«Савелий Мительман»

Савелий МИТЕЛЬМАН. Каталог

Сайт посвящен творчеству художника Савелия Яковлевича Мительмана (03.01.1940 – 21.12.2004). В подготовке принимали участие друзья художника – Татьяна Суденко, Григорий Климовицкий, Вера Собко, Дмитрий Кондаков, Сергей Сульянов, Валентин Пудовкин, Валерий Валюс. В обзорных статьях даны биографические сведения и анализ творчества художника. Иллюстрации, представленные здесь, далеко не в полной мере отражают творческое наследие С.Я.Мительмана. Кроме того, вниманию читателей предлагаются статьи художника о Владимире Маяковском и об андеграунде и нонконформизме.

Контактные данные:

E-mail: smitelman@yandex.ru

Телефон: 89153843655

Ссылка на видео с выставки в Москве в 2009 году: %27man-xudozhnik-odinochka

Краткая творческая биография

Савелий Мительман родился 3 января 1940 г. в городе Люберцы.

В 1966 г.окончил факультет прикладного искусства Московского Текстильного института. Самостоятельным творчеством стал заниматься с начала семидесятых годов. Принимал участие в квартирных выставках нонконформистов, выставках 1974 г. в парке Измайлово и в Беляево (так называемая бульдозерная выставка). В 1979 г. вступил в Объединенный комитет художников-графиков, впоследствии преобразованный в Международную Федерацию художников ЮНЕСКО и с тех пор регулярно участвовал в художественной жизни этой организации. По своему умонастроению был близок к московскому андеграунду, хотя ни в какие творческие группировки не входил. Первый показ работ (слайд-фильм) состоялся в 1985 г. в Доме творчества ВТО в Щелыкове. В 1986 г. с большим успехом прошла первая персональная выставка на Малой Грузинской, 28. В последующие годы провел более тридцати персональных выставок, участвовал в международных салонах в Москве и Барселоне, на аукционах картин в Гданьске, Лондоне и Нью-Йорке. По приглашению западной художественной фирмы совершил поездку в Голландию.

В своей живописи не придерживался какой-либо заданной эстетической программы, хотя каждая работа имеет свою концепцию. Впрочем имеется цикл непрограммных работ- импровизаций. Проблема стиля не являлась главной в творчестве художника.

Из наиболее крупных показов: выставки Международной федерации в Манеже, Объединения “Экология” и “Памяти жертв сталинизма” в ЦДХ на Крымском Валу, II Международное биенале – выставка “Эрос”, “Золотая кисть” – 1997, 1998, 1999 г.г. Манеж, ЦДХ .

Персональные выставки:

1990 г. январь – выставочный зал в Кунцево,

1990 г. – выставка в г.Гданьске “Упадок идеи”, 1992 г. – галерея “Интер-Марс”,

1994 г. сентябрь-октябрь - Юнион-Галерея,

1995 г. март-апрель – галерея Остоженка,

1995 г. август – ЦДХ,

1998 г. июль-август – ЦДХ,

2000 г. январь – галерея Раменки

2000 г. март – выставочный зал на Таганке,

2001 г. сентябрь – ЦДХ,

2001 г. – выставка в Барселоне.

2009 г. Выставочный зал "Творчество". Москва.

Работы художника находятся в галереях и частных собраниях около 30 стран мира, а также в Государственном центральном музее современной истории России (6 работ), в музее Маяковского в Москве, в музее г. Александрова.

Фотографии художника

Савелий Мительман в детстве.

Савелий Мительман в армии.

В кругу семьи (в центре отец Яков Маркович, сестра Евгения и Савелий)

Савелий со старшей сестрой Евгенией.

На занятиях гимнастикой.

В спортзале института.

В Италии.

На выставке в ЦДХ.

Статьи

Григорий Климовицкий искусствовед Искусство при свете совести

Шпильхаузен, 1992, холст, масло, 115х82 см.

Поэт, не дорожи любовию народной, Восторженных похвал пройдет минутный шум; Услышишь суд глупца и смех толпы холодной, Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.

А. С. Пушкин "Поэту"

Мои встречи с Савелием Мительманом проходили в основном на вернисажах его вы ставок (я открывал их) в ЦДХ и в других выставочных залах. Я бывал в его мастерской. Периодически мы встречались случайно на улице, и он, возвратившись из очередного путешествия, эмоционально и ярко рассказывал о своих зарубежных впечатлениях (естественно, только об искусстве). Он щедро дарил мне свои работы. Как истинный художник он был всецело поглощен творчеством. От Савелия исходила мощная интеллектуальная энергия. Ею наполнено все его творчество - живописное и поэтическое. Сегодня "двери моего восприятия" (образное выражение Блейка) искусства Мительмана открылись шире.

Его друг Татьяна Гавриловна Суденко любезно предоставила мне дневниковые записи художника. Передо мной предстал человек очень глубокий, искренний, очень ранимый, остро переживающий социальные и политические коллизии, происходящие в стране. В дневниковых записях он не щадил себя, был предельно откровенен, и его мир, который мне в них открылся, очень сложен, неоднозначен и допускает смешение смешного и трагического, игры и пафоса. Таким же сложным при ближайшем рассмотрении оказывается и его творчество. Его программные произведения с острыми, часто жесткими сюжетами, на первый взгляд, могут показаться нелепыми, но в контексте всего его творчества приобретают иной, трагический оттенок. В них прочитывается и извечное бессилие личности в атмосфере полного социального абсурда, которая сложилась в СССР и продолжилась в современной России, и полная невозможность понимания со стороны других, и неприятие обезличивания индивидуальности. Здесь уместно привести высказывание современного философа Алена Безансона (Франция) о России: "Общество покалечено. Сведенное до минимума экспансией государственной сферы, одурманенное идеологическим карцером, обескровленное идеологической резней, организуемой партией в периоды параноидальных кризисов, оно не способно создать искусство, кроме протестующего, не способно создать оригинальную экономику и достойный жизненный стиль". Искусство Савелия Мительмана, непримиримого ко вся кой фальши и подделке, было именно таким страстно протестующим вызовом власти и пассивному обществу.

Перефразируя Альбера Камю, не будет преувеличением сказать, что Мительман - "человек и художник бунтующий". Его художественные полотна попадают в нервный узел общества. Будучи человеком одаренным и пылким, он пишет картины, пронзительно и точно резонирующие со временем. Они (картины), - возможно, наиболее адекватное живописное выражение эсхатологического предчувствия и своего рода катарсиса.

Емкие и личностные, его создания - это "картинный зал души" художника (Г. Гессе). В его мощных по цвету, острых по рисунку картинах вполне экспрессионистический драматизм естественным образом сочетается с грациозностью. Энергия мазка, нервическая и в высшей степени выразительная деформация натуры при последовательном сохранении предметности кажутся прямым развитием экспрессионизма. Именно в общем, не столько историческом, сколько эстетическом смысле. Это тенденция новейшего искусства, ведущая начало еще от Бодлера, эстетизация всего, вне зависимости от предмета, скорее вопреки ему. Его творчество - это концентрированная реализация эмоциональной, содержательной, но уходящей от традиционного жизнеподобия в искусстве темы. Оно словно бы вобрало в свое поле все иррациональное, интуитивное, трагическое, что есть в культуре нашего времени. Художников можно (конечно, условно) разделить на декораторов и революционеров. Первые, по определению Пикассо, создают произведения для украшения жилищ, творчество вторых - активное, наступательное, оно настораживает власть предержащих и эпатирует обывателей. Мительмана, безусловно, следует отнести ко второму типу.

Нам часто доставляют удовольствие милые банальности искусства, его избитые ухищрения, его надуманные красоты. Но бывают дни, когда нас охватывает стремление к непреклонной взыскательности - торжественный, священный праздник ума, когда все банальные приемы, все мелкие удачи лишь нагоняют на нас тоску, и только лучшее из лучшего не вызывает раздражения. В такие дни мы становимся аристократами художественного вкуса. Безоговорочно мы не принимаем даже Микеланджело, даже Рафаэль для нас не весь хорош. Нам хочется не столько красоты, сколько обнаженной правды. Искусство Мительмана доставляет нам именно её. Савелию были глубоко чужды живопись безвольная, не выражающая характера и позиции художника, и отсутствие в живописи острой аналитической мысли. "Критерии в живописи косвенно существуют, но до определенного предела. Там, где живопись не поддается логическому анализу, критерии сами собой отпадают, как осенние листья", - записывает он в дневнике. Здесь его мысли перекликаются с мыслями замечательного исследователя классического искусства Винкельмана: прежде, чем кисть коснется холста, ее надо наполнить мыслью. Свой метод работы Савелий определял как концептуальный синтез - "Чтобы создать свой стиль, надо собирать, а не растаскивать". И он упорно и кропотливо собирал, чтобы обновить свое искусство. В его творческом генезисе просматриваются традиции Домье и Гойи, Федотова и немецких экспрессионистов, Дали. Его творчество трудно отнести не только к одному, но да же к нескольким направлениям. Искусство Мительмана - это своего рода пластический апокалипсис, откровение. Оно всегда образно. Свое видение художник передает с помощью метафор, символов, аллегорий, образов. Его помыслы направлены на последнюю борьбу добра со злом.

"Величайшие взлеты искусства ХХ века были достигнуты в результате неукротимого волевого напора" (дневник).Этот волевой напор ощутим в каждом произведении Мительмана. Отсюда и своеобразная эстетика его полотен. Это своего рода экспрессивный динамизм. Сила Мтельмана-художника не столько в колористическом даровании, сколько в редкой драматургии живописного воображения.

При чтении дневника поражает глубина мысли и отточенная художественная форма ее выражения. Ярким и образным языком он писал манифесты к своим выставкам. Мы живем в преимущественно вербальном мире. Созданию работы у Мительмана предшествовала ее идея, то есть нечто, имеющее словесное выражение. Постмодернизм утверждает тотальность языкового мироощущения. Быть может, именно поэтому постмодернизм пользуется материалом литературы. Конечно, Савелий был не только нашим современником, но и активнейшим участником социально-политических и художественных процессов и, следовательно, невольно действовал в парадигме постмодернизма. Он стремился найти нечто среднее между словом и изображением, найти визуальный язык, в котором ведущая роль принадлежит графическому мышлению, а живописные приемы используются скорее как фоновые.

Восприятие картин Мительмана требует понимания культурно-исторических обстоятельств их появления на свет. Особенно показателен в этом плане период с середины восьмидесятых годов до двухтысячных. Он явился пиком в творчестве художника. В работах, созданных им в это время, с наибольшей полнотой звучит его авторское «я», бурно протестующее против бездуховности, жестокости, конформизма, охвативших общество. Сами названия работ — красноречивые свидетельства времени их создания и морального климата общества: «Одичание» (1992), «Гласность» (1989), «Урок истории» (1977), «Рождение номенклатуры» (1986), «Юстиция» (1998), «Процесс» (1991), «Катастройка» (1990), «Конформист» (1982) и «Неправый суд» (1991)- Собранные вместе, эти работы представляют некую фантасмагорию. Это крик неспокойной совести Мительмана — Гражданина и Художника. В этих ярко эмоционально-образных по форме и глубоких по смысловому содержанию полотнах живет историческое время. Ведь картина — всегда прошлое, способное вдруг осветиться надеждой на будущее, а при долгом разглядывании неожиданно шепнуть, что она — настоящее, в качестве какового и занимает свое почетное место на стене рядом с часами. Но часы отсчитывают наше внешнее время, картина же являет нам свое время, впуская нас в свое пространство. Открытость, чистота, искренность — эти качества должны быть имманентно присущи подлинному художнику. Таковым был Савелий Мительман. В его работе «Счищая накипь» (1995), человек, обнаженный по пояс, решительными движениями рук очищает тело от грязи, причем его лицо очень напоминает самого автора. Эта работа, безусловно, психологически автобиографична, и ее, без сомнения, можно отнести к программным в его творческом наследии. Художник много размышлял о философско-исторических проблемах мироустройства. Этой теме посвящены его работы «Урок истории» (1977) и «Рождение номенклатуры» (1986), в которых эмоциональным и смысловым центром является образ Сталина. В «Уроке истории» Иван Грозный — диктатор давно ушедшей Руси — наставляет Сталина — диктатора эпохи, ушедшей совсем недавно. Зловещую атмосферу картины создают такие детали: брусчатка Красной площади похожа на человеческие черепа, а напротив фигур Сталина и Грозного — готовое принять очередную жертву Лобное место с приставленной к нему лестницей. Усиливает трагизм наброшенная на Лобное место белая ткань.

Страстный протест против бесчеловечности звучит в картине «Ленин и проститутка». Здесь Ленин предстает палачом, а проститутка — жертвой. Главную роль играет экспрессивный жест вождя. В нем — единство моторной и зрительной активности. Эмоциональность восприятия произведения резко усиливает исполненный в ярко-красных тонах фон, символизирующий потоки крови.

Сквозной мотив в творчестве Мительмана — абсурд и обесчеловечивание, дегуманизация основ существования человека. Он звучит в работе «Зимнее утро» (1970), затем в «Процессе» (1981) и в повторе этой работы 1991 года. В названии «Процесс» заложен культурный код, отсылающий одновременно к великому роману Кафки и к обэ-риутскому фильму «Мясорубка №1». Смысловым центром в этой работе является гигантская мясорубка — производитель человеческого фарша. Произведение воспринимается как художественно-социальная метафора.

