«100 великих курьезов истории»

100 великих курьезов истории (fb2) - 100 великих курьезов истории 6263K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Василий Владимирович Веденеев - Николай Николаевич Николаев

Василий Владимирович Веденеев, Николай Николаевич Николаев 100 ВЕЛИКИХ КУРЬЕЗОВ ИСТОРИИ  

Глухая «прародительница» человека

С того момента, когда Чарльз Дарвин издал в 1859 году свой труд «Происхождение видов», весь научный мир погрузился в поиски недостающего звена в доказательстве его теории.

Дарвин утверждал, что человек и обезьяна имеют общего предка. Если это так, возражали критики, почему до сих пор не найдено окаменелых останков этого животного? Потому что недостаточно хорошо искали, отвечали сторонники теории.

На поиски потребовалось больше 50 лет, но в 1912 году дарвинисты торжествовали победу. В районе Пилтдаун-Коммон в Восточном Сассексе были обнаружены фрагменты черепа и зубов существа, напоминающего наполовину человека, наполовину обезьяну и населявшего Землю полмиллиона лет назад.

Обнаружил останки Чарльз Доусон, высокочтимый юрист, геолог-любитель и охотник за ископаемыми останками из Льюиса, главного города Восточного Сассекса.

Доусон отослал свои первые пилтдаунские находки своему знакомому из Британского музея, всемирно известному палеонтологу доктору Артуру Смиту Вудворду. Вудворд тут же приехал в Сассекс и присоединился к Доусону в его раскопках. Это было началом одних из наиболее успешных раскопок в истории археологии.

Когда неподалеку от того места, где был обнаружен череп, Доусон и Вудворд откопали челюсть обезьяны, восторгу их не было предела. Зубы находки были сточены таким образом, как могло получиться только в результате вращательного движения человеческой челюсти. Здесь были в наличии все необходимые доказательства для недостающего звена – существа с человеческим мозгом и способностью использовать орудия, но с внешностью обезьяны.

Реконструкция черепа «человека Доусона»

Эксперты восстановили историю жизни пилтдаунского человека. Это была женщина, более того, глухонемая, так как на черепе не обнаружили связок, которые удерживали бы мускулы речевого аппарата. По способу стачивания зубов установили, что она была вегетарианкой. «Дейли экспресс» писала: «Она не могла готовить. Она не могла говорить. Она не могла стирать. Она не могла разжигать огонь».

Доктор Вудворд по согласованию с Британским музеем решил присвоить пилтдаунскому человеку имя первооткрывателя. Он вошел бы в историю как Eoanthropus Dawsony – первобытный человек Доусона.

Доусону продолжала сопутствовать удача: в 1915 году, он нашел зубы и фрагменты черепа второго пилтдаунского человека. Все фрагменты были в невероятно испорченном виде. Доусон умер в 1916 году в возрасте 52 лет. Вудворд продолжал раскопки еще пять лет, но находок больше не последовало.

В 1913 году Дэвид Уотерстон, профессор анатомии колледжа Кинге в Лондоне, заявил, что челюсть пилтдаунского человека практически идентична челюсти шимпанзе. Американский палеонтолог Уильям Хоувеллс также скептически отнесся к находкам. Кроме того, рассказывали, что однажды кто-то зашел в кабинет Доусона без стука и застал его за окраской костей в тигле. Но большинство экспертов сошлись на том, что череп и челюсть подходят друг к другу. Только в 1949 году доктору Кеннету Оакли из Британского музея разрешили взять пробы с костей и установить их возраст с использованием нового химического метода. Тесты доктора Оакли засвидетельствовали, что череп и челюстные кости пролежали в земле не более 50 000 лет. Идея о недостающем звене, «жившем» в то же время, что и более развитый неандертальский человек, стала вызывать сомнения.

Доктор Дж. С. Уейнер, антрополог из Оксфордского университета, попытался выделить все детали, наличие которых делает пилтдаунского человека неправдоподобным: толстый человеческий череп и человеческие зубы в челюсти, сходной с обезьяньей, сточенные так, будто они спилены. Взяв зуб шимпанзе, Уейнер обточил и покрасил его, получив почти точную копию пилтдаунского зуба. Доктор Оакли провел исследование костей пилтдаунского человека в 1953 году, и ему удалось доказать, что, хотя череп был действительно ископаемым, челюсть была ловко сфабрикованной подделкой. Она принадлежала современному орангутану, и зубы были сточены, а затем окрашены.

Мошенник, проделавший все это, так и не был публично разоблачен, но все сходилось на Доусоне. После его смерти не было никаких находок. К тому же Доусон – единственный, кто выигрывал от мошенничества. Ему не нужны были деньги, но пилтдаунский человек мог принести ему нечто большее – славу.

Или он просто начал с того, что попытался одурачить уважаемых экспертов Британского музея, а потом потерял самообладание, когда шутка принесла ему известность?

Хирургия в древности

Оказывается, уже в каменном веке первобытные люди выполняли довольно сложные хирургические операции. Уникальные находки, сделанные в XX в., доказали, что неандертальцы неплохо разбирались в медицине.

Трудно даже представить, что в каменном веке люди умели оказывать друг другу медицинскую помощь. И что самое удивительное, делали хирургические операции. Средняя продолжительность жизни тогда не превышала 25 лет, поэтому на заре человечества вряд ли был золотой век с отсутствием болезней.

Настоящей сенсацией стали открытия, сделанные в пещере Шанидар (Северный Ирак) в 1953–1960 годах. Археологическая экспедиция под руководством Р. Солецки обнаружила 9 мужских скелетов неандертальцев, живших 60–30 тыс. лет до н. э. Особенно поразил ученых скелет одного 40-летнего мужчины. У этого первобытного человека была повреждена левая глазница (скорее всего, он не видел левым глазом) плюс сросшийся перелом левой стопы, изуродованная страшнейшим артритом нога и сильно стершиеся зубы. Поразительно, но у него к тому же практически отсутствовала правая рука! Но этот калека потерял руку задолго до своей смерти. Получается, первобытный инвалид, обреченный на смерть, умудрился, исходя из средней продолжительности жизни того сурового времени, дожить до глубокой старости. Значит, о нем заботились его соплеменники!

Знаменитая пещера Шанидар

Изучив скелет, ученые пришли к выводу, что правая рука бедняги, очевидно раздробленная в результате несчастного случая или в поединке со зверем, была ампутирована выше локтя неким первобытным хирургом. Исследовав захоронения, ученые установили, что неандертальцы не только умели делать хирургические операции, но и использовали лекарственные растения. Анализ почвы из захоронений позволил выявить в них пыльцу тысячелистника, эфедры, алтея, крестовника – 8 видов лекарственных трав. Пыльца не только дала возможность определить, какие растения использовали неандертальцы, но и показала, что древние люди уже имели какое-то представление о загробной жизни, ведь они хоронили умерших, украшая погребальное ложе цветами, и в их захоронениях находят полезные лекарственные растения.

Другая уникальная находка была сделана в конце XX в. Рядом с французской деревушкой Энсисхейм археологи раскопали 45 древних захоронений с останками 47 людей каменного века. Там был обнаружен скелет 50-летнего мужчины, череп которого со следами двух аккуратных отверстий сразу привлек внимание исследователей.

Оба отверстия не имели по краям каких-либо трещин и появились явно в результате хирургического вмешательства, а не убийства или несчастного случая. «В нашем случае можно видеть ровные, закругленные края довольно крупных трепанаций, – рассказывает археолог Сандра Пикхлер из Фрейбургского университета в Германии, – то есть эти отверстия имеют явно искусственный характер».

«Итак, у этих древних людей был очень хороший хирург и какие-то способы подавления инфекции», – говорит Пикхлер.

Причем обе трепанации были выполнены в разное время, то есть мужчину успешно прооперировали дважды! Орудия каменного века вполне подходили для выполнения подобной операции: кремневые ножи были не менее остры, чем современные скальпели.

Как пишет известный чешский исследователь Милослав Стингл, к числу хирургических инструментов древних инков «относились бронзовые скальпели различной величины, пинцеты, иглы, скобки, бронзовые ножи «туми», напоминающие по форме кухонный нож-сечку, а также зажимы, посредством которых местные инкские лекари перетягивали вены, чтобы остановить кровотечение».

Когда медики получили возможность ознакомиться с так называемым папирусом Смита, написанным в Древнем Египте в 1700 году до н. э., они были поражены. Оказалось, уже в то далекое время существовали хирургические инструменты, в частности специальные медные иглы для сшивания ран.

Правда, древние египтяне и сами активно изучали строение человеческого тела. Недавно в истории мумификации была открыта новая страница. Оказывается, что прежде, чем перейти к мумификации тел умерших, древние египтяне «тренировались» на скелетах. Скелет Иду II, который, судя по надписи, занимался торговым ремеслом и поставлял египтянам ценные породы древесины, нашли в Гизе в 1914 году. До конца XX в. никто не знал, были останки Иду забальзамированы или сохранились в таком хорошем состоянии только благодаря сухому климату Египта. Судя по всему, древние бальзамировщики сначала отделили плоть от скелета, а затем засыпали кости солями натрия, чтобы высушить их.

«Вероятно, они уже знали, что плоть разлагается, – полагает Везер, – и потому посчитали, что лучше забальзамировать кости». Подготовка к захоронению скелета Иду II могла чем-то напоминать процесс копчения окороков. Скелет, конечно, вряд ли подвешивали и окуривали дымом, скорее всего, нужные компоненты просто наносили на кости.

Бальзамирование скелета Иду II оказалось настолько совершенным, что даже остался неповрежденным и активным энзим (фермент) – щелочная фосфатаза, который удалось выделить из кусочков ключицы.

Очевидно, уже во времена Древнего царства египтяне довольно хорошо знали отдельные стадии этого процесса, которые потом подробно описал Геродот.

Электричество в Древнем Египте

В Египте в глубокой древности было электричество! В 1937 году во время раскопок под Багдадом немецкий археолог Вильгельм Кениг обнаружил глиняные кувшины, внутри которых находились цилиндры из меди. Эти цилиндры были закреплены на дне глиняных сосудов слоем смолы. Кениг не придал этому значения, но после войны раскопки в Ираке возобновили. И возле шумерского города Селевкия ученые снова обнаружили глазурованные глиняные сосуды, напоминающие цветочные вазы.

Это были гальванические элементы. Ученые наполнили эти вазы лимонным соком и обнаружили между железным стержнем и медным цилиндром разность потенциалов в половину вольта. Пошел электрический ток…

Эти вазы оказались электрическими батареями. Их обнаружили в начале 1980-х годов в Ираке. Потом изображения подобных ваз-батарей были найдены на стенах египетских домов. В эти же годы Рейнхард Хабек обнаружил настенные изображения грушевидных предметов с волнистыми линиями в виде змей внутри. От них шли «кабель» и «шланги». А укреплялись они на стойках. Доказано, что грушевидные объекты с волнистыми линиями внутри – это лампы электрических светильников, а стойки – это высоковольтные изоляторы.

Египтологи не имеют единого мнения о назначении этих колонн (стоек). Петер Краса и Рейхард Хабек издали книгу об электричестве в древности «Свет фараонов» и рассматривают колонны как простые изоляторы. Потом были найдены образцы, на которых висели медные провода.

Действующая модель «багдадской батарейки»

В фундаменте храма Хатор в Дендере были найдены узкие камеры шириной 1,1 м. Археологи ничего не могут сказать о назначении этих помещений, но здесь изображены древние лампы накаливания. Подземная камера расположена у самой дальней стены храма, двумя этажами ниже под землей. В нее можно попасть через узкую шахту. Ширина этой камеры 1 м 12 см, а длина – 4 м 60 см. Почему именно в такой неприглядной узкой камере изображен святая святых мистерий – процесс электрического освещения? Люди держат большие колбы с извилистыми линиями внутри, колба опирается на колонну. Эти волнистые линии заканчиваются цветком лотоса – это, вероятно, патрон электролампы. От лотоса-патрона идет кабель к ящику, на котором сидит бог воздуха. Видимо, эта подземная камера в фундаменте храма Хатор в Дендере была мини-электростанцией, и здесь изобразили тайную науку об электричестве, которая передавалась только посвященным.

На стенах и потолках храмов и пирамид Египта нет следов копоти от факелов – они освещались электричеством. Недавно в Долине в полутора километрах от пирамиды Тутанхамона царей ученые нашли золотой диск или монету, на которой изображено лицо, очень похожее на марсианского сфинкса Кидонии, сфотографированного американским космическим аппаратом «Викинг-1» в 1976 году. Озадачила археологов и выбитая на диске надпись. Буквы совершенно не похожи на египетские иероглифы. Копии этой надписи разосланы авторитетным специалистам разных стран, но ответ пока не найден.

Вокруг Африки 2500 лет назад

…В первых числах августа 1487 года три корабля Бартоломеу Диаша вышли из Лиссабона и отправились в путешествие, которому суждено было стать решающим этапом великой морской экспансии Португалии. Записки Барруша сохранили для нас детали этого плавания.

Современные историки географических открытий не часто вспоминают Бога. Но в случае с португальскими плаваниями это иногда приходится делать. У их участников существовал обычай: места, куда они прибывали, называли по именам святых католического календаря. Зная об этом, историки смогли достаточно точно отождествить районы, где побывали путешественники. Так, например, был определен день прихода Диаша в бухту Святой Барбары в Конго – 4 декабря (популярность этой святой была велика у моряков и военных в Португалии второй половины XV в.). Четыре дня спустя эскадра достигла Китовой бухты (Уолфиш-Бей), названной тогда бухтой Непорочной Девы, а затем пришла в бухту Элизабет. Земли эти показались португальцам такими мрачными, что за ними закрепилось имя «угрюмые пески». Тогда они не подозревали, что это алмазные россыпи…

К югу от Уолфиш-Бей армаду подхватили сильные юго-восточные ветры и донесли до Ангра-Пекена в теперешней Намибии. На берегу мореходы установили каменную плиту – падран, которую везли для такого случая из самой Португалии. Диаш переступил границу достигнутого соотечественниками. Мыс Доброй Надежды приближался с каждым днем…

   Одна из каравелл Бартоломеу Диаша

Не так давно в научной прессе появились сообщения о любопытных находках археологов на различных отрезках побережья Южной Африки – о наскальных рисунках, изображающих странные корабли. Они были нанесены острым предметом на прибрежные скалы в нескольких пунктах побережья и, скорее всего, сделаны по памяти. Рисунки сравнили со старыми книжными гравюрами. Португальские исследователи, склонные всегда слегка преувеличивать значение соотечественников в истории мореплавания, настаивают на том, что на всех изображениях – португальские корабли. Но достаточно взглянуть на рисунки, чтобы усомниться в этом. Действительно, четыре корабля на первых из найденных рисунков похожи на «оригиналы», сохранившиеся в старых книгах и на старинных картинах. Но остальные… Их нашли позже других в районе Кланвильяма. Даже при беглом знакомстве с рисунками у исследователей сразу зародилось сомнение: а не финикийские ли это суда?

Финикийцы в Южной Африке? За две тысячи лет до португальцев? Этого ученые из Лиссабона и Порту никак не хотели допускать. Англичане, более объективно настроенные в отношении географических открытий, высказались в пользу финикийцев. Ведь рисунки органически дополнили известные данные Геродота о плавании вокруг Африки при фараоне Нехо… «Каравеллы – лучшие из судов, бороздящих моря, и нет места, где бы они не могли пройти», – писал средневековый хронист. Добавим к этому: лучшие из судов Средневековья. А ведь были еще античные суда, и плавали они быстрее, а порой и дальше португальских. Доказательств этого с каждым годом все больше и больше.

…В 730 году до н. э. Древний Египет был завоеван войсками африканского государства Напата. В 685 году до н. э. фараону Псамметиху удалось на время установить независимость страны, призвав на помощь греческих и малоазиатских наемников. В 671 году ассирийцы захватили Мемфис. И сам Псамметих I (663–610 гг. до н. э.) и его сын Нехо все чаще открывали морские порты теперь уже не только для финикийских, но и для греческих кораблей. И Нехо, пытавшийся вновь поднять престиж страны и продемонстрировать мощь египетского флота, приказал финикийским мореходам, находившимся у него на службе, обогнуть Африку с юга. После прекращения строительства канала из Нила в Аравийский залив царь послал финикийцев на кораблях. Обратный путь он приказал им держать через Геракловы столпы, пока не достигнут Северного моря и таким образом не возвратятся в Египет. Финикийцы вышли из Красного моря и затем поплыли по Южному. Осенью они приставали к берегу и, в какое бы место в Ливии ни попадали, всюду обрабатывали землю; затем дожидались жатвы, а после сбора урожая плыли дальше. Через два года на третий финикийцы обогнули Геракловы столпы и прибыли в Египет. «По их рассказам, – писал Геродот, – я-то этому не верю, пусть верит, кто хочет, во время плавания вокруг Ливии солнце оказывалось у них на правой стороне».

«Отец истории» посетил Египет в 450 году до н. э. и слышал там этот рассказ от жрецов. Больше о плавании не упоминал никто – может быть, потому, что его организаторы пожелали сохранить в тайне результаты экспедиции. Другие античные авторы оспаривали его, ибо, по их представлениям, «Ливия» (то есть Африка) смыкалась с Азией на юге.

Курьез в том, что древние считали наименее вероятной ту часть рассказа, которую современные исследователи считают доказательством подлинности плавания. Имеется в виду сообщение о том, что путешественники, плывшие на запад, видели солнце справа, то есть на севере. Значит, корабли зашли далеко на юг и могли наблюдать его у южной оконечности материка. Не верили Геродоту и потому, что он ни словом не обмолвился о тропической растительности, огромных реках, впадающих в океан, диких животных, поселениях местных жителей и прочих атрибутах африканского побережья. И если Геродот в своих трудах не упомянул Массалию и Рим, то отсюда вовсе не следует, что этих городов в его время не было.

Некоторых ученых смущает расстояние в двадцать пять тысяч километров, которое надо было покрыть, чтобы обогнуть Африку по морю. Однако нетрудно предположить, что суда все время держались вблизи берегов; к тому же первые мореходы, плававшие в Индию и обратно, огибали близ берегов протяженную дугу Аравийского полуострова и также проходили огромное расстояние. К этому можно добавить, что интересующее нас плавание проходило в основном в благоприятных для судоходства водах, чего, кстати, не скажешь о плаваниях по Тихому океану малайцев и полинезийцев, покрывавших на утлых лодках гигантские расстояния по отнюдь не спокойным водам южных морей. И наконец, немецкий ученый А. Херен считал, что у фараона Нехо, который приказал строить флот на Средиземном и Красном морях, пытался соединить эти моря каналом, вторгся в Азию и захватил ее до Евфрата, вполне могла возникнуть мысль отправить в разведывательное плавание вокруг Африки флотилию судов.

Финикийцам была знакома дорога до мыса Гвардафуй на полуострове Сомали. Они могли отплыть осенью из района современного Суэца на хорошо оснащенных пятидесятивесельных судах. Вскоре они достигли бы мыса Гвардафуй. Течения и ветры этого района восточноафриканского побережья помогли бы мореходам, им даже не понадобились бы весла. А у мыса ветер ударил в паруса и погнал корабли на юг. Приближаясь к экватору, они некоторое время сопротивлялись северо-восточному пассату, но потом их подхватило Мозамбикское течение и донесло до юга Африки. К их большому удивлению, солнце здесь было видно справа, то есть на севере!

Позднее весной они прибыли в район бухты Святой Елены и в первый раз за много месяцев ступили на твердую землю. Вырастив урожай пшеницы (он созрел к ноябрю), они поплыли дальше, и течение донесло корабли до устья Нигера в Гвинейском заливе. В конце марта в районе этой реки они вновь увидели в зените полуденное солнце. Работая веслами, путешественники миновали мыс Пальмас.

Следующий этап путешествия был нелегким, так как пришлось бороться с пассатом и Канарским течением. Но солнце, сиявшее на небосклоне точно так же, как на их родине, вселяло в путешественников надежду на скорый конец плавания. В ноябре они достигли марокканских берегов и ступили на них, чтобы вновь посеять пшеницу и запастись провизией. В июне следующего года урожай был собран, и корабли двинулись дальше на север. Скоро они миновали Гибралтарский пролив и поплыли по знакомым водам Средиземноморья. Через несколько недель корабли стали на якорь в дельте Нила…

Если бы известие о том, что «Африка на юге закругляется с востока на запад», распространилось в древнем мире, то, наверное, можно было бы избежать догадок и заблуждений более поздних времен. Но корабли вернулись в Египет, когда фараона Нехо уже не было в живых, и некому было оставить на стене храма традиционную надпись, повествующую о достигнутом…

До последних лет не имелось больше никаких упоминаний об этом удивительном плавании. Археолог Т. Сэмпсон обнаружил свидетельство английского путешественника начала прошлого века Дж. Томпсона. В книге «Приключения в Южной Африке» он упоминает о странной находке в местечке Кейп-Флэтс, в районе мыса Доброй Надежды, сделанной незадолго до его приезда. Томпсон сам видел найденное. Если верить его описанию, то речь шла о частях обшивки какого-то древнего судна «со следами металлической субстанции в сильно разъеденном состоянии» – как он предполагает, гвоздей. Старый плотник, присутствовавший при этом, утверждал, что древесина была кедровая. Еще тогда, в 1827 году, Томпсон предположил, что это остатки финикийского парусника, потерпевшего крушение во времена, когда пирамиды были еще молодыми, а район Кейп-Флэтс находился под водой. Но о находке забыли.

Через тридцать лет после обнаружения остатков таинственного судна были найдены обломки полуистлевшей кедровой доски. Их уже в наши дни изучал известный южноафриканский ученый Р. Дарт. Он установил, что длина парусника могла достигать ста семидесяти футов, что соответствует данным по древнему кораблестроению у финикийцев.

…Экспедиция Диаша не раз подходила к берегам, причем настолько близко, что местные жители могли пересчитать мачты на каравеллах. В Ангра-Пекене флотилия задержалась из-за непогоды. Через несколько часов после выхода в море вновь разразилась буря. Стало холодно. Надежда на спасение ослабла. Почти две недели плыли с зарифленными парусами и ничего не видели. Бухту Святой Елены проплыли, не заметив. Потом, полагая, что береговая линия, как и раньше, идет строго к югу, Диаш повернул на восток – и не обнаружил берегов. Флотилия проскочила Африку! Корабли развернулись на север и нашли удобную бухту. Сейчас она именуется Моссел, а тогда, в 1488 году, Диаш назвал ее Пастушьей бухтой: на прибрежных склонах готтентоты пасли скот. Ответом на попытку завязать знакомство был град камней. Спустя десять лет Васко да Гама также не обнаружил у этого племени ни малейших дружеских чувств к европейцам.

Между тем южная оконечность Африки была уже позади. Экспедиция пока этого не ведала. Но у Диаша была одна задача – двигаться и при этом почитать святых. На небольшом островке, названном Санта-Круш (Святой Крест), был воздвигнут падран в честь святого Григория. Что это был за остров, никто не знает. На правом берегу реки Бусмане команды высадились, и было проведено голосование. Матросы высказывались за возвращение: судно с запасами продовольствия затерялось по дороге, экспедиции угрожал голод. Для триумфального возвращения на родину открыто достаточно новых земель. Подсчитали голоса – большинство оказалось за возвращение. Это был конец всему предприятию. Как предполагают биографы Диаша, капитан решил, что лучше отложить на несколько лет открытие Индии, в которую он уже знал дорогу, чем прослыть деспотом… Так или иначе, флотилия направилась домой. Мыс Доброй Надежды они увидели только на обратном пути, когда последние стаи ласточек улетали в Европу. Сегодняшнее название южной оконечности Африки – Кабу-ди-Бона Эшперанса – придумал, как полагают некоторые исследователи, именно Диаш. Добрая надежда на плавание в Индию! Но надежда не сбылась.

20 мая 1500 года корабль, на котором Диаш был капитаном в составе экспедиции Кабрала, был уничтожен сильнейшей бурей почти рядом со знаменитым мысом. Итак, предположим, что местным жителям – ими могли быть бушмены – удалось увидеть корабли Диаша в местах его стоянок и вблизи берегов…

Суэцкий канал и Древние египтяне

В 1798 году, когда Наполеон завоевал Египет, он вознамерился построить канал, который соединял бы Средиземное море с Красным. Это открыло бы ему прямой путь к богатствам Индии и Дальнего Востока. Но этот план вряд ли было возможно претворить в жизнь, даже не будь Нельсона с его флотом. Все советники Наполеона почти в один голос утверждали: это будет настолько трудоемкое строительство, что завершение его станет практически невозможно. Они же считали этот проект еще и невероятно опасным, так как дельта Нила, по их расчетам (а они считали, что Красное море расположено на несколько метров выше Средиземного), в результате этого строительства могла быть затоплена морем.

   Мрачное пророчество больше не действует. Суэцкий канал в наши дни

Ученые XIX в. также опасались непредсказуемых последствий работ по сооружению канала. Опасения развеялись только в 1869 году, когда знаменитый Фердинанд Лессепс закончил строительство Суэцкого канал, на что потребовалось двадцать лет. Оказывается, об этом же говорили и советники персидского царя Дария, который правил Египтом в 522–486 годах до н. э., тем не менее правитель дал приказ построить канал. И канал был построен, о чем археологи и прочитали в многочисленных надписях, гордо описывающих это событие. Одна из них гласит: «Я повелел прорыть этот канал от реки Нил, которая течет в Египте, до моря, которое простирается из Персии. Этот канал был впоследствии прорыт, как я и повелел, и суда по этому каналу плыли из Египта до Персии, как я этого и желал». Видимо, в вопросах географии и инженерного искусства мастера Дария превосходили инженеров и ученых Наполеона.

Канал, созданный по повелению владыки Персии, был таким широким, что на нем могли свободно разойтись две крупные галеры. В первой части пути от Красного моря на север он совпадал с современным Суэцким каналом, а вторая его половина ответвлялась на запад, используя естественный водный путь, и далее путь к морю завершался по самому Нилу. Позже выяснилось, что Дарий присвоил себе чужую славу.

Египтяне приписывали строительство самого первого канала легендарному Сесострису, годы жизни которого точно не известны. Тем не менее известно, что к 1470 году до н. э. канал уже был и использовался. Именно этим водным путем царица Хатшепсут отправила экспедицию в таинственную землю Пунт на восточном побережье Африки. В храме в Дейр-эль-Бахри, посвященном этой царице, находится рельеф, на котором изображен маршрут экспедиции. Глядя на него, становится понятно, что флот мог без остановок проделать весь путь от Нила до Красного моря.

Но движущиеся пески пустыни вторгались в искусственные водные пути. Ремонтные работы требовали больших средств и при Рамсесе II были приостановлены. Следующим правителем Египта, кто вплотную занялся каналом, был Нехо, мечтавший возродить свою державу. Но, как сообщает Геродот, после того, как во время строительства погибло 120 тысяч человек, работу пришлось прекратить. Этот-то труд Нехо и завершил Дарий, после чего в течение многих лет корабли ходили из Средиземного моря на Восток и обратно. Потом канал медленно забивался илом и становился непригодным для судоходства. В III в. до н. э. Птолемей II приказал очистить канал, чтобы оживить торговлю в Египте. Однако в этой истории не обошлось без мрачного пророчества. По свидетельству Геродота, боги сообщили Нехо об ужасных последствиях сооружения канала. «Оракул предостерег его, что весь его труд пойдет на пользу варваров (так египтяне называли любого, кто не говорил на их языке)». Как раз при Птолемеях канал, содействуя развитию торговли, делал Египет привлекательным для захватчиков. Римляне активно поддерживали и улучшали канал, чтобы использовать путь в Аравию и Индию. При императоре Траяне существовал специальный вооруженный отряд и флот, которые были созданы для защиты канала от пиратов.

Пророчество продолжало работать и тогда, когда был построен современный Суэцкий канал. Долгое время Египет был колонией Франции и Великобритании. Борьба за канал завершилась только с утверждением независимости Республики Египет, когда британские войска были изгнаны из зоны канала.

Кокаин и никотин знали до Колумба?

Казалось бы, мы хорошо знаем круг растений, известных тому или иному народу Древнего мира. Жители Ближнего Востока выращивали пшеницу и ячмень, закладывая основы экономики Старого Света. В Индии возделывали бананы и таро – травянистое растение, приносившее клубни весом до четырех килограммов. В античной Европе прижились те же пшеница, ячмень, а также бобы, чечевица, оливки, виноград. Многие привычные нам культуры, например картофель и кукуруза, подсолнечник и томат, привезены из Южной Америки, где их возделывали задолго до недружественного визита Колумба. Оттуда же в Европу, Азию и Африку проникли травы, «зело ядовитые» табак и кокаиновый куст (его стали культивировать в тропиках и субтропиках Южной Азии).

Однако недавние исследования египетских мумий удивляют и озадачивают. Похоже, табак и кокаин были известны еще во времена фараонов. Неужели их «импортировали» из Америки? Значит, этот материк открыли задолго до Колумба? А может быть, это случайное совпадение?..

Цветущая кока, которую, возможно, знали и до открытия Америки

1992 год. Судмедэксперт Светлана Балабанова занималась рутинной работой, исследовала мумию. Брала образцы волос, тканей, костей. Превращала их в порошок. Обрабатывала его раствором и попутно исследовала на наличие наркотиков. В тот день случилось нечто непредвиденное. «Шок! – вспоминает она. – Я была абсолютно уверена, что это какая-то ошибка». Нет, конечно, в тканях людей довольно часто встречаются следы употребления ими кокаина, никотина и гашиша, но весь вопрос в том, что перед ней лежала мумия человека, умершего три тысячи лет назад, во времена XXI египетской династии. Исследовав мумии еще восьмерых египтян, живших в 1070 году до н. э. – 395 году н. э., она обнаружила, что все эти люди были любителями излишеств, погубивших миллионы наших современников. Все они курили (или нюхали) табак, все были знакомы с кокаином и гашишем. Неужели в это можно поверить?

Кокаиновые кусты, огромные, вечнозеленые, высотой в 2–3 м, в ту пору встречались лишь в горных тропических лесах Южной Америки. Принято считать, что мы сносно представляем себе, каким виделся мир человеку античной или, например, египетской цивилизации. Для него земля, где росли кока и табак, лежала в мире, который вообще не существовал и из которого до жителей Старого Света не долетали ни легенды, ни слухи.

…Открытие было подобно разорвавшейся бомбе. В один миг древние египтяне – архитекторы, писцы, поэты – превратились в жалких прожигателей жизни, любителей курева и наркотиков. Результаты исследования расшатывали все здание исторической науки. Балабановой поступали десятки писем. Основная мысль их была такова: «Все ваши исследования – это полная чушь, потому что вплоть до плавания Колумба табак и коку нельзя было встретить ни в одной стране Старого Света».

Кокаиновый куст ввез в Европу в 1569 году испанский врач Николас Монардес. Табак был тоже поначалу завезен на Пиренейский полуостров. Жан Нико де Виллемен (1530–1600), будучи посланником при лиссабонском дворе, обратил внимание на одно растение, привезенное из Америки. Вскоре он убедился, что это растение удивительно подкрепляет силы. Он непрестанно нахваливал его целительные свойства. В историю науки оно вошло под именем человека, чьими стараниями расселилось по Европе. Его назвали: Herba nicotiana.

В последние годы выявилось еще несколько странных фактов:

– в нубийской пустыне ученые часто обнаруживают тела людей, естественным путем превратившихся в мумии. В тканях некоторых из них недавно были найдены следы никотина. Возраст этих мумий – от 1000 до 2600 лет;

– недавно немецкие ученые исследовали египетскую мумию, что хранилась в одном из музеев Мюнхена (ее возраст – 3000 лет). В ее тканях была обнаружена «коллекция» популярных в наше время растительных ядов: никотин, кокаин, гашиш;

– еще одна группа ученых тщательно изучила большую коллекцию естественных мумий, найденных в Нубии. Была обследована 71 мумия людей, живших от 1400 до 3100 лет назад. Выяснилось, что пятьдесят шесть человек, то есть 80 процентов, очевидно, употребляли при жизни кокаин.

Каким же образом он попадал в Египет? Известно, что древнеегипетские врачи были искусными целителями. Они знали свойства самых экзотических трав. В борьбе с недугами, вызывавшими сильные боли, например, при флюсе или радикулите, они в большом количестве прописывали своим пациентам всевозможные наркотики. Конечно, они не могли не знать, что человек, привыкший к опию, впредь будет мучиться без него. Однако в те далекие времена у врачей было особое мнение. Главное, чтобы человек не страдал от боли, а чем он будет тешиться – все равно. В повседневной жизни египтяне часто употребляли пьянящие соки, дурманящие травы и коренья. Млечный маковый сок они давали даже детям, чтобы те не досаждали по пустякам. Всего, по оценкам ученых, египтянам было известно около восьмисот наркотических веществ. Однако современные биологи сумели опознать лишь малую часть их, ведь описания (и изображения растений) зачастую стилизованы и неточны. Но с опием все понятно. Мак растет в Старом Свете. А как быть с «американскими вкраплениями» в тела нубийцев и египтян?

В 1922 году была раскопана гробница Тутанхамона; в ней было обнаружено не только «золото фараонов», но и высохшее тельце табачного жука. Это насекомое питается, как видно по названию, табаком. В 1976 году, исследуя мумию Рамсеса II (он умер около 1251 г. до н. э.), французские ученые нашли не только табачных жуков, но и частицы табака. Тут же посыпались возражения. Вот как их подытожил профессор Назри Искандер, главный хранитель Каирского музея: «Наверное, кто-то из археологов, исследуя гробницу, случайно просыпал табак». Однако эта отговорка не объясняет всех фактов. По словам Светланы Балабановой, она отыскала пробы «неположенных» египтянам веществ даже под слоем смолы, нанесенным при бальзамировании. Случайно просыпать туда табак нельзя. Кроме того, эти вещества извлекали пинцетом из самых недоступных уголков брюшной полости. Египтологи старой школы игнорируют эти странные открытия и придумывают самые неестественные объяснения.

Так, немецкая исследовательница Рената Гермер писала в 1985 году в книге «Флора Египта времен фараонов», что мумию Рамсеса II наверняка еще в XIX в. распеленали и осмотрели: «Вот тогда внутрь мумии случайно попал табак». В конце концов, ни в Египте, ни в Африке, ни в любой другой стране, с которой могли торговать египтяне, не встречалось ни одного растения рода Nicotiana. Впрочем, еще двадцать лет назад в Намибии был открыт африканский вид табака – Nicotiana africana. Интересно также, что Петер Форскал, составитель первого каталога египетской флоры, подготовленного в 1761 году, описал в нем табак не только как полезную людям культуру, но и как дикое растение, проникшее с берегов Красного моря далеко в Ливийскую пустыню. По оценке ряда современных ученых, за какие-то два столетия, минувшие с тех пор, как в Старый Свет ввезли «лекарство» под названием «табак», это растение вряд ли могло так быстро распространиться по Египту.

А вот объяснения других авторов. Табак отличается хорошими бактерицидными свойствами; он защищает от гниения. Поэтому египтяне применяли его при мумифицировании и окуривали им помещения. Возможно, что египтяне и сами курили табак. В окрестностях Гизы обнаружили глиняные трубки, датируемые 2000–1700 годами до н. э.

Люди, которые высказывают такие идеи, почти всегда добавляют к ним еще одну: «Очевидно, египтяне поддерживали торговые отношения с народами Южной Америки или хотя бы совершали туда плавания». Мы еще обсудим эту версию, а пока вернемся к рассказу о никотине, найденном в древних мумиях. Никотин – это алкалоид, который обнаружили в 1571 году в табаке (его содержание в табаке достигает 8 процентов). Назвали это ядовитое (в больших дозах) вещество по имени Жана Нико. Однако в наше время ученым стало известно, что никотин содержится не только в табаке, но и в некоторых обычных для Старого Света растениях: например, в пятнистом ароннике, сирийском волчнике, болотном хвоще, очитоке, плауне, некоторых видах роз, астр, пасленовых и даже в крапиве. Разумеется, почти во всех этих растениях никотина содержится гораздо меньше, чем в табаке. Возможно, никотин встречается и в некоторых других известных нам видах флоры, ведь целенаправленно его поиск не вели. Нашу нынешнюю потребность в никотине вполне утоляет табак. Египтяне же такой возможности не имели, как считает большинство ученых, и потому следы никотина в мумиях и пирамидах имеют иное растительное происхождение.

А как быть с кокаином? Может, и он попал к египтянам «в ином облачении» – под видом совсем другого растения? Увы, ботаники пока не могут дать никакого ответа. Можно утешать сторонников традиции, отделяющей Египет от Америки непреодолимым барьером, лишь тем, что «до сих пор всерьез не искали растения, содержащие кокаин в любых, сколь угодно малых дозах», добавляет С. Балабанова.

В принципе всего два вида из трехсот представителей семейства Erythroxylaceae содержат сколько-то заметные количества алкалоида кокаина. Это – кока (Erythroxylum coca) и эритроксилум колумбийский (Erythroxylum novagranatense). Помимо алкалоидов ее листья содержат витамины, белки, жиры, железо, кальций и различные минеральные вещества. В Андах коку возделывают и употребляют в пищу вполне легально, ведь это питательное растение веками кормит индейцев. Долгое время ученые не могли даже найти дикорастущую форму кокаинового куста. Лишь в 1983 году Тимоти Плоумен, ботаник из Чикаго, обследовав глухие районы Южной Америки, «заметно продвинулся на пути к идентификации дикой коки», отмечает знаток истории кокаина Джозеф Кеннеди. Согласно Плоумену, предком всех кокаиновых растений является Erythroxylum coca Van Coca, или боливийская кока (ее называют еще гуануко). Хотелось бы добавить: «Является до ближайшего открытия». Возможно, ученые еще найдут где-нибудь в Африке или Азии растение, приносящее кокаин, но возникает и другой вопрос: «Не могли ли египтяне завезти кокаин из-за океана – из Америки?» Конечно, строго научно пока нельзя доказать, что жители Египта бывали в Новом Свете. А вот гипотезы высказывались не раз.

Еще в 1910 году антропологи, обсуждая ступенчатые пирамиды Мексики, пришли к выводу, что, возможно, их конструкция и не была изобретением американских индейцев. Эту технологию они переняли у своих «соседей», живших по ту сторону океана: в Египте.

Норвежский этнолог Тур Хейердал еще в 1969-м и 1970 годах доказал, что на папирусных лодках египтян можно было пересекать Атлантику. Как и они, древние жители Африки вполне могли попасть в Америку. Другое дело, пускались ли они в дальние плавания. И тут вспоминается одна из страниц древней истории Египта – путешествия в страну Пунт. Дорогу туда жители страны фараонов знали на протяжении почти двух тысяч лет: с 2900-го по 1075 год до н. э.

Страна Пунт находилась далеко от Египта. Путешествие туда длилось три-четыре года. Добраться можно было только по морю. Самым знаменитым, наверное, было путешествие в Пунт египетской царицы Хатшепсут, правившей в конце XVI в. до н. э. На девятый год своего правления она снарядила туда экспедицию. Историки помещают страну Пунт, как правило, в Сомали, но, если беспристрастно оценить их рассказ, страна может находиться и в Южной Америке. Пунт славился своими роскошными товарами и ценным сырьем. Египтяне могли вывозить оттуда драгоценные камни и металлы, удивительную древесину, диких животных и ароматные смолы.

В дальний поход Хатшепсут снарядила лишь пять кораблей, но все они вернулись домой, доверху груженные товарами. Они везли золото, серебро, ценные сорта древесины, благовония, сурьму, а также животных – обезьян и диких кошачьих. Неужели трудное и далекое путешествие, в которое отправились египтяне под началом своей отважной царицы, имело целью соседнюю с ними страну – Сомали? Вполне возможно, что «большие морские корабли», на которых пустились в путь египтяне, унесли их гораздо дальше Великой Зелени (так египтяне называли Красное море) знакомого моря. Эту «чужеземную страну, которая неведома людям», они могли найти гораздо южнее – там, где ее уже советовали искать в начале XX в.: близ устья реки Замбези, в Южной Африке, где добывают сурьму. В надписях, высеченных на стене храма Дейр-эль-Бахри, точно сказано, что путешественники «пересекли море». Плавание вдоль Африканского континента не похоже на «пересечение моря». Уж если мысленно пускать корабли в путь, то почему бы не дать им приказ «одному – на восток, другому – на запад». В обоих случаях мореплаватели «пересекут море». Миновав Средиземное море, а затем и Гибралтар, корабли окажутся в Атлантическом океане и, увлекаемые экваториальным течением, следующим с востока на запад, достигнут берегов Америки. В другом случае они могли миновать Красное море и Аденский залив и оказаться в Аравийском море, а оттуда приплыть в Индию. В этой стране нашлись бы и чистая слоновая кость, и благовония, и обезьяны. Индийский историк Анил Мулхандани отмечает: «Находки, сделанные во время раскопок, доказывают, что местные жители вели оживленную торговлю с египтянами и городами Месопотамии».

Плавания в страну Пунт начались в III тысячелетии до н. э. Четыре с половиной тысячи лет назад на берегах Инда было немало городов и селений. Из прибрежных районов сюда привозили продукты, из отдаленных районов Индостана – металлы, из Бирмы или Китая – драгоценные камни. Так наладились устойчивые торговые связи между странами, прилегавшими к Индийскому океану.

Еще около 2300 года до н. э. египтяне получали из Индии краситель индиго, а из Китая (!) – корицу. Почему бы не предположить, что купцы ввезли из далекой страны гашиш, или индийскую коноплю, а также неизвестный пока науке вид кокаинового куста или другого растения, содержавшего в небольших дозах кокаин?

В надписях несколько раз повторяется загадочная фраза: «Хатор, владычица Пунта». Хатор – одна из главных египетских богинь, дочь солнечного бога Ра. Что особенного было в Хатор? Женщина как женщина, только, как все египетские боги, она соединяла в себе черты человека и животного. У Хатор были… рога и большие коровьи уши, а порой и голова коровы. Иноземец, увидев ее, мог бы назвать ее «священной коровой». Страна Хатор – страна «священной коровы». Просится на язык: «Индия!» Плавания в страну Пунт закончились в XI в. до н. э. В это время в Африке для перевозки грузов – драгоценных камней, золота, благовоний – все чаще стали использоваться караваны верблюдов. Они доставляли их в страну фараонов из Йемена, куда эти грузы привозили на кораблях из Индии.

На протяжении веков люди совершали открытия и забывали их. Ученым приходилось заново открывать то, что уже было когда-то известно их предкам. История науки полна «топтаний на месте» или ложных увлечений, и причина этого – утрата знания.

«Кокаин в мумиях»? Чепуха? А этот наркотик продолжают находить и в гробницах царей, и в мумиях бедняков, застигнутых смертью в пустыне. В бразильской бухте нашли античные сосуды возрастом около трех тысяч лет. Колоссальные статуи в Мексике изображают «негроидных» бородатых людей, не похожих на коренное индейское население. Богиня, восседающая в одном из храмов Южной Индии, держит в руке маис.

Становится все очевиднее, что современная археология, несмотря на все ее успехи, явно недооценивает реальные возможности архаических культур…

Эскадрильи фараонов?

Пирамиды и храмы Древнего Египта уже не одну тысячу лет привлекают внимание историков. Казалось бы, за такой период все известные памятники исследованы досконально, и ничего нового обнаружить в них при всем желании просто невозможно. Но это не так.

Еще в 1848 году одна из археологических экспедиций, работавших в Египте, при тщательном осмотре храма Сети в Абидосе обнаружила совершенно загадочные и непонятные иероглифы. Они располагались прямо над входом в храм, практически под самым потолком, на высоте примерно около десяти метров. Возможно, поэтому их раньше просто не замечали. Надо отметить, что иероглифов было довольно много – стены просто пестрели странными и абсолютно непонятными значками, поставившими исследователей в тупик. Единственное, что они хоть как-то сумели понять, да и то с большим трудом, так это то, что ими обнаружены не просто слова иероглифы очень древнего письма, а изображения доселе невиданных странных машин и механизмов неизвестного назначения.

   Древняя авиация в храме Сети в Абидосе

Было решено послать копии в Париж и Лондон, возможно Французская и Британская академии смогут помочь в разгадке. Однако надежды оказались напрасными: и из Лондона, и из Парижа пришли примерно одинаковые ответы, суть которые сводилась к одному: изображения на стенах храма Сети совершенно неизвестны современной науке.

Ни один человек в мире не смог сказать, что же именно изображают загадочные иероглифы, написанные неизвестным художником, жившим примерно три тысячи лет назад! Таинственные знаки, старательно перерисованные членами экспедиции (фотографии тогда еще не знали), вызвали в среде египтологов нескончаемые диспуты и жаркие споры.

По сообщениям некоторых газет, на собраниях любителей древней истории дело порой доходило чуть ли не до рукопашной – с таким пылом каждый отстаивал свою версию. В принципе загадочных и таинственных фигур-иероглифов, обнаруженных археологами в храме Сети, было всего четыре разновидности, но их изображения неоднократно повторялись в различных ракурсах и вариациях. Что же они означают, никто в то время сказать так и не смог.

Но вот через полторы сотни лет после первой находки в Абидосе солидная арабская газета «Аш Шарк аль-Аусат» опубликовала целый ряд сенсационных фотографий, сделанных в храме бога солнца Амона-Ра в Карнаке, и задала читателям совершенно неожиданный вопрос: «Как вы полагаете, были ли древние египтяне знакомы с боевой авиацией?» При иных обстоятельствах подобные вопросы могли бы вызвать только смех или искреннее недоумение. Однако опубликованные газетой фотографии барельефов одного из храмов, построенного во времена правления фараона Сети I, правившего как раз три тысячелетия назад, вызвали настоящее потрясение – древним художником высечены на камне вертолет с явно различимыми лопастями несущего винта и хвостового оперения, а рядом несколько других летательных аппаратов, просто удивительно похожих на современные сверхзвуковые истребители и тяжелые бомбардировщики!

Теперь стало вполне понятно, почему даже самые маститые египтологи XIX в. никак не могли взять в толк, что же такое изображено на таинственных иероглифах, – просто они сами НЕ ЗНАЛИ, что такое вертолет и самолеты!

Фараон Сети I всегда считался одним из самых знаменитых и удачливых воителей Древнего Египта. Получается, что Сети жестоко расправлялся с заклятыми врагами своего царства при помощи боевой авиации, поднимая в воздух «эскадрильи фараона»? После возродившегося интереса к загадкам Абидоса, к которым добавились еще и тайны Карнака, на берега Нила приехал известнейший западный египтолог Алан Элфорд. Он считал все рассказы и газетно-журнальные публикации и даже фотографии загадочных изображений-иероглифов просто умелой и крайне наглой мистификацией, специально организованной для привлечения туристов.

Элфорд поехал в храм и собственными глазами посмотрел на таинственные иероглифы, лично убедившись в полной реальности того, что недавно казалось ему совершенно невероятным. В интервью, данном журналистам, Элфорд признал даже, что древние египтяне изобразили боевой вертолет с весьма большой степенью достоверности. То есть так, как будто они делали рисунок с натуры!

Некоторые исследователи решили: таким образом в таинственных иероглифах древних египтян воплотилась вековая мечта людей о небе.

В ожесточенную дискуссию не замедлил включиться всемирно известный уфолог Ричард Хогленд, ярый сторонник теории происхождения древнеегипетской цивилизации от посетивших Землю… марсиан. По его мнению, Египет был удивительно похож на Марс своим ландшафтом, и потому инопланетяне высадились именно там. Ну а все дальнейшее уже просто само собой разумеется. Не сидели же марсиане сложа руки?

Но на фресках храма в Абидосе, помимо вертолета, изображена еще и субмарина! Причем с достоверностью, не оставляющей никаких сомнений в том, что именно хотел изобразить неизвестный художник древности. Разгадка тайны фресок и иероглифов еще дальше отодвинулась от ученых.

Очень интересную версию высказал известный египтолог Брюс Роулс, оговорившись, что он отнюдь не фантаст и вполне серьезно полагает, что никаких межпланетных экспедиций на Землю никогда не было. Но могущественные жрецы Древнего Египта, умевшие добывать электричество и владевшие магией, могли каким-то пока совершенно неизвестным нам способом заглядывать в будущее. Именно там они подглядели вертолет, боевые самолеты и подводную лодку. Удивительно интересная, поэтичная и очень красивая гипотеза, делающая попытку объяснить, откуда в древних храмах тысячи лет назад появились изображения современных нам боевых машин.

Американцы сняли документальный фильм о таинственных иероглифах, древних храмах и прославленных фараонах, назвав его «Орлы Сети I». А ученые продолжают ожесточенно спорить. Одни полагают, что древние египтяне сами обладали многими секретами воздухоплавания и умели летать. Другие считают, что только слишком пылкое воображение и огромное желание видеть в таинственных иероглифах желаемое помогает «увидеть» в них современные вертолеты, субмарины и прочее. Да, людям частенько свойственно добросовестно заблуждаться, и мы могли бы вполне согласиться с благоразумными призывами скептиков, но как быть с фигуркой, или, если хотите, моделью САМОЛЕТА, найденной в гробнице Саккары?

Надписи на стенах обреченного города

Как известно, римский город Помпеи был уничтожен извержением Везувия в 79 году. Вернее, был уничтожен не город, а его обитатели. Многие городские постройки, напротив, в результате извержения оказались засыпаны пеплом и до сих пор радуют археологов и других любителей старины своим видом. Сохранились частные дома, виллы, общественные здания и многое другое.

 Жители Помпей оставили на стенах своего города многочисленные надписи

На стенах Помпей сохранились также надписи, сделанные местными жителями, желающими выразить свои мысли и эмоции. Когда историк видит на древнем здании надпись, сделанную рукой современного «вандала», он огорчается – ведь испорчен исторический памятник. Совсем другое дело, если обнаружены древние настенные надписи, они бесценные свидетели прошлого. Благодаря им мы можем представить повседневную жизнь помпейцев в мельчайших деталях, узнать, чему они радовались и огорчались, что их смешило или раздражало. А в Помпеях таких надписей – тысячи!

Надписи встречаются внутри домов, на стенах комнат или на полу, выложенные мозаикой. Богатый пекарь написал на своей пекарне: «Здесь живет счастье». Торговец признался всем, что для него «прибыль – это радость». На пороге одного из домов можно прочитать: «Мои двери заперты для воров, но открыты настежь для честных людей». Один из найденных в результате раскопок домов даже получил название «Дом моралиста», так как его украшали следующие призывы: «Держать в чистоте ноги и не пачкать белье и постели, уважать женщин и избегать непристойных речей, воздерживаться от гнева и от драк». В конце заключение: «В противном случае возвращайтесь к себе домой».

Множество надписей помещалось на внешних стенах домов. Вот один из жителей в хорошем настроении вспомнил друга и написал: «Приветствую тебя, Эмилий Фортунатас». Вот другой, разгневанно пишет: «Сумий желает Корнелию, чтобы он повесился». Кто-то, вынужденный замазывать подобные высказывания, не удержался, чтобы не позлорадствовать: «Сосий расписался, Онесий закрасил его белой штукатуркой». Как и во все времена на стенах встречаются и детские рисунки и надписи. Мы видим и карикатуру на учителя, с лысой головой, лавровым венком набекрень и носом горького пьяницы, и отдельные буквы, которым, возможно, этот же учитель научил малолетнего хулигана. А вот детский рисунок гладиаторского боя.

На одном из угловых домов была обнаружена целая афиша: «Двадцать пар гладиаторов, которых Лукреций Сатрий Валенс, жрец Нерона, записал в завещании, а также десять пар, оставленных его сыном, будут сражаться друг с другом в Помпеях 4 апреля. Кроме того, состоятся бои охотников с дикими зверями. Сверху натянут полотняный тент, чтобы зрители не испеклись на солнце». Надо сказать, что некоторые гладиаторы были кумирами многочисленных поклонниц. Имеется надпись, гласящая, что некий гладиатор Трак Келад является «предметом тоски, властелином и исцелителем женских сердец». Однако были и противники подобных развлечений. Одна из надписей сообщает нам: «Философ Аней Сенека – единственный среди римлян писатель, который осудил кровавые игры».

Поскольку газеты в то время отсутствовали, такая интересная часть жизни, как выборы, тоже отражена в настенных надписях. Мы можем читать агитационные призывы целых цехов: цирюльников, виноградарей, кочегаров общественных бань, погонщиков мулов, ювелиров, игроков в мяч и многих других. Отдельные жители также обращались к согражданам. Например: «Паквий просит избрать эдилом Люция Помпея» или (причем эта надпись сделана большими красными буквами): «О, Требий, поднатужься и сделай эдилом молодого, честного человека – Лоллия Фуска». А еще: «Того, кто не отдаст своего голоса за Квинкта, пусть проведут через весь город на осле, как шута». Под восхваляющими кандидатов лозунгами часто можно видеть приписки: «все ленивцы», «горькие пьяницы».

Надписи самого различного содержания встречаются даже на стенах гробниц. Здесь мы видим и предвыборные «плакаты», и сообщения о гладиаторских играх, и мелкие объявления.

Еще одна сторона жизни, о которой помпейцы желали поведать миру, – это любовные переживания. Весь спектр их: радость, робость, печаль, страдания – все на стенах Помпей. Один влюбленный пишет о своей подруге: «Кто не видел Венеры, нарисованной Апеллом, пусть взглянет на мою любимую – она столь же прекрасна, как эта богиня». Другой, менее счастливый поклонник восклицает: «Прощай, моя Савва, вспоминай меня хоть иногда. Ах, когда ты узнаешь, что такое любовь, и в тебе пробудятся чувства, сжалься тогда надо мной, о цветок богини Венеры». Еще один влюбленный, обращаясь к вознице, написал на колодце, где поили ослов и мулов: «Ах, если бы ты когда-нибудь чувствовал, как пылает огонь любви, ты привез бы меня быстрее к моей девушке. Поспешай в Помпеи – там живет моя любимая!»

Один ревнивец предупреждал соперников: «Если кто вздумает соблазнить мою девушку, то пусть его сожрут в пустынных горах страшные медведи». Некоторые даже угрожали самой богине любви: «Венера! Я переломаю тебе все ребра и отстегаю так, что ты охромеешь. Если ты могла пробить стрелой мое нежное сердце, то почему же я не могу размозжить твой череп?» Встречаются и философские надписи: «Одни любят, другие любимы, а мне на это наплевать». На что некий прозорливый прохожий написал в ответ: «Кто на это плюет, тот влюблен». Писали на стенах и женщины. Одна из них, обращаясь к некоему Александру, заявляет: «Твоя судьба меня нисколько не волнует, если ты исчезнешь – тем лучше для меня».

Некоторые надписи посвящены вину. Один житель на стене базилики написал: «Суавий вздыхает о полных чашах вина, его мучит страшная жажда». На стенах таверны читаем: «Сердечный привет! Мы наполнены, как бурдюки!», а рядом – обращение к хозяину от менее довольного клиента: «Чтобы ты сам оказался жертвой своей хитрости: нам продаешь воду, а сам лакаешь чистое вино».

А вот надпись, сделанная человеком, которого раздражали надписи, но об этом непременно надо было поведать миру: «О стена, я удивляюсь, как ты до сих пор не развалилась. Ты обречена на то, чтобы сносить столько глупой болтовни!»

Кто знает, если бы жители Помпей знали об ужасной участи, ожидающей их, может быть, мы читали бы совсем другие надписи.

Горбатые победители

«Богат, как Крез!» Вряд ли кто не слышал этого крылатого выражения, которое предельно ясно дает понять: этот человек обладает поистине бесчисленными, несметными сокровищами.

Между тем это выражение пришло к нам из седой старины, из VI в. до нашей эры, когда жил и правил знаменитый лидийский царь Крез (696–546 гг. до н. э.), фантастические богатства которого вошли в поговорки народов всего мира.

Лидийского царя в Древнем мире вообще все считали удивительным счастливчиком и любимцем богов. Земли его страны отличались плодородием, купцы развозили различные товары, производившиеся в Лидийском царстве, по другим странам и с большой выгодой сбывали их. Налоги текли в казну царя, и он мог позволить себе содержать пышный двор и сильную армию.

Об отважных и ловких всадниках лидийского войска ходили легенды. Стойкость пехоты вызывала восхищение, и еще никому не удавалось нанести решительное поражение армии царя Креза…

В одно время с любимцем богов – лидийским царем Крезом жил другой, не менее известный в Древнем мире человек по имени Кир. Он стал царем обширной древней земли Персии и основал династию Ахеменидов, продержавшуюся на троне восточных владык не одно столетие.

Верблюды грозного царя Кира

Кир был человеком храбрым, воинственным, считался на Востоке талантливым полководцем и неудержимым завоевателем, стремившимся с помощью меча как можно шире раздвинуть пределы своих владений.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что, прослышав о богатствах лидийского царя Креза и плодородии принадлежавщих ему земель, Кир вскоре прислал в Лидию своих послов.

– Твои земли обширны и плодородны, казна полна золота и драгоценностей… – издалека льстиво начали свою речь послы персов.

– Говорите, говорите, – слушая их, усмехнулся царь Крез. – Пока все это только шелуха. А когда же мы доберемся до ядра ореха?

– Счастье человека переменчиво, – упрямо гнули свое персы. – Поэтому наиболее благоразумны те правители, которые заранее умеют увидеть то, что готовится принести им грядущий день.

– Неужели ваш господин отправил ко мне посольство, чтобы вы читали мне нравоучения, поучали, как править страной, и пересказывали прописные истины? – лукаво поглядел на них владыка Лидии. – Все мы знаем: вы приехали не за этим. И не с этими словами вашего господина, обращенными ко мне!

– Ты прав, царь! – вздохнув, согласились персы.

– Тогда выполните свой долг: скажите прямо, что велел передать мне ваш государь. Клянусь богами, что не причиню вам за это никакого зла, если его речь не понравится мне!

– Отдай мне свое царство! – тогда передали послы царю Крезу слова своего воинственного господина.

– Пусть придет и попробует взять! – гордо ответил им Крез, уверенный в своих силах.

Действительно, все знали, что у него были лучшая в мире храбрая конница и сильная пехота. На свои несметные богатства Крез мог нанять еще великое множество воинов, готовых умереть на поле битвы за золото, и большие корабли, чтобы перевозить их к месту боевых действий. Поэтому Крез совершенно не боялся угроз Кира. Тем более персы были тогда еще далеко, а его верный союзник – золото – рядом!

Послы вернулись от Креза ни с чем и, не смея смотреть в пылавшее гневом лицо восточного тирана, передали ему дерзкий ответ лидийского царя. Вполне понятно, что владыке Персии он совсем не понравился.

– Вот как? – зло процедил сквозь зубы Кир. – Скоро придется лидийскому царю горько пожалеть о своей дерзости: мы выступаем в поход! Если он меня позвал, то я приду! И пусть потом не ропщет на злую судьбу!

Вскоре действительно началась большая, долгая и кровопролитная война, которую древние хроники называли не иначе как ужасной. Восточный сатрап Кир бросал в бой все новые и новые армии, но лидийцы, сражавшиеся под предводительством Креза, упорно не уступали персам, и победы в бесконечных сражениях попеременно доставались то одной, то другой стороне. О мирных переговорах никто даже и слушать не хотел. Так продолжалось на протяжении нескольких лет.

Наконец, в 546 году до н. э. лидийское и персидское войска во главе со своими царями оказались неподалеку от местечка Галис, и всем стало понятно: решающая битва обеих армий теперь неизбежна, она и определит судьбу затянувшейся войны. Оба войска стояли друг против друга, разделенные каменистым полем.

Крез выпил в своем шатре вина, однако полная чаша не принесла ему успокоения перед грядущей битвой.

Тогда царь сел на коня и верхом объехал весь лагерь своего войска: оно готовилось к суровой схватке с врагом. Вернувшись, владыка Лидии подозвал одного из приближенных:

– Скажи откровенно: есть ли в нашем войске опытный оракул, предсказаниям которого вполне можно доверять?

Тогда обращение к оракулам считалось совершенно обычным. Поэтому царедворец не усмотрел ничего необычного в вопросе своего господина и повелителя.

– Наше войско сопровождает в походе множество людей, среди которых есть гадатели и прорицатели будущего. Кто именно из них нужен моему повелителю? Стража немедленно отыщет его и доставит в твой шатер, о царь!

Весь вечер накануне решительной битвы лидийского царя мучили какие-то странные дурные предчувствия и не оставляло беспокойство, не объяснимое ничем. Иногда Крезу казалось, что кто-то неслышимый и невидимый притаился у него за спиной и, повторяя каждое его движение, чего-то ждет. Царю очень хотелось избавиться от этого ощущения, и потому он решил обратиться к оракулу.

– Мне нужен лучший, – глухо сказал Крез. – Лучший из всех, которому просто нет равных.

Царедворец задумался, а потом с низким поклоном сообщил владыке:

– Все в один голос твердят, что наилучший из наших прорицателей будущего – это Филипп. Якобы он никогда не ошибается.

– Филипп? Откуда он?

– Говорят, родом из горной Македонии.

– Хорошо, – помедлив, согласился царь. – Пусть найдут его и приведут сюда.

Вскоре охранники царя ввели в большой шатер средних лет сухопарого человека, до глаз заросшего темной клочковатой бородой. Ноги его были босы, длинные волосы на затылке перехватывал засаленный шнурок, а на костлявых плечах болтался хитон из грубой жесткой ткани.

Филипп низко поклонился царю и молча замер в ожидании. Крез знаком приказал страже оставить его с прорицателем наедине.

«Можно ли доверять этому бродяге?» – разглядывая македонца, прикинул Крез, но все же решился и спросил:

– Мне говорили, будто ты хорошо умеешь предсказывать будущее. Что тебе потребуется для этого?

– Великие боги иногда позволяют мне, недостойному, увидеть нечто из своих замыслов, – скромно ответил Филипп. – Если желаешь узнать будущее, то прикажи принести чистой родниковой воды. Пусть принесут в кувшине. Сам налей ее в чашу и подай мне левой рукой: она ближе к сердцу.

Крез громко хлопнул в ладоши и спустя несколько минут подал гадателю чашу прозрачной чистой воды. Филипп с поклоном принял ее и стал пристально всматриваться в дно чаши.

– Что ты хочешь узнать, повелитель?

– Чем завтра закончится битва?

– Она будет тяжелой, – помолчав, ответил македонец. – Но что это? Я ясно вижу, как персы выпускают на твои войска страшных чудовищ: у них змеиные головы на длинных шеях, страшное тело со сложенными на спине крыльями. Это драконы, и они принесут победу Киру!

– Ты лжешь! – разозлился Крез. – Я не верю в мифы о драконах и разных других страшных чудовищах. Признайся: тебя подослал Кир, чтобы вселить неуверенность в меня и запугать перед боем моих воинов? Стража! Взять его! Завтра мы посмотрим, насколько ты прав. И если ничего не произойдет, твоя голова немедленно расстанется с телом.

– Цена твоего неверия окажется страшной, о великий царь! – предупредил гадатель.

– Уведите! – отмахнулся Крез…

Утром следующего дня войско лидийского царя Креза и войско персов, предводительствуемое самим Киром, встали на широком поле друг против друга. Поднимавшееся солнце золотило медные резные бляхи на грубых кожаных панцирях, отражалось в начищенных до зеркального блеска медных щитах и шлемах воинов, украшенных разноцветными конскими хвостами, одновременно служившими и для защиты от рубящих ударов по шее.

Копья, поднятые вверх, напоминали стройный молодой лес. Тревожно ржали кони, чуявшие близкую кровь и смерть, зловеще звенело оружие, натужно и хрипло трубили рога, созывая запоздавших воинов в строй. Начинавшийся день обещал стать жарким и последним для многих, вышедших сегодня на широкое поле под Галисом.

Что поделать, такова специфика войны, но каждый надеется вернуться с нее живым. Кир, гордо стоя на боевой колеснице, неспешно объезжал боевые порядки своего огромного войска, подбадривая воинов перед предстоящей кровавой потехой:

– Сегодня мы окончательно сломаем хребет проклятым лидийцам! Еще до захода солнца царь Крез станет моим пленником! Отдайте сегодня все для нашей победы!

– Слава тебе, непобедимый! – кричали в ответ воины-персы.

Царь Крез тоже медленно объезжал на боевой колеснице строй своих стойких, испытанных воинов, пристально вглядываясь в их лица и стараясь воодушевить перед битвой, страшной и кровавой. Он пытался выглядеть спокойным и совершенно уверенным в скорой и легкой победе над персами, лишенным любых каких бы то ни было сомнений в исходе грядущего сражения: сегодня враг непременно будет разбит! Еще до полудня!

Проезжая перед долгим строем, царь, напрягая горло, хрипло кричал:

– Воины! Вы уже побеждали их! И не раз! Так победим до конца и насадим головы персов на наши копья!

– Смерть! Смерть им! – ревели в ответ тысячи глоток.

Но из головы лидийского царя почему-то никак не шло воспоминание о мрачном предсказании, сделанном ему вчера македонцем Филиппом. Может, стоит приказать уже сейчас снести ему голову, принести ее в жертву богу войны, да и дело с концом? Вместе с головой длинноволосого гадателя отлетят и любые мрачные воспоминания? Или лучше потом провести Филиппа с позором мимо строя разгоряченных битвой воинов и отдать прорицателя им на потеху?

Окончательно царь Крез ничего решить так и не успел – персы решительно пошли в атаку. Завоеватель Кир не хотел больше ждать и тянуть: он давно жаждал поскорее разделаться с упрямым, несколько лет упорно сопротивлявшимся ему гордым царем Лидии. Хватит ждать, все должно решиться сегодня или никогда!

– Вперед! – подгонял своих воинов Кир. – Победа уже видна на концах ваших мечей и копий! Возьмите ее – она ваша и уже заждалась!

– Надо выдержать их первый, самый яростный удар, – сказал приближенным Крез, наблюдая за атакой персов. – А еще лучше сейчас неожиданно ударить им навстречу и сразу сбить с них спесь!

Основную ударную силу армии царя Креза всегда составляла многочисленная, хорошо вооруженная и храбрая конница. Именно ее царь и приказал пустить навстречу атаковавшему врагу, надеясь сильным встречным ударом смять его и обратить в паническое бегство. И конница пошла, тяжело сотрясая топотом копыт каменистую землю. Сначала медленно, потом все более наращивая темп. Всадники нахлестывали и подгоняли лошадей, чтобы к моменту столкновения с противником они уже шли на полном летящем галопе и ударили в боевые порядки персов, как огромный, скованный металлом таран бьет в ворота осажденной крепости, разнося их в щепки!

Кто и что устоит перед таким страшным ударом, готовым смести все на своем пути, проткнуть копьями, изрубить мечами и бросить под копыта, дабы оставить позади лишь перемолотую смесь из покалеченных тел, навоза, крови и грязи!

– Он попался! – ликующе воскликнул Кир, наблюдавший начало атаки лидийской конницы, славившейся своей выучкой и удалью. – Боги решили отдать его в мои руки! Все готово?

– Да, о великий! – ответили ему.

– Тогда пускайте!..

– Что это? – воскликнул наблюдавший за битвой царь Крез. – О ужас!

По знаку царя Кира строй персов расступился, и перед их боевыми порядками появились ужасные создания – у них были змеиные головы на длинных драконьих шеях, жуткие морды и уродливое тело. Настоящие выходцы из ада! Чудовища издавали оглушительные, леденящие душу звуки, и лидийцы не выдержали.

Отважные, но суеверные всадники Креза в смертельном страхе начали поворачивать коней и в панике бежали с поля боя. Они боялись, что ужасные косматые и горбатые чудовища вот-вот догонят и сожрут их вместе с лошадьми. Они уже больше не думали о победе и своем царе – ими завладела только одна мысль: о спасении!

Видя паническое бегство с поля боя прославленной конницы, преследуемой невиданными чудовищами – настоящими исчадиями ада! – дрогнули и стойкие ряды вымуштрованной лидийской пехоты.

Вместо того чтобы расступиться, пропустить отходившую конницу, плотно сомкнуть за ней свои ряды и встать нерушимой стеной, приняв чудовищ на острия длинных копий, пехота тоже позорно побежала!

– Это конец, мы погибли, – помертвевшими губами прошептал Крез.

– Надо спасаться! – Начальник стражи схватил царского коня за узду и потянул в сторону от битвы.

– Да, ты прав, – понуро согласился Крез.

Он прекрасно понимал, что теперь не сможет навести порядок в своем войске, не сумеет остановить бегущих и попытаться хоть как-то спасти положение. Все окончательно рухнуло!

Исход битвы был предрешен и оказался трагическим для Креза. Его войско потерпело сокрушительное поражение, и персидский царь Кир захватил всю Лидию и немедленно присоединил ее к Персии.

Македонец Филипп, предсказавший появление чудовищ, оказался прав. Но судьба его осталась неизвестна.

Что же за чудовища скрывались в боевых порядках царя Кира? Как установили историки, он выпустил в самый ответственный момент на лидийскую конницу… большое стадо верблюдов, которых лидийцы дотоле никогда не видели! И самые обыкновенные верблюды принесли персам победу.

Кто кого?

Со времен глубокой древности индийские и африканские слоны всегда высоко ценились и использовались не только как мощная тягловая сила, но и как уникальные боевые животные.

По большому счету, их можно назвать танками древности. С башнями для стрелков на спине, укрытые толстенными стегаными, укрепленными металлом попонами, хорошо защищавшими от стрел, ударов копий и камней, с грудью, прикрытой броней, слоны шли в атаку на вражеское войско и, как правило, неизменно одерживали победу.

В 217 году недалеко от города Рафии, получившего название в честь особого сорта пальм, из сока которых делали сладкое и хмельное пальмовое вино, приготовились к смертельной битве два больших и сильных войска.

Причина войны весьма банальна: все те же извечные территориальные притязания, неуемная жажда захватить побольше золота, рабов и добиться господства над миром. Ну если не удастся над всем, то хотя бы над его большей частью.

Одним войском командовал царь Антиох, вполне серьезно считавший, что в нем воплотилась при новом рождении душа его знаменитого тезки, царя Антиоха III, прозванного Великим. Воинственного Антиоха III, жившего почти полтысячи лет назад (242–187 гг. до н. э.), считали основателем династии Селевкидов. Антиох Великий когда-то бурным натиском отвоевал у фараонов Египта Палестину, подчинил себе Парфянское царство и плодородную Бактрию. Но потом потерпел поражение от легионов Рима в жестокой и кровопролитной Сирийской войне.

Впрочем, царь Антиох считал: с ним лично ничего подобного случиться просто не должно – основную ударную силу его огромного войска составляли хорошо обученные боевые индийские слоны. Поэтому воинственный монарх рассчитывал на победу и совершенно не боялся боевой силы «африканцев».

Царю Антиоху противостоял царь Птолемей Филопатр. Он давно имел славу опытного, талантливого и предусмотрительного полководца, одержавшего уже не одну громкую победу над весьма сильными противниками.

Естественно, царь Филопатр считал собственные претензии в этой войне вполне обоснованными и совершенно законными. Он не сомневался: поле грядущей битвы останется за ним! В его войске готовились пойти в решительную атаку на врага тяжело вооруженные и хорошо обученные африканские слоны, многочисленная пехота и быстрая конница.

Боевые слоны – танки Древнего мира

Накануне битвы воины обеих армий долго сидели у затухающих костров, не в силах заснуть перед жестоким сражением. Всем хотелось завтра вечером вновь сидеть у костра, но многим предстояло погибнуть. Беспокойно ржали кони, тяжело переступали слоны и, подняв хоботы, издавали трубные звуки, словно перекликаясь или тревожно призывая кого-то.

Объехав лагерь своих воинов, царь Антиох вошел в большой царский шатер и в тусклом свете масляных светильников вдруг заметил странную тень около покрытого мягкими шкурами ложа. Кто это? Сумевший обмануть стражу и тайком пробравшийся в лагерь вражеский лазутчик-смертник, решившийся отдать свою жизнь, но забрать взамен жизнь царя?

– Стража! – выхватив меч, вскричал монарх, и в шатер вбежали охранники. – Смотрите там: кто это?

Однако, как ни странно, царские стражники ничего и никого не обнаружили: они даже не видели той тени, которую заметил сам Антиох. Не желая, чтобы накануне решительной битвы по войску поползли ненужные слухи и начались разговоры, царь отпустил охрану и, не убирая меча, осторожно подошел ближе к странной тени.

– Убери свой меч в ножны, – услышал монарх низкий, трубный мужской голос. – Я не причиню тебе никакого зла.

– Кто ты? – спросил пораженный Антиох.

– Бог Ганеша!

Перед глазами пораженного и несколько напуганного царя странная тень медленно сгустилась, от нее пролилось странное бело-голубое сияние, и перед ошеломленным монархом появился атлетически сложенный, высокий смуглый мужчина в красной, богато расшитой золотом набедренной повязке. Но вместо человеческой у него на плечах сидела голова… слона! С подвижным хоботом и большими ушами, а из-под широкого лба на царя Антиоха смотрели светившиеся умом небольшие темные глаза.

– Силы небесные и великие боги! – Монарх выронил меч и почти без сил упал в кресло. – Что ты хочешь от меня, бог Ганеша?

– Неужели ты никогда даже не слышал обо мне? А ведь именно я покровитель слонов, которые служат в твоем войске: все они мои дети! Скажи, неужели ты хотел бы, чтобы погибли твои дети?

– Нет! – воскликнул Антиох. – О чем ты говоришь?!

– Вот и я совсем не хочу, чтобы слоны бились со слонами. Пока еще не поздно, отправь к Птолемею послов с предложением заключить перемирие, и разведите свои войска. А потом я помогу тебе одержать победу. Мое слово крепко и нерушимо!

– Почему бы тебе не сделать такое лестное предложение царю Филопатру? – хитро прищурился немного успевший прийти в себя после неожиданного появления странного гостя воинственный монарх. – У него тоже есть слоны! Их много в его войске.

– Я покровительствую только индийским слонам, – терпеливо объяснил бог Ганеша. – Хотя легко могу договориться обо всем и с африканскими. Так ты отправишь послов? Мое предложение остается в силе.

– Ни за что! – отчеканил царь Антиох. – Утром я двину свои войска вперед и разобью Птолемея. Все его воины станут моими рабами! Им наденут на шею позорные ошейники.

– Мне искренне жаль тебя, – покачал огромной головой Ганеша и неожиданно растаял, как легкий синеватый дымок над курильницей с благовониями…

На рассвете, едва над горизонтом показался раскаленный диск солнца, Антиох проснулся в своей постели и, сладко потянувшись, решил: все привиделось ему во сне. И ночная тревога, когда он поддался страху, и появление таинственного бога Ганеши. Удивительный и непонятный сон, но… всего лишь сон! Не более того. Надо думать о делах реальных.

– Стройте войска, – вооружаясь и с помощью слуг-оруженосцев надевая панцирь, приказал своим собравшимся в шатре военачальникам царь Антиох. – Слонов поставьте за линию пехоты, в самую середину. И подайте мне кубок вина! Красного! Сегодня день крови…

Выйдя из шатра, царь вскочил на коня и поскакал к своим войскам. Дорогой он придирчиво осматривал всех и вся: действительно ли готова его рать во всеоружии встретить воинов Птолемея Филопатра?

На другом конце широкого поля уже стояли суровые, умелые и закаленные в битвах солдаты, пришедшие сюда забрать чужую жизнь или дорого продать свою, захватив с собой как можно больше противников.

– Солнце уже поднимается, о великий! – обратился к царю один из военачальников. – Не прикажешь ли дать войскам сигнал к атаке? У нас более выгодные позиции.

– Мы покончим с Филопатром и его воинами еще до наступления зноя, – усмехнулся Антиох и тут почему-то вспомнил свой сон про бога слонов Ганешу: какие могут быть послы и переговоры о мире, если окончательная победа буквально висит перед тобой, как созревший плод? Протяни руку и сорви ее! – Пусть начинают! – махнул рукой царь.

Хрипло затрубили боевые рога, возвещавшие о начале битвы, длинная шеренга пехоты, вооруженная копьями и дротиками, колыхнулась, и перед ней на разгоряченных конях выскочили верховые лучники, за ними бежали пешие пращники. Словно вихрь, понеслись кони на врага, но, не доскакав до него, всадники выпустили тучу стрел, а пращники метнули из пращей во вражеский строй ядра из обожженной глины, запросто пробивавшие не защищенный шлемом череп.

Вражеский строй плотно закрылся щитами, принимая первый удар, а когда опустил их, между рядами пехотинцев Антиоха уже резво выбежали на поле пешие лучники с длинными луками и тоже пустили тучу стрел. Пролилась первая кровь.

– Вот так! – довольно и злорадно рассмеялся царь Антиох. – Не ждали от меня такого? Смотрите, они собираются атаковать конницей на флангах!

Вскоре в стороне завязалась быстротечная и жестокая схватка конницы: всадники рубились мечами, кони тревожно ржали и поднимали копытами тучи пыли, за которыми не удавалось как следует разглядеть: чья же сторона берет верх? Все смешалось в пестрой смертельной круговерти.

– Пока конница крепко связана боем, самое время пустить слонов, чтобы пробить вражеский строй, – посоветовал царю кто-то из приближенных. – Филопатру потом нечем станет закрыть брешь в строю, и можно праздновать успех.

– Да, – согласился Антиох. – Атакуйте!

Пехотинцы расступились и пропустили на поле бронированных серых гигантов. Махуты – погонщики слонов, ударяя животных по голове и чувствительным ушам специальными острыми крючками-анкасами, заставили гигантов пойти тяжело тряской рысью. И на мгновение внимательно наблюдавшему за ними царю Антиоху вдруг показалось, что на первом слоне вместо махута-погонщика сидит привидевшийся ему минувшей ночью бог Ганеша в ярко-красной, расшитой золотом набедренной повязке. Но этого просто не может быть, сон не мог обратиться в явь!

– Смотрите! – показал царь своим приближенным на слонов. – Кто это сидит на первом?

– Лучше посмотри в другую сторону, государь, – мрачно ответили ему царедворцы. – Настал час сурового испытания! Да помилуют нас все великие боги!

Антиох быстро обернулся и невольно замер: через широко расступившийся строй воинов войска Птолемея навстречу его боевым «индийцам» уверенной тяжелой поступью выходили гиганты «африканцы», воинственно поднимая длинные хоботы, чтобы протрубить свой крик. Сейчас все решится! Когда боевые слоны встретятся посреди поля, станет окончательно ясно, кто из них сильнее и храбрее!

Но что это? Царь не верил своим глазам. Неожиданно слоны Антиоха остановились, громко затрубили и, не слушая приказов погонщиков-махутов, разом повернули назад! Они не стали биться со своими африканскими сородичами и просто медленно уходили с поля боя, оставляя войска царя Антиоха совершенно беззащитными перед атакой «африканцев» из войска царя Птолемея!

И вновь онемевшему от всего увиденного царю Антиоху показалось, что на первом слоне, окруженный бело-голубым сиянием, сидел атлетически сложенный высокий смуглый мужчина в красной набедренной повязке. Только вместо обычной, человеческой, у него на плечах была голова слона.

– Бог Ганеша! – прошептал потрясенный монарх. – Верни моих слонов! Верни!

Но время было уже бездарно упущено: «африканцы» противника неудержимо стремились вперед, сметая все на своем пути. Войско Антиоха потерпело страшное поражение, в результате чего он вынужден был уступить царю Птолемею Филопатру значительную часть ранее завоеванных земель.

Но так и осталось неразгаданной тайной, почему боевые «индийцы» вдруг повернули и не стали сражаться с «африканцами».

Некоторые ученые полагают, что умные слоны просто подали друг другу непонятные людям сигналы и решили не ложиться костьми на поле брани за интересы двуногих завоевателей.

Непреложный исторический факт в том, что более никогда слоны не сходились в битвах друг с другом и не воевали друг против друга! Никогда, нигде и ни в какие времена!

Вечно горящие лампы

В эпоху всеобщего разграбления древних усыпальниц Египта, Греции и Рима поползли слухи о том, что в гробницах помимо всего прочего находились чудесные лампы, которые горели со времени погребения и самоуничтожались или тухли, когда в захоронение врывалась вооруженная кирками и заступами толпа вандалов.

Подобных сведений было так много, что ученые нашли у античных и средневековых авторов убедительные доказательства того, что древние мастера умели изготовлять лампы, горящие без замены топлива и фитиля тысячелетиями. Также было сделано открытие, что эти лампы не чадили, что объясняло одну из загадок древнеегипетских пирамид: как мог живописец наносить фрески на недоступные для света участки стен, не испортив при этом копотью масляных ламп и факелов свою работу.

Свидетельства о вечно горящих лампах были собраны вместе, обобщены и проанализированы.

Подобная лампа была обнаружена в гробнице дочери Цицерона – Туллиолы близ Аппиевой дороги во времена понтификата Павла III. Эта лампа горела в герметически закрытом помещении, то есть вдобавок ко всему еще и без доступа кислорода, 1600 лет, освещая погруженное в прозрачный раствор, препятствующий разложению, тело юной девушки с длинными золотистыми волосами. Ворвавшийся в усыпальницу ветерок затушил пламя лампы, зажечь которую вторично не удалось.

Такие же лампы находили по всему миру. О вечно горящей лампе писал Плутарх, утверждая, что этот светильник висел над дверью храма Юпитера-Аммона; святой Августин упоминал в своих сочинениях древнеегипетскую «дьявольскую» лампу, которую не гасили ни вода, ни ветер. В 1401 году близ Рима была обнаружена вечно горящая лампа, стоящая в изголовье саркофага Полланта, сына Эвандра, которая горела, если считать датой ее зажжения время захоронения, более 2000 лет.

Подобная лампа имелась и в безымянной мраморной гробнице, найденной в 1500 году на острове Несида в Неаполитанском заливе. Еще одна вечно горящая лампа имелась и в Эдессе (Антиохии) во времена правления императора Юстиниана (VI в.). Она находилась в защищенной от стихий нише над городскими воротами и горела, судя по выбитой на ней дате зажжения, более 500 лет, пока не была разбита солдатами. Несколько ламп было найдено и на территории Англии, самая примечательная из которых находилась в гробнице одного адепта ордена розенкрейцеров, которую при вторжении извне должен был разбить длинным металлическим копьем механический рыцарь.

Вечно горящие лампы были обнаружены в индийских и китайских храмах, храмах египетского Мемфиса и даже в Центральной и Южной Америке. К сожалению, ни одна из таких ламп не была представлена ученым в целом виде, а то, что попало в их руки, совершенно не походило на осколки ламп в нормальном понимании этого слова. Но трудности не остановили исследователей, которые хотели раскрыть секрет вечного топлива, а, напротив, подстегнули их к эксперименту.

Самую простую гипотезу выдвинул ученый-иезуит Афанасий Кирхер: «В Египте имеются богатые местонахождения асфальта и нефти. Что делали хитроумные жрецы? Они подсоединяли тайными трубами участки источника нефти к одной или нескольким лампам с асбестовыми фитилями! Эти-то лампы и горели вечным пламенем. С моей точки зрения (кстати, точка зрения Кирхера часто менялась, поскольку в другой своей работе он пишет о том, что вечно горящие лампы – это творение рук дьявола. – Авт.), это наиболее верное решение загадки сверхъестественного долготерпения этих ламп».

Всего о вечно горящих лампах было написано около 200 работ. Возможность существования топлива, которое возобновлялось с такой же скоростью, что и сгорало, была предметом серьезных споров в научных кругах Средневековья. Единственное, в чем сходились почти все по поводу вечно горящих ламп, было то, что фитили этих ламп непременно должны были быть сделаны из огнеупорного асбеста, который алхимики называли «шерстью», или «кожей саламандры». Все тот же Кирхер в течение двух лет пытался получить из этого несокрушимого материала масло, полагая, что оно тоже может быть неразрушимо, но после оставил свои попытки.

Но лампы все же существовали! О них складывались легенды. В частности, небезынтересно «приобщить» к этому «делу» многочисленные восточные сказания о джиннах, обитающих именно в лампах, и западные легенды о заключенных в бутыли и другие емкости душах людей и духов, которые всегда излучали вокруг себя свечение. Если принять во внимание все сопутствующие вечно горящим лампам характеристики, а именно – само вечногорение, отсутствие копоти, невосприимчивость к отсутствию кислорода и странный вид этих изделий древности, то «приобщение» к секрету этих ламп, легенды о джиннах и духах уже не будут казаться какой-то нелепостью. Более того, изучив верования древних народов, можно предположить, что исходящий от ламп свет не имел никакого отношения к огню или электричеству (такая версия высказывалась в конце XIX – начале XX столетия). Чтобы обосновать это утверждение, стоит вспомнить о самом ритуальном погребении. Особенно это касается бальзамирования, ведь вечно горящие лампы находили только в тех местах, где сохранению тела покойного придавалось первостепенное значение.

Известно, что внутренние органы усопшего изымались из тела и помещались в специальные сосуды, устанавливаемые возле саркофага. Дальнейшее исследование этого вопроса станет еще интереснее, если принять во внимание, что во времена древних царств к известным сегодня внутренним органам причислялся еще один, скрывающийся за терминами «роза сердца», «жемчужина в цветке лотоса», «внутренний храм», «огонь изнутри», «божественная искра», «огонь сердца» и т. д., который непосредственно «делал» живое – живым.

Из всего этого можно сделать гипотетический вывод: в вечно горящих лампах вообще не было ни масла, ни нефти, ни фитиля – в них были заключены жизненные силы или души покойных, сияющие, словно маленькие солнца, и, естественно, не дающие ни гари, ни копоти, поскольку они – частички самого Бога, сотворившего мир посредством Небесного огня. Само собой разумеется, что подобное сокровище необходимо было охранять, дабы оно не попало в руки врагов, потому-то и были установлены всевозможные устройства, разбивающие лампу при вторжении вандалов.

Конечно, такой достаточно вольный подход к теме вечно горящих ламп можно оспорить, приведя те же древние трактаты, согласно которым душа после смерти должна соединиться с Богом. Но это верно лишь в том случае, если не принимать во внимание бальзамирование или какое-либо другое действие, оберегающее тело покойного от тления. Для чего это делалось? Ответ можно найти в «Египетской Книге мертвых», в которой есть глава «О восхождении к Свету», зная текст которой фараон в любое время мог выйти из своей гробницы и возвратиться потом назад, не опасаясь, что его не примут стражи потустороннего мира. Главный вывод, который можно почерпнуть из этого священного писания древних египтян, – это то, что фараону для выхода в материальный мир была необходима жизненная сила, которая и находилась возле мумии в стеклянном сосуде, принимаемом из-за свечения за лампу.

Так что «приобщение» к делу «заточенных джиннов» сыграло кое-какую роль в разгадке тайны вечно горящих ламп. Хотя о «разгадке» говорить пока рано, по крайней мере до тех пор, пока не будет разгадан другой секрет – секрет бессмертия человеческой души.

Древние греки могли изобрести паровоз

Когда в XVIII в. был изобретен паровой двигатель, это стало настоящей революцией в транспорте и промышленности, полностью изменившей мир. Однако, как известно, все новое – это хорошо забытое старое. Забытое примерно 2000 лет назад.

Именно тогда жил известный античный ученый Герон Александрийский, который и описал во всех деталях первый работающий паровой двигатель. Он назвал его «ветряной шар». Конструкция его была такова. Широкий свинцовый котел помещали над источником тепла, например горящим древесным углем. Когда вода начинала закипать, в две трубы, в центре которых вращался шар, поднимался пар. Струи пара били через два отверстия в шаре и заставляли его двигаться с большой скоростью. Кстати, этот же принцип лежит в основе современного реактивного движения.

Герону было известно, какое практическое применение могут иметь источники энергии. И вероятно, он мог бы найти и паровому двигателю полезное «повседневное применение». Ведь известно, что им была сконструирована небольшая ветряная мельница, которая заставляла звучать музыкальный орган.

«Ветряной шар» Герона – предшественник парового и реактивного двигателя

В тогдашнем мире Герон прославился еще и тем, что изобрел автоматически открывающиеся двери для храма в Александрии. Когда жрец зажигал в жертвеннике напротив храма огонь, в скрытом под жертвенником металлическом шаре нагревался воздух, который, расширяясь, проталкивал через сифон воду в огромную бадью. Она была подвешена на цепях, и весы и шкивы поворачивали двери на их осях, как только она становилась тяжелее. Когда же огонь в жертвеннике угасал, воздух быстро охлаждался, поэтому вода всасывалась в сифон другим путем. Опустевшая бадья возвращалась наверх, система шкивов приходила в обратное движение, и двери торжественно закрывались.

Один из американских специалистов по античности, доктор Дж. Лэнделс, с помощью специалистов инженерного факультета университета в Рединге воссоздал рабочую модель устройства Герона. Выяснилось, что шар в ней развивал большую скорость вращения (около 1500 оборотов в минуту). Был сделан вывод: «Шар устройства Герона, возможно, был самым быстровращающимся предметом того времени». Однако при попытках сделать устройство эффективным возникли трудности. Свободный шарнир позволял шару быстрее вращаться, но при этом пар быстро улетучивался, если же шарнир был тугим, то энергия расходовалась на преодоление трения. Таким образом, эффективность механизма Герона посчитали равной примерно одному проценту. Чтобы с его помощью произвести одну десятую долю лошадиной силы (что примерно равно силе одного человека), необходимо было соорудить довольно большой агрегат, потреблявший, соответственно, большое количество горючего. На это тратилось бы энергии больше, чем мог произвести сам механизм.

Доктор Лэнделс отметил, что Герону были известны все элементы парового двигателя, необходимые для создания эффективного механизма. Вероятно, он и работал над этой задачей. Ведь известно, что инженеры его времени создавали цилиндры и поршни с очень высоким коэффициентом полезного действия, которые и использовались при создании устройства для тушения пожара. Этот насос имел поршни, работающие под действием коромысла, установленного на оси в центре. Выходная труба снабжалась механизмом, благодаря которому патрубок откидывался вверх или вниз и поворачивался в любом направлении. Такое устройство действительно существовало и применялось при тушении пожаров. Остатки римских насосов, построенных на этом принципе, были найдены археологами у острова Больсена близ Италии и в Сильчестере (Великобритания).

Механизм с клапанами, подходящими для паровозного двигателя, был обнаружен в его конструкции водяного фонтана, работавшего на сжатом воздухе. В основе своей он похож на современный опрыскиватель от насекомых. Состоял он из круглой бронзовой камеры, которая по сравнению со свинцовым котлом в паровом двигателе была более совершенна, так как могла выдерживать высокое давление.

Герон, как и любой другой столь же образованный его современник, мог с легкостью скомбинировать бойлер, клапаны, поршень и цилиндр, чтобы собрать вполне работоспособный паровой двигатель. Есть мнение, что Герон так и сделал – собрал из перечисленных элементов эффективно работающий паровой двигатель, но то ли погиб при испытаниях, то ли, увлекшись другой задачей, оставил эту идею. К сожалению, эти предположения пока не подтверждены документально.

Однако и никто из последователей и учеников изобретателя не подхватил эту идею. Очень может быть, поскольку в Римской империи широко использовался труд рабов, необходимости в механизмах, заменяющих ручной труд, как-то не возникало. Таким образом, многие интересные изобретения использовались больше для забавы, чем в практических целях.

Битва у мыса Акций

Как известно, многие прославленные полководцы и великие политические деятели оспаривали верховную власть в Древнем Риме, стараясь стать диктаторами. Среди них, несомненно, привлекают внимание личность знаменитого любовника египетской царицы Клеопатры, Марка Антония. С их именами связан исторический мистический курьез, о котором рассказывают древние авторы.

Знаменитый диктатор Гай Юлий Цезарь, как известно, усыновил своего внучатого племянника Октавиана. Тот после смерти усыновителя некоторое время выжидал, пока самые сильные претенденты на власть не ослабят друг друга в жестоких и кровопролитных сражениях.

Наконец, когда, по его мнению, наступил подходящий момент, Октавиан сам смело вышел на политическую арену.

Один из триумвиров и активных участников гражданской войны, Марк Антоний после победы при дележе власти получил в управление восточные области Римской империи и уехал в Египет. Там он вскоре стал любовником знаменитой царицы Древнего Египта Клеопатры, всеми мерами стремившейся оторвать Египет от Рима и сделать его самостоятельной державой.

Кульминация битвы у мыса Акций

Клеопатре удалось привлечь на свою сторону Антония, на которого она возлагала большие надежды как на полководца и политика – по ее мнению, именно он мог помочь в реализации ее далеко идущих сепаратистских планов. Но как только венценосные любовники проявили активность, римский сенат объявил им войну.

– Мы сумеем победить римлян! – горячо убеждала Клеопатра мучавшегося сомнениями Марка Антония. – У меня есть сильный флот. Мы выступим им навстречу и дадим сражение.

– Флот есть и у Рима, – мрачно усмехнулся Антоний. – Мне пишут еще оставшиеся в империи друзья, что его наверняка поведет в бой сам Октавиан, усыновленный Цезарем.

– Но он – не Цезарь! – значительно сказала царица. – Он всего-навсего его внучатый племянник! Ты входил в триумвират вместе с Октавианом: тебе ли не знать все его слабые стороны? И тебе ли, победителю Брута и Кассия, бояться жалкой тени великого?

Египетский флот под командованием Марка Антония и самой Клеопатры снялся с якорей и вышел навстречу искавшим сражения римлянам. Как и предполагал Антоний, флотом империи командовал Октавиан, уже весьма искушенный в деле войны.

В 31 году до н. э. соперники в борьбе за власть в смертельном поединке сошлись со своими флотами у мыса Акций.

– Что доносят наши лазутчики, – с удовольствием вдыхая свежий морской ветерок, спросил Октавиан у приближенных накануне битвы. – Надеюсь, Антоний не передумал? Он не уйдет обратно к Нилу?

– Новостей нет, – ответили ему. – Но у египтян сильный флот, и завтра предстоит очень тяжелая битва.

– Тогда стоит хорошенько выспаться, – невозмутимо сказал Октавиан и отправился на покой, намериваясь подняться с первыми лучами солнца. Грядущий день должен стать либо днем его триумфа, либо полного поражения.

Октавиану показалось, что он едва только смежил веки, как перед ним неизвестно откуда возник исполинского роста атлетически сложенный мужчина с окладистой кудрявой светлой бородой, удивительно напоминавшей барашки на гребнях волн. В одной руке он держал свернутую сеть, а в другой – острый трезубец на длинном древке.

– Ты Бог морей? – спросил его в своем сне Октавиан.

В ответ исполин только улыбнулся и многозначительно посмотрел на богато украшенную золотую чашу, стоявшую у изголовья римлянина. Встряхнул длинными, похожими на спутанные водоросли волосами и исчез.

Октавиан вздрогнул и проснулся. Корабль тихо покачивался на волнах, все, кроме бдительных стражей, спали. Чаша, на которую смотрел исполин с трезубцем, по-прежнему стояла в изголовье постели. Не колеблясь, римлянин взял ее и, подойдя к борту, бросил в море:

– Прими мой дар, о владыка морей. И окажи мне помощь в битве с Антонием…

Утром, с первыми лучами солнца, оба флота сошлись в смертельном бою у мыса Акций. Антоний, как бывший римский военачальник, хорошо знал тактику боя, которой намеревался придерживаться его противник Октавиан. Впрочем, для парусно-гребных судов того времени тактика действий в морских сражениях была примерно одинаковой для всех: и для египтян, и для римлян.

Метательные орудия, стоявшие на палубах кораблей, уже заряжались горшками с горящей смолой – если удастся поджечь вражеские корабли, это большая удача и почти половина победы! Готовились лучники, и затягивали под подбородками ремни касок солдаты: когда корабли сойдутся бортами, им предстояла жестокая рукопашная схватка, в которой не брали пленных. Их просто некуда девать.

– Смотрите, смотрите! – закричал один из римлян, и Октавиан посмотрел в ту сторону, куда указывал кричавший.

– Что это? – недоуменно спросил он. – Чей корабль уходит? Они испугались сражения и теперь позорно бегут?

– Похоже, удирает сама Клеопатра, – заметил один из военачальников.

– Тем лучше! – рассмеялся Октавиан. – Мы не воюем с женщинами. Дайте сигнал к атаке!

С обеих сторон в ужасающем морском побоище участвовало множество кораблей. Выпущенные лучниками стрелы летели тучей, закрывавшей солнце. Огненными кометами проносились горшки с горящей смолой, кое-где уже вспыхнули пожары, и черный смрадный дым низко стелился над волнами.

Гребные суда разгонялись и смело шли на таран, стараясь пропороть острым выступом на носу борт вражеского корабля. Воины, подбадривая себя криками, бросались на абордаж, прыгая с мечами в руках на чужую палубу, скользкую от крови раненых и убитых. Каждый из полководцев жаждал только победы – она означала безраздельную власть. Переменчивое воинское счастье поочередно улыбалось то Октавиану, то Антонию, словно богиня победы никак не могла решить: чью же голову сегодня увенчать лавровым венком победителя?

– Ну кто из нас бросит гордый Рим к своим ногам? – вскричал Антоний. И вдруг его флагманский корабль резко замедлил ход, потеряв скорость и маневренность.

– Глупо не воспользоваться этим обстоятельством, – решил, наблюдавший за флагманом Антония, молодой Октавиан. – Атакуем его, немедленно атакуем! Весла на воду и полный вперед!

Его корабль полетел, как птица, и, сцепившись бортами, римляне взяли египтян на абордаж.

Вскоре битва закончилась полным поражением флота Клеопатры и Антония. Сам Антоний просто чудом успел бежать и вернулся в Египет.

Как закончилась их любовная и политическая история, хорошо известно. Царица Египта и Марк Антоний покончили с собой.

Победитель Октавиан захотел узнать, отчего флагманский корабль противника вдруг в самом разгаре битвы потерял скорость и практически полностью лишился маневренности. Ему доложили: все днище вражеского корабля сплошь облепили рыбки-прилипалы! Они погасили скорость флагмана египетского флота и лишили его способности свободно маневрировать.

– Возможно, рыбы приняли днище корабля за другую, очень большую рыбу? – предположил кто-то из римлян.

– Нет! – поднял руку Октавиан. – Это воля богов! Приказываю внести рассказ об этом чудесном происшествии в хроники! Пусть писцы запишут все в подробностях в назидание потомкам!

Так рассказ об удивительном событии дошел до наших дней.

Алмаз Клеопатры

Название этого драгоценного камня на древнегреческом звучит как «аламас», что переводится как «несокрушимый». Действительно, этот камень удивительно твердый, обладает неповторимым блеском и вообще, отличается множеством уникальных свойств. Нельзя назвать точную дату, когда люди впервые познакомились с алмазом. Историки считают: знакомство произошло примерно 5–6 тысяч лет назад. Уже тогда довольно быстро выяснилось: алмаз может нести в себе очень сильную определенную энергетическую направленность и стать не только целителем, но и коварным убийцей…

В трудах древних авторов можно найти упоминания о роковом алмазе, которым владела царица Египта Клеопатра. Согласно легенде, алмаз нашли в незапамятные времена в Индии. Осмотревшие камень брахманы единодушно решили: он блестит, словно глаз змеи, надо посвятить его божеству змей.

Жрецы приняли алмаз на хранение в святилище, где жили почитавшиеся слугами божества гигантские священные белые кобры. Проходило столетие за столетием, и ни один раджа не посмел посягнуть на камень удивительной красоты. Но вот в Индию вторглись войска Александра Македонского. Как истинный сын своего века, тот не чурался богатой добычи. Более того, полководец создал специальные передовые отряды из отважных, умелых и заслуживающих доверия воинов, которые первыми врывались в города, дворцы и чужие храмы в поисках сокровищ для Александра.

Клеопатра – владелица рокового алмаза

Конечно, ни одна война не обходится без смертей, насилия, пожаров и грабежей. Грекам, прошедшим с боями и сражениями большую часть известного тогда мира, были абсолютно чужды индийские боги и священные кобры: воины убили всех змей, многих жрецов и разграбили храм-святилище священных кобр.

– О великие боги! – взмолился чудом уцелевший верховный жрец святилища. – Да будет проклят искупавшийся в крови, похищенный вами камень! Пусть он несет погибель всем своим будущий владельцам!

Тем временем алмаз уже принесли Александру Македонскому. Зачарованный его удивительным блеском и радующей глаз игрой лучей, он решил оставить камень себе. Но его попытался отговорить один из вавилонских прорицателей:

– Это опасный камень, повелитель! Он стал причиной и свидетелем множества убийств. Ты можешь навлечь на себя гнев богов, владея этим камнем. Он принесет несчастье!

– Не пугай, – рассмеялся в ответ Александр. – Я не боюсь гнева богов, особенно чужих. Они бессильны против меня, защищенного волей самого Зевса!

Алмаз остался у царя. Индийский поход оказался неудачным, а по возвращении в многоязычный Вавилон Александр внезапно умер в расцвете лет. Возможно, именно проклятый индийским жрецом алмаз послужил одной из причин ранней кончины великого полководца?

После смерти великого полководца диадохи разделили между собой его державу. Здесь следы рокового алмаза теряются на сотни лет.

Неведомыми путями алмаз оказался в Древнем Риме. Туда стекались полноводной рекой сокровища и рабы из многих стран и с разных континентов. Скорее всего, тогда уже мало кто знал или помнил о лежавшем на камне проклятии. Один из торговцев знал, что богатый и удачливый римский полководец Антоний обожал красивые драгоценные камни и решил сбыть алмаз ему.

Антоний довольно равнодушно забрал предложенные купцом товары и уже собрался уйти, когда услышал льстивую речь и заинтриговавшее его предложение.

– Великий патриций хорошо разбирается в драгоценностях, – сгибаясь в поклонах, понизив голос, говорил торговец. – Поэтому я предложу удивительный товар.

И перед глазами изумленного Антония засверкал роковой алмаз. Полководец не смог устоять: «Я беру его!»

Он, не торгуясь, заплатил купцу запрошенную цену и, довольный приобретением, отправился на свою виллу, по дороге не переставая любоваться алмазом.

По прихоти судьбы Антоний оказался в Египте, где стал любовником царицы Клеопатры. Мечтая о троне и владычестве в Африке, полководец решил жениться на ней.

Царица вскружила голову Антонию, и он решил сделать ей поистине царский подарок: в день бракосочетания он подарил царице Египта роковой алмаз. Подарил, совершенно не подозревая о проклятии, которое нес на себе драгоценный камень, искупавшийся в крови. Клеопатра, увидев алмаз, пришла в восторг. «Я безмерно счастлива получить от тебя такой подарок», – сказала она Антонию.

Так, в 42 году до н. э. последней владелицей проклятого драгоценного камня стала царица Египта. Как ни странно, в скором времени ничего не произошло: коварный камень словно затаился на десять лет и терпеливо выжидал, не проявляя никаких зловещих свойств.

Но через десять лет на венценосную чету одно за другим стали сыпаться разного рода несчастья. К тому же очень сильно осложнилась политическая обстановка и новый властитель Рима Октавиан не желал более терпеть власть Антония и Клеопатры в Египте, считая его колонией, полностью подвластной Риму.

– Нам надо выйти навстречу Октавиану в море, – после раздумий, предложил Антоний жене. – На суше нам не победить железные римские легионы: мне это известно лучше, чем кому бы то ни было!

– Хорошо, – согласилась Клеопатра. – Ты опытный военачальник и знаешь свое дело. Сегодня же прикажу готовить флот к выходу в море.

Корабли Антония, Клеопатры и Октавиана сошлись у мыса Акций. Вопреки надеждам римляне стали побеждать, и царица Египта позорно бросила своего мужа на произвол судьбы: ее корабль и часть флота взяли курс к дельте Нила. Сам Антоний только чудом остался жив и сумел спастись, однако флот, который он вывел в море, практически весь потоплен неприятелем.

Когда Антонию сообщили, будто царица Египта мертва, римлянин бросился грудью на свой меч, надеясь свести счеты с жизнью. Он не умер сразу, как рассчитывал, а получил тяжелое, практически смертельное ранение. И тут выяснилось, что его жена жива и под охраной римлян, успевших высадить в Египте большой десант, находится якобы в одной из пирамид, или во дворце, а может быть, в храме (в этом отношении у многих древних авторов существуют разночтения). И тогда Антоний приказал отнести себя туда, где находится его жена.

В свою очередь, Клеопатре доложили, что ее муж Антоний после поражения на море и ее позорного бегства покончил с собой. Клеопатра повелела служанке принести в корзине с фруктами ядовитую змею, чтобы, перебирая плоды, быть неожиданно укушенной и быстро скончаться: она знала толк в ядах, поскольку, как утверждают многие источники, сама являлась отравительницей и перепробовала разные яды на рабах и недоброжелателях.

Римляне не желали допустить самоубийства или насильственной смерти царицы, поскольку у них в отношении ее имелись свои планы. Но они оказались обманутыми, и караул пропустил служанку с корзиной.

Древние авторы в укусе ядовитой змеи, от яда которой умерла царица Египта, ясно видят знак действия проклятого индийского бриллианта-убийцы, некогда посвященного и принадлежавшего храму священных белых кобр.

Как свидетельствуют древние авторы, для Антония и Клеопатры построили в Александрии мавзолей. Проклятый алмаз положили в саркофаг царицы, и жрецы с пением погребальных гимнов закрыли мавзолей.

Однако камень-убийца на этом не успокоился! Впоследствии произошло сильнейшее землетрясение. В результате жуткого катаклизма гробница бывших владык Египта оказалась на дне моря. Вернее, на дне Александрийского залива, омывающего своими волнами берег, где расположен город, основанный великим полководцем и завоевателем древности и получивший его имя по воле основателя.

Большинство древних авторов убеждены: это не простое совпадение! Алмаз из индийского храма совершил предписанную богами месть, выполняя древнее заклятие, и навсегда ушел от людей.

Император Ремус I

Первой в Древнем мире цивилизованной супердержавой, силой оружия овладевшей большей частью известных тогда и населенных разными народами земель и сумевшей не только покорить, но и физически уничтожить основных конкурентов в борьбе за власть и «мировое господство», несомненно, стал гордый и воинственный, прекрасно организованный Древний Рим.

Именно Рим дал человечеству в период своего владычества немало примеров поистине чудесных событий и курьезных исторических загадок.

Речь о легенде, в которую теперь верится с большим трудом – значительное число отечественных и зарубежных историков относят ее к разряду исторических тайн и курьезов.

Если поверить этой легенде, то окажется: более 2000 лет назад великим Вечным городом в течение целого дня правила… обезьяна!

Многие историки современности, следом за известными древними авторами, в один голос уверенно утверждают: некогда правивший Римом, печально известный император Калигула, прославившийся в веках своими изощренными жестокостями, был психически нездоров.

Император Калигула, посадивший на свой трон обезьяну

– Да, несомненно, – соглашаются с ними уважаемые в научном мире эксперты. – Хотя у нас нет возможности обследовать этого пациента и в те далекие времена медики боялись и близко подойти к грозному императору, судя по его действиям, поступкам, некоторым привычкам и прочему, можно с полной уверенностью заключить: Калигула страдал неизлечимыми психическими заболеваниями, и в силу этого жестокий император временами становился совершению невменяемым!

Калигула – это не имя. Прозвище жестокого императора происходит от слова, означающего тяжелый, подкованный гвоздями солдатский сапог-сандалию «калигу». Правивший Римом деспот отличался поистине звериной жестокостью, непредсказуемостью в действиях и сочетавшимися со всем этим хитростью и коварством.

За четыре года своего деспотичного правления в Вечном городе и империи Калигула успел натворить немало сумасбродств и жестокостей. Впрочем, до отдаленных провинций империи многое просто не докатывалось, и там могли жить относительно спокойно. Зато Риму доставалось постоянно!

Как хорошо всем известно, император Калигула пожелал возвести своего коня в сенаторское достоинство и заставил всех отдавать лошади положенные сенатору почести. Коня даже приводили на заседания в курию, и все молчали!

В празднование Нового года император выходил со свитой и вооруженной охраной на площадь, сажал рядом писцов и принимал подарки от подданных и приближенных, указывая писцам четко заносить на таблички сведения: кто, сколько и что именно принес в дар.

Патриции, когда-то доказавшие свою храбрость на поле брани с мечом в руке, тряслись от страха перед каждым праздником – стило в руках писца казалось им хуже топора палача. Но молчали!

Если верить Плутарху, в тот злополучный день 3 марта 39 года случилось совсем необычное.

В тот день проходило заседание сената, и Калигула явился на него со своей любимой ручной обезьянкой по кличке Ремус: тот вертелся, корчил всем разные рожи, постоянно высовывал длинный язык и скалил желтые зубы. Сенаторы старались не обращать на это внимания: обезьяна – она и есть обезьяна!

Сенаторы почтительно приветствовали властителя, но тот не обратил на их приветствия внимания и ответил лишь вялым жестом, способным означать все, что угодно, – то ли досадливо отмахнулся от надоедливых патрициев, то ли милостиво разрешил им занять свои обычные места на скамьях?

– Все прогнило насквозь! – остановившись около места, которое обычно занимали в сенате императоры, неожиданно громко, явно рассчитывая, что его услышат все, заявил Калигула.

Сенат замер. Что означало заявление тирана? Каких новых бед и несчастий, последующих за ним, следует ждать?

О великие боги! Неужели Риму и так мало несчастий? Или император странным образом шутит?

– Скучное занятие – править Римом и империей, – после некоторой паузы продолжил Калигула. – Мне изрядно надоело править быдлом. Я не понимаю, отчего римскую империю постоянно именуют «гордой»? Где ее гордость? Где?

Сенаторы испуганно молчали, страшась даже вздохом или неосторожным взглядом навлечь на себя гнев грозного и скорого на жестокую расправу властителя. Уж лучше глаза в пол и молчать, почти не дыша…

– Таким Римом, как этот, может править кто угодно, – зло сказал Калигула и неожиданно для всех вдруг посадил на императорское место ручную обезьяну и отступил на шаг, словно любуясь. – Вот! Хотя бы он! – расхохотался Калигула, показывая пальцем на мартышку. – Достойнейшая фигура для нашей империи. Ну, крикнем: да здравствует император Ремус I!

Сенаторы молчала, боясь проронить хотя бы звук: как истолкует его деспот?

– Ну что же вы молчите, сенаторы, гордые патриции? Славьте нового владыку!

Патриции по-прежнему молчали, недоуменно глядя на вертевшуюся на императорском месте мартышку: эта тварь станет править их Римом и их империей? Может быть, они сходят с ума или видят кошмарный сон?

Сенат так и не выкрикнул никаких здравиц обезьяне, сидевшей в кресле императора, но Калигула, казалось, не обратил на это ни малейшего внимания.

По воле Калигулы «император Ремус I» – ручная мартышка настоящего тирана Римской империи – действительно сидела на троне и правила Римом в течение почти суток!

Ремус вполне справился со своими обязанностями, возложенными на него волей тирана. Римский сенат молча снес очередное страшное оскорбление своего достоинства и заседал под руководством обезьяны, которая, гримасничая и вертясь, утверждала законы империи, выносила приговоры преступникам и решала многие другие дела. Как писал потом один из сенаторов: «Создавалось странное ощущение и по спине пробегала дрожь, когда со стороны иногда казалось, что она действует вполне разумно! Как если бы на месте обезьяны, густо заросшей рыжеватой шерстью, действовал и принимал решения настоящий император!»

После заседания в сенате Ремуса в роскошном золоченом палантине под охраной преторианцев отнесли в императорскую ложу Колизея, откуда он наблюдал за боями гладиаторов и, как истинный владыка, поднимал или опускал большой палец, даруя бойцу жизнь или отнимая ее, приказав противнику отправить душу побежденного на небо.

На следующий день, прибыв в сенат, император Калигула вел себя так, словно вчера ничего не было! По его внешнему виду нельзя было сказать, что произошло накануне. Возможно, жестокий тиран одумался? Он вновь твердо взял в свои руки все полноту власти в городе и империи.

А что же ручная обезьянка? Она опять была с Калигулой? Опять корчила рожи и высовывала язык? Нет, большинство сенаторов свидетельствуют – обезьяны больше никто никогда не видел: она бесследно исчезла!

Позже римляне высказывали искреннее сожаление, что обезьяна Ремус правила всего один день, в который они получили очень короткую передышку от сумасбродств жестокого и своенравного Калигулы.

Уж лучше бы на троне оставалась мартышка…

Этот исторический курьез издавна волновал историков всего мира, специализирующихся на эпохе Древнего Рима.

Один из уважаемых западных специалистов написал интересную работу, в которой доказывал, что Ремус – это своего рода метафора, как бы предвещавшая падение кровавого режима Калигулы и вообще Римской империи. Среди ряда экспертов существовало мнение о том, что легенда о Ремусе – раннехристианская притча, ясно дававшая понять всем остальным народам, входившим в империю, о полном падении нравов в самом Риме.

Только один миланский археолог Эмилио Ланчини всегда твердо верил в реальность и историческую достоверность «чуда о Ремусе».

– Существуют исторические свидетельства об этом удивительном факте, – горячо убеждал он оппонентов.

– Да, Калигула сделал сенатором своего коня, – соглашались с ним. – Это хорошо известный факт истории, но обезьяна!

Тогда Ланчини, в горячем стремлении доказать свою правоту, перерыл гору исторического материала. Кроме свидетельств Плутарха нашлись рассказы о «чуде с обезьяной» в частной переписке знатных римлян того времени, когда правил император Калигула. Более того, Ланчини добился разрешения властей на проведение раскопок в катакомбах, где покоились останки многих императоров Древнего Рима. И когда призрачная надежда на успех стала меркнуть, неожиданно обнаружили странное захоронение – мумию небольшой обезьяны. И это среди останков властителей древнего и гордого Рима!

Удивительно, но рядом с мумией примата лежала подлинная государственная печать, с другой стороны – императорский жезл и покрытая слоем зеленоватой патины бронзовая табличка со словами: «Слава императору Ремусу I».

Исчезнувшие римские легионы

Существует версия, что в I в. до н. э. в составе китайской армии находилось несколько сотен римских солдат.

В правление династии Хань (200 г. до н. э. – 200 г. н. э.) Китай представлял собой грозную военную силу, его армии совершали походы далеко за пределы страны. Одним из наиболее успешных был поход 36 года до н. э. в Центральную Азию. Именно тогда, как считается, китайцы встретили и захватили в плен подразделение римской армии.

Больше всего неприятностей причинял один из претендентов на титул верховного вождя, известный под именем Чжи Чжи. Именно против него и была послана в 36 году до н. э. в Согдиану военная экспедиция Чэнь Тана, имевшего звание «заместителя генерала – защитника западной границы».

Чэнь Тан совершил марш-бросок на полторы тысячи километров к цитадели Чжи Чжи и взял ее приступом. Сам вождь был схвачен и обезглавлен. Китайская пограничная армия одержала победу, однако у Чэнь Тана возникли проблемы. Пытаясь поскорее собрать нужное войско, он подделал некоторые документы, подписавшись за императора. Он приказал поскорее изготовить красивые картины с изображением своих побед и доставить их ко двору, чтобы умилостивить правителя. При дворе рисунки понравились, и Чэнь Тану удалось избежать гибели.

Римские легионеры

Эти-то иллюстрации, ныне утраченные, послужили главным источником информации для описания военной кампании Чэнь Тана в книге «История ранней династии Хань». Составитель подробно описывает осаду, включая диспозицию сил Чжи Чжи внутри и вокруг города на момент прибытия китайцев: «Более ста всадников выехали наружу и галопом скакали взад-вперед у стены. Около двухсот пехотинцев, выстроившихся с обеих сторон от ворот, маршировали в строю, устроенном наподобие рыбьей чешуи. Люди, стоявшие на стене, один за другим бросали вызов китайской армии, крича: „Выходите и бейтесь!“»

Упоминание о строе в виде рыбьей чешуи очень любопытно. Трудно представить, что оно может подразумевать нечто иное, кроме маневра с перекрывающимися щитами, а это сразу же заставляет вспомнить о тактике, разработанной римлянами. Стандартный щит легионеров, имел прямоугольную, цилиндрически изогнутую форму и отлично подходил для построения в ряды и образования временных защитных «стен». Наиболее знаменитая тактика построения со щитами называлась testudo («черепаха»). Она была доведена до совершенства в конце I в. до н. э.: квадрат легионеров соединял щиты сверху и со всех сторон, что давало им полное укрытие от вражеского огня.

В «Истории ранней династии Хань» упоминается, что городские ворота были защищены двойным палисадом. Это опять-таки наводит на мысль о римлянах: легионеры были непревзойденными мастерами в строительстве подобных укреплений, состоявших из канавы, обнесенной рядами заостренных кольев спереди и сзади.

Объединив указания на боевой порядок в виде «рыбьей чешуи» и двойной палисад, историки предположили, что армия Чжи Чжи включала несколько сотен римских легионеров, которые каким-то образом оказались далеко на Востоке и поступили к нему на службу в качестве наемников. Предположение представляется слишком смелым, но оно основано на некоторых исторических свидетельствах.

Известно, что величайшей угрозой для римской власти на Востоке всегда была Парфянская империя, центр которой находился в Иране. Возродив старые имперские амбиции древних персов, парфяне установили свою власть над Ираком, Сирией и Палестиной. В 54 году до н. э. Красс отправился в поход с целью «разрубить парфянский узел на Ближнем Востоке». Сначала ему сопутствовала удача. Его армия – семь римских легионов, 4000 всадников и почти столько же легковооруженных пехотинцев (в целом около 42 000 человек) – значительно продвинулась на территорию Северного Ирака. Потом, в мае 53 года до н. э., она встретилась лицом к лицу с врагом у Карраха (Харрана).

Красса отвлекли от своих войск обманным обещанием мирного договора и убили, а его голову отослали в Парфию как военный трофей. Римское войско пришло в полный беспорядок. Двадцать тысяч римлян было убито на месте, еще десять тысяч захвачено в плен. Позже знаменитый император Марк Антоний вернулся в Парфию, чтобы отомстить за поражение Красса. На этот раз римляне довели до совершенства искусство формирования «черепахи» и смогли обеспечить себе полную защиту от парфянских стрел. Антоний не добился полного успеха, но его поход завершился с куда меньшими потерями для римского войска, чем военная кампания Красса.

Что же случилось с десятью тысячами легионеров, захваченных в плен при Каррахе? В римских хрониках говорится, что парфянский царь приказал перевезти их за две тысячи километров на противоположный конец своей империи. Многие умерли во время долгого и тяжелого путешествия, но выживших поселили как наемников в провинции Маргиана на восточной границе Парфии. Римский поэт Гораций предполагал, что воины, отчаявшись когда-либо вернуться домой, женились на местных женщинах и обустраивали свою новую жизнь. (Этот сюжет напоминает уже известную нам историю о воинах Александра Македонского, оставившего своих воинов жить на границах империи.)

Итак, мы знаем, что около 50 года до н. э. несколько тысяч римских легионеров действительно находились в Центральной Азии. Возможно, парфянский царь продал некоторых из них правителю соседней Согдианы, который был патроном Чжи Чжи, а может быть, некоторые римляне смогли бежать и продолжили свой путь на восток как «солдаты удачи». Что же произошло с ними после сражения с армией Чэнь Тана? Каков был их дальнейший путь?

В китайских хрониках утверждается, что после битвы с Чжи Чжи 145 вражеских солдат были захвачены в бою, а еще 1000 сдались в плен. Затем пленники были распределены в качестве рабов среди различных союзных правителей, предоставивших свои силы для экспедиции. Дабе отметил, что число 145 соответствует количеству («около 200») солдат, выполнявших построение в виде «рыбьей чешуи», и выдвинул предположение, что среди пленников могло быть много римлян.

В любом случае резонно предположить, что римляне не были истреблены поголовно. Вполне возможно, их могли угнать дальше на восток как рабов или наемников в китайский Туркестан, предоставивший свои войска для экспедиции Чэнь Тана. И историки задались вопросом: мог ли кто-нибудь из них достигнуть Китая? Но впоследствии пришли к выводу, что «такое событие представляется маловероятным».

Несколько лет спустя в распоряжение историков попали сведения, что легионеры в конце концов действительно оказались в Китае. В китайской переписи населения, происходившей примерно в 5 году н. э., среди городов провинции Ганьсу в северо-западном Китае упоминается Ли Чань. Это название совпадает с китайским наименованием греко-римского мира. Почему китайский город получил такое необычное название? Тайна лишь усугубляется переменой, произошедшей в 9 году н. э., когда император Вэн Ман издал указ, согласно которому все названия городов должны были «соответствовать действительности». Ли Чань был переименован в Чэн Лю, что может означать «потомки пленников» или «пленники, захваченные при штурме». Значит, город был населен людьми из Римской империи, захваченными в плен при штурме другого города? Здесь, по-видимому, теряются последние следы римских солдат, остатков легионов Красса, которые против своей воли пересекли полмира.

Вообще контакты Рима с Китаем продолжались в том или ином виде в течение двух или трех столетий, пока в 166 году н. э. в китайских анналах не появилась удивительная запись, которую можно считать курьезом истории. Там говорится о прибытии «посольства» от царя Ань Туна из Дациня – одного из двух китайских названий для Римской империи. Ань Тун, очевидно, был императором Марком Аврелием Антонином (180–161 гг. до н. э.). «Посольство», или, скорее, торговая делегация, судя по всему, прибыла морским путем, совершив плавание вокруг Индии. Она предложила дары, состоявшие из слоновой кости, носорожьего рога и черепашьих панцирей. Но, как с некоторым раздражением заметили китайцы, «в их дани совсем не было драгоценных камней».

Овощная история

Какие курьезы истории, связанные с овощами, нам известны? Обычно, говорят и пишут о завезенных в Европу из Америки помидорах и картофеле. Конечно, спора нет: они действительно знамениты. Вспомнить хотя бы попытку повара, подкупленного английским золотом, отравить генерала Джорджа Вашингтона помидорами.

Однако за тысячи лет до появления в наших краях заморских «гостей» люди уже знали многие овощи. И постоянно употребляли их в пищу. С нашими добрыми «старыми знакомыми» связано немало весьма любопытных исторических курьезов.

В дошедших до нас памятниках письменности на туранском наречии – одном из древнейших – огурец упоминается за три тысячи лет до нашей эры! Оказывается, у доброго «приятеля», которого мы привыкли употреблять свежим, соленым или маринованным, весьма почтенный возраст.

Об овощах можно рассказать множество захватывающих историй

   В рукописях на санскрите, хранящих множество секретов и неразгаданных тайн, название огурца удивительным образом совпадает с именем легендарного древнеиндийского князя, якобы отличавшегося необычайной мужской силой. По преданию, князь происходил от мифического божества Сагары, у которого, согласно древним верованиям, было более 50 тыс. детей.

Многий историки считают: рождению легенды способствовал сам огурец! Разве трудно усмотреть прямую связь с множеством семян в огурце, его формой и обилием приносимых им плодов? Обратите внимание: огурец с незапамятных пор любим на Руси, а у славян всегда были в почете многодетные семьи.

Другие любопытные упоминания об огурцах можно найти у древних греков и римлян. В Элладе даже существовал город Сикион, или «город огурцов». Греческий автор Атений сообщал о философских диспутах современных ученых на тему: является ли огурец исконно греческим или чужеземным растением?

Не остался огурец незамеченным и в истории Древнего Рима. Латиняне любили его за удивительную сочность и приятный вкус, а император Тиберий просто обожал. Далеко не секрет, что пристрастия вождей не раз определяли пути истории. К счастью подданных, Тиберий всего-навсего любил огурцы, а многие историки считают: именно ему мы обязаны изобретением теплиц. Впрочем, любой правитель подвержен порокам и счастье подданных эфемерно: развратный, алчный и хладнокровно-жестокий Тиберий просто ангел по сравнению с правившим после него Калигулой. Поэтому, наколов вилкой маринованный корнишон, вспомните Тиберия.

Впрочем, прославился Тиберий не только теплицами. Император оказался прирожденным огородником. Он любил тыквы и приказывал выращивать их в заполненных землей деревянных ящиках, поставленных на колеса – в холодное время года «колесницы» вкатывали в парники, где в холе и неге и произрастали императорские овощи.

Кстати, точный возраст тыквы до сего времени не известен. Она вполне может оказаться одним из самых древних овощей, известных человеку, – изображение «фляжки пилигрима» найдено в древнеегипетских гробницах. «Фляжка пилигрима» – это так называемая «бутылочная тыква». Если из нее вынуть мякоть и слегка подсушить кожуру, получится отличный сосуд для воды. Он знаком людям с незапамятных времен, но свое название получил в Средние века, когда по дорогам Европы начали бродить пилигримы – паломники, странствующие к святым местам. Стеклянных бутылок тогда не знали, глиняные легко разбивались, деревянные бочки не удобны, вот и выручала тыква. В Сикионе – «городе огурцов» – существовал храм богини Колокассии, покровительницы огромных тыкв. Знаменитый римлянин Плиний Старший писал: из таких тыкв делали прекрасные сосуды для хранения воды и даже бочки для вина!

Всеми любимый горошек на латыни называется «цицеро». Догадливый Плутарх предположил: фамилия знаменитого римского оратора произошла от прозвища, которое получил благодаря наросту на носу один из его предков. Сам Цицерон против такой гипотезы не возражал. Когда он занял должность квестора, то отблагодарил богов за милость: принес им в дар серебряный кубок. На нем искусный гравер вырезал его имя – Марк Туллий, а дальше оратор приказал прикрепить к кубку высохшую до костяной твердости горошину.

Горох знали в Древнем Египте и Месопотамии, Греции и Риме, но обожествляли его лишь древние германцы. Подметив сходство гороха с градом, они посвятили это растение богу грома и молний Донару. По верованиям германцев, он отличался завидным трудолюбием и помогал земледельцам: молниями взрыхлял твердую землю и проливал на нее потоки дождя.

Особым почетом во времена фараонов пользовались бобы: им приписывалось божественное происхождение. Даже жрецы не имели права употреблять их в пищу. Бобам поклонялись, ими любовались, но не ели! Горе тому, кто осмеливался съесть священный боб! Безумцу грозило суровое наказание.

В Древней Греции и других странах Средиземноморья бобы начали употреблять в пищу, и они стали дешевым популярным блюдом. Однако некоторые оригиналы продолжали придерживаться суеверий минувших веков.

Подобно древним египтянам, знаменитый ученый Пифагор неизменно оказывал бобам благоговейно-мистическое поклонение, не ел их сам и запрещал употреблять в пищу своим ученикам. Причина таких странностей до сей поры остается загадкой. Историки считают: гибель ученого тоже связана с бобами. Согласно одной из легенд, спасаясь от врагов, великий математик древности вынужденно остановился перед бобовым полем, не решаясь его перейти, дабы не повредить растения. Тут его и настигла погоня. Так это или нет, ручаться трудно, поскольку история не сохранила свидетельств, как погиб автор известной теоремы, прозванной школярами «Пифагоровы штаны». И вот что любопытно: могилу Пифагора с большими трудами отыскал все тот же Цицерон, который и приказал привести ее в порядок.

Люди давно заметили: бобы бывают белыми и темными. Поэтому их и использовали при проведении жеребьевок или вынесении судебного приговора – зерна бобов гладкие, одинаковой величины, и на ощупь нельзя отличить светлый боб от темного. Кроме того, на них лежал отсвет божественных мистерий Древнего Египта, а такое не забывается тысячелетиями. Прославленный римлянин Овидий писал, что бобы играли серьезную роль в жертвоприношениях богине Карна – охранительницы маленьких детей и домашнего очага. У римлян, многое перенявших из греческого пантеона, эти жертвоприношения и связанные с ними торжества происходили в начале июня и носили название «бобовые календы».

Однако главную роль бобы играли в празднованиях, посвященных теням умерших, происходивших между 9 и 13 мая. В эти дни глава семьи вставал в полночь и босым шел к ближайшему источнику, где трижды омывал руки, поворачивался спиной к воде, клал в рот непременно черный боб и девять раз подряд произносил заклинание, умоляя злые тени не насылать никаких бед на его семью и отвести несчастья. Кроме того, бобы служили талисманом. Например, отправляясь на рынок или к кредитору, древний римлянин обязательно брал с собой боб белого цвета, в надежде притянуть удачу и устроить выгодную сделку.

В Греции бобы посвящали оракулу бога Апполона, что нашло отражение в Средние века в странах Западной Европы во время встречи Нового года. В пирог запекали боб, а когда собирались гости, хозяин вручал нож самому маленькому мальчику и просил разрезать угощение на равные доли. Затем ребенка отправляли под стол, и оттуда он говорил, кому какой кусок пирога отдать. Тот, кому доставался кусок пирога с бобом, становился «королем праздника» и выбирал себе королеву. При каждом отправленном им в рот куске и при каждом глотке из кубка гости хором кричали: «Король ест! Король пьет!» Потом начинались веселье и танцы.

В русских селениях издавна гадали на бобах. Церковь неодобрительно относилась к этому суеверию как к отголоску язычества и в «Потребнике мирском» прямо запрещала верить бобам.

Чеснок и лук тоже знакомы человечеству многие тысячелетия. Их лечебные свойства замечены и стали использоваться людьми с незапамятных времен. Кстати, форма побегов лука и чеснока породила легенду, что эти растения, если над ними произнести соответствующий заговор и заклинания, способны охранить от ударов меча, копья или стрелы.

В те далекие времена подобные вещи были крайне актуальны, как и защита от злых чар. Из дошедших до нас скупых свидетельств известно: амулеты из сушеных чеснока и лука носили английский король Ричард Львиное Сердце и многие рыцари, участвовавшие в Крестовых походах.

Постепенно овощные амулеты получили распространение во многих странах Западной Европы. На Руси знахари широко использовали эти овощи в лечении многих заболеваний. Про русскую кухню и говорить нечего, – какие щи или солянка без лука? Да и огурчики посолить, мясо зажарить, приготовить рыбку. Наравне с репой, капустой, свеклой, огурцами и горохом лук и чеснок всегда были на столе у славян.

Еще один древний овощ – свекла. Ее возраст, как и у тыквы, не известен. Любопытно, что британцы именуют свеклу «самым скандальным овощем». Вареную свеклу подавали неугодному жениху вроде того, как на Украине «выкатывают гарбуза».

В древности свеклу, подобно огурцу, «обожествляли». Особенно славился этим Вавилон, где свекле поклонялись, а поэты слагали в ее честь торжественные гимны и писали поэмы, посвященные достоинствам овоща.

Историки считают, что из многоязычного Вавилона свекла перекочевала в Западную Европу в V в. н. э.

Надо полагать, с этим овощем европейцы были знакомы и раньше, а в тот период свекла получила широкое распространение. Особенно активно использовалась свекольная ботва – на супы и закуски. Сам корнеплод не ели до X в. В том же веке свеклу начали повсеместно выращивать на Руси. Наши предки сумели по достоинству оценить сразу вершки и корешки, все пошло в котел и на сковороды. Но королевой русских холодных супов считается все же ботвинья. Часто в нее добавляли мелко нарезанную рыбу или немного куриного мяса.

Курьез истории в том, что император Наполеон выбрал свеклу орудием мести англичанам, – он объявил о награде в миллион франков изобретателю способа получения из свеклы сахара. Тем самым Бонапарт намеревался нанести серьезный удар по экономике Британской империи, «разжиревшей», как он говорил, на торговле тростниковым сахаром из заокеанских владений короны. Полководец знал об открытии немецкого ученого Андреаса Сигизмунда Марграфа, предложившего использовать для производства сахара свеклу. Тростниковый сахар стоил очень дорого, а свекла росла повсюду.

К глубокому разочарованию Бонапарта, из его затеи ничего не вышло: столовая свекла не годилась для производства сахара. Нужный сорт овоща вывели только спустя двадцать лет после смерти Наполеона. Позднее стали появляться заводы по переработке свеклы и производству сахара. «Тростниковой» монополии британцев пришел конец.

Употреблять сельдерей как овощ европейцы стали лишь в XV – XVI вв., да и то далеко не все. Первыми начали использовать сельдерей в пищу немцы, только в XVII – XVШ вв. к ним примкнули французы.

В Россию сельдерей попал в царствование Екатерины II, но вельможи, подражая древним грекам и римлянам, еще долго разводили его в чисто декоративных целях. Во время роскошных обедов при дворе приглашенные, подражая древним грекам, украшали себя венками из этого растения.

Лишь в XVII в. обнаружили, что корневища сельдерея – самое ароматное и нежное из всех белых кореньев.

Родиной петрушки считаются Испания и Средиземноморье, где она растет в диком виде. На территории Африки дикие формы петрушки не обнаружены, между тем первые сведения об этом растении дошли до нас из Древнего Египта. Правда, там петрушка лишь частично воспринималась как овощ. Предание гласило, что она выросла из крови убитого сына бога Осириса. В память об этом событии устраивались религиозные празднества, участники которых надевали венки из зелени петрушки.

Древние греки начали культивировать петрушку позже египтян, однако и у них ее считали растением скорби. Встретить мула, навьюченного петрушкой, или крестьянина, несшего корзину с этим овощем, считалось куда худшим предзнаменованием, чем перебежавшая дорогу черная кошка.

У древних римлян петрушка была малоизвестна. О ней совершенно забыли в период раннего Средневековья и снова начали культивировать в Европе лишь в IX в., но ее распространению долго мешали связанные с петрушкой суеверия.

В России петрушку издавна использовали знахари для лечения ран и воспалений, вызванных уксусом ядовитых насекомых. Однако возделывать петрушку в значительных масштабах начали в России лишь в позапрошлом столетии.

Сегодня в нашей стране петрушка распространена повсеместно, она занимает ведущее место среди пряных овощей.

Сейчас ко всем овощам относятся без прежнего почтения и поклонения. Возможно, очень зря? Они не только дали истории множество курьезов, но по-прежнему услаждают наш вкус и лечат людей.

Жизнеописание Христа… за полтора века до возникновения христианства

В июне 1883 года некто Моисей Шапиро, крещеный еврей, торговавший предметами старины в Иерусалиме, приехал в Лондон с необычной находкой. Он привез пятнадцать узких полос пергамента, покрытых письменами, которые, по его словам, были обнаружены арабскими пастухами в пещере в холмах Палестины. В текстах пергаментов содержались варианты эпизодов из Второзакония, включая десять заповедей, а судя по начертанию букв еврейского алфавита, рукопись датировалась VI в. до н. э. или даже раньше. Возраст находки, если, конечно, она была подлинной, превосходил самые ранние манускрипты Ветхого Завета. Вполне понятно, что Шапиро хотел получить за нее огромные деньги. Однако этот торговец пользовался дурной репутацией в мире знатоков и любителей древностей. Десятью годами раньше его имя «засветилось» в скандале с фальшивыми находками из Дибана. Поэтому неудивительно, что когда Шапиро обратился к немецким чиновникам в 1878 году со своим пергаментом, то столкнулся с глубоким недоверием к подлинности необычной находки.

Один из Кумранских свитков

На некоторое время торговец оставил свитки в покое, но вновь воспылал надеждой несколько лет спустя, когда прочитал о последнем открытии в области библейской археологии. Согласно новому аналитическому методу, в текстах Ветхого Завета можно было определить работу разных авторов. К примеру, в некоторых пассажах использовалось имя Яхве (Иегова), в других же – Элохим. Пользуясь такими фактами, немецкие ученые утверждали, что могут разделить источники на несколько групп. Присмотревшись к своим пергаментам, Шапиро обнаружил, что там использовалось только имя Элохим. Теперь он был убежден, что в его распоряжении – один из источников Библии. В воображении замаячили золотые горы…

К 1883 году он завершил новый перевод текстов и с благословения профессора Шредера, немецкого консула в Бейруте, отвез находки в Берлин, чтобы представить экспертам. Но после полуторачасовых дебатов члены комиссии объявили манускрипты… «хитроумной и бесстыдной подделкой».

Но Шапиро не сдался. Он срочно поехал в Лондон, где его драгоценные манускрипты получили лучший прием – по крайней мере, сначала. Британский музей отрядил своего лучшего эксперта по палестинским древностям, Кристиана Гинзбурга, чтобы снять копии и изучить тексты. Серия его переводов была опубликована в газете «Таймс» в августе того же, 1883 года. Два пергамента были выставлены в Британском музее и вызвали оживленные дебаты среди ученых и общественности. Премьер-министр Великобритании У. Гладстон, обладавший глубокой эрудицией в области древней истории, долго беседовал с Шапиро о стиле почерка на пергаментах. Прошел слух, что казначейство уже согласилось финансировать их покупку для музея…

Однако фортуна вновь отвернулась от торговца. Несколько ученых, в том числе директор музея, объявили, что никакие пергаменты не могут так хорошо сохраниться в течение двух тысяч лет в климате Палестины. Затем Клермон-Ганно после поверхностного осмотра пергаментов, лежавших под стеклом на витрине, объявил их подделкой. Гинзбург же внезапно изменил свое мнение и завершил серию публикаций в «Таймс» статьей, изобличающей находку Шапиро как фальсификацию. Он даже заявил, что может определить почерк нескольких переписчиков, работавших под общим руководством ученого-еврея. Стиль рукописи, по его мнению, просто скопирован с «библейского камня»!

Даже у сторонников подлинности находки сомнений не оставалось. Манускрипты – подделка, а сам Шапиро – либо мошенник, либо невежда. 23 августа он написал письмо Гинзбургу из лондонского отеля, укоряя последнего в предательстве: «Вы сделали из меня дурака, опубликовав и выставив на обозрение рукописи, которые, оказывается, фальшивые. Не думаю, что смогу пережить этот позор». В марте 1884 года Шапиро покончил жизнь самоубийством в роттердамском отеле. Его семья, успевшая влезть в большие долги в связи с предполагаемой продажей манускриптов, распродала имущество в Иерусалиме и переехала в Германию.

Тем временем пергаменты были выставлены на аукционе «Сотби» и приобретены каким-то книготорговцем за ничтожную сумму в 10 фунтов 5 шиллингов. Последнее упоминание о них встречается в книжном каталоге 1887 года вместе с приблизительной датировкой от XVI до XIX в. и ценой 25 фунтов стерлингов. Никто не знает, где эти манускрипты сегодня…

История могла бы на этом и закончиться, если бы не открытие, имевшее место в 1947 году, когда бедуины из племени таамире обнаружили два глиняных сосуда с древними рукописями. Это произошло в 25 километрах к востоку от Иерусалима и в трех километрах к северу от источника Айн-Фешха: на северо-западном берегу Мертвого моря. Надписи сохранились на коже, свернутой в свитки. Некоторые из них были упакованы в ткань, но все равно имели ветхий вид и превратились по большей части в отдельные фрагменты некогда цельных рукописей.

Некоторое время эти свитки не вызывали интереса у антикваров Вифлеема и Иерусалима. Тогда в поисках покупателей бедуины зашли в православный монастырь Святого Марка в Иерусалиме, где и продали часть найденных рукописей. Оставшуюся часть приобрел позже Еврейский университет.

Весной 1948 года о свитках узнали в Европе, и вокруг них начался подлинный бум, ибо, как оказалось, это были священные тексты, проливающие новый свет на происхождение христианства. Неудивительно, что в Хирбет-Кумран зачастили экспедиции, которые за несколько лет открыли в горной гряде протяженностью 6–8 километров около сорока пещер. За десять лет работы в них исследователи обнаружили новые свитки. Четыре рукописи, купленные у бедуинов за бесценок монастырем Святого Марка, «ушли» в США за 250 тысяч долларов.

Первая обобщающая работа по найденным свиткам вышла в Западной Европе в 1957 году, а в 1994 году и в Петербурге также появилась книга библеиста И. Тантлевского «История и идеология Кумранской общины».

В Кумранских свитках описываются события, хорошо известные всем из священных христианских книг. Но кумранские мудрецы записали все это за полтора века до возникновения христианства!

Особое место в свитках уделяется личности руководителя общины, называемого «Учителем праведности». Время его деятельности определено петербургским ученым Тантлевским периодом между 176-м и 136-м годами до н. э. Его жизненный путь удивительно напоминает биографию Иисуса Христа. Например, глава кумранитов выступал как пророк, получивший откровение от Бога, и происходил из священнического рода. Учитель праведности, подобно Иисусу, имел своего предтечу – предшественника по управлению общиной. Так же как Иоанн Креститель, кумранский предтеча призывал израильтян выйти в Иудейскую пустыню, чтобы очиститься от грехов, и ожидал в ближайшем будущем прихода истинного пророка. Учитель праведности и явился как ожидаемый Мессия, помазанник Божий. В одном из свитков говорится: «И Человека, который силой Всевышнего обновит закон, вы назовете "обманщиком" и, наконец, замыслите убить его, не распознав его величия». В одной из рукописей говорится, как враги «наложат руки» на Мессию и распнут его. По Тантлевскому, это было констатацией свершившегося факта! В другом фрагменте рукописей упоминаются даже гвозди, которыми прибивали распятого. Оказывается, еще декрет персидского царя Дария грозил преступникам распятием. Так что эта практика казни применялась в Иудее задолго до римлян…

Этими фактами не исчерпываются удивительные параллели с жизнеописанием Христа. Как толковать их? Можно, например, отнести на счет случайных совпадений.

Но давайте вернемся в XIX в. и спросим себя еще раз: а что, если манускрипты Шапиро все-таки были подлинными и он стал жертвой узкого академического мышления? Такого мнения придерживается Джон Аллегро, признанный специалист по свиткам Мертвого моря и один из ученых, заново открывших дело Шапиро. Задним числом можно сказать, что сам Шапиро оказался более прозорливым, чем любые эксперты, разоблачавшие его. Он не спешил с выводами о древности манускриптов и допускал, что они могли быть созданы какой-то сектой, жившей в окрестностях Мертвого моря: замечательно точное предсказание о Кумранской общине!

Что касается его манускриптов на пергаменте, то они, скорее всего, являются именно тем, чем их считал Шапиро: древнейшими – из тех, что обнаружены, – фрагментами Ветхого Завета. Но пока их не найдут снова – возможно, плесневеющими на каком-нибудь чердаке, – загадка не будет решена.

Как Папа Римский был… женщиной!

«Этого не может быть!» – утверждает Римская церковь, и в официальных документах Ватикана о папессе Иоанне VIII, носившей звание папы римского с 855-го по 857 год, сведений нет.

Однако сторонники реальности ее существования приводят свои аргументы. Так, например, в хронологии пап спустя 15 лет после одного Иоанна VIII (то есть папессы) встречается второй Иоанн VIII, избранный в 872 году и правивший 10 лет.

Эта странность объясняется просто: занятие папского престола женщиной – неслыханный скандал, и поэтому, чтобы уничтожить все следы ее пребывания в лоне Ватикана, новоизбранного папу обязали именоваться Иоанном VIII, а не IX, как должно было бы быть. Что же касается времени, которое эта необыкновенная женщина провела на папском престоле, то годы ее правления приписали к царствованию следующего за ней папы – Бенедикта III, хотя на самом деле он правил едва ли три месяца.

В миру ее звали Агнесса, и была она незаконнорожденной дочерью английского миссионера. Мать умерла при родах, и малышка с ранних лет начала скитаться с отцом, пытавшимся обратить еретиков в «истинную веру». Но, видимо, проповеди его были не слишком зажигательны и частенько заканчивались потасовкой – нехристи не спешили спасать свои заблудшие души. После одной из таких драк отец Агнессы стал калекой и не мог больше нести Слово Божие в народ. И вот тогда он обратил внимание на феноменальную память восьмилетней дочурки – ведь она помнила все его проповеди наизусть и могла цитировать целые отрывки из Священного Писания! Так под присмотром отца Агнесса и начала свою проповедническую деятельность. Посмотреть на чудо-ребенка, проявляющего недюжинное красноречие, народ валил валом!

Разоблачение папессы

В 14 лет девочка осиротела. И чтобы защитить себя от посягательств мужчин (нравы в те времена, как известно, были грубые), Агнесса решилась на страшное, по тогдашним меркам, преступление: обрезала волосы, облачилась в мужское платье и взяла себе имя Иоанн Ланглуа.

Через два года новоиспеченный Иоанн Ланглуа поступает послушником в монастырь бенедиктинцев, где монахи занимались разборкой старинных манускриптов. Тут-то Агнессу и настигла первая любовь.

Возлюбленным послушницы стал молодой монах. Они почти не расстаются – в церкви, за трапезой, на прогулках их видят всегда вместе. Это довольно долго не вызывало никакого подозрения, пока не открылось, что хорошенький Иоанн – женщина. Любовникам приходится тайно бежать.

Несколько лет они проводят в Англии, затем перебираются во Францию, где опять же под именем Иоанна Ланглуа Агнесса начинает участвовать в публичных богословских диспутах.

Еще через какое-то время возлюбленные переезжают в Афины, где Агнесса оканчивает школу философии. И тут ее настигает тяжелый удар: верный возлюбленный скоропостижно умирает… Агнесса была безутешна и, чтобы хоть как-то забыться, решила направиться в Рим. А чтобы не искушать судьбу, она по-прежнему выдает себя за мужчину.

В Риме ей быстро удается завязать знакомства с представителями папского двора и получить место нотария при римской курии. В его обязанности входило заведование папским кабинетом, его финансами, принятие прошений на имя папы римского, поддержание связей с иностранными дворами. При этом Агнесса удивляла всех своими познаниями! И это было тем более удивительно, что многие из тех, кто правил в Ватикане (например, Целестин V), даже не умели писать собственное имя.

Папа Лев IV высоко оценил работу своего нотария, и прошло совсем немного времени, как Иоанна Ланглуа возвели в сан кардинала. И невозможное свершилось! Лежа на смертном одре, Лев IV указал на кардинала Ланглуа как на своего единственного преемника. После погребения папы римского Льва IV новым папой единогласно избрали Иоанна Ланглуа, который получил имя Иоанна VIII. Самые смелые мечты дочери миссионера осуществились! Если верить легендам, то избрание папессы сопровождалось всевозможными знамениями в разных странах: где-то прошел кровавый дождь, где-то случилось землетрясение или небывалое нашествие саранчи.

Увы, долго скрывать свой пол папессе не удалось. Молодой красивый капеллан случайно проник в ее тайну и начал шантажировать. И тогда Агнесса поступила чисто по-женски: соблазнила юношу и сделала его своим союзником. Но тут ее настигла новая «неприятность»: Агнесса-Иоанн обнаружила, что… беременна!

Широкие складки сутаны до последнего скрывали грех папессы, а на время родов Агнесса предполагала где-нибудь укрыться под видом болезни. День родов приближался, но 20 ноября 857 года ей по сану необходимо было участвовать в крестном ходе по улицам Рима. И тут случилось непредвиденное: во время шествия у Агнессы начались предродовые схватки. Ей плохо, но она пытается до конца выполнить свой долг…

Вскоре над городом разражается страшная гроза, начало которой совпадает с началом родов. Буквально через несколько минут на глазах у многотысячной толпы Иоанн VIII падает, стонет, кричит, бьется в судорогах и… умирает. Агнессу похоронили на месте ее смерти и воздвигли часовню со статуей: женщина в папском облачении с ребенком на руках. Однако в конце XVI столетия по распоряжению папы Сикста V часовню снесли, статую уничтожили, а улицу в срочном порядке застроили. Была произведена и серьезная «чистка» в архивах Ватикана.

На этом курьез истории был бы исчерпан, если бы не необычный ритуал: начиная именно с Бенедикта III, с 857 года, было введено и шесть с половиной веков продолжалось обязательное половое освидетельствование претендентов на звание папы. Для этого было изобретено даже специальное кресло с отверстием в сиденье. Только после того, как громогласно удостоверялся пол избираемого, конклав кардиналов санкционировал его в звании главы Ватикана. (Это ли не косвенное доказательство существования женщины на папском престоле?) Лишь в 1520 году папа Лев X отменил эту унизительную процедуру. Скорее всего, в силу того, что выплывавшие наружу скандальные истории о наличии любовниц и незаконнорожденных детей пап и кардиналов служили достаточным подтверждением принадлежности давших обет безбрачия служителей церкви к сильному полу…

(По материалам С. Васильевой)

Набрал в рот воды – молчи!

История сохранила для потомков немало удивительных курьезов, в числе которых одно из «почетных» мест занимают принципы средневекового судопроизводства в Бирме.

Вначале стоит пояснить: с 1044-го по 1287 год страной правила так называемая Паганская королевская династия. Ее представители охотно покровительствовали искусствам и ремеслам, возводили новые прекрасные храмы и по мере сил укрепляли государство, снискав в истории славу меценатов и просвещенных правителей. Вместе с тем представители Паганского королевского дома без конца издавали все новые и новые законы, скрупулезно уточняли старые, увлеченно реформировали судопроизводство, учреждали ранее неизвестные в стране судебные органы, лично разрабатывали и совершенствовали уголовное, гражданское и процессуальное право.

Во времена Паганской династии с благословения монарха появился «Кан» – верховный суд страны, который заседал крайне редко и только в присутствии самого короля. Обычные дела рассматривались в судах низшей инстанции, называвшихся – «бо». Их решения, вынесенные судьями приговоры и прочие действия разрешалось обжаловать в специальных апелляционных судах, называвшихся «атан». Но самым любопытным являлось само судопроизводство Бирмы времен Паганской династии.

Древняя столица Бирмы

В любом процессе одновременно участвовало сразу несколько судей. Первым делом все они начинали настоятельно предлагать враждующим сторонам немедленно заключить мировое соглашение и отказаться от тяжбы. «Зачем вам это? – увещевали судьи. – Лучше жить в мире и спокойствии. Помиритесь и с легкой душой идите по домам».

Иногда уговоры оказывали необходимое действие, и враждующие стороны соглашались примириться. Тогда судьи торжественно предлагали им в знак отказа от тяжбы съесть листья зеленого чая: это считалось официальной в Древней Бирме церемонией мирового соглашения. Если же противники упорствовали и не желали мириться, судьи тяжко вздыхали и вынужденно начинали процесс. На нем истец, ответчик и вызванные судьями свидетели должны были давать устные показания. По действовавшему закону свидетели, представшие перед судьями, делились ими на две категории: «правдоподобных» и «неправдоподобных».

По мнению судей, «правдоподобные» свидетели сообщали весьма достоверные данные, а «неправдоподобные» вполне могли лгать суду. Поэтому показания последних непременно подлежали строгой проверке. Она проводилась в обязательном порядке, если судьи решали, что данный свидетель «неправдоподобный». Процесс прерывали и быстро проводили проверку, а затем судебное заседание продолжалось. Правда, иногда случалось, что процесс возобновлялся только через несколько дней.

Самое интересное начиналось, когда суд считал, что при разборе данного дела свидетелей вообще не требуется или их просто-напросто не было. В таких случаях судьи устанавливали истину и по общепринятой процедуре испытывали достоверность показаний истца и ответчика, подвергая их одному из четырех установленных законом видов испытаний.

Первым и, пожалуй, самым простым считалось испытание водой. Истца и ответчика вели на берег достаточно глубокого водоема, а если такового поблизости не оказывалось, то использовали для испытания наполненные водой большие бочки или выдолбленные из камня чаши. Служители (типа современных судебных приставов) брали истца и ответчика за руки и, позволив им набрать побольше воздуха в легкие, окунали с головой в воду.

Выигрывал испытание и, следовательно, дело тот, кто сумел дольше пробыть без глотка воздуха под водой. Видимо, при испытании водой не раз происходили несчастные случаи, когда истцы или ответчики просто-напросто захлебывались. Но судей это не смущало.

Второе установленное королевскими законами испытание достоверности показаний было куда гуманнее: оно состояло в соревновании истца и ответчика в скорости поглощения пищи.

Естественно, такое необычное испытание никак нельзя было пустить на самотек, поэтому существовала специальная процедура его проведения. Служители суда заранее тщательно отмеряли совершенно одинаковые порции риса и количество воды, в которой он должен свариться. Причем рис преимущественно варили, завернув в тонкую ткань, чтобы ни одно зернышко не пропало: это имело немаловажное значение.

Сварившийся рис аккуратно перекладывали в одинаковые чашки, и, по сигналу судьи истец и ответчик приступали к своеобразной трапезе: кто быстрее все съел, тот и прав в разбираемом судом деле!

Конечно, случалось, и не раз, когда истец и ответчик «показывали» в поедании отмеренных порций риса одинаковое время и, как говорится, финишировали «ноздря в ноздрю». Но и тут суд не терялся: он имел на такой случай самые четкие инструкции и руководства к действию.

– Полощите рот! – приказывал судья. – Подать сюда воду!

Истец и ответчик старательно полоскали рты. Затем служители суда тщательно процеживали эту воду, отыскивая в ней хоть одно несъеденное зернышко риса. У кого его находили, тот окончательно проигрывал тяжбу.

Трудно в это поверить, однако суд и здесь, бывало, заходил в тупик. Однако предаваться отчаянию не в правилах древних бирманских судей. Скорее, в жуткую нервную дрожь повергались истец и ответчик, поскольку им предстояло в этом случае третье узаконенное королем испытание – раскаленным свинцом!

Искателей правды заставляли опустить обнаженные руки в дымившийся в тигле расплавленный свинец. Выигрывал тот, кто получил при столь ужасном испытании меньше ожогов. Малодушным, не решавшимся пройти испытание, помогали сунуть руку в раскаленный металл служители суда. Если не хочешь такого испытания, боишься остаться калекой, то откажись – и тогда будешь считаться проигравшим дело.

Существовал и четвертый способ проверки достоверности показаний и отыскания истины. По счастью, он был, пожалуй, самым гуманным и отличался большой оригинальностью.

Истца и ответчика сажали на землю на некотором расстоянии друг от друга и непременно лицом к высоким судьям. Один из судей одновременно зажигал две совершенно одинаковых свечи. В этот момент служители подносили истцу и ответчику по одинаковой, полной воды чаше. Каждая из «враждующих сторон» была обязана набрать из чаши всю воду в рот и замереть, терпеливо ожидая, чья свеча сгорит быстрее. Сгорание свечи означало бесспорное поражение и проигранную тяжбу. Но проиграть можно было и досрочно, если ты не сумел удержать во рту воду до окончания испытания.

Надо отметить, что ряд подобных испытаний сохранялся в судебных разбирательствах на протяжении сотен лет. В частных записках некоторых английских офицеров, еще в XIX в. служивших в Индии и неоднократно бывавших в Бирме, описаны некоторые приемы судопроизводства в деревнях, где использовались испытания водой и рисом.

Слава богу, варварское испытание с раскаленным свинцом уже практически не применялось…

Карта Пири Рейса, опередившая время

На первый взгляд карта Атлантики, нарисованная на шкуре газели турецким адмиралом Пири Рейсом в 1513 году, – причудливый плод воображения, но она покрыта серией похожих на сетку линий, которые придают ей удивительную правдоподобность. Сам Пири Рейс считал ее лучшей, заметив в сноске: «Ни у кого в этом веке нет карты, подобной этой. Составляя ее, – писал он, – я использовал двадцать морских карт и восемь „Маппа мундис“, то есть карт, называемых арабами „Джафериями“ и составленных еще во времена Александра Великого, на которых изображен весь обитаемый мир».

Курьез истории вот в чем: если Пири Рейс говорит правду (а сомневаться в этом нет причин), древние карты, на которые он ссылается, являют совершенное знание географии мира, а ведь на карте – доисторическая эпоха! По свидетельству профессора Чарлза Хепгуда из колледжа Кин-Стейт, (Нью-Хемпшир), который провел семь лет, изучая карты Пири Рейса и некоторые другие, дошедшие до нас и составленные примерно в то же время, они представляют собой «первое убедительное доказательство того, что некий на редкость умный народ предшествовал всем народам, известным истории… Древние путешественники бороздили моря от полюса к полюсу. Как бы это ни было удивительно, есть неоспоримые свидетельства о том, что когда-то люди древности исследовали берега Антарктики, когда они были еще свободны ото льда.

Бесспорно также, что они обладали такими навигационными инструментами, которые превосходили все те, которые были доступны людям в Древнем мире, в Средневековье и вплоть до второй половины XVIII в.».

Эти сенсационные заявления были сделаны Хепгудом в 1966 году в его книге «Карты морских царей» (переведена на русский язык в сборнике «Книга тайн-5», издательство «Мистерия», 1993 г.), и, несмотря на его удивительные, даже революционные предположения относительно доисторического времени, они не были опровергнуты. Свидетельства нескольких ведущих экспертов, которые цитируются в книге, остаются до сих пор в силе. Подполковник Гарольд З. Олмейер, в то время служивший в разведывательной эскадрилье военно-воздушных сил США, писал о карте Пири Рейса: «Очертания береговой линии, изображенные в нижней части карты, весьма соответствуют тому, что обнаружила Шведско-британско-норвежская антарктическая экспедиция 1949 года, сделав сейсмический срез верхней части ледяного покрова. В то время, когда был зарисован этот берег, он еще не был покрыт льдом. Теперь в этом районе лежит ледяной покров толщиной около мили. Мы не представляем, как увязать эту карту с тем объемом географических знаний, который накопился к 1513 году». Капитан Лоренсо У. Барроус, начальник картографического отдела той же эскадрильи, писал Хепгуду: «Мы считаем, что точность географических характеристик, которые мы видим на карте Оронция Финнея (1531), предполагает, несомненно, что источником для нее также послужили точные карты Антарктики, но в этом случае всего континента. При ближайшем рассмотрении ясно, что карты-источники, вероятнее всего, были составлены в то время, когда земля и внутренние воды континента были относительно свободны ото льда».

   Карта Пири Рейса удивляет невероятной точностью

Профессор Хепгуд пришел к этому заключению после тщательного исследования сотен других карт этого периода и проделав огромную розыскную работу, которая помогла ему перечертить наиболее значимые из них в современной проекции. Он нашел только несколько из них заслуживающими внимания, так как искусство картографии во времена Пири Рейса все же было еще в зачаточном состоянии. Эпоха исследований, начало которой было положено Колумбом, открывшим в 1492 году Новый Свет, только начиналась, и хотя в общем очертания континентов были известны, их пропорции зачастую сильно отличались от действительных. Карта Роберта Торна (1527) – типичный пример, и издатель, позже опубликовавший ее, поясняет в сноске: «Несовершенство карты можно извинить временем ее создания; наука космографии не была еще так известна нашим торговцам, как теперь».

Главная проблема заключалась в том, чтобы найти верную долготу. Широту можно было выяснить довольно легко, ориентируясь по звездам, но определение долготы предполагало изобретение точного метода определения времени, а первый хронометр был изобретен только два века спустя. Подавляющее большинство карт времени Пири Рейса содержало значительные ошибки в ориентации континентов по долготе; сам Колумб, пользовавшийся картами Атлантики и Вест-Индии, которые не дошли до нас (но которые, по его словам, использовал Пири Рейс), ошибочно полагал, что добрался до Азии, когда увидел Канарские острова.

Однако несколько карт были исключением. Уже за 200 лет до этого средневековые моряки, бороздившие Черное и Средиземное моря, использовали довольно точные карты, основанные на портуланах, сетках, похожих на колесо со спицами, иногда их 16, иногда 32, они напоминают морской компас. Откуда они появились – неизвестно. Знаменитый шведский ученый, занимающийся исследованием древних карт, А. Э. Норденшельд, живший в XIX в., указывал на то, что карты не стали более совершенными спустя 200 лет, и предположил, что все они, вероятно, были сделаны на основе одного-единственного более древнего оригинала. Как использовались портуланы также было неясно, служили ли они вспомогательным инструментом для картографов, или ими пользовались моряки?

Большим вкладом профессора Хепгуда и его команды в картографию была попытка понять, каким образом Пири Рейс использовал их в составлении своей карты. Ключевым моментом здесь явилось то, что центры пяти портуланов лежали на одной окружности. После трех лет попыток Хепгуду удалось установить, что центр этого круга был точкой пересечения того, что мы называем теперь двумя главными координатами: 30 градусов восточной долготы, которая проходила через Александрию, древний центр знаний, откуда, по словам Пири Рейса, он черпал источники для своих карт, и 23,5 градуса северной широты, – Тропик Рака. Это позволило Ричарду У. Стречену из Массачусетского технологического института найти точные местоположения пяти портуланов в Атлантике и перерисовать карту Пири Рейс с использованием современной сетки, чтобы проверить ее точность.

Результаты были поразительными. Пири Рейс действительно, по всей вероятности, пользовался древними источниками, и некоторые из них были настолько точны, что это казалось невероятным для того времени. Западные берега Африки и Европы и североатлантические острова (за исключением Мадейры) находятся на точной долготе; более того, они правильно соотносились по долготе с берегами Южной Америки и Антарктики!

Карибское море тоже встало на свое место, когда Хепгуд догадался, что из-за особенностей использования портуланов оно было отклонено на неправильный угол. Эта часть карты Пири Рейса, вероятно, была нарисована с использованием источника, где Египет был центром сферической проекции. Что касается Амазонки и острова Маражо, Хепгуд заключил, что «точность расположения острова поражает. Ничего подобного нет ни на одной карте XVI в., до официального открытия острова в 1543 году». Южная часть Южной Америки была вычерчена довольно точно, в среднем отклонение не превышало одного градуса. Фолклендские острова изображены на правильной широте, но по долготе есть ошибка около 5 градусов. Фолклендские острова предположительно были открыты Джоном Девисом в 1592 году, спустя около восьмидесяти лет после того, как Пири Рейс начертил свою карту.

В качестве критики Хепгуда можно сказать, что он раздул много шума вокруг единственной загадочной карты и уделил ей слишком много внимания. Он сам писал: «Если бы карта Пири Рейса была единственной, то этого было бы недостаточно для убедительных выводов. Но она не была единственной».

Более того, ее наиболее удивительная часть – очертания Антарктики. Дискуссия, развернувшаяся на радио, побудила Хепгуда заняться этим проектом, так как доказать правильность очертания было непростым делом. От этого зависело разрешение важных проблем как геологии, так и истории. Антарктика была официально «открыта» в 1818 году; хотя большая земля в этом районе значится на древних картах, это долгое время было лишь подозрение, особенно после того, как путешественнику Джеймсу Куку в XVIII в. не удалось обнаружить ее.

На карте Пири Рейса видна только небольшая часть северной береговой линии, известная как Земля Королевы Мод, но тем не менее она так же точна, как и другие части карты, вычерченные по древним источникам. Карта Оронция Финнея, сделанная несколько позже, в 1531 году, еще более удивительна. Береговая линия Антарктики, покрытая льдами по крайней мере с 4000 года до н. э., показана в деталях, с реками, стекающими с горных склонов и впадающими в море, и пустынной поверхностью, что предполагает, что ко времени создания карт-источников на континенте уже был ледяной покров. Снова Хепгуду пришлось сделать допуски и корректировки, прежде чем он перенес эту часть на современную сетку, но они подробно разъясняются в его книге и впоследствии не были опровергнуты.

Таким образом, заявления Хепгуда выглядят убедительными. Искусство картографии достигло своего расцвета в древности, а в течение классической эпохи и Средневековья было утрачено. Эти карты наряду со множеством книг, содержащих бесценные древние знания, хранились в Александрийской библиотеке, пока пожар не разрушил ее в VII в. н. э., и Пири Рейс использовал их, чтобы вычертить свою карту мира (от которой до нас, увы, дошел только фрагмент). Но кто были эти загадочные древние математики, как и когда они смогли объехать землю и составить свои карты?

Если оставить в стороне предположение самого Хепгуда о существовании в ледниковый период некоего народа, о чем нет никаких археологических свидетельств, есть три предположительных ответа, все спорные, а третий самый маловероятный.

1) Геологи ошиблись с датой оледенения Антарктики по крайней мере на 3000 лет, в таком случае минойские или финикийские моряки могли видеть береговую линию континента.

2) Строители мегалитов путешествовали на своих лодках из шкур гораздо дальше, чем предполагается, а их отличное знание астрономии позволило им составить такие точные карты; но не найдено пока ни одного письменного документа в поддержку этой гипотезы.

3) Те знания, которые были накоплены в древние времена из разных источников, несомненно, содержащие свидетельства первых путешественников и, возможно, даже информацию из внеземного источника, включали нечто вроде искусства гадания или прорицания, что позволило картографам-священникам изобразить довольно точную картину мира, подобно тому, как даузеры-лозоходцы определяют подземные источники по карте.

Самая загадочная карта в мире

Обычно в Исландии говорят о рыбе, что совершенно естественно для острова, экономика которого «покоится на спине селедки». Однако в последние годы четверть миллиона жителей «ледяной страны» обсуждают события тысячелетней давности и славные походы своих предков-викингов. Причиной такого пробуждения интереса к истории стал очередной скандал, разразившийся вокруг самой знаменитой карты европейской цивилизации, так называемой «Карты Винланда».

На двух листах пожелтевшего пергамента неизвестный географ начала XV в. нанес контуры материков и островов так, как представляли окружающий мир люди того времени. Эта карта считается первым документальным свидетельством открытия Нового Света викингами задолго до обнаружения Америки Колумбом в 1492 году. В Западном полушарии нанесены три больших острова – Хеллуланд (Земля плоских камней), Маркланд (Лесная страна) и Винланд (Виноградная страна). Контуры этих территорий напоминают Баффинову Землю, Лабрадор и остров Ньюфаундленд.

Карта Винланда – подлинник или подделка?

Легенда (надпись на карте) сообщает на средневековой латыни, что остров Винландия был открыт Бьярни и Лейфом с товарищами. Эта ссылка соответствует сведениям исландских саг XIII в., рассказывающих о славных путешествиях через океан на запад Бьярни Херьолфссона, первым увидевшего неизвестную землю в 986 году, и о Лейфе Эрикссоне, который примерно пятнадцать лет спустя первым ступил на землю Винланда. Неизвестно, рос ли в то время на острове виноград, сага лишь повествует, что Эрик назвал страну Винландом «в память о тех добрых вещах, которые нашли здесь».

И вот в наши дни группа английских химиков, проведя тщательный анализ средневековой карты (якобы копии еще более старинной исландской, составленной Эриком или кем-то из его спутников), пришла к выводу, что речь идет о необыкновенно искусной подделке.

– «Карта Винланда» – одна из известнейших в мире, поэтому мы решили проверить ее как можно тщательнее, – рассказывает руководитель исследовательского коллектива профессор Робин Кларк. – Увы, оказалось, что это фальшивка. Чернила, которыми наносились контуры земель, появились лишь в 1923 году.

Метод, использованный химиками, заключается в направлении лазерного луча на исследуемый объект, в данном случае на чернильные линии. Молекулы под влиянием луча начинают давать отблески различного цвета, являющиеся своеобразными «отпечатками пальцев» различных химических элементов. Своим цветом выявила себя двуокись титана, синтезированная лишь в начале прошлого века и вошедшая в состав чернил в 1923 году.

Неизвестный чертежник сначала провел линии желтыми чернилами, а затем сверху нанес обычные, черные. Таким образом, как утверждают разоблачители фальшивки, опытный специалист хотел добиться эффекта достоверности. Экспертам хорошо известно, что в Средневековье применялись чернила на железистой основе, которые со временем в результате коррозии давали желтоватые контуры. В наше время используются чернила на углеродной основе.

Впервые карта, входящая в своеобразный средневековый путеводитель «Отношения с татарами» (последними назывались все народы, не входящие в сферу распространения христианства), всплыла в 1850-е годы. Рукопись «Отношения с татарами» предложил Британскому музею испанский торговец редкими книгами, который якобы приобрел ее в одной из частных библиотек. Но эксперты музея отказались от экспоната, за который просили всего три тысячи долларов. Подозрения вызвали отверстия, проделанные в рукописи червями. При наложении всех листов один на другой ходы не совпадали. Манускрипт купил в результате частный коллекционер.

Новая экспертиза доказала, что над пергаментом потрудились настоящие черви, а не мастер с крошечной дрелью в руках. Странные разрывы в ходах объяснялись тем, что первоначально под одной обложкой находилось несколько рукописей, которые реставраторы XIX в. переплели совершенно иначе.

Разрешение загадки резко подняло стоимость манускрипта. В 1957 году Йельский университет в США выложил за нее уже один миллион долларов. Вскоре университет решил в рекламных целях напечатать входившую в рукопись «Карту Винланда», что стало сенсацией мирового масштаба. Следов поселений викингов в Северной Америке тогда еще не нашли, и приоритет Колумба в открытии Нового Света сомнению не подвергался.

С тех пор с периодичностью в несколько десятилетий карту то объявляли фальшивой, то доказывали ее истинность. В 1974 году группа исследователей обнаружила в документе следы двуокиси титана – карту признали фальшивкой.

Через десять лет, однако, сотрудники университета вновь могли поздравить себя с удачной покупкой. Новые анализы выявили наличие следов двуокиси титана во многих средневековых документах, происхождение которых не вызывало сомнений. Кристаллы этого соединения могли попасть на страницы рукописей с пылью или образоваться естественным путем в ходе сложных химических процессов.

Дополнительным подтверждением подлинности карты стал углеродный анализ пергамента, доказавший, что материал изготовили около 1434 года. В это время в Брюсселе работала большая группа католических ученых, получивших задание Рима наглядно изобразить территорию распространения «истинного учения». Новый Свет попал на карту, поскольку к тому времени уже было основано Гренландское епископство – в документе упоминалось, что посланец святой церкви побывал в землях, открытых Лейфом Эрикссоном. Святые отцы также выражали сожаление по поводу того, что тамошние жители вскоре после обращения их в христианство вновь впали в язычество.

– Даже самому искусному картографу-мошеннику нашего времени было бы крайне трудно, почти невозможно добыть старинный пергамент, время изготовления которого точно соответствовало бы ссылкам в содержании документа, – утверждают энтузиасты средневекового происхождения карты.

Новые сведения подняли стоимость двух страниц пергамента до астрономической суммы в 25 миллионов долларов. «Карта Винланда» стала самым дорогим документом в мире, если учитывать незначительные размеры этого произведения картографии.

Исследования британских химиков, объявивших карту подделкой, не стали заключительной точкой в споре двух групп ученых. По мнению американских исследователей, защищающих истинность этого сокровища, диоксид титана все же мог появиться в чернилах естественным путем, в процессе их разложения и взаимодействия с окружающей средой. То, что британцам не удалось обнаружить следов титана в самом пергамене (как должно было быть по «естественной версии»), объясняется тем, что ученым был предоставлен слишком маленький кусочек карты.

– Нужны новые, более серьезные отщипы! – требуют критики британских химиков.

Кто бы ни победил в этом споре специалистов, победа может оказаться пирровой. Сотни тысяч поклонников викингов во всем мире, в том числе их скандинавские потомки, опасаются, что ученые изгрызут карту, разрушив ее больше, чем это сделали средневековые черви. Соблазн предоставить реликвию для новых анализов велик – карта с каждым разом становится меньше, но цена ее от рекламной шумихи возрастает. Что же касается исландцев, то они недовольны дебатами по поводу «Карты Винланда». Подозрения в ее поддельности бросают тень на сам факт открытия ими Нового Света.

– Это все происки испанцев, которые хотят вернуть своего Колумба на пьедестал, – возмущаются жители «ледяного острова». – Нам наплевать на то, настоящая карта или нет. Миру вполне достаточно наших саг и археологических раскопок, чтобы убедиться – в Европе знали о Винланде задолго до путешествия Колумба.

Выкуп для султана

Даже после окончания, причем довольно бесславного, крестовых походов рыцарей Европы не оставляла мысль об отвоевании у мусульман Иерусалима и Гроба Господня. Тем более что экспансия воинственных турок, мечом раздвигавших пределы своих владений, властно требовала от европейцев сесть на коней и взять в руки оружие: иначе бунчуки неверных грозили появиться под стенами Рима, Вены и Парижа.

Еще не кончилась Столетняя война между Англией и Францией за обладание Фландрией, Анжу и Нормандией, а многие рыцари, предводительствуемые герцогом Бургундским, выступили в поход на юг, против турок. Навстречу им двинул свои войска очень одаренный в военном отношении и располагавший немалыми силами турецкий султан Баязид I (1354–1403), прозванный Молниеносным. Смелый и воинственный, по-восточному коварный и жестокий, он уже завоевал Малую Азию, многие страны на Балканах и не раз грозил Персии.

В 1396 году европейское войско сошлось с турками в битве при Никополисе. Рыцари сражались отчаянно, кровавая сеча была страшной, и очевидцы вспоминали, что даже земля сочилась кровью, тучи стрел застилали солнце, и временами казалось, что наступили сумерки.

Однако воинское счастье оказалось на стороне султана Баязида, и он силой вырвал у европейских рыцарей победу! Вместе с ней султан получил и множество пленных.

– Можем ли мы оставить единоверцев в неволе у мусульман? – обратился к своим сторонникам и уцелевшим в жестокой битве рыцарям герцог Бургундский. – Надо выкупить пленных.

Султан Баязид I

– Мы готовы собрать деньги, – ответили рыцари. – Каждый отдаст все, что может, на святое дело освобождения.

Выкупать пленных тогда считалось в порядке вещей: во многих случаях именно только ради большого выкупа и брали в плен противников на поле брани. Причем делали это и христиане, и мусульмане. Случалось, несчастным приходилось томиться в неволе несколько лет, пока родные и друзья не соберут требуемую сумму и не выкупят страдальца.

На совете, собравшемся в шатре герцога, определили сумму выкупа и назначили парламентерами Луи д'Ивернеля и Бернара Мартюре – рыцарей достойных и храбрых. Не теряя времени, они отправились к туркам, и султан Баязид принял послов побежденных. Выслушав их предложения, он ответил одним словом:

– Нет!

– Наверное, его не устраивает количество золота? – предположили по возвращении послы. – Но мы не могли взять на себя смелость предложить больше.

– Хорошо, мы дадим еще, – решили на совете французские рыцари. – Поезжайте и скажите об этом султану.

Мартюре и д'Ивернель вновь поехали в турецкий лагерь, и Баязид во второй раз согласился их выслушать. Но опять на все предложения владыка турок резко ответил: «Нет!»

Удрученные рыцари вернулись в свой лагерь и сообщили герцогу, что предводитель и повелитель турок просто не желает даже слышать о выкупе.

– Я не поверю этому, – недоверчиво покачал головой герцог Бургундии. – Не может быть, чтобы султана ничего не могло заинтересовать. Вероятно, он просто не хочет золота, а ждет от нас чего-то другого?

– Но чего? – развел руками Мартюре. – Баязид твердил в ответ лишь одно: «Нет!»

– Значит, нам нужно узнать самим, чего он хочет, – заключил герцог. – Не можем же мы оставлять в плену у него множество христиан? В конце концов, это еще и воины, способные носить оружие. И они нам очень понадобятся. А сейчас отступаем, пока коварный турок не решил добить нас совсем!

Хрипло протрубил рог, и войска европейцев отступили, опасаясь внезапного нападения успевшего отдохнуть после страшной сечи грозного противника.

Вернувшись в свою столицу город Дижон (Бургундия в те времена была самостоятельным государством и даже входила в союз с англичанами в долгой войне протии Франции и ее короля), герцог стал думать: как выручить из турецкого плена тысячи христиан, оказавшихся в неволе после поражения под Никополисом?

Купцы шли всегда впереди и позади войны и нередко являлись не только источником свежих новостей, но и ловкими шпионами, не брезговавшими «работать» сразу на нескольких хозяев: они поклонялись все одному богу, имя которого – золото!

– Я хочу знать, – обратился к ним герцог, – что более всего ценит султан Баязид: оружие, драгоценные камни, золото, красивых женщин, коней, корабли?

– Мы узнаем это, – твердо обещали купцы, но, как довольно скоро выяснилось, их слова оказались всего лишь пустым звуком.

Время неумолимо шло, а никто из торговых людей не мог точно сказать герцогу, что охотно возьмет вместо выкупа турецкий султан. Из Дижона в ставку Баязида I еще дважды отправлялось посольство, однако владыка мусульман, выслушав послов, предлагавших всевозможные богатые дары, по-прежнему коротко бросал:

– Нет!

– Видимо, нам придется отступиться, – сказал однажды герцогу рыцарь д'Ивернель.

– Никогда, – отчеканил герцог. – Провидение непременно укажет нам верный путь в богоугодном деле освобождения наших братьев!

Примерно месяц спустя после этого разговора, как всегда помолившись на ночь, герцог лег спать и увидел странный сон. В этом сне он гулял в роскошном саду с рыцарем Жаком де Ванном, томившемся в плену у турок. Жак выглядел усталым и несколько изможденным, но старался бодриться.

– Ты настойчиво ищешь то, что более всего заинтересует султана? – спросил он у герцога. – Так запомни: Баязид готов душу заложить за тех, кого любит наш Отец Небесный!

– Не говори загадками! – вскричал герцог и хотел схватить де Ванна за руку, но ладонь пошла сквозь фигуру рыцаря, словно через дым. – Постой, не уходи! Объясни мне значение твоих слов, я ничего не понял и не могу разгадать загадку!

Однако в ответ на все его мольбы и призывы Жак лишь бледно улыбнулся и, сделав прощальный жест, скрылся между пышными, усыпанными ароматными цветами кустами незнакомого сада, а герцог проснулся. На востоке небо уже порозовело, и владыка Бургундии повелел пригласить к себе епископа.

– Скажи, – спросил он священника, – кого любит Отец наш Небесный из живых тварей?

– Человека, – ответил священнослужитель. – Праведника. А более всего искренне раскаявшегося грешника.

– Да нет, не то! – В нетерпении монарх вскочил и стал ходить по комнате. – Думай, святой отец, хорошенько думай! Напряги свои мозги, сейчас от этого многое зависит!

Епископ оперся на свой посох и задумался. Он совершенно не понимал, почему его подняли в такую рань и чего хочет и требует от него герцог? А тот не желал дать никаких объяснений. Все это выглядело, по меньшей мере, странно. Монарх задавал вопросы так, словно с завязанными глазами искал на ощупь дорогу. Но куда?

– Возможно, тогда ты имеешь в виду птиц? – после долгого молчания произнес священник. – В Священном Писании сказано: они не сеют и не жнут, а Отец Небесный любит и питает их!

– Птицы? – остановился герцог. – Но какие? Какие птицы, ты знаешь?

– Мне больше нечего тебе сказать, – обидчиво заявил епископ и попросил разрешения удалиться.

– Ну конечно же! – после его ухода вскричал герцог. – Какие еще птицы могут нравиться султану, кроме ловчих соколов? Позвать сюда д'Ивернеля и Мартюре! Скорее!

Когда рыцари пришли, владетель Бургундии сообщил им: они вновь отправляются с посольством к турецкому султану и везут ему… дюжину отличных соколов, охотничьих птиц самого герцога Бургундского.

– Спору нет, Ваше Высочество, это достаточно дорогие дары, – поклонился рыцарь Бернар Мартюре. – Но они не идут ни в какое сравнение со стоимостью кораблей или чистокровных жеребцов. Боюсь, Баязид опять скажет нам «нет»!

– Делай, как я сказал! – отрезал герцог.

Посольство уехало и свершилось чудо: султан отдал тысячи пленных воинов, среди которых было немало рыцарей, за дюжину ловчих птиц! Рассказ об этом необычайном выкупе сохранился в старинных французских хрониках.

– Ты немало помог мне выручить всех из плена, – сказал герцог при встрече рыцарю Жаку де Ванну.

– Я? – удивился тот. – Как я мог помочь Вашему Высочеству, если валялся на прелой соломе в жестокой лихорадке?

Больше бургундцы с Баязидом не воевали. Но и Молниеносному недолго оставалось потрясать вселенную – в 1402 году, в жесточайшей битве, его войска наголову разбил новый завоеватель, пришедший из глубин Азии: «железный хромец» Тамерлан. Султан Баязид был пленен и через четыре года скончался.

Как отмечают исторические хроники, он приказал выпустить любимых соколов на волю.

«Безземельный король», или король без королевства

Исторические хроники «доброй старой Англии» донесли до нашего времени поучительный рассказ о курьезе с королем Иоанном Английским, прозванным Безземельным (1167–1216). Он был сыном короля Генриха II Плантагенета и более всего известен тем, что сначала стал безземельным, а потом вообще королем без… королевства.

Время царило беспокойное – войны, Крестовые походы в Святую землю, междоусобицы, бесконечная борьба за власть. В 1199 году, незадолго до гибели, король Ричард I Плантагенет, прозванный Львиное Сердце, назначил своего брата Иоанна наследником престола, обойдя законно имевшего на это большие права принца Артура Бретанского.

По прошествии многих столетий образ Ричарда очень сильно романтизирован в романах и балладах, хотя и на самом деле это был храбрый и умелый воин, но непредсказуемый и жестокий властитель. Правда, на троне он просидел всего десять лет, да и то большей частью отсутствовал в Британии, находясь в военных походах.

Средневековая миниатюра с портретом «короля без королевства»

Трудно сказать, чем руководствовался Ричард, назначив престолонаследником Иоанна, многие историки считают, что тот плел заговоры с австрийцами против брата. Конечно, таким рыцарем, как Львиное Сердце, Иоанн никогда не был, но по части властолюбия, коварства и жестокости мало в чем уступал венценосному воителю.

Мечта сбылась, вожделенная корона уже в руках! Однако червь сомнений глодал нового властителя: оставался крайне беспокоивший его конкурент на престол.

– Пока жив принц Артур, мое сердце не узнает покоя, – признался Иоанн доверенному придворному. – Надо его извести! И чем скорее, тем лучше!

– Как извести, Ваше Величество?

– Не понимаешь? – подозрительно прищурился Иоанн. – Или просто прикидываешься? Найди надежного человека, который покончит с принцем ядом или кинжалом.

– Но это же… – задохнулся придворный.

– Молчи! И делай, что тебе велят. – Иоанн бросил на него злобный взгляд. – Иначе покончат с тобой.

Как истинный христианин, придворный не мог носить в душе столь тяжкий груз и на исповеди попросил совета у священника. Тот пришел в ужас и, нарушив тайну исповеди, рассказал обо всем епископу. Князь церкви лично решил встретиться с Иоанном и попытаться отговорить его от богопротивных замыслов. Наивный человек!

– Ваше Величество, мне известно все относительно ваших замыслов.

– О чем вы, святой отец? – сделал непонимающее лицо Иоанн, готовый защищаться и нападать.

– О принце Артуре!

– При чем здесь принц?

– Вы знаете библейскую историю о братьях Каине и Авеле?! Ясно вижу, Ваше Величество, как вы, на горе себе и подданным, начинаете становиться подобным Каину.

– Ты забываешься, епископ, – прошипел, как ядовитая змея, разозленный Иоанн. – Перед тобой король Англии! За свои дела я отвечу перед Богом, но не перед тобой. Не забывай: люди могут бесследно исчезать. Поэтому не корчи здесь из себя великого пророка! Только уважение к твоему сану не дает мне сейчас же приказать удавить тебя, как бродягу, или отправить в темницу в крепостных подвалах, куда не проникают солнечные лучи. Люди там гниют заживо! Ты понял, поп?

– Господь Всемогущий заставит тебя держать ответ раньше, чем ты думаешь! И Судьба все вывернет наизнанку, – побледнев от гнева, процедил епископ. – Запомни мои слова. Ты понял, король?

Король Иоанн проявил упрямство и не обратил внимания на предостережение мудрого, повидавшего жизнь старого человека и повел дела так, как решил сам. Принц Артур сидел у него бельмом на глазу, и король избавился от него самым радикальным способом: в 1202 году принца убили.

Казалось бы, теперь Иоанн наконец может вздохнуть спокойно. Но не тут-то было! Существует немало примеров, когда непредсказуемые поступки многих исторических личностей приводили к удивительным курьезам.

Король Иоанн Английский как раз стоит в ряду таких печально известных исторических деятелей.

Как уже говорилось, характер у монарха отличали такие черты, как властолюбие, жестокость и коварство. К этому стоит прибавить непредсказуемость многих поступков, нетерпимость чужого мнения и слабое предвидение последствий собственных необдуманных действий.

– Ваше Величество! – доносили королю. – Близ наших владений на континенте французы перемещают войска.

– Они подняли голову? – заносчиво вскинул подбородок Иоанн. – Что же, сами напросились! Придется их примерно проучить.

– Возможно, Ваше Величество, стоит начать с переговоров? – предложил один из лордов.

– Какие переговоры?! – возмутился монарх. – Только военная сила заставит их одуматься. Бонна, милорды. Готовьтесь выступить в большой поход на континент!

Британцы имели сильную и хорошо обученную, достаточно многочисленную по тем временам армию – храбрых рыцарей, метких лучников, стойких пехотинцев. Но король, который лез в дела военных и в командовании армией, портил все дело. Он навязывал свои планы сражений и диктовал свою волю, а в результате англичане проигрывали сражение за сражением. Отдельные успехи не в счет. И спорить с злопамятным, жестоким монархом никто не желал – себе дороже!

К тому же французы серьезно задались целью изгнать британцев за Ла-Манш, чтобы те больше не высовывались со своих островов и не откусывали куски территории на континенте. Патриотический подъем и желание наконец-то разрешить давнюю, наболевшую проблему оказались весьма велики, но… далеко не все желания совпадают с возможностями.

Англичане держались стойко, не щадя себя, отважно и умело и даже поражения стремились обернуть в свою пользу, действуя хитро и не скупясь на подкупы. Тем не менее, британская корона потеряла значительную часть своих владений на континенте: их отвоевали решительные французы.

Король Иоанн неистовствовал от гнева и злости: «Мои лорды, командовавшие отрядами во Франции, просто тупицы и не умеют воевать. Им не копье держать, а вязальную спицу, сидя по вечерам у очага! Им не меч в руки, а кухонный нож, а вместо коня деревянную скамью простолюдинов!»

Самодержец и не подумал вспомнить, как сам лез во все военные дела кампании на континенте и указывал, как действовать, что и привело к поражению армии.

Неудачная война, потеря владений на континенте, оскудение казны нисколько не остудили голову короля Иоанна и не заставили его одуматься, изменив свое поведение и отношение к людям. Прошло совсем немного времени, и британский самодержец вновь начал выкидывать непредсказуемые кунштюки, выстилая дорогу к большому историческому курьезу, в котором поневоле сам и сыграл главную роль.

На сей раз неугомонный монарх поссорился и вступил в тяжбу с папой римским. Предмет их споров и ссоры современным людям совершенно не интересен. Важно то, что ни у кого, кроме самого Иоанна, не возникало сомнений в том, что победителем в тяжбе окажется носивший папскую тиару Иннокентий XI. Так и случилось, понтифик объявил английского короля отлученным от церкви, лишил престола! «Я выношу это решение с болью в сердце и властью, данной мне Богом!» – сказал папа.

Конечно же, он кривил душой и лицемерил. Иоанн не сдался на милость победителя и упорно продолжал бороться за свое: первый курьез в том, что в 1213 году он всеми правдами и неправдами все же умудрился получить от папы римского Иннокентия XI свое собственное королевство в ленное владение! Каково?! Просто невероятные хитрость и изворотливость.

Однако, как оказалось, победу праздновать было еще рано. В Британии подняли мятеж бароны-рыцари, недовольные правлением Иоанна, и тому, дабы спасти свою драгоценную голову, пришлось, скрепя сердце, подписать Великую хартию вольностей.

Самодержец бежал из своего замка и начал метаться по стране, постоянно переезжая с места на место в сопровождении верных слуг и вооруженной охраны. Повсюду он таскал за собой огромный обоз с несметными сокровищами из английской казны, многие из которых являлись поистине уникальными историческими и национальными реликвиями. Например, святыня Британии – золотая корона королевы Матильды.

В один из дней король решил сократить путь и приказал обозу двигаться через зеленую равнину – тогда Англия выглядела совсем иначе, чем сейчас, в XXI в.

– Ваше Величество! – упал перед ним на колени старший из проводников. – Остановите обоз! Там жуткая трясина: под тонким слоем травы прячется бездонное болото! Топь!

– Пошел, смерд! – Иоанн выпростал ногу из стремени и пнул проводника. А потом зло рассмеялся.

Но спустя несколько секунд смех застрял в королевском горле – его непредсказуемый и необдуманный поступок не то, чтобы вел, он просто на крыльях нес его к… историческому курьезу. Однако монарх об этом тогда не помышлял.

Просто он увидел, как на его глазах, будто по воле злого волшебника, исчезают на зеленой равнине кони, повозки, груженные сокровищами, и люди! Трясина! Меньше чем за две минуты все было кончено…

– Меня душит липкая трясина, – прошептал помертвевшими губами Иоанн и без чувств сполз с седла.

Его подхватили на руки и отвезли на ближайший постоялый двор. Вызвали лекаря. Тот многозначительно хмурился, прикладывал ухо к груди короля, но ничем не смог помочь. Иоанн не перенес последнего удара и скончался на следующий день…

Поэт-уголовник

Об одном из величайших поэтов Франции, последнем поэте Средневековья Франсуа Вийоне, к сожалению, сохранилось очень мало достоверных сведений. Даже само его имя в русском языке имеет три варианта написания – Вийон, Виллон, Вильон. А. С. Пушкин писал о нем: «У французов Вильон воспевал в площадных куплетах кабаки и виселицу и почитается первым народным поэтом».

Жизнь Вийона и его творчество были переплетены самым тесным образом. Почти все факты его биографии мы узнаем либо из его стихов, либо из судебных документов. К счастью для нас, судебная система XV в. Во Франции была достаточно бюрократизирована и многие факты буйной жизни поэта «запротоколированы».

«Я – Франсуа, чему не рад. Увы, ждет смерть злодея…»

Дата рождения Франсуа Вийона точно неизвестна, он появился на свет в Париже, скорее всего, где-то между апрелем 1431-го и апрелем 1432 года. Неизвестна также и настоящая фамилия. Есть сведения, что она была Делож или, что вероятнее, Монкорбье. Когда Франсуа было восемь лет, скончался его отец. Мальчика усыновил священник, которого звали Гийом де Вийон, настоятель церкви Святого Бенедикта. С 1443 года юноша учился на «факультете искусств» Сорбонны. Для этого, конечно, надо было знать латынь, но вряд ли Вийон знал ее в совершенстве. Иначе существовали бы произведения, написанные им на латыни, которая в те времена была языком науки и искусства. Тем не менее в 1449 году Франсуа получает степень бакалавра, а в 1452 году и степень лиценциата. Это давало в те времена возможность учиться дальше, работать мелким чиновником или же преподавать. И тут же биография поэта дополняется судебными документами. В 1451 году компания студентов (среди их и Вийон), неизвестно из каких, вероятно хулиганских, побуждений несколько раз увозит в Латинский квартал камень, который с давних пор мирно лежал у дома некоей почтенной дамы. Тяжба по этому поводу вскоре была прекращена.

Чем занимался Вийон в это время – неизвестно. А в 1455 году еще один факт его биографии зафиксирован в судебных документах. 5 июня 1455 года на поэта напал с ножом клирик Филипп Сермуаз, не поделивший с ним некую Катрин де Воссель. Вийон защищался камнем, разбив голову нападавшему, от чего тот и скончался. Дело осложнилось тем, что происходило все на церковной паперти. После этого Франсуа решил, что из Парижа надо убираться подальше, и исчезает из поля зрения историков на полгода. По мнению исследователей его жизни и творчества, в это время он вращался, как бы мы сейчас сказали, в криминальной среде, выучив язык кокийяров, воровской язык XV в. Одиннадцать баллад поэта написаны на этом языке, они до сих пор не расшифрованы. Скорее всего, расшифровать их окончательно не удастся в связи с исчезновением носителей языка.

Вийона знали и ценили как поэта еще при жизни. Об этом свидетельствует внимание к нему тогдашних меценатов. Он пробовал обосноваться при дворе поэта-любителя Рене Анжуйского, но наибольшую известность получило его участие в поэтическом состязании в Блуа, устроенном Карлом Орлеанским. Но ни при одном дворе Франсуа не прижился.

Вернувшись в Париж в 1456 году, Вийон участвует в ограблении Наваррского коллежа. За «работу» он получил сто двадцать пять золотых экю – четверть всей взятой суммы. Париж снова пришлось покинуть. Следствие по делу началось только в марте 1457 года, а в мае открылось, что Вийон участвовал в ограблении. Тут же ему припомнили и убийство Сермуаза, хотя тот и простил его перед смертью.

Вийон, скрываясь от парижского правосудия, попадает в Анжер, где, скорее всего, был приговорен к смертной казни. Казнь отменили, но на свет появилась знаменитая «Баллада о повешенных». В 1460 году поэту пришлось пережить очередной смертный приговор, на этот раз в Орлеане. Ему повезло. В город прибыла юная Мария Орлеанская, и по этому поводу была объявлена амнистия.

Через некоторое время, устав искать честный заработок (за стихи платили, понятно, немного), Вийон снова попадает в поле зрения правосудия. В 1461 году он стал узником епископа Тибо де Оссиньи в городке Мэнсюр-Луар. На счастье, через городок проезжал Людовик XI, по традиции, милуя и освобождая всех преступников. В это же время поэт заканчивает работу над «Большим завещанием», включая в его состав баллады, в том числе «Балладу о дамах былых времен», со знаменитым вопросом: «Но где же прошлогодний снег?»

Но криминальная среда не отпускает Франсуа. И вот он опять в Париже, в тюрьме Шатле. Вскоре его выпускают с условием вернуть те деньги, которые он получил после кражи в Наваррском коллеже. Но не прошло и месяца, как Вийон ввязался в уличную драку – и опять за решеткой. На этот раз ему припомнили какие-то прошлые грехи, он подвергнут пытке и приговорен к повешению. Опять прошение о помиловании, опять помилование. Но теперь поэт должен покинуть Париж на десять лет. На сборы – три дня. И вот после 8 января 1463 года мы больше ничего не знаем, как жил Франсуа Вийон и жил ли он вообще после этой даты. Остались стихи, получившие популярность уже после его смерти, остались подражатели. Осталась слава, конечно, Поэта, а не уголовника. На русском языке его стихи известны в переводах Ильи Эренбурга (говорят, это лучшие произведения переводчика), Николая Гумилева (опубликованные в советское время почему-то под именем Осип Мандельштам), Валерия Брюсова, Всеволода Рождественского и даже Владимира Жаботинского (теоретика и практика мирового сионизма и… незаурядного русского поэта).

Как китайцы открыли мир

В начале XV в. лучшие в мире суда строили в Китае. Огромная флотилия, которой командовал адмирал Чжэн Хэ, бороздила воды Индийского океана. Китай находился на пороге великих географических открытий. Корабли Срединной империи готовы были обогнуть Африку и устремиться в Европу. Но тут случилось невероятное. В испуге рыбаки поспешно поворачивали лодки. Странное зрелище представало пред ними. Линия горизонта дрогнула, и дальняя окраина моря стала покрываться бесчисленными парусами. Едва причалив, растерянные туземцы побросали свои жалкие суденышки и врассыпную метнулись в ближайший лес. На опустевший прибрежный песок легла громадная тень. Невиданная никогда прежде армада подошла к побережью мирной южной страны.

В начале XV в. подобные сцены нередко разыгрывались у берегов Индии, Индонезии, Африки. Воды Индийского океана бороздила флотилия, равной которой в ту пору не было. Более трехсот кораблей насчитывала она – и каких кораблей! Самые величественные, самые красивые, самые мощные суда строили на рубеже XV в. в Китае. Командовал этой грозной силой адмирал и императорский евнух Чжэн Хэ. Корабль, на котором плыл адмирал, достигал 60 метров в длину. Девять мачт возвышалось на нем. (Для сравнения заметим: в XV в. в Европе только начали строить трехмачтовые каравеллы. Суда длиной 25 метров считались у европейцев весьма крупными.) Страх обуял людей, находившихся на берегу. С замиранием сердца следили они за маневрами, что совершали корабли. Многие туземцы бежали прочь. Наконец разноцветная армада застыла. Что сулило ее появление жителям здешних мест? Смерть и разрушение? Плен и рабство?

Модель одного из судов Чжэн Хэ

Дальше события разворачивались самым неожиданным образом. С невероятной помпой на берег спустился сам адмирал Чжэн Хэ. «Челом подобен он тигру, – сообщает хронист, – брови его точно мечи», лицо же его «шершаво, как апельсин».

Всюду, куда бы ни прибывал Чжэн Хэ, он немедленно направлялся к правителю сего города или страны – к царю, султану, князю, вождю. Адмирал спешил передать ему самые радушные приветствия от «сына неба» Чэнцзу, императора Китая (1403–1424). Затем посланник осыпал владыку дорогими подарками и просил об одной небольшой уступке – уплатить дань «сыну неба» и покориться ему.

Что в эту минуту испытывал обескураженный царек? Растерянность от того, что его владения завоевывали столь необычным способом? Или же страх мучил его душу, то же чувство, что отгоняло от берега рыбаков, – страх перед громадной эскадрой, настороженно нависшей над его городом? Впрочем, что бы ни наполняло его душу, он неминуемо приходил к тому же решению, что и другие туземные царьки, – он покорялся силе и лести. Особых жертв от него не требовалось: только шепнуть, только признаться, согласиться, сказать «да», кивнуть – и тут же на покоренного династа дождем просыпались дары. Так красноречивыми посулами и молчаливыми угрозами верный слуга империи адмирал Чжэн Хэ подчинял ей земли, лежавшие вдоль Муссонного пути.

На взгляд европейцев, подобная практика колониальных захватов чересчур расточительна и граничит с безумием. Однако, с точки зрения китайского императора, следовало поступать именно так – и никак иначе. Китай был «пупом земли», величайшей, богатейшей державой мира. Все прочие народы уступали ему и духовно, и уровнем развития культуры и техники. Поэтому, считал император, все иноземцы вправе были почитать за счастье, что им предлагают покориться великой империи и, покорившись, учиться у ее сынов, собственному процветанию способствуя. Подарки же призваны были подсказать, сколь сладостно быть в подчинении у самого просвещенного из народов.

Если же кто-либо из читателей поспешит осудить прямолинейную заносчивость посланцев Поднебесной, то пусть вспомнит, что менее чем через столетие португальский мореплаватель Васко да Гама ознаменовал свое появление в здешних краях выстрелами из бомбард по негостеприимным берегам.

Впрочем, не будем более говорить о кровожадных европейцах эпохи Ренессанса, вернемся к хитроумному евнуху-адмиралу Чжэн Хэ. Добившись покорности от одного царька, он немедленно плыл дальше, чтобы склонить на сторону империи новые земли – города, княжества, султанаты. Так продолжалось почти двадцать семь лет – с 1405-го по 1433 год. В ту пору, когда европейские купцы боязливо держались побережий своих стран, китайские моряки пересекли почти полсвета. К сожалению, сведения о ряде экспедиций Чжэн Хэ утрачены. Так, мы не можем сейчас установить, когда его флот достиг Занзибара, когда посетил Малинди. Доказано лишь, что либо он сам, либо кто-то из верных ему капитанов действительно побывал у побережья Восточной Африки.

Специалисты единодушно считают, что китайцам вполне было по силам достичь мыса Доброй Надежды, обогнуть южную оконечность Африки и, следуя вдоль берегов Черного континента, добраться до Европы, дабы осыпать дарами и смутить чередой кораблей, ну, например, кастильского короля. Что же помешало китайцам открыть морской путь в Европу? Обо всем по порядку.

Чжэн Хэ родился в 1371 году в южнокитайской провинции Юньнань в семье правоверных мусульман. За несколько лет до его рождения, в 1368 году, мощное народное восстание свергло монгольскую династию Юань и привело к воцарению династии Мин. Детство и юность будущего героя пришлись на эпоху смуты, разрухи, народных бедствий. Предание сообщает, что солдаты армии Мин схватили юного Чжэн Хэ и кастрировали его. По-видимому, они собирались его продать, ведь евнухи в ту пору ценились. В богатых семьях непременно держали кастратов – слуг и надсмотрщиков, следивших за женами и наложницами.

Евнухов можно было, конечно же, встретить и при императорском дворе. Со временем – словно желая отомстить за свое постыдное увечье – они приобретали огромную власть над «сыном неба». Они завладевали его мыслями и душой. Лишь они одни – не считая домочадцев – могли заходить в покои императора и посещать его гарем. Постоянно пребывая возле монарха, евнухи знали все его желания, все его тайные помыслы, все его капризы. Знали они одни и никто другой, ведь по традиции «сын неба» жил очень замкнуто, он был отгорожен от внешнего мира. Это создавало простор для манипуляций. Евнухи, делясь с императором сплетнями, рассказывая ему об интригах и новостях, говорили лишь то, что укрепляло их позиции при дворе. Даже министры не могли побеседовать со своим повелителем – они посылали ему письменные доклады.

Так евнухи становились ключевыми фигурами при дворе. Происходили они обычно из низших слоев общества. Никаких перспектив в жизни у них не было. Добиться успеха они могли, лишь всецело завладев вниманием своего патрона. Когда же их благодетель умирал, то верных евнухов – всемогущих временщиков – без жалости вышвыривали из дворца. Если они не успевали дотоле сколотить себе состояние, их ждал жалкий конец.

Мы не знаем, когда Чжэн Хэ оказался при дворе «сына неба». Несомненно, ему быстро удалось завоевать расположение императора Чэнцзу. Кстати, последний пришел к власти, свергнув своего племянника. Тот сумел бежать, он скрылся «где-то за морем». В 1405 году победитель повелел разыскать беглеца. Вот ради чего пустилась в плавание флотилия, верная Чэнцзу. Была перед командующим Чжэн Хэ поставлена и другая задача: покорить как можно больше земель.

В том же 1405 году из гавани близ Шанхая отправились в путь 62 больших корабля (в ту пору знаменитый впоследствии город был скромной рыбачьей деревушкой). Каждый из этих кораблей, как писал позднее хронист, достигал 44 чжанов в длину и 18 чжанов в ширину (один чжан составляет около 3,2 метра). С летним муссоном флотилия двинулась на юго-запад: в Индокитай, на Яву, Суматру, Шри-Ланку, в Каликут (город на Малабарском побережье Индии; не следует путать его с Калькуттой, основанной в 1690 году). Вот лишь некоторые «варварские земли», где побывал за два года Чжэн Хэ. Всего же его флот посетил около 30 стран и островов.

«В девятом месяце 1407 года Чжэн Хэ и остальные возвратились. Послы от всех стран прибыли с ними и предстали перед императором… Император был очень доволен, наградив всех титулами в соответствии с заслугами», – сообщает «Минская история».

Китай в то время был крупнейшей морской державой мира. В экспедициях Чжэн Хэ участвовало до 37 000 человек. В отдельные времена численность флотилии достигала 317 судов. Знаменитая «Непобедимая армада» была скромнее. Летом 1588 года она состояла из 134 тяжелых кораблей и некоторого количества мелких вспомогательных судов. В походе на Англию принимали участие более 20 000 матросов. Впрочем, довольно отступлений. Наш «список кораблей» мы прочли лишь до середины.

Во флотилии Чжэн Хэ имелось также от 40 до 60 джонок. На них доставляли подарки, которые вручали покоренным властителям. Подобные суда могли перевозить от 500 до 800 тонн груза. Кроме того, в составе флотилии имелись и особые грузовые суда – на них везли запасы продовольствия, а также хорошо снаряженные военные корабли.

Длина пятимачтовых военных кораблей составляла 60 метров. Своим бронированным носом они могли таранить и топить неприятельские суда. На кораблях подобного типа имелось четыре палубы. На самой нижней размещался балласт, придававший судну остойчивость; выше была жилая палуба. Находясь на третьей палубе, матросы управлялись с парусами. Наконец, на верхней палубе были выставлены пушки.

Уже в те времена китайские корабелы оборудовали суда герметичными переборками. Поэтому, получив незначительную пробоину, корабль оставался на плаву. В Европе подобные суда стали строить лишь в XVIII в.

В дороге ориентировались по звездам, пользовались компасом. Капитаны кораблей, служившие под началом Чжэн Хэ, наносили путь, пройденный судном, на линованную карту. Правда, понятия долготы и широты были еще неведомы китайским мореплавателям.

Использовали они и опыт, накопленный арабами. Так, на китайской карте, изображающей Африку и датируемой 1402 годом, показаны Нил, Судан и Занзибар. Очертания континента переданы довольно точно: треугольный профиль, обращенный вершиной к югу. Европейцы тоже считали Африку громадным треугольником, однако вершину его направляли на восток.

Возможно, сведения об Африке китайцы почерпнули отнюдь не из вторых рук. Судя по археологическим находкам из Восточной Африки, китайцы довольно рано установили торговые отношения с этим регионом. По всему побережью – от Сомали до Занзибара – встречаются многочисленные фарфоровые черепки и монеты, относящиеся к династиям Сун (960—1279) и Мин (1368–1644). Еще в 1154 году арабский географ Аль-Идри-си сообщал о появлении китайских торговцев на африканских рынках.

Адмирала Чжэн Хэ не очень-то интересовал торговый профит. Важнее ему было возвеличить своими деяниями Поднебесную империю, простереть власть Китая над всеми народами, живущими на берегу океана и на его островах. Он покорял страну за страной без особых усилий, без риска. За годы плаваний он всего трижды попадал в опасные переделки, но всякий раз его солдаты брали верх. В истории мореплавания трудно найти другой пример подобного бескровного покорения мира. Обычно, как гласит история, раз к берегу приближается неприятельский флот, жди выстрелов из пушек. Солдаты Чжэн Хэ не проходили земли огнем и мечом, не грабили городов, не захватывали рабов, не строили крепостей, не обращали «язычников» в свою веру.

Наоборот, в вопросах веры они проявляли необычайную терпимость. Пример тому – памятник, сохранившийся в городе Галле на Шри-Ланке: каменная табличка, датированная 1409 годом. Надписи на ней рассказывают о прибытии адмирала Чжэн Хэ. Сделаны они на трех языках и обращены к трем богам. Китайский текст превозносит могущество Будды, персидская надпись прославляет Аллаха, а тамильские словеса воздают хвалу индуистскому богу Вишне. Кроме того, каждый из «богов всех стран» удостоен был тысячи золотых слитков, пяти тысяч серебряных слитков, ста тюков шелка и 3300 литров благовонных масел. Им преподнесены были также разнообразные культовые бронзовые фигурки.

Всякий раз по возвращении флотилии в Китай император выказывал искреннюю радость. Вновь и вновь он направлял Чжэн Хэ в западные моря.

Всего же до 1433 года адмирал предпринял семь экспедиций. Его корабли причаливали к побережью Никобарских и Мальдивских островов, бывали в гаванях на берегу Персидского залива, в Адене, Могадишо (Сомали), Малинди (Кения), на Занзибаре. Морские операции достигли такого размаха, что адмиралу пришлось разделить свой флот. Тихоокеанская эскадра, созданная им, посетила острова Рюкю (близ Японии), Филиппины, Борнео и Тимор. Кстати, остров Тимор лежит всего в 600 километрах к северу от Австралии. Таким образом, китайские мореплаватели едва не открыли пятый континент.

Давно была позабыта главная цель экспедиций. Мало кто вспоминал, что армада кораблей отправилась в поход только для того, чтобы поймать законного императора, свергнутого его дядей, узурпатором Чэнцзу. На второй план отходили и дипломатические мотивы. Теперь мореплавателей интересовали прежде всего диковинные животные, растения, снадобья, драгоценные камни и слоновая кость. Все находки доставляли во дворец императора и в его зверинец. Возвращение адмирала Чжэн Хэ неизменно вызывало в столице фурор. Особенно запомнилось хронистам событие, происшедшее в 1414 году. В тот год китайцы впервые увидели живого жирафа.

В 1424 году император Чэнцзу, покровитель прославленного флотоводца, умер. Новые правители Поднебесной доверяли советам чиновников-конфуцианцев, а не нашептываниям честолюбивых евнухов. Прагматичные столоначальники посчитали, что морские плавания разорительны для казны. К чему сие рвение? Арабские и индийские купцы и так заискивают перед Китаем. Недаром в гавани Кантона скопилось множество торговых судов из этих отдаленных стран. Их капитаны жадно скупали китайский шелк и фарфор.

Итак, чиновники решили, что флот является для страны ненужной, непозволительной обузой. Вместо кораблей надо строить амбары, в которых хранились бы запасы зерна на случай голодной годины, вместо путешествия на сказочные Мальдивы следует рыть каналы и прокладывать дороги, дабы проще было добраться до отдаленных сельских районов Поднебесной.

Когда в 1433 году Чжэн Хэ возвратился в Срединную империю, он увидел, что по воле новых правителей страна отгородилась от внешнего мира. На Китай опустился «шелковый занавес». Преемники Чэнцзу строжайшим образом запретили путешествия в другие страны. Ослушникам, покидавшим Китай, грозила – в случае их поимки – смертная казнь. Придворные чиновники уничтожили или «потеряли» большую часть донесений Чжэн Хэ. В 1474 году из четырехсот военных судов в Поднебесной осталось всего 140 кораблей. Начиная с 1500 года строительство крупных морских джонок считалось особо тяжким преступлением. Корабли спешно уничтожались, моряков арестовывали. Морские плавания приравнивались к измене Родине.

Предприимчивый Чжэн Хэ не дожил до этих тяжких времен, до этого разгула ксенофобии. Он умер в 1433 году в возрасте 62 лет. Его экспедиции по праву можно сравнить с плаваниями другого – более знаменитого первооткрывателя – португальца Васко да Гамы, совершившего в 1497–1499 годы путешествие из Португалии в Индию. Впрочем, португальцу никогда бы не снискать славы, если бы не внезапные перемены в китайской политике. Если бы не это обстоятельство, китайские моряки еще в первой половине XV в. непременно достигли бы берегов Европы и Васко да Гаме пришлось бы плыть хорошо известным маршрутом.

Однако эпохальное открытие так и не состоялось. Китай повернулся ко всему остальному миру спиной. Слава о подвигах адмирала Чжэн Хэ не достигла Европы, а память о нем вскоре была искоренена в Китае.

При чем здесь Мономах?

Всемирно известен древний царский венец – шапка Мономаха. Ею венчались на царство все русские цари в XVI–XVII в. Очень давно о ней сложили легенду, будто в XII в. византийский император Константин прислал ее и другие регалии на золотом блюде киевскому великому князю Владимиру Мономаху, от которого через много поколений этот венец перешел к московским царям. Легенда рассказывает, что митрополит Эфесский Неофит передал Владимиру Мономаху еще и оплечья, или бармы, а еще животворящий крест, цепь из аравийского золота и чашу римского папы Августа.

Правда, потом историки, сопоставив их годы жизни и правления, решительно опровергли эту легенду. Император Константин умер в 1054 году, а Владимир Мономах стал великим князем в 1113-м – через 59 лет после смерти византийского правителя.

Мнения ученых о происхождении царского венца различны. Одни историки считают, что шапка Мономаха была сделана в Византии, другие относят ее к восточному (арабскому или арабо-египетскому) искусству, третьи утверждают, что это произведение бухарской работы. Происхождение царского венца, как и история его появления в царской казне, до сих пор не выяснено и еще ждут новых исследований.

В древних летописях о шапке не упоминается: даже если она и была прислана византийским императором, это явилось бы знаком подчинения того лица, кому предназначался подарок. А о шапке Мономаха слыхом не слыхивали до начала XVI в… Зато во всех «духовных грамотах» московских царей, начиная с Ивана Калиты, упоминалась некая золотая шапка, но сколько-нибудь подробного описания ее не приводится.

Шапка Мономаха

Сейчас документально установлено, что впервые шапкой Мономаха был в 1498 году венчан на царство внук Ивана III – Дмитрий. Великий князь Иван III, иногда именовавший себя царем, был крупным государственным деятелем, потому в столь трудное для страны время решил подчеркнуть создание твердой централизованной власти и возросшую мощь страны особой торжественной церемонией – венчанием на престол. Для этой церемонии 4 февраля 1498 года и был использован Мономахов венец. В этот день Иван III в сопровождении бояр ввел своего 15-летнего внука в храм Успения Пресвятой Богородицы, где их встречало русское духовенство. Для придания большей торжественности венчанию внука Иван III пригласил некоторых иерархов Русской православной церкви: митрополита Симона, архиепископа Ростовского, а также епископов Суздальского, Рязанского, Тверского, Коломенского и Сарского. Два архиепископа поднесли митрополиту великокняжеские регалии – бармы и венец, а митрополит передал их великому князю, который и возложил шапку Мономаха на голову Дмитрия. Через 50 лет ею венчался на царство юный Иван IV, который окончательно утвердил за русскими государями царский титул.

Шапка Мономаха по форме похожа на скуфью, только имеет еще острую верхушку. Золотая поверхность ее покрыта кружевным сканым узором греческой работы, в котором в единое целое сплелись изящные спиральные завитки, звездчатые розетки и цветки лотоса из шести лепестков.

Украшенный драгоценными камнями золотой венец русских государей состоит из восьми продолговатых треугольных дощечек-пластин, с лицевой стороны покрытых сканью и острыми концами соединенных под «яблоком». Рисунок скани представляет собой широко распространенный характер греческих завитков, но каждый из них в деталях различается: например, на одном – совершенно особый узор, на трех других – несколько сходный с первым, а на четырех остальных – не похожий на другие. Рисунок каждой дощечки снизу окаймлен поясом наподобие угольчатой цепи, а около швов – боковыми рамками.

«Яблоко» по нижнему поясу прорезано, а в средних частях чеканено. На нем установлен гладкий золотой крест, а по концам и в подножие его вставлены четыре жемчужных зерна: верхнее продолговатое, боковые – круглые, нижнее как бы несколько сдавлено и крупнее прочих. На каждой из восьми дощечек в гнездах, три из которых украшены финифтью, посередине находится по крупному камню: четыре рубина и четыре изумруда.

Первоначально шапка Мономаха была украшена жемчужными и золотыми подвесками, позже ее опушили темным собольим мехом и увенчали золотым гравированным навершием с крестом. Высота шапки с крестом около 25 сантиметров, а ее диаметр – примерно 20 сантиметров. Таков символ царской власти в России.

Королевская милость

Мировая история знает немало курьезных примеров, когда люди разных званий и социального положения проявляли непомерные честолюбивые устремления и предъявляли к судьбе высокие требования. В ответ госпожа Фортуна устраивала так, что все их устремления и претензии неизбежно приводили к прямо противоположным результатам…

Взошедший на французский трон в 1461 году Людовик Х! (1423–1483) был шестым монархом из династии Валуа и сыном короля Карла VII.

Неуемная жажда власти привела дофина Людовика в ряды заговорщиков, в числе которых были богатые дворяне, объединившиеся против его отца. Гнев Карла VII был страшен, он безжалостно расправился с заговорщиками, но родного сына пощадил и простил. Тем не менее, хорошо зная нрав отца, наследник престола предпочел не оставаться во Франции, а тайно бежал на север, в Брабант, где бельгийцы приняли его с распростертыми объятиями.

В конце концов все утряслось, и в 38 лет дофин взошел на престол Франции под именем короля Людовика Х! Неожиданно для феодалов он показал довольно жесткий нрав и сильную волю на протяжении всего своего царствования, ведя непрерывную борьбу за объединение Франции.

Даже очень сильные феодалы, обладавшие достаточным количеством собственных войск и крепостями, весьма опасались королевской немилости.

– Для него нет ничего святого, – возмущались они. – Он всегда находит способ прийти и взять то, что ему нужно. Или заставит тебя самого униженно отдать ему это.

Людовик XI, умело и безжалостно правивший своим королевством

– Чтобы ему успешно противостоять, нам надо объединяться, – говорили многие бароны при встречах на охоте и пирах. – Иначе он перещелкает нас по одному.

– Предлагаю создать «Лигу общественного блага», – высказался один из феодалов. – Звучит вполне благопристойно и действительно направлено на благо.

– На наше благо, – с двусмысленной улыбкой уточнил другой феодал.

Заговор просуществовал недолго: Людовик Х! умело и безжалостно подавил всю коалицию объединившихся против него феодалов. Помня о собственном участии в заговоре против отца, король всегда брал верх, и не только военной силой, но хитростью, коварством, интригами, не гнушаясь ложью и обманом.

Ему удалось добиться своего – в 1482 году Людовик преобразовал армию и стал полновластным, абсолютным монархом, объединив под своей рукой всю Францию…

Ведя постоянную бескомпромиссную войну с баронами, Людовик XI опасался за свою жизнь – убийство царственных особ во все времена использовалось политическими противниками, а врагов у короля Луи хватало. Поэтому он облюбовал себе хорошо укрепленный уединенный замок Плесси ле Тур и постоянно жил в нем, почти как в тюрьме, никому не доверяя.

Замок охраняли преданные королю солдаты, а самого короля окружали телохранители-дворяне и доверенные придворные.

– Нам нужен надежный поставщик, – однажды сказал своей свите Людовик ХГ – Чтобы всегда были свежие фрукты и овощи и хорошее вино к столу. Да и вообще, мало ли что может понадобиться, не гонять же мне самому за этим? Для короля это довольно странное занятие.

– Кого Ваше Величество желает видеть поставщиком своего двора? – поинтересовались придворные.

– А это уже, господа, ваша забота. Подыщите надежного купца и наладьте с ним хорошие отношения. За ценные услуги не стоит жалеть вознаграждения.

Задача, которую поставил король перед придворными, оказалась непростой. Тем не менее воля монарха священна и ее надо выполнять. Поэтому дворяне из окружения Людовика XI приложили немало усилий, чтобы найти поставщика королевского двора.

После долгих поисков они нашли некоего Жана Минье – богатого купца из Реймса. С милостивого соизволения короля его пригласили в замок Плесси ле Тур для личной встречи с Людовиком Х!

Король принял купца ласково и был с ним любезен на удивление придворным, хорошо знавшим коварный нрав французского монарха.

– Готовы ли вы, уважаемый господин Минье, наладить деловые отношения с королевским двором? – спросил купца Людовик.

– Да, Ваше Величество, всегда готов служить вам. Стоит только сказать, что потребовалось, и я тут же достану это хоть из-под земли.

– Ну что же, посмотрим, господин Минье, как вы будете справляться со своими обязанностями. Мой мажордом укажет вам, что необходимо доставить в первую очередь…

Вскоре деловые отношения с королевским домом приобрели постоянный характер, и обе стороны оставались неизменно довольны друг другом. Жан стал часто бывать при дворе в замке Плесси ле Тур, и король всегда принимал его очень ласково и даже часто приглашал к своему столу, где купец сидел среди приближенных дворян и придворных.

Душа Минье ликовала: еще бы, сам король Франции ел с ним за одним столом. Конечно, правильнее сказать, что это Жан ел за столом короля, но купец об этом не думал. Он думал о другом: монарх обещал при первой встрече примерно наградить его, и Минье мучительно раздумывал, какую награду попросить у Людовика XI.

Однажды по дороге домой, возвращаясь с пустыми повозками и полным золота кошельком, Минье вместе со своими приказчиками остановился на ночлег в придорожном постоялом дворе, носившем довольно странное название «Чертово колесо».

Во время ужина, когда Жан уже успел изрядно выпить, к нему за стол подсел незнакомый дворянин, одетый во все черное. Он крикнул хозяину заведения, чтобы принесли еще вина, и до краев наполнил бокалы всех сидевших за столом:

– Выпьем, господа! Выпьем за удачу! Я рыцарь Гуго фон Штайн.

Купец решил не ударить в грязь лицом перед немцем, и получилась знатная попойка, в конце которой за столом остались только Гуго и Жан.

– Я направляюсь в Испанию, – доверительно сообщил рыцарь. – Королеве Изабелле Кастильской и королю Фердинанду Арагонскому нужны храбрые солдаты. Я предложу им свой меч в обмен на золото за пролитую кровь в войне с маврами. А чем занимаетесь вы, уважаемый?

– Я поставщик королевского двора, – гордо сообщил купец.

– О! Это почетная обязанность, – уважительно сказал немец. – А когда вы родились, господин Жан?

– Зачем это вам? – насторожился Минье.

– Я изучал движение планет и знаком с астрологией и хиромантией, – похвастался Гуго. – Поэтому немного умею предсказывать судьбу. Так когда вы родились? Ага, как я ожидал, в вашем гороскопе должно быть сильно влияние Меркурия, покровителя торговцев. Но позвольте дать вам один совет. Всего один! Никогда ничего не просите у короля, и тогда ваши жизнь и карьера всегда будут складываться благоприятно.

– Но почему? – вскричал удивленный Жан.

– Это долго объяснять, – вяло отмахнулся странный рыцарь и, уронив голову на стол, захрапел…

Через некоторое время Жан Минье вновь прибыл с товарами в королевский замок. О встрече с немцем на постоялом дворе, когда германский рыцарь, направлявшийся в Испанию, сделал ему предсказание судьбы, купец уже забыл – в его жизни это был незначительный эпизод.

Ободренный королевским вниманием, Минье решился обратиться к монарху с просьбой.

– Ваше Величество! Могу я нижайше просить о великой милости?

– Конечно, Жан, – доброжелательно ответил Людовик Х! – Скажи мне, чего жаждет твоя душа, и я постараюсь выполнить твою просьбу, если это окажется в моих силах.

– Как поставщик двора Вашего Величества, я очень хотел бы стать дворянином.

– Нет ничего проще, – усмехнулся французский монарх.

Людовик сдержал свое слово и быстро выполнил просьбу купца, и теперь Жан Минье из Реймса именовался Жаном де Минье.

Но вот какая странная вещь – прибыв с товарами в следующий раз, торговец с удивлением обнаружил, что обращение короля с ним очень резко изменилось, причем в худшую для Жана сторону.

Людовик словно перестал замечать присутствие поставщика своего двора, больше не приглашал его к своему столу, и де Минье решился спросить монарха:

– Ваше Величество, чем я мог заслужить такую немилость?

– Видите ли, новоиспеченный господин дворянин, – с ехидной улыбкой ответил Людовик Х[, – когда я раньше обедал с вами, вы были для меня первым человеком в купеческом звании. Теперь же вы самый последний дворянин, и другим придворным станет обидно, если я буду продолжать оказывать вам особое внимание. Вы должны знать свое место!

Король повернулся спиной к ошарашенному торговцу и удалился, а сопровождавшая монарха свита ядовито посмеивалась над незадачливым Жаном, который вдруг очень ясно вспомнил, что говорил ему на постоялом дворе немец:

– Никогда ничего не проси у короля!

Оказывается, звезды немецкого рыцаря, по которым он читал судьбу, оказались правы…

Фрески замка Монтаржи

«Суд Божий» – так в Средние века называли поединки в ходе судебного разбирательства, считая их исход выражением высшей воли, покаравшей виновного. Возможно, в этом есть определенный психологический смысл: тот, кто чувствовал за собой вину, неизбежно совершал роковую ошибку. Яркую мистическую окраску единоборства получили еще задолго до Средневековья. Уже в поэмах бессметного Гомера исход поединков древних греков предрешали боги Олимпа, незримо направляющие карающую десницу.

История поединков уходит во тьму веков. К большому сожалению, сведения о многих знаменитых дуэлях древности, Средневековья и даже более позднего времени нам совершенно неизвестны. Зато историки твердо знают: дуэли широко распространились среди большинства народов, населявших Европу, примерно в VII в., а совсем не во времена блестяще описанных Александром Дюма мушкетеров, как полагают некоторые.

Как это ни прискорбно, но из тех далеких времен до нас практически не дошли какие-либо свидетельства о частных поединках.

Нет никаких сомнений: люди тогда дрались разным оружием и без оного, по правилам и без всяких правил, пока шестьсот лет спустя французы наконец не разработали своеобразный «этикет дуэли», создав подробно расписанную процедуру вызова на поединок, его подготовки и проведения. Большую роль в подготовке этих правил сыграли рыцарские турниры и судебные поединки: в Средние века они приравнивались судом и церковью к «суду Божиему».

Скульптура в память об истории с собакой из Монтаржи

Поскольку юстиция Средневековья во многом строилась на религиозно-мистических постулатах, такие поединки поощрялись духовенством и назначались в тех случаях, когда суд окончательно заходил в тупик или дело казалось судьям связанным с «нечистым».

Стоит рассказать об одном из судебных поединков, настолько необычном, что он стал историческим курьезом, а его сюжет запечатлели в росписях на стенах замка Монтаржи. В средневековых документах встречается несколько различных версий этого поистине «суда Божиего», но мы станем придерживаться той, которую изложил в своих известных «Хрониках» историк и писатель XV в. Оливье де ля Марш.

Перенесемся во Францию начала XIV в. Де ля Марш рассказывает: жили в те времен два рыцаря – мессир Оббери де Мондидье и мессир Андре Машер. Были они весьма дружны между собой, но, как это достаточно часто случается, один из друзей превосходил другого многими талантами, отвагой и мужественной красотой. Мессир де Мондидье отличался необычайной храбростью, воинским талантом, веселым нравом и честностью. За это его любил сам король и уважали другие синьоры.

Мало-помалу, по прошествии определенного времени, дружба со стороны Андре Машера переродилась в гнетущую черную зависть, а потом и в лютую ненависть к Оббери. Однако мессир Машер тщательно скрывал все, что творилось в его душе, и терпеливо дожидался своего часа.

Однажды на охоте эти два рыцаря оказались одни в густом лесу Бонди неподалеку от Парижа. Убедившись, что рядом никого нет, и остальные охотники находятся далеко, Машер решил раз и навсегда разделаться с де Мондидье. Затем, воспользовавшись его отсутствием, постараться занять освободившееся место фаворита возле королевского трона. Выхватив меч, Андре неожиданно вонзил его по самую рукоять в спину ничего не подозревавшего друга, со злорадной улыбкой повернул клинок и, расширяя смертельную рану, тут же выдернул его.

Чтобы убрать с лезвия еще дымившуюся кровь убитого, он начал чистить меч, втыкая его в мягкую лесную землю. И в этот момент на Андре яростно бросилась любимая борзая погибшего рыцаря, Оббери. Отшвырнув ее ногой, злодей наспех забросал тело павшего жертвой его коварства де Мондидье хворостом, а сам поспешно вскочил на коня и, пустив его в галоп, ускакал прочь от проклятого места. Машер не испытывал никаких угрызений совести и был полностью уверен: никто никогда не узнает о совершенном им преступлении! Свидетелей нет, тело в глухом лесу не найдут, обвинять его некому.

Вернувшись в Париж, Машер вместе со всеми синьорами притворно печалился о судьбе безвестно пропавшего фаворита короля, рыцаря де Мондидье. Между тем верная борзая на протяжении нескольких дней оставалось около тела своего несчастного хозяина, и только мучительный голод заставил ее уйти из леса. Собака побежала в Париж, во дворец короля, туда, где часто проводил время ее погибший хозяин. В те времена породистые собаки, свободно бегавшие по залам и галереям королевского дворца, ни у кого не вызывали и тени недоумения. Поэтому борзая беспрепятственно проникла во внутренние покои.

Увидев в одном из залов гнусного убийцу, собака стала яростно бросаться на него. Ее пытались отогнать слуги, удерживали ее ошейник, но она упорно вновь и вновь кидалась на мессира Андре. К тому же все прекрасно знали, чья это собака!

– Это неспроста, – поразмыслив, решил король. – Уведите собаку и хорошенько ее накормите. Потом отпустите ее на волю. Но когда борзая убежит из дворца, пусть слуги проследят, куда она направится.

Приближенные короля в точности выполнили его приказание: собаке дали обильную пищу, а потом несколько вооруженных рыцарей и слуги верхом последовали за ней.

Каково же было их удивление, когда борзая уверенно привела людей в густой лес Бонди к большой куче хвороста в чащобе! Разбросав сухие ветки, рыцари обнаружили под хворостом окровавленное тело мессира Оббери де Мондидье.

О происшествии немедленно доложили королю. Монарх повелел собрать совет и приказал предстать перед ним мессиру Андре Машеру.

– Что вы можете сказать нам по поводу случившегося, мсье? – спросил его глава совета. – Многие видели, как вы отправились в глубь леса вдвоем с погибшим.

Оправдания Машера, которые он выдвигал в свою защиту, выглядели неубедительными и не удовлетворили королевский суд. Он постановил:

– Мессир Андре Машер должен сражаться с борзой, дабы в ходе этого поединка полностью очиститься от подозрений в убийстве мессира Оббери де Мондидье.

– И да свершится суд Божий. Аминь! – заключил король…

Поединок решили провести на острове Сите, где сейчас на берегах, омываемых Сеной, стоит знаменитый собор Парижской Богоматери. Назначили день и час. По постановлению королевского суда собака могла драться зубами и когтями, а Машер имел право получить щит и обороняться от борзой палкой. Король признал такое решение вполне справедливым, и все рыцари согласились с ним. Возражения мессира Машера в расчет не принимались.

В назначенный день городские стражники отгородили место поединка. Поглядеть на необычную схватку приехал сам король и с ним многие влиятельные синьоры. В одном конце огороженного места встал мессир Андре Машер со щитом и палкой в руках, а в другом, напротив него, держал за ошейник собаку другой рыцарь – приятель покойного де Мондидье. Дали знак к началу поединка и собаку отпустили.

Машер даже не успел опомниться, как борзая стрелой понеслась к нему, высоко подпрыгнула и вцепилась зубами в горло! Как ни изворачивался Андре, как ни пытался оторвать от себя собаку, скинуть на землю и убить ее, ничего не получалось. Борзая уже сбила его с ног и готовилась растерзать, но ей помешали довести дело до конца.

– Оттащите пса! – приказал король. – Машер виновен!

– Виновен! – вслед за королем мрачно повторили члены суда.

– Я не хочу, чтобы правосудие свершила собака, – хрипло рассмеялся монарх, глядя на окровавленного мессира Машера. – Это моя привилегия. Бог уже вынес свое решение, поэтому мне остается только выполнить его волю на грешной земле. А тебе, подлый убийца, предстоит держать ответ перед Всевышним. И очень скоро!

По знаку короля стражники оттащили в сторону упиравшегося пса. Подавленного случившимся мессира Андре Машера королевские палачи подхватили под руки и поволокли на виселицу, чтобы предать позорной для дворянина смерти через повешение. Там его при стечении народа и вздернули, в назидание всем, кто совершает и замышляет черные дела.

Хронист Оливье де ля Марш не преминул отметить: когда тело Машера перестало дергаться в петле, собака покойного де Мондидье сразу же успокоилась…

Предсказания отшельника

История любит неожиданные повороты и разного рода курьезы, в результате которых происходят иногда совершенно удивительные вещи. Хроники Средневековья донесли до нас рассказ о случившемся в славном городе Марселе.

На знойном юге Франции, в портовом городе Марселе, свирепствовала «черная смерть» – безжалостная чума. Никто не знал, откуда она пришла. Возможно, ее занесли купцы из Испании или привезли вместе с паломниками и воинами с другого берега Средиземного моря корабли крестоносцев, воевавших в Палестине за Гроб Господень? В жарком климате полупустынных сарацинских стран эта страшная болезнь совсем не редкость.

От чумы обыватели пытались спастись гвоздикой, на улицах и площадях день и ночь жарко пылали большие костры. Но город все равно неумолимо вымирал, и уже под самыми его стенами, не опасаясь совсем ослабевшей стражи, бродили шайки свирепых разбойников. Опечаленный происходящим префект Марселя пригласил к себе главу городского парламента, – так в средневековой Франции назывался суд – и задал мучивший всех вопрос:

Средневековый Марсель

– Что нам делать? Положение горожан и города просто ужасающе. Нам всем грозит смерть.

– Вряд ли стоит рассчитывать на помощь короля, – грустно усмехнулся глава парламента. – У него есть другие заботы. К тому же Его Величество побережет себя.

– Да, из Парижа никто не захочет отправляться туда, где люди мрут, как мухи, – мрачно согласился префект. – Я уже обращался к королю за помощью, но в ответ получил лишь пожелание Его Величества стойко держаться и всецело уповать на милость Всевышнего.

– Для нас это весьма существенно, – язвительно заметил судья, – тем более что очень скоро любой из нас может предстать перед Творцом.

– Возможно, нам стоит обратиться за советом к Антонию? – помолчав, тихо предложил префект.

– Вы думаете? – бросил на него быстрый взгляд судья. – Думаете, что нет иного выхода?

Антоний был известным всей округе отшельником. Крестьяне и бедный городской люд считали его святым, но представители официальной католической церкви называли еретиком, особенно за дар предвидения и сделанные им предсказания. В частности, он предсказал и пришествие чумы.

Однако Антонию не поверили, а церковники пригрозили ему костром, если не замолчит! Впрочем, стоит ли теперь, когда «черная смерть» свирепствует в округе, разводить теософские споры и устраивать диспуты? Страшная смерть стоит на пороге.

– Хорошо, я согласен сходить к нему вместе с вами, – вздохнул глава городского парламента.

Утром префект и его вчерашний гость отправились к расположенной далеко за городом хижине Антония. Властителей Марселя сопровождали несколько вооруженных стражников: разбойники совершенно обнаглели, и путь предстоял не безопасный.

У скромной хижины префект и судья спешились, оставили лошадей на попечение охраны и вошли в жилище Антония. Отшельник – лысый, загорелый старик, одетый в скроенную наподобие монашеской рясы длинную рубаху из грубого небеленого холста – встретил их довольно холодно.

– Приехали просить о помощи? – едва взглянув на гостей, сердито буркнул он. – Нет бы раньше послушать, что вам говорили. Но вы предпочли слушать никчемных попиков, давно забывших Бога!

– Конечно, мы оказались не правы, – смиренно, что совсем не в его обычае, признался префект. – Но сейчас речь идет о жизни целого города.

Дело дошло до того, что уже даже рыбаки не могут выходить в море. Марсель без рыбы!

Антоний сердито засопел, поджал губы и молча указал в угол, где стояли два чурбана. Высокие гости уселись на них, а отшельник взял с полки засаленный кожаный кошель, встряхнул его и высыпал на утоптанный земляной пол гладкие разноцветные камешки. Причудливым узором они легли у грязных босых ног прорицателя. Наклонившись, он всмотрелся в расположение камней и негромко рассмеялся:

– Ваше спасение придет. Но только, если вы сумеете поймать шайку из четырех мародеров, обирающих дома и трупы умерших на улицах горожан.

– Этих людей следовало бы немедленно повесить! – вскинул голову судья.

– Дело ваше, – собирая камешки в кошель, равнодушно пожал плечами Антоний. – Можете и повесить. Вам не привыкать делать всякие глупости.

– Благодарим тебя за помощь, – поклонился ему префект и положил на край стола несколько золотых монет, на которые отшельник даже не обратил внимания.

– По-моему, он сущий мошенник, – на обратном пути сказал судья. – Или вообще сумасшедший! Как могут помочь спасению города от страшной болезни проклятые мародеры?

– Давайте не станем торопиться с выводами, – осторожно предложил префект. – Пути Провидения неисповедимы: ведь предупреждал же нас Антоний о чуме, но мы его не послушали!

– Это просто совпадение, – парировал судья.

– Не исключено, – согласно кивнул префект, – тем не менее, сегодня я прикажу усилить караулы и устроить засады, чтобы непременно взять живыми шайку негодяев, о которой говорил отшельник.

Однако поймать разбойников-мародеров удалось только спустя несколько недель – они действовали очень осторожно, и стражникам пришлось приложить немало трудов, пока воры не оказались в городской тюрьме. А до того ловили разных бандитов, но все это были не те: префект каким-то странным образом чувствовал это. Как и предсказывал Антоний, последняя из пойманных шаек состояла именно из четырех человек, постоянно державшихся вместе, даже когда они не выходили на промысел.

– Признаете ли вы свою вину перед Марселем? – грозно спросил у мародеров глава городского парламента, когда разбойников доставили в зал суда, где собрались префект и уцелевшие судьи. Многих уже успела скосить чума.

Разбойники, понуро опустив головы, упорно молчали. Тогда в разговор вступил хитрый префект.

– Друзья мои, – неожиданно обратился он к ворам. – Согласитесь, ваши прегрешения перед законом заслуживают только одного наказания: виселицы! Но готов прямо сейчас подписать помилование, если откроете: как вам удалось остаться здоровыми и не заразиться чумой? Ведь вы обирали трупы и входили в дома умерших!

– Ваша милость сдержит свое слово? – недоверчиво прищурился предводитель шайки. – Честно говоря, нам совсем не хочется болтаться в петле на веревках.

– Хорошо, если мы договорились, я подписываю помилование! – Префект обмакнул гусиное перо в чернильницу и поставил свою подпись на заранее приготовленном документе. Потом его подписали все члены суда. – Вот, если вы грамотны, прочтите!

Предводитель шайки взял пергамент, прочел и, когда с него и его товарищей сняли кандалы, поклонился префекту:

– Ваша милость, мы изобрели уксус, обладающий приятным запахом и предохраняющий от чумы. В благодарность за помилование дарим славному городу Марселю рецепт этого чудодейственного средства.

В тот же день все лекари, аптекари, знахари и просто грамотные горожане получили срочно размноженный писцами рецепт ароматического уксуса и немедленно принялись за его изготовление. А несколькими днями позже все, кто уцелел при страшной эпидемии «черной смерти», уже более не боялись чумы и благоухали снадобьем, получившим название «Уксус четырех воров». Это были первые духи в Европе, одновременно обладавшие достаточно сильными антисептическими свойствами.

Предсказание отшельника Антония полностью сбылось, он стал весьма почитаемым в Марселе. Придумавшие уксус воры-мародеры почли за благо под шумок скрыться, а их знаменитый уксус за прошедшие с того времени века сильно изменился. Первоначальный рецепт давным-давно утерян, поэтому в тот, который сохранился в памяти старожилов и в городских хрониках, позднее ввели новые ингредиенты.

В результате получилось некое пахучее вещество, которое уже не могло спасти ни от какой болезни. Тем более от чумы. Оно стало использоваться как мужская туалетная вода. Вот такой исторический курьез приключился некогда в славном городе Марселе.

Вино для победителей

Продолжавшаяся целый век Столетняя война (1337–1453) между Англией и Францией обычно связана в сознании большинства людей с такой яркой и необычной исторической личностью, как канонизированная католической церковью прославленная национальная героиня Франции Орлеанская дева Жанна д'Арк, возглавившая войска французов, бившиеся с англичанами. Но между тем в той долгой и кровопролитной войне можно отметить немало и других, весьма любопытных страниц…

Как всегда, камнем преткновения послужили территориальные претензии. С XII в. Англия владела на континенте Гиенью. Кроме того, ей принадлежали Нормандия, Анжу, Фландрия и ряд других областей. А в качестве повода для начала военных действий, который при желании всегда найдется, послужили серьезные претензии на французский престол английского короля Эдуарда III, кстати приходившегося родным внуком французскому королю Филиппу IV. Но французы не уступили!

Знаменитая «Битва селедок»

Англичане оказались упорными и храбрыми воинами – они выиграли жестокие битвы при Слейсе (1340), при Креси (1346) и при Пуатье (1356). По заключенному в Бретани в 1360 году договору пролившая кровь своих сыновей Англия получила на континенте новые значительные и богатые территории.

Вне всякого сомнения, французы никак не пожелали с этим смириться. И, навалившись всей силой, изгнали англичан. Гордые британцы не стерпели позора поражения и вскоре вернулись, взяв себе в союзники являвшуюся самостоятельной Бургундию. Они немедленно задали жару французам в битве при Азенкуре в 1415 году и в результате захватили практически весь север Франции…

В 1428 году английские войска стояли лагерем в окрестностях Раурея. Честно говоря, положение храбрых британцев оценивалось как почти отчаянное – весь провиант и фураж давно закончились, люди и животные невыносимо страдали от голода уже почти целую неделю, а высылаемых из лагеря фуражиров безжалостно выбивали караулившие их французы.

И тогда, по зрелом размышлении, командовавший англичанами лорд Галлахер пригласил в свой шатер рыцаря сэра Джона Фальстафа.

– Французы пока на нас не нападают, сэр Джон, – сказал он ему. – Но никто не знает, как долго они станут выжидать. Вдруг ударят уже завтра на заре?

– Полагаю, милорд, – с поклоном ответил Фальстаф, – наш хитрый противник терпеливо ждет, пока мы совершенно ослабнем от голода. Тогда исход предстоящей битвы, несомненно, заранее предрешен: кто же сможет метко стрелять из лука и твердо скакать на коне, размахивая мечом, если желудки давно пусты?

– Какие кони? – горько рассмеялся лорд. – Еще немного, сэр Джон, и, чтобы бесславно не умереть, нам придется резать своих коней! А сражаться у нас уже и сейчас не хватит сил. Слава богу, противник об этом пока еще не знает. Но он обязательно узнает! И если мы еще как-то вывернемся и сможем накормить лошадей, то кормить наших воинов совершенно нечем. Вся моя надежда теперь на вас, сэр Джон: возьмите сильный отряд и прорвитесь за провиантом! Иначе нам конец!

– Отряд? Французы только этого и ждут, поверьте, милорд! Лучше дайте мне всего несколько солдат, которые покрепче и не совсем валятся с ног от голода. Большой отряд заметят французские посты, и тогда вы нас можете уже никогда не ждать обратно.

– Хорошо! Полагаюсь на ваш опыт и великую хитрость, сэр Джон. И да поможет вам Бог! Помните: здесь ждут сотни голодных ртов.

Темной ночью, старательно обмотав копыта лошадей тряпьем, чтобы не слышно было конской поступи, и плотно закрыв морды животных плащами, чтобы они не выдали отряд ржанием, сэр Джон и его люди неслышными тенями, подобно бесплотным призракам, выскользнули из осажденного лагеря.

Им счастливо удалось незамеченными пройти сквозь французские порядки и добраться к утру до укрывшего их густого леса, где усталые фуражиры сделали привал.

– Сначала расседлать и накормить коней, – распорядился сэр Фальстаф. – Пусть попасутся вволю на поляне. И ради всего святого, добудьте чего-нибудь для нас! Да смотрите, когда начнете кулинарить, чтобы дым костра не привлек внимания французов!

Лошадей расседлали. В лесу голодным англичанам удалось убить несколько крупных кроликов, и вскоре жарко запылал костер и аппетитно запахло жареным мясом. Солдаты с нетерпением ждали, когда оно хоть немного подрумянится, но по их глазам сэр Джон прекрасно видел: они готовы немедленно сожрать кроликов даже сырыми!

Неожиданно из кустов на поляну, где вольготно расположились англичане, вышла одетая в пестрые лохмотья неопределенного возраста женщина с вязанкой хвороста за плечами.

– О, у вас дивно пахнет мясом, добрые люди! – Она жадно втянула ноздрями запах подрумянившейся крольчатины. – Угостите бедную нищенку, господа!

– Надо убить ее, она выдаст нас врагу! – Один из солдат схватился за арбалет. – Всадить стрелу, а хворост в огонь! Тут кругом недруги.

– Погоди! – подняв руку, остановил его сэр Фальстаф. – Неужели не видишь? Она так же голодна, как и мы. Будь же добрым христианином: вдруг она сможет помочь нам? Иди сюда, женщина! Не бойся, мои люди тебя не обидят. Садись к столу.

Сэр Джон приказал солдатам подвинуться и дать незнакомой крестьянке место у огня. Он даже щедро предложил ей большой кусок крольчатины.

– Вот только хлеба у нас нет, милая леди.

– Ничего, скоро у вас будет все, – весело рассмеялась женщина. – Даже победа! И война вообще закончится. И вы, сэр, вернетесь домой со славой!

– Ты что, колдунья? – недобро покосился на нее один из солдат. – Откуда знаешь?

– Бог с тобой! – отмахнулась женщина, но больше не проронила ни слова. Жадно съев кусок мяса, она молча поклонилась в знак благодарности и, взвалив на спину вязанку хвороста, медленно пошла в глубь леса.

– Погоди! – догнал ее сэр Джон. – Я вижу, ты знаешь куда больше, чем говоришь!

– У тебя острый глаз, рыцарь, и доброе сердце, – поклонилась ему крестьянка. – Но ты можешь не опасаться, я не выдам вас французам.

– Откуда тебе известно, что война должна скоро закончиться? – не отпускал ее сэр Джон. – Скажи мне тогда: кто в ней победит?

– Зачем тебе знать это, храбрый рыцарь? В благодарность за твою доброту и щедрость могу дать совет: поезжай на север! В других местах ты вообще не найдешь ничего, ни зернышка, а там будет хоть что-то. Послушаешься, тогда тебе улыбнется удача; ты уцелеешь в битвах и вернешься на свой остров. А нет – пеняй на себя!

– Ты говоришь какими-то загадками. Видно, и правду ведьма или гадалка? И все же я отблагодарю тебя, если откроешь, за кем останется победа.

Фальстаф достал золотую монету и показал ее нищей крестьянке, но та в ответ лишь лукаво улыбнулась:

– Мне не нужно твое золото, сэр рыцарь! Запомни: на север! В других местах все давно смели. И поверь: судьба может принимать разные обличья.

Женщина шагнула в густые заросли и словно растворилась в них…

Сэр Джон спрятал монету в кошелек и вернулся к костру.

– Надо было все же прикончить ее, сэр, – сказал один из его солдат. – Зря отпустили.

– Теперь уже поздно, – растянувшись на попоне, зевнул рыцарь. – После полудня выступаем.

– Куда станем держать путь, сэр?

– На север!..

Пару дней спустя отряд сэра Фальстафа добрался до хорошо обжитых мест неподалеку от морского побережья и, к своему ужасу, обнаружил: продовольствия там тоже давно нет. Удалось найти телеги, нагрузить их мешками фуражного зерна и овса для лошадей, но хлеба или хотя бы овощей, не говоря уже о мясе и вине, найти не удавалось. Нигде… В изобилии на побережье имелась только… свежезасоленная селедка!

– Грузите бочки с селедкой на телеги! – решительно распорядился сэр Джон, почему-то вспомнив, как неизвестная женщина, которую они встретили в лесу, предсказала ему, что на севере он найдет «хоть что-то», а в других местах вообще не окажется ничего.

– Скажут ли нам за это спасибо? – ворчали солдаты. – Одна селедка!

Однажды утром лагерь англичан проснулся от громкого звука рогов.

Ослабевшие от голода солдаты схватились за оружие, намереваясь дорого продать жизнь, но это, к счастью, оказалась не вылазка противника, а радостная новость: караульные приветствовали возвращение удачливого сэра Фальстафа, прорвавшегося в осажденный лагерь с большим продовольственным обозом, нагруженным мешками и бочками.

Все воодушевленно кричали «ура!», но тут сэр Джон привстал на стременах и поднял руку, прося тишины.

– Мои храбрецы! – крикнул он. – Не правда ли, лучше иметь что-то, чем вообще ничего? Вы согласны?

– В чем дело, сэр? – мрачно поинтересовался отощавший милорд Галлахер. – Говорите прямо!

– Нам удалось привезти только одну селедку, – честно признался рыцарь. – Это все наше меню, господа! Но зато мы не умрем с голоду, и есть овес для боевых коней!

Ответом на его речь прогремело новое «ура!», и солдаты, уже порядком озверевшие от голода, кинулись поскорее разбивать бочки. Вскоре в лагере шел селедочный пир, а лошади хрустели овсом.

– Нас нестерпимо мучает жажда! – уже после полудня зло орали солдаты. – Где вино, пиво, эль? Где наш добрый старый эль?

– Вино там! Пиво и женщины тоже там! – показывая мечом в сторону французов, закричал сэр Джон.

– Покончим со всем разом, – поддержал его милорд Галлахер. – Вперед! Утолим жажду!

Мучимые нестерпимой жаждой англичане неожиданно и смело атаковали и… выиграли сражение у совершенно не ожидавших такого поворота событий французов, вынужденных сдаться в плен и отдать победителям все свое вино, пиво и женщин. В историю эта битва так и вошла под названием «сельдяной».

Через год Жанна д'Арк заставила англичан снять осаду с Орлеана, а спустя еще два десятка лет Столетняя война действительно закончилась. Победой французов…

Два Генриха

«Короли тоже люди!» – так в сердцах воскликнул один из властелинов Средневековья. Да, история ясно показала: монархов обуревают общечеловеческие страсти. И тут они мало отличаются от простолюдинов: истинные дети своего времени, самодержцы подвержены веяниям моды и распространенным суевериям. Они слепо доверяли магам, провидцам и астрологам, что нередко приводило к разным курьезам. Яркий пример – история с королем Англии Генрихом VII.

Для первого представителя династии Тюдоров, занявшего английский престол, осень 1503 года оказалась трагической. Король Генрих VII овдовел – его супруга Елизавета, которую он искренне любил, скончалась.

– Объявить по всей стране траур, – повелел безутешный монарх.

Покойная Елизавета была не только статной и красивой женщиной: она, как никто, понимала и поддерживала Генриха VII. Теперь он остался один, и надо напряженно думать и постоянно предпринимать все меры ради сохранения короны для себя и потомков. Родовитых, богатых и сильных лордов, тайно лелеявших мечты сесть на трон вместо овдовевшего монарха и готовых устроить дворцовые заговоры, было более чем достаточно. Однако король уступать им место не собирался. После похорон жены он пригласил в свои покои для конфиденциальной беседы лорда Кельстона, которому вполне доверял.

– Дело государственной важности! – многозначительно сообщил монарх. – Говорят, в германских землях живет маг, прорицатель и астролог Гвидо фон Хорст, часто именующий себя на латыни «люпусом», то есть волком.

Король Генрих VIII, судьба которого по ошибке была предсказана Генриху VII

– Да, Ваше Величество! Мне тоже доводилось о нем слышать, – поклонился лорд.

– Отправляйтесь на континент, разыщите фон Хорста! Пусть он скажет: какова моя судьба? Смогу ли я вновь жениться и передать корону потомкам? Доверяю вам, лорд Кельстон, государственную тайну!

– Когда Ваше Величество прикажет подняться на борт корабля?

– Сейчас получите в казне золото. Охрана и корабль уже ждут в Дувре. Поспешайте, Кельстон!

Вечером того же дня, облеченный доверием короля, сэр Джеймс Кельстон отплыл от берегов туманного Альбиона на корабле «Виктория». Вопреки опасениям лорда путешествие оказалось вполне безопасным, однако отыскать среди множества немецких королевств и княжеств мага, прорицателя и астролога Гвидо фон Хорста удалось далеко не сразу. Но сэр Джеймс проявил завидную настойчивость и, наконец, в одном из маленьких городков Южной Германии ему указали на большой дом, где жил знаменитый магистр оккультных наук.

Фон Хорст, пожилой человек с хитрыми голубыми глазками, прятавшимися среди лукавых морщин, радушно принял гостя, проделавшего долгий путь. Угощая лорда вином с собственных виноградников и копченым кабаньим окороком, маг осторожно поинтересовался:

– Что привело вас ко мне? – Они говорили на французском.

– Воля нашего короля. Он желает знать свое будущее и готов заплатить за это знание звонким золотом!

– Кто ваш король?

– Генрих Тюдор, – гордо ответил сэр Джеймс, с откровенным любопытством разглядывая интерьер зала, или большого кабинета, в котором принимал его Люпус.

На стенах висели щиты с неизвестными лорду гербами, на отдельном столике загадочно мерцал в свете камина большой хрустальный шар, величиной с человеческую голову, тяжелые кресла с высокими прямыми спинками окружали овальный стол. На полу лежали восточные ковры и звериные шкуры. Молчаливый рослый слуга ловко подливал вино в кубки и приносил новые блюда с жареным мясом, паштетами, пирогами, жирными домашними колбасами.

– Генрих Английский желает знать будущее? – ехидно усмехнулся астролог. – Извольте, милорд, подождать несколько дней. Тогда я выполню желание вашего короля. Рад предложить вам свой кров: будьте моим гостем.

Сэра Джеймса раздирало любопытство: ему ужасно хотелось присутствовать при наблюдении Гвидо за звездами и общении с духами. Но массивные тяжелые двери кабинета-зала фон Хорста неизменно оказывались закрытыми. У лорда даже однажды возникла мысль: а не сбежал ли маг? Однако слуга исправно подавал угощения и вино. Проследив за ним, англичанин увидел, как тот относил обед в кабинет хозяина и передавал поднос в приоткрывшуюся дверь. Видимо, действительно стоило набраться терпения и ждать.

Примерно через неделю лорда пригласили в кабинет хозяина дома. В обмен на увесистый кожаный кошель с золотом маг вручил посланцу английского короля запечатанный свиток в резном деревянном пенале.

– Здесь все, что мне удалось увидеть, милорд, – сообщил фон Хорст. – Передайте грамоту вашему королю: в ней все предельно ясно изложено – не люблю напускать тумана…

Возвращения лорда Кельстона коронованный вдовец ждал с большим нетерпением. Сэр Джеймс поспешил к Его Величеству, даже не успев сменить на придворное платье покрытый пылью дорожный костюм. Вручив монарху грамоту фон Хорста, лорд испросил позволения удалиться, но король уже сломал печать и развернул свиток, быстро пробежав его глазами.

– Погодите! – остановил он сэра Джеймса. – Любопытные пророчества вещает немецкий маг: оказывается, у меня будет несколько жен! Но все они, одна за другой, вызовут разочарование и отправятся на эшафот! Корону унаследуют мои потомки, которые прославятся как великие правители. Каково?

– У меня нет слов, Ваше Величество, – низко поклонился лорд, давно мечтавший, наконец, оказаться дома.

– Будем искать хорошую невесту, – оживленно потер руки довольный Генрих VII.

Как только стало известно о намерении овдовевшего короля Англии Генриха VII вновь сочетаться законным браком, первому монарху из династии Тюдоров послы некоторых держав немедленно передали несколько лестных предложений. Возможные новые брачные союзы сулили немалые политические выгоды и богатое приданое невест.

– Многие послы и вельможи ведут себя как ярмарочные зазывалы, – не выдержал король. – Возвести на трон новую достойную королеву – дело государственной важности! К нему нужно относиться очень серьезно.

Вскоре английский монарх вызвал лорда Суонси – человека в годах, ловкого дипломата и прирожденного разведчика, – и повелел ему тайно составить подробный список всех подходящих невест. Особое внимание Генрих потребовал обратить на внешность возможных кандидаток в королевские невесты.

– Разузнайте все подробности о каждой из них, – приказал самодержец. – Список передадите лично мне в руки!

– Будет исполнено, Ваше Величество, – склонился в поклоне лорд Суонси и подумал, что первому Тюдору уже сорок шесть лет и он медлителен, подобно черепахе. Удастся ли увидеть рядом с ним новую королеву?

Но с монархами не спорят, и дипломат старательно выполнил порученное дело. Генрих VII остался доволен и начал изучать список. Это заняло немало времени, пока король не остановил свое благосклонное внимание на красавице королеве Неаполя – ей в ту пору исполнилось двадцать семь лет и о том, как она ослепительно хороша, по всей Европе давно ходили легенды.

– Молодая и красивая жена – как раз то, что нужно, – решил Генрих VII.

В 1505 году английский монарх направил в Неаполь большое посольство: устроить смотрины возможной невесте. Послы получили составленный лично королем список, содержавший двадцать четыре требования, которым в обязательном порядке должна соответствовать правительница Неаполя. Одним из первых пунктов Генрих VII указал обязательное тщательное изучение размера и формы груди, состояния зубов, волос на голове и кожного покрова возможной претендентки на его руку и сердце. А главное – на английскую корону!

– Вы прекрасно помните, какой красавицей была моя покойная супруга Елизавета, – провожая послов, с дрожью в голосе говорил Генрих VII. – Всегда мысленно сравнивайте неаполитанку с ней!

В ожидании возвращения посольства английский монарх ходил, словно опоенный дурман-травой – все вокруг казалось ему зыбким, как в тумане, и один день удивительно походил на другой. Генрих словно медленно крутился на гигантской мистической карусели: поворот – день, еще поворот – второй, так прошла неделя, за ней месяц.

Наконец посольство возвратилось, и Суонси смог доложить своему сюзерену:

– О красоте правительницы Неаполя недаром слагают песни. Грудь у нее высокая и красивая, кожа нежная и чистая, волосы на лице не растут. Она имеет вполне подходящий рост и прекрасную фигуру. Эта молодая женщина вполне достойна разделить с вами бремя власти и постель, Ваше Величество.

– Прекрасно! – радостно хлопнул в ладоши довольный король.

Неаполитанка станет второй из многих его жен: по крайней мере, так предсказал маг из Южной Германии Гвидо фон Хорст, часто именовавший себя на латыни «люпусом». Хотелось надеяться, его пророчества сбудутся.

Но если о красоте правительницы Неаполя по всей Европе слагали песни, то о медлительности, чрезмерной осторожности и осмотрительности короля Англии ходили легенды! Получив долгожданную информацию о невесте, Генрих VII вновь погрузился в глубокие раздумья: с одной стороны, неаполитанка удивительно хороша собой, с другой – она бедна, как церковная мышь! Ни о каком не то чтобы завидном, но даже мало-мальски приличном приданом и речь заводить не стоило, дабы не позорить невесту и не выставлять себя последним крохобором. Но пополнить собственную казну все же очень хотелось. Как лучше поступить в такой ситуации? Плюнуть на золото, и пусть поскорее везут неаполитанку в Лондон, или еще немного выждать? Но чего ждать – неужели у нее появятся деньги? И опять все плыло перед королем, как в тумане, опять крутилась мистическая карусель, и дни, подобно бусинам, нанизывались один за другим на нить прошлого.

В тот суровый век человеческая жизнь ценилась мало и была коротка. Богачи жили дольше, поскольку имели более комфортные условия, но.

Так ничего и не решив, ничего не предприняв, Генрих VII скончался в 1509 году пятидесяти двух лет отроду. Он умер вдовцом, после смерти Елизаветы ни разу не женившись.

Престол не остался пустым – на него сел, надев корону, сын покойного Генриха VII: навсегда оставшийся в истории как буйный и развратный король Англии Генрих VIII. Он любил драки, шумные пиры, охоту, красивых женщин и другие сладострастные земные утехи.

Вскоре король призвал к себе лорда Джеймса Кельстона.

– Мой отец доверял вам, сэр, – прихлебывая из большого кубка вино, пробурчал молодой король. – Хочу продолжить его традиции. Тем более, сейчас так трудно найти человека, надежного во всех отношениях.

– Приказывайте, Ваше Величество, – поклонился лорд.

– Вот что, сэр Джеймс. – Несколько изменив тон, Генрих VIII протянул сэру Кельстону полный кубок. – Пейте! Это испанское, очень недурственное. Так о чем я? Да, кажется, отец оставил кучу разных бумаг. Возьмите на себя труд разобрать и рассортировать их. Ненужное можете сразу уничтожать. Касающиеся государственный дел или тайн подготовьте для меня. Хочу лично ознакомиться с ними. Вот ключ.

Лорд уже знал: молодой король не терпит долгого ожидания. Поэтому он приступил к разбору архива покойного Генриха VII на следующий же день. Перебирая бумаги, сэр Джеймс неожиданно нашел резной деревянный пенал с посланием немецкого мага. Сразу вспомнился огромный кабинет-зал с загадочно мерцавшим хрустальным шаром на отдельном столике, щиты на стенах, хитрые голубые глаза хозяина дома и отличное вино с его виноградников.

Сэр Джеймс открыл пенал, достал грамоту, развернул свиток и похолодел – темной паутиной острой готической вязи на немецком был написан заголовок: «Гороскоп Генриха Тюдора, будущего короля Англии, который унаследует престол и корону своего отца».

– Бог мой! – прошептал потрясенный лорд Кельстон. – Старый Гвидо не понял меня и составил гороскоп Генриха VIII, а его отец, не зная немецкого, не понял заглавия, а только прочел текст на латыни. Что делать, сказать все молодому королю?

По зрелом размышлении, сэр Джеймс, успевший немало повидать, решил: предусмотрительная осторожность никогда не помешает. Он туго свернул в трубку грамоту с предсказаниями немецкого мага, убрал ее в пенал и спрятал среди других бумаг, которые завтра намеревался отправить в королевский архив. Пусть составленный фон Хорстом гороскоп лежит там до лучших времен. Если Бог приведет, лорд сам увидит, что из предсказаний немца сбудется, а что нет.

Предсказания мага сбылись – у короля Генриха VIII было несколько жен, которых он казнил одну за другой, а его дочь, королева Елизавета I, вошла в историю как великая правительница.

Адвокат термитов

Присущая многим людям слепая вера во всемогущество Закона далеко не нова и не раз приводила к забавным курьезам.

В Средние века люди искренне считали, что судебный приговор способен разрешить любые проблемы. Вместо того чтобы предпринять какие-либо действенные меры, наивные потерпевшие обращались за помощью в суд или к служителям культа с жалобами и всевозможными исками к зверям, птицам, рыбам и даже насекомым!

Анналы истории сохранили и донесли до нашего времени некоторые курьезные приговоры Средневековья.

В 1120 году в той части страны, которая уже твердо именовала себя Францией, хотя в ее состав еще не входили Бургундия, Нормандия и многие другие провинции, в Королевский суд обратились местные бароны. От своего имени и от имени неграмотных крестьян – впрочем, сами бароны тоже не отличались большой грамотностью, и за них писали нанятые за деньги крючкотворы, – землевладельцы через суд предъявили иск мышам! В исковом заявлении указывалось, что полевые мыши регулярно уничтожают зерно, а это грозит многими серьезными бедствиями. Не станет муки для выпечки хлеба, нечем окажется засеять поля, пропадет фураж для лошадей.

Пострадавшие требовали от Королевского суда принять меры к мышам и спасти хотя бы остатки зерна.

Мышь домовая, неоднократно осужденная средневековыми судами

– Тут явно видны происки нечистого, – ознакомившись с жалобой, заключил главный судья мэтр Клод Луво. – Пусть этим занимается наша святая церковь!

Церковники долго не думали и нашли решение: мышей предали страшному проклятию с амвона, которое провозгласил сам епископ. Пострадавшие утешились, но не надолго.

Мыши не обратили на проклятия епископа никакого внимания и, как прежде, продолжали свое дело, уничтожая зерно.

В 1386 году в городе Фалезе при значительном стечении любопытной публики суд городского магистрата торжественно вынес приговор:

– Смертная казнь!

Возбужденная толпа приветствовала решение суда одобрительными криками. На площади уже сколотили помост, и палач поднял тяжелый, острый меч.

Хряп! И вот он держит за уши окровавленную голову свиньи.

Да, судили свинью, которая травмировала ребенка. Приговор привели в исполнение немедленно. О том, что сделали со свиной тушей, исторические хроники умалчивают.

Животных и птиц судили в Средние века с завидным постоянством. Однако далеко не всегда заносили в хроники сведения о курьезных процессах. Впрочем, подобные процессы тогда совершенно не считали чем-то курьезным. Поэтому многое просто ускользнуло от внимания исследователей.

Зато прекрасно известно, что в 1474 году магистрат славного города Базеля приговорил к казни путем сожжения, дабы изгнать дьявола, виновного петуха! Пернатый обвинялся в том, что снес яйцо! Небывалый случай. Как только он мог осмелиться?

– В птицу вселился демон, посланный Люцифером, – глубокомысленно констатировал епископ Карл Барер. – Нельзя допускать, чтобы козни нечистого распространились на весь Базель! Дело святой церкви пресечь козни дьявола и загнать его обратно в преисподнюю божьим словом и силой очищающего пламени. Пусть с огнем отправляется в ад.

Петуха сожгли. Пепел развеяли по ветру. Писцы аккуратно занесли все подробности процесса в городские хроники, благодаря чему мы теперь знаем об этом курьезе.

В 1554 году в «законодательнице» мод Франции, уже тогда считавшей себя «просвещенной» державой, состоялся другой весьма любопытный курьезный процесс. Подобно тому как в XII в. землевладельцы предъявляли иск мышам, портившим их зерно, в Королевский суд обратились церковные власти и хозяева земельных угодий с жалобой на пиявок.

– Они мешают нормально ловить рыбу и, как мы подозреваем, сосут из рыб кровь, – писали жалобщики. – Между тем рыба в прудах и реках нужна людям, поскольку без нее нельзя соблюдать посты.

– Все правильно, – вздохнул главный судья Морис Карно. – Но как разрешить это каверзное дело к всеобщему удовольствию? Вряд ли пиявки примут во внимании решение Королевского суда.

– Ваша честь, как всегда, вы удивительно правы, – льстиво заметил один из младших судей. – Если мне будет позволено, я осмелюсь высказать свое мнение по этому вопросу.

– Говорите, Роже, – милостиво кивнул ему главный судья.

– На мой взгляд, лучший способ разрешить неразрешимый конфликт – это затягивание вынесения решения.

– Да, но какие у нас к этому основания? – скорчил кислую мину Карно. – Все настолько очевидно.

– Как мы можем быть в этом уверены, мэтр Морис, если нам до сего времени не представили своего доклада по данному вопросу господа ученые.

Главный судья посмотрел на Роже с благосклонным интересом: похоже, этот молодой, но уже подающий большие надежды крючкотвор заслуживает продвижения по службе. Не век же ему сидеть в младших судьях? Название громкое, а по сути – канцелярист. Голова у малого варит, и он окажется полезен.

– Создадим специальную комиссию, – с видом мыслителя изрек мэтр Карно. – Пусть ученые мужи изучат пиявок, состояние водоемов и причиненный жалобщикам убыток. Мы ознакомимся с докладом и тогда решим, что делать.

– Дать ученым определенный срок? – уточнил секретарь, записавший решение главного судьи.

– Какие могут быть сроки при изучении столь важного вопроса? – От возмущения подобной неграмотностью и неуважительным отношением к науке мэтр Морис даже задохнулся.

Тогда уже существовали университеты и даже академии, многие ученые были настоящими энциклопедистами, поэтому подобрать нужное количество членов комиссии не составило особого труда. Король охотно подписал указ о проведении исследований, поскольку хитрый мэтр Морис Карно особо оговорил, что ученые работают за счет университета или за свой собственный.

– Раз от казны ничего не нужно, пусть изучают, сколько влезет, – рассмеялся король и, обмакнув в чернильницу фазанье перо, небрежно поставил свое имя под указом.

Университет не желал раскошелиться и ехать в провинцию изучать грязные пруды и ловить в них пиявок за собственные деньги, прижимистые французские мужи не спешили. Мэтр Карно тихо радовался, однако подкралась новая беда – потерпевшие обратились с жалобой к самому королю!

Теперь они жаловались не только на пиявок, но и на Королевский суд, донельзя затянувший их дело. Среди жалобщиков оказались очень богатые и родовитые дворяне, а также крупные монастыри. Монарх не мог оставить их жалобу без внимания и выказал свое неудовольствие главному судье королевского суда.

– Пора покончить с этим кляузным делом, – брезгливо оттопырив губу, сказал король. – Таково мое желание, мэтр Карно.

– Мы все ваши покорные слуги, сир, – низко поклонился Морис.

Вскоре в присутствии всех графов, баронов, аббатов и других жалобщиков в Королевском суде состоялось очередное слушание дела о пиявках. От имени ученой комиссии Сорбонны речь держал Батист Дюмурье – высокий худой человек в темной одежде. Он долго расписывал сложность научной работы, проведенной комиссией, и, наверное, мог бы говорить еще час или два, если бы мэтр Карно не прервал словесный поток:

– Давайте сразу перейдем к выводам, мсье Дюмурье. Мы внимательно слушаем вас.

– Несомненно, они вредны, ваша честь, – заикаясь, промямлил профессор. – Я имею в виду пиявок в прудах и других водоемах.

– Этого вполне достаточно, – приосанился мэтр Карно, заранее обсудивший с хитроумным Роже, как выйти из пикового положения. – Суд постановляет предать пиявок церковному проклятию!

Оспаривать и опротестовывать приговор никто не стал.

Случались и еще более любопытные курьезные процессы. Так, во времена правления знаменитого короля Генриха IV в Париже отдали под суд, кого бы вы думали?

Нет, не птицу, не насекомое, не животное, а растение. Уголовному преследованию подвергли дыню! Наверное, многие с удивлением зададут вопрос: «Неужели в то время люди были еще столь глупы?»

Однако не стоит торопиться с выводами. Лучше узнаем, как все случилось. В принципе, довольно банально – король из Наварры откушал дыни и занемог животом. Осмотревший его врач в тот же день обратился с жалобой на дыню к главному королевскому судье.

– Сей плод причинил боли в животе Его Величеству!

– Королевский суд принимает жалобу к рассмотрению, – заявил судья.

Заседание суда состоялось незамедлительно. Вскоре на площади огласили приговор:

– Дыня оскорбила нашего короля и посягнула на его священное здоровье. Посему она приговорена к проклятию и вечному позору.

В тот век бесконечных дворцовых интриг, борьбы за трон, искусных отравителей и спрятанных под плащами кинжалов король Генрих Наваррский, ставший королем Франции, несомненно, служил мишенью для многих заговорщиков. Монарха пытались отравить, но яд не подействовал, а только вызвал резкие боли в животе Его Величества. Испугавшись, что начнется следствие с пристрастием – ведь тогда пытка являлась обычной прелюдией к плахе, – заговорщики-царедворцы с лихорадочной поспешностью стали искать выход из создавшегося положения.

   И нашли, свалив все на дыню. Почему бы нет, если перед королевским судом в качестве ответчиков представали мыши или пиявки? Пусть кто-то только попробовал бы усомниться в компетенции королевского врача или судей Его Величества. Тем более, как спустя несколько столетий установили историки, все эти должностные лица сами являлись активными участниками заговора.

Так в Париже четыре века назад создали курьез истории, умело закрыв им попытку политического убийства.

В XVI в. на сады и огороды Оверни во Франции обрушилась напасть в виде гусениц, жадно пожиравших плоды трудов крестьян.

– Бог наказывает за грехи, – говорили религиозные фанатики, – гусеницы истребят всю пищу, и мы умрем от голода. Надо молиться за избавление от напасти.

– Молитва не поможет, – возражали другие землевладельцы, – нам прямая дорога в суд.

Победила последняя точка зрения, и суд Оверни принял жалобу на зловредных гусениц. Судья мэтр Ламарк слыл ярым поборником соблюдения всех процессуальных формальностей и считался человеком хорошо образованным и умным.

– Дело казусное, – сказал он своим помощникам. – Но мы обязаны в нем разобраться. Самое печальное, что ответчиков невозможно вызвать в зал суда, а нам следует судить беспристрастно, учитывая интересы всех участников процесса. Недаром Фемиду изображают с повязкой на глазах.

– Что же делать? – уныло поинтересовался секретарь суда.

– Пригласим мэра Дюбарри, – подумав, решил Ламарк. – Он опытный адвокат и будет представлять интересы ответчиков.

Под бдительным присмотром мэтра Ламарка судопроизводство по делу гусениц велось с соблюдением всех формальностей: гусеницам официально предъявили обвинение в умышленном уничтожении чужого имущества. Адвокат Дюбарри был весьма красноречив, защищая ответчиков, однако суд признал гусениц виновными, и мэтр Ламарк торжественно объявил приговор:

– Суд Оверни приписывает зловредным тварям собраться всем вместе, дабы подвергнуть их истреблению и полному уничтожению.

Нетрудно догадаться, что гусеницы не обратили на решение суда никакого внимания. Однако не спешите смеяться над простодушием предков – иногда курьезные судебные процессы творили истинные чудеса!

В начале XVIII в., в Бразилии один из католических монастырей страдал от нашествия термитов. Насекомые с удивительной скоростью опустошали кладовые монахов и уже грозили серьезно разрушить многие монастырские постройки.

– Что нам делать? – чесали выбритые макушки монахи. – Где и как найти управу на термитов?

Аббат, серьезно обеспокоенный происходившим, обратился с жалобой и просьбой о помощи к епископу:

– Уповаю на Бога и вас, монсеньор. Нам совсем не стало житья от термитов, и если дело так пойдет и дальше, то скоро мы рискуем оказаться под открытым небом.

– Попробуем вам помочь, – вздохнул епископ Жуан Авейра.

Епископ тяжело вздохнул потому, что не мог ума приложить, как помочь монахам монастыря Святого Антония. Впрочем, он где-то читал о подобном деле против гусениц, которое рассматривалось в суде Оверни во Франции двести лет назад. Вроде бы оно закончилось безрезультатно? Однако других вариантов решения больного вопроса у него просто нет. Итак, суд?

– Огласите перед термитником вызов на судебное заседание, – распорядился Авейра при новой встрече с аббатом монастыря Святого Антония.

Аббат согласно кивал и думал, что его преосвященство слегка повредился умом в жарком и влажном климате Бразилии – разговаривать с термитами и вызывать их в суд? Но с князем церкви не поспоришь. Пришлось все выполнить в точности, как наказывал епископ.

Как и следовало ожидать, на судебное заседание термиты не явились. Тогда, по приказу епископа Авейры нашли толкового адвоката, готового представлять на процессе интересы термитов. К глубокому сожалению, исторические хроники не сохранили его имени. Адвокат выступал страстно и аргументированно, однако епископ вынес такое решение:

– Приказываю всем термитам покинуть пределы владений монастыря Святого Антония. Прочесть насекомым решение суда!

Монахи потихоньку шептались, обсуждая решение епископа: на что он надеется, на промысел Божий? Что термитам до суда людей, у них своя жизнь, и читать перед термитами любые грозные бумаги – пустое занятие. Все ждали: что будет дальше?

В январе 1713 года к термитнику подошла группа монахов. Они торжественно прочли приказ епископа Авейры. И случилось чудо! Как позднее писал один из очевидцев этого курьезного события, все насекомые вышли из своего жилища и колоннами промаршировали на отведенное им епископом место. Неизвестно, почему термиты послушались Авейру, но они больше никогда не возвращались. А местные крестьяне стали считать епископа чудотворцем.

Беру грехи на себя

Муки ада, ожидающие людей в загробной жизни за прегрешения, издавна сильно страшили человечество.

Еще в Древнем Египте жрецы разных богов старательно и красочно расписывали объятой мистическим ужасом, покорно внимавшей им пастве, что за чертой жизни ждет тех, кто совершил в этом несовершенном и полном соблазнов мире неблаговидные поступки. То же самое успешно делали жрецы многочисленных храмов Древней Греции и гордого Рима, волхвы-язычники и аскетичные служители единого Бога.

Конечно же, каждому казалось, что он большой грешник, и страстно хотелось попасть в рай, а не вечно мучиться в полном невыразимых ужасов жутком подземном царстве злых духов. Но как избавиться от обременявших тебя страшных грехов, которыми стали называть различные неблаговидные, с точки зрения служителей и догм той или иной религии, поступки людей?

Грехи старательно замаливали в храмах разных конфессий, принося богатые жертвы богам и по возможности своего состояния щедро одаривая служителей культов. В Средние века у католической церкви появился даже целый «индустриальный промысел» практически повсеместной торговли индульгенциями – специальными документами, отпускавшими верующим грехи.

Интересно, что даже полное отпущение грехов и «гарантию» вечного пребывания в раю у торговцев индульгенциями – монахов различных католических орденов – можно было приобрести как навечно, так и на разные сроки, от одного дня. Естественно, соответственно пожеланиям жаждавшего избежать ада грешника определялась и цена спасительной индульгенции.

В общем, способов избежать адского пламени изобрели много. Но среди них выделялись и продолжают выделяться некоторые, чисто национальные, неповторимые, присущие только одним народам, которые больше не использовал никто и нигде.

Некоторые из них в несколько измененном виде дошли даже до наших дней. Другие практически нисколько не изменились…

Этот весьма странный, немного жутковатый и, без всякого сомнения, очень оригинальный обычай родился в незапамятные времена в землях племен древних ирландцев и валлийцев. Приняв христианство, они получили вместе с ним и понятие о наказуемых после смерти грехах. Унести их с собой в Царствие Небесное считалось в народе страшной, непоправимой бедой – тогда душе усопшего точно не видать прощения, и прямая дорога ему – в раскаленный ад, где нечистые будут вечно мучить ее и жарить грешника на медленном огне.

Поэтому огромное значение имело покаяние и непременное отпущение грехов. Однако нередко случалось, что человек неожиданно погибал, так и не успев покаяться и получить от священника прощение – жестокие битвы между соперничавшими кланами, разбой, частые кровопролитные войны, неизбежные жертвы на море были обыденным делом. Жизнь стоила не дорого, а чужая не ценилась совсем.

Итак, жизнь постоянно устраивала людям строгие экзамены, а каяться заранее находилось не так много желающих: народ – он тоже всегда был себе на уме. Зачем раньше положенного времени раскрывать все свои сокровенные тайны на исповеди? Вдруг нелегкая пронесет и все обойдется как нельзя лучше, а ты уже развязал язык: взял да и выложил всю свою подноготную! Нет уж, ищите дураков в зеркале!

Когда ирландец или валлиец отдавал Богу душу в своей постели, то никаких сложностей обычно не возникало – родственники приглашали священника, умирающий слезно каялся и твердо знал, что даже если его злейшие недруги и узнают о касающихся лично их прегрешениях умирающего (священнослужители тоже люди, и при разных обстоятельствах, особенно если к горлу приставят нож, могут нарушить тайну исповеди), то очень скоро ему все это станет совершенно безразлично. А с мертвого все взятки гладки – на том свете его не достанут.

– Сородичу нужно помочь!

Так решала родня, если человек неожиданно уходил в мир иной без покаяния. Родственники просто обязаны были принять все необходимые меры, чтобы всячески помочь душе сородича попасть в рай. Тогда они собирались вместе, все женщины клана замешивали тесто, ставили в печь очень большой каравай хлеба и выпекали его. Чем больше у их родича скопилось за жизнь тяжких грехов, тем больше должен быть испеченный хлеб!

Затем каравай аккуратно резали на небольшие кусочки, и каждый из родни обязательно съедал свою долю, запивая ее вместо вина или рома чистой родниковой водой из общей кружки. Таким образом, каждый из членов фамильного клана как бы добровольно брал на себя определенную частичку грехов ушедшего в иной мир родственника.

Примерно таким же образом ирландцы и валлийцы поступали и в тех случаях, когда родня не без веских оснований предполагала, что усопший далеко не все рассказал пастырю о себе и своих тяжких грехах. Иногда, случалось, стоило умолчать о чем-то даже и на смертном одре, чтобы не раздуть всепожирающего пожара кровавой междоусобицы или не разжечь пламя долгой кровной мести.

Однажды среди близкой родни очередного, весьма грешного ирландского разбойника, неожиданно вместе с меткой пулей отправившегося в мир иной обремененным множеством смертных грехов, нашелся вдруг очень суеверный человек. Он никак не хотел соблюсти старый обычай и взять на себя неизвестные и, вполне возможно, ужасающие смертные грехи погибшего в схватке бандита: видно, и своих хватало с избытком, а тут еще и чужие добровольно повесить камнем на шею! Погибший был далеко не ангел!

Но родня из многочисленного и сплоченного клана ни за что не простила бы отступнику отказа помочь усопшему избавиться от грехов. Ведь каждый тоже смертен: когда-то неизбежно наступит момент, когда любому из них может понадобиться такая же помощь родни. Что будет, если члены занимавшегося разбоем клана один за другим начнут наотрез отказываться добровольно есть «хлеб греха» и запивать его водой?

Подумав, хитрый суеверный человек, имени которого история, к сожалению, не сохранила, все же нашел оригинальное решение. По всей вероятности, он еще обладал и весьма изворотливым умом. Один нищий за умеренную плату согласился съесть кусок «грешного» каравая за него и немедленно сделал это на глазах изумленной родни.

В следующий раз этого нищего позвали помочь уже в другой клан, носивший траур. Достаточно осмелев, побирушка попросил, чтобы вместо воды, чтобы запить хлеб, ему дали кружку пива или лучше крепкого вина. Храброму выпивохе щедро налили эля, дали несколько монет и, чтобы не мелочиться, не сходя с места, скормили весь «каравай греха». Все остались очень довольны. Обычай был соблюден, но никто из родни усопшего не взял на себя лишней обузы, повесив на душу чужие грехи.

Вскоре побирушка уже практически профессионально занимался поеданием «грешного» каравая, специально выискивая, где его ему точно дадут. По старой ирландской легенде, именно так и родилась уникальная профессия людей, охотно отдающих дань древним ирландским и валлийским обычаям, – профессия «поедателей грехов».

Постепенно практически все «поедатели» стали «чистыми профессионалами», которых везде хорошо знали и заранее приглашали на поминки родственники покойного. А сама трапеза профессионала приобретала характер своеобразного пира – вместо стола для «поедателя грехов» накрывали на крышке гроба!

В меню обязательно входила и входит выпечка – дань древней традиции «каравая греха». Кроме свежих булок или пышек – кому из хозяев как больше нравится – «поедателя грехов» обычно угощают разными овощами, вареным мясом, разными десертами, непременно только красным вином и обязательно крепким черным кофе. Странный гость не должен ни в коем случае ни захмелеть, ни заснуть за своим жутковатым импровизированным столом.

Всегда считалось, что чем больше нагрешил в жизни усопший, тем обильнее должно быть выставленное угощение, тем разнообразнее меню и длительный пир на этой необычной во всех отношениях тризне!

Случалось, и об этом упоминается в исторических хрониках, некоторые кланы приглашали на поминки не одного, а сразу нескольких профессиональных «поедателей грехов». Они степенно рассаживались вокруг «ларчика, где ни встать ни сесть» и начинали пировать. Их святой обязанностью было много есть и пить от заката до рассвета, поглощая вместе с пищей смертные грехи усопшего. Потом, когда хозяева убеждались, что все угощение подчистую съедено, они расплачивались за услуги и поскорее провожали из дома жутковатого гостя или гостей.

Оставлять при «поедании грехов» какую-либо недоеденную пищу было ни в коем случае нельзя! Так же как и недопитые напитки, – это значило оставить невзятые грехи. А платили всегда только за то, чтобы их все подчистую забрали «поедатели». И те старались от души…

Кстати, взять с собой что-нибудь с импровизированного и странного стола на крышке гроба тоже было нельзя – считалось страшным оскорблением хозяевам и всей родне покойного, если «поедатель» захочет что-то унести с собой. Раньше запросто могли за это и прибить ненароком: нравы в кланах царили простые, и люди предпочитали не создавать себе лишних волнений.

В общем-то люди жутковатой и очень необычной профессии «поедателей грехов» всегда отличались очень крепкими нервами, лужеными желудками и отменным аппетитом. Естественно, еще им требовалось не быть брезгливыми и не страдать склонностью к суевериям. А так, говорят, они никогда не сидели без дела и всегда имели приличный заработок.

В конце XVIII – начале XIX в. началось массовое переселение ирландцев в Новый Свет. Еще раньше в Америке появились валлийцы. Кстати, знаменитый пират Генри Морган был валлийцем.

Эмигранты привезли с собой из-за океана и древний обычай приглашать на поминки «поедателей грехов». Как известно, представители практически всех национальностей, эмигрировавших в Америку из разных стран Европы, непременно создавали свои этнические криминальные группировки: евреи, ирландцы, итальянцы и так далее. Поэтому у ирландских профессиональных «поедателей» постоянно находилась работа – бандитов убивали, как правило, без покаяния.

Постепенно своеобразная американская действительность внесла некоторые коррективы в организацию и ритуал исполнения древнего обычая. Теперь профессиональный «поедатель грехов» должен был прийти в дом, куда его пригласили, непременно к полуночи и с последним ударом часов приступить к обильной трапезе. По ее окончании он открывал крышку и брал положенный на грудь покойного конверт с деньгами – гонорар за нелегкую и неблагодарную работу по принятию на себя чужих грехов.

Сейчас этот обычай почти сошел на нет, но его еще хорошо помнят и свято соблюдают в некоторых штатах США, а также в ирландской глубинке и деревнях Уэльса в Великобритании. Занимаются «поеданием грехов» обычно очень пожилые, уже неспособные работать люди, и только мужчины. Женщины к этому ответственному делу никогда не допускались…

Вампир

Речь пойдет об историческом курьезе, связанном с появлением популярного персонажа фильмов ужасов и «черных» романов, вампира графа Дракулы. Влад Дракула – реальное исторической лицо XV в. Жизнеописание господаря Дракулы интересно, трагично и основано на сведениях, содержащихся в сербских, польских, византийских и даже русских хрониках. Великий московский государь Иван III приказал записать историю господаря Дракулы, по прозванию Цепеш (именно господаря, а не графа!) в назидание потомкам. Многие историки полагают: эти записки внимательно изучил в юности Иоанн Васильевич IV, впоследствии прозванный Грозным.

Известный гуманист и поэт кардинал Эней Пикколомини (1405–1464), путешествуя по Европе, лично встречался с Владом Дракулой. В своем сочинении «Космография» кардинал так описал его внешность: «Человек среднего роста, с высоким лбом и лицом, резко сужающимся к подбородку».

К этому описанию следует добавить, что господарь Валахии и все остальные представители рода Дракулэшты, в том числе ныне здравствующие, бледностью и другими недугами вампиров никогда не страдали. Сам Влад действительно не отличался высоким ростом, но обладал огромной физической силой. У него были большой орлиный нос, широченные плечи и толстая шея. Голову украшала пышная шевелюра темных волос. По сведениям хронистов, господарь Влад III считался прекрасным наездником и великолепно владел холодным оружием. В юности он стал победителем престижного рыцарского турнира в Нюрнберге в Германии.

Дракула – господарь и вампир

Предки Влада пришли в Румынию и Молдавию из Венгрии в XIII в. Они переняли язык и веру новой родины, став ее властителями. В центре Кишинева стоял памятник господарю Молдавии Мирче Старому – деду Влада II. Валахия была основана в 1290 году.

Ровно сто лет спустя на свет появился незаконнорожденный сын господаря Мирче, которого назвали Владом. Он отличался отвагой и храбростью в сражениях, то и дело гремевших в тех краях. Народ прозвал его Дракулой, и в этом прозвище даже нет намека на мистику: Влад II Дракула состоял в тайном рыцарском ордене Дракона, вернее даже, поверженного дракона. Нет ничего тайного, что не стало бы явным: об ордене узнали многие, в том числе и турки.

В конце 1431 года у Влада II родился сын, который в честь отца тоже получил имя Влад.

«Валашская собака стала стара и плохо слушается хозяина», – сказал султан визирям, бросив на золотое блюдо шелковый зеленый шнурок.

Это был приговор. Влад II стал господарем Валахии, заняв трон своего отца, который умер по желанию и приговору турецкого султана.

«Посмотрим, помогут ли новому валашскому господарю рыцари-драконы в сражениях с воинами ислама, – ехидно смеялся великий визирь. – Чтобы не умышлял против падишаха, пусть отдает сына в заложники!»

Так, совсем еще мальчиком, будущий Влад III Дракула, прозванный позднее Цепешем («цепеш» в переводе на русский означает «кол»), стал заложником султана.

Тогда, дабы удержать в повиновении постоянно готовых взбунтоваться вассалов, турки брали в заложники их детей и казнили лютой смертью при первых же проявлениях непокорности их родителей. Часто мальчиков сначала оскопляли, а затем отправляли в гарем и только спустя какое-то время убивали. Жизнь заложника постоянно висела на волоске. Пришлось оставить отчий дом и получить воспитание при дворе султана.

Долгих семь лет, внешне сохраняя смирение, юноша томился в плену и только после смерти отца и старшего брата получил свободу.

– Ты займешь место родителя, – отпуская Влада, благосклонно кивнул ему великий визирь. – Не делай ошибок, если хочешь сохранить жизнь и власть.

Он не знал, что пройдет совсем немного времени и молодой валашский господарь, хорошо усвоивший уроки турецкой жестокости, станет наводить на мусульман панический ужас и получит от них прозвище Казыклы – Протыкатель!

Боже, что это за свобода! Недавнего заложника, оплакивавшего смерть отца, отпустили под конвоем с условием сохранения покорности османам и выплаты дани. Дракула поехал домой вместе с приставленными к нему чиновниками, соглядатаями и стражей. Но, оказавшись в родном городе Сегишоаре – на территории современной Румынии, Влад тут же скинул маску покорности: он изгнал всех турок и под страхом смерти запретил появляться им в своих владениях. Это оказалось не пустой бравадой девятнадцатилетнего юнца, жаждавшего отомстить!

Своим опорным пунктом Дракула избрал город Брашов и начал готовиться к долгой и кровопролитной войне. Другой его опорный пункт располагался в Тирговиште, стоявшем на высоком берегу реки Яломирцы. Одновременно господарь Влад III активно занимался внутренними делами своего государства.

У турок Дракула перенял жестокий способ казни сажанием на кол. Исторические хроники отмечают: палачи господаря достигли такого виртуозного искусства (если жестокое убийство можно назвать таковым), что кол проходил сквозь тело человека, минимально задевая внутренние органы. Жертва долго мучилась, прежде чем испустить дух. Чтобы продлить агонию, на кол прибивали специальную перекладину, дабы тело до конца не село, как на шампур, и жертва быстро не умирала.

Вскоре господарь собрал во дворце на пир всех бояр вместе с семьями, – всего гостей, по сведениям хронистов, насчитывалось до 500 человек. Пировали в Тирговиште. Якобы Влад III справлял свое восшествие на престол. Во время застолья, когда вино лилось рекой, господарь с невинным видом лукаво поинтересовался у порядком захмелевших гостей:

– Скажите, бояре, много ли господарей вы порешили?

– Много, господарь! – наперебой загомонили гости. – Не одного и не двух.

– Прекрасно, – усмехнулся Влад. И гневно закричал: – Они все убиты, как мой отец и старший брат. Убиты потому, что вы постоянно плели заговоры и с потрохами продались туркам, став слепыми исполнителями их воли. Предатели! Теперь в моем государстве появится новая знать! Эй, стража! Взять их всех!

Тех, кто старше, невзирая на пол, господарь приказал посадить на кол. Остальных собрал на дворе своего дворца-замка и мрачно сообщил им:

– Пойдете пешком под конвоем в Поэнри. Там построите крепость на вершине холма, что над рекой. Кто выживет, пусть считает себя счастливцем. Строить день и ночь. Нерадивых ждет кол!

Фактически господарь отправил бояр-недругов на каторгу.

Влад III искренне считал: все граждане должны обязательно трудиться на благо родины, а потому тех, кто не мог делать это, – бедняков, нищих, больных и воров – не жаловал.

Однажды господарь обратился с речью к городским попрошайкам – калекам и нищим:

– Хотите навсегда избавиться от гнетущего чувства голода и не стучать зубами от холода?

Услышав, как нищие и калеки в ответ одобрительно загомонили, Влад III предложил:

– Идите ко мне, станьте моими гостями.

Братию нищих попрошаек, мелких воришек и калек угощали на славу в большом сарае. Когда «гости» порядком захмелели, господарь незаметно вышел и дал условный знак дворцовой страже. Вымуштрованные им воины быстро заколотили окна и двери, а потом запалил сарай с четырех углов. Быстро поднялось высокое пламя, затрещали в огне сухие доски. Гул пожара заглушал вопли заживо сожженных. По версии других хронистов, Влад III собрал вражеских соглядатаев в одном из старых замков и сжег его вместе с предателями. Эта версия более правдоподобна – у маленькой православной Валахии хватало врагов. Словно между мельничными жерновами она была стиснута мусульманской Османской империей с одной стороны и католическим королевством Венгрией – с другой.

Посещавшие Валахию иностранцы с удивлением писали, что «в стране нет преступности». Все годы правления Влада III на площади его столицы стоял большой золотой кубок, из которого любой желающий мог выпить родниковой воды. Воровать панически боялись, зная, какая участь ждет вора – кол! Влад Дракула по прозвищу Цепеш воров не щадил. Это может показаться странным, но господарь пользовался любовью и доверием народа. Он видел в нем защитника, а новое боярство, созданное господарем взамен казненных изменников, стояли за своего властелина горой.

Особенно Дракула не жаловал турок. Хронисты упоминают случай, когда прибывшим к нему посланцам султана господарь строго приказал:

– Обнажите головы! Вы во дворце православного господаря Валахии.

– Тебе лучше, чем другим, известно: нам не позволяет это сделать вера в Аллаха.

– Вы так истово верите, что готовы страдать за свою веру и пророка?

– Да, – твердо ответили турки, не зная, что замыслил вассал падишаха.

– Эй, стража! – хлопнул в ладони Влад III. – Взять их! Пусть палач прибьет им тюрбаны к голове гвоздями!

Одиночным казням Дракула предпочитал массовые. При этом приказывал расставлять колья в виде различных узоров, а чаще всего – кругов. Особенно любил он казни во время пиров. Дракула сидел за столом, уставленным яствами и кубками с вином, и любовался, как на кольях корчатся от боли преступники.

Не забывал Дракула и о других видах казни: сдирал с преступников живьем кожу, бросал в кипяток. Обезглавливал, ослеплял. Душил, вешал, отрезал носы, уши, половые органы и конечности. После казней тела выставлялись на всеобщее обозрение.

С особым «трепетом» относился Дракула к женскому целомудрию. Жертвами его жестокости были девушки, лишенные девственности, неверные жены и нецеломудренные вдовы. Чаще всего им вырезали половые органы и отрезали груди. Одной такой несчастной по приказу Дракулы сначала отрезали грудь, потом содрали с нее кожу и посадили на кол на главной площади, а ее содранную кожу положили рядом на скамью палача.

Впрочем, жестокий господарь не только искоренил преступность и «прижал к ногтю» развратников. Он всеми силами защищал своих подданных от насилия еще более жестоких турок-поработителей.

Русские летописцы доброжелательнее рассказывают о Дракуле, чем немецкие и, конечно, турецкие. Валахия и Московия направляли друг другу дипломатические миссии, большей частью состоявшие из православных священников. Ивану III льстило, что валашский князь лично писал ему письма на церковнославянском языке.

В 1462 году Влад III Дракула неожиданно напал на турок и вытеснил их из долины Дуная.

– Бывший наш заложник проявляет непокорность? – узнав об этом, усмехнулся султан Мехмед II, прозванный Завоевателем. – Пусть мне принесут на блюде его голову!

Турки не могли потерпеть пренебрежения их силой, уже покорившей значительную часть Европы! Вскоре на владения Дракулы двинулось двадцатитысячное янычарское войско, против которого смелый господарь мог выставить вдвое меньше бойцов. Зато они горели ненавистью к поработителям, а Влад успел не только изучить язык противника, но и узнать все его сильные и слабые стороны. Турки не знали о нем как о военачальнике практически ничего, тогда как он обладал незаурядным военным талантом. Господарь занял несколько хорошо укрепленных горных крепостей и взял под контроль основные перевалы.

Навстречу османам он выслал отборный отряд сорвиголов, приказав им любой ценой захватить в плен турецкий авангард. Вскоре храбрецы вернулись и привели пленных янычар. Дракула радовался.

Утром застучали топоры – острили колья и вбивали их у стен Тирговиште. Связанных янычар начали сажать на колья. Белюк-баши, офицеры янычарского корпуса получали последние почести: их колья золотили охрой.

– На Валахию! – прорычал Мехмед II, узнав о судьбе янычар. – В поход! Никого не щадить, и валашского господаря, как собаку, посадить на цепь.

Но Влад III успел хорошо подготовиться к нашествию турок. Расположив отряды по пути следования османской армии, он нападал в самые неподходящие для врага моменты – на переправах либо ночью. Сорокатысячная армия турок отступила, а Влад обошелся малыми потерями.

В третий поход султан двинул на Дракулу четверть миллионов воинов: больше, чем население Валахии, включая женщин и детей. Дракула против врага выставил армию численностью сорок тысяч. Господарь избегал масштабных столкновений, предпочитая партизанскую тактику. Лично производил разведку и в основном обходился силами своей гвардии. Переодеваясь в турецкую одежду, Дракула со товарищи налетал ночами на вражеский стан, поджигал костры, рубил турок. Начиналась паника, турки спросонья убивали своих же, а гвардия Влада исчезала во тьме.

Однажды после особенно кровопролитного набега на лагерь отборная турецкая конница бросилась вдогонку за отрядом ночных валашских «оборотней», а вся османская армия двинулась вслед авангарду. Когда рассвело, глазам турецких воинов предстало ужасное зрелище. Семь тысяч их всадников во главе со знатным воеводой Юнус-беем сидели верхом не на конях, а… на колах. В то же боевом построении, в каком преследовали Дракулу.

Отступая к столице, Дракула жег деревни и отравлял колодцы.

Подойдя к Тирговиште, султан увидел ужасную картину, известную в истории как «Лес из посаженных на колья». Перед городом вырос целый лес из кольев, на которые Влад посадил около двадцати тысяч турок.

В знойном воздухе далеко распространялось зловоние от разлагавшихся на солнцепеке тел казненных.

– У мужа, способного на такие деяния, невозможно отобрать страну, – сказал потрясенный султан.

Как всегда, свою гнусную роль сыграло предательство. Турки отступили, но не отступились. Их четвертый поход на Валахию все же завершился поражением Дракулы.

Господаря предали все: и наемники, и трансильванцы, клявшиеся в верности. Молдаване не спешили с помощью. Даже родной брат Раду участвовал в походе на Валахию в составе турецкой армии.

Многие бояре, еще недавно стоявшие за Дракулу горой, присоединились к туркам. Они загнали Влада в крепость Поэнри. Жена князя предпочла смерть позору плена и выбросилась с высокой башни. Турки захватили крепость, но Владу удалось бежать через подземный ход.

Для своего времени Влад III был блестяще образованным человеком: он владел турецким, венгерским, латинским, немецким и русским языками, читал книги, обладал бойким пером и любил философию. Не увидев другого выхода, Дракула направился искать помощи у короля Венгрии Матиаша Корвинуса.

Увидев обеспокоенного валашского господаря, потерпевшего поражение в кровавой борьбе с турками, Матиаш обрадовался – теперь Влад в его руках! Он арестовал его и повелел заточить в темницу.

Годы заточения Дракулы подробнее всех описывает русский дипломат Федор Курицын, дьяк великого князя Ивана III. Первый период неволи валашский властитель просидел в темнице, где проявил еще один из своих многочисленных талантов: тачал сапоги, которые охранник продавал на рынке. Это существенно пополняло скудный рацион знатного пленника.

Дьяк Курицын свидетельствует: Влад долгие годы пребывал в темнице и стойко держался православной веры, хотя Матиаш постоянно уговаривал его принять католичество, суля свободу, возвращение трона и руку своей кузины. Русский летописец освобождение Дракулы связывает с тем, что все-таки принял «латинскую прелесть» (католичество). Но последние исследования доказали: Влад не изменил православию! Милость Матиаша объясняется просто: король Венгрии, получая от римского папы деньги на войну с неверными, злоупотреблял «нецелевым использованием». Он освободил ярого борца с исламом, чтобы его руками жар загребать.

По сведениям западных хронистов, Влад III и в темнице заострял ножом прутики и насаживал на них крыс, мышей и птиц. Якобы обретя свободу через четыре года (по другим данным, только через четырнадцать лет), он женился на сестре короля и жил в обычном доме.

В 1476 году, получив помощь трансильванцев и молдаван, Дракула вторгся в пределы Валахии и вновь захватил власть. Когда союзники вернулись домой, турки сочли этот момент подходящим и напали на Валахию. Дракула стойко сопротивлялся, но погиб в битве под Бухарестом примерно в 1480 году, 46 лет от роду. Якобы он стал жертвой собственного маскарада, – привычно переодевшись турком, господарь пошел в разведку, а когда вернулся, свои воины приняли его за вражеского лазутчика и убили, проткнув копьями.

Бояре отрубили голову Влада, чтобы сохранить свои головы (по крайней мере, такова легенда), и отправили ее в подарок турецкому султану. Это родило впоследствии поверье: вампиры умирают от осиного кола и отделения головы от тела. Но румынские крестьяне и сегодня верят – Дракула жив! Археологи, проводившие раскопки у алтаря церкви в Снатовском монастыре, где якобы похоронен Влад III, не обнаружили в склепе его тела. Зато в тайном склепе нашли скелет с короной на черепе и ожерельем с изображением дракона. Дракула? Но который из них?

Замок на берегу реки Арджеш, где жил Влад III, по поверью, проклят. Около него по ночам воют волки, а в развалинах живет сонм летучих мышей.

Но есть и другая версия судьбы Влада III Дракулы, которую изложили некоторые хроники Западной Европы.

Согласно этой версии, роковую роль в жизни господаря сыграл все тот же Эней Пикколомини, с момента их первой встречи успевший стать папой римским Пием II. Он хотел войти в историю как глава церкви, при котором отвоюют Иерусалим и Гроб Господень. Лично зная Влада, папа считал, что только он подходит на роль предводителя войск в новом крестовом походе на неверных. Папа пригласил его в Рим, но Дракула крайне неохотно покидал свои владения и послал к папе вместо себя двоюродного брата.

Война – всегда большие расходы! Папа дал кузену господаря огромную сумму, с просьбой передать ее Владу III, дабы тот вооружил собранные войска и двинул их на турок. Кузен поклялся все исполнить в точности. Кто знает, как повернулась бы судьба мировой истории, если бы мечты Пия II осуществились? Влад был очень талантливым полководцем и люто ненавидел турок! Однако Судьба по своему вершит дело и сама избирает исторические пути.

Кузен использовал полученные от папы деньги, чтобы создать заговор против Влада. Сумев обмануть подозрительного и недоверчивого господаря, он сверг его с престола, совершив дворцовый переворот. Но казнить Цепеша он не решился, поэтому заточил его в крепость, приставив крепкую стражу.

Как всякий негодяй, узурпировавший престол, новый господарь постоянно искал себе оправданий. Он опять стал платить дань туркам, а в 1464 году приказал выпустить книгу о том, какой жуткий злодей Влад Дракула. Некоторые действительные факты перемежались на страницах книги с откровенной ложью, нанятые новым господарем художники сделали натуралистические иллюстрации, производившие на современников неизгладимое впечатление.

До того времени практически не выпускалось светских книг – типографские издания носили преимущественно религиозный характер. Новый господарь, в страхе перед свергнутым братом и в желании оправдать себя в глазах современников и потомков, презрел все правила чести и моральные запреты. Не говоря уже о вере и совести. Он выпустил в 1463 году, еще при жизни Влада III, книгу «История воеводы Дракулы». В ней говорилось, что господарь для сохранения молодости и сил купается в крови жертв.

Пасквиль пошел гулять по Европе, разнося мрачную славу Цепеша по разным странам. Автор размножил портреты Влада, и позднее ученые-историки обнаружили их в музеях Вены, Будапешта, Нюрнберга, Берлина. Не зря говорят – капля камень долбит! Новый господарь добился-таки своего: образ Цепеша как грозного воителя турок постепенно стушевался в памяти людей. К тому же знаменитый Влад оказался не бессмертен, – он скончался, и его похоронили в окруженном озерами монастыре, неподалеку от современного Бухареста. Похоронили и забыли на много столетий. Лишь благодаря стараниям узурпатора в фольклоре остался образ жестокого господаря Дракулы.

Да, Влад III унес в могилу множество тайн! Сейчас многие музеи заполнены атрибутами «вампиризма», и сатанисты считают Дракулу своим духовным отцом. Это полная историческая и религиозная безграмотность, отсутствие знаний. На деле господарь Валахии неистово веровал, был православным человеком, строил церкви и монастыри.

Характерно, что турецкие и германские хронисты усугубляли мрачные стороны характера и правление Влада III, а румынские – наоборот, обеляли его. Русские же относятся с пониманием, что владыка малой страны на рубеже христианского мира смело противостоял военной мусульманской экспансии. Причем в одиночку, не рассчитывая на чью-либо помощь. Благодаря Владу III сохранился народ Румынии, ее язык и культура, православная вера. Возможно, далеко не случайно он стал любимым героем Иоанна Васильевича Грозного?

Как же случилось, что имя Дракулы стало нарицательным для персонажей романов и фильмов ужасов?

Все началось в конце XIX в., спустя почти четыре столетия после кончины Влада III. Уже горели первые электрические лампы, работал телеграф, по морям шли пароходы и броненосцы. Турция давно потеряла былое могущество и превратилась в заурядную, довольно отсталую страну.

А Европу вдруг охватила мода на медиумов и всякие потусторонние ужасы – театры просто гонялись за пьесами, где действие происходило в старинных замках с привидениями и прочими щекочущими нервы эффектами. Не отставали и господа издатели, требовавшие от авторов кровавых драм с кровавым уклоном.

Спрос диктует предложение: «золотую жилу» активно разрабатывал журналист и драматург Брем Стокер. Он имел бойкое перо, буйную мрачную фантазию, легко угадывал, что требуется публике и содержателям театров. «Кровавые» драмы и романы пачками выходили из-под его пера. Стокер разбогател на нечистой силе, привидениях и тому подобной нечисти.

Однажды в Вене он услышал об истории господаря Влада Дракулы. Войны и победы, хитрость и долгий плен Стокер отбросил сразу, зато господаря Дракулу превратил в графа, наделив чертами кровавого маньяка, психопата и вампира! Это стало звездным часом Брема Стокера – с его легкой руки пошел гулять по свету образ жуткого кровососа, заманивавшего в замок невинные создания и убивавшего гостей. Не отставали и другие авторы – разве вампир принадлежал одному Стокеру?! Всем хотелось сколотить состояньице на вампирах и призраках. Книги расходились большими тиражами, публика обмирала на спектаклях. Позже «вампириаду» начали экранизировать – сначала в немом кино, позже в звуковом и цветном, а теперь на телеэкранах и тиражируя на видеокассетах и дисках. Старая страшная сказка-ложь оказалась на диво живучей!

Но помнят ли настоящего, не придуманного досужими писаками господаря Влада? Помнят! В Румынии, оказывается, даже есть специальное общество «Дракула», объединяющее почитателей своего кумира.

В затерянном в живописных карпатских горах местечке Бран (оно же древний Брошов, или Брашов) на высоком каменистом холме возвышается сложенный из крепкого дикого камня замок легендарного господаря. За последние шесть столетий над ним ни разу не развевалось знамя вражеских чужеземных завоевателей! Теперь в замке музей, куда любят приезжать туристы, чтобы посмотреть, где и как жил ставший почти сказочным деспот, заклятый враг турецких поработителей, заодно наводивший ужас и на своих подданных. Кстати, именно этот настоящий замок господаря Влада Дракулы, снимали голливудские кинематографисты при создании всемирно известного фильма.

Среди местных жителей о замке ходит недобрая слава. Говорят, по ночам в залах и длинных переходах скрипят половицы и неожиданно возникает тень жестокого и несчастного господаря. И горе тому, кто попадется на пути призрака. Поэтому мало нашлось смельчаков, решившихся провести ночь в залах известного замка-музея.

Хотите верьте, хотите нет, но одним из них был печально известный румынский диктатор Николае Чаушеску. По вполне заслуживающим доверия свидетельствам, он видел призрак Дракулы и даже говорил с ним.

«Говорящая голова»

Во все времена среди людей, утверждавших, что они могут свободно общаться с потусторонним миром и душами умерших, большинство составляли откровенные мошенники. Зачастую в погоне за деньгами медиумы и спириты проявляли столько ловкости и недюжинной изобретательности, что прославленным магам и иллюзионистам с мировыми именами оставалось только позавидовать…

В первой половине XVII в. в Венгрии, в балагане бродячих актеров, кочевала из города в город, с ярмарки на ярмарку семья Грец. Ее глава, Миклош Грец, был неплохим иллюзионистом, и его фокусы неизменно имели успех у разношерстной публики. Его жена Герда обладала даром чревовещания и, наряженная в бостоновый костюм, выступала как прорицательница с хрустальным шаром. Она ставила отдельный шатер, вешала в нем клетку с черным вороном, и начинала прием «клиентов».

Их сын – подросток Лайош – учился у отца искусству иллюзии, а у матери чревовещания. Часто его родителям приходилось «работать за всех» – выполнять любые номера: пантомиму, акробатические трюки, петь и плясать, жонглировать горящими факелами на потеху нетрезвой толпе.

Юноше тоже пришлось освоить и верховую езду, и жонглирование, научиться петь и прилично играть на разных музыкальных инструментах. Он стал отличным акробатом и мимом, но самое главное – прекрасным иллюзионистом и чревовещателем.

Спустя некоторое время Лайош осиротел, лишившись сначала отца, а затем и матери. Ни собственного дома, ни хозяйства, ни денег у молодого человека не имелось, и он остался в балагане бродячих актеров. Но Лайошем уже завладела мысль о создании собственного доходного промысла с использованием знаний, полученных от покойных родителей. Вскоре замысел созрел и оформился в его беспокойной голове авантюриста, и парень начал откладывать деньги, чтобы претворить его в жизнь.

Первое, что он сделал, – это, подобно матери, раскинул отдельный шатер и стал в костюме восточного мудреца и звездочета предсказывать желающим их судьбу, делая разные пассы руками над большим хрустальным шаром. Судьбу якобы предсказывал шар или какой-то дух, но на самом деле Лайош занимался чревовещанием. Доносившийся неизвестно откуда, похожий на загробный голос, мерцание шара при свете свечей, халат мудреца со звездами производили на публику большое впечатление. Скопив деньжат, молодой человек отправился к мастеру-кукольнику, рекомендованному хорошим знакомым.

– Мне нужна «мертвая голова», – в доверительной беседе за стаканчиком доброго вина признался мастеру Лайош. – Чтобы как настоящая человеческая и не ломалась при переездах. Это возможно?

– За деньги возможно даже невозможное, – весело рассмеялся мастер Янош. – Пожалуй, я смогу выполнить твой заказ. Однако работа обойдется не дешево.

– Главное, сделай, как прошу, а за деньгами я не постою!

– Хорошо, приезжай через два месяца…

В назначенный срок чревовещатель вновь появился в доме кукольника, и тот с гордостью показал ему свое творение. Даже Лайоша, прекрасно знавшего, чего ожидать, невольно заставил вздрогнуть вид «мертвой головы».

– Каково? – довольный произведенным эффектом, спросил Янош. – Все, как ты хотел. Я купил деревянную болванку у шляпника и на ее основе, из одного мне известного состава с воском вылепил голову. Расчесал паклю, подкрасил, вот и волосы. А глаза стеклянные, сделаны в Италии, скорее всего, в Венеции, их я добыл у изготовителя чучел. Забирая голову помни: не позволяй рассматривать ее вблизи. Лучше на расстоянии, в полумраке.

– Так и будет, – заверил чревовещатель…

У другого мастера он заказал красивый футляр для головы, выложенный внутри темным бархатом, а у портного сшил подобающий костюм. Дополнили наряд новые сапоги и шляпа с пером. И началась работа.

Теперь Лайош ездил по ярмаркам один, расставшись с труппой бродячих актеров. Помощников у него тоже не было – он опасался, что могут выведать его секреты. Нанять пару бездельников за мелкую монету, чтобы они доставили шатер, не представляло сложности. Народ валил валом, желая получить предсказание судьбы от духов, которые вызывала «мертвая голова» по приказу своего хозяина.

Вскоре о Лайоше Греце пошла слава как о знаменитом медиуме. Его стали приглашать устроители крупных богатых ярмарок, звали в дома состоятельных горожан и купцов, а потом и в имения помещиков. Доходы росли.

– Все недолговечно, сын мой, – сказал однажды Лайошу случайный попутчик в монашеской рясе. – Чем выше взбираешься, тем больнее падать. Вас ждет, молодой человек, неожиданная и странная участь.

– Предсказывать судьбу – моя специальность, – улыбнулся чревовещатель и фокусник.

– Вы только делаете вид, что предсказываете, – покачал головой монах. – Но даже собственное будущее скрыто от вас!..

Как свидетельствуют исторические хроники, в 1735 году Лайош Грец отправился на богатую ярмарку в Сегеде, надеясь там значительно пополнить свои капиталы.

Привычно раскинув шатер, он завесил его полотняные стены толстыми коврами, – ради заработка пришлось разориться и приобрести у восточных купцов сразу три, – поставил на отдельный столик подальше от входа «мертвую голову», зажег пару тонких свечей, едва разгонявших сумрак, и приказал нанятому зазывале начинать.

– В этом шатре за приличное вознаграждение, – зычно заорал зазывала, – вызовут любого духа, который войдет в мертвую голову и предскажет будущее, ответив на вопросы медиума! Поспешайте, добрые господа!.

Как всегда, «номер» Греца имел успех, и Лайош по вечерам радостно подсчитывал выручку. Если так дело пойдет и дальше, то при разумной экономии через несколько лет он сможет купить себе дворянскую грамоту и небольшое имение. Правда, придется сменить имя, чтобы не узнали «знаменитого медиума». Но что делать?

На четвертый день ярмарки в шатер чревовещателя ввалились два здоровенных детины с ятаганами за поясами.

– Пошли! – Один схватил Лайоша за плечо. – Давай живей! Тебя хочет видеть князь Мартоши.

Они почти выволокли Греца из шатра и поставили перед запряженной парой гнедых коляской, в которой сидел сам князь, положив руки на эфес стоявшей у него между колен богато изукрашенной сабли.

– Слушай, как тебя там, – обратился магнат к медиуму. – Я хочу, чтобы ты показал свою голову в моем имении. Соберутся гости, надо их развлечь, а может быть, кого-то и напугать. «Не соглашайся!» – сказал сам себе медиум, слышавший, что князь славился не только огромным богатством, но и самодурством. Однако жажда наживы победила.

– Получишь кошель серебра! – прельщал Мартоши.

Кошель серебра?! Огромные деньги, и можно получить их в один день, не мотаясь по ярмаркам. Грец не устоял.

– Хорошо, приеду когда скажете.

– Сейчас. Эй, помоги ему собрать барахло! – хлопнул в ладоши магнат, и дюжие слуги бросились выполнять приказ.

Такого поворота событий Грец не ожидал, но отступать уже некуда, да и не дадут. Через час или полтора он уже был в имении князя, похожем на дворец короля и одновременно на замок рыцаря. Лайоша отвели на кухню, до отвала накормили прекрасно приготовленным мясом и дали большой кувшин хорошего вина из княжеских подвалов. Потом повели в зал.

Там собрались многочисленные гости магната. Мартоши подкрутил седеющий ус и приказал:

– Ну, начинай сеанс. Пусть твоя голова вызывает духов, каких захотят мои гости.

– Сейчас невозможно, – сделал слабую попытку выкрутиться медиум. – Еще слишком светло, а духи не привыкли появляться столь рано.

– Пусть появятся, – грозно прорычал князь. – Я плачу!

Он небрежным жестом бросил к ногам помертвевшего от страха Греца тяжелый кожаный кошель, зазвеневший серебром. Однако Лайошу уже стало не до денег. Все рушилось!

– Но еще так светло… – начал он.

– У духов есть часы? – недобро прищурился хозяин. – Хорошо, мы найдем темное место! Пошли в мой винный подвал.

В подвале, пока медиум приготовлялся к действу, князь развлекал гостей рассказами о войне с турками. Потом он приказал подать всем вина. Поднесли и Лайошу, заставив выпить до дна.

Наконец, при тусклом свете двух фонарей, Грец начал представление. Он надеялся, что все пройдет благополучно, поскольку хозяин и гости прилично выпили. Однако он не учел коварства старых вин, – в середине сеанса Лайош уже и лыка не вязал. Князь рассердился и подошел ближе:

– Твоя голова тоже пьяна? – Он схватил изделие кукольника за волосы из пакли и поднял. О Мартоши не зря говорили, что он не робкого десятка. – Э-э, да это кукла! Ах ты мошенник! Повесить его!

Медиум упал князю в ноги, вымаливая прощение, отказываясь от денег, только бы сохранить жизнь.

– Хорошо, – усмехнулся хозяин. – Тебя посадят на кол!

Греца потащили во двор – и он уже терял сознание от страха, когда слуга передал волю князя: дать плетей и выгнать вон! Но когда побитый и не до конца протрезвевший медиум бежал прочь от имения, его нагнали двое верховых, связали руки и потащили к Мартоши.

– Я передумал, – сказал князь. – Ты останешься жить в имении и станешь развлекать меня, когда скучно. Теперь ты – мой шут!

И тут Лайош невольно вспомнил незнакомого монаха и его слова. Вот кто действительно мог предсказывать судьбу, а ему это не дано.

С той поры знаменитый медиум исчез, и о нем ходили разные слухи, вплоть до того, что черти утащили его в ад! Но никто не мог догадаться, что популярный предсказатель служит шутом у магната Мартоши…

Две могилы великого мореплавателя

Славу первооткрывателей нового континента многие историки и географы смело отдают викингам, еще в древности прозванным «волками морей», кельтам, баскам и даже китайцам и японцам.

Но нас сейчас интересует Колумб, и лучше поговорим о том, все ли тайны великого мореплавателя нам известны.

Прекрасным солнечным днем 1451 года счастливая мать спускалась по ступеням церкви, где только что окрестили ее новорожденного младенца и нарекли его в честь святого Христофора. Вертевшаяся рядом с церковью увешенная монистами цыганка резво подскочила поближе и привычно затараторила:

– Дай монету! Всю правду тебе расскажу.

– А-а, поди прочь, все вы так говорите. Если бы ты действительно все знала, то тебе было бы ведомо, что последние деньги я оставила в храме.

– Хорошо, ты сама найдешь меня потом и отблагодаришь. Знаешь ли ты, кого несешь на руках? Будущего великого мореплавателя, который откроет новые неведомые земли, и его имя останется в памяти народов навечно.

– Спасибо тебе на добром слове. Пусть сам Иисус и Пресвятая Дева Мария помогают моему сыну во всех делах и сохраняют в опасных плаваниях.

– Он проживет довольно долгую жизнь, полную приключений, а после его кончины выяснится, что даже сама смерть твоего сына окутана удивительной тайной, – не унималась цыганка.

– Тайной?

Христофор Колумб, две могилы которого находятся в разных частях света

– Да, тайной! Его похоронят в двух разных частях света.

– Что ты говоришь такое, богохульница?!

– Ты можешь этого и не увидеть, зато весь мир будет знать об этом. Прощай.

И цыганка, быстро сбежав по ступеням храма, затерялась в пестрой толпе, оставив мать с младенцем на руках в полном недоумении…

В то время Италия не была единым государством, а представляла собой целый ряд самостоятельных королевств и герцогств. Уже успевший вдоволь хлебнуть морской соли и получивший большой опыт кораблевождения, Христофор Колумб, или, как его еще называли, Кристобаль Колон, прекрасно понимал, что ни одно из этих королевств или герцогств не сможет помочь ему снарядить дотоле небывалую экспедицию.

– Земля – это невообразимо огромный шар, – утверждал Колумб. – Поэтому короткий путь в богатую Индию можно найти, отплыв на запад.

Ему не верили. Многие за спиной Христофора вертели пальцем у виска, считая его сумасшедшим. Все знали только один путь на Восток – вокруг Африки. Мореплаватель попытался добиться помощи и поддержки в Португальском королевстве, однако португальцы выдвинули ряд неприемлемых для него условий, и Колумб отправился в Испанию.

С превеликими трудами ему удалось добиться аудиенции у королевы Изабеллы Кастильской. Воодушевленная победами над маврами, Изабелла обещала помощь известному капитану, что как нельзя лучше устраивало мореплавателя: наконец-то его не посчитали сумасшедшим!

Неожиданно возникли новые трудности: никто из моряков и опытных капитанов не хотел плыть в неизвестность, неведомо куда, где, по их мнению, кончался мир. И плоская земля обрывалась в преисподнюю. К тому же во всех портовых тавернах стали шептаться о пророчестве, сделанном при рождении Колумбу.

– Как обычный человек может иметь сразу две могилы, да еще в разных частях света? Это капитан дьявола, вот пусть дьявол, которому он служит, и плывет с ним на край света.

Колумб принял неожиданное решение: с разрешения королевы он вербовал матросами на свои суда приговоренных на длительные сроки и к смертной казни преступников.

– Я обещаю вам именем Изабеллы Кастильской полное прощение по возвращении из плавания. Никто не знает, что ждет нас впереди, а здесь вы сгниете в тюрьме или попадете в руки палача.

– А ты сам? – интересовались приговоренные.

– Я иду на флагманском корабле, – твердо отвечал Христофор…

3 августа 1492 года из порта Палос вышла небольшая эскадра: «Нинья», «Пинта» и «Санта-Мария». Они взяли курс туда, где садится солнце, – на запад…

Более двух месяцев каравеллы Колумба шли на запад. Наконец, 12 октября 1492 года корабли отважного мореплавателя пристали к берегам острова, названного Колумбом Сан-Сальвадор.

– Вот она, обетованная земля Индии, – вскричал Христофор.

Вскоре им были обнаружены цветущая Куба и многие другие острова.

Местные жители, которых Колумб называл индейцами, относились к приплывшим из-за океана вполне доброжелательно.

– Объявляю эти земли собственностью испанской короны! – торжественно провозгласил Христофор Колумб и воткнул в прибрежный песок знамя Кастилии.

Теперь команды уже не жалели, что вышли в плавание с капитаном дьявола.

Спустя несколько лет выяснилось, что Колумб открыл большие острова, которые лежат вблизи нового, не известного европейцам материка. Но сам великий мореплаватель так никогда и не узнал, что открыл новый континент. Он с триумфом вернулся в Испанию.

– Рад сообщить вам, Ваше Величество, что путь в Индию мной проложен! Он значительно удобнее и проще, чем плавание вокруг Африки.

– Богаты ли новые земли? – поинтересовалась королева.

– О, весьма, Ваше Величество.

– Мы жалуем вам титул «адмирала Моря-Океана». Снаряжайте новую экспедицию, адмирал.

Теперь к берегам Новой Земли адмирал Колумб повел уже семнадцать кораблей, и их экипажи состояли не из каторжников.

К несчастью Колумба, золота, которого так жаждали испанские монархи в открытых великим мореплавателем землях, нашлось немного. Это вызвало недовольство в Испании, очень рассчитывавшей поправить свои финансы за счет Вест-Индии, как уже успели окрестить райские острова.

Но Колумб ничего не замечал. Он увлеченно наносил на карту дотоле неведомые берега и пытался устроить на новых землях колонию.

Между тем в Европу, в королевский дворец «доброжелателей», регулярно посылали доносы на адмирала. Сначала на них не обращали внимания, но когда их набралась целая пачка, решили принять самые серьезные меры к Христофору Колумбу.

– Вы арестованы, адмирал, – сказал Колумбу королевский чиновник, – отдайте вашу шпагу!

Адмирала «Моря-Океана» как последнего каторжника заковали в кандалы и отправили в Испанию. Недоброжелатели торжествовали. Однако Колумбу удалось оправдаться перед королевой и доказать свою невиновность.

Он упорно продолжал исследовать открытые им земли, по-прежнему думая, что это – Индия. Адмирал вместе с матросами тяжело болел неведомыми болезнями, горел в лихорадке, терял суда при страшных штормах в Атлантике. В конце концов, больной и изможденный, он вернулся в Испанию и вскоре умер.

Его кончину постарались не заметить. Как гласит легенда, перед смертью адмирал попросил:

– Положите мне в гроб кандалы, в которых меня привезли в Испанию.

Где же похоронен Колумб? Испанцы утверждают, что в Севилье. Вот тут-то и начинается самое интересное и возникает стародавняя тайна…

Неужели права цыганка, сделавшая свое странное пророчество младенцу Христофору солнечным днем 1451 года на ступенях одного из храмов Генуи?

Днем открытия Америки считается 12 октября 1492 года, когда корабли Колумба впервые подошли к ее берегам. Когда справляли, пышно и торжественно, пятисотлетие со дня открытия Нового Света, разгорелся жаркий спор.

Испанцы с пеной у рта доказывали, что прах адмирала покоится в земле Севильи. В свою очередь жители острова Гаити уверены, что останки великого мореплавателя захоронены в столице Доминиканской Республики Санто-Доминго. Как это ни странно и ни удивительно, госпожа Судьба выкинула здесь свою очередную шутку и правы обе стороны!

Профессор Хосе де ла Пенья-и-Камарро совершенно точно установил, что с XVI по XVIII в. могила великого мореплавателя находилась в доме священника кафедрального собора Санто-Доминго.

Позднее, когда ученые начали раскопки захоронения Колумба, испанцы решили:

– Фактически это наш национальный герой, и его прах должен находиться на священной земле Испании!

О том, как адмирала привезли туда в кандалах, никто уже давно не вспоминал: куда приятнее вспоминать о приоритете открытия Нового Света.

И тогда они украли часть праха знаменитого мореплавателя и тайком увезли к себе на родину, торжественно захоронив в Севилье. Так у адмирала «Моря-Океана» и первооткрывателя новых земель оказалось две могилы в разных частях света.

Ну как здесь не вспомнить пророчество цыганки, сделанное еще полтысячи лет назад? Значит, ее устами говорила с матерью младенца Христофора сама госпожа Фортуна.

Цветочное безумие

Первые сведения о тюльпанах дошли до нас из Персии. Там этот цветок получил название «Дюльбаш» – «турецкая чалма» (тюрбан). Персидские поэты считали, что с тюльпаном не может сравниться даже роза.

В Западную Европу этот цветок попал в 1559 году. Посол при турецком дворе прислал несколько луковиц, и в доме сенатора Герварта впервые можно было полюбоваться цветущими тюльпанами. А через шесть лет они появились в саду знаменитых богачей Фуггеров. Вскоре тюльпаны разошлись по всей Европе. Известный ученый Карл Клузиус с увлечением собирал все известные в то время их сорта. По его примеру венские богачи за огромные деньги выписывали из Турции луковицы тюльпанов, страшно завидуя тем, кому удалось заполучить наиболее редкие.

Бранденбургский курфюрст Фридрих-Вильгельм собрал 216 сортов тюльпанов. Составленный по его приказу альбом, содержащий 71 рисунок наиболее оригинальных из них, с 1661 года хранится в публичной библиотеке Берлина. Маркграф Баден-Дурлаха в 1740 году собрал 360 сортов, а коллекция графа Паппенгейма, по словам современников, насчитывала до 500 различных тюльпанов.

Тюльпаны – цветы, из-за которых обманывали, крали, убивали

Новым сортам давались имена коронованных особ, других выдающихся лиц и городов. Любителями тюльпанов были также Ришелье, Вольтер, маршал Бирон, император Франц II и многие другие. Людовик XVIII, несмотря на болезнь, приказывал переносить себя из Сен-Клу в сады Севра, чтобы иметь возможность любоваться цветущими там тюльпанами. В Версале устраивались тюльпанные праздники, на которые собирались все знаменитые поклонники этих цветов, за лучшие экземпляры выдавались ценные призы.

Увлечение тюльпанами в Голландии вошло в историю под названием «тюльпаномания». Расчетливые голландцы, заметив интерес европейцев к этому цветку, стали выводить как можно больше новых сортов, и торговля луковицами оказалась столь прибыльной, что в нее оказалось вовлечено почти все население. Луковицы скупались даже в соседних странах. Образовалась своеобразная тюльпанная биржа. В особые дни в специально отведенных местах собирались продавцы и покупатели. Здесь встречались богачи и бедняки, знать и простые ремесленники, купцы и слуги. На еще не выведенные новые сорта выдавались расписки, которые продавались и перепродавались с большой выгодой. Можно было случайно приобрести действительно редкий и ценный сорт и сказочно обогатиться. Каждый такой случай громко обсуждался, спекулянты преподносили его как закономерное явление, и в сферу торговли луковицами и расписками вовлекались все новые и новые участники. Количество расписок достигало 10 миллионов. Попутно состояние наживали торговцы деревянными ящиками и глиняными горшками. В голландских городских хрониках рассказывается, что за возможность приобрести тюльпаны закладывались земли, дома, стада, фамильные драгоценности, домашний скарб и многое другое. За одну луковицу платили несколько тысяч гульденов. За луковицу сорта «Вице-король» было заплачено: 24 четверти пшеницы, 48 четвертей ржи, 4 жирных быка, 8 свиней, 12 овец, 2 бочки вина, 4 бочки пива, 2 бочки масла, 4 пуда сыра, связка платья и один серебряный кубок. В музее Амстердама до сих пор хранится плита с надписью о том, что в 1634 году два каменных дома были приобретены за три луковицы тюльпана.

Все трактиры, кабаки и другие подобные заведения также превратились в «филиалы» бирж, где удачные сделки часто заканчивались грандиозными пирами. В крупных городах Гарлеме, Лейдене и других назначались огромные (до нескольких сотен тысяч гульденов) премии за выведение сорта тюльпана определенного размера или цвета. В торжествах по случаю выведения черного тюльпана принимал участие сам Вильгельм Оранский. За кражу или повреждение луковицы можно было получить тюремный срок.

Наконец, голландское правительство решило вмешаться и положить конец этому безумию. 27 апреля 1637 года Генеральные штаты приняли закон, признающий сделки по луковицам тюльпанов вредными и назначающий наказание за спекуляцию ими. Постепенно биржевая игра на цветах сошла на нет. Однако мода на тюльпаны сохранилась. Их изображали на различных тканях, даже на знаменитых брабантских кружевах. Образовались целые школы рисования цветов. Французские поэты сравнивали тюльпан с прелестной девушкой, повелительницей сердец, а вот у немцев этот цветок стал эмблемой пустой, внешней красоты. В Англии тюльпан – место жительства фей и эльфов.

Существуют легенды о том, что желтый европейский тюльпан является вместилищем человеческого счастья.

Пророчество святого Георга

Церковные книги, записи торговых домов и архивы королевского двора свидетельствуют, что в самом конце далекого XIV в., в 1400 году, в доброй старой Англии жил молодой и весьма предприимчивый купец Джон Виттингтон. Он занимался торговыми делами вместе с главой семейной фирмы – своим отцом Джоном Виттингтоном-старшим.

Особого богатства отец и сын при всем усердии не нажили, однако и нужда обходила их дом стороной.

Ближе к весне 1400 года Джон поспешил уведомить отца о затеваемом им новом, довольно рискованном предприятии. При удаче оно сулило немалую прибыль.

– Все уже окончательно решено, – возбужденно расхаживая по комнате, говорил старику Джон. – Старый банкир Берджис тоже согласился рискнуть и дает нам кредит. Со мной в равной доле Патрик Вест. Ты его хорошо знаешь: он зять Джорджа Алистера. Мы снаряжаем два корабля и вскоре отплываем. Опытных капитанов и надежные посудины я уже приглядел. Надеюсь, примерно за год мы непременно обернемся.

Примерно такие коты и кошки спасли африканское царство и прославили Виттингтонов

– Куда же вы, позвольте узнать, собрались плыть? – ехидно поинтересовался Виттингтон-старший, ласково поглаживая уютно устроившегося у него на коленях большого серого кота.

– В Африку, – жадно глотнув из кружки воды, чтобы промочить пересохшее от волнения горло, ответил сын. – Там слоновая кость, золото, чернокожие рабы и пряности. А главное – можно добыть рог носорога, из которого делают неимоверной стоимости лекарства.

– Да, но по дороге могут встретиться кровожадные пираты-мусульмане, которые обратят вас в рабов! Не забудь штормы и бури, а в самой Африке живут племена жутких дикарей – людоедов. Думаю, для успеха предприятия тебе обязательно нужно взять с собой наш семейный талисман!

Виттингтон-старший поднял жирного серого кота и ласково потрепал его за ушами. Кот недовольно жмурился и чуть слышно урчал.

– Что? Кошку? – Джон-младший едва удержался, чтобы не наговорить отцу дерзостей. Его неуемная страсть к этим вообще-то полезным зверькам давно сильно раздражала сына.

Молодому купцу очень не нравилось, что многочисленные коты и кошки свободно расхаживали по всему дому, везде противно пахло их едкой мочой – даже в столовой! – но отец словно ничего не замечал.

В ответ на любые упреки домочадцев он занудливо начинал уже в который раз рассказывать всем давно известное семейное предание о том, как одному из дальних предков Виттингтонов вдруг явился сам небесный покровитель Англии святой Георг, державший на руках серую кошку.

Якобы святой Георг подарил ее далекому предку английских купцов, твердо обещав при этом, что именно кошки принесут роду Виттингтонов богатство, громкие титулы и небывалое процветание. С тех пор традиционно в доме Виттингтонов держали множество котов и кошек, век за веком ожидая, когда же наконец наступить обещанное святым Георгом благоденствие.

И вот теперь отец навязывает до смерти надоевших кошек в дальнее и опасное путешествие? Ну уж нет!

– На кораблях есть свои коты, – попробовал отказаться Джон-младший. – Моряки держат их для охоты на корабельных крыс. Зачем еще кошки?

– Кошка не зря была любимым животным даже магометанского пророка, – назидательно поднял палец отец. – Корабельные коты пусть сами по себе, а ты возьми в корзине наших, домашних. Помнишь, как я рассказывал тебе о явлении нашему предку небесного покровителя Англии святого Георга?

– Да, прекрасно помню, – опасаясь, что старик сейчас воодушевится и снова заведет свою обычную нудную песню, быстро прервал его сын. Все равно упрямого отца не удастся переспорить и никак не переубедить. – Хорошо, я согласен!..

С наступлением весны корабли Виттингтона и Веста, тяжело нагруженные товарами для чернокожих дикарей, с попутным ветром отплыли в далекое и опасное путешествие. Джон-младший еще наивно надеялся обмануть отца, но старик сам принес на борт корабля корзинку с большим серым котом и кошкой.

– Чтобы им не было в плавании скучно, – игриво подмигнув сыну, объяснил он. – Дай вам Бог удачи и попутного ветра! Ну, отправляйтесь. Удачи, дети мои!

Ветер действительно был попутный, но иногда даже слишком сильный: однажды корабли попали в приличную бурю, и, когда она закончилась, Виттингтон нигде не обнаружил на горизонте парусов корабля Веста.

Дальше пришлось плыть в одиночестве. С досады и злости Джон хотел утопить ненавистных кошек, но они уже прижились на корабле и шастали где-то в трюме, охотясь на крыс.

– Что ж, пока вам повезло, – мысленно сказал кошкам Джон.

Счастливо избежав встречи с мусульманскими пиратами и при вполне благоприятной погоде с хорошим ветром корабль Джона Виттингтона-младшего благополучно добрался до берегов Центральной Африки.

Там его встретили высыпавшие на берег чернокожие воины, вооруженные длинными копьями. Они выглядели довольно воинственно в наброшенных на плечи плащах из неизвестного купцу материала, отороченных мехом леопарда. В руках воины держали щиты, туго обтянутые толстой, как броня, шкурой носорога.

– Не пора ли нам браться за оружие? – увидев ярко разрисованных белой и красной глиной вооруженных негров, мрачно спросил у купца капитан.

– Мы приехали мирно торговать, а не драться, – ответил Джон. – К тому же прикиньте, сколько их!

Он смело высадился на берег и пошел навстречу чернокожим воинам. Они окружили его, и Джон заговорил с ними, хотя не знал ни одного слова на местном наречии и даже плохо представлял, где они находятся.

Видно, сама удача милостиво решила во всем сопутствовать предприимчивому Виттингтону – человек ловкий и весьма обходительный, способный к изучению чужих языков, он сумел-таки договориться с местными чернокожими князьками. Даже вскоре добрался до тростникового дворца самого царя чернокожих и стал его почетным гостем.

Джон не скупился на разные мелкие подарки, направо и налево щедро раздавая бусы и небольшие металлические зеркальца, ножи и кресала для высекания огня, а царька ежедневно угощал вином, которое очень понравилось чернокожему властителю.

– Оставайся жить с нами, – однажды предложил Джону местный царек. – Ты говорил, что на твоей далекой родине часто холодно и можно иметь в доме только одну жену? Зато у нас тепло, земля родит богатый урожай, а красивых жен и наложниц я дам тебе столько, сколько ты захочешь! Тебе построят просторный дворец и наполнят большие амбары зерном, из которого можно делать крепкое пиво. Вот только одна беда.

   – Какая? – осторожно поинтересовался хитрый купец. – Что беспокоит тебя, царь?

– Мыши, – сокрушенно развел руками царек. – Они постоянно наносят нашим запасам большой урон. Мы не раз пробовали бороться с ними при помощи змей, но это мало помогает. Вот если бы…

И тут в голове Джона молнией пронеслись когда-то до смерти надоевшие рассказы отца о том, как их предку явился святой Георг с кошкой на руках и обещал роду Виттингтонов богатство и славу.

Господи помилуй, неужели все это и вправду теперь может сбыться? Неужели это не сказки и теперь щедрая судьба дает ему реальный шанс? Шанс разбогатеть, причем разбогатеть буквально на пустом месте?

– Подожди, я скоро вернусь. Кажется, у меня есть одно средство, которое непременно поможет тебе!

Купец быстро поднялся и со всех ног кинулся на берег: скорее к кораблю! Под недоуменными взглядами матросов и капитана он остервенело начал гоняться в трюме за серым котом и кошкой, то подманивая их, а то ругая последними бранными словами, когда зверьки от него ловко ускользали, спрятавшись в каких-то закоулках. Наконец весь исцарапанный, грязный, но счастливый Джон Виттингтон вернулся в тростниковый дворец царька, крепко прижимая к груди затянутую парусиной корзину.

– Вот! – Он торжественно протянул ее местному чернокожему властителю. – Прими от меня в дар.

Тот поднял парусину, увидел жмурившихся на солнце кошек и изумленно воскликнул:

– Это что, маленькие леопарды? Они могут уничтожать мышей?

– Да, конечно. Теперь эти звери принадлежат тебе, великий вождь. Испытай их.

Предлагая негру испытать своих кошек в деле, Джон абсолютно ничем не рисковал: мышей в царских амбарах развелось столько, что он и сам вполне мог бы поймать пару, хотя и не был котом, для этого стоило только наклониться или встать на четвереньки.

Слуги торжественно отнесли корзину в царские закрома, а чернокожий монарх со свитой и английский купец последовали за ними. Не успели выпустить из корзины кота и кошку, как они буквально в считаные минуты передушили минимум по дюжине мышей каждый.

– Удивительные создания! – восхищенно воскликнул местный царек. – И ты их мне даришь?

– Через год они размножатся в достаточном количестве, – твердо пообещал купец. – И станут надежно охранять все твои амбары от грызунов.

– Я не могу просто так принять столь драгоценный и редкий дар, – сказал чернокожий монарх, – и должен достойно отблагодарить тебя!

По его распоряжению на корабль Виттингтона слуги понесли золото и слоновые бивни, шкуры леопардов, антилоп, жирафов и других зверей, а сам царек подарил купцу горсть крупных алмазов, при виде которых Виттингтон просто задохнулся от счастья – неужели древнее пророчество сбывалось?..

В Англию Джон вернулся с гордостью и почетом. Его отец и вся семья были безмерно счастливы.

Расплатившись с банкиром Берджисом и отдав ему, согласно договору, долг пропавшего в море без вести бедного Патрика, удачливый купец поспешил с богатыми дарами в королевский дворец. Там ему пришлось во всех подробностях повторить свою невероятную историю приключений в Африке.

– Значит, бедняги чернокожие никогда не видели обычного живого кота? – весело рассмеялся король, откровенно любуясь подаренным ему крупным алмазом из Африки. – Весьма любопытно! И ты говоришь, что сам святой Георг, небесный покровитель нашей державы, когда-то обещал все это твоему дальнему предку? Что ж, так тому и быть! Не можем же мы нарушать обещания самого святого Георга.

И король повелел удивительную историю с кошками Виттингтона внести в хроники, а самого купца возвел в достоинство рыцаря и приказал:

– Пусть его дворянский герб украсит изображение кошки!

– О, Ваше Величество! – взмолился на коленях Джон-младший. – Умоляю, только не это!

– Почему же? – недоуменно спросил король. – Ведь она принесла тебе все?

– С детства я жутко ненавижу кошек, Ваше Величество, – честно признался купец.

Так было положено начало богатству и процветанию одной из самых богатых и древних фамилий в Англии, получившей позднее прозвание по названию своей торговой марки – «дом Виттингтонов».

А история с путешествием Джона в знойную Африку послужила основой для бесчисленного множества историй и сказок разных стран и народов…

Мастер и монахиня

Во всех энциклопедиях в числе знаменитых мастеров эпохи Возрождения имя фра Филиппо Липпи – он же Филиппо ди Томазо (1406–1460) – неизменно занимает почетное место. Выдающийся живописец из Флоренции писал картины на религиозные сюжеты. Впрочем, тогда практически не существовало иных, поэтому выбирать особенно не приходилось.

– Липпи всегда удается соединить, казалось бы, несовместимое, – сказал о нем однажды папа Пий II. – Его мадонны создают благочестивое настроение при большом реализме техники и колорите жизни. Он пишет живых, страстных женщин, но… они у него СВЯТЫЕ!

Особенно римская курия ценила работу Липпи над фресками в соборе Прато, где он написал житие святого Стефана в Смолетто.

Стоит сказать: маэстро Липпи был монахом, однако это не помешало ему прослыть одним из самых галантных кавалеров и страстных любовников…

Знаменитый флорентийский живописец Филиппо Липпи приехал в женский монастырь Санта-Маргарита, в городе Прато, ранним летним утром 1456 года. Прославленного мастера кисти, широко известного не только по всей Италии, но и далеко за ее пределами, встречала сама мать настоятельница монастыря. Она пребывала в отличном расположении духа, несказанно довольная тем, что великий маэстро, которого так ценил сам папа, согласился написать лик мадонны для алтаря монастырской капеллы. О подобной удаче – заполучить самого Липпи! – можно было только мечтать.

К немалому удивлению матери настоятельницы, ничего ранее не знавшей о мастере кисти, тот оказался… камерлитским монахом в возрасте примерно пятидесяти лет. Однако фра Липпи выглядел значительно моложе, был очень подвижен и энергичен, с его губ то и дело слетали остроумные шутки и тонкие, порой двусмысленные замечания.

– Мы отвели вам удобную келью и приготовили время для работы, – сияя от удовольствия, что ей все так прекрасно удалось устроить, сообщила дорогому гостю настоятельница. И, доверительно понизив голос, добавила: – У нас прекрасная кухня и даже есть свой винный погребок.

– Прекрасно, матушка, – оживленно потер руки художник. – Пожалуй, сегодня я отведаю качество вашей стряпни и воздам должное винам из погребка, а завтра осмотрю капеллу, затем, помолившись, начну работать.

Настоятельница с почтением проводила маэстро до дверей отведенной ему кельи и отправилась к себе, переполненная светлой радостью. Наконец-то ее заветная мечта сбылась! Сам учитель уже признанного великим маэстро Боттичелли напишет для капеллы их монастыря лик мадонны с младенцем.

На следующий день Липпи осмотрел капеллу, отдохнул и приступил к работе. Мать настоятельница не могла нарадоваться: художник не покладая рук трудился с раннего утра до позднего вечера. Он даже потребовал, чтобы обед и ужин приносили к нему прямо в мастерскую, дабы не терять зря времени на посещение трапезной. Такими стараниями прославленного мастера настоятельница осталась весьма довольна.

Но на следующее утро Липпи пришел к ней с озабоченным видом.

Аббатиса приняла его ласково и уважительно. Видя хмурое лицо маэстро, она поспешила поинтересоваться:

– Что-нибудь не так? Что стряслось, уважаемый мастер, чем вы недовольны или обеспокоены?

– Возникли некоторые сложности в работе, – глядя в открытое настежь окно, на проходивших по двору монахинь, мрачно сообщил фра Филиппо.

– Сложности? – Мать настоятельница даже задохнулась от волнения и прижала руки к пышной груди, стараясь умерить бешено забившееся сердце.

Боже, неужели ее заветной мечте не суждено сбыться, неужели в капелле монастыря Санта-Маргарита не воссияет написанный знаменитым мастером лик Пресвятой Девы?! Нет, такого допустить ни в коем случае нельзя. Опять же как возрастут доходы монастыря без новой мадонны?

«Мадонна с Младенцем и ангелами» работы Филиппо Липпи

– Что я могу сделать для вас? – спросила мать настоятельница, преданно глядя на маэстро.

– Нужна натурщица, – развел руками Липпи. – Знаете ли, матушка, довольно трудно рисовать мадонну, не имея перед глазами живой натуры. Ну, без младенца мы обойдемся, но надо найти какую-нибудь подходящую монахиню.

– Господи, и только-то? – с явным облегчением рассмеялась настоятельница. – Даю вам право выбрать в качестве натурщицы любую из монахинь монастыря! Все они в полном вашем распоряжении, дорогой маэстро.

– Отлично, – прищелкнул пальцами Липпи, – как мы это сделаем и, главное, когда?

– Можно не откладывать, – заверила аббатиса. – Я по очереди или по нескольку монахинь буду приглашать в часовню, а вы выбирайте ту, что придется по вкусу.

– Хорошо, – охотно согласился художник. – Так и сделаем. Но учтите: пожилые женщины и старухи для наших целей не подходят.

– Я понимаю! – благоговейно подняла глаза к потолку настоятельница.

Она выполнила все свои обещания, и художник получил возможность придирчиво осмотреть молодых монахинь и послушниц монастыря. Свой выбор фра Липпи остановил на молодой монахине Лукреции Бути, происходившей из состоятельной и добропорядочной семьи. Девушка была молода и очень хороша собой. Над высоким чистым лбом монашки вились светлые пряди, глаза сияли голубыми сапфирами, губы казались спелой малиной, а румянцу могла позавидовать сама заря.

При этом Лукреция обладала прекрасной фигурой, зубы ее сияли, словно морские жемчужины, а голос звенел колокольчиком. Сколько мужских сердец могла бы покорить она, если бы не находилась взаперти за стенами монастыря.

– Мне подойдет вот эта, – показал на Бути маэстро. – Хорошая модель для работы.

– Рада услужить вам, – поклонилась мастеру настоятельница…

На следующий день, рано утром, Лукреция отправилась не на общую молитву с сестрами, а в мастерскую художника, чтобы позировать ему для картины «Мадонна с младенцем». Так распорядилась настоятельница.

Вскоре к дверям мастерской Липпи стали приносить уже два прибора и две порции завтрака, обеда и ужина. Аббатиса только тихо радовалась:

– Маэстро торопится выполнить заказ. Не стоит мешать ему, сестры! Я сурово накажу каждую, кто вздумает подглядывать или подслушивать у дверей!

Конечно, настоятельница понимала, почему фра Липпи так торопился. Все просто: деньги! Монастырь платил ему большую сумму за работу, а впереди прославленного маэстро наверняка уже ждали новые выгодные заказы. Вот и весь секрет, люди алчны, и великие художники, к несчастью, тоже ввергают свою бессмертную душу в пучину низкого земного греха!

Вскоре Филиппо представил обитательницам монастыря готовую картину. Все без труда сразу узнали в образе невыразимо прекрасной мадонны, державшей на коленях пухлого младенца Иисуса, знакомые черты Лукреции Бути. У мадонны были те же большие выразительные глаза. Полные ласковой печали, светлые вьющиеся локоны и загадочная улыбка на чуть припухших алых губах.

Казалось, женщина, изображенная на картине, знает нечто, о чем предпочитает умолчать.

– У мадонны Липпи слишком земная и плотская красота, – шептались монашки. – Поглядите, какие чувственные губы, они словно ждут греховного сладострастного поцелуя!

– М-да, – пробормотала настоятельница. – На картине Лукреция выглядит не как невинная девушка, а как женщина, познавшая прелести любви.

Однако, как бы там ни было, картина, как и другие произведения прославленного мастера, производила на зрителей сильное, неизгладимое впечатление. Признанный мастер, Липпи всегда отличался тонкостью рисунка, подбирая удивительную гармонию красок. Поэтому настоятельница, не торгуясь, заплатила за работу, и маэстро практически немедленно покинул обитель Санта-Маргарита…

Следующий день выдался в монастыре на редкость суматошным: прослышав о новом образе святой мадонны, написанном самим знаменитым Филиппо Липпи, народ из Прато валом повалил в монастырь, и щедрые пожертвования верующих, к несказанной радости настоятельницы, начали быстро пополнять монастырскую казну.

Свой удар коварная Судьба приберегла до тихого вечера, когда усталая и очень довольная мать настоятельница отмачивала гудевшие от усталости ноги в большой деревянной лохани с прохладной водой, в которую заботливые монахини добавили немного винного уксуса. Неожиданно в ее келью без стука вошла одна из старших сестер и молча распростерлась ниц перед висевшим на стене распятием.

– В чем твой грех, сестра? – лениво и благодушно спросила настоятельница: сегодня выдался удачный денек, и ей совсем не хотелось кого-то сурово наказывать.

– Случилось несчастье! – глухо ответила монахиня.

– Кто-то умер? – насторожилась аббатиса. – Или паломники передавили друг друга в толпе?

– Нет, матушка. После вечерней молитвы мы не смогли найти сестру Лукрецию.

– Что? – задохнулась настоятельница, невольно схватившись за грудь.

Ее мозг молнией пронзила страшная догадка: Лукреция родом из Флоренции и художник Липпи тоже! Неужели она сбежала с маэстро? Видно, не зря о нем ходят слухи, что он далеко не промах по женской части. Но она, приглашая его в свою обитель, не хотела в это верить: разве способен ловелас писать божественные лики мадонн? Боже, какой скандал, какой грандиозный скандал!

Мать настоятельница не ошиблась в своих предположениях: вскоре действительно разразился ужасающий скандал. Как ни старались скрыть исчезновение из монастыря юной монахини, это не удалось. Вскоре в обители Санта-Маргарита появился разъяренный, как бешеный бык, примчавшийся из Флоренции отец Лукреции, Франческо Бути, полный справедливого гнева и негодования.

– Где моя дочь? – гремел под сводами старого монастыря его голос. – Что вы сделали с ней?

– Мы ее ищем, сеньор, – пыталась успокоить его настоятельница.

– Ищете? – издевательски переспросил Бути. – Вот как?! Я доверил вам самое дорогое, свое дитя, а вы? Даже за стенами монастыря не смогли уберечь ее от этого!

Догнать сбежавших любовников не удалось, хотя за ними отрядили погоню. Сначала они скрывались во Франции, где маэстро легко находил выгодные заказы, поскольку слава о его уникальной кисти бежала далеко впереди мастера. Затем Лукреция и Филиппо, который все чаще стал именовать себя синьором ди Томазо, перебрались в Швейцарию, где власть католической церкви была значительно слабее.

Синьор Франческо Бути писал дочери полные отчаяния и угроз письма, заклиная ее отрешиться от греховной любви к художнику, который намного старше ее и, по сравнению с ее юной красотой, просто увядший старик, изрядно потрепанный жизнью.

– Я ни за что не вернусь в монастырь, – отвечала ему дочь. – Для меня лучше смерть, чем разлука с Филиппо!

– Вернись, – умолял отец.

– Нет, – твердо отвечала дочь.

Настоятельница монастыря Санта-Маргарита из Прато просто боялась показаться на людях, особенно после того, как стало известно, что в 1457 году Лукреция родила сына, которого в честь отца назвали Филиппино. Узнав об этом, папа Пий II (известный в свое время в миру как Эней Сильвио Пикколомини, историк и гуманист), только тонко усмехнулся:

– Чувственный зов плоти художника часто сильнее веры.

– Это соблазны дьявола, Ваше Святейшество, – наклонился к креслу, в котором сидел папа, один из кардиналов.

– Его кистью водит сам Бог, а не дьявол, – резко отрезал Пий II, давно очарованный искусством великого живописца, продолжавшего плодотворно творить, став женатым человеком.

Спустя несколько лет скандал утих и вроде бы все стали забывать про Лукрецию и ее знаменитого мужа, но тут Флоренцию и Рим всколыхнуло новое известие. У четы родилась дочь, получившая имя Александра.

Тогда художник решился обратиться лично к папе, умоляя его разрешить ему и его невенчанной жене снять с себя монашеский сан. И папа Пий II пошел навстречу мольбам великого художника.

– Полагаю, сутана только сковывает его творчество. Она мешает счастливой семейной жизни, – мудро решил он. – Иногда мне кажется, что, уйдя в мир, Филиппо станет только ближе к Богу!

С разрешения Рима Лукреция и Филиппо сняли сутаны и стали мирскими людьми, а заключив брак, они сделали своих детей законнорожденными. Филиппо Липпи ди Томазо написал еще множество дивных картин, а его сын Филиппино, унаследовавший талант отца, сначала был учеником Сандро Боттичелли, а позднее сам стал знаменитым художником.

Так закончилась любопытная история роковой страсти мастера фра Липпи, похитившего мадонну из обители Санта-Маргарита.

Султанша-венецианка

В феврале 1576 года небольшая флотилия под флагами Светлейшей Венецианской республики сопровождала синьора Баффо на Корфу, губернатором которого он должен был стать по повелению дожа. В те времена путешествие по Адриатическому морю было очень опасным. Турецкие корсары подстерегали европейские суда, захватывали в жестоком бою груз, убивали или обращали в рабство команду и пассажиров.

Синьор Баффо не зря был назначен на столь ответственную должность. Справиться с постоянной угрозой турецкого вторжения на остров и с беспорядком в его управлении мог только такой энергичный, храбрый и рассудительный человек. Единственной его слабостью была безграничная любовь к дочери.

Вот уже несколько лет подряд вспоминал синьор Баффо странный случай, произошедший с ним на карнавале в Венеции. Как известно, в это время Венецианского карнавала жителям и гостям города можно было, не опасаясь дожа или инквизиции, веселиться и развлекаться, как хочется: все в масках, узнать никого невозможно. Какая-то старуха, лица которой, естественно, не было видно, предсказала, что его дочь будет царицей, заявив: «Дож обручается с морем, бросая в него перстень, а дочь твоя обручится с царем, когда ты будешь брошен в море!» Но это была не единственная странная встреча. Через три года, когда в Венецианской республике свирепствовала чума, старуха снова оказалась на пути синьора Баффо и произнесла, указав на девочку: «Будет царицей!» После чего исчезла в толпе. А перед самым отправлением на Корфу старуха появилась в третий раз и, произнеся ту же фразу, исчезла. Шестнадцатилетняя девушка верила в эти предсказания гораздо меньше отца и посмеивалась над его опасениями и настороженностью.

Вскоре капитан предупредил синьора Баффо о том, что вдали показались турецкие паруса и девушке и ее служанкам лучше спуститься вниз. Через некоторое время выяснилось, что паруса принадлежат пиратскому судну и столкновение с противником неизбежно. Отец, ничего не скрывая, предупредил дочь об опасности. Она ответила, что верит в защиту святого Марка и надеется на победу, но, если Бог позволит злодеям восторжествовать, она с радостью умрет от руки отца.

Все усилия капитана с помощью сложных маневров избежать боя оказались напрасными, и на рассвете корсары догнали судно. После двухчасового боя многие венецианцы оказались ранеными или убитыми. Убит был и синьор Баффо, так и не успевший спасти дочь от плена и позора. Сама девушка тоже не нашла в себе сил покончить с собой и оказалась самой желанной частью захваченных корсарами сокровищ.

Одно из помещений гарема во дворце Топкапи

Через несколько месяцев она предстала во всей красе перед султаном Мурадом III, внуком Сулеймана I. Говорят, он был потрясен красотой девушки, забросив ради нее всех других одалисок.

Дочь синьора Баффо приняла ислам и решила забыть о прошлом, устроившись на новом месте как можно лучше. Султан был рад исполнять любые ее капризы. Причем ей ни разу не пришло в голову как-то облегчить судьбу своей далекой родины, с которой постоянно воевал Мурад III.

Среди обитательниц гарема, боявшихся и ненавидевших Баффо, пошли слухи о том, что она колдунья. Вспомнили бабушку нынешнего султана, Роксолану, которая с помощью злых духов очаровала Сулеймана I.

Вскоре Мурад III стал задумываться, нет ли действительно в его страсти к венецианке чего-то сверхъестественного. Однако, подвергнув пыткам ее служанок и ничего не добившись от них, он, заглаживая вину перед Баффо, сделал ее настоящей царицей. Так сбылось предсказание неизвестной старухи.

Баффо умела угадывать желания султана, идеально подлаживалась под его характер и использовала в своих интересах его слабости. Зная, например, о скупости своего повелителя, она предложила существенно сократить количество одалисок, заменить ценные подарки и денежные награды чиновникам устными поощрениями. Плоды и цветы из садов сераля продавались частным лицам, а деньги шли в казну. Были упразднены многие должности, а жалованье войскам уменьшено.

Несмотря на общий ропот и недовольство, Баффо удалось сохранить свое влияние при дворе и после смерти Мурада III. Ее сын, Мехмед III, стал во всем следовать ее советам. Свое восшествие на престол он ознаменовал тем, что приказал удавить девятнадцать сыновей своего отца. Все управление государством венецианка взяла в свои руки, пользуясь тем, что сыну были гораздо интереснее пиры и развлечения в гареме.

Однако на военные подвиги Мехмед III был способен. Его сравнивали даже со знаменитым прадедом. А в столице в это время зрел заговор, душою которого был младший сын Баффо – Селим, собиравшийся занять место брата и удалить мать от государственных дел.

По приказу Мехмеда III Селим был удавлен, а венецианка ничего не сделала для того, чтобы его спасти. Тем не менее, заговорщики продолжали действовать. Баффо знала, что главной причиной недовольства в стране является она сама, но ни за что не хотела выпустить бразды правления из своих рук. А Мехмед III, понимая обоснованность требований недовольных, не решался предпринять какие-либо шаги против матери.

В 1602 году почти одновременно в европейских и азиатских владениях султана начинается мятеж. Народные волнения были поддержаны янычарами. Мятежники требовали голову венецианки. А она, сохраняя потрясающее самообладание, пыталась организовать оборону дворца. Но Мехмед III уже не мог больше поддерживать мать. Все было против нее. Султан заявил, что намерен расправиться с ее приспешниками, а ее саму просил удалиться в загородный дворец и прекратить политическую деятельность.

Так с политического горизонта Османской империи исчезла эта странная фигура, женщина, которая смогла фактически стоять во главе государства, религия которого противилась всякому публичному участию женщин в общественной жизни.

«4711»

К немецкому городу Кельну его громкая мировая слава пришла далеко не сразу и весьма извилистым, странным и в чем-то даже курьезным путем.

Говорят, началось все с того, что примерно в середине XIII столетия отцы славного и богатого немецкого города призадумались:

– Чем нам так прославить наш славный и богатый город, да так расстараться, чтобы ему не нашлось в этой славе равных во всем мире?

Римского папу они заполучить к себе на постоянное место жительства не могли. К тому же и не слишком нуждались, как весьма расчетливые люди в привередливых нахлебниках. Король городу тоже не требовался. И тогда они решили выстроить на площади не знающий себе равных в мире собор!

15 августа 1248 года кельнский епископ Конрад фон Гостаден торжественно освятил начало грандиозного строительства, и работа закипела: мастеров на все руки в городе хватало.

Однако великая стройка по разным причинам растянулась на… целых шесть веков!

Только спустя пятьсот лет каменное кружевное чудо на Рейне открылось взорам людей во всей своей невиданной красе и поразило их небывалым великолепием. По необычайной высоте (157 метров) собор готов поспорить с современными телебашнями, поэтому его дивно изукрашенные каменным кружевом остроконечные купола в хорошую погоду отлично видны даже из… соседних городов!

Кельнская вода. Число «4711» знают все

И все же своей самой большой известностью город Кельн обязан не только уникальному собору, хотя тот и является жемчужиной средневекового градостроительства и уникальным памятником истории. Но тогда в чем же дело? Где скрыт секрет? Сама госпожа Судьба громко ударила в гонг 8 октября 1792 года. Время было неспокойное: в соседней Франции все отчаянно бунтовали, лилась кровь, тем не менее известный кельнский банкир Мюльгенс все же решил со всей пышностью справить свадьбу своего сына Вильгельма.

– Кто знает, как дальше может повернуться жизнь, – философски заключил банкир, – зато у моего мальчика навсегда останутся прекрасные воспоминания о его веселом празднике. Иногда это способно серьезно поддержать в трудную минуту жизни! Мы будем веселиться, несмотря ни на что!

На торжества по случаю бракосочетания Вильгельма Мюльгенса пригласили кучу гостей, поэтому перед подъездом богатого большого особняка банкира, расположенного на улочке Глоккенгассе, один за другим останавливались кареты с дверцами, украшенными баронскими и графскими гербами, и дорогие экипажи. Лакеи в расшитых золотыми галунами темно-зеленых ливреях услужливо распахивали дверцы:

– Пожалуйста, господа! Милости просим, господа!

– Прошу, прошу! – встречал на нижней площадке белой мраморной лестницы, покрытой алым дорогим ковром, каждого гостя лично банкир Мюльгенс.

В этот памятный праздничный день любой должен был получить свою долю его благосклонного внимания, и никто не должен был уйти из его дома недовольным или обиженным. Сегодня праздник!

Слуги гостей, кряхтя от натуги, снимали с запяток карет тяжеленные, окованные железом или медью сундуки, нагруженные дорогими подарками молодоженам, и, сгибаясь под их тяжестью, несли поклажу наверх. Каждому дарителю хотелось перещеголять другого!

– Ах, как все изумительно и прелестно! – щебетали дамы, шурша дорогими тонкими шелками и обмахиваясь пышными веерами из страусиных перьев.

– Солидно, очень солидно, – степенно, вполголоса переговаривались мужчины. – А это кто такой?

На нового гостя, резко выделявшегося в толпе, все не зря обратили внимание: в вестибюль особняка вошел пожилой монах в сильно поношенной порыжелой рясе, подпоясанной простой толстой веревкой, и в сандалиях на покрытых пылью ногах. Видимо, он проделал довольно долгий путь, но вместо сундуков или хотя бы каких-то, пусть даже небольших, шкатулок он держал в руке только темный деревянный лакированный пенал.

– Пенал? Пенал из дерева? Неужели это подарок на свадьбу сына самого Мюльгенса? С ума сойти… – шептались вокруг.

К немалому удивлению гостей, сам банкир отнесся к неожиданному гостю с большим почтением и лично проводил его в свой кабинет, куда имели доступ очень немногие. Спустя некоторое время туда пригласили и счастливого жениха Вильгельма.

– Сын мой, – торжественно сказал ему банкир. – Когда-то один из твоих далеких предков оказал братьям из монастыря и вообще монашескому ордену большие услуги. Святые отцы клятвенно обещали примерно отблагодарить того, кто своевременно протянул им руку помощи, или его потомков. Теперь этот час настал. Святой отец принес тебе в день свадьбы необычный подарок.

Молодой человек с нескрываемым любопытством взглянул на незнакомого пожилого священнослужителя, а тот тем временем медленно открыл лакированный деревянный пенал и осторожно вынул из него туго свернутый в трубку древний пергамент, скрепленный несколькими большими разноцветными сургучными печатями.

– Прими от нас в дар в день твоей свадьбы то, что принесет большое богатство твоему роду и великую всемирную славу твоему городу, – протянув пергамент Вильгельму, глухо сказал монах. – Этот пергамент дороже всех алмазов и золота, если ты сумеешь им правильно воспользоваться и распорядиться. Звезды подсказали нам, что именно ты сумеешь это сделать. Мы отдаем долг благодарности вашей семье и желаем тебе счастья! И процветания вашему дому!

– Что это? – недоуменно поглядел на непонятные древние письмена жених. – Волшебные заклинания?

– Нет, мы служим Богу и никогда не занимаемся никаким колдовством, – едва заметно улыбнулся монах. – Только иногда с помощью Господа нашего, Иисуса Христа, прибегаем к астрологии. Это рецепт. И он зашифрован.

– Рецепт? Но чего? Чудодейственного лечебного бальзама?

– Нет, сын мой! Все полученные тобой сегодня драгоценные дары просто ничтожны по сравнению с великой тайной приготовления чудодейственной воды, получившей название «аква мирабилис». Когда-то, очень давно, нашим братьям удалось выведать ее с риском для жизни в далеких и жарких сарацинских землях. Береги наш дар и будь счастлив!

Монах низко поклонился и неслышно исчез.

– Какая-то древняя мистика, – осторожно сворачивая пергамент, недоуменно пожал плечами Вильгельм. – Сарацины, тайны времен Крестовых походов, монахи, занимающиеся алхимией и астрологией…

– Дай-ка, мой дорогой мальчик, я на всякий случай спрячу это в свой личный сейф, в его потайное отделение, – решил немало повидавший на своем веку банкир. – Монахи никогда не бросают пустых слов на ветер! А после свадебных торжеств мы спокойно разберемся, что к чему в этом подарке. Иди, веселись, невеста уже тебя, наверное, заждалась. Но… никому ни слова! Ни намека!

– Я все отлично понял, отец, – заверил сообразительный потомок банкира. – Буду всегда нем как рыба! В любом случае, даже если этот кусок ветхого пергамента не стоит и ломаного гроша, даже моя любимая не услышит от меня ни слова о нем. Клянусь!

– Я так не думаю, – покачал головой Мюльгенс. – Не насчет слов, а о старом пергаменте…

Монахи нисколько не ошиблись в своих астрологических прогнозах, сделанных при помощи составленного ими гороскопа: Вильгельм Мюльгенс, не жалея времени, досконально разобрался в непонятных древних письменах, старательно создал необходимое оборудование и вскоре начал довольно широкое – конечно, по тем временам – производство обладавшей удивительно приятным, просто чудодейственным запахом «аква мирабилис», которую везде и всюду стали называть «водой из Кельна».

– Как, вы еще не пользовались «водой из Кельна»? – удивлялись модники и модницы. – Да что вы? «Аква мирабилис» – это просто чудо! Возьмите, не пожалеете.

Конечно же, совсем нетрудно догадаться, что «аква мирабилис» был тогда еще не всемирно знаменитый, но уже заслуженно пользовавшийся огромной популярностью одеколон!

Изготовленная по древнему рецепту сарацинов, приятно пахнущая жидкость стоила приличных денег. Поэтому ее покупали с большим удовольствием преимущественно люди, обладавшие свободными денежными средствами, – князья, графы, маркизы и прочее титулованное дворянство, богатые негоцианты и состоятельные горожане. «Воду из Кельна» заказывали даже короли и маркграфы.

– Монах оказался полностью прав, – довольно потирая руки после подсчета прибылей, часто говорил Вильгельм. – Все сверкающие подарки прочих гостей на моей свадьбе оказались просто пылью по сравнению с древним арабским пергаментом, привезенным из монастыря! Это же не пергамент, а золотая река, вечный неиссякаемый источник!

Впрочем, Вильгельм не только почивал на лаврах, считал деньги и потирал руки: он постоянно напряженно работал. Узнав об открытии состоявшего на службе при дворе русского императора химика Тобиаса Ловица, который научился, вернее, изобрел надежный способ очищения спирта от присутствовавших в нем после перегонки сивушных масел, потомок банкира немедленно добыл об этом сведения и включил новые технологии в производственный процесс. Качество «воды из Кельна», или «аква мирабилис», очень быстро значительно повысилось, а вместе с тем возросла и цена!

Молодой Мюльгенс по примеру Ловица на своем производстве очищал спирт через угольный порошок – дешево, а прибыль просто неизмерима.

Тем временем в мире происходили весьма грозные события. Французская смута превратилась в Великую французскую революцию. На площадях поставили гильотины, полились реки крови, началась повальная эмиграция аристократии. На военном небосклоне ярко засверкала звезда полководческого таланта нового молодого генерала французов Наполеона Бонапарта. Прошло немного времени, он стал императором и вторгся со своими войсками и в германские земли.

Французские квартирмейстеры уже имели весьма приличный опыт размещения войск в занятых городах и потому первым делом, чтобы не запутаться, нумеровали большими цифрами, написанными мелом, все дома без исключения.

Надо отметить, что до того времени нигде дома не имели нумерации – ни в одном городе ни одной страны, но и французские квартирьеры ввели ее только в чисто прагматических военных целях. Теперь мы просто не представляем, как могли раньше вообще без этого обходиться, не говоря уже о том, как можно обойтись теперь? А работа почты, пожарных, «скорой» и много чего другого…

Не обошли французы стороной и богатый дом банкиров Мюльгенсов – он получил номер 4711 в реестре французских квартирьеров, и этот номер намалевали мелом на стене особняка.

– Подумать только, – с невыразимой горечью и обидой говорил старый финансист, – раньше все в Кельне знали, что на Глоккенгассе стоит дом уважаемого в городе человека, банкира Мюльгенса. А теперь на его стене красуется наляпанный мелом безликий номер. Боже, в какие времена мы вынуждены жить! Даже у моего старого доброго дома отняли имя!

Его сын Вильгельм только молча курил толстую сигару у окна и думал о чем-то своем: наверное, прикидывал в уме, как еще более расширить производство «аква мирабилис»…

Как давно известно, любые войны не вечны и непременно наступает долгожданный мир. В Европу пришли бравые русские войска, появились чопорные и модные англичане, и продукция предприятия Вильгельма пошла просто нарасхват: всем требовались ароматные «воды из Кельна».

– Нужна броская, сразу запоминающаяся марка! – постоянно напоминал ему отец. – Ты припозднился немного: имя бывшего императора Наполеона уже расхватали все, кому не лень. Не называть же наш парфюм «Александром» в честь русского царя?

– Почему, это тоже неплохо, – задумчиво ответил сын. – Но если вдуматься, император Бонапарт оставил нам столь же неоценимый подарок, как и монах.

– Какой же?

– Номер дома!

Вильгельм тут же пустил в производство новый «Одеколон 4711». Название интриговало, продукция оказалась отменной. И фирма банкиров процветала.

Так появился один из самых первых в мире знаменитых одеколонов для мужчин известной германской фирмы «4711», существующий и пользующийся популярностью и поныне.

Америка, кто в имени твоем?

Далеко не все помнят, почему Америку назвали именно Америкой, хотя открыл ее Христофор Колумб, к имени и фамилии которого данное название никакого отношения не имело и не имеет. Исторический курьез? Несомненно.

Вспомните: еще в школе учитель географии терпеливо втолковывал, что первым на другой конец света приплыл Колумб. Но другой итальянец – генуэзец Америго Веспуччи – догадался: это не группа островов с тропической зеленью, а огромный континент. Поэтому его имя увековечили в названии Нового Света.

Но все ли так просто, как мы привычно считаем? Как известно из исторических документов, Америго Веспуччи был сыном флорентийского нотариуса Настаджио Веспуччи. Итальянцы очень любят разные пышные имена, в особенности млеют, когда у одного человека их сразу несколько.

Еще много лет назад, в теперь уже далеком от нас XIX в., французский исследователь (историк, географ, геолог) Жюль Марку совершенно точно установил: Веспуччи-младший носил сразу два крестных имени. Первым являлось Альберико, или Альберикус, а уже вторым именем стало Америго.

Америго Веспуччи в книге Теодора де Бри «История Америки»

По неизвестным нам причинам, писал в своем исследовании «Америка. Америго Веспуччи и Америка» Жюль Марку (1824–1898), с течением времени Веспуччи-младший стал все реже и реже использовать свое первое имя, полученное им при крещении. Затем оно было им окончательно забыто.

Интересно, почему? Историки утверждают: такое пренебрежение весьма странно для итальянца того времени. Можно даже сказать, загадочно и совершенно неясно: за полученное при крещении имя обычно держались как за спасательный круг на бурных житейских волнах, поскольку оно, по мнению людей той эпохи, было тесно связано с их святым покровителем на небесах. А тут человек сам намеренно отказался от покровительства могущественного патрона? И это набожный итальянец, родившийся в стране, где сама земля пропитана религией?

Но далее произошло не менее удивительное и загадочное.

«Неизвестно почему, начало претерпевать серьезные изменения само написание второго, оставшегося имени Веспуччи-младшего», – отмечает в своей работе дотошный француз.

Что это означает? Например, в 1492 году его имя писалось, если прочесть по-русски, Америхо, а спустя три года уже как Америго, а после 1508 года как Амерриго.

Кстати, на это любопытное обстоятельство обратил внимание еще в XVI в. испанский географ Муньос. Но никаких объяснений столь загадочному факту ученые-историки не находят ни в одном источнике, относящемся к тому времени.

4 сентября 1504 года Веспуччи направил из Лиссабона своему покровителю, гонфалоньеру Флоренции Пьетро Содерини, подробное письмо с описанием своего долгого и опасного плавания к землям, расположенным на западе от Европы. Через два года пространное письмо опубликовали на итальянском языке в виде брошюры под названием «Письмо Америго Веспуччи об островах, открытых им во время его четырех путешествий». Автор предупреждал читателей, что это как бы его вступительная статья к большой новой книге «Четыре путешествия», но книга сия так и осталась только замыслом и не была написана. Соответственно, она никогда не увидела свет. Почему?

В своем опубликованном труде Веспуччи утверждал: именно он открыл «Новый Свет», имея в виду новые земли. Очень схожий термин («Новые земли», «новый, другой мир») использовал сам Колумб.

Большой и вполне заслуженный авторитет в области естествознания и географии Александр фон Гумбольдт и ряд других ученых пришли к выводу – на самом деле хитрый и лукавый итальянец Веспуччи совершил всего ОДНО путешествие из якобы состоявшихся ЧЕТЫРЕХ. Какое? Это, скорее всего, плавание Алонсо де Охеды под испанским флагом в 1499–1500 годах к берегам современной Гайаны, в котором принимал или мог принимать участие Веспуччи. Естественно, всего лишь во второстепенной, если даже не третьестепенной роли! Первым, де-факто и де-юре, считался синьор Алонсо!

Любопытно, что сам Америго Веспуччи до конца своих дней искренне верил – он достиг ранее неизведанного европейцами берега таинственной и загадочной Японии или Китая! Вот так. Ни о какой Америке, как мы теперь привычно ее называем, человек, давший ей свое имя, даже и не помышлял! Он туда совсем не стремился, он рвался в другую сторону – на Восток. Его интересовали иные страны и континенты.

Не правда ли, замысловатый поворот сюжета? Один, рискуя жизнью, приплыл, открыл новую землю. Но открытое им не получило его имени, если иметь в виду Америку. Колумб считал ее Вест-Индией!

Другой тоже приплыл, счастливо заблуждаясь и надеясь, что добрался до Страны восходящего солнца. Но почему-то отдал свое имя открытой другим стране, вернее, материку. Впрочем, справедливости ради нужно отметить: сам Веспуччи совершенно не посягал на приоритет в названии огромного континента и, насколько можно судить по отзывам современников и сохранившимся документам, отнюдь не страдал манией величия и не требовал увековечить свое имя.

Но вот сколько состоялось плаваний, точно установить так и не удалось! Архивы и другие источники об этом не упоминают, а сам Америго унес эту тайну с собой в могилу.

Здесь есть о чем серьезно поговорить и чему немало удивиться! Если не сам сын нотариуса из Флоренции, то кто назвал континент его именем? Кто-то же это сделал первым, а потом пошло-поехало?!

Как установили ученые, оказывается, континент именем Америго окрестили члены «Богезского гимнасиума» – кружка поэтов и просветителей в лотарингском городке Сен-Дье. В частности, теперь уже совершенно точно известно, что к этому приложили свою руку картограф Мартин Вальдзеемюллер и поэт-переводчик Жан Базен. Именно по их инициативе в 1507 году, через год после смерти Христофора Колумба, в свет вышла книга на латыни «Введение в космографию с необходимыми для оной основами геометрии и астрономии. К сему ЧЕТЫРЕ плавания Америго Веспуччи и, кроме того, описание Вселенной как на глобусе тех частей света, о которых не знал Птолемей и которые раскрыты в новейшее время». Вот так, не больше и не меньше!

Мало того, ученые-лотарингцы, в частности Вальдзеемюллер, посчитали себя в полном праве в комментариях назвать атлантические земли Америкой, поскольку, по их «просвещенному» мнению, они открыты «мудрым мужем-мореплавателем Америком Веспутием». Бедный Колумб!

Если вы полагаете, что на этом история закончилась, то глубоко заблуждаетесь. Здесь тоже произошел удивительный исторический казус, которого вообще никто не мог даже предвидеть.

В 1874 году известный в то время английский путешественник и геолог Томас Белт выпустил в свет книгу о своих странствиях в Никарагуа. Там он встретил индейские племена, которые называли себя «АМЕРИКАМИ». Естественно, сообщение британского путешественника вызвало настоящий фурор в научно-географических кругах. Да и не только в них: тогдашний президент Никарагуа А. Карденес официально подтвердил сообщение Белта и предоставил общественности документы и свидетельства: в его стране есть горы, носившие название Сьерра-Америк, где живут племена америков, носящие свое имя с незапамятных времен. Все оказались в шоке. Что же происходило с этой путаницей и неразберихой?

Целая группа маститых ученых надолго засела в итальянских и испанских архивах. Она все же отыскала причину недоразумения, восходящую к самому Колумбу. В сентябре 1502 года, в период четвертого плавания, Колумб встретил индейцев, носивших на шее удивительно красивые золотые украшения. В ответ на вопрос:

– Где добывают золото? – Аборигены показали на материк, куда-то в глубь него и, перебивая друг друга, закричали:

– Америкос!

Как позднее выяснилось, они выменивали золото у племени америков. Об этом Колумб, посчитавший имя племени названием земли, доложил испанскому монарху: весть о золотоносном крае америков дошла до Испании в 1504 году.

Именно отсюда и пошло название континента, а Веспуччи, узнав о книге из Лотарингии и земле америков, стал писать свое имя через две буквы «р» – Амерриго. Он никогда не желал чужой славы…

Мистический дым

Военно-стратегическое значение пищевых продуктов люди осознали и оценили еще во времена фараонов и строительства пирамид. Знали о нем и древние греки, и служители Марса из легионов гордого и воинственного Рима, распростершего свою власть более чем на половину известного тогда обитаемого мира.

Азиатские воины воинственных персидских царей Ахеменидов считали незаменимой в рационе питания свеклу, якобы придающую храбрости в боях. Древние эллины самых отважных своих бойцов, отличившихся на поле брани, украшали веточками укропа, а русским царь Петр из своих игрушечных мортир в детстве стрелял по боярам… репой! Но еда может стать в умелых руках и весьма грозным оружием, конечно, если знать, как ее правильно использовать.

В порту горьковато пахло смолой, мокрым, подгнившим деревом и крепким рассолом от бочек с рыбой. Наверное, все порты имеют одинаковые запахи, которые корабли приносят из открытого моря.

Идальго Хуан Энрике де Мена, командир набранного из всякого сброда нового отряда конкистадоров, готовых ради золота отправиться не только в Новый Свет через страшный океан, а к самому черту в зубы, придирчиво осматривал оснастку каравелл, на которых ему с новыми солдатами и предстояло отплыть в недавно открытый Христофором Колумбом тот самый Новый Свет.

Испанские конкистадоры, готовые ради денег хоть за море, хоть черту в зубы

Правда, Колумб, о котором упорно говорили, что родом он из Генуи, именовал себя «адмиралом Моря-Океана», якобы такой титул или звание присвоили ему сами их величества.

Но чего только ни придумают эти безродные итальяшки, лишь бы хоть как-то сравняться с натуральными идальго из старинных испанских дворянских родов. С другой стороны, следует признать, что Новый Свет Христофор все-таки открыл, совершив поистине беспримерное плавание.

– Волшебные бобы! – негромко сказал кто-то за плечом дона Хуана Энрике, обдав его облаком винного перегара. – Волшебные бобы – самый надежный амулет для тех, кто отправляется в неведомое.

Идальго обернулся. Рядом с ним стоял дочерна загорелый, морщинистый, словно старая черепаха, пожилой человек с выцветшими до прозрачной голубизны глазами: ходили слухи, что такие глаза у тех, кто много времени провел в море, и оно украло цвет радужки, вобрав его в себя.

Незнакомец был одет просто: длинные, немного подвернутые штаны из холстины и такая же рубаха, в вырезе которой среди седой поросли на груди терялось небольшое медное распятие. Талию старика перехватывал некогда имевший красный цвет старый кушак, из-за которого торчала рукоять внушительных размеров навахи, угрожающе поблескивавшей сталью и с рукоятью из черной кости. Голову пьянчуги покрывал столь же выцветший красный платок, а на ногах красовались старые сандалии из сыромятной кожи.

– Всего один или пара стаканчиков винца, сеньор, – слегка поклонился выпивоха, – и талисман ваш! Поверьте, не прогадаете. Знаете, даже сам знаменитый король Ричард носил на шее высушенный лук.

– Однако это не спасло его от гибели, – усмехнулся дон Хуан. – Но откуда ты знаешь о короле Ричарде Английском, прозванном Львиное Сердце?

– Читал, – равнодушно пожал плечами старик. – Так как насчет бобов?

– Пошли!

Дон Хуан решительно повернул в сторону таверны: старик его заинтересовал.

– Сознайся, ведь ты просто плут и пройдоха? – угощая его вином, усмехнулся в усы командир отряда конкистадоров.

– Ну и что? – Выпив, старик вытер губы тыльной стороной ладони и философски заметил: – Каждый зарабатывает, как может и как ему доступно и безопасно. А бобы…

– Я так и полагал, все твои бобы просто бред и надувательство, – наливая еще по стакану из глиняного кувшина, заключил идальго. – Но откуда ты знаешь о короле Ричарде?

– Слишком многое пришлось повидать в жизни и побывать во многих местах, – уклончиво ответил бродяга. – Не хочется сталкиваться с попами, особенно с ищейками святой инквизиции, поэтому лучше предлагать пустой товар.

– Вот как? – протянул дон Хуан. – Значит, если ты опасаешься инквизиторов, у тебя есть нечто иное?

– Когда вы уходите в море? – поинтересовался старый бродяга. – Завтра?

– Ты угадал.

– Если благородный дон не пожалеет для меня хорошей монеты из серебра, я скажу ему, что ждет за океаном.

– Вот почему ты опасаешься инквизиции, – рассмеялся дворянин. – Что же, изволь! Но если солжешь, я вернусь и найду тебя.

Вместо ответа бродяга взял кружку идальго и стал всматриваться в оставшееся на дне вино. Глаза его приобрели странное, потустороннее выражение, и дон Хуан испугался – не начинается ли у пьяницы припадок? Но тут его неожиданный знакомый глухо заговорил каким-то деревянным голосом:

– Океан ты переплывешь вполне благополучно. Держи своих солдат в ежовых рукавицах: они насильники и грабители… Вижу большую полноводную реку и селение дикарей на ее берегу. Они нанесут вам страшное поражение… Дым, повсюду мистический дым! От него падают и задыхаются люди, сбрасывают седоков обезумевшие лошади, а дикари убивали беспомощных солдат, где и как хотят… Тряпка! Мокрая тряпка; она поможет тебе, идальго, спасти свою жизнь и выбраться живым из бойни. Потом тебе повезет больше…

Старик замолчал, откинулся на спинку стула, и его лицо медленно стало превращаться из какой-то застывшей маски в живую плоть.

– О чем ты? – не выдержал дон Хуан.

Скорее всего, старый бродяга обладал даром предвидения будущего, поэтому и опасался на свою жизнь.

– Твой отряд ожидает страшное поражение от дикарей. – Бродяга залпом выпил остававшееся вино прямо из кувшина. – Когда это случится, я не знаю, но постоянно ты должен иметь при себе лоскут мокрой материи, он поможет спастись… Возьми для отвода глаз мешочек с бобами и прощай. Удачи тебе за океаном!

Плавание через океан прошло действительно относительно спокойно, если не считать легкого шторма, немного потрепавшего каравеллы. И вот искатели приключений и несметных богатств ступили на берег недавно открытой земли, покрытой пышной растительностью.

Разгрузку кораблей произвели в небольшом порту, а на берег вышли неподалеку от начинавшего разрастаться испанского поселка, и дон Хуан Эрнандес де Мена приказал разбить военный лагерь, где разместил своих солдат, приказав им укрепиться на случай нападения неприятеля. Тут все было чужим, незнакомым и таило опасность: любой звук в ночи мог означать приближающуюся смерть.

Вскоре командира вновь прибывших солдат, набранных преимущественно по тюрьмам Испании (желающих добровольно отправляться на погибель в страну дикарей за океаном пока еще находилось не столь много), пригласили в палатку дона Вальдеса, считавшегося здесь кем-то вроде коменданта.

– Рад приветствовать вас, – сказал дон Вальдес, – с прибытием в Новый Свет!

– Благодарю, сеньор, – поклонился дон Хуан.

– Не теряйте зря времени, – сразу перешел к делу комендант, – утром поднимайте солдат и выступайте в поход в направлении этой реки! Лазутчики доносят, что дикари собирают там серьезные силы. Проведите разведку боем, захватите опорный пункт и принесите мне донесение.

Он указал командиру отряда район его действий на довольно примитивно исполненной самодельной карте, полной белых пятен: испанцы еще очень плохо знали местность.

– Что это за река? – спросил дон Хуан.

– Ориноко. Не знаю, это местное название или ее так назвал кто-то из моих предшественников. Я слышал, она полноводная и могучая, но сам в тех местах не бывал. Впрочем, вы все увидите сами. Не теряйте бдительности, капитан! Дикари коварны и умеют сражаться, их стрелы метки, а жестокость не знает границ. Вперед, за короля и Испанию!

Утром его отряд выступил в поход в сторону Ориноко. Стояла погожая осень 1532 года.

Предсказание старика в портовой таверне крепко врезалось в память идальго, и он вложил в шлем тщательно сложенную большую тряпку-холстину, обильно смоченную водой.

Однако пока ничего напоминавшего предсказание не происходило, кроме небольших стычек с индейцами, в которых закованные в латы, вооруженные длинными острыми шпагами испанцы легко одерживали победы. От пленных дон Хуан узнал, где расположено самое крупное поселение дикарей, и отправился к нему. Добыча пока оказалась невелика, а солдаты жаждали золота.

Вскоре они вышли к реке. Ориноко действительно оказалась могучей и полноводной, а на ее берегу стояло большое селение, обнесенное стеной.

– На штурм пешими! – скомандовал капитан и намочил в реке свою неизменную тряпку, стараясь не обращать внимания на усмешки солдат.

Испанцы построились в боевые порядки, опустили на шлемах забрала и мерным шагом двинулись на штурм: они не сомневались в победе. Но вели себя настороженно, поскольку уже успели убедиться, насколько коварен их противник.

Неожиданно ворота поселения раскрылись, и из них нестройной толпой выбежали индейские юноши: гибкие, ловкие, мускулистые, с бронзово-золотистыми телами, в одних только набедренных повязках. Каждый держал в руках жаровню с ярко рдевшими углями.

Испанцы озадаченно приостановились. Что это? Юноши расставляют жаровни в ряд. Неужели они надеются поджарить нападающих? Нет, это оружие не причинит вреда закованным в сталь воинам!

– Вперед!

И тут индейцы начали горстями бросать на угли в жаровнях какой-то темный порошок. Над жаровнями тут же поднялись густые клубы какого-то непонятного, колдовского дыма зловещего цвета, и ветер понес его прямо на ряды атаковавших испанцев. Дым быстро проник под забрала шлемов, и у конкистадоров началась резкая одышка, возникла страшная боль в глазах, они почти ослепли, и горло перехватывало судорогами.

«Мокрая тряпка!» – мелькнуло в мозгу дона Хуана предсказание старого бродяги.

Капитан скинул шлем и закрыл лицо мокрой тканью. Сразу стало легче. Поймав чью-то рвавшуюся обезумевшую лошадь, он вскочил в седло и быстро поскакал прочь, туда, где был чистый воздух.

Почти ослепшие, задыхающиеся конкистадоры обратились в бегство, и тогда из ворот селения высыпали толпой взрослые воины и стали догонять и убивать бегущих; они расправлялись с ними, где хотели и как хотели.

Только к вечеру капитан дон Хуан сумел собрать жалкие остатки своего бесславно разбитого воинства – в заплеванных доспехах, почти ослепшие, многие безоружные, испанцы являли собой удручающие зрелище. О новом натиске или продолжении похода нечего было даже и думать. Добраться бы живыми и здоровыми до главного лагеря и принести туда весть о мистическом дыме, таящемся в колдовском порошке…

Идальго де Мена с остатками отряда сумел благополучно выбраться к своим и рассказал о страшном оружии. Комендант приказал отправить лазутчиков, дабы выяснить, что за мистический дым и колдовской порошок используют индейцы!

Прошло еще немало времени, прежде чем европейцы узнали, что это молотый и перетертый в ступках жгучий черный перец, с которым они никогда не были знакомы. Зато сотню лет спустя его можно было отыскать на любом столе и в каждой кухне…

«Хочу стать первым»

Известно, что в Германии в XVI в. жил весьма плодовитый автор, считавшийся современниками неплохим драматургом и поэтом, – Йобст Вайсброд.

Вайсброд действительно процветал, сочиняя свои популярные вирши и прочие произведения во владениях саксонского курфюрста (тогда Германия еще не была единым государством).

В общем, все шло у поэта и драматурга довольно неплохо, пока в родном городе Йобста не объявился неизвестно откуда приехавший бродячий балаган с разными чудесами: таинственной гадалкой с большим хрустальным шаром, непременной бородатой женщиной, ловкими акробатами, вертлявыми жонглерами, стройными канатоходцами и прочей сомнительной и вороватой братией, кочующей постоянно из конца в конец Европы в поисках заработка и лучшей доли. Сегодня они на берегах Рейна, а завтра уже на Сене.

– Ты еще не видел представления? – спросил у Йобста кто-то из приятелей. – На рыночной площади стоит шатер с циркачами. Довольно занятно.

– Балаган! – презрительно скривил губы литератор.

– В жизни не так много развлечений, – философски пожал плечами знакомый. – Надо пользоваться теми, что предоставляет судьба. Это разумно.

– В принципе ты, наверное, прав, – подумав, согласился Вайсброд и тоже отправился на городскую площадь посмотреть представление заезжих актеров.

Саксонский курфюрст, заставивший Йобста Вайсброда съесть собственное творение

Цирковое действо, которое происходило прямо на улице, под открытым небом, не произвело на драматурга особого впечатления, зато внимание литератора привлекла странная старуха с трубкой в зубах, одетая в живописные разноцветные лохмотья, ленточками развевавшиеся на свежем ветру.

Курение табака, завезенного испанцами и англичанами из Америки, тогда вообще еще считалось довольно большой редкостью, а старуха выглядела весьма загадочно и даже странно. К тому же она явно делала какие-то таинственные знаки Йобсту. Конечно же, литератор был весьма далек от мысли, что старая карга с ним заигрывает, но что-то она от него хочет? Интересно, чего ей надо?

– Могу открыть тебе будущее, добрый господин, – когда литератор подошел ближе, просительно заглядывая ему в глаза, прошамкала беззубым ртом старуха. – Зайди в мой шатер, и ты узнаешь его.

Она гостеприимно откинула драный полог, и Йобст, словно повинуясь какому-то отданному неизвестно кем свыше приказу, медленно шагнул в пропахший старьем полумрак, где загадочно и странно мерцал большой, зеленовато светившийся хрустальный шар, тускло горели толстые свечи, а в спертом пыльном воздухе витали непонятные, щекочущие ноздри ароматы незнакомых трав и восточных благовоний. Пугающе непонятное место. Сам он ни за что не пошел бы сюда.

– Садись. – Старуха подсунула ему старую потертую кожаную подушку, и Вайсброд послушно сел, ощущая себя послушной марионеткой в ловких пальцах кукловода. Господи, что он делает, зачем?

Цепко схватив его за руку, старуха поднесла ладонь литератора ближе к свету и зорко всмотрелась в линии. Потом забормотала непонятные слова – возможно, она читала над ним древние заклятия? – и стала делать пассы руками около своего зеленовато светившегося хрустального шара. Вайсброду показалось, что шар начал исполнять в воздухе непонятный танец, повинуясь движениям рук старухи.

– Я вижу, я вижу, – сдавленным голосом произнесла гадалка.

– Что именно? – нервно облизнув пересохшие от волнения и страха губы, осмелился поинтересоваться Йобст. – Я тоже хотел бы это знать! Ты обязана сказать это мне: судьба моя!

– Ты зарабатываешь себе на хлеб пером, – словно не слыша его, продолжала бубнить старуха. – И скоро, очень скоро тебя ждет великая слава: ты станешь первым среди своих собратьев! Твое имя останется в истории и памяти людей!

– Ну, это, положим, маловероятно, – скромно и в то же время кокетливо потупился Вайсброд. – Я далеко не первый номер в поэзии, не Эсхил и не Софокл в драматургии. Не стоит вселять в человека пустые надежды.

Все-таки он был честным малым и довольно трезво оценивал собственные силы и способности.

Однако слова странной старухи уже успели достаточно сильно взбудоражить ему душу и посеять в ней не только семена сомнения, но и больших радужных надежд. Вдруг все однажды разом переменится? Вдруг в нем неожиданно откроются ранее дремавшие великие литературные таланты и он выведет пером первые бессмертные строки великой трагедии, которая пройдет сквозь века? В жизни случается всякое: возможно, Александр Македонский тоже не думал, что дойдет до Индии.

– Точно, – бормотала старуха, – тебе суждено стать первым! Запомни это и будь осторожен. Очень осторожен! Часто первым достается совсем не та слава, которую они заслуживают.

Насчет предупреждений об осторожности Йобст не мог не согласиться с мнением старой гадалки: коль скоро ему самой судьбой суждено стать самым первым среди прочих собратьев по перу, то непременно стоит и поберечь свое здоровье. Не то, не ровен час, даже не дотянешь, того гляди, до первенства и счастливое пророчество гадалки не сбудется!

– Дай золота за гадание, – настырно потребовала старуха, – не то мое пророчество не сбудется!

– Золота у меня нет, – честно сказал литератор. – Держи серебряную монетку и не делай вид, что ты управляешь судьбой и знаешь, что и при каких обстоятельствах сбудется, а что нет.

– Возможно, я и есть сама судьба? – хрипло рассмеялась старуха и нахально выпустила в лицо Вайсброда клуб синего вонючего дыма. – Иди, Йобст. И не забудь, о чем я тебя предупреждала: будь осторожен!

«Откуда ей известно мое имя?» – испуганно подумал Вайсброд.

Он сам не заметил, как уже оказался на краю полупустой базарной площади и ноги вроде сами собой несли его к дому. Да, конечно, все очень правильно: ему нужно поспешать к своему столу, перу и бумаге!

Чтобы точно стать первым…

Балаган с циркачами давно уехал, и с той поры минула уже не одна пронизывающе холодная зима. Но Вайсброд все равно, несмотря на все усилия, никак не мог стать самым известным – хотя бы в пределах Саксонии – автором стихов и пьес. Что уж тут попусту говорить обо всей Германии или других европейских странах? Неужели проклятая старуха с вонючей табачной трубкой из балагана на площади солгала ему?

В один из темных осенних вечеров к Йобсту неожиданно заглянул давний приятель. Они посидели с кружками крепкого пива у жарко пылавшего камина, живо обсуждая последние политические новости и последние законы, недавно изданные курфюрстом, – указы властителя вызывали не только искреннее возмущение, но и откровенную насмешку населения.

– А вот мы сейчас сочиним о них забавный памфлетик в стихах, – со смехом предложил Йобст.

Присев к столу, он взял перо и бумагу, подумал и быстро набросал несколько четверостиший и прочел их знакомому. Тот пришел в полный восторг и даже посоветовал, как удачнее продолжить памфлет.

После его ухода Вайсброд приказал служанке подать вина и, прихлебывая его, старательно скрипел пером всю ночь напролет, сам во все горло хохоча над тем, что получалось. Ведь получалось, черт возьми, получалось! Да еще как метко, зло и ядовито!

На другой день после обеда вновь зашел тот же приятель. Йобст не утерпел и прочел свое новое готовое произведение. Друг был поражен и взволнован. Он сам переписал едкое творение Вайсброда и унес список с собой. Вскоре злой и острый памфлет уже вовсю гулял по городу, его окрестностям и незаметно расползся по всей Саксонии.

– Мне уже изрядно надоели всякие злокозненные стишки, – вскоре раздраженно сказал своим приближенным курфюрст. – Известно ли, кто является их автором?

Хозяину Саксонии придворные почтительно доложили:

– Автором мерзопакостных стихов является некий бумагомаратель Йобст Вайсброд.

– Это точно? – недоверчиво прищурился властитель.

– Как ясный день, Ваше Величество, – ответили ему, – верные люди давно донесли на стихоплета. Ему намекнули, что пора бы и уняться, но он не захотел прислушаться.

– Вот как? Поэт жаждет славы? – со злой иронией поднял бровь курфюрст. – Ну что же, он ее получит, коли сам этого захотел: пусть стража бросит его в темницу! А потом я подумаю, как с ним поступить.

Вечером того же дня ничего не подозревавшего и совсем не ждавшего никакой беды полуодетого литератора грубо вытащили из дома четверо здоровенных стражников в латах, вооруженных мечами и алебардами. Они отволокли едва переставлявшего ноги Йобста в сырую и полутемную, кишевшую крысами городскую тюрьму, бросив в сырую и мрачную подвальную камеру.

Два дня бедный, мечтавший о славе Йобст мучился полной неизвестностью, а на третий, во второй половине, когда солнце уже стало клониться к закату, загремели замки. Вайсброда вывели из камеры и притащили в большую залу заседаний суда.

На возвышении в широком, обитом темно-бордовым, как засохшая кровь, бархатом кресле сидел сам курфюрст. Он нервно перебирал холеными тонкими, но сильными пальцами, привычными к рукояти шпаги и конским поводьям, массивную золотую цепь на шее поверх своего роскошного одеяния из струистого шелка, парчи и тонкого сукна.

– Скажи мне, это ты написал бунтарскую поэмку или что-то там в подобном роде?

Курфюрст говорил тихо, но его слова падали в гулкой тишине зала, словно тяжелые камни или чугунные пушечные ядра, способные раздробить кости. Вайсброд даже удивился: какими весомыми, оказывается, могут быть слова облеченного практически неограниченной властью человека!

Надо ему что-то отвечать? Но надо ли, если он и так уже все знает?

Господи, почему он не верил и как же оказалась права та проклятая старуха с хрустальным шаром и трубкой, когда настойчиво призывала его к осторожности! Как удивительно права!

– Тебя следовало бы немедленно обезглавить за подобную дерзость, – тихо продолжал курфюрст, и Вайсброду сделалось дурно от страха. – Ты ядовит, аки ползучий гад! Но я очень милостив! Господь велит нам наставлять грешников на истинный христианский путь. Курфюрст щелкнул пальцами, и онемевший от ужаса Йобст с удивлением увидел, как в зал суда вошел рослый мускулистый палач в красном колпаке с прорезями для глаз. Он нес на большом блюде нечто, накрытое красной, как кровь, шелковой материей. Неужели это… топор?

– Раз ты так ядовит, то прими сам свой яд, – желчно рассмеялся владыка Саксонии. – В пример другим писакам я проучу тебя, принудив съесть собственный пасквиль!

По его знаку палач сдернул покрывало, и задрожавший Йобст увидел на большом подносе множество экземпляров собственного памфлета. И все их ему предстояло съесть?

Да, спасая свою жизнь от гнева жестокого властелина, литератор Йобст Вайсброд в 1523 году – это абсолютно точно зафиксировано историческими и придворными хрониками, – давясь и рыгая, съел все экземпляры своего острого сатирического произведения, некоторое время пользовавшегося определенной популярностью среди населения Саксонии.

Гадалка из циркового балагана не обманула – Йобст Вайсброд все же стал первым и тем прославившимся среди своих собратьев по литературному труду, которого приговорили к съедению его произведения.

Потом уже были и другие, но Вайсброд так и остался первым в истории…

Вильгельм и Ричард

О великом английском поэте и драматурге Уильяме Шекспире существует немало легенд и преданий. Человек-загадка, о котором говорят и пишут на протяжении более четырехсот лет, неизбежно породил тысячи связанных с его личностью историй. Грустных, забавных и таинственных.

Написанные им пьесы до сего дня не сходят со сцен ведущих театров всего мира, а самые знаменитые актеры мечтают исполнить роли Гамлета или короля Лира. А сонеты Шекспира? Они берут за душу даже самых черствых людей, заставляя их по-иному взглянуть на окружающий мир.

По данным последних исследований английских шекспироведов, мистер Уильям из Стратфорда-на-Эвоне принадлежал к дворянскому сословию и его семья совсем не бедствовала. К тому же он страстно обожал женщин. Из-за этого с ним иногда происходили поистине удивительные, курьезные истории…

Как хорошо известно, Уильям Шекспир большей частью жил в Лондоне, где писал для театра «Глобус» получившие впоследствии всемирную известность трагедии и комедии. Не отказывался мистер Шекспир и сам выйти на сцену, коли в этом вдруг возникала нужда: болел кто-то из актеров или не находилось подходящего исполнителя, способного быстро запомнить текст, написанный автором. Тогда-то и появлялся на сцене сам Шекспир. Естественно, загримированный и одетый в соответствующий костюм, иногда даже женский, – господин Уильям, особенно в молодые годы, отличался удивительной стройностью фигуры.

Шекспировский «Глобус»

Театр пользовался огромным успехом у публики, его спектакли приезжали посмотреть из других городов Англии. Успех имели не только спектакли. Актеры также пользовались большой популярностью – у них имелись свои поклонники и не менее горячие поклонницы. В этом постоянным соперником Шекспира, весьма неравнодушного к женским прелестям, постоянно выступал известный в то время актер Ричард Барбидж. По сути, история сохранила его имя только потому, что он соперничал в любви с великим драматургом.

Конечно, во времена Шекспира нравы были значительно проще. Спектакли «Глобуса» довольно часто посещала некая интересная, богато одетая дама, на которую обратили внимание оба известных героя-любовника.

– Боже, как она хороша! – поглядывая на красотку из-за кулис, шептал Ричард.

– Интересно узнать, кто это? – нервно покусывал губу заинтригованный Уильям.

Тогда светские дамы часто носили полумаски, стремясь скрыть от посторонних лицо. Но эта красавица часто нарочно снимала маску из расшитого бисером черного бархата, выгодно оттенявшего белизну ее кожи, чтобы дать всем возможность полюбоваться тонкими чертами прекрасного лица.

– О, она станет моей! – восторженно вскричал Барбидж.

– Ну, черт возьми, это мы еще посмотрим! – запальчиво возразил ему Шекспир.

Время шло, однако ни один из соперников ни на йоту не продвинулся к заветной цели. Дама то и дело неожиданно исчезала, часто не дождавшись конца спектакля, а покинуть сцену и поспешить за ней ни один из влюбленных просто не мог.

– Давай наймем толкового человека, который проследит, где она живет, и узнает о ней все, что нас интересует, – предложил Шекспир. Он обладал более острым умом, привык плести в пьесах замысловатые интриги. Так отчего не воспользоваться этим умением в реальной жизни? Барбидж подумал и согласился.

Найти соглядатая не составило особого труда. Ему дали мелкую монету и обещали прилично заплатить, если он быстро принесет нужные сведения. И бродяга не обманул.

– Это Диана, – сообщил он заинтригованным актерам. – Она возлюбленная одного очень известного и богатого лондонского купца, владельца многих кораблей и лавок. У него есть старуха жена и взрослые дети. Старик, видно, давно уже ни на что не способен, но не отпускает от себя красотку и даже купил ей отдельный хороший дом. Диана, надо полагать, не зря ходит на ваши представления. Купец ничего не знает об этом.

Полученные сведения заинтриговали и вызвали еще больший интерес у обоих влюбленных. Актеры разошлись в разные стороны, думая каждый о своем. Побродив немного по улицам, Шекспир зашел в кабачок. Сел за столик и потребовал подать подогретого вина: на улице стало прохладно.

– Угостите стаканчиком? – Напротив драматурга на скамью опустился неопрятный пожилой человек в широком темном плаще, на котором, словно драгоценные камни, сверкали капли дождя.

– Извольте, – легко согласился Уильям: он был добрым и щедрым, к тому же все его мысли занимала сейчас прекрасная Диана. Что уж тут нищий старик и стакан дешевого вина?

– Важно не вино, а сострадание: оно дороже всего, – словно подслушав его мысли, тихо сказал незнакомец, грея пальцы о стенки оловянного стакана с теплым спиртным. – Ясно вижу: почтенного мастера занимает любовь и сильно мучает любовная лихорадка?

– Ты знаешь верное средство излечиться от нее? – усмехнулся драматург. – Так скажи как, и я постараюсь достойно вознаградить тебя!

– Не будь столь самонадеян, – почти неслышно рассмеялся странный собутыльник. – Но если действительно желаешь обладать предметом своей страсти, то завтра вечером, в конце спектакля, весь обратись во внимание и слух: следи во все глаза за соперником. А дальше действуй сам. Прощай, спасибо за вино! И… не пропусти тайную записку!

– Постой, кто ты? – привстав, окликнул его Шекспир, но старик уже исчез, словно растворившись в уличном тумане, белесыми космами расползавшемся за дверями кабачка.

«Странно, – проводив его мешковатую фигуру глазами, подумал Уильям. – Отчего капли дождя так и не высохли на его плаще и даже в тепле сверкали, подобно алмазам?»…

Вечером в «Глобусе» давали знаменитую, уже успевшую приобрести заслуженную славу и широкую известность пьесу Уильяма Шекспира «Ричард III». Сам автор, как и Ричард Барбидж, являвшийся его соперником в любви, исполнял одну из ролей.

Весь день Шекспир думал о странном и загадочном старике, которого он встретил вчера в кабачке. Вино, которое попросил бродяга в блестевшем от дождя плаще, оказалось нетронутым: немного поколебавшись, Уильям выпил его, сказав сам себе:

– На счастье!

Теперь он с нетерпением ждал: исполнится предсказание странного соседа по столу или нет? И что за тайная записка, о которой тот вчера предупреждал: от кого она и кому, как проследить и перехватить ее? Боже, можно просто голову сломать, а она и так огнем горит и буквально идет кругом от любовных вожделений. Когда спектакль близился к финалу, Шекспир ненароком услышал, как кто-то сказал:

– Эй, кто-нибудь! Позовите Ричарда. Его тут спрашивает какая-то девица!

Девица?! Драматург от приступа ревности весь вспыхнул: неужели сама Диана решилась пойти за кулисы? Но нет, она не должна, тогда кто? Надо это непременно узнать – вдруг старик окажется во всем прав, чего только не случается в подлунном мире? Уж ему ли, драматургу и поэту, не знать об этом?

Мимо протопал тяжелыми сапогами одетый в бутафорские латы Барбидж, и Шекспир, стараясь постоянно держаться в тени, неслышно прокрался за ним.

– Кто тут спрашивал меня? – остановившись под фонарем, поинтересовался актер.

Из мрака, окружавшего вход в театр, выступила закутанная в плащ женская фигура.

– Тише, сударь! – попросила она. – Не нужно, чтобы нас слышали. Моя хозяйка приглашает вас сегодня вечером к себе и надеется, что вы примите ее любезное приглашение.

– Возможно, – надулся от гордости Ричард. – А как зовут твою хозяйку, милашка?

– Леди Диана.

Шекспир чуть не подпрыгнул от злости в своем укрытии: оказывается, красавица предпочла его, творца, этому напыщенному бонвивану? Боже, да есть ли вообще у женщин разум? Да что разум, где их глаза и хваленая интуиция?!

– Конечно, я приду, так и передай своей госпоже, – тем временем распинался Барбидж. – Но…

– Запомните адрес, – понизила голос служанка. – А вот и пароль, сударь: вы должны громко постучать и произнести его три раза. И вам отворят.

– Прекрасно! – Актер взял у девушки записку, прочел ее при свете факела, потом поднес бумагу к пламени и отбросил пылающий клочок в темноту. – Иди, я не заставлю себя ждать!

Горящая бумага была еще в полете, когда ее, прыгнув, как тигр, схватил весь пылавший от любви, ярости и ревности Уильям. Затушив клочок он с трудом прочел: «Ричард III». Погоди-ка, но ведь это название его пьесы, которую давали сегодня вечером!

Итак, что делать? У него теперь есть адрес и пароль. Но в доме красавицы ждут совсем не драматурга и поэта, а напыщенного актера Ричарда. Однако не зря пословица гласит: в темноте все кошки серы!

Неужели автор множества известных трагедий и комедий не найдет выхода из создавшегося положения? Кстати, старик из кабачка оказался полностью прав: главное – успеть перехватить тайную записку.

– Ну что же, – процедил сквозь зубы повеселевший драматург. – Мы посмотрим, кто кого!

Спустя час успевший переодеться и привести себя в порядок Шекспир уже стоял у дверей заветного дома. Недрогнувшей рукой он поднял висевший на медной цепочке дубовый молоток и трижды громко стукнул.

– Кто это там в столь поздний час? – приоткрылось окно на втором этаже.

– Ричард III, – как и обуславливала записка, трижды бодро отрапортовал Уильям, и дверь перед ним тихо отворилась, пропуская его, словно открывая вход в пещеру Али-Бабы.

– Я ждала вас на час позже. – На лестнице стояла сама прелестная Диана и, разглядев, кто перед ней, испуганно вскрикнула: – Кто вы, сударь?!

   – Я лгал, когда-то говоря: «Моя любовь не может быть сильнее!» – нежно взяв ее ручку и поцеловав кончики пальцев, чуть слышно продекламировал поэт. – Не знал я, полным пламенем горя, что я любить еще сильней сумею! Я ваш покорный слуга и почитатель, миледи!..

Вряд ли кто станет сомневаться в красноречии и блестящем уме драматурга, прославившего в веках свое имя. Не прошло и получаса, как между ним и фавориткой купца установились самые что ни на есть «дружеские» отношения – Диана уже была без ума от остроумного и галантного Уильяма, к тому же хорошо владевшего искусством любви.

И тут под окнами неожиданно раздался громкий стук молотка, и раскатистый голос Ричарда возвестил:

– Прибыл Ричард III!

– Я сам, – остановил подругу Шекспир и, подойдя к окну, распахнул его. – Здесь Вильгельм Завоеватель! – с достоинством объявил он. – Этот король правил Англией раньше Ричарда III, поэтому удались!

Диана весело хохотала во все горло, Ричард стоял полностью обескураженный, а Уильям вспоминал странного старика в блестящем плаще и наслаждался триумфом.

Говорят, эта любовная связь продолжалась довольно долго. Многие исследователи творчества великого британца считают: именно ей мы обязаны такому шедевру поэзии, как написанный Шекспиром сборник «Смуглая леди сонетов»…

Так любовный курьез подарил человечеству жемчужину мировой литературы.

Война длиною триста лет

Никогда не стоит полагать, что примеры совершенно неожиданных исторических курьезов являлись миру лишь в очень давние времена и происходили они исключительно с какими-либо выдающимися личностями, оставившими тот или иной заметный след в мировой истории – не важно, общечеловеческой, истории искусств или даже кулинарии, как многие известные виноделы и кондитеры. Не менее часто «авторами» уходящих в глубину веков весьма занятных исторических курьезов становились даже правители некогда грозных мировых держав и их очень серьезные министры, даже не помышлявшие о подобной славе среди своих отдаленных потомков и представителей других народов.

В Европе подходила к долгожданному концу так называемая Тридцатилетняя война. В первой половине XVII в. она привела к военному столкновению множества европейских стран, крупных и не очень. Все воевали. Буквально все!

Правда, непременно нужно отметить: войны того далекого времени совершенно не походили на современные грандиозные сражения – противники, как правило, дрались преимущественно из-за крупных, хорошо укрепленных крепостей, ведя долгие осады, а на остальную вражескую территорию, чтобы контролировать ее путем выставления своих гарнизонов и так далее, обычно просто-напросто не хватало личного состава армий. Надо все-таки помнить, что народонаселение всех стран Европы в те давние времена было куда меньше нынешнего, соответственно, меньше были армии.

Карл X Густав, забывший заключить мир с Андоррой и Сан-Марино

Из-за чего долго и упорно воевали? Конечно же, преимущественно из-за территориальных претензий, которые королевские дипломаты облекали в пышные и красивые формулировки типа «Война за испанское наследство»! Звучит очень внушительно.

На самом деле будущий победитель страстно желал оторвать себе поскорее кусок территории противника побольше и там по-свойски разобраться к собственной выгоде. Дворяне из местных владений охотно пополняли поредевший в боях «офицерский корпус» армии короля-победителя, служили на разных должностях при его дворе и так далее. А самые непокорные из них, не желавшие присягнуть новому сюзерену, отправлялись на виселицу или на плаху.

С простыми крестьянами дело обстояло куда проще: часть быстро набирали принудительным путем в рекруты, дабы пополнить ряды повыбитых в сражениях славных королевских полков, а из остальных умело выжимали все мыслимые и немыслимые налоги: казна-то за время боевых действий оскудевала. А тороватые купцы и умелые ремесленники всегда оставались для всех сюзеренов желанной дойной коровой: они давали звонкой монеты больше крестьян!

Но воевать бесконечно просто невозможно – не хватит ни людей, ни денег! Впрочем, воевали-то преимущественно летом и в начале осени, пока совсем не раскисали дороги. Потом наступал долгий «уик-энд» до следующего весеннего потепления. Поэтому и войны затягивались на сто, тридцать или минимум на семь лет! Никто никуда не спешил.

Наконец затянувшаяся война всем порядком надоела, и в 1648 году воюющие державы, подумав, решили заключить Вестфальский мир – под таким названием он и вошел в историю. Мир просто требовался Европе как передышка, чтобы подвести черту под осточертевшей враждой и непомерными военными расходами.

В те времена в Европе и мире одну из первых скрипок в военном оркестре играла Швеция, считавшаяся очень мощной военной державой и крайне опасным противником на поле брани. За ней было в переговорах первое весомое слово – это признавали все монархи.

Главнокомандующим армией шведов в германских землях был Карл Густав, сын Иоанна Казимира Пфальц-Цвайбрюккенского.

Дело было в том, что Густав II Адольф, принимавший самое активное участие в Тридцатилетней войне, разбил войска полководца Тили в ожесточенном сражении при Брейтенфельде, нанеся ему жестокое поражение. Затем король разбил армию знаменитого немецкого талантливого военачальника того времени Валленштейна в сражении при Моцене, но сам в последней битве погиб.

Карл Густав обладал несомненным серьезным военным талантом, что веско доказывал, и не раз, ранее и в последующие годы, одерживая блестящие победы. В 1654 году он стал шведским королем. Но тогда Карл еще только «примерял корону», вел себя скрытно, хитрил и осторожничал. По воспоминаниям многих современников, он повсюду таскал за собой вечно закутанного в невообразимые одежды пожилого человека, охотно откликавшегося на имя Фарон, – возможно, это был араб, неведомыми путями оказавшийся в числе приближенных талантливого шведского полководца, свято верившего во многие мистические чудеса.

– Скажи, – призвав к себе Фарона перед заключением договора с представителями других держав, спросил его Карл Густав, – удастся ли нам завтра обо всем полюбовно договориться?

– О да! – поклонился темноликий прорицатель. – Ты можешь нисколько не сомневаться в этом и действовать напористо и смело: все они уступят тебе!

– И мир будет заключен?

Фарон достал из складок своего странного широкого одеяния инкрустированный мелкими драгоценными камнями сосуд в виде небольшой бутылочки, что-то шепча, бросил из него щепотку порошка в огонь походной жаровни и жадно втянул тонкими ноздрями горбатого носа поднявшийся синеватый дымок. Морщины на его лице на глазах разгладились, и оно приобрело блаженное выражение.

– Действуй смело, – словно в трансе повторил он, – и ты обязательно получишь все желаемое! Но будь осторожен и ничего не забудь!

– Что, что я должен не забыть? – привстал с кресла заинтересованный Карл, но колдун уже обессиленно опустился на устилавший пол шатра ковер и смежил веки.

– Ты получишь… – прошептали его губы, и он лишился сознания.

– Стража! – хлопнул в ладоши будущий король. – Унесите его! Влейте в рот немного водки и уложите на покой: пусть поспит.

   Утром Карл, полностью доверявший своему тайному советнику, начал действовать на переговорах смело и напористо. К его немалому удивлению, недавние противники один за другим практически безоговорочно принимали все пункты предъявляемых им претензий. Вскоре Карл Густав уже ликовал и торжествовал победу, полную и решительную, – шведская корона значительно расширяла свой контроль над обширными территориями на южном побережье Балтийского моря и получала право контролировать города Висмар, Бремен и Верден!

Вечером по поводу удачно заключенного мира будущий король устроил большой пир, на котором из своих рук поднес кубок вина тайному советнику Фарону.

– Ты ничего не забыл на переговорах, мой повелитель? – прежде чем выпить вино, спросил ясновидец, пытливо глядя на полководца.

– Пей! – небрежно отмахнулся главнокомандующий. – Дело уже сделано!

Воевала ли еще Швеция после этого? Конечно же, да – достаточно вспомнить громкие военные подвиги Карла XII, разбитого под Полтавой. Но время шло, и благоразумные шведы, поразмыслив, решили, что лучше всегда держаться в стороне от любых военных потрясений. Всегда считалось, что на протяжении более чем полутора столетий Швеция неизменно сохраняла свой нейтралитет. Даже в период двух страшных мировых войн шведской короне удалось чудом остаться в стороне от всемирной кровавой бойни.

И вдруг, в самом конце XX в., неожиданно выяснилось: все это время – на протяжении почти трехсот лет! – Швеция находилась в состоянии войны! И с кем бы вы думали? Сразу с двумя маленькими европейскими государствами – Андоррой и Сан-Марино!

В пылу полной удачи переговоров при заключении Вестфальского мира шведские дипломаты, военачальники и придворные советники совершенно упустили из виду, что, помимо всего прочего, Швеции следовало бы уладить мирные отношения с Андоррой и Сан-Марино…

Видимо, именно об этом настойчиво напоминал будущему королю Карлу Густаву его тайный советник Фарон, но счастливый победитель просто отмахнулся от его напоминаний! Договоры о мире с Андоррой и Сан-Марино так и не были подписаны, и эта забывчивость будущего короля Карла X превратила для шведской короны Тридцатилетнюю войну более чем в трехсотлетнюю! Конечно, это удивительный исторический курьез, и война чисто номинальная, без единого выстрела, но какова ее фактическая продолжительность! Она просто фантастически феноменальна!

Скандальное историческое открытие, прямо скажем, не слишком приятного курьеза для много лет считавшейся нейтральной страны вызвало в самой Швеции и во всей Западной Европе повышенный интерес.

Естественно, шведы срочно активизировали дипломатические ведомства и поспешили ликвидировать все разногласия с «карликами» Сан-Марино и Андоррой. Но, как говорится, слов из песни не выкинешь.

– Связи отмеченных стран со Швецией в наши дни характеризуются как вполне нормальные, – выступая на официальном брифинге, заявил премьер-министр шведского королевского правительства. – Ни одна из сторон не изъявила желания что-либо изменить в своих традиционно сложившихся отношениях.

Так закончился курьез с анекдотичной трехсотлетней войной между Швецией, Андоррой и Сан-Марино.

Но, судя по всему, мы еще когда-нибудь вновь услышим об этом: вопреки призывам ясновидца Фарона современные политики, кажется, снова забыли за разговорами заключить мирные договоры!

Не исключено, что уникальная война все еще продолжается.

Русский север мог стать английской колонией

Четыреста лет назад Смута в России немногим отличалась от нашей недавней истории. Те же разруха, преступность, социальная нетерпимость, безвольное правительство и неразбериха и бесправие в регионах. Разве что почти нет сегодня внешней агрессии – и слава Богу. Впрочем, Ключевский когда-то сказал, что «смутные времена отнимают у людей спокойствие и довольство, но взамен дают опыт и идеи». Возможно, опыт прошлой Смуты пригодится нам сегодня.

Сегодня мало кто знает (кроме немногих историков, специализирующихся на русско-английских отношениях) о том, что в начале XVII в. Великобритания попыталась с помощью политических интриг превратить северные регионы России фактически в свою колонию.

…1610 год. Истощенная междоусобицами и раздробленная Россия пядь за пядью отдается захватчикам. Новгород – шведский, Москва и Смоленск – польские. В Москве уже заключен договор, по которому московским царем признается польский королевич Владислав. Пытаются отломить свой ломоть российского пирога и англичане.

Русский Север. А мог бы быть английским

Об этом стало известно сравнительно недавно. Накануне Первой мировой войны, в 1914 году, историк Инна Ивановна Любименко нашла в английских архивах сенсационные документы и даже успела их опубликовать в научной прессе. Но в пушечной канонаде и революционном угаре новость не была услышана – да и до исторических ли аллюзий, когда современность кроится на новый манер?

А обнаружена была – в одном из архивов Британии – копия письма английского капитана Чемберлена Тайному совету при короле Карле I (что-то вроде Совета безопасности). В 1610–1613 годах капитан Чемберлен участвовал в сверхсекретной миссии. Вот как он описывает эти события (письмо было составлено задним числом, уже в 1631 году, после Смуты, в качестве отчета, поэтому в нем упоминается предыдущий английский король Яков I): «По своем возвращении из России я представил покойной памяти королю Якову Первому все русское государство, ежегодный коронный доход с которого достигает 8 миллионов фунтов стерлингов. Сэр Джон Меррик и сэр Уильям Руссель были посланы к дворянству этой нации, располагавшему собраться армией, и предложили от имени короля Великобритании, что Его Величество сделается их императором и покровителем, на что, в общем, они согласились с благодарностью и послали своего посла с великим подарком к королю, чтобы вступить с ним по поводу этого дела в переговоры». Далее Чемберлен сетует на то, что из-за болезни не смог поехать на эти переговоры вместе с Мерриком и Русселем.

Но отчет (автор и точная дата его составления не установлены) на имя Якова I о самих переговорах у И. И. Любименко тоже имеется. В нем сказано: «Северные части этого государства (то есть России. – Авт.), которые еще сохранились в целости, не тронутые войной, но уже предвкушающие ужасы ее, будучи, ко взаимной пользе, в давних сношениях с нашей нацией и, благодаря постоянному соприкосновению обоих народов, полюбив наш характер и наши условия жизни, наслышанные о славе Его Величества, его великом разуме и доброте, предпочитают отдаться в его руки, чем в какие бы то ни было другие. И с этой целью они вели в прошлое лето переговоры с агентом Московской компании (как он сам говорил) и послали бы послов к Его Величеству по возвращении последнего флота, если бы агент мог подать им надежду, что желание их может быть исполнено».

Итак, автор говорит о том, что переговоры идут, и на достаточно высоком уровне. Кроме Томаса Смита, руководителя Московской компании (английского торгового представительства), в них участвуют и некоторые авторитетные британские купцы. Далее следует: «Если бы Его Величество получил предложение суверенитета над той частью Московии, которая расположена между Архангельском и Волгой, и над водным путем по этой реке до Каспийского или Персидского моря или, по крайней мере, протекторат над нею и полную свободу для английской торговли, это было бы самым счастливым предложением, когда-либо сделанным нашему государству с тех пор, как Колумб предложил Генриху VII открыть для него Вест-Индию…» Зная о почти пустой к этому моменту королевской казне, автор предлагает обеспечить эту акцию, ни много ни мало, за счет самих русских: «Пускай Его Величество даст полномочие одному или нескольким осторожным лицам, которые отправятся туда (то есть на север России. – Авт.) со следующим флотом в мае, чтобы заключить договор с населением, если оное того пожелает, – на условиях суверенитета или протектората, в зависимости от инструкций Его Величества. После чего московиты могут в свою очередь отправить послов сюда по возвращении флота в сентябре, для подтверждения договора, а тем временем пусть они приготовятся передать в руки английской компании достаточно казны и товаров, чтобы оплатить вооружение и перевоз нужного им количества воинов».

Поначалу Инна Любименко вообще-то не была уверена в подлинности полученных в ее распоряжение документов. Но сомнения сняла еще одна – ее же – находка, сделанная спустя месяц-другой в том же 1914 году. Чудом сохранившийся небрежно исписанный вдоль и поперек листок производит впечатление пометок на скорую руку. Но зато обозначен автор! Имя его хорошо известно британским историкам. Это Джулиус Сизэ – некогда влиятельный придворный юрист времен того же Якова I.

«Московия, 14 апреля 1613 года.

Проект касательно Московии, северная часть которой предложена протекторату короля.

Будет ли она действительно предложена?

Следует ли ее принять?»

После других заметок, к данной теме не относящихся, Сизэ неожиданно возвращается к «московской» проблеме. «Архангельский порт в Московии, смотри карту. Можно ли укрепить этот порт при помощи 1000 англичан?»

Наброски эти еще раз подтверждают: в английских придворных кругах достаточно серьезно обсуждался вариант «мягкой» оккупации нынешних Архангельской, Вологодской областей и Поволжья. Инициатором этого проекта был, скорее всего, упоминавшийся уже Джон Меррик, человек, хорошо знавший русский язык и бывший одно время руководителем англороссийской торговой компании, а «по совместительству», не исключено, сотрудником секретной королевской службы. Об этом, правда, мы можем только догадываться – подтверждающих документов нет.

Как нет и документов, проясняющих другой – для нас не менее интересный – вопрос: кто же вел эти секретные переговоры с российской стороны? Ни одной русской фамилии в бумагах нет. Сказано лишь о неких дворянах, «части дворянства». Однако то, что отчеты о переговорах эмиссары адресовали ни много ни мало самому королю, а также то, что проектом занимался сам лейб-юрист – позволяет предположить, что контакты с русскими велись на очень высоком уровне. Кстати, следует заметить, что дворяне Русского Севера всегда симпатизировали Западу и его культуре, в том числе английской, тем более что торговля с Англией обогащала российскую знать. Смута между тем грозила разрушить эти торговые связи. И представляется вполне логичным, что какая-то часть российского дворянства вполне удовлетворилась бы хоть и чужеземной, но надежной, прогнозируемой властью – особенно в лице постоянного торгового партнера.

Однако не будем забывать, что в то время, когда Джулиус Сизэ делал свои наброски (в 1613 году), обстановка в России уже резко изменилась по сравнению с 1610 годом, когда переговоры начинались. Осенью 1612 года ополчение Минина и Пожарского взяло Кремль; сидевшие там в блокаде поляки, доведенные до людоедства, легко сдались. Примерно в то же время казаки оттеснили от Волоколамска войска короля Сигизмунда, которые направлялись к Москве, чтобы вернуть ее польской короне.

В 1613 году, как известно, трон России занял первый из Романовых – Михаил. Первые же его политические шаги, а также деятельность новой Боярской думы по наведению порядка в стране разрушили все планы англичан. Грандиозный геополитический проект был отвергнут. Можно допустить, кстати, что царь Михаил либо вовсе не знал об этой истории, либо услышал о ней позже.

Во всяком случае, не найдено ни одного источника, который сообщал бы о том, что царь был в курсе дела. Бесспорно одно: с воцарением Романовых Русскому Северу перестала грозить перспектива заговорить на смеси английского с вологодским.

Московский вор, грабитель и… сыщик

Человек, вошедший в историю как Ванька Каин, был сыном крестьянина Ростовского уезда, села Иванова. После похождений в Москве отправился на Волгу, где примкнул к понизовой вольнице и разбойничал в шайке известного атамана Михаила Зари. В 1741 году явился в московский сыскной приказ и предложил свой услуги по поимке воров. В мае 1775 года его приговорили к четвертованию. Позже смертный приговор был заменен вечной каторгой.

Иван Осипов, получивший впоследствии прозвище Каин, воровать начал с детства, как только родители отдали его в услужение московскому купцу Филатьеву. Поначалу он крал у хозяина понемногу, купец его крепко за то бил.

Известно, что еще подростком Ванька начал «шататься по кабакам». Там он свел знакомство с настоящим профессиональным вором, отставным матросом Петром Романовичем Смирным, по прозвищу Камчатка. Ванька вскрыл хозяйский сундук с деньгами и с добычей сбежал. Благодаря протекции Камчатки он стал членом воровской шайки, ночевавшей под Каменным мостом. С первых же дней Ванька показал, что у него большое воровское будущее. Ванька Каин был не просто вор, но и весельчак-игрун.

Многоликий Ванька Каин

Девке Авдотье, бывшей своей полюбовнице, после того как она не выдала его под пытками, он подарил бархатную шкатулку с золотом и бриллиантами, а когда она вышла замуж за лейб-гвардии конного полка рейтара Нелидова, украл у портного триста рублей и, подарив их той же Авдотье, сказал ее мужу: «Молчи, господин рейтар! Я не вор, не тать, но на ту же стать». И, вручив Авдотье деньги, промолвил: «Вот тебе луковица попова, облуплена готова, зная почитай, а умру – поминай».

В те времена, как правило, грабители поджидали припозднившегося путника в укромном месте и под угрозой ножа или дубины отбирали все, что было у жертвы при себе. Случались и дерзкие налеты на дома богатых горожан, когда шайка, высадив ворота и припугнув слуг и хозяев, уносила с собой все ценные вещи. Большого ума и изворотливости для таких дел не требовалось. А Ванька как раз обладал этими качествами и вскоре нашел им применение.

Разбитной, веселый, общительный Ванька мог легко уговорить слуг, а чаше – служанок в богатых домах помочь ему избавить их хозяина от «лишнего» имущества. Умел он и бесшумно выдавливать стекла из окон. А бывало так, что днем вместе с покупателями приходил Ванька на торговый двор и прятался там, выжидая, пока хозяин с приказчиками уйдут по домам. А ночью он перебрасывал товары поджидавшим его за забором подельникам.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды Ванька случайно не столкнулся со своим бывшим хозяином – купцом Филатьевым и его слугами. Его скрутили и притащили на двор, откуда он незадолго до того сбежал, оставив на двери дома издевательскую надпись: «Пей воду, как гусь, жри, как свинья, а работает на тебя пусть черт, а не я». Ваньку посадили на цепь, привязанную к столбу во дворе, и Филатьев строго-настрого запретил поить его и кормить. В те времена хозяева предпочитали вершить суд самочинно, ибо полицейские в ходе официального разбирательства нередко забирали себе награбленное вором добро.

Ванька, которому грозила жестокая порка, дождавшись, чтобы в свидетелях были посторонние купцу люди, вдруг громко выкрикнул: «Слово и дело государево!» Это означало, что у него есть важные сведения для Тайной канцелярии, занимавшейся расследованием государственных преступлений.

Немедленно доставленный в московскую контору Тайной канцелярии, Ванька объявил, что купец Филатьев вместе со своими дворовыми убил солдата и спрятал труп в заброшенном колодце. Он готов был указать место. Это спасло Ивана Осипова и погубило его хозяина, так как убийство солдата – «государственного человека» – с петровских времен каралось очень сурово.

За помощь в раскрытии столь серьезного преступления Ванька получил свободу. Друзья по шайке радостно приветствовали его возвращение. После этого они выбрали его своим атаманом. Под предводительством Ваньки шайка отправилась в Нижний Новгород на знаменитую Макарьевскую ярмарку, надеясь там обогатиться.

Там Ванька, познавший за время службы у Филатьева тонкости торгового дела, заводил многочисленные знакомства с приказчиками, высматривал и выведывал, как навести своих подельников на выгодную добычу.

Однажды Ванька решил самостоятельно совершить кражу из хорошо охранявшегося дома, в котором купцы держали серебро. Но дерзкий налетчик был схвачен, купцы принялись его охаживать железными прутьями. Пришлось Ваньке снова закричать: «Слово и дело!»

Ваньку поместили в тюрьму, чтобы с оказией отправить в столицу для разбирательства его доноса в Тайной канцелярии. Но его приятели подкупили стражников, которые отдали Осипову отмычки для замков на кандалах и указали удобное время и место для побега. Ванька бежал из темницы в… баню, откуда он совершенно голый выскочил на улицу с криками, что у него украли одежду, документы, паспорт. Сцена была разыграна так убедительно, что в местной полиции ему дали одежду и даже выправили новый паспорт. С «чистыми документами» он без хлопот добрался до Москвы.

Здесь шайка на время затаилась, потихоньку сбывая ворованное. В Москве Ванька не нашел многих своих прежних знакомцев: кто сидел в тюрьме, кто был отправлен на каторгу, кто казнен. В это время в голове Осипова созрел неожиданный план. Изворотливый и авантюрный характер подтолкнул его стать… доносчиком.

В конце 1741 года он подал руководителю московского Сыскного приказа князю Кропоткину челобитную, в которой выражал раскаяние в былых прегрешениях и предлагал властям услуги в розыске и поимке воров. Князь выделил в распоряжение Ивана Осипова команду солдат, и в одну ночь в Москве было арестовано больше тридцати преступников. Именно в эту ночь к Ваньке навсегда и пристало презрительное прозвище Каин.

Вскоре у одного из арестованных с его помощью преступников был найден составленный им список московских разбойников с кратким описанием их деяний. Одним из первых в том списке значился Иван Осипов, вовремя переквалифицировавшийся в сыщики.

Заслужив доверие властей, Ванька Каин с помощью полиции принялся ловить воров с такой легкостью, с какой прежде совершал набеги и грабежи. За два года, прошедшие с момента первого крупномасштабного ареста воров, количество преступников, пойманных с его помощью, выросло более чем в десять раз. Свое новое положение «доносителя Сыскного приказа» Осипов использовал прежде всего для личного обогащения, впрочем, тем же не брезговали в ту пору многие полицейские.

Ванька без зазрения совести вымогал деньги у беспаспортных, беглых и раскольников, брал «пошлину» с приезжавших торговать в Москве иностранных купцов, не желавших ссориться с полицией. Поймав с поличным вора, он большую часть добычи забирал себе, вместо того чтобы вернуть законному владельцу. Выясняя на допросе у пойманных преступников, где и у кого они скрывались, кому сбывали краденое, Ванька потом шантажировал их сообщников, вымогая у них взятки. Помогали ему в этих делах некоторые из оставленных на свободе бывших членов шайки. В их числе и не забытый благодарным учеником первый его наставник Камчатка.

Такая деятельность в глубинах криминального мира не могла остаться незамеченной. На самого Ваньку пошли доносы – как от добропорядочных граждан, так и «сданных» им разбойников, считавших, что место Каина – в тюрьме. Но хитроумный Каин тут же обратился непосредственно в Сенат с прошением о том, чтобы эти доносы не рассматривались, поскольку он в силу своих обязанностей полицейского доносчика просто вынужден общаться с криминальным миром.

Сенат указал Сыскному приказу не обращать внимания на доносы, в которых говорится о причастности Ивана Осипова к «неважным делам», не определив конкретно, что при этом имеется в виду.

Таким образом, решать вопросы о «неважности» воровских дел, к которым был причастен Ванька Каин, должны были служители московского Сыскного приказа. То есть люди, большинство из которых были его приятелями и получали от предусмотрительного Ваньки щедрое вознаграждение.

Более того, Сенат тогда же отдал распоряжение и о том, чтобы городские власти и офицеры военного гарнизона оказывали Ивану Осипову всевозможное содействие.

Ванька Каин упрочил свое общественное положение. Одевался он теперь по последней моде, завивал и пудрил волосы. Купил большой дом в Зарядье – самой престижной части Москвы, обставил его дорогой мебелью, украсил картинами и безделушками. В доме устроил бильярдную, что было большой редкостью даже у богатой знати. Не хватало лишь очаровательной хозяйки. Однако приглянувшаяся Осипову соседская дочка не ответила ему взаимностью. Это только больше распалило кавалера. Он заставил одного из пойманных разбойников назвать строптивую красавицу своей сообщницей. Девушку арестовали и подвергли пыткам. Ванька Каин передал возлюбленной через сообщника, что может не только избавить ее от пыток, но и вообще добиться ее освобождения, взамен она должна выйти за него замуж. Девушка предпочла жизнь с нелюбимым мужем.

Осенью 1749 года в Москву прибыл генерал-полицмейстер А. Д. Татищев. Он должен был приготовить город к визиту императрицы Елизаветы, в частности избавить его от воров и разбойников. Татищев в молодости служил денщиком у Петра I, который, как известно, держал на этой должности людей энергичных и предприимчивых. Как генерал-полицмейстер, он подчинялся непосредственно императрице и считался человеком умным и крутым на расправу. Одним из методов борьбы с преступниками Татищев считал их клеймение – выжигание на лбу слова «вор» Для этого он сам изобрел приспособление. А если преступник исправится или будет осужден невинный человек? «Если исправится или что-то другое, то никогда не поздно будет добавить на его лбу перед старым клеймом "не"», – отвечал находчивый Татищев.

К генерал-полицмейстеру стали поступать жалобы на Ваньку Каина. Татищев заподозрил его в двурушничестве и, не считаясь с заслугами «доносителя Сыскного приказа», распорядился вздеть того на дыбу и подвергнуть пыткам.

Ванька решил прибегнуть к старому приему и выкрикнул: «Слово и дело!» Но генерал-полицмейстер, который подчинялся только императрице, продолжил дознание, ужесточив пытки. В результате Осипов признался во всех своих грехах.

Для проведения следствия по делу Ваньки Каина была создана специальная комиссия. Чтобы разобраться в его махинациях, комиссии потребовалось несколько лет. Сам же Ванька, очутившись за решеткой, наладил через приятелей из Сыскного приказа и тюремных сторожей связь с волей, обеспечив себе и в тюрьме вполне сносную жизнь. Он пировал, играл в карты, развлекался с женщинами. Ждал и надеялся, что дело его будет закрыто.

Однако состав служащих московского Сыскного приказа сменился, и у Ваньки в этом и других государственных учреждениях Москвы не осталось влиятельных покровителей и друзей. Его отдали под суд и в мае 1775 года приговорили к четвертованию. Потом этот смертный приговор был заменен вечной каторгой. Ваньке вырвали ноздри, и не только на лбу, но и на щеках выжгли слово «вор» и отправили к Балтийскому морю, а затем в Сибирь. Там следы его и затерялись.

В народных преданиях Ванька Каин выглядит настоящим Робин Гудом, который грабил богатых и помогал бедным, раздавая им золото. Многие популярные песни связаны с его именем, например «Не шуми ты, мати зеленая дубравушка».

За спасение – казнь

Кто из нас не слышал о правилах этикета? Конечно, слышали все, но далеко не все их знают, а о выполнении этих правил в современной жизни даже нечего и говорить. Еще меньшее количество людей ведает о том, какие строгие правила этикета царили при дворах европейских самодержцев разных стран – царей, королей, герцогов, курфюрстов и так далее.

Стоит сказать, что при дворах монархов правила этикета зачастую приобретали очень жесткие, можно даже утверждать, жестокие формы наравне с законами, за нарушение которых придворным грозило строгое наказание. А о нелепости ряда требований этикета нечего далее и упоминать – зачастую подобные нелепицы приводили к тому, что их жертвами невольно становились… сами монархи!

Но католическая Испания в ХУЛ в. по нелепым требованиям соблюдения норм этикета перещеголяла все остальные дворы европейских самодержцев.

В Испании в то время правил Его Всекатолическое Величество король Карлос II, а его супругу, делившую с ним трон, звали Мария-Луиза.

Мария-Луиза Орлеанская – жертва этикета

С первого же дня, как только ей надели на голову корону, бедная Мария-Луиза оказалась заложницей строжайших и жестоких требований этикета, издавна царивших при испанском королевском дворе. Вот как вспоминала о том времени одна из родовитых испанских аристократок, близкая ко двору: «Если бы королева Мария-Луиза неожиданно оступилась и упала, не имея возможности самостоятельно подняться, поскольку она подвернула ногу, и если бы рядом не оказалось ее придворных дам, чтобы помочь своей королеве подняться, хотя бы вокруг стояла сотня царедворцев мужчин, королеве пришлось бы подниматься самой или оставаться лежать, где она упала, целый день напролет, скорее, чем кто-либо из придворных решился помочь ей встать».

Таково свидетельство современницы. Почему же мужчины, вопреки современным понятиям, не могли проявить себя рыцарями и помочь своей королеве? Да потому, что по жестоким и нелепым правилам этикета испанского королевского двора жены монарха не могла касаться под страхом смерти рука «чужого» мужчины.

Кроме двух или трех особо доверенных родовитых придворных дам, никто не имел права прикоснуться даже к шлейфу платья Марии-Луизы, не то чтобы к ее телу. Исключение в этом нелепом и жестоком требовании этикета составлял только сам «христианнейший» король Карлос II как монарх и законный супруг.

За строгим соблюдением предписанных норм поведения постоянно бдительно следила специально приставленная к королеве, вроде дуэньи, герцогиня Терра-Нова. Герцогиня буквально не спускала с королевы глаз и повсюду тенью следовала за ней, делая разного рода замечания.

– Как?! Ваше Величество выглядывает в окно? Бог мой, что вы делаете?! Знатным дамам, а, в особенности королеве, никак не пристало подобнее поведение. Будьте добры, Ваше Величество, отойти от окна!

Марии-Луизе приходилось волей-неволей повиноваться, а дуэнья-герцогиня не унималась:

– Христианнейшей королеве, супруге могущественно короля Испании, владеющей половиной мира, должно на мессе опускать глаза долу и поднимать их только для того, чтобы посмотреть на Святое Распятие и вознести свои горячие молитвы Всевышнему!

– Я нахожусь в полной власти герцогини Терра-Нова, – жаловалась мужу Мария-Луиза. – В конце концов она изведет меня своими вечными придирками.

Все королевы Испании имели в наставницах дам из числа придворных самого знатного происхождения и соблюдали свято требования этикета при дворе.

– Но я больше просто не могу терпеть эту несносную герцогиню! – Чуть ли не рыдала жена-королева. – Я соблюдаю все требования придворного этикета и без нее, прикажи ей удалиться от двора.

– Не стоит так преувеличивать, – в ответ пренебрежительно отмахивался его «христианнейшее величество» король. – Зато когда меня нет во дворце, моя душа полностью спокойна за тебя.

И опять все шло по-прежнему: муж никак не соглашался уступить просьбам жены, даром что это была королевская чета. Утром под дверями покоев Марии-Луизы ее уже терпеливо дожидалась ненавистная герцогиня Терра-Нова и опять звучал ее скрипучий голос, делавший замечания и поучавший, поучавший, поучавший.

– Прекрасно, – сказала в один из дней сама себе Мария-Луиза. – Если король никак не хочет пойти мне навстречу и убрать подальше от столицы, а не только из дворца замучившую меня своими нравоучениями герцогиню, придется самой себе устраивать передышки, чтобы хотя немного отдохнуть от бесконечных нравоучений.

Королева прекрасно знала, что герцогиня Терра-Нова под любым предлогом избегает прогулок верхом – возможно, начинал сказываться возраст или одолевали какие-то болезни? Как бы там ни было, именно на этом и решила сыграть Мария-Луиза.

– Сегодня я намерена совершить прогулку верхом, – вскоре заявила она придворным дамам. – Прикажите оседлать мне лошадь!

– Ваше Величество, супруге христианнейшего монарха не пристало… – завела было свою излюбленную песню занудливая «дуэнья».

– Помолчите, герцогиня! – довольно резко оборвала ее королева. – Лучше собирайтесь, вы поедете со мной.

– Благодарю покорно, – поклонилась «дуэнья», – однако я вынуждена отказаться от лестного предложения Вашего Величества.

– Тогда счастливо оставаться!

И Мария-Луиза, довольная собой, направилась к лестнице, ведущей на широкий двор королевского дворца…

По галерее, окружавшей двор королевского дворца, неспешно прогуливались царедворцы и дворяне, приехавшие служить монарху с разных концов Испании. Солнце уже ощутимо припекало, а широкая навесная крыша галереи, поддерживаемая изящными резными колоннами, давала живительную прохладу.

Среди прочих по каменным плитам пола вышагивали идальго Альфонс де Берсео де Леон и граф Хуан де ла Вега-и-Гуевара. Оба молодых человека недавно прибыли ко двору, познакомились и успели подружиться.

– Все мои надежды и теперь связаны с тем, чтобы выпросить у короля милостивого назначения в Новый Свет, – откровенно признался приятелю идальго Альфонс де Берсео.

– Надеетесь там сказочно разбогатеть, сеньор? – улыбнулся в ответ граф. – Верите в легендарную страну Эльдорадо, где золото буквально валяется под ногами?

– Нет, мой друг, совсем нет. Меня не привлекает блеск золота, хотя в нашей суетной жизни и оно совсем не лишнее. Просто мне стало тяжко здесь, в Испании, хочется вольного ветра странствий и приключений.

– Это уж как распорядится Судьба и подчиненные ей незримые силы, – глубокомысленно, с видом философа, заметил граф Хуан. – Я тоже не отказался бы от новых ярких впечатлений и плавания в Новый Свет.

– Главная причина кроется в другом, – доверительно понизил голос Альфонс. – Мой род обеднел, и я не старший сын, которому отойдет все наследство. А выбривать на макушке тонзуру, принимать обет безбрачия и становиться священником или монахом мне никак не хочется.

– Прекрасно понимаю, – кивнул граф и неожиданно сжал локоть приятеля. – Смотрите, Альфонс, королева!

По широкой лестнице во двор спустилась стройная, красивая молодая дама в богатом костюме для верховой езды. Слуга подвел ей белую лошадь и подержал стремя, помогая королеве сесть в седло. Придворных дам рядом не было видно. Возможно, они замешкались, срочно переодеваясь, поскольку не ожидали решения своей госпожи отправиться на верховую прогулку. Или их намеренно задержала зловредная герцогиня Терра-Нова, ежедневно изводившая Марию-Луизу своими нравоучениями?

Внезапно, словно чего-то испугавшись, лошадь королевы резко поднялась на дыбы. Сидевшая в дамском седле (то есть боком) Мария-Луиза не удержалась на спине животного и упала.

– Ах! – почти разом выдохнула наблюдавшая за происходившим толпа придворных.

Однако они все как один ограничились ролью сторонних наблюдателей и безучастно смотрели, как запутавшаяся ногой в стремени их несчастная королева безуспешно пытается подняться. Даже стражники не сдвинулись с места. Все прекрасно помнили, что по жестоким и нелепым правилам придворного этикета, безраздельно царившего во дворце испанского короля, тот мужчина, чья рука дерзнет хотя бы пальцем коснуться королевы, подлежит немедленной смертной казни! Умирать никому не хотелось.

– Если лошадь сейчас понесет, то бедная женщина погибла! – схватив приятеля за руку, воскликнул идальго Альфонс.

– Тогда вперед, сеньор, вперед! – увлек его за собой решительный граф Хуан.

   Они в один момент перепрыгнули через балюстраду, огораживавшую галерею, и подбежали к лежавшей на земле королеве. Дон Альфонс успел схватить лошадь под уздцы и заставит ее стоять на месте, а граф де ла Вега почтительно склонился над королевой и осторожно выпутал ее изящную ножку из ремня стремени.

– Стража! Хватайте их! Они преступники, – истошно кричала с верхних ступенек лестницы герцогиня Терра-Нова.

– Вы целы, Ваше Величество? – участливо поинтересовался идальго Альфонс.

– Кажется, да. – Мария-Луиза со стоном поднялась на ноги. – Благодарю вас, сеньоры! Вы отважно и благородно спасли мне жизнь, но теперь вам надо бежать: я не уверена, что сумею уговорить Карлоса II помиловать вас. На конюшне есть оседланные кони. Пусть вас спасет и поможет Пресвятая Дева Мария! Это на дорогу. – Королева сняла с запястья драгоценный браслет и отдала графу.

Молодые люди, подхватив шпаги, чтобы они не мешали бежать и не путались в ногах, кинулись к королевской конюшне.

– Стража! – продолжала надрываться герцогиня, вся пылавшая злобой.

– Ни с места! Это приказ вашей королевы! – Мария-Луиза подняла затянутую в перчатку тонкую руку и остановила стражников, кинувшихся следом за спасшими ее идальго.

В конюшне действительно нашлись оседланные резвые кони, и молодые люди, вскочив в седла, вихрем вылетели за ворота королевского дворца.

– Сбывается ваша заветная мечта, – немного придержав бег резвого коня, рассмеялся граф Хуан.

– Вы о чем? – не понял идальго Альфонс.

– О вольном ветре странствий, приключениях и Новом Свете, – напомнил ему их недавний разговор граф. – Сдается, мы оба теперь вдохнем этот ветер полной грудью. Куда теперь?

– Ближе всего Португалия, – прикинул Альфонс. – Оттуда тоже уходят корабли в Новый Свет!

Царь-врачеватель

Как известно, Петр I был очень многогранной личностью. Его интересовали различные стороны человеческой жизни. Все новое, необычное привлекало царя. Многое он стремился изучить и применять на практике.

Одной из таких сфер деятельности была медицина. Причем, по свидетельству современников, занимался ею царь «исключительно по влечению своего пытливого ума». Посетив в 1698 году анатомический кабинет знаменитого ученого Фридриха Рюйша в Амстердаме, Петр был восхищен увиденным. Один из его спутников записал в дневнике: «Видел у доктора анатомии кости, жилы, мозг человеческий… видел сердце человеческое, легкое, почки, и как в почках камень родится, и вся внутренняя разная. Животные мелкие от многих лет собранные и нетленны в спиртусах…» Царь несколько раз посетил музей Рюйша, подружился с ученым, заходил послушать его лекции, присутствовал на операциях, которые тот проводил в больнице Святого Петра. Петр посылал Рюйшу червей, ящериц и редких рыбок из-под Азова, а Рюйш подробно описывал Петру, как лучше червей кормить листьями и как правильно прокалывать бабочек для коллекции. Царь всеми способами стремился узнать у Рюйша, как тот бальзамирует трупы и изготовляет анатомические препараты. Ученый просил за свою тайну 50 тысяч гульденов. Только в 1717 году удалось приобрести его кабинет за 30 тысяч гульденов. А позже Рюйш под клятвой молчания сообщил царю и свою тайну.

Петр I в голландском музее

Примерно в это же время за 10 тысяч гульденов у аптекаря Альберта Себа была куплена многочисленная коллекция всех известных водяных и земных животных, птиц, змей и насекомых из Ост– и Вест-Индии. Благодаря этим двум собраниям был основан естественный кабинет при Академии наук. Петр любил возить с собой в качестве передвижных экспонатов живых людей с теми или иными физическими аномалиями и показывал их окружающим, растолковывая, что к чему.

Рассказывают, что однажды в Амстердаме Петр, проходя по улице, увидел странствующего зубодера, поразившего его умением необыкновенно ловко удалять больные зубы. Царь тут же пригласил его в ближайшую таверну и за небольшую плату уговорил поделиться своими секретами. С тех пор он постоянно стал носить с собой футляр с хирургическими инструментами и очень радовался, когда можно было применить на практике обретенное искусство. В Кунсткамере до сих пор хранится небольшой мешок с собственноручно выдернутыми царем зубами. Так, он выдернул больной зуб жене купца Тамсена. Иногда Петр I применял свое искусство с целью наказать виновных в чем-либо. Рассказывают, что однажды царь узнал, что жена его камердинера Полубоярова, выданная за него по высочайшему повелению, уклоняется от ласк мужа, отговариваясь зубной болью. Явившись к жене камердинера, Петр I вырвал у нее здоровый зуб и, заявив: «Повинуйся впредь мужу и помни, что жена да боится своего мужа, инако будет без зубов», удалился.

Столичные врачи были обязаны сообщать, если проводилась какая-нибудь серьезная операция. По такому случаю царь, как правило, появлялся в сопровождении доктора Термонта, чтобы наблюдать за ходом операции. Под руководством этого врача он научился пускать кровь, рассекать трупы, перевязывать раны и вскрывать нарывы. В 1717 году царь, будучи в Париже, присутствовал на операциях, которые проводил известный окулист доктор Воолгюйз. Голштинский камер-юнкер Берхгольц в своем дневнике описал сделанные царем две трудные операции. Одна из них, правда, закончилась смертью пациентки, но, скорее всего, не по вине Петра. Вторая же была проведена благополучно: был вскрыт нарыв у фабриканта Тамсена, после чего тот быстро выздоровел.

Это увлечение царя способствовало развитию врачебного искусства в России. В 1706 году в Москве был учрежден первый военный госпиталь и при нем хирургическое училище, анатомический театр и ботанический сад, в котором Петр высадил различные растения. В 1714 году ботанический сад появился и в Петербурге. Также были учреждены казенные аптеки: в Петербурге, Казани, Риге, Ревеле и Глухове. В 1712 году основан инвалидный госпиталь для престарелых воинов. В Киеве, Екатеринбурге, Петербурге, Москве, Ревеле и Риге открылись богадельни для бедных. Ежегодно на эти нужды выделялось 15 тысяч рублей. В 1715 году учреждены сухопутный и морской госпитали на Выборгской стороне в Петербурге. Как и в Москве, при этих госпиталях были основаны хирургические училища, в которых за казенный счет обучались 50 учащихся.

С 1712 года в Петербург из Москвы была переведена Медицинская канцелярия (бывший Аптекарский приказ), на ее содержание, покупку врачебных материалов и жалованье врачам из казны ежегодно выделялось 50 тысяч рублей. Немногие частные увлечения монархов оказывались столь полезными для всей страны.

Пора отдавать долги?

Как справедливо сказано в Священном Писании, пути Господни неисповедимы. Также неисповедимы и непредсказуемы пути истории, способной закрутить такой курьез с финансами, что и за три сотни лет не разберешься!..

Отношения между Украиной и Россией, а по большому счету между народами-братьями, исторически и генетически выросшими из одного корня, не раз омрачались. Особенно остро и напряженно это стало проявляться после того, как Украина вошла в состав огромного Российского государства.

Напомним: самостоятельности как суверенное государство Украина никогда не имела. Что бы там ни говорили в Раде в Киеве и ни писали в украинских газетах, она являлась частью Речи Посполитой, то есть Польши, ее восточной окраиной, с чуждым для поляков населением и со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В неспокойном XVII в., стремясь к самостоятельности, гетман Зиновий (Богдан) Хмельницкий поднял восстание против власти польского короля и всесильных магнатов. Но этот выученик иезуитов и бывший офицер-наемник, будучи политическим авантюристом высокого полета, понял: без России и ему, и его народу очень скоро придет конец. Страшный и неотвратимый: поляки вырежут всех без разбора. Поэтому Переяславская Рада высказалась за воссоединение отделившейся от Польши Украины с Россией.

Полковник Павло Полуботок, сын которого увез в Америку целое состояние

Однако идея «самостийности» на Раде не умерла. Русского царя Петра I в период войны со шведами предал украинский гетман Мазепа. Но он жестоко просчитался, поставив на Карла XII. Под Полтавой русские войска под предводительством Петра I в пух и прах разнесли шведов!

Просчитался не только Мазепа, но гетман Левобережной Украины Павло Полуботок. В принципе, называя Павла Леонтьевича гетманом, украинцы сильно грешат против истины: Полуботок был всего лишь казацким полковником, назначенным после смерти гетмана Скоропадского управлять делами до избрания нового гетмана. Но он слыл ярым сепаратистом, повздорил с Петром I и его малороссийской коллегией, за что угодил в крепость, где в 1724 году Павел Леонтьевич и скончался. Это, так сказать, краткая предыстория событий, о которых далее пойдет речь.

Полковник Полуботок был не глуп и отлично понимал, каким образом способны повернуться события. Поэтому примерно в 1723 году (некоторые украинские и российские историки называют 1720 год, но эта дата несколько сомнительна) призвал к себе сына Якова.

– Вот, сынку! – положив тяжелую ладонь на засмоленный бочонок, сказал полковник. – Бочка сработана из крепкого дуба. А в ней двести тысяч рублей золотом. Милость русского царя ко мне ненадежна. Поэтому приказываю тебе, сын, любым способом добраться до британских владений и там надежно вложить наши деньги. Но так, чтобы потом их использовать на благо нашей родной Украины. Кроме тебя больше мне довериться некому.

– Постараюсь, батько! – встав на колени, снял шапку и поклонился отцу в ноги Яков.

– Да гляди, как бы не надули тебя хитрые британские бестии! – предупредил полковник. – Они на чужие деньги падки.

– Бог поможет! – перекрестился сын.

Сколь долго продолжалось путешествие Якова Павловича Полуботка, никому не известно. По сведениям изучавших данный прелюбопытный вопрос экспертов, сын полковника все же достиг берегов туманного Альбиона и доставил бочку с русскими червонцами. Обратим особое внимание: золото украинского полковника оказалось РУССКИМ!

Высадившись на берег, Полуботок-младший, как и наказывал ему батька, действовал весьма осмотрительно: он не кинулся сломя голову куда попало. Сначала навел справки, нашел толковых юристов и финансистов и, наконец, объявился в главной конторе Ост-Индской компании.

– По воле отца своего, – сообщил сын полковника, – и от его имени желаю сделать вклад через вашу компанию в английский банк.

– Мы сами крупнейший банк в мире, – просветили его чопорные англичане. – Позвольте узнать, какова сумма вашего вклада?

– Двести тысяч русских рублей золотом!

– О! – только и смогли сказать изумленные британские купцы и финансисты.

Начали торговаться, но, судя по всему, договоренности удалось достичь довольно быстро. Англичане предложили высокие по тем временам ставки – целых четыре процента годовых! Кроме того, вложенная украинскими сепаратистами сумма, по большому счету украденная у России, неуклонно возрастала от года к году за счет дивидендов. Сам взнос принимался на совершенно неопределенное время без каких-либо ограничений. В принципе, до востребования его самим Полуботком. Либо лицами им назначенными, либо потомками этих лиц. Вт так! Потомками! Русских братьев обобрали втихаря и с перспективой.

– Особенно мы отмечаем: на вложенные деньги не распространяется положение «О конфискации за сроком давности», – торжественно заявили хитрые британцы. – Мы вполне понимаем всю сложность вашего положения.

Как утверждают финансовые эксперты ЦРУ США, имеющие на «Самостийную Вкрайну» свои далеко идущие виды, за истекшие почти три столетия сумма вклада, сделанного Полуботком-младшим, должна составить ШЕСТНАДЦАТЬ ТРИЛЛИОНОВ ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ! Деньги просто умопомрачительные!

Многие пренебрежительно отмахнуться: «Слыхали мы красивые сказки про клады Мазепы и Полуботка. Легенды, все выдумка!»

С этим мнением позволили себе не согласиться редакция и главный редактор столичной российской газеты «Сенатские новости», выходившей еще в 1827 году! В опубликованной статье Сенату Российской империи предлагалось вполне серьезно заняться этим вопросом. Однако император Николай Павлович Романов счел необходимым ввиду множества более неотложных дел повременить с созданием специальной комиссии и международным разбирательством. Хотя крайне заинтересовался сообщением газеты. Потом, как всегда у нас случается, стало совсем недосуг. Дело о золоте, лежавшем в английском банке, задвинули в «долгий ящик», страшась напомнить о нем сердитому самодержцу: ну как попадешь под горячую руку?!

Бумаги остались. Они терпеливо ждали своего часа и дождались в. 1937 году! Делом крайне заинтересовался НКВД: госбезопасность, по поручению советского правительства, везде и всюду искала золото. А тут даже не нужно ехать за ним на Колыму! По сведениям заслуживающих доверие экспертов, в том же году – вождь всех народов в подобных случаях промедления не допускал и волокиты не терпел! – представители Внешторгбанка повели переговоры с англичанами относительно золота. Однако итоги этих секретных переговоров остались неизвестны. Конечно, советская сторона требовала деньги отдать: тогда существовал СССР, в состав которого входила Украина как одна из советских республик.

Спустя еще десять лет профессор консерватории Рубец собрал в городе Стародубе порядка трехсот пятидесяти предполагаемых потомков полковника Павла Полуботка. Как отмечают эксперты, наверняка эта акция проводилась с позволения и под эгидой госбезопасности Страны Советов – в Кремле хотели не мытьем, так катаньем получить деньги из Лондона. И кто бы в 1947 году при жизни вождя народов и Лаврентия Берии позволил самовольничать даже профессорам консерватории?

Однако и тут делегаты ничего толком не добились. Вполне понятно: Ост-Индская компания давно прекратила свое существование, и где теперь деньги, никто сказать не мог и не хотел. Английские газеты писали о необходимости «соблюдения режима особой секретности банковского дела» и упоминали о делегации из Советского Союза.

Но не стоит думать, что дело на этом закончилось. Люди весьма серьезные продолжали упорно заниматься сим историческим казусом.

В 1964 году в Киеве при правительстве Украинской ССР создали специальную комиссию во главе с П. Троньком. На протяжении ряда лет, надо полагать не без активного участия органов безопасности, комиссия усиленно занималась поисками золота, уплывшего в Британию в начале XVII в. Результаты ее работы остались неизвестны, и вряд ли мы когда-нибудь о них узнаем.

Когда СССР распался, вопрос о золоте вполне серьезно поднял на Сессии Верховного Совета Украины народный депутат от Львовской области, писатель и сепаратист Роман Иванычук.

Но вот в чем закавыка: чьи же все-таки это деньги? Нужно прямо сказать: золото Полуботок украл у Петра I. Кто тогда истинный хозяин вклада, если он вдруг найдется: самостийная Украина или Россия? И найдется ли вклад или тот человек, организация или государство, которые по праву смогут потребовать его вернуть, предъявив все необходимые документы?

А стоило бы – все же шестнадцать триллионов фунтов стерлингов!

Проклятое золото Мазепы

Иван Степанович Мазепа по праву считался одним из самых зажиточных людей своего времени. Его состоянию завидовали многие – король Швеции Карл XII, русский царь Петр I, украинский князь Кочубей. Гетманом Украины его сделало несметное богатство – проклятое золото. Но оно же его и погубило…

Уже не первый год в поселке Батурин Черниговской области ведутся археологические работы. В планах правительства Украины – возрождение гетманской столицы, последней резиденции печально известного гетмана Мазепы – нового национального героя Украины.

Каждый сезон сюда съезжаются волонтеры-археологи, уже найдены десятки захоронений, откопан фундамент церкви Святой Животворящей Троицы… Однако легендарный клад Мазепы пока так и не обнаружен.

Гетман Иван Мазепа – владелец «проклятого золота»

О богатстве Мазепы ходили легенды. Откуда ж был у гетмана такой непомерный капитал? Ведь его отец, обедневший польский шляхтич, владел лишь небольшим поместьем под Киевом. Подростком он отправил Ивана ко двору польского короля Яна Казимира в надежде, что там сын сделает карьеру военного. На смышленого мальчишку тут же обратил внимание сам Казимир и даже сделал распорядителем своих покоев, а позже оплатил учебу в лучших университетах Европы. В скором времени королевский протеже знал восемь языков и в совершенстве овладел искусством дипломатии. Но его карьера неожиданно прервалась прямо на взлете. Записной ловелас, Мазепа оказался в центре громкого скандала. Богатый польский магнат Фальковский внезапно вернулся домой с охоты и застал жену в объятиях молодого любовника. Оскорбленный супруг приказал слугам раздеть догола новоявленного Казанову, усадить на лошадь, привязать и пустить жеребца галопом. По легенде, лошадь несла Мазепу несколько дней, пока его не спасли украинские казаки. Так Мазепа очутился на родине. Путь назад был закрыт, и он решил все начать с нуля. Вскоре Иван женился на очень богатой вдове. «Молодая была уже не молода» – старше супруга на двадцать лет. Зато в его распоряжении оказались многочисленные поместья и куча денег. Так был сделан первый шаг к несчетному богатству и власти.

В 1687 году Мазепа был избран гетманом Левобережной Украины. Значительную роль при этом сыграли 17 тысяч червонцев, врученных им Василию Голицыну, фавориту правившей тогда царевны Софьи. Два года спустя Иван Степанович сумел произвести нужное впечатление на молодого царя Петра I, но и тут не обошлось без богатого подношения. Зато с тех пор царь считал Мазепу своим другом, осыпал щедрыми дарами и даже повесил на грудь орден Андрея Первозванного.

За 20 лет правления на Украине Мазепа сумел присвоить себе земли со 120 тысячами крестьянских душ и сколотить небывалое состояние. При нем процветало казнокрадство, взяточничество и вымогательство. В доносе на него, который в начале 1708 года подали царю недруги гетмана, генеральный судья Кочубей и полтавский полковник Искра, перечислялись лишь некоторые его «заслуги»: «Гетман распоряжается самовольно войсковою казною, берет, сколько хочет… С десяти городов гадяцкого полка идут ему все доходы, кроме того, у него во власти есть волости и села значительные, а он берет себе доходы с порукавичных и арендовых с большим умножением… За полковничьи места берет взятки… После смерти генерального обозного Борковского Мазепа отнял у жены его и малолетних детей имение и присвоил себе».

У Мазепы были далекоидущие планы: он мечтал стать самым богатым человеком в Европе, а Украину отделить от России. Ради своей цели Иван Степанович готов был на все, в том числе на предательство.

Втайне от русского царя он затеял переговоры с королем Швеции Карлом XII и в октябре 1708 года присоединился к шведским войскам, вторгшимся на Украину. Ему казалось, он всего в двух шагах от своей мечты. Но Петр разгромил шведов под Полтавой, и Мазепе пришлось спасаться бегством: вместе с Карлом он бежал к туркам в Бендеры.

После конфискации сокровищ, что хранились в Киево-Печерской лавре и Белой Церкви, и предания гетмана анафеме Петр призвал указывать местонахождение спрятанного Мазепой добра, обещая за это его половину. В ту пору возникли и по сей день не утихают слухи о сокровищах гетмана, спрятанных им во время бегства с Украины. Вероятно, эти разговоры не лишены основания. Известно, например, что в октябре 1708 года, за несколько дней до своего отъезда в ставку шведов, Мазепа, собрав приближенных, приказал им «зарывать в землю все, что есть дорогого, потому что царь… хочет устроить что-то недоброе над гетманом и над всем народом».

Молва гласила, что свое добро Иван Степанович схоронил в разных местах: в Киеве около Кирилловской церкви; в Чернигове под зданием полковой канцелярии; в районе села Переволоки под водами Днепра, где при переправе Мазепа был вынужден сбросить два бочонка золота и драгоценную утварь; в его замках – Поросюченском под Бахмачом и Гончаровском под Батурином.

В последние годы своего владычества Мазепа особенно заботился об укреплении Гончаровки – своей загородной резиденции. Гончаровка находилась у дороги на Конотоп, на обрывистом берегу реки Сейм. В центре села возвышался замок Мазепы. По словам главного недруга гетмана – Кочубея, Иван Степанович велел обнести широким валом все село «для якоись неведомой причины». По мнению исследователей, такое укрепление он задумал неспроста – не иначе как пытался укрыть за толстой стеной свои сокровища. Увы, после погрома, который тут учинили войска Петра, от Гончаровки камня на камне не осталось. Но и по сей день сюда время от времени наведываются кладоискатели, только пока никому из них удача не улыбнулась.

Другая резиденция – загородный дворец на хуторе Поросючка – тоже напоминала хорошо защищенную крепость. Мало того что она располагалась в глухом Поросюцком лесу, так еще и находилась на искусственном острове, возвышающемся посреди реки Бахмач. Поговаривают, что немало сокровищ могло быть спрятано и там. До сих пор там заметны следы каких-то строений, но о том, чтобы кто-то отыскал там драгоценности, сведений нет.

Вероятнее всего, часть богатейшей гетманской казны была скрыта в батуринском замке. Городок Батурин, что на Черниговщине, являлся с 1699 года столицей малоросских гетманов. По приказу Мазепы под мощным замком был вырыт подземный лабиринт, где и хранилась знаменитая гетманская «скарбница». Но во время штурма войсками Александра Меншикова весь город, в том числе и замок, были стерты с лица земли. Когда Меншиков с войском ушел из Батурина, Мазепа ненадолго заглянул туда, чтобы забрать припрятанную казну. Но добраться до нее было невозможно, разве что если проводить многодневные раскопки, а времени на это у гетмана не было.

Позже один из приспешников Мазепы, некто Михайловский, на допросе признался, что клад замурован в западной стене батуринского замка, но добраться до него нельзя. Дескать, это золото проклято теми, кого Мазепа незаслуженно обидел. Невзирая на предостережение, на Украину тут же послали воинскую команду, но многодневные поиски на развалинах замка действительно закончились ничем…

С тех пор предпринималось множество попыток отыскать злополучное золото. На заброшенных развалинах некогда блестящих дворцов пытали счастья и местные лозоходцы, и фашисты с миноискателями, и современные кладоискатели, но никому из них пока не повезло. Так, может, и правда золото Мазепы полито кровью и слезами обиженных им людей и потому никому в руки не дается?

(По материалам О. Волковой)

Несостоявшаяся экспедиция на Мадагаскар

Ништадтский мирный договор положил конец Северной войне. Несколько ранее закончилась Война за испанское наследство. Однако политической гармонией в Европе, как говорится, и не пахло. Причин для этого было много, но главными являлись колониальные противоречия великих держав.

Обширные колонии Испании и Португалии возбуждали лютую зависть во многих столицах. Более того, особые права пиренейских держав на заокеанские земли, дарованные им еще папой Александром VI, прочие европейские державы (прежде всего Англия, Голландия, Франция) решительно не признавали. И дело было не в отсутствии подходящих юридических аргументов, а в очевидной неспособности пиренейских держав удержать все то, что открыли и завоевали Колумб, Васко да Гама, Кортес, Писарро, Магеллан, Альбукерке и др.

Мадагаскар, так и не дождавшийся кораблей Петра I

Кровопролитная война за раздел колоний продолжалась многие десятилетия, по существу, без всяких перемирий. Когда мир заключали правительства, борьбу продолжали пираты. А те, кто стоял у кормила государственной власти, нередко помогали им (естественно, неофициально). Весьма показательными для той эпохи были ситуации, когда испанский посол, заявляя решительный протест английскому монарху по поводу грабежа, учиненного его подданными в испанских владениях, в ответ слышал клятвенные уверения в том, что этот прискорбный инцидент – следствие деяний преступных элементов, стоящих вне закона. Что же касается виновника дипломатического конфликта, то он не забывал отсчитать своему августейшему покровителю и сообщнику его долю добычи. И уж само собой разумеется, королевской полиции «никак не удавалось» напасть на след дерзкого пирата, хотя награбленное им испанское добро продавалось на лондонских рынках совершенно открыто.

Особенность пиратской тактики заключается еще и в том, что «джентльмены удачи» не были привязаны к базам снабжения. Проблема боеприпасов и продовольствия решалась за счет грабежа или торговли (имелись у пиратов свои торговые агенты). А когда возникала необходимость отремонтировать корабль (очистить днище от обрастаний), или реализовать награбленное, или просто отвести душу в кабаке, к услугам рыцарей черного флага были портовые города в английских колониях. Само собой разумеется, что последние входили в порт не под черным, а под государственным флагом. И если за ними не водились грешки (грабеж подданных Его Величества), власти «не замечали их».

Если же у какого-нибудь «джентльмена», как говорится, рыльце было в пуху и визит в Саванну или в Бостон оказывался чреват крупными неприятностями со стороны королевских шерифов, он мог воспользоваться известной ему укромной бухтой на одном из островов Антильского архипелага. Там можно было и корабль отремонтировать, и с нужными людьми встретиться. А такие встречи являлись очень желательными, ведь для расширения дела (для нападения на конвой и на прибрежные города) требовалось объединение усилий – создание пиратских эскадр.

К тому же очень полезно было получить информацию об обстановке на театре морских действий (узнать, где можно поживиться, а где и голову потерять). И наконец, следовало знать, где действуют коллеги, чтобы не мешать им и не создавать пиратской усобицы.

Одним словом, «джентльмены удачи» стремились упорядочить свой промысел, и процесс этот временами приобретал некоторые черты государственных отношений. В районах наибольшей активности европейских пиратов возникали их корпорации. Последние имели свои законы (узаконенные обычаи), выборных предводителей, а также связи с европейскими негоциантами и правительствами.

Судя по всему, подобные пиратские объединения, например «Береговое братство», и породили слухи о пиратских государствах. Россияне узнали об одной из таких «держав» вскоре после окончания Северной войны, причем информация эта способствовала организации одной секретной экспедиции. Именно о ней и пойдет речь.

Начнем с исторической справки. В 1506 году португальский мореплаватель Лоренсо Альмендого открыл в Индийском океане гигантский остров. Он назвал его Сен-Лоран и нанес на карту. Соотечественники Альмендого в те времена бредили сокровищами Индии и не проявили интереса к его открытию, зато им заинтересовались в Париже.

Сен-Лоран был переименован в Дофинов остров и объявлен собственностью французской короны, затем французы начали превращать новую колонию в тропическую плантацию и базу на морских коммуникациях, связывающих Европу с Индией.

Что же касается аборигенов, то их безжалостно сгоняли с земли и превращали в рабов, а смиренные слуги божьи в рясах католических монахов обращали в истинную веру темнокожих язычников.

И плантаторы, и миссионеры действовали с великим рвением. Первые обращали жизнь туземцев в ад, а вторые обещали им рай на небесах.

Такая ситуация имела место до 1670 года, когда лютая ненависть к белым угнетателям и горький опыт прошлых выступлений против них позволили туземцам создать единый фронт и достаточно мощные силы. Они уничтожили французских захватчиков, после чего европейское проникновение на остров, получивший к тому времени название Мадагаскар, было временно приостановлено. Точнее говоря, европейское присутствие на острове сохранилось в виде пиратских баз в укромных бухтах восточного побережья.

Об этих пиратских «малинах» россияне были в общем-то наслышаны. Однако в конце 1723 года царь Петр I узнал на сей счет нечто совершенно новое. Оказалось, что на Мадагаскаре существует пиратское королевство. Автором сенсации был вице-адмирал Вильстер. Бывший шведский подданный, эстонец по национальности, он объявился в Ревеле и заявил, что не является врагом России и имеет важное государственное дело к ее царю. Аудиенцию у Петра I он получил, после чего в Ревеле началась срочная подготовка к какому-то не просто секретному, а сверхсекретному вояжу. Лишь крайне ограниченный круг лиц знал, куда, когда, под чьим командованием и с какой целью фрегаты «Амстердам Галей» и «Декронделивде» выйдут в море. В начале декабря того же года оба корабля подняли якоря и покинули Ревель. Однако штормовые повреждения, полученные в районе балтийских проливов, заставили их вернуться. Экспедиция была сначала отложена, а затем и вовсе отменена.

Со временем пелена секретности, скрывавшая это предприятие, спала, но некоторые его детали так и остались невыясненными, хотя прожект, которым Вильстер ухитрился было соблазнить Петра I, неоднократно привлекал внимание историков. Одним из них был некто И. Зейдель. В 1867 году он опубликовал в журнале «Морской сборник» статью, в которой весьма путано изложил ход событий и еще более путано их подоплеку.

Согласно описанию Зейделя, в начале XVIII в. в Стокгольме была получена петиция от индоокеанских пиратов шведского происхождения. Они испрашивали у властей амнистии и права на возвращение на родину. Король Карл XII с готовностью простил своих многогрешных подданных, а наследовавшая ему королева Ульрика подтвердила решение брата.

Решение это объяснялось, конечно, не христианским милосердием, а надеждой на то, что раскаявшиеся грешники вернутся на родину не с пустыми руками. Для шведской казны, истощенной войной, пиратская добыча (ее казенная доля) была бы даром небес. Однако никаких последствий высочайшее милосердие не породило, так как индоокеанские пираты в Стокгольме не объявились. Зато там возник прожект создания шведской колонии на острове Мадагаскар. Из числа шведских подданных к нему были причастны командор Ульрих, вице-адмирал Вильстер и штатный секретарь министерства иностранных дел фон Гепкен.

Губернатор Мадагаскара Морган решил обратиться к шведам. Учитывая ограниченные возможности шведской казны, опустошенной Северной войной, он предложил на свои средства снарядить 30 кораблей. Шведское же участие в предприятии предлагалось ограничить одним или двумя кораблями. Для большей убедительности Морган разыскал среди своих коллег (бывших подчиненных) две или три дюжины шведов и убедил их подписаться под прошением с просьбой о помиловании.

В Стокгольме сложилось впечатление, что на Мадагаскаре есть соотечественники, которые могут быть опорой в деле освоения острова. А тут еще Морган заявил, что европейские пираты на Мадагаскаре и тамошние аборигены желают стать шведскими подданными. Все это сочеталось с обещаниями сказочных прибылей, и неудивительно, что королевские министры не устояли перед соблазном.

Затем прожект был утвержден в высочайших инстанциях, но к его реализации удалось приступить лишь в 1721 году, после окончания Северной войны. Доля государственного участия в предприятии была при этом увеличена. Общее руководство всем предприятием возлагалось на капитана-командора шведского флота Карла Ульриха.

Специальная секретная инструкция предписывала ему организацию четкого взаимодействия с эскадрой Моргана, а так как последний находился в Лондоне, то Ульрих должен был отправиться туда инкогнито для установления негласного контакта с английским пиратом. Затем ему надлежало следовать на Мадагаскар для создания там колонии и приведения в шведское подданство тамошнего населения.

Таким образом, в прожекте, адресованном Петру I, имела место мистификация, и автором ее был, очевидно, Вильстер. Во всяком случае, то, что он предлагал россиянам, являлось вариантом прожекта, предложенного шведам от лица Моргана. Разница была в некоторых деталях. Причем объяснений на этот счет господин Вильстер не представил. В частности, на Мадагаскаре обнаружилось некое королевство. Владыка его искал европейского покровителя, роль которого господин прожектер и предлагал русскому царю.

Надо сказать, что Петр заинтересовался прожектом Вильстера, в частности, он пожелал ознакомиться с деталями шведской экспедиции на Мадагаскар. Тогда Вильстер посоветовал царю подкупить штатного секретаря министерства иностранных дел Швеции фон Гепкена, что, судя по всему, и было сделано – секретная инструкция командору Ульриху попала в руки Петра I. Ознакомившись с ее содержанием, он принял решение отправить в Индийский океан экспедицию, однако круг ее задач был расширен.

Во-первых, Вильстер должен был передать письмо Петра мадагаскарскому владыке и договориться с ним об установлении дипломатических и торговых отношений между двумя странами. Планировалась также организация мадагаскарской миссии в Петербург, желательно во главе с самим королем.

Во-вторых, Вильстер должен был следовать из Мадагаскара в Индию (в Бенгалию), дабы передать послание Петра I Великому Моголу, а также договориться об установлении дипломатических и торговых отношений между Индией и Россией.

Ясно, что Петр I планировал экспедицию в Индийский океан не для колониальных захватов, а для расширения дипломатических и экономических контактов своей державы со странами Востока. А для того чтобы европейские недруги не ставили препоны задуманному, царь принял меры по обеспечению секретности. Прежде всего, вице-адмирал Вильстер, хотя и был назначен начальником экспедиции, никакого участия в ее подготовке не принимал. Более того, его препроводили в Рогервик, где до самого начала плавания он жил в доме коменданта в строжайшей изоляции, на положении узника.

С другой стороны, вся переписка, связанная с экспедицией, велась в походной канцелярии командующего русским флотом генерал-адмирала Ф. М. Апраксина (без привлечения сотрудников Адмиралтейств-коллегий и Коллегии иностранных дел). Таким образом, был сужен круг лиц, знающих детали предприятия. Кроме того, даже в секретных документах было сказано: «Следовать в назначенное вам место», то есть пункт прибытия не доверялся бумаге.

Предписывалось также избегать оживленных морских дорог (идти не Ла-Маншем, а вокруг Англии и не под военным флагом, а под торговым). В случае же острой необходимости зайти в какой-либо заграничный порт (когда скрыть военное назначение кораблей будет невозможно) и поднять военный флаг, но не адмиральский, а капитанский. И наконец, командир одного из фрегатов капитан Мясной и помощник Вильстера капитан-поручик Киселев получили особые инструкции. Они являлись копиями инструкции, полученной Вильстером, но тот об этом ничего не знал.

Отсюда можно заключить, что Петр, хотя и называл Вильстера «честным и высокоповеренным флагманом», стопроцентного доверия к бывшему шведскому подданному не испытывал. Негласный надзор за его деятельностью он поручил русским офицерам, а инструкции всем троим вручил в запечатанном виде. Вскрыть же их они должны были только в Северном море, когда всякая возможность разглашения секрета будет утеряна. Согласитесь, что меры обеспечения секретности русской индоокеанской экспедиции были неплохо продуманы!

Когда эскадра Вильстера вернулась в Ревель, царь был огорчен, но от своего решения не отказался. Корабли экспедиции по просьбе Вильстера были заменены фрегатами «Принц Евгений» и «Крюйсер». Однако в навигации 1724 года они плавали уже совершенно с другими целями, то есть экспедиция была отменена.

Чем же объясняются причины отказа от экспедиции в Индийский океан? Видимо, для русского флота в Петровскую эпоху подобный вояж был слишком сложен: Россия не имела необходимых для этого людей и кораблей. Таково мнение видного историографа русского флота Ф. Ф. Веселаго. Он считал, что «техническая сторона юного флота находилась далеко не в таком состоянии, при котором возможно было осуществление подобного колоссального предприятия». Кроме того, неудаче способствовал и дурной выбор судов и страшная спешность их приготовления.

Тот факт, что Вильстер после возвращения в Ревель просил Петра I заменить корабли его эскадры, подтверждает мысль Веселаго об ошибке в выборе кораблей (в спешке). Но ссылка его на техническую слабость русского флота как на причину срыва экспедиции выглядит все же неубедительно. В техническом отношении русский флот в последние годы царствования Петра стоял достаточно высоко. Во Франции, например, обсуждался вопрос о возможности закупки в России военных кораблей. Английские специалисты также давали высокую оценку продукции русских верфей. И наконец, профессиональная подготовка русских моряков соответствовала требованиям мореплавания той эпохи. Правда, опыта дальних плаваний россияне не имели, но под Андреевским флагом служило немало опытных иностранцев, то есть известные трудности с кадрами все же не смогли сорвать экспедицию.

Истинные препятствия заключались в другом. Начнем с того, что на Мадагаскаре в то время не существовало никакого государства, а тем более короля из европейцев. Следовательно, устанавливать дипломатические отношения было не с кем. Русская коммерция на острове также была невозможной. Европейские пираты имели своих клиентов, да и возможность контактов с ними была очень проблематичной.

Что же касается аборигенов, то французы надолго привили им ненависть ко всем белым. К тому же они вряд ли смогли бы представить для обмена что-либо достойное внимания (даже если бы россиянам и удалось вступить с ними в контакт). И наконец, всякое проникновение русских купцов на Мадагаскар вызвало бы противодействие европейских колониальных держав (прежде всего Франции). Дело в том, что от мысли овладеть Мадагаскаром французы не отказались. Они обосновались поблизости, на Сейшельских островах, и, без всякого сомнения, русское начинание вызвало бы у них активное противодействие. Не менее враждебной была бы реакция Англии. Ведь англо-русские отношения в те времена были далеко не дружественными.

Таким образом, вся мадагаскарская часть прожекта не что иное, как следствие дезинформации. Что же касается автора этой затеи, то трудно давать ему категорическую характеристику. Возможно, Вильстер – провокатор, засланный в Россию с целью втянуть ее в конфликт с колониальными державами Европы. Возможно, он простодушный и малоосведомленный моряк, стремившийся протолкнуть, хотя бы и нечистыми методами, проект, в целесообразность и реальность которого искренне верил.

А теперь перейдем к индийской части экспедиции Петра I. После крестовых походов состоятельные западноевропейцы возымели страсть к восточным пряностям, а также к предметам роскоши, которые производились большей частью в Индии. В течение нескольких веков держалась мода на индийские ткани, причем цена на них была такова, что даже в XVIII в. английские фабриканты требовали введения запретительных пошлин на ввоз в страну продукции индийских кустарей. Перед изделиями индийских ювелиров блекли творения самого Бенвенуто Челлини.

Индийские товары со временем стали непременной принадлежностью рынков Европы, и торговля ими сделала процветающим не одно коммерческое предприятие. Однако все это будет позже, а поначалу товары из Индии поступали к европейцам в ограниченном количестве, пройдя через многие руки. И разумеется, каждая из них урывала для себя часть конечной цены товара.

К концу XV в. европейская торговля с Индией еще более осложнилась. Турки, захватившие Северную Африку, стали брать с купцов поистине грабительские пошлины, а корсаров развелось так много и они настолько преуспели в своем ремесле, что мореплавание на востоке Средиземноморья нередко вообще прекращалось. Одним словом, возникла острая необходимость найти какой-либо иной путь в Индию.

Морской путь в заманчивую Индию первыми проложили португальцы (разумеется, им пришлось при этом углублять свои географические познания). В 1498 году экспедиция Васко да Гамы достигла индийского города Каликуты, после чего настала пора расцвета португальