер не хочет сказать, что пьющий его глуп и безумен. Нет, Гомер не призывает к угрюмости, чтобы не петь, не смеяться и не сплясать в лад при случае: не так он прост и нескладен. Напротив, Гомер во всем тонко чувствовал степени количества и качества, поэтому он упрекает вино не в том, что оно заставляет умнейшего петь, но громко петь, то есть не к месту и не в меру, нарушая (180) приличие. Клянусь Зевсом, Гомер ничего не имеет против смеха и пляски - на это точно указывает приложенное к обоим этим действиям слово "томно" - и осуждает их только, когда они неприличны мужчине:

Петь и томно смеяться и даже плясать заставляет.

У Платона же ни в чем не найдешь умеренности - все пьют столько, что не держатся на ногах. А чего стоят безобразия загулявшего Алкивиада! [b] Остальные участники пира хлещут вино восьмикотиловыми холодильными чашами [214а], оправдываясь тем, что к этому их принуждает Алкивиад. Не так пируют у Гомера:

В жертву богам возлияв и испив по желанию сердца.

Итак, Гомер указывает нам, от чего следует раз и навсегда решительно отказаться и чему можно предаться с умеренностью, не увлекаясь и относясь к этому как к прикрасе пира [Од.I.152]:

Пенье и пляска - пиру они украшенье...

[Пир Менелая]

9. Впрочем, не отвергая таких развлечений, Гомер отводит им место [с] на пирах женихов и феаков, но никак не Нестора и Менелая, чей свадебный пир, {20} кстати, не поняли комментаторы школы Аристарха. А именно, что по прошествии цепи непрерывных празднеств, вершиной которых была передача невесты жениху, а завершением - свадьба Мегапента, Менелай и Елена обедали одни, без гостей. Не поняв этого и введенные в заблуждение первым же стихом [Од.IV.3]:

{20 ...чей свадебный пир... — Этот пир изображен у Гомера в «Одиссее» (IV. 3 сл.).}

Пир он богатый давал, многочисленным сродникам свадьбу, -

они присоединили следующие [Од.IV.15]:

[d] Шумно пируя в богато украшенных царских палатах,

Сродники все и друзья Менелая, великого славой,

Полны веселия были; на лире певец вдохновенный

Громко звучал им, и два среди круга их головоходы,

Пение в лад заводя (ε̉ξάρχοντες), чудесно вертелись в средине, -

механически перенеся их из "Изготовления оружия" [Ил.ХVIII.604-606] и совершив к тому же грамматическую ошибку. {21} Действительно, ведь "заводилами" (ε̉ξάρχοντες) были никак не прыгуны, но, несомненно, пляску вело пение аэда под кифару. И вообще глагол "заводить" (ε̉ξάρχειν) почти всегда относится к лирной игре. Поэтому и у Гесиода в "Щите" [e] говорится [205]:

{21 ...грамматическую ошибку. — По мнению, которому следует здесь Афиней, Аристарх и его последователи ошибочно приписали роль ведущего пляску акробатам, а не певцу, поменяв для этого в своих изданиях Гомера форму причастия «ведущий». Некоторые современные филологи разделяют точку зрения Афинея. См.: Valk Μ. van der. Researches on the Text and Scholia of the Iliad II. Leiden, 1964. P. 527ff; Forderer M. Der Saenger in der homerischen Schildbeschreibung // Synousia: Festgabe fuer W. Schadewaldt. Pfullingen, 1965. P. 23.}

... Пиерийские музы, богини,

Песнь завели, -

и у Архилоха:

И под флейту сам лесбийский завожу я мой пеан, -

и Стесихор называет Музу "зачинающей пенье", а Пиндар лиру - "водительницей хоров" [Пиф.1.4]. Диодор же, приверженец аристофановской школы, отнеся прибытие Телемаха к первым дням празднеств, выбросил весь рассказ о свадьбе, не сообразив, что торжества закончились накануне и за столом, по существу, доедаются остатки пиршества. К тому же Диодор принимает чтение с густым придыханием, "два прыгуна порознь (καθ' αυ̉τούς)", что совершенно безграмотно. Ведь гомеровская форма κατ' αυ̉τούς и означает порознь, по одиночке или по своей воле, ε̉αυτούς же есть неправильность.

10. Однако, как я уже говорил, всё это представление на скромном ужине Менелая является чужеродной вставкой, взятой из описания критского хора в "Изготовлении оружия" [Ил.ХVIII.590]: (181)

Там же Гефест знаменитый извил хоровод разновидный,

Оному равный, как древле в широкоустроенном Кноссе

Выделал хитрый Дедал Ариадне прекрасноволосой.

Юноши тут и цветущие девы, желанные многим,

Пляшут, в хор круговидный любезно сплетяся руками...

И далее Гомер к этим стихам прибавляет [603]:

Купа селян окружает пленительный хор и сердечно

[b] Им восхищается; громко перед ними певец вдохновенный

Пел и на лире звучал. Среди круга их головоходы,

С пением такт соглашая, чудесно вертятся в средине.

Собственно, пляска и, особенно, искусство акробатики присущи критянам. Поэтому и говорит [Эней] критянину Мериону [Ил.ХVI. 617]:

Скоро б тебя, Мерион, несмотря, что плясатель ты быстрый,

Скоро б мой дрот укротил совершенно, когда б я уметил!

Оттого и гипорхемы {22} зовутся критскими [Симонид]:

{22 Гипорхема — подвижный танец, сопровождавший песни в честь Аполлона.}

Критский в нем лад и молосский над ним гуд...

"Так называемые лаконисты, - пишет Тимей [FHG.I.201], - пели в [c] прямоугольных хорах". Кстати, музыкальные представления у эллинов бывали очень разными: у афинян, например, наибольшим почетом пользовались дионисийские и круговые хоры, у сиракузян - ямбические и вообще у каждого города свои. Аристарх же не только перенес в пир Менелая стихи, неподходящие спартанским обычаям и скромности царя, но, более того, выбросил певца из описания критского хора, изувечив стихи следующим образом: [d]

Купа селян окружает пленительный хор и сердечно

Им восхищается; два среди круга их головоходы,

Пение в лад заводя, чудесно вертелись в средине.

В результате ошибка в падеже стала неисправимой, так как "пение" теперь уже никак нельзя отнести к певцу.

11. А что вставка этого представления в сцену пира Менелая совершенно неуместна, ясно из того, что весь он проходит в междоусобной беседе, к тому же ничего не говорится ни об имени певца, ни о песне, [e] которую он пел; Телемах же и его спутник не уделяют ему никакого внимания, но, похоже, осматривают зал, погруженный в тишину и покой, - и было бы совершенно неправдоподобно, будто сыновья разумнейших сыновей Одиссея и Нестора - такие невежи, что не обращают никакого внимания на устроенное для них представление. Ведь сам Одиссей с интересом наблюдал за плясками феаков [Од.VIII.264]:

... с наслажденьем

[f] Легкость сверкающих ног замечал Одиссей и дивился... -

хотя многое лежало у него на сердце, так что он мог сказать [Од.VIII.154]: Мне не до игр: на душе несказанное горе...

И разве не был бы глуп и нелеп Телемах, под звуки музыки и прыжки акробатов склонившийся к Писистрату, чтобы обсудить достоинства посуды? [Од.IV.70] (182) А ведь Гомер, подобно превосходному живописцу, изображает Телемаха во всём похожим на отца. Во всяком случае, их обоих узнают по слезам: одного при дворе Алкиноя [Од.VIII.521], другого при дворе Менелая [Од.IV.113].

12. В эпикуровском же "Пире" стоит гам льстецов, поющих друг другу хвалу; в "Пире" Платона, напротив, - сборище забияк, постоянно кого-нибудь задирающих; о речах Алкивиада и не говорю.

Только у Гомера мы видим разумное трезвое общение: и если однажды он хвалит Менелая, уверяя, будто к нему даже не смеют обратиться [Од.IV.160]:

он мнит, что ему неприлично, {23}

{23 ...он мнит, что ему неприлично... — Эти слова о Телемахе произносит Писистрат, сын Нестора.}

[b] Вас посетивши впервые, себя выставлять в разговоре

Смелом с тобою, пленяющем всех нас божественной речью... -

то в другой раз он упрекает его за неверное слово или поступок [Од.IV.193]:

Ныне ж послушайся, царь многоумный, меня: не люблю я

Слез за вечерней трапезою...

Вспомним также [Од.III.230]:

Странное слово из уст у тебя, Телемах, излетело... -

(187) ибо не должно быть ни льстецом, ни насмешником.

А Эпикур опять-таки обращается в своем "Пире" к рассуждениям о несварении желудка - вплоть до гаданий по результатам его деятельности! - а потом к разговорам о лихорадках. О нескладности слога что и говорить! А у Платона - все эти мучения от икоты, облегчительное полоскание горла, засовывание пера в нос, чтобы добиться чиха ["Пир".185с-е], - ладно, допустим, что он хотел пошутить и поиздеваться, но далее он высмеивает исоколы {24} и антитезы Агафона и, наконец, выводит Алкивиада, признающегося, что обуреваем похотью! И пишущие подобные вещи [d] изгоняют Гомера из своих государств [Платон."Государство".595]! Говоря словами Демохара [ср.215с], как из тимьяна не получится наконечника копья, так и достойного мужа из таких речей. Не только над Алкивиадом потешается Платон, но и над Хармидом, Эвтидемом ["Пир".222b] и многими другими юношами. Чего и ждать, если осмеивается град афинян, святилище эллинских Муз, о котором Пиндар говорил "Эллады оплот", Фукидид же в эпиграмме на Еврипида ["Палатинская антология".VII.45] называл [e] "Элладой Эллады", а пифийский бог - "очагом и пританеем эллинов". {25} Впрочем то, что Платон возводит на юношей напраслину, видно из его же сочинений. Об Алкивиаде в одноименном диалоге говорится, что он начал беседовать с Сократом, когда цвет его юности уже увял и он лишился всех своих поклонников: так сказано в самом начале диалога ["Алкивиад". 103а]. В "Хармиде" же противоречия видны всякому из самого диалога: Сократ [f] у него то опьянен и ошеломлен любовью к юноше, словно олененок, наткнувшийся на свирепого льва ["Хармид".155а], то вдруг утверждает, что ему нет дела до красоты Хармида.

{24 Исоколы — сложные предложения с равными частями.}

{25 ...очагом и пританеем эллинов. — Ср. 254b. После взятия Афин спартанцами, ведомыми Лисандром, в 404 г. до н.э. дельфийский оракул повелел победителям «не разрушать общий очаг Эллады». См.: Элиан. «Пестрые рассказы». IV. 6.}

13. Однако и хваленый "Пир" Ксенофонта имеет недостатки, не меньше этих. Например, Каллий собирает там пир в честь победы своего любимца Автолика в панкратии {26} на детских Панафинеях, и пирующие в присутствии отца не спускают с мальчика глаз. "Как свет, показавшийся ночью, (188) притягивает к себе взоры всех, так и тут красота Автолика влекла к нему очи всех. Никто не оставался равнодушен, глядя на него: одни становились молчаливее, а другие выражали чувство даже телодвижениями [1,9]". У Гомера же не говорится ничего подобного даже в присутствии Елены, о красоте которой кто-то из недоброжелателей был вынужден сказать [Ил.III.156]:

{26 Панкратий — атлетическое состязание, состоявшее из кулачного боя и борьбы.}

Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы

Брань за такую жену и беды столь долгие терпят: [b]

Истинно, вечным богиням она красотою подобна! {27} -

{27 Нет, осуждать невозможно... вечным богиням она красотою подобна! — Слова троянских старцев. Ср. рассуждение об этом отрывке у Аристотеля в «Никомаховой этике» (1109b).}

хотя и добавляет:

Но, и столь прекрасная, пусть возвратится в Элладу.

Юноши же, прибывшие с визитом к Менелаю, - сын Нестора и Телемах, - несмотря на то что сидят на свадебном пиру, опьянены вином и ошеломлены знаменитой красотой Елены, сохраняют спокойствие, диктуемое [c] правилами приличия. А Сократ? - чего ради он занят и флейтистками, и мальчиком-плясуном, и кифарою, и гимнасткой да еще умудряется клеймить при этом употребление благовоний [Ксенофонт."Пир".2.3]? Да вздумай он ими надушиться, никто бы, конечно же, не удержался от смеха, памятуя стихи Аристофана ["Облака". 103]:

...босоногие

Бахвалы, негодяи бледнорожие,

Сократ несчастный, Хэрефонт помешанный.

Но и дальнейшее никак не совместимо с суровостью его нрава. Вот [d] Критобул, воспитанный мальчик, дерзит своему старику-учителю [Ксенофонт."Пир".4.19], заявляя, что тот уродливее Силенов. Сократ же вступает с ним в спор о красоте, берет в судьи мальчика с танцовщицей и предлагает установить наградой победителю поцелуи судей. Какой юноша, попав в такую компанию, не развратится скорее, чем продвинется к добродетели?

14. У Гомера же на пиру Менелая участники задают друг другу вопросы, как это принято в умном разговоре, и учтивою беседою услаждают [e] себя и нас. Например, Менелай, когда гости вернулись из ванны и перед ними были разложены яства, следующими словами предлагает им принять участие в пире [Од.IV.60]:

Пищи откушайте нашей, друзья, на здоровье, когда же

Свой утолите вы голод, спрошу я, какие вы люди? -

затем, в знак своего расположения, он гостеприимно добавляет им от своей собственной порции [65]:

Тут он им подал бычатины жареной кус, из почетной

[f] Собственной части его отделивши своею рукою, -

а те, как это приличествует юношам, едят, соблюдая молчание; если же разговаривают, то близко склонившись друг к другу и не о кушаньях или о служанках хозяина, только что мывших их в ванной, но о богатом жилище их гостеприимца [74]:

Только у Зевса обитель убранство такое имеет.

(Именно так требует писать этот стих Селевк. Аристарх же безо всяких оснований пишет:

(189) Зевс лишь один на Олимпе обитель такую имеет (αυ̉λή).

В самом деле, ведь гости восхищаются не просто красотой дома. И как бы, например, на стенах разместились янтарь, серебро, золото? Ведь если при осмотре юношами дома говорилось о "звонких покоях" [74], (то есть высоких и просторных), то в нашем стихе говорится об утвари [73]:

Блещет всё златом, сребром, янтарями, слоновою костью, -

c естественным продолжением:

[b] Только у Зевса обитель убранство такое имеет.

Что за богатство! Как много всего! С изумленьем смотрю я.

Если же сказать:

Зевс лишь один на Олимпе имеет такую обитель, -

то после этого сказать:

Что за богатство! Как много всего! -

было бы в чтении крайней несвязностью.

15. Мало того, самое слово αυ̉λή ("обитель") только с большой натяжкой можно понимать как "жилище". Ведь оно, как правило, относится к предметам, имеющим сквозные пустоты. Мы говорим αυ̉λή, "имеет тягу", [с] о пространстве, продуваемом воздухом с обеих сторон (διαυλονίζειν); отсюда и название флейты - "авлос", так как она продувается воздухом; таково и всё, что вытянуто в длину, будь то ристалище или струя крови [Од.ХХII.18]:

Черная кровь тут горячей струей из ноздрей засвистала.

И шлем с вертикальной трубкой (для султана) называется "авлопида". И в Афинах существовали священные лощины-"авлоны" - о них упоминает Филохор в девятой книге своего сочинения. У Фукидида в четвертой книге [IV. 103] и вообще у всех историков, писавших прозой, слово "авлон" [d] мужского рода, однако у поэтов - женского. Так у Каркина в "Ахиллах" [TGF2.798]:

В глубокую лощину, где засел отряд.

У Софокла в "Скифах" [TGF2.252]:

И скалы, и пещеры, и прибрежные

Протоки.

Поэтому и у Эратосфена в "Гермесе":

Надвое логом глубоким рассечен (βαθύς αυ̉λών) ... -

форму мужского рода βαθύς следует понимать в смысле формы женского рода βαθει̃α, точно так же как θήλυς ε̉έρσε - "свежая роса" [Од.V.467] вместо θήλεια.

Итак, всё пустотелое и прямолинейное называется "авла" или "авлон". Однако в современном языке авлами называются царские дворцы [e] (дворы); так у Менандра [Коск.III.235]:

Сатрапам и дворцам (αυ̉λάς) прислуживать...

Также у Дифила [Kock.III.235]:

Толкаться во дворцах (αυ̉λάς) - занятье подлое

Бродяг, бедняг голодных да мошенников.

Это оттого, что перед дворцами бывает обширное открытое пространство, или потому, что царская охрана спит на открытом воздухе (παραυλίζεσθαι) за пределами дворцов. Но Гомер всегда употребляет слово αυ̉λή в смысле двора, то есть открытого пространства, где размещался алтарь Зевса Геркейского [т. е. Оградного]. По крайней мере, Пелея застают, когда он [Ил.ХI.774], [f]

Стоя в ограде двора (αυ̉λή) и держа златоблещущий кубок,

Черное оным вино возливал на священное пламя.

Приам же [Ил.ХХIV.640]

Часто в оградах двора (αύλή) по сметищам смрадным валялся.

И Одиссей приказывает Фемию и его спутнику [Од.ХХII.375]:

...из палаты, убийством наполненной вышед,

(190) Сядь на дворе (ει̉ς αυ̉λήν) у ворот.

А что похвала Телемаха одновременно относилась и к дому, и к его убранству, ясно из ответа Менелая [Од.IV.78]:

Дети, нам, смертным, не можно равняться с владыкою Зевсом,

Ибо и дом, и сокровища Зевса, как сам он, нетленны.)

16. Однако пора вернуться к пиру, в котором Гомер искусно находит повод показать цену сокровищ любимого героя. Богатства его неоспоримы, и Менелай, вежливо пропустив мимо ушей похвалы Телемаха, не [b] отрицает этих богатств, добавив только, чтобы избежать зависти, что добыл их "много претерпев" и менее всего заслуживает сравнения с богами:

Ибо и дом, и сокровища Зевса, как сам он, нетленны.

После же того как Менелай показал свою привязанность к брату, после его признаний, что он с трудом заставляет себя жить и наслаждаться богатством, произносит он слова, исполненные истинной дружбы [Од.IV.97]:

Рад бы остаться я с третью того, чем владею, лишь только б

Были те мужи на свете, которые в Трое пространном

[с] Кончили жизнь, далеко от Аргоса, питателя коней.

И кто из потомков воинов, павших за такого человека, не согласился бы, что горечь от потери отца скрашивается благодарной памятью о нем? Однако, чтобы не показалось, что все, кто в равной степени доказал свое расположение к нему, для него одинаковы, Менелай добавляет [105]:

Но сколь ни сетую в сердце своем я, их всех поминая,

Мысль об одном наиболее губит мой сон и лишает

[d] Пищи меня...

И чтобы не показалось, что он забыл кого-нибудь из близких этого человека (Одиссея), Менелай перечисляет их поименно [110]:

Плачет о нем безутешный родитель Старец Лаэрт, с Пенелопой разумной, с младым Телемахом, Бывшим еще в пеленах при его удаленье из дома.

Когда же при воспоминании о доме у Телемаха брызнули слезы, Менелай осекся, и только с приходом Елены, обратившей внимание на [e] необычайное сходство [Телемаха с отцом], - женщины ведь, ревниво заботясь о нравственности подруг, зорко умеют определять сходство детей с родителями, - а также после того как и Писистрат, чтобы не оставаться молчаливым телохранителем, учтиво замолвил слово о стыдливости Телемаха, - только после этого Менелай продолжает свою мысль о любви к Одиссею, рядом с которым он хотел бы встретить свою старость. 17. Как водится, все заливаются слезами, но Елена, дочь [f] мудрого Зевса, к тому же многое перенявшая от египетских мудрецов, разводит в вине некое целительное зелье и принимается за рассказ о своих встречах с Одиссеем, не переставая при этом прясть, - занятая не скуки ради, но приучась к этому с девичества. Ведь когда Афродита (191) является к ней после поединка [Париса с Менелаем], то говорит [Ил.III.386]:

...уподобяся старице, древле рожденной,

Пряхе, что в прежние дни для нее в Лакедемоне граде

Волну прекрасно пряла.

А что трудолюбие Елены - не случайность, это ясно из следующих стихов [Од.IV.123,133]:

Кресла богатой работы подвинула сесть ей Адреста,

Мягкий ковер шерстяной положила ей в ноги Алкиппа,

[b] Фило пришла с драгоценной корзиной серебряной, даром

Умной Алкандры, супруги Полиба.

...и эту корзину

Фило, пришедши, поставила подле царицы Елены,

Полную пряжи сученой; на ней же лежала и прялка

С шерстью волнистой пурпурного цвета.

Похоже, Елена и сама сознавала свое искусство в рукоделии. По крайней мере, даря Телемаху пеплос, она говорит [Од.ХV.125]:

Одежду

[с] Эту, дитя мое милое, выбрала я, чтоб меня ты

Помнил, чтоб этой, мной сшитой одеждой на брачном веселом

Пире невесту украсил свою...

Это трудолюбие открывает нам целомудренность ее нрава: она не кичится и не чванится своей красотой; и, например, [Ирида] застает ее за работой - ткущей и вышивающей [Ил.III.125]:

В терем вошла, где Елена ткань великую ткала,

Светлый, двускладный покров, образуя на оном сраженья,

[d] Подвиги конных троян и медянодоспешных данаев,

В коих они за нее от Ареевых рук пострадали.

18. Учит нас Гомер также тому, что именно приглашенные должны предложить пригласившим окончить застолье. Так, Телемах обращается к Менелаю [Од.IV.294]:

[e] Время, однако, уж нам о постелях подумать, чтоб, сладко

В сон погрузившись, на них успокоить усталые члены.

И Афина, принявшая облик Ментора, говорит Нестору [Од.III.332]:

Должно отрезать теперь языки, и царю Посейдону

Купно с другими богами вином сотворить возлиянье;

Время подумать о ложе покойном и сне миротворном.

Кажется, вообще неблагочестиво задерживаться на священных празднествах слишком долго. Отсюда и назидание Афины [Од.III.335]:

День на закате угас, и уж боле не будет прилично

Здесь нам сидеть на трапезе богов; удалиться пора нам.

И в наше время сохранился обычай завершать некоторые обряды [f] засветло. Также у египтян в древности, как сказано у писавшего об этом Аполлония, любое пиршество устраивалось очень скромно: обедали сидя, довольствуясь самой малой, простой и здоровой пищей, вина же пили не более, чем нужно для благодушия, о котором Пиндар просит у Зевса [fr.155]:

Что мне сделать в угоду

Тебе, мощный громом Зевс?

Друг Музам,

И отмеченный божественным Благодушием, -

О нем молю!..

(192) Платоновский же пир - не сонм, не совет, не беседа философов. Сократ и не помышляет о прекращении попойки, хотя уже ушли Эриксимах, Федр и многие другие, но продолжает бдение с Агафоном и Аристофаном, потягивая и из серебряного колодца, - так кто-то [Хамелеонт; см.461с] удачно назвал эти громадные чаши, - и из мелкого фиала, пуская его вкруговую слева направо [ср.463f]. Далее рассказывается, что, после того как двое [b] последних задремали - первым Аристофан, а на заре и Агафон, - Сократ уложил их, встал и отправился в Ликей, хотя (говорит Геродик) лучше б ему было пойти к гомеровским лестригонам, ибо [Од.Х.84]:

...легко б несонливый работник

Плату двойную там мог получать.

[Еще о пирах древних]

19. Всякий раз, когда {28} древние собирались на пир, это делалось в честь какого-либо божества; отсюда и венки в честь богов, и гимны, и песни. И ни один раб не мог присутствовать при этом, а вино разливали свободные юноши, как, например, сын Менелая, хоть он был женихом и [с] праздновал свадьбу. А у прекрасной Сапфо богам разливает вино сам Гермес. И всё остальное для пира приготовлялось свободными, заканчивали же пир и расходились засветло. У персов на пирах иногда даже держали советы, как и при Агамемноне на войне. Пир же Алкиноя, к которому относятся слова Одиссея [Од.IХ.5]:

{28 Всякий раз, когда... — Возможно, до 193с продолжается фрагмент, взятый Афи-неем у Геродика из Селевкии.}

Я же скажу, что великая сердцу утеха

Видеть, как целой страной обладает веселье; как всюду

[d] Сладко пируют в домах, песнопевцам внимая... -

представлял собой торжественный прием гостя, хотя феаки и сами были большими любителями роскоши. Кто сравнит этот пир с пирушками философов, тот найдет его гораздо более благопристойным, ведь хотя он изобилует весельем и шутками, однако они не так незамысловаты, как кажется. Так, после гимнастических состязаний аэд поет нескромную песнь об "Ареса свиданьи любовном", но с намеком на расправу Одиссея с женихами: хитрый хромец {29} побеждает Ареса, самого свирепого из богов. [е]

{29 ...хитрый хромец... — Гефест.}

20. За трапезой древние сидели. Ведь у Гомера повсюду говорится [Од.I.145]:

...сели

чином на креслах и тронах.

Само по себе слово "трон" означает сиденья для знатных особ, с подставкой для ног, называемой θρήνυς, откуда и слово "трон": по глаголу θρήσασθαι в значении "усесться", как у Филита:

Усесться (θρήσασθαι) под сенью платана густого.

Для кресел украшением служила наклонная спинка; простыми же [f] сидениями были скамейки (δίφροι); одну из них и предлагает Телемах явившемуся под видом нищего Одиссею [Од.ХХ.259]:

К ней подвинув простую скамейку и низенький столик.

Кратеры, как видно из названия ["смесительные чаши"], стояли перед ними, наполненные разведенным вином; из них черпали молодые люди, прислуживавшие пирующим, следя за тем, чтобы кубки самых почетных гостей всегда были полными; остальным же разливали поровну. Поэтому Агамемнон и упрекает Идоменея [Ил.IV.262]:

...но кубок тебе непрестанно

Полный стоит, как и мне, да пьешь до желания сердца.

(193) И здравицы поднимали они не так как мы, выпивая до дна, но полными кубками; так, Одиссей [Ил.IХ.224]:

Кубок налил и приветствовал, за руку взявши, Пелида.

Что касается числа трапез у древних, то уже говорилось [ср.11b-f], что их было три (а не четыре), так как одну и ту же трапезу называли то полдником, то обедом. И смешны уверяющие, будто их было четыре, так как у поэта де сказано [Од.ХVII.599] "ты ж приходи, повечеряв (δειελιήσας)"; ибо они не понимают, что это означает просто "проведя темное время суток". Тем более, что никто не укажет у Гомера случая, чтобы кто-нибудь [b] принимал пищу трижды в день. Еще одну ошибку совершают многие, помещая подряд следующие стихи [Од.IV.55]:

На него положила

Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса

Выданным ею охотно; на блюдах, подняв их высоко,

Мяса различного крайчий принес и его предложил им.

Ведь если кушанья положила ключница, то ясно, что они были из подручных мясных остатков, и крайчему незачем было их приносить: достаточно, стало быть, и двух стихов. После ухода обедавших столики уносились, как это происходит у женихов и феаков, о которых сказано [Од.VII.232]:

[c] Тою порой со столов все вместилища (έντεα) спешно убрали.

Ясно, что речь здесь идет о посуде, хотя слово έντεα означает и защитные доспехи - панцири, поножи и тому подобное - ведь они такое же вместилище для тела, как посуда - для съестного.

21. Жилища свои гомеровские герои называли покоями, хоромами и кущами; мы же толкаемся по людским и гостиным.

[О сумасбродствах антиоха эпифана]

[d] Но каким же словом назвать мне, друзья мои, празднество Антиоха, прозванного Эпифаном (явленный бог) и потом за беспутное поведение переименованного в Эпимана (безумец)? Был он царем сирийской династии, одним из Селевкидов. Полибий говорит о нем так [XXVI. 1]: "Иногда без ведома придворных скрывался он из дворца и бродил там и сям по городу на виду у всех в сопровождении одного-двух товарищей. Чаще всего можно было видеть его у серебряных и золотых дел мастеров, как он болтал с резчиками и иными рабочими и расспрашивал их об их ремесле. Потом он заводил знакомства и разговоры с первым встречным из [e] простонародья и бражничал с кем попало из чужеземцев. Если бывало прослышит, что где-нибудь собрались молодые люди на пирушку, он без всякого предупреждения является к ним в шумном сообществе, с чашей в руках и с музыкой; собравшиеся в смущении от такой неожиданности вскакивали и убегали. Тоже нередко случалось, что он снимал с себя царское одеяние и в тоге соискателя на должность эдила или народного трибуна обходил рынок, пожимал руки одним, обнимал других, убеждая подавать голоса за [f] него. Достигнув же царской власти, он, как римлянин, воссел в кресло из слоновой кости, выслушивал споры, какие происходили на рынке, и решал дела с большим вниманием и усердием. Подобного рода действиями царь приводил людей рассудительных в большое недоумение: одни видели в нем человека простодушного, другие безумца, ибо таков он был и в (194) подарках: одним дарил козьи бабки, другим финики, третьим золото. Иногда, случайно встречая людей, которых раньше никогда не видел, он и им неожиданно предлагал подарки. Однако в жертвенных приношениях городам или в чествованиях богов он превосходил всех царей. В этом можно убедиться по святилищу Зевса Олимпийского в Афинах или по изображениям у Делосского жертвенника. Антиох ходил мыться в общие бани, когда они были переполнены простонародьем, и приказывал носить за собой [b] кувшины с самыми дорогими умащениями. Однажды в бане кто-то сказал ему: "Хорошо вам, цари, с такими умащениями". Ни слова не сказал на это Антиох; только на другой день подошел туда, где мылся тот человек, и велел вылить ему на голову наибольший кувшин масла, называемого стактой. Все купальщики при виде этого кинулись туда же, чтобы натереть себя маслом, и с хохотом падали на скользком полу. Скользил и смеялся и [с] сам царь".

22. Этот самый царь [Полибий.ХХХ1.3], "прослышав о том, что в Македонии устроил игры римский военачальник Павел Эмилий, пожелал превзойти его великолепием и разослал по городам послов и феоров оповестить, что он устроит игры в Дафне, будучи уверен, что эллины отзовутся на его приглашение. Началом празднества служило торжественное шествие, совершавшееся в следующем порядке. Впереди шли пять тысяч мужчин цветущего возраста, вооруженных по-римски, в кольчугах; за ними [d] следовали мисийцы тоже в числе пяти тысяч; затем три тысячи киликийцев в легком вооружении, с золотыми венками на головах, а за ними три тысячи фракийцев и пять тысяч галлов. Далее шли двадцать тысяч македонцев, из коих пять тысяч вооружены были медными щитами, а все прочие серебряными; за ними следовали двести сорок пар гладиаторов. Далее следовали тысяча нисейских всадников и три тысячи из граждан; [e] большей частью лошади имели золотые уздечки, а всадники - золотые венки; у прочих лошади были в серебряных уздечках. Дальше ехали так называемые "конные товарищи" в числе тысячи человек; все лошади их носили золотые украшения; в том же числе и в таком же вооружении примыкал к ним отряд "друзей" в сопровождении тысячи отборных воинов, за которыми следовал почти тысячный отряд всадников - "агемат", который [f] считается цветом конницы. Шествие замыкалось полуторатысячной панцирной конницей, в которой, как показывает самое название, лошади и люди были в панцирях. Все перечисленные участники шествия одеты были в багряные плащи, у многих воинов расшитые золотом или украшенные изображениями. Кроме поименованных отрядов было сто колесниц шестерней, и сорок - четверней, а за ними шла колесница в четыре слона и другая - в пару слонов; в одиночку следовало еще тридцать шесть слонов (195) в полном вооружении.

23. Трудно было бы описать остальное шествие, поэтому мы ограничимся кратким перечнем. В процессии участвовало около восьмисот юношей в золотых венках, около тысячи откормленных быков, было около трехсот жертвенных столов, тут же было восемьсот слоновьих бивней. Число статуй не поддается счету: нет такого божества или демона, известного или чествуемого, статуи которого не было бы здесь, или вызолоченной, или облеченной в шитые золотом одежды; тут же были и статуи героев. Все эти статуи имели при себе пышные изображения событий, о которых передается в священных сказаниях. За ними следовали еще изображения [b] Ночи и Дня, Земли и Неба, Утренней Зари и Полдня. Как велико было число золотых и серебряных вещей, можно видеть из следующего: в процессии одного из царских любимцев, нисийца Дионисия, серебряные предметы несла тысяча рабов, причем не было предмета легче тысячи драхм. Царских рабов с золотыми вещами было в процессии шестьсот. Кроме того, около двухсот женщин кропили благовонными жидкостями из золотых [с] кувшинов. За ними следовали восемьдесят женщин на носилках с золотыми ножками и пятьсот женщин на носилках с серебряными ножками, все роскошно одетые. Такова была самая приметная часть процессии.

24. Во все тридцать дней, в течение которых давались представления, все участники игр, единоборств и охот умащали себя в гимнасии шафранным маслом из золотых сосудов; таких сосудов было пятнадцать, столько [d] же с киннамоновым маслом и нардовым. В следующие за этим дни употреблялись масла из верблюжьего сена, амарака и ириса, все необычайно ароматные. Для пира накрывались ложа в числе тысячи и даже полторы тысячи, все роскошно отделанные. Распорядителем на празднестве был сам царь. На плохонькой лошаденке скакал он вдоль процессии, одних [e] подгоняя вперед, других сдерживая. Во время пира он сам стоял у входа, пропуская одних гостей и усаживая на места других, или вводил слуг, разносивших яства. Обходя пирующих, он здесь присаживался, там возлегал. По временам бросал кусок, вскакивал и переходил на другое место, обходил пиршественный зал, принимая здравицы то там, то сям, и в то же [f] время перекидываясь шуточками с музыкантами. Когда пиршество подходило к концу и многие уже удалились, шуты внесли царя, закутанного с головы до ног, и положили на землю, как одного из своих товарищей. Вскочивши под возбуждающие звуки музыки, он плясал и представлял вместе с шутами, так что все от стыда разбежались. Всё это празднество устроен но было частью на те средства, которые он вывез из Египта, когда предательски напал на Филометора, тогда младенца еще, частью на приношения своих друзей. К тому же он разграбил многие святилища".

[О торжествах в Александрии]

(196) 25. После того как все пирующие изумились образу жизни царя, явившего себя не Эпифаном, но поистине Эпиманом, Масурий рассказал еще и о празднестве, данном в Александрии великолепным Птолемеем Филадельфом, о котором Калликсен Родосский говорит следующее:

"Для начала я опишу павильон, специально построенный к празднеству внутри крепости - поотдаль от казарм, мастерских и постоялых дворов, - ибо его необычайная красота заслуживает отдельного рассказа. Размеры павильона позволяли размещать в нем по кругу сто тридцать [b] лож, устроен же он был следующим образом. Прямоугольный архитрав, несший на себе всю крышу, укрывавшую пир, покоился на деревянных колоннах пятидесяти локтей высоты, расставленных по пять в длину и по четыре в ширину строения. Верх павильона был затянут алым полотном с белой каймой, а по обе стороны его были балки, обвитые тканью с белыми полосами, обильные складки которой походили на башни. Промежутки между балками закрывали расположенные в строгом порядке расписные плафоны. Угловые колонны были выполнены в виде финиковых [с] пальм, остальные имели вид вакхических жезлов. С трех сторон колоннада была окружена перистилем со сводчатой галереей - в ней размещалась прислуга гостей. Внутри павильона были развешаны красные финикийские занавеси, в межколонных же промежутках висели громадные шкуры самых диковинных зверей. Пространство [между колоннадой и галереей], [d] находившееся под открытым небом, укрывал навес из ветвей мирта, лавра и других подходящих растений. Пол павильона был усыпан множеством всевозможных цветов. Так как мягкость климата Египта и мастерство его садоводов позволяют в течение всего года в изобилии выращивать растения, в других странах редкие или появляющиеся только в определенное время, то в Египте всегда можно найти и розы, и левкои, и любые другие цветы. При том обстоятельстве, что действие происходило в середине зимы, картина, открывавшаяся глазам гостей, была особенно поразительна: цветы, которых в любом другом городе с трудом можно было бы набрать [e] на один единственный венок, без счета расточались на венки множеству возлежавших гостей; мало того, густым слоем устилали пол павильона, воистину являя вид божественного луга.

26. В колоннаде было расставлено сто мраморных статуй работы лучших мастеров. Между колоннами были развешаны картины живописцев сикионской школы вперемежку с различными отборными портретами; были там и расшитые золотом хитоны, и прекраснейшие военные плащи; [f] на некоторых были вышиты портреты царей, на других изображались мифологические сцены. Еще выше со всех сторон висели большие продолговатые щиты, попеременно серебряные и золотые. Пространство над ними образовывало ниши - по шесть в длину павильона и по четыре в ширину - размером в восемь локтей; в них были представлены пирующие компании трагических, комических и сатировских персонажей в настоящих одеждах (197) и с золотыми кубками. В промежутках между этими нишами стояли золотые дельфийские треножники на подставках. На самом же верху крыши возносились друг против друга золотые орлы размером в пятнадцать локтей. Вдоль обеих стен павильона были расставлены сто золотых лож с ножками в виде сфинксов, так что апсида напротив входа была оставлена [b] свободной. Ложа были застелены пурпурными коврами с двусторонним ворсом, вытканными из шерсти высшего качества; поверх них - превосходной работы узорные покрывала. Серединный проход был покрыт мягкими персидскими коврами с вышитыми картинами великолепной работы. Возле пирующих стояло двести золотых треногих столов на серебряных подставках, по два на каждое ложе. Позади них для омовения рук было приготовлено сто тазиков и столько же кувшинов. Прямо напротив [c] пиршества был сооружен обширный поставец для киликов, кубков и прочей утвари, в которой могла возникнуть надобность, - всё это было с удивительным мастерством изготовлено из золота и усыпано каменьями. Описывать всё это по частям и в подробностях было бы слишком утомительно; во всяком случае общий вес утвари составил бы десять тысяч талантов в пересчете на серебро.

27. Описав павильон и его убранство, обратимся к рассказу о торжественном шествии. Было оно на городском стадионе. Первой шла колонна [d] "Утренней звезды" (потому что начинались торжества как раз на ее восходе). За нею следовала колонна имени родителей царя и царицы, а потом - посвященные всем богам, с изображениями мифов о каждом из них. Последней была колонна "Вечерней звезды", после чего короткий зимний день положил предел торжествам. Кто желает знать их подробности, [e] пусть посмотрит протоколы четырехлетних игр. В Дионисовой процессии первыми, оттесняя толпу, шествовали Силены, одетые в пурпурные и красные плащи. За ними - по двадцать через каждый стадий колонны - следовали Сатиры с факелами, украшенными позолоченными листьями плюща. За ними - Победы с золотыми крыльями: они везли кадильницы в шесть локтей вышины, обвитые позолоченными ветвями плюща; наряжены они были в расшитые хитоны и увешаны золотыми украшениями. [f] Следом везли двойной алтарь шести локтей в длину с рельефом из позолоченных листьев плюща; на нем лежал золотой венок из виноградных листьев, перевитый белыми лентами. Сопровождали его сто двадцать мальчиков в пурпурных хитонах; на золотых хлебных блюдах они несли ладан, мирру и шафран. За ними шли сорок Сатиров в золотых венках из плюща; у одних тела были раскрашены пурпуром, у других - суриком или (198) другими красками. Они тоже несли золотой венок в виде листьев винограда и плюща. Затем следовали двое Силенов в пурпурных плащах и белых башмаках. Один из них, в широкополой шляпе, держал в руке золотой жезл, другой нес трубу. Между ними шагал мужчина четырех локтей роста в трагическом наряде и маске: он нес золотой рог Изобилия и олицетворял собой Год. Его сопровождала женщина необычайной красоты и такого же роста, в прекрасном хитоне и вся в золоте. В одной руке она несла [b] венок из персей, в другой - пальмовую ветвь; она олицетворяла Четырехлетие. Ее сопровождали четыре "Времени года" в богатых нарядах, со своими плодами. Затем опять две кадильницы в шесть локтей, украшенные золотым плющом; между ними золотой алтарь. И снова шли Сатиры в плющевых венках из золота и в багряных плащах; одни из них несли золотой ковш, другие - финикийские кубки-кархесии. За ними - поэт Филиск, жрец Диониса, и все актеры. Следом несли дельфийские [c] треножники - награды хорегам атлетических состязаний: один, девяти локтей высотой, для детских игр, другой, двенадцатилоктевый - для взрослых. 28. Далее - четырехколесная повозка четырнадцати локтей в длину и восьми в ширину; везли ее сто восемьдесят человек. На ней возвышалась статуя Диониса десяти локтей высоты, совершающего возлияние из золотого кубка; статуя была одета в пурпурный хитон до пят, поверх него прозрачное платье шафранного цвета, а сверху пурпурный плащ, расшитый [d] золотом. Перед Дионисом стоял лаконский кратер из золота емкостью в пятнадцать метретов и золотой треножник, на котором находились золотая курильница и два золотых фиала, полные кассии и шафрана. Над статуей был раскинут навес, украшенный плющом, виноградными лозами и другими плодами, а по сторонам висели венки, ленты, тирсы, тимпаны, повязки, а также маски - сатировские, трагические и комические. За повозкой ... [следовали] ... жрецы, жрицы и иеростолы, разные фиасы [e] Дионисовых чтителей, а также носильщицы корзинок с первинками плодов. За ними - македонские вакханки, "мималлоны", фракийские "бассары", "лидянки", все с распущенными волосами, головы у одних были обвиты змеями, у других - венками из тисса, винограда, плюща; в руках они сжимали змей и кинжалы. Следом за ними шестьдесят человек влекли четырехколесную повозку в восемь локтей ширины, на которой возвышалась статуя [f] сидящей Нисы в восемь локтей высоты; одета она была в желтый хитон, шитый золотом, поверх был накинут лаконский гиматий. Эта статуя сама вставала без прикосновения рук, совершала возлияние молоком из золотого фиала и садилась обратно. В левой руке у нее был тирс, обвитый лентами, на голове золотой плющ с гроздьями драгоценных камней. Эта колесница тоже имела навес, а на четырех углах ее укреплены были позолоченные светильники. За ней тридцать человек влекли еще одну (199) колесницу, длиной в двадцать локтей и шириной в одиннадцать; на ней был водружен винный пресс длиной в двадцать четыре и шириной в пятнадцать локтей, весь наполненный виноградными гроздьями. Шестьдесят Сатиров топтали их, распевая под звуки флейты виноградарскую песенку (эпиленион), а руководил ими Силен. И по всему пути на дорогу с повозки стекал винный сок.

Следом шестьсот человек тащили повозку длиной в двадцать пять и шириной в четырнадцать локтей, на которой лежал мех объемом в три тысячи метретов, сшитый из леопардовых шкур, и он также орошал дорогу вином. Сопровождали его сто двадцать Сатиров и Силенов в венках; [b] одни несли в руках ковши, другие - фиалы, третьи - огромные кубки Ферикловой работы; все это было из золота. 29. Сразу за ними еще шестьсот человек везли четырехколесную повозку с серебряным кратером емкостью в шестьсот метретов. Под краем, под ручками и под днищем его были вычеканены фигурки животных; в самой же широкой части кратер был обвит золотым венком, усыпанным каменьями. Следом везли две [c] серебряные стойки для киликов длиной в двенадцать и высотой в шесть локтей, поверху с навершьями, а посередине и на ножках с резными животными высотой в локоть и полтора. На них стояли десять тазов и одиннадцать кратеров емкостью от тридцати до пяти метретов; двадцать четыре украшенных желудями котла - все на подставах; два серебряных винных пресса, на которых стояло двадцать четыре кувшина, стол двенадцати локтей [d] длины, целиком из серебра, и тридцать других, по шести локтей. Кроме того, было там еще четыре треножника - один окружностью в шестнадцать локтей, весь в серебре, и три другие, поменьше, но посредине украшенные каменьями. За ними везли восемьдесят серебряных дельфийских треножников, размерами поменьше, по углам... [с чеканкой] ... емкостью по четыре метрета каждый. Также двадцать шесть сосудов для воды [e] (гидрий), шестнадцать панафинейских амфор, сто шестьдесят холодильных чаш (псиктеров), самая большая из которых имела емкость шесть метретов, наименьшая - два; и всё это из серебра.

30. Следом за ними в процессии везли золотую утварь: четыре золотых лаконских кратера с венками из виноградных листьев ... [текст испорчен] ... другие емкостью по четыре метрета; и два коринфских - у этих сверху вдоль края были чеканены очень выразительные сидящие фигурки, а на горлышке и вокруг пояса - искусно выполненные барельефы. Каждый из кратеров вмещал по восемь метретов, и все они стояли на подставах. [Следом везли] винный пресс, на нем десять винных кувшинов; два таза", [f] каждый по пять метретов, две фляги по два метрета, двадцать две холодильные чаши, от тридцати метретов до одного. Далее везли четыре громадных золотых треножника, золотую стойку для золотой посуды, усыпанную каменьями, она была десяти локтей высоты с шестью полками, на которых во множестве были расставлены искусно выполненные четырехдюймовые фигурки. Было там также два поставца для киликов и два стеклянных сосуда, усыпанных драгоценными каменьями; две золотых посудных стойки (ε̉γγυθήκη) высотой в четыре локтя, три других, (200) поменьше, десять сосудов для воды, алтарь трех локтей высоты, двадцать пять хлебных блюд. Следом шествовали тысяча шестьсот мальчиков в белых хитонах, одни в венках из плюща, другие - в сосновых. Двести пятьдесят из них несли золотые кувшины, четыреста - серебряные, триста двадцать несли золотые холодильные чаши, остальные - серебряные. За ними другие мальчики несли глиняные кувшины для сластей; двадцать из них были позолочены, пятьдесят - посеребрены, а триста остальных были расписаны [b] восковыми красками (энкаустикой) всех цветов. И так как в сосудах для воды и бочонках уже были приготовлены напитки, вся публика на стадионе должным образом "подсластилась".

31. После этого [Калликсен] описывает столы в четыре локтя, на которых было роскошно представлено множество занимательных сцен; среди них свадьба Семелы, где некоторые персонажи были наряжены в расшитые золотом хитоны с драгоценными каменьями. Следует упомянуть и "четырехколесную повозку длиной в двадцать два локтя и шириной в четырнадцать, которую везли пятьсот человек; на ней был устроен удивительный грот, густо затененный плющом и тисом, из него на протяжении [с] всего пути вылетали голуби и голубки, а чтобы зрители могли их ловить, к их лапкам были привязаны шерстяные нитки. Из грота били два фонтана: один - молоком, другой - вином. Все нимфы, стоявшие вокруг [Диониса-младенца], были в золотых венках, Гермес держал золотой жезл глашатая, и все были наряжены в дорогие одежды. На другой колеснице, представлявшей "Возвращение Диониса из Индии", на слоне сидел Дионис, [d] ростом в двенадцать локтей, одетый в пурпурный плащ и увенчанный золотым венком в виде плющевых и виноградных листьев; в руках у него был золотой тирс, на ногах его были сандалии с золотыми ремешками. Перед ним на шее слона сидел Сатир, ростом в пять локтей, в сосновом венке из золота; в правой руке он держал козий рог и трубил в него. Слон был в золотой сбруе с золотым плющевым венком на шее. Их сопровождали [e] пятьсот девушек в пурпурных хитонах с золотыми поясами; передняя их группа, числом в сто двадцать, была в сосновых венках из золота. За ними шли сто двадцать Сатиров в полном вооружении, у одних - из золота, у других - из серебра или меди. За ними следовали пять ослиных табунов; на них ехали увенчанные Сатиры и Силены. У одних ослов сбруя и налобники были из золота, у других - из серебра. 32. Следом были пущены двадцать [f] четыре колесницы, запряженные слонами, шестьдесят парных упряжек, запряженных козлами, двенадцать - сайгаками, семь - африканскими антилопами, пятнадцать - буйволами, восемь - страусами, семь - ослиными оленями, и четыре повозки, запряженные парами диких ослов. На всех повозках стояли мальчики, наряженные в хитоны и широкополые шляпы возничих. Рядом с ними стояли вооруженные легкими полукруглыми щитами и тирсами девочки в плащах, украшенных золотыми монетами. У возниц на головах были сосновые венки, у девочек - плющевые. За ними шли шесть верблюжьих караванов - по три с каждой стороны; им следовали запряженные мулами повозки. На них были сооружены варварские шатры, под которыми сидели индуски и женщины других народностей в невольничьих (201) одеждах. Верблюды же несли триста мин ладана, триста - мирры, по двести - шафрана, кассии, киннамона, корня фиалки и других благовоний. За ними с данью шли эфиопы. Они несли шестьсот слоновьих бивней, две тысячи стволов черного дерева и шестьдесят кратеров с золотыми и серебряными монетами и золотым песком. За ними - ... охотники с [b] позолоченными рогатинами. Вели две тысячи четыреста [охотничьих] собак - индийских, гирканских, молосских и других пород. Затем - сто пятьдесят мужей с шестами, на которых было множество разных птиц и животных. За ними в клетках несли попугаев, павлинов, цесарок, фазанов и эфиопских птиц - и всё это в великом множестве".

Перечислив несметное количество других вещей, [Калликсен] [c] перечисляет стада животных: "Сто тридцать эфиопских овец, триста аравийских, двадцать эвбейских, а также двадцать шесть индийских быков, целиком белых, восемь эфиопских, одна большая белая медведица, четырнадцать леопардов, шестнадцать пантер, четыре рыси, три медвежонка, одна жирафа и один эфиопский носорог. 33. Следом - на четырехколесной повозке - везли Диониса-просителя, спасающегося от преследований Геры у алтаря Реи. Он был в золотом венке; рядом стоял в золотом венке из плюща Приап. На статуе Геры была золотая диадема. Далее стояли статуи [d] Александра и Птолемея, увенчанные плющевыми венками из золота. Статуя Добродетели, стоявшая близ Птолемея, была увенчана золотым венком из листьев оливы. Приап, стоявший подле них, также был увенчан золотым венком из плюща. Возле Птолемея стояла также статуя города Коринфа, увенчанная золотой диадемой. Рядом стоял поставец для киликов, полный золота, а также золотой кратер, вмещавший пять метретов. За этой колесницей шли женщины в нарядных плащах с дорогими [e] украшениями - они олицетворяли города: некоторые - ионийские, а остальные - те эллинские, которыми прежде в Азии и на островах владели персы. Все они были в золотых венках. На других колесницах везли вакхический тирс в девяносто локтей длины и серебряное копье в шестьдесят локтей, а на отдельной повозке - золотой фаллос в сто двадцать локтей, разрисованный и обвитый золотыми лентами; на конце его была золотая звезда окружностью в шесть локтей".

Хотя [Калликсен] приводит в рассказе об этой процессии еще [f] множество разных подробностей, я упомянул только о золоте и серебре. Но там было и много другого достойного внимания; например, дикие звери и лошади без счета, а также двадцать четыре громадных льва. "Кроме того, было много других колесниц с изображениями царей и богов. После них шествовал мужской хор из шестисот человек; (202) среди них - триста кифаристов, игравших слаженно как один человек. Были они в золотых венках, кифары их были позолочены. За ними провели две тысячи молодых одномастных волов с позолоченными рогами, в золотых налобниках. Венки на рогах, цепи и эгиды на груди - всё было из золота. 34. За ними прошли процессии, посвященные Зевсу и множеству других богов, но прежде всего - Александру. Его золотую статую, по бокам которой стояли статуи [b] Ники и Афины, везли на колеснице, запряженной живыми слонами. Везли также много тронов из золота и слоновой кости; на один из них была возложена золотая диадема, на другой - позолоченный рог, на третий - золотая корона, на четвертый - еще один рог из чистого золота. На трон Птолемея Сотера был возложен венец, сложенный из десяти тысяч золотых монет. Везли также триста пятьдесят золотых курильниц, были и позолоченные алтари с золотыми венками, а на одном из них были воздвигнуты четыре золотых факела десяти локтей высоты. Везли и две позолоченные жаровни; одна была двенадцати локтей в окружности и сорока в высоту, другая - пятнадцати локтей. Везли девять золотых дельфийских [с] треножников по четыре локтя каждый и восемь по шесть локтей; один был в тридцать локтей, и на нем стояли золотые фигуры высотой в пять локтей, а опоясывал его виноградный венок из чистого золота. Проследовали также семь позолоченных финиковых пальм восьми локтей в высоту, позолоченный жезл глашатая сорока пяти локтей в длину, позолоченный перун в сорок локтей длины, позолоченная модель храма в сорок локтей охвата и, наконец, двойной рог восьми локтей высотой. В процессии несли также множество позолоченных фигур - большинство двенадцати локтей в высоту; однако среди них были [фигуры] диких животных [d] необычайных размеров и орлов двадцати локтей в высоту. Золотых венков было три тысячи двести. Среди них выделялся венок в виде миртовых ветвей окружностью в восемьдесят локтей, богато украшенный драгоценными камнями. Он висел на портале гробницы Береники, там же висела и золотая эгида. Было и множество золотых диадем, одна из которых была двух локтей высоты и одиннадцати локтей в окружности, - их несли богато наряженные девушки. Пронесли также и золотой панцирь в двенадцать [e] локтей и другой, серебряный, в восемнадцать локтей, с двумя золотыми перунами в десять локтей, а также дубовый венок из золота с драгоценными камнями. Золотых щитов было двадцать, золотых доспехов - шестьдесят четыре, золотых поножей в три локтя - две пары, двенадцать золотых корыт, великое множество золотых фиалов, тридцать ковшей для разливания вина, десять больших кувшинов для мазей, двенадцать сосудов для воды, пятьдесят хлебных блюд, самые различные столы, пять поставцов для [f] золотой посуды и рог из золота тридцати локтей в длину. И всё это - не считая золота, пронесенного в процессии Диониса! Далее - четыреста повозок серебряной посуды и двадцать золотой, восемьсот повозок с благовониями. 35. Затем прошли конница и пехота, вооруженные до зубов: пехоты было примерно пятьдесят семь тысяч семьсот человек, конницы - двадцать три тысячи двести. Все они проследовали в надлежащих (203) одеяниях и должным образом вооруженные. Помимо тех доспехов, что были на них, множество других были сложены отдельно, и число их невозможно назвать". Однако Калликсен не затруднился перечислить и это.

"На данных после этого играх двадцать победителей получили золотые венки. Птолемей Первый и Береника были почтены тремя изваяниями на колесницах и священными участками в Додоне. Общие расходы в местной монете составили две тысячи двести тридцать девять талантов и [b] пятьдесят мин; и все это благодаря энтузиазму устроителей было отсчитано экономами еще до окончания зрелищ. Сын же их, Птолемей Филадельф, был удостоен двух золотых изваяний на золотых колесницах, воздвигнутых на столпах: один был шести локтей в высоту, пять - пяти локтей и шесть - в четыре локтя высоты.

36. Какая другая держава, друзья мои застольники, была столь же обильна золотом? Такого богатства нельзя, конечно, найти ни у персов, ни [c] в Вавилоне, нельзя его добыть в рудниках или намыть в несущем золотой песок Пактоле! Ибо только Нил, по праву зовущийся "златоструйным", вместе со щедрыми урожаями приносит неподдельное золото - земледелие без риска. И плодов его достаточно, чтобы, посылая их, подобно "дарам Триптолема", во все концы земли, питать человечество. Поэтому и поэт Парменон из Византия называет его Зевсом: "О Нил, Египта Зевс!""

[d] Превосходя таким богатством многих властителей, Птолемей Филадельф с великим рвением занялся всяческим строительством. Превзошел он всех и числом кораблей. Только самых крупных судов у него было вот сколько: два с тридцатью скамьями для гребцов, один с двадцатью, четыре с тринадцатью, два с двенадцатью, четырнадцать с одиннадцатью, тридцать с девятью, тридцать семь с семью, пять с шестью и семнадцать с пятью; судов же с числом скамей от четырех до полутора вдвое больше. А всего кораблей, плававших на острова и в другие города, находившиеся под его владычеством, а также в Ливию, было четыре тысячи. Что [e] касается количества переписанных книг, построенных библиотек, коллекции, собранной в Мусее, то стоит ли говорить о том, что известно всем?

[Корабли Птолемея Филопатора]

37. Поскольку мы уже заговорили о постройке кораблей, расскажем и о кораблях, построенных царем Птолемеем Филопатором, ибо об этом стоит послушать. Тот же Калликсен так рассказывает о них в первой книге своего сочинения "Об Александрии":

"Филопатор построил тессараконтеру, {30} имевшую в длину двести восемьдесят локтей, а от борта до борта тридцать восемь локтей; в вышину [f] же до верхнего края борта - сорок восемь локтей, а от верха кормы до ватерлинии - пятьдесят три локтя. Корабль имел четыре рулевых весла по (204) тридцать локтей; длина весел верхнего ряда - самых больших - была тридцать восемь локтей; так как в их рукоятках находился свинец, то они во внутренней части корабля были очень тяжелыми, что давало им равновесие и делало удобными для гребли. Корабль имел два носа и две кормы и семь бивней, из них один передний, а другие постепенно уменьшающейся длины, некоторые на скулах корабля. Скрепляющих обвязок он имел двенадцать, каждая длиной в шестьсот локтей. Корабль имел необычайно красивые пропорции. Удивительно красиво было и его снаряжение: на [b] корме и на носу были фигуры не менее двенадцати локтей вышиной, и повсюду он был расцвечен восковыми красками, а часть борта с отверстиями для весел до самого киля была разукрашена резьбой - листвой плюща и тирсами. Очень красивы были и снасти; они заполняли все отведенные для них части корабля. При испытании корабль имел свыше четырех тысяч гребцов и четыреста человек обслуживающей команды; на палубе поместилась пехота в числе трех тысяч без ста пятидесяти; да кроме того, под скамьями гребцов - еще много людей и немало продовольствия. Спущен он был с помоста, на который, говорят, пошло столько дерева, сколько на пятьдесят пентер, {31} и толпа стаскивала его с криками и трубными [с] звуками. Лишь потом один финикиец изобрел иной способ спуска. Он выкопал рядом с гаванью ров, длиною равный кораблю, и выложил его крепким камнем на глубину пяти локтей, и расставил по нему поперечные катки во всю ширину рва, оставлявшие пространство глубиной в четыре локтя. Проведя канал от моря, он наполнил морской водой вырытое пространство и легко ввел туда корабль при помощи первых попавшихся [d] людей. Загородив потом ...[порча в оригинале]... канал, они вычерпали воду машинами. После этого корабль оказался прочно посаженным на упомянутые выше катки.

{30 Тессараконтера — корабль либо с сорока скамьями для гребцов, либо с сорока гребцами при каждой вертикальной группе весел. Ср.: Плутарх. «Деметрий». 43.}

{31 Пентера — корабль с пятью скамьями для гребцов или с пятью гребцами при каждой группе весел.}

38. Построил Филопатор и речное судно, так называемую "барку с каютами" (θαλαμηγός), длина которой достигала полутора стадий, а ширина тридцати локтей, высота же вместе с палубными надстройками - почти [e] сорок локтей. Конструкция барки, будучи приспособленной к плаванью по реке, отличалась и от длинных военных судов, и от круглых торговых. А именно, для придания ей малой осадки днище ниже ватерлинии было сделано плоским и широким, корпус же был высок и широко растянут, особенно в носовой части, что придавало силуэту барки изящный изгиб. Барка имела два носа и две кормы, {32} борта же были сделаны высокими из-за того, что на реке нередко поднимались большие волны. Внутри корпуса [f] были обеденные комнаты, спальни и все остальное, необходимое для проживания. Вокруг судна с трех сторон шла двухэтажная галерея длиной не менее пяти плетров. По своему устройству нижняя палуба походила на (205) перистиль; верхняя же - на закрытый перистиль, обнесенный стеной с оконцами. Поднимаясь на барку с кормы, человек оказывался перед открытым помещением с колоннадами справа и слева, со стороны же носа находились пропилеи из слоновой кости и дорогого дерева самых ценных пород. Проходящие его оказывались как бы перед крытым просцениумом, за которым находилось за четырьмя дверями помещение с выходом на галерею. По обе стороны, слева и справа, на уровне пола находились [b] амбразуры, обеспечивавшие проток воздуха. Через эти входы можно было пройти в большой зал на двадцать лож и с колоннами по стенам. Большинство колонн было из расколотого кедра и милетского {33} кипариса; а двадцать дверей со всех сторон были склеены из туевых досок и украшены слоновой костью. Декоративные гвозди и дверные кольца были из красной меди, позолоченной на огне. Стволы колонн были из кипариса, капители же, [с] коринфского ордера, были покрыты золотом и слоновой костью. Балка над колоннами была из чистого золота, и на ней был фриз с видными фигурами из слоновой кости высотой более локтя - посредственной работы, но впечатлявший роскошью. Потолок был штучный, из кипарисового дерева, с позолоченной лепниной. К обеденному залу примыкала спальня на [d] семь лож; из нее можно было выйти в узкий коридор, шедший поперек всего судна от одного борта до другого; он отделял женскую половину от мужской. На женской половине был обеденный зал лишь на девять лож, но великолепием не уступавший мужскому, и женская спальня на пять лож. Таково было устройство первого этажа.

{32 ...два носа и две кормы... — Два носа, как и две кормы, были расположены один над другим.}

{33 ...милетского... — Возможно, имеется в виду Милет на Кипре.}

39. Поднявшись на второй этаж по лестницам, расположенным около спальни, можно было пройти в зал на пять лож с потолком из ромбовидных панелей. Рядом располагался круглый храм Афродиты с [e] мраморной статуей богини. Напротив него был еще один роскошный обеденный зал, окруженный колоннадами из индийского мрамора. На этом этаже также размещались спальни, убранством подобные нижним. Пройдя по направлению к носу барки, можно было войти в зал тринадцати лож, посвященный Дионису, тоже со всех сторон с колоннами. [f] Карнизы и архитравы всех четырех колоннад были позолочены; потолок же был расписан в духе этого бога. Со стороны правого борта в зале была устроена ниша; снаружи она имела вид природного камня, но была искусно изготовлена из драгоценностей и золота. Здесь стояли портретные статуи царского семейства из паросского мрамора. Очень хорош (206) был и верхний обеденный зал, располагавшийся над самым большим залом; он был устроен на манер шатра и вместо крыши имел навес: на дугообразных прутьях, шедших вдоль длины всего зала, натягивались пурпурные ткани. За этим залом шла открытая палуба, располагавшаяся над нижним вестибюлем. С нее по винтовой лестнице можно было спуститься в крытую галерею и обеденный зал на девять лож. Он был выстроен в египетском стиле. У египтян колонны утолщаются кверху и [b] складываются поочередно из разных барабанов, белых и черных. Иногда капители их колонн круглы и походят на приоткрывшийся розовый бутон. А вокруг идут не завитки и аканфы, как на эллинских капителях, но чашечки цветов речного лотоса и бутоны финиковых пальм; иногда бывают изваяния и других цветов. Нижние части капителей, так называемые "корни", прилегающие к барабану, были в том же стиле: они представляли собой переплетенные цветы и листья египетских бобов. [c] Таковы египетские колонны; стены они разукрашивают полосами из белого и черного кирпича; однако иногда их делают также из так называемого алебастрового камня. На корабле было еще много других помещений, размещавшихся на всем протяжении корпуса. Мачта имела высоту семьдесят локтей, парус был выткан из виссона, а его верхняя часть была окрашена пурпуром".

Все сокровища царя Птолемея Филадельфа, сберегавшиеся столь [d] долгое время, были пущены на ветер последним Птолемеем, ввязавшимся в габиниеву войну и показавшим себя не мужем, но флейтистом и фокусником.

[Корабль Гиерона]

40. Я думаю, нельзя умолчать и о корабле, построенном Гиероном Сиракузским, {34} тем более что постройкой его руководил геометр Архимед. Некий Мосхион издал об этом судне сочинение, которое я недавно внимательно прочитал. Вот что пишет об этом Мосхион.

{34 Гиерон Сиракузский — имеется в виду Гиерон II.}

"Диоклид из Абдеры удивляется осадной машине, которую Деметрий подвел к стенам города Родоса; {35} Тимей дивился погребальному костру [e] сицилийского тирана Дионисия, Иероним {36} - колеснице, изготовленной для перевозки тела Александра, {37} Поликлит {38} - светильнику, сделанному для персидского царя. Сиракузский же царь Гиерон, друг римлян, строитель храмов и гимнасиев, более всего усерден был в сооружении кораблей и строил множество судов для перевозки зерна. О постройке одного из них я напомню.

{35 ...осадной машине, которую Демерий подвел к стенам города Родоса... — Речь идет о Деметрии Полиоркете, который ь 304 г. до н.э. после годовой осады взял Родос. См.: Диодор. XX. 81; Плутарх. «Деметрий». 21 сл.}

{36 Иероним — по мнению Якоби, здесь имеется в виду Иероним из Кардии (см.: PWRE. Bd.VIII. P.145, а также: Hornblower J. Hieronymos of Cardia. Oxford, 1981). Верли приписывает эту цитату Иерониму Родосскому (Hieronymos von Rhodos, fr. 49 Wehrli).}

{37 ...для перевозки тела Александра... — Тело Александра Македонского было перевезено из Вавилона в Александрию в 323 г. до н.э.}

{38 Поликлит — Поликлит из Ларисы, по-видимому, участвовал в походах Александра Македонского и составил историю Александра (см. 539а).}

Заготовляя материал, царь велел привезти с Этны столько лесу, что его хватило бы на шестьдесят четырехрядных кораблей. Когда это было [f] исполнено, он доставил - частично из Италии, частично из Сицилии - дерево для изготовления клиньев, шпангоутов, поперечных брусьев и на другие нужды; для канатов коноплю привезли из Иберии, пеньку и смолу - с реки Родана; словом, все необходимое было свезено отовсюду. Гиерон собрал также корабельных плотников и других ремесленников, а во главе их поставил Архия, кораблестроителя из Коринфа, и приказал ему (207) немедленно приступить к работам. Он и сам также целые дни проводил на верфи. За шесть месяцев корабль был наполовину закончен. Каждая готовая часть немедленно обшивалась свинцовой чешуей; ее выделывали триста мастеров, не считая подручных. Наконец царь приказал спустить наполовину готовое судно на воду, чтобы там завершить остальные работы. [b] О том, как это сделать, было много споров; но механик Архимед один с немногими помощниками сумел сдвинуть огромный корабль с места, изготовив систему блоков с лебедками: Архимед первым изобрел устройство сложных блоков. Остальные работы на корабле заняли также шесть месяцев. Все судно было сбито медными скрепами, большей частью они весили по десять мин каждая, а иные и в полтора раза тяжелее: они скрепляли поперечные брусья, и гнезда для них сверлили буравами. Дерево обшили свинцовой чешуей, подложив под нее пропитанное смолой полотно. Когда внешняя отделка корабля была закончена, стали оборудовать его изнутри.

41. Это было судно с двадцатью скамьями для гребцов и с тремя проходами один под другим. Самый нижний проход, к которому нужно было [с] спускаться по множеству крепких лестниц, вел к трюму, второй был сделан для тех, кто хотел пройти в каюты, и, наконец, последний предназначался для вооруженных воинов. По обе стороны среднего прохода находились каюты для едущих на корабле, числом тридцать, по четыре ложа в каждой. Помещение для корабельщиков имело залу на пятнадцать лож и три отдельных покоя по четыре ложа в каждом; к ним примыкала находившаяся на корме кухня. Пол этих кают был выложен из плиток разного [d] камня, и на нем были удивительно изображены все события "Илиады". Там же искусно было сделано и остальное: потолки, двери, убранство.

Возле верхнего прохода находились гимнасий и помещения для прогулок, соразмерные величине корабля. В них были грядки, дивно цветущие разными растениями, получавшие влагу из скрытых свинцовых желобов. Были там и беседки из белого плюща и виноградных лоз, корни которых питались из наполненных землею глиняных бочек; эти тенистые беседки, [e] орошавшиеся точно так же, как и сады, служили местом для прогулок. Рядом было святилище Афродиты, в котором могли поместиться три ложа; его пол сложили из агата и других самых красивых камней на острове, потолок и стены были из кипарисового дерева, а двери - из слоновой кости и туи. Покой был обильно украшен картинами, статуями и разными сосудами.

42. За ним шла зала для занятий размеров на пять лож, {39} стены и двери здесь были из самшита (здесь была библиотека), а на потолке - [f] небесная сфера, как на солнечных часах в Ахрадине. {40} Была на корабле и баня размером на три ложа с тремя медными котлами и ванной из пестрого тавроменийского камня, вмещавшей пять метретов воды. Было и много кают для солдат и надсмотрщиков трюмов. Поодаль находились конюшни, по десять у каждого борта, рядом с ними был сложен корм для лошадей (208) и пожитки конников и рабов. Закрытая цистерна для воды находилась на носу корабля и вмещала две тысячи метретов; она была сделана из досок и просмоленного полотна. Рядом с нею был устроен рыбный садок, также закрытый, сделанный из досок и полос свинца; его наполняли морской водой и держали в нем много рыбы. А по обе стороны бортов через равные промежутки наружу были вынесены балки, на которых находились клети для [b] дров, печи, кухни, мельницы и многие другие службы. Снаружи борт корабля опоясывали атланты по шести локтей в высоту; расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга, они поддерживали всю тяжесть надстройки. И все судно было покрыто подобающей росписью.

{39 ...зала для занятий размером на пять лож... — Буквально «зала для проведения досуга", т. е. для ученых и литературных занятий. У древних греков не было письменных столов — во время чтения или письма они возлежали на ложах.}

{40 ...на солнечных часах в Ахрадине. — Ахрадина — центральная часть Сиракуз. Дионисий I повелел установить там издалека заметные солнечные часы; см.: Плутарх. «Дионисий». 29.}

43. На корабле было восемь башен, сообразной ему величины: две на корме, столько же на носу, остальные - посредине. На каждой было по две выступающих балки с проемами, чтобы бросать камни в плывущих внизу врагов. На каждой башне стояли четверо тяжело вооруженных воинов и [c] два стрелка из лука. Вся внутренность башен была заполнена камнями и стрелами. Вдоль всех бортов шла стена с зубцами, а за ней - настил, поддерживаемый трехногими козлами. На настиле стояла катапульта, бросавшая камни весом в три таланта и копья длиной в двенадцать локтей. Машину эту построил Архимед; и камни, и копья она метала на целый стадий. За стеной были подвешены на медных цепях кожаные занавесы из [d] плотно сплетенных ремней. К каждой из трех мачт корабля было приделано по две балки для метания камней; с них в нападающего противника можно было бросать абордажные крючья и свинцовые глыбы. Корабль был обнесен частоколом из железных брусьев против тех, кто захотел бы ворваться на судно. Железные крючья вокруг бортов, приводимые в движение механизмами, могли захватить вражеский корабль, силой повернуть его и поставить под удар метательных орудий. У каждого борта стояло по шестьдесят юношей в полном вооружении, и столько же окружало мачты [e] и башни с камнеметами. И на мачтах, на их медных верхушках, сидели люди; на первой - трое, на второй - двое, на третьей - один. Рабы поднимали камни и дротики в плетеных корзинах при помощи ворота.

На корабле были четыре деревянных якоря и восемь железных. Бревна для второй и третьей мачты были найдены легко; но дерево для первой мачты с трудом отыскал в горах Бруттия какой-то свинопас, а к морю его доставил механик Филей из Тавромения. Трюмную воду, даже [f] когда ее набиралось очень много, вычерпывал только один человек при помощи винта, изобретенного Архимедом. {41} Назвали корабль "Сиракузия", но когда Гиерон отослал его [в Египет], он был переименован в "Александриду". На буксире за ним шли: первым - грузовой бот грузоподъемностью в три тысячи талантов, двигался он только на веслах, а за ним - рыболовные суда, по полторы тысячи талантов каждое, и множество лодок. Экипаж судна составлял не менее [...] человек; кроме тех, кого я уже упомянул, еще шестьсот человек стояло на носу в ожидании распоряжений. Чтобы судить за совершенные на корабле преступления, (209) был создан суд, состоящий из корабельщика, кормчего и командира над гребцами; судили они по сиракузским законам.

{41 ...винта, изобретенного Архимедом. — Ср.: Диодор. V. 37. 3 сл.; Страбон. XVII. 1. 30; III. 2. 9; Витрувий. X. 6.}

44. На корабль погрузили шестьдесят тысяч медимнов хлеба, десять тысяч бочек с сицилийскими соленьями, две тысячи талантов шерсти и две тысячи талантов прочих грузов, не считая продовольствия для плывших на нем людей. Однако, когда к Гиерону стали приходить сообщения, что такой корабль в одни гавани вообще не сможет войти, в других же не [b] будет находиться в безопасности, он решил послать его в дар царю Птолемею {42} в Александрию, потому что в Египте тогда был недород. Так он и сделал: корабль был отведен в Александрию и там вытащен на берег. Гиерон также вознаградил поэта Архимела, написавшего в честь корабля эпиграмму, тысячью медимнов пшеницы, отослав их в Пирей за свой собственный счет. Вот она:

{42 ...в дар царю Птолемею... — Птолемей III Эвергет.}

[с] Кто дерзновенный корабль исполинский воздвигнул на тверди?

Крепким канатом его сдвинуть по суше сумел?

К ребрам дубовым приладил он прочные, гибкие доски,

Острой секирой срубил чреву гигантскому крепь.

Корпус пенителя моря, возвысясь вершинною Этной,

Ширью бортов посрамит остров кикладский любой.

Кто совершил этот подвиг? Гиганты ли, гордые силой,

[d] Гневного Зевса презрев, вышли на неба тропу?

Мачтами звезд достигает; трехглавые гордые башни,

Скрытые пологом туч, мощным подобны горам.

Якорь же держат канаты, достойные Ксеркса-владыки.

Им, крепкожильным, легко с Сестом связать Абидос.

Нос корабля, как скала; остановит прохожего надпись:

С твердой землей разлучив, морю он отдал корабль.

Се совершил Гиерон, Гиероклом рожденный наследник,

[e] Властью не зря облечен, дорог дориец богам.

Дарит плодов изобилье Элладе Сицилии милой.

О колебатель земли, бурям корабль не отдай!"

Я сознательно не говорю о священной триере Антигона, {43} при помощи которой он одержал победу над стратегами Птолемея при Левколлах на острове Кос, где он и посвятил ее Аполлону; ведь водоизмещение этой триеры не составило бы и трети, если не четверти, "Сиракузии" или "Александриды".

{43 ...триере Антигона... — Речь идет об Антигоне Гонате, который в 262 г. до н.э. окружил флот Птолемея II возле острова Кос.}

45. У меня получился, однако, уже целый "Каталог кораблей", {44} [f] начатый, правда, не с беотийцев, а с праздничных процессий. Но я вижу, наш добрый Ульпиан уже готов задать вопрос, о какой это посудной стойке (ε̉γγυθήκη) говорилось у Калликсена [см. 199с]. Поэтому скажу: существует даже приписываемая оратору Лисию речь, называемая "О посудной стойке", которая начинается так: "Если бы, господа судьи, Лисимен предъявлял разумный и умеренный иск...", и где ответчик продолжает: "...то я не стал бы судиться из-за посудной стойки - она не стоит и тридцати драхм". (210) Далее он говорит, что стойка была из бронзы: "В прошлом году я решил ее починить и отдал меднику. Она разборная и украшена мордами сатиров и бычьими головами. ... [лакуна] ... и другая тех же размеров. Ведь мастер обычно изготавливает много одинаковой или похожей мебели". Это свидетельство Лисия - о том, что стойка были из бронзы, - прекрасно согласуется с тем утверждением Калликсена, что на нее ставились котлы и тазики. Фактически то же самое говорит и географ Полемон в третьей книге [b] "К Адею и Антигону", когда описывает сюжеты фресок на стенах Стой Полемарха во Флиунте (расписал ее Силлак из Регия, о котором упоминают Эпихарм и Симонид - у него ведь написано: "...поставец и на нем кубок"). И Гегесандр Дельфийский рассказывает в записках "О статуях людей и божеств", что дельфийский поставец работы Главка из Хиоса {45} похож на железную посудную стойку, пожертвованную когда-то Алиаттом и [c] упоминаемую Геродотом [1.25], который называет ее подставой под кратер. Так пишет Гегесандр. Однако сам я тоже видел ее, когда осматривал приношения в Дельфах; на нее стоило посмотреть из-за украшавших ее барельефов - на них вырезаны чудные букашки и прочие козявки и былинки. Служила она подставой под кратеры и другую посуду. Но то, что называют посудной стойкой (α̉γγοθήκη) жители Александрии, - это треугольник, полый посередине, так что внутри него можно поставить глиняный кувшин. У бедняков они деревянные, у богачей - из бронзы и серебра.

{44 ...целый «Каталог кораблей»... — Намек на каталог кораблей в «Илиаде» Гомера (II. 484 — 877), начинающийся с беотийцев.}

{45 ...работы Главка из Хиоса... — Согласно Геродоту (I. 25), изобретатель искусства инкрустировать железо. Упоминаемая здесь железная подставка для сосуда, которую посвятил в Дельфы лидийский царь Алиатт (VI в. до н.э.), описана у Павсания (X. 2).}

46. Впрочем, пока я разбирался с посудными поставцами, мне опять припомнились цари-хлебосолы. Так, Посидоний [FHG.III.257] пишет о царе, одноименном с уже упомянутым Антиохом, {46} сыне Деметрия, что он [d] ежедневно устраивал приемы, на которых толпы гостей истребляли огромные горы снеди, и после этого каждому еще предлагались домой целые телеги неразделанных туш птиц, сухопутных и морских животных, приготовленных целиком; и кроме того, еще медовые пироги, венки из смирны и ладана, золотые повязки, длиной в человеческий рост. И другой царь Антиох, {47} [e] празднуя игры в Дафне, тоже, согласно Посидонию [FHG.III.263], устраивал пышные приемы: "Прежде всего он устраивал раздачи гостям неразделанных туш, после чего раздавались живые гуси, зайцы и газели. Пирующим также вручались золотые венки и несметные количества серебряной утвари, рабов, лошадей и верблюдов. Причем каждый должен был взойти на верблюда и осушить кубок, после чего он принимал верблюда вместе с груженым на него добром и рабом-наездником". "И все сирийцы, - пишет Посидоний [FHG.III.258], - которых изобилие пастбищ избавило от [f] страданий бедности, устраивали непрерывные празднества, собираясь большими компаниями; гимнасии они использовали как простые бани, умащаясь в них дорогими маслами и благовониями; а в помещениях для общественных трапез (γραμματεία) они просто жили, как у себя дома, целыми днями набивая свои утробы едой и питьем и унося все, что не смогли съесть; слух свой они непрерывно оглушали громким бряцанием арф, наполняя шумом целые города".

{46 ...о царе, одноименном с уже упомянутым Антиохом... — Здесь рассказывается об Антиохе VII Эвергете Сидете (царствовал 138-129 гг.). Великолепные общественные пиры, по-видимому, происходили после победы над Трифоном в 138 г. (Иосиф Флавий. «Иудейские древности». XIII. 223 сл.) или после завоевания Иерусалима ок. 134-132 гг. (Иосиф Флавий. «Иудейские древности». XIII. 225 сл.; Диодор. XXXIV. 1).}

{47 И другой царь Антиох... — Антиох VIII Грип.}

[О философах в бою и на троне]

47. Но мне, любезные друзья мои, больше нравится то, что случилось (211) на пиру царя Сирии Александра. {48} Этот самый Александр считался незаконнорожденным сыном Антиоха Эпифана {49} ... [лакуна] ... вследствие чего всеобщая ненависть обратилась против Деметрия, {50} о котором рассказал наш друг Афиней в сочинении "О сирийских царях". Так вот, на этом пиру произошел случай следующего рода. Был такой эпикуреец Диоген, родом из Селевкии Вавилонской, ловкий в своем философском ремесле; он [b] частенько бывал на приемах у царя, который, впрочем, предпочитал стоиков. Александр очень уважал Диогена, хотя человеком тот был негодным и злоречивым и ради острого словца не щадил даже царского достоинства. Однажды Диоген попросил царя о милости, странной для философа, - разрешить ему носить пурпурную тунику и золотой венок с ликом богини Добродетели, чьим жрецом хотел он стать. Царь согласился и даже прибавил ему в подарок золотой венок. Диоген же, влюбившись в актрису-лисиодку, {51} преподнес все свои регалии ей. Узнав об этом, Александр созвал на пир философов и самых достойных и уважаемых людей, а [с] потом послал за Диогеном. Когда тот явился, царь предложил ему возлечь в пожалованных венке и облачениях. Диоген отговорился тем, что это было бы неуместной профанацией священных предметов. И вот дали знак к началу музыкального представления; вышли артисты, и среди них та самая актриса в пурпурной тунике и венке Добродетели. Раздался хохот, но Диоген, как ни в чем не бывало, продолжал расхваливать актрису. [d] Позднее Антиох, {52} наследовавший царскую власть, не вынес злословия этого Диогена и приказал перерезать ему горло.

{48 ...царя Сирии Александра. — Речь идет об Александре I Бале, правителе государства Селевкидов в 150-146 гг. до н.э.}

{49 Антиох Эпифан — Антиох IV Эпифан (175-164 гг.).}

{50 ...против Деметрия... — Имеется в виду либо Деметрий I Сотер, царь Сирии в 175-150 гг., погибший в 150 г. в сражении с претендовавшим на престол Александром Балой (ср.: Полибий. ХХХIII. 19; Диодор. XXXI. 20, 32; Иосиф Флавий. «Иудейские древности». XIII. 109 сл., 116 и др.), либо его сын Деметрий II Теос Никатор Филадельф, победивший Александра I Балу в 147-145 гг. в союзе с Птолемеем VI (Диодор. ХХХII. 9; Иосиф Флавий. «Иудейские древности». XIII. 109 сл., 116.).}

{51 Актриса-лисиодка — актриса, исполнявшая мужские роли. См. также 182с.}

{52 Позднее Антиох... — Антиох VII Эвергет Сидет, царь Сирии в 138-129 гг., или Антиох VI Эпифан (145-142 гг.); см. 540b-с.}

Александр во всем отличался кротостью и любил поговорить о словесности. Этим он был очень непохож на философа-перипатетика Афиниона, {53} бывшего главою школ в Афинах, а также в Мессении и фессалийской Ларисе и ставшего потом тираном в Афинах. Его историю подробно изложил Посидоний из Апамеи [FHG.III.266], и, хотя она довольно длинна, я не замедлю пересказать из нее, что помню, чтобы мы зорче присматривались ко всем, [e] величающим себя философами, и меньше доверялись коротким плащам и длинным бородам. Ведь, говоря словами Агафона [TGF2. 766]:

{53 ...философа-перипатетика Афиниона... — Афинский тиран, история которого известна только из рассказа Посидония.}

Коль правду расскажу, то не порадую;

А коль порадую, скажу неправду я, -

"но истина, - говорит он, - дороже нам", и я расскажу об этом человеке всё, как было.

[Тирания Афиниона]

48. "Итак, был в школе перипатетика Эримния некий Афинион, с необычайным рвением посвящавший себя наукам. Приобретя [f] рабыню-египтянку, он сошелся с ней; когда же она родила мальчика, - от него ли, от другого ли, - ему дали имя хозяина и оставили в доме. Он подучился грамоте, а когда хозяин состарился, то вдвоем с матерью водил его под руки. Когда же старший Афинион умер, юноша завладел наследством, незаконно вписал себя в списки и стал полноправным афинским гражданином. Вскоре он женился на смазливой бабенке и принялся с ее помощью заманивать молодежь учиться софистике. Поработав таким софистом в Мессении (212) и в фессалийской Ларисе, он сколотил на этом капиталец и возвратился в Афины.

Здесь афиняне избрали его послом к Митридату, {54} шедшему в это время от удачи к удаче. И вот Афинион втерся в доверие к царю, стал одним из его ближайших наперсников и сделал при нем блестящую карьеру. Тогда он принялся рассылать письма, в которых возбуждал афинян пустыми посулами: его де величайшее влияние на каппадокийского царя позволит им не только избавиться от [римских] недоимок и даней, чтобы жить в мире и согласии, но и можно будет восстановить демократическое правление и получить от царя великие дары государству и отдельным гражданам, [b] В конце концов афиняне и впрямь польстились на это и поверили в крушение римского владычества.

{54 ...послом к Митридату — Митридат VI Эвпатор. Речь идет о событиях 88-86 гг., происходивших во время первой Митридатовой войны.}

49. Итак, когда уже вся Азия отпала [от римлян], Афинион отплыл на родину, однако натерпелся от непогоды и был отнесен ветрами в Каристию. Узнав об этом, сыны Кекроповы {55} послали за ним боевые корабли с паланкином на серебряных ножках. Но вот он уже прибывает! Навстречу ему высыпал почти весь город; сбежалось множество зевак, дивясь [c] небывалому повороту фортуны: выскочка Афинион, в философском своем плаще даже издали не видавший пурпура, теперь въезжает в Афины в паланкине с серебряными ножками и пурпурными покрывалами - даже из римлян никто так не роскошествовал над Аттикой! Поглазеть на это сбегались мужчины, женщины и дети; они возлагали на Митридата небывалые упования: - вот ведь наш бедняк Афинион, побиравшийся уроками, кто сколько даст, теперь по милости царя дерзко шествует по градам и весям. Встречали его и служители Диониса (актеры), призывая его как [d] вестника нового Диониса {56} к общему торжеству для молитв и возлияний.

{55 ...сыны Кекроповы... — Иронично-торжественное обозначение афинян; Кекроп — легендарный основатель Афин.}

{56 ...вестника нового Диониса... — Имя Дионис служило прозвищем Митридата; ср.: Плутарх. «Моралии». 624а-b.}

И вот, пустившись когда-то в путь из наемного жилища, Афинион поселяется в доме Диея, - богатевшего в то время на доходы с Делоса, - битком набитом коврами и картинами, статуями и грудами серебряной утвари. К народу он оттуда выходит в белоснежном волочащемся плаще, на пальце у него золотой перстень с ликом царя, перед ним и за ним толпа прислужников. Дионисовы актеры в священной ограде под крик глашатая [e] приносят жертвы в честь явления Афиниона.

На следующий день перед его домом собралась большая толпа, дожидаясь его выхода: весь Керамик наполнен горожанами и приезжими; народ без зова сбегается на собрание. С большим трудом пролагает он себе дорогу, оберегаемый доброхотами, каждый старается дотронуться до его [f] платья, чтобы возвеличиться перед толпой.

50. Взойдя, наконец, на возвышение, устроенное перед портиком Аттала {57} для римских военачальников, он постоял некоторое время, оглядывая толпу; затем вскинул взор и возгласил: "Афиняне! Положение дел и польза отечества велят мне поведать обо всём, что мне известно; но я не могу решиться - так важно и невероятно то, что я должен сказать". Все (213) вокруг в один голос крикнули, чтобы он говорил без страха. "Хорошо, - говорит он, - вы услышите, о чем и не смели мечтать, что и во сне не могло привидеться. Царь Митридат владеет Вифинией и Верхней Каппадокией, у ног его вся Азия вплоть до Памфилии и Киликии, ему служат оружием цари Армении, Персии и вожди народов Меотиды и всего Понта на тридцать тысяч стадий вокруг. Римский командующий в Памфилии Квинт Оппий {58} выдан царю и следует за ним в оковах; бывший консул Маний Аквилий, {59} этот сицилийский триумфатор, связан цепью по рукам и ногам и [b] бастарн-великан, пяти локтей ростом, тащит его пешего за своим конем. Из остальных римских граждан одни лежат, простершись у алтарей богов, а другие, сменив римские одежды на родные квадратные плащи, снова называют себя по исконным родинам. И все города, воздавая царю сверхчеловеческие почести, именуют его богом. Пророчества со всех концов [c] света вещают грядущую власть над миром. Поэтому и во Фракию, и в Македонию уже отправлены великие воинства, и все края Европы на его стороне: вокруг него толпятся послы не только от италиков, {60} но и от карфагенян, готовых общими усилиями сокрушить Рим".

{57 Аттал — Аттал II Филадельф, царь Пергама в 159-138 гг.}

{58 Римский командующий в Памфилии Квинт Оппий... — Квинт Оппий, пропретор Памфилии; о его поражении от Митридата см.: Диодор. XXXVII. 26 сл., Тит Ливии, периоха 78.}

{59 Маний Аквилий — римский полководец; будучи вместе с Марием консулом в 101 г., подавил восстание рабов на Сицилии. В 90 г. послан на Восток, в 88 г. потерпел поражение и попал в руки Митридата, который повелел придать его смерти.}

{60 ...послы не только от италиков... — О контактах между Митридатом и италиками сообщает также Диодор (XXXVII. 2, 11).}

51. Здесь он помолчал, чтобы дать толпе обсудить неслыханные известия, потер лоб и продолжал: "Что же я предлагаю? Прежде всего, не [d] сносить более того безвластия, которое поддерживает у нас римский сенат, пока-де он там не придумает, как нам здесь жить. Не потерпим замкнутых заброшенных храмов, гимнасиев, безлюдного театра, {61} безмолвия в судах! Не забудем об освященном божескими пророчествами Пниксе, {62} отнятом у народа! Не потерпим, афиняне, молчания священного голоса Иакха, закрытия великого храма двух богинь, {63} безгласия в философских школах!"

{61 ...безлюдного театра... — Театр в Афинах служил местом для народных собраний.}

{62 Пникс — холм к юго-западу от Акрополя, где проводились народные собрания, пока местом для них не стал театр.}

{63 ...двух богинь... — Деметры и Персефоны. Все три названных божества — Иакх, Де-метра и Персефона — связаны с Элевсинскими таинствами, о закрытии которых говорится в данном предложении.}

[e] После того как этот природный раб наговорил еще много в том же роде, толпа, обсудив услышанное, ринулась в театр, где выбрала его начальником войска. "Шествуя, словно Пифокл", {64} пройдоха-перипатетик {65} прошел в орхестру и поблагодарил афинян: "Выбрав сейчас меня, вы самих себя избрали. С вашей помощью я сделаю всё, что в ваших силах". После этого он назначил себе товарищей по своему выбору, сам называя [f] имена. 52. Через несколько дней он стал тираном, явив на практике пифагорейское учение о заговорах, {66} а заодно и истинное значение философии доброго Пифагора, как описывают его Феопомп в восьмой книге (214) "Истории Филиппа" [FHG.I.288] и ученик Каллимаха Гермипп [FHG.I1I.41]. Презрев заветы Аристотеля и Феофраста, он прежде всего убрал с дороги добропорядочных граждан {67} (поистине, верна поговорка: "Рабу не давай ножа!") и поставил у ворот стражу. Многим афинянам в страхе за свое будущее пришлось по ночам спускаться со стен на веревках и бежать из города, но Афинион посылал вслед им конников, которые одних убивали на месте, а других приводили в оковах: охранники его были набраны из тяжелой конницы. На собраниях он нередко изображал показное [b] сочувствие римлянам ... [лакуна] ... Многих он казнил, обвинив их в сношениях с беглецами и подготовке переворота. К каждым воротам он поставил по тридцать стражников и никому не позволял ни входить, ни выходить. Он конфисковал имущество многих граждан и набрал столько денег, что набил ими несколько колодцев. По большим дорогам он разослал шайки ловить беглецов; их приводили к нему, он пытал их на дыбе и казнил без [c] суда. Многих он обвинил в измене, утверждая, будто они готовят возвращение беглецов: некоторые из них от страха бежали сами, остальных приговаривали в суде, и он сам подсчитывал голоса и опускал камешки. В конце концов он довел город до нехватки самого необходимого, даже ячмень и пшеницу выдавали по малости. Повсюду он рассылал своих латников ловить [самовольно] вернувшихся или бежавших граждан; [d] схваченных забивали палками, иные еще до казни умирали под пытками. И было велено после захода солнца всем сидеть по домам и не ходить по улицам даже с фонарями.

{64 Шествуя, словно Пифокл... — Слова из речи Демосфена «О преступном посольстве» (314), ставшие поговоркой и обозначавшие заносчивое поведение.}

{65 ...перипатетик... — В греческом оригинале обыгрывается исходное значение слова «перипатетик» — «прохаживающийся туда-сюда».}

{66 ...пифагорейское учение о заговорах... — См.: Диоген Лаэртский. VIII. 39; Ямвлих. «Жизнеописание Пифагора». 260.}

{67 ...добропорядочных граждан... — Ср.: Цицерон. «Брут». 306 (о бегстве оптиматов из Афин).}

53. Расхищал он имущество не только граждан, но уже и чужестранцев, дотянувшись даже до сокровищ делосского бога. Он послал на Делос теосца Апелликона, недавно ставшего афинянином, бывалого хитреца и авантюриста. Этот Апелликон когда-то занимался перипатетической философией; будучи богат, он купил библиотеку Аристотеля и множество [e] других книг и уже стал тайком приобретать подлинники старинных постановлений народного собрания из храма Матери богов, {68} а также тащить из других городов всё, что находил древнего и редкостного. Когда его уличили, он едва не погиб, но успел скрыться из Афин. Вскоре он вернулся, сумел ко многим подслужиться и пристал к Афиниону как товарищ по перипатетической школе. Но Афинион уже забыл философию и кормил [f] неразумных афинян птичьими пайками, по хойнику ячменя на четыре дня. {69} Этого Апелликона он отправил с войском на Делос. {70} Тот вел себя там не как на войне, а как на прогулке: со стороны города он выставил хоть какую-то стражу, а со стороны моря не позаботился ни о чем и разместился на ночлег, не огородившись даже тыном. Когда об этом узнал Оробий, {71} (215) римский претор на Делосе, то, дождавшись безлунной ночи, он вывел свои войска и, напав на спящих и пьяных, перерезал афинян и их союзников как стадо овец: погибли шестьсот человек и около четырех тысяч были взяты в плен, а доблестный стратег Апелликон спасся бегством. Когда Оробий заметил, что многие беглецы собираются по крестьянским дворам, он сжег их вместе с домами и сжег их осадные машины, даже ту осадную башню, которую Апелликон соорудил, высадившись на остров. На этом месте Оробий установил трофей и алтарь, на котором приказал написать:

{68 ...храм Матери богов... — Находился в западной части агоры и служил государственным архивом.}

{69 ...птичьими пайками, по хойнику ячменя на четыре дня. — Один хойник ячменя считался дневной нормой.}

{70 ...отправил с войском на Делос. — Об описываемом ниже сражении на Делосе см. также: Диодор. XXXVII. 28.}

{71 Оробий — имеется в виду Луций Оробий, которому на Делосе была посвящена статуя (215Ъ-с).}

[b] Эта могила хранит чужеземных гостей, что сгубили

Души, сражаясь вокруг Делоса в битве морской.

Долго терзали тогда афиняне остров священный;

Был у них общий Арес с каппадокийским царем".

54. А в Тарсе тираном стал [другой] философ, эпикуреец {72} по имени Лисий. {73} Когда родной город избрал его "венценосцем" (так называли жрецов Геракла), он не сложил [по истечении срока] свои полномочия, но захватил власть и прямо из плаща переоделся в пурпурный хитон с белыми полосами, набросил поверх дорогую всадническую накидку, обулся в [с] белые лаконские башмаки, голову увенчал золотым лавровым венком. Имущество богатых он раздавал беднякам и многих сопротивлявшихся казнил.

{72 А в Торсе тираном стал... философ, эпикуреец... — Возможно, из сочинения Афинея «О сирийских царях» (см. 211а).}

{73 ...по имени Лисий. — Из других источников неизвестен. Об эпикурейцах-тиранах см.: Journal of Roman Studies. 1941. Vol. 31. P. 155.}

55. Такие вот получаются {74} из философов воители. Демохар говорил о них: "Как из тимьяна не сделаешь наконечник копья, так и хорошего воина из Сократа". А ведь Платон рассказывает об участии Сократа в трех походах: {75} под Потидею, Амфиполь и на беотийцев, когда и произошла [d] битва при Делии. И хотя это никем более не подтверждается, Платон даже говорит, что в то время, как все афиняне бежали с поля боя и многие были убиты, Сократ якобы удостоился военных наград. Всё это ложь. В поход под Амфиполь, предпринятый в архонтство Алкея, Клеон, по свидетельству Фукидида [V.2], повел отборное войско. Зачем было в него призывать Сократа, у которого никогда не было ничего, кроме плаща да [e] посоха? У какого историка или поэта рассказано об этом? Где у Фукидида хоть словом упоминается этот платоновский воин Сократ? "Что посоху до щита?" И когда это он сражался под Потидеей, как утверждается у Платона в "Хармиде"? Платон уверяет, что Сократ отказался тогда от наград, уступив их Алкивиаду. Но ни у Фукидида, ни у Исократа в речи "Об упряжке" [16.12] ничего об этом не сказано. И в какой битве, собственно, заработал Сократ эти награды и что совершил славного и замечательного? [f] Ведь, судя по Фукидиду, никакой битвы там и не было! Но Платону мало этих чудес, он присочиняет к ним еще и подвиг при Делии. Однако, даже если бы Сократ действительно был при Делии (как утверждает ученик Кратета Геродик в сочинении "Против поклонника Сократа" {76}), ему пришлось бы вместе со всеми спасаться бегством, когда Пагонд {77} ударил (216) врасплох из-за холма двумя отрядами конницы [Фукидид.IV.96]. Одни из афинян бросились тогда к Делию, другие к морю, третьи - к Оропу, четвертые - к горе Парнефу; а за ними гнались беотийцы и многих убили, в особенности конники, среди которых были и локры. Среди паники и страха, охвативших афинян, мог ли один Сократ, "величественно взирая налево, направо" {78} ["Пир".221b], стоять, отражая конницу беотийцев и локров? [b] Фукидид и поэты молчат о подобном мужестве. И мог ли Сократ уступить заслуженные им награды Алкивиаду, который вовсе не участвовал в битве? Мало того, в "Критоне" [52b] сам Платон, {79} этот друг Мнемосины, прямо говорит, что Сократ никогда не выезжал из Афин, - только один раз на Истмии. Сократик Антисфен рассказывает о наградах то же самое, что и Платон. "Неверно слово это!" [Стесихор], - этот киник-собака просто льстит своему Сократу. Поэтому ни тому, ни другому не следует доверять, [c] взяв в проводники Фукидида. Антисфен даже добавляет новую ложь: "Слышали мы, Сократ, что и за битву с беотийцами ты получил награду. - Молчи, чужеземец, то Алкивиад, а не я. - Да, мы слышали, ты ему уступил ее". Платоновский Сократ тоже говорит, что был под Потидеей и уступил награду Алкивиаду. Однако поход на Потидею во главе с Формионом {80} по единодушному признанию всех историков был раньше похода на Делий.

{74 Такие вот получаются... — Возможно, с этого места до 218е следует фрагмент Геродика из Селевкии.}

{75 ...об участии Сократа в трех походах... — См.: Платон. «Апология Сократа». 28е; «Хармид». 153b; «Пир». 219е и сл. Осада изменившей Афинам Потидеи происходила в 432-429 гг., битва при Амфиполе в 422 г., сражение под Делием — в 424 г.}

{76 ...Геродик в сочинении «Против поклонника Сократа»... — Это сочинение Афиней цитирует также в 504е сл.}

{77 Пагонд — фиванский полководец, нанесший афинянам сокрушительное поражение при Делии в 424 г. (см.: Фукидид. IV. 76 сл.). Произошедшую во время бегства афинян встречу Алкивиада с Сократом описывает Платон в «Пире» (221а-b) и «Апологии Сократа» (29а).}

{78 ...величественно взирая налево, направо... — Так описывает Сократа Платон в «Пире» (221b); цитата взята Платоном из «Облаков» Аристофана (362).}

{79 ...в «Критоне» сам Платон... — Платон. «Критон». 52b. Упоминание о посещении Сократом Истмийских игр, однако, отсутствует в лучших из рукописей «Критона» и поэтому отвергается современными издателями Платона.}

{80 ...поход на Потидею во главе с Формионом... — Об этом сражении см.: Фукидид. I. 64 сл.; Диодор. XII. 37. 1.}

56. Итак, философы не только во многом вольно обращаются с истиной, но и не замечают даже хронологических ошибок. И превосходный [d] Ксенофонт, изображая пир, данный Каллием, сыном Гиппоника, влюбленным в Автолика, сына Ликона, в честь победы того в панкратии, представляет среди других гостей и себя самого, хотя он, вероятно, еще не родился или был малым ребенком. {81} Ведь все это должно было происходить в год архонтства Аристиона, {82} так как именно в этом году Эвполид при участии Демострата поставил свою комедию "Автолик", в которой [e] высмеял его победу. Опять же, в другом месте "Пира" [8.32] Ксенофонт заставляет Сократа заявлять следующее: "Правда, Павсаний, влюбленный в поэта Агафона, {83} говорит в защиту распутников, что войско из влюбленных и любимых было бы непобедимо, потому что им-де стыдно было бы покидать друг друга. Странное мнение: будто люди, привыкшие презирать упреки и бесстыдствовать, будут так стыдиться дурного поступка!" Однако из платоновского "Пира" можно заключить, что Павсаний ничего подобного не говорил. Ибо писаных сочинений Павсания я не знаю, а [f] разговоры его о пользе от любовников имеются только у Платона. Впрочем, даже неважно, выдумал ли это Ксенофонт или прочел в какой-нибудь рукописи платоновского "Пира", отличной от нашей. Дело в том, что он допустил здесь хронологическую ошибку: Аристион, в архонтство которого происходит ксенофонтовский пир, пятью годами предшествует Эвфему, {84} (217) в архонтство которого Платон относит празднование победы Агафона, {85} где Павсаний и распространялся о любви. Странно и нелепо, что Сократ на пире у Каллия поправляет как недостойное то, что только через четыре года будет сказано в доме Агафона!

{81 ...Ксенофонт... еще не родился или был малым ребенком. — Ксенофонт родился между 430 и 425 гг., его античную биографию см. у Диогена Лаэртского (П. 48 сл.).}

{82 ...в год архонтства Аристиона... — 421-420 гг.}

{83 ...Павсаний, влюбленный в поэта Агафона... — О дружбе Агафона с Павсанием см.: Платон. «Протагор». 315d; Элиан. «Пестрые рассказы». XIII. 4.}

{84 Эвфем — архонт в 417-416 гг.}

{85 ...победы Агафона... — На Ленеях в 416 г.}

57. Полон вздора и платоновский "Пир"! Ведь когда Агафон одержал победу, Платону было всего четырнадцать лет: Агафон был увенчан на Леней в архонтство Эвфема, Платон же родился в архонтство Аполлодора, {86} бывшего после Эвтидема, {87} и скончался, прожив восемьдесят два года, в архонтство Феофила, {88} бывшего после Каллимаха, [b] который является восемьдесят вторым после Аполлодора; а от платоновского рождения четырнадцатым является Эвфем, при котором и состоялось застолье в честь победы Агафона. Да и сам Платон поясняет, что встреча эта состоялась давным-давно, говоря в "Пире" [172с]: " - [Видимо, тот, кто тебе рассказывал, и впрямь не рассказал тебе ничего толком], если ты думаешь, будто беседа происходила недавно, так что я мог там присутствовать. - Да, - отвечал он. - Да что ты, Главкон? - [c] воскликнул я. - Разве ты не знаешь, что Агафон уже много лет здесь не живет?" И далее Платон говорит: " - Однако скажи мне, когда состоялась эта беседа? - И я ответил, что еще во времена нашего детства, когда Агафон получил награду за свою трагедию".

{86 ...в архонство Аполлодора... — В 430-429 гг.}

{87 ...после Эвтидема. — Видимо, ошибочно вместо «Эвтина», архонта 431-430 гг.}

{88 ...в архонство Феофила... — 348 — 347 гг.}

То, что сочинения Платона полны анахронизмов, можно показать на множестве примеров. И если поэт сказал: "...болтает, что на ум придет", то Платон без колебаний это записывает. Ведь это не в болтовне, но "по размышлении зрелом" Платон утверждает, например, в "Горгии" [471а]: [d] 58. " - Значит, этот самый Архелай, по твоему разумению, несчастен? - Да, мой друг, если он несправедлив". Затем, прямо упомянув, что Архелай - это нынешний македонский царь, немного ниже он пишет [503с]: "...ни даже про Перикла, хотя уж он-то умер совсем недавно". Но если Перикл умер недавно, то Архелай еще не царь, если же он царствует, то Перикл умер уже давным-давно. Ибо Архелаю предшествовал Пердикка, процарствовавший, согласно Аканфию Никомедийскому, сорок один год, по Феопомпу - тридцать пять лет, по Анаксимену - сорок, по Иерониму - [e] двадцать пять, по Марсию и Филохору - двадцать три года; выберем из этих противоречивых данных наименьшее число - двадцать три года. Перикл же скончался на третьем году Пелопоннесской войны в архонтство Эпаминонда, {89} при котором умер ... [текст испорчен] ... Пердикка и царская власть перешла к Архелаю. Как же Платон мог сказать, будто Перикл умер недавно? В том же "Горгии" Платон заставляет Сократа [f] произносить следующее [473e-f]: "Когда в прошлом году мне выпал жребий заседать в Совете и наша фила председательствовала, {90} то я должен был ставить вопрос на обсуждение, но лишь вызвал общий смех, потому что не знал, как это делается". Не по неопытности отказался от этого Сократ, а по гражданскому мужеству; он не захотел нарушить демократические законы. Это прекрасно показывает Ксенофонт в первой книге "Греческой истории" [1.7.14]: "Когда же и некоторые из пританов заявили, что они не (218) могут предлагать народу противозаконное голосование, {91} то Калликсен, взойдя на трибуну, стал их обличать, а народ стал кричать, чтобы отказывающиеся ставить вопрос на голосование были тоже привлечены к суду; и тогда все пританы в страхе уступили - все, кроме Сократа, сына Софронискова, который заявил, что он во всем будет поступать только по закону". На голосование ставилось обвинение Эрасинида и других стратегов в том, что они не подобрали тела погибших в морском сражении [при Аргинусских островах]. Это сражение произошло в архонтство Каллия, {92} спустя двадцать четыре года после кончины Перикла.

{89 ...в архонство Эпаминонда... — 429-428 гг. Пелопоннесская война продолжалась с 431 по 404 гг.}

{90 ...наша фила председательствовала... — В течение года десять фил по очереди через своих представителей председательствовали в Совете; председатели именовались «пританами». О председательстве Сократа см.: Платон. «Апология Сократа». 32b.}

{91 ...противозаконное голосование... — Речь идет о предложении проголосовать «единым списком» за смертный приговор десяти военачальникам, которые не сумели после битвы при Аргинусах в 406 г. подобрать тела погибших афинян.}

{92 ...в архонство Каллия... — 406 — 405 тс. Битва произошла в сентябре 406 г.}

[b] 59. И это еще не все. Возьмем диалог "Протагор". Речь в нем идет о повторном приезде Протагора, произошедшем несколько дней назад {93} [309d], причем упоминается, что после смерти Гиппоника Каллий унаследовал его состояние. Этот Гиппоник в архонтство Эвтидема {94} был вместе с Никием поставлен командующим в битве против жителей Танагры и помогавших им беотийцев и победил их. {95} Умер он, скорее всего, незадолго до постановки "Льстецов" Эвполида в архонтство Алкея: {96} из этой комедии видно, что [c] Каллий получил наследство лишь недавно. У Эвполида Протагор уже живет в Афинах; двумя же годами ранее у Амипсия в "Конне" {97} он еще не включен в хор "мыслителей". Ясно, что его приезд произошел в промежутке между двумя этими датами. Однако в "Протагоре" Платон изображает и элидянина Гиппия с несколькими земляками присутствующим в Афинах [314с, 315b], а это было бы небезопасно до заключения годичного перемирия в месяце [d] элафеболионе {98} в год архонтства Исарха {99} [Фукидид.IV.117-118]. Платон полагает, что беседа происходит вскоре после перемирия; и при этом говорит [327d]: "Если бы они были какими-нибудь дикарями вроде тех, что в прошлом году поэт Ферекрат вывел на Ленеях". {100} "Дикари" же были поставлены в архонтство Аристиона, {101} после которого был Астифил, четвертый после Исарха (при котором было заключено перемирие): ведь после Исарха [e] идут Аминий, Алкей, Аристион, Астифил. Следовательно, Платон в своем диалоге вопреки истории приводит их в Афины как граждан неприятельского государства, потому что срок [годичного] перемирия давно истек.

{93 ...о повторном приезде Протагора, произошедшем несколько дней назад... — См.: Платон. «Протагор». 309d; ср.: DK. 80А11.}

{94 ...в архонство Эвтидема... — Возможно, «Эвтидема» ошибочно вместо «Эвтина».}

{95 ...Гиппоник ... победил их. — См.: Фукидид. III. 91.4; Диодор. XII. 65. 3.}

{96 ...в архонство Алкея... — 422-421 гг.}

{97 ...у Амипсия в «Конне»... — «Конн» был поставлен в 423 г. на Великих Дионисиях.}

{98 ...в месяце элафеболионе... — Девятый месяц аттического года (в нашем марте-апреле). Ср.: Фукидид. IV. 117 сл.}

{99 ...в год архонства Исарха. — 424-423 гг.}

{100 ...дикарями... что в прошлом году поэт Ферекрат вывел на Ленеях. — «Дикари» Ферекрата были поставлены на Ленеях в 420 г.}

{101 ...в архонство Аристиона... — 421 — 420 гг.}

60. В других сочинениях Платон утверждает {102} [Платон."Апология Сократа".21а], будто Хэрефонт вопросил Пифию, есть ли кто-нибудь мудрее Сократа, и получил ответ: "никто". Однако Ксенофонт, и в этом противореча Платону, говорит [Ксенофонт."Апология Сократа". 14]: "Однажды Херефонт вопрошал обо мне бога в Дельфах, и Аполлон в присутствии многих изрек, что нет человека более справедливого и здравомысленного, чем я". В самом деле, разве может быть правдоподобным и убедительным, [f] чтобы всезнающий бог назвал мудрейшим из людей Сократа, который сам признавался, что ничего не знает? Ведь если мудрость в том, чтобы - "ничего не знать", то [божье] "всё знать" будет только глупостью. И что за нужда была Хэрефонту докучать божеству расспросами о Сократе? Тот и сам убедительно говорил, что не мудр. "И был бы глуп спросивший (219) бога о таком", например: "бывает ли шерсть мягче аттической?", или "бывают ли верблюды выносливее бактрийских?", или "есть ли кто курносее Сократа?" Ведь божество едко смеется над такими вопросами; так, например, спросившему (был ли это баснописец Эзоп или кто другой):

{102 В других сочинениях Платон утверждает... — Возможно, с этого места до 221а продолжается фрагмент, взятый у Геродика из Селевкии.}

Как бы мне разбогатеть, расскажи, сын Латоны и Зевса, -

был дан издевательский ответ:

Коль завладеешь срединой Коринфа и Сикиона.

61. А уж того, что наговорил о Сократе Платон, о нем не назлословил [b] ни один сочинитель комедий: что он был сыном "суровой" повитухи ["Теэтет".149а], что сварливая Ксантиппа выливала ему на голову помои, {103} что он переспал под одним плащом с Алкивиадом ["Пир".219b], - уж это должно было быть высмеяно хотя бы тем же Аристофаном, который присутствовал на платоновском "Пире" при рассказе Алкивиада. Аристофан столько обличал Сократа в развращении юношества, что непременно здесь поднял бы шум. Но вот что мудрая Аспасия, обучавшая риторике Сократа, говорит в стихах, сохранившихся под ее именем и [c] процитированных учеником Кратета Геродиком:

{103 ...выливала ему на голову помои... — У Платона об этом нигде не говорится.}

Друг мой Сократ, я вижу твое разбитое сердце:

Сын Диномахи и Клиния в том виноват. Но послушай,

Если желаешь достигнуть ты цели своей вожделенной,

Должен последовать точно Аспасии добрым советам!

Весть возбудила меня, запылало от радости тело,

Очи мои увлажнили божественной влагою слезы.

Пусть же тебя опьянит вдохновением нежная Муза. [d]

Пой беззаветно тому, кто внимает с охотою песне.

Пылкость влюбленного - это оружье Эрота, поверь мне.

Свадебный дар песнопенья любимое сердце добудет.

Следовательно, Сократ сам выслеживает [мальчика], имея учительницей в любви милетянку, а не попадает в расставленные ему сети, как представлено у Платона. И он, видимо, не перестает плакаться - ведь увидев, в [e] каком состоянии он находился, Аспасия продолжает:

Милый Сократ, отчего ты в слезах изнемог? Неужели

Вихрем, что в сердце бушует, любовным сражен безответно,

Ранен жестокостью глаз, потерял ты бальзам утешенья,

Мною обещанный.

А что Сократ действительно был влюблен в Алкивиада, несмотря на то [f] что тому было под тридцать, Платон сам ясно указывает в "Протагоре" [309а]: " - Откуда ты, Сократ? Впрочем, и так ясно: с охоты за красотою Алкивиада! А мне, когда я видел его недавно, он показался уже взрослым - хоть и прекрасным, но все же взрослым: ведь, между нами говоря, (220) Сократ, у него уже борода пробивается. - Так что же из этого? Разве ты не согласен с Гомером [Од.Х.279], который сказал, что самая приятная пора юности - это когда показывается первый пушок над губой: то самое, что теперь у Алкивиада?"

62. И вообще говоря, из философов вышло гораздо больше хулителей, чем из записных остряков! Взять хотя бы сократика Эсхина: {104} в диалоге "Телавг" он высмеивает Критобула, сына Критона, за жизнь, проведенную в грязи и невежестве; что же до самого Телавга, очень бедного ритора, то здесь Эсхин уже сверх всяких мер бранится, что он щеголяет гиматием и тратит на его мытье у суконщика по пол-обола в день, [b] подпоясываясь овчинкой и подвязывая обувь гнилыми веревочками. В диалоге "Аспасия" Эсхин обзывает Гиппоника, сына Каллия, дураком, а всех ионийских женщин развратницами и проститутками. Диалог "Каллий" пересказывает распри Каллия со своим отцом и высмеивает софистов Продика и Анаксагора: Продик, на беду, воспитал Ферамена, Анаксагор - Филоксена, сына Эриксидова, и Арифрада, брата кифареда Аригнота: испорченность и порочность воспитанников, по его замыслу, должны изобличать [c] воспитателей. В диалоге "Аксиох" он едко обрушивается на Алкивиада, изображая того пьяницей и охотником до чужих жен. 63. Антисфен во втором "Кире" тоже бранит Алкивиада: он-де беззаконник и во всем, и по части женщин - по-персидски спит со своей матерью, и с дочерью, и с сестрой. Его диалог "Политик" содержит нападки на всех афинских демагогов; [d] "Архелай" - на ритора Горгия, "Аспасия" - на Ксантиппа и Парала, сыновей Перикла: один-де из них был сожителем Архестрата, который вел себя как низкопробная шлюха, другой - друг-приятель Эвфема, задевавшего всех прохожих грубыми и неуместными шутками. Мерзко и похабно переименовав Платона в Сафона, он издал под таким названием [e] направленный против него диалог. Ведь всей этой публике ни один политик не кажется честным, ни стратег разумным, ни мудрец серьезным, ни поэт полезным, ни простой народ здравомыслящим. Один Сократ у них безупречен - и когда валяется по притонам с флейтистками Аспасии, и когда растолковывает панцирному мастеру Пистону [как тому делать свою работу], и когда учит гетеру Феодоту приманивать клиентов, как это представлено у Ксенофонта во второй книге "Воспоминаний". {105} При этом он заставляет Сократа давать Феодоте такие советы, до которых не додумались бы ни самиянка Нико, ни лесбиянка Каллистрата, ни левкадянка [f] Филения, ни даже афинянин Пифоник, весьма поднаторевшие в своем ремесле. Да мне дня недостало бы, стань я перечислять высокомерную брань философов! Говоря словами Платона ["Федр".229с], "нахлынет на меня целая орава всяких горгон и пегасов и несметное скопище разных других (221) нелепых чудовищ".

{104 ...сократика Эсхина... — См. биографию у Диогена Лаэртского, который из множества приписываемых Эсхину диалогов считает аутентичными семь; четыре из этих семи названы здесь: «Телавг», «Аспасия», «Каллий» и «Аксиох».}

{105 ...у Ксенофонта во второй книге «Воспоминаний». — На самом деле, в третьей книге; см.: Ксенофонт. «Воспоминания о Сократе». III. 10. 9; 11. 15.}

[О горгонах]

64. На этом Масурий закончил свою длинную речь, и все были поражены его ученостью. Затянувшееся молчание прервал Ульпиан, воскликнув:

"Дорогие сотрапезники, уж не захлебнулись ли вы в этом неожиданном словесном потоке! К тому же вы злоупотребили неразбавленным вином - недаром говорит Парменон из Византия:

Кто пьет вино, как взмыленный скакун воду,

Не выговорит внятно ни одной буквы:

Без слов он будет дрыхнуть над своей бочкой,

[b] Как будто опоил его настой мака.

Или только что упомянутые Горгоны обратили вас в камень? А знаете ли вы, что Александр из Минда утверждает, будто действительно существуют животные, способные превращать людей в камень? Во второй книге "Рассказов о птицах" он пишет: "Горгона есть животное, которое ливийские кочевники там, где оно водится, называют "в-землю-гляд" {106} (κατώβλεπον). По виду ее шкуры обычно полагают, что она похожа на дикую овцу; однако некоторые говорят, что на теленка. Ее дыхание будто бы столь сильно, что убивает всякого встречного. [На самом же деле] она [с] имеет гриву, которая свисает со лба, закрывая глаза, и всякий раз, когда она встряхивает ею (а это тяжело и трудно), то не дыханием убивает, а неким излучением от особенной природы ее глаз. Обнаружено это животное было так. Несколько солдат из войска Мария, посланного против Югурты, {107} увидели горгону и, решив из-за ее низко опущенной головы и медленной походки, что перед ними дикая овца, погнались за ней, чтобы зарезать мечами. Но животное испугалось, встряхнуло гривой, лежавшей на [d] глазах, и тотчас умертвило бросившихся на него людей. И снова и снова повторялось то же самое, и каждый раз подступавшие к нему погибали, пока кто-то не догадался расспросить туземцев о природе этого существа. Тогда по приказу Мария туземные всадники, устроив засаду, убили животное копьями издали и принесли командующему". Такое животное существовало, ручательство тому - его шкура и экспедиция Мария. Но другое [e] сообщение Александра доверия не заслуживает. Он пишет, будто есть в Ливии какие-то быки-"противоходы" {108} (ο̉πισθονόμοι), которые, когда пасутся, не идут вперед, а пятятся назад. Пастись естественным образом мешают им рога, загибающиеся не вверх, как у всех животных, а вниз, закрывая при этом глаза. Это совершенно невероятно и не подтверждается ни одним другим свидетельством".

{106 ...«в-землю-гляд»... — Ср.: Элиан. «О природе животных». VII. 5; Афиней. IX. 409с; Плиний. VIII. 77.}

{107 ...из войска Мария, посланного против Югурты... — 107-105 гг.}

{108 ...6ыки-«противоходы»... — Ср.: Элиан. «О природе животных». XVI. 33.}

[f] 65. Ларенсий подтвердил рассказанное Ульпианом, добавив, что Марий отослал шкуры этих животных в Рим, но никто там не смог определить, чьи они, - настолько необычайно они выглядели. Впоследствии он посвятил их в храм Геркулеса, в котором полководцы-триумфаторы (222) устраивают угощения граждан, как о том говорится у многих римских поэтов и историков. "Но вас, господа буквоеды, - заключил он, - такие вопросы не интересуют. Недаром говорит Геродик Вавилонский:

Вон из Эллады, сыны Аристарха! Бегите быстрее,

Морем Эгейским неся трусость оленью свою.

Точно младенцы, пищите и мямлите вы односложно:

"Се", или "сих", или "сим", - в этом лишь ваша печаль.

Скрыть невозможно дороги грядущей препоны. Геродик

Сыном Эллады рожден, с ним навсегда Вавилон.

Ибо, как говорит комедиограф Анаксандрид [Kock.II. 159]:

[b] Отрадно сердцу, отыскав мысль новую,

Поведать всем и Креза стать счастливее.

Скупые же, что мудрость держат скрытою,

Зачахнут без вниманья и участия,

Удаче их лишь зависть воспоследует.

Неси ж толпе подарок свой - открытие!"

После этих слов большинство гостей удалилось, не попрощавшись, и наша беседа прекратилась сама собой.

Конец книги пятой

Книга шестая

1. Друг мой Тимократ, ты всегда при встречах расспрашиваешь (222) меня, о чем беседовали пирующие софисты, как будто надеешься услышать что-то новое. Но я напомню тебе, что сказал Антифан {1} в своей комедии "Творчество" [Kock.II.90]:

{1 ...напомню... что сказал Антифан... — Сюжеты Средней аттической комедии, одним из главных представителей которой был Антифан, часто брались из мифов и трагедий и трактовались в пародийном духе. В цитируемом месте Антифан, видимо, выступает с теоретическим оправданием этого метода, представляя трагедийное творчество как чрезмерно легкое и потому недостойное уважения. Аристотель (который был современником Антифана) также обсуждает в «Поэтике» (1451b) данное различие между трагедией и комедией, но указывает при этом, что персонажи трагедии не всегда бывают общеизвестны, а кроме того, «и то, что известно, известно немногим, однако же нравится всем».}

Во всем счастливо ремесло трагедии:

Сюжет, во-первых, - он знаком всем зрителям,

Когда еще ни слова не рассказано, -

Поэту остаются лишь подробности.

Скажу вот я: "Эдип" - и сразу прочее

[b] Известно всем: мать - Иокаста, Лай - отец,

И что он сделал сам, и что с ним сделалось,

И кто его два сына, и две дочери.

Скажи лишь: "Алкмеон", и сразу названы

И мать его убитая в безумии,

И дети все. И вот Адраст разгневанный

Придет и вновь уйдет .............

А во-вторых, когда совсем неведомо

Поэту, что сказать еще, и дочиста

Опустошил он закрома фантазии,

Немедленно машина театральная

[с] Поднимется, {2} как палец побежденного

{2 Немедленно машина театральная / Поднимется... — О том, что авторы трагедий прибегали в затруднительных случаях к специальному подъемному механизму, выводившему на сцену богов (deus ex machina), известно нам из сочинений многих авторов, в том числе Платона и Аристотеля. Эта практика давала повод для насмешек и зачастую свидетельствовала о недостатке мастерства.}

Атлета, и уже довольны зрители.

Всё это совершенно недоступно нам.

(223) Напротив, имена должны придумать мы,

Интриги, речи, всё, что им сопутствует,

И что сперва случилось, что потом стряслось.

Пролог, развязку. Если что упущено

В каком-нибудь Хремете ли, Фидоне ли,

Тотчас освищут зрители комедию -

Пелею же и Тевкру всё прощается.

И Дифил в "Оливковом саде" или "Сторожах" [Kock.II.549]:

"Хранящая святилище Бравронское, {3}

{3 Хранящая святилище Бравронское... — Артемида. Святилище в Бравроне (Аттика) было одним из самых известных мест поклонения богине.}

Любимое богами, о, владычица,

[b] Лук укрощающая, Зевса и Лето

Девица-дочь!" - вот так-то изъясняются

Творцы трагедий: им одним дозволено

Всё говорить, что ни взбредет им в голову.

2. Перечисляя, чем трагедии могут быть полезными для повседневной жизни, комедиограф Тимокл говорит в пьесе "Женщины на празднике Дионисий" следующее [Kock.II.453]:

Послушай-ка, любезный, что скажу тебе.

Несчастным человек рожден природою

И множество печалей жизнь несет ему.

Вот почему нашел он утешение

[c] Своим заботам: ежели от собственных

Дел отвлечен он и чужими бедами

Ум поглощен его - тогда домой к себе

Уходит он довольный и наученный.

Возьми хоть, если хочешь, наших трагиков!

Они полезны всем: {4} бедняк несчастнейший

{4 Они полезны всем... — Вышучивая трагедию, Тимокл говорит убедительно и произносит слово в ее защиту по всем правилам судебного красноречия. В то же время подход его, как и положено автору комедий, подчеркнуто утилитарен, так что апология оборачивается издевательством: в трагедии предлагается видеть в первую очередь простое и действенное лекарство от бед и неприятностей, которые несет с собой повседневность. Нищий Телеф, безумный матереубийца Алкмеон, сыновья фракийского Финея, ослепленные отцом, потерявшая всех своих детей Ниоба, несчастный больной Филоктет только и ждут, чтобы облегчить страдание.}

Свое несчастье переносит с легкостью,

Увидев, что Телеф еще бедней его.

На Алкмеона поглядит припадочный;

Кто слаб глазами - на слепцов Финеевых;

[d] Сын помер? вот Ниоба в утешение;

Кто хром - взгляни на поступь Филоктетову;

Несчастен старец - вот дела Энеевы. {5}

{5 ...вот дела Энеевы. — Эней (ΟΙνεύς), царь Калидона, отец Мелеагра.}

Увидит зритель, что его несчастия,

"Которых пережить не могут смертные",

С другими уж случались, и охотнее

Перенесет свои.

3. Вот так и мы, Тимократ, {6} не "дадим", но "отдадим" тебе остатки пиршества софистов, как сказал бы, осмеивая Демосфена, котокидский [e] оратор. {7} Ведь когда Филипп давал афинянам Галоннес, то Демосфен призывал их не брать его, если Филипп будет давать, а не отдавать. Различие этих выражений Антифан обыграл в "Птенчике" [Kock.II.80]:

{6 Вот так и мы, Тимократ... — т. е. следуя примеру авторов трагедий, ничего не придумывая, а только припоминая.}

{7 как сказал бы... котокидский оратор. — Эсхин (из дема Котокиды в Аттике), выдающийся оратор, современник и соперник прославленного Демосфена. Не желая мириться со второй ролью, Эсхин преследовал Демосфена многочисленными нападками. В частности, (Эсхин. «Против Ктесифонта». 83. 1-5: «Филипп давал Галоннес; Демосфен же отговаривал брать, если он «дает», но не «отдает», споря из-за слогов») повод к неудовольствию Эсхину дало то слишком большое значение, которое Демосфен придавал разнице между «дать» и «отдать», когда решался такой важный для государства вопрос: если «дает», значит Филипп считает захваченный им остров Галоннес своим, если «отдает», то афинским. Вслед за насмешками над трагедией настал черед лучших образцов ораторской прозы. О том, насколько и этот жанр был популярен, говорит значительное число примеров, приводимых тут же.}

- Хозяин мой всё у отца забрал (α̉πολαβει̃ν),

Как будто взял свое.

- В речах охотно бы

Словечко это Демосфен использовал.

Также Алексид в "Воине" [Kock.II.373]:

- Возьми назад вот это!

- Что ты там принес?

[f] - Ребеночка, которого я брал у вас.

Теперь назад вернулся.

- Почему ж пришел?

Кормить не полюбилось?

- Он не наш, возьми.

- Он также и не наш.

- Но вы же мне его

Вручили.

- Не вручили.

- Почему же так?

- Вернули.

- Чтобы не свое я взял?

Он же в "Братьях" [Kock.II.299]:

- Давал я что-нибудь им разве? Говори!

- О нет, конечно, но залог вернули вы,

Что брали.

Анаксил в "Красавце-мужчине" [Kock.II.265]: (224)

- И дам я башмаки.

- О, мать сыра земля!

Не дашь, но возвернешь!

- Да вот уж вынес я.

Тимокл в "Героях" [Kock.II.457]:

- Так значит, говорить слова нелепые

Велишь мне?

- Точно так.

- Ну что ж, польщу тебе:

Хотя бы Бриарей не будет гневаться. {8}

{8 Хотя бы Бриарей не будет гневаться. — Высмеивается Демосфен; сходство со сторуким Бриареем и Аресом, по-видимому, состоит в стихийном напоре и грубой силе, которые здесь противопоставлены искусству («антитезам»).}

- Какой там Бриарей?

[b] - Что катапульты съест,

Закусит копьями, терпеть не может слов:

Сызмальства антитезы не сказал бедняк,

Глядит Аресом.

Так и мы по примеру названных поэтов, не придумывая, но припоминая, не "дадим", но "передадим" тебе речи, последовавшие за уже рассказанными.

[Торговля рыбой в Афинах]

4. Итак, [после слов Ларенсия] зала наполнилась слугами, разносившими на серебряных подносах несметные количества морской и озерной рыбы, так что мы одновременно изумлялись и богатству кушаний и драгоценности утвари, ибо в угощениях недоставало разве что Нереид. {9} Один из [с] хозяйских льстецов заметил, что, должно быть, сам Посейдон послал этих рыб в дар нашему [римскому] Нептуну, и не через римских рыбных торговцев, продающих мелких рыбок за большие деньги, но сам доставил одних - из Антия, других - из Тарацины и противолежащих приморских островов, третьих - из тирренских Пирг. Потому что римские рыбные торговцы ни на волос не отличаются от афинских, некогда высмеянных в комедиях. Говорит о них, например, Антифан в "Подростках" [Kock.II.79]:

{9 ...недоставало разве что Нереид. — Упоминание здесь Нереид, обитательниц морских глубин, дочерей морского старца Нерея, нужно расценивать как гиперболу: среди рыбных кушаний не хватало разве что такого блюда.}

Всегда считал Горгон я детской выдумкой, {10}

{10 Всегда считал Горгон я детской выдумкой... — Взглянув в лицо Горгоне, человек, по преданию, превращался в камень. Здесь то же свойство убивать взглядом приписывается торговцам рыбой, заламывающим чудовищные цены.}

[d] Но прихожу на рынок - тут же верю в них:

Взгляну в лицо торговцам, - камнем делаюсь.

Приходится мне с ними разговаривать

Потупив взор, скривившись, а засмотришься

На рыбку-замухрышку, но с огромнейшей

Ценою, - холодею глыбой каменной.

5. Амфид в "Шуте-бродяге" [Kock.II.244]:

Пойти к самим стратегам {11} легче в тыщу раз,

{11 Пойти к самим стратегам... — Коллегия из десяти стратегов (по одному от каждой филы), избиравшихся ежегодно, ведала в Афинах всеми иностранными и военными делами.}

Потребовать приема, получить ответ

По делу своему, чем хоть чего-нибудь,

Пойдя на рынок, от торговцев рыбою

Проклятых нам добиться. Коль осмелишься

[e] Спросить у них, взяв рыбку из разложенных, -

Как Телеф, промолчит, сидит насупившись

(И в этом прав он: все они негодники,

Вернее, душегубцы), и внимания

Не обращая, тут же принимается

Толочь какого-то полипа, будто бы

Не слышал. Покупатель ...................

Но и тогда не говорит как следует,

Цедя слова сквозь зубы: {12} "За чтр бла пойдет".

{12 Цедя слова сквозь зубы... — «За четыре обола», «за восемь оболов». Обол — мелкая серебряная монета.}

"А эта вот кефаль?" "Всмь блв". Выслушивать

Такое покупателям приходится.

[f] Алексид в "Человеке с бельмом" [Kock.II.303]:

Когда стратегов вижу, заломивших бровь,

Не очень-то доволен я, но все-таки

Понятно мне, что те, которым почести

Воздал наш город, более заносчиво

Ведут себя, чем прочие. Но вижу я,

Как рыбные торговцы (чтоб треклятые

Пропали), глядя в землю, поднимают бровь

Макушки выше, - холодею. Скажешь им:

"Почем кефаль?" (Их две лежит.) "По десяти

Оболов". "Круто! Не возьмешь по восемь ли?"

"Могу по восемь, коль возьмешь обеих ты".

"Возьми-ка деньги, не шути, любезнейший!".

(225) "За столько? Проходи". Не горше ль желчи нам

Подобная торговля?

6. Дифил в "Хлопотуне" [Kock.II.562]:

Я думал прежде, что одни афинские

Торговцы рыбой негодяи, нынче же

Я знаю: словно дикое животное

Их племя повсеместно злонамеренно.

Здесь есть один, шельмец, досель неслыханный:

Завесил рожу космами длиннющими,

Как говорит он, богу посвященными

[b] (Всё врет: конечно, он следы клеймения

На лбу {13} закрыл.) Коль спросишь парня этого:

{13 ...следы клеймения / На лбу... — Клеймо на лбу изобличало беглого раба или преступника.}

"Почем твой окунек?", - "По десяти", - ответ.

Поди пойми, в какой монете надобно.

А вынешь серебро - тогда потребует

Эгинскую монету, {14} сам же сдачу даст

{14 Эгинскую монету... — Эгинская монетная система была принята в большинстве греческих полисов. Эгинский обол приравнивался к 4,3 аттическим оболам.}

Монетою афинской: здесь и там подлец

Барыш имеет {15} от обмена.

{15 ...здесь и там / ...Барыш имея... — т. е. в обоих случаях оставаясь в выигрыше: и когда получает с покупателя деньги, и когда сам расплачивается с другим, давая сдачу легковесными аттическими оболами.}

[c] Ксенарх в "Порфирнице" [Kock.II.470]:

Ведь (заявляет он) поэты вздор несут:

Новинок ни на грошик не придумают,

Таскают друг у друга ветошь старую.

Но всех философичней нечестивое

Торговцев рыбных племя. Например, закон

Им воспрещает свой товар водой кропить,

Чтоб освежить его; так ненавистнейший

Богам детина ражий только высмотрел,

Что рыба у него подсохла, сразу же

Затеял посреди нее сражение.

[d] И вот побои, вот и повалился он,

Как будто рану получил смертельную.

Лежит меж рыб. "Воды!" - кричат подручные;

Сосед схватил кувшин и вылил воду всю...

На рыбу, и она блестит, как свежая.

7. О том, что продают и дохлую, и даже протухшую рыбу, свидетельствует Антифан в "Прелюбодеях" [Kock.II.76]:

[e] На свете рыбы твари нет несчастнее!

Их ловят, умертвляют - мало этого,

Уж съели бы, устроив погребение, -

Так нет, торговцам рыбным (чтобы сгинуть им!)

Передают. Потом и по два, по три дня

Несвежими лежат, гниют, пока с трудом

Их не всучат слепому покупателю.

А тот, придя домой, их тут же выбросит,

Когда ударит в нос ему тухлятина.

Он же пишет в "Приверженце фиванцев" [Kock.II.107]:

[f] Не странно ли: когда нам попадается

Торговец свежей рыбой, разговаривать

Он будет, сдвинув брови и лицо скривив,

А кто гнильем торгует, тот, - уверен будь, -

И веселиться станет, и насмешничать.

Естественней, казалось бы, обратное:

Смеяться первый должен, и стенать второй!

О том, что рыбу продают очень дорого, пишет Алексид в "Собрании амфиктионов" {16} [или "Пустяках"] [Kock.II.370]:

{16 ...в «Собрании амфиктионов»... — Амфиктионами назывались представители городов-государств, объединенных в религиозно-политический союз (амфиктионию). Государства объединялись вокруг какого-либо святилища для совместного отправления культа и решения спорных вопросов (α̉μφί — «кругом», κτίζω — «заселять» — собственно, «амфиктионы» означает «живущие кругом, соседи»). Крупнейшей амфиктионией была Дельфийская.}

- Немало изумлен, клянусь Афиною,

(226) Я рыбными торговцами, - и как они

Не все разбогатели, раз уж царские

Налоги с нас берут?

- Одни ли подати?

А разве десятину не берут они,

Рассевшись в городах у нас, и каждый день

Не отнимают всё наше имущество?

8. И в "Котле" тот же поэт пишет следующее [Kock.II.342]:

На свете лучше нет законодателя,

Чем богатей наш Аристоник ......

........... закон сегодня вносит он,

Гласящий, что любого, нам продавшего

[b] Дешевле рыбу, чем сперва запрашивал,

Немедленно вести в кутузку, - чтоб они

Иль утром объявляли цены малые,

Иль вечером назад несли гнилой товар.

И впрямь тогда и старые и малые

Всё будут покупать дешевле впятеро.

И далее он пишет:

После Солона лучше Аристоника

В Афинах не было законодателя!

[с] Он и других законов самых разных внес

У нас по каждому вопросу, нынче же

Новейший вносит, золотой поистине:

Не продавать торговцам рыбу более

На рынке, сидя, но стоять до самого

Конца. На следующий год грозится он

Подвесить бедных, чтоб болтались в воздухе,

Как боги театральные: {17} не долго бы

{17 Подвесить бедных, чтоб болтались в воздухе / Как боги театральные... — Насмешка одновременно над торговцами, которых жестокая мера должна склонить к уступчивости, и над трагедиями, где поднятые при помощи театральной машины боги вынуждены в такой же спешке решать судьбы героев.}

О ценах торговались с покупателем.

9. Антифан же изобличает во "Враге негодяев" их глупость и ненависть [d] к роду человеческому, говоря, что хуже них никого на свете нет [Kock.II.75]:

- Ну разве мудрость скифов не отменная?

Кобыльим иль коровьим молоком они

Новорожденных кормят.

- Поклянусь тебе,

Кормилиц не заводят там завистливых

И педагогов, {18} ибо нет зла большего.

{18 ...педагогов... — Педагогами (букв, «провожатыми детей») называли рабов, сопровождавших детей в школу.}

- Но только после повитух, свидетель Зевс!

Те всех подлей.

- Еще подлее нищенки

Кибелины: {19} намного нечестивее

{19 ...нищенки Кибелины... — oι̉ μητραγυρτου̃ντες, мужчины и женщины, жрецы Кибелы (Великой Матери богов), странствовавшие и собиравшие для богини подаяние.}

Их племя.

[e] - Если только не захочет кто

Торговцев рыбой самыми негодными

Назвать.

- Да нет, менялы всех губительней.

10. Весьма убедительно пишет о дороговизне рыбы и Дифил в "Купце" [Kock.II.551]:

Не помню, чтобы видел я когда-нибудь

Дороже этой рыбу. Посейдон-отец!

Когда бы каждый день ты десятину брал

С цены ее, то жил бы припеваючи.

Но всё же, всякий раз как улыбался мне

Какой-нибудь из продавцов приветливо,

Платил я с горем всё, что он запрашивал.

[f] Как Гектора Приам, угря я выкупил,

Отдав им столько злата, сколько весил он {20} [Ил.ХХIV.556].

{20 ...сколько весил он. — О том, что Приам отдал за тело Гектора количество золота, равное его весу, в «Илиаде» (XXIV. 556) ничего не сказано.}

И Алексид в "Эллинке" [Kock.II.321]:

Морские твари все, живые ль, мертвые,

Всегда во всём враждебны человечеству!

Корабль потонет ли, - тотчас, как водится,

Они к пловцам бросаются и топят их.

И даже став простым товаром рыночным,

Всегда терзают бедных покупателей:

Ведь стоят нам они всего имущества -

(227) Купивший их домой уходит нищенкой.

Архипп в "Рыбах" называет по имени некоего торговца рыбой египтянина Гермея [Kock.I.684; ср.311е]:

Египтянин Гермей изо всех торгашей

самый гнусный, как нам рассказали.

Обдирает он шкуры с колючих акул

или рашпильных и продает их,

А морских окуней потрошит блудодей.

Так и Алексид говорит в "Наследнице" о каком-то торговце рыбой [b] Микионе [Kock.II.322; см. 227d-e].

11. Поэтому неудивительно, что рыбаки гордятся своим ремеслом больше, чем лучшие полководцы. У Анаксандрида в "Одиссее" один из них разглагольствует о своем искусстве следующим образом [Kock.II. 146]:

Прекрасно живописцев рукоделие,

Но их дощечкам (πίναξ), по стенам развешанным,

Дивится только публика с почтением -

Изделья ж наши с торжеством со сковород,

Из мисок тащат, разбирают дочиста.

Какое же еще искусство, милый мой,

[с] Заставит сохнуть губки свежих юношей,

Заставит в миску лезть, толкаясь пальцами,

Давиться второпях куском проглоченным?

Что, кроме рынка, доверху набитого

Отличной снедью, столькими знакомствами

Богато? Разве станет кто в компании

Вкушать обед, лишь раздобыв пескариков,

Да коракина, да плохих анчоусов?

Скажи-ка мне, какими заклинаньями

[d] Смазливые мальчишки соблазнялись бы,

Когда бы упразднили рыболовное

Искусство наше? Всё ему покорствует

При виде рыбьих рыл, в похлебке варенных,

И рыбьих тел перед вратами завтрака:

Всё мирозданье перед ним склоняется.

12. А эти слова из "Сиротки-наследницы" Алексида относятся к слишком жадным покупателям на рынке [Коск.II.322]:

Когда бедняк охоч до рыб, он тратится

[e] На них одних, а сам во всем нуждается,

И по ночам по бедности он рвет плащи

С прохожих, и они должны ловить его

С утра пораньше у прилавка рыбного:

Как только высмотрят, что молодой бедняк

Пристроился к угрям, ведут в узилище.

Дифил в "Купце" даже утверждает, что в Коринфе был принят закон следующего содержания [Коск.II.549]:

- У нас в Коринфе есть закон, любезнейший, -

Когда на рынке видим покупателя,

Который постоянно и роскошнейше

[f] Закупки делает, ему немедленно

Допрос вчиняем: кто таков, на что живет,

Что делает. И коль его имущество

Доход ему дает, для трат достаточный,

Такую жизнь продолжить разрешается,

Но если вдруг окажется, что тратил он

Намного больше, чем доход с имущества,

То впредь ему строжайше воспрещается,

И коль нарушит - будет наказание.

А тот, кто не представит состояния,

Передается палачу.

(228) - Геракл!

- Пойми,

Нельзя же честно жить подобным образом!

Он должен преступать закон хоть в чем-нибудь:

Срывать одежду по ночам, проламывать

В жилищах стены, или же сотрудничать

С грабителями, или соглядатаем

На рынке быть, а может, лжесвидетелем.

Парней таких отсюда вычищаем мы.

- И правильно, ей-богу! Но причем тут я?

- На рынке каждый день тебя, любезнейший,

Мы видим, и с несчетными покупками.

Достать совсем уж стало невозможно нам

[b] На рыбу хоть чего-нибудь похожего,

Ты город в овощные превратил ряды;

Как на Истмийских играх мы сражаемся

За чахлую петрушку; {21} зайчик выглянул -

{21 Как на Истмийских играх мы сражаемся / За чахлую петрушку... — Наградой победителю на Истмийских играх (одни из четырех общегреческих игр, наряду с Олимпийскими, Пифийскими и Немейскими) был венок из сельдерея.}

Похитил ты его, и даже в воздухе,

Свидетель Зевс, ни куропатки, ни дрозда

Уже нам не увидеть, привозное же

Вино подорожало дальше некуда.

Такой же обычай требует учредить в Афинах и Софил в "Андрокле" [Kock.II.445], предлагая Совету выбрать двоих или троих рыбных инспекторов. {22} Линкей Самосский составил даже трактат "Наука покупать" для тех, [c] кто неудачлив в покупках; в нем он учит, как разговаривать с душегубцами-рыботорговцами, чтобы легко и выгодно купить приглянувшийся товар.

{22 ...рыбных инспекторов. — т. е. опсономов (ο̉ψονόμοι). В Афинах — чиновники, избиравшиеся для контроля за ценами на рыбу.}

[План шестой книги]

13. Тут Ульпиан, собрав из всего сказанного занозы (трудные вопросы), объявил: "[1)] Можем ли мы доказать, что в древности эллины пользовались серебряной столовой утварью, а также [2)] греческое ли слово доска (πίναξ) [см.227b]? Говорит ведь Гомер в "Одиссее" [XVI.49]:

... деревянный {23}

{23 ...деревянный... — В действительности у Гомера сказано только следующее: «свинопас поставил перед ними доски (πίνακας) с мясом» (Од. XVI. 49).}

С мясом, от прошлого дня сбереженным, поднос (πίναξ) перед милым

Гостем поставил усердный Эвмей свинопас...

Однако Аристофан Византийский полагает, что обычай раскладывать [d] мясо на доски является позднейшим нововведением, и забывает, что и в другом месте у поэта сказано [Од.I.141]:

... на блюдах (πίναξ), подняв их высоко,

Мяса различного крайчий принес...

Я хочу также знать, [3)] обладал ли кто из древних таким множеством рабов, как в наше время, а кроме того, [4)] могло ли слово "сковорода" иметь форму τήγανον, наряду с нынешним τάγηνον. Так что давайте не будем пить и есть просто так, как те обжоры, которых называют [5)] параситами или [6)] льстецами".

14. В ответ Эмилиан сказал: "Что касается доски, то такое слово [e] для этой вещи есть у комического поэта Метагена в пьесе "Фуриоперсы" {24} [Kock.I.707]. Слово же сковорода, драгоценный мой, в форме τήγανον есть в "Побрякушках" Ферекрата [Kock.I.173]:

{24 фуриоперсы — жители Фурий, колонии на юге Италии, славились такой роскошью, что их сравнивали с персами.}

Он говорит мне, что поест анчоусов

Со сковород.

У него же в "Персиянках" [Kock.I.182]:

[Он мне велел] не отходить от сковород

И раздувать под ними камышевые

Угли.

[f] И у Филонила в "Котурнах" [Kock.I.255]:

Сковородками приветствовать

И пирогами жертвенными.

И еще:

Вынюхивая сковороды.

И Эвбул пишет в "Сиротке" [Kock.II.190-191; ср.108b]:

И распаляет веер раскаленное

Дыханье сковород, уж псы Гефестовы

Сторожевые пробудились.

И еще:

Прохаживаются

Влюбленные красавицы, надеются

На причащенье к сковородной роскоши.

(229) И в "Титанах" [Kock.II.203; cp.227d]:

И, улыбаясь мне,

По-варварски бурчит кастрюля, булькает,

На сковородках рядом рыбка прыгает.

Глаголом сковородничать (т. е. есть прямо со сковороды), пользуется в "Трагиках" Фриних [Kock.I.384]:

Приятно в одиночку сковородничать.

И Ферекрат пишет в "Человеко-муравьях" [Kock.I.181]:

И ты ведь сковородничаешь.

Гегесандр Дельфийский утверждает [FHG.IV.420], что сиракузяне сковородой (τήγανον) называют миску (λοπάς), а сковороду - [b] сухой сковородой (ξηροτήγανον), поэтому и Феодорид написал в каких-то стишках:

Сковорода клокотала варительным водоворотом,

называя сковородой миску. Ионийцы же называют сковороду, пропуская букву τ, 'ήγανον, как, например, у Анакреонта: {25} "руку на сковороду положить".

{25 ...у Анакреонта... — Ни начало, ни конец стихотворения не известны.}

15. А вот, дорогой Ульпиан, насчет серебряной посуды я вспоминаю то, что сказано у Алексида в "Изгнаннике" [Kock.II.391; cp.l64f]:

[c] Где только выставлен горшочек глиняный (κέραμος) -

Знак найма поваров.

Ведь, как пишет мой земляк Юба {26} [FHG.III.472], вплоть до македонских времен эллины пользовались за столом только глиняной (κεραμέοις) посудой. Так что когда римляне стали жить роскошнее, то Клеопатра, [d] погубительница Египта, пожелавши им подражать, не смогла даже подобрать имени для золотой и серебряной посуды, и когда раздавала своим гостям подарки после пиров, по-прежнему называла ее черепушками (κεραμα̃). {27} А ведь ее посуда была самой дорогой [см. 148а], - на одну только росскую керамику, {28} лучшую по росписи, она тратила по пять мин в день. {29} Царь Птолемей, {30} рассказывая в восьмой.книге своих "Записок" о ливийском царе Масиниссе, {31} пишет [FHG.III.187]: "Обеды у него были обставлены по римской моде, "керамика" вся была из серебра. А "вторые застолья" (десерты) украшались в италийском стиле: все корзиночки были золотые, но в виде тростниковых плетенок. Музыканты, однако, были у него эллинские". {32}

{26 ...мой земляк Юба... — Историк Юба, статуя которого в Афинах упоминается Павсанием (I. 17), как и Эмилиан, происходил из Африки — был сыном нумидийского царя. Ср. примеч. 84 к кн. VIII.}

{27 ...черепушками (κέραμα). — По-гречески κέραμον — «глина», отсюда происходит название «керамика», что первоначально означало «глиняная посуда».}

{28 Росская керамика — по названию города Рос в Сирии, недалеко от границы с Киликией.}

{29 ...по пять мин в день. — Мина равнялась 100 драхмам (одна драхма — шести оболам).}

{30 Царь Птолемей... — Птолемей VII (145-144 г. до н.э.).}

{31 ...рассказывая... о ливийском царе Масиниссе... — О царе Масиниссе (ок. 215 — 149 г. до н.э.) как о большом друге римского народа пишет, например, Саллюстий («Югуртинская война». 14, 18 и др.).}

{32 Музыканты, однако, были у него эллинские. — В том, что Масинисса, во всем стремившийся подражать римлянам, доверял сопровождение пиров греческим (а не италийским) музыкантам, не было, впрочем, ничего удивительного: ведь так же поступали и в самом Риме, да еще и в значительно более поздние времена.}

16. Комедиограф Аристофан, который будто бы родом был из Навкратиса (так пишет афинянин Гелиодор в сочинении из пятнадцати книг [e] "Об акрополях" [FHG.IV.425]), описывает в пьесе "Плутос", {33} как при появлении божества, носящего это имя, рыбные подносы внезапно стали серебряными, и всё остальное преобразилось следующим образом ["Плутос".812сл.]:

{33 Плутос — по-гречески «Богатство».}

А уксусницы, блюдца, утварь разная -

Вся стала бронзовой. Дощечки старые

[f] Для рыбы - все серебряными сделались.

Очаг же вдруг у нас слоновой кости стал.

Платон в "Послах" {34} [Kock.I.633]:

{34 Платон в «Послах»... — Имеется в виду несохранившаяся комедия древнеаттиче-ского комедиографа Платона. Отрывок относится к посольству, отправленному к персидскому царю в 395 г. до н.э., после которого было возбуждено обвинение Эпикрата в коррупции. См.: Лисий. «Речи». 27. Ср. 25lb.}

Вот потому-то Эпикрат с Формисием

Набрали взяток от Царя подносами

Серебряными, золотыми блюдцами.

И Софрон пишет в "Женских мимах": {35} "от бронзовой, серебряной (230) посуды дом сиял".

{35 ...в «Женских мимах»... — В мимах, в отличие от трагедий и комедий, где мужские и женские роли исполняли актеры-мужчины, играли и женщины (Плутарх. «Сулла». 36). Софрону, уроженцу Сиракуз, жившему в первой половине V в., приписывалось само изобретение мима — жанра бытовой комедии в прозе без хора. Мимы Софрона делились на мужские и женские.}

17. Филиппид в пьесе "Обезденежье" упоминает о серебряной посуде, как о редкости и безвкусице, за которой, однако, гоняются разбогатевшие метеки {36} [Коск.III.303]:

{36 ...разбогатевшие метеки... — Люди, перебравшиеся в Афины из других полисов и преуспевшие, несмотря на ограничения в правах, сопряженные с их статусом переселенцев («метек» от греческого μετοικέω — «менять местожительство»), и дополнительные налоги.}

- Но к роду человеческому душу мне

Охватывает жалость, коли вижу я,

Как люди благороднейшие бедствуют, {37}

{37 ...люди благороднейшие бедствуют... — Свободнорожденные афиняне (οι̉ ε̉λεύθεροι) здесь противопоставляются пришельцам с темным прошлым, «по которым веревка плачет» (μαστιγίαι).}

Кнутом же выпоротые негодники

Грошовой солониной объедаются

С серебряных подносов в мину тяжестью,

Да каперсом {38} за три монеты медные

{38 Каперсы — маринованные почки кустарника, употреблявшиеся в пищу как приправа. Плутарх в «Застольных беседах» упоминает о свойстве каперсов возбуждать аппетит у людей, уже пресыщенных кушаньями (VI. 2. 687d).}

С серебряной тарелки в половинный вес.

[b] А прежде даже в храме трудно было бы

Найти среди даров фиал серебряный.

- Так это и теперь непросто: что один

Пожертвует, другой утащит сразу же.

Алексид в "Шарфике" выводит некоего влюбленного юнца, напоказ выставляющего свое богатство любимой; говорит он при этом следующее [Kock.II.297; cp.502f]:

- Привел двоих рабов, и приказал я им

Начищенные содой чаши выставить.

Всего там было: черпачок серебряный

[с] (В две драхмы весом {39}), также чашка малая,

{39 В две драхмы весом... — т. е. около 9 грамм. Обол как мера веса равнялся 0,7 г.}

Что на четыре драхмы больше весила,

И маленький псиктер {40} для охлаждения

{40 Псиктер — от греч. ψυχρός — «холодный»; сосуд с тонкими двойными стенками, куда наливалась холодная вода. В результате содержимое основной емкости охлаждалось. Псиктеры как правило делались из тонких листов серебра (см. следующий фрагмент из комедии Никострата и комментарий к нему Ульпиана).}

(Не меньше десяти оболов весил он),

Худее Филиппида.

- Что же мне сказать?

Придумано умно, чтобы похвастаться.

Был и в нашем городе хвастливый нищий: серебра у него не набралось бы и на драхму, а раб был у него один-единственный, но откликавшийся на [d] несчетное множество имен; {41} и хозяин кричал ему: "Раб! Стромбихид! Не ставь нам нашу зимнюю серебряную посуду, вынеси летнюю!" Подобный же персонаж есть и в пьесе Никострата под названием "Цари" [Kock.II.222]. Это хвастливый воин, {42} о котором говорится:

{41 ...несчетное множество имен... — Чтобы со стороны показалось, что у него много рабов: в тексте он назван πτωχαλαζών — «хвастливый нищий».}

{42 ...хвастливый воин... — Один из любимейших персонажей среднеаттической и, в особенности, новоаттической комедии. То, о чем говорится дальше, — по-видимому, все, что ему удалось сохранить из полученного за военную службу. Причин бедности воина могло быть две: или он плохо воевал, или уже успел промотать нажитое имущество (оба мотива нередки в комедии).}

Лишь уксусник, да лишь псиктер серебряный,

Что тоньше ткани на плаще порфировом.

Действительно, даже в те времена серебро умели выковывать тонким, как пленка.

18. И Антифан пишет в "Женщинах с Лемноса" [Kock.II.70]:

Треногий стол был перед нами выставлен,

[e] На нем - о, божества высокочтимые! -

Лежал пирог медовый на серебряной

Тарелке.

И пародист Сопатр в "Оресте":

Серебряный поднос с сомом протухнувшим.

И в пьесе "Чечевичная похлебка":

Но для обедов у него есть уксусник

Серебряный, с змеиными фигурками.

Такой же был когда-то у Танталова

Фиброна {43} мягкосердного, богатствами

{43 ...у Танталова Фиброна... — Место, сложное для перевода. Буквально сказано, что Фиброн был замучен недостатком денег, причем повинны в этом были сами деньги (откуда сравнение с мифическим Танталом: стоя по горло в воде, среди изобилия земных плодов он страдает от голода и жажды). О Фиброне — спартанце, правителе Кирены — известно (Библиотека Фотия. 70а. 10-29; Диодор. XVII. 108; XVIII. 19-21), что он коварно убил своего друга Гарпала, присвоившего еще при жизни Александра Македонского его богатства, и, в свою очередь, ограбил его, отняв сокровища. Впоследствии Фиброн в битве за Кирену потерпел поражение и был убит.}

Замученного.

[f] Феопомп Хиосский пишет в "Советах Александру" о своем земляке Феокрите [FHG.I.325]: "Теперь он пьет из золота и серебра и ест с таких же блюд, а ведь раньше у него не то что серебряной посуды не было, но и бронзовой, а была только глиняная, да и то зачастую битая". Дифил в "Живописце" пишет [Коск.II.555; cp.231d, 300с]:

(231) Отборный завтрак весь так и приплясывал -

Всё свежее, желанное: и устрицы,

Какие хочешь, блюда, выстроенные

Фалангой, а за ними мясо грудою

Со сковородки прямо, и с приправами,

Растертыми серебряными ступками.

Филемон во "Враче" [Kock.II.487]:

И ранец, полный блюд серебряных.

Менандр в "Самоистязателе" [Коск.III.42]:

Служанок, воду и кувшин серебряный.

И в "Гимниде" [Kock.III. 136]:

Пришел я за серебряной посудою.

Лисий же говорит в речи "О золотом треножнике", если она подлинная: [b] "Следовало еще дать серебряную и золотую посуду". Однако ревнители чистоты эллинского языка считают, что правильнее было бы сказать "серебряное и золотое убранство (κόσμος)".

19. После того как Эмилиан всё это высказал, слово взял Понтиан: "Действительно, золото у эллинов в древности было большой редкостью, да и серебра добывалось в рудниках очень мало. Поэтому, как рассказывает Дурид Самосский [FHG.II.470; ср. 155с], даже отец Александра Великого Филипп, приобретя золотой фиал, держал его у себя под [c] подушкой. Да и знаменитый золотой агнец Атрея, из-за которого произошли затмения солнца и крушения царствующих домов, давшие обильный материал трагическим поэтам, {44} представлял собой, как говорит гераклеец Геродор [FHG.II.41], лишь серебряную чашу с золотой фигуркой ягненка в середине. Анаксимен из Лампсака в сочинении, озаглавленном "Первые вопросы", пишет, что и ожерелье Эрифилы {45} прославилось только из-за того, что у эллинов тогда было мало золота; да ведь и серебряная чаша тогда казалась чудом. Изобилие началось только после того, как фокейцы захватили дельфийскую сокровищницу. {46} А прежде даже люди, слывшие богатеями, пили из медной посуды, и отсюда посудные стойки получили [d] название халкотек {47} (склад меди). И Геродот [11.151] пишет, что египетские жрецы пили из бронзовых чаш; когда же тамошние цари совершали однажды публичные жертвоприношения, у них не хватило на всех серебряных фиалов {48} - поэтому и пришлось Псамметиху, самому младшему из царей, совершать возлияние из бронзового фиала, тогда как у остальных были серебряные. Вот так-то первый блеск золота сверкнул у эллинов только после разграбления пифийского святилища фокейскими тиранами. Тогда же явилось в оборот и серебро. И лишь позднее, когда величайший [e] Александр опустошил азиатские сокровищницы, поистине взошло светило, по словам Пиндара [Пиф.5.1], "широковластного богатства".

{44 ...давшие обильный материал трагическим поэтам... — Поводом к ссоре братьев Атрея и Фиеста послужил (как обычно пишут) золотой барашек в стаде Атрея. В борьбе за царскую власть в Аргосе Атрей убил детей Фиеста и накормил отца их мясом; при виде этого солнце с середины неба поворотило вспять. Преступление навлекло проклятие на последующие поколения дома Атридов, несчастия которых легли в основу целого ряда трагедий («Орестея» Эсхила, «Электра» Софокла, одноименная трагедия Еври-пида и др.).}

{45 ...ожерелье Эрифилы... — Эрифила, жена Амфиарая, наделенного пророческим даром и предвидевшего свою гибель в войне Семерых против Фив, послала мужа на войну, польстившись на ожерелье Гармонии, которое впоследствии было принесено в дар Дельфийскому богу.}

{46 ...фокейцы захватили дельфийскую сокровищницу. — Событие, положившее начало так называемой Священной войне (356-346 гг. до н.э.).}

{47 ...получили название халкотек... — Халкотеками (собственно, «хранилищами меди») стали называться вообще ящики для хранения дорогой посуды.}

{48 ...не хватило на всех серебряных фиалов... — Как об этом рассказано у Геродота, фиалы (чаши) были золотые, Псамметиху же не хватило чаши не из-за недостатка драгоценной утвари, а из-за ошибки жреца.}

20. А самые первые золотые и серебряные приношения в Дельфы были сделаны лидийским царем Гигом: {49} до его царствования Пифийское божество не имело ни золота, ни серебра - это утверждают и [f] Фений Эресийский [FHG.II.297], и Феопомп в сороковой книге "Истории Филиппа" [FHG. 1.314]. Эти авторы пишут, что пифийское святилище было украшено Гигом, а после него Крезом, после же них сицилийцами Гелоном и Гиероном: первый во время нашествия Ксеркса на Элладу {50} пожертвовал сделанные из золота треножник и статую Ники, второй повторил его приношения. Феопомп пишет: "В древности святилище было украшено бронзовыми приношениями, причем это были не статуи, но котлы и треножники из бронзы. И когда лакедемоняне решили (232) позолотить лицо Аполлона в Амиклах, {51} то, не найдя золота в Элладе, послали вопросить оракул, у кого следует его купить. Им было велено отправиться к лидийскому Крезу; и они отправились к Крезу и купили у него. А когда [b] Гиерон Сиракузский, желая поднести в дар божеству треножник и Нику из переплавленного золота, долгое время не мог его раздобыть, он в конце концов отправил своих людей на розыски в Элладу. Когда после долгих блужданий они прибыли в Коринф, то обнаружили золото у коринфянина Архитела, который долгое время скупал его понемногу и накопил большой запас. Он продал посланцам Гиерона столько золота, сколько им было нужно, и еще сверх того полную горсть. Гиерон за это прислал из Сицилии корабль с хлебом и многими другими дарами". [c] 21. То же самое рассказывает и Фений в сочинении "О сицилийских тиранах" [FHG.II.297], а именно, что в древности приношения были из бронзы: и треножники, и котлы, и кинжалы; на одном из них была сделана надпись:

{49 ...лидийским царем Гигом... — Гиг (Гигес) правил Лидией в первой половине VII в. (по Геродоту, погиб в 652 г.).}

{50 ...во время нашествия Ксеркса на Элладу... — 480-478 гг. до н.э.}

{51 ...Аполлона в Амиклах... — Это святилище в Амиклах, первой столице Лаконии, было основным местом почитания Аполлона в Спарте. Аполлон считался покровителем спартанцев.}

Вот я, взгляни на меня; был я некогда в башне широкой

В Трое во время войны за молодую жену;

Сын Антенора меня носил там, вождь Геликаон.

Ныне же держит меня сына Латоны земля, {52} -

{52 ...сына Латоны земля... — Вероятно, имеется в виду храм Аполлона в Дельфах.}

[d] а на треножнике, который был одной из наград на погребальных играх Патрокла [было написано]:

Медный треножник я, здесь стою для Пифо приношеньем, {53}

{53 ...стою для Пифо приношенъем... — т. е. посвятительным даром в святилище Аполлона в Дельфах. Пифон — чудовищный змей, порожденье земли — до того как бог Аполлон убил его, охранял в этом месте древнее прорицалище Геи.}

Прежде меня выставлял в честь Патрокла Ахилл быстроногий.

В храм же Тидид Диомед, призыватель в сраженье, поставил,

Выиграв конный забег вдоль широкого Геллеспонта.

22. В тридцатой книге "Истории" Эфор или сын его Демофил пишут о [e] дельфийском святилище следующее [FHG.I.275]: "Не только Ономарх, Фаилл и Фалек выгребли всё имущество бога, но в довершение всего жены их завладели украшением Эрифилы, которое по велению божества посвятил в дар Дельфам Алкмеон, а также ожерельем Елены, которое посвятил Менелай. Бог дал им обоим пророчества: Алкмеону, вопрошавшему, как ему избавиться от безумия, был дан ответ:

Просишь о даре меня драгоценном - леченье безумья;

[f] Так принеси же и ты драгоценный мне дар, за который

Некогда Амфиарай с конями был скрыт под землею.

Менелаю же, [вопрошавшему], как ему покарать Александра (Париса):

С шеи жены принеси убор золотой мне, который

Древле Киприда дала Елене на радость; вот так же

И Александр тебе ненавистнейший пеню заплатит.

Когда между женщинами произошла ссора из-за того, что они не (233) могли решить, кто какое из этих украшений возьмет, бросили жребий, и одной из них, высокомерной и угрюмой, выпало ожерелье Эрифилы, другой же, красивой и похотливой, - Елены. И одна из них, влюбившись в какого-то юношу из Эпира, убежала с ним, другая же, вступив в заговор против своего мужа, погубила его".

23. Божественный Платон ["Законы".742а] и лаконец Ликург, запрещая ввоз в их государства каких-либо предметов роскоши, также запрещали и ввоз серебра или золота: они считали, что вполне достаточно железа [b] и меди, добываемых в рудниках, а пользоваться другими металлами незачем, так как они могут повредить даже самым здоровым обществам. Стоик же Зенон, допуская законное и пристойное пользование деньгами, во всём остальном объявил их безразличными, {54} осуждая как погоню за деньгами, так и отказ от них, потому что в пользовании деньгами предпочтительнее скромность и умеренность. А чтобы ко всему, что не прекрасно и [с] не постыдно, относиться без удивления и страха, следует по преимуществу пользоваться тем, что согласно с природой, а от противоположного отвращаться не из страха, но с пониманием. Ничего ведь из вышеперечисленного не исключила из мироустройства природа, но скрыла эти металлы в подземных жилах, трудных для разработки, чтобы добыть их можно было лишь мучительными усилиями. И не только копающиеся в рудниках, но и собирающие поднятую на поверхность руду обретают эти вожделенные сокровища ценой невероятных страданий. Потому-то, например, когда эти металлы выходят на поверхность и, бывает, что в дальних странах [d] крупицы золота уносятся речной водой, и тогда даже женщины и самые слабосильные мужчины разгребают их в песке, отмывают и переплавляют в тиглях. По словам нашего Посидония [FHG.III.273], это делают гельветы {55} и некоторые другие кельты. А горы в Галлии, прежде именовавшиеся Рипейскими, позднее Счастливыми ('Όλβια), а теперь Альпами, {56} при лесных пожарах сами собой текут [расплавленным] серебром. {57} Однако [e] гораздо больше его приходится добывать тяжелым трудом из-под земли, ибо, по словам Деметрия Фалерского, "алчное корыстолюбие надеется вывести из-под земли самого Плутона". {58} И в шутку он добавляет: "Часто люди, потратив надежное ради ненадежного, чего искали, того не достигают, а что имели, теряют".

{54 ...объявил их безразличными... — Учение о «безразличном» составляло важную часть этической концепции Зенона. Все вещи, согласно этой концепции, делились на благие (то, что причастно добродетели и к чему следует стремиться), дурные (сюда относилось все, причастное пороку) и безразличные. Последние делились на три группы: вещи, согласные природе (их следует предпочитать), противные природе (их следует избегать) и занимающие промежуточное положение между теми и другими, безразличные в узком смысле слова. Деньги, о разумном пользовании которыми здесь идет речь, как и изделия из драгоценных металлов, нужно, таким образом, внутри безразличного отнести к категории предпочитаемого (см.: Фрагменты ранних стоиков. М., 1998. Т. I, фр. 190-196).}

{55 Гельветы — племена, населявшие часть территории современной Швейцарии.}

{56 ...горы... прежде именовавшиеся Рипейскими... а теперь Альпами... — Отождествление мифических Рипейских гор с Альпами, вероятно, принадлежит Посидонию, чаще Рипеем (Рифеем) называли более отдаленные горные массивы (Валдай, Урал и т.д.)}

{57 ...текут [расплавленным] серебром. — Страбон (III. 147) довольно скептически относится к этому свидетельству Посидония, которое последний излагает более подробно. Посидоний, в частности, говорит о том, что во время пожара «каждая гора и каждый холм представляли собой кучи монетного сплава, наваленные какой-то щедрой судьбой» (пер. Г.А. Стратановского).}

{58 ...«алчное корыстолюбие надеется вывести из-под земли самого Плутона». — Известные слова Деметрия Фалерского были сказаны об аттических рудокопах. Проникая в недра земли, люди как будто хотят вывести на белый свет самого Плутона (бога земных недр, позднее отождествленного с Аидом, имя которого Платон этимологизирует как «богатство», поскольку богатство приходит из-под земли — «Кратил», 403а). Посидоний, рассказывая о драгоценных металлах Испании, развивает эту мысль: здесь столько серебра и золота, что подземным богом должен быть не Аид (Плутон), а само Богатство (Плутос).}

24. Даже спартанцы, хотя им воспрещалось приобретать и ввозить в Спарту серебро и золото, тем не менее, по словам того же Посидония, приобретали их и складывали у своих соседей аркадян, а потом держались с [f] аркадянами как с врагами, чтобы нарушение закона казалось неправдоподобным. Золото и серебро, имевшееся в Спарте, было, говорят, посвящено Аполлону Дельфийскому, а когда Лисандр ввез его (234) для государственных надобностей, {59} то это стало причиной многих бед. Так, говорят, освободитель Сиракуз Гилипп уморил себя голодом, {60} после того как эфоры {61} обвинили его в присвоении части Лисандровых денег. Нелегко простому смертному презирать то, что, как он видел, посвящается богу и признается прекраснейшим достоянием народа.

{59 ...Лисандр ввез его для государственных надобностей... — Когда после окончательной победы над афинянами и их союзниками — взятия Афин и уничтожения Длинных стен (404 г. до н.э.) — в Спарту по приказу Лисандра были привезены значительные средства, среди граждан возник спор, оставить ли золото и серебро в городе, или вовсе запретить его использование в Спарте, разрешив хождение только дедовских денег — громоздких железных прутьев, которые к тому же проходили закалку в уксусе, от чего железо теряло прочность и делалось хрупким. Повод для этих разногласий дал поступок Гилиппа, доставившего в родной город огромные богатства, но не устоявшего перед искушением присвоить часть. Сторонники Лисандра настояли на том, чтобы новые деньги остались в Спарте, однако было решено использовать их исключительно для государственных нужд, а частным лицам, уличенным во владении золотом и серебром, грозила смертная казнь (Плутарх. «Лисандр». 17).}

{60 ...Гилипп уморил себя голодом... — Гилипп, по другим сведениям, отправился в добровольное изгнание (Плутарх. «Лисандр». 17).}

{61 Эфоры — первоначально назначавшиеся царями, затем (начиная с VI в. до н.э.) выборные должностные лица в Спарте. В V в. до н.э. пяти эфорам принадлежала высшая власть.}

25. И среди кельтов есть племя, называемое скордистами, {62} где также не разрешается ввозить золото в свою страну, однако когда они [b] совершают набеги на земли соседей, то серебро разграбляют дочиста. Народ этот представляет собой остаток тех кельтов, {63} которых Бренн привел войною на Дельфийское святилище, а некий Батанатт {64} увел на земли вдоль Истра (Дунай), вследствие чего дорога, по которой они шли, называется у них батанаттовой, а его потомки и по сей день зовутся батанаттами. Так вот, золото они изгнали и не допускают в свою страну, так как из-за него они подверглись множеству бедствий, серебром же пользуются и ради [c] него идут на многие преступления. Однако лучше бы им следовало воспретить не святотатственное золото, но само свое святотатственное нечестие, ибо если бы они не ввозили в страну серебро, то принялись бы совершать преступления ради бронзы или железа, а если бы у них не было и этого, то всё равно продолжали бы безумствовать с оружием в руках ради пищи, питья и прочего, что необходимо для жизни".

{62 ...племя, называемое скордистами... — Кельтское племя на Среднем Дунае (иначе — скордиски).}

{63 ...тех кельтов... — Из Центральной Европы на Балканы в 280 г. до н.э. вторглись кельты (греки называли их галатами). Они осели в разных местах, в том числе в Малой Азии, где образовали собственное государство — Галатию.}

{64 ...некий Батанатт... — Батанатт из других источников не известен.}

[О параситах]

26. После того, как и Понтиан закончил свою длинную речь, многие сочли делом чести в свою очередь принять участие в решении Ульпиановых вопросов. Среди тех кто рассуждал на еще незатронутые темы, был Плутарх, рассказавший следующее:

[d] "Звание парасита в древности было священно и почитаемо. Например, Полемон (не знаю, предпочитал ли он зваться самосцем, сикионцем или афинянином: {65} Гераклид Мопсуэстийский {66} называет его и по этим, и по иным городам, а ученик Кратета Геродик пишет, что его называли еще и "пытателем надписей" {67}) пишет о параситах следующее [ср.171е]: "Имя парасит в наше время презренно, однако мы находим, что для древних оно заключало в себе некий священный смысл и было близко к понятию сотрапезник. {68} Так, в Геракловом храме на Киносарге {69} на одной из стел начертано постановление народного собрания, внесенное Алкивиадом при [e] секретарстве Стефана, сына Фукидида; там говорится: "Жрец должен приносить жертвы ежемесячно в присутствии параситов. Параситы же по обычаю предков должны набираться из незаконнорожденных и их детей. Кто откажется быть параситом, тот должен предстать перед судом". И на скрижалях {70} имеется следующая запись о священном посольстве на Делос: "Также два глашатая из рода Кериков, {71} надзирающего за [f] мистериями. Этим исполнять обязанности параситов в священном участке Аполлона в течение года". В Палленском храме {72} Афины на вотивных приношениях было начертано: "Посвящено архонтами и параситами, награжденными золотым венком в архонтство Пифодора. {73} В год жрицы Дифилы параситами были Эпилик, сын ...страта из дема Гаргетта, Перикл, сын Перикла из дема Питф, Харин, сын Демохара из дема Гаргетта". И в царских законах {74} написано: "Жертвы Аполлону должны приносить параситы из дема Ахарны". Клеарх Солейский, один из учеников Аристотеля, в первой книге "Жизнеописаний" пишет (235) [FHG.II.303]: "И если теперь параситом [называют] человека на все руки, то в те времена это был внесенный в особые списки имеющих общий стол. И в наши дни в большинстве городов параситы, согласно древним постановлениям, числятся среди наиболее почетных официальных лиц". Клидем же в "Истории Аттики" пишет [FHG.I.361]: "Чествовать Геракла были выбраны также параситы". И Темисон пишет в "Палленском портике" [FHG.IV.511]: "Об этом должны иметь попечение архонт-царь, {75} архонты и дополнительно избранные от демов параситы, а также старцы и первомужние женщины". {76}

{65 ...Полемон... афинянином... — Полемон Периэгет, известный своими описаниями греческих древностей, согласно Лексикону Суды, происходил из Троады, но получил афинское гражданство, из-за чего иногда его именуют афинянином (Плутарх).}

{66 Гераклид Мопсуэстийский — из города Мопсуэстия в Киликии (Малая Азия), название которого буквально означает «очаг, град Мопса».}

{67 ...«пытателем надписей»... — Собственно, «пожирателем стел» из-за особого пристрастия к чтению древних надписей.}

{68 Имя парасит... близко к понятию сотрапезник. — Греческое слово «парасит» (παράσιτος) буквально означает «находящийся возле хлеба» (σι̃τος).}

{69 ...в Геракловом храме на Киносарге... — Киносаргом называлось место к северо-востоку от Афин у подножия Ликабетта. Здесь находилось святилище Геракла и гимнасий, куда, наряду с другими гражданами, разрешался вход незаконнорожденным. Геракл, пишет Плутарх («Фемистокл». 1), сам считался незаконнорожденным среди богов, поскольку матерью его была смертная женщина.}

{70 Скрижали — треугольная пирамида из дерева, камня или меди, укрепленная на вращающейся оси. Такие скрижали (три грани в форме треугольника) использовались для записи древнейших законов.}

{71 ...из рода Кериков... — Один из двух (наряду с Эвмолпидами) жреческих родов в Афинах, по преданию ведший происхождение от Керика, сына Гермеса.}

{72 В Палленском храме... — Находившемся в аттическом деме Паллена.}

{73 ...в архонтство Пифодора. — В 432 или 404 г. до н.э. (в списках архонтов имя Пифодора встречается дважды).}

{74 ...в царских законах... — Имеется в виду закон об архонте-басилее.}

{75 Архонт-царь — то же, что архонт-басилей; второй архонт в Афинах, отвечавший за исполнение религиозных обрядов, устройство праздников и принесение публичных жертв.}

{76 ...первомужние женщины. — Замужние женщины, состоящие в первом браке.}

27. Вот, кстати, тебе еще один предмет для изысканий, мой благородный Ульпиан, - кто такие первомужние женщины. Однако сейчас у нас [b] речь идет о параситах, - так вот, и в Анакее на одной из стел начертано: "От мяса двух быков, отобранных в вожаки, третья часть идет на покрытие расходов, а от оставшихся двух третей одна половина отдается жрецу, другая - параситам". Кратет во второй книге своего сочинения "Аттический диалект" пишет: "И слово "парасит" стало в наши дни означать нечто недостойное, однако в прежние времена так называли выбранных для участия в священной трапезе, и для их приема существовало специальное здание. Поэтому и в царском законе записано следующее: "Архонт-царь должен позаботиться о том, чтобы были назначены на должности остальные архонты, а также от демов с соблюдением [c] законов были выбраны параситы. Параситы должны собрать каждый из своей части по одному гектею {77} ячменя и по обычаю предков угощать афинян в священном участке. Ахарнские параситы должны для почитания Аполлона доставить в хранилище свой гектей после сбора ячменя". А то, что для них было создано специальное хранилище, следует из того [d] же самого закона: "На починку храма, хранилища параситов (παρασίτιον) и священных домов выдать столько серебра, за сколько возьмут подряд производители работ". Это определенно указывает на то, что здание, в котором параситы складывали первинки "священного зерна" называлось хранилищем параситов". О том же самом пишут и Филохор в сочинении "Четвероградье" [FHG.I.410], где он упоминает о параситах, внесенных в список служителей Геракла, и Диодор Синопский в пьесе [e] "Сиротка-наследница", к которой мы еще вернемся [см.239b]. Аристотель же пишет в "Мефонской политии" [fr.551]: "При каждом официальном лице состояло по два парасита, только при полемархах {78} по одному; они получали назначенное содержание от частных лиц, в том числе рыбаков".

{77 Гектей — 1/6 часть медимна. Медимн — около 52,2 л.}

{78 Полемархи — военные должностные лица, круг обязанностей которых в различных греческих государствах варьировался. Что касается должности полемарха в Мефоне, то более подробно об этом ничего не известно.}

28. Каристий Пергамский пишет в сочинении "О театральных постановках", что в современном значении слово "парасит" впервые было употреблено Алексидом, забывая, что у Эпихарма в "Надежде" или [f] "Богатстве" был выведен персонаж, произносивший за выпивкой такие слова:

За ним, на пятки наступая первому,

Другой шельмец приходит важной поступью:

Такого, уверяю, ты легко найдешь

Готовым на пиру, как ныне водится,

Всегда присутствовать. Хотя и беден он,

Пьет жизнь без передышки полной глоткою.

И далее Эпихарм выводит самого парасита, откровенничающего перед своим собеседником:

Обедая с желающим (которому

Меня позвать лишь надо), с нежелающим

(Ему и звать не надо), я за трапезой

Великий остроумец и хозяина

(236) Смешу, доволен он, на похвалы не скуп.

Сказать захочет кто-то неугодное

Хозяину, осаживаю выскочку,

Ругаюсь с ним. Потом, поев и выпивши,

Я удаляюсь; но не провожает раб {79}

{79 ...но не провожает раб... — Как правило, гости приходили на обед в сопровождении одного-двух своих рабов.}

Под факелом меня; ползу и падаю,

Бреду во тьме кромешной одинешенек;

И если стражу встречу, то молю богов

[b] Лишь об одном: чтоб поркой ограничились.

Когда же доберусь домой измученный,

То без постели спать ложусь, и до тех пор,

Пока мой ум объят вином несмешанным,

Побоев я не чувствую.

29. И много другого в том же роде прибавляет парасит у Эпихарма. А у Дифила он заявляет следующее [Kock.II.561]:

Когда богач зовет меня в застолицу,

На потолки я штучные не радуюсь,

Не мерю взглядом медь его коринфскую,

А целиком вперяюсь в дым поваренный:

[с] Когда густой он, черный и столбом стоит,

Я рад, я счастлив, чуть не кукарекаю:

А если бледен дым и низко стелется -

Всё ясно мне: хоть будет пир, да постный пир.

Впервые же, как утверждают некоторые, парасит появляется у Гомера, упомянувшего, что троянец Подес был складчинным другом Гектора (ει̉λαπιναστής) [Ил.XVII.575]:

Был меж троянцами воин Подес, Гетионова отрасль,

Муж и богатый и славный, отлично меж граждан троянских

[d] Гектором чтимый как друг, и в пирах собеседник любезный.

Ибо друг за складчиной сказано здесь в смысле друг за трапезами . Поэтому поэт впоследствии изображает его пораженным Менелаем в живот [Ил.XVII.575], причем карает его спартанец, ревнитель жизни, довольствующейся малым: точно так же, по замечанию Деметрия Скепсийского, [e] Пандар, нарушивший клятвы, поражается в язык [Ил.V.292].

30. Древние поэты называли параситов льстецами; этим именем Эвполид назвал и свою комедию, выведя в ней хор Льстецов, заявляющий следующее [Коск.I.301]:

Зрители, мы расскажем вам, как льстецы день проводят.

Слушайте. Щегольские мы умники в каждом деле:

Прежде всего, всегда при нас маленький есть невольник,

[f] Чаще всего совсем не наш, но всё же наш немножко.

Есть у меня и два плаща, каждый красив и ярок,

Я надеваю их в черед, чтобы идти на площадь;

Чуть богатея-дурака встречу там, подбегаю.

Только он скажет что-нибудь, всё я хвалю прилежно,

Прямо в экстаз вхожу, чтоб он видел мои восторги.

После идем мы кто куда за чужой стол питаться;

Должен за ним быть парасит очень умен и ловок,

(237) Или за дверь ведут его. Так и пропал Акестор:

Он неуместно пошутил - раб его тут же вывел,

Прямо в колодки передал сторожу городскому.

31. В следующих стихах парасит появляется и в пьесе Арарота "Гименей" [Kock.II.218]:

Не можешь, милый, параситом ты не быть;

Вот Исхомах идет, ему случается

Кормить тебя.

Однако более свойственно это слово позднейшим поэтам. В диалоге Платона "Лахет" появляется и образованный от него глагол [179с]: "В нашей трапезе участвуют (παρασιτει̃) также наши мальчики". Алексид же утверждает в "Кормчем", что существуют два рода параситов [Kock.II.338]: [b]

- Ведь два есть рода параситов, Навсиник:

Один общеизвестен и в комедиях

Осмеян: это мы, что носим черное. {80}

{80 ...носим черное. — У Афинея сказано просто «черные»; т. е. рядовые, третьеразрядные прихлебатели.}

Но есть другие, "парасит торжественный"

Удачно их прозвали; и сановников,

И полководцев роли исполняются

Искусно ими, этим и живут они:

[с] Высокомерно счет ведут на тысячи,

Туда-сюда мотают состояния.

Тебе знакомо это?

- Превосходнейше.

- Но к одному родов обоих сводится

Работа, тех и этих: ведь основана

На лести; и всегда беда случается:

Одним патроны выпадают крупные,

Другим же мелочь; эти благоденствуют,

А мы, бедняги, вечно горе мыкаем.

Я разъяснил понятно?

[d] - Да, без промаха;

Но если похвалю тебя, выпрашивать

Еще ты больше станешь.

32. Тимокл в следующем монологе из комедии "Змейка" довольно складно объясняет, каковы нахлебники [Kock.II.4541:

Могу ли я позволить о нахлебнике

При мне злословить? Никогда! Воистину

На свете нет породы их полезнее!

Любовь к друзьям - одна из добродетелей,

А в ней - весь смысл его существования,

[e] В любви - он твой наперсник беззаветнейший,

В делах - пособник всюду, где придет нужда;

Что ты, кормилец, хвалишь - то и он готов,

А самого тебя хвалить - тем более.

Он любит даровое угощение?

Но кто его не любит? ни герой, ни бог

От этакого блага не откажутся.

Чтоб речь мою напрасно не затягивать,

Вот самое бесспорное свидетельство

[f] Того, в какой чести живут нахлебники:

Какая олимпийских победителей

Ждет дома почесть? {81} Ясно: угощение

{81 Какая... / Ждет дома почесть? — Победители на Олимпийских играх получали право бесплатно питаться в пританее — общественном здании, где за государственный счет обедали притоны, действующая часть государственного Совета во главе с эпистатом (50 человек).}

За счет народа, в пританейском здании.

А чем не пританей - любой бесплатный корм?

33. И Антифан говорит в "Близнецах" [Kock.II.43]:

(238) Ведь парасит, когда мы без предвзятости

Его рассмотрим, вещь необходимая

Для счастья в жизни - никогда не молится

О бедствиях друзей, несчастьях с ближними,

Напротив, всем желает благоденствовать.

Живет богато кто-то - не завидует,

Но только молится, чтоб рядом с ним побыть

И разделять добро. Он благородный друг,

И безобидный, также не обидчивый;

Он не сварлив, не клеветник, а накричишь -

Сама улыбка; шутишь - заливается.

[b] Любезен, весел нравом и забавен он.

И, верно, был бы также славным воином,

Кабы ему платили бы обедами.

34. И Аристофонт говорит во "Враче" [Kock.II.277]:

Но сперва хочу сказать, каков я по характеру.

Угощает кто - являюсь первым, и поэтому

Уж давно зовусь Похлебкой . Надо выбросить кого

[с] Из напившихся - решишь ты, что аргосский я борец. {82}

{82 ...аргосский я борец. — Это выражение больше нигде не встречается. Как считалось, именно в Аргосе борьба была излюбленным видом состязаний («Палатинская антология». II. 139).}

Двери вышибить кому-то - я таран; а если влезть

Надо лестницей высокой - пред тобою Капаней; {83}

{83 ...пред тобою Капаней... — Имеется в виду известный эпизод из «Финикиянок» Еврипида, изображающий Капанея — одного из Семерых, — взбирающегося по лестнице на городскую стену.}

Надо выдержать удары - наковальня; Теламон, {84}

{84 Теламон — отец Тевкра и Аякса, могучий герой, сподвижник Геракла, участник похода аргонавтов и Калидонской охоты, славился своей силой (ср.: Пиндар. Нем. 4. 25; 3. 36). Его тяжелые кулаки вошли в пословицу: сокрушительной силы «Теламонов удар» (τελαμώνιοι κόνδυλοι).}

Чтобы бить кулачным боем; соблазнить красавцев - дым. {85}

{85 ...соблазнить красавцев — дым. — Как дым проникает в малейшие щели, так парасит находит путь к сердцам и способен обмануть самых бдительных сторожей, потакая прихотям хозяина.}

И в "Пифагорейце" он же говорит [Kock.II.280]:

Коль ты не ел, и нет еды ни крошечки,

То Титималла представляй, Филиппида.

[d] Лакать лишь воду - он лягушка, выглодать

Тимьян и зелень - гусеница, жить в грязи -

Сама нечистота, зимой без крова быть -

Он черный дрозд, а летний зной выдерживать

И в полдень потрещать - цикада, вовсе же

Не умащаться маслом - пыли облако,

С утра бродить босым - журавль, глаз не смыкать

Всю ночь - он нетопырь.

35. Антифан в "Предках" [Kock.II.94]:

Ты знаешь ведь, каков я есть:

[e] Я не спесив, а для друзей на всё готов!

Ударь - я сталь! ударю - гром и молния!

Увлечь - я буря! удушить - петля петлей!

Дверь распахнуть - само землетрясение!

К столу - блохою! у стола я - мухою! {86}

{86 ...у стола я — мухою! — т. е. никем не званый (’άκλητος).}

А от стола - трудней, чем из колодезя!

Душить, крошить, божиться в лжесвидетельствах,

Всё с полуслова исполнять, не думая, -

Вот я каков! Недаром молодежь меня

За эти дарованья прозывает: "вихрь"!

[f] Пусть прозывает: что мне до насмешников!

Своим я свой: и словом друг и делом друг.

В комедии Дифила "Нахлебник" рвущийся на свадебный пир парасит говорит так [Kock.II.561]:

А ты не знаешь? Подлежит проклятию

(239) Тот, кто дорогу не укажет встречному,

Огня не даст, испортит воду пресную

Или откажет рвущемуся к ужину.

И у Эвбула в "Эдипе" [Коск.II.189]:

Кто ввел обычай угощать безденежно, {87}

{87 Кто ввел обычай угощать безденежно... — В строке этой и следующих — речь парасита, в роли которого выступает трагический герой Эдип. Он говорит о распространенном в Афинах обычае устраивать пиры в складчину: парасит, не имеющий денег на взнос, обращает свой гнев против хозяина, который осмеливается требовать с гостя его долю.}

Тот, видимо, народным был заботником;

А тех, кто кликнет ближнего иль дальнего,

Покормит, а потом взимает складчину, -

Путь поразит изгнанье безвозвратное!

36. А Диодор из Синопа в "Сиротке-наследнице" весьма остроумно пишет о нахлебничестве следующее [Kock.II.420]:

[b] ...Я докажу, что ремесло мое

Священно и завещано заветами

Самих богов, тогда как остальные все

Не от богов, а от людей придуманы.

Не сам ли тот, кто выше всех богов слывет,

Зевс-Дружелюбец, первым стал нахлебничать? {88}

{88 ...первым стал нахлебничать? — В обязанности верховного бога Зевса входило также опекать дружеские собрания и пирушки. В этом качестве он почитался как Зевс-Дружелюбец (Φίλιος) и мыслился незримо присутствующим при угощении.}

Всегда без приглашений он является

Во все дома, богатые ли, бедные ль,

[c] Где только ложе выстелено мягкое

И стол стоит, а с ним и всё, что надобно.

Вот так-то он, возлегши, угощается,

Закусывает, ест и пьет и снова ест,

И прочь идет, не заплативши складчины.

Таков и я: едва в глаза мне бросятся

И устланное ложе, и накрытый стол,

И нараспашку дверь, меня зовущая,

Как я уж тут, как я уже тишком подсел,

Чтоб не задеть кого из сотрапезников,

Как я уж от всего успел попробовать

[d] И прочь гряду, как новый Дружелюбец-Зевс.

А вот пример еще того нагляднее,

Красу и славу нашу величающий:

Когда Гераклу в честь справляют празднества,

И всюду - пир над жертвоприношеньями,

То к тем пирам в Геракловы застолышки {89}

{89 ...Геракловы застольники... — У Афинея употреблено слово «парасит» в его первоначальном значении: граждане, исполнение которыми их религиозных обязанностей сопровождается бесплатным питанием за счет государства (см. выше, примеч. 68).}

Не жеребьевкой, не по воле случая,

А всякий раз заботливо, обдуманно

Двенадцать граждан назначались городом,

[e] Потомственные граждане, почтенные

И жертвенного мяса заслужившие.

По этому-то образцу Гераклову

Иные из богатых завели себе

Нахлебников - но, ах, не нас, достойнейших,

А лишь таких, что ловко подольщаются

И всё хвалить готовы: как подставят им

Подгнившего сома с вонючей редькою,

Они кричат, что завтрак пахнет розами;

А грянут рядом ветрами из задницы -

Они уже туда носами тянутся:

"Откуда ты, благоуханье дивное?"

Вот от таких-то недостойных ерников

[f] Краса и честь былая обратилась в срам.

39. И Аксионик говорит в "Подхалкиднике" {90} [Kock.II.414; ср.241е]:

{90 ...Аксионик говорит в «Подхалкиднике»... — Аксионик взял для своей комедии название, позаимствовав его у главного города Эвбеи — Халкиды, жители которой славились распущенностью нравов и жадностью. «Подхалкидник» буквально — «подражающий халкидцам».}

Когда вести впервые полюбилось мне

Жизнь парасита с Филоксеном-Резаком, {91}

{91 ...с Филоксеном-Резаком... — Настоящее прозвище Филоксена — Окорокорез (πτερνοκοπίς). Под этим именем он упоминается и у Менандра (см. 241f). Ср. также 220b.}

Я был тогда еще мальчишкой; всякие

Побои были: кулаками, мисками,

Огромными костями; восемь ран зараз,

(240) По меньшей мере, мне иметь случалося.

Но всё равно я оставался с прибылью:

Я всё готов отдать за удовольствие.

И потому в конце концов смекнул-таки,

Что я рожден для этого занятия.

Вот если, например, буян какой-нибудь

Возьмется задирать меня, всю брань его,

Что на меня обрушит, отражаю я,

С ним соглашаясь тут же, не вредит она

Ничуть; когда ж негодник строит честного -

Я расхвалю, дождусь и благодарности;

Поем сегодня горбыля вареного,

А коль придется завтра доедать его -

[b] Не загрущу я. Вот таков характер мой.

Антидот выводит в своей комедии "Первый хорист" персонажа, как две капли воды похожего на тех, кто мудрствует в наши дни в Клавдиевом приделе Мусея, {92} о которых и поминать-то неприлично. Он разглагольствует об искусстве нахлебничества следующим образом [Kock.II.410]:

{92 ...в Клавдиевом приделе Мусея... — Император Клавдий расширил Александрийский Мусей пристройкой, названной Клавдиумом}

На место станьте и меня послушайте.

Еще мальцом до совершеннолетия {93}

{93 ...до совершеннолетия... — т. е. до внесения в списки граждан (πρὶν του̃ ε̉γγραφη̃ναι). Юноши, внесенные в списки, назывались эфебами и получали от государства вооружение и верхнюю одежду, в том числе темный плащ (τὸ χλαμύδιον). В Афинах это совпадало с достижением 18-летнего возраста.}

Я был и не носил плаща, но каждый раз,

Как о нахлебничестве речи слышались,

[с] Усердно я искусство это впитывал -

Как губка: потому что с детства схватывать

Науку эту расположен был.

[Знаменитые параситы]

38. Несколько параситов известны по именам. Первым был Титималл, о котором Алексид упоминает в "Девушке из Милета" и в "Одиссее-ткаче". В "Олинфянах" он пишет о нем так [Kock.II.355]:

Подружечка, твой муж - бедняк, а этого

И смерть сама боится: вот и Титималл

[d] Бессмертный вечно шляется по городу.

Дромон в "Кифаристке" [Kock.II.419]:

- Сгораю от стыда, ведь собираюсь я

Не сделав взноса пообедать: очень уж

Позорно.

- Чепуха! Взгляни-ка, носится

Алее мака Титималл пылающий:

Вот так румяны, кто не вносит складчины!

Тимокл в "Кентавре" или "Дексамене" [Kock.II.460]:

Он парасит, он Титималл, по-моему!

В "Кавнийцах" {94} [Kock.II.460]:

{94 Кавнийцы — жители Кавна, города в Карий; отличались неестественно бледным цветом лица, что делало их объектом насмешек современников. Кроме комедии Тимокла известно о «Кавнийцах» комедиографа Алексида.}

Еще не принесли? Спеши, любезнейший!

[e] Не медли! Умиравший Титималл ожил,

Сожравши восемь мер бобов ценой в обол, -

Всё потому, дружок, что не морил себя

Но, даже голодая, подкреплялся он.

В "Письмах" [Kock.II.456]:

Проклятье, боги, боги, как влюбился я!

Так даже Титималл не вожделел поесть, {95}

{95 В этой и следующих строках обращают на себя внимание «говорящие» имена или, скорее, прозвища параситов: Титималл («Молочай»), Корм («Багор»), Корид («Жаворонок»).}

Ни Корм украсть, ни Нил похлебку выхлебать;

[f] И ни Корид - пожрать без взноса складчины.

Антифан в "Тирренце" [Kock.II. 103]:

- Большая доблесть - даром послужить друзьям.

- О, Титималл богат такою доблестью,

Пусть только взыщет чести соответственно

Твоим словам, от всех, с кем он столуется.

(241) 39. По имени упоминался и парасит Корид (Жаворонок). Говорит о нем Тимокл в пьесе "Злорадный" [Kock.II.456]:

Обильный рынок наблюдать богатому

Приятно, если ж пуст кошель - мучение.

Сегодня наш бедняк Корид, мне кажется,

Не позван никуда, пришлось за рыбою

Ему на рынок самому отправиться.

Уж то-то смех! Он с четырьмя медяшками

Тунцов громадных и угрей разглядывал,

У скатов терся и на крабов зарился.

Всё это обходя, "почем?" расспрашивал,

[b] И потрусил потом к рыбешке бросовой.

Алексид в "Деметрий" или "Филетере" {96} [Kock.II.314]:

{96 «Филетер» — «любящий друзей» (φιλέταιρος).}

Перед Коридом стыдно будет мне,

Коль покажусь с излишнею готовностью

Согласье давшим с кем-нибудь позавтракать,

И не поупираюсь хоть немножечко.

Он ведь таков: не любит церемонности.

Позвали, не позвали - всё равно ему.

В "Кормилице" [Kock.II.380]:

- Корид, который потешал словечками

[с] Всех нас, задумал Остроглазом {97} сделаться.

{97 Остроглаз — богатый меняла по имени Остроглаз (Βλεπαι̃ος) дважды упоминается у Демосфена (XXI. 215, 6; XL. 52. 2).}

- Он не дурак: вестимо. Остроглаз богат.

Кратин Младший в "Титанах" [Kock.II.291]:

Остерегайся Корида, {98} из меди отлитого мужа,

{98 Остерегайся Корида... — Пародический оракул наподобие тех, которые встречаются в комедиях Аристофана (см., напр.: «Всадники». 197-201).}

Истину скажешь, признав: "мне ни крошечки он не оставит".

Предупреждаю тебя: за трапезой общей с Коридом

Рыбы не ешь никогда - он владеет десницею мощной,

Медною, неутомимой: огонь всё не так истребляет.

О том что Корид постоянно острил и любил смешить, пишет Алексид в [d] "Поэтах" [Kock.II.365]:

Мне очень хочется

Всех веселить, откалывая шуточки.

Наверно, больше всех афинян, кроме лишь

Корида.

Линкей Самосский написал о нем в своих "Записках", что настоящим его именем было Эпикрат. Пишет он так: "Выпивая однажды в каком-то очень ветхом домишке, Эпикрат-Жаворонок заметил: "Здесь надо пировать подобно кариатидам, [e] левой рукой поддерживая балки"".

40. Однажды в присутствии Корида-Жаворонка, слывшего распутником, зашла речь о том, что дрозды стали стоить дорого, и тогда Филоксен-Окорокорез заметил: "А я помню времена, когда жаворонок стоил всего обол". Этот Филоксен также был параситом, об этом уже приводилось свидетельство Аксионика в "Подхалкиднике" [см.239И. Есть упоминание о нем и в пьесе Менандра "Сетка для волос" [Коск.III.79]; там он называется только по своему прозвищу Окорокорез. Упоминает о нем и комический поэт Махон. Был ли он по происхождению коринфянином или [f] сикионцем, не знаю; во всяком случае остаток жизни он провел в моей родной Александрии, где консультировал грамматика Аристофана по части комедии. В Александрии он и скончался, надгробная надпись {99} на его памятнике гласит ["Палатинская антология".VII.70]:

{99 ...надгробная надпись... — В Палатинской антологии эта эпитафия приписывается поэту Диоскориду (III в. до н.э.).}

Легкий прах земной, возрасти на могиле Махона

Комедиографа сей, любящий подвиги плющ. {100}

{100 ...любящий подвиги плющ. — Плющ был посвящен Дионису — покровителю поэзии. Здесь эпитет плюща — «любящий подвиги» (φιλάγων) — напоминает об обычае увенчивать голову победившего в состязании поэтов венком из листьев этого растения.}

Не бесполезного трутня скрывает земля, но искусства (242)

Старого доблестный сын в этой могиле лежит.

И говорит он: "О город Кекропа! {101} Порой и на Ниле

{101 О город Кекропа! — Афины.}

Также приятный для Муз пряный растет тимиан".

Из этого ясно, что Махон был александрийцем. Так вот, о Кориде он упоминает в следующих стихах:

Спросил придворный у Корида-Жавронка,

Какого тот приема удостоился

[b] У Птолемея. Отвечал Корид ему:

"Он выпивку, как врач, дает по капельке,

А закусить и вовсе не дает. Как быть?"

А Линкей пишет во второй книге "О Менандре": "Славились своими остротами сын Смикрина Эвклид и Окорокорез Филоксен. И если остроумие Эвклида вполне заслуживало увековечения в книге, а в остальном он был [с] очень холоден и сух, то слова Филоксена, при всей болтливости никогда не сказавшего ни слова дельного, всегда были милы и благожелательны - раздражался ли он на кого-нибудь за столом или рассказывал историю. Поэтому Эвклид окончил свои дни в безвестности, а Филоксен от всех встречал любовь и уважение".

41. Упоминая в "Трофонии" о каком-то парасите Мосхионе, Алексид называет его прижевалом {102} (παραμασήτης) [Kock.II.383]:

{102 Прижевала — παραμασήτης, слово производное от μασάομαι — «жевать» с приставкой παρά — «при, около».}

Там был и Мосхион,

Его все прижевалом кличут смертные.

[d] В "Панкратиасте" {103} же Алексид, перечисляя искателей пиров [ср.4а, 95а], пишет [Kock.II.359]:

{103 Панкратиаст — борец, занимавшийся особым видом борьбы («панкратий» букв, «всеборье»).}

- К тебе явился первым Каллимедонт-Краб,

Потом пришли Корид, Пескарь и Отруби,

Мучица, Скумбрия.

- Геракл! Ты говоришь

Не о пирушке, о продуктах, женщина.

Отрубями называли Эпикрата, родственника оратора Эсхина; об этом говорит Демосфен в речи "О преступном посольстве" [ХIХ.287]. О подобных издевательских прозвищах, {104} которыми афиняне награждали параситов пишет в "Одиссее" Анаксандрид [Kock.II.148; ср.307f:

{104 О... прозвищах... — ср. примеч. 95 к кн. VI.}

Я знаю, вечно прозвища даете вы друг другу:

[e] Божественно красивого зовут Священной свадьбой;

Мал человечек - так его вы Капелькой зовете;

С улыбкой выйдет, - и тотчас его зовете Плачем;

Демокл лоснящийся пройдет - вот он уже Похлебка;

А тот, кто грязен, не умыт, зовется Пыльной тучей;

[f] За кем-то ходит льстец хвостом - так будет Челноком он;

Кто вечно бродит натощак, - Кестреем назовется;

С красавчиков не сводит глаз - Дым {105} будет Теагенов,

{105 ...Теагенов будет Дым... — Распутник Теаген по прозвищу Дым упоминается Аристофаном («Птицы». 823).}

Ягненка в шутку уведет - Атреем {106} величают;

{106 Атрей — см. 231с и примеч. 44 к кн. VI.}

Барана - Фриксом; а Ясон {107} - тот, кто овчинку стянет.

{107 Фрикс и Ясон — персонажи мифа об аргонавтах. Фрикс бежал в Колхиду на золотом баране, Ясон отправился туда за шкурой этого барана — Золотым Руном.}

(243) 42. Выше мы уже говорили [134d], что о парасите Хэрефонте упоминал Матрон. Говорит о нем и Менандр в комедии "Сетка для волос", а также в "Гневе" [Kock.III.106; ср.8b]:

Совсем как Хэрефонт бывают многие:

Его позвали как-то раз на пир придти,

Когда от стрелки будет тень в двенадцать стоп, {108}

{108 ...в двенадцать стоп... — Длинные тени бывают и на восходе солнца, и вечером. Воткнутый в землю шест (гномон), служивший грекам солнечными часами, отбрасывал тень в двенадцать футов (3,6 м), когда с неба еще не сошла луна.}

А он, наутро встав еще при месяце

И видя тени, на рассвете длинные,

Примчался в гости, словно он опаздывал.

И в его же "Пьянстве" [Kock.III.92]:

Вот Хэрефонт, тончайший в обхождении,

"Священный брак" {109} отметить пиром звал меня {110}

{109 «Священный брак» — праздник в Афинах в честь бракосочетания Зевса и Геры. Праздновался в 24-й день месяца гамелиона (первая декада февраля).}

{110 ...звал меня... — Из следующих строк ясно, что Хэрефонт рассчитывает поесть в двух местах; буквально у Менандра сказано: «...говорил, что нужно устроить пир 22-го».}

[b] Двадцать какого-то числа, чтоб он успел

Откушать у других двадцать четвертого

(Ведь, мол, богине всё по чину справлено).

Упоминает он о нем и в "Женоподобном" или "Критянине" [Kock.III. 19]. Тимокл же в пьесе "Письма" говорит, что он нахлебничал при богатом моте Демотионе [Kock.II.455]:

Демотион, решив, что в доме денежки

Навеки поселились, не берег мошну

И у себя всегда кормил желающих, -

Так Хэрефонт ходил к нему, как в дом родной.

[с] Беда иметь в застолье прихлебателем

Мошенника! Хоть при деньгах Демотион,

А не умен.

Антифан в "Скифянке" [Kock.II.96]:

- Давай сейчас, как есть, с тобой отправимся

Кутить.

- Да что ты! Без венков и факелов?

- Сам Хэрефонт таким манером праздновать

Привык, когда сидел не евши.

Тимофей в "Щенке" [Kock.II.450]:

Давай пойдем, попасть на пир попробуем.

[d] Мне говорили, что должно там быть семь лож,

Коли незваным не вотрется Хэрефонт.

43. Аполлодор Каристийский в "Жрице" [Kock.III.287]:

Как говорят, незваным гостем Хэрефонт,

На днях пролез к Офелу в дом на свадебку.

Схватил, войдя впотьмах, венок с корзинкою

И стал божиться: от невесты с птицами

Пришел де он. И так на пир попасть ему,

[e] Похоже, удалось.

В "Девушке, приносимой в жертву" [Kock.III.288J:

Зову Ареса, Нику мне сопутствовать,

Зову и Хэрефонта, потому что он

Придет ведь и без зова.

Комический же поэт Махон пишет так:

Однажды, прошагав немало стадиев,

На свадьбу Хэрефонт попал за городом.

Там, говорят, поэт Дифил сказал ему:

[f] "Ты, Хэрефонт, забил бы в челюсть каждую

Гвоздя четыре, чтоб ты их не вывихнул

Когда бегом бежишь в далекий путь".

И в другом месте:

На рынке Хэрефонт однажды мясо брал,

И, говорят, так вышло, что мясник ему

Кусок с большою костью отрубил. "Дружок, -

Воскликнул Хэрефонт, - не надо кости мне".

(244) "Да в этом самый смак! - Мясник в ответ ему. -

Недаром говорится, что у косточки

И мясо слаще". Но ответил Хэрефонт:

"И сладость огорчит, когда прибавит вес".

В каталоге Каллимаха {111} под рубрикой "Разное" имеется указание на сочинение Хэрефонта: "Написавшие о пирах: Хэрефонт, с посвящением Отрубям". Далее приводятся начальные слова: ""Поскольку ты меня так часто спрашивал", триста семьдесят строк стихами". О парасите Отрубях я [b] уже говорил [см.242.d].

{111 В каталоге Каллимаха... — Имеются в виду «Таблицы» — огромное произведение Каллимаха (120 книг), которое являлось своего рода каталогом Александрийской библиотеки и первым сводом всей греческой литературы.}

44. Упоминает Махон и о парасите Архефонте:

Царь Птолемей, вернувшийся из Аттики, {112}

{112 Царь Птолемей, вернувшийся из Аттики... — Птолемей I Сотер, ведший в то время войну с Деметрием Полиоркетом, вернулся в Египет из похода на Грецию в 308 г. до н.э. Им были заняты Коринф, Сикион и Мегары.}

Устроил пир, и был меж приглашенными

Нахлебник Архефонт. И от даров морских

Столы ломились: всё, что можно выловить

У скал прибрежных, рыба вместе с крабами,

Всё было выставлено; в довершение

На славный пир большую миску вынесли.

Три пескаря в ней были, измельченные

В окрошку; изумлялись сотрапезники.

[c] Один лишь Архефонт увлекся скарами,

Кефалями да маленькими фиками {113} -

{113 Фики — мелкие морские рыбешки, живущие среди водорослей.}

(Он сыт по горло был афинской рыбою:

Гольянами, да килькой, да фалерскими

Анчоусами), - но за пескарей бедняк

[d] Не брался. Царь такому поведению

Немало удивился и Алкенора

Спросил: "Быть может, пескарей не видит он?"

Горбун в ответ: "Как раз напротив, Птолемей!

Он первым их увидел, но не трогает,

Трепещет перед рыбами священными:

Обычаем ему не позволяется

Хоть чем-нибудь обидеть рыбу с камешком {114} (ψη̃φος),

{114 ...рыбу с камешком... — Существовало поверье, что в желудках пескарей можно найти жемчужину. Не участвующий в складчине Архефонт теряется перед рыбой, имеющей камешек (ψη̃φος): камешки выступали в роли входных билетов.}

Когда складчинный взнос на пир не сделал он".

45. Алексид выводит в пьесе "Растопка" некоего парасита Стратия, негодующего на своего патрона в таких словах [Kock.II.371]:

Мне б лучше параситом при Пегасе быть,

[e] При Бореадах, {115} славных быстроногостью,

{115 Бореады — крылатые сыновья ветра Борея — Калаид и Зет.}

Чем при Демее, отпрыске Лахетовом

Из Этеобутадов: {116} он по улицам

{116 Этеобутады — жреческий род в Афинах.}

Не ходит, а летает.

И немного ниже:

- Уверен, Стратий, я, что любишь ты меня.

- Да больше, чем отца: меня не кормит он,

А ты вот раскормил меня отличнейше.

- Молитвы ты возносишь, чтоб я вечно жил?

- Конечно, всем богам: случится что с тобой -

Чем жить мне?

Комический поэт Аксионик в пьесе "Тирренец" упоминает о некоем [f] парасите Триллионе [Kock.II.412]:

- У нас вина нет.

- Попроси приятелей.

Скажи, что на гулянку направляемся.

Вот Триллион ловкач всегда так делает.

Аристодем во второй книге "Забавных записок" [FHG.III.310] перечисляет параситов, кормившихся при царях: при царе Антиохе был Сострат, при Деметрии Полиоркете - горбун Эвагор, при (245) Селевке Формион. Линкей Самосский пишет в "Изречениях": "Триллион, парасит сатрапа Менандра, расхаживал в сопровождении свиты, наряженный в одежды, окаймленные пурпуром; когда афинянина Силана упросили, кто это такой, он ответил: "Почтенная Менандрова челюсть". О Хэрефонте рассказывают, что однажды он явился на свадьбу незваным и занял самое последнее ложе; когда же гинекономы, {117} подсчитав количество приглашенных, приказали ему удалиться, так как он не вошел в дозволенное количество тридцати гостей, ответил: "Так пересчитайте еще раз, начав с меня"". 46. Гинекономы должны (были наблюдать за пирами и следить, чтобы число приглашенных было не больше дозволенного, об этом пишет в "Сутяге" Тимокл [b] [Kock.II.465]:

{117 Гинекономы — γυναικονόμοι — «определяющие законы для женщин»; в обязанности гинекономов входил контроль над расходами частных лиц на свадьбы (разрешено было звать не больше 30 гостей), похороны, пиры в складчину, а также наряды для женщин.}

Откройте дверь пошире, чтоб как следует

Мы были на виду, - а вдруг захочется

Гинеконому, мимо проходящему,

Узнать число гостей - они так делают

По новому закону, так уж водится,

Хоть им, напротив, заниматься надо бы

Домами, где и вовсе не обедают.

Менандр в "Сетке для волос" [Коск.III.78]:

По новому закону, знал он, следует,

[с] Чтобы гинекономам сообщали все

И поваров число, и всех прислужников,

Когда справляют свадьбу, и гостей число,

Случись, что кто-то больше, чем положено,

Назвал гостей.

И Филохор пишет в седьмой книге "Истории Аттики" [FHG.I.408]: "Вместе с членами Ареопага гинекономы наблюдали за собраниями в частных домах - свадьбами и другими празднествами", [d] 47. Линкей записал некоторые остроты Корида. Однажды тот угощался на пиру, где была гетера, которую звали Предложение. Когда оказалось, что надо прикупить вина, он велел каждому гостю доплатить по два обола, Предложению же внести {118} угодное народу. Кифаред Поликтор жадно хлебал чечевичную похлебку и повредил зуб камешком. "Эх ты, горемыка, - воскликнул Корид, - даже чечевица бросает в тебя камни". Возможно, об этом же Поликторе упоминает и Махон - у него есть стихи:

{118 ...он велел каждому гостю доплатить по два обола, Предложению же внести... — В оригинале имя подружки Γνώμη — «мнение»: «Пусть Гнома соберет то, что решит дать народ» (буквальный смысл), и «Пусть народ выскажет мнение, какое ему угодно» (шуточная пародия на слова, произносимые в народном собрании).}

Какой-то кифаред, наверно, плохонький,

Решил свое жилище ремонтировать

[e] И попросил камней у друга: больше, мол,

Отдам гораздо после выступления.

Когда кто-то рассказывал Корину, что, сходясь со своей женой, он целует ей иногда шею, иногда соски, иногда же спускается и до пупка, он воскликнул: "Нехорошо! Ведь от Омфалы Геракл перешел к Гебе". {119} Когда Фиромах за столом сначала окунул бороду в миску с чечевичной похлебкой, а потом и вовсе перевернул ее вверх дном, Корид заметил: "Он по справедливости достоин наказания за то, что, не умея обедать, записался в число [f] участников". {120} Когда на пире у Птолемея разносили мясной салат, но обносили Корида, он сказал: "Птолемей, я пьян или болен: у меня в глазах всё только кружится". Когда Хэрефонт признался, что не переносит вина, Корид ответил: "И того, что в вине". {121} Когда же Хэрефонт на каком-то пире совершенно голым поднялся во весь рост, Корид сказал: "Хэрефонт, теперь ты подобен флакончику: я могу видеть, до какого уровня ты полон". Узнав, что (246) Демосфен принял от Гарпала дорогую чашу, {122} Корид заметил: "Других он обзывает винными посудинами, а сам утащил самую большую". Корид имел обыкновение приносить на пирушки черные хлебцы; когда же кто-то принес хлебцы еще чернее, он заметил, что это уже не хлеб, а тень его.

{119 ...от Омфалы Геракл перешел к Гебе. — Игра слов: имя лидийской царицы Ом-фалы, в услужении у которой находился Геракл, созвучно греческому слову «пупок» (ο̉μφαλός), тогда как имя Гебы, богини юности, отданной в жены Гераклу после его обожествления, также имело известный обсценный смысл (лобок).}

{120 ...записался в число участников. — Обыгрываются правила атлетических состязаний.}

{121 «И того, что в вине». — Греки пили вино, разбавляя его водой. Смысл шутки Корида в том, что Хэрефонт, предпочитая пить неразбавленное вино, плохо переносит добавленную в вино воду.}

{122 ...Демосфен принял от Гарпала дорогую чашу... — См. примеч. 43 к кн. VI. Когда Гарпал, спасаясь от гнева Александра, искал убежища в Афинах, Демосфен выступил за то, чтобы принять его под защиту. Противники Демосфена утверждали, что он был подкуплен.}

48. Парасит Филоксен по прозвищу Окорокорез однажды завтракал у Пифона оливками. Когда же вынесли миску, наполненную рыбой, он [b] хлопнул по своему блюду, воскликнув: "Хлестнул оливки, {123} чтобы они рванули отсюда". Когда хозяин пира вынес черные хлебцы, он сказал: "Не выкладывай слишком много, а то станет темно". Павсимах же говорил о парасите, жившем на содержании у старухи, что у них всё происходит наоборот: это она ему всегда набивает живот. {124} Об этой же шутке Махон пишет так:

{123 Хлестнул оливки... — Филоксен Окорокорез в своем желании освободить место для рыбы прибегает к выражению, часто встречающемуся у Гомера: μάστιξεν ε̉λάαν, что означает: «хлестнул (коней), чтобы пустить их вскачь». Шутка заключается в совпадении звучания формы винительного падежа существительного ε̉λάαν (=ε̉λαίαν) — «оливку» и неопределенной формы глагола «гнать, пускать вскачь». Для образованного человека, а таким непременно должен был казаться парасит, хорошее знание поэм Гомера было обязательно.}

{124 ...набивает живот. — Сказанные о женщине, эти слова означали беременность.}

Рассказывают, что Мосхион-трезвенник,

В Ликее увидав в одной компании

Детину-парасита, что нахлебничал

При некоей богатой старушенции,

Воскликнул: "Странные дела творишь, чудак!

Тебе живот старуха днями целыми

Прилежно набивает".

Тот же Мосхион, услышав, что парасит, живущий на содержании старухи, [с] сходится с ней каждый день, говорит:

Я вижу, нынче что угодно может быть:

Жена не зачинает, но вот этому

Детине брюхо набивает каждый день.

Птолемей, сын мегалополитанца Агесарха, пишет во второй книге "О [Птолемее] Филопаторе" [FHG.III.67], что для него во всех городах набирали собутыльников; и назывались они потешниками.

49. Посидоний Апамейский пишет в двадцать второй книге "Истории" [FHG.III.259]: "Кельты даже на войне не расстаются со своими [d] нахлебниками, которых они называют параситами. Нахлебники воздают им хвалы и публично, когда те собираются вместе, и в частном порядке, каждому по отдельности. Музыкой слух им ласкают так называемые барды, {125} - сочинители песенных славословий". В тридцать четвертой книге [FHG.III.264] этот же писатель упоминает некоего Аполлония, ставшего параситом сирийского царя Антиоха по прозвищу Грип (Горбоносый). Аристодем [e] [FHG.III.310] рассказывает случай, приключившийся с Битием, параситом царя Лисимаха. Когда Лисимах подбросил ему в плащ деревянного скорпиона, Битий подпрыгнул от испуга; разобравшись в чем дело, он сказал: "Царь, я тоже могу испугать тебя. Дай мне талант!" - потому что Лисимах был очень скуп. Агафархид Книдский пишет в двадцать второй книге "О Европе" [FHG.III.193], что у аргосского тирана Аристомаха параситом был кулачный боец-панкратиаст Антемокрит.

{125 ...так называемые барды... — О бардах (βάρδοι), певцах, исполнявших песни собственного сочинения под аккомпанемент струнного инструмента, сходного с лирой, в которых возносилась хвала или звучало порицание, мы знаем от Посидония, на свидетельство которого здесь ссылается Афиней, Страбона (IV. 4. 4) и Диодора Сицилийского (V. 31).}

50. Обо всех параситах в целом говорит Тимокл в пьесе "Кулачный [f] боец", называя их эписитиями [букв, "нахлебник"] [Kock.II.464]:

Найдешь какого-нибудь из эписитиев,

От даровых обедов всех раздувшихся,

Себя атлетам вместо чучел кожаных

Лупить всегда любезно предлагающих.

И Ферекрат в "Старухах" [Kock.I.153]:

- Ты, Смикитион, на службу эписития

Не поспешишь пойти?

- А это кто при вас?

- Он чужестранец, и его повсюду я

Вожу с собой, заведует глотанием.

И в самом деле, эписитиями называли поденщиков, работающих за кусок (247) хлеба. Платон в четвертой книге "Государства" [420а]: "Да, и вдобавок в отличие от остальных они служат только за хлеб (ε̉πισίτιοι), не получая сверх него никакого вознаграждения". Аристофан в "Аистах" [Kock.I.504]:

Подашь на негодяя в суд, а он тебе

И выставит двенадцать лжесвидетелей

Из собственных нахлебников (έπισίτιοι).

Эвбул в "Дедале" [Коск.II.172]:

Без платы хочет оставаться он при них,

Как эписит.

51. В пьесе "Упряжка" (так звали гетеру) Дифил упоминает имя [b] Еврипида (так назывался один бросок при игре в кости), {126} одновременно смеясь и над поэтом, и над параситом [Kock.II.565]:

{126 ...имя Еврипида (так назывался один бросок при игре в кости)... — Самый удачный бросок при игре в кости, когда выпадало 40 очков, получивший свое имя по некоему Гевриппиду (’Ευριππίδης), одному из Сорока, — судейской коллегии, разбиравшей мелкие денежные тяжбы в аттических демах. Помимо совпадения чисел (40 очков и 40 судей) сыграло роль созвучие его имени с выражением «удачно бросить» (ευ̃ ρ̉ίπτειν). Трагик Еврипид здесь вовсе не при чем.}

- Бросок удачный вышел.

- Как любезен ты!

Поставь-ка драхму.

- Вот, уже положена.

- Вдруг выйдет Еврипид?

- Но никогда еще

Он женщин не спасал. В своих трагедиях,

Не знаешь разве, как он ненавидит их?

А параситов он всегда любил. Вот пишет же:

[с] "Тот муж, что приобрел богатство {127} и троих

{127 Тот муж, что приобрел богатство... — Из трех стихов, преподносимых как фрагмент трагедии Еврипида, Еврипиду принадлежат первый (недошедшая трагедия «Антиопа», фр. 8) и третий («Ифигения в Тавриде». 535). Гневные слова, будто бы обращенные трагиком к человеку, плохо относящемуся к нахлебникам, на самом деле Ифигения говорит об Одиссее, которого она ненавидит, как и всех, ради чьего отплытия в Трою она была принесена в жертву («Ифигения в Авлиде»).}

По крайней мере не кормил нахлебников,

Да сгинет на чужбине неоплаканный!"

- Откуда это, подскажи.

- Тебе-то что?

Рассматриваем мысль, а не трагедию.

Во второй редакции этой же комедии Дифил пишет о разгневанном парасите [Kock.II.566]:

- Разгневан он? Вот это новость! Сердится

Наш парасит?

- О нет! Намазал желчью стол {128}

{128 Намазал желчью стол... — Параситу не свойственно сердиться. Проявленное им раздражение (желчь) воспринимается другими как желание порвать с ролью прихлебателя.}

И от него бедняга отучается,

Как от груди младенцы.

[d] И далее [Kock.II.566]:

- Не раньше, лишь тогда начнешь нахлебничать.

- О униженье ремеслу! Припомни же:

Должно быть параситу место сразу же

За кифаредом.

И в комедии, озаглавленной "Парасит" [Kock.II.562]:

Но заниматься парасита ремеслом

Не должно, не умея людям нравиться.

52. Менандр же в комедии "Гнев" утверждает, что друг не станет разузнавать о свадебном пире [Kock.III.106]:

[e] Кто воистину товарищ, тот не станет спрашивать,

Как иные, час обеда, или, что препятствует

Сесть за стол, не станет рыскать, где б урвать еще обед,

Дважды, трижды пообедать, на поминках посидеть.

В том же духе пишут Алекид в "Оресте", Никострат в "Богатстве", Менандр в "Пьянстве" и "Законодателе". Филонид же в "Котурнах" пишет так [Kock.I.255; ср.47е]:

Хоть голодаю (α̉πόσιτος), не терплю подобного. {129}

{129 Хоть голодаю... не терплю подобного. — Смысл такой: слушать твою игру готовы (за обед) только те, кто не может сам себя прокормить — «поденщики» (α̉πόσιτος), а не экоситы.}

Существует несколько имен, однокоренных параситу: это эписит, о нем уже говорилось [246f], экосит (питающийся самостоятельно, дома), ситокур {130} (дармоед), автосит (живущий на собственный счет); еще плохо-ед и мало-ед. Экосит упоминается Анаксандридом в "Охотниках" [Kock.II.144]:

{130 Ситокур — буквально «истребитель хлеба» (κείρω).}

Приятно, если сын самостоятельно

[f] Себя прокормит дома (экосит).

Экоситом называется также тот, кто несет для города бесплатную службу. Например, у Антифана в "Скифянке" [Kock.II.97]:

Быстро ведь становится

Собранья членом тот, кто служит на свой счет (экосит).

Также Менандр в "Перстне" [Kock.III.31]:

Нашли мы жениха - самостоятелен

И, стало быть, в приданом не нуждается.

И в "Кифаристе" [Kock.III.81]:

А слушатели вовсе не бесплатные.

Эписита упоминает Кратет в "Буянах" [Kock.I.140]:

Пасет он эписита: хоть и мерзнет тот

В палатах Мегабиза, ему выдадут

Хлеб вместо платы.

Менандр в "Женщинах за завтраком" использует слово "экосит" в (248) особом смысле (домашний) [Коск.III.129]:

Хороший тон не в том, чтоб женщин множество

Созвать и угощать толпу обедами, -

В кругу домашних (экосит) свадьбу надо праздновать!

Ситокур встречается у Алексида в "Ночной страже" или "Поденщиках" [Kock.II.363]:

Ходячим будешь сикотуром-спутником.

Менандр во "Фрасилеонте" говорит о бесполезном и напрасно едящем свой хлеб ситокуре [Kock.III.70]:

[b] Всё колеблется да медлит, а ведь ест за счет чужой

Добровольным дармоедом.

И в "Выставленных на продажу" [Kock.III. 122]:

Ах, горе! Что ты до сих пор в дверях стоишь,

Поставив ношу? Дармоеда жалкого

Мы взяли в дом, такого бесполезного!

Слово "автосит" употребляет Кробил в "Удавленнике" [Kock.III.379]:

Нахлебник-самохлебник (автосит)! Кормит сам себя,

И на пирах присутствует с хозяином.

Слово "плохоед" употребляет в "Ганимеде" Эвбул [Kock.II.171]:

[c] Он плохо ест, и только сном питается.

"Малоеда" упоминает Фриних в "Затворнике" [Kock.I.377]:

Что делает Геракл, в еде умеренный? {131}

{131 ...Геракл, в еде умеренный. — Буквально «малоед» (ο̉λιγόσιτος). В пародийно-мифологической сицилийской комедии, из которой заимствовали аттические комедиографы, Геракл выступал обжорой и приживалом.}

Также Ферекрат или Страттид в "Бравых парнях" [Kock.I.145; ср.415с]:

Так значит, мало ешь ты, пожирающий

Не меньше рациона каждодневного

Триеры?" {132}

{132 Не меньше рациона каждодневного триеры... — На триере могло быть более 200 человек (гребцов и солдат).}

[О льстецах]

53. Когда Плутарх закончил свой рассказ о параситах, слово перешло к Демокриту. "Я могу, - сказал он, - по слову фиванского поэта [Пиндар, fr.241], "приладить свою речь к предыдущей как доску к доске", и кое-что рассказать о льстецах. Прекрасно сказал Менандр [Коск.III.64]:

[d] Живут льстецы, конечно, всех блаженнее,

и слово "льстец" немногим отличается по значению от парасита. Вот, например, Клисофа все называют льстецом при македонском царе Филиппе (перипатетик Сатир пишет в "Жизнеописании Филиппа" [FHG.III.161], что родом он был афинянин); а Линкей Самосский в своих "Записках" называет его параситом: "Когда Филипп принялся бранить своего парасита Клисофа за [e] попрошайничество, тот сказал в ответ: "чтобы ты не забывал меня". Филипп подарил ему увечного коня, и Клисоф продал его. Когда через некоторое время царь поинтересовался, где же его конь, он ответил: "Увы, от этой своей раны твой конь... был продан". {133} Когда Филипп над ним насмехался и все веселились, Клисоф заметил: "Ну-с, разве я не прокормлю тебя?""

{133 ... от ... раны твой конь ... был продан. — Обыгрывается выражение «скончаться от ран» (ε̉κ χρωμάτων θνήσκειν).}

Гегесандр из Дельф рассказывает в своих "Записках" о Клисофе следующее [FHG.IV.413]: "Когда Филипп сказал, что ему доставили письмо от фракийского царя Котиса, оказавшийся рядом Клисоф воскликнул: "Клянусь богами, славные новости!" Филипп сказал ему: "Но ты же не знаешь, о чем письмо!" - "Клянусь Зевсом, - ответил Клисоф, - ты отлично меня [f] выругал!"" 54. Сатир пишет в "Жизнеописании Филиппа" [FHG.III.161]: "Когда Филипп потерял глаз, Клисоф ходил при нем, наложив себе такую же повязку. В другой раз, когда царь был ранен в ногу, Клисоф выходил с ним, прихрамывая так же, как он. И когда Филиппу поднесли однажды какое-то острое блюдо, Клисоф весь скривился, как будто сам его попробовал. (249) У арабов такое делается не ради лести, но в силу обычая: если у царя увечье, то все ему подражают: потому что если считается честью быть погребенным вместе с царем, то странно было бы не считать честью делить с ним его хромоту". Действительно, Николай Дамасский (из перипатетиков) пишет в сто шестнадцатой книге своей многотомной истории (а всего в ней сто сорок четыре книги) [FHG.III.418], что Адиатом, царь сотианов (это кельтский народ), имеет при себе шестьсот отборных воинов, называемых [b] покельтски силодурами, {134} а по-гречески это значит клятвенники (ευ̉χωλιμαι̃οι): "Они живут вместе с царями и умирают вместе с ними, исполняя данную клятву. За это они разделяют с царем и его власть, одеваются и живут, как он, а в случае его смерти, умрет ли он от болезни, на войне или от чего-нибудь еще, они обязаны умереть вместе с ним. И никто не припомнит, чтобы кто-нибудь из них струсил и избежал смерти, когда она приходила к царю".

{134 ...силодурами... — О сотиатах и силодурах говорит Цезарь в «Записках о Галльской войне»: «В то время как внимание римлян было направлено исключительно на эту капитуляцию, из другой части города главный вождь сотиатов (sotiates, вариант — sontiates) Адиатунн попытался сделать вылазку во главе отряда из шестисот «преданных», которых галлы называют «солдуриями» (soldurii). Их положение таково: они обыкновенно пользуются всеми благами жизни сообща с теми, чьей дружбе они себя посвятили; но если этих последних постигнет насильственная смерть, то солдурии разделяют их участь; и до сих пор на памяти истории не оказалось ни одного такого солдурия, который отказался бы умереть в случае умерщвления того, кому он обрек себя в друзья» (111.22) (пер. М.Покровского).}

55. Феопомп пишет в сорок четвертой книге "Истории" [FHG.I.317], с что Филипп поставил тираном над фессалийцами их земляка Фрасидея, человека очень ограниченного, но величайшего льстеца. Ахейца Аркадиона, однако, назвать льстецом никак нельзя: о нем рассказывает тот же Феопомп, а также Дурид в пятой книге "Истории Македонии" [FHG.II.471]. Из [d] ненависти к Филиппу этот Аркадион удалился в добровольное изгнание. Человек он был очень одаренный, и несколько его метких высказываний сохранилось. Однажды, когда Филипп остановился в Дельфах, там оказался и Аркадион; заметив ахейца, македонец подозвал его и сказал: "Докуда же ты побежишь от меня, Аркадион?" Тот ответил [Од.ХI.122]:

Буду идти я, пока не увижу не знавших... Филиппа. {135}

{135 Буду идти я, пока не увижу не знавших... Филиппа. — Перифраз пророчества Тиресия, данного Одиссею (Од.ХI.122): «Отправься странствовать снова, и странствуй, пока людей не увидишь, моря не знающих».}

Филарх пишет в двадцать первой книге "Истории" [FHG.I.344], что, услышав это, Филипп рассмеялся и пригласил Аркадиона на пир. Так они положили конец своей вражде.

Гегесандр рассказывает о льстеце Александра Никесии [FHG.IV.414]: когда Александр сказал, что его кусают мухи, и стал их отгонять, случившийся при этом Никесий сказал: "Теперь эти мухи гораздо лучше других - [e] в них ведь твоя кровь".

Гегесандр также пишет и о Хирисофе, льстеце Дионисия. Он увидел, что Дионисий громко смеется над чем-то в компании знакомых (но было далеко и не слышно было, над чем), он тоже расхохотался; а когда Дионисий спросил его, над чем это он смеется, ничего не слыша, он ответил: "Я" вам верю, что было смешно".

56. Сына его, Дионисия Младшего, также окружало множество [f] льстецов; люди называли их Дионисиевыми актерами. {136} Дионисий был близорук, поэтому они прикидывались за трапезой уж вовсе слепыми и ощупью искали кушанья, пока сам Дионисий не подводил их руки к блюдам. Когда он сплевывал, они старались подставлять под плевки свои лица, и, (250) слизывая его слюну, а иногда и блевотину, уверяли, что она слаще меда. О Демокле, льстеце Дионисия Младшего, рассказывает Тимей в двадцать второй книге "Истории" [FHG.I.224]. В Сицилии был обычай приносить у домашних алтарей жертвы нимфам, а потом всю ночь пить и плясать возле их кумиров. А Демокл, оставив нимф и сказав, что ни к чему так стараться ради лишенных души изображений богов, пришел к Дионисию и [b] плясал вокруг него. Однажды в посольстве он вместе с другими плыл на триере; по возвращении спутники пожаловались, что в пути он затевал раздоры и вредил всему делу Дионисия. Когда тот сильно рассердился, Демокл ответил ему, будто распря с товарищами по посольству возникла у него из-за того, что они после обеда пели с моряками пеаны Фриниха и Стесихора, а [c] то и Пиндара, тогда как он с желающими распевал пеаны, сочиненные самим Дионисием. Он готов это доказать: обвинители не смогут даже перечислить песнопения Дионисия, а он хоть сейчас пропоет их все подряд. Дионисий перестал гневаться, и Демокл сказал: "Сделай милость, Дионисий, прикажи кому-нибудь, кто знает твой пеан Асклепию, научить и меня: я [d] слышал, ты только что его окончил". В другой раз Дионисий, созвав друзей на пир, вошел и сказал: "Друзья, к нам пришли письма от наших полководцев из Неаполя". - Демокл перебил: "Клянусь богами, славная весть, Дионисий!" - Тот посмотрел на него и сказал: "А ты откуда знаешь, приятная это весть или нет?" "Клянусь богами, славный попрек, Дионисий!" - отвечал на это Демокл. Упоминает Тимей и о некоем Сатире, бывшем льстецом при обоих Дионисиях.

{136 ...Дионисиевыми актерами. — Буквально сказано «Дионисовыми льстецами» (Διονυσοκόλακες), прозвище, данное служителям бога Диониса. Аристотель в «Риторике» говорит, что выражение «Дионисовы льстецы» как метафора «от худшего» может применяться по отношению к актерам и постановщикам драм на празднестве в честь Диониса. Впоследствии Дионисовыми (Дионисиевыми, Διονυσιοκόλακες) льстецами стали называть подобострастное окружение сиракузского тирана Дионисия (очевидно, сыграло роль сходство имен) и учеников Платона (Диоген Лаэртский. Х.8).}

[e] Гегесандр рассказывает [FHG.IV.415], что тиран Гиерон тоже был очень близорук, и его сотрапезники тоже шарили мимо блюд, чтобы он подводил их руки к кушаньям и казался самым зорким за столом. Тот же Гегесандр пишет, что когда перед Эвклидом, прозывавшимся Свеклой (он тоже был параситом), кто-то положил за трапезой пучки осота (σόγκοι), он сказал: "Капаней, которого Еврипид вывел на сцену в "Просительницах" [864], был очень воспитанным человеком,

[f] И не любил, когда трясли за трапезой...

Осотом". {137}

{137 И не любил, когда трясли за трапезой... / Осотом. — В тексте обыгрывается созвучие слов σόγκος (осот) и ’όγκος (гордыня). Цитируя стих Еврипида («Он не любил вздувавших спесь за трапезой — «Просительницы». 864), Эвклид слегка изменяет его, чтобы получился нужный смысл: Капаней был совершенно прав, «не любя тех, кто наваливает на стол слишком много осота». Ср. 159а.}

57. Гегесандр также пишет, что во времена Хремонидовой войны {138} афинские демагоги льстили народу, заявляя, что если во всем прочем эллины равны, то дорога на небеса известна только афинянам. Сатир пишет в своих "Жизнеописаниях" [FHG.III. 164], что в свите льстецов Александра состоял и проповедовавший эвдемонизм {139} философ Анаксарх. Когда он сопровождал однажды царя в поездке, вдруг грянул такой гром, что все перепугались, Анаксарх сказал: "Не ты ли, Александр, сын Зевса, (251) сотворил это?" Александр ответил смеясь: "Не хочу внушать ужас - это тебе хочется, чтобы я сервировал стол головами царей и сатрапов". Аристобул из Кассандрии пишет, что, когда Александр был ранен и истекал кровью, афинский панкратиаст Диоксипп воскликнул [Ил.V.340]:

{138 Хремонидова война — война с Антигоном Гонатом (267-262 гг.), очень неудачная для греков, закончившаяся взятием Афин. Названа по имени Хремонида, внесшего предложение начать войну.}

{139 ...проповедывавший эвдемонизм... — Эвдемониками назывались философы, считавшие счастье высшим благом.}

Вот он, ихор, {140} что струится у жителей неба счастливых.

{140 Вот он, ихор... — Ихором называлась жидкость, в отличие от крови текущая в жилах богов. В биографии Александра (Плутарх. «Александр». 28) раненый царь, напротив, говорит о себе: «Это, друзья, течет кровь, а не влага, какая струится у жителей неба счастливых!».}

58. Как пишет Гегесандр [TFHG.iV.414; cp.229f], когда афинянин Эпикрат {141} был отправлен послом к [персидскому] царю, то, получив от него [b] множество подарков, настолько бесстыдно льстил ему, что открыто и беззастенчиво приговаривал: нужно-де каждый год выбирать не девять архонтов, а девять послов к великому царю. Я удивляюсь афинянам, как могли они оставить это безнаказанным, если приговорили Демада к уплате десяти талантов за то, что он предложил объявить Александра богом, а Тимагора, преклонившего перед [персидским] царем колени, приговорили к смертной казни! {142} Тимон Флиунтский в третьей книге "Силл" {143} [c] рассказывает, что Аристон Хиосский, ученик Зенона Китайского, подольщался к философу Персею, потому что тот был другом царя Антигона. {144} Филарх пишет в шестой книге "Истории" [FHG.I.336; cp.249d], что льстец Александра Никесий, видя как царь мучается, приняв лекарство, воскликнул: "О царь, если вы, боги, так страдаете, то как же быть нам?" Александр, с трудом подняв на него взгляд, ответил: "Какие боги? Боюсь, как бы не богам ненавистные". В двадцать восьмой книге тот же Филарх пишет [d] [FHG.I.348], что у Антигона, прозванного Эпитропом {145} (регент), того самого, что покорил спартанцев, был льстец Аполлофан, говоривший, что счастье Антигона александрийствует. {146}

{141 ...афинянин Эпикрат... — См. примеч. 34 к кн. VI.}

{142 ...приговорили к смертной казни! — Этот эпизод также известен в пересказе Плутарха («Артаксерс». 22). }

{143 ...в ... книге «Силл»... — Силлами (σύλλοι) назывались насмешливые стихи, написанные гекзаметрами (Тимон, Антимах Колофонский).}

{144 ...царя Антигона. — Антигон II Гонат (283-239 гг.).}

{145 ...у Антигона, прозванного Эпитропом (регент)... — Этот Антигон, племянник Гоната, известен также под именем Досона (229-221 гг.). Перед тем как стать царем, он был регентом при Филиппе, сыне царя Македонии Деметрия II. В 222 г. до н.э. он нанес при Селласии поражение спартанскому царю Клеомену.}

{146 ...счастье Антигона александрийствует. — Этими словами Аполлофан приравнял удачу Антигона в вышеупомянутой битве к военному счастью Александра.}

59. Эвфант пишет в четвертой книге "Истории" [FHG.III. 19], что льстецом Птолемея, {147} третьего из царствовавших в Египте, сделался Калликрат, который был так силен в своем ремесле, что не только носил перстень с изображением Одиссея, но и назвал своих детей именами Телегона и Антиклеи. {148} Полибий говорит в тринадцатой книге "Истории" [XIII.4], [e] что при Филиппе, разгромленном римлянами, {149} льстецом был Гераклид из Тарента, который и стал причиной крушения его царства. А в четырнадцатой книге [XIV.11] он пишет, что у Агафокла, сына Энанты, друга царя [Птолемея] Филопатора, был льстецом Филон. Батон из Синопы рассказывает в своей работе "О тирании Гиеронима" {150} [FHG.IV.349] о парасите Фрасоне, имевшем прозвище Зубастик, который вечно тянул несмешанное вино. Другой льстец Гиеронима, по имени Сосий, стал виновником казни Фрасона, он же убедил Гиеронима возложить на голову диадему, [f] надеть порфирные одежды и всё остальное, что носил тиран Дионисий. Агафархид пишет в тридцатой книге "Истории" [FHG.III. 194]: "Спартиат Гересипп, отъявленный негодяй, даже и не притворявшийся порядочным (252) человеком, был очень красноречив в льстивых речах и большой мастер услужать богатым людям, пока им сопутствовало счастье". Таким же был и Гераклид из Маронеи, льстец при фракийском царе Севфе: о нем упоминает в седьмой книге "Анабасиса" Ксенофонт [VII.3.16].

{147 Птолемей — Птолемей III Эвергет (246-222 гг.).}

{148 ...именами Телегона и Антиклеи. — Телегоном звали сына Одиссея, Антиклеей — мать Одиссея. Эвфант хотел показать, что в искусстве лести Калликрат хитроумен, как Одиссей. Со времен сицилийского комедиографа Эпихарма Одиссей прочно занял в комедии место героя-плута, готового на любые проделки.}

{149 ...при Филиппе, разгромленном римлянами... — Филипп V, царь Македонии, был разгромлен римлянами под командованием Тита Фламинина в битве при Киноскефалах (197 г. до н.э.). Полибий пишет, что Гераклид, пользовавшийся неограниченным доверием Филиппа, предал его, выдав замыслы Филиппа враждебным родосцам. Это, по мнению историка, стало чуть ли не главной причиной поражения Филиппа и гибели величайшего царства (Полибий.ХIII.4). О самом Гераклиде из Тарента у Полибия говорится, что он, человек с юности порочный, но умный и ловкий, бежал из родного города, уличенный в пособничестве римлянам. Найдя убежище при дворе Филиппа, он лестью завоевал себе место приближенного и доверенного лица.}

{150 Гиероним — один из последних тиранов Сиракуз, 215-214 гг. до н.э.}

60. Феопомп же, рассказывая в восемнадцатой книге "Истории", как угодничал аргосец Никострат перед персидским царем, пишет так [FHG.I.301]: "Как не назвать ничтожеством аргосца Никострата! Один их первых людей в Аргосе, наследник знатного рода, и богатства, и имущества, он не только превзошел в раболепии и лести всех участвовавших в [b] походе, {151} но отважился на неслыханное. Прежде всего, он столь сильно жаждал почестей от варвара, что, желая угодить ему и войти в доверие, он привел ко двору собственного сына, - этого, как легко показать, доселе не совершал никто. Во-вторых, ежедневно за обедом он выставлял отдельный стол, посвященный гению царя, {152} полный хлебом и разными кушаньями, - он прослышал, что так поступают придворные, обивающие царские [c] пороги, и рассчитывал получить за это угодничество еще больше наград от царя, потому что был он жаден и скареден, как никто". При царе Аттале нахлебником и наставником был Лисимах, которого Каллимах причисляет к ученикам Феодора; Гермипп, однако, относит к кругу Феофраста. [d] Полибий же пишет в восьмой книге "Истории" [VIII.24]: "Галат Кавар, во всех отношениях человек достойный, был развращен льстецом Состратом, уроженцем Халкедона".

{151 ...в походе... — Речь идет о походе персидского царя Артаксеркса III Оха (361-338 гг.) против непокорного Египта. Союзниками Оха были македонцы.}

{152 ...отдельный стол, посвященный гению царя... — Тем самым персидский царь приравнивался к богам. В глазах эллинов это выглядело неуместной профанацией обычая теоксении (угощения богов). Теоксении были главным праздником в Дельфах (впоследствии он был позаимствован римлянами и известен под названием лектистерний), когда выставляли столы и множество богов получали приглашение принять участие в пиршестве. За трапезой богов следовало всеобщее угощение. Теоксения была и основной формой почитания Диоскуров в Спарте.}

61. Николай пишет в сто четырнадцатой книге [FHG.III.418], что когда Лициний Красе пошел войною на парфян, {153} при нем состоял льстец Андромах, родом из Карр. Красе доверял ему и делился с ним всеми своими планами, но тот предал его парфянам, и Красе погиб. Однако Андромаху не удалось избежать возмездия божества. Получив в награду за [e] предательство тиранию над своими родными Каррами, он правил с такой свирепой жестокостью, что был сожжен жителями вместе со своим домом. Посидоний Апамейский, более известный как родосец, повествует в четвертой книге своей "Истории" [FHG.III.254], что антиохийский Гиеракс, начинавший с аккомпанирования на флейте актрисам-лисиодкам, {154} стал потом отменным льстецом и имел громадное влияние при царе Птолемее седьмом, Эвергете, {155} а потом и при [Птолемее] Филометоре, однако в конце [f] концов был им казнен. И перипатетик Николай пишет [FHG.III.415], что при Митридате льстецом был какой-то колдун Сосипатр, а Феопомп в девятой книге "Эллинской истории" пишет [FHG.I.280], что эретриец Афиней был льстецом и подручным Сисифа Фарсальского.

{153 ...пошел войною на парфян... — 53 г. до н.э.}

{154 ...актрисам-лисиодкам... — Ср. 182с, 21 lb.}

{155 ...при царе Птолемее седьмом, Эвергете... — О том, что Гиеракс был придворным льстецом Птолемея VII Эвергета (145-116 гг.), другое прозвище которого Фискон, говорится также у Диодора Сицилийского (XXXIII.22). Птолемей VI Филометор (180-145 гг.) был отцом Эвергета.}

62. Прославился раболепием и афинский демос. Вот что рассказывает племянник оратора Демосфена Демохар в двадцатой книге (253) своей "Истории" об угодничестве афинян перед Деметрием Полиоркетом, {156} совершенно добровольном и даже без малейшего намека с его стороны. Пишет он так [FHG.II.449]: "Некоторые из этих вещей докучали самому Деметрию, однако и всё прочее было до крайности постыдно и унизительно: святилища Афродиты Ламии и Леэны, {157} алтари, возлияния, почитание как героев {158} его льстецов Буриха, Адиманта и Окситенида. Даже пеаны {159} пелись в честь каждого из них, так что сам Деметрий изумлялся происходящему и говорил, что при нем не осталось ни одного афинянина, великого и сильного духом". И фиванцы, как повествует Полемон в сочинении [b] "О расписном портике в Сикионе", раболепствуя перед Деметрием, соорудили храм Афродиты Ламии, любовнице Деметрия, такой же, как Леэна. Что же удивительного, если афиняне, эти льстецы из льстецов, сочиняли в честь Деметрия пеаны и пели в шествиях торжественные гимны? {160} Так пишет и Демохар в двадцать первой книге [FHG.II.449]: "Когда Деметрий возвращался с Левкады и Керкиры в Афины, {161} его принимали не только с [с] фимиамом, венками и возлияниями вина, но навстречу ему шли и хоровые и фаллические шествия с песнями и плясками; а потом они становились толпой, приплясывая и распевая, что он один истинный бог, а другие боги или спят, или удалились, или вовсе не существуют, он же, мол, [d] отпрыск Посейдона и Афродиты, всех прекраснее и всем благодетелен". Демохар говорит также, что нуждающиеся умоляли его о защите и возносили к нему мольбы.

{156 ...об угодничестве афинян перед Деметрием Полиоркетом... — Помимо почестей, о которых здесь и далее говорится у Афинея, приравнивавших Деметрия к богам, древние историки рассказывают о пребывании Деметрия в Афинах следующее: по прибытии в город новый правитель был поселен в Парфеноне; на том месте, где он сошел с колесницы, афиняне возвели храм Деметрия Нисходящего, в его честь был переименован месяц мунихий, называвшийся отныне деметрием.}

{157 ...святилища Афродиты Ламии иЛеэны... — О знаменитой афинской флейтистке и гетере Ламии, дочери Клеонора, подруге Деметрия Полиоркета, упоминают, кроме Демохара и Полемона у Афинея, также Плутарх («Деметрий». 16,27), Элиан («Пестрые рассказы». XII. 17) и Диоген Лаэртский (V.76). Последний, впрочем, говорит о ней как о возлюбленной современника Деметрия Полиоркета — известного философа и правителя Афин Деметрия Фалерского. О гетере Леэне (Λέαινα, «львица»), которой Деметрий тоже посвятил храм, известно, что она была родом из Коринфа и жила в Афинах. Лексикограф Суда называет ее в ряду прославленных коринфских гетер.}

{158 ...почитание как героев... — Культ героев, детей богов и смертных людей, был распространен по всей Греции. В честь них возводились храмы, так называемые герооны.}

{159 Пеан — хоровая песнь, первоначально исполнявшаяся в благодарность за исцеление от болезни и прославлявшая бога-избавителя — как правило Аполлона или Артемиду.}

{160 Торжественные гимны — имеется в виду особый род песен, исполнявшихся во время шествия, откуда их греческое название — просодические (τὰ προσόδια).}

{161 Когда Деметрий возвращался с Левкады и Керкиры в Афины... — Деметрий Полиоркет, снова ставший в 294 г. до н.э. царем Македонии, в 290 г. возвращался в Афины после успешных войн против этолийцев, Фив (пали в 291 г.) и Эпира. Левкада и Керки-ра — острова в Ионическом море у побережья Эпира.}

63. Так рассказывает об угодничестве афинян Демохар. Текст этого итифаллического гимна {162} приводит в двадцать второй книге "Истории" Дурид Самосский [FHG.II.476]:

{162 Итифаллический гимн — гимн, написанный особым размером, где каждый второй стих — так называемый «итифаллик» ( — U — U — —); пляска и пение итифаллического гимна сопровождали праздничную процессию.}

Как боги всеблагие и всесильные

Городу мирволят!

Издалека Деметрия с Деметрою

К нам приводит случай:

Она справляет Девы Коры в городе

Таинства святые. {163}

{163 ...Девы Коры в городе / Таинства святые. — Кора (Дева) — другое имя дочери Деметры Персефоны, похищенной богом подземного царства Аидом. Здесь речь идет о знаменитых мистериях в Элевсине неподалеку от Афин, где находилось святилище Деметры и куда из города направлялась праздничная процессия. В Элевсине, по мифу, завершилось странствие Деметры в поисках Персефоны, на время которого вся природа погрузилась в печаль и рост растений прекратился.}

А он, сияя красотой, улыбчивый,

Словно бог нисходит...

Величественно выступает он, кольцом

Тесно встали друга,

[e] Как звезды в небе, верные соратники -

Сам он словно солнце!

О, здравствуй, отпрыск Посейдона мощного.

Здравствуй, сын Киприды! {164}

{164 О, здравствуй, отпрыск Посейдона мощного, / Здравствуй, сын Киприды! — Мать Деметрия Фила отождествлялась с Афродитой (Кипридой — ср. о храме Афродиты Филы в Триях, 255с), отец Деметрия Антигон — с сыном Посейдона (прозвище Антигона было Циклоп и Одноглазый).}

Иные бога далеко находятся,

К ним мольбы напрасны,

И нет их здесь, не внемлет ни один из них.

Ты - стоишь перед нами

Не каменный, не деревянный, но живой.

Молимся тебе мы:

О милосерднейший, дай поскорей нам мир,

Всемогущ ты ныне!

Не Фивы, нет, теперь Элладу целую

Сфинга одолела: {165}

{165 Сфинга одолела... — Сфинга (Сфинкс), по-гречески женского рода, «душительница», полу-женщина, полу-львица — ужасное чудовище, безжалостно истреблявшее жителей Фив (ср. миф об Эдипе). Здесь со Сфингой, наводящей страх уже не на одних фиванцев, а на всю Элладу, сравнивается Этолия, против которой воевал Деметрий.}

На этолийских скалах возлегла она,

[f] Словно встарь, ужасна,

И жизни наши похищает, алчная -

Нет в нас сил сражаться!

Вор этолийский крал, что далеко лежит,

Ныне - что поближе!

Карай его своею властью - или же.

Сам найди Эдипа,

Чтоб Сфингу эту он со скал высоких сверг

Или опозорил.

64. И это пели на площадях и у очагов своих те марафонские бойцы, {166} которые казнили преклонившего колени перед персидским царем и (254) рассеяли бесчисленные мириады варваров! Так и у Алексида в "Торговце снадобьями", или "Кратейе", персонаж пьет за одного из собутыльников здравицу с такими словами [Kock.II.336]:

{166 ...марафонские бойцы... — т. е. те самые афиняне, деды которых одержали в 490 г. до н.э. победу над персами: нарицательное имя древней доблести.}

Эй, раб! Подай побольше кубок, влей в него

В честь дружбы нам четыре меры полные, {167}

{167 ...четыре меры полные... — Четыре черпака (киафа) по 0,045 л каждый. Хитроумный льстец, афинянин объединяет в одной сразу четыре здравицы: предлагая выпить за здоровье своего товарища, он тут же ловко поминает отца Деметрия Полиоркета Антигона, мать Деметрия Филу и самого Деметрия. Смысл льстивого тоста становится еще очевиднее, если вспомнить существовавший на пирах порядок, когда первую чашу полагалось посвящать богам — об обожествлении родителей Деметрия см. примеч. 164.}

И три из них нам будут возлияньями

Спасительным богам: одна за славную

Победу Антигонову, {168} вторая же -

{168 ...за славную / Победу Антигонову... — Антигон I Одноглазый, отец Деметрия Полиоркета, был тем из диадохов, кому после смерти Александра удалось сосредоточить в своих руках наибольшую власть, — ему подчинялась почти вся Азия. Четверо других — сатрапы Лисимах, Птолемей, Селевк и Кассандр, — объединившись, нанесли ему поражение в битве при Ипсе (301 г. до н.э.), в которой Антигон был убит. Здесь, вероятно, имеются в виду события 306 г. до н.э., когда, после победы над Птолемеем Лагом у Кипра, Антигон и Деметрий принимают титулы царей. Перед этим, в 307 г. до н.э., Деметрий освободил Афины.}

За сына молодого, за Деметрия,

За Афродиту Филу - третья. {169} Пусть у вас,

{169 За Афродиту Филу — третья. — Ср. то, что мы знаем о посвящении храмов Афродите Ламии и Афродите Леэне (см. примеч. 157), а также то, что говорится далее: в Триях (один из демов Аттики) Афродите Филе был возведен храм (255с).}

Друзья мои, всех будет столько радости,

[b] Сколь в кубок поместилось мой прекрасного!

65. Вот каковы были афиняне в те времена, когда их городом завладело свирепое чудовище угодничества; а ведь пифийский бог провозгласил Афины "очагом Эллады", и даже недружелюбно настроенный Феопомп называл "пританеем Эллады", {170} хотя в других местах [своей "Истории"] он и пишет [FHG.I.328], что Афины переполнены Дионисиевыми [c] льстецами (актерами), матросами, уличными грабителями, не говоря уже о лжесвидетелях, доносчиках и охотниках за чужими наследствами. Они-то, я уверен, и принесли в город всё это угодничество, подобно наводнению или иной божьей каре. Прекрасно говаривал о льстецах Диоген, что куда гуманнее послать человека к воронам, {171} чем к льстецам, которые сдирают добро с еще живых людей. И Анаксилай ведь пишет в {172} ... [Kock.II.274]:

{170 ...«очагом Эллады»... «пританеем Эллады»... — Возможно, впрочем, Феопомп, переиначивая все тот же известный оракул, данный Афинам, хочет сказать другое: что этот город будет очагом и пританеем — т. е. сердцем — Эллады (ср. 187d-e). Разделив очаг и пританей как сердце и желудок, недоброжелательно настроенный в отношении Афин историк говорит о том, что в город, долгое время бывший важнейшим центром Балканской Греции, стекается в надежде поживиться всякий сброд, подобно тому как в пританей люди приходят, рассчитывая пообедать за общественный счет.}

{171 ...послать человека к воронам... — Игра слов: κόλακες (льстецы) — κόρακες (вороны). То же у Аристофана («Осы».42). «К воронам» — проклятие, часто встречающееся в комедиях.}

{172 ...Анаксилай ведь пишет в ... — Название комедии утеряно.}

Льстецы - совсем что черви {173} для владеющих

{173 ...совсем что черви... — Тоже игра слов: κόλακες (льстецы) — σκώληκες (черви).}

Имуществом. Найдя себе хозяина

С беззлобным нравом, каждый заползет в него

И ест его спокойно, до тех пор пока

Не выжжет, как огонь, именье дочиста.

Когда же от бедняги лишь останется

[d] Одна скорлупка, тут же принимается

За следующего.

И Платон пишет в "Федре" [240b]: "Льстец, например, это страшное чудовище и великая пагуба, однако природа примешала к лести и какое-то тонкое удовольствие". Феофраст же пишет в сочинении "Об угодничестве" [fr.83], что аргивянин Миртис, заметив, что льстец Клеоним, хоровой танцовщик, повадился подсаживаться к нему и другим присяжным, чтобы его почаще видели среди уважаемых в городе людей, схватил его за ухо и при [e] всем народе вытащил с заседания со словами: "Плясать ты здесь не будешь, а слушать тебе тут нечего". И Дифил пишет в "Свадьбе" [Kock.II.547]:

Но тот же льстец

И стратега, и владыку, и друзей, и города

Сладкою злодейской речью враз погубит навсегда.

Нынче некая недужность охватила весь народ,

И больны решенья наши - лишь бы только угодить.

Поэтому, как пишет в тридцатой книге Феопомп [FHG.I.310], прекрасно [f] поступили фессалийцы, сровнявшие с землей так называемый Город-Льстец, который населяли малийцы. {174}

{174 ...Город-Льстец, который населяли малийцы. — Колакия (Κολακεία). О городе с таким названием больше ничего не известно. Малийцы — жители Малиды (область близ Фермопил, между Северной и Средней Грецией).}

66. Также называет льстецами афинских колонистов на Лемносе Филарх в тринадцатой книге "Истории" [FHG.I.341]. Они раболепствовали {175} (255) перед потомками Селевка и Антиоха за то, что Селевк освободил их от жестокой власти Лисимаха и вдобавок даровал им оба их города; поэтому лемносские афиняне воздвигли храмы Селевку и его сыну Антиоху и на пирах делают особое возлияние в честь Селевка Спасителя.

{175 Они раболепствовали... — Далее речь идет о событиях 281 г. до н.э., когда в ходе так называемых войн диадохов Лисимах был разгромлен и убит Селевком в битве при Куропедионе, а его союзник Антигон захватил Афины.}

Некоторые подменяют слово κολακεία (заискивание) и называют его άρέσκεια, (раболепство, угодничество), как, например, Анаксандрид в "Девушке с Самоса" [Kock.II. 155]:

Ведь говорится нынче не заискивать (κολακεία):

[b] Угодничать (α̉ρέσκεια).

И не понимают берущиеся за лесть, что занятие это очень кратковременное. Вот и Алексид говорит в "Обманутом" [Kock.II.392]:

Лишь кратким мигом расцветает жизнь льстеца:

Седой нахлебник никого не радует.

Клеарх Солейский пишет в первой книге "Любовных рассказов" [FHG.II.331]: "Ни один льстец не может долго быть другом, ибо время разоблачает их лживое притворство. Однако всякий влюбленный - льстец, [с] юностью и красотой домогающийся любви". Как рассказывает в десятой книге своего сочинения "О названиях" сын Трифона Дионисий, те из льстецов царя Деметрия, которые были сторонниками лампсакийца Адиманта, {176} построили в Триях {177} храм и водрузили в нем статуи, назвав его храмом Афродиты Филы по имени матери Деметрия Филы, после чего и вся эта местность получила название Филеон.

{176 ...были сторонниками лампсакийца Адиманта... — Правильнее было бы сказать «партией». Известны имена, по меньшей мере, трех главных льстецов Деметрия (ср. 253а), вокруг каждого из которых в свою очередь сплачивались те, кто хотел быть ближе к царю; одним из них был Адимант. Адиманта среди известных жителей Лампсака в Малой Азии упоминает Страбон (ХIII.589).}

{177 ...в Триях... — Дем в Аттике.}

67. Клеарх Солейский рассказывает в своем сочинении "Гергитий" [FHG.II.310] и о том, откуда пошло само понятие льстеца, полагая, что начало свое оно берет от имени Гергития, одного из льстецов при дворе [d] Александра, - его именем и названо сочинение. Рассуждает он следующим образом: от раболепия душонки льстецов становятся мелкими, ибо окружающие презирают их. Доказательством служит то, что они всё готовы вытерпеть, прекрасно понимая, на что идут. В то же время лесть надувает пустым тщеславием души тех, перед кем они угодничают, приучая их считать себя [e] выше всех. Потом он рассказывает о некоем мальчишке родом с Пафоса, волею судеб вознесенном в царское достоинство: "В неслыханной роскоши мальчишка этот (Клеарх не называет его имени) возлежал на ложе с серебряными ножками, застеленном очень дорогим сардианским {178} ковром с односторонним ворсом. Накрывал его пурпурный двусторонний ковер, обернутый аморгским {179} покрывалом. В головах были три подушки с наволочками из тонкого льна с пурпурной каймой, которые приятно холодили кожу, в ногах - две окрашенные пурпуром дорийские подушки, одет он был [f] в тонкую белую рубашку. 68. Все правители на Кипре полагали полезным иметь льстецов из знати - для тиранов это вещь самая необходимая. И никто не знал, ни сколько их, ни кто они, кроме нескольких самых известных, словно это был какой-то Ареопаг. {180} Все льстецы (256) Саламина [Кипрского] (а от них происходят льстецы на остальном Кипре) принадлежали к двум (1) родам: Гергинам и Промалангам. Гергины толкаются по городским рынкам и мастерским, подслушивая разговоры, и числятся осведомителями: всё, что услышат, они ежедневно докладывают так называемым анактам (правителям). Промаланги же следят, не окажется ли что из доложенного гергинами достойным розыска; они числятся расследователями. Ведут беседы [b] они настолько ловко и убедительно, что мне кажется (да и сами они говорят), что от них пошли знатнейшие льстецы по всем городам. И это немалая похвальба - не только оттого, что ремесло их в чести у царей; они утверждают, что род гергинов пошел от троянских пленников, которых Тевкр поселил на Кипре, {181} а потом поплыл с избранными из них вдоль берега в Эолиду, чтобы разведать место и построить город в земле их предков: {182} этот город он основал вблизи троянской [горы] Иды, пополнив его население мизами, и назывался он по имени их рода в старину Гергином, а [c] теперь Гергитом. Кажется, что некоторые участники этого похода отделились и осели в Кимах, потому что жители Ким происходят с Кипра, но никак не из фессалийской Трикки, как утверждали некоторые, чье невежество не излечить даже сынам Асклепия.

{178 ...сардианским... — Сардским, от названия города Сарды в Малой Азии.}

{179 Аморгским — т. е. сотканным из аморгского (аморгосского) льна — по названию острова Аморгос.}

{180 ...словно это был какой-то Ареопаг. — Членами Ареопага становились архонты по истечении своих полномочий. Таким образом, каждый год их число увеличивалось на девять человек. Даже если принять во внимание, что какое-то число бывших архонтов, нынешних членов Ареопага, ежегодно умирало, общее их количество могло быть очень большим.}

{181 ...от троянских пленников, которых Тевкр поселил на Кипре... — Здесь и далее излагается миф, объясняющий родство кипрских гергинов с жителями двух одноименных городов в Малой Азии (в Троаде и южнее, в районе Ким). Ср.: Страбон. ΧΠΙ.589.}

{182 ...в земле их предков... — Тевкр, сын троянки и Теламона, царя Саламина, был одним из ахейцев, сражавшихся под Троей. Изгнанный из дома отцом за то, что не отомстил за смерть своего брата, Аякса Теламонида, Тевкр основал город на Кипре, назвав его Саламином.}

69. И когда нами [в Солах] правил {183} кариец Глос, то при царицах держали [d] женщин, называвшихся льстицами. Последние из них перешли потом к женам Артабаза и Ментора {184} и были переименованы в лествиц {185} - потому что, раболепствуя перед новыми хозяйками, они устраивали из своих тел лестницу, чтобы те могли по их спинам всходить на повозки. До такой распущенности, чтобы не сказать хуже, доводили они своей изобретательностью неразумных хозяек! Так одни из них волею судеб после крайней [e] изнеженности доживали жизнь в суровой скудости; другие же, когда у нас сменилась власть, {186} удалились в Македонию, и как они ублажали тамошних цариц и правительниц, даже сказать неприлично - они даже занялись ворожбой и превратились в мерзейших уличных "охотниц за быками". {187} Вот [f] какие и сколькие бедствия навлекло угодничество на своих служителей".

{183 ...нами ... правил... — т. е. правил Солами.}

{184 Артабаз и Ментор — персидские полководцы и сатрапы западных провинций Персидской державы при последних Ахеменидах. Артабаз был военачальником при Артаксерксе II, позднее состоял на службе у Дария III, после смерти которого (330 г. до н.э.), уже при Александре Великом, являлся сатрапом Бактрии. Ментор, грек с острова Родос, был зятем Артабаза.}

{185 ...переименованы в лествиц... — κολακίδες — «льстицы», κλιμακίδες — «лествицы».}

{186 ...когда у нас сменилась власть... — т. е. когда власть перешла от персов к македонцам.}

{187 ...в ... уличных «охотниц за быками»... — т. е. уличных Артемид. Тавропола — одно из имен Артемиды, самой кровожадной, прибывшей в Грецию из Тавриды, где ей приносились человеческие жертвы. Изображение этой богини будто бы было привезено Орестом и Ифигенией и хранилось то ли в одном из храмов в Аттике, то ли в Спарте. Поклонение Артемиде Таврополе (Таврической — от названия Тавра, горной гряды в Крыму, или «охотницы за быками», или «влекомой упряжкой быков» — точно не известно) и на греческой земле сопровождалось пролитием человеческой крови. Употребленное здесь же слово «уличный» (τριοδι̃τις — «находящийся на пересечении трех дорог») в первом своем значении тоже является эпитетом богини — Гекаты, покровительницы поздних прохожих и чародейства, которую часто называют «ночной Артемидой» (ср. латинское прозвище Дианы — Trivia). Клеарх, судя по всему, хочет сказать одно: женщины эти окончательно опустились, так что в ночную пору стали промышлять чем придется на улицах и перекрестках.}

70. Продолжая свой рассказ, Клеарх пишет: "Вел себя тот мальчишка крайне предосудительно. Рабы его в коротких хитонах стояли в стороне, а приближаться к его ложу смели только те трое мужчин, о которых идет речь. Каждому из них было у нас дано свое прозвище. Первый сидел на ложе в ногах и, обернув их легким плащом, держал на своих коленях; делал (257) он то, что понятно и без слов. Здешние называют его Втершимся, из-за того что он ловкой лестью умел навязываться даже к тем, кто не желал его знать. Другой сидел на стульчике рядом с ложем и, припавши к свесившейся руке мальчишки, гладил ее, сгибал и разгибал каждый пальчик - за это его метко прозвали Присоской. Третий, самый главный и знатный, по [b] прозвищу Зверь, склонялся к его изголовью и левой рукой нежно разглаживал мальчишке волосы, правою же ласково колыхал фокейский веер на виссоновых {188} подушках, отгоняя мух. Потому-то, мне кажется, некий бог благоприличия в гневе своем и напустил на мальчика муху - ту самую, смелостью которой Афина {189} у Гомера наполнила сердце Менелая [Ил.XVII.570], - и когда она укусила мальчика, то этот Зверь так вскричал [с] и так разъярился, что из-за одной мухи принялся гнать из дома всех: оттого-то он и взялся за эту службу".

{188 ...виссоновых... — Виссоном называли всякое тонкое полотно.}

{189 ...муху — ту самую, смелостью которой Афина... — У Гомера Афина такими словами укрепляет Менелая, сражающегося с троянцами: «Крепость ему в рамена и в колена богиня послала, // Сердце ж наполнила смелостью мухи, которая, мужем // Сколько бы крат ни была, дерзновенная, согнана с тела, // Мечется вновь уязвить, человеческой жаждая крови, — // Смелость такая Атриду наполнила мрачное сердце...» (Ил. XVII.569-573).}

71. Не таков был понтийский тиран Левкон: глядя, как всё меньше при [нем друзей, буквально истребляемых окружающими льстецами, он сказал одному такому, когда тот пришел клеветать на уцелевшего друга: "Клянусь богами, я убил бы тебя, если бы тираны могли жить без негодяев".

[d] Похожим образом о роскоши кипрских царей рассказывает в "Воине" и комический поэт Антифан; вот кто-то расспрашивает воина [Kock.II.97]:

- Скажи, а долго были вы

На Кипре?

- Да пока война не кончилась. {190}

{190 ...пока война не кончилась. — О какой именно войне идет речь, наверняка сказать сложно. Известно, что находившийся с 386 г. (по условиям Анталкидова мира) под властью персов Кипр около 360 г. отпал от державы Ахеменидов. Власть оказалась в руках царей, правивших в крупных городах — Пафосе на западном побережье острова и Сала-мине на восточном (ср.: Страбон. XIV.684). Комедиограф Антифан (ок. 405 г. — ок. 335 г. до н.э.), описывавший современные ему события, предположительно имел в виду именно это время.}

- В каком же месте вы стояли?

[e] - В Пафосе.

Такое там житье, скажу, привольное,

Что не поверишь.

- Право?

- За столом царя

Голубки-птички овевают крыльями,

Как опахалом.

- Как же это может быть?

Скажи, я не отстану.

- Умащался царь

Сирийским маслом, жатым из таких плодов,

К которым, говорят, голубки лакомы.

И вот они слетались, привлеченные

[f] На запах, и старались сесть на голову

Душистую царя, а с двух сторон рабы

Их отгоняли прочь. Они подпархивали

Ни так, ни сяк, ни высоко, ни низенько

И так его обвеивали крыльями,

Что ветерок был легким и умеренным.

(258) 72. "Этого льстеца при вышеупомянутом мальчике, - продолжает Клеарх [FHG.II.312], - можно назвать Сладострастником; но он может льстить и по-другому, принимая облик хозяина и то складывая руки на груди, то кутаясь в рваный плащ - и за это его зовут то двурушником, то лицедеем. Ибо льстец - настоящий Протей: {191} он не только многолик видом, но и речами многоголос. Врач Андрокид говорил, что слово лесть [b] (κολακεία) произошло от выражения приклеиваться (προσκολλα̃σθαι); а по-моему, скорее от оборотливости (ευ̉κολία) - ибо всё готов вынести льстец, принимая на свои плечи бремя чужого нрава, даже самое безобразное, ибо не отягощен ни малейшей стыдливостью". А еще можно этого кипрского мальчишку назвать неженкой (υ̉γρός). Этой изнеженности в Афинах есть у кого поучиться, как говорит Алексид в следующем месте из пьесы "Молния" [Kock.II.372]:

{191 Протей — морской старец Протей, кроме мудрости, дара угадывать прошлое и предсказывать будущее, был также наделен способностью принимать вид различных существ. Так, уклоняясь от Менелая, стремившегося узнать у него свою судьбу, Протей поочередно превращался в зверя, воду и дерево.}

[c] Другой хотел познать я образ жизненный:

Его изнеженностью (υ̉γρός) все зовут у нас.

Дня три лишь побродил я по Керамику,

И вот в одном лишь только эргастерии {192}

{192 Эргастерий — так называлась всякая лавка и мастерская.}

Нашел учителей подобной мудрости

Не меньше тридцати.

И Кробил в "Оставившей" [Коск.III.380]:

Своей изнеженностью (υ̉γρότης) ты достал меня:

Изнеженностью ведь распутство прежнее

Зовут все нынче.

[d] 73. Антифан в "Девушках с Лемноса" [Kock.II.70] говорит, что лесть - это тоже искусство:

Ужели есть иль может быть приятнее

Угодничества ремесло, и прибыльней?

Трудясь, и живописец раздражается,

И земледелец .........................

Несут труды, заботы и опасности.

А мы проводим время среди роскоши

И смеха: наша самая тяжелая

Работа - веселиться. Кто откажется

Смеяться, выпить, подшутить над кем-нибудь?

[e] Ей-богу, лишь богатству уступает лесть.

Отлично обрисовал льстеца Менандр в комедии "Льстец", также как Дифил парасита в "Телесии". Алексид выводит в "Обманутом" льстеца с такими словами [Kock.II.381]:

Зевесом Олимпийским и Афиною

[f] Клянусь, что счастлив я не тем, друзья мои,

Что отъедаюсь на застольях свадебных,

Но тем, что лопну, коль богам захочется;

Подобной я кончины удостоиться

Желал бы.

И еще кажется мне, любезные друзья, что наш превосходный пузан (Ульпиан) не упустит случая процитировать и этот стих из "Омфалы" трагика Иона [TGF2.736]:

Ведь ежедневно надо ежегодное

Мне празднество справлять.

74. Гиппий Эритрейский, рассказывая во второй книге сочинения об (259) истории своей родины {193} о том, как царь Кноп {194} был свергнут своими собственными льстецами, пишет так [FHG.IV.431]: "Гадая о спасении, Кноп получил ответ, что должен принести жертвы Гермесу Долию (Хитрецу). Когда после этого он отправился в Дельфы, с ним поплыли заговорщики, чтобы свергнуть его и установить олигархическое правление: Ортиг, Ир и Эхар, за свое угодничество называвшиеся прокюнами {195} и льстецами. Когда корабль отплыл уже далеко, они связали царя и бросили в море. Причалив к Хиосу, они взяли воинов у тамошних тиранов Амфикла и Политекна и ночью высадились в Эритрах. Тем временем волны выбросили [b] труп Кнопа на берег у мыса, называемого нынче Леоподом (Львиной лапой): потому-то сигнал тревоги и застал город врасплох - жена Кнопа, царица Клеоника, справляла обряды над телом мужа, а день был праздничный и народ чествовал Артемиду Строфею. Город был захвачен, и многие сторонники Кнопа были убиты людьми Ортига; Клеоника же, узнав об этом, спаслась бегством в Колофон.

{193 ...сочинения об истории своей родины... — Других фрагментов «Истории Эритр» Гиппия Эритрейского не сохранилось. Эритры — город на малоазийском побережье (Иония), напротив Хиоса.}

{194 Царь Кноп — сын последнего афинского царя Кодра, был, по одним данным, основателем (Страбон. XIV.633), по другим — одним из первых правителей Эритр (Павсаний. VII.3.7).}

{195 Прокюны — от слова προκύων — «брехливый пес».}

75. Опираясь на хиосское войско, тираны во главе с Ортигом [c] истребляли всех, кто сопротивлялся, и, отменив действие законов, по своему приговору вершили все дела внутри крепостных стен, не допуская к этому никого из народа; а перед воротами они устроили судилище, где выносили приговоры, сидя в пурпурных плащах и в хитонах с пурпурной каймой. Летом они обувались в пятипалые сандалии, зимой ходили в женских башмаках; волосы носили длинные и завивали себе локоны, лбы повязывали [d] желтыми и пурпурными диадемами, украшения носили, подобно женским, целиком из золота. Одних граждан они заставляли таскать за ними стулья, жезлы, подметать улицы; сыновей других вызывали на свои пиры; третьим приказывали приводить туда своих жен и дочерей. На ослушников они налагали самые суровые кары. Если же кто-то из тиранов умирал, то, [e] согнав граждан вместе с детьми и женами, они заставляли оплакивать покойного, бить себя в грудь и пронзительно выть во весь голос, и за этим следил человек с бичом. Когда наконец брат Кнопа Гиппот, подойдя с войском к Эритрам во время праздника, напал на тиранов, народ поддержал его. Многих сторонников тирании Гиппот подверг истязаниям, сам же [f] Ортиг вместе со спутниками был заколот во время бегства. Страшно надругавшись над их женами и детьми, Гиппот даровал родине свободу".

76. Итак, друзья мои, из всего этого можно видеть, причиной скольких бедствий бывает лесть. И Феопомп пишет в девятой книге "Истории Филиппа" [FHG.I.301]: "Истребить перребов {196} и устроить тамошние дела (260) Филипп послал Агафокла, раба из фессалийских пенестов, {197} приобретшего огромное влияние через лесть, пляски и шутовство. Таких человечков македонец всегда держал возле себя, с ними он по пьянству и шутовству проводил большую часть времени, с ними заседал, обсуждая важнейшие государственные дела". А Гегесандр Дельфийский рассказывает о Филиппе и такое [FHG.IV.413]: записным афинским острякам, собиравшимся при [b] храме Геракла Диомейского, он посылал большие деньги в мелкой монете и приставлял к ним писцов для записи разговоров. Феопомп же пишет в двадцать шестой книге "Истории" {198} [FHG.I.308]: "Зная беспутный и разнузданный образ жизни фессалийцев, Филипп собирал их у себя на пирушки, где всячески старался понравиться: он и плясал, и пускался в разгул и любое буйство. По натуре он любил шутовство, каждый день был пьян и [c] превыше всего на свете ставил то, что этому способствует, и людей, способных смешить словом и делом. Из водившихся с ним фессалийцев он больше народу привлек на свою сторону подобным обращением, чем подкупами". Таким же образом вел себя и сицилиец Дионисий - во всяком случае так это представляет комедиограф Эвбул в пьесе, озаглавленной его именем [Kock.II.173]:

{196 Перребы — племя в Фессалии.}

{197 Пенесты — лексикограф Гесихий так объясняет значение этого редкого слова: «Пенестами называли рабов не по рождению, работавших на земле. О них можно сказать «илоты» (ει̉λωτες) или наемные работники (λάτρεις). Или бедные, или зависимые землепашцы». См. 264а.}

{198 Феопомп же пишет в... «Истории»... — Известно, что, став продолжателем «Истории» Фукидида, Феопомп ненамного продвинулся в описании жизни Эллады, но оставил свою «Греческую историю» для «Истории Филиппа». Полибий (VIII. 11.7) упрекает его в этом, хотя и полагает, что сам Феопомп нашел бы что ответить. Однако то, в каком свете предстают греки в «Истории Филиппа», кажется Полибию недопустимым: «...что же касается речей, позорящих соотечественников, то здесь, думаю я, он не нашел бы себе оправдания, а согласился бы, что тем самым нарушил все мыслимые приличия». О том, что Феопомп был недружелюбно настроен по отношению к грекам, и в первую очередь к афинянам (называл Афины «пританеем Эллады»), Афиней говорит выше (см. 254b).}

К почтенным людям-то высокомерен он,

А вот к льстецам, которые смешат его,

[d] На редкость благосклонен: он ведь думает,

Что только лишь они и благородные,

Хоть и рабы.

77. Но не только Дионисий с одобрением относился к людям, тратившим имущество в пьянстве, игре в кости и прочих беспутствах, но и Филипп. Об обоих пишет Феопомп. В сорок девятой книге он так говорит о Филиппе [FHG.I.320]: "Людей благопристойных и бережливых Филипп отвергал, а любил и хвалил тех, кто жил привольно и тешился пьянством и [e] игрою. Он не только давал им в этом полную волю, но и позволил состязаться во всем дурном и мерзком. Каких гнусностей в них не было? И что хорошего в них было? Взрослые, они брили и выщипывали на себе волосы; бородатые, влезали друг на друга, каждый из них таскал с собой двух-трех распутников и сам был готов служить другим. Поэтому верно было [f] бы сказать, что они - не гетайры, но гетеры, {199} не воины, но подонки, по натуре злодеи, по привычкам блудодеи. Трезвости они предпочитали пьянство, а вместо порядка искали грабежей и убийств. Говорить правду и жить в согласии они считали ниже своего достоинства, а (261) клятвопреступления и мошенничество полагали высшими добродетелями. Владея большою частью Европы, {200} они пренебрегали тем, что есть, и гнались за тем, чего у них не было. В это время гетайров было не более восьмисот, но земельных доходов они получали не менее, чем десять тысяч эллинов в обширной и плодородной местности". То же самое пишет он в двадцать первой книге и о Дионисии [FHG.I.303]: "Сицилийский тиран Дионисий [предпочитал] проматывавших имущество за пьянством, игрой и прочими беспутствами, ибо хотел, чтобы все были людьми дурными и испорченными: [b] с такими ему легко было управляться".

{199 ...не гетайры, но гетеры... — «Не друзьями, а подружками» (игра слов: ε̉ται̃ροι — ε̉ται̃ραι). Гетайрами («друзьями») при дворе Филиппа назывались командиры конницы, а также другие приближенные к царю должностные лица.}

{200 200...большою частью Европы... — Речь идет о всегдашнем стремлении македонцев, а позднее римлян, к завоеваниям на Востоке — в Азии.}

78. Любил забавников и Деметрий Полиоркет, как пишет в десятой книге "Истории" Филарх; а в четырнадцатой книге он сообщает HG.I.341]: "Деметрий попускал льстецам разглагольствовать, что он-де один настоящий царь, Птолемей же только надзиратель над флотом, Лисимах - над казною, а Селевк - над слонами. {201} И конечно, всё это навлекало на него немалую ненависть". Геродот пишет [II.173,174], что и [c] египетский царь Амасис был большим забавником и часто шутил на пирах; а когда еще не был царем, то очень любил и выпить и пошутить и вовсе не имел склонности к серьезным занятиям. Николай же в сто седьмой книге "Истории" пишет [FHG.III.416], что римский военачальник Сулла так любил повеселиться {202} и так обожал мимов и скоморохов, что роздал им множество общественной земли. Эту веселость он обнаруживает и в своих сатировских драмах на родном наречии. {203}

{201 ...он-де один настоящий царь, Птолемей... надзиратель над флотом, Лисимах — над казною, а Селевк — над слонами. — Все названные здесь диадохи в 306-305 гг. до н.э. объявили себя царями. Льстецы Деметрия называют Птолемея по той должности, которую он одно время занимал при Александре (точнее, он был триерархом), Селевка — по его прозвищу, полученному впоследствии; что касается Лисимаха, то он был одним из наиболее приближенных к Александру македонян, но, видимо, не казначеем (γαζοφύλαξ). Плутарх, пересказывающий ту же историю («Деметрий». 25), сообщает, что из царей обиделся, узнав об этих словах, только Лисимах (поскольку соответствующий пост на Востоке обычно занимал евнух).}

{202 ...так любил повеселиться... — Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях» так говорит об этой черте характера Суллы: он «был по природе таким любителем шуток, что молодым и еще безвестным проводил целые дни с мимами и шутами, распутничая вместе с ними, а когда стал верховным властелином, то всякий вечер собирал самых бесстыдных из людей театра и сцены и пьянствовал в их обществе, состязаясь с ними в острословии» («Сулла». 2).}

{203 ...в своих сатировских драмах на родном наречии. — Историки римской литературы с недоверием относятся к этому свидетельству Афинея. Как предполагают, здесь имеет место путаница: вместо того чтобы самому сочинять комедии, Сулла, судя по всему, с удовольствием читал как раз в его время начавшие появляться ателланы (см.: W. Teuffel. Geschichte der romischen Literatur, § 157, 3).}

79. Феофраст говорит в трактате "О комедии" [fr.124], что тиринфяне [d] очень смешливы и потому непригодны ни к каким серьезным делам. Желая избавиться от этого порока, они обратились к дельфийскому оракулу. Бог возвестил им, что если они принесут жертву Посейдону, бросив быка в море, и при этом удержатся от смеха, то наступит избавление. Тиринфяне, боясь нарушить веление оракула, запретили детям присутствовать при жертвоприношении. Однако один мальчик, узнав о предстоящей церемонии, замешался в толпу, все стали кричать и гнать его, а он возразил: "Да в чем дело? Что я, быка что ли вам опрокину?" - Все засмеялись и [e] поняли: это бог им на примере показывает, что невозможно излечиться от такой застарелой привычки. А Сосикрат пишет в первой книге "Критской истории" [FHG.IV.500], что у жителей Феста есть особенный обычай: с самого детства они учатся зубоскалить, и благодаря многолетней привычке им и впрямь удаются меткие высказывания, и поэтому все критяне признают их великими насмешниками.

80. Вслед за лестью комедиограф Анаксандрид на втором месте [f] называет хвастовство: в пьесе "Колдун-Чародей" он пишет [Kock.II. 157]:

Так хвастовством меня коришь ты? Почему?

Ведь это ремесло далеко прочие

Все позади оставит лишь за вычетом

Угодничества: а оно-то всех побьет.

О лизоблюдстве (ψωμοκόλακειν) упоминает в "Геритадах" Аристофан [Kock.I.432]:

Говорят, что ты льстец, говорят блюдолиз.

Также Саннирион в "Ио" [Kock.I.795]:

Да провалитесь, лизоблюды вы несносные!

(262) Филемон в "Омоложенной" [Kock.II.480]:

Да он ведь лизоблюд.

Филиппид в "Омоложении" [Kock.III.303]:

И пролезая, всюду лизоблюдствуя.

Корневое слово здесь - κόλαξ {204} (льстец), а κόλον (толстая кишка) означает "питание". Отсюда же происходят и слова βουκόλος (пастух), δυσκόλος (брюзга), т. е. неудобоваримый, привередливый, κοιλία (брюхо, т. е. принимающее пищу) и даже ψωμοκόλαφος (ради пищи принимающий пощечины), как сказано в "Тесее" Дифила [Kock.II.557]:

{204 Корневое слово здесь — κόλαξ... — Интерес к происхождению слов (этимологиям) персонажи Афинея проявляют часто (ср., например, объяснение того же слова «льстец» через глагол προσκολλασθαι, «приклеиваться», врачом Андрокидом в 258b). Как и в большинстве случаев, приводимые в этом месте этимологии любопытны, хотя совершенно не научны. Истинное происхождение слова не выяснено.}

Тебя зовут и беглым и пощечником".

[О рабах]

81. Закончив свой рассказ, Демокрит попросил подать ему [b] саврийскую бутылочку {205} (βομβυλιός), чтобы промочить горло. Ульпиан не упустил случая вопросить: "А кто такой этот Саврий?" - и уже готов был начать свою бесконечную болтовню, когда в залу вошло множество слуг, несших нам новые кушанья. Увидев их, Демокрит опять заговорил, на этот раз о слугах:

{205 ...саврийскую бутылочку... — Бомбилий, которому Афиней посвящает отдельную «статью» в «энциклопедии чаш» (книга XI). Бомбилий имел узкое горло, через которое жидкость просачивалась очень медленно, издавая булькающий звук (откуда, очевидно, и название).}

"Меня всегда удивляло, друзья мои, какую воздержность проявляет племя рабов среди стольких лакомств! И не из страха пренебрегают они [с] ими, но благодаря выучке, - не такой, как в "Учителе рабов" Ферекрата, - а приобретенной вместе с привычкою. Никто ведь не запрещает им [трогать кушанья], как это делается при жертвоприношениях на острове Кос, о которых Макарий в третьей книге "Косской истории" пишет [FHG.IV.442; cp.639d], что когда там приносят жертвы Гере, то рабам запрещено входить в храм и нельзя прикасаться ни к одному из приготовг ленных кушаний. И Антифан пишет в "Неудобопродажном рабе" [Kock.II.47]:

Разглядывать лежащие

Объедки дичи и пирожных кушаний,

Которые и брошенные съесть рабу

Запрещено, как заявляют женщины.

А у Эпикрата в его "Неудобопродажном рабе" раб негодует так [Kock.II.284]:

[d] Когда зовут "эй, малый, раб!" за выпивкой,

Что этого быть может ненавистнее?

Прислуживать мальчишке безбородому.

Носить горшок! Разглядывать лежащие

Объедки дичи и пирожных кушаний,

Которых, даже брошенных, поесть рабу

Запрещено, как заявляют женщины.

Он де взбесился, брюхо ненасытное,

Он глотка де бездонная, - лишь кто из нас

Кусочек съест, хотя б и самый маленький.

При сравнении стихов легко заметить, что Эпикрат заимствовал из [e] комедии Антифана.

82. Диевхид пишет в "Мегарской истории" {206} [FHG.IV.389] ... [лакуна] ... о так называемых Арейских островах, что между Книдом и Симой... Когда умер Триоп и спутники его перессорились, то одни удалились на Дотий... другие, оставшиеся с Форбантом, пришли в Иэлис, третьи же вместе с Периэргом заняли Камирскую область. Вот тогда-то, говорят, Периэрг проклял Форбанта, и поэтому острова стали называться Ареи (Клятвенные). Форбант и [f] Парфения, их с Периэргом сестра, выплыли из кораблекрушения к Иэлису в месте, называемом Схедия. На них наткнулся Тамний, охотившийся неподалеку с собаками, и, желая оказать гостеприимство, повел в свой дом. С дороги он (263) послал домой раба предупредить жену, чтобы она приготовила всё, что нужно. Однако, придя домой, Тамний увидел, что ничего не приготовлено, и поэтому самолично смолол для гостей зерно на мельнице и справил всё остальное. И так понравилось его гостеприимство Форбанту, что, умирая, он завещал друзьям, чтобы в его память приносились жертвы исключительно свободными людьми. Отсюда пошел обычай, чтобы при жертвах Форбанту прислуживали только свободные, рабу же даже приближаться не дозволялось".

{206 ...в «Мегарской истории»... — Мегарец Диевхид (IV в.) известен как создатель истории родных Мегар (Τὰ Μεγαρικά). В том, что события, о которых говорится в приводимом у Афинея эпизоде, происходят не в Merapax, а на Родосе, нет, впрочем, ничего удивительного. Начав рассказ с Девкалионова потопа, Диевхид в своем повествовании (насколько можно судить по сохранившимся фрагментам «Мегарской истории») касался событий, происходивших в разное время в разных частях Греции. У Климента Александрийского говорится («Строматы». VI.2.26), что начало своего труда историк заимствовал у Гелланика Лесбосского (2-я пол. V в.), автора известных сочинений как по истории отдельных областей Греции, так и по мифологии, в числе которых использованная Диевхидом «Девкалиония».}

83. Поскольку вопрос о рабах тоже был задан Ульпианом [cм.228d], попробуем-ка и мы пересказать что-нибудь из того, что нам случалось об [b] этом прочесть. Ферекрат, например, говорит в "Дикарях" [Kock.I.147]:

Не было тогда раба, ни Сикисы, ни Мания.

Надо всю работу в доме было делать самому;

В довершенье мук с рассвета самому молоть муку,

Так что скрипом вся деревня наполнялась жерновов.

И Анаксандрид говорит в "Анхизе" [Kock.II.137]:

Нет у рабов ведь собственного города, {207}

{207 Нет у рабов ведь собственного города... — Анаксандрид говорит о том, что никто не является рабом по месту своего рождения (как, например, родившийся в Фивах — фиванцем, а родившийся в Афинах — афинянином), напротив, судьба изменчива: сегодня раб, а послезавтра от дема Суниона (южная оконечность Аттики) прибыл в Афины и участвует в управлении одним из самых могущественных греческих полисов.}

[с] Но всех судьба влечет с мест занимаемых,

И многие, сегодня несвободные,

В дем Суниона завтра будут вписаны,

А через три дня все они на агоре

Получат место, и куда захочет рок,

Туда и повернет кормило каждого.

84. Стоик Посидоний пишет в одиннадцатой книге "Истории" [FHG.III.257]: "Многие, по слабости ума неспособные постоять за себя, отдавали себя на службу к более смышленым, чтобы получать от них [d] необходимую помощь, и за это сами делали для них всё, что могли. Именно таким образом мариандины {208} подчинились гераклейцам, пообещав служить в обмен на необходимую помощь, но только на их собственной земле, чтобы никого из них не посылали на работы за пределы гераклейской земли". Может быть, именно поэтому эпический поэт Эвфорион назвал мариандинов данниками:

{208 Мариандины — племя в Малой Азии по соседству с Гераклеей Понтийской.}

[e] Данники - имя для вас, дрожащих пред господами.

И ученик Аристофана Каллистрат говорит [FHG.IV.355], что мариандинов называли данниками, избегая оскорбительного имени рабов; так и спартанцы придумали название для илотов, фессалийцы для пенестов и критяне для кларотов. Точнее, критяне называют городских рабов [f] хрисонетами (купленными за золото), местных рабов, работающих в поле, - амфамиотами, и взятых в плен на войне - кларотами: из-за того, что их распределяют по жребию (κλήρος). Эфор пишет в третьей книге "Истории" [FHG.I.242]: "Кларотами критяне называют рабов из-за того, что разыгрывают их по жребию. В Кидонии для них справляются особые празднества, во время которых свободным гражданам запрещается входить в город, но всем распоряжаются рабы и бичуют свободных как хозяева". Сосикрат же (264) пишет во второй книге "Критской истории" [FHG.IV.50i]: "Общественных рабов критяне называют мнойя, частных рабов - афамиотами, а подданный люд - периэками". Нечто подобное рассказывает в четвертой книге "Критской истории" [FHG.IV.399] и Досиад.

85. Пенестами фессалийцы называют не рабов от рождения, но взятых на войне; комический поэт Феопомп, не понимая смысла этого слова, {209} пишет [Kock.I.752]:

{209 ...не понимая смысла этого слова... — Феопомп, родом из Аттики, мог не знать значения фессалийского слова пенесты, приняв его за этноним. Ср. современную этимологию этого слова, сближающую его с такого рода названиями (Διέσται, Κραννέσται — Chantraine, p. 880).}

Хмурые

Советники пенеста-повелителя.

Филократ пишет во второй книге "Фессалийской истории" (если только это сочинение подлинное) [FHG.IV.477], что пенестов называли также фессалийскими рабами. Архемах же пишет в третьей книге "Эвбейской истории" [FHG.iV.314]: "Из беотийцев, поселившихся в Арнах, {210} некоторые не [b] пожелали вернуться в Беотию, но из любви к новой местности предали себя в рабство фессалийцам на условии, что их не будут ни выводить за ее пределы, ни убивать, сами же они будут обрабатывать эту землю и отдавать доходы с нее фессалийцам. Оставшиеся на таких условиях в рабство стали называться менестами (оставшимися), а теперь пенестами, {211} и многие из них живут богаче своих хозяев". И Еврипид называет их слугами в [c] следующем стихе из "Фрикса" [TGF2. 630]:

{210 Арны — городок в южной Фессалии, одноименный с беотийскими Арнами, упоминаемыми только у Гомера.}

{211 Пенесты — πένης по-гречески «бедный».}

Слуга-пенест в жилищах древних мой.

86. Тимей из Тавромения в девятой книге "Истории" утверждает [FHG.I.207], что в древности у эллинов не было в обычае использовать труд людей, купленных за деньги. Пишет он следующее: "...Аристотеля обвиняли в том, что он совершенно неверно описал обычаи локрийцев. Ни у локрийцев, ни у фокидян по закону не разрешалось до самого последнего времени держать рабов и рабынь: жена Филомела, захватившего Дельфы, {212} была первой, которую сопровождали две рабыни. Когда Мнасон, [d] друг Аристотеля, приобрел тысячу рабов, то фокидяне обвинили его в том, что он лишает средств к существованию такое же количество граждан, - ибо по фокидскому обычаю молодые в доме прислуживали старым".

{212 ...Филомела, захватившего Дельфы... — Филомел из Ледона (Фокида), как рассказывает Павсаний (Х.2.2-4), после того как на Фокиду была наложена амфиктионами большая контрибуция, предложил согражданам захватить общегреческое святилище в Дельфах, которое находилось на их территории, что и было сделано. Это событие послужило началом Священной войны, приведшей в конечном итоге к установлению в Элладе гегемонии Филиппа Македонского. О захвате фокейцами святилища в Дельфах см. также 231с и примеч. 46.}

87. Платон в шестой книге "Законов" [776b-778а] говорит: "Всё то, что связано с рабами, плохо во всех отношениях. Почти у всех эллинов илотия спартанцев доставила бы величайшее затруднение и возбудила бы споры: [e] одни считают ее хорошим учреждением, другие - плохим. Меньший спор может вызвать система рабовладения у гераклейцев, поработивших мариандинов, и у фессалийцев с их пенестами. Глядя на всё это, как же относиться к рабовладению? Ведь в душе раба нет ничего здравого: разумному человеку не следует доверять таким. Говорит ведь мудрейший из поэтов [Од.ХVII. 322, 323]:

Зевс-дальновержец, когда пошлет человеку день рабства.

[f] Лучшую доблестей в нем половину тогда истребляет.

Владение рабами тяжко. Это многократно было доказано возникновением частых и ставших обычными восстаний мессенцев. Сколько случается бедствий в государствах, которые обладают множеством рабов, говорящих на одном языке! Добавим еще разнообразные хищения и ущерб, причиняемый в пределах Италии так называемыми пиратами. (265) Глядя на всё это, иной затруднился бы сказать, что с этим делать. Остаются два средства: покупать себе рабов, происходящих из разных стран (чтобы у них по возможности не было единого языка), и правильно воспитывать их не только ради них самих, но и ради собственных интересов: не оскорблять их, наказывать их только по справедливости. Не следует вразумлять их, как свободных (чтобы они не возомнили о себе), а [b] говорить с ними только приказами и без всяких шуток - как с рабами, так и с рабынями. А ведь иные по неразумию любят делать так, что рабы преисполняются самомнения и от этого им труднее повиноваться, а хозяевам труднее управлять".

88. Первыми из эллинов, насколько я знаю, покупать рабов стали хиосцы; об этом пишет Феопомп в семнадцатой книге "Истории" [FHG.II.300]: "Хиосцы первыми из эллинов после фессалийцев и спартанцев стали использовать рабов; но приобретали они их не так, как те. Спартанцы и фессалийцы обратили в рабство эллинов, прежде заселявших [c] области, которыми они теперь владеют: спартанцы сделали рабами ахейцев, а фессалийцы - перребов и магнетов, первые назвали порабощенных илотами, вторые - пенестами. Хиосцы же завели рабов-варваров, приобретенных по назначенной цене". Так рассказывает Феопомп.

Я думаю, что именно по этой причине божество разгневалось на хиосцев, ибо в позднейшее время они были ввергнуты в войну с рабами. {213} [d] Нимфодор Сиракузский в "Плавании вокруг Азии" [FHG.II.378] рассказывает: "Рабы хиосцев бегут от хозяев, направляются в горы и, собравшись там большими отрядами, опустошают их усадьбы. Остров этот горист и покрыт лесами. Сами хиосцы рассказывают, что немного лет назад некий раб убежал и обосновался в горах; человек храбрый и удачливый в войне, он стал во главе беглецов, как царь во главе войска. [e] Хиосцы не раз ходили на него походом, но ничего не могли достигнуть. Тогда Дримак (так звали беглеца), видя, что хиосцы гибнут понапрасну, говорит им так: "Знайте, господа хиосцы: не будет конца тем бедствиям, которые вы терпите от ваших рабов, - они ведь вершатся по божьему вещанию. Но если вы меня послушаетесь и оставите нас в покое, то я сделаю для вас немало добра".

{213 ...в войну с рабами. — События III в. до н.э.}

89. Хиосцы заключили с ним договор и некоторое время соблюдали [f] перемирие. Дримак завел свои меры, веса и печать; показав всё это хиосцам, он заявил: "Если я что-нибудь у вас возьму, то возьму по этой мере и по этому весу; а взяв столько, сколько мне нужно, я буду запечатывать кладовые этой печатью. Если у вас убегут рабы, я выясню причину, и если увижу, что они убежали от нестерпимых жестокостей, то оставлю их у (266) себя; если же они не найдут оправдания побегу, то отошлю их к хозяевам". И когда хиосцы охотно приняли эти условия, то остальные рабы стали убегать гораздо реже, боясь суда Дримака. А беглецы, бывшие с ним, гораздо больше боялись его, чем своих господ, делали всё, что он приказывал, и подчинялись ему, как солдаты полководцу. Он сам наказывал непослушных и никому не позволял без разрешения грабить села или [b] совершать другие беззакония. В праздники приезжал он в села и принимал вино, битый скот и всё остальное, что подносили ему господа. Если же он узнавал, что кто-нибудь злоумышляет против него или готовит ему засаду, тех он наказывал.

90. Город обещал большие деньги тому, кто его поймает или принесет его голову. Когда Дримак стал уже стар, он позвал своего любимца в тайное место и сказал ему так: "Я любил тебя больше всех, ты был для меня [c] всё: и слуга, и сын. Я пожил достаточно, а ты молод, твоя жизнь в самом расцвете. Что ж! пора тебе стать свободным и благородным. Кто меня убьет, тому город Хиос дает много денег и обещает свободу - так отруби мне голову, отнеси ее в Хиос, получи от города деньги и живи счастливо!" Юноша отказывался, но Дримак его уговорил. Тот, отсекши ему голову, взял с хиосцев объявленную награду и, похоронив тело беглого раба, [d] уехал на родину. А хиосцы, которых снова стали обижать и грабить рабы, вспомнили умеренность и мягкость покойного и воздвигли ему за городом святилище во имя Милостивого героя. И теперь еще беглые рабы приносят туда первины своей добычи. Но и то говорят, что Примак является во сне многим хиосцам и открывает им злые умыслы их рабов; и все, кому он [е] является, приходят к его святилищу, и приносят ему жертвы".

91. Так пишет Нимфодор; однако ни в каких других источниках я не нашел имени Дримака. Далее, о хиосце Панионии, как известно, прекрасный историк Геродот сообщает [VIII.105,106], что он кастрировал и продавал свободнорожденных детей и за это сам понес справедливое возмездие. Далее, о хиосцах же рассказывают Николай Перипатетик [FHG.III.415] и Посидоний Стоик в своих "Историях" [FHG.III.265], что [f] они были порабощены Митридатом Каппадокийским {214} и выданы связанными собственным рабам для поселения на земле колхов. Так поистине разгневалось на них божество за то, что они первыми стали использовать труд купленных рабов, в то время как все остальные {215} обходились собственным трудом. Отсюда, может быть, пошла пословица: "Купил хиосец хозяина", {216} которая встречается у Эвполида в "Друзьях" [Kock.I.332].

{214 Митридат Каппадокийский, он же Митридат VI Евпатор, прозванный Великим, — царь Понта, противник Рима, потерпевший окончательное поражение от римлян под командованием Помпея в 66 г. до н.э.}

{215 ...в то время как все остальные... — Ф. Ф. Зелинский, приводя этот фрагмент Посидония в книге «Религия эллинизма» (гл. IX: «Посидоний»), понимает несколько иначе: «...между тем как налицо были для службы им и свободные работники».}

{216 «Купил хиосец хозяина» — каким образом пословица, известная по комедии «Друзья» современника Аристофана Эвполида (446-412 гг. до н.э.), могла появиться в результате событий времен Митридатовых войн, не вполне понятно.}

92. Афиняне, заботясь и об уделе рабов, установили закон, чтобы за обиду рабу можно было подавать в суд. Оратор Гиперид в речи "Против Мантифея по обвинению в оскорблении действием" говорит: (267) "Постановлено быть суду не только за обиду свободному, но и если кто нанесет оскорбление действием рабу". Подобное говорят и Ликург в первой речи "Против Ликофрона", и Демосфен в речи "Против Мидия" [46]. Малак в "Сифносской летописи" [FHG.rv.442] рассказывает, что Эфес основали рабы самосцев, числом в тысячу человек, которые вначале бежали в горы Самоса и причиняли много бед самосцам, но через шесть лет самосцы по [b] велению оракула заключили с рабами соглашение, и те свободно уплыли с острова и заняли Эфес. От них и происходят эфесцы.

[О наименованиях рабов] {217}

{217 О наименованиях рабов — этой теме посвящены исследования известного русского античника М. С. Куторги «Общественное положение рабов и вольноотпущенных в Афинской республике» (Куторга М. С. Собр. соч. СПб., 1894. Т. 1) и советского исследователя Я. А. Ленцмана «О древнегреческих терминах, обозначающих рабов» (ВДИ. 1951. № 2).}

93. Хрисипп утверждает во второй книге сочинения "О согласии", что следует отличать понятия "раб" (δου̃λος) и "слуга" {218} (οι̉κέτης), ибо рабами остаются даже вольноотпущенники, слугами же называют только тех, кто в собственности хозяина. Он пишет: "Слуга есть раб, числящийся в собственности". А еще называют рабов, как пишет в "Глоссах" Клитарх, [с] и служками {219} (α̉ζοι) и прислужниками {220} (θεράποντες), и спутниками {221} (α̉κόλουθοι), и подручными {222} (διάκονοι), и помощниками {223} (υ̉πηρέται), а также провожатыми {224} (ε̉πάμονες) и служителями {225} (λάτρεις). Геркитами, {226} говорит Америй, называют слуг, работающих на земле. Мнотами, {227} пишет в "Критских глоссах" Гермонт, называют "благородных" слуг. Селевк же пишет, что служками (α̉ζοι) называют прислужников обоего пола, огражденными (α̉ποφράσαι) и брошенными {228} (βολίζαι) - paбынь, синдромом - раба, рожденного от раба, {229} обиходкой {230} (α̉μφίπολος) - рабыню, ухаживающую за госпожой, [d] побегушкой {231} (πρόπολος) - рабыню, которая идет впереди нее. Проксен пишет во второй книге "Лаконского государства" [FHG.II.436], что у лаконцев служанок принято называть халкидами. {232} Ион Хиосский в трагедии "Лаэрт" вместо слова "раб" использует слово "слуга" [TGF2. 734]:

{218 ...следует отличать понятия «раб» и «слуга»... — Слово «слуга» (οι̉κέτης) происходит от слова «дом, хозяйство» (οι̉κος), отсюда устанавливаемая Хрисиппом прочная связь слуги и остального имущества хозяина, представление о слуге как части хозяйской собственности (так же объясняет слово «слуга» и лексикограф Суда: слуги — те, которые в доме, πάντες οι̉κατά την οι̉κίαν. Слово «раб» (δου̃λος), напротив, означает раба по рождению, из-за чего, как говорит Хрисипп, вольноотпущенники, перестав быть слугами, тем не менее остаются рабами. Случаи, когда древние авторы, подобно Хрисиппу, проводят разграничение между οι̉κέτης и δούλος, достаточно редки (ср.: Платон. «Законы». 763а, 777а).}

{219 Служка — слово ’άζος (’όζος, ’άοξος) встречается у Гомера и Эсхила, где означает «спутник» (слуга) прежде всего бога или царя (ср., например: Эсхил. «Агамемнон». 231). Производным от него является известное по надписям слово α̉οζία, означающее «служение» (божеству).}

{220 Прислужник — слово θεράπων в самых ранних текстах, в первую очередь у Гомера, означает «оруженосец», «спутник на войне». В этом смысле Патрокл — слуга Ахилла, сам же Ахилл и другие герои — слуги Арея.}

{221 Спутник — слово α̉κόλουθοι обозначает собственно тех, кто сопровождает, идет следом. Оно считается производным от κέλευθος — «путь», о чем говорится еще у Платона («Кратил». 405d).}

{222 Подручный — слово διάκονος, возможно, этимологически связано с глаголом «спешить» и означает «слуга», «посыльный». В надписях эллинистического времени διάκονος — «храмовый служитель», откуда церковное «диакон».}

{223 Помощник — υ̉πηρέται. Слово заимствовано из морского обихода, и следы этого употребления еще можно видеть (см.: Chantraine, р. 1159). Первоначально υ̉πηρέτης — гребец, подчиняющийся командам капитана (ср. глагол ε̉ρέσσω — «грести»). Устойчивое значение этого слова в языке — «помощник», «слуга» — например, состоявший при гоплите (тяжеловооруженном воине).}

{224 Провожатые — ε̉πάμονες. У Афинея это слово встречается один раз, еще его можно встретить только в «Лексиконе» Гесихия, объяснявшего редкие или вышедшие из употребления слова. Тем не менее его значение не может вызывать сомнений: оно происходит от древнего глагола ’έπομαι — «следовать», позднее почти вытесненного его синонимом — α̉κολουθέω (от α̉κόλουθος — «спутник»).}

{225 Служители — λάτρεις, как считается, происходит от λάτρον — «плата». В данном случае речь должна идти о людях, свободных по рождению, но вынужденных идти в услужение за деньги. Впрочем, со временем так могли называть храмовых служителей и просто слуг.}

{226 Геркиты — ε̉ρκίται от ’έρκος — «ограда». Слово «геркиты» означает сельских рабов, прикрепленных к одной усадьбе (хозяйству, обнесенному оградой).}

{227 Мноты — о мнотах в основном известно (со ссылкой на Гермонта у Афинея) только то, что таково было название рабов на Крите. Этимологически μνώτης связывается с δόμος (жилище) или δάμνημι (укрощать). Помимо этого, у византийского комментатора Гомера Евстафия (XII в.) говорится, что «жители Крита называли словом μνοία рабство вообще (δουλιαν), а словом μνω̃ται прирожденных рабов (τους ε̉γγενείς οι̃κέτας)» (Eustath. II. P. 752, 18 sq.). Малопонятное же применительно к слугам «благородных», возможно, своим появлением в тексте Афинея обязано путанице: ε̉υγενει̃ς (благородные) вместо ε̉γγενει̃ς (прирожденные) — ср. приведенный фрагмент Евстафия.}

{228 ...огражденными и брошенными... — Эти, очевидно, существовавшие на Крите наименования рабынь встречаются еще только у Евстафия (Eustath. Л. Р. 944, 6), который, судя по всему, черпал сведения из того же несохранившегося сочинения Селевка. Текст Евстафия здесь очень близок к тексту Афинея.}

{229 ...синдроном — раба, рожденного от раба... — Других сведений о синдронах нет. Очевидно, впоследствии слово приобрело отрицательный смысл: Светоний помещает его в своем словаре греческих бранных выражений, поясняя значение σίνδρων через κακοήθης — «порочный, дурной». Подобным образом толкуют это слово Гесихий и Фотий.}

{230 Обиходка — это слово, встречающееся уже у Гомера и Геродота, восходит к древнему глаголу πέλομαι (двигаться) и буквально означает того, кто «движется вокруг» кого-то, а значит и заботится о ком-то, служит кому-то.}

{231 Побегушка — слово по происхождению сходно с предыдущим. Оно указывает на движение вперед (προ-), так что такая служанка или слуга совершают свои действия впереди идущего следом господина (госпожи).}

{232 Халкиды — о лаконских рабынях, называвшихся халкидами, из других источников ничего не известно. Ср.: Eustath. П. Р. 944, 5.}

Лети, слуга (οι̉κέτα) в мой дом, запри все двери там,

Чтоб ни единый смертный не вошел.

И Ахей пишет в "Омфале" [TGF2. 754], говоря о сатире:

Каким рабом, каким слугой хорошим был,

таким своеобразным образом заявляя, что тот был хорош и как раб и [e] как слуга. А что всякий занимающийся домашним хозяйством, даже если он лично свободен, называется слугой (οίκέτης), давно уже стало общим местом.

[Утопические картины рабства в древней комедии]

94. О том, что в стародавние времена люди не знали рабства, авторы Древней Комедии пишут так: Кратин в "Богатствах" [Kock.I.64]:

Те, кто жили при Кроновом царстве,

За игрою не кости бросали - хлеба,

а в палестрах лепешки метали.

Произросшие с корнем из лона земли.

Кратет в "Зверях" [Kock.I.331]:

- Не будет, значит, ни раба, не будет ни рабыни

Ни у кого, но каждый сам, и даже дряхлый старец,

Себя обслуживать начнет?

[f] - Да что ты, нет, конечно!

Всё будет действовать само.

- И что же это значит?

- Вся утварь прибежит к тебе сама, лишь ты покличешь:

"А ну-ка, стол, иди сюда, и стань вот здесь, накройся!

Меси, квашня! Ковш, наливай! А где же наша чашка?

Иди-ка, милая, сюда и сполоснись быстрее!

Взойди, лепешка! А горшку давно пора бы свеклу

Сварить. Где рыба?" - "С одного поджарилась я бока". -

"Так в маслице перевернись, быстрей посыпься солью!"

А собеседник {233} тотчас подхватывает: (268)

{233 ...собеседник... — Персонаж, играющий роль оппонента.}

А вот что я хочу добавить к этому:

Для всех моих друзей я баню выстрою

С водопроводом на столбах, как сделано

В Пэановом здесь зале. В ванну каждого

Сама пойдет вода, сама запросится:

"Закрой меня!", а после мигом явятся

К тебе флакончик, губка и сандалии.

95. Гораздо лучше пишет в "Амфиктионах" Телеклид [Kock.I.209; cp.64f, 644f]:

[b] Расскажу я тебе о той жизни, что я

подарил поначалу всем смертным:

Вечный мир меж людьми поначалу царил,

и он был как вода под руками.

Приносила земля не болезни, не страх,

но само всё, что нужно рождалось:

По оврагам повсюду струилось вино,

и лепешки сражались с хлебами,

Чтоб их первыми съели, себя проглотить

умоляли и всем предлагали

Выбрать самых из них белоснежных. А в дом

рыбы шли своим ходом и сами

Себя жарили, после раскладывались

[c] на столах по тарелкам и мискам.

И похлебка рекою текла меж столов

и катила горячее мясо.

А чтоб горло смочить и кишки увлажнить,

с острым вкусом струилась подлива.

А на блюдах горой пирожки на меду

пересыпаны были сластями,

И влетали зажаренные дрозды

прямо в рот, и с лепешками вместе.

Сдоба сдобу толкала у самых у губ

[d] и кричала, спеша проглотиться!

Ну а матками, только надкусанными,

ребятня тогда в кости играла.

И все люди упитанны были тогда

и огромны, как будто гиганты.

96. Клянусь Деметрой, друзья мои, когда бы всё было так, какая нужда была бы нам в прислуге? Угощая нас словесным пиром своих стихов, древние поэты ненавязчиво прививают нам мысль, что можно и самим о себе заботиться. Поскольку удивительнейший Кратин, словно светильником, указал своими стихами дорогу своим подражателям и завершителям, [e] то я перечислил вам комедии в порядке их постановки. И если не наскучу вам, (а до киников мне дела нет), то напомню в том же порядке и стихи других поэтов. Вот самый аттический из аттиков Ферекрат пишет в "Рудокопах" [Kock.I.174]:

- Битком богатством было всё набито там,

Устроено с великим изобилием.

Река из каши вместе с черным соусом

Текла журча по переулкам с ложками,

[f] Так что кусок сам в горло шел покойникам, {234}

{234 ...сам в горло шел покойникам... — Речь идет о царстве мертвых, где, очевидно, побывал один из собеседников и теперь рассказывает об этом.}

Весь в соусе. Сосиски и шипящие

Куски колбас по берегам разбросаны

Взамен ракушек там, и рыбы жареной

Куски со всевозможными подливками,

(269) Угри под свеклой. Подле - блюда с цельными,

Нежнейшими окороками, далее -

Проваренные дважды оконечности,

Что так приятно пахли, да говяжие

Кишки; на гренках рядом аппетитные

Лежали поросеночки румяные.

В огромных, с шайку, мисках каша манная,

Как будто снегом, молоком залитая,

За нею новотельные, творожные

Куски...

- Постой, совсем меня погубишь ты.

Еще немного, - прямо в Тартар провалюсь!

[b] - О чем ты? Захотел узнать дальнейшее?

Ошпаренные кипятком, печеные

Порхали между миртов с анемонами

Дрозды и бились в губы, чтобы съели их.

И яблоки, прекраснее прекраснейших,

Куда ни глянь, висели прямо в воздухе.

А девушки в прозрачных одеяниях,

Молоденькие, с выбритыми "розами",

Бокалы наполняли всем желающим

Вином тягучим, темным, ароматнейшим.

И сколько бы чего ни съел, ни выпил кто,

[с] Всего вдвойне тотчас же прибавлялося.

97. И в "Персах" он пишет [Kock.I.182]:

И какая нужда будет в пахарях нам,

в семенах, в виноградных побегах,

Кузнецах и упряжниках, серповщиках?

Ведь обильно и сами собою

На распутьях дорог, да с приправой густой,

из земли забьют реки похлебки,

И ахилловы в них поплывут пирожки, {235}

{235 И ахилловы в них поплывут пирожки... — Выпечка из тонкой ячменной муки.}

[d] нам останется только нагнуться

Зачерпнуть, а начало те реки возьмут

от источников Плутоса-бога.

И дождями из сладких и дымчатых вин {236}

{236 ...дымчатых вин... — Ср. 13If.}

будет Зевс мыть у нас черепицы.

По карнизам, по кровле посыплется в рот

виноград с пирогами из сыра,

И медовые пряники и размазня

чечевичная, рожки да булки.

А деревья покроет в горах не листва,

но повиснут на ветках колбасы

Из козлятины да отварные дрозды

[e] и нежнейшие из каракатиц.

98. Надо ли добавлять к этому еще и "Любителей жареного" прелестного Аристофана [Kock.I.523], все вы сыты по горло его едкими насмешками? Я процитирую еще из "Фуриоперсов" {237} Метагена и потом закончу, но сперва воздам "Сиренам" Никофонта, где написано [Kock.I.777; ср.368b]:

{237 ...из «Фуриоперсов»... — Ср. 228е и примеч. 24 к кн. VI.}

Пусть из муки снега на нас посыплются,

Пускай припустит град хлебами целыми,

Похлебка пусть возьмется перекатывать

Не камни по дорогам, а громадные

Кусищи мяса, и пускай приказывать

Начнет пирог нам, чтоб его отведали.

Метаген же пишет следующее [Kock.I.706]:

[f] Ведь Кратий, первая река, огромные

Несет для нас лепешки, разжевавшие

Самих себя; а вот вторая, Сибарис, {238}

{238 Ведь Кратий... Сибарис... — Кратий и Сибарис — реки близ Фурий.}

Вся скатами вареными покрытая,

С кусками мяса пироги отменные

Толкает вниз. А третья речка, меньшая,

Кальмарами поджаренными, крабами

И фаграми течет, полна колбасами,

Рубленым мясом и несет анчоусы

Со сковородок; солонина рыбная,

Сама себя сготовив, сверху лезет в рот,

(270) А снизу непрестанно в ноги тычется.

В кольцо нас взяли пироги тончайшие.

Мне известно, что и "Фуриоперсы" и пьеса Никофонта никогда не ставились на сцене, поэтому я упомянул их последними".

99. Всё это Демокрит изложил четко и ясно, поэтому пирующие принялись хвалить его, но Кинульк сказал: "Сотрапезники дорогие, умираю с голоду! Демокрит весьма любезно угощал меня, не пожалев на [b] десерт рек нектара и амбросии, "коими душу {239} я напитал, но остался голодным", наглотавшись одних только речей. Поэтому давайте прекратим бессмысленную болтовню и примемся, по словам пэанийского оратора [Демосфен.III.33], за то, что, хотя и не возвышает, но все-таки не дает умереть [от голода]:

{239 ...коими душу... — Цитируется фрагмент неизвестной комедии.}

В голодном брюхе нет любви к прекрасному;

[с] Горька сама Киприда для голодного,

сказал Ахей в сатировой драме "Этон" [TGF2. 748]. Заимствовав это, и Еврипид написал [TGF2. 647]:

Лишь в сытости Киприда, а не в голоде".

На это откликнулся Ульпиан, постоянно враждовавший с киником:

"Рынок хлебами забит, и заполонен овощами, {240}

{240 Рынок хлебами забит... овощами... — Неизвестный гекзаметр. Буквально сказано: «полон рынок овощей, полон и хлебов». Слова «рынок» (α̉γορή) и «полон» (πλήρης) вдохновляют Кинулька на дальнейшую импровизацию.}

ты же, собака, вечно хочешь есть и мешаешь нашим речам, высоким и мудрым, - а они ведь гораздо полезнее обычной еды, ибо "питается душа речами добрыми"". И повернувшись к слуге, он сказал ему: "Левк, если у [d] тебя осталось что-то от хлеба в яслях, брось собакам".

Однако Кинульк ответил: "Если бы я был приглашен только слушать разговоры, то уж догадался бы прийти к часу, когда рынок наполняется народом {241} (πληθυούσης α̉γοράς), - так называл кто-то из мудрецов обычную пору для выступлений, и за это его прозвали Плетагором. {242} Если же, приняв ванну, {243} мы должны угощаться только болтовней, то

{241 ...к часу, когда рынок наполняется народом... — Так по-гречески называлось время между десятью и двенадцатью. Время обеда наступало несколькими часами позже.}

{242 ...прозвали Плетагором. — Неизвестно, кого из мудрецов в шутку называли Пле-тагором (Протагора? Пифагора?). Помимо Кинульковой этимологии («Плетагор» от выражения πληθυούσης α̉γοράς), возможна также игра слов, основанная на действительном родстве существительного «рынок» (α̉γορά) и глагола «говорить» — (α̉γορεύω). Плетагор — «тот, кто обильно говорит» и «тот, кто говорит в часы, когда рынок полон».}

{243 ...приняв ванну... — т. е. вымыли руки, чтобы есть, а угощаемся болтовней.}

Я дорого плачу, чтоб вас выслушивать, -

как сказал Менандр [Kock.III.212]. Поэтому, пузан, я охотно предоставляю тебе носиться с подобными угощениями:

Ячменная лепешка голодающим

[e] Ценней слоновой кости, лучше золота, -

как сказано в "Лебеде" Ахея Эретрийского [TGF2.752]".

100. Говоря это, Кинульк был уже готов встать, однако обернувшись и увидев, сколько вокруг него рыбных и всяких других закусок, он хлопнул рукой по своей подушке и воскликнул: {244}

{244 ...воскликнул... — В приведенных стихах Кинульк свободно соединяет два стиха первой песни «Илиады»: «Милая мать, претерпи и снеси, как ни горестно сердцу» (586) и «Вдруг и война и погибельный мор истребляет ахеян» (61), меняя слова и совершенно переиначивая смысл.}

[f] "Бедность моя, претерпи и снеси эти глупые речи:

Разом обилье тебя истребляет и гибельный голод.

Вот так, угнетаемый нуждой, принимаюсь я не за дифирамбы, {245} как Сократ ["Федр".238d], но за эпос, и название этой песне не "Чума" (Λοιμός), но "Голод" {246} (Λιμός). А ведь это о тебе, Ларенсий, пророчествовал Амипсий в "Праще" [Kock.I.675]:

{245 ...не за дифирамбы... — Сократ у Платона от «нужды» (’ένδεια: у Афинея «нужда» — голод, в «Федре» — любовь) запел дифирамбами («Федр». 238d ).}

{246 ...название... не «Чума», но «Голод»... — I песнь (ρ̉αψωδία) «Илиады» носит название Λοιμός (чума, моровая язва). Здесь у Афинея игра слов: голод по-гречески — λιμός.}

Из богатых людей, я Гефестом клянусь,

ни один на тебя не походит:

Угощаешь роскошно, и сам никогда

(271) не пропустишь куска пожирнее, -

ибо:

Ведь диво мне предстало несказанное -

У мыса рыба плещется: пескарики,

"Ослы", кестреи, шары, с ними камбалы,

Тунцы, султанки, пагель, каракатицы,

Морские скорпионы и авлопии,

И эледоны, и облады, окуни, -

как говорит в "Хлопотуне" Гениох [Kock.II.432]: стало быть, надо и мне постоять за себя по присловью Метагена [Kock.I.709; ср.: Ил.ХII.243)], ибо

Знаменье лучшее всех - за живот свой отважно сражаться". {247}

{247 Знаменье лучшее всех — за живот... сражаться. — Переделка очередного стиха Гомера (Ил.ХII.243): «Знаменье лучшее всех — за отечество храбро сражаться» (пер. Гнедича). Вместо «за отечество» сказано: «за обед».}

101. Когда Кинульк умолк, Масурий сказал: "Что ж, так как о [b] рабах еще не всё сказано, что можно сказать, то "я тоже вставлю свое слово из любви" {248} к нашему милому мудрому Демокриту. В сочинении о ка-рийцах и лелегах {249} Филипп Феангельский [FHG.IV.475] после описания лакедемонских илотов и фессалийских пенестов говорит, что и карийцы держат в рабстве лелегов как прежде, так и по сей день. А Филарх в шестой книге "Истории" [FHG.I.336] говорит, что и византийцы так же [c] распоряжаются вифинцами, как лакедемонцы илотами. А у спартанцев есть рабы, называемые сопостелъниками {250} (ε̉πεύνακτοι), о которых ясно рассказано у Феопомпа в тридцать второй книге его "Истории" [FHG.I.310]: "Когда много лакедемонцев было убито во время войны с мессенцами, то уцелевшие, боясь, как бы не узнали враги, что их осталось мало, приказали [d] некоторым из илотов лечь в постель погибших. Потом им дали гражданство, но прозвали их "сопостельниками" за то, что те вместо убитых заняли их место в постели". А в тридцать третьей книге его "Истории" говорится [FHG.I.311], что и у сикионцев есть рабы, похожие на сопостельников и называемые полуовчинниками {251} (κατωνακοφόροι); почти то же пишет и Менехм в "Истории Сикиона". Кроме того, Феопомп во второй книге [е] "Истории Филиппа" говорит [FHG.I.284; ср.443b], что у жителей Аркадии {252} на таком же зависимом положении, как илоты, находится 300 000 человек. {253}

{248 ...«я тоже... из любви»... — Фрагмент Филоксена Киферского.}

{249 Лелеги — древнее, догреческое население ряда районов Балканской Греции и Малой Азии (по имени древнего лаконского царя).}

{250 Сопостельник (ε̉πεύνακτοι) — название происходит от глагола ευ̉νάζω — «укладывать спать».}

{251 Полуовчинники (κατωνακοφόροι) — название происходит от имени одежды, которую носили рабы: «катонака» — платье, отороченное по нижнему краю овечьей кожей.}

{252 ...жителей Аркадии... — В рукописях разночтение. Возможно, речь идет об ар-диеях, живших в Далмации (на восточном берегу Адриатического моря). Ср.: Страбон. VII.315.}

{253 ...300 000 человек. — Возможно, что здесь и далее (272b-d) число рабов завышено, что признавалось даже советскими учеными, вынужденными считаться с точкой зрения Ф. Энгельса, которому было «на руку» для его концепции рабовладельческой «формации» доверять этим данным Афинея (ср.: Радциг С. И. Введение в классическую филологию. М., 1965. С. 365).}

102. Мофаками у лакедемонян называются люди свободные, но не полноправные лакедемоняне. Филарх в двадцать пятой книге своей "Истории" говорит о них так [FHG.I.347]: "Мофаки воспитываются вместе с лакедемонянами. Каждый ребенок гражданина, по его состоянию, берет себе одного-двух совоспитанников, а то и больше. Таким образом, мофаки - [f] не настоящие лакедемоняне, но они свободны и получают то же воспитание. Говорят, что мофаком был Лисандр, {254} который победил афинян на море {255} и за доблесть получил права гражданства". Мирон из Приены пишет во второй книге "Истории Мессении" [FHG.IV.461]: "Лакедемоняне часто отпускали рабов на волю и называли их после этого отпущенниками (άφεται), бесхозяйными (α̉δέσποτοι), взнузданными (ε̉ρυκτη̃ρες); тех, кого они брали в походы, называли господскими матросами (δεσποσιοναυ̃ται), других же, из илотов, называли новопокоренными (νεοδαμώδεις)". Феопомп, (272) рассказывая в седьмой книге "Греческой истории" о том, что илотов называют также и гелеатами, пишет [FHG.I.280]: "С племенем илотов обращаются крайне грубо и жестоко; одни из них из Мессении, другие же, гелеаты, из жителей лаконского города Гелоса, но и те и другие давно порабощены спартиатами". 103. Тимей тавроменский по своей забывчивости (за которую его осуждает мегаполитанец Полибий в двенадцатой книге [b] "Истории" [ХII.6]) утверждал, будто у эллинов не было обычая заводить рабов [FHG.I.207], а между тем этот Эпитимей {256} (так называет его сын Каллимаха Истр в "Возражениях" ему) сам пишет, что фокеец Мнасон приобрел более тысячи рабов; и в третьей книге "Истории" этот Эпитимей пишет, что Коринф был так богат, что имел (460) тысяч рабов, за что, [c] полагаю, Пифия и назвала коринфян хойникомерами. {257}

{254 ...мофаком был Лисандр... — У Элиана («Пестрые рассказы». XII.43) так говорится об этом: «Калликратида, Гилиппа и Лисандра звали в Лакедемоне мотаками: так назывались там рабы из богатых домов, которых вместе с сыновьями хозяев посылали в гимнасий для совместных упражнений; Ликург не только допустил это, но даже даровал права гражданства тем, кто содействовал обучению мальчиков» (пер. СВ. Поляковой). Плутарх, хотя знает о таком обычае спартанцев, в биографии Лисандра ничего подобного не говорит, ограничиваясь упоминанием, что Лисандр вырос в бедности.}

{255 ...победил афинян на море... — В битве при Эгоспотамах (405 г. до н.э.).}

{256 ...этот Эпитимей... — т. е. Придира (от ε̉πιτιμάω — «порицать, упрекать»), шутливое прозвище историка Тимея из Тавромения. Ср. 362b.}

{257 ...хойникомерами. — Хойником (хеником) назывался дневной паек раба, около 1 л. зерна. Хойникомерами (χοινικομέτραι) коринфяне назывались, похоже, потому, что из-за очень большого количества принадлежащих им рабов они проводили все свое время, отмеривая их ежедневные порции.}

[О количестве рабов и римской простоте]

Ктесикл в третьей книге "Летописи" пишет [FHG.IV.375], что в 177-ю олимпиаду {258} при Деметрий Фалерском в Афинах была произведена перепись жителей Аттики и было установлено число афинских граждан {259} - 21 000, метеков 10 000, рабов 400 000. Никий, сын Никерата, как пишет славный Ксенофонт в сочинении "О доходах" [4.14], имел тысячу рабов и отдавал их внаем фракийцу Сосию для работы на серебряных рудниках, [d] получая за каждого по оболу в день. На Эгине, как пишет Аристотель в "Эгинской политии" [fr.427], число рабов доходило до (470) тысяч. Агафар-хид Книдский пишет в тридцать восьмой книге "Европейской истории" [FHG.III.194], что у дарданцев хозяин имел тысячу рабов, а ... [лакуна] ... еще более. В мирное время они обрабатывали землю, а во время войны собирались в отряды под началом хозяев".

{258 ...в 177-ю олимпиаду... — Должно быть, видимо, «в 117-ю» (312-309 гг.), так как именно в это время Афинами правил Деметрий Фалерский.}

{259 ...афинских граждан... — Женщин во время переписи вообще не считали.}

[e] 104. В ответ на это Ларенсий сказал: "Да у любого римлянина рабов несметное число (ты это, Масурий, отлично знаешь); и по десять, и по двадцать тысяч, и даже больше. И не ради дохода, как в Греции у богатого Никия, а по большей части просто чтобы толпой сопровождать хозяев. А в Аттике десятки тысяч этих рабов в оковах работали на рудниках. По [f] крайней мере философ Посидоний, которого ты постоянно вспоминаешь, говорит [FHG.III.264], что они восстали, перебили стражу, захватили крепость в Сунии и долго разоряли Аттику. Это было тогда, когда в Сицилии произошло второе восстание рабов; {260} таких восстаний было много, и рабов погибло свыше миллиона. Сочинение о войнах рабов написал Цецилий Калактинский. Например, гладиатор Спартак, родом фракийский раб, бежавший из италийского города Капуи во время Митридатовых войн, взбунтовал многое (273) множество рабов и долго ходил набегами по всей Италии, и к нему каждый день стекались рабы; и если бы он не погиб в битве против Лициния Красса, то нашим хватило бы с ним хлопот, как с Евном в Сицилии. {261}

{260 ...второе восстание рабов... — 104 г. до н.э.}

{261 ...с Евном в Сицилии. — Евн руководил первым восстанием сицилийских рабов (130-е годы до н.э.).}

105. А первые римляне, наоборот, были во всем сдержаны и добродетельны. Сципион, по прозванию Африканский, к примеру, когда сенат послал его по свету наводить порядок в государствах и вверять их достойным правителям, взял с собой только пятерых слуг, как утверждают Полибий [fr.166] и Посидоний [FHG.III.255], а когда один из этих рабов умер в дороге, [b] то Сципион велел своим домашним купить и прислать ему еще одного. Юлий Цезарь, первый человек, приплывший к британским островам с тысячью кораблей, имел с собою только трех рабов, как свидетельствует легат его Котта {262} в своем труде о римском государстве, который написан на нашем родном языке. {263}

{262 ...легат его Котта... — Луция Аврункулея Котту неоднократно упоминает в «Записках о Галльской войне» сам Цезарь, но от его сочинения ничего не дошло.}

{263 ...на нашем родном языке. — На латинском, поскольку эти слова принадлежат Ларенсию.}

Это вам, эллины, не сибарит Сминдирид, {264} который, не зная меры своей роскоши, повез с собой по морю, сватаясь к Агаристе, дочери Клисфена, тысячу рабов - рыбаков, птицеловов и поваров! Как рассказывает о [с] нем Хамелеонт Понтийский в книге "О наслаждении" (эта же книга приписывается и Феофрасту), человек этот, желая еще и похвастаться тем, как счастливо он жил, говорил, что двадцать лет не видел ни восхода, ни захода солнца. И это казалось ему великим и дивным знаком блаженства: по-видимому, он засыпал рано утром и пробуждался поздно вечером, а ведь то и другое вредно. А вот Гестией Понтийский по праву похвалялся [d] тем, что не видел никогда ни восхода, ни захода солнца, потому что всё время посвящал учению, как повествует Никий Никейский в "Преемствах" [FHG.IV.464].

{264 ...сибарит Сминдирид... — Этого Сминдирида (Сминдириса) из Сибариса в Южной Италии (города, известного особым пристрастием его жителей к роскоши) упоминает как «человека, утопавшего в роскоши» уже Геродот (VI. 127). Элиан («Пестрые рассказы». ΙΧ.24) рассказывает о нем, будто он, «проспав на ложе из розовых лепестков, встал поутру с жалобой на вскочившие от этого волдыри».}

106. Так что же, Сципион и Цезарь не имели рабов? Имели, но блюли законы предков и вели строгую жизнь по обычаям своего государства. Разумные люди верны идеалам тех древних времен, когда на войне побеждали, побежденных подчиняли и у пленных перенимали то, что находили [e] полезным и прекрасным. Именно так поступали прежние римляне. Сохраняя свое, отечественное, они усваивали всё, что было хорошего в занятиях покоренных, им оставляли только бесполезные дела, чтобы не дать им вернуть себе всё, что было утрачено. Узнав, например, от греков о машинах и осадных орудиях, они с помощью этих орудий победили греков; {265} а научившись у финикийцев морскому делу, они одолели их на море. {266} У [f] этрусков они научились сомкнутому строю, {267} длинный щит {268} заимствовали у самнитов, {269} а метательное копье - у испанцев. И всё, что они взяли у разных народов, они усовершенствовали. Подражая во всем порядкам лакедемонян, они сохранили их лучше, чем те. Ныне же, отбирая для себя полезное, они перенимают от врагов и дурные наклонности.

{265 ...победили греков... — Возможно, имеется в виду взятие римлянами городов Великой Греции в первой половике III в. до н.э.}

{266 ...они одолели их на море. — Речь идет о победе римского флота над карфагенским при Милах (Сицилия) в 260 г. до н.э. Карфагеняне (пунийцы) были по происхождению финикийцами (лат. Poenus = греч. Φοίνιξ).}

{267 ...сомкнутому строю... — Буквально сказано «рукопашному бою фалангами». Сомкнутый строй, иначе фаланга, стал знаменит благодаря победам Александра Великого. Первоначально римские легионы строились фалангой (восемь рядов тяжеловооруженных воинов). Впоследствии такое построение уступило место подвижным когортам и манипулам.}

{268 Длинный щит — продолговатый щит, по-латыни scutum, был неотъемлемой частью вооружения римского воина. Он противостоял круглому щиту, называвшемуся clipeus. И удлиненный, защищавший человека целиком, и круглый щит имели соответствия в оружии греков: греческий продолговатый щит, θυρεός, получил свое название от слова «дверь» (θύρα), греческий круглый щит назывался α̉σπίς.}

{269 Самниты — италийские племена, покоренные Римом.}

107. От предков они унаследовали, как говорит Посидоний (274) [FHG.III.253], выносливость, неприхотливость в пище, невзыскательность и простоту в быту, изумительное благоговение к божественному, справедливость и боязнь неправды во всех отношениях с людьми, и всё это при занятиях земледелием. Это видно и по нашим жертвенным обрядам: мы шествуем по установленному пути, несем, произносим в молитвах и совершаем [b] при священнодействиях то, что положено, просто и скромно, не имея на себе и при себе ничего сверх необходимого: на нас дешевая одежда и обувь, на головах шляпы из мохнатой овчины, сосуды у нас глиняные и [с] медные, пища и питье в них самые простые, ибо нелепо кажется богам приносить отечественное, самим же услаждаться привозным; {270} ведь на себя мы тратим лишь потребное, а богам несем всё первейшее.

{270 ...нелепо кажется богам приносить отечественное, самим же услаждаться привозным... — Речь идет о том, как совершались обряды жертвоприношения. Богам приносились начатки, после чего участники действа принимались за совместную трапезу, где ели те самые продукты, от которых часть была только что принесена в жертву.}

108. Муций Сцевола был одним из трех, {271} не нарушавших в Риме закон Фанния; {272} двумя другими были Элий Туберон и Рутилий Руф, написавший историю своего отечества. Этот закон разрешал угощать у себя не свыше трех человек гостей, а в базарные дни - не свыше пяти: таких дней бывало три в месяц. {273} Приварок позволялось готовить не дороже чем на 2,5 драхмы, на копченое мясо разрешалось тратить в год не больше 15 [d] талантов, овощей же и бобов для похлебки - сколько давала земля. Однако по вине беззаконников и расточителей цены стали расти, расходы стали недостаточными, и только трое названных сумели жить привольнее, не нарушая закон. Туберон по драхме платил за птиц своим крестьянам, Рутилий у своих рабов-рыбаков покупал за три обола фунт приварка, главным образом так называемого турсиона, {274} приготовляемого из морской [e] собаки. Точно так же и Муций договаривался о ценах с теми, кто был у него в зависимости. Из стольких тысяч людей лишь они одни соблюдали закон, не брали даже малых подарков, а щедро одаривали друзей, питавших любовь к знанию. Так поступать {275} заставляло их учение Стой.

{271 Муций Сцевола был одним из трех... — Вероятно, речь идет о Квинте Муции Сцеволе, консуле 117 г. до н.э., известном юристе, учителе Цицерона и Аттика. Элий Туберон — Квинт Элий Туберон по прозвищу Стоик, римский оратор, историк и юрист, консул-суффект 118 г. до н.э. Он был сыном Элия Туберона — зятя знаменитого полководца Эмилия Павла. О Рутилии Руфе см. 168е.}

{272 ...закон Фанния... — Фанний, зять Сципиона Эмилиана, консул 161 г. до н.э., издал закон, направленный против роскоши. Познакомившись во время завоевательных походов начала II в. до н.э. с утонченным бытом эллинистического Востока, римляне расплатились за военные успехи тем, что внесли в свою жизнь, наряду с любовью к комфорту, также и сопутствующие пороки: распутство, мотовство, обжорство. Необходимость защитить устои традиционной морали вызвала появление ряда законов, ограничивающих траты: Орхиев (182 г. до н.э.), Фанниев (161 г. до н.э.), Дидиев (143 г. до н.э.). Плиний в «Естественной истории» (Х.139) рассказывает: «Откармливать кур раньше всего начали на Делосе, откуда и пошел пагубный обычай поедать упитанных птиц, приправленных собственным жиром. Их касалось первое запрещение, которое я нахожу в древних законах о пирах, — уже в законе консула Гая Фанния, принятом одиннадцатью годами раньше третьей Пунической войны, где говорилось, что «не следует брать пернатых, кроме одной откормленной курицы». Этот параграф затем обошел все законы».}

{273 ...три в месяц. — Согласно Макробию («Сатурналии». 1.15.13), базарным был каждый восьмой день («нундины»).}

{274 Турсион — об этой похлебке из морской собаки больше ничего не известно. Плиний (ΙΧ.34) упоминает рыбу турсия, или турсиона (thursio): «Похожи на дельфинов так называемые турсионы. Отличие в грустном выражении — поскольку отсутствует присущая тем веселость — и, главное, в том, что мордами они больше всего сходны со злыми собаками». О турсии также см. 310с-е.}

{275 Так поступать... — Эта оценка, по-видимому, принадлежит стоику Посидонию, которого пересказывает здесь Афиней.}

109. Ныне же расцветшую роскошь первым ввел Лукулл, победитель [f] Митридатова флота, {276} как передает Николай перипатетик. Вернувшись в Рим после побед над Митридатом и Тиграном Армянским, Лукулл справил триумф, отдал отчет о военных действиях и, забыв старинную умеренность, стал сорить деньгами. Он первый научил римлян роскоши, собрав богатства двух названных царей. А ведь древний Катон, как пишет Полибий (275) в тридцать первой книге "Истории" [XXXI.24], сердился и кричал, что в Рим вводят чужеземную роскошь, что за горшок соленой рыбы с Понта платят (300) драхм, что красивые мальчики стоят больше, чем поместья. А когда-то жители Италии были столь нетребовательны, что даже у людей, подобных нам, и весьма состоятельных, по словам Посидония [FHG.III.253], сыновья пили воду и ели что попало. Часто, говорит он, отец [b] или мать спрашивали сына, дать ему груш или орехов, и после такого ужина сын, довольный, ложился спать. А теперь, как пишет Феопомп в первой книге "Истории Филиппа" [FHG.I.284], даже среди людей среднего достатка всякий тратится на стол, держит поваров и прочую прислугу, расходует в будни больше, чем древние в праздники с жертвоприношениями".

{276 ...победитель Митридатова флота... — События времен Третьей войны с Митридатом (74-64 гг. до н.э.). Ср. также 51а.}

Но на этом мы прекратим разговор - слишком долго я напрягаю память.

Конец книги шестой

Книга седьмая

1. Пир был в самом разгаре, и киники, решив, что это настоящий праздник Фагесий (Обжорств), разошлись не на шутку. Кинульк обратился к Ульпиану: "Раз уж мы продолжаем пировать, а ты, Ульпиан, потчуешь нас речами, {1} скажи мне, у какого автора упоминается празднество Фагесий или Фагесипосий (т. е. Едопитий)"? Тот пришел в замешательство и, хотя дело шло к вечеру, приказал слугам прекратить разносить нам блюда: "Сдаюсь, мой ученый друг, так что самое время говорить тебе - и пир будет для тебя слаще". И Кинульк: "Если обещаешь поблагодарить меня за науку - я готов". Тот согласился, и Кинульк начал:

{1 ...потчуешь нас речами... — Ср.: «...потчует его прекрасными доводами» (Платон. «Государство». 57Id), а также «Застольные беседы» Плутарха (672е-673а). Здесь, как в предыдущих и в последующих книгах (Афиней. 12b, 12е, 185а, 358с и др.), обыгрывается ситуация речевого пиршества, на котором достойные восхищения блюда — это ученые беседы участников, приправленные цитатами из многочисленных античных авторов, как редких и практически забытых в эпоху Афинея, так и ставших классикой, таких, как Платон. Вообще Платон как родоначальник литературного жанра пира — основополагающиий автор для Афинея. Его «Пир мудрецов» начинается (ср. 2а) с игры с платоновским «Федоном» и «Пиром», а завершается (702b-с) прямой цитатой из писем Платона. У Афинея Платон не только самый цитируемый автор после Аристотеля и Феофраста, но и постоянный повод для литературной игры «Пир Афинея — Пир Платона»: участники пира Афинея нередко прибегают к платоновским формулировкам, отсылающим образованного читателя к оригиналу: так, в своей следующей реплике «...поблагодарить меня за науку» Кинульк снова обыгрывает «Государство» Платона (338b). Подробнее о роли Платона в тексте Афинея см. статью Майкла Траппа (Trapp М. Plato in the Deipnosophistae // Athenaeus and his world. University of Exeter Press, 2000).}

"Клеарх, ученик Аристотеля, а родом из Сол, в первой из двух книг своего сочинения "О загадках" пишет примерно следующее (мне так понравилось это слово, что я заучил его объяснение наизусть) [FHG.II.321]: "Фагесий, или, как некоторые говорят, Фагесипосий, - это празднество, в наше время уже позабытое, так же как и празднества рапсодов, {2} которые они устраивали ... [лакуна] ... и как Дионисии: они выходили вперед и пели (276) песни в честь каждого из божеств". Так сказано у Клеарха, если же ты не веришь, приятель, то у меня есть эта книга, которой я ради тебя не пожалею: изучив ее, ты почерпнешь много полезного для твоих ученых задач. Там, например, рассказывается, что афинянин Каллий сочинил трагедию "Азбука", {3} сюжет и песни которой взяли для себя за образец Еврипид в "Медее" и Софокл в "Эдипе".

{2 ...празднество, в наше время уже позабытое, так же как и празднества рапсодов... — В отличие от празднеств-состязаний рапсодов (певцов-исполнителей гомеровских поэм), которые согласно эпиграфическим данным спорадически проводились вплоть до III в. н.э. (т. е. пережили самого Афинея где-то на век), Фагесий нигде больше не упоминаются, если не считать византийского комментария Евстафия к «Одиссее», который явно восходит к той же приведенной ниже цитате из Клеарха.}

{3 ...афинянин Каллий сочинил трагедию «Азбука»... — Об этой трагедии и Каллии ничего достоверного не известно, но современные ученые считают, что речь шла скорее о комедии-пародии «Азбучная трагедия» и не ее копировали Еврипид и Софокл, а она — их. Это произведение упоминается также в X книге «Пира мудрецов» и из него приведены описывающие различные буквы греческого алфавита отрывки, наряду с фрагментами трагедий Еврипида, Агафона и Феодекта, использующими сходные приемы (453c-^54f).}

2. Все подивились учености Кинулька, а Плутарх заметил: "Вот также и в моей родной Александрии некогда справлялось празднество Лагинофорий; о нем рассказывает Эратосфен в сочинении "Арсиноя". [b] Пишет он так: "Птолемей учредил много разных праздников и жертвоприношений, особенно в честь Диониса, {4} и вот Арсиноя спросила какого-то прохожего, шедшего с масличными ветвями, что за день и что за праздник нынче справляют, а тот отвечал: "Праздник называется Лагинофории (Фляжки); участники лежат на соломе, и каждый ест то, что принес с собой, и пьет из собственной фляжки". Когда он пошел дальше, царица повернулась к нам и заметила: "Грязный же будет у них сброд! Толпа [c] всякого звания и еда несвежая, приготовленная кое-как". А если праздник ей нравился, то царица, конечно, без устали хлопотала над ним, как над горшечным праздником, где каждый тоже пьет в одиночку, однако всю еду доставляет "устроитель".

{4 ...Птолемей учредил много разных праздников и жертвоприношений, особенно в честь Диониса... — Вероятно, имеется в виду Птолемей IV Филопатор и его сестра-жена Арсиноя III (III в. до н.э.), однако вся египетская династия Лагидов уделяла особое внимание Дионису, отождествляемому в их царстве с важными египетскими божествами — Осирисом и Сераписом. Египетское дионисийское празднество сравнивается со вторым днем аттических анфестерий, см. примеч. 6 к кн. IV.}

3. Окинув взором наше угощенье, один из ученых мужей воскликнул:

[d] "Обедов сколько! Как мы одолеем их? {5}

{5 Обедов сколько! Как мы одолеем их? — В оригинале этого предположительно комического отрывка неизвестного автора используется распространенная в древнегреческом языке figura etymologica «прообедаем обедов» (глагол сопровождает прямое дополнение, однокоренное глаголу, как в русском «горе горевать»).}

Не будем же мы "ночь" пировать, как выразился прелестный Аристофан в "Эолосиконе" [Kock.I.395] в смысле "всю ночь", - точно так же, как у Гомера [Од.IХ.298]

Между козлов, вдоль баранов на голой земле растянулся, -

сказано вместо "вдоль всех баранов", чтобы подчеркнуть огромный рост Киклопа".

На это откликнулся врач Дафн: "Любезные мои! Угощаться ночью - для всех полезнее, потому что лунное светило способствует [e] гниению, {6} а тем самым и перевариванию: пищеварение ведь сродни гниению. Поэтому быстрее загнивают и жертвы, принесенные ночью, и деревья, срубленные при луне, да и большинство плодов вызревают больше при лунном свете".

{6 ...лунное светило способствует гниению... — О связи пищи с астрологией и медициной у античных авторов вообще и у Афинея в частности написано немало. Здесь Дафн приводит в пример распространенное воззрение той эпохи; ср. «Застольные беседы» Плутарха, книгу III, вопрос 10 «Почему мясо загнивает скорее при луне, чем при солнце».}

4. Нам уже было подано много разных рыб, а прислуга продолжала подавать всё новых и новых, необычайной величины и диковинного вида. Миртил на это заметил: "Друзья мои! Неудивительно, что из всего, что варится (προσοψήματα) только рыба удостоилась зваться приварком {7} ('όψον), потому что всех превзошла вкусом и любители сходят по ней с ума. [f] Мы ведь называем лакомками (ο̉ψοφάγοι) не любителей говядины, каким был, например, Геракл, который "зеленой смоквой заедал говядину [Еврипид, TGF2. 652]", и не любителей смокв, каким был философ Платон, как свидетельствует Фанокрит в сочинении "Об Эвдоксе" [FHG.IV.473] (а любителем винограда, говорит он, был Аркесилай), - нет, лакомками у нас считаются завсегдатаи рыбных лавок. Кстати, любителями яблок были Филипп Македонский и его сын Александр, как свидетельствует Дорофей в шестой книге "Истории Александра". А Харет Митиленский (277) рассказывает, что когда Александр обнаружил, что самые лучшие яблоки растут близ Вавилона, то наполнил ими корабли и устроил [на реке] яблочное сражение - зрелище получилось восхитительное. Вообще же приварком ('όψον) называется любая пища, приготовленная на огне, - сварена ('έψον) она или зажарена (ω̉πτήσθαι)".

{7 ...только рыба удостоилась зваться приварком... — О приварке-закуске δψον и его месте в греческой жизни см. подробно примеч. 27 к кн. IV.}

5. Да, мой замечательный Тимократ, перед нами было много рыб изо всех времен года, и по словам Софокла [TGF2. 296],

[b] К нам плыли хором рыбки бессловесные,

Вертя хвостами...

не перед хозяйкой, но перед тарелками; или же, по "Мойрам" Ахея [TGF2. 753]:

Подводное посольство многорыбное

Хвостами колыхало гладь соленую.

[c] Я перескажу тебе, что говорили мои ученые сотрапезники о рыбах: каждый из них внес в разговор свой вклад, вычитанный из книг, названия которых я ввиду их множества опущу.

Безумец тот, кто, выйдя за провизией.

Вдруг соблазнится редькой, а не рыбами, -

утверждает Амфид в "Девушке с Левкады" [Kock.II.243; ср.57b]. Для того чтобы тебе легче запомнить сказанное, я расположу имена рыб в алфавитном порядке.

Поскольку Софокл назвал в "Аянте" рыб "безмолвными" (ε̉λλούς) [1297]:

Безмолвным рыбам бросил на съедение, -

кто-то из присутствовавших поинтересовался, встречалось ли это слово у кого-нибудь до Софокла [ср.308с]. На это отозвался Зоил: "Хотя [d] сладкоежка (ο̉ψοφαγίστατος) из меня никудышный (это выражение употребил в "Воспоминаниях" Ксенофонт [III.13.4]: "...он большой сладкоежка и ужасный лентяй"), однако даже я знаю, что автор "Титаномахии" - будь это Эвмел Коринфский, или Арктин, или кто угодно, - говорит во второй песне:

Весело плавают в ней золотые безмолвные (ε̉λλοί) рыбки,

[e] Резвясь в бессмертных глубинах.

А Софокл любил этот эпический цикл и сочинял по его мифам целые драмы".

[Каталог рыб]

6. Когда перед нами поставили амий , кто-то сказал: "Аристотель рассказывает, что рыбы эти имеют покрытые жабры, кривые зубы, они хищные и ходят косяками. Желчный пузырь и селезенка располагаются у [f] них во всю длину кишечника. Говорят также, что попавшись на крючок, она выскакивает из воды и, перекусив леску, ускользает. Упоминают о ней и Архипп в "Рыбах" [Kock.I.683]:

Когда ты толстых амий ел, -

и Эпихарм в "Сиренах":

- Рано утром, на рассвете пухлых маленьких рыбешек

Жарили, а вместе с ними поросят и осьминогов, (278)

А потом мы заливали их вином.

- О злая доля!

- Да, всё это можно было бы назвать простой закуской.

- Боже, что же за несчастье!

- Разве только барабулька,

Вяхирей еще немного, пара половинок амий,

Да морские скорпионы, - вот и всё, что было с нами.

О происхождении этого слова Аристотель пишет, что амия получила свое название, потому что "ходит стаей" ('άμα ι̉έναι) с ей подобными: рыба эта стадная. Гикесий же пишет в сочинении "О материи", что мясо ее вкусное и мягкое, однако выводится [из организма] нелегко, а по питательности еще хуже.

7. А кулинарный кудесник Архестрат в "Гастрологии" (так, по словам [b] Ликофрона в трактате "О комедии", озаглавлена его книга, подобно "Астрологии" Клеострата Тенедосского) пишет об амии следующее [ср.314а]:

Осени поздней порой, когда закатились Плеяды,

Амию заготовляй. Но зачем толковать тебе буду!

Ты ведь ее не испортишь, пожалуй, и даже нарочно.

Если же, Мосх дорогой, ты все-таки знать пожелаешь,

Как ее лучше всего приготовить и распорядиться, -

В листья смоковниц ее оберни, доложивши душицы.

Только без сыра, не надо безумья! Готовь ее просто

[c] В листьях смоковниц, поверху слегка бечевой завязавши.

После углями присыпь горячими, выдержи точно

Нужное время, но только смотри, чтобы не подгорела.

Пусть эту рыбу тебе подарит любезный Византии,

Коли ты хочешь иметь наилучшую. Но неплохую

Можно найти и в других окрестных местах. А чем дальше

[d] От Геллеспонта она, тем хуже. И если поедешь

Морем Эгейским, - тогда на амию станешь браниться:

Столь она будет плоха и былые хвалы опозорит.

[О наслаждении]

8. Гонимый чревоугодием, этот Архестрат, как истый педант, обшарил в поисках поживы, кажется, всю сушу и море. С дотошностью землеописателей и составителей лоций он хочет перечислить, "где наилучшее есть [e] из питья или снеди", - так он сам объявляет во вступлении к этим дивным заповедям, обращаясь к своим друзьям Мосху и Клеандру, словно побуждая их, по слову Пифии, {8} разыскивать

{8 ...по слову Пифии... — Часть знаменитого оракула, полученного мегарцами в Дельфах; Аретуса, упоминаемая здесь, — река на острове Эвбея, а вовсе не одноименный поток в Сицилии.}

Лучших всех кобылиц - фессалийских, а в жены - лаконок,

А из мужей - живущих над светлой струей Аретусы.

Хрисипп, истинный философ и муж, говорит, что Архестрат стал вожатым Эпикура и всех, кто вслед за ним учит развращающему наслаждению, [f] И ведь не таясь, но во весь голос говорит Эпикур [ср.280а, 546е]: "Я и не знаю, что считать благом, если не удовольствие от вкуса и от любовных наслаждений". Таким образом, этот мудрец сочтет безупречной и жизнь распутного мота, если тот проводит ее весело и без страха. Поэтому всякий раз когда комические поэты обрушиваются на изнеженность и невоздержанность, они призывают на помощь "эпикуров". {9} 9. Например, Батон (279) в "Обманщике", изображая отца, распекающего раба, приставленного к сыну, пишет [Kock.III.328; см. 103с]:

{9 ...призывают на помощь «эпикуров». — Каламбур; имя Эпикур означает «помощник». Далее следует длинная язвительная цитата из комедии Батона, уже приведенная Афинеем в книге 111(103с); похожий фрагмент из другой его комедии приведен в IV книге (163b).}

- Подлец! Забрав мальчишку, ты сгубил его.

Ты путь ему внушил, совсем не свойственный

Его натуре. Вот и пьянки ранние,

Чего за ним доселе не водилося.

- Хозяин, не бранись - умеет мальчик жить.

- И это жизнь?

- Так утверждают мудрые:

Сам Эпикур сказал, что удовольствие

Есть благо величайшее. Его ж нельзя

[b] Никак поймать иначе - только вольностью:

Сам будешь счастлив и других порадуешь!

- Скажи, ты видел пьяного философа

Хоть одного, всем этим обольщенного?

- Да всех! Они хоть важно лоб наморщивши

Разгуливают, спорят и, подумаешь,

Рассудок ищут, как раба сбежавшего;

А только рыбку перед ними выставишь -

Уж знают за какую взяться "топику",

И "сущность" так тебе ее разделают,

[с] Что все вокруг дивятся многоумию.

И в "Убийце" тот же Батон, высмеивая заправского философа, пишет [Коск.III.327]:

Коль есть красотка - с ней ложись, позволено!

Коль есть вино - горшками пей лесбосское!

Да, это - благо, достоянье мудрого.

То не мое ученье - Эпикурово.

И если б все так жили, как сейчас живу,

[d] Никто б не звался вором и развратником!

И Гегесипп в "Дружелюбных" [Kock.III.314]:

- Когда просили Эпикура мудрого

Сказать им, что есть благо величайшее,

Что ищут все, ответил: наслаждение.

- Прекрасно! О великий муж, ученейший:

Впрямь, нету блага больше, чем жевать, да грызть!

- Всегда сокрыто благо в удовольствии.

10. И не только эпикурейцы привержены к наслаждениям, но и киренаики и фасосские мнесистратовцы: {10} и они ведь, как говорит Посидоний [e] [FHG.III.253], превыше всего ставят ... сладкую жизнь. Недалеко от них ушел и Спевсипп, ученик и родственник Платона [см.546е]. Тиран Дионисий в письмах распекает его за приверженность к наслаждениям, за корыстолюбие, за попрошайничество, за страсть к аркадянке гетере Ласфении, а в довершение бросает следующие слова: "Других ты попрекаешь [f] жадностью, а сам не упустил ни одного случая постыдно обогатиться? Чего только ты не испробовал! Ты еще не брался уплатить долги Гермия, чтобы потом собрать их с прибылью?"

{10 ...киренаики и фасосские мнесистратовцы... — Имеются в виду последователи проповедовавшего жизнерадостное наслаждение и внутреннюю свободу космополитического философа Аристиппа (435-366 гг. до н.э.), который был оттуда родом, и последователи философа Мнесистрата сходной направленности.}

11. О самом Эпикуре в третьей книге "Силл" Тимон написал следующее:

Чрево он ублажал, его ж нет прожорливей в мире.

Действительно, ради чрева и других телесных утех сей муж пресмыкался и (280) пред Метродором и пред Идоменеем. Метродор и сам, не таясь, излагает где-то милые наставления: "Желудок, о Тимократ-естествоиспытатель, желудок - вот славный предмет для всякого размышления, сообразного с природой". А учил их этому Эпикур, который прямо-таки в голос кричит: "Начало и корень всякого блага - удовольствие чрева: всё великое и мудрое сводится к нему". И в сочинении "О конечной цели" он говорит примерно так: "Я уж и не знаю, что считать благом, если не удовольствие от [b] вкуса, от любовных наслаждений, от слуха и от зрения, приятно возбуждаемого формами". [Хрисипп] говорит, что и далее он заявляет: "Красоту, добродетель и тому подобное следует ценить, если они доставляют наслаждение; если же не доставляют, то надо с ними распрощаться".

12. Однако задолго до Эпикура трагический поэт Софокл сказал в "Антигоне" о наслаждении [1165]:

Если наслажденье

Кто потерял - тот для меня не жив:

Его живым я называю трупом.

Копи себе богатства, если хочешь,

[с] Живи как царь; но если всё не в радость -

То не отдам я даже тени дыма

За то, в чем наслажденья людям нет.

Филетэр в "Охотнице" [Kock.II.232]:

Да что и делать человеку смертному,

Как не стараться в сладком наслаждении

Жить день за днем, коль есть к тому возможности?

Об этом только должен созерцающий

Дела людские думать и заботиться.

Что завтра будет, то нас не касается:

[d] Не станет умный человек откладывать

На черный день черствеющие денежки.

И он же в "Энопионе" [Kock.II.231]:

Тех смертных, что имеют средств достаточно,

Живут же скудно, я считаю жалкими

Людьми: ведь умерев, уж не поешь угря,

Не испекут пирог у мертвых свадебный.

13. Аполлодор Каристийский в "Писаре" [Kock.III.281]:

[e] О род людской! Оставя жизнь приятную,

Почто лишь об одном вы все заботитесь -

Воюя меж собой, всегда вредить себе?

Иль, может быть, богами нашей нынешней

Поставлен править жизнью некий Случай-бог, {11}

{11 ...некий Случай-бог... — В эпоху эллинизма божество, оттеснившее на второй план традиционных олимпийских богов; стяжавшая поклонение в эллинистические времена после исчезновения патриархального уклада (культ с IV в. до н.э.) богиня случая Тиха (Τύχη), аналогичная римской Фортуне. Важный структурный элемент новой аттической комедии, как собственно в приведенном отрывке.}

Невежда дикий, ни добра не знающий,

Ни зла, и слепо наугад катящий нас

Куда придется? Так и есть, я думаю!

Не мог бы он, природным греком будучи,

[f] Смотреть спокойно, как валятся мертвыми

Людишки, ободрав друг друга дочиста.

А что мешает веселиться, нежиться,

Как должно, слушать звуки флейт, подвыпивши?

Скажи же, подтверди ты мне, сладчайшая:

Судьба, что нас влечет, дика, конечно же.

И далее:

Такая, разве, жизнь не есть поистине

Так называемая жизнь блаженная

Богов бессмертных? И куда приятнее

Жилось бы в наших государствах греческих,

Кабы переменили мы обычаи:

Тогда бы каждый молодой афинянин

Лишь пьянствовал, и отправлялись всадники

(281) В Коринф бы на гулянки многодневные, {12}

{12 В Коринф бы на гулянки многодневные... — Жители Коринфа славились распущенностью своих нравов и изнеженностью, к тому же там были лучшие в Греции публичные дома. Афины и Коринф всегда очень враждовали, так что подобное общение выглядело столь же неправдоподобно, как традиционно торгующие овощами мегарцы, которые будут бесплатно варить свою капусту в противопохмельных целях (общеизвестное в античности средство), союзники, нежащиеся в банях, или жители Эвбеи, угощающие своим вином.}

С утра надев венки и умастив тела;

Мегарцы, эти торгаши капустою,

Ее б варили, в баню бы союзники

Походом шли, эвбейцы разведением

Вина водою занялись бы. И тогда

Не жизнь была б - сплошное удовольствие!

Но все мы в рабстве у невежи-случая.

14. [b] Любителем наслаждений изображают поэты и древнего Тантала. Во всяком случае поэт, описавший возвращение Атридов, {13} утверждает, что Тантал был принят в общество богов, жил среди них и ему было позволено попросить у Зевса чего только пожелает; но он, ненасытный в жажде наслаждений, пожелал только наслаждений, чтобы жить подобно богам. Вознегодовав на это, Зевс исполнил свое обещание, но так, чтобы Тантал не получал никакого удовольствия от всего, что имел, и жил в вечном страхе: над головой у него висел огромный камень, из-за которого он [с] не мог дотянуться ни до чего, лежавшего рядом.

{13 ...поэт, описавший возвращение Атридов... — Неизвестный рапсод времен Гомера, но, возможно, и один из более поздних эпических поэтов, так называемых «кикликов», которые в своих поэмах (сохранившихся лишь фрагментарно) описывали события, происходившие с героями «Илиады» и «Одиссеи» до и после описанных Гомером событий. Так, существовала поэма «Возвращения», в которой рассказывалось о возвращении домой из-под Трои победоносных ахейцев, в том числе и сыновей Атрея (и правнуков Тантала) Агамемнона и Менелая; к ней, в частности, могло бы относиться и данное описание.}

Однако и некоторые стоики пристрастились к удовольствиям. Так, Эратосфен Киренский, ученик стоика Аристона Хиосского, в сочинении, озаглавленном "Аристон", упоминает, что его наставник впал потом в сластолюбие, и говорит так: "Уличил я его в том, что он разрушил преграду между наслаждением и добродетелью и объявился на стороне наслаждения". И Аполлофан, хоть и приятель Аристона, в своем "Аристоне" - [d] (он тоже так назвал свое сочинение) - описывает приверженность своего наставника к наслаждению. А о Дионисии Гераклейском что и говорить? [e] Он снял хитон добродетели, оделся в пестрое, тешился прозвищем Перебежчик, а в старости и вовсе отступился от Стой и переметнулся к Эпикуру. Не без изящества сказал о нем Тимон:

Время к закату идет, а он лишь обрел наслажденье.

Есть для любви и для брака пора и пора для покоя.

[Продолжение каталога]

15. Аполлодор Афинский в третьей книге "О Софроне" (где речь идет о мужских мимах) приводит выражение "и еще развратнее губанствовать" и пишет: "Это некие рыбки губаны (ΑΛΦΗΣΤΑΙ), чешуя у них желтоватая с пурпурными пятнами. Говорят, что ловятся они парами и появляются одна за другой, вторая за хвостом первой. Именно оттого, что одна следует [f] за задом другой, некоторые древние авторы называют губанами сладострастных распутников". {14} Аристотель пишет в сочинении "О Животных" [fr.301], что у (282) губана плавник колючий и чешуя желтая. Упоминает губана также Нумений Гераклейский в поэме "О рыбной ловле" [cp.313d, 319b, 320е]:

{14 ...называют губанами сладострастных распутников. — Это шутливое прозвище приверженцев мужской однополой любви (кстати, даже в зоологической номенклатуре прошлого века эта рыба носила имя Labrus cinaedus) выигрывает еще и потому, что в «Одиссее» и у некоторых трагиков это слово используется для характеристики достойных мужей — «предприимчивые, добытчики» (примеч. переводчика).}

Самочек фика, губана, еще скорпиона морского.

И Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [см.308е]:

Были мидии, губаны, коракины тусклые.

Упоминает его и Митек в "Поваренной книге".

16. Антий (ΑΝΘΙΑΣ), или красавка. {15} Его упоминает Эпихарм в [b] "Свадьбе Гебы" [см.328а]:

{15 Антий, или красавка. — Современные ученые не могут предложить удовлетворительной идентификации, в качестве вариантов выдвигались средиземноморский антиас (Anthias anthias), один из видов каменного окуня (Serranus anthias) и пр.}

Рыба-меч и рыба-хромий, по словам Анания -

Рыба лучшая весною, антий - лучшая зимой.

Действительно, Ананий пишет так:

Лучшая из рыб весною - хромий, антий же - зимой;

Но из всех деликатесов лучший - в фиговом листе

Запеченные креветки. Скушать козьего мясца

Поздней осенью приятно, поросенка же - тогда,

Ворошат когда и топчут в чанах спелый виноград.

Это также время зайцев, и лисичек, и собак.

Но баранина прекрасна летом с пением цикад;

А потом тунец приходит к нам из моря, он неплох,

[с] И протертый он любую рыбу вкусом превзойдет.

Жирный бык прекрасен в полдень и полночною порой.

17. Я привел эту длинную цитату из Анания, потому что, по-моему, он тоже обращает свои заповеди к распутникам.

Аристотель пишет в сочинении "О повадках животных" [ИЖ.IХ.135]: "Там, где можно видеть антия, нет хищной рыбы, поэтому там ныряют ловцы губок и называют антиев священными рыбами". В сочинении "О рыбах" упоминает его и Дорион: "Антия некоторые называют красавкой, [d] другие же краснославом (καλλιώνυμος), также элопом". А Гикесий пишет в сочинении "О материи", что одни называют эту рыбу волком, другие краснославом, что она хрящевая, вкусная и легко выводимая [из кишечника], однако мясо ее не очень полезно. Аристотель пишет, что красавка, подобно амии, зубы имеет загнутые, рыба она хищная и стадная. Эпихарм в "Музах" включает в перечисление и элопа, однако ничего не говорит о том, что это та же самая рыба, что красавка и краснослав. Об элопе он говорит так:

Что касается элопа дорогого (он на вес

[е] Бронзы ценится), его лишь одного почтил Зевес,

Повелел себе оставить, положить в густой рассол,

А другого - для супруги.

Однако Дорион утверждает в сочинении "О рыбах", что антий и красавка - разные рыбы, краснослав и элоп - тоже.

[О священных рыбах]

18. Но что такое "священная рыба"? Сочинитель "Истории тельхинов" {16} (будь то критянин Эпименид, Телеклид или кто-либо еще) утверждает, что священными рыбами считаются дельфины и помпилы. Помпил - любовная рыба, [f] ибо родилась будто бы вместе с Афродитой из крови Урана. Нумений пишет во второй книге "О горе Эте":

{16 ...«Истории тельхинов»... — Тельхины — мифический народ, сведения о котором в античной литературе весьма обрывисты и скудны. Они считались аборигенами Родоса и сыновьями моря. Были способны ко многим искусствам, но не делились своими умениями с окружающими. Создали первые изображения богов. Рея передала им на воспитание младенца Посейдона. Они вырастили его, тот родил от их сестры 6 ужасных сыновей и был вынужден спрятать их в недра земли. Чтобы избежать грозящего им наводнения, тельхины рассеялись по всему свету.}

Помпил, что путь указал морякам, томимым любовью,

И защищает их даже безгласный.

Александр Этолийский в "Кирке" (если эта поэма точно его).

(283) Сзади правил ладьей провожатый, посланец богини,

Помпил, что плыл, держась конца судового ветрила.

Аркадянин Панкрат в поэме, озаглавленной "Морские труды" пишет:

Помпил, его моряки называют священною рыбой, -

и рассказывает, что не только у Посейдона помпил в чести, но и у Самофракийских богов. Так, еще в Золотом Веке из-за этой рыбы боги [b] покарали старого рыбака. Звали его Эпопеем, а был он с Икарова острова. Они с сыном не поймали ничего, кроме помпилов, и, не удержавшись, съели их. За такое святотатство рыбак вскоре был наказан: на его судно напало морское чудовище и проглотило Эпопея на глазах у сына. Рассказывает Панкрат и о том, что помпил враждует с дельфином и тот не может [c] безнаказанно съесть ни кусочка мяса помпила, а если съест, то делается беспомощным, в корчах выбрасывается на берег и становится добычей морских чаек; иногда его беззаконно уничтожают и ловцы больших рыб. Тимахид Родосский в девятой книге "Пира" пишет:

Морские бычки и помпилы, священные рыбы.

[d] И Эринна или иной автор приписываемой ей маленькой поэмы:

Рыба помпил! Мореходам счастливое плаванье шлешь ты!

Сопровождай за кормой и подругу мою дорогую!

19. Аполлоний Родосский (или Навкратийский) пишет в [поэме] "Основание Навкратиса", [e] что помпил прежде был человеком и обратился в рыбу из-за одного любовного приключения Аполлона. Неподалеку от города Самоса протекает река Имбрас,

Коему некогда дочь, Окирою, прекрасную нимфу,

Хисия, знатная родом, родила, сойдясь с ним любовью;

И одарили ее красотою безмерною Оры.

Аполлон влюбился в эту Окирою и пытался ее похитить. Когда она была в Милете на празднике Артемиды, то в страхе быть похищенной умолила [f] моряка Помпила, старого друга ее отца, перевезти ее на родину; вот ее слова:

Помпил, отца моего укрепи добросклонное сердце,

Знающий все быстрины, шумящие в глубях подводных,

Помпил, спаси меня!

Рыбак перевез ее [через пролив] и высадил на берег; но тут появился Аполлон и похитил деву, корабль обратил в камень, а Помпила в одноименную рыбу и сделал его

(284) Рыбою помпилом, стражем всегдашним путей корабельных.

20. А сиракузянин Феокрит в стихотворении "Береника" священной именует так называемую "белую" рыбу:

Если захочет достигнуть удачи и славного лова

Тот, кого море питает, чьим плугом являются сети,

Под вечер он для богини убьет пусть священную рыбу

"Белой" что люди зовут за то, что других она ярче:

[b] После этого пусть закинет он сети, и в море

Полными станут они...

Дионисий, прозванный Ямбом, пишет в сочинении "О диалектах": "Слышали мы от одного эретрийского рыбака, как, впрочем, и от многих других рыбаков, что помпила называют священной рыбой: рыба это морская, она появляется около кораблей густыми косяками; расцветка [с] у нее пестрая. Именно ее у Гомера кто-то тащит из моря [Ил.ХVI.407]:

Как рыбарь,

Ловит, сидя на камне нависшем, священную рыбу,

если только священной здесь не названа какая-то другая рыба". Каллимах называет в "Галатее" священной дораду:

Или, скорее, порада, священная рыба, иль окунь,

Или сколько ни есть других рыб, каких порождает

Бездна морская.

А в эпиграммах тот же поэт говорит:

Священ, конечно, священ гикес. {17}

{17 ...священ гикес. — О гикесе (или гике) подробней см. 327с.}

Одни понимают священную (ι̉ερός) рыбу как посвященную богам ('άνετος), подобно священному быку, другие - как "великую", подобно [d] гомеровскому выражению "Алкиноя священная сила" [Од.VIII.385], некоторые же объясняют слово "священная [рыба]", как "бросающаяся плыть" (ι̉έμενος πρὸς τὸν ρ̉ου̃ν).

21. Клитарх пишет в седьмой книге "Словаря": "Моряки называют помпила священной рыбой, потому что он провожает (προπέμπει) корабли из открытого моря до гавани; поэтому, несмотря на то что это дорада, они зовут его помпилом". И Эратосфен говорит в "Гермесе":

Часть улова они оставляли: живых ли иулов,

Темных дроздов, бородатых лобанов, священную рыбу

[e] Быструю, что с золотыми глазами.

Пусть Ульпиан спросит по ходу нашего рыбного исследования, почему Архестрат в своих дивных заветах говорит о боспорской соленой рыбе:

Самая белая - та, что к нам приплыла из Боспора,

Но ничего добавлять нельзя к ней из жесткого мяса

Рыбы, что возросла в Меотиде и в стих не ложится, -

что это за рыба, которую нельзя вместить в стихотворный размер? {18}

{18 ...нельзя вместить в стихотворный размер? — Имеется в виду осетр, чье греческое название (άντακαι̃ος) не могло быть помещено в гекзаметрический стих (долгий, краткий и снова долгий слог основы). Ответ на этот вопрос мог быть потерян в конце страницы вместе с соответствующей главкой (примеч. переводчика).}

[Продолжение каталога рыб]

22. Афии (ΑΦΥΑΙ; мальки, анчоусы), [f] единственное число - афия. Аристоним в "Замерзшем солнце" [Kock.I.668; ср.285с, 287d]:

До того уж дошло, что уже ни одной

даже афии нам не осталось!

Существует несколько родов афии; один из них, так называемая пенная, не рождается, но, как пишет Аристотель [ср.: ИЖ.VI.92], возникает из пены, толстым слоем плавающей на поверхности моря после проливных дождей. Другой род афии - так называемая бычковая; это потомство (285) малых и плохих бычков, обитающих в песке, а от этих афий рождаются другие, называемые энкрасихолами. Другие роды афий - это потомство майнид и мембрад, а также малых кестреев, рождающихся в песке и в иле. Изо всех родов афии самый лучший - пенная. Дорион упоминает в сочинении "О рыбах" варево из бычков и атерин (это тоже мелкая [b] рыбка). Он пишет также, что существуют еще и триглитные афии. Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [cp.286f, 287b, 306с] вместе с мембрадами и омарами перечисляет и различные виды афий, выделяя так называемое семя (γόνος). Гикесий же пишет: "Афия одного рода - белая и очень тонкая, похожая на пену, некоторые называют ее бычковой; другого рода - темнее и массивнее. Светлая и тонкая лучше". А кулинарный кудесник Архестрат пишет [ср. 108с]:

Всякая афия - дрянь, лишь кроме афинской, быть может;

Семенем я называю ее, ионийцы же кличут [с]

Пенной. Свежей возьми ты ее из священных объятий

Бухты прекрасной Фалера. Отличная водится также

И на омытом волнами Родосе славном, но только

Местная. Если тобой овладеет однажды желанье

Всё же отведать ее, прикупи к ней крапиву морскую,

Длинноволосых медуз размешай, на одной сковородке

Всё это вместе пожарь, не забудь только в масло добавить

Тертых зеленых ростков, душистых.

[d] 23. Пишет об афии и перипатетик Клеарх в сочинении "О поговорках" [FHG.II.319]: "Из-за того что жарка на сковороде требует малого огня, последователи Архестрата велят класть афий на горячую сковороду и снимать с огня, как только они начнут шипеть: они ведь, как масло, начинают шипеть сразу же как только нагреются. Поэтому и говорится: "увидела огонь афия". А философ Хрисипп пишет в сочинении "О предметах, предпочитаемых ради самих себя": "В Афинах, изобилующих афиями, их презирают и считают едой нищих, однако в других городах, где они много хуже, их превозносят до небес. И наоборот, - продолжает он, - здесь [в Афинах] с великими усилиями выращивают кур адриатической породы, [e] хотя толку от этого мало, ибо они мельче тех, что водятся у нас; и все-таки от нас посылают за птицей, выращенной здесь".

В единственном числе пишет [афию] в "Земляках" Гермипп [Kock.I.228]:

Ты нынче даже, кажется,

И афии не сдвинешь.

Каллий в "Киклопах" [Kock.I.695]:

Ради афии сладчайшей.

Аристоним в "Замерзшем солнце" [Kock.I.668]:

До того уж дошло, что уже ни одной

даже афии нам не осталось!

Аристофан говорит в "Любителях жареного" афидии [Kock.I.522]:

И ни единой маленькой афидии фалерской.

24. Расхваливая родосских афий и сравнивая афинскую снедь с родосской, Линкей Самосский пишет в "Письме к Диагору": "[Родос] посрамит славу [f] Кекропову: против фалерских афий он выставит свои энатидские, против главкиска - своих осетра и орфа, а против элевсинских камбал, скумбрий и прочей афинской рыбы - свою морскую "лисицу". (286) Недаром написавший "Сладкую жизнь" ('Ηδυπάθεια) прямо советует: кто не может купить эту рыбу за деньги, пусть идет ради нее на любое преступление". Под этим лакомкой Линкей подразумевает Архестрата, который в своей знаменитой поэме пишет о колючей акуле так [ср.4е, 294f-295a]:

Славится Родос акулой колючею или "лисицей";

Если ее продавать не станут, то с риском для жизни

Выкради или же силой похить эту "жирную псину"

(Так называют ее в Сиракузах), а после достойно

[b] И терпеливо сноси любую сужденную кару.

25. Ахарн (ΑΧΑΡΝΟΣ; лаврак). Каллий в "Киклопах" [Kock.I.694; ср.306а]:

Шиповатый скат, а также вот обжаренный кифар,

Голова тунца, лангусты, вот лобан, угри, ахарн.

26. Шиповатый скат (ΒΑΤΙΣ), морской черт (ΒΑΤΡΑΧΟΣ), бaт (ΒΑΤΟΣ). Шиповатого ската и морского черта упоминает в своих сочинениях о животных Аристотель, причисляя их к хрящевым рыбам. Эвполид говорит в "Льстецах" [Kock.I.303]:

В доме Каллия забавных очень много есть вещей:

Есть лангусты, скаты, зайцы, даже женщины в нем есть,

Что вихляют по коровьи ляжками.

[c] И Эпихарм в "Свадьбе Гебы":

Были нарки, были скаты, кроме рашпильных акул,

Баты, амии, сфирены, рыбы-пилы.

Также в "Мегарянке":

Теаген, с боков ты просто

Шиповатый скат, а сзади

Бат, но кости головные

От оленя, не от ската.

Пусть же в пах тебе вопьется

Скорпион морской!

Саннирион в "Смехе" [Kock.I.793]:

О шиповатый скат! О ты, сладчайшая

Рыбешка "серая"!

Аристотель пишет в пятой книге сочинения "О частях животных" (286) [ИЖ.V.15], что хрящевыми называются [морской] бык, ламия, орел, нарка, [d] [морская] лягва и все акуловые. Софрон называет в "Мужских мимах" какую-то рыбу "ботиду": "кестреи, глотающие "ботиду". Однако, может быть, это какая-то трава. О морском черте мудрейший Архестрат дает в своих наставлениях следующий совет:

Коли ты черта морского заметишь - бери ......

.............. приготовь его брюхо.

О шиповатом же скате:

[e] Ската вареного ешь в середине зимы, приправляя

Сыром и сильфием: всех питомцев морских, что без жира,

Следует так подавать. Второй уже раз говорю я.

Комедиограф Эфипп в пьесе "Филира" (это имя гетеры) [Kock.II.262]:

- Морского черта, значит, говоришь ты мне

Варить, в окрошку порубив? А может быть

По-сицилийски сжарить мне его?

- Пожарь.

[f] 27. Бок (ΒΩΞ; полосатик). Аристотель в сочинении, озаглавленном "О животных" или "О рыбах": "Те что с полосками вдоль хребта - боки, а с косыми полосками - колии". Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [ср.306с]:

А вдобавок к ним афии были еще,

были боки, смариды, омары.

Нумений называет их в "Рыбной ловле" боэками (βόαξ):

Или боэков и тринков и белого сростнозуба.

Спевсипп же и все другие аттики называют их боаками (βόαξ). Аристофан (287) в "Женщинах, захвативших палатки" [Kock.I.514]:

И вот, с утробою,

Боаков полной, я домой отправилась.

Получил он такое имя от слова "крик" (βοή). Поэтому и говорится, что рыба эта посвящена Гермесу, {19} также как кифар Аполлону. И Ферекрат в "Человеко-муравьях" после стихов [Kock.I.178]

{19 ...рыба эта посвящена Гермесу... — Гермес — покровитель глашатаев, а Аполлон — музыкантов.}

Но говорят, что рыба голоса

И вовсе лишена, -

продолжает:

двумя богинями {20}

{20 ...двумя богинями... — Деметрой и Персефоной (примеч. переводчика).}

Клянусь, такой нет рыбы, как крикун-боак.

Аристофан Византийский пишет, что мы неудачно зовем эту рыбу [b] "крикуном" (βω̃κα): правильнее было бы называть его "волооким" (βόωπα) - он маленький, но глаза (ω̃πας) у него большие, а волоокий как раз и значит "имеющий воловьи глаза". Аристофану можно возразить, что если мы неудачно зовем крикуна, то почему мы говорим "коракин", а не "корокин" (κοροκι̃νος) - "двигающий зрачками" (κόρας κινει̃ν)? Почему мы говорим "силур" (сом), а не "сиур" (σείουρος) - "виляющий хвостом" (σείειν τήν ου̉ράν)?

28. Бембрады (ΒΕΜΒΡΑΔΕΣ; мелкая сельдь). Фриних в "Трагиках" [Kock.I.383]:

О златоглавые морские бембрады!

Эпихарм в "Свадьбе Гебы" называет их бамбрадонами [ср.305с]:

[c] Бамбрадоны, рыбы-зайцы, и драконы мощные

И дрозды морские.

И Софрон в "Мужских [мимах]" [ср.305с]: "...упитанные бамбрадоны". И Нумений в "Рыбной ловле":

Только с креветкой ничтожной, бембрадой, с таким пропитаньем

С лова вернешься: смотри на это как на искушенье.

Дорион пишет в сочинении "О рыбах": "Если бембрада достаточно велика, отрежь ей голову, и промой в воде с небольшим количеством соли и вари так же, как маленькую барабульку (τριγλίτις)". Он пишет также, что только из бембрады готовят приправу, называемую "бембрафией"; о ней упоминает Аристоним в "Замерзшем солнце" [Kock.I.668]:

[d] На мембрафий который так сильно похож,

сицилиец с походкою крабьей.

Аттики пишут имя рыбки бембрада. Аристомен в "Причитаниях" [Kock.I.691]:

Бембрад тащил он на обол.

Аристоним в "Замерзшем солнце" [Kock.I.668; cp.284f, 285с]:

До того уж дошло, что уже ни одной

даже афии нам не осталось!

Ни бембрады проклятой!

Аристофан в "Старости" [Kock.I.425]:

Откормленная пестрыми бембрадами.

Платон в "Послах" [Kock.I.633]:

О Геракл, бембрад-то сколько!

Однако у Эвполида в "Козах" можно [e] найти это слово и с буквой μ (μεμβράς). Антифан в "Кнотидце" [Kock.II.61]:

Нелепости у нас провозглашаются

На рыбном рынке, где вот и сейчас еще

Вопит истошно кто-то, надрывается,

Что "слаще меда у него мембрадочки".

Коль уж на то пошло, так что препятствует

Торговцам медом голосить, что мед у них

Тухлее, чем мембрады.

И Алексид в "Служащей" пишет мембрада [Kcck.II.391]:

[f] На праздник выдает он угощение: {21}

{21 На праздник выдает он угощение... — Дословно «в праздник четвертого дня»; вероятно, имеется в виду стереотипный скупой хозяин, принимающий гостей в день рожденья Гермеса и Геракла, выпадавший на четвертый день месяца, или в день Афродиты Пандемос.}

Протертые бобы, мембрады, выжимки

Оливковые.

Также в "Первом хористе" [Kock.II.369]:

С тех пор, как параситом я заделался,

Так тяжело ни разу мне ведь не было:

Уж больше проку было бы мембрадами

(288) Кормиться с говорящим по-аттически.

29. "Бленн " (ΒΛΕΝΝΟΣ; тупорылая собачка). Его упоминает Софрон в миме, озаглавленном "Рыбак против крестьянина": "сосунок-бленн". Видом он похож на пескаря. Эпихарм же в "Свадьбе Гебы" называет неких рыбок байонами (ΒΑΙΟΝΟΣ) [см.324е]:

И согбенных барабулек и байонов он привел

Препротивных.

А еще у аттиков есть поговорка: "Не надо мне байона: рыба мерзкая!"

30. Бычий язык (ΒΟΥΓΛΩΣΣΟΣ; морской язык, или буглосс). [b] Архестрат, истинный пифагореец по воздержности своей, пишет:

Крупную камбалу также бери, не забудь и шершавый

Бычий язык; но его только летом, когда близ Халкиды

Дивно хорош он.

Эпихарм в "Свадьбе Гебы":

Был кифар средь них и бычий был язык.

От бычьих языков отличаются "собачьи языки". О них и сам Эпихарм пишет [ср. 304е, 308е, 322f]:

Были пестрые с "пловцами" (πλώτες) и собачьи языки,

Были там и постники (σκιαθίδες).

Аттики же называют его "псеттой" (камбала).

[c] 31. Морские угри [ΓΟΓΓΡΟΙ]. Гикесий говорит, что они суше пресноводных угрей (έγχελυς), и мясо их более рыхло, они менее питательны и гораздо менее вкусны, однако хороши для желудка. Эпический поэт Никандр в третьей книге "Словаря" [ср.356а] пишет, что их называют также [d] гриллами (γρύλλος). Эвдокс пишет в шестой книге "Землеописания", что в Сикионе вылавливают много громадных угрей весом с человека; иные из них длиной с телегу.

[О поварах]

Филемон, поэт Новой комедии, вспоминает в пьесе "Воин" о превосходных сикионских угрях и выводит некоего похваляющегося своим ремеслом повара. {22} Говорит он так [Kock.II.500]:

{22 ...похваляющегося своим ремеслом повара. — Здесь, как и далее, выводится типическая фигура повара Средней и Новой комедии: хвастун, прославляющий собственное искусство, непременно открывший новый гастрономический закон сочетаемости ингредиентов, способов приготовления и т.п. и сопрягающий свои познания и умения с познаниями и умениями философов, музыкантов, художников, врачей, астрологов и пр. О роли образа повара в комедии и в греческом обществе см.: Berthiaume G. Les roles du mageiros. Leiden, 1982.}

32. Что за желанье душу обуяло мне -

Земле и небу молвить о стряпне моей?

Во всем, клянусь, удача людям радостна.

Вот рыба: как нежна она досталась мне,

Так я ее и подал, не испортивши

Ни едким сыром, ни пестрящей копотью,

Как будто не с огня, а из воды она, -

[e] Такой развел я ласковый и бережный

Под ней огонь! Вы даже не поверите:

Но вы видали, как ухватит курица

Большой кусок, какой и проглотить невмочь,

И бегает кругом, закинув голову,

А остальные вслед за нею гонятся?

Вот так и тут: едва один распробовал,

Как хвать поднос и ну бежать по комнате,

[f] А все другие гости по пятам за ним;

Иному хоть кусочек выпал кушанья,

Иному всё, иному ничего - хоть плачь!

А рыба ведь была речная, тинная;

Подумать только, что же было, если бы

Я подал скара, или совку, или же,

Помилуй боже, "кабана" аргосского,

Или угря из Сикиона милого,

(289) Которым Посейдон бессмертных потчует, -

Поешь его, и сделаешься сам как бог!

В руках моих - бессмертье: даже мертвые,

Мою понюхав кухню, к жизни тянутся.

33. Клянусь Афиной, так заноситься не стал бы даже сиракузянин Менекрат, по прозвищу Зевс! Он безмерно гордился своим врачебным искусством, считая себя единственным дарителем жизни всем людям. Всех, кто шел к нему лечиться от так называемой священной болезни, {23} он принуждал давать подписку, что, исцелясь, они будут повиноваться ему как рабы. [b] Один из них ходил при нем в Геракловом одеянии и звался Гераклом; это был аргосец Никострат, излеченный от священной болезни, о котором упоминает Эфипп в пьесе "Пельтаст" [Kock.II.260]:

{23 ...лечиться от так называемой священной болезни... — В узком смысле эпилепсия, но часто под священными подразумевались все неизлечимые болезни непонятного происхождения.}

И разве Менекрат не называл себя

Владыкой Зевсом? Никострат из Аргоса

Не звался ли вторым Гераклом?

Другой носил плащ и жезл Гермеса и даже крылышки [на сандалиях], как у Никагора, тирана Зелеи, о котором пишет Батон в книге "О тиранах в [с] Эфесе" [FHG.IV.348]. А излечив Астикреонта, Менекрат наименовал его Аполлоном, как о том пишет Гегесандр [FHG.IV.414]. Еще один из вылеченных таскался в наряде Асклепия. Сам же Зевс, топоча сапогами, расхаживал в этом хоре бессмертных в пурпуровом плаще, золотом венце и со [d] священным скипетром в руках. Филиппу, царю Македонии, он отправил такое письмо: 34. "Менекрат Зевс шлет Филиппу привет. Ты царствуешь в Македонии, я - в медицине. Ты можешь по своей воле погубить здравствующих, я же могу спасти больных, и те, кто в меня верят, получат от меня здоровье и силу до глубокой старости. Тебе служат македонцы, а мне - все грядущие, ибо я Зевс-жизнедавец". Филипп, полагая его помешанным, ответил: "[Филипп] желает Менекрату доброго здоровья". Такие [e] послания Менекрат отправлял и спартанскому царю Архидаму и многим другим, объявляя себя Зевсом. Однажды Филипп пригласил его со всеми его богами на пир и разместил их на срединном ложе, высоком и священноукрашенном, придвинул стол, на котором был алтарь с начатками всех земных плодов; и пока другим разносили кушанья, перед Менекратом и его свитой слуги только курили благовония и совершали возлияния. В [f] конце концов этот новый Зевс, осмеянный, бежал с пира вместе со своей бессмертной свитой. Так рассказывает Гегесандр. Упоминает о Менекрате и Алексид в "Миносе" [Коск.II.346].

35. Подобно этому и Фемисон с Кипра, любовник царя (290) Антиоха (как говорит Питерм Эфесский в восьмой книге "Истории" [FHG.IV.488]), не только провозглашался на праздниках как "Фемисон, македонянин, Геракл царя Антиоха", но и принимал жертвы, приносимые всеми жителями "Гераклу Фемисону", а если жертвователь был знатный, то присутствовал и сам, возлегая на ложе в львиной шкуре, со скифским луком и палицей.

Так вот, даже этот Менекрат, будучи таким, как о нем сказано, не мог и приблизиться в своей гордыне к вышеупомянутому повару:

[b] В руках моих - бессмертье: даже мертвые,

Мою понюхав кухню, к жизни тянутся.

36. Такая хвастливость присуща всему поварскому племени - о том свидетельствует и Гегесипп в "Братьях", когда выводит повара со словами [Kock.III.312; cp.405d]:

- О ремесле кухарском много многими,

Поведано - поэтому доказывай,

Что с новым словом ты пришел, а ежели

Не так - проваливай.

- О да, поверь мне, Сир!

В кулинарии я один всеведущий!

Не кое-как, не пару лет учился я:

Весь век свой на ее потратил отрасли!

Всех овощей изведал существующих

Я все сорта, познал все разновидности

[с] Рыбешки мелкой, вкусы всевозможные

Похлебки чечевичной. Хочешь меру знать

Моих умений? Иногда случается

Обеды поминальные обслуживать,

Так вот, когда приходят приглашенные

В одеждах темных, возвращаясь с выноса

Покойника, я крышку лишь сниму с горшка, -

И плачущие светятся улыбками,

По телу пробегает щекотание,

Так что поминки свадьбою покажутся.

- И это всё, похлебку чечевичную

С бембрадами сварив? Давай рассказывай!

- Да это пустяки, но, если нужное

[d] Я получаю и могу по-своему

Устроить кухню, Сир, тогда увидишь ты

Дела, что некогда в былые времена

Сирен творились, ныне возрожденные.

Ведь никому не даст благоухание

Пройти здесь мимо: прямо к двери кухонной

Любой прохожий припадет немедленно

И будет там стоять со ртом разинутым,

Безгласный и как будто приколоченный,

Пока его приятель с носом заткнутым {24}

{24 ...с носом заткнутым... — Пародия на подвиг Одиссея, спасшего спутников от гибельных песен Сирен, заткнув им уши воском: в данном случае уязвимый орган — нос, и его затыкают, чтобы не поддасться гастрономическому соблазну.}

Не подбежит и не оттащит бедного.

- Так ты великий мастер!

- Сам не знаешь, брат,

С кем говоришь: из этих наших зрителей

[e] Уж многие проели всё имущество,

И я тому виновник.

Как по-вашему, не таковы ли были пиндаровские "чаровательницы", {25} которые, подобно Сиренам, заставляли слушателей забыть свое отечество и чахнуть от наслаждения?

{25 ...пиндаровские «чаровательницы»... — Речь идет о шести золотых птицах, которые украшали фронтон в третий раз возведенного (из бронзы Афиной и Гефестом) храма в Дельфах и которые так завораживали посетителей, что те забывали о всех своих нуждах и чувствах и умирали. Согласно восьмому пеану Пиндара, Зевс разгневался и поразил злосчастный для посетителей храм перуном, убив птиц и спрятав храм от людских глаз. Конец этой истории неясен: по одной из версий Афина затем наделила ворожей пророческим даром и, вероятно, так появились пифии.}

37. Никомах в "Илифии" также выводит повара, похваляющегося пуще дионисовых мастеров. {26} Вот что говорит он нанимателю [Kock.III.386]:

{26 ...дионисовых мастеров. — т. е. актеров трагедии и комедии.}

- Ты мужем просвещенным показал себя

[f] И мягким; одного не разузнал.

- Чего?

- Каков я есть в искусстве кулинарии.

Спросил ли ты у знатоков?

- Увы мне, нет.

- Так, может быть, тебе досель неведомо,

Чем повар отличается от повара?

- Узнаю, если объяснишь толково мне.

- Да приготовить рыбу, ту, что куплена

Другими, обслужить, искусно выставить

По силам ли посредственности?

(291) - О Геракл!

- Иное дело - кулинар обученный

И совершенный! Многими искусствами,

Великими владеть ты должен, ими же

Весьма непросто овладеть желающим.

Сперва должны мы живопись исследовать, {27}

{27 ...живопись исследовать... — Примерно так же думал и великий французский повар начала XIX в. Антонин Карем (готовивший впоследствии и для Наполеона, и для Александра I), просиживая в юности в период работы подмастерьем каждую свободную минуту в кабинете гравюр парижской национальной библиотеки.}

Затем с другими надобно искусствами

Знакомиться нам прежде кулинарного

(Да и тебе их надо было б выучить,

[b] Потом уж к разговору приступать со мной),

Запомни: медицина, геометрия

И астрология! Из них узнаешь ты

Всех рыб особенности и возможности.

Исследуй время, ибо пища рыбная

Бывает невпопад и своевременна,

И вкус их от разброса так меняется,

Что и боак первей тунца становится.

- Я понял; но при чем здесь геометрия?

- Представим кухню совершенной сферою

И, надвое деля последовательно,

Для каждого кухонного занятия

[с] Определим в ней точку наилучшую:

Принадлежит сей метод геометрии.

- Постой-ка, парень, больше слов не надо мне;

Всё понял я, но вот о медицине что?

- Иная пища в брюхе ветры вызовет,

[d] Живот расстроит - наказанье сущее!

Ведь человек, питаясь вредной пищею,

Становится несдержан, непочтителен

И вздорен. Отыскать противоядия

Подобной снеди в медицине должен ты.

А чтоб разумно всё и согласованно

Расположилось, надобно военное

Искусство: знать и место, и число, и счет.

Никто со мною в этом не сравняется.

- Теперь меня послушай.

- Что?

- Отстань, прошу,

И дай нам без забот дожить до вечера.

38. У Филемона же младшего повар походит на школьного учителя, [e] когда болтает следующим образом [Kock.II.540]:

Оставьте всё как есть, лишь только сделайте

Огонь как бы для жарки: и не слабенький

(На слабом снедь не варится, а жарится),

И не большой, - ведь на большом наружные

Все части подгорят, но не проникнет он

Внутрь мяса. Повар ведь не тот, кто явится

К нанявшему с ножом и уполовником,

Не тот, кто по кастрюлям разбросает рыб, -

[f] Нет, в ремесле потребно разумение.

39. В "Живописце" Дифила повар поучает товарища и о том, к кому следует наниматься. Говорит он следующее [Kock.II.553]:

Драконт, не бойся: мы с тобой не пустимся

Туда, где, целый вечер прохозяйничав,

(292) Так ничего и не найдешь хорошего.

Я к пиру ни на шаг, пока не сведаю,

Кто празднует, и в честь кого он празднует,

И что за гости у него на пиршестве.

Есть роспись у меня для всяких случаев,

Когда идти, когда нейти к зовущему.

Вот, например, как быть с людьми торговыми?

Допустим, корабельщик жертвой празднует,

Что, потерявши мачту, поломавши руль,

Повыбросивши груз, он всё же выплыл цел.

К нему - ни-ни: он не для удовольствия

Пирует, а как будто исполняет долг.

[b] Он и за возлияньем меж попутчиков

Об их убытках с ними препирается,

И сам себя грызет, а не еду свою.

А вот другой: приплыл он из Византия

На третий день, с попутным ветром, радостный,

Нажив на каждой мине по двенадцать драхм,

Так и рыгает фрахтами и займами,

Так и берет за грудки девок сводничьих -

Ему я сразу подмигну на пристани,

[с] Ударю по рукам во имя Зевсово,

Сражу его насквозь своей готовностью.

Вот так сужу я! Ежели влюбленный мот

Швыряет так и сяк добро отцовское -

К нему бегу я сразу; если ж в складчину

Затеян пир, в прокат взяты посудины,

И слышен крик над рыночного завалью:

"Эй, кто сготовит нам обед из этого?" -

То пусть кричат: всю ночь на них потрудишься,

А после кулаком с тобой расплатятся.

Ты требуешь, что было уговорено,

А он тебе: "Урыльник где? Понюхай-ка:

[d] Похлебку подавал ты нам без уксуса!"

Повторно просишь - слышишь: "Ох, поплачется

Какой-то повар!" Долог этот перечень.

Зато сейчас иду я прямо в блудный дом,

Там девки нынче празднуют Адонии -

Вот там-то мы набьем и зоб и пазуху!

40. Так же и у Архедика в "Сокровище" другой софист-поваренок [e] рассуждает [Kock.III.276]:

Когда лежит еще

Сырою рыбка, входят приглашенные.

"Подай воды для рук!" "Живей проваливай!

Да рыбу забери!" Поставив на очаг

Кастрюли ловко, маслом я оливковым

Полью обильно угли, разожгу огонь.

И вот, покуда зеленью с приправами

Хозяйская утроба ублажается,

Я рыбку отварю и подаю ее

[f] Во всем соку и в полной силе соуса,

В котором хоть купайся. Так, пожертвовав

Одною мерой масла, сэкономлю я

Себе добра еще на пятьдесят пиров.

Филостефан же в следующих стихах из "Делосца" перечисляет имена прославленных поваров [Kock.III.393]:

(293) Дедал, я знаю, превзошел ты знанием

Всех поваров, ты первый после Фиброна

Афинского, что прозван Совершеннейшим.

Возьми, тебе принес я плату должную.

. 41. Сотад (не маронейский поэт, написавший "Ионийские песни", но автор Средней комедии) также выводит в своей пьесе "Запертые" повара [b] с такою речью [Коск.II.447]:

Сперва я взял креветок и зажарил их.

Потом акулу взял, разрезал натрое,

Часть среднюю зажарил, остальное же

Я отварю, сготовив соус тутовый.

Вот горбылей две срезанные головы,

Большие-пребольшие, заправляю их

В кастрюле солью, маслом, тмином, зеленью.

Прекрасного беру морского окуня:

Великолепен будет он за трапезой,

Когда его сварю в рассоле с травами

И после мяса жареного вынесу,

[с] Взял барабулек лучших и дроздов морских;

На угли бросил и в рассол с душицею.

Кальмаров притащил и каракатицу:

Кальмар вареный - чудо, если рубленым

Наполнен мясом, таковы же щупальца

Поджаренные мягкой каракатицы.

Сварил к ним соус я из всевозможнейших

Растений. После было еще несколько

Вареных блюд: для них я кисложирную

[d] Подливку сделал. Прикупил толстенного

Угря: в густом рассоле потушил его.

Отрезал скальным рыбам и пескарикам

Их головы, в муке их вдоволь вывалял

....................

Туда им и дорога, за креветками!

Красавицу меж рыб, вдовицу амию,

Одел я в листья фиговые, маслицем

Полил обильно, в майоране вывалял

И глубоко, как головню, в золе укрыл. [е]

Фалерских афий взял; один черпак воды

На них плеснуть - и будет всё как следует.

Затем помельче и побольше зелени

К ним нарублю, и будь хоть двухкотиловый

Сосуд, опустошу его. Еще чего?

Да больше ничего. Вот ремесло мое:

Не нужно ни рецептов, ни записок мне.

[Продолжение каталога]

42. Однако довольно о поварах, пора вернуться к угрям. Архестрат [f] описывает в "Гастрономии", где какую часть угря следует покупать:

Ведь в Сикионе, мой друг, головою угря ты владеешь,

Жирного, крепкого, очень большого, и всем его брюхом.

Долго вари ты его в рассоле, травою посыпав.

И далее, описывая области Италии, наш славный обозреватель снова (294) утверждает, что там:

Ловится угорь прекрасно, который настолько же лучше

Рыб остальных, насколько тучнейший тунец превосходит

Самого плохонького коракина.

Алексид в пьесе "Семеро напротив Фив" [Kock.II.323]:

Куски он в кучи вместе с тем наваливал

Угрей жирнющих до переполнения.

Архедик в "Сокровище" выводит повара, рассказывающего о своих [b] покупках [Kock.III.277]:

Главкиска за три драхмы .........

За голову угря и с головизною -

Еще пять драхм: о жизнь моя несчастная!

За шею - драхму! Но, свидетель Гелиос,

Уж лучше б я купил в придачу к собственной

Вторую шею и на ней повесился,

[с] Чем мучиться такою службой каторжной:

Купить так много рыбы и так дорого!

И всякий раз, как что-нибудь хорошее

Я покупал, то с горя чуть не вешался

И повторял: "Всё, всё сожрут негодники",

"Вино же на пол выльют драгоценное".

Увы!

43. Катраны , колючие акулы (ΓΑΛΕΟΙ). Гикесий замечает в [d] сочинении "О материи", что из всех акул лучше и нежнее так называемые астерии. Аристотель пишет, что существует несколько разновидностей акул: колючая, гладкая, детеныш, морская лисица и шершавая рина. Дорион в сочинении "О рыбах" утверждает, что морская лисица имеет лишь один плавник около хвоста, на хребте же никогда. Аристотель же в пятой книге "О частях животных" пишет, что акулы бывают как с колючим плавником, так и с острым спинным плавником. Эпэнет в "Поваренной книге" называет такую акулу "хребтовая" (ε̉πινωτίδης) и утверждает, что она лучше колючей акулы, мясо которой дурно пахнет. Колючую можно распознать по шипу на переднем плавнике, которого у других рыб нет. Рыбы это хрящевые и поэтому не имеют ни жира, ни сала. Особенностью [e] колючей акулы является сердце пятиугольной формы. Рожает акула обычно три раза в год; новорожденных она захватывает ртом и впоследствии выпускает на волю. В особенности это касается колючей акулы и морской лисицы, другие для этого слишком свирепы.

44. Архестрат, ревновавший к роскоши самого Сарданапала, утверждает, {28} что родосская колючая акула - это та самая рыба, которую на [f] римских пирах подают в венках и под звуки флейт, и даже у прислужников венки на головах. Он называет ее аккипесием; однако аккипесий меньше, рыло у него длиннее, в поперечнике он более похож на треугольник; и самые дешевые и маленькие из них продаются самое меньшее за тысячу аттических драхм. Грамматик Апион считает в сочинении "О роскоши Апикия", что аккипесий - не что иное, как рыба элоп. Архестрат же, рассказывая о родосских колючих акулах, дает своим друзьям как бы отеческий совет [ср.286а]:

{28 Архестрат, ревновавший к роскоши самого Сарданапала, утверждает.... — Очень странный пассаж с любой точки зрения. Даже если Архестрат, живший в IV в. до н.э., мог что-то знать об ассирийском царе Сарданапале, жившем за три века до его рождения (Сарданапал действительно впервые упоминается у Геродота (11.150), однако описание его роскошной и распущенной жизни появляется у греческих писателей гораздо позже: у Полибия, Плутарха, Лукиана), то откуда бы он узнал о нравах римлян периода Империи через примерно те же триста лет после своей смерти? Что-то совершенно не сходится. В IV в. до н.э. римляне были для своих соседей из Великой Греции маленьким варварским местным италийским народом, одним из многих, с которым они практически не общались, и уж тем более у римлян той поры не было в обычае есть на пирах дорогостоящую изысканную рыбу (аккипесий — искаженное латинское accipenser, осетр, которого часто путали с катраном) — только через век чума роскоши начнет постепенно проникать в вечный город, и Катон Старший будет жаловаться, что рыбу покупают по цене быка. Можно найти этому три объяснения. Первое, что Архестрат действительно что-то подобное сказал, но имел в виду этрусков, которые уже несколько веков жили в роскоши, а не в те времена совершенно аграрных римлян, а в какой-то момент, то ли при переписке рукописи, то ли у самого Афинея, мифические ко II в. н.э. этруски превратились в римлян. Второе, что в рукописях «Пира мудрецов» на раннем этапе образовалась лакуна и пассаж о подаче у римлян большой рыбы с флейтами и венками относится к нижеследующей фразе о грамматике Апионе и его сочинении о роскоши знаменитого римского гурмана (что весьма правдоподобно), а вот в чем выражалась ревность Архестрата к Сарданапалу, вероятно, уже никогда не узнать. И третье, что Афиней (крамольная мысль, а может и кто-то из переписчиков), наделенный весьма своеобразным чувством юмора, изысканно пошутил, объединив под единым позднеэллинистическим сводом Древний Восток, Грецию и Рим и наглядно явив искушенному читателю связь времен и преемственность культур. Есть и четвертое, что утомившийся переписчик (или, крамольная мысль, сам Афиней), отвлекшись, совершил описку и вместо имени Архестрата на этом месте должно было стоять имя некоего любителя роскоши, жившего в период поздней римской Республики или ранней Империи, но это, пожалуй, самое разочаровывающее предположение.}

(295) Славится Родос акулой колючею или "лисицей";

Если ее продавать не станут, то с риском для жизни

Выкради или же силой похить эту "жирную псину"

(Так называют ее в Сиракузах), а после достойно

И терпеливо сноси любую сужденную кару.

Линкей Самосский приводит эти стихи в "Письме к Диагору" и пишет, что поэт совершенно прав: кто не в состоянии уплатить [за эту рыбу], пусть идет ради нее хоть на преступление. Он пишет также, что Тесей, когда [b] стал красавцем, {29} уступил Тлептолему только потому, что тот угостил его этой рыбой".

{29 ...Тесей, когда стал красавцем... — Об отношениях Тесея и Тлеполема (сына Геракла) ничего неизвестно. Единственное, что их как-то связывает, это то, что Геракл освободил Тесея из подземного царства, а Тлеполем начал свою взрослую жизнь в Аттике. В дальнейшем он жил на Родосе и привел 9 кораблей под стены Трои, где и погиб, сражаясь с Сарпедоном. Возможно, так как Тесей воплощает собой Афины, а Тлеполем — Родос (цитата в контексте разговора о родосской акуле), эта фраза — злободневный комментарий на тему тогдашних отношений Афин и Родоса.}

Тимокл в "Перстне" упоминает [Kock.II.451; ср.385а]:

Акул и скатов и любых других пород,

Готовящихся с кисложирным соусом.

45. Главк {30} (ΓΛΑΥΚΟΣ; горбыль). Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [ср.320е]:

{30 Главк — несмотря на ее популярность в древней Греции, для этой рыбы до сих пор не предложено удовлетворительной идентификации; рассматривались различные варианты: луфарь (Pomatomus saltator), лихия (Lichia glauca) и даже синяя акула (Prionace glauca).}

Главки жирные, ставриды, скорпионы пестрые.

Нумений в "Рыбной ловле" [ср.328b]:

[с] Гика, красавку, морского окуня, хромия, главка,

Что между водорослей сверкающих проплывает.

Расхваливая голову главка, Архестрат пишет:

Голову главка купи мне в Олинфе или Мегарах:

Ловится он у земли величавой на мелководье.

И Антифан в "Овчаре" [Коск.II.92]:

Беотские угри, из Понта мидии,

Тунцы ..................

Мегарский главк, анчоусы Каристия,

[d] Лещи Эретрии и крабы Скироса.

Он же в "Филотиде" пишет и такое [Коск.II.109; ср.662b]:

- Итак, тебе велю я, как и в прошлый раз,

Главкиска малого в воде подсоленной

Варить.

- А окунька морского?

- Целиком

Зажаривать.

- Акулу?

- В кислом соусе

Сварить ее.

- Угря?

- Душица, соль, вода.

- Угря морского?

- Делай то же самое.

- А ската?

- В зелень.

- Есть еще тунец у нас

Рубленый.

- Сжаришь.

- Вот еще козлятина?

- Пожарить.

- А другое мясо?

- Выварить.

- Вот селезенка?

- Фаршируй.

- А потрохи

Пустые?

[e] 46. Эвбул в "Горбуне" [Kock.II. 179]:

И это блюдо миловидное ........

Что кушанье приносит благороднее,

Морского главка ...........

Морского окуня вареного ......

В рассоле одного.

Анаксандрид в "Нерее" [Kock.II.247]:

Здесь проживает и владеет местностью

Нерей, который изобрел для кушаний

И рыбы Главка рубленую голову,

И тушу безупречную тунцовую.

[f] Амфид в "Семерых напротив Фив" [Kock.II.240; см.294а]:

И главки целиком, да головных костей

Куски мясные.

И в "Дружелюбном" [Kock.II.247]:

Как хорошо сейчас угря попробовать,

Головку главка, рубленую голову.

Антифан же в "Киклопе" превосходит даже лакомку Архестрата, когда пишет [Kock.II.65]:

Кефаль пусть будет в ломтиках,

Да окунь, вдоль расщепленный,

Печеный скат, бока тунца,

Кальмар нафаршированный

И сростнозуб зажаренный,

Да главка морда, голова

Угря, кефали чресла,

И ската шиповатого

Хребет, морская ласточка,

Желудок "черта", камбала

Малюсенькая и анчоус,

Креветка - пусть же ничего

Не будет здесь пропущено.

47. Навсикрат в "Судовладельцах" [Kock.II.295]:

(296) - ...Итак два сына, нежные, прекрасные,

Морского бога славного, которого

Пловцы не раз в морских пучинах видели,

Вещающего судьбы мореплавателям.

- Ты, видно, говоришь о Главке.

- Именно.

Теолит из Мефимн говорит в своей поэме о Вакхе, что этот морской бог Главк влюбился в Ариадну, когда на острове Дии ее похитил Дионис. Побежденный Дионисом, он был связан виноградными лозами и просил освободить его:

[b] Некий град Анфедон стоит у края морского,

Против Эвбеи, вблизи от струй Эврипа: оттуда

Родом я, а моего отца называли Копеем.

Однако Промафид Гераклейский в своих "Полуямбах" возводит родословную Главка к Полибу, сыну Гермеса, и Эвбее, дочери Ларимна. Мнасей же в третьей книге "Европейской истории" [FHG.III.151] называет его сыном Анфедона и Алкионы. Когда он вырос прекрасным моряком и ныряльщиком, его стали называть Морским (Πόντιος). Похитив Симу, дочь Иэлиса и Дотиды, он отплыл обратно в Азию и там поселился на пустынном острове близ Карий, по имени жены назвав его Симою. Но эпический [с] поэт Эванф говорит в гимне к Главку, что он сын Посейдона и нимфы Наиды, что он влюбился в брошенную Тесеем Ариадну и сошелся с ней на острове Дие. Аристотель же пишет в "Делосской политии", что Главк вместе с нереидами обитает на Делосе и пророчествует вопрошающим. [d] Магнезиец Поссид сообщает в третьей книге "Об амазонках" [FHG.IV.483], что Главк был строителем корабля Арго и правил им, когда Ясон сражался с тирренами; он единственный уцелел в этой битве - Зевс скрыл его в морской пучине, и он стал морским божеством, так что видел его только Ясон. А киренеец Никанор пишет в "Переименованиях", что Главком [e] стал называться Меликерт. 48. Александр Этолийский в поэме "Рыбак" рассказывает, что он был поглощен морской пучиной, после того как

Травки отведал, какую для Гелиоса, светозара,

Каждой весной порождает земля, не знавшая плуга,

На островах Блаженных: а Гелиос доставляет

Эту бессмертную пищу коням на ужин желанный,

Чтобы без устали путь совершали, не зная тревоги.

Эсхрион Самосский в своих ямбах пишет, что морской бог Главк влюбился в Гидну, дочь Скилла, ныряльщика из города Скионы; а о траве, съев которую тот стал бессмертным, он говорит по-своему:

[f] Ты отыскал траву богов, посев Крона. {31}

{31 Ты отыскал траву богов, посев Крона. — Мотив волшебной травы, известный со времен «Одиссеи» (трава моли, которую Гермес дает Одиссею, чтобы защитить его от чар Кирки), здесь обретает новое назначение: запретное бессмертие людей, бывшее естественным во времена золотого века и в правление Крона, отца Урана и деда Зевса, но ставшее богам впоследствии ненавистным.}

Никандр пишет в третьей книге "Европии", что Главк был возлюбленным Нерея, а в первой книге своей "Истории Этолии" - что он был наставником Аполлона в прорицании; и когда Главк охотился (297) на Орее (это высокая гора в Этолии), он поймал измученного погоней зайца, отнес его к ручью, потер прибрежной травой, и умирающий заяц ожил. Главк понял, в чем сила травы, отведал ее и стал боговдохновенным. Тогда по воле Зевса началась буря, и Главк бросился в пучину. А самосец (или афинянин) Гедил утверждает, что Главк бросился в море из-за любви к Меликерту. Гедила же, мать этого поэта и дочь афинской ямбической поэтессы [b] Моехины, в поэме, озаглавленной "Скилла", повествует, как Главк, влюбленный в Скиллу, входил в ее пещеру, неся

Робко в дар на забаву для нимфы или ракушек

С той эритрейской скалы, или бескрылых птенцов

Птиц алкион, зимородков. Его оплакала слезы

Дева Сирена, - она недалеко уплыла,

[с] К берегу около Этны.

49. "Сукновал " {32} (ΓΝΑΦΕΥΣ). Дорион пишет в книге "О рыбах", что вода, в которой варился "сукновал", удаляет любые пятна. Упоминает его и Эпэнет в "Искусстве кулинарии".

{32 Сукновал — по некоторым отождествлениям шагреневый скат (Raja fullonica).}

50. Угорь (ΕΓΧΕΛΥΣ). Морских угрей упоминает в "Музах" Эпихарм; Дорион же, рассказывая о рыбах из Копаидского озера, особо хвалит ко-паидских угрей, потому что они достигают колоссальных размеров. [d] Агафархид пишет в шестой книге "Европейской истории" [FHG.III. 192], что своих огромных копаидских угрей беотийцы даже приносят в жертву богам, украшая их венками, произнося над ними молитвы и бросая на них жертвенный ячмень. Один приезжий, изумленный таким странным обычаем, стал о нем расспрашивать, а беотиец сказал ему, что знает только одно: должно блюсти уставы предков и незачем оправдывать их перед чужими людьми.

[e] Но стоит ли удивляться, что угрей приносят в жертву подобно другим животным, когда Антигон Каристийский пишет в сочинении "О стиле" [см.303b], что когда жители Гал в пору ловли тунцов справляют празднества в честь Посейдона, то, если улов хорош, жертвуют богу первого пойманного тунца (θύννος), и жертва эта зовется θυνναι̃ον. 51. А у фаселидян в жертву приносят даже соленую рыбу. Так Геропиф, рассказывая в "Колофонских летописях" об основании Фаселиды [FHG.IV.428], пишет, что основатель колонии Лакий {33} заплатил за эту землю пасшему там овец пастуху Килабру по его просьбе именно соленой рыбой: Лакий предложил [f] ему на выбор или ячменной муки, или соленой рыбы, и Килабр выбрал соленую рыбу. Поэтому фаселидяне по сей день ежегодно приносят Килабру жертву соленой рыбой. Об этом пишет и Филостефан в первой книге сочинения "Об азиатских городах" [FHG.III.29]: "Одним из спутников Мопса, (298) сына Манто, был аргивянин Лакий; впрочем, некоторые считают его линдийцем и братом основателя Гелы Антифема. По слову своей матери Манто Мопс послал его с дружиной в Фаселиду: это было после того, как корабли их сшиблись кормами и разбились в щепки, оттого что близ Ласточкина мыса корабли Лакия опоздали и налетели на них в темноте. Так вот, этот Лакий будто бы по повелению Манто купил ту землю, на которой ныне стоит город, у некоего Калабра, заплатив ему соленой рыбой, - именно ее тот выбрал из всего предложенного. Поэтому фаселидяне каждый год приносят в жертву герою Калабру соленую рыбу".

{33 Лакий (критская форма имени Рахий) — мифологический персонаж, муж Манто и отец Мопса; цитируемый текст сильно искажен (примеч. переводчика).}

[b] 52. Об угрях же Гикесий пишет в сочинении "О материалах", что их мясо вкуснее всех рыб и удобоваримее большинства из них: оно сытно и питательно. Македонских угрей он считает пригодными для засолки. Аристотель пишет [ср.: ИЖ.VIII.35], что угри любят самую чистую воду. Поэтому те, кто занимается откормом угрей, наливают им чистую воду, так как в мутной они задыхаются. А кто ловит угрей, те нарочно взбаламучивают воду, чтобы они задохнулись: жабры у них маленькие, и поэтому ил тут же забивает дыхательные проходы. Потому и в бурю, когда ветер баламутит воду, угри задыхаются. Когда они совокупляются, то сплетаются и выпускают клейкое вещество, из которого, когда оно попадает [с] в ил, выводится молодь. Занимающиеся откормом угрей рассказывают, что кормятся они по ночам, днем же неподвижно лежат в иле; доживают они обычно до восьми лет. И в другом месте Аристотель рассказывает [ИЖ.VI.95,96], что [речные] угри возникают не от спаривания, они не кладут яйца и не живородят, но зарождаются в гнилом иле и грязи, как будто в земляных кишках. Поэтому и сказал Гомер, различая природу рыб и [d] угрей [Ил.ХХI.553]:

Рыбы и угри томились одни по глубоким пучинам...

53. Тут перед нами поставили блюдо с угрем, и какой-то поклонник Эпикура {34} воскликнул: "Вот и явилась Елена всех пиров! значит я буду Парисом!" И не успели мы протянуть руки к угрю, как он схватил его и оторвал ему бок до самого спинного колючего хребта. В другой же раз он, когда прямо из печки принесли горячий пирог-лепешку и никто не решался [e] до него дотронуться, возгласил [Ил.ХХ.371]:

{34 ...поклонник Эпикура... — Буквально «празднующий двадцатый день» (месяца Га-мелиона), годовщину смерти Эпикура (примеч. переводчика).}

Я на Пелида иду, хоть огню его руки подобны, -

набросился на пирог, проглотил его и чуть было не умер от ожогов. {35} "Обжора выбыл из соревнования!" - сказал Кинульк. Архестрат пишет об угрях еще и вот что:

{35 ...чуть было не умер от ожогов. — Жадно есть пышущие жаром лакомства, чтобы они не успели достаться сотрапезникам по пиру, — один из основных признаков опсофага, развращенного роскошью и чревоугодием человека. Подробней о подобных людях и об их специальных приспособлениях и тренировках ради поглощения первыми самых раскаленных лакомств Афиней рассказывает в книге I (5e-f, 6c-d).}

Буду любого угря хвалить я, но всех много лучше

Тот, что в проливе морском против Регия пойман. Мессенец!

[f] Здесь между смертными всеми завиден твой жребий: ты можешь

Часто подобной едой угощаться. Великую славу

Также снискали своим достоинством угри Стримона

И Копаиды: они велики, удивительно жирны.

Да, безраздельно царит в застольях, я думаю, угорь

(299) И к наслажденью ведет нас, хотя изо всех рыб природа

Только его одного к несчастью лишила мошонки... {36}

{36 ...лишила мошонки... — Популярное античное заблуждение, что угорь лишен половых признаков; поэтому поэты так часто сравнивали его с беспорочной девой-невестой.}

54. Когда Архилох пишет:

Угрей (ε̉γχέλυας) слепых ты много получил, -

он склоняет слово "угорь" (ε̉γχέλυς), следуя Гомеру, у которого сказано: "Рыбы и угри (ε̉γχέλυες) томились". Аттики же, согласно Трифону, хотя и знают форму слова "угорь" в единственном числе со звуком υ, однако во множественном пишут иначе и отбрасывают ее. Так пишет Аристофан [в единственном числе] в "Ахарнянах" [889]:

Смотрите, дети, угорь ('έγχελυν) превосходнейший...

И в "Женщинах с Лемноса" [Kock.I.487]:

[b] Угря беотского ('έγχελυν).

И в "Пирующих" в именительном падеже [Kock.I.447]:

Как угорь ('έγχελυς) гладкий.

Также Кратин в "Богачах" [Kock.I.63; cp.303d]:

Тунец и орфос, главк и угорь ('έγχελυς), пес морской.

Множественное же число они образуют несогласно с Гомером. Аристофан во "Всадниках" [864]:

Ты поступаешь, как рыбак, угрей (ε̉γχέλεις) ловящий в сети.

И во вторых "Облаках" [559]:

Украв мои сравнения с угрями (ε̉γχέλεων).

И в "Осах" в дательном падеже [510]:

...не рад я ни угрям (ε̉γχέλεσιν), ни скатам.

Страттид в "Потамийцах" [Kock.I.722]:

Угрей (ε̉γχέλεων) племянник.

[c] Семонид [Аморгский] в ямбах [пишет "υ"]:

Как угорь ('έγχελυς) в иле.

И в винительном падеже:

Однажды цапля на реке у сарыча

Меандрского угря ('έγχελυν) из клюва вырвала.

Аристотель же в своих сочинениях о животных пишет слово "угорь" через ι ('έγχελις). Но когда Аристофан пишет во "Всадниках" [864]:

Ты поступаешь, как рыбак, угрей (ε̉γχέλεις) ловящий в сети.

Пока спокойны воды, в них он рыбки не поймает;

[d] Как только грязь поднимет с дна и воду перемутит,

Тогда и ловит. Так и ты, как взбаламутишь город,

Тогда и ловишь, -

он ясно показывает, что угорь берется из ила, поэтому слово "угорь" и оканчивается на - υς. Таким же образом и Поэт, желая показать, что жар достиг до самого дна реки, пишет [Ил.ХХI.353]:

Рыбы и угри томились, -

[e] нарочно упоминая угрей отдельно, чтобы показать, как глубоко вскипела вода.

55. Антифан пишет в "Ликоне", высмеивая египтян [Kock.II.71]:

Вот говорят, во всем умны египтяне,

Но более всего, что богоравными

Угрей признали: ведь они действительно

Дороже всех богов повсюду ценятся.

К богам мы приближаемся молитвами,

А вот за то, чтобы к угрям приблизиться

И лишь понюхать, платим по двенадцать драхм:

Вот подлинно священные животные!

Анаксандрид в "Городах" тоже пространно говорит об египтянах [Kock.II.150]:

[f] Никак не мог бы стать я вам союзником:

Затем, что ваши нравы и обычаи

Не сходны, а скорей различны с нашими.

Смотрите: вы быка обожествляете,

А мы его богам исправно жертвуем,

У вас и угорь - божество великое, {37}

{37 У вас и угорь — божество великое... — Еще Геродот (11.72), а с ним и многие более поздние источники упоминают, что угорь с несколькими другими нильским рыбами (их названия как раз варьируются от источника к источнику) действительно почитался в Египте священным.}

(300) У нас же он неслыханное лакомство;

Свинины ты не ешь, а я люблю ее,

Боготворишь собаку, я же бью ее,

Когда поймаю над куском украденным.

У нас жрецы всем телом безущербные -

У ваших часть их лучшая обрезана.

Попал в беду ваш кот - и вы стенаете,

А я готов убить его и шкуру снять.

Вы землероек чтите, мы - нисколечко.

Тимокл в "Египтянах" [Kock.II.451]:

[b] Но как могли бы вас спасти в несчастии

Собака или ибис? Если грешники,

Что оскорбляют даже общепризнанных

Богов, так долго ходят безнаказанны -

Кого алтарь кошачий сможет покарать?

56. О том, что угрей ели, заворачивая их в листы свеклы, {38} есть множество свидетельств у авторов Древней комедии; а потом и Эвбул говорит в "Эхе" [Kock.II.176; cp.l13f]:

{38 ...листы свеклы... — Листовая свекла, ныне именуемая мангольд, была даже более популярна в античности, чем корневая. В большие листья свеклы, так же как и в листья смоковницы, особенно нежную и крупную рыбу и другие продукты заворачивали главным образом, чтобы предохранить их от излишнего жара во время запекания и прочей тепловой обработки, а собственно листы, скорее всего, уже потом не ели.}

Брака не знавшая нимфа, укрывшая белое тело

Под покровом свеклы,

Угорь! О свет, блистаньем тебя и меня ослепивший!

И в "Ионе" [Коск.II.177; cм.302d]:

[c] И вплыли после этого роскошные

Подбрюшные куски тунцов зажаренных

И с телом змеевидным беотийские

Угри-богини, в свеклу облаченные.

И в "Медее" [Коск.II.186]:

Беотянку, окутанную свеклою,

Из Копаид: не смею ведь по имени

Назвать богиню.

О том, что знамениты были угри из Стримона, говорит в "Фамире" Антифан [Kock.II.52]:

И ты, людской молвой навек прославленный.

Животворящий Фракию Стримон-река,

[d] Гордящийся угрями величайшими!

И о реке Эвлее (о которой Антимах упоминает в "Скрижалях": "После того как пришел к Эвлея ключам многоструйным") Деметрий Скепсийский пишет в шестнадцатой книге "Троянского строя", что там тоже водятся превосходные угри.

57. Элоп {39} (ΕΛΟΨ). Об этой рыбе уже говорилось выше. Не пропустил ее и Архестрат:

{39 Элоп — рыба не идентифицируется, популярная ранее трактовка «осетр» признана ошибочной.}

[e] В славных стенах Сиракуз наслаждайся роскошным элопом:

Там он вкуснее всего. Ведь оттуда он и происходит,

И потому с островов, из Азии, или же Крита

Мелким и жестким до нас доплывает, избитый волнами.

58. Красный пагель (ΕΡΥΘΡΙΝΟΣ). И Аристотель в трактате "О животных" и Спевсипп пишут, что красный пагель, пагр и рыба-печенка (108а) очень похожи; подтверждает это и Дорион в книге "О рыбах". А в Кирене, по свидетельству Клитарха в "Словаре", красного пагеля [f] называют "гиком" [см. 284с, 328b].

59. Энкрасихолы (ΕΓΚΡΑΣΓΧΟΛΟΙ; анчоусы). Их тоже Аристотель в "Истории животных" [VI.93] упоминает в числе мелких рыбешек. Дорион же в книге "О рыбах" перечисляет энкрасихол среди рыб для варки: "Варить следует энкрасихол, иопов, атерин, бычков, небольших триглид, каракатиц, кальмаров и крабов".

(301) 60. Рыба для варки (ΕΨΗΤΟΣ). Так говорится о мелких рыбках. Аристофан в "Анагире" [Kock.I.405]:

...ни тарелочки пескариков (ε̉ψητω̃ν).

Архипп в "Рыбах" [Ксск.1.682]:

Бычок (ε̉ψητός),

На афию наткнувшись, проглотил ее.

Эвполид в "Козах" [Kock.I.259]:

О вы, Хариты, пескарем (ε̉ψητοί) довольные!

Эвбул в "Привязанности" или "Лебеде" [Коск.I.196]:

Ликует, если раз в двенадцать дней узрит

Хотя бы в свекле пескаря (ε̉ψητόν) вареного.

Алексии, в "Ослепшем" [Kock.II.303]:

Рыбешки (ε̉ψητοί) были, Дедала достойные, -

потому что все красивые вещи называют достойными Дедала. И еще:

[b] Так что ж, ни коракина не попробуешь,

Ни пескарей для варки, ни трихидия?

Обычно это слово употребляют во множественном числе. Аристофан в "Драмах" или "Ниобе" [Kock.I.464]:

Таких мальков вареных (ε̉ψητω̃ν) мне не надобно.

Менандр в "Девушке из Перинфа" [Kock.III.113]:

Раб снедь принес, которую

Должны сварить (ε̉ψητούς).

Однако Никострат в "Гесиоде" пишет в единственном числе [Kock.II.223]:

Бембраду, афию, пескарика (ε̉ψητόν).

Также Посидипп в "Запертой" [Kock.III.337]:

Купить для варки рыбку (ε̉ψητόν) хоть какую-то.

А в моем родном Навкратисе {40} "рыбкой для варки" называют рыбешек, [с] оставшихся в канавах после спада воды в Ниле.

{40 ...в моем родном Навкратисе... — Одно из малочисленных выступлений Афинея от первого лица, как всегда связанное с египетским городом, откуда он был родом.}

61. Рыба-печенка (ΗΠΑΤΟΣ), или лебий {41} (ΑΕΒΙΑΣ). Диокл относит ее к скальным рыбам; Спевсипп считает, что она подобна пагру. Аристотель пишет, что она ведет уединенный образ жизни, хищная, острозубая, чешуя у нее черная, глаза непропорционально большие, сердце треугольной формы, белое. Архестрат, воевода пиров, пишет так:

{41 Рыба-печенка, или лебий — также не идентифицируется, хотя, возможно, — это какой-то вид пагеля или каменного окуня.}

[d] Лебия, рыбу-печенку, мой Мосх, на волнами омытых

Делосе и на Теносе бери.

62. Рыба-веретено {42} (ΗΛΑΚΑΤΗΝΕΣ). Мнесимах в "Конезавод-чике" [Kock.II.438; cp.402fl:

{42 Рыба-веретено — не идентифицируется.}

...скумбрия,

Тиннида, бычок, веретено.

Рыбы эти относятся к китовым и хороши для засолки. Менандр говорит в "Льстеце" [Kock.III.85]:

Веретено, бычок, хвост рыбы-пса.

Мнасей из Патр пишет [FHG.III.155]: "От Рыбы и брата ее Покоя были рождены [нимфа] Галена (морская гладь), Мурена и Рыбы-веретена".

63. [e] Тунец (ΘΥΝΝΟΣ). Аристотель говорит о нем [ИЖ.VIII.92], что, вплывая в Понт (Черное Море), он держится [правого] берега, потому что смотрит правым глазом, а левый у него подслеповат. Под плавником у него находится так называемый "овод". Тунец любит теплоту и поэтому держится близко к песчаным мелям. Он становится съедобным, если у него вырезать овода. Как утверждает Феофраст, размножаются тунцы после зимней спячки и пока на попечении взрослых находится молодь, поймать [f] их очень трудно, когда же мальки подрастают, то благодаря оводу их можно ловить. Зимой тунец впадает в спячку, хотя он полнокровен. Архестрат о нем пишет:

Недалеко от святого пространного Самоса можешь

Встретить тунца, что был пойман с большими трудами. Самосцы

"Оркием" кличут его, а другие китом называют.

В летнее время куски от него покупай, не колеблясь

(302) И не торгуясь. Хорош он в Византии, также в Каристе;

Но еще лучше тунцы, которых брега Кефаледий

И Тиндариды пасут на острове славном сикулов.

Если ж в святую придешь Италию, в город Гиппоний,

Край Персефоны прекрасновенчанной, то много, да, много

Всех они там превосходней, победной черты достигая.

К нам попадают из них лишь те, что сбились с дороги,

Много проплыв по волнам глубокопучинного моря;

[b] Вот почему не пригожи тунцы, когда мы их поймаем.

64. Название свое тунцы получили оттого, что они беспорядочно бросаются из стороны в сторону (θύειν). Мечутся они из-за того, что в определенную пору года их мучает так называемый "овод", поселяющийся у них на голове. Аристотель пишет о нем следующее [ИЖ.VIII.128]: "Тунцы и меч-рыбы во время восхода Пса мучаются от овода: {43} на обоих в это [c] время около плавников сидит нечто вроде червячка, так называемый овод, похожий на скорпиона, величиной же с паука. Он причиняет такое страдание, что они иногда выскакивают из воды высоко, как дельфин, и поэтому часто падают в рыбачьи лодки". Об этом говорит и Феодорид:

{43 ...мучаются от овода... — Скорее всего, имеется в виду паразит тунцов, часто поражающий и рыбу-меч, — Brachiella thynni.}

И бросятся в бешенстве через Гадирский

Пролив тунцы.

[d] Мегалополец Полибий, в тридцать четвертой книге своей "Истории" [XXXIV.8.1] говорит об Иберийской Луситании, что там глубоко в море растут дубы, {44} желудями которых кормятся и упитываются тунцы. Вот почему можно без ошибки сказать, что тунцы - морские свиньи, ибо тунцы, как и свиньи, тучнеют от желудей.

{44 ...в море растут дубы... — Скорее всего, имеется в виду моллюск морской желудь, а дубы привнесены для эффекта (тунец ко всему прочему еще и хищная рыба и растительностью не питается). К тому же у Полибия, а также Страбона (IIΙ.2.7) описывается не Лузитания, а Турдитания и речь идет о берегах Бетис (ныне Гвадалквивир). Зато и свиное и тунцовое подбрюшье действительно считаются деликатесами и по сей день у самых разных народов, от японцев до итальянцев.}

65. У этой рыбы высоко ценятся куски из подбрюшья, как свидетельствует Эвбул в "Ионе" [Kock.II.177; ср.300с]:

И вплыли после этого роскошные

Куски подбрюшья жареных тунцов.

Аристофан в "Женщинах с Лемноса" [Kock.I.487; см.299а]:

Ни горбыля, ни угря нет беотского

И ни тунца с подбрюшием.

Страттид в "Аталанте" [Kock.I.713; ср.399с]:

[е] Подбрюшие тунца и ног свиных

На драхму.

И в "Македонцах" [Kock.I.719]:

И сладкие тунцовые подбрюшия.

Эриф в "Мелибее" [Kock.II.429]:

Не могут бедняки купить вот этого:

Угря морского или каракатицы,

Тунца подбрюший иль морского окуня,

Чьей головой и боги не побрезгуют.

Когда же Феопомп говорит в "Каллесхре" [Kock.I.738; cp.399d]:

Подбрюшья рыбьи? О Деметра! -

то следует отметить, что слово "подбрюшье" (υ̃πογάστριον) обычно [f] относится к рыбам и редко к свиньям или остальным животным. Неясно, чье подбрюшье имеет в виду Антифан в "Понтийце", когда говорит [Kock.II.92]:

Кто с одинаковым великолепием

Пошел и взял пропащим этим женщинам

(Пусть Посейдон погубит их!) подбрюшия,

И ребра щедро им швырнуть готовится.

Алексид же в "Одиссее ткущем" расхваливает даже голову тунца, говорит [KockII.354]:

- И рыбаков я сброшу в преисподнюю:

Они несут мне в пищу мелочь всякую -

Ничтожных каракатиц, да анчоусов

Малюток, да для жарки рыбок маленьких.

- А раньше-то, когда ему случалось есть

(303) Лишь голову тунца, от счастья прыгая,

Считал ее угрем, тунцовой тушею.

Высоко ценились и ключицы, или "ключи" (κλει̃δες), тунцов, как это показывает Аристофон в "Пирифое" [Kock.II.278]:

- Ну вот, еда, конечно, вся испорчена:

Готовые, зажаренные (ο̉πταί) два "ключа".

[b] - Какие, от дверей?

- Да нет, тунцовые.

- Великолепная еда.

- И третий ключ,

Лаконский. {45}

{45 И третий ключ, лаконский. — Тут двойная игра слов: ключи тунцов и настоящий секретный ключик (такие делали в Спарте), а также ο̉πτταί имеют двойное значение — «жареные» и «видимые», в отличие от спартанского, ключи.}

66. Как мы уже говорили [297с], Антигон Каристийский пишет в книге "О стиле", что тунца приносили в жертву Посейдону. Гераклеон Эфесский пишет, что аттические авторы называют тунца "оркином". Однако Сострат во второй книге "О животных" пишет, что пеламида называется тиннидой, когда она подрастает - тунцом, взрослая называется оркином, а выросшая [c] сверх меры - китом. Упоминает о тунце и Эсхил [TGF2. 96]:

Куют на наковальне, а она молчит,

Как пойманный тунец; ни стона жалобы.

И где-то в другом месте [TGF2. 96]:

Косится левым глазом, как тунец в сети; -

считая, как и Аристотель [ср.301е], что тунец слеп на левый глаз. Пишет о нем в "Рыбаке" и Менандр [Kock.III.11]:

Это илистое море, что растит больших тунцов.

Выражение "ловцы тунцов" встречается у Софрона ... которых некоторые называют тунцами, афиняне же тиннидами.

67. Самка тунца, тиннида (ΘΥΝΝΙΣ). Аристотель пишет [ИЖ.V.33], что самка тунца от самца отличается тем, что под брюхом у нее [d] имеется плавник, называемый "атера". В пятой же книге "О частях животных" [ИЖ.V.37] он различает ее с самцом и пишет, что летом, приблизительно в месяце гекатомбеоне, она рожает нечто похожее на мешочек, полный мелких икринок. Также и Спевсипп во второй книге "Подобий" отличает тиннид от тунцов, и Эпихарм в "Музах". Кратин в "Богачах" пишет [Kock.I.63; ср.299b]:

Я для тебя тиннида черная,

Тунец, и орфос, главк, и угорь, пес морской.

Аристотель же пишет в сочинении "О рыбах", что тиннида - рыба [e] стадная и склонная к переселениям. А Архестрат с его мелочностью пишет:

И хвост туницы бери, - говорю о тинниде громадной,

Той, чья столица Византии. Нарезав в окрошку, как должно,

После зажарь (не забудь только соли посыпать немного)

И умасти его маслом. Окрошку же надо горячей

Есть, окуная в рассол кусачий; тиннида прелестна,

Даже когда и всухую ты есть ее станешь, подобна

Видом и станом богам бессмертным. Но если обрызнешь

[f] Уксусом едким ее - без сомнения, блюдо погубишь.

И Антифан в "Педерасте" [Kock.IL85]:

Под свекольною листвою там окрошка прячется

Из тинниды самой лучшей, прямо из Византия.

Хвост тинниды расхваливает в "Цирюльнике" и Антифан [Kock.II.63]:

- В деревне вырос он,

И ничего не ест морского - разве что

(304) Прибрежное: как угорь, скат иль нижние

Куски туницы.

- То есть?

- Ну, подбрюшие.

- Ты стал бы есть их?

- Да! Не есть же хищных рыб,

Людоубийц.

- А съел бы тех, чудовищных?

- Каких?

- Да что в Беотии?

- Ты говоришь

Об угрях копаидских? Да, и с жадностью;

Крестьянствую ведь я как раз у озера.

Но иск о дезертирстве я угрям вчиню,

Ведь отыскать их - дело невозможное.

Некоторые из этих стихов можно обнаружить и в "Швее", в "Деревенщине", в "Буталионе". И Гиппонакт пишет в стихах, которые цитирует [b] Лисаний в сочинении о ямбических поэтах:

Привольно жил когда-то он, тучнел в неге.

Из тонких рыб (θυννίδα) ел разносолы день целый;

Как евнух откормился, как каплун жирный,

Да всё наследство и проел. Гляди, нынче

В каменоломне камни тешет, жрет смоквы

Да корку черную жует он - корм рабий.

Упоминает тиннид и Страттид в "Каллипиде" [Kock.I.715]. [с]

68. Золотые макрели (ΙΠΠΟΥΡΟΙ). Аристотель пишет во второй книге "Частей животных" |EDK.V.35], что золотые макрели мечут икринки и они также, как и мурены, вырастают из маленьких в громадных; размножаются они весной. Дорион в сочинении "О рыбах" пишет, что золотую макрель называют корифеной. Гикесий пишет ее во множественном числе [не ι̉ππου̃ροι, а] ι̉ππουρει̃ς. Упоминает их и Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [ср.319с, 328b]:

Рыбы-иглы острорылые, дорады и макрель.

Описывая повадки этой рыбы, Нумений говорит в "Рыбной ловле", что она беспрерывно выпрыгивает из воды, поэтому ее и называют [d] "водолазом". Пишет он о ней так [322b,fj:

[Можешь поймать] сростнозуба-гиганта, макрель-водолаза.

Архестрат же пишет:

Лучшие всех - золотые макрели Кариста;

И вообще эта местность отменною рыбой богата.

Эпэнет подтверждает в "Кулинарном искусстве", что ее называют "корифеной".

69. Рыба-конек {46} (ΙΠΠΟΙ). Возможно, их называет "коньками" [e] (ι̉ππίδια) Эпихарм, когда пишет [ср.282а, 288b, 307b, 308е, 322f]:

{46 Рыба-конек — не идентифицируется, кто-то указывает на корифену (золотую макрель), кто-то на морского конька.}

... коракины тусклые,

............................. гладкие,

Жирные коньки, креветки-водоросле-едоки.

Нумений в "Рыбной ловле":

Скара и кофа-бычка, что упитан и очень бесстыден,

Ханн, угрей и коней, и ночную рыбу-бутылку (?),

Мидий или тунца, молодого с серою кожей.

Упоминает ее и Антимах Колофонский в "Фиваиде", говоря так:

Гика,

Или же рыбу-коня, или ту, что "дроздом" называют.

70. Радужные губаны (ΙΟΥΛΙΔΕΣ). Дорион пишет в книге "О рыбах": "...губанов варить [следует] в морской воде, а жарить на [f] сковороде". Нумений же:

Средством воспользуйся этим, оно и губана-обжору

Вспять обратит или ядом плюющуюся сколопендру.

"Иулами" же он он называет дождевых червей:

(305) Сам позаботься, однако, о нужных наживках, найдешь их

Возле верхушек холмов приморских; порой называют

Их землеедами или "иулами", черными, также

Их дождевыми червями зовут. Набери длинноногих

Сороконожек ползучих: когда прибой затопляет

С шумом вершины холмов песчаных, пойди и оттуда

Выкопай и собери всех вместе в едином сосуде.

(71) "Морские дрозды " (ΚΙΧΛΑΙ; "пестрый" губан) и "Черные дрозды " (ΚΟΣΣΥΦΟΙ; коричневый губан). Аттические авторы по аналогии пишут слово "дрозд" с окончанием на η (κίχλη). Ведь слова [b] женского рода, оканчивающиеся на λα, имеют перед окончанием вторую лямбду (λ): например, Скилла (Σκύλλα), морской лук (σκίλλα), клей (κόλλα), пиявка (βδέλλα), состязание ('άμιλλα), сноп ('άμαλλα); слова же, оканчивающиеся на λη, - никогда: туман (ο̉μίχλη), порода (φύτλη), племя (γενέθλη), блеск (αϊγλη), дыра (τρώγλη) и даже [рыба] барабулька (τρίγλη). Кратин [Kock.I.106]:

Если б съел он барабульку, оказался б лакомкой.

Диокл пишет в первой книге "Здоровья": "У так называемых "скальных" рыб мясо нежное. Таковы черные дрозды, морские дрозды, окуни, бычки, хек, губан (α̉λφηστικός)". Нумений в "Рыбной ловле" [ср.315b]:

Главков или морской род орфов, с темною кожей

Черных "дроздов" и "дроздов", одноцветных с морскою волною.

[c] Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [ср.287b]:

Бамбрадоны, рыбы-зайцы, и драконы мощные,

И дрозды морские.

Аристотель [пишет] в трактате "О животных": "...и [рыбы] с черными пятнами, как черный дрозд, и с разноцветными пятнами, как морской дрозд". Аркадянин же Панкрат говорит в своих "Морских трудах", что морского дрозда называют многими именами:

Винного цвета дрозда к ним прибавим; его рыболовы

[d] Ящерицей называют, пятнистым, и жирноголовым,

И окуньком.

Никандр в четвертой книге "Превращений":

Скара или дрозда, у которого много названий.

72. "Кабан " {47} (ΚΑΠΡΟΣ) и кремид (ΚΡΕΜΎΣ). Аристотель пишет в сочинении "О животных": "Другие же - беззубые и гладкие, как рыба-игла; или же с камнем в голове, как кремид; или же очень жесткие и с шершавой кожей, как кабан. Одни - с двумя полосками, как сесерин; другие - с многими полосками и красными линиями, как сальпа". Упоминают [e] кабана также Дорион и Эпэнет. Архестрат же пишет:

{47 Кабан и кремид — не идентифицируются удовлетворительно; возможно, один из мелких видов сомов.}

Если когда-нибудь ты, придя в Амбракию, встретишь

В этом счастливом краю "кабана" - покупай непременно,

Не упусти, даже если он будет цениться, как злато,

Чтобы ужасная кара с небес на тебя не дохнула:

Это нектарный цветок. Не всем дозволяется смертным

Даже увидеть очами роскошное кушанье это,

Но только тем, у кого в руках пустые плетенки

[f] Из тростника, на болоте возросшего, тем лишь, кто с детства

В схватках горячих трясти был приучен каменья, на ловле ж

Рыбной привычно бросал приманкой бараньи суставы.

73. Кифар {48} (ΚΙΘΑΡΟΣ). Аристотель пишет то ли в книге "О животных", то ли "О рыбах": "Рыба кифар острозуба, ведет одинокий образ жизни, питается водорослями, язык у нее отдельный, сердце белое и плоское". Ферекрат в "Наставнике рабов" пишет [Kock.I.155]:

{48 Кифар — возможно, тюрбо (Psetta maxima).}

- [И мнилось мне,] что продаюсь на рынке я,

Кифаром став.

(306) - Что ж, рыба благородная,

В чести у Аполлона.

- Лишь одно меня

Смущает: есть в нем что-то нехорошее.

Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [ср.288b, 326е, 330а]:

Среди них свиные рыбы (πανίδες), бычьи языки, кифар.

Как утверждает Аполлодор, посвященной Аполлону эта рыба считается из-за своего имени. Каллий или Диокл в "Киклопе" [Kock.I.694; ср.286а-b]:

[b] Шиповатый скат, а также вот обжаренный кифар

И тунцовая головка.

Архестрат в "Сладкой жизни":

Но вот "кифара" велю я,

Ежели он уродился великим, белым и твердым,

В чистой соленой воде отварить, подложив туда листьев;

Ежели рыж он на вид и не слишком велик - велю жарить,

Прямоугольно нарезав ножом, заточенным остро.

Также приправь его сыром без меры и маслом: ведь мот он,

Любит смотреть на людей, что живут на широкую ногу.

74. Тритон (ΚΟΡΔΥΛΟΣ). Аристотель пишет, что это земноводное, [c] и на солнце он иссыхает и издыхает. Нумений в "Рыбной ловле" называет его головастиком (κουρύλος):

Что ни возьмешь, всё приманка ему: головастик (κουρύλος), пирена,

Сороконожка морская.

В следующем стихе он упоминает и кордилиду (κορδυλίς) [ср.304е]:

...коней-рыб,

Мидий или тунца (κορύδυλις) молодого с серою кожей.

75. Омары (ΚΑΜΜΟΡΟΙ). Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [cp.286f]:

А вдобавок к ним афии были еще,

были боки, смариды, омары.

[d] Упоминает их в "Женских мимах" и Софрон [ср.106е]. Это разновидность креветок; у римлян они так и называются - cans.

76. Акулы (KAPXAPIAI). Нумений Гераклейский в "Рыбной ловле" [ср.327а]:

Рыбу, что плещется шумно, - "песчанку", иной раз акулу.

Софрон в "Ловце тунцов": "Когда вы чего-то ищете, то брюхо у вас, как у акулы". Никандр Колофонский пишет в "Словаре", что акулу называют еще и ламией и скиллой.

[e] 77. Кестрей (ΚΕΣΤΡΕΥΣ). Гикесий пишет: "Существует несколько видов так называемых левкисков (белая кефаль). А именно: одни называются кефалями, другие кестреями, третьи хеллонами, есть, наконец, и миксины. По сочности и вкусу лучше всего из них кефали. Немного уступают им кестреи, хуже миксины, и хуже всех хеллоны (хотя так называемые бакхи на вкус очень хороши); мясо их не питательно и легко выводится [из кишечника]". Дорион в книге "О рыбах" подробно пишет о морских кестреях, но не рекомендует речных кестреев; а видами морских кестреев он считает кефаль и нестиду. Острый шип на голове кестрея он называет позвонком и говорит, что от кефали следует отличать кефалина, [f] называемого также блепсием.

Аристотель пишет в пятой книге "О частях животных" [ИЖ.V.38]: "Из рода кестреев в месяц посидеон начинают нереститься хеллоны, также сарг, так называемый микс и кефаль. Нерестятся они в течение тридцати дней. Но есть и такие [кестреи, которые] рождаются не от спаривания, а из ила и песка". В другом месте Аристотель пишет: "Обладая острыми (307) зубами, кестреи не поедают друг друга, потому что они не хищные. Одна их разновидность называется кефалью, другая - хеллоном, третья - фереем. Хеллон водится у берега, ферей же никогда. И если ферей питается выделяемой им слизью, то хеллон песком и илом. Рассказывают также, что икру кестрея не трогает ни одно животное, потому что и кестреи, в свою очередь, не ест других рыб".

Эвтидем Афинский в книге "О соленой рыбе" пишет, что разновидностями [b] кестреев являются кефаль (κέφαλον), "клин" (σφηνέα) и "пальчик" (δακτυλέα). Кефали так называются оттого, что у них тяжелая голова (κεφαλή), клинья - оттого, что они узкие и в [поперечнике] четырехугольные, а "пальчики" в ширину имеют менее двух пальцев. Как утверждает Архестрат [ср.314а], лучше всех кестреи, выловленные близ Абдер, а затем кестреи из Синопы.

78. Некоторые, как свидетельствует Полемон в сочинении "О реках Сицилии", называют кестреев пловцами (πλωτές). Так же называет их и Эпихарм в "Музах" [cp.288b, 308е, 322f]:

Были "пестрые" с "пловцами" (πλωτές) и собачьи языки,

[с] Были там и постники (σκιαθίδες).

Аристотель пишет в сочинении "О повадках и жизни животных" [ИЖ.IХ.28], что кестреи живут, даже лишившись хвоста. Хвост им объедает морской окунь (λάβραξ), а угрям - мурена. Есть известная поговорка о честных людях "кестреи постится", потому что кестреи не плотояден. Так Анаксилай пишет в "Затворнике", обличая софиста Матона в обжорстве [Kock.II.269; cp.342d]:

Матон стащил и съел кестрея голову!

Теперь конец мне!

И достойный Архестрат пишет: [d]

Ты покупай кестрея из волнообъятой Эгины:

Будешь тогда своим в кругу людей утонченных.

Диокл в "Море" [Kock.I.767]:

И, как кестреи, он прыгает от радости.

79. О том, что нестиды-"постники" (νήστεις) есть разновидность кестреев, пишет в "Геракловой свадьбе" Архипп [Kock.I.681]:

Кефали и кестреи-постники.

Антифан в "Лампоне" [Коск.II.68]:

Тебе взамен солдат кестреев-постников

Набрать случилось.

Алексид во "Фригийце" [Коск.II.390]:

А я домой бреду кестреем-постником.

Амипсий в "Игроках в коттаб" [Kock.I.670]:

[e] - Пойду на рынок, поищу работу я.

- Час добрый! Что ж, хотя бы не потащишься

За мной, голодный, как кестреи.

Эвфрон в "Уродине" [Kock.III.319]:

Мидас - кестреи: гуляет, мучась голодом.

Филемон во "Вместе умирающих" [Kock.II.501]:

Кестрея небольшого взял я, постника

Зажаренного.

Аристофан в "Геритадах" [Kock.I.430]:

Не здесь ли поселенье голавлиное?

Ни дать, ни взять, вы рыбки - голодарики.

Анаксандрид в "Одиссее" [Kock.II. 148; cp.242f]:

[f] Кто вечно бродит натощак, зовется тот кестреем.

Эвбул в "Навсикае" [Kock.II. 188]:

Четвертый день он праздно омывается

И мучится житьем кестрея-постника.

80. Когда замечания об этом достойном кушанье подошли к концу, один из киников, подошедший к вечеру, воскликнул: "Люди дорогие! Неужто у нас средний день Фесмофорий, {49} что мы как кестреи! Ибо сказано у Дифила в "Женщинах с Лемноса" [Kock.II.558; ср.156Ъ]:

{49 ...средний день Фесмофорий... — Он назывался «нестия» (пост). Сам праздник продолжался три дня, ежегодно справлялся женщинами Афин с 11-го дня месяца Пианепсиона и был посвящен Деметре и Персефоне (примеч. переводчика).}

Они-то угостились, ну а я, бедняк,

(308) Постился б, как кестреи, ведь был разгар поста".

Миртил подхватил:

"И стойте в ряд, -

как сказано в "Любезнице" Феопомпа [Kock.I.736], -

кестреями голодными,

Которых кормят, как гусей, лишь овощем.

Вы ведь ни к чему не притронетесь прежде, чем вы или ваш Ульпиан не объясните, почему изо всех рыб только кестреи называется постником".

Ульпиан ответил ему: "Потому что он не ест ничего живого и не приманивается ни мясом, ни чем-либо другим одушевленным. Так пишет Аристотель [ИЖ.VIII.31] и добавляет, что если он не голоден, то мясо его [b] невкусно, и что если он испуган, то прячет голову, считая, что спрятал всё тело. И Платон пишет в "Празднествах" [Kock.I.608]:

Чуть в двери вышел, глядь -

Рыбак несет кестреев мне откуда-то;

А рыбка-то плохая и несытная.

Ты же, Миртил, хитрец фессалийский, скажи мне, почему поэты называют рыб эллопами ('έλλοπες)".

Миртил ответил: "Потому что безголосые. Впрочем, вернее было бы их называть иллопами, что значит удерживающие голос: ведь 'ίλλεσθαι [с] значит удерживаться, а 'όψ - голос. Сам ты эллоп, а этого не знаешь!"

[Ульпиан ответил:] "Это киническое объяснение - вздор; поэтому, по слову мудрого Эпихарма [cp.362d; Платон."Горгий".505е]:

С тем, что двое говорили, нынче справлюсь я один!

Я утверждаю: они называются эллопами, потому что покрыты чешуей (λεπίς). И еще я скажу, хоть об этом и не спрашивали, почему пифагорейцы, которые изредка всё же едят животных, а некоторых даже приносят в жертву, никогда не касаются только рыбы? Не потому ли, что рыбы молчат, а молчание у пифагорейцев почитается божественным? Вот вы и молчите, псы молосские, {50} хоть вы и не пифагорейцы, поэтому мы перейдем [d] к обсуждению других рыб".

{50 ...псы молосские... — Известная уже в античности своими размерами и свирепостью порода собак. Так киники показывают, что они опять готовы к бою, а на протяжении пира соблюдали единственную заповедь Пифагора — молчание, формально из-за своих слабых диалектических способностей, но, как правило, чтобы можно было больше внимания уделить еде.}

81. Коракин (ΚΟΡΑΚΙΝΟΣ, разновидность горбыля). Гикесий пишет: "Рыба это морская. Она малопитательна, хорошо выделяется [из организма], сочности же средней". Аристотель рассказывает в пятой книге "О частях животных" [ИЖ.V.36], что почти все рыбы растут быстро, но ко-ракин особенно. Размножается он у берегов, где много водорослей. Спевсипп во второй книге "Подобий" пишет, что похож он на чернохвоста. [e] Нумений же пишет в "Рыбной ловле":

Пестрого очень легко можешь выудить ты коракина.

Поэтому, может быть, и те "пестрые", которых упоминает в "Музах" Эпихарм, - не что иное, как коракины. У него сказано [ср.288b]:

Были "пестрые" (αι̉ολίαι) с "пловцами" и собачьи языки.

Однако в "Свадьбе Гебы" он говорит о "пестрых" отдельно [от коракинов] [ср.282а]:

Были мидии, губаны, коракины тусклые,

Были пестрые с "пловцами" и собачьи языки.

Эвтидем же пишет в сочинении "О соленой рыбе", что коракина многие [f] называют сапердой. То же самое говорят Гераклеон Эфесский и Филотим (309) в "Поваренной книге"; а Парменон Родосский в первой книге "Пособия для поваров" добавляет, что и саперда, и коракин называются еще и платистаками. Аристофан упоминает в "Тельмесцах" [Kock.I.527]: "черно-плавниковых коракинов", а Ферекрат в "Забывчивом" называет их уменьшительно [Kock.I.160]:

С твоими коракинчиками, кильками.

Амфид в "Причитании" [Kock.II.242; ср.277с]:

Мозгов лишен, кто коракина примется

Морского есть, имея горбыля.

Однако нильские коракины мясисты и приятны на вкус: это знают все, кто пробовал. Название свое они получили, потому что непрерывно вращают глазами (κόρας κινει̃ν) [ср.287b]. Александрийцы же называют их платанами (плоскими) за их необычайный силуэт.

[b] 82. Карп (ΚΥΠΡΙΝΟΣ). И эта рыба, согласно Аристотелю, плотоядная и стадная. Язык у нее прикреплен не к нижней части рта, а к верхней. Упоминая его среди речных и озерных рыб, Дорион пишет так: "Чешуйник, которого некоторые называют карпом".

83. Бычки (ΚΩΒΙΟΙ). Как пишет Гикесий, они вкусны, не задерживаются в кишечнике, однако малопитательны и выделяют дурные соки. Белые вкуснее черных. Мясо желтых бычков более рыхлое и тощее; при переваривании они испускают необильный и нежирный сок, однако по размерам своим они доставляют больше пищи. Диокл утверждает, что у прибрежных бычков мясо нежнее. Нумений в "Рыбной ловле" называет их [c] кофами (κώθων, фляжка) [ср.304с]:

Скара, иль кофа-бычка, что упитан и очень бесстыден.

И Софрон в "Деревенщине" говорит о кофо-мойках и, вероятно, поэтому назвал сына охотника за тунцами Кофонием. Никандр Колофонский в "Словаре", а также Аполлодор в сочинении "О Софроне" утверждают, будто сицилийцы вообще бычков называют кофами. Однако Эпихарм в "Свадьбе Гебы" называет их обычным именем:

[d] Острохвостые с шипами скаты, крупные бычки.

Антифан в "Тимоне" расхваливает бычков и указывает, откуда привозятся самые лучшие [Kock.II. 100]:

Для свадьбы я с покупками богатыми

Вернулся с рынка: накупил вот ладану

Я на обол на всех богов с богинями;

Для всех героев - пирожки медовые,

Для нас же, смертных, вот бычки отменные,

[e] "Прибавь!" - сказал я рыбному мошеннику,

А он: "Прибавка - что они фалерские".

И верно: у других они отринские.

Менандр в пьесе "Человек из Эфеса" [Kock.III.57]:

- А за бычков торговец рыбой только что

Четыре драхмы заломил.

- Как дорого!

Речных бычков (пескарей) упоминает в книге "О рыбах" Дорион.

84. Морские петухи (ΚΟΚΚΥΓΕΣ). Эпихарм:

Петухов морских чешуйчатых, нарезав вдоль спины,

[f] Да поджарив, да приправив, мы поели.

Дорион тоже говорит, что их следует поджаривать, разрезав вдоль хребта и приправив зеленью, сыром, сильфием, солью и оливковым маслом; потом, перевернув, надо полить их маслом и немного подсолить, а сняв с огня, обрызгать уксусом. Нумений называет их "красными", потому что они действительно красные:

Иной раз

Красных морских петухов, немного и мелкой рыбешки,

Также ставриду.

85. Акула-собака (ΚΥΩΝ ΚΑΡΧΑΡΙΑΣ). О них рассказывает (310) Архестрат, этот Гесиод и Феогнид всех лакомок; кстати, и [настоящий] Феогнид любил сладкую жизнь: он сам о себе пишет в следующих стихах [997-1002]:

В час, когда в горний эфир направит Гелиос коней

И возвестит на земле смертным полудня приход,

Пир мы закончим, насытив желудок добром всевозможным,

Сколько велело кому милое сердце его.

Пусть тогда тонкие ручки лаконской девицы прелестной

[b] Воду для рук унесут, в дом же внесут нам венки.

Не чуждался этот мудрец и любви к мальчикам: он говорит [993-996]:

Если бы ты, Академ, предложил состязание в песне,

И посредине б меж нас отрок цветущий стоял,

И состязались бы мы, твоим ли, моим ли он будет, -

Сразу тогда б ты узнал: мулы сильнее ослов.

Так вот что советует Архестрат в своих прекрасных заповедях [cp.l63c-d]:

[с] Следует в граде Тороне тебе от акулы-собаки

К трапезе пышной купить кусков пустого подбрюшья.

Тмином приправь их, затем, подсоливши немного, пожарь их;

Не добавляй ничего, кроме светлого масла, мой милый.

Только когда уж они поджарятся, вынеси соус,

[d] Также и всё, что ему сопутствует. Ежели станешь

Ты их в кастрюле варить пустотелой - ни винного сусла

Не добавляй, ни воды из святого источника, только

Масла подлей одного да подсыпь сушеного тмина

И благовонных листьев, а после вари их на углях.

Пламени не дозволяй даже близко кастрюли касаться

И беспрерывно мешай, чтобы гарь от тебя не укрылась.

Только немногие знают из смертных о лакомстве этом

И соглашаются есть, большинство же людей обладает

[e] Смертной душой простофиль, бессилием разум разбит их.

Что ж говорят в оправданье они? Человеческим мясом

Тварь-де питается эта, - как будто не всякая рыба

Станет охотно глотать человечину, коль повезет ей.

Именно из этой рыбы делается кушанье, которое у римлян называется "тюрсионом" (tursio): на него идет самая вкусная и изысканная ее часть.

86. Морские окуни (ΛΑΒΡΑΚΈΣ; лавраки). Как пишет Аристотель, рыба эта хищная и ведет одиночный образ жизни. Язык у нее костистый и прикреплен глубоко, сердце же треугольное. В пятой книге [f] "Истории животных" [V.35] он пишет, что морской окунь размножается, также как и кефали и дорады, [в Понте] более всего в устьях рек. Размножается зимою, причем дважды. Гикесий же пишет, что мясо морских окуней сочно, малопитательно, плохо выводится из кишечника, однако по вкусу не имеет себе равных. Название свое (лаврак) они получили за свою прожорливость (λαβρότητα). Говорят, они смышленее всех рыб и ради своего спасения проявляют чудеса смекалки. Поэтому и Аристофан говорит [Kock.I.543]:

(311) Нет в море рыб умней морского окуня.

Лирический поэт Алкей упоминает, что он плавает у самой поверхности воды. Мудрый же Архестрат пишет:

Коли в Милет ты придешь, то бери из Гесона кестрея

Голову, окуня также морского, божьего сына.

Там они лучше всего: такова уж природа морская.

Много других, и жирней, в Калидоне их водится славном,

Также в несущей богатства Амбракии, в озере Больбе,

[b] Но не такое в них сало, не так благовонно и пряно.

Только лишь окунь милетский достоин и впрямь восхищенья.

От чешуи их очисть и пожарь целиком без рассола.

В час же, когда хлопотать ты будешь над кушаньем славным,

Пусть не подходит никто из сиракузян, италийцев!

Ведь не умеют они сих рыб благородных сготовить -

[с] Только лишь портят всегда, приправляя всё мерзостным сыром,

Уксусом жидким кропя и сильфия липким рассолом;

Только они и умеют, что скальных треклятых рыбешек

Приготовлять для пирушек, да к ним измышлять прихотливо

Много пустых разносолов с приправою вязкой и скудной.

87. И Аристофан, упоминая во "Всадниках" о морском окуне, водящемся [d] близ Милета, считает его превосходным [361]:

Морского окуня (λάβρακας) не съешь и не проймешь милетян.

А в "Лемносских женщинах" он пишет [Kock.I.487; cp.302d]:

Ни краба не купить себе, ни окуня головки, -

очевидно, потому, что голова окуня, так же как и голова главка [ср.295с], особенно вкусна. И Эвбул в "Кормилицах" [Kock.II.204; ср.359а]:

Не пышно, но пристойно, всё, как требует

Обычай наш: кальмары, каракатицы.

Еще полипов маленькие щупальца.

Рубец начиненный да матку, постника,

Морского окуня большую голову,

Молозиво.

Гесон, о котором упоминает Архестрат [ср.311а], - это, как пишет Неанф Кизикский в шестой книге "Греческой истории" [FHG.III.3], Гесонидская лагуна, соединяющаяся с морем между Приеной и Милетом. Или, как пишет Эфор в пятой книге [FHG.I.260], Гесон - это небольшая речка, впадающая в лагуну близ Приены. Архипп упоминет в "Рыбах" морского [e] окуня такими словами [Kock.I.684; ср.227а]:

Египтянин Гермей изо всех торгашей

самый гнусный, как нам рассказали.

Обдирает он шкуры с колючих акул

или рашпильных и продает их,

А морских окуней потрошит блудодей.

88. Лат {51} (ΛΑΤΟΣ). Это рыба, говорит Архестрат, в Италии самая лучшая. Пишет он так:

{51 Лат — неидентифицируемый вид рыбы.}

[f] Славного лата скрывают в лесистой Италии воды

Скиллы {52} в узком проливе, поистине дивное блюдо.

{52 ...воды Скиллы... — Мессенский пролив между Сицилией и материковой Италией, в котором, по легенде, обитала многоглавая и мнсголапая лающая Скилла, гроза проходящих поблизости кораблей, которые, пытаясь обойти ее как можно дальше, попадали в губительный водоворот Харибды.}

В Ниле водятся латы весом более двухсот фунтов. Рыба эта, очень белая и вкусная независимо от способа приготовления, похожа на дунайских сомов. Нил богат и многими другими рыбами, и все они очень вкусны, особенно коракины; у них тоже много разновидностей. Водятся в нем и (312) мэоты, о которых упоминает в "Рыбах" Архипп [Kock.I.684]:

Мэотов, коракинов и сомов.

Они во множестве водятся по всему Понту, имя же их происходит от Мео-тидского залива (Азовское море). В Ниле же водятся, насколько я могу [b] припомнить через много лет, очень вкусный электрический скат, "свинья", макрель, пагр, острорыл, аллабес (Cyprinus), сом, сростнозуб, пескарь, угорь, тритта, абрамида, слепец, чешуйник, пузан, кестреи. Немало и других.

89. Гладкий скат (ΛΕΙΟΒΑΤΟΣ). Его называют также спинорогом (ρίνη). Как пишет Эпэнет в "Поваренной книге", мясо его белое. Платон в "Софистах" [Kock.I.637]:

...будь то акула колючая, скат или угорь.

90. Мурены (ΜΎΡΑΓΝΑ1). Феофраст пишет в сочинении "О сухопутных животных" [fr.171.4], что угорь и мурена могут долгое время [c] находиться вне воды, потому что жабры у них маленькие и вбирают лишь немного воды. Гикесий пишет, что мурена не менее питательна, чем речные и даже морские угри. Аристотель пишет во второй книге "Частей животных" [ИЖ.V.35; ср.304с], что вырастает мурена очень быстро, она острозуба и во всякое время года мечет мелкую икру. Эпихарм в "Музах" пишет ее название с буквы μ (μύραινα):

...и морские были жирные угри

И мурены.

Так же пишет и Софрон. Платон же (или Кантар) в "Союзниках" пишет ее с буквы σ (σμύραινα) [Kock.I.640]:

Есть скат и есть (с)мурена.

[d] Дорион в сочинении "О рыбах" говорит, что речная мурена имеет только один колючий плавник, подобно морскому "ослику", называемому галларией. Андрей в книге "О ядовитых животных" пишет, что смертельны укусы только мурен, происходящих от гадюк; они менее округлы и пестры. Никандр в поэме "О действии животных ядов" [11.823]:

Рыба мурена ужасна: поднявшись с привычного ложа,

Бедных кусает она рыбаков, обращает их в бегство,

Гонит с прибрежных камней далёко в открытое море -

Если и вправду она покидает обитель морскую,

[e] Чтобы на твердой земле сойтись с ядоносной гадюкой.

Однако в книге "О ложных мнениях" [тот же] Андрей пишет, что это неверно, будто мурены плывут на мелководье и там совокупляются с гадюками, потому что гадюки кормятся не на мелководьях, предпочитая безлюдные песчаные места. Но Сострат в сочинении "О животных" (из двух книг) все-таки повторяет мнение об их совокуплении.

91. Самец мурены (ΜΥΡΟΣ). Самец отличается от мурены, как пишет Аристотель в пятой книге "О частях животных" [ИЖ.V.35]: мурена [f] пестра и слаба, самец же одноцветен и крепок, цветом похож на [сосну] и зубы имеет снаружи и внутри. Дорион пишет, что самец мурены не имеет в мясе острых костей и идет в пищу весь целиком, причем нежен необычайно. Существуют две его разновидности, черные и красноватые; черные лучше. Архестрат, этот философ наслаждения, пишет:

(313) ...............................

Или Италией, там живет в нешироком проливе

Рыба мурена, ее прозвали пловцом; покупай же,

Коли поймают, ведь там это будет чудесное блюдо.

92. Анчоусы (ΜΑΙΝΙΔΕΣ). Гикесий говорит, что они сочнее пескарей, однако уступают им вкусом и хуже выводятся кишечником. Спевсипп пишет во второй книге "Подобий", что на анчоусы похожи боки и смариды, о которых упоминает в "Земле и Море" Эпихарм:

[b] Так же часто как ты видишь много боков и смарид, -

и Эпэнет пишет в "Кулинарном искусстве": "...смариду, которую иные называют собачьей подстилкой". Антифан в "Деревенщине" или "Буталионе" называет анчоусы за их малость пищей Гекаты [Kock.II. 39; cp.358d]:

- Крупных рыб

Я всех давно считаю людоедами.

- Что говоришь, любезный! Людоедами?

Но почему?

- Понятно, это рыбины,

[с] Которых люди сами с удовольствием

Едят: но он сказал про мелочь всякую,

Про снедь Гекаты - пескарей, анчоусов.

Некоторые анчоусы называются белыми, их называют также "боаками". Полиох в "Коринфствующем" [Kock.III.390; ср.559а]:

Пусть никто тебя не сможет убедить, - святые боги,

Кто бы ни был, - звать боаков "белыми анчоусами".

93. Чернохвостая облада (ΜΕΛΑΝΟΥΡΟΣ). О ней пишет Нумений в "Рыбной ловле" [ср.282а, 319b, 320е]:

Иль вожака окуням чернохвоста.

[d] Гикесий пишет, что она похожа на сарга, но не такая сочная и вкусная; ее питательное мясо немного терпко. Упоминает ее в "Свадьбе Гебы" и Эпихарм [ср.321с]:

Были там саргины, были там и чернохвосты.

Аристотель в сочинении "О животных" пишет так: "Из рыб пятнистые хвосты имеют чернохвостая облада и сарг; на них много черных полосок". По словам Спевсиппа во второй книге "Подобий", на чернохвостую обладу похож так называемый псир или, как пишет Нумений в [e] следующем стихе, псор:

Псора, или же сальп, а то и дракона морского.

94. Мормир (ΜΟΡΜΥΡΟΣ, атлантический землерой). Согласно Гикесию, он очень питателен. Эпихарм называет его в "Свадьбе Гебы" "мирмом" (μύρμας), если только это не разные рыбы. Пишет он так [cp.321a]:

Рыбы-ласточки и мирмы, что побольше колиев.

Дорион в книге "О рыбах" называет их мормилами. Линкей Самосский [f] пишет в сочинении "Съестные покупки", написанном для друга, не умевшего торговаться: "Когда рыботорговец смотрит на тебя в упор и не сбавляет цену, то хорошо бывает обругать всех его рыб и процитировать из "Сладкой жизни" Архестрата или других поэтов, например:

Мормир прибрежный - негодная рыба, ни в чем не хорош он.

(314) Или: "...осени поздней порой заготавливай амию [ср.278b], а нынче весна". Или: "...чуден с приходом зимы кестреи, а сейчас у нас лето". И много другого в том же роде. Этим ты разгонишь и покупателей и даже зевак, и придется торговцу принять твою цену".

95. Электрический скат (ΝΑΡΚΗ). Платон или Канфар в "Союзниках" [Kock.I.640]:

Отваришь ската - недурное кушанье.

Философ же Платон говорит в "Меноне" [80а]: "[...ты очень похож] на морского ската: всякого, кто прикоснется, он оцепеняет (ναρκάν)". Такой [b] глагол есть и у Гомера [Ил.VIII.328]:

...онемела (νάρκεσε) рука возле кисти.

Менандр в "Фании" пишет слово "оцепенение" с окончанием α [Kock.III.143]:

По коже разлилось оцепенение (νάρκα), -

этого нет больше ни у кого из древних авторов. Гикесий пишет, что скат малопитателен и малосочен, так как всё тело у него из хрящей, однако очень вкусен. Феофраст в сочинении "О животных, живущих в норах" отмечает [fr.178], что скат прячется под землей от холода; а в сочинении "О кусающихся ядовитых животных" [fr.178], он пишет, что сила его удара проходит [c] через палки и трезубцы, парализуя руки тех, кто его трогает. Объяснение этому дал Клеарх Солейский в сочинении "Об электрическом скате" [FHG.II.324], однако так пространно, что я позабыл его и отсылаю вас к его книге. Как пишет Аристотель, электрический скат принадлежит к [d] хрящевым живородящим рыбам. Охотится он на мелких рыбок, своим прикосновением приводя их в неподвижное оцепенение. Но Дифил Лаодикейский утверждает в своем комментарии к поэме Никандра "О действии животных ядов", что скат парализует тело живого существа не целиком, а частично; он пишет, что установил это многими опытами. Архестрат же пишет:

И электрический скат, отваренный в масле с душистой

Травкою, вместе с вином и маленьким ломтиком сыру.

Алексид в "Галатее" [Kock.II.311]:

Зажарить фаршированного ската им.

И в "Деметрии" [Kock.II.314; ср. 107с]:

Громадного взял ската, понадеявшись,

Что женские изнеженные пальчики

[e] Ущерба не потерпят от шипов его.

96. Рыба-меч (ΞΙΦΙΑΣ). Аристотель пишет, что у этой рыбы нижняя часть рыла очень мала, верхняя же велика и костиста, равняясь по длине всему туловищу, она и называется "меч". Зубов же у рыбы нет. Архестрат пишет:

Если в Византии придешь, отведай кусок от меч-рыбы -

[f] Лишь хвостовой позвонок. Хороша она также в проливе

Узком, недалеко от отрогов Пелорского мыса.

Есть ли другой столь искушенный устроитель и судья кушаний, как этот поэт из Гелы, а вернее, Катагелы? {53} Ради своего чревоугодия он искусно и [босфорский] пролив переплыл, и каждую часть каждой рыбы проверил на качество и на сочность, чтобы заложить основы предмета, столь полезного в жизни.

{53 ...вернее, Катагелы? — Каламбур, заимствованный у Аристофана («Ахарняне». 606). Гела, сицилийский город и предполагаемая родина Архестрата, созвучна греческому «смеяться», а Катагела — «ухахатываться» (примеч. переводчика).}

97. Орфос (ΟΡΦΩΣ; полиприон или гигантский каменный окунь). (315) Некоторые, например, Памфил, называют его орфом (ο̉ρφός). Аристотель в пятой книге "О частях животных" [ИЖ.V.36] говорит, как быстро растут рыбы и как орф тоже очень быстро становится большим из малого. Рыба эта хищная, острозубая и ведет одинокий образ жизни. Особенность ее - отсутствие семенных протоков и способность долго оставаться живой после разрезания на части. Она принадлежит к разряду рыб, зимующих в норах, и предпочитает прибрежные воды открытому морю. Живет она не более двух лет. Нумений упоминает ее так:

[b] Этою снастью легко ты подымешь из ложа морского

Длинного лже-скорпиона и орфа колючего, ибо

Есть у нее на конце...

И еще [ср.305с, 321b]:

Главков или морской род орфов, с темною кожей

Черных "дроздов".

Дорион пишет, что молодых орфов некоторые называют орфакинами. Архипп в "Рыбах" [Kock.I.682]:

Пришел κ ним орфос (ο̉ρφώς), некоего бога жрец.

Кратин в "Одиссее" [Kock.I.59]:

Орфоса (ο̉ρφώ) кусок горячий.

Платон в "Клеофонте" [Kock.I.616; cp.327d]:

[c] Тебя здесь поселил он, дура старая,

Гнилой едой акулам, орфам, паграм быть.

Аристофан в "Осах" [493]:

Если кто-то пожелает орфа взять, а не мембрад.

Именительный падеж единственного числа слова "орфос" аттики произносят с острым ударением на последнем слоге (ο̉ρφώς), как у Архиппа. Родительный падеж этого слова - у Кратина: "Кусок горячий орфоса (όρφώ)".

98. Оркин , или тунец (ΟΡΚΥΝΟΣ). Дорион в сочинении "О рыбах" утверждает, что эти тунцы попадают в наше море из вод, что вокруг [d] Геракловых Столпов, поэтому большинство их и ловится в Иберийском и Тирренском морях, а оттуда они расплываются по всем другим морям. Гикесий пишет, что самые жирные - тунцы-оркины из Гадир, на втором месте после них - сицилийские, а те, что пойманы далеко от Геракловых Столпов, уже без жира, потому что слишком далеко заплыли. У тунцов из Гадир "ключичные" [ср.303b] кости разъединены, так же как у осетров [e] челюсти, небо и так называемые черные кости [ср.121b]. Гикесий говорит также, что подбрюшья у этих тунцов очень жирны и вкусней других частей тела, однако самое вкусное у них - это ключицы.

99. Морской осел (ΟΝΟΣ) и ослик (ΟΝΙΣΚΟΣ) (вид трески). Об "осле" Аристотель в сочинении "О животных" пишет, что, подобно колючим акулам, он держит пасть широко раскрытой, что рыба эта не стадная, что только у нее сердце находится в брюхе, а в мозгу есть камешки, похожие на жернова. Это также единственная рыба, которая прячется [f] в норах в самую жару, когда восходит созвездие Пса, тогда как все остальные рыбы прячутся в зимнее время. Упоминает ее в "Свадьбе Гебы" и Эпихарм [cp.327f]:

"Ханн" с разинутою пастью и "ослов" с раздутым брюхом.

Осел и ослик - это разные рыбы. Дорион в сочинении "О рыбах" пишет об этом так: "...осел, которого некоторые называют "гадом", и галлерий, которого иные зовут "осликом" или "максином"". Эвтидем же пишет в книге "О соленой рыбе": "...одни называют его бакхом, другие геларией, третьи - осликом". Архестрат пишет:

(316) Анфедон славный растит "ослов" до огромных размеров

(Коих "каллариями" называют), но мясо их рыхло,

И, как кажется мне, невкусна эта рыба. Иные

Их до небес превозносят - всегда ведь такое бывает:

Нравится больше одним одно, другим же другое.

100. Осьминог, полип (ΠΟΥΛΥΠΟΥΣ), родительный падеж πουλύποδος. Так аттики (и Гомер [Од.V.432]:

Если полипа (πουλύποδος) из ложа ветвистого вырвешь)

склоняют это слово по аналогии с другими производными от слова πούς (нога). Например, винительный падеж "полипа" произносят πουλύπουν, подобно [винительному падежу] "Алкиноя" (Άλκίνουν), "Эдипа" [b] (Οίδίπουν) и "треножником" (τρίπουν), как у Эсхила в "Афаманте" [TGF2. 3; cp.37f], от πούς (нога), как от νους (ум). Винительный же падеж πώλυπον - это эолийская форма. Аристофан в "Дедале" [Kock.I.436; ср.323с]:

Добыча - осьминоги (πουλύπους), каракатицы.

И еще:

Дает мне осьминога (πουλύπουν)

И еще:

Бить-колотить, как осьминога (πουλύπου) дряблого

Алвей в "Сестрах-развратницах" [Kock.I.756]:

Ведь глупо осьминожий ум иметь (πουλύποδος)

Амипсий в "Доедающем" [Kock.I.671]:

Нужно мне осьминогов (πουλύποων)

[c] Платон в "Дитяти" [Kock.I.626]:

На первом месте ты, как осьминожики (πουλύποδας).

Алкей [Kock.I.764]:

Как осьминог (πουλύπους), я поедаю сам себя.

Однако другие склоняют слово "полип" (πολύποδα) аналогично слову "нога": πούς "нога" [им.п.], ποδός "ноги" [род. п.], ποδί "ногой" [дат.п.], πόδα "ногу" [вин.п.]. Эвполид в "Демах" [Kock.I.284]:

Политик точно как полип (πουλύπους) ухватками.

101. Диокл в первой книге "Здоровья": "...моллюски возбуждают человека к наслаждению и любовным утехам, особенно осьминоги". Аристотель же сообщает, что у осьминога восемь ног, из которых пара верхних и пара нижних короткие, те же, что посередине, длинные; пара щупальцев, которыми он тащит к себе пищу; два глаза, находящиеся над парой верхних ног; рот же и зубы находятся посередине, между ногами. [d] Разрез головы обнажает мозг из двух полушарий. Есть у него и чернильная жидкость, не черная, как у каракатицы, но красноватая; она заключена в так называемой маковке, а маковка, подобно пузырю, находится в верхней части живота, однако с кишками не соединяется. Питается осьминог иногда мясистыми частями ракушек, а пустые раковины выбрасывает из норы наружу; по ним рыбаки его и находят. Спаривается он, сплетаясь в [e] объятиях, и соитие продолжается очень долго, так как животное это бескровно. Икру он откладывает через так называемый "яйцеклад", похожий на трубку в его теле, а икра слипается в виде гроздей. 102. Говорят также, что, когда ему не хватает пищи, он поедает сам себя, как пишет комик Ферекрат в "Дикарях" [Kock.I.149]:

На оливках, на кореньях

Мы сидим, а если голод

Одолеет злою ночью -

[f] Мы не хуже осьминогов,

Станем грызть свои же пальцы!

И Дифил в "Купце" [Kock.II.551]:

- Он - осьминог со щупальцами целыми.

- Что ж, это значит, он не обкусал себя.

Но всё это неправда, ибо щупальца ему откусывают морские угри, когда преследуют его.

Говорят, что, если в его нору подсыпать соль, он немедленно выползет. Рассказывают также, что от испуга он меняется в цвете и (317) окрашивается в цвет тех мест, где прячется. Об этом говорит в "Элегиях" и мегарец Феогнид [215]:

Пусть образцом тебе будет полип многохитрый: к какому

Камню прилепится он, вид он и примет того.

Похожее говорит и Клеарх во второй книге сочинения "О пословицах", где он приводит следующие стихи без имени автора [FHG.II.318]:

[b] Сын мой, герой Амфилох, в какую страну ни придешь ты,

К ней ты, как хитрый полип, приспособься.

103. "В прежние времена в Трезене, - пишет тот же Клеарх, - законом не только воспрещалось ловить так называемого священного осьминога и осьминога-гребца, но и даже прикасаться к ним, а также к морской черепахе. Тело осьминога легко размягчается, а сам он глуп, ибо идет в руки ловцов и во время преследования иногда даже не убегает. Самки осьминогов после родов размягчаются и слабеют, поэтому они очень легко ловятся. Иногда видели вылезающих на сушу осьминогов, особенно в каменистых [c] местах, потому что гладкой земли они избегают. Они любят растения, особенно оливы, и часто их находят прямо на стволах, которые они обвивают щупальцами". (В сочинении "О водных животных" [ср.332b-с] Клеарх добавляет, что осьминогов ловили также, когда они цеплялись за прибрежные смоковницы и поедали смоквы.) "Что осьминоги любят оливки, видно вот из чего: если ветку этого растения опустить в воду, где они водятся, и [d] немного подождать, то можно легко вытащить сколько угодно прилепившихся к ней осьминогов. Все части тела осьминогов крепкие, и только шея слаба".

104. Рассказывают также, что самец таскает в одном из щупальцев нечто вроде полового органа с двумя большими присосками. Он похож на мышцу, проходящую посередине через щупальце. В пятой книге "[Истории] животных" Аристотель пишет [V.40]: "Осьминог совокупляется зимой, а откладывает икру весной, скрываясь в норах почти два месяца. [e] Животное это плодовито. Самец отличен от самки удлиненной головой и половым органом в щупальце, как говорят рыбаки. Отложив икру, они ее насиживают: в это время они совсем худые. Икру [V.87] осьминог откладывает в нору или какой-либо полый предмет, например, горшок. Через пятьдесят дней {54} из икры выводится много маленьких осьминогов, похожих на пауков. [V.90] Самка осьминога иногда высиживает икру, иногда же [f] сидит перед отверстием норы, расставив щупальца".

{54 ...пятьдесят дней... — В переводе В.П. Карпова (Аристотель. ИЖ.V.87) указано 15 дней. Ср. 323f (примеч. переводчика).}

Феофраст пишет в сочинении "О животных, меняющих окраску" [fr.173], что осьминог принимает вид камней и делает это как из страха, так и для защиты. В сочинении же "О сухопутных животных" он пишет [fr.171], что осьминоги не принимают внутрь морскую воду. А в сочинении "О местных особенностях" [fr.173] он пишет, что на Геллеспонте осьминоги не водятся, ибо море это холодное и малосоленое, а осьминоги не переносят ни того, ни другого.

105. "А так называемый "кораблик", - пишет Аристотель, - не осьминог, хоть и похож на него щупальцами: спина у него панцирная. Из (318) глубины он выныривает, держа панцирь над собой, чтобы из него вылилась вода; затем переворачивается и плывет, держа наверху одну пару щупальцев. Между ними растет тонкая кожистая перепонка, как у птиц между когтями на ногах. Два же других щупальца он опускает в воду наподобие весел. Когда он видит, что кто-то приближается, то от испуга прижимает ноги, [b] наполняет свой панцирь водой и стремительно уходит вглубь". Однако в сочинении "О животных и рыбах" он пишет: "...одна разновидность осьминогов - меняющие окраску, другая - кораблики".

106. К этому кораблику относится и эпиграмма, приписываемая Каллимаху Киренскому:

Я - обомшелый моллюск, Зефирита, в святилище новом,

Первый Селены дар в храм, о Киприда, тебе.

Плыл я в волнах, ракушка, и ветер соленый далеко

Путь мне держать помогал, в кожицу-панцирь толкал.

Если ж Галена, богиня блестящая, правила в море,

[с] Ножками греб я с трудом, я - соименник Арго.

Вот я пристал и к песку Иулиды; потом, Арсиноя,

Стал и забавой смешной я на твоем алтаре.

Даже гнезда для себя гальциона влажная в створках .

Вить не стала, ведь я был бездыханен и мертв.

К дочери Клиния будь же добра! Она из эолян,

В Смирне жила и сама делает много добра!

И Посидипп написал эпиграмму на почитавшуюся в Зефирии [d] Афродиту:

В храм Филадельфовой славной жены Арсинои-Киприды

Морем и сушей нести жертвы спешите свои.

Эту святыню, царящую здесь, в Зефирийском прибрежье,

Ей, Арсиное, воздвиг первый наварх Калликрат.

Добрый молящимся путь посылает богиня и море

Делает тихим для них даже в средине зимы.

Упоминает осьминога и трагик Ион в следующих стихах из "Феникса" [TGF2.739]:

[e] Полипа ненавижу, что меняет цвет

И щупальцами к скалам прикрепляется

Бескровными.

107. Виды же осьминогов по Аристотелю и Спевсиппу таковы: эледона, полиподина, больбитина, осмила. А в книге "О животных" Аристотель перечисляет, что к моллюскам относятся осьминоги, осмила, эледона, каракатица и кальмар. Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [cp.323fj:

Каракатицы, полипы, да кальмары быстрые,

Да зловонные больбиты, крабы говорливые.

[f] Архестрат же пишет:

Лучшие из осьминогов - на Фасосе, в Карий славной,

Также Керкира растит великое множество крупных.

Дорийцы, как например Эпихарм, выговаривают слово "полип" через о долгое: πώλυπον. Также и Симонид говорит [ср.316b]: "Ища полипа (πώλυπον)". Аттики же говорят πουλύπουν.

Относится он к семейству, близкому к селахиям (σελαχωδών): так называются хрящевые рыбы (χονδρώδη):

Полипы (πουλύποδες) и колючие акулы.

Моллюсками называются все кальмароподобные, а хрящевыми - рашпильные акулы.

(319) 108. Крабы (ΠΑΓΟΥΡΟΙ). О них упоминает Тимокл или Ксенарх в "Багрянке" [Kock.II.471]:

Рыбак я мудрый, все познал я хитрости

Богопротивных крабов и малюток-рыб -

Ужели я буглосса, дурня старого,

Не проведу в два счета? Дело было бы!

109. Пеламида (ΠΗΛΑΜΙΣ). О ней в "Музах" упоминает Фриних [Kock.I.380]. Аристотель в пятой книге "О частях животных" пишет [ИЖ.V.36]: "Пеламиды и тунцы размножаются в Понте и более нигде". Упоминает их и Софокл в "Пастухах" [TGF2. 242]:

[b] Здесь также коротает бури зимние

Соседка, пеламида геллеспонтская,

Боспорцу в летний зной еда привычная, -

Она гостит там часто.

110. Окуни (ΠΕΡΚΑΙ). О них упоминает Диокл, а также Спевсипп, во второй книге "Подобий" утверждающий, что окуни, ханны и фики похожи друг на друга. Эпихарм же пишет [ср.323а,с]:

Комариды, псы-кефали, кестры, с ними пестрые

Окуни.

Нумений же в "Рыбной ловле" [ср.282а, 313d, 320е]:

То окуней, а иной раз - крутящихся между камнями

[с] Самочек фиков, губанов, еще скорпиона морского.

Окунь (ПЕРКН). И его упоминают Эпихарм в "Свадьбе Гебы" и Спевсипп во второй книге "Подобий", а также Нумений в только что приведенных цитатах. Аристотель пишет в сочинении "О животных", что фик - колючеперая рыба с пестрой кожей, окунь же испещрен линиями и косыми полосками. Есть также пословица: "За чернохвостом окунь следует".

111. Рыбы-иглы (ΡΑΦΙΔΕΣ; европейский сарган). Их также упоминает Эпихарм, говоря [ср.304с, 328b]:

[d] Рыбы-иглы острорылые, дорады и макрель.

Дорион в сочинении "О рыбах" пишет: "...белому (игла), которую называют также рыбой-иглой". Белоной называет ее в пятой книге "Частей животных" и Аристотель [ИЖ.V.37]. В сочинении же "О животных или рыбах" он называет ее морской иглой и пишет, что она беззубая. Спевсипп тоже называет ее белоной.

112. Рашпильная акула (ΡΙΝΗ). Дорион в сочинении "О рыбах" пишет, что рашпильные акулы, и вообще все хрящевые рыбы особенно хороши в заливе Смирны. Однако Архестрат пишет:

Лучшие из хрящевых бывают рыбы в Милете;

Только зачем говорить об акуле и плоскоспинном

Скате? Но ящерицей, запеченной в печи, ионийским

[e] Лакомством всей детворы, с удовольствием я б угостился.

113. Скар (ΣΚΑΡΟΣ; средиземноморская лора). Аристотель пишет, что он хищен, острозуб, ведет одиночный образ жизни; пасть у него маленькая, язык прикреплен не жестко, сердце треугольное, печень белая, [f] из трех долей, желчный же пузырь и селезенка черные, одни жабры двойные, другие одиночные. Это единственная рыба, которая жует жвачку. Эпихарм в "Свадьбе Гебы" пишет:

...большой улов

Спаров, скаров, а ведь даже от помета их богам

Отказаться невозможно.

Селевк из Тарса пишет в "Рыболовном искусстве", что из всех рыб (320) только скар никогда не спит; поэтому его невозможно поймать даже ночью. Может быть, это из-за страха. Архестрат пишет в "Гастрономии":

Скара ищи из Эфеса, зимой же вкушай барабульку.

Ежели в Тейхиоессе, милетской деревне песчаной,

Поймана рыба была вблизи криволучных карийцев.

В другом же месте он говорит:

[b] А в Калхедоне приморском пожарь громадного скара,

Только промыть не забудь хорошенько. В Византии тоже

Доброго скара найдешь, с такою большою спиною,

Что хоть сравни ее с круглым щитом. Приготовить примерно

Так его надо: когда он покрыт слоем сыра и масла,

Быстро его запеки, в горячую печку подвесив.

Солью посыпь и растертым тмином, а после обрызни

Светлого масла струей из собственных рук, образуя

Дивный фонтан, что достоен самих олимпийцев бессмертных.

[c] Никандр Фиатирский пишет, что есть два вида скаров, серый (ο̉νίας) и пестрый (αι̃ολος).

114. Спар (ΣΠΑΡΟΣ). Гикесий пишет, что он вкуснее анчоуса и питательнее многих других рыб. Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [cp.319fj:

Посейдон, морского люда вождь, их лично посетил,

Приведя на финикийских кораблях большой улов

Спаров, скаров, а ведь даже от помета их богам

Отказаться невозможно.

[d] Нумений в "Рыбной ловле" [ср.327b]:

Спара или ходящих стаями гиков.

115. Рыба-скорпион (ΣΚΟΡΠΙΟΣ). Диокл в первой книге трактата "Гигиена", адресованного Плистарху, пишет, что из глубоководных рыб самое жесткое мясо у скорпионов, морских петухов (κόκκυγας), камбал, саргов и ставрид, а у барабулек оно мягче. Еще мягче мясо мелководных (πετραι̃οι). Гикесий же пишет: "Один род скорпионов водится в открытом море, другой - на мелководьях; первый рыжий, второй [e] черноватый. Глубоководный лучше и вкусом и питательностью. Скорпионы слабят желудок, хорошо выводятся, сочны и очень питательны, потому что относятся к хрящевым [рыбам]". Размножается скорпион дважды [в год]; так пишет Аристотель в пятой книге "О частях животных" [ИЖ.V.32]. Нумений в "Рыбной ловле" [ср.282а, 313d, 319b]:

Самочек фиков, губана, еще скорпиона морского

С красною кожей, а то вожака окуням чернохвоста.

[f] О том, что скорпион драчлив, рассказывает в сочинении "О рыбах" или "О животных" Аристотель; о том, что он пестр, - Эпихарм в "Музах" [ср.295b]:

Жирные ставриды, главки, скорпионы пестрые.

Он ведет одиночный образ жизни и питается водорослями. В пятой книге "О частях животных" [ИЖ.V.32,36] Аристотель называет его в разных местах то скорпионом, то скорпидой. Неясно, разные ли это рыбы; а вот скорпен и скорпид я и сам часто ел, и каждый знает, что они заведомо различаются и вкусом и цветом. Кулинар же Архестрат в своих золотых стихах пишет:

(321) Но скорпиона купи на Фасосе, если не больше

Локтя он, а от больших держи свои руки подальше.

116. Скумбрия (ΣΚΟΜΒΡΟΣ). [О ней упоминает] Аристофан в "Геритадах" [Kock.I.434]. Гикесий пишет, что хотя скумбрии очень маленькие, но они питательнее и вкуснее колиев, однако нелегко выводятся из кишечника. Эпихарм в "Свадьбе Гебы" упоминает о них так [ср.313е]:

Рыбы-ласточки и мирмы, что побольше колиев

Или скумбрий, но поменьше будут самочек тунцов.

117. Белые сарги (ΣΑΡΓΟΙ). Гикесий пишет: "Мясо этих рыб более терпко и питательно, чем мясо чернохвостки". Нумений в "Рыбной ловле" [b] называет сарга хитрецом, которого трудно вытащить [ср.305с, 315b]:

Черных "дроздов" и "дроздов", одноцветных с морскою волною;

В месте другом и в другой раз поймаешь губителя лески -

Сарга, что любит водиться у берега.

Аристотель в пятой книге "О частях животных" пишет [ИЖ.V.38], что сарг размножается дважды: весной и осенью. Эпихарм же в "Свадьбе Гебы" [325f]:

Хочешь, - сарги и сардины (χαλκίδες) и создания глубин...

Однако в следующем перечислении он говорит отдельно о саргах и саргинах [cp.313d, 325f]: [с]

Были там сарганы, были чернохвостки, узкие

Обожаемые "ленты", - тонкие, но вкусные.

Подобным же образом и Дорион в сочинении "О рыбах" называет их (σαργίνοι) и сардинами (χαλκίδες). Мудрый же Архестрат пишет:

В пору, когда Орион на небо восходит и гриву

Сбрасывать примется мать гроздей, вино приносящих,

Сарга громадного жарь, прикрыв покрывалом из сыра.

Уксусом едким его приправь: по природе он жесток,

Будь же разумен и так приправляй всю жесткую рыбу.

[d] Мягкую же по природе и с жирным мясом лишь солью

Очень немного посыпь и полей ее маслом: такая

Рыба содержит в себе уже всю полноту наслажденья.

118. Сальпа (ΣΑΛΠΗ). Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [ср.327с]:

[Были] пагры, и аоны, и морские окуни,

Также сальпы-говноеды жирные, проклятые;

Хороши они, однако, жаркой летнею порой.

Аристотель в пятой книге "О частях животных" пишет [ИЖ.V.38], что [e] размножается она раз в году, осенью. Она густо испещрена красными полосами, имеет острые зубы и ведет одиночный образ жизни. Он пишет также, что по рассказам рыбаков она ловится на тыкву, потому что очень любит ее. Архестрат же пишет:

[f] Сальпе же я навсегда выношу приговор: "никудышна!"

Больше всего для еды годится она в Митилене,

Брать ее надо, когда приходит пора урожая.

Панкрат в "Морских трудах":

И равновеликие рыбы,

Сальпы; коровами их рыбаки побережья с сетями

Кличут - они ведь всегда, потакая желудку, глодают

Водоросли.

Рыба эта пестрая. И потому Мнасея (то ли локрийца, то ли колофонца), сочинителя "Безделок", близкие называли Сальной за пестроту содержания его сборника. Впрочем, Нимфодор Сиракузский пишет в "Плавании вокруг Азии" [FHG.II.378], что автором этих "Безделок" была (322) женщина с Лесбоса; Алким же пишет в "Сицилийской истории" [FHG.IV.296], что первооткрывателем таких "Безделок", какие ходят под именем Сальпы, был человек из Мессены, что напротив острова Ботрии. Архипп в "Рыбах" пишет слово сальна в мужском роде [Kock.I.683; ср.287а]:

Стал боак глашатаем,

Сальп - трубачом, за семь оболов нанятый.

Похожая на сальпу рыба, называемая "лоскутницей", водится в Красном море; всё ее тело покрыто золотистыми полосками. Об этом рассказывает Филон в сочинении "О металлах".

119. Сростнозубы (ΣΥΝΟΔΟΝΤΕΣ) и синагрида [b] (ΣΥΝΑΓΡΙΣ) (зубан и большеглазый зубан). Их также упоминает Эпихарм:

...треску,

Синагрид и сростнозубов с красными полосками.

Нумений в "Рыбной ловле" пишет сростнозуба через υ:

Белого сростнозуба (συνόδοντα), боэков и трикков.

И в другом месте [cp.304d, 322f]:

Ежели хочешь поесть ты рыбы, на эту приманку

Можешь поймать сростнозуба-гиганта, макрель-водолаза.

Однако Дорион того же сростнозуба пишет через ι, также как и Архестрат:

[c] Стоит искать сростнозуба (σινόδοντα), лишь если он жирен,

Рекомендую, мой милый, ловить его прямо в проливе.

Тот же совет я даю и тебе, Клеэнет дорогой мой.

Также Антифан в "Архестрате" [Kock.II.28]:

Кто может съесть

Угря кусочек, сростнозуба (σινόδοντος) голову?

120. Ставрида (ΣΑΥΡΟΣ). О ней упоминает Алексид в "Левкадянке"; говорит повар [Kock.II.344j:

- Умеешь приготовить должным образом

Ставриду?

- Коли объяснишь - конечно же.

- Возьми и вырежь жабры, после вымочи,

[d] По кругу срезав плавники колючие,

Разрежь вдоль спинки, распластай, как следует,

Отбей ее затем, присыпав сильфием,

А сверху высыпь соль и сыр с душицею.

Эфипп, перечисляя в "Кидоне" много разных рыб, упоминает и ставриду [Kock.II.256; cp.329d, 403b]:

Тунца кусочки, рашпильной

Акулы, угря, окуня,

С кусками голована, сом,

[e] С колючею акулою;

Ставрида, бринк, губан, кефаль,

Пагр, лебий, барабулька, лещ,

Морской лещ и фракиянка [см.329d],

Пеструшка и дракон морской,

Летучая рыбешечка,

Кальмар, креветка, камбала,

Полип и каракатица,

Орф, иглы и анчоусы,

Бычок и с ним кестреи.

Мнесимах в "Конезаводчике" [Kock.II.438; ср.403b]:

Акулы-собаки длинный хвост,

Электрический скат, рыба-лягва, бринк,

Морской петух, фика самочка,

Ставрида, трихида, и ласточка

Морская, окунь...

Скепин (ΣΚΕΠΙΝΟΣ; молодой тунец). Упоминая эту рыбу в книге "О рыбах", Дорион пишет, что ее называют аттагином (α̉τταγεινός).

[f] 121. Постник (ΣΚΙΑΙΝΑ; вид горбыля). Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [ср.288b, 307с, 308е]:

Были пестрые с "пловцами" (πλωτές) и собачьи языки,

Были там и постники (σκιαθίδες).

Нумений называет эту рыбу скиадеей [ср. 304d, 322b]:

Ежели хочешь поесть ты рыбы, на эту приманку

Можешь поймать сростнозуба-гиганта, макрель-водолаза.

Пагра с хохлом или рыб-скиадей, собравшихся в стаю.

Сиагриды (ΣΥΑΓΡΙΔΕΣ). Их упоминает Эпихарм в "Свадьбе Гебы", а также в "Земле и Море".

(323) 122. Сфирены (ΣΦΥΡΑ1ΝΑΙ; барракуда). Гикесий пишет, что они сытнее угрей, хотя мясо их неприятно на вкус и неаппетитно; сочности оно средней. Дорион говорит: "Сфирена, которую называют кестрой..." Также Эпихарм, упомянув в "Музах" кестру, ничего не говорит о сфирене, потому что это одна и та же рыба [ср.319b]:

И халкиды, и морские псы, и кестры, пестрые

Окуни.

И Софрон в "Мужских мимах": "...кестры, глотающие ботиду". Спевсипп [b] во второй книге "Подобий" поясняет, что похожи друг на друга кестра, сарган и ставрида. Аттики тоже обычно называют сфирену кестрой и только изредка сфиреной. Например, у Страттида в "Македонцах" человек из Аттики не знает этого слова и спрашивает [Kock.I.719]:

Сфирены? Что такое?

А ему отвечают:

- Их вы, аттики,

Зовете кестрами.

Антифан в "Эвтидике" [Kock.II.50]:

- Громадная сфирена.

- По-аттически

Ее бы кестрой надо звать.

Никофонт в "Пандоре" [Kock.L776]:

Кестры, окуни морские.

[c] Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [ср.319b]:

...кестры, пестрые окуни.

123. Каракатица (ΣΗΠΙΑ). Аристофан в "Данаидах" [Kock.I.436]:

Добыча - осьминоги, каракатицы.

Как объясняет Филемон, предпоследний слог слова σηπία имеет острое ударение, как в словах αι̉τία (причина), τηλία (лоток), ταινία (лента), οι̉κία (дом). Аристотель пишет, что у каракатицы восемь ног, из которых две задних длиннее остальных, и два хоботка, между которыми находятся глаза и рот. У нее два зуба [во рту], один сверху и другой снизу, [d] и панцирь на спине. Чернильная жидкость у каракатицы содержится в маковке, которая располагается около рта и похожа на пузырь. Брюхо плоское и гладкое, как коровий сычуг. Маленькие каракатицы питаются мелкой рыбешкой, которую они захватывают хоботками, как рыбачьей леской. Говорят, что в бурю они хватаются хоботками за камни и держатся на них, как на якоре. Преследуемая каракатица испускает [e] чернильную жидкость и скрывается в ней, делая вид, что уплывает вперед. Рассказывают также, что когда самку каракатицы цепляют трезубцем, то самцы приходят на помощь и стаскивают ее; когда же бывает пойман самец, то самки, наоборот, разбегаются. В пятой книге "Истории животных" [Аристотель] пишет [V.21.]: "Каракатицы и кальмары плавают, сплетясь друг с другом, рот ко рту, щупальце к щупальцу и хоботок к хоботку. [40] Каракатица первая весной приступает к [f] размножению и продолжает всю весну; икра ее вылеживает пятнадцать дней. Когда самка мечет икру, самец, следуя за ней, обливает икру [чернилами], так что она затвердевает. Самец и самка плавают рядом, причем самец пестрее самки и чернее со спины".

124. Эпихарм пишет в "Свадьбе Гебы" [ср.318е]:

Каракатицы, полипы, да кальмары быстрые.

Следует отметить, что этот стих противоречит утверждению Спевсиппа, что каракатицы и кальмары неразличимы. У Гиппонакта в ямбах есть (324) выражение "подтек каракатицы (υ̉πόσφαγμα)"; комментаторы считают, что [b] это чернильная жидкость. Такое же название [υ̉πόσφαγμα] Эрасистрат дает в "Поваренной книге" некоему соусу: ""Подтек" - это сок кровяного отбитого мяса с медом, сыром, солью, тмином, сильфием и уксусом". А Главк Локрийский в своей "Поваренной книге" пишет так: ""Подтек" - это кровь, сваренная с сильфием, вином или медом, уксусом, молоком, сыром и нарубленными пахучими травами". Ученейший же Архестрат пишет:

Только в Абдерах найдешь каракатиц, еще в Маронее.

Аристофан [пишет] в "Женщинах на празднике Фесмофорий" [Kock.I.473; ср.104е]:

Кто покупал здесь рыбу, каракатицу?

Также в "Данаидах" [Kock.I.454]:

Рыбешки, осьминожки, каракатицы.

Феопомп в "Афродите" [Kock.I.734]:

Вот эту каракатицу

Возьми поешь и осьминога этого.

Алексид в "Порочной" выводит повара, следующим образом рассуждающего о варке каракатиц [Kock.II.367; cp.326d]:

Каракатиц покупаю я

[с] За драхму втрое больше. Обрезаю им

Их хоботки и плавники, затем варю,

А тушку нарезаю я на тонкие

Кусочки, натираю солью мелкою

И выхожу на сцену пира, их неся

На сковородке пышущей.

125. Барабулька , султанка (ΤΡΙΓΛΗ). Это слово, подобно слову κίχλη (дрозд), оканчивается на η. Действительно, слова женского рода, оканчивающиеся на λα, требуют удвоения лямбды (λλα): [таковы имена] [d] Σκίλλα, Τελέσιλλα; а слова, у которых перед λ стоит γ, оканчиваются на η: τρώγλη (дыра), αίγλη (сияние), ξεύγλη (яремный хомут). О барабульке Аристотель пишет в пятой книге "О частях животных" [ИЖ.V.32], что размножается она трижды в год, о чем свидетельствуют рыбаки, видевшие в некоторых местах появление ее молоди. Возможно, отсюда она и получила свое название. Так, амия получила имя, оттого что не плавает поодиночке (ού μία), но всегда стаей, скар - потому что прыгает (σκαίρειν) за креветками (καρίς), афии (α̉φυει̃ς), потому что они недоростки (α̉-φυει̃α), то есть мелкие (δυσφυει̃ς), а буйный тунец (θύννος) от глагола θύω (бурно устремляться), потому что при восходе Пса мучается от овода в голове. [e] Зубы у барабульки острые, рыба это стадная и хищная, всё тело ее покрыто пятнами. Когда барабулька мечет икру в третий раз, она не дает потомства, потому что некие червячки поедают семя еще в утробе.

Эпихарм в следующем стихе из "Свадьбы Гебы" называет барабулек согбенными [ср.288а]:

И согбенных барабулек и байонов он привел

Препротивных.

Софрон же упоминает в "Мужских мимах" каких-то тригол: "тригол, перекусывающих пуповину" и "триголу, вестницу хорошей погоды". С [f] другой стороны, в миме, озаглавленном "Пыхтящая забава", он пишет: "челюсть барабульки", но "зад триголы", а в "Женских мимах" он пишет: "барабульку бородатую".

Диокл в "Послании к Плистарху" упоминает [cp.305b, 320d], что мясо барабульки жесткое. Спевсипп пишет, что морской петух, ласточка и барабулька похожи друг на друга; поэтому Трифон говорит в сочинении (325) "О животных", что некоторые из-за этого сходства отождествляют триголу с морским петухом, - в частности, у обеих жесткие хвосты; именно поэтому Софрон и говорит: "челюсть барабульки, зад триголы".

126. Платон же пишет в "Фаоне" [Kock.I.647; cp.5d]:

Жилы не сможет напрячь султанка, дитя Артемиды:

Девой она рождена и чуждается страсти любовной.

Барабулька считается посвященной Гекате, потому что ее имя (τρίγλη) созвучно эпитетам этого божества. Действительно, Гекату называют Трехдорожной, Трехликой и по тридцатым числам ей подносят угощения. Подобным же образом "кифара" присваивают Аполлону, боака ("крикуна") [b] Гермесу, плющ - Дионису, птицу фалариду (лысуха) - Афродите, (как это делает в "Птицах" Аристофан [566], намекая на фаллос), утку, называемую νη̃ττα, - Посейдону. А то порождение моря, которое мы называем афией, другие же афритом или афром (пена), тоже любезно Афродите, ибо она тоже родилась из пены. Аполлодор прямо пишет в сочинении "О богах", что барабульку приносят в жертву Гекате из-за схожести имен, {55} ибо у этой богини три образа. Меланфий в книге [c] "Об Элевсинских мистериях" [FHG.IV.444] добавляет к барабульке анчоуса, потому что Геката владеет и морем. Гегесандр Дельфийский утверждает [FHG.rv.420], что барабульку проносят в шествии на Артемисиях, потому что она будто бы выслеживает и уничтожает ядовитых морских зайцев, и за такую пользу людям рыбу-охотницу посвятили богине-охотнице. Софрон же называл барабульку "бородатой", потому что кефали с бородой вкуснее других. [d] В Афинах есть место, называемое Барабулька, где приносят жертвы Гекате Триглантине; поэтому и Хариклид пишет в "Цепочке" [Kock.III.394]:

{55 ...барабульку приносят в жертву Гекате из-за схожести имен... — Вероятно потому, что богине подземного царства Гекате на развилках возводили трехликие изображения, так что к ней относится все, что заключает в себе «три», даже название барабульки, греч. τρίγλη. Кроме того, барабулька-тригла особенным образом связана со смертью, так как, погибнув, меняет свой нейтральный цвет на ярко-красный. Из-за этого эффекта она была очень модна в древнем Риме: гурманы сначала наслаждались красочным зрелищем, а потом отдавали ее поварам на кухню.}

Владычица Геката, трехдорожная,

Трехтелая, трехликая,

Султанками прельщенная.

127. Если живая барабулька испустит дух в вине, то выпивший его мужчина теряет половую силу, как говорит в книге "О любовных утехах" Терпсикл; если такого вина выпьет женщина или даже птица, то она не забеременеет.

Многоученый Архестрат, похвалив барабулек из милетских Тейхиусс, продолжает [fr.55; ср. 322а]:

[e] Надо на Фасосе брать барабульку: она не плоха там.

А вот на Теосе хуже, но добрая рыба и эта;

Ловят хороших в Эритрах, но только у самого брега.

Кратин же пишет в "Трофонии" [Kock.I.80]:

Больше не можем мы есть барабульки красной эксонской,

Ни шилохвостого ската, и ни чернохвоста гиганта.

А комедиограф Навсикрат следующим образом расхваливает в пьесе "Судовладельцы" эксонских барабулек [Kock.II.295]:

- И с ними "рыжецветки" превосходные

Своей природою, прибой эксонский их

Из здешних рыб выхаживает лучшими;

Богиню ими, деву светозарную,

[f] Чтут моряки, даря ей от пиров своих.

- О барабульках ты с молочной кожею

Сказал.

128. Рыбы-ленты (TAINIAI; цеполы). И о них не забыл Эпихарм [ср.321с]:

...узкие

Обожаемые "ленты" - тонкие, но вкусные,

Требующие при варке очень малого огня.

Митек пишет в "Поваренной книге": "Рыбу-ленту выпотроши, отрежь голову, промой и, мелко порубив, приправь сыром и оливковым маслом".

(326) Больше всего и в лучшем виде рыбы-ленты водятся в александрийском Канобе и антиохийской Селевкии. Однако когда Эвполид говорит в "Проспалтийцах" [Kock.I.323]:

Мамаша у него - фракиянка,

Торговка лентами, -

он имеет в виду ткани и пояса, которые носят женщины.

129. Ставриды (ΤΡΑΧΟΥΡΟΙ). Диокл упоминает их в числе рыб с жестким мясом. Нумений же пишет в "Рыбной ловле":

Водных дроздов, зимородков, ставриду - хоть в зимнее время!

[b] Тавлопий {56} (ΤΑΥΛΩΠΙΑΣ; вид тунца). О нем рассказывает Архестрат:

{56 Тавлопий... — Слово-ошибка, возникшее при соединении в нижеследующем стихотворном фрагменте разделенных апострофом союза τε («и») и названия рыбы «авлопий». Авлопий — род неизвестной морской рыбы; по некоторым предположениям это Scomber alalonga (примеч. переводчика).}

Летом, когда Фаэтон в зените, бери непременно

Головы крупных, но юных авлопиев (τ' αυ̉λωπία); быстро готовь их

И подавай к столу горячими, соусом сдобрив.

Также подбрюшья куски пожарь, насадив их на рожны.

130. Кальмар (ΤΕΥΘΙΣ). Аристотель пишет, что это тоже стадное животное; оно очень похоже на каракатицу - у него столько же ног и хоботков. [c] Однако задние ноги у него короче, а передние длиннее, правые хоботки толще, а всё тельце нежно и продолговато. Чернильная жидкость в его маковке не черная, а желтая, панцирь же маленький и хрящеватый.

Каракатица-тевт (ΤΕΥΘΟΣ). Тевт отличается [от кальмара] только величиной, достигая трех пядей. Цвета она красноватого, и нижний зуб у нее [d] поменьше, верхний побольше, оба черные и похожи на ястребиный клюв. Если взрезать, то внутренности у нее похожи на свиные. В пятой книге сочинения "О частях животных" [ИЖ.IХ.151] [Аристотель] пишет, что и тевт, и каракатица живут недолго. Архестрат же, чрева ради обошедший всю сушу и море, пишет:

В Дие искать надлежит каракатиц-тевт пиерийских

Подле потока Бафиры; в Амбракии также их много.

Алексид выводит в "Эретрийце" повара, говорящего следующее [Коск.II.323-324; ср.324с]:

Кальмары, пинны, сердцевик, анчоусы,

[e] Куски мясные, скат да потроха; затем

Я "крылышки" обрезал каракатицам,

Добавил сала маленькую толику,

Приправами опрыскал, начинил же их

Нарубленною мелко-мелко зеленью.

Есть и пирог, называющийся "тевт", как пишет Памфил, ссылающийся на "Хлебопечение" Иатрокла.

131. Рыбы-свиньи {57} (ΥΕΣ). Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [ср.288b, 306а, 330а]:

{57 Рыбы-свиньи — вид до сих пор однозначно не идентифицирован.}

Был кифар средь них, и бычий был язык, и рыбы-свиньи (υ̉ανίδες).

Называет он их и 'ύες [ср.328с|:

Рыбы-свиньи ('ύες), и халкиды, и морские петухи,

Жирный пес морской.

Скорее всего, это то же, что и рыба-кабан. Нумений в "Рыбной ловле" называет какую-то рыбу также гигной (ύαινα):

[f] Черного также леща, что появится, и барабульку,

Рыбу-гиену (ύαινα).

Упоминает эту "гиену" и Дионисий в "Поваренной книге". Кулинарный же кудесник Архестрат пишет:

В Эне и в Понте гиену бери, ее смертные кличут

Также еще "пескоройкой". Вари ее голову просто,

Не добавляя приправ, лишь помешивай воду почаще;

К ней подавай натертый иссоп; а когда пожелаешь

(327) Разнообразить обед, увлажни ее уксусом едким,

Вымочи в нем хорошенько и ешь, давясь и глотая.

Но и плавник на спине, и прочее лучше пожарить.

Поэтому, возможно, и Нумений в "Рыбной ловле" называет песчанкой именно рыбу-свинью, когда пишет [cp.306d]:

Шумную рыбу-песчанку иной раз, иной раз акулу.

132. Гики (YKAI). Это еще одна рыба, которую Каллимах называет в своих эпиграммах священной [ср.282с,е, 284с]:

Бог у него - священный гик.

Нумений в "Рыбной ловле" [cp.320d]:

Спара, или ходящих стаями гиков, иль пагра,

[b] Что между скал блуждает.

Тимей, рассказывая в тринадцатой книге "Истории" о сицилийском городке (речь идет о Гикарах), пишет о его названии [FHG.I.220], что первые люди в этих местах обнаружили рыб, называвшихся гиками, и все они были полны икрою; посчитав это предзнаменованием, пришельцы назвали местность Гикаром. Зенодот пишет, что в Кирене называют гика красным пагелем (έρυθρΐνος). Однако Гермипп Смирнский в книге "О Гиппонакте" [с] [FHG.III.52], считает, что гик - это иулида, и замечает, что его очень трудно поймать. Поэтому и у Филита сказано:

Даже последний гик скрыться [от сети] не мог.

133. Пагр (ΦΑΓΡΟΣ). Спевсипп пишет во второй книге "Подобий", что пагр, красный пагель и рыба-печенка похожи друг на друга. Упоминался он и в вышеприведенной цитате из Нумения [см.327b]. Аристотель сообщает, что рыба эта хищная, ведущая одинокий образ жизни, сердце у нее треугольное; лучшее время для пагра - весна. Эпихарм пишет в "Свадьбе Гебы" [ср.32Id]:

[Были] пагры, и аоны, и морские окуни.

[d] Упоминает его и Метаген в "Фуриоперсах" [Kock.I.706; cp.269e-f]. Также Амипсий в "Конне" [Kock.I.672; ср.315b-с]:

В добычу орфам, паграм и селахиям.

Гикесий же пишет: "Родственны друг другу пагры, хромии, антий, акарнаны, орфы, сростнозубы и синагриды. Мясо у них сладкое, немного терпкое и сытное, но поэтому оно плохо выводится из кишечника. Питательнее их рыбы мясистые, более плотные (γεωδέστεροι) и менее жирные". Архестрат пишет, что пагра следует есть "с восходом Сириуса":

В бухтах уютных у моря на Делосе и Эретрии.

[e] Но покупай от него лишь голову вместе с охвостьем,

А остальное, мой друг, даже в дом заносить не пытайся.

Упоминает пагра и Страттид в "Лемномеде" [Kock.I.718]:

Он много проглотил уже больших пагров.

Также в "Филоктете" [Kock.I.725]:

Затем, на рынок пойдя, берут

Огромных жирных пагров они,

Куски круглореберных нежных угрей

Копаидских.

Некоторые камни также называют паграми; так, Симий [f] свидетельствует, что на Крите пагром называют точильный камень.

134. Ханны (XANNAI; вид каменного окуня). Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [cp.315f]:

"Ханн" с разинутою пастью и "ослов" с раздутым брюхом.

Нумений в "Рыбной ловле" [ср.304е]:

...Ханн, угрей и ночную

Рыбу-бутылку (?)

Упоминает ее и Дорион в книге "О рыбах". Аристотель же в сочинении "О животных" называет ее "пестро-красно-черной" и "пестро-полосатой", потому что она вся покрыта черными полосами.

(328) 135. Хромий (ΧΡΟΜΙΣ; горбыль). И его упоминает Эпихарм [ср.282а-Ь]:

Рыба-меч и рыба-хромий, по словам Анания,

Рыба лучшая весною.

Нумений в "Рыбной ловле" [ср.295b]:

Гика или красавку, иной раз хромия, орфа.

И Архестрат:

Хромия в Пелле большого ты купишь (и летом он жирен),

Или в Амбракии.

136. Дорада (ΧΡΥΣΟΦΡΥΣ). Архипп в "Рыбах" [Kock.I.682]:

[b] Дорад, священных рыбок Афродитиных.

Согласно Гикесию, эти рыбы по сладости и вкусу превосходят всех, и к тому же очень питательны. Размножаются они, как пишет Аристотель [ИЖ.V.36], подобно кестреям, в устьях рек. Упоминают их и Эпихарм в "Музах" [ср.304с] и Дорион в книге "О рыбах". Эвполид пишет в "Льстецах" [Kock.I.298]:

Купил я рыбы только на сто драхм:

Дорад двенадцать, восемь окуней морских.

Мудрый же Архестрат вещает в своих заветах:

Не упусти и дораду, эфесскую жирную рыбу,

[c] Местные люди ее называют еще иониском.

Взяв Селинунта, {58} святой реки, питомицу эту,

{58 ...Селинунта, святой реки... — Имеется в виду река у храма Артемиды Эфесской (Страбон. VIII. 387) (примеч. переводчика).}

Жарь ее целиком, хоть в три сажени длиною,

И подавай к столу.

137. Халкиды (ΧΑΑΚΙΔΕΣ; сардины) и им подобные фриссы, трихиды, эритимы. Гикесий пишет: "Так называемые халкиды, как и траги, иглы и фриссы - рыба негодная, без жира и сока". Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [ср.326с]:

Рыбы-свиньи, и халкиды, и морские петухи,

Жирный пес морской.

[d] Дорион называет их халкидиками. Нумений же пишет:

Но тщетно бы ты попытался

Тем же манером {59} пронзить анчоуса или халкиду

{59 Тем же манером... — Острогой для крупных рыб (примеч. переводчика).}

Малую.

Кроме халкиды существует еще халкий, о нем упоминает Гераклид в "Поваренной книге", а Эвтидем в сочинении "О соленой рыбе" пишет, что возле Кизика они урождаются круглы и шарообразны.

Фрисс упоминает Аристотель в сочинении "О животных и рыбах": "Оседлый образ жизни ведут фрисса, энкрасихол, анчоус, коракин, [e] красный нагель, трихида".

Трихид [упоминает] в "Льстецах" Эвполид [Kock.I.299]:

Да, этот парень прежде бережлив бывал:

Трихид жевал когда-то, а в самосскую

Войну питался мясом на полушку в день.

Аристофан во "Всадниках" [662]:

Когда трихидий будет сотня на обол.

Дорион же в сочинении "О рыбах" упоминает речных фрисс, а трихидию [f] называет трихией. Никохар в "Лемносских женщинах" [Kock.I.772]:

Трихий и тунцов-премнад,

Приплывших стаей к нашему застолию.

Премнадами называли самок тунцов. Платон в "Европе" [Kock.I.611]:

Рыбача как-то раз, его с премнадами

Поймал я на андрахну, {60} тут же выбросил:

{60 ...на андрахну... — Малопонятное растение (возможно, очиток), используемое в качестве приманки; ср.: Плиний. XXV. 162 (примеч. переводчика).}

Ведь это был боак.

Аристотель в пятой книге "Частей животных" [ИЖ.V.543а] называет этих рыб трихиями, а в сочинении "О животных" трихидами. Эта рыба - из тех, о которых говорится, что они очень любят песни и танцы и на звуки музыки выпрыгивают из воды.

Эритимов упоминает Дорион в сочинении "О рыбах"; он пишет, что повадками они ничем не отличаются от халкид, и что под соусом они очень вкусны. Эпэнет же пишет: "Рыбу-куницу, смариду, которую (329) некоторые называют "собачьей подстилкой", халкид, которых называют также сардинами, эритимов, морских петухов, морских ласточек". Аристотель в пятой книге "Истории животных" называет их сардинами. Каллимах же в "Местных названиях" пишет так: "Энкрасихол, эритим - в Халкедоне. Трихидия, халкида, иктар, атерина - в Афинах". И в другом месте этого перечня рыб: "Одзена, осмилий - в Фуриях. Иопы, эритимы - в Афинах". Этих иопов упоминает также Никандр во второй книге "Об Эте":

Также как между мальков иопов дородством гордятся

Рыбы-сычи или пагры иль орфы.

[b] Аристофан в "Грузовых ладьях" [Kock.I.500]:

Несчастен тот, кто на кухне в рассол, как рыба трихида, брошен, -

потому что перед тем, как жарить, рыб окунали в рассол, который называли фасосским. Об этом говорит тот же самый поэт в "Осах" [1127]:

Анчоусовый дважды я уж пил рассол.

138. "Фракиянки " (ΘΡΑΙΤΤΑΙ; алозы). Раз уж мы дошли до того, что заговорили о фриссах, то посмотрим, кто такие фрессы-"фракиянки", о которых говорится в пьесе Архиппа "Рыбы". Он приводит там [c] следующий договор рыб с афинянами [Kock.I.684]: "Возвратить всё, что у каждой стороны есть чужого: мы [возвращаем] фракиянок, флейтистку Атерину, дочь Турсия Каракатицу, а также всё племя Барабулек; прежнего архонта Эвклида, Коракинов из Анагирунта, сына Бычка Саламинского, а также Рыбу-лягву Орейскую председательницу". Если кто-нибудь спросит, что это за фракиянки, которых рыбы обязуются возвратить афинянам, то об этом у меня есть особое сочинение, поэтому сейчас я скажу только самое [d] важное. На самом деле фракиянка - это маленькая морская рыбка. Она упоминается и в "Конезаводчике" Мнесимаха, поэта Средней комедии [Kock.II.438; см.403b, ср.322е]:

...кефаль, лебий, спар,

Пеструшка, тевт, "фракиянка",

Летучая рыбка, креветка, кальмар.

Дорофей Аскалонский в сто восьмой книге своего "Словаря" [вместо θρφττα] пишет "фетта" (θέττα) - или потому что в его руки попал не выправленный список пьесы, или же ему не понравилось это слово и он сам его поправил. Во всяком случае слово "фетта" не встречается ни у одного аттического автора. А то, что фракиянкой называлась маленькая морская рыбка, [e] свидетельствует и Анаксандрид, когда пишет в "Ликурге" следующее [Kock.II. 144; ср.105Л:

Среди фракияночек забавляется

С креветочками, окуньками.

И Антифан в "Тирренце" [Kock.II. 103]:

- Из дема он Рыбачьего.

- Беда, беда!

Конец мне, бедной.

- Почему так думаешь?

- Миногу, камбалу вручит, фракиянку,

Или еще страшней морское чудище.

139. Камбалы (ΨΗΤΤΑΙ). Диокл причисляет их к рыбам с жестким мясом. [f] Спевсипп во второй книге "Подобий" пишет, что камбала, бычий язык и рыба-лента похожи друг на друга. Аристотель в пятой книге "Частей животных" пишет [ИЖ.V.32]: "Равным образом и большинство рыб размножаются раз в год. [Таковы,] например, проходные (которых ловят сетями), хромида, камбала, тунец, пеламида, кефаль, халкида и тому подобное". В сочинении же "О животных" он пишет: (330) "К хрящевым относятся рогатый скат, ядовитый скат (τρύγων), электрический скат, шиповатый скат, морской черт, бычий язык, камбала, рыба-мышь". Дорион пишет в книге "О рыбах": "К плоским рыбам относятся бычий язык, камбала и рыба-жаровня, которую называют также коридой (κόρις)". Бычий язык упоминает также Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [ср.288b, 326е]:

Был кифар средь них, и бычий был язык, и рыбы-свиньи.

Линкей Самосский утверждает в письмах, что самые лучшие камбалы водятся близ аттического Элевсина. Архестрат же пишет [ср.288а]:

Крупную камбалу взять не забудь, а также шершавый

[b] Бычий язык; близ Халкиды так в летнее время хорош он.

Римляне называют камбалу "ромбом", - это слово, кстати, тоже эллинское. Навсикрат в пьесе "Судовладельцы", после строк о рыбе главке, продолжает [Kock.II.295; см.325е, ср.296а]:

- И с ними "рыжецветки" превосходные

Своей природою, прибой эксонский их

Из здешних рыб выхаживает лучшими;

Богиню ими, деву светозарную,

Чтут моряки, даря ей от пиров своих.

- О барабульках ты с молочной кожею

Сказал. Толпа густая сицилийская

Их "ромбами" зовет.

[c] 140. Пожалуй, Тимократ, мы уже досыта наелись рыбной болтовней наших пирующих мудрецов, поэтому я прекращаю здесь свою речь. Если же ты хочешь отведать чего-нибудь непохожего, то я подам тебе всё, что перечисляет Эвбул в "Лаконцах" или "Леде" [Kock.II. 185]:

И будут кроме этого

Перед тобой поставлены:

Тунец рубленый и поросятина,

Кишки козлят, кабанья печень,

Бараньи яички, кишки бычачьи,

Ягнячьи головы, желудок заячий,

Колбаса (α̉λλα̃ς), да кишка козлиная,

Сосиски (φύσκη), кишка (χορδή), и легкие.

А насытившись всем этим, позволим себе позаботится о наших телах, чтобы ты смог как следует угоститься и тем, что последует далее.

Конец книги седьмой

Книга восьмая

1. О, лучший из людей Тимократ! Рассказывая о благосостоянии (330) Лузитании, {1} [это область Иберии, именуемой теперь у римлян Испанией], мегалополец {2} Полибий в тридцать четвертой книге своей "Истории" (331) [XXXIV.8.4] сообщает, что благодаря прекрасному климату животные здесь и люди многоплодны, а плоды растений никогда не портятся. "Розы, левкои, спаржа и тому подобные растения прерывают здесь цветение не более чем на три месяца, а морская рыба по изобилию, доброкачественности и красоте много лучше той, что в нашем море. {3} Сицилийский медимн ячменя стоит там одну драхму, {4} а медимн пшеницы девять [b] александрийских оболов. Метрет {5} вина стоит драхму, средней величины козленок или заяц - обол; ягненок - 3-4 обола; тучная свинья весом в сто мин {6} стоит пять драхм, а овца две; талант смокв - три обола, теленок - пять драхм, рабочий вол - десять. Мясо диких животных почти вовсе не ценится и идет в даровую придачу при других товарах". А наш хлебосольный Ларенсий всегда для нас обращает Рим в Лузитанию и в своем ласковом и любезном [c] великодушии каждодневно угощает нас всем самым лучшим, хотя мы приносим в нашу складчину только разговоры.

{1 Лузитания — Лузитанией называлась территория современной Португалии (Иберия и Испания — древние наименования всего Пиренейского полуострова).}

{2 ...мегалополец... — Полибий происходил из Мегалополя, главного города Аркадии (Пелопоннес).}

{3 ...много лучше той, что в нашем море. — т. е. в Средиземном. «Нашем» сказано в противоположность Океану, омывающему берега Лузитании. В древности Средиземное море также называли Внутренним, как всякое, окруженное со всех сторон землей (ср., напр.: Плиний. 11.173). Выход к Средиземному морю имели все те государства, один из важнейших периодов в истории которых избрал темой своего труда Полибий (200-120 гг. до н.э.), современник большей части описываемых событий. В 40 книгах его «Всемирной истории», из которых полностью сохранились лишь первые пять, рассказывалось о происходившем в странах Средиземноморья (в Греции, Македонии, Малой Азии, Сирии, Египте, Карфагене и Риме) с начала Первой Пунической войны (264 г. до н.э.) — подробно с 221 г. — и до 144 г.}

{4 ...медимн ячменя стоит там одну драхму... — Медимн — около 52,2 л. Приведенные далее цены явно очень низкие: к примеру, в Риме, где Полибий прожил 16 лет (до 150 г. до н.э.), в то же время приходилось устанавливать законы, ограничивавшие траты на съестное. Так, траты на приварок к обеду на шесть человек, который разрешалось устраивать до трех раз в месяц, по закону Фанния (161 г. до н.э.) не должны были превышать 2,5 драхмы — на эти деньги, если верить Полибию, в Лузитании можно было купить овцу и трех козлят. У Афинея приводятся цены на домашнюю птицу — по одной драхме, и на фунт рыбной приправы — 0,5 драхмы, как сильно заниженные, позволявшие фактически обойти закон, при этом его не нарушив (274c-d). Кроме того, качество монеты, имевшей обращение в Риме, было, несомненно, выше. О законе Фанния см. примеч. 272 к кн. VI.}

{5 Метрет — 40 литров.}

{6 ...весом в сто мин... — Около 40 кг.}

[Об удивительных рыбах]

2. Было видно, что Кинульку давно надоели разговоры о рыбах, но славный Демокрит опередил его: "Однако, господа рыбы (говоря словами Архиппа [Kock.I.685; ср.329b-с]), - надо ведь и нам внести свою долю угощения! - вы упустили так называемых "подземных" рыб, которые водятся в Гераклее близ Тиона Понтийского, {7} построенного милетянами; об этих рыбах рассказывает Феофраст [fr.171]. Он же описал и рыб, вмерзающих зимою в лед, которые ничего не чувствуют и не шевелятся, пока не начнешь их варить в кастрюле. Однако даже рядом с ними совсем [d] особенными представляются пафлагонские подземные рыбы: {8} там копают глубокие ямы в местах, где нет ни речной, ни ключевой воды, и находят в них живую рыбу.

{7 ...в Гераклее близ Тиона Понтийского... — Речь идет о колониях на Черном море (Понте Эвксинском). Тион Понтийский, основанный выходцами из Патар, впоследствии колония Милета, располагался на берегу Понта, в Вифинии (область в северо-западной части Малой Азии). Среди более чем 10 городов, носивших название Гераклея (по имени популярного во всем Средиземноморье героя Геракла), здесь, судя по всему, имеется в виду Гераклея Понтийская, колония Мегары (ср.: Павсаний. V.26.7), а не та упоминаемая Афинеем в XI книге (461е) Гераклея, которая находилась в Локриде, близ Фермопил.}

{8 ...пафлагонские подземные рыбы... — Пафлагония — область на севере Малой Азии, между Вифинией и Понтом. Здесь «пафлаюнские», очевидно, значит то же, что «вифинские». Границы Вифинии и Пафлагонии разные авторы представляли себе по-разному. Так, римский географ I в. н.э. Помпоний Мела говорит о Тионе как о городе в Пафлагонии («Описательная география». 1.104.1). Так же определяет местоположение Тиона автор объемного труда по географии Стефан Византийский, живший в VI в. н.э.}

3. Мнасей из Патр пишет в "Плаванье" [FHG.III.150], что в реке Клитор водится рыба, умеющая издавать звуки, хотя Аристотель утверждает [fr.272], что на это способны только скар и речная свинья. Также и ученик Каллимаха Филостефан Киренский пишет в книге "Об удивительных реках" [FHG.DX32], что в реке Аорне, протекающей через Феней, {9} водится [e] рыба, издающая звук, похожий на пение дрозда; называют ее пестрой. {10}

{9 ...в реке Аорне, протекающей через Феней... — По-видимому, то же что Ароаний — река в северной Аркадии, упоминание о которой несколько раз встречается у Павсания (VIII. 14.3 и др.). Феней — город в Аркадии на этой реке.}

{10 ...называют ее пестрой. — Рассказывая об этих местах в Аркадии, Павсаний (VIII.21.1) также упоминает о пестрых рыбах, водящихся в реке Аорне: «Среди других рыб в Ароание есть так называемые пестрые рыбы. Говорят, что эти пестрые рыбы издают такой же звук, как пение дрозда. Я видел их пойманными, но не слыхал, чтобы они подавали голос, хотя я простоял у реки до самого солнечного захода: говорили, что рыбы подают голос особенно в это время» (пер. С. П. Кондратьева).}

Нимфодор Сиракузский пишет в "Плаваньях" [FHG.II.376], что в реке Елоре {11} водятся окуни и огромные угри, настолько ручные, что едят хлеб прямо из рук кормящих. Я же, как и многие из вас, собственными глазами видел в Аретузе Халкидской {12} ручных кестреев и угрей с серебряными и [f] золотыми серьгами; они получали корм от людей: потроха от жертв животных и зеленый сыр. Сем же пишет в восьмой книге "Истории Делоса" [FHG.IV.494]: "Когда афиняне приносили жертвы на Делосе, служка, зачерпнув воды для омовения рук, принес ее в сосуде и вылил вместе с рыбами. Поэтому прорицатели предрекли, что афиняне станут владыками морей".

{11 Елор — река в Сицилии.}

{12 ...в Аретузе Халкидской... — Источник близ Халкиды на Эвбее, знаменитый оракулом, данным жителям Мегар (Эгия), в котором халкидцы назывались самыми мужественными людьми в Греции.}

(332) 4. В тридцать четвертой книге своей "Истории" Полибий рассказывает [XXXIV. 10.1], что за Пиреной до реки Нарбона {13} лежит равнина с реками Иллиберием и Роскином {14} возле одноименных кельтских городов. Там водятся подземные рыбы. Почва там тонкая, поросшая луговыми [b] травами. Ниже лежит песчаный слой в два-три локтя толщиной и в него протекает вода из рек; с нею вместе через водостоки в поисках пищи проникают под землю и рыбы, а любимая пища их - корни трав. Оттого вся равнина богата подземной рыбой, которую тамошние жители выкапывают и забирают. Феофраст утверждает [fr.171], что в Индии рыбы вылезают из рек на берег и прыгают обратно в воду совершенно так же, как лягушки, а видом они похожи на наших максинов. {15}

{13 ...за Пиреной до реки Нарбона... — От гор Пиренеев до реки Атаке (нынешнее название — Од).}

{14 ...реками Иллиберием и Роскином... — Иллиберий — река в Нарбоннской Галлии (ныне Тек во Франции). Роскин (Рускинон) — по-видимому, нынешний Тет.}

{15 Максины — неизвестная морская рыба. Дорион у Афинея (3151) отождествляет ее с треской (γαλλερίας, ο̉νίσκος).}

[c] 5. Не забыл я и о том, сколько понаписал перипатетик Клеарх о рыбе экзокете {16} в книге "О водных животных" [FHG.II.325; ср.317с], - пожалуй, я даже смогу привести его слова: "Рыба экзокет, которую некоторые называют адонисом, получила свое имя, потому что часто устраивается отдыхать вне воды (έξω κοιταΐος); цвет ее красноват и с двух сторон тела от жабр до хвоста идет белая полоса. Рыба эта довольно округла, но не [d] широка, величиной с плавающих у берега молодых кефалей, а они в длину не больше восьми пальцев. Больше всего она похожа на морского козла - у нее только нет под горлом черного пятна, называемого козлиной бородой. Экзокет относится к скальным рыбам и водится на каменистых мелководьях: во время затишья она выбрасывается с прибоем и долго отсыпается [e] на сухой гальке, поворачиваясь вслед за солнцем. Отоспавшись, она перекатывается к воде, пока прибой не захватит ее и не унесет обратно в море. На суше она прячется от охотящихся на нее так называемых ведренных (παρευδιαστής) птиц - таких, как зимородок, крапивник и похожая на коростеля цапля. Эти птицы пасутся в хорошую погоду у берега и часто натыкаются на нее; если ей удается заметить их первой, то она прыгает и бьется, пока не нырнет в воду и не скроется от них".

{16 Экзокет — ε̉ξώκοιτος, буквально «спящий снаружи». Существовало поверье, что эти рыбы выходят из воды и спят на берегу.}

[f] 6. Кроме того, Клеарх пишет то же, что и Филостефан Киренский [ср.331d], только яснее: "...некоторые рыбы издают звуки, хотя и лишены дыхательного горла: таковы рыбы из реки Ладон близ аркадского Клитора: {17} они издают звуки и даже производят большой шум". Николай Дамасский пишет в сто четвертой книге "Историй" [FHG.III.416]: "Во времена Митридатовых войн {18} в окрестностях Апамеи Фригийской {19} произошли землетрясения, после которых по всей округе открылись никогда прежде не существовавшие озера, от сдвигов потекли новые реки и забили источники, а другие исчезли; и столько прихлынуло соленой синей воды в эту далекую от моря страну, что все окрестности наполнились морскими ракушками, рыбами и прочей морской тварью". Известно мне также, что во (333) многих местах шли дожди из рыб: так, Фений пишет во второй книге "О правителях Эреса" [FHG.II.294], что в Херсонесе {20} три дня шел рыбный дождь. Также Филарх пишет в четвертой книге [FHG.I.335], что повсюду есть люди, видевшие дожди из рыб, а нередко и из головастиков. Например, Гераклид Лемб пишет в двадцать второй книге "Истории" [FHG.III. 168]: "В Пеонии и Дардании {21} прошли дожди из лягушек, и было их так много, что они переполнили жилища и улицы. В первые дни люди [b] боролись и убивали лягушек, запирали от них дома, однако ничего не могли сделать - они были всюду: их находили в пище, вареных или жареных, мало того, нельзя было ни напиться воды, ни ноги поставить на землю, покрытую кучами лягушек; так что измученные нестерпимым трупным запахом, исходившим от погибших амфибий, люди покинули эти места".

{17 ...близ аркадского Клитора... — Город в Аркадии у одноименной реки (Павсаний. VHI.21.1).}

{18 Во времена Митридатовых войн... — Было три войны с Митридатом (Митридат VI Эвпатор, царь Понта), закончившихся победой римлян: 89-84 гг. до н.э. (I война), 83-82 гг. до н.э. (II война), 74-64 гг. до н.э. (III война).}

{19 Апамея Фригийская — город во Фригии на реке Меандр (др. название — Апамея Кибот).}

{20 ...«О правителях Эреса», что в Херсонесе... — Эрес — город на западном берегу Лесбоса. О каком Херсонесе писал Фений, точно сказать трудно. Самыми известными были Херсонес Фракийский на Геллеспонте и Херсонес Таврический (Скифский).}

{21 Пеония и Дардания — области к северу от Македонии.}

7. Известен мне и рассказ стоика Посидония о множестве рыбы IFHG.IH.254]: "Когда Трифон Апамейский, захвативший сирийское [c] царство, был атакован при Птолемаиде полководцем Деметрия {22} Сарпедоном, Сарпедон был отбит и отступил с войском вглубь страны, победители же двинулись вдоль берега моря. Тут внезапно поднялась волна огромной высоты и обрушилась на сушу, накрыв собой всё войско, и все погибли, захлебнувшись в воде. Откатившись, волна оставила среди трупов громадную кучу рыбы. Услышав о таком событии, воины Сарпедона [d] вернулись позлорадствовать над трупами врагов, а множество рыб унесли с собой и принесли их в жертву Посейдону Отвратителю {23} в пригороде Птолемаиды".

{22 Деметрий — речь идет о сирийском царе Деметрий II Никаторе (145 — 140 гг. до н.э.). Трифон Апамейский (Диодот) узурпировал власть и некоторое время (142-138 гг.) был правителем Сирии. Тот же случай упоминает Страбон (XVI.26), однако относительно исхода сражения расходится с Афинеем. В его передаче победителем (у него — в схватке между Птолемеями и Сарпедоном) вышел Сарпедон, а приливная волна, напротив, накрыла бегущих с поля боя Птолемеев. Птолемаида — прибрежный город в Финикии южнее Тира.}

{23 Посейдон Отвратитель — призываемый под этим именем (Тропей, Τροπαι̃ος от глагола τρέπω — «поворачивать», «обращать вспять»; ср. известные изображения Горгоны — апотропеи) Посейдон был призван отвращать грозившие на море беды.}

8. "Не умолчу я и о гадателях по рыбам, {24} о которых рассказывает По-лихарм во второй книге "Ликийской истории". Пишет он так [FHG.IV.479]: "У моря растет посвященная Аполлону роща, в ней есть пруд с водоворотом в песчаных берегах; туда приходят жрецы, там их ждут пришедшие [e] вопрошать оракул. У каждого из них по два деревянных рожна, на каждом по десять кусков жареного мяса. Жрец сидит около рощи, соблюдая молчание, вопрошающий же бросает рожны в пруд и наблюдает со стороны. После того как рожны брошены, море наполняет пруд и в водовороте выплывает такое множество таких разных рыб, что дивишься невиданным и боишься огромных. После того как вещатель (προφήτης) перечислит, какие явились рыбы, жрец дает вопрошавшему ответ, сбудется ли по его молениям. Выплывают там орфы, главки, иногда и киты или рыбы-пилы, а [f] также и вовсе неизвестные, необычайного вида". Артемидор же пишет в десятой книге "Географии": "Местные жители утверждают, что [со дна там] бьет источник пресной воды, отчего возникают водовороты, а в водоворотах водятся громадные рыбы. Жертвующие бросают им начатки (334) жертв - куски вареного и жареного мяса на деревянных рожнах, ячменные лепешки и хлебцы. Залив и вся эта местность так и называются Водоворотом".

{24 ...о гадателях по рыбам... — Ликийские «рыбные прорицатели», ι̉χθυομάντεις, из древних авторов упоминаются еще только Евстафием в комментарии на «Одиссею» Гомера (т. 2, 23, 1). Ликия — область на юге Малой Азии.}

9. Небезызвестен мне и рассказ Филарха [FHG.I.334] о громадных рыбах и зеленых смоквах, которые как загадку послал царю Антигону полководец Птолемея Патрокл. {25} Так и скифы когда-то послали вторгшемуся к ним Дарию птицу, стрелу и лягушку, как говорит Геродот [IV. 131], а Патрокл послал смоквы и рыб, как пишет о том в третьей книге "Истории" Филарх. [b] Царю доставили их за выпивкой, и все вокруг смутились от таких даров, однако Антигон рассмеялся и сказал друзьям, что ему всё понятно: или владейте морем, говорит Патрокл, или грызите зеленые смоквы. {26}

{25 ...полководец Птолемея Патрокл. — Патрокл был начальником флота при египетском царе Птолемее II Филадельфе. Приведенный эпизод относится к событиям так называемой Хремонидовой войны, которую афиняне вели против сына Деметрия Полиоркета Антигона Гоната (283-239). Павсаний (III.6.4-5) так рассказывает об этом: «Когда в Спарте царствовал Арей... Антигон, сын Деметрия, двинулся походом на Афины и с пешим войском и с флотом. На помощь афинянам прибыл из Египта Патрокл вместе со своим войском и флотом» (пер. С. П. Кондратьева; ср. также: Павсаний. I.1.1). Хремонидова война оказалась для Афин крайне неудачной: в 262 г. город был захвачен Антигоном. См. 250f и примеч. 138 к кн. VI.}

{26 ...или грызите зеленые смоквы, — т. е. не надейтесь на успех.}

10. Помню я и то, что Эмпедокл-физик называет все виды рыб словом καμαση̃νες:

Как деревья огромные вышли, как рыбы морские (καμαση̃νες)... {27}

{27 ...рыбы морские (καμαση̃νες)... — Слово, известное только благодаря этому фрагменту Эмпедокла в передаче Афинея. Отсюда же в лексиконе Гесихия καμαση̃νες — «рыбы».}

[c] Знаю и то, что автор эпической поэмы Киприи, - будь это Стасин Кипрский, или кто-то другой, - в следующих стихах представляет Немезиду преследуемой Зевсом и превращающейся в рыбу:

Третьей она принесла после них {28} Елену, для смертных

{28 ...принесла после них... — т. е. после Кастора и Полидевка. По другому варианту мифа, матерью Елены и Диоскуров была Леда.}

Диво, хотя родила ее Немезида, богиня

Дивноволосая, с Зевсом сойдясь в любовных объятиях,

Высшим царем всех богов, под суровым его принужденьем:

Бегством пыталась уйти, сочетание в ласках отринуть

С Зевсом-отцом Кронионом, стыдом во сердце терзаясь,

Праведным гневом. На суше, во мрачных потоках бесплодных

[d] Бегством от Зевса спасалась, но оный возжаждал настигнуть.

То под волной многошумной пучины она укрывалась,

Рыбье обличье приняв, {29} воздымала великое море,

{29 Рыбье обличье приняв... — У Аполлодора в «Мифологической библиотеке» (III. 10.7) Немезида превращается в гусыню. Елена родилась из яйца, снесенного гусыней-Немесидой и отданного пастухом Леде.}

То на окраине мира земного в реке-Океане,

То на земле, изобильной полями, то в образе зверя,

Коих обильно питает земля, - искала спасенья.

[e] 11. Известно мне также и о так называемой "огневке" (α̉πόπυρις) из озера Больбы; {30} Гегесандр в своих "Записках" пишет о ней так [FHG.IV.420]: "Вокруг Аполлонии Халкидской протекают две реки, Аммита и Олинфиак. Обе они впадают в озеро Больбу. На берегу Олинфиака стоит памятник Олинфу, сыну Геракла и Больбы. В месяцы же Антестерион и Элафеболион, как рассказывают местные жители, Больба посылает Олинфу "огневку": в это время несметное множество рыбы [f] поднимается из озера в реку Олинфиак. Река эта мелкая, по щиколотку, однако рыбы по ней идет столько, что все окрестные жители заготавливают себе рыбу впрок, сколько нужно. Удивительно, что рыба не заходит далее памятника Олинфу. Местные жители говорят, что когда-то в Аполлонии был обычай совершать жертвоприношения умершим в месяце Элафеболионе, а теперь их совершают в Антестерионе; поэтому получается, что рыбы поднимаются по реке именно в те месяцы, когда почитают умерших".

{30 Больба — озеро в Македонии, на севере п-ва Халкидика, уже в те времена болотистое и поросшее камышом. В этих местах известны две Аполлонии: близ города Олинфа и Мигдонская (обе южнее Больбы). Мигдонская Аполлония, по-видимому, и есть та, о которой пишет Гегесандр. О Больбе, возлюбленной Геракла, матери Олинфа, больше ничего не известно.}

12. Так-то вот, господа рыбы! Вы собрали в кучу всё, что можно, и (335) кинули нас в пищу рыбам, а не рыб в пищу нам; и столько наговорили, что этого не смог бы ни мегарский философ Ихтис (Рыба), ни Ихтион, - это тоже имя собственное, оно упоминается Телеклидом в "Амфиктионах" {31} [Kock.I.212]. Из-за вас я теперь скажу моему рабу словами Ферекрата из комедии "Человеко-муравьи" [Kock.I.180]:

{31 «Амфиктионы» — об амфиктионах см. примеч. 16 к кн. VI.}

Больше, Девкалион, мне рыбы не подавай, хотя б и просил я.

Ведь и на Делосе, как пишет Сем Делийский во второй книге "Истории Делоса" [FHG.IV.493]: "...когда приносят жертвы Бризо (Βριζώ), - это толковательница сновидений, ведь у древних βρίζειν значит поспать, например [Од.ХII.7]:

Сну предались (α̉ποβρίξαντες) в ожиданье восхода на небо денницы, -

[b] итак, когда делосские женщины приносят ей жертвы, то несут чаши, в которых есть всё, кроме рыб, потому что ей возносят моления обо всем на свете, в том числе и о спасении кораблей".

[Писатели-кулинары и гурманы]

13. Любезные друзья мои! За многое восхищаюсь я вождем Стой Хрисиппом, но более всего за то, что знаменитого кулинарного поэмой Архестрата он ставил на одну доску с той Филенидой, {32} которой приписывается непотребное сочинение о любовных утехах. Впрочем, ямбический поэт Эсхрион Самосский утверждает, что книжонку эту состряпал софист [c] Поликрат, чтобы оклеветать скромнейшую из женщин. Вот его ямбы ["Палатинская антология".VII.345]:

{32 Филенида — ср. 220e-f, где Филенида (Филения) упоминается в числе непристойных писателей.}

Я, Филенида, женщина с дурной славой.

Здесь обрела покой на склоне лет долгих.

Ты, плаватель, вдоль мыса моего правя,

Сдержи хулу, насмешку и поклеп вздорный!

Свидетель Зевс, свидетели сыны Зевса {33} -

{33 ...свидетели сыны Зевса... — Кастор к Полидевк. Вместо «Диоскуры» (Διόσκουροι, что значит «сыновья Зевса») в эпитафии буквально сказано «юноши, пребывающие в нижнем, т. е. загробном мире» (οι̉ κάτω κου̃ροι). Согласно мифу, из двух братьев только один Полидевк был взят на небо. Однако он поделился бессмертием с братом, и с тех пор каждый из них, считалось, проводит часть времени в царстве мертвых.}

Я не была продажной и на блуд падкой.

[d] Афинский Поликрат, хитрец и лжец тертый,

Что написал, то написал. И пусть; я же

Не знала и не знаю о делах этих.

Однако дивный Хрисипп всё же пишет в пятой книге "О Благе и Наслаждении": "И книги Филениды и "Гастрономия" Архестрата, и средства, возбуждающие к любви и соитию; и рабыни, обученные нужным позам [e] и движениям, готовые в них упражняться". И еще: "Они крепко заучивают вещи такого рода и приобретают всё, что написано об этом Филенидой, Архестратом и тому подобными сочинителями". И в седьмой книге: "Точно так же незачем заучивать сочинения Филениды и "Гастрономию" Архестрата, как будто они ведут к лучшей жизни". 14. Вы же только и толкуете об этом Архестрате, наполняя наш пир непотребством. Из всего, что есть разрушительного, ничего не упустил этот доблестный [f] поэт. Как никто, он рвался жить по примеру Сарданапала, {34} сына Анакиндаракса, который, как пишет Аристотель [fr.67], был глупей, чем даже имя его отца. Хрисипп говорит, что на его могиле было написано [Палатинская антология. XVI.27]:

{34 ...по примеру Сарданапала... — О надписи на могиле Сарданапала, которая находилась поблизости от киликийского города Анхиала, основанного этим ассирийским царем, говорят и другие греческие авторы (Страбон. XIV.672; Арриан. ΙΙ.5). Хрисипп передает не саму эпитафию (написанную, как говорит Арриан, стихами, но «по-ассирийски»), а ее греческую переделку, принадлежащую поэту Херилу Самосскому (V в. до н.э.). Сам Афиней пишет обо всем этом подробнее в книге XII.}

(336) Зная, что смертным родился, старайся питать свою душу

Сладостной негой пиров - после смерти ведь нет нам отрады.

В прах обратился и я, Ниневии великий властитель.

Только с собой и унес я, что выпил и съел и что взято

Мной от любви; вся же роскошь моя и богатства остались.

[Мудрости это житейской мое поучение людям.

Пусть накопляет кто хочет несметные горы златые.]

[b] И о феаках {35} говорит Поэт [Од.VIII.248]:

{35 ...о феаках... — У Гомера феаки — сказочный народ, живший счастливо и беззаботно на несуществующем острове Схерия (в древности считалось, что это Керкира у западного побережья Греции). Царем феаков был Алкиной.}

Любим обеды роскошные, музыку, пляску,

Свежесть одежд, сладострастные бани и мягкое ложе.

Есть и еще сочинитель, Некто другой, подобный Сарданапалу, предложивший глупцам такой совет [TGF2. 858; ср.: Еврипид. "Алкеста". 788]:

Желал бы я всем смертным посоветовать

Приятно провести жизнь быстротечную.

Ничто умерший, он лишь тень подземная:

Пока ты жив, короткой жизнью пользуйся.

[c] И комедиограф Амфид говорит в "Причитании" [Kock.II.242]:

Любой из смертных, тот, кто наслаждения

Прибавить к быстрой жизни не старается,

Предоставляя ей идти иным путем,

По моему и многих мудрых мнению -

Пустой болван, навек богами проклятый.

И в комедии "Власть женщин" он пишет в том же духе [Kock.II.238; ср.125b]:

Веселись и пей! Жизнь смертна, краток век наш на земле,

Смерть одна бессмертна, стоит только раз лишь умереть.

И некий Бакхид, проживший жизнь подобно Сарданапалу, написал на [d] могиле:

Пей, ешь и предавайся всем желаниям!

Смотри, взамен Бакхида, камень, я стою.

15. Поэт Алексид в пьесе "Наставник в распутстве" (так утверждает Сотион в сочинении "О силлах {36} Тимона"; но сам я нигде не нашел этой пьесы, хоть и перечел, делая выписки, более восьмисот пьес Средней комедии, {37} - я даже не знаю никого, кто бы удостоил включить ее в [e] каталог: {38} ее нет ни у Каллимаха, ни у Аристофана [Византийского], ни у составителей пергамских каталогов), - так вот, Сотион говорит, что в этой пьесе раб Ксанфий проповедует товарищам-рабам науку сладострастия такими словами [Kock.II.306]:

{36 ...О силлах... — см. примеч. 143 к кн. VI.}

{37 ...Средней комедии... — Ученые-филологи в Александрии делили аттическую комедию на Древнюю (с момента возникновения до 400 г. до н.э.), Среднюю (ок. 400 — ок. 320 г. до н.э.) и Новую (после 320 г. до н.э.). Произведения Средней комедии сохранились в незначительных фрагментах, из авторов самыми известными были Алексид и Антифан.}

{38 ...включить ее в каталог... — Речь идет о знаменитых «Таблицах» Каллимаха (см. примеч. 111 к кн. VI), каталогах драматических произведений, составленных Аристофаном Византийским (III-II вв. до н.э.) и каталогизаторской деятельности Пергамской школы (И в. до н.э.).}

Чего ты мне еще городишь?! Мелешь вздор, -

Ликей, да Одеон, да Академия, {39}

{39 Ликей, да Одеон, да Академия... — Одеоном (от греч. ω̉δή — «песня») назывался театр в Афинах, построенный Периклом для состязаний рапсодов и кифаредов; примечателен вход в него (у Афинея буквально сказано «ворота Одеона»), который, говорится у Павсания (1.8.6), украшали статуи египетских царей. В одном ряду с Ликеем, где помещалась школа Аристотеля, и Академией, где учили последователи Платона, и также Одеон приобретает значение места, где можно было слушать философов. Действительно, от Диогена Лаэртского мы знаем о том, что в Одеоне вел занятия стоик Хрисипп (VII.7). Именно ему принадлежит приводимая тут же переделка надгробной надписи Сарданапала как ответ философов, призывавших заботиться о душе, всем бывшим на стороне земных радостей.}

Да вечный бред софистов! А хорошего

Нет на грош! Сикон, Сикон, давай-ка пить

И радоваться, что душа пока еще

[f] У нас за тело держится. Ей-ей, Манес!

Поверь, дороже брюха нет, оно тебе

Отец и мать, опять на свет родившие.

Все доблести, посольства, власть военная -

Пустой набор лишь слов, как сон бессмысленный.

Уморит нас судьба, и в срок положенный,

Останется при нас, что съели, выпили,

А там - всё прах: и Кимон, и Перикл, и Кодр. {40}

{40 ...и Кимон, и Перикл, и Кодр. — Славные имена героев прошлого, которым их доблесть не помешала благополучно отправиться в царство теней. Кодр — легендарный царь Афин, пожертвовавший жизнью ради спасения родины; Кимон (510-450 гг. до н.э.) — знаменитый афинский политик и военачальник времен Персидских войн; Перикл (495-429 гг. до н.э.) — противник Кимона, самая влиятельная фигура в период расцвета Афин, после побед над персами и до начала Пелопоннесской войны.}

16. Хрисипп говорит, что надгробие Сарданапала лучше бы изменить вот так [Кратет Фиванский. "Пародия на эпитафию Херила"; Палатинская антология. II.131]:

(337) Зная, что смертным родился, старайся питать свою душу

Сладостью мудрых речей - не в еде для души ведь отрада.

Жалок я, евший так много и так наслаждавшийся в жизни!

Только с собой и унес я, что ум мой познал и что Музы

Дали прекрасного мне; а прочих благ я лишился.

Прекрасно сказал и Тимон:

Первейшее из зол - желанье.

17. Клеарх сообщает в книге "О пословицах" [FHG.II.319], что [b] учителем Архестрата был Терпсион, который первым написал "Гастрологию"

и указывал своим ученикам, чего следует избегать. О черепахе он сымпровизировал такой стих:

Ешь черепашину или не ешь ее. {41}

{41 Ешь черепашину или не ешь ее. — Мясо черепахи, при употреблении его в небольших количествах, вызывало желудочные колики, а в больших действовало как слабительное. В этом высказывании, видимо, следует видеть пародию на известное изречение о поэзии: «Напейся досыта из пиэрийского источника или не пей из него вовсе».}

Или, как говорят другие:

Или не ешь, или ешь черепашину.

[Остроумие Дориона]

18. Откуда же появился у вас, о мудрейшие, этот кулинар Дорион? Как будто был такой писатель! Мне известен один музыкант, носивший это [c] имя; он был большим любителем рыбы, но никак не сочинителем. Как о музыканте упоминает о нем комедиограф Махон:

Придя в Милон однажды, Дорион-флейтист

Никак не мог найти себе пристанища.

Поэтому в ограде у святилища,

Присел он отдохнуть (там не построены

Еще ворота были), у служителя

Спросил, что богу жертвовал: "Скажи-ка мне,

Ради Афины, всех богов, любезнейший,

Какого бога этот храм?" А тот в ответ:

"Храм Зевсопосейдона {42} пред собою зришь,

{42 Храм Зевсопосейдона... — Во II книге (42а) Афиней упоминал храм Зевсопосейдона в Карий; имя этого карийского божества, кроме того, встречается в некоторых надписях. Из двух известных городов, носивших название Милы, один находился в Сицилии, другой — в Фессалии. Почему храм Зевсопосейдона оказался в Милах, а не в Карий, не вполне ясно. Можно предположить, что здесь Милы названы вместо карийского города Миласы (в одной из надписей, найденных на месте древней Миласы, действительно упоминается Зевсопосейдон). См. 42а и примеч. 41 к кн. П. Ср. также 348d-e, где о Миласе говорится, что храмов там больше, чем жителей.}

[d] О, чужестранец". И воскликнул Дорион:

"Да как же можно постоялый двор найти,

Где даже божества по двое селятся!".

Линкей же Самосский, ученик Феофраста и брат историка Дурида, ставшего тираном на своей родине, пишет в "Изречениях": "Когда кто-то сказал флейтисту Дориону, что скат - хорошая рыба, тот ответил: [e] "Конечно, он так же хорош, как вареный плащ". Когда другой расхваливал подбрюшья тунцов, Дорион сказал: "Они прекрасны, только есть их надо так, как это делаю я". Когда тот спросил: "Как же это?" Он ответил: "С удовольствием". О крабах он говорил, {43} что им присущи три качества: досуг, приятный вкус и созерцание. Обедая на Кипре у Никокреонта, {44} он похвалил какой-то кубок. Никокреонт ответил: "Если хочешь, тот же самый мастер сделает для тебя другой". Дорион же: "Он сделает его для тебя, а этот ты отдашь мне". Всё это сказано весьма неглупо, хотя бытует старое присловье, что

{43 О крабах он говорил... — Дурид здесь приписывает крабу качества, которые на деле должны сопутствовать его поеданию (как перед тем в шутке о тунцах). Возможно, именно эти особенности краба дали повод прозвать Крабом политика Каллимедонта. Другое объяснение «кулинарного» прозвища — Каллимедонт страдал косоглазием (о Каллимедонте-Крабе см. 339f-340e и примеч. 57 к кн. VIII).}

{44 Никокреонт — царь Саламина на Кипре. Будто бы по его приказу был убит известный своим острым языком кифарист Стратоник (об этом см. 349e-f).}

Мужу-флейтисту {45} ума не вдохнули бессмертные боги,

{45 Мужу-флейтисту... — Элегический дистих неизвестного автора.}

[f] С выдохом вместе своим он выдувает и ум".

19. Гегесандр в своих "Записках" рассказывает о нем следующее (338) IFHG.IV.416]: "Бичуя раба, не купившего ему рыбы, лакомка Дорион приказал ему вслух перечислять рыб. Когда же тот стал называть орфа, главкиска, угря и тому подобных, он сказал: "Я приказал тебе перечислять рыб, а это боги {46}"". Тот же Дорион говаривал в насмешку над описанием бури в "Моряке" Тимофея, {47} что в кипящем горшке он видывал бури и по-страшнее. Аристодем же пишет во второй книге "Веселых записок" [FHG.III.310]: "Хромоногий музыкант Дорион, потеряв однажды на пире сандалий с хромой ноги, воскликнул: "Чтоб этому вору сандалий пришелся впору! - вот мое самое страшное проклятие". А что этот Дорион славился как любитель рыбы, ясно свидетельствует комедиограф Мнесимах в пьесе "Филипп" [Kock.II.442]: [b]

{46 ...перечислять рыб, а это боги. — Раб принялся перечислять рыб, вкус которых казался Дориону божественным.}

{47 ...в насмешку над описанием... в «Моряке» Тимофея... — Насмешки над излишне натуралистичными описаниями в стихах Тимофея не были редкостью. Ср. З52а-b и примеч. 168 к кн. VIII.}

Нет, но и ночью в доме нашем Дорион,

Флейтист, без устали свистит над мисками.

20. Известно мне и о том, как шутил над рыбами Лас Гермионский; это записал в книге о нем Хамелеонт Гераклейский. Там сказано: "Лас заявлял, что сырая рыба поджарена {48} (ο̉πτός); многие удивлялись, а он брался доказать это таким рассуждением: всё, что можно услышать, есть слышимое (α̉κσυστόν), а что можно постичь разумом, есть постижимое, точно так же всё, что можно видеть, есть Бидимое (ο̉πτόν); следовательно, так [с] как рыбу можно видеть, то она жареная (ο̉πτός). Однажды он в шутку утащил у рыбака рыбу и передал соседу. Когда рыбак заставил его клясться, он поклялся, что у него нет этой рыбы и он не знает никого другого, кто ее стащил; взял он ее сам, а была она у соседа, которого он научил в свою очередь клятвенно отрицать, что тот стащил ее, и заявлять, что он не знает никого другого, у которого она была бы, потому что стащил ее Лас, а была она у него самого". Похожий каламбур можно найти у Эпихарма, [d] например в "Речи и Слове": {49}

{48 ...сырая рыба поджарена... — Игра слов: греч. ο̉πτός означает одновременно «видимый» и «жареный» (совпадение форм отглагольного прилагательного от глаголов «готовить» и «видеть», ’έψω и ’όψομαι).}

{49 ...в «Речи и Слове»... — В основе названия комедии Эпихарма лежит игра слов: обычного для греческого языка λόγος (слово) и чрезвычайно редкого, нигде практически больше не встречающегося — Λογίνα (речь), возможно, «дочь или подруга Слова» (новообразование Эпихарма?).}

- На складчину (γ' 'έρανος) к Пелопу Зевс позвал меня.

- Дружок! Журавль (γέρανος) - дурное угощение.

- Но я ведь не "журавль" сказал, а "складчина".

[Любители рыбных блюд]

21. Алексид в "Деметрии" высмеивает некоего рыболюба Фаилла [Kock.II.314]:

В былые дни, когда свежо Борей и Нот {50}

{50 ...Борей и Нот... — Имена двух господствовавших на море ветров: северного (Борей) и южного (Нот).}

На море задували, не могли никак

Поесть мы рыбы. Нынче к прежним двум ветрам

[e] И третий ураган, Фаилл, прибавился.

Он вихрем проливным бушует всякий раз,

Как явится на рынок; удаляется,

Всё как добычу унося военную.

Нам остается биться в зеленных рядах.

Некоторых рыбоедов перечисляет в "Рыбачке" Антифан [Kock.II.20J:

Подай нам каракатиц. О Геракл, Геракл!

Все жидкостью чернильной перепачканы.

Брось в море и помой их снова, Дория,

Чтоб не болтали, будто каракатиц ты

[f] Немытых держишь. Краба же к анчоусам

Переложи: он очень толст, свидетель Зевс.

И кто ж, Каллимедонт, {51} тебя отведает?

{51 Каллимедонт — как уже говорилось выше (примеч. 43), прозвище Каллимедонта было Краб (Κάραβος).}

Ей-ей, никто из тех, кто не был в складчине.

Вас, барабульки, Каллисфена славного

Усладу, положу под руку правую -

Он ради Барабульки всё имущество

(339) Решил проесть. Но кто же первым явится

И заберет себе угря вот этого,

С шипами, толще, чем Синопа? {52} Наш Мисгол

{52 ...толще, чем Синопа... — Синопа — знаменитая афинская гетера, равноправная участница застолий. Возможно понимание, при котором Синопа в этих стихах вовсе не сравнивается с угрем, а, напротив, угорь — ее вклад в пиршество, так же как триглы — вклад Каллисфена. Старуха Синопа многократно упоминается Афинеем в книге XIII.}

Не очень любит их. Но вот кифар лежит:

Мисгол, его увидев, не удержится -

Замечено, что очень уж он льнет тайком

К пригожим кифаредам. И придется мне

В объятия прекрасной Пифионики

Отправить Пескаря: он так и прыгает.

[b] Он, хоть силен, но вряд ли ей понравится:

Ее всё больше тянет на соленое.

Афий и шипоноса-ската здесь сложу -

Они, как Теано, такие ж тощие.

22. Здесь Антифан отлично выставляет на смех также и Мисгол а за приставания к пригожим кифаредам. Оратор Эсхин тоже говорит о нем в речи "Против Тимарха" [41]: "Сын Навкрата Мисгол, коллитиец, {53} - человек [с] во всем прекрасный и безупречный, только вот страшно любит, чтобы вокруг толпились кифареды и кифаристы. {54} Я говорю это не затем, чтобы позлословить, а только чтобы вы знали, что это за человек". Также Тимокл пишет в "Сапфо" [Kock.II.464]:

{53 Коллитиец — уроженец аттического дема Коллита филы Эгеида.}

{54 ...кифареды и кифаристы. — Кифаред, в отличие от кифариста, сопровождал игру на кифаре пением.}

Не видно что-то, чтобы подходил к тебе

Мисгол, хотя уж он к цветущим юношам

Неравнодушен.

Алексид в "Состязательнице" или "Шарфике" [Kock.II.298]:

О мать, молю, Мисголом не стращай меня,

Ведь я не кифаред!

[d] 23. А что Пифионику тянуло на соленое, Алексид говорит потому, что ее любовниками были сыновья Хэрефила, торговца копченой рыбой. Поэтому Тимокл говорит в "Икарийцах" {55} [Kock.II.459; cp.119f]: "...когда толстый Анит съест чего-нибудь, зайдя к Пифионике. Она ведь всякий раз приглашает его, когда угощает этих двух громадных скумбрий, сыновей Хэрефила". И еще [Kock.II.458]:

{55 ...Тимокл говорит в «Икарийцах»... — В собрании фрагментов аттической комедии этот отрывок помещают как стихотворный.}

Тебя охотно примет Пифионика,

И съест, наверно, всё, что получил от нас

В подарок, - эта баба ненасытная.

Однако прикажи ей всё же дать тебе

[e] Корзинки {56} (σαργάνας); ведь сейчас она по случаю

{56 ...дать тебе / Корзинки... — Буквально сказано: «веревочные сетки». Такие сетки использовали для хранения рыбы.}

Соленой рыбою богата: водится

С двумя сапердами, хотя несолоны

И плоскорылы.

А до них ее любовником был какой-то человек по имени Пескарь.

24. О Каллимедонте-Крабе Тимокл пишет в "Хлопотуне", что тот был большим рыболюбом, а еще и косоглазым [Kock.II.463; cp.l04c-d]:

[f] А тут и Краб-Каллимедонт явился вдруг,

Болтать принялся с кем-то, но казалось мне,

Что глаз с меня не сводит, - я уверен был!

Конечно, ничего из болтовни его

Не понял я, кивал лишь только попусту.

Так значит, не туда, куда нам кажется,

Глядят его глаза.

Алексид в "Кратейе" или "Торговке снадобьями" [Kock.II.337]: (340)

- Я со зрачками (κόραι) уж четвертый день вожусь

Каллимедонтовыми. {57}

{57 Я со зрачками... Каллимедонтовыми... — Здесь в оригинале игра слов: выражение κόρας θεραπεύειν одновременно означает «заботиться о девочках» и «лечить глаза».}

- Это дочери (κόραι)

Его?

- Да нет, глаза, и их не выпрямит

И сам Меламп, целитель дщерей Претовых. {58}

{58 ...целитель дщерей Претовых. — Врачеватель Меламп, наделенный еще и пророческим даром, понимавший язык животных, первый, кто начал лечить людей травами, исцелил от безумия дочерей тиринфского царя Прета. Безумием Претиды были наказаны за отказ участвовать в празднике Диониса. В награду Меламп получил часть царства Прета и взял в жены одну из его дочерей.}

[b] Подобным же образом он высмеивает Каллимедонта и в "Бегущих вместе". А за гурманство ему достается в "Федоне", или "Федрии" {59} [Kock.II.388]:

{59 ...в «Федоне», или «Федрии»... — Объединение в названии сразу двух диалогов Платона: «Федон» и «Федр» (по-гречески название комедий Φαίδων η̃ Φαιδρίας).}

- Коль боги захотят, тогда смотрителем

На рынке станешь, и тогда, пожалуйста,

Каллимедонта укроти, громящего

В день по два раза все прилавки рыбные.

- Я вовсе не желаю так тиранствовать -

На рынке так не делают смотрители:

Он сильный воин и хорош для города.

Те же стихи можно найти и в комедии "В колодец". В пьесе [c] же "Мандрагорщица" {60} [Kock.II.350]:

{60 В пьесе же «Мандрагорщица»... — Плоды мандрагоры, известной еще как «майское яблоко», оказывали на человека дурманящее действие.}

Люблю я вас сильней, чем всех других гостей!

Коли не так, то пусть угрем я сделаюсь,

Чтобы купил и съел Каллимедонт меня.

В "Кратейе" же [Kock.II.337; ср.315b]:

С Орфеем-Орфом {61} рядом Краб-Каллимедонт.

{61 С Орфеем-Орфом... — Как Краб было прозвищем лакомки Каллимедонта, так неизвестного Орфея прозвали Орфом, т. е. Окунем. Комический эффект усилен сходством в звучании имени древнего поэта и названия рыбы.}

Антифан в "Горгите" [Kock.II.42]:

Коли затеял, уж того не брошу я,

Как рыбью голову наш Краб-Каллимедонт.

Эвбул в "Спасаемых" [Kock.II. 167]: [d]

Другие же, сплетенные с богами...

Придут с Каллимедонтом, он единственный

Из смертных может рыбу всю соленую

С еще шипящих мисок проглотить зараз

И ни кусочка не оставить.

В то же время Феофил во "Враче" высмеивает его холодность как оратора {62} [Kock.II.474]:

{62 ...холодность как оратора... — Холодность (ψυχρότης), иначе выспренность, признавалась античными теоретиками стиля главным недостатком публичных речей. Характерными чертами «холодности» бы пи чрезмерно усложненный синтаксис, использование заимствований и архаизмов, злоупотребление метафорами и фигурами.}

Всякий юноша охотно услужить готов ему.

[Раздобыв] угря кусочек, выставляет пред отцом,

[e] "Вот кальмар прелестный, папа!", "А хорош ли этот краб?"

Тот в ответ: "Такой холодный! Убери-ка ты его.

Мне ораторы противны".

Филемон же в "Преследователе" [Kock.II.489]:

Когда перед Агиррием поставили

Мы краба, он воскликнул: "Здравствуй, батюшка!"

И что ж он сделал? - Съел родного батюшку!

Ссылаясь на этот отрывок, ученик Кратета Геродик доказывает в своих "Пестрых записках", что Агиррий был сыном Каллимедонта.

[f] 25. Были и другие любители рыбы. Как рассказывает Гегесандр, {63} поэт Антагор не позволял рабу поливать рыбу маслом, но только мыть ее. Он также пишет [FHG.IV.416]: "Когда царь Антигон увидел, как Антагор однажды в лагере, подпоясавшись, {64} варит угря, он спросил его: "Антагор, как по-твоему, если бы Гомер варил угрей, мог бы он воспеть подвиги Агамемнона?" Антагор отлично ответил: "А по-твоему, смог бы Агамемнон совершить свои подвиги, если бы всё высматривал, кто у него в лагере варит угрей?" В другой раз Антагор варил курицу и не хотел идти в баню, (341) опасаясь, что кто-нибудь из рабов отхлебнет бульона. Филокид сказал, что за этим присмотрит мать, но Антагор ответил: "Как же я могу доверить матери куриный бульон?""

{63 Как рассказывает Гегесандр... — Следующие истории о поэте Антагоре пересказывает также Плутарх («Застольные беседы». IV.4.668c-d).}

{64 ...подпоясавшись... — Чтобы не запачкать одежду.}

Живописец Андрокид Кизикский тоже был любителем рыбных блюд, как рассказывает Полемон, и дошел в своем сластолюбии до того, что на картине "Скилла" {65} с особой любовью написал рыб, ее окружавших.

{65 Скилла — мифическое чудовище с шестью головами и двенадцатью ногами, жившее в пещере по одну сторону узкого пролива, через который лежал путь Одиссея. По другую сторону пролива, напротив Скиллы, обитала Харибда. См.: Од.ХII.85-100.}

26. О дифирамбическом поэте Филоксене Киферском комедиограф Махон пишет так:

Как слышал я, поэт дифирамбический

Киферский Филоксен все блюда рыбные

[b] Любил самозабвенно и поэтому

Однажды в Сиракузах исполинского

Взял осьминога в два локтя и съел всего,

Лишь голову оставил. Тут же схваченный

Поносом жутким, чуя приближение

Кончины, он врача зовет. Тяжелого

Больного видя, тот сказал: "Послушай-ка,

Быть может, у тебя дела расстроены,

Устрой их побыстрее: через семь часов

[c] Умрешь". И Филоксен: "Давно дела мои

В порядке, врач: с благословенья божьего

Оставлю дифирамбы в полной зрелости,

В венках, сестрицам-Музам посвященными [...]

И будет Дионис им попечителем

Совместно с Афродитой. Растолковано

Всё точно в завещании. Но вот уже

Харон (что из "Ниобы" Тимофеевой {66})

{66 ...из «Ниобы» Тимофеевой... — Тимофей — лирический поэт; «Ниоба» — ном, в основу которого положен трагедийный сюжет (ср. примеч. 1 к кн. VI).}

Велит мне на ладью взойти не мешкая.

[d] Увы, зовет меня судьбина мрачная,

Ее же никому нельзя ослушаться,

Но чтобы при себе имел я всё свое,

Дай мне доесть от осьминога голову!"

И в другом месте:

Киферский Филоксен, как говорит молва,

Молил богов о шее в три локтя длиной:

"Чтобы как можно дольше я куски глотал

И чтоб вкушал все блюда одновременно".

Ведь и киник Диоген скончался оттого, что съел осьминога сырым, {67} и у [e] него раздулся живот. А еще о Филоксене пародист Сопатр пишет следующее:

{67 ...и киник Диоген скончался оттого, что съел осьминога сырым... — По Диогену Лаэртскому (VI.76), это одна из версий смерти знаменитого киника Диогена (другая — что он намеренно задержал дыхание и от этого умер); раннехристианские авторы не преминули использовать такой нелепый уход из жизни в своей полемике против язычества (Татиан. «Слово против эллинов». 2).}

Сидит ведь он меж порциями рыбными,

Любуясь видом Этны {68} живописнейшим.

{68 ...видом Этны... — Упоминание Сиракуз в отрывке из комедии Махона и Этны во фрагменте Сопатра свидетельствуют о том, что Филоксен, родом с Киферы (остров к югу от Пелопоннеса), жил и умер на Сицилии.}

27. Любителем рыбных блюд был и оратор Гиперид, как свидетельствует в "Делосе" комедиограф Тимокл. Рассказывая о бравших взятки у Гарпала, {69} он пишет [Kock.II.452]: [f]

{69 ...о бравших взятки у Гарпала... — См. примеч. 122 к кн. VI.}

- И Демосфен талантов пятьдесят забрал.

- Счастлив, когда ни с кем он не поделится!

- Мерокл еще присвоил много золота.

- Дающий глуп и счастлив получающий.

- Демон и Каллисфен уволокли свое.

- То были бедняки, и я прощаю их.

- Взял что-то также языкастый Гиперид.

- Ну он-то оживит торговлю рыбную:

(342) Он рыбоед и чаек всех сирийцами

Оставит. {70}

{70 ...чаек всех сирийцами / Оставит. — Сирийцы не ели рыбу. Ср. 346с-е.}

И в "Икарийцах" тот же поэт говорит [Kock.II.458]:

И рыбой реку Гиперид кишащую

Ты перейдешь. Она встречает каждого

Вступающего самым сладким голосом,

Потом бурлит, хвалясь своей разумностью.

Потом твердит одно и то же взад-вперед,

За взятку орошая поле давшего.

Филетер добавляет в "Асклепии", что Гиперид был не только лакомкой, но и игроком, как и оратор Каллий, {71} обличаемый Аксиоником в [b] "Поклоннике Еврипида" [Kock.II.230]:

{71 ...оратор Каллий... — Более о нем ничего неизвестно.}

Другую же рыбу,

Гордую ростом,

Принес в эти места на плечах

Некий пойманный в море Главк {72}

{72 Некий... Главк... — Беотийский бог рыбаков: рыбак, ставший морским жителем в результате чудесной метаморфозы.}

В пищу рыбоедам,

На радость лакомкам.

Какова же будет приправа ей?

Желтым ли увлажнивши соусом,

Умастив ли

Каплями кусачего рассола,

Я предам ее пылающему огню?

Некто молвил, что ее, уваренную

В жарком рассоле, поглотил бы

[с] Дышущий в флейты Мосхион. {73}

{73 Мосхион — о «прижевале» Мосхионе уже говорилось в 242с.}

Но вопит он и корит тебя, Каллий.

Что твоя-де радость - смоквы и соления,

Но не всласть тебе истинная рыба.

Смоквы здесь означают упрек в доносительстве, {74} а соленая рыба, несомненно, намек на похоть. {75} Гермипп в третьей книге "Об учениках Исократа" пишет [FHG.III.50], что Гиперид всегда с утра прогуливался по рыбному рынку.

{74 ...упрек в доносительстве... — Слово «доносчик» (συκοφάντης) означает буквально «человек, указавший того, кто украл смоквы (συκαι̃)».}

{75 ...соленая рыба... намек на похоть. — Солонина (ταρίχη, ταρίχια) — всякое копченое, сушеное, вяленое мясо или рыба. Возможно, здесь обыгрывается сходное влияние, оказываемое на организм такого рода пищей и любовными утехами: то и другое действует иссушающе, вызывая нестерпимую жажду (то же слово по-гречески означает «мумия»). Другое возможное объяснение: одним из видов солонины была свежепосоленная (ср. молодое вино) — тот же эпитет применялся к хорошеньким мальчикам (ώραι̃α, ср. 116е).}

28. Тимей Тавроменийский пишет, что любителем рыбных блюд был и философ Аристотель. Таков же был и софист Матон; {76} это видно из [d] Антифанова "Кифареда", который начинается словами "Нет, он не врет" [Kock.II.58]:

{76 Матон — неизвестный софист, упоминаемый только у Афинея. См. 307с.}

Явился кто-то, взялся глаз выдавливать,

Как то Матон с несчастной рыбой делает.

Также и Анаксилай в "Затворнике" [Kock.II.269; 307с]:

Кестрея голову

Сожрал Маток, похитив! я погиб.

Вырвать пищу во время еды, да к тому же голову кестрея, - это просто [e] верх обжорства; может быть, знатоки найдут в кестреевой голове что-нибудь особо полезное, однако нам, не имея Архестратова чревоугодия, {77} этого не понять.

{77 ...Архестратова чревоугодия... — Архестрат известен как автор популярного сочинения по гастрономии, переведенного на латынь Эннием. См. 335е.}

29. Целый перечень любителей рыбных блюд предлагает Антифан в следующих стихах из "Богачей" [Kock.II.89]:

На пальце с перстнем, в дорогих сандалиях

Стоял Эвтин, натертый благовоньями,

Задумывая что-то сделать с рыбками,

[f] А Феникид, Таврей милейший, издавна

Одним глотком переглотать готовые

Все рыбные куски на рынке лучшие,

Так те, его завидев, чуть не умерли,

И от нехватки рыбы были в ярости.

Они клялись пред кучками сторонников:

"Так дальше жить нельзя, нельзя терпеть того,

(343) Что тратим деньги мы, деремся на море,

А рыбы ни на грош сюда не свозится.

Какой же толк от островных правителей?

Давно могли б нужде мы воспрепятствовать,

Законом обязав их конвоировать

Все корабли, что с рыбой. А теперь Матон

Всех рыбаков прибрал к рукам, Диогитон

Всех убедил, чтобы улов несли ему, -

Я Зевсом поклянусь! Он обжирается,

Вершит в дому дела антинародные:

Всё свадьбы да попойки там веселые..."

Эвфрон в "Музах" [Kock.III.321]: [b]

Когда увидел Феникид средь юношей

Горшок кипящий, весь набитый доверху

Детьми Нереевыми, {78} он хоть в гневе был,

{78 Детьми Нереевыми... — Здесь — рыбами. Нерей — морское божество, отец Нереид, морской старец, наделенный даром прорицания, меняющий свой облик, подобно изменчивой морской воде.}

Но руки удержал: "Кто возомнил себя

Из общего котла таскать тут мастером,

Из кучи похищать куски горячие?

Где Фиромах, где мощный Нил, где Жавронок? {79}

{79 Где Фиромах, где мощный Нил, где Жавронок? — См. упоминания в 240е и сл.}

Пускай сразится с нами, и, скорей всего,

Ни крошки не получит!"

30. Таков же был и трагический поэт Меланфий, писавший также [c] элегии. В комедиях его высмеивают за чревоугодие Левкон в "Товарищах по фратрии" {80} [Kock.I.704], и Аристофан в "Мире" [804сл.], и Ферекрат в "Широкой" [Kock.I.185]. В комедии "Рыбы" Архипп [Kock.I.685] вяжет его и отдает рыбам, чтобы те съели его за то, что он ел их.

{80 ... в «Товарищах по фратрии»... — Фратрией называлась часть филы, первоначально родового объединения внутри полиса. Члены фратрии были связаны общим религиозным культом. В Афинах после Солона существовало четыре филы (φυλαί), каждая из которых делилась на три фратрии, в свою очередь включавшие по тридцать родов (γένη).}

Был рыболюбом и сократик Аристипп, {81} которого, как рассказывают Сотион и Гегесандр [Дельфийский], сам Платон бранил за чревоугодие; [d] дельфиец пишет так [FHG.IV.416]: "Платон однажды выругал Аристиппа за то, что тот накупил много рыбы; а тот ответил, что заплатил за нее только два обола. Платон воскликнул, что за такую цену он и сам бы взял, и Аристипп сказал: "Видишь, Платон, выходит, что не я чревоугодник, а ты корыстолюбец"".

{81 ...сократик Аристипп... — Философ Аристипп из Кирены, ученик Сократа, основатель Киренской школы философии. На ходившее под его именем сочинение «О роскоши древних» неоднократно ссылается Диоген Лаэртский.}

Антифан во "Флейтистке" или "Близнецах" высмеивает за чревоугодие какого-то Феникид а [Kock.II.30]:

Десятилетье Менелай с троянцами

Провоевал за женщину прекрасную,

А Феникид с Тавреей за угря.

31. Оратор Демосфен [XIX.229] бранит за распущенность и [e] чревоугодие некоего Филократа, {82} скупавшего девок и рыбу на деньги, вырученные от продажи родины. Гегесандр рассказывает [FHG.IV. 416], что когда кто-то спросил обжору Диокла, какая рыба лучше, угорь или морской окунь, тот ответил: "Первый хорош вареным, второй - жареным". Лакомкой был и Леонтей, трагический актер из Аргоса, ученик Афиниона. {83} Как пишет Амарант в книге "О театре", он был рабом мавританского царя Юбы, {84} и однажды после его неудачной игры в трагедии "Гипсипила" Юба сочинил следующую эпиграмму:

{82 ...некоего Филократа... — Речь идет о Филократе, заметной фигуре в политической жизни Афин времен Демосфена, стороннике Филиппа Македонского. В 346 г. до н.э. посольство афинян во главе с Филократом заключило с Филиппом мир (так называемый Филократов мир), который Демосфен называл предательским («О предательском посольстве». 229). То же замечание со ссылкой на Демосфена, о пристрастии Филократа к рыбе, мы находим в «Застольных беседах» (IV.4.668a-b): «Демосфен упоминает о том, что Филократ полученные за предательство государственных интересов деньги тратил «на девок и рыб»: этим показана и его безнравственность и обжорство» (пер. Я. М. Боровского).}

{83 Афинион — трагический поэт из Афин, живший, судя по упоминанию Юбы у Амаранта, в I в. до н.э., известен только из этого места у Афинея. От его сочинений не сохранилось никаких фрагментов.}

{84 ...мавританского царя Юбы... — Юба II (30 г. до н.э. — ок. 22 г. н.э.), сын Юбы I, получил воспитание в Риме. Дружески расположенный к нему Октавиан сделал Юбу царем сначала Нумидии, а потом Мавритании. Был ученым историком и грамматиком, автор сочинений по истории (история Сирии, Ливии, Аравии и Рима до времен Суллы на греческом языке), живописи, грамматике и истории театра. Современники высоко ценили дарование Юбы, в Афинах рядом со статуей Хрисиппа ему была поставлена статуя (Павсаний. 1.17.2). Его неоднократно цитирует Афиней. Ср. 229с.}

Я, Леонтей, мной вещает поэт, артишоки любивший, {85}

{85 ...поэт, артишоки любивший... — Текст в этом месте, очевидно, испорчен; перевод предположительный; употребленное здесь слово κεναρήφαγος больше нигде не встречается, перевод предположительный.}

Но не надейся во мне внять Гипсипилы печаль. {86}

{86 ...Гипсипилы печаль. — Несчастная судьба Гипсипилы, дочери лемносского царя Фоанта, возлюбленной Ясона, няньки маленького Офелта (Архемора), дала сюжет целому ряду трагедий. Среди них «Гипсипила» Эсхила, «Лемниянки» Софокла, сохранились фрагменты «Гипсипилы» Еврипида.}

Прежде был другом я Вакху, и уши его золотые

Не наслаждались ничьим пением так, как моим.

Ныне жаровни на ножках, горшки, сковородки сухие

(344) Гласа лишили меня, преданного животу.

32. Гегесандр рассказывает также [FHG.IV.417], что однажды большой любитель рыбы Фориск никак не мог отрезать от рыбы, сколько хотел, но всякий раз прихватывалось гораздо больше; тогда он воскликнул [Софокл. "Антигона".714]:

Противящийся - с корнем исторгается!

и уничтожил всю рыбину. Бион же, после того как кто-то оторвал от рыбы верхнюю половину, перевернул остаток и уничтожил его дочиста, приговаривая [Еврипид. "Вакханки". 1129]:

Ино с обратной стороны набросилась. {87}

{87 Ино с обратной стороны набросилась. — Точная цитата из «Вакханок» Еврипида (1129). Поедая рыбу, Бион в шутку уподобляет себя разъяренным женщинам, в исступлении рвущим на куски Пенфея. Ино — сестра матери Пенфея Агавы.}

Когда у лакомки Диокла умерла жена и тот стенал на поминках, не [b] переставая уписывать за обе щеки, хиосец Феокрит сказал ему: "Перестань хныкать, негодник, это же мешает тебе обжираться". Позднее, когда Диокл уже проел все свои земли и, проглотив однажды горячую рыбу, принялся кричать, что у него горит всё нёбо, {88} Феокрит сказал: "Тебе остается выпить еще и море - и ты уничтожишь все три стихии: землю, небеса и море".

{88 ...горит всё нёбо... — Далее следует игра слов: «небо» и «нёбо» обозначались одним словом ου̉ρανός.}

[с] Клеарх в "Жизнеописаниях" описывает одного рыбоеда [FHG.II.308]: "Технон, старинный флейтист, когда умер флейтист Харм (большой любитель рыбы), совершил на его могиле жертву жареными рыбешками".

Любителем рыбы, как пишет Линкей Самосский, был и поэт Алексид; когда какие-то зубоскалы спрашивали, чего бы он охотнее всего поел, Алексид ответил: "Жареных болтунов {89} (σπερμολόγοι)". 33. Был рыболюбом и трагический поэт Нотипп, {90} о котором Гермипп пишет в "Мойрах" [Kock.I.236]:

{89 ...«Жареных болтунов»... — Игра слов: σπερμολόγοι означает одновременно болтунов (букв, «собирающие сплетни») и птиц (букв, «собирающие семена»; у Аристотеля в «Истории животных» — грачи). Философы в Афинах называли так апостола Павла (Деяния апостолов. 17:18).}

{90 Нотипп — никаких подробностей о поэте Нотиппе, так же как и трагическом актере Минниске из следующих стихов комика Платона, неизвестно.}

[d] Если б эта порода людская на нас

походила в уменье сражаться,

И вели б их гигантский зажаренный скат,

да свиной бок, то дома оставить

Можно было бы всех остальных, и Нотипп

в одиночку охотно пошел бы.

Ибо он и один проглотил бы легко

всю Пелопоннесову тушу. {91}

{91 ...Пелопоннесову тушу. — т. е. сам Пелопоннес, который сравнивается здесь с огромной рыбиной.}

Что это именно поэт Нотипп, видно из Телеклидовой комедии "Гесиоды" [Kock.I.214].

Платон в "Отребье" высмеивает за чревоугодие трагического актера Минниска [Kock.I.642]:

- Вот для тебя есть Орф от Анагирунта.

- Я знаю, дружит с ним Минниск халкидянин.

[e] - Ты верно говоришь.

За это же высмеивают прорицателя Лампона {92} Каллий в "Скованных" [Kock.I.697] и Лисипп в "Вакханках" [Kock.I.702]. Кратин упоминает его в "Беглых рабах" [Kock.I.30]:

{92 Прорицатель Лампон — знаменитый предсказатель времен Перикла, освятитель Фурий на месте Сибариса в Южной Италии (Лукания). Его высмеивал Аристофан в «Птицах» (521). Лампон упоминается в III кн. «Риторики» Аристотеля.}

Лампона, кого не мог

Декрет удержать ни один от пира дружеского, -

добавляет:

Отрыгивает опять,

[f] Ведь жадно он жрет всё, что есть; за султанку стал бы драться.

34. Гедил, перечисляя в своих эпиграммах лакомок, упоминает некоего Федона:

...Федон ведь сумел принести капусту морскую,

К ней еще вдосталь колбас. Столь ненасытен арфист.

В следующих стихах - Агида:

Сварена рыбка - засов на дверь наложи поскорее,

(345) Как бы Агид не пришел, чашек и мисок Протей. {93}

{93 Протей — морское божество; обладал способностью принимать облик различных существ.}

Он ведь водой и огнем и чем хочешь предстанет...

...........................

Знаю, сюда прибежит, подобно Зевсу, когда тот

Ливнем златого дождя {94} в миску Акрисия тек.

{94 ...подобно Зевсу... / Ливнем златого дождя... — Миф о Данае. Акрисий — сын Абанта, брат Прета, аргосский царь. Акрисий запер свою дочь Данаю, чтобы избежать рождения внука, — тот, как было предсказано, должен был убить его. Однако Зевс, превратившись в золотой дождь, проник к Данае, и она родила Персея. Образ всепроникающего золотого дождя, как и образ Протея, лучше всего подходит для обжоры, преодолевающего любые препятствия на пути к лакомым блюдам.}

Таким же образом высмеивается и некая женщина Клио:

Ну и жадна ты, Клио! Не могу тебя видеть. Одна ешь!

[b] Угорь перед тобой, драхма ему вся цена.

Дай только мне поясок или серьгу, или залог подороже,

Или еще что-нибудь... Лишь бы не видеть... Молчу.

Ты - Медуза моя. Каменеть же, несчастный, я стану

Не от Горгоны, {95} поверь! Угорь для чаши готов!

{95 Каменеть... я стану / Не от Горгоны... — Согласно мифу, под взглядом Медузы Горгоны все живое обращалось в камень. Персей, убивший Горгону, смотрел на ее отражение в медном щите (Аполлодор. ΙΙ.4.2).}

35. Аристодем пишет в "Забавных записках" [FHG.III.310], что лакомка Эвфранор, услышав, что другой лакомка умер, проглотив горячий кусок [с] рыбы, воскликнул: "О смерть, ты святотатец!" Когда перед рыболюбами Киндоном и Димилом поставили блюдо с главком и больше ничего, то Киндон вцепился в рыбий глаз, а Димил в его собственный глаз и затеял драку, крича: "Отпусти, тогда и я отпущу!" Однажды на пиру вынесли прекрасное рыбное блюдо, и Димил, чтобы съесть его одному, плюнул в него.

[d] Зенон Китайский, основатель Стой, обедал у одного чревоугодника, с которым он долго жил рядом, как рассказывает Антигон Каристийский в жизнеописании Зенона. Случилось так, что на стол подали большую рыбу и больше ничего. Зенон взял рыбу с блюда, как будто собирался съесть ее целиком, а когда хозяин глянул на него с изумлением, сказал: "А что же, по-твоему, чувствуют твои соседи, если ты моего обжорства и один раз не смог вынести?" Истр же рассказывает, что поэт Херил {96} получал от Архелая {97} четыре мины в день и все их тратил на лакомства, потому что [e] был чревоугодником. Небезызвестны мне также и рабы-рыбоеды, о которых упоминает Клеарх в сочинении "О песчаных пустынях" [FHG.II.325]. Он пишет, что египетский царь Псамметих {98} содержал рыбоедов, желая отыскать с ними источники Нила, а других рабов приучал не пить воды, желая исследовать ливийские пустыни (из них выжили только немногие). Известно мне также о быках из окрестностей фракийского Моссина, кормящихся рыбой, которую бросают им в ясли. Феникид же бывало приговаривал, разнося рыбу только уплатившим складчину, что море принадлежит всем, но рыба в нем - только тем, кто за нее заплатил.

{96 Херил — поэт родом с Самоса (иначе — из Иаса или Галикарнасса в Карий). Друг Лисандра и Архелая Македонского. Херил воспел победу греков над персами.}

{97 Архелай — македонский царь, друг и покровитель Херила. Херил также пользовался покровительством Лисандра (Плутарх. «Лисандр». 17).}

{98 Египетский царь Псамметих — правил в VII в. до н.э.}

[f] 36. Друзья мои, кроме существительного "чревоугодник" (ο̉ψοφάγος), имеется еще и глагол "чревоугодничать" (ο̉ψοφαγει̃ν). Аристофан в "Облаках" (вторых) {99} [983]:

{99 ...в «Облаках» (вторых)... — Известно, что Аристофан переделал «Облака». До нас дошла незавершенная вторая редакция, которую и цитирует Афиней.}

В кулачок не смеялись, не крали сластей (όψοφαγει̃ν).

Кефисодор в "Свинье" [Kock.I.802]:

Не чревоугодник, не болтун.

Махон в "Послании" [Kock.III.325]:

Чревоугодник я. А это главное

(346) В поваренной работе: не желающий

Испортить переданную провизию,

Питать к ней должен сильное влечение.

Не оплошает повар, относящийся

К своим делам с потребным разумением.

Опять же, если вкус и обоняние

Чисты, не промахнешься. И за варкою

Почаще пробуй: соли мало - сыпь ее!

Недостает другого после этого -

Пока не станет вкусным, всё отведывай.

Как будто за струной струну ты пробуешь

Натягивать на лире. {100} А когда сочтешь,

{100 Как будто за струной струну ты пробуешь / Натягивать на лире. — Сходные рассуждения находим у Плутарха в «Застольных беседах» (ΙΙΙ.9), где говорится о мере смешения вина с водой по образцу лирной гармонии: смешение 2:3 дает «квинту», 1:2 — «октаву», а 1:3 — наименее гармоничную «кварту», «трезвенное и безвкусное смешение, приличествующее архонтам» (пер. Я. М. Боровского). У Афинея хороший повар по законам музыкальной гармонии «настраивает» обед.}

Что блюда зазвучали согласованно.

То выводи свой хор ...................

....... Николаид Миконский. {101}..............

{101 Николаид Миконский — более о нем ничего неизвестно.}

[b] Помимо этих гурманов, друзья мои, я знаю еще почитаемого в Элиде Аполлона Чревоугодника. {102} О нем упоминает в "Послании к Атталу" Полемон. Мне известно также, что в Писатиде имеется картина Клеанфа Коринфского, {103} хранящаяся в храме Артемиды Алфейской: на ней [c] Посейдон приносит тунца мучающемуся родами Зевсу. {104} Об этом рассказывает Деметрий [Скепсийский] в восьмой книге "Троянского строя". {105}

{102 Аполлон Чревоугодник — шуточная эпиклеза (прозвище) Аполлона. Эпитет «чревоугодник» (ο̉ισοφάγος) часто встречается в комедии.}

{103 ...картина Клеанфа Коринфского... — О картинах коринфского мастера Клеанфа в святилище Артемиды Алфейской (Алфионии) упоминает Страбон (VIII.343). Писатида — область в Элиде на Пелопоннесе.}

{104 ...мучающемуся родами Зевсу. — Речь идет о рождении Диониса из бедра Зевса.}

{105 ...рассказывает Деметрий в восьмой книге «Троянского строя». — Деметрий Скепсийский, уроженец Троады, известен как автор комментария к каталогу троянцев (Ил.И.816-877). На его сочинение из тридцати книг «Троянский строй» (другой перевод: «О построении боевых сил троянцев») ссылается Страбон (VII.56; ΧΙΙΙ.603).}

37. Всё это дополнительное угощение, - добавил Демокрит, - я приготовил вам собственноручно, хотя, зная нашего во всех отношениях превосходного Ульпиана, пришел сюда отнюдь не ради рыбных блюд - он ведь, следуя обычаям своих предков, обездолил нас рыбою {106} и оделил иными сирийскими затеями. Однако пишет же стоик Антипатр Тарсский в четвертой книге "О предрассудках", {107} что некоторые авторы утверждают, будто сирийская царица Гатида была такой любительницей рыбных блюд, что запретила своим подданным есть рыбу без [d] Гатиды (άτερ Γάτιδος), и только по невежеству многие после этого отказались от рыбных блюд, царицу же назвали Атаргатидой. {108} А во второй книге сочинения "Об Азии" Мнасей пишет так [FHG.III. 155]: "Атаргатида, по-видимому, была злобной царицей, жестоко правила своими подданными и даже запретила им есть рыбу, а приказала относить ей, потому что любила это кушанье. Поэтому до сих пор сохраняется обычай, молясь богине, [e] подносить ей серебряных и золотых рыбок; жрецы же каждый день подают богине на стол настоящих рыб, вареных или жареных, которых они поедают сами". И немного далее: "Атаргатида, как пишет Ксанф Лидийский [FHG.I.38], за свою жестокость была схвачена лидийцем Мопсом и вместе с сыном Ихтием (Рыба) брошена в Аскалонское озеро, {109} где ее и съели рыбы". 38. Да еще вы, друзья мои, может быть намеренно пропустили ту [f] рыбу [ср.284с], которой угощали Гериона {110} в одноименной комедии Эфиппа. Там сказано [Коск.II.252]:

{106 ...обездолил нас рыбою... — См. 342а и примеч. 70 к кн. VIII.}

{107 ...Антипатр Тарсский в ... книге «О предрассудках»... — Ср. 186с.}

{108 ...царицу же назвали Атаргатидой. — Атаргатис (’Αταργάτις), другое имя — Деркето: сирийская богиня, почитатели которой не употребляли в пищу рыб и голубей. Те, на кого ссылается Антипатр, пытаются истолковать культ Атаргатис, рассказывая историю обожествления некоей царицы Гатиды (не упоминается больше никем из древних авторов), когда Гатиду, любившую рыбу и потому запрещавшую подданным в одиночестве есть ее, обожествили, и так возник будто бы культ Атаргатиды. По мнению этих писателей, таково происхождение суеверия (δεισιδαιμονία), распространенного среди почитателей Атаргатис. От брака Атаргатис и речного бога Каистра, сына амазонки Пентесилеи, родилась легендарная вавилонская царица Семирамида.}

{109 ...в Аскалонское озеро... — Речь идет о гавани палестинского города Аскалона, основанного, по преданию, как раз лидийцами. Легенда, рассказанная у Ксанфа Лидийского, больше нигде не встречается, как и упоминание о Мопсе, лидийском царе. Ихтия, сына Атаргатиды, еще раз упоминает Афиней в книге VII.}

{110 Герион — великан, у которого увел коров Геракл (так называемый десятый подвиг Геракла). Герион, по преданию, жил на крайнем Западе.}

Когда поймается рыба в сеть

Не из тех, что ловятся каждый день,

А ростом с остров такой, как Крит, -

То ее несут на блюде царю,

На блюде, годном для тысячи рыб.

А все народы, что там живут,

(347) Синдийцы, {111} ликийцы, мигдонцы,

{111 Синдийцы... — Следует перечисление различных приморских народов: ликийцы (Малая Азия), кранайцы (кранааны) (по одним данным — афиняне, по другим — неизвестный народ), мигдонцы (мигдониоты) (македонцы — от другого названия Македонии — Мигдония), синдийцы (синды) (жили на восточном побережье Черного моря). Все они живут вокруг «блюдища», или миски (λοπάς), где в рассоле варится рыба «боле Крита острова». Средиземное море вместе с Черным?}

Кранайцы, пафийцы - все в лес по дрова

Идут, чтоб рыбу сварить царю.

Одни дров навалят, сколько вместит

Их город, другие огонь разожгут.

Рассол же готовят в озере,

[b] А соли - гора, восемь месяцев

Упряжки быков везут ее.

И десятивесельных пять челнов

По краю блюда плавают,

Приказы везут: "Ликийский притан,

Огонь разожги - бока холодны!

Не дуй на огонь, македонский вождь,

Сейчас наша рыбина подгорит!

А ты огонь погаси-ка, кельт!"

Эти же стихи Эфипп повторил и в пьесе "Пельтаст", {112} добавив к ним [c] следующие [Kock.II.261]:

{112 «Пелътаст» — в переводе «легковооруженный пехотинец» (от πέλτη — легкий кожаный щит, по происхождению фракийский).}

И вот, меля подобный вздор,

Он припеваючи живет,

Повсюду мальчики любят его,

Хотя даже камешки вряд ли бы смог

Он пересчитать, {113} и гордо свою

{113 ...даже камешки вряд ли бы смог / Он пересчитать... — т. е. умел считать лишь приблизительно, на пальцах. Камешки применялись для точного счета (с использованием счетной доски — абака).}

Хланиду {114} плут по земле волочит.

{114 Хланида — верхняя одежда из тонкой шерстяной ткани. Хланиды носили как мужчины, так и женщины, причем на мужчинах это одеяние (из-за своей длины и сходства с женским платьем) часто расценивалось как признак изнеженности.}

А на что здесь намекает Эфипп, - об этом, благородный Ульпиан, скажи теперь ты и объясни нам всё по слову эсхиловского Прометея [814]:

Когда темна, косноязычна речь моя,

Переспроси, всё выпытай старательно.

Досуга больше у меня, чем сам хочу".

[d] 39. Однако тут Кинульк завопил: "Да разве справится этот Ульпиан не с большою рыбой, а с большой задачей? Ему бы только косточки вытаскивать из пескарей, {115} да корюшки, да прочей мелюзги, а на крупные куски он не обращает внимания. Как

{115 Ему бы только косточки вытаскивать из пескарей... — Намек на обычное занятие ученых грамматиков — объяснение трудных мест и исправление неправильностей.}

И на блестящих и роскошных трапезах, -

говорит Эвбул в "Иксионе" {116} [Kock.II.176; ср. 169f, 300с, 417с],

{116 ...Эвбул в «Иксионе»... — В комедии Эвбула, по-видимому, пародировался миф об Иксионе, допущенном к трапезе богов, но проявившем дерзкую несдержанность. За это Зевс обрек его на вечные муки в Тартаре: Иксион пребывает там, привязанный к огненному колесу.}

Где пироги разложены тончайшие,

Укропом, сельдереем угощаются,

Другими пустяками, приготовленным

Для них лишь кардамоном, -

вот так же, мне кажется, и наш Ульпиан, "Харон с лоханью", {117} как сказал бы мой земляк {118} Керкид Мегалополитанский, не берет в рот ничего, достойного мужчины, а только выслеживает, не упустит ли кто в своей еде [e] какой-нибудь колючки, хрящика или косточки, и нет ему дела, что благородный и великолепный Эсхил говорил, что его трагедии - лишь крошки от великих пиров Гомера. А ведь Эсхил был великий философ, и когда однажды незаслуженно потерпел поражение (об этом пишет Феофраст или Хамелеонт в книге "О наслаждении"), то сказал, что посвящает свои [f] трагедии вечности, и там его ждет достойная награда.

{117 «Харон с лоханью» — (λεβητοχάρων) так называлась недошедшая пьеса комедиографа Керкида.}

{118 ...как сказал бы мой земляк... — Кинульк родом из того же Мегалополя в Аркадии, что и Керкид.}

40. Разве знает Ульпиан, что сказал Стратоник кифареду Пропину родосскому? А Клеарх в книге "О пословицах" [FHG.II.319] пишет: когда Стратоник увидел, что Пропин ростом велик, а искусством куда ничтожнее, то на вопрос, каков ему кажется Пропин, он ответил: "Плохой никакая большая рыба не бывает". {119} Первым словом он намекнул, что (348) Пропин плох, вторым - что он "никакой", и, наконец, что, будучи большим, он безголос как рыба. Феофраст же в книге "О смехе" [fr.310] пишет, что это о льстеце Симике Стратоник сказал "гнилой большая рыба не бывает" [Демосфен. "О венке".262]. Об этой поговорке Аристотель пишет в [b] "Наксосской Политии" [fr.510]: "Большая часть состоятельных людей на Наксосе {120} жила в городе, остальные были рассеяны по деревням. В деревне под названием Лестады жил Телестагор, человек очень богатый, известный и уважаемый в народе: каждый день ему подносили подарки. Когда городские покупатели предлагали за сельские товары слишком мало, продавцы часто говорили, что лучше даром отдадут добро Телестагору, чем [с] продавать за такую цену. И вот какие-то юнцы, покупая большую рыбу, услышали то же самое от продававшего ее рыбака; им надоело слышать такие слова, они, подвыпив, отправились гурьбой к Телестагору. Он принял их ласково, а они набросились на него и двух его дочерей на выданье. Граждане возмутились, взялись за оружие и напали на обидчиков. Началась великая смута, во главе граждан встал Лигдамид, и как военный вождь сделался тираном отечества..." {121}

{119 Плохой никакая большая рыба не бывает. — В тексте: ου̉δείς κακός μέγας ι̉χθύς; если взять каждое слово в отдельности и представить его как самостоятельное высказывание, получится такая характеристика: «Никто. Плохой. Большой. Рыба».}

{120 Наксос — крупнейший из Кикладских островов.}

{121 ...тираном отечества... — Дальше текст испорчен.}

[Веселые истории о кифаристе Стратонике]

41. Однако, раз уж я вспомнил о кифаристе Стратонике, {122} думаю, что [d] сейчас самое время рассказать кое-что о его метких и остроумных ответах. Обучал он игре на кифаре, и в училище у него было девять статуй муз и одна Аполлона, а учеников - только двое; но на вопрос, сколько у него учеников, он ответил: "Благодаря богам, двенадцать!" А однажды он приехал в Миласу {123} и увидел, что народу в городе мало, а храмов много; [e] тогда, встав посреди площади, он [вместо того, чтобы начать: "слушайте, люди!"] начал: "слушайте, храмы!". Махон же написал о нем такие записки:

{122 Стратоник — кифарист и острослов родом из Афин, жил в IV в. до н.э.}

{123 Миласа — город в Карий. Ср. примеч. 42 к кн. VIII.}

Пришел Стратоник в Пеллу {124} македонскую.

{124 Пелла — столица Македонии.}

Он был наслышан, что у многих в городе

Больные селезенки и распухшие.

Однако, в бане у огня пристроившись,

Увидел он толпу цветущих юношей

Как на подбор и всех с телами крепкими,

Тогда сказал он, что предупреждавшие

Его ошиблись; но, когда на выходе

Увидел он, что селезенка сторожа

Громадней живота, сказал немедленно:

[f] "Мне кажется, что сторожит он, сидя здесь,

С плащами селезенки посетителей,

Чтоб толкотни внутри излишней не было".

К плохому кифаристу в гости как-то раз

Зашел Стратоник; тот ему за выпивкой

Свое искусство принялся показывать.

Обед претенциозен и роскошен был,

(349) Стратоник наш, пресытясь этой музыкой,

Но не имея вовсе собеседника,

Разбил свой кубок, взял другой, поболее,

Взглянул на солнце и потом свалился спать,

Всё остальное вверив провидению.

Приходят в дом веселые приятели

И видят, что Стратоник спит, мертвецки пьян.

Потом спросили, почему напился он

Так сильно и свалился? Он ответствовал:

"На пире кифарист негодный, {125} как быка

{125 На пире кифарист негодный... — Стратоник в шутку процитировал здесь «Одиссею» (IV.535), применив к себе то, что говорится об Эгисфе и Агамемноне: «Введши его, подозрению чуждого, в дом, на веселом! пире, его он убил, как быка убивают при яслях».}

При яслях, заколол меня злокозненно".

[b] Отправившись на игры, учрежденные

В Абдерах, {126} он нашел у местных жителей

{126 Абдеры — город во Фракии, родина Демокрита и Протагора, среди греческих городов тем не менее слыл городом глупцов.}

По одному глашатаю у каждого,

Чтоб каждый иаступленье новолуния

Провозглашал, когда ему захочется; {127}

{127 ...наступленье новолуния / Провозглашал, когда ему захочется... — В новолуние взимались проценты по ссудам.}

Поняв, что слишком много здесь глашатаев

Для жителей столь небольшого города,

Стратоник, осторожно встав на цыпочки,

Пошел обратно, вглядываясь пристально

Себе под ноги, а когда спросил его

[c] Какой-то гость, что за болезнь случилась вдруг

С его ногами, то Стратоник так в ответ

Сказал: "Суставы все мои целехоньки,

На пир я прибегаю всех льстецов быстрей,

Но жуткий страх снедает сердце - как бы мне

Не наступить на трубача-глашатая". {128}

{128 ...как бы мне / Не наступить на трубача... — Игра слов: «трубач» — морской моллюск, длинная витая раковина которого использовалась в качестве сигнального рожка, обозначался тем же словом, что и глашатай (κη̃ρυξ).}

Флейтист худой на жертвоприношении

Играть собрался, но опередил его

Стратоник: "Друг, благоговей в безмолвии: {129}

{129 ...благоговей в безмолвии... — Шутка Стратоника, заставившего замолчать негодного флейтиста, в том, что он использовал для этого глагол ευ̉φημέω, означающий «хранить благоговейное молчание», — например, при жертвоприношении. Такой призыв, совершенно естественный в отношении прочих, в данном случае звучит как издевка: флейтист игрой должен был придавать происходящему большую торжественность.}

Сначала совершим мы возлияние

И вознесем богам молитвы чистые".

Какой-то кифаред Клеон, по кличке Бык,

[d] Фальшиво пел, бряцал на лире варварски.

Его услышав, произнес Стратоник наш:

"Про лиру и осла {130} была пословица -

{130 Про лиру и осла... — Имеется в виду пословица, говорящая об отсутствии слуха: «осел слушал лиру, а свинья — трубу».}

Теперь про лиру и Быка подумаем".

Стратоник-кифарист немало времени

Провел на Понте у царя ионтийского,

Берисада, {131} а как засобирался он

{131 Берисад — царь одрисов, фракийцев, живших по берегу Черного моря (Понта) к северо-западу от Босфора (Страбон. VII.47; Плутарх. «Демосфен». 23). Однако здесь может иметься в виду и Перисад I, правивший в Боспорском царстве (Северное Причерноморье). Смысл приведенной далее — так, впрочем, и не понятной до конца — шутки, по-видимому, в том, что, если холодная Фракия кому-то из них двоих надоела, Стратоник может уехать, а Берисад — нет: «Так ты, Берисад, значит здесь останешься?», — спрашивает царя Стратоник (σὺ γὰρ διανοει̃ αυ̉του̃ καταμένειν).}

В Элладу, то узнал, что вряд ли выпустят.

Тогда, как говорят, воскликнул кифарист:

"Так ты, Берисад, значит здесь останешься?"

Заехал раз в Коринф Стратоник. Там взялась

[е] Старушка ветхая его разглядывать -

Где б ни был он, куда б ни шел - ходить за ним.

Стратоник, наконец: "Мать! Ради всех богов,

Скажи, чего ты хочешь, что ты ищешь здесь?"

Ответила старушка : "Удивительно,

Что мать тебя носила десять месяцев,

И все-таки ее утроба вынесла,

А ты замучил город за единый день". {132}

{132 А ты замучил город за единый день. — Ср. 351а.}

С рабыней вместе, со своей наперсницей,

Войдя на пир, жена Никокреонтова, {133}

{133 ...жена Никокреонтова... — См. 337е и примеч. 44 к кн. VIII. Ср. также 352d, где излагается другая версия гибели Стратоника.}

Аксиотея, с громким треском пукнула

И тут же наступила на миндалину.

Под сикионским башмачком {134} та треснула.

{134 Под сикионским башмачком... — Нарядная женская обувь из войлока. Для мужчины ношение сикионских башмаков было признаком изнеженности. С ними Сократ сравнил, рассказывает Цицерон, составленную для него речь Лисия — то и другое, хоть и удобно, но не к лицу мужчине. Город Сикион находился на севере Пелопоннеса.}

Услышав это, кифаред наш гак сказал:

[f] "На первый звук второй нисколько не похож".

Однако ночью из-за слова смелого

Он поплатился, в волны моря брошенный. {135}

{135 ...в волны моря брошенный. — Ср. 352d.}

Негодный кифаред в Эфесе, кажется,

Друзьям своим ученика показывал.

По случаю там был Стратоник, он сказал:

"Кто сам себя негоден пенью выучить,

Уча других, еще негодней кажется".

42. Клеарх во второй книге сочинения "О дружбе" пишет [FHG.II.313]: "Кифарист Стратоник перед сном всегда приказывал рабу принести ему пить: "Не оттого, что мне сейчас хочется пить, - говорил он, - а для того, чтобы потом не захотелось".

В Византии {136} один кифаред хорошо пропел вступление к песне, но (350) затем стал фальшивить; тогда Стратоник встал и объявил: "Кто мне найдет того кифареда, который пел вступление, тому я заплачу тысячу драхм". На вопрос, кто самые негодные люди, он ответил: "Фаселийцы - самые негодные {137} в Памфилии, а сидейцы - самые негодные на свете". Далее, по словам Гегесандра [FHG.IV.415], на вопрос, кто невежественнее - беотийцы или фессалийцы, он ответил: "Элидяне". В своем училище он поставил [b] трофей и написал на нем: "От побед над дурными кифаристами". На вопрос, какие корабли безопаснее, длинные военные или круглые торговые, он сказал: "Вытащенные на берег". {138}

{136 Византии — город на европейском берегу Босфора, на месте которого был построен Константинополь.}

{137 Фаселийцы — самые негодные... — И Фаселида, и Сида находились в Памфилии (юг Малой Азии). В двух взаимоисключающих утверждениях Стратоник словно бы не знает, кому отдать пальму первенства. Очевидно одно (и в этом смысл шутки): жители двух памфилийских городов спорят за звание наихудших людей, в то время как всем остальным до них далеко.}

{138 Вытащенные на берег. — У Диогена Лаэртского та же шутка вложена в уста мудрого скифа Анахарсиса (1.104).}

Однажды он выступал на Родосе, но никто ему не хлопал; тогда он ушел из театра со словами: "Вам жалко даже того, что ни гроша не стоит: какой же мне от вас ждать награды?" Он говорил: "Пусть элидяне устраивают {139} гимнастические состязания, коринфяне - музыкальные, [c] афиняне - театральные, а спартанцы пускай бьют за ошибки состязающихся". Так он насмехался над спартанским обычаем бичеваний, по утверждению Харикла в первой книге "О состязании городов" [FHG.IV.360].

{139 Пусть элидяне устраивают... — В Элиде находилась Олимпия — место проведения знаменитых Олимпийских игр. Раз в четыре года близ Коринфа на Истмийском перешейке устраивались Истмийские игры, на которых состязались в мастерстве музыканты — авлеты и кифаристы. В Афинах на празднике Великих Дионисий звание лучших в своем искусстве отстаивали драматурги и актеры со всей Греции.}

Когда царь Птолемей {140} слишком запальчиво спорил с ним об искусстве игры на кифаре, он сказал: "Царь, иное дело - скиптр, а иное - плектр". {141} Так говорит эпический поэт Капитон в четвертой книге "Воспоминаний", посвященных Филопаппу. {142}

{140 ...царь Птолемей... — Упоминание царя Птолемея, по-видимому, анахронизм — Стратоник жил раньше Птолемеев.}

{141 Плектр — костяная пластинка, при помощи которой играли на лире, ударяя ею по струнам.}

{142 ...посвященных Филопаппу. — Никаких подробностей о нем неизвестно.}

[d] Приглашенный на выступление одного кифареда, он послушал его и сказал [Ил.ХVI.250]:

Дал ему вышний владыка одно, {143} а иное отвергнул.

{143 Дал ему вышний владыка одно... — У Гомера это говорится об Ахилле, перед боем Гектора с Патроклом, молившем Зевса об успешном исходе схватки.}

А на вопрос: "Что же именно?" - он ответил: "Дал ему плохо играть и не дал хорошо петь".

Однажды упала балка и убила одного дурного человека. "Видите, граждане, - воскликнул Стратоник, - есть боги! а если нет богов, то есть, по крайней мере, балки". {144}

{144 ...есть, по крайней мере, балки. — Игра слов: δοκώ (мне кажется) — δοκοί (балки) — θεοί (боги).}

43. В дополнение к рассказанному, [Каллисфен] {145} пишет так в своих [e] "Записках о Стратонике". - Когда отец Хрисогона {146} говорил, что у него есть целый театр на дому: сам он постановщик, один его сын пишет драмы, а другой играет на флейте, - Стратоник сказал: "Одного только тебе не хватает". - "Чего?" - спросил тот. - "Публики на дому", - ответил Стратоник.

{145 Каллисфен — имя автора здесь сохранилось только в схолии. Каллисфен — историк, известный, в первую очередь, «Деяниями Александра» — это наиболее популярная в античности история походов Александра Великого.}

{146 Хрисогон — известный флейтист, современник Алкивиада (Плутарх. «Алки-виад». 32).}

На вопрос, почему он странствует по всей Элладе, а не поселится в каком-нибудь одном городе, он ответил, что все эллины достались ему в подарок от Муз, и он теперь собирает с них штраф за то, что Музы от них отказались. {147} О флейтисте Фаоне {148} он говорил, что в его игре царит не [f] Гармония, а Кадм. {149} Когда Фаон хвастался, что он - настоящий флейтист и что он нанял себе в Мегарах настоящий хор, Стратоник сказал: "Врешь: не ты его нанял, а он тебя нанял".

{147 ...Музы от них отказались. — Смысл шутки Стратоника в том, что он, переезжая с места на место, собирает с эллинов дань — вместо Муз, махнувших на них рукой и передавших право откупа ему, Стратонику. Музы тем самым уподобляются земным правителям, при дворе которых существовал такой обычай.}

{148 О флейтисте Фаоне... — Более о нем ничего неизвестно.}

{149 ...не Гармония, а Кадм. — Гармония, по мифу, — жена Кадма.}

Он говорил, что больше всего на свете удивляется матери софиста Сатира: {150} как могла она носить целых десять месяцев человека, которого ни (351) один город не может вынести и десяти дней! Узнав, что этот Сатир приехал в Трою на Троянские игры, он сказал: "Трое всегда не везло".

{150 ...софиста Сатира... — Возможно, имеется в виду тот самый актер Сатир, которого упоминает Плутарх («Демосфен». 7).}

Когда сапожник Миннак стал спорить с ним о музыке, Стратоник ему сказал: "Мне до тебя дела нет, коли ты судишь выше сапога". {151} Дурному врачу, говорил он, достаточно дня, чтобы отправить в Аид своих больных. Встретив одного знакомого и увидев, как начищены у него сандалии, он стал сочувствовать его бедности, полагая, что сандалии не блестели бы так, если бы хозяин не чистил их своими руками. В Тихиунте [b] Милетском, {152} где жили метеки, он увидел на всех могилах имена иноземцев и сказал рабу: "Идем скорей отсюда: все приезжие здесь умирают, а из местных жителей никто". Кифаристу Зету, рассуждавшему о музыке, он сказал: "Уж тебе-то вовсе не к лицу болтать о музыке, коли ты выбрал себе самое чуждое музам имя и зовешься не Амфион, а Зет". {153} Обучая некоего македонца игре на кифаре, он рассердился, что тот ничего толком не умеет сделать, и крикнул: "В Македонию!" {154}

{151 ...судишь выше сапога. — Буквально сказано — «выше щиколотки».}

{152 Тихиунт Милетский — у Фукидида — укрепленная стоянка пелопоннесцев на некотором расстоянии от Милета (VIII.26.28). Впоследствии — район, где жили переселенцы, воспринимавшийся уже как часть Милета.}

{153 ...не Амфион, а Зет. — Зет и Амфион — братья, сыновья Зевса и Антиопы. Ими была наказана жестокая Дирка, притеснявшая их мать. Амфион, по мифу, любил мусические искусства, Зет отдавал предпочтение охоте и войне. При возведении фиванских стен Зет приносил тяжелые камни, в то время как Амфион игрой на лире — подарок Гермеса — заставлял их самостоятельно укладываться в нужное место.}

{154 «В Македонию!» — Во времена Стратоника Македония, несмотря на растущее могущество македонских царей, уступала тем не менее Элладе в культурном отношении (ср.: Исократ. «Филипп». 107-108, 154). В книге III Афиней говорит о варварских обычаях македонцев, в частности о том, что они напиваются в самом начале трапезы (III. 120). Если так, это делало их неспособными отличить игру хорошего кифариста от плохого.}

44. Однажды он выходил из холодной и убогой бани, кое-как [c] помывшись, и увидел по соседству пышное святилище. "Не удивительно, - сказал он, - что здесь такая уйма благодарственных табличек: {155} каждый, кто здесь помылся, должен благодарить богов за то, что остался жив".

{155 ...уйма благодарственных табличек... — В Греции существовал обычай в случае удачи или после того, как бог исполнил просьбу, оставлять в святилище таблички с надписями благодарственного содержания.}

В Эносе, {156} говорил он, стоит восемь месяцев мороз и четыре месяца стужа. О приморских понтийцах {157} он говорил, что они спаслись из морской пучины, разумея "от гибели"; родосцев называл "белокожими киренейцами" {158} и "городом женихов", Гераклею - "мужским Коринфом", {159} [d] Византии - "подмышкой Эллады, левкадян - "коринфянами второго помола", {160} амбракиян - "мембракидянами". {161} Покидая Гераклею, он вышел за ворота и стал озираться по сторонам; на вопрос, зачем он это делает, он сказал, что ему стыдно попасться кому-нибудь на глаза, выходя из такого блудилища.

{156 Эпос — город во Фракии, которая считалась у греков холодной северной страной.}

{157 О приморских понтийцах... — Понт — отдаленная область в Малой Азии, название которой буквально означает «море». Приехавшие оттуда казались Стратонику избежавшими гибели — возможно, еще и потому, что эти места представлялись грекам более холодными и дикими, чем даже Фракия.}

{158 Киренейцы — жители Кирены. Что дало основание Стратонику плохо думать о киренейцах, неизвестно. Возможно, впрочем, что под киренейцами (κυρηναι̃οι) одновременно подразумеваются так называемые киренаики — последователи уроженца Кирены Аристиппа. Это философское направление (одна из сократических школ) именовалось еще «гедонистическим». См. 352с.}

{159 ...«мужским Коринфом»... — (’Ανδροκόρινθος) название — придумано по аналогии с Акрокоринфом — коринфским акрополем; первая часть названия, означающая «вершину», заменена корнем «муж, мужской». Как женщины Коринфа во всей Греции славились своей распущенностью, так распутны были, по мнению Стратоника, мужчины Гераклеи.}

{160 ...левкадян — «коринфянами второго помола»... — Левкада была колонией Коринфа.}

{161 ...«мембракидянами». — От слова «мембрада» — мелкая рыбешка, разновидность анчоуса. Амбракия находилась в северо-западной части Греции (Эпир).}

Увидев большую колодку, в которой сидело только двое преступников, он сказал: "Что за городишко! и на колодку-то народу не наберут!" - Когда с ним спорил о гармонии музыкант, прежде бывший садовником, он сказал ему:

Пусть каждый поливает то, что высадил. {162}

{162 Пусть каждый поливает то, что высадил. — Переделка стиха из комедии Аристофана «Осы» (1430): вместо «пусть каждый делает то, что он умеет» (’έρδοι) сказано: «пусть каждый орошает то, что он умеет» (’άρδοι).}

Однажды в Маронее {163} за вином он сказал собутыльникам, что помнит, [e] где живет, на тот случай, если его придется вести домой пьяного; а когда он напился и его спросили, куда же его вести, он ответил: "В кабак!" - потому что вся Маронея казалась ему кабаком. А когда Телефан, лежа рядом с ним, стал играть на флейте, Стратоник ему крикнул: "Перестань рыгать!"

{163 Маронея — город во Фракии. Фракийцы славились пьянством.}

Банщику в Кардии, {164} который вместо щелочи дал ему землю негодную, а воду - соленую, он сказал: "Ты меня осаждаешь с земли и с моря!" 45. Победив в Сикионе своих соперников, он посвятил награду в храм Асклепия, сделав на ней надпись: "Посвятил Стратоник, взяв добычу с плохо [f] играющих на кифаре". После того как какой-то певец пропел песню, он спросил, чья это мелодия. Когда тот ответил, что Каркина (Краб), он сказал: "Понятно, что не человека". Он говорил, что в Маронее весны не бывает, - одна жара. {165} В Фаселиде раб Стратоника бранился с банщиком, который, по обычаю, хотел с них как с иностранцев взять дороже. "Злодей! - крикнул ему Стратоник, {166} - за какой-то грош ты хочешь сделать (352) меня фаселийцем!" Бедняку, который восхвалял его в надежде поживиться, он сказал, что куда бедней его. Давая уроки в маленьком городишке, он заметил: "Что-то ваш городок больно короток!" {167} В Пелле он подошел к колодцу и спросил, можно ли пить здешнюю воду. "Да мы-то пьем", - отвечали водоносы. "Стало быть, нельзя", - сказал Стратоник, потому что водоносы были бледные и худые.

{164 Кардия — город на Херсонесе Фракийском.}

{165 ...в Маронее весны не бывает, — одна жара. — Довольно сложная игра слов: существительное «весна» (’έαρ) созвучно глаголу «отпускать» (ε̉άω), тогда как α̉λέα — «тепло» имеет второе значение: «убежище». Стратоник хочет сказать, что весна в холодной Фракии — не спасение, а только временное укрытие от холода, который не отпускает даже с ее приходом. Ср. примеч. 156 к кн. VIII.}

{166 ...крикнул ему Стратоник... — т. е. своему рабу. О том, какое мнение было у Стратоника о жителях Фаселиды, см. 350а.}

{167 ...городок больно короток... — Игра слов: πόλις (город) — μόλις (еле-еле).}

Прослушав "Роды Семелы" Тимофея, он воскликнул: "А каково бы она кричала, кабы рожала не бога, а подрядчика!" {168} Когда Полиид [b] хвалился, что его ученик Филот победил Тимофея, Стратоник сказал: "Ты разве не знаешь, что твой Филот сочиняет указы, а Тимофей законы {169} (νόμοι)?" Кифареду Арею, который ему докучал, Стратоник сказал: "Пой до дна, {170} да поскорее!" В Сикионе какой-то кожевник, ругаясь, обозвал его: "дурень!" "А ты - шкурень!" {171} - ответил Стратоник. Тот же Стратоник, [c] увидев, что родосцы живут в роскоши и пьют вино подогретым, назвал их белокожими киренейцами, {172} а Родос - городом женихов: этим он хотел сказать, что родосцы в своей распущенности только цветом кожи отличаются от киренейцев, а в своем разврате подобны гомеровским женихам. {173}

{168 ...не бога, а подрядчика! — Поэт Тимофей прославился новаторством и реализмом (например, в передаче ломаной греческой речи персов), так что вопли Семелы для непривычных ушей звучали, вероятно, действительно ужасно. Шутка Стратоника — в обычном сближении страданий матери, рождающей в муках ребенка, и тех, которые приходятся на долю слушателей и зрителей, — жертв дурного автора или исполнителя (ср. 350, «Сатир»), Здесь такой музыкант (скорее всего, сам Тимофей) назван «подрядчиком» — бездушным наемником, которого интересует только плата. Стратоник сравнивает такого «ребенка» с рожденным Семелой богом Дионисом — музыкантом и покровителем искусств, в честь которого в Афинах устраивались состязания трагических и комических авторов, а также хоров.}

{169 ... Тимофей законы (νόμοι)... — Как и во многих других случаях, здесь в основе шутки лежат два значения одного слова. По-гречески νόμος — «ном», музыкальный жанр, в котором работал Тимофей, но прежде всего, «ном» — «закон» (отсюда «номотет», законодатель). Обыгрывая двусмысленность, Стратоник дает понять невозможность самого соревнования между Филотом и Тимофеем: как постановления принимаются на основании определяющих их содержание законов, так все, что делает первый, не может стать в один ряд с произведениями второго.}

{170 Пой до дна... — Букв, сказано: «пой (играй) к воронам». Ср. примеч. 171 к кн. VI.}

{171 Шкурень — игра слов: κακόδαιμον (дурень — букв, «сумасшедший») и νακόδαιμον (составлено из второй части предыдущего и слова νάκος — «шкура»).}

{172 ...родосцы живут в роскоши... назвал их белокожими киренейцами... — Ср. 351с.}

{173 ...подобны гомеровским женихам. — Ср.: Од.И.50-58.}

46. В своей страсти к таким ловким ответам Стратоник подражал поэту Симониду, {174} как говорит Эфор во второй книге "Об изобретениях" [FHG.I.275]; таким же увлечением, по его словам, был охвачен и Филоксен Киферский. А перипатетик Фений во второй книге "О поэтах" сообщает [FHG.II.299]: "Афинянин Стратоник, по-видимому, первый ввел многозвучие в игру на кифаре без голоса, первый стал обучать гармонии и составил таблицу музыкальных интервалов. Да и по части шутовства он был не [d] из последних". И добавляет, что за вольные шутки он поплатился жизнью: кипрский царь Никокл за насмешки над своими сыновьями заставил его выпить яд. {175}

{174 ...поэту Симониду... — Знаменитый поэт Сьмонид Кеосский (556-468 гг. до н.э.).}

{175 ...Никокл... заставил его выпить яд. — Выше говорилось о том, что Стратоник был убит по приказу другого кипрского царя — Никокреонта (349e-f). Никокл тоже правил в IV в. до н.э.}

[Критика аристотелевской зоологии]

47. Мой добрый Демокрит! Что касается Аристотеля, {176} который на устах у всех этих мудрецов (ты и сам преклоняешься перед его словами, как впрочем и перед остальными философами и ораторами), то больше [e] всего поражает меня его мелочная дотошность. Откуда он знает, от какого выплывшего к нему Протея или Нерея, {177} чем заняты рыбы, как они спят и как проводят дневное время? Он понаписал как раз то, что у комиков называется "чудесами для простаков". Вот он утверждает, что моллюски-трубачи, да и вообще все панцирные не знают спаривания, что багрянки и трубачи - долгожители. Да откуда ему было знать, что багрянка живет де шесть лет, и что самый продолжительный акт совокупления у [f] гадюки, и что [из голубиных] крупнее всех вяхирь, второй по величине голубь дикий, самая же мелкая - горлица [ИЖ.V.43]? Откуда ему знать, что жеребец живет тридцать пять лет, а кобыла более сорока, и был случай, когда она дожила до семидесяти пяти лет? Он рассказывает, и что от вшей порождаются гниды [ИЖ.V.137], и что есть червь, который превращается в гусеницу, а она сворачивается в кокон, из кокона же выходит так называемый некюдал {178}[ИЖ.V.97]. Еще он пишет, что пчела живет шесть лет, а некоторые семь; и что ни пчелу, ни трутня никогда не видели при совокуплении, (353) а поэтому нельзя узнать, кто из них самец, а кто самка. Откуда, опять же, он взял, что люди хуже пчел? Пчелы, конечно, соблюдают равенство, не меняют привычек, и, никем не обучаемые, всегда копят добро; но где он подсмотрел, что люди хуже и полны самомнением как пчелы медом? В трактате "О долгожительстве" он пишет, что видели муху, прожившую то ли шесть, то ли семь лет. Да как это доказать? 48. А где он видел плющ, выросший из оленьего рога? Совы и [ночные] вороны, говорит он, не могут видеть днем и поэтому вылетают на охоту в темноте, но не всю ночь, [b] а с вечера [ИЖ.IХ.122], и глаза у них не одинаковые, а у одних серые, у других черные, у третьих голубые. В то же время он заявляет [ИЖ.I.44], [c] что у людей глаза бывают самые разные, в зависимости от характера человека. У кого глаза, как козьи, у тех и острота зрения прекрасная, и нрава они наилучшего. У остальных глаза или навыкате, или посажены глубоко, или занимают среднее положение. У глубоко посаженных глаз зрение самое острое, глаза навыкате обличают дурной нрав, глаза среднего положения - хороший. Одни [глаза] часто мигают, другие неподвижны, третьи занимают промежуточное положение; кто мигает - тот ненадежен, кто вперяется - тот бесстыден, а промежуточный взгляд показывает наилучший нрав. Человек - единственное существо, у которого сердце слева, у всех других оно расположено посередине груди [ИЖ.I.76]. Зубов у самцов больше, чем у самок: это замечено, - пишет он, - у овец, свиней и коз. Яичек ни одна рыба не имеет, грудных желез нет ни у рыб, ни у птиц [ИЖ.II.52]. [d] Дельфин вовсе не имеет желчного пузыря; некоторые рыбы имеют его не около печени, но около кишечника - таковы элоп, синагрида, мурена, меч-рыба и морская ласточка; у амии желчный пузырь протягивается вдоль всего кишечника [ИЖ.II.68], у ястреба и коршуна он прилегает и к печени и к кишечнику, у айгокефала {179} к печени и к желудку; у голубя, перепела и ласточки - только к кишкам или только к [e] желудку [ИЖ.II.69].

{176 Что касается Аристотеля... — Возвращение к прерванной мысли — см. 348b-с. Дальше следует критическое рассмотрение трактата Аристотеля «История животных» (русское издание: Аристотель. История животных. М., 1996)}

{177 ...от какого... Протея или Нерея... — См. примеч. 191 к кн. VI и 78 к кн. VIII.}

{178 Некюдал — кокон шелковичного червя. Происхождение слова от νέκυς — «мертвый» объясняют отсутствием в коконе видимых признаков жизни. Ср.: Аристотель. «Жизнь животных». V.97.}

{179 Айгокефал — ушастая сова. Буквально название переводится — «с козьей головой». Торчащие уши совы напоминали козьи рога.}

49. Еще он пишет, что у мягкокожих, панцирных, хрящевых и насекомых спаривание продолжается очень долго. У дельфина и у некоторых рыб спаривание происходит, когда самец и самка лежат рядом, причем дельфин совокупляется медленно, а рыбы быстро. Далее он пишет, что у льва очень твердые кости, и когда они соударяются, от них летят искры, как от камней. Дельфин имеет кости, но у него нет колючек; у хрящевых же хрящи и колючки. Что касается рыб [...]. Одни [животные] живут на суше, [f] другие в воде, третьи рождаются в огне [ИЖ.V.106]. Некоторые называются однодневками и живут только один день [ИЖ.V.107]. В двух средах живут такие животные, как гиппопотам, крокодил и выдра. У всех животных две ноги являются ведущими, и только у краба их четыре. Он пишет также, что все животные с кровью в жилах либо не имеют ног, либо имеют две, либо четыре ноги; а все, у кого более четырех ног, бескровны. Поэтому и все передвигающиеся животные двигаются при помощи четырех конечностей: человек двумя ногами и двумя руками, птица двумя ногами и двумя крыльями, морской и пресноводный угри - при помощи двух (354) плавников и двух изгибов. Далее, одни животные имеют руки, как человек, другие только кажутся имеющими их - таковы обезьяны: никто ведь из неразумных животных ничего не дает и не берет, а руки служат именно для этого. Опять же, одни животные имеют суставы - таковы, например, человек, осел, бык, а другие их лишены - таковы змеи, устрицы и "легкие" (род моллюска). Многие животные показываются во всякое время года - таковы зимующие в норах, а из не зимующих в норах таковы аисты и ласточки [ИЖ.VIII.108,109].

50. Я умолкаю, хотя мог бы еще много чего рассказать о глупостях [b] этого аптекаря {180} - Я знаю, что такой борец за правду, как Эпикур, в письме "О занятиях" писал и не такое: будто Аристотель проел отцовское наследство, ушел на военную службу, ничего не добился и занялся торговлей снадобьями. Когда Платон открыл свою школу, Аристотель бросился туда, сидел на лекциях и, будучи не без способностей, развил в себе [c] склонность к умозрению. Впрочем, все это пишет только Эпикур; ни Эвбулид, ни Кефисодор не посмели поставить такое в укор Стагириту, хоть и писали книги, направленные против него. В том же письме Эпикур и про софиста Протагора говорит, как он из носильщика и дровоноса стал писцом Демокрита: Демокрит удивился, как он по особенному складывал дрова, и [d] взял его к себе; потом Протагор учил грамоте в какой-то деревне, а вслед за этим занялся софистикой. А я, господа сотрапезники, после стольких речей хочу заняться гастрономией".

{180 ...этого аптекаря... — Аптекарем Аристотель назван здесь в насмешку; основанием для такого прозвища, очевидно послужило, то, что отец его был врачом (Диоген Лаэртский. V.1). }

Наше словесное угощение слишком затянулось, и кто-то уже велел поварам проследить, чтоб не остыли кушанья, потому что никто не стал бы есть холодное. Кинульк отозвался на это: "А вот в комедии "Милькон" Алексид говорит [Коск.II.353]:

...Хотя б их даже ставили холодными.

Ведь благо, - говорит Платон, - останется

Повсюду благом, понял? И приятное

Приятно здесь и там ничуть не менее.

[e] Не без изящества повел себя однажды и Сфер, {181} который учился вместе с Хрисиппом у Клеанфа, а потом Птолемей {182} пригласил его в Александрию. На пиру были поданы куры из воска, он протянул было руку, а царь уличил его в том, что он поддался ложному представлению. Но Сфер ловко отговорился: он-де представил себе не то, что перед ним куры, а то, что перед ним, возможно, куры. А представление постигающее и [f] представление вероятное {183} - вещи разные: первое безобманно, а второе бывает всякое. Отнесемся же и мы к восковой пище согласно постигающему представлению: пусть зрение нас обманывает, но хотя бы мы не будем тратить время на пустую болтовню".

{181 Сфер Боспорский — стоик, ученик Клеанфа. Ту же историю с небольшими расхождениями рассказывает Диоген Лаэртский (VII.)77).}

{182 Птолемей — Птолемей IV Филопатор (222-205 гг.).}

{183 ...представление постигающее и представление вероятное... — Рассуждение из области стоической гносеологии. См.: Фрагменты ранних стоиков. Μ, 1998. Т. I, фр. 624 и примеч.}

[Рыба глазами врача]

51. Мы совсем уже было собрались приступить к трапезе, но Дафн (355) приказал нам остановиться, процитировав ямбы из "Маменькина сынка" или "Ветерка" Метагена [Kock.I.705]:

Когда обедать, так и разговаривать!

"Я также утверждаю, что наша рыбная дискуссия страдает серьезным изъяном, ибо много было сказано об этом предмете сынами Асклепия. {184} Я имею в виду сочинения о пищевых продуктах, принадлежащие Филотиму, Мнесифею Афинскому, а также Дифилу Сифнийскому.

{184 Сыны Асклепия — врачи. Асклепий — бог врачевания, сын бога Аполлона и нимфы Корониды.}

Последний пишет в сочинении "О пище для больных и здоровых", что [b] скальные морские рыбы легко перевариваются, очень сочны, хорошо слабят, однако мяса в них мало, и оно непитательно; глубоководные же рыбы хуже перевариваются, питательны, но плохо усваиваются. Из прибрежных рыб у самцов и самок фиков мясо нежное, лишено запаха и легко переваривается. Морской окунь похож на них, слегка отличаясь тем или другим в зависимости от места обитания. Пескари подобны окуню: [c] одни из них, мелкие и белые, нежны, лишены запаха, сочны и легко усваиваются, желтые же (их называют "стволовыми") сухи и нежирны. У ханн мясо мягкое, но жестче, чем у окуня. Скар бывает мягким, рыхлым, сладким и легким, он хорошо переваривается и усваивается, расслабляя кишечник. Однако свежепойманных скаров следует есть с осторожностью: они поедают морских зайцев, и поэтому их внутренности могут быть поражены холерой. У так называемой кериды мясо нежное, полезное для кишечника и желудка, а отвар из нее толстит и слабит. Орф или орфос, [d] будучи вкусным и сочным, клеек, тяжел для желудка, питателен и мочегонен. Впрочем, головизна его клейка и легко переваривается, а мясистые части тяжелы для желудка и плохо перевариваются; более нежны хвостовые части. В целом орф неудобоварим и вызывает отделение слизи. Сфирены питательнее угрей; озерные же угри вкуснее и питательнее морских. Чернохвосты во всем схожи с дорадами. Желтые морские скорпионы, [e] водящиеся в открытом море, питательнее крупных, водящихся на прибрежных мелководьях.

52. Спар остр на вкус и мягок, лишен запаха, хорош для желудка и мочегонен; вареный переваривается легко, жареный же - плохо. Барабулька вкусна, довольно терпка, мясо ее жесткое, плохо переваривается и сковывает кишечник, особенно если рыба жарилась на углях; однако и жареная на сковороде барабулька также тяжела для желудка. Зато в любом случае она способствует кроветворению. К этому же семейству принадлежат сростнозуб и харак, однако харак лучше. Пагр бывает и [f] речной, однако морской лучше. Рыба-свинья называется также морскою мышью, она жестка и плохо пахнет, для желудка она тяжелее, чем кифар, однако шкура ее вкусна. Рыба-игла (ее зовут также "бесслизкой") плохо переваривается, водяниста и легка для кишечника. Легко усваивается фрисса и родственные ей халкида и эритим. Кестреи бывает (356) морской, озерный и речной. Дифил пишет, что называют его и острорылом. Коракин - нильская рыба; черный хуже белого и вареный хуже жареного, ибо последний полезен для желудка и кишечника. Сальпа {185} жестка и безвкусна, лучшая - из Александрии, а также пойманная осенью: она выделяет белесую жидкость без запаха. Грилл хотя и похож на угря, но невкусен. Мясо у рыбы-ястреба жестче, чем у морского петуха, в остальном же они похожи; а рыба-ворон еще жестче, чем ястреб. Рыба-звездочет и так называемая священная рыба, и краснослав {186} - все они слишком [b] тяжелы. Вареный "бок" {187} (βώξ) легко переваривается и усваивается, выделяя жидкость, он хорош для кишечника; зажаренный на углях, он приятнее и мягче. Бакх {188} вкусен, сочен и сытен. Морской козел {189} неудобоварим и вонюч. Камбалы и бычьи языки питательны и приятны на вкус; сходен с ними и ромб. {190} Белянки, {191} кефали [см.307b], кестреи, миксины и хеллоны [см.30бе] сходны по пищевым качествам, но кестреи уступает кефали, еще хуже миксин и хуже всех хеллон.

{185 Сальпа — см. 321d-f.}

{186 Краснослав — см. 282d.}

{187 Вареный «бок»... — См. 2861}

{188 Вакх — серая кефаль или разновидность трески.}

{189 Морской козел — самец анчоуса в пору метания икры.}

{190 Ромб — см. 330b.}

{191 Белянки — в одной из рукописей — «главкиски».}

53. Самец и самка тунца тяжелы и питательны. Так называемый [c] "акарнан" сладок и терпок, сытен и быстро выводится из кишечника. Афия же тяжела и плохо переваривается; белая ее разновидность называется пескаркою. К этой же породе относится и маленькая рыбка гепсет [см.301а]. Из хрящевых очень мясиста рыба-корова, однако еще лучше пятнистые акулы, особенно звездчатые. Акула-лисица на вкус похожа на сухопутную лисицу, отсюда и имя. Очень вкусны скаты. Звездчатый скат нежнее и сочнее. Гладкий же скат вызывает запоры и плохо пахнет. Электрический скат тяжел для желудка, головизна у него мягка и хороша для [d] желудка и даже легко переваривается, а всё остальное - нет. Лучше всего бывают мелкие скаты, особенно если их просто и без затей отварить. Рашпильная акула, также принадлежащая к хрящевым, легко переваривается и не тяжелит; чем она крупнее, тем питательнее. Вообще же от всех хрящевых пучит живот, они мясисты, плохо перевариваются, а если ими объесться, то темнеет в глазах. Каракатица, даже вареная, нежна, вкусна, хорошо переваривается и расслабляет кишечник: испускаемый ею сок разжижает кровь и способствует облегчению при геморрое. Кальмары-тевты [e] питательны и легко перевариваются, особенно мелкие; однако вареный он жесток и невкусен. Осьминог возбуждает к сладострастию, но он жесткий и с трудом переваривается; чем он крупнее, тем питательнее. Если его долго варить, он увлажняет кишечник и крепит желудок. Алексид в "Памфиле" о пользе осьминога пишет так [Kock.II.360]:

Скажи, Ктесон, что может для влюбленного

Полезней быть того, с чем я пришел сейчас?

Моллюски-трубачи, лук-бульба, гребешки,

[f] Полип громадный, рыба исполинская.

Пеламида сытна и тяжела, но мочегонна и плохо переваривается; однако если ее засолить, то подобно кубовой солонине {192} она расслабляет кишечник и способствует похуданию; самые крупные из них называются сростнозубыми. Рыба-ласточка (χελιδονίας) похожа на пеламиду, но жестче ее. Летучая рыба (χελιδών), похожая на осьминога, выделяет жидкость, улучшающую цвет кожи и ускоряющую кровоток. Оркин {193} грязен; (357) крупные оркины жесткостью подобны рыбам-ласточкам, однако его подбрюшье и ключицы вкусны и нежны. Так называемые "косты" дают солонину среднего качества. Желтый тунец (ξάνθιος) немного воняет, но мягче оркина. Вот что сказано у Дифила.

{192 Кубовая солонина — см. примеч. Ill, 112 к кн. 111.}

{193 Оркин — разновидность тунца. Ср. 315d.}

54. Мнесифей Афинский пишет в сочинении "О пище", что среди крупных рыб некоторые называются "нарезными" {194} или же "морскими"; таковы дорада, главк или пагр. Рыбы эти плохо перевариваются, однако, пере - [b] варившись, бывают очень питательны. Есть также рыбы "бесчешуйчатые", например, тунец, скумбрия, самка тунца, угорь и тому подобные; рыбы эти, как правило, не стадные. Так вот, те рыбы, которые не являются ни одиночными, ни стадными, перевариваются гораздо легче: таковы угри, острозубые (καρχαρίαι) рыбы и им подобные. Стадные разновидности этих рыб приятны на вкус, потому что жирны, однако тяжелы и трудно перевариваются. Поэтому они очень хороши для засолки и лучше всех среди соленых рыб. В жареном виде они тоже полезны, ибо жир их при этом [c] вытапливается. Так называемые "ободранные" {195} рыбы - это те, которые имеют на коже вместо чешуи шершавые наросты, как, например, у шиповатых скатов и рашпильных акул. Все они хорошо перевариваются, но дурно пахнут; тело они снабжают влажной пищей и очищают кишки лучше любой другой вареной рыбы. В жареном виде они хуже. У моллюсков, таких, например, как осьминоги, каракатицы и тому подобные, мясо переваривается плохо, поэтому они пригодны для любовного возбуждения: они вздутые, а для любовного возбуждения бывает нужна вздутость. [d] Моллюсков лучше отваривать, так как жидкости, содержащиеся в них, вредны, - их можно видеть во время мытья моллюсков, - варка же удаляет их из мяса, ибо слабый огонь с водой как бы вымывают их. А при жарке эти жидкости высыхают, тем более что и само по себе мясо моллюсков жестко.

{194 ...нарезными... — В оригинале — τμητὸν γένος (от глагола τέμνω — «резать»). Возможно, эти рыбы называются так потому, что их режут на ломтики.}

{195 Так называемые «ободранные»... — τὰ καλούμενα δαρτά. Перед приготовлением этих рыб полагалось ободрать.}

55. Афии, мембрады, трихидии и прочие рыбы, которых мы поедаем [e] вместе с костями, при переваривании пучат живот, питание же доставляют влажное. Это потому, что переваривание идет неравномерно: мясо усваивается быстро, а кости, которых в афиях так много, размягчаются медленно. Оба этих процесса начинают мешать друг другу, и такое пищеварение приводит к выделению газов и жидкостей. Поэтому этих рыб лучше есть вареными, хотя они сильно слабят кишечник. Так называемые "скальные" рыбы, {196} то есть пескари, морские скорпионы, камбалы и [f] тому подобные, наоборот, дают нашим телам сухое питание: они плотны, питательны, перевариваются быстро, отбросов оставляют мало и не производят при этом кишечных газов. Всякая рыба гораздо лучше усваивается, если подается без лишних приправ; скальные же рыбы становятся при этом и вкуснее. С этими рыбами сходны так называемые "мягкотелые" (358) рыбы - губаны, черные дрозды и тому подобное. Они влажнее скальных, но усваиваются приятнее. Они больше слабят и более мочегонны, чем скальные рыбы, потому что их мясо влажнее и обильнее. Если кто хочет очистить кишки, пусть ест этих рыб отваренными, если же кишечник в порядке, то они питательны в жареном виде, а в качестве мочегонного средства хороши как вареные, так и жареные.

{196 Так называемые «скальные» рыбы... — См. 244b, 355a-f.}

56. В устьях рек и лагун, в заливах и на мелководьях всякая рыба [b] водяниста и жирна; на вкус она приятнее, но менее питательна и хуже переваривается. У берегов, открытых морю и ветрам, рыба обычно жесткая, тощая и избита волнами. А где море у берегов глубокое и бурям не подверженное, особенно около городов, там обычно рыба одинаково хороша на вкус, питательна и хорошо переваривается. Те рыбы, которые заплывают из моря в реки и озера, например кестреи, и вообще все рыбы, живущие в [c] обеих водах, {197} тяжелее морских и нелегко перевариваются. Из пресноводных же рыб, речные лучше озерных: стоячей воде присуще загнивание. А из речной рыбы самая лучшая та, что водится в речных стремнинах: таковы гольцы - они появляются только там, где вода быстра и холодна, и перевариваются они легче всех речных рыб.

{197 ...в обеих водах... — В соленой и пресной.}

57. Вот вам рыбное, друзья мои, - самое здоровое, по мере наших сил! [d] Ведь и у Антифана в "Парасите" сказано {198} [Kock.II.87]:

{198 Ведь и у Антифона в «Парасите» сказано... — Не вполне понятный фрагмент.}

Я не чрезмерно налетал на лакомства,

Но и не торопился оборвать свой труд,

Так что иной, раздувшийся от выпивки,

Меня бы попрекнул похмельем эллинским. {199}

{199 ...попрекнул похмельем эллинским. — Эллинские застолья считались умеренными.}

Однако же я и не такой рыболюб, как персонаж из "Буталиона" того же поэта; пьеса эта - переделка комедии "Крестьяне". Там сказано [Kock.II.38]:

[e] - Сейчас я пир задам, иди на рынок, Пист,

Да денег не забудь.

Пист . Смотри, не жалуйся! Я не умею покупать, как надо вам.

- Какую рыбу, Филумен, хотел бы ты?

Φилумен . Какую? Всю!

- Нет, расскажи подробнее.

Филумен . Однажды к нам торговец мелкой рыбою

Пришел в деревню и принес анчоусов,

Султанок; поклянусь, он нам понравился.

- Тогда скажи, поел бы и сейчас ты их?

Филумен . Да, и других, но тоже мелких: крупных рыб

Я всех давно считаю людоедами.

[f] - Что говоришь, любезный! Людоедами?

Но почему?

Пист . Понятно, это рыбины,

Которых люди съели б с удовольствием:

А он всё о султанках и анчоусах,

Которыми подстать Елене тешиться.

А в "Деревенщине" он называет мелких анчоусов и султанок пищею Гекаты. {200} Мелких рыбок бранит и Эфипп в "Филире" {201} [Kock.II.262]:

{200 ...пищею Гекаты. — О том, что анчоусы и триглы — пища Гекаты, см. 31.3b, где цитируется тот же фрагмент.}

{201 ... в «Филире»... — О заглавии см. 286е.}

- Не хочешь, батюшка,

(359) Пойти на рынок мне еды купить?

- Какой?

- Рыб взрослых, умных, папа, не детенышей.

- Не знаешь ты, дитя, что на вес золота {202}

{202 ...на вес золота... — При переводе теряется игра слов: τα̉ργύριον («деньги», буквально — «серебро») — ε̉στ’ ι̉σάργυρον («драгоценны», буквально — «по цене серебра»). }

Повсюду деньги ценятся.

58. Очень мил у того же поэта в "Вертелоносцах" {203} молодой человек, называющий все угощения уменьшительными именами [Kock. 11.258: cp.311d]:

{203 Вертелоносцы — люди, несшие вертела со специальными, испеченными на них хлебами (ο̉βελίαι) во время дионисийских процессий.}

- Купи

Всего, но понемножку: и достаточно

Нам будет.

- Господин, скажи понятнее.

- Не пышно, но пристойно; всё, как требует

Благочестивость: хватит каракатички,

[b] Кальмарчика, а ежели и крабика

Захочет кто поесть, двоих достаточно

На стол их будет; забредают угрики

Из Фив к нам - их возьми, да куропаточку,

Вяхирьчика и петушка, так далее.

А зайчик забежит, так и его бери.

- Но как ты скуп!

- Ты слишком расточителен:

У нас довольно мяса.

- Разве кто-нибудь

Прислал?

- Нет, жертву совершила женщина:

Теленочком Вороны {204} пообедаем

{204 Ворона — прозвище гетеры Теоклеи.}

Мы завтра.

Точно так и скаредный Брюзга в одноименной комедии Мнесимаха [c] обращается к юноше, мотающему деньги [Коск.II.436]:

- Не предъявляй, молю я, непосильных просьб,

Жестоких и деньгами перегруженных, -

Ведь я родной твой дядя.

- Как же, боже мой,

Еще скромнее?

[d] - Как? А ты слова урежь

И обмани меня: рыбешкой рыб зови,

Пусть угощенье будет угощеньицем,

И погибать мне будет так приятнее.

59. Но раз уж я это процитировал, то скажи мне, дражайший Ульпиан, или вы, сыны словесников, что имел в виду Эфипп, когда говорил:

Теленочком Вороны пообедаем

Мы завтра.

Здесь заведомо что-то скрыто, и очень хотелось бы узнать, что".

И Плутарх ответил, что есть такая история, которую [e] рассказывают на Родосе, но сразу пересказать ее он не может, потому что читал слишком давно. "Однако я знаю одно место в "Ямбах" Феникса Колофонского, где какие-то люди собирают подаяние вороне; там сказано так:

Подайте, люди добры, ячменя горстку

Вороне нашей, аполлоновой дочке, {205}

{205 Вороне нашей, аполлоновой дочке... — Ворона считалась птицей Аполлона.}

Пшеницы миску, грошик иль кусок хлеба -

Чего кто хочет. Дайте, добрые люди,

Вороне из того, что под рукой вашей.

Она и соль возьмет, ворона соль любит,

[f] Кто даст сегодня соли горстку, тот завтра

Кусок отломит сот медовых. Эй, малый,

Дверь отвори! Уже услышал нас Плутос,

И девушка несет вороне смокв груду.

О боги, дайте ей вы всяких благ вдосталь,

Богатого пошлите, знатного мужа -

(360) Пускай отец понянчит на руках внука,

Пускай положит на колени мать внучку,

Чтоб и она хорошею женой стала.

А мне, куда б меня ни понесли ноги,

Всё под дверями буду петь с моей Музой,

И давшим и не давшим я прошу блага.

И в конце:

Всё, милые, чем закрома у вас полны,

Вороне дайте щедро хоть бы в день свадьбы.

Обычай есть давать ей всё, когда просит.

Так я пою. Что дашь, то и пойдет в пользу.

[b] Собиратели подаяния для вороны назывались коронистами, {206} как говорит Памфил Александрийский в трактате "Об именах", а песни их называются коронисмы, как сообщает Агнокл Родосский в "Коронистах". 60. А на Родосе обычай собирать милостыню назывался петь ласточку (χελιδονίζειν). Об этом сообщает Феогнид во второй книге "Родосских праздников": "Есть обычай собирать милостыню, который родосцы называют петь ласточку. Эти сборы происходят в месяце Боэдромий. {207} Это [c] название происходит от такого припева:

{206 ...назывались коронистими... — От слова κορώνη (ворона). Афиней единственный из древних авторов говорит об этом обычае, его источники не сохранились. Коронистов вскользь упоминает Плутарх («О доблести женской». 261d); из текста можно понять, что, если у Плутарха действительно имеется в виду обычай собирать подаяние для вороны, это было занятием мальчиков, еще не остригших волос. о редкости слова и обычая лишний раз говорит даваемая тут же этимология: Плутарх объясняет малопонятное слово, производя его от κόμη — «волосы».}

{207 Боэдромий (Бадромий) — месяц родосского календаря, соответствующий второй половине февраля — первой половине марта.}

Прилетела ласточка

С ясною погодою,

С ясною весною.

Грудка у нее бела,

Спинка черненькая.

Что ж ей ягод не даешь

Из дому богатого?

Дашь ли в чашке ей вина,

Сыру ли на блюдечке

И пшенички?

И от каши ласточка

Не откажется.

Уйти и нам или дадут, что прошено?

Что дашь, возьмем; не дашь, так сами вынесем.

Дверь унесем от дома или притолку,

Не то хозяйку, что в светлицу спряталась.

[d] Ее ж не диво взять: она ведь маленькая.

Угостить ли вздумал,

Угощай на славу...

Открой, открой скорее дверцу ласточке,

Перед тобой не старики, а деточки".

Эти сборы подаяния первым учредил Клеобул Линдский, {208} когда в Линде однажды возникла нужда в деньгах.

{208 Клеобул Линдский — Линд — крупный город на Родосе, как и упоминаемый ниже Иалис. Тиран Линда Клеобул, сын Эвагора, — один из Семи мудрецов, автор изречения «лучшее — мера».}

[Завоевание Родоса]

61. Раз уж мы заговорили о Родосе, то я хочу принести вам рыбный рассказ с прекрасного Родоса, который добрый Линкей называет прекрасно-рыбным. {209}

{209 Линкей — уроженец Самоса (III в. до н.э.), известен как автор сочинений по кулинарии; прекрасно-рыбным — ευ̉ιχθύς.}

Эргий Родосский в книге "Об отечестве" говорит [FHG.IV.405], что [e] первыми поселенцами на острове были финикийцы и что они под предводительством Фаланта владели в Иалисе неприступной крепостью Ахеей. Располагая источниками воды, они долго выдерживали осаду, которую вел против них Ификл. Было у них божье вещание от оракула, что они будут владеть этой землей, пока не станут белыми вороны и рыбы не заплавают в винных сосудах; полагаясь на то, что такого не может быть никогда, они стали небрежны в войне. Но Ификл проведал откуда-то об оракулах, полученных финикийцами, подстерег отправившегося за водой [f] Ларка, доверенного человека Фаланта, и, взяв с него честное слово, поймал в источнике рыбок, бросил их в ведро и затем вручил его Ларку, приказав отнести воду и вылить ее в сосуд, из которого черпали вино для Фаланта. Тот так и сделал; а Ификл же поймал ворон, выбелил их гипсом и выпустил. Увидев этих ворон, Фалант бросился к винному сосуду, а увидев в нем (361) рыб, понял, что земля уже им не принадлежит. Он послал к Ификлу просить перемирия, чтобы уйти со всем что было при нем. Ификл согласился, и Фалант придумал хитрость: заколов жертвенных животных, он выпотрошил их и попытался вынести золото и серебро в их утробах; однако дело раскрылось, и Ификл его оставил. Фалант стал ссылаться на то, что в клятве было сказано: "вынести даже всё, что в животе", но Ификл [b] перехитрил его, дав им для отплытия корабли без кормил, весел и мачт, потому что в клятве-де было сказано "корабли" и больше ничего. Финикийцы, оказавшись в безвыходном положении, много своих сокровищ закопали в землю, сделав отметины, чтобы, вернувшись потом, забрать их, и много [c] денег оставили Ификлу. Так финикийцы покинули эти места, и власть над ними перешла к эллинам. То же самое рассказывает и Полизел в своей "Истории Родоса" [FHG.IV.481], добавляя, что пророчество о рыбах и воронах было известно только [финикийцу] Факасу и его дочери Доркии. Это она, влюбившись в Ификла и условившись через кормилицу о свадьбе, уговорила водоноса взять рыб и бросить их в сосуд, а сама набелила и выпустила ворон.

62. А Креофил пишет в "Эфесских летописях" [FHG.371], что [d] основатели Эфеса долго страдали из-за скудости [выбранной] местности и послали спросить оракул, где им строить город. Им был дан ответ: строить город там, где рыба укажет и куда вепрь отведет. И вот, говорят, там, где ныне источник Гипелей (Ύπέλαιος) и священное озеро, однажды полдничали рыбаки, и одна из [жарившихся] рыб выпрыгнула вместе с горящим углем и упала в мусор, а от этого загорелись кусты, где лежал дикий кабан. Испугавшись огня, тот пустился наутек и далеко забежал на гору [e] Трихию (Каменистую) и там, где ныне стоит храм Афины, пал от охотничьих дротиков. Тогда эфесцы переправились с острова, на котором прожили двадцать лет, и вторично заселили Трихию и склоны Коресса; на городской площади они построили святилище Артемиды, а в гавани храм Аполлона Пифийского".

[О названиях пиршеств]

63. Среди подобного рода долгих разговоров вдруг раздался по всему городу свист флейт, трезвон кимвалов, грохот бубнов и пение. Это [f] начался праздник, прежде называвшийся Парилиями, ныне же Ромеями, {210} учрежденный в честь Фортуны города Рима, где воздвиг храм наилучший император Адриан, {211} великий любитель художеств. Этот день с особенным торжеством ежегодно отмечается всеми жителями Рима и его гостями. И вот Ульпиан сказал: "Господа, что это [Од.I.226],

{210 ...Парилиями, ныне же Ромеями... — Парилии — древний праздник в честь италийского пастушеского божества Палее, приходившийся на 21 апреля. Позднее, в императорскую эпоху, он приобрел значение дня рождения города Рима (лат. Roma).}

{211 ...где воздвиг храм... Адриан... — Вероятнее всего, речь идет о большом храме Венеры и Ромы, возведенном при императоре Адриане (117-138 гг.) по лично им разработанному плану. Храм находился в начале Священной Дороги, рядом с Колизеем и аркой Тита. Поперечная стена делила его на две части, в одной из которых стояла статуя Венеры, а в другой — статуя Ромы. Прежде на этом месте стоял знаменитый 30-метровый Колосс — статуя Нерона в образе солнечного бога Гелиоса, которую по приказу Адриана оттуда перенесли, посвятив затем Солнцу.}

(362) Праздник иль свадебный пир? Ведь не складочный пир здесь, конечно".

И когда кто-то ответил, что весь город танцует {212} (βαλλίξω) в честь божества, Ульпиан засмеялся: "Бесценный мой! Какой же эллин скажет об этом βαλλίζω, когда следует говорить κωμάζω или χορεύω, или воспользоваться иным обычным словом? Ты же прикупил свое словечко в Субуре {213} и этим

{212 ...весь город танцует (βαλλίξω)... — К βαλλίξω (танцевать) в языке сицилийских и южноиталийских греков, скорее всего, восходит латинское ballare — «танцевать» (ср.: «балет» и «бал») . Сам глагол происходит от общегреческого βάλλω — «бросать». В случившейся перепалке Ульпиан, напротив, воспринимает греческое слово как заимствование из языка италийцев.}

{213 Субура — торговый квартал Рима по соседству с Форумом, пользовавшийся сомнительной репутацией. Здесь — в смысле места, которое меньше всего подходит для того, чтобы научиться правильно говорить по-гречески.}

Испортил нам вино, подлив воды в него". {214}

{214 ...подлив воды в него. — Стих из недошедшей драмы «Киклоп» трагика Аристия.}

На это ответил Миртил: "А я тебе покажу, любезный Эпитимей, {215} [b] что это чистейшее эллинское слово. Всё-то ты постоянно пытаешься заткнуть нам рты, хотя до сих пор никого еще не уличил в безграмотности, а сам - "пустей змеиной кожи сброшенной". {216} Удивительный ты человек! Ведь βαλλισμός [в значении "танец"] упоминается еще Эпихармом в "Посланниках", а от Сицилии недалеко до Италии. В этой пьесе послы осматривают в дельфийском храме приношения богу и, обсуждая каждый предмет, говорят и такие слова [cp.408d]:

{215 ...любезный Эпитимей... — Шутливое прозвище историка Тимея, здесь — в адрес придравшегося к якобы «не эллинскому» слову Ульпиана. См. примеч. 256 к кн. VI.}

{216 ...а сам — «пустей змеиной кожи сброшенной». — Слегка измененный фрагмент из комедии Страттида (V в. до н.э.).}

Медные

Тазы, кратеры, рожны. Посмотри-ка здесь!

Вот на подставке пляшущие (βαλλίζοντα) мальчики -

Чудесная работа!

И Софрон говорит в миме "Занимающийся с невестой": [c] "Затем он взял с это и стал впереди, другие же пустились в пляс (ε̉βάλλιζον)". И еще: "Танцуя (βαλλίξοντες), они наполнили комнату дерьмом". Мало того, и Алексид пишет в "Цирюльнике" [Коек. II.333]:

Но вижу я ватага приближается

Парней, пошедших на гулянку. Видимо,

Они считают, что здесь место сборища

Как раз для них. Я не хотел бы встретиться

С такими в ночь, когда они потрудятся

В своих веселых плясках (βαλλισμός): в этом случае

Не донести плаща домой мне, разве что

[d] Я крылья отращу.

64. Я встречал это слово и в других местах, и могу их припомнить и привести. А вот изволь-ка сам объяснить нам - ты припомнил ведь следующее место из Гомера [Од.I.225]:

Что здесь у вас происходит? Какое собранье? Даешь ли

Праздник (ει̉λαπίνη) иль свадьбу пируешь?

Не складочный пир ('έρανος) здесь, конечно, -

чем отличаются эйлапине (ει̉λαπίνη) от эрана ('έρανος)? Поскольку ты молчишь, я скажу сам: как сказано у сиракузского поэта {217} [Эпихарм; ср.308с]:

{217 ...у сиракузского поэта... — Имеется в виду Эпихарм.}

С тем, что двое говорили, нынче справлюсь я один!

Самые пышные жертвоприношения древние называли эйлапинами, а [e] участвующих в них - эйлапинастами. Эраны же - это обеды в складчину, называемые так, потому что участвующие любят друг друга (συνερα̃ν) и помогают друг другу. Один и тот же обед мог называться то эраном, то фиасом {218} (θίασος), а обедающие - эранистами и фиасотами. Фиасом называется и сопровождающая Диониса вакхическая толпа, как это сказано у Еврипида ["Вакханки". 680]:

{218 Фиас — см. примеч. 3 к кн. V.}

Но вижу я вакхических (θιάσους)

Три хоровода женских.

Фиасы (θίασοι) получили свое название от слова "бог" (θεός), ведь и [f] сами боги на лаконском наречии называются σιοί [т. е. не через ε, а через ι]. Эйлапины же названы так по большим приготовлениям и расходам, ибо λαφύττείν и λαπάξειν значит "опустошать" и "тратить"; поэтому и поэты пишут α̉λαπάξειν в значении "грабить город", и награбленная добыча называется λάφυρα по аналогии с λάφυξις (жадное обжорство). Именно (363) такие пиршества Эсхил [TGF2. 119] и Еврипид ["Медея". 193; "Елена".1337] называют эйлапине, потому что они опустошают припасы (λελαπάχθαι). Также существует глагол λαπτειν (переваривать пищу), становясь по мере опустошения "впалым" (λαγαρός); а от этого прилагательного образовались слова "полость" (λαγών) и "вафли" {219} (λάγανον), а от глагола λαπάττειν (опорожнять, разорять) - "живот" (λαπάρα). Λαφύττείν тоже означает "усиленно опустошать" и "разорять" (λαπάττειν). Глагол же δαπανάν (расходовать) происходит от δάπτειν (пожирать): оба они связаны с понятием "изобилие" (δαψιλω̃ς). Поэтому о ненасытно и зверски пожирающих говорится "растерзать" (δάψαι, δαρδάψαι) - так у Гомера [Од.III.259]:

{219 Вафли — см. 110а.}

Хищные птицы и псы бы его растерзали (κατέδαψαν).

[b] Пиршества (ευ̉ωχία) же называли так не от слова "питание" (ο̉χή), а от получаемого там хорошего настроения (ευ̉ 'έχειν). Участвующие в них, почитая божество и отдаваясь расслабляющему веселью (μεθιέντες), питье называли пьянством (μέθυ), дарующего же его бога {220} Мефимнеем, Лиеем, Эвием, Иэем, а человека, не замкнутого и не мрачного - веселым {221} [c] (ι̉λαρός). Поэтому они кричали "иэ! иэ!" (ι̉ή! ι̉ή!), чтобы божество сделалось милостивым {222} ('ίλεως); поэтому и место, где они этим занимались, называли священным (ι̉ερός). То, что 'ίλεως и ι̉λαρός означали одно и то же, видно из пьесы Эфиппа, озаглавленной "Купец"; об одной гетере там говорится следующее [Kock.II.254; ср.571е]:

{220 ...дарующего же его бога... — Далее следуют прозвища (эпиклезы) Диониса: Метимней (Μεθυμναι̃ος) — бог опьянения, Лией (Λυαι̃ος) — бог освобождающий, Эвий (Ευ̉ιος) — бог радостно кричащий (ευ̉άζω — испускать радостный вопль, от возгласа «эвоэ!», которым приветствовали Диониса), Иэй (’Ίήιος) — от радостного возгласа ι̉ή, который раздавался, прежде всего, на празднествах в честь Аполлона (ι̉ήιε παιάν).}

{221 ...веселым... — Связь междометия ι̉ή с ’ίλαρός (весельчак) — одна из народных этимологии, возводивших этот возглас, например, к глаголу «отпускать» — ’ίημι.}

{222 ...милостивым... — ι̉λαρός и ’ίλεως действительно имеют общую этимологию.}

Потом, входящего, -

Когда случится огорченным кто из нас, -

Приветливо похвалит, поцелуется

Не сжатыми губами, как целуются

Враги, но распахнув, как пьют воробушки,

Усадит и утешит, побеседует,

Развеселит (ι̉λαρόν), разгонит прочь немедленно

Его тоску и явит жизнерадостным ('ίλεων).

[d] 65. Представляя богов в человеческом образе, древние и празднества устроили соответственно человеческой натуре. Видя, что для человека невозможно противиться тяге к наслаждению и в то же время полезно и выгодно приучать его к порядку и умеренности, они установили сроки, чтобы принести жертвы богам, а потом разрядиться и отдохнуть. И каждый, веря в то, что боги сами сходят принять от них начатки плодов и возлияния, вел себя в их обществе почтительно. Недаром ведь у Гомера [Од.III.435,436]: [е]

Пришла и богиня Афина

Жертву принять.

И Посейдон [Од.I.22,25]:

Был в отдаленной стране эфиопов

Пышную тучных быков и баранов принять гекатомбу.

И Зевс [Ил.I.424]:

С сонмом бессмертных на пир к эфиопам отшел непорочным.

Ведь даже если присутствует человек, старший по возрасту и важный по облику, то при нем стыдятся сказать или совершить что-нибудь неподобающее; как говорит где-то Эпихарм:

[f] Но молчанье - благо, если лучший муж присутствует.

Вот почему, считая, что боги находятся поблизости от них, древние проводили свои праздники чинно и скромно. Поэтому не было у них в обычае возлегать на ложах, но "сидя вели они пир" [Од.III.471] и не напивались допьяна [Од.III.395]:

Все, сотворив возлиянье, испив по желанию сердца,

Каждый к себе возвратился, о ложе и сне помышляя.

66. Это только теперь иные, созвав на праздник друзей и домашних (354) будто бы для жертвоприношений богам, тут же принимаются ругать последними словами детей, браниться с женами, доводить до слез прислугу, пререкаться с окружающей толпой; им не хватает только сказать, приглашая на пир [Ил.II.381; ср. 420f]:

Ныне спешите обедать, {223} а после начнем нападенье, -

{223 Ныне спешите обедать... — Эти слова произносит Агамемнон, обращаясь к войску ахейцев.}

забыв сказанное автором "Хирона", будь то Ферекрат, или Никомах - ритмолог, или кто-либо другой [Kock.I.193]:

Если на пир изобильный зазвал ты любезного мужа,

[b] Не негодуй на его присутствие: так поступает

Зло затаивший в душе; но в сердце храни безмятежность

И весели его.

Нынче же этих стихов вовсе не помнят; зато вызубрили идущие после них - они пародируют приписываемые к Гесиоду "Великие Эойи": {224}

{224 ...«Великие Эойи»... — Далее неясность в тексте. Гесиод известен как автор ряда поэм, в их числе «Труды и дни» — собрание рекомендаций практического характера по земледелию и ведению хозяйства — и «Эойи» (дошла во фрагментах) — о женах героев. Кроме того, сохранились незначительные фрагменты так называемых «Больших (или Великих) Трудов» и так называемых «Больших (или Великих) Эой». Приведенный здесь отрывок скорее можно принять за пародию на «Великие Труды», чем на «Великие Эойи», — откуда «και μεγάλων «Εργων» («и Великие Труды»), опущенное в переводе.}

Жертвы богам принося, мы знакомца на пир приглашаем,

Но негодуем, когда он приходит, глядим исподлобья,

Ждем не дождемся, чтоб он поскорее убрался за двери,

[с] Если, заметив вражду, он встает, уходить собираясь,

Кто-то ему говорит: "Ты уходишь? И с нами не выпьешь?

И не развяжешь сандалий?" Но тут же хозяин во гневе

Сам доброхоту пеняет, читая стихи из элегий:

"Не заставляй никого {225} против воли у нас оставаться,

{225 Не заставляй никого... — Далее следует цитата из Феогнида, ст. 467-469.}

Не заставляй уходить, кто не желает того,

И не буди, Симонид мой, заснувших из нас, кто упился..."

Можно добавить еще и следующее [Гесиод. "Труды и дни".722]:

[d] На многолюдном, в складчину устроенном пире не хмурься;

Радостей очень он много дает, а расход пустяковый.

67. И, принося жертвы богам, мы тратим очень немного из того, что попалось под руку, как показывает в "Пьянстве" превосходнейший Менандр [Kock.III.91; cp.l46d]:

А жертвы мы приносим по достатку ли?

Богам отдать достаточно паршивую

За десять драхм овцу, хотя не менее

Таланта нам обходятся флейтисточки,

Певички, благовония, фасийское,

[e] Мендейское, {226} сыр, угли и так далее.

{226 фасийское, мендейское — сорта вин: фасийское — с о-ва Фасос в Эгейском море у берегов Фракии, мендейское — по названию города Менда в Халкидике, экспортировавшего это вино.}

И если жертву эту боги приняли,

То нас дарят добром - всего-то навсего

За десять драхм, а если и не приняли,

То деньги эти из потери вычтутся.

Лишь множат зло такие приношения!

Вот будь я богом, я уж не позволил бы,

Чтоб на алтарь мне клали просто бедрышки!

Пускай уж вместе с ними мне и угря жгут,

Чтоб помер с горя Каллимедонт-родственник. {227}

{227 Чтоб помер с горя Каллимедонт-родственник. — Лакомка-Каллимедонт по прозвищу Краб славился обжорством — для него легче было бы умереть, чем согласиться принести угря в жертву. Ср. 337а.}

[f] 68. Упоминают древние и о каких-то "добавочных" обедах (ε̉πιδόσιμα), которые александрийцы называют обедами "из особых взносов" {228} (ε̉ξ ε̉πιδομάτων). Алексид, например, говорит в комедии "В колодец" [Kock.II.319]:

{228 ...обедами «из особых взносов»... — Слово ε̉πιδόσιμα, встречающееся только у Афинея, засвидетельстванное, впрочем, эпиграфически. Ср. 141b-е.}

- Послал меня хозяин за кувшинчиком

Вина к соседям.

- Как? Ну да, понятно мне:

За взносом к пиру шлет тебя добавочным.

- Как я люблю старух, всё понимающих!

И Кробил в "Лжеподкидыше" [Kock.III.380]:

(365) - Лахет, а я к тебе спешу:

Идем.

- Куда?

- Конечно, к Филумене в дом.

Добавочные взносы наши там лежат:

Ты за нее вчера заставил пить меня

Киафов дюжину {229} вином несмешанным.

{229 Киафов дюжину... — Около 1/2 литра.}

Известны древним и обеды, называемые сейчас "из корзинки". Что это такое, объясняет Ферекрат, говоря о них в "Забывчивом" или "Море" так [Kock.I.159]:

Обед сготовив и упаковав его

В свою корзинку, он пошел к Офелию.

Ясно, что речь идет об обеде "из корзинки", - когда человек сам готовит для себя обед, но есть его отправляется, уложив этот обед в корзинку, к [b] кому-нибудь в гости.

"Общей трапезой" (σύνδειπνον) называется застолье у Лисия в речи "Против Микона об убийстве": {230} "...он был приглашен на общую трапезу". И Платон пишет: {231} "...к тем, кто устроил общую трапезу". И Аристофан в "Геритадах" [Kock.I.429]:

{230 ... в речи «Против Микона об убийстве»... — От этой речи Лисия дошли лишь немногочисленные фрагменты.}

{231 И Платон пишет... — «Пир». 172b.}

Эсхила прославлять по общим трапезам {232} (συνδείπνοις).

{232 ...по общим трапезам. — Вместо «Сотрапезники» (Σύνδειπνοι).}

Поэтому некоторые требуют назвать этим словом среднего рода софоклову пьесу "Общая трапеза" (σύνδειπνον) [а не "Сотрапезники" (σύνδειπνοι)].

Некоторые обеды называются еще и "сборными" (συναγώγιμα), как, например, у Алексида в "Любителе прекрасного" или "Нимфах" [Kock.II.389]:

[с] Ложись и приглашай-ка наших девочек.

Устроим сборный пир, хотя и знаю я:

Давно ты приобрел привычку скряжничать.

И Эфипп в "Герионе" [Коск.II.252]:

И платят больше взноса сборной трапезы.

Точно так же говорили "собирать" (συνάγειν) в значении "пить друг с другом" и "сходка" (συναγώγιον) в значении "попойка". Менандр в "Сжигаемой" [Коск.III.46]:

И потому сейчас по одиночке пир (συνάγουσι κατά μόνας).

И продолжает:

[d] Он за попойку (συναγώγιον) уплатил.

Возможно, здесь имеется в виду складчинный обед. А какие это складчинные взносы, проясняет в следующих стихах из "Мандрагорщицы" Алексид [Коск.II.349]:

- Тогда пойду с тобой и взносы понесу.

- Какие взносы?

- Ленточки халкидские,

Флакончики из алебастра {233} взносами

{233 Ленточки халкидские, / Флакончики из алебастра... — Ленточки (повязки) и флакончики из алебастра были частью ритуала жертвоприношения.}

Зовутся. Эх, ты, старая!

Однако у аргосцев есть и другие слова - это отмечает в "Записках" Гегесандр [FHGJV.419]: "Складчину, собираемую пьющими на пирушку, [e] аргосцы называют χών (куча), а часть каждого они называют αίσα (доля)".

69. Друг мой Тимократ, так как достигла конца и эта книга, самое время прекратить наш разговор, чтобы кто-нибудь не подумал, что и мы, согласно Эмпедоклу, {234} были некогда рыбами. Ибо сказано у естествоиспытателя:

{234 ...согласно Эмпедоклу... — Те же строки из поэмы «Очищения» цитирует Диоген Лаэртский (VIII.77).}

Был уже некогда отроком я, был и девой когда-то,

Был и кустом, был и птицей и рыбой морской бессловесной.

Конец книги восьмой

Книга девятая

{1}

{1 В тридцатикнижной редакции здесь начиналась шестнадцатая книга. Зоологическая терминология дана в редакции В. П. Карпова (Аристотель. «История животных». М., Издательский центр РГГУ, 1996).}

(366) Снова начнем пировать; для умытия рук подадут нам

Светлой воды, а наутро опять разговоры начнутся [Од.IV.214]

у меня и у тебя, Тимократ.

Когда нам принесли окорока, кто-то поинтересовался, мягкие (τακεραί) ли они. И Ульпиан отозвался на это: "У какого автора слово τακερόν встречается в значении мягкий? И кто назвал горчицу словом να̃πυ вместо σίναπυ? Ибо я вижу, что горчицу эту принесли в чашечках вместе с окороком. Я говорю "окорок" в мужском роде (ο̉ κωλεός), - мне известно, что существует и такая форма, и вовсе не обязательно говорить только в женском (η̉ κωλη̃), как делают коренные афиняне". Например, Эпихарм в "Мегарянке" говорит [Kaibel 107]: "Колбаса (ο̉ρύα), сырочек, [b] окорока (κωλεοί), позвонки. А поесть-то нечего". И в "Киклопе" [Ibid. 105]:

О Зевс, нежны колбасы (χορδαί), нежен окорок (κωλεός).

Можете позаимствовать у меня, о мудрейшие, также и то наблюдение, что Эпихарм называет здесь колбасу χορδή, тогда как в других местах он всегда называет ее ο̉ρύα. Кроме того, я вижу, что в других закусках соль подслащенная, наши же киники признают соль только самую горькую; один из них, говорит у Антифана в "Котомке" следующее [Kock.II.66]:

- Из блюд морских на каждый день имеется

[с] У нас лишь соль, - все из-за этой пошлины.

.................... их запиваем мы

Винишком, Зевс свидетель мне, прилаженным

К унынью, в этом доме заведенному.

- Что хочешь ты сказать "вином прилаженным"?

- Годящимся, чтоб пить его не чашами, -

Из уксусников всем гостям тянуть его.

Вижу я и рыбный соус, смешанный с уксусом. Известно мне также, что в наши дни жители Понта готовят особый соус, называемый "кислым" (ο̉ξύγαρος).

2. Вызов принял Зоил: "Послушай, в "Женщинах с Лемноса" Аристофан [d] использует слово τακερόν в значении изысканный; пишет он так [Коск.I.486]:

Изысканные (τακερούς) Лемнос и красивые

Бобы рождает.

И у Ферекрата в "Бесплатном добре" [Ibid., 169]:

Сейчас же сделать мягкими горошины.

Σίνηπυ назвал горчицу Никандр Колофонский в следующем стихе поэмы "О действии животных ядов" [921]:

Тыкву, обитую медью, поистине, или горчицу (σίνηπυ).

И в его же "Георгинах" [frag.70. 16 Schneider]:

Зерна горчицы (σίνηπυ) кусачей.

И еще [frag.84 Schneider]:

Кардамон и анаррин, чернолистная с ними горчица (σίνηπυ).

Кратет в сочинении "Об аттическом диалекте" приводит следующий стих Аристофана [р.65 Wachsmuth]:

(367) (Смотрел горчицы (σίνηπυ) горше и лицо скривил.

Так утверждает Селевк в сочинении "Об эллинизме", однако стих этот принадлежит комедии "Всадники" и звучит следующим образом ["Всадники" 631]: "Смотрел горчицы (να̃πυ) горше". Никто из аттиков не называет горчицу σίναπυ, хотя этимологически возможны обе формы. С одной стороны, να̃πυ можно толковать как να̃φυ, {2} потому что она потеряла в росте (φύσις), - горчица ведь невелика и малоросла; такого же происхождения слово афия. {3} Σίναπυ, с другой стороны, вредит (σίνειται) своим запахом лицу (ω̃πας); поэтому и лук называется κρόμμυον оттого, что от него мы зажмуриваем (μύομεν) глаза (κόρας). Кроме того комедиограф Ксенарх говорит в "Скифянках" [Kock.II.472]:

{2 να̃φυ — То есть как бы составленное из отрицательной частицы νη- и корня φυ «рост».}

{3 ...афия. — см.284f-285f.}

Больное место не болит совсем:

[b] Моя дочурка вместе с нашей гостьею

Его уже изрядно нагорчичила (σεσινάπικεν).

А о соли и уксусе упоминает наш славный Аристофан, когда говорит о трагике Сфенеле [Коск.I.429]:

Да как сглотнуть Сфенеловы речения?

А ты глотай с приправой, солью, уксусом! {4}

{4 Да как сглотнуть... — Отрывок из комедии «Геритады».}

3. "Вот тебе, любезнейший, и ответ на твои вопросы, а теперь твоя очередь ответить нам, у каких авторов слово "десерт" (παροψίς) [c] означает сосуд. {5} Потому что у Платона в "Празднествах" оно означает особое блюдо сложного состава или что-то в этом роде [Коск.I.609; 368с]:

{5 ...παροψίς означает сосуд. — Оно может означать лакомство, десерт или блюдо, чашу.}

Откуда здесь ячменный хлеб с десертами? (παροψίδες).

Опять же в "Европе" он использует это слово в более пространном рассуждении о любовных удовольствиях [Ibid., 611]:

- Во сне, как кукла, неподвижна женщина. {6}

{6 Во сне, как кукла... — Персонаж обсуждает с Зевсом нападение на Европу во сне; ср. Эсхил. «Агамемнон». 1447; Аристофан. «Лисистрата». 162-166.}

Зевс . Я это знаю.

- Но когда не спит она,

Такие в ней приправы (παροψίδες) открываются,

Что слаще нет на свете наслаждения.

Зевс . Молю, скажи, какими же закусками

Любовь дарит нас! [d]

И в последующих стихах он продолжает говорить о παροψίς, как о лакомствах (παροψήματα). Также и в "Фаоне" [Коск.I.649]:

Добро чужое, как закуски (παροψίσι) к кушаньям:

Недолго тешит и легко растратится.

Аристофан в "Дедале" [Коск.I.346]:

Все бабы - как одна: у каждой загодя

Дружок закуской (παροψίς) к мужу дожидается".

4. Ульпиан промолчал, и тогда заговорил Леонид: "Я так долго [е] молчал, что мне уже давно пора взять слово. Как говорит Эвен Паросский [PLG.4 11.269]:

Многие взяли привычку на все возражать без разбора,

Но хорошо возразить - этого им не дано.

Лучше всего им в ответ годится старинное слово:

"Ты полагаешь свое, я остаюсь при своем".

Только того, кто умен, убеждает правдивое слово,

Лишь у разумных людей слух к поученью открыт.

5. Так вот, мой дорогой Миртил (это ведь у тебя перехватил я слово), какие-то сосуды словом παροψίς называет Антифан в "Беотянке" [f] [Kock.II.36]:

Зазвал и в чашах (ε̉ν παροψίδι) выставил.

И Алексид в "Гесионе" [Kock.II.324]:

Как только он узрел, что два прислужника

Несут нам стол, от разных чаш {7} (παροψίδων) ломящийся,

{7 ...от разных чаш... — Вопреки мнению Леонида, здесь скорее всего речь идет не о чашах, но как раз о десертах.}

Так на меня уже и не поглядывал.

И в первой редакции "Диониса" в стихах, приписываемых Магнету [Коск.I.7]:

Несчастья здесь я полной чашей (παροψίς) черпаю.

Однако у Ахея в сатировой драме "Этон" [TGF.2 748, см. 270с]:

(368) Пусть будут мелко для меня нарублены

Закуской (παροψίδες) эти отварные кушанья,

Дымящиеся, с боком подрумяненным.

И у комика Сотада в "Выкупленном" [Kock.II.449]:

Все ясно: я десертом (παροψίς) буду Кробилу;

Того сожрет и будет мной закусывать.

А у Ксенофонта в первой книге "Воспитания [Кира]" [3,4] сказано неясно, ибо философ говорит: "придвигал к нему всяческие закуски [b] (παροψίδας), соусы и кушанья". И у автора "Хирона", приписываемого, впрочем, Ферекрату, слово παροψίς означает приправу, а не сосуд, как утверждает Дидим в трактате "О неправильном употреблении слов" [р. 19 Schmidt]. В "Хироне" написано [Kock.I.191]:

Свидетель Зевс, такие люди ценятся

По тем закускам (παροψίδες), что при них имеются,

А без того - зачем они хозяину.

Никофонт в "Сиренах" [Kock.I.777]:

Пусть за места {8} с закусками сражаются

{8 Пусть за места... — Возможно, этот стих должен быть добавлен к цитате на 269е.}

Колбасы.

Аристофан в "Дедале" [Kock.I.346; 367d]:

[с] Все бабы - как одна: у каждой загодя

Дружок закуской (παροψίς) к мужу дожидается.

Платон в "Празднествах" [Kock.I.609; 367с]:

Откуда здесь ячменный хлеб с закусками (παροψίδες)?

Он толкует также о приправах и подаче на стол блюд из луковиц. Аттические же писатели, о Ульпиан, аттичнейший из сирийцев, называют соусы εμβαμμα, как например Феопомп в "Мире" [Kock.I.735]:

Хорош пшеничный хлеб! Он только портится,

[d] Когда его морочат лишним соусом (εμβαμμα).

6. Что же касается окорока, то аттики называют его и в мужском роде κωλη̃να, {9} и в женском κωλη̃ν. Так Эвполид в "Автолике" [Kock.I.269; ср. Аристофан "Лисистрата" 229]:

{9 Κωλη̃να — См. 366b.}

Окорока (κολη̃νες) и ноги здесь под кровлею.

Эврипид в "Скироне" [TGF.2 573]:

Окороков (κολη̃νες) оленьих даже нет [у нас].

Однако со словом κωλέα связана форма κωλη̃ (как συκέα - συκη̃, λεοντέα - λεοντη̃). Аристофан в "Плутосе" втором [1128]:

О бедрышко (κωλη̃ς)! Когда-то я едал тебя!

И в "Пирующих" [Коск.I.450]:

[е] И нежных подсвинков окорока (κωλαι̃), и все крылатые снеди.

И в "Аистах" [Коск.I.504]:

Козлячьи ляжки (κωλα̃ς) и ягнячьи головы.

Платон в "Грифах" [Коск.I.604]: "рыбы, окорока (κωλα̃ς), колбасы". Амипсий в "Конне" [Коск.I.672]:

Жрецу и приношение особое

Дается, - окорок, ребро и левая

Часть головы. {10}

{10 Жрецу и приношение особое... — См. 218с и примеч.}

Ксенофонт в "Охотничьем искусстве" [5,30] пишет: "окорок (κωλη̃ν) мясистый, бока мягковатые". И Ксенофан Колофонский говорит в "Элегиях" [PLG.4 11.114]:

Ножку (κωλη̃ν) козленка послав, получил ты окорок жирный [f]

Тучной коровы взамен - мужу почетный удел,

Коего слава по всей Элладе пройдет и не сгинет

До той поры, пока жив звон элладических лир".

7. После описанных кушаний, нам принесли еще множество всевозможных закусок, однако мы расскажем только о тех из них, которые заслуживают упоминания, ибо все время подавались во множестве и птицы, - в том числе и гуси, и маленькие пичужки (которых некоторые называют зелеными дятлами), - и свиньи, и требующие тщательного (369) ухода фазаны. Я начну с овощей и после этого расскажу тебе обо всем остальном.

8. РЕПА (ΓΟΓΓΥΛΙΔΕΣ). Аполл пишет в сочинении "О городах Пелопоннеса" [FHG.IV.307], что репу называют брюшками (γάστρας). Однако Никандр Колофонский утверждает в "Глоссарии" [frag. 132 Schneider], что беотийцы называют брюшками капусту, репы же они называют зе-келтидами, {11} тогда как Америй и Тимахид пишут, что зекелтидами называются тыквы. Спевсипп пишет во второй книге "Подобий": "подобны [b] друг другу редька, репа, рапс (ρ̉άφυς) и анаррин". Главк пишет в "Поваренной книге" слово ρ̉άφυς (рапс) через π: ρ̉άπυς. Этим овощам не подобен ни один другой, за исключением того, который называют нынче брюквой. Феофраст [ИР 7,4,3] словом брюква (βουνίς) ни разу не пользуется, однако называет какой-то сорт репы "мужским", - может быть, это и есть брюква. Никандр же упоминает в "Георгиках" о буниадах [frag.70 Schneider; ср.133d]:

{11 ...называют зекелтидами — Гесихий определяет ζέλκια как фригийское слово, означающее «овощи».}

Репу всегда высевай на гладко разровненной ниве,

Чтобы могла вырастать она низкой и формы округлой; {12}

{12 ...формы округлой... — Посеянная неровно, репа растет длинными раздельными корнями.}

[c] Вровень же с редькой посей морковь и посей буниады.

Из овощей две породы таких зеленеют на грядках:

Длинные обе они и твердые - репа и редька.

Кефисийские репы упоминает Кратет в "Ораторах" следующим образом [Коск.I.138]:

Точь в точь похож на репы кефисийские.

Феофраст говорит [ИР 7,4,3], что репа бывает двух сортов, мужского и женского, причем оба сорта вырастают из одних и тех же семян. Стоик же Посидоний пишет в двадцать седьмой книге своей "Истории" [FHG. III.263], [d] что в Далмации репа родится без всякого ухода; растет [там] и дикая морковь. Дифил, врач из Сифноса, пишет: "Репа способствует похуданию, она остра, тяжела для желудка и вызывает ветры. Брюква, - продолжает он, - гораздо лучше, потому что слаще на вкус и легче переваривается, а кроме того, питательна и полезна для здоровья. Жареная репа, - добавляет он, - усваивается легче, но от нее еще больше худеют".

[е] О жареной репе упоминает и Эвбул в "Анкилионе" [Kock.II. 165]:

Несу сюда я репу, чтоб поджаривать.

И Алексид в "Боговдохновенном" [Kock.II.325]:

За разговором жарю репу в ломтиках

Для Птолемея.

По словам Дифила для похудания соленая репа лучше отварной, особенно с горчицей.

9. КАПУСТА (КРАМВН). Эвдем Афинский пишет в сочинении "Об овощах", что капуста бывает трех сортов: соленопочвенная, {13} гладколиственная и сельдерееобразная; по вкусу лучшей считается первая. "Растет она [f] в Эретрии, в Кимах и на Родосе, а также на Книде и в Эфесе; гладколиственная же растет повсюду. Сельдерееобразная получила свое имя оттого, что курчавостью листьев и плотностью [кочана]: она очень похожа на сельдерей". Феофраст же пишет так [ИР 7,4,4]: "Капуста имеет два вида: есть капуста с курчавыми листьями {14} и есть дикая". Дифил Сифнийский пишет: "Самая лучшая, сладкая капуста урождается в Кимах, в Александрии же родится горькая. Из семян, привозимых в Александрию из Родоса, в первый год родится сладкая капуста, однако со временем и она уподобляется местной". Никандр в "Георгиках" пишет [frag.85 Schneider]:

{13 ...соленопочвенная... — Галъмирида ~ букв, «растущая на соленой почве».}

{14 Капуста с курчавыми листьями — савойская капуста.}

(370) Листья капустные гладки, но часто капуста дичает,

И многолистный дичок распускается пышно на грядках,

Или протянется усик курчавый с засохшей листвою;

Иль тёмнокрасный дичок, на немытые кудри похожий,

Иль неприятного цвета наплыв лягушачий, подобный

Коже, какая идет на подошвы для рваных сандалий:

Древлерожденные овощ такой называли "колдуньей".

Возможно, Никандр назвал капусту колдуньей, потому что она священна: ведь и у Гиппонакта в ямбах можно встретить нечто в этом роде [PLG.4 11.475]:

[b] Он спасся и за жизнь благодарил овощ,

Капусту в семь листов, которой Пандора

Пирог для очищенья принесла в жертву

На празднестве Таргелий.

Ананий говорит [PLG4 11.502]:

Люблю тебя на свете больше всех людей,

Клянусь капустой!

И Телеклид в "Пританах" [Коск.I.216]: "О да, клянусь капустою!" И Эпихарм в "Земле и Море" [Kaibel 95]: "О да, клянусь капустою!" Эвполид в "Купальщиках" [Коск.I.216]: "О да, клянусь капустою!" Клятва эта, кажется, ионийская. Ничего удивительного в ней нет: ведь и Зенон Китайский, [c] основатель Стой, подражая Сократу, который клялся собакой, сам клялся каперсом, как о том рассказывает Эмпед в своих "Памятных записках" [FHG.IV.403].

10. В Афинах капусту готовили для рожениц, добавляя в пищу как лекарство. Так Эфипп пишет в "Герионе" [Kock.II.251; 65с]:

Но как же так?

Ни у дверей венков никто не выставил,

Ни с кухни ароматный чад не тянется, -

А ведь в дому справляют Амфидромии!

[d] На этот праздник нужно херсонесского

Нажарить сыру, отварить блестящую

Капусту в масле, потушить баранину,

Да пожирней, да ощипать по первинку

Дроздов дородных, вяхирей, да зябликов,

Да каракатиц пожевать, анчоусов,

Да скалкою отбить полипьих щупальцев,

Да пить вина за чашей чашу крепкого.

Однако Антифан в "Парасите" упоминает о капусте как о дешевом кушанье [Коск.I.792]:

[e] Теперь ты знаешь, каковы они -

Хлеба, чеснок, сыры, лепешки плоские -

Еда свободных; это не баранина

С приправами, не рыба просоленная,

Не взбитое пирожное, на пагубу

Придуманное людям. Нет, здесь варится

Капуста жирная, да суп гороховый.

Дифил в "Ненасытном" [Коск.I.792]:

Пришел я и принес, о чем условились:

[f] Капусту жирную и мясо нежное

И потроха, - не то, что снедь привычная,

Маслины мятые да травы клятые.

Алкей в "Палестре" [Коск.I.792]:

Уже горшок капусты наварил себе.

А Полизел в "Рождении Муз" называет капусту именем κράμβη [Kock.I.792]:

Капуста сплошь растет высоколистная (κράμβαι).

(371) 11. (БЕЛАЯ) СВЕКЛА (ΣΕΥΤΛΑ). Феофраст [ИР VII.4.4] говорит о ней, что белая вкуснее черной, дает меньше семян и называется сицилийской. {15} "Севтлида, - говорит он, {16} - это не то, что тевтлида". Потому и Дифил в комедии "Герой" [Kock.II.557], браня кого-то за неправильную речь, говорит и "тевтлиды называющий севтлидами". Эвдем в сочинении "Об овощах" пишет, что существует четыре сорта свеклы: кривая, стеблевая, белая и обыкновенная серая. Дифил Сифнийский пишет, что свекла сочнее капусты, и умеренно питательна; сваренная и съеденная с [b] горчицей, она способствует похуданию и выводит глистов. Белая свекла полезней для кишок, а черная мочегонна. Довольно вкусны и питательны у них также и корневища.

{15 ...называется сицилийской. — Это белая сахарная свекла.}

{16 ...говорит он... — Не Феофраст, но некий грамматик, осуждавший использование слова севтлида для наименования свеклы.}

12. МОРКОВЬ {17} (ΣΤΑΦΥΛΙΝΟΣ). "Она остра на вкус, - пишет Дифил, -довольно питательна и здорова для желудка. Она слабит и вызывает ветры, переваривается не легко, сильно гонит мочу и поднимает половое влечение; поэтому некоторые называют ее любовным зельем". Нумений в [поэме] "О рыбной ловле" пишет:

{17 Морковь — В старых изданиях σταφυλι̃νος трактовали как пастернак (Pastinaca sativa).}

[с] Травы, какие растут не сеяны, или глубоко

Укоренились в полях зимой, иль весной многоцветной, -

Это худой артишок, и корнями глубокая редька,

И одичавшая также петрушка с дикой морковью. {18}

{18 Травы, какие растут... — Эта цитата едва ли принадлежит указанной поэме и даже Нумению вообще.}

Никандр же во второй книге "Георгик" пишет [frag.71 Schneider]:

Есть среди них и укропа высокие стебли, и корни

Скальной петрушки, а с ними собачий язык {19} и цикорий,

{19 Собачий язык — Чернокорень лекарственный, собачник аптечный (Cynoglossum officinale).}

Конская также петрушка, осот и морковка-худышка;

С ними тебе натолочь и аронника было б неплохо

Листьев кусачих, ведь он молоком называется птичьим.

Упоминает о моркови и Феофраст. Фений же в пятой книге "О растениях" [d] пишет так [FHG.II.300]: "сообразно качествам семян - так называемый сепс и семя моркови". {20} А в первой книге он пишет: "К зонтичным видам сеянных растений относятся анис, укроп, морковь, петрушка, болиголов, кориандр и морской лук, который называют также мышебойцем". Поскольку Никандр упомянул аронник, можно добавить, что и Фений в вышеупомянутой книге пишет следующее [FHG.II.300]: "Драконова трава, которую называют также аронником...". {21} Морковь же Диокл в первой книге "О здоровье" [р. 168 Wellmann], называет не σταφυλι̃νον, [е] а α̉σταφυλι̃νον". Что касается так называемой "ломтиковой" (это большая, хорошо уродившаяся морковь), то она, по словам Дифила, сочнее обычной моркови, больше греет, лучше гонит мочу, хороша для желудка и легко переваривается.

{20 ...сообразно качествам семян... — Цитируется, по-видимому, список противоядий; семена моркови здесь упомянуты как противоядие от укуса сепса (некоего вида змееобразной ящерицы, см. Никандр. «О действии животных ядов». 843; Diosc. III. 54 (59).}

{21 Текст испорчен.}

13. "ГОЛОВАН" (ΚΕΦΑΛΩΤΟΝ). Тот же Дифил пишет, что это растение называется также прасием, {22} и что оно сочнее "ломтиковой" моркови. Оно также умеренно способствует похуданию, питательно и вызывает ветры. Эпэнет пишет в "Кулинарной книге", что "голован" называется также "гетиллидой" (γηθυλλίς). Это слово я обнаружил в следующих стихах из пьесы Эвбула "Содержатель притона" [Kock.II. 195]:

{22 ...называется также «прасием» — От слова πρασία — грядка, огород.}

Мне в горло хлеб не лез, ведь у Гнафении {23}

{23 ...у Гнафении... — См. 581а.}

[f] Наелся я, застав ее за варкою

Гетиллид (γηθυλλίς).

Однако другие утверждают, что это лук-порей (τὸ γήθυον), о котором упоминает Фриних в "Кроне" [Коск.I.373]. Дидим в комментариях к этой пьесе пишет, что лук-порей похож на так называемые "ампелопрасии" (букв, виноград на грядках), и что это то же самое, что и гетиллиды. Упоминает гетиллид и Эпихарм в "Филоктете" [Kaibel 116]: "среди них были две луковицы чеснока и две гетиллиды". Аристофан во втором "Эолосиконе" [Коск.I.393]:

(372) И лук-порей с чесночными кореньями.

Землеописатель Полемон пишет в сочинении "О Самофракии", что богиня Лето во время беременности испытывала странное влечение к гетиллидам [frag.36 Preller]: "В Дельфах для жертвоприношений на Теоксениях {24} установлено правило: кто принесет Лето самую большую гетиллиду, тот получает свою долю от трапезы. Я и сам видел гетиллиду величиной не меньше репы или круглой редьки. Рассказывают, что когда Лето носила в чреве Аполлона, то ей очень хотелось съесть гетиллиду, - [b] оттого этот овощ и удостоился такой чести".

{24 ...на Теоксениях — См. 82е примеч., 137е, 252b примеч.}

14. ТЫКВЕННЫЕ (ΚΟΛΟΚΤΝΤΗ). {25} Однажды, зимней порой, нас угостили огурцами, и все мы удивлялись, что они такие свежие, и повторяли, как веселый Аристофан, восхвалял во "Временах года" свои прекрасные Афины [Kock.I.356]:

{25 κολοκύντη — Может означать любого представителя семейства тыквенных (cM.58f, 68d); перевод «огурцы» условен, ибо скорее речь здесь идет о кабачках.}

- Здесь даже посреди зимы висят плоды и грозди, {26}

{26 Здесь даже посреди зимы... — Очевидно, здесь спорят два божества, одним из которых, по-видимому, является Афина.}

Фиалки тянутся в венки.

- И пыль в глаза как летом.

- На рынке разом напоказ маслины, соты, груши,

[с] Пчелиное молозиво, дрозды, акриды, потрох,

И с миртами, и с фигами, да в снежную погоду.

- А между ними чистотел и тыквы рядом с репой:

Глядишь - и сам не разберешь, какое время года.

- Так чем тебе нехорошо, что целый год имеешь

Все, что угодно под рукой?

- Не выдумаешь хуже!

Когда все есть, то никому не хочется работать:

Полезней людям те дары, которые недолго.

- На срок мои подарки - всем, а навсегда - Афинам:

[d] Благоговением к богам они их заслужили.

- О, да! уж набожности в них, известно, выше горла:

Ей-ей, из города Афин ты сделала Египет. {27}

{27 ...из города Афин ты сделала Египет. — Ни один афинянин не согласился бы променять родной город ни на какой другой; см. Платон. «Критон» 54А.}

Вот так, мы восхищались тем, что ели огурцы в январе: они были зеленые и имели самый натуральный вкус. Однако это оказалось подделкой, придуманной хитрыми и на уловки поварами. Поэтому Ларенсий [е] спросил, бывало ли такое у древних. Ульпиан ему ответил: "Никандр Колофонский во второй книге "Георгик" упоминает о таких хитростях, называя при этом тыквы (κολοκύντας) огурцами (σικύας), так ведь их и называли, как мы уже сказали в своем месте. {28} Пишет он так [frag.72 Schneider]:

{28 ...уже сказали в своем месте. — См. 59а-b.}

Острым ножом огурцы на ломти нарежь и прошей их

Ниткою крепкой, затем просуши и подвесь в дымоходе,

Чтобы бездельники слуги могли бы зимою студеной

Ими наполнить горшок и вдоволь потом наглотаться,

[f] И чтобы всяких вареных бобов в лохань навалила

Девка-молольщица. К ним, промыв хорошенько, прибавьте

Также гирлянды грибов, огурцов, овощей засушенных,

Их нанизав на веревки со стеблями длинной капусты, -

Чтобы лежали они до прихода весны благодатной".

(373) 15. ПТИЦЫ (ΟΡΝΕΙΣ). Вслед за тыквенными и другими "крошеными" (κνιστοι̃ς) овощами (так назвал Аристофан в "Женщине с Делоса" [Kock.I.592; II.43] нарубленные овощи: "крошеные или выжатые"), нам подали дичь, и тогда Миртил сказал: "Заметьте! Сейчас в разговоре эти птицы, которыми, я вижу, обносят нас в таких количествах, называются только в женском роде - 'όρνιθες и ο̉ρνίθια: так еще философ Хрисипп пишет в пятой книге трактата "О благе и наслаждении": "Как иные полагают, что белые птицы (τὰς λεύκας 'όρνιθας) вкуснее черных...". А вот слова "петухи" (α̉λεκτρυόνες) и "куры" (α̉λεκτοριδέες) говорятся [b] только в мужском роде. Однако древние употребляли слово "птица" ('όρνις) как в мужском, так и в женском роде, имея в виду птиц вообще, а не только тех, о которых мы в разговоре говорим "купить птицы" ('όρνιθας ω̉νήσασθαι). Гомер, например, говорит [Од.II.181]:

Видим летающих (муж.род) на небе в светлых лучах Гелиоса

Птиц...

Однако в другом месте ставит это слово в женском роде [Ил.ХIV.290]:

Птице подобяся звонкоголосой (λιγυρη̃).

И [Ил.IХ.323]:

Словно как птица, бесперым птенцам промышляючи корму,

Ищет и носит во рту и, что горько самой, забывает...

Менандр в первой "Сироте-наследнице" ясно обнаруживает в следующих стихах, [c] что придерживается разговорного языка [Kock.III.49]:

Какой-то там петух раскукарекался,

А он и в крик: "Гоните кур ('όρνιθας) подалее!"

И еще:

С трудом однажды кур (τὰς 'όρνις) наружу выгнала.

Слово ο̉ρνίθια употребил Кратин в "Немезиде", сказав [Коск.I.50]: "Вся остальная птичья братия (ο̉ρνίθια)". В мужском роде слово "птица" ('όρνις) в винительном падеже может иметь не только форму 'όρνιν, но и 'όρνιθα: тот же Кратин в этой же пьесе пишет: "Птицу ('όρνιθα) красноперую". [d] И еще [Коск.I.48]:

Громадной птицей ('όρνιθα) должен обернуться ты.

И Софокл в "Антеноридах" [TGF.2 160]:

Глашатая да птицу ('όρνιθα) и прислужника.

И Эсхил в "Кабирах" [TGF.2 31]:

Ты для меня не будешь птицей-знаменьем ('όρνιθα).

Ксенофонт во второй книге "Воспитания [Кира]" [I.6,39]: "[отправляясь охотиться] на птиц (τους 'όρνιθας), в самую суровую стужу..." Менандр в "Девушках-двойняшках" [Kock.III.35]:

Пришел я, птиц ('όρνεις) неся.

И ниже: "Он посылает птиц ('όρνιθας)". О том, что и во множественном числе иногда [собирательно] говорится "птица" ('όρνις) видно по тому же примеру из Менандра (373с, см.243d), однако и Алкман говорит где-то [TLG.4 111.47]:

[e] Тщетно вскрикнули девушки,

Как птица ('όρνις) пред хищным ястребом.

И Эвполид в "Демах" [Коск.I.283]:

Не страшно ль, если порожу баранов я? {29}

{29 ...порожу баранов я? — Неблагодарность баранов вошла в пословицу; относительно следующего стиха ср. Аристофан. «Птицы». 757.}

Птенцы у птиц ('όρνις) с родителями сходствуют.

16. И наоборот, слово α̉λεκτρυών древние авторы использовали для обозначения курицы; например, Кратин в "Немезиде" [Коcк.I.48]:

Тебе же, Леда, - яйца здесь высиживать

С повадками благопристойной курицы (α̉λεκτρυών),

Из этого яичка чтобы вылупить

[f] Нам птицу удивительно прекрасную.

Страттид в "Холодильщиках" [Коск.I.728]:

Все же курицы (α̉λεκτρυόνες) подохли,

И молочные поросята,

И пичужки мелкие.

Анаксандрид в "Терее" [Kock.II.156]:

Смотреть охочи на совокупления

Свиней ли, куриц (α̉λεκτρυόνας).

Раз уж я вспомнил этого комедиографа, - тем более, что пьеса (374) "Терей" не считается у него из лучших, - то я, любезные друзья мои, представлю на ваш суд рассказ об Анаксандриде Хамелеонта Гераклейского из шестой книге его сочинения "О комедии". Пишет он так [frag. 17 Koepke]: "Когда однажды Анаксандрид ставил в Афинах дифирамб, то он въехал в театр верхом на лошади, распевая что-то из этой песни. Был он пригож и ростом высок, волосы носил длинные и ходил в пурпурном плаще с золотой каймой. Нрава он был сурового, с комедиями своими обращался так: если какая-нибудь из них не побеждала, он отдавал ее порвать [b] на обертку ладана, {30} и никогда не переделывал заново, как поступают многие. Так он и уничтожил, разозлившись в старости на публику, много отлично написанных пьес". Родом он был, говорят, из Камира на Родосе. Потому-то я и удивляюсь, как удалось уцелеть "Терею" и другим его пьесам, не одержавшим победы.

{30 ...на обертку ладана... — Судьба неудачных стихов; ср. Гораций. «Послания» II.1.265: ...нигде выставляться Я не хочу, при стихах красуясь, коряво сплетенных, Чтоб не пришлось мне краснеть за подарок бездарный и после, Вместе с поэтом моим в закрытом ларце распростершись, Быть отнесенным в квартал, продающий духи и куренья, Перец и все, чему служат негодные книги оберткой.}

Также и Феопомп в "Мире" называет курицу словом α̉λεκτρυών [Kock.I.735]:

Мне жалко, что издохла эта курица (α̉λεκτρυόνα),

Ведь яйца мне несла она прекрасные.

[с] И Аристофан в "Дедале" [Коск.I.435]:

Снесла яйцо большое, петушиное (ω̉ς α̉λεκτρυών).

И еще:

Немало есть таких петушьих курочек (α̉λεκτρυόνων),

Что не цыплят, а болтуны высиживают.

А в "Облаках", где старика учат разнице между словами, он пишет [665]:

Стрепсиад . Но как же называть мне их теперь?

Сократ . "Фазыней" {31} - самку, а самца - "фазелезнем". {32}

{31 Фазыней — α̉λεκτρύαιναν.}

{32 Фазелезнем — α̉λέκτορα.}

[d] Говорится также α̉λεκτορίς и α̉λέκτωρ; например: Симонид писал [PLG.4 ΙΙΙ.421]: "петух (α̉λέκτωρ) сладкоголосый", а Кратин во "Временах года" [Коск.I.91]:

Как персидский петух (α̉λέκτωρ), что ни день, всякий час

кукарекает он громогласно.

Это имя α̉λέκτωρ дано петуху, потому что он поднимает нас с постели (λέκτρον). {33}

{33 ...поднимает нас с постели... — То есть как бы α̉ + λέκτρον, «не + ложе»; ср.98с. примеч.}

Доряне, произносящие слово "птица" как 'όρνιξ, родительный падеж произносят через χ: 'όρνιχος. Однако у Алкмана хоть именительный падеж и 'όρνις [PLG.4 111.47]: "морская порфирница, птица ('όρνις) весны"; родительный он все равно пишет через χ [Ibid., 58]: "знаю все напевы птичьи (ο̉ρνίχων)".

17. ПОРОСЕНОК (ΔΕΛΦΑΞ). Эпихарм называет так в "Одиссее перебежчике" самца свиньи [Kaibel 109]:

[е] А когда я поросенка у соседей сторожил,

И во время Элевсиний он таинственно исчез,

Тот сказал, что это сделал я по сговору с врагом,

И поклялся, что ахейцам поросенка я предал.

И Анаксилай в "Кирке" пишет слово "поросенок" в мужском роде, называя так взрослую свинью [Kock.II.266]:

Одних из вас она обратит в свиней {34} лесных или горных,

{34 ...в свиней... — Согласовано с определением мужского рода.}

[f] Других - в пантер да в диких волков, и львиную породу.

Однако Аристофан в "Любителях жареного" употребляет это слово в женском роде: "подсвинка осеннего (ο̉πωρινη̃ς) выводка". И в "Ахарнянах" [786]:

Мала еще. До поросенка вырастет (δελφακουμένα),

И отрастет большой, толстенный, красный хвост.

Корми ее, и свинка будет славная.

(375) Также и Эвполид в "Золотом веке" [Коск.I.335; 657а]. И Гиппонакт сказал в женском роде [PLG.4 11.485]: "как эфесская подсвинка".

Собственно, словом δέλφαξ должны были бы называться только самочки, как имеющие матку (δελφύς), - поэтому же и "братья" называются α̉δελφοί. Какой возраст животного обозначается этим словом, говорит Кратин в "Архилохах" [Коск.I.12]:

Уже подсвинки, для чужих и свиночки.

А грамматик Аристофан пишет в сочинении "О возрасте" [р. 102 Nauck]: [b] "из свиней уже заматеревшие - подсвинки, а мягкие и сочные - поросята (χοίροι)". Отсюда становится понятным и гомеровское [Од.ХIV.80]

не угодно ль тебе поросятины (χοίρεα), нашей

Пищи убогой, отведать, - свиней (σύας) же, откормленных жирно,

Жрут женихи.

Комедиограф Платон в "Стихотворце" пишет в мужском роде [Коск.I.631]: "увел подсвинка втихомолочку".

Как пишет Андротион [FHG.I.375], ради приращения приплода существовал старинный закон, запрещавший закалывать ни разу не стриженных и не рожавших овец; потому-то в пищу употребляли только взрослых животных:

[c] ...свиней же, откормленных жирно,

Жрут женихи.

Потому и в наши дни жрица Афины не приносит в жертву агнца и не отведывает сыра. Было время, говорит Филохор, когда слишком мало было быков и коров, поэтому был установлен закон, чтобы не есть этих животных: запрещая забой, хотели собрать их и умножить.

Самку свиньи ионийцы называют χοι̃ρον, как например, Гиппонакт [PLG.4 11.476]:

И с возлияньем, с потрохом свиньи дикой {35} (α̉γρίης).

{35 Свиньи дикой... — Согласовано с прилагательным женского рода α̉γρίης.}

[d] И Софокл в "Эпитенариях" [TGF.2 179]: {36}

{36 Софокл в «Эпитенариях» — Из сатировой драмы с неясным названием; текст очень темен.}

Как свинью мышастой масти сторожить на привязи.

Египетский царь Птолемей пишет в девятой книге "Воспоминаний" [FHG.III.188]: {37} "В бытность мою в Ассе тамошние жители поднесли мне борова (χοίρον) белоснежной масти, ростом в два с половиной локтя и соответственной длины. Они говорили также, что царь Эвмен усердно покупал у них таких свиней, давая по четыре тысячи драхм за каждую". Эсхил же говорит [TGF.2 96]:

{37 ...в девятой книге «Воспоминаний»... — При всех остальных цитированиях Афиней называет это сочинение Записками. Цитируемый отрывок должен доказать, что слово χοι̃ρον может означать также самца свиньи.}

[e] Откормленного этак поросеночка

Положишь в духовую печь ревущую, -

И что найдешь для человека лакомей?

и еще [TGF.2 96]:

Конечно, белый, и конечно, сваренный.

Варись свиненок, да не обожгись огнем.

и еще [TGF.2 97]

Зарезал поросенка я от той свиньи,

Которая весь дом перевернула мне,

Разбрасывая рылом, что ни попадя...

[f] Эти стихи цитирует Хамелеонт в сочинении "Об Эсхиле" [frag.23 Коерке].

18. О том, что свинья у критян священна, Агафокл Вавилонский говорит в первой книге сочинения "О Кизике" [FHG.IV.289]: "Мифы гласят, что рождение Зевса произошло на Крите, на горе Дикте, где и (376) совершаются жертвоприношения. {38} Говорят, что Зевсу дала свое вымя свинья и, заглушая своим хрюканьем крик младенца, скрывала его от проходящих. Потому у всех это животное в великом почете, и нельзя, - говорит он, - употреблять его мясо в пищу. А в Пресе свинье даже приносят жертву перед всякими начинаниями". Близко к этому повествует и Неанф Кизикский во второй книге сочинения "О таинстве" [FHG.III.8]. Свиноматок, которых разнесло от жира (πεταλίδων), упомянул в сатировой драме "Этон" эретриец Ахей [TGF.2 748; см. 270с прим.]: "Я часто слышал визг распухших свиноматок в темноте ночной". Слово это употреблено переносно: так телята называются "разнесенными" (πέτηλοι), [b] если у них широко разнесены рога. Точно так же и Эратосфен в "Проти-воэриннии" называет свиней "тучными" (λαρννούς), в переносном смысле, подобно "тучным быкам" (λαρινω̃ν βοω̃ν), которые названы так или от глагола λαρινεύεσθαι (что значит "питаться": Софрон [Kaibel 171]: "коровы утучняются"), или по имени некоей эпирской деревушки Ларины, [c] или же по имени пасшего их пастуха, которого звали Ларином.

{38 ...жертвоприношения. — Подразумевается человеческие жертвоприношения.}

[Ученый повар]

19. Между тем подали нам и поросенка, половина которого была тщательно зажарена, а другая половина такая мягкая, как будто варилась в воде. Все дивились искусству повара, а он сказал, гордясь своим умением: "И ведь никто из вас не сможет указать, где сделан разрез и как желудок был наполнен всякой всячиной. А ведь в нем есть и дрозды, и другие пичужки, и куски свиного подбрюшья и матки, и яичные желтки, и [d] еще птичьи "желудки, матки, полные подливами" [Kock.III.489], и мелко нарубленное мясо под перцем: ведь слово "фарш" (ι̉σίκια) {39} "стыжусь назвать" перед Ульпианом, хотя знаю, как он любит поесть его. Однако Паксам, автор, которому я доверяю, упоминает это слово [FHG.IV.472], а аттично ли оно, мне и дела нет. Ответьте же мне, как был зарезан этот поросенок и как одна его половина оказалась зажарена, а другая сварена?" И пока мы искали ответ, повар продолжил: "Неужели, по-вашему, я знаю [е] меньше тех знаменитых древних поваров, о которых рассказывают авторы комедий? Например, Посидипп в "Танцовщицах": среди персонажей там есть повар, который так говорит своему ученику [Kock.III.342]:

{39 Фарш (ι̉σίκια) — От латинского isicium, блюдо из рубленого мяса, фарш или колбаса.}

20. Левкои, мой ученик, и вы, подручные, -

О нашем деле всюду разглагольствуйте,

На всех углах, ведь хвастовство - первейшая

[f] Приправа поварская! Это главное

В любом искусстве. Глянь, как вождь наемников

В драконьем шлеме, в панцире чешуйчатом

По виду Бриарей, а на поверку - трус.

Вот так когда и повар с поварятами

Войдет, крича хозяину с домашними,

Что все тут скряги, голодать готовые, -

(377) Любой сробеет. Если ж обнаружится,

Каков ты есть, назад уйдешь ободранным.

Итак, напомню, что тебе советовал:

Хвались погромче да верней разведывай

Каков подспудный вкус у гостя каждого.

Точь в точь как если подплываешь к гавани:

Венец искусства - безопасный вход в нее.

Сегодня свадьба, будет бык нам жертвою,

Богат дающий, славен получающий.

[b] Их женщины - богов, богинь прислужницы,

Весь дом вверх дном, свист флейт, ночные бдения,

Неистовства, - вот это наше поприще.

Об этом помни!

А о другом поваре (его зовут Севф) у того же поэта сказано [Коcк. ΙΙΙ.344]:

[c] Как, Севфа рядовым считают поваром?

А я скажу, он полководец истинный!

Враг нападет - а он стоит под натиском.

Похож, ведь, пьяный сброд на неприятеля:

Гурьбою наступает, подготовившись;

Пятнадцать дней пред этим не обедавши,

Напористый, пылающий, нацелившись

Все расхватать, что попадется под руку.

С подобным сбродом надо знать, как справиться.

21. [d] И послушайте, что советует повар в "Соратниках" Эвфрона [Ibid., 322; cp.7d]:

Когда идешь складчинный пир обслуживать,

Тут не до шуток, если мало выучки!

Вчера ты рисковал: бычки без печени,

Пустые, все мозги телячьи вынуты.

Нет, коль идешь к такому сброду, Карион,

Дромону и Кердону и Сотериду, {40}

{40 ...Дромону и Кердону и Сотериду... — Имена нуворишей.}

Дающим плату, сколько б ни потребовал, -

[e] Изволь быть честным и служить по совести.

Но там, куда сейчас мы направляемся,

На свадебной пирушке беспощаден будь!

Кто понял это - ученик мой истинный

И повар неплохой. Не упускай момент!

Хозяин скуп, оплата - грош, объешь его,

По самые по уголья! А ежели

Не сможешь - ты не повар. Ну смелей вперед!

Вот и старик. Уж то-то мне убожество!

22. Великим мудрецом и самохвалом не хуже лекарей, выступает [f] повар в комедии Сосипатра "Оболганный"; говорит он следующее [Kock.III.314; ср.102а-103b, Гораций "Сатиры" II.4]:

- Искусство наше презирать не следует,

Любезный Демил, хоть тебе и кажется,

Что все погибло, и любые неучи

Готовы выдавать себя за повара.

Такие, точно, лишь марают славу нам.

Но взять того, кто повар по призванию,

(378) Кто с детства делу будущему учится,

Кто дар имеет, кто стяжал познания, -

И по-иному все тебе покажется.

Нас, поваров, осталось человека три:

Раз - Бедион, два - Хариад, а третий - я;

Всех остальных я посылаю в задницу.

Демил . Да ну?

- Ей-ей. Лишь мы храним учение

14 Великого Сикона-первоповара. [b]

18 Прочел он все, что о природе писано,

19 И завещал поварне эти знания:

15 Во-первых, он учил нас астрономии,

16 А во-вторых, учил искусству зодчества,

17 И в третьих, полководческому разуму.

Демил . Ты что, зарезать без ножа решил меня? [с]

- Отнюдь! Я просто пользуюсь минутою,

Пока подручный не пришел с покупками,

Тебя о нашем деле вразумить чуть-чуть.

Демил . Свидетель Феб, оно у вас не легкое!

- Так выслушай. Во-первых, надо повару

Все понимать небесные движения,

Дослеживать восходы звезд, заходы звезд

И знать, надолго ль солнце выйдет на небо,

И под каким зодиакальным знаменьем.

Ведь кушанья, и главные, и прочие, [d]

Вращаясь в этом мировом движении,

Иной дают нам вкус в иные месяцы.

Кто знает звезды и следит за временем,

Тот всякий харч употребит по-должному,

А кто не знает, тот лицом ударит в грязь.

Вот так: но ты, наверно, и о зодчестве

В толк не возьмешь, зачем оно для повара?

Демил . И не хочу.

- А я-таки скажу тебе:

Как печь поставить, как в ней развести огонь,

Откуда на него подуть, да сильно ли, [е]

Ведь это вещь совсем не безразличная.

Как дым пойдет, направо ли, налево ли, -

И это важно различать варящему.

А уж о полководческих познаниях

И долгих слов не нужно! Что такое строй,

Ценить умеет каждый в ремесле своем;

И нашему он тоже служит мудростью.

Что как подать, что как прибрать, - во всем есть строй,

[f] Всему порядок есть и время нужное:

Когда подать подряд, когда разреженно,

И каково в застолье настроение,

И кстати ли сейчас вести горячее,

Сейчас чуть теплое, сейчас холодное,

Сейчас мороженое? Вот в чем кроется

(379) Для повара стратегия и тактика

Военная.

Демил . Ты вволю просвещал меня,

А я молчал; теперь ступай и сам молчи.

23. Не хуже его и повар из "Милетян" Алексида, который говорит [Kock.II.351]: {41}

{41 ...повар из «Милетян»... — На 240с. заглавие дано как «Милетянки».}

- Во всех искусствах наших удовольствие

Зависит ведь не только от искусника,

А и от тех, кто пользуется созданным,

Коли они толково это делают,

[b] - Да как же так? Скажи мне, постороннему.

- Что должен повар? Приготовить кушанье,

И больше ничего. А вот желающий

Поесть и оценить, что было съедено,

Хорош тогда, когда приходит вовремя:

Он служит делу только в этом случае.

Когда ж он пропускает час назначенный, -

Поджаренное снова греть приходится,

Полусырое второпях дожаривать,

И нет уже от кухни удовольствия.

- Впрямь к мудрецам причислить надо повара!

[с] - Не мешкайте! Что встали? Запылал огонь,

Сторожевые псы Гефеста {42} брызнули,

{42 ...сторожевые псы Гефеста... — То есть искры; ср.108b.}

Легко взмывая к небу; к ним единственным

Невидимою нитью неизбежности

И жизнь, и смерть в единый миг привязаны.

24. Также и упомянутый Эвфрон, господа судьи, - ибо судьями я, не колеблясь, называю вас, {43} ожидая суждений вашего вкуса, - в пьесе "Братья" выводит ученейшего и образованного повара, который перебирает своих предшественников и кто чем хорош, и в чем превосходен; при этом, однако [d], он ничего не говорит о том, чем частенько ублажаю вас я [Kock.III.317]:

{43 ...не колеблясь называю вас... — Ср. Платон «Апология Сократа». 40А.}

Немало воспитал я поваров, мой Лик,

Но ты по духу и уму единственный

Покинешь дом мой совершенным поваром,

Всех обогнав на девять с лишним месяцев!

Агис Родосский жарил рыбу лучше всех; [е]

Нерей Хиосский пек угрей подстать богам;

Спартанскую похлебку Ламприй выдумал;

Афинский Хариад блистал яичницей;

Евфиний - кашей; Афтенет - колбасами;

Аристион - морским ершом для складчины.

Они теперь для нас - вторые семеро

Таких же славных мудрецов, как в древности.

А я, чтоб не отстать от предвосхитивших, [f]

Меж поваров стал первым вором кухонным, -

Да так, что все хвалили, а не гневались.

И вот, поняв, что я опередил тебя,

Ты сам измыслил собственные хитрости.

Четыре дня тому назад, не более,

Теносцы, воротясь из дальних плаваний,

Зарезали богам козленка тощего

(380) И угощались, но без права выноса. {44}

{44 «Без права выноса!» — возглас жреца в тех случаях, когда мясо должно было быть съедено у алтаря; см. Аристофан. «Плутос». 1138, где выражение используется, как и здесь, иронически.}

А ты с них взял не одного, а трех козлят:

Пока они себе ломали головы

Над жертвенною печенью, {45} ты вытащил

{45 ...ломали головы над жертвенною печенью... — То есть в поисках знамений.}

Из туши почки и припрятал в погребе,

А после сам же поднял крик: "А почки где?"

Искали долго, не нашли, зарезали [b]

Второго, но гляжу: и от второго ты

Отъел уж сердце, так что нужно третьего.

Знай: ты уже давно обрел величие,

И разеваешь волчью пасть не попусту!

Да вот вчера ты два нетвердых вертела

Увил кишками да и повалил в огонь,

И засвистал, как будто в лад под две струны,

[c] То было делом, это - лишь потехою.

25. Но никому из поваров, названных здесь "вторыми семью мудрецами", ни за что не придумать того, что сделано с этим поросенком: {46} как могло быть набито его нутро и как одна половина его поджарена, а другая сварена, и без единого надреза?" Мы стали просить его и умолять раскрыть его премудрость, но он воскликнул: "Клянусь бившимися при Марафоне и сражавшимися у Саламина! В этом году - ни слова". [d] Услышав столь страшную клятву, все мы сочли за лучшее отступиться от парня и обратить свои руки к чему-нибудь другому из выносимых к нам яств.

{46 ...что сделано с этим поросенком... — Повар возвращается здесь к предмету, затронутому на 376с.}

И Ульпиан сказал: "Я тоже клянусь сражавшимися при Артемисии! Никто ничего здесь не отведает, пока не будет объяснено, где встречается слово "выносить" (παραφέρειν); а уж насчет "отведывания" (γεύματα) нет знатоков кроме меня".

На это Магн сказал: "У Аристофана в "Предварительном состязании" [Коск.I.511]:

Ну что же, прикажи - пусть чаши вынесут".

[е] А в более общем значении у Софрона в "Женских [мимах]" [Kaibel 156]: "Выноси мне полную чашу, болван!". И у Платона в "Лаконцах" [Коск.I.621]: "Пусть все мне чашами вынесет". И Алексид в "Памфиле" [Kock.II.360]:

Он столик рядом разместил, повынеся

Затем телеги снеди...

А теперь и об "отведывании", которое ты сам себе подарил, Ульпиан. Глагол "отведать" мы находим в "Козах" Эвполида [Коск.I.260]:

Вот этого возьми, отведай-ка (γευ̃σαι)!"

Ульпиан в ответ: "И у Эфиппа в "Пельтасте" [Kock.II.261]: "Там были [f] стойла для коней и ослов, и палатки для отведывания вин (γεύματα)". И у Антифана в "Близнецах" [Kock.II.45]:

Отведывает вина и гуляет он

Среди торгующих венками".

26. На этих словах заговорил повар: "Ладно, тогда и я расскажу не о старых выдумках, а о том, что сам изобрел (чтоб меня не побили, как флейтиста, по слову Эвбула в "Лаконцах" или "Леде" [Kock.II. 184]:

(381) Однако слышали

Мы дома как-то раз, клянуся Гестией,

Что все побои за ошибки повара

У вас в дому флейтисту полагаются. {47}

{47 ...побои... флейтисту полагаются. — Пример того, как «паны дерутся, у холопов чубы трещат», ср. Гораций. «Эподы». II. 14: «сходят владыки с ума, а спины трещат у ахейцев».}

Также Филлилий или [истинный] автор "Городов" [Коск.I.784]:

И всякий раз за поварские промахи

Флейтиста бьют). {48}

{48 И всякий раз... флейтиста бьют. — См. курьезную ремарку о Кадме, 658f.}

Итак, о полузажаренном, полусваренном, неразрезанном, но битком набитом поросенке! Зарезан он был небольшим уколом под плечо". И повар [b] показал нам ранку. "Затем, дав стечь крови, я несколько раз старательно промыл вином внутренности вместе с потрохами (ε̉ξαίρεσις) (говорится ведь и так, ε̉ξαίρεσις, мои словоохотливые застольники!) и подвесил за ноги. Потом я снова смочил поросенка вином и, предварительно отварив его, через рот набил ему брюхо всеми названными лакомствами, не жалея перца и нарочно приготовленной подливки. После этого я, как [с] видите, половину поросенка вдоволь обвалял в ячменной муке с вином и маслом, затем положил его на медную подставку с ножками и поставил в печь; там я выдержал его на огне столько, чтобы вынуть ни сырым, ни подгоревшим. Когда кожа подрумянилась, рассудив, что готово и остальное, я удалил муку и подал его вам.

27. Слово же потроха (ε̉ξαίρεσις), добрый мой Ульпиан, употребляет комедиограф Дионисий в пьесе "Тезки", представляя, как повар обращается к своим ученикам [Kock.II.425]:

[d] Теперь, Дромон, какие в нашем промысле

Сумел ты вызнать хитрости и тонкости, -

Без промедленья поделись с учителем.

Потребно нынче мне твое умение.

Идем мы на врага! Не отставай, крепись!

Там глаз с тебя не спустят, там сосчитано

Все мясо. Отвари его до мягкости,

Число ж кусков смешай, как я учил тебя.

Там есть большая рыбина: нутро ее -

Твоя добыча. Уведешь чего-нибудь

Из солонины, - все твое, пока еще

Мы в доме будем, а как выйдем - все мое.

[е] Все потроха (ε̉ξαίρεσις) и все, что им сопутствует,

Чего нельзя ни подсчитать, ни вымерить -

Назавтра будет нашим удовольствием.

И непременно поделись с привратником,

Тогда войдешь и выйдешь в безопасности.

Но что мне толковать перед коллегою?

Ты ученик мой верный, я наставник твой.

Пошли сюда, не забывай о сказанном!"

28. Все мы зааплодировали повару за складную речь и за хитрую [f] науку, а наш хлебосольный хозяин Ларенсий заметил: "Насколько же лучше, когда наши повара учатся подобным вещам, чем тем, которым обучал их один из наших сограждан, пресыщенный богатством и роскошью: он заставлял своих поваров вызубривать диалоги дивного Платона, (382) и они разносили блюда, приговаривая ["Тимей" 17а]: "- Один, два, три - а где же четвертый из тех, что вчера были у нас, любезный Тимей, а теперь сами угощают нас? - С ним приключилась, Сократ, какая-то хворь". И таким манером они пересказывали большую часть диалога, а гостям это надоедало, и они, что ни день, бранились с ученым занудою; а многие люди со вкусом вообще зарекались от его угощений. Наши же повара обучены совсем другим вещам, но удовольствия от них не меньше!"

[b] И малый, расхваленный за свое поварское искусство, сказал в ответ: "Что же такого придумали или расславили о себе мои предшественники? Или я по скромности сравниваю себя лишь с заурядными поварами? Ведь даже первый победитель на Олимпийских играх элеец Корэб, тоже бывший поваром, не так чванился своим искусством, как повар из комедии Стратона "Финикиянка". Вот что говорит нанявший его [Коcк. ΙΙΙ.361; ср.659b]:

29. Ей-ей, я нанял сфинкса, а не повара

[c] Варить обед. Богов зову в свидетели,

Что он ни скажет, все мне не по разуму:

Пришел и сыплет речи непонятные.

Едва явился - свысока спросил меня:

"Меропов {49} много ль позвано на пиршество?" -

{49 Меропов — Слово из гомеровского лексикона, обозначающее людей как смертных. Наниматель принимает это слово, как и употребляемое далее поваром «дайтимы» (греч. пирующие), за имя собственное.}

"Каких таких меропов? ты с ума сошел!" -

"Что есть мероп, ужели ты не ведаешь?" -

"Клянусь тебе, такие здесь не водятся.

Вот не было печали мне: меропов звать!"

[d] "Ну, коли так, ответствуй: ждать ли дайтимов?" -

"Кого?" - перебираю поименно я:

Филин, и Мосхион, и Никерат придет,

И тот, и этот, - все припомнил прозвища,

Но хоть убей, нет никакого Дайтима.

"Не будет здесь такого!" - говорю ему.

А он: "Да как же можно!" - и ругается,

Что пир не в пир без Дайтима. Вот бедствие!

"Кого заколешь? Землевоздымателя?"

"Нет" - "Значит, не быка широколобого?" -

[е] "Нет здесь быков". - "Не агницу ль?" - "Отстань, злодей!

Ни то, ни это, а овечку жертвуем". -

"Почто не признаешь овечку агницей?" -

"Таких не знаю слов и не желаю знать -

Я человек простой, речам не ученый". -

"Не знаешь и того, как говорит Гомер?" -

"Пусть говорит он, как ему захочется,

Да мне-то что до этого, любезнейший?" -

"О нет, внемли и этому и прочему!" -

"Убить меня Гомером, что ли, вздумал ты?" -

[f] "Таков глагол мой". - "Пусть, но только чур, не здесь". -

"Как? за твои четыре драхмы скаредных

(383) Мне отказаться от моих обычаев?

Подать сюда сухое омовение!"

"Чего?" - "Ячмень!" {50} - "Опять мудришь, пришибленный!"

{50 Ячмень — Ячменем осыпали перед закланием жертвенное животное, поэтому повар иносказательно называет его «сухим омовением».}

"Осадок есть?" - "Осадок? не беспутничай,

Скажи, что нужно, только вразумительно". -

"О старче безрассудный! Соль подай сюда!

Соль есть осадок. И святой воды неси".

Несу, он режет жертву, говорит слова

Такие, что никто их и не слыхивал:

"Резак", "юдоль", "тук", "брашна", "складни", "ковани" -

[b] Хоть тут берись за словари Филитовы {51}

{51 ...словари Филитовы... — Филит с о-ва Коса, знаменитый александрийский ученый (конец IV — первая четверть III в.), составитель словаря непонятных и устаревших слов.}

И проверяй в них каждое речение.

"Брось, - говорю, - скажи по-человечески!"

Куда там! Убедить его, клянусь Землей,

Невмочь самой богине Убеждения.

[Должно быть, этот душегубец смолоду

Жил в рабстве при каком-нибудь сказителе

И там набрался всех словес Гомеровых. {52}]

{52 Должно быть... — Последних трех стихов у Афинея нет, они сохранились в папирусе.}

30. И точно, поварское племя очень пытливо в исторических и словесных изысканиях. Самые ученые из них любят приговаривать: "колено ближе голени" или "Европу я прошел и Азию", упрекая же [c] кого-либо они говорят, что не должно обращать Энея в Пелея. {53} Я сам восхищаюсь одним таким древним поваром и заимствовал одно из его начинаний. Алексид выводит его в "Лохани" с такими словами [Kock.II. 341]:

{53 Энея в Пелея. — То есть вино (οι̉νος) в осадок (πήλος).}

- Сперва он взялся блюдо, как мне кажется,

Готовить из тушеной поросятины.

Главкия . Прекрасно!

- Но затем пересушил ее.

Главкия . Что горевать, беда ведь поправимая.

- Каким же образом?

Главкия . Добывши уксусу,

[d] Налей его затем в лохань холодную.

И помести горшок твой в этом уксусе.

Горшок, еще горячий, теплотой своей

Притянет влагу и впитает порами.

И мясо в нем не будет пересушено,

А сохранится влажное и нежное.

- Ты говоришь, как врач! Я так и сделаю.

Главкия . Перед подачей остуди слегка его,

[e] Когда придешь прислуживать, понятно ли?

Пар в ноздри не ударит, но рассеется

По воздуху. {54}

{54 ...рассеется по воздуху. — Текст неясен.}

- Отлично разглагольствуешь,

И выглядишь писателем, не поваром,

А ремесло позоришь неумелостью.

[f] 31. Однако довольно о поварах, друзья-сотрапезники, - как бы кто-нибудь из них не загремел словами из менандровского "Брюзги" [644]:

Кто обидел повара,

Уйти от наказанья не надейся, нет.

Священно наше ремесло!

Нет, я, по словам сладчайшего Дифила [Kock.II.570]:

На середину вам барана выставил,

Набитого начинкой, и на вертеле

Зажаренного, малых поросяточек,

В своем соку поджаренных; гуся несу,

Напичканного, твердого, как дерево.

(384) 32. ГУСЬ (XHN). И точно, тут принесли отлично поджаренных гусей и прочую птицу, и кто-то сказал: "Какие откормленные (σιτευτοί) гуси".

Ульпиан спросил: "У кого это [сказано] - откормленный гусь?" Плутарх ответил ему: "Феопомп Хиосский в своей "Истории Греции" и в тринадцатой книге "Истории Филиппа" сказал [FHG.I.281], что когда спартанец Агесилай прибыл в Египет, египтяне послали ему откормленных гусей и телят. {55} И комедиограф Эпиген в "Вакханках" говорит [Kock.II.417]:

{55 ...послали ему жирных гусей и телят. — Ср. Непот. «Агесилай». 8. Агесилай не пользовался такой роскошью, 657b.}

Что если кто-нибудь его напичкает,

Как кормленного гуся.

[b] И Архестрат в своей знаменитой поэме [frag.58 Ribbeck]:

И, откормив, приготовь для меня гуся молодого, -

Просто зажарь его тоже.

А ты, Ульпиан, раз уж допрашиваешь всех обо всем, скажи нам за это, где древние авторы удостоили упоминанием вот эту великолепную гусиную печень? Было слово "гусиные пастухи", свидетельство чему мы имеем в "Дионисалександре" Кратина [Kock.I.26]: "Гусиные, коровьи пастыри". Гомер же знал слово "гусь", как в женском, так и в мужском роде [Од.ХV.161]: {56} "орел, белого (α̉ργήν) гуся {57} неся". И [Од.ХV.174]:

{56 в мужском роде... — Это как раз пример женского рода.}

{57 ...белого гуся... — Согласовано с прилагательным женского рода (α̉ργήν).}

[с] Так же, как этого белого гуся, вскормленного (α̉τιταλλομένην) дома,

Сильный похитил орел.

И [Од.ХIХ.536]:

Двадцать гусей (χη̃νες) {58} у меня есть домашних; кормлю их пшеницей.

{58 Двадцать гусей... — Единственный пример употребления Гомером слова «гусь» в мужском роде (Од. XIX.552) выпал из нашей редакции текста Афинея.}

Что же до гусиной печенки (за нею гоняется весь Рим), то о ней следующими стихами упоминает в "Торговце венками" Эвбул [Kock.II.199]:

Коль не гусиные

Твои душа с печенкой".

33. Принесли нам и много так называемых свиных "полуголов"; о них упоминает в "Лжеподкидыше" Кробил [Kock.III.380; ср.368е]:

И полуголова вошла нежнейшая

[d] Свиная. Зевс свидетель, не оставил я

Ни крошки.

За ними последовал так называемый "мясной горшок". Это мелко нарубленное мясо с жиром и кровью под сладким соусом. Миртил сказал: "Грамматик Аристофан пишет [р.219 Nauck], что так это блюдо назвали в Ахайе. Антиклид пишет в восьмой книге "Возвращений" [frag.8 Miiller]: "Эритрейцы сговорились перебить хиосцев на пиру, но кто-то [е] узнал об этом и сказал:

Яростный гнев охватил эритрейцев, бегите, хиосцы,

Только свинины поев, говядины не дожидаясь".

Вареное мясо упоминается в "Причитаниях" Аристоменом:

... {59}

{59 ...........— Цитата утеряна; в качестве примера см. Аристофан. «Лягушки». 553.}

Ели и яички, которые иногда назывались "почками"; Филиппид в "Омоложении" пишет об обжорстве гетеры Гнафены [Коск.Ш. 302]:

Потом слуга несет поднос с яичками.

[f] Все бабы тут же принялись жеманиться,

Одна Гнафена-мужебойца крикнула,

Давясь от смеха: "О Деметра милая!

Прекраснейшие почки!" Тут же парочку

Схватила, проглотила, так что со смеху

Мы полегли".

34. Один из сотрапезников заметил, что превосходен был и каплун с кислым жиром (τὸ ο̉ξυλίπαρον). Ульпиан, любитель критиковать все и вся возлежал тем временем в одиночестве, ел немного и следил за (385) всеми разговорами; тут он и вставил: "Ну-ка, ну-ка, что такое кислый жир? Если только вы не собираетесь рассказывать нам о бычках и жировках, - снеди, обычной у меня на родине". {60} И тот в ответ: "Комик Тимокл в "Перстеньке" упоминает кислый жир в таких словах [Kock.II.451; 295b]:

{60 ...снеди, обычной у меня на родине. — См.119b.}

Акул и скатов и любых других пород,

Готовящихся с кисло-жирным (ο̉ξυλιπάρω) соусом.

А какие-то люди были названы Алексидом в "Блуднице" жирно-верхими [b] (α̉κρολίπαροι) [Kock.II.368]:

Жирно-верхие (α̉κρολίπαροι), внизу же тело их из дерева".

Когда подали нам огромную рыбу в кислом соусе (ο̉ξάλμη), то кто-то выразился, что в кислом соусе всякая рыба (τὸ ο̉ψάριον) {61} вкусна. На это собиратель "заноз" {62} Ульпиан, нахмурив брови, заметил: "Где же встречается кислый соус? А вот слово ο̉ψάριον не встречается ни у одного живущего ныне автора, мне точно известно". В ответ почти все закричали, чтобы он оставил их в покое, и принялись за еду, а Кинульк, возвысив голос, процитировал из "Ветерков" Метагена [Kock.I.795]:

{61 ...всякая рыба (τὸ ο̉ψάριον)... — То есть рыба как кушанье; часто встречается в папирусах и поздней литературе. От этого слова происходит и современное греческое ψάρι «рыба».}

{62 ...собиратель «заноз»... — См. 97d, 228с, 347с.}

[c] Благодетель! Сперва отобедать мне дай,

а потом обо всем, что захочешь,

Расспроси, разузнай: на пустой же живот

непонятлив я, страшно забывчив.

Однако Миртил вежливо поддержал Ульпиана и продолжил, показывая, что готов отказаться от угощения ради болтовни: "У Кратина есть слово ο̉ξάλμη в следующих стихах из "Одиссеев" [Коск.I.58]:

Всех вас, "товарищей милых", теперь я за это поймаю!

И подпалив, и сварив, а потом и зажарив на углях,

[d] И окунувши в подливку, и вымочив в соусе кислом (ο̉ξάλμη),

После в горячем чесночном, - а после, кого я признаю

Лучшим из вас, недотепы-вояки, того разгрызу я!

И Аристофан в "Осах" [330]:

И обдуй, и подливкой (ο̉ξάλμη) горячей облей.

35. Слово же ο̉ψάριον употребляем мы, здравствующие ныне, хотя еще Платон назвал так рыбу в "Писандре" [Коск.I.627]:

[e] - Поевши рыбки (ο̉ψάριον), как это случается,

Ты животом страдал уже когда-нибудь?

- Да, краба съев, я прошлым годом мучился.

Ферекрат в "Перебежчиках" [Ibid., 153]:

Вот эту рыбу (του̉ψάριον) подал кто-то нам.

Филемон в "Сокровище" [Kock.II.487]:

...Не обморочишь нас

Такой негодной рыбой (ο̉ψάριον)! {63}

{63 ...Не обморочишь... — Очень сомнительная конъектура Кока; рукописное чтение бессмысленно.}

Менандр в "Карфагенянине" [Kock.III.75]:

Борея поманив лишь дымом жертвенным,

Ни рыбки (ο̉ψάριον) не поймал. Горох сварю ему.

[f] И в "Эфесце" [Kock.III.57; ср.309е]:

и рыбу (ο̉ψάριον) взяв на завтрак...

и далее:

За пескарей торговец рыбой только что

Четыре драхмы заломил.

Анаксилай в "Гиацинте-притоносодержателе" [Kock.II.273]:

Пойду куплю я рыбы (ο̉ψάριον) вам.

И немного ниже:

Сготовь, слуга, нам рыбы (του̉ψάριον).

Однако в стихе Аристофана из "Анагира" [Kock.I.403]:

Не зря же ты снабжал меня закусками (ο̉ψαρίοις),

под этим словом подразумеваются вкусные десертные блюда. И Алексид пишет в "Ночной страже" от лица повара [Kock.II.361]:

(386) - Какие же закуски предпочел бы ты,

Горячие, срединные иль низкие?

- Какие это низкие?

- Любезный мой,

Откуда ты, житья-бытья не нюхавший?

Готов все блюда поедать холодными?

- О нет!

- Горячими?

- О нет!

- Так средними?

- Ну да!

- Так повара дела не делают.

- А я не понимаю, что ты делаешь.

[b] - Скажу: я блюда подаю остывшими

Согласно пожеланью гостя каждого.

- Козла или меня зарезать хочешь ты?

Ты нанят для козла, давай разделывай!

- Эй, слуги, стройся! Печка есть?

- Имеется.

- А дымоход?

- Еще бы, дело ясное!

- Не ясно, значит; говори: имеется?

- Имеется.

[c] - Но плохо, если дымный он.

- Он уморит меня.

36. Эти примеры, Ульпиан, счастливое брюхо (ο̉λβιογάστορ), я напомнил тебе от имени нас, ныне здравствующих. {64} Похоже ведь, что и ты, как и я, не ешь ничего одушевленного, как в "Аттиде" Алексида [Kock.II.308]:

{64 ...ныне здравствующих — Намек на ульпиановский вызов (c.385b, d).}

Сказавший первым, что одушевленного

Не ест мудрец, был человек разумнейший.

Пришел я, ничего одушевленного

На рынке не купив: взял только рыб больших.

[d] Уже уснувших, жирную ягнятину

Вареную; живого - ничего не взял!

Еще что? Да! Набрал печенки жареной.

И если мне докажут, что из этого

Хоть что-нибудь дышало или блеяло, -

Согласен: был не прав и преступил закон.

Итак, позволь нам заняться обедом. Смотри-ка! Пока я разговариваю с тобой, из-за твоего несвоевременного словоугодия вот уже и ФАЗАНЫ [e] (ΦΑΣΙΑΝΙΚΟΙ) проплыли мимо, свысока поглядывая на нас". "Погоди, учитель Миртил, - ответил Ульпиан, - скажи только мне, откуда это выражение "счастливое брюхо" (ο̉λβιογάστορ), и упоминает ли кто-нибудь из древних о фазанах, и не "с ранней зарею поплыв в Геллеспонт", {65} но попросту отправившись на рынок, я куплю фазана, которого съем вместе с тобой".

{65 ...с ранней зарею поплыв в Геллеспонт... — «Илиада». IX 360, намек на то, что теперь за фазанами не нужно далеко плыть.}

37. Μиртил ответил: "На таких условиях я скажу. Слово ο̉λβιογάστορ упоминает в "Женомании" Амфид. Он говорит [Kock.II.238]:

Ты, Эврибат, ведь жиролиз: не может быть,

Чтоб не был ты счастливым брюхом.

[f] Фазанов же упоминает милейший Аристофан в пьесе "Птицы". Там двое стариков уходят из Аттики в поисках беззаботного города, где привольно жить, и находят такое житье среди птиц. И вот, когда они приходят к птицам, (387) к ним внезапно подлетает птица, страшная на вид; перепуганные старики стараются ободрить друг друга и говорят ["Птицы" 67]:

- А это что за птица, не ответишь ли?

- Зовусь вонючкой, рода я фазаньего (φασιανικός).

И в "Облаках", по моему, говорится о птицах, а не о лошадях, как думают многие [109]:

Хотя бы ты

Фазанов подарил мне Леогоровых!

Ибо Леогор, конечно же, мог как выращивать коней, так и разводить фазанов. В "Огорченном" его высмеивает за чревоугодие Платон [Kock.I.629]. Мнесимах же (это тоже один из поэтов Средней комедии) пишет в "Филиппе" [Kock.II.442]:

[b] Нет, говорят, на свете большей редкости,

Чем птичье молоко, и чем как надобно

Ощипанный фазан.

Ученик Аристотеля Феофраст Эресийский, упоминая о фазанах в третьей книге "О животных", пишет примерно так [frag. 180 Wimmer]: "Между птицами существует следующее различие: одни из них тяжелы и не летают; таковы франколин, куропатка, петух, фазан, которые передвигаются пешком и вылупляются уже покрытыми пухом". Также Аристотель пишет в восьмой книге "Истории животных" следующее [633а,29]: "Одни из птиц купаются в пыли, другие моются в воде, третьи [с] и не купаются в пыли, и не моются в воде. Те, которые не летают, а ходят по земле, купаются в пыли, как-то: курица, куропатка, франколин, фазан, жаворонок". {66} Упоминает о них и Спевсипп во второй книге "Подобий". Все указанные авторы называют эту птицу φασιανός, а не φασιανικός.

{66 Жаворонок — Эта птица попала сюда, видимо, по ошибке из какого-то другого списка.}

38. Описывая в тридцать четвертой книге своей "Европейской истории" реку Фазис, Агафархид Книдский пишет и следующее: "В устье этой реки во множестве бродят в поисках пищи фазаны". Калликсен же Родосский в четвертой книге "Об Александрии", описывая празднества, [d] устроенные в Александрии царем Птолемеем Филадельфом, рассказывает об этих птицах как о необычайном диве [FHG.III.194]: "Следом в клетках несли множество попугаев, павлинов, цесарок, фазанов и эфиопских птиц". Ученик Аристофана Артемидор {67} в своих "Кулинарном глоссарии", а также александриец Памфил в "Ономастиконе" и "Глоссарии" цитируют Эпэнета, написавшего в "Кулинарной книге", что фазана называют татиром (τατύρας), а Птолемей Эвергет во второй книге "Записок" [FHG.III.186; ср.654с] пишет, что его называют тетаром (τέταρος). [е] Это все, что я могу рассказать тебе о фазанах, которых благодаря тебе я, как в бреду, вижу кружащимися вокруг меня. Если же завтра ты не выполнишь нашего уговора и не отдашь обещанного, то я не стану подавать на тебя в суд за мошенничество, а сошлю тебя на этот самый Фазис, подобно тому как землеописатель Полемон грозился сослать Истра, ученика [f] Каллимаха, на одноименную ему впадающую в море реку".

{67 Артемидор — См. 5b.}

39. ФРАНКОЛИН {68} (ατταγασ). Аристофан в "Аистах" [Коск.I.504]:

{68 Франколин — Птица из отряда курообразных, группа перепела и куропатки; возможно, это турач или веретенник. Отсюда и до с. 396 текст сильно сокращен.}

Приятно в честь победы франколина съесть. {69}

{69 Приятно в честь победы... — То есть отмечая победу в поэтическом состязании.}

Александр Миндский пишет, что он немного больше куропатки, вся спина его покрыта пестрыми пятнами, окрас же его цвета красной глины. Охотники ловят его довольно легко потому, что он тяжел, а крылья у (388) него короткие. Он купается в пыли, плодовит, питается семенами. Сократ пишет в сочинении "О горах, {70} местностях, огне и камнях": "После того как франколинов привезли из Лидии в Египет и выпустили в рощах, то сначала они кричали по перепелиному, однако когда Нил обмелел, разразился голод, и многие обитатели страны умерли, с тех пор франколины кричат отчетливо, как самые смышленые дети: "злодеям трехкратно отмстится". Когда их ловят, они не приручаются, а только перестают кричать; если же их отпускают, они снова обретают голос". Гиппократ [b] упоминает их так [PLG.4 frag.36; ср.645с]:

{70 «О горах...» — Это чтение уместнее рукописного όρων «О границах».}

Ни франколинов он не ест, ни зайцев.

И Аристофан в "Птицах" [249, 761]; в "Ахарнянах" он пишет, что франколинами изобилует Мегарида. {71} Аттики ставят на последнем слоге облеченное ударение (α̉τταγάς) вопреки всякой аналогии: ведь у слов длиннее двух слогов, оканчивающихся на -ας и имеющих в предпоследнем слоге альфу, последний слог безударен: α̉κάμας (неутомимый), Σακάδας, α̉δάμας (неодолимый). Множественное число от них будет cmayat, а не α̉τταγήνες.

{71 Мегарида — Стих 875, однако поэт говорит о Беотии.}

40. ПОРФИРИОН {72} (ΠΟΡΦΥΡΙΩΝ). Как известно, его тоже упоминает [с] Аристофан ["Птицы" 707]. Полемон пишет в пятой книге "Послания Антигону и Адею" [frag.59 Preller], что когда порфирион живет в доме, он пристально следит за поведением замужних женщин, и если подозревает, что хозяйка блудит, то удавливается, чтобы дать этим знак хозяину. Полемон пишет также, что порфирион принимается за еду не прежде, чем обойдет все вокруг и отыщет пригодное местечко, после этого он купается в пыли, моется и тогда только принимается есть. Аристотель пишет [d] [р. 290 Rose], что когти на лапах у него раздвоены, окрас темно-синий, длинные лапы и красный, заходящий на голову клюв; величиной он с петуха, однако желудок у него невелик, поэтому пищу он хватает лапами и разрывает на мелкие кусочки, а пьет глотками. Когтей у него пять, и самый длинный из них средний. Александр Миндский пишет в "Рассказах о птицах", что птица эта ливийская и посвящена ливийским богам.

{72 Порфирион — Лысуха красная.}

ПОРФИРИДА (ΠΟΡΦΥΡΙΣ). Каллимах в трактате "О птицах" [frag. 100 с2 Schneider] различает порфириона и порфириду, считая их различными птицами. Он пишет также, что порфирион ест, забившись в темный уголок, чтобы никто не мог его видеть, а кто подойдет к его корму, на тех [е] злобится. Порфириды же упоминаются Аристофаном в "Птицах" [304]. Ивик упоминает также о неких скрытых порфиридах (λαθιπορφυρίδας) [PLG.4 frag.8, Diehl frag.8]:

На дереве том,

на вершине его,

утки пестрые сидят

В темной листве:

много еще

там пурпурниц прячущихся (λαθιπορφυρίδας)

И алькион быстрокрылых...

А в другом месте:

Я же всегда,

сердце мое,

как порфирида крылатая...

41. КУРОПАТКА (ΠΕΡΔΙΞ). О них упоминают многие, включая Аристофана. [f] Некоторые укорачивают средний слог [в косвенных падежах]; например Архилох [PLG.4 frag. 106]:

Дрожит как куропатка (πέρδικα).

Это - по образцу слов "перепелку" ('όρτυγα) и "хлебную меру" (χοίνικα); однако у аттиков средний слог часто бывает длинным. Так Софокл в "Жителях Камика" [TGF.2 201]:

И соименник птицы куропаточки (πέρδικος)

Пришел на славные холмы афинские.

Ферекрат или [истинный] автор "Хирона" [Коск.I.192]:

Уйдет он против воли куропаткою (πέρδικος). {73}

{73 Уйдет он... — Этот пример неудачен, так как здесь слог может быть и кратким.}

(389) Фриних в "Трагиках" [Коск.I.384]:

И также Клеомброт,

Сын Куропатки (Πέρδικος).

Имя этой птицы часто используется как символ похотливости. Никофонт в "Ремесленниках" (Χειρογάστορσι) [Kock.I.779]:

Вареных рыбок, тех вон куропаточек.

Эпихарм же в "Кутилах" укорачивает средний слог [Kaibel 106]:

Они вели

Каракатиц под водою, куропаток воздухом.

Аристотель пишет об этих животных так [287 Rose]: "Куропатка живет на суше, пальцы на ногах ее разделены, живет пятнадцать лет, самка еще больше; у птиц ведь самки живут дольше самцов. На яйцах сидит и выкармливает птенцов она так же как курица. Когда она замечает охотника [b], то вспорхнув из гнезда катается у него под ногами, обнадеживая легкостью поимки, и обманывает до тех пор, пока не скроются птенцы, тогда она улетает и сама. 42. Животное это злонравно, коварно и сладострастно. Из-за этого самец даже разбивает яйца у самочек, чтобы [продолжать] наслаждения любовью. Поэтому самка убегает от самцов, чтобы отложить яйца в одиночестве". То же самое рассказывает и Каллимах в сочинении "О птицах" [frag. 100 с3 Schneider]. Самцы, не нашедшие себе самок, дерутся друг с другом, и победитель покрывает побежденного. [В "Истории животных"] Аристотель пишет [ИЖ IX.62], что так называемые вдовые самцы куропаток бьются друг с другом. Побежденный следует за победителем и покрывается только им. [У петухов же] [с] все покрывают побежденного по очереди. И ручные куропатки покрывают диких. Если же кто-нибудь будет побежден вторым или каким-нибудь иным, то покрывается им тайно. Происходит это не всегда, но в известное время года; об этом сообщает также Александр Миндский. И самцы и самки гнездятся на земле, каждый по отдельности. На приманного самца вожак диких налетает, чтобы подраться с ним; после того как его ловят, на схватку выходит другой. И это происходит всякий раз, когда приманной [d] птицей является самец; когда же приманная птица - самка, то она поет, пока ей не встретится вожак. Остальные же куропатки, собравшись вместе, отгоняют его, потому что он уделяет внимание ей, а не им. Поэтому часто он приближается к ней молча, чтобы никто его не услышал и не пришел драться. Иногда же приближающегося самца заставляет умолкнуть самка. Часто самка, сидящая на яйцах, заметив, что ее самец идет к приманной самке, встает с насиживаемых яиц и даже соглашается на соитие, [е] чтобы отвлечь его от приманной. И до такой степени возбуждает куропаток и перепелок все, касающееся соития, что они налетают даже на тех приманных птиц, что сидят на головах у людей. Рассказывают, что когда самки куропаток, которых ведут на охоту, лишь заметят или почуют самца, сидящего или летящего с наветренной стороны, то зачинают, а некоторые даже тут же несутся. В течение всего периода спаривания самцы и самки [f] летают, раскрыв клювы и с высунутыми языками. А Клеарх пишет в сочинении "О паническом страхе" [FHG.II. 324]: "Воробьи, куропатки, петухи и перепелки испускают семя не только завидев самку, но и даже лишь заслышав их голос. Причина этого - воображение соития. Это виднее всего, если в период спаривания перед ними поставишь зеркало: видя отражение, они подбегают к нему, попадают в плен и испускают семя. Все, кроме лишь петухов: этих вид отражения ведет только на битву". Это пишет Клеарх.

(390) 43. Некоторые называют куропаток квохтушками (κακκάβαι); это можно найти и у Алкмана [PLG.4 frag.25]:

Эти слова и напев

Алкман сочинил певец,

У квохтушек их переняв -

то есть он говорит, что учился пению у куропаток. Поэтому и Хамеле-онт Понтийский пишет [frag.24 Koepke]: "На изобретение музыки древних людей натолкнуло птичье пение в глухих местах: подражая птицам, люди установили музыкальное искусство". Однако не все куропатки, добавляет он, испускают крик "каккабе"; так и Феофраст в разделе [b] "О различии в голосах родственных [животных]" пишет [frag. 181 Wimmer]: "Афинские куропатки, обитающие от Коридала в сторону города кричат "каккабе", а по другую сторону кричат "титтибе". Василий пишет во второй книге "Об Индии" [FHG.IV.346]: "Маленькие человечки, воюющие с журавлями, ездят верхом на куропатках". И Менекл в первой книге "Собрания" [FHG.IV.346]: "Пигмеи воюют с журавлями и куропатками". В Италии водится другой род куропаток с темным оперением и хрупким телосложением; клюв у них не алого цвета. Мясо куропаток, водящихся в окрестностях Кирры, запрещено есть законом. [с] Беотийские куропатки или не переходят в Аттику или же, как мы уже говорили [390а], перейдя туда, опознаются по крику. О пафлагонских куропатках Феофраст пишет [frag. 182 Wimmer], что у них по два сердца. На острове Скиафе куропатки питаются улитками. Птенцов у куропаток бывает по пятнадцать-шестнадцать. Летают же они недалеко, - об этом пишет в первой книге "Анабасиса" Ксенофонт [1,5,3]: "Но дрофу (ω̉τίς) можно было словить, если быстро ее вспугнуть, так как она летает недалеко [d], как куропатка, и скоро устает. Мясо у нее чрезвычайно приятное на вкус".

44. Сказанное Ксенофонтом о дрофах подтверждает Плутарх: ведь эти птицы во множестве привозятся из близлежащей Ливии в Александрию. Ловят их так. Птица эта, ушастая сова ('ω̃τος), {74} чрезвычайно склонна к подражанию, особенно тому, что на ее глазах делает человек. Она повторяет все, что при ней делают охотники. Охотники же, встав на виду у птиц, смазывают себе глаза некоторым снадобьем, а для птиц неподалеку ставят в маленьких блюдечках другое снадобье, склеивающее глаза и веки. Птицы, видя намазывающихся, проделывают то же самое [e] снадобьем из блюдечек, тут их и можно поймать. Аристотель пишет [292 Rose], что "она принадлежит к перелетным птицам, пальцы у нее разделенные, с тремя когтями, величиной она с крупную курицу, цвета перепелки, голова продолговатая, клюв острый, шея тонкая, глаза большие, язык с костями, зоба у нее нет". Александр Миндский пишет, что она называется также "лагодией". Говорят, что она жует жвачку и любит лошадей [f]: {75} и если завернуться в лошадиную шкуру, то можно поймать их сколько угодно, ибо они будут подходить без боязни. И в другом месте Аристотель пишет [293 Rose]: "Ушастая сова во многом похожа на сову обычную, однако птица это не ночная. Около ушей у нее имеются пучки перьев, от которых она и получила свое название; {76} величиной она с голубя, подражает человеку: во время ответного танца она и ловится". Внешностью она похожа на человека и повторяет все, что делают люди. (391) Поэтому легко попадающих впросак комики называют ушастыми совами, ибо при охоте на них лучший танцор принимается танцевать перед ними, и птицы, глядя на танцующего, двигаются, как куклы на веревочках, а другой ловец, скрытно приблизившись сзади, хватает их, пока они наслаждаются этим подражанием.

{74 Ушастая сова — Дрофа (ω̉τίς) здесь перепутана с ушастой совой.}

{75 ...Любит лошадей... — О любви дроф к лошадям см. Плутарх. 98lb.}

{76 ...от которых она и получила свое название... — ω̃τος по-гречески букв, «ушастик».}

45. Говорят, что, то же самое проделывают и с сычами {77} (σκω̃πας): их тоже ловят во время пляски. Упоминает их и Гомер [Од.V.66]. Есть [b] даже пляска, называемая "сычом" (σκώψ), так как содержит разнообразные движения этой птицы. Так как сычи рады подражать кому угодно, то и мы называем σκώπτειν (насмешничать) всякое ловкое подражание, потому что так делают и сычи. Все птицы, имеющие хорошо развитый язык, способны издавать членораздельные звуки и подражают голосам людей и других птиц; таковы, например, попугай и сорока. "Сыч меньше совы обыкновенной, - пишет Александр Миндский, - у него свинцовый окрас с белесыми пятнами, а от бровей торчат два пера, доходящие до висков". Каллимах пишет [frag. 100с 7 Schneider], что существует два вида сычей, одни кричат, а другие - нет. Поэтому одни зовутся сычами "глядящими" [с] (σκώψ), а другие "вечно-глядящими" (άείσκωψ); глаза у них светятся. Александр Миндский утверждает, что это слово пишется у Гомера без начального "с", так же называет их Аристотель [ИЖ 617b 31]. {78} Эти сычи встречаются во всякое время года; их не едят, и только те, что появляются только осенью на один-два дня, съедобны. Отличаются эти [d] "вечно-глядящие" от обычных толщиною и похожи на горлиц и вяхирей. Спевсипп во второй книге "Подобий" тоже пишет их название без начального "с". Эпихарм [Kaibel 121]: "сычей (σκώπας), удодов, сов". И Метродор пишет в сочинении "О привычках", что сычи ловятся во время ответного танца.

{77 ...то же самое проделывают и с сычами... — По другим данным с филинами.}

{78 ...так же называет их Аристотель. — В нашем тексте «Истории животных» сигма есть.}

46. Раз уж в разговоре о куропатках мы упомянули об их чрезвычайной похотливости, прибавлю, что и петухи бывают очень сладострастны. Аристотель, например, говорит [ИЖ 614], что из пожертвованных в [е] храмы петухов принесенные ранее покрывают новопринесенного до тех пор, пока не принесут следующего; если же новых не приносят, то они начинают сражаться друг с другом, и победитель получает побежденного в полное распоряжение. Рассказывают также, что входя в дверь, петух наклоняет свой гребень, и что права на самку он не уступает без боя. Феофраст утверждает [frag. 183 Wimmer], что дикие петухи похотливее домашних и рвутся спариваться едва вылетев из гнезда, а самочки по прошествии дня. Похотливы и воробьи; поэтому Терпсикл пишет, что сытый [f] воробей всегда готов к любви. Возможно, потому и Сапфо изображает Афродиту на колеснице, запряженной воробьями [frag.l], ибо животное это похотливое и плодовитое. Несет воробьиха, как пишет Аристотель [291 Rose], до восьми яиц. Александр Миндский пишет, что существует два вида воробьев, один домашний, другой - дикий; самки их невзрачнее самцов, клюв у них цвета рога, а голова ни слишком светлая, ни слишком темная. (392) Однако Аристотель пишет [291 Rose], что самцы зимой исчезают, а самки остаются, основывая свой вывод на наблюдении за цветом птиц: окрас их светлеет соответственно времени года точно так же, как у черных дроздов и лысух. В Элиде воробьев называют "забияками" (δειρήτες); об этом пишет в третьей книге "Глоссария" Никандр Колофонский [frag. 123 Schneider].

47. ПЕРЕПЕЛКИ (ΟΡΤΤΓΕΣ). Возник вопрос, касающийся всех существительных, оканчивающихся на -υξ: почему в родительном падеже у них в последнем слоге не та же согласная (в таких словах как 'όνυξ [b] коготь или 'όρτυξ перепелка). Если простые двусложные существительные мужского рода, оканчивающиеся на ξ с предшествующим υ, имеют в начале последнего слога неизменяемый звук {79} или же один из звуков, характеризующих слова первого склонения с безударным последним слогом, {80} то их родительный падеж образуется при помощи κ: κήρυξ, глашатай, родительный κήρυκος πέλυξ, ось, πέλυκος 'Έρυξ, (гора), 'Έρυκος, Βέβρυξ, Βέβρυκος, слова же, не имеющие в начале последнего слога таких звуков, образуют родительный падеж при помощи γ: 'όρτυξ, перепелка, родительный 'όρτυγος 'όρυξ, кирка, όρυγος; κόκκυξ, кукушка, κόκκυγος. Особо следует выделить слово 'όνυξ коготь, 'όνυχος. Точно так же как родительный единственного числа образуется обычно именительный множественного числа в словах с тем же согласным в последнем слоге или вовсе без согласного.

{79 ...имеют в начале последнего слога неизменяемый звук... — Согласно античной грамматике, это плавные (λ, ρ) и носовые (μ, v); они «не изменяются» при флексии, как это, кажется, делают немые: к, γ, χ; τ, δ, θ и π, β, φ.}

{80 ...с безударным последним слогом... — Ни одного из примеров таких звуков, однако, не приведено.}

Аристотель пишет [р.287 Rose]: "Перепелка есть птица перелетная, [с] с расщепленными когтями, гнезда она не вьет, но гнездится на песчаной площадке, которую она прикрывает хворостинками от ястребов и высиживает на ней яйца". Александр Миндский пишет во второй книге "О животных": "У самки перепелки шея тоньше, чем у самца, и под подбородком у нее нет черного пятна. При разрезе видно, что зоб у нее небольшой, сердце же большое, разделенное на три доли; печень и желчный пузырь тесно соединены, селезенка же небольшая и трудно обнаружимая; яйца у самца расположены под печенью, как у петухов". [d] Об их происхождении пишет Фанодем во второй книге "Истории Аттики" [FHG.I.366]: "Когда Эрисихтон заметил остров Делос, называвшийся в древности Ортигией (Перепелиным), потому что целые стаи перепелок, налетая с моря, садились на нем отдыхать, как на удобной стоянке..." Эвдокс Книдский пишет в первой книге "Описания Земли", что финикийцы приносят перепелок в жертву Гераклу, потому что когда Геракл, сын Астерии и Зевса, отправился в Ливию и был убит Тифо-ном, Иолай принес перепелку и приложил ему к ноздрям понюхать, [e] после чего Геракл вернулся к жизни, потому что и при жизни, - добавляет Эвдокс, - Геракл очень любил эту птицу.

48. Эвполид в комедии "Города" называет перепелок уменьшительно ο̉ρτύγια [Kock.I.317]:

- Ты перепелок разводил когда-нибудь? -

Конечно! Разводил, таких малюсеньких.

И что?

Антифан же в "Крестьянине" называет их ο̉ρτύγιον [Kock.II. 14]:

Что можешь ты, с душой перепелиного? {81}

{81 ...с душой перепелиною... — Перепелка не считалась в древности трусливой птицей. Следовательно, это высказывание надо рассматривать как обвинение в излишней воинственности.}

Пратин в "Дименах" или "Кариатидах" [PLG.4 III.559] довольно неожиданно [f] называет перепелку "сладкоголосой"; хотя, возможно, у флиасийцев и лаконцев они и голосисты, как куропатки. От этого, замечает Дидим [р.76 Schmidt], может происходить и ее прозвище "сиалида": {82} ведь почти все птицы называются по их крикам. Что до так называемой "перепелиной матки", {83} о которой упоминает в "Хиронах" Кратин, говоря (393) [Kock.I.88]: "итакийская перепелиная матка", - то Александр Миндский пишет, что величиной она с горлицу, с длинными ногами, росточку небольшого и очень труслива. Об охоте на перепелов интересные подробности рассказывает Клеарх Солейский в сочинении под заглавием "О математических выражениях в "Государстве" Платона" [FHG.II.316]: "Если во время сезона спаривания поставить на перепелиной тропке зеркало, повернутое навстречу им, и перед ним силок, то, увидев свое отражение в зеркале, они побегут к нему и попадут в силок". То же самое он пишет о так называемых галках: "Также и галки при всей их смышлености настолько [b] любвеобильны от природы, что если им выставить сосуд оливкового масла, то они, сев на край и увидев свое отражение, бросаются вниз; масло склеивает им крылья, и птица легко ловится".

{82 ...может происходить и ее прозвище «сиалида»... — Кажется, автор считает, что это прозвище означает «свистун», хотя скорее оно значит «слюнявка».}

{83 Перепелиная матка — Возможно, коростель. Предполагалось, что эта птица была вожаком при миграциях; тогда итакийской маткой назван Одиссей.}

Средний слог слова "перепелка" аттики удлиняют, {84} как в словах δοίδικα и κήρυκα, {85} об этом пишет Деметрий Иксион в сочинении "Об александрийском диалекте". Однако у Аристофана в "Мире" [788] средний [c] слог краток ради метра: "перепелки ('όρτυγες), в доме росшие".

{84 Средний слог слова «перепелка» аттики удлиняют... — В косвенных падежах, например, πέρδικος.}

{85 Слова δοίδικα и κήρυκα. — Винительные падежи слов «пест» и «глашатай».}

Маленькие перепелки называются ХЕННИИ (χεννιων), о них упоминает Клеомен в своем "Письме к Александру": "Десять тысяч копченых лысух, пять тысяч дроздов, десять тысяч копченых хенний". Также Гиппарх в "Египетской Илиаде":

Также не полюбил я и жизнь несчастных египтян,

Перья у скользких сорок выщипывающих и хенний.

[d] 49. За нашим столом не переводились и ЛЕБЕДИ (ΚΥΚΝΟΙ), о которых Аристотель пишет [235 Rose]: "Лебедь любит своих птенцов и драчлив до такой степени, что может убивать сородичей. Он сражается даже с орлом, хотя сам драки не начинает. Лебеди поют, особенно перед кончиной; поют они даже когда летят через море. Птица эта принадлежит к классу перепончатолапых и травоядных". Александр же Миндский пишет, что выслеживал многих умирающих лебедей, но пения никогда не слышал. Сочинитель "Кефалионовой троянской войны" [e] александриец Гегесианакт говорит [FHG.III.69], что Кикн (Лебедь), сражавшийся в единоборстве с Ахиллом, был вскормлен на Левкофриде одноименной с ним птицей. Согласно Филохору, Бой или Бойо (Βοιώ) пишет в "Орнитогонии" {86} [FHG.I.417], что этот Кикн был превращен Аресом в птицу, улетел на реку Сибарис и там сошелся с журавлихой. Она также рассказывает, что Кикн вплетал в свое гнездо траву кипрей (λυγέα); а о журавлихе пишет Бойо, что прежде она была почтеннейшей среди пигмеев женщиной по имени Герана. Сограждане чтили ее, как богиню, поэтому [f] истинных богов она презирала, особенно Артемиду и Геру. За это гневливая Гера обратила ее в уродливую птицу, постылую и ненавистную прежде чтившим ее пигмеям; от нее и Никодаманта, - пишет она, - произошли сухопутные черепахи. И вообще, в этой поэме говорится, что все птицы прежде были людьми.

{86 «Орнитогония». — Написано по образцу «Теогонии» Гесиода, но рассказывает о превращениях в птиц.}

50. ВЯХИРИ (φασσαι). Аристотель говорит, что существует только (394) один род голубиных, видов же пять: "перистера (голубь), ойнас (дикий голубь), фаба (мелкий вяхирь), фасса (вяхирь), тригон (горлица)". В пятой книге "О частях животных" [ИЖ 5,31] "фабу" он не упоминает, хотя в сатировой драме "Протей" Эсхил говорит об этой птице (φάψ) [frag. 187]:

Изголодавшись, горлица (φάβα) несчастная

Разбилась грудью надвое о веялку...

и в "Филоктете" [frag.252] употребляет родительный падеж [множественного числа] φαβών. Аристотель пишет, что ойнас крупнее голубя, окраску имеет винноцветную; фаба поменьше ойнаса и побольше [b] голубя; вяхирь размером с петуха, окраска у него пепельная, самая же маленькая - горлица, окраска у нее серая. Горлицу можно видеть только летом, зимой же она прячется [ИЖ VIII.45]; вяхирь и домашний голубь наблюдаются во всякое время года, дикий же голубь только осенью. [ИЖ ΙΧ.56] Говорят, что дольше всего из них живет вяхирь, - он доживает до тридцати, а иногда и сорока лет. В течение всей жизни ни самец не оставляет самки, ни самка самца, а когда один из пары умирает, то оставшийся вдовствует. Так же ведут себя и ворон, и ворона, и галка. Однако яйца высиживает, поочередно сменяясь, только голубиный род; когда же вылупляются птенцы, самец плюет на них, чтобы избежать сглаза. [ИЖ VI.32,33] Откладывают они два яйца, из первого вылупляется самец, из [с] второго - самка. Несут яйца они в течение всего года, за год десять раз, а в Египте и двенадцать, потому что несшая яйцо самка может зачать новое уже на следующий день". В этом же сочинении Аристотель также пишет [ИЖ V.43], что [среди голубиных] домашний голубь занимает по величине второе место, меньше же всех пелейя; и что голубя приручают, пелейю никто не держит, потому что она черная, небольшая, с красными и шероховатыми ногами. [ИЖ VI. 17] Особенность голубей, - говорит [d] он, - в том, что при спаривании они целуются друг с другом, а без этого самка не поддастся самцу. Старый голубь в первый раз может покрыть самку и без поцелуев, а молодые только с поцелуями. Когда нет самца, то самки даже спариваются друг с другом, целуясь как самцы, и, ничего не испуская друг в друга, несут яйца, но из этих яиц никогда не выходит птенцов. Дорийцы, например Софрон в "Женских мимах", вместо слова "перистера" говорят "пелейада". Каллимах в сочинении "О птицах" [е] [frag. 100с. 4 Schneider] описывает вяхиря, пираллиду, голубя и горлицу как различных птиц. 51. Александр Миндский пишет, что вяхирь не поднимает головы во время питья, как это делает горлица, и не издает звуков зимой за исключением погожих дней. Говорят также, что когда дикий голубь, поклевавший семя омелы, испражняется на какое-либо дерево, на этом месте появляется росток омелы. Даимах же рассказывает в "Истории Индии", что в Индии водятся желтые голуби. Харон Лампсакский, рассказывая в "Истории Персии" о Мардонии и о гибели персидского войска под горой Афон, упоминает [FHG.I.32]: "Тогда в Элладе впервые появились белые голуби, а раньше их не было". Аристотель пишет [ИЖ 613а], [f] что когда у голубей появляются птенцы, то самец, нажевав соленой земли, выплевывает ее в рот птенцам, и таким образом приучает к приему пищи. На горе Эриксе в Сицилии в установленный срок справляются празднества, называемые Отплытиями; считается, что в это время богиня {87} отправляется в Ливию. Так вот, тогда в этой местности исчезают из вида все голуби, как будто они отправились сопровождать богиню в пути. Спустя же девять дней, когда справляется праздник Прибытии, (395) с моря прилетает один единственный голубь и влетает в храм; следом появляются и все остальные голуби. После этого зажиточные граждане из всей округи начинают пировать, прочие поднимают радостный шум, и вся округа благоухает бутиром (βούτυρον), {88} что считается знаком возвращения божества. Автократ пишет в "Ахейской истории" [FHG.IV.346], что и сам Зевс, влюбившись в деву Фтию из Эгия, принял облик голубя.

{87 Богиня — Афродита.}

{88 Бутир. — Здесь это вид некоего растения.}

У аттиков слово "голубь" встречается в мужском роде (ο̉ περιστεράς), [b] [Например,] Алексид во "Вместе бегущих" [Kock.II.375]:

Я белый голубь, птица Афродитина.

А Дионис умеет только пьянствовать,

Нова ли вещь, стара ли, не заботится.

Но в "Доркаде" или "Причмокивающей" он употребляет женский род, когда утверждает, что сицилийские голуби особенно красивы [Kock.II.316]:

Я в доме сицилийских голубиц (περιστεράς) держу:

Они гораздо красивей, чем здешние.

Ферекрат в "Старухе" пишет [Коск.I.154]:

Пошли-ка с вестью голубя (περιστεράς).

И в "Петале" [Коск.I.185]:

[с] Ну, голубок (περιστέριον) мой, как Клисфен изнеженный,

На Кипр и на Киферу отнеси меня.

Никандр, упоминая во второй книге "Георгик" пелейяд, пишет [frag.73 Schneider]:

Драконтиад содержи у себя, пелейяд сицилийских

В доме, по два яйца несущих - таких, что не могут

Их скорлупу повредить ни хищные птицы, ни змеи.

52. УТКИ (NHTTAI). Как утверждает Александр Миндский, самцы у них крупнее и пестрее окрашены. Так называемый главкий, {89} прозванный [d] так за цвет глаз, немного меньше утки. Самцы так называемых чирков (βοσκάς) очень пестро окрашены; они меньше ... чем утки, клювы у самцов плоские и тоже соразмерно меньшие. Маленький нырок (κολυμβίς), самая мелкая из водоплавающих птиц, имеет грязно-черный окрас и острый клюв, защищающий глаза; ныряет он и впрямь очень часто. Существует и другой вид чирков, мельче утки, но больше утки-пеганки. Так называемые фаскады {90} чуть покрупнее маленьких нырков, [е] а в остальном похожи на уток. Так называемые кайры (ου̉ρία) немного меньше утки, цветом же они грязной глины, клюв у них большой и узкий. Узкий клюв также у лысухи, однако видом она округла, брюшко у нее пепельного цвета, спина же немного темнее. И утку (νήττη) и нырка (κολυμβίς), от которых образованы глаголы "плыть" (νήχησθαι) и "нырять" (κολυμβα̃ν), упоминает в "Ахарнянах" Аристофан [875]:

{89 Так называемый главкий... — Букв, маленькая сова; возможно, сероглазая утка.}

{90 Так называемые, фаскады... — Разновидность чирка.}

Крапивники, нырки, сороки, голуби,

Перепела и утки. [f]

Упоминает их и Каллимах в трактате "О птицах".

53. Часто появлялись при нас и так называемые служки-ПАРАСТАТЫ, о которых упоминает Эпэнет в "Поваренной книге", а также Симарист в третьей и четвертой книгах "Синонимов": дело в том, что так называются также и яички ('όρχεις).

Когда принесли нам рубленое мясо с подливкой, кто-то сказал: (396) "Подай мне тушеного (ΠΝΙΚΤΟΣ) {91} мяса", на что наш словесный чародей Ульпиан воскликнул: "Я сам задушусь, если ты не расскажешь, где ты нашел такое мясо! Слова этого не вымолвлю, пока не разузнаю!" И тот: "Страттид сказал в "Македонянах" или "Павсании" [Коск.I.719]:

{91 Тушеное мясо (πννκτός) — Букв, «задушенное», т.е. смягченное — тушеное или маринованое.}

Всегда пусть будет у тебя приварочек

Такой тушеный.

И Эвбул в "Приклеившемся" [Kock.II. 180]:

И мясо сицилийское тушеное

В горшочках.

И Аристофан сказал в "Осах" [511]: "[Лишь бы мне судов отведать,] протушенных и в судках". Кратин в "Женщинах с Делоса" [Kock.I.21]:

[b] Немного мяса соскребя, как должно, потоми в нем.

Антифан в "Крестьянине" [Kock.II. 12]:

- И первым делом я беру желанную

Ячменную лепешечку, которую

Дарит на радость смертным жизнь несущая

Деметра; и беру ягнят мягчайшие

Окорочка тушеные, молочные,

В объятьях зелени.

- Что ты городишь тут?

- Трагедию Софокла декламирую.

54. Когда нам однажды подали СОСУНКОВ-поросят, то и о них среди пирующих разгорелся спор: у какого автора встречалось это слово. [c] Кто-то ответил: "Ферекрат [пишет] в "Наставнике рабов" [Коск.I.157]: "Стянули сосунков, еще не выросших". И в "Перебежчиках" [Коск.I.153]: "Не сосунков ты в жертву собираешься / Принесть". Алкей в "Палестре" [Kock.I.761]:

А вот и он! О если только пикну я

Как мышь-сосунья то, что говорил тебе!

Геродот говорит в первой книге "Истории" [183], что в Вавилоне на золотом алтаре можно было приносить в жертву только сосунков. Антифан в "Филетере" пишет [Kock.II. 104]:

[d] Прекрасен этот сосунок молоденький.

Гениох в "Полиэвкте" [Kock.II.432]:

И медный бык уж десять раз сварился бы,

А он забил, наверно, поросеночка.

И Анакреонт говорит [frag.51]:

С ланью-сосуньей,

извилисторогою,

мать потерявшею

В темном лесу,

боязливо дрожащая

девушка схожа.

Кратет в "Соседях" [Коск.I.130]:

Теперь довольно, хватит с нас ребячества,

Как и молочных поросят с ягнятами.

[e] У Симонида Даная обращается к Персею с такими словами [PLG.4 frag.37]:

Как тяжко мне, сынок!

Млечною твоею душой

Ты дремлешь в нерадостном тереме.

И в другой поэме он говорит об Археморе [frag.52]:

Оплакали млечного младенца фиалковенчанной матери, {92}

{92 Оплакали... младенца фиалковенчанной матери... — Эвридики.}

Испустившего сладкий дух.

Клеарх же пишет в "Жизнеописаниях" {93} [FHG.II.309], что тиран Фаларид дошел до такой дикости, что угощался мясом млечных младенцев. Глагол θη̃σθαι означает сосать молоко. Гомер [Ил.ХХIV.58]:

{93 Клеарх... пишет в «Жизнеописаниях»... — Заглавие обычно пишется просто «Жизни», т.е. биографии.}

[f] Гектор - сын человека, сосцами жены он воспитан (θήσατο),

Это связано с тем, что младенцы берут (ε̉ντίθεσθαι) соски в рот, ведь и само слово "сосок" (τιτθός) произошло от того же [Од.IV.ЗЗб]:

Лань однодневных, сосущих (γαλαθηνούς) птенцов положила".

(397) 55. Когда нам разнесли ГАЗЕЛЕЙ (ΔΟΡΚΑΣ), элеатский лексикограф Паламед заметил: "Мясо дорконов (δορκώνων) не лишено приятности". На это Миртил отозвался: "Говорится только "доркады" (δορκάδες), и никогда "дорконы"". Ксенофонт в первой книге "Анабасиса" [5,2]: "Попадались также дрофы и газели (δορκάδες)".

56. ПАВЛИН (ΤΑΩΣ). Что это редкая птица, ясно из того, что говорится в "Воине" или "Счастливчике" Антифана [Kock.II.99; 654е]:

Если раньше кто-то пару к нам павлинов завозил,

Диво было! А теперь их больше, чем перепелов.

Также и Эвбул в "Фениксе" {94} [Kock.II.205]. И действительно, ввиду редкости они возбуждают любопытство. "У павлина, - пишет Аристотель [b] [р.291 Rose], - когти на лапах разъединены, птица это травоядная; яйца несет с трехлетнего возраста; с этого же времени и перья у нее становятся яркими. Высиживает яйца павлин около тридцати дней. Откладывает самка двенадцать яиц один раз в год; причем не разом, но в течение двух дней. В первый же раз самка кладет только восемь яиц. Как и курица, она несет и яйца-болтуны, но не более двух на выводок; как и курица, она высиживает яйца и выводит птенцов". Эвполид в "Освобожденных от военной службы" [Kock.I.266]:

{94 ...Эвбул в «Фениксе»... — Цитата утеряна.}

Не вырастить бы ненароком

[c] У Персефоны такого в дому

павлина, что спящих разбудит.

У оратора Антифонта есть речь под заглавием "О павлинах"; в ней ни разу не названо слово "павлин", но то и дело говорится о "пестрых птицах", которых содержит Демон, сын Пирилампа, и множество народу приходит из Лакедемона и Фессалии, чтобы посмотреть на них и выпросить яиц. Описывая их внешность, он рассказывает [frag.58 Blass]: "Если кто-либо пожелает держать этих птиц у себя в городе, то они улетят [d]. Если же он обрежет им крылья, то они потеряют свою красу: она ведь у них в перьях, а не в теле". В той же речи он говорит, что все старались посмотреть на них: "Однако в новолуние войти мог любой желающий, а в другие дни никому нельзя. И заведено это не со вчерашнего дня, но уже более тридцать лет".

57. Афиняне, как пишет Трифон [frag.5 Velsen], произносят слово [е] "павлин" как tahos (ταω̃ς), {95} с густым придыханием и облеченным ударением на последнем слоге. Так написано в "Освобожденных от военной службы" Эвполида (цитата была приведена выше), в "Птицах" Аристофана [101]:

{95 ...произносят слово «павлин» как tahos (τα’ω̃ς)... — То есть вместо ταω̃ς.}

Эвельпид . Так ты - Терей? Что ж, птица, иль павлин? (ταω̃ς)

И еще [269]:

Эвельпид . Правда, птица! Любопытно, что за птица. Вдруг павлин? (ταω̃ς)

Говорят также и в дательном падеже ταω̃νι, как в той же пьесе Аристофана [884]. Однако в аттическом и ионийском наречии густое придыхание в последнем слоге неодносложных слов, начинающихся с гласной, - вещь совершенно невозможная. Здесь возможно только тонкое придыхание: {96} [f] νεω̃ς (храм), λεω̃ς (народ), Τυνδάρεω̉ς, Μενέλεω̉ς, λειπόνεω̉ς (оставляющий корабли), ευ̉νεω̉ς (богатый кораблями), Νείλεω̉ς, πρα̃ο̉ς (мягкий), υι̉ο̉ς (сын), Κει̃ο̉ς, Χι̃ο̉ς, δι̃ο̉ς (божественный), χρει̃ο̉ς (полезный), πλει̃ο̉ς (полный), λει̃ο̉ς (гладкий), λαιο̉ς (левый), βαιο̉ς (малый), φαιο̉ς (серый), πηο̉ς (свойственник), γόο̉ς (плач), θοο̉ς (быстрый), ρόο̉ς (течение), ζωο̉ς (живой). Действительно, густое придыхание, любящее по природе своей находиться во главе слова и предводительствовать, никак не может прятаться в его конце. (398) Назван же так павлин (ταω̃ς) из-за густоты (τάσις) оперения. Селевк пишет в пятой книге "Об оборотах греческого языка": "Павлин (ταω̃ς); ни с чем не сообразно произносят это слово аттики, ставя на нем густое придыхание и облеченное ударение. Обычно ведь густое придыхание стремится к начальным гласным слов и, спешит туда со всех ног, не удерживаясь внутри слова, а вылетая наперед. Поэтому афиняне, судя о его природе по его положению, ставят его знак не над буквами, как другие знаки, а перед буквами. Кажется, древние [b] обозначали густое придыхание также при помощи буквы Н: потому-то и римляне в начале всех слов с густым придыханием пишут букву Н, в знак ее ведущей роли. И если такова природа густого придыхания, то можно сказать, что на последнем слоге в слове "павлин" оно у аттиков совершенно неуместно".

{96 ...тонкое придыхание... — То есть не νε’ω̃ς (храм), λε’ω̃ς (народ) и т.д.}

58. Немало было и других замечаний о каждом новом блюде, но тут слово взял Ларенсий: "Я тоже, по примеру нашего всесовершенного Ульпиана, предложу вам предмет для обсуждения, - нас ведь хлебом не корми, а только дай дознаться, - как вы полагаете, что такое [c] тетракс (τέτραξ)?" {97} И когда кто-то ответил: "Это - вид птицы", (у грамматиков ведь есть привычка всем и обо всем отвечать: "это вид растения, это вид птицы, это вид камня"), Ларенсий продолжил: "Даже я, о, лучший из мужей, знаю, что милейший Аристофан упоминает эту птицу в "Птицах" [ст.884]: "Красной лысухе, и дятлу, и пелекину, и флексиде, {98} и тетраксу, и павлину". Я же хочу узнать от вас, упоминает ли об этой птице и еще кто-нибудь. Александр Миндский, например, во второй книге своего трактата "О крылатых животных" упоминает не о крупной [d] птице тетракс, а только о какой-то очень маленькой птичке: "Тетракс ростом с грача, окрас его цвета глины с грязными пятнами и широкими полосками; питается он плодами. Откладывая яйца, он квохчет (τετράζει)". Также Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [Kaibel 99; 65b]:

{97 что такое тетракс (τέτραξ) ? — Предположительно, глухарь.}

{98 Пелекину, флексиде. — Неизвестны.}

...Ведь берущему

Перепелок, воробьишек, жаворонков, что в пыли

Обожают искупаться, тетраксов, что семена

Поедают, да блестящих пеночек смоковничных...

И в другом месте [Kaibel 99; 65b]:

Также было много цапель длинно-шее-выгнутых,

Тетраксов, что семя ищут.

Вы молчите, вам нечего сказать, - поэтому я сам представлю вам эту птицу. Исполняя в Мезии должность прокуратора Его Императорского Beличества {99} [e] и будучи во главе тамошних дел, видел я эту птицу во вверенной мне провинции. Узнав, как называют ее мезы и пэоны, я вспомнил, что встречал это слово у Аристофана. Я был уверен, что и многоученый Аристотель удостоил это животное упоминания в своем драгоценном трактате (говорят ведь, что Стагирит получил от Александра Македонского восемьсот талантов на исследование животных), но не нашел о нем [f] ни одного слова и поэтому был рад, что имею достойным свидетелем милейшего Аристофана". При этих словах слуга внес в залу тетракса в плетеной корзинке. Он был больше самого крупного петуха, видом же был похож на красную лысуху; как у петуха, с двух сторон головы под ушами свисали у него сережки, голос же был низкий. Пока мы дивились (399) яркому оперению птицы, она была быстро приготовлена и подана к столу. Мясо ее было похоже на страусиное, которое мы тоже здесь не раз отведывали.

{99 ...должность прокуратора Его Императорского Величества... — Императора Коммода.}

59. ФИЛЕЙНЫЕ ЧАСТИ (ΨΥΑΙ). Сочинитель "Возвращения Атридов" в третьей книге говорит [Om.Kinkel]:

Гермионей, во стремительном беге настигнувший Иса,

Вбил ему в поясницу (ψοίας) копье.

Симарист в третьей книге "Синонимов" пишет так: "Филеи - это [b] мясистые части, косо поднимающиеся к пояснице. Вогнутости же с каждой стороны называются "чашами" или "зрачками" (γλήνη)". Клеарх во второй книге "О скелетах" {100} пишет так: "С каждой стороны смыкаются мясистые части, которые одни называют филеями, другие лисичками, или почечными матками". Упоминает о филеях и священнейший Гиппократ. Названы они так, потому что легко отскребываются (α̉ποψα̃σθαι) или потому что легко касаются (ε̉πιψαύω) костей, на поверхности которых они расположены. Упоминает их и комик Эвфрон в "Послах" [Kock.III.321]:

{100 «О скелетах». — Букв. «О мумиях».}

Есть долька печени, есть часть филейная, -

[с] Надрежь их пред дорогой и узнай по ним...

60. ВЫМЯ (ΟΥΘΑΡ). Телеклид в "Жестких" [Kock.I.217; ср.656е]:

Я с выменем хожу, ведь к роду женскому

Принадлежу.

Геродот в четвертой книге "Истории" рассказывает {101} ... Однако упоминания вымени других животных очень редки.

{101 Геродот в четвертой книге «Истории» рассказывает....— Рассказ о вымени скифских кобылиц (IV.2) выпал из текста Афинея.}

ПОДБРЮШЬЕ (ΥΠΟΓΑΣΤΡΙΟΝ) упоминается только рыбье. Страттид в "Аталанте" [Kock.I.713; 302d]:

Свиные ножки да тунца подбрюшие.

[d] Феопомп в "Каллесхре" [Коск.I.738; 302е]:

Подбрюшья рыбьи? О Деметра!

В "Сиренах" же он называет подбрюшья брюшками (υ̉πήτρια) [Kock.I.747]:

И белые брюшки тунцов Сицилии.

61. ЗАЯЦ (λαγώς). Кулинарный кудесник Архестрат пишет о нем так [frag.57 Ribbeck]:

Что же касается зайца, то множеством способов можешь

Ты приготовить его. И будет из них наилучший, -

Если в разгаре попойки ты каждого гостя одаришь

[е] Теплым поджаренным мясом, едва посыпанным солью,

Чуть сыроватым еще, на рожнах. И не огорчайся,

Видя, как с мяса ихор сочится, но ешь его жадно.

Все остальные рецепты считаю пустою вознею:

Это обилие сыру, и масла, и клейкой подливки;

Будто готовить пришли они мясо колючей акулы.

[f] Комедиограф Навсикрат утверждает в "Персиянке", что в Аттике заяц был редкостью [Kock.II.296]:

Да кто и видел в Аттике когда-нибудь

Живого льва иль что-нибудь подобное?

Ведь там и зайца встретить - дело редкое.

Однако Алкей в "Каллисто" свидетельствует, что их было много [Коск.I.759]:

- Зачем же этот кориандр размолотый?

- Чтоб посыпать им мясо зайцев пойманных.

(400) 62. Трифон пишет [frag. 19 Velsen]: "Аристофан произносит в "Данаидах" винительный падеж слова "заяц" с острым ударением на последнем слоге и конечным ν (λαγών) [Kock.I.456]:

А пес Гилас {102} словил для нас пожалуй что и зайца (λαγών).

{102 А пес Гилас... — Конъектура А. Мейнеке в не очень понятном стихе.}

То же в "Пирующих" [Kock.I.445]:

Погиб я! Видно, зайца (λαγών) я ощипывал. {103}

{103 Видно, зайца я ощипывал. — Поговорка, характеризующая бесполезное занятие.}

Ксенофонт в "Псовой охоте" [5,1] пишет это слово без конечного ν и с облеченным ударением (λαγω̃), тогда как в наши дни это слово в именительном падеже пишется λαγός. {104} Точно также если мы произносим ναόν (храм) и λαόν (народ), то [аттикисты] произносят νεών и λεών, и [b] если мы говорим λαγόν (зайца), то они скажут λαγών. Винительному падежу единственного числа λαγόν (заяц) соответствует форма именительного множественного числа, которую находим у Софокла в сатировской драме "Амик" [TGF.2 154]:

{104 λαγός — Следовательно, винительный единственного числа будет λαγόν.}

И зайцы (λαγοί), черепахи, совы, коршуны

И журавли.

С другой стороны, в "Льстецах" Эвполида находим форму именительного падежа множественного числа λαγώ, с долгим ω как в винительном λαγών [Kock.I.303; см.286b]: "Где есть и скаты, и зайцы, и женщины на кривых ножках". Однако и здесь некоторые без всяких оснований произносят последний слог с облеченным ударением, хотя это слово должно иметь острое ударение, поскольку существительные, оканчивающиеся [с] на -ος, сохраняют во всех флексиях один и тот же тип ударения, даже удлиняя в аттическом наречии гласный окончания в ω: {105} ναός, νεώς (храм), κάλος, κάλως (канат). Такими формами существительных пользовались и Эпихарм, и Геродот, и автор "Гелотов". В следующем стихе {106} используется, например, ионийская форма λαγός:

{105 ...удлиняя в аттическом наречии гласный окончания в ω... — Так называемое второе аттическое склонение. Далее приводятся ионийские и аттические формы слов.}

{106 В следующем стихе... — Амипсий, Коек.1.675; см.446а. Ионийский лекарь дает предписание больному.}

Морского зайца (λαγός) взбаламуть и пей его! -

тогда как аттическая форма будет λαγώς. Однако форму λαγός могут использовать и аттики, как например, Софокл [см. 400b]:

И зайцы (λαγοί), черепахи, совы, коршуны,

[d] И журавли.

В выражении "зайца (λαγωόν) пугливого" [Ил.ХХII.310], избыточно ω, если считать его принадлежащим ионийскому наречию, и избыточно "о", если аттическому.

63. Гегесандр Дельфийский пишет в "Записках" [FHG.IV.421]: "В правление Антигона Гоната такое множество зайцев развелось на Астипалее, что ее жители обратились к [дельфийскому] оракулу. Пифия дала ответ, что они должны завести охотничьих собак; за год так было поймано более шести тысяч зайцев. Расплодилось же их такое множество из-за того, что один анафеец завез на остров одну только заячью пару. Точно так же ранее на самой Анафе развелась пропасть куропаток после [е] того как один астипалеец выпустил там двух куропаток, так что жители едва не разбежались с острова. Ранее же на Астипалее зайцев не было, а водились лишь куропатки, на Анафе же наоборот: водились зайцы и не было куропаток". Ибо заяц - очень плодовитое животное. Об этом пишет в "Псовой охоте" Ксенофонт [5,13]. И Геродот говорит в третьей книге "Истории" [108]: "На зайца охотятся все - звери, птицы, человек, и поэтому-то он весьма плодовит. Это единственное животное, которое после зачатия плода [сразу же] зачинает второй. Поэтому-то один детеныш у него уже во чреве матери покрыт шерстью, а другой еще голый, третий зародыш только что образуется, четвертого зайчиха еще зачинает". Полибий в двенадцатой книге "Истории" [3,10] сообщает, что существует животное, очень похожее на зайца, называемое куникулом: {107} "Этот куникул (кролик) издали похож на небольшого зайца, но как только возьмешь его в руки, сразу замечаешь, насколько он отличен и на вид, и на вкус. (401) Живет он большей частью под землей". Упоминает о них в своей "Истории" и философ Посидоний [FHG.III.275]: "Мы также видели их во множество, когда плыли из Дикеархии {108} в Неаполь: там напротив окраин Дикеархии в море недалеко от берега лежит остров, на котором мало жителей и множество этих куникулов". Существуют еще и так называемые ласточкины зайцы. О них упоминает Дифил или Каллиад в "Ошибке" [Kock.II.5411:

{107 Куникул — Лат. cuniculus (кролик), должно быть, слово испанского происхождения; ср. англ. coney, нем. Kaninchen.}

{108 Дикеархия. — Прежнее название города Путеолы в Кампании.}

- А это что такое?

- Заяц ласточкин,

Вкуснейшая зайчатина!

[b] Наконец, Феопомп в двенадцатой книге "Истории" утверждает [FHG.I.301], что в окрестностях Бисалтии водятся зайцы, имеющие две печени.

64. ВЕПРЯ (ΣΥΣ) нам внесли такого, что он был ничуть не меньше прославленного калидонского. Кто-то сказал: "Ульпиан, мыслитель и смотритель, не дознаешься ли ты, кто утверждал, что калидонский вепрь был самкою, да еще и с белой кожей?" Однако тот по размышленью [с] зрелом предпочел отклонить вызов и в свою очередь обратился к нам: "А вы, господа чревоугодники, я думаю, превзошли всех знаменитых обжор, если все еще не насытились, поглотив столько проблем; вот и расследуйте сами, кто они были таковы. Слово же "свинья" (συ̃ς), если держаться этимологии, вы должны произносить с начальным "с", ибо происходит оно от глагола σεύεσθαι (устремляться) и говорит, что этот зверь напорист. Слово, однако, истерлось и произносится без начального "с": 'υ̉ς". Некоторые полагают, что συ̃ς, получилось из θυ̃ς, то есть животного для жертвоприношения (θυσία). Вы же ответьте мне, пожалуйста, кто, как и мы, называет дикого вепря (συ̃ς 'άγριος) составным словом [d] σύαγρος? Софокл назвал так в "Любовниках Ахилла" пса, воспользовавшись выражением "охотиться на вепря" (συ̃ς α̉γρεύειν) [TGF.2 166]:

Ты, о Сиагр, питомец Пелиона!

У Геродота в седьмой книге "Истории" [153] упоминается лаконец Сиагр, прибывший с послами к Гелону сиракузскому, просить помощи против мидян. Известен мне также этолийский стратег Сиагр, упоминаемый в четвертой книге "Истории" Филарха [FHG.I.335].

На это ответил Демокрит: "Все-то ты, Ульпиан, по своему [e] обыкновению ни за одно блюдо не примешься, пока не убедишься, что его название было известно еще в древности. Из-за этих забот ты рискуешь зачахнуть когда-нибудь, как зачах Филит Косский, изучая так называемые "обманные речи". Как свидетельствует надпись на его могиле, он и умер-то от истощения над своими исследованиями:

Путник, Филит я. Меня погубили "обманные речи",

Также над тайнами слов думы порою ночной.

65. Итак, чтобы и ты не зачах, расследуя слово σύαγρος, знай, что так называет вепря Антифан в "Похищаемой" [Kock.II.27]: [f]

Я этой самой ночью возвращусь домой,

С собой ведя льва, волка, вепря дикого.

Также тиран Дионисий в "Адонисе" [TGF.2 793]:

В пещере нимф, под сей природной сению,

Я посвящаю в дар первинки ловчие:

Копыта вепря дикого и выкидыш,

Любимую добычу рода песьего.

Линкей Самосский пишет в письме к Аполлодору следующее: (402) "...чтобы козлятину ели рабы, а с друзьями ты разделил бы мясо дикого вепря (συάγρεια)". И македонец Гипполох, о котором мы уже говорили в предыдущих книгах, в письме к названному Линкею [см. 128а] много раз упоминает о "сиаграх". Поскольку же ты не захотел обсуждать, какой масти был калидонский вепрь, то есть утверждает ли кто-то, будто он был белый, я назову имя, а свидетельство ты уж потрудись разыскать сам. Уже довольно давно мне случилось прочитать дифирамбы Клеомена Регийского; и в одном из них, под заглавием "Мелеагр", говорилось [b] об этом прямо [PLG.4 III.564]. Небезызвестно также мне, что по соседству с Сицилией называют "сиагра" α̉σχέδωρος. Так Эсхил сравнивая в "Форкидах" Персея с диким вепрем, говорит [TGF.2 83]:

Вломился он в пещеру, как лесной кабан (α̉σχέδωρος).

Также Скирас (это один из поэтов так называемой италийской комедии, родом он из Тарента) говорит в своем "Мелеагре" [Kaibel 190; см. Эврипид "Ипполит" 75]:

Куда пастух со стадом не отправится,

Ни асхедор не побежит на пастбище...

А в том, что Эсхил, живший в Сицилии, употреблял много сицилийских [с] слов, нет, конечно, ничего удивительного.

66. То и дело подавали нам и затейливо сервированных КОЗЛЯТ; особенно вкусны были те, что щедро сдобрены сильфем. Козлиное мясо, кстати, самое питательное: Клитомах Карфагенский, в знании философии не уступавший никому из Новой Академии, рассказывает, что один фиванский атлет был сильнее всех современников, потому что питался козлиным мясом, - соки в нем упругие и клейкие, и надолго остаются [d] в теле. Однако над ним смеялись, потому что пот его был зловонным. С другой стороны, если свинина и баранина остаются в желудке не переваренными, то из-за своей жирности они легко загнивают.

[Пиры в комедиях]

Пиры же, о которых рассказывается в комедиях, слаще бывают слуху, чем глотке. Так, в стихах из "Швеи" Антифана говорится [Kock.II. 17]:

- Какого мяса ты б поел охотнее?

[e] - Да подешевле. Взял бы из баранины

Без шерсти и без сыру: агнца, милый мой.

Козленка предпочту из всей козлятины, -

Он сыра не дает: ведь мне большой приплод

Позволил пренебречь простою пищею.

В "Киклопе" же он пишет [Ibid., 65]:

Из сухопутных тварей к вам

От меня придут:

Из стада бык, лесной козел,

Коза с небес, холощеный баран,

Холощеный кабан, нехолощеный кабан,

Поросенок, козлята, зайчишка косой...

Зеленый сыр и сыр сухой,

Натертый сыр и нарубленный,

Нарезанный и свернувшийся.

67. А Мнесимах приготовил в "Конезаводчике" следующее угощение [Kock.II.437; cp.301d, 322е, 329d]:

[f] Манес, из кипарисовых {109}

{109 Кипарисовые опочивальни — Ср.207е.}

Опочивален выйди-ка,

Ступай на площадь, где гермы {110} стоят,

{110 Гермы — CM.167f.}

Где конники {111} расхаживают

{111 Конник — командир конного корпуса, выставлявшегося каждой из десяти афинских фил.}

Среди цветущих молодчиков,

Которых учит сам Фидон

Садиться верхом и спешиваться.

Ты понял, кто?

Так вот, извести их вот о чем:

Остыла рыба, {112} нагрелось питье,

{112 Остыла рыба... — Холодная жареная рыба считалась в Греции изысканным деликатесом.}

Засохло тесто, хлеб зачерствел,

(403) Все потроха зажарены,

Все лакомства расхищены,

А из рассола вынуто

Все мясо,и нарезаны

Сычуг и колбаса у нас;

И такой колбасе, и сякой колбасе

Гости взрезали глотки и в доме шумят

Пьют из кратера вино до дна

За здоровье того и этого,

Кордак бесчинствует (λέπεται), {113} у юнцов

{113 ...Кордак бесчинствует... — О непристойном танце, называвшемся кордак, см.63Id; о сленговом слове λέπεται см.663d.}

Одно распутство на уме.

Все в нашем доме идет вверх дном.

Запомни, что я говорю!

Не стой, как разиня! Сюда посмотри!

Иначе как передашь ты речь?

Слушай меня еще раз подряд.

Скажи, что пора сюда им прийти,

[b] Не медлить и повара не бранить,

Холодной рыбы полно у нас,

И вареной рыбы, и жареной.

Все перечисли: лук-порей,

Оливки, чеснок, гороховый суп,

Цветная капуста, фиговый лист,

Виноградный лист и тыква, тунца

Окрошка, сома, морского угря;

Акулы - колючая, рашпильная;

Фоксин, {114} мембрада, коракин

{114 Фоксин — неизвестная речная рыба.}

И скумбрия,

Тиннида, бычок, веретено,

Акулы-собаки длинный хвост,

Электрический скат, рыба-лягва, бринк,

Морской петух, фика самочка,

[c] Ставрида, трихида, {115} ласточка

{115 Трихида — разновидность анчоуса.}

Морская, окунь, скат-шипонос,

Мурена, фагр, кефаль, лебий, спар,

Пеструшка, тевт, "фракиянка",

Летучая рыбка, креветка, кальмар,

Дракон, каракатица, псетта, краб,

Моллюск-жаровня, орфос, осьминог,

Рыбы-иглы, афии и скорпион,

Кестрей, речной угорь, краб-медведь;

И мяса любого немеряно:

Баранье, овечье, гусиное,

Говядина, козье, курятина,

Свинина, кабанье, утиное,

Куропаток, сорок, акул-лисиц.

А после обеда сколько там

Хорошего и лучшего.

В доме каждый рубит, жует, печет,

[d] Режет, смачивает, ощипывает,

Смеется, шутит, прыгает,

Пирует, пьет,

Нагибается, скачет и жалит. {116}

{116 ...Нагибается, скачет и жалит. — Последние три глагола употреблены в непристойном смысле. Следующие пять стихов пародируют трагедийный стиль.}

Торжественно радуют звуки флейт,

Тревожат и пляска и пение,

И дышит святая Сирия

Кассией, перекассией,

Трепещут ноздри от запаха

Шалфея, мирры и ладана,

И с ними аир, стирак, майоран,

Илинд, и кинд, и кист, и минт.

Такой туман затянул весь дом,

Наполненный всевозможным добром.

[Ученый повар]

68. При этих словах в залу было внесено так называемое [е] "розовое блюдо", о котором наш ученый повар возвестил слогом высокой трагедии, ничего еще нам не показывая. При этом он издевался над прославленными поварами прошлого: "Ну что такого особенного придумал хвастун-повар у Анаксиппа в комедии "Под покрывалом" [Kock.III.296] ?

Родосец Дамоксен, Софон акарнянин

Учениками были, сицилиец же

Лабдак - искусства нашего наставником,

[f] Все древние приправы знаменитые

Они сперва из книг прилежно выскребли,

Затем и ступку предали забвению;

Я говорю о кориандре, сильфии,

О тмине, сыре, уксусе, которыми

И старый Крон успел себя побаловать; {117}

{117 ...И старый Крон успел себя побаловать... — Ср. с презрительным намеком на допотопные обычаи в «Облаках» Аристофана (398).}

Приправы эти отменили: якобы,

(404) Они по вкусу лишь торговцам мелочным.

Самим-то было им вполне достаточно

Сковороды, да масла, да огня в печи;

Лишь с этим весь они обед готовили

И первыми они гостей избавили

От слез, чиханья и слюнотечения;

Все поры в теле словно им прочистили.

Так вот, родосец умер от какого-то

[b] Рассола, - знать, ему не соприродного.

Зато Софон царит над всей Ионией.

Вот он-то, сударь, стал моим учителем.

И сам я философствую, трактат спешу

Оставить об искусстве новом.

- Боже мой!

Меня заколешь ты, а не животное,

Которое для жертвы предназначено. -

С утра увидишь: я сижу над книжкою,

Расследую малейшие подробности

Искусства кулинарного. Нисколько я

[с] Не хуже Диодора {118} аспендийского.

{118 ...Не хуже Диодора... — CM.163d-e.}

Коли захочешь, я тебя находками

Попотчую своими. Не всегда для всех

Одни и те же блюда приготовлю я;

Все к жизни едоков они привязаны:

Те - для влюбленных, эти - для философов,

Для сборщиков налогов третьи сделаю.

Мальчишка, скажем, на себя с возлюбленной

Проматывает все добро отцовское:

Кальмаров, каракатиц им я выставлю,

Прибрежных рыб, - что попадется под руку -

В сопровожденье соусов изысканных.

Такой едок о кушаньях не думает,

[d] Все помыслы одной любовью заняты.

Философу свиные ноги выставлю

Иль окорок, - философы прожорливы.

Подам угря, да спара, главка мытарю.

А если кто уже к могиле близится,

Сварю ему похлебку чечевичную,

Из жизни ему проводы прекрасные

Устрою. Есть у вкуса стариковского

Свои отличья, он куда ленивее,

Чем молодой. Поэтому горчицу им

[е] Я выставляю и все соки делаю

Острей, чем в старом теле их течение,

Чтоб воздух возбудить и разогнать его

[По жилам]. Разглядев физиономии,

Я мигом распознаю прихоть каждого,

Чего поесть он ищет.

69. А что говорит, господа пирующие, повар в "Законодателе" Дионисия ? Неплохо будет вспомнить и это [Kock.II.423] !

Клянусь богами, ты помог мне, Симия,

Предупредив, ведь надо ведать повару,

[f] Кому его обед предназначается,

Задолго до его приготовления.

Ведь если повар только лишь заботится,

Чтобы сготовить блюдо должным образом,

А как подать, когда сервировать его,

Об этом и не знает, то не повар он,

А просто кулинар. Большая разница!

В бою не тот стратег, кому достанется

Командовать, но кто не растеряется

(405) И пораженье обернет победою,

Или, что делать, разглядит отчетливо:

Он - полководец, а иной - вожак простой.

Так и у нас: заняться сервировкою,

Нашинковать приправы, приготовить их,

Раздуть огонь могли бы и подручные;

Но повар - выше! Разбираться в местности,

Поре, сезоне, госте и хозяине,

Еще когда, какую рыбу следует

[b] На рынке взять, - вот дело недоступное

Для рядового смертного: потребовать

Всегда ты можешь кушанье любимое,

Но вкус его не тот же, удовольствие

Получишь не всегда ты то же самое.

И Архестрат у некоторых критиков

Считается ученейшим писателем, -

А все же он несведущ и невежествен.

[c] Не все мотай на ус и не всему учись.

О книгах что и говорить поваренных?

Они пустее книги ненаписанной.

Нельзя никак искусство кулинарное

Пересказать, недавно было сказано...

.........

Оно границ не знает, и никто над ним

Не властен. Даже если ты управиться

С ним хорошо научен, но упущена

Изюминка, - пропали все старания. -

Велик ты, человече!

- Ну а этого

[d] Пиров заморских чудо-устроителя,

Который, говоришь ты, к нам пожаловал,

Я, Симия, заставлю позабыть о них,

Одной простой яичницей, да выставив

Обед, пропахший ветерком аттическим.

И, как из трюма грязного поднявшийся,

Стенающий от корма корабельного,

На первую закуску он набросится,

Над нею и заснуть его заставлю я.

70. В ответ на это Эмилиан произнес [Kock.III.312; ср.290b]:

"О ремесле кухарском много многими,

Милейший, сказано, -

говорит в "Братьях" Гегесипп, так что или делом докажи, что можешь [e] показать нам что-то новое, лучше прежнего или не томи меня, а покажи, что принес и что это такое". А тот:

Быть может, презираете вы повара,

Ведь в поварском искусстве столько сделал я, -

как говорит Деметрий в комедии "Ареопагит" [Kock.III.357]:

Как ни один актер нигде вовек веков.

Искусство наше - царь, дымами пышущий:

Я соусы Селевку делал острые,

[f] Я первым Агафоклу дал попробовать

Тиранскую похлебку чечевичную.

И главное: тогда, во время голода,

Когда Лахар {119} друзьям обед устраивал,

{119 Лахар — тиран в Афинах с 300 по 295 г. до н.э. Когда весной 295 г. Деметрий Полиоркет осадил Афины, в городе начался сильный голод. Рассказывают, Эпикур ежедневно отмерял себе и своим близким по фасолинке, горсть каперсов считалась великим благом и между какими-то отцом и сыном дело дошло до драки из-за дохлой мыши. Чтобы уплатить жалованье солдатам, Лахар приказал переплавить в золото вотивные дары из святилищ и лишил статую Афины в Парфеноне ее золотого одеяния, изготовленного для нее Фидием, так что потом поговаривали, что Лахар-де раздел Афину.}

Я накормил их, вынеся лишь каперсы".

- Как обобрал Лахар Афину бедную,

Так оберу тебя за пустословие, -

воскликнул Эмилиан, - если не покажешь, что ты подаешь".

И тот, наконец, ответил: "Я назвал это розовым блюдом. (406) Приготовлено оно так, чтобы ты чувствовал розы не только на голове, но и внутри себя и утопал всем тельцем в пире пиров. Я истолок в ступе самые душистые розы, а добавил к ним вареные мозги, птичьи и свиные, вынув из них жилистые волокна, и подал с яичными желтками, оливковым маслом [b], соусом, перцем и вином". С этими словами он открыл миску, и по пиршественной зале распространился такой божественный аромат, что кто-то из присутствовавших справедливо воскликнул [Ил.ХIV.173]:

Чуть сотрясали его в медностенном Крониона доме,

Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.

Столь велико было благоухание роз.

71. После этого нам вынесли [Kock.III.487] "в горшочках по отдельности зажаренную птицу, чечевичную похлебку и горох", {120} и еще много тому подобной еды, о которой Фений Эресийский пишет в сочинении [c] "О растениях": "Ибо все культурные стручковые растения, выращиваемые из семян, сажают только ради варки. Таковы, например, боб, горох, из которых готовят вареные каши; иные же подобны тертым бобам, как чина; другие - идут на чечевичную похлебку, как вика, чечевица; или же употребляются в корм скоту, как турецкий горох для рабочих волов, вика для овец". О стручковом горохе упоминает Эвполид в "Золотом [d] веке" [Коск.I.339]. Землеописатель же Гелиодор в книге "Об акрополе" пишет [FHG.IV.425]: "Когда научились варить пшеницу, то древние называли это блюдо бобовником (πύανος), а в наше время его называют пшеничником (ο̉λόπυρος)".

{120 ...в горшочках по отдельности... — Фрагмент двух ямбических стихов.}

Среди таких разговоров, слово взял Демокрит: "Уделите, господа, и нам чечевичной похлебки; ее самой или дайте хотя бы горшок из под нее, а не то кому-нибудь из вас не миновать каменования, как фасийцу Гегемону". Ульпиан на это: "Что это за каменование (λιθίνη βαλληντύς)? Я знаю, что у нас Элевсине есть празднество под таким названием (Βαλλητύς), но не стану о нем рассказывать, если мне за это не заплатят!" "Ну уж я-то, - сказал Демокрит, - не стану собирать [е] в час по денежке (λαβάργυρος ω̉ρολογητής) на манер Тимоновского "Продика" [frag. 19 Diels], и расскажу о Гегемоне совершенно бесплатно.

72. Хамелеонт Понтийский пишет в шестой книге "О древней комедии" [frag. 18 Koepke]: "Фасиец Гегемон, первым ставший сочинять пародии, имел прозвище Чечевичник. В одной из пародий он написал [р.44 Brandt; 698с]:

Мне, колебавшемусь в думах, {121} предстала Афина Паллада

{121 ...Мне, колебавшемусь в думах... — Ср. Од.III.222, Ил.ХVI.715, VIII.277, XXII.431,1.92.}

С жезлом в руках золотым, погнала и промолвила слово:

[f] "О Чечевичник поганый, пускайся, мерзавец, в сраженье!"

В сердце тогда я дерзнул.

Вот он-то, когда однажды ставилась его комедия, пришел в театр с каменьями в плаще, швырнул их в орхестру, а когда зрители удивились, то помедлил и продекламировал:

(407) Вот камни вам: бросайте, коль захочется;

Зимой и летом чечевичный суп хорош [р.40 Brandt]. {122}

{122 ...Зимой и летом... — Пословица о чем-либо или ком-либо, постоянно хорошем. Гегемон бросает публике вызов и предсказывает свой успех.}

Славился он главным образом пародиями и был знаменит тем, что издевательски разыгрывал эпические поэмы на сцене. Этим он и прославился среди афинян: своей "Гигантомахией" он так очаровал их, что они хохотали до упада в тот самый день, когда в театре было объявлено о [b] поражении в Сицилии. Никто не ушел, хотя почти у каждого там погиб кто-нибудь из близких: люди горевали про себя, но не расходились, чтобы зрители из других городов не заметили, как они потрясены несчастьем. Сам Гегемон, услышав известие, решил было прекратить зрелище, но народ сидел и слушал. Когда афиняне еще владычествовали на море, они перенесли в Афины суд по делам всех союзных островов; тогда кто-то привел и Гегемона на суд в Афины. Гегемон явился, собрал всех дионисовых актеров и отправился с ними просить заступничества у [с] Алкивиада. Алкивиад сказал "не бойтесь, идите за мной" и во главе толпы пошел в Метроон, {123} где хранились судебные жалобы, и, послюнявив палец, стер обвинение против Гегемона. Секретарь и архонт негодовали, но не осмелились перечить Алкивиаду, а сам жалобщик убежал в испуге". 73. Вот тебе, Ульпиан, наше каменование; а теперь, если хочешь, расскажи про элевсинское".

{123 Метроон — храм Матери богов, ср.214е.}

[d] Но Ульпиан сказал: "Добрый Демокрит, ты сказал про горшок, и я вспомнил, что давно хотел узнать, что такое Телемахов горшок и кто такой этот Телемах". Демокрит ответил: "Комический поэт Тимокл (писавший также и трагедии) говорит в пьесе "Забвение" [Kock.II.461]:

Он по дороге с Телемахом встретился.

И тот, с ним поздоровавшись, сказал ему:

[е] "Дай мне горшки, в которых ты бобы варишь!"

А Телемах Фидиппа Хэрефилова

Заметил, толстяка, присвистнул издали

И говорит: "Ступай ко мне с корзинами!"

Этот Телемах был из Ахарн, как говорит тот же поэт в своем "Дионисе" [Kock.II.454]:

- Вот выступает Телемах ахарнянин.

Он вылитый сириец новокупленный.

- Но почему, скажи мне?

- Ходит он

Всегда с горшком бобов, как на Таргелиях. {124}

{124 Таргелии — О таргелиевых хлебах, выпеченных из пшеницы нового урожая, см. 114а.}

А "Икарийских сатирах" он говорит [Kock.II.459]:

[f] Ничего нет в нашем доме. Очень жалок был ночлег:

Ложе жесткое сначала не давало мне заснуть,

Да Фудипп испортил воздух и совсем нас задушил;

После голод стал нас мучить. И тогда к Диону я

Пламенному {125} обратился, но и тот ни с чем лежал.

{125 ...Пламенному... — В подлиннике созвучно «пшеничному».}

И пошел тогда к честному Телемаху из Ахарн,

Я нашел бобов там кучу, все похитил и сжевал.

Но когда осел увидел нас, он ветры испустил,

Точно так, как на трибуне испустил Кефисодор.

Из этих стихов ясно, что Телемах постоянно кормился из горшка с (403) бобами, и поэтому вечно праздновал пердучие Пианепсии.

74. Бобовую похлебку упоминает комический поэт Гениох в "Трохиле", {126} говоря следующее [Kock.II.432]:

{126 Трохил — означает «Бегун», «Кулик», имя слуги Удода в «Птицах» Аристофана.}

- Клянусь богами, - думал я, - насколько же

От кардамона смоквы отличаются! {127}

{127 ...насколько... от кардамона смоквы отличаются! — Ср. латинскую поговорку: ignorare, quid distent aera lupinis, «не отличать монеты от фишек». Смоквы здесь употреблены в обсценном смысле.}

Так, говоришь ты, о делах таинственных

Был разговор с Павсоном?

- Много тайных троп

Умом окинув, {128} он меня расспрашивал

{128 ...Много тайных троп умом окинув... — Ср. Софокл. «Антигона» (225), «Эдип-царь» (67); Аристофан. «Облака» (144 слл.); Филострат. «Жизнь софистов». 483.}

Загадочно.

- Так расскажи подробнее:

[b] Не сомневаюсь, шуточка забавная.

- Зачем бобовый суп вздувает брюхо нам,

А вздуть огонь в печи ему не можется?

- Как тонко! {129} Здесь видна рука Павсонова:

{129 ...Как тонко! — Тонкость каламбура в подлиннике состоит в созвучии слова «бобы» (κύαμος) со словом «печка» (κάμννος), а слова «огонь» (πυ̃ρ) со словом «пшеница» (πυρός), таким образом получаются двойное противопоставление: печка — огонь и бобы — пшеница (cp.407f, примеч.2).}

Всегда он над бобами потешается.

[Об омовении рук]

75. Этот разговор еще продолжался, когда, начали разносить воду для омовения рук. И снова Ульпиан начал допытываться, когда вошло в обиход наше обычное слово χέρνιβον (кувшин). Кто-то ответил ему стихами из "Илиады" [XXIV. 302]:

[с] Рек - и прислужнице ключнице дал повеление старец

На руки чистой воды возлиять; и прислужница быстро

С блюдом в руках и с кувшином воды (χέρνιβον)

пред владыку предстала.

Аттики предпочитают говорить χερνίβιον, как Лисий в речи "Против Алкивиада" [Псевдоандокид.III.29]: "...золотыми чашами для омовения [d] рук (χερνιβίοι̉) и курильницами для благовоний". Эвполид в "Демах" говорит χειρόνιπτρον [Kock.I.289]:

Когда кто первым прибежит, награда - рукомойник.

Когда же добрый гражданин и городу полезный

Всех честностью опередит, то где там рукомойник!

А Эпихарм говорит в "Посланниках" χειρόνιβα [Kaibel 105, 362b]:

Кифара, колесница и треножники,

Столы из меди, чаши к возлияниям,

Да медные тазы и рукомойники (χειρόνιβα).

[е] Более употребительно выражение "вода на руку" (κατὰ χειρὸς 'ύδωρ), как, например, говорит Эвполид в "Золотом веке", Амипсий в "Праще", Алкей в "Священном браке" [Коск.I.328, 676, 759]. Это самое распространенное выражение. Филлилий же в следующих стихах из "Авги" говорит κατὰ χειρω̃ν (на руки) [Коск.I.782]:

Ну вот, доели, наконец, обед свой бабы; можно

Теперь столы нам унести и подмести под ними,

Потом мы каждой подадим [воды] "для рук" и мирру.

Менандр в "Гидрии" [Kock.III.135]:

[f] Полоскательницы (κατὰ χειρω̃ν) взяли, ждут они, любезные.

76. Грамматик Аристофан в сочинении "О каллимаховых картинах" {130} [р.251 Nauck] осмеивает тех, кто не понимает разницы между "[поливать воду] на руку" (κατὰ χειρός) и "ополоснуться" (α̉πονίψασθαι). У древних-де первое говорилось о мытье рук перед завтраком или обедом, а второе - об ополаскивании после еды. Однако грамматику (409) удалось подстеречь это выражение только у аттиков, а ведь и Гомер говорит где-то [Од.1.134]:

{130 Сочинение «О каллимаховых картинах». — Полное заглавие этой энциклопедической работы было «Портреты людей, знаменитых в каждой отрасли знания и их труды».}

Тут принесла на лохани серебряной руки умыть им (νίψασθαι)

Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня,

Гладкий потом пододвинула стол...

и в то же время [Од.1.146]:

Глашатаи подали воду

Руки умыть им (ε̉πὶ χειρός);

невольницы хлеб принесли им в корзинах.

Также Софрон в "Женских мимах" [Kaibel 156; ср. 380е]: "Пропащая Кэкоя, подай сперва нам воду "на руку" (κατὰ χειρός), а потом обед подашь". У трагиков и комиков слово, обозначающее воду для омовения (χέρνιψ), читается в винительном падеже с острым ударением на предпоследнем слоге (χερνίβα), например, у Эврипида в "Геракле" [929]:

Чтоб в воду (ει̉ς χερνίβ') окунул ее {131} Алкмены сын. [b]

{131 ...окунул ее... — Ветвь, описываемую ниже.}

Однако и у Эвполида в "Козах" [Коск.I.262]:

Здесь прекратишь ты воду лить (ει̉ς χερνίβα).

Это вода, в которую окунали головню, взятую с алтаря, на котором совершалось жертвоприношение; ею кропили окружающих, чтобы очистить [от скверны]. Однако правильнее здесь ставить острое ударение на третьем слоге от конца. {132} Ведь подобные сложные отглагольные существительные, оканчивающиеся на ψ и образованные от перфектных основ, [с] сохраняют тон предпоследнего слога перфекта, если этот слог оканчивается на μμ, так что последний слог составного отглагольного существительного остается безударным: {133} λέλειμμαι (я покинут) - αι̉γί-λιψ (оставляемый козами), {134} τέτριμμαι (я растерт) - οι̉κό-τριψ (воспитанный дома раб), κέκλεμμαι (я похищен) - βοί-κλεψ (скотокрад), эпитет Гермеса у Софокла [TGF.2 343], βέβλεμμαι (я виден) - κατω̃-βλεψ (глядящий вниз) у Архелая Херсонесского в "Уродах". Такие слова сохраняют тон этого слога и в косвенных падежах. Аристофан говорит в "Герое" χερνίβιον (сосуд для омовения рук) [Коск.I.472].

{132 ...острое ударение на третьем слоге от конца. — Винительный падеж —χέρνιβα, именительный падеж — χέρννψ.}

{133 Последний слог составного отглагольного существительного остается безударным... — Для слова χέρνιψ, таким образом, пара выглядит следующим образом: νένιμμαι (я умыт) — χέρνιψ (вода для омовения).}

{134 ...оставляемый козами... — То есть слишком крутой; ср. Эгилип, местность на Итаке.}

77. Чтобы лучше смыть грязь при мытье рук, [древние] использовали также щелок (σμη̃μα), как это показано в "Сумке" Антифана [Kock.II.67]:

- Распорядись, чтобы мне руки вымыли,

[d] Пока тебя я слушать буду.

- Кто-нибудь,

Воды сюда и щелока!

Также натирали руки благовониями, брезгуя хлебными мякишами, которые лакедемоняне называли "собачий корм": об этом пишет Полемон в своем "Письме о неясных словах" [frag.77 Preller]. Что руки умащали благовониями, говорит также и Эпиген (или Антифан) в "Упразднении денег" [Kock.II.26]:

Ты прогуляешься и руки вымоешь, [е]

Как следует, землею благовонною.

Также Филоксен в "Пире" [PLG.5 III.601; cp.146f]:

Ополоснули рабы нам руки омовеньем,

Щелок подали на ирисовом масле,

Вдоволь полили горячей воды,

Полотенца льняные были белые,

Умащения - амброзийные,

И фиалками дышали венки.

И Дромон в "Кифаристке" [Kock.II.419]:

Позавтракали мы, и тут же раб убрал

Столы, другой воды нам полил на руки,

[f] Помывшись, все мы увенчали головы

Себе венками для вечерней трапезы.

78. Грязную от мытья рук и ног воду (α̉πόνιμμα) называли также α̉πόνιπτρον. Аристофан ["Ахарняне" 616]:

Как воду от мытья их слили вечером.

Возможно, это слово означало и таз для этой воды, подобно слову χειρόνιπτρον - "мытье рук" {135} и "рукомойник". А у афинян слово α̉πόνιμμα особо означало почести усопшим и очищения оскверненным, (410) как пишет Антиклид "Толковнике": рассказав о заупокойных обрядах, он говорит: "Вырой яму к закату от могилы. Затем, став около ямы, обрати взор к закату и возлей воду, произнося такие слова: "Вот вам вода для омовения (α̉πόνιμμα) для тех, кому нужна и дозволена". После этого [b] возлей благовоние". Это цитирует также Дорофей, рассказывая, что в родовитых семьях записано об обычаях очищения молящих: "Затем, когда ты и остальные жертвоприносители омоются, прими воду и очистись, смой кровь с очищаемого, а очистительную воду (α̉πόνιμμα) взболтай и вылей на это же место".

{135 ...слово... χειρόνιπτρον... — Означало как таз, так и воду в нем.}

79. Словом χειρόμακτρον называется полотенце для рук из грубого льна; именно его в вышеприведенном отрывке (409е) Филоксен Киферский назвал 'έκτριμμα. Аристофан в "Любителях жареного" [Коск.I.521]:

Эй, мальчик, подай воды для рук

Да не позабудь полотенце (χειρόμακτρον)!

Следует отметить, что "на руку" (κατὰ χειρός) говорилось о послеобеденном [c] омовении, хотя грамматик Аристофан и пишет, будто аттические авторы говорили "на руку" до еды и "ополоснуться" после обеда (см. 408f). Софокл в "Эномае" [TGF.2 234]:

По-скифски полотенце обкорнав. {136}

{136 ...По-скифски полотенце обкорнав. — То есть наголо. Считалось, что скифы использовали скальпы врагов в качестве полотенец.}

Об этом говорит и Геродот во второй книге [122]. Ксенофонт же в первой книге "Воспитания [Кира]" пишет следующее [3,5]: "Когда ты касаешься какого-либо из этих блюд, ты тотчас вытираешь руки полотенцем, как будто тебе очень неприятно брать их полной горстью". Опять же Полемон в шестой книге "К Антигону и Адею" [frag.62 Preller] говорит [d] о различии выражений "на руку" и "ополоснуться". Демоник же в еледующих стихах из "Ахелоя" упоминает [о воде] "на руку" перед обедом [Kock.III.375]:

Спешил там каждый: знал, что за одним столом

С голодным беотийцем угощается.

А тот уж упразднил и воду "на руку",

Сказав, что к ней вернется после трапезы.

Грубое льняное полотенце (ω̉μολίνος) упоминает Кратин в "Архилохах" [Коск.I.14]: "голова густо обмотана полотенцами (ω̉μολίνος), полными бесчестья". Также Сапфо, когда говорит в пятой книге "Песен", [e] обращаясь к Афродите [PLG4.frag.44, Diehl frag.99]:

Пурпурные полотенца (χειρόμακτρα),

Мнасис прислал фокеянин

Щекам твоим в украшение,

называет словом χειρόμακτρα - головной убор. Это подтверждает и Гекатей или [истинный] автор землеописания Азии [FHG.I.25]: "Женщины носят на головах платки (χειρόμακτρα)". И Геродот говорит во второй книге "Истории" [122]: "После этого, как рассказывали жрецы, царь этот живым сошел в тот мир, который у эллинов называется Аидом. Там [f] он будто бы играл в кости с Деметрой, то выигрывал, то проигрывал, а затем вернулся на землю с подарком от богини - золотым полотенцем".

80. Гелланик пишет в "Истории" [FHG.I.45], что Гераклу подавал воду "на руку" и обрызгивал его из кувшина раб по имени Архий; Геракл убил его кулаком и за это должен был покинуть Калидон. Впрочем, во второй книге "Форониды" [Ibid.] тот же Гелланик называет его Херием, а Геродор в семнадцатой книге "О Геракле" [FHG.II.36] [называет его] Эвномом. (411) Так же неумышленно Геракл убил Киафа, сына Пилета и брата Антимаха, когда тот прислуживал ему виночерпием; об этом пишет Никандр во второй книге "Об Эте" [frag. 17 Schneider]. Ему, - пишет Никандр, - Геракл посвятил священный участок в Просхии, который и поныне называется участком Виночерпия.

На этом мы закончим сегодняшнюю речь, а следующую начнем с гераклова обжорства.

Конец Книги девятой

Книга десятая

[Обжорство]

Но, как на великом пиру щедрые хозяева,

Должен предоставить поэт угощенье зрителям;

Чтобы каждый брал, ел и пил, то, что пожелается,

Не должно на пире у Муз быть однообразия.

1. Так, мой милый Тимократ, говорит в сатировской драме "Геракл" трагик Астидамант [TGF.2 779, Kock.III.631]. {1} Поэтому продолжим наше рассуждение о том, что Геракл был также и прожорлив. Это показывают почти все поэты и историки. Например, Эпихарм в "Бусириде", когда говорит [Kaibel 94]:

{1 Цитата написана так называемым эвполидовым размером, более свойственным комическим поэтам.}

[b] Во-первых, увидав его за трапезой,

Ты б умер - в глотке громы громогласные,

Скрежещет челюсть, зуб скрипит, клыки стучат,

Свистит в ноздрях, проворно уши движутся.

А Ион, расписав в "Омфале" его обжорство, добавляет [TGF.2 737]:

От жадности дрова сглотнул и уголья.

[с] Это он позаимствовал у Пиндара, который сказал [frag. 168]:

Двух быков

Еще теплые туши взвалили они на уголья,

Жаря их на огне;

...тяжкое хрустенье костей, -

Было у меня время

Все увидеть и все понять...

Представляя его таким прожорливым, они и в спутники ему дают чайку-ненасытницу.

(412) 2. Изображают его также в соревновании с Лепреем, когда Лепрей вызвал его на обжорство и был побежден. Зенодот пишет во второй книге "Эпитомы", что этот Лепрей был сыном Кавкона, сына Посейдона, и Астидамии, дочери Форбанта, и что это он дал Авгию совет связать Геракла, когда тот потребовал платы за свои труды. {2} За это Геракл после своих подвигов пошел против Кавконова народа, но Астидамия умолила его примириться с Лепреем. Тут-то Лепрей и соперничал с Гераклом в метании диска, вычерпывании воды и поедании быка, и каждый раз оказывался побежденным. Тогда, надев доспехи, он вызвал Геракла на бой и был убит им. Матрид добавляет в "Похвале Гераклу", что Лепрей вызывал Геракла еще и на выпивку, но и здесь был побежден. То же самое пишет в своей "Похвале Гераклу" и хиосский ритор Кавкал, брат историка Феопомпа.

{2 Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». 1.24; Пиндар. «Олимпийские оды» Х.28 слл.}

3. Гомер же представляет обжорой и чревоугодником своего Одиссея, когда говорит [Од.VII.215]:

[c] Но несказанным, хотя и прискорбен, я голодом мучусь;

Нет ничего нестерпимей грызущего голода: нами

Властвуя, он о себе вспоминать ежечасно неволит

Нас, и печальных и преданных скорби душою.

В этих стихах его чревоугодие выглядит даже чрезмерным, не говоря уже о том, что все эти рассуждения о голоде здесь совершенно не к месту. Даже голодному надо было крепиться до конца или хотя бы сдерживаться. [d] Он же в дальнейших строках доходит в своей ненасытной жадности до предела [Од.VII.219]:

Скорби душою я предан, но тощий желудок мой жадно

Требует пищи себе и меня забывать принуждает

Все, претерпенное мной, о себе лишь упорно заботясь.

Такого не решался сказать даже пресловутый Сарданапалл, {3} который и в старости {4}

{3 См. 294е.}

{4 Ср. Од.IХ.162.}

Ел немеряно мяса и жадно вином упивался.

4. Феаген же, фасосский атлет, в одиночку съел целого быка, как говорит в эпиграмме Посидипп:

[e] Я меонийского съел быка по условию спора:

Фасос, мой остров родной, пищи другой не нашел

Мне, Феагену, и сколько ни ел, все было мне мало

Медный, теперь я стою и подаянья прошу.

Милон Кротонский, как рассказывает Феодор из Гиераполя в книге "О состязаниях" [FHG.IV.513], съедал двадцать мин мяса и столько же хлеба, а вина выпивал три кувшина. В Олимпии он взвалил на плечи четырехгодовалого быка, пронес его через весь стадион, а потом разделал [f] его тушу и съел в одиночку за один день. Как о том рассказывает Александр Этолийский [р.249 Miiller], этолиец Титорм, соревнуясь с ним, тоже съел за завтраком быка. Филарх в третьей книге "Истории" [FHG. IV.513] утверждает, что Милон съел быка, возлежа перед алтарем Зевса, поэтому поэт Дорией и написал в его честь следующие стихи:

Так кротонский Милон на празднестве вышнего Зевса

Четырехлетка-быка поднял от лона земли

(413) И через все торжество на плечах исполинскую тушу

Словно ягненка пронес, силой гостей изумив.

А к алтарю представ явил он и большее чудо

В честь Писийских богов (странник, узнай и дивись!) -

Этого он быка заколол, изрубил на кусочки

И в одиночку всего съел его в этот же день.

Астианакт Милетский, трижды подряд победивший на олимпийских [b] играх в панкратии, однажды был приглашен на пир к персу Ариобарзану. Придя туда, он взялся съесть все приготовленное для гостей и съел это. Когда перс попросил его, как рассказывает Феодор [FHG.IV.513], совершить что-нибудь, достойное своей мощи, Астианакт выломал из ложа бронзовое украшение, растянул его и разгладил. Когда он скончался и был сожжен, одной урны для его костей не хватило и они едва поместились в двух. [c] Обед, который он в одиночку съел у Ариобарзана, был приготовлен для девяти мужей.

5. Нет ничего удивительного в том, что из таких людей получились обжоры: постоянно упражняясь, атлеты приучаются и есть очень много. Поэтому Эврипид пишет в первом "Автолике" [TGF.2 441 Nauck]: {5}

{5 «Автолик» был сатировской драмой, однако не существует никакого упоминания у других авторов, что он был поставлен дважды.}

Из тьмы несчастий, Грецию гнетущих,

Нет хуже, чем атлеты, ничего.

Во-первых, не умеют честно жить

Они, да и не могут: как бы мог

Раб жадности своей, невольник чрева

[d] Умножить состояние отца?

Ни бедности терпеть они не могут

И не способны вынести несчастий.

Привыкшие к занятиям негодным,

Они не могут их переменить,

Когда для них ненастье наступает.

В дни юности блестящие, они

Разгуливают украшеньем града;

Когда же старость злая к ним приходит,

Плащей шафранных их нигде не видно.

Не одобряю я обычай греков,

Которые в их честь скликают люд,

И чтут их непотребными пирами.

Какую пользу городу родному,

Стяжав венок, доставил тот атлет,

Который или хорошо боролся,

[e] Иль быстро бегал, или диск метнул,

Иль в зубы дал противнику отменно?

Сумеют ли они с врагом сразиться

Вооружившись диском, без щитов

Отбить врагов ударом кулака?

Никто, завидев вражеский клинок,

Не станет заниматься этим вздором!

Венчать нужнее тех, кто добр и мудр

И тех, кто управляют государством

Отлично, по закону и с умом,

[f] Кто словом отвращает злое дело

И устраняет распри и раздор:

Вот благо граду всякому, всем грекам.

6. Эврипид заимствовал эти мысли из элегий Ксенофана Колофонского, который говорит так [PLG.4 frag.2]:

Если кто резвостью ног надо всеми одержит победу

Иль в пятиборствуя - там, где возле Писы меж рек,

(414) Зевса священный предел, в Олимпии - если в кулачном

Кто одолеет в бою, боль от ударов стерпев,

Или в борьбе, или в том, что "панкратий" зовут состязанье,

И на него земляки с гордостью будут смотреть,

Если сидеть впереди он заслужит победами право,

Если получит прокорм он на общественный счет,

Если ему поднесет дары драгоценные город,

Или в ристаньях успех столько ж наград ему даст,

[b] Все же достойным меня его не признаю: ведь наша

Мудрость прекрасней любой силы людей и коней.

Глупо тут думать, как все, и с правдой ничуть не согласно

Силу мышц почитать мудрости выше благой.

Будет ли в нашем народе кулачный боец превосходный,

Будет ли мощный борец иль пятиборец средь нас,

Или бегун резвоногий (за что его все прославляют),

Словом, лучший из всех в подвигах силы людской, -

Благозаконее город не станет от этого вовсе,

Городу, правду сказать, радости мало с того,

[с] Что победил кто-нибудь, на Писейских брегах состязаясь:

Тем не умножит добра он в городских кладовых.

В этом споре Ксенофан и далее делает много умелых ударов, обличая атлетику за бесполезность и ненужность. Точно так же Ахей Эретрийский описывает роскошество атлетов [TGF.2 747]: {6}

{6 ...роскошество атлетов... — Возможно, из Игр (’Άθλα), цитируемых ниже, 417f, 689b.}

Расхаживают, щеголяя ляжками

[d] Вздувая на руках тугие мускулы,

Сияют плечи, юностью цветущие,

Намаслена и грудь и щит со впадиной,

Как будто с малых лет взрастали в роскоши...

7. Гераклит говорит в "Гостящем", что очень много могла съесть некая женщина по имени Елена. А Посидипп в своей эпиграмме называет некоего Фиромаха, о котором он пишет следующее:

Тот Фиромах, который умел, как ворон полночный,

[е] Все без разбору клевать, в этой канаве зарыт

В рваный завернутый плащ. Теперь, достойнейший Аттик,

Ежели некогда ты с ним пировал до утра,

То увенчай этот камень венком и порадуй елеем:

Помнишь, каким он пришел, мрачно нахмуривши бровь,

В грубой овчине, как сам себе раб? Конец состязаньям:

Ныне он низошел к Музам в могильную сень.

[f] Амарант Александрийский пишет в книге "О театре", что мегарский трубач Геродор был трех с половиной локтей роста, но имел необычайно сильную грудь: хлеба он съедал шесть мер, мяса, какого мог раздобыть, двадцать фунтов, вина - два кувшина. Трубить он умел сразу в две трубы, спать ложился только на львиной шкуре. Трубил он на редкость (415) громко: когда сын Антигона Деметрий осаждал Аргос и его воины никак не могли придвинуть к стенам города тяжелую градобойную машину, он затрубил в свои две трубы с такою силой, что бойцы от этого звука воодушевились и поставили орудие на место. Круг больших состязаний он обошел победителем десять раз, обедал он сидя, {7} как рассказывает Нестор в "Театральных записках". Была также и женщина-трубач Аглаида, дочь Мегакла, которая трубила перед шествием на первом великом [b] празднестве в Александрии; как видно из эпиграмм Посидиппа, на голове она носила накладные волосы и султан. Она тоже съедала двенадцать фунтов мяса, четыре меры хлеба и выпивала кувшин вина.

{7 ...обедал он сидя... — То есть как гомеровские герои; под «циклом» разумелся цикл из четырех великих празднеств: Олимпийских, Дельфийских, Немейских и Истмийских игр. Атлет, одержавший победы последовательно на всех четырех играх, назывался абсолютным победителем (περιοδονίκης).}

8. Литиерс, незаконный сын Мидаса и царь фригийских Келен, был и видом дик, и нравом свиреп, и поесть большой охотник. В драме "Дафнис" или "Литиерс" трагический поэт Сосифей говорит о нем так [TGF.2 822]:

Три хлеба, трех ослов он пожирает в день,

А для вина считает меркой малою

[с] Большую кадку десятиамфорную.

Таков же он и в "Удальцах" Ферекрата или Страттида, где о нем говорится [Коск.I.145; 248с]:

- За день съедаю, да и то с большим трудом,

Лишь пять полумедимнов.

- Говоришь, с трудом?

Сжираешь, сколько в день триера целая,

И говоришь, что мало?

Ксанф говорит в "Лидийской истории" [FHG.I.38], что лидийский царь Камблет, большой обжора, выпивоха и чревоугодник, однажды ночью изрубил в куски свою жену и съел ее, а утром обнаружил, что держит в [d] зубах ее руку. Тогда он перерезал себе горло, так как скрыть это было уже невозможно. Каким обжорой был пафлагонский царь Фис, я уже говорил, приводя рассказ Феопомпа в тридцать пятой книге его ["Истории"] [FHG.I.311; 144f]. Харилая за такое же обжорство обличает в "Тетраметрах" и Архилох, а комические поэты высмеивают Клеонима и Писандра. {8} О Хериппе пишет Феникид в "Начальнике конницы" [Kock.HI.334]:

{8 ...поэты высмеивают Клеонима и Писандра. — Kock.III.411; Клеоним (но не Писандр) был высмеян Аристофаном в «Мире» (395), «Птицах» (1556), «Лисистрате» (490).}

[е] За третьего считай Хериппа-умника:

Он будет есть, и есть, и есть, пока дают,

Или пока не лопнет, и давно живет

Не в доме, а в кладовке.

9. Перипатетик Николай пишет в сто третьей книге "Истории" [FHG. III.415], что понтийский царь Митридат устроил состязания в еде и выпивке (наградою был талант серебра) и оба их выиграл. Получить награду, однако, он отказался и уступил ее второму после себя Каламодрию, атлету из Кизика. Поэт Тимокрент Родосский, будучи пятиборцем, тоже [f] очень много ел и пил, о чем свидетельствует его эпитафия [Симонид PLG.4 frag. 169]:

Много я пил, много ел и на многих хулу возводил я;

Нынче в земле я лежу, родянин Тимокреонт.

В одном из своих предисловий халкедонец Фрасимах говорит [Diels, 416 Vorsokratiker II. 1.573], что Тимокреонт однажды явился к Великому царю, был там радушно принят, и принялся вволю есть и пить. Когда же царь спросил, что он предложит после такого вступления, он сказал, что перебьет персов без числа. На следующий день он и вправду победил многих одного за другим, а потом стал бить по воздуху. Его спросили, что это значит, а он ответил, что столько у него еще осталось ударов на случай если кто-нибудь подойдет. Клеарх рассказывает в пятой книге "Жизней" [FHG.II.307], что перс Кантабар, бывало уставал двигать [b] челюстями, и тогда он только разевал рот, и слуги набивали его пищей, как неживой сосуд. Гелланик в первой книге "О Девкалионе" говорит [FHG.I.48], что сын Мирмидона Эрисихтон за ненасытность в еде получил прозвище Пылкий. Полемон же пишет в первой книге "Ответа Тимею" [frag.39 Preller; ср. 109а], что у сицилийцев есть храм Сытости и [с] изваяние Хлебной Деметры, поблизости от которых сооружена и статуя Изобилия, - как в Дельфах статуя Урожая и в беотийском Сколе статуи Великохлеба и Великокаши.

10. Поэт Алкман в своей третьей книге сам выставляет себя обжорой [PLG.4 frag.33]:

Дам я тебе горшок на треножнике -

Вари в нем снедь:

Не запятнан еще он огнем, но скоро

Закипит он похлебкою, которую

Всеядный Алкман

Любит греться в пору солнцеворота -

[d] Не надобны ему разносолы,

А поесть бы попросту, как все люди...

Обнаруживает он свое обжорство и в пятой книге, говоря следующее [PLG.4frag.76]:

Три есть времени в году - лето,

И зима, и осень,

А четвертое - весна, когда в поле

Цветов много, а насытиться нечем...

Комический поэт Анаксилай в пьесе "Золотых дел мастер" о некоем Ктесии говорит так [Kock.II.273]:

Всем ты владеешь, кроме, разве, Ктесия.

[е] Он на пиру, как говорят философы,

Начало (α̉ρχή) знает, а конца не ведает.

И в "Богачах" [Kock.II.272]:

- Пусть лопнет всякий, плотно пообедавший!

Все, кроме Ктесия.

- А почему не он?

- Он на пиру, как говорят философы,

Начало (α̉ρχή) знает, а конца не ведает.

В "Харите" рядом с Ктесием он называет и какого-то Краная [Ibid., 273]:

Не зря подходят все ко мне с расспросами:

[f] "Скажи, Кранай съедает меньше Ктесия,

Или они в обжорстве одинаковы?"

Филетер же в "Аталанте" пишет [Ibid.,230]:

Понадобится, пробегу я взапуски

Поболее Сотада, превзойду в трудах

Таврея, обойду в обжорстве Ктесия.

Анаксипп в "Молнии" [Kock.III.299]:

- Я вижу, из палестры приближается

Приятель мой, Дамипп.

- Вон тот, что с крыльями?

(417) - Да, это он: теперь его за мужество

Друзья зовут Перуном.

- И заслуженно:

Он из столов творит места священные,

Как молнией, громя своею челюстью. {9}

{9 творит места священные... — Места ударов молнии почитались священными.}

Из этого видно, что пьеса "Молния" озаглавлена по прозвищу этого персонажа. Далее, Феофил в "Эпидавре" [Kock.II.474]:

Атрестид Мантинейский там командовал,

Который в целом мире всех прожорливей.

И в "Панкратиасте", представляя обжору-атлета, он говорит [Kock.II.475; ср.95а]:

[b] - Три мины отварного мяса.

- Далее!

- Свиных ноги четыре, рыльце, окорок.

- Геракл!

- Ноги воловьих три, курятина.

- Феб Аполлон!

- Две меры смокв.

- А выпито?

- Двенадцать кружек, все вином несмешанным.

- О, Аполлон, Сабазий, Гор!

[Обжорство разных народов]

11. За любовь к еде высмеивались целые народы, например, беотийцы. Так Эвбул ведь говорит в "Антиопе" [Kock.II. 169]:

[c] Поесть и выпить мы ребята хваткие,

Все выдержим. Афиняне, считается,

Едят немного, а фиванцы - вволюшку.

И в "Европе" [Kock.II. 176]:

Город заложи беотянам,

Что до ночи день целый обжираются.

И в "Ионе" {10} [Kock.II. 177]:

{10 Заглавие «Ион» встречается у Афинея также на 169f и 399с; «Иксион» — на 347d.}

Все у него замашки беотийские:

Ест без конца, а не наестся досыта.

[d] И в "Кекропе" [Kock.II. 181]:

Потом пришел я в Фивы, где обедают

И дни, и ночи напролет без продыху.

У каждой двери ямина навозная,

Чтобы живот быстрее опоражнивать, -

А то смешно смотреть, как смертный мучится,

Когда бредет за сто шагов до нужника,

Пыхтя и закусив губу.

И в "Мизийцах" у него кто-то обращается к Гераклу [Kock.II. 187]:

Ты говоришь, из Фив сюда пожаловал,

Где день-деньской, меж кучами навозными

Рассевшись, слизней лакомитесь шеями? {11}

{11 ..лакомитесь шеями? — Шеи некоторых моллюсков ценились очень высоко; ср.294b.}

Дифил в "Беотянке" [Kock.II.547]:

С рассвета до рассвета он способен есть,

Без перерыва.

Мнесимах в "Бусириде" [Kock.II.436]:

- А я беотянин:

Скуп на слова.

- То правда!

- Много ем зато.

Алексид в "Трофонии" [Kock.II.383]:

[f] А теперь, чтоб не казались вы своим насмешникам

Беотийцами тупыми, обделенными умом,

И умеющими только, есть да пить, да голосить

От заката до рассвета, - раздевайтесь, [чтоб плясать].

Ахей в "Играх" [TGF.2 747]:

- Они посланцы или состязатели?

(418) - В жратве они да в пьянстве состязаются!

- Откуда же они?

- Да из Беотии.

Поэтому неудивительно, как пишет в своих "Письмах" Эратосфен [р. 199 Bernhardy], что когда Препелая спросили, как ему показались беотийцы, он ответил: "Что тут скажешь? Как оживленные горшки: только и говорят, в кого сколько влезло". Полибий Мегалопольский в двадцатой [b] книге "Истории" говорит [ХХ.4.1,6.5], что беотийцы стяжали великую славу при Левктрах, {12} но вскоре опустились душой, предавшись обжорству и пьянству, а добро свое стали завещать собутыльникам. Многие даже имея детей, отказывали большую часть имущества застольным сотовариществам, так что у иных беотийцев бывало больше пиров в месяц, чем дней. За это мегарцы их возненавидели и перешли на сторону ахейцев.

{12 ...при Левктрах... — 371 г. до н. э.; ср. Демосфен XVIII. 18.}

12. За обжорство высмеивалось и жители Фарсала. Мнесимах говорит в "Филиппе" [Kock.II.441]:

[с] - Ну что? Пришел какой-нибудь фарсалянин,

Чтоб съесть обед и закусить столешницей?

- Нет никого.

- Ну, славно! Значит, где-нибудь

Ахейский город догрызают жареный.

О том, что вообще все фессалийцы обличались в обжорстве, свидетельствует Кратет в "Ламии" [Коск.I.136]:

Слова в три локтя, по-фессальски рублены.

Очевидно, это потому что фессалийцы нарезали мясо большими кусками. Филетер в "Факелоносцах" [Kock.II.233]:

И с кулак свинина - по-фессальски рублена.

Большие куски мяса прямо назывались фессалийскими. Гермипп в "Мойрах" [Коск.I.235]:

Зевс, ни на что не глядя, мигом выделал

[d] Кусище фессалийский.

Аристофан в "Любителях жареного" называет их "тележными" (καπανικά) [т.е. способными наполнить повозку] [Коск.I.519]:

- Богаче пир в Фессалии иль в Лидии?

- В Фессалии гораздо пир "тележнее" (καπανικώτερα).

То есть размером с телегу. Фессалийцы ведь называют колесницы (α̉πήνας) καπάνας. Так у Ксенарха в "Скифянках" [Kock.11.472]:

- И семь капан готовили в Олимпию.

[е] - Капан? А это что еще?

- В Фессалии

Всегда так колесницы называются.

- Понятно.

[Примеры умеренности]

13. Наоборот, египтян Гекатей [FHG.I.20] называет хлебоедами: питаются они килластисом, {13} а ячмень мелют только для пива. (ср. 114с) Поэтому и Алексин пишет в книге "О самодовлении", что очень умеренно питались Бокхорис и отец его Неохабид. Пифагор Самосский тоже мало ел, как сообщает Ликон из Паса в "Пифагорейской жизни". Однако, согласно Аристокскену, и он не воздерживался от животной пищи. [f] Maтематик Аполлодор утверждает, что он даже принес в жертву богам сто быков, когда открыл, что в прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равняется сумме квадратов катетов:

{13 ...питаются они килластисом... — Возможно, рисовый хлеб, см. 144с.}

В день, когда Пифагор открыл чертеж знаменитый,

В честь его он принес славную жертву быков.

Пифагор также мало пил и всю жизнь питался так просто, что часто (419) довольствовался одним медом. Похожие рассказы есть и об Аристиде, о полководцах Эпаминонде, Фокионе, Формионе. Римский военачальник Маний Курий всю жизнь питался репой; когда сабиняне послали ему золото, он ответил, что пока на обед у него есть репа, ему не нужно золота. Об этом рассказывает Мегакл в сочинении "О знаменитых мужах".

14. Да и многие довольствовались весьма скромными трапезами, как [b] говорит во "Влюбленной" Алексид [Kock.II. 390]:

Ну я-то, получив необходимое,

Избыток ненавижу: ведь приносит он

Не радость, но одну лишь расточительность.

В "Обманщике" [Kock.II.392]:

Избыток ненавижу: ведь приносит он

Один убыток, а не наслаждение.

В "Сводных братьях" [Kock.II.376]:

Как сладко все, что в меру! Удаляюсь я

[с] И не голодный, и не переполненный,

Но чувствуя приятность: Мнесифей сказал,

Что надо избегать всегда излишнего. {14}

{14 Ср.54b.}

Философ Аристон пишет во второй книге "Любовных сходств", что академик Полемон советовал отправляющимся на пир заботиться о том, чтобы было хорошо не только сразу после выпивки, но и назавтра. Когда Тимофей, сын Конона, с пышных обедов у стратегов попал на пир в [d] Академию к Платону и был им принят просто и со вкусом, он сказал, что от Платонова обеда и назавтра хорошо. И Гегесандр пишет в "Записках" [FHG.IV.420], что встретив на следующий день Платона, Тимофей сказал: "Твой обед, Платон, вкуснее всего не тотчас, а назавтра". Тот же автор рассказывает, что когда знакомый угостил Пиррона Элейского пышно, но безвкусно, тот сказал ему: "Если будешь так принимать [е] меня, то больше я не приду к тебе, чтобы и мне не огорчаться, глядя, как ты тратишься без нужды, и тебе не мучиться от безденежья. Право, нам ведь больше радости от беседы, чем от стольких угощений, из которых большую часть все равно украдут рабы".

15. Антигон Каристийский, описывая в своей "Жизни Менедема" распорядок пирушек этого философа, говорит [р.99 Wilamowitz], что угощался он легкой закуской с одним-двумя друзьями, а остальные должны были подходить, уже пообедав, - такая уж была у Менедема [f] трапеза. Только после этого в пиршественную залу приглашались к столу подошедшие, а кто пришел слишком рано, те прохаживались перед домом и расспрашивали выходящих рабов, что на столе и как продвигается угощение. Если слышали, что на столе овощи да соленая рыба, то расходились, если же мясо, то входили в специально приготовленное (420) помещение. Летом на скамьи стелили циновки, зимой - овчины; подушки нужно было приносить с собой. Круговая чаша была не более кружки, на закуску обычно были стручки люпина или бобы; иной раз по сезону - летом груша или гранат из свежих плодов, весной - горох, а зимой сушеные смоквы. Это подтверждает и Ликофрон Халкидский в сатировской драме "Менедем", где Силен говорит, обращаясь к сатирам [TGF.2 817, cp.55d]:

Могучего отца сыны пропащие!

О, дети Пана, нынче я, как видите,

Над вами торжествую: ведь, свидетели

Все боги, никогда я не отведывал

Обеда столь прекрасного, ни в Карий,

Клянусь вам, ни на Родосе, ни в Лидии.

И продолжая [TGF.2 817, cp.55d]:

Но чашу для воды с вином

Всего за пять оболов с половиною

Ленивый раб едва таскал; проклятый же

Люпин мужицкий так в нас и отплясывал,

Товарищ верный нищего триклиния.

Далее Ликофрон говорит, что за выпивкой обсуждались всякие вопросы {15} [TGF.2 818]:

{15 ...обсуждались всякие вопросы... — Возможно, вроде Тибериевых «кто была мать Гекубы? как звали Ахилла среди девушек? какие песни пели сирены?» (Светоний. «Тиберий». 70).}

Был умный разговор для них закускою.

И зачастую они засиживались подолгу, так что "уж птица заставала их рассветная, когда они беседой не насытились".

16. Когда Аркесилай однажды принимал гостей, раб подал ему знак, что хлеб кончился. Аркесилай захохотал и воскликнул, хлопая в ладоши: [d] "Вот так попойка у нас, любезные друзья! Даже хлеба вдоволь не куплено. Беги же [за ним], малый!" Все это он говорил, смеясь, и все хохотали в ответ; началось веселье и забавы, так что бесхлебье стало приправой к обеду. В другой раз Аркесилай велел своему приятелю Апелле процедить вино, а тот по неопытности одно взбаламутил, другое пролил, и вино сделалось только мутнее. Тогда Аркесилай сказал с улыбкою: "Я попросил его процедить вино, а он, видно, как и я, не различает сущностного Блага. {16} Поэтому пусть этим займется Аридик, а ты уходи и берись лишь за дела сторонние". Это до того позабавило и развеселило гостей, [e] что всем стало хорошо.

{16 ...не различает сущностного Блага... — «Аркесилай утверждал, что ничего на свете нельзя познать, даже того, что оставил для познания Сократ» (т.е. «я знаю, что ничего не знаю»), — пишет Цицерон (Academica 112, 45).}

17. А в наши дни устроители обедов, в особенности в прекрасной Александрии, только и знают, что кричать да браниться с виночерпием, прислужником, поваром, а кругом визжат рабы, которых лупят слева и справа. Впрямь гостям от такого обеда мало радости. Когда же [перед пиром] приносят жертву, [f] то сам бог закрывает лицо и покидает не только дом, но и город: смешно ведь, когда хозяин призовет к благоговейному молчанию и тут же сам начнет клясть и жену и детей. Вернее бы ему возвестить гостям [Ил.II. 381; ср.364а]:

Ныне спешите обедать, а после начнем нападенье!

Ибо дом у него [Софокл "Эдип-царь" 4]

Одновременно фимиамами,

(421) Моленьями наполнен и стенаньями.

На эти слова кто-то из гостей откликнулся: "Из сказанного следует: не надо наедаться до отвала. Скромный обед не приводит ни к пьяному буйству, как утверждает Амфид в "Пане" [Kock.II.244], ни к дракам, ни к обидам, как свидетельствует Алексид в "Одиссее-ткаче" [Ibid. 354]:

- Каждодневное застолье с частыми попойками

Нудит пьяных тешить душу злобными насмешками,

От которых больше горя, чем бывает радости.

[b] А начало - злое слово: скажешь раз, услышишь два

И начнется брань и драка, как бывает за вином.

- Точно так оно и вышло: надо было ли гадать?

18. И Мнесимах в "Филиппе", глядя на безмерную заносчивость едоков, сравнивает их пир с военными приготовлениями - с оружейной лавкой, как сказал бы изящный Ксенофонт. {17} Говорит он так [Kock. II.441]: {18}

{17 ...как сказал бы изящный Ксенофонт. — См. Греческая история. 3,4,17 (о городе Эфесе в продолжение приготовлений Агесилая к войне).}

{18 О нравах наемников Филиппа см.166f.}

[c] Не представляешь ведь,

Какие предстоят тебе противники:

Мы острые ножи глотаем запросто,

Огнем их запиваем смольным факельным,

В закуску нам приносят стрелы критские,

Горох наш - острия от копий ломаных,

А в головах у нас - щиты и панцири,

В ногах - пращи и луки, а за выпивкой

Мы лбы себе венчаем катапультами.

[d] И Феникс Колофонский говорит [PLG.4 frag.3]:

Для Нина бочка - меч его, копье - кубок,

Густые кудри - лук, ряды врагов - чаши,

Вино - лихие кони, клич - "налей мирро!"

Алексид в "Парасите" пишет о каком-то обжоре [Kock.П.364]:

Все молодые парни кличут ласково

Нахлебником {19} его, а не обжорою.

{19 ...Нахлебником... — По-видимому, вместо Обжора.}

А он жует, молчит подобно Телефу,

[е] А спросят - лишь кивнет; уж так неистов он,

Что эту бурю впору успокаивать

Твердя самофракийские заклятия.

Дифил же в "Геракле" сказал об одном таком же вот так [Kock.II. 556]:

Не видишь, что я выпивши?

Что раздражен, и хмель ударил в голову?

Двенадцатью уж пирогами сырными,

Побольше астерийских, я позавтракал?

Поэтому прекрасно сказал Бион Борисфенский, что радость надо получать не от кушаний, а от здравого ума. Однако Эврипид говорит [TGF.2 423 (frag.2134, из "Антиопы")]:

[f] Он услаждал уста негодной трапезой.

Очевидно потому что удовольствие от приема пищи получается преимущественно через рот. И Эсхил в "Финее" [TGF.2 83]:

Обманчивую снедь свирепо клювы рвут

Из уст, едва успевших дрогнуть радостью.

В "Сфенебее" же Эврипид говорит о бережливости [TGF.2 571]:

Ловцы морских порфирниц полной трапезы

Не ведают: у них еда прибрежная.

(422) Ведь море нам - опора ненадежная,

Оно не суша, добрая кормилица.

Ее мы пашем, а из моря в дом берем

Силками и сетями пропитание.

19. И действительно, желудок для людей - большое зло; недаром Алексид говорит о нем во "Вместе умирающих" [Kock.II.374]:

Ты б узнал, какое горе ненасытный наш живот,

До чего он нас доводит и чему он учит нас.

Если б кто-нибудь оставил нас совсем без живота, -

Кто бы стал творить насилье, кто бы ближних обижал?

[b] Ну а так виной утроба всем мучениям людей.

Дифил в "Парасите" [Kock.II.560]:

Впрямь золотое слово Эврипид сказал [TGF.2 656]:

"Вы победили, нищета и бедный мой Живот".

О, что на свете злополучнее,

Чем наш живот! другого нет вместилища,

Где так бы все мешалось неразборчиво.

В кошелку с хлебом суп не льют - испортишь хлеб;

[с] В корзине каша не сосед с лепешками;

Во флягу, где вино, омар не втиснется;

А эту прорву боги словно прокляли:

Все в ней сойдется, но ничто не сладится.

Клянусь: всему, что где ни есть недоброго,

Виной - утроба ваша горемычная.

И киник Кратет, как рассказывает Сосикрат в "Преемствах" [Diels 213], попрекнул Деметрия Фалерского, когда тот послал ему котомку с хлебом и фляжку вина: "Ах, - воскликнул он, - если бы из земли текла как вода, [d] так и еда!". {20} И Стильпон без стеснения спал в храме Матери богов, наевшись чесноку, хотя после такой еды воспрещалось даже и на порог туда вступать. Богиня предстала ему во сне и сказала: "Как же это ты, Стильпон, философ, преступаешь закон?" А он во сне ей ответил: "Дай мне чего-нибудь другого, и я не буду есть чеснок".

{20 ...как вода, так и еда! — Кратет был трезвенником; см. Диоген Лаэрций VI.5.90.}

[е] 20. На это Ульпиан сказал: "Поскольку мы пообедавши (δεδείπναμεν)..." {21} (так, кстати, сказал Алексид в "Цирюльнике" [Kock.II.334]: "Поскольку мы давно уж отобедавши (δεδείπναμεν)...", и Эвбул в "Прокриде" [Kock.II. 195]: "Но мы еще не отобедавши (δεδείπναμεν)" и еще: "И кто давно уж отобедавши (δεδειπνάναι)", {22} и Антифан в "Леониде" [Kock.II.70]:

{21 δεδείπναμεν. — Вместо регулярной формы перфекта δεδειπνήκαμεν.}

{22 δεδειπνάναι. — Вместо регулярной формы перфектного инфинитива δεδειπνηκάναι.}

Однако хочет он

Явиться, мы ж еще не отобедавши (δεδειπνάναι).

И Аристофан в "Предварительном состязании" [Коск.I.511]:

Пора бы мне пойти позвать хозяина -

Я думаю, они уж отобедавши (δεδειπνάναι).

И в "Данаидах" [Коск.I.455]:

[f] Ты, вижу, пьян, еще не отобедавши (δεδειπνάναι)?

И Платон в "Софистах" [Коск.I.638] и Эпикрат Амбракийский - это поэт Средней комедии - в "Амазонках" [Kock.II.282]:

Мне кажется,

Что господа поели (δεδειπνάναι) своевременно.

А в "Любителях жареного" Аристофан сказал η̉ρίσταμεν {23} [Kock.I. 520]:

{23 η̉ρίσταμεν. — Вместо ήριστήκαμεν (мы позавтракали).}

Мы славно, братцы, выпили и славно закусили (ήρίσταμεν).

(423) Также Гермипп в "Воинах" [Kock.I.242]: "он уж позавтракал (η̉ριστάναι)", {24} Феопомп в "Каллесхре" [Kock.I.738]:

{24 η̉ριστάναι. — Пример формы перфектного инфинитива η̉ριστάναι вместо η̉ριστηκέναι.}

Позавтракали (η̉ρίσταμεν) мы, так разговор начнем.

Антифонт воспользовался в "Политике" глаголом καταριόταν {25} [Diels 603]: "Если же кто-то имущество свое или друзей проест (κατηρίστηκεν)". Παραδεδειπνημένος {26} сказал и Амфид в "Обманщике" [Kock.II.245]: "А я давно, ребята, отобедавши (παραδεδειπνημένος)".

{25 καταριστα̃ν. — Инфинитив, букв, «проесть за завтраком».}

{26 Παραδεδειπνημένος. — Перфектное причастие, регулярная форма.}

21. "Так смесим же, помолясь, вино богам, - говорит Платон в [b] "Филебе" [р.61b-с], - Диониса ли, Гефеста или кого еще из богов почитая этим смешением. Перед нами, как пред виночерпиями, текут две струи; и одну из них - струю удовольствия - можно уподобить меду, а другую - струю разумения, - трезвую и бесхмельную, уподобим суровой и здоровой воде. Вот их-то и нужно постараться смешать как можно лучше". Так и нам пришла пора приниматься за выпивку, {27} пускай кто-нибудь из слуг принесет из киликейона {28} чаши, - я уж вижу, как их там много, расписных". Ему вручили громадный кубок, и он продолжал: "Наполни, с малый, свой черпак (κύαθος) крепким вином (α̉κρατέστερος) {29} и налей в мой кубок, но не так, как в "Близнецах" у комика Антифана, который говорит [Kock.II.44]:

{27 ...пришла пора приниматься за выпивку... — Ульпиан, наконец, продолжает свою мысль, прерванную в 422е.}

{28 Киликейон — шкаф для винной посуды, буфет.}

{29 α̉κρατέστερος. — Букв, «менее разбавленным».}

Большую чашу дал мне раб, и я велю

Ее вином наполнить неразбавленным:

"Налей-ка, десять тысяч черпаков вина

В честь всех богов и вдвое в честь сладчайшего

Царя с богиней нашей августейшею".

Итак, любезный, "крепче (ζωρότερον) вино раствори" [Ил.IX.203], а сколько киафов, я пока не говорю. {30} Я сперва покажу, [ 1)] что у писателей [d] есть и слово "киаф" (κύαθος), [2)] и слово "крепленый" (α̉κρατέστερος), [3)] и скажу также о виночерпиях.

{30 ...сколько киафов, я пока не говорю. — Слово κύαθος могло означать как «ковш», так и меру жидкостей и сыпучих тел (0,0456 л).}

22. Но сперва я должен сказать о слове ζωρότερον. {31} Антифан в "Меланионе" пишет [Kock.II.72]:

{31 ζωρότερον. — Означает то же, что и α̉κρατέστερος, т.е. «менее разбавленный». Ср. Плутарх. «Застольные беседы». V 4,1 677 D. Согласно толкованию Хуберта (Hubert К. Zur Entstehung der Tischgespruche Plutarch/Χάριτες F.Leo dargebracht. 1911. P. 170-187.) Афиней сначала передает в сокращенном виде текст Плутарха, содержащий интерпретации трактата Феофраста «Об опьянении», а затем одну из них излагает по тексту Феофраста (см. ниже).}

Вот ему мой приговор: во славу богини Здоровья

Выпить, руки омыв, крепкого (ζωροτέρω) чашу вина.

В "Лампоне" [Kock.II.68]:

Эй, эй, Иапикс! Разведи покрепче (ευ̉ζωρέστερον) мне.

Эфипп в "Эфебах" [Kock.II.255]:

И подал каждой чашу винную,

[е] Покрепче растворивши, по-гомеровски.

Некоторые считают, что гомеровское "крепче вино раствори" означает не несмешанное вино, но теплое, от слов ζωτικός (живой) и ζέσις (кипение): угощая друзей, вполне естественно сразу размешать в чаше новое вино. Другие понимают ζωρότερον как ευ̉κρατον (благосмешанное), [употребляя сравнительную степень (ζωρότερον) вместо положительной (ζωρόν) как δεξιτερόν вместо δεξιόν (правое). А третьи понимают слово ζωρόν как "многолетнее", поскольку ώροι может значить "годы", а частица ζα- означает большое или многое. Так Дифил говорит в "Педерастах" [f] [Kock.II.559]:

- Налей-ка, малый, выпить!

- Да покрепче же (ευ̉ζωρότερον),

Все водяное людям душепагубно!

Феофраст же в книге "Об опьянении" [116 Wimmer] говорит, что ζωρότερον называется все, что смешано, и ссылается на стихи Эмпедокла [frag.35 Diels]:

Прежде нетленное в образах тленных тогда появилось,

(424) Сбившись с прямого пути, {32} из чистого смешанным (ζωρά) ставши. {33}

{32 Сбившись с прямого пути... — То есть в противоположность прежнему состоянию.}

{33 ...из чистого смешанным ставши... — Ср. Плутарх. «Застольные беседы». V 4,1 677 D, — ’άκρητα именуются вещи на стадии разъединения, и потому ’άκρητα означает «чистое, несмешанное», а ζωρά с необходимостью понимается как характеристика вещей на стадии слияния и потому означает «смешанное». Другие интерпретаторы, в том числе и Diels, затрудняются принять употребляемые обыкновенно в смысле синонимов термины и в значении противоположения, как того непременно требует контекст, и потому вынуждены предлагать всевозможные конъектуры на гораздо слабее засвидетельствованные и взаимно противоречивые тексты других рукописей (Симплиция, Аристотеля). На мой взгляд, если принять во внимание, что возможность противопоставления ζωρά и άκρητα засвидетельствована самими древними писателями (см. выше Феофраст. «Об опьянении»), — у нас нет оснований отказываться от согласного чтения лучших рукописей.}

23. [1)] Что касается киафа, то так называет черпак Платон в следующем стихе из "Фаона" [Kock.I.650]:

И так вот поднося киаф к губам своим.

Также в "Послах" [Ibid. 633]:

А сколько черпаков мерзавцы {34} отпили!

{34 ...мерзавцы... — Два негодяя — Эпикрат и Формисий; cp.229f.}

[b] Архипп в "Рыбах" [Kock.I.683]:

Киаф вот этот я купил у Десия.

Подобное словоупотребление также в "Мире" Аристофана [541]:

Синяк под глазом - знать, киаф прикладывал.

Потому что синяки под глазом бывают от ударов винными чашами. {35} Упоминают киаф и Ксенофонт в "Воспитании [Кира]" [1.3.9], и Кратин, и Аристофан во многих комедиях, и Эвбул в "Сироте-наследнице" [Kock.II. 192]. Ферекрат в "Пустословах" упоминает "золотой киаф". Тимон во второй книге "Силл" [frag.46 Wachsmuth] называет киафы [c] черпаками (α̉ρυσαίναι) - от глагола α̉ρύσασθαι (вычерпать): "ненасытные черпаки". Называют их также α̉ρυστήρες и α̉ρύστιχοι. Симонид [PLG.4 frag.25]:

{35 ...от ударов винными чашами. — Однако здесь Аристофан, скорее всего, имеет в виду медицинские баночки, прикладываемые к ссадинам.}

Ни черпака (α̉ρυστήρα) хотя бы с молодым вином.

Аристофан в "Осах" [855]:

Зачем, когда вот эти черпаки (α̉ρυστίχους) у нас.

Фриних в "Травницах" [Коск.I.381]: "ковш-уполовник" (α̉ρυστίχον). От этого же корня лейка, ушат (άρύταινα). Называли такой сосуд и эфебом, как это делает Зенофан в "Родственнике". А Полибий в девятой книге [d] "Истории" [45] упоминает некую реку Киаф близ города Арсинои в Этолии.

24. [2)]Выражением "неразбавленный" (α̉κρατέστερον) воспользовался Гиперид в речи "Против Демосфена" [р.21]; пишет он так: "Если, например, кто-нибудь пил несмешанное вино, ты огорчался". Похожим образом образуется и слово горчайше (α̉νιηρέστερον) [Од.II.190] и в Эсхиловых "Гелиадах" [frag.72] "обильно (α̉φθονέστερον) льется". Также у Эпихарма в "Пирре" [р.250] дешевейший (ευ̉ωνέστερον). И в речи "Против Демада" Гиперид сказал [frag.89]: "легкомысленнейший (ρ̉αδιεστέραν) город". Выражением смешивать (κεραννύειν) пользуется в "Филебе" Платон [р.61с]: "Так смесим же, помолясь богам, вино, Протарх". [e] И Алкей в "Священном браке" [Kock.I.759]: "смешивают (κεραννυουσιν) {36} и исчезают с ним". Гиперид в "Делийской речи" [frag.72]: "И целительное вино эллины замешивают сообща".

{36 κεραννύουσιν — вместо κεραννύασι.}

[3)] Виночерпиями у древних служили знатнейшие юноши, как, например, сын Менелая [Од.XV.141]:

Кубки златые вином наполнял Мегапент многославный.

В отрочестве прислуживал виночерпием и поэт Эврипид. Во всяком случае, Феофраст пишет в книге "Об опьянении" [frag. 119 Wimmer]: "Я слышал, что и поэт Эврипид служил в Афинах виночерпием так называемым [f] "танцовщикам". Господа эти, принадлежавшие к виднейшим гражданам, танцевали вокруг храма Аполлона Делийского и наряжались в ферейские плащи. {37} Это тот самый Аполлон, в честь которого справляются Таргелии; картина, изображающая эти празднества, хранится в храме Лавроносного [т.е. Аполлона] в деме Флии". То же самое рассказывает (тоже в книге "Об опьянении") и ученик Аристотеля Гиероним Родосский. И прекрасная Сапфо во многих стихотворениях прославляет брата (425) Лариха, как виночерпия в митиленском пританее. У римлян знатнейшие отроки исполняют эту службу во время общественных жертвоприношений; при этом они во всем подражают эолийцам, вплоть до тона голосов.

{37 ...ферейские плащи. — То есть с острова Фера. Поллукс (VII.48) пишет, что подобные наряды использовались в Сатаровых драмах.}

25. И настолько расточительны были древние в роскоши увеселений, что не только виночерпиев заводили они, но и винных смотрителей (οι̉νόπτος). Во всяком случае должность эта существовала у афинян; о них упоминает в "Городах" Эвполид [Kock.I.314]:

[b] Кого мы прежде в винные смотрители

Не взяли бы, в стратеги выбираются.

О город, город! Ты счастливым случаем

Силен всегда, не здравым разумением.

Эти винные смотрители наблюдали на пирах, чтобы всем присутствующим доставалось равное количество выпивки. Должность эта, впрочем, как свидетельствует оратор Филин в "Диадикасии {38} Кроконидов" [11.319 Turnebus], была низшего ранга, их было трое, они также давали пирующим светильники и фитили к ним. Некоторые называли их "очами". А у эфесцев холостые молодые люди, прислуживавшие виночерпиями на празднике Посейдона, назывались "быками"; об этом сообщает Америй. [с] Жители Геллеспонта, как пишет Деметрий Скепсийский в двадцать шестой книге "Троянского миростроя" [frag. 16 Gaede], виночерпия называют "разливатель", а резчика мяса "мясодателем". У богов среди виночерпиев называют Гармонию, как, например, во второй книге "О любви" эпический поэт Капитон Александрийский. Алкей называет и Гермеса [PLG.4 frag.8], об этом говорит и Сапфо [Ibid., frag.51]:

{38 Диадикасии... — Юридический термин, означавший спор сторон о правах наследования, платежах по различным видам литургий; также встречный иск о возврате той или иной части конфискованного имущества.}

С амвросией там

[d] воду в кратере смешали,

Взял чашу Гермес

черпать вино для бессмертных.

26. Древние же называли тех, кто приставлен к этой службе, вестниками (κήρυξ). Так, у Гомера [Ил.III.245]:

Жертвы тою порой через Трою для клятвы священной,

Агнцев с дарами полей и вино, веселящее сердце,

В козьем меху несли провозвестники; нес совокупно

Вестник Идей и блестящую чашу и кубки златые,

и далее [268]:

...почтенные вестники жертвы

К клятвам святым совокупно представили; в чаше единой

Вина смесили и на руки воду царям возлияли.

Впрочем, Клидем считает [FHG.I.359], что вестниками называли поваров. А что вино богам разливает Геба, это говорится, может быть, потому что симпосии называются гебетериями (букв, мальчишник или девичник). Виночерпием при царе Птолемее Филадельфе была Клейно, о которой упоминает Птолемей, сын Агесарха, в третьей книге "Истории Птолемея Филопатора" [FHG.III.67]. Полибий в четырнадцатой книге "Истории" [11; 576f] подтверждает, что по всей Александрии стояли статуи, изображавшие ее в одной сорочке и с чашей в руках".

[О пропорциях смешения вина]

27. После этих слов Ульпиан продекламировал, взяв чашу с вином:

(426) - Эту чашу полную

В честь родственников я залогом дружбы пью,

Всех разом поименовав.

Пока он еще пил, кто-то из присутствующих продолжил начатые им ямбы:

А выпивши,

Продолжу, чтоб не подавиться.

- Мелкими

Тяни ее глотками.

Ульпиан же, осушив чашу, сказал: "Это из "Кифареда" Клеарха [Kock.II.408]. Я же прикажу, как в "Поденщике" Амфида [Ibid. 241]:

С бокалами пусть раб снует без устали.

И:

[b] Наполни мне, а я тебе: пускай у нас

Миндалина с миндалиной играет.

Это сказал Ксенарх в "Близнецах" [Ibid. 458]".

Так как одни из нас требовали, чтоб вина было побольше, а другие, чтоб вина и воды было поровну (1:1), один из гостей заметил, что у Архиппа сказано во втором "Амфитрионе" [Коск.I.679]:

Вот дурачье, да кто ж из вас двоих развел

Вино с водою в долях одинаковых?

А у Кратина в "Бутылке" наоборот [Ibid. 69]:

Вино с водою в долях одинаковых:

Меня и развезло.

Тогда все решили обсудить эти пропорции смешения вина у древних.

28. Первым кто-то заметил, что у Менандра в "Герое" говорится [Kock.III.60]:

[c] Вот кружка разведенного.

Возьми и выпей,

Демокрит на это ответил: "Друзья мои, а вот Гесиод рекомендует ["Труды и дни" 596]:

Часть лишь одну ты вина наливай, воды же три части.

Поэтому Анаксилай и говорит в "Нерее" [Kock.II.271]:

Хоть так гораздо слаще. Ведь не стал бы я

Воды три доли пить с одною винною. (1:3)

Алексид же в "Кормилице" велит размешать еще скромнее [Ibid., 380]:

[d] - Вот и вино! Разбавь-ка "тритонически"!

- Куда вкуснее будет "к четырем один". (1:4)

- Так слишком водянисто; все же выпей-ка

И расскажи мне новости за чашею.

И Диокл в "Пчелах" [Коск.I.768]:

- Как развести вино?

- Четыре к двум долям. (1:2)

Но такое смешение, противно обычаю и сразу напоминает известную пословицу:

С пятеркой, тройкой пей, не пей с четверкою.

То есть, нужно пить или два к пяти (1:2,5), или один к трем (1:3). [e] Об этой пропорции смешения поэт Ион говорит в книге "О Хиосе" [FHG.II.50]: "Прорицатель Паламед нагадал эллинам быстрое плавание, если они будут пить три киафа к одному". А кто предпочитал более крепкое питье, те пили две части вина к пяти воды. Например, Никохар пишет в "Амимоне", обыгрывая имя Эномая ("винный") [Kock.I.770]:

[f] Здорово, Эномай, пять к двум, а мы с тобой

Могли бы собутыльниками сделаться.

Похожие выражения есть у него и в "Женщинах с Лемноса" [Ibid., 773].

Амипсий в "Игроках в коттаб" [Ibid. 671]:

Для вас я - Дионис, пять к двум.

Эвполид в "Козах" [Kock.I.260]:

Здорово, Дионис, а ты не пять ли к двум?

Гермипп в "Богах" [Ibid. 230]:

И всякий раз, как пьем иль жаждой мучимы,

"Рог, стань вином", - мы перед рогом молимся.

(427) Тащу к виноторговцу с прибаутками

Я рог, и там в "пять к двум" он обращается.

29. У Анакреонта одна часть вина смешивается с двумя частями воды [PLG.4 frag.63; 475с]: {39}

{39 Ср. перевод А.С. Пушкина:

Что же сухо в чаше дно?

Наливай мне, мальчик резвый,

Только пьяное вино,

Раствори водою трезвой.

Мы не скифы, не люблю,

Други, пьянствовать бесчинно:

Нет, за чашей я пою

Иль беседую невинно.

}

Принеси мне чашу, отрок, - осушу ее я разом!

Десять влей ковшей с водицей, пять ковшей вина хмельного, -

а несмешанное вино он называет скифским питьем:

И тогда, объятый Вакхом, Вакха я прославлю чинно,

[b] Мы не скифы: не допустим мы ни гомона, ни криков,

Но под звуки дивной песни отпивать из чаши будем.

И лакедемоняне, как пишет Геродот в шестой книге [84], утверждают, что царь их Клеомен, общаясь со скифами, научился пить неразбавленное вино, и от этого впал в безумие. Да и сами лаконцы, когда хотят выпить неразбавленного вина, называют это "скифствовать". О том же пишет Хамелеонт Понтийский в книге "Об опьянении" [frag.31 Koepke; 426е]: "Лаконцы утверждают, что Клеомен Спартанский, общаясь со скифами, приучился к неразбавленному вину и впал в безумие. С тех [с] пор, когда спартанцы хотят выпить цельного вина, они говорят: "Наливай по-скифски". Ахей же изображает в сатировской драме "Этон", как сатиры негодуют на разбавленное вино [TGF.2 748]:

- Весь Ахелой нахлынул в чашу винную!

- Такое и лизать непозволительно!

- Прекрасно было бы ... по-скифски пить.

30. "Обычай поднимать на пирах друг за друга здравицы, - пишет [d] в книге "Об опьянении" Феофраст [frag. 118 Wimmer], - не был древним, но сперва взамен этого сперва были возлияния богам и коттаб для влюбленных. И действительно, на пирах очень усердно играли в коттаб, бывший сицилийской забавой, как об этом свидетельствует и Анакреонт Теосский [PLG.4 frag.53]:

Плеща изогнутой рукой в сицилийский коттаб.

Потому-то у древних поэтов упоминаниями о нем полны застольные песни, называемые сколиями; например, у Пиндара [PLG.5 441]:

...всю прелесть утех Афродиты,

Чтобы вместе с Химаром пить е

И плескать вино

За здоровье Агафонида...

Умершим друзьям назначались куски пищи, упавшие со столов; поэтому и Эврипид говорит о Сфенебее, считающей Беллерофонта погибшим [TGF.2 569]:

И не пропустит ничего упавшего,

Сейчас же: "Гостю, - говорит, - коринфскому!"

31. Допьяна древние не напивались; даже Питтак наставлял Периандра Коринфского не напиваться и не пускаться в пьяный разгул: "чтобы не узнали, каким ты бываешь, но только таким, каким стараешься быть". [f]

Душа видна в хмелю, как облик в зеркале [Эсхил TGF.2 114].

Поэтому прекрасно говорит пословица: "вино не знает удержу". Ведь и Ксенофонт, сын Грилла, будучи однажды при дворе Дионисия Сицилийского, когда виночерпий понуждал его выпить, так обратился к тирану: "Почему же, Дионисий, твой повар, такой изощренный (428) мастер, не принуждает нас есть через силу, а подает нам обед чинно и молча?" И Софокл говорит в сатировской драме, что в сущности [TGF.2 291]

пить по принуждению

Есть зло не меньшее, чем жаждой мучиться.

Потому-то и говорится: {40}

{40 Ср.134с (Эриф).}

И поневоле плясать вино старика заставляет.

И поэт Сфенел неплохо сказал:

Даже разумных людей на глупость вино подвигает.

[b] И Фокилид сказал [PLG.4 frag. 11]:

Надо на пире, когда вкруг идет чаша с хмельною брагой,

Благоприличье блюсти, рассевшись за сладкой беседой.

У некоторых эллинов этот обычай сидеть за пиршественным столом сохранился до нашего времени. [Остальные же] эллины, когда из-за роскоши нравы изнежились, сползли с сидений на ложа и, взяв в союзники расслабляющий покой, предались пьянству уже без меры и порядка; приятная обстановка указывала им путь.

32. Поэтому и Гесиод сказал в "Эоях" [frag. 157 Rzach]:

[с] Кои мужам Дионис создал к ликованью и скорби:

Пьющего вдоволь хмельное вино сотворяет безумцем,

Вяжет и руки, и ноги, и речь, и рассудок сжимает

Цепью незыблемой, сладкое нежит его сновиденье.

И Феогнид говорит [477]:

Пить прекращаю, когда от вина наибольшая радость.

Трезвым я быть не люблю, но и сверх меры не пью.

Тот же, кто всякую меру в питье переходит, не властен

[d] Ни над своим языком, ни над рассудком своим,

Речи срамные ведет, за которые трезвый краснеет,

Дел не стыдится своих, совесть вином замутив.

Прежде разумный, теперь он становится глупым. Об этом

Помни всегда и вина больше, чем нужно, не пей.

Из-за стола поднимайся, пока допьяна не напился,

Чтоб не блевать за столом, словно поденщик иль раб.

И когда мудрый Анахарсис объяснял скифскому царю, в чем сила вина, [е] он показывал ему лозы и говорил, что если бы эллины не подрезали их ежегодно, они бы уже достигли Скифии.

33. Нехорошо, когда Диониса рисуют или ваяют пьяным и в таком виде провозят по площадям: это показывает зрителям, будто вино сильнее даже божества, хотя, конечно, оно свалит любого порядочного человека. Если же это делается, потому что Дионис открыл нам вино, то и Деметру пришлось бы представлять за трапезой или жатвой. Пожалуй, [f] не избежал подобной ошибки и Эсхил: это он первый (а не Эврипид, как утверждают иные) изобразил в трагедии пьяного, когда в "Кабирах" он вывел пьяных спутников Ясона [TGF.2 31]. Здесь поэт перенес на героев собственные привычки: Эсхил ведь писал свои трагедии во хмелю. (429) Недаром Софокл его упрекал: "Эсхил, если ты и сочиняешь как следует, то сам того не ведая". Об этом рассказывает Хамелеонт в книге "Об Эсхиле" [frag.22 Koepke; 22а]. Однако те, кто так говорят, не знают, что первым-то вывел пьяного на сцену Эпихарм, а после него Кратет в "Соседях" [Kock.I. 130]. И мелический поэт Алкей, и комедиограф Аристофан писали свои стихи пьяными, многие же другие, напившись, лучше бились в бою. У эпизефирских локров, если кто-либо пил неразбавленное вино не по приказу врача, то его по закону Залевка казнили смертью. По другому закону у массалиотов женщины должны были пить только [b] воду. В Милете, утверждает Феофраст, подобный закон в силе и поныне. У римлян не пили вина ни рабы, ни свободные женщины, ни свободные юноши до тридцати лет. {41} Особняком стоит Анакреонт, у которого все стихи связаны с пьянством: в стихах он изнежен и роскошен и этим обманывает многих, не знающих, что был он трезвым и добрым человеком, без всякой нужды притворявшимся пьяницей.

{41 ...до тридцати лет. — Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». II.38, где указывается возраст 35 лет.}

34. Только те, кто не знает сущности вина, безрассудно клевещут на Диониса, будто он насылает на людей безумие. Потому и Меланнипид с говорит [PLG.4 frag.4]:

Только что не знавши вина,

Все уже взгнушались водой -

Диво ли, что вскорости выдалась

Одним - смерть,

А другим - исступленный зык?

Аристотель пишет в книге "Об опьянении" [р. 118 Rose]: "Если вино немного прокипятить, оно опьяняет меньше, ибо сила его при кипячении убывает. Пожилые люди, - продолжает он, - опьяняются быстрее, потому [d] что естественного тепла в них меньше, и оно слабее. Молодые же люди, наоборот, быстрее пьянеют из-за того, что тепла в них много и поэтому добавленное тепло от вина легко их одолевает. Среди бессловесных животных пьянеют свиньи, поевшие виноградного жома, а из ворон и псов - поевшие так называемой винной травки (οι̉νου̃ττα). {42} От вина, пьянеют также обезьяна и слон. Поэтому охотники ловят их, опьяняя обезьян вином, а ворон винной травкой".

{42 οίνοΰττα — Неизвестный вид ядовитого растения.}

Какая радость, -

спрашивает в "Оставляющей мужа" Кробил [Kock.III.380; 443f],

[е] - пьянство беспробудное,

Что заживо людей лишает разума?

А он ведь наше благо, величайшее

Из всех, что нам дарованы природою.

И Алексид в переработанной редакции "Фригийца" [Kock.II.390; ср.613b]:

Когда б мы были перед опьянением

Похмельные, то больше, чем положено,

Никто б вина не пил. А не предчувствуя

Расплаты за разгул, мы легкомысленно

Сверх меры пьем вино неразведенное.

И Аристотель пишет [р. 119 Rose], что всего три котилы так называемого "самагорийского" вина, смешанные с водой, могут опьянить свыше [f] сорока человек".

35. Рассказав это, Демокрит отпил вина и продолжил: "Если кто-нибудь имеет что возразить, пусть выступит. Он услышит от меня слова Эвена [PLG.4 frag.l; 367е]:

Мненье свое у тебя, я остаюсь при своем.

Я отвлекся от разговора о смешении вина у древних, поэтому теперь вернусь к этому предмету и напомню завет мелического поэта Алкея: он (430) говорит где-то [PLG.4 frag.41; 430d]: "наливай, разбавив один и два!" Некоторые считают, что здесь он говорит не о пропорции смешения, а просто об умеренности, чтобы пить сначала один киаф несмешанного вина, а затем еще два. Так полагает Хамелеонт Понтийский, как будто не знает, каким пьяницей был Алкей, умея пить в любое время года и в любой обстановке. Например, зимой [frag.34]:

Дождит отец Зевс с неба ненастного,

И ветер дует стужею севера;

[b] И стынут струйки дождевые,

И замерзают ручьи под вьюгой.

Как быть зимой нам? Слушай: огонь зажги,

Да, не жалея, в кубки глубокие

Лей хмель отрадный, да теплее

По уши в мягкую шерсть укройся.

Летом [frag.39]:

Сохнет, други, гортань, - дайте вина!

Звездный ярится Пес.

Пекла летнего жар тяжек и лют;

Жаждет, горит земля.

Весной [frag.45]:

[В эту пору,] когда наступает весна, расцветая.

И далее:

Растворите мне в чаше медвяную винную влагу

Поскорей.

В горе [frag.35]:

К чему раздумьем сердце мрачить, друзья?

Предотвратим ли думой грядущее?

[с] Вино - из всех лекарств лекарство

Против унынья. Напьемся ж пьяны!

В радости [frag.20]:

Пить, пить давайте! Каждый напейся пьян,

Хоть и не хочешь, пьянствуй! Издох Мирсил.

И, наконец, дает общий совет [frag.44]:

Ничего не высаживай раньше лозы виноградной.

Как же мог такой пьяница трезвенничать и выпивать всего один или два киафа? Сами стихи его, говорит Селевк, свидетельствуют против такого понимания. Ибо он говорит [frag.41; 481а]:

Выпьем! Надо ли нам ждать темноты? С палец осталось дня!

[d] Принеси нам больших чаш расписных, мальчик любимый мой!

Для забвенья забот бог, что рожден Зевсом с Семелою,

Нам вино даровал. Лей до краев! Два к одному смешай

Воду с чистым вином: пусть поспешат чаша за чашею

Друг за другом вдогон... {43}

{43 Ср. перевод В. В. Крестовского:

Давайте пить! Зачем нам ждать

Огней полуночного пира? —

Нас будет солнце освещать,

А забавлять — вино и лира!

Наполни ж чашу мне вином!

Да лей смелее, лей до края!

Друзья, потопим, замирая,

Мы души в нектаре живом!

Восходит Сириус над нами, —

 Нас мучит жажда, мучит жар.

Вон — даже трезвый — Вакхов дар

 Глотает жадными устами.

Так что ж нам ждать! Давайте пить!

 Друзья, возделаем рассадник

 И станем рьяно возводить

 Пурпурно-сочный виноградник!

}

совершенно ясно веля развести вино в пропорции один к двум.

36. Анакреонт, наоборот, велит развести вино покрепче [PLG.4 frag.42]:

Наливай пять и еще три, чтобы всласть пить из больших чаш.

А у Филетера в "Терее" смешивают две части воды к трем вина [Kock.II.234]:

Он выглядит как выпивший

Два к трем вина несмешанного.

А Ферекрат в "Корианно" - две части воды к четырем вина [е] [Kock.I. 164]: {44}

{44 Пьянствуют служанка (Глика), нянька и другая служанка.}

- Какое пойло, Глика, невозможное!

- Что, водянисто?

- Тут вода без примеси!

- (Глике ) Что сделала? Смешала как, негодная?

Глика . Воды я налила две части, мамочка.

- Вина-то сколько?

Глика . На четыре.

- Вон пошла!

Проваливай! Лягушкам разливай вино.

Эфипп в "Кирке" - три к четырем [Kock.II.255]: [f]

[f] - Вино полезней пить поводянистее.

- Три к четырем, и только так, Землей клянусь!

- Ты пьешь такое крепкое?

- Конечно, пью?

37. Тимокл в "Конисале" - один к одному [Kock.II.461]:

Всю правду рассказать его заставлю я,

На помощь чаши призову громадные

Вина с водою в долях одинаковых.

И Алексид в "Доркиде" или "Причмокивающей" [Kock.II.317; ср.502b]:

(431) За здравье выпью я три чаши полные

Вина с водою в долях одинаковых.

И Ксенарх или Тимокл в "Ракушке-порфирнице" [Kock.II.471]:

Свидетель Дионис! Вино лакаешь ты

С водою в долях равных.

И Софил в "Кинжале" [Kock.II.445]:

Вино, с водою смешанное поровну,

Все время им давали - стали требовать

Побольше чашу.

И Алексид в "Ростовщике" или "Клевещущем" [Kock.II.381]:

- Вино ему налей не слишком жидкое,

[b] А поровну с водой.

Трифа . Сейчас.

- Отличное

Питье! Откуда Бромий, Трифа?

Трифа . С Фасоса.

- Равно и справедливо чужеземное

Вино приезжим пить, а местным местное.

И в "Подкидыше" [Kock.II.386; 502b]:

Единым духом выпил с удовольствием

Вина с водою в долях одинаковых.

Менандр в "Братьях" [Kock.III.5]:

И восемь, и двенадцать кубков требовал

Повергнув наземь (κατέσενσε) всех своих соперников.

[c] "Повергать наземь" (κατασείειν) говорили о тех, кто умножал здравицы, так что гости падали, словно плоды, отрясаемые с деревьев. Так и Алексид в "Отрезанной" [Kock.II.305]:

Симпосиарх Херея, как палач крутой,

За двадцать здравиц всех гостей во прах поверг.

38. Диодор Синопский во "Флейтистке" [Kock.II.420]:

Кто выпил десять чаш, тот с каждой новою

[d] Выблевывает все остатки разума.

Подумай же, Критон, и сделай выводы.

Гегесандр рассказывает в "Записках" [FHG.IV.417], как остроумно поступил Лисандр Спартанский: виноторговцам, продававшим в его лагере слишком водянистое вино, он приказал продавать по цене уже разведенного, чтобы они стали торговать более крепким. Нечто подобное рассказывает Алексид в "Эзопе" [Kock.II.299]:

- Солон! Как хорошо у вас придумано

В Афинах и как правильно устроено.

Солон . О чем ты?

- Здесь вино всегда разбавлено.

Солон . А это оттого, что покупаем мы

Уже с телег вино, к питью готовое.

Виноторговцы наши озабочены

Не прибылью, - здоровьем покупателей,

Чтоб не болела голова от выпивки.

Как видишь, таково питье по-эллински:

Потягивать из чашечек малюсеньких

И всласть друг другу зубы заговаривать.

А чашами вино пить холодильными

[f] И "кадками" - не пир, а баня.

- Сущая

Погибель!

39. Платон пишет в шестой книге "Законов" [р.775b]: "Пить допьяна не подобает никогда, за исключением празднеств в честь бога - дарителя вина. Оно и небезопасно, особенно для тех, кто занят свадьбою. Здесь и жених и невеста должны вести себя очень разумно на столь важном повороте их жизни. Да и потомство должно произойти от родителей в здравом уме - а ведь почти неизвестно, в какую ночь или день они зачнут". (432) И в первой книге "Законов" он пишет [p.637d]: "[Я говорю только о] пьянстве допьяна: оно в обычае лидийцев, персов, карфагенян, кельтов, иберов, фракийцев и тому подобных народов, а вот вы, лакедемоняне от него решительно воздерживаетесь. Скифы же и фракийцы пьют только несмешанное вино - как мужчины, так и женщины; они проливают его на платья и считают этот обычай хорошим и счастливым. А персы предаются и другим роскошествам, которые вы отвергаете, хотя и не так бесчинствуют, как те". [b]

40. Как утверждает Гегесандр Дельфийский [FHG.IV. 418], иногда в вино насыпают ячменную крупу. Когда однажды Мнесиптолем устроил чтение своей "Истории" [697d], в которой он описал, как это делал Селевк, то Эпиник высмеял его, написав пьесу "Мнесиптолем", в которой представил его рассуждающим о выпивке собственными его словами [Коск.Ш.330]:

Увидев летом, как охотно царь Селевк с

Однажды пил вино с крупой ячменною,

Я написал и предоставил публике,

Что случай повседневный, незначительный

Мое искусство может сделать памятным.

"Фасийское вино старинной выдержки

И сладость сот гневливых пчел из Аттиды

Я размесил {45} в литом сосуде каменном,

{45 ...размесил... — В оригинале смешное слово συγκυρκανήσας, нигде больше не встречающееся. Аристофан и Гиппократ, каждый по разу, использовали близкий глагол κυρκανώ. Сосуд, отлитый из камня — просто стеклянный.}

Мукой Деметры замостил все влажное,

И тем обрел от жара облегчение".

Гегесандр также рассказывает, что на Ферадских островах вино пьют не с ячменной крупой, а с тертыми бобами и утверждают, что такое питье [d] гораздо вкуснее.

41. На лакедемонских же симпосиях не было ни обычных здравиц, ни круговых чаш. Это ясно показывает в "Элегиях" Критий [PLG.4 frag.2]:

Есть обычай, его соблюдение принято в Спарте:

Чашу взяв на пиру, больше ее не менять.

А не пускать по кругу застольников слева направо,

Провозглашая того, здравье которого пьют.

[e] .........

Чаши лидийской чекан ввел в обиход азиат,

Стал их передавать по кругу слева направо

И называть имена тех, кому здравие в честь.

Скоро во время пирушек таких языки распускают,

Грязные речи ведут, чувствуют слабость в телах.

Тьма непроглядная плотным покровом на взоры ложится,

Память и ясность ума тают в пустом забытьи,

[f] Мысли сбиваются в сторону. Нрав появляется дерзкий

В слугах, и быстро растут траты, хозяйство губя.

В Спарте не то: здесь пьют лишь затем, чтобы все получалось

С радостным сердцем у них, твердый рассудок хранят,

Речь всегда дружелюбна, и смеху предписана мера.

Телу такое питье только на пользу идет,

Впрок оно мыслям разумным и дому, для дел Афродиты

(433) Годно, а после ведет к обетованному сну

И вожделенному Здравью, сладчайшему богу для смертных:

И Благочестье при нем, и Здравомыслие с ним.

И далее:

Если заздравные чаши не в меру обильны, то скоро

Быстрой радости вслед долгое горе придет.

[b] Только спартанцы умеют последовать равному ладу,

Могут и есть, и пить с пользой для мыслей и дел.

И потому-то у них не отводится день нарочито,

Чтоб непомерным вином тело свое нагрузить.

42. Φίλοινος - это любитель вина, всегда готовый выпить, {46} φιλοπότης - любитель пьяных компаний, а κωθωνιστής - пьющий до опьянения. Из [гомеровских] героев больше всего пил Нестор, проживший три века: он не скрывал, что привержен к вину даже больше, чем Агамемнон, которого Ахилл бранил "винопийцей". Даже в разгаре великой [c] битвы Нестор не переставал пить - у Гомера сказано [Ил.XIV.1]:

{46 ...всегда готовый выпить... — В оригинале игра слов: φίλοινος — ’έτοιμος.}

Крик неспокойно услышал и Нестор, под сению пьющий.

У него, единственного из героев, Гомер описывает кубок [Ил.XI.632], подобно тому как у Ахилла описывается щит [Ил.XVIII.478]. Ведь Нестор пошел на войну и с кубком, и со щитом - тем, о котором Гектор говорит, что "слава о нем до высокого неба восходит" [Ил.VIII. 192]. Этот кубок по праву можно назвать "Аресовым фиалом" (т.е. шитом), по словам из "Кенея" Антифана [Kock.II.55]:

Затем мне дай "Аресов фиал",

(Как сказал Тимофей), лощеный дрот.

Более того, именно за любовь к вину Нестор получил на играх в честь [d] Патрокла в дар от Ахилла фиал [Ил.XXIII, 616], а не просто потому что он проиграл без борьбы (выпивающие вообще по причине душевной слабости побеждают редко), или потому, что кулачные бойцы обычно проигрывают из-за жажды, так как постоянное напряжение утомляет им руки. А Эвмела Ахилл наградил безопасным панцирем [Ил.ХХIII.560] за то, что он в скачках подверг себя опасности и ранам [Ibid., 394].

[О любителях выпить]

43. Жажда - сильнейшее из наших желаний; поэтому и Поэт называет [e] Аргос "многожаждным", то есть "страстно желанным" по причине долгой с ним разлуки. {47} Действительно, жажда у всех возбуждает сильнейшее желание утоления. Поэтому и Софокл говорит [TGF.2 296]: {48}

{47 ...по причине долгой... разлуки. — Ту же интерпретацию этому эпитету дает Страбон (р.370).}

{48 Ср. Эврипид. «Медея», ст.299.}

Дай жаждущему выпить, и порадуешь

Его ты больше, чем ученой мудростью.

И Архилох [PLG.4 frag.68]:

И, как жаждущий напиться, боя я с тобой хочу.

И кто-то из трагических поэтов [TGF.2 858]:

[f] Велю руке сдержаться, крови жаждущей.

И Анакреонт [PLG.4 frag.57]:

Мила ты к гостям; дай же и мне, жаждущему, напиться.

И Ксенофонт в третьей книге "Воспитания [Кира]", где Кир говорит [V,1,1]: "Я жажду быть вам благодетелем". А Платон в "Государстве" [VIII.562с]: "Когда демократическое государство жаждет свободы, а во главе его оказываются дурные виночерпии, тогда оно сверх должного опьяняется этим неразбавленным вином".

44. Горьким пьяницей был и македонец Протей, как Эфипп (434) рассказывает в сочинении "О погребении Александра и Гефестиона" [р. 126 Muller; 129а], однако, несмотря на искушенность в выпивке, телом был он очень силен. Однажды Александр потребовал чашу емкостью в два кувшина, отпил из нее за здоровье Протея и передал чашу ему; тот взял ее, пропел царю хвалу и допил под общие рукоплескания. А потом Протей, в свою очередь, потребовал ту же чашу, отпил за здравие и передал [b] царю; но Александр, приняв ее твердою рукою, удержать не смог, откинулся на подушку и выпустил чашу из рук. После этого он и заболел, а потом умер, потому что (говорит Эфипп) Дионис на него гневался за разорение Фив, его родного города. Да и сам Александр был привержен выпивке до такой степени, что отсыпался после попоек по два дня и две ночи подряд. Об этом свидетельствуют его "Ежедневные Записи", писанные Эвменом Кардийским и Диодотом Эритрейским [р. 121 Muller]. И у Менандра в "Льстеце" сказано [Kock.III.83; cp.477f]:

[с] - В Каппадокии

Три раза осушил я чашу полную,

В которой было десять кружек.

- Более,

Чем Александр царь.

- Да уж, не менее,

Клянусь Афиной!

- Здорово!

Никобула (или приписавший ей это сочинение) пишет [р. 157 Muller], что на пиру у фессалийца Медея, где было двадцать сотрапезников, Александр поднял здравицы за каждого и столько же выпил ответно; после этого он покинул пир и скоро улегся спать. Как пишет в [d] "Воспоминаниях" Линкей Самосский и в своих "Историях" Аристобул и Харет [р. 116 Muller], софист Каллисфен оттолкнул в застолье у Александра круговую чашу несмешанного вина, и когда его спросили: "почему не пьешь?", ответил: "чтобы после чаши Александра не просить о чаше Асклепия". {49}

{49 ...не просить о чаше Асклепия. — То есть не просить лекарства.}

45. Дарий, усмиритель магов, написал над своей могилой: "Я умел много пить и легко это переносить". Ктесий пишет [frag.55 Muller], что [е] у индусов царям не дозволяется напиваться допьяна. У персов же царь может напиться только в один единственный день, когда приносят жертвы Митре. Дурид пишет об этом в седьмой книге "Истории" так [FHG. 11.472]: "Только во время праздника, справляемого персами в честь Митры, царь напивается допьяна и пляшет персидский танец"; кроме него во всей Азии никто не имеет на это права, и все воздерживаются от пляски. [f] Пляске персы обучаются так же обязательно, как верховой езде, и считается, что упражнения в таких движениях развивают телесную силу". Александр же, как пишет Каристий Пергамский в "Исторических записках" [FHG.IV.357], напивался до такой степени, что на повозке, запряженной ослами, участвовал в вакхических шествиях (так же поступали, поясняет Каристий, и персидские цари). Может быть, поэтому у него не было и склонности к сладострастию: ведь Аристотель пишет в "Физических проблемах" [ср. Rose, Pseudo-Arist. p.236], что у таких людей семя становится водянистым. (435) Так и Гиероним сообщает в "Письмах" [frag. 10 Hiller], что Феофраст утверждал, что Александр не был расположен к делам любовным: Олимпиада с Филиппом даже опасались, не женоподобен ли он, и Олимпиада не раз подкладывала к нему в постель прекраснейшую из фессалийских гетер Калликсену и упрашивала с ней сойтись.

46. Любителем выпить был и сам Филипп, отец Александра, - об этом пишет Феопомп в двадцать шестой книге "Истории" [FHG.I.308]. [b] И в другом месте "Истории" он рассказывает [Ibid. 329]: "Филипп был отчасти от природы, отчасти благодаря пьянству безрассуден и опрометчив; пил он очень много и часто пьяным бросался в бой". В пятьдесят третьей книге он рассказывает, как после Херонеи Филипп пригласил на пир, прибывших афинских послов, а потом продолжает [Ibid., 323]: "Когда они удалились, Филипп немедленно послал за некоторыми из товарищей и велел позвать и флейтисток, и кифареда Аристоника, и [с] флейтиста Дориона, и всех остальных своих обычных собутыльников: Филипп отовсюду набирал подобных людей и всегда имел наготове все нужное для самой попойки и ее участников. Буйный нравом и охочий до выпивки, он постоянно держал при себе скоморохов, музыкантов и шутников. Пропьянствовав с ними целую ночь и напившись до потери рассудка, под утро он всех разогнал, а сам пошел пировать с афинскими послами". Каристий пишет в "Исторических записках" [FHG.IV.357]: [d] "Когда Филипп решал напиться, он говорил: "пора выпить: довольно и того, что Антипатр трезв". Когда же он однажды играл в кости и ему сказали, что пришел Антипатр, он так растерялся, что затолкал игральную доску под ложе".

47. Перечисляя любителей выпить и пьяниц, Феопомп называет и сицилийского тирана Дионисия Младшего, который из-за вина даже испортил себе зрение. И Аристотель пишет в "Сиракузской политии" [е] [р.528 Rose; ср. Плутарх "Дионисий" 7], что он пьянствовал по девяносто дней подряд и от этого стал плохо видеть. А Феофраст пишет [249f], что его друзья, чтобы подольститься, сами прикидывались слепыми, так что Дионисий сам подводил их руки к блюдам, а они как будто не видели ни кушаний, ни чаш. Поэтому их называли дионисиевыми льстецами. Очень много пил и Нисей, захвативший власть в Сиракузах, и Аполлократ; они были сыновьями Дионисия Старшего, {50} и о них пишет Феопомп [f] в сороковой книге "Истории" и далее [FHG.I.313]. О Нисее он пишет так: "Нисей, который стал позднее сиракузским тираном, проводил дни, объедаясь и напиваясь, как будто он был обречен на смерть и жить ему оставалось всего несколько месяцев". (436) А в тридцать девятой книге Феопомп пишет [FHG.I.312]: "Сын тирана Дионисия Аполлократ был развратен и охоч до пьянства; и некоторые льстецы ссорили его с отцом". И пишет, что сын Дионисия Гиппарин даже был заколот из-за того, что занимался государственными делами в пьяном виде.

{50 ...были сыновьями Дионисия Старшего... — Аполлократ был сыном Дионисом Младшего.}

О Нисее же он пишет следующее: "Став во главе Сиракуз, сын Дионисия Старшего Нисей завел себе четвероконную колесницу, нарядился в [b] расшитые одежды, стал обжираться, пьянствовать, бесчестить мальчиков и женщин, и все такое прочее; так проводил он дни напролет". Он же, рассказывая в сорок пятой книге о фиванце Тимолае, пишет [Ibid., 318]: "Хоть и многие явили свою разнузданность и в повседневной жизни, и за выпивкой, я считаю, что никто из людей государственных не был так буен, жаден и падок до наслаждений, как названный Тимолай". И рассказывая в двадцать третьей книге о сыне Орейта Харидеме, [c] которому афиняне дали гражданство, он пишет [Ibid. 304]: "Все видели, что в повседневной жизни был он так распущен, что вечно пьянствовал, посягал бесчестить свободных женщин, и до того дошел, что посмел потребовать себе от Олинфского совета какого-то миловидного смазливого [d] мальчишку, взятого в плен вместе с македонцем Дердасом".

48. Изрядным пьяницей был и Аркадион [неясно, тот ли самый, что враждовал с Филиппом], {51} о чем свидетельствует эпиграмма, помещенная Полемоном в сборнике эпиграмм о городах [frag.79 Preller]:

{51 ...враждовал с Филиппом... — См.249с.}

Пьянице Аркадиону насыпали холмик могильный

Здесь у дороги, - она к городу прямо ведет, -

Двое его сыновей Доркон и Хармил. А скончался

Он оттого, что вино пил, не мешая с водой.

О том, что изрядным пьяницей был и некий Эрасиксен, говорит [e] посвященная ему эпиграмма [Anth.Pal.VII.454]:

Дважды подряд ускользнул от пьяницы Эрасиксена

Столь им желанный килик, налитый цельным вином.

Как пишут саламинец Арист [р. 154 Muller] и афинянин Диотим, изрядным пьяницей был и македонец Алкет. Его даже прозвали Воронкой: как рассказывает Полемон, он вставлял себе в рот воронку и [f] безостановочно пил через нее вино. Как пил несмешанное вино Клеомен Лакедемонский, было рассказано выше [см.427b]; а как он спьяну изрубил себя ножом, рассказывает Геродот [VI.75]. Как я уже говорил [429b, 430а], был любителем выпить и поэт Алкей. В сочинении "О поэте Ионе" Батон Синопский пишет [FHG.IV.350], что и этот был любителем выпивки и сладострастных утех. Этот Ион и сам признается в "Элегиях" [PLG.4 254], что любил коринфянку Хрисиллу, дочь Телея; а о том, что в нее был влюблен также олимпиец Перикл, пишет в "Гесиодах" Телеклид [Kock.I.214]. А родосца Ксенарха {52} за страсть к выпивке прозвали Бочонком; о нем в "Тысячах" упоминает эпический поэт Эвфорион [frag.49 Powell].

{52 ...родосца Ксенарха... — Элиан («Пестрые рассказы». XII.26) называет его Ксенагором.}

49. Харет Митиленский, описывая в "Рассказах об Александре" (437) [р. 118 Muller], как индийский мудрец Калан окончил жизнь, бросившись в сложенный костер, {53} пишет, что Александр устроил в его память гимнастические состязания и музыкальные славословия. "А по причине любви индусов к вину, - пишет Харет, - учредил он еще и состязания в питье несмешанного вина, назначив призом первому победителю талант, второму - тридцать мин (полталанта) и третьему - десять. Из-за этого тридцать пять участников умерли на месте от озноба, а потом в [b] своих шатрах скончались еще шестеро. Победитель, получивший талант, одолел четыре кувшина {54} несмешанного вина и умер через четыре дня, звали его Промах". Тимей же пишет [FHG.I.225], что "Тиран Дионисий на Кувшинном празднестве {55} назначил золотой венок наградой тому, кто первый выпьет кувшин вина; победу одержал философ Ксенократ, принял золотой венок, вышел и возложил его на статую Гермеса во дворе, на которой каждый вечер, уходя домой, оставлял свой обычный цветочный венок; и все были в восхищении". Об афинском же Кувшинном [с] празднестве {56} Фанодем пишет [FHG.I.368], что его [учредил] царь Демофонт, чтобы принять пришедшего в Афины Ореста. {57} Так как Демофонт не хотел, чтобы Орест, еще не оправданный, участвовал вместе со всеми в обрядах и возлияниях, то он велел опечатать священную утварь, и выставил перед каждым по кувшину вина и объявил, что первому выпившему наградой будет плоская лепешка. И еще было велено после выпивки не относить свои венки в храмы, ибо они были осквернены, находясь под одной крышей с Орестом, но оплести их вокруг своих кувшинов, [d] чтобы жрица унесла их в священную ограду на Болотах, а потом довершить жертвоприношения в храме. И с той поры празднество было названо Кувшинным. Во время его в Афинах было принято дарить подарки, а также платить жалованье софистам, которые и сами призывали своих учеников к приношениям, как об этом говорит диалектик Эвбулид в пьесе "Гуляки" [Kock.II.431]:

{53 ...бросившись в сложенный костер... — См. Элиан. «Пестрые рассказы». V.6.}

{54 ...четыре кувшина... — В оригинале четыре хоя (мера жидкости, равная 3,28 л.).}

{55 ...на Кувшинном празднестве... — Χω̃ες, афинское празднество, второй день Анфестерий, когда во время общего пира участники состязались в возлияниях.}

{56 Об афинском же Кувшинном празднестве... — См.276с примеч.2; также Плутарх «Застольные беседы». 643а.}

{57 ...принять пришедшего в Афины Ореста. — Согласно преданию, пришедший в Афины Орест не мог участвовать в исполнении священных обрядов, в частности совершать возлияния богам, разделять общую трапезу, так как был осквернен матереубийством. Правивший в Афинах Демофонт (по другой версии — его сыновья), не желая отказать Оресту в приеме, принял все меры предосторожности, чтобы оградить участников трапезы и богов от Орестовой скверны. Предание об Оресте — попытка этиологического объяснения Праздника Кувшинов, в частности тех его особенностей которые присущи ему как празднику Поминовения.}

Софийствуешь, негодник обожравшийся,

[е] Подарков ждешь на празднества Кувшинные?

50. Антигон Каристийский в жизнеописании Дионисия Гераклейского, прозванного "Перебежчиком" [см.28Id], рассказывает [р. 126 Wilamowitz], что этот Дионисий с домочадцами справлял однажды Кувшинный праздник и нанял гетеру, но по старости оказался бессилен и тогда, отвалившись от нее, обратился к друзьям [Од.ХХI.152]:

Нет, не по силам мне лук Одиссеев; другой попытайся.

Дионисий и впрямь, как говорит Никий Никейский в своих "Преемствах" [FHG.IV.464], еще смолоду бесился от похоти и без разбору путался с продажными девками. Однажды он шел в компании знакомых, и случайно [f] оказался у публичного дома, в котором накануне задолжал несколько медяков; будучи на этот раз при деньгах, он протянул руку и на виду у всех уплатил долг.

(438) Скиф Анахарсис на пиру у Периандра, где была назначена награда за питье, потребовал ее себе за то, что опьянел: ведь в выпивке, как в беге, главное - прийти первым. А философы Лакид и Тимон были приглашены однажды к знакомому на двухдневный пир и по обычаю собравшихся пили вволю. В первый день пира первым ушел Лакид, обессиленный [b] вином, и Тимон продекламировал ему вслед [Ил.ХХII393]:

Добыли светлой мы славы! Повержен божественный Гектор!

Но когда на следующий день первым покинул пир Тимон, не осилив свою чашу, Лакид, глядя, как его уводят, воскликнул [Ил.VI.127]:

Дети одних злополучных встречаются с силой моею.

51. Египетский царь Микерин, как рассказывает во второй книге "Истории" Геродот [133], получил прорицание, что жить ему осталось недолго. Тогда он приказал изготовить множество светильников, и при их свете пил вино и непрестанно веселился ночью, как днем. Он блуждал по лугам и рощам и искал сборищ, где бы выпить для удовольствия. [с] Египетский царь Амасис, по словам Геродота, тоже много выпивал. Гермей Мефимский пишет в третьей книге "Истории Сицилии" [FHG.II.80], что пьяницей был коринфянин Никотел. Фений Эресийский в сочинении, озаглавленном "Убийства тиранов из мести", пишет [Ibid., 298], что Скопас, сын Креонта и внук Скопаса старшего, вел жизнь пьяницы и возвращался с попоек, восседая на троне, который несли четверо молодцов; так он прибывал домой. Филарх же пишет в шестой книге "Истории" [FHG.I.335], {58} что и царь Антиох, будучи привержен к вину, напивался допьяна, отсыпался до вечера, а там снова принимался за выпивку. [d] "Трезвым, - пишет Филарх, - занимался он делами очень неподолгу, а пьяным - очень много. Поэтому при нем состояли двое управляющих делами царства, братья Арист и Фемисон с Кипра, оба - его любимцы".

{58 ...пишет в шестой книге «Истории»... — Речь идет об Антиохе II Боге.}

52. Пьяницей был и другой царь Антиох, по прозвищу Эпифан, который жил заложником у римлян; как пишет Птолемей [VIII] Эвергет в [е] третьей и пятой книгах "Записок" [FHG.III.186; см. 193d], он тратил бешеные деньги в пьяных шествиях на индийский лад, а что оставалось, то он допроматывал днем или же с криком: "кому бог пошлет, бери!" разбрасывал деньги по дороге и шел прочь. А бывало, он бродил в одиночестве, в златотканном плаще, в розовом венке на голове и с каменьями за пазухой, чтобы отбиваться от преследовавших его зевак. Мыться и умащаться он ходил в простонародные бани. Один сосед узнал его там и сказал: [f] "Хорошо тебе, царь: дорого пахнешь!" Довольный Антиох ответил ему: "Вот тебе досыта!" и велел вылить тому на голову кувшин с двумя мерами (6,5 л) жирного душистого масла, так что бездельники со всех сторон бросились, скользя и падая, к разлившейся луже; поскользнулся и с хохотом упал и сам Антиох. (439) Этого Антиоха Полибий в двадцать шестой книге "Истории" называет не Эпифаном ("богоявленным"), но по делам его Эпиманом ("сумасбродом") [XXVI. 1]: "Он не только снисходил болтать с первым встречным из простонародья, но и бражничал с беднейшими из чужеземцев. Если бывало прослышит, что где-нибудь собрались молодые люди на пирушку, он без всякого предупреждения являлся к ним с дудками и с музыкой, так что те от неожиданности вскакивали и разбегались. А иной раз он снимал с себя царское одеяние и в плаще обходил рынок". [b]

53. В тридцать первой книге тот же Полибий говорит [4], как этот Антиох устроил в Антиохии игры и созвал на зрелища всех эллинов и прочих желающих. Множество народа стеклось в гимнасии и он сам умащал их из золотых сосудов и шафранным маслом, и киннамоновым, и нардовым, и амараковым, и ирисовым. Для пира накрывались ложа числом до тысячи и даже полутора тысяч, все роскошно отделанные. Распорядителем на празднестве был сам царь: он стоял у входа, пропускал [с] одних гостей, рассаживал других, вводил слуг, разносивших яства. Обходя пирующих, он здесь присаживался, там возлегал, и тут же, отбросив кусок или отодвинув кубок, вскакивал и переходил на другое место; он ходил по пиршественной зале, принимая здравицы то там, то сям, и перекидываясь шутками с музыкантами. Наконец, скоморохи внесли его [d] закутанного с головы до ног и положили на землю, как бы одного из своих, а как грянула музыка, он стал плясать голый и представлял вместе со скоморохами, так что всем было стыдно. Вот до какого беспутства доводит несчастных бедняг неумеренное пьянство.

Пьяницей был и одноименный с ним Антиох, {59} воевавший в Мидии с Арсаком; о нем повествует в шестнадцатой книге [FHG.III.259; ср. 153а] [е] своей "Истории" Посидоний из Апамеи. Подобрав его тело на поле брани, Арсак сказал при погребении: "Погубили тебя, Антиох, пьянство и безрассудство: ты надеялся большими чашами вычерпать царство Арсака".

{59 ...одноименный с ним Антиох... — Антиох VII Сидет, чей разгром и гибель последовали в 129 г. до н.э.}

54. И сам прозванный Великим Антиох, могущество которого было сломлено римлянами, по словам Полибия в двадцатой книге [8], вздумал праздновать свое бракосочетание в Халкиде, что на Эвбее, хотя ему было [f] пятьдесят лет от роду, и хотя занят был двумя труднейшими делами - освобождением эллинов и войною против римлян. Однако, любившись в халкидскую девицу, Антиох в самый разгар войны предался пьянству и пирам, помышляя только о свадьбе. Невеста его была дочерью знатного Клеоптолема и всех превосходила красотой; поэтому Антиох, занятый свадьбой, проводил всю зиму безотлучно в Халкиде, совершенно забыв о делах. Невесту свою он называл Эвбеей. Потерпев же поражение в войне, Антиох вместе с новобрачной бежал в Эфес. Тот же Полибий во второй книге говорит, как [4] "Царь иллирийцев Агрон, (440) любитель выпить, радуясь победе над гордыми этолянами, предался разгулу и пьянству, заболел воспалением легких и умер". Он же в двадцать девятой книге [5] рассказывает, что другой иллирийский царь Генфион тоже имел страсть к вину и поэтому распутствовал, пьянствуя непрерывно днем и ночью; он убил брата своего Плеврата, который собирался жениться на дочери Монуния, и женился на ней, а с подданными своими обращался жестоко. [b] В тридцать третьей книге [19.4] он говорит, что Деметрий, содержавшийся заложником в Риме {60} и сбежавший оттуда, стал сирийским царем, но остался пьяницей и чуть не по целым дням бывал пьян. А в тридцать второй его книге [25] рассказывается, что Ороферн, недолго бывший царем Каппадокии, пренебрег отеческими порядками и завел в Каппадокии ионийское утонченное распутство. {61}

{60 ...Деметрий, содержавшийся заложником в Риме... — Деметрий I Сотер; см. Иосиф Флавий. «Иудейские древности». XIII.35.}

{61 ...ионийское утонченное распутство. — Об ионийской роскоши, вошедшей в пословицу, см. 523f-526d.}

55. Недаром божественный Платон предлагает такие прекрасные законы во второй своей книге "Законов" [р.666а]: "Детям до восемнадцати [c] лет вина вовсе не касаться - нельзя ведь к огню добавлять огонь. Под тридцать лет, уже можно пить, но понемногу а от пьянства и обильного употребления вина юноше вовсе следует воздерживаться. Только с сорока лет можно пировать на общих пирах, призывая всех богов, а в особенности Диониса для старческих таинств и забав. Ведь Дионис даровал людям вино как лекарство от угрюмой старости, с ним мы молодеем и забываем печаль". [d] И далее [р.672b]: "Разошлось по людям мнение и молва, будто у этого бога мачеха его, Гера, отняла душевное разумение, и потому-то он из мести завел вакхические празднества и буйные пляски, а для этого даровал людям вино".

[Пьянство среди женщин]

56. Фалек описывает в эпиграмме любительницу выпить по имени Клео:

Затканный златом шафранный хитон изготовив для бога,

В дар преподносит его в храм Диониса Клео.

[e] Ибо за винным питьем отличалась она на пирушках,

Так что никто из мужчин с нею сравниться не мог.

То, что женский род привержен к винопитию - общеизвестно. Не без изящества и Ксенарх выводит в "Пятиборье" [Kock.II.470] некую женщину, приносящую самую ужасную клятву: {62}

{62 ...самую ужасную клятву... — Рабыня обещает что-то девушке в клятве (иронически охарактеризованной как ужасная); «воды свободы» она заменяет на «вино свободы».}

Итак, пускай умру я первой, дочь моя,

Вина свободы только лишь отведаю!

У римлян же, как утверждает Полибий в шестой книге [2,5], женщинам вовсе возбраняется пить вино; они пьют так называемый пасс. {63} [f] Напиток этот приготавливается из изюма и по вкусу походит на сладкое вино эгосфенское {64} или критское; поэтому пьют его женщины для утоления жажды. Женщине невозможно скрыть употребление вина прежде всего потому, что вино в доме не под ее надзором, а еще потому, что ей приходится приветствовать поцелуями всех своих и мужниных родственников вплоть до двоюродных: она обязана делать это каждый день при первой встрече, и так как она не знает, с кем придется ей встретиться, то должна быть все время настороже, ибо, отведай она только вина, это сразу обнаружится без всякого наговора. Сицилиец Алким пишет в книге (441) "Об Италии", что женщины здесь не пьют вина, и вот по какой причине [FHG. IV.296]: "Когда Геракл оказался близ Кротона и его мучила жажда, то он подошел к дому у дороги и попросил напиться. Случалось же так, что жена хозяина перед этим тайком откупорила бочку вина; поэтому она сказала мужу, что было бы странно ради какого-то чужеземца откупоривать эту бочку, и велела поднести ему воды. Геракл, стоя в дверях, услышал [b] этот разговор, и, тепло поблагодарив мужа, отказался от воды, но посоветовал ему зайти в дом и проверить бочку. Тот вошел и обнаружил, что бочка обратилась в камень. И это по сей день для местных женщин знак того, что пить вино зазорно".

{63 ...так называемый пасс... — От лат. pando «сушить». Плиний называет вяленый на солнце виноград uva passa. О воспрещении законами Ромула римским женщинам пить вино говорит Дионисий Галикарнасский «Antiqu. Rom.» II.25.}

{64 ...сладкое вино эгосфенское... — По имени городка мегариды Эгосфена; совр. Mazi.}

57. Каковы пьяные женщины у эллинов, представляет в "Пронзенной копьем" Антифан [Kock.II.19]:

Сосед у нас - кабатчик; как войду к нему,

[c] Он сразу понимает: жаждой мучаюсь,

И развести умеет, как мне надобно.

Не помню, чтоб пила там водянистого

Вина или несмешанного.

Также в "Мистиде". Беседуют женщины [Ibid. 78]:

- Ты тоже хочешь выпить, милая?

- О нет, и так прекрасно.

- Ну так мне подай

Почтить богов тремя нам надо чашами.

Алексид в "Танцовщице" [Ibid. 358]:

[d] - У нас, у женщин, коль вина достаточно,

То больше ничего нам и не надобно.

- Есть, есть вино, клянусь двумя богинями:

Сладчайшее, старейшее, подгнившее,

Все зубы потерявшее.

- Старушечка,

Ты вроде сфинкса говоришь загадками!

Давай-ка дальше!

А в "Дважды горюющем" о какой-то Зопире он говорит [Kock.II.316]:

И Зопира, бутылка винная.

Антифан в "Вакханках" [Ibid. 35]:

Так не бывает, тот дурак, кто женится:

Где взять жену хорошую? Ну разве что

[е] У скифов, где не зреют виноградники.

Ксенарх в "Пятиборьи" [Kock.II.470]:

Ведь на вине пишу я клятву женскую. {65}

{65 ...на вине пишу я клятву женскую. — Пародия на стих Софокла [TGF2. 306]:

Ведь на воде пишу я клятвы женские.

}

58. [Комедиограф] Платон, перечисляя все, что спьяну бывает с женщинами, пишет в "Фаоне" [Kock.I.648]: {66}

{66 Отрывок пестрит непристойными намеками; речь принадлежит Афродите.}

Ну ладно, уж давно молюсь я, женщины,

Чтоб обратилось ваше неразумие -

В вино: недаром говорит пословица,

Нет никого для баб милей кабатчика.

Так вот, чтобы предстать перед Фаонов лик,

[f] Немалые готовьте приношения:

Чтоб были мне, питательнице юношей,

Лепешка с соблазнительными яйцами,

Пирог брюхатый из муки просеянной,

Дроздов девичьих на меду шестнадцать штук,

Двенадцать зайцев лунно-сельдереевых. {67}

{67 Двенадцать зайцев... — О плодовитой натуре зайца см.400е. Сельдерей (σέλινον) был эвфемизмом женских половых органов (σάραβον).}

Оставшееся дешево: послушай же.

Три меры бульб {68} для Членовоздымателя,

{68 Три меры бульб... — О бульбе-луке как любовном снадобье см. 5с, 63е.}

Стволовику и двум его помощникам {69} -

{69 ...стволовику и двум его помощникам... — Яички (см.395г). Стволовик (Конисал) — божество, близкое к Приапу.}

(442) Дощечку миртовую, {70} выщипанную

{70 ...дощечку миртовую... — Мирт символизировал женские половые органы (Фотий 281.10).}

Вручную, без вонючего светильника; {71}

{71 ...без вонючего светильника......— Использовались для удаления волос с лобка и половых губ (см. Аристофан «Лисистрата». 927; «Женщины в народном собрании». 13).}

Псу гончему - изюму потемнелого,

Грош - Торчаку, полгроша - Устремителю,

И Ездоку-герою - шкуру с хлебцами.

Вот таковы расходы. Если можете

Внести, войдите; если ж нет, то попусту,

Терзайтесь вашей сладострастной похотью.

Аксионик в "Филинне" [Kock.II.414]:

Верь женщине, что говорит: "не пью... воды".

[Национальные особенности пьянства]

[b] 59. И даже целые народы удостоились славы за пристрастие к пьянству. Например, Бетон, измеритель пути Александра, в книге "Стоянки пути Александрова" [р. 134 Muller], а также Аминта в своих "Стоянках" пишут [Ibid., р. 136], что народ тапиров до того привержен пьянству, что даже не умащается ничем иным, кроме вина. То же пишет и Ктесий в книге "О налогах с Азии" [frag.97 Muller]. Он называет их справедливейшими {72} из людей. Гармодий Лепрейский пишет в книге "Об обычаях фигалейцев" [FHG.IV.411], что эти жители Фигалии близ Мессены очень [с] любят пить и гулять. Филарх же пишет в шестой книге [FHG.I.336], что жители Византия до того дошли в своем пьянстве, что жили в кабаках, спальни свои вместе с женами уступив внаем чужестранцам, а звука военной трубы не выносили даже во сне. Поэтому когда пришла война, и они были не силах защищать стены города, [их] стратег Леонид приказал виноторговцам поставить свои палатки прямо на стенах; только после этого, как пишет Дамон в книге "О Византии" [Ibid., IV.377], {73} кое-как удалось прекратить дезертирство. Менандр в комедии "Аррефора или Флейтистка" [Kock.III.23]:

{72 ...называет их справедливейшими... — Или «самыми алчными» (λιχνοτάτους) по конъектуре Кайбеля.}

{73 Это могла быть осада города Антиохом (ок.262-258 гг. до н.э.) или ранее, Филиппом Македонским.}

Всегда купцов Византии поит допьяна.

[d] Из-за тебя всю ночь мы напивалися

И, мне сдается, пили очень крепкое -

Встаю наутро четырехголовым я.

За пьянство, высмеивает Эфипп в "Бусириде" аргивян и тиринфян. Геракл у него говорит [Kock.II. 251]:

- Не знаешь разве, божества свидетели,

Что аргивянин я, к тому ж тиринфянин?

Мы пьяными всегда идем в сражение.

[e] - Вот потому всегда вы разбегаетесь.

И милетяне, как говорит Эвбул в "Приклеившемся" [Kock.II. 181], когда напиваются, то лезут в драку. И об элидянах Полемон в своих эпиграммах о городах пишет так [frag.80 Preller]:

В пьянстве и лжи погрязла Элида. А города облик

Нравы его горожан определяют вполне.

60. Феопомп, рассказывая в двадцать второй книге о фракийских халкидянах, пишет [FHG. 1.304]: "Случилось так, что они забыли добрые нравы и бросились в пьянство, безделье и распутство". Все фракийцы [f] тоже пьяницы: поэтому и Каллимах говорит [frag. 109 Schneider; 477с]:

Он ненавидел питье по-фракийски, большими глотками,

Малою чашею пить было довольно ему.

О мефимнянах Феопомп в пятидесятой же книге пишет [FHG.I.321]: "они устраивали себе пышные трапезы, разваливаясь на ложах и пьянствуя, но не совершали ничего, достойного этих трат. Конец этому положил (443) тиран Клеомид, {74} приказав завязать в мешки и утопить в море трех-четырех главных развратников вместе со своднями, совращавшими свободорожденных женщин". Гермипп пишет в книге "О семи мудрецах" [FHG. III.40], что так же поступил и Периандр. Феопомп во второй книге "Истории" пишет [FHG.I.284; ср.271е]: "Иллирийцы едят и пьют сидя; на свои сборища они приводят и своих жен, для которых не зазорно пить за здоровье [b] кого ни придется из присутствующих; а потом они уводят мужей по домам. Все иллирийцы живут очень скудно, и за выпивкой подпоясывают животы широкими поясами: поначалу довольно свободно, но по мере питья все туже и туже. Ардианы же, - продолжает он, - имеют 300 000 подданных на положении илотов. Каждый день они пьянствуют и пируют, [c] не жалея еды и питья. Поэтому кельты, когда воевали с ними, зная об этой их невоздержности, приказали всем воинам приготовить в шатрах пир, как можно более богатый, но в кушанья положить ядовитую траву, способную прочищать и разрывать внутренности. И после этого одни из ардиан погибли от руки кельтов, а другие побросались в реки от страшных болей в животе".

{74 ...тиран Клеомид... — Клеоммид у Исократа («Письма». VII.8), характеризующего его как «нетиранического» правителя, который не казнил, не изгонял и не конфисковывал, а наоборот, вернул изгнанных и отдал им их имущество, сохранил гражданам оружие и почти не ограничил их политические права (до 340 г. до н.э.).}

61. Когда Демокрит закончил свою длинную, ни разу не прерывавшуюся речь, Понтиан заявил, что источником {75} всех этих ужасов является вино, [d] от которого происходят и опьянение, и безумства, и бесчинства. Кто этим буйно увлечен, тех Дионисий, прозванный Бронзовым, неплохо назвал в своих "Элегиях" гребцами чаш [PLG.4 frag.5]:

{75 Букв, «метрополией».}

На Дионисовых веслах плывут через винное море,

Пьяных пиров моряки, чаш пустотелых гребцы;

Бьются за это, ведь страсть к питью у них неистребима.

Алексид, рассуждая в "Цирюльнике" о ком-то, сильно пьющем, говорит [Kock.II.334]:

Итак, один мой сын - его вы видели -

[e] Энопионом {76} вырос, иль Кабатчиком,

{76 ...энопионом... — См.26с.}

Мароном, {77} иль Тимоклом: он лишь пьянствует,

{77 ...Мароном... — См.26b, 28е, 33d.}

И только. А другой - как мне назвать его?

Он - грязь, он - плуг, он - землеродный выкормыш?

Итак, опьянение - это страшная вещь, друзья мои, и прекрасно говорит о жадных лакателях вина тот же Алексид в "Опоре" {78} (это у него имя гетеры) [Kock.II.358]:

{78 Опора — Богиня плодов и уборки урожая.}

Наливаешься несмешанным вином и не блюешь.

И в "Перстне" [Kock.II.312]:

И разве пьянство - зло не величайшее,

[f] Не пагубнейшее для нас?

И в "Опекуне" он говорит [Ibid., 323]:

Вина избыток - путь к великим промахам.

Также Кробил в "Оставляющей мужа" [Kock.III.380; 429е]:

Какая радость - пьянство беспробудное,

Что заживо людей лишает разума?

А он ведь наше благо, величайшее

Из всех, что нам подарены природою.

Поэтому не нужно напиваться. Ведь и Платон пишет в восьмой книге "Государства" [р.562с]: "Когда демократическое государство жаждет (444) свободы, а во главе его оказываются дурные виночерпии, тогда оно сверх должного опьяняется этим неразбавленным вином, а своих должностных лиц карает, если те недостаточно снисходительны и не предоставляют всем полной свободы, и обвиняет их в мерзком олигархическом уклоне". В шестой же книге "Законов" он говорит [р.773с]: "Государство должно быть правильно смешано наподобие напитка в кратере, где бурлит налитое вино, а другое, трезвое божество его сдерживает, так что получается добрый, смешанный в меру напиток". [b]

62. Безумие происходит от пьянства. Поэтому и Антифан говорит в "Аркадянке" [Kock.II.26]: {79}

{79 ...говорит в «Аркадянке»... — На 586а заглавие дается как «Аркадец». Текст испорчен, и последние три стиха могут быть новым фрагментом.}

Ведь ни в трезвости не должно буйствовать, теряя ум,

Ни в застолье среди пьяных трезвый разум сохранять.

Всякий, кто кичится больше, чем достоин человек,

........ полагаясь на свой жалкий кошелек,

Лишь зайдет в нужник - увидит, что подобен всем другим,

Стоит лишь ему увидеть то, что знают доктора:

[c] Тела смертного устройство, как идут туда-сюда

Жилы, правящие жизнью у любого существа.

В "Эоле" же, обличая злодейства, совершаемые пьяными, он говорит [Kock.II. 17]:

Макарий был в сестру единокровную

Влюблен, но до поры боролся с бедствием

И страсть таил; когда же в наставители

Он взял вино (единственное к дерзости

Ведущее из пут благоразумия),

[d] То ночью встал и получил желанное.

Поэтому прекрасно сказал Аристофан, назвав вино "молоком Афродиты" [Kock.I.543]:

Вино пить сладко, молоко Кипридино;

А кто им слишком насосался, те нередко возбуждаются к преступной похоти.

63. Гегесандр Дельфийский некоторых называл "горькими пьяницами" ('έξοινοι) [см.349а], например [FHG.IV.417]: "Родосские граждане Комбон и Родофонт были горькими пьяницами. И Комбон, вышучивая страсть Родофонта к игре в кости, говаривал [Ил.VIII. 102]:

[e] Старец, жестоко тебя игроки молодые {80}

{80 ...игроки молодые... — Вместо «ратоборцы младые».}

Родофонт же последними словами поносил его за необузданное женолюбие". Феопомп рассказывает в шестнадцатой книге "Истории" о другом родосце [FHG.I.300]: "Гегесилох, из-за пьянства и игры в кости стал совсем негодником, родосцы не ставили его ни во что, и за мотовство его [f] бранили и друзья и все остальные граждане". Этот Гегесилох с друзьями установил на Родосе олигархическую власть, и Феопомп добавляет: "И они насиловали многих благородных женщин и даже, жен первых граждан, совратили немало мальчиков и юношей и до того дошли, что стали разыгрывать между собой в кости свободных женщин, договариваясь, чтобы проигравший привел выигравшему такую-то горожанку без (445) всяких отговорок, убеждением или насилием. Так развлекались в кости и некоторые другие родосцы, но напоказ и чаще других играл сам Гегесилох, притязавший править городом". Анфий же из Линда, причислявший себя к роду мудреца Клеобула, как пишет Филомнест в книге "О сминфийских празднествах на Родосе" [FHG.IV.477], хоть и был [b] зажиточен и даже поэтически одарен, всю свою жизнь "продионисийствовал", наряжаясь Дионисом, кормя толпу вакхантов, днем и ночью возглавляя ватаги гуляк. Он первым стал употреблять в стихах составные слова, которыми позднее пользовался в ямбической прозе Асоподор Флиунтский. Анфий писал также комедии и тому подобные стихи, которые пел в сопровождении фаллофоров.

64. Услышав это, Ульпиан сказал: "Мой добрый Понтиан, а у какого [с] автора встречается выражение "горький пьяница" ('έξοινος) (cp.613b)?" И тот в ответ: "Говоря словами прекрасного Агафона [TGF.2 766]

Меня погубишь новыми расспросами,

Используя слова не должным образом.

Но так как мы уж решили во всем давать тебе отчет, [отвечу]: Антифан сказал в "Лидийце" [Kock.II.70]:

Колхидец, горький пьяница (πάροννος).

Ты же, сам горько пьянствуя, видно, все еще не насытился, и не хочешь [d] вспомнить, что от пьянства скончался Эвмен Пергамский, племянник пергамского царя Филетера, как рассказывает Ктесикл в третьей книге "Хроник" [FHG.IV.375]. {81} Не таков был побежденный римлянами Персей, который ни в чем не подражал своему отцу Филиппу, {82} не предавался ни разврату, ни пьянству, и не только сам на пирах пил умеренно, но и застольные друзья его тоже, как рассказывает Полибий в двадцать шестой книге [XXV.3.7]. Ты же, Ульпиан, по слову Тимона Флиунпгского, "пьяница несоразмерный" (α̉ρρυθμοπότης), - так ведь назвал он во второй [e] книге "Силл" тех, кто неумеренно тянет несмешанное вино [frag.46 Wachsmuth; ср.424b]:

{81 Заглавие Хроника появляется на 272с.}

{82 ...своему отцу Филиппу... — Филипп V Македонский; 78f.}

Или жестокое бычье стрекало, острее Ликурга,

(Несоразмерных Ликург усмирил Дионисовых пьяниц,

Вышвырнув вон черпаки ненасытные, с ними ритоны), -

ты не просто "любитель выпить" (ποτικός), как назвал кого-то в следующем стихе из "Ганимеда" Алкей [Kock.I.758]. <...> {83} А что опьянение искажает у нас даже восприятие внешности, показал Анахарсис, заметивший, что у пьяных бывают ложные впечатления: когда один из сотрапезников [f] на пиру взглянул на его жену и сказал: "Анахарсис, ты женился на уродине", он ответил: "И мне так кажется; поэтому налей-ка мне, малый, вина покрепче, чтобы она стала красавицей".

{83 Цитата утеряна.}

65. После этого Ульпиан, поднимая здравицу за кого-то из друзей, сказал: "Однако, мой милый, согласно Антифану, сказавшему в "Крестьянах" [Kock.II. 13]:

(446) - Зажмурясь, пей до дна.

- Не слишком много ли?

Совсем немного, если пьешь не в первый раз.

Итак, пей (πι̃θι), мой друг. И

не всегда, друг, чаши полные

Давай-ка будем пить!

- тот же Антифан говорит в "Раненом" [Ibid. 101]:

- Но пусть меж нас порой

Перепорхнет словечко или песенка,

То грянет целый вихрь речей закрученных.

Ведь перемена всякого занятия

Сладка, за исключеньем одного из них {84}

{84 ...за исключеньем одного из них... — То есть занятия любовью.}

........... Итак, подай-ка мне

[b] "Членокрепителя", как Эврипид сказал [TGF.2 706].

- Так это Эврипид сказал?

- А кто еще'?

- Я думал, Филоксен.

- Какая разница,

Дружище? Из-за слова препираешься.

"А у какого автора сказано "пей" (πίθι)?" - переспросил собеседник. И Ульпиан сказал: "Ты отупел, знать, милый мой, вина так много выпив. {85} Это слово употреблял Кратин в "Одиссеях" [Коск.I.57]: {86}

{85 Анонимная цитата. Kock.III.489.}

{86 Говорит Одиссей, предлагая вино Киклопу.}

На, возьми-ка теперь и вот это отпей,

и тогда мое имя расспросишь.

И Антифан в "Мистиде" [Kock.II.77; 494с]:

[c] - Однако пей.

- Ну, что ж, охотно слушаюсь.

О боги, как мила фигура килика,

Достойная великой славы празднества!

Вот в прошлый раз когда мы угощалися,

Из глиняных там пили оксибафчиков.

[Обращаясь к килику и читая клеймо мастера]

А мастеру, который сотворил тебя,

За простоту и чувство соразмерности

Пусть много благ, дитя, пошлют бессмертные.

[d] И Дифил в "Бане" [Kock.II.546]:

Лей до края! Смертный жребий в бога Вакха облеки!

Пей, отец: от Дружелюбца Зевса нам это дано (cм.572d).

Амипсий в "Праще" [Kock.I.675; 400с]:

Морского зайца взбаламуть и пей его!

Менандр в "Флейтистке" [frag.40]:

- Когда-нибудь эллебор пил ты, Сосия?

- Однажды.

- Снова пей: совсем уж спятил ты.

66. Форма я буду пить (πίομαι) должна произноситься без звука "υ", {87} "йота" же при этом долгая. Так это у Гомера [Ил. ΧΙΙΙ.493]:

{87 ...должна произноситься без звука «υ»... — То есть не πίουμαι; так называемое дорийское будущее.}

С паствы бежа, чтоб напиться (πίομεν')...

[e] И у Аристофана во "Всадниках" [1289]:

Недостоин с нами вместе пить (πίεται) из чаши круговой.

И где-то еще [Kock.I.543]:

Вино сегодня жадно пьет он (πίει) гнусное.

Иногда же йота становится краткой, как, например, у Платона в "Таиде после празднества" [Kock.I.603]:

И не любой, ее пропивший (ε̉κπίεται) денежки.

Также в "Мусоре" [Ibid., 111.44]: "и выпьете (πίεσθε) много воды". Двусложно (πίε) у Менандра в пьесе "Кинжал" [frag. 138]:

- Пей (πίε)!

- Святотатца первым пить заставлю я!

[f] Также [у Гомера] "на-ка, выпей!" (τη̃ πίε) (Од.IX.347; 446b). Вот так и ты, товарищ, выпей, как велит Алексид, который говорит в "Близнецах" [Kock.II.315]:

За него подними, чтобы он за другого,

тогда и получится то, что называется у Анакреонта "по домашнему" (ε̉πίστιος). У него ведь говорится [PLG.4 frag.90]:

(447) И не греми, как вал морской,

А Гастродору шумному

Обильно кубок наливай

И пей ты с ним по домашнему.

А у нас это называется "чашей равенства".

67. И не бойся, выпивая эту чашу, свалиться навзничь: этого не бывает с теми, кто пьет, согласно Симониду [PLG.4 frag.86], "вино, отвратителя печалей". Зато, как говорит Аристотель в книге "Об опьянении", только на спину падают те, кто пьет ячменный напиток, называемый [b] "пинон"; пишет он так [р. 118 Rose; ср.34b]: "Кроме того, особый случай представляет ячменный напиток, называемый пинон. Опьяневшие от других напитков люди падают в любую сторону, - и налево, и направо, и вперед, и назад, а опьяневшие от пинона падают только назад и лежат навзничь". Это ячменное вино некоторые называют и брагой (τὸ βρυ̃τον), как, например, Софокл в "Триптолеме" [TGF.2 265]:

Не любо пить нам брагу сухопутную.

И Архилох [PLG.4 frag.32]:

Как тянет варвар брагу чрез соломинку,

Так и она сосала, наклонившися.

[c] Упоминает о питье Эсхил в "Ликурге" [TGF.2 40]:

Он с той поры лишь брагу пил стоялую,

И тем был горд, себе вменяя мужество.

Гелланик же пишет в "Традооснованиях", {88} что брагу варят даже из риса [FHG.I.59]: "пьют они брагу из риса, так же как фракийцы [брагу] из ячменя". Гекатей, сообщив во второй книге "Описания", что египтяне - [большие] хлебоеды (ср.418е), добавляет [FHG.I.20]: "они мелют ячмень, [d] чтобы варить брагу". В "Описании Европы" он пишет, что пеоны пьют брагу из ячменя и пиво (παραβίη) из проса и мелколепестника. "А намазываются они, - говорит он, - маслом, приготовленным из молока". Сказанного достаточно.

{88 ...пишет в «Градооснованиях»... — То есть история оснований различных полисов.}

68. Для нашего же хора

Любо вино, каким нас дарит Дионис тирсоносный,

говорит Ион Хиосский в "Элегиях" [PLG.4 frag.l]: {89}

{89 Ср.:

Юноша! скромно пируй и шумную Вакхову влагу

С трезвой струею воды, с мудрой беседой мешай.

(А. С.Пушкин)}

Повод здесь и исток всяческих слов и речей;

Празднеств всегреческих сходки, вождей пиры и веселья -

С той поры как лоза свой грозденосный росток

[e] Из-под земли подняла и в объятья страстно схватила

Воздух; из почек ее выбежал мальчиков сонм

Тесный; упав друг на друга, они, молчавшие прежде,

Заголосили; когда ж вопль их совместный умолк,

Нектар потек из них, порожденный людям на благо

Сок, самородный бальзам, радость впитавший в себя.

Милые дети его - пиры, и веселья, и хоры:

[f] Этих природу благ царь открывает - вино.

Славься ж, отец-Дионис, глава веселых застолий,

Милый всем тем, кто чело любит венками венчать,

Славься и дай нам весь век, о прекрасных дел зачинатель,

Пить вино и шутить, но и рассудок хранить.

Амфид же, восхваляя в "Филадельфах" жизнь любителей выпить, пишет следующее [Kock.II.246]:

(448) Я больше нашу жизнь хвалю за многое,

Жизнь выпивох, чем вашу, у кого во лбу

Живет один рассудок. Он, конечно же,

Во все вникает, всем владеет, тщательно

Все тонкости исследует, но броситься

И действовать боится необдуманно;

А тот, кому и не приходит в голову

[b] Без спешки поразмыслить над поступками,

За что угодно пылко принимается".

[О загадках]

69. Ульпиан хотел еще что-то добавить к сказанному, но Эмилиан сказал: "Пора нам, любезные мужи, заняться теперь загадками, чтобы хоть немного отдохнуть от чаш, но не так, как это делает афинянин Каллий в своей "Грамматической трагедии". Сперва мы разберем определение загадки. Мы не станем касаться загадок Клеобулины Линдской, - о них [c] вполне достаточно рассказал наш товарищ Диотим Олимпенский; рассмотрим, какие загадки упоминаются в комедиях, и какие наказания назначались тем, кто их не разгадывал".

И Ларенсий ответил: "Клеарх Солейский дает такое определение: "Загадка - это шуточная задача, требующая путем размышления найти решение и получить награду или наказание". В книге "О загадках" этот Клеарх перечисляет семь видов загадок [FHG.II.321]. "Во-первых, когда загадываются буквы, - например, если мы загадаем имя рыбы или растения, начинающееся с буквы альфа; или когда ищут слова, [d] содержащие или не содержащие такую-то букву, например, "загадки без сигмы". Ведь и у Пиндара есть ода без сигмы [PLG.4 frag.79; ср.455с, 467b], -как будто загадка в лирических стихах. Во-вторых, когда загадываются слоги; например, если мы загадаем что-нибудь стихотворное, начинающееся на "ба-", как "ба-силевс"; {90} или оканчивающееся на "-накт", как Каллианакт, или начинающееся со "льва", как Леонид, или же, наоборот, оканчивающееся на него, как Фрасилеон. В-третьих, когда загадываются слова: это может быть простое слово или сложное из двух слогов, возвышенное или низкое, не теофорное имя (как, например, Клеоним), или теофорное (как, например, Дионис), а в последнем случае содержащее [е] имя одного бога или многих (как, например, Гермафродит), или начинающееся с имени Зевса-Дня (как, например, Диокл), или с имени Гермеса (как, например, Гермодор), или оканчивающееся, например, на "-ник". Те, кто не мог разгадать, выпивали чашу {91} [вина]". Вот какое определение дает Клеарх; а о какой чаше здесь речь, разберись ты сам, дражайший Ульпиан.

{90 ...начинающееся на «ба-», как «ба-силевс»... — Остаток слова после «ба-» созвучен слову «силлы», т.е. сатирические стихи.}

{91 ...выпивали чашу... — См.459b.}

70. О загадках Антифан говорит в "Кнетидце" или "Брюхане" [Kock.II.60]:

Я думал прежде, что когда за выпивкой

[f] Загадки задают, конечно, вздор несут;

Иной задаст вопрос: "что, не неся, несут?" -

Я хохочу, - ведь это вздор, придуманный

Лишь для уловки. Так я думал; нынче же

(449) Узнал, что это правда: вносим складчину {92}

{92 ...вносим складчину... — «Вносить складчину» означало собирать складчинный пир, даже когда члены компании уклонялись от взноса. «Десятеро мужей» здесь стратеги, подкупленные Филиппом.}

И, глядь, никто из десяти участников

Не внес ни капли: вот уж "не неся, несут!"

Все это на пирушке извинительно,

Но как юлят те, кто свое не додали!

Ни дать, ни взять - Филипп, {93} хитрец удачливый!

{93 ...Филипп... — Филипп не сдержал обещания вернуть Афинам фракийские города, но оказался очень ловким, избегая выполнения.}

[b] Также в "Любвеобильном" [Kock.II.31]:

- Что ж, когда намереваюсь я сказать тебе "горшок",

Говорить "горшок" я должен иль "изделье колеса

Поворотов, пустотелый, вылепленный из земли,

Раскаленный под другою кровлей земли-матери, {94}

{94 ...под другою кровлей земли-матери... — То есть в печи, также сделанной из глины.}

И беременный чертами новорожденных ягнят,

Потушенных и вскормленных молоком"?

- Спаси, Геракл!

Уморил! Скажи привычно: "Мяса вот тебе горшок".

- Угадал ты! "Взбитый сгусток влаги блеющей козы,

[с] Смешанный с источниками полосато-желтых пчел,

Угнездившийся под плоской кровлей девы, дочери

Непорочнейшей Деметры, {95} и роскошествующий

{95 ...Дочери... Деметры... — То есть муки.}

Мириадами сложенных утонченно покрывал",

Иль скажу "пирог-лепешка"?

- Я "лепешку" предпочту.

- "Пот потока Диониса"?

- Лучше коротко: "вино".

- "Нимф росистая истома"?

- Пропусти, скажи "вода".

- А "разлитое в эфире кассии дыхание"? {96}

{96 ...кассии дыхание? — Ароматичное и целебное растение.}

[d] - "Смирна" и без рассуждений!

- И другого ничего?

- Прекрати свои расспросы, ведь недаром говорят:

Труд излишний, бесполезный - если имя утаить

И обматывать густою пеленой иных имен.

71. И Алексид в комедии "Сон" загадывает такую загадку [Kock.II.385]:

- Не смертен и, однако, не бессмертен он;

Его природа смешана: не божеской

Живет он жизнью и не человеческой,

[е] Рождаясь каждый день и исчезая вновь.

Незрим для глаз, но в то же время всем знаком.

- Всегда ты задаешь загадки, женщина!

- Я просто и понятно говорю сейчас.

- Кто ж мальчик тот с такой природой странною?

- То сон, что прекращает смертных тяготы.

Эвбул в "Сфингокарионе" также предлагает подобные загадки и сам их разгадывает [Kock.II.201]:

- Без языка говорит, и бывает мужским или женским,

Распорядитель своих ветров, волосатый, но гладкий,

Для понимающих он говорит непонятные вещи, {97}

{97 ...Для понимающих он говорит непонятные вещи... — Комическая перверсия выражения «вещи, понятные понимающим»; ср. Эврипид. «Ифигения в Тавриде». Ст. 1092.}

[f] Тянет одну за другой мелодию, даже пронзенный

Неуязвим, он один единственный, все же их много.

Что ж это? Отгадать не можешь?

- Каллистрат.

- Нет, это зад, конечно.

- Верно, бредишь ты.

- Он может безъязыкий разговаривать,

У многих под одним и тем же прозвищем,

Пронзенный невредим, покрытый волосом,

Но гладкий. Что ж еще? Ветрам он многим страж...

(450) Пасть позади, глаза саранчи, с двумя головами,

Семя детей нерожденных воинственный уничтожает.

Это ихневмон египетский:

Ведь, яйца крокодилов похищает он,

Разламывает и, пока не вылуплен

Детеныш, истребляет. Два же рта его -

И спереди, и сзади, потому что он

Разит хвостом, грызя клыком противника...

Знаю я нечто, оно тяжело молодое; состарясь,

Легким, бескрылым летит, собой все вокруг покрывая.

Это пушистая семянка терновника: она ведь

[b] В дни молодости - стойко в семенах стоит,

Когда же сбросит их - летит воздушная,

И дети, дуя, ею забавляются.

Есть изваянье, {98} стоит вверх ногами с разинутым низом,

{98 Есть изваянье... — Загадка описывает конический верх урны для опускания судейских голосов.}

От головы и до пят буравом просверлено острым;

Задом рожденье дает одному за другим человекам, -

Мойрами вытянут жребий им жизни, - другие блуждают,

Каждый имея в себе свое, но крича: "Берегитесь".

Чтобы не все разгадки брать у Эвбула, сами докажите, что это урна [c] для голосования.

72. Антифан же говорит в "Задаче" [Kock.II.92; ср. Геродот I.141]:

- Неводом выловить муж, надеялся множество рыбы;

Окуня вытащил он одного лишь с большими трудами.

Этот уплыл, но кестрей другого, не хуже, доставил.

"За чернохвостом всегда" ведь "следует окунь охотно". {99}

{99 За чернохвостом... следует окунь... — Поговорка; ср. 319с, §110.}

- Кестрей, какой-то муж, да чернохвост еще?

Не понял, что за вздор!

- Скажу понятнее.

[d] Некто, давая свое добро, отдавая, не знает,

Ни кому дал, ни о том, что он не имел его вовсе.

- Не дал, давая, вовсе не имел его?

Не понимаю ничего из этого.

- Об этом, стало быть, в загадке сказано:

Всего, что знаешь, сам еще не ведаешь,

Ни что ты дал, ни что взамен получено.

Примерно так.

- Ну что же, в этом случае

И я загадку загадаю.

- Слушаю.

- Две одаренные гласом рыбешки - султанка и пинна

[e] Много болтали друг с другом, а все ничего не сказали,

Ибо друг друга понять не могли ни одна, ни другая,

Каждая в радость себе лишь одной. Разрази их Деметра!

73. В пьесе "Сапфо" Антифан выводит самое поэтессу; она загадывает загадку, и вот как собеседник решает ее. Сапфо говорит [Kock.II.95]:

[f] Среднего рода, но в лоне оно детей сокрывает.

Немы они, но всегда издают отчетливо звуки,

Перелетев через весь материк, через волны морские,

К тем, кому хочешь послать их. Те люди смогут услышать

Голос живущих вдали, хоть звук не коснется их слуха.

А отгадчик отвечает:

То государство, верно, рода среднего.

Оно в себе детей растит - ораторов,

А те шумят и тащат к нам из-за моря,

Из Азии добычу и из Фракии.

(451) Пока они и кормятся и ссорятся,

Вкруг них вблизи сидит народ бессмысленный,

И ничего не слышит и не видит он.

- Но как немыми могут быть ораторы?

- Когда попались трижды в беззаконии! {100}

{100 ...попались трижды в беззаконии! — Политик, трижды обвиненный во внесении противозаконных предложений, лишался права выступать в Народном Собрании.}

А я-то полагал, дитя, что правильно

Решил твою загадку. Но скажи ответ!

После этого автор заставляет Сапфо так решить загадку:

Отец! Письмо - то слово рода среднего,

А буквы - дети, что оно несет в себе,

[b] Они хоть немы - говорят с далекими,

С кем захотят. А близко кто окажется -

Тот видит, как читают, но не видит слов.

74. Дифил пишет в "Тесее" [Kock.II.557], что однажды во время празднества Адоний три самосские девушки за выпивкой играли в загадки; и была им предложена загадка: что на свете всего сильнее? Одна сказала: "железо", и привела доказательство: оно все режет, копает и на все годится. Ее ответ одобрили, и это побудило вторую девушку сказать, что [с] гораздо сильнее кузнец: в своей работе, он и самое твердое железо гнет, размягчает и делает с ним все что угодно. Третья же девушка ответила, что сильнее всего на свете мужской уд, потому что даже кузнеца, как бы тот ни причитал, дрючат им в зад. И Ахей Эретрийский, блестящий поэт, иногда затемняет свой слог и пишет очень загадочно. Например, в сатировой драме "Ирида" он говорит [TGF.2 751]:

[d] ...каменно-серебряный

Для масла пузырек подвешен с мазью был

На сдвоенном колке спартанской письменной

Скрижали.

Хотя он просто хотел сказать о белом ремешке, на котором висел серебряный лекиф; спартанской же письменной скрижалью он назвал спартанскую скиталу. А как лаконцы все, что нужно писали на этом белом ремешке, обернутом вокруг скиталы, - об этом достаточно рассказал Аполлоний Родосский в книге "Об Архилохе" [frag.22 Michaelis; см.85е]. Стесихор в "Елене" тоже пишет "каменно-серебряный тазик для ног" [PLG.4 frag.30]. Ион в "Фениксе" или "Кенее" в следующих стихах назвал омелу "дубовым потом" [TGF.2 740]: {101}

{101 ...назвал омелу «дубовым потом»... — Птица, питающаяся омелой белой — это сизый голубь (394е); однако он ест также льняное семя, скрытое в «египетской мантии», т.е. поле, засеянном льном.}

Дубовый пот

И ветвь с куста высокого, иль мантия

Льняная из Египта, или ловчие

[e] Силки меня вскормили.

75. Гермипп в книге "Об учениках Исократа" [FHG.III.51] говорит, что Феодект Фаселидский очень легко решал заданные ему загадки и сам ловко задавал их другим. Известна его загадка о тени. В ней говорится, что есть одна вещь, которая при рождении и при смерти больше всего, а в расцвете сил - меньше всего. Вот как звучит загадка [TGF.2 807]:

Ни на земле, нас кормяшей, ни в море, ни среди смертных

Ты не увидишь, чтоб тело росло так странно, как это:

Только родившись, оно бывает огромным и длинным,

[f] В самой цветущей поре - мало; когда ж постареет,

Снова огромной длины достигает оно перед смертью.

Он же в трагедии "Эдип" в такой загадке описывает день и ночь [TGF.2 802]:

Сестры есть близнецы, одна из которых рождает

(452) Вечно другую, а та порождает первую снова.

А вот какой случай рассказывает в "Истории Греции" Каллисфен [р. 15 Muller]: "Когда аркадцы осаждали Кромн, маленький городок неподалеку от Мегалополя, то спартанец Гипподам, оказавшийся среди осажденных, посредством загадки открыл пришедшему от спартанцев вестнику, каково их положение в Кромне. Он велел передать своей матери, чтобы та в ближайшие десять дней освободила женщину, связанную в храме Аполлона, потому что потом освободить ее уже не удастся. Такими еловами [b] он ясно дал понять все, что хотел. Дело в том, что в храме Аполлона, над самым божьим троном был изображен на картине Голод в виде женщины. Всем в Спарте стало ясно, что еще только десять дней осажденные смогут переносить голод; уразумев сказанное, спартанцы тотчас пришли на помощь жителям Кромна".

76. Есть много загадок такого рода, как следующая:

Видел я, как человек огнем припаял к человеку

Медь, чтобы стала она близкой по крови ему.

Это означает "ставить банки". А вот загадка Панарка, о которой [c] говорит Клеарх в книге "О загадках" [FHG.1I.322]: "Мужчина, да не мужчина, бросил камнем, да не камнем, в птицу, да не птицу, которая сидела на дереве, да не дереве". В этой загадке первое - евнух, второе - пемза, третье - летучая мышь, а четвертое - куст. Платон упоминает об этой [d] загадке в пятой книге "Законов", когда говорит ["Государство" р.479b]: "Философы, занимающиеся пустяками, похожи на людей, которые на пиру обмениваются двусмысленностями, или напоминают детскую загадку про евнуха и летучую мышь, где спрашивается, чем он в нее бросил и откуда согнал".

77. Таковы же, как говорит Деметрий Византийский в четвертой книге "О поэзии", и загадки Пифагора: "сердца не есть" вместо "упражняйся в бесстрастии", "огонь ножом не разгребать" вместо "не ссорься с разгневанным", гнев значит огонь, а ссора - нож. "Через весы не переступать" вместо "гнушайся жадности, ищи равновесия". [e] "По торным тропам не ходить" вместо "не следуй мнению большинства", ибо каждый говорит то, что ему лишь кажется, а нужно идти прямо, следуя разуму. "На хлебной мере не сидеть" вместо "думая о сегодняшнем, готовься к завтрашнему". "Переходя межу, не оборачиваться", так как предел и конец жизни - это смерть, и он запрещает встречать ее с горестью и тревогой.

78. Клеарх рассказывает, что подобно Теодекту забавлялись [f] загадками Дромей Косский и кифарист Аристоним, а также Клеон, прозванный "мим под флейту", лучший исполнитель италийских мимов, игравший без маски (αυ̉τοπρόσωπος); в этом роде мимов он превзошел даже Нимфодора. С ним соперничал и глашатай Исхомах, который сперва играл (453) свои подражания перед уличными зеваками, а потом, прославившись, стал играть мимы среди фигляров. Загадки, которые они составляли, были такого рода: некий крестьянин, например, объедался до дурноты, и врач спрашивал его, ел ли он до рвоты, - "о нет, - отвечал крестьянин, - только до брюха". Нищенка мучилась животом, врач спрашивал ее, не понесла ли она во чреве (ε̉ν γαστρί), {102} она же отвечала: "да как же, если я три дня не евши". Многие шутки Аристонима... [также были основаны] ...на двусмысленностях. И поэт Сосифан, бранивший актера Кефисокла за распутство, говорил: "я забил бы тебе камень в задницу, кабы [b] не боялся забрызгать зевак". Древнейшими же и наиболее близкими к самой природе загадок являются загадки, построенные на логической уловке: "Чему все мы учим, а сами не знаем?" и "Что одно и то же нигде и везде?" Да в придачу к ним: "Что одно и то же на небесах, на земле и в море?" Последняя загадка - об омонимах, ибо и "медведь", и "змея", и "орел", и "пес" есть на небесах, на земле и в море. {103} А предыдущая загадка означает время: оно ведь одно и то же везде, но его нигде нет, ибо [с] по природе оно не пространственно. Первая же загадка означает дух: что это такое, никто не знает, но мужаться духом мы учим всякого.

{102 ...понесла... во чреве... — Могло означать как желудок, так и чрево, на чем и основана шутка; ср.246b-с.}

{103 ...на небесах, на земле и в море... — На небе — созвездия Большой и Малой медведиц, Змеи, Орла, а также звезда Сириус, называвшаяся Песьей; в море — краб-медведь (105b), род рыбы офидиум, род ската, Myliobatis aquila и рыба-собака (310а).}

79. Афинянин Каллий (о котором мы уже упоминали), {104} который жил немного ранее времени Страттида, сочинил так называемое "грамматическое представление" по следующему плану. Пролог его сочинен из [наименований] букв, которые различены так, чтобы читать их раздельно от начала к концу, а потом обратно к началу:

{104 ...уже упоминали... — См. 448b, 276а, где упоминалась его «Азбука». Скорее всего это была комедия, в которой хор из 24 женщин представлял 24 буквы греческого алфавита.}

Вот буквы: "альфа", "бета", "гамма", "дельта", "эй" {105}

{105 ...«эй»... — Буква Ε, называвшаяся «эй» (название эпсилон она получила в средние века) была начертана на храме Аполлона в Дельфах (Плутарх. «Моралиа». 384слл.)}

[d] От божества Дельфийского, "дзет", "эта", "тет",

"Йота", "каппа", "лямбда", "мю", "ню", "ксей" и "у" (ου̃), {106}

{106 ...«у» (ου̉). — Не омикрон!}

"Пей", "ро" и "сигма", "тав", "ю" (υ̃), "фей", "хей", "псей", до "о" (ω̃).

Женский хор у него был следующим образом сочинен из попарно объединенных букв, уложенных в размер и мелодию: "бета" - "альфа" - "ба" (βα), "бета" - "эй" - "бе" (βε), "бета" - "эта" - "бэ" (βη), "бета" - "йота" -"би", "бета" - "у" - "бо", "бета" - "ю" - "бю", "бета" - "о" - "бо" (βω) и снова в антистрофе и мелодии и размера: "гамма" - "альфа", "гамма" - "эй", "гамма" - "эта", "гамма" - "йота", "гамма" - "у", "гамма" -"ю", "гамма" - "о" и так далее все остальные слоги, каждый таким же е образом; все они в антистрофах имеют тот же самый размер и напев. Следовательно, Эврипида можно заподозрить не только в том, будто он сочинил по этому образцу всю свою "Медею", но становится ясно и то, что он заимствовал отсюда также и всю мелодику. Также и о Софокле говорят, будто он, услышав сочинение Каллия, отважился оторвать смысл стиха от размера и написал в "Эдипе" следующий стих [332]:

Себя терзать не стану, ни тебя. К чему

Попрек?

Поэтому, как кажется, и все остальные сочинители трагедий переняли структуру своих антистроф именно от этого образца. После хоровой партии Каллий снова выводит на сцену речь, следующим образом построенную [f] из [наименований] гласных, различенных так же, как ранее (чтобы при декламации сохранить силу, нужную автору):

- Сказать лишь "альфу", жены, прежде надобно,

Вторую "эй".

Хор . За ней и третью скажешь ты.

- Скажу я, значит, "эта".

Хор . Говори за ней

"Иота", пятой "у", шестой же "ю" скажи.

- Последней же сказать тебе "о долгую"

Мне остается из семи звучащих букв,

Из них одних лишь стих у нас составится.

(454) Сказавши их, затем болтай сама с собой.

80. Каллий также описал ямбом внешний вид буквы, хоть получилось это, по смыслу довольно непристойно (ΨΩ):

Я на сносях, подружки, от стыда горю,

По буквам я скажу вам имя дитятки:

Сперва - черта прямая и отвесная,

К ее средине черточки наклонные

Отсюда и оттуда направляются,

А дальше круг с малюсенькими ножками. {107}

{107 ...круг с малюсенькими ножками... — Это дает ΨΩ, возможно, разговорную форму от , foetidus ventris crepitus (Далешамп).}

Можно заподозрить, что именно по этому примеру позднее историк [b] Меандрий, немного лишь изменив стиль подражания, составил одно из своих "Наставлений" [FHG.II.337], однако более грубо. Эврипид, по-видимому, тоже написал в своем "Тесее" такую речь с описанием букв. Там неграмотный пастух следующим образом объясняет, как написано имя Тесея (ΘΗΣΕΥΣ) [TGF.2 477]: {108}

{108 ...написано имя Тесея... — Описываемые буквы дают слово ΘΗΣΕΥΣ, из чего ясно, что Эврипид использовал ионийское Η задолго до официального принятия ионийского алфавита в 403 г. до н.э.}

Хоть в грамоте не сведущ, очертания

Всех букв я опишу во всех подробностях.

Круг ровный, словно циркулем отмеренный,

Посередине черточкой отмеченный.

У следующей буквы две отвесные

Есть линии, в средине разделяет их

Еще одна, короче. Локон завитый -

Вот третья буква. Есть прямая линия

У следующей буквы, опирается

На три при ней наклонных поперечины.

Всего труднее описать мне пятую -

К опоре общей две черты сбегаются.

Последняя - как третья: локон завитый.

[d] То же самое и у трагического поэта Агафона: у него в "Телефе" какой-то неграмотный разъясняет запись имени Тесея [Ibid. 764]:

Был круг с глазком внутри в начале надписи,

Затем шли два отвеса с перекладиной,

Был третий знак подобен луку скифскому,

Четвертый - как трезубец, набок брошенный,

Затем отвес, с ним две косые черточки,

Последний знак во всем подобен третьему.

[e] Также Феодект Фаселидский выводит на сцену неграмотного крестьянина, описывающего имя Тесея (ΘΗΣΕΥΣ) [Ibid. 803]:

Стоял там круг с глазком в начале надписи,

За ним, как близнецы, отвесы равные,

Соединяла их прямая черточка.

Знак третий был похож на локон вьющийся.

Косым трезубцем следующий выглядел;

Шли в пятом сверху равные две палочки,

Встречаясь на едином основании.

[f] Шестой же знак в конце опять был локоном.

И Софокл сочинил нечто подобное, когда представил в сатировской драме "Амфиарай" плясуна, изображавшего [жестами] буквы [TGF.2 156]. {109}

{109 ...плясуна, изображавшего [жестами] буквы... — Древнегреческий танец содержал элементы жестикуляции.}

81. Неоптолем Паросский пишет в книге "Об эпиграммах", что в Халкедоне на могиле софиста Фрасимаха (ΘΡΑΣΥΜΑΧΟΣ) была помещена следующая эпиграмма [Diels 674]:

Тета, ро, альфа, сан, ю, мю, альфа, хей, у, сан - мне имя.

Родина мне Халкедон, был я при жизни софист.

А Клеарх пишет, что есть поэма Касториона Солейского, посвященная Пану, в которой каждая из [трех] диподий строки состоит из законченных (455) слов и составлена так, что может стоять как в начале, так и не в начале строки. {110} Например [PLG.4 III.635]:

{110 ...стоять как в начале, так и не в начале строки. — То есть все диподии шестистопного ямба были разделены цезурами, что позволяло переставлять их, не нарушая размера.}

Аркадский Пан, | владыка-вождь | зверей лесных!

Пушистый снег | запорошил | твое жилье.

Тебе хвалу | я петь начну | в стихах своих

Ученейших, | загадочных | для неучей.

Мелодии | ты воском льешь | расплавленым. {111}

{111 ...воском льешь расплавленым. — Флейта Пана скреплялась воском.}

И далее в том же стиле. Любая перестановка диподий не нарушает стихотворного размера, например:

Запорошил | пушистый снег | твое жилье.

Твое жилье | запорошил | пушистый снег.

Интересно, что каждая диподия состоит из одиннадцати букв. Можно [b] составить стих и по-другому, из одной строки образуя несколько для разного употребления, например, так:

Размеры стоп скажи мне, взяв размеры стоп.

Размеры стоп взяв, мне скажи размеры стоп.

Я не хочу брать ни за что размеры стоп.

Размеры стоп брать ни за что я не хочу.

82. Тот же Клеарх говорит, что Пиндар написал свою астматическую оду (т. е. без буквы σ) как загадку для лирических сочинителей, [c] потому что многие из них его бранили за то, что он был не умел писать без сигмы, а им это не нравилось [PLG.4 frag.79; 448d, 467а]:

В давнее время бечевою тянулся дифирамб,

И нечистое "с" вылетало из губ людей.

Это следует заметить тем, кто не верит в подлинность асигматической оды Ласа Гермионского под заглавием "Кентавры". Этот Лас написал без сигмы еще и гимн в честь гермионской Деметры, как о том пишет Гераклид Понтийский в третьей книге "О музыке"; начало его таково [d] [PLG.4 III.376]:

Кору пою и Деметру, Климена (т. е. Аида) супругу.

83. Есть множество и других видов загадок. Например [PLG.4 III.666]:

В ясности я родился, и соленая влага отчизну

Вкруг омывает мою, мать моя - дочерь числа.

[Ответ - Аполлон.] "Ясность" здесь означает Делос, {112} который отовсюду [e] окружен морем, мать - Лето, дочь Кея, а словом "кей" (κοι̃ος) македонцы называют число. И загадка про ячменный отвар [PLG.4 III.668]:

{112 «Ясность» здесь означает Делос... — Название острова Делоса может пониматься как прилагательное «ясный, очевидный».}

Толки без шелухи ячмень, пей сок его.

Слово "ячменный отвар" (πτνσάνης) составлено из глаголов πτίσσειν (толочь) и α̉νει̃ν (шелушить). И загадка об улитке, приводимая в "Определениях" Тевкра:

С панцирем тварь на спине, без ног, без костей, без колючек,

Продолговатые глазки свои то покажет, то спрячет.

Антифан в "Самовлюбленном" пишет [Kock.II.30]:

[f] Творог льнотелый. Я о сыре речь веду.

Анаксандрид в "Безобразной" [Kock.II. 137]:

"Вот рассек он плоть на части, на протяжные куски,

Под покровом укротил их, закаленным на огне", -

Тимофей сказал ученый, а имел в виду горшок.

Тимокл в "Героях" [Kock.II.457]:

- Когда ж был унесен противник голода,

Питатель жизни и хранитель дружества,

Целитель верный аппетита волчьего,

Наш стол...

(456) - Довольно, небеса свидетели!

Да кто тебе мешает просто "стол" сказать?

Платон пишет в "Адонисе", что Кинире было дано пророчество о его сыне Адонисе, гласившее [Kock.I.601]:

Царь киприотов, мужей задами косматых, Кинира!

Всех красивее и всех замечательней сын твой на свете,

Два божества твоего ребенка, однако, погубят;

Первую весла влекут потайные, второй - ими правит.

[b] Он подразумевает Афродиту и Диониса, которые оба были влюблены в Адониса. И Асклепиад приводит в "Трагических" следующую загадку Сфинкса ["Палатинская антология" XIV.64]:

Ходит на двух по земле и на трех ногах, одноголосо, {113}

{113 ...одноголосо... — Так в Палатинской антологии и Laur. кодексе Софокла; у Афинея, наоборот, «обладает разными голосами», что бессмысленно.}

Ходит и на четырех, и сколько ни водится тварей

В воздухе, море, на суше, свою изменяет природу

Это одно существо; и чем больше числом его ноги,

Резвости меньше и меньше таится в немощных членах.

[с] 84. Похожи на загадку также следующие строки Симонида; их приводит в своей книге "О Симониде" Хамелеонт Геракчейский [PLG.4 III.506]:

Хищная рыба с отцом козленка всеядного вместе

Головы соединили; когда же отпрыска ночи

Взглядом узрели они, то больше уже не желают

Нянчить быкоубийцу, слугу Диониса владыки.

Одни говорят, что это была надпись на одном древнем приношении в Халкиду, {114} на котором были изображены козел и дельфин, их де и [d] описывает этот стих. Другие считают, что в виде козла и дельфина был изготовлен настроечный ключ псалтерия, а под быкоубойцей и слугой Диониса понимают дифирамб. Третьи же рассказывают, что в Иулиде {115} в жертву Дионису приносили быка, которого один из юношей должен был убить топором, а этот топор незадолго же до празднества был отдан в кузницу. Юный Симонид пошел за ним к кузнецу. Однако, увидев, что кузнец спит, а его мехи валяются рядом с клещами (καρκίνος), {116} соприкасаясь передними частями, он ушел и загадал своим товарищам [е] вышеприведенную загадку. Мех для вина - это отец козленка, хищная рыба - это краб (καρκίνος), дитя ночи - сон, быкоубийца же и слуга Диониса - топор. Сочинил Симонид и другую эпиграмму, которая может быть трудна для тех, кто не знает истории [PLG.4 III.507]:

{114 ...на одном древнем приношении в Халкиду... — Шульц: «на бронзовом треножнике».}

{115 Иулида — родной город Симонида.}

{116 ...рядом с клещами... — Кузнечные мехи могли также значить «мех для вина», изготовлявшийся из козлиной шкуры, а клещи могли значить «рак» или «краб».}

Я говорю: кто трудов цикадных нести не желает,

Пир великий задаст Панопеиаду Эпею.

Здесь говорится о том, что живя в Карфее, он занимался с хором. А училище [f] располагалось на вершине холма рядом с храмом Аполлона недалеко от моря. И люди Симонида, и все другие брали воду у подножия холма, где был родник, а везли эту воду на осле, которого называли Эпеем, потому что в преданиях говорится, что Эпей доставлял воду Атридам; это записано в троянском сказании, хранящемся в храме Аполлона, об этом говорит и Стесихор [PLG.III.212]

(457) Зевесова дщерь пожалела его, ахейских царей

Водоноса.

Вот тогда-то, говорят, и было установлено, что хорист, опоздавший к занятиям, должен дать для осла меру ячменя. Об этом-то и говорится в стихах: "не несущий цикадных трудов" - это не желающий петь, "Пано-пеиад" - осел, "великий пир" - мера ячменя.

85. Похожая загадка есть и у поэта Феогнида [ст. 1229 Diehl]:

Вот уже к дому меня морской мертвец призывает;

[b] Сам он покойник, но жив голос в устах у него.

Это означает витую раковину. {117} К загадкам относятся и [нарицательные] слова, звучащие одинаково с собственными, например [TGF.2 858]:

{117 ...означает витую раковину. — Пустые витые раковины больших моллюсков использовались в качестве сигнальных рогов.}

Великую победу (α̉ρνστόννκον) {118} обретя в бою.

{118 Великую победу. — То есть созвучное имени Аристоник.}

И общеизвестное:

На десяти кораблях пять мужей поплыли походом;

Битва была меж камней, но поднять не могли они камня;

[c] Жажда сгубила бедняг, хоть вода им к устам подступала. {119}

{119 ...вода им кустам подступала. — То есть корабли налетели на рифы, и нельзя было напиться соленой водой.}

86. Какое же наказание полагалось в Афинах для тех, кто не мог разгадать загадку? Правда ли, что они выпивали чашу вина, смешанного с рассолом, как говорил Клеарх в своем определении загадок? В первой книге "О пословицах" он пишет [FHG.II.317]: "Разгадывание загадок не чуждо философии, и в древности люди этим пользовались, чтобы показать [d] свою образованность. За выпивкой тогда предлагали не такие вопросы, какие задают друг другу ныне, - "какое из любовных соединений слаще", или "какая рыба вкуснее или лучше по сезону", или "какую [рыбу] лучше есть после восхода Арктура или после Плеяд или Пса". Кроме того, [нынче] наградой выигравшим служат поцелуи, которые человеку со вкусом только противны, наказанием же проигравшим назначено пить несмешанное вино, а это им милее всякого лекарства. [e] Это как раз в духе тех, кто вырос на сочинениях Филениды и Архестрата, и кто читает разные "Гастрологии". В древности, однако, вместо этого предпочитали развлечения иного рода. Например, первый гость декламировал строку гекзаметра или ямба, а за ним каждый в свою очередь говорил следующие строки; или же один пересказывал смысл каких-либо стихов, а в ответ ему приводили отрывок из другого поэта с той же мыслью; или каждый декламировал по строчке ямбов. Кроме того, каждый должен был сказать строчку, длиной во столько-то слогов, чтобы она укладывалась в размер по всем правилам о слогах и буквах. Подобным же образом вышесказанному играющие должны были назвать на [f] заданную букву имена всех ахейских вождей под Троей, или всех троянских вождей, или азиатских городов; следующий игрок называл европейский город, по заданию, эллинский или варварский. Таким образом, забава была не бестолковая, а показывала образованность каждого; наградами же служили венки и словесные похвалы, от которых слаще всего бывает дружба".

(458) 87. Вот что говорит Клеарх. Мне же кажется, что следует предлагать еще и такие загадки: сказать, например, гомеровский стих, начинающийся с альфы и кончающийся на альфу:

α̉γχου̃ δ'ι̉σταμένη 'έπεα πτερόεντα προσηύδα. [Ил.IV.92]

Став близ него, устремила богиня крылатые речи,

α̉λλ' 'άγε νυ̃ν μάστιγα καὶ η̉νία σνγαλόεντα. [Ил.V.226]

Шествуй, любезный; и бич и блестящие конские вожжи,

α̉σπίδας ευ̉κύκλους λαισήιά τε πτερόεντα. [Ил.V.453]

Пышных кругами щитов и крылатых щитков легкометных.

И подобным же образом ямбические стихи:

α̉γαθός α̉νὴρ λέγαιτ' η̉ν ο̉ φέρων τα̉γαθά.

Назвали б добряком добро несущего,

α̉γαθός α̉ν ει̉η χώ φέρων καλώς κακά.

В несчастье стойкий был бы мужем доблестным.

Гомеровские стихи, начинающиеся и оканчивающиеся на ε:

[b] ευ̉ρε Λυκάονος υι̉ὸν α̉μύμονά τε κρατερόν τε. [Ил.IV.89]

Видит его: непорочный и доблестный сын Ликаонов...

ε̉ν πόλει ύμετέρη, ε̉πεί ου̉κ 'άρ' 'έμελλον 'έγωγε. [Ил.V.686]

В вашем дому умереть: не судила, как вижу, судьбина...

И ямбические [Kock.III.452]:

ευ̉καταφρόνητος ε̉στι πενία, Δερκυλε.

Повсюду, Деркил, бедность презираема,

ε̉πί τοι̃ς παρου̃σι τόν βίον διαπλέκε.

Судьбу свивать ты должен из подручного.

Стихи Гомера, начинающиеся и оканчивающиеся на η:

η̉ μὲν 'άρ' ‛ώς ει̉που̃σ' α̉πέβη γλαυκώπις 'Αθήνη. [Ил.V.133]

Так говоря, отошла светлоокая дочь громовержца,

η̉ δ' ε̉ν γούνασι πι̃πτε Διώνης δι̃' 'Αφροδίτη. [Ил.V.370]

[c] Но Киприда, стеная, упала к коленам Дионы.

И ямбические [Kock.III.452]:

η̉ τω̃ν φίλων σοι πίστις 'έστω κεκριμένη.

Удостоверься даже в друга верности.

Стихи Гомера, начинающиеся и оканчивающиеся на ι:

'Ιλίου ε̉ξαπολοίατ' α̉κήδεστοι καί 'άφαντοι. [Ил.VI.60]

В Трое живущие все и лишенные гроба исчезнут.

‛Ιππόλοχος δ μ' 'έτικτε καὶ ε̉κ του̃ φημι γενέσθαι. [Ил.VI.206]

Жил Гипполох, от него я рожден и горжуся сим родом.

Начинающиеся и оканчивающиеся на σ:

συμπάντων Δαναω̃ν, ου̉δ' 'ήν 'Αγαμέμνονα ει̉πης. [Ил.I.90]

В стане ахеян; хотя бы назвал самого ты Атрида.

σοφὸς ε̉στιν ο̉ φέρων τα̉πό τη̉ς τύχης καλω̃ς. [Kock.III.452]

Мудрец свою судьбу несет с достоинством.

Начинающиеся и оканчивающиеся на ω:

[d] ω̉ς δ' 'ότ' άπ' Ου̉λύμπου νέφος 'έρχεται ου̉ρανόν ει̉σω. [Ил.XVI.364]

Словно когда от Олимпа подъемлется на небо туча,

ω̉ρθωμένην πρὸς 'άπαντα τήν ψυχήν 'έχω.

Ко всем имею душу справедливую.

Следует загадывать также стихи без σ, например [Ил.VII.364]:

πάντ' ε̉θέλω δόμεναι καὶ 'έτ' οίκοθεν 'άλλ' ε̉πιθει̃ναι.

Все соглашаюся выдать и собственных к оным прибавить.

Или стихи, в которых из первого и последнего слогов складываются имена, например:

Αι̉ας δ' ε̉κ Σαλαμίνος 'άγεν δύο καὶ δέκα νη̃ας. [Ил.II.557]

Мощный Аякс Теламонид двенадцать судов саламинских Вывел.

(Получается имя) Аякс (Αι̉ας).

Φυλείδης, 'όν τίκτε Διὶ φίλος ι̉ππότα Φυλεύς. [Ibid.628]

[е] Мегес Филид, сын любимца богов, конеборца Филея.

(Получается имя) Филей (Φυεύς)

ι̉ητη̃ρ' α̉γαθώ, Ποδαλείριος η̉δὲ Μαχάων. [Ibid.732]

Славные два данаев врачи, Подалир и Махаон.

(Получается имя) Ион (Των).

А в других гомеровских стихах из первого и последнего слога складываются названия предметов утвари; например:

ο̉λλυμένων Δαναών ο̉λοφύρεται ε̉ν φρεσὶ θυμός. [Ил.VIII.202]

Сердце твое не страдает о гибнущих храбрых данаях.

Ступка, (ο̉λμός)

μυθει̃ται κατὰ μοι̃ραν 'άπερ κ' οι̉οιτο καὶ 'άλλος. [Од.XVII.580]

Нет; он умно рассуждает, и с ним ты должна согласиться.

Мельница, (μύλος)

λυγρός ε̉ὼν μή που τι κακὸν καὶ μει̃ζον ε̉παύρη. [Од.XVIII. 107]

[f] ...сам нищий бродяга: иль будет с тобою

Хуже беда.

Лира, (λύρη)

А в иных - какая-нибудь пища:

α̉ργυρόπεζα θέτις, θυγάτηρ α̉λίοιο γέροντος. [Ил.1.538]

Старца пучинного дочь, среброногая матерь Фетида.

Хлеб, (άρτος)

μή τι σὺ ταυ̃τα 'έκαστα διείρεο μηδέ μέταλλα. [Ил.1.550]

Ты ни меня вопрошай, ни сама не изведывай оных.

Овца, (μήλα)

88. Однако мы слишком далеко зашли в нашем разговоре о загадках, поэтому пора сказать, какие наказания полагались для тех, кто не мог разгадать загадки (ср.457с). Они должны были пить вино, смешанное (459) с рассолом, и притом единым духом, как видно из комедии "Ганимед" Антифана [Kock.II.42]: {120}

{120 Царь Лаомедонт расспрашивает своего раба об исчезновении Ганимеда.}

РАБ. Увы мне, слишком уж хитросплетенные

Вопросы задаешь.

ЛАОМЕДОНТ. Спрошу понятнее:

Скажи, как сына моего похитили,

И поскорей, пока тебя не вздернули.

РАБ. Ты, господин, загадку, что ли, задал мне?

И должен я сказать о похищении

Мальчишки: знаю ли, и что сказать бы мог?

ЛАОМЕДОНТ. Эй, кто-нибудь, скорей ремень подайте мне!

РАБ. Быть может, я не отыщу решения,

Так ты ремнем решил меня наказывать?

[b] Нельзя! Мне чашу поднеси соленую.

ЛАОМЕДОНТ. А знаешь ты, как выпить ее надобно?

РАБ. Конечно, знаю.

ЛАОМЕДОНТ. Как?

РАБ. Да унести ее,

Как твой залог.

ЛАОМЕДОНТ. О нет, но чашу должен ты

Единым духом выпить и с обеими

Руками за спиной.

89. Вот что рассказали пирующие мудрецы о загадках. А тем временем и нас, пока мы пересказываем сказанное [ими], застает наступающий вечер. Поэтому мы последуем их примеру, и отложим наш рассказ о чашах до завтра. Как в "Любителе жертвоприношений" Метаген говорит [Kock.I.708]:

С каждой сценой всегда я меняю рассказ,

[c] чтобы выставить новые блюда,

Чтобы снова и снова театр услаждать

изобилием этого пира, -

вот так и мы поведем далее рассказ о чашах.

Конец Книги десятой

Книга одиннадцатая

(459) 1. Ну что ж, с чего начнем повествование? -

это, друг мой Тимократ, слова комедиографа Кефисодора [Kock.I.802]. Так вот, привлеченные обещанными чашами собрались мы в урочный час и стали рассаживаться. Тут-то, не дожидаясь общего разговора, первым заговорил Ульпиан: "На пирах Адраста, любезные мои, самые лучшие мужи угощались только сидя! Это Полиид [первым], совершая жертвоприношение, заставил своего попутчика Петеоя, (460) улечься на траву, наломал зеленых веток вместо столика и положил на них кусок его жертвенного мяса. Но когда Автолик, пришел "в плодоносную землю Итаки" [Од.ХIХ.398], то он сидел там за столом, как в те времена все пирующие, - это видно из того, что новорожденного Одиссея, по слову Поэта [Од.ХIХ.400]:

Новорожденного сына у дочери милой нашел он.

И лишь окончил он есть, на колена ему положила

Это дитя Эвриклея, -

то есть положила на колена, а не поставила возле коленей] Но не будем [b] тратить время, а уляжемся сами, и пусть Плутарх, поведет для нас обещанный рассказ о чашах, а потом выпьет из этих полных чаш за наше здоровье.

2. Слово "чаши" (ποτήρια), насколько я знаю, впервые употребил в своих "Ямбах" поэт Семонид Аморгский [PLG.4 frag.26, Diehl frag.23]:

Забрал он чаши, на столе стоявшие... -

и сочинитель "Алкмеониды", когда говорит [frag.ер.76]:

Уложив мертвеца на широком

Низкоустроенном ложе, обильные им предоставил

Яства и чаши, а также венки, чтобы главы украсить.

Имя свое чаши (ποτήρια) получили от слова "питье" (πόσις) равно как и слово "сосуд" ('έκπωμα), употребляемое аттическими писателями, [c] которые говорят υ̉δροποτει̃ν (пить воду) и οι̉νοποτει̃ν (пить вино), - как во "Всадниках" у Аристофана [198]:

Только лишь клювом захватит из кожи орел цепконогий

Дурня дракона, сосущего кровь (αι̉ματοπώτην)...

У Аристофана же и сказано [124]:

Бакид частенько к кубку (τω̃ ποτηρίω) обращается.

И у Ферекрата в "Тирании" [Kock.I. 187]:

А такая чарка стоит целой тысячи других (ποτηριών).

И Анакреонт говорит [PLG.4 frag.97]:

Винопийцем (οι̉νοπότης) меня сделали.

Это последнее выражение есть и у Поэта - в форме οι̉νοποτάζων (винопийствующий) [Ил.ХХ.84]. А Сапфо во второй книге говорит [d] [PLG.4 frag.67; Diehl frag.55а]:

Много чаш (ποτήρια) без числа

И слоновая кость.

И Алкей [PLG.4 frag.52; Diehl frag.34]:

Ты ль, подсев к Диномену,

цедишь вино из кубка (ποτήριον).

А в анфейской области, что в Ахайе, почитается Деметра-Чашеносительница (ποτηριοφόρος), как о том рассказывает во второй книге "Ахейской истории" Автократ [FHG.IV.346].

3. Но прежде чем мы приступим к перечислению чаш, надо бы вам подумать и еще над одним вопросом. Вот ведь эти чаши во множестве стоят на киликейоне {1} - именно так называют эту стойку для посуды Аристофан в "Земледельцах" [Коск.I.418]:

{1 ...стоят на киликейоне... — От η̉ κύλιξ «чаша, кубок, бокал».}

[e] Как киликейон, полотном завешенный.

Есть это слово и у Анаксандрида в "Медовом лотосе" [Kock.II. 145], и у Эвбула в "Леде" [Kock.II. 185]:

Как если б совершая возлияние,

Всю перебил посуду в киликейоне.

И в "Арфистке" [Kock.II. 145]:

Киликейоны

Придумал он для нас.

И в "Семеле", или "Дионисе" [Kock.II. 197]:

Гермес, сын Майи каменный, моленьями

Он добела начищен в киликейоне.

А у Кратина Младшего в "Хироне" [Kock.II.291]:

[f] После долгих лет

Из вражьих стран вернулся я на родину,

Но не нашел ни земляков, ни родичей

И где же прописался? В киликейоне]

Он - Зевс Хранитель {2} мой, земляк и свойственник;

{2 ...Зевс Хранитель... — Алтарь Зевса Геркейского (Оградного) хранителя дома, стоял во дворе. Пьяный опирается на него для поддержки.}

Ему плачу я все, что полагается.

4. Так вот, говорю я, надо бы подумать: а были ли у древних большие чаши? В самом деле, ученик Аристотеля Дикеарх Мессенский в (461) своей книге "Об Алкее" утверждает [FHG.II.247], что они пили только из малых чаш и только сильно разбавленное вино. Точно так же и Хамелеонт Гераклейский в книге "Об опьянении" говорит, насколько я помню, так [frag.32 Koepke]: "Не приходится удивляться, что люди, обладающие властью и богатством, всему предпочитают это самое пьянство: удовольствий, более приятных и легче доступных, у них нет, вот и [b] ищут они утехи в вине. Поэтому у князей вошло в обычай питье большими чашами. Эллины в древности такого не знали, это повелось лишь с недавних пор под влиянием варваров: они, не имея никакого воспитания, бросаются пить без меры и ищут снеди побольше да побогаче. По всей Элладе ни на картинах, ни в [преданиях] старинных времен не найдем мы огромных чаш, кроме как в руках у героев-полубогов: ведь только для героев назначались чаши, называемые ритонами. {3} Иным это даже кажется странным, если не объяснить, что это из-за быстроты, с какой проявляется божественная сила. Ведь люди воображают героев [с] сварливыми и драчливыми, при этом ночью больше, чем днем; и вот, чтобы показать, что они бывают такими не по природе своей, а под влиянием вина, живописцы и представляют их пьющими вино из огромных чаш. Так вот, по-моему, хорошо было сказано: "большая чаша - что серебряный колодец"". Судя по этим словам, Хамелеонт забыл, что [d] кубок (κισσύβιον), который Одиссей у Гомера подает киклопу [Од.IX.346; 481e] был совсем не маленький, иначе опьянение не одолело бы огромного киклопа, после того как он осушил его всего лишь трижды. Стало быть, даже тогда чаши бывали очень большими, если не считать, что виновата была крепость вина, о которой прямо говорит сам Гомер, {4} или непривычность киклопа, который питался больше молоком. Впрочем, может быть, этот сосуд, коли он большой, был варварского происхождения, из добычи, взятой у киконов. Что же тогда сказать о кубке Нестора, поднять который даже юноша мог лишь с трудом, [e] "но легко поднимал его старец пилосский" [Ил.XI.637]? Об этом тоже нам расскажет Плутарх, а теперь пора занять места на ложах".

{3 ...чаши, называемые ритонами... — Большие рога для питья вина; данная ремарка восходит к Феофрасту; см. 497е.}

{4 ...крепость вина, о которой прямо говорит сам Гомер... — См. Од.IX.209, где говорится, что к одной части этого вина подмешивалось двадцать частей воды.}

[Предварительная речь о чашах]

5. Мы улеглись, и Плутарх начал: "По слову Пратина Флиунтского [PLG.4 и Diehl frag.3],

Не пахотную землю вспахивая,

но целину исследуя,

приступаю я к своей чашной речи {5} (κυλικηγορει̃ν), хоть родом я не из чашеградцев {6} (κυλίκρανος), над которыми Гермипп потешается в "Ямбах" [Коск.I.246]:

{5 ...приступаю я к своей чашнойречи... — См. ниже, 480b.}

{6 ...из чашеградцев... — От слова «килик»; ср. «киликейон» выше, 460е.}

В каменистую пустыню чашеградцев я пришел;

Град увидел Гераклею замечательной красы.

Это та Гераклея, говорит Никандр Фиатирский, которая расположена [f] у подножья Эты; а жители ее зовутся киликранами (чашеградцами) от имени лидийца Килика, который ходил в походы с Гераклом. О киликра-нах упоминает и Скифин Теосский в своей "Истории" [FHG.IV.491]: {7} "Эврита с сыном, которые требовали дани с эвбейцев, Геракл захватил и убил. Истребил он и киликранов, живших разбоем, а на этом месте (462) основал город Гераклею, называемую ныне Трахинскою". А Полемон в первой книге "Посланий к Адею и Антигону" пишет так [frag.56 Preller]: "В Гераклее, что при Эте и Трахине, часть жителей - афаманты, а другая часть - киликраны, пришедшие с Гераклом из Лидии; от них и пошло название. Но гераклейцы не дали им своего гражданства, считая их чужеродным племенем. Киликранами же они называются, потому что носят на плече знак чаши (κύλιξ)". 6. Известно мне и то, что Гелланик в "Именах народов" [FHG.I.57, J.1.124] пишет про некоторых ливийских [b] нумидийцев, что всего добра у них - чаша (κύλιξ), нож и кувшин, и что жилища у них из асфоделей, маленькие, но все-таки дающие тень, и они их возят за собой повсюду. Есть также и в Иллирии местечко Чаши (Киликес), многим известное, а близ него могила Кадма и Гармонии, как о том пишет Филарх в двадцать второй книге "Истории" [FHG.I.345; J.2 А 172]. А Полемон в книге "О Морихе" [frag.75 Preller] говорит, что в Сиракузах на дальнем мысу острова, за городскою стеной, близ святилища Геи Олимпийской есть жертвенник, с которого всякий отплывающий [c] корабль берет на борт чашу (κύλιξ) и везут ее до тех пор, пока не исчезнет из виду щит на храме сиракузской Афины; тогда они бросают глиняную чашу в море, {8} положив в нее цветы, медовые соты, большие куски ладана и некоторые другие благовония.

{7 ...Скифин Теосский в своей «Истории»... — В подлиннике отрывок цитируется с сохранением исходного ионийского наречия.}

{8 ...бросают глиняную чашу в море... — Судя по всему, не чашу из храма Геи. Цитата из Полемона не полна, как это часто бывает у Афинея.}

7. Впрочем, я вижу, что и ваш пир, говоря словами Ксенофана Колофонского, {9} "полон удовольствий" [PLG.4 frag Л]:

{9 ...говоря словами Ксенофана Колофонского... — Ср. перевод А.С. Пушкина:

Чистый лоснится пол; стеклянные чаши блистают;

Все уж увенчаны гости; иной обоняет, зажмурясь,

Ладана сладостный дым; другой открывает амфору,

Запах веселый вина разливая далече; сосуды

Светлой студеной воды, золотистые хлебы, янтарный

Мед и сыр молодой — все готово; весь убран цветами

Жертвенник. Хоры поют. Но в начале трапезы, о други,

Должно творить возлиянья, вещать благовещие речи,

Должно бессмертных молить, да сподобят нас чистой душою

Правду блюсти: ведь оно ж и легче. Теперь мы приступим:

Каждый в меру свою напивайся. Беда не велика

В ночь, возвращаясь домой, на раба опираться; но слава

Гостю, который за чашей беседует мудро и тихо!

}

Чист ныне пол, и руки у всех, и килики чисты.

[d] Кто возлагает венки, свитые [всем] вкруг чела,

Кто благовонное миро протягивает в фиале,

Доверху полный кратер с увеселеньем стоит.

Есть и еще наготове вино - отказа не будет -

В амфорах, сладко оно, благоухает цветком.

А посредине ладан святой аромат источает,

Есть наготове вода - хладна, сладка и чиста.

[e] Поданы желтые хлебы, и стол, почтенья достойный,

Обремененный стоит сыром и медом густым.

Жертвенник, весь утопая в цветах, стоит посредине,

Пеньем охвачен весь дом и ликованьем гостей.

Надобно бога сперва воспеть благомысленным мужам

В благоговейных словах и непорочных речах,

А возлиянье свершив и молитву, да правду возможем,

А не грехи совершить - так-то ведь легче оно -

[f] Можно и выпить, но столько, чтоб выпив, самим воротиться

Без провожатых домой, коли не очень-то стар.

Тот из мужей достохвален, кто, выпив, являет благое:

Трезвую память свою и к совершенству порыв.

Не воспевать сражений Титанов или Гигантов,

Иль кентавров - сии выдумки прежних времен -

Или свирепые распри, в которых вовсе нет проку,

(463) Но о богах всегда добру заботу иметь.

8. И милейший Анакреонт говорит [frag.94]:

Я не люблю, кто за чашей, упившись не в меру, заводит

Речь про жестокую брань кровопролитной войны, -

Лучше тот, кому дали дары Афродита и Музы, -

Их сочетая в себе, радостен он на пиру.

А Ион Хиосский говорит [frag.2]:

[b] Слава тебе и привет, наш отец, повелитель, спаситель!

Пусть виночерпии нам - слуги кувшин принесут,

В кружках смешают вино серебряных, а золотую

Чашу кто держит в руках, пусть ее на пол прольет.

С чистой душой возлиянья творя вам, потомки Персея, -

Прокл, Алкмена, Геракл, - мы от Зевса начнем,

[с] Будем пить и шутить; пусть всю ночь не кончается песня;

Кто-нибудь пляску начнет; празднуй, как хочет душа!

Если ж тебя еще ждет и красавица - ложа подруга,

Будешь сегодня ты пить радостней всех остальных.

Так же и знаменитые семь мудрецов вели свои беседы во время пиров, "потому что вино умеряет даже горечь старости", как пишет Феофраст в книге "Об опьянении" [frag. 120 Wimmer].

9. Вот почему, когда мы собираемся здесь для вакхических наших собеседований, то "никто не упрекнет нас, сущий в разуме", как сказано в "Тарентинцах" Алексида [Kock.II.377] {10} потому что

{10 ...«никто не упрекнет нас, сущий в разуме»... — Начало стихотворной строки Алексида включено Афинеем в прозаическое вступление.}

мы не наносим ближнему

Обиды никакой. Наверно, знаешь ты:

[d] Все то, что "жизнью" нами называется,

Есть лишь словцо, забавное прикрытие

Судьбы людской и доли человеческой?

Пусть люди скажут, прав ли я, не прав ли я,

Но к одному пришел я созерцанием:

Вся жизнь людская - просто сумасшествие.

Живущие, мы только удостоены

Отлучки некой, будто бы на празднество

Отпущены из царства мрака смертного,

Чтоб погулять и светом позабавиться.

И тот, кто больше всех весельем полон был

[е] И выпивал, пленялся Афродитою

То время, что судьбой ему подарено,

Попраздновал на славу и ушел во мрак.

И согласно прекрасной Сапфо [PLG.4 frag.5]:

Низойди, Киприда,

В золотые наши налей нам кубки

Для пиров веселых блаженный нектар

Смешанный с влагой -

друзьям, моим и твоим.

10. Всем этим порицателям {11} следует возразить, что обычаи питья бывают в каждом городе свои, как объясняет нам Критий в "Государственном устройстве лакедемонян" [FHG.II.68]: "Хиосцы и фасосцы пьют [f] за здравие по кругу слева направо из больших чаш [cм.152d], афиняне - по кругу слева направо из малых чаш, фессалийцы - из больших чаш, за кого пожелают; {12} но лакедемоняне пьют каждый из своей чаши, {13} раб же виночерпий им доливает, пополняя выпитое". О питье вкруговую слева направо упоминает и Анаксандрид в "Крестьянах" [Kock.II.135]:

{11 Всем этим порицателям... — То есть тем, кто стал бы пенять на ошибки (см. выше 463с).}

{12 ...за кого пожелают... — То есть в любом порядке.}

{13 ...пьют каждый из своей чаши... — То есть не передавая ее по кругу.}

(464) - В каком порядке пить вы приготовились?

- В каком? В любом, какой тебе понравится.

- Так это значит, батюшка, от пьющего

Направо вкруговую?

- Как по мертвому?

Помилуй Феб, не надо!

11. Пусть простится нам, что чаши у нас из глины. Конечно, Ктесий говорит [frag.51 Muller]: "У персов из глиняных чаш пьют только те, кого царь накажет бесчестием". А эпический поэт Херил пишет [frag.ep.9]:

Вот я в ладонях держу черепок от разбившейся чаши,

[b] Плывшей в пиру по рукам, но попавшей в кораблекрушенье,

Выброшен он Диониса дыханьем на скалы Раздора.

Однако мне хорошо известно, что глиняные чаши часто придают питью великую сладость. Например, наши, которые сплавляют к нам по Нилу из Копта: {14} глина, из которой они сделаны, смешана и обожжена с благовониями. [c] И Аристотель в книге "Об опьянении" говорит [frag.96 Rose]: "Так называемые родосские горшки употребляются на попойках ради удовольствия и ради того, что когда они нагреты, то вино в них меньше кружит голову. Потому что если бросить в воду и вскипятить мирру, пахучий тростник и тому подобное, а потом подлить к вину, то вино меньше опьяняет". И в другом месте: "Родосские горшки делаются с использованием сваренных вместе мирры, пахучего тростника, аниса, [d] шафрана, бальзамина, кардамона и киннамона; если эту сместь влить в вино, то она настолько сдерживает опьянение, что даже развеивает любовное беснование".

{14 ...сплавляют к нам по Нилу из Копта... — Плутарх был родом из Александрии.}

12. Поэтому не будем и мы пить, словно одержимые некоей манией, глядя на эти бесчисленные и так прекрасно выделанные чаши. А само слово "мания", как говорит Хрисипп во введении к сочинению "О добре и зле", многими прилагается к самым разным вещам. Говорится, например, "женомания", "перепелкомания". {15} "О людях тщеславных [е] иные говорят, что они страдают "славоманией", как женолюбцы - "женоманией", а любители птиц "птицеманией", потому что "страстная любовь" и "мания" означают одно и то же. {16} Поэтому так можно называть и все остальное: так, мы скажем, что рыболюб и рыбоед страдают рыбоманией, а пьяница виноманией, и так далее. Применять к ним слово "мания" вполне уместно, потому что мысли их - в маниакальном заблуждении и слишком далеки от истины".

{15 ...перепелкомания... — Увлечение перепелиными боями.}

{16 ...означают одно и то же. — То есть сумасшедшую одержимость чем-либо; см. 599е.}

13. А мы с вами лучше будем пить помаленьку, как делали это афиняне, [f] слушая при этом шутов, мимов и прочих искусников. Филохор об этом пишет так [FHG.I.411]: "На празднествах Дионисий афиняне, позавтракав и выпив, с венками на головах шли наслаждаться зрелищами; и во все время представлений им подносили вино и сласти. Когда на сцену входили хоры, то им наливали выпить, а когда уходили со сцены, то наливали еще раз. Об этом свидетельствует комический поэт Ферекрат, [Коск.I.202; ср. 485d], говоря, что до его времени люди никогда (465) не уходили из театра голодными". А Фанодем рассказывает [FHG.I.368], что афиняне приносили молодое вино в пифосах {17} к храму Диониса Болотного, разводили его водой во славу бога и выпивали; оттого-то этот Дионис и называется Болотным, что здесь впервые стали разводить и пить молодое вино. Оттого же и нимф называют кормилицами Диониса, что от воды вырастает объем вина. Узнав таким образом удовольствие от смешения вина с водой, люди стали прославлять Диониса песнями и плясками, величая его и Эванфом (Цветущим), и Дифирамбом, и Бакхевтом (Исступленным) и Бромием (Гремящим). И Феофраст в книге "Об опьянении" говорит [frag. 121 Wimmer], что "воистину нимфы -кормилицы Диониса потому что виноградные лозы, когда они обрезаны, испускают влагу и сами собою плачут". Поэтому и Эврипид говорит, что один из коней Гелиоса [зовется Пылким] (αι̉θοψ) [TGF.2 647] {18} за то, что

{17 Пифос — глиняный сосуд размером с бочку.}

{18 ...один из коней Гелиоса [зовется Пылким]... — Данная цитата добавлена, чтобы проиллюстрировать эпитет Эвант (букв, цветущий).}

Вакха Цветолюбного

Питает пылом лозы виноградные,

И смертный люд зовет вино "пылающим".

И Одиссей поднес [Киклопу вино] [Од.IХ.208]: {19}

{19 Одиссей поднес [Киклопу вино]. — Цитата ошибочно взята из описания подарка, полученного Одиссеем от аполлонова жреца Марона.}

Если когда тем пурпурно-медвяным вином насладиться

[c] В ком пробуждалось желанье, то, в чашу его нацедивши,

В двадцать раз боле воды подбавляли, и запах из чаши

Был несказанный...

И у Тимофея в "Киклопе" сказано [PLF.4 frag.5]:

Чашу из змеиного дерева

Он наполнил черной бессмертной влагой,

В дышащей пене,

Вливши двадцать мер вакхической крови {20}

{20 двадцать мер вакхической крови — То есть воды.}

С новопролитыми слезами нимф...

14. Знаю я, мои вакхические коллеги, и что были люди, больше гордившиеся не тем, что у них много денег, а тем, что у них много серебряных и золотых чаш. Один из них - аркадянин Пифей из Фигалии: [d] даже при смерти он завещал родным сделать на его гробнице надпись:

В этой могиле лежит Пифей, муж разумный и добрый.

Множеством чаш он владел, как на подбор, дорогих:

Золотом, и серебром, и прекрасным электром сверкавших, -

Больше собрал он, чем все, кто собирал перед ним.

Об этом сообщает Гармодий Лепреатский в книге "Об фигалийских обычаях" [FHG.IV.411]. А Ксенофонт в восьмой книге "Воспитания [Кира]" рассказывает о персидских нравах даже такое [8,18]: "Они гордятся, если обладают множеством кубков, однако ничуть не стыдятся того, что эти кубки могут быть добыты откровенно нечестным путем: [e] до такой степени развились у них несправедливость и постыдное корыстолюбие". Эдип же [из-за такой чаши] проклял своих сыновей, как о том повествует сочинитель киклической "Фиваиды", потому что они поставили перед ним чашу, которую он запретил им [трогать] [frag.ер.2 Welcker]:

[f] Тут Полиник светлокудрый, воитель Зевесова рода,

Стол пред Эдипом сперва не замедлил поставить прекрасный

Богоразумного Кадма серебряный, после наполнил

Сладостным винным напитком прекрасную чашу златую.

Понял, однако, Эдип, что стоит перед ним многочтимый

Дар дорогого отца, и великой исполнился злобы.

(466) Грозным проклятьем родимых сынов - и того, и другого, -

Тут же он проклял, и долго Эринии ждать не пришлося:

В долгом согласье наследство отца сыновья не делили

Между собою, но распри всегда и сраженья обоим...

15. Кекший, ритор из Калакты, говорит в своей книге "Об истории", что тиран Агафокл, показывая друзьям золотые чаши, приговаривал, что [b] они из глины, которую он замешал {21} в городе. И у Софокла в "Ларисейцах" Акрисий обладает несметным количеством сосудов [TGF.2 214]:

{21 ...они из глины, которую он замешал... — κεραμεύω — здесь расправляться, как с сырой глиной.}

Возвещены гостям бои великие,

Котлы в награду медные поставлены

И с золотым припаем чаши полые,

Серебряные, дважды шестьдесят числом.

Посидоний в шестнадцатой книге "Истории" [FHG.III.259] рассказывает, как Лисимах Вавилонский пригласил к себе на пир Гимера, тирана не только вавилонского, но и селевкийского, и целых три сотни его спутников; [c] и когда были убраны столы, он подарил каждому из трехсот гостей серебряную чашу, весом в четыре мины, а когда были совершены возлияния, он выпил здравицы вместе со всеми гостями, и на прощание тоже роздал им по чаше. Рассказывая в шестой книге "Возвращений" о Грасе, основавшем вместе с другими вождями колонию на Лесбосе, Антиклид Афинский пишет {22} [Scr.Alex.Magn. р. 148] об оракуле, велевшем им во время плаванья бросить в море девушку в жертву Посейдону. Пишет он так: "Некоторые в Мефимне знают сказку о брошенной в море девушке [d] и говорят, что один из вождей по имени Энал был в нее влюблен и сам бросился за нею в море, чтобы спасти. Обоих накрыла волна, и больше их никто не видел, однако потом, когда Мефимна уже была заселена, Энал явился жителям и рассказал, что с ними было: девушка-де жила у нереид, сам же он пас коней Посейдона. {23} И однажды, сказал он, когда в (781) море поднялась огромная волна, он нырнул в нее и вынырнул с золотой [с] чашей в руках, такой прекрасной, что все людское золото рядом с ней все равно, что медь".

{22 Ср. изложение этой истории у Плутарха в «Пире семи мудрецов» (163 D).}

{23 Здесь из рукописи А было вырвано несколько листов. Швейгхойзер вставил эпитому по рукописи СЕ из последней части «Замечаний» Казобона, простирающихся до 466е.}

16. В древности чаши считались самым почетным имуществом. Поэтому и Ахилл хранил свой кубок как особенное сокровище, и [Ил. XVI.225]:

никто из мужей у Пелида

Черного не пил вина из него; никому из богов им

Он не творил возлияний, лишь только гремящему Зевсу.

И когда Приам, выкупает тело сына самыми дорогими своими сокровищами, он дает среди них чашу удивительной красоты [Ил.ХХIV.234]. Да и сам Зевс полагает прекрасную чашу достойнейшим даром Алкмене за рождение Геракла: {24} он вручает ее, представши в образе Амфитриона, и Алкмена

{24 ...рождение Геракла... — Ср. ниже 474Т.}

[d] Тотчас ее приняла и дивилась на яркое злато. {25}

{25 ...Тотчас ее приняла и дивилась на яркое злато... — Гекзаметр неизвестного александрийского поэта (Риан?).}

В чаше, по словам Стесихора [PLG.4 frag.8; 469е], сам Гелиос совершает свой путь по Океану, и Геракл плыл в ней, когда преследовал Герионово стадо. Знаем мы и о чаше аркадянина Бафикла, которую он оставил в награду за мудрость тому, кто будет признан лучшим из семерых мудрецов. А уж у Несторова кубка не счесть гончаров - так много сочинителей писало о нем. Чаши любезны самим богам! Ибо сказано: "кубки приемля златые, чествуют боги друг друга" [Ил.IV.3]. Проводить время за вином, - говорит [Афиней], - дело благородное и чинное, если только не бражничать, не глотать вино по-фракийски единым духом, а примешивать питье к беседе, как лечебное снадобье.

17. [О том, что] древние очень любили, чтобы на их чашах были [e] отчеканены разные истории. В этом искусстве прославлены были Кимон и Афинокл. Были в ходу и чаши, украшенные драгоценными камнями. У Менандра где-то [Kock.III.249] есть слова: "точеная чаша" и "чеканка". У Антифана сказано [Kock.II.l 15]:

А те, другие, чашу златобитную,

С искусною чеканкою по ободу,

В кипящей пене Вакха древлеродного

Из губ не выпускают, запрокинувши

[f] И дно являя взорам.

Говорит, обращаясь к кому-то Никомах [Kock.III.389]:

Приветствую тебя, богач, рыгающий

Златыми чашами и златобитными...

Филиппид [Kock.III.309]: {26}

{26 Возможно, из комедии «Упразднение денег»; ср. 230а.}

Взглянул бы ты, Трофим, на эту выставку

Сосудов, расчеканенных по золоту!

Клянусь, я сам не свой был, их увидевши

Из серебра кратеры, да с кувшинами,

Что ростом выше нас...

[О том, что] Парменион, в "Письмах к Александру" подводя итог (782) персидской добыче, пишет: "Золотые чаши, весом семьдесят три вавилонских таланта, пятьдесят две мины; чаши с драгоценными камнями, пятьдесят шесть вавилонских талантов, тридцать четыре мины". {27}

{27 ...«Золотые чаши... тридцать четыре мины». — Если подразумевается золотой вавилонский талант, то общий вес золотых чаш составлял свыше четырех тонн.}

18. В прежние времена был обычай наливать в чашу сначала воду, а потом вино. Так Ксенофан [PLG.4 frag.4]:

В килике воду с вином пускай не мешают, сначала

Вливши вино, чтобы хмель сверху лежал на воде.

Анакреонт [PLG.4 frag.62]:

Дай воды, вина дай, мальчик, принеси венков душистых,

Поскорей беги, - охота побороться мне с Эротом.

А еще до них Гесиод ["Труды и дни" 539]:

В незамутненной воде источника, вечно текущей,

Черпай три части воды, чтоб вино было только четвертой.

Феофраст: {28} "Насчет смешения вина с водой в древности эллинские обычаи [b] были противоположны нынешним: не воду вливали в вино, а вино в воду, чтобы питье получалось более водянистое, и меньше хотелось бы пить еще и еще. Впрочем, большая часть вина расплескивалась в коттабе". {29}

{28 Возможно, из трактата «Об опьянении»; от. Wimmer.}

{29 ...часть вина расплескивалась в коттабе... — См. 665e-668f.}

19. Знаменитыми чеканщиками были Афенокл, Кратет, Стратоник, Мирмекид Милетский, Калликрат Лаконский и Мис, чью гераклейскую кружку мы видели: на ней была искусно отчеканена гибель Илиона и сделана такая надпись:

Здесь рисовал Паррасий, работал Мис. Я представляю,

Как был крутой Илион в плен Эакидами взят.

[с] 20. [О том,] что у критян любимых мальчиков называют "славными". Этих мальчиков стараются похищать, и у тех, кто красив, считается позором не иметь любовника. Похищенные называются "подручными", и каждому похищенному дарят плащ, быка и чашу; этот плащ они продолжают носить и взрослыми, чтобы видно было, что в отрочестве они были "славными".

21. Покуда людям пьется, видишь, все они -

Блаженные, богатые, цветущие,

Друзьям полезны и сильны в судилищах [Аристофан "Всадники" 92].

[d] В самом деле, время, проводимое за выпивкой, растит и питает душу, возвышая ее, оживляя и пробуждая в каждом разумение, как говорит Пиндар {30} [PLG.5 439]:

{30 ...как говорит Пиндар... — Из энкомия, адресованного Фрасибулу Агригент-скому.}

[2 с.] Когда отлетают от сердца

Бременящие заботы, -

Все мы вровень плывем по золотым морям

[3 с.] К обманчивому берегу,

И нищий тогда богат, а богач...

И далее продолжает:

И набухают сердца,

Укрощенные виноградными стрелами.

[Каталог чаш]

22. "АНКИЛА" {31} (ΑΝΚΥΛΗ, кривая петля) - это "чаша", которой играли в коттаб. Кратин [Kock.I.93]:

{31 «Анкила» — букв, «изгиб» руки, толкующийся здесь как «чаша», из которой остатки вина (коттаб), выплескивались на фигурку, помещавшуюся на ламповой подставке или металлический сосуд (коттабейон) (667с, 487d). В этот знаменитый алфавитный перечень иногда включены слова, имеющие лишь косвенное отношение к выпивке.}

Погибель - пить вино, когда поверх вода.

Она же пьет кувшинами громадными,

Вино с водою размешавши поровну;

Петлею руку выгнет, имя выкликнет

И плещет, что осталось, на коринфский уд. {32}

{32 ...плещет, что осталось, на коринфский уд. — Пародия на «Сфенебею» Эврипида; ср.427е:

И не пропустит ничего упавшего,

Сейчас же: «Гостю, — говорит, — коринфскому!».

}

[e] И Вакхилид [PLG.4 frag.24]:

Петлею выкривив белый

Локоть, толкает юных.

Отсюда можно понять, что значат у Эсхила слова "кривые коттабы" (α̉γκυλητούς κοττάβους). Также и дротики называются "кривыми" (α̉γκυλητά) и "полукривыми" (μεσάγκυλα); однако уже от "кривого" выгиба правой руки. {33} Так и чаша называется "кривою" по выгибу правой руки при выплескивании вина. У древних ведь высоко ценилось умение красиво и изящно выплеснуть коттаб - многие гордились этим больше, чем метанием дротика. Таким образом, это название - от положения руки, которой участники игры изящно плескали вино в цель. Для такой забавы даже отводили отдельные комнаты (см.479е).

{33 ...от «кривого» выгиба правой руки. — Скорее по той причине, что в руке, которой бросали копье, держался конец веревки, плотно обернутой вокруг древка, что приводило к вращению метательного снаряда вокруг оси подобно пуле с нарезкой.}

23. АЯКИДА (ΑΙΑΚΙΣ) - [о том,] что у Тимахида это тоже название чаши.

АКАТ (ΑΚΑΤΟΣ, челн) - чаша, похожая на лодку. Эпикрат [f] [Kock.II.286]: {34}

{34 Шуточная окрошка из морских терминов, одноименных с названиями чаш; обсценный смысл подразумевается всюду.}

Спускай акат, а кимбии

Повыше поднимай, старуху втаскивай

Пряменько на кархесий, {35} молодуху же

{35 Акат — также означает косые паруса, кимбии — чашки, и ялики, кархесий — верхний конец мачты и кубок, расширяющийся кверху и книзу.}

С попутным ветром наполняй, готовь багор,

Трави канаты и узлы развязывай.

АОТ (ΑΩΤΟΝ, безухий) - по Памфилу - кипрский сосуд. (783) По Филиту - чаша без ручек.

АРОКЛ (ΑΡΟΚΛΟΝ) - у Никандра Колофонского [frag. 129 Schneider] означает то же, что и фиал.

24. АЛЕЙС (ΑΛΕΙΣΟΝ) и ДЕПАС (ΔΕΠΑΣ) {36} - это одно и то же. Гомер говорит в "Одиссее" о Писистрате [Од.III.40]: "влил вино в золотой он кубок (депас)", дальше о том же самом [Од.III.50]: "дам я кубок (алейс) тебе золотой", и опять о том же самом [Од.III.63]: "После она подала Телемаху двуярусный кубок (депас)". Потому и пишет Асклепиад Мирлейский: "Я полагаю, что "депас" похож на фиал: им совершают возлияния. Во всяком случае, Гомер говорит про "депас", которым [b] Ахилл творил возлияния одному Зевсу [Ил.XVI.225; см. выше 781с]. Название же "депас" - или оттого, что его дают всем (δίδοται πάσι) для возлияний или для питья, или оттого, что у него два лика (δύο ώπας) -может быть, это ручки. А название "алейс" - или оттого, что он очень гладок ('άγαν λείον), или оттого, что в нем содержится (άλίζεται) жидкость. Что у него было две ручки, ясно из стиха [Од.XXII.9]:

{36 Алейс, депас — кубок, чара, чашка.}

Взяв со стола золотую с двумя рукоятками чашу (алейсон).

Двуярусный же (α̉μφικύπελλον, искривленный с двух сторон) значит просто полый с двух сторон"; а Силен сообщает, что двуярусный кубок не имел ручек. Впрочем, другие говорят, что здесь приставка α̉μφί (с двух сторон) употреблена вместо περί (со всех сторон), и это значит, что пить из кубка можно отовсюду. {37} Парфений объясняет это название тем, что ручки кубка были выпуклы, а выпуклость всегда крива (κυφός). [с] Аникет говорит, что κύπελλον - это фиал, то α̉μφικύπελλον - это суперфиал, {38} то есть пышный и красивый. В слове "алейс", конечно, тоже можно расслышать что-то прихотливое и не совсем гладкое (λειότης). {39} Писандр говорит, что такой "алейс" вручил Геракл Теламону в награду за доблесть в походе на Илион.

{37 ...пить из кубка можно отовсюду. — Значит, что он был полым сверху и снизу и мог быть перевернут, сохраняя тот же вид.}

{38 ...суперфиал... — Среди значений приставки амфи- наряду с «двойственностью», есть и «высокая степень чего-либо».}

{39 ...не совсем гладкое... — Толкуя «алейс», как а-лейсон, т.е. не-гладкий.}

25. [О том,] что есть чаша, называемая РОГ АМАЛФЕИ [ΑΜΑΛΘΕΙΑΣ ΚΕΡΑΣ] и ГОД [ΕΝΙΑΥΤΟΣ]. {40}

{40 Рог амалфеи — рог изобилия; Год — о «Годе» см. 198а.}

[d] АМФОКСИДА (ΑΜΦΩΞΙΣ, дважды деревянная) - это деревянная чаша, которая, по словам Филита [frag.35 Bach], в ходу у крестьян: они в нее доят молоко и из нее пьют.

АМИСТИДА (ΑΜΥΣΤΙΣ, не закрывая рта) - это питье, при котором не переводят духа, и не закрывают рта; и так называются чаши, из которых легко и удобно пить. Для этого есть глагол - ε̉ξαμύστιζειν (пить единым духом), как у комика Платона [Kock.I.654]:

Откупорив кувшин немалый, тотчас же

Налил в килик напитка благовонного

[е] И выпил, не разбавив, не испортивши,

Единым духом (κα̉ξημύστισεν).

Из такой амистиды пили и под музыку, соразмеряя глотки с тактом. Так у Амипсия [Kock.I.676]:

- Играй на флейте, ты же - пой под музыку,

Я буду пить, пока звучит мелодия.

Теперь играй, а ты возьми амистиду.

- Немного надо человеку смертному -

Любить и есть; а ты вот скряга истинный.

26. АНТИГОНИДА (ΑΝΤΙΓΟΝΙΣ) - чаша, названная по царю Антигону, так же, как СЕЛЕВКИДА {41} по Селевку, а ПРУСИАДА {42} по Прусик".

{41 Селевкида. — См. ниже, 488е.}

{42 Прусиада — См. ниже, 497f.}

АНАФЕЯ (ΑΝΑΦΑΙΑ) - чаша для горячего питья у критян.

[f] АРИБАЛЛ (ΑΡΥΒΑΛΛΟΣ) - чаша, снизу широкая, а сверху узкая, как денежный мешочек (βαλάντιον) с завязкою - по этому сходству он и называется "арибалл". У Аристофана во "Всадниках" [1094]:

Из арибалла брызнула амбросией

Тебе на темя.

Арибалл очень похож на "аристих", {43} а название его - от глаголов α̉ρύτειν (черпать) и βάλλειν (лить). Есть и слово "аристия", {44} обозначающее кружку: так у Софокла [TGF.2 296]:

{43 ...«аристих»... — См. 424с.}

{44 ...«аристия»... — То есть от глагола «черпать».}

Ты, дрянь, давно богам уж ненавистная,

Которая в разгул пустилась с кружками (τὰς α̉ρύστεις).

(784) Существует и город Аристия в Ионии.

АРГИРИДА (ΑΡΓΥΡΙΣ, серебряная) {45} - разновидность чаши, и не только из серебра. Анаксилай [Kock.II.275]:

{45 Аргирида. — Букв, «серебрянка».}

И пить из аргирид златых.

27. БАТИАКИЙ (BATIAKION), лаброний, трагелаф, пристий {46} - названия чаш. "Батиака" (βατιάκη) - это персидский фиал. Среди писем Александра к азиатским сатрапам есть такое, в котором написано: "Батиак серебряных, позолоченных - 3. Кондиев серебряных - 176, их них [b] позолоченных - 33. Тисигит серебряный - один. Ложек серебряных позолоченных - 32. Посудная стойка серебряная - одна. Серебряный винный сосуд варварской работы - один. Другие мелкие чаши, разные - 29. Ритоны, батиаки лидийской работы, позолоченные, кадильницы и блюда".

{46 Батиакий, лаброний, трагелаф, пристий. — См. 480а, 484е, 496b, 497f. Батиакий часто упоминается в делосских надписях.}

БЕССА (ΒΗΣΣΑ) - александрийская чаша, снизу широкая, сверху поуже.

28. БАВКАЛИДА (ΒΑΥΚΛΙΣ) - тоже из Александрии. О ней пародист Сопатр [Kaibel 197]:

Четыре кружки в бавкалиду вместятся.

И еще [Ibid.]:

Кто с похмелья жаждой мучается,

Тому приятно осушить с утра

Бавкалиду пчелиного меда.

[с] Далее Афиней говорит, что в Александрии приготовляют стекло и делают из него много посуды разного вида, воспроизводя очертания всех керамических сосудов, которые отовсюду туда свозятся. Говорят, что когда Кассандр основывал город Кассандрию, то он из тщеславия хотел изобрести новый сосуд, потому что из этого города шло на вывоз очень много мендейского вина; и тогда скульптор Лисипп для него постарался и, сопоставив множество разных глиняных сосудов, позаимствовал что-то от каждого и вылепил новый.

[d] 29. БИКОС (ΒΙΚΟΣ). Ксенофонт в первой книге "Анабасиса" [9,25]:

"Кир посылал до половины наполненные вином бикосы (βίκους)". Согласно Полидевку Паросскому, этот сосуд похож на фиал.

БОМБИЛИИ (ΒΟΜΒΤΛΙΟΣ, гудящий) - родосская чаша Ферикло-вой работы; о виде ее Сократ {47} говорит так: "кто пьет, что ему нравится, из фиала, скоро остановится, а кто из бомбилия, сочащегося по капле..." Есть и животное с таким названием. {48}

{47 Сократ — философ, в антисфеновском «Протрептике»; ср. Поллукс Х.681 (так у Хайца).}

{48 Есть и животное с таким названием. — Согласно Гесихию, это комар; однако у Аристофана («Осы» 107) — шмель; также кокон шелкопряда.}

БРОМИАДЫ (ΒΡΟΜΊΑΔΕΣ, бромиевы, т.е. Вакховы) - сосуды, похожие на большие кружки (скифосы).

30. БУКВЕННАЯ ЧАША (ΓΡΑΜΜΑΤΙΚΟΝ ΕΚΠΩΜΑ) - украшенная начертаниями букв. Алексид [Kock.II.397]:

- Сначала форму чаши опишу тебе.

(466) Она невелика была, округлая, {49}

{49 ...Округлая... — На этом слове возобновляется текст рукописи А и пагинация Казобона.}

[е] Старинная и с ручками отбитыми,

По кругу надпись.

- Золотых одиннадцать, Наверно, букв: "Спаситель-Зевс"?

- Вот именно.

Такую буквенную чашу, мы видели сами среди пожертвований Артемиды в кампанской Капуе. Она была серебряная, как описано у Гомера, и на ней были выбиты золотом стихи, что это Несторов кубок. {50} А у трагика Ахея в "Омфале" вокруг такой буквенной чаши собираются сатиры и толкуют [TGF.2 754; 498d]:

{50 ...Несторов кубок... — См. ниже 489d, где текст совершенно иной.}

[f] Давно меня пленяет чаша божия,

Являя буквы: дельту, йоту, третья же

Там "о", за ней "ни", "ипсилон"; а после них

Еще "сан", "о" {51} гласят свое присутствие.

{51 О названиях букв см.453d. Надпись читалась как AIONYCO, что значило ΔΙΟΝΥΣΟΥ Дионисово.}

В этом окончании недостает еще одного ипсилона (υ), поскольку (467) древние употребляли букву "о" не только так, как мы, но и для обозначения дифтонга "ου". Точно так и дифтонг "ει" они обозначали как через одну букву "ε", так и через две, "ει". Поэтому из слов сатиров понятно, что в этих стихах описывается слово ΔΙΟΝΥΣΟ(Υ), и только в последнем слоге за кратким "о" подразумевается "ου". А буква сигма названа "сан" на дорийский лад. Музыканты (как о том не раз напоминает Аристоксен) советуют избегать "сигмы", потому что звук у нее резкий и неподходящий для флейты, и для благозвучия они часто употребляют звук "р". [b] А лошади с клеймом "сан" (С) называются "самфорами" ("сано-носцы"), как у Аристофана в "Облаках" [122]:

Ни сам, ни пристяжной, ни саноносец {52} твой.

{52 Саноносец — элитный жеребец, имевший на бедре клеймо в виде буквы «сан».}

И Пиндар говорит [frag.70, также на 455с]:

В давнее время бечевою тянулся дифирамб,

И нечистое "с" вылетало из губ людей.

А о буквенных чашах прямо говорит Эвбул в комедии "Курочка" [Kock.II.188]:

[c] - Всегда терпеть не мог я чашек буквенных.

Теперь выходит, что, украв такую же,

Мой сын сбежал из дома.

- Что ж, случается!

31. ГИАЛАС (ΓΥΑΛΑΣ, полый). Филит говорит в "Смеси" [frag.41 Bach], {53} что так называли свои сосуды мегарцы. А Парфений, ученик Дионисия, в первой книге сочинения "О словах, встречающихся у историков" пишет: "Гиалас - это вид чаш, о которой Марсий, жрец Геракла, пишет так: "Когда [македонский] царь входит в город, то ему навстречу выносят полный гиалас, царь берет его и совершает возлияние".

{53 ...говорит в «Смеси»... — Это глоссарий александрийских и других терминов.}

32. ДИН (ΔΕΙΝΟΣ, водоворот) {54} - что это тоже разновидность чаши, [d] упоминает Дионисий Синопский в "Спасительнице", приводя такой перечень разных сосудов [Kock.II.427]:

{54 Дин — звучит созвучно слову δεινός (страшный, ужасный).}

- И сколь ни есть родов на свете, женщина,

Ферикловой посуды - все прекрасные:

В две кружки, в три, громадный "дин", вмещающий

Метрет, за ним ритоны, скифы, кимбии.

- Старуха любит чаши лишь для выпивки.

Философ Клеанф в сочинении "О преобразованиях [слов]" говорит, что сосуды "фериклеи" и "диниады" были названы так по именам их [e] создателей. {55} Селевк подтверждает, что δει̃νος - это разновидность чаши, и приводит стихи из "Медеи" Страттида [Kock.I.720]:

{55 ...названы по именам их создателей. — Ферикл был коринфским гончарных дел мастером; современник Аристофана. Диниад из других источников не известен.}

- Чему твоя макушка уподоблена,

Креонт, ты знаешь?

- Что же непонятного?

На страшный "дин", вверх днищем опрокинутый.

У Архедика в "Неудачнике" раб о какой-то гетере говорит так [Kock. III.276]:

- Я Никострату страшно горбоносую

На днях доставил; Головокружением (Σκοτοδίνη)

[f] Зовется: утащила "дин" (δει̃νος) серебряный

В потемках (σκότος).

- Боги, с "дином" страхолюдина!

"Дином" (кружение) называется также и пляска, как у Аполлофана в "Невесте" [Kock.I.797]:

Вот и страшный "дин", а это пляска над корзинами.

Словом δι̃νος аргосская поэтесса Телесилла называет также молотильный ток [PLG.4 frag.7], а киреняне словом δει̃νος называют лохань для ног, как сообщает Филит в "Смеси" [frag.42 Bach].

(468) 33. ДЕПАСТР (ΔΕΠΑΣΤΡΟΝ) - Силен и Клитарх в "Глоссариях" говорят, что так называются сосуды у жителей Клитора. {56} Антимах Колофонский в пятой книге "Фиваиды" пишет [frag.ep.16]:

{56 ...у жителей Клитора. — Город в Аркадии.}

Все, что глашатаям кругоидущим соделать Адрастом

Велено было, - и воду, и мед наливали пречистый,

Их во серебряной чаше искусно и с толком мешая.

После же чаши-депастры вручили ахейским владыкам,

Рядом стоящим, и те возлиянье свершили немедля

Кубком златым.

[b] И снова [frag.ep.15]:

Цельносеребряный пусть кратер принесут остальные,

И золотые депастры, в моем хранимые доме.

И в следующих стихах [frag.ep.17]:

Те золотые депастры и кубок, наполненный медом,

Девственно-чистым, да будет первейшим ему приношеньем.

[с] 34. ДАКТИЛОТ (ΔΑΚΤΥΛΩΤΟΝ, пальцы-ушки) {57} - так называет чашу Ион в "Агамемноне" [TGF.2 732]:

{57 Дактилот — букв, «палец-ушко», что, по моему мнению, означало, что ее ручки были выполнены в виде пальцев.}

Дар унесешь, достойный быстроногости, -

То чаша "дактилот", огня не знавшая,

Награда Пелия, проворству Кастора.

Эпиген понимает так, что это чаша с двумя ручками ('άμφωτον), сквозь которые с двух сторон можно было просунуть пальцы (δάκτυλοι); другие - что на ней по кругу шли изображения величиной с палец, или что на ней были выступы, как на сидонских чашах, или что она была гладкая [d] на ощупь. А "огня не знавшая" - это гомеровское выражение, как "таз, в огне не бывавший" [Ил.XXIII.267], {58} то есть приспособленная для холодной воды или холодного питья. Некоторые же полагают, что это сосуд из рога: в молосской земле, говорят, есть быки с рогами необычайной длины (как из них делают сосуды, {59} описано у Феопомпа [FHG.I.285]), такой мог быть и у Пелия, {60} потому что игры в честь Пелия были в Иолке, а Иолк от молосской земли недалеко. "Но лучше сказать, - пишет Дидим в комментарии к этой драме [Schmidt р.89], - что Ион просто неправильно понял гомеровский стих, когда тот говорит [Ил.XXIII.270]:

{58 ...в огне не бывавший... — Что значило просто новый.}

{59 ...как из них делают сосуды... — То есть об устройстве рогов для питья, сделанных из бычьих рогов.}

{60 ...мог быть и у Пелия... — Акает основал игры в честь своего отца Пелия, который жил в Иолке в Фессалии, и чья чаша служила наградой победителю; ср. Павсаний III. 18.16. Молоссида была в 160 км на восток от Иолка.}

Пятому новый, не бывший в огне фиал (φιάλην α̉πύρωτον) двусторонний.

Он решил, что "фиал" здесь - это чаша, а это медная широкая лохань [е] для холодной воды. Этот фиал называется "дактилотом", потому что внутри в нем по кругу идет углубление, как будто от пальцев или для пальцев. Впрочем, некоторые понимают "не бывший в огне фиал" как сосуд из рога, потому что такие сосуды делаются без помощи огня. А может быть, Ион назвал фиал чашею просто метафорически". А Филемон в "Аттическом словаре или Глоссарии" на слово καλπίς {61} пишет: [f] "дактилот - это сосуд с двумя ручками, в которые с обеих сторон можно просовывать пальцы; а по мнению других - с изображениями величиной с палец, расположенными по кругу".

{61 ...слово καλπίς... — Имеет широкий диапазон значений: кувшин, сосуд для мазей, погребальная урна.}

35. "СЛОН" (ΕΛΕΦΑΣ). Так назывался какой-то сосуд, - например, у Дамоксена в "Оплакивающем собственную смерть" [Kock. III.348]:

- А если мало - вот, мой раб "слона" принес.

- А это что, о боги вседержители!

- Раздвоенный ритон, в себя вмещающий

(469) Три винных меры, детище Алконово.

На празднествах случилося Кипселовых:

Пил из него Адей, глася мне здравицу.

Упоминает о нем и Эпиник в "Усыновительницах" [Kock.III.331], но его слова я приведу, когда речь пойдет о ритонах (ниже, 497а).

36. ЭФЕБ (ΕΦΕΒΟΣ, "подросток") - это другое название сосуда, называвшегося ε̉μβασικοίτας ("всходящий на ложе"). Так говорит афинянин Филемон в "Аттическом словаре или Глоссарии" (ср.424с). Комедиограф Стефан в "Лаконолюбце" пишет [Kock.III.360]:

- Царь {62} обещал деревню подарить ему.

{62 ...Царь... — Речь идет о Пирре (Кок).}

[b] - Деревню? Это что? Не чаши новые?

- Нет, впрямь деревня, что в Фурийском округе.

- Я, Сосия, с негодными "эфебами"

Вожусь теперь и с чашами родосскими.

37. ГЕДИПОТИДЫ (ΗΔΥΠΟΤΙΔΕΣ, "для сладкого питья"). О них Линкей Самосский рассказывает, будто родоссцы изготовили их, соперничая с афинскими ферикловыми чашами: афинские были из тяжелой меди и годились лишь для богатых, а родосские были легче, так что красотой их можно было поделиться и с бедными. О них упоминает Эпиген [с] в "Героине" [Kock.II.417; ниже 502е]:

Ковш, кимбии и чашу холодильную,

Четыре рога и гедипотиды три,

Да решето серебряное.

Сем пишет в пятой книге "О Делосе" [FHG.IV.494] и повторяет в восьмой, что в храме там хранится золотая гедипотида, пожертвованная местной женщиной Эхеникою. А у Кратина Младшего сказано [Kock.II.293]:

От Архефонта - гедипотид дюжина.

38. ГЕРАКЛИЙ (ΗΡΑΚΛΕΙΟΝ). Писандр во второй книге [d] "Гераклеи" говорит [frag.ер.5], что чаша, в которой Геракл переплыл Океан, принадлежала Гелиосу, однако получил он ее от самого Океана. Этот герой любил пить из больших чаш, - может быть, в насмешку над этим поэты и прозаики и сочинили сказку. Но Паниасид в первой книге своей "Гераклеи" рассказывает [frag.ep.7], что фиал Гелиоса Геракл унес у Нерея и в нем доплыл до Эрифии. Что Геракл и впрямь пил помногу, мы [е] уже писали. {63} Что Гелиос переправляется на запад в чаше, об этом так сказано у Стесихора [PLG.4 и Edmonds frag.8]:

{63 ...мы уже писали... — Ср. рассказ в 441а. О его обжорстве см. 411а.}

Гелиос, сын Гиперионов, в чашу вошел золотую,

Чтоб, реку Океан переплывши, достигнуть

Глубины обиталища сумрачной Ночи священной,

[f] Чтобы матерь увидеть, супругу законную, милых детей.

Сын же Зевсов пешком пошел в многотенную

Рощу лавровую...

Антимах, в свою очередь, говорит так [Ibid. frag.4]:

Гелиос в чаше златой с достославной плыл Эрифией.

И Эсхил в "Гелиадах" [TGF.2 23]:

Где закат ал, там отцу в дар

Дал Гефест-бог золотой челн

Пересечь хлябь круговых вод

И прогнать Ночь, чей святой мрак

Осенял твердь

С черноконной ее колесницы.

(470) 39. Мимнерм в "Нанно" рассказывает, Гелиос переправляется к своему восходу во сне на золотом ложе, изготовленном для этого Гефестом, и намекает, что оно вогнутое, как чаша. Пишет он так [PLG.4 frag. 12]:

Гелию труд вековечный судьбою ниспослан на долю.

Ни быстроногим коням отдых неведом, ни сам

Он передышки не знает, едва розоперстая Эос

Из океанских пучин на небо утром взойдет.

Быстро чрез волны несется он в вогнутом ложе крылатом.

[b] Сделано дивно оно ловкой Гефеста рукой

Из многоцветного золота. Поверху вод он несется,

Сладким покояся сном, из Гесперидской страны

В край эфиопов. Восхода родившейся в сумерках Эос

Ждут с колесницею там быстрые кони его.

Встав, Гиперионов сын на свою колесницу восходит.

Феолит во второй книге "Времен года" сообщает [FHG.IV.515], будто о том, что Гелиос переплывает [океан] в лохани, первым написал [c] сочинитель "Титаномахии" [frag.ep.p.312]. А Ферекид в третьей книге "Историй" рассказывает сперва об Океане и потом продолжает [FHG.I.80]: "А Геракл, натягивает против него [Гелиоса] лук, чтобы поразить, но Гелиос повелевает ему остановиться, и он в страхе останавливается. За это Гелиос дает ему золотую чашу, которая после заката переносила его с его конями ночью через Океан в край восхода, чтобы встать на рассвете. В этой чаше Геракл отправляется в Эрифию. Когда был он среди моря, [d] ему является Океан и поднимает волны, чтобы его испытать. Геракл хочет выстрелить в него, но Океан в страхе велит ему остановиться".

40. ЭФАНИЙ (ΗΘΑΝΙΟΝ, "сито"). Гелланик в книге "О Египте" пишет так [FHG.I.66]: "У египтян в каждом доме хранится бронзовый фиал, бронзовый черпак и бронзовое сито".

ГЕМИТОМОС (ΗΜΙΤΟΜΟΣ, "полумесячная") - некая чаша была так названа жителями Аттики из-за своей формы. {64} Пишет об этом в "Глоссарии" Памфил.

{64 ...названа... из-за своей формы. — По-видимому, она изготовлялась в виде полукруга.}

41. ФЕРИКЛИЙ (ΘΗΡΙΚΛΕΙΟΣ). {65} Это килик с вогнутостями по бокам, [e] достаточно глубокий, и короткими ручками, как у всякого килика. Возможно, именно из фериклия пьет Геракл в "Гесионе" Алексида, где сказано [Kock.II.324]:

{65 Фериклии. — О ферикловой посуде см. Pfuhl, «Malerei» 1.46; выше, 469b.}

Едва придя в себя, он килик требует,

Хватает и до дна глотками частыми

Опустошает. Точно по пословице:

Был бурдюком хорош? - тогда вместилищем

Любой поклаже будет превосходнейшим.

Что фериклий - это килик, ясно из Феофраста: в "Истории растений" [f] [5,3,2], рассказывая о теребинте, он пишет: "Из него вырезают и ферикловы килики, ничем не отличающиеся от глиняных". Говорится, что эти килики стал делать гончар Ферикл Коринфский, от которого они получили имя; а жил он во времена комедиографа Аристофана. Об этом килике упоминает и Феопомп в "Немее" [Kock.I.741]:

СПИНТЕР. Ко мне, дитя достойное Фериклово!

Как величать тебя, столь благородное?

(471) Ты - зеркало природы? {66} Было б полное,

{66 ...зеркало природы? — Фериклии отличал особенный блеск.}

Чего ж еще желать? Итак, сюда иди,

Тебя наполню. Теолита! Старая!

ТЕОЛИТА. Зачем сюда зовешь меня, мой миленький?

СПИНТЕР. Хочу расцеловать, обнять: иди ж сюда,

О Теолита, к новому товарищу

По рабству. Вот, прекрасно, поцелуемся.

ТЕОЛИТА. Спинтер, негодник, так ты повредишь меня.

СПИНТЕР. Уж непременно что-нибудь придумаю:

Пью эту чашу за тебя заздравную.

Держи! А выпив, сколько сердцу хочется,

Остаток дай допить.

[b] А Клеанф в сочинении "О преобразовании слов" говорит: "Названия изобретений по изобретателям легко понятны - например, фериклии, дениады, ификратиды: {67} они возникли сразу и понятны до сих пор. Если бы не так, то название слегка бы изменилось; впрочем, как говорится, тут не следует верить первому встречному". В самом деле, другие уверяют, будто ферикловы чаши названы так оттого, что на них изображены [c] звериные (θηρίων) шкуры, а Памфил Александрийский - будто оттого, что Дионис разогнал зверей (θήρας), кропя их возлияниями из этих чаш.

{67 Ификратиды. — Диодор Сицилийский (XV 44) упоминает килик Ификрата (афинский полководец, 419-353 гг.), вероятно, как удобный походный сосуд. Возможно, так назывался и вид солдатской обуви.}

42. Упоминает об этой чаше и Антифан в "Подобиях" [Kock.II. 82; 642а]:

А когда был пир окончен (пропускаю мелочи),

И когда внесли фериклий, Зевса дар Спасителя, {68}

{68 ...Зевса дар Спасителя... — При возлияниях первым чествовался Зевс Спаситель.}

Полный Лесбосова сока, сладкого и знатного,

И по очереди каждый приложился к пенному...

И Эвбул в "Долоне" [Kock.II. 175]:

Не мыл я сроду ни одной посудины:

[d] Ей-ей, умел я очищать их смолоду

Получше, чем Ферикл свои фериклии. {69}

{69 ...Получше, чем Ферикл свои фериклии. — Раб опускает, как он чистил чаши —конечно, вылизыванием.}

В "Игроках в кости" [Kock.II. 183]:

Вино тянули из сосуда крепкого

На днях во имя Зевса мы, Спасителя,

Фериклова, что с пеною кипящею,

С краями как у фляги, остродонного,

Округлозвонкогулкого, отмытого,

Из черного, как зеркало блестящего,

[c] Увенчанного плющевыми листьями.

И Арарот или Эвбул в "Горбуне" [Kock.II.179]:

Землица-глина! О, какой Ферикл тебя

Такой широкой и глубокой выделал?

Как видно, понимал природу женскую,

Которую не тешат чаши малые.

И Алексид во "Всаднике" [Kock.II.328]:

А вот фериклов килик в золотом венке

По ободу, весь неподдельно подлинный.

И в "Шарфике" [Kock.II.299]:

Фериклии выпил он, вином наполненный

[f] Несмешанным и через край вздымавшимся.

43. Тимей в двадцать восьмой книге "Истории" называет этот килик "фериклией" [FHG.I.226]: "Поликсен, один из тех, кто покинули Тавромений, возвратился в посольстве с дарами от Никодема, среди которых была чаша-фериклия". Адей в заметках "О словоупотреблении" предполагает, что фериклии - это то же, что кархесий; однако это не так, ибо Калликсен в рассказе о празднествах в Александрии (см. 199b) ясно говорит, (472) что одни следовали в шествии с фериклами, другие - с кархесиями. Что такое кархесий, мы скажем далее (474е). Ферикловым называется также и кратер, о котором упоминает Алексид в "Лебеде" [Kock.II.339]:

Посередине был кратер ферикловый,

Сияющий и до краев наполненный

Нектаром белым урожая старого,

Весь пенящийся; взяв еще пустым его,

До блеска я натер, на основание

Поставил осторожно, прикрепил к нему

Венец, из плюща в ягодах составленный.

[b] Менандр в "Одержимой" употребляет слово фериклии в женском роде (την θηρίκλειον):

Он, полупьяный, дохлебал фериклию.

И в "Менагирте" [Kock.III.93]:

Трехкружечную осушив фериклию.

И Диоксипп в "Сребролюбце" [Kock.III.359]:

- Хочу я выпить из большой фериклии.

ЭСХРИЯ. Я знаю это.

- Также из родосских чаш: {70}

{70 ...изродосских чаш. — См. выше, 469b.}

Из них мне пить всего вкуснее, Эсхрия.

А Полемон в первой книге "Об афинском акрополе" употребляет слово "фериклии" в среднем роде [frag Л Preller]: "Деревянные позолоченные с фериклии (θηρίκλεια) - приношение Неоптолема".

44. Аполлодор из Гелы пишет в "Братолюбцах" или в "Запостившемся" [Kock.III.279]:

Все подряд: и покрывала среди чаш из серебра,

И фериклии, и вазы, все с чеканкой дорогой.

Аристофонт в "Филониде" [Kock.II.281]:

Господин мои заслуги так недавно поощрил:

Вынес дивнозакругленный щит фериклов и вручил. {71}

{71 ...щит фериклов и вручил. — Пародийное выражение; ср. Эсхил «Семеро против Фив» 489, 540.}

Как он пенился капризно "к одному один" вином

[d] Разведенным! Так за справность удостоил он меня,

И, отмывши хорошенько, на свободу отпустил.

Феофил в "Беотянке" [Kock.II.433]:

Вина с водой четыре кружки полные

Он смешивает в килике ферикловом,

Кипящем пеной! Сам Автокл {72} не смог бы так

{72 Автокл. — Если это тот самый афинский военачальник, который был обвинен в измене за провал дипломатической миссии во Фракию (361 г. до н.э.; Демосфен XXIII. 104, XXXVI. 53, I. 12, Гиперид XI. Frag. 55 ff), то сравнение весьма иронично.}

Рачительно десницею орудовать.

[е] И в "Дочерях Протея" [Kock.II.476]:

Фериклов килик вносит семикружечный,

Чтоб за Удачу выпить, не разбавивши.

ИСТМИЙ (ΙΣΘΜΙΟΝ, "коринфский") - Памфил пишет в книге "Об именах", что так называют чаши на Кипре.

45. КАД {73} (ΚΑΔΟΣ). Симмий говорит, что это тоже чаша, и ссылается на Анакреонта [PLG.4 frag.17; 646d]:

{73 Кад. — Кад был кувшином размеров, варьировавшихся в широких пределах, а не собственно чаша (Платон. «Государство». 616D), однако в приводимой цитате подразумеваются большие размеры.}

Пирожком я позавтракал,

отломивши кусочек,

А вина опорожнил я

целый кад без остатка.

Эпиген в "Памятке" говорит [Kock.II.418; 480а, 486b]:

[f] - Кратеры, кады, вазы и кувшинчики.

- Кувшинчики?

- Ну да! К чему подробности?

Увидишь сам - кувшинчики, лутерии.

- Приехал, значит, сын царя карийского?

- Да, Пиксодар? {74}

{74 Пиксодар. — Младший сын Гекатомна, сверг с трона свою сестру Аду и стал царем в 341/340 г. до н.э.}

Гедил в эпиграмме:

(473) Выпьем! Какую-нибудь, может быть, еще новую песню

Нежную, сладостней меда здесь мы отыщем в вине.

Лей же хиосское, лей его кубками (κάδοις) мне, повторяя:

"Пей и будь весел, Гедил!" - Жизнь мне пуста без вина.

И в другой:

Денно и нощно, и нощно и денно, четыре кувшина

Вливши в глубокий кад, пьянствует пишущий Сокл.

Выпьет и вдруг исчезнет. Но все ж Сикелида получше

Он сочиняет стихи, лежа за чашей с вином.

[b] Значит и впрямь он сильнее в питье и в искусстве поэта.

То-то радость для нас". Пей же, о друг, и пиши!

Клитарх пишет в "Глоссарии", что ионийцы называют кадами любые глиняные сосуды. {75} Геродот в третьей книге пишет [20]: "кувшин (κάδον) финикийского вина".

{75 ...любые глиняные сосуды. — Более распространенное значение — большие кувшины для хранения вина.}

46. КАДИСК (ΚΑΔΙΣΚΟΣ, "маленький кад"). Филемон в упомянутом своем сочинении ("Аттические слова, или Глоссарий") пишет, что и это разновидность чаши. Это сосуд, в котором держат образы Зевса-Хранителя, как о том пишет Автоклид в "Изъяснении" [c] [frag. 13 Muller]: {76} "Утверждать знаки Зевса-Хранителя следует так: взять новый двуручный кадиск с крышкою, перевить ручки белой шерстью, с правого плеча и лба [ниспустить] шафрановые ленты, в сосуд положить то, что найдется, и налить в него амбросию. Амбросия же - это чистая вода, оливковое масло и смесь всех плодов; все это кладется в сосуд". О кадиске упоминает и комедиограф Страттид в "Лемномеде" [Kock.I.717; ср.32b]:

{76 ...в «Изъяснении»... — Работа посвящена разъяснению религиозных ритуалов; ср. Платон. «Эвтифрон». 9 А.}

Гермесово питье напополам с водой

Кто из кадиска пьет, кто из кувшинчика.

47. "ЖУК" {77} (ΚΑΝΘΑΡΌΣ). Что это - название лодки, знают все, a [d] что так называется и некоторая чаша, свидетельствует Амипсий в "Игроках в коттаб" [Kock.I.670; 667f]:

{77 Жук. — Таким же образом γαυλός значит и ведро и лодку (500f). См. также «трирему» 497b и 500f. О «жуке» и его роли в дионисийском культе см. Elderkin, Kantharos, Princeton, 1924.}

Неси "жуки" и уксусники, Мания!

И Алексид в "Кратейе" (о ком-то, пьющем в кабаке) [Kock.II.338]:

Вижу я, как запрокинул чашу толстую, "жука"

Гермаиск; лежали рядом одеяло и сума.

Эвбул в "Памфиле" не раз упоминает это название [Kock.II. 192]:

[e] Случилось, что напротив дома нашего

Большой трактир был новый. Я выслеживал

Там няньку девушки, велев трактирщику

На грош подать вина мне разведенного

Кувшин, "жука" побольше рядом выставить.

И потом [Ibid.]:

Давно пустой "жук" сохнет.

[f] И еще:

Схватила каравай, на углях жареный,

Такой большой, что больше и не выдумать,

И, осушив "жука", с добычей скрылася.

Ксенарх в "Приапе" говорит следующее [Kock.II.472]:

Не надо для вина мне чаш серебряных! {78}

{78 Не надо... чаш серебряных. — Подразумевается, что серебряная чаша меньше глиняного «жука».}

Мы на "жуке" отчалили от берега, -

(474) В "жука", свидетель Зевс, налей мне выпивку!

Эпиген в "Героине" [Kock.II.417]:

Но, горемычный, нынче и "жуков" больших

Не лепят, только мелкие да гладкие,

Как будто не вино, а чаша - главное!

48. Сосикрат, однако, в "Братолюбцах" называет "жуком" лодку [Kock.III.391]:

И нежный ветерок, дитя Скироново, {79}

{79 ...дитя Скироново... — Скироном назывался северно-западный ветер, дувший на Коринфский залив со стороны Скироновых скал (Страбон. 28).}

Волнам вздымающимся улыбавшийся,

[b] Понес в "жуке" нас под спокойным парусом.

Фриних в "Гуляках" [Kock.I.374]:

Коли трезвым будет дома Херестрат гончарничать,

Он слезами переполнит уж не меньше ста "жуков".

Никострат в "Клеветнике" [Kock.II.222]:

- Корабль - "жук", "лебедь" иль двадцативесельный?

Скажи лишь это, я домыслю прочее.

- Допустим, "жуко-лебедь", ну и что с того?

(Это составное слово, объединяющее оба названия.) {80} Менандр в "Судовладельце" [Kock.III.101]:

{80 Это составное слово, объединяющее оба названия. — Ремарка некоего комментатора, взятая Диндорфом в скобки.}

- Стратон, послушай! Феофил вернулся к нам,

[с] "Покинув глубь соленую Эгейскую" [Эврипид "Троянки" 1],

И с радостью я первый говорю тебе,

Что сын твой жив, и "жук" твой в невредимости.

- Какой? Корабль?

- Вот, право, непонятливый!

И немного ниже:

- Так цел корабль, ты говоришь?

- Целехонек.

Калликлом из Калимния построенный,

Водимый Эвфанором, что из Фурия.

Полемон в заметках "О художниках", писанных для Антигона, говорит [frag.63 Preller]: "В Афинах в "Свадьбе Пирифоя" Гиппей {81} изобразил каменные ковш и кубок с Позолотою по ободу, на земле - еловые ложа под пестрыми покрывалами, сосуды - глиняные "жуки", и глиняный светильник свисающий с потолка и разливающий свет". А что сосуд получил [d] имя от гончара Канфара ("Жук"), о том пишет Филетер в "Ахилле" [Kock.II.231; ср. Эврипид "Ифигения в Авлиде" 700]:

{81 Гиппей. — В рукописи АСЕ: «Гиппий» Швайгхойзер (ср. Плиний Ст. XXXV. 141).}

Пелей? Но так зовут беднягу Канфара!

Он тощий ламповщик, гончар и нищенка,

Но не тиран, свидетель Зевс.

Что есть и женское украшение под названием "жук", говорится у Антифана в "Беотянке" [Kock.II.36].

49. КАРХЕСИЙ (ΚΑΡΧΕΣΙΟΝ, "шпиль"). Калликсен Родосский в [е] книгах "Об Александрии" говорит, что это высокий кубок, немного суженный в середине, с ручками, доходящими до основания. [Кубок, называемый кархесием, довольно высокий,] {82} и называние его - может быть, оттого что он такой вытянутый. {83} Кархесий - самая древняя из чаш: когда [f] Зевс соединился с Алкменою, он подарил ей за это такую чашу; об этом рассказывают Ферекид во второй книге и Геродор Гераклейский. Асклепиад Мирлейский сообщает, что название это - от одной из корабельных снастей: "Нижняя часть мачты называется пятой и утверждена в гнезде, средняя - шеей, а верхняя кархесием (шпиль). (475) На ней - реи, понижающиеся в обе стороны, а вверху - смотровая площадка (θωράκιον), четырехугольная, кроме пола и крыши, которые немного выдаются наружу. А над смотровой площадкой поднимается остроконечное "веретено"". {84} О кархесиях упоминает и Сапфо в таких стихах [PLG.4 frag.51; Diehl 136; 425е]:

{82 Кубок, называемый кархесием, довольно высокий... — Этот неуклюжий повтор пропущен в рукописи С.}

{83 ...вытянутый. — Кархесием называлась также верхушка мачты.}

{84 ...остроконечное “веретено”... — Смысл неясен. Изображения кархесия на памятниках показывают, что это было утолщение на верху мачты. Веретено было пикой, способной вращаться.}

И, кубки(καρχήσια) приняв,

все возлиянья творили,

И благ жениху

самых высоких желали.

И Кратин в "Дионисалександре" [Коск.I.24]:

- Какой же был наряд на нем? Рассказывай!

- Кархесий, тирс и плащ шафранный {85} с вышивкой.

{85 ...плащ шафранный... — Достигал до пят, такой носил сам Дионис.}

Софокл в "Тиро" [TGF.2 275]:

Слетясь на стол меж хлеба и кархесиев, -

о том, что к столу сползлись змеи и оказались посреди кушаний и кубков [b], потому что у древних обычай ставить на стол кубки с уже разведенным вином, как у Гомера. Названы кархесий так из-за своей шероховатой бугристости (κερχνοειδη̃), причем "ε" изменилось в "а", - "кархесий" вместо "керхесий". Ведь и Гомер [Ил.ХХI.541] томящихся от жажды называет καρχαλέοι (с шершавыми глотками). А Харон Лампсакийский в "Летописях" [FHG.I.35] сообщает, что ту чашу, которую подарил [c] Алкмене Зевс, явясь к ней в облике Амфитриона, еще при нем показывали Лакедемоне.

КАЛЬПИЙ (ΚΑΛΠΙΟΝ) - разновидность чаши из Эрифр, как пишет Памфил. Она похожа на скафий. {86}

{86 Скафий. — Небольшой бокал в виде кораблика; см. 142d.}

50. КЕЛЕБА (ΚΕΛΕΒΗ). Об этой чаше {87} упоминает Анакреонт [PLG.4 frag.63; 427а]:

{87 Об этой чаше... — Из приводимых цитат и последующего обсуждения следует, что, скорее, это был кувшин.}

Принеси мне чашу (κελέβην), отрок, - осушу ее я разом!

Влей воды ковшей с десяток, а вина лишь пять, не больше. {88}

{88 Ковш (κύαθος) содержал примерно 1/6 литра; следовательно емкость келеба составляла примерно пол-литра. Однако см. ниже 475f.}

[d] Неясно, особенная ли это разновидность, или келебой может называться всякая чаша, от слов "вливать" (χέειν) и "возлияние" (λοιβή) {89} - ведь "возливать" (λείβειν) говориться о всякой жидкости, отсюда даже название λέβης (котел). Силен и Клитарх говорят, что у эолийцев так называется всякая чаша; а Памфил - что "келебы" это только чашу для горячего питья (θερμοποτίς). Никандр Колофонский пишет в "Глоссарии" [frag. 138 Schneider], что это - пастушеский сосуд для меда; в самом деле, у Антимаха Колофонского в пятой книге "Фиваиды" сказано [frag.ep.19]:

{89 ...от слов «вливать» (χέειν) и «возлияние» (λοιβή)... — Эта невозможная этимология предполагает, что «келеба» говорится вместо «χελείβη». Возможно, это семитское слово.}

Мужи-глашатаи пусть несут наполненный темной

Винною влагою мех и при нем наилучший келебий,

[е] В этих хранимый покоях и полный сладчайшего меда.

И опять [frag.ep.18]:

...взяв двоеручный келебий, {90} -

{90 ...двоеручный келебий... — Ср. ниже 500f-501a.}

Бывший из всех наилучшим, - сладчайшим наполненный медом.

В другом же месте [frag.ep.17]:

Чаши-депастры златые, а с ними прекрасный келебий, -

Бывший из всех наилучшим, - сладчайшим наполненный медом.

Здесь совершенно ясно, что "келебий" означает какой-то сосуд, потому что перед этим упомянуты "чаши-депастры златые". Феокрит Сиракузский в "Колдуньях" [2]:

Кубок (κελέβη) теперь обмотай поплотнее ты шерстью пурпурной.

[f] И Эвфорион [frag.72 Meineke, Powell 52]:

Или из некой реки воды зачерпнул ты келебой.

Анакреонт [PLG.4 frag.32]:

С трехковшовой келебой прислужница

Разливает вино медвяное.

Однако Дионисий Тощий в своих объяснениях к Феодоридовой песне к Эроту пишет, что келебою называют высокие кубки, - такие, как прусиды или фериклии (см. 496d, 470е).

51. РОГ (ΚΕΡΑΣ). Считается, что первобытные люди пили из бычьих рогов; (476) поэтому и Диониса ваяют с рогами на голове, и многие поэты величают его быком, а в Кизике есть его статуя в облике быка. Что вино действительно пили из рогов (κέρασιν), видно из того, что и до сих пор κεράσαι {91} значит "смешивать вино с водой". И когда сосуд, в котором смешивают вино с водой, называется кратер, то это тоже от слова "рог" (κέρας), как будто сперва он назывался "кератер", - потому что это из него вино разливали в рога. Рога для питья изготавливают и [b] в наши дни; некоторые называют их "ритонами". Многие поэты представляют старинных людей пьющими из рогов - так Пиндар говорит о кентаврах [PLG.5 1.455]:

{91 ...κέρασιν κεράσαι... κέρας... — Едва ли надо говорить, что между этими словами нет никакой этимологической или семантической связи.}

...А познав волну

Медвяного вина, укрощающего людей,

Кентавры

Белое молоко сошвырнули со своих столов -

Безотчетно рванулись они пить из серебряных рогов,

И помутился их ум...

И Ксенофонт в седьмой книге "Анабасиса", описывая пир у фракийца Севфа, говорит так [2,23]: "Когда Ксенофонт вошел со своими спутниками к Севфу, они поздоровались и по фракийскому обычаю пили за здоровье друг друга вино из рога". А в шестой книге, описывая пафлагонцев, он говорит [1,4]: "возлежа на походных ложах, они пили из роговых чаш". И Эсхил в "Перребиянках" изображает перребов с рогами для питья вместо чаш [TGF.2 61]:

...из посеребренных

Рогов, по краю золотом окованных.

И Софокл в "Пандоре" [TGF.2 237]: {92}

{92 Текст и смысл отрывка неясен.}

И полного вином из золотых рогов

Она воспримет в сладкие объятия.

[d] Гермипп в "Мойрах" [Коск.I.236]:

Знаешь, что теперь ты сделай для меня? Не подноси

Чашу эту, {93} дай из рога выпить только лишь разок.

{93 ...чашу эту... — Далешамп подразумевает, что это был маленький килик.}

Оратор Ликург в речи "Против Демада" говорит [В. и S.11.262], что именно из рога царь Филипп пил за здоровье своих друзей. Цари пеонов (пишет Феопомп во второй книге "Истории Филиппа" [FHG.I.285]) делали кубки из рогов пеонийских быков, такие огромные, что в них вмещалось по три-четыре кувшина вина, а края кубков обделывали серебром и золотом. [e] Филоксен Киферский в стихотворении "Пир" пишет [PLG.4 frag.5; cp.146f, 409е]:

Испивалось нектарное питье

В золотых излобьях длиннорогих быков,

Разливаясь и разливаясь.

Афиняне изготовляли такие рога из серебра и пили из них. Во всяком случае, в одной описи конфискованного имущества [...лакуна...], что высечена на камне на акрополе, среди приношений богам перечисляются: {94} "рог для питья, серебряный, и к нему серебряная подставка".

{94 ...среди приношений богам перечисляются... — I.G.II.665.8, 667.38. В надписи добавляется, что вес его был 210 драхм. Дата надписи 385/384 г. до н.э. Полемон написал сочинение о таких сокровищах; см. 472b, Страбон 396.}

52. КЕРН {95} (ΚΕΡΝΟΣ) - это глиняный сосуд, состоящий из мелких [f] чашечек, в которых лежат головки белого мака, зерна пшеницы и ячменя, горох, вика, зеленый горох, чечевица. {96} Кто несет его в шествии, тот из него и угощается, как из корзинки с первинами плодов, - об этом сообщает Аммоний в третьей книге сочинения "О жертвенниках и жертвоприношениях".

{95 Керн. — Полнее объясняется ниже, 478d. Керн или керхн представлял собой солонку, либо поднос, которые носили в процессии на мистериях; см. Поллукс IV.103. Прекрасный экземпляр раскопал Dr.Shear на афинской агоре: большой бокал, укрепленный на стержне, содержит восемь маленьких чашек. Поверхность его покрыта черной блестящей глазурью.}

{96 ...чечевица. — В рукописи С добавлено: «бобы, рис, овес, давленые плоды, мед, масло, вино».}

53. КИССИБИЙ (ΚΙΣΣΥΒΙΟΝ, "плющевой") - согласно Филемону, чаша с одной ручкой. Однако Неоптолем Паросский в третьей книге "Глоссария" пишет, что в "Андромеде" Эврипида это означает чашу из древесины плюща (κίσσινον) [TGF.2 402]: {97}

{97 ...означает чашу из древесины плюща... — Ср. Макробий V.21.13. Однако Поллукс VI.97 пишет, что свое название чаша получила по плющевому венку, которым она украшалась.}

(477) Пастуший люд толпой туда стекается,

Кто молоко несет в плющевой (κίσσινον) чашечке (σκύφος), {98}

{98 ...в плющевой чашечке... — См. ниже, 498а-500с.}

Прохладу от трудов, кто влагу Вакхову.

О таком киссибии, - говорит Неоптолем, - поминается при всякой крестьянской встрече, потому что где еще и быть деревянным чашам. Однако Клитарх пишет, что эолийцы называют киссибием скифос, а Марсий -что "кипелл" {99} - это тоже деревянная чаша; а Эвмолп - что киссибий это такая разновидность чаши, которая, может быть, в старину делалась [b] из древесины плюща. Никандр Колофонский пишет в первой книге "Об Этолии" [frag. 1 Schneider]: "При священнодействиях Зевсу Дидимскому в возлияния кладут листья плюща (κισσός); поэтому старинные чаши называются киссибиями". Гомер [Од.ГХ.346]:

{99 Кипелл — см. ниже 482е.}

Полную чашу (κισσύβιον) вина золотого ему предлагая.

Асклепиад Мирлейский пишет в книге "О кубке Нестора" [487f; cp.433b-d, 498f]: "Скифосом или киссибием никогда не пользовались горожане, даже скромного достатка, а только свинопасы, пастухи и прочий [c] сельский люд: так, Полифем пьет из киссибия, хотя Эвмел пьет из другой чаши". {100} Каллимах, по-видимому, ошибся, употребив два разные слова в одном значении: рассказывая о страннике Икие в гостях у афинянина Поллида, он говорит [frag. 109 Schneider, cp.442f]:

{100 ...из другой чаши. — Из скифа, упоминаемого ниже («Одиссея». XIV. 78, цитируется ниже, 498f).}

Он ненавидел питье по-фракийски, большими глотками,

Малою чашею (κισσύβιον) пить было довольно ему.

Вот, когда чаша (α̉λείσον) наш круг обходила по третьему разу,

Я обратился к нему...

Ведь всякий, утверждающий, что α̉λείσον {101} и киссибий одно и то [d] же, тот, конечно, не соблюдает точного словоупотребления.

{101 ...α̉λείσον... — На стр.783а идентифицируется с чашей «депас».}

Может быть, киссибий вначале выделывались пастухами из древесины плюща. Другие выводят это слово от χείσθαι, что значит "вмещать" [Од.ХVIII.17]:

Этот порог ведь обоих вместит (χείσεται) нас свободно.

В самом деле, и змеиная нора называется χενή, потому что служит вместилищем этому животному, и ящик для игральных костей называется κήθιον, {102} как бы χήτιον, потому что он для них вместилище. А Дионис Самосский в книге "Об [историческом] цикле" {103} называет гомеровский [e] киссибий "кимбием" [FHG.II.10]: "Когда Одиссей увидел, что он делает, {104} то наполнил кимбий вином и дал ему выпить".

{102 ...называется κήθιον... — Встречаются различные варианты: κηθάριον (Аристофан «Осы» 674), χείτνον Ион, κείθιον Евстафий 1259.36.}

{103 «Об [историческом] цикле». — Мифологический роман на материале древних поэтов.}

{104 ...увидел, что он делает... — То есть увидел Полифема за каннибалистской трапезой.}

54. КИБОРИЙ {105} (ΚΙΒΩΡΙΟΝ, "бобовый"). Гегесандр Дельфийский пишет [FHG.IV.417], что однажды поэт Эвфорион пировал у Пританида, и тот вынес напоказ кибории замечательной отделки; но пьянство было в самом разгаре, и Эвфорион спьяну взял такой киборий и помочился в него. Дидим пишет [Schmidt 75], что это разновидность чаш, и они похожи на так называемые "скифии", потому что сильно сужаются книзу, [f] как египетские бобы (κιβώρια).

{105 Киборий. — См. 72а.}

55. КОНДИЙ (ΚΟΝΔΥ) - азиатская чаша. Менандр в "Льстеце" [Kock.III.83; ср. 434b-с]:

[Биант:] Из золотого, в десять кружек, кондия,

Я угощался, Струфий, в Каппадокии.

И Гиппарх в "Спасаемых" [Kock.III.272]:

- Вон видишь: воин?

- Этот? Парень денежный.

- Отнюдь! Уж я-то знаю все, чем он богат:

Всего-то он разжился шитым ковриком

С персидскими чудовищами, грифами...

(478) Пошел отсюда! Быть тебе под розгами!

- Да ледничком, да кимбием, да кондием.

Никомах пишет в первой книге "О египетских праздниках": "Кондий - это персидская чаша, но вначале это был, по Гермиппу-звездочету [FHG. III.54], целый космос, {106} из которого боги посылают на землю чудеса и плодородие; потому-то из кондия совершают возлияния богам". Панкрат в первой книге "Бокхореиады":

{106 ...целый космос... — Текст испорчен, и неизвестно, что имел в виду Гермипп. При переводе предполагается, что кондий был магическим шаром, прилагавшимся к гороскопу.}

Он же, возливши богам серебряным кондием нектар,

[b] Твердой стопою ступил в путь до окраинных стран.

КОНОНОВА ЧАША (ΚΟΝΩΝΕΙΟΣ). Истр, ученик Каллимаха, пишет в первой книге "Птолемаиды" (это город в Египте) [FHG.I.423; ср.486с]: "пара Кононовых чаш, да пара Ферикловых чаш с позолотою".

56. КОТИЛ (ΚΟΤΥΛΟΣ, "кружка"). Это чаша с одной ручкой, упоминаемая уже у Алкея [PLG.4 frag. 139; Kock.1.764]. Диодор в книге "К Ликофрону" {107} говорит, что это самый обычный сосуд у сикионцев и тарентинцев, а глубиною он как умывальная чашка, иногда с ручкой. Упоминает его Ион Хиосский, говоря [TGF.2 742]: "полный вина котил". [c] Гермипп в "Богах" [Kock.I.232]:

{107 ...в книге «К Ликофрону»... — Ср. Ликофрон frag.76 Streck.}

Он сперва котил залогом от соседей нам принес.

И Платон в "Зевсе поруганном" [Kock.I.613]: "он несет котил". И Аристофан в "Вавилонянах" [Коск.I.410]. И Эвбул в "Одиссеях или Всевидящих" [Kock.II.189]:

В пышном жреческом наряде, встав меж ними, Эвегор

Из котила совершает возлияние вином.

Памфил пишет, что эта разновидность чаши, принадлежащая Дионису. А Полемон пишет в книге "О священном руне" [frag.88 Preller]: {108} [d] "После этого жрец совершает священный обряд, выносит предметы из святилища и раздает тем, кто обносит вокруг свои керны (τὸ κέρνος, см. 476f). Керны - это мелкие глиняные чашечки, в которых лежат шалфей, головки белого мака, зерна пшеницы и ячменя, горох, вика, зеленый горох, чечевица, бобы, рис, овес, давленые плоды, мед, масло, вино, молоко и непромытая овечья шерсть. Кто несет такой сосуд, тот угощается из него, как при шествии с первинками плодов".

{108 ...в книге «О священном руне» пишет... — Цитата предназначена проиллюстрировать использование уменьшительной формы κοτύλισκος. Ср. выше 476e-f.}

57. КОТИЛА (ΚΟΤΥΛΗ). Аристофан в "Кокале" [Коск.I.484]:

А то бабье, что уже в годах,

Заливает грусть фасийским вином,

Черноцветным вином без капли воды,

Вливая в пасть за чашкою чашку (κοτύλαις),

Ничего не стыдясь -

Таковы питейные страсти!

[e] Силен, Клитарх и Зенодот пишут, что это килик:

Кровь как из чаш (κοτυλ-ήρυτον), проливалась

вокруг Менетидова тела [Ил.XXIII.34].

И [Зенобий ст.71]:

Между котилой (κοτύλης) и уст твоих краем велик промежуток.

Симарист пишет, что так называется очень маленькая чашечка. {109} Диодор утверждает, что Поэт называет "котилой" то, что другие - "котилом": {110} "хлеб, котилу вина (κοτύλην)" [Од.ХУ.312]. Во всяком случае, это не килик, потому что у котилы нет двух ручек, а глубиною она как умывальная чашка, хоть и служит для питья. Еще она похожа на "котил" [f] этолийцев и некоторых ионийцев, опять-таки потому что имеет только одну ручку. Упоминают о ней Кратет в "Забавах" [Kock.I. 138] и Гермипп в "Богах" [Kock.I.232; выше 478с]. У афинян котила служит мерою - так у Фукидида [VII.87.2]: "В течение восьми месяцев каждому выдавалось по котиле воды и по две котилы муки". Аристофан в "Предварительном состязании" [Kock. 1.511]:

{109 ...очень маленькая чашечка... — Котила как мера жидких и сыпучих тел равняется 0.274 л. или шести киафам (черпачкам).}

{110 ...Поэт называет... «котилом»... — Котил не появляется в текстах Гомера, котила встречается трижды в «Илиаде» и дважды в «Одиссее».}

Купил зерна три меры без котилы мне,

Но два десятка насчитал котилами. {111}

{111 ...два десятка насчитал котилами. — «Мера» (хойник) состояла из четырех котил, следовательно негодяй-раб обманул хозяина на девять котил.}

Аполлодор [J.2 В 1112] пишет, что это сосуд высокий и с большой (479) полостью ('έγκονλος) и что древние вообще называли котилой всякую полость, например, пригоршню, - так что слова "кровь, как из чаш (κοτυλήρυτον)" означает, что ее можно было черпать пригоршнями. Есть и детская игра под названием "в чашечку" (ε̉γκοτύλη); в ней проигравшие мальчики складывают ладони пригоршнями, выигравшие становятся на них коленями, и первые поднимают и носят вторых. Диодор в "Италийских глоссах" и Гераклит, на которого ссылается Памфил, утверждают, что котила называется также "геминой": Диодор приводит стих Эпихарма [Kaibel 144; 648d]:

[b] И водички две гемины выпить вдвое горячей.

И у Софрона [Kaibel 171]:

Сын, осуши гемину, чтоб вверх дном была.

"Котилочка" сказал Ферекрат в "Корианно" [Kock. 1.164; ниже 481а-b]:

Котилочку (κοτυλίσκην)? Нет, нет, ни в коем случае!

Аристофан в "Ахарнянах" [459]:

С отбитым краем дай ты мне котилочку (κοτυλίσκιον).

Котилой называют также вертлужную впадину тазобедренного сустава, и даже присоски на щупальцах осьминога называются производным словом "котилообразные" (κοτυληδόνες). {112} А Эсхил в "Эдонянах" называет "котилами" кимвалы [TGF.2 20 (frag.57 ст.6)]:

{112 ...«котилообразные» (κοτυληδόνες,)... — Встречается в «Илиаде» V.305. Этот стих должен был цитироваться в оригинальном тексте Афинея или в его источнике.}

А в то время другой чашек медью звенит.

[с] Марсий пишет, что кость в тазобедренном суставе называется "алейс" {113} и даже "килик". А "котилочка" (κοτυλσίκος) - название священного Ди-онисова сосуда для участников таинств - об этом пишет Никандр Фиатирский, приводя также стих из "Облаков" Аристофана [Коск.I.491]:

{113 ...называется «алейс»... — «Чашка» или впадина, ср. выше 783а и ниже 480f. Марсий цитировался выше, 477а.}

Не увенчаю я котилочки.

Симмий же переводит "котилу" как "алейс" [Powell 120].

58. КОТТАБИД (ΚΟΤΤΑΒΙΣ). Гармодий Лепреатский в "Фигалейских обычаях" пишет о местных застольях так [FHG.IV.411; 149b]: "Все это освящалось, и потом каждый отпивал из небольшого глиняного коттабида (κοτταβίδι), а устроитель обеда говорил: "На здоровье!". [d] Гегесандр Дельфийский пишет в своих "Записках" (начинающихся словами: "При наилучшем государственном строе..." [FHG.IV.419]: "Игра, называемая коттаб, появилась впервые на пирах у сицилийцев, как свидетельствует Дикеарх [FHG.II.247]. Ею так увлекались, что на пирах стали давать награды, называемые "коттабеями", и стали делать килики, как можно более удобные для коттаба, под названием "коттабиды". Мало [е] того, стали даже строить круглые комнаты с коттабом в середине, чтобы все стояли от него на одинаковом расстоянии и в одинаковом положении спорили за победу. Делом чести считалось не только попасть в цель, но и красиво выполнить все движения: нужно было, опираясь на левый локоть, {114} округлить правую руку и гибким движением плеснуть из килика вино - такой выплеск назывался словом "латаг". Так что умением красиво играть в коттаб гордились больше, чем умением метать дротик".

{114 ...опираясь на левый локоть... — Когда игрок лежал на ложе или на полу.}

[f] 59. КРАТАНИЙ (KPATAN10N). Может быть, так называли в старину ту чашу, которая теперь называется "краний" (череп). Во всяком случае, Полемон или кто бы ни был сочинителем книги, озаглавленной "Об Элладе", о храме метапонтийцев в Олимпии пишет так [frag.22 Preller]: "Храм метапонтийцев: в нем фиалов серебряных 132, ковшей серебряных - два, сосуд серебряный для жертвоприношений {115} - один, (480) фиалов позолоченных - три. Храм византийцев, в нем Тритон из кипарисового дерева с серебряным кратанием в руках, Сирена серебряная, два кархесия серебряных, килик серебряный, ковш золотой и два рога (476а-е). В старом храме Геры: фиалов серебряных - тридцать, кратаниев серебряных - два, горшок серебряный - один, сосуд золотой для жертвоприношений, кратер золотой (приношение киренейцев) и батиакий серебряный (см. 784а)".

{115 ...сосуд серебряный для жертвоприношений... — Это могла быть кадильница, а не сосуд для питья.}

КРУНЕЯ (KPOYNEIA). Эпиген в "Памятке" [Kock.II.418; 472е, 486b]:

- Кратеры, кады, вазы и кувшинчики (κρουνει̃α).

- Кувшинчики?

- Ну да! К чему подробности?

КИАФИДА (ΚΥΑΘΙΣ, "черпачок") - сосуд, похожий на котил [b] (см. 478b). Софрон в миме "Женщины, обещающие изгнать богиню" [Kaibel 154]: "Глубоко в киафиде скрыты три отворотные жертвоприношения".

60. КИЛИК (ΚΥΛΙΞ, "вращательный"). Ферекрат в "Обучателе рабов" [Kock.I. 156]:

Сейчас же вымой килик и налей мне пить!

Да только через ситечко процеживай!

Это глиняные чаши для питья, а название их - от вращения (κυλίεσθαι) на [гончарном] круге. От этого же слова и название посудной стойки (κυλικει̃ον), на которую, впрочем, ставятся и серебряные чаши; говорят также κυλικηγορει̃ν, когда кто-либо держит речь над чашей. Афиняне даже лекарский ларец называют κυλιχνίδα, потому что он выточен на с токарном станке. Прославились аргосские и аттические килики. Аттические килики упоминает в следующих стихах даже Пиндар [PLG.5 438; продолжение на 782d]:

[1с] Тебе, Фрасибул,

Шлю я к застолью этот воз любезных песнопений, -

И да будет он сладок в хмельном кругу,

И да будет он стрекалом для Вакховых лоз и афинских чаш.

Впрочем, аргосские килики, кажется, видом отличались от аттических: во всяком случае, края у них были заостренные, как об этом говорит [d] Симонид Аморгский [PLG.4 11.457]:

Аргосский килик с заостренным ободом, -

то есть край приподнимается и утоньчается, как у чаш [с носиком], называемых "амбиками". Именно это значит слово φοξός, как у Гомера в описании Терсита [Ил.II.219]:

был островерх (φοξός) головой он.

То есть, φοξός говорится вместо φαοξός, "острый на вид".

61. Отличные килики происходят из Навкратиса, родины нашего сотрапезника Афинея. Они похожи на фиалы {116} и выделаны как будто не [е] на гончарном круге, а от руки; у них было четыре ручки и расширяющееся днище. (Гончаров в Навкратисе много, по ним и ворота, ближайшие к их мастерским, называются Гончарными.) Эти килики окрашиваются и выглядят, как серебряные. Хорошими считаются и хиосские килики, о которых упоминает Гермипп в "Воинах" [Kock.I.240]:

{116 ...похожи на фиалы... — То есть неглубокие.}

Хиосский килик высоко

На гвозде висит.

[f] Главком в "Глоссарии" пишет, что киликом на Кипре называют котилу (см. выше 478d). Гермонакт в "Синонимах" пишет: "Алейс - это чаша для питья, равно как и кипелл, амфотида, скифос, килик, котон, кархесий, фиал". Ахей Эретрийский в "Алкмеоне" вместо слова "килик" употребляет производное "килихнида" [TGF.2 749]:

Скорей сюда несите агнца черного,

Кратер для всех и килихнида каждому.

"Килихну" упоминает и Алкей [PLG.4 frag.41; 430d]:

(481) Выпьем! Надо ли ждать темноты? С палец осталось дня!

Принеси нам больших чашек-килихн, мальчик любимый мой!

Для забвенья забот бог, что рожден Зевсом с Семелою,

Нам вино даровал. Лей до краев! Два к одному смешай

Воду с чистым вином: пусть поспешат чаша за чашею

Друг за другом вдогон.

И в десятой книге [он пишет] [PLG.4 frag.43]:

Из теосских килихн плещет вино, -

стало быть, теосские килики тоже пользовались известностью.

62. Ферекрат в "Корианно" [Kock.I. 164]:

- Иду из бани с пересохшей глоткою,

Вся разварилась.

- Вот уж напою тебя.

- Слюна как клей, клянусь двумя богинями! {117}

{117 ...клянусь двумя богинями! — То есть Деметрой и Корой; обычная клятва афинянок.}

[b] - Чего ж мне взять? Возьму-ка килик маленький (κιλίσκη),

И разведу тебе?

- Куда там маленький!

Вся желчь во мне кипит, как зелье выпила

Из этаких наперстков. Вот сюда давай,

Налей в мою большую чашу.

О том, что женщины пили из больших чаш, свидетельствует тот же Ферекрат в "Тирании" [Kock.I. 187; 460с]:

Для мужчин они велели сделать чаши плоские,

Чтоб без стенок, только днище с капелькой во впадине,

[с] Словно это лишь на пробу винным дегустаторам!

А себе они такие выделали килики,

Словно у виноторговцев трюмы корабельные:

Легкобокие, зато уж круглые, пузатые!

Это все затем, чтоб выпить сколь возможно более,

[d] И никто бы не сумел их укорить в излишестве:

Поклянутся, что довольно и одной им чарочки,

А такая чарка стоит целой тысячи других.

63. КИМБИИ (ΚΤΜΒΙΑ, "лодки") - по Симаристу, это чаши и это маленькие лодки. По Дорофею: "разновидность чаш, высоких и глубоких, без ручек и без подставки". По Птолемею, сыну Аристоника, - "с гнутыми краями (κυφά)". {118} Никандр Фиатирский пишет, что Феопомп в "Мидянине" называет так чашу без ручек [Kock.I.741]. Филемон в "Привидении" [Kock.II.502]:

{118 ...«с гнутыми краями». — Ср. Макробий V.21.9: «...Эти кимбий, бокалы, вытянутые в длину и похожие на корабли». Это объясняет «гнутость» краев, подобных бортам греческого корабля, у которого были задраны нос и корма.}

Перепугала Роза нас:

Вина несмешанного кимбий выдула!

Дионис Самосский в шестой книге сочинения "О Кикле" полагает, что кимбий - то же самое, что киссибий [FHG.II.10; выше 477d-e] и что Одиссей подал киклопу именно кимбий, наполненный [несмешанным вином] - потому что киссибий, названный у Гомера, не мог быть мал: в противном случае такой великан не опьянел бы так скоро, выпив из него трижды. О кимбий упоминает и Демосфен, когда в речи против Мидия [XXI. 158] говорит, что тот не расставался с ритонами и кимбиями. {119} И там же [Ibid. 133]: "Он ехал в седле со спинкой из эвбейской Аргуры и вез с собою платья, кимбий и кады, отобранные [позднее] у него сборщиками пятидесятой доли". [f] И еще в речи против Эверга и Мнесибула ["Речи" XLVII.58]. Грамматик Дидим пишет [Schmidt 75], что эта чаша высокая и узкая с виду, как ладья, называемая "кимбою". Анаксандрид в "Крестьянах" [Kock.I. 136]:

{119 ...не расставался с ритонами и кимбиями. — У Демосфена говорится, что Мидий нарочито говорит о них.}

- Вас оглушили, верно, эти здравицы,

Что пили вы громаднейшими чашами,

Да кимбий еще с вином несмешанным.

- Куда там оглушили! Опрокинули!

Алексид во "Всаднике" [Kock.I.328]:

- А с золотыми девичьими лицами

Там были разве кимбии?

(482) - И кимбии,

Свидетель, Зевс.

- О горе мне, несчастному!

64. Однако Эратосфен в послании к Агетору Лаконскому представляет кимбий сосудом, похожим на киаф [Bernhardy 201, Macrobius V.21.10]: "Те же авторы удивляются, что он, не имея даже киафа, а только кимбий, приобрел однако себе фиал. Я думаю, это потому, что киаф служит нуждам человеческим, а фиал он приобрел, чтобы служить богам. В те времена еще не знали ни киафов, ни котил. В честь богов выставляли кратер, но не серебряный и не украшенный драгоценными камнями [b], а выделанный из колиадской глины, {120} и когда он был полон, то для богов совершали возлияние фиалом, а для себя потом черпали свежее вино кимбием, {121} как теперь у вас в Спарте на повзводных трапезах. И только если им хотелось пить сверх этого, они выставляли котилы, прекрасные и удобные для питья, однако сделанные все из той же глины". Эфипп говорит в "Эфебах" [Kock.II.255]:

{120 ...из колиадской глины... — Колиадская глина была белой глиной высокого качества.}

{121 ...черпали свежее вино кимбием... — В Афинах для этой цели использовались ковшеобразные киафы.}

[с] Не Хэремон ли к пиру тащит килики?

Не Эврипид ли с кимбиями борется?

Но он имеет здесь в виду не трагика Эврипида (говорит Антиох Александрийский в книге "О поэтах, высмеянных в Средней комедии"), а какого-то его тезку - то ли пьяницу, то ли вообще дурного человека, потому что и тащить на пирушку кимбий, и считаться человеком, который сражается с ними, может значить и то, и другое. {122} Упоминает об этом Эврипиде и Анаксандрид в "Нереидах" [Kock.II.146]:

{122 ...может значить и то, и другое. — То есть пьяницу или дурного человека.}

[d] Налей-ка, Ком, ему в кувшин из кимбия:

У нас сегодня Эврипидом будет он.

И Эфипп в "Двойниках или Обелиафорах" {123} [Kock.II.259]:

{123 ...в «Двойниках или Обелиафорах»... — О заглавий см. 11 lb, 359а.}

Мне выучить бы драмы Дионисия,

И вирши Демофонта против Котиса,

И здравицы запомнить Феодоровы,

И двор к двору с Лахетом пососедствовать,

И Эврипида напоить из кимбиев.

А для ладьи было также слово "кимба", как у Софокла в "Андромеде" [TGF.2! 158]: {124}

{124 А для ладьи... — Это замечание более уместно на стр.48 If после цитаты из Дидима.}

[е] Ты на конях или на кимбах странствуешь?

А "кибба" - это чаша у жителей Пафоса, говорит Аполлодор [J.2 В 1108].

65. КИПЕЛЛ (ΚΥΠΕΛΛΟΝ, "гнутый"). Эта или такая же чаша, как алейс (см.выше 783а) и депас, и отличается только именем [Ил.IX.670]:

С кубками (κυπέλλοις) их золотыми ахеян сыны призывали,

В встречу один за другим подымаясь и их вопрошая, -

или же она была другой формы, не двойная (α̉μφικύπελλον), как алейс или депас, а просто с выгнутым краем? Потому что слово "кипелл", так же как и "амфикипелл", {125} происходит от выгнутости (κυφότης), {126} - [f] или, может быть, оттого, что этот сосуд похож на "пеллу" (см. ниже, 495с), только с более выгнутым краем, или же α̉μφικύπελλον значит то же, что α̉μφίκυρτον ("полумесяцем") и имеет в виду выгиб ручек? Так у поэта сказано [Од.XXII.9; 783а]:

{125 ...«амфикипелл»... — Двухсторонняя чаша, т.е. с полостями вверху и внизу.}

{126 ...от выгнутости (κυφότης) — Букв, «искривленность». Корень, обозначающий любое пустое место или предмет, широко распространен в индоевропейских языках; ср. «кубок», англ. сир.}

Взяв со стола золотую с двумя рукоятками чашу ('άλείσον 'άμφωτον).

Антимах в пятой книге "Фиваиды" [frag.ep.281]:

Поочередно вождей обходя, глашатаи дали

Каждому по золотому кипеллу искусной работы.

Силен же пишет: "Кипеллы - это чаши, похожие на скифосы, {127} как объясняет Никандр Колофонский ... "свинопас двоеручные подал кипеллы" [Од.ХХ.253]". (483) Эвмолп пишет, что это разновидность чаш и называется она от слова κυφός (выгнутый). Симарист пишет, что на Кипре так называется чаша с двумя ручками, а на Крите - с двумя или четырьмя. А Филит пишет [Om.Powell, Kaibel 201], что сиракузяне так называют крошки ячменного или пшеничного хлеба, оставшиеся на столе.

{127 ...похожие на скифосы... — То есть чаши без ручек; Силен, в противоречие с Аристархом, считал, что амфикипеллы не имели ручек. Цитата утеряна.}

КИМБА (KYMBH). Филемон пишет в "Аттических словах", что это разновидность килика. Аполлодор же в книге "Об этимологии" пишет, что жители Пафоса называют чашу "кибба".

66. КОТОН (ΚΩΘΩΝ) - лаконская фляга, о которой упоминает [b] Ксенофонт в первой книге "Воспитания [Кира]" [cap.2,8]. Критий в "Лакедемонском государственном устройстве" пишет так [FHG.II. 68; ср. Плутарх "Ликург" 9]: "Кроме того [хороши] и самые мелочи их быта: лучшие башмаки - лаконские, плащи у них приятные и удобные, лаконский котон - фляга, нужная на войне и удобная в вещевом мешке. Котон потому хорош для воинов, что пить им часто приходится нечистую воду, а котон, во-первых, делает эту нечистоту незаметной, {128} а, во-вторых, выступами стенок задерживает ее в себе". И Полемон в ... книге [c] "Послания к Адею и Антигону", сообщив, что сосуды у лакедемонян были глиняные, продолжает [frag.61 Preller]: "Конечно, такие обычаи восходят к древности: их и сейчас можно видеть у некоторых эллинов - в Аргосе на общественных угощениях, в Лакедемоне на их празднествах, на пирах в честь побед, на девичьих свадьбах, там они пьют из глиняных чаш, а на пирах и повзводных трапезах (разводят его) в бочонках". Упоминает о котоне в элегиях и Архилох [PLG.4 11.384; Diehl frag.5а]:

{128 ...делает эту нечистоту незаметной... — Плутарх (loc. cit.) пишет, что цвет котона маскировал грязную воду; Аристофан («Мир». 1094) пишет, что котон был серого цвета.}

[d] Флягу (котон) живее бери и шагай по скамьям корабельным.

С кадей долбленых скорей крепкие крышки снимай,

Красное черпай вино до подонков. С чего же и нам бы

Стражу такую нести, не подкрепляясь вином?

Здесь котоном он называет просто килик. {129} Аристофан во "Всадниках" [599]:

{129 ...просто килик. — То есть чаша для вина в общем смысле.}

... решительность, с которой погрузились на суда

Взяли фляги для похода (котоны), взяли луку, чесноку.

[e] Гениох в "Горгонах" [Kock.II.431]:

Мне выпить, выпить пусть нальет хоть кто-нибудь,

Взяв флягу (котон) огнеродную, округлую,

Короткоухую, с губами толстыми,

Прислужницу при глотке!

Феопомп в "Воительницах" [Коcк.I.747]:

А то примусь затылок выворачивать

И выпью из котона шееломного.

Алексид в "Поденщиках" [Kock.II.363]:

Затем котоном бьет четырехкружечным,

Старинным и наследным! [Эврипид "Медея" 49]

По названию этого сосуда и любители несмешанного вина ('άκρατον) называются "несмешаннофляжными" (α̉κρατοκώθωνας), как выражается Гиперид в речи против Демосфена [Blass, р.23; ср.246а]. [f] И когда Калликсен в четвертой книге сочинения "Об Александрии" [cp.199f] описывает шествие Филадельфа и перечисляет множество чаш, то называет и "котонов двухметретовых - два".

67. О питье из таких больших чаш (κωθωνίζεσθαι) и о том, что с течением времени оно даже полезно, афинский врач Мнесифей в книге "Об опьянении" (κωθωνισμός) говорит так: "Кто пьет на пирах помногу (484) несмешанного вина, те, бывает, наносят этим немалый вред телу и душе. Однако по прошествии нескольких дней, {130} кажется мне, такое пьянство приносит телу очищение, а душе облегчение. А именно, от повседневных попоек в нас возникает видимая едкость, а для нее самый естественный выход - мочеиспускание и от нее самое естественное очищение - через пьянство. Вино, влажное и теплое, промывает наше тело, а моча, истекающая из нас, бывает едкой, - так что сукновалы пользуются [b] ею для мытья плащей. Соблюдай, однако, при этом пьянстве три предосторожности. Во-первых, не пей вина дурного, не пей несмешанного, и когда пьешь, не закусывай сладостями. Во-вторых, когда напился, то не ложись спать, пока тебя хоть малость не вырвет. В-третьих, если рвота была достаточной, то облейся водой и отдохни; если же достаточно опорожниться не удалось, то прими хорошую ванну с очень горячей водой". А Полемон в пятой книге "К Адею и Антигону" пишет [frag.60 Preller; ср.483с]: [c] "Дионис Вершитель, восседающий на скале, а слева от него лысый сатир, у которого в правой руке котон, полосатый и с одною ручкою".

{130 ...по прошествии нескольких дней... ~ То есть после последней попойки.}

68. ЛАБРОНИЯ (ΛΑΒΡΩΝΙΑ, "бушеватель") - чаша персидского рода, названная от буйного питья, с виду большая и плоская, с большими ручками. Говорится также "лаброний" в мужском роде, как у Менандра в "Рыбаке" [Kock.III.10]:

[d] Да, богаты мы изрядно, из Киинд есть золото,

Есть персидские одежды, скатерти пурпурные,

Чаши винные, посуда - все у нас из серебра,

Отчеканенные морды, роги и лаброний.

И в "Братолюбцах" [Kock.III.145]:

Уже стояли персы с опахалами,

Лаброний, да кубки драгоценные.

Гиппарх в "Таиде" [Kock.III.273]:

- Лаброний этот - птица?

[e] Что за выдумки!

За двести чаша, золотой монетою.

- Вот то-то про него и слышно: милый мой!

Дифил в "Тифравсте", {131} перечисляя и другие чаши, пишет [Kock.II.568]:

{131 ...в «Тифравсте»... — Тифравст — персидское имя; относительно первого стиха см. 784а. Пристий, вероятно, походил на одноименную рыбу (см. 333f); трагелаф —букв, козлоолень, батиак — персидский ковш.}

- Лаброний, пристий, трагелаф и батиак.

Постой-ка, это уже чаш названия,

Не имена рабов.

- Во имя Гестии!

- Лаброний стоит двадцать золотых монет.

[f] А Дидим сообщает [Schmidt, р.75], что он похож на бомбилий или батиак. {132}

{132 ...похож на бомбилий или батиак. — Трудно сказать, насколько это может быть верным: лаброний и батиак были мелки как блюдца, в то время как бомбилий имел узкое горлышко (см. выше 784а и d).}

69. ЛАКОНКИ (ΛΑΚΑΙΝΑΙ) - эта разновидность чаш так называется или по [лаконской] глине, как "аттическая утварь" (по аттической), или по форме, которая там в обычае, как "ферикловы чаши". Аристофан в "Пирующих" [Kock.I.446; 527с]:

По-сибаритски есть и пить, по-пьяному горланить,

Хлебать хиосское вино из кружек из лаконских...

70. ЛЕПАСТА {133} (ΛΕΠΑΣΤΗ, "блюдо"). В этом слове одни ставят острое ударение на последнем слоге, как в слове καλή (прекрасная), другие на предпоследнем, как в слове μεγάλη (великая). Название этой чаши - 485 от "лафиктов", {134} так зовут тех, кому не жаль разоряться на пьянство и распутство. Это большие килики. Аристофан в "Мире" [914]:

{133 Лепаста. — Чаша в виде раковины.}

{134 ...от «лафиктов»... — Обжора, лакомка. От глагола λαφύσσω (пожирать).}

А коли нового вина ты осушишь лепасту? {135}

{135 В редакции В. Кулона. Париж, 1946-1952:

Что скажешь, нового вина хмельной «лепаст» отведав?

Φήσενς [γ’], έπειδάν ε̉κπίης οι̉νου νέου λεπαστήν.

}

Отсюда происходит слово λάψαι "пить залпом", в противоположность "бомилию", "питью по капельке". Так у Аристофана где-то в другом месте [Kock.I.544]:

Владыка мой! всю кровь мою ты выглотал (λέλαφας).

То есть "разом, одним глотком". А в "Геритадах" [Kock.I.432]:

Был праздник, мальчик обегал пирующих по кругу

[b] И нам в лепасты наливал "лазоревые глуби",

- то есть комедиограф говорит, что чаши были глубокие. Антифан в "Асклепии" [Kock.II.28]:

Вот растер он корешочек и старуху-бражницу, {136}

{136 ...старуху-бражницу (βρυτικής)... — относительно определения βρυτικής (которое Κοκ заменяет на «бруттийку») см. 447b-c.}

Обессиленную начал соблазнять лепастою:

Необъятную наполнил до краев и выпить дал.

Филлилий в "Авге" [Kock.I.783]:

Всюду взрослые и юнцы

Пьют, и всюду ластятся к ним,

Радуясь громадным лепастам,

Пьяные старые бабы.

Феопомп в "Памфиле" [Kock.I.744]:

[с] Лохань, перо и губка, да толстенная

Лепаста, из которой крепко выпивши

Вина неразведенного, трещит она

Цикадою во славу Бога Доброго.

И в "Мидянине" {137} [Kock.I.740]:

{137 ...в «Мидянине»... — В стихах высмеиваются раздоры, возникшие среди эллинов после Пелопоннесской войны, которые быстро привели к перевесу Персии. Каллистрат из Афидны, упоминаемый также на 44а, 166е, 449f — афинский вождь, призывавший аркадян к союзу с Афинами.}

Некогда так Каллистрат чаровал, побуждая к союзу

Славных ахейских сынов, раздавая немалые деньги;

Только лишь стройный Лисандр неподкупнее был Радаманта -

Не принимал он котона, но принял большую лепасту.

[d] Америй пишет, что лепастой назывался кувшин для разливания вина (οι̉νοχόη); но и Аристофан [Nauck р.220, J.2 В 1113], и Аполлодор говорят, что это разновидность килика. Ферекрат в "Бездельниках" [Коск.I.171]:

Всякий раз, как захочет пить

Кто-нибудь из зрителей,

Может полною лепастой

Глотку жадную залить.

Никандр Колофонский пишет [frag. 142 Schneider], что у долопов этим словом называют килик. Ликофрон в девятой книге "О комедии", приводя стихи Ферекрата, тоже пишет [frag.85 Strecker], что это разновидность килика. [e] Мосх в толковании "Родосских слов" пишет, что это глиняный сосуд, похожий на птоматиды, {138} только пошире. Артемидор, ученик Аристофана, - что это просто какой-то сосуд. Аполлофан в "Критянах" [Kock.I.799]:

{138 ...похожий на птоматиды... — Букв, «стакан», однако лепаста была, скорее всего, киликом без подставки.}

Будет радовать лепаста целый день меня вином.

Феопомп в "Памфиле" [Kock.I.744]:

[f] Вином неразведенным преогромную

Лепасту осушив за Бога Доброго,

Вопит она, пугая все селение.

Никандр Фиатирский пишет, что это "большой килик", и приводит стихи Телеклида из "Пританов" [Коск.I.215]:

Из лепасты благовонной пить медвяное вино.

Гермипп в "Мойрах" [Коск.I.236]:

(486) Если ж выпью я лепасту, и случится что со мной,

Завещаю Дионису все имущество мое.

71. ЛЕБАСИЙ (ΛΟΙΒΑΣΙΟΝ, "возлиятель") - это килик, как пишут Клитарх и Никандр Фиатирский и [...лакуна...]. Из него при жертвоприношениях совершают возлияния маслом, а из спондея - вином. Впрочем, говорит он, {139} Антимах Колофонский [Om.Kinkel] и спондеи называет "лебидами".

{139 ...говорит он. — Должно быть это третий автор, которого цитировали в лакуне.}

ЛЕСБИЙ (ΛΕΣΒΙΟΝ, "лесбосский") - что это тоже разновидность чаш, показывает Гедил в эпиграммах:

[b] Как-то - сказать, не поверишь, - Каллистион, жаждой томима,

Вровень с мужьями, вина три осушила ковша.

Вот для тебя от нее, о Пафия, тут подношеньем

Кубок лесбосский стоит; пурпуром рдеет стекло.

Дай ей за это, богиня, здоровье, чтоб снова и снова

Стену твою украшать этой добычей страстей.

ЛУТЕРИЙ (ΛΟΥΤΗΡΙΟΝ, "лохань"). Эпиген в "Памятке", в перечислении чаш [Kock.II.418; 472е, 480а]:

[c] - Кратеры, кады, вазы и кувшинчики. с

- Кувшинчики?

- Ну да! К чему подробности?

Увидишь сам - кувшинчики, лутерии.

72. ЛИКИУРГИ (ΛΥΚΙΟΥΡΓΕΙΣ, "ликийской работы") - какие-то фиалы, названные по мастеру Ликону, как и "Кононовы чаши" по Ко-нону. Об этом Ликоне упоминает Демосфен в речи "О венке" и в речи "Против Тимофея о долге" [31]: "два фиала-ликиурга". А в речи против Тимофея: "отдал Формиону на хранение свое добро, в том числе два фиала-ликиурга". [d] Геродот в седьмой книге [с. 76] пишет: "два охотничьих копья-ликиургида" или "ликоэрга" - потому что они были сделаны для охоты на волков (λύκοι) или были сделаны в Ликии. Объясняя это слово [у Демосфена], грамматик Дидим пишет [Schmidt, р.314], что это чаши работы Ликия. Этот Ликий был беотиец из Элевфер, сын скульптора Мирона, как сообщает Полемон в первой книге "Об Акрополе" [frag.2 Preller]. Но грамматик не знает, что таких образований от личных имен не бывает, а только от названий городов или народов: например, у Аристофана в "Мире" [143]:

[e] Навозный жук челном наксосским (Ναξωυργής) будет мне.

И Критий в "Лакедемонском государственном устройстве" [FHG.II.69]: "ложе милетской работы (Μιλησιουργής), кресло милетской работы, ложе хиосской работы (Χιουργής), деревянные башмаки ренейской работы (Ρηναιουργής)". И Геродот в седьмой книге пишет [76; cp.d]: "два охотничьих копья ликовой работы (Λυκοεργέας)". Поэтому, может быть, и у Геродота, как и у Демосфена следует читать Λυκιοεργέας, чтобы это значило "ликийской работы".

73. МЕЛА (ΜΗΛΗ, "изделие") Так называется разновидность чаш, упоминаемая Анаксиппом в "Колодце"; пишет он так [Kock.III.301]:

[f] Ступай к ее могиле с этой мелою,

Сириск, и соверши там возлияние.

МЕТАНИПТР (ΜΕΤΑΝΙΠΤΡΟΝ, "после мытья") - это килик, который подавался после обеда, когда уже были помыты руки. Антифан в "Светильнике" [Kock.II.68]:

Метаниптр за Бога Доброго,

Рукоплесканья, возлиянья, лакомства.

487 Дифил в "Сапфо" [Kock.II.564]: {140}

{140 ...в «Сапфо»... — Это заглавие носили шесть античных комедий различных авторов. Схолии к стиху 85 из «Всадников» Аристофана разъясняют, что после обеда первую чашу пили несмешанного вина в честь Доброго бога, за ней следовали три бокала разведенного вина, последний — за Зевса Спасителя.}

Испей из этой полной метаниптриды,

Мой Архилох, за Зевса за Спасителя,

За Бога Доброго...

А некоторые, как Селевк в "Глоссарии", пишут, что это особое питье, подаваемое после омовения. Каллий в "Киклопе" [Kock.I.695]:

В честь Гигиен {141} выпей метаниптриду.

{141 ...в честь Гигиеи... — Культ Гигиен (богини здоровья) в Афинах предшествовал культу Асклепия. Цитата любопытна как свидетельство древности нашего приветствия: «Здравствуйте!»}

Филетер в "Асклепии" [Kock.II.230]:

Он потрясал громадной метаниптридой,

Вином с водою поровну наполненной,

И восклицал все имя Гигиеино.

Филоксен в дифирамбе "Пир" после омовения обращает к кому-то здравицу [PLG.4 III.608]:

[b] Прими же метаниптриду,

Вакховой орошенную росою:

Истинно, Бромий, даруя нам эту радость,

Ведет нас в путь наслаждений.

Антифан в "Светильнике" [Kock.II.68; ср. выше 486f]:

Стол унесли, и тут в честь Бога Доброго

Явился метаниптр.

Никострат в "Сопернице" [Kock.II.220]:

...ему

Налей в честь Гигиен метаниптриду.

74. МАСТ (ΜΑΣΤΟΣ, "грудь"). Аполлодор Киренейский, по словам Памфила, говорит, что в Пафосе это название чаши.

МАТАЛИДЫ (ΜΑΘΑΛΙΔΕΣ) упоминаются у Блеса в "Сатурне" [с] [Kaibel 191]: {142}

{142 ...упоминаются у Блеса... — Это единственный отрывок из комедий Блеса, состоящий более чем из одного слова.}

Семь маталид налей вина сладчайшего.

Памфил оговаривает: "может быть, это разновидность сосуда, а может быть, мера измерения, как киаф". Диодор передает это как "килик".

75. МАНЕС (ΜΑΝΗΣ) - разновидность чаш. Никон в "Кифареде" [Коск.Ш. 389]: {143}

{143 ...в «Кифареде»... — В древности существовало девять комедий, носивших это заглавие. Это единственная цитата из Никона.}

Тут кто-то говорит мне очень вовремя:

"За земляка я предлагаю здравицу!"

И подает манес огромный, глиняный,

В пять полных кружек. Что мне делать? Принял я.

Эти ямбы приводят и Дидим [Schmidt, р.73], и Памфил. "Манес" называется [d] также фигурка на вершине коттаба, в которую играющие плещут вином; "бронзовая голова" называет ее Софокл в "Салмонее" [TGF.2 250]:

Здесь поцелуи, щекотанье, чмоканье;

А в бронзовую голову попавшему -

Мои награды за победу в коттабе.

Антифан в "Рождении Афродиты" [Kock.II.33; 666f]:

- Послушай по порядку. Тот, кто в коттабе

Без промаха плеснет весам на чашечку...

- Вот там вверху? Где плиточка положена?

- Ну да! Вот тот и выйдет победителем.

[e] - А как узнать, попал ли?

- Как сшибешь ее, -

Она в манес со звонким плеском падает.

- Свой раб Манес {144} есть, значит, и у коттаба!

{144 Свой раб Манес... — Манес было также распространенным именем для рабов.}

Гермипп в "Мойрах" [Коск.I.237; 668а]:

Увидишь: верхушка коттабова

В мякине лежит, заброшена,

Манес забыл уж о струях вина,

А плитка, с весов упавшая,

Лежит за порогом в мусоре.

[Несторов кубок 487f-494b] {145}

{145 Дальнейший текст представляет собой изложение сочинения Асклепиада Мирлейского «О несторовом кубке».}

68. НЕСТОРОВ КУБОК. Вид Нестерова кубка Поэт описывает так [Ил.ХI.632]:

Кубок красивый поставила, из дому взятый Нелидом,

Окрест гвоздями златыми утыкан; на нем рукояток

Было четыре высоких, и по две пелейи на каждой

Будто клевали, златые; и снизу он был двоедонный.

(488) Тяжкий сей кубок иной не легко приподнял бы с трапезы,

Полный вином; но легко подымал его старец пилосский.

В этих стихах следует рассмотреть: во-первых, что значит (1) "гвоздями златыми утыкан", (2) во-вторых, почему "на нем рукояток было четыре высоких", если остальные сосуды, - пишет Асклепиад Мирлейский в книге "О Несторовом кубке", - имеют только две; (3) далее, по две клюющих пелейи - как их представить себе при каждой рукоятке; (4) далее, что значит, что "снизу он был двоедонный (δύο πυθμένας)"; (5) и как это [b] говорится, что другие лишь с трудом поднимали кубок, "но легко подымал его старец пилосский".

(1) Поставив эти вопросы, Асклепиад задумывается о гвоздях: как следует понимать слово "утыканный" (πεπαρμένον). Некоторые, действительно, считают, что золотые гвозди должны были быть вбиты в серебряный сосуд снаружи, как требует техника чеканки. Так и о скипетре Ахилла сказано [Ил.I.245]:

Так произнес, и на землю стремительно скипетр бросил,

Вкруг золотыми гвоздями утыканный.

[с] Здесь, действительно, видно, что гвозди были вбиты в него снаружи, как в палицу. Таков и меч Агамемнона [Ил.XI.29]:

Меч он набросил на рамо: кругом по его рукояти

Гвозди сверкали златые; влагалище мечное окрест

Было серебряным...

Однако "чеканщик Апеллес, - говорит (Асклепиад), - показал нам, как делаются гвозди на некоторых коринфских изделиях. Там была маленькая выпуклость, выбитая долотом так, чтобы она казалась головкой гвоздя". Таким образом, "гвоздями утыканный" у поэта не значит, что [d] гвозди были приставлены и вколочены снаружи, а только что они казались вколоченными снаружи, на самом же деле это были лишь небольшие выступы над поверхностью.

77. (2) Что касается четырех рукояток, то это объясняется так. Действительно, сверху у сосуда ручек было только две, как у всех чаш. Однако на срединной выпуклости сосуда с двух сторон были еще две, как у коринфских ведер-гидрий. И Апеллес очень хорошо показал нам, как были расположены эти четыре ручки. Как бы от одного корня, растущего в днище сосуда, в каждую сторону тянутся два ствола на малом [е] расстоянии друг от друга. Они доходят до края сосуда и даже немного приподнимаются над краем; они сохраняют свою раздвоенность до самой оконечности сосуда, но, опускаясь к краю, срастаются вновь. Так и получаются эти четыре ручки. Такое устройство можно видеть хоть и не у всех, но у некоторых чаш, особенно у тех, которые называются селевкидами. {146}

{146 ...называются селевкидами. — Упоминаются выше (783е) и ниже (497f).}

(3) Что же касается того, что кубок "был двоедонный", и какие были [f] его донья (или ножки, πυθμένες), некоторые дают на это такой ответ. Есть чаши, имеющие только одно дно, естественное, сливающееся с основанием всего сосуда; {147} таковы кимбий, фиалы и все, что похоже на фиалы. И есть имеющие два: таковы яйцевидные скифосы, жуки, селевкиды, кархесий и им подобные. Первое дно у них сливается с круглым основанием всего сосуда, а второе - как бы дополнительное, оно начинается тонкой ножкой, а кончается внизу плоским расширением, на (489) которое и опирается сосуд. Вот так, говорят, был сделан и кубок Нестора. Но эти два дна можно вообразить и так: первое - то, на которое сосуд опирается всей тяжестью, оно соответствует наибольшей ширине сосуда, и над ним поднимается ножка соразмерной длины; а второе - с меньшей окружностью, вмещающейся в эту наибольшую, и оно соединяется с той ножкой, которая поднимается над естественным дном; так что сосуд опирается на оба дна. {148} Говорят, что такой Несторов кубок изготовил на Родосе Дионисий Фракийский из серебра, доставленного учениками. О его устройстве рассказывает Проматид Гераклейский: это [b] был скифос с соприкасающимися ручками (как бывают корабли с двумя носами рядом), а на ручках сидели голубки; и под ними были две косые длинные ножки (ροπάλια, "палицы"), на которые он и опирался, - они-то и назывались доньями. На что это было похоже, можно и в наши дни видеть в кампанской Капуе; там есть сосуд, посвященный Артемиде, и [с] он будто бы принадлежал Нестору, - он серебряный, а на нем золотыми буквами выбиты гомеровские строки.

{147 ...сливающееся с основанием всего сосуда... — То есть включено в тело сосуда и едва различимо, как у современных блюдец. Другой тип основания представляют сосуды на ножках, наподобие бокалов.}

{148 ...сосуд опирается на оба дна. — По-видимому, это значит следующее: одно основание, меньшего радиуса, покоится на другом, имеющим с ним общую ось, но большим и обеспечивающим сосуду большую устойчивость.}

78. Я же, - продолжает мирлеец, - вот что могу сказать об этом кубке. Древние люди, которые первые завели в человечестве благоустроенный порядок, полагали мир шарообразным, как солнце и луна. Поэтому они сочли разумным, чтобы и все, что относится к их пище, тоже было видом подобно окружающему их миру. Поэтому и стол они сделали круглым, и посвященные богам треножники делали округлыми и украшали звездами, и лепешки (φθόεις) {149} пекли такие, которые [d] назывались "лунными", и хлеб получил свое имя ('άρτος) потому, что из всех фигур только круг со всех сторон ровен (α̉πήρτισται) и закончен. Точно так и сосуд для нашей жидкой пищи они сделали округлым, наподобие мироздания. Однако кубок Нестора имеет еще одну особенность. Он покрыт звездами, которые Поэт уподобляет гвоздям, потому что они, как гвозди, круглы и вбиты в небо, как и у Арата о них сказано [453]:

{149 ...лепешки... — См.647с1.}

[е] С небом навек скреплены украшенья стремительной ночи.

При этом Поэт замечательно сопоставил золотые гвозди с серебряной чашей, потому что так же соотносятся своим цветом и звезды с небом: небо подобно серебру, а огненные звезды золоту.

79. (3) Итак, представив Несторов кубок усыпанным звездами, Поэт переходит к самым важным из неподвижных светил, по которым люди сверяют свою жизнь: я говорю о Плеядах. Ибо когда он говорит:

[f] по две пелейи на каждой

Будто клевали, златые,

то здесь "пелейи" не означают птиц, и ошибаются те, кто думает, что это голубицы: Аристотель пишет [ИЖ V.43], что пелейи и голубицы - совсем разные птицы. Нет, пелейями (πελειάδας) поэт называет здесь Плеяды (Πλειάδας), по которым определяют и посев и жатву, завязь плодов и сбор урожая, как сказано у Гесиода ["Труды и дни" 383]:

Лишь на востоке начнут восходить Атлантиды-Плеяды,

(490) Жать поспешай; а начнут заходить - за посев принимайся.

И у Арата [264]:

Тускл их свет, одинаково слаб, но волею Зевса

Славно явление их на заре и в вечернюю пору:

По мановенью его возвещают Плеяды начало

Лета, ненастной зимы, и пахоты верные сроки.

Вот так Поэт искусной чеканкой на кубке премудрого Нестора представил Плеяд предвещающими зарождение и созревание плодов, - ибо этот [b] сосуд приемлет не только жидкую пищу. Поэтому и говорит он, что амвросию Зевсу приносят Плеяды [Од.XII.62]:

близ них никакая

Птица не смеет промчаться, ни робкие даже Пелейи,

Те, что приносят Зевесу амбросию, -

нельзя ведь думать, как многие, будто это птицы-Плеяды приносят Зевсу амвросию: это было бы ниже его величия). Нет, это звезды-Плеяды: им, вещающим роду человеческому о временах года, под стать и Зевсу носить амвросию. Поэтому Поэт прямо отличает их от пернатых, говоря:

[с] близ них никакая

Птица не смеет промчаться.

А что Поэт считает Плеяды самыми замечательнейшими из неподвижных светил, видно из того, что именно с них он начинает перечисление звезд [Ил.ХVIII.485]:

Все прекрасные звезды, какими венчается небо:

Видны в их сонме Плеяды, Гиады и мощь Ориона,

Арктос, сынами земными еще колесницей зовомый.

Таким образом, большинство людей ошибается, думая, будто пелейи - [d] это птицы: во-первых из-за поэтической формы, образованной добавлением лишней буквы, {150} а во-вторых, потому что им кажется, будто только о голубицах можно сказать "робкие" (τρήρωνες), так как они слабы, осторожны и перед всем дрожат (τρείν). Но это можно сказать и о Плеядах: ведь в мифах говорится, что они бегут от Ориона, преследующего их мать Плейону.

{150 ...добавлением лишней буквы... — То есть буквы эпсилон, дающей Пелеяд вместо Плеяд, и таким образом предполагающей значение «голубицы».}

80. Эта преобразованная форма слова - "Пелейи" или "Пелеяды" [е] вместо "Плеяд" - встречается у многих стихотворцев. Первым, кто правильно понял смысл этих гомеровских стихов, была Меро из Византия, заявившая в сочинении под заглавием "Память", что амбросию Зевсу приносили именно Плеяды. Эту ее мысль присвоил Кратет-критик и обнародовал как свою [Wachsmuth, р.53]. Пелейадами Плеяд называет и Симонид в следующих стихах [PLG.4 III.394]:

[f] ...А дарует тебе сей дар

Гермес-Состязатель, сын

Майи прекрасновласой,

Ее же оный Атлант

Породил краше всех синекудрых семи дочерей,

Небесными именуемых Пелейадами, -

ибо ясно, что Пелейадами он называет Плеяд, дочерей Атланта. Так и Пиндар [Нем.2,16]:

Где прошли горные ('όρειοα) Пелеяды, -

По пятам пройдет и Орион.

В самом деле, Орион на звездном небе расположен недалеко от Плеяд, - отсюда и миф, будто они с матерью их Плейоною убегают от Ориона. Плеяд он называет "горными" ('όρειαι), а это все равно, что ου̉ρειαι без одной буквы "υ", то есть "хвостовые", - так как Плеяды расположены на небе возле хвоста (ου̉ρά) созвездия Тельца. Еще откровеннее играет (491) этим созвучием слов Эсхил [frag.312]:

Семь дочерей, Атлантом порожденные,

Отца жалея под небесной ношею,

В ночной выси, подобные видениям,

Бескрылыми явились Пелейадами (Πελειάδες), -

"бескрылыми", чтобы отличить их от одноименных птиц. Подобным же образом выражается и сама Меро [Powell 21]:

[b] До возмужания Зевс кормился на Крите священном,

Так возрастал он и был никому из блаженных не ведом.

Пищу в пещеру ему, амбросию, робкие птицы

От океанских несли течений; орел же огромный

Нектар черпал со скалы и пить велемудрому Зевсу

В клюве носил неустанно. Орла бессмертным соделал

На небесах всевидящий Зевс, когда одолел он

Крона, и эта же честь Пелейадам оказана робким -

[c] Так они стали теперь возвещать нам и зиму, и лето.

И Симмий говорит в "Горгоне" [Powell 112]:

Быстрые слуги эфира Пелейи туда приближались.

Посидипп в "Эзопии":

Хладным и острокогтистым Пелейям закат не дарован.

Сочинитель дифирамбов Лампрокл прямо говорит, что у Плеяд и голубиц одно и то же имя [PLG. III.556]:

Соименные крылатым пелейям,

Встали в эфире.

И сочинитель приписываемой Гесиоду "Астрономии" тоже всюду называет их Пелейадами [Rzach frag.9, Diels 499]:

[d] ...Пелейадами смертные их именуют.

И еще:

Зимние за небосклон Пелейады заходят...

И еще:

...свой свет Пелейады скрывают.

Поэтому нимало не удивительно, что и Гомер по общему обычаю поэтов называет Плеяд Пелейадами.

Итак, доказано, что на кубке были вычеканены Плеяды, по две на каждой из ручек, то ли в птичьем облике, то ли в человеческом, и испещренные звездами. Слова же "по две пелейи на каждой будто клевали, златые" [e] не следует понимать как "на каждой отдельной ручке", потому что тогда Плеяд оказалось бы восемь; нет, поскольку каждая ручка расщеплена надвое и срастается лишь у верхнего края сосуда, постольку слово "каждый" здесь имеет в виду все четыре расщепа, а слова "каждый из двух" - те, [два] места, в которых они вновь срастаются, когда кончается их раздельная протяженность. Стало быть, когда Поэт говорит:

и по две пелейи на каждой

Будто клевали, златые; и снизу он был двоедонный,

то мы будем понимать, что на каждом расщепе ручек сидела одна Плеяда [f], а "по две" (собств. "двойные", δοιοί, δοιαί) сказано здесь потому, что были они попарно сродны и соотнесены. В самом деле, слово "двойной" может обозначать просто число, то есть "два", как в строке [Од.IV. 129]:

Два (δοτούς) троеножных сосуда и золота десять талантов,

Или в словах "двое (δοιώ) служителей" {151} [Од.ХVI.253]; но и может обозначать нечто парное, сросшееся и соединенное, как в стихах [Од.У.476]:

{151 ...«двое (δοιώ) служителей»... — Пример двойственного числа.}

Он там две (δονούς) сплетенные крепко

Выбрал оливы; одна плодоносна была, а другая

Дикая.

Так и получается, что на ручках было четыре пелейи. (492)

82. Опять же, когда он продолжает:

и по две пелейи на каждой

Будто клевали, златые; а снизу он был двоедонный (δύω δ' υ̉πὸ πυθμένες η̃σαν), - то не следует как Дионисий Фракийский, читать "υ̉πο πυθμένες" раздельно ("снизу - днища") и понимать, будто у него было два днища, a [b] следует читать υ̉ποπύθεμνες в одно слово ("поддонные"), как эпитет к пелейям: тогда получается, что на кубке было четыре пелейи на ручках и две "поддонные" под дном, служащие кубку опорой, а всего их, стало быть, шесть. Именно столько их видно на небе, хотя принято говорить, что их семь, как и у Арата сказано [257]:

Семь раздельных путей им людская молва приписала,

Но человеческий глаз только шесть различает на небе. {152}

{152 ...только шесть различает на небе... — Согласно Гиппарху [68.1.6.14], внимательный наблюдатель в ясную и безлунную погоду вполне может различить все семь Плеяд.}

Пусть не бывало еще на памяти смертного рода,

Чтобы безвестно звезда хоть единожды с Зевса исчезла,

Все-таки наперекор семерых называет преданье.

То есть глазу видимы в небе только шесть звезд, - вот их-то, видимых, с и вычеканил должным образом художник. Некоторые полагают, что это же имеется в виду и тогда, когда Поэт говорит о Зевсе [Од.ХII.62]:

близ них никакая

Птица не смеет промчаться, ни робкие даже пелейи,

Легким полетом амвросию Зевсу носящие: каждый

Раз пропадает из них там одна, об утес убиваясь,

Каждый раз и Зевес заменяет убитую новой.

То есть, каждый раз одна из Плеяд погибает от быстроты и скользкости Блуждающих скал, но Зевс посылает другую, чтобы число их оставалось [d] неизменным. Этим Гомер иносказательно говорит, что хоть видимых в небе Плеяд только шесть, однако настоящее число их не умаляется, и мы все равно называем и перечисляем всех семерых.

83. Если же кто говорит, будто неуместно вычеканивать Плеяд на кубке, потому что они означают не жидкую, а сухую пищу, то следует возразить, что эта чаша предназначена и для той, и для другой. [e] В самом деле, в кубке приготовляется кикий - питье с сыром и мукой в разбавленном вине: его размешивали и пили так, как рассказывает Поэт [Ил.ХI.624, 628, 638]:

Им Гекамеда кудрявая смесь в питие (κυκεω̃) составляла...

Прежде сидящим поставила стол Гекамеда прекрасный,

Ярко блестящий, с подножием черным; на нем предложила

Медное блюдо со сладостным луком, вприкуску напитка,

С палевым медом душистым и ячной мукою священной...

В нем Гекамеда, богиням подобная, им растворила

Смесь на вине прамнииском, натерла козьего сыра

[f] Теркою медной и ячной присыпала белой мукою.

Так уготовя напиток составленный, пить приказала.

84. Что же касается стихов {153}

{153 Что же касается стихов... — См. выше 488а, в этих стихах описывается угощение Нестором раненого Махаона.}

Тяжкий сей кубок иной не легко приподнял бы с трапезы,

('άλλος μεν μογέων α̉ποκινήσασκε τραπέζης)

(493) Полный вином; но легко подымал его старец пилосский, -

то не следует понимать, будто в них говорится только о Махаоне и Несторе, как полагают некоторые, считая, что нужно читать не 'άλλος (иной) [b] но 'άλλ' 'ός (но который, и этот) и трактуют относительное местоимение 'ός (который) как указательное 'ό (он, тот), относя его только к Махаону:

'άλλ' 'ός μεν μογέων α̉ποκινήσασκε τραπέζης

Тяжкий сей кубок он (т.е. Махаон) не легко приподнял бы с трапезы, -

Из слов "с трудом" (μογέων) им кажется ясно, что Махаон был ранен. Однако Махаон у Гомера не был ранен, как будет показано в другом месте. {154} И слово 'άλλος (иной) Гомер не мог приложить только к Махаону и Нестору, потому что за столом их было только двое и следовало бы сказать не 'άλλος, а 'έτερος (один из двух) - именно это слово употребляется, когда речь идет о двух предметах, например [Ил.III. 103]:

{154 ...будет показано в другом месте. — Это обещание не было выполнено Афи-неем.}

Черного агнца ('έτερον) сюда с белой агницей (ε̉τέρην) вы принесете.

Точно так же Гомер никогда не ставит относительное местоимение 'ός (который) там, где нужно указательного 'ό (тот), а употребляет, наоборот, только указательное 'ό вместо относительного 'ός, например [Ил. VI.1.53]:

Там обитал Сисиф, ('ό) корыстолюбивейший смертный.

Стало быть, при слове 'ός здесь не хватало бы частицы τις (кто-нибудь, некий) [c] и дополненная строка должна была бы звучать так "Кто-нибудь иной ('άλλος μέν τις) нелегко приподнял бы тяжкий сей кубок с трапезы, полный вином; но легко подымал его старец пилосский", - то есть всякому было бы трудно поднять этот кубок, и только Нестор поднимал его легко, без труда и надсады. Но ведь в самом деле кубок был большой и тяжелый, так что только такой любитель выпить, как Нестор, от постоянного упражнения имел достаточно силы, чтобы легко его поднимать.

85. Сосибий, тонкий толкователь темных мест, пишет по поводу этих строк:

Тяжкий сей кубок иной не легко приподнял бы с трапезы,

άλλος μὲν μογέων α̉ποκινήσασκε τραπέζης

[d] Полный вином; но легко подымал его старец пилосский.

πλει̃ον ε̉όν, Νέστωρ δ' ο̉ γέρων α̉μογητί 'άειρεν.

"Упрекали Поэта за то, что он сказал, будто все остальные с трудом поднимали этот кубок, и только Нестор без труда. Казалось странным, что рядом с Диомедом, Аяксом и самим Ахиллом престарелый Нестор оказывается сильнее их. Однако мы отведем от Поэта это обвинение путем простой перемены порядка (анастрофэ). Из второй строки мы уберем слово "старец" (ο̉ γέρων) и поместим его в начало первого стиха после слова "иной" ('άλλος μέν). Получится: [e] "Старец иной нелегко приподнял бы сей кубок с трапезы, / Полный вином; но легко подымал его Нестор пилосский". При таком порядке слов Нестор оказывается единственным, кто в силах поднять этот кубок, но только среди старцев". Таков тонкий толкователь Сосибий! Но за это и другие такие же хитрые перетолкования его изысканно перешутил Птолемей Филадельф. [f] Так как Сосибий был у него на царском жаловании, то царь вызвал своих казначеев и велел, когда придет за деньгами Сосибий, сказать ему, будто он их уже получил. Тот пришел, потребовал денег, а они ответили, что он их уже получил, и все тут. Когда Сосибий пришел с жалобой к царю, Птолемей призвал казначеев и потребовал принести (494) книги со списками тех, кто получает жалованье. Взявши эти книги, царь просмотрел их и тоже заявил, что Сосибий свои деньги уже получил. А доказал он это так. В книге перечислялись имена: "Сотер, Сосиген, Бион, Аполлоний..."; взглянув на них, царь сказал: "Дивный мой разгадчик, возьми-ка ты "Со" от Сотера, "си" от Сосигена, начальное "би" от Биона, а конечное "й" от Аполлония, вот ты и увидишь, что по твоей же логике ты давно получил деньги". Поистине, "нет, не чужими, [b] а своими перьями..." {155} по слову дивного Эсхила [TGF2.45 из "Мирмидонян"] уловляется тот, кто измышляет "никакому Дионису не идущие" {156} истолкования.

{155 ...«своими перьями»... — Орел в басне увидел, что его пронзила стрела, оперенная его собственными перьями. В качестве поговорки этот стих вошел в комедию Аристофана «Птицы» 808.}

{156 ...никакому Дионису не идущие... — В оригинале α̉προσδιονύσους (не имеющий отношения к Дионису), парафраз другой поговорки: ου̉δὲν πρὸς τὸν Διόνυσον — жалоба зрителей на пьесы, не имевшие ничего общего с дионисийской традицией.}

[Конец рассказа о кубке Нестора]

86. ОЛМ {157} (ΟΛΜΟΣ, "ступка") - чаша, выделанная в виде рога. Менесфен в четвертой книге "Политики" пишет [FHG.IV.451]: {158} "Из Альбатаны {159} - ожерелье и золотой олм. Олм же - это чаша, выделанная в виде рога, высотой в локоть".

{157 Олм. — Более распространенное значение — «ступка», первоначально — цилиндрический камень.}

{158 Менесфен в четвертой книге «Политики»... — Сомнительно имя автора, неизвестное из других источников; также не может быть достоверно установлено, собственное ли имя Альбатана.}

{159 ...Из Альбатаны... — Может быть, Агбатана, столица Мидии?}

87. ОКСИБАФ (ΟΞΤΒΑΦΟΝ, "уксусник") - обычно так называется посуда для уксуса, но это и название чаши для питья, о которой Кратин упоминает в "Бутылке" [Kock.I.70]: {160}

{160 ...упоминает в «Бутылке»... — Реплика принадлежит другу Кратина, желающему отучить его от вредной привычки.}

[c] Но как же отучить, но как же мне

От пьянства-перепьянства отучить его?

Придумал! Все горшки ему разгрохаю,

В пыль размету я все его кувшинчики

И все, и все, для выпивки пригодное:

Не пощажу и оксибафа винного!

Что оксибаф - это разновидность небольшого килика, ясно показывает Антифан в "Мистиде": пьяница-старуха расхваливает большой килик и ни во что не ставит маленький оксибаф. Ей говорят: "Да ты выпей!", а она [d] отвечает [Kock.II.77; 446b]:

- Ну, что ж, охотно слушаюсь.

О боги, как мила фигура килика!

Достойная великой славы празднества,

А в прошлый раз когда мы угощалися,

Из глиняных там пили оксибафчиков.

[Обращаясь к килику и читая клеймо мастера]

А мастеру, который сотворил тебя,

За простоту и чувство соразмерности

Пусть много благ, дитя, пошлют бессмертные.

[e] И у Аристофана в "Вавилонянах" [Kock.I.410] под оксибафом следует понимать чашу для питья: Дионис говорит там об афинских демагогах, что, когда он шел на суд, они требовали с него два оксибафа - явно это были сосуды для питья. И тот оксибаф, который ставят в коттабе и плещут в него вино, тоже не может быть ничем, кроме как плоской широкой чашей. И у Эвбула в "Девушке с мельницы" оксибаф упоминается как чаша [Kock.II.186]:

Я смерил порознь, что из оксибафов пьют;

Вино клялось мне: "Уксус я воистину!",

[f] А уксус - что вино он наилучшее.

88. "ОЙНИСТЕРИЯ" (ΟΙΝΙΣΤΗΡΙΑ, "винная"). Памфил сообщает, что эфебы перед тем, как обрезать волосы, {161} подносят Гераклу большую чашу вина, называемую "ойнистерия", и, совершив возлияние, отдают пить ее своим сопровождающим. {162}

{161 ...эфебы перед тем, как обрезать волосы... — Эфебами назывались юноши, достигшие совершеннолетия (18 лет). Форма энистерия (ж.р., ед.ч.) нигде более не встречается. Существует церемония, называющаяся энистерии (ср.р., мн.ч.).}

{162 ...своим сопровождающим. — То есть родным, представляющим их членам фратрии.}

ОЛЛИКС {163} (ΟΛΛΙΞ) - Памфил в "Аттических словах" переводит это слово, как "деревянная чаша".

{163 Олликс. — Слово олликс нигде более не встречается. Возможно эта и следующая статья составляли единый параграф, озаглавленный оникс (см. ниже).}

89. ПАНАФИНЕЙСКАЯ [ЧАША] (ΠΑΝΑΘΗΝΑΙΚΟΝ). Философ Посидоний упоминает чаши под таким названием в тридцать шестой (495) книге "Истории": "Были скифосы из оникса, были составные из них чаши {164} объемом до двух кружек; были большие панафинейские до двух кувшинов, а то и больше".

{164 ...составные из них чаши... — Значение этого термина очень неопределенно.}

ПРОАР (ПРОΑΡΟΝ) - деревянный кратер, в котором жители Аттики разводят вино. "В проарах полых", цитирует Памфил.

90. ПЕЛИКИ (ΠΕΛΙΚΑΙ). Каллистрат в записках о "Фракиянках" Кратина [Kock.I.38] переводит это слово как килики. Однако Кратет во второй книге "Аттического наречия" пишет Wachsmuth, стр.64]: [b] "Кувшины, как сказано, назывались пеликами. С виду они первоначально были похожи на панафинейские чаши и назывались пеликами, потом приняли вид кувшинов, какие выставляются на празднествах, и стали называться "ольпами"; из них разливали вино, как говорит Ион Хиосский в "Сыновьях Эврита" [TGF2. 734]: {165}

{165 ...в «Сыновьях Эврита»... — Эврит из Эхалии, могучий лучник; см. «Одиссея» VIII.224, ΧΧΙ.32; см. выше 46If.}

Из освященных бочек черпайте ольпами,

Лейте вино, через край журчащее.

Но теперь такие сосуды стали священными и подаются только на праздниках, а в обычном употреблении они изменили форму, стали похожи на черпак ('άρυταίνη) и называются кувшинами. Что же касается ольпы, [с] то Клитарх говорит, что в Коринфе, Византии и на Кипре так называют лекифы, а в Фессалии - кувшины с носиками (πρόχοος). А словом "пелихна" в Беотии называют лекиф, как говорит Селевк, или кувшины, как пишет Эвфроний в "Записках" [frag. 107 Strecker].

91. ПЕЛЛА (ΠΕΛΛΑ) - сосуд, похожий на скифос, с широким дном, в который доили молоко. Гомер [Ил.XVI.641]:

Подобно как мухи,

Роем под кровлей жужжа, вкруг подойников (κατὰ πέλλας) полных толпятся.

Гиппонакт называет его "пеллидой" [PLG4.II.475]:

А пили из пеллиды: раб разбил килик

[d] Ее {166} последний, повалившись с ног на пол.

{166 ...разбил килик ее... — Возможно, у Ареты из следующего отрывка.}

То есть видно, что чаш не хватало, и за неимением килика, пользовались пеллидой. И дальше [PLG4. 11.475]:

То сам он, то Арета напролет пили

Из этой самой пеллы за его здравье.

Однако Феникс Колофонский в "Ямбах" обозначает этим словом фиал [Powell 234, Diehl frag.5]:

Фалес, который извлекал из звезд пользу,

И был, как говорят, из всех людей лучшим,

Пеллиду золотую в должный дар принял.

[е] И в другом месте [Powell 235, Diehl frag.6]:

Из пеллиды разбитой в скрюченных пальцах,

Свершает возлиянье он вином кислым,

Дрожа, как дряхлый дед под северным ветром.

Клитарх, однако, уточняет в "Глоссарии", что "пеллетерой" фессалийцы и эолийцы называют подойник, а "пеллой" чашу. А Филит в "Смеси" [Powell от., Bach frag.50] - что беотийцы так зовут килик.

[f] 92. ПЕНТАПЛОЯ (ΠΕΝΤΑΠΛΟΑ, "пятерная"). О ней упоминает

Филохор во второй книге "Аттиды" [FHG.I.391]. Аристодем в третьей книге "О Пиндаре" сообщает, что в Афинах на празднике Скирах {167} устраивается бег эфебов; они бегут с виноградными лозами в руках, называемыми "гроздевыми" (οσχοι) от храма Диониса до храма Афины Скирадской, {168} победитель получает килик, называемый "пентаплоя", {169} (496) а потом устраивает гулянку с хором. Название же чаши - оттого, что в ней вино, мед, сыр и немного масла и муки.

{167 ...на празднике Скирах... — Скиры (Праздник белых зонтиков) справлялась в честь Афины в месяце Пианепсионе (осень). Ее следует отличать от Скирофорий, праздника Афины, справлявшегося в конце афинского года (конец июня), Павсаний 1.1.4, Плутарх «Тесей» 22.}

{168 ...до храма Афины Скирадской... — См. Плутарх. «Тесей». 17; Павсаний. 1.36.4.}

{169 ...называемый «пентаплоя»... — То есть пятисторонний.}

ПЕТАХН (ΠΕΤΑΧΝΟΝ) - широкая чаша, о которой упоминает Алексид в "Дропиде" [Kock.II.317]; это свидетельство было приведено выше (125f). Упоминает о ней и Аристофан в "Драмах" [Kock.I.466]:

Все за столом и пьют большими чашами (πεταχνου̃νται).

93. ПЛЕМОХОЯ (ΠΛΗΜΟΧΟН) {170} - это глиняный сосуд, похожий с виду на волчок, но устойчивый; некоторые называют его "котилиском", как пишет Памфил. Ею пользуются в Элевсине в последний день [b] таинств, который поэтому и сам называется Племохоями: в этот день наполняют две племохои и опрокидывают их, одну - встав лицом на восток, другую - на запад, и приговаривая магические слова. Упоминает о ней и сочинитель "Пирифоя", будь то Эврипид или тиран Критий [Критий Diels, "Vorsokr." 618; Эврипид TGF2. 548]:

{170 Племохоя. — Букв, «полный кувшин».}

Чтобы, храня священное молчание,

В земную пасть мы племохои вылили.

ПРИСТИДА (ΠΡΙΣΤΙΣ) {171} - об этой разновидности чаш было сказано выше, в рассказе о батиаках ( 784а).

{171 Пристида. — Букв, «рыба-пила» или вид военного корабля.}

94. ПРОХИТ (ΠΡΟΧΥΤΗΣ, "проливатель") - разновидность чаши, [c] по словам Симариста в четвертой книге "Синонимов". Ион Хиосский в "Элегиях" [PLG4.II.252]:

Пусть виночерпии нам - слуги кувшин принесут,

Пусть нам смешают вино в прохитах серебряных слуги...

Филит пишет в "Смеси" [Bach frag.52, Powell om.], что это деревянный сосуд, из которого пьют мужики. Упоминает его и Александр в "Антигоне" [Powell 129, Kock.III.373]. Ксенофонт в восьмой книге "Воспитания Кира" называет еще и "прохоиды" в своем рассказе о персах [8,10]: "Было у них также установлено не вносить на пирушки прохоиды, {172} [d] очевидно из того соображения, что умеренная выпивка меньше будет сказываться на состоянии ума и тела. Этот обычай не вносить прохоиды сохраняется еще и сейчас, однако пьют они столько, что уже не сосуды надо вносить, а их самих выносить, поскольку уходить с пира на своих ногах они уже не в состоянии".

{172 ...прохоиды... — Здесь: сосуды, предназначенные для отправления естественных надобностей.}

ПРУСИАДА (ΠΡΟΥΣΙΑΣ). Что это высокий прямой кубок, уже было сказано. {173} А что название свое он получил от вифинского царя Прусия, знаменитого изнеженностью и роскошью, рассказывает [e] Никандр Калхедонский в четвертой книге "Похождений Прусия" [FHG.IV.462].

{173 ...уже было сказано... — Выше, 474f, где прусиада упомянута мимоходом.}

95. РЕОНТ (ΡΕΟΝΤΑ, "текущий"). {174} Так назывались какие-то сосуды; их упоминает Астидамант в "Гермесе" [TGF2. 778]:

{174 Реонт. — Букв, «текущий». Описание показывает, что он не отличался от ритона.}

Кратера, первым делом, два серебряных,

Фиалов пятьдесят да десять кимбиев,

Затем реонтов десять штук серебряных,

И пара золотых, на вид - Пегас и гриф.

РИСИД (ΡΥΣΙΣ, "текущий") - золотой фиал, по словам Феодора. Кратин в "Законах" [Kock.I.52; 502b]:

Возливши из рисида...

96. РОДИАДА (ΡΟΔ1ΑΣ, "родосская"). Дифил в "Стенохвате" [f] (Каллимах называет эту комедию "Евнухом" [frag.100d 4 Schneider]) пишет следующее [Kock.II.542; см. ниже]:

Чтобы больше пить

Из них, чем из ритонов и родосских чаш?

Их упоминают и Диоксипп в "Сребролюбце" [Kock.III.359; 472b] и Аристотель в книге "Об опьянении" [frag.96 Rose; 464с], также Линкей Самосский в "Письмах" (469b).

97. РИТОН (PYTON, "текущий"). Буква Υ в нем краткая, и ударение на конце - острое. Демосфен в речи против Мидия [XXI. 158]: "ритоны, кимбий и фиалы" [см.481е]. Дифил в "Евнухе" или "Воине" (переделанном из "Стенохвата") {175} [Kock.II.542; см. выше]:

{175 ...переделанном из «Стенохвата»... — Однако в пирейской надписи (I.G. 1.992) «Стенохват» и «Воин» упоминаются как различные пьесы.}

(497) Вина подлить нам в кубки, чтобы больше пить

Из них, чем из ритонов и родосских чаш?

Эпиник в "Подкидышнице" [Kock.III.331]:

- Сегодня три ритона величайшие

Под капанье клепсидры должен выпить он.

- И то, и то - ему дурное знаменье!

- Во-первых, "слон". {176}

{176 ...«слон»... — См. выше, 468f.}

- Слонов слоняешь ты?

- .. .в котором два кувшина.

- И слону велик,

[b] - А я его нередко опоражнивал.

- Ты сам, как слон.

- И ты не отличаешься.

Второй - триера, {177} водоизмещением

{177 ...триера... — См. ниже, 500f.}

С кувшин.

А о третьей чаше сказано:

Беллерофонт, с Пегаса поражающий

Химеру, огнедышащее чудище.

Прекрасно! И его бери.

Прежде ритон назывался рогом (κέρας). Кажется, впервые он был изготовлен по приказу царя Птолемея Филадельфа для статуй Арсинои: [c] в левой руке она держит такой сосуд, полный всяческих зрелых плодов - в знак того, что этот рог еще богаче Амалфеиного (198а). Феокл упоминает о нем в итифаллических стихах (ср. 253d) [Diehl VI.251]:

Сегодня мы, актеры, на Сотериях {178}

{178 ...на Сотериях... — Ср. Ксенофонт «Анабасис» III.2.9. Однако здесь Спасители — Птолемей I Сотер и Береника.}

Приносили жертвы;

Теперь к царю {179} иду я, крепко выпивши

{179 Теперь к царю... — Птолемею Филадельфу. Арсиноя изображалась на монетах с двойным рогом.}

Из двойного рога.

Дионисий Синопский в "Спасательнице" при перечислении чаш [Kock.II.427], упоминает и о ритоне, как уже было сказано [467d]. А Гедил в эпиграмме упоминает о ритоне, изготовленном механиком Ктесибием:

Вот, винопийцы, глядите: во храм благой Арсинои,

В храм, где веет Зефир, дивный положен ритон.

Обликом он - как пляшущий Бэс-египтянин, трубящий

Славу тому, как в нем сладкое льется вино.

Это не к битве сигнал, а зов золотой раздается,

Это к веселию глас, к щедрости добрых пиров.

Нил, владыка, нашел в своих божественных водах

Для посвященных душ древний и близкий напев.

[e] Если, о юноши, вам творенье Ктесибия мило,

Все поспешите сюда, в храм Арсинои святой.

Феофраст в книге "Об опьянении" пишет [frag. 122 Wimmer], что из чаши, называемой ритоном, приношения делались только героям. {180} А Дорофей Сидонский пишет, что ритон похож на рог, но с просверленным отверстием внизу, {181} из которого и пьют сочащееся вино; и название ему дано от слова "течение" (ρ̉ύσις).

{180 ...только героям. — Ритон часто наполнялся плодами (ср. выше 497с), которые служили приношениями героям (ср. Платон «Критий» 116с). В приношениях богам использовались другие чаши, в особенности фиалы.}

{181 ...с просверленным отверстием внизу... — С острого конца.}

98. САННАКРА (ΣΑΝΝΑΚΡΑ). Кратет в пятой книге [f] "Аттического наречия" пишет, что есть сосуд под таким названием, он персидского происхождения. Филемон во "Вдове", упомянув батиак (784а), потешается и над этим забавным словом [Kock.II.503]:

Саннакра, батиакии, саннакии

И конетрагелафы

СЕЛЕВКИДА (ΣΕΛΕΥΚΙΣ). Что название этой чаши пошло от царя Селевка, сказано выше (783е); об этом пишет и Аполлодор Афинский [J.2 В 1114]. Полемон в своей первой книге "К Адею" говорит [frag.57 Preller]: "селевкида, родиада, антигонида - очень похожие сосуды".

СКАЛЛИЙ (ΣΚΑΛΛΙΟΝ). Маленький килик, из которого (498) делают возлияния эолийцы, как пишет Филит в "Смеси" [frag.53 Bach, om.Powell].

99. СКИФОС (ΣΚΥΦΟΣ). Родительный падеж этого слова некоторые постоянно пишут с сигмой (του̃ σκύφους), {182} но это неправильно. Если слово скифос мужского рода (ο̉ σκύφος), как λύχνος (светильник), то мы склоняем его без сигмы (του̃ σκύφου), если же оно среднего рода, то мы склоняем его с сигмой, τὸ σκύφος, σκύφους (скифос, скифоса), как τει̃χος, τει̉χους (стена, стены). И афинские писатели склоняют это слово иногда по мужскому роду, а иногда по среднему.

{182 ...пишут с сигмой (τοη̃ σκύφους) — То есть род. п. σκύφους как существительное среднего рода третьего склонения, вместо σκύφου, мужской род, второе склонение.}

Мало того, Гесиод во второй песне "Меламподии" пишет это слово σκύπφος, с лишним "π" [frag. 139 Rzach]:

Вестник стремительный Map устремился к нему чрез покои,

[b] Полный серебряный кубок (σκύπφος) принес и вручил властелину.

И еще [ibid., frag. 194]:

Дланями упряжь с быка тогда Мантес совлекает,

Зверю Ификл по спине проводит руками, а сзади,

Кубок (σκύπφος) одною рукой воздымая и скипетр другою,

Шаг направляет Филак и так говорит домочадцам.

Подобным же образом и Анаксимандр в "Книге о героях" пишет [FHG. 11.67, J. 1.160]: "Амфитрион разделил добычу между союзниками, но [с] захваченный им скифос (σκύπφος) оставил себе". И далее: "Посейдон дал этот скифос (σκύπφος) своему сыну Телебою, а Телебой Птерелею, а тот с ним отплыл в море". Подобным образом и Анакреонт произносит это слово с π [PLG4. III.277; Diehl frag.75]:

Я скифос (σκύπφον) взял, я его, полный выпил

В честь Эрксиона в белопернатом шлеме.

"Выпил" (ε̉ξέπινον) сказано здесь вместо "поднял здравицу" (προέπινον). А "поднять здравицу", собственно, значит "подать чашу другому, чтобы тот выпил за твое здоровье". Так и Одиссей у Гомера [Од.XIII.57]

Подал царице Арете двуярусный кубок.

[d] И в "Илиаде" Одиссей [Ил.1Х.224]:

Кубок налил и приветствовал, за руку взявши Пелида, -

потому что герои наполняли чаши и поднимали здравицы не иначе, как с приветствиями.

Паниасид в третьей книге "Гераклеи" говорит {183} [frag.ер.255]:

{183 ...в третьей книге «Гераклеи» говорит... — В мужском роде с π.}

Он, растворивши вино в золотом великом кратере,

Скифос (σκύπφους) один за другим наливал и пил, наслаждаясь.

Эврипид в "Эврисфее" говорит в мужском роде [TGF2. 476]: {184} "длинный скифос". [e] И Ахей в "Омфале" [TGF2. 754; выше 466f]: {185} "...меня зовет уж скифос божеский". И у Симонида сказано [PLG4. III.534]: "скифос с рукоятками". {186} Ион в своей "Омфале" своеобразно выразился [TGF2. 737]: "вина нет в скифосе (σκύφει)", произведя от именительного падежа мужского рода τὸ σκύφος дательный падеж среднего рода σκύφει. {187} В среднем роде пишет и Эпихарм в "Киклопе" [Kaibel 105]: "налей мне в скифос (τὸ σκύφος)". И Алексид в "Левкадии" [Kock.II.344]: "огромный скифос и пасть его почтенная". И Эпиген в "Бакхиде" [Kock.II.417]: "я рад был скифос (τὸ σκύφος) взять". И Фэдим в первой книге "Гераклеи" [frag.ep.214]: "с крепким медвяным питьем широкий из дерева скифос (τὸ σκύφος)". [f] И гомеровский стих [Од.ХIV.112]:

{184 ...говорит в мужском роде... — Прилагательное здесь стоит в мужском роде.}

{185 И Ахей в «Омфале»... — Здесь на мужской род указывает артикль.}

{186 ...скифос с рукоятками... — Здесь прилагательное в мужском роде.}

{187 ...дательный падеж среднего рода σκύψει — То есть σκύφει как бы от именительного среднего рода τό σκύφος вместо дательного σκύφω от именительного мужского рода ο̉ σκύφος.}

Скифос он свой, из которого сам пил, хозяину подал.

Аристофан Византийский пишет со словом скифос в среднем роде (τὸ σκύφος), а Аристарх в мужском роде (τὸν σκύφον):

Скиф он свой, из которого сам пил, хозяину подал.

Асклепиад Мирлейский пишет в книге "О кубке Нестора" [см. выше 477b]: "Скифосами и киссибиями никогда не пользовались горожане, даже скромного достатка, а только свинопасы, пастухи и прочий сельский люд: так Эвмей [Од.ХIV.112]:

Скифос свой, из которого пил, хозяину подал".

И Алкман говорит [PLG.4 111.49]:

(499) Часто в горах,

Пока тешились боги многофакельным праздником,

В золотой сосуд, в величавый скифос (σκύφος), как у пасших стадо,

Вымя львиц

Ты выдаивала твоими руками,

И творила сыр, белоблещущий и твердый...

И Эсхил в "Перрибиянках" [TGF.2 61]:

Но где твой дар добычный, мне обещанный?

Где чаши (σκυφώματα) золотые и серебряные?

Стесихор называет чашу кентавра Фола σκύφιον в значении σκύφιοειδές (похожий на скифос); точно так же он говорит о Геракле [PLG4. III.208; ср.499е]:

Скифовою чашею (σκύφιον δέπας) в три лагина

[b] Пригубил он и выпил он

Фолом растворенное и выставленное вино.

Также Архипп в "Амфитрионе" употребляет слово "скифос" в среднем роде [Коск.I.680].

100. Названный же "лагин" - это эллинская мера жидкости, как кувшин или кружка: в лагине двенадцать аттических кружек. В Патрах, говорят, это слово женского рода. В мужском оно у Никострата в "Гекате" [Kock.II.223]:

[c] - Вино из бочек сцежено

В какие (πηλίκοι) нам лагины?

- В трехкувшинные.

И снова:

Неси лагин нам полный (μεστόν).

И в мужском, в комедии "Ложе" [Kock.II.224]:

И с уксусом вот этот отвратительный

Лагин, что рядом.

И у Дифила в "Добром возвращении" [Kock.II.544]:

Пуст лагин мой, о старуха, но зато полна сума.

Линкей Самосский в "Письме к Диагору": "Когда ты был у нас на Самосе, Диагор, помню, ты часто бывал у меня на попойках, на которых каждому выставлялся лагин с вином, чтобы каждый управлялся с ним в свое удовольствие". {188} Аристотель в "Фессалийском государственном устройстве" [d] пишет, что у фессалийцев это слово женского рода. Так и у эпика Риана в "Эпиграммах" [Powell 21]:

{188 ...в свое удовольствие. — То есть перед каждым гостем стояла полная бутыль и ему не надо было дожидаться, пока слуга наполнит его чашу.}

Наполовину вином наполнена эта лагина,

Наполовину, Архин, шишками с черной смолой;

Рядом козленок, и я не знаю лучшего мяса, -

Как не сказать, что хорош давший их нам Гиппократ.

В среднем же роде "лагин" стоит у Дифила в "Братьях" [Kock.II.541]:

[е] Лагинчик этот (ε̉κει̃νο) взломщиков-домушников,

Под мышкой пронесенный к дегустаторам, {189}

{189 ...пронесенный к дегустаторам... — См. 380f (γεύματα).}

Все распродаст, пока, как гость на складчине,

Один трактирщик в доме не останется,

Вконец виноторговцем изобиженный.

А у Стесихора в "Гериониде" в словах "в три лагина" (выше, 499b) это слово может быть в любом из трех родов. Эратосфен говорит, что некоторые употребляют в женском роде даже слова πέτασος (шляпа) и στάμνος (винный кувшин). {190}

{190 ...στάμνος (винный кувшин). — То есть в женском роде вместо мужского.}

101. Скифос получил свое название от слова "скафид", означающего [f] круглый деревянный сосуд для молока или молочной сыворотки, как и говорится у Гомера [Од.IХ.222]:

ведра и чаши (σκαφίδες)

Были до самых краев налиты простоквашей густою.

Впрочем, скифос (σκύφος) может называться и по скифам (σκύθος), потому что они любят безмерно пьянствовать. Иероним Родосский в книге "Об опьянении" даже говорит [frag.2 Hiller; ср. 424f], что "пьянствовать" и "скифствовать" одно и то же, потому что звуки φ и θ родственны. (500) Позднее в подражание деревянным стали делать скифосы глиняные и серебряные. Из них раньше других появились и получили известность беотийские скифосы: одним из первых стал из них пить в походах Геракл, оттого они называются также "гераклейскими". {191} Они немного отличаются от других скифосов: на ручках у них так называемые "геракловы цепочки". О беотийских скифосах упоминает Вакхилид, когда [b] обращается к Диоскурам и зовет их на пир [PLG4. III. 5 79]: {192}

{191 ...называются «гераклейскими». — Гераклейским, как правило, называлось что-либо циклопическое, ср. 153с.}

{192 ...зовет их на пир... — На пир к богам, так называемую теоксению, ср. 82е, 137е, 237е, 252b, 372а.}

Ни бычьего мяса здесь нет,

Ни золота, ни багряниц, -

Зато здесь приветный дух

И сладкая Муза

И доброе вино в беотийских чашах...

Вторыми в славе после беотийских скифосов были родосские, Дамократовой работы, третьими - сиракузские. В Эпире, как пишет Селевк, скифос называется "гиртос", а в Мефимне, как пишет Парменон в книге "О наречии", произносится через θ (σκύθος). "Скифос" было прозвище спартанца Деркилида, {193} [c] как сообщает Эфор в восемнадцатой книге [FHG.I.271, J.2 А 63]: "На смену Фимброну {194} лакедемоняне послали в Азию Деркилида, ибо были наслышаны о том, что азиатские варвары всегда ведут дела хитро и коварно. Поэтому они послали Деркилида, полагая, что его труднее всего обмануть: потому что не было в нем лаконской простоты, а был он хитер и груб, за то и прозван Скифосом".

{193 ...прозвище спартанца Деркилида... — Это очень старая путаница с Сизифом. Ср. Ксенофонт «Греческая история» III. 1.8: «Его настиг здесь Деркилид... это был, по общему мнению, очень ловкий и изобретательный человек, почему он и носил прозвище Сизифа».}

{194 ...Фимброну... — точнее, Фиброну.}

102. ТАБЕТА (ΤΑΒΑΙΤΗ). Аминта в первой книге "Переходов по Азии" [d] так пишет про азиатский "воздушный мед" {195} [Muller р. 135, J.2 В 627]: "Они собирают его вместе с листьями, сдавливают по-сирийски в плодовое тесто или лепят из него шарики. А перед едой отламывают от него кусочки на деревянные чаши, называемые "табетами", размачивают, сцеживают и пьют. По вкусу это похоже на разбавленный [вином] мед, но гораздо слаще".

{195 ...«воздушный мед»... — Сладкое вещество, сочащееся из листьев некоторых пород дуба. Гален VI.739 называет его также росистым медом.}

ТРАГЕЛАФЫ (ΤΡΑΓΕΛΑΦΟΣ). Так называются чаши, о которых упоминает Алексид в "Штукатуре" [Kock.II.333]:

[e] Фиалы, кимбий, трагелафы, килики.

Эвбул в "Склеенном" [Kock.II. 180]:

...два трагелафа, пять фиалов есть.

Менандр же говорит в "Рыбаке" [Kock.III.10; cp.484d]:

...трагелафы и лаброний (τραγέλαφοι, λαβρώνιοι).

Антифан в "Хрисиде" [Kock.II. 110]:

Как говорят, у этого вонючего

Брюхана-жениха таланты золота,

Рабы, ковры, упряжки, управители,

Верблюды, и фиалы, и кархесий (выше, 474е),

Серебряная утварь, и "триеры" есть,

[f] И трагелафы, гавлосы (γαυλός) из золота.

- Баркасы, что ли?

- Нет, кувшины винные

Брюханы называют этим именем.

"ТРИЕРА" (ΤΡΙΗΡΗΣ) - это тоже разновидность чаши, как показывает Эпиник в "Подкидышницах". Его слова были приведены выше (497b).

ГИСТИАК (ΤΣΤΙΑΚΟΝ) - какая-то чаша; Ринфон в "Геракле" [Kaibel 185]: {196}

{196 Гистиак. — Гесихий пишет, что гистиак был в ходу у италийских эллинов.}

Ты в гистиаке булочку размачивал

С мукой пшеничной и крупой ячменною.

103. ФИАЛ (ΦΙΑΛΗ). Когда Гомер говорит [Ил.ХХIII.270]:

...не бывший в огне (α̉πύρωτος) фиал двусторонний ('άμφίθετος) поставил;

(501) и [Ил.ХХIII.243]:

в фиал золотой, двойным окруживши их туком, -

то он имеет в виду не сосуд для питья, а что-то вроде бронзовой широкой лохани - быть может, с двумя ручками по бокам. А слово α̉μφίθετος Парфений, ученик Дионисия, понимает как фиал без ножки. Аполлоний Афинский в шуточной речи "О кратере" говорит, что это была чаша, которую нельзя было устойчиво поставить на основание, а можно было только положить вверх дном. Иные говорят, что как сосуд, который можно носить за ручки двух сторон, называется α̉μφιφορεύς ("двуносимый"), так и фиал мог быть назван α̉μφίθετος. Однако Аристарх говорит, что α̉μφίθετος означает сосуд, который можно положить двумя способами, [b] устьем вверх и днищем вверх. А. Дионисий Фракийский - что это сосуд просто круглый, то есть "обегающий вокруг себя" (α̉μφιθέουσα). {197} Асклепиад Мирлейский пишет: "Фиал переменою только одной буквы превращается в "пиал" (πιάλη), а это значит "позволяющий пить вволю" (πιει̃ν 'άλις), то есть он больше простого сосуда. {198} Что же касается слов α̉μφίθετος и α̉πύρωτος, то последнее означает или "закаленный в холодной воде", или "не стоявший на огне". Так ведь и о тазе Поэт говорит то [с] "на огонь восходящий" (ε̉μπυριβήτης), то "в огне не бывалый" ('άπυρος) [Ил.ХХШ.885]:

{197 α̉μφίθεουσα — от глагола θέω «бежать».}

{198 ...больше простого сосуда. — То есть гомеровский фиал был больше чаши, имевшей то же название.}

Чистый, в огне не бывалый ('άπυρος), ценою в вола, расцвеченный, -

то есть, может быть, просто предназначенный для холодной воды. Так и фиал - это что-то вроде бронзового сосуда для холодной воды. А слово α̉μφίθετος означает или то, что сосуд можно положить на любую из двух сторон, - или же, если считать, что приставка α̉μφί употребляется в смысле περί, а περί в свою очередь может означать и "необычайный", то о всяком хорошо сделанном сосуде можно сказать α̉μφίθετος, тем более, что в [d] древности говорили θει̃ναι (положить) и в значении ποιήσαι (сделать). {199} А может, опять-таки, означать, что этот сосуд можно положить и устьем вверх, и днищем вверх, - класть так фиалы, это обычай ионийский и очень древний. Еще и в наши дни массалийцы кладут свои фиалы вверх дном".

{199 ...в значении ποιη̃σαι (сделать) — То есть -θετός равнозначно -ποιητος.}

104. Эратосфен утверждает в одиннадцатой книге "О комедии" [frag.25 Strecker], что Ликофрон не понял стиха из "Беглянок" Кратина [Kock.I.27, cp.f]:

Фиалы с желудевыми пупырьями (βαλανειομφάλοι) {200}

{200 ...с желудевыми пупырьями... — То есть с выпуклостью в середине дна, выполненной в виде желудя. Последующее обсуждение показывает, что при этом существовала каламбурная путаница между желудем (βάλανος) и баней (βαλανει̃ον). Афиней с этого момента переходит от гомеровского фиала (тазик) к классической широкой мелкой чаше для питья, украшенной выпуклым барельефом.}

Возьмите эти.

На самом же деле между пупами на днищах фиалов и куполами на банях (βαλανει̃ον) сходство имеется, так что шутка над внешним видом не так уж дурна. Апион и Диодор вдобавок пишут, что это "какие-то фиалы, [е] у которых пуп похож на затычку водостока". И Асклепиад Мирлейский в книге "О кубке Нестора" подтверждает: "у Кратина фиалы названы "с банными пупырьями", потому что их пупы похожи на банные купола". А Дидим, повторив то же самое [Schmidt р.42], приводит также слова Ликофрона [frag.25 Strecker]: "[названы так] от затычек в женских ваннах, откуда воду вычерпывают мисочками". И Тимарх в четвертой книге "Об Эратосфеновом Гермесе" замечает: "это, видимо, игра слов, потому что большинство афинских бань построены круглыми, с водостоком в середине, заткнутым бронзовым пупом (ο̉μφαλός)". Ион в "Омфале" [f] [TGF2. 735]:

Выносите же, девушки,

Фиалы с серединными пупырьями (μεσομφάλος),

Кипеллы.

Так он называет βαλανειομφάλοι, о которых упоминает Кратин (выше, 501d):

Фиалы с желудевыми розетками (βαλανειομφάλοι)

Возьмите эти.

И Феопомп в "Алфее" говорит [Kock.I.734]:

Взяла фиал златой средопупырчатый (μεσομφάλος).

(502) Телест челном-акатом называл его, {201} -

{201 ...Относительно термина акат (’άκατος, здесь — округлый баркас) см. выше (500f). Что касается Телеста из Селина, лирического поэта, см. PLG4. III.627, Афиней 616f, 617b, 625f, 637а.}

это насмешка над Телестом, который путает слова. А Ферекрат или иной сочинитель приписываемых ему "Персов" пишет [Kock.I. 182]: Венки для всех, хрисиды всем с пупырьями (ο̉μφαλωτής).

105. Афиняне ведь называют серебряные фиалы "аргиридами", а золотые "хрисидами". Аргириды тоже упоминаются в "Персах" Ферекрата [Kock.I. 182]: [b]

[b] Куда ты лезешь с этой аргиридою?

А хрисиды - у Кратина в "Законах" [Kock.I.52]:

Совершая возлиянья из хрисиды, он взывал

К змеям, чтобы шли напиться.

И у Гермиппа в "Керкопах" [Kock.I.234]:

Осушив, стянул хрисиду, что сияла, как луна.

А он-то ....... {202} Существовал действительно и "желудевый" фиал (βαλανωτή) с золотым выступам на днище; а Сем пишет [FHG.IV.495], что на Делосе хранилась бронзовая пальма, пожертвование от наксосцев, а также золотые "ореховые" фиалы. Анаксандрид называет эти чаши "фиалами Ареса". Эолийцы же называют фиал словом "араке".

{202 Здесь из рукописи А вырван лист. Текст с этого места и до 502b дается по СЕ.}

106. ФТОИДА (ΦΘΟΙΣ). {203} Плоские фиалы с пупами. Эвполид [Kock.I.357]: "распростерт лежал с фтоидами (σὺν φθοι̃σι)", хотя здесь нужно было ударение на последнем слоге, как в Καρσί (карийцам), παισί (детям), φθειρσί (вшам).

{203 Фтоиды — это, собственно, круглые лепешки с выпуклым верхом (см. 489d).}

ФИЛОТЕСИЯ (ΦΙΛΟΤΗΣΙΑ, "чаша любви") - килик, из которого пили за здравие, как говорит Памфил. И Демосфен говорит [в речи "О преступном посольстве"] [128]: "и он выпил с ним чашу любви". Алексид [Kock.II.402; ср. 431а]:

Заздравный килик я и по отдельности

И вместе выпью.

Филотесиями назывались и приятельские компании, пировавшие совместно. Аристофан [Kock.I.557]:

От часов уж тень в семь футов,

Близок час обеденный, {204}

{204 ...Близок час обеденный... — Слишком ранний час для обеда; когда тень от гномона достигала шести стоп, это означало время идти в баню, десять стоп означало обычное время обеда (Аристофан «Женщины в народном собрании» 652; 8с).}

Скликни филотесию (φιλοτησιος χορός)!

За эти здравицы и сам килик назывался филотесией, как в "Лисистрате" [203]:

Владычица Пейто и Килик Дружества!

ХОННЫ (ΧΟΝΝΟΙ). У гортинцев это разновидность бронзовых чаш, похожих на ферикловы (см. 470е); это ее у Гермесианакта влюбленный дарит похищенному мальчику (см. выше 782с).

ХАЛКИДСКИЕ ЧАШИ (ΧΑΛΚΙΔΙΚΑ) получили название, видимо, от фракийской Халкиды и пользовались известностью. {205}

{205 ...пользовались известностью. — Ср. Аристофан «Всадники» 237.}

107. ХИТРИДЫ (ΧΥΤΡΙΔΕΣ, "глиняные горшочки"). Алексид в "Подкидыше" [Kock.II.386; 43 lb]:

Четыре выпил я горшочка глиняных

За Птолемея - все вином несмешанным, -

За царскую сестру вдобавок столько же

Вина с водою в долях одинаковых

Единым духом выпил с удовольствием,

[c] И за Согласье пил, так почему бы мне

Не погулять: не надо брать светильника,

И так светло, как днем.

Геродот в пятой книге "Истории" рассказывает [88], что у аргосцев и эгинцев был закон не приносить на жертвоприношения ничего аттического, ни даже глиняного сосуда, а пить только из чаш-хитрид местной выделки. А киник Мелеагр так пишет в своем "Пире": {206} "И тяжелую он поднял за него здравицу - двенадцать глубоких хитрид".

{206 ...Мелеагр... пишет в своем «Пире»... — Мелеагр Гадарейский, процитированный на 157b.}

[d] 108. ПСИГИДА (ΨΥΓΕΥΣ) или ПСИКТЕР (ΨΥΚΤΗΡ) (холодильная чаша). Платон в "Пире" [231е]: "Тащи-ка сюда, мальчик, вон ту холодильную чашу, - сказал [Алкивиад], заметив, что в нее вмещалось кружек восемь, если не больше. И наполнив ее, он выпил сперва сам, а потом велел налить для Сократа"... [лакуна] ... "Только Архебул {207} решил продолжить [попойку], как тут же раб и опрокинул холодильную чашу скверного вина". Алексид в "Поселенце" говорит [Kock.П.319]: "трехкружечная псигида". Диоксипп в "Сребролюбце" [Kock.III. 359]:

{207 ...Архебул... — Источник цитаты неизвестен; единственный упоминаемый в литературе Архебул был поэтом с о. Фера, учителем Эвфориона.}

Шесть чаш-фериклий взял я у Олимпиха,

И две псигиды.

Менандр пишет в пьесе, озаглавленной "Халкии" {208} [Kock.III.146]:

{208 ...Халкии... — Это был праздник, справлявшийся в последний день осеннего месяца Пианепсиона в честь Гефеста.}

[e] Кричать пошел обычай: "Лейте чистого,

Да по большой". А кое-кто додумался

Псиктеры в ход пускать, губя приятелей.

Эпиген в "Героине", перечисляя множество сосудов, упоминает и псиктер [Kock.II.417, 469с]:

Рабов возьми и чаши принеси сюда -

Родосскую с ферикловой. А после сам

Неси еще псиктер, киаф и кимбии.

Страттид в "Холодильщиках" [Kock.I.728]:

Один псиктер украл, другой - черпак унес.

Остался он один в недоумении,

Муку себе отмеривая кружками.

Алексид в "Перевязи" называет псиктер "псиктеридием" [Kock.II.297; ср.230с]:

[f] Я с этим чужеземцем там и встретился,

Где с Агонидой проживал в гостинице.

Рабам я приказал (со мною двое их)

Начистить чаши содою и выставить:

Серебряный черпак, две драхмы весящий,

Да кимбий, на четыре драхмы более,

И псиктеридий, что худей Филиппида -

(503) Не больше десяти оболов весил он.

109. Гераклеон Эфесский пишет: "То что мы называем псигидой, некоторые авторы называют псиктером, а аттические комедиографы даже высмеивали слово "псигида", как иноземное". Эвфрон в "Возвращающей" [Kock.III.320]:

- Когда псиктерий называть "псигидою",

То почему не зваться свекле "твеклою",

А чечевице зваться "чечевеею"?

Что делать?

- Выдавай им слово за слово,

[b] Пиргофемида, как при мене денежной.

Антифан во "Всадниках" [Kock.II.54]:

- Как жить нам дальше?

- Будет нам подстилкою

Попона, а черпак кувшином сделаем,

Все, что угодно - холодильной чашею.

Рог Амальфеи.

Он же в "Карийке" показывает, что вино в псиктер наливали черпаками. Ведь сказав [Kock.II.56]:

Кувшин с треножником

Поставив рядом и псиктер вина ...

Пьянеет потихоньку,

А дальше этот герой у него говорит:

[c] Большая будет выпивка:

Вина с водой не смешивать, воды в вино

Не доливать. Тащите прочь, прислужники,

Кувшин, и чашу, и тому подобное!

Дионисий, ученик Трифона, пишет в "Именнике": "древние называли псиктер диносом". {209} А Никандр Фиатирский - что тенистые рощи, посвященные богам, доставляющие прохладу и свежесть тоже назывались "псиктерами". Эсхил в "Юношах" [TGF2. 48]:

{209 ...«называли псиктер диносом». — Поллукс VI.98. Ср. Аристофан «Облака» 828, где это означает «вихрь».}

В прохладных (ψυκτηρίοις) сенях ветра дуновение.

Эврипид в "Фаэтоне" [TGF2. 48]:

Древесная прохлада (ψυκτη̃ρια) обоймет тебя.

И сочинитель "Эгимия", будь то Гесиод или Керкоп Милетский, пишет [frag. 7 Rzach]:

Ты, правитель народов, да будешь моею прохладой (ψυκτήριον).

110. ОДОС (ΩΙΔΟΣ, "пенье"). Так называлась чаша, которую, по словам Трифона в "Существительных" [frag. 115 Velsen], подавали при пении сколиев, как это представляется в "Удвоенных" Антифана [Kock.II.45]:

- Так что богам в ней будет?

[e] - Ничегошеньки,

Когда вина не разведут.

- Одос возьми!

Потом, не заводи ты старых сколиев:

"Пэона", "Теламона" и "Гармодия".

ЯЙЦЕОБРАЗНЫЙ СКИФОС (ΩΙΟΣΚΤΦΙΑ). Какой был вид у этой чаши, пишет Асклепиад Мирлейский в книге "О кубке Нестора" (ср. выше 488f): у него было два дна, одно слитное с основанием сосуда, другое отдельное [f], на ножке, которая книзу расширяется и переходит в основание сосуда.

ЯЙЦО (ΩΙΟΝ). Динон в третьей книге "О Персии" пишет [FHG. 11.92]: "Еще есть "потибаз" - печеный ячменный и пшеничный хлеб, -кипарисовый венок и вино, разведенное в золотом яйце, из которого его пьет сам царь".

[Конец Каталога чаш]

111. Вот какую речь произнес Плутарх под общие рукоплескания, {210} и на этом он попросил фиал, совершил возлияние Музам и матери их Мнемосине, а потом поднял его за здоровье всех пирующих. И добавил [Пиндар "Олимп." 7,1]:

{210 Начатую на 461 е.}

(504) "Как чашу, кипящую виноградной росою,

Из щедрых рук приемлет отец

И, пригубив, передает -

не только "младому зятю", но и всем, кого он любит, чтобы раб обежал с этой чашею по кругу: это и значит "пить вкруговую", - пояснил он, - приведя слова из "Перинфянки" Менандра [Kock.III. 113]:

Ни одного не пропустила килика

Старуха - как обносят, вкруговую пьет.

И из "Одержимой" [Kock.III.64]:

И вновь обносит их

Вина несмешанного первой чашею.

[b] И Эврипид в "Критянках" [TGF.2 504]: [b]

Пока идет по кругу чаша, радуйся".

Тут грамматик Леонид потребовал большую чашу и сказал: "Давайте же, друзья мои, пить-кратерствовать"... [лакуна] ... Так, по словам Лисания Киренейского, писал о попойках Геродор [FHG.II.41]: "Совершив жертвоприношение, обратились к обеду, кратерам, молитвам и пеанам". И сочинитель тех мимов, которые, по словам Дурида [FHG.II.480], всегда держал под рукою мудрый Платон, тоже где-то говорит "мы накратерились" (κη̉κρατηρίχημες) [Софрон Kaibel 171] в значении "упились".

"Но ради богов, - воскликнул на это Понтиан, - не надо пить [с] вино большими чашами, коль скоро у нас перед глазами слова милого и приятного Ксенофонта, который пишет в "Пире" [2,24]: "А Сократ ответил: - Что касается питья, друзья, то и мне выпить вина очень даже по сердцу: в самом деле, ведь, вино, орошая душу, усыпляет печали, как мандрагора - людей, и пробуждает веселость, как масло - огонь. Однако мне кажется, с людьми бывает то же, что с растениями: когда [d] бог дает растениям пить сразу слишком щедро, они не могут расти прямо и даже распуститься вовремя, зато когда они пьют столько, сколько им приятно, то вырастают стройными, цветут и приносят плоды. Так и мы: если вольем в себя сразу много, то скоро нам откажут и тело, и ум, и мы не сможем даже вздохнуть, не то что разговаривать; но если эти молодцы будут нам понемногу накрапывать малыми чашами (скажу и я [е] на манер Горгия), то вино не заставит нас пьянеть, а только убедит нас развеселиться"".

[Соперничество Ксенофонта и Платона]

112. Прислушавшись к этим словам славного Ксенофонта, нетрудно понять, какую зависть испытывал к нему блистательный Платон. Или, скорее, оба они с самого начала стали ревнивы друг к другу, чувствуя в сопернике такие превосходные качества. Вероятно, так и началась их борьба за первенство, которая видна из того, что они рассказывают о Кире, и из всех сочинений, где они затрагивают одни и те же [f] предметы. Так, каждый из них написал "Пир", и один на этом пиру изгоняет флейтисток [Платон "Пир" 176Е], а другой вводит [Ксенофонт "Пир" 2.1]; один, как сказано выше [504d], отвергает питье большими чашами, а другой изображает, как Сократ до зари пьет из холодильной чаши. А в диалоге "О душе" [Федон 59В], перечисляя присутствующих, Платон ни словом не обмолвился о Ксенофонте. {211} И о Кире один [Ксенофонт "Киропедия" I.3.1] говорит, что тот с самого раннего возраста во всем (505) воспитывался согласно обычаям, Платон же как бы наперекор пишет в третьей книге "Законов" [р.694с]: "Что касается Кира, то, думается, полководцем он в общем-то был храбрым и неутомимым, {212} но правильного воспитания не получил вовсе и хозяйством совершенно не занимался. Кажется, смолоду он был занят только войною, а сыновей своих передавал на воспитание женщинам". И точно так же Ксенофонт, который сам сопровождал Кира в походе десяти тысяч эллинов против персов, и потому в подробностях знал все о предательстве фессалийца Мено-на, рассказывает, как из-за этого Менона Клеарх с другими греческими стратегами погиб от руки Тиссаферна ["Анабазис" II.5.28], и какой у [b] него был нрав, грубый и распущенный. Добрый же Платон только что не говорит "неправо было это слово" {213} [ср. выше V, 216b] и пускается петь Менону хвалу, - и это Платон, который всех остальных чернит подряд, который в своем Государстве обрекает на изгнание Гомера и всю художественную (μιμητική) поэзию (III и Х.595 В)! Впрочем, это не помешало ему писать художественные диалоги, хотя и здесь он не был первооткрывателем - Никий Никейский и Сотион рассказывают, будто [с] до него этот род словесности изобрел Алексамен Теосский, и Аристотель в книге "О поэтах" пишет так [frag. 3 Ross=72 Rose=SSR I В 1]: "Мы не будем отрицать, ни того, что диалогами являются мимы Софрона, которые не были написаны стихами, ни того, что художественны сократические диалоги теосца Алексамена, который первым начал их писать", - то есть, всезнающий Аристотель прямо говорит, что до Платона диалоги писал Алексамен. Поносит Платон и софиста Фрасимаха Халкедонского, говоря, что он похож на свое имя, а также Гиппия, Горгия, [d] Парменида [- в одноименных диалогах] и еще сразу на многих - в одном лишь "Протагоре" [ср. ниже 506f]. А в "Государстве" он позволяет себе вот какие высказывания [p.562c-d]: "Когда демократическое государство в своей жажде свободы получает по несчастью в вожди негодных виночерпиев, и более должного опьяняется неразбавленной свободой...".

{211 ...ни словом не обмолвился о Ксенофонте. — Критик считает, что Платон мог, по крайней мере, объяснить отсутствие Ксенофонта, как объяснил свое отсутствие.}

{212 ...неутомимым... — Так в АСЕ (φιλόπονον); у Платона — «любил свой город (φιλόπολιν)».}

{213 ...«неправо было это слово»... — Начальные слова палинодии, адресованной Стесихором Елене, PLG4. ΙΙΙ.217.}

113. Говорят, что Горгий, прочитав названный его именем диалог, сказал своим близким: "Здорово же умеет этот Платон насмешничать". И Гермипп пишет в книге "О Горгии" [FHG.III.48]: "Когда Горгий, посвятив в Дельфы свою золотую статую, приехал в Афины, то Платон, увидев его, сказал: "Вот наш золотой красавец Горгий!", а Горгий откликнулся: [е] "Вот какого породили Афины нового Архилоха"". А другие говорят, что, прочитав диалог Платона, Горгий сказал окружавшим: "ни я ему ничего такого не говорил, ни от него не слышал". То же самое, говорят, сказал и Федон, прочитав диалог "О душе". Поэтому прекрасно выразился Тимон [fr.52, Wachsmuth 172]:

Много наплел Платон небылиц, умело сплетенных.

В самом деле, платоновский Сократ и по возрасту вряд ли мог вступать [f] в разговоры с Парменидом, не говоря уже о том, чтобы говорить и выслушивать от него такие речи. Но всего гнусней было заявить без всякой надобности, будто Зенон, земляк Парменида, был его любовником ["Парменид" р.127b]! Точно так же и Федр не мог жить при Сократе, и тем более быть его любовником. Также не могли Парал и Ксантипп, (506) сыновья Перикла беседовать с Протагором во второй его приезд в Афины, потому что они скончались от чумы за много лет до того (429 г. до н.э.). И еще много всего можно сказать о Платоне в доказательство того, что его диалоги выдуманы.

[Злонравие Платона]

114. Что Платон вообще ко всем относился с неприязнью, видно также из диалога "Ион" [534, 541D], где он сначала порочит поэтов, а потом народных любимцев Фаносфена Андросского, Аполлодора Кизикийского, Гераклида Клазоменского. В "Меноне" он поносит даже [b] величайших афинян Аристида и Фемистокла [93, 94 и выше 505а], зато превозносит Менона, предавшего эллинов. В "Эвтидеме" он не только унижает Эвтидема и брата его Дионисодора, обзывая их недоучками {214} и крикунами, но еще и попрекает их бегством из родного Хиоса [271С], после которого они поселились в Фуриях. И в диалоге "О мужестве" он уверяет, будто Мелесий, сын соперничавшего с Периклом Фукидида, и Лисимах, сын Аристида Справедливого, оба недостойны своих отцов ["Лахет" 179 В-С].

{214 ...обзывая их недоучками... — Платон иронически называет их «велемудрыми» (πάσσοφον).}

[с] А что он наговорил в "Пире" об Алкивиаде, непристойно сказать при свете дня, - равно как и в первом диалоге об Алкивиаде ["Пир" 212С и т.д.; "Алкивиад I" 103А и т.д.] (второй же диалог, говорят некоторые, принадлежит Ксенофонту, а "Алкиона", по мнению Никия Никейского, - академику Леонту). Так что о сказанном против Алкивиада умолчу [ср. выше V, 182а]; замечу лишь, что афинский народ он называет судьей безрассудным (ει̉και̃ος) и опрометчивым (πρόκωπος), {215} восхваляет же лакедемонян, а вместе с ними персов, общих врагов всем эллинам. Клиния, брата Алкивиада, он обзывает сумасбродом [d] ["Алкивиад I" 118Е], сыновей его глупцами, {216} Мидия любителем перепелиных боев ["Алкивиад I" 120А], {217} а об афинском народе говорит, что "с виду он красив, но смотреть на него надо, когда он раздет" [Ibid. 132 А]: и тогда, мол, станет виден лживый блеск его величия. {218}

{215 ...безрассудным опрометчивым... — Эти эпитеты (заимствованные, возможно из Гегесандра Дельфийского) не встречаются у Платона.}

{216 ...обзывает... сыновей глупцами... — Глупцами Платон называет сыновей Перикла, а не Алкивиада (ibid.).}

{217 ...любителем перепелиных боев... — То есть заядлым игроком в так называемую «ортигокопию», аналогичную петушиным боям.}

{218 ...лживый блеск его.величия. — Платон никогда не писал ничего подобного. Возможно, автором является Гегесандр или Геродик.}

115. В диалоге "Кимон" {219} он не жалеет обвинений ни для Фемистокла, ни для Алкивиада, ни для Миронида, ни даже для самого Кимона. Диалог "Критон" обижает нападками самого Критона ["Критон" 45А-В], "Государство" - Софокла ["Государство" 329В ?], а диалог "Горгий" - [е] не только заглавного героя, но и македонского царя Архелая, о котором говорится, будто он не только низкого происхождения, но еще и убийца своего хозяина ["Горгий" 471]. {220} И это Платон, который, по словам Спевсиппа, был близким другом Филиппу и даже помог ему стать царем. Вот что сообщает об этом Каристий Пергамский в "Исторических записках" [FHG.IV.356]: "Узнав, что Филипп бранит Платона, Спевсипп написал в письме приблизительно следующее: "Как будто не известно всем и каждому, что к царской власти Филипп пришел с помощью [f] Платона! Дело в том, что Платон послал к Пердикке {221} Эвфрея Орейского, {222} который убедил царя дать Филиппу в управление область, где Филипп и накапливал свои силы, так что после смерти Пердикки был готов к захвату власти". Впрочем, правда ли это, одному богу известно. А вот славный диалог "Протагор" не только бесчестит многих поэтов и мудрецов, но и житье Каллия показывает так театрально, что куда там "Льстецам" Эвполида. В "Менексене" осмеивается не только Гиппий Элейский, но и Антифонт Рамнунтский и музыкант Лампр ["Менексен" 236А]. {223} (507) Но мне и дня не хватит перечислять всех, кто потерпел обиду от нашего философа. Впрочем, не похвалю я и Антисфена, который тоже нападал на многих и в свою очередь не пощадил Платона, похабно обозвав его Сатоном, и так озаглавив свой диалог. {224}

{219 ...«Кимон»... — Не существует и, по-видимому, никогда не существовало диалога с таким заглавием. Считается, что здесь подразумевается диалог «Горгий» (особенно 503С, 515D).}

{220 ...убийца своего хозяина. — Архелай был сыном Пердикки II и рабыни его дяди Алкета, который был ее и, следовательно, также его господином.}

{221 ...послал к Пердикке... — Пердикка III, брат Филиппа; царствовал в 364-359 гг. до н.э.}

{222 ...Эвфрея Орейского... — См. письма Платона (5) и ниже (508d). Эвфрей погиб мученической смертью. Демосфен (IX.59-62) и Диодор Сицилийский (XVI.2) в рассказах о восшествии Филиппа на престол не упоминают Эвфрея.}

{223 ...музыкант Лампр. — Гиппий не упоминается в этом диалоге.}

{224 ...так озаглавив свой диалог. — См. 220d. Слово Σάθον намекает на membrum virile.}

116. Гегесандр Дельфийский в своих "Записках", рассказывая, как дурно поступал Платон со всеми, сообщает вот что [FHG. IV.412; SSR I С 150]: "Когда после кончины Сократа его друзья совсем пали духом, то Платон, пришел на одну их сходку, взял чашу [с вином] и призвал не падать [b] духом, потому что он-де, Платон, и сам в силах встать во главе школы, и провозгласил здравицу в честь Аполлодора. Но Аполлодор ответил: "Слаще мне была бы чаша с ядом от Сократа, чем с вином от тебя".

В самом деле, Платон слыл завистником, да и вообще не отличался приятным нравом. Так, он издевался над Аристиппом, отправившимся к Дионисию, а сам плавал в Сицилию даже трижды: один раз - посмотреть на извержение лавы {225} (тогда, живя при дворе Дионисия Старшего, он чуть было не лишился жизни) - и два раза к Дионисию Младшему. [c] У нищего Эсхина он переманил его единственного ученика Ксенократа. Против Федона он подал иск, грозивший тому рабством, {226} и был в этом уличен. Да и всех учеников Сократа он преследовал, как злая мачеха. Оттого-то сам Сократ не без колкости сказал, прилюдно разгадывая свое о нем сновидение [SSR I С 94]: "Приснилось мне, Платон, будто ты обернулся вороною, сел на мою лысину и стал клевать и каркать на стороны. Так что, боюсь, Платон, немало лжи насочинишь ты на мою голову". {227}

{225 ...извержение лавы... ~ Из кратера Этны; см. «Федон» 111С-Е.}

{226 ...иск, грозивший тому рабством... — Свободорожденный Федон был пленен и содержался в качестве раба в публичном доме в Афинах. Он был выкуплен Кебе-том по просьбе Сократа. Вопрос этот и поныне остается неясным (см. Диоген Лаэрт. 11.31, Авл Геллий 11.18, Макробий 1.11.41).}

{227 ...насочинишь на мою голову. — То есть лжи, ответственность за которую ляжет на Сократа.}

[d] Был же Платон не только злонравен, но и тщеславен, о чем сам заявлял: "Даже в смерти мы совлекаем с себя хитон тщеславия последним; оно присутствует и в завещаниях, и в похоронах и в гробницах", {228} - об этом пишет в "Воспоминаниях" Диоскорид [FHG.II.196]. А желание основать Государство и дать ему Законы, - разве это не страсть тщеславия? Это ясно из того, что сказано в "Тимее" {229} [р.19b]: "К моему "Государству" у меня такое чувство, как у живописца, которому хочется [е] увидеть свои картины живыми и действующими: так и я думаю о гражданах, которых описываю".

{228 ...Даже в смерти ...и в гробницах... — Этих слов нет в дошедших сочинениях Платона.}

{229 ...сказано в «Тимее»... — Далее следует пересказ платоновского текста, как частенько делает Афиней, цитируя прозаиков.}

117. Что же можно сказать о том, что он наговорил в своих диалогах? Так, душу он представляет бессмертной и отлетающей от тела в момент смерти, но это первым сказал еще Гомер, - у него ведь говорится о душе Патрокла [Ил.ХVI.856]:

Тихо душа, излетевши из тела, нисходит к Аиду,

Плачась на жребий печальный, бросая и крепость и юность.

[f] Но если бы даже эта мысль была Платоновой, какая нам от нее польза? Даже если допустить, что души умерших переселяются в другие существа, исполняются легкости и возносятся в области высшие и чистейшие, -что нам от этого? Ведь если в нас не остается ни чувства, что мы были, ни памяти, где мы были, - что толку нам от такого бессмертия? Опять же, что дали нам составленные им "Законы" и до них - "Государство"?

(508) Ведь Платону следовало бы убедить эллинов ими воспользоваться, как Ликург убедил лакедемонян, Солон афинян и Залевк фурийцев, {230} если бы это были хорошие законы. "Ибо закон, - говорит Аристотель ["Риторика к Александру" I.4], - это предписание, указывающее, как следует поступать в каждом отдельном случае, которое устанавливается со всеобщего согласия граждан". Так не нелепо ли выглядит Платон? Трое [b] было в Афинах известных законодателей: Драконт, Солон и сам Платон; и законы двоих афиняне приняли, а над законами Платона только посмеялись. То же самое можно сказать и о "Государстве": если даже оно лучше всех других, но не убедило нас в этом, то что толку от него? Очевидно, Платон писал свои законы не для живых людей, а для выдуманных им, оттого-то и пришлось ему разыскивать, кто бы согласился их принять. Нет, надо было ему писать такое, что могло бы в его устах убедить людей, и надо было брать пример не с тех, кто витает в благих намерениях, а с тех, кто крепко держится возможного.

{230 ...убедил... Залевк фурийцев... — Залевка, чье существование отрицалось Тимеем (Цицерон «О законах» II.6.15), привычнее связывать с западными локрами; см. 429.}

[с] 118. Да и помимо этого, если прочитать всех его "Тимеев", "Горгиев" и прочие подобные диалоги, в которых он рассуждает о науках, о природе и о многом другом, то и здесь восхищаться нечем. Все это можно найти и у других писателей, изложенное не хуже, если не лучше. Так и Феопомп Хиосский пишет в книге "Против школы Платона" [FHG.I.325; J.2 В 591]: "Несложно заметить, что многие его диалоги бесполезны и неправдивы и большинство из них заимствовано: иные [d] из диатриб Аристиппа, иные - Антисфена, а многие и у Брисона Гераклейского". Даже обещанные им самим рассуждения о человеке нам приходится выискивать в его сочинениях, - среди описаний пиров да малопристойных рассуждений о любви. Все это сочинил он, глубоко презирая будущих читателей, чему подтверждение - властолюбие и коварство большинства его учеников.

119. Эвфрей (см. выше 506е), например, когда жил в Македонии при [е] дворе Пердикки, держался царственнее самого царя, хоть и был низкого рода и клеветнического нрава: среди царских друзей он выбирал знакомцев так придирчиво, что нельзя было попасть к нему за стол, не зная геометрии или философии. {231} Поэтому-то (как пишет Каристий в "Исторических записках" [FHG.IV.357]), когда к власти пришел Филипп, то Парменион этого Эвфрея схватил в Орее и казнил. Точно так же и Каллипп Афинский, тоже ученик Платона, хоть и был соучеником и [f] товарищем Диона и сопровождал его на пути в Сиракузы, {232} однако, едва увидев, что Дион хочет стать единовластным правителем, убил его и сам попытался стать тираном, но был зарезан. А Эвэон Лампсакский (как сообщают Эврипил, Дикеокл Книдский в девяносто первой книге "Бесед", а также оратор Демохар в речи "В защиту Софокла против Филона" {233}) ссудил своему городу денег, взял в залог акрополь и долго занимал его в надежде стать тираном, пока граждане не собрались, не вернули ему деньги, и не выкинули его прочь. (509) А Тимей Кизикский {234} (как пишет тот же Демохар) раздав согражданам много хлеба и денег, заслужил этим их уважение и доверие, и вскоре с помощью Арридея попытался устроить переворот. Но против него было выдвинуто обвинение, и он был изобличен и так заслужил всеобщее презрение, и хотя его, уже дряхлого старика не изгнали из города, доживал свою жизнь в бесчестии. Таковы и поныне некоторые из философов Академии, живущие бесчестно и нечестиво. Наперекор природе и богам они обманным путем наживают большие деньги и так снискивают всеобщее восхищение. Таков был Херон Пелленский, который учился не только у Платона, но и у Ксенократа; в родном городе он сделался жестоким тираном и не только изгнал [b] из города лучших граждан, но и роздал их рабам господские богатства и отдал им в супружество господских жен, вдохновленный на все это прекрасным "Государством" и беззаконными "Законами"!

{231 ...не зная геометрии или философии. — Намек на надпись, сделанную Платоном на дверях: «Не знающим геометрии вход воспрещен».}

{232 ...на пути в Сиракузы... — Когда Дион возращался из изгнания в Афинах. См. Платон «Письма» III и VII, Плутарх «Дион» 28.}

{233 ...«В защиту Софокла против Филона»... — Политический деятель Софокл предложил декрет (307/306 г. до н.э.) об установлении цензуры против сочувствующих Македонии. Филон внес контр-декрет (γραφὴ παρανόμων), который Демохар защищал безуспешно; см. Диоген Лаэрт. V.38, Афиней 610е, Демохар фрагм. в Baiter and Sauppe, р.341.}

{234 ...Тимей Кизикский. — Среди учеников Платона упоминается Тимолай из Кизика, а не Тимей; см. Диоген Лаэрт. III.46.}

120. Потому-то и высмеивает комедиограф Эфипп в "Потерпевшем кораблекрушение" и самого Платона, и некоторых его последователей - [с] за то, что они жили продажными доносчиками, утопали в роскоши и о красоте своей заботились пуще нынешних щегольков. Пишет он так [Kock.II.257]:

Затем поднялся малый оборотистый,

Платоновский ловкач из Академии,

Золотолов Брисоно-Фрасимаховый, {235}

{235 ...Брисоно-Фрасимаховый... — О Брисоне ср. выше, 508d. Фрасимах из Халкедона (505с) хорошо известен из «Государства» и «Федра». Комический поэт не утруждал себя различением софистических школ.}

Нуждой влекомый, к ремеслу прибившийся

[d] Словес доходно-прибыльных, наученный

Обдуманным речам, со стрижкой модною,

С небритой бородой, до пят отросшею,

В сандалиях с ремнями наголенными,

Перевитыми вкось, в плаще, как в панцире,

Он, оперев на трость свой торс внушительный,

[e] Слова чужие, не свои, мне кажется,

Провозгласил: "О граждане афинские!"

Окончим здесь, милый мой Тимократ, это наше собрание выписок. А в следующий раз мы поговорим о людях, прославившихся роскошью.

Конец Книги одиннадцатой

Книга двенадцатая

[О наслаждении]

(510) [Афиней:] {1}

{1 В результате значительного сокращения двенадцатая книга полностью утратила диалогический характер и представляет собой авторскую речь Афинея.}

Ты, верно, из Кирены,

друг мой Тимократ, потому что по словам Алексида в его "Тиндарее" [Kock.IL384]:

- там в обычае,

Что если пригласишь ты гостя к ужину,

С ним восемнадцать явятся незваными

На десяти повозках, на пятнадцати

Упряжках, и изволь их всех кормить-поить, -

Так лучше бы не приглашать и первого!

Так и мне лучше бы молчать и не добавлять нового к уже столькому [b] сказанному, - но раз уж ты так неотступно требуешь рассказа о тех, кто прославился роскошью, и о тех наслаждениях, которым они предавались... [пропуск] ...

2. Всякое удовольствие начинается с желания, а кончается удовлетворением [ср. Аристотель "Никомахова этика" 1173b 7-13]. Правда, поэт Софокл, сам [в молодости] падкий на удовольствия, не захотел унижать свою старость и объявил ее любовное бессилие добродетелью, сказавши, будто рад избавиться от любовных утех, как от власти злого [с] деспота [Платон "Государство" I.329С]. А я добавлю, что и суд Париса у старинных поэтов был не чем иным, как выбором между наслаждением и добродетелью: выбор пал на Афродиту, то есть наслаждение, и тогда все в мире пришло в смятение. Думаю, что о том же самом и славный Ксенофонт сплел свой миф о Геракле и Добродетели ["Воспоминания о Сократе" 2,1]. А Эмпедокл пишет [frag.128]:

Вовсе не знали они {2} ни Войны, ни Смятения битвы,

{2 Вовсе не знали они... — Разумеются люди золотого века.}

[d] Зевса не знали царя, Посейдона не знали, ни Крона,

Но лишь Киприду царицу.

Милость ее обретали смиренных даров приношеньем, {3}

{3 ...даров приношеньем (’Αγάλματα)... — Приношения вообще, по преимуществу же скульптурные.}

Дивных картин живописных, священных елеев душистых,

Жертвами чистого мира и ладана благоуханьем,

Бурого меда на землю из сотов струи проливая.

И Менандр в "Кифаристе" [Kock.III.81] говорит о страстном любителе музыки:

(511) Он любит музыку,

И вновь, и вновь роскошным звукам учится.

3. Некоторые утверждают, будто наслаждение порождено в нас самою природою, потому что ему покорны и все животные. Как будто трусость, страх и тому подобные страсти точно так же не присущи всем! - однако все, в ком есть разум, ими гнушаются. Нет, искать наслаждений - значит опрометью гнаться за горестями. Поэтому и Гомер, желая показать, как постыдно наслаждение, говорит, что и величайшие боги перед ним бессильны, и оно ведет их к большим несчастиям. [b] Сколько доброго ни измыслил для троянцев бдящий Зевс, все погибло из-за единого дня, отданного наслаждению! Сам могучий Арес был связан слабосильным Гефестом и выставлен на позор и расправу, от того что поддался неразумной любви. Вот что говорит он богам, сбежавшимся посмотреть на него в оковах [Од.VIII.329]:

Злое не впрок; над проворством здесь медленность верх одержала;

Как ни хромает Гефест, но поймал он Арея, который

[c] Самый быстрейший из вечных богов, на Олимпе живущих.

Хитростью взял он; достойная мзда посрамителю брака.

"Никто не скажет об Аристиде, что у него была сладкая жизнь, а скажут о Сминдириде Сибаритском да о Сарданапале, - пишет в сочинении "О наслаждении" Феофраст [frag.84], - он не роскошествовал, как они, но слава его сияла ярче. И не у Агесилая, спартанского царя, была [d] сладкая жизнь, но скорей уж у какого-нибудь Анания, неприметного для славы; и не у полубогов, бившихся под Троей, а у нынешнего люда. И понятно: жизненные блага в те времена были еще не открыты и не выработаны, потому что опыта было мало, а искусства не развиты, в нынешнее же время есть все для приволья, удовольствий и забав".

4. Платон пишет в "Филебе" [65с]: "Наслаждение тщеславно, как ничто на свете; а уж наслаждению любовному, которое слывет [e] сильнейшим из всех, сами боги попускают даже ложные клятвы, потому что наслаждения бездумны, словно дети". А в восьмой книге "Государства" тот же Платон предвосхитил эпикурейские разглагольствования [Usener 295, Bailey 86], что "желания бывают: одни - естественные и необходимые, другие - естественные, но не необходимые, третьи - не естественные и не необходимые"; и он пишет: "Потребность в питании, то есть в хлебе и в приправе, является ли необходимой для нашего здоровья [f] и самочувствия? Потребность в хлебе - дважды необходимая: потому что она приносит пользу и потому что (будучи нарушена) обрывает жизнь. - Так. - А потребность в приправе необходима лишь поскольку способствует хорошему самочувствию. - Конечно. - (512) Ну, а желание всего остального, то есть всякой другой пищи, кроме названной, - от него ведь можно смолоду отучить воспитанием, потому что оно вредно телу, вредно душе, мысли и разумению, - не скажем ли мы, что оно совсем не необходимо. - Совершенно верно".

5. Гераклид Понтийский в книге "О наслаждении" пишет [Voss 34]: "Цари и тираны, располагающие всеми благами и во всех имеющие опыт, выше всего ставят наслаждение, потому что наслаждение возвышает людские души. Все, кто чтит наслаждение и предпочитает [b] роскошь, отличаются высоким духом и величавым видом, как персы и мидяне: больше всех они чтут наслаждение и роскошь, и меж варваров они самые отважные и высокосердые. Жизнь в наслаждениях и роскоши - удел свободных людей, она возвышает и укрепляет души; труд же - дело рабов и низкородных, оттого и души у них убогие. Так и город афинян, пока наслаждался роскошью, был велик и питал мужей, [c] отменно высоких духом: они окутывались в пурпурные плащи, {4} носили шитые хитоны, высоко взбивали волосы, украшали виски и лоб золотыми цикадами, а рабы носили за ними складные стулья, чтобы не сидеть, где попало, - и они-то были победителями при Марафоне, единственными, одолевшими всю силу Азии! И разумнейшие поэты, - продолжает он, -мудростью стяжавшие великую славу, полагали наслаждение величайшим благом: так, Симонид говорит [frag.71]:

{4 ...окутывались в пурпурные плащи и т.д. — Ср. Элиан. «Пестрые рассказы» IV, 22.}

Но без наслаждения

Нежеланна смертным ни жизнь, ни власть,

[d] Ни божественный удел незавиден.

И Пиндар, славя Гиерона Сиракузского, говорит [frag.126b]

Не угашай жизненных утех:

Сладкое бытие -

Лучшее из лучшего у человека.

И Гомер говорит [Од.IХ.5], что радость и веселье есть великая утеха, когда пирующие внемлют певцу, возлежа за полными столами. Богов он называет "живущими легко" [Од.VI.318], то есть без забот, и тем самым нам показывает, что труд и бедность есть величайшее зло".

[е] 6. Поэтому и Мегаклид [FHG.IV.434] попрекает поэтов, живших после Гомера и Гесиода и писавших о Геракле, будто он водил войска и брал города: "И это он, который жил среди людей, купаясь в наслаждениях, и был мужем многих жен, и рождал тайных детей от многих дев! А кто не согласен с этими мифами, тем можно возразить: "Почему же тогда вы признаете его любовь к обжорству? Почему меж людей пошел [f] обычай при возлияниях ему не оставлять в чаше ни капли вина, если не по любви его к наслаждениям? Почему купанья у горячих источников посвящены Гераклу? Почему мягкие постели называются "Геракловыми ложами", если он-де презирал сладкую жизнь?" Нет, - говорит Мегаклид, - это поздние поэты обрядили его как разбойника и пустили бродить одного, в львиной шкуре, с палицей и луком. Первым это выдумал Стесихор Гимерский. А ведь лирический поэт Ксанф, (513) бывший старше Стесихора (как свидетельствует, по словам Мегаклида, сам Стесихор [frag.57b]), представляет Геракла одетым не так, но по-гомеровски. Вообще, многие стихи Стесихора переделаны из Ксанфовых, в том числе и его "Орестея". Наконец, и Антисфен признает, что наслаждение - благо, и добавляет: "притом неоспоримое".

7. А гомеровский Одиссей как будто прямо пролагает путь Эпикуру к его пресловутым наслаждениям, ведь он утверждает [Од.IХ.5]:

[b] Я же скажу, что великая нашему сердцу утеха

Видеть, как целой страной обладает веселье; как всюду

Сладко пируют в домах, песнопевцам внимая; как гости

Рядом по чину сидят за столами, и хлебом и мясом .

Пышно покрытыми; как из кратер животворный напиток

Льет виночерпий и в кубках его опененных разносит.

Думаю я, что для сердца ничто быть утешней не может.

Правда, Мегаклид считает, что Одиссей здесь только примеряется к обстоятельствам, чтобы феаки, глядя на его изнеженность, сочли его за своего, - потому что он уже услышал от Алкиноя [Од.VIII.248]:

[c] Любим одежды роскошные, пение, музыку, пляску,

Свежесть одежд, сладострастные бани и мягкое ложе.

Только так он и полагал возможным получить от феаков все, на что рассчитывал. Таков ведь и поэт, поучающий мальчика Амфилоха [Пиндар frag.43]:

...Сын мой,

Да будет ум твой - как кожа твари из-под скал морских:

Так и разговаривай с людьми всех городов.

Охотною похвалою вторь собеседнику,

Думай нынче так, а нынче иначе...

[d] Так и Софокл говорит в "Ифигении" [frag.286]:

Как осьминог меняет цвет под цвет скалы,

Так ты меняй свой ум по собеседнику.

И Феогнид [215]:

Пусть образцом тебе будет полип многохитрый.

Некоторые даже полагают, что и Гомер держался таких мнений, потому что усердной жизни не раз предпочитает усладительную - например [Ил.IV.1]:

Боги у Зевса-отца на помосте златом восседая,

[е] Мирно беседу вели; посреди их цветущая Геба

Нектар кругом разливала; и, кубки приемля златые,

Чествуют боги друг друга.

Менелай у него говорит [Од.IV. 178]:

и ничто бы

Нас разлучить не могло, веселящихся, дружных...

и [Од.IХ.162]:

Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.

Потому-то и Одиссей у Алкиноя полагает целью жизни роскошь и распутство.

[Каталог городов и народов]

[f] 8. Первыми из всех народов прославились своей роскошью ПЕРСЫ, цари которых зиму проводили в Сузах, лето в Экбатанах. Сузы эти (по словам Аристобула и Харета [Sr.H.Al.Magn. р. 99, 116]) получили свое название по красоте окрестностей: само слово "сусон" на их языке значит "лилия". Осень они проводили в Персеполе, а остальную часть года (514) в Вавилоне. Так и парфянские цари весной живут в Рагах, зимой в Вавилоне, а остаток года [в Гекатомпиле]. Персидские цари даже носили на голове знак, показывавший, как они преданы наслаждению. "Знак этот, - пишет Динон [FHG.II.92], - пропитан был миррою и лабизом -это благовоние еще дороже, чем мирра. Всякий раз, как царь спускается с колесницы (говорит Динон), он с нее не соскакивает, хотя бы это было и невысоко, и не опирается на руки сопровождающих, но ему всегда подставляют золотую скамейку, и он сходит, ступая на нее; с этою [b] скамейкой за ним следует особый человек". "А еще его оберегают триста женщин, - рассказывает Гераклид Кимейский в первой книге "О Персии" [FHG.II.95], - днем они спят, чтобы бодрствовать ночью, ночи же напролет поют и играют на арфах при светильниках. Служат царю они и наложницы... [пропуск]... через двор мелофоров ("яблоконосцев"). Мелофоры - это его телохранители, родом все из персов, с золотыми яблоками на тупом конце копья, а числом их тысяча лучших, отобранных из "десяти тысяч бессмертных". Через двор их царь проходит пешком, [с] по сардийским коврам, на которые никто не смеет ступать, кроме царя. А дойдя до последнего двора, царь восходит на колесницу или садится на коня: пешим за пределами дворца его никто не видел. Даже на охоте его сопровождали наложницы. Трон, на котором он занимался делами, был золотой, а вокруг четыре малых золотых столба в драгоценных каменьях, и на них натянут пурпурный шитый навес".

9. Клеарх Солейский в четвертой книге "Об образе жизни" (Βίοι) [d] [FHG.II.304] рассказывает о роскошестве мидийцев, и как они в угоду этому набирают евнухов из соседних племен, а потом говорит, что и мелофоры заведены персами по примеру мидийцев - не только в отплату за понесенный от них гнет, но и в память об изнеженности, до которой пали в своей роскоши телохранители: {5} как пустая и лишняя забота о житейских благах даже копьеборцев может обратить в праздноборцев. И продолжает: "Если кто придумает для царя новое лакомство, того он награждает, [e] но себе этими наградами пищу не услащает, а ест ее один, себе на уме. {6} Не точная ли поговорка: "Кусочек за Зевса, кусочек за царя!". Харет Митиленский в пятой книге "Истории Александра" пишет [Scr. Η. Al. Magn. p. 117]: "Персидский царь до того дошел в своей роскоши, что в головах его опочивальни пристроена комната размером в пять постелей и в ней доверху пять тысяч талантов золота, под названием "царская подушка"; а в ногах другая комната, в три постели, и в ней три тысячи [f] талантов серебра, под названием "царская подножка". В опочивальне же над ложем висела золотая виноградная лоза, вся в дорогих каменьях (с гроздями из самых дорогих каменьев, подтверждает Аминта в своих "Переходах по Азии" [р.316]), а невдалеке стоял золотой кратер работы Феодора Самосского. Агафокл в третьей книге "О Кизике" [FHG.IV.289] (515) говорит, будто у персов есть даже "золотая вода": это семьдесят источников, из которых никому нельзя пить, кроме самого царя и его старшего сына, а кто выпьет из остальных, тому смерть".

{5 ...пали в своей роскоши телохранители... — Смысл этого аффектированного фрагмента, кажется, в том, что персидский царь на примере своих телохранителей напоминал покоренным мидийцам об их прежней роскоши и таким образом наказывал их за угнетение персов.}

{6 ...ест ее один, себе на уме. — Специальная награда заключалась в приглашении разделить трапезу с царем (ср. Ксенофонт. «Анабасис». 1.9.25).}

10. Ксенофонт в восьмой книге "Воспитания [Кира]" говорит [VIII, 15]: "Тогда они еще придерживались персидского воспитания и умеренности, хотя и восприняли одежду и роскошь мидян. Нынче же они с равнодушием смотрят на исчезновение персидской выносливости, зато воспринятую у мидян изнеженность сохраняют всеми силами. Впрочем, я намерен яснее показать нынешнюю изнеженность персов. [b] Во-первых, им уже недостаточно стелить себе мягкие постели: они ставят свои ложа ножками на ковры, чтобы те не упирались в пол, а утопали в этих коврах. Затем, они не только сохранили все блюда, какие прежде были изобретены для стола, но постоянно придумывают все новые и новые. Точно так же обстоит дело и с приправами; ведь они держат [с] даже специальных изобретателей для кушаний и приправ к ним. Кроме того, зимой им недостаточно прикрыть голову, тело и ноги - даже кисти рук они прячут в толстые рукавицы и перчатки. Наоборот, летом им мало тени от деревьев или от скал - специальные люди, стоя рядом с ними, создают им вдобавок искусственную тень". И далее он говорит о них следующее [19]: "Теперь у них на конях больше покрывал, чем на ложах, ибо они не столько думают о верховой езде, сколько о мягком [d] сидении для себя. [20] [Нынче же знатные люди держат на жаловании] всяких привратников, пекарей, поваров, виночерпиев, банщиц, слуг, которые подают кушанья и убирают со стола, помогают им при отходе ко сну и при вставании, наконец, косметов, которые подводят глаза, накладывают румяна и вообще совершают туалет своих господ".

11. ЛИДИЙЦЫ в своем роскошестве дошли до того, что первыми стали холостить женщин, - так пишет Ксанф Лидийский (или кто бы ни был сочинителем приписываемой ему "Истории", - Артемон из Кассандрии в сочинении "О собирании книг" [FHG.IV.342] называет ее [e] автором Дионисия Скитобрахиона и не считается с тем, что историк Эфор, полагал, что Ксанф жил раньше Геродота и служил ему источником). Во всяком случае, этот Ксанф пишет во второй книге "О Лидии" [FHG.I. 262], что лидийский царь Адрамит начал холостить женщин, чтоб они были ему вместо евнухов. {7} И Клеарх пишет в четвертой книге "Об образе жизни" [FHG.II.305]: "Лидийцы в своем роскошестве стали устраивать тенистые сады и парки, полагая изысканным, чтобы на них [f] не падал ни единый луч солнца. И до того дошли в своем неистовстве, что собрали жен и дочерей прочих жителей в некотором месте, названном потом за это "Непорочным", и там их всех изнасиловали. Под конец они так изнежились душою и обабились, что за это им пришлось терпеть над собою женщину-тирана из числа потерпевших, по имени Омфала. С нее-то и началось заслуженное наказание лидийцам, (516) ибо что такое насильство женщины, как не память о собственном насильстве! Буйная и неудержимая, чтобы отомстить за свои обиды, она предала городским рабам их господских дочерей и сделала это на том самом месте изнасилования; а потом согнала туда господских жен и тоже заставила спать с рабами. Оттого-то лидийцы, чтоб смягчить словом горечь дела, называют это урочище "Нежным объятием". Впрочем, не только в Лидии женщины свободно отдаются всякому прохожему, но и у западных локров, и на Кипре, и у всех народов, где дочерей отдают на священный блуд: видимо, это на самом деле память о былом насилии и отмщении. [b] Для лидийцев это отмщение пришло, когда восстал один знатный муж, пострадавший у них в царствование Мидаса. Этот Мидас, обабившись в своем роскошестве, лишь валялся в пурпуре или прял со служанками шерсть, а Омфала делила ложе с чужестранцами и всех потом убивала. Знатный муж расправился с обоими: Мидасу, оглохшему в своем отупении, он вытянул уши [наподобие ослиных], так что тот за бездумье получил имя [с] самого глупого животного, Омфалу же...". {8}

{7 ...вместо евнухов. — Свида под словом Ксанф дает другое толкование: «Гигес первым стал холостить женщин, чтобы всегда ими пользоваться юными».}

{8 ...Омфалу же... — Лидийский миф ничего не говорит о судьбе Омфалы. В эллинистическое время было известно об обмене одеждами между Омфалой и Гераклом (не Мидасом).}

12. Лидийцы первыми придумали кушанье, называемое "карика". {9} Как его готовить, написано в "Поваренных книгах", составителями которых были Главк Локрийский, Мифек, Дионисий, сиракузяне Гераклид и Агид, Эпенетом, другой Дионисий, да еще Гегесипп, Эрасистрат, Эв-тидем, Критон и, наконец, Стефан, Архит, Акестий, Акесий, Диокл и Филемон. Таковы известные мне составители поваренных книг. Писали лидийцы и о кушанье, называемом "кандавл", и даже не об одном, a [d] трех кандавлах, - так они закоснели в своем сластолюбии. Гегесипп Тарентский рассказывает, что кандавл готовился из вареного мяса, тертого хлеба, фригийского сыра, укропа и жирной похлебки. О нем упоминает Алексид в "Ночном бдении, или Поденщиках" [Kock.II.360]; говорит повар: {10}

{9 карика — рагу с кровью, καρύκη.}

{10 ...говорит повар... — текст очень темен.}

- Ужо мы кроме этого состряпаем

Кандавл.

- Кандавл? Не пробовал, не слыхивал.

- То дивное мое изобретение!

И сколько я тебе его ни выставлю,

От удовольствия оближешь пальчики. е

Вот потроха...

- Их отвари по-белому!

- Из рыбы - осетрину просоленную,

Из мяса ...... со сковородочки...

Хлеб, дважды нам поджаренный, молозиво, {11}

{11 молозиво — у древних считалось деликатесом.}

Яйцо в нарезку, мед в подсластку к блинчикам,

Зеленый сыр кинфийский, мелко резанный,

Свиной рубец, и виноград, и сладкое

Вино: хоть напоследок выставляется,

Но в трапезе оно - наиглавнейшее.

[f] - Кончай болтать: кандавлы, потрох, противни -

Все это отобьет мне удовольствие.

Упоминает о кандавле и Филемон в "Прошибале" [Kock.II.493], говоря так:

Весь город знает, лучше всех готовлю я

Кандавлы и сосиски и яичницу, -

Так что же, что же сделал я неправильно?

И Никострат в "Поваре" [Kock.II.224]:

(517) Спартанскую похлебку он не сделал бы,

А уж кандавл, яичницу...

И Менандр в "Трофонии" [frag. 146]:

А ионийцу-богатею сделаю

Кандил и суп и снедь афродисийскую.

На войну лидийцы выступали под звуки свирелей и флейт, как о том пишет Геродот [1,17], лакедемоняне под звуки флейт, а критяне под звуки лир.

[b] 13. Гераклид Кимейский в "Подготовительных записях" к книге "О Персии" пишет [FHG.II.97], что царь СТРАНЫ БЛАГОВОНИЙ никому не подвластен и правит независимо, а потом продолжает: "Роскошью и беспечностью он превосходит всех. Живет он, не выходя из дворца, в расточительной роскоши, сам ничего не делая и мало с кем разговаривая, а для всех дел назначая судей. Если кто решит, что судьи рассудили [с] несправедливо, то в верхнем этаже дворца есть дверца на цепочке, и кто считает суд несправедливым, тот тянет эту цепочку и открывает дверцу, и тогда царь, заметив это, впускает его и сам правит суд. И если окажется, что судьи судили несправедливо, то их казнят, если же справедливо, то казнят открывшего дверцу. А расходы на содержание царя, его жен и друзей считаются по пятнадцать вавилонских талантов в день".

[d] 14. У ЭТРУСКОВ, тоже безмерно роскошествующих, по словам

Тимея в первой книге ["Истории"] {12} [FHG.I.197] рабыни прислуживают мужчинам обнаженными. Феопомп пишет в сорок третьей книге "Истории" [Ibid., 315]: "У этрусков женщины общие. Они очень заботятся о своем теле и занимаются гимнастикой иногда друг с другом, а часто и с мужчинами, потому что нагота у них не считается бесстыдством. Обедают они не с мужьями, а с кем случится, и выпивают с кем захотят; [е] пить они сильны и лицом красивы. Всех родившихся детей они вскармливают, не разбирая, кто чей сын. И дети живут так же, как вскормившие: много пьют и спят со всеми женщинами. Этруски не считают бесстыдством любовно сходиться и [даже] отдаваться у всех на виду: такой у них в стране обычай. Они настолько свободны от стыда, что [f] когда хозяин дома занимается любовью, то его самыми бесстыдными словами расспрашивают, что он при этом чувствует. Когда они собираются в семейном или дружеском кругу, то делают это так: когда все напьются и соберутся ко сну, то слуги при непогашенных светильниках вводят к ним иногда девок, иногда красивых мальчиков, а иногда и жен; а когда они с ними усладятся, то приводят здоровых парней, которые тоже с ними сходятся. Сходятся и любятся они иногда на глазах друг друга, а иногда отгораживаясь ширмами из реек, на которые (518) набрасывают свои плащи. До женщин они очень охочи, а до мальчиков и подростков еще больше. Мальчики у них очень хорошенькие, потому что живут сладко и следят за гладкостью кожи. Все ведь западные варвары удаляют волосы с тела бритьем и смоляными пластырями, а у этрусков есть для этого даже специальные заведения с мастерами [b] вроде наших цирюльников: к ним приходят, и они тебя обслуживают, не стыдясь ни зрителей, ни прохожих". Через самнитов и мессапиев этот обычай переняли и многие италийские эллины. При такой-то роскоши (пишет Алким [FHG.IV.296]) этруски едят и дерутся, и бичуют только под звуки флейт.

{12 ...в первой книге... — Ср. 153d, где сочинение озаглавлено как «История» и указывается, что рабыни для этого брались еще не достигшие совершеннолетия.}

15. СИЦИЛИЙСКИЕ застолья тоже славятся роскошеством: здесь [с] даже море называют "сладким", восторгаясь приносимыми им деликатесами. Так говорит Клеарх в пятой книге "Об образе жизни" [FHG.II.307].

Что говорить о СИБАРИТАХ! Это они первыми придумали в банях надевать путы на банщиков и парильщиков, чтобы они ходили медленно и парили моющихся не торопясь. И они первыми запретили заниматься в своем городе шумными ремеслами, - кузнечным, плотничьим и тому [d] подобными, - чтобы ничто не тревожило сон: даже петухов нельзя было держать в их городе. Тимей говорит [FHG.I.205], что когда один сибарит побывал в деревне, то рассказывал, будто от одного вида землекопов у него переломались все кости, а другой сибарит ему ответил: "У меня от одного твоего рассказа в боку заболело". В Кротоне один атлет разрыхлял гимнастическую площадку, а сибариты, стоя вокруг, удивлялись, что в таком большом городе не могут купить рабов для земляных работ. Другой сибарит попал в Лакедемоне на общую трапезу; полежав [е] на деревянной скамье и отобедав с соседями, он сказал, что прежде дивился, слыша о лакедемонском бесстрашии, а теперь видит, что и они, как все: ведь и самый трусливый человек предпочтет погибнуть, чем терпеть такую жизнь.

16. По сибаритскому обычаю дети их до самого совершеннолетия ходили в пурпурных плащах, а волосы заплетали в локоны и украшали [f] золотом. И еще был у них обычай (говорит Тимей) держать в домах карликов и шутов, {13} которые звались "скопеи" и "стильпоны", и еще мелитских собачек, с которыми ходили даже упражняться в гимнасиях. Им и им подобным хорошо сказал мавретанский царь Массинисса, как о том рассказывает Птолемей в восьмой книге "Воспоминаний" [FHG.III]: сибариты пришли к нему купить в складчину обезьян, а он переспросил их: "неужели у вас женщины не рожают детей?" Потому что Массинисса очень любил детей и держал при себе детей своих сыновей (их было много) и своих дочерей. (519) Он сам возился с ними до трех лет, потом отсылал родителям, а те присылали ему новых. Так полагает и комедиограф Эвбул, сказавший в "Харите" [Kock.II.205]:

{13 ...карликов и шутов... — Это слово (σκοπαίοι), как и следующее (στίλπων) более нигде не встречается. Обычное толкование — карлики, однако союз «и» вводит новое понятие, и, может быть, слово как-то характеризует совиный (σκω̃πες) вид их лиц.}

Молю тебя, насколько же прекраснее

Для человека - человека вырастить

(Коль можешь обеспечить пропитанием),

Чем воробья, гуся, что машет крыльями,

Гогочет только, обезьяну глупую,

Что занята нелепыми проказами!

И Афинодор в книге "О шутке и серьезном" говорит, будто Архит Тарентский [b], политик и философ, имея много рабов, всегда радовался, когда за обедом впускал их [детей] к себе в столовую, между тем как сибариты радовались мелитским собачками и человечкам, даже на человека не похожим.

17. Плащи у сибаритов были из милетской шерсти, {14} потому-то (говорит Тимей [FHG.I.205]) у Сибариса с Милетом была дружба. [c] В Италии они дружили с этрусками, а на востоке с ионянами, потому что те тоже отличались роскошью. Конники у них, числом более пяти тысяч, {15} гарцевали в шафранных накидках поверх панцирей, а на лето молодежь их уезжала купаться в гроты Лусийских нимф {16} и жила там в приволье и прохладе. Когда богатые сибариты разъезжались по деревням, то даже [d] в повозках проезжали однодневный путь только за три дня. Некоторые покрывали дороги на свои поля навесами. Большинство имеет у моря винные погреба, в которые вино течет с виноградников по трубам; часть его продают на сторону, часть везут на лодках в город. Часто они устраивают обильные общественные обеды, на которых награждают [e] честолюбцев золотыми венками и выкликают их имена на общественных жертвоприношениях и играх, но прославляют не гражданские их заслуги, а пиршественные расходы; среди увенчанных бывают и повара, лучше всех приготовившие кушанья. Сибариты первыми изобрели и ванны, в которых можно париться лежа, {17} и ночные горшки, которыми можно пользоваться в застолье. Кто уезжает из города, над теми они смеются, а сами гордятся, что дожили до старости у "мостов [родных] рек". {18}

{14 ...из милетской шерсти... — считавшейся наилучшей.}

{15 ...числом более пяти тысяч... — У афинян было всего тысяча всадников.}

{16 ...гроты Лусийских нимф... — Совр. река Лючино, воды которой отличаются необычайной чистотой.}

{17 ...париться лежа... — большая редкость для шестого века до нашей эры (Сибарис был разрушен в 510 г. до н.э.).}

{18 ...у «мостов [родных] рек» — Сибарис стоял на двух реках — Кратисе и Сибарисе.}

18. Главная причина их благоденствия, как кажется, есть природа этой местности: море вокруг нее не имеет пристаней, так что почти весь [f] урожай остается гражданам. А еще подтолкнули их к роскоши и безмерной распущенности расположение города и оракул, полученный ими от бога. Город их лежит в котловине, поэтому летом там поутру и вечером очень холодно, а в полдень нестерпимая жара; поэтому большинство народа полагает, что для сохранения здоровья нужно много пить вина, (520) отсюда и поговорка: "кто в Сибарисе не хочет умереть до срока, пусть не видит солнца ни на закате, ни на восходе". {19} А когда они однажды отправили послов спросить бога, долго ли им благоденствовать (одного из послов звали Амирис), то Пифия дала ответ:

{19 ...ни на закате, ни на восходе. — Ср. 273с и 526b. Сибариты считали, что попойка должна начинаться перед заходом и заканчиваться после восхода солнца.}

Счастлив Сибарисс, всесчастлив, и будешь ты в роскоши вечно

Пышно цвести, почитая бессмертных, вечно живущих.

Но лишь пока не почтишь ты смертного больше, чем бога:

[b] Войны нагрянут тогда, придут и гражданские распри.

Услышав это, они решили, что бог обещает им роскошь без конца, потому что они никогда не почтят человека больше, чем бога. Но в судьбе их случилась перемена: когда один из граждан стал бичевать своего раба, тот убежал в святилище, но хозяин и там его избивал, и только когда раб припал к гробнице отца хозяина, то хозяин, убоявшись, прекратил наказание. Между тем сибариты разорялись, тщеславно соревнуясь друг с [с] другом в роскоши, и весь город их состязался в роскоши со всем миром. И в недолгом времени, после многих гибельных знамений, о которых здесь нет нужды говорить, город их был уничтожен.

19. В своем роскошестве дошли они до того, что на пирах развлекались, обучая лошадей плясать под флейту. Воевавшие с ними кротонцы, узнав об этом (так пишет Аристотель в книге "О сибаритском [d] государственном устройстве" [frag.583 Rose]), выставили в свой военный строй флейтистов, и те заиграли лошадям плясовую мелодию. И, услышав флейту, лошади поскакали прочь и вместе с седоками перебежали на сторону кротонцев.

Такой же случай рассказывает о жителях Кардии Харон Лампсакский во второй книге "Летописей". Пишет он так {20} [FHG.I.34]: "Бисалты пошли на Кардию и одержали верх. Предводителем бисалтов был Нарид. [e] Еще ребенком он был продан в Кардию, жил в рабстве у одного из граждан и сделался цирюльником. А кардийцам было вещание, что бисалты пройдут на них войной, и они часто об этом толковали, сидя в цирюльне. И вот Нарид бежал из Кардии на родину, бисалты его избрали вождем, и он повел их на кардийцев. А у кардийцев лошади были выучены плясать на пирах под звуки флейты: они вставали на задние ноги, а передними помахивали, как руками, и так плясали под привычные напевы. Нарид, зная это, купил в Кардии флейтистку, она у бисалтов обучила [f] многих флейтистов, и с ними он пошел войной на Кардию. И когда началось сражение, он приказал играть те напевы, к которым привыкли кардийские лошади. Лошади, услышав флейты, повставали на задние ноги и пустились в пляс, а так как вся сила кардийцев была в коннице, то они и потерпели поражение".

{20 Пишет он так... — О Бисалтии см. 77е, 40lb.}

Однажды сибарит решил плыть из Сибариса в Кротон и нанял себе (521) целый корабль, оговорив, что на него не брызнет ни капли, что других пассажиров не будет, и что он возьмет с собой лошадь. Хозяин судна согласился, и сибарит взвел свою лошадь на борт и приказал подстелить ей мягкие подстилки. А потом он стал звать с собою одного из провожавших, уверяя, что договорился с корабельщиком плыть у самого берега, но тот ответил: "Нет, я не пошел бы к тебе, даже если бы ты пустился посуху, а не морским путем по берегу". {21}

{21 ...морским путем по берегу. — Каламбур построен на двух различных значениях предлога παρά: «около» и «по».}

20. Филарх в двадцать пятой книге "Истории" рассказывает [b] [FHG.I.347], что в Сиракузах был закон, не разрешавший женщинам носить ни золотых украшений, ни цветистых тканей, ни одежд с порфирным подбоем, если только они не общедоступные гетеры; был и другой закон, запрещавший мужчинам наряжаться и щеголять отменными дорогими одеждами, если только они не признают себя блудниками и распутниками. А свободным женщинам после захода солнца нельзя было выходить из дома, кроме как для распутства; и даже днем можно было [с] выходить только в сопровождении служанки, назначенной гинекономами. "Сибариты же, - продолжает Филарх, - впавши в роскошь, приняли закон, чтобы на праздники приглашать и женщин, и чтобы приглашения на жертвоприношения рассылать им заранее за год - для того, чтобы они успели за это время должным образом приготовить наряды и украшения. Если же кто из поваров и кулинаров придумает новое небывалое кушанье, то в течение года никому другому его не готовить, кроме изобретшего, чтобы он имел от своей новинки выгоду, а остальные бы трудолюбиво [d] старались превзойти его. Таким же образом освобождались от подати ловцы и продавцы угрей, а также те, кто имеет дело с морским пурпуром.

21. Наконец они до того дошли в своей спеси, что когда из Кротона явились к ним тридцать послов, то они их всех перебили, и выбросили тела за городские стены, на растерзание зверям. Это навлекло гнев божий и стало началом всех бед. Через несколько дней в одну и ту же [е] ночь всем архонтам города явилось одно и то же видение: будто богиня Гера стоит середь площади и изблевывает желчь. А на следующий день в ее храме стала бить фонтаном кровь. Но и это не умерило их спеси, пока они не погибли от рук кротонцев". Гераклид Понтийский в книге "О справедливости" говорит [FHG.II.199, Voss 41]: "Свергнув тиранию [f] Телия, сибариты расправились со всеми его сторонниками, перебив их у алтарей... за эти убийства статуя Геры отворотила свой лик, а из земли фонтаном брызнула кровь, и чтобы унять ее, пришлось все окрестное место оградить медными затворами. Поэтому начались мятежи и все (522) они погибли. А они ведь попытались даже покуситься на Олимпийские игры: дождавшись их срока, они пробовали обещаниями неслыханных наград переманить атлетов к себе в Сибарис".

22. КРОТОНЦЫ, по словам Тимея [FGH.566f 44-45], после истребления сибаритов тоже впали в роскошество, так что городской правитель у них обходит город в пурпурном плаще, в золотом венке и в белых [b] сапогах. Впрочем, некоторые говорят, будто причиной тому не роскошь, а судьба лекаря Демокеда. Он был родом из Кротона, жил при самосском тиране Поликрате, а после его смерти, когда Поликрата убил Оройт, попал в персидский плен и был доставлен к царю. Здесь Демокед излечил Атоссу, жену Дария и дочь Кира, страдавшую язвой на груди, и в награду за это попросил отпустить его в Элладу, обещав вернуться. Его отпустили, и он приехал в Кротон. Здесь он захотел остаться, но один из [сопровождавших его] персов схватил его, утверждая, что он - раб [с] царя. Кротонцы отбили Демокеда, а у перса отняли одежду и надели на служителя городского притана. С тех пор каждое седьмое число месяца, следуя за пританом, он обходит алтари в персидском облачении - не из роскоши и спеси, а в укор персам. Тимей пишет, что потом и кротонцы попытались отменить Олимпийские празднества, назначив на это время игры с богатыми наградами серебром; но другие пишут, что это сделали [d] сибариты.

23. ТАРЕНТИНЦЫ, как рассказывает Клеарх в четвертой книге "Об образе жизни" [FHG.II.306], утвердившись в своей силе и могуществе, впали в такое роскошество, что стали выводить волосы на всем теле, чтобы кожа была гладкою, а от них этот обычай перешел к остальным. Все они, - говорит он, - будто бы ходили в прозрачных одеждах с пурпурным подбоем, что в наши дни даже у женщин считается изнеженностью. А потом роскошь стала поводырем спеси: и они разрушили Карбину, [e] город япигов, {22} а мальчиков, девушек и взрослых женщин согнали голыми, как на сцену, в карбинские храмы, чтоб глазеть на них целый день, а кто хотел, тот набрасывался на них, как волк на обреченное стадо, и утолял свою похоть красотою согнанных. Все это видели, но никто не знал, что зорче всех смотрели боги. И так велик был божеский гнев, что все тарентинцы, которые участвовали в этом насилии над Карбиной, были поражены громом. И по сей день у входа в каждый тарентский дом [f] стоит столько [искупительных] столбов, сколько мужей из этого дома ходило в поход на япигов. В годовщину их гибели народ у этих столбов не оплакивает ушедших, не совершают по ним обычных возлияний, но только приносит жертвы Зевсу [в громе] Нисходящему.

{22 город япигов — в Калабрии.}

24. ЯПИГИ эти ведут род из Крита, - от тех, что отправились на розыски Главка {23} и поселились в этих местах. (523) Но потомки их тоже позабыли критское добронравие и в такую впали роскошь, а потом и спесь, что первыми стали румянить лица, надевать накладные волосы, носить цветные хитоны, а работать и трудиться сочли позором. Большинство из них строило дома краше храмов, а вожди их даже кощунственно [b] вынесли из храмов изваяния богов, пообещав заменить их лучшими. За это небо грянуло на них огнем и медью, о которых память перешла в потомство, потому что те медные стрелы можно было видеть еще многое время спустя. А уцелевшие, лишившись всех благ, по сей день бреют головы и ходят в скорбных одеждах.

{23 ...нарозыски Главка... — сына Миноса.}

25. ИБЕРИЙЦЫ хоть и носят театральные наряды и пестрые хитоны до пят, однако это не мешает их воинственной силе. Но МАССАЛИОТЫ, перенявшие от иберийцев эту их одежду, вконец обабились, [c] изнежились душою до непристойности и в роскошестве своем дошли до женской подчиненности, отчего и пошла пословица: "Плыви-ка ты в Массалию!"

Обитатели СИРИСА, которым сперва владели беженцы из-под Трои, потом колофоняне (о чем пишут Тимей [FHG.I.206] и Аристотель [frag.354]), тоже впали в роскошь, не меньшую, чем сибариты. Местным [d] их обычаем было носить цветистые хитоны, подпоясывая дорогими поясами (μιτραι), - за это соседи и называли их "митрохитонами", в противоположность гомеровским [Ил.XVI.419] неподпоясанным "амитрохитонам". Сирисской землею за ее плодородие восхищался и стихотворец Архилох: собственный свой Фасос он почитает много худшим [rrag.21]:

Невзрачный край, немилый и нерадостный,

Не то, что край, где плещут волны Сириса. {24}

{24 ...волны Сирией. — Река в Великой Греции (Италия), славившейся своим плодородием.}

Название свое Сирис получил, по словам Тимея и Эврипида в [e] "Меланиппе скованной" [frag.496], от женщины Сириды, по мнению же Архилоха, от имени реки. Сообразно благосостоянию и роскоши этого края в нем весьма умножилось население, отчего и почти все греческие поселения в Италии получили имя Великой Греции.

26. МИЛЕТЯНЕ, пока не впали в роскошь, одерживали победы над скифами (как пишет о том Эфор [FHG. 1.260]) и поэтому основали [f] города на Геллеспонте и славные поселения на Эвксинском Понте - все они тяготели к Милету. Но когда они поддались наслаждению и роскоши, говорит Аристотель [frag.557 Rose], то мужество отлетело от их города, и тогда возникла пословица:

"Храбры когда-то были и милетяне".

Гераклид Понтийский во второй книге "О справедливости" [Voss 41] пишет: "Город милетян пал от бедствий, рожденных роскошью и гражданскими распрями, ибо в нем каждый, не зная чувства меры, истреблял своих врагов до самого корня. (524) Так, когда зажиточные граждане вступили в борьбу с простонародьем, которое звали "гергитами", {25} и поначалу верх одерживал народ, то изгнавши богатеев из города, они собрали детей изгнанников на току и предали преступнейшей казни - насмерть затоптали волами. Зато и богачи, взявши верх, обмазывали своих пленников смолою и заживо сжигали всех вместе с детьми. Говорят, что когда они горели, было явлено много знамений: священная олива [b] вспыхнула сама собой, а бог Аполлон, {26} долго отказывавший им в вещаниях, на вопрос "за что?" ответил так:

{25 «гергиты» — презрительное наименование людей, занимавшихся физическим трудом. Геродот (V.122) говорит, что они были потомками древних тевкров.}

{26 ...бог Аполлон... — здесь дельфийский оракул.}

"Много печалит меня беззащитных убийство гергитов,

Участь сгоревших в смоле и навеки увядшее древо".

А Клеарх в четвертой книге "Об образе жизни" рассказывает [FHG.II.306], что милетяне впали в роскошь из зависти к колофонянам, а потом распространили эту роскошь и в соседних городах; но когда их за это стали попрекать, то вспомнили пословицу: "милетское - милетянам, [с] а вовсе не на вынос". {27}

{27 ...а вовсе не на вынос. — Когда милетянин Аристагор прибыл в богатых одеждах к спартанцам просить их помощи против персов (Геродот. V.50), эфор сказал ему: «Милетское должно оставаться дома и не прибывать сюда» (Евстафий. 1358,11; Зенобий V.57). По версии Клеарха эти слова принадлежат самим милетянам.}

27. СКИФОВ Клеарх описывает следом за милетянами [FHG.II.306]: "Вначале скифы жили только под общечеловеческими законами, но потом они из-за своей спеси стали несчастнейшими из смертных. {28} Роскоши они предавались, как никто, сделавшись рабами обилия богатства и прочих благ - это видно по нарядам и образу жизни даже нынешних их [d] вождей. Увлекшись этой прихотливостью больше и раньше всех, они до того дошли в своем бесчинстве, что стали отрезать носы {29} всем, в чьи земли проникали; и потомки тех народов, даже выселившись, сохраняют в своем имени память о том насилии. А скифские женщины булавками накалывали клейма на теле женщин из фракийских племен, живших к северу и западу; поэтому еще много лет спустя эти заклейменные фракиянки [e] уничтожали память о своем несчастье, окружая скифские наколки собственными узорами, чтоб отметины стыда и позора казались пестрыми украшениями. В своем господстве надо всеми скифы были так надменны, что рабам невозможно было служить им без слез, отсюда и пошла известная поговорка: "скифский разговор". Когда же после многих бедствий лишились они привольного житья и длинных волос, то у всех соседних народов "остричь в знак позора" стало называться "оскифить [f] (α̉ποσκυθίσθαι)". {30}

{28 ...несчастнейшими из смертных. — Ср. Эврипид. «Антигона», фрагмент 157-158 (TGF2.405) об Эдипе, процитированный Аристофаном в «Лягушках» (1182, 1187): «Сперва Эдип счастливым мужем был, потом он стал несчастнейшим из смертных...» «Общечеловеческими законами» здесь называются обычаи первобытного общества, противопоставляемые законам цивилизации.}

{29 ...отрезать носы... — «Ринокоруриты» — «отрезанные носы». См.: Страбон. 759.}

{30 В этом месте Клеарх превосходит темностью самого себя. Обычай снятия скальпа здесь спутан со стрижкой волос по случаю траура.}

28. Всех ИОНИЙЦЕВ осмеивает в своем "Киклопе" Каллий (или Диокл) [Коск.I.695]:

Расскажи, как дела в ионийской земле,

так роскошной, застольем богатой.

[Среди них] АБИДОСЦЫ, милетские выходцы, ведут жизнь распущенную и упадочную, как представляет это Гермипп в "Воинах" {31} [Ibid. 241]:

{31 Третий и четвертый стихи испорчены; правка же Кока неудовлетворительна.}

- Заморские ратники,

Привет! Как дела у вас?

Посмотришь - и кажется,

Вы больно изнежились:

В кудряшках мальчишеских

(525) И с пухлыми ручками!

- А где же ты видывал,

Абидосцев мужчинами?

И Аристофан в "Трифале" мимоходом осмеивает многих ионийцев [Ibid. 529]:

Когда сюда являются ионяне,

То клянчат и канючат и занудствуют:

Один: "Продай раба на нашем Хиосе!"

Другой: "В Эфесе!" Третий: "Нет, в Абидосе!"

Четвертый: "В Клазоменах!" Все "Продай, продай"...

В речи же "Против Алкивиада" оратор Антифонт бранит абидосцев так: "После того, как, достигнув совершеннолетия, с одобрения [b] опекунов ты получил права гражданства, ты взял свое имущество и отплыл в Абидос; но не с тем, чтобы взыскать с должников или попросить услугу у проксенов, а чтобы перенять у абидосских баб их повадки подстать беззаконным наклонностям твоей развратной душонки, а потом использовать их в предстоящем житье".

[с] 29. МАГНЕСИЙЦЫ, что живут в долине Меандра, тоже нашли себе конец в непомерной своей распущенности, как о том пишет в элегиях Каллин [PLG4. ΙΙ.5], а также Архилох [PLG4.II.388]: они были покорены эфесцами.

А о самих ЭФЕСЦАХ, об их одеяниях и крашеных плащах вот как рассказывает Демокрит Эфесский в первой из двух книг "Об эфесском храме" [FHG.IV.383]: "Одежды у ионян фиалковые, и порфирные, и шафранные, вышитые ромбами, а по верхнему краю через равные промежутки - звериные изображения. Есть у них платья-сарапеи, [d] окрашенные в яблочный цвет, и в морской пурпурный, и в белый, и в красный. Есть и длинные платья-каласиры коринфской работы - и красные, и фиалковые, и гиацинтовые, а можно купить и морского цвета, и огненного, но самые лучшие каласиры - персидские. Можно там увидеть, - продолжает Демокрит, - и платья-актеи, самые дорогие из персидских [e] одежд. Ткани у них очень плотные, что придает им прочность и легкость; и они усеяны золотыми крупинками, а каждая крупинка закреплена за середину пурпурной нитью с изнанки ткани". Вот такие одежды, - говорит он, - были у эфесцев в их вожделенной роскоши.

30. О САМОСЦАХ же с их роскошествами историк Дурид приводит стихи поэта Асия, из которых видно, что на запястьях они носили наручья, а в праздничном шествии в честь Геры выступали, раскинув расчесанные волосы на грудь и плечи; обычай этот подтверждается и пословицей: "Пойти на праздник Геры непричесанным". Стихи же Асия [f] таковы [frag.ер.206]:

Так поспешали они, упорядочив гребнями кудри,

Геры святыню почтить, облеченные дивной одеждой:

Белые были на них, до земли ниспадая, хитоны,

Скрепы златые на лбах взносились, подобно цикадам,

Ветер власы колебал, золотой перевитые вязью,

Наручья дивной работы смыкались у них на запястьях, -

[Шли они легкой стопою, подобясь] бойцам щитоносным. {32}

{32 ...Шли они легкой стопою, подобясь бойцам щитоносным. — Ироническая реминисценция стихов «Илиады» (XII.258).}

(526) Гераклид Понтийский в книге "О наслаждении" говорит, что самосцы, жившие в непомерной роскоши, мелочными сварами, как сибариты, погубили свой город.

31. КОЛОФОНЦЫ, по словам Филарха [FGH.81f 66], поначалу отличались строгими нравами, но когда склонились к роскоши, то вошли в дружбу и союз с лидийцами и стали выходить на люди с золотыми украшениями в волосах, как о том говорит и Ксенофан [frag.3]:

Но бесполезную роскошь познали они от лидийцев,

Раньше, чем власть захватил мерзкий над ними тиран, -

Шли в собранье они, в драгоценный окутавшись пурпур,

[b] Было не менее их тысяча общим числом,

Чванные, великолепьем кудрей высоко заплетенных,

Все пропитавшись насквозь мазей душистых струей.

В непомерном своем пьянстве дошли они до того, что иные не видели ни восхода, ни заката. У них был даже закон, сохранившийся поныне, {33} что флейтистки, арфистки и прочие музыканты, обслуживая пьяных, [с] получают [одну] плату с рассвета до полудня, [другую] с полудня до зажигания светильников и [третью] за всю остальную ночь. {34} Феопомп в пятидесятой книге своей "Истории" [FHG.I.229] говорит, что не менее тысячи колофонцев шаталось по городу в пурпурных одеждах, а пурпур, как известно, был тогда редок и его с трудом домогались даже цари: раковины-пурпурницы продавались на вес серебра. Из-за такого-то образа жизни они оказались под властью тирании, были ввергнуты в гражданские распри {35} и погубили отечество. То же самое рассказывает о них и [d] Диоген Вавилонский в первой книге "Законов". У Антифана же в "Додоне" {36} так сказано о роскоши всех ионян вместе взятых [Kock.II.48]:

{33 ...сохранившийся поныне... — Филарх жил в третьем веке до нашей эры.}

{34 ...за всю остальную ночь. — Один из самых первых законов, регулировавших продолжительность рабочего дня (восьмичасового!).}

{35 ...в гражданские распри... — Случай hysteron proteron: распри привели к тирании.}

{36 ...в «Додоне»... — единственная сохранившаяся цитата из этой пьесы.}

Откуда, кто такие? Не ионян ли

Валит толпа, в плащи одетых пышные,

Изнеженных, приверженных к роскошеству?

И Феофраст в книге "О наслаждении" пишет, что своей непомерной роскошью ионяне ... [лакуна в тексте] ... тоже дали повод присказке, {37} которая и сейчас в ходу.

{37 ...дали повод присказке... — вероятно, «ионийская прихоть».}

32. Из ПРИОКЕАНИЙСКИХ НАРОДОВ некоторые тоже отличаются изнеженностью, как о том пишет Феопомп в восьмой книге "Истории Филиппа" [FHG.I.287]. О ВИЗАНТИЙЦАХ и КАЛХЕДОНЦАХ {38} Феопомп [e] рассказывает вот что: "У византийцев давно уже было демократическое правление, город их лежал при торговой гавани, и народ проводил все время на берегу и на рынке, привыкая беспутствовать, блудить и пить вино по кабакам. Калхедонцы же когда-то были гораздо лучше византийцев по образу жизни и времяпрепровождению; но объединившись [f] с ними воедино и отведав демократических вольностей, они тоже впали в гибельное роскошество, из людей разумнейших и умереннейших в быту превратившись в расточителей и пьяниц". И в двадцать первой книге "Истории Филиппа" [FHG.I.302] он пишет, что УМБРЫ, адриатический народ, отличаются изнеженностью и живут почти как лидийцы, потому что земля у них хорошая и потому всего у них вдоволь.

{38 О калхедонцах — На 329а город называется Халкедоном. Та же вариативность прослеживается и в эпиграфических памятниках.}

(527) 33. В четвертой книге он рассказывает о ФЕССАЛИЙЦАХ [FHG.I.286]: "Одни из них проводят жизнь среди флейтисток и танцовщиц, другие за игрою, выпивкой и прочими беспутствами, и больше они стараются, чтобы столы были полны всевозможными лакомствами, нежели чтобы быть достойными людьми. А ленивее и расточительнее всех [b] [фессалийцев], - продолжает Феопомп, - ФАРСАЛЫДЫ". Критий тоже подтверждает [FHG.II.69, Diels 622], что по общему мнению фессалийцы тратят больше всех на еду и наряды - оттого они и навели персов на Элладу, что восхищались их роскошью и пышностью.

Об ЭТОЛИЙЦАХ Полибий в тринадцатой книге "Истории" пишет [I.1], что из-за постоянных войн и расточительного житья они оказались у всех в долгу. И Агафархид в двенадцатой книге "Истории" [c] подтверждает [FHG.III.192]: "Этолийцы настолько же более других готовы встретить смерть, насколько усерднее других стремятся проматывать жизнь".

34. Знаменита была и роскошь СИЦИЛИЙЦЕВ, в особенности СИРАКУЗЯН, как свидетельствует и Аристофан в "Пирующих" [1.446]:

Но не тому учился ты, за чем тебя послал я,

А пить, потом реветь ослом, да жрать по-сицилийски,

Да пировать, как сибарит, с большой лаконской чашей...

И Платон в "Письмах" [р.326b] говорит: "С такими мыслями я прибыл [d] впервые в Италию и Сицилию. Когда же я приехал, тамошняя пресловутая блаженная жизнь, заполненная всевозможными италийскими и сиракузскими пиршествами, никак не пришлась мне по душе. Не понравилось мне и наедаться дважды в день до отвала, а по ночам никогда не спать одному и также всякие другие привычки, связанные с подобной жизнью. Естественно, что никто из людей, живущих под этим небом, с юности воспитанный в таких нравах, не мог бы никогда стать разумным". И в третьей книге "Государства" он пишет [p.404d]: "Видно, не нравятся тебе сиракузский стол и сицилийские разносолы? [e] И коринфскую девицу ты бранишь, которую любят мужчины для поддержания тела в лучшем виде? И аттические печенья, которые считаются такими вкусными?"

35. Рассказывая в шестнадцатой книге "Истории" об утопавших в роскоши сирийских городах, Посидоний пишет и следующее [FHG. III.258]: {39} "Жители этих городов, изобилием пастбищ избавленные от нехватки необходимого, собирались большими компаниями на непрерывные пиры, в гимнасиях устраивали бани, умащались дорогими [f] маслами и благовониями; в "грамматейонах" - так они называли помещения для общественных трапез - они жили, как у себя дома, проводили там почти весь день, набивая утробу яствами и винами, а иное и унося с собой; слух свой они непрерывно услаждали громким звоном черепаховых лир, и эхом откликались им соседние города". И Агафархид в тридцать пятой книге "О Европе" [FHG.III.194]: (528) "Ликийские АРИКАНДИЙЦЫ, соседи лимерийцев, из-за расточительных своих прихотей оказались у них в долгу, по сластолюбию и лени не могли расплатиться и оттого склонились на посулы Митридата, полагая, что за это он сложит с них долги".

{39 Ср. книга V 210e-f.}

36. КАМПАНСКИЕ КАПУАНЦЫ, по словам Полибия в седьмой книге, очень разбогатели на своих плодородных почвах, и тогда впали [b] в расточительство и роскошь, превзойдя молву о Кротоне и Сибарисе. "Бремя благополучия, - пишет он, - оказалось им не по силам, и они призвали к себе Ганнибала, а за это претерпели жестокие кары от римлян. Петелийцы же сохранили верность римлянам и с такой твердостью выдерживали осаду Ганнибала, что поели все кожи в городе, и кору деревьев, [c] и свежие побеги, и так держались все одиннадцать месяцев осады без внимания и помощи римлян, и только потом сдались".

37. Согласно рассказу Филарха в одиннадцатой книге его "Истории", Эсхил полагал, что КУРЕТЫ получили свое прозвище от их роскоши (от κούρη "дева") [frag.313]:

И вьющиеся кудри, словно девичьи,

По ним и называют их куретами.

И Агафон, описывая в "Фиесте" женихов Пронактовой дочери, говорит, [d] что были они во всей красе и с длинными кудрями; а когда возвращались, отвергнутые, то [TGF2. 763]:

Богатства память, кудри мы обрезали,

Желанные во дни веселой юности,

И потому куретов имя славное (κου̃ρεται)

Мы заслужили: волосы обрезаны (κου̃ριμοι).

И КУМЕЙЦЫ италийские, как рассказывает Гиперох [FHG.IV. 344] или иной сочинитель приписываемой ему книги "О Кумах", ходили в золоте и цветистых одеждах, а на поля они выезжали с женами на пароконных [е] упряжках.

38. Итак, вот что я запомнил о роскоши городов и народов. А о прославившихся роскошью людях я слышал следующее.

[Каталог сластолюбцев]

Ктесий в третьей книге "О Персии" рассказывает [frag.20], что роскоши предавались все азиатские властители, более же всех - НИНИЙ, сын Нина и Семирамиды. Он не выходил из дворца и в своем роскошестве [f] никому не показывался, кроме евнухов и собственных жен. Таков же был и САРДАНАПАЛ, {40} сын то ли Анакиндараксара, то ли Анабараксара. И когда один из его полководцев, мидиец Арбак, {41} стал проситься у евнуха Спарамиза лицезреть своего государя и с трудом получил на свою просьбу согласие, то войдя во дворец, мидиец увидел, как царь, набеленный и по-женски разнаряженный, (529) восседал на возвышении среди наложниц и расчесывал пурпурную шерсть; брови у царя были насурьмленные, платье женское, борода сбрита, а кожа выглажена пемзою, лицо белее молока и с подведенными глазами; и когда царь заметил Арбака, то приказал вырвать ему глаза. Однако большинство [историков], в том числе и Дурид [FHG.II.437], рассказывают, что Арбак вознегодовал, что такой человек над ними царствует, и сам заколол [b] Сарданапала. Ктесий же продолжает [frag.20], что царь выступил на войну, собрал огромное войско, но был разбит Арбаком и покончил с собой, сгорев в своем дворце. Погребальный костер он взгромоздил в четыреста футов высоты, бросил в него полтораста золотых лож и столько же золотых столов, посреди костра поставил стофутовый деревянный терем и в нем ложа для царя с женою и для наложницы. Трех своих сыновей и двух дочерей он, когда дела пошли плохо, отослал в Ниневию к ее [с] царю, давши им три тысячи талантов золота. Терем он покрыл большими толстыми бревнами и вокруг поставил крепкие деревянные столбы, чтобы не осталось выхода. Золота он там положил тысячу мириад талантов, серебра мириаду мириад талантов, и еще ткани, багряницы и всякие наряды. Этот костер он приказал поджечь, и горел он пятьдесят дней, и народ дивился при виде дыма и думал, что это царь приносит жертвы [d] богам; правду знали только евнухи. Вот так, прожив жизнь в неслыханном сластолюбии, Сарданапал скончался, как настоящий муж.

{40 Сарданапал — Ашшурбанипал, 668-626 гг. до н.э., сын Ассархаддона. Ср. рассказ о Сарданапале у Юстина (I, 3).}

{41 ...мидиец Арбак... — У Юстина (I, 3, 2) Арбакт.}

39. Клеарх о персидском царе рассказывает [FHG.II.305, см. выше 515], что когда ему приносят сласти, он дает принесшим награды... себе на уме: не точная ли это поговорка "Кусочек за бога, кусочек за царя". Вот почему Сарданапал счастливей всех: он при жизни превыше всего почитал наслаждение, и по смерти на памятнике своем показывает, [e] сложив пальцы, как для щелчка, что смешны дела человеческие и не стоят щелчка пальцами, какой дважды выщелкивается в хороводе... {42} и в ином был усерден: так что Сарданапал предстает совсем не бездельником, потому что на том памятнике написано: ".Сарданапал, сын Анакиндаракса, выстроил в один день города Анхиалу и Таре, но теперь мертв". Аминта в третьей книге "Путевых стоянок" [Scr.Al.Magn. р.316] пишет, что в городе Ниневии есть высокая насыпь, откуда Кир брал землю, [f] окружая город осадным валом, и будто насыпь эта осталась от Сарданапала, царя Ниневии, а на ней каменный столб и надпись халдейскими буквами, которую Херил переложил стихами [AP.XVI,27]: {43} "Я был царем, и (530) пока видел солнце, я пил, ел и любил, зная, что век человеческий краток, но вмещает много перемен и страданий, и оставленным мною добром насладятся другие. Поэтому наслаждался и я, не упуская ни дня". Клитарх в четвертой книге "Об Александре" пишет [frag.2], что Сарданапал умер в старости, свергнутый с [ас]сирийского престола. [b] А Аристобул говорит [frag.2]: "Идя на персов, Александр остановился лагерем у Анхиалы, которую построил Сарданапал, и там поблизости был памятник Сарданапалу и на нем каменный отпечаток правой руки с пальцами, сложенными как для щелчка, и с надписью ассирийскими буквами: "Я, Сарданапал, сын Анакиндаракса, выстроил в один день города Анхиалу и Таре. Ешь, пей, забавляйся, а все остальное не стоит вот этого", [c] то есть щелчка".

{42 Текст безнадежно испорчен.}

{43 НА ГРОБ САРДАНАПАЛА

Зная, что смертным родился, старайся питать свою душу

Сладостной негой пиров, — после смерти ведь нет нам отрады.

В прах обратился и я, Ниневии великий властитель.

Только с собой и унес я, что выпил и съел и что взято

Мной от любви; вся же роскошь моя и богатства остались.

Мудрости это житейской мое поучение людям.

(Перевод Л. Блуменау )}

40. Роскоши предавался не только Сарданапал, но и фригиец АНДРОКОТТ. Он тоже наряжался в цветистые одежды, и украшал себя ярче всякой женщины: об этом пишет Мнасей в третьей книге "Европы" [FHG.III.152]. Клеарх в пятой книге "Об образе жизни" [FHG.II.307] говорит, что мариандинец САГАРИС в своей изнеженности до старости сосал женскую грудь, чтобы не утруждать себя жеванием, и никогда не опускал руку ниже пупа. За то же самое и Аристотель смеялся над [d] халкедонцем Ксенократом, который справлял нужду не прикасаясь к срамным частям; Аристотель напоминал ему стих Эврипида [Эврипид "Ипполит" 317]:

Рука чиста, но вот душа запятнана.

Ктесий рассказывает [frag.52], что АННАР, царский наместник в Вавилоне, ходил в женском наряде и украшениях, и к нему, царскому рабу, сходились на пир полтораста певиц и арфисток, которые пели и играли на арфах, пока он жевал. О самом НИНЕ Феникс Колофонский в первой [e] книге "Ямбов" пишет вот как [Chol. р.141]:

Об ассирийском слышал я рассказ Нине:

Купался он в богатстве, как тюлень в море,

И как песка в морского, не считал злата.

В небесных он созвездьях не искал смысла,

Не возжигал священного огня магов,

На бога он гадальных не взносил прутьев,

Витией не был, не был судией людям,

Не мог собрать народ, устроить смотр войску, -

[f] Зато он ел, любил и пил вино вволю,

А прочие заботы низвергал в пропасть.

А умирая, завещал завет людям,

[И он с его надгробия звучит песней]:

"Мидиец, ассириец или колх дальний,

Иль синд болотный с головой в кудрях длинных,

Услышь меня, и я тебе скажу вот что:

Я был живым дыханием и слыл Нином,

А ныне я ничто и стал земным прахом.

[И у меня осталось (ни глотком больше,)

Чем сколько выпил, съел и отлюбил в жизни.]

Нагрянули враги со всех сторон света,

И все мое добро безмерное грабят,

(531) Как жрицы Вакховы на части рвут зверя.

[Ни золота с собой не взял я в край смерти,

Не взял ни колесницы, ни коней царских:

Венец носивший, горсткою лежу пепла"].

41. Феопомп в пятнадцатой книге "Истории Филиппа" пишет [FHG.I.299], что роскошью и сластолюбием всех людей превзошел, сидонский царь СТРАТОН. Все, что сочинил Гомер про феакийцев - празднества, вино, певцы и сказители - все это было для Стратона [b] постоянным времяпрепровождением. В погоне за наслаждениями он далеко превзошел феакийцев: они, по словам Гомера, устраивали попойки с женами и дочерями, а Стратон созывал свои пиры флейтисток, арфисток и кифаристок, выписывал гетер из Пелопоннеса, музыкантш из Ионии, а [с] прочих девиц со всей Эллады, чтобы они плясали и пели, и устраивал между ними состязания перед друзьями. От природы будучи рабом наслаждений, все время он проводил с ними, радуясь такой жизни. Более же всего стремился он в этом превзойти НИКОКЛА: {44} они очень ревновали друг к другу, и каждый старался превзойти другого привольностью и сладостью житья. В этом соревновании дошли они до того, что будто бы расспрашивали всех приезжих, что нового в доме у соперника и как [d] богаты его жертвоприношения, - а потом старались во всем этом одержать над ним верх: так им было важно прослыть счастливыми и блаженными. Но им не удалось прожить так всю жизнь и оба умерли насильственной смертью. Анаксимен в книге "Превратности царской участи" [Scr.Al.Mag.38], повторив о Стратоне те же рассказы, пишет, [e] что роскошью и распущенностью он соперничал с Никоклом, царем Саламина Кипрского, и что оба погибли насильственной смертью. {45}

{44 ...превзойти НИКОКЛА. — Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». VII, 2. }

{45 ...оба погибли насильственной смертью. — Стратон погиб, приняв участие в восстании сатрапов против персидского царя. Никокл, царь Кипра, очевидно, разделил его судьбу.}

42. А вот что пишет в первой книге "Истории Филиппа" Феопомп [FHG. 1.283]: "И на третий день Филипп прибыл в Онокарсис, фракийское урочище, где была дубрава, прекрасная для отдыха, особенно в летнюю жару. Это был один из любимых уголков КОТИСА, который более всех фракийских царей любил сласть и роскошь и поэтому всякий раз в своих разъездах, видя место, осененное деревьями и орошенное [f] ключевой водой, устраивал там свои стоянки; а потом, объезжая их от случая к случаю, приносил там жертвы богам и пировал с наместниками, -счастливый и блаженный до той поры, когда кощунственно оскорбил Афину". И далее историк рассказывает, как Котис устроил пир, объявив, что Афина выходит за него замуж: построил свадебный терем и ждал, хмельной, явления богини. (532) Обезумевший, он послал телохранителя посмотреть, не явилась ли богиня в тереме, когда тот вернулся и сказал: "никого", он застрелил его из лука и послал второго, - пока, наконец, третий не догадался сказать, что она давно сошла и ждет царя. Этот же самый Котис однажды в порыве ревности разрубил своими руками собственную жену, начав со срамных ее частей.

43. А в тринадцатой книге "Истории Филиппа" Феопомп рассказывает об афиняне ХАБРИИ [FHG.I.297]: "В городе {46} он жить не мог - как [b] из-за своего мотовства и распущенности, так и из-за подозрительности афинян, [которая могла обратиться] против кого угодно; поэтому все лучшие мужи и предпочитали обитать вдали от города: Ификрат во Фракии, Конон на Кипре, Тимофей на Лесбосе, Харет в Сигее, а сам Хабрий в Египте". И о ХАРЕТЕ он тоже пишет в сорок пятой книге [FHG.I.318]: "Был Харет ленив и медлителен, хотя тоже тянулся к роскоши: в походы [с] он возил и флейтисток, и арфисток, и простых девок; а из военных денег часть тратил на эту свою спесь и часть оставлял в Афинах - для ораторов и законодателей в народном собрании и простых людей, которым грозил суд. Поэтому народ афинский на него не роптал, и граждане его даже любили - и понятно, потому что они и сами так жили: в юности с гетерами и флейтистками, взрослыми за пьянством, за игрой и прочими [d] беспутствами, а народ тратил больше денег на общественные угощения и мясные раздачи, нежели на управление городом". И в книге "О дельфийской добыче" Феопомп пишет [FHG.I.309]: "Афинянину Харету через Лисандра {47} было выдано шестьдесят талантов; из этих денег он принес жертвы богам за победу над Филипповыми наемниками, а потом угощал всех граждан на городской площади". [e] Начальником тех наемников был Адей по прозвищу Петух, о котором комедиограф Гераклид упоминает так [Kock.II.435]:

{46 В городе — То есть в Афинах.}

{47 ...через Лисандра... — Так как речь идет о событиях Священной войны (355 г. до н. э.), то не следует путать этого Лисандра со знаменитым спартанским адмиралом.}

Филиппов петушок раскукарекался,

Носился спозаранку и попал под нож -

Его тогда схватил Харет-афинянин:

Видать, тот был без гребня. И зарезавши

Лишь одного, устроил угощение

Харет для многих, - дело благородное!

То же самое рассказывает и Дурид [FHG.II.470].

[f] 44. Идоменей [FHG.II.491] пишет, что писистратиды ГИППИЙ и ГИППАРХ тоже завели разгульные праздники, при которых кормилось множество распутниц и прихвостней, а поэтому власть их стала тяжела народу. А отец их Писистрат в наслаждениях был умерен и даже, как рассказывает Феопомп в двадцать первой книге [FHG.I.303], (533) не охранял своих садов и усадеб, чтобы всяк, кто хочет, мог зайти и взять, что нужно. Подражая ему, потом то же самое делал и КИМОН. Феопомп о нем пишет в десятой книге "Истории Филиппа" [FHG.I. 293]: "У Кимо-на Афинского ни на полях, ни в садах не было ни одного сторожа, чтоб из граждан всякий, кто хочет, мог зайти и взять, что нужно из плодов [b] его имения. Он и дом свой держал открытым для всех, и у него всегда был наготове нехитрый обед на много гостей, так что бедные граждане могли войти к нему и пообедать. Даже тех, кто попрошайничал перед ним каждый день, он не оставлял без помощи: говорят, при нем всегда ходили двое-трое юношей с мелкою монетою, и когда к нему подходили с просьбами, он приказывал ее раздавать. Говорят, он давал деньги и на похороны. И нередко делал вот что: видя, что из граждан кто-то плохо одет, он приказывал одному из спутников обменяться с ним своею одеждою. [c] Поэтому слава у него была добрая, и меж граждан он считался самым лучшим". Писистрат же бывал ко многим жесток, поэтому некоторые даже говорят, будто дионисические маски - это его изображения. {48}

{48 ...его изображения. — Речь идет об устрашающих личинах, призванных отгонять злых духов. Ср. Павсаний. 1.2.5, Фрэзер. II.6.}

45. Сам ПЕРИКЛ-ОЛИМПИЕЦ, по словам Гераклида Понтийского в книге "О наслаждении" [Voss 36], прогнал из дома жену и зажил [d] всласть с мегарскою гетерой Аспасией, {49} потратив на нее много своего добра. Фемистокл, при котором афиняне еще не пьянствовали и не водились с гетерами, однажды напоказ запряг четырех девок в колесницу и так проехал утром в толпе народа через Керамик. {50} Однако из рассказа Идоменея [FHG.II. 491] об этом случае неясно - то ли он запряг их, как лошадей, то ли взял к себе в колесницу. И Поссид пишет в третьей книге [е] "О Магнесии" [FHG.IV.483], что когда Фемистокл получил в Магнесии венценосную власть, {51} то принес жертвы Афине, учредив ей праздник Панафиней, и принес жертвы Дионису Многокувшинному, учредив ему праздник Кувшинов. {52} Впрочем, Клеарх пишет в первой книге "О дружбе" [FHG.II.313], что, построив себе красивую столовую с тремя ложами, он сказал, что хотелось бы ему иметь столько друзей. {53}

{49 ...с мегарскою гетерой... — Аспасия была из Милета.}

{50 ...через Керамик. — Ср. 576с. Керамик, северо-западный квартал Афин, включал в себя и рыночную площадь.}

{51 ...получил... венценосную власть... — от персидского царя.}

{52 ...праздник Кувшинов. — В подражание второму дню афинского праздника Анфестерий.}

{53 ...столько друзей. — Три ложа вмещали шестерых гостей.}

46. Хамелеонт Понтийский в книге "Об Анакреонте" приводит его стихи [frag. 11 Koepke]

Полюбился Эврипиде переносный Артемон, -

[f] и поясняет, что АРТЕМОН {54} получил это прозвище за то, что жил в роскоши, и его повсюду носили на носилках. В самом деле, как Артемон из бедности достиг роскоши, Анакреонт описывает такими стихами [frag.54 Diehl]:

{54 ...Артемон... — Поэт Артемон был соперником Анакреонта. В V в. это прозвище было остроумно приложено к другому Артемону, хромому механику, которого носили в паланкине (см. Плутарх. «Перикл». 27).}

Раньше ходил в рубище он худой, перепоясанный,

Вместо серег в мочках ушей носил кусочки дерева;

Немытой бычьей шкурою

Плечи прикрыв, - шкуру содрал он со щита облезлого, -

(534) Жил среди шлюх плут Артемон, среди продажных мальчиков,

Нечестно добывая хлеб.

Часто на брус, на колесо ложился под розгами,

Часто ему шкуру витым бичом спускали кожаным

И выдирали бороду.

Ну а теперь Кикин {55} сынок на колеснице катится,

{55 Кикия — имя женщины низкого происхождения и рода занятий (досл. — сходящаяся [со всеми]).}

[b] Злато в ушах, зонт над челом, по-бабьи разукрашенный...

47. А о красавце АЛКИВИАДЕ Сатир повествует так [FHG.III. 160]: "Говорят, что в Ионии он был изнеженнее ионян, в Фивах беотийствовал пуще фиванцев, закаляя тело упражнениями, в Фессалии на лугах и скачках возился с лошадьми больше, чем Алевады, в Спарте выдержкой и простотой жизни побеждал лаконцев, во Фракии всех перепивал [c] неразбавленным вином. Чтобы испытать свою жену, он послал ей от чужого имени тысячу персидских монет. Красив он был так, что и взрослый не стриг длинных волос; {56} а сандалии носил такие небывалые, что их стали звать "алкивиадками". В театре, когда он, шествуя в пурпуре, вел свой хор, {57} то на него любовались и мужчины, и женщины. Антисфен-сократик, видевший Алкивиада своими глазами, говорит, что был он крепок, мужествен, отважен и вежествен и во всяком возрасте оставался красив. В его поездках ему прислуживали, как [d] рабы, четыре союзных города: персидский шатер раскидывали эфесцы, корм коням давали хиосцы, скот для жертвоприношений и угощений -кизикийцы, вино и прочие припасы - лесбосцы. Воротясь в Афины из Олимпии, он посвятил Афине две картины кисти Аглаофонта: на одной его венчали Олимпийская и Пифийская победы, на другой {58} он сидел на коленях у Немей и лицом был краше женщины. Даже во главе [е] войска он оставался щеголем: щит имел украшенный золотом и слоновой костью, а знаком на щите был Эрот с молнией вместо дротика. {59} Однажды он ввалился с пьяной ватагою в дом Анита, своего богатого любовника, и в ватаге этой был бедняк Фрасилл; осушив за здравье Фрасилла половину сосудов, стоявших на стойке, он велел спутникам отнести их к Фрасиллу. Явив Аниту такую любезность, он ушел. Люди [f] стали звать его самодуром, но Анит ответил им, как подобает благородному влюбленному: "Нет, клянусь Зевсом, он даже щедр: взял половину, а мог взять все".

{56 ...не стриг длинных волос... — Плутарх (52е) пишет, что он остригся, после того как перебежал к спартанцам.}

{57 ...вел свой хор... — В качестве хорега он нес расходы на хор в трагическом, комическом или лирическом представлении, которое открывалось проагоном, парадом всех участников.}

{58 ...на другой... — Плутарх («Алкивиад» 16) пишет, что автором картины был сын Аглаофона Аристофонт.}

{59 ...Эрот с молнией... — Эмблемой на щитах афинян была сова.}

48. Оратор Лисий о распущенности Алкивиада рассказывает так [Thalheim р.346]: "Аксиох и Алкивиад вместе отплыли в Геллеспонт, вместе женились в Абидосе на абидосской женщине Медонтиде и оба (535) жили с ней. Когда у них родилась дочь, то они говорили, что не знают, чья она. Когда она выросла, то они стали спать и с нею: когда это делал Алкивиад, он говорил, что это дочь Аксиоха, а когда Аксиох, - что Алкивиада". Его обхождение с женщинами Эвполид в "Льстецах" осмеивал так [Kock.I.300]:

- Алкивиад пускай уйдет из женского разряда!

[b] Алкивиад . Что ты несешь? Иди домой, жену свою учил бы!

И Ферекрат говорит [Kock.I. 194]:

Алкивиад, не будучи мужчиною,

Отлично стал всеобщим мужем женщинам.

В Спарте он обольстил Тимею, жену царя Агида, а когда его за это упрекали, он ответил, что это не ради распутства, а ради того, чтобы его сын воцарился над Спартою и чтобы спартанские цари считались не потомками Геракла, а потомками Алкивиада. {60} Даже в походах он возил с [с] собою Тимандру, мать коринфской гетеры Лаиды, и афинскую гетеру Феодоту.

{60 ...потомками Алкивиада. — Два спартанских царя-соправителя вели свое происхождение от близнецов Эврисфена и Прокла (Геродот. VI.52).}

49. [Когда он был амнистирован афинянами] после своего бегства, {61} он сделал их господами Геллеспонта, отправил в Афины более пяти тысяч пелопоннесских пленников, а сам, возвращаясь в отечество, украсил триеры зелеными ветвями, лентами и флажками. На канатах они тащили за собой захваченные корабли противника с отрубленными носами, числом до двухсот, и ладьи для перевозки конницы, полные добычи и [d] оружия лаконцев и пелопоннесцев. Так он подошел к гавани, и тогда триера, на которой плыл он сам, под пурпурными парусами понеслась ко входу в Пирей; там гребцы взялись за весла, а гребную песню им завел на флейте Хрисогон, стоя на корме в одежде пифийского победителя, а команды им отдавал трагический актер Каллипид {62} в театральном плаще. Оттого-то и было в шутку сказано: "Ни Спарта не вынесла бы двух [е] Лисандров, ни Афины двух Алкивиадов". Подражал Алкивиад и персидским обычаям, как Павсаний, и для разговоров с Фарнабазом одевался в персидские одежды и учил персидский язык, как Фемистокл.

{61 ...после своего бегства... — Обвиненный в святотатстве Алкивиад перебежал в 415 г. к спартанцам; в 411 г. был амнистирован, но оставался с флотом на Самосе. В Афины Алкивиад вернулся в 408 или 407 г.}

{62 ...актер Каллипид... — Хрисогон одержал победу на состязаниях флейтистов в Дельфах. Каллипид был самым знаменитым трагическим актером (ср. 304b, 656b).}

50. Дурид рассказывает в двадцать второй книге своих "Историй" [FHG.II.477]: "Спартанский царь Павсаний сложил с себя грубый спартанский плащ своих отцов и нарядился в персидские одежды. И сицилийский тиран ДИОНИСИЙ облачался в длинные одеяния {63} и носил золотой венец и плащ с пряжкою на плече, как трагические актеры. [f] И АЛЕКСАНДР [Великий], завладев Азией, стал одеваться по-персидски. Но всех их превзошел ДЕМЕТРИЙ: {64} одни башмаки его стоили целое состояние. Они имели вид полусапожек, но были покрыты войлоком, крашеным в пурпур и украшены спереди и сзади хитрыми золотыми узорами. Ездовой его плащ был черный, и на нем были вытканы (536) золотые звезды и двенадцать знаков зодиака. Золотом шита была и лента, перетягивавшая пурпурную широкополую шляпу, а концами ниспадавшая на спину. И когда в Афинах справлялись Деметриевы праздники, {65} то на сцене выставлена была картина, на которой он скакал верхом, оседлав весь обитаемый свет".

{63 ...в длинные одеяния... — То есть в ксистиду, первоначально бывшую женской одеждой, мужчины носили ее в церемониальных случаях (ср. Платон. «Государство». 420Е).}

{64 ..Деметрий... — Полиоркет, сын Антигона (см. Плутарх. «Деметрий». 41).}

{65 ...Деметриевы праздники... — Посвященные не богине Деметре, но самому Деметрию (см. 253а).}

Нимфид Гераклейский пишет в шестой книге о своем городе [FHG. III. 15]: "ПАВСАНИЙ, победив в битве при Платеях Мардония, вовсе позабыл спартанские обычаи и в бытность свою в Византии до того дошел [b] в своей надменности, что посвятил богам, чьи храмы стояли у входа в пролив, бронзовую чашу с наглой надписью, будто он один совершает это посвящение и ни о ком другом в своем тщеславии не помнит; чаша эта сохранилась и по сей день:

Здесь, на эвксинских брегах, эту чашу принес Посейдону

Царь Павсаний, чья власть в эллинской славной земле,

В память своих побед: Геракла он древнего отрасль,

Сын Клеомброта-царя, родина - Лакедемон".

51. В большой роскоши жил и ФАРАКС ЛАКЕДЕМОНСКИЙ, - об этом пишет Феопомп в сороковой книге "Истории" [FHG.I.314]: [c] наслаждениям он предавался столь разнузданно, что скорее должен был зваться по этому пороку сицилийцем, чем по отечеству спартанцем. В пятьдесят второй книге тот же Феопомп пишет [FHG.I.322], что и спартанец АРХИДАМ ЛАКОНСКИЙ оставил отеческий образ жизни и перенял чужеземную изнеженность; оттого жить на родине было ему в тягость, и невоздержанность постоянно влекла его на чужбину. Так, когда из Тарента пришли послы с просьбой о союзе, он поспешил им на подмогу; но когда он потом погиб в бою, то враги даже отказали ему в погребении, хотя [d] тарентинцы предлагали за его тело огромный выкуп.

Филарх в десятой книге "Истории" пишет [FHG.I.338], что ИСАНФ, царь фракийского племени кробизов, превосходил роскошью всех своих современников; он был богат и красив. А в двадцать второй книге он [е] рассказывает [FHG.I.345], что египетский царь ПТОЛЕМЕЙ ВТОРОЙ, хотя и был достойнейшим из владык и более всех заботился о воспитании мужей, однако и он от недолжной роскоши повредился в уме и говорил, будто он единственный достиг бессмертия и теперь будет жить вечно. И вот, промучившись несколько дней от приступа подагры, он, как стало ему лучше, выглянул в оконце и увидел, как на берегу реки египтяне растянулись на песке за немудреной трапезой. "Несчастный я! - воскликнул он, - почему не могу я быть одним из них!"

52. О КАЛЛИИ и его прихлебателях у нас уже шла речь, {66} однако Гераклид [f] Понтийский в книге "О наслаждении" сообщает о нем такой рассказ, что я приведу его полностью [Voss, 37]. "Говорят, что когда персы в первый раз пришли на Эвбею, то казною их военачальника завладел один эретриец {67} по имени Диомнест. Вышло так, что тот военачальник {68} поставил свой шатер на Диомнестовом поле и положил деньги в комнате его дома. Когда все те персы погибли, то никто не знал, что у Диомнеста столько этого золота. (537) Но когда персидский царь вновь послал войско на Эретрию, чтобы стереть ее с земли, то богатые люди, понятным образом, стали искать для своего добра надежные места, и наследники Диомнеста послали свое золото на хранение в Афины к сыну Каллия Гиппонику, по прозвищу Аммон. И когда персы увели из Эретрии всех [b] эретрийцев [в Экбатаны], то огромные эти деньги остались у Гиппоника. Наследник его, тоже Гиппоник, {69} стал просить афинян дать ему место для сокровищницы на Акрополе, говоря, что опасно таким деньгам лежать в частном доме. Афиняне дали ему место, но поддавшись друзьям, он передумал и оставил деньги себе. Так Каллий {70} стал обладателем громадного состояния и стал жить в свое удовольствие, - и сколько было [с] вокруг него льстецов, сколько приятелей, сколько мотовства! Но привольная эта жизнь довела его до такой крайности, что под старость пришлось ему жить в одиночестве, с одною старухою из варваров, и умер он в нищете, не имея самого необходимого. А кто погубил состояния Никия Пергасийского и Исхомаха? {71} Разве не Автокл и Эпикл, решившись жить вместе и ничего не искать, кроме наслаждений? Потратив последний грош, они приняли яд и покончили счеты с жизнью".

{66 ...уже шла речь... — В дошедшей до нас версии трактата нет никакого упоминания о прихлебателях Каллия.}

{67 эретриец — житель Эретрии, города на Эвбее.}

{68 военачальник — Датис?}

{69 тоже Гиппоник — внук последнего.}

{70 Каллий — третий из носивших это имя. Он родился в 455 г. до н.э. Дом его описан в диалоге Платона «Протагор». См.: 5061}

{71 ...состояния Никия Пергасийского и Исхомаха? — См. Лисий. XIX. 46.}

[d] 53. Об АЛЕКСАНДРЕ ВЕЛИКОМ и его непомерной роскоши Эфипп Олинфский в книге "О кончине Гефестиона и Александра" рассказывает [Scr.Al.M.125], что в царском парке ему был поставлен золотой трон и ложа на серебряных ножках, и сидя там, он занимался делами с царскими товарищами. А Никобула говорит [Scr.Al.M.157], что на его пирах лицедеи только и старались его развлечь, а на последнем своем пире [е] сам Александр играл на память сцену из "Андромеды" Эврипида, пылко пил заздравное несмешанное вино и других принуждал пить. Тот же Эфипп рассказывает [Scr.Al.M.157], что на пирах Александр появлялся в священных одеяниях. Иногда он, как Аммон, облачался в порфиру и сандалии, а на лоб надевал рога, как у этого бога; иногда одевался Артемидою и часто ездил так даже на колеснице в персидском платье, с луком за плечами и охотничьим копьем в руке; иногда являлся одетый Гермесом - по будням в пурпурном ездовом плаще, в пурпурном [f] хитоне с белыми полосами, в македонской шляпе с царской диадемою, а на людях в [крылатых] сандалиях, в широкополой шляпе на голове и с жезлом глашатая в руке; {72} а порою выступал в львиной шкуре и с палицей, как Геракл. Что же тогда удивительного, что и у нас император Коммод возил в своей повозке, застеленной львиной шкурой, гераклову палицу и хотел называться Гераклом, если сам Александр, ученик Аристотеля, (538) уподоблял себя стольким богам, и еще богине Артемиде? Даже полы Александр обрызгивал дорогою миррой и душистым вином. В честь его воскурялась смирна и все другие благовония. Все при нем в страхе хранили благоговейное молчание, потому что он страдал разлитием черной желчи, был вспыльчив и мог даже убить. В Экбатанах он устроил праздник в честь Диониса, где всего было вдоволь на пиру, и сатрап Сатрабат {73} раздавал угощения каждому воину. Эфипп рассказывает [Scr.Al.M.125], что много люду съехалось на такое зрелище, а глашатаи вещали речи столь надменные, что превосходили и персидскую спесь. Так, среди многих, кто славил и венчал Александра, был начальник вооружений [b], настолько неуемный в своей лести, что когда он говорил с Александром, его глашатай в это время восклицал: "Горг, начальник вооружений, чтит Александра, сына Аммонова, тремя тысячами золотых, а когда пойдет Александр на Афины, то десятью тысячами полных доспехов и десятью тысячами катапульт со всеми нужными для войны снарядами".

{72 ...и с жезлом глашатая в руке.. — Все это атрибуты Гермеса.}

{73 ...сатрап Сатрабат.. — Это имя мидийского вельможи, чья дочь была замужем за Пердиккой, встречается только здесь. Арриан в «Анабасисе» дает форму Атробат или Атропат (что правильнее). Празднества происходили в 324 г. до н. э.}

54. Харет в десятой книге "Рассказов об Александре" говорит {74} [Scr. А1.М.118]: "После победы над Дарием Александр отпраздновал свадьбы, свою и своих друзей, и выстроил для них в ряд девяносто два брачных терема. Свадебный покой вмещал сто лож, каждое в двадцать мин серебра, [с] и украшено брачным покрывалом, а царское ложе еще и на золотых ножках. Он призвал на этот пир всех личных своих гостей, {75} посадил их напротив себя и остальных новобрачных, а все остальное воинство, пешее и морское, все посольства и захожих зрителей угощал во дворе. Дворец был великолепно и пышно разубран драгоценными сукнами и полотнами [d], а полы выстелены пурпурными и алыми коврами, шитыми золотом. Крышу держали столбы в двадцать локтей высоты, со всех сторон в золоте, серебре и каменьях. По стенам со всех сторон висели дорогие покрывала, шитые золотом были со звериными изображениями, а держались они на прутьях, позолоченных и посеребренных. Двор был охватом в четыре стадия. Пированья шли под звуки труб, и не только свадебные, но и всякий раз, когда царю случалось делать возлияния, так что все [е] войско знало, что делалось во дворце. Пять дней длились эти свадьбы, и прислуживало им множество варваров и эллинов; были лучшие чудодеи из Индии, были Скимн Тарентский, Филистид Сиракузский, Гераклит Митиленский, а после них гласил стихи Алексид Тарентский, играли кифаристы Кратин Мефимнский, Аристоним Афинский, Афинодор Теосский, пели кифареды Гераклит Тарентский и Аристократ Фиванский [f], пели под флейту Дионисий Гераклейский и Гипербол Кизикийский, а флейтисты сыграли пифийскую песнь {76} и потом подыгрывали хорам: звали их Тимофей, {77} Фриних, Кафисий, {78} Диофант и Эвий Хал-кидский. С этих-то пор "Дионисовы льстецы" {79} стали зваться "Александровы льстецы" - настолько они превзошли самих себя, ублажая царя. В представлениях выступали трагические актеры Фессал, Афинодор и Аристокрит, и комические - Ликон, Формион и Аристон; был там и арфист Фасимел". {80} (539) А венков от посольств и прочих доброхотов (пишет Харет) набралось на целых пятнадцать тысяч талантов.

{74 Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». VIII.7.}

{75 ...всех личных своих гостей... — То есть чужеземного происхождения.}

{76 ...сыграли пифийскую песнь... — Начиная с 586 г. (Павсаний. Х.7.3) или с 582 г. до н.э. состязания флейтистов были добавлены к Дельфийским состязаниям кифаристов. Так что после этого на флейте уже мог исполняться пифийский ном (гимн), прославляющий победу Аполлона над Пифоном, — своего рода «программная» музыка.}

{77 Тимофей — См. 565а.}

{78 Кафисий — См. 629а.}

{79 Дионисовы льстецы — ироническое прозвище актеров.}

{80 ...арфист Фасимел... — букв, «псалт». Так называли кифаристов, игравших пальцами, без плектра. Имя Фасимела более нигде не встречается.}

55. Поликлит Ларисейский пишет в восьмой книге "Истории" [Scr. А1.М.132], что спал Александр на золотом ложе и что в походах при нем всегда были флейтисты и флейтистки, пьянствовавшие с ним до [b] зари. Клеарх в книгах "Об образе жизни" о поверженном Александром Дарий {81} пишет [FHG.II.309]: "Персидский царь, раздававший награды тем, кто изобретал для него наслаждения, куда менее дорожил своею царской властью; этим он погубил себя сам, но заметил это лишь когда другие захватили его скипетр и объявили себя правителями". Филарх в [с] двадцать третьей книге "Истории" [FHG.I.343] и Агафархид Книдский в десятой книге "Об Азии" [FHG.III.196] пишут, что непомерной роскоши предавались и "товарищи Александра". {82} Так, Агнон носил башмаки на золотых гвоздях. Клит, по прозвищу Белый, чтобы заниматься делами, выходил к посетителям, одетый в пурпурный плащ. Пердикка и Кратер, любители гимнастики, возили за собой козьи шкуры для шатра обхватом в стадий, отыскивали себе место близ походного лагеря и упражнялись под их навесом, а вьючные животные везли за ними песок для [d] занятий борьбой. Леоннат и Менелай любили охоту и возили с собой тенета в сто стадий длины, чтобы оцеплять ими местность и травить зверей.

{81 ...о поверженном Александром Дарий... — Ремарка относительно Дария прерывает рассказ об Александре.}

{82 ...«товарищи Александра». — Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». IX.3.}

Персидские цари будто бы занимались делами, сидя под золотым платаном, на котором была золотая виноградная лоза, а на ней изумрудная гроздь с индийскими рубинами и другими каменьями неслыханной цены; но все это, говорит Филарх, казалось ничтожным по сравнению с самыми будничными тратами Александра. Шатер его, вмещавший сто [е] лож, держался на пятидесяти золотых столбах. Сверху были натянуты драгоценные ткани, пестро вышитые золотом. Первыми вокруг стояли персидские мелофоры-яблоконосцы, {83} числом пятьсот, в одеждах багряного и яблочного цвета; затем лучники, числом тысяча, одетые в красное и огненное; а многие еще и в синих плащах; во главе их были македонцы с серебряными щитами, {84} числом пятьсот. В середине шатра стоял [f] золотой трон, с которого Александр, окруженный этими телохранителями, принимал посетителей. Снаружи вокруг шатра кольцом стояли слоны в полном вооружении и тысяча македонцев, одетых по-македонски, за ними десять тысяч персов, многие из которых - до пятисот - были одеты в пурпур по особому дозволению царя Александра. И из стольких друзей и служителей никто не смел приблизиться к Александру - таково было (540) его величие. Около того времени Александр пожелал одеть в пурпур всех царских товарищей и разослал в ионийские города, и прежде всего на Хиос, приказы прислать ему пурпурную краску. Когда этот приказ прочли на Хиосе, то случившийся там софист Феокрит сказал, что теперь ему понятно истинное значение гомеровского стиха [Ил.V.83]:

{83 ...мелофоры-яблоконосцы... — см.: 514.}

{84 ...македонцы с серебряными щитами... — специальный отряд македонцев. См. Полибий. V.79.4; Диодор. XVII. 57; Арриан. «Анабасис». VII.11.3.}

Очи смежила пурпурная смерть и могучая участь.

56. Царь Антиох {85} по прозвищу Грип устраивал в Дафне великолепные празднества и делал на них богатые раздачи, о которых пишет [b] Посидоний в двадцать восьмой книге "Истории" [FHG.III.263]. Прежде всего раздавались неразделанные мясные туши, потом живые гуси, зайцы и газели, пирующим вручались во множестве и золотые венки, и серебряные сосуды, и рабы, и кони, и верблюды. Каждый должен был взобраться на верблюда, выпить чашу и получить себе этого верблюда со всей поклажею и рабом-погонщиком. Рассказывая в четырнадцатой книге о царе, также носившем имя Антиох {86} (ходивший походом в Мидию против Арсака), [c] Посидоний пишет [FHG.III.257], что он ежедневно устраивал приемы для всего народа: на них выставлялись для еды несчетные жареные туши, а кроме того каждый уносил с собой неразделанное мясо и зверей, и птиц, и морских животных, наполняя этим целые телеги; а еще были и медовые пироги, и венки из смирны и ладана, и золотые ленты длиною в человеческий рост.

{85 Антиох — Антиох VIII. Проведение празднеств в Дафне было начато вскоре после 120 г. до н.э. Ср. 210е.}

{86 ...носившем имя Антиох... — Антиох VII Эвергет (Сидет). Ср. 210e-d, 439е.}

57. Ученик Аристотеля Клит в книге "О Милете" рассказывает [FHG.II.333], что самосский тиран ПОЛИКРАТ в погоне за роскошью собирал все и отовсюду: собак из Эпира, коз со Скироса, овец из Милета [d], свиней из Сицилии. И Алексид в третьей книге "Самосских летописей" подтверждает [FHG.IV.299], что Самос при Поликрате украшался за счет многих городов: собаки привозились молосские и лаконские, козы скиросские и наксосские, овцы милетские и аттические. За большие деньги, продолжает Алексид, приглашал он и мастеров. И еще до тиранской власти он распорядился, чтобы на свадьбах и больших приемах [e] покрывала и сосуды были дорогостоящей выделки.

Поэтому удивления достойно, что никто не пишет о том, чтобы Поликрат залучал на Самос женщин или мальчиков, хотя к последним он был привязан так, что соперничал с самим стихотворцем Анакреонтом, а однажды в порыве ревности даже остриг волосы одному своему любовнику. {87} Этот Поликрат первым стал строить корабли, по имени острова названные им "самоссками". А Клеарх пишет [FHG.II.310], что [f] "Поликрат, тиран изнеженного Самоса, позавидовав лидийским усладам, погиб от собственной распущенности. В подражание парку в Сардах, называвшемуся "Сладкое Объятие", он устроил такую же аллею на Самосе, и в ответ цветам лидийского сладострастия развел свои пресловутые "самосские цветы". {88} В самосской его аллее, было тесно от промышляющих женщин, а пищею, побуждающей к наслаждению и буйству, он заполонил всю Элладу. А "самосские цветы" - это различные (541) типы красавчиков и красавиц. И вот, когда весь город утопал в празднествах и пьянстве"... {89} Так пишет Клеарх. А я добавлю, что у нас в Александрии {90} до сих пор тоже есть аллея под названием "Для богатых", и там всегда продавалось все, что нужно на потребу роскоши.

{87 ...остриг волосы... любовнику. — Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». IX. 4.}

{88 «самосские цветы» — см.: 516.}

{89 ...когда весь город утопал... — «...персы напали и захватили его». (О. Crusius). Такое дополнение наиболее вероятно, хотя оно и расходится с сообщением Геродота (III. 120), ибо Клеарх был моралистом, а не историком.}

{90 ...у нас в Александрии... — По-видимому, в первоначальной редакции «Пира мудрецов» рассказ о сластолюбцах принадлежал александрийцу Плутарху.}

58. Аристотель в книге "Удивительное" пишет о сибарите АЛКИСФЕНЕ, {91} который в своем роскошестве завел себе такой дорогостоящий плащ, что выставил его напоказ на празднестве Геры в Лакинии, [b] куда съезжались все италийцы, и на него дивились больше, чем на все остальное. А когда он достался Дионисию Старшему, тот будто бы продал его карфагенянам за 120 талантов; об нем пишет и Полемон в книге "О карфагенских одеждах".

{91 Алкисфен — Apelt, р. 69, где сибарит назван Алкименом.}

Рассказывая о роскоши сибарита СМИНДИРИДА, отплывшего свататься за Агаристу, дочь тирана Сикиона Клисфена, Геродот в шестой книге ["Истории"] пишет [127]: "Из Италии прибыл Сминдирид, сын Гиппократа из Сибариса, в роскоши превзошедший все, доступное человеку". Действительно, [одних только] поваров и птицеловов при [с] нем была тысяча человек. Упоминает о нем в седьмой книге и Тимей [FHG.I.204].

Рассказывая в книге "Об образе жизни" о роскошестве сицилийского тирана ДИОНИСИЯ МЛАДШЕГО, перипатетик Сатир пишет [FHG. III. 160], что пирующие заполняли у него [огромные] залы, вместимостью по тридцать лож. А Клеарх в четвертой книге "Об образе жизни" [d] пишет [FHG.II.307]: {92} "Дионисий Младший, ставший пагубой для всей Сицилии, прибыв в родной ему город локров {93} (его мать Дорис была локрийка), велел усыпать самый большой дом в городе тимьяном и розами и стал вызывать туда одну за другой локрийских девиц: и ни одного непотребства не было пропущено им, валявшимся голым среди обнаженных. Потому-то немного времени спустя, когда обесчещенные родственники схватили его жену и детей, то жестоко надругались над ними [е] прямо посреди улицы, а насытив свою ярость, стали вгонять им под ногти иглы и [в конце концов] умертвили их. Кости убитых истолкли в ступах, [срезанное же с костей] мясо поделили, чтобы съесть, и прокляли всякого, кто откажется. Ради этой нечестивой клятвы они измельчили мясо, чтобы съесть его вместе с хлебом, {94} а оставшееся бросили в море. Дионисий же кончил жизнь нищим жрецом Кибелы, таская тимпан для ее празднеств. Стало быть, остерегаться должны мы всего, что зовется роскошью, ибо она сокрушает жизнь человеческую, и остерегаться спеси, которая ведет нас к погибели".

{92 Ср.: Страбон. «География». Р. 259; Элиан. «Пестрые рассказы». IX.8.}

{93 ...родной... город локров... — После изгнания из Сиракуз в 357 г. до н.э.}

{94 ...вместе с хлебом... — Текст испорчен. Однако ясно, что речь идет о дикарском искупительном обряде.}

59. Диодор Сицилийский пишет в своей "Библиотеке" {95} [XI, 25], что [f] в Акраганте граждане соорудили для тирана ГЕЛОНА великолепную купальню в семь стадиев окружности и в двадцать локтей глубины. Воду подвели из ручьев и рек и стали разводить там рыбу, в больших количествах поставляя ее на потребу роскошных прихотей Гелона. Прилетали туда во множестве и лебеди, так что пруд представлял собой восхитительное зрелище. (542) Но потом его уничтожили, засыпав землей. Дурид в четвертой книге "Об Агафокле и его времени" [FHG.II.479] упоминает, что близ города Гиппония {96} показывали прекрасную рощу, хорошо орошенную, а в ней устроенное Гелоном урочище под названием "Рог Амалфеи". {97} Силен Калактинский {98} пишет в третьей книге "О Сицилии" [FHG.III.101], что и недалеко от Сиракуз был разбит великолепно устроенный сад, называвшийся "Сказка"; в нем царь Гиерон проводил приемы. "Садом" называлась в Сицилии также вся местность вокруг Панорма, засаженная плодовыми деревьями, - об этом говорит Каллий в восьмой книге "Истории Агафокла" [FHG.II.382].

{95 ...в... «Библиотеке»... — это единственная у Афинея цитата из Диодора. Сочинение Диодора называется «Историческая библиотека».}

{96 ...близ города Гиппония... — Совр. Вибо Валенция. Ср. Страбон. Р. 256.}

{97 «Рог Амалфеи». — См. выше, р. 49 примеч.}

{98 Калактинский — букв, житель Прекрасного берега (Kale acte).}

[b] Посидоний же, рассказывая в восьмой книге "Истории" о приверженности к роскоши сицилийца ДАМОФИЛА, из-за которого разгорелась невольничья война, {99} пишет среди прочего и следующее: "Раб роскоши и порока, объезжал он поместья на четырехколесной повозке, с конями и служителями во цвете лет, таская с собой целую свиту льстецов и вооруженных рабов. Но потом он со всем своим домом погиб жестокой смертью, растерзанный собственными рабами".

{99 ...невольничья война... — Его бесчеловечное обращение с рабами явилось причиной первого восстания рабов в Сицилии около 139 г. до н.э.}

60. ДЕМЕТРИЙ ФАЛЕРСКИЙ, по словам Дурида в шестнадцатой [с] книге "Истории" [FHG.II.475], {100} получил в распоряжение тысячу двести талантов годового дохода, но тратил на содержание войска и государственные расходы лишь ничтожные суммы, остальное же проматывал на врожденное свое непотребство, каждый день устраивая пышные пиры с несчетными гостями. Блеском пиршеств он затмевал македонцев, утонченностью - киприотов и финикийцев: даже земля [вокруг дома] кропилась у него благовониями, а полы в пиршественных залах украшались [d] цветочными узорами работы лучших мастеров. Бывали там тайные свидания с женщинами и ночная любовь с мальчиками, потому что жизнь других Деметрий сковывал суровыми уставами, а свою проживал в беззаконии. {101} Более всего он заботился о своей наружности: и волосы он красил в русый цвет, и лицо румянил и натирался благовониями, желая щегольским видом нравиться даже случайным прохожим. Когда он архонтом возглавлял шествие на Дионисиях, то хор пел ему песню, [e] сочиненную Касторионом из Сол, в которой он величался "солнцеподобным" [PLG4.III.634, Diehl frag.2]:

{100 Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». IX, 9.}

{101 ...проживал в беззаконии. — Деметрию приписывается кодификация аттического права. Деятельность его как номофета подтверждается эпиграфическими данными.}

Он приял власть, он знатней всех, льет он свет солнц, и тебя чтит.

Каристий Пергамский в третьей книге "Памятных записок" пишет о нем следующее [FHG.IV.358]: "После того как его брат Гимерей был казнен Антипатром, Деметрий Фалерский бежал к Никанору, {102} так как состоял под обвинением в жертвоприношениях тени брата. Когда же он стал другом Кассандру, {103} то получил при нем великую власть. Прежде [f] его обычный завтрак состоял из чашки первых попавшихся маслин и сыра с островов. {104} А разбогатев, Деметрий купил самого Мосхиона, лучшего в то время повара и устроителя пиров, и на обеды ежедневно расходовал столько, что из остатков, достававшихся Мосхиону, тот за два года купил три доходных дома и позволял себе дерзкие выходки по отношению к мальчикам и женам из самых благородных семейств. И все мальчики умирали от зависти к любимчику Деметрия Диогнису. И столь велико было их желание сблизиться с Деметрием, что стоило (543) тому прогуляться после завтрака по улице Треножников, как на этом месте в течение нескольких дней караулили красивейшие юноши в надежде попасться ему на глаза".

{102 ...бежал к Никанору... — В 322 г. до н.э., ср. Плутарх. «Демосфен». XXVIII. Деметрий бежал к Никанору в 318 г. до н.э. Никанор занимал Пирей.}

{103 ...стал другом Кассандру... — Через Никанора, бывшего приверженцем сына Антипатра Кассандра.}

{104 ...сыра с островов... — Без сомнения, это был наихудший сыр. О различных сортах оливок см.: 56a-d.}

61. Перипатетик Николай в сто десятой книге своей "Истории" утверждает [FHG.III.416], что именно ЛУКУЛЛ стал в Риме первым проводником [восточной] роскоши, ибо, завладев богатствами двух царей, Митридата и Тиграна, по возвращении с митридатовой войны, отчета и триумфа он отрешился от старинной умеренности нравов и впал в [b] расточительный образ жизни. Из других римлян, согласно Рутилию [FHG. III.200], роскошью и изнеженностью отличался СИТТИЙ, а об АПИКИИ уже было сказано. {105}

{105 об Апикии уже было сказано. — см.: 7а.}

О знаменитой роскоши ПАВСАНИЯ и ЛИСАНДРА говорят почти все историки. Оттого и Агид сказал о Лисандре: "Это второй Павсаний, рожденный Спартой". Впрочем, Феопомп в десятой книге "Греческой истории" говорит о Лисандре как раз обратное [FHG.I.281]: "Будучи на редкость скромным и никогда не поддаваясь расслабляющим соблазнам роскоши, он не гнушался никакого труда и всегда был готов помогать и простым гражданам, и царствующим особам. Действительно, несмотря [с] на то, что он фактически был господином почти всей Эллады, невозможно отыскать ни одного города, где бы он был уличен в распущенности, кутежах или [даже] неурочном пьянстве".

62. И настолько древние были привержены к расточительству и роскоши, что даже живописец ПАРРАСИЙ ЭФЕССКИЙ наряжался в пурпур и носил золотой венок, - об этом рассказывает в книге "Об образе жизни" Клеарх [FHG.II.304]. {106} Роскошествуя совершенно несообразно своему положению рисовальщика, {107} на словах он, однако, не переставал твердить о добродетели и на картинах своих подписывал стих:

{106 См.: 687b, где цитата приведена более подробно (в качестве источника названа третья книга).}

{107 ...положению рисовальщика... — Обычное в античности презрительное отношение к труду.}

Неге приверженный (α̉βροδίαιτος) муж, но доблести чтущий, исполнил.

Оскорбившись подобной подписью, кто-то переписал: "розгам подверженный (ρ̉αβδοδίαιτος)". Многие свои картины Паррасий подписывал и такими стихами:

[d] Неге приверженный муж, но доблести чтущий, исполнил.

Это Паррасий, его родина - славный Эфес.

Не забываю отца: Эвенора сын я законный

Славы искусством своим высшей в Элладе достиг.

И далее бахвалился, хоть и остерегаясь гнева богов:

[е] Пусть не поверят, но все же скажу: пределы искусства,

Явные оку людей, мною достигнуты здесь.

Непревзойдимая грань поставлена этой рукою, -

Но ведь у смертных ничто не избегает хулы.

Однажды на Самосе он соревновался в изображении Аякса с далеко уступавшим ему в мастерстве живописцем {108} и проиграл. Друзья ему сочувствовали, но он отвечал, что собственное поражение его мало заботит, но вот жалко Аякса, вторично побежденного [слабейшим]. В погоне [f] за роскошью Паррасий носил пурпурный плащ и белую перевязь на голове, опирался на посох, обвитый золотыми спиралями, и затягивал ремни на сандалиях золотыми пряжками. Рисовал он очень легко и с удовольствием и даже, как рассказывает в сочинении "О счастье" Феофраст [frag.79 Wimmer], напевал за работой. Он любил все чудесное и рассказывал, что когда он писал Геракла в Линде, то сам Геракл явился ему во сне и сам показал позу, наилучшую для картины. Поэтому картину Паррасий подписал:

{108 ...с ...живописцем... — Плиний Старший (XXXV.72) дает более полный рассказ: Паррасий соревновался с Тиманфом, изображая соперничество Аякса с Одиссеем за доспехи Ахилла. Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». IX.11.}

(544) Как представал по ночам Паррасию бог в сновиденьях,

Так предстает он и здесь, чтобы увидели все.

63. У философов даже целые школы объявляли роскошь главной жизненной целью. Прежде всего это киренская, берущая начало от ученика Сократа АРИСТИППА, который, признавая наслаждение конечной целью, говорил, что на нем-то и зиждется счастье. Оно мгновенно, как у распутников: он не признавал ни памяти о прошлых наслаждениях, ни [b] надежды на будущие, и полагал, что все хорошее - только в настоящем, а прошлое и будущее к нему не имеют отношения: одно уже исчезло, другое еще не возникло и неопределенно. Именно так и сладострастники ощущают наслаждением только насущное мгновение. В согласии с этим учением была и вся его жизнь, которую провел в роскоши и расточительстве на благовония, наряды и женщин. Он открыто жил с гетерой Лайдой и участвовал в потехах Дионисия, хотя нередко и терпел от [с] него обиды. Гегесандр рассказывает [FHG.IV.417], что когда однажды ему отвели на пиру дальнее ложе, он остался невозмутим и на вопрос Дионисия, каково ему там по сравнению с вчерашним местом, ответил: "Совершенно одинаково: сегодня вчерашнее не в чести, потому что далеко от меня, вчера же было благодаря мне в чести; так и сегодняшнее моим присутствием прославлено, а вчера без меня было не знаменито". Рассказывает Гегесандр и о других случаях [FHG.IV.417]: "Дионисовы [d] слуги брызгали водой на Аристиппа, Антифонт стал его попрекать, что он терпит, Аристипп ответил: "А если бы я рыбачил, так что же, бросать из-за этого свое дело?" Большую часть времени Аристипп проводил в роскоши на Эгине; Ксенофонт в "Воспоминаниях" рассказывает [II,1], что Сократ частенько наставлял его, сочинив для этого даже притчу о Добродетели и Наслаждении. О Лаиде Аристипп говорил: "Это я ею обладаю, а не она мною". У Дионисия ему предложили выбрать одну из трех женщин, а он не согласился [и увел всех троих]. Он купался в [e] умащениях и говорил [Эврипид "Вакханки" 317]:

Кто чист душой

И в Вакховой не развратится пляске.

Высмеивая его, Алексид в "Галатее" представляет раба, который говорит о каком-то его ученике [Kock.II.311]:

Хозяин мой ходил еще мальчишкою

К словесникам, пытался стать философом.

Там Аристипп тогда Киренский славился -

[f] Софист, его первей в бесстыдстве не было.

Хозяин снес талант ему и сделался

Учеником. И хоть познал учение

Не в совершенстве, пустозвоном стал-таки.

Антифан говорит в "Антее" о роскошествующих философах так [Kock.II.32]:

- Дружище! Примечаешь, что за старец там?

- Ну что же, вид его чистейший эллинский:

(545) Плащ белый и хитон красиво светится,

И голова покрыта шляпой войлочной,

И посох соразмерный, и за трапезой

Имеет, верно, все необходимое.

Да что там говорить? Саму, мне кажется,

Мы лицезреем, друже, Академию!

64. Музыковед Аристоксен в "Жизнеописани Архита" [FHG.II.276] рассказывает, как однажды в Тарент прибыли послы от Дионисия Младшего, среди которых был и ПОЛИАРХ по прозвищу Сладострастник, искушенный в телесных наслаждениях не только на практике, но и в [b] теории. Поскольку он был знакомцем Архита и не вполне чужд философии, то хаживал в священную рощу и прогуливался там вместе с учениками Архита, слушая его речи. И однажды, когда поставлен был вопрос о вожделениях и о телесных наслаждениях, Полиарх сказал: "Когда я, господа, не раз об этом задумывался, то мне становилось ясно, что отвергать такие ценности нелепо и противоестественно. Ибо каждый раз, когда мы слышим подлинный голос природы, он велит нам следовать за наслаждением, [c] потому что это признак человека разумного. А сопротивляться этому или обуздывать желания - это свойственно тем, кто неразумен, несчастен и не понимает состава человеческого естества. Лучшее доказательство -в том, что все люди, обретя достаточно богатства и силы, обращают их на службу именно телесным своим наслаждениям, видя в этом главную цель, а все прочее полагая второстепенным. В пример можно привести [d] нынешнего персидского царя, да и всякого, достаточно самовластного правителя: как когда-то цари Лидии, Мидии и (Ас)сирии. Они не упустили ни единого наслаждения; напротив, у персов, говорят, за изобретение новых наслаждений назначаются награды. И это правильно: потому что природа человеческая быстро пресыщается затяжными наслаждениями, даже самыми отборными, а значит, если новизна имеет способность усиливать наслаждение, ею нельзя пренебрегать, но со всем тщанием добиваться. Оттого-то и придумано столько яств, и печений, и умащений, и [е] благовоний, и столько плащей, и покрывал, и чаш и прочей утвари: все приносит наслаждение, если опирается на то, что радует природу человеческую. Таково и золото, и серебро, и все, что редкостью радует взгляд, [f] когда обработано по правилам искусства".

65. После этого он рассказал о сладкой жизни персидского царя -сколько и каких у него прислужниц, как он занимается любовью, чем душится и красится, с кем общается, какими зрелищами услаждает глаз и какой музыкой слух, - и объявил персидского царя счастливейшим из людей, ныне живущих. "Наслаждений у него больше, чем у всех, и они (546) намного совершенней. На второе место, - сказал он, - очень далеко от первого, я бы поставил нашего государя. Ибо царским наслаждениям служит вся Азия... и в сравнении с этим возможности Дионисия показались бы очень скромными. Но что за такую жизнь можно и нужно бороться, видно из истории: так мидийцы с великими опасностями отняли власть у [ас]сирийцев, и не ради чего иного, а только чтобы завладеть их богатствами; так мидийцев по той же причине покорили персы - а причина эта есть наслаждение телесными удовольствиями. Но законодатели [b] в своем желании выровнять род человеческий, чтобы никто из граждан не выделялся роскошью, возвысили некоторый род добродетели.

И они написали законы о всяких согласованиях и обо всем, что нужно для гражданского общения, и об одеждах, и об образе жизни, чтобы все это у всех было одинаково. Так боролись они против алчности и ради этого возвеличивали справедливость: потому и у поэта сказано [Эврипид "Меланиппа" frag.486]:

Златой лик Справедливости.

И еще [Софокл "Аякс-локр" frag. 11]:

Златое око Справедливости.

Самое имя Справедливости стало божественным, так что кое-где ей воздвигают [c] алтари и приносят жертвы. А потом стали превозносить Умеренность и Воздержанность, а лучшие наслаждения порочить именем Алчности, - вот так законопослушные граждане, оказались пред лицом закона и молвы ограничены в своих телесных наслаждениях".

66. И Дурид говорит в двадцать третьей книге "Истории" [FHG. 11.477], что и в древности владыки отличались пристрастием к вину. Оттого и Ахилл у Гомера бранит Агамемнона [Ил.1.225]:

винопийца со взорами пса.

[d] И когда Гомер описывает гибель Агамемнона, он пишет [Од.ХП.418]:

Как меж кратер пировых меж столами, покрытыми брашном,

Все на полу мы лежали, -

то есть показывает, что даже смерть застигла его за привычным пьянством.

Падким до наслаждений был и СПЕВСИПП, родственник Платона и преемник его в Академии. Во всяком случае, сицилийский тиран Дионисий в письме к нему попрекает его сластолюбием и стыдит за алчность и за любовь к аркадянке Ласфении, тоже слушательнице Платона.

[е] 67. Однако не только Аристипп и его последователи услаждались удовольствиями, возникающими "из возбуждения", но также и ЭПИКУР (ср. 278е-280b) со своими учениками. Я не буду вникать в те "возбуждения бурные и мягкие", о которых он постоянно толкует [frag.431 Usener], ни о "щекотках" и "укольчиках", о которых говорится в книге "О конечной цели", а напомню только вот что. Он говорит: "Я уж не знаю, что разуметь мне под благом, если исключить удовольствия от вкуса, от любовных наслаждений, от слуха и созерцания [f] красивых форм". И Метродор в "Письмах" говорит [280а]: "Желудок, о Тимократ-естественник, желудок - вот славный предмет для всякого размышления, сообразного с естеством". И опять Эпикур [frag.409]: "Начало и корень всякого блага - наслаждение утробы: и к нему восходит и мудрость, и все прочее". И опять в книге "О конечной цели" говорит [frag.70]: "Красоту, добродетель и тому подобное следует ценить, если (547) они доставляют наслаждение; если же не доставляют, то надо с ними распрощаться". Этим он ясно показывает, что добродетель есть лишь подспорье, как бы служанка наслаждения. И в другом месте он говорит [frag.512]: "Мне плевать на красоту и на ее праздных поклонников, если от нее нет никакого наслаждения".

68. И как прекрасно поступили во всем образцовые римляне, изгнав из города в консульство Луция Постумия {109} эпикурейцев Алкея и Филиска за проповедь наслаждений. Подобным же образом по постановлению народного собрания изгнали эпикурейцев и мессеняне. А царь Антиох изгнал из своего царства всех философов вообще, издав указ: [b] "Царь Антиох - Фанию. Мы и прежде предписывали вам, чтобы не было ни одного философа ни в городе, ни в стране. Однако стало нам известно, что из-за неисполнения вами этих предписаний их все еще остается здесь немало, и они продолжают развращать юношество. Поэтому, как только ты получишь это письмо, прикажи издать постановление, чтобы все философы были выдворены из наших мест, а все юноши, которые при них окажутся, были подвергнуты бичеванию, а отцы их привлечены к ответу самым строгим образом. Да будет так".

{109 ...в консульство Луция Постумия... — 176 г. до н.э. Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». IX, 12.}

В этой науке наслаждений предтечей Эпикура стал Софокл, у [c] которого в "Антигоне" сказано [1165]:

Если радость в жизни

Кто потерял - тот для меня не жив:

Его живым я называю трупом.

Копи себе богатства, если хочешь,

Живи как царь; но если счастья нет -

То не отдам я даже тени дыма

За это все, со счастием сравнив.

69. И перипатетик ЛИКОН, по словам Антигона Каристийского [Виламовиц р.84, ср. р.264], едва приехав учиться в Афины, уже все [d] знал в точности: и как пить вскладчину, и сколько берет каждая гетера. А потом, став во главе перипатетической школы, {110} он устраивал друзьям пиры с вызывающей роскошью: не говоря уже о музыкантах, о серебряной утвари, о покрывалах; все убранство этих пиров, вся толпа распорядителей и поваров была такая, что иные пугались и отказывались от мысли пойти сюда в учение - точно так, как никто не хочет иметь дела в [е] городе, где порочная власть взыскивает слишком много служб и повинностей. В самом деле, при поступлении они должны были пройти установленный испытательный срок в тридцать дней для проверки благонравия, затем в последний день месяца с каждого из новичков брали девять оболов на угощение, а угощать приходилось не только складчинников, но и всех, кого хотел пригласить Ликон, да еще старались приходить и прежние ученики, так что собранных средств зачастую не хватало даже на венки и благовония; кроме этого Ликон устраивал священнодействия [f] в честь Муз. Все это, конечно, далеко от здравого смысла и философии, но скорее подходит рабам роскоши и превратностей судьбы. Даже если некоторых освобождали от этих расходов из-за скудости их средств, все равно такие обычаи были достаточно нелепы. Ведь ученики Платона и Спевсиппа не затем сбегались на такие же пиры, длившиеся до зари, чтобы только поесть и выпить, а чтобы оказать почет богам, чтобы (548) поразговаривать на радость Музам, а главное, ради отдыха и любви к словесности. Но для тех, кто пришел потом, все это было уже второстепенно рядом с мягкими плащами и прочей вышеописанной роскошью. Такие упреки можно сделать каждому, но Ликон в своем стремлении покрасоваться дошел до того, что занял помещение, вмещавшее целых двадцать лож, в доме Конона, в лучшем месте города, - оно-де более [b] всего подходило для его сборищ. Был Ликон также искусным и ловким игроком в мяч.

{110 ...перипатетической школы... — Лицея, основанного Аристотелем.}

70. Об АНАКСАРХЕ Клеарх Солейский в пятой книге "Об образе жизни" пишет так [FHG.II.308]: {111} "Прозывавшемуся эвдемоником Анаксарху, в руках которого по неразумию распорядителей оказались большие деньги, вино за столом разливала обнаженная молоденькая девушка, предпочтенная другим за свою красоту, но на самом деле нагота ее скорее обнажала похабство устроителей. А пекарь замешивал ему хлеб, надевая на руки перчатки и маску на лицо, чтобы не дышать на [с] тесто и не осквернять его потом". К сему мудрецу было бы уместно отнести слова из комедии Анаксила "Лирный мастер" [Kock.11.268] :

{111 Ср.: 250f.}

Натираясь желтыми мазями,

Волоча плащи и шаркая

Кусая лук, глотая сыр,

Яйца клюя, трубачей жуя,

Запивая хиосским, - но мало того:

Таская в мешочках кожаных

Эфесские чудные буковки. {112}

{112 ...Эфесские чудные буковки. — Первое в литературе упоминание о знаменитом заклинании, отгонявшем злых духов. Первоначально оно состояло из шести слов, приводимых у Клемента Александрийского («Strom.» v.242).}

71. Насколько благороднее был Горгий Леонтинский! Тот же Клеарх [d] пишет в восьмой книге "Об образе жизни" [FHG.II.308], что благодаря умеренному образу жизни он прожил почти сто десять лет, не теряя ясности ума. Когда его спрашивали, какой же это образ жизни позволил ему благопристойно и не теряя остроты чувств прожить так долго, он отвечал: "Я ничего и никогда не делал ради удовольствия". К Деметрий Византийский в четвертой книге "О поэзии" пишет [FHG.II.624]: "Горгий Леонтинский на вопрос, как это он смог прожить свыше ста лет, ответил: "Я никогда ничего не сделал ради других"". {113}

{113 ...ради других. — Более оправдано другое чтение: «ради утробы» (Meineke, Tucker).}

[е] Когда [персидский царь] Ох, {114} правивший гораздо позже и наживший все, что нужно для жизни, лежал на смертном одре, старший сын, желавший подражать отцу, попросил его рассказать, что он делал, чтобы в течение столь долгого времени сберегать царство. Ох ответил: "Я соблюдал справедливость и перед богами и перед людьми". А Каристий Пергамский в "Исторических записках" пишет: "Кефисодор Фиванский рассказывает [FHG.II.85], как врач Полидор Теосский обедал с Антипатром, лежа на коврах с односторонним ворсом и невынутыми кольцами, как у самых дешевых переносных подстилок, и кувшины там были [f] медные, а чаш совсем мало, потому что Антипатр ведь жил скромно и роскоши был чужд".

{114 Ox — прозвище Артаксеркса III (358-338 гг. до н.э.), отличавшегося бережливостью. Ср. 150b.}

[О толстяках]

72. Тифону, спавшему с утра до заката, вожделения едва давали пробудиться к вечеру (отсюда и пошла о нем молва, что он спал с Зарей). И за то, что он был так погружен в них ... [лакуна] ... оказался к (549) старости заточен в плетеной корзине и буквально подвешен в воздухе. {115} И Меланфий так вытягивал шею, что задохнулся в своей жадности к наслаждениям, еще более жадный, чем Одиссеев Меланфий. {116} И многие другие исковеркали свое тело несвоевременными наслаждениями: одни непомерно растолстели, других роскошества довели до бесчувственности. Вот и Нимфий Гераклейский пишет в двенадцатой книге "О Гераклее" [FHG.III.15]: {117} "ДИОНИСИЙ, сын первого тирана Гераклеи Клеарха, наследовал отцу и от роскоши и каждодневного обжорства так растолстел, что от тучности дышал с трудом и все время задыхался. [b] Поэтому врачи велели изготовить тонкие иглы различной длины, чтобы вводить их сквозь ребра и ткани, всякий раз как он впадал в глубокий сон: пока игла шла через ткани, заплывшие жиром и потерявшие чувствительность, она не причиняла ему боли; когда же игла достигала слоя, свободного от жира, тогда он просыпался. Принимая тех, кто хотел его видеть, [c] Дионисий ставил перед собой ящик, чтобы собеседнику было видно только его лицо, а все остальное оставалось скрытым. Вовсе не склонный поносить кого-либо Менандр упоминает о нем в пьесе "Рыбаки"; вот что говорят о нем беженцы из Гераклеи [frag.21-23]:

{115 Трудный аллегорический язык фрагмента указывает на авторство Клеарха (ср. 6с). Об истории Тифона, получившего бессмертие, но не вечную юность и превратившегося в конце концов в цикаду, см.: «Схолии к Илиаде» XI. 1.}

{116 ...Одиссеев Меланфий. — Од.XVII.247 etpassim.}

{117 Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». IX.13.}

Он рылом вниз валялся жирным боровом.

И еще:

Роскошничал, теперь уж не до роскоши.

И еще:

Если б смерть мы выбирали, я бы выбрал лишь одну,

Всеблагую - лежа навзничь, жирный, с полным животом,

[d] Говорить почти не в силах и дыша едва-едва,

Жрать и молвить, умирая: "Я от роскоши гнию".

На самом деле он умер в пятьдесят пять лет, тридцать три из которых находился у власти, выделяясь среди всех тиранов кротостью и благожелательностью" .

73. Таков {118} был и ПТОЛЕМЕЙ, седьмой царь Египта, называвший себя ЭВЕРГЕТОМ (Благодетель), но александрийцами прозванный Ка-кергетом (Злодей). Вот что пишет о нем в седьмой книге "Истории" стоик Посидоний, сопровождавший Сципиона Африканского [Младшего] в [e] Александрию и видевший царя [FHG.III. 255]: {119} "Наслаждения совершенно обезобразили его тучностью и огромным животом, который он едва мог обхватить руками. Чтобы прикрыть его, он носил хитон до пят с рукавами до запястий. На ноги он вставал только в присутствии Сципиона". {120} О своей приверженности к роскоши он сам свидетельствует в восьмой книге "Записок", где рассказывает, как стал жрецом Аполлона Киренского [f] и какой пир устроил всем прежним жрецам [FHG.III. 187]: "Артемитии - это киренский праздник, на котором ежегодный жрец Аполлона устраивает пир для своих предшественников. Перед каждым ставится глиняная чаша в целых двадцать артаб, {121} а в ней вареными и жареными (550) кусками и дичь, и домашняя птица, и разная морская рыба и копченая привозная. Иногда к этому добавляется и рыба кифарион. Мы, однако, это отменили, а раздавали цельносеребряные сосуды, каждый из которых стоил столько, сколько все перечисленное, и еще давали коня с конюхом и золоченой сбруей, чтобы каждый возвращался домой на своем коне".

{118 Таков... — Разумеется, тучностью, благодаря которой он и получил прозвище Фискон (Брюхан). Ср. pp. 312 и 529.}

{119 ...видевший царя... — Сципион (сын Эмилия Павла, приемный сын Сципиона Африканского Старшего) совершил свое путешествие в 136 г. до н. э., примерно за год до рождения Посидония. Другом и спутником Сципиона был учитель Посидония Панетий. Та же ошибка повторяется на 65 7f.}

{120 ...только в присутствии Сципиона. — Отметим игру слов: сципион значит также «посох».}

{121 Артаб — персидская мера емкости, около 56 л.}

Все больше и больше раздувался от жира и сын Птолемея АЛЕКСАНДР, тот, который убил собственную мать, правившую вместе с ним. [b] Во всяком случае, Посидоний пишет о нем в сорок седьмой книге "Истории" [FHG.III. 265]: {122} "Ненавидимый толпой, обхаживаемый придворными правитель Египта жил в праздной роскоши и даже оправиться сам не мог, не опираясь на двух попутчиков. Однако когда на попойках дело доходило до плясок, он соскакивал босиком с высокого ложа и плясал живее завзятых танцоров".

{122 Птолемей Александр был младшим сыном Птолемея Фискона. Убийство матери (ее звали Клеопатра) произошло в 90 г. до н. э. В конце концов Александр погиб в борьбе со старшим братом Птолемеем Лафиром в 89 г.}

74. Агафархид в шестнадцатой книге "О Европе" говорит [FHG.III. 192], [c] что МАГАС, процарствовавший в Кирене пятьдесят лет {123} и не тревожимый войнами, впал в излишества и в последние годы страдал от тяжести собственного тела. В конце концов, он задохнулся от тучности, растолстев от безделья и от непомерного обжорства.

{123 ...процарствовавший... пятьдесят лет... — Магас скончался немного спустя после 259 г. до н.э.}

И напротив, в двадцать седьмой книге он рассказывает [FHG.III. 193], что у лакедемонян великим позором считается как худосочность, так и толстый, выпяченный живот; поэтому молодые воины каждые десять дней нагими выстраивались перед эфорами, и, разумеется, те же [d] эфоры каждый день придирчиво досматривали их одежду и постель. Повара у лакедемонян умели готовить мясо, но больше ничего. В [той же] двадцать седьмой {124} книге Агафархид рассказывает [FHG.III.193], как однажды лакедемоняне привели в собрание НАВКЛИДА, сына Полибиада, растолстевшего и ожиревшего из-за своего пристрастия к роскоши; и Лисандр при всех разбранил его за излишество, так что лакедемоняне [е] чуть не изгнали его из города, пригрозив непременно сделать это, если он не изменит образа жизни. И Лисандр добавил, что когда Агесилай, {125} воюя с варварами, стоял близ Геллеспонта, то заметив, что у азиатов наряды роскошные, а тела никуда не годные, приказал всех пленников выводить к глашатаю голыми, а их одежды продавать, - он хотел, чтобы союзники поняли, что он ведет их на войну против слабых людей, но за большую добычу, и смелее выступали в бой.

{124 В ...двадцать седьмой книге... — Ср. Элиан. «Пестрая история» XIV.7. Кажется, цитата скорее должна принадлежать двадцать восьмой книге, где описываются усилия Агиса и Клеомена по восстановлению Ликурговой дисциплины.}

{125 ...Агесилай... — Ср. Ксенофонт. «Греческая история». III.4.19.}

[f] Очень толст был и оратор из Византия ПИФОН, - об этом рассказывает его земляк Леон [FHG.II.329]. Когда однажды между горожанами разгорелась распря, он призвал их к согласию следующими словами: "Посмотрите на меня, сограждане! Видите, каков я? А жена у меня еще толще. Так вот: когда мы живем с ней в согласии, нам на любой койке не тесно, зато когда ссоримся, нам целого дома мало".

[О тощих]

75. Насколько же лучше, любезный Тим о крат, (551) быть тощим бедняком, одним из тех, кого перечисляет Гермипп в "Керкопах", нежели сверхбогачом, танагрским чудищем, {126} как вышеперечисленные персоны.

{126 ...танагрским чудищем... — Павсаний (IX.20.4) рассказывает о чудовищном тритоне, напавшем на танагрских женщин.}

А Гермипп, обращаясь к Дионису, говорит так [Kock.I.332]:

...Уж бедняками начаты

Закланья для тебя скотинки порченой,

Тощей Леотрофида и Фумантия.

И Аристофан перечисляет в "Геритадах" худых, которых, по его мнению, поэты должны отправить послами в Аид к тамошним поэтам. Вот [b] что он пишет [Kock.I.428]:

- Ко прагу ночи, в смертные урочища [Эврипид "Гекуба" 1 ]

Кто смел войти?

- По одному искуснику

От трех искусств на общей сходке избраны

Три мужа, адоходцами слывущие

И к миру преисподнему причастные.

- Средь вас есть адоходцы?

- Зевс свидетелем:

Как фракоходцы - что идут во Фракию,

Ну да!

- А кто они?

- Поэт комедии

[c] Саннирион, Мелет {127} - гонец от трагиков,

{127 Мелет — отец обвинителя Сократа.}

Кинесий, дифирамбы сочиняющий.

И далее он продолжает:

Надежды ваши, вижу, очень тощие.

Прослабит их - и враз поносной жижею

Плеснет и смоет всех троих посланников.

О Саннирионе упоминает в "Захолодавших" и Страттид [Kock.I.727]:

Саннириончик с кожаной подмогою.

Про Мелета же сам Саннирион в "Смехе" выражается так [Kock.I.793]:

Мелет, мертвец Ленейский.

76. КИНЕСИЙ был действительно так тщедушен и долговяз, что [d] Страттид написал о нем целую комедию [Коск.I.717], где называет его "Ахиллом Фтийским", потому что тот часто употреблял слово "фтий-ский"; за это о нем и говорится с намеком на его наружность: "Ахилл Фтийский" (как бы "выдохшийся"). Другие, как и Аристофан ["Птицы" 1377], часто называли его "липовым Кинесием", потому что он привязывал к телу липовые доски, чтобы не сгибаться от худобы и роста. О том, что Кинесий был болезненным и злым человеком, и многое другое [e] сказано оратором Лисием в речи, озаглавленной "В защиту Фания от обвинения в противозаконности", где он говорит, что Кинесий забросил свое искусство и разбогател, став соглядатаем. То, что речь идет именно о поэте и ни о ком другом, ясно из того, что в комедиях его осмеивают за безбожие, и о том же говорится в речи Лисия [frag.53 Thalbeim]: "Я удивляюсь, как вы сносите спокойно, что Кинесий является в роли защитника законов, - Кинесий, вы ведь знаете, что он самый беззаконный и нечестивый [f] человек на свете. Не он ли совершает по отношению к богам такие преступления, о которых всем и говорить-то стыдно, но о которых вы каждый год слышите в комедиях. {128} Не с ним ли пировали однажды Аполлофан, Мисталид и Лисифей, выбравши себе для этого несчастливый день {129} и нарочно назвавши себя не "новолунниками", а "злополучниками", - и не зря, как показала их участь. Они-то хотели не беду себе (552) напророчить, а только посмеяться над богами и нашими законами; но вот все трое уже погибли, как и следовало ожидать; а этого Кинесия, самого из них известного, боги довели до того, что враги желают ему жизни, а не смерти. Это пример людям, чтобы все знали: кто восстает на богов, тем [b] не всегда боги отсрочивают наказание до потомства, но губят их самих, насылая на них несчастья и болезни тяжелее и хуже, чем на всех. Смерть или обычная болезнь - это общий наш удел; но тянуть так долго, и каждый день умирать, не умея умереть, - это наказание только для тех, кто повинен в таких преступлениях, как он". Так оратор Лисий говорит о Кинесий.

{128 ...слышите в комедиях. ~ См. Аристофан. «Лягушки». 366.}

{129 ...несчастливый день... — Последние три дня месяца были посвящены усопшим и подземным богам и считались в государственном и частном быту «несчастливыми».}

77. Очень худ был и Косский поэт ФИЛИТ: {130} чтобы его не опрокидывало ветром, он был вынужден привязывать к ногам свинцовые гири. [с] А землеописатель Полемон в книге "О чудесах" [frag.84 Preller] {131} пишет, что когда враги схватили прорицателя АРХЕСТРАТА и бросили его на весы, то оказалось, что он весит всего обол! - такой он был тощий. Тот же Полемон пишет, что ПАНАРЕТ никогда не обращался к врачу (этот Панарет был учеником философа Аркесилая, жил при дворе Птолемея Эвергета, получая по двенадцать талантов в год); несмотря на необычайную худобу он никогда не болел. Метродор из Скепсиса во [d] второй книге "Об упражнениях" пишет [FHG.III.205], что поэт ГИППОНАКТ был не только мал, но и худ; однако обладал большой физической силой и мог, не говоря уже о другом, очень далеко забросить даже пустой сосудец, - а ведь легкие предметы не имеют силы рассекать воздух, и поэтому сообщить им большую скорость очень трудно. Худ был и ФИЛИППИД, против которого направлена речь Гиперида; в ней о нем говорится как об одном из политических деятелей. В частности, Гиперид говорит, что из-за своей худобы тот был на редкость невзрачен. {132} То же утверждает в "Феспротах" и Алексид [Kock.II. 325]: {133}

{130 ...поэт Филит... — Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». IX.14.}

{131 ...в книге «О чудесах»... — Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». X. 6.}

{132 ...на редкость невзрачен. — Вероятно поэтому он мог «откалывать коленца и валять дурака». См. Гиперид. «Речи». II.7.}

{133 Ср.230с = 503а, 238с.}

Гермес, зеница Ночи в черном саване,

[e] Вожатый мертвых, ждущий Филиппида в путь.

И Аристофонт в "Платоне" [Kock.II.279]:

- В три дня он Филиппидом станет высохшим.

- В три дня скелет из человека сделаешь?!

И Менандр в "Гневе" [Kock.III.106]:

Покажет голод, обглодав красавчика,

Что он худей скелета Филиппидова.

Говорили даже "офилиппидиться" в значении "страшно исхудать", -так у Алексида в "Мандрагорщице" [Kock.II.349]:

- Ужасный вид! Как воробей ощипанный!

[f] Свидетель Зевс, совсем офилиппидился!

- Не сочиняй словечки: я ни жив, ни мертв.

- Вот горе-то, несчастье! Ах ты бедненький!

И все-таки куда лучше быть таким, чем как тот, о котором Антифан говорит в "Эоле" [Kock.II. 17]:

За пьянство и за тушу толстомясую

Его здесь бурдюком прозвали местные.

[Об умащениях]

Гераклид Понтийский говорит в книге "О наслаждении" [Voss 37], что торговец умащениями по имени Диний, пустившись по склонности к излишествам в любовные приключения, разорился на них, лишился нужных сил и от горя сам себе отрезал срамные части: вот до чего (553) доводит разнузданность в наслаждениях.

78. Как пишет Кефисодор в "Трофонии", в Афинах у роскошествующих было в обычае даже стопы умащать благовонными маслами [Kock.I.800; 689f]:

Потом купи мне, Ксанфий, умащения,

Ирисовое, розовое, быстренько!

Для стоп отдельно прикупи присыпочки. {134}

{134 ...присыпочки. — См.: 690a-d. Баккарида (нардовое благовоние); по-видимому, это была присыпка, т.к. Афиней (690с) сам сомневается, было ли оно мазью.}

Эвбул пишет [об этом] в "Карионосфинксе" [Kock.II.203]:

[Ты бы увидел], как сладко я в опочивальне разлегся,

Девочки-душки вокруг толпятся игриво и нежно,

Ноги мои натирают амаракинтовой {135} миррой.

{135 ...амаракинтовой... — возможно, майорановой.}

А в "Прокриде" кто-то говорит об уходе за собачкой Прокриды, и о [b] собаке выражается, как о человеке {136} [Kock.II. 195]:

{136 ...как о человеке... — Об этой молосской собаке, которую Зевс наделил душой, см. Поллукс 39; Овидий. «Метаморфозы». VII.754.}

- Итак, собачке постелите мягкую

Постельку: подложите шерсть милетскую,

Прикройте сверху тонкою попонкою.

- Феб-Аполлон!

- Еще сварите кашицу

В гусином молочке.

- Геракл!

- А лапочки

Мегалловым {137} намажьте благовонием.

{137 ...Мегалловым... благовонием — по имени сицилийского грека.}

У Антифана в "Алкестиде" кто-то намазывает ноги оливковым маслом [Kock.II.23]. [c] А в "Бродячей жрице" он пишет [Ibid., 74]:

Велел рабыне, у богини мази взяв,

Стопы, потом колени умастить ему.

И как растерли - вмиг вскочил он на ноги.

И в "Закинфянине" [Kock.II.51]:

Не прав я разве в этой страсти к женщинам?

Неплохо время провожу с подружками!

Вот это взять хотя бы, только первое,

Что чувствуешь: прекраснейшие пальчики

Трут ноги мирром, умащают ласково.

[d] Кто станет спорить, это замечательно?

И в "Форикийцах" [Kock.II.53; 689е]:

- Так умывается она? Чем именно?

- Из ящичка, оправленного золотом,

Стопы и бедра миррой трет египетской,

Сосцы и щеки - нежит финикийскою,

А мятной - натирает руку каждую,

Лоб, брови, кудри - миррой амараковой,

Колени с шеей - миррою тимьяновой...

Анаксандрид же пишет в "Протесилае" [Kock.II.138]: {138}

{138 ...пишет в «Протесилае»... — Афиней также упоминает в 589f торговца косметикой Перона. Демагог Каллистрат был известен приверженностью к роскоши, а его оппонент Меланоп — взяточничеством.}

Вот мирра от Перона! Вот такую же,

[e] Египетскую Меланоп купил вчера

И трет ей нынче ноги Каллистратовы.

Что при Фемистокле {139} [афиняне] уже вели изнеженную жизнь, показывает Телеклид в "Пританах". {140} Но Кратин в "Хиронах" свидетельствует, что роскоши не чуждались и в более давние времена [Kock.I.86]:

{139 ...при Фемистокле... — после взятия трофеев в персидских войнах во второй четверти пятого века.}

{140 ...в «Притонах». — Kock.I.215. Цитата утеряна.}

С нежной мятой на сонме сидели они,

белой лилией, розой за ухом;

За покупками с яблоком каждый ходил

и стоял, опираясь на посох.

79. Клеарх Солейский пишет в "Любовных историях" [FHG.II.315]: "Для чего мы ходим с цветами, яблоками и тому подобным в руках? Не потому ли, что природа через эти пристрастия выявляет тех, кто стремится к прекрасному? Не знак ли это природы - держать в руках прекрасное и радоваться ему? Или причин тому две? Потому что так [f] делается первый шаг к знакомству и дается свидетельство намерения, -просящие посредством этого открываются, а для дающих это - знак того, что они склонны поделиться прекрасным с другими. (554) Ибо обольщение прекрасными цветами или плодами представляет собой приглашение принявшим их поделиться и своей собственной красотой. Или, возможно, в красоте цветов они находят утешение напоминанием о красоте любимых, и наслаждаются своими влечениями; цветы, таким образом, подавляют тоску по любимым. Если только, конечно, не держат такие вещи и наслаждаются ими ради собственного украшения, подобно тому как используется любая другая вещь у стремящихся приукраситься. Ведь гораздо красивее выглядят не только надевшие венки [b] на голову, но и просто держащие цветы в руках. И это просто из любви к красоте: ведь любить прекрасное и радоваться исполненным прелести предметам - вещи родственные. Красота весны и красота осени обретают свое лицо в цветах и плодах. Или же все любящие одержимы некоторым роскошеством, спешат себя украсить, и поэтому услаждаются красивыми предметами? Кто чувствует себя прекрасным и прелестным, тем естественно собирать цветы. Поэтому и рассказывают, что девушки Персефоны собирали цветы; потому и Сапфо говорит [PLG.4III.129], что она видела

Деву, очень нежную, которая срывала цветы".

80. В те давние дни люди были так одержимы сластолюбием, что [с] был даже воздвигнут храм Афродите Каллипиге (Дивнозадой), и вот как это случилось. У одного крестьянина были две красивые дочери. Однажды они поспорили, у которой из них красивее задница; и чтобы решить спор, вышли на большую дорогу. Там шел юноша, сын почтенного и богатого родителя, и они перед ним заголились, а он, взглянув, отдал предпочтение старшей. И так он влюбился в нее, что, вернувшись в город, расхворался, слег и рассказал обо всем младшему брату. Тот немедля [d] отправился в названную деревню и, увидев девушек, сам страстно влюбился, но в меньшую. Отец уговорил их взять себе более именитых жен, но ничего не добившись, отправился в деревню, договорился с отцом тех девушек, привез их в город и выдал за сыновей. Этих-то девушек горожане прозвали "дивнозадыми", как о том говорит в "Ямбах" Керкид Мегалопольский: что в Сиракузах-де [frag.l]:

Сестер прекраснозадых здесь была пара.

Вот эти-то сестры, получив большое богатство, построили храм в честь [e] Афродиты и назвали ее Каллипигой, как о том рассказывает в своих "Ямбах" и Архелай.

81. А как однажды сладчайшее блаженство было обретено в безумии, довольно забавно рассказывает Гераклид Понтийский в книге "О наслаждении": {141} "Фрасилл, сын Пифодора из Эксоны, был одержим безумием особенного рода: все корабли, приходившие в Пирей, он считал своими: он записывал их, рассылал, следил за ними, а когда они возвращались, встречал их с такой радостью, какую мог испытывать только хозяин. Погибшие корабли он не разыскивал, а спасшимся радовался и [f] проводил дни в сладком блаженстве. Однако когда из Сицилии возвратился его брат Критон и насильно отвел его к врачу, безумие окончилось, и он жил... [пропуск] ... говоря, что никогда в жизни не был так счастлив: ибо печалей у него не было никаких, а наслаждение было огромное".

{141 Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». IV.25.}

Конец Книги двенадцатой

Книга тринадцатая

О ЖЕНЩИНАХ [ЗАКОННЫЕ ЖЕНЫ И МНОГОЖЕНСТВО]

(555) 1. Друг мой Тимократ! Когда комедиограф Антифан читал царю Александру одну из своих комедий, и тому она явно не нравилась, Антифан сказал: "Государь, чтобы это понравилось, надо часто кормиться на складчинных обедах и еще чаще ради девок получать и раздавать тумаки". Об этом рассказывает халкидец Ликофрон в книге "О комедии" [frag. 13 Strecker]. Вот для таких читателей и мы собираемся теперь повести речи о делах любви (потому что не раз заходил у нас разговор о гетерах и женах), и поэтому заведем запев, призвав перед таким любовным [b] перечнем на помощь нашей памяти самую любезную из Муз - Эрато [Аполлоний Родосский "Аргонавтика" III. 1]:

Ближе ко мне, Эрато, помоги, расскажи мне какие,

слова говорились о любящих и о любви.

2. Итак, воздавая хвалу замужним женщинам, наш добрый хозяин {1} припомнил рассказ, содержащийся в книге Гермиппа "О законодателях" [FHG.III.37] {2} о том, что в Лакедемоне существовал обычай запирать [c] девушек с неженатыми юношами в темном тереме, и кто какую хватал, ту и уводил себе в жены без приданого. Поэтому и был наказан Лисандр, когда бросил девушку, попавшуюся первой, и захотел увести другую, покрасивее. Клеарх Солейский пишет в книге "О поговорках" [FHG.II.319]: "В Лакедемоне на некоем празднестве женщины гоняют холостяков вокруг жертвенника и бьют бичами, чтобы те, избегая такого унижения, оживляли в себе страсть и вовремя вступали в брак. В Афинах [d] первым завел единобрачие Кекроп, а до него люди соединялись беспорядочно, и мужья, и жены были общие. Оттого, по мнению некоторых, его и прозвали "двуприродным", {3} так как раньше человек не мог знать собственного отца среди многих других".

{1 ...наш добрый хозяин... — Ларенсий.}

{2 ...в книге Гермиппа «О законодателях»... — Плутарх («Ликург». 15) приводит другую версию спартанских свадеб.}

{3 ...прозвали «двуприродным»... — Кекроп имел двойственную природу, будучи получеловеком и полузмеем, однако здесь речь идет о законнорожденности от союза двух полов.}

Исходя из этого, можно было бы оспорить тех писателей, которые уверяют, будто у Сократа было две законные жены: Ксантиппа и Мирто, дочь Аристида, - не того, который Справедливый (это никак не возможно по времени), {4} но его внука. {5} (556) Это и Каллисфен [J. 2 В 654], и Деметрий Фалерский [J. 2 В 972], и перипатетик Сатир, и Аристоксен; а навел их на эту мысль Аристотель в книге "О знатном рождении" [frag.93 Rose]. {6} Однако так быть не могло, - разве что афиняне ввиду убыли граждан дозволили постановлением народного собрания заводить двух жен; тогда было бы понятно, почему об этом молчат сочинители комедий, так часто поминающие Сократа. Одно постановление, [b] касающееся женщин, {7} приводит в своей книге Иероним Родосский [frag.26 Hiller], и когда я достану эту книгу, то пришлю ее тебе. Тем не менее, Панетий Родосский решительно возражал тем, кто говорил про двух жен Сократа. {8}

{4 ...не возможно по времени... — Аристид Справедливый умер в 467 г. до н.э. в возрасте около восьмидесяти лет; Сократ родился в 470/469 г. до н.э.}

{5 ...его внука. — Сын Лисимаха. Он упоминается в качестве одного из учеников Сократа (Платон. «Теэтет». 151А; «Лахет». 179А; «Феаген» 130В). Версия о том, что Мирто была второй женой Сократа никак не может быть согласована с Платоном («Федон» 60А) и, скорее всего, представляет собой выдумку комедиографов.}

{6 ...«О знатном рождении». — Плутарх («Аристид». 27) подвергает сомнению аутентичность этого сочинения.}

{7 ...постановление, касающееся женщин... — Диоген Лаэртский говорит, что постановление разрешало мужчине, имея одну жену, заводить законных детей и от другой женщины.}

{8 ...про двух жен Сократа. — Не отрицая самого факта, но относя его к другому Сократу. См. схолии к Аристоф. «Лягушки». 1539.}

3. У персов царица терпит вокруг себя множество наложниц, - во-первых, потому что царь у них полный хозяин своей жене, а во-вторых, потому что, как рассказывает Динон в книгах "О Персии" [FHG.II.92], наложницы с царицей почтительны и падают перед ней ниц. У Приама тоже было много жен, и Гекуба терпела их: так, Приам говорит [Ил. XXIV.496]:

[с] Их девятнадцать братьев от матери было единой;

Прочих родили другие любезные жены в чертогах.

У эллинов, однако, мать Феникса не терпит наложницу Аминтора. {9} Даже Медея, знакомая с варварским обычаем [многоженства], не выносит замужества Главки, уже привыкнув к лучшему, эллинскому обычаю. И Клитемнестра приходит в ярость и вместе с Агамемноном убивает и Кассандру, которую тот, приучившись к варварским брачным порядкам, привез в Элладу на правах господина. "Удивления достойно, {10} - пишет [d] Аристотель [frag. 144 Rose], - что у Гомера в "Илиаде" Менелай нигде не спит с наложницей, хотя у всех мужчин там есть женщины, и с ними спят даже такие старцы, как Нестор и Феникс, - в знак того, что они не изнуряли себя в молодые годы ни пьянством, ни любовными излишествами, и не страдали животом от обжорства, но сохранили телесную крепость до старости. Видимо, спартанец {11} стыдится, что законная жена [е] его - Елена, из-за которой вся эта война, и поэтому отстраняется от любых наложниц. Агамемнона, напротив, Терсит порицает именно за обладание многими женщинами [Ил.II.226]:

{9 ...наложницу Аминтора... — Ил.IX.447, ср. 450.}

{10 Удивления достойно... — Ср. 25f.}

{11 ...спартанец... — гомеровский Менелай.}

Кущи твои преисполнены меди, и множества пленниц

В кущах твоих, которых тебе аргивяне избранных

Первому в рати даем, когда города разоряем.

Однако вряд ли, - продолжает Аристотель, - такое множество женщин было дано ему в наложницы, скорее - лишь как почетный дар: ведь и большой запас вина он имел не затем, чтобы пьянствовать".

4. Геракл стяжал славу величайшего многоженца (а он действительно был бабником), но были они у него не одновременно, а поочередно, как у человека, который в походе попадает в разные места. От них у [f] него и было так много детей; например, как рассказывает Геродор [FHG. 11.30, J. 1.219], в течение семи дней он лишил девственности пятьдесят дочерей Фестия. Много женщин было и у Эгея: первой он взял за себя дочь Гоплета, {12} после нее одну из дочерей Халкодонта, {13} но обеих уступил друзьям и жил со многими, в брак не вступая; лишь потом он взял в жены дочь Питфея Этру, а после нее Медею. (557) Тесей, в свою очередь, похитил Елену, а вскоре после нее Ариадну; Истр в четырнадцатой книге "Об Аттике" [FHG.I.420], перечисляя Тесеевых женщин, говорит, что с иными он сошелся по любви, иных похитил, а с иными был в законном браке. Похищены были Елена, Ариадна, Ипполита и дочери Керкиона и Синида, а в законные жены он взял Мелибею, мать Аякса. Однако Геси-од [frag. 130 Rzach] перечисляет еще и Гиппию, и Эглу, ради которой он, [b] по словам Керкопа [ср.503d], нарушил клятву, данную Ариадне, а Ферекид называет еще и Феребею [FHG.II.240]. Наконец, еще до Елены он похитил Анаксо из Трезена, а после Ипполиты женился на Федре.

{12 ...дочь Гоплета... — Ее звали Мелита.}

{13 ...одну из дочерей Халкодонта... — Халкиопу, согласно схолиям к «Медее» Эврипида (673).}

5. Филипп Македонский, отправляясь в свои походы, женщин не брал, как делал это Дарий, низвергнутый Александром. Этот Дарий, как пишет в третьей книге "Жизни Эллады" Дикеарх [FHG.II.240], несмотря на то, что вел борьбу за самое существование, возил с собой при этом триста шестьдесят наложниц. {14} Но Филипп, вступал в новый брак, при каждой новой войне: "За двадцать два года своего царствования, {15} - пишет Сатир в его жизнеописании [FHG.III.161], - он был женат на Авдате из Иллирии и имел от нее дочь Кинну, и на Филе, сестре Дерды [с] и Махаты; чтобы породниться с фессалийцами, он завел детей от двух фессалийских жен, одна из которых, Никесиполида Ферская, родила ему Фессалонику, а другая. Филинна Ларисейская, родила ему Арридея. А молосское царство он приобрел, женившись на Олимпиаде, принесшей ему Александра и Клеопатру. Когда он покорил Фракию, к нему [d] пришел фракийский царь Кофела с дочерью Медой и большим приданым; и он ввел ее в дом второй женой, рядом с Олимпиадой. После всех этих женщин он влюбился и женился на Клеопатре, {16} сестре Гиппострата и племяннице Аттала, и тоже ввел ее в дом рядом с Олимпиадой, и этим расстроил и погубил свою жизнь. Ибо тут же, еще во время свадьбы, Аттал сказал: "Вот теперь, царь, у тебя будут рождаться законные сыновья, а не ублюдки!" - на что Александр швырнул в него чашей, которую держал в руке, а тот в Александра своею. После этого Олимпиада [е] бежала к молоссам, Александр к иллирийцам, а Клеопатра родила Филиппу дочь Европу".

{14 ...триста шестьдесят наложниц. — Ср. 514b.}

{15 ...двадцать два года... царствования... — В действительности двадцать три с половиной (359-336 гг. до н.э.).}

{16 ...женился на Клеопатре... — См. ниже 560 с.}

Женолюбом был и поэт Эврипид. Иероним в "Памятных заметках" пишет об этом так [frag.6 Hiller]: "Когда при Софокле кто-то назвал Эврипида женоненавистником, Софокл ответил: "Да, но только в трагедиях; в постели он женолюб"".

6. Законные наши жены ничуть не походят на [гетер], изображенных Эвбулом в "Торговках венками" [Kock.II. 198]:

[f] Мне Зевс свидетель, толстыми белилами,

Подобно вашим, лица не расписаны,

Не вымазаны щеки соком тутовым.

Когда из дома в летний зной выходите,

То с глаз две борозды стекают черные,

Со щек на шею пот струится суриком,

А космы надо лбом седыми кажутся,

(558) Затем, что так пропитаны белилами.

Анаксил же в комедии "Птенчик" говорит следующее [Kock.II.270]:

Знаю: всякий, кто хоть малость путался с гетерами,

Подтвердит, что нет породы в мире беззаконнее.

Ни дракон зубастой пастью, ни Химера пламенем,

Ни Харибда и ни Скилла, псица трехголовая,

Гидра, Сфинкс, Ехидна, львица, гарпии крылатые

Не могли бы переплюнуть этих погубительниц.

[b] Все иные беды мира рядом с ними - мелочи.

Вот давай-ка перечтем их! Планго будет первою -

Той Химерой, чье дыханье воспаляет варваров;

Но нашелся обиратель в всадническом звании,

Что пришел, ушел и вынес все ее имущество.

А Синопу не назвать ли множащейся гидрою?

Хоть сама она старуха, с ней Гнафена, дочь ее:

Кто одну беду минует, не минует худшую,

[с] Дальше - Нанния: она ведь, точно Скилла-хищница,

Двух проезжих придушила и ловила третьего,

Но сумел свою ладью он из пучины выгрести.

А напротив села Фрина истинной Харибдою

И глотает с кораблями вместе корабельщиков.

А Сирены? ощипать их - Феано получится:

Женский лик и клик, а когти - птичьи, загребущие,

[d] Сфинксой же назвать фиванской можно всех и каждую,

Ибо все они знакомцам говорят загадками,

Как целуют, как милуют, как соединяются:

"Я скамеечкою стану, как четвероногая",

"Я треножником подставлюсь", "Я двуногой девочкой",

Тот, кто это понимает, как Эдип, уходит цел

[е] И, на все глаза зажмуря, нехотя спасается.

Ну а те, что сладострастны, мигом попадаются

И конец: летят по ветру. Что тут разговаривать!

Нет на свете дикой твари, этих девок гибельней".

7. Когда Ларенсий кончил, много еще наговорив в том же духе, то Леонид, которому противно было самое слово "жена", произнес в ответ такие стихи из "Прорицателей" Алексида [Kock.II.350]:

Несчастны мы, продавши за приданое

Свободу слова, радость, да и жизнь свою!

[f] Живем рабами жен мы в доме собственном,

А пеню мы не платим за приданое,

Прегорькую и женской желчи полную?

Мужская рядом с нею медом кажется:

Ведь мы, мужья, прощаем оскорбления;

Они ж, когда обидят, обвиняют нас!

За что не надо вечно принимаются,

А нужное у них в пренебрежении,

И чуть полезешь - хоть и здоровехоньки,

Клянутся всем святым, что им неможется.

(559) Ксенарх в пьесе "Сон" пишет [Kock.II.473]:

Мужья-цикады разве не блаженствуют,

Имея жен-цикад, лишенных голоса?

Филетер в "Распутнике" {17} [Kock.II.231]:

{17 ...в «Распутнике»... — Имеется в виду прелюбодей. Гетера — эпитет Афродиты.}

Как томен, Зевс великий, нежный взгляд ее!

Недаром храм Гетере в каждом городе,

Супруге же законной - ни единого.

Амфид в "Атаманте" [Kock.II.236]:

Не благосклонней разве же супружницы

Гетера? Благосклонней, разумеется:

Супруга на законных основаниях

[b] Владеет домом, к мужу безразличная;

Гетера знает: или обхожденьем

Купи мужчину, иль других ищи.

8. Эвбул в "Хрисилле" [Kock.II.205]:

Пусть пропадет второй, приведший в дом жену:

Ни в чем, беднягу, не виню я первого.

Он, первый, зла не ведал, был неопытен,

Второй же знал, какое зло есть женщина.

И продолжает:

Зевс многочтимый, отзовусь когда-нибудь

[c] О женщинах я плохо? Да чтоб я пропал:

Нам жены - достоянье драгоценное.

И если среди них была плохой женой

Медея, Пенелопа - благо редкое.

Пусть Клитемнестру назовут злодейкою, -

Представлю Алкестиду образцовую.

Бранят ли Федру? Отыщу хорошую

Под пару. Но кого?! Как быстро кончились

Благие жены у меня, несчастного,

Негодных же еще осталось множество!

Аристофонт в "Каллониде" [Kock.II.277]:

[d] Чтоб пропадом пропал вторым женившийся,

Но первый неповинен: ведь не мог он знать,

Какое было зло ввести в свой дом жену.

Но вот второй-то знал о зле заранее!

И Антифан в "Отцелюбе" [Ibid., 108]:

- Женился он.

- Немыслимо! Расстались мы

С живым и на прогулку собиравшимся!

Менандр то ли в "Аррефоре", то ли во "Флейтистке" [Kock.III.22]:

[е] - Коль ты в уме, не женишься,

Не распростишься с жизнью. Сам женился я.

И потому жениться не советую.

- Хоть дело решено, а все же бросим кость

- Попробуй, не спасешься ли. Воистину

Пускаешься ты в море неприятностей,

Не то, что Сицилийское, Ливийское,

Эгейское - ведь там из тридцати судов

Не гибнут три. Женатым нет спасения!

Он же в "Сжигаемой" [frag. 142]:

[f] Пропал бы пропадом,

Тот, кто женился первым, тот, кто был вторым,

И третьим, и четвертым, и так далее.

Каркин в трагедии "Семела" (где первые слова "О ночи!") [TGF2.798]:

О Зевс, сказав "жена", не добавляй "есть зло", -

И одного лишь хватит слова: "женщина"!

9. Так же неразумны и старики, берущие в жены молоденьких: они сами бросаются в пропасть зла, хотя и предостерегал их мегарский поэт [Феогнид 457]:

(560) Нет, не подходит жена молодая для старого мужа!

Мало послушной рулю эта бывает ладья.

Также и якорь не держит ее: оборвавши канаты,

Рада зайти ночевать в гавань чужую она.

И Феофил пишет в "Неоптолеме" [Kock.11.475]:

Нет, молодая старику не в прок жена;

Но, как ладья, что ночью оборвет канат,

Единому кормилу непослушная,

И у чужих причалов будет ластиться.

10. Я не сомневаюсь, дорогие друзья, что всем вам прекрасно известно, [b] каким страшным войнам причиною были женщины. Троянская произошла из-за Елены, чума - из-за Хрисеиды, Ахиллов гнев - из-за Брисеиды; да и так называемая "Священная война", как пишет Дурид во второй книге "Истории" [FHG.II.469], тоже началась из-за замужней женщины, фиванки Феано, которую похитил какой-то фокидянин. Как и Троянская, эта война длилась десять лет, а на десятом году царь Филипп вошел в союз с фиванцами, и тогда фиванцам удалось одолеть фокидян. Как рассказывает Каллисфен в своей книге "О священной войне" [с] [Scr.Rer.Al. 17], десять лет продолжалась и война, названная Крисейской, {18} когда жители Кирры сражались с фокидянами. Причиной ее было похищение киррейцами Мегисто, дочери фокидянина Пелагона, и аргосских девушек, возвращавшихся от Пифийского оракула; на десятый год Кирра была взята. Целые царственные домы рушились из-за женщин: дом Филиппа, отца Александра, - из-за его женитьбы на Клеопатре; Геракла - из-за того, что он взял второй женой дочь Эврита Иолу; Тесея - из-за Федры, дочери Миноса; Атаманта - из-за Фемисто, дочери [d] Гипсея; Ясона - из-за Главки, дочери Креонта; Агамемнона - из-за Кассандры. Даже поход Камбиза в Египет случился, по рассказу Ктесия [frag.37 Muller], из-за женщины. Камбиз, говорят, прослышал, что египтянки в постели искуснее всех женщин, и послал к египетскому царю Амасису, просить в жены одну из его дочерей. Но Амасис не отдал свою дочь, опасаясь, что она будет не женой, а наложницей, и послал вместо [е] нее Нитетиду, дочь Априя {19} - того, который потерпел поражение от киренцев, лишился египетского престола и был казнен Амасисом. Камбиз впрямь был в восторге от Нитетиды, и тогда она ему обо всем рассказала и просила отомстить за Априя; ей в угоду он и пошел войной на Египет. Впрочем, Динон в книгах "О Персии" и Ликей Навкратидский в третьей [f] книге "О Египте" утверждают [FHG.II.91; IV.441], будто Нитетиду Амасис послал не Камбису, а Киру, а Камбис был ее сыном, и пошел на Египет, мстя за мать. А первой войной между двумя женщинами (говорит Дурид Самосский [FHG.II.475]) была война между Олимпиадой и Эвридикой; и Олимпиада выступала, как вакханка, под звук тимпанов, а Эвридика шла в македонских доспехах, выучившись военному делу в Иллирии у Кинны". {20}

{18 ...названная Крисейской... — первая Священная война, ок. 600 г. до н.э.}

{19 ...дочь Априя... — См. Геродот П.161,169; III. 1; IV. 159. Априй был седьмым царем XXVI династии. Он и есть фараон Иеремии XXXVII.5.}

{20 ...Кинна — дочь Филиппа, см. выше 557с.}

[Об Эроте]

(561) 11. После таких речей присутствовавшим философам захотелось и самим что-нибудь сказать о любви и красоте. И много здесь было философских рассуждений, но среди них кто-то припомнил и песни театрального философа - Эврипида, в том числе такую {21} [TGF2.648]:

{21 ...в том числе такую... — Другие песни Эврипида об Эроте: «Медея» 627 сл; «Ипполит» 525 сл.}

Эрот,

Вскормленник мудрости, полнота доблести,

Для смертных - сладчайшее из божеств!

Радость его беспечальна, всходы его - к надежде.

А кто к таинствам его не причастен,

[b] Тем я не друг -

Будь же дом мой далек от диких нравов

Не бегите ее, юные,

Но когда придет она к вам в свой час,

Будьте правильны!

А другой привел слова Пиндара [PLG5.I.441]:

Люби и служи любви,

Пока дано тебе время.

А третий прибавил еще и такие стихи Эврипида [TGF2. 399, "Андромеда"]:

Внемли, владыка смертных и богов, Эрот!

Иль не пленяй нас чарами прекрасного,

Иль сделай так, чтоб им завороженные

[c] Труды любви несли легко и счастливо.

Поступишь так - почета удостоишься,

А если нет, - любовью растревожишь нас

Напрасной и лишишься поклонения.

12. Понтиан сказал, что, по суждению Зенона Китайского, Эрот есть бог, приуготовляющий нас к дружбе, к согласию, даже к свободе, и ни к чему иному. Поэтому и в своем "Государстве" Зенон сказал [SVF.I.61]: "что Эрот есть бог, готовый способствовать благополучию города". [d] А что и его предшественники в философии почитали Эрота святым и непостыдным, видно из того, что в гимнасиях его чтут вместе с Гермесом и Гераклом: первый правит речью, второй силой, а от речи с силой рождаются дружба и согласие, а из них - прекрасная свобода, которой исполняются те, кто стремится к этим занятиям. Для афинян он был настолько далек от плотских соитий, что в самой Академии, посвященной [девственной] Афине, [e] они поставили жертвенник Эроту и соединили жертвоприношения обоим божествам. У феспийцев есть праздник Эротидий, {22} как у афинян их Афиней, {23} а у элидян их Олимпии и у родосцев их Галиеи. {24} И вообще Эроту воздается честь при всех общественных жертвоприношениях. Поэтому лакедемоняне прежде, чем стать в строй, приносят жертвы Эроту, ибо в строю дружба помогает выстоять и победить; и критяне, по свидетельству Сосикрата [FHG.IV.501], в строю ставят самых красивых граждан в первый ряд и [f] тем жертвуют их Эроту; и у фиванцев их Священный отряд был составлен из влюбленных и любимцев в знак величия бога, ради которого они предпочитают славную смерть постыдной жизни. Самосцы, как пишет Эрксий в книге "О Колофоне" [FHG.IV. 406], посвятили Эроту гимнасий и в честь этого назначили праздник Элевферии; {25} а афинянам этот бог (562) помог добиться свободы, так что только изгнанные из отечества писистратиды были первыми, кто стал порочить деяния этого бога.

{22 ...праздник Эротидий... — Празднество, проводившееся каждые четыре года, включавшее в себя атлетические и музыкальные состязания; Павсаний. IX, 31.3.}

{23 Афиней — старое название Панафиней.}

{24 Галиеи — празднество, посвященное богу солнца Гелиосу.}

{25 праздник Элевферии — праздник Свободы.}

13. После этих слов Плутарх продекламировал по памяти из "Федра" Алексида [Kock.II.386]:

Я из Пирея шел, томясь заботами,

И мне пришло на ум пофилософствовать.

[b] Я понял: никакого представления

У живописцев нет о боге Эросе,

Да и у всех, его изображающих.

Эрот ведь не мужчина, и не женщина,

Не человек, не бог, не глуп, не мудр Эрот,

Но отовсюду собирает качества,

Сливая все черты в едином образе:

Отвага от мужчины, робость женщины,

Безумца глупость, мужа рассудительность,

Напор от зверя, с ними неподатливость

[c] Алмаза и бессмертных честолюбие.

Клянусь Афиной и богами прочими:

Хоть не совсем понятно мне, каков Эрот,

Но я, похоже, недалек от истины.

И Эвбул (или Арарот) в "Горбуне" [Kock.II. 178]:

Кто первым начертал, кто первым вылепил

Эрота с распростершимися крыльями?

Умел, быть может, рисовать он ласточек,

Но знать не знал, каков Эрот характером.

[d] Не легковесен он, и пораженному

Не скинуть бремя бога, - тяжесть страшная.

Могла б летать подобная громадина?

Так утверждавший бредил, разумеется.

Алексид в "Освобожденном" {26} [Kock.II.305]:

{26 ...в «Освобожденном»... — На стр. 431 название дано в женском роде.}

Сказано ведь мудрыми,

Что не Любовь летает, а влюбленные,

И живописцы только по невежеству

[e] Эрота представляют окрыленного.

14. Феофраст в книге "О любви" [frag.CVII Wimmer] приводит отрывок из трагика Херемона [TGF.2 787], где говорится, что как вино разводится сообразно наклонностям пьющих, также и Эрот: умеренный он приятен, но тягостен, когда вызывает напряжение и смуту ......... [f] Оттого-то поэт {27} и различает два его действия:

{27 ...поэт... — не Херемон, но Эврипид «Ифигения в Авлиде». 648 сл.:

Там, где в колчане соблазнов две

Бог злотокудрый хранит —

Ту, что блаженным навек человека творит

С той, что и сердце, и жизнь нам отравит.

}

Две у него на луке стрелы

Обе от вышних Харит:

Одна благой нам жребий несет,

Другая смутой смущает жизнь.

Тот же поэт (Алексид [Kock.II.382]) в комедии "Раненый" пишет и о поведении влюбленных:

Кто станет отрицать, что жизнь влюбленного

Трудна? Как на войне ему приходится

Быть наготове, в вечном напряжении,

Быть терпеливым и служить желанию,

Творить, спешить, мужаться, быть находчивым

(563) И в самом тупике, - о доля горькая!

Феофил в "Любителе флейт" [Kock.II.477]:

Кто говорит, что без ума влюбленные,

Наверно, сам был склада тупоумного.

У жизни отнимите наслаждения,

И нам лишь только умереть останется.

(в публику )

Я сам сейчас влюбился в кифаристочку,

Глупышку-крошечку, так что ж, я глуп? Клянусь,

Ее мне целовать куда приятнее,

Чем всякий раз тут вам ломать комедию,

[b] Когда вы на казенный счет сидите здесь!

Аристофонт в "Пифагорействующем" {28} [Kock.II.280]:

{28 ...в «Пифагорействующем»... — название носит уничижительный оттенок, в отличие от пифагорейца.}

Не поделом приговорен к изгнанию

Эрот судом бессмертных небожителей

За то, что без конца смущал и ссорил их,

Был нагл и дерзок с ними, непочтителен?

И, крылья срезав, чтобы в небеса взлететь

Не мог обратно, божества бессмертные

Его прогнали к нам, а крылья отдали

[с] Носить Победе-Нике, как трофей с врага.

Амфид в "Дифирамбе" говорит о любви [Kock.И.240]:

Что говоришь ты? Хочешь убедить меня,

Что есть влюбленный, равнодушный к облику

Друзей, плененный красотой душевною?

Поистине, безумец! И не более

В него поверю я, чем в мужа бедного,

Что все при богатеях отирается,

Но взять с них не желает ни полгрошика.

Напротив, Алексид в "Елене" [Kock.II.320]:

Кто любит только тел красу цветущую,

[d] Другого ж знать не хочет, кроме этого, -

Друзьям не друг он, только наслаждениям;

Открыто смертный оскорбляет Эроса,

И всем внушает к богу недоверие.

15. Напомнив эти строки Алексида, Миртил оборотился на приверженцев стоического учения и для начала произнес стихи из "Ямбов" Гермея Курийского [Diehl III.301]:

Скажу вам, эрегаты, {29} торгаши вздором,

{29 ...эрегаты... — В оригинале каламбур: στύακες от στύω «вздымать член» и «стоики». Поэтому переведено комбинацией из «элеаты» и «эрекция».}

[e] И лицедеи слов, скажу я вам: все вы

Готовы сласть слизать со всякого блюда

И обездолить тех, кто поумней будет.

Красивы на словах, нехороши в деле.

Да, уж мальчиков вы любите: только это и переняли вы у Зенона Финикийского, зачинщика вашей мудрости, который ни разу не сошелся с женщиной, а всегда с мальчиками, как заверяет Антигон Каристийский в его жизнеописании [SVF.I.58]. Все-то вы лопочете, будто надо любить не тело, а душу, но сами при этом точно определяете, что любимчики должны быть не старше двадцати восьми лет. Впрочем, кажется, еще перипатетик Аристон Кеосский во второй книге "Любовных историй" [f] хорошо сказал какому-то стоику, который, называл красавцем великовозрастного верзилу по имени Дор ("дар"): "Я бы тебе ответил, как Одиссей Долону [Ил.Х.401]:

Истинно сердце твое взыскует великого Дара". {30}

{30 ...великого Дара. — Обыгрывается имя Дор, означающее дар.}

16. Недаром Гегесандр в "Записках" говорит [FHG.IV.418], что люди 564 любят не мясо и не рыбу, а приправы к ним; никто долго не вытерпит сырыми, без приправ, ни мясо, ни рыбу.

Мальчиков (παίδες), конечно, любили еще в древности, и оттуда, по утверждению Аристона, пошло самое слово παιδικά. И впрямь, - как говорит Клеарх в первой книге "Любовных историй", приводя стихи Ликофронида [PLG4. ΙΙΙ.633]:

[b] Будь то мальчики,

Будь то девушки, все в золоте,

Будь то жены высокогрудые, -

Красота живет не в лике, а в скромности,

Восходя из семени стыдливости.

Так и Аристотель говорит [frag.96 Rose], что влюбленные не смотрят ни на что другое у своих любимых, кроме глаз, в которых обитает стыдливость. И у Софокла Гипподамия говорит о красоте Пелопа [TGF2. 235]: {31}

{31 Несомненно, что эти стихи принадлежат трагедии «Эномай».}

Как у Пелопа чары обольстительны!

[c] В очах живет любовное сияние,

Которым он согрет, и опаляет им,

Когда меня соразмеряет взглядами;

Тому подобно, как в руках у мастера

Доска с отвесом бережно ровняется.

17. Ликимний Хиосский, рассказывает, что когда Гипнос-Сон влюбился в Эндимиона, то не давал закрываться глазам любимого, даже когда тот засыпал, но усыплял его с открытыми веками, чтобы все время [d] любоваться его взглядом. Слова его таковы [PLG4. III.598]:

Сон,

Радуясь сиянью отроковых очей,

С распахнутыми усыпил его веками.

И Сапфо обращается к юноше, который мнит себя красавцем и не в меру любуется собой [PLG4. III. 100]:

Стань предо мною, друг,

Раскрой мне прелесть, в глазах таимую.

А что говорит Анакреонт [frag.4]:

О дитя с взглядом девичьим,

Жду тебя, ты же глух ко мне:

Ты не чуешь, что правишь мной, -

Правишь, словно возница!

Или громогласный Пиндар [frag. 123]:

[e] Но лучащийся блеск из глаз Феоксена -

Кто, увидев его, не вспенится страстью,

Сердце у того

Черное,

Из железа или стали

На холодном выкованное огне...

Только Киклоп у Филоксена Киферского, влюбленный в Галатею, восхваляет в ней все, кроме глаз, - как бы предугадывая свое ослепление [PLG.4 III.611]:

О Галатея,

Прекрасноликая, златокудрая, ясноголосая,

Порожденье самой Любви.

Вот, поистине, слепая похвала - не то, что в стихах Ивика [f] [PLG4.III.238]:

Эвриал,

Синеоких чадо Харит,

............

Баловень дивнокудрых, {32}

{32 ...дивнокудрых... — Подразумеваются Музы.}

Кипридою и ласково взирающей Пейто

Взращиваемый меж розовых россыпей...

А у Фриниха о Троиле сказано [PLG4. III.561, TGF2. 723]:

Свет любви

На багряных щеках пылает.

18. Вы же, стоики, ищете себе любимчиков среди тех, щеки которых уже бритые. Вообще бритье бород вошло в обычай при Александре, как пишет ваш же философ Хрисипп в четвертой книге (565) "О прекрасном и приятном". Если можно, мне бы хотелось напомнить его точные слова, потому что я люблю его за многознание и благообразие. Он говорит: "При Александре брить бороды стали чаще, но лучшие люди этого еще не делали. Так флейтист Тимофей играл на своей флейте, тряся громадной бородой, а в Афинах помнили, что первый побрившийся [b] человек жил совсем недавно и прозвище имел Щека". Поэтому и у Алексида где-то сказано [Kock.II.394]: {33}

{33 Это замечание прерывает цитату из Хрисиппа.}

Увидишь человека гололицего,

Чьи волосы смолою или бритвою

Удалены, - так знай, тому причиною

Быть могут два плачевных обстоятельства:

Быть может, он пустился промышлять собой

И делать то, что бороде несвойственно,

А может, здесь иной порок, богаческий. {34}

{34 Текст сомнителен и смысл далеко неясен.}

Что в бороде плохого, боги правые?

А с нею каждый выглядит мужчиною,

[c] Коль нет за ним чего-то несовместного.

"Диоген, увидев однажды бритого, спросил: "Это ты хочешь попрекнуть природу за то, что она сделала тебя мужчиной, а не женщиной". Другого бритого, надушенного и разряженного, он увидел верхом на коне и сказал: Вот теперь я понимаю, что значит слово "коне-шлюха". {35} На Родосе существовал закон, запрещавший бритье, но все брились, и никто о нем не вспоминал. В Византии даже были назначены наказания [d] цирюльникам, имеющим бритвы, но тоже все брились". Вот что пишет славный Хрисипп.

{35 ...коне-шлюха. — Префикс гиппо- («конь-») использовался для обозначения громадных размеров (ср. у нас: «лошадиная доза»). Ср. Аристофан. «Лягушки». 931:

И я промучался без сна всю ночь! Понять старался,

Что значит рыжий конь-петух. Ну что это за птица?

}

19. А ваш мудрый Зенон, по словам Антигона Каристского [Wilamowitz 118], как будто предсказывая вам вашу жизнь и ваши лицемерные повадки, сказал, что худо слушавшие и не понявшие его слов будут вести жизнь грязную и рабскую, - подобно тому, как отклонившиеся от учения Аристиппа будут пропащими наглецами. Да в большинстве [e] своем вы как раз таковы, - скрюченные [от холода] и неряшливые не только телом, но и душой. Ибо, желая нарядиться в одежды простоты и самодостаточности, вы оказываетесь на пороге грязной скаредности, -в плащах с недохватом, в башмаках на гвоздях, - и называете распутником всякого, от кого слегка пахнет благовониями или надевшего хитон чуть помягче. Поэтому не надо так дрожать при виде денег и таскать с [f] собой парней с выбритыми подбородками и подбритыми задами, которые, по Антифанову слову [Kock.II.58, 98f]:

В Ликей плетутся следом за софистами,

Голодными, до кожи исхудалыми, -

Свидетель Зевс!

20. Я тоже восхищаюсь красотой. Недаром на Эвандриях {36} выбирают самых красивых мальчиков и ставят их во главе шествия. А в Элиде бывают настоящие состязания в красоте, и победителю поручают нести священные сосуды богини, оказавшемуся вторым - вести быка, (566) а третьему - бросить в огонь начатки жертвы. Гераклид Лемб пишет [FHG. III. 168], что в Спарте превыше всего почитаются красивейший мужчина и прекраснейшая женщина, ибо Спарта - родина прекраснейших женщин [Од.ХIII.412]. Потому и рассказывают о царе Архидаме, что когда ему были представлены красивая женщина и богатая уродина, и он уже склонялся принять решение в пользу богатства, то эфоры наказали его, [b] прибавив, что он предпочел "рожать Спарте царьков вместо царей". {37} И Эврипид сказал [TGF2. 367]: {38}

{36 ...на Эвандриях... — Состязания, проводившиеся между десятью аттическими филами на Панафинеях и Тесеях. Из «Меморабилий» Ксенофонта (III.3.12сл.) можно сделать вывод, что учитывались не только физические данные, но и интеллектуальные и моральные качества.}

{37 ...царьков вместо царей. — Феофраст рассказывает эту историю несколько иначе: эфоры наказали его за женитьбу на маленькой женщине (Плутарх. «Агесилай». 2).}

{38 Из «Эола». Поэт хочет сказать, что великая удача иметь физическую красоту при высоком положении.}

Всего важней - достойный облик царственный;

и у Гомера старейшины, дивясь красоте Елены, говорят [Ил.III.156]:

Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы

Брань за такую жену и беды столь долгие терпят:

Истинно, вечным богиням она красотою подобна!

Сам Приам, даже среди опасностей, восхищается женской красотой [Ил.III.162,172]. И дивится красоте Агамемнона, говоря такие слова [с] [Ил.III.169]:

Ни толико прекрасного очи мои не видали,

Ни толико почтенного: мужу царю он подобен!

Многие народы выбирают царями красивейших; как это по сей день делается у "бессмертных эфиопов", по словам Биона в книге "Об Эфиопии" [FHG.IV.351]. И действительно, красота представляется частью царской власти. Богини спорили друг с другом о красоте, а боги [d] за красоту вознесли Ганимеда в виночерпии Зевса,

Дабы в своей красоте обитал он средь сонма бессмертных [Ил.XX.235, ср.234].

А богини, кого они похищали? разве не прекраснейших? И жили с ними: Эос с Кефалом, и Клитом, и Тифоном, а Деметра с Иасионом, а Афродита с Анхизом и Адонисом. Влекомый зовом красоты и величайший из богов золотым дождем капает с черепицы, обращается в быка, и частенько принимает облик орла, покрываясь оперением, как для Эгины. Сам философ Сократ, презиравший все на свете, разве не был побежден красотой Алкивиада? А величавый Аристотель - красотой своего [e] ученика из Фаселиды. {39} А мы сами даже из неживых предметов разве не предпочитаем красивейшие? В Спарте хвалят обычай обнажать девушек перед гостями. А на Хиосе приятно даже ходить по гимнасиям и смотреть на беговые дорожки, потому что там юноши состязаются вместе с девушками... {40}

{39 ...своего ученика из Фаселиды. — Теодекта.}

{40 ...вместе с девушками... — Петроний («Сатирикон». 63) использует выражение «хиосская жизнь» как общее место для обозначения распущенности.}

[Кинульк против гетер]

21. И тут-то Кинульк набросился на него со словами Кратина [Kock.I.104]: "Ты смеешь говорить мне это, будучи" не "с перстами пурпурными", но с ногой из навоза, обряженной в обноски твоего тезки-поэта? {41} Ты, не вылезающий из кабаков и харчевен? А ведь еще оратор [f] Исократ сказал в "Ареопагитике" [49]: "Поесть или выпить в харчевне прежде ни один раб не осмелился бы, ибо он старался быть порядочным человеком, а не шутом гороховым". А Гиперид в речи "Против Патрокла" (если она подлинная) говорит [frag. 138 Kenyon], что члены ареопага не пускали на Ареопаг всякого, кто хоть раз позавтракал в кабаке. Ты же, о муж премногоученый, целыми днями там валяешься, и не с (567) приятелями даже, но распутничаешь со шлюхами, обложившись книгами соответствующего толка, которые ты продолжаешь таскать отовсюду, хотя и приобрел их уже во множестве, - Аристофана [Византийского], и Аполлодора [афинянина], и Аммония, и Антифана, и Горгия Афинского, - словом всех, написавших трактаты "Об афинских гетерах". Вот она, твоя ученость! Ни в чем не уподоблю я тебя Феомандру Киренскому, который, по словам Феофраста в книге "О счастье" [b] [frag.80 Wimmer], звал к себе, приглашая обучиться у него искусству жить счастливо. Чему, кроме похоти, можешь научить ты? Чем же ты лучше Амасиса Элидского, который, по словам Феофраста в книге "О любви" [frag. 108], страшен был по части распутства? Не ошибся бы и назвавший тебя "блудописцем", подобным живописцам Аристиду и [сикионцу] Павсию, да еще Никофану. Они упомянуты Полемоном в его сочинении "О собрании картин в Сикионе" [frag. 16 Peller], как большие мастера подобных сюжетов. Вот она, друзья мои, его ученость, и он даже не постыдится, а будет так и говорить на людях по "Кекропам" Эвбула [Kock.II. 182]:

{41 ...тезки-поэта? — Миртила, поэта Древней Комедии.}

[c] В Коринф пришел я, примостился к Окиме -

Превкусный был кусочек, но губительный! -

И проболтал свою попону рабскую... {42}

{42 ...попону рабскую... — Собств. эксомиду, одежду рабов и ремесленников.}

Хорош этот коринфский {43} софист, разъясняющий ученикам, что Окима ("базилик") - это имя гетеры. Да множество и других пьес, бесстыдник ты этакий, названы именами гетер: "Талатта" Диокла, "Корианно" Ферекрата, "Антия" Эвника или Филиллия, "Таида" и "Фания" Менандра, "Опора" ("урожайница") Алексида, "Клепсидра" Эвбула. Последняя получила свою кличку [d] за то что сходилась с клиентами, отмеряя время по водяным часам-клепсидре, - об этом говорит сын Арея Асклепиад в своей "Истории Деметрия Фалерского" [FHG.III.306], прибавляя, что настоящее ее имя было Метиха.

{43 ...коринфский... — Коринф славился распутством.}

22. "Да, гетера - как говорит Антифан в "Земледельце" [Коcк.II.13] - горе для поклонников: она их губит, а они и радуются". Поэтому и Тимокл в "Неэре" [e] [Ibid., 462] выводит на сцену человека, оплакивающего свою участь:

Меня влюбиться в Фрину угораздило,

Когда она еще сбирала каперсы

И не купалась так, как нынче, в золоте;

Я разорялся, к ней ходя с подарками,

И вот - я изгнан.

А в комедии под названием "Орест-Автоклид" тот же Тимокл [Коcк.II.462] пишет:

А вокруг несчастного

[f] Старухи дрыхнут: Лика, Планго, Нанния,

Гнафена, Фрина, Мирра, Пифионика,

Хрисида, Коналида, Гиероклия...

Об этих гетерах упоминает и Амфид в "Цирюльнике" [Kock.II.242]:

Да, Плутос слеп, конечно же,

Коль не заходит к этой славной девушке,

Он у гетер Синопы, Лики, Наннии,

И у других мошенниц, с ними сходственных,

Как сел, так и сидит себе безвылазно.

(568) 23. Алексид в драме под названием "Равновесие" [Kock.II.329] следующим образом описывает средства и хитрые уловки, которые применяют гетеры, чтобы казаться красивее:

Ведь они, чтобы нажиться им за счет поклонников,

Обо всем забыв на свете, сети хитрые плетут.

А когда разбогатеют, то берут к себе в дома

Свежих девок, чтоб у старших набирались опыта.

И у тех не остается ни лица, ни облика

От того, что было прежде, - впрямь перерождаются!

[b] Если рост невзрачен - ходит на подошвах пробковых,

Если долговяза - носит тонкие сандалии

И, гуляя, наклоняет голову на плечико.

Так-то с ростом! Если, скажем, ляжки слишком тощие,

То, подбив тряпья, такою станет крутобедрою -

Диву дашься! Если брюхо чересчур надутое,

То корсет она наденет, как актер в комедии:

Затянув его под груди, выпрямляя талию,

[c] Вмиг живот она умерит прутьями корсетными.

У кого белесы брови - те чернят их сажею;

У кого черны чрезмерно - те пускают в ход свинец;

У кого бесцветна кожа - трут себя румянами.

Если в теле что красиво - выставляют напоказ:

Белозубая - смеется: как же не смеяться ей,

Чтобы все могли увидеть рот ее хорошенький?

[d] Если смех не по нутру ей, то она по целым дням

Взаперти сидит и держит, раздвигая челюсти,

Тонкую во рту распорку из дощечки миртовой

(Как у мясников на рынке держат козьи головы),

Чтоб привыкнуть, так ли, сяк ли, раскрывать пошире рот.

Вот какие есть уловки, чтобы стать красавицей!

Поэтому советую тебе, "о фессалиец в расписной колеснице", {44} усмирять свою похоть при помощи девушек по вызову, и не проматывать на пустяки состояние, которое ты должен передать сыновьям. Воистину "лучше всех трахается хромой", {45} а ведь твой отец-сапожник [e] частенько вразумлял тебя и ты постоянно ходил после его уроков с выпоротой задницей. Или тебе неизвестна эта цитата из "Всенощной" Эвбула [Kock.II. 193]:

{44 ...«о фессалиец в расписной колеснице»... — Цитата из оракула. Поллукс. VII.112.}

{45 ...«лучше всех трахается хромой»... — Пословица. См. Свида άριστα. Кок (III.404) дает ее как фрагмент из древней комедии.}

Из птичек певчих, что на злато ловятся,

Девиц, ученых хитростям Кипридиным,

Одну из тех, что встали для желающих

Все напоказ, под тонкой тканью голые,

Как те, что в Эридане омываются;

От них надежно, в полной безопасности

[f] Ты и за грош имел бы удовольствие.

[То же] говорится и в комедии "Нанния", если эта пьеса принадлежит Эвбулу, а не Филиппу [Kock.II. 187]:

Кто тайно ищет ласки в темных ложницах, {46}

{46 ...в темных ложницах... — с чужими женами.}

По-моему достоин сострадания!

Ведь он бы мог избрать себе средь бела дня

Одну из тех, что встали для желающих

Все напоказ, под тонкой тканью голые,

Как те, что в Эридане омываются;

И он за грош имел бы удовольствие,

(569) Не гнался бы за тайною Кипридою

И тешил бы не спесь свою, а плоть свою.

"Печалюсь я о бедствующих эллинах", {47}

{47 ...«Печалюсь я о бедствующих эллинах»... — Стих 370 из трагедии Эврипида «Ифигения в Авлиде».}

Что к нам прислали флотоводца Кидия! {48}

{48 ...прислали флотоводца Кидия. — См. Платон. «Хармид». 155 D.}

И Ксенарх обличает в "Пятиборье" живущих подобно тебе и домогающихся самых шикарных гетер и замужних свободорожденных женщин [Kock.II.468]:

Ужасные дела, невыносимые

Творятся молодежью в нашем городе,

[b] А ведь полным-полно во всех блудилищах

Красивых девок - только посмотри на них,

Как напоказ повыстроились, голые,

Подставив солнцу груди неприкрытые,

И выбери любую, кто понравится:

Худую, иль толстушку, коренастую,

Верзилу иль малышку, моложавую,

Старуху, средних лет иль перезрелую, -

Не надо тайно к ней влезать по лестнице,

Или нырять в окошко дымоходное,

[c] Вносить тебя не надо под мякиною.

Уж эти рады взять тебя хоть силою,

Зовут отца папашей, сына мальчиком.

Из них там можно в полной безопасности

Задешево иметь и днем и вечером

Любую и каким угодно способом.

Замужних и увидеть невозможно нам,

А коль увидишь, - вечно в страхе-трепете,

Душа уходит в пятки у любовника.

Кипридою клянусь, морской владычицей,

[d] Да как такую взять, - всегда припомнятся

Драконтовы законы, как придвинешься?

25. И Филемон в "Братьях" [frag.9,10 Schneider] мимоходом упоминает о том, что Солон, наблюдая неодолимый зуд, охвативший юношество, первым учредил публичные дома и накупил для них девок; это подтверждает в третьей книге "О Колофоне" Никандр Колофонский, добавляя, что Солон также первым воздвиг на доходы с этих домов святилище Афродиты Всенародной. У Филемона об этом сказано так:

Солон, ты изобрел закон, полезнейший

Для всех людей, ведь говорят, ты именно

[e] Заметил это первым, - Зевс свидетель мне, -

Спасительную вещь, народоправную:

(Удобней будет мне, Солон, рассказывать),

Заметил ты, что город полон юношей,

Покорствующих естеству природному,

Но сбившихся в ненадобную сторону.

Тогда ты девок закупил обученных,

И расселил и сделал всем доступными.

Стоят нагие, взглянешь - не обманешься!

[f] Ты грустен ходишь, и дела не сладились?

Открыта дверь, за вход - обол, запрыгивай!

Нет болтовни, жеманства и соперников, -

Немедля все, что хочешь, и как хочется.

А вышел в дверь - забыл, она никто тебе.

И Аспасия, сократовская слушательница, привозила [в Афины] множество таких красавиц, и вся Эллада была полна ими, так что милый Аристофан посмеивается, говоря о Пелопоннесской войне, что будто бы раздул (570) это ужасное бедствие влюбленный в Аспасию Перикл из-за похищения мегарцами двух ее служанок ["Ахарняне" 524-529]:

Придя в Мегары, после игр и выпивки,

Симефу-девку молодежь похитила.

Тогда мегарцы, горем распаленные,

Похитили двух девок у Аспасии.

И тут война всегреческая вспыхнула.

[b] Три потаскушки были ей причиною.

26. Поэтому, ученейший наш словесник, от дорогостоящих гетер лучше держаться подальше, ибо

Есть и другие, что способны высвистеть

На флейтах все напевы Аполлоновы,

Зевесовы, [Гермесовы и Пановы,]

А эти знают только песню Ястреба, -

говорит Эпикрат в пьесе "Антилаида", где он также говорит о знаменитой Лаиде следующее [Kock.II.282]:

Лаида - выпивоха и ленивица,

Едою и питьем лишь озабочена;

Похоже, вышло с нею то же самое,

[c] Что и с орлами гордыми случается:

В дни юности на силу полагаются,

Питаются и овцами и зайцами,

Утаскивая в горы, а состарятся, -

На божьих храмах умирают с голоду, {49}

{49 ...умирают с голоду... — конечно, рассчитывая на куски жертвенного мяса.}

А люди говорят, что это знаменья.

Лаида - это тоже чудо знатное -

Когда была лишь птенчиком молоденьким,

Ее, от золотых статеров дикую,

Трудней, чем Фарнабаза, {50} мог увидеть ты.

{50 ...чем Фарнабаза... — Персидский сатрап, очень редко дававший аудиенции.}

[d] Теперь, когда уж столько лет бежит она

Забег свой длинный, {51} скрепы все разъехались,

{51 ...длинный... — Собств. долихос, забег на дистанцию до 24 стадий, который участники бежали семь раз: три раза туда и обратно и последний до цели.}

Ее увидеть ныне - дело плевое.

Да что там! - как на крыльях всюду носится,

На три обола, на статер согласная

Всех принимает, стариков и юношей.

Ручная стала, и поверь, любезнейший,

Монеты прямо с рук уже клюет она.

Поминает о Лаиде и Анаксандрид в "Маразме", перечисляя заодно и ее подружек [Kock.II. 138]:

- Лаиду из Коринфа знаешь?

[е] - Как не знать

Она из наших.

- А ее подругою

Была Антея.

- Вот была забавушка!

- Цвели тогда Лагиска с Феолитою,

Прелестные милашки, и отменные

Тогда надежды подавала Окима.

27. Вот таков тебе, Миртил, мой совет. Так что, говоря словами Фшетера из "Охотницы" [Kock.II.232]:

[f] Кончай свои замашки, ты ж старик седой.

Не так уж сладко помереть над бабою,

Как, говорят, Формисий {52} кончил дни свои.

{52 ...Формисий... — см. 229f.}

Или для тебя по-прежнему всего приятнее то, о чем говорит в "Марафонцах" Тимокл [Kock.II.461]: {53}

{53 Единственная цитата, дошедшая от этой комедии.}

Какое же различье между ночкою,

С хорошенькой девчонкой проведенною

Или с распутной бабой. Ого-го-шеньки!

Нежна, упруга и свежо дыхание -

О божества! Она не дастся запросто:

(571) А побороться, повозиться надобно,

И нежною рукою быть отшлепану -

Клянусь богами, лучше не придумаешь!

[Миртил в похвалу гетерам]

И еще многое хотел сказать Кинульк, и уже готовился перебить его Ульпиан, вступаясь за Миртила, но тут Миртил опередил его (он недолюбливал сирийца): {54}

{54 ...сирийца... — Ульпиан был уроженцем г. Тира.}

Изнемогли еще не настолько надежды,

Чтоб от врагов принимать помощь в жестокой борьбе, -

сказал Каллимах [frag. 134 Schneider]. Право, Кинульк, у нас и самих хватит сил защититься!

Куда уж там тебе косноязычничать,

[b] За левую щеку язык засунувши! -

как сказано в "Филире" Эфиппа [Kock.II.263]. Кажется мне, что ты из тех,

Кто перенял от Муз одни лишь левые буквы,

как сказал один пародист. {55}

{55 ...один пародист. — Вероятно, на Од.VIII.488.}

28. Ну а я, друзья мои застольники, говорил совсем не о тех уличных девках, о которых говорится в "Дуновениях" Метагена или в "Маменькином сынке" Аристагора [Коск.I.705]:

Раньше я вам говорил о гетерах, которые пляшут,

Нынче скажу о флейтистках - не тех, что еле созрели,

Но за хорошую мзду уже обессилить готовы

Даже в порту моряков, -

нет, моя речь была о настоящих гетерах-подругах, способных на дружбу [c] подлинную и нелицемерную. Кинульк позволяет себе их бранить, но ведь только их из всех женщин зовут словом, означающим дружбу, {56} и может быть, даже по прозвищу Афродиты-Гетеры ("Подруга"), которую почитают афиняне. Аполлодор Афинский пишет о ней в книге "О богах" [FHG.I. 431]: "Афродита-Подруга собирает вместе и друзей, и подруг, и мужчин, и женщин; имя это означает приятельница". Подругами до сих пор зовут свободных женщин, а девушки называют так самых близких и милых [d] приятельниц, как у Сапфо [PLG4. III.93]:

{56 ...словом, означающим дружбу... — Слово гетера по-гречески значит «подруга».}

Сладостные эти

Песни я моим напою подружкам;

и еще [PLG4. III. 100]:

Милыми сердцу Лето и Ниоба подружками были.

Конечно, гетерами называют и тех, кто этим зарабатывает деньги, и для этого промысла есть даже слово "гетерить" (ε̉ταιρει̃ν), но это словоупотребление - не от первоначального значения, а только ради пристойности. О том, что "друг" (ε̉ται̃ρος) и "подруга" (ε̉ται̃ρα) обозначают разное, говорит и Менандр в "Закладе" [Kock.III. 110]:

[е] Подружки, не друзья, такое делают.

Два эти слова кажутся похожими,

Но есть меж ними разница постыдная.

29. Эфипп пишет в "Купце" о гетерах так [Kock.II.254, ср.363с]:

Потом, входящего, -

Когда случится огорченным кто из нас, -

Приветливо похвалит, поцелуется

Не сжатыми губами, как целуются

Враги, но распахнув, как пьют воробушки,

[f] Усадит и утешит, побеседует,

Развеселит, разгонит прочь немедленно

Его тоску, и явит жизнерадостным.

Эвбул в "Горбуне" благопристойную гетеру описывает так [Kock.II. 178]:

И как пристойно за столом вела себя!

Не как другие, что из лука сделают

Клубки и в рот пихают, отвратительно

(572) Набьют рот мясом, - боги, от всего она

Помалу лишь вкусила, как милетянка!

Антифан в "Гидрии" [Kock.II.103]:

Тот малый, о котором речь идет,

В соседнем доме увидал живущую

Подружку и тотчас влюбился по уши.

Она из граждан, но одна, без родичей.

Нрав - чудо, рождена для добродетели,

Таких мы лишь и вправе звать "подругами",

А от иных лишь срам на этом имени.

[b] Анаксил в "Птенчике" [Kock.II.269]:

- Когда же обеспеченная девушка

Свои услуги отдает безденежно,

За добрый нрав ее зовут подругою.

Итак, тебя влюбиться угораздило

Не в шлюху, а в гетеру? И действительно

В ней нет коварства?

- Нет! Она, свидетель Зевс,

Изящна, утонченна и воспитана.

30. А этот ваш фило-мальчико-софчик принадлежит той же породе, что и персонаж, выведенный Алексидом или Антифаном в комедии "Сон" [Kock.II.385]:

[c] И потому за нашими обедами

Сей блудодей ни разу не дотронулся

До лука: чтоб не огорчить любимчика,

Когда в постель с ним ляжет. Вот в чем дело-то!

О таких же и у Эфиппа сказано в "Сапфо" [Коск.II.262]:

Когда мальчишка прокрадется в дом чужой,

Идет к столу, не вкладывая складчины, -

Уверен будь, что ночью он расплатится.

То же самое говорит и оратор Эсхин в речи "Против Тимарха" [I.75]. [d]

31. Поминает гетер и Филетер в "Распутнице" [Ibid., 322]:

Недаром храм Гетере в каждом городе,

Супруге же законной - ни единого.

Мне известно также, что в Магнесии справляются "Гетеридии", посвященные, правда, не гетерам, но учрежденные по совершенно другой причине, о которой Гегесандр пишет в своих "Записках" [FHG.IV.418]: "Празднество Гетеридии справляют магнесийцы. Они рассказывают, что Ясон, сын Эсона, собирая в поход аргонавтов, первым принес жертвы Зевсу-Гетеру (товарищескому) и назвал празднество Гетеридиями. На Гетеридиях приносят [е] жертвы также и цари Македонии". А в Абидосе есть храм Афродиты-Блудницы: Памфил пишет, что Неанф в книге "О мифах" рассказывает [FHG. III. 11]: когда город был захвачен рабами, то караульщики их однажды совершали жертвоприношение, за которым перепились и нахватали себе девок; одна-то из них, когда они заснули, похитила ключи и, перебравшись через стену, известила абидосцев. Те тотчас выступили с оружием, перебили [f] стражу, овладели стенами и вернули себе свободу, а в благодарность той блуднице возвели храм Афродиты-Блудницы. Алексид Самосский пишет во второй книге "Самосских летописей" [FHG.IV.299]: "Самосскую Афродиту, которую некоторые называют "что в тростниках", а другие "что на болоте", воздвигли афинские гетеры, сопровождавшие войско Перикла при осаде Самоса, ибо за время осады {57} заработали своей красотой достаточно средств". Эвалк пишет в книгах "Об Эфесе" [FHG.IV.406], что (573) храм Афродите-Гетере был и в Эфесе. А Клеарх в первой книге "Любовных рассказов" пишет [FHG.II.314]: "Лидийский царь Гиг, прославился тем, что был предан своей возлюбленной не только при ее жизни, когда он вверил ей себя и свое царство, но и после ее смерти, когда созвал лидийцев со всей страны и насыпал ей курган, до сих пор называемый "Подругиным", - такой высокий, что когда царь объезжал окрестности Тмола, он [b] отовсюду мог на него обернуться, и его было видно со всех концов Лидии". И оратор Демосфен в речи "Против Неэры" (если только она подлинная, потому что произносил ее Аполлодор), говорит [Or.LIX]: "Гетер мы держим ради удовольствия, наложниц ради каждодневных потребностей, {58} а жен - для рождения законных детей и надежного сбережения хозяйства".

{57 ...за время осады... — Осада продолжалась девять месяцев (440 г. до н.э.).}

{58 Цитата исправлена по изданиям Демосфена (θεραπείας τοΰ σώματος) вместо παλλακείας, как у Афинея.}

32. Так вот, Кинульк, об этих гетерах я начну для тебя в ионийском [c] стиле {59} дивно вытканную речь, как говорится в эсхиловском "Агамемноне" [Эсхил "Агамемнон" 916]. Начну я с прекрасного Коринфа, поскольку ты попрекнул меня тамошней мудростью. Так вот, как рассказывает в книге "О Пиндаре" гераклеец Хамелеонт [frag. 16 Koepke], есть в Коринфе древний обычай: когда город совершает моления Афродите о чем-нибудь важном, то к молению созывают как можно больше [d] гетер, чтобы и они молились богине, а потом участвовали в жертвоприношениях. И когда персидский царь вел войско на Элладу (как рассказывает Феопомп [FHG.I.306], а также в седьмой книге своей истории Тимей [FHG.I.204]), то гетеры Коринфа сошлись в храм Афродиты и молились о спасении эллинов. И когда коринфяне посвятили богине доску с именами всех гетер, участвовавших в этом жертвоприношении (доска эта сохранилась до наших дней), то поэт Симонид сочинил такую эпиграмму [PLG4. III.481]:

{59 ...в ионийском стиле... — Об ионийской распущенности см. 523e-526d.}

Женщины эти за греков и с ними сражавшихся рядом

Граждан своих вознесли к светлой Киприде мольбы;

[е] Слава богине за то, что она не хотела акрополь,

Греков твердыню, отдать в руки мидийских стрелков.

Даже частные лица давали богине обеты: если сбудется то, о чем они молятся, то они для службы богине купят и приведут гетер.

33. Так и Ксенофонт Коринфский, отправляясь на Олимпийские состязания, дал обет подарить в случае победы в храм богини [50?] гетер. [f] Пиндар же сначала написал для Ксенофонта похвальную песнь, начало которой [ol.XIII.l]:

Трижды победный олимпийскими победами

Прославляя дом,

а потом сколий для пения при жертвоприношении, с самого начала которого он обращается к этим самым гетерам, которые рядом с Ксенофонтом участвуют в его жертвах Афродите. Поэтому он сперва говорит [PLG5. I.435]:

О владычица Кипра,

Сюда, в твою сень

(574) Сточленный сонм юных женщин для пастьбы

Вводит Ксенофонт,

Радуясь об исполнении своих обетов.

Потом начинается песня:

Девицы о многих гостях,

Служительницы Пейто богини

В изобильном Коринфе,

Воскуряющие на алтаре

Бледные слезы желтого ладана,

Мыслью уносясь

К небесной Афродите, матери Любви,

И она вам дарует, юные,

Нежный плод ваших лет

Обирать без упрека с любвеобильного ложа:

Где вершит Неизбежность, там все - хорошо.

После такого начала он далее говорит:

[b] Но, что скажут мне правящие над Истмом,

Запев этой песни, сладкой, как мед,

Слыша общий с общими женами?

Видно, что когда поэт обращал свою речь к гетерам, он тревожился, как отнесутся к этому граждане Коринфа. Но уверившись, по-видимому, в себе, он тотчас продолжает:

Мы познали золото пробным камнем.

О том, что в Коринфе гетеры справляют свое собственное празднество, посвященное Афродите, можно найти свидетельство в пьесе Алексида "Влюбленная" [Kock.II.389]:

Тогда как раз справлялись Афродисии,

[c] Другие, для гетер, не те, что в городе

Отдельно для свободных жен справляются;

Гетерам в эти дни велят обычаи

Устраивать гулянки, с нами бражничать.

34. А в Лакедемоне, как рассказывает землеописатель Полемон в книге "О священных приношениях в Лакедемоне" [Preller 48], есть изображение знаменитой гетеры Коттины, которая [кроме других приношений] пожертвовала в храм бронзовую корову. Вот его слова: "Далее находится небольшое изображение гетеры Коттины, которая была в свое [d] время известна столь широко, что и поныне поблизости от Колоны, {60} где храм Диониса, существует публичный дом, носящий ее имя, дом весьма известный и знакомый многим в городе. Кроме приношений в храм Афины Меднодомной, Коттина пожертвовала также небольшую корову из бронзы и вышеназванное свое изображение". И красавчик Алкивиад, - о котором сказал кто-то из комиков [Kock.III.398]:

{60 ...поблизости от Колоны... — Холм в восточной части города на берегу Эврота (Павс.III.13.7).}

Алкивиада-душку, боги правые,

Его вся Спарта ищет, совратителя!

в которого была влюблена жена самого Агида, {61} тоже часто ломился в [е] двери гетер, оставляя свободных женщин Лаконии и Аттики. Как рассказывает оратор Лисий в речи против Алкивиада [Thalheim 346], когда до того дошли слухи о красоте Медонтиды из Абидоса, он воспылал к ней такой страстью, что отплыл на Геллеспонт вместе со своим поклонником Аксиохом, и они делили между собой ее любовь. А две другие гетеры сопровождали Алкивиада всегда и всюду, - Дамасандра, мать Лаиды младшей, и Феодота, которая и похоронила его во фригийской [f] деревне Мелиссе, когда он был убит по наущению Фарнабаза. Могилу эту в Мелиссе мы сами видели по пути из Синнад в Метрополь. На ней ежегодно приносится в жертву бык, - распорядился об этом благороднейший император Адриан, установивший на могиле статую Алкивиада из паросского мрамора.

{61 ...жена... Агида... — это была Тимея. См. Плутарх. «Алкивиад». 23; Афиней 535 b.}

(575) 35. Не следует удивляться тому, что люди влюблялись понаслышке, поскольку Харет Митиленский в десятой книге "Рассказов об Александре и его времени" сообщает, что многие увлекались любовью даже к тем, кого они видели только во сне, а наяву ни разу до того не встречали. Он пишет так: "У Гистаспа был младший брат Зариандр, и народ в тех местах говорил, будто родились они от Афродиты и Адониса. Гистасп [b] был царем над Мидией и землями по сю сторону от нее, а Зариандр - над странами, лежащими за Каспийскими воротами и далее до самого Танаиса. А по ту сторону Танаиса царствовал над марафами Омарт, и у него была дочь Одатида. О ней-то и рассказывают, будто она увидела во сне Зариандра и полюбила его, а его таким же образом постигла страсть к Одатиде. Одатида была прекраснейшей женщиной в целой Азии, и Зариандр тоже был красавцем. И вот Зариандр, увлеченный желанием взять [с] за себя эту женщину, посылает к Омарту; но Омарт отказал, потому что у него не было сыновей-наследников, и он хотел выдать дочь за человека из своего рода.

Вскоре после этого Омарт созвал князей со всего царства, своих друзей и родичей, и устроил свадебный пир, так и не объявляя, за кого он намерен выдать дочь. Когда все захмелели, он призвал Одатиду на пиршество и сказал ей перед всеми: "Дочь моя Одатида, нынче мы справляем [d] твою свадьбу. Оглянись же, посмотри на каждого, а потом возьми золотую чашу, наполни ее и вручи тому, за кого ты хочешь замуж, и ты будешь его женою". А она оглядела всех и отступила в слезах, потому что хотела увидеть Зариандра: Зариандру она перед этим послала весть, что готовится ее свадьба.

А тем временем Зариандр, стоявший станом на Танаисе, втайне от своего войска ночью переплыл реку, сопровождаемый только возницей, и на колеснице понесся далеко в глубь страны, проскакав целых [e] восемьсот стадий. Приблизившись к селению, где справлялась свадьба, он оставил колесницу с колесничим, а сам продолжал путь пешком, одетый по-скифски. И когда он дошел до дома и когда увидал Одатиду, которая в слезах стояла перед поставцом, размешивая в чаше вино, - он встал рядом с нею и сказал: "Одатида, вот я здесь по твоему слову: я - Зари-андр". Одатида, увидев человека незнакомого, прекрасного собой и похожего на того, которого она видела во сне, преисполнилась ликованием и подала ему чашу, а он схватил Одатиду на руки, унес в свою колесницу [f] и вместе с нею ускакал. А рабы и прислужницы, поняв, что это была любовь, не сказали ни слова; и когда отец приказал им говорить, они заявили, что не видели, куда умчались беглецы. Рассказ об этой любви помнят все азиатские варвары и безмерно восхищаются ей; ее изображениями расписываются и храмы, и царские дворцы, и даже дома простых людей; и многие князья дают своим дочерям имя Одатиды".

36. О подобном случае рассказывает и (576) Аристотель в "Массалийском государственном устройстве" [frag. 549]: "Массалия была основана ионийскими фокейцами, прибывшими в те края по торговым делам. Фокеец Эвксен был гостеприимцем царя по имени Нан. Этот Нан, справляя в то время свадьбу своей дочери, пригласил на пир случившегося в Массалии Эвксена. Свадьбы же там справляются так: когда гости насытятся, входит невеста с чашей вина и подает ее одному из сватающихся, объявляя его своим женихом. Петта, дочь Нана, подала кубок Эвксену [b]. Отец не возражал против такого выбора, видя в этом божественную волю. Эвксен взял в жены Петту и поселился с ней, дав ей новое имя - Аристоксена. У них родился сын, названный Протидом, и еще в наши дни в Массалии существует род Протиадов, происходящий от этого человека".

37. А разве Фемистокл, по словам Идоменея, не въехал в Афины при [с] всем народе на колеснице, запряженной гетерами? Имена их были: Ламия, Скиона, Сатира и Нанния. А сам Фемистокл разве не был сыном гетеры по имени Абротонон? Так говорит Амфикрат в книге "О знаменитых людях":

Абротонон из фракийской земли; уверяет преданье -

Славный герой Фемистокл ею для греков рожден.

Впрочем Неанф Кизикийский в третьей и четвертой книгах "Эллинекой [d] истории" говорит, что он был сыном Эвтерпы. А разве Кир, отправляясь в поход на брата, не взял на войну с собою гетеру из Фокеи, о которой говорили, что она была и умнее и прекраснее всех? Зенофан говорит, что сперва ее звали Мильто, а потом стали называть Аспасией. Сопровождала Кира и другая наложница, из Милета. А великий Александр разве не держал при себе Таиду, афинскую гетеру? Клитарх говорит, что это из-за нее был сожжен царский дворец в Персеполе. [e] Эта самая Таида после смерти Александра вышла замуж за Птолемея, первого царя Египта, и родила ему сыновей Леонтиска и Лага и дочь Ирину, которую выдали за Эвноста, царя Сол на Кипре. И второй царь Египта, прозванный Филадельфом (сообщает об этом Птолемей Эвергет в третьей книге "Записок") имел множество любовниц: и Дидиму, [f] самую прекрасную из всех египетских женщин, и Билистиху, и Агафоклею, и Стратонику, чей памятник стоял на морском берегу близ Элевсина, и Миртию, и многих других, потому что этот Птолемей был особенно склонен к любовным утехам. Полибий в четырнадцатой книге "Истории" говорит, что в Александрии стоит много статуй той Клейно, которая была у Птолемея виночерпием: в одном хитоне и с чашей в руках. А разве лучшие дома не называются по имени Миртии, или Мнесиды, или Пофины? А ведь Мнесида была флейтисткой, и Пофина была флейтисткой, а Миртия была одной из самых известных и доступных (577) мимических актрис. А разве царя Птолемея Филопатора не держала в своих руках гетера Агафоклея, переворотившая все его царство? И Эвмах Неаполитанский во второй книге "Истории Ганнибала" сообщает, что Гиероним, тиран Сиракуз, взял в жены Пифо из блудилища и сделал ее царицей.

38. Тимофей, прославленный афинский полководец, заведомо для всех был сыном гетеры-фракиянки; впрочем, она во всем ином была вполне достойна уважения, так как гетеры, переменив свой образ жизни на скромный и пристойный, обычно оказываются лучше тех, [b] которые хвалятся своими добродетелями. Когда однажды над Тимофеем смеялись за то, что у него такая мать, он сказал: "А я так благодарен ей, потому что ей я обязан тем, что я сын Конона". И Филетер, {62} царь Пергама и "Новой земли", был, по утверждению Каристия в "Исторических записках", сыном флейтистки Бои, гетеры из Пафлагонии. А оратор Аристофонт, тот самый, который в архонтство Эвклида внес закон, чтобы не считались гражданами дети, рожденные не от матери-гражданки, [c] сам был изобличен комиком Каллиадом в том, что имел детей от гетеры Хорегиды: об этом рассказывает тот же Каристий в третьей книге "Записок". А Деметрий Полиоркет разве не был безумно влюблен в флейтистку Ламию, от которой имел и дочь Филу? Эта самая Ламия, как рассказывает в книге "О картинах в сикионском портике" Полемон [frag. 14 Preller], была дочерью афинянина Клеанора, она и соорудила сикионцам этот портик. [d] Любовницей Деметрия была и пресловутая афинская гетера Леэна и великое множество других.

{62 ...Филетер... — Родился в Тиейе, или Тионе, близ Понта, в молодости был слугой, в 284 г. до н.э. захватил крепость Пергам, впоследствии стал основателем Пергамского царства. Умер в 263 или 260 г. до н.э. Новой землей называлась область, прилегавшая к Пергаму.}

[Поэма Махона]

39. Комический поэт Махон в своей поэме, озаглавленной "Изречения", пишет так: {63}

{63 См. 348d, сочинение в том же духе приписывалось Аристиппу.}

Сперва Леэна-львица позой "львиною" {64}

{64 ...позой «львиною»... — за которую она, скорее всего, и была названа Леэной (львица). В схолиях к аристофановской «Лисистрате» (231) говорится: «позиция эта распутная, ее употребляют гетеры».}

Искусно прибрала к рукам Деметрия

И процветала. Но явилась Ламия

И одержала верх, ристая "всадницей".

Доволен царь и хвалит, а она в ответ:

"Е.. тогда, коль хочешь, даже "львицею"". {65}

{65 ...Пародирование стиха Эврипида («Медея». 1358):

Зови тогда, коль хочешь, даже львицею.

}

Эта Ламия была легка на язык и остроумна, как, впрочем, и Гнафена, о которой у нас еще пойдет речь. А о Ламии Махон пишет в другом месте так:

[e] Деметрий как-то Ламии показывал

За выпивкою мази благовонные

(Она была флейтисткою, Деметрий в ней

Души не чаял, жал ее без устали.)

Высокомерно все отвергла Ламия

И поглядела на царя с презрением;

Тогда кивнул Деметрий, чтобы вынесли

[f] Им нарда подешевле, сам же, вытерев

О срам свой пальцы, в руки взял щепоточку,

Поднес ей к носу и сказал: "Понюхай-ка!

Не правда ль, благовонье наилучшее?"

Она со смехом: "Вот еще убожество!

Гнуснее вони я еще не нюхала".

В ответ Деметрий: "Боги мне свидетели,

Что это пахнут царственные железы". {66}

{66 ...царственные железы. — В оригинале «железа» (βάλανος); имеет также значение «стержень, затычка».}

40. Птолемей, сын Агесарха, в книге "О [Птолемее] Филопаторе" дает такой перечень царских любовниц [FH.G.III.67]: (578) "У Филиппа, возвысившего Македонию, была танцовщица Филинна, родившая ему Арридея, который наследовал Александру; у Деметрия Полиоркета после других вышеперечисленных была Мания; у Антигона - Демо, мать Алкионея; у Селевка Младшего - Миста {67} и Ниса". Однако Гераклид Лемб в тридцать шестой книге своей "Истории" утверждает [FHG.III. 168], что на самом деле Демо была любовницей Деметрия, но отец его, [b] Антигон, тоже до безумия в нее влюбился, так что казнил Оксифемиду не только за соучастие во многих преступлениях Деметрия, {68} но и за то, что она колесовала служанок Демы.

{67 Миста — См. ниже (р. 593е).}

{68 ...во многих преступлениях Деметрия... — ср. 614f.}

41. Об имени вышеназванной Мании ("мания, сумасшествие") Махон пишет так:

Быть может, спросит мой читатель нынешний:

Как получилось, что афинской девушке,

Хоть и гетере, в самом центре Греции

Носить досталось это имя подлое,

Которое фригийке полагалось бы,

[с] И стыд Афинам, {69} что не позаботились

{69 ...стыд Афинам... — иронический выпад против Афин бывших столицей моды и законодателем хорошего вкуса.}

Они такую блажь законом выправить?

Так вот, сперва она звалась Мелиссою.

Не отличалась ростом и фигурою,

Зато пленяла всех приятным голосом,

Искусною беседой, поразительно

Была лицом мила, и влюблены в нее

Все горожане были и приезжие.

[d] Лишь только разговор зайдет о женщинах, -

""С ума сойти", - звучало (то есть "Мания") -

Как хороша Мелисса!" - восклицали все.

Однако и сама словечку модному

Мелисса помогла: пошутит кто-нибудь -

Тотчас же закричит она любимое:

"С ума сойти!" - хвалу и порицание;

Там, где она, "с ума сойти!" все слышалось.

Словечком этим кто-то из любовников,

Немножко удлинив, {70} решил назвать ее.

{70 ...удлинив... — По-гречески слово μανία «безумие» (ср. русское мания μανία) имеет краткую альфу, имя же Мания — долгую.}

[е] Так имя было вытеснено прозвищем.

Подозревали, что страдала Мания

Болезнью каменной, Гнафена ж пачкала

Постель свою по слабости кишечника

(Дифил {71} за это взбучки ей устраивал).

{71 Дифил... — известный комедиограф (см. 243е).}

После одной из них, не в духе будучи,

Гнафена говорит со вздохом Мании:

"Боюсь, сестра, что будет - вдруг окажется

Взаправду камень у тебя?" Ей Мания:

"Не бойся, будет он тебе подтиркою".

[f] 42. О ее метких ответах Махон пишет следующее:

Был Леонтиск у Мании любовником,

Борец-панкратиаст, {72} который с нею жил

{72 ...Борец-панкратиаст... — Панкратий соединял бокс с борьбой. О Леонтиске см. Павсаний. VI.4.3.}

Один, как со своей женой законною.

Когда ж узнал он, что была Антенором {73}

{73 Антенор — другой панкратиаст, победитель на Олимпийских играх в 308 г. до н.э. См. 135d.}

Она соблазнена, был вне себя борец.

Она ж ему: "О чем ты беспокоишься,

Душа моя? Я просто любопытствую,

А заодно решила и почувствовать:

Что ж это будет, если олимпийские

(579) Два победителя всю ночь гвоздят тебя".

Упрашивал дать в зад Деметрий Манию,

Она же не давала без подарочка.

Когда принес он, Мания подставилась,

Сказав: "Атрея внук, теперь позволено". {74}

{74 Пародия на стих из «Электры» Софокла (2), где воспитатель говорит Оресту: «теперь тебе можно, так как ты здесь, видеть те вещи, которых ты все время так добивался».}

Какой-то чужеземец, поселившийся

В Афинах (он считался перебежчиком),

Однажды на пирушку нанял Манию,

Все заплатив по чести. Он привел туда

И нескольких друзей, афинских жителей,

[b] Приученных над шутками хозяина

Исправно хохотать за пропитание.

Желая показать свою изысканность

И остроумие, хозяин выбрал Манию:

Решил сравнить с зайчихой, - ведь, действительно,

Она была в ударе и застолие

Все время оставляла. "Ради всех богов, -

Сказал хозяин, - парни! Ваше мнение,

[c] Кто по горам быстрее ветра носится?

Что за зверек?" И Мания ответила:

"Мой милый, перебежчик, разумеется".

Когда опять к столу вернулась Мания,

Смеяться принялась над перебежчиком,

Сказала, брошен щит был им в сражении.

Хозяин был расстроен и прогнал ее. {75}

{75 ...прогнал ее. — Хотя Архилох и Гораций с юмором признавались в подобном проступке, для воина это было тяжелым оскорблением.}

Назавтра же она его утешила,

Сказала: "Что, дружочек, опечалился?

Все пустяки, клянуся Афродитою!

Не ты в накладе, щит свой в бегстве бросивший,

[d] А те, кто этот щит тебе доверили".

Рассказывают, как-то в доме Мании

Была пирушка, и когда черед пришел

Ложиться с ней какому-то негоднику,

Он ей: "Ты сзади хочешь или спереди?"

Она ему со смехом: "Друг мой, спереди,

Конечно: если на живот улягусь я,

Отъешь мне ленты, в локоны вплетенные".

43. Махон собрал рассказы и о других гетерах, которые тоже стоит припомнить по порядку. Вот образчики остроумия Гнафены:

[e] Однажды у Гнафены выпивал Дифил,

"Какое у тебя вино холодное,

Гнафена", - говорит он. "Разумеется, -

Она в ответ ему, - ведь мы кладем туда

Из пьес твоих всегда стишок какой-нибудь".

Рассказывают, что Дифил Гнафеною

Был приглашен на пир, чтоб Афродисии

Отпраздновать. Гнафена же всегда его

Ценила выше всех своих возлюбленных.

Он был польщен ее любовью страстною.

Пришел с двумя кувшинами хиосского,

И четырьмя фасийского, закусками,

Венками, мирром, сладостями, лентами, {76}

{76 ...лентами... — Возможно, это рыбы-ленты, ценившиеся как изысканное лакомство (см. 325f). Это был складчинный пир, на который все гости приносили свои взносы продуктами (см. 365d).}

Козленком, также поваром, флейтисткою.

[f] Клиент-сириец также ей прислал на пир

Сосудец снегу {77} и саперду-рыбицу. {78}

{77 ...Сосудец снегу... — Об использовании снега для охлаждения вина см. 125c-d.}

{78 Саперда — Эта весьма невкусная рыба (род морского окуня) использовалась только для засолки (см. 117а).}

Гнафена, испугавшись, что заметят их,

А более страшась, как бы Дифил ее,

Не опозорил, выведя в комедии,

Саперду отослать незамедлительно

Велела к людям, в выдумке нуждавшимся, {79}

{79 ...в выдумке нуждавшимся... — То есть в соли в переносном смысле; ср. «аттическая соль».}

А снег тайком в кувшин вина насыпала,

(580) Слуге велела десятью киафами

Вина наполнить чашу и подать ее Дифилу.

Тот с огромным удовольствием

Единым залпом выпил и, приятною

Прохладой пораженный, закричал поэт:

"Клянусь Афиной и богами прочими!

Гнафена, винный погреб, без сомнения,

Холодный у тебя". Она ж в ответ ему:

"Конечно: круглый год мы обязательно

В него относим все прологи пьес твоих".

Случилось так однажды, что с Гнафеною

Спал негодяй, бичом исполосованный,

[b] Обняв его, Гнафена вдруг нащупала

Почти по всей спине рубцы бугристые.

"Где ж, горемыка, так ты изувечился?" -

Тот врет: "В святой огонь {80} упал я мальчиком".

{80 Святой огонь — огонь на алтаре или погребальный костер; в обоих случаях это было актом святотатства.}

"Клянусь Деметрой, так недаром кожицу

Ты со своей сдираешь оконечности:

Не должен грех остаться безнаказанным! (α̉κόλαστος)"

У Дексифеи-девки раз обедала Гнафена.

Видя, что почти все лакомства

[с] Та каждый раз откладывает матери,

Воскликнула Гнафена: "Артемидою

Клянусь, когда б я это знала, женщина,

Я б не к тебе пришла обедать, к матери"

Рассказывают, что когда старухою

Гнафена стала, дряхлою развалиной,

По рынку шла, разглядывая лакомства,

Расспрашивая цены, вдруг заметила

Торговца мясом, паренька смазливого,

[d] И говорит: "Красавчик, ради всех богов,

Во сколько, милый, это мясо станет мне?"

"За три обола станет и наклонится", {81}

{81 ...наклонится... — В оригинале каламбур, основанный на созвучии греческих глаголов «взвешивать» и «ставить», здесь в похабном смысле означало карийскую позицию.}

Ей отвечал похабник. "Сиротинушка, -

Воскликнула Гнафена, - кто же даст тебе,

В Афинах вешать мерою карийскою?"

Стратокл однажды взялся неожиданно

Знакомых угостить двумя козлятами

И круто просоленными закусками.

[e] Он думал, знать, с удвоенною жаждою

Наутро все решат продолжить выпивку,

Тогда получит взносы с них складчинные. {82}

{82 ...Взносы... складчинные. — Текст предположителен, однако смысл совершенно ясен: Стратокл устраивал складчинный обед. Очень солеными блюдами, вызывающими жажду, могли быть маринованые устрицы (Лукиан. «Ослы». 47).}

Гнафена ж, видя, как один клиент ее.

О взносах вздорит, склока разгорается,

Сказала: "Все понятно: под Козлятами

И у Стратокла бури начинаются". {83}

{83 ...под Козлятами... — Так назывались три звезды в созвездии Возничего, восход которых (6 октября) предвещал штормы на море.}

Заметив как-то юношу худющего,

Невзрачного и черного, и, кажется,

Поносом постоянным изнуренного,

К тому же коротышку, принялась над ним

Гнафена хохотать и звать Адонисом.

[f] Когда же он при встрече невоспитанно

Повел себя, переглянувшись с дочерью,

Что рядом шла, Гнафена ей заметила:

"Конечно же, клянусь двумя богинями, {84}

{84 Две богини — это Деметра и Персефона, которыми часто клялись женщины. Возможно дополнение: «назвать его не Адонисом, а Боровом».}

Гораздо справедливее бы, деточка,

.................................. "

Рассказывают, что когда с Гнафеною

Ночь проводил один понтийский юноша,

Подставить зад под утро он потребовал,

Она ж ему: "Зачем под утро требуешь,

Несчастный, зада, нынче время самое

Нам выгонять на выпас поросяточек?" {85}

{85 ...выгонять... поросяточек. — Женские гениталии часто назывались свиньями (Аристофан. «Лисистрата». 1001; «Ахарняне» ?), см. также 583d.}

44. О ее внучке Гнафении Махон пишет следующее:

В Афинах чужеземец поселившийся,

Богатый, очень старый, лет, наверное,

Под девяносто, увидал Гнафению,

Когда она на светлом Крона празднестве

Из храма Афродиты шла с Гнафеною.

Он рассмотрел ее и стал расспрашивать,

Какая плата за ночь полагается.

[b] Увидела Гнафена плащ порфировый,

Копье, и десять мин взялась запрашивать.

Он был сражен ударом неожиданным,

И возопил: "Увы мне! Хочешь, женщина,

Как на войне, в полон живьем забрать меня?

Давай, с тобой заключим перемирие.

Бери пять мин и сена постели-ка нам".

Она же, видя, что богач упрямится

И хочет оказаться несгибаемым,

[с] Сказала: "Сколько хочешь, отдавай сейчас,

Папаша. Ведь во внучке я уверена:

Ты за ночь размягчишься, станешь согнутым,

А значит, утром ей охотно вдвое дашь".

Пройдоха медник был пленен Гнафенией.

Она тогда за плату не работала,

С актером ведь трагическим, Андроником,

Жила и даже сына родила ему,

[d] Андроник был в отъезде, и Гнафения,

Подумав и забрав немало золота,

Позволила мужлану овладеть собой.

Тот был и груб, и глуп, и много хвастался,

Все время проводил в своей компании,

В сапожной мастерской, и о Гнафении

Трепался: мол, он с ней одним лишь способом

Сходился, - и на нем пять раз подряд она,

Как всадник проскакала. О случившемся

[е] Андроник, из Коринфа возвратившийся,

Узнал и разозлился, горько плакался,

За выпивкой он распекал Гнафению,

Что, хоть об этом он не раз просил ее,

Ни разу не дала ему в позиции,

Которой негодяй был удовольствован.

Тогда, как говорят, ему Гнафения

Сказала так: "Считала неудобным я,

В объятья заключать мужлана грязного,

[f] Что в саже до бровей, покрыт весь копотью.

И вот нашла я, взяв немало золота,

Что буду так общаться с тела этого

Лишь с малой частью, самой выступающей".

Рассказывают, что, когда Гнафения

За выпивкой однажды после этого

Не захотела целовать Андроника,

(582) (Сердясь, что никакого содержания

Не получала от него с тех пор она),

Гнафене жаловался трагик: "Видишь, мать,

Со мной бесстыже дочка обращается!"

Старуха негодует: "Ах, ты, глупая!

Коль хочешь, обними и поцелуй его".

"Но как мне целовать, - в ответ Гнафения, -

Того, в ком блага нет; к тому ж под крышею {86}

{86 Этот и последующий стихи содержат реминисценции высокого трагического стиля, как насмешку над профессией любовника. «В ком блага нет» ср. Эсхил. «Прометей». 614 («Всеобщий благодетель»). «Полый Аргос»: эпитет полый означал низменные области (Софокл. «Эдип в Колоне». 378, 1387; ср. Гол -ландия); здесь, конечно в похабном смысле. «Под крышей» — возможно, намек на высокий ранг гетеры, работавшей «под крышей», т.е. в борделе.}

Он полый Аргос даром получить решил".

[b] Усевшись в праздник на седло дешевое,

В Пирей однажды собралась Гнафения

К заезжему купцу, ее любовнику;

С ней три служанки, три осла, кормилица.

Когда же на дороге место узкое

Случилось, им борец негодный встретился,

Всегда по уговору под противника

Ложившийся. Никак не мог протиснуться,

На край был вытолкнут, и завопил борец:

[c] "Треклятая ослиная наездница!

Когда с дороги не уйдешь немедленно,

Всех девок, вас, на землю опрокину я

С ослами, и поклажею, и седлами!"

Гнафения ему: "Так не получится!

Не знают за тобой подобных подвигов".

45. Далее Махон пишет:

Коринфянка Лаида, как мы слышали,

В саду каком-то с Эврипидом встретилась;

Поэт гулял в тени с дощечкой письменной

И стилосом, что свешивался с пояса.

[d] Она ему: "Что ты хотел сказать, поэт,

Ответь-ка мне, когда писал в трагедии:

"Прочь, пакостник бесстыжий!"" Этой дерзостью

Сражен был Эврипид: "Но кто ты, женщина?

Не тот ли пакостник?" Она в ответ ему

Стихом сказала из его трагедии:

"Там нет стыда, где я стыда не чувствую [fr.из "Эола" (TGF2. 368)]".

Рассказывают, превосходный "ла-ди-он" -

Коринфский новый плащ с каймой пурпурною -

Гликерья получила от любовника

И в мастерскую отдала валяльную.

Когда же срок пришел, служанку с деньгами

Послала за нарядом. Сукновал-шутник

[e] Сказал той: "Вот когда б еще три четверти

"Э-ла-ди-она"-масла поднесли вы мне, -

Тотчас бы получили: только этого

Недостает нам". И когда слова его

Гликерье передали, в простоте своей

Она воскликнула: "Ну вот, морока мне!

Решил зажарить плащ он, как анчоусы?"

Был Демофонт Софокловым любовником,

И жил с Козой-Нико, своей подружкою,

Хоть был ее моложе, и на много лет.

Звалась она Козой за то, что некогда

[f] На Талле {87} ни листочка не оставила:

{87 Талл — по-гречески «зеленая ветвь», т.е. козлиное лакомство.}

Ее поклонник, он приехал в Аттику

За смоквами сушеными, уехал же

Мелиттским медом сладостным нагруженный.

Красивым задом обладала женщина,

И Демофонт однажды стал просить ее

Подставить зад. Она ж ему ответила

(583) Со смехом: "Забирай с одним условием,

Что ты потом Софоклу передашь его".

Бранилась с матерью своей Каллистия,

(Она звалась Свиньей, а мать Вороною),

Гнафена их мирила, и когда ее

Спросили, в чем причина ссор, ответила:

"Свинья с вороной ввек поют по-разному!" {88}

{88 Намек на поговорку.}

Фуражным сеном при дворце заведовал

Чиновник Феодот, его любовницей

[b] Была гетера Гиппа (то есть Конная).

Однажды к Птолемею {89} во дворец пришла

{89 Птолемей — Филадельф (?).}

Она к столу с немалым опозданием, -

(Царь выпивать привык с ней), - опоздавшая

Царю сказала: "Птолемей, папашечка!

От жажды умираю. Прикажи налить

В большую меру мне четыре кружечки".

Он ей в ответ: "Уж не в лохань налить тебе?

Подумать можно, что объелась сеном ты".

К феспийской Фрине начал приставать Мерих,

[c] Когда же мину Фрина стала требовать,

Сказал Мерих: "Ты плату, вдвое меньшую,

Не дале, как вчера, взяла с приезжего".

Она ему: "Так то был приступ похоти:

Дождись другого, и возьму я столько же".

Пифон {90} оставил как-то раз Козу-Нико

{90 Пифон — некий безвестный клиент, названный именем знаменитого дельфийского змея (Дельфы значит «поросята»).}

И взял себе дебелую Эвардию,

Но вновь ее он кличет, шлет раба за ней.

[d] Нико сказала: "Наглотался, знать, Пифон

Свинины, посылает за козлятинкой".

46. Дальше эту поэму Махона я уже наизусть не помню.

[Продолжение перечня гетер]

В самом деле, прекрасные наши Афины явили миру столько гетер, сколько не бывало ни в одном славном мужами городе, и я скажу о них, сколько смогу. Аристофан Византийский перечисляет их сто тридцать пять, но Аполлодор насчитывает еще больше, а Горгий - еще больше: оба утверждают, что Аристофан многих пропустил, в том числе и ту, которую прозвали Выпивохой, и Лампириду, и Эвфросину, дочь суконщика; [e] не названы у него также Мегиста, Агаллида, Фавмария, Феоклея (по прозвищу Ворона), Ленэтокиста, Астра, Гнафена с ее внучкой Гнафенией, Сига, Синорида (по прозвищу Светильня), Эвклея, Гримея, Фриаллида, и еще Химера и Лампада. В названную Гнафену был без ума влюблен комедиограф Дифил - об этом я уже говорил, об этом же повествует и Линкей Самосский [f] в своих "Записках". Однажды на состязаниях он самым позорным образом провалился, и его вышвырнули из театра. Как ни в чем не бывало, он отправился к Гнафене; когда он велел Гнафене вымыть ему ноги, она спросила: "Зачем? Разве не по воздуху летел ты из театра?" Очень она была находчива в ответах. Впрочем, и другие гетеры, будучи о себе высокого мнения, заботились о своем образовании и уделяли время ученым занятиям; они тоже были очень находчивы в ответах. Так, однажды, сообщает (584) Сатир в "Жизнеописаниях" [FHG.III. 164] Стильпон на попойке стал упрекать Гликеру в том, что она развращает молодежь; Гликера ответила: "Нам с тобою, Стильпон, обоим вменяется одно и то же: ты, говорят, развращаешь молодежь, обучая ее бесполезным эристическим хитростям, а я - эротическим хитростям; не все ли равно, с кем развращаться и разоряться - с философом или с гетерой?". Действительно, и Агафон говорит [TGF2.766]:

...Лениво тело женщин,

[b] Но не ленив живущий в теле дух.

47. Много ответов Гнафены записал Линкей. Одна старуха содержала парасита, и тот был очень здоров и крепок. Гнафена сказала ему: - Тельце у тебя прямо цветет, юноша! - А как бы, по-твоему, я выглядел, если бы не спал с женщиной? - Ты умер бы с голоду! - отвечала она.

Однажды Павсаний, по прозвищу Колодец в пляске случайно налетел на ведро. - Колодец упал в ведро! - сказала Гнафена.

В другой раз кто-то подал в чаше очень мало вина, но при этом сказал, что оно шестнадцатилетнее. Гнафена возразила: [c] "Оно что-то слишком мало для своего возраста!".

Когда во время пирушки двое юношей подрались из-за нее, Гнафена сказала тому, кто оказался слабее: "Ничего, малыш! Ведь вы состязались не за почетную награду, а за денежную!".

Другому юноше, который дал ее дочери мину {91} и потом часто ходил к ней, но ничего больше не приносил, она сказала: "Ты думаешь, малыш, что раз ты заплатил мину, то можешь постоянно ходить сюда, словно к Гиппомаху, который обучает детей гимнастике?".

{91 ...дал ... мину... — Наличие в оригинале определенного артикля указывает, что мина была стандартной платой за ее одноразовую услугу.}

Когда Фрина однажды съязвила ей: "Что, если бы у тебя был камень?", [d] она ответила: "Дала бы тебе подтереться". Действительно, одну подозревали в каменной болезни, другая же страдала слабым кишечником.

Когда однажды за выпивкой в ее доме рассыпали блюдо лука с чечевицей, рабыня, подтиравшая за гостями, спрятала у себя на груди немного чечевиц. Гнафена заметила: "Она хочет стащить у нас целую груду чечевицы".

Трагический актер Андроник однажды выступал в "Эпигонах" {92} и в случае успеха хотел на собранные деньги устроить попойку в доме Гнафены. Когда раб предложил ей заранее потратиться на припасы, она воскликнула:

{92 «Эпигоны» — Под этим названием написали трагедии Эсхил и Софокл.}

Проклятый раб, какое слово ты сказал! {93}

{93 TGF2. 837, стих из неизвестной трагедии. Вероятно, из этих самых «Эпигонов».}

[е] Какому-то болтуну, рассказывавшему, что прибыл он из Геллеспонта, она заметила: "Что же ты не заехал в первый город на этом пути?" "Какой это?" - спросил он. "Сигей". {94}

{94 Сигей — по-гречески значит молчание.}

Когда кто-то зашел к ней и, увидев лежавшие в горшке яйца, спросил: "Гнафена, это сырые яйца или вареные?" "Они медные, парень", - ответила она. {95}

{95 Медные — То есть за них тебе придется заплатить медную монету.}

Когда Херефонт пришел к ней на обед без приглашения, Гнафена протянула ему чашу со словами: "Возьми, гордец". "Это я гордец?" "Как же не гордец тот, кто не приходит, пока его не пригласишь?" - сказала Гнафена.

[f] Нико, прозванная Козой, - рассказывает Линкей, - повстречала однажды парасита, больного и исхудалого. "Как же ты иссох!" воскликнула она. "А как же может быть иначе! Что ты думаешь я проглотил за последние три дня?" "Наверно глодал пустой лекиф {96} или ремни от сандалий".

{96 ...пустой лекиф. — Лекифы зачастую делались из кожи и шли в пищу, как, например, во время осады Афин Суллой (Плутарх. «Сулла»).}

48. Гетера Метанира, когда парасит Демокл, прозванный Бутылью, упал в кучу извести, сказала: "Ну вот, ты сам вверил себя тому месту, где много камешков". {97} Когда же он перепрыгнул через соседнее ложе, (585) она заметила: "Смотри хоть это не повали". Это рассказывает Гегесандр [FHG.IV.419]. Аристодем же пишет во второй книге "Веселых записок" о Гнафене [FHG.III. 310]: "Гнафену наняли двое, [отставной] воин и какой-то разбойник. Когда солдат грубо назвал ее сточной ямой, она воскликнула: - Вот как? Ну тогда вы - два стекающие в меня потока: Волк-река и Воля-река".

{97 ...где много камешков. — Демокл состоял под судом, как несостоятельный должник, а в извести было много маленьких камешков, которыми пользовались судьи при голосовании. Следующий каламбур основан на многозначности глагола α̉νατραπέσθαι — перевернуться и разориться.}

Однажды неимущие поклонники ее дочери стали пьяной гурьбой ломиться к ним в дом, угрожая срыть его {98} до основания, - они-де захватили с собой кирки и заступы, тогда Гнафена крикнула им: "Если бы они у вас действительно были, вы бы, [трусы,] уже давно отнесли их в заклад, [b] чтобы уплатить нам".

{98 ...угрожая срыть его... — Частные дома строились в Афинах из необожженной глины.}

И настолько любила Гнафена благопристойность, что в подражание порядку, заведенному в философских школах, составила не лишенные изящества "Правила поведения за столом", которым обязаны были следовать любовники ее и дочери. Каллимах обстоятельно изложил их в третьей таблице "Законов" [d] [frag. 100 25] и даже процитировал их начало: "Вот закон, равный для всех и для всех справедливый", - всего триста двадцать три стиха.

49. Какой-то поротый плетьми негодяй нанял Каллистию, прозванную "Еленой для бедных". Дело было летом, и поэтому он разлегся совершенно [c] голым. Увидев многочисленные следы от ударов плетьми, она воскликнула: "Откуда это, бедняга!" Он в ответ: "Когда был ребенком, меня облили кипящей похлебкой". Она же: "Очевидно, телячьей". {99}

{99 ...телячьей. — Бичи изготовлялись из телячьей кожи.}

Когда Менандр, потерпев неудачу в театре, явился к Гликере, она поднесла ему [кружку кипяченого] молока и посоветовала выпить до дна. Он отмахнулся: "Не хочется", потому что очень не любил пенок. Она ему: "Сдуй пену и пользуйся тем хорошим, что не бросается в глаза".

Когда любовник Таиды, вся посуда которого была взята в долг у разных [d] лиц, начал бахвалиться, что хочет всю ее перебить и накупить новую, Таида ему сказала: "Ты погубишь все ее своеобразие".

Леонтия возлежала на пирушке с любовником, но когда вошла Гликера, он стал на нее засматриваться. Леонтия приуныла, друг обернулся и спросил, что у нее болит. Она ответила: "Матка", (η̉ υ̉στέρα, также "поздняя (гостья)").

Любовник послал коринфянке Лаиде свою [глиняную] печать с просьбой прийти к нему. Она ответила: "Не могу по глине".

[e] Таида шла к любовнику, от которого разило козлом. Ее спросили, куда она; она ответила: "Чтоб жить с Эге-ге-ге-ем, сыном Пандионовым". {100}

{100 Слова Медеи, обращенные к Ясону (Эврипид. «Медея». 1385).}

Фрина обедала с гостем, от которого тоже пахло козлом; она протянула ему кусок свиной кожи со словами: "Возьми-ка погрызи". {101} Один из друзей послал ей немного очень хорошего вина, уверяя, что оно десятилетнее, она сказала: "Что-то оно мало для своего возраста". {102} Когда на пиру стали обсуждать вопрос, почему вешают в доме венки, она сказала: "ради привлечения душ [умерших]". {103} Какой-то поротый негодяй дразнился, что она сходилась со многими {104} (женщинами). Она притворилась обиженной, а на его вопрос ответила: "Сержусь на то, что у тебя [f] их тоже много (плетей)". Скупой любовник стал к ней ластиться: "Ты - Праксителева Афродиточка", она ответила: "А ты - Эрот Фидия". {105}

{101 «погрызи!» — По-гречески τράγε созвучно обращению «козел!»}

{102 ...для своего возраста. — Выше, 584с.}

{103 ...ради влечения душ... — Венки использовались в обрядах почитания мертвых.}

{104 ...со многими... — По-гречески так же, как и в ответе Фрины, женского рода.}

{105 ...«Праксителева Афродиточка... Эрот Фидия»... — Пракситель — по-гречески — «заламывающий цену», а Фидий значит «бережливый».}

50. Поскольку мне известны высказывания и некоторых политиков, с похвалой или осуждением упоминавших о гетерах, не могу удержаться, чтобы не рассказать и о них. (586) Так, Демосфен в речи "Против Андротиона" [Or.XXII.56] упоминает Синопу и Фанострату. О Синопе ученик Кратета Геродик пишет в шестой книге "О лицах, упоминаемых в комедиях", что под старость ее начали называть Абидос. {106} Упоминают ее Антифан в "Аркадянке" [Kock.II.27], "Садовнике" [Kock.II.57], "Швее" [Kock.II. 18], "Рыбачке" [Kock.II.20], "Птенчике" [Kock.II.80], и Алексид в "Клеобулине" [Kock.II.333], и Калликрат в "Мосхионе" [Kock.II.416]. А о Фанострате Аполлодор пишет в сочинении "Об афинских гетерах" [J.2 В 1105, P.-W.1.2863], что у нее было прозвище Вшивые ворота ("Фтейропилы"), потому что даже стоя в дверях своего дома, она искала на себе вшей.

{106 Синоп был процветающим городом, Абидос же захудалым.}

Гиперид в речи "Против Аристагоры" [Kenyon frag.24] говорит: "вот [b] так вы и этих женщин назвали Анчоусами". "Анчоусы" было кличкой гетер, о которых пишет упомянутый Аполлодор [J.2 В 1105]: "Стагония и Анфида были сестрами; их прозвали анчоусами за бледность, худобу и громадные глаза". Антифан в книге "О гетерах" пишет, что по той же причине анчоусом называли и Никостратиду.

О Гликере тот же Гиперид в речи "Против Мантифея об оскорблении действием" [c] говорит следующее [Blass3 116, Kenyon, frag.121]: {107} "Везя с собой "морскую" Гликеру в повозке парою". Остается неясным, та ли это Гликера, что жила с Гарпалом. Об этой последней Феопомп пишет в "Письмах о Хиосе" [FHG.I.325], что после кончины Пифионики {108} Гарпал выписал из Афин Гликеру, поселил ее в Тарсе в царском дворце, и народ падал перед нею ниц, величая царицей, и велено было, поднося венки Гарпалу, непременно подносить и Гликере. В Россе {109} дошли даже до того, что установили ее бронзовую статую рядом со статуей Гарпала. [d] Не расходится с этим и то, что пишет в "Рассказах об Александре" Клитарх [Scr.Alex.Magn.83]. А сочинитель маленькой сатировской драмы "Аген" [TGF2. 810, 596а-b], - был это Пифон из Катаны или сам царь Александр, говорит:

{107 См. ниже 595d.}

{108 ...после кончины Пифионики... — См. ниже 594е.}

{109 Росс — портовый город в Сирии.}

- Гарпал, гражданство получил афинское

За то, что мириаду мер зерна послал,

Не меньше, чем Аген.

- Зерно Гликерино,

И станет им оно залогом гибели.

[е] 51. Лисий в речи "Против Лаиды" [Thalheim 365], если эта речь подлинная, упоминает таких гетер: "Филира, по крайней мере, бросила свой промысел еще в молодых годах, равно как и Скиона, и Гиппафесия, и Феоклея, и Псамафа, и Лагиска, и Анфия". Может быть, вместо Анфий следует писать Антия, так как мы не можем найти у какого-либо автора упоминания о гетере Анфии, в то же время именем Антии названа целая драма (то ли Эвника, то ли Филиллия), о которой я уже говорил. {110} О ней упоминает также автор речи "Против Неэры" [Ps.-Demosth.Or.LIX. 19]. Тот же Лисий в речи "Против Филонида о насилии" [Thalheim 375], если [f] только она подлинная упоминает о гетере Наиде, а в речи "Против Медонта о лжесвидетельстве" - о гетере Антикире. Это было ее прозвищем, настоящее же ее имя было Эя, как пишет Аристофан [Византийский] в книге "О гетерах", где он, впрочем, говорит, что называли ее Антикирой {111} или оттого, что ее застольники упивались до безумия, или потому что приютивший ее врач Никострат, оставил ей по завещанию только громадный запас чемерицы. А оратор Ликург в речи "Против Леократа" говорит [17], что он жил с гетерой Иринидой.

{110 ...я уже говорил. — На с. 567с.}

{111 Антикира — по-гречески чемерица.}

О гетере Наннии упоминает Гиперид в речи "Против Патрокла" (587) [Кеnуоn 141]. Что ее прозвали Козой, мы уже рассказывали, - она пустила по ветру имущество торговца Талла ("Ветка"). А что козы вообще любят объедать зеленые побеги, и по этой причине не только не допускаются на Акрополь, но и вовсе исключены из числа жертвенных животных Афины, - предмет отдельного разговора. Софокл, по крайней мере, в "Пастухах" говорит, что это животное поедает молодые побеги [TGF2. 242]:

Я на зоре, когда дремали скотники,

Кормил козу зеленой веткой сорванной

[b] И видел войско, шедшее по берегу.

Упоминает Наннию и Алексид в "Тарентинцах" [Kock.II.379]:

С ума по Дионису сходит Нанния, -

то есть смеется над ее пьянством. Менандр в "Лже-Геракле" говорит [Коск.Ш. 150]:

он не отведал Наннию?

Антифан пишет в книге "О гетерах": "Наннию называли "Просцениумом", потому что лицом она была хороша, украшения носила золотые, а наряды дорогие, но раздетая была безобразна. Дочь Наннии, Ворона, имела прозвище Бабушка, потому что была "трижды блудницей"". {112} Гиперид в речи "Против Патрокла" упоминает еще и флейтистку Немеаду [с] [Кеnуоn 13] - странно, как допускали афиняне, чтобы блудница называлась именем славного празднества, когда, по свидетельству Полемона в книге "Об Акрополе" [Preller 38], подобные имена запрещалось брать не то что гетерам, но и вообще всем рабыням.

{112 ...была «трижды блудницей»... — Может означать «блудница в третьем поколении» или «сверхблудница».}

52. О моей же Окиме (как ты выражаешься, Кинульк) [ср.567с] Гиперид во второй речи "Против Аристагора" упоминает так [d] [Кеnуоn 142]: "Поэтому и Лаида, считавшаяся тогда первой красавицей, и Оки-ма, и Метанира...". А Никострат, поэт Средней Комедии, в "Пандросе" говорит так [Kock.II.225]:

Велел он мне с дороги не сворачивать,

У Аэропы попросить ковры прислать,

Да бронзовые блюда взять у Окимы.

Менандр в "Льстеце" дает такое перечисление гетер [Kock.III.84]:

[е] Хрисидою, Вороной, Антикирою,

И Смоквой ты владел, а также Наннией

Малышкою, что всех была прелестнее.

Филетер в "Охотнице" [Kock.II.232]:

Лет Керкопе, вероятно, вот уже три тысячи,

Десять тысяч - Телесиде, дочери Диопифа,

День рожденья Феолиты вовсе незапамятен,

Смертный час застал Лаиду за совокуплением,

Истмиада и Неэра сгнили вместе с Филою,

[f] Что ж сказать мне о Галене, о Вороне, Коссифе?

Промолчу и про Наиду, уж давно беззубую...

Феофил в "Любителе флейт" [Kock.II.476]:

Чтоб не попал он в лапы к этим женщинам:

Лаиде, Мекониде или Баратрон,

Или Таллусе, или же Сисимбрии,

В чьи сети всех затягивают сводницы...

...или Навсии, или Малтаке". {113}

{113 Два последних имени добавлены сверх метра.}

53. Все это Миртил произнес с большим напором, а потом добавил: (588) "Я надеюсь, что вы, философы, не таковы, хотя и знаю, что еще до гедоников {114} вы уже "подкапывались под ограду [сада] наслаждения", как выразился где-то Эратосфен [Bernhardy 193]. Так что я не буду больше перебирать остроумные словечки гетер и перехожу к совсем другому предмету. Для начала напоминаю вам об Эпикуре, этом пресловутом искателе истины: сам не имея общего образования, он благословляет всех, кто так, как он, приступает к философии [Usener р. 137]: "Счастлив ты, что приступаешь к философии, чистый от всякого образования". Потому [b] и назвал его Тимон [Диоген Лаэртский Х.2]:

{114 Гедоники — термин, обозначавший философскую школу Аристиппа.}

Словоучительский отпрыск, невежественнейший меж смертных.

И разве не держал Эпикур любовницей Леонтию, известную гетеру? Она и придя к философии, не оставила своего промысла, отдаваясь всем эпикурейцам в Саду на глазах у самого Эпикура. Ему было от этого много забот, как мы видим из "Писем к Гермарху" [frag. 121].

54. А разве не упоминает о Лаиде из Гиккар Гиперид во второй речи [с] против Аристагора [Вlass3 96, Кеnуоn 13]? Из Гиккар, сицилийского города, ее как пленницу привезли в Коринф, по словам Полемона в шестой книге "Против Тимея"; ее любовниками были и Аристипп, и оратор Демосфен, и киник Диоген; Афродита Коринфская, называемая Черной, являлась ей во сне и предвещала появление богатых любовников. Живописец Апеллес увидал ее еще девушкой, когда она несла воду из источника Пирены, и, пораженный ее красотой, привел ее однажды на пирушку к друзьям. Те стали насмехаться над ним за то, что он привел на попойку [d] вместо гетеры девушку. "Не удивляйтесь, - сказал им Апеллес, - в ее красоте - залог будущих наслаждений, и не пройдет трех лет, как вы в этом убедитесь". Такое же предсказание сделал Сократ об афинской гетере Феодоте, как пишет Ксенофонт в "Воспоминаниях" [ср.III.11.1]. Кто-то сказал, что она замечательно красива и грудь ее не поддается никакому описанию. Сократ сказал: "Надо нам пойти посмотреть на эту женщину: нельзя понаслышке судить о красоте". Красота Лаиды была [е] такова, что живописцы приходили к ней, чтобы срисовывать ее груди и соски. Когда она соперничала с Фриной, ее окружала целая толпа поклонников, и она не делала никакой разницы между богатыми и бедными, со всеми обращаясь без всякой надменности.

55. Аристипп каждый год проводил с нею два месяца на Эгине, во время праздника Посидоний; и когда слуга стыдил его: "Ты ей даешь столько денег, а она ни за грош забавляется с Диогеном-киником", он отвечал: "Я плачу Лаиде для того, чтобы самому наслаждаться ею, а не для того, чтобы не давать другим". Диоген сказал ему: "Ты, Аристипп, [f] спишь с публичной женщиной. Что ж, или становись киником, как я, или брось ее!". Тогда Аристипп спросил: "Скажи, Диоген, ведь тебе не кажется нелепым жить в доме, где раньше жили другие?" "Нет, конечно" - отвечал тот. "Ну а плыть на корабле, на котором уже многие плавали?". "Тоже нет". "Стало быть, нет ничего зазорного и в том, чтобы спать с женщиной, которая у многих побывала в руках!". (589) Нимфодор Сиракузский в сочинении "О сицилийских достопримечательностях" [FHG.II.375] говорит, что Лаида была родом из сицилийской крепости Гиккара. Страттид же в "Македонянах" или "Павсании" называет ее коринфянкой [Коск.I.178]:

- Из мест каких рабыни эти, кто они?

- Недавно из Мегар пришли, но родина

У них Коринф: Лаида вот, Мегакла дочь.

Однако Тимей в тринадцатой книге "Истории" [подтверждает], что она была из Гиккар; то же самое говорит и Полемон [frag.44 Preller, cp.588b-c], прибавляя, что умерла она в Фессалии: она влюбилась в некоего фессалийца Павсания, и фессалийские женщины из зависти и ревности забили [b] ее насмерть деревянными скамеечками в храме Афродиты - отсюда и храм получил название Афродиты Нечестивой. Ее могилу показывают возле Пенея; на ней стоит каменный кувшин и сделана надпись:

Гордая мощью своей всепобедной Эллада Лаиде

Рабски служила, склонясь пред богоравной красой.

Эрос ее породил, возросла она в славном Коринфе,

А почивает она здесь, в фессалийских полях.

[с] Поэтому пустое болтают те, кто уверяет, будто Лаида похоронена в Коринфе на Крании. {115}

{115 Краний или Краней — гимнасий в Коринфе.}

56. А разве стагирит Аристотель не прижил сына Никомаха от гетеры Герпиллиды? И он жил с нею до самой смерти, как говорит Гермипп в первой книге "Об Аристотеле" [FHG.III.46, Диоген Лаэртск. V.12], добавляя, что и в завещании философ приказал заботиться о ней должным образом. А разве наш превосходный Платон не был влюблен в Археанассу, гетеру из Колофона? Он даже сложил о ней следующие стихи [PLG4. 11.310]:

Археанасса со мной, колофонского рода подруга -

Даже морщины ее горькой любовью горят,

[d] Ах, злополучные вы, кто на первом кругу повстречали

Юность подруги моей! Что это был за пожар!

А Перикл-Олимпиец - разве он, хотя и славился разумом и могуществом, не посеял смуту во всей Элладе ради Аспасии (как говорит Клеарх в первой книге "О любви" [FHG.II.314]) - не младшей Аспасии, а той, которая беседовала с мудрым Сократом? Перикл был на редкость падок на любовные наслаждения: он ведь был в любовной связи даже с женою [е] своего сына, как повествует Стесимброт Фасосский, его современник и очевидец, в книге "О Фемистокле, Фукидиде и Перикле" [FHG.II.56]. А сократик Антисфен пишет, что когда Перикл был влюблен в Аспасию, то дважды в день приходил в ее дом, чтобы приветствовать эту женщину; и защищая ее на суде от обвинения в нечестии, он пролил больше слез, чем тогда, когда опасность угрожала его собственной жизни и имуществу. Когда Кимон находился в изгнании, а его сестра Эльпиника, [f] с которой он находился в кровосмесительной связи, была выдана за Каллия, то в награду за возвращение Кимона Перикл потребовал и получил ее ложе. О Периандре пишет Пифенет в третьей книге "Об Эгине" [FHG.IV.487], что когда однажды он увидел в Эпидавре Мелиссу, дочь Прокла, одетую на пелопонесский лад - без покрывала, в одном хитоне, она разливала вино для работников - то тут же влюбился и женился на ней. А у Пирра, царя эпирского, третьего потомка того Пирра, который воевал в Италии, была любовницей левкадянка Тигра, и мать молодого царя, Олимпиада, отравила ее ядом".

(590) 57. Тут Ульпиан, словно напав на какую-то находку, перебил Миртила вопросом: "В мужском или женском роде надо говорить "тигр"? Ведь Филемон, я знаю, говорит в "Неэре" [Kock.II.490]:

- Ты видел тигру, что сюда прислал Селевк?

Теперь настало время отдарить его

Каким-нибудь зверьем из нашей местности.

- Пошли жар-птицу! Здесь таких не водится".

Миртил на это сказал: "Ты перебил меня на середине перечня женщин - хоть это и не то, что "Или такой как" {116} [т.е. "Эои"] Сосикрата Фанагорийского или "Каталог женщин" Никенета Самосского или [b] Абдерского; но я все-таки остановлюсь и отвечу на твой вопрос, "Феникс, мой дряхлый отец [Ил.IX.607]". Знай, что Алексид в "Поджигателе" сказал "тигр" в мужском роде - вот так [Kock.II.372]:

{116 ...«Или такой как»... — Вероятно, пародийный перечень знаменитых мужей (ср. «Эои — каталог знаменитых женщин» Гесиода).}

Открой же дверь, открой! Теперь понятно мне, -

Я был как истукан, как камень мельничный,

Как столб, как бегемот и как Селевков тигр.

У меня есть и другие примеры, но я отложу их до тех пор, пока не переберу в памяти до конца весь перечень красавиц.

[c] 58. Об Эпаминонде Клеарх пишет так [FHG.II.310]: "Фиванец Эпаминонд был порядочнее тех, о ком я говорил, но и он в отношениях с женщинами позорным образом оказывался ниже своей славы - достаточно вспомнить, что с ним приключилось из-за лаконской женщины". - А оратор Гиперид, выгнав из дому собственного сына Главкиппа, взял в дом Миррину, самую дорогую из продажных женщин; ее он содержал в Афинах, а в Пирее - Аристагору, а в Элевсине - Филу, которую он выкупил [d] за большие деньги и освободил, а потом даже сделал своей домоправительницей, по сообщению Идоменея. В речи в защиту Фрины [Blass3 124] Гиперид сам признается, что влюблен в Фрину; но, еще не исцелившись от этой любви, он ввел в свой дом названную Миррину.

59. Фрина же была родом из Феспий. Эвфий привлек ее к суду по уголовному обвинению, но суд ее оправдал; Эвфия это так обозлило, что с тех пор он не брал на себя ни одного судебного дела, как уверяет Гермипп [FHG.III.50]. Фрину защищал Гиперид [Blass3 125]; так как [е] речь его не имела успеха, и судьи явно склонялись к осуждению, то он, выведя Фрину на видное место, разодрал на ней хитон и обнажил ее грудь, и этим зрелищем придал такую ораторскую силу своим заключительным стенаниям, что судьи ощутили суеверный страх перед этой жрицей и служительницей Афродиты, и поддавшись состраданию, не обрекли ее на казнь. А после этого оправдания было постановлено, чтобы никакой судебный защитник не смел возбуждать жалость в судьях и чтобы никакой обвиняемый или обвиняемая не были выводимы напоказ. В самом деле, тело Фрины было особенно прекрасно там, где оно [f] было скрыто от взгляда. Потому и нелегко было увидеть ее нагой: она носила хитон, облегающий все тело, и не бывала в общих банях. Но на многолюдном празднестве Посидоний в Элевсине она на глазах у всей Эллады сняла одежду и, распустив волосы, вошла в море; (591) с нее и написал Апеллес Афродиту, выходящую из волн. Скульптор Пракситель, влюбленный в Фрину, изваял с нее Афродиту Книдскую; а на подножии своего Эрота, что стоит в театре под сценой, он написал [Anth.Plan. арр.182, 206]:

Точно таким изваял искусный Пракситель Эрота,

Как увидал он его в собственном сердце своем.

Фрине мной за меня самого заплатил он. Отныне

Стрелы не надобны мне: видом я сею любовь.

[b] Действительно, Пракситель предложил Фрине выбрать одну из его статуй - или Эрота, или Сатира, что стоит на улице Треножников. Она выбрала Эрота и принесла его в дар храму в Феспиях. А местные жители посвятили в Дельфы статую самой Фрины, золотую, на подножии из пентеликонского мрамора, и ее изваял Пракситель. При виде этой статуи киник Кратет сказал, что это - дар невоздержности эллинов. Изваяние стояло между статуями Архидама, спартанского царя, и Филиппа, сына [с] Аминты; надпись гласила: "Фрина, дочь Эпикла, из Феспий", как сообщает Алкет во второй книге "О дельфийских приношениях" [FHG. IV.295].

60. Аполлодор в сочинении "О гетерах" пишет [J. 2 В 1106], что было две Фрины: одна по прозвищу "Смех сквозь слезы", другая по прозвищу "Рыбка" (Σαπέρδιον). Но Геродик в шестой книге "Лиц, упоминаемых в комедиях" сообщает [ср.586а], что ораторы называли одну из них "Скребком" за то, что она как бы раздевала и обдирала своих [d] поклонников, а другую - "Феспиянкой". Фрина была очень богата: она даже обещала отстроить фиванские стены, если фиванцы на них напишут: "АЛЕКСАНДР РАЗРУШИЛ, ГЕТЕРА ФРИНА ОТСТРОИЛА", - так говорит Каллистрат в сочинении "О гетерах". О ее богатстве говорят комик Тимокл в "Неэре" и Амфид в "Цирюльнике" [cp.567f]; их слова я [е] уже приводил [ср.567е]. Триллион, член Ареопага, был параситом при Фрине, как Сатир, олинфский актер, - при Памфиле. Аристогитон в речи против Фрины говорит [В. и S.II.310], что ее настоящее имя было Мнесарета. Небезызвестно мне и то, что речь против нее, приписываемая Эвфию, принадлежит, по мнению землеописателя Диодора, Анаксимену. Комедиограф же Посидипп говорит о Фрине в своей "Эфесянке" так [Kock.III.339]:

Тогда никто не мог сравниться с Фриною

Из нас, гетер. И ты хоть и не видела

Суда над ней, но слышала, наверное:

Она казалась пагубою гражданам,

[f] И приговор грозил ей казней смертною,

Но, обойдя весь суд и тронув каждого,

Она, рыдая, вымолила жизнь себе.

61. Знайте, что и оратор Демад прижил сына Демея от гетеры-флейтистки: (592) когда этот Демей однажды заговорился на трибуне до хрипа, Гиперид унял его такими словами: "Замолчи-ка, малыш: у тебя и так дыхания больше, чем у матери". И философ Бион Борисфенит был сыном лаконской гетеры Олимпии, как сообщает Никий Никейский в "Преемствах философов" [FHG.IV.464]. Даже трагик Софокл уже стариком влюбился в гетеру Феориду и, молясь Афродите, говорил такие стихи:

Внемли молящему мне, о ты, что пестуешь юных:

Пусть отречется она от младых объятий и ложа,

Пусть отраду найдет в стариках, сединой убеленных -

В тех, чья мышца слабей, но дух исполнен желанья.

Эти стихи - из числа приписываемых Гомеру [Epigr. 12 Baumeister]. [b] О той же Феориде он упоминает и в одной хорической песне следующими словами [TGF2. 296]:

Мила ведь Феорида.

А уже на закате жизни, по словам Гегесандра [FHG.IV.418], Софокл был влюблен в гетеру Архиппу, и оставил ее своей наследницей. И когда Архиппа жила с дряхлым Софоклом, то ее прежний любовник Смикрин так остроумно ответил на вопрос, что делает Архиппа: "Она как сова на гробнице".

62. Но ведь и стыдливейший оратор Исократ, как рассказывает в "Письмах" Лисий [frag.258 Tur.], имел любовницей прекрасную Метаниру. Демосфен же говорит в речи "Против Неэры" [21], что Метанира [с] была любовницей Лисия. Был побежден Лисий также гетерой Лагидой, которой написал энкомий оратор Кефал [В. и S. II. 217]; так же как в свою очередь Алкидам из Элей, ученик Горгия, написал энкомий гетере Наиде. Об этой самой Наиде Лисий в речи против Филонида о насилии (если только она подлинная), в следующих словах говорит, что она была любовницей Филонида [Thalheim 375]: "Есть женщина, занимающаяся ремеслом гетеры. Зовут ее Наида. Хозяин у нее Архий, близок с ней Гименей. Филонид не отрицает, что состоит с ней в любовной связи". Упоминает о ней в "Геритаде" [Коск.I.433] и Аристофан. Возможно, о ней [d] же он говорит и в "Плутосе" [179]:

Не чрез тебя ль Лаисы к Филониду страсть?

тогда вместо Лаиды следует поставить Найду Гермипп в своей работе "Об Исократе" [FHG.III.49] пишет, что когда он достиг преклонного возраста, то взял в дом гетеру Лагиску, которая родила ему дочь. Упоминает о ней в следующих стихах и Страттид [Kock.I.712]:

Мне мнилося, еще лежу на ложе я

С Лагиской, Исократовой наложницей,

Она меня щекочет и ласкается,

Но тут явился собственной персоною

Сверлильщик флейт. {117}

{117 ...сверлильщик флейт. — Отец Исократа, державший мастерскую по изготовлению флейт. См. Vit.Isocr. 256 Westerman.}

[е] Лисий в речи "Против Лаиды" [Thalheim 365], если эта речь подлинная, упоминает следующих гетер: "Филира, по крайней мере, бросила свой промысел еще в молодых годах, равно как и Скиона, и Гиппафесия, и Феоклея, и Псамафа, и Лагиска, и Анфия, и Аристоклея".

63. Что оратор Демосфен имел детей от гетеры, знают все. Когда он произносил речь "О золоте" [В. и S.II.251], то чтобы разжалобить судей, сам привел своих детей, однако не вывел их мать, хотя, [f] как правило, обвиняемые выводили перед судьями и своих жен; ясно, что Демосфен не сделал этого, стыдясь и стараясь избежать скандала. {118} О том, что оратор этот был ненасытен в любовных утехах, пишет Идоменей [FHG.II.492]. Вот и влюбившись в какого-то парнишку Аристарха, он в пьяной драке за него убил Никодема, выбив тому оба глаза. {119} Общеизвестна его расточительность на изысканные блюда, женщин и мальчиков. (593) Поэтому и его собственный секретарь как-то признался: "Что можно сказать о Демосфене? Все, что в течение года он добывал трудами, за одну ночь отбирала одна единственная женщина". Рассказывают также, что имея жену, он взял в дом какого-то мальчишку Кносиона, с которым, желая насолить мужу, ложилась и жена.

{118 ...избежать скандала. — В этой речи Демосфен защищался от обвинения в том, что он был подкуплен Гарпалом.}

{119 Об Аристархе см. Демосфен. «Мид.». 104; Эсхин. «Тим.». 171; Динарх. «Против Демосфена». 30.}

64. Самосскую гетеру Миррину держал при себе царь Деметрий, последний из диадохов, {120} и хоть не венчал ее диадемою, но делил с [b] ней царскую власть, как о том пишет Николай Дамасский [FHG.III.414]. И Птолемей, сын царя Филадельфа, {121} начальник войска в Эфесе, держал при себе гетеру Ирину. Когда эфесские фракийцы составили против него заговор, и он укрылся в храме Артемиды, Ирина разделила с ним его убежище, и когда его убили, то она, хватаясь за колотушки храмовых дверей, орошала алтари своей кровью, пока ее тоже не зарезали.

{120 ...последний из диадохов... — наследников Александра Великого. Имеется в виду сын Антигона Деметрий Полиоркет.}

{121 ...сын царя Филадельфа... — Он был сыном Филадельфа от наложницы. См. выше 576е.}

Даная, дочь эпикуровой Леонтии, тоже была гетерою, и с ней жил правитель Эфеса Софрон. Благодаря ей он спасся, когда против него составила заговор Лаодика, а сама Даная была сброшена в пропасть, как [с] о том пишет в двенадцатой книге "Истории" Филарх [FHG.I.339]: "Советницей Лаодики, которой та доверяла, как самой себе, была Даная, дочь Леонтии, ученицы исследователя природы Эпикура. Прежде Даная была любовницей Софрона, и поэтому, когда она заподозрила, что Лаодика замышляет его убить, знаками дала ему знать о существовании заговора. Софрон все понял, но сделал вид, что согласен с предложениями Лаодики и только попросил дать ему два дня на обдумывание; получив же отсрочку, он тою же ночью бежал в Эфес. Лаодика, узнав о поступке Данаи, тут же забыла о прежней дружбе и приказала бросить [d] ее в пропасть. Говорят, что когда Лаодика допрашивала Данаю, та не удостоила ее ответа, хотя знала о грозящей казни. Только когда ее вели уже к пропасти, она сказала, что права презирающая богов чернь: {122} "Я хотела спасти человека, который когда-то был моим, и вот что за это судили мне боги; а убившая своего мужа Лаодика достигает великих почестей и власти"". Тот же Филарх в четырнадцатой книге рассказывает и [е] о Мисте [FHG.I.341]: "Миста была любовницей царя Селевка (см.578а); когда Селевк потерпел поражение от галатов и едва спасся бегством (241 г. до н.э.), она сменила свои царские одежды на лохмотья первой попавшейся служанки, однако была схвачена и уведена в рабство вместе со многими другими пленными. Проданная наравне со своими собственными рабынями, она прибыла на Родос; там она открылась, и была с подобающими почестями переправлена родосцами к Селевку".

{122 ...презирающая богов чернь... — Важное свидетельство об эллинистическом бытовом атеизме; ср. пеан к Деметрию (Т. I, с. 319).}

65. Деметрий Фалерский, по словам Дииллия {123} [FHG.II.361], был влюблен в самосскую гетеру Лампито ("Светлячок") и сам себя охотно [f] называл Светлячком; называли его также "Миловзором". Гетера Никарета была любовницей оратора Стефана, а Метанира {124} - софиста Лисия. Обе они были рабынями элейца Касия, {125} как и другие гетеры: Антея, Стратола, Аристоклея, Фила, Истмиада, Неэра. Это Неэра была любовницей поэта Ксеноклида, актера Гиппарха и того Фриниона из дема Пэании, который был сыном Демона и племянником Демохара. Этот Фринион и оратор Стефан обладали Неэрой поочередно, через день {126} - так рассудили их друзья. Стефан даже выдал дочь Неэры Стримбелу {127} (впоследствии звавшуюся Фано), (594) как свою собственную дочь, за Фрастора из Эгиллия, - об этом говорится в речи Демосфена "Против Неэры" [116]. Там же упоминается и гетера Синопа [116]: "Вы наказали Архия, верховного жреца, изобличенного в судилище в совершении нечестивого поступка. Вы наказали его за то, что он приносил жертвы богам, не соблюдая завещанных предками законов. Среди других обвинений было и то, что в праздник урожая он принес жертву на алтаре элевсинского храма, [b] доставленную гетерой Синопой - в то время как закон запрещает приносить жертвы в этот день, да и делать это должен был не он, а жрица".

{123 Кайбель считает этот параграф (до 594b) неподлинным, взятым из Диогена Лаэрция 76 (где, однако, цитируется Дидим, а не Дииллий) и речи Демосфена «Против Неэры».}

{124 ...Метанира... — см. выше 592 b-с. О Стефане см. Демосфен. «Против Неэры». 10.}

{125 Касий — По другим источникам Харисий (Демосфен. «Против Неэры». 18).}

{126 ...поочередно... — см. Демосфен. «Против Неэры». 45-46.}

{127 Стримбела — По другим источникам Стрибула (Демосфен. «Против Неэры». 50).}

66. Знаменитой гетерой была также Планго из Милета. Она была замечательно красива, и в нее был влюблен один колофонский юноша, бывший любовник самиянки Бакхиды. Планго в ответ на его признания захотела было отвратить юношу от любви к себе и, будучи наслышана о красоте Бакхиды, потребовала от него невозможного - заплатить ей за любовь знаменитым ожерельем, которое носила Бакхида. И от великой своей любви он и впрямь пришел к Бакхиде, умоляя не дать ему погибнуть. [c] И Бакхида, видя его страсть, отдала ему ожерелье. Тогда Планго, видя, что Бакхида ей не соперница, воротила ей это ожерелье, а сама стала жить с юношей даром; и потом они сделались подругами и владели юношей поочередно. За это восхищенные ионяне, как пишет в своем сочинении "О приношениях" Менетор [FHG.IV.452], [d] прозвали Планго Пасифилой ("Милой для всех"). Свидетельствует об этом {128} и Архилох в эпиграмме [PLG4.II.388]:

{128 Свидетельствует об этом... — Скорее, об имени Пасифила, которое впервые встречается именно здесь.}

Очень много ворон смоковница горная кормит,

Всем Пасифила гостям, добрая, служит собой!

Что [гетеру] Гликеру любил поэт Менандр, это общеизвестно. Но случалось, он на нее и сердился: так, когда Филемон влюбился в нее и назвал в одной комедии "честной" [Kock.II.534], то Менандр написал в ответ: "Нет честных женщин" [Kock.III.244].

67. Македонец Гарпал, тот самый, который похитил у Александра [е] много денег и бежал в Афины, большую их часть растратил, влюбившись в гетеру Пифионику. А когда она умерла, он поставил на ее могиле памятник ценой во много талантов. "И во время похоронного шествия, - пишет в двадцать второй книге "Истории" Посидоний [FHG.III.259], - тело ее сопровождал огромный хор из лучших актеров, слаженно [f] певших под звуки разных инструментов". Пишет об этом и Дикеарх в книге "О нисхождении к Трофонию" [FHG.II.266]: {129} "То же можно почувствовать, приближаясь к Афинам по их Священной дороге из Элевсина. Остановившись там, где впервые издали виден акрополь и храм Афины, тут же видишь у дороги исполинский памятник, которому нет даже отдаленно подобного. (595) Сперва хочется сказать, что это, несомненно, памятник Мильтиаду, или Периклу, или Кимону, или иному из доблестных мужей, и что воздвигнут он на общественный счет или хотя бы с общественного согласия. Но когда приглядишься и увидишь, что это памятник гетере Пифионике, то что после этого думать?" И Феопомп пишет в "Письме Александру", разоблачая распутство Гарпала [FHG.I.325]: "Представь только глазами и слухом то, о чем пишут из Вавилона: как Гарпал проводил в последний путь Пифионику. Она была рабыней флейтистки Бакхиды, а Бакхида - фракиянки Синопы, перенесшей свой блудный промысел из Эгины в Афины - так что она как бы трижды рабыня и трижды [b] блудница! А теперь на двести с лишним талантов он поставил ей два памятника, и все только дивятся, что тем, кто пал в Киликии за твою власть и свободу эллинов, еще не украсил могилу ни Гарпал, ни один из наместников, а гетере Пифионике давно уже стоят два памятника, в Афинах и в Вавилоне, - а ведь все знали, что была она общим достоянием всех [c] желающих за общую для всех плату. И вот ей-то Гарпал, именующий себя твоим другом, смеет воздвигать храм с освященным участком и назначать этот храм и алтарь "Афродите Пифионике", презирая божьи кары и оскверняя полученные от тебя почести!" Упоминает о ней и Филемон в "Вавилонянине" [Kock.II.482]:

{129 Ср. Плутарх. «Фокион». 22; Павсаний. I, 37.}

Царицею вдруг станешь Вавилонскою?

Слыхала ж о Гарпале с Пифионикой.

Упоминает о ней и Алексид в "Волчонке" [Kock.II.347]. [d]

68. После кончины этой Пифионики Гарпал пригласил к себе Гликеру, тоже гетеру, объявив, как пишет Феопомп [FHG.I.325], чтобы поднося ему венки, подносили их и этой блуднице. "Более того, он поставил Гликере бронзовую статую в сирийском Россе, где обещал поставить памятник тебе {130} и себе. Для проживания он предоставил ей царский дворец в Тарсе, и позволяет людям падать перед ней ниц и величать ее царицей, и иной воздавать почет, [e] приличный скорее твоей матери или супруге". Это подтверждается и маленькой сатировской драмой "Аген", {131} сыгранной на дионисийских празднествах на берегах реки Гидаспа, сочинитель которой - то ли Пифон из Катаны (или из Византия), то ли сам царь. Это было уже после того, как Гарпал отложился и бежал за море: {132} о Пифионике здесь говорится, как о покойной, о Гликере, как живущей с Гарпалом, а афиняне обвиняются [f] в получении взяток от Гарпала. Сочинитель пишет так [TGF2. 810]:

{130 ...тебе... — То есть Александру Великому.}

{131 «Аген» — см. выше, с. 586d; Диодор. XVII. 108.}

{132 ...бежал за море... — в 325 или 324 г. до н. э.}

Средь тростников густых, стоит высокая

Твердыня, даже птице недоступная.

А слева - девки храм; когда воздвиг его

Паллид, он предрешил свое изгнание.

Пришел тогда он в крайнее отчаянье,

И убежден был варварскими магами,

Что вознесут-де душу Пифионики

На небеса.

(596) Здесь Гарпал назван Паллидом, но в следующих строках уже настоящим именем:

- Я от тебя узнать хочу -

Живу я далеко, - скажи, чем держится

Земля Аттиды, как теперь живется там.

- Покуда не смирились с долей рабскою -

Обед был как обед; а нынче все, что есть -

Бобы, укроп, и ни зерна пшеничного.

- Гарпал гражданство получил афинское

[b] За то, что выслал мириаду мер зерна,

Не меньше, чем Аген.

- Зерно Гликерино,

И станет им оно залогом гибели.

69. Знаменитых гетер выдающейся красоты рождал также и Навкратис. Такова Дориха, ставшая любовницей Харакса, брата прекрасной Сапфо, [c] который ездил в Навкратис по торговым делам; Сапфо в стихах изобличает, что она присвоила много Хараксова добра. {133} Геродот называет ее Родопидой [II.135], путая с совсем другой гетерой: Родопида пожертвовала в Дельфы знаменитую кучу вертелов, о которых упоминает и Кратин в следующих стихах:... {134} [пропуск] ... О Дорихе написал эпиграмму поэт Посидипп, часто упоминающий ее и в своей "Эзопии". Стихи таковы:

{133 ...присвоила много Хараксова добра. — PLG4. frag. 138.}

{134 Ср. 94е.}

Прах - твои кости, Дориха, повязка, скреплявшая кудри,

Благоуханный покров, миррой надушенный, - прах...

[d] Было... когда-то к Хараксу, дружку, под покровом прильнувши

Телом вплотную нагим, с кубком встречала зарю.

Было... а Сапфовы строки остались - останутся вечно:

В свиток записанный стих песней живою звучит.

Имя твое незабвенно. Его сохранит Навкратида

Впредь, пока путь кораблю нильскому в море открыт.

Из Навкратиса была родом и Архедика, тоже красивая гетера; и вообще, по словам Геродота [II.135], гетеры из Навкратиса отличались дарами Афродиты.

[е] 70. Знаменита была и гетера Сапфо из Эреса, {135} соименная с поэтессой Сапфо: она была любовницей красавца Фаона, - об этом пишет Нимфодор в "Плавании вокруг Азии" [FHG.III.16]. Гетера Никарета из Мегар была из небезвестного рода и отличалась знатностью и образованностью: она - ученица философа Стильпона. Гетера Билистиха из Аргоса, тоже знаменитая, как свидетельствуют аргосские историки, {136} вела свой род [f] даже от Атридов. Знаменитой стала и гетера Леэна, любовница тираноубийцы Гармодия: когда ее пытали прислужники тирана Гиппия, она умерла от мучений, не произнеся ни слова. А у оратора Стратокла была любовницей гетера по прозвищу Лима, которую называли также Парорамой ("недогляд") и Дидрахмой, за то, что, как пишет Горгий в книге "О гетерах" [выше 567а], "за две драхмы она шла к любому желающему". На этом Миртил, собирался уже закончить, но добавил: (597) "Но, друзья мои, я чуть не забыл рассказать вам об Антимаховой Лиде, тем более, что была и другая Лида, любовница Ламинфия Милетского. {137} Оба этих поэта, как пишет в "Любовных историях" Клеарх [FHG.II.316], были влюблены в чужеземных женщин по имени Лида, и один писал о ней элегическими стихами, а другой лирическими, но оба под заглавием "Лида". Я пропустил также и Нанно, флейтистку Мимнерма, и Леонтию, подругу Гермесианакта Колофонского, от любви к которой он написал три книги элегических стихов; в третьей из них он предлагает такой [b] перечень любовных историй [Powell 98]:

{135 Эрес — город на Лесбосе (см. Элиан «Пестрые рассказы». XII. 19).}

{136 ...аргосские историки... — Возможно, Деркил (см. с. 86f).}

{137 Ламинфий Милетский — Упоминается еще на с. 605е.}

71. [Орфей]

Вот была какова Агриопа, {138} фракийская дева,

{138 Агриопа — одно из имен супруги Орфея Эвридики.}

Вывел которую вновь отпрыск Эагра на свет

Из подземельных глубин. В безжалостный край и суровый

С лирою плыл он своей в край, где скликает Харон

Души усопших к их общей ладье, и гремит его голос

5 Там, где струится река между густых тростников.

[c] К этим однако волнам, препоясавшись в путь одинокий,

С лирой спустился Орфей, всех умоливши богов.

Там он Кокит беззаконный и хмурящий брови увидел

10 И разъяренного пса бешеный выдержал взгляд,

Пса, в чьем лае огонь, и огонь в пугающем взоре

Трех свирепых голов сеял пугающий страх.

Там всемогущих владык умолил он своим песнопеньем

В грудь Агриопы вдохнуть новую нежную жизнь.

[Мусей]

15 Также сын Мены Мусей, {139} радетель Харит, не оставил

{139 ...сын Мены Мусей... — Мена здесь иносказательное название Луны (от греч. μήνη месяц).}

[d]Антиопу {140} свою: дар ее истинно свят -

{140 Антиопа — Вероятно, персонаж, вымышленный Гермесианактом или заимствованный из какого-нибудь редкого мифа.}

С громким криком "эвай" на краю Элевсинской равнины {141}

{141 ...на краю Элевсинской равнины... — См. гомеровский гимн Деметре.}

Тайну вещих словес мистам {142} являла она:

{142 ...мистам... — посвященным в Элевсинские мистерии.}

Должным обрядом верша служенье Рарийской Деметре. {143}

{143 ...Рарийской Деметре — Рарион был поселением близ Элевсина.}

20 Слава не меркнет ее даже в Аидовой тьме.

[Гесиод]

Я возвещу и о том, как, покинув родные чертоги,

Мудрый пришел Гесиод, всякой науки знаток, {144}

{144 ...всякой науки знаток... — Как зачинатель дидактического эпоса.}

В край беотийский, под склон Геликона, в аскрейские нивы

Деву Эою просить в жены себе по любви.

25 Много мук претерпел и песни слагал он, {145} в которых

{145 ...песни слагал он... — Имеется в виду «Каталог знаменитых женщин», или «Эои». Каждый персонаж вводился формулой ’ή οι̉ην или такую как та, которая, странным образом рассматриваемой Гермесианактом как имя возлюбленной Гесиода. Ср. 364b, 428b.}

[e] Первым стояло всегда имя невесты его.

[Гомер]

Сам сладчайший певец, которому Зевсовы судьбы

Дали быть божеством между служителей Муз,

Богоподобный Гомер нисходил, истомленный, к Итаке,

30 Честь Пенелопе воздав, славу разумной жене.

Многое выстрадав, жил для нее он на острове малом,

Родины милой простор в дальнем оставив краю.

[f] Славу Икария роду {146} воспел и Амиклу, {147} и Спарте {148}

{146 ...Икария роду... — Икарий — отец Пенелопы, брат спартанского царя Тиндарея.}

{147 Амикл — эпоним города Амиклы близ Спарты, сын Лакедемона (сына Зевса и Тайгеты).}

{148 ...Спарте... — То есть Елене, ставшей причиной Троянской войны.}

Не забывал никогда эти несчастья свои.

[Мимнерм]

35 Много мучений досталось Мимнерму, который сладчайший

(528) Некогда звук изобрел - нежный пентаметра вздох, -

Страстью к Нанно воспылал он и часто с Гексамием вместе

Буйно шумел за вином, лотос прижавши к губам. {149}

{149 ...лотос прижавши к губам. — Лотос здесь обозначение флейты, которую привязывал во время игры флейтист Гексамий. Ферекл и Гермобий — неизвестные лица.}

Был ему тяжек Ферекл и был несносен Гермобий -

40 К ним он в долгой вражде злые слова обращал.

[Антимах]

И Антимах был сражен любовию к Лиде лидийской,

Долго бродил он в краях, где золотится Пактол,

[b] А по кончине ее, засыпавши мертвое тело

Прахом сухим, от тоски слезы и стоны излил.

45 В горний придя Колофон, он наполнил стенаньями свитки

Чтимых поэм, и затем сам опочил от трудов.

[Алкей, Анакреонт]

Сколько пиров повидать довелось лесбосцу Алкею,

Томную страсть к Сапфо лирною славя игрой, -

[c] Знаешь прекрасно. Влюбленный в ее соловьиные песни

50 Он сладкозвучьем своих мужу-теосцу {150} претил,

{150 ...мужу-теосцу... — поэту Анакреонту, бывшему родом с острова Теос.}

Ибо и Анакреонт сладкогласный томился по деве,

Что красотою цвела выше лесбосских подруг.

Часто он покидал то Самос, то отческий Теос,

Располагающий стан под виноградной горой,

55 В Лесбос винообильный стремясь, и часто оттуда

Видел мизийский он Лект {151} за эолийской волной. {152}

{151 Видел мизийский он Лект... — Лект — мыс, составляющий юго-западную оконечность Троады.}

{152 ...за эолийской волной. — То есть на северо-западном побережье Малой Азии и прилежащих островах (в том числе на Лесбосе).}

[Софокл]

Звон аттических пчел, покинувших всхолмья Колона, {153}

{153 Колон — предместье Афин, родина Софокла, которого за его язык прозвали «пчелой».}

Многоголосым стихом в хорах трагических пел

[d] Вакха и страсть к Феориде, {154} и страсть к Эригоне. которых

{154 ...страсть к Феориде... — см. выше 592а-b.}

60 Зевс певцу подарил, старость Софокла почтив.

[Эврипид]

Как не сказать и о том непрестанно опасливом муже?

Ненависть он вызывал в женах, которых язвил.

Но не погиб он от стрел, слетающих с лука кривого,

Даже мучений ночных он на себе не познал, -

65 Нет, в македонской земле, {155} в тоскливых бродя закоулках,

{155 в македонской земле... — Последние годы Эврипид провел при дворе македонского царя Архлая.}

[е] Шел он искать ключаря {156} в дом к Архелаю царю,

{156 ...ключаря... — По античному преданию, македонянин Аррибий убедил царского домочадца Лисимаха, подкупив его за десять мин, напустить на Эврипида выкормленных им собак.}

Лютую смерть божество уготовило тут Эврипиду,

Ибо Аррибия псов встретить ему довелось.

[Филоксен]

Сына киферской {157} земли взрастили кормилицы Вакха, {158}

{157 Сына киферской земли... — О Филоксене, описавшем историю своей несчастной любви к Галатее, любовнице Дионисия, которого он назвал Киклопом, см. с. 6е-7а.}

{158 Кормилицы Вакха — здесь Музы.}

70 Вверили Музы ему лотосы сладостных флейт.

Что испытав, он попал в Ортигию, {159} верно ты знаешь: {160}

{159 ...попал в Ортигию... — Это не полуостров, входящий в состав Сиракуз, но роща вблизи Эфеса, где и умер Филоксен (Страбон. 639).}

{160 ...ты знаешь... — обращение к Леонтии, к которой обращена поэма Гермесианакта, см. 597а.}

Ведь по дороге у нас в городе {161} он побывал,

{161 ...у нас в городе... — в Колофоне.}

Слышала также, что страсть и муки его Галатея

Ниже ценила своих перворожденных ягнят.

[Φилит]

75 Ведом тебе и певец, чей кумир под платаном поставлен

[f] Медный во косской земле, властвовал где Эврипид, {162} -

{162 Эврипил — сын Посейдона, царь острова Кос, убитый Гераклом.}

Это Филит, воспевавший Биттиду проворную в беге,

Сколь искушенный в речах, столь искушенный в любви.

[Философы]

Даже и те из людей, что суровою славились жизнью,

80 В темную мудрость вперив свой повивающий ум,

Те, кого разуменье ввергало в борения споров,

И устрашающий дар власти над словом учил,

Даже они не спаслись от безумной Эротовой брани,

(599) Даже их под бичи грозный возничий поверг.

[Пифагор]

85 Это был Пифагор, обуянный безумною страстью

К той, которую он именем звал Феано, {163} -

{163 Феано — см. Диоген Лаэртский. VIII.1.42.}

Он, геометр кривых, вместивший в маленьком шаре

Круг, по которому путь правит небесный эфир.

[Сократ]

Так и Сократ, кого Аполлон возгласил величайшим

90 В мудрости, в силе ума между живущих людей,

[b] Гневной Кипридою был обречен многоогненной страсти:

В глубях своей души он не отыскивал средств

Муку свою облегчить, на пороге Аспасии стоя:

Он, открыватель путей мысли в плетении слов.

[Аристипп]

95 Мужа киренского страсть настигла однажды на Истме -

Здесь он Лаиду нашел из Апиданской земли.

Острый умом Аристипп позабыл об ученых беседах

И погрузился душой в опустошенную жизнь.

72. В этих стихах Гермесианакт ошибочно считает Сапфо и Анакреонта [c] современниками, между тем как один жил во времена Кира и Поликрата, а другая во времена Алиатта, родителя Креза. Хамелеонт в своей книге "О Сапфо" [frag. 10] говорит, что некоторые считают, будто следующие стихи Анакреонта посвящены Сапфо [frag. 14]:

Бросил шар свой пурпуровый

Златовласый Эрот в меня

И зовет позабавиться

С девой пестрообутой.

Но, смеяся презрительно

Над седой головой моей,

Лесбиянка прекрасная

[d] На другого глазеет.

А Сапфо, говорят они, ответила ему так [PLG4. III.98]:

Эту, златотронная Муза, песню,

Что внушила ты, из земли теосской,

Славной жен красой, знаменитый старец

Пел нам в усладу.

Всякому ясно, что песня эта не принадлежит Сапфо; я даже думаю, что эту любовь в шутку выдумал сам Гермесианакт. Сочинил ведь поэт Дифил в комедии "Сапфо", будто ее любовниками были Архилох и Гиппонакт [Kock.II.564].

[e] Вот вам, друзья, мой перечень любовных дел; составлял я его не без усердия, хотя и вовсе не в таком любовном безумии, каким облыжно попрекает меня Кинульк. Я люблю любовь, но я не помешан на любви:

Зачем являть толпе свои несчастия,

А не таить во мраке и молчании? -

сказал Эсхил Александрийский в "Амфитрионе" [TGF2. 824]. Это тот Эсхил, который сочинил также эпическую поэму о Мессении, очень ученый поэт. {164}

{164 ...очень ученый поэт. — Из других источников этот Эсхил неизвестен.}

[f] 73. Да, я почитаю Эрота божеством величайшим и могущественнейшим, равно как и золотую Афродиту, и вот об этом памятные строки Эврипида [TGF2. 648] (ср. frag.839 Nauck):

Что за богиня - Афродита, знаешь ли?

Не в силах ни измерить мы, ни высказать

Ее величья или всемогущества.

Ее питомцы мы: я, ты, все смертные.

И вот тому важнейшее свидетельство

(600) (Не на словах, на деле покажу его):

Как любит дождь земля в жару иссохшая,

Бесплодная, по влаге истомленная,

Так небо, Афродитой распаленное,

На землю падать любит проливным дождем.

Когда ж они сливаются в единое,

Рождают и питают все живущее.

Тем существует и цветет удел земной.

И у возвышенного Эсхила в "Данаидах" Афродита, говорит такие слова [frag.44]:

[b] Святое небо движимо любовию

С землею слиться, а земля - приять его;

Дождь, с неба страстно бьющий в землю ждущую,

Плодотворит, и на земле рождаются

И люди, и скоты, и все Деметрины

Плоды, и в брачном ливне древеса цветут.

Таков сей брак, и я - тому причиною.

74. И у Эврипида в "Ипполите" говорит Афродита [3]:

[c] И, сколько есть от Понта до Атлантики

Народов, к солнцу взоры обращающих,

Ко всем я благосклонна, чтящим власть мою,

Но гибнет тот, кто дерзко мной гнушается.

Этот юноша, {165} блиставший всеми добродетелями, погиб за один единственный грех - за то, что он не почитал Афродиту; и ни Артемида, любившая его безмерно, и никто из богов и демонов не пришел к нему на помощь. Ибо, по слову того же поэта [PLG2. 438 (из "Авги")]:

{165 Этот юноша... — Ипполит.}

[d] К великим божествам не причисляющий

Эрота туп душой и чужд прекрасного,

Не зная бога, над людьми всесильного.

Это о нем только и пел мудрый Анакреонт, чьи песни у всех на устах. Поэтому и сказал о нем великолепный Критий [PLG4.II.283]:

Песни на женственный лад сочинявшего в прежнее время,

Теос в Элладу привел сладкогласого Анакреонта,

Пиршеств зачинщика, жен обольстителя, недруга флейтам,

[e] Звук барбитона любившего, сладкого, гнавшего горе.

Нрав твой веселый не будет стареть, избежит он и смерти,

Воду доколе, вином сочетав и разливши по чашам,

Мальчик разносит, гостям подавая для здравицы справа,

Женские хоры доколе звенят вкруг полночных застолий,

Медная чаша весов доколе стоит на вершине

Коттаба, шест увенчав и готовая к Вакховой влаге.

75. По свидетельству Хамелеонта [frag.27 Koepke], Архит, писавший [f] о музыкальной гармонии, говорит, что первым слагателем любовных песен был Алкман, первым обнародовавший такое свое нескромное сочинение: как в жизни он был падок до женщин, так и в стихах до подобной Музы. Так он и говорит в одной из своих песен [frag.36]:

И сладкий Эрос, милостью Киприды, Нисходит вновь, мне сердце согревая.

Говорит он и о своей безмерной любви к поэтессе Мегалострате, чей один лишь разговор зажигал к ней горячую любовь [frag.37]:

(601) Этот дар сладкогласных Муз

Принесла нам в девах блаженная

Златокудрая Мегалострата.

[О любви к мальчикам (стр.601а-605)]

И Стесихор, не знавший меры в любовных увлечениях, тоже слагал и тот род песнопений, посвященных воспеванию любимых мальчиков, который в древности получил название пайдейя и пайдика. И до такой степени все тогда увлекались любовными предметами, что никто не считал это низменным, так что даже великий Эсхил и Софокл изображали [b] любовников в своих трагедиях: один - Ахилла с Патроклом, {166} другой же в "Ниобе" - мальчиков. Поэтому некоторые называют трагедию педерастической, однако зрители принимали это с радостью.

{166 ...Ахилла с Патроклом... — в «Мирмидонянах», см. ниже 602е.}

76. И регийский Ивик стонет и стенает [PLG4. III.235]:

Только весною цветут цветы

Яблонь кидонских, речной струей

Щедро питаемых, там, где сад

Дев необорванный. Лишь весною

И плодоносные почки набухшие

На виноградных лозах распускаются.

Мне ж никогда не дает вздохнуть

Эрос. Летит от Киприды он, -

Темный, вселяющий ужас всем, -

Словно сверкающий молнией

[с] Северный ветер фракийский,

Душу мне мощно до самого дна колышет

Жгучим безумием...

И Пиндар, безмерно влюбленный, говорит [frag. 127]:

Люби и служи любви,

Пока дано тебе время;

Не гонись, душа,

За счетом старческих тягот...

Поэтому и Тимон сказал в "Силлах" [ср.281е]:

Время - любить, и время - жениться и время - остынуть,

и не дожидаться, пока кто-нибудь скажет словами того же Тимона:

Время к закату идет, а он лишь обрел наслажденье.

А вспомнив о тенедосском Феоксене, что говорит влюбленный в него Пиндар [frag. 123] ?

В должное время,

[d] В юные годы

Надобно пожинать любовные утехи;

Но лучащийся блеск из глаз Феоксена -

Кто, увидев его, не вспенится страстью,

Сердце у того

Черное,

Из железа или стали

На холодном выкованное огне,

И Афродита с кружащимися очами

Гнушается им;

Или, верно, надрывается он о наживе,

Или женским бесстыдством

[e] Сбит он, служа ему душою на всех путях.

Но я, по воле богини,

Таю,

Как тает под вгрызающимся пламенем

Воск священных пчел,

Едва увижу

Юную свежесть отроческих тел.

Недаром, явясь на Тенедосе,

Харита и Пейто богиня...

...сына Агесилая...

77. Вообще же мальчиков предпочитают женщинам многие. При этом они ссылаются на то, что в Элладе этот обычай особенно процветает в государствах с наилучшими законами: например, любовью к мальчикам прямо-таки одержимы жители Крита (как мы уже говорили) (cp.561e-f) и эвбейской Халкиды. Эхемен даже пишет в книге "О Крите" [FHG. IV.403], будто Ганимеда похитил не Зевс, а Минос. А вышеупомянутые халкидяне в свою очередь уверяют, что это у них Ганимед был похищен Зевсом, и даже показывают какую-то заросшую прекрасными миртовыми деревьями местность, называемую Гарпагион (похищение). С афинянами [f] у Миноса была вражда из-за гибели его родного сына, {167} но даже с ними он помирился, влюбившись в Тесея и выдав за него свою дочь Федру, - так пишет хиосец Зенид (или Зеней) в книге о своем отечестве [FHG.IV.530].

{167 ...его родного сына... — Андрогея, о насильственной смерти которого на территории Аттики существуют различные версии.}

78. А перипатетик Иероним утверждает [Hiller 104], {168} что любовь к (602) мальчикам так процветала оттого, что юношеская полнота сил и взаимная приязнь, сочетаясь, послужили низвержению многих тираний. Ибо влюбленный в присутствии любимца претерпит все, лишь бы не предстать в его глазах трусом. Это показывают нам и Священный отряд, заведенный у фиванцев Эпаминондом, и покушение Гармодия и Аристогитона на Писистратидов, и любовь Харитона и Меланиппа в сицилийском [b] Акраганте. Возлюбленным был Меланипп, как пишет Гераклид Понтийский в книге "О любви" [Voss 52]. Когда они были уличены в заговоре против Фаларида, их бросили на пытку, понуждая выдать соучастников, но они не только никого не выдали, но даже тронули своими муками сердце самого Фаларида, так что тот приказал их отпустить с великою хвалою. За это и Аполлон, радуясь, даровал Фалариду отсрочку смерти, объявив об этом [новым] заговорщикам, пришедшим вопросить Пифию перед покушением; да и о Харитоне с товарищами у него было прорицание, [c] в котором гекзаметр следовал за пентаметром, как потом в "Элегиях" афинянина Дионисия Медного. Оракул таков:

{168 ...Иероним утверждает... — Цитата простирается до 602е.}

Счастлив был Харитон и Меланипп был блажен,

Смертным они указали дорогу божественной дружбы.

Широко известен также случай с Кратином Афинским, о котором пишет Неанф Кизикийский во второй книге "Об обрядах" [FHG.III.8]. [d] Когда Эпименид должен был человеческой кровью очистить Аттику от старинной скверны, {169} этот красивый юноша добровольно вызвался умереть за взрастившее его отечество, а за ним умер и влюбленный в него Аристодем, и скверна была искуплена. Тираны, против которых восставали такие дружбы, именно поэтому старались вовсе искоренить любовь к мальчикам, и некоторые доходили до того, что рушили и сжигали гимнастические училища, словно это были осадные укрепления против их акрополей, - так делал самосский тиран Поликрат.

{169 ...от старинной скверны... — убийства Килона Алкмеонидами (ок. 636-628 гг. до н.э).}

79. Как утверждает академик Гагнон, у спартанцев даже с девушками [е] до брака общаются, как с мальчиками. В самом деле, еще у законодателя Солона сказано [PLG4. 11.50]:

И возбуждающих страсть бедер и сладостных уст.

Так же открыто высказывались Эсхил и Софокл: первый в "Мирмидонянах" [TGF2. 44] (Ахилл над телом Патрокла):

Неблагодарный! Ты за всю любовь мою

Сгубил свои святые бедра чистые, -

а второй в "Колхидянках", говоря о Ганимеде [TGF. 206]:

Могучесть Зевса разжигая бедрами.

Впрочем, я знаю, что землеописатель Полемон в своих [f] "Возражениях Неанфу" [Preller 95] весь рассказ о Кратине и Аристодеме считает выдумкой. Это ведь только такие, как ты, Кинульк, всякую сплетню почитаете правдой и претворяете в жизнь все, что вычитали в стихах про мальчиков... {170}

{170 Здесь Кайбель отмечает лакуну. Следующая неполная фраза была бы более уместна на 601е.}

Тимей полагает [FHG.I.201], что любовь к мальчикам эллины переняли от критян. Другие говорят, что начало ей положил Лай, когда гостил у (603) Пелопа и влюбился в его сына Хрисиппа, которого похитил и увез на колеснице в Фивы; впрочем, Праксилла Сикионская пишет [PLG4.III.568], будто этот Хрисипп был похищен Зевсом. Из варваров предпочитают заниматься любовью с мальчиками кельты, хотя женщины их очень красивы; и нередко спят они даже с двоими на постелях из звериных шкур.

Персы же, по словам Геродота [1.135], переняли любовные сношения с мальчиками от эллинов.

80. До безумия любил Мальчиков и царь Александр. Дикеарх в книге "Об Илионских жертвоприношениях" [FHG.II.241] рассказывает об одном [b] случае, когда он был настолько покорен евнухом Багоем, что на виду у полного театра запрокинул и целовал его; и даже после громогласных криков и аплодисментов публики повторил это еще раз. А Каристий пишет в "Исторических записках" [FHG.IV.357]: "У халкидянина Харона был красивый мальчик, которого он очень любил. Но когда Александр на попойке у Кратера похвалил этого мальчика, то Харон велел ему в ответ поцеловать царя. "Ни за что! - воскликнул Александр. - Мне от этого будет [c] меньше радости, чем тебе горя". Ибо царь, хоть и был влюбчив, но умел и сдерживать себя ради чести и пристойности. Так, захвативши в плен дочерей царя Дария и жену его, замечательной красоты, он не только ее не тронул, но и ничем не дал им почувствовать себя пленницами, распорядившись, чтобы в отношении них все исполнялось по-прежнему, словно Дарий еще царь. Когда Дарий узнал об этом, он простер руки к солнцу, и взмолился, чтобы царем над персами был или он или Александр".

Ивик говорит [frag.32], что у справедливейшего Радаманта любовником [d] был Талое. Диотим в "Гераклее" пишет [frag.ep.213], что мальчиком при Геракле был Эврисфей, для него-то Геракл и совершал свои подвиги. Агамемнон, говорят, влюбился в Аргинна, увидав, как тот плавает в Кефисе, а когда тот утонул (потому что постоянно купался в этой реке {171}), Агамемнон похоронил его и воздвиг там храм Афродиты Аргинниды. Впрочем, Ликимний Хиосский пишет в "Дифирамбах" [PLG4. III.599], что любовником Аргинна был Гименей. {172} А любимцем царя Антигона был [e] кифаред Аристокл, о котором Антигон Каристийский так говорит в "Жизнеописании Зенона" [р. 177]: "Царь Антигон устраивал у Зенона свои попойки. Как-то, возвращаясь с попойки еще засветло, он вломился к нему и стал звать его на пир к кифареду Аристоклу, в которого был жарко влюблен".

{171 ...в этой реке... — Разумеется беотийская, а не аттическая река.}

{172 Гименей — или, при ином чтении, Дионис.}

81. Если Эврипид был женолюбом, то Софокл в неменьшей степени любил мальчиков. Поэт Ион в своих воспоминаниях, озаглавленных "Посещения", пишет так [FHG.II.46]: "Я встретился с поэтом Софоклом на [f] Хиосе, в то время, когда он в качестве стратега плыл на Лесбос; он был обходителен и любил пошутить за вином. Принимал его Гермесилай, его личный друг и афинский гостеприимец. И вот, когда отрок-виночерпий, красивый и румяный, стоял у огня... Софокл сказал ему: "Хочешь, чтобы мне было вкусно?" Тот сказал "да", а Софокл продолжил: "Тогда подавай мне чашу и забирай медленно-медленно". Мальчик покраснел еще больше, а Софокл сказал соседу: "Как хорошо сказано у Фриниха:

(604) Свет любви

На багряных щеках пылает..."

Но ему возразил какой-то - не то эретриец, не то эрифиец - школьный учитель: "Сам ты, Софокл, славный стихотворец, но вот Фриних нехорошо сказал о щеках красавца "багряные". Ведь если бы живописец раскрасил щеки этого мальчика багрецом, это совсем не показалось бы нам красиво. Поэтому не надо сравнивать красивое с некрасивым". Софокл улыбнулся на слова эретрийца и ответил: "Значит, тебе не нравится и то, [b] что сказал Симонид и хвалят все эллины:

...из багряных уст

Дева песню льет,

и сказанное другим поэтом, назвавшим Аполлона "златокудрым", - ведь если бы живописец написал ему кудри золотой, а не черной краской, это была бы плохая живопись! Или как сказано "розоперстая Эос" - ведь если кто покрасит пальцы в розовый цвет, то получатся руки красильщика, а не красавицы". Тут все рассмеялись, эретриец нахмурился от такого урока, а Софокл опять обратился к мальчику. Видя, что тот пытается [с] мизинцем выудить из чаши какую-то щепочку, он спросил его, не заметил ли тот чего-нибудь в вине. Когда тот ответил, что там щепочка, Софокл сказал: "Так сдуй ее, чтобы не мочить палец". Мальчик наклонил лицо к чаше, а Софокл потянул чашу поближе к своим губам, головы их сблизились, и тогда Софокл привлек мальчика рукою и поцеловал. Все засмеялись, захлопали и закричали, как ловко он управился с мальчиком. [d] Софокл же заметил: "Это я учусь стратегии, друзья, а то Перикл говорит, что стихи сочинять я умею, а вот командовать - нет, но разве не удалась мне моя стратегема?" И он много чего ловко говорил и делал за вином. Но в делах политических он не был ни деятелен, ни умен, а был как любой из состоятельных афинян".

82. Иероним Родосский пишет в "Исторических записках" [frag.7], как Софокл увел однажды хорошенького мальчика за город, чтобы воспользоваться им, и мальчик подстелил на траву свой простой плащ, а [е] сверху они покрылись теплым плащом Софокла. Но когда дело было сделано, мальчик убежал, подхватив Софоклов теплый плащ, поэт же остался с простеньким детским. Конечно, о таком случае пошли разговоры, и Эврипид, насмехаясь, говорил, что он тоже имел дело с этим мальчиком, только без приплаты, а Софокла презирает за распущенность. [f] Услыхав об этом, Софокл написал на него вот какую эпиграмму на тему басни о споре Гелиоса и Борея с намеком на блудные дела Эврипида:

Гелиос, о Эврипид, а не мальчик меня, распаляя,

Так обнажил; а тебя, жен обольститель чужих,

Ветер студеный застиг. Тебе не пристало Эрота

В краже одежды винить, сея в чужой борозде.

83. Феопомп пишет в книге "О дельфийской добыче" [FHG.I.308], что Асопих, редкий храбрец и любимец Эпаминонда, изобразил на своем щите трофей, (605) воздвигнутый при Левктрах, и этот щит висел среди приношений в дельфийском портике. {173} В том же сочинении Феопомп сообщает, что фокидский тиран Фаилл был бабником, а Ономарх предпочитал мальчиков; соответственно, последний подарил из сокровищ Аполлона четыре золотых скребницы, приношение сибаритов ... [имя утрачено], [b] смазливому сыну Пифодора Сикионского, оказавшемуся в Дельфах с посвящением первой стрижки, {174} а Фаилл подарил флейтистке Бромиаде, дочери Диниада, серебряный кархесий, {175} приношение фокейцев, и плюшевый венок из золота, приношение пепаретийцев. "Она, - пишет Феопомп, - даже собиралась играть на Пифийских играх, однако толпа прогнала ее. Сыну же Ликола Трихонейского, {176} красавчику Фискиду, Ономарх подарил лавровый венок из золота, приношение эфесцев; этого мальчика потом отец отвез к Филиппу, там он промышлял собою, но вернулся ни с чем. Красавчику Дамиппу, сыну Эпилика Амфипольского, [c] Ономарх подарил ... [пропуск], приношение Плисфена. {177} А Филомел подарил фессалийской танцовщице Фарсалии лавровый венок из золота, приношение города Лампсака. Эта Фарсалия погибла от рук площадных прорицателей в Метапонте, когда грянул голос из медного лавра, воздвигнутого метапонтийцами в честь пришествия Аристея Проконнесца, {178} прибывшего, по его словам, из страны гиперборейцев: не успела Фарсалия показаться на площади, как обезумевшие предсказатели [d] растерзали ее на части. И когда народ в этом разобрался, оказалось, что она была растерзана из-за венка, принадлежавшего Аполлону".

{173 ...в дельфийском портике. — Портик расположен к востоку от храма, датируется ок. 506 г. до н.э.}

{174 ...с посвящением первой стрижки... ~ Обряд совершеннолетия, совершавшийся юношами по достижении 18 лет.}

{175 кархесий — кубок, расширявшийся кверху и книзу.}

{176 Сыну... Трихонейского... — город в Этолии. Полибий и Страбон дают форму Трихоний.}

{177 Плисфен — Из других источников неизвестен. Возможно, следует читать Клис-фена.}

{178 Аристей Проконнесец — Об этом см. Геродот. IV. 13-15; Аристей написал поэму «Аримаспея», в которой описал свои приключения.}

84. Смотрите же и вы, философы, противоестественной вашей похотью оскорбляющие Афродиту, как бы и вам так не погибнуть! Ведь мальчики хороши лишь пока похожи на женщин, как говорила гетера Гликера, по словам Клеарха [FHG.II.314]. И напротив, согласно с природой поступил, [e] по-моему, Клеоним Спартанский, когда первый взял заложниками от метапонтийцев двести знатнейших и красивейших жен и девушек, как о том рассказывает Дурид Самосский в третьей книге "Истории Агафокла и его времени" [FHG.II.478, см. Диодор XX.104].

Вот так-то - как сказано в "Анти-Лаиде" Эпикрата [Kock.II.284]:

Сапфо знаю я все дела любовные,

Мелета, Клеомена и Ламинфия.

[О сношениях с неодушевленными предметами]

Вы же, философы, если, когда-нибудь влюбившись в женщину станете держать в уме, что дело это невозможное, запомните слова Клеарха [FHG.II.314], [где невозможно], {179} там и любви конец. [f] Так и на бронзовую корову в Пирене пытался взобраться бык, и на нарисованных сучку, горлинку и гусыню набрасывались кобель, голубь и селезень, но, убедившись, что это невозможно, все они отступились - точь в точь как Клисоф Селимбрийский. Ведь этот Клисоф, воспылав на Самосе страстью к статуе из паросского мрамора, заперся в храме в надежде сойтись с ней; но когда оказалось, что это невозможно, и камень слишком холоден и тверд, то он отступился и утолил желание каким-то кусочком мяса. Об этом упоминает и поэт Алексид в комедии "Картина", когда пишет [Kock.II.312]:

{179 Лакуна, отмеченная Швайгхойзером.}

(606) Рассказывают, было и на Самосе:

Проснулось вожделенье к деве каменной

У некоего мужа, затворился с ней

Он в храме.

О том же упоминает и Филемон [Kock.II.512]:

На Самосе влюбился в образ каменный

Какой-то муж и в храме затворился с ним.

Статуя эта была работы Ктесикла, как сообщает Адей Митиленский в книге "О ваятелях". И Полемон или кто-то другой, написавший сочинение [b] "Об Элладе", тоже рассказывает: "В Дельфах, в сокровищнице спинийцев, стоят два каменных мальчика, и в одного из них, говорят дельфийцы, влюбился какой-то паломник и затворился с ним в храме, вместо платы оставив венок. Это открылось, и дельфийцы обратились к богу, но бог велел им отпустить человека, ибо плату он внес".

[О любви животных к людям]

85. Влюблялись в людей и бессловесные животные. В некоего Секунда, царского виночерпия, был влюблен петух по кличке Кентавр; [c] как пишет в восьмой книге "Неожиданностей" Никандр [Халкедонский FHG.IV.462], Секунд этот был рабом вифинского царя Никомеда. Клеарх же рассказывает в первой книге "Любовных историй" [FHG.II.314], {180} что в Эгии какой-то гусь любил мальчика. Об этом мальчике Феофраст [frag. 109 Wimmer] пишет в сочинении "О любви", что звали его Амфилохом, а родом он был из Олена; {181} самосец Гермей, сын Гермодора, пишет, что гусем был любим также философ Лакид. Клеарх рассказывает [FHG.II.314], что на Левкадии павлин был до такой степени привязан к девушке, что после ее кончины издох. Дурид пишет в девятой книге [d] [FHG.II.473], что существует история о любви дельфина к мальчику в Иасе. В повествовании об Александре он пишет так: "Было послано и за мальчиком из Иаса. Поблизости этого города жил некий мальчик по имени Дионисий, который однажды пошел со своими друзьями по палестре на берег моря и стал тонуть. Однако из моря к нему подплыл дельфин и подставил спину, далеко пронес его на себе, а потом вынес на сушу". Дельфин - и впрямь самое умное и самое расположенное к человеку животное, и он умеет быть благодарным. Так, Филарх рассказывает в [е] двенадцатой книге [FHG.I.340]: "Керан из Милета увидел однажды, что рыбаки поймали в сеть дельфина и хотят его зарезать; он дал им денег и упросил отпустить его в море. А потом Керан попал в крушение у мыса Миконос; все погибли, и только Керана спас дельфин. Когда в старости он скончался у себя в Милете, и похоронная процессия шла вдоль берега моря, то недалеко оттуда в гавани в этот день появилось большое стадо [f] дельфинов, как будто они тоже хоронили его и оплакивали".

{180 Ср. Элиан. «История животных». V.29 со ссылкой на Феофраста.}

{181 из Олена... — Кород в Элиде.}

Тот же Филарх в двадцатой книге рассказывает, какую нежную любовь к человеческому ребенку проявила слониха. Вот что он пишет: "При этом слоне была вскормлена слониха по кличке Никея. Жена индуса-надсмотрщика, умирая, подложила ей своего младенца тридцати дней от роду. И когда она умерла, слониха почувствовала удивительную любовь к дитяти: сердилась, когда его забирали, и тосковала, если не видела его рядом. Так что кормилица, покормив младенца, подвешивала его в (607) люльке между слоновых ног, иначе слониха ничего не ела. И целый день, если корм был рядом, а младенец спал, она тростинкой отгоняла от него мух. А когда он плакал, она хоботом качала колыбель, пока не заснет; нередко это делал и ее слон".

86. Вы же, философы, нравом куда свирепей и неукрощенее слонов и дельфинов! Пусть Персей Китийский в "Застольных записках" прямо-таки кричит: [b] "О делах любовных свойственнее всего вести беседы за вином: когда мы пьем понемногу, душа сама к этому склоняется. Кто ведет себя при этом кротко и умеренно, - тот достоин похвалы, тот же, кто ненасытен и упивается до зверского состояния - порицания. А вот если бы диалектики, сойдясь на выпивку, стали обсуждать силлогизмы, [с] это следовало бы считать неуместным там, где даже порядочный человек в праве охмелеть. Даже тот, кто хочет сохранить здравый ум, способен на это лишь до некоторого предела, а когда вино одолевает его, тут и начинаются всякие безобразия. Так и получилось недавно со священными послами из Аркадии к Антигону. Сидели они за завтраком торжественно и мрачно, по своим понятиям, и не глядели не только на нас, но и друг на друга. Но когда подошло время выпивки, начались разные представления, и вышли фессалийские танцовщицы, как у них водится, в одних набедренниках, то эти важные мужи не могли больше усидеть, повскакивали [d] с лож и кричали, какое это чудное зрелище, и восхищались: "Блажен царь, который может так наслаждаться!", и много делали подобных неуклюжестей. За той выпивкой был и один философ; когда вошла флейтистка и хотела сесть рядом с нами, где было место, он принял мрачный вид и прогнал ее; но потом, когда как водится на попойках, ее выставили для того, кто больше даст, философ шумно торговался и выразил свое [е] возмущение продавцу (который слишком быстро предложил ее другому), сказав, что такая сделка не имеет силы, а в конце концов прямо полез в драку. Вот каков оказался этот суровый философ, поначалу не желавший даже рядом сидеть с флейтисткой!" Может быть, это сам Персей и полез в такую драку: Антигон Карийстийский в книге "О Зеноне" пишет [Wilamowitz 117]: "Персей однажды купил на пирушке флейтисточку, [f] но побоялся привести ее домой, где он жил вдвоем с Зеноном. Но Зенон, прослышав об этом, ввел ее сам и запер вместе с Персеем". Мне известно также, что афинянин Полистрат по прозвищу Тирренец, бывший учеником Феофраста, сам любил наряжаться в платье флейтисток.

87. Даже цари сходили с ума от флейтисток и арфисток - это Парменион в "Письме к Александру" после взятия Дамаска, где в его руки (608) попало Дариево добро. Перечисляя пленников, он пишет: "Царских наложниц, обученных музыке - триста двадцать девять, мужчин, плетущих венки - сорок шесть, кулинаров - двести семьдесят семь, горшечников -двадцать девять, молочников - тринадцать, буфетчиков - семнадцать, процеживателей вина - семьдесят, парфюмеров - четырнадцать".

Право же, друзья мои, ничто так не радует глаз, как красота женщины. Вот и Эней (Ойней) у Хэремона в одноименной трагедии рассказывает, каких он видел девушек [TGF2. 786]: {182}

{182 Последние семь стихов, очевидно, помещены в конец по ошибке.}

[b] Одна с застежкой, на плече расстегнутой,

Лежала, обнажив две груди белые,

Подставив тело лунному сиянию;

Другая в пляске слева одеяние

Раскрыла и картину живописную

Явила небесам: сквозь тьму кромешную

Как белый снег блистала нагота ее.

Та, оголив свое плечо прекрасное,

Подруги обнимала шею нежную,

Та - из-под разорвавшегося плащика

[c] Бедро открыла взорам, между складками

Все прелести своей любви улыбчивой

Запечатлев, но не даря надежды мне.

Сном одоленные, лежали девушки

На ложах базиликовых, фиалковых,

К их темнолистью лепестков шафрановых

Добавив, расцветив узоры тканые

На одеяньях теплотою солнечной.

И сладкий майоран, росой усеянный,

Распространил по лугу стебли нежные.

88. Столь страстный к цветам, этот поэт и в своей "Альфесибее" [d] пишет [TGF2. 781]:

И белоснежным отвечал сиянием

Ее телесный облик восхитительный;

Но блеск ее смягчался ослепительный

Румянцем нежным девичьей стыдливости;

А кудри, как у статуи {183} роскошные,

{183 ...как у статуи... — разумеется, восковой.}

Игривым ветерком вздымались в воздухе.

В "Ио" он называет цветы детьми весны [TGF2. 784]:

Вокруг

[e] Детьми весны цветущей все усыпали.

В "Кентавре", драме, написанной полиметрическими стихами, цветы названы детьми лугов [Ibid., см. Аристотель "Поэтика" 1447b]:

Тогда одни из девушек набросились

На войско безоружное цветочное

И на детей лугов они охотились

Бесчисленных, срывая удовольствия.

Опять же в "Дионисе" [TGF2. 783]:

Возлюбленный хоров, питомец года, плющ!

В "Одиссее" он говорит о розах следующими словами [TGF2. 786]:

Цветущими сияли косы розами,

Очами Ор, питомицами вешними.

И в "Фиесте" [TGF2. 784]:

[f] Меж белых лилий розы остроцветные.

В "Миниях" {184} [TGF2. 785]:

{184 Минии — Имеются в виду аргонавты.}

Киприды плод был виден в изобилии,

На виноградных лозах в пору вызревший.

89. Красотой, - "гимн Памяти поет певец и в старости", как сказал Эврипид ["Геракл" 678], - красотой были прославлены многие женщины. Среди них - Фаргелия Милетская, которая замужем побывала (609) четырнадцать раз и равно была знаменита красотой и мудростью, - об этом пишет софист Гиппий в книге под заглавием "Сборник" [FHG.II.61]. Динон в первой части пятой книги "О Персии" пишет [FHG.II.93], что жена Багабаза, единокровная сестра Ксеркса по имени Анутис, была красивейшей женщиной Азии и вместе с тем распутнейшей. А Филарх [b] пишет в девятнадцатой книге "Истории" [FHG. 1.343], что Тимоса, наложница Оксиарта, красотой превосходила всех женщин: это ее послал египетский царь {185} в дар жене царя персов Статире. Феопомп пишет в пятьдесят шестой книге "Истории" [FHG.I.324], что прекраснейшей из пелопонесских женщин была Ксенопифия, мать Лисандрида; ее вместе с сестрой Хрисой убили лакедемоняне, когда царь Агесилай, недруг Лисандрида, составил против него заговор и заставил лакедемонян изгнать [с] его. Очень красива была и киприотка Пантика, о которой Филарх в десятой книге "Истории" пишет [FHG.I.338], что когда она проживала при дворе матери Александра Олимпиады, к ней сватался Моним, сын Пи-фиона, но Олимпиада ответила ему: "Негодник, ты выбираешь жену глазами, но не разумом!" - потому что Пантика была еще и распутна. Была еще и женщина, в облике Афины Палленской приведшая Писистрата к тиранической власти, такая прекрасная, что казалась настоящей богиней [d] (так пишет Филарх); что она была торговкой венками и что Писистрат выдал ее за своего сына Гиппарха, рассказывает Антиклид в восьмой книге "Возвращений" {186} [FHG.I.364]: "За своего сына Гиппарха выдал он Фию, дочь Сократа, ехавшую с ним на колеснице, а за Гиппия, своего наследника в тирании, - прекрасную дочь Харма, бывшего полемарха". Этот Харм (говорит он) был любовником Гиппия и первый поставил близ Академии алтарь Эроту с надписью:

{185 ...египетский царь... — скорее всего, фараон Тахо, упоминаемый на 616d.}

{186 В книге восьмой «Возвращений» — В сочинении описывались случаи возвращения к власти.}

О хитроумный Эрот, при гимнасии жертвенник этот

Здесь поставил тебе Харм под сенью дерев.

[е] Гесиод в третьей книге "Меламподии" [frag. 195 Rzach] называет "прекрасной женами" эвбейскую Халкиду. Что женщины там и впрямь красивы, подтверждает Феофраст [Wimmer frag. 110]. Однако Нимфодор в "Плавании вокруг Азии" утверждает [FHG. 11.378], что самых красивых в мире женщин рождает Тенедос, остров напротив Трои.

90. Мне известно также, что некогда было установлено состязание в женской красоте. Рассказывая о нем, Никий в "Истории Аркадии" [FHG. IV.463] утверждает, что установил его Кипсел, когда основал город на алфейской долине: он переселил туда часть обитателей Паррасии, [f] посвятил участок и алтарь Деметре Элевсинской, и в день ее праздника учредил состязание в красоте; а первую победу в нем одержала его жена Геродика. Справляется оно и по сей день, а участвующих в нем женщин называют "хрисофоры" (златоносицы). Феофраст утверждает [Wimmer frag. 111], что состязание в красоте [среди мужчин] есть у элидян: судьи на нем очень добросовестны, а победитель получает в награду оружие - его (610) посвящают Афине (по словам Дионисия Левктрийского), и победитель, украшенный лентами своих друзей, возглавляет процессию, направляющуюся в ее храм. А венок они получают миртовый, как рассказывает Мирсил в "Исторических достопримечательностях" [FHG.IV.460]. Тот же Феофраст говорит в других местах [Wimmer frag. 112], что между женщинами устраивались состязания и в добродетели (σωφροσύνη), и в умении хозяйничать, как у варваров; а кое-где - и в красоте, как у тенедосцев и лесбосцев, потому что и красоту нужно почитать; но так как красота есть дело природы или случая, то награждать следует тех, кто [b] добродетелен, и только такая красота будет прекрасна, в противном же случае она грозит обернуться распущенностью".

91. На этом Миртил кончил, наконец, свой длинный перечень, и все стали восторгаться его памятью. Только Кинульк сказал:

"О премногоученость, что более суетно в мире?

- Так сказал безбожный Гиппон; но и божественный Гераклит говорит: "Многоученость не научает разуму". И у Тимона сказано:

Напоказ выставляет

Ту премногоученость, которой нет суетней в мире.

В самом деле, какая польза от всех этих имен? Скажи нам, о ты, который [с] не столько учишь, сколько мучишь слушателей! А спросить тебя, к примеру, какие герои сидели в деревянном коне? - и ты от силы назовешь одного-двух, да и то не по Стесихору - куда там! - а разве что по "Разрушению Илиона" Сакада Аргосского: этот и впрямь перечисляет их множество. Да что уж! ведь ты не перечислил бы так складно даже спутников Одиссея - кого из них съели киклопы, кого лестригоны, да и точно [d] ли съели? потому что ты этого не знаешь, хотя и поминаешь все время Филарха, который говорил, что на Кеосе в городах не сыщешь ни гетеры, ни флейтистки". Миртил на это возразил: "Где сказано у Филарха? Я читал его "Историю" от начала до конца!" "В двадцать третьей книге", - ответил Кинульк. Тогда Миртил воскликнул:

92. "Ну не прав ли я был, когда говорил, что ваша философия ненавидит филологию? Вас не только царь Лисимах с громкой оглаской [e] изгнал из своего царства, как пишет Каристий в "Исторических записках" [FHG.IV.358], - вас и афиняне изгоняли! Говорит ведь Алексид в пьесе "Конь" [Kock.II.327]:

И это Ксенократ и Академия?

Как божества всегда добры к Деметрию,

Законодателям! Теперь из Аттики

К воронам все говоруны отправлены.

Некий Софокл даже издал закон об изгнании философов из Аттики - тот Софокл, против которого обвинительную речь написал Филон, ученик [f] Аристотеля, а защитительную речь - Демохар, родственник Демосфена. И римляне, лучшие из людей, изгнали философов из Рима за развращение юношества, хотя потом, неведомо как, они опять вернулись. Комический поэт Анаксипп так говорит о вашей глупости в "Испепеленном молнией" [Kock.III.299]:

Никак ты философствуешь? Но право же,

(611) Еще бывает смысл в речах философов,

Но уж в поступках только глупость вижу я.

Неудивительно, что многие города, в особенности лакедемонские, как пишет Хамелеонт в книге "О Симониде" [frag. 15 Koepke], не допускали заниматься ни философией, ни риторикой, справедливо полагая, что мудрствование ведет вас к гордыне, вздорности и неуместным рассуждениям, - они-то и погубили Сократа, затеявшего беседу о справедливости перед плутами и казнокрадами, волею жребия попавшими в судьи; [b] по той же причине погиб и Феодор-безбожник, и Диагору пришлось спасаться бегством, когда он во время морского путешествия принялся пророчить кораблекрушение. Диотим же, написавший книги против Эпикура, был выпрошен [на пытку] эпикурейцем Зеноном и замучен до смерти, - об этом рассказывает Деметрий Магнесийский в "Подобиях".

93. Короче говоря, по словам Клеарха Солейского [FHG.II.310], не в терпении вы упражняетесь, но в собачьей жизни. И хотя природа этого животного замечательна четырьмя качествами, выбрав наихудшие его свойства, вы старательно следуете им. Действительно, обладая удивительным [c] обонянием, собака безошибочно различает свое и чужое, будучи домашним животным, она сторожит дом и лучше всех охраняет имущество зажиточных людей. Ничто из этого не присуще вам, подражающим собачьей жизни. Ибо прирученными вас назвать никак нельзя, ничего не смыслите вы и в делах людей, общающихся с вами, нюха вы лишены полностью и жизнь ведете ленивую и беспечную. А вот бранчливой и всеядной природе животного и бродяжнической, полной лишений жизни его вы, прожорливые сквернословы, следуете с величайшим [d] тщанием, ведя к тому же еще и жизнь бездомную, безо всякого пристанища! Благодаря всему этому вы не только чужды добродетели, но и даже толку никакого от вас ни в чем нельзя ожидать, и нет никого более чуждого философии, чем так называемые "философы".

Вот, например, кто бы мог ожидать, что сократик Эсхин был таким, каким изображает его оратор Лисий в своих речах об обязательствах? Ведь диалоги, ходящие под его именем, исполнены поразительной умеренности и кротости; - разве что, как утверждают сторонники Идоменея, эти сочинения принадлежат перу самого мудрого Сократа, после смерти которого Эсхин и получил их в подарок от Ксантиппы, вдовы последнего.

[е] 94. Во всяком случае, Лисий говорит это в речи, озаглавленной "Против сократика Эсхина по поводу долга". Хоть и длинно это место, но я приведу его по случаю большого чванства вашего, философы. Оратор начинает так: "Я никогда не мог бы предполагать, господа судьи, что Эсхин осмелится заводить такую позорную для него тяжбу; думаю, ему не легко было бы найти другую, более крючкотворную. У него есть долг, господа судьи, меняле Сосиному и Аристогитону, по которому он [f] обязался платить три драхмы процентов. Он обратился ко мне и просил меня принять участие в нем, - не допустить, чтобы он лишился имущества из-за процентов. "Я хочу заняться, - сказал он, - парфюмерным делом, и мне нужен капитал; я буду платить тебе по девяти оболов в месяц процентов". Ремесло парфюмера - это, конечно, завидный итог карьеры (612) философа; да вдобавок приверженца учения Сократа, отвергавшего самое употребление благовоний [Ксенофонт "Пир" 2,3]; занятие этим ремеслом было запрещено мужчинам еще законодателем Солоном. Потому и Ферекрат во "Сне" или "Ночной страже" говорит [Kock.I.162]:

Потом, что должен человек испытывать,

Просиживающий весь день под зонтиком

При всех, в одной компании с мальчишками?

И далее:

[b] Ведь поварих никто еще не видывал,

Не говоря уж о торговках рыбою.

Ибо каждый должен вести образ жизни, который ему подходит, не исключая и профессиональных занятий. Далее оратор говорит следующее: "Я поверил такому заявлению его, имея в виду, что он, как бывший ученик Сократа, говоривший много пышных речей о справедливости и добродетели, никогда не вздумает и не решится поступать так, как решаются поступать люди самые скверные, самые бесчестные".

95. После этого оратор опять делает нападение на него по поводу его [с] займа, говорит, что он не хотел отдавать ни процентов, ни капитала, что он не уплатил деньги в срок, назначенный по заочному приговору суда, что в виде залога представил клейменого раба, и много других обвинений выставляет он против него и в конце речи говорит вот что: "Но, господа судьи, таким он выказал себя по отношению не одного только меня, но и по отношению ко всем, кто имел с ним дело. Живущие поблизости кабатчики, у которых он берет вино в долг без отдачи, разве не судятся с ним, разве не запирают перед ним свои кабаки? А соседям его разве не приходится так плохо от него, что они бросают собственные дома и нанимают другие подальше? Сколько ни соберет он взносов, взносы других он присваивает себе, а своих не платит; они разбиваются об этого кабатчика, точно о беговой столб. К его дому с самого утра приходит столько народу требовать уплаты долгов, что прохожие думают, что он умер и что народ сошелся на его похороны. Отношение к нему живущих [e] в Пирее таково, что им кажется гораздо безопаснее плыть в Адриатическом море, чем иметь дело с ним: занятые деньги он считает гораздо более своими, чем оставленные ему отцом. А разве он не завладел имуществом парфюмерного торговца Гермея, соблазнивши его жену, семидесятилетнюю старуху? Притворившись влюбленным в нее, он так ее настроил, что мужа ее и сыновей сделал нищими, а себя - из кабатчика - парфюмерным торговцем. Вот как любовно он обходился с этой девчонкой, наслаждаясь ее молодостью, у которой легче пересчитать зубы, чем пальцы на руке. Взойдите ко мне, свидетели этого!" Вот что, Кинульк, говорит о философах Лисий. Я же, по словам трагика Аристарха [frag.4]

Неправды не стерпев, отмстив обидчику,

на этом закончу разговор с тобой и остальными псами".

Конец Книги тринадцатой

Книга четырнадцатая

[О смехе. Шутники]

(613) 1. Диониса, друг мой Тимократ, многие называют безумным - только оттого, что напившись чистого вина, большинство людей впадает в буйство [Од.ХХI.293]:

Видно твой ум отуманен медвяным вином; от вина же

Всякой, его неумеренно пьющий, безумеет. Был им

Некогда Эвритион, многославный кентавр, обезумлен.

В дом Пирифоя, великою славного силой, вступивши,

Праздновал там он с лапифами; разума пьянством лишенный,

[b] Буйствовать зверски он вдруг принялся в Пирифоевом доме.

"Когда вино разливается по телу, - говорит Геродот [I.212], - то всплывают дурные речи", - добавим: и безумные. И комедиограф Клеарх говорит в "Коринфянах" [Kock.II.409]:

Когда бы голова у тех, кто пьянствует

Дни напролет, болела перед выпивкой

Вина несмешанного, то никто б не пил.

А так мы получаем удовольствие

И пьянствуем, лишаясь благ, пред муками.

И Ксенофонт в "Агесилае" [V. 1]: "Он полагал, что пьянства следует избегать, [c] как безумия, а чревоугодия - как безнравственности". Но мы-то, никогда не пьющие лишнего, а поутру и вовсе не бывающие навеселе ('έξοινος), пришли на этот пир скорее ради Муз.

Придирчивый Ульпиан тут же поймал кого-то, заметившего: "Я вовсе не опьянен ('έξοινος)", и потребовал: "А где встречалось слово опьяненный!" "У Алексида в комедии "Новосел" есть стих [Коcк.II.318]:

Он все это проделал, пьяным будучи", -

ответил тот.

2. "Друзья мои, - продолжил Ульпиан, - поскольку после наших ежедневных бесед наш славный гостеприимец Ларенсий не только предлагает [d] нам каждый раз все новые и новые темы, но и устраивает нам представления скоморохов, то не поговорить ли нам и об этом предмете? Мне, например, известно, что скиф Анахарсис, когда на пир привели скоморохов, оставался совершенно невозмутим, когда же вывели обезьяну, рассмеялся, пояснив, что это животное смешно по природе, человек же смешит по принуждению. И Эврипид сказал в "Скованной Меланиппиде" [TGF2. 516]:

В издевках ради смеха упражняется

Немало остряков, я ж ненавижу тех,

(614) В ком разума нехватка, без узды уста:

Для смеха лишь годны, в мужах не числятся.

................

В домах ведут хозяйство {1} и товар морской

{1 В домах ведут хозяйство... — Папирусное чтение подтверждает, что в утраченном тексте речь переходила с легкомысленных мужей на трезвых жен.}

В них запасают.

Пармениск Метапонтский, как говорит Сем в пятой книге "О Делосе" [FGH.IV.439], первенствовал и родом, и богатством, но спустившись и вышедши из пещеры Трофония, не мог уже больше смеяться. Вопросив об этом оракул, он получил от Пифии ответ:

Ты вопрошаешь меня о ласковом смехе, угрюмец:

[b] Мать тебе дома вернет, ее почитай непомерно!

Надеясь обрести смех по возвращении на родину, он считал себя обманутым, поскольку этого не произошло. Но однажды он случайно прибыл на Делос, обошел все его диковины и зашел в храм Латоны, надеясь увидеть замечательную статую матери Аполлона. А увидев, что эта статуя - безобразный чурбан, нечаянно рассмеялся. Разгадав оракул бога и избавившись от болезни, он воздал богине великие почести.

[с] 3. Анаксандрид в "Старческом безумии" говорит, что шутовству (на пирах) положили начало еще Радамант и Паламед [Kock.II. 139]:

...а оно не от жизни хорошей:

Радамант с Паламедом придумали встарь,

чтобы те, кто не сделали взноса,

Веселили гостей на складчинном пиру.

О скоморохах упоминает и Ксенофонт в "Пире"; о Филиппе он говорит следующее [1.11]: "В дверь постучался шут Филипп и велел привратнику доложить, кто он и почему желает, чтоб его впустили; он пришел, прибавил он, собравши все нужное для того, чтобы обедать на чужой [d] счет; да и слуга его очень отягощен, оттого что ничего не несет и оттого что не завтракал". Македонец Гипполох в письме к Линкею упоминает шутов Мандрогена и Стратона из Аттики (ср. 130с). В Афинах была пропасть подобных искусников. Например, в диомейском храме Геракла их собиралось до шестидесяти, и в городе их так и называли: "шестьдесят сказали так" или "я только что от шестидесяти". Среди них, как пишет Телефон в сочинении "О Городе" [FHG.IV.507], были и Каллимедонт-Краб, [e] и Диний, и Мнасигитон с Менехмом. И такая слава шла об их увеселениях, что, прослышав об этом, Филипп Македонский послал им талант, чтобы они записывали свои шутки и посылали ему. Этот царь и впрямь был охотник посмеяться, как свидетельствует в "Филиппиках" оратор Демосфен (см. Демосфен. "Олинф.". 11.19). Другим любителем посмеяться был Деметрий Полиоркет, как пишет Филарх в шестой {2} книге "Истории" [FHG.I.335]: он говорил, что у Лисимаха двор - как сцена из комедии, все имена - двухсложные; {3} это была насмешка над Бифием [f] и Паридом, бывшими в большой силе при дворе Лисимаха, и над некоторыми другими из его друзей. А при самом Деметрий были Певкесты, Менелаи и даже Оксифемиды. {4} Когда Лисимах узнал об этом, то сказал: "Что-то я не видел, чтобы на трагической сцене появлялась блудницы!" - имея в виду флейтистку Ламию (см.577с). Но Деметрий и тут нашелся: (615) "Зато у меня блудница живет стыдливее, чем у него Пенелопа". {5}

{2 ...в шестой... — По другим источникам в десятой (261b).}

{3 ...все имена двухсложные... — Вообще говоря, имена рабов были короче имен свободных.}

{4 ...Оксифемиды. — Об именах в трагедии и комедии ср. 222а-223а, о парасите Бифии см. 246е, об Оксифемиде см. 578b.}

{5 ...чем у него Пенелопа. — Ср. Плутарх. «Деметрий». 25.6.}

4. Любителем посмеяться был и римский полководец Сулла, как уже говорилось [261с]. И другой римский военачальник, Луций Аниций, победивший и захвативший иллирийского царя Генфия {6} с сыновьями, устроил в Риме на своих победных играх истинное посмешище, о котором Полибий пишет в тридцатой книге [14]: "Он пригласил из Эллады [b] знаменитейших артистов и, соорудив в цирке огромнейшие подмостки, вывел на них сначала всех флейтистов вместе. Это были беотиец Феодор, Феопомп, Лисимах {7} и Гермипп, - все знаменитости. Он поставил их на передней части сцены вместе с хором и велел играть всем разом. Лишь только музыканты начали играть, сопровождая игру приличествующими движениями, [c] Луций послал сказать, что играют они дурно, и лучше сделают, если затеют состязание друг с другом. Музыканты были в недоумении. Тогда один из ликторов показал, как они должны выйти друг на друга и устроить подобие битвы. Быстро сообразив, чего от них хотят, флейтисты дозволили себе вольные движения, отвечавшие обычной их распущенности, и тем произвели на сцене величайшую сумятицу. Средние части хоров они обратили против крайних, а сами под дикую разноголосицу флейт то сходились, то расходились. Под звуки музыки [d] топали ногами хористы и, приводя в сотрясение сцены, неслись на своих противников и снова отступали, оборотивши тыл. А когда кто-то из хористов опоясался, внезапно отделившись от хора, и замахнулся как в кулачном бою на несущегося против него музыканта, зрители разразились восторженными рукоплесканиями и криками одобрения. Правильная битва еще продолжалась, когда два плясуна под звуки флейт введены были в орхестру, а четыре кулачных бойца взошли на сцену с трубачами и горнистами. Зрелище всех этих состязаний получалось неописуемое. [е] А уж о трагических актерах, - прибавляет Полибий, - все, что я мог бы сказать, сочли бы издевательской выдумкой".

{6 ...царя Генфия... — Генфий был союзником Персея, см. Ливии. XLIV. Аниций, будучи пропретором, разбил его в 167 г. до н.э.}

{7 Лисимах — имя испорчено.}

5. Когда Ульпиан закончил и все отсмеялись над таким "неподражаемым" {8} представлением Аниция, начались рассказы об актерах, называвшихся "бродягами" (πλάνος) {9} и возник вопрос, упоминается ли о них у древних: ведь о фокусниках (θαυματοποιός) уже было сказано (20а). Магн сказал: "Комедиограф Дионисий Синопский в следующих стихах из пьесы "Тезки" упоминает о бродячем актере Кефисодоре [Kock.II.426]:

{8 Неподражаемое... — Обыгрывается имя «Аниций», звучащее по-гречески как «непобедимый».}

{9 ...называвшихся «бродягами»... — То есть странствующие скоморохи и фокусники; см. 224d.}

Рассказывают, некий муж-афинянин,

Кефисодор, "бродягой" называвшийся,

Дурачиться любил в часы досужие:

Легко взбегал по склону он Акрополя,

А вниз едва-едва тащился с посохом.

Упоминает о нем и Никострат в "Сирийце" [Kock.II.226]:

Говорят, совсем неплохо пошутил Кефисодор

[f] Скоморох, мне Зевс свидетель: там, где узкий был проход,

Разместил посередине он с вязанками людей;

Так забил он переулок, и никто пройти не мог.

(616) А о Панталеонте упоминает Феогнет в "Хозяйском прихвостне" [Kock.III.365]:

Панталеонт-то сам с людьми заезжими,

Его не знавшими лишь мог дурачиться.

Почти не протрезвлялся ради смеха он,

Особенным манером разговаривал.

И философ Хрисипп в пятой книге трактата "О Благе и наслаждении" пишет о Панталеонте следующее: "Когда бродяга Панталеонт был при смерти, он подшутил над своими сыновьями, сказав каждому из них, что [b] ему одному скажет, где закопал свое золото. Обман раскрылся только когда позднее все сыновья встретились на раскопках". {10}

{10 ...на раскопках. — Здесь оканчивается речь Магна.}

6. Не было недостатка на нашем пире и в шутниках (φιλοσκωπτούντες). Об одном таком Хрисипп в той же книге пишет: [c] "Некоему шутнику должны были по приговору суда отрубить голову, и он сказал, что ему хочется напоследок сказать нечто, вроде лебединой песни. Когда ему разрешили, он начал потешать публику". Миртил заметил, что именно такие дразнили и сердили царя Лисимаха, и он правильно на это ответил. "Арсиною, жену Лисимаха, однажды стошнило на пиру, а царский помощник Телесфор непристойно пошутил над этим, переиначив стих из трагедии [TGF2. 914]:

Некстати эту Музу (τὴν δε Μου̃σαν) ты привел сюда. {11}

{11 Некстати ... привел сюда. — произнеся τὴν δ’ ε̉μου̃σαν, т.е. «эту блюющую».}

Услышав это, Лисимах приказал бросить его в железную клетку для зверей и держать в ней, как дикого зверя; там он и умер. Если же ты, Ульпиан, хочешь расследовать, у какого автора встречается железная клетка (η̉ γαλεάγρα), скажу, что ты можешь найти ее у Гиперида [Blass3 frag.34], а где именно, - поищи сам. Так и египетский царь Тахо, [d] пошутив над спартанским царем Агесилаем, пришедшим к нему на помощь (а был Агесилай очень малого роста), лишился власти и стал частным лицом, из-за того, что тот отказал ему в помощи. {12} Острота такова: {13}

{12 ...отказал ему в помощи. — Эти события относятся к 361 г. до н.э. См.: Диодор. XV, 90-92; Ксенофонт. «Киропедия», VIII, 4 и примеч.}

{13 Острота такова... — Ср. Гораций. «Послание к Пизонам». 139; Федр. IV.22.}

В муках рожала гора, трепетал Зевс, родилась же мышка.

Агесилай на это пригрозил: "Когда-нибудь я еще покажусь тебе львом". Позднее, когда от того отложились египтяне, как рассказывают Феопомп [e] [FHG. 1.297] и Ликей Навкратидский в книге "О Египте" [FHG.IV.441], Агесилай ничем не помог ему, Тахо лишился власти и бежал к персам".

[О музыке]

7. Пока шли перед нами представления, и все разные, мы все время о них разговаривали, и, поскольку в беседах принимало участие много народу, я только перескажу о чем они говорили, опустив имена выступавших.

Так, об игре на флейтах (αυλοί) кто-то сказал, что прекрасно высмеял это искусство Меланнипид, у которого в "Марсии" Афина говорит вот как [PLG1. ΙΙΙ.590]:

И орудия эти {14}

{14 ...И орудия эти... — То есть две флейты.}

Отвергла Афина от святых своих рук,

Молвив: "Прочь,

Скверна моего лица, -

[f] Не унижу я себя такою мерзостью".

Другой возразил ему: "Однако Телест Селинунтский, наперекор Меланнипиду сказал в "Арго" (речь идет об Афине) [PLG4. III.627]:

...что мудрая-де богиня,

Мудрую снасть

Взявши Афина в руки,

В страхе стыда за неладный облик

Бросила прочь,

В славу рукоплескателю Марсию,

Нимфорожденной твари, -

(617) Этого не приемлет мой ум!

Статочно ли жалиться

Страстью о стройной красоте

Той, кому от Клото велено быть

В девстве, безбрачном и бездетном?

Очевидно, из-за своей девственности она не могла страшиться некрасивости. Далее он говорит:

Праздно и неладно

Те пустые вздоры торговцев Муз

Ввились в Элладу

На укор людям умного ремесла.

После этого он говорит, прославляя авлетику:

В лучший дар дареного Бромию

От святой богини, чей вздох - как ветр

И как блеск - вихрекрылые пальцы.

[b] И в своем "Асклепии" Телест изысканно высказался о достоинстве флейт [PLG4. ΙΙΙ.629]:

Или тот фригийский

Царь {15} священных краснодышащих флейт,

{15 ...фригийский царь... — Возможно, подразумевается Олимп, ученик Марсия (см. Платон. «Пир». 215с).}

Дорийской вперекор Музе

Лидийскую переливчатую сладивший песнь,

Над тростинками взвив

Легкокрылое звучащее веянье.

8. Но потом, когда наемные флейтисты и плясуны заполонили все орхестры, на них рассердился Пратин Флиунтский, потому что уже не флейтисты [c] подыгрывали хорам, как в старину, а хоры подпевали флейтистам. Как был разгневан Пратин, видно из этой его гипорхемы [PLG4. ΙΙΙ.558]:

Что это за гам? Что за пляс?

Что за спесь

Осадила многошумный алтарь Диониса?

Бромий - мой, мой!

Это мне звенеть, это мне греметь,

Поспешая по горам за менадами

С лебединого пестрокрылою песнею!

Эту песню Пиэрида восставила царицей -

Авл - лишь вслед,

Он - лишь раб,

Пусть он водит лишь на буйство пьяных юношей

У ворот кулаками махать!

[e] Бей его,

Рви его жабье пестрое дыханье, Жги тростник

Слюнопожирающий, тяжелорокочущий, с поступи

сбивающий,

В огонь, в огонь - сверленого раба!

Вот, смотри:

Десницей и ногой я отшвырнул его прочь

[f] От тебя, Фриамб, от тебя, Дифирамб,

Плющевласый царь, -

О, услышь мою дорийскую пляску-песню!

9. Часто наш слух услаждала "синавлия" {16} (η̉ συναυλία), - об этом сочетании флейты-авлоса и лиры у Эфиппа в "Купце" сказано так [Коcк.II.254]:

{16 ...синавлия... — букв, «без пения». Синавлия, собственно, означает ансамбль из двух и более авлосов.}

(618) Мой мальчик, в наших песенках соседствуют

Игра на лире и игра на авлосе.

И если та и эта согласуются,

То нет на свете выше наслаждения.

Что такое "синавлия", объясняет Сем Делийский в пятой книге "О Делосе" [FHG.IV.494]: "Так как большинство не знает, что такое синавлия, я должен это объяснить. Это было нечто вроде соревнования в согласии между флейтой-авлосом и (плясовым) ритмом без песенных слов". Это изящно показано у Антифана во "Флейтисте" [Kock.II.29]: [b]

- Скажи-ка мне, что пел он за "синавлию"?

- Ее играть умеют те, кто учатся

Совместно друг от друга. Так что авлосы

Возьмите вместе, ты и эта девушка;

Какую хочешь начинай мелодию,

Она подхватит. Так играйте далее:

То вместе, то раздельно, а потом опять

Сближайтесь. Это все для понимающих

Совсем не сложно.

Дурид пишет во второй книге сочинения "Об Агафокле и его времени" [FHG.H.478]: "Поэты называют авлос ливийцем, поскольку изобретателем [c] искусства игры на флейте (авлетики) считается Сирит, а он был ливийским кочевником, который первым сопровождал игрой на флейте обряды Матери богов". Как пишет Трифон во второй книге сочинения "О наименованиях" [frag. 109 Velsen], у авлических напевов (авлем) {17} бывают такие наименования: шественный (κω̃μος), пастушеский (βουκολισμός), гингр (γίγγρας) (174f), четверошественный (τετράκωμος), фаллический (ε̉πίφαλλος), плясовой (χορει̃ος), победный (καλλίνικος), военный (πολεμικόν), сладкошественный (η̉δύκωμος), сатировский (Σικιννοτύρβη), {18} подворотный (θυροκοπικόν, {19} κρουσίθυρον), щекочущий (κνισμός), рабский (μόθων). {20} Все они сопровождались пляской".

{17 ...авлема... — или «авлесис». Авлема — произведение для солирующего авлоса, а словом авлесис обозначался сам акт исполнения. Оба эти термина использовались как синонимы. О нижеследующих наименованиях см.: Герцман Е.В. «Музыка Древней Греции...» с. 129-130.}

{18 ...сатировский... — букв, «бурная суматоха»; см. ниже 630b; 20е.}

{19 ...подворотный... — букв, «стук в двери».}

{20 ...рабский (мофон). — Схолии к стиху 279 аристофановского «Плутоса» объясняют мофон как разновидность неприличной пляски рабов.}

10. Трифон также перечисляет следующие наименования песен [d] [frag.113 Velsen; 109а, 416b]: "Гимей (ι̉μαι̃ος) {21} - так называется мельничная песнь, которую пели за молотьбой; может быть, от слова "гималис" (ι̉μαλίς), которое по-дорийски означает выход и излишки муки после помола. Песня ткачей называется айлин, как у Эпихарма в "Аталанте" [Kaibel 93]. Песня же шерстопрядов - иул". Сем Делосский в книге "О пеанах" пишет [FHG.IV.495]: "Пучки ячменя порознь называли амалами (α̉μάλοα), а собранные в сноп - улами (ου̉λοι) или иулами (ι̉ούλοι); [е] поэтому и Деметру они называли то Хлоей, то Иулой. Таким образом, среди даров Деметры словами улы или иулы называются как ее плоды, так и песни в ее честь". Последние называются деметрулы или каллиулы, {22} и там есть строчка:

{21 ...гимей... — Собств. «веревочная песня», песня у колодца.}

{22 ...каллиулы... — То есть «снопы Деметры» или «прекрасные снопы».}

Выпусти сноп (иул) побольше, выпусти, выпусти сноп".

Однако другие все-таки утверждают, что это песня шерстопрядов. Песни же кормилиц называются колыбельными (καταβαυκαλήσεις). Пели также под качелями некую песенку в память Эригоны, которую называли алетис (бродяжная). О ней Аристотель пишет в [f] "Государственном устройстве колофонян" [frag.515 Rose]: "Потом и сам Феодор умер насильственной смертью - был он человек распущенный, как видно и из его стихов, (619) песни из которых женщины по сей день поют на празднике под качелями". Песня косарей называется песней Литиерса. {23} И, как говорит Телеклид в "Амфиктионах" [Коск.I.212], еще были песня поденщиков в поле и песни банщиков, о которых говорит Kpamem в "Отважных" [Kock.I. 141], и еще некая песня женщин, провеивающих зерно, о ней говорят Аристофан в "Женщинах на празднике Фесмофорий" [Коск.I.481] и Никохар в "Геракле-хороначальнике" [Kock.I.771]. А у пастухов был свой "буко-лиазм" (βουολιασμός) - его придумал сицилийский пастух (βουκόλος) [b] Диом, о котором упоминает Эпихарм в "Алкионе" {24} и в "Одиссее, потерпевшем кораблекрушение" [Kaibel 110]. Песня с плачем над мертвыми называется причитанием (ο̉λοφυρμός, "жалоба"). Песни-иулы (ср. 618d-е) поются Деметре и Персефоне. По свидетельству Телесиллы [PLG4. III.380], песни к Аполлону называются филгелиями; {25} песни к Артемиде называются упингами. В Афинах за выпивкой распевали даже Харондовы законы; об этом сообщает Гермипп в шестой книге "О законодателях" [FHG.III.37]. Аристофан [Византийский] пишет в "Аттическом глоссарии" [Nauck р. 184]: "Гимайос (ι̉μαι̃ος) - это песня мельников, гименей [с] (υ̉μέναιος) - свадебная песня, иалем (ι̉άλεμος) - песня печали. А лин и айлин поются не только в печали, но и, по слову Эврипида ["Геракл" 348], "в счастливом напеве".

{23 ...называется песней Литиерса. — Мифический царь Фригии, сын Мидаса. Он был отличным косарем и требовал от всех приезжавших к нему, чтобы они потягались с ним в косьбе; так как сравниться с ним не мог никто, то Литиерс убивал своих соперников, ударом косы снося им голову. Геракл, пришедший во Фригию, убил Литиерса за его жестокость. Однако образ царственного косаря долго сохранялся в мифах и ему приписывались рабочие песни. См. Феокрит. X. 41-55.}

{24 ...о котором упоминает Эпихарм в «Алкионе»... — Или «Алкионее»; Кайбель. 91.}

{25 ...называются филгелиями... — Букв, «любящий Гелиоса». Ср. др.-греч. детскую песенку: «взойди, милый Гелиос!»}

11. Клеарх в первой книге "О любви" пишет [FHG.II.315], что песни, называемые "номиями" (пастушескими), получили свое название от Эрифаниды: "Песенница Эрифанида полюбила охотника Меналка и сама стала охотиться, гоняясь за своим желанным. В блужданиях своих скиталась она по горам и дубравам, как Ио в сказании на своих путях; и [d] не только люди, даже чуждые любви, но и самые лютые звери плакали вместе с нею, чувствуя, как безнадежна ее любовь. Оттого и сложила она песню и, сложив ее, пошла по безлюдью, громко распевая этот номий, в котором говорится: "Велики дубы, о Меналк [PLG4. III.663]".

Аристоксен в четвертой книге "О музыке" говорит [FHG.II.287]: "В старину женщины вели песню, именуемую "калика". Это стихотворение Стесихора [PLG4. ΙΙΙ.222], в котором девушка по имени Калика, полюбив юношу Эватла, целомудренно молит Афродиту об этом замужестве. Но юноша презрел ее, и она оттого бросилась в пропасть. Это [е] несчастье случилось на Левкаде. Скромным и целомудренным изобразил поэт нрав девушки: она не желала сойтись с юношей любой ценой, а молилась о том, чтобы стать, если возможно, Эватлу законной женой, или, если это невозможно, распроститься с жизнью". И в "Кратких заметках" Аристоксен говорит [FHG.I1.287]: "Ификл презрел влюбленную в него Гарпалику, и она умерла, а в ее память было установлено состязание девушек в песнях, которые по ней называются "гарпалики".

Нимфид в первой книге "О Гераклее" говорит, рассказывая о мариандинах [f] [FHG.III.13]: "Быть может, кто-нибудь обратил внимание на их песни, которые они поют на некотором празднике, взывая в них к своему древнему герою, которого называют Бормом. Говорят, он был сыном (620) человека знатного и богатого, и меж всеми выделялся красотой и цветущей молодостью. Однажды, надзирая за работами в своем хозяйстве, он хотел дать жнецам напиться, пошел за водою и исчез. И вот жители тех мест ходят и ищут его, распевая поминальные песни с призываниями, сохранившиеся с тех пор по сей день. Такой герой есть и у египтян, и зовется у них Манерос".

12. Были на нашем пиру и рапсоды, ибо Ларенсий любил поэмы Гомера [b], как никто: рядом с ним смешон показался бы даже македонский царь Кассандр, о котором Каристий в "Исторических записках" говорит [FHG.IV.358], будто он так любил Гомера, что многое из него знал наизусть, а "Илиаду" и "Одиссею" переписал собственноручно. Что рапсоды назывались также "гомеристами", говорит Аристокл в книге "О хорах" [Ibid., 331], а те, кого сейчас называют гомеристами, впервые ввел в театр Деметрий Фалерский. Хамелеонт пишет в книге "О Стесихоре" [c] [frag.9, р. 18 Коерке], что распевались не только стихи Гомера, но и Гесиода, и Архилоха, и даже Мимнерма и Фокилида. И Клеарх пишет в первой книге "О загадках" [FHG.II.321]: "Стихи Архилоха оглашал в театре, сидя в кресле, Симонид Закинфский". А Писаний говорит в первой книге "О ямбических поэтах", что рапсод Мнасион представлял в своих выступлениях и некоторые ямбы Семонида [Аморгского]. И "Очищения" Эмпедокла оглашал на олимпийских играх рапсод Клеомен, как [d] пишет Дикеарх в "Олимпийской речи" [FHG.II.249]. А Ясон в третьей книге "О божественных почестях Александру [Великому]" сообщает [Scr.Alex.160 frag.3], что в Александрии в громадном амфитеатре комический актер Гегесий исполнял поэмы Гесиода, а Гермофант - Гомера.

13. Далее, перед нами постоянно выступали и гилароды ("веселые певцы"), которых иные нынче называют "симодами", потому что, как говорит Аристокл в первой книге "О хорах" [FHG.IV.331; ср. Страбон 648], самым знаменитым из гилародических поэтов был Сим Магнесийский. [e] Этот Аристокл в книге "О музыке" перечисляет и других таких поэтов [FHG.IV.331]: {26} "магоды ("волхвующие певцы") - это то же самое, что и лисиод ("преступающие певцы") (ср.211b)". Однако Аристоксен утверждает [FHG.II.285], что магодами называются актеры, играющие мужские и женские роли, а актер, исполняющий женскую роль, но в мужском костюме, называется лисиодом. Напевы у них одинаковые, и в [f] остальном они также похожи. Иониколог - это тот, кто декламирует так называемые ионические стихи {27} Сотада и его предшественников - Александра Этолийского, Пирета Милетского, Алекса и других подобных поэтов; он же называется и "кинэдологом" ("непристойным декламатором"). {28} В этом роде стихов отличался Сотад Маронейский (утверждает Каристий Пергамский в своей книге о нем [FHG.IV.359]) и сын его Аполлоний, также написавший книгу о стихах отца. Из этой книги видно все непристойное свободоязычие Сотада: как он писал о царе Лисимахе в Александрии, и о царе Филадельфе перед Лисимахом, и о других царях в других городах. (621) За все это он и понес заслуженную кару. Как сообщает Гегесандр в своих "Записках" [FHG.IV.415; ср. Плутарх 11а], когда Сотад уже плыл прочь из Александрии, и казалось, уже избежал опасности (а опасность была велика, потому что он много обидного говорил о царе Птолемее - в том числе и о его браке со своей сестрой Арсиноей [Powell 238, Diehl 11.286]:

{26 ...«О хорах» ... «О музыке»... — Оба заглавия относятся к одному и тому же сочинению.}

{27 ...называемые ионические. — То есть стишки фривольного содержания.}

{28 ...называется ... кинэдологом... — Слово кинед, часто упоминающееся у Плавта и Ювенала, означало содомита.}

Ты в злочестивую дыру вонзаешь свой бодец), -

на острове Кавне {29} его схватил военачальник Птолемея Патрокл, посадил в свинцовую бочку, вывез в море и утопил. Вот еще стихи Сотада - [b] против Филина, отца флейтиста Феодора [Powell 238, Diehl 11.287]:

{29 ...на острове Кавне... — Иатрокл командовал флотом, охранявшим острова в царстве Птолемея (334а) и именовался «стратегом на островах». Остров по имени Кавн нигде более не упоминается.}

А он растворил свою заднюю дыру,

Сквозь лесистую щель прогремел дурацкий гром,

Как из старого быка среди пахоты.

14. Гилароды - поэты более чинные, они, по крайней мере, не делают непристойных жестов. Ходят они в белых мужских одеждах и золотых венках; в прежние времена они, как утверждает Аристокл [FHG.IV.331], обувались в сандалии, нынче же носят сапоги. На лире им, как и авлодам, поющим под флейту, подыгрывают мужчина или женщина. Носить венок разрешается гилароду и авлоду, но не лирнику и не флейтисту, {30} [с] Магод, наоборот, поет под тимпаны и кимвалы; все его одеяния - женские: жесты его непристойны и все его поведение находится за пределами приличия, - он представляет то женщину с любовниками и сводниками, то пьяного мужчину, отправляющегося на гулянку в поисках женщины. Аристоксен говорит [FHG.IV.285], что гилародия своей возвышенностью близка трагедии, а магодия - комедии. Часто магоды прямо берут комедийные сюжеты и разыгрывают их на свой вкус и лад. А название [d] "магодия" - оттого, что они произносят волхвующие слова и обладают колдовскою силою. {31}

{30 ...и не флейтисту. — То есть певцам, но не аккомпаниаторам.}

{31 ...обладают колдовскою силою. — Более вероятно происхождение слова «магод» от музыкального инструмента магадида (см. 634с), ср. авлод и кифаред от авлоса и кифары.}

15. У лакедемонян, говорит Сосибий [FHG.II.627], был в древности некий собственный род комических представлений, но не очень они в них усердствовали, даже в этом соблюдая простоту. Действительно, в них простыми словами изображалось, как человек крадет плоды из сада или заезжий врач вещает, как у Алексида в "Мандрагорщице" [Kock.II. 348]: {32} [е]

{32 Доктор говорит на дорийском наречии; ср. 371а и 503а.}

И если скажет местный врач:

"Ячменного отвара надо дать с утра

Больному чашу", слушаем с презрением,

Jatchmennym же otwarom восхищаемся.

Опять же, если он пропишет свеклу нам, -

Пренебрегаем, swiokl'ой - объедаемся,

Не та же свекла эта swiokla будто бы!

По-лаконски актеры таких представлений назывались "дейкелистами" ("изображателями"), то есть как бы мастера наряда и подражания. Существует [f] очень много местных названий дейкелистов. Сикионцы называют их "фаллофорами", иные - "автокабдалами" ("импровизаторами", {33} иные - флиаками ("брюханами"), как у италийцев, а большинство зовет их софистами ("искусниками"). Фиванцы же, дающие, как правило, всему свои особенные имена, называют их "доброхотами" (ε̉θελονταί)· Это увлечение фиванцев новыми словами изображает Страттид в "Финикиянках" [Коск.I.725]:

{33 ...автокабдалами (импровизаторами..)... — букв, «кое-как, наспех».}

Не смыслит ничего фиванский город ваш!

(622) Сдурели вы! Во-первых, каракатицу,

Как говорят, зовете "задней брызгалкой",

"Цыпленком" петуха, врача "мешочником", {34}

{34 ...врача «мешочником»... — так как он носил медицинский саквояж.}

Мост - "перелазом", "щебетуньей" - ласточку,

Кусочек - оковалком, фигу - "пигвою",

Смех - "визгом", а обновку - "новожиткою".

16. Сем Делосский в книге "О пеанах" пишет [FHG.IV. 496]: "Так называемые автокабдалы выступали стоя, в венках из плюща. Позднее [b] они были названы ямбами, так же как их стихи. А так называемые итифаллы ("сверх-фаллы"), - пишет он, - носят маску пьяницы и венок на голове, рукава у них цветные, хитоны полосатые, и подпоясаны они тарентинским передником, доходящим до лодыжек. Они молча входят в ворота, выходят на середину орхестры и обращаются к зрителям со словами [PLG4. III.657]:

[c] Дорогу, дорогу!

Дайте место богу!

Бог цветущий, бог желает

Пройти посредине!

Фаллофоры же, - продолжает Сем, - масок не носят, но надевают колпак, сплетенный из тимьяна и остролиста, а поверх него толстый венок из фиалок и плюща; в толстых плащах они входят, кто в средние ворота, кто в боковые, ступая в ногу и возглашая [PLG4. III.657]:

Тебя, о Вакх, мы песнопеньем радуем,

Простой напев выводим переливчатый,

Веселый, новый, девственный нетронутый,

[d] Никем не петый, чистый и беспримесный

Заводим гимн.

Затем они выбегали вперед и, стоя, начинали издеваться над кем хотели. А тот, у кого был шест с фаллом, продолжал шагать, обмазанный сажей".

17. Поскольку мы заговорили об этом, то я должен помянуть и нашего кифареда Амейбия,

в гармонии законах искушенного. {35}

{35 Анонимный ямбический стих. }

[e] Он опоздал на наш пир и узнал от кого-то из слуг, что мы уже пообедали. И пока он раздумывал, чем ему заняться, повар Софон (ср. 403е), проходя мимо, сказал ему стихи из "Авги" Эвбула (говорил он достаточно громко, чтобы все его слышали) [Kock.II. 170]:

Что ж, негодяй, ты все еще в дверях стоишь,

И не проходишь? Уж давно разделаны,

Как должно, члены теплые гусиные,

Разнесена святая поросятина,

На фарш пошел срединный круг желудочный,

Конечности давно все уничтожены,

[f] Отборная уже пошла на лакомства

Колбаска, и кальмар разжеван жареный,

Вина кувшинов девять-десять выпито.

Спеши, спеши поесть хотя б остаточков,

Как волк, здесь с пастью не торчи разинутой: {36}

{36 ...с пастью разинутой... — греческая поговорка; ср. разиня.}

Упустишь, - после закусаешь сам себя.

Или, по слову сладостного Антифана в "Приверженце фиванцев" [Kock.II.105; ср.169с]:

- Все есть у нас! И даже соименная

Хозяюшке {37} (угрица беотийская)

{37 ...соименная хозяюшке... — по-видимому, гетера, задававшая пир, носила имя Угорь.}

(623) Нарезана, в горшке томится, булькает,

Всплывает, прогревается; и с медными

Ноздрями кто б вошел, обратно выйти бы

Не смог: так запах с ног валит, навылет бьет.

- Да, повару живется припеваючи!

- А рядом с нею - день и ночь постившийся {38}

{38 ...день и ночь постившийся... — Весь отрывок представляет собой пародию на напыщенный трагический стиль. О кестрее-постнике (род кефали) см. 306d-308d.}

Кестрей лежит, от чешуи очищенный:

Посыпан солью, наизнанку вывернут,

Шипит, пищит румяный и поджаренный,

[b] А рядом раб на рыбу брызжет уксусом,

Ливийский стебель сильфия отломанный

Божественным сияньем ворожит ему. {39}

{39 ...Божественным сияньем... — Листья сильфия имели золотистый цвет (Плиний. «Естественная история». XIX.3. 45). Клейкий сок, высоко ценившийся как приправа, выжимался из листьев.}

- Кто скажет, будто больше нет волшебников?

Пока ты ворожил, {40} троих уж вижу я,

{40 Пока ты ворожил... — Повар уподобляется чародею, крутящему волшебный волчок.}

Твою стряпню жующих с наслаждением.

- Кальмар с согбенным телом каракатицы,

Пророк обеда, голод возбуждающий,

Кинжалами-руками ощетинившись,

Уже простился с плотью белоснежною

[c] Под розгами углей и, подрумяненный,

Всем телом веселится. Заходи ж теперь,

Иди, не медли! Надо нам, позавтракав,

Страдать, коль вообще страдать приходится.

А в ответ ему Амейбий громко и кстати произнес стихи из "Кифареда" Клеарха [Kock.II.409]:

Речных угрей себе частями клейкими

Прочисти глотку. Ими ведь питается

Дыханье и мясистее становится

Наш голосишко.

Все шумно захлопали и в один голос пригласили его войти. Он вошел, [d] выпил, взял кифару и привел нас в совершенный восторг - такова была и беглость игры, и приятность голоса. Я клянусь, он ни в чем не уступит другому, древнему Амейбию, о котором Аристей пишет в книге "О кифаредах", что он жил в Афинах возле театра, и когда выходил петь, то ему платили по аттическому таланту в день.

18. А о музыке мы вели разговоры день за днем, и одни говорили [е] одно, другие другое, но все сходились в похвалах этой веселой образованности.

Масурий, мудрость которого во всем была превосходна (не уступая никому в толковании законов, он всегда охотно рассуждал на музыкальные темы, ибо сам неплохо музицировал), сказал: "Любезные друзья! Комедиограф Эвполид сказал [Kock.I. 347]:

И музыка - глубокий труд, мудренейший,

[f] всегда открывает пытливым умам что-либо новое. Поэтому и Анаксилай говорит в "Гиацинте" [Kock.II.272]:

Клянусь богами! Музыка, что Ливия:

Год минет, и она зверюгу новую

Рождает.

Так, друзья мои, и "Кифаред" у Феофила говорит [Kock.II.474], что великое

Богатство, и надежное, есть музыка

Для всех людей ученых и воспитанных.

Она воспитывает характер, усмиряет пылких и смягчает спорящих. (624) Так, пифагореец Клиний (по словам Хамелеонта Понтийского) [Diels "Vorsokr."3 1.342], человек образцового поведения и нрава, всякий раз, как чувствовал приступ гнева, брал лиру и начинал играть; его спрашивали: "зачем?", а он отвечал: "Усмиряю себя". И еще гомеровский Ахилл "услаждал свое сердце лирой" [Ил.IХ.186], которую он, по словам Гомера, одну оставил себе из добычи, отбитой у Эетиона, и которая одна могла успокоить его пылкий нрав. Во всей "Илиаде" он единственный так [b] занимается музыкой. {41} А что музыка даже излечивает болезни, пишет в книге "О вдохновении" Феофраст [frag.87 Wimmer]: кто страдает седалищным нервом, у тех проходит боль, если над этим местом что-нибудь сыграть во фригийском ладу.

{41 ...занимается музыкой. — Это, конечно, неверно; см. Ил.III.54, XVIII.570.}

Этот лад первыми изобрели фригийцы и навсегда остались ему верны: потому-то эллины обзывают своих флейтистов "фригийскими рабами". Таковы у Алкмана [PLG4. III.69] Самбас, Адон и Телос, у Гиппонакта [PLG4. 11.492] - Кион, Кодал и Бабий; последний даже попал в поговорку про плохих флейтистов: "и все-таки не хуже Бабия". Изобретателем этого лада был, по словам Аристоксена [FHG.II.287], фригиец Гиагнид. {42}

{42 Гиагнид — отец Марсия, см. Плутарх 1132F.}

[с] 19. Впрочем, Гераклид Понтийский в третьей книге "О музыке" утверждает [Voss 81], что нельзя говорить "фригийский лад" или "лидийский лад", потому что существует только три лада, как и три эллинских племени - дорийцы, эолийцы и ионийцы. Нравы этих племен сильно разнятся. Спартанцы крепче всех других дорийцев держатся за отеческие обычаи; фессалийцы (от которых пошло эолийское племя) тоже не [d] меняли своего образа жизни; а вот большинство ионян, постоянно находясь под властью варваров, сильно переменилось. Так вот, музыкальный склад, принятый у дорийцев, называется "дорийским ладом", поющийся у эолийцев - "эолийским ладом"; а третий, слышанный у ионийцев, - "ионийским ладом". Дорийский лад - мужественный, величественный, не распущенный и веселый, а скорее мрачный и напряженный, без переменчивости и пестроты. В эолийском нраве есть высокомерие, тщеславие, [e] спесь (этому не противоречит их гостеприимство и любовь к конному делу), но плутовства в них нет, скорее уж надменность и дерзость. Поэтому им свойственны и пьянство, и сладострастие, и вся подобная этому распущенность. И считается, что этот нрав соответствует "гиподорийскому ладу", - в самом деле (говорит Гераклид), когда-то гиподорийский лад назывался эолийским, например - у Ласа Гермионского в гимне Деметре Гермионской [PLG4. III.376; cp.455c-d]:

Пою Деметру и Кору,

Деметру, супругу подземного Климена,

[f] Медвяный глас мой

В эолийском выводя тяжкогромном ладе.

Поется это на гиподорийский напев - оттого и видно, что именно его Лас называет "эолийским". И Пратин где-то пишет [PLG4. III.560; ср.461е]:

Не гонись за строгой Музой, ни за вялой ионийской,

А паши посередине, эолийствуя в напеве.

И еще прямее:

(625) Всем, кто смел, подходит песня в эолийском этом ладе.

Итак, как я сказал, сначала этот лад называли эолийским, потом - гиподорийским. Иные говорят, что это второе название - оттого что на флейтах этот лад располагается ниже дорийского. Я же полагаю, что древние признавали в этом ладе надменность и стремление к красоте телесной и душевной, однако дорийским его не считали, а лишь похожим на дорийский - оттого его и назвали гиподорийским, как похожее на белое называют белесым (λευκόν - υ̉πόλευκον), а похожее на сладкое - слащавым (γλυκύ - υ̉πόγλυκυ): так и "гиподорийский" значит "не совсем дорийский".

20. Теперь рассмотрим нрав милетян, обнаруживающийся в ионийцах [b]. Телом они хорошо сложены, поэтому надменны и гневливы, их трудно успокоить, они сварливы, в них нет доброты и веселости, а скорее твердость и безлюбовность. Вот почему ионийский лад не цветист, не весел, а суров, тверд и благородно высокомерен: такой лад хорош для трагедии. Однако у нынешних ионийцев нравы стали вольнее и изнеженнее, [c] и оттого переменился музыкальный лад. Говорят, что в этом новом роде напевы сколиев стал сочинять Пиферм Теосский, а так как был он иониец, то и напев стал называться ионийским. Это тот самый Пиферм, которого то ли Ананий, то ли Гиппонакт упоминает в своих "Ямбах"...

[цитата утеряна]... а в другом месте так [PLG4. 11.501 (Ананий), см. из этой же поэмы 78f]:

Сказал Пиферм: вот злато и ничто больше.

На самом деле у Пиферма сказано так [PLG4. III.643]:

Другие вещи - вздор, коли сравнить с златом.

По этим словам видно, что Пиферм, был из Ионии и слагал свои напевы [d] согласно с ионийским нравом. Поэтому и я полагаю, что особого ионийского лада не существует, это лишь замечательная вариация в общей системе ладов. И лишь презрения заслуживают те, кто не видит таких вариаций внутри ладов, а следит только за высокими и низкими звуками и выдумывает какой-то "гипермиксолидийский лад", и еще какой-то еще выше. Точно так же и "гиперфригийский лад" я не считаю самостоятельным; а ведь иные говорят, будто выдумали еще и [e] "гипофригийский лад"! {43} Нет: лад должен иметь собственный нрав и чувство, как имел его когда-то "локрийский лад", который был в ходу при Симониде и Пиндаре, а потом впал в забвение.

{43 См. превосходный разбор этого пассажа в книге Winnington-Ingram. «Mode in Anc. Greek Music». P. 19-21.}

21. Итак, есть три музыкальных лада по числу эллинских племен, как сказал я с самого начала (624с). А фригийский и лидийский лады -варварские, и пришли они в Элладу лишь когда Пелоп со своими [f] фригийцами и лидийцами пришел на Пелопоннес. Лидийцы пошли за ним, потому что Сипил был лидийским городом, {44} а фригийцы - не только потому они соседи лидийцев, а еще потому что над ними тоже правил Тантал. До сих пор в Пелопоннессе, а особенно в Лакедемоне, можно видеть большие курганы, о которых говорят: "это от Пелоповых фригийцев". Вот от них-то эллины и научились новым ладам. Поэтому и Телест Селинунтский говорит [PLG4. III.630]:

{44 ...был лидийским городом... — под властью Тантала, отца Пелопа, см. Пиндар. «Ол.». 1.38.}

(626) Первыми над смесительными чашами эллинов

Спутники Пелопа в честь Горной Матери

Грянули под флейты фригийскую песнь;

А пектиды остроголосыми звуками вторили

Лидийский гимн.

22. "Не следует думать, будто музыка заведена была для обмана и обольщения, как рассказывает Эфор [FHG.I.234], - пишет Полибий Мегалопольский [IV, 20.5-21.9]. - И не следует думать, будто древние критяне и [b] лакедемоняне беспричинно заменили на войне трубу ритмической флейтой, или будто не нарочно первые аркадяне при всей суровости их образа жизни ввели музыку в свое государственное устройство, чтобы она стала обязательной не только для мальчиков, но и для молодых мужчин до тридцатилетнего возраста. Действительно, только у аркадян мальчики с малых лет приучаются петь гимны и пэаны в честь отеческих богов и героев этого требует закон. После этого они выучивают песнопения Филоксена и Тимофея и пляшут с ними каждый год в театрах под дионисийские флейты, [c] дети в детских состязаниях, а юноши во взрослых; и потом всю жизнь на своих сходках развлекаются не приглашенными со стороны исполнителями, а сами по очереди поют друг другу свои песни. Признать себя невеждою в остальных науках у них не стыдно, но стыдно отказаться от пения. А еще они учатся шагать в строю под звуки флейт и упражняются в плясках, ежегодно выступая с ними в театрах по общественному почину и на общественный счет. И не затем древние установили это, чтобы блеснуть [d] богатством и роскошью, но потому что видели, как у каждого сурова жизнь и у всех строги нравы, а причиной тому холодная и мрачная природа большей части их земель, - ибо все мы, люди, приспосабливаемся к нашему окружению, и оттого целые народы оказываются различны и нравом, и телосложением, и цветом кожи. Сверх того аркадяне приучили мужчин [е] и женщин к общим сходкам и жертвоприношениям, завели общие пляски девушек и юношей, сделали все, чтобы смирить и укротить природную строптивость их души. А вот жители Кинефы, хоть и обитали в самом скудном месте Аркадии с самым суровым климатом, позабыли об этой цели, обратив свои силы на взаимные обиды и раздоры, и одичали до того, что самые нечестивые преступления совершаются у них и так часто, как нигде. И когда кинефяне совершили великое кровопролитие, то все аркадекие [f] города, через которые проходили их послы, требовали через глашатая немедленного их удаления, а мантинейцы по их уходе совершили большое очищение, обнеся заколотую жертву вокруг всей своей земли".

23. Агий, писавший о музыке, сообщает [FHG.IV.293], что на Дионисовых празднествах в орхестрах даже курили благовонный стиракс, {45} чтобы публика могла почувствовать фригийский запах.

{45 Стиракс — благовоние с ванильным запахом.}

Вообще же музыка в старину была мужественной, (627) и такой музыкальнейший из поэтов, как Алкей, был в то же время и воинственнейшим, и храбрые дела ценил выше поэтических. Вот и в этих стихах он торжественно взывает [PLG4. III. 153]:

Медью воинской весь блестит

Весь оружием убран дом -

Арею честь!

Тут шеломы как жар горят,

И колышутся белые

[b] На них хвосты.

Там медяные поножи

На гвоздях поразвешаны:

Кольчуги там.

Вот и панцири из холста;

Вот и полные, круглые

Лежат щиты.

Есть булаты халкидские,

Есть и пояс и перевязь;

Готово все!

Ничего не забыто здесь;

Не забудем и мы, друзья,

За что взялись!

Хотя дому больше бы подошло быть полным музыкальными инструментами. Но древние почитали мужество высшей из гражданских доблестей, [c] и именно ему уделяли... [пропуск] ...а не другим. Так Архилох, превосходный поэт, гордился больше всего своим участием в гражданских раздорах, и лишь после этого вспоминал о своем поэтическом даре [PLG4.II.383; ср.30f]:

Я - служитель царя Эниалия, мощного бога,

Также и сладостный дар Муз хорошо мне знаком.

Равным образом и Эсхил, стяжавший великую славу своими стихами, [d] на своей гробнице счел за лучшее написать о своем мужестве [PLG4. 11.241]:

Мужество помнят его Марафонская роща и племя

Длинноволосых мидян, в битве узнавших его.

24. Потому-то и храбрейшие лакедемоняне сражались под звуки флейт, критяне под звуки лир, а лидийцы, по словам Геродота [I.17], под звуки свирелей и флейт. Даже многие варвары ведут переговоры под звуки флейт и кифар, чтобы смягчить этим враждебные сердца. И Феопомп пишет в сорок шестой книге "Истории" [FHG.I.319]: "Геты, когда [е] ведут переговоры через глашатаев, то держат в руках кифары и играют на них". Оттого, по-видимому, и Гомер сохраняет древний эллинский порядок, когда говорит [Од.ХVIII.99 и XVII.271]:

Цитры, богами в сопутницы пиру веселому данной;

- то есть, что музыкальное искусство полезно и на пирах. И это было, видимо, освящено законом, во-первых, чтобы человек, бросаясь в пьянство и обжорство, имел в музыке врачевателя от буйств и безобразий, а во-вторых, чтобы музыка унимала заносчивость и грубость - ибо она прогоняет мрачность и порождает в душах кротость и благородную радость. [f] Оттого и Гомер в первой песне "Илиады" изображает богов, услаждающих себя музыкой - ибо после Ахилловой ссоры [Ил.I.493-494] боги проводят время за [Ил.I.603]:

Звуками лиры прекрасной, бряцавшей в руках Аполлона,

Пением Муз, отвечавших бряцанию сладостным гласом, -

так как нужно было прежде всего, как сказано, прекратить раздор и вражду. Поэтому мы видим: у большинства людей музыкальное искусство служит на общественных собраниях для общей пользы и лучшего поведения, но старинные люди шли еще дальше и включали в свои законы и обычаи пение гимнов богам на всех пирах, чтобы это охраняло 628 душевную нашу красоту и разумение. Ибо имя бога, вложенное в согласное пение, возвышает образ мыслей каждого. Филохор рассказывает [FHG.I.387], что при возлияниях богам древние не всегда пели (бурные) дифирамбы: {46} Диониса они славили вином и хмелем, а Аполлона покоем и порядком. Архилох говорит [PLG4.II.404]:

{46 ...пели дифирамбы... — То есть шумно и оргиастично.}

И владыке Дионису дифирамб умею я

[b] Затянуть, когда мой разум сокрушит вина перун.

И Эпихарм в комедии "Филоктет" [Kaibel 115]:

Не будет дифирамба, коли воду пьешь.

Стало быть, из сказанного ясно: нет, не ради расхожего и доступного удовольствия, как иные думают, изначально музыка проложила свой путь на празднества. Лакедемоняне если и изучали музыку, то молчат об этом, но признают, что судить о ней умеют прекрасно, и даже считают, что трижды спасали ее, когда она находилась на грани гибели. {47}

{47 ...находилась на грани гибели. — Согласно Казобону, это намек на трех поэтов: Терпандра (6350, Тимофея (636е) и Фриниха (638с).}

25. Музыка также помогает остроте и гибкости нашей мысли - поэтому [c] ею занимаются и всякий эллин и все известные нам варвары. Справедливо говорил Дамон и его последователи, что и песни и пляски неминуемо рождаются от некоторого движения души: красивые и благородные песни делают такими же и человеческие души, а противоположные - противоположными. Отсюда и тонкое замечание Клеосфена, {48} тирана сикионского, обличающее образованный ум: говорят, что увидев, как непристойно пляшет один из женихов его дочери (а это был афинянин Гиппоклид), он воскликнул: "Проплясал ты свою свадьбу!" - разумея [d], что какова его пляска, такова и душа. В самом деле, и в пляске, и в походке хороши бывают благообразие и стройность, и дурны непристойность и беспорядочность. Потому-то поэты {49} с самого начала, сочиняя пляски для свободных и благородных людей, стремились, чтобы их движения были только знаками того, о чем поется, и чтобы всегда сохраняли благородство и мужественность: оттого эти пляски и зовутся "гипорхемами" ("подплясыванием"). {50} А кто в этих движеньях не соблюдал меру или сочинял слова, не вязавшиеся с пляской, о том шла дурная слава. [e] Поэтому и Аристофан (или Платон), по словам Хамелеонта [frag.29 Koepke], сказал в комедии "Скарб" [Kock.I.636]:

{48 Клеосфен — То есть Клисфен, см. Геродот. VI. 129.}

{49 ...поэты... — Слагавшие также мелодии и фигуры пляски.}

{50 Гипорхема — танцевальная песня для хора, сопровождавшаяся пантомимой и игрой на струнных инструментах и флейте (см. ниже 630d, 631с).}

И если кто плясать умел, плясал на загляденье;

А ныне, с места не сходя, ревет, как паралитик.

Пляска в тогдашних хорах была благообразная и величавая и как будто подражающая движениям вооруженных воинов. Поэтому и Сократ в [f] своих стихах пишет, что кто лучше всех в пляске, тот лучше всех и на войне [PLG4. 11.287; ср. Платон "Федон" 60C-D]:

Те, кто краше плясками чтут богов, те и лучше

В битве...

Ибо пляска впрямь была как бы военным упражнением и смотром - не только будущей строевой подготовки, но и просто заботы о здоровом теле.

(629) 26. Амфион Феспийский во второй книге сочинения "О геликонском храме Муз" пишет, что на Геликоне исправно устраиваются пляски мальчиков и приводит старинную эпиграмму об этом:

Делал два дела: плясал и во храме мужей обучал я;

Был же авлетом у Муз там фигалейский Анак.

Я - Бакхиад, сикионец. И это мое приношенье

Славным подарком легло в честь сикионских богинь.

Хорошо сказал флейтист Кафисий {51} одному из своих учеников, [b] который постоянно старался играть громко: Кафисий ударил его и молвил: "Не в силе искусство, а в искусстве сила". {52} Памятниками старинной пляски остались статуи старых мастеров: потому в них и переданы так тщательно движения рук. Эти движения тоже должны были быть красивы и достойны свободного человека, чтобы "в искусстве была сила". Отсюда движения пляски были перенесены в хороводы, а из хороводов [с] в палестры. Так музыка и забота о здоровом теле совместно воспитывали мужество, и упражнения в оружии сопровождались песней. Отсюда и пошли так называемые пиррихии (букв, "рыжая") {53} и все другие подобные пляски, у которых много названий: например, на Крите "орсит" {54} и "эпикредий"; {55} а пляска "апокин" ("ускользание"), упоминаемая у Кратина в "Немесиде" [Коск.I.51], у Кефисодора в "Амазонках" [Kock.I.800], и у Аристофана в "Кентавре" [Коск.I.463], {56} не говоря о многих других, была потом переименована в "мактрисм" ("скалочная"); [d] и часто плясали ее женщины, которых, насколько мне известно, называли "мактристриями".

{51 Кафисий — один из музыкантов Александра Македонского, см. 538f.}

{52 Та же история рассказывается Диогеном Лаэртским VII. 19.21.}

{53 Пиррихий — военный танец, исполнявшийся со шлемом, щитом, копьем или мечом. См. Платон. «Законы». 815А; Апулей. «Метаморфозы» X. 29-31.}

{54 Орсит — возможно, от глагола όρνυμν «вскакивать».}

{55 Эпикредий — значение неизвестно.}

{56 ...в «Кентавре»... — Ср. «Всадники» 20, где это сленговый термин для удаления или убегания в спешке.}

27. Пляски менее подвижные, более сомкнутые и более простые по движениям, называются "дактили", "ямбика", "молосская эммелея", "кордак", {57} "сикиннида", {58} "персидка", "фригийский нибатисм", "фракийский колабрисм" ("свиная"), "телесий". {59} Телесий - это пляска македонская, во время которой люди Птолемея убили Александра, брата Филиппа, {60} как рассказывает Марсий в третьей книге "О Македонии" [Script. Alex. 42, J.2 В 739]. Буйные пляски - это "кернофор" ("с чашами"), {61} "монгас" ("с криками"), и "фермавстрида". {62} У простого народа [e] была пляска "антема" ("цветочная"), ее плясали с подражательными движениями и такими словами [PLG4. III.662]:

{57 Кордак — Ср. 20е.}

{58 Сикиннида — ср. там же, а также 618с.}

{59 Телесий — На с. 630а говорится, что он назван по имени некоего Телесия. Похоже, что все танцы, упомянутые после эммелии, носили очень живой характер, однако их описания (Гесихий, Поллукс) неясны. Колабром называлась молодая свинья.}

{60 ...Александра, брата Филиппа... — Александр II, сын Аминты III, правил Македонией с 370 по 368 гг., когда был свергнут своим сводным братом Птолемеем Алором (Диодор. XV.71; Плутарх. «Пелопид». 27).}

{61 Кернофор — относительно керна см. 476e-f; также Поллукс. IV. 103.}

{62 Фермавстрида — описывается Евстафием (Од. 1601.28) как дикий танец, при исполнении которого танцующие высоко подпрыгивали в воздух, многократно скрещивая ноги во время полета (см. Поллукс. IV. 102).}

Где мои розы? Где мои фиалки?

Где мой сочный сельдерей?

Вот они, розы! Вот мои фиалки!

Вот он, сочный сельдерей!

У сиракузян была пляска в честь Артемиды Хитонии {63} с особенным напевом. {64} Существовал и некий "ионийский" {65} танец, который плясали, напившись (παροίνιος). Другая "хмельная" пляска называлась "вестничная" [f] (α̉γγελική), {66} а еще какая-то - "огнесветопреставление", о ней упоминает киник Менипп в своем "Пире". Существуют и шутовские пляски: "игдис" (ступка), "мактрисм" (скалка), "апокин" (ускользание) (выше, 629с), "собас", "морфасм", "главк" (сова), "лев", "выливание ячменной каши", "прощение долгов" (χρεω̃ν α̉ποκοπή), "буквы" (στοιχει̃α) и, наконец, пирриха. Под флейту исполнялись "келевст" (начальник гребцов) и "пинакида" (дощечка). Другие плясовые движиния - это "меч-танец", "корзиночка" (καλαθίσκος) (выше, 467f, 630а), "бедро" (καλλαβίδες), {67} "ушастая сова" и "совиная пляска". "Ушастая сова" - это пляска, при которой держали руку над глазами и смотрели из-под ладони. О ней упоминает в "Послах" {68} Эсхил [TGF2. 26]:

{63 ...в честь Артемиды Хитонии... — Вероятно, этот эпитет относится к одеяниям, посвященным божеству женщинами (CIA I.273; II.646, ср. Эврипид. «Ифигения в Тавриде» 1464).}

{64 ...с особенным напевом. — Ср. Эпихарм frag. 127; Кайбель: «Пускай на флейте проиграют мне / Мелодию Хитонии».}

{65 ...ионийский... — Возможно, в смысле распутный. Лукиан пишет в сочинении «О пляске» о некоем фригийском танце, который плясали в состоянии опьянения.}

{66 ...вестничная... — Гесихий в статье «Вестник» пишет, что это было сиракузским эпитетом Артемиды; Преллер («Греческая мифология»4 I.324) идентифицирует ее с Гекатой Дорожной, «блуждающей по улицам», а также с Гермесом-вестником.}

{67 Бедро — непристойный танец; Гесихий под словом καλλαβίς: верчение бедрами или вид непристойной пляски, при которой крутили бедрами.}

{68 ...в «Послах»... — Другое название пьесы «Истмийские состязания» (о пляске, в которой пляшущие держат ладонь над глазами).}

Все эти пляски старые совиные.

Пляска "бедро" упоминается у Эвполида в "Льстецах" [Коск.I.304; 646f]: (630)

Он каллабидой ходит,

Он сесамидой дрищет.

Далее, были "фермавстрида" (щипцы), {69} "гекатерида" (попеременная), "сторож", "рука вниз ладонью", "руки вверх", "два шажка", "захват скамьи (ξύλον)", {70} "подушка", "корзинка", "волчок". Телесий - это тоже пляска, воинская, по имени Телесия, который первым проплясал его с оружием, как рассказывает Гиппагор в первой книге "Государственного устройства карфагенян" [FHG.IV.430].

{69 ...фермавстрида (щипцы)... — пляска с быстрым скрещиванием стоп.}

{70 ...захват скамьи — О ξύλον в этом значении (т.е. первой скамьи) см. Аристофан. «Ахарняне». 25; «Осы». 90.}

28. Сатировская пляска, как о том пишет Аристокл в восьмой книге [b] "О хорах" [FHG.IV.331], называется "сикиннида" (выше, 618с, 629d и 20е), а сатиры - сикиннистами. Одни говорят, что изобретатель ее, Си-кинн, был из варваров, другие - что из критян: ведь, как пишет Аристоксен [FHG.II.284], критяне - отличные плясуны. Однако Скамнон пишет в первой книге "Об изобретениях" [FHG.IV.489], что название ее - от глагола σείεσθαι (трястись, качаться), и первым проплясал ее Ферсипп. [с] Плясовые движения ног были изобретены раньше, чем движения рук -потому что ноги у старинных людей упражнялись больше, как в состязаниях, так и на охоте, а критяне - хорошие охотники, потому что быстрые бегуны. Некоторые, наконец, утверждают, будто название "сикиннида" поэтически образовано от слова "кинесис" (движение), потому что у сатиров это очень быстрая пляска: в ней нет страдания, поэтому нет и промедления. Вся сатировская драма, как и вся трагедия, состояла в старину из хоровых плясок, потому что актеров тогда еще не было. [d] Эти драматические пляски были трех видов: трагические, комические и сатировские. Точно так же и лирические пляски были трех видов: пирриха (военная), гимнопедия (нагих мальчиков) и гипорхема (см. ниже 631с, а также 628d). Пирриха имеет сходство с сатировской пляской, потому что обе очень быстрые. Но пирриха - пляска воинская, и мальчики пляшут ее вооруженными: на войне ведь быстрота нужна и для преследования, и [е] для бегства, чтобы "не оставаться, бежать, трусливым быть не стыдиться". {71} Гимнопедия же имеет сходство с трагической пляской "эммелией" (выше, 629d), потому что обе они с виду тяжелые и важные. А гипорхема имеет сходство с комическим кордаком, потому что обе они шутовские.

{71 Адаптировано из оракула, данного Крезу (Геродот. 1.55), шуточно процитированного Платоном («Государство». 566с).}

29. Пирриха, {72} как пишет Аристоксен [FHG.II.284], названа по Пирриху Лаконскому, - и действительно, такое имя есть у лаконцев и по сей день. Сама воинственность этой пляски указывает, что она была [f] придумана лакедемонянами: ведь лаконяне очень воинственны, и сыновья их смолоду учатся наступательным песням (τὰ ε̉μβατήρια), которые также называются "оружными" (ε̉νόπλια). {73} И в сражении лаконцы наступают мерно, повторяя стихи Тиртея. Филохор пишет [FHG.I.339], что когда лакедемоняне с помощью Тиртея {74} победили мессенцев, они завели воинский обычай: после обеда и после пения пеанов каждому пропеть еще что-нибудь из Тиртея, а военачальник решает, кто поет лучше, и в (631) награду победителю дает мясо. У прочих эллинов военная пляска уже {75} вышла из обычая, а вместе с этим закончились и войны; только у лакедемонян сохраняется военное обучение, и все спартанцы с пяти лет учатся плясать пирриху. Нынешняя пирриха - это, скорее, пляска [не Ареева, а] Дионисова, она скромнее, чем в старые времена, пляшут ее с тирсами вместо копий, друг на друга наступают с тростинками-нартеками, в [b] пляске размахивают факелами и изображают Дионисов поход на Индию или убиение Пенфея. Для пиррихи подходят красивые напевы и возбужденные ритмы.

{72 Пирриха... — Страбон. 467 и Поллукс IV.99 делают Пирриха и Телесия (630а) критянами. См. Павсаний. III.25. Феокрит в «Идиллии». IV.20 называет на дорийском наречии пиррихом рыжеватого бычка.}

{73 ...оружными... — То есть «исполняемыми вооруженными людьми», с хорошо известным ритмом: — UU — UU — U}

{74 ...с помощью Тиртея... — См. Тиртей frag. 115.}

{75 ...уже... — То есть уже во времена Аристокла (выше, 630b), около 110 г. до н.э.}

30. Гимнопедия была похожа на то, что в старину называлось "анапала" (припрыжка): {76} все мальчики пляшут нагие, делают ритмичные движения, взмахи рук у них безопасные (κατὰ τὸ α̉παλόν), {77} видно, что это лишь зрелище, а не кулачный бой в палестре. Разновидности ее - осхофорическая (грозденосная) {78} и вакхическая, так что и эта пляска [с] восходит к Дионису. Аристоксен говорит [FHG.II.284], что прежде, чем отправляться в театр, в старину упражнялись сперва в гимнопедии, а потом в пиррихе. {79} Пирриха называлась также "хирономией" (жестикуляцией) (см. выше, 629b-с).

{76 ...«анапала»... — От глагола α̉ναπάλλω «быстро перебирать ногами», т.е. плясать.}

{77 ...взмахи... безопасные... — То есть имитирующие борьбу.}

{78 Осхофория — шествие одетых в женское платье юношей с виноградными лозами, увешанными гроздями (осхи), из храма Вакха в храм Афины Скиры во время афинского празднества Скиры; ср. 495f.}

{79 ...упражнялись сперва в гимнопедии... — Вероятно, чтобы размять ноги.}

А гипорхема - это когда хор пляшет прямо под песню: как говорит Вакхилид [PLG4. III.577]:

Не время сидеть, не время медлить;

и Пиндар говорит [PLG5. 1.431]:

Лаконская стая девушек, -

но плясуны у Пиндара - лаконцы-мужчины; вообще же гипорхему пляшут как мужчины, так и женщины. {80}

{80 Кайбель подозревает здесь лакуну.}

[d] Наилучшие жанры лирической поэзии - те, которые можно проплясать. Таковы "просодии" (шественные), {81} "апостолики" (прощальные, {82} они же "парфении", девические) и тому подобные. Из гимнов богам одни пляшутся, другие нет. ... [лакуна] ... или обращенные к Афродите и Дионису, а также пэан: одни пляшутся, другие нет.

{81 просодии — гимны, исполнявшиеся в процессиях с ритмом: — UU — UU — U}

{82 ...прощальные... — Песни, исполняемые при отправлении дипломатических миссий. Они были совершенно отличны от девичьих гимнов, парфениев.}

У варваров, как и у эллинов, есть высокий и низкий род пляски: например, кордак у эллинов непристоен, а эммелия торжественна; таковы же у аркадян "кидарида", {83} а у сикионцев "алетер" (танец странника). Впрочем, алетером называется также одна итакийская пляска, как пишет Аристоксен в первой книге "Сравнений" [FHG.II.284]. Вот все, что я хотел [e] сейчас сказать о пляске (начало на 629с).

{83 ...кидарида... — По-видимому, в честь Деметры Кидарии в Фенее (Павсаний. VIII. 15.3); танец был заклинанием плодородия.}

31. В старину в музыке строго оберегали красоту, и приемы подбирали соответствующие. Поэтому для каждого лада имелись особые флейты, и у каждого флейтиста были флейты для каждого лада, принятого на состязаниях. Первым, кто сыграл все лады на одной и той же флейте, был Проном Фиванский. {84} В наше время музыку слушают мимоходом, бездумно. В старину понравиться толпе было знаком неумелости: так, [f] Асоподор Флиунтский, сидя за сценой и услышав рукоплескания какому-то флейтисту, спросил: "Что это? Видно, что-то очень скверное!", - как будто иначе флейтист не мог бы понравиться публике. (По другим рассказам, я знаю, это сказал Антигенид). {85} А сейчас, наоборот, целью искусства считается успех у зрителей. Поэтому Аристоксен и пишет (632) в книге "Застольная смесь" [FHG.II.291; ср. Платон. "Законы" 701 А]: "Мы - как жители Посейдонии, {86} обитающие на берегах Тирренского залива. {87} В старину они были эллинами, но потом смешались с варварами и превратились в тирренов или римлян, переменили язык и прочие обычаи; однако они еще и по сей день сходятся на один из эллинских праздников, [b] вспоминают старинные слова и порядки, горюют по ним, плачут и расходятся по домам. Вот так и мы, - продолжает Аристоксен, - когда зрелища наши стали варварскими, а музыка испорчена общедоступным вкусом, мы, немногие оставшиеся, наедине с собой вспоминаем, какой эта музыка была прежде". Так пишет Аристоксен.

{84 ...Проном Фиванский. — О Прономе, музыкальном наставнике Алкивиада, см.184d и Павсаний. IX.12.5.}

{85 Антигенид — знаменитый флейтист, ср. 131b.}

{86 Посейдония — г. Пестум в Лукании, к югу от Неаполя.}

{87 ...на берегах Тирренского залива. — Прежнее название Тирренского моря.}

32. По всему этому мне кажется, что музыка должна быть предметом философских размышлений. Ведь и Пифагор Самосский, столь прославленный философ, замечателен и тем, что занимался музыкой не мимоходом, [c] - нет, именно через музыку он объясняет сущность всего мироздания. Кажется, что и вся древняя мудрость эллинов была предана музыке: оттого-то среди богов Аполлон, а среди полубогов Орфей почитались одновременно самыми мусическими и самыми мудрыми. А всех, причастных этому искусству называли мудрецами (σοφισταί), {88} как у Эсхила [TGF2. 97]:

{88 ...называли мудрецами (σοφισταί). — Пиндар постоянно называет поэтическое искусство софией (напр. «Олимп.» 1.116). Сократ, кажется, был первым, отделившим поэтическое вдохновение от знания, см. Платон. «Апология Сократа». 22В.}

Мудрец ли гремит на лире черепаховой.

[d] Что старинные поэты могли позволить себе общаться с музыкой по-свойски, видно из Гомера: так как все его стихи сложены были напевно, то он беззаботно оставляет среди них много строк и "безглавых", "впалых" и "куцых". {89} Тогда как и Ксенофан, и Солон, и Феогнид, и Фокилид, и даже писавший элегические стихи Периандр Коринфский, и прочие поэты, которые не прилаживают к своим стихам напева, тщательно отделывают стихи, подсчитывая и упорядочивая стопы, и следят, чтобы [е] ни один стих не вышел безглавым, впалым или куцым. "Безглавы" стихи с перебоем в начале:

{89 ...«безглавых», «впалых» и «куцых». — Речь идет о стихах, усеченных на одну мору, т.е. имеющих краткий слог вместо долгого в начале, в середине или в конце стиха, что в русском переводе передается нарушениями размера.}

(ε̉πειδὴ νη̃άς τε καὶ 'Ελλήσποντον 'ίκοντο)

К своим когда подошли кораблям на брег Геллеспонта [Ил.XXIII.2];

ε̉πίτονος τετάνυστο βοός ι̉φι κταμένοιο

Тянул канат из кожи вола, пораженного силой [Од.XII.423, Ил.III.375].

"Впалы" - с перебоем в середине, как например:

αι̉ψα δ' 'άρ' Αίνείαν φίλον υι̉ον 'Ανχίσαο

Тут же внезапно Эней, дорогой отпрыск Анхиза; {90}

{90 Стих неизвестного происхождения.}

τω̃ν αυ̉θ' η̉γείσθην 'Ασκληπιού δύο παι̃δε

Их извели воеводы, Асклепия два мудрые чада [Ил.II.731].

"Куцы" - с перебоем в конце:

Τρω̃ες δ' ε̉ρρίγησαν, 'όπως 'ίδον αι̉ολον 'όφιν

[f] Трои сыны ужаснулись, увидевши змея пестрого [Ил.ХП.208];

καλὴ Κασσιέπεια θεοι̉ δέμας ε̉οικυία

Кастианиры прекрасной, видом богине подобной [Ил.VIII.305];

του̃ φέρον ε̉μπλήσά α̉σκόν μέγαν, ε̉ν δέ καὶ 'η̉ια

Взял я с собой тем напитком наполненный мех, припасами [Од.IX.212].

33. Бережнее всех эллинов сохраняли музыкальное искусство лакедемоняне: музыкой они занимались больше всего, и сочинители напевов появлялись у них один за другим. До сих пор они заботливо сохраняют старинные песни и относятся к этому с ученой добросовестностью. (633) Поэтому и Пратин говорит [PLG4. III.559]:

Лаконец -

Цикада, готовая к хору.

Поэтому же [их] поэты говорят о песнях такими словами [PLG4.III.710]: "сладчайших первоначальники гимнов" или "медвянокрылые напевы Муз". От обычной своей жизни, умеренной и суровой, этот народ с радостью обращался к музыке с ее завораживающим знанием, и понятно, внимал он ей с наслаждением.

Хорегами же называли, как пишет Деметрий Византийский {91} в четвертой [b] книге "О стихах", не тех, кто нанимает хоры, как теперь, а тех, кто выводит их на сцену, как это видно из самого названия ("хоровожатый").

{91 ...Деметрий Византийский... — Жил после III в. до н. э.}

И еще было в обычае исполнять хорошую музыку и не преступать старых музыкальных правил. {92}

{92 Изолированная выписка, возможно, принадлежащая следующему предложению.}

Получилось так, что в древние времена эллины были истинными чтителями музыки. Но потом, когда наступил беспорядок и пришли в упадок почти все былые обычаи, эта преданность музыке развеялась и обнажились иные, дурные музыкальные вкусы, от которых у всех и каждого [c] мягкость превратилась в изнеженность, а чувство меры в беспутство и распущенность. И конечно, это пойдет еще дальше, если кто-нибудь не воротит вновь на свет музыку наших предков. В древности же в песни перекладывались деяния героев или славословия богам. Так, Гомер говорит [Ил.IX. 189], что Ахилл "славу мужей воспевал", то есть героев, и что Фемий [Од.1.337]

...множество знал восхищающих душу

Песней, сложенных певцами во славу богов и героев.

Обычай этот {93} сохранился и у варваров, как пишет Динон в сочинении [d] "О Персии" [FHG.II.90]. Именно певцы предвидели мужество первого Кира и грядущую войну его против Астиага. "Кир, - пишет он, - служил [у Астиага] жезлоносцем, а потом оруженосцем, но вот он попросил позволения отлучиться к своим персам и уехал. Астиаг в это время пировал с друзьями, а песни пел им знаменитейший певец Ангарес. И пропев свои обычные песни, он сказал в-последних, что выпущен в свое болото могучий зверь, храбрее дикого вепря, и если завладеет он своими местами, то скоро без труда сразится со многими. Астиаг спросил: [e] "что за зверь?" - и певец ответил: "персидский Кир". Рассудив, что не зря он подозревал Кира, царь послал погоню... [лакуна] ...ничего не добился".

{93 Обычай этот ... — Геродоту (1.120-122) ничего неизвестно об этом, и он пишет, что маргиане проморгали грядущие события.}

34. Я бы много чего еще сказал о музыке, но вот я уже слышу гудение флейт и кладу конец моему многословию словами из Филетерова "Любителя флейт" [Kock.II.235]:

Блаженны, Зевс, под звуки флейт усопшие:

[f] Ведь только им в Аиде дозволяется

Любовью заниматься, все же прочие

Покойники, с музыкой незнакомые,

Манерам благородным неученые,

Там воду наливают в кадь дырявую".

А после этой речи возник спор, что такое самбика. И Масурий сказал, что это музыкальный инструмент с высоким звуком, и что эпический поэт Эвфорион в книге "Об Истмиях" сообщает, что у парфян и (634) троглодитов он имеет четыре струны, - так-де об этом пишет Пифагор в книге "О Красном море". {94} Но есть еще и осадное орудие, называемое самбикой, {95} вид и устройство которого описывает Битон в письме Атталу "Об орудиях". И Андрей Панормитанский в тридцать третьей книге "О Сицилии", описывая город за городом, говорит [FHG.IV.302], что к вражеским стенам оно подвозится на двух, [скрепленных вместе] кораблях, а самбикой называется оттого, когда оно поднято, то очертания его с [b] кораблем и лестницей напоминают очертания музыкального инструмента. Мосх в первой книге "Механики" пишет, что орудие это римское, а изобрел его Гераклид Тарентский. Полибий в восьмой книге "Истории" пишет так [VIII,6]: "Марцелл, удручаемый при осаде Сиракуз военными механизмами Архимеда, говорил, что Архимед на этой попойке черпает море Марцелловыми кораблями и выбрасывает за дверь Марцелловы самбики".

{94 ...Пифагор ... — Этот же Пифагор упоминается в 183f.}

{95 Самбика — См. описание у Полибия. VIII.6; также Плутарх. «Марцелл». 15. В поднятом положении это осадное орудие с натянутыми канатами напоминало струны самбики.}

35. Эмилиан на это сказал: "Друг Масурий, я тоже люблю музыку, [с] и вот я тоже ломаю голову, думая об инструменте под названием магадида: {96} к флейтам она относится или к кифарам. (О струнах) у сладчайшего Анакреонта где-то сказано [PLG4. III.260; 635с]:

{96 Магадида. Ср. 182f.}

Ты, Левкаспии, цветешь, а я песни пою

в двадцать струн на моей магадиде.

Однако Ион Хиосский в "Омфале" говорит о ней, как о флейте [TGF2. 736; ср. Гесихий s. μαγάδεις]:

И флейта-магадида пусть лидийская

Заводит крик.

[d] Объясняя этот стих, грамматик Аристарх (которого Панетий Родосский называл прорицателем за то, что он легко разгадывал смысл стихов) прямо заявляет, что магадида - это род флейты, хотя ничего подобного не говорят ни Аристоксен {97} в книгах "О флейтистах" и "О флейтах и инструментах", ни Архестрат в его двух книгах "О флейтистах", ни Пиррандр в книге "О флейтисттах", ни Филлид Делосский, который тоже (как и Эвфранор) писал "О флейтистах"; только Трифон во второй книге "О наименованиях" говорит: "флейта, называемая магадидой" и далее: [е] "магадида способна производить высокий и низкий звук одновременно, как сказано у Анаксандрида в "Латнике" [Kock.II. 149; 182d]:

{97 ...ни Аристоксен... — Подобная же ремарка о его молчании сделана Афинеем на 174с.}

Сильным и слабым магадиды лепетом

Буду я болтать с тобой".

Так что видишь, мой добрый Масурий, кроме тебя решить эту загадку некому".

36. Масурий на это ответил: "Друг мой Эмилиан, грамматик Дидим в "Противотолкованиях к Иону" понимает под магадидой ки-фарную флейту, {98} о котором упоминает и Аристоксен в первой книге "О сверлении флейт" [FHG.II.286; 176f], когда говорит, что есть пять видов [f] флейт: девичий, детский, кифарный, полный и сверхполный. {99} Или, может быть, из этого стиха у Иона (выше, 634с) просто выпал союз, и там было: "И флейта, и магадида пусть лидийская", то есть флейта, вторящая магадиде. Да, магадида - это струнный инструмент (как и говорит Анакреонт (634с)), лидийское изобретение: поэтому Ион в "Омфале" и называет лидийских девушек "струнницами" [TGF2. 736]:

{98 Кифарная флейта — То есть имеющая строй кифары, κιθαριστήριον.}

{99 ...пять видов флейт... — Два последних называются также мужскими (176f), т.к. использовались для аккомпанирования мужским голосам и имели низкий тон; Аристотель в ИЖ VII. 1.7 пишет, что девичьи имели более высокий тон, чем детские.}

Эй, струнницы лидийские, напевами

Старинных гимнов гостя убаюкайте!

Комедиограф Феофил в "Неоптолеме" употребляет даже глагол (635) "магадидить" (μαγαδίζειν), то есть играть на магадиде [Kock.II.475]:

На дыбе сыну, и отцу, и матери

Не дело магадидить: не получится

Согласной песни.

Эвфорион в книге "Об Истмиях" пишет [frag.32 Meineke, p.67], что магадида - инструмент старинный, но потом переделанный и переименованный в "самбику". В Митилене он был в таком ходу, что старинный ваятель Лесбофемид изобразил там одну из Муз с магадидой в руках (1821)· [b] А Менехм в книге "Об актерах" пишет [Scr.Al.M.146, frag.5, J.2 В 674], что и пектида есть не что иное как магадида, и что изобрела ее Сапфо. И Аристоксен [FHG.II.286] подтверждает, что на магадиде и пектиде одинаково можно играть без плектра, одними пальцами: об этом (говорит он) сказал и Пиндар в сколии Гиерону [PLG.5 I.440; 512d; ниже, 635d-e], назвав магадиду "перекликающимся бряцанием", потому что когда два инструмента {100} звучат вместе с интервалом в октаву, то это хорошо согласуется с голосами мужчин и мальчиков. И у Фриниха в [с] "Финикиянках" сказано [TGF2. 723]:

{100 ...два инструмента... — магадида и барбитон, как следует из 635d-e. Барбитон имел регистр ниже (по крайней мере на октаву), чем пектида и магадида.}

Под струны песни в очередь поющие.

И у Софокла в "Мисийцах" [TGF2. 221; ср.183е]:

Звучит тритон фригийский, и в ответ ему

Лидийская пектида льет созвучия.

37. Некоторые удивляются тому, что упоминая магадиду своего времени, Анакреонт говорит (а ведь многострунный вид она приняла только позднее) [PLG4. ΙΙΙ.260; 634с]:

В двадцать струн на моей магадиде,

Левкаспид.

[d] Посидоний (по этому поводу) пишет [FHG.III.277], что Анакреонт упоминает только три лада, фригийский, дорийский и лидийский - Анакреонт пользовался только ими; для каждого из этих ладов требуется семь струн, вот он и говорит о двадцати струнах, отбросив одну струну для округления. Посидоний, однако, не знал, что магадида - инструмент старинный. А это видно из того, что Пиндар говорит, будто "перекликающийся" (барбитон) изобрел Терпандр затем, чтобы вторить лидийской пектиде [PLG5. I.440; выше, 635b]:

Которому Терпандр Лесбосский

Был первооткрывателем,

[е] На лидийских пирах

Заслышавший перекликающийся высокий напев

Пектиды.

Но пектида и магадида - одно и то же, как утверждают Аристоксен [ср. выше 63 5b] и Менехм Сикионский в книге "Об актерах", где сказано также, что первой играла на пектиде Сапфо, жившая ранее Анакреонта. {101} И Терпандр тоже жил раньше Анакреонта: это видно из того, что Терпандр был первым, одержавшим победу на Карнейских праздниках {102} (об этом пишет Гелланик в "Карнейских победителях", как стихами, так и прозой [FHG.I.61]), а Карнейские праздники были учреждены еще в двадцать [f] шестую Олимпиаду (676-672 гг. до н.э.), как утверждает Сосибий в книге "О хронологии". Более того, Гиероним [Родосский] в книге "О кифаредах" (пятой книге сочинения "О поэтах") пишет [Hiller 95, frag.5], будто Терпандр жил еще при законодателе Ликурге, который по общему признанию всех историков совместно с Ифитом Элидским {103} учредил первые Олимпийские игры (776 г. до н.э.). Да и вообще Эвфорион в книге "Об Истмиях" говорит [Метеке 67], что все многострунные музыкальные инструменты отличаются только названиями, в ходу же они были с древнейших времен.

{101 ...ранее Анакреонта. — См. обсуждение датировки на с. 599с.}

{102 ...на Карнейских праздниках... — Дорийский праздник в честь Аполлона.}

{103 ...с Ифитом Элидским... — см. Павсаний. V.20.1.}

(636) 38. И все-таки трагик Диоген считает, что пектида и магадида различаются. Он пишет в "Семеле" [TGF2. 776-777]:

Но, чу, Кибелы азиатской слышу я

Прислужниц, дочерей счастливой Фригии,

Носящих митру, бубнами, тимпанами,

Бряцающих, и медным кимвалами

Попеременно истово грохочущих... [лакуна]

Целительницу и певицу божию.

Бактрийских также дев, лидийских слышу я,

Вдоль Галиса живущих и тмолийскую

Богиню Артемиду прославляющих

В ее густой тенистой роще лавровой

Бряцанием пектид, тригонов,струнами

[b] Играющих взаимосопряженными

На магадиде; флейта на персидский лад

С хорами там желанно согласуется.

Также и Филлид Делосский пишет во второй книге "О музыке", что пектида и магадида различаются [FHG.II.286; cp.182f]: "...феники, пектиды, магадиды, самбики, ямбики, а также тригон, клепсиямбы, скиндапсы, девятиструнники. Ямбиками назывались те инструменты, под которые пелись ямбические стихи, а клепсиямбами {104} ("кража ямбов") те, под которые пелись мерные размеры, но с искажениями. Магадидами же - те, [c] под которые пели два певца с полным интервалом (в октаву), и партии их были размечены одинаково. Кроме этих были и другие инструменты: барбитон, барм, {105} и много других, струнных и ударных".

{104 Клепсиямбы — букв, «воры ямбов», текст неясен.}

{105 Барм — на с. 182f назван баром.}

39. В самом деле, ведь кроме духовых и струнных инструментов, настроенных через равные интервалы, были и третьи, способные издавать только стук, - например, "крембалы". О них говорит Дикеарх в книгах "О жизни Эллады" [FHG.II.239], утверждая, что эти инструменты были некогда особенно любимы женщинами для песен и плясок: их едва касались пальцами, и они уже производили звонкий звук. Это видно из [d] песнопения в честь Артемиды, которое начинается так [PLG4. III.655-656]:

Артемида,

Дух мой рвется тебе соткать

Гимн желанный, навеянный бессмертными...

........................................

... И другая с крембалами в руках,

Бронзовощекими, златоосиянными.

Игру на них Гермипп в "Богах" называет словом "крембалить" (κρεμβαλιάζειν) [Kock.I.232]:

Так они крембальствуют (κρεμβαλιάζουσι),

Что со скал морских осыпаются моллюски.

Дидим говорит [e] [Schmidt 250, Сколии к Аристофану, "Лягушки" 1305, 1340], что некоторые в лад танцующим вместо лирной игры ударяют в раковины и черепки, - об этом сказано у Аристофана в "Лягушках" [1304-1307]. {106}

{106 Эсхил

... Дайте лиру мне!

На что тут лира, впрочем? Где гремки твои

О муза Еврипида? В побрякушки бей!

перевод А. Пиотровского }

40. Артемон в первой книге "О Дионисовом уставе" {107} пишет [FHG. IV.342], что Тимофей Милетский, судя по многим рассказам, играл на магадиде, где было необычно много струн; за такую порчу старой музыки лаконцы привлекли его к суду и уже собирались перерубить лишние [f] струны, но тут Тимофей показал им на маленького Аполлона с лирой, на которой было такое же число струн, и его отпустили (cp.628b, 632f).

{107 Заглавие, похоже, относится ко всем профессиональным художникам, в драме и музыке. Этот Артемон (Кассандрейский) цитируется также на 515с.}

Дурид в книге "О трагедии" пишет [FHG.II.486], будто магадида названа по имени фракийца Магдия. Аполлодор в "Ответе на письмо Аристокла" пишет [J.2 В 1107, P.-W. 11.936]: "Магадида - это то, что мы теперь называем псалтерием, (637) а клепсиамб, тригон, злим {108} и девятиструнник (636b) вышли из употребления". У Алкмаиа сказано [PLG4. III.64]: "отложить магадиду". У Софокла в "Фамире" [TGF2. 181]:

{108 Элим — род флейты, 176f.}

Лиры и магадиды эллинов,

Крепко слаженные,

Отполированные, сладкогласые.

Телест в дифирамбе "Гименей" так указывает, что струн у магадиды было пять [PLG4. III.630, Diehl 11.156, Edmonds III.278]:

Каждый, вызванивая свой звук,

Пробегая рукой поворотный бег,

Оживлял рогозвучную магадиду {109}

{109 ...оживлял... магадиду... — Плектром, который часто изготовлялся из рога (ср. Платон. «Законы». 795А).}

С пятью струнами, как пятью жезлами.

[b] Известен мне и еще один инструмент, на котором по словам Никомеда в книге "Об Орфее" [FHG.IV.465; ср. 182f] играют на пирах фракийских царей: это феник. Как пишут Эфор и Скамон в книге "Об изобретениях" [FHG.I.276, J. 2 А 44], называется он так, оттого что изобретен был финикийцами, а по словам Сема Делосского в первой книге "О Делосе" [FHG.IV.492] - оттого что его колена изготовляются из делосской финиковой пальмы. А на самбике, говорит Сем, первой стала играть Сивилла... [пишет] вышеупомянутый Скамон, что название свое она получила по имени некоего Самбика, изобретшего ее.

41. Что касается треножника (ибо есть и такой музыкальный инструмент), то вышеназванный Артемон о нем пишет так [FHG.IV.342]: "Поэтому {110} о многих инструментах даже неизвестно, существовали ли [с] они вообще: например, о треножнике Пифагора Закинфского. В ходу он был недолго и скоро всеми был забыт - то ли оказавшись неудобным для рук, то ли по какой другой причине. С виду он был похож на дельфийский треножник (отсюда и название), а употреблялся как тройная кифара. [Три] его ножки стояли на легко вращавшемся основании, похожем на сиденье поворотного стула; с трех сторон в промежутках между [d] ножками были натянуты струны - между лирным рогом сверху и колками понизу. Котел вверху служил сразу общим украшением {111} и тройным резонатором, это придавало изящество и усиливало звук. По трем сторонам инструмента были распределены три лада: дорийский, фригийский или лидийский. Сам Пифагор сидел на стуле, который был таких же пропорций (что и треножник); левой рукой он обхватывал инструмент, а в правой держал плектр. Для начала он выбирал любой из трех ладов, а потом [е] ногой легко поворачивал основание и играл на струнах другой стороны, а потом третьей. Все это устройство так быстро поворачивалось и так точно подставлялось под руку, что со стороны, не глядя, а слушая, можно было подумать, что это звучат три разные кифары, настроенных на [f] различные лады. И вот этот инструмент, вызывавший общее восхищение, после смерти Пифагора очень скоро был забыт".

{110 Поэтому... — вследствие того, что они находились в обороте малое время.}

{111 ...служил., украшением... — Котел венчал каждый обычный треножник.}

42. Менехм говорит [Scr.Al. 146, frag.6, J.2 В 674], что сольную игру на кифаре (Платон "Законы" 669Е), первым ввел Аристоник Аргосский, бывший современником Архилоха, житель Керкиры. А Филохор пишет в третьей книге "Аттид" [FHG.I.395]: "Лисандр, сикионский кифарист, первый преобразовал сольную игру на кифаре, сильнее натянув струны и добившись богатого и полного звука. Это он придал струнам звучание, похожее на флейту, которое первыми переняли Эпигон и его школа. (638) Уйдя от этой скудости средств тогдашней кифаристики, он первым ввел в нее цветистые вариации, и ямбы, {112} и магадиду, и сиригм ("свисток"); он первым стал заменять своим инструментом различные другие, и, умножив все свои достижения, первым окружил себя ансамблем кифаристов". Согласно Менехму [Scr.Al. 146, frag.7, J. 2 В 674], Дион Хиосский {113} первым сопровождал игрой на кифаре возлияния Дионису. Тимомах в сочинении "О Кипре" говорит [FHG.IV.521], что достигнув величайшего мастерства, Стесандр Самосский первым пел в Дельфах под кифару гомеровские сражения, начиная с "Одиссеи". Другие утверждают, что первым среди [b] элевтернейцев стал исполнять на кифаре любовные песни Аметор Элевтернский, потомки которого называют себя "Аметоридами". Аристоксен пишет [FHG.II.285]: "Как иные гексаметрические стихи скоро вызвали смешные пародии, так и кифаредов первым стал пародировать Энона, {114} а за ним Полиевкт Ахейский и Диокл из Кинефы". Имеют своих сочинителей и непристойные песенки, о которых Фений Эресийский в книге "Против софистов" пишет так [FHG.II.299]: "Теленик Византийский и Аргад, [с] сочинители непристойных песнопений, преуспели в своем роде поэзии, однако даже приблизиться не могли к песнопениям Терпандра и Фринида". Аргада упоминает Алексид в "Конном акробате" [Kock.II. 304]:

{112 Ямбы — или ямбики, см.636b.}

{113 Дион Хиосский — этот Дион совершенно неизвестен; (Ион?).}

{114 пародировать Энона — см. 19f-20a.}

- Вот Хороник, поэт.

- Какие песни сочиняет?

- Пышные.

- Каков же будет он в сравненьи с Аргадом?

- На переход дневной опередил его.

И Анаксандрид в "Геракле" [Коск.II.141]: {115}

{115 ...в «Геракле». — Он упоминает его также в «Протесилае» (см. 131b).}

[d] Он одаренный парень, как мне кажется:

Взялся за инструмент с таким изяществом

И пробежал по струнам так уверенно!

.............

Ликуй: теперь тебя хочу проверить я

И с Аргадом устроить состязание,

Чтоб ты, дружище, одолел искусников.

43. Сочинитель комедии "Нищие", приписываемой Хиониду, {116} упоминает еще одного сочинителя шуток и служителя забавной Музы, по имени Гнесипп [Коск.I.5]:

{116 ...приписываемой Хиониду... — Те же сомнения высказаны на 137е. Клеомен может быть рапсодом, упомянутым выше, 620d.}

И Клеомен с Гнесиппом мне такой беды

[е] На девяти струнах не подсластили бы.

И сочинитель "Илотов" говорит [Коск.I.294]:

Не модно {117} Стесихора петь, Алкмана, Симонида.

{117 Не модно... — Схожая мысль: Аристофан. «Облака» (1353-1372); Персии. «Сатиры». V. 164-166.}

Гнесиппа слушать надлежит: он для прелюбодеев

Ночные песни сочинил с ямбикой и тригоном,

Чтоб женщин выманить себе.

Кратин в "Неженках" [Коск.I.43]:

Лихорадка в бок! Кто видел, чтоб влюблен я был, Гнесипп?

Я таким пустышкой не был, не был я настолько глуп.

Высмеивает он стихи Гнесиппа и в "Пастухах" [Коск.I.16]:

[f] Просившему Софоклу не дал хора он,

Дал сыну Клеомаха, от которого

Не взял бы я и для Адоний песенки. {118}

{118 ...для Адоний песенки. — Говорящий представляет себя хорегом на лирическом представлении. О предполагаемой похотливости женщин на Адониях см. Аристофан «Лисистрата» 389-398.}

И во "Временах года" [Коск.I.90]:

Пускай с ним Клеомахов сын

Пойдет, трагедий поставщик,

И хор его прислужников,

Ощипывающих на лидийский лад

Волосья с непристойных мест.

(639) А Телеклид говорит в "Крутых" [Коск.I.217], что Гнесипп [и сам] попадался на прелюбодействе.

Вообще же, пишет Клеарх во второй книге "О любви" [FHG.II.316], что любовные или так называемые "локрийские" песни ничем не отличаются от того, что писали Сапфо и Анакреонт. Конечно, в стихах Архилоха или в "Дроздовках" Гомера есть много любовной страсти, но не меньше ее и в сочинениях Асоподора {119} об Эроте, да и все любовные письма представляют собой как бы прозаический род поэзии".

{119 ...Асоподора... — В другом месте говорится, что он писал ритмической прозой (445b).}

[О десертах]

44. На этом Масурий закончил свой длинный рассказ, {120} а перед нами [b] поставили, как говорится, "вторые столы" (десерты). Нас так часто угощали -и не только на Сатурналиях, когда по обычаю римские дети устраивают угощение рабам и сами им прислуживают. Обычай этот - не римский, а эллинский. Как пишет в "Исторических записках" Каристий [FHG.IV.358-359], на Крите во время празднества Гермей творится то же самое, и в то время как рабы пируют, хозяева хлопочут, прислуживая им. Так и в Трезене в месяце Герестии: {121} согласно тому же Каристию, в это [с] время справляется многодневное празднество, в один из дней которого рабы вместе с гражданами играют в кости, а хозяева устраивают им угощение. И Берос в первой книге "О Вавилоне" пишет [FHG.II.498], что в месяце Лоосе шестнадцатого числа в Вавилоне начинается пятидневный праздник Сакеи, {122} когда должны начальствовать над хозяевами, и один из них, в одежде, похожей на царскую, правит всем домой и называется "зоганом". Упоминает об этом празднике и Ктесий во второй книге [d] "О Персии". А на острова Косе наоборот: Макарий в третьей книге "О Косе" рассказывает [FHG.IV.442; 262с] что при жертвоприношении Гере рабам запрещено участвовать в пиршестве. Оттого и у Филарха говорится [J.2 А 188]: {123}

{120 На этом Масурий закончил свой длинный рассказ... — начатый на 634е.}

{121 Герестий — Фукидид (IV. 119) называет его Герастием и пишет, что это месяц спартанского календаря.}

{122 ...Берос в первой книге... — Миллер предлагал читать «в третьей» вместо «в первой». Лоос был македонским месяцем. Гесихий называет Сакеи скифским праздником.}

{123 ...у Филарха говорится... — Под именем Филарх не известно ни одного поэта, однако стихи мог процитировать историк.}

Только свободные люди вершат обряды Небесной,

Тот лишь из этих мужей, кто свой день Свободы имеет,

А из рабов ни один порога не переступает.

45. Оратор Батон Синопский в книге "О Фессалии и Гемонии" ясно показывает, что праздник Сатурналий - в высшей степени эллинский, [е] и что у фессалийцев он называется Пелории; пишет он так [FHG.IV.349]: "Однажды, когда пеласги совершали общие жертвоприношения, к Пеласгу пришел человек по имени Пелор с вестью, что в Гемонии случилось великое землетрясение: гора Темпа раскололась, и [окрестные] болотные воды через разлом устремились в поток Пенея, а заболоченная ими местность [f] обнажилась, подсохла от воды и явила взору равнину, просторную и прекрасную. Услышав такое, Пеласг собственноручно поставил перед Пелором щедрое угощение, и весь народ дружески нес к столу такого вестника все, что у него было самого лучшего; сам Пеласг от души ему прислуживал, и другие достойнейшие мужи, как кому случалось, прислуживали вместе с ним. Потому-то, рассказывают они, завладев потом этой новой местностью, они учредили празднество в подражание тому (640) первому празднику: приносят жертвы Зевсу Пелорию, выставляют пышные столы и такое являют радушие, что приглашают всех чужестранцев, освобождают всех невольников, и угощают рабов, вольно раскинувшихся на ложах, и сами им прислуживают. До сих пор это у фессалийцев самый главный праздник, и называется он Пелориями".

46. Итак, как я уже говорил, нам частенько выставляли такие десерты (ε̉πιδορπισμάτος); и глядя на эти "вторые столы" {124} один из гостей произнес:

{124 ...глядя на эти «вторые столы»... — См. выше, 639b. Однако упоминаемые ниже блюда едва ли могут сойти за десерты в нашем смысле слова.}

[b] Вторая мысль - надежнее, чем первая. [Эврипид "Ипполит" 436]

Недаром Эврипид в "Критянках" говорит [TGF2. 503, ср. Плутарх 1097 D]:

Чего же нет и от чего не ломится

Сей полный стол? На нем морские лакомства

И нежная телятина, и целое

Баранье пиршество, и сласти, выпечка,

Политая обильно сладкой патокой

Златисто-бурой пчелки, -

и Эвбул говорит в "Счастливице" [Kock.II.190]: {125}

{125 Деление на реплики принадлежит Tœppel.}

- Все вместе ведь товары продавать начнем

В Афинах: смоквы, яблоки...

- Глашатаев.

[c] - И репы, груши, виноград...

- Свидетелей.

- Горох и розы, соты, мушмулу...

- Суды.

- И молочко коровье новотельное,

Ирис и мирты, потроха, молозиво...

- Для жеребьевки урны.

- И ягняточек...

- Законы, приговоры и судейские

Клепсидры.

Понтиан уже начал было рассказывать по очереди обо всем, что лежало перед нами, но Ульпиан перебил его: "Об этом - потом, а сперва расскажи нам о десертах (эпидорписматах) (см. выше 640а) вообще". И Понтиан начал: "Кратет [Wachsmuth 65] говорит, что Филлипид в "Скряге" перечисляет десертные блюда (τραγήματα) следующим образом [Kock.III.307]:

[d] Плакунты-пироги, эпидорписматы,

Кунжут и яйца, - дня мне не достало бы,

Все перечесть.

И Дифил в "Телесий" [Kock.II.567; cp.52f]:

- Лакомства,

И мирта ягоды, да с сыром пироги,

Миндаль, лепешки, миртовые ягоды.

- Такой десерт я с радостью откушаю (ε̉πιδορπίζομοα).

Софил в "Хранении" [Kock.II.445]:

Приятно время провести в компании

Природных греков. Что за удовольствие!

Уж слышно: "Не нальешь мне пару ковшиков?

Пойдем к танагрским девкам! {126} Угостимся там

{126 ...к танагрским девкам... — Ср. Цицерон. «О доме». 111.}

Десертом (ε̉πιδορπίσηται) из нарубленой ослятины".

Платон в рассказе об Атлантиде называет десерт "закусками" [е] (μεταδόρπια) [Velsen p. 115b]: "Земля тогда взращивала своим насельникам все благовония, все плоды, и пестуемые человеком, и древесные, все услады, предлагамые для закусок".

47. [Трифон же пишет [Velsen 101], что в старину доля каждого гостя выставлялась перед ним на стол заранее, но потом по ходу пира приносилось еще много разного, и поэтому [десерты] назывались "приносимое" (эпифорематы). Так говорится о десертах у Филиллия в "Копальщике колодцев" [Коск.I.787]:

[f] Миндаль, орешки, да эпифорематы.] {127}

{127 Кайбель пропускает этот абзац; см. ниже (641а).}

Так и Архипп в "Геракле" [Kock.I.680] и Геродот в первой книге [с. 133] употребляли слово ε̉πιδορπίσασθαι в значении "поднести" и "закусить после еды".

Архипп в "Геракле сватающемся" называет все это "эпифорематами" [Коск.I.680]:

[Стол] полон пряников,

Других эпифоремат.

И Геродот в первой книге [133]: "Обеденных яств у них немного, зато (641) в изобилии подаются эпифорематы". Однако поговорочное выражение "абидосская эпифорема" означает другое - налог или портовый сбор, как объясняет Аристид в третьей книге "О поговорках". Ученик Трифона Дионисий говорит, что в старину доля каждого гостя выставлялась перед ним на стол заранее, но потом по ходу пира приносилось еще много разного, и поэтому [десерты] назывались "приносимое" (эпифорематы). Так говорится о закусках, приносимых после еды, у Филиллия в "Копальщике колодцев" [Коск.I.787]:

[b] Миндаль, орешки, да эпифорематы.

А Платон в "Менелае" называет их ε̉πατραπεζώματα, то есть блюдами, заранее выставленными на стол [Коск.I.622; ср.170е]:

- Скажи, а где же эпитрапедзоматы (ε̉πιτραπεζώματα)?

- Давно богопротивным гостем сожраны.

Аристотель в книге "Об опьянении" пишет [frag. 104 Rose], {128} что древние называли десерты "трогалиями" (догрызаниями), как бы в знак, что эта пища - добавочная (ε̉πιδορπισμόν). Пиндар употребляет это слово [даже в единственном числе] [PLG4. 1.439]:

{128 Более полная, хотя и оставляющая желать лучшего в отношении ясности цитата приводится ниже, см. 641d-e. Термин «трогалий» от глагола τρώγω — «грызть, вкушать».}

[c] Трогалий сладок в завершенье пиршества,

Хотя бы и обильного.

И в самом деле, обозревая все выставленное перед нами, можно сказать словами Эврипида [TGF2. 693]:

Вот видишь, за столом хорошим жизнь сладка.

48. Что у древних были "вторые столы", и очень богатые, свидетельствует Пиндар в "Олимпийских одах", говоря о том, как изрублен был Пелоп ["Ол." I.50]:

За вторыми {129} столами мясо

{129 За вторыми ... — Чтение «вторыми» ошибочно.}

Твое делили и ели.

Нет!

[d] Я не смею назвать людоедами богов!

А еще ранее говорили просто "столы", как у Ахея в сатировской драме "Гефест" [TGF2. 750]: {130}

{130 Welcker считал, что первый персонаж здесь Дионис, второй — Гефест. Предмет десертов временно выпал, чтобы объяснить употребление слова «стол» в значении «пища».}

- Во-первых, будет пир: все приготовлено.

- А "во-вторых" ты чем меня порадуешь?

- Не пожалею масла благовонного.

- Хоть руки вымыть дашь ты мне заранее?

- Не раньше, чем столы пред нами сменятся.

Аристофан в "Осах" [1216]:

Эй, эй! Воды! Скорей, вносите столики!

Почти так же, как и мы, понимает выражение "вторые столы" в книге [e] "Об опьянении" Аристотель [frag. 104 Rose; 641 b]: "Итак, десерт (τράγημα) в целом отличается от обеда точно так, как догрызание (τρωγάλιον) отличается от простой еды. Трогалион исконное слово у эллинов, потому что свои обеды они украшают десертами. Поэтому удачно выразился первый, назвавший их "вторыми столами": десерт (τραγηματισμός) есть дополнительная еда (ε̉πιδορπισμός), и следует за главной едой, как второй обед". Дикеарх в первой книге "Пещеры Трофония" пишет так [FHG.II.262]: [f] "Больших расходов стали стоить на пирах и "вторые столы", и венки, и мирра и фимиам, и все, что им сопутствует".

49. Ко "вторым столам" подавались и яйца, и зайцы, и дрозды с медовыми лепешками - об этом говорится у Антифана в "Лептинчике" [Kock.II.68]: {131}

{131 ...у Антифана в «Лептинчике» ... — Ср. Эвстафий. 1401.52: «Антифан очень остроумен в следующих вопросах и ответах». Текст сильно искажен и никакое исправление не может быть достоверным.}

- Фасийского не выпьешь?

- Коль нальют его.

- Миндаль тебе по вкусу?

- Не враждую с ним.

................

- Их надо будет с медом взбить для мягкости.

- Медовые лепешки если вынесут?

- Не откажусь.

(642) - Яичко?

- Проглочу его.

- Другого ничего тебе не надобно?

Он же в "Двойниках" [Kock.II.82]: {132}

{132 ...в «Двойниках» ... — Мейнеке соединил эти стихи со стихами из той же пьесы; см. 471с.}

Тут с припляскою "вторые" к нам столы повынес он

И поставил перед нами с выпечкой различною.

Амфид в "Женобесии" [Kock.II.238]:

- "Сыр в масле" {133} - знаешь?

{133 ...«Сыр в масле»... — В подлиннике «тонкий помол» (άληλεμένον); ср. άλευρίται άρτοι (115d).}

- Да.

- Вот это жизнь моя!

Кунжут, вино сладчайшее, пирожные,

Венок и мирра, яйца и флейтисточка.

- О Диоскуры! Имена двенадцати

Богов великих наших перечислил ты.

Анаксандрид в "Крестьянах" [Kock.II.136]: {134}

{134 Не было предложено ни одной удовлетворительной поправки.}

Главу мне увенчали, следом стол внесли,

На нем, - клянусь богами и богинями, -

Лежало столько снеди! Я и сам не знал,

Своих запасов: жизнь моя не в жизнь была!

Клеарх в "Пандросе" [Kock.II.409]:

- Ополосни-ка руки.

[c] - Нет, не нужно мне.

- Вода не повредит, чудак. Эй, милая!

Орехов, лакомств (τραγήματα) подложи на столики.

Эвбул в "Горбуне" [Kock.II. 180]:

- Твой стол от лакомств ломится.

- Но каждый раз их есть мне разонравилось.

Алексид в "Поликлее" (это имя гетеры) [Kock.II.366]:

Хитер был первый, лакомства придумавший:

Так способ он нашел продолжить пиршество

И челюстям не оставаться праздными.

[d] И в "Похожей" (эта комедия приписывается также и Антидоту) [Kock.II.357]:

- Обедов не люблю, клянусь Асклепием,

Зато люблю десерты.

- Замечательно!

- Для женихов у нас такие лакомства,

Когда они приходят...

- Чтобы свататься?

- Дрозды, зайчата, пироги молочные (см.6441),

Вот сладость! Никакого нет сравнения

С приварками, подливками, похлебками!

[е] Апион и Диодор, по словам Памфила, пишут, что послеобеденный десерт имел еще одно название: "эпаиклия" [cp.140d, 141с, 664f].

50. Эфипп в "Эфебах" [Kock.II.244; 29d, 58а]:

Явились после этого

К нам каша, из Египта благовоние,

Горшочки-крохотки с вином из фиников,

[f] Явились сласти, пряники кунжутные,

Медовые, молочные пирожные

И тьма яиц - за все мы принялись тогда

Жевать геройски и кормить жевателей.

И в "Кидоне" [Ibid. 256; cp.322d-e]:

После обеда ягода ................

Горошина ............. боб,

Сыр, каша, мед, кунжутные пирожные,

Сам черт морской, пирог из сыру, специя,

Орех и грозди, молоко и яблоко,

Отвар ячменный, семя конопляное,

Моллюски, мозг Зевесов (см.514е).

Алексид в "Филиске" [Kock.II.389]:

Стол нужно вынести,

Воды для рук подать, а в добавление -

Венок, жаровню, ладан, возлияние,

А там уж и десерт внести с лепешками.

Так как Филоксен Киферский в своем "Пире" {135} тоже упоминает (643) "вторые столы", и перечисляет многое из того, что было перед нами, то я попробую припомнить и его стихи [PLG4. III.606]:

{135 ...в своем «Пире»... — Об авторстве см. 146f.}

Уплывшие было плоты приплывали вновь -

Блещущие блеском, ломящиеся добрым грузом.

Однодневки именуют их "вторыми столами" -

Бессмертные - Амалфеиным рогом.

В середине была радость для смертных -

Костный, белый, сладкий мозг -

Кроющий лик свои

В паутинно-тончайших складках

От стыда, что увидят: неволей

[b] Он покинул овцеродное стадо,

Сухой среди сухих

Вспять текущих струи Аристея {136} ,

{136 ...текущих струй Аристея... — наружная кожица творожника из молозива. Источники Аристея, бога-покровителя крестьян, — это козье вымя (Эдмондс).}

Имя которому "амил". {137}

{137 Амил — ср. ниже 647f; амил, пирог из муки очень тонкого помола, здесь едва ли уместен.}

Алчными руками и ртами напали...

................ {138}

{138 Бергк справедливо отмечает большую лакуну. Бесполезно пытаться заполнить ее.}

Примлющей все, что ни предложат,

Что зовется Зевесовой закуской.

Роздал раб

Рыжею увлажненною подливкою

Пшенично-овсяно-

бело-горохо-терново-

мало-млечно-сладостно-пряничную

Поджарку с медовым ободком!

А за нею в строй -

Похлебки тесто-чечевичные, {139}

{139 ...похлебки тесто-чечевичные... — См. «конха» на 159f.}

[c] Пирожки ячменные, на масле на оливковом поджаренные до

корочки,

И в свином жиру. {140}

{140 ...в свином жиру. — См. 647с.}

Сладко .....

Несчетные, округлые, поджаренные, соподжаренные, медовые,

толковые

Кунжутные пирожки,

И сырно-молочно-медовый, меж железом и железом

пропеченный,

Был амил.

И пузатились кунжутно-сырные,

В оливковом масле прокипевшие,

Сезамом пересыпанные пироги,

А вслед - горох, а вокруг - шафран, лучший цвет в цвету,

Яйца и миндалины с мягкой скорлупкой, ребячье лакомство -

Орехи, орехи -

И все, все, все

Для пира для блаженного, обильного, богатого,

В чьем конце -

Выпивка, звонкие коттабы, льющиеся речи, нужные слова -

[d] Новые, отборные, украшенные, дивные, всеми восхваляемые

До небес.

Так [писал] Филоксен Киферский, в похвалу которому Антифан говорит в "Тритагонисте" [Kock.II. 102]:

Намного всех поэтов превосходнее

Киферский Филоксен. Ведь он словечками

Своими всюду пользуется новыми,

Особыми; притом его поэзия

Подвластна переходам, модуляциям.

Скажу, как бог он царствовал меж смертными,

[e] Как бог, по праву музыкой владеющий!

Теперешние же словами глупыми

Творят всегда плющом переплетенные,

От родников промокшие, цветочками

Надушенные вирши из бессмыслицы.

[Рассказы о лепешках]

51. Многие гости занимались перечислением названий лепешек-плакунт (πλακούντα, "плоский"). Из этого я перескажу тебе, сколько позволит память. Я знаю, что еще Каллимах в своей "Таблице" сочинений [f] смешанного содержания записал и книги о выпечке - и Энигма, и Гегесиппа, и Метробия, и Феста, [Schneider II.316, frag.100d 7]. Вот так и мы передадим тебе все названия лепешек, которые мы выписали. Мы не будем брать примера с Ксантиппы: когда однажды Алкивиад послал пирог в подарок Сократу, она этот пирог растоптала, а Сократ со смехом сказал ей: "Так ведь и тебе ничего не достанется". Об этом рассказывает

(644) Антипатр {141} в первой книге сочинения "О гневе". Нет, я

{141 Антипатр — возможно, стоик из Тарса.}

не допущу, лепешколюбом будучи, {142}

{142 ...не допущу, лепешколюбом будучи... — Цитируется стих некоего комического поэта, см. Демяньчук. 115.}

чтобы божественные эти лепешки подвергались поношениям. Итак, еще комедиограф Платон говорит в "Стихотворце" {143} [Коск.I.631]:

{143 ...вспоминает их... — Говорит некое божество, обойденное при жертвоприношении.}

Только я потрохов целый год не вкушал,

позабыл про лепешку и ладан.

Не забыта мной даже деревня Плакунта, {144} которую называет Деметрий Скепсийский в двенадцатой книге "Троянского миростроя" [b] [frag.7 Gaede] - в шести стадиях от Гипоплакийских Фив. Слово "плакунта" в именительном падеже (πλακου̃ς) следует произносить с облеченным ударением на последнем слоге, так как это стяжательная форма, произошедшая от πλακόεις, как τυρου̃ς (сырный) от τυρόενς, и σησαμου̃ς (кунжутный пирог) от σησαμόενς. Говорится это в значении существительного, ибо подразумевается пропуск слова "хлеб". Прекрасных лепешек можно поесть в Парии на Геллеспонте, как свидетельствуют все путешественники; и Алексид ошибается, когда думает, что они [не из Пария, а] из Пароса, - он говорит об этом в комедии "Архилох" [Коcк.II.305]:

{144 ...деревня Плакунта... — Плак, Плакийские Фивы см. «Илиада». VI. 396-397.}

[c] Старец блаженный, живущий на Паросе благополучном;

Две наилучшие вещи на свет этот остров приносит:

Мрамор - богам в украшенье, лепешки для смертного люда.

Замечательны были лепешки на Самосе, как говорит Сопатр во флиаке "Женихи Бакхиды" [Kaibel 192]:

Лепешкопеком остров Самос прозванный.

52. ЭНХИТОН (ΕΓΧΤΤΟΣ, формовой пирожок, "насыпной") - о них упоминает Менандр в "Лжегеракле" [Kock.III.148; ср.172b]:

Ты все нам сделаешь,

Не как всегда кандил, куда муку кладешь,

И мед, и яйца. Нынче все особенно.

Вот повар энхитонов нам наделает,

Лепешек испечет и кашу сварит нам,

И после рыбы даст соленой. Далее -

[d] Яичницу и гроздья виноградные.

Поджарит мастерица-повариха нам

Кусочки мяса, и дроздов, и лакомства.

Эвангел в "Снятии фаты" [Kock.III.376]: {145}

{145 ...в «Снятии фаты». — Разговор отца невесты, парвеню, и повара, нанятого на свадебный пир.}

A. Я велел тебе устроить шесть застолий для мужчин,

И еще четыре женских: безупречным будет пир!

[e] Я хочу, чтоб эта свадьба всех была блистательней.

Никого других не слушай: я скажу все нужное.

Рыб возьми, каких захочешь, а из мяса наберешь

Поросят, телят, свинины, да еще зайчатины.

В. Вот хвастун!

А. И энхитонов, сало, сыр, яичницу.

Г. Эй, Дромон!

[f] А. Пирог персидский, и пшеничный, и яиц.

Стол - в три локтя высотою, чтоб удобней брать и есть.

АМИТ (ΑΜΗΣ) - род лепешки. Антифан [Kock.lI.130]:

амиты, амилы. {146}

{146 Амилы — пироги из тонкой муки.}

Менандр в "Подкидыше" [Kock.III.141]:

- Скажи, Херипп, {147}

{147 Херипп — прожорливый афинянин, упоминаемый у комического поэта Феникида (Kock.III.248 frag.3). Может быть, речь идет о лепешке для Кербера, с которой отправляли на тот свет покойника, или о жертвоприношении на могиле, — в любом случае Херипп предпочитает оставить пирог себе.}

А вы амит ('άμητα) в Аид не посылаете?

- А ты в Аиде на амит рассчитывал?

У ионийцев, судя по "Глоссарию" Силена, говорится "ама" (αμη), {148} а маленькие аметы у Телеклида [называются] аметисками [Kock.I. 209; 64f, 268с]:

{148 Ама — по-гречески это существительное первого склонения, имеющее в винительном падеже ’άμην вместо ’άμητα у Менандра.}

И влетали зажаренные дрозды,

прямо в рот с аметисками вместе ('άμητίσκος).

53. ДЬЯКОНИЙ {149} (ΔΙΑΚΟΝΙΟΝ, "служительский"). Ферекрат [Kock.I. 194]:

{149 Дьяконий — согласно Гесихию, это — подошва лепешки, не предназначенная для еды.}

(645) Вот жадина!

Имея амфифонт, хотел дьякония!

АМФИФОНТ (ΑΜΦΙΦΩΝ, "двусветлый") - лепешка, посвящаемая Артемиде, со свечками по краям. Филемон в "Нищей или Девушке с Родоса" [Kock.II.495]:

Тебе я, Артемида, амфифонт несу,

Владычица, и жертвы к возлиянию.

Упоминает его и Дифил в "Гекате" [Kock.II.548]. Филохор тоже называет его амфифонтом и пишет [FHG.I.412], что его приносили в храмы Артемиды и на перекрестки дорог, потому что в этот день {150} восходящее солнце застает на небе заходящую луну, и небо становится "дву-светлым".

{150 ...в этот день... — То есть во время полнолуния.}

[b] БАСИНИЙ (ΒΑΣΥΝΙΑΣ). Сем во второй книге "О Делосе" говорит [FHG.IV.493]: "На острове Гекаты делосцы приносят в жертву Ириде "басинии": это пшеничное тесто, сваренное в меду, в которое добавляется "кокора" - сушеная смоква и три ореха".

СТРЕПТЫ (ΣΤΡΕΠΤΟΙ, кренделя, "крученые") и НЕЭЛАТЫ {151} (ΝΕΗΛΑΤΑ, "нововытянутые") - их упоминает оратор Демосфен в речи за Ктесифонта "О венке" [260].

{151 Неэлаты — по свидетельству Гарпократа, они приготовлялись из свежемолотой ячменной муки, смоченной медом, и посыпались изюмом и горохом. По форме они были вытянуты (νε-ήλατα, от ε̉λαύνω) в виде длинных булочек.}

ЭПИХИТ (ΕΠ1ΧΥΤΟΝ, "насыпной"). Никофонт в "Поденщиках за хлеб" [Kock.I.778; ср. Аристофан "Ахарняне" 874-880]:

Лепешки, каша и хлеба ячменные,

[с] Из хлебных зерен каша есть и колликсы, {152}

{152 колликсы. — См. 112а.}

Обелии {153} и пироги медовые,

{153 обелии. — См. 111а.}

Плакунты, эпихиты и дендалиды, {154}

{154 дендалиды — описываются по-разному; см. Эратосфен. Р. 23; Bernhardy, Поллукс. VI.76.}

Отвар ячменный у меня, тагении. {155}

{155 тагении. — Букв, «поджаренные на сковороде».}

Памфил же пишет, что эпихитом {156} называется также и АТТАНИТ (ΑΤΤΑΝΙΤΗΣ). Гиппонакт упоминает их в следующих стихах [PLG4. 11.474; 388b]:

{156 эпихит. — Похоже, они ничем не отличаются от энхитонов (см. 644с-е).}

Ни аттагов теперь не жрет он, ни зайцев,

Не мажет жареных лепешек он маслом

И не макает аттанитов в мед сладкий.

КРЕИОН {157} (ΚΡΗΙΟΝ) - лепешка или ломоть, который у аргивян невеста [d] передает жениху. "Его пекут на углях, на него созывают друзей, подается с медом" - пишет Филит в "Смеси" [Bach frag.47].

{157 Креион. — У Гесихия — κηρίον, букв, «сотовый мед», что принимается Кай-белем.}

ГЛИКИН (ΓΛΥΚΙΝΑΣ, "сладкий") - критская лепешка на сладком вине и оливковом масле, как пишет Селевк в "Глоссарии".

ЭМПЕПТ (ΕΜΠΕΠΤΑΣ, "пропеченный изнутри"), тот же Селевк пишет, что это полый пшеничный каравай, правильной формы, вроде сапога, и в него насыпаются маленькие сырные лепешки.

54. ЭНКРИДИЙ (ΕΓΚΡΙΔΕΣ) - пирог, сваренный в оливковом масле [е] и затем пропитанный медом. Упоминается у Стесихора [PLG4. III.206; 172d-e]:

Крупы, энкридии,

И иное, что выпечено,

И желто-зеленый мед.

Упоминает их и Эпихарм [Kaibel 95] и Никофонт в "Поденщиках за хлеб" [Kock.I.779; 126f]. Аристофан в "Данаидах" упоминает и торговца ими (ε̉γκιδοπώλης) [Коск.I.457]:

И чтоб я не был продавцом энкридиев.

Ферекрат в "Лоботрясах" [Коск.I.168]:

На дорогах может с этим отнимать энкридии.

ЭПИКИКЛИЙ (ΕΠΙΚΥΚΛΙΟΣ, "кругляш") - какая-то лепешка у сиракузян [f]. Упоминается у Эпихарма в "Земле и Море" [Kaibel 95].

ГУР {158} (ΓΟΥΡΟΣ). О том, что это тоже род лепешек, говорит в "Ямбах" Солон [PLG4.II.58]:

{158 Гур. — Значение этого слова неизвестно.}

Там пьют они, и там едят: кто хлеб жует,

Кто гуры (γούρους) с чечевицей, кто пирожные:

Всего мучного вдоволь. Все, что черная

Земля дарует смертным, - в изобилии.

КРИБАНЫ (KPIBANAI, "из духовой печи") - такие лепешки, (646) по словам Аполлодора, прямо названы у Алкмана [PLG4. III.22; cp.114f]. Сосибий в третьей книге "Об Алкмане" пишет, что они имели форму женской груди и что в Лакедемоне их ели на женских обедах: их обносят вкруговую, когда хор невестиных подружек готовится запеть в ее честь.

КРИМНИТ {159} (ΚΡΙΜΝΙΤΗΣ, "грубого помола") - лепешка из ячменной муки грубого помола (κρίμνα), как пишет Иатрокл в книге "О лепешках".

{159 Кримнит. — См. 112а.}

55. СТЕТИТ (ΣΤΑΙΤΙΤΑΣ, "из пшеничного теста") - лепешка из пшеничного [b] теста с медом; ее упоминает Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [Kaibel 100; 110b]. Как пишет Иатрокл, жидкое тесто выливается на сковороду, поверх него добавляются мед, кунжут и сыр.

ХАРИСИИ (ΧΑΡΙΣΙΟΣ, "благодарственный"). Его упоминает в "Пирующих" Аристофан [Коск.I.442]:

Пирог-харисий (πλακου̃ς χαρίσιος) я спеку вам к ужину.

Однако Эвбул в "Анкилионе" говорит о нем, как о хлебе [Kock.II.65]:

Я пекла пирог-харисий, выскочила только что.

[с] ЭПИДЕТРОН (ΕΠΙΔΑΙΤΡΟΝ, "ломоть") - небольшой, похожий на лепешку, ячменный хлебец, который ели после обеда, как пишет Филемон в работе "Об аттических словах".

НАН (ΝΑΝΟΣ, "карлик") - похожий на лепешку хлебец, приготовленный с сыром и оливковым маслом.

ПСОТИИ (ΨΩΘΙΑ) - то же самое, что крошки (ψαθύρια). Ферекрат в "Лоботрясах" [Kock.I. 168]:

В Аиде и негодник твой, и псотии.

Аполлодор Афинский и Феодор пишут в "Аттическом глоссарии", что [d] хлебные крошки называются псотиями, а по другим сведениям "аттарагами" α̉ττάραγος).

ИТРИЙ {160} (ΙΤΡΙΟΝ) - тонкое печенье на меду и кунжуте. О нем упоминает Анакреонт [PLG4. ΙΙΙ.260; 472е]:

{160 Итрий — пирог (пряник) на меду и кунжутном масле.}

Я позавтракал итрием, отломивши кусочек,

Вина же выпил целую кадь.

Аристофан в "Ахарнянах" [1092]:

Маковники, коврижки, булки, итрии ('ίτρια).

Софокл в "Эриде" [TGF2. 174]: {161}

{161 ...в «Эриде»... — Об этой пьесе ничего не известно. Реплика принадлежит женщине.}

Голодная, я все смотрю на итрии.

АМОРЫ {162} (ΑΜΟΡΑΙ) - то же, что "мелитоматы", медовые печения. Так пишет Филлит в "Смеси" [Kuchenmiiller 96].

{162 Аморы. — возможно, это сицилийское слово, ср. ниже α̉μορβίτης.}

[е] ТАГЕНИТЫ {163} (ΤΑΓΗΝΙΤΗΣ, "сковородные") или "тагении" - блины, выпеченные на сковороде на оливковом масле. Их упоминает Магнет (или кто бы ни был автором приписываемых ему комедий) во втором "Дионисе" [Коск.I.7]: {164}

{163 Тагениты. — От τὸ τάγηνον «сковорода».}

{164 Эта и следующая цитаты иллюстрируют термин тагении, а не тагениты, о которых см. цитату из Гиппонакта на 645с.}

А видел ты горячие тагении,

Шипящие, как медом поливаешь их?

И Кратин в "Законах" [Kock.I.52]:

И тагении раскаленный, паром пышущий с утра.

ЕЛАФ (ΕΛΑΦΟΣ, "олень") - лепешка в виде оленя для праздника Элафеболий, из пшеничного теста и меда с кунжутом.

НАСТ (ΝΑΣΤΟΣ, "плотный") - род лепешки с подливкой внутри.

56. ХОРИЯ (ΧΟΡΙΑ, "оболочка"?) - блюдо с добавлением меда и молока.

АМОРБИТ (ΑΜΟΡΒΙΤΗΣ) - род лепешки у сицилийцев. Другие [f] же...

ПАЙСА (ΠΑΙΣΑ). Это, как пишет Иатрокл, мелкие лепешки у жителей Коса.

СЕЗАМИДЫ (ΣΗΣΑΜΙΔΕΣ, "кунжутные") - печенье в форме шариков с медом и жареным кунжутом на оливковом масле. Эвполид в "Льстецах" [Коск.I.304; 630а]:

Любезностями воняет,

Он каллабидой {165} ходит,

{165 ...каллабидой... — См. 629f. Кок полагает, что сатира направлена против Каллия, главного действующего лица этой пьесы.}

Он сесамидой дрищет.

Яблоками блюет.

Антифан в "Девкалионе" [Kock.II.43]:

Медового печенья иль кунжутного (σησαμίδας),

Чего-нибудь еще, на них похожего.

Упоминает их и Эфипп в "Кидоне", цитата приведена выше [642е].

"МИЛЛЫ" (ΜΥΛΛΟΙ). Гераклид Сиракузский {166} пишет в книге (647) "Об установлениях", что в Сиракузах в завершающий день празднества Фесмофорий из кунжута и меда лепят лепешки в виде женских прелестей, которые по всей Сицилии называются миллами, и подносят богиням. {167}

{166 Гераклид Сиракузский... — Под именем Гераклид существуют два сиракузских автора, см. 516с.}

{167 Богиням — Деметре и Персефоне.}

ЭХИНЫ (ΕΧΙΝΟΙ, "ежи"). Сопоставляя изделия аттические и родосские [b], Линкей Самосский в "Послании к Диагору" пишет: "Славе пирогов-амитов [Родос] нынче выставил нового соперника на вторых столах, пироги-эхины. О них сейчас - только мимоходом, но когда ты здесь появишься и разжуешь это лакомство, каково оно по-родосски, то я постараюсь рассказать о них поподробнее".

КОТИЛИСКИ (ΚΟΤΥΛΙΣΚΟΙ, "чашечки"). Гераклеон Эфесский пишет, что так называются лепешки, на которые идет треть хеника {168} муки.

{168 Хеник — мера объема сыпучих тел, ок. 11 л. (дневн. паек); см. 272b-с.}

ХЕРИНЫ (XOIPINAI, "поросята"?). {169} Иатрокл упоминает их в книге "О лепешках" вместе с ПИРАМУНТАМИ, которые, по его словам, [с] ничем не отличаются от так называемых "ПИРАМИД" ("пшеничные"): делаются они из поджаренной, смоченной медом муки. Их выдают в награду тем, кто отстоял ночную стражу.

{169 Херины. — Ср. у Филоксена, выше (643b).}

57. Хрисипп Тианский в книге под заглавием "О хлебопечении" (ср. 113а-d), описывает следующие сорта лепешек, по преимуществу варварских: {170} "терентинский, {171} крассианский, тутианский, сабинский пирог [d] (κλούστρον), {172} юлианский, апицианский, канопский, перлукидский, {173} каппадокийский, "сласть жизни", мариптский (marrubium?), {174} пликийский (plicatum), {175} гуттатный (guttatum), {176} монтианский. {177} Этот последний, - пишет он, - будешь плотно замешивать в форме с вином, а если у тебя есть сыр, то пополам с вином и сыром, так вкуснее. Далее, квиринский пирог, гуттатный и фавонианский; {178} мустакий (mustacea) {179} на вине с медом, на кунжуте, пшеничный пирог (pyrum), {180} гослоанский, {181} павлинианский. Из сыра же, - продолжает Хрисипп, - пекутся такие лепешки: энхит, скриблит, субитулл (последний делается из рисовой муки грубого помола); спира - тоже из сыра; лукунтулы, {182} "сребросладость" (α̉ργυροτρύφημα), либум, {183} колечки-ликсулы, {184} "плоский" пирог. Бывают, - пишет он, - и лепешки из рисовой муки. Коржики (φθοι̃ς) делаются [е] так: отожми сыр, разотри, просей через бронзовое сито, добавь меда и чашку-гемину тонкой пшеничной муки, потом смешай вместе. То, что у римлян называется catillus ornatus, {185} делается так: помыв латук, накроши его, налей вина в ступку, натолки в ней латук, затем, отжав влагу, замеси с пшеничной мукой тонкого помола, дай постоять и опять разотри с силой, добавь немного свиного сала и перца, снова размешай, раскатай тонким слоем, выровняй, обрежь, разрежь, помести в сито и вари в [f] горячем оливковом масле. Другие виды лепешек: "скорлупка", {186} аттаниты, {187} амил, {188} "сырное решето". [Это последнее готовится так]: хорошо отжав сыр, помести его в сосуд, опрокинь в бронзовое сито и просей; а перед подачей на стол добавь сверху достаточно меду. Творог (υ̉ποτυρίδες) делается так: положи в молоко меду, отожми, выложи в форму и дай загустеть. Если у тебя есть маленькое сито, опрокинь в него форму и дай стечь сыворотке; когда сочтешь, что творог достаточно загустел, подними форму и выложи творог на серебряное блюдо; тогда он будет иметь сверху вид формы. Если у тебя нет сита, пользуйся лопастями, которыми раздувают огонь, они и для этого годятся. Коптоплакунта - [лепешка с толченым кунжутом]. На Крите, - пишет Хрисипп, - пекут маленькие лепешки под названием "гастрии". {189} Делается это так: взять орехи фасийские и понтийские, миндаль, мак, аккуратно поджарить, положить (648) в чистую ступку и старательно растолочь; добавить фруктов, смягчить смесь вареным медом, добавить побольше перца, еще смягчить, - то, что получится, будет темным от мака. Раскатав полученное в виде четырехугольника, разотри белый кунжут, смягчи вареным медом, раскатай два куска и положи их снизу и сверху, чтобы черная начинка была посредине, и хорошо выровняй то, что получится". Так пишет Хрисипп, знаток хлебопечения.

{170 Дополнено по рукописи С.}

{171 Терентинский — ср. «мелочи Терентия» (Апикий. IV. 172), «орехи Терентия» (Плиний. XV.35).}

{172 ...сабинский пирог (κλου̃στρον)... — То есть лат. crustulum; ср. Гораций. «Сатиры». II.4.47: «многие новый пирог (crustula) изобресть почитают за важность».}

{173 ... перлукидский... — От лат. perlucidus «прозрачный».}

{174 ...мариптский (marrubium?)... — Возможно, от μηρύομαι «свивать, сворачивать».}

{175 ...пликийский (plicatum)... — От лат. plico «сгибаю»?}

{176 ...гуттатный (guttatum)... — От лат. guttatum «пестрый».}

{177 ...монтианский — Ср. «матианское яблоко» (Светоний. «Домициан». 21), от имени Матия, друга Цицерона и Цезаря, любителя садоводства и гастрономии, см. Плиний. XV.15,49.}

{178 ...фавонианский... — Плиний. XV.54; Колумела. V. 10,19.}

{179 ...мустакий (mustacea)... — свадебный пирог из муки с виноградным суслом, салом и пр., испеченный на лавровых листьях (лат. mustax, разновидность лавра).}

{180 ...пшеничный пирог (руrum)... — неизвестен, однако ср. автопирит на с. 110е, panem autopyram. Петроний. 66.}

{181 ...гослоанский... — по-видимому, испорчено: gustulum ? gulosum γελώνιον ?}

{182 ...лукунтулы... — лат. lucunculus (уменьшительное от lucuns — блин, оладья) «блинчики».}

{183 ...либум... — лат. libum — лепешка из тертого сыра, пшеничной муки, яиц и масла (Катон. «De re rust.»; Петроний. 35, 66), см. 126а.}

{184 ...колечки-ликсулы... — лат. lixulae — лепешки из муки, сыра и воды (у сабинян).}

{185 ...catillus ornatus... — букв, «нарядное блюдечко».}

{186 ...«скорлупка»... — с «сосновыми орешками», т.е. ядрышками сосновых шишек, см. «скорлупки» (ο̉στρακίδες) на с. 57b, см. также с. 126а и ниже 649d.}

{187 ...аттаниты... — см. выше, 645с.}

{188 ...амил — см. выше, 645а.}

{189 ...гастрии... — Гесихий: гастрий, пирог с кунжутом на Крите. Относительно использования семян мака ср. 110f.}

[b] 58. Гарпократион Мендесийский в книге "О лепешках" говорит о выпечке, которая в Александрии называется ПАНКАРПИЕЙ (всеплодный).... {190} [но сам] называет ее [иначе]. Это иттрии, тертые и вареные на меду, после варки их скатывают в шарики и заворачивают в тонкий папирус, чтобы не развалились.

{190 ...панкарпия... — на с. 473с это некая смесь, используемая при ритуалах; на 126а ее называют λίβον, возможно, лат. libum.}

ПОЛТ (ΠΟΛΤΟΣ, полбенная каша) упоминается Алкманом в таких стихах [PLG4. III.61]:

И вот подает он пианиевый полт (πυάνιον),

Вощаный плод

И белый хидр.

"Пианий", по словам Сосибия, этот смесь всех зерен, вареная в сладком вине; "хидр" - вареная пшеница; "вощаный плод" - мед. Так и у Эпихарма в "Земле и море" сказано [Kaibel 94]:

[c] С утра пораньше полт варить.

МЕЛИКЕРИДЫ (ΜΕΛΙΚΗΡΙΔΕΣ, "сотомедовые") упоминаются у Ферекрата в "Перебежчиках" [Коск.I.52]:

Изо рта чтобы запах шел меликерид,

как у нежных молочных козляток.

59. Когда все это было сказано и выслушано, то мудрый Ульпиан воскликнул: "Многоученые вы мои словесники! Откуда, из каких книгохранилищ взяли вы таких почтенных сочинителей, как Хрисипп и Гарпократион, позорящих славные имена своих тезок-философов? И кто из эллинов употреблял такое слово как "гемина", {191} и кто упоминал об амилах [d] (α̉μύλος)?" Но Ларенсий в ответ ему сказал: "Слово "гемина" есть у сочинителей стихов, приписываемых Эпихарму - например, под заглавием "Хирон" [Kaibel 144]:

{191 ...Гемина... — Дорийское слово (в Сицилии — котила), обсуждалось на 479а-Ь.}

И водички две гемины выпить вдвое горячей.

А сочинителями этих псевдоэпихармовых стихов были очень известные люди: ...как пишет Аристоксен в восьмой книге "Государственных законов" [FHG.II.289], "Государство" сочинил флейтист Хрисогон, а Филохор в книге "О гадании" [FGH.I.416], пишет, что "Правило" и "Мысли" сочинил Аксиопист, родом то ли из Локр, то ли из Сикиона; это подтверждает и Аполлодор [J.2 В 1108, P.-W.I.2863]. Что же касается амила, [е] то его упоминает Телеклид в "Крутых" [Коск.I.217]: {192}

{192 ...упоминает Телеклид... — Однако амил (пирог из муки тонкого помола) упоминался выше, например, 269а.}

Груш {193} не люблю, люблю лепешки теплые

{193 Груш [не люблю]... — α̉χράς, дикая груша; предп. Pints salicifolia. По-видимому, они крепили желудок (Аристофан. «Женщины в нар. собр.». 355).}

И зайцев, на амилах {194} восседающих.

{194 ...Зайцев на амилах... — Ср. Аристофан. «Мир». 1195. «Брюхатый» амил на 441f.}

60. Услышав это, Ульпиан откликнулся: "Но вот вы называете какой-то пирожок "коптой" (cм.647f) и я вижу его перед вами на каждом столике, - так скажите мне, обжоры, кто из знаменитых писателей употребляет это название". Демокрит ему отозвался: "Дионисий Утический пишет в седьмой книге "О земледелии", что "копта" - это морская зелень, а о том медовом пирожке, что перед нами, упоминает [f] Клеарх Солейский в книге "О загадках" [FHG.II.322]: "Если прикажут перечислить предметы утвари, то сказать [PLG4. III.669]: {195}

{195 ...сказать... — По-видимому, речь идет об игре, описанной на 457e-f.}

Скамья, корзина, губка, нож, треножник, таз,

Горшок, светильник, ступки - деревянная

И мраморная, да кратер с мотыгою,

Потом игла, кувшинчик, ступка с мискою.

А если кушанья, то так:

Гороховая каша, чечевичная

Похлебка, солонина, рыба свежая,

(649) Соленая, лук, репа, мясо, каперсы,

Лук-больба, артишок, грибы с оливками,

Чеснок, тунец...

Таким же образом и десерты:

Пирог-амет, пирог-плакунт, энтилт, {196} гранат,

{196 ...энтилт... — Ср. «тильт» (солонина) на с. 118е. Возможно, пирог, приправленный соленой рыбой.}

Яйцо, лепешка, копта, {197} виноград, кунжут,

{197 ...копта... — все молотое или давленое; ср. сыр дробленый (402е).}

Горох и фига вяленая, яблоко,

Миндаль и персик, груша.

Так пишет Клеарх. А Сопатр, сочинитель флиаков, в представлении "Врата" говорит [Kaibel 195]:

Кто копту выдумал с ее неисчислимым маком,

В пшенице желтой кто смешал чарующие сласти?

[b] Так вот тебе твоя копта, ученейший Ульпиан, - постарайся как-нибудь отгрызться от нее (α̉πεσθίειν)". {198} Ульпиан тотчас ухватился за нее и вгрызся; все расхохотались, а Демокрит сказал: "Словолов ты наш, я же предлагал тебе не "отгрызть" от нее, а "отгрызться" от нее[, то есть воздержаться]! Ведь глагол α̉πεσθίειν в этом значении есть уже у Феопомпа в "Финее" [Kock.I.749]: {199}

{198 ...отгрызться от нее... — Глагол α̉πεσθίειν обычно означает «отъесть, откусить», однако иногда может также значить «воздерживаться от еды».}

{199 Лже-врач дает шутовские советы по лечению запора.}

Брось, парень, игры и живот прочисти-ка!

Подалее держись (α̉πέσθιε) от рыб подкаменных (см. 293d),

Пей свежее вино для благочестия;

Вот так и облегчится... гм... состояние.

[с] Но в значении "отгрызть кусок" этот глагол α̉πεσθίειν тоже употребляется, например, у Гермиппа в "Воинах" [Kock.I.239]:

Ой горе мне! Кусается, кусается,

Все ухо мне отгрыз!

61. Уличенный в невежестве и задетый за живое, сириец отозвался: "Ну, а вот перед нами лежат на столе фисташки: скажи мне, у какого автора они встречаются, и "дам я тебе" не "десять статеров златых", как у понтийского болтуна, {200} а вот эту чашу, которую держу". Тут Демокрит промолчал, а [Ульпиан] провозгласил: "Что ж, если не знаешь, то слушай. Это Никандр Колофонский в поэме "О действии животных ядов" [d] [891] упоминает о них так:

{200 ...как у понтийского болтуна... — Гераклид Понтийский Младший написал сапфическим стихом «Беседы», собрание сплетен и скандалов.}

Схожи фисташки (ψιττάκια) с миндальным орехом, свисающим с веток.

Впрочем, эту строчку пишут и по-другому: "Схожи фисташки (βιστάκια)... свисая по веткам". Стоик Посидоний в третьей книге "Истории" [FHG. III.253] тоже пишет: "Аравия и Сирия производят персеево дерево и бистакий. У бистакия плоды растут гроздьями, продолговатые, пепельного цвета, как капли смолы, накапавшие друг на друга; внутри они зеленоватые, и хоть не такие сочные, как круглые семена сосновых шишек, зато более душистые". А два брата, {201} писавшие "О земледелии", говорят: [е] "Также ясень и теребинт, который теперь в Сирии называют пистакия". Они, таким образом, называют эти орехи "пистакия" (через букву π), Никандр - "фиттакия" (с придыханием), а Посидоний - бистакия".

{201 ...два брата... — Кондиан и Максим Квинтилии из Троады (см. Филострат. «Жизнеописания софистов». II. 1.11), консулы 151г. н.э.}

[Рассказы о лежащем на столе]

62. Здесь [Ульпиан] обвел присутствующих взглядом и под общие похвалы продолжил: "А теперь я буду говорить обо всем остальном, что лежит перед нами, а вы завидуйте моей учености! И прежде всего скажу [f] я о растениях, которые александрийцы называют коннаром и палиуром. {202} Упоминает о них Агафокл Кизикийский в третьей книге о своем родном Кизике и пишет он так: "Молния ударила в могилу, и из кургана выросло дерево, которое они называют коннаром. Дерево это не меньше вяза или сосны, и ветви у него густые и длинные, слегка шиповатые, листья у них гладкие и зеленые, округлые. Плодоносит оно дважды в год, весной и осенью. Плоды очень сладкие, величиной с "дряблые" (650) оливки (см.56с), похожие на оливки мякотью и косточкой, но не похожие сладким соком. Плоды едят еще зелеными, а когда их высушат, то мелют в муку, которую съедают, как есть, не замешивая и не смачивая водой". И Эврипид говорит в "Киклопе" [339]: "С ветвью палиура". И Феопомп упоминает их в двадцать первой книге "Истории Филиппа" [FHG.I.303], и врач Дифил Сифносский в книге "О пище для больных и здоровых". [b] Я назвал их первыми, друзья мои, не потому что они сейчас лежат перед вами, а потому что в славной Александрии я не раз угощался ими за десертами, и там спрашивали об их названиях, а здесь я нашел эти названия в книге Агафокла.

{202 ...коннаром и палиуром... — Названия колючего вечнозеленого крушиновидного терновника, принадлежащего к другому семейству с фисташками, однако включенному в этот список по-видимому из-за смолы, которую испускают оба растения.}

63. Далее я скажу о лежащих перед нами ГРУШАХ (ΑΠΙΑ), потому что по ним целый Пелопоннес называется "Апия", - там много этого дерева, {203} пишет Истр в книге "Об Аргосе" [FHG.I.424]. А что эти груши [с] подавали на пирах положенными в воду, свидетельствует Алексид в "Девушке из Бруттия" [Kock.II.309-310]:

{203 ...много этого дерева... — Сходную этимологию предлагает Плутарх в «Греческих вопросах» 51. Эсхил в «Просительницах» (260-270) производит это название от имени целителя Апия.}

- Ты груши видел ли когда-нибудь,

Положенные в воду для пирующих?

- Да, множество у многих. Что ж из этого?

- Из них берут ведь самую созревшую,

Что сверху плавает?

- Ну да, конечно же!

Мушмула (α̉μαμηλίδες) же - это не груша, как считают некоторые, [d] а совсем другой плод, слаще и без косточек (α̉πύρηνον). {204} Аристомен говорит в "Дионисе" [Коск.I.692]:

{204 ...без косточек... — Отличительным признаком мушмулы являются четыре громадные косточки. Каппе предлагает конъектуру: «с немногими косточками».}

Не знаешь, что хиосец мушмулу (α̉μαμηλίδας) растит?

Что мушмула - это не груши и вкуснее их, свидетельствует Эсхилид в третьей книге своего "Земледелия". Говоря об острове Кеос, он пишет следующее: "Остров приносит превосходные груши, похожие на ионийскую мушмулу: без косточек, вкусные и сладкие". Впрочем, Аетлий в пятой книге "Самосских летописей" [FHG.IV.287] (если только сочинение подлинное) [e] называет их "гомомелиды" (ο̉μομηλίδες), а Памфил в книгах "Об именах и редких словах" пишет: "эпимелида - род груши", а Андротион в книге "О земледелии" - что "фокида - вид груши". {205}

{205 ...фокида — вид груши. — См. Феофраст. ИР. II.14.2.}

64. ГРАНАТЫ (ΡΟΟΙ). (...) {206} ... с твердыми зернышками. О бескосточковых сортах Аристофан упоминает в "Земледельцах" [Коск.I.421]. И в "Анагире" [Ibid. 404]:

{206 Текст испорчен. В лакуне должны были содержаться несколько общих замечаний о гранатах. Рукопись С дает: «говорится, что одни гранаты без косточек, а другие с твердыми семечками».}

...без граната и муки.

И в "Геритадах" [Ibid. 433]. Гермипп в "Керкопах" пишет [Ibid. 234]:

Ты видел на снегу граната зернышко (ρ̉οΐδιον)?

Форма ρ̉οΐδιον уменьшительная так же как бычок (βοΐδιον). Антифан в "Девушке из Беотии" [Kock.II.36]:

И принеси мне с зернышками твердыми

Гранатов с поля.

Эпилик в "Пареньке" [Коск.I.803]:

...гранаты (ρ̉όας), говоришь, и яблоки.

Алексид в "Женихах" [Kock.II.321]:

...у них из рук гранат (ρ̉όαν) (не брать).

[f] Беотийцы называют гранаты сидами - об этом пишет Агафархид в одиннадцатой книге "О Европе" [FHG.III. 192-193]: "Когда афиняне спорили с беотийцами о местности, называвшейся Сидами, то Эпаминонд во время разбирательства неожиданно выхватил левой рукой спрятанный гранат и спросил афинян, как они это называют. Те ответили: "роа (ρ̉όα)", "а мы, - сказал он, - называем сидом (σίδα)". И он выиграл, потому что (651) местность {207} эта изобиловала этим растением и оттого получила свое название". Менандр в "Самоистязателе" вместо "гранаты" (ρ̉όα) говорит "маленькие гранаты" (ρ̉οίδια) [Kock.III.43]:

{207 местность... — Точное расположение ее неизвестно, однако очевидно, что на границе Аттики с Беотией.}

Миндаль я им поставил после завтрака,

И маленьких гранатов мы отведали.

Впрочем, говорят, что "сида" {208} лишь внешне похожа на гранат, что растет это дерево в Орхоменском болоте, прямо в воде, и листьями его кормятся овцы, а плодами свиньи; об этом рассказывает Феофраст в четвертой книге "Истории растений" [ИР IV.4.10]. Он пишет также, что в [b] Ниле растет одноименное растение без корней.

{208 ...сида... — идентифицируется с нимфеей, водной лилией.}

65. ФИНИКИ (ΦΟΙΝΙΚΕΣ). Ксенофонт пишет о них во второй книге "Анабасиса" [3,14]: "Там было много хлеба и вина из фиников, а также уксуса, вываренного из тех же фиников. Финики, величиной примерно равные тем, которые можно видеть и у эллинов, откладывались для населения, а для господ откладывались финики отборные, удивительные по красоте и величине, и по цвету нисколько не отличавшиеся от янтаря. Часть из них сушили и предназначали на лакомства. Приготовленный из них напиток приятен на вкус, но вызывает головную боль". Геродот, [с] рассказывая в первой книге о Вавилоне, пишет [с. 193]: "Повсюду на равнине растут там финиковые пальмы, в большинстве плодоносные. Из плодов пальм приготовляют хлеб, вино и мед. Выращивают вавилоняне финиковые пальмы тем же способом, как и смоковницы. Они привязывают плоды так называемых у эллинов "мужских" пальм к плодоносным деревьям, чтобы орехотворка, проникнув в финик, помогла ему созреть и он преждевременно не опал. Ведь орехотворки сидят в плодах "мужских" пальм, так же как и в зимних смоквах". На этот рассказ Геродота похоже то, что пишет о другом растении, о ливийском лотосе, видевший его Полибий Мегалопольский в двенадцатой книге своей "Истории" [2]: [d] "Лотос - небольшое деревцо, шероховатое и иглистое, с желто-зелеными листьями, как у терновника, только подлиннее и пошире. Плод его поначалу цветом и величиной похож на созревшие белые ягоды мирта, а потом, дозревая, становится ярко-красного цвета, а величиной с круглые оливки; косточка в нем очень маленькая. Когда лотос созреет, его собирают; [e] тот, что идет в пищу рабам, толкут вместе с косточками и набивают в бочки; а тот, что для свободных, сначала освобождают от косточек, а потом обрабатывают точно так же. Вкусом он напоминает фиги или финики, но приятнее их по запаху. Из лотоса, смоченного и размягченного в воде, приготовляют также и вино, сладкое и приятное на вкус, как медовое, и пьют его, не смешивая с водой; однако оно не может стоять дольше десяти дней, поэтому готовят его понемногу и пьют сразу. Из [f] этого вина делают уксус".

66. Меланнипид Мелийский в "Данаидах", рассказывая о самих данаидах, называет среди плодов финики [PLG4. III.589]: {209}

{209 Текст неясен; предполагают, что данаиды сравниваются здесь с амазонками.}

Не мужской в них облик,

Не женский голос,

Но, воссев они в колесницах,

Между солнечных рощ

Рыщут,

Те - ловитвою услаждая сердце,

Те - священных ладанных слез,

Те - благоуханных

Фиников взыскуя, а то

Гладких зерен сирийской корицы.

(652) И Аристотель в сочинении "О растениях" [frag.267 Rose; ср. Феофраст ИР II.6.6]: "...фиников без косточек ('άνορχος), которые одни называют "евнухами", а другие "бескосточковыми" (α̉πυρήνος)". Финиками эти плоды называет также Гелланик в "Паломничестве к Аммону" [FHG.I.67], если сочинение подлинное, и комический поэт Форм в "Аталантах" [Kaibel 94]. О финиках, называемых "николаевскими", могу сказать, что привозятся они из Сирии, а названия такого удостоились от императора Августа, очень любившего это угощение, которое часто [b] посылал ему близкий друг Николай Дамаскин. {210} Этот Николай был перипатетиком и оставил большое историческое сочинение. {211}

{210 ...Николай Дамаскин. — См. FHG.III.343. Плутарх (723D) пишет, что у Николая был приятный характер, тощая фигура и рыжеватые волосы, поэтому император назвал крупнейшие и наилучшие финики его именем.}

{211 ...большое историческое сочинение. — В 144 книгах, см. 249а.}

67. СУШЕНЫЕ ФИГИ (ΙΣΧΑΔΕΣ) - из них больше всего ценились аттические. Так, Динон пишет в сочинении "О Персии" [FHG.II.91]: "На стол царю выставлялись кушанья из всех земель, подвластных ему, - начатки плодов от каждой земли. Ксеркс полагал, что царь не должен вкушать ни пищи, ни питья из чужих земель: потом об этом даже был издан [с] закон. И когда один из евнухов подал среди десертных лакомств аттические сушеные фиги, то царь спросил, откуда они; а услышав, что из Афин, он запретил закупщикам покупать их, {212} пока не сможет брать, когда пожелает, не покупая. Говорят, что евнух сделал это нарочно, чтобы напомнить царю о походе на Афины". {213} Алексид говорит в "Кормчем" [Коcк.II.339]:

{212 ...запретил... покупать их... — Ср. Плутарх. 173с: «аттические же сушеные фиги он запретил есть, пока их будут доставлять как товар, и приносящая их земля не принадлежит ему».}

{213 ...о походе на Афины. — Подражание рассказу о Дарий (Геродот. V.105): «Господин, помни об афинянах».}

И приходили фиги κ нам сушеные, -

Афин эмблема, фимиам пучочками.

Линкей в письме к комедиографу Посидиппу пишет: "В трагической [d] страсти (πάθος), я считаю, Эврипид нисколько не превосходит {214} Софокла, зато по части сушеных фиг аттические куда выше всех других". И в "Письме к Диагору": "Против ласточкиных смокв эта земля {215} может выставить свои "бригиндариды", - название варварское, но вкус не менее аттический, чем у других". Феникид пишет в "Ненавистной" [Kock.III.333]: {216}

{214 ...не превосходит... — В противоположность мнению Аристотеля; «Поэтика». 1453, а 20: «Эврипид если даже в прочем и не хорошо распоряжается, оказывается все-таки трагичнейшим из поэтов».}

{215 Эта земля — Родос; см. 75е. Ср. 582f.}

{216 ...пишет в «Ненавистной»... — так как рябчики (или франколины) вызывали восхищение (Гораций. «Эподы». 2, 54; Плиний. «Естественная история» Х.133), Мейнеке считает персонажа А ионийцем.}

- Хвалы возносят меду, мирта ягодам,

А также Пропилеям, смоквам вяленым.

Чуть с корабля, я сразу все попробовал...

- И Пропилеи?

[e] - Ни одно из кушаний

Хваленых с франколином не сравняется.

(Заметим это упоминание о франколинах.) Филемон пишет в книге "Об аттических словах", что лучшие фиги - эгильские; а Эгил {217} - это аттический дем, названный по имени некоего героя Эгила; ласточкиными же называются сушеные фиги темно-красного цвета. А тейфрасийские [f] (τειθρασίας) фиги восхваляет Феопомп в "Мире" [Kock.I.736]:

{217 Эгил — точнее, Эгилия, принадлежащая филе Антиохиде.}

Ячменный хлеб и смоквы тейфрасийские,

Да пироги-плакунты.

Вот как привлекали всех эти сушеные фиги! "Воистину", как говорил Аристофан [Kock.I.541]:

На свете нет ведь ничего, воистину,

Сушеных слаще фиг.

И индийский царь Амитрохат, {218} как сообщает Гегесандр [FHG.IV.421], просил в письме у царя Антиоха прислать ему сладкого вина, сушеных (653) фиг и прикупить какого-нибудь софиста. Антиох ответил: "Сушеных фиг и сладкого вина мы тебе пошлем; что касается софиста, то законы греков запрещают торговать ими". О том, что ели и поджаренные смоквы, свидетельствует Ферекрат, говорящий в "Корианно" следующее [Kock.I. 163]:

{218 Амитрохат — Биндусара Амитрогата был сыном Чандрагупты (Сандрокотт из книги I), ок. 290 г. до н.э.}

Сушеных фиг мне набери поджаренных.

И немного ниже:

Не принесешь мне черных фиг немножечко?

Среди мариандинов, этих варваров,

Они, поверь, горшками называются.

И еще я знаю, что Памфил упоминает сорт этих фиг под названием [b] "прокниды".

68. Общеупотребительность слова ВИНОГРАД (ΒΟΤΡΤΣ) очевидна, а вот слово "гроздь" (σταφυλή), кажется, азиатского происхождения. Однако Кратет упоминает его во второй книге "Аттического наречия" [Wachsmuth 65], оговаривая, что в старинных гимнах вместо βότρυς говорится σταφυλή, например:

И винограда на них развевались черные грозди (σταφυλήσι).

Как известно, встречается это слово еще у Гомера [Ил.XVIII.561]. Платон употребляет в восьмой книге "Законов" оба слова [p.844d]: [c] "Кто отведает сельских плодов - винограда (βότρυς) или смокв - раньше времени сбора, когда взойдет Арктур, {219} все равно, на своей земле или чужой, тот должен заплатить Дионису пятьдесят драхм, если на своей земле, и мину, если на соседской, и две трети мины, если на какой-нибудь иной. Кто захочет собрать плоды виноградной лозы (σταφυλή), [d] называемой ныне "родовитой" (γενναία), или "родовитой" смоковницы, тот может собирать вволю, сколько и когда угодно, если они свои; но если чужие, и владелец не дал позволения, то за это он будет наказан по закону "чего не положил, не трогай". Так пишет божественный Платон. Я же в свою очередь спрашиваю вас: что такое "родовитая виноградная лоза" и "родовитая смоковница". Вот об этом и подумайте, а потом я продолжу речь о лежащем на столе". В ответ Масурий сказал [Гесиод "Труды и дни" 410]:

{219 ...когда взойдет Арктур... — середина сентября.}

"Нет, не откладывай дела до завтра и до послезавтра.

"Родовитым" (γενναία) философ называет "благородное" (ευ̉γενη̃). Так ведь еще у Архилоха [frag. 107]:

Войди: из благородных (γενναίος) ты.

Или же, говоря о смоквах, здесь "рожденное" (ε̉πιγεγεννημένα) означает "привитое" (ε̉πεμβεβλημένα). Ведь и Аристотель называет [frag.247 Rose] привитые груши ε̉πεμβολάδας. {220} (Что касается слова σταφυλή), то [e] Демосфен говорит в речи в защиту Ктесифонта ["О венке" 62]: "собирая смоквы, виноград (βότρυς) и оливки", но Ксенофонт в "Домострое" [19,19]: "виноградные лозы (σταφυλαί) под солнцем наливаются сладостью". Знали наши предки и обычай опускать виноградные грозди в вино. Эвбул, например, говорит в "Приклеевшемся" [Kock.II. 181]:

{220 ε̉πεμβολάδας — скорее ε̉μβολάδας — так у Гарпократиона.}

Но прими его, за чашей быстро чашу подавай

И вином неразведенным накачай, заставь его

Постоянно винограда гроздь (βότρυς) за гроздью есть в вине.

Сочинитель же "Хирона", приписываемого Ферекрату, говорит [Коск.I.191]:

Миндалины, да земляника, яблоки,

И сельдерей, в вине гроздь виноградная (βότρυς),

И костный мозг, и миртовые ягоды.

Что в Афинах круглый год можно было найти любые плоды, свидетельствует во "Временах года" Аристофан [Kock.I. 536; 372b]. Что же удивляться, если Аэтлий Самосский пишет в пятой книге "Самосских летописей" [FHG.IV.287]: "смоквы, и виноградные грозди, и мушмула, и розы созревали дважды в год". А Линкей, восхваляя в "Послании к Диагору" (654) аттический никостратов сорт винограда и противопоставляя его родосскому, пишет: "Соперничая с "никостратовым" сортом, здесь выращивается еще и "гиппонов" сорт винограда, и начиная с месяца гекатомбеона {221} он всегда под рукой, как верный слуга, и с той же преданностью".

{221 Месяц гекатомбеон — конец июня — начало июля.}

69. Так как у вас много говорилось о мясе и дикой птице, включая голубей, то и я хочу сказать в добавление к сказанному, что мне еще удалось отыскать в самых разных книгах.

ГОЛУБЬ (ΠΕΡΙΣΤΕΡΙΟΝ) {222} - эту [уменьшительную] форму можно [b] найти в "Наложнице" Менандра [Kock.III.109, Allinson 420]:

{222 ΠΕΡΙΣΤΕΡΙΟΝ — вместо περιστεράς «голубь-самец», περιστερά «голубь-самка». Περισέτριον можно перевести как просторечное «голубец».}

Немного выждав, подбежал и вымолвил:

"Вот этих голубков (περιστέρια) я для тебя купил".

И у Никострата в "Наперснице" [Kock.II. 220]: {223}

{223 Хозяйка предписывает служанке, каким языком разговаривать.}

Хочу вот этого:

Грудиночку, да голубка, да пташечку.

Анаксандрид в "Сопернике" [Kock.II. 138]:

И голубков, и воробьев притаскивал.

Фриних в "Трагиках" [Kock.I.383]:

За три обола купишь голубка его.

ФАЗАН (ΦΑΣΙΑΝΙΚΟΣ). Рассказывая в двенадцатой книге своих "Записок" о царском дворце в Александрии и содержавшихся в нем животных, [c] царь Птолемей {224} пишет [FHG.III.188]: "И те фазаны, которых называют "тетарой" - их он не только привозил из Мидии, но и скрестил с цесарками, и развел такое множество, что их стали употреблять в пищу, и они оказались очень вкусными". Вот слова знаменитого царя, который признается, что никогда не пробовал фазанов, а держал их как сокровища. Если бы он увидел, что рядом с каждым из нас лежит по фазану, не считая уже съеденных, он добавил бы к двадцати четырем знаменитым книгам своих "Записок" еще одну.

{224 Птолемей — это Птолемей Фискон, которого называли также Эвергетом II; возможно, здесь он пишет о Птолемее Филадельфе.}

[d] Аристотель или Феофраст в "Записках": "У фазанов самцы сильнее самок несравненно больше, чем у других птиц".

70. А если бы названный царь увидел еще и столько ПАВЛИНОВ (ΤΑΩΣ), сколько их сейчас водится в Риме, он бы бросился искать защиты у священного Сената, как будто снова гонимый братом! {225} Ибо в Риме [е] их столько, что кажется: не напророчил ли это Антифан, сказав то ли в "Воине", то ли в "Счастливчике" [Kock.II.99; 397а]: {226}

{225 ...гонимый братом. — Птолемей Филометор настаивал на разделе царства и получил от римского сената почти все, кроме Кирены и Ливии. В 163 г. до н.э. он отправился в Рим, чтобы получить гарантии относительно Кипра. См. Полибий. XXXI. 18; ΧΧΧΙΙΙ.5.}

{226 ...в «Счастливчике»... — Относительно их редкости в V в. до н.э., ср. Аристофан. «Птицы». 102.}

Если раньше кто-то пару к нам павлинов привозил,

Диво было! А теперь их больше, чем перепелов.

Ныне честного разыщешь человека одного, -

Тут же видишь: у него уж пять негодных сыновей.

[f] Алексид в "Светильнике" [Kock.II.340]:

Чтоб сам проел я столько? Поклянусь Землей:

Да ни за что, хоть молоком бы заячьим

Я упивался, пировал павлинами.

А что в домах держали еще и ручных павлинов, свидетельствует Страттид в "Павсании" [Коск.I.718]:

Такой же вздор, как и павлинов множество,

Которых держишь ради перьев маховых.

Анаксандрид в "Медовом лотосе" [Kock.II.145]:

(655) Держать павлинов в доме не безумье ли?

На эти деньги я б купил две статуи!

Анаксилай в "Птичниках" [Ibid. 272]:

И сверх всего ручной павлин на горе мне!

Менодот Самосский в книге "О приношениях в храм Геры Самосской" пишет: "Павлины посвящены Гере, и по-видимому, впервые появились и были разведены на Самосе, а оттуда уже их развезли по другим местам, [b] как персидских кур и этолийских цесарок (μελεαγρίδες)". Поэтому и Антифан говорит в "Единокровных" [Kock.II.83]: {227}

{227 ...в «Единокровных»... — О фениксе Геродот пишет (II.73): «Я феникса живым не видел, но только — изображения, так как он редко прилетает в Египет, а в Гелиополе говорят, что только раз в 500 лет».}

Вот говорят, есть феникс в Гелиополе,

Сова в Афинах, а на Кипре голуби,

С другими несравнимые, у Геры же

На Самосе, сказали, будто водятся

Отменные павлины златопышные.

Потому на самосских монетах [изображен] павлин. {228}

{228 ...[изображен] павлин. — По-видимому, не ранее 200 г. до н.э., но часто после этого.}

71. Поскольку Менодот упомянул о ЦЕСАРКАХ (μελεαγρίδες), скажем несколько слов о них и мы. Клит Милетский, ученик Аристотеля, [c] в первой книге "О Милете" пишет о них так [FHG.II.333]: "Вокруг святилища Девы {229} на Леросе водятся птицы мелеагриды. Место, где их разводят, болотистое. В птицах этих нет любви к потомству, о птенцах они не заботятся, так что это должны делать жрецы. Величиной эта птица с породистого петуха; головка по сравнению с телом маленькая и [d] лысая, на ней мясистый гребень, твердый и округлый, древесного цвета, торчащий, как колышек. По щекам, начиная от клюва, растет длинная мясистая бородка, краснее, чем у петухов; но на самом деле так называемой бородки нет, и поэтому в этом отношении птица увечна. Клюв у нее острее и больше, чем у кур, а шея черная, толще и короче куриной. Перья пестрые на черном фоне, но с частыми белыми перьями (величиной не более чечевицы), расположенными через равные промежутки. [e] Они образуют узор из ромбиков, светлых на черном, хотя и не совсем белых; отсюда и впечатление пестроты. По крыльям идут белые зубчатые полосы, одна под другой. Ноги у нее без шпор, похожие на куриные. Самки очень похожи на самцов, поэтому пол их различать трудно". Вот что рассказывает о цесарках перипатетический философ.

{229 Девы — Артемиды; см. Элиан. «История животных». IV.42.}

72. ЖАРЕНЫХ ПОРОСЯТ (ΟΠΤΩΝ ΔΕΛΦΑΚΩΝ) упоминает в [f] "Купце" Эпикрат [Kock.II.284]:

За ними повар - я. Так что похвастаться

Таким, как я по рыбе, ни Сицилия

Не сможет, ни Элида: поросятина

Там жарится у пламени на кончиках. {230}

{230 ...у пламени на кончиках. — Ср. Эврипид. «Финикиянки». 1255.}

Алексид в "Негоднице" [Kock.II.367]: {231}

{231 Текст неясен.}

Свинины аппетитный, трехоболовыи

Кусочек сочный, очень нежный, жареный,

И тепленький, когда его на стол несут.

(656) "Когда афиняне, - пишет Филохор [FHG.I.413], - приносят жертвы Орам, то они не жарят их, а варят, умоляя богинь защитить от зноя и засухи, и всему растущему помочь мягким теплом и своевременной влагой. От жарки, говорит он, меньше пользы, а варка не только устраняет сырость, но и размягчает жесткое и улучшает мягкое. Пищу она доводит до готовности бережнее и безопаснее. Поэтому-то, говорят, вареное не надо [b] ни дожаривать, ни перекипячивать: от этого, утверждает Аристотель, в мясе теряется самое лучшее, так что жареное оказывается и сырее, и суше, чем вареное". {232} Жареные куски мяса называются "жженками" (φλογίδες). {233} Например, Страттид в "Каллипиде" говорит о Геракле [Коск.I.715; Аристофан."Лягушки" 549-578]:

{232 ...суше, чем вареное... — Ср. Аристотель. «Метеорологика». 380b. 21: «Вареное потому и суше жареного, что при варке не происходит вбирания влаги внутрь, так как внешнее тепло преобладает над внутренним». Однако Филохор (или Афиней) не понял Аристотеля.}

{233 «жженки» — букв. — «тронутые пламенем», так как мясо обычно жарилось на открытом огне.}

Из огня кабаньи жженки он схватил горячие

И с холодной солониной их немедленно умял.

И Архипп в "Геракле сватающемся" [Kock.I.680]:

Вот вместе свинок малых оконечности

Со жженками быка высокорогого

И жженками кабаньими предлинными.

73. О КУРОПАТКАХ (ΠΕΡΔΙΚΩΝ) надо ли мне говорить, когда вы [с] уже столько о них наговорили (388e-390d)! И все-таки вот случай из "Записок" Гегесандра [FHG.IV.421]. Он пишет, что когда самосцы подплывали к Сибарису и остановились у берега Сириса, то в воздух взлетела стая куропаток с таким шумом, что самосцы в испуге вернулись на корабли и поплыли прочь.

О ЗАЙЦАХ (ΛΑΓΩΝ) Хамелеонт пишет в книге "О Симониде", что однажды этот поэт обедал у Гиерона, и за столом его обнесли жареным [d] зайцем. Хотя потом Гиерон и распорядился подать ему его долю, однако Симонид не упустил сказать экспромтом [PLG4. III.506]: {234}

{234 ...сказать экспромтом... — Ср. «Илиада». XIV.33:

... как ни был обширен, не мог обоюдовесельных

Всех кораблей их принять; стеснены ополчения были.

}

Сколь ни обширен он был, но досюда не смог он достигнуть.

И впрямь, по словам Хамелеонта [frag. 14 Koepke], Симонид был жаден и скуп. В Сиракузах Гиерон посылал ему каждый день подарки на дневные нужды, а он большую часть присылаемого продавал, оставляя себе [е] самую малость. На вопрос, зачем, он ответил: "Чтобы виднее была и Гиеронова щедрость, и моя скромность".

О ВЫМЕНИ (ΟΤΘΑΡ) Телеклид в "Крутых" упоминает так [Коск.I.217; 399с]:

Я с выменем хожу, ведь к полу женскому

Принадлежу.

Однако Антидот в "Сетующем на судьбу" [Kock.II.410] назвал его υ̉πογάστριον (подбрюшием).

74. Об ОТКОРМЛЕННЫХ (ΣΙΤΕΥΤΩΝ) домашних птицах упоминает в своих "Пародиях" Матрон [Brandt 92]: {235}

{235 ...упоминает... Матрон. — Ср. «Илиада». II.765:

Масти одной, одинаковых лет и хребтом как под меру.

}

Так говорил, они же смеялись; потом на подносах

Из серебра принесли откормленных птиц-одногодков,

[f] Гладких, как блин, у хребта и до гладкой ощипанных кожи.

Откормленных поросят (δέλφακες) [упоминает] флиакограф Сопатр в "Свадьбе Вакха" [Kaibel 193]:

Во всю глотку везде, где бы печь ни была,

поросенок откормленный хрюкал.

[Слово "поросята" в форме] δελφάκια говорит в диалоге "Алкивиад" Эсхин [Dittmar 267, Hermann 21]: "Как трактирщицы откармливают поросят". И Антисфен в "Физиогноме" [F.Dummer "Akademika".209]: "Эти бабы насильно откармливают поросят". {236} И в "Наставлении": "Откармливаться как поросята".

{236 ...откармливают поросят. — Здесь в непристойном смысле; ср. 581а.}

(657) Платон в "Стихотворце" [Коск.I.631, ср.375b]:

Прелестного подсвинка (δέλφαξ)

Софокл в "Спеси" [TGF2. 277]:

Желая поросенка съесть.

Кратин в "Одиссеях" [Kock.I.59]:

Крупных поросят.

В женском роде у Никохара [Ibid. 774]:

Брюхатую подсвинку (κύουσαν δέλφακα).

И у Эвполида в "Золотом веке" [Ibid. 335; ср.375b]:

Нет, но внутри там свинку в жертву Гестии

Хорошенькую (καλήν) закалали.

И у Платона в "Ио" [Kock.I.615]:

Так принеси сюда от свинки голову (τη̃ς δέλφακος).

И у Феопомпа в "Пенелопе" [Kock.I.746]:

И режут нашу жертвенную свиночку (τὴν ι̉εράν δελφάκα).

75. Рассказывая о лаконской умеренности в еде, Феопомп упоминает [b] откормленных ГУСЕЙ (ΧΗΝΩΝ) и телят в тринадцатой книге "Истории Филиппа" и в одиннадцатой книге "Истории Греции" [FHG.I.297,281]: "Жители Фасоса послали Агесилаю, спешившему им на помощь, и овец, и откормленных быков, и всяческие печенья и сладости. Овец и быков Агесилай принял, а о печеньях и сладостях сначала даже и не узнал, так как их от него спрятали, а когда увидел, то приказал унести, потому что [с] такие кушанья не в обычае лакедемонян. А когда фасосцы стали его уговаривать, то он показал на илотов и сказал: "Отдайте вот этим!" - чтобы лучше они объелись и испортились, нежели он и его лакедемоняне". Что с илотами лакедемоняне обращались очень жестоко, пишет и Мирон [d] Приенский во второй книге "О Мессении" [FHG.IV.461]: "Илоты должны нести труды самые позорные и бесчестящие. Их заставляют носить шляпы из собачьей кожи и одеваться в шкуры животных; каждый год им полагается определенное число ударов, хотя бы они не совершили никакого проступка, чтобы они помнили, что они рабы; а если кто из них выглядит лучше и крепче, чем подобает рабу, то его казнят и на хозяев налагают пеню за то, что они не помешали ему так вырасти. Им роздана земля для обработки, но навеки веков назначена доля, которую они должны платить от урожая". "Гоготать по-гусиному" (χηνίζειν) - говорится [e] о флейтистах. Так у Дифила в "Упряжке" [Kock.II.567]:

Гусем прогоготал ты: все так делают

У Тимофея в доме.

Поскольку перед каждым из вас положен ломоть ВЕТЧИНЫ, называемой "перна" (ΠΕΡΝΑ), то скажем и о ней, если кто-нибудь помнит такое слово. Лучшая ветчина - гальская, {237} но не отстают от нее ни ликийская, ни та, что из азиатской (т.е. фригийской) Кабиры. Упоминает о них в третьей книге "Географии" Страбон, писатель довольно старый, - он [f] ведь пишет в седьмой книге своего труда [frag.58], что застал еще стоика Посидония, о котором мы не раз говорили, {238} а тот был современником Сципиона, разрушившего Карфаген. Так вот, Страбон пишет [III.4.10]: "В той части Испании, что граничит с Аквитанией, есть город Помпелон (658) (как бы Помпейополь) [III.4.11], в котором приготовляют отменную ветчину, не хуже кантабрийской".

{237 Гальская ветчина — Ср. Полибий. II. 15.3.}

{238 ...не раз говорили... — Ср. 549с. Афиней снова путает Посидония с его учителем Панэтием.}

О СОЛЕНОМ МЯСЕ (ΑΛΙΠΑΣΤΩΝ) упоминает Аристомен в комедии "Дионис" [Коcк.1.692]:

Вот ставлю мясо я тебе соленое.

И в "Причитаниях" [Коск.I.691]:

Слуга, что вечно мясо ест соленое.

76. Далее, так как перед вами, друзья лежит "творог, сицилийская гордость", мы поговорим и о СЫРЕ (ΤΥΡΟΣ). Филемон в пьесе, озаглавленной "Сицилиец" [Коск.II.499]: {239}

{239 «Сицилиец» — заглавие могло относиться к повару, врачу или любому товару из Сицилии.}

- Я прежде полагал, что у Сицилии

[b] Одна забота - лучший сыр выделывать.

Еще по слухам знал, что там гиматии

Бывают сицилийские расшитые.

- И мебель, утварь - тоже из Сицилии.

Знаменит и тромилейский сыр. О нем Деметрий Скепсийский пишет во второй книге "Троянского миростроя" так [frag.3 Gaede, p. 18]: "Тромилея - город в Ахайе, в окрестностях которого из козьего молока делается вкуснейший сыр, несравнимый ни с каким другим, он называется тромильским". [c] Симонид упоминает о нем в "Ямбах", которые начинаются со стиха [Семонид Аморгский PLG4. 11.456]:

Ты, Телемброт, довольно позаботился,

затем он продолжает:

А вот и сыр тромильский, что принес тебе

Я из Ахеи, - просто восхитителен.

"Створоженным" (ο̉πίαν) называет Эврипид в "Киклопе" острый сыр, приготовленный на фиговой закваске [136]:

Вот сыр створоженный,

К нему есть даже молоко Зевесово. {240}

{240 ...молоко Зевесово. — То есть молоко коровье, которое греки пили очень редко.}

Вот я и поговорил обо всем, что перед нами, а "последним лакомством" [d] (α̉ποτράγημα) {241} стал у меня тромилейский сыр, на этом я умолкаю. А "последнее лакомство" в этом смысле - словечко Эвполида [Коск.I.335]: издеваясь над неким Дидимием, поэт назвал его "последним лисьим лакомством" - то ли за малый рост, то ли за хитрость и злонравность, как пишет Дорофей Аскалонский. Согласно Селевку, плоские тонкие ломтики сыра критяне называют "женскими" (θηλείας) и приносят богам при некоторых жертвоприношениях. Про молозиво [πυρίεφθον] {242} упоминает во "Флейтах" Филиппид [Kock.III.304]:

{241 ...«последним лакомством»... — У Эвполида: «Что же он представляет собой? Лисий помет (α̉ποπάτημα)».}

{242 πυρίεφθον... — букв, «створоженное на огне», створоженное молозиво.}

[е] Имея эти вафли и молозиво (πυρίεφθα).

И это все, может быть, называлось у македонян "блюда, завершающие обед" (ε̉πιδειπνίδας), {243} потому что все эти лакомства служат уже для попойки".

{243 ...«блюда, завершающие обед»... — Ср. эпидипниды у Петрония (69).}

[О последних кушаньях и еще о поварах]

77. Ульпиан еще продолжал толковать о чем-то, когда вдруг вошел к нам один из тех ученых поваров и провозгласил "миму" (μυ̃μα). Многие были озадачены, потому что хитрец не объяснил, что это такое, и тогда он начал речь.

"Вижу я, господа сотрапезники, что вы не знаете: и Кадм, который дед Диониса, был поваром". При таких словах все притихли, а он продолжал: Эвгемер Косский в третьей книге "Священной надписи" рассказывает [J. 1.302], что сидоняне утверждают, будто царский повар Кадм [f] похитил царскую флейтистку Гармонию и вместе с ней сбежал:

Я ж убегу, {244} ведь я свободорожденный [TGF2. 858].

{244 Я ж убегу... — Ср. Аристофан. «Ахарняне». 203: Я ж от ахарнян убегу подалее.}

Ведь и впрямь в комедиях ни один повар не называется рабом, разве что у Посидиппа. Поваров-рабов впервые завели македонцы - то ли из (659) спеси, то ли пользуясь бедственным положением порабощенных городов. Древние называли повара из сограждан "мэсоном" (μαίσων), а повара-чужестранца "цикадой". Философ Хрисипп считал, что прозвище "мэсон" происходит от глагола "жевать" (μασάσθαι), то есть это невежда, только набивающий себе брюхо. Он не знал, что Мэсон был мегарский комедийный актер, который изобрел [театральную] маску, названную по его имени: об этом пишет Аристофан Византийский в книге [b] "О [театральных] масках", добавляя, что изобрел он маски и слуги, и повара. Понятно, что и шутки для таких масок называются "мэсоновскими". Повара ведь самые большие шутники в комедии, - например в "Увещевающих" Менандра [Kock.III.50]. Филемон тоже пишет где-то {245} [Kock.II.517]:

{245 ...пишет где-то... — На 382b-383b этот отрывок цитируется как frag. 1 Стратона.}

Ей-ей, я нанял сфинкса, а не повара

Варить обед. Богов зову в свидетели,

Что он ни скажет, все мне не по разуму:

[c] Пришел и сыплет речи непонятные.

Впрочем, Полемон пишет в "Ответе Тимею" [Preller 84], что Мэсон был родом из сицилийских Мегар, а не нисейских. {246} А о поваре из рабов Посидипп пишет в "Выпущенной" так [Kock.III.336]:

{246 Нисейские Мегары — расположены в центральной Греции.}

Вот, значит, как! Удача нынче выпала:

Я буду в доме господам прислуживать

И, мясо вынося, не попадусь в дверях.

И в "Молочных братьях" [Коcк.III.342]:

- А почему ты, повар, за воротами?

[d] - Так в доме без обеда я остался бы.

- Ты вольный?

- Да, на рынке я работаю:

Ведь здесь меня знакомый повар выкупил.

78. Так что нет ничего удивительного, что старые повара были сведущи в жертвенных обрядах: они присутствовали и при свадьбах, и при жертвоприношениях. Поэтому и Менандр в "Льстеце" изображает повара, который прислуживает на четвертый день празднеств Афродиты Всенародной, и говорит он так [Kock.III.82]:

Вина! Где внутренности? Что ты мешкаешь?

[е] Еще вина! Эй, Сосия! Еще вина!

Прекрасно! Пред богами и богинями

Склонимся, перед всеми и пред всякими -

Возьми язык! {247} - пусть нам дадут спасение,

{247 Язык — специальное приношение Гермесу.}

Здоровье, много благ, а от того, что есть, -

Всем выгоду. Давайте же помолимся!

И у Симонида Аморгского [повар] говорит [Семонид Аморгский PLG4. II 456, Diehl I.255-256]:

[f] Я осмолил свинью и разложил ее,

Как будто на пиру богов, - уж в этом-то

Я разбираюсь, кажется, достаточно.

Как искусны бывали повара, видно из письма Олимпиады к Александру, {248} где она советует ему купить у нее повара, сведущего в обрядовых церемониях: "Возьми у матери пелигнийского (Πελίγναν) повара: он знает все твои отеческие обряды, и аргадические, {249} и вакхические, (660) которые заводит Олимпиада, - знает все. Так что не пренебрегай, но купи его и отошли мне {250} как можно скорее".

{248 Письмо Олимпиады... — Скорее, как свидетельствует содержание письма, одного из секретарей.}

{249 Аргадические — или «сельские обряды». От македонского племени аргеадов, см. Фукидид. VIII. 53; Страбон. 329; Павсаний. 1.38.3.}

{250 ...отошли мне... — т.е. секретарю.}

79. А в каком почтении было поварское ремесло, свидетельствуют афинские глашатаи, которые, как пишет Клидем в первой книге "Первоначал" [FHG.I.362], {251} были и поварами, и мясниками. И Гомер употребляет глагол ρ̉έζειν (совершать) в значении θύειν (приносить жертву), {252} а глагол θύειν - в значении "возжигать за вечерней выпивкой жертвенные ячменные лепешки". [А после Гомера] древние в значении θύειν употребляли глагол δράν (действовать). И вот, глашатаи, - пишет Клидем, - долгое время действовали как мясники, закалывали быков, [b] свежевали и разделывали туши, а также служили виночерпиями. Название свое (κήρυκες) они получили от слова κρείττων (сильнейший). {253} Кроме того, нигде нет записей о плате поварам, а только о плате глашатаям. И Агамемнон у Гомера, хоть и царь, совершает жертвоприношение собственноручно [Ил.III.292-294]:

{251 ...в первой книге «Первоначал»... — Эта работа, вероятно, была идентична «Аттидам» или «Ранней истории Аттики»; см. ниже, 660d.}

{252 глагол ρ̉έζειν в значении θύειν — например, «Илиада» 1.443-444:

Дочерь тебе возвратить, и Фебу царю гекатомбу

Здесь за данаев принесть (ρ̉έξαι), да преклоним

на милость владыку.

Ср. Плутарх. «Застольные беседы». 730 А: «...само слово ’έρδειν или ρ̉έζειν «совершать» в смысле «приносить в жертву» показывает, что заклание живого существа представлялось деянием, выходящим из ряда обычного».}

{253 ...от слова κρείττων (сильнейший)... — этимология, конечно же, невозможная.}

Рек и гортани овнов пересек он суровою медью

И на злачной земле положил их, в трепете смертном

Жизнь издыхающих: юную силу их медь сокрушила.

И Фрасимед, сын Нестора, взяв секиру, забивает быка только потому, [c] что этого не мог сделать по старости сам Нестор; помогают ему и остальные братья [Од.III.442-446]. Вот какой величайшей славой и почетом было окружено в древности поварское искусство. И у римлян их цензоры (а это самая высокая должность) в тоге с пурпуром {254} и в венке на голове собственноручно закалали жертвы секирами. Не случайно у Гомера глашатаи вершат обряды, сопровождаемые клятвами и жертвоприношениями, так как с древности причастны этой службе [Ил.III.116-117]:

{254 ...в тоге с пурпуром... — тога претекста.}

[d] Гектор немедленно к граду глашатаев двух посылает

Агнцев поспешно принесть и древнего вызвать Приама.

и еще [118-120]:

Царь Агамемнон равно повеление дал Талфибию

К сеням ахейским идти и принесть на заклание агнца;

и [Ил.ХГХ.250-251]:

... провозвестник Талфибий, голосом богу подобный,

Вепря руками держа, предстал пред владыку народа.

80. А в первой книге "Истории Аттики" тот же Клидем показывает, что была настоящая коллегия поваров на государственной службе, [e] и созывать народ тоже было их делом [FHG.I.359]. Так что не без причины, по словам Юбы [FHG.III.482], комедиограф Афинион {255} изображает в "Самофракийцах" философствующего повара [Kock.III.369].

{255 ...комедиограф Афинион... — Этот Афинион, кроме цитируемого фрагмента, совершенно неизвестен.}

- Не знаешь разве ты, что благочестию

Искусство поварское боле прочего

Способствовало?

- Разве ж таково оно?

- Конечно, чужестранец неотесанный!

Нас от звериной жизни, беспорядочной

Оно освободило и от страшного

[f] Взаимного друг друга пожирания,

Порядки завело нам и обычаи;

Согласно с ними и сейчас мы жизнь ведем.

- Но как?

- Послушай, разъясню до тонкости.

Во времена злодейства постоянного

И людоедства некий муж разумнейший

Поджарил мясо и богам пожертвовал.

Вкуснее получилось человечины,

Тогда-то людоедство прекратил народ,

Стал жертвы приносить скотиной жареной.

И вот, когда однажды наслаждение

(661) Отведали, то этим и положено

Начало было поварскому племени,

А дальше продолжали совершенствовать

Искусство кулинарное. Поэтому

И в наше время жарим потроха богам

Обрядом древним на огне открытом мы,

Без соли: ведь тогда ее не ведали.

Позднее же понравилась соления,

Солить все стали, но свершая древние

Обряды, мы отцов храним обычаи. {256}

{256 ...храним обычаи. — То есть воздерживаемся от употребления соли. Также в Египте жрецам не позволялось использовать в пищу морскую соль. Ср. Плутарх. «Застольные беседы». 729А.}

Единственное, что спасенья общего

Началом стало, - к совершенству рвение, -

[b] Приправами всех больше кулинарию

Развило.

- Новый Палефат! {257}

{257 Палефат — Свида упоминает четырех авторов, носивших это имя; один их них, с Пароса или Приены, написал пять книг сочинения «Невероятное». Остальные писали древнюю историю.}

- Со временем

Придуман был желудок фаршированный:

Козленка размягчили, для особинки

Тушеные кусочки, а для нежности {258}

{258 ...для нежности... — В подлиннике διαγιγγράζω; термин, заимствованный из музыки. О гинграсе см. 618с.}

Немножко сладкого вина добавили,

Тайком протащен был почти невидимый

[c] Кусочек рыбы, с нею меду, зелени,

Крупы и рыбки дорогой засоленной.

Понятно, что все эти наслаждения

Расстаться с трупоедством всех заставили;

Так люди перешли к житью совместному,

Народ собрался, после населенные

Поднялись города от кулинарного

Искусства, о котором я рассказывал.

- Что ж, поздравляю! Господину впору ты. {259}

{259 Господину впору ты. — Поговорка; ср. Платон-комик (Kock.I.656): «это мне по ноге», т.е. это мне подходит.}

- Мы, повара, свершаем возлияния,

Богам приносим жертвы, закалаем их, -

Все потому что божества бессмертные

Нас, поваров, всех более послушают,

[d] Достойной жизни средства доставляющих.

- Молчи, оставь в покое благочестие.

- Я был неправ.

- Теперь ко мне входи сюда

И, утварь взяв, все делай должным образом.

81. И Алексид в "Котле" (Λεβήταον) {260} объясняет, что поварское искусств - занятие для свободных: повар там - свободный гражданин [e] не низкого положения. И авторы "Поваренных книг", Гераклид и Главк Локрийский, пишут, что не подходит [Kock.III.442]

{260 Λεβήτιον — В других местах заглавие дается как Λέβης.}

рабам искусство кулинарное,

И даже не для всякого свободного.

Превозносит это искусство и Кратин Младший в "Гигантах", когда говорит [Kock.II.289]:

- Ты сладкий запах от земли почувствовал?

А дым какой душистый поднимается!

Как будто в ней живет торговец ладаном,

А может быть, и повар из Сицилии.

[f] - Считаешь, оба пахнут одинаково?

И Антифан, в "Труднопродажном рабе" восхваляет сицилийских поваров такими словами [Kock.II.48]:

Да пироги для пира, сицилийскими

Уловками изрядно подслащенные.

И Менандр в "Привидении" [Kock.III.144]:

И утварь расхвалите, коль окажется

Богата и чиста.

Посидипп в "Прозревшем" [Kock.III.335]:

Я, нанимая повара, наслушался

Злословья поварского, говорили все

(662) О каждом из собратьев: мол, у этого

Нос не учует запаха, у этого

Во рту нет вкуса, третий, говорят они,

Язык испортил дикими приправами, -

Всегда пересолит, всегда все кислое,

Здесь пригорел кусок, а там обгрызено;

Один не терпит дыма, а огня - другой.

Друг друга жгут и режут; и лишь этот вот

Один прошел сквозь пламя и сквозь лезвия.

[b] И Антифан в "Филотиде" показывает поварскую премудрость [Kock.II.109; 295d]:

- Итак, вот эту рыбку серебристую,

Как и всегда, вари в воде подсоленной

- А окунька морского?

- Целиком его

Зажаривать.

- Акулу?

- В кислом соусе

Сварить.

- Угря речного?

- Соль с душицею.

- Угря морского?

- Делай то же самое.

- А ската?

- В зелень.

- Есть еще тунец у нас

Нарубленный.

- Поджарь.

- Теперь козлятина?

- Поджаришь.

- А другое мясо?

- Вываришь.

- Вот селезенка?

- Фаршируй.

- А потрохи

[с] Пустые?

- Доведет меня до смерти он!

Батон в "Благодетелях" перечисляет имена знаменитых сказочных кулинаров [Kock.III.327; повар обращается κ служанке]:

- Ну, хорошо, Сибина! Мы ночей не спим,

И не приляжем, вечно при светильнике

Все с книгою в руках сидим, расследуя,

Что завещал Симонактид Хиосский нам,

[d] Что Тиндарих, что Зопирин, и что Софон.

- А сам-то что придумал ты?

- Важнейшее.

- Что?

- [Сытным духом воскрешать] покойников... {261}

{261 ...воскрешать покойников... — Ср. 289а, Филемон. «Воин»:

даже мертвые,

Мою понюхав кухню, к жизни тянутся.

}

82. Вот такое воскресительное блюдо, господа мои, я и несу вам под именем "мимы"! Артемидор, ученик Аристофана [Византийского], {262} пишет в своем "Поваренном глоссарии", что готовится она из мяса и крови с множеством приправ. А Эпэнет пишет в "Поваренной книге" так: "Миму следует готовить и любого мяса или дичи, мелко нарезав [е] мягкие части, смешав их с потрохами и с кровью, и приправляя уксусом, жареным сыром, сильфием, тмином, зеленым и сушеным тимьяном, зеленым и сушеным кориандром, чабрецом, луком-пореем, очищенным и поджаренным репчатым луком или маком, изюмом, медом и зернами кислого граната. Такую же миму ты можешь сделать и из рыбы".

{262 ...ученик Аристофана... — Ср. 5b, 387d.}

83. Вот так-то разделал этот молодец не только мясо, дичь и рыбу, но и нас самих (κατακόπτω), а за ним тут же явился другой, неся [f] [уже не миму, а] "маттию" (ματτύης). {263} Тотчас же пошли споры, что это такое, и Ульпиан опять принялся приводить описания из того же артемидоровского "Поваренного глоссария", а Эмилиан объявил, что есть у Дорофея Аскалонского сочинение под заглавием "Об Антифане", в котором речь идет и о маттии, упоминаемой у поэтов Новой комедии. {264} Эту маттию (рагу) он считает фессалийским изобретением, прижившимся в Афинах во времена македонского господства. Фессалийцы же, (663) по общему мнению, - самые роскошествующие из эллинов и в одежде, и в образе жизни (δίαιτα); потому-то они и навели на Элладу персов, чьей роскоши и неге они завидовали. Об их распущенности рассказывает Критий в посвященной им "Политии". {265} Названа же была маттия, как рассказывает Аполлодор Афинский в первой книге "Этимологии" [J.2 В 1108], от [b] глагола μασάσθαι (пожевать), как и μαστίχη и μάσταξ (челюсть); однако мы производим ее от глагола μάττειν (жевать), от которого получила название и сама μάζα (ячменная лепешка), у киприотов называемая μαγίς, а "роскошествовать" называется ύπερμαζάν. {266} Еще с давних времен μάζα называли повседневную пищу простого народа, готовившуюся из ячменной муки, а μάττειν означало готовить ее. Позднее же, когда повседневную пищу начали разнообразить неумеренными излишествами, немного удлинив слово μάζα, стали всякую изысканную пищу называть ματτύης, [с] а приготовление ее - глаголом ματτυάζειν, будь это рыба, птица, овощи, мясо или выпечка.

{263 Маттия — общий термин, означающий любой деликатес; ср. 141 d-е, ниже 663с.}

{264 ...у поэтов Новой комедии. — Эта фраза была включена Коком в его аргументацию за исключение термина «Средняя комедия». Однако Афиней пользуется им в других местах сочинения.}

{265 ...в посвященной им «Политии»... — См. 527a-b; FHG.II.69; Diels 622.}

{266 υ̉περμαζα̃ν — букв, «быть набитым ячменными лепешками».}

Это ясно из свидетельства Алексида, приводимого Артемидором. Чтобы показать развратность такого приготовления пищи, Алексид употребляет слово λέπεσθαι (спускать шкуру) и вот какие перечисляет он действия в переработке своей комедии "Деметрий" [Kock.III.315]:

Схвативши это блюдо принесенное,

Готовьте, угощайтесь, пейте здравицы,

[d] Спускайте шкуры (λέπεσθε) и купайтесь в роскоши

(ματτυάζετε)!

Глагол же λέπεσθαι у афинян обозначает бесстыдное и грубое любовное удовольствие.

84. И Артемидор в "Поваренном глоссарии" подтверждает, что маттия - это общее название изысканных кушаний. Он пишет: "Есть и маттия из птицы. Птицу нужно заколоть в голову через рот. Пусть она будет с душком, как куропатка: если она в перьях, то ощипли ее, если хочешь". Затем описывает, как приправлять и варить, и тут же добавляет: "Вари и жирную "странницу", и птенцов от уже квохчущих маток, - если хочешь, [e] то к выпивке. Затем, выгрузив в миску зелень и добавив куски птичьего мяса, подавай к столу. Летом вместо уксуса положи в подливку гроздь незрелого винограда; когда сварится, {267} вынимай еду из горшка вместе с гроздью раньше, чем из винограда выварятся косточки, а потом подкроши сухарей. Такая маттия - одна из самых вкусных". Стало быть, ясно, что слово ["маттия"] - это общее название для самых изысканных кушаний. Однако оно означает еще и самый нрав такой разгульной пирушки [f]: так у Филемона в "Похищенном" [Kock.II.482]:

{267 ...когда сварится... — птица? Швайгхойзер относит слово «сварено» к незрелому винограду, что едва ли может быть правильным.}

Следи за безоружным! {268} Через каждые

{268 Следи за безоружным! — Поговорку в начале цитаты разъясняет Гесихий: «говорится о ненужной заботливости», ср. Зенобий. 11.98.}

Три чаши дайте мне отведать маттии!

И в "Убийце" [Kock.II.480]:

Питье пускай нальют нам, также маттию

Сготовьте побыстрей.

Алексид в "Растопке" говорит двусмысленно [Ibid. 372]: {269}

{269 ...говорит... — Реплика принадлежит параситу.}

(664) Кричу, как застаю их за работою:

"А не пора ли угостить нас маттией?"

Здесь может идти речь об обеде в целом, но вероятнее - что о каком-нибудь из отдельных блюд.

Махон Сикионский был одним из комических поэтов творивших в одно время с Аполлодором Каристским, но свои комедии он ставил не в Афинах, а в Александрии. Он был хороший стихотворец, достойный числиться сразу после Семерых; {270} поэтому грамматик Аристофан в молодости старался проводить досуг в его кругу. {271} В комедии "Ошибка" и [b] Махон написал так [Коск.III.324]:

{270 ...после Семерых... — Александрийская Плеяда такова: Ликофрон, Александр Этолийский, Сосифан, Сосифей из Александрии Троадской, Дионисиад, Гомер Византийский, Филиск.}

{271 ...досуг в его кругу... — Ср. 354с и 168а.}

Не знаю ничего вкуснее маттии,

Македоняне нам ее, афинянам,

Открыли или божества, - не ведаю;

Но явно кто-то вдохновленный Музами...

85. О том, что маттия подавалась последним, завершающим блюдом, пишет Никострат в "Унесенном". Повар рассказывает, какое пышное и [с] ладное приготовил он угощение, вспоминает и завтрак, и обед, а потом и "третьи столы", и говорит [Kock.II.221]:

Прекрасно, господа, но вот уж маттией

Я так уважу всех, что уж наверное

Сам этот гость перечить мне не вздумает.

И в "Поваре" [Kock.II.224; 517а]:

А уж кандавл, яичницу, иль что-нибудь

Для маттии никто из них не видывал.

И еще кто-то пишет [Kock.III.482]: {272}

{272 ...кто-то пишет... — Автор неизвестен.}

[d] Пустить по кругу маттию,

Свиную ножку, матку, иль желудочек.

Дионисий в "Раненном дротиком" - говорит повар [Kock.II.423]:

Так что, готовя иногда им маттию,

Я в спешке ошибался неумышленно

И блюдо подавал, как мертвым - мертвое.

Филемон в "Нищей" [Kock.II.496]:

Он целый день по горло наедается,

Готовя там и раздавая маттию.

Молпид Лаконский пишет [FHG.IV.454], {273} что спартанские "эпаиклы", [e] слово, означающее "[съеденное] после обеда" (эпидейпниды, ε̉πιδειπνίδες), у всех других народов называются маттией. А киник Менипп в "Аркесилае", пишет так: "Была выпивка каких-то гуляк, и уже приказали подавать лаконскую маттию; вот тут и пошли по кругу куски куропатки, и жареная гусятина, и отборные лепешки". {274} Именно это угощение аттики и называли "[съеденное] послеужинное" (ε̉πιδόρπισμα), [f] доряне "эпаиклы", а большинство остальных эллинов "эпидейпниды" (ε̉πιδειπνίδες).

{273 Молпид Лаконский пишет — ср. 141d, 642е.}

{274 ...отборные лепешки. — См. 647с-648а.}

После стольких разговоров о маттии мы решили, наконец, разойтись: был уже вечер. И мы разошлись.

Конец Книги четырнадцатой

Книга пятнадцатая

(665) 1. Как говорится у премудрого Эврипида [TGF2. 649], -

И если {1} божество мне даровало бы

{1 И если... — ср. Евстафий. 1301.33, который интерпретирует «если...» как «о, если бы...».}

Сладкоречивость Нестора, Антенора {2}

{2 Антенор — муж Феано, сестры Гекубы. У Гомера это один из мудрейших старейшин троянского народа. Объединен в перечне красноречивых людей с Нестором также в «Пире» Платона (221с).}

Фригийца, -

то и тогда, любезный Тимократ, я не мог бы припомнить для тебя все, что вновь и вновь обсуждалось на этих наших вожделенных пиршествах, - таково было разнообразие даже в одних и тех же предметах, [b] всякий раз раскрывавшихся заново. Часто заходила речь и о перемене блюд, и о послеобеденных развлечениях, которые я не в силах даже перечислить. Кто-то из пирующих вспомнил ямбы из "Лаконцев" Платона [Коск.I.620]: {3}

{3 ...ямбы из «Лаконцев»... — Беседуют два раба; ср.: фрагмент Филлилия на 408е.}

- Все пообедали?

- Почти.

- Ну вот чего же лучше!

Бегом из зала выноси столы. А я сейчас же

Пойду и щелок разолью. {4}

{4 ...щелокразолью. — Для мытья рук.}

- А я пройдусь метлою.

Для возлияний подолью вина, поставлю коттаб.

[с] Быть приготовлены должны и флейты для флейтистки,

А уж она прогреет их сама перед игрою.

Подлей ирисового и египетского {5} масла;

{5 ...ирисового и египетского... — См. ниже, 689b, также 66с.}

Венок я каждому подам; пусть кто-нибудь свежее

Им разведет вина.

- Уже разведено.

- И ладан

Им возложите на алтарь...

Затем он добавляет:

[d] Все возлияния богам совершены, в питье же

Ушли пьянчужки далеко; пропет последний сколий

И коттаб выкинут за дверь. На авлосах девчонка

Мотив какой-то завела карийский выпивохам;

Красотку также видел я с тригоном, под который

Она запела песню нам Ионии бесстыжей.

[О коттабе]

2. Вот после этого, кажется, и зашел разговор о коттабе и о тех, кто играет в коттаб (α̉ποκοτταβίζω). {6} [Услышав это слово,] один из бывших е там врачей подумал, что речь идет об очистке желудка после бани, когда любители залпом глотают [вино], а потом блюют. Он сказал, что этот способ совсем не старинный, и что никто из древних, насколько он знает, не очищал себя подобным образом. Поэтому и Эрасистрат Иулидский в книге "Общее учение" порицает тех, кто так делает, показывая, что это вредно для глаз и вызывает запоры. В ответ ему Ульпиан воскликнул (666) [Тимон, Wachsmuth frag.27]:

{6 ...играет в коттаб. — Слово могло означать «выплескивать остатки вина» при игре в коттаб или (позднее) «блевать»; последнее значение и принимает врач.}

"Встань, {7} Асклепиев сын, {8} призывает тебя вождь Хароний. {9}

{7 Встань... — Ср. «Илиада». IV.204: «Шествуй, Асклепиев сын, Агамемнон тебя призывает».}

{8 ...Асклепиев сын... — Намек на то, что первые врачи были сынами Асклепия; ср. «Илиада». IV. 193-194.}

{9 Хароний — это имя появляется только здесь и весьма сомнительно. Однако оно может быть производной формой имени Харона.}

Видать, не ошибся один наш товарищ, сказав: "Не будь врачей, никого не было бы глупее словесников". Кто же здесь не знает, что такое значение слова α̉ποκοτταβισμός {10} не встречается у древних? Если, конечно, ты не воображаешь "Играющих в коттаб" в комедии Амипсия ('Αποκοτταβίζοντες) блюющими! Так вот, раз уж ты по этой части не сведущ, то послушай меня. Прежде всего, игра в коттаб - это сицилийская [b] выдумка, это сицилийцы его изобрели, как о том говорит сын Каллесхра Критий в своих "Элегиях" [PLG4. frag. 1]:

{10 α̉ποκοτταβσμός — в смысле «блевание».}

Коттаб {11} - земли сицилийской товар превосходной работы,

{11 Коттаб — Ср. 28b.}

Ставим его мы как цель для виннокапельных стрельб (λατάγων).

Мессенец же Дикеарх, ученик Аристотеля, пишет в книге "Об Алкее" [FHG.II.247; ср. 479d, 487c-d], что и "латагэ" (λατάγη) {12} - сицилийское [с] слово. Оно означает остаток питья в чаше после глотка, и этот остаток играющие, выгнув руку, выплескивали сверху в сосуд-коттабий. Впрочем, Клитарх в "Глоссарии" пишет, что "латагэ" фессалийцы и родосцы называют плеск (κότταβος), {13} раздающийся из сосуда.

{12 ...латагэ... — остаток вина в чаше, выплескивавшийся при игре в коттаб. Зафиксированы две формы: λατάγη и λάταξ.}

{13 ...плеск... — На подобное значение ссылается Гесихий в статье λάταξ. Шум при игре в коттаб отмечался особо, ср. ниже 668b.}

3. "Коттабом" же называлась, кроме того, и награда победителям в выпивке, как показывает Эврипид в "Ойнее" [TGF2. 537]: {14}

{14 ...награда победителям в выпивке... — Это утверждение Афинея является следствием неправильного чтения последнего стиха: κότταβον вместо κοττάβων.}

В главу пускали старцу стрелы Вакховы,

А я венчал меж ними победителя

И раздавал награды этих коттабов.

И еще коттабом называли сосуд, в который выплескивались "латаги", [d] как показывает в "Немезиде" Кратин [Kock.I.50; 667fj; он был бронзовый, как говорит в "Красильщиках" Эвполид [Коск.I.278]: "возле бронзового коттаба". А у Платона в "Зевсе оскорбляемом" коттаб - это пьяная игра, в которой проигравший отдает свою одежду [Коск.I.612]: {15}

{15 Разговаривают содержатель притона и Геракл. Описываемая ниже разновидность игры в коттаб (κότταβος δι’ ο̉ξυβάφων) целью было потопить небольшую чашечку, плававшую в тазике, путем попадания в нее вином, 667e-f.}

СОДЕРЖАТЕЛЬ ПРИТОНА. Сыграйте в коттаб, а пока для вас двоих

Обед я приготовлю.

ГЕРАКЛ. Кушать хочется!

Но где же тазик?

СОДЕРЖАТЕЛЬ ПРИТОНА. Обойдетесь ступкою.

ГЕРАКЛ. Давай же все нам: ступку, воду, чашечки!

[е] Неси! Игра на поцелуи.

СОДЕРЖАТЕЛЬ ПРИТОНА. Вот еще!

Неблагородно вы играть не будете!

Нет, я назначу ставкою-коттабием

С нее - вот эти вышитые туфельки,

С тебя - твой кубок.

ГЕРАКЛ. Эге-гей! Готовится

Покруче игр Истмийских состязание.

4. Был вид коттабов, называвшийся "нисходящим" (κατακτάς). В нем нужны были подставки под светильники, которые могли падать, а потом ставились опять. {16} Эвбул в "Беллерофонте" [Kock.II. 171]:

{16 Этот неопределенный и неясный абзац находится не на месте, и принадлежит, скорее, 667d-e. Термин «нисходящий» (κατακτάς) толкуется по-разному.}

Эй, кто там снизу за ногу схватил меня?

[f] Я поднимаюсь ввысь, как столб коттабия.

Антифан в "Рождении Афродиты" [Kock.II.33; 487d]:

- Вот я и говорю. Тебе понятно ли?

Ведь коттаб есть подставка под светильником.

Теперь вниманье обрати. Яички же

.......................... пять наградою.

- За что? Смешно. Да как играть вы будете?

- Послушай по порядку: тот, кто в коттабе

Без промаха плеснет весам (πλάστνγξ) на чашечку...

- Вон там вверху? Где плиточка положена?

- Ну да, вот тот и выйдет победителем.

- А как узнать попал ли?

- Ты сшибешь ее -

Она в манес со звонким плеском падает.

- Свой раб Манес есть, значит, и у коттаба!

(667) И немного ниже:

- Вот чаша, покажи теперь, что делать с ней.

- Держи ее, как флейту, всеми пальцами,

Налей вина в нее, но только капельку,

Затем плесни.

- Но как же?

[b] - Посмотри сюда:

Вот так.

- О Посейдон! Как высоко плеснул!

- Вот так и ты изволь.

- Да я пращей туда

И то бы не достал!

- Учись - получится.

5. Плескать в коттаб надобно, красиво выгнув руку; об этом пишут Дикеарх [FHG.II.247] и Платон в "Зевсе оскорбляемом" [Kock.I.613],

где Геракла наставляют, что рука при плесканье не должна напрягаться. [с] Само плесканье называют "от выгиба" (α̉π'α̉γκύλης), оттого что правая рука при этом выгибается. Впрочем, другие полагают, что "анкилы" -это просто чаши особого рода. {17} Вакхилид говорит в любовных песнях [PLG4. Ш.577-578]:

{17 ...чаши особого рода. — Ср. 782d-e.}

Или выгнет белолокотную руку,

Чтобы от выгиба славный нанести удар

Во имя этих юношей.

И Эсхил в "Собирателях костей" говорит, что при игре в коттаб отставляют локоть [TGF2. 58]:

И Эвримах тогда меня не меньшею

Обидою обидел нечестивою:

Всегда, как в цель, в мою метал он голову,

Когда, отставив локоть, как в игре в коттаб,

[d] Плескал в меня вино рукою юною.

Что за хороший бросок вина в коттабе полагалась награда, уже было сказано у Антифана: {18} это были яйца, печенье и лакомства. Такие же подробности сообщают Кефисодор в "Трофонии" [Коск.I.801], Каллий или Диокл в "Киклопах" [Ibid. 696], Эвполид [Ibid. 278] и Гермипп в "Ямбах" [Коcк.I.247-248]. А "нисходящий" (666е) коттаб имел вот какой вид. Это высокая подставка под светильник, {19} на ней так [е] называемый "манес", {20} и на него падала ("нисходящая") плиточка; {21} отсюда она, сшибленная броском вина, падала в нижний таз.

{18 ...сказано у Антифана. — См. выше, 666f, где, к сожалению, пропущены уместные слова.}

{19 ...подставка под светильник... — Следует дополнить: «которая может подниматься и опускаться»; ср. 666е.}

{20 «Манес» — См. выше 667а, ср. 487d.}

{21 Плиточка — или диск, который балансировал на верхушке медного прута.}

"Для броска была потребна ловкость и немалая". {22}

{22 Для броска была потребна... — Анонимный трохеический стих.}

Этот "манес" упоминается у Никохара в "Лаконцах" [Kock.I.772].

6. Есть и другой вид этой игры, тоже с тазом. Таз наполняют водой и пускают по нему пустые чашечки ("уксусники"); в них плещут "латагами" вина из кубков ("кархесиев" (см.474е)), и кто больше их потопит, получает награду. Амипсий в "Играющих в коттаб" [f] [Kock.I.670; 473е]:

Неси "жуков" {23} и уксусники, Мания,

{23 Жук — См. 473е.}

Лохань для ног неси, налей воды в нее.

Кратин в "Немезиде" [Коск.I.50]: {24}

{24 Текст сильно испорчен.}

Награду-коттабий

Назначая по пиршественному уставу,

Винную смесь плесни

В плавающие уксусники,

И кто больше поразит,

Тому и награда за удачу.

Аристофан в "Пирующих" [Коск.I.444]: {25}

{25 ...в «Пирующих». — Говорит мальчик, предпочитающий веселую жизнь в противоположность своему добродетельному брату. Миртовые ветви клались вокруг таза, возможно, чтобы не загрязнять пол.}

Он знает все, а мой удел - прут бронзовый

(то есть подставка в коттабе)

(668) И миртовые ветки.

Гермипп в "Мойрах" [Коск.I.237; 487е]:

Плащи из шерсти сброшены,

Доспех застегнут наглухо,

Давно κ лодыжкам поножи

Прилажены и белые

Уж не в чести сандалии,

Увидишь древко коттаба

(Он говорит) заброшенным

В мякине; не услышит уж,

Как плещется вино, Манес;

Найдешь дощечку бедную,

Наверно, у садовой ты

Калитки среди мусора.

Ахей в "Лине" пишет о сатирах [TGF2. 752]:

Ломили, били, гнули, обзывалися:

[b] И как? "Геракловый латаг прекраснейший!"

"Обзывалися" - потому что влюбленные, произнося свои (восклицания)-коссабии, называли в них имена своих любимцев. Поэтому и Софокл в "Инахе" назвал латаг "Афродитиным" [TGF2. 190]:

Златой латаг Афродитин

Во всех раздавался хоромах.

И Эврипид в "Плисфене" [TGF2. 557]:

Плеск многозвучный коссабов Кипридиных

Звучит в хоромах стройною мелодией.

И Каллимах говорит [Schneider frag. 102; ср. 479d, 666b, 668е]:

Много Аконтию в честь возлиянье влюбленных творили

[с] Плеском латагов из чаш на сицилийский манер.

7. Были и другие награды-коттабии, предлагавшиеся на ночных празднествах; о них упоминает Каллгшах в "Ночном бдении" [frag.2 Pfeiffer]:

Кто пропирует до конца, не сдаваясь дреме, -

С наградою-коттабием пирожок {26} получит,

{26 ...пирожок... — пирамунт, пшеничный пирог с медом, служивший наградой; в переносном значении «приз».}

И девку или мальчика расцелует вволю.

Такие пирожки на ночных празднествах раздавались тем, кто дольше всех прободрствует и пропляшет, и назывались они харисиями, {27} потому что победители были рады получить их. О них упоминает Эвбул в "Анкилионе [d]" [Kock.II. 165]:

{27 Харисии — букв, «радостные»; см. 646b.}

Давно уж наградные пирожки печет.

И далее [см. 646b]:

Я пекла пирог-харисий, выскочила только что.

Далее Эвбул говорит, что наградой были также поцелуи:

Эй, девушки! Всю ночь пляшите, празднуя

День нареченья {28} нашего младенчика!

{28 День нареченья — десятины; ребенок получал имя на семейном торжестве на десятый день от рождения.}

Три ленты я кладу, еще пять яблочек,

Да девять поцелуев вам наградою.

А что игрой в коттаб увлекались именно сицилийцы, видно из того, что для этой забавы строились особые помещения (рассказывает Дикеарх [е] в книге "Об Алкее" [FHG.II.246]). Поэтому недаром Каллимах называет латаг "сицилийцем". В следующих элегических стихах упоминает о латагах и играх в коттаб также Дионисий, прозванный Медным [PLG4.II.263]:

Здесь, в гимнасии Вакха, томимы любовью, награду

В коттабе дарим тебе третью - из кожи мешок.

[f] Вся же компания пусть возьмет, как мячики, в руки

Килики; прежде, чем вам вынесут приз напоказ,

И перемерьте глазами пространство от ложа до цели,

Чтобы узнать, далеко ль плескам-латагам лететь.

8. Но тут Ульпиан стал требовать, чтобы дальше пили только из больших чаш, и стал приговаривать стихи из тех же элегий [PLG4.II.263]:

Гимны под правую руку {29} слагать за вином нам с тобою,

{29 ...под правую руку... — О порядке питья и пения по часовой стрелке см. 152d, 432е, 463f.}

(669) Старому другу, из стран дальних прибывшему к нам,

Петь мы, гребя языком, как веслом, {30} хвалебную песню

{30 ...языком, как веслом... — Ср. 443d.}

Станем на этом пиру. С Музами дружных гребцов

Ловкость изящная слов феакииских сажает на весла...

Ибо, как говорит в "Омфале" Кратин Младший [Kock.II.290]: {31}

{31 Цитата не на месте, она должна была идти после «кошачьего концерта».}

Ему куда как лучше дома пьянствовать,

[b] А биться и трудиться пусть другой идет!

[О венках]

На это Кинульк, всегда готовый придраться к сирийцу, чтобы излить свою неприязнь к нему, воспользовался шумом, поднявшимся в пиршественном зале, и воскликнул: "Что за кошачий концерт (συρβηνέων χορός)? {32} Я и сам могу припомнить что-нибудь из этих стихов, чтобы Ульпиан не важничал, будто он один украл из тайников Гомеридов их награды-коттабии [PLG4. ΙΙ.262]: {33}

{32 ...кошачий концерт. — Буквально: «хор футляров от флейт» (т.е. вместо настоящих флейт); см. ниже 671с, 697е.}

{33 ...награды-коттабии... — Ср. Платон. «Федр». 252В: «...кто-то из гомеридов приводит из отвергаемых стихов два стиха об Эроте».}

...Все собирайтесь сюда, слушайте добрую весть!

[с] Пусть же не будет вражды над чашами - полно вам спорить!

Все обратитесь ко мне, чтобы узнать и понять...

Право же, эти стихи очень кстати для наших разысканий. Ибо я вижу, что слуги несут нам венки и благовония. Спрашивается: почему говорят, будто на ком расплетается венок - значит, тот влюблен? Это мне хотелось узнать с детства, когда я стал читать эпиграммы Каллимаха, в которых киренский поэт говорит ["Палатинская антология" XII. 134]:

[d] С венков его розы

Все, лепестки потеряв, наземь упали к ногам.

Вот и задача тебе, Демокрит, ревнитель Муз: положи конец моим тысячелетним исканиям и скажи также, почему влюбленные вешают венки на двери любимых".

9. И Демокрит ответил: "Тогда и я хочу припомнить что-нибудь из стихов Медного Дионисия, поэта и оратора, - а Медным его прозвали за то, что он дал афинянам совет чеканить медные монеты, и эта его речь [е] [frag.100 d 24] записана в "Ораторский перечень" Каллимаха, - вот тебе стихи из его "Элегий" [PLG4.II.263]:

В дар от меня... -

Феодор, таково ведь твое настоящее имя, -

это творенье прими

То, что я сочинил за чашей заздравной. Направо

Первому шлю я его, прелесть Харит подмешав.

Ты, получив этот дар, отошли мне ответные песни,

Пир украшая и тем дело исполнив свое.

[f] Итак, ты спрашиваешь: "почему о людях, носящих венки, говорят, если венок развязывается, что они влюблены?". "Потому ли, что любовь разрушает [привычный] душевный уклад любящих, признаком этого считают разрушение также и внешней их красоты? - пишет Клеарх в первой книге "О любви" [FHG.II.315; ср. 553е]. Или же подобно тому, (670) как в искусстве прорицания существует много знаков для всего на свете, таков и этот? В самом деле, красота венка недолговременна, а это знак того, что и страсть непрочна, хоть и пышна. Такова любовь: никто не прихорашивается больше влюбленного, если только, конечно, Природа, подобно некоему божественному арбитру, справедливо решающему исход каждого дела, не полагает, что влюбленные не должны венчать себя до того, как одержат в любви победу, - то есть пока не завоюют любимого и не освободятся от желания. Вот мы и считаем, что потеря венка - знак того, что любовная борьба еще продолжается. Или же это сам Эрот никому не позволяет венчать себя и провозглашать победителем над ним, [b] и поэтому срывает с влюбленных венки, а всем остальным дает почувствовать, что это любовь - победительница над ними, оттого-то люди и говорят, что перед ними - влюбленные. Или это потому, что все связанное разъединяется, а любовь увенчанных есть тоже некоторая связь (и из всех, кто связан между собой, влюбленные больше всего любят украшаться венками), поэтому расплетающийся венок есть знак любовной связи, и о таких говорят, что они влюблены? Или потому что у влюбленных, [c] действительно, от волнения часто расплетаются венки, и можно догадаться об их любви: если бы не любили, то и венок не расплелся бы? Или потому что разрывы происходят преимущественно среди любящих и связанных словом, и если венок расплелся именно у связанных заклинающим словом, то говорят, что они влюблены {34} - ибо любящие тоже связаны словом? Если только венок у влюбленных держится недолго именно потому, что он посвящен Эроту: тяжело ведь малому [d], заурядному существу выдерживать присутствие величественного, посвященного богу венка. Вешают же венки на двери любимых или для того, чтобы воздать [им] почести, как если бы это было преддверье божества, или чтобы посвятить венок не любимым, а самому Эроту, ибо любимый есть образ Эрота, и дом его украшают венком, как храм. Поэтому некоторые даже совершают жертвоприношения у дверей любимых. [е] А может быть, это потому, что любимые впрямь лишили их душевного уклада, и в ответ они, увлекаемые страстью, сами себя лишают также и телесной красоты, принося ее в жертву. Так ведь поступает всякий влюбленный в присутствии предмета своей любви, а если его нет, то жертву приносят, где придется. Потому и Ликофронид представляет влюбленного козопаса, говорящего такие слова {35} [PLG4. III.634]:

{34 Или потому что... — Роде рассматривает это предложение как простой повтор мысли, выраженной в «670с». В следующем предложении, текст которого темен, смысл, кажется, следующий: если венок, даже большой, не может выдержать тяжести малой вещи, тем менее он вынесет тяжесть Эрота.}

{35 ...говорящего такие слова... — Речь влюбленного пастуха перед жертвенником придорожного Гермеса.}

Вот мое приношенье тебе: прекрасная роза,

Также сандалии, шапка пастушья,

Зверей поражающий дротик, -

Ибо не к ним мои мысли текут,

[f] А к деве прекрасной и милой Харитам".

10. Больше того, сам святейший Платон в седьмой книге "Законов" предлагает некоторую задачу именно о венках, и она заслуживает решения. Философ говорит [р.819b]: "Яблоки и венки в неизменном количестве делятся между многими и немногими". Это его точные слова, а значат они вот что. Требуется отыскать число яблок или венков, позволяющее делить их поровну на всех, пока не придет последний [участник]. (671) Я хочу показать, что для шести пирующих таким числом будет шестьдесят. Я знаю, что вначале мы говорили, что застольников не должно быть больше пятерых (см.4i), {36} но нас-то здесь - как песку морского. Итак, для шести прирующих число шестьдесят получается так. Приходит первый гость и получает все шестьдесят венков; приходит второй и [b] получает половину, а первому остается тридцать; приходит третий, они опять делят шестьдесят и получают по двадцать венков; таким же обрадом делятся с четвертым, получают по пятнадцать венков; и с пятым, по двенадцать; и с шестым, по десять венков. Вот так и оказывается поровну венков у каждого".

{36 ...Не... больше пятерых... — Ссылка на Архестрата (frag. 61 Ribbeck).}

11. Когда Демокрит кончил свою речь, Ульпиан посмотрел на Кинулька и сказал:

С каким же суждено мне жить философом!

(как сказано у Феогнета в "Привидении" [Kock.HI.364; 104b], -

Ты задом наперед учился азбуке, {37}

{37 ...задом наперед учился азбуке... — Ср. 571b.}

[с] И книги дыбом жизнь твою поставили:

О небесах и землях философствуешь,

А им и дела нет до этих глупостей.

Говори, откуда взял ты этот "кошачий концерт" (выше, 669b)? У какого хоть сколько-нибудь стоящего писателя упоминается этот музыкальный хор?" А Кинульк в ответ: "Охотно просвещу тебя, любезнейший, но лишь за сколько-нибудь стоящую плату. Я-то из книг вычитываю не [d] шипы и колючки, как ты, а только предметы полезные и стоящие". Ульпиан, рассвирепев на это, стал выкрикивать стихи из "Сна" Алексида [Kock.II.385]:

И у трибаллов так не полагается:

У них принесший жертву (как сказали мне)

Гостям сперва покажет угощение,

А завтра им, голодным, продает его".

Такие же стихи повторяются и во "Сне" Антифана [Kock.II. 104]. [e] Кинкльк на это: "Раз уж пошел разговор о венках, то скажи-ка нам, Ульпиан, что это за навкратидский венок упоминается у милого Анакреонта! Этот медовый поэт говорит [PLG4. III.277; 675f]:

На моем пиру - три венка у каждого,

Два из роз, - третий навкратический.

И еще, почему у этого поэта кто-то надевает венок из ивовой лозы. {38} Во второй книге "Песен" у него сказано [PLG4. ΙΙΙ.267]:

{38 ...венок из ивовой лозы. — Об agnus castus см. 515f; ниже 673d.}

[f] Десять месяцев прошло уж,

как Мегист наш благодушный,

Увенчав чело лозою,

тянет сусло слаще меда.

Нелепая вещь - венок из лозы, которая годится разве что связывать и пороть. Вот и скажи нам, любезный, что-нибудь об этих стоящих предметах, а не только о словах".

12. Пока Ульпиан молчал, готовясь к ответу, заговорил Демокрит: (672) "Друг мой, разъясняя это место, ученейший грамматик Аристарх пишет, что у древних-де были и ивовые венки. Тенар {39} - что ивовые венки были у крестьян. И другие толкователи тоже не сказали ничего толкового. Однако мне попалось сочинение Менодота под заглавием "О самосских достопримечательностях" [FHG.III.103], в котором я нашел, что искал. Он пишет: Адмета, дочь Эврисфея, бежала из Аргоса, приплыла на Самос, и здесь в видении ей явилась Гера. В благодарность за спасение из Аргоса Адмета взяла на себя заботу о храме Геры, который стоит по сей [b] день, а был основан еще лелегами и нимфами. {40} Узнав об этом, аргивяне в гневе пообещали заплатить деньги тирренским морским разбойникам, чтобы те похитили из храма деревянный идол богини: они думали, что после этого самосские жители расправятся с Адметой. И вот тиррены причалили к пристани Геры, сошли на берег и взялись за дело. Дверей [с] в храме тогда не было, поэтому они быстро вынесли истукан, снесли к морю и подняли на корабль; но когда они отвязали канаты, подняли якоря и налегли на весла, то отплыть все равно не смогли. Решив, что это божья воля, они выгрузили истукан с корабля на берег, положили рядом с ним жертвенные ячменные лепешки (ψαιστά) и уплыли, полные страха. Утром Адмета узнала, что истукан исчез; его стали искать и нашли [d] на берегу, но оказалось, что карийские варвары решили, будто статуя убежала сама, а потому покрыли ее ивовой плетенкой, оплетя самыми длинными прутьями и опутав со всех сторон. Адмета развязала истукан и, совершив очистительные обряды, поставила на прежнее подножье. С тех пор ежегодно кумир выносят на берег моря, совершают очищение и подносят ему жертвенные ячменные лепешки; празднество это называется Тоней, {41} потому что так туго оплели его первые нашедшие.

{39 Тенар к имя этого автора более нигде не встречается.}

{40 ...еще лелегами и нимфами. — Гесихий (’άστυ νυμφέων) пишет, что Анакреонт называет Самос «градом нимф». О поклонении Гере на Самосе см. 525е.}

{41 Тоней — букв, «натягивание».}

[e] 13. Далее он рассказывает, что в это самое время карийцы, по суеверию своему, пришли к оракулу божества в Гибле {42} и спросили, что бы это значило. Аполлон вещал, что они должны добровольно принести богине воздаяние, но ни для кого не тяжелое: такое воздаяние в прежние времена определил Зевс Прометею за похищение огня, после того как [f] освободил его от тягчайших оков. Прометей тогда сам пожелал принять наказание без мучения, и глава богов так и сделал. {43} С этих-то пор у Прометея и явился венок, а от него недолгое время спустя и у людей, облагодетельствованных дарением огня. Вот и карийцам Аполлон повелел завести венки из ивы: повязать головы теми же ветвями, какими они связывали (673) богиню, все остальные венки отменить, кроме лаврового, который он оставил только для тех, кто служит Гере. Кто послушается вещания, будет безопасен, если воздаст богине на ее празднествах назначенное воздаяние. И карийцы, желая быть послушными, упразднили бывшие до того у них в обиходе венки и по большей части пользовались ивовыми, и лишь [b] служителям Геры дозволили носить лавровые. Так и осталось в обычае до сего дня.

{42 Гибла. — Под этим именем в Сицилии существовало три города, однако по-видимому в них не было прорицалища. Весьма привлекательна конъектура Кайбеля Hyllouala, карийский город.}

{43 ...так и сделал. — ср. Гигин. «Поэтическая астрономия». I.15 р. 54 Bunte.}

14. О том, что из ивы плели венки, упоминает, как кажется, и эпический поэт Никенет в своих "Эпиграммах"; жил он недалеко от Карий {44} и неоднократно проявлял интерес к местной истории. Пишет он так [Powell 3, Anth.app.ep.IV.40 Cougny]:

{44 ...недалеко от Карий... — см. 590b: Никенет Самосский или Абдерский.}

Любо не в городе мне пировать, Филофир мой, а в поле,

Где дуновеньем своим станет Зефир нас ласкать;

Ложем нам будет подстилка служить на земле под боками, -

[с] Там для того ведь везде лозы найдутся вблизи,

Ивы там есть, что ветвями издревле венчают карийцев.

Пусть принесут лишь вино да дорогую для Муз

Лиру, и весело мы станем пить и за чашей богиню,

Зевса жену, госпожу нашего острова петь.

Хотя Никенет здесь и двусмысленно выражается, нужна ли ему ива для подстилки или для плетения венков, однако говоря, что [d] "ветвями издревле венчают карийцев", он достаточно ясно отвечает на наш вопрос. И получается, что венки из ивы на Самосе были в обычае еще при тиране Поликрате, {45} потому что Анакреонт говорит [выше, 671e-f]:

{45 ...еще при тиране Поликрате — То есть последней трети VI века до н.э. О связях Анакреонта с Поликратом см. 540е.}

Десять месяцев прошло уж,

как Мегист наш благодушный,

Увенчав чело лозою,

тянет сусло слаще меда.

15. Боги свидетели, это я первым отыскал решение этого вопроса [еще] в прекрасной Александрии, приобретя книжечку Менодота и многим [e] показав в ней то, что мы сейчас ищем для Анакреонта. Однако Гефестион, который любит всех обвинять в плагиате, сам присвоил себе это мое объяснение и выпустил книжку "Об ивовом венке у Анакреонта", которую я обнаружил недавно в Риме [в лавке издателя] Деметрия. Таким же образом обокрал Гефестион и нашего доброго Адраста: {46} Адраст написал пять книг "О вопросах истории и стиля в "Моралиях" Феофраста" [f] и шестую ""О Никомаховой этике" Аристотеля", подробно изложив там свое мнение о характере Плексиппа {47} в трагедии Антифонта, {48} а также о самом Антифонте; а Гефестион присвоил и это, выпустив книгу "Об Антифонте {49} в "Воспоминаниях" Ксенофонта", также не прибавив в ней ничего своего, как и в книге "Об ивовом венке [у Анакреонта]". Точнее, там есть лишь одна его собственная мысль: что Филарх (674) в седьмой книге "Истории" знает историю об ивах, но не знает ни стихов Никенета, ни стихов Анакреонта, и в мелочах расходится с рассказом Менодота. Или, говоря короче: будто Мегист стягивал виски ивовым венком оттого, что она росла в изобилии там, где он пировал. Так и лакедемоняне делали себе тростниковые венки для праздника Промахий, как пишет Сосибий в книге "О жертвоприношениях в Лакедемоне" [FHG. ΙΙ.626]: {50} "бывает, что на этом празднестве мужикам присуждают тростниковые [b] венки и гребни, {51} а обученные юноши шествуют без венков".

{46 ...Адрастд — Философ-перипатетик эпохи Антонинов; возможно, учитель Афинея.}

{47 Плексипп — дядя Мелеагра по матери, персонаж трагедии Антифонта «Мелеагр»; TGF2. 792. Аристотель упоминает его не в «Никомаховой этике», а в «Риторике». II.2.19, когда, обсуждая гнев, говорит: «Мы сердимся и на друзей... как, например, Плексипп в трагедии Антифонта сердился на Мелеагра».}

{48 Антифонт — афинский трагик (V-IV вв. до н.э.), находившийся на службе у сиракузского тирана Дионисия Старшего и казненный им. Из его трагедий дошло всего несколько фрагментов, в том числе один из трагедии «Мелеагр». Убив калидонского вепря, этолийский герой Мелеагр отдал его голову охотнице Аталанте, обделив братьев по матери Плексиппа и Токсея.}

{49 «Об Антифонте... — Этот Антифонт, в отличие от Антифонта-оратора, был софистом.}

{50 «О жертвоприношениях в Лакедемоне». — Похоже, это единственное упоминание о Промахеях, празднестве лучших бойцов.}

{51 ...гребни... — об этих металлических уборах см. 128е, а также Ксенофонт «Анабасис». 1.2.10.}

16. Аристотель во второй книге "Любовных историй" [frag.95 Rose] и перипатетик Аристион Кеосский во второй книге "Любовных подобий" пишут, что "древние, страдая от головных болей с похмелья, [сначала] употребляли первые попавшиеся повязки, полагая, стягивание висков всегда полезно, а потом к стягиванию висков прибавилась забота о красоте, уместной за вином, и так вошли в употребление венки. В самом [с] деле, так как все наши ощущения помещаются в голове, лучше иметь на ней венок, чем только покрывать из соображений пользы и, защищаясь от вина, стягивать себе виски". Венок надевали и на лоб, как пишет добрый Анакреонт [PLG4. III.270]:

Над бровями сплетя венки сельдерея,

Вольный праздник справим в честь Диониса.

Венки надевали и на грудь, умастив ее миррой, потому что в ней находится сердце. Венки же вокруг шеи называли "пахучими" (υ̉ποθυμίδες), {52} как сказано у Алкея [PLG4. III.162; см. ниже 687d]:

{52 ...называли «пахучими» (υ̉ποθυμίδες)... — Букв, «слабо-благовоными», ср. объяснение Плутарха: «Застольные беседы». 647Е, по другому объяснению — «пахнущие снизу».}

[d] Из душистых трав пахучих

Ожерельем окружите шею.

И Сапфо [PLG4. III.105]:

Нежной шеи живой убор,

Ожерелья душистые...

И Анакреонт [PLG4. III.266]:

Перси они окружили пахучими ожерельями,

Сплетенными из лотоса.

Эсхил в "Прометее освобождаемом" [TGF2. 68] прямо говорит, что венками мы увенчиваем головы в честь Прометея, как воздаяние за его оковы, и в сатировой драме "Сфинкс" он говорит [TGF2. 76]:

[е] Венок пришельцу! ибо это лучшая

Из всех цепей, по слову Прометееву.

А Сапфо еще проще объясняет, почему мы носим венки [PLG4. III. 115]:

Венком охвати,

Дика моя,

волны кудрей прекрасных...

Нарви для венка

нежной рукой

свежих укропа веток.

Где много цветов,

тешится там

сердце богов блаженных.

От тех же они,

кто без венка,

прочь отвращают взоры.

- то есть жертвоприносители, украшенные цветами, угоднее богам. [f] И Аристотель пишет в "Пире" [frag. 101 Rose], что мы никогда не приносим богам увечное, но только полное (τέλεια) и целое. Полнота же -это "совершенное" (τέλειον), а "увенчивать" (στέφειν) подразумевает наполнять что-нибудь. Гомер [Ил.1.470]:

Юноши, паки вином наполнивши (ε̉πεστέψαντο) доверху чаши,

и [Од.VIII.170]:

Прелестью речи зато наполнен (στέφει) богами.

"Кто с виду нехорош, - поясняет Аристотель, - восполняет этот недостаток силою слов; кажется, что и венок служит такому восполнению. А в горести мы делаем обратное: соболезнуя покойным, уродуем себя стрижкой волос и отказом от венков".

(675) 17. Врач же Филонид в книге "О венках и благовониях" пишет: "Когда Дионис перенес виноградную лозу с Красного моря в Элладу, то многие бросились упиваться неразбавленным вином сверх всякой меры, и от [b] этого одни, безумствуя, теряли рассудок, а другие, оцепенев, валялись, как мертвые. И вот однажды, когда несколько друзей пировали на морском берегу, грянул ливень, разогнал пирующих, а винную чашу с остатками вина наполнил водой. Когда прояснилось, они вернулись, отведали этой смеси вина с водой и получили приятное и безвредное наслаждение. Потому-то эллины, когда за обедом наливают неразбавленное вино, [с] то призывают Благого бога, чтя Диониса, открывшего нам вино; а когда после обеда наливают первую чашу вина разбавленного, то величают Зевса Спасителя, который своим дождем подарил нам эту безвредную смесь [вина и воды]. У кого от вина болела голова, те нуждались в помощи, и здесь сама природа подсказывала, что удобнее всего была повязка: человек, у которого болела голова (как пишет Андрей {53}), стиснул ее, получил облегчение и открыл, что повязка помогает от головной боли. Этим средством стали пользоваться на попойках, повязывая голову чем попало, и так пришли к венку из плюща, потому что плющ всюду растет [d] обильно и без ухода, видом же красив, зелеными листьями и ягодами затеняет лоб, выдерживает тугое завязывание при стискивании и к тому же холодит голову, не дурманя запахом. Вот почему, как я думаю, венок у нас посвящен Дионису - открывателю вина и защитнику от его излишеств. Однако потом люди стали жить только ради удовольствия, пренебрегая пользой, приносимой облегчением похмельных страданий, [е] и заботились только о приятном виде и приятном запахе. Потому-то при выпивке хороши: миртовый венок, терпкий, разгоняющий винные пары; венок из роз, утишающий головную боль и охлаждающий; а также лавровый венок. А неуместны: венок из левкоев, возбуждающий голову, {54} а также венки из майорана и тому подобного, что наводит отупение и тяжесть". То же самое дословно сказано и у Аполлодора в книге "О венках и благовониях". Итак, об этом, друзья мои, достаточно.

{53 Андрей — об этом враче (Андрон ниже, 680d) ср. 115е, 312d.}

{54 Ср. Феокрит. VII 63-64:

Я же в тот день соберу цветущие розы, аниса

Или левкоя нарву и венок этот пышный надену.

}

[f] 18. А о навкратийском венке (выше, 671е), {55} - каков он и из каких цветов плетется, - я долго дознавался и многих расспрашивал, но безуспешно, и только недавно мне в руки попалась книга Полихарма Навкратийского, озаглавленная "Об Афродите", в которой написано [FHG. IV.480]: "В двадцать третью олимпиаду {56} наш земляк Герострат, занимавшийся торговлей и плававший во многие страны, прибыл в Пафос, (676) что на Кипре, и приобрел там статуэтку Афродиты древней работы, {57} высотой в пядь, и отплыл с ней в Навкратис. Но когда он был уже недалеко от Египта, внезапно налетела такая сильная буря, что не было видно ни земли, ни неба, и все припали к фигурке Афродиты с мольбой о спасении. Богиня, всегда добрая к навкратийцам, мгновенно покрыла все вокруг зеленым миртом и наполнила корабль сладким ароматом, - потому [b] что отчаявшиеся моряки уже изнемогли от морской болезни и рвоты. Засияло солнце, они увидели пристань и причалили к Навкратису. Сходя с корабля, Герострат вместе со статуэткой взял с собою и зеленые ветки внезапно выросшего мирта, чтобы посвятить в храм Афродиты. Он принес жертвы богине и, посвятив ей фигурку Афродиты, созвал своих родственников и друзей на пир в храме и каждому подарил венок из мирта; [c] такой венок и стали называть навкратийским". Так пишет Полихарм. Я согласен с ним и тоже думаю, что навкратийский венок - это просто миртовый венок, его-то Анакреонт носил вместе с розами (см. 671е).

{55 ...о навкратийском венке... — См. Поллукс. VI. 107; Гесихий. Навкратитский венок.}

{56 В двадцать третью олимпиаду... — То есть в 688-685 гг. до н.э. Эта дата, по-видимому, слишком ранняя, так как основание Навкратиса милетскими колонистами имело место ок. 570-550 гг. до н.э.; см. 283d-e.}

{57 ...древней работы... — О вавилонско-кипрских идолах подобного типа см. ст. Фуртвенглера в «Мифологическом словаре» Роше (Афродита, 407^108).}

И Филонид (выше, 675а) подтверждает, что миртовый венок разгоняет винные пары, а розовый венок охлаждает и утишает головную боль. Поэтому смешно, когда говорят, будто навкратийский венок плетется из того папируса, который в Египте назначается для венков (στεφανωτρίς). [d] При этом ссылаются на Феопомпа, который в тринадцатой книге "Истории Филиппа" и в одиннадцатой книге "Греческой истории" [FHG.I.279] {58} пишет, что прибывшему в Египет лаконцу Агесилаю египтяне поднесли среди других подарков и этот самый папирус для венков. Но я не понимаю, какую пользу можно извлечь и какое удовольствие получить от папирусного венка с розами: кому это понравится, тем, пожалуй, понравится и венок из чеснока с розами. Впрочем, очень многие пишут, что навкратийский венок плетется из майорана, а майоран, действительно, [e] растет в Египте в изобилии. По утверждению Феофраста, и мирт в Египте душистее, чем в других землях [ИР VI.8.5]". {59}

{58 ...в одиннадцатой книге «Греческой истории»... — Об Агесилае в Египте см. выше, 657b.}

{59 Здесь оканчивается реплика Демокрита, начатая на 67If.}

[Каталог венков]

19. Беседа еще продолжалась, но тут вошли мальчики с венками из цветов той поры года, и Миртил обратился к Ульпиану: "Скажи нам, добрый Ульпиан, названия этих венков! Ты видишь, эти слуги, как в "Кентавре" Хэремона [TGF2. 785]

Глася благоговейное молчание {60}

{60 Глася благоговейное молчание... — То есть провозглашая религиозную церемонию.}

Венки готовят для молитв пред вышними.

[f] Ив "Дионисе" тот же поэт сказал [TGF2. 783]:

Венки нарезав, вестников молчания

Благоговейного.

Только не повторяй нам ничего из "Венков" Элия Асклепиада, как будто мы не знаем этой книги, а расскажи что-нибудь новое. Конечно, тут не докажешь, что о венках из роз или фиалок кто-нибудь говорил только в переносном смысле, как в Кратиновой шутке про "нарциссовый олисбос" {61} [Kock.I.113]. Ульпиан весело ответил: "Слово στέφανος (венок), как утверждает Сем в четвертой книге "Истории Делоса" [FHG.IV.493], (677) вначале обозначало у эллинов то, что у нас называется στέφος, а у других στέμμα (лента), потому что когда мы берем венок, то сперва повязываемся лентой, а потом возлагаем на нее лавр. А само слово происходит от глагола στέφειν (опоясывать). Неужели ты, "фессалиец с речью хитросплетенной", полагаешь, что я буду повторять общие места и избитые истины? Так вот, нарочно ради твоего языка я начну с венка из ПОДЪЯЗЫЧНИКОВ (ТПОΓΛΩΤΤΙΔΕΣ), {62} о котором упомянул Платон в "Зевсе оскорбляемом" [Kock.I.614]:

{61 олисбос. — Имеются в виду кожаные пенисы; ср. Аристофан. «Лисистрата». 109: «И пальчика из кожи я не видела».}

{62 Подъязычник — ruscus aculeatus; Плиний. «Естественная история». XXVII. 11.67.}

Однако есть "язык" у вас в сандалиях,

И всякий раз за выпивкой венчаетесь

Цветами подъязычников; "благой язык",

[b] Когда успешна жертва, посылаете.

Этот подъязычник определяется в "Аттическом диалекте" {63} Феодора (по словам Памфила в книге "О наименованиях") как один из способов плести венки. Таково мое [мнение], потому что по Эврипиду [TGF2. 416; из "Антиопы"]:

{63 ...в «Аттическом диалекте»... — В других местах называемого «Аттическим словарем» (646е, 678d).}

Во всяком деле говорить умеющий

Устроит разных мнений состязание.

20. ИСТМИЙСКИЙ (ΙΣΘΜΙΑΚΏΝ). Называемый так венок удостоил упоминания в "Любителях жареного" Аристофан [Коск.I.518]:

[c] Что будем делать? Облечемся в белое,

Затянем хор, надев венки истмийские,

И станем славить нашего хозяина.

Силен пишет в своем "Глоссарии": "Истмий ('ίστμιος) - венок". Филит же пишет так [Bach frag.46, Kuchenmuller 100]: "Истмий как венок имеет два значения: "украшение головы" и "украшение победителя". Упомяну также "истмий" {64} у колодца и кинжала". Тимахид же и Симмий, оба родосцы, определяют [термин "истмийский венок"] через само себя: "истмий - венок". О нем упоминает и Калликсен Родосский в своей [d] книге "Об Александрии", пишет он так: ... {65}

{64 ...«истмий»... — Возможно, у колодца это журавль, а у кинжала эфес.}

{65 FHG.III.65. Цитата (семь строк) утеряна.}

21. Поскольку я упомянул Александрию, скажу, что мне известен некий венок, называемый в этом прекрасном городе АНТИНОЕВЫМ; плетется он из растения, называемого там лотосом. Произрастает этот лотос летом на болотах и бывает двух окрасок: один розового цвета - собственно говоря, сплетенные именно из него венки называются антиноевыми; другой вид, синего цвета, называется "лотосовым". Когда император Адриан посещал Александрию, некий местный поэт Панкрат, {66} [e] мой знакомец, показывал ему этот розовый лотос как чудо и уверял, что его надо называть "антиноевым", ибо он-де произрос в том самом месте, где пролилась кровь мавританского льва, которого Адриан убил во время охоты в Ливии недалеко от Александрии. Это было огромное животное, долгое время опустошавшее всю Ливию и обезлюдившее многие местности. Адриану понравились такая новая выдумка, и он пожаловал Панкрату кормление при [александрийском] Мусейоне. Комедиограф Кратин в "Одиссеях" назвал лотос "венковым" [f] (στεφάνωμα) [Коcк.1.60] потому что афиняне так называют все лиственные растения. Панкрат же в своей поэме не без изящества перечисляет:

{66 ...поэт Панкрат... — См. Плутарх. «О музыке». 1137 F, «Оксиринхский папирус». VIII.73 (фрагмент поэмы, в которой Панкрат описывает охоту на льва), 478а.}

Красный, как кровь гиацинт, белоснежную лилию, с ними

Также густой тимьян, чистотела светлые листья,

Розу, раскрывшуюся навстречу весенним зефирам:

Ибо земля не рождала еще цветок антиноев.

(678) 22. ПИЛЕОН (ΠΥΛΕΩΝ, привратный). Так называется венок, который, как говорит Памфил (ниже, 681а), лаконцы возлагают на статую Геры.

Известен мне и некий венок, называемый сикионцами ИАКХОВЫМ, об этом пишет в своем "Глоссарии" Тимахид, а Филит уточняет [Bach frag.45]: "Иакха - в Сикионии так называется душистый венок:

Стала подле отца, венок прекрасный Иакхов

Вкруг благовонных кудрей белой рукою обвив".

ГЕЛЛОТИДОЙ (ΕΛΛΩΤΙΔΑ), по "Глоссарию" Селевка, называется [b] сплетенный из мирта венок окружностью в двадцать локтей; его выносят в шествии на празднике Геллотий. Говорят, что в этом венке выносят кости Европы, которую-де [тоже] звали Геллотидой. Геллотий справляются и в Коринфе.

ФИРЕЙСКИЕ (ΘΥΡΕΑΤ1ΚΟΙ). Так называются какие-то венки у лакедемонян, и Сосибий в книге "О жертвоприношениях" пишет [FHG.II.626], что плетут их из пальмовых ветвей и в наши дни они называются [с] "псилинами" (лысыми). Носят их в память о победе при Фирее {67} предводители хоров, состязающихся на празднике гимнопедий. {68} Хоров там три: впереди хор мальчиков, справа старцы и слева взрослые мужчины, они пляшут обнаженными и поют песнопения Фалета, Алкмана и пеаны Дионисиодора Лаконца.

{67 ...о победе при Фирее... — Знаменитое сражение трехсот лучших бойцов Аргоса и Спарты (ок. 547 г. до н.э.), Геродот. I.82. Территория Кинурии, частью которой была Фирея, в течение продолжительного времени оспаривалась (Фукидид. V.41). Ср. выше празднество Промахеи (674а).}

{68 Гимнопедия. — См. бЗОе, Свида s. γυμνοπαιδία.}

Венки из ЖЕЛТОГО ДОННИКА (ΜΕΛΙΛΩΤΟΝ) {69} упоминаются Алексидом в "Кратее или Торговке снадобьями" [Kock.II.337]:

{69 Желтый донник — Melilotus cretica.}

Из донника полно венков развешено.

ЭПИТИМИДА (ΕΠΙΘΥΜΙΣ, "для запаха"). {70} Селевк пишет, что это просто "все, что идет на венки". Тимахид же пишет, что это любые венки, какие носят женщины.

{70 Эпитимида — предп. разновидность повилики.}

[d] ГИПОТИМИДА (ΥΠΟΘΥΜΙΣ, "пахучие") и венки-гипотимиды - у эолийцев и ионийцев это венки, которые носят вокруг шеи, как видно из стихов Алкея и Анакреонта (выше, 674c-d). А Филит в "Смеси" пишет [Bach frag.58, Kuchenmuller 102], что на Лесбосе "гипотимидой" называют миртовую ветку, вокруг которой заплетают фиалки и другие цветы.

Разновидностью венка является также ГИПОГЛОТТИДА. {71} Феодор в "Аттическом словаре" определяет ее как род плетения венков, упоминаемый Платоном в "Зевсе оскорбляемом" [Kock.I.614].

{71 Этот параграф представляет собой эхо 677b.}

[е] 23. У комических поэтов я нахожу также некий венок, называемый КИЛИСТОМ ("скрученный"); {72} он упоминается у Архиппа в "Носатом" [Коск.I.687]:

{72 Скрученный венок — См. Гесихий s. ε̉κκύλιστοι: большие и толстые [венки].}

Сам невредимый, лишь плащом пожертвовав,

Домой с венком идет он туго скрученным.

У Алексида в "Агониде" или "Покрывальце" [Kock.II.298]:

У третьего венок смоковный скрученный.

Но он и с этим жить был рад-радеханек.

И в "Скироне" [Kock.II.373]:

Как скрученный венок, подвешен в воздухе.

Антифан упоминает его в "Самовлюбленном" [Kock.II.31], а Эвбул в "Эномае" или "Пелопе" [Kock.II. 190]:

[f] Как скрученный венок, был весь опутан он.

Что же такое этот "скрученный венок"? Да, я знаю, что Никандр Фиатирский в "Аттическом словаре" говорит: "Скрученные - это венки, обычно из роз". Но я хочу знать, на что похожи эти венки, и не говори, Кинульк, что это просто значит "толстый" венок. Ты-то уж привык выискивать и прямо-таки выкапывать темные слова по всем книгам, - как те философы в "Co-обманщике" комика Батона [Kock.III.329; ср.103b], о которых и Софокл говорит в "Сотрапезниках" (кстати, похожих на тебя) [TGF2. 162]:

(679) Не подобает взрослому и знатному

Не по отцу, - по брюху величать себя

И не стыдиться челюсти лоснящейся.

Ты напитал себя не только головами рыбы-главка, но и травой бессмертия, как Анфедонского Главка, {73} - так расскажи нам об этом предмете, чтобы нам не казалось, будто ты умер и преобразился по Платонову слову, - ибо божественный Платон сказал, что кто не остерегся и погряз в обжорстве, пьянстве и беспутстве, тот облекается в осла и подобных ему [b] тварей ["Федон" 81Е]".

{73 Главк Анфедонский — одно из многочисленных божеств по имени Главк (рыба горбыль), почитавшееся в Анфедоне, городе на побережье Беотии (см. 316а). Город получил название по дереву «анфедон»: мушмула или боярышник. Следует отличать этого Главка от героя рассказа на 296а.}

24. Кинульк замялся с ответом и Ульпиан продолжал: "Перехожу к другому венку, к СТРУФИНУ, о котором упоминает Асклепиад, приводя стихи из "Торговок венками" Эвбула [Kock.II.199]: {74}

{74 ...стихи из «Торговок венками» Эвбула. — Дактилический размер, пародия на лирику в стиле Аристофана, см. «Лягушки». 1264-1295.}

Дева блаженна, в чьем тереме

легкий колышется струфий,

Ветром колеблем,

Та, что всем телом прильнула,

К милому, званому,

Сладкому вздохом, с копною кудрей,

Будто бы Плющ к Тростнику,

[c] Красной весной что томится

любовью к лягушке древесной.

Плетется этот венок из цветка, называемого "мыльнянкой" (στρούθιον), {75} о которой Феофраст упоминает в шестой книге "Истории растений" [VI.8.3]: "Летом цветет ирис и так называемая мыльнянка: цветы ее красивы, но лишены запаха". Галена Смирнская называет его.... {76}

{75 Мыльнянка — Saponaria officialis; «чертополоховое» растение.}

{76 Слово утеряно.}

"ТОСКА" (ΠΟΘΟΣ). Это тоже название венка, по свидетельству Никандра Колофонского в "Глоссарии" [frag. 144 Schneider]; возможно, от того, что его плетут из цветка, тоже называемого "тоской". О нем упоминает [d] Феофраст в шестой книге "О растениях" [VI.8.3, предыдущее]: "К летним цветам преимущественно относятся: горицвет, "Зевсов цвет", {77} лилия, лаванда, фригийский майоран и так называемая "тоска". {78} Эта последняя бывает двух видов: одна с цветами, как у живокости, {79} другая {80} же бесцветная, белесая, которой обсаживают могилы".

{77 “Зевсов цвет” — гвоздика непахучая, Dianthus inodoribus.}

{78 Тоска — Asphodelus ramosus L., асфодель ветвистая.}

{79 Живокость — “гиацинт сеяный” — живокость аяксова — Delphinium Ajacis L.}

{80 ...другая... — Асфодель.}

Перечисляет Эвбул и другие венки [Kock.II.200]: {81}

{81 Обращение к девушке, возможно, гетере; ср. 587а.}

Козий венок ты вот этот поносишь,

Ласковый, влажный, о Зевс, пестроцветный!

С ним, может быть, ты отыщешь любовь.

[е] И далее он пишет так [Kock.II. 198]:

- Желаете венков? Тимьянных? Миртовых?

Быть может, из одних цветков составленных?

- Давай вот этих, миртовых: другие же

Все продавай, за исключеньем миртовых.

25. ЛИПОВЫЙ (ΦΙΛΥΡΙΝΟΣ). Ксенарх в "Воине" [Kock.II.473]:

У парня был

На голове венок безлистный {82} липовый.

{82 ...венок безлистный липовый... — Венки связывали липовым лыком; ср. Гораций. «Оды». 1.38.}

Некоторые венки называются СВИТЫМИ (ΕΛΙΚΤΟΙ), {83} как, например, [f] и поныне в Александрии. Упоминает их Хэремон в следующих стихах "Диониса" [TGF2. 784]:

{83 Свитый — это эпитет, но отнюдь не название разновидности венка.}

Из мирта и нарцисса трижды свитыми

Гирляндами венков...

О "вечно цветущих" венках в Египте так пишет Гелланик в "Египетских рассказах" [frag. 150]: "Город при реке, {84} Тиндий ему имя, собрание богов и храм великий и священный в середине города, каменный, (680) и ворота каменные. Внутри храма растут терновые кусты, {85} белые и черные. На них сверху положены венки, сплетенные из цвета терна, цвета граната и виноградной лозы. И цветут они вечно. Венки сняли с себя боги в Египте, узнав, что царствует Бабис, который есть Тифон". Впрочем, Деметрий в книге "О Египте" пишет, что эти терновники находятся [не там, а] близ города Абидоса {86} [FHG.IV.383]: "В нижней области растет и особенный [b] терновник с округлыми плодами на шарообразных веточках. Цветет он весной, и цветы у него необычайно яркого красивого цвета. {87} Египтяне рассказывают, что когда эфиопы, посланные Тифоном под Трою, услышали, что Мемнон погиб, то они повесили здесь на терновник венки,- это потому что терновые веточки, на которых распускаются цветки, [c] похожи на венки". Вышеназванный Гелланик рассказывает [FHG.I.66] и о египетском царе Амасисе. В начале жизни он был простолюдином низкого звания, но однажды он сплел венок из лучших весенних цветов и послал в подарок ко дню рождения Патармиду, царствовавшему тогда над Египтом. Тот пленился красотой венка и позвал Амасиса к себе на пир, сделал своим другом и, когда египтяне против него восстали, то послал во главе войска против восставших египтян; а они, ненавидя Патармида, тут и провозгласили царем Амасиса.

{84 ...Город при реке... — Стефан Византийский помещает этот город в Ливии; весь же рассказ кажется перенесенным Геллаником из Фракийской Халкидики в Египет. Бабис — правильнее Бебон = Тифон-Сет; Плутарх. «Изида и Озирис». 62 (576А-В).}

{85 Терновые кусты — Acacia albida, A. arabica.}

{86 Абидос — город в верхнем Египте.}

{87 ...красивого цвета. — Ср. Феофраст. «История растений». IV.2.8: «цветок и на вид красив, так что из него плетут венки».}

26. СИНТЕМАТИИ (ΣΤΝΘΗΜΑΤΙΑΙΟΙ, "договорные") венки, которые надо поставить по заказу. Аристофан в "Женщинах на празднике Фесмофорий" [458]:

Но мне пора на рынок. Двадцать штук венков

[d] Должна я для пирушки на заказ сплести.

ХОРОНОН (ΧΟΡΩΝΟΝ). Апион в книге "О латинским языке" говорит, что в давние времена венок назывался "хоронон", потому что его использовали хоревты {88} в театре, не просто возлагая его на себя, но соперничая за него, как за награду; указание на это можно видеть и в эпиграммах Симонида [PLG4. III.507, Diehl 11.87, Edmonds II.402]:

{88 Хоревты — танцоры и певцы хора; однако предлагаемая этимология, конечно, неверна.}

Фебу, который ведет в песнопенье сынов Тиндарея,

Наши цикады чело увенчали за это хороном (χορωνω̃). {89}

{89 ...наши цикады... — О цикадах, шутливой характеристике поющих спартанцев, см. 633а.}

АКИНИЕВЫЕ (ΑΚΙΝΙΟΙ) - так называются венки, сплетенные, как утверждает врач Андрон, из растения, называемого "аки". {90} Его слова приводит Парфений, сын Дионисия, в первой книге "О словах у историков" [e] [Метеке "Аnаl. А1ех." 293].

{90 Акин — дикий базилик.}

27. Вообще, пригодные для венков цветы перечисляются у Феофраста так [ИР 6.6.11]: "левкой, Зевсов цвет, лаванда, желтофиоль, {91} царские кудри. {92} Первым из цветов, - продолжает он, - появляется левкой. Вместе с ним - дикая желтофиоль, затем нарцисс белый и нарцисс-лилия, {93} а из диких растений горный анемон и головка лука-бульбы (некоторые вплетают в венки и этот цветок). За ними расцветают лабазник {94} и черные фиалки, а из диких цветов бессмертник, луговой анемон, меч-цветок {95} и дикий гиацинт. Роза - цветок поздний, появляется [f] последней, а отцветает первой. К летним цветам преимущественно относятся горицвет, Зевсов цвет, лилия, лаванда, фригийский майоран и так называемая "тоска"". В восьмой книге Феофраст пишет [19.3]: "А кто берет венок из ЗЛАТОЦВЕТА (ΕΛΙΧΡΥΣΟΣ), тот поддержит его славу, покропив его благовонием". Алкман упоминает о нем в стихах [PLG4. 111.21]:

{91 Желтофиоль — желтофиоль садовый, Cheiranthus Cheiri L.}

{92 Царские кудри — лилия мартагон, букв, «прекрасная в течение дня», мелкий кустарник.}

{93 Нарцисс-лилия — Narcissus Tazetta L.}

{94 Лабазник — Filipendula ulmoria (L.); называется «винноцветным» за окраску цветов.}

{95 Меч-цветок. — У нас это растение называется шпажником.}

(681) Я несу тебе с молитвой

Тот венок из златоцветов

Вместе с кипером прелестным.

Также Ивик [PLG4. III.238]:

Мирты, и фиалки, и златоцветы,

Яблоки, розы и нежные лавры.

Кратин пишет в "Неженках" [Коск.I.43, ниже, 685b-с]:

И тимьяном, златоцвета ветками, лабазником.

Цветок этот похож на лотос. {96} Фемистагор Эфесский пишет в сочинении, озаглавленном "Золотая книга", что цветок назван по нимфе Гелихрисе, [b] которая первой стала собирать его. А о лилиях Феофраст пишет [ИР 6.6.3], что они бывают и с пурпурными цветами.

{96 ...похож на лотос. —Ср. Феофраст. ИР. VII.15.3: «некоторые растения встречаются в нескольких разновидностях, называющихся почти одинаково, как, например, лотос».}

Филин утверждает, что ЛИЛИЮ одни называют λείριον, {97} а другие - "ион", {98} а коринфяне, как пишет в "Глоссарии" Никандр [frag. 126 Schneider, р.204; ниже, 683d], называют ее амброзией.

{97 Лилия — нарцисс-лилия, см. выше, 680е.}

{98 Ион — левкой, см. выше, 680е.}

Диокл пишет в трактате "О смертельных отравах" [Wellmann 195; выше, 676d]: "АМАРАК (AMAPAKON, сладкий майоран), который некоторые называют сампсухом".

28. О ЖИВОКОСТИ (ΚΟΣΜΟΣΑΝΔΑΛΟΣ) упоминает Кратин в "Неженках" в следующих стихах [Коск.I.43; ниже, 685b-с]:

Но главу себе венчаю я цветами всех мастей:

[с] Лилиями, живокостью, розами, нарциссами.

Клеарх во второй книге "Об образе жизни" пишет [FHG.II.303]: {99} "Взгляни на лакедемонян, вплетающих в венки живокость, которые погибли, поправ древнейшее украшение своего государства. Поэтому верно сказал о них в комедии "Кифарист" поэт Антифан [Kock.II.57]:

{99 Клеарх ... пишет... — Моралист упирает на слово космос (убор, украшение), входящее в греческое название живокости. См. Павсаний. II.35.5 — описание спартанского праздника Хтоний, на который плели венки из живокости.}

Разве спесь не распирала головы лаконские,

Потому что враг ни разу их не завоевывал?

Нынче ж, волосы украсив сетками порфирными,

Неприятелю охотно выдают заложников".

Гикесий во второй книге "О составе вещей" {100} пишет, что ЛЕВКОЙ [d] имеет среднюю терпкость, но необычайно приятный, хотя и кратковременный, запах. "То же самое, - пишет он, - можно наблюдать и у фиалки, она только еще более душиста". Аполлодор в книге "О диких животных" пишет [frag. 10 в книге Шнайдера "Никандр", р. 195]: "[левкой тоже называют] χαμαίπιτυς (маленькая сосна), иные - ο̉λόκυρος (полновластный), а в Афинах - ι̉ωνιά (фиалковый), на Эвбее же - σιδηρι̃τις (железный)". Никандр во второй книге "Георгик" (стихи я приведу немного дальше (683а), когда кончу рассказ о венках) говорит, что левкой (τὸ 'ίον) впервые был подарен Иону нимфами-иониадами. {101}

{100 Гикесий во второй книге «О составе вещей»... — Он описывает диету с точки зрения врача наряду с другими медицинскими вопросами; ср. 118b.}

{101 Нимфы-иониады. — Форма «иониады» (см. также ниже 683а) появляется также у Страбона. 356, рассказывающего, что их святилище располагалось близ Киферея, реки в Элиде, отличавшегося целебностью виды, также см. Павсаний. VI.22.7. Ср. историю младенца Иама, укрытого матерью Эвадной на ложе «желтой и красной живокости». Пиндар Ол.VI.54-55.}

[е] В "Истории растений" Феофраст пишет [6.6.9], что НАРЦИСС иногда называют лилией (λείριον), однако дальше он говорит о них, как о

разных растениях. Эвмах Керкирский в "Собирании корней" пишет, что еще его называют акакаллидой и трещоткой. О цветке "царские кудри", который увядает на ночь и распускается на рассвете, упоминает Кратин в "Неженках" [Kock.I.43, ниже, 685с]:

Также царскими кудрями, самыми любимыми.

О ТИМЬЯНЕ (ΕΡΠΥΛΛΙΣ) Феофраст пишет в "Истории растений" [VI.7.2], что есть дикий тимьян, который сажают, принося его в Сикионе с гор, а в Афинах с Гиметта; в других местах, например во Фракии, им [f] вообще покрыты целые горы. Филин пишет, что еще он называется "зигидой" (ζυγίς). О ГОРИЦВЕТЕ (ΛΥΧΝΙΣ) Америй Македонский пишет в "Собирании корней", что он вырос там, где пролилась вода, которой омывалась Афродита, после соития с Гефестом. Лучше всего он на Кипре и Лемносе, также на Стронгиле, {102} Эриксе и Кифере. ИРИС, пишет Феофраст [ИР 6.8.3], цветет летом и [Ibid., 9.7.3] это единственное благовонное растение, цветущее в Европе. Лучший ирис растет в Иллирии, (682) вдали от моря. Филин же пишет, что цветы ириса называют "волками" за то, что они похожи на волчью пасть. Николай Дамасский в сто восьмой книге "Истории" пишет [FHG.III.416], что вокруг некоего альпийского озера, величиной во много стадиев, круглый год растут яркие и ароматные цветы, похожие на КАЛХИ (ΚΑΛΧΑΙ). О калхах {103} упоминает и Алкман [PLG4. III.52]:

{102 Стронгиле — вулкан Стромболи.}

{103 Калхи — считается, что это род хризантем.}

Цепь золотую носил он из калх с нежными лепестками.

Упоминает их и Эпихарм в "Деревенщине" [Kaibel 91].

[b] 29. "РОЗЫ, - пишет Феофраст в шестой книге [ИР 6.6.4], - сильно различаются между собой. Большинство их имеет по пяти лепестков, но есть и двенадцатилепестковые, а в окрестностях Филипп даже столепестковые. {104} Там их пересаживают в сады с горы Пангей, на которой их очень много. Внутренние лепестки у них очень малы (растут они так, что внутренние и внешние лепестки у них разные), с виду они невелики, и запах у них слабый. Из пятилепестковых роз лучше пахнут те, которые шероховаты снизу. Самые душистые розы - в Кирене, поэтому [с] и благовония оттуда лучше всех; и левкои, и другие цветы тоже имеют там божетвенно чистый запах, в особенности шафран". А Тимахид пишет в "Пирах", что аркадяне называют розу не ευ̉οσμος (благовонная), а ευ̉όμφαλος (благое средоточие). Аполлодор в четвертой книге "О Парфии" описывает произрастающий там цветок ФИЛАДЕЛЬФ. {105} Пишет он так [FHG.IV.30]: "[Растут там] разные породы мирта: вьюнок (μι̃λαξ) и филадельф, названный так по его природе. {106} Ибо всякий раз, когда [d] встречаются его раздельные побеги, они сплетаются в объятии, как живые, словно выросли из одного корня, и так продолжают расти и пускать побеги. Поэтому их используют для ограждения культурных растений: отсекают самые тонкие побеги, сплетают в сеть и высаживают вокруг садового участка. Получившееся переплетение образует непреодолимую ограду".

{104 ...столепестковые... — То есть махровые; о них пишет Геродот, рассказывая о роскоши персов.}

{105 Филадельф. — Возможно, имеется в виду жасмин.}

{106 ...по его природе. — Филадельф буквально означает «сожительствующий с сестрой».}

30. О цветах для венков упоминает и сочинитель "Киприй", будь то [e] Гегесий или Стасин. (Впрочем, Демодамант Галикарнасский или Милетский в книге "О Галикарнассе" уверяет, что это сочинение Киприя Галикарнасского). Но кто бы ни был сочинитель, в первой песне он пишет вот что [frag.ер.pp. 16, 22]:

Тело свое облачила в покровы: Хариты и Оры

Их сотворили, окрасив цветами вешнего луга.

Оры ступают в покровах таких: гиацинта, шафрана,

Пышно цветущей фиалки, прекраснейшей завязи розы,

Сладким нектаром пропитанных в чашечках пищи бессмертной,

В благоухающем цвете нарцисса. И так Афродита

[f] В ткань облачилась, хранящую каждой поры благовонье.

Сочинитель показывает, что и в венках он понимает толк [frag.ер.23]:

В сонме прислужниц своих Афродита с улыбкою нежной,

Свивши венки из душистых цветов луговых, возложила

Их на главу, и за нею богини в повязках блестящих -

Нимфы, Хариты и с ними сама Афродита златая,

Песнь возглашая на Иде - прекрасной горе многоструйной.

(683) 31. Никандр во второй книге "Георгик" тоже перечисляет цветы для венков и так говорит о розах и о нимфах-Иониадах [frag.74 Schneider, рр.91-112]:

Часть ионийских цветов высевай семенами, другие

Можешь рассадою в землю высаживать. Два существует

Рода иад: {107} бледно-желтый и с виду на похожий злато,

{107 Два... рода иад... — Левкои и фиалки.}

Также другой: из него подносили томимы тоскою

Нимфы-иониады {108} венок священный Иону

{108 Нимфы-иониады — ср. выше, 68Id.}

Возле писейских наделов за то, что он грозного вепря

[b] Сворою псов затравил, и вечерней порою в Алфее

Иониады ему омыли кровавые члены

В час, когда лечь собирался. Колючей же розы побеги

Срежь в две ладони длиной и воткни их в борозды крепко.

Первые розы - Мидаса Одонийского, отправляясь

В царство Азийское, он посадил их в полях эмафийских,

Вечно увиты они шестьюдесятью лепестками.

Розы вторые - Нисей мегарской, однако не хуже

И Фасеида, {109} и тот магнесийский храм над Летеем,

{109 Фаселида — область в Памфилии, знаменита розовым маслом, см. ниже, 688е.}

[с] Где на его берегах белобровая чтится богиня. {110}

{110 ...белобровая чтится богиня. — На берегах Меандра, где был расположен знаменитый храм Артемиды Белобровой (Λευκόφρυς).}

Высади в ямку и ветвь плюща с корневищем широким;

Часто под ветром фракийским {111} гирлянду {112} так высадить можно

{111 ...под ветром фракийским... — То есть с приходом весны.}

{112 ...гирлянду... — То есть пустившую корни, как противоположность побегу.}

Гроздей его - можешь взять или белого, или с усами:

Голову только оставь, опалив боковые побеги

И бечеву привязав к молодым переплетшимся прутьям,

Чтобы две плети могли вокруг обвиваться друг друга,

Переплетаясь, пока в ковер не сольются единый,

[d] Гордый, с обеих сторон покрытый зеленой листвою.

Чашечки лилий {113} обычно из луковицы вырастают,

{113 Чашечки лилий. — Автор намекает, что их можно, хотя и нежелательно, выращивать из семян, тогда как ирис всегда размножают корнями.}

Могут расти из семян; лепестки у них снега белее,

Но середина желта. "Амброзией", {114} "лирией", "крином"

{114 Амброзия. — См. выше, 681b.}

Их величают певцы, а чаще - "усладой Киприды",

Из-за ее белизны. А где-то в цветочной средине

Срам восстает напоказ, оружие чресел ослиных.

[е] На гиацинт {115} вечно скорбный похож малый ирис корнями,

{115 Гиацинт. — Ср.: «цвет расписной гиацинта» Феокрит. Х.28. Узор на лепестках гиацинта читали как αϊ αϊ ай, ай! — запечатленный предсмертный крик Гиацинта.}

Но наверху у него вырастают цветки чистотела {116}

{116 ...цветки чистотела... — Чистотел большой, Chelidonium maius L.; зацветает с весенним ветром, позже анемона. См. выше, 683е, 684с, 680е.}

Ласточек вместе в прилетом весенним, в цветочном же лоне

Острые листья торчат безжалостно; {117} и молодые

{117 ...листья торчат безжалостно... — Имеется в виду заостренная форма листьев, ср. название «гладиолусы» от лат. gladius, меч.}

Выглядят, будто цветы навечно склонили головки.

С ними и куколь кричащий, триаллида {118} или ромашка, -

{118 Триаллида — растение семейства подорожника, использовавшееся для приготовления фитилей.}

Их никогда не зовут пустоцветами, - или же "бычий

Глаз", что высокой главой соседям грозит непрестанно,

Желтофиоль, что лучи божества восходящего славит.

[f] На возвышеньях сажать увлажненных тимьян тебе надо,

Чтобы все длинные ветви его продувались ветрами,

Свешиваясь, расползаясь за нимф желанным напитком.

Только от мака отбрось самого {119} широкие листья,

{119 ...от мака отбрось самого... — Смысл неясен, Шнайдер предполагает утрату по крайней мере полутора стихов.}

Чтобы головку его от гусениц мог уберечь ты:

Любит ползучая тварь сидеть на раскрывшихся листьях,

Маковой нежной головке грозя, набитой плодами.

Если листву (θρι̃α) удалишь, обожжет их божественным жаром,

(684) Или же ветры скуют холодные, - нет им укрытья,

(θρι̃α здесь значит не листья смоковницы, но листья мака) {120}

{120 Листья мака. — θρι̃α почти всегда означали листья смоковницы, поэтому возникла необходимость в прозаическом комментарии, заключенном в скобки (приписка схолиаста).}

Негде им пищу принять: приближался к плотным головкам,

Гусениц ножки частенько скользят. Навоз укрепляет

Юного ладана ветки, в горшках ростки майорана,

Все, что готовят сады для венков мужам-садоводам.

[b] Папоротник также тонкий, и лист "детолюба", {121} похожий

{121 Детолюб — медвежья лапа.}

На тополиный, шафран, что весной лепестки закрывает, {122}

{122 ...шафран... лепестки закрывает... — В Греции шафран цветет зимой и быстро отцветает, см. ИР. VII.7.4.}

Мяту лимонную с острым запахом, хну, все красоты,

Что на лугах заливных вырастают по собственной воле:

Бычий глаз, и гвоздику душистую, и хризантемы,

[c] И гиацинт, у земли же - носящие траур фиалки, {123}

{123 Фиалка — цветок, наиболее часто упоминающийся в связи с похищением Персефоны.}

Их лишь одних среди всех цветов прокляла

Персефона (Φερσεφόνεια).

Рядом и шпажник вознесся высокий и всеароматный,

Новопреставленных дев погребения он окружает,

Дев же цветущих влекут анемоны блестящей красою,

Издалека их маня сверканьем и яркостью красок.

(в некоторых списках {124} пишется "маня сверканием красок любезных")

{124 В некоторых списках... — В текст поэмы попала приписка схолиаста.}

[d] Всякий прохожий, узрев святилище возле дороги

Или богов истуканы, сорвет каламинт, маргаритки

Светлый цветок и кладет к подножью иль камням ограды;

Часто сорвет "чаровниц" (θέρμια), {125} ноготки иногда собирая,

{125 ...часто сорвет «чаровниц»... — Текст испорчен.}

Лилии, что на камнях везде увядают могильных,

"Бороду ветхого старца", {126} почтительные (ε̉ντραπέας) {127} цикламены,

{126 ...«Бороду ветхого старца»... — Семенные коробочки серого цвета; см. ИР. VII.7.1.}

{127 ...почтительные (ε̉ντραπέας)... — Появляется только здесь, как и многие слова этой поэмы. Гьюлик связывает это с глаголом ε̉ντρέπομαι «держаться со стыдливой почтительностью», что хорошо подходит к полевым цикламенам Греции.}

"Ящерицу", что зовут венцом владыки Аида ('Ηγεσίλαος). {128}

{128 ’Ηγεσίλαος — Такая форма эпитета Аида появляется только здесь, обычна форма ’Αγεσίλαος; см. 99b.}

[е] 32. Из этих стихов ясно, что чистотел и анемон - разные растения; то же самое пишут и некоторые другие авторы. Феофраст говорит [ИР 7.15.1]: "Время цветения нужно рассматривать в согласии со звездами -например, у гелиотропа и чистотела (τὸ χελιδόνιον), который зацветает с прилетом ласточек". {129} Некий цветок "амбросию" перечисляет в "Исторических записках" Каристий [FHG.IV.357]: "Никандр пишет [f] [frag. 127, p.204 Schneider], что так называемая амбросия растет на острове Косе на голове статуи Александра". Как сказано раньше, амбросией называют лилию (68lb). А Тимахид в четвертой книге "Пира" перечисляет еще и цветок, называемый "тезеевым":

{129 ...с прилетом ласточек... — У Феофраста: «с ласточкиным ветром (η̉ χελιδόνια)» — юго-западный ветер, начинающий дуть в конце марта.}

Нежный тезеев цветок, на яблоневый цвет похожий;

Он посвящен Левкерее {130} прекрасной, его полюбившей

{130 Левкерея. — Упоминается только здесь; возможно нимфа из окружения Артемиды; ср. «левкерин», 76с.}

Более всех остальных.

Из этого цветка, по словам Тимахида, был сплетен венец Ариадны. (685) Еще о цветах для венков упоминает Ферекрат или иной автор пьесы "Персы" [Kock.I. 183]:

О рыгающий мальвами, | дышащий гиацинтом,

Донниками болтающий, | розами смеющийся,

Майоран целующий, | сельдерей обнимающий,

Гиппосельдереем смеющийся, | живокостью шагая.

Кубок наполнив, пеан {131} прокричи, | тройственный, по закону.

{131 ...пеан... — То есть трижды повторяемый за обедом возглас ι̉ὴ παιάν; см. ниже 701е.}

И сочинитель приписываемых Ферекрату "Рудокопов" говорит [Kock.I. 177]:

Под кудрявыми лозами | мягкие стебли дрока,

[b] Влажный кипер топчущие | средь лугов лотоносных,

Средь полей трилистника, | кервеля, нежных фиалок.

Спрашивается, что за трилистник (τὸ τρίφυλλον) в этих стихах? Ведь и Демарете приписывается поэмка "Трилистник", и Ферекрат (или Страттид) пишет в драме "Добрые люди" [Kock.I.145 (Ферекрат)]:

Иные,

До рассвета омывшись и в венках,

Иные,

Умастившись, о мяте и живокости

Вы лепечете.

И Кратин в "Неженках" [Коск.I.43; выше, 68If]:

Я главу себе венчаю ведь цветами всех мастей:

[c] Лилиями, живокостью, розами, нарциссами,

Чашечками анемонов, мятою лимонною,

Гиацинтами, шафраном, кервелем, фиалками,

Также царскими кудрями, самыми любимыми,

И тимьяном, златоцвета ветками, лабазником,

..................... пучком нарциссовым,

Также бдительным медвяным покрываюсь лотосом,

А ракитник от Медонта {132} сам является ко мне.

{132 Медонт. — Неизвестен; темен и сам текст.}

33. В прежние времена внесение на пир венков и умащений означало, что начинаются "вторые столы": это показывает Никострат в "Мнимом злодее" [Kock.II. 227]:

[d] Устрой вторые нам столы: давай сюда

Венки и мирру, ладан, сласти, лакомства,

Найми флейтистку.

Дифирамбический поэт Филоксен в "Пире" тоже представляет венок началом попойки [PLG4. III.601]:

На ладони полилось омовение -

Нежный отрок

Изливал его кувшином серебряным;

И внеслись из миртовых тонких ветвей дважды свитые

Венки.

Эвбул в "Кормилицах" [Kock.II.204]:

[e] В дома лишь заходили гости старые.

На ложа устремлялись все не мешкая,

Венки для всех там быстро появлялися,

А вот и стол, для взоров соблазнительный,

С натертыми ячменными печеньями.

Как показывает Никострат в "Ростовщике", такой обычай был и у египтян: ростовщик-египтянин у него говорит [Kock.II.226]:

- Застали двух гостей мы там и сводника,

Умытых и венками разукрашенных.

- Отлично, Хэрефонт, {133} всегда ты вовремя!

{133 Хэрефонт. — О парасите Хэрефонте см. 243а-244а.}

А ты, Кинульк, уже объелся! Уж я бы спросил тебя, почему это у Кратина о медвяном лотосе говорится "бдительным медвяным лотосом" (685с)? Но ты, я вижу, уже "упившийся" ('έξοινος) - так Алексид в "Новоселе" называет пьяного (μεθύσης) - поэтому конец шуткам, и я приказываю слугам словами Софокла, который говорит в "Сотрапезниках" [TGF2. 161]:

(686) Вносите! Пусть замесит тесто кто-нибудь,

Кратер глубокий побыстрей наполните!

Как вол рабочий, этот муж не примется

За дело, не набив живот как следует.

И как у Аристия Флиунтского в "Керах" [TGF2. 727]:

Гуляка ль, сотрапезник, попрошайка ли

Хлебов ячменных, или с ненасытною

Утробой парасит стола загробного.

[b] Но на все мои слова он молчит - наденьте на него "путаные" (χυδαίοι) венки и унесите прочь! А про такие венки сказано было в "Близнецах" Алексида [Kock.II.315]:

Венков вот этих, заплетенных путано.

Я же на этом сегодня умолкаю, предоставив слово желающим обсудить благовония, и отдаю в конце этой моей венценосной речи приказ слуге словами Антифана [Kock.II. 123]:

Пусть принесут мне два венка порядочных,

[с] Изрядный факел с ненасытным пламенем! -

и я удалюсь, как со сцены. {134}

{134 ...я удалюсь, как со сцены. — Ульпиан, однако, принимает участие в дальнейшей беседе.}

И через несколько дней, как будто сам себе напророчив молчание, он счастливо скончался, ни единого дня не подарив болезни, а нас, своих товарищей, оставив в великом горе.

[Каталог благовоний и умащений]

34. Между тем прислуга стала разносить умащения в алебастровых и золотых сосудах, и кто-то щедро намазал одним из них лицо задремавшему за столом Кинульку. Очнувшись и еще не придя в себя, он [d] закричал: "Геракл великий, что это значит? Подойдите же кто-нибудь вытереть мне лицо от этих ваших шуток! Или вы забыли, что говорит Сократ в "Пире" милого Ксенофонта [II.2]: "- Клянусь Зевсом, Каллий, ты прекрасно угощаешь нас! И обед ты нам подал безукоризненный, и для зрения и слуха нам представляешь наилучшие развлечения! - А что, если принести еще и мирры, чтобы пир был и для обоняния? - Вот этого [e] не надо, сказал Сократ. Как есть иная одежда для женщин, иная для мужчин, так и запах хорош иной для женщин, иной для мужчин. Ведь мужчина для мужчины никогда не станет мазаться миррою, да и женщинам, особенно новобрачным, как жене нашего Никерата или жене Критобула, к чему эта мирра? Они и так хорошо пахнут. Для них запах масла наших гимнасиев приятнее благовоний, если он есть, и желанней, если его нет. От душистого масла и раб, и свободный сразу пахнут одинаково; [f] а для запаха от трудов, достойных свободного человека, нужны добрые усилия и нужно долгое время, чтобы этот запах стал приятен и благороден". Точно так и дивный Хрисипп говорит, имя свое "мирра" носит из-за того, что ее получение связано с массой напрасных трудов (μόρος) и многих тягостей. Лакедемоняне даже изгоняют из Спарты изготовителей благовоний, за то, что те зря изводят оливковое масло, и красильщиков (687) шерсти за то, что те портят ее белизну. И мудрый Солон в своих законах запретил мужчинам торговать благовониями.

35. "А нынче, - пишет Клеарх в третьей книге "Об образе жизни" [FHG.II.304; ср.: 568a-d], - не только благовония, но и румяна пошли в ход с такими излишествами, что мужчины совсем обабились и отбились от рук. Неужели вы думаете, что роскошь без добродетели может быть изящна? А вот Сапфо, истинная женщина и поэтесса, постеснялась отделить нежное от истинно красивого, когда писала [PLG.4 III. 115]:

[b] Я негу люблю:

блеск, красота,

словно сияние солнца,

Чаруют меня...

- ясно, что здесь желание жить у нее вызывает сочетание блеска с красотой, а они в равной степени свойственны добродетели. Живописец Паррасий (ср. 543с), хотя и роскошествовал сверх меры своего художнического положения и своим уделом свободного человека упивался из кистей, {135} как из чаш, на словах, однако, не забывал о добродетели и над всеми своими линдскими картинами надписывал:

{135 ...из кистей... — Точнее, стилей рисовальщика в технике энкаустики, имевших сходство со стопками.}

Неге приверженный муж, но доблести чтущий исполнил.

Это Паррасий.

Какой-то остроумец, вознегодовав на него за то, вероятно, что он марает негу и красоту добродетели, грубо отдавая роскошеству все, что подарил [с] ему случай, переправил [начало стиха] на "кубкам приверженный муж". И все-таки он заслуживает снисхождения за то, что воздавал честь добродетели". Так пишет Клеарх. А поэт Софокл в "Суде [Париса]" [TGF2. 209] изображает Афродиту как богиню наслаждения, умащенную миррой и с зеркалом в руках, Афину же - как богиню разума и мудрости, умащенную оливковым маслом и соревнующую в гимнасии".

36. На эти слова отозвался Масурий: "Милейший мой! Неужели [d] ты не знаешь, что ощущения нашего мозга приятными запахами утишаются и даже лечатся? Об этом и Алексид пишет в "Заблудшей" [Коcк.II.368; 46а]:

Дать мозгу напитаться добрым запахом -

Залог здоровья.

И отважный, даже буйный поэт Алкей сказал [PLG4. III. 162]:

И на грудь струей благовонной лейте

Сладкое миро!

[е] И мудрый Анакреонт [PLG4. III.257]:

Отчего ты бежишь,

миррой натерши грудь,

как свирель, пустую?

Мирру он указывает втирать в грудь, потому что в груди сердце, и оно, видимо, успокаивается от благовония. Так делали не просто потому, что с груди сладкий запах естественно возносится вверх, к ноздрям, но и потому что думали, будто душа гнездится прямо в сердце, как учили [f] врачи Праксагор и Филотим [Wellmann 122-123]. И Гомер говорит [Од.ХХ.17]:

В грудь он ударил себя и сказал раздраженному сердцу.

И [Од.ХХ.13]:

Сердце же злилось в груди...

И [Ил.ХХ.17]:

Даже у Гектора сердце в могучей груди задрожало.

Все это значит, что в груди находится властная часть души: потому-то в (688) волнении страха сердце и бьется заметнее. И гомеровский Агамемнон говорит [Ил.Х.93]:

Так за ахеян страшуся я: дух мой не в силах

Твердость свою сохранять, но волнуется; сердце из персей

Вырваться хочет, и ноги мои подо мною трепещут!

И у Софокла женщины, освободясь от страха, говорят [TGF2. 297]:

Дочерь Страха

Больше не резвится в моей душе.

У Анаксандрида же взволнованный человек говорит [Kock.II. 160]:

[b] О сердце подлое!

Всегда одно ты в теле радо бедствиям:

Завидишь мои испуг и в пляс пускаешься.

Платон говорит [в "Тимее"] [р.70с], что это вложил в человека сам творец всего сущего: сердце он окружил легкими, плоть которых, во-первых, мягка и бескровна, а во-вторых, пориста, чтобы сердце, прыгая в предчувствии опасностей, ударялось лишь о податливое и мягкое. Однако венки, надевавшиеся на грудь, поэты называют "гипотимидами", {136} [с] потому что от цветов поднимаются ароматы, но никак не потому что душа [иногда] называется "духом" (θυμός), как полагают некоторые.

{136 Гипотимиды. — То есть «посылающие снизу свой запах», ср. Плутарх. «Застольные беседы». 647F.}

37. Словом "мирра" впервые воспользовался Архилох, сказавший [PLG4. 11.392]:

Не стала бы старуха миррой мазаться.

И в другом месте [PLG4. 11.391]:

...и старик влюбился бы

В ту грудь, в те миррой пахнущие волосы.

Эолийцы называют миррой "смирну", потому что большинство благовоний (μύρα) приготовляется именно с помощью смирны, а так называемая "стакта" - только из смирны. Гомер знает об употреблении благовоний, но называет их "маслом", прилагая эпитет [Ил.ХХШ.186]:

[d] умащала розовым маслом.

В другом месте [Ил.ХIV.172] он называет масло "душистым". И Афродита у него [Ил.ХХIII.186] умащает тело Гектора "амвросическим маслом роз благовонных". Все это было сделано из цветов. А о благовониях, сделанных на основе ароматов (называемых также θυώματα), он говорит, описывая Геру [Ил.Х1У.170]:

Там амврозической влагой она до малейшего праха

С тела прелестного смыв, умастилася маслом чистейшим,

[e] Сладким, небесным, изящнейшим всех у нее благовоний:

Чуть сотрясали его в медностенном Крониона доме,

Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.

38. Аполлоний, принадлежащий к школе Герофила, утверждает, что наилучшие благовония производятся только в определенных местностях; в трактате "О благовониях" он пишет так: "Лучшие благовония из ириса получают в Элиде и Кизике, розовые - в Фаселиде (выше, 683b), также в Неаполе и Капуе, шафрановые - в Солах Киликийских и на Родосе, нардовые - в Тарсе, лучшие из энанфа - на Кипре и в Адрамиттии, майорановые и яблочные - на Косе. Хна более всего ценится египетская, после [f] нее - кипрская и финикийская, особенно сидонская. Так называемые панафинейские благовония делаются в Афинах, "метопийское" и "мендесийское" - в Египте: "метопийское" готовится из масла горьких орехов. (689) Определяют это лучшее качество (замечает Аполлоний) достоинства масла и мастеров, а отнюдь не местность. Так, - пишет он, - Эфес прежде славился благовониями, особенно "мегалейоном", а теперь нет. В Александрии они были прекрасны, потому что город был богат, а Арсиноя и Береника о них заботились. В Кирене розовое масло тоже было отличным при Беренике Великой. С другой стороны, в древности благовоние из энанфа в Адрамиттии было посредственным, впоследствии же оно завоевало первенство благодаря жене Эвмена {137} Стратонике. Сирийские благовония в старину все [b] были прекрасны, особенно из верблюжьего сена, а теперь нет. В Пергаме когда-то благодаря одному только трудолюбивому мирровару изготовлялось такое ладанное благовоние, как нигде, а теперь этого нет. Когда дорогое благовоние вливается в дешевое, оно остается сверху, однако когда хороший мед вливается в плохой, он ложится на дно: дурное пересиливает". {138}

{137 Замен. — Эвмен II Пергамский. О его отношениях со Стратоникой см. Ливии XLII. 15-16.}

{138 ...дурное пересиливает. — См. обсуждение этого вопроса в «Застольных беседах» Плутарха. VII.3.}

39. Упоминая в "Играх" египетскую мирру, Ахей пишет [TGF2. 747; ср.553е]:

На вес сребра дадут ему наградою

Египетскую мирру, камни кипрские. {139}

{139 ...камни кипрские. — Возможно, смарагд, см. Плиний. XXXVII.5.17.}

Может быть, - пишет Дидим [Schmidt 305], - здесь имеется в виду [с] "стакта", потому что в Элладу шла смирна, уже обработанная в Египте. А Гикесий во второй книге "О составе вещей" пишет: "Среди благовоний различаются притирания (χρίματα) и умащения (α̉λείματα). Для попоек хорошо розовое благовоние, а также миртовое и яблочное; последнее полезно для желудка и помогает при обмороках. Энанфовое тоже полезно для желудка и сохраняет ясность ума. Майорановое и тимьяновое хороши для попоек, а также шафрановое, если в нем не слишком [d] много смирны. Но и стакта хороша для попоек, а также нард. Благовоние из верблюжьего сена сладко и изысканно, из левкоев - душисто и полезно для пищеварения". Феофраст в книге "О запахах" пишет [VE27], что из цветов в состав благовоний входят розы, левкой и сусин (из цветов лилий), {140} также мята лимонная, тимьян, хна и шафран (лучший шафран - из Эгины и из Киликии). Из листьев берутся миртовые и энанфовые - [е] энанф растет в горах Кипра и очень душист, тот же, что растет в Элладе, не годится, потому что не пахнет. Из корней берутся ирисовые и нардовые, а в состав майоранового благовония входит корень коста. {141}

{140 Сусин. — См. 513f.}

{141 ...корень коста... — Индийское ароматическое растение, корни которого употреблялись как пряность (Диодор).}

40. О том, что использование благовоний хорошо было известно древним, видно из того, что они знали, какое из них для какой члена тела. Например, Антифан пишет в "Форикийцах, или Подкопщике" [Kock.II.53; 553d]:

- Так умывается она? Чем именно?

- Из ящичка, оправленного золотом,

Стопы и бедра миррой трет египетской,

Сосцы и щеки - нежит финикийскою,

[f] А мятной - натирает руку каждую,

Лоб, брови, кудри - миррой амараковой,

Колени с шеей - миррою тимьяновой...

И Кефисодор в "Трофонии" [Коск.I.800; 553а]:

- Потом купи мне, Ксанфий, умащения,

Ирисовое, розовое, быстренько!

Еще для ног купи мне баккаридное.

- Ах, толстозадый, хочет баккаридного!

И с ним, как шлюха, я пойду по улице?

Анаксандрид в "Протесилае" [Kock.II.151; 553d]:

Вот мирра от Перона! и такую же,

(690) Египетскую Меланоп купил вчера

И трет ей нынче ноги Каллистратовы.

Об этом торговце благовониями Пероне упоминают также Феопомп в "Адмете" и в "Любителе роскоши" [Коск.I.733, 737], и Антифан в "Антии" [Kock.II.24]:

Он задержался у Перона в лавочке

И пробует там мирру. Как сторгуется,

Так принесет тебе: и нард, и киннамон.

41. Многие комедиографы упоминают "баккаридное" благовоние: в следующих стихах о ней упоминает и Гиппонакт [PLG.4 11.476, Diehl 1.273]:

А этой баккаридой если нос смазать,

[b] Совсем она похоже на шафран пахнет.

Ахей в сатировской драме "Этон" [TGF2. 749]: {142}

{142 «Этон». — Относительно заглавия см. 270с.}

Баккаридой намазавшись и взвеявши

Над головою кудри опахалами.

Ион в "Омфале" [TGF2. 736] : {143}

{143 Ион в «Омфале»... — Противопоставляет восточную роскошь спартанской простоте.}

Знать баккариду или благовония,

В сардийских мазях ворожить - не лучше ли,

Чем в строгих нравах острова Пелопова.

Здесь под сардианскими мазями он разумеет мирру, так как лидийцы славились приверженностью к роскоши. Поэтому у Анакреонта [PLG4. III.293] [c] выражение Λυδοπαθής (лидострастный) означает "сладострастный". Упоминает баккариду и Софокл [TGF2. 342]. Магнет в "Лидийцах" [Коcк.1.8]:

Помывшись и намазавшись баккаридой...

Может быть, баккарида - даже не благовоние, потому что Эсхил в "Амимоне" их противопоставляет [frag. 14]:

А я - и мирры, и твои баккариды!

И Симонид [PLG4.II.455, Diehl I.254]: {144}

{144 Симонид — Имеется в виду ямбограф Семонид Аморгский.}

И вот я умащаюсь благовоньями

И баккаридой.

Аристофан в "Женщинах на празднестве Фесмофорий" [Kock.I. 474]:

[d] Как развязал я этот мерзкий кожаный

Мешок, так и пахнуло ароматами,

Свидетель Зевс, баккаридой и миррою.

42. О благовонии БРЕНФИИ {145} (ΒΡΕΝΘΕΙΟΝ) упоминает Ферекрат в "Побрякушках" [Kock.I. 173]:

{145 Бренфий. — Гесихий определяет его как корешки, использовавшиеся женщинами как румяна; кажется, его порошком посыпали ноги, входя в дом с улицы.}

Я стал и говорю: "Налейте бренфия

Для нас двоих, и будет он в готовности

Для всех входящих".

О ЦАРСКОЙ (ΒΑΣΙΛΕΙΟΣ) мирре упоминает в "Соседях" Кратет [Kock.I. 131]:

Пах царского он слаще благовония.

[e] Однако Сапфо называет царским и бренфий [PLG4. III. 105, Diehl I.370]:

Бреифием царским.

ПСАГДА (ΨΑΓΔΗΣ). Аристофан в "Пирующих" [Коск.I.443; 691с]:

Давай взгляну, какие благовония

Ты мог бы взять у нас. Вот, псагда нравится?

Эвполид в "Марике" [Коск.I.312; 691с]:

Рыгая псагдой.

Эвбул в "Торговках венками" [Kock.II. 199]:

С египетскою псагдой трижды мытая.

Полемон пишет в "Письме к Адею" [Preller 106], что у элидян есть благовоние под названием ПЛАНГОНИЙ, изобретенное женщиной Планго. Это же рассказывает и Сосибий в "Подобиях" [FHG. 11.630].

[f] МЕГАЛЕЙОН {146} тоже был назван по имени сицилийца Мегалла (впрочем, некоторые считают его афинянином). Упоминают его Аристофан в "Тельмесцах" [Kock.I. 527] и Ферекрат в "Широкой" [Kock.I. 186], а Страттид в "Медее" пишет так [Kock.I.720]:

{146 Мегалейон — Гесихий: «мегалейон — миро». Аристофан: «Пришли нынче это для возлияния, а также мирру, изобретение Мегалла».}

И говоришь, такую мирру ей несешь,

Что ни Мегалл не сотворял подобного,

Ни Диний египтянин не владел таким,

И даже никогда о нем не слыхивал?

О благовонном мегалейоне упоминает и Амфид в "Одиссее" [Коcк. 691 11.243]:

- Милетскими коврами дом увешайте,

Натрите гостя лучшим мегалейоном

И фимиамы накурите царские.

- А что об этих фимиамах знаешь ты,

Хозяин?

Анаксандрид в "Терее" [Kock.II. 156]:

Как царская невеста нареченная,

Мегалловыми миррами надушена.

О НАРДОВОМ благовонии упоминает Менандр в "Сетке для волос" [Kock.III.78]:

- Приятно, мальчик, это благовоние.

[b] - Еще бы нет! Из нарда приготовлено!

43. Вместо "натереться" подобными мазями, Алкей в "Палестре" употребил глагол "намирриться" (μυρίσασθαι) [Kock.I.761]:

Взамен нее с ним заперлась, намиррившись.

А слово "умащение" Аристофан в "Женщинах в народном собрании" употребляет в форме μυρώμα, а не μυρίσμα [Kock.III.78]:

Всю голову

Себе я умастила умащеньями (μυρώμασιν).

О так называемой сагде (и это тоже благовонное масло) упоминает [с] Эпилик в "Коралиске" [Коск.I.803]:

Баккаридои и сагдои одновременно.

Еще это слово есть у Аристофана в "Пирующих" и у Эвполида в "Марике": "рыгая сагдою" (это сказано против человека роскошествующего, говорит Никандр Фиатирский). Но Феодор считает, что это не умащение, а фимиам.

44. Кувшин мирры стоил в Афинах очень дорого; по Гиппарху в "Бдении" [Kock.III.274], пять мин, по Менандру в "Женоненавистнике" [Kock.III.97] - десять мин. Антифан во "Фреаррийце" {147} говорит о [d] благовонной стакте [Kock.II.110]:

{147 «Фреарриец». — Упоминаемый здесь аттический дем принадлежал к филе Леонтиде. О стакте см. выше, 688с. Женщина недовольна незначительным количеством благовония.}

Мне стакта за две мины не понравилась.

Однако любило благовония не только "сардианское племя", как Алексид называет лидийцев в "Изготовителе чаш" [Kock.II.320]:

благовония

Всегда любило племя сардианское, -

но и сами афиняне, открывшие людям все самое лучшее в нашем образе жизни, несмотря на эти огромные цены, не отказывались от благовоний, - как и мы не отказываемся, хотя в наши дни они стоят уже столько, [e] что ребячьей забавой кажутся строки из "Новосела" Алексида [Kock.II.318]: {148}

{148 ...из «Новосела» Алексида. — Комический рассказ о роскошной жизни на Востоке; ср. Аристофан. «Ахарняне». 65-90.}

[f] Не умащался он из алебастровой

Бутылочки (услада повседневная):

Четверку голубей на нас он выпустил! -

Свидетель Зевс, в душистых благовониях

Всех искупав. Они ж, кружась по комнате,

Кропили нам подстилки и гиматии.

Уж не взыщите, эллины виднейшие: {149}

{149 Уж не взыщите... — Цитата из Эврипидовского «Телефа», TGF2. 583, пародируется Аристофаном в «Ахарнянах» 497.}

Дождь ирисовой мирры умастил меня.

45. Однако, ради богов, друзья мои, что за удовольствие, а лучше сказать, что за свинство, пачкать миррою гиматии, когда есть возможность зачерпнуть ее руками, как мы, и намазать ею все тело, а особенно голову? Филонид в книге "О венках и благовониях" нам рассказывает, (692) что умащать головы на пирушках стали по следующей причине: у тех, чьи головы сухи, все принимаемое внутрь устремляется вверх и поэтому те, чьи тела иссушает лихорадка, увлажняют голову примочками, чтобы обожженные частицы тела не стекались к сухому, да еще пустотелому верху. Рассудивши так в предположении, что вино на попойке тоже устремляется в нас кверху, люди стали заранее умащать головы маслом, [b] чтобы этим ослабить действие вина. А так как жизнь всегда примешивает к полезному что-нибудь соблазняющее к наслаждению, то отсюда и пошло употребление благовоний. Итак, Федор-Кинульк, прими это к сведению: за выпивкой хороши такие благовония, которые не отяжеляют голову, а стягивают ее и охлаждают, хотя бы ненадолго. Многоученый же Аристотель поднимает в "Физических проблемах" вот какой вопрос [frag.235 Rose]: "Почему больше седеют умащающие голову? Не потому ли, что благовоние из-за своей пахучести обладает иссушающим свойством и потому волосы умащающихся сухи, а от сухости седеют? Потому что сухость всегда истощает, сама ли по себе или недостатком тепла: так, [с] от войлочных шляп человек тоже седеет, потому что войлок впитывает влагу из волос".

46. А еще, друзья мои, читая двадцать восьмую книгу "Истории" Посидония, я нашел прелестное место о благовониях, и оно на нашем пиру будет очень кстати. Философ говорит [FHG.III. 263, J.2 А 231]: "В Сирии, когда на царских пирах сотрапезникам раздают венки, входят несколько слуг с маленькими мехами вавилонских благовоний и издали [d] кропят из них благовониями венки возлежащих, но кроме них не кропят ничего". И раз уж мы об этом заговорили, то "я тоже подпою вам о любви", говоря словами киферского поэта [Филоксен, PLG4. III.610; 271b]. Дело в том, что первым изобрел венок {150} наш бог Янус, которого мы зовем Отцом. Драконт Керкирский рассказывает об этом в книге "О камнях", и вот каким образом [FHG.IV.402]: "Говорят, что Янус родился с двумя лицами: одно спереди, другое - сзади. По его имени названы река Янус и гора Янус, на которой он жил. Это он изобрел венки, плоты и [е] лодки и первым стал чеканить медную монету, - поэтому многие города Эллады, Италии и Сицилии чеканят на своих монетах двуликую голову, а с другой стороны плот, венок или корабль. Женившись на своей сестре Камесе, Янус родил сына Этекса (Αίθηξ) и дочь Олистену. В погоне за [f] наживою он переплыл в Италию и поселился на холме, лежащем поблизости от Рима и названном в честь его Яникулом".

{150 ...первым изобрел венок... — Ср. Плутарх. «Римские вопросы» 269А (22), 274e-f; Овидий. «Фасты». 1.229-234.}

47. Вот что было сказано о благовониях. После этого большинство гостей стали требовать заключительную чашу во имя Благого Бога, а другие - в честь Зевса Спасителя, третьи - в честь богини Гигиен, и одни выкликали имя одного бога, другие другого. Тогда решено было припомнить поэтов, писавших о смешивании вина и воды в честь этих божеств; припомню их и я. Антифан, например, сказал в "Крестьянах" [Kock.II. 14]:

Пеаны пели, вспомнили Гармодия,

За Зевса кто-то поднял за Спасителя

Большой акат-челнок. {151}

{151 ...акат-челнок... — Относительно чаши-аката в виде лодки см. 782f.}

Алексид в "Ростовщике или Клеветнике" [Kock.II.382]:

(693) - Налей ему за Зевса, за Спасителя,

Который смертным всех богов полезнее.

- Но даже Зевс Спаситель не поможет мне,

Когда я лопну.

- Не пугайся, смело пей!

Никострат в "Пандросе" [Kock.II.224; 487b]:

- Я тоже, милочка: налей ему

В честь нашей Гигиеи метаниптриду. {152}

{152 ...метаниптриду. — См. 486f.}

- И ты ее отведай.

- Что же, в добрый час!

Ведь случай правит смертными, а промысел

Подслеповат и бестолков, мой папочка.

В этой же драме называется и винная смесь в честь Благого бога, [b] о которой упоминают почти все поэты древней комедии. Тот же Никострат говорит [Kock.II.225]:

Пускай Благому Богу возлияние

Она быстрей свершит и унесет мой стол.

Наелся я. Благого бога вытерплю,

А больше ни глоточка. Убирай мой стол.

Ксенарх в "Близнецах" [Kock.II.468]:

- И сам я отчего-то стал подремывать,

[с] - Я за Благого бога выпил чистого

Вина - и все: свалился, обессилевши.

- А чаша за Зевеса, за Спасителя

Меня, матроса, сразу же прикончила,

Накрыла с головой, не видишь, разве, ты?

Эриф в "Мелибее" [Kock.II.430]:

Прежде, чем сперва за Зевса, нашего Спасителя,

За Благого Бога выпить, ты вскочил и убежал.

48. Феофраст пишет в книге "Об опьянении" [Wimmer III.199]: [d] "Несмешанное вино, подаваемое в конце обеда в честь Благого Бога, пьют понемногу, просто чтобы вкус его напоминал о силе вина и о даре бога. Подают его нарочно после насыщения, чтобы выпить меньше. Берут его прямо со стола {153} и трижды воздают честь богу, как бы умоляя его оберечь нас от всего непристойного и от непомерной жажды к выпивке, а [е] послать нам только хорошее и нужное". Фшохор пишет во второй книге "Аттиды" [FHG.I.387]: "Тогда и установился обычай после еды выпивать самую малость несмешанного вина для вкуса и для проявления силы Благого Бога, а дальше пить только смешанное. Поэтому и считается, что кормилицами Диониса были названы нимфы". {154} А что после здравицы Благому Богу был обычай уносить столы, видно из нечестивого поступка {155} Дионисия Сицилийского: в Сиракузах в храме Асклепия был золотой стол, и Дионисий выпил за ним несмешанного вина в честь Благого Бога, а потом приказал унести этот стол [к себе]. А жители [f] Эмесы, {156} приносящие жертвы Гелиосу, как пишет Филарх в двенадцатой книге "Истории" [FHG.I.340; J.2 А 168], возлияют ему только медом, не принося к алтарям вина, потому что бог, объемлющий, распоряжающий и обходящий всю вселенную, не может быть приязнен хмелю.

{153 Берут... прямо со стола... — То есть не пускают чашу вкруговую, оставаясь на ложах, но пьют стоя.}

{154 Нимфы. — Нимфы источников, чья вода бралась для смешения с вином.}

{155 ...из нечестивого поступка... — Святотатство заключалось в использовании вотивного приношения в своих целях. Элиан («Пестрая история» I.20) пишет, что стол был из серебра и посвящен Аполлону; ср.: Цицерон. «О природе богов». III.34.84.}

{156 Эмеса — город в Сирии.}

[Застольные песни]

49. Многим из гостей вспомнились те аттические сколии, о которых и здесь стоит напомнить ради их старины и простоты - особенно (694) Алкеевы и Анакреонтовы, именно за это стяжавшие похвалу: недаром Аристофан в "Пирующих" говорит [Kock.I. 449]:

А теперь пропой застольную песнь: Алкея, Анакреонта.

Кроме них, своими сколиями вызывала восхищение Праксилла Сикионская. Сколиями называются эти песни не оттого, будто бы музыкальный склад их был сложным (σκόλιος) {157} - говорят, были сколии и вольного склада {158} - а оттого, что было три рода песен, как о том рассказывает Артемом Кассандрийский {159} во второй книге "О пользовании книгами" [FHG.IV.342], где говорится обо всем, что пелось на дружеских сходках. Песни первого рода по обычаю пелись всем хором, песни второго рода тоже пели все, но вкруговую, друг за другом; а песни третьего рода, [b] в последний черед, пелись не всеми, но только теми, кто считался хорошими певцами, и со своих мест, кто где лежал. Поэтому по сравнению с остальными песнями эти последние - не вместе и не подряд, а откуда случится - казались несколько беспорядочными и оттого были названы "сколиями". Их заводили тогда, когда общие и непременные для всех песни приходили к концу: после этого каждый опытный певец должен был петь для общего удовольствия красивую песню. Красивой же считалась песня, содержавшая полезное житейское знание и увещевание.

{157 ...склад их был сложным... — Сколий букв, значит «кривой, изогнутый».}

{158 ...сколии... вольного склада... — См. Платон. «Государство». 398Е; Аристотель. «Политика». 1342b 22.}

{159 Артемон Кассандрийский. — Об Артемоне см. 515е.}

[c] 50. Вот так и пел один из пирующих один сколий, другой - другой, а всего были спеты вот какие [PLG.4 Ш.643-645]:

1:

О Паллада, владычица Афина,

Тритогена! Правь градом и народом,

Отгони от нас смуту и боль

Смерти безвременной, - ты и родитель твой.

2:

Час венки надевать - пою Деметру,

Олимпийскую славлю мать богатства!

Персефона с ней - Зевесова дочь:

Слава, богини, вам! Город блюдите наш.

3:

[d] Делос! Здесь родила Лето когда-то

Златокудрого Феба-Аполлона

И тебя, чей лук ланей разит,

Дева-охотница, в женах всевластная.

4:

Пан, блюдущий Аркадии пределы,

Ты, что пляшешь со спутницами Вакха!

Улыбнись, о Пан этой моей

Песне, вселяющей в сердце веселие.

5:

Совершилось по нашему желанию,

Даровали бессмертные победу

От Пандросы ............

(потому что Афина была ей подругой). {160}

{160 Кажется, слова в скобках представляют собой остаток пометки схолиаста. Как и четвертый, этот сколий принадлежит эпохе греко-персидских войн.}

6:

Хорошо бы увидеть человека,

[e] Отворивши окошко прямо в душу,

Поглядеть и вновь крепко закрыть,

Зная, что друг есть друг нелицемерящий. {161}

{161 ...друг есть друг нелицемерящий... — Цитируется Евстафием (1574), который пишет, что сколий основан на басне Эзопа, где Мом укоряет Прометея в том, что тот не сделал ворот в груди человека.}

7:

Лучший дар человеку {162} - дар здоровья,

{162 Лучший дар человеку... — Наиболее часто цитирующийся сколий; он приписывался Симониду или Эпихарму.}

Дар второй - красота; достаток честный -

Ему третий дар; а за вином

Радость в кругу друзей - это четвертый дар.

Когда этот сколий был пропет к большому удовольствию всех, кто помнил, что и благородный Платон хвалил его за прекрасную мысль ["Горгий" 451Е], то Миртил в свою очередь сказал, что у Анаксандрида в "Сокровище" есть над ним насмешка; пишет он так [Kock.II. 142]:

[f] Придумавший сей сколий, кем бы ни был он,

Был прав, когда сказал: "здоровье - первое",

Оно ведь наилучшее, но далее:

"Второе - красота, за ней владение

Богатством" - вот безумье чистое!

Богатству за здоровьем надо следовать:

Красавец безобразен голодающий.

(695) После этого было пропето вот что [PLG4. III.647-650]:

8:

На берегу свой путь морской рассчитывай,

Пока имеешь ты к тому возможности,

А вышел в море - тут уж надо

Мчаться туда, куда ветер дует.

9:

Гадюке промолвил краб,

Клешнями схватив ее:

"Лишь тот нам друг, кто подлинно прям

И не знает кривых путей!"

10: {163}

{163 10 — Об этом знаменитом четырехстрофном (10-13) сколии см. Аристофан. «Ахарняне». 980; Платон. «Горгий». 451Е. Об истории убийства см. Геродот. V.55, VI.123; Фукидид. I.20, VI.53., 54, 56, 57; Аристотель. «Политика». 1311а 34; «Афинская полития». 18, 58. Привожу сколий в переводе Радцига, потому что он нравится мне больше других.}

Под листьями мирта мечи пронесем,

Подобно Гармодью с Аристогитоном,

Когда поразили тирана мечом

[b] И равными сделали всех пред законом.

11:

О, милый Гармодий, не умер ты, нет! -

На острове ныне живешь ты блаженных -

В стране, где Ахилл быстроногий живет,

Где вечно витает Тидид благородный.

12:

Под листьями мирта мечи пронесем,

Подобно Гармодью с Аристогитоном,

Как в праздник Афины великой вдвоем

Тирана Гиппарха они поразили.

13:

Да, вечная слава вас ждет и потом,

О, милый Гармодий с Аристогитоном,

За то, что тирана сразили мечом

И равными сделали всех пред законом.

14: {164}

{164 14 — Приписывался Праксилле, но подобно двадцатому сколию, происходит от пословицы. Адмет жил изгнанником у Тесея в Афинах.}

[c] Друг! Адмета завет знай хорошо - храбрых люби душой!

Трусов, друг, сторонись! Помни всегда - нет благородства в них!

15:

Сын Теламона, Аякс, сильный копьем разить,

После Ахилла лучшим ты был меж данайцев под Троей.

16:

Первым был герой Теламон, после него - Аякс,

После Ахилла лучшим он был меж данайцев под Троей.

17:

Если бы мне лирою быть, костью отделанной

Несли бы меня в Вакхову честь лучшие отроки.

18:

Если бы мне выпало быть самородным золотом,

[d] Вот бы носила меня тогда та жена, что душою чиста!

19:

Пью - так пей, а люблю - тоже люби! Вместе возьмем венки!

Я шалею - шалей! В разуме я - в разум и ты войди.

20:

Друг! Под камнем любым злой скорпион подстерегает нас.

Ты смотри, берегись! Любит обман быть незамеченным.

21:

Гложет желудь свинья, а на другой жадно поглядывает.

[e] Я девчонку люблю - а за другой жадным глазком слежу.

22:

Свойство есть, что роднит между собой шлюху и банщика:

Всех в корыто одно - плох ли, хорош - всех одинаково.

23:

Ну-ка, слуга, смотри не забудь, налей за Кедона,

Долг твой - за добрых мужей добрым мужам наливать.

24:

Эх, Липсидрий - товарищей предатель!

Скольких юношей ты сгубил отважных -

Достойных сынов славных домов!

Битва явила всем - дети отцам подстать.

25:

[f] Кто друзей никогда не предавал - по справедливости

У богов и людей будет в чести: вот что я думаю.

Некоторые считают сколием также и стихи, сочиненные Гибрием Критским. Они таковы [PLG4. III.651]:

Есть у меня богатство - копье и меч,

Есть защита для тела - мой крепкий щит.

(696) Меч - мои севы, меч - моя жатва,

Меч мне вино выжимает в чаны,

Меч мне дал величаться властью.

А кому не под силу копье и меч,

И защита для тела - надежный щит,

Те - ниц, и объемлют мои колена,

И меня величают царем и владыкой.

51. Когда все эти сколии были прочитаны, заговорил Демокрит: "Однако и стихи, сочиненные многоученым Аристотелем в честь [b] Гермия Атарнейского {165} не могут быть пеаном, как утверждал Демофил, подавший по подстрекательству Эвримедонта иск против нечестия на том основании, что Аристотель-де кощунствовал и ежедневно пел за общими трапезами пеан в честь Гермия. {166} Вы сами увидите, что эта песня не имеет никакого сходства с пеаном, но скорее является разновидностью сколия [frag.675; ср.645 Rose, PLG4.11.360; Diog.Laert. V.5-7]:

{165 Гермий Атарнейский, — евнух и первоначально раб; обучаясь у Платона, он стал близким другом Аристотеля и Ксенократа; позднее, захватив власть над областью в Малой Азии около Атарнея и Асса, он был убит персами в 345-344 гг. до н.э.}

{166 ...пеан в честь Гермия. — В 323 г. до н.э. Эвримедонт был иерофантом. Кощунство заключалось в адресации смертному человеку пеана, первоначально предназначавшегося для прославления Аполлона.}

Добродетель,

Многотруднейшая для человеческого рода,

Краснейшая добыча жизни людской,

За девственную твою красоту

[с] И умереть,

И труды принять мощные, неутомимые -

Завиднейший жребий в Элладе:

Такою силой

Наполняешь ты наши души,

Силой бессмертной,

Властнее злата,

Властнее предков,

Властнее сна, умягчающего взор.

Во имя твое

Геракл, сын Зевса, и двое близнецов Леды

Великие претерпели заботы,

Залучая силу твою.

Взыскуя тебя,

Низошли в обитель Аида Ахилл и Аякс.

[d] И, о твоей ревнуя красе,

Вскормленник Атарнея не видит более полдневных лучей.

Не за это ли ждет его песнь

И бессмертье

От Муз, дочерей Мнемосины,

Которые во имя Зевса-Гостеприимца

Возвеличат дар незыблемой его дружбы?

52. Не понимаю, как можно усмотреть в этих стихах какие-нибудь признаки пеана: автор прямо говорит, что Гермий умер: "и, о твоей ревнуя красе, [e] вскормленник Атарнея не видит более полдневных лучей". Нет здесь и пеанического припева ["иэ, пеан"], как, например, в настоящем пеане в честь Лисандра Спартанского, который пели на Самосе, как пишет Дурид в "Самосских летописях" [FHG.II.485]. Ученик Каллимаха [f] Гермипп пишет в первой книге "Об Аристотеле" [FHG.III.46], что пеаном является и песня, написанная в честь Кратера Македонского, сочинение диалектика Алексина. Ее поют и в Дельфах в сопровождении лиры, на которой играет мальчик. Также песня, которую поют коринфяне в честь Агемона Коринфского, отца Алкионы, тоже имеет пеанический припев: ее приводит землеописатель Полемон в письме к Арантию [FHG.IH.46]. И песнопение в честь Птолемея, первого царя Египта, которое поют родосцы, тоже есть пеан: в нем повторяется припев "иэ пеан"; (697) об этом пишет Горгон в книге "О родосских праздниках" [FHG.IV.410]. Филохор же пишет [FHG. 1.408], что афиняне пели пеаны в честь Антигона и Деметрия, сочиненные Гермоклом Кизикийским: между всеми сочинителями пеанов было устроено состязание, и Гермокл был признан лучшим. Наконец, сам Аристотель говорит в "Апологии против обвинения в нечестии", если только эта речь не подложная [frag.645 Rose]: [b] "Если бы я хотел приносить жертвы Гермию, как бессмертному, то не стал бы воздвигать ему памятник, как смертному, а если бы желал приписать ему бессмертие, то не стал бы почитать его тело надгробными обрядами".

53. На эту речь Демокрита Кинульк откликнулся так: "По слову твоего же Филона, {167}

{167 Филон. — Из других источников неизвестен; надо думать, он был, как и афине-евский Демокрит, никомедийцем.}

Зачем напоминаешь мне о кикликах? {168} -

{168 ...Зачем напоминаешь мне о кикликах. — Ср.: Каллимах. «Против тельхинов». 1: «ненавижу киклическую поэму».}

Ведь нам ни о чем толковом говорить нельзя, пока здесь сидит этот толстобрюхий Ульпиан! Пустозвонные песенки ему куда приятнее серьезных песен; таковы блудливые песенки, называемые "локрийскими" (см.639а), например, вот эта [PLG4. III.665]:

Что томит тебя? Не выдай, умоляю,

[с] Уходи, пока нет мужа: он ведь может

И тебе и мне задать большую взбучку.

Вот и день настал: что ж и солнца ты не видишь?

Такими песенками полна вся Ульпианова Финикия, по которой он прохаживается со своей дудочкой, окруженный слагателями так называемых "свинских песенок" (κολάβρος). Да, да, разлюбезный Ульпиан, именно так они зовутся. И Деметрий Скепсийский пишет в десятой книге "Троянского миростроя" [frag.6 Gaede]: "Ктесифонт Афинский, сочинитель [d] так называемых свинских песенок, которого Аттал, {169} первый, воцарившийся в Пергаме после Филетера, назначил судьей над Эолидой". И там же, в девятнадцатой книге [frag. 13 Gaede], - что у историка Мнесиптолема, набравшего однажды большую силу при дворе Антиоха, прозванного Великим, был сын Селевк, сочинявший "развеселые песенки" (ι̉λαρόι). Одна их них была у всех на устах [Powell 176]:

{169 Аттал. — То есть Аттал I, так как Эвмен пришел до него, см. 445d.}

Буду мальчишку любить: по мне это лучше женитьбы:

[е] Мальчик всегда под рукой, и в бою мне еще пригодится.

[Пародии]

54. После этого, поглядев свысока на Ульпиана, К и нуль к продолжал: "Ну, а раз уж ты гневаешься на меня, так и быть, я расскажу тебе, что же такое "кошачий концерт" (συρβηνέων χορός)". {170} Ульпиан в ответ: "Что? Ты, подонок, воображаешь, будто я на тебя сержусь, будто все твои слова для меня что-нибудь значат, "бесстыжая ты сука" [Ил.ХХI.481]? Но если ты впрямь вознамерился меня чему-то научить, - что ж, я заключаю с тобой перемирие не на тридцать, а хоть на сто лет; а ты мне только скажи, что это за συρβηνέων χορός". Кинулькна это: [f] "Знай, любезнейший, что Клеарх во второй книге "О воспитании" пишет [FHG.II.313]: "Остается 'кошачий концерт‛ (συρβηνέων χορός), каждый участник которого поет, что только ни придет ему в голову, не слушая ни предстоятеля и наставника хора, а слушатели такого пения еще того больше буйствуют". Как пишет пародист Матрон [Brandt 93]: {171}

{170 ...кошачий концерт... — См. 669b, 671с.}

{171 ...пишет пародист Матрон... — Трудно обнаружить в этих стихах какую-либо связь с предыдущим текстом.}

Все вот, которые были меж ними храбрейшие мужи, [Ил.XI.825]

Эвбей, и Гермоген, и славные также Филиппы, [ср.Ил.X.429]

Все погибли они и уже в Айдесовом доме. [Ил.XXII.52]

(698) Есть же Клеоник, ему бессмертная выпала старость,

Знает он многих поэтов, прекрасно знаком и с театром; [Од.XVII.283]

С ним лишь одним из умерших болтает порой Персефона. [Од.X.494]

Ты же, прекрасный Ульпиан, хоть и жив, но только задаешь вопросы, но не отвечаешь ни на один". Ульпиан на это: "Все-таки, мой добрый приятель, ...(лакуна)... пока продолжается наше перемирие, мне бы хотелось послушать пародии на эпических поэтов".

55. И Кинульк: "Много, приятель, было у нас поэтов, сочинявших пародии: знаменитейшим из них был современник царя Филиппа Эвбей Паросский. Он особенно издевался над афинянами, и "Пародии" его в четырех книгах дошли до нас. О нем упоминает Тимон в первой книге [b] "Силл" [frag.39 Wachsmuth, Diels, P.P.G.III.184]. А Полемон, перечисляя пародистов в двенадцатой книге "Посланий к Тимею", пишет так [Preller 76]: "Беот и Эвбей, писавшие пародии, были, по-моему, учеными людьми, потому что шутили очень ловко и, будучи эпигонами, превзошли поэтов более раннего времени"". А начинателем таких стихов следует считать ямбического поэта Гиппонакта: у него ведь есть гекзаметры [PLG4. 11.489]:

Эвримедонтова сына, пучину морскую, Харибду,

[c] Муза, воспой, чья утроба полна всерубающих лезвий!

Пусть же по воле народа погибнет он жалкою смертью

По приговору суда на бреге бесплодного моря.

Понемногу пользуется пародией в некоторых своих драмах и Эпихарм Сиракузский и поэт Древней комедии Кратин в "Сыновьях Эвнея" [Kock.I.32-33], а среди его современников его - фасиец Гегемон по прозвищу Факе. {172} Писал он так [Brandt 42; см. 406е]:

{172 ...по прозвищу Факе. — То есть Чечевичная похлебка. О его успехах в Афинах см. 496е-497с.}

[d] Я возвратился на Фасос, и многими комьями грязи

Стали кидаться в меня, высоко их вверх запуская;

Некто ко мне подошел и с речью такой обратился:

"О ненавистнейший муж! Кто тебя убедил взгромоздиться

На Дионисов прекрасный алтарь {173} такими ногами?"

{173 ...Дионисов... алтарь... — Собств. алтарь Диониса в афинском театре — возвышение в центре орхестры, с которого корифей управлял хором.}

Всем им тогда я сказал в ответ свое тихое слово:

"И против воли меня, старика, убедили взобраться

Бедность моя и барыш, - на корабль они также загнали

[e] Многих фасийских мужей, прекрасноволосых мерзавцев,

Тех, что и гибнут, и губят, {174} что там и сейчас распевают

{174 ...и гибнут, и губят... — Ил. IV.451; ср. Ил.ХI.83.}

Скверные песни дурных рапсодов; нужда в пропитанье

К ним затесаться меня заставила. Но никакая

Больше нажива меня не погонит в дорогу, и тратить

Здесь, никому не вредя, серебро свое славное {175} буду,

{175 ...серебро... славное... — Ср. Ил. XXIV.437: «славный Аргос».}

[f] Чтоб никакая жена ахейская не попрекнула, {176}

{176 Чтоб никакая жена... — Ср. Од.II. 101.}

Если супруга испечь мне ахейский задумает хлебец, {177}

{177 ...хлебец... — См. 109е. Это был большой каравай в честь Деметры и Коры. Жена поэта, не ведая о его богатствах, будет печь вместо ахена маленький сырный пирог.}

И не сказала б, пирог завидев лишь маленький сырный:

"Милая, ты испекла так мало, а муж твой в Афинах

Спел и полсотни монет за свое выступление вывез"".

Так колебавшемуся в думах предстала Афина Паллада

С жезлом в руках золотым, погнала и промолвила слово:

(699) "О злополучный Факе, пускайся, мерзавец, в сраженье!"

Сердцем тогда я дерзнул и громче завыл свои песни.

56. Сочинял пародии и другой поэт Древней комедии Гермипп [ср.29е]. Однако первым вышел на театральные состязания с пародией Гегемон и одержал в Афинах многие победы, а самую славную - "Гигантомахией". Написал он и комедию в старинном стиле, озаглавленную "Филинна". А у Эвбея в стихах, действительно, много забавного - например, [b] о сражении банщиков [Brandt 52]:

Медноконечные чаши {178} стремительно мечут друг в друга [Ил.XVIII.534].

{178 Медноконечные чаши... — Копья в шутку заменены цирюльничьими чашами.}

Или о цирюльнике с гончаром, поссорившихся из-за девки [Brandt 52]: {179}

{179 ...поссорившихся из-за девки... — Ил.I.275, 277. «Ты, Агамемнон, как ты ни могуч, не лишай Ахиллеса / Девы... / Ты же Пелид...». Нестор увещает Агамемнона и Ахилла. Гегемон остроумно заменяет «деву» на цирюльника, а гончар назван сыном Пелея по созвучию его имени с илом, грязью (πηλευς).}

Ни ты, цирюльник, сколь ты ни могуч, не лишай его дара,

Ни ты, Пелид.

Что такие поэты пользовались некоторой известностью хотя бы в Сицилии, свидетельствует трагический поэт Александр Этолийский в таких элегических стихах [Meineke "Аn. А1ех." 230]:

[с] В пору, когда Агафокл {180} их злосердый изгнал из отчизны.

{180 Агафокл. — О жестокости Агафокла см. Диодор XIX.6-7.}

Вел сей муж свой род от именитых отцов,

С юности дружбу водил он бродягой с бродягами, в ярой

Страсти к мальчишкам пылал громче, чем даже Мимнерм.

Он-то изобразил блестящим гомеровским слогом

Чеботарей и воров, евнуха в пестром бреду,

И сиракузский народ хвалил их. Но тот, кто Беота

Слышал, тому никогда в радость не будет Эвбей".

[О светильниках]

[d] 57. И много подобных предметов обсуждалось на каждой нашей сходке.

Но однажды случилось, что нас застала темнота, и тут один из нас обратился к слуге: "Эй, малый, принеси-ка лихнион (λυχνίον, светец)!", другой потребовал лихней (λυχνεύς, светильник), третий лофнию (λοφνία), объясняя, что так называется лубяной факел, другие требовали кто панос (πανός, факел), кто фанос (φανός, фонарь), кто лихнух (λυχνου̃χος, светодержтель), {181} лихн (λύχνος, засветка), а иной - двойной лихн (двух-фитильный), а иной требовал гелану или геланов, утверждая, что это название факелов происходит от слова солнечный зной ('έλα) (см. 601е); при этом он ссылался на первую книгу Неанфовой "Истории Аттала" [FHG.III.4, J.2 В 895, 2 А 192]. Так, выкликая каждый свое, и наперебой приводя в подтверждение своих слов цитаты, они подняли немалый переполох. Кто-то, ссылаясь на "Глоссарий" Силена, уверял, что афиняне [е] называли фанами факелы (φανός). {182} Однако Тимахид Родосский пишет, что факелы назывались еще и делетрами (δέλετρον, приманка), {183} ссылаясь на то, что молодежь разгуливает ночами с ... (лакуна)... которые они называют "геланами". Америй же называет факелы грабиями (γράβιον). Селевк объясняет это слово так: "Грабий - это полено каменного или обыкновенного дуба, расщепленное со всех сторон и перевязанное, которое зажигают для освещения дороги". Во всяком случае, Феодорид [f] Сиракузский говорит в дифирамбе "Кентавры" [Diehl 11.295]:

{181 Лихнух. — Собств., это была подставка под лампу или фонарь с отверстием, через которое огонь светил вперед.}

{182 Фан. — Аристофан. «Лисистрата» 308: «потом на углях разожжем лозы смолистый факел (φανός)».}

{183 Приманка. — Это значение могло возникнуть из практики ночной охоты на рыб с острогой.}

И капала смола из грабиев, -

то есть из факелов. Упоминает грабии и Страттид в "Финикиянках" [Коск.I.726].

58. Что же касается термина "лихнух" (светодержатель), то Аристофан в "Эолосиконе" свидетельствует, что так назывались наши нынешние фаны [Коск.I.394]:

И хитон его исподний

Так и светится сквозь дыры,

Словно из фонарика (λυχνούχω).

Во второй же "Ниобе", назвав его "лихном" [Ibid., 436]:

Ой, у меня из рук светильник (λύχνος) выскользнул! -

он называет его "лихнухом":

Светильня без светильника (λυχνου̃χος)? Не может быть!

А потом называет его "лихнидионом":

И спи спокойно, как светец в светильнике (λυχνίδνος).

Платон упоминает "лихнух" в "Долгой Ночи" [Коск.I.624]: {184}

{184 «Долгая Ночь». — Заглавие относится к той ночи, в течение которой Зевс, гостя у Алкмены, зачал Геракла.}

При фонарях (λυχνου̃χοι) отправится процессия.

Ферекрат - в "Наставнике рабов" [Kock.I.l 56]:

Но выйти поспеши, - уже смеркается, -

И выноси фонарик (λυχνου̃χος) со светильником (λύχνος).

Алексид - в "Изгнанном" [Kock.II.332]:

Чуть не обжегся сгоряча светильником,

Когда из фонаря (λυχνου̃χος) его он вытащил

И к собственному брюху невзначай прижал.

Эвмед, сказав в "Зарезанном" [Kock.III.377]:

Веди же, но заметив спереди...

продолжает:

... с фонарем (λυχνου̃χος)...

Эпикрат, сказав в "Трезубце" или "Старьевщике" [Kock.II.285]:

трезубец и фонарь возьми (λυχνου̃χος),

продолжает:

А я держу в руке мое орудие,

На тварь морскую дрот железнокованный,

И скрытый в роге яркий свет светильника (λύχνος).

(700) Алексид в "Мидоне" {185} [Kock.II.351]:

{185 «Мидон». — Среди спорных диалогов, приписываемых Платону, был «Мидон», или «Конюший» (см. Диоген Лаэртский. 111.62).}

Кто с фонарем ходить ночами выдумал,

О пальцах на ногах своих заботился.

59. Тот же Алексид в "Боговдохновенном" [Kock.II.325]:

Подозреваю, что иные встречные

Ругаются: в такое время раннее {186}

{186 ...время раннее... — То есть еще при свете дня.}

Гуляю выпив. Но какой, скажите мне,

Другой такой есть факел (φανός), как сладчайшее

Светило, солнце?

Анаксандрид в "Спеси" [Kock.II.351]:

Зажги-ка мой светильник (λύχνος) этим факелом (φανός).

[b] Одни утверждали, что "фан" - это (всякий) светильник, другие - что это связка наколотых лучин. Менандр в "Родственниках" [Kock.III.20]:

Лучина (φανός) эта вся водой пропитана,

Не стряхивать, а выжимать приходится.

Никострат в "Земляках" [Kock.II.225-226; ср. Аристофан "Лягушки" 1386]:

Что ни продаст сосед-мелкоторговец наш,

Вино, лучину (φανός), уксус, - все водой зальет.

[с] Филиппид в "Женщинах в лодке" [Kock.III.306]:

- Светильник (φανός) нам не светит ну ни сколечко.

- Не в силах ты раздуть его, несчастная?

60. Ферекрат в "Лоботрясах" называет λυχνει̃ον то, что теперь называется λυχνία {187} [Kock.I.169]:

{187 λυχνία — подставка под светильник или фонарь.}

- Работы чьей подставка?

- Из Этрурии.

У этрусков действительно было много разных промыслов, потому что они любили ремесла. Антифан во "Всадниках" [Kock.II.54]:

Три копьеца связав,

Мы сделали подставку для светильника.

Дифил в "Ошибке" [Kock.II.541; ср. 401а]:

[d] Зажгли светильник мы и принялись

Искать его подставку.

Эвфорион же в "Исторических записках" пишет [frag.24b, р.76 Meineke], что сицилийский тиран Дионисий Младший подарил городскому совету Тарента подставку (λυχνει̃ον), способную держать столько светильников, сколько дней в году. А комедиограф Гермипп в "Ямбах" называет военную подставку "составной" [Kock.I. 248]. Он же пишет в "Носильщиках" [Kock.I.243]:

Направо выйду - посвети фонарик (λυχνίδιον) мой!

Наконец, πανός (=φανός) - это расщепленное и связанное деревянное [e] поленце; оно тоже служило для освещения. Менандр в "Родственниках" [Kock.III.21]:

... неси же факелы (πανός),

Неси фонарь, подставку для светильника,

Неси, что есть, - побольше свету было бы.

Дифил в "Воине" [Kock.II.542]:

Лучина (πανός) вся размокла.

Однако еще раньше πανός был упомянут Эсхилом в "Агамемноне" [284] и Эврипидом в "Ионе" [195]. Наши предки называли его также "деревянной подставой" (ξυλολυχνοΰχος). Например, Алексид в "Новоселе" так [Kock.II.408]:

Подстава ж деревянная...

...

...

... [край оторван]

...

...

Феопомп же в "Мире" упоминает так [Kock.I.735]:

Мы в добрый час избавились

От колотой лучины (ο̉βελισκολυχνίον) и от злобного

Мече-ножа...

61 ................................................ {188}

{188 Здесь утрачена половина страницы рукописи А, частично восполняемая извлечением из СЕ.}

[Извлечение в CE]

О "деревянном" светильнике (ξυλολύχνον) упоминает Алексид; это, скорее всего, то же самое, что и "колотая лучина" (ο̉βελισκολυχνίον) Феопомпа. Филиллий называет факелы δάδες. Вообще, светильник -изобретение не столь уж давнее: древние пользовались для освещения сосновыми факелами и факелами из другого дерева. {189} "Усыпить светильник" - выражение Фриниха [Коск.I.377].

{189 ...факелами из другого дерева. — Однако слово «светильник» (λύχνος) встречается еще в Одиссее (XIX.34), означая, возможно, подставку для факела; ср. «Война мышей и лягушек». 180, а также у Алкея (см. 430d). Светильники встречаются еще в раскопках минойского времени.}

.......................

Коли надобность возникнет, {190} я, конечно, принесу

{190 Коли надобность возникнет... — Возможно, из Филлилия (см. выше), Коск.1.788; ср. Поллукс VI. 103.}

И светильник двухфитильный, принесу и фитили.

И Платон в "Долгой ночи" [Коск.I.624; ср. 699f]:

Светильник двухфитильный у висков его

Стоять там будет.

(701) Упоминают о двухфитильных светильниках и Метаген в "Жертвоприносительнице" [Коск.I.708] и Филонид в "Котурнах" [Коск.I.255]. Клитарх пишет в "Глоссарии" (выше, 699d), что родосцы называют факел, сделанный из коры виноградной лозы, "лофнис" (λοφνίς). А Гомер называет факелы δεταί [Ил.Х1.554, XVII.663]: {191}

{191 Δεταί — дословно означает «связанные», т.е. связку лучин, намоченных в смоле или масле.}

Главни (δεταί) горящие; их устрашается он и свирепый.

Тот же факел, как утверждает Америй, назывался "геланой" (έλάνη), но Никандр Колофонский называет геланой связку тростниковых лучин, [b] В среднем роде слово "светильник" (λύχνα) можно найти у Геродота во второй книге "Истории" [11.62]. Зажигание светильников, которое большинство людей называет λυχναψία, Кефисодор в "Свинье" назвал λυχνοκαυτία [Коcк.1.802].

Тут Кинулькв своей вечной вражде к Ульпиану, крикнул: "А мне, прислужник, купи на грош свечей (κανδήλαι), чтобы я мог вслед за сладчайшим Аристофаном повторить слова прелестного Агафона [TGF2. 766; Коск.1.544]:

Прочь, прочь несите сосны светоносные.

Как Агафон сказал бы".

И с этими словами,

Хвост подвернув себе под лапы львиные, {192}

{192 Хвост подвернув... — Остроумно использован стих из эврипидовского «Эдипа» [TGF.2 532] о Сфинксе: «хвост подвернув под свои львиные ноги ... она сидела».}

Кинульк уполз с пира, совершенно одоленный сном.

[О присловье "Иэ пеан"]

62. Поскольку раздавалось много возгласов "иэ пеан" (ι̉ὴ παιάν), то Понтиан спросил: "Любезные друзья, я хочу узнать, что это такое: [с] присловье ли, гимнический припев ли, или еще что". Демокрит на это ответил: "Клеарх Солейский, не уступающий [в учености] никому из учеников мудрого Аристотеля, говорит в первой книге "О пословицах" [FHG.II.318]: "Богиня Лето, придя из эвбейской Халкиды в Дельфы, родила Аполлона и Артемиду близ пещеры известного Пифона. И когда Пифон бросился на них, то Лето с одним из младенцев на руках вскочила [d] на камень, что и сейчас лежит у подножия ее бронзовой статуи у платана в Дельфах, изображающей этот случай, и крикнула: "Гие пай! ('ίε παί)" (А у Аполлона в руке были лук.) Это значило, как если бы кто сказал: "Стреляй, дитя" или "Ударь, дитя". Отсюда, говорят, и пошло "Гие пай! ('ίε παί)" и "Гие пайон! ('ίε ποτών)"". Однако некоторые, меняя слово и убирая густое придыхание, полагают, что это присловье от опасности, и читается оно "Ие пайон! (ι̉ὴ παιών)", а не "Гие пай! ('ίε παί)". {193} Многие [е] восклицают эти слова, кончив какое-то дело, причем одни из них утверждают, что "Ие пайон! (ι̉ὴ παιών)" - это поговорка, смысл которой из-за привычности забылся, а другие, что это вовсе и не поговорка. Во всяком случае, выдумано утверждение Гераклида Понтийского [Voss 51], будто "бог (Аполлон) сам первым трижды воскликнул при возлиянии "Ие пэан! Ие пэан! Ие пэан! (ι̉ὴ παιάν)"". Этим уверением он приписывает богу изобретение стихотворного триметра: будто ему "принадлежат оба вида триметра - если первые два слога читать долгими, то ι̉ὴ παιάν составляет [f] героический размер (гекзаметр), а если [первый слог] произносить кратко, получается ямбический размер. Впрочем, тогда ясно, что Аполлону должен принадлежать и третий размер, хромой ямб - если (в предположении, что первый слог каждой стопы краток) читать два последних слога в строке долгими, то получится Гиппонактов ямб".

{193 ...не «Гие пай!...» — Такова была трактовка школы Кратета, в противоположность Аристарху. Схолии к Ил.ХV.365 разъясняют, что Аристарх пользовался густым придыханием и производил присловье от ’έσις (бросание), в то время как школа Кратета использовала тонкое придыхание и производила присловье от слова ι̉άσις (целебное средство).}

63. И после этого, когда мы уже вставали расходиться, в залу друг за другом вошли слуги, и один нес кадильницу, а другой - (чашу для возлияний) ................ {194}

{194 Здесь утрачены три последние строки второго столбца листа 372 рукописи А.}

(После этого наш гостеприимец Ларенсий), совершив обряд очищения ладаном, вознес моления всем богам и всем богиням; затем он совершил возлияние вином и по местному обычаю остаток несмешанного вина отдал выпить рабу. А после этого он пропел пеан богине Гигиее, сочинение Арифрона Сикионского [PLG4. III.595-597]:

(702) Гигиея-Здравие,

Старейшая меж блаженных,

С тобою,

Прозорливою однодомницею,

Мне бы дожить остаток жизни!

Ежели даруется радость

В деньгах, в детях,

В царской ли богоравняющей мощи,

В страсти ли, настигаемой

[b] Афродитиною тайною снастью,

В чем ли ином,

От богов людям данном в сласть и отдых, -

Лишь с тобою,

Блаженная Гигиея,

Все цветет и блещет в песнях Харит,

Без тебя же ни единый не счастлив.

64. И, сердечно обняв нас ....... отерев руки {195} ......... было известно древним. [c] Ибо сочинитель флиаков Сопатр в своей "Чечевичной похлебке" говорит так [Kaibel 196]:

{195 Здесь утрачены три строки рукописи А.}

Сам мясо нарезаю и умею взять

Меж восьмерых вино себе тирренское.

Вот тебе, дорогой мой Тимократ, не Платонов пересказ ["Письма" 2, р.314с] шуток молодого славного Сократа, но вся мудрость пирующих софистов, ибо по словам Медного Дионисия (см.669а) {196} [PLG4. 11.264]:

{196 Курсивом отмечено цитирование фрагмента 89 Пиндара.}

Что же прекрасней всего для всех, приступающих к делу

Иль завершающих труд? То, что желанно для них!

Конец

Приложения

Афиней и его книга

I. Об авторе

Об Афинее мы знаем немного: родился в Египте, в городе Навкратисе; {1} был автором еще двух сочинений - о сирийских царях и о комедии Архиппа под названием "Рыбы". {2} Больше ничего он о себе не сообщает, даже время его жизни устанавливается лишь по косвенным данным. Во-первых, поэт второй половины II в. н. э. Оппиан упомянут в "Пире мудрецов" как "живший незадолго" до самого Афинея. {3} Следовательно, время жизни нашего автора сдвигается к самому концу II в. Это подтверждается еще одной деталью: императора Коммода, умершего в 192 г., Афиней называет своим современником. {4} Во-вторых, среди участников афинеевского диалога есть некий Ульпиан из Тира. Человек с таким именем действительно существовал - это был знаменитый правовед, погибший в 228 г. В книге XV Афиней сообщает, что Ульпиан умер через несколько дней после пира. {5} Следовательно, если Ульпиан исторический и Ульпиан афинеевский - одно и то же лицо, то время написания "Пира мудрецов" отодвигается к 228 г. {6} По данным словаря Суды, Афиней жил при Марке (ε̉πί τών χρόνων Μάρκου). Эти сведения не противоречат нашей хронологической раскладке, если под Марком подразумевается не Марк Аврелий (правил в 161-180 гг.), а Марк Аврелий Антонин (Каракалла) (правил в 211-217 гг.). Сопоставление всех данных приводит к выводу, что Афиней жил на рубеже II и III вв.

{1  Афиней. «Пир мудрецов» (далее: Афиней) III.73а; VII.301c; XI.480d.}

{2  Афиней. V.211a; VII.329c.}

{3  Афиней. I.13с.}

{4  Афиней. XII.537f.}

{5  Там же. 686а сл.}

{6  См., однако, ниже, раздел V «О действующих лицах».}

II. О заглавии

По-гречески книга Афинея называется одним словом - Δειπνοσοφιςταί. Это слово придумал, скорее всего, сам Афиней, присоединив корень δειπν- (ср. δει̃πνον "еда, трапеза") к слову σοφιστής. Буквально это слово означает "знаток, сведущий человек", иногда даже "мудрец", и такое - вполне нейтральное - значение сохранялось на протяжении всей античности. Вместе с тем, некоторые события греческой интеллектуальной жизни придали ему еще одно, специальное значение. Это произошло во второй половине V в. до н. э., когда в Афинах появились люди, которые за деньги стали учить красноречию. Эти люди объясняли афинянам: всякий, кто хочет добиться успехов на государственном поприще, должен уметь хорошо и убедительно говорить, потому что истинным является то, что хорошо доказано, а никакой объективной истины не существует. Своих новых учителей афиняне стали иронически называть "знатоками" (σοφισταί) - их-то мы и называем софистами. Это были так называемые первые софисты. Второе поколение софистов появилось гораздо позже - уже в Римской империи, в Ι-ΙΙ вв. н.э. "Вторые" софисты, считавшие себя наследниками "первых" , не учили красноречию как политическому орудию - ведь участие граждан в государственной жизни в это время было незначительным. Уделом Второй софистики стало услаждение публики речами на самые разные темы, для чего требовалось не только красноречие, но и обширные знания. Очень важно, что софисты римской эпохи считали себя преемниками старых софистов и потому видели свою задачу в том, чтобы всеми возможными способами культивировать греческую классику, которая уже для них стала стариной.

Что же стоит за словом σοφιστής в заглавии Афинеевой книги? Для того чтобы правильно истолковать это заглавие, необходимо понять и другое - как соотносятся логически составляющие его части. В словаре Суды зафиксировано слово ι̉ατροσοφιστής. Оно устроено по той же схеме, что и интересующее нас δειπνοσοφιστής, и означает "сведущий в медицине" (ср.: ίατρεία - "врачебное искусство, медицина" ). Таким образом, σοφιστής здесь используется в самом простом значении - "знаток, сведущий человек", а первая часть слова обозначает ту область, в которой человек сведущ. Такая логическая схема легко объяснима: σοφιστής - отлагольное существительное со значением действующего лица; оно сохраняет способность "своего" глагола (σοφίζομαι) иметь при себе объект. Следуя аналогии, можем предположить, что δειπνοσοφιστής означает "сведущий в трапезах". Заметим, что и в других сложных словах с δειπν-, где вторая часть - отглагольная и обозначает некое действующее лицо, логические отношения между частями именно таковы: ср. δειπνολόχος, "ловец обедов, парасит"; δειπνοκρίτης, буквально "тот, кто оценивает трапезу" (название должностного лица); δειπνοποιός, буквально "тот, кто делает обед" (так обозначался поставщик продуктов). При таком толковании заглавия наиболее естественным кажется перевод "Знатоки трапез".

Возможен и другой перевод заглавия - "Пирующие софисты". {7} Он предполагает совсем иное толкование смысла греческого заглавия. Само слово "софист" отсылает к тому специальному значению, о котором мы говорили выше. И это, видимо, правильная отсылка - во всяком случае, наука XX в. прочно связала Афинея с движением Второй софистики. {8} Зато внутренняя логическая схема слова при таком истолковании выглядит не как "действующее лицо + объект его действия", а как "действующее лицо + его определение" . По правилам греческого словообразования такая схема возможна, если в первой части использовано прилагательное, а не существительное (ср., например, α̉ριστοπολίτης - "наилучший гражданин"), но если допустить, что Афиней относился к правилам своего языка вольнее, чем мы, то можно предположить вслед за новейшими исследователями, что он сознательно озаглавил свое произведение так, чтобы читатель мог интерпретировать его сразу несколькими способами. {9} Именно поэтому очень трудно перевести заглавие книги, так что многие переводчики предпочитают транслитерацию. {10}

{7  Ср. англ. «Dining Sophists» (Cambridge History of Classical Literature I. Cambridge, 1985) или «The sophists at dinner» (Athenaeus. The Deipnosophists / With an Engl, translation by Ch. Gulick: In 7 vol. L., 1987. Vol. 1. Introd.).}

{8  В работах последних лет эта линия продолжается и развивается: см.: Anderson Gr. Athenaeus: the Sophistic Environment // Aufstieg und Niedergang der Romischen Welt. Bd.34 (3): Sprache und Literatur. В.; N.Y., 1997.}

{9  Ibid., р. 2173, n. 2.}

{10  Ср. ниже, примеч. 12.}

В России до сих пор отдавалось предпочтение варианту "Пирующие софисты" . Его мы встретим и в отечественных учебниках античной литературы, и в справочниках. {11} В предлагаемом издании принято заглавие "Пир мудрецов". Это сделано для того, чтобы не смущать современного русского читателя трудным словом и не вводить его в заблуждение в том случае, если слово "софист" он связывает только с афинскими философами V в. до н.э.

{11  Тронский И. М. История античной литературы. М., 1983; Античная культура: Словарь-справочник. М., 1995.}

III. О тексте

Текст "Пира мудрецов" - такая же загадка для исследователей, как и сам автор. В 1423 г. епископ Феррары Джованни Тавелла де Туссильяно, известный в среде гуманистов как Ауриспа, привез из Константинополя в Венецию рукопись "Пира мудрецов" X в. Это самая ранняя из дошедших до нас рукописей Афинея. Ее принятое название - Codex Venetus Marcianus; в изданиях она обозначается сиглой А. В этой рукописи весь текст разделен на пятнадцать книг, но не хватает кн. I - II, начала книги III, имеются пропуски (лакуны) в книге XI и, как считается, отсутствует конец всего сочинения. С рукописи А было сделано множество списков, но издатели нового времени обращаются чаще всего к спискам XV-XVI вв. - Codex Laurentianus (В) и Codex Palatums (Ρ).

Кроме того, сохранилась так называемая эпитома (иначе говоря, краткий пересказ) афинеевского сочинения. Эта эпитома была сделана в XI в. и содержит все пятнадцать книг. Следовательно, пересказчик пользовался более полным текстом, чем тот, что дошел до нас в рукописи А. Списков эпитомы было множество, но издатели считают лучшими Codex Parisinus (С) и Codex Laurentianus (Ε). Эпитома позволяет в какой-то степени восполнить те пропуски, о которых уже было сказано, однако проблемы с текстом "Пира мудрецов" остаются.

Вплоть до последнего времени в науке господствовала точка зрения, согласно которой дошедший до нас текст является лишь сокращенным вариантом подлинного афинеевского сочинения. {12} Каковы же аргументы? Во-первых, на полях рукопии А есть такие пометки: к кн. III, гл. 50: τω̃ν είς λ' τέλος του̃ ε' α̉ρχή του̃ ς' ("из тридцати, конец 5-го, начало 6-го" ); к кн. IV, вступление: τω̃ν είς λ' α̉ρχή του̃ ζ ("из тридцати, начало 7-го") и т. п. Всего таких пометок одиннадцать (к кн. III, IV, VI - X). Г. Кайбель считал, что эти пометки устанавливают соответствие между полным вариантом афинеевского сочинения, включавшим 30 книг, и сокращенным, включавшим всего 15 книг.

{12  Сторонником такого взгляда на текст был немецкий издатель Георг Кайбель (Athenaei Naucratitae Deipnosophistarum libri XV / Rec. G. Kaibel. Lipsiae, 1887-1890), и его идеи до недавнего времени поддерживались большинством исследователей и издателей — и английских (см. выше, примеч. 7), и французских (Athenee de Naucratis. Les Deipnosophistes. Livres I-II. Texte etabli et traduit par AM. Desrousseaux. P., 1956).}

Во-вторых, в тексте обнаруживается множество несообразностей и противоречий, которых не должно быть в последовательном авторском тексте. Вот несколько примеров.

1. Из вступления следует, что автор намерен пересказать нам беседы, происходившие во время одного пира. {13} Но далее в тексте есть указания на то, что участники беседы собирались несколько раз. Первая встреча заканчивается в конце книге V; возобновившись в книге VI, она опять прерывается в конце книги X: "Вот сколько всего наговорили пирующие софисты о загадках, но стоит отложить разговор о чашах на завтра, ведь пока мы обдумывали сказанное, настал вечер" (459b) (здесь и далее перевод мой. - О. Л.). Книга открывается обещанной новой встречей: "Ну-с, дружище Тимократ, с чего начнем, как сказал комический поэт Кефисодор, ведь собрались мы рано, влекомые к чашам, и пока гости еще сидели {14} и разговор не начался, Ульпиан сказал..." (459f). В конце книге XIV отмечается завершение еще одного дня и собеседники расходятся (664f).

{13  Как остроумно замечено, «эти беседы заморили бы гостей насмерть, если бы такой пир действительно состоялся» (The Cambridge Ancient History. Cambridge, 1939. Vol. XII. P. 619 sq).}

{14  To есть еще не расположились на ложах, приняв обычную позу полулежа.}

2. Невозможно понять, в какое время года происходит пир. Из книги IX можно заключить, что софисты пируют в январе: "Так вот, мы изумлялись, поедая тыквы в январе" (372d). В книге VIII читаем, что дело происходит во время праздника Парилий, т. е. в апреле (361e-f). а в книге III один из собеседников, Ульпиан, обращаясь к философу-кинику по прозвищу Кинульк, говорит: "Не лай, дружище, и не сходи с ума, кичась собачьим бешенством дней под созвездием Пса" (99е). {15}

{15  «Псом», или «Жгучим Псом» (отсюда «Сириус»), называлось созвездие, восходившее в самую жаркую пору лета.}

3. В некоторых книгах форма диалога стерта, а книга XII вообще представляет собой монолог. При беглом чтении он воспринимается как речь самого Афинея, но одна оговорка ("у нас в Александрии" - 554а) показывает, что в тексте путаница, - остался неотмеченным переход речи к другому собеседнику, так как Афиней назвать себя "александрийцем" не мог - обычно он говорит о себе "мы, жители Навкратиса" (ср., напр., 73а).

4. Форму диалога разрушают и многочисленные лексиконы и каталоги, которые "вклиниваются" в речь собеседников.

Эти и многие другие "дефекты" текста Г. Кайбель объясняет злонамеренностью безвестного пересказчика, по вине которого мы теперь имеем дело с перекроенным текстом. Английский издатель Ч. Гьюлик допускает, что виноват мог быть как пересказчик, так и сам автор, запутавшийся в своем громоздком тексте. Французский издатель также склонен думать, что первоначально сочинение Афинея было объемнее и состояло из 30 книг. {16}

{16  Издания указаны в примеч. 12.}

В науке последних лет возобладало прямо противоположное мнение, согласно которому книга Афинея - цельное, стройное, продуманное произведение. {17} Его структура, как считают новейшие исследователи, определяется соотношением диалогических и повествовательных частей. Диалоги, как и повествования, делятся на внутренние и внешние. Внешние диалоги происходят между Афинеем и Тимократом. Фактически это псевдодиалоги, потому что мы слышим только слова Афинея, обращенные к Тимократу, из которых понятно, о чем тот спрашивает или просит Афинея, но прямых реплик Тимократа Афиней не приводит никогда. Эти своеобразные диалоги образуют рамку всего произведения и каждой отдельной книги. В некоторых случаях, как в конце книг VI, IX, X, Афиней предлагает своему незримому собеседнику закончить с данной темой или перенести ее обсуждение на следующий день, но прямого обращения к Тимократу здесь нет - его заменяют "побудительные" формы ("давай остановимся", "давай отложим") или аналогичные им формы будущего времени ("остановившись здесь, мы начнем").

{17  См.: Rodriguez-Noriega Guillen L. Are the fifteen books of the Deipnosophistae an Excerpt? // Athenaeus and his World. Reading Greek Culture in the Roman Empire / Ed. by D. Braund and J. Wilkins. Exeter, 2000; Wilkins J. Dialogue and Comedy: The Structure of the Deipnosophistae II Ibid.}

В двух случаях рамка расплывается, так как Афиней просто констатирует окончание беседы: "На этих словах народ стал расходиться и потихоньку завершил встречу" (кн. V); "После всего сказанного... решили разойтись - ведь наступил вечер. Так мы и вынуждены были расстаться" (кн. XIV). И здесь уже неясно, относятся ли слова Афинея к обстоятельствам его встреч с Тимократом, или к самому пиру, который он пересказывает для Тимократа. Такой способ оформления рамки вслед за новейшими исследователями назовем внешним повествованием. {18}

{18  Idem. P. 251.}

Внешние диалоги и повествования служат не только формальной задаче отделения книги от книги - иногда они имеют программный характер: например, в конце книги III Афиней и Тимократ спорят, какие пиры лучше обсудить, аттические или македонские, а в начале книги IV (130е) темой обсуждения становятся аттические и македонские блюда; далеко не случайной оказывается и затронутая Тимократом в начале книги II тема пестроты (греч. ποικιλία) - ведь именно принцип пестроты, т. е. соединения всевозможных тем и стилей, лежит в основе афинеевского творческого метода. {19}

{19  Lukinovich A. The Play of Reflections between Literary Form and the Sympotic Theme in the Deipnosophistae of Athenaeus, p. 267 // Sympotica. A symposium on The Symposion / Ed. by O. Murray. Oxford, 1990. P. 267; Wilkins J. Dialogue and Comedy... P. 31.}

Внутренние диалоги происходят между участниками пира, о котором Афиней рассказывает Тимократу. Иногда содержание бесед излагается без оформления их в виде прямой речи - это внутреннее повествование. Переход от внешних диалогов и повествований к внутренним иногда бывает стертым, иногда попросту отсутствует, как, например, в книге IV (134d), где за речью самого Афинея, обращенной к Тимократу, непосредственно следует речь одного из пирующих с пометкой "и Плутарх сказал". Такая небрежность объясняется внутренними приоритетами Афинея, готового пожертвовать формой своего произведения ради его содержания. {20}

{20  Rodriguez-Noriega Guillen L. Op. cit. P. 247}

Впрочем, это не мешает новейшим исследователям считать глубоко продуманной и композицию "Пира мудрецов". Существует мнение, что она отражает "композицию" реального античного пира: если пирующие сначала встречают гостей, рассаживаются и закусывают, потом основательно обедают, а напоследок переходят к винопитию и развлечениям, то и в афинеевской книге нас сначала знакомят с гостями и рассуждают о пирах вообще (книге I-V), потом угощают по преимуществу кулинарными темами (кн.VI - середина кн. X), а под конец переходят к темам "десертным" - эротика, музыка, развлечения, игры, десерты в собственном смысле и т. п. {21}

{21  Ibid. P. 253.}

Структура и композиция "Пира мудрецов" яснее видна в схеме. Для первых трех книг картина приблизительная, так как полного текста этих книг у нас нет.

Книга I

1. Рамка: ?

2. Внутренние диалоги/повествования:

1с-2с: знакомство с гостями и хозяином-библиофилом;

2d-3d: владельцы библиотек;

3f-8e: сочинения и литературные игры на пиршественную тему;

8е-26b: различные аспекты пиршественной темы у Гомера; сопоставление с более поздними авторами;

26b - до конца книги: о винах.

3. Рамка: ?

Книга II

1. Рамка: ?

2. Внутренние диалоги/повествования:

35a-40f: вина (продолжение);

40f-47a: воды и др. жидкости;

47b-49d: разное;

49е-71е: каталог овощей и фруктов.

3. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

Книга III

1. Рамка: ?

2. Внутренние диалоги/повествования:

72b-85с: продолжение каталога овощей, фруктов и прочих съедобных плодов;

85с-94b: морские продукты;

94с-96е: требуха;

96f-100b: о ревнителях точного словоупотребления;

100с-101b: свиная матка;

101с-104с: классические пиры;

104d-108f: морские животные;

109а-116а: хлеб и его сорта;

116b-121е: солонина;

121f-125f: прохладительные напитки;

126а - до конца книги: запахи.

3. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

Книга IV

1. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

2. Внутренние диалоги/повествования:

128a-130d: свадебный пир у македонян (из "Пиршественных писем Гипполоха");

130d-138b: аттические пиры;

138b-143f: лаконские и критские пиры;

143f-144b: персидские пиры;

144b-148с: роскошь персов, Антония и Клеопатры;

148d-153d: пиры отдельных областей и народов (фиванцы, аркадяне, египтяне, индийцы и т.д.);

153е-155а: поединки;

155b - до конца книги:разное;

174а-185а: музыкальные инструменты.

3. Рамка: повествование.

Книга V

1. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

2. Внутренние диалоги/повествования:

186d-193c: гомеровские пиры; их воспитательное значение;

193d-195f: пир у Антиоха Эпифана. Праздничное шествие;

196a-206d: праздничное шествие, устроенное Птолемеем Филадельфом; корабли Птолемея Филопатора;

206d-209e: корабль Гиерона Сиракузского;

210d-211d: цари - любители пиров;

211е-216с: философы на общественном поприще;

216с-221а: сочинения философов как источник (анахронизмы, ложные обвинения и т. п.).

3. Рамка повествование: конец 1-го дня.

Книга VI

1. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

2. Внутренние диалоги/повествования:

224с-228с: рыбная ловля и торговля рыбой;

228с-231b: домашняя утварь;

231b-234с: золото, серебро и бронза у греков и других народов;

234d-248c: параситы;

248d-262a: льстецы;

262a-272f: рабы;

273е - до конца книги: рабы у римлян; римские патриархальные обычаи и современная римская роскошь.

3. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

Книга VII

1. Рамка: отсутствует.

2. Внутренние диалоги/повествования:

275с-276с: понятия φαγησία, φαγησιποσία и λαγυνοφορία;

276e-278d: рыба;

3. рамка: 277 b: обращение к Тимократу;

278е-281е: отступление: о наслаждении;

281f - до конца книги: алфавитный каталог рыб.

3. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

Книга VIII

1. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

2. Внутренние диалоги/повествования:

331с-348е: рыба и любители рыбных блюд;

348e-354d: разное;

352d-354d: критика зоологических воззрений Аристотеля;

355а-362е: продолжение рыбной темы;

362d-365d: типы обедов.

3. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

Книга IX

1. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

2. Внутренние диалоги/повествования:

366а-369а: пряности;

369а-376с: овощи, домашняя птица, свинина;

376a-383f: речь повара;

384а-399а: блюда из дичи; о птицах; о животных;

399a-399d: каталог: съедобные части животных;

399d-408c: каталог: животные;

408с - до конца книги: сосуды для умывания и полотенца.

3. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

Книга X

1. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

2. Внутренние диалоги/повествования:

411а-418с: обжоры и обжорство;

418с-423а: об умеренности;

423а-448b: употребление вина (способы смешения, сосуды) и злоупотребление вином;

448c-459b: загадки.

3. Рамка: диалог Афинея и Тимократа: конец 2-го дня.

Книга XI

1. Рамка: диалог Афинея и Тимократа: начало 3-го дня.

2. Внутренние диалоги/повествования:

459c-782d: сосуды;

782d-784d, {22} 466e-503f: каталог: сосуды для питья;

{22  Эта часть книги XI вместе с нумерацией страниц дается по тексту эпитомы.}

504е-509е: критика Платона.

3. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

Книга XII {23}

{23  Книга XII не имеет формы диалога — все повествование Афиней ведет от своего лица.}

510b-513с: роскошь и наслаждение;

513f-550f: любители роскоши (персы, лидийцы, этруски и т.д.);

551a-552f: преимущества бедности;

553а - до конца книги: роскошь.

Книга XIII

1. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

2. Внутренние диалоги/повествования:

555Ь-557с: брачные обычаи;

557f-560a: женщины в комедиях;

560b-f: женщины как причина войн;

561a-563d: эрот;

564Ь-565а: педерастия;

565а-566а: мужская красота;

566f-599d: гетеры;

599f - до конца книги: разное.

Книга XIV

1. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

2. Внутренние диалоги/повествования:

613а-с: опьянение;

613b-616е: шуты, фокусники, акробаты, шутчи и любители шуток;

616е-628с: музыка, песни, рапсоды, импровизаторы;

628с-631с: танцы;

633f-638b: музыкальные инструменты;

640с-643е: десерты.

3. Рамка: повествование: конец 3-го дня.

Книга XV

1. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

2. Внутренние диалоги/повествования:

665e-668f: коттаб;

669с-686с: венки;

677c-680d: каталог венков;

686c-692f: благовония;

692f-693f: последняя чаша;

693f-695f: сколии;

695f-699d: другие песенные жанры;

699d-700e: светильники. {24}

{24  Далее текст книги XV утрачен; с 701 по 702с приводится текст эпитомы.}

3. Рамка: диалог Афинея и Тимократа.

Рассматривая "Пир мудрецов" как цельное, хорошо построенное произведение, исследователи находят объяснение всем подозрительным деталям.

1. Пометки в рукописи А предлагается понимать не как нумерацию книг полного варианта, а как нумерацию папирусных свитков, которым переписчик придал форму кодекса. {25}

{25  Rodriguez-Noriega Guillen L. Op. cit. P. 246.}

2. Завершаются и возобновляются не встречи пирующих софистов, а беседы Афинея и Тимократом - к ним и относятся все временные указания. {26}

{26  В этом отношении проблематичны книги V и XIV.}

3. Афиней вполне определенно указывает, что пир, о котором он рассказывает Тимократу, происходит в апреле. {27} Январь упоминается в контексте воспоминания о каком-то другом пире - не случайно же все повествование о тыквах в январе вводится фразой: "Однажды (ποτέ) зимой нам подали тыквы", {28} а дни Пса упомянуты вообще вне связи с календарем - это шутка, направленная против киников. {29} Понять ее можно, имея в виду, что название этой философской школы происходило от слова κύων ("собака") и само по себе было шутливым. {30} Кроме того, оно постоянно обыгрывалось, так как киники были излюбленным предметом насмешек среди философов и вообще интеллектуалов. Естественно, что шутки эксплуатировали главным образом "собачью" тематику. Ульпиану мало назвать собеседника "бешеной собакой" - он намекает, что это такое бешенство, каким оно бывает в самую жаркую летнюю пору, когда и нормальные живые существа сходят с ума, т. е. бешенство в самой острой форме.

{27  Афиней. VIII.361e-f.}

{28  Афиней. IХ.372b.}

{29  Афиней. III.99е.}

{30  См.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С. 67-68.}

4. Ничего необычного не видят новейшие исследователи и в том, что в книге XII, где речь ведется от лица самого Афинея, появляется фраза: "...я и сам знаю, что у нас в Александрии..." Просто Афиней как уроженец Египта отождествляет себя с его столицей, подобно тому как уроженец Фессалии Миртил говорит о "наших прекрасных Афинах". {31}

{31  Афиней. ХIII.583e.}

5. Что касается лексиконов и каталогов, то и здесь объяснение найдено: отдавая предпочтение содержанию перед формой, Афиней сам избирает эти удобные способы представления материала, о чем и заявляет: "...чтобы тебе, [Тимократ], лучше запомнить сказанное, я расположу названия в алфавитном порядке". {32}

{32  Афиней. VII.277c.}

Итак, исследователи последних лет предпочитают трактовать афинеевский текст не как хаос, а как космос, но под определенным углом зрения эти две крайние точки совпадают, а именно, когда мы обращаемся к проблеме тематических переходов. Попробуем проследить, как Афиней переходит от темы к теме, на примере книги VIII.

I. Рамка: Афиней приводит слова Полибия о Лузитании (Иберия) и сравнивает ее щедрую природу с пирами Ларенсия.

II. Диалог:

1. Кинульк выражает недовольство бесконечной "рыбной" темой. Демокрит, напротив, возвращает к ней собеседников;

2. "разное" о рыбе, в том числе шуточные высказывания о ней;

3. шутки на рыбную тему в прозе;

4. то же у Эпихарма;

5. рыбная тема у комедиографов, в том числе - о любителях рыбы;

6. любители рыбы среди исторических лиц;

7. различные mots, связанные с рыбой, в том числе - кифариста Стратоника;

8. о Стратонике, в том числе - из книги "О поэтах" перипатетика Фения;

9. критика Аристотеля;

10. о других интеллектуалах, в том числе - о Протагоре, и т.д.

Очевидно, что Афиней переходит от темы к теме путем ассоциаций. Эти переходы иногда более заметны, иногда почти неуловимы, но всегда очень естественны: одна тема легко возникает из предыдущей, спровоцированная поворотом мысли или даже брошенным словом. Ассоциации могут быть и ситуативными. Так, в книге XV тема благовоний возникает, когда слуги вносят благовония, а тема венков - когда появляются венки, и т. п.

IV. О жанре

В самом начале "Пира мудрецов" Афиней ясно дает понять, что его сочинение будет строится по платоновской модели так называемого пересказанного диалога. {33} Главной особенностью таких диалогов было рамочное построение. Рамкой служил разговор двух персонажей, один из которых был свидетелем или участником бесед с Сократом, а другой любопытствовал узнать их содержание. Пересказ этих бесед "по ролям" и составлял внутреннюю, основную часть диалога. На использование именно такой модели диалога Афиней указывает непрямо, но внятно: начало "Пира мудрецов" почти дословно повторяет начало "Федона" - одного из "пересказанных" платоновских диалогов. Это сходство, видимо, так поразило автора эпитомы, что он ошибся: в рукописи С вместо Тимократ стоит Эхекрат - это персонаж "Федона", играющий в рамке диалога ту же роль, что Тимократ у Афинея.

{33  См. примеч. 12 к кн. I.}

К Платону восходит не только модель пересказанного диалога, но и сама обстановка афинеевых бесед - как и в диалоге "Пир", они ведутся за пиршественным столом. И вообще Афиней никогда не забывает о Платоне - об этом свидетельствуют многочисленные ссылки и реминисценции (их около 90). Особого внимания заслуживает критика Платона в книге XI. {34}

{34  Афиней. ХI.504е-509е.}

Однако Афиней вовсе не является прямым наследником Платона - между ними лежит многовековая традиция литературного жанра застольных бесед. Насколько мы можем судить, этот жанр стал складываться в платоновских кругах: непосредственным откликом на "Пир" Платона был "Пир" Ксенофонта; {35} отдал дань застольным беседам и первый схоларх платоновской академии Спевсипп. {36} Сочинение с таким же названием было и у самого строптивого платоновского ученика - Аристотеля. {37} Он ввел жанр застольных бесед в традицию своей школы - именно поэтому "сочли достойным труда записать речи, которые велись на симпосиях," перипатетики начала III в. до н.э. Притан и Иероним Родосский. {38} Свой "Пир" был у Эпикура. {39} Не избегали пиршественного жанра и стоики - нам известно, что сочинение "О пире" было у Персея Китайского (III в. до н. э.) {40} и Клеанфа. {41}

{35  См.: Ксенофонт Афинский. Сократические сочинения / Пер. С. И. Соболевского. М; Л.: Academia, 1935.}

{36  Плутарх. «Застольные беседы». I. 613d-e.}

{37  Афиней. XV.674f.}

{38  Плутарх. «Застольные беседы». I. 613d-e.}

{39  Афиней. 186е; ср.: Плутарх. «Застольные беседы». I. 613d-e; Диоген Лаэртский. X. 28.}

{40  Афиней. ХIII.607b.}

{41  Диоген Лаэртский. VII.175.}

К сожалению, из всех вышеназванных послеплатоновских "Пиров" до нас дошел только Ксенофонтов, поэтому особую ценность для истории этого жанра представляют "Застольные беседы" Плутарха и примыкающий к ним "Пир семи мудрецов". {42}

{42  Перевод названных сочинений, снабженный комментарием, см. в изд.: Плутарх. Застольные беседы. Л.: «Наука», 1990.}

"Застольные" сочинения создавались не только в философской среде - судя по словам Афинея, в этом жанре работал и грамматик I в. до н. э. Тимахид Родосский, и его современник, врач Гераклид Тарентский. {43}

{43  О Тимахиде— I.5a; III.82d; VII.283c; XV.682c; о Гераклиде — II.53с, 64а-е, 67d-e; III.74b, 79e-f, 120b-d.}

Большим успехом пользовалась, видимо, и пародийная разновидность жанра застольных бесед - о ее существовании сообщает Афиней, {44} а образцом может служить "Пир, или Лапифы" Лукиана. Существовала и другая разновидность пиршественного жанра - пиршественные письма (Δειπνικαί ε̉πιστολαί): так Афиней многократно ссылается на "Пиршественные письма" Гипполоха Македонского к Линкею Самосскому, перипатетику, ученику Теофраста, но здесь не сохранилось ни одного образца. {45}

{44  IV.134d.}

{45  См.: III.126d, 127е; IV.128b-c; IX.402a; XIV.614d.

Отдельную проблему составляет соотношение «Пира мудрецов» с римскими образцами застольного жанра — с «Пиром Трималхиона» Петрония, с «Аттическими ночами» Авла Геллия, с «Сатурналиями» Макробия. Ср. также.: Гораций. «Сатиры». II.8.}

Как мы видим, история застольного жанра была богатой и разнообразной, и Афиней превосходно знал ее - не случайно большую часть сведений мы находим именно у него. И тем не менее Афиней возвел свой "Пир мудрецов" непосредственно к платоновским диалогам, причем прежде всего в формальном отношении - содержательную связь между тем же "Федоном" и афинеевским сочинением установить сложно. {46} В чем же состоял замысел Афинея? Возможно, он хотел показать, что в его случае застольный жанр сохраняет классическую платоновскую форму при совсем особом, оригинальном ее наполнении, не имеющем аналогов в предшествующей традиции. При этом оригинальность состоит не столько в тематике (тут у Афинея есть точки соприкосновения с другими "застольными" авторами - прежде всего с Плутархом), сколько в способе раскрытия этих тем.

{46  Содержательная связь с «Пиром» Платона видна в книге ΧΠΙ, посвященной проблемам эроса. Но, судя по «Застольным беседам» Плутарха, эта тема была традиционной для застольного жанра (см.: кн. I, вопрос 5; кн. III, вопрос 4, 6; кн. VII, вопрос 7).}

Действительно, все известные нам образцы застольного жанра строятся как состязание в учености, когда затрагиваются все возможные области знания, от философии до теории языка, от мифологии до теории музыки. При этом очень важна способность собеседников логически мыслить и убедительно говорить. Собеседники Афинея демонстрируют не столько ученость, сколько начитанность, они не столько мыслят и говорят, сколько цитируют. В пятнадцати книгах "Пира мудрецов" содержится более полутора тысяч цитат из 800 авторов. Вместе с тем, тематический круг здесь гораздо уже - в основном он охватывает только те темы, которые так или иначе связаны с пирами - их историей, традициями, блюдами, пиршественными развлечениями и т. д. Но иногда Афиней все же обращается к вопросам из области популярной философии, которые часто решаются у других "застольных" авторов: так в книге VI беседуют о параситах, льстецах, рабах и сибаритской роскоши, в книге VII - о наслаждении, в книге VIII находим полемику с зоологическими воззрениями Аристотеля.

Можно сказать, что все сочинение Афинея - это материализация метафоры, сконцентрированной в собственном афинеевском словечке λογόδειπνον - "словесный пир". Автор угощает нас на пиру беседами о пире, подавая в качестве богатых и разнообразных блюд богатые и разнообразные цитаты из греческих авторов, преимущественно классических и эллинистических. И в этом, пожалуй, действительно сказывается принадлежность Афинея к движению Второй софистики с ее культом греческой "старины".

V. Об источниках

Мы не будем останавливаться на вопросе о том, каких именно авторов использовал Афиней, - все они перечислены в Указателе имен. {47} Гораздо важнее, как нам кажется, представлять себе, как работал Афиней со своими источниками - как отбирал цитаты, как располагал эти "чужие" тексты в структуре своего собственного. {48}

{47  См. ниже, с. 601.}

{48  См.: Jacob Ch. Athenaeus the Librarian // Athenaeus and his World...}

Что касается отбора цитат, то Афинею, как считают ученые, не приходилось прочитывать от начала до конца свитки с текстами всех 800 авторов - он черпал материал главным образом из компилятивных сборников, во множестве появлявшихся с I в. до н. э. {49} Но работал Афиней с этим материалом как книжник александрийской выучки.

{49  К сожалению, об этих сборниках мы знаем только то, что они существовали и широко использовались.}

Единого принципа цитирования у Афинея нет. Чаще всего он пользуется моделью "имя автора + φησί (γράφει) + цитата". Анонимные цитаты редки, а вот названия произведений Афиней часто не приводит, заменяя его кратким που ("где-то"). {50} Цитируя прозу, Афиней иногда не только дает название произведения, но и указывает номер книги. Благодаря этому мы знаем, пользовался ли Афиней всем сочинением или определенной его частью.

{50  Афиней. VIII.334а; III.99b.}

В некоторых случаях цитируемое произведение отождествляется у него по начальным словам. Этот способ, введенный александрийскими учеными, был наиболее надежным, ведь заглавия произведений могли варьироваться, а имена авторов - совпадать. {51} Существование одноименных авторов заставляло Афинея снабжать имена "особыми приметами" - к их числу относились место рождения, имя отца, прозвище, философская ориентация. Так, например, относительно Посидония он уточняет, что тот был стоиком (8 раз), уроженцем Апамеи (4 раза), философом (3 раза). Большое значение придает Афиней датировке цитируемых произведений, {52} иногда опровергает чужие мнения - например такое, согласно которому Алкей и Сапфо жили в разное время. {53} Очень занимали Афинея те случаи, когда отождествить произведение было трудно, как в случае с речами Демосфена и Лисия. {54}

{51  Афиней. I.4d-e; V.209f; XI.479d.}

{52  Афиней. X.453e; IV.128a; II.51a, 71a-b; V.218b-c; IV.183e.}

{53  Афиней. ХIII.599с.}

{54  Афиней, XIII.573b, 586е; VI.231b,13.586e-f, 592.}

Где же черпал Афиней сведения, чтобы снабдить приведенную цитату необходимыми указаниями? Под рукой у него были аннотированные библиографии и справочники, составленные учеными александрийцами. В первую очередь это знаменитые "Таблицы" Каллимаха и дополнения к ним, составленные Аристофаном Византийским. К "Таблицам" Афиней обращался, когда ему нужно было проверить имя автора той или иной книги, ее точное название, первую фразу, количество строк и т. п. Кроме того, в "Таблицах" можно было почерпнуть и биографические сведения об авторах, а также найти перечень книг на ту или иную тему (ср. систематические каталоги в современных библиотеках). {55} К Аристофану Византийскому Афиней обращался не только за библиографическими, но и за лексикографическими сведениями. {56} Еще один известный нам источник - это работа Артемона Кассандрейского "Об использовании книг". Насколько мы можем судить, в этом справочнике Афиней мог найти не только библиографические данные, но и классификацию поэтических жанров, снабженную образцами. {57} Очень полезным было и сочинение Деметрия Магнесийского об одноименных авторах, которым широко пользовался другой библиограф и библиофил поздней античности - Диоген Лаэртский. {58} Особое место среди источников Афинея занимают лексиконы. На один из них Афиней ссылается особенно часто (не менее двенадцати раз) - это работа "О редких словах и именах" Памфила.

{55  Афиней. VI.244a; XIV.643e; XV.669d-e; XIII.585b; VI.252c; XI.496e-f.}

{56  Афиней. VIII.336d; IX.408f; 410b-c.}

{57  Афиней. XII.515d-e; XV.694a.}

{58  Афиней. ХII.611b. Диоген Лаэртский ссылается на Деметрия более двадцати раз.}

Приводимые Афинеем цитаты так многочисленны и обширны, что вытесняют собственную речь собеседников. Пирующие фактически говорят цитатами, обыгрывая их по своему вкусу и часто придавая им тот смысл, которого они на самом деле не имели. Особенно ярко этого видно в случаях с цитатами из Гомера, потому что их "родной" контекст, в отличии от многих других случаев, нам хорошо известен. {59}

{59  Это мы старались показать в примечаниях к соответствующим местам. См., например, примеч. к кн. I-II.}

VI. О действующих лицах

Гости афинеевского пира перечисляются и характеризуются в самом начале книги. Долгое время ученые стремились отождествить названных Афинеем гостей с реальными лицами: считалось, например, что хозяин дома Ларенсий - это не кто иной, как знаменитый Герод Аттик. {60} Поиском исторических прототипов заняты и современные исследователи: для Ларенсия найден младший понтифик Публий Ливии Ларенсий, упомянутый в эпитафии, {61} а Ульпиана из Тира предлагается отождествить не со знаменитым правоведом, чему препятствует по крайней мере одна существенная деталь в Афинеевом тексте (см. об этом чуть ниже), а с его старшим родственником или даже с отцом. {62} Бесспорно, такой ход мысли спровоцирован самим Афинеем - ведь почти каждое из названных имен ассоциируется с реальным лицом даже у современного читателя (Плутарх, Зоил, Демокрит, Гален). Вместе с тем эти имена снабжены у Афинея такими приметами, которые не позволяют отождествить имя с его знаменитым носителем. Так Плутарх назван у него грамматиком, а также александрийцем (ΙΙΙ.118f; VII.267a), и если первое определение еще можно применить к Плутарху, толкуя греческое слово γραμματικός в широком смысле - "знаток , ученый", то второе вовсе не годится, так как Плутарх был родом из беотийского города Херонеи. Из философов на Афинеевом пиру присутствует Демокрит, но не знаменитый уроженец Абдеры, а безвестный никомедиец. Так же обстоит дело и с менее знакомыми для нас именами. В числе Афинеевых гостей назван Ульпиан из Тира. Так звали знаменитого правоведа, жившего на рубеже II и III вв. Исторический Ульпиан погиб от руки убийцы в 228 г., а у Афинея Ульпиан умирает спокойной смертью через несколько дней после описанного пира. {63}

{60  Hirzel R. Der Dialog. Leipzig, 1895. Bd. 2. P. 352 sq.}

{61  Corpus Inscriptionum Latinarum (CIL). VI.2126.}

{62  Braund D. Learning, Luxury and Empire // Athenaeus and his World... P. 16.}

{63  См. XV.686 а. Независимо оттого, как соотносится афинеевский Ульпиан с историческим, эпизод его смерти играет важную роль в композиции «Пира мудрецов» — кончина одного из главных собеседников предвещает конец всего сочинения.}

В некоторых случаях все характеристики персонажа как будто определенно отсылают к историческому лицу (врач из Пергама Гален, грамматик Зоил), но тут приходится вспомнить о хронологии: врач Гален умер в 199 г., т. е Афиней теоретически еще мог видеть его живым, а вот грамматик Зоил, критик Гомера, жил на 600 лет раньше.

Очень интересны имена Дафна Эфесского и Руфина Никейского. Г. Кайбель предположил, что эти имена "сделаны" Афинеем из одного - из имени Руфа Эфесского. {64}

{64  Athenaei Naucratitae Deipnosophistarum libri XV / Rec. G. Kaibel. Lipsiae, 1887-1890. Vol. 1, Praefatio.}

А что если Афиней просто мистифицирует своих читателей? В таком случае попытки отождествить того или иного собеседника "Пира мудрецов" с историческим лицом оказываются не только пустыми, но даже вредными для понимания творческого замысла автора. Собрав на своем ученом пиру знатоков с громкими именами и неразличимыми лицами, Афиней, возможно, хотел сказать, что подлинные, живые действующие лица для него - это не люди, а книги (или, как мы бы сейчас сказали, тексты) и только они достойны бесспорного узнавания и бережной памяти.

О. Л. Левинская

Примечание

Перевод выполнен по следующему изданию: Athenaeus. Deipnosophistae, edited et translated by Charles Burton Gullick. Vol. I-VII. Cambridge, 1950 (Loeb Classical Library).

При работе над переводом были использованы фрагменты текста Афинея, содержащиеся в следующих изданиях: Памятники поздней античной научно-художественной литературы II-V вв. М., 1964. С. 178-188; Поздняя греческая проза. М., 1961. С. 449-464.

При переводе отдельных фрагментов античных авторов, содержащихся в тексте Афинея, были использованы следующие издания: Античная лирика. М., 1968 (БВЛ); Аристотель. История животных / Пер. В. П. Карпова. М., 1996; Аристофан. Комедии. Фрагменты / Пер. А. Пиотровского. M., 2000; Геродот. История / Пер. Г. А. Стратановского. Л., 1972; Гомер. Илиада / Пер. Н. И. Гнедича. Academia, 1935; Гомер. Одиссея / Пер. В. А. Жуковского. М" 1958; Греческая эпиграмма. М., 1960; Греческая эпиграмма. СПб., 1993; Ксенофонт. Сократические сочинения / Пер. С. И. Соболевского. Academia, 1935; Ксенофонт. Анабасис. M.; Л., 1951; Менандр. Комедии. Фрагменты. М., 1982; Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты / Пер. М. Л. Гаспарова. М., 1980; Полибий. Всеобщая история / Пер. Ф. Мищенко. Т. I-III. М., 1890-1899; Платон. Сочинения. Т. Ι-III. М., 1969-1972; Феофраст. История растений / Пер. М. Е. Сергеенко. М., 1951; Фрагменты ранних греческих философов. Часть I. М., 1989; Хрестоматия по истории Древней Греции. М., 1964; Эллинские поэты. М., 1999; Эсхил. Трагедии. М., 1989.

Афинею не повезло у издателей и комментаторов. По содержанию текст его был слишком пестр и разнообразен, по форме не отличался никакими заметными художественными достоинствами и выглядел лишь сборником цитат. Чтобы разобраться в его гастрономических каталогах рыб и птиц, нужно было знать зоологию и физиологию лучше, чем к этому привыкли европейские филологи. Первое печатное издание Афинея (Марка Мусура) вышло в 1514 г., первый комментарий (Исаака Казобона) только в 1600 г., второй (Иоганна Швайгхойзера) только в 1801-1807 гг., оба были сосредоточены преимущественно на чисто филологических проблемах установления текста. Завершением этой работы стало издание Г. Кайбеля 1887-1890 гг.; характерно, что главной специальностью Кайбеля была греческая комедия и Афинеем он занимался, собственно, только как источником текстов Эпихарма и Софрона. На издание Кайбеля целиком опираются оба двуязычных издания Афинея в XX в.: английское Ч. Гьюлика (1937-1941 с позднейшими переизданиями) и незавершенное французское A. M. Деруссо (с 1957 г.). Комментарий в них минимальный, но очень ценный, использующий результаты исследований ХГХ-ХХ вв. по античной фауне и флоре. Этот материал используется и в наших примечаниях. Новейшее издание Афинея, в котором он впервые дождался подробного комментария, - Ateneo. I Deipnosophisti. I Dotti a Barchetti. Salerno editrice. Roma, 2001 - начало выходить лишь тогда, когда работа над нашим изданием подходила к концу, и могло быть использовано лишь частично.

Для экономии места все указания на источники приводимых Афинеем цитат введены в текст перевода в квадратных скобках. Ссылки на сохранившиеся произведения античных авторов даются обычным образом (римская цифра - номер книги, арабские цифры - номера стихов или, в прозе, глав и параграфов; иногда, как для Платона и для самого Афинея, по номерам страниц и частей страниц, например, 37d). Названия гомеровских поэм сокращаются: "Ил(иада)" и "Од(иссея)"; сокращения ИЖ и ИР означают "Историю животных" Аристотеля и "Историю растений" Феофраста. Ссылки на несохранившиеся произведения (только для важнейших авторов) даются по номерам фрагментов (для Аристотеля - по изд. Розе, для Феофраста - по изд. Виммера и т.п.). Чаще всего встречаются ссылки на издания XIX в.: Kock = Corracorum Atticorum Fragmenta, ed. Th. Коек; FHG = Fragmenta Historicorum Graecorum, ed. С. Mueller; TGF2 = Tragicorum Graecorum Fragmenta, ed. A. Nauck, ed. 2; DK = Die Fragmente der Vorsokratiker, hrsg. H. Diels-W. Kranz. Перевести их нумерацию на нумерацию более новых изданий (Якоби, Радта и др.) мы не имели возможности. Перекрестные ссылки на самого Афинея даются тоже в квадратных скобках, без имени автора.

Оглавление

Афиней. Пир мудрецов

Ἀθήναιος Δειπνοσοφισταί

Извлечения из первой книги

Извлечения из второй книги

Книга третья

Книга четвертая

Книга пятая

Книга шестая

Книга седьмая

Книга восьмая

Книга девятая

Книга десятая

Книга одиннадцатая

Книга двенадцатая

Книга тринадцатая

Книга четырнадцатая

Книга пятнадцатая

Приложения X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?