Савелий Миттельман не был одномерным человеком. Поэтому его творчество амбивалентно. У него немало работ другого настроения, настроения грез, мечтаний и тонкой лирики. Они созерцательны, в них отсутствует динамика, в них ностальгия по потерянному прекрасному. Эти работы тоже создают единый цикл: «Венеция в снегу» (2003), «Толедо» (1998), «Сеговия» (2000), «Андалусия» (2001) и «Карнавал в Амстердаме» (2004).

Дневниковые записи вместе с корпусом работ можно рассматривать как гипертекст, в котором художник предстает как очень цельная, монолитная и целеустремленная личность.

Перед историком искусства, да и просто перед человеком, не равнодушным к судьбе искусства, неизбежно встает вопрос, что останется от нашего времени, что уцелеет. Можно утешиться тем, что вытесняется и устаревает легковесное. То, что повесомее, имеет шанс застрять в камнях «реки времен». С помощью красок Мительман призывал людей быть гуманными, сохранять человеческое достоинство и свою свободу. Искусство Савелия Мительмана — это «голос из хора» (А. Синявский), пробуждающий разум людей. Ведь «сон разума рождает чудовищ» (Франсиско Гойя). Такое искусство и страстный голос его автора не могут бесследно раствориться в Пространстве и Времени.

Вера Собко член Союза журналистов "Попробуйте меня от века оторвать"

Встреча с медведем.

Савелий Яковлевич Мительман родился 3 января 1940 года в городе Люберцы, совсем недалеко от Москвы. Через полтора года в стране начнется война и все ее тяготы и бедствия придутся на самые нежные детские годы художника. Ему будет всего четыре года, когда он останется без матери. Можно только предполагать, с какой остротой воспринимала детская душа выпавшие на ее долю потери и с какой трепетной надеждой ждала окончания войны. Сохранилась послевоенная фотография, где шестилетний Савелий и его старшая сестра сидят в окружении родственников, одетых во фронтовую форму. У взрослых спокойные, сосредоточенные и чуть-чуть усталые лица. Глаза мальчика блестят, с трудом сдерживая ликование и гордость: вот они победители, вот настоящие мужчины, уничтожившие фашизм! Несмотря на разорение страны, нужду, получение продуктов по карточкам, сознание величайшей Победы наполняло детские сердца невероятной гордостью. Возвышало над житейскими мелочами и будничностью существования. Но постепенно что-то менялось вокруг: лица взрослых стали замкнутыми и хмурыми, все реже звучал смех и обрывались разговоры, когда ребенок неожиданно входил в комнату. Казалось, будто воздух вокруг наполнялся тревогой и страхом. И в школе исподволь сгущалась атмосфера отчуждения и неприязни. Слышались перешептывания за спиной. Страна тайно жила возвратом к довоенным репрессиям, поиском все новых врагов народа. И неважно, где их искать. Лучше среди чуждых прослоек: писатели, композиторы, врачи, евреи, космополиты. Народ-победитель не должен забываться. Час победителей прошел, они больше не нужны. Победитель в стране один. Тягостное, непонятное время до марта 1953 года. Ставящее массу вопросов, на которые тебе никто не ответит. Находить ответ ты должен самостоятельно, в одиночестве. И пока ты взрослеешь, пока формируется твоя личность - тебя не отделить от времени. Такое время рождает либо приспособленцев, либо философов.

Уже в школьные годы Савелий стал выстраивать свой собственный мир, свою сферу чувств. Ему очень хотелось вырваться из замкнутого, обыденного существования. Открытием для него стал Пушкинский музей изобразительного искусства. Он ездил туда из Люберец и рисовал карандашом античные головы и торсы. А однажды взял и слепил из пластилина маленькую копию «Моисея» Микельанджело. Был очень доволен собой. Поставил на телевизор, но никто из взрослых даже не обратил на нее внимания. Это невнимание надолго осталось в его памяти. В музее все было по-другому. Там царил мир гордых, сильных и красивых людей. Древние герои восхищали мужеством и независимостью. Он захотел быть похожим на них, а не на испуганных, задавленных жизнью современников. Савелий, по его собственному выражению, стал «пропадать в спортзалах, чтобы наполниться античной мощью». Занимался гимнастикой, легкой атлетикой. Уверенно делал упражнения на брусьях и кольцах. Уже став художником, на одном из коллажей он изобразил себя в позе знаменитого Рэмбо – Сильвестра Сталлоне. И действительно, между ними много внешнего сходства: тот же рост, пропорции, так же хорошо развита мускулатура.

В начале шестидесятых годов Савелий Миттельман поступил в Московский Текстильный институт на факультет прикладного искусства. Многие навыки живописной техники он освоил именно здесь. Текстильный институт всегда славился квалифицированными педагогами по рисунку, живописи и композиции. Диплом Савелий делал по моделированию обуви. У него на всю жизнь остался вкус к хорошей, изящной обуви из мягкой кожи. До института успел прослужить два года в сухопутных войсках и один год во флоте. Особым послушанием не отличался, но от армии не "косил".

После института Мительман получил направление в Дом Моды к Вячеславу Зайцеву. Казалось бы, чего уж лучше? Но творческая натура никогда не успокаивается. Ей всегда чего-то не хватает. В шестидесятые годы Савелий увлекается чеканкой. Это было время, когда после долгих лет нужды и аскезы российская интеллигенция приобщалась к нормальной жизни. В моду вошли горные лыжи, альпинизм, байдарки, турпоходы и, соответсвенно, путешествия на Кавказ, Алтай, в Среднюю Азию, Прибалтику. Для многих Прибалтика стала маленькой Европой. Туда ездили посмотреть готическую архитектуру, послушать орган в Домском Соборе или в соборе Нигулисте, посидеть в "Мюндебаре", почувствовать себя свободными, раскрепощенными, цивильными. Савелий полюбил Таллинн, часто туда ездил. Тем более что эстонское прикладное искусство – кожа, ткани, металл – вызывало чисто профессиональный интерес. В те же годы москвичи познакомились с работами армянских и грузинских чеканщиков. Это было необычно, эффектно и очень мужественно. Металл - мужской материал, и это как нельзя более соответствовало натуре Савелия. В конце 60-х он много работает с металлом, занимается чеканкой по латуни. У него прекрасное чувство формы. И не стань он художником, из него получился бы замечательный скульптор. Какое-то время он даже серьезно мечтал о занятии скульптурой. Однако, создав несколько работ в технике чеканки, Савелий почувствовал, что в них нет чего-то самого главного. Есть объем, форма, но нет необходимой яркости образа. Нет цвета. "Автопортрет" 1969 года, выполненный чеканкой по латуни, дает полное представление о мастерстве художника и о том, как он себя воспринимал. Гордый, почти римский профиль, твердый взгляд, уверенная посадка головы. О самоощущении художника говорит также одна из первых живописных работ "За стеклом". Он изобразил себя сидящим под стеклянным колпаком, отгороженным от внешнего мира. У него внутри светло, там книги, кисти для работы, а вокруг бушует некая непонятная чертовщина - корчатся уродливые монстры, извиваются чудовища, валяются сброшенные на землю "розовые очки". Для самого Савелия розовые очки давно были сброшены. Привычка размышлять стала его второй натурой. В 1971 году он пишет картину "Пастырь". Не понять смысл аллегории, не узнать в чабане "кремлевского горца" просто невозможно. В картине все предельно ясно, какие-либо разночтения исключаются: под однообразные звуки заезженной шарманки пастырь ведет послушное стадо овец в пропасть. Чтобы так откровенно высказаться в эпоху утвердившего политического застоя, требовалась невероятная смелость. А Савелий Мительман такой безоглядной смелостью обладал. Это было время, когда подымала голову ностальгия по диктатуре, ходили разговоры о реабилитации Сталина. Когда был сослан в Норинскую Бродский, происходил процесс над Даниэлем и Синявским, был разгромлен журнал «Новый мир» и снят Твардовский. Когда готовили высылку из страны Солженицына, Ростроповича, Довлатова. На кухнях московская интеллигенция делились услышанными друг от друга новостями, пытаясь сквозь глушилки разобрать подробности по Голосу Америки или БиБиСи.

Мы с тобой на кухне посидим, Сладко пахнет белый керосин…

- провидчески писал Осип Мандельштам в 1931 году. И эта привычка поверять все самое сокровенное на кухнях закрепилась на многие годы.

Поколение, в юности вздохнувшее с облегчением, не могло смириться с возвратом к старому. В противовес закручиванию политических гаек рождалась скрытая духовная оппозиция – андеграунд, и лидерами его стали художники. Живописные образы менее подвластны идеологической интерпретации, нежели слово. И в этом смысле художники не так скованы рамками цензуры, как барды, писатели, журналисты. Иногда для того, чтобы картина появилась на выставке, достаточно было дать другое название и худсовет ее принимал. Например, Леонид Берлин графический цикл «Впечатления от жизни» выставлял как иллюстрации к несуществующим произведениям Бертольда Брехта. Или работу «Бюрократизм» для выставки переименовывал в «Колониализм». А уж гримасы социализма сплошь и рядом преподносили для цензуры как гримасы империализма. Это было время, когда публика приучилась читать между строк. Каждое правдивое произведение воспринималось как живительный источник, дававший возможность почувствовать себя людьми, вырваться из одуряющего грохота официоза. Художники, не состоявшие в МОСХе и не исповедующие соцреализм, придумывали разнообразные полулегальные способы, чтобы познакомить публику со своими картинами. Им удавалось устраивать выставки в клубах, институтах, кафе. А если и на это не получали разрешение, - то прямо в мастерских или даже в собственных квартирах. Москвичам памятны коллективные выставки лианозовцев в квартире Оскара Рабина на Преображенской площади. В мастерскую Роберта Фалька и в мастерскую Петра Валюса в переулке Островского ходили как в музей. У Савелия Мительмана в то время была комната в коммуналке на Кропоткинской, которая одновременно служила ему мастерской. Там собирались художники, литераторы, просто интересные люди. И не было острых вопросов, которые бы не обсуждались. Многие из них становились темой будущих картин. В картине "Урок истории" художник проводит откровенную параллель между опричниной и сталинщиной: на Красной площади невдалеке от Лобного места Иван Грозный и Сталин ведут доверительную беседу. Надо полагать, делятся секретами управления страной. Родственные души явно довольны друг другом. Как говорится, полное взаимопонимание в верхах. А под ногами у них вместо брусчатки согбенные спины народа. И вновь всплывают в памяти строки Мандельштама:

На Красной площади всего круглей земля, И скат ее твердеет добровольный.

Картина написана в 1977 году. Такие высказывания все еще не прощались. Савелий Мительман так объясняет свою приверженность теме сталинщины: «Говорят, что каждый художник в своем творчестве возвращается в детство. Мое детство совпало с последними годами жизни Сталина, оттого у меня столько изображений этого худшего из тиранов, сковавшего страну-победительницу паутиной страха. Я хорошо помню атмосферу тех лет. Стареющий диктатор хотел показать миру, что он еще может. И все, кто тогда жил, так или иначе вышли из его каменной шинели. Некоторые до сих пор тоскуют». Вот этим тоскующим, бесчувственным упрямцам Мительман уже в годы гласности, когда, казалось бы, внесена полная ясность, посвятил картину 1989 года "Никогда не поверю". Им хоть кол на голове теши, а они не отступятся. Может быть, властью никак не насытились и потому так преданы генералиссимусу? Двумя годами позже Савелий пишет картину "Ужин людоеда», другое ее название «1952» - последний год правления Сталина. Уже не просто властитель, а его разлагающиеся, растекающиеся останки давят и перемалывают человеческие тела. Название картины «Красная пустыня» обусловлено не только ее цветовой гаммой, но, прежде всего, смысловым содержанием. Живописные образы этой работы бесспорно продиктованы сюрреалистическим видением Дали, творчество которого Мительман хорошо знал и ценил. Даже сама пустыня – плоская, однообразная поверхность, по которой бредут слепец и другая столь же хрупкая фигурка – явно далианский образ и символ. А на переднем плане картины – творец этой кровавой пустоты, от которого остались лишь характерный профиль с усами, да трубка. И еще можно рассмотреть шестипалую ступню. «Шестипалая неправда» - это уже мандельштамовский образ. Здесь Мительман свободно использует постмодернистский принцип живописного и литературного цитирования. В картине «Рождение номенклатуры» ухмыляющаяся маска Сталина (а под ней может скрываться кто угодно) в красном колпаке палача взирает на правящую элиту, вознесенную им на вершину власти из вслепую отобранных овец. Картина написана в 1986 году и отчасти повторяет композицию и тему ранней картины "Пастырь". Все те же овцы послушно бегут в загон в самом низу иерархической пирамиды. И все тот же пастырь-тиран управляет ими по своему усмотрению.

Ужин людоеда, 1991, холст, масло, 86х70 см.

Трагедию страны Мительман не связывал с одной личностью. Художник и власть, свободомыслие и конформизм – эти вопросы не будут давать ему покоя на протяжении всей жизни. Тоталитарное сознание, унифицированное мышление вызывало протест у любого творческого человека. Лаконично и образно мясорубка власти показана в картине "Процесс". Из однородного фарша выскакивают такие же однородные, неотличимые человечки. Все из одного куска мяса, - так и хочется сказать, «пушечного мяса». Еще был жив Брежнев, о гласности не было и помину. А художник настойчиво продолжает поднимать запрещенные темы. В картине "Конформист", написанной в 1982 году, мягкий, образованный интеллигент предпочитает сжимать синицу в руке, нежели гоняться за журавлем в небе. Мительман проповедует другую жизненную позицию. Он нонкоформист по самоощущению и глубокому убеждению. Всякое давление он воспринимает как покушение на свою индивидуальность. Он против того, чтобы художник превращался в ангажированного живописца, готового исполнить любой госзаказ. В начале 70-х он написал Манифест нонкоформизма, где говорилось: "Нонконформизм - это неприятие и неподчинение господствующей идеологии, это нежелание находиться на службе у кого бы то ни было". Образно эта позиция выражена в картине "Икар". Современному Икару, чтобы взмыть в небо, надо не только смастерить крылья, но и оторваться от земли, выдрав с корнем фонарный столб, к которому он прикован цепью. Разумеется, такое свободомыслие художника порождало столкновения с властями. У Мительмана случались обыски в мастерской, были конфискованы две картины, которые впоследствии оказались в собственности тогдашнего Министра Внутренних Дел Щелокова. Вот уж действительно парадокс: пресекали, но ценили.

В семидесятые годы Савелий участвовал во многих квартирных выставках. В 1974 году художники-нонконформисты решили устроить выставку альтернативного искусства на пустыре в Беляево, которая вошла в историю под названием "бульдозерной выставки". Спустя 30 лет в преддверии юбилея этой выставки, Мительман так описывает эти события: «Явившись на беляевский пустырь со своими опусами, я был уже закаленным бойцом нонконформизма. Что было потом, всем известно. Груды чернозема вперемешку с саженцами и полотнами подгребались бульдозерами и забрасывались на самосвалы, а поливальные машины охлаждали возникавшие конфликты и страсти. Вовремя сориентировавшись и перевязав свое достояние, из участника этого абсурдистского спектакля я превратился в наблюдателя и присоединился к группе иностранцев, пытавшихся зафиксировать эту необычную акцию. Бравые молодцы в штатском отбирали фотоаппараты, изымали пленки». В статьях, посвященных «бульдозерной выставке», Мительман, как правило, не упоминается. Больше пишут о тех, кто открыто пошел на запланированное столкновение с милицией. Савелий же честно принес на пустырь лучшие свои работы и, естественно, не хотел подвергать их уничтожению. Осенью того же года одумавшиеся чиновники от культуры разрешили провести выставку неофициального искусства в парке Измайлово. Савелий экспонировал в Измайлово несколько самых острых своих картин. Вскоре, чтобы замазать свои ошибки, власти легализовали движение нонконформизма в рамках Объединенного комитета художников-графиков. Андеграунд поднялся на несколько ступенек к свету и к людям, а подвальчик на Малой Грузинской стал одним из самых притягательных мест для москвичей. Савелий Мительман был постоянным участником акций на Малой Грузинской, а с 1978 года стал членом Объединенного комитета художников-графиков, впоследствии преобразованного в Международную федерацию художников ЮНЕСКО.

Среди многих гражданских тем в творчестве Мительмана значительное место занимает тема Владимира Маяковского. Поэта-бунтаря художник воспринимал как родственную душу. Ему близки страстность и ранимость Маяковского, презрение к сытости и мещанству. Вне всяких политических конъюнктур, он ценит его мощный поэтический дар, новаторство, смелость в обращении со стихотворной формой. И по-прежнему считает его величайшим поэтом ХХ века. Маяковскому и его творчеству Савелий посвятил несколько работ, образный строй которых состоит из поэтических метафор и перекликается с сегодняшним днем.

Вам, проживающим за оргией оргию, Имеющим ванную и теплый клозет! Как вам не стыдно о представленных к Георгию Вычитывать из столбцов газет?

Картина "Вам" по одноименному стихотворению Маяковского написана Савелием Мительманом в 1984 году. Сытая, развращенная публика ничего не желает знать ни о калеках, ни о смерти, прибирающей костлявой рукой молодых ребят. Проще в ужасе отшатнуться или заткнуть уши руками. Это не воспоминание о Первой мировой войне, о которой писал Маяковский. Это размышление о бессмысленности жертв в Афганистане, когда с удручающей регулярностью в Россию стал приходить "груз 200".

Поэма "Облако в штанах" послужила материалом для нескольких работ художника. Картина "Когда я абсолютно спокоен", - это прямая цитата из "Облака в штанах":

"Любители святотатств, преступлений, боен, А самое страшное видели - лицо мое, Когда я абсолютно спокоен?"

Это полотно - по существу портрет Маяковского. Когда Мительман впервые внимательно вгляделся в фотографию гениального юноши, он так описал свое впечатление: "Взгляд, как из бездны, пронзал своей неприкаянностью, бросал вызов этому миру. Маленькие зрачки глядели тревожно, почти угрожающе". Картина "Тринадцатый апостол", написана в том же 1983 году. Это тоже портрет Маяковского, но только не буквальный, вдохновленный фотографией, а преображенный видением художника: "Я, ... может быть, просто в самом обыкновенном Евангелии тринадцатый апостол" - так, с откровенным вызовом позиционировал себя поэт. На обоих полотнах напряженность и пафос поэмы переданы насыщенным колоритом и вихревой, мятущейся динамикой образов. Образ горящего дома обобщается до образа горящей страны, где "небо окровавили бойней". Рушатся церкви, выбрасываются люди из горящего дома, "улица корчится безъязыкая". Лирическая поэма Маяковского, помимо фантастической обнаженности чувств, наполнена гиперболизированными метафорами и имеет мощный социальный подтекст. Савелию удалось перевести ассоциации поэта на живописный язык и воплотить их в ярких, ошеломляющих реалиях.

"Брутальность любви" 1984 года вдохновлена поэмой Маяковского "Про это", - "Вся сеть телефонная рвется на нити", - в отчаянии писал поэт, ожидая звонка от своей возлюбленной. Драма взаимоотношений обостренно и выпукло преподносится Мительманом на полотне. На одном конце телефонной трубки изящная и спокойная Лиля Брик, на другом - "окровавленный сердца лоскут" Маяковского. Нестандартные образы поэмы продуманно вписываются в композицию картины, не перегружая ее, и в то же время, наполняя эмоциональной мощью. Тут и "протекающая от слез комната", и "горы-груди", и герой стоит "прикручен к перилам канатами строк". Красный цветовой акцент в центре картины привлекает к ней внимание и держит всю смысловую и композиционную нагрузку.

Любимому поэту посвящена картина 1990 года "Звезда Маяковского". Прошло всего шестьдесят лет после смерти Владимира Владимировича, - всего-то меньше одной сознательной человеческой жизни, но его уже "сбросили с парохода современности", совершенно по-мещански посчитав неприличным якшаться с "певцом советской действительности". При этом забывая, что, собственно, сам Владимир Владимирович в конце жизни поставил точку на своих взаимоотношениях с «Софьей Власьевной», - так диссиденты в письмах именовали советскую власть, и Мительман любил пользоваться этим наименованием. Картина «Звезда Маяковского» довольно лаконична. Художник обнажает ту внутреннюю, скрытую от всех Голгофу, которая творилась в душе поэта.

Поколение, повторявшее вслед за Виктором Цоем «Перемен, мы ждем перемен», наконец дождалось их. Перестройка и гласность сняли все прежде существующие запреты: «Что не запрещено, то разрешено». Для творческих людей открылись невиданные ранее возможности. Савелий Мительман в это время интенсивно работает, пишет по нескольку картин в месяц. И это при том, что картины немаленькие и требуют детальной прорисовки. Многие из картин расходятся по знакомым, дарятся, увозятся из страны, оседают в частных собраниях. Жизнь кипит: вернисажи в Измайлово, на набережной у ЦДХ, художники вышли на Арбат. В 1991 году Савелий среди защитников Белого Дома – для него это жизненная необходимость. И как радостный, победный финал – рукопожатие Ельцина, фактически уже ставшего президентом свободной России. Об этом Савелий пишет в поэме о своей жизни «Тутта ла стория». Однако крутые политические разломы в истории страны не обходятся без потерь. То, что история нашей страны периодически подвергается ревизии, и бесстрастно сбрасываются в небытие люди, целые поколения, народы, художник прекрасно выразил в картине "Клио - муза истории". Эта картина всегда находит отклик у зрителей. На выставках художника в книге отзывов посетители обязательно пишут самые теплые слова и благодарность за создание этой картины. Свободолюбивый художник, всю свою жизнь ждавший перемен, должен признать, что не все перемены во благо. Так много обещавшая перестройка, для Мительмана вылилась в "Катастройку-90", - катастрофическую подмену поступательного движения страны мелочной барахолкой с лозунгами. Не забыт художником и очередной благодетель, министр финансов В.Павлов - человек, по существу ограбивший страну. Бездарной денежной реформой он превратил все трудовые накопления, образно говоря, в туалетную бумагу. В картине 1991 года "После премьеры" Павлов со слоновьими ногами - аллюзия со слоном в посудной лавке - изображен в том самом отхожем месте, куда слил все народные деньги. Картины «Рекет», «Крушение идеи», «Бюрократические игры», «Мутант», «Харизматический лидер», «Прощание с эпохой», «Кладбище Победы», «Сон нувориша» и проч. уже своими названиями раскрывают актуальность тем художника. Безрадостные реалии новейшей истории Мительман обобщил в картине «Хроника перемен». Она решена как канонические жития святых. В центре вместо святого – «киндер-сюрприз», а в клеймах – картинки этих самых безрадостных перемен.

Клио - муза истории, 1989, картон, масло, 115х70 см.

У Савелия Мительмана нет огульного неприятия нового времени. Другое дело, что у него более высокие нравственные требования к нему. С новым временем для него связаны такие крупные личности, как академик Сахаров, Галина Старовойтова, Наталья Горбаневская – которая в 1968 году, когда советские танки вошли в Прагу, с горсткой своих друзей вышла протестовать на Красную площадь. Как дань восхищения честностью и мужеством, Мительман создал серию портретов лучших своих современников. Совершенно особое место в этой галерее занимает Иосиф Бродский. Тут и безоговорочное принятие художником гражданской позиции Бродского, и признание того, что это гениальный поэт, и наконец то, что они ровесники, а значит, похоже, одинаково, синхронно чувствовали, впитывали, воспринимали эту жизнь. Только один в питерском противостоянии, а другой - в московском. В четверостишье, посвященном Бродскому, Савелий признается: «Как дорогое, старое вино, тебя распробовал не сразу». Мительмана потрясла ранняя смерть Бродского. В 1997 году он пишет две картины - «Памяти поэта» и «Развоплощение поэта», в которых выражает всю свою любовь и преклонение перед талантом Бродского. На одной из них венецианка в черной одежде и золотой маске, скрывающей лицо, - кто она? может быть, Мария? - в тайне от всех принесла цветы в день поминовения. И в этот миг мощным потоком воздуха в храм, символизирующий собой вечность, вбрасываются страницы рукописи со стихами поэта. На картине «Развоплощение поэта» Бродский на фоне кладбища Сан Микеле как будто на наших глазах растворяется, размывается и преображается в светозарный столп, уходящий в небеса. Савелий Мительман был в Венеции в 1995 году. Помимо того, что это необыкновенно красивый город, он стремился туда, чтобы еще теснее почувствовать связь с Иосифом Бродским. Венеция – любимый город Бродского, в котором он похоронен и который так напоминал ему Петербург. Картина 2003 года «Венеция в снегу» тоже, хоть и опосредованно, напоминает о Бродском. Совершенно не итальянская погода, глубокий снег на лодках, безлюдный город, пронизанный одиночеством. И странный стрельчатый дверной проем у самой воды, наглухо, совсем уж по-русски заколоченный досками. Куда ведет этот проем? Что за ним? Картина красивая, притягивает взгляд. Но смотришь и думаешь, чего здесь больше – очарованья, элегичности или безысходной, скрываемой от всех тоски? Тоски эмигранта, изгоя, человека, духовно переросшего своих современников.

В 1995 году и несколькими годами позже Савелий Мительман побывал в Италии и Испании. Эти путешествия обогатили художника новыми впечатлениями. В результате появилась серия картин под общим названием итало-испанский альбом. Многие картины навеяны видами этих стран – «Фонтан Треви», «Романтический пейзаж», «Толедо», «Андалусия» и проч.. Некоторые из них родились в результате исторических и художественных ассоциаций. В пейзажах, портретах и жанровых картинах на первый план выступает дарование Мительмана как колориста. Сочные, знойные южные цвета существенно высветлили палитру художника. Она становится яркой и оптимистичной. Праздник, радость жизни требуют другого стилистического и цветового решения. Картины спокойны и уравновешены, нет столкновения контрастных цветов, можно подумать, что их писал другой художник. Это достаточно редкий случай, когда художник способен так кардинально менять манеру письма и отказаться от наработанных приемов.

Испания в сознании современных художников непреложно связана с одиозной фигурой Сальвадора Дали. Основоположник сюрреализма, изобретатель новых форм, апологет фантасмагорий будоражит воображение каждого живописца. Среди творческих завоеваний ХХ века Мительман особое место отводил сюрреализму, и, будучи художником концептуалистом, считал, что сюрреализм изначально концептуален. В аннотации к своей выставке, включающей полотна, посвященные Испании, Мительман писал: «Много путешествуя по Каталонии, я обнаружил, как мне кажется, истоки пластического сюрреализма Дали: они не в муляжных нагромождениях его театра-музея в Фигейрасе, а в фантастическом ландшафте каталонского пейзажа, увиденного мною с борта низко летящего самолета. Для Дали это была в буквальном смысле родная почва, преображенная им в еще более фантастические композиции». У Савелия Мительмана существует своя «далиана», включающая картины, появившиеся еще до посещения Испании. Его отношение к Дали неоднозначно. Безусловно, как великолепный живописец и открыватель целого направления, он вызывает пристальный интерес у художника. Однако, «обозревая великолепное наследие Дали, создается образ очень умелого и расчетливого интеллектуала, работавшего под безумца и всегда находившегося в центре событий», - продолжает Мительман свою мысль. Эту расчетливость Дали, его авантюризм и азарт игрока Мительман обыграл в картине 1991 года «А Вы прикупаете к пятерке?». В картине «Далианская идиллия» мэтр сюрреализма представлен в виде воздушного шарика, из которого выпускают воздух, - дескать, покрасовался на празднике жизни, да и весь вышел. «Яичница в отсутствии блюда» вместо погона на мундире мэтра воспринимается и как цитата из самого Дали, и как намеренное приуменьшение значимости художника. Женщины-кошки на картине - это и намек на «двойные образы» Дали, и зашифрованная сюрреалистическая сексуальность. Судя по этим картинам, для Мительмана формальное новаторство не является достаточным, чтобы безоговорочно восхищаться художником. Хотя надо сказать, что в собственном творчестве Савелий нередко использовал образный язык сюрреализма. Это особенно явственно в картинах «Метафизика террора», «Харизматический лидер», «Плоды милитаризма», «Высадка», «Красная пустыня». Скорее всего такое двойственное отношение к Дали было вызвано тем, что он, обладая столь выразительным языком, был, на взгляд Мительмана, далек от актуальных тем и слишком увлекался саморекламой. Однако, если вспомнить картины «Предчувствие гражданской войны» и особенно «Лицо войны», то вряд ли Дали покажется социально индифферентным. Более позднюю картину «Последний опус», посвященную Дали и видимо обусловленную пересмотром творчества «дона Сальвадора», можно считать примирением Мительмана с Дали. Мэтр сюрреализма сидит на белом стуле с высокой спинкой, напоминающем гроб. Сам Дали в белом одеянии, - то ли халат, то ли саван. Позади него находится проекция этого стула, но человека на стуле нет, есть только абрис его фигуры и легкая звездная пыль, млечный путь на небо. Тем самым Мительман безоговорочно признает, что место Сальвадора Дали на звездных высотах.

Неправый суд, 1991, холст, масло, 67х70 см.

Еще одна тема, один сюжет играл значительную роль в творчестве Мительмана. Савелий очень любил кошек. Он подбирал заблудившихся бездомных животных. У него постоянно жили представители этой самой независимой породы, иногда целыми кошачьими семействами. В какой-то мере он сам был киплинговской кошкой, «гулявшей сама по себе». Независимый характер кошек напоминал ему его собственный, и, кроме того, кошки согревали его одинокую, аскетическую жизнь, всецело отданную творчеству. В картине «Котимотино одиночество» как раз показан такой потерявшийся кот, перед которым, можно не сомневаться, откроется дверь квартиры художника. Кошки зачастую становились персонажами его картин в аллегорических, очеловеченных ситуациях. На полотне «Неправый суд» люди судят кота, съевшего голубя. Судят за его естественные кошачьи порывы. Стоит только сравнить физиономии судей и кроткую, недоуменную мордочку провинившегося, как становятся понятны симпатии автора и тут же по аналогии вспоминаются другие судьи, покушавшиеся на законные человеческие потребности. На картине «Интервью по поводу вечности» запечатлены кошки вечного города Рима. Даже в Италии любимые животные не ускользнули от внимания художника. В очень красивой, мастерски сделанной работе 1982 года «Беспокойство Сезанна» центральным персонажем также становится кот, сдергивающий со стола скатерть с натюрмортом «а ля Сезанн». Эта работа обращена, прежде всего, к художникам, которые никак не могли преодолеть в своем творчестве влияние импрессионистов, и которых скудость идей заставляла писать бесконечные натюрморты. Картина не оставляет сомнений в том, что Савелий безбедно мог бы выезжать на своем мастерстве, создавая красивые интерьерные полотна, во все времена покупаемые публикой. Однако эта стезя никак не соответствовала представлениям Мительмана о творчестве. Картина «Укрощение маммоны» как раз посвящена этой проблеме: несмотря ни на что, надо задавить этот «денежный мешок», соблазняющий и искушающий художника. Быть сильнее и выше. И, кроме того, Савелий по-настоящему был творцом, а не мастеровитым ремесленником. Прежде всего, потому, что у него никогда не было недостатка в идеях. Идеи сыпались из него, как из рога изобилия. Примерно так, как это изображено на его ранней картине «Зимнее утро», когда он только начинался как художник. Идеи, эти резвые, обнаженные, маленькие женщины так и выпрыгивают из рога, так и ложатся на полотно, стоит ему только проснуться. Вот уже выдавливают краску из тюбика, задумчиво смотрят на кисти. Какую из них схватить? Какую выбрать? Ведь их так много! Позже художник уже гораздо более придирчиво выбирал из многообразия окружающих его тем. Он писал довольно быстро, но перед этим детально обдумывал идею картины.

По многообразию тем, по актуальности сюжетов Савелия Мительмана можно назвать современным Пименом - летописцем эпохи. Свою оценку происходящим событиям он давал не только в визуальных образах, но и в вербальных характеристиках. Его склонность к анализу требовала более четких формулировок, чем это позволяла живопись. Литературным творчеством он занимался, когда хотел конкретизировать свои мысли, придать им большую четкость. Одаренный от природы, он постоянно совершенствовался, самообучался. Савелий сам писал предисловия к каталогам своих картин, аннотации и пресс-релизы к выставкам, причем на таком уровне, который бы сделал честь любому искусствоведу. Многие его заметки о современном искусстве не потеряют актуальности еще долгое время. Он вел дневник, в который записывал свои размышления. Но, пожалуй, самым самобытным литературным творчеством были эпиграммы, которые он писал на художников, деятелей литературы, искусства, известных политических деятелей. Сборник эпиграмм и стихов Савелий успел издать при жизни под псевдонимом «Савик Митлин». Эпиграммы - такой жанр, который вряд ли вызовет любовь к автору у тех, кому они посвящены. Хотя, объективно говоря, Савику Митлину должны быть благодарны, хотя бы по той причине, что он сказал в глаза то, о чем все остальные предпочитают шептаться за спиной. И в этом Мительман остался верен себе: как всегда безоглядно смел, бескомпромиссен и не боится нажить врагов. В эпиграммах он метко определял скрытый мотив деятельности своих персонажей и саркастически обыгрывал его. Но зато те, кем он восхищается, в ком видел настоящий талант, заслуживали его самой искренней похвалы. В этом же сборнике Савелий поместил стихи, которые писал в последние годы. В стихах, также как и в его картинах преобладает социальная тематика. Поэтом Савелия можно назвать с известной оговоркой, поскольку его рифма не отличается своеобразием, и зачастую грешат размер и ритм стиха. Видимо такое свободное обращение с размерами строф он перенял у своего любимого Осипа Мандельштама, - достаточно вспомнить «Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето». В отличие от Маяковского и Бродского, Мандельштам в картинах Савелия отсутствует. Разве что картина 1979 года «Я заблудился в этом феврале» и названием и настроением перекликается со стихами Мандельштама «Куда мне деться в этом январе?». Цитаты и характерные слова из Мандельштама и Бродского часто проскальзывают в литературном творчестве Савика Митлина: «Служенье муз чего-то там не терпит», «И покуда кровь не остыла в жилах» ( «И пока мне рот не залепят глиной» у Бродского). В эпиграмме на Шилова: «Жил Александр Максович, известный портретист» явственно слышится мандельштамовское: «Жил Александр Герцович, еврейский музыкант». И конечно же Савелий не мог пройти мимо такого яркого эпитета как «расстрельный год». Картины о сталинской тирании во многом инициированы стихотворением: «Мы живем, под собою не чуя страны». Если для какой-либо статьи или для поэмы Савелий брал эпиграф, то это обязательно был эпиграф из Мандельштама. В сущности это закономерно, поскольку никто с такой откровенностью не выражал свое отвращение к насилью, как Осип Эмильевич. Так же откровенен в своем литературном творчестве и Савелий Мительман, и именно эта открытость и искренность покоряет в любительских стихах Савелия.

Если оценивать творчество Савелия Мительмана с искусствоведческих позиций, то его можно назвать ярким представителем художников- концептуалистов. Причем его концептуализм не несет в себе расхожую формальную концепцию отрицания предшественников и, в частности, художников реалистов, а воплощает концепцию отрицания социального зла, социальной несправедливости. Формальный концептуализм, в сущности, довольно безопасен для его носителя и видоизменяется, флюктуирует в соответствии с модой. То есть, в какой-то мере является ангажированным видом искусства. Концептуализм Савелия Мительмана – это ярко выраженный нонконформизм, противостояние во имя поисков истины и справедливости. Это, в высшей степени, гуманистическое искусство. Именно эта сторона его творчества находит отклик у зрителей. Свидетельством тому многочисленные записи в Книге Отзывов: «В произведениях художника ощущаются сила и мощь, являющиеся свойством его таланта. Они выражаются во внутренней напряженности и энергии его картин, в том, как властно он навязывает нам свой взгляд на мир…Изнутри картины освещены любовью к жизни во всех ее проявлениях,…любовью, которую художник слегка скрывает даже от себя». «Никто еще не так откровенно не говорил с любовью в живописи о Маяковском и его оригинальном таланте». Преподаватель Гнесинки, лауреат международного конкурса на первой персональной выставке Савелия в 1986 году оставила такой отзыв: «Поражена необычностью, яркостью, эмоциональностью увиденного. Меня поразило не столько разнообразие тематики, сколько талантливое видение художника. Человек, видевший эти картины, не сможет их забыть никогда». Еще записи: «Хорошо, когда художник размышляет», «Сталина и Грозного – в Третьяковку» - имеется в виду картина «Урок истории». «Эта выставка лучшая для меня из того, что видел до этого», «Картины открывают глаза на происходящее», «Большое спасибо за правду!». «Выставка уникальна. Это наша, увы, Отчизна. Не хотелось бы видеть так трагично, но реальность такова. Жаль, что уходят его полотна за рубеж. Создать бы музей современного искусства, Одно из первых мест займет Савелий Мительман». Коллега-художник так высказался о творчестве Савелия: «Отрадно осознавать и радоваться тому, что есть художник, который видит и изображает действительность без прикрас, почти обнажено, с присущей ему тонкостью наблюдения и обобщения. Почти каждая работа поражает новизной подхода к решению темы и еще больше поражает многотемность его работ, его охват жизни. Очень тонко чувствуется композиция и колорит. Композиция всегда лаконична, плакатна, выразительна».

В постперестроечное время творчество Савелия Мительмана смогло выйти из андеграунда на поверхность. Его первая персональная выставка состоялась в 1986 году на Малой Грузинской. В последующие годы прошли еще два десятка персональных выставок. Он участвовал в международных салонах в Москве и Барселоне, на аукционах в Гданьске, Лондоне и Нью-Йорке. По приглашению западной фирмы совершил поездку в Голландию. Работы художника находятся в галереях и частных собраниях 30 стран мира. Пять его картин висят в Государственном музее современной истории России на Тверской улице в Москве. Работа «Урок истории» находится в музее-заповеднике г. Александров. Во Всемирном фонде милосердия также есть несколько работ художника. Южнокорейская принцесса приобрела несколько его красиво написанных картин.

Савелий Мительман всю свою жизнь подчинил творчеству. Им написано более трех сотен картин. Причем это не моментальные, экспрессивные выплески настроения, а серьезно и трудно обдуманные композиции, требующие профессиональной живописной проработки. Сейчас, наверное, преждевременно оценивать вклад Савелия Мительмана в искусство. Должны пройти десятилетия, чтобы был понятен масштаб художника. Но вклад Мительмана в жизнь современников значителен. Это и бескомпромиссная преданность творчеству, и совершенно исключительная личная смелость, способность противостоять режиму. Савелий Мительман - крупная личность. Именно такие личности оставляют след в своем окружении, формируют свою эпоху. От них, как от брошенных в реку камней, расходятся круги нравственности и совести. Картины Савелия будут нести в себе талант художника, болевшего за свое Отечество, за судьбы живущих в нем людей. И если проводить какие-то параллели, то говоря, в частности, о Гойе, мы, прежде всего, вспоминаем его графические листы «Каприччос», потому что там с наибольшей силой выражена его гражданская позиция, его гнев и боль за страну. И это несмотря на то, что Гойя считается одним из величайших живописцев. Накал чувств, сила и мощь изображения всегда ценились современниками и потомками, потому что во все времена были достаточно редким явлением. И это залог того, что творчество Савелия Яковлевича Мительмана и в будущем должно находить сочувствующих и понимающих, поскольку оно учит думать и сопереживать.

Татьяна Суденко художник-график Воспоминания о друге

Икар, 1992, холст, масло, 85х60 см.

В моей памяти представление о Савелии Мительмане до сих пор не утратило своей свежести. Мысленно я невольно обращаюсь к нему как к живому человеку. Помню, как впервые он появился в нашей редакции, где я работала. Это было в 1975 году. Ему предложили оформить какую-то небольшую книгу. Когда я его увидела, меня поразил этот живой, энергичный, со вкусом одетый человек. Он сильно отличался от корпевших за столами работников редакции. Длинное замшевое пальто и замшевые брюки, небрежно наброшенный яркий шарф, развевавшийся при ходьбе, аккуратная рыжая бородка создавали образ благополучного бонвивана, которому все легко в жизни дается. Статная, хорошо вылепленная фигура гимнаста, а также твердый, плотно сжатый рот свидетельствовали о воле и целеустремленности. И лишь наивный взгляд голубых, по-детски чистых глаз, опушенных загнутыми длинными ресницами, контрастировал с модным, современным обликом. Он стал довольно часто появляться в нашей редакции. Его приветливость, внимание и врожденный артистизм располагали к нему людей. Мне он представился как Саша, и с тех пор я его так и называла. Узнав его получше, я поняла, что это незаурядная личность. Не только глаза, но и душа у него была чистая и наивная. Он был открыт людям, был очень доверчив и всегда болезненно реагировал на любую несправедливость. Неважно, касалось ли это его самого или кого-то другого. На мой взгляд, именно это неравнодушие к людям и к судьбе страны определило все его творчество, не только живописное, но и литературное. Помимо душевных качеств, природа щедро одарила Савелия всевозможными талантами. Он мог работать в разных областях. Мог быть журналистом, скульптором, декоратором, имел задатки актера, режиссера. Как всякий художник, Савелий превыше всего ценил свободу. Он не любил ходить на службу, не любил подчиняться, поэтому не задерживался подолгу ни на одной работе. Для того чтобы подработать, он оформлял в издательствах обложки книг. В этом смысле он ничуть не уступал профессиональным полиграфистам. К тому же он все это делал за короткий срок. Я не знаю ни одного другого художника, который мог бы так быстро справляться с любым заданием. В работе он всегда искал неожиданный, нестандартный ход. Его постоянно переполняла творческая энергия, и, казалось, что эта энергия неисчерпаема. Он и сам говорил, что ощущает себя бессмертным, и эта уверенность передавалась окружающим.

Особое уважение у меня вызывает то, что как художник и как личность Савелий сформировался самостоятельно. Это пример человека, который сделал себя сам. Он мне много рассказывал о своем детстве. В детстве Савелий жил в Люберцах. Несмотря на то, что послевоенное детство было тяжелым и безрадостным, у него всегда была тяга к красоте. Свое призвание он почувствовал еще мальчишкой, когда в одной из передач увидел по телевизору скульптуру Давида Микельанджело. Он был потрясен, и я думаю, это определило его жизнь. Однажды он мне сказал,что еще в юные годы почувствовал, что на нем лежит какая-то миссия, что он должен прожить не рядовую жизнь, а обязательно что-то сделать. Никто из родных ему не помогал, не направлял, ни в какой художественной школе он не учился. Его занятия — это Пушкинский музей, куда он приходил и рисовал то, что ему нравилось. Когда в детстве он слепил из пластилина небольшую копию «Моисея» Микельанджело и поставил ее на телевизор, никто даже не обратил внимания. Вскоре эта фигурка просто куда-то задевалась. Отец и позже никогда не понимал и не одобрял его творчества. Ему не нравилось, что сын берется поднимать такие острые темы. Считал это опасным. Из всей семьи в зрелые годы у Савелия были теплые отношения лишь со старшей сестрой. Она интересовалась его творчеством, приходила на выставки, как могла морально его поддерживала.

После школы Савелий пытался поступить в Строгановку но помешало отсутствие необходимой профессиональной подготовки по композиции и рисунку. Его взяли в армию. Поскольку он не мог выносить никакого диктата, то у него постоянно были конфликты с армейским начальством, и он часто оказывался на гауптвахте. Можно сказать, сознательно напрашивался на добровольные отсидки. На гауптвахте читал, занимался самообразованием. Прослужил три года в армии, а когда вернулся, за лето подготовил необходимые работы и поступил в Текстильный институт. Студенческое время было для Савелия самым ярким в жизни. После армии и Люберец он попал в молодежную, творческую среду, в круг своих единомышленников, которых у него никогда раньше не было. Позже Савелий с некоторой ностальгией вспоминал в стихах студенческое время, когда «наслаждались свободой, влюблялись шутя, и с усердьем натурщиц затем рисовали, и блаженно трепались ...». Поскольку в институт он пришел уже сформировавшимся человеком, а не сразу после школьной скамьи, то он более осознанно воспринимал все то, чему в институте учили. В Текстильном были очень хорошие преподаватели по живописи, которые позволили ему восполнить то, что усваивают длительным обучением в художественных школах.

Помимо того, что Савелий был талантлив от природы, он многое добирал самообразованием. Он относился к редкому типу прекрасно образованных, думающих и, главное, умеющих точно формулировать свои мысли художников. У него всегда была очень живая, умная и красивая речь. Он хорошо разбирался в философии, знал мифологию, историю, музыку, театр, кино. Не говоря уже о серьезном знании художественной литературы. С ним было интересно общаться, и он сам притягивал интересных людей. Когда Савелий жил в коммунальной квартире на Кропоткинской, у него в доме всегда собирался народ. Он был очень гостеприимным хозяином и к нему любили заходить на огонек. В те времена люди более тесно общались, наверное, к этому их побуждал информационный и интеллектуальный голод. Собирались поэты, художники, актеры, композиторы, писатели — самая разнообразная публика. Были споры, дискуссии, застолья. И, несмотря на такую свободную, богемную жизнь, как могло показаться со стороны, у Савелия была жесткая дисциплина — он ежедневно занимался живописью. Это правило никогда не нарушалось. Днем у него были рабочие часы, а вечером — пожалуйста, приходите общаться.

Савелию была присуща еще одна довольно редкая в наш прагматичный век черта. Он по натуре был эстет. Органически не выносил чего-то некрасивого. Я помню, как он говорил, что англичане были тысячу раз правы, когда считали, что самый большой недостаток в человеке — это отсутствие вкуса. При этом они имели в виду нечто большее, а именно, аспекты личности: чувство гармонии, чувство цвета, аллергию к пошлости, врожденное достоинство и чувство такта. Поскольку Савелий учился в Текстильном институте, а позже работал в Доме Моды Зайцева, то он понимал толк в одежде. В институте делал диплом по моделированию обуви и всю жизнь был неравнодушен к дорогой, красивой обуви. Правда, потом с возрастом стал относиться к внешнему виду проще. Я думаю, что и свою фигуру он создал из стремления к красоте. По подобию греческих атлетов, которых еще в детстве он видел в Пушкинском музее. Кроме того, он хотел быть сильным, независимым, непохожим на задавленных жизнью обывателей, которых видел вокруг. Он с юности занимался гимнастикой, делал упражнения на кольцах и брусьях. Вообще был очень спортивным, быстрым в движениях, делал все молниеносно. Жизнь в нем буквально бурлила. И даже когда ему было за шестьдесят, сзади казалось, что идет юноша — пружинящая, легкая походка, не шел, а летал. Он выглядел молодо не только за счет того, что был спортивным, но и потому, что занимался творчеством. Когда человек так глубоко уходит в творчество, это молодит.

Савелий долго искал себя. После института занимался чеканкой. Когда я с ним познакомилась, он чеканкой уже не занимался, он искал себя в живописи. Вначале это были лирические произведения, он упивался колоритом, цветом, и как всякий художник, нащупывал свой стиль в живописи. Потом, по мере созревания, вышел на свою тему. Недостатка в идеях у него никогда не было. В одной из ранних картин «Зимнее утро» он изобразил это в живописных образах. Накопив достаточный запас работ, Савелий поступил в Горком художников графиков и в 1986 году у него состоялась первая выставка на Малой Грузинской. На этой выставке было очень много народа. В то время, чтобы посмотреть выставку на Малой Грузинской, зачастую собиралась очередь. Выставлялись художники различных творческих групп — «десятки», «двадцатки». Савелий никогда ни в какие группировки не входил принципиально. Он, по натуре волк-одиночка, всегда был вне стаи. Предпочитал работать самостоятельно.

В своих картинах Савелий отображал время, в которое он живет. В этом смысле он воспринимал жизнь как журналист. Если его увлекала какая-нибудь идея, он ее долго вынашивал, прикидывал в уме различные композиции, потом молниеносно за день, за два писал картину. Для художника это очень быстро. Он не придавал значения мелочам, тому, как прописана та или иная деталь. Важно было перенести идею на холст. То, что его волновало в данный момент, то он и выплескивал на картину. Савелий был замечательный колорист, у него богатый живописный язык от открытого цвета до нежнейших переливов, наполненных горячими и холодными рефлексами. Это хорошо видно в его пейзажах. Он мог писать красивые интерьерные вещи. Но это был не его путь, он поставил перед собой другую задачу. Искусство стало исчерпывающим содержанием его жизни. Благодаря ему он достиг своей главной, сокровенной цели — подчинить свое существование чему-то высшему, стоящему над обыденностью мира, в котором он жил. Он считал, что если заведет семью, то ему придется разбрасываться, обеспечивая жену и детей, и он не сможет все силы отдавать искусству. Он вел довольно аскетический образ жизни, многого себе не позволял, а все силы и средства вкладывал в живопись. Это и покупка холстов, красок, подрамников, организация выставок, творческие поездки и многое другое. Все это недешево. При всем аскетизме он был очень щедрым, благодарным человеком. Если кому-то искренне нравилась его работа, он снимал ее со стены и дарил. Он обижался на меня за то, что я не никогда не просила подарить мне что-нибудь из его работ. Но мне было жаль разрушать целостную коллекцию его картин. Коммерческая сторона искусства Савелия мало заботила. Он понимал, что эти картины непродаваемы, что никто не будет покупать такие серьезные работы. Но, с другой стороны, был убежден, что его работы нужны. Когда начались гласность и перестройка, у него пошли одна за другой выставки в ЦДХ и во многих других залах. И, судя по отзывам зрителей — думающих зрителей, такие работы были интересны. Ну, а были и такие посетители, которые проходили мимо. Им нужны были пейзажи, натюрморты, что-нибудь радующее глаз, и не более того. Савелий писал для думающих людей.

Сонет Микельанджело, 1997, холст, масло, 60х43 см.

Обаяние Савелия, как мне думается, лежит в цельности его сложной личности. Его человеческая сущность не отделима от творческой, и его образ жизни полностью обусловлен методом работы. Себя он подчинил искусству, а искусство преобразовало его по своему образу и подобию. Это своего рода сообщающиеся сосуды. Савелий не был законсервированной, раз и навсегда сформированной личностью. Это был живой, творческий, пульсирующий организм. Он менялся вместе со временем. На мой взгляд, он ценен тем, что отразил миг нашей жизни. Это уже не вернется. Каждый художник пропускает увиденное через себя и выражает свой индивидуальный взгляд на те или иные события. Кто-то другой прожил тот же отрезок времени, но видел его по-другому. Потом это все вместе и создаст более полную реальность. Вначале Савелий писал вещи философского содержания, затем — в большей степени социального. Когда он поехал поработать в Италию и Испанию и оказался в другой среде — тихой, благополучной, радостной, то на него эта атмосфера подействовала совершенно иначе. Ему не захотелось выступать с протестом. Против чего там выступать? И это сразу отразилось на его творчестве. Он написал целую серию картин, сделал выставку и выпустил каталог. Его итало-испанский альбом — красочный, оптимистичный, жизнелюбивый. Хотя, когда он посмотрел музеи современного искусства в Италии и Испании, то был очень разочарован. Все, что могли, их художники создали раньше. Сейчас уже идут перепевы. Это у нас еще можно создавать что-то новое. Здесь бурные события, страсти. Здесь рай для творческого человека.

В последние годы Савелий жил довольно замкнуто. Почти все, с кем он дружил, уехали из Москвы. Кто в Америку, кто в другие страны. У него был друг Михаил Мильман — виолончелист из оркестра Спивакова. Это был очень близкий ему по духу человек. Они вместе ходили на концерты, много говорили о музыке. У Савелия была очень хорошая коллекция классической музыки. Он любил Гайдна, Моцарта, Вивальди — особенно «Музыку на воде», часто ставил этот диск. Но Мильман уехал в Испанию и Савелий остался практически без друзей. Особо остро он этого не чувствовал, потому что был занят творчеством, но единомышленников искал и не находил. Он находил единомышленников в книгах. Мне он рассказывал, что в юности одной из его любимых книг была «Признания авантюриста Феликса Крулля» Томаса Манна. Я думаю, что герой ему был внутренне близок. Может быть потому, что он сам был артистичным, азартным, с авантюрной жилкой. Однажды Савелий на спор донес большой чугунный якорь, стоявший у кафе «Адриатика», до своего дома, находившегося в двух кварталах от кафе. Этот якорь не могли сдвинуть с места несколько человек. А он поспорил и сделал. Потом через некоторое время вернул якорь на место. Савелий любил героев с яркими поступками, ценил людей, которые могли чего-то достичь. Он сам был сильным, волевым и, возможно, поэтому ему нравились герои американских фильмов. У него есть серия шаржей на Керка Дугласа, Ван Дама, Тину Тернер, Мадонну. Вообще он хорошо знал и любил кино, поскольку оно насыщало его зрительными образами. Одно время мы с ним часто посещали «Иллюзион», смотрели лучшие фильмы мирового кинематографа. Но самое интересное — это было ходить с ним по выставкам. Лучшего экскурсовода и искусствоведа я не знаю. Он обстоятельно и аргументировано обсуждал произведения своих коллег. Причем в нем совершенно отсутствовала зависть. Если он видел достойные работы, то очень радовался и непременно хотел засвидетельствовать свое восхищение автору. А поскольку ни в чем не терпел фальши, то, видя слабые работы, мог выразить свое недовольство во всеуслышание.

Укрощение Мамоны, 1996, холст, масло, 105х70 см.

Что касается его собственного творчества, то Савелий был довольно самокритичен. Если на выставке у него ничего не покупали, он считал это провалом. Сам же он говорил, что настолько привык к неудачам, что даже не огорчался. И когда председатель горкома художников-графиков Эдуард Дробицкий отдал ему свою мастерскую на Смоленке, он был просто счастлив, очень любил ее и всегда поддерживал идеальный порядок. Со временем превратил мастерскую в настоящую галерею и назвал ее «Крейдос», соединив в одном слове несколько древнегреческих понятий. В его мастерской всегда было интересно бывать, особенно когда он показывал какую-нибудь новую вещь. Тогда показ превращался в настоящую дискуссию об искусстве: о том, почему он выбрал для работы данный сюжет, и почему для воплощения замысла он предпочитает концептуальный синтез как направление в живописи. Савелий говорил, что концептуальный синтез вбирает в себя все достижения мировой культуры, что у него нет желания подчинить себе окружающее пространство, а он хотел бы раствориться в нем. И как бы ни шокировали зрителей его полотна, все они остаются в рамках традиционной эстетики. Он считал себя одним из немногих художников, которые зафиксировали хронику нового времени.

У Савелия были работы, которые нравились ему самому, но они ушли в музеи или частные коллекции. Из картин, с которыми он сам не хотел расставаться — а у каждого художника есть такие полотна,— ему наиболее дорога была «Венеция в снегу». Это не просто пейзаж, а очень красивая и глубокая работа. Перед самой смертью он эту картину подарил своему другу Сергею, который принял участие в его судьбе, нашел больницу в Обнинске, где лечат облучением. Это Савелию продлило жизнь на полгода.

Савелий всегда вел активную жизнь, он настолько привык быть здоровым, что не придавал значения незначительным недугам. И заболел тяжело потому, что упустил время. Если бы он сделал операцию раньше, то все бы обошлось. Он надеялся, что его сильный организм справится с болезнью. Напряженно занимался организацией выставки, а когда хватился, было уже поздно. Последние три года у него «пошли стихи откуда-то». Даже будучи больным, выпустил книгу стихов, сам ее оформил и отдал в редакцию. Очень переживал за судьбу своих картин, не знал, что с ними будет. Я не переставала удивляться внутренней силе и благородству Савелия. Он никогда не давал понять, что тяжело болен, вел себя очень мужественно и попрежнему много работал. Даже за месяц до смерти он написал радостную картину «Новый год в Амстердаме». Ехать с окраины города, где он жил, и подниматься в мастерскую ему было очень трудно. Он делал это из последних сил, потому что, как он говорил, ни дня не может не творить. Это был творец по своей сути. Человек умирал, разрушался, а художник продолжал в нем жить. Когда он уже не мог выходить из дома, он писал стихи. Он сам называл это «поэзотерапия». Его мужество и сила воли, с которой он переносил страдания, поражают. Он всегда, даже зная, что его ждет, был в хорошем расположении духа, никогда не жаловался, старался находить хорошее даже в мелочах. Но, к сожалению, болезненное отношение к несправедливости очень угнетает человека. Много художников, актеров погибают на взлете, потому что обостренно все воспринимают. Равнодушный, серый человек долго существует в своем мирке, его мало что волнует. А талантливые люди часто уходят раньше, потому что они сгорают изнутри.

За два года до смерти с Савелием произошел странный и символический случай, о котором он мне рассказал: « На моей выставке в ЦДХ уже под конец дня появилась дама во всем черном и под черной вуалью, сквозь которую я разглядел бледное лицо Кассандры. Природа художественного творчества была для нее открытой книгой. Без тени смущения говорила она о моем эгоцентризме, наложившем отпечаток на каждое полотно. Но самое главное будет потом, когда будут изучать каждый мой мазок, каждое движение души, каждый поворот мысли. Это дорогого стоит. Внезапно выключили свет в зале, дама поспешила скрыться, а я еще долго оставался в глубоком потрясении».

Независимые поступки, язвительность и одиночество Савелия — это его человеческий трагический образ. Трагичность его судьбы не только в безвременной кончине, но и во всем его пути. Художник, наделенный бесценным творческим даром, развивался в обществе, где не приветствовалось инакомыслие. Искусство не было для него источником богатства и славы. Оно было для него воздухом, без которого он не мог жить. Для меня большая удача, что в течение тридцати лет я имела возможность общаться с таким человеком, как Савелий Мительман, потому что такие личности обогащают свое окружение. Обозревая его творческое наследие, оставшееся в опустевшей мастерской, понимаешь, какой вклад он внес в искусство. Ту задачу, которую он поставил перед собой, Савелий достойно выполнил. Всю жизнь он служил искусству, а не успеху. Его слова: «Дух критики, заложенный во мне от природы, каждый раз не давал мне покоя, толкая к мольберту, чтобы зафиксировать живую реакцию на то или иное явление». Я думаю, что именно эти качества позволили ему так ярко и нестандартно проявить себя в живописи. Его творчество найдет признание потомков, потому что запечатлело сложные и драматичные этапы российской жизни.

Савик Митлин (Савелий Мительман) 20.03.03 Нонконформизм и андеграунд

Счищая накипь, 1995, холст, масло, 110х80 см.

Во второй половине ХХ века появилось неведомое доселе в искусстве явление андеграунда. Параллельно строительству лучшего в мире метрополитена и движению диггеров с начала 50х годов, уже на новом этапе стала возникать духовная оппозиция как внутри официального искусства, так и вне его. Тоталитарное сознание, опутавшее население огромной страны, всегда было чуждо подлинному творчеству. Хорошо известно, в каких условиях жили и творили величайшие гении ХХ века Платонов, Ахматова, Мандельштам, Шостакович, Прокофьев, Тарковский, Бродский. Где-то в глубине народного сознания сохранилось устойчивое мнение, что мол русскому человеку необходимы в жизни всяческие трудности и препятствия, и если их нет, то он сам их выдумывает.

Для нормальных людей такие препятствия ни к чему, жизнь и так коротка.

И в высшей степени они нежелательны для людей искусства, натур тонких, сложных, самодостаточных. Все вышеперечисленные деятели культуры исполнили свою миссию на Земле не благодаря неимоверным препятствиям, выпавшим на их долю, а вопреки им.

Специфика изобразительного искусства состоит в том, что художник выступает в нём как автор и исполнитель в одном лице. И в то время, как во всём мире буйствовал модернизм, советский художник превращался в ангажированного живописца, готового исполнить любой госзаказ. Работать для души было непродуктивно и опасно.

Декретированная сверху догма соцреализма была обязательной для всех, кто хотел профессионально трудиться в своей области искусств.

И всё же полвека назад державные скрепы империи были надорваны и свободный дух стал проникать на подмостки советской сцены.

На этой сцене уже тесно было молодым поэтам, им нужны были стадионы.

Грандиозные выставки западных корифеев распахнули окна во внешний мир.

Под влиянием ранней «оттепели» родилась бардовская песня и идеология шестидесятников. Но уже первым признаком идеологического отката был запланированный скандал манежной выставки 30 лет МОСХА. Дальше – больше. Политические процессы над писателями, высылка Солженицына и, наконец, страна погрузилась в густой и душный брежневский маразм.

Есть такое понятие – эскапизм, бегство от действительности. Можно было оставаться художником (для своего круга), игнорируя официальный творческий союз, можно было опуститься на «дно» и оставаться там свободными людьми, не вовлечёнными в очередные компании. Для молодых людей, ставших сторожами, дворниками, истопниками, это было бегством в свободу. До какой же степени должна быть отвратительной официальная изнанка жизни, чтобы таким образом проявлять свою духовную оппозицию по отношению к «времени негодяев». И это была та самая почва, на которой взошла культура андеграунда. Главным признаком этой культуры была искренность и непосредственность высказывания, а его культовой фигурой стал Виктор Цой.

Для художников тоже имелись кое-какие возможности. Им не нужно было подобно писателям держать фигу в кармане. Семантический язык живописи позволял выражаться достаточно свободно.

Для московского андеграунда живопись Оскара Рабина представляется мне такой же культовой, как и песни Цоя. Значительно позднее возникла эпиграмма:

Андеграунда подлинный лидер Так холсты его черны и контрастны Отражали бытиё не напрасно, Чтобы весь народ их увидел.

Тогда же мной был написан манифест нонконформизма, в котором в частности говорилось: «нонконформизм, развивающий традиции модернизма, повсеместно рождается в недрах той самой системы, которая взяла на себя обязанность поддерживать и опекать искусство, находящееся у него на содержании.

Нонконформизм – это неприятие и неподчинение господствующей идеологии, это нежелание находиться на службе у кого бы то ни было».

Сейчас, в преддверии 30-летия «бульдозерной выставки», все, причастные к этому событию, постараются как-то отметиться. Но тогда, в 1974-м году, лично для меня это не было никаким событием, потому что я никак не пострадал после этого. У меня были гораздо более серьёзные столкновения с властями. Один раз у меня конфисковали две работы, после чего пытались состряпать уголовное дело (впоследствии я обнаружил их в личном комиссионном магазине тогдашнего министра внутренних дел Щёлокова); в другой раз вообще посадили на 10 суток, якобы за мелкое хулиганство.

Так что, явившись на беляевский пустырь со своими опусами, я был уже закалённым бойцом нонконформизма. Впрочем, тогда этот термин был не в ходу, больше говорили о другом, альтернативном искусстве, и вся эта акция больше походила на мирную демонстрацию этого самого «другого искусства».

Что было потом, всем известно.

Груды привезённого чернозёма вперемежку с саженцами и полотнами подгребались бульдозерами и забрасывались на самосвалы, а поливальные машины охлаждали возникавшие конфликты и страсти. Вовремя сориентировавшись и перевязав своё достояние, из участника этого абсурдистского спектакля я превратился в наблюдателя и присоединился к группе иностранцев, пытавшихся зафиксировать эту необычную акцию.

Но и это им не позволили.

Бравые молодцы в штатском отбирали фотоаппараты, изымали плёнки. Одному заартачившемуся немцу досталось тяжёлой камерой по голове, после чего его запихнули в собственную машину и дали газу.

Очень скоро власти поняли свою ошибку, и движение нонконформизма было легализовано в рамках Объединённого комитета художников-графиков. Андеграунд поднялся на несколько ступенек к свету и людям, а место действия (подвальчик на Малой Грузинской) подобно театру на Таганке стало одним из самых притягательных мест для москвичей, пожелавших взглянуть на неофициальную, «бункерную живопись».

Таким образом была восстановлена связь времён, прерванная в начале 30-х годов волевым указом Софьи Васильевны. В этих маленьких залах можно было увидеть всё, что угодно. Но не было там трудовых будней советского народа, его славных праздников и казённого патриотизма.

Неземная музыка и небесная аура сопровождали зрителей на лучших экспозициях, и казалось, что реальный мир не только далеко отступает от этого места, но и значительно уступает в изобразительной силе многим полотнам в этом кладезе сакрализации духа. Эзотерическая направленность в религиозном преломлении определяла основную тенденцию этой новой эстетической программы с привлечением всего арсенала выразительных средств, накопленных живописью ХХ века.

Ценитель (портрет урядника Туманова), 1989, холст, масло, 38х46 см.

Так продолжалось до новых времён, когда долгожданная свобода, за которую многие диссиденты поплатились здоровьем и жизнью, была милостиво спущена сверху. И с этого момента «андеграунд», потеряв свой статус и значение, выбрался на поверхность и стал заполнять свободные стены и площадки. Художники вышли на улицу. «Авангардный шквал», прокатившийся по выставочным залам столицы, выявил то, что клубилось вокруг основной «тусовки». Как это обычно бывает, анархия и вседозволенность плюс сексуальная революция породили специфическое дурновкусие и пошлость. Большие мастера ушли в тень, либо группировались вокруг частных галерей. Коммерциализация искусства затронула значительную часть живописцев и постепенно выставочные залы стали заполняться салонными картинками, имитирующими различные стили позапрошлого века и прежде всего самый изысканный – стиль модерн.

Возвращаясь к проблеме нонконформизма, следует сказать, что это прежде всего – личностное качество художника, вопрос его мировоззрения и творческой независимости. Так было всегда, не только в ХХ веке. Величайшим нонконформистом был Питер Брейгель Старший, удивлявший своих современников и потомков независимостью ума, личностным прочтением и оригинальностью трактовок общечеловеческих легенд и мифов.

И ещё одно важное обстоятельство, имеющее прямое отношение к проблеме нонконформизма.

Полвека назад живопись, как художественная дисциплина, как стиль в своей пластической основе, завершила свой цикл развития вместе с последними всплесками абстракционизма. После чего начался непосредственно концептуальный период развития последовательного контрискусства.

Рождение самого стиля концептуализма в конце 60-х годов было не случайным вывертом одичавшего западного ума, а естественным продолжением и разновидностью позднемодернистской философии. В данном случае в основе этой очередной «новой волны» лежал миф о всевластии средств массовой информации и прежде всего – электронных СМИ. И ведь всё это происходило под знаменем нонконформизма.

В России все эти перипетии переживались в социальном ключе подспудного или явного противостояния до тех пор, пока Империя не рухнула.

Здесь представлены работы разного времени и стиля, но они все с концептуальной направленностью и пластической наполненностью характеризуют различные этапы индивидуального сознания автора и наиболее ярких художников своего времени.

Савелий Мительман Мое к этому отношение

Портрет Владимира Маяковского, рисунок.

Приближается столетний юбилей самого молодого и звонкого из великой плеяды русских поэтов ХХ века.

Десять лет назад впервые обратил я внимание на фотографию гениального юноши, почти подростка с широко раскрытыми глазами в костюме пилигрима. Взгляд как из бездны, пронзал своей неприкаянностью, бросал вызов этому миру. Маленькие зрачки глядели тревожно, почти угрожающе: «а самое страшное видели - лицо мое, когда я абсолютно спокоен?». Я испытал своего рода визуальный шок и только потом пошли стихи, которые сразу же заслонили все, написанное другими.

Прошло десять лет и ситуация в стране резко изменилась. Мы узнали много новых фактов , по новому взглянули на историю нашего государства, но мое отношение к нему не изменилось. Я по-прежнему считаю его величайшим поэтом ХХ века.

Вот такая, очень непопулярная на сегодняшний день точка зрения. Историческая конъюнктура сложилась для него столь неблагоприятно, что многие, не принадлежащие к династии любящих Маяковского, хотели бы попросту пропустить эту дату. А таковая династия существует («существует и ни в зуб ногой») так же, как и сорок лет назад. И никакие политические спекуляции этому не помешают.

Напрасно некоторые знатоки-лингвисты пытаются убедить нас в том, что Маяковский превратился в поэта для поэтов наподобие Анненского или Хлебникова, - не тот масштаб, не тот темперамент! Лично мне фигура Маяковского видится в ряду величайших поэтов-бунтарей мира следом за Данте, Байроном, Ницше. Такие гиганты появляются в переломные эпохи и сами собой означают коренные сдвиги в мировой истории и культуре. Если же рассматривать Маяковского в рамках своей эпохи, то он представляется мне живой эмблемой русского авангарда с его мессианскими идеями, экстремизмом, устремленностью в будущее. Хотя значение его грандиознее, ибо творчество (не поэзия в традиционном смысле, которая оказалась «пресволочной штуковиной»), включающее в себя основные направления тогдашнего модернизма: футуризм, экспрессионизм, сюрреализм – творчество это гиперболично, безмерно, запредельно. Но этого мало. Творец, создавший эпос своей эпохи, протянул свой «Бруклинский мост» и в наше время.

На мой взгляд он является и первым художником-концептуалистом: «Я над всем, что сделано, ставлю НИХИЛЬ». Великое отрицание 1915 года одновременно с «Черным квадратом» Малевича.

Но сегодняшнее «будущее» явно подвело великого футуриста. Сегодняшнему усредненному сознанию, вернувшемуся в лоно православной церкви, оказались чуждыми революционные идеи начала века, а проходящая в настоящее время выставка искусства того времени называется не иначе, как «Великой Утопией».

Заурядным натурам в любые времена трудно было опознать великана. Они вроде и чувствуют этот напор, эту лавину, но внутренне сопротивляются этому чужеродному телу («нам чтобы поменьше, нам вроде танго бы»). Не хотят, не могут его принять. Потом пишут мемуары в форме бухгалтерского отчета о своих встречах с незадачливым современником. Обвиняют его в мифотворчестве, слепоте. Страшно горды, если им самим удалось заглянуть на 2-3 года вперед.

А мне почему-то вспомнился слепой Гомер, творивший свои мифы на пороге цивилизации. Кто теперь может сказать, насколько они соответствовали действительной истории?

Байрон создал свой миф о Каине, резко расходившийся с общечеловеческими представлениями. Так на то он и Байрон.

Уже в наше время попытки укоротить Маяковского начались лет шесть назад серией статей на страницах многотиражки «Московский художник». Конфликт существовал всегда между творческой интеллигенцией правоконсервативного толка и комиссаром-апостолом, автором «приказов по армии искусств». Претензий было много, и все они касались в основном проблем ложно понятой гражданственности. Поэта, откликавшегося на каждое событие в стране, опять стало очень модно обвинять в близорукости, мифотворчестве, более того, в абсолютной зажмуренности. Но даже его недоброжелатели вынуждены были признать, что за столько лет звук его стихов ничуть не ослабел.

Впрочем, есть и другая, экзистенциальная часть проблемы. Своей громовой лирой Маяковский заслонил весь поэтический небосклон, на некоторое время став кумиром публики. Вряд ли это могло понравиться его коллегам по перу. Вот и Владимир Корнилов сокрушается о том, что величие так часто достается «неучам», да еще лишенным нравственной основы. Я полагаю, что «точка пули в конце» разрешила проблему нравственности (разумеется, не по христианским понятиям).

Поэт не захотел жить в тридцатых годах, ибо уже стал свидетелем внутренней бюрократической контрреволюции и наступающей кромешной тьмы сталинского произвола.

Мятежная душа «великого еретика» не смогла перенести крушения идеалов, которым он отдал всего себя. Хотя с другой стороны трагический финал был имманентно заложен с тех самых пор, как этот ярчайший индивидуалист и эгоцентрик ницшевского толка отдал свой талант идее коллективного.

Да, сейчас юбилей не ко времени, но лет через 15-20 по закону исторического маятника вновь возникнет интерес к революционной эпохе и к ее поэту. И тогда сбудется пророчество Марины Цветаевой, и поэт, ушагавший далеко за нашу современность, долго еще будет нас ждать за каким-то поворотом.

Выдержки из книги отзывов

"Когда я абсолютно спокоен", 1983, холст, масло.

У автора этих картин есть очень человечное и тревожное начало во всех картинах. Он будит нашу мысль, апеллирует к воображению, живущему в нас, зовет к деятельной жизни. Он – творец по большому счету и при этом скромен и душевно чист как ребенок.

М.Сигалов, 29.04.86

Ты, как острый наблюдатель, ощутил себя тринадцатым апостолом (недаром твой «Тринадцатый апостол» - истинный шедевр!)

В.Гурьев,1986г.

Самое важное достоинство этих картин в их принципиальной новизне. Почти каждая работа – это маленькое открытие. Никто еще так не трактовал тему Маяковского или космос. Сохраняя традиционную форму, автор реализует в ней новое художественное сознание.

Художник Воробьев,1986г.

Это, безусловно, Художник! Подо всем творчеством угадывается высокая культура, эрудиция и фантазия истинного художника. Свое оригинальное видение и трактовка образов и явлений. В каждой работе заложена мысль, композиции, в большинстве своем, ассоциативны.

А.Конников, инженер, 1986г.

Быстро пройти по выставке трудно, нужно остановиться около каждой картины. На выставку хочется придти еще и еще раз.

Кардонская, учитель школы, 86г.

Специально приехал второй раз, чтобы отснять несколько картин.

06.05.86

«Иллюзия праздника», «За униформой», «Супермен с гиперстаканом», «Подарок цензору» - очень здорово. К сожалению, такие выставки видишь не часто. Глядя на картины, хочется думать.

В.Добровольский, фотограф, Ленинград, Н.Омельченко, Ленинград, 07,05,86

Впечатляет! Не стандартно! Много мысли!

Экономист Родионова.

Никто еще так откровенно не говорил с любовью в живописи о Маяковском и его оригинальном таланте.

08.05.86

Выставка замечательная! Я не интересовалась живописью, но здесь я просто в восторге. Картины очень актуальные и написаны очень красиво.

12.01.90г.

Очень хорошо, что можно увидеть такую выставку! Понравился Маяковский и все, что связано с ним.

17.01.90

И живопись и графика впечатлили не только меня, но и моего семилетнего сына. Значит это истинно, значит это талантливо.

Т.Прохорова, 21.01.90г.

Такие картины, как «Урок истории» и «Про это» стало возможным увидеть только в период гласности и перестройки. Ужасно то, что и сейчас шагают по нашим спинам и используют женский труд на всех работах. Спасибо Вам.

Е.Колпакова 28.01.90г.

Огромное Вам спасибо за Вашу любовь к кошкам. Приглашаем Вас на праздник кошек в г.Казань

Светлана Николаевна

Желаю Савелию Мительману творческих успехов, удачи и счастья.

Наталия Владимировна (Дурова). Детский театр кошек. 23.09.94г.(Юнион-Галерея)

Потрясающе! Сегодняшний день. Спасибо.

24.09.94г.

Тот, кто умеет хоть понять, что серьезно, а что – нет, уже по нашим временам не мало.

03.10.94г.

Выставка производит глубочайшее впечатление. Образы застревают надолго. Хочется видеть картины многократно. Они открывают глаза на происходящее.

25.03.95г.

Впечатляет глубокий смысл картин и художественная выразительность.

08.04.95г. Садовниковы (Удельная)

Большое спасибо за правду!

Д.Р.К.18.08.95г.

Странная радость – человек чувствует тот же гнев, горечь, печаль, что и ты, но это – сильный человек. Картины энергичные, яркие и это вселяет надежду. Спасибо. И дай Бог сил.

М. 16.08.95г.

Первый раз за время демократических реформ удалось увидеть и почувствовать на полотнах картин нашу жизнь. Спасибо большое за правду.

Врач Анчукова ЦДХ, август 1995г.

Независимость взгляда и свой путь определяют ценность его искусства.

18.08.95г.ЦДХ

Это совершенно уникальное для меня посещение выставки совершенно незнакомого художника. И вдруг такой душевный контакт! Очень рад, что Провидение привело меня именно на Вашу экспозицию, да еще и подарило интересный разговор с самим автором этих работ. Благодаря этой случайности получил большой положительный заряд психологической энергии и, главное, еще раз убедился, что ИМЕННО ТАКИХ ЛЮДЕЙ еще не извели с планеты Земля!

Теперь искренне Ваш поклонник В.Гордеев 20.08.95г.

Это удар. После этого мне больно. Потому что смотреть на такую правду всегда больно. Спасибо.

27.08.95г. ЦДХ

Лелеет глаз новизна, проявляющаяся в оригинальности мысли.

Вера Пилипович, Академия Культуры СПб, 07-08.98г.

Здесь есть что-то, что нельзя выразить словом, и это «что-то» отражено в каждой из картин в большей или меньшей степени. Это «что-то» притянуло мой взор к картине «Уста истины». Не знаю, чем это объяснить, но она оставляет большое впечатление и запоминается.

Лена из Днепропетровска, ЦДХ, 95г.

Работы красивы и разнообразны по цвету. Ты колорист от Бога, плюс хорошая школа. Твои работы хорошо сгармонированы по цвету, цельны по композиции… Цветом ты достигаешь необходимого образного состояния в картинах. Что касается духа Италии и Испании, то они схвачены верно, нестандартно. У тебя есть свой почерк и лицо в живописи.

Александр Брусилов, 05.08.98 г.ЦДХ

Свежий, нестандартный взгляд художника вводит тебя в сказку Италии и Испании. Спасибо.

Нина и Галина 05.08.98

Я, возможно никогда не увижу этих городов в реальности. Но эти картины позволили мне на какое-то время почувствовать их, отраженных вашим восприятием.

Алиса 06.08.98г.

(Флоренция) – любимое место Бродского. Это полотно «Памяти поэта» произвело неизгладимое впечатление…Желаю, чтобы полотна, связанные с жизнью Бродского попали в экспозиции музеев и выставочных залов мира.

Людмила Костина 07.08.98 ЦДХ

Профессионализм, мастерство сочетаются с мудрым проникновением в историю, смысл жизни.

В.Вовк, В. Пиро….12.08.98

Ваши картины интересны, их можно разгадывать, в каждой есть какая-то тайна.

12. 08.98 г.

Замечательные итальянские мотивы. «Последний опус» - верх остроумия.

Август, 1998г.

Благодарен за Ваше горящее, содержательное искусство.

17.03.2000 г.

Согласен с Вами и как с человеком, и как с художником. Картиной «Скрипач» убит наповал.

Вадим 17.03.2000г.

Ваши работы будоражат, тонизируют, зовут из теплой постели, не знаю куда, но убежден – к светлдому, хорошему, может несбыточному.

Алексей,19.03.2000г.

Спасибо за смелость. За смелые образы и выдержку. Удачи!

Выставочный Зал на Таганке. Группа художников 29.03.2000г.

Умная выставка. Соединение жизни, истории и философии. Пусть Клио и дальше не покидает автора.

Н.Зайцева

Время и эпоха в живописи – это интересно и неповторимо!

А.Абрамов 09.2001г. ЦДХ

Спасибо Художнику за его замечательный труд, где есть и чувство, и мысль, есть Время, есть боль за Россию.

В.Грошев 08.09.2001г. ЦДХ

Лучшая Ваша картина в данный момент – «Счищающий накипь».

Александр Исаев 08.09.2001г. ЦДХ

Вы гениальный художник, видите то, что от простого обывателя уходит незамеченным. Хочется сказать всем людям, чтобы повнимательнее присмотрелись к произведениям и по достоинству оценили мастера. Я получила неизгладимое впечатление, прекрасное цветовое решение, чувственность.

Е.Ф.Михайлова 08.09.2001г. ЦДХ

Очень серьезные темы ВЫ поднимаете. Спасибо! Ведь кто-то должен это сказать. А у ХУДОЖНИКА это получается кратко – ударом, сильнее слова.

Геолог Кутузова 09.09.2001 г.

Уродлива наша жизнь, хорошо, что пришло время, когда это можно показать.

09.09.2001 г.ЦДХ

Много оригинального, остроумного и неожиданного смог передать художник за эти очень непростые годы нашей жизни. Живопись, и плакат, и иллюстрация – все это как бы проглядывается в его необычном творчестве… Парадоксы жизни в его творчестве отображены с мастерством.

Художник-график М.Кузьмина 09.09.2001 г.

В эпоху всеобщего равнодушия встретить одинокую страдающую душу художника радостно и удивительно. Сопереживание и боль за Отечество, социально-активная позиция – основные черты художника-патриота…Нам особенно понравилась картина «Спящий дракон Этны» или, как нам кажется, «Спящий Мительман».

Сережа и Наташа, благодарные зрители 11. 09.2001г. ЦДХ

Удивительные, тревожащие картины. Хорошо бы, если была постоянная экспозиция.

15.09.2001г. ЦДХ

Мастерское владение языком образов, позволяющее выбраться на космические вселенские просторы, вырвавшись из плена логики и лингвистики к постижению новейших и именно истинных смыслов. В работах присутствует одновременно и прошлое, и настоящее, и будущее – в этом динамизм и многопараметричность отображенных смыслов, ведущих по пути эволюционного развития, гармоничности и совершенства.

Академик О.П.Ершова, 15.09.2001г. ЦДХ

ИЛЛЮСТРАЦИИ (в хронологическом порядке)

Масло 1969-1983

Мертвый голубь, 1969 холст, масло, 40х50 см.

За стеклом, 1969, холст, масло, 50х74 см.

Зимнее утро, 1970, холст, масло, 60х75 см.

Пастырь, 1971, холст, масло, 68х54 см.

Геркулес и Омфала, 1973, оргалит, масло, 48х58 см.

Урок истории, 1977, холст, масло, 61х81 см.

Рождественский полет, 1979, холст, масло, 77х62 см.

Студентка из Африки – 1980, холст, масло, 30х40 см.

Памяти Данилова, 1980, холст, масло, 54х54 см.

Гиперстакан, 1981, холст, масло, 47х37 см.

Плоды милитаризма, 1981, холст, масло.

Беспокойство Сезанна (ремейк), 1982, холст, масло, 100х65.5 см.

Конформист, 1982, холст, масло, 89х59 см.

Тринадцатый апостол, 1983, холст, масло, 120х90 см.

1984-1989

Брутальность любви (по Маяковскому), 1984, холст, масло, 75х64 см.

"Вам!" (по Маяковскому), 1984, холст, масло, 90х90 см.

Трансформация Авангарда, 1984, холст, масло, 140х10 см.

Судьба женщины, 1984, холст, масло, 62х40 см.

Предупреждение, 1985, холст, масло, 70х50 см.

Рождение номенклатуры, 1986, холст, масло, 130х105 см.

Памяти Тальберга, 1986, холст, масло, 108х86 см.

Тряпичные куклы, 1987, оргалит, масло, 60х41 см.

Кунштюк, 1989, масло, холст, 55х33 см.

Сукорубы, 1989, холст, масло, 94х70 см.

Цветы для Светланы, 1989, холст, масло, 60х80 см.

Сон музыканта, 1989, холст, масло, 50х70 см.

Гласность, 1989, холст, масло.

Тяжелая ситуация, 1989, холст, масло, 50х70 см.

Ценитель (портрет урядника Туманова), 1989, холст, масло, 38х46 см.

Клио, муза истории, 1989, картон, масло, 115х70 см.

Кунштюк 1989, оргалит, масло, 69х48 см.

1990-1991

Портрет академика А.Д. Сахарова, 1990, холст, масло, 50х50 см.

Бюрократические игры, 1990, холст, масло, 64х64 см.  

Соболезнование, 1990, оргалит, масло, 50х50 см.  

Джулия Робертс, 1990, оргалит, масло, 52х40 см.  

Судьбы животных, 1990, холст, масло.

Высадка, 1990, холст, масло, 70х100 см.

По рыночной цене, 1990, холст, масло.

Звезда Маяковского, 1990, холст, масло.

Катастройка, 1990, холст, масло, 90х20 см.

Сегодня, 25 октября, 1990, холст, масло, 70х50 см.

Послесловие к Малевичу, 1990, холст, масло, 65х65 см.

Приверженные люди, 1990, холст, масло, 30х80 см.

Золотой телец, 1990, холст, масло.

Изгнание торговцев, 1991 холст, масло, 85х70см.  

Реликты, 1991, холст, масло.

Маленький скрипач, 1991, холст, масло, 104х80 см.   

Хроника перемен, 1991, холст, масло, 120х90 см.  

А Вы прикупаете к пятерке?, 1991, холст, масло, 65х50 см.

Процесс (ремейк), 1991, холст, масло, 88х100 см.

Персидский синдром, 1991, холст, масло.

Далианская идиллия, 1991, холст, масло, 106х97 см.

Мутант, 1991, холст, масло, 58х53 см.

Ужин людоеда, 1991, холст, масло, 86х70 см.

Неправый суд 1991, холст, масло, 87х70 см.

1992-1994

Красная пустыня, 1992, холст, масло, 86х80 см.  

Одичание, 1992, холст, масло.

Шпильхаузен, 1992, холст, масло, 115х82 см.

Икар, 1992, холст, масло, 85х60 см.

В миноре, 1992, холст, масло, 84х66 см.

Подарок цензору, 1992, холст, масло, 64х40 см.

На брудершафт, 1992, холст, масло, 75х50 см.

"Ecce, homo", 1993, холст, масло, 140х100 см.

Сон нувориша, 1993, холст, масло, 60х85 см.

Геометрия любви, 1993, холст, масло, 120х98 см.

Самое лучшее оружие, 1993, холст, масло.

Художники на Арбате, 1993, холст, масло, 46х54 см.

Последний опус, 1994, оргалит, масло, 96х69 см.

Инок, 1994, холст, масло, 52х40 см.

Харизматический лидер, 1994, холст, масло, 100х85 см.

Кладезь духовности и пушистости, 1994, холст, масло, 110х85 см.

Непреложность бытия, 1994, холст, масло, 120х90 см.

1995-1997

Безусловность судьбы, 1995, холст, масло, 90х58 см.

Метафизика террора, 1995, холст, масло, 113х130 см.

Памяти Листьева, 1995, холст, масло, 54х54 см.

Рэкет, 1995, холст, масло, 70х86 см.

Мистики и стебанутые, 1995, холст, масло, 50х65 см.

Безусловность судьбы, 1995, холст, масло, 90х58 см.

Классификация одноклеточных, 1995, холст, масло, 70х96 см.

Счищая накипь, 1995, холст, масло, 110х80 см.

Всплытие, 1995.

Зимой в Венеции, 1996, холст, масло, 61х48 см.

Аппиева дорога, 1996, холст, масло, 42х60 см.

Портрет Ельцина, 1996, оргалит, масло, 62х48,5 см.

Портрет Котова (конформист), 1996, холст, масло, 86х88 см.

Укрощение Мамоны, 1996, холст, масло, 105х70 см.

Сомнения Линнея, 1996, холст, масло, 50х60 см.

Общество в парке, 1997, холст, масло, 37х48 см.

Смерть гладиатора, 1997, холст, масло, 70х50 см.

Интервью по поводу вечности, 1997, холст, масло, 85х90 см.

Памяти поэта, 1997, холст, масло, 120х90 см.

Уста истины, 1997, холст, масло, 75х60см.

Фонтан Треви, 1997, холст, масло, 50х70 см.

Ноктюрн, 1997, холст, масло, 80х60 см.

Средневековый мост в Каталонии, 1997, холст, масло, 35х70 см.

Спящий дракон Этны, 1997,, холст, масло, 70х80 см.

Пленник Аполлона, 1997, холст, масло, 65х45 см.

Сонет Микеланджело, 1997, холст, масло, 60х43 см.

1998-1999

Портрет Старовойтовой, 1998, оргалит, масло, 60х48 см.

Юстиция, 1998, холст, масло, 75х75 см.

Толедо, 1998, холст, масло, 60х70 см.

Панический ноябрь, 1998, холст, масло, 104х80 см.

Развоплощение поэта, 1998, холст, масло, 90х75 см.

Магия Венеции, 1998, холст, масло, 50х79 см.

Толедо мост святого Мартина, 1998, холст, масло, 60х70 см.

В расселине Монсеррата, 1998, холст, масло, 70х50 см.

Золотой кирпич, 1998, холст, масло, 70х90 см.

Летальный исход, 1999, холст, масло, 110х75 см.

Статуя Моисея в Пражском гетто, 1999, холст, масло, 73х51 см.

Собор в Бремене, 1999, холст, масло, 50х60 см.

Пражская Венеция, 1999, холст, масло, 75х43 см.

Астральное путешествие, 1999, холст, масло, 24х30 см.

Генезис Клио (триптих), 1999, холст, масло.

Левая часть триптиха, 1999, холст, масло, 193х83 см.

Центральная часть триптиха, 1999, холст, масло.

Правая часть триптиха, 1999, холст, масло.

2000-2004

Смерть бедуина, 2000, холст, масло, 67х45 см.

У окна, 2000, холст, масло, 50х60 см.

Сеговия, 2000,, холст, масло, 50х70 см.

Топ-модель, 2000, холст, масло, 60х80 см.

Время Эллады, 2000, холст, масло, 50х70 см.

Портрет беллетристки, 2001, холст, масло, 71х60 см.

Андалусия, 2001, холст, масло, 90х120 см.

Портрет Горбаневской, 2001, холст, масло, 55х55 см.

Арбатский сеанс, 2001, холст, холст 60х80 см.

Ленин и проститутка, 2001, холст, масло, 86х86 см.

Источник, 2002, холст, масло, 110х79 см.

Венеция в снегу, 2003, холст, масло.

Ночная Венеция, 2003, холст, масло, 80х57 см. 

Под лампой, 2004, холст, масло, 60х45 см.

Новый год в Амстердаме, 2004, холст, масло, 80х57 см.

Развалины Микен, 2004, холст, масло, 30х90 см.

Рисунки

Портрет Владимира Маяковского, бумага, карандаш.

Портреты современников, бумага, карандаш.

***

Портрет Владимира Маяковского, бумага, карандаш.

Ранние работы

Эти работы находятся в частных коллекциях, размеры и названия неизвестны.

Чеканка

Автопортрет, 1969, чеканка, латунь, 57,5х52 см.

Игра в карты, 1971, чеканка, латунь, 48х58 см.

###

Оглавление

Савелий МИТЕЛЬМАН. Каталог

Краткая творческая биография

Фотографии художника

Статьи

  Григорий Климовицкий искусствовед Искусство при свете совести

  Вера Собко член Союза журналистов "Попробуйте меня от века оторвать"

  Татьяна Суденко художник-график Воспоминания о друге

  Савик Митлин (Савелий Мительман) 20.03.03 Нонконформизм и андеграунд

  Савелий Мительман Мое к этому отношение

Выдержки из книги отзывов

ИЛЛЮСТРАЦИИ (в хронологическом порядке)

Масло 1969-1983

  1984-1989

  1990-1991

  1992-1994

  1995-1997

  1998-1999

  2000-2004

Рисунки

Ранние работы Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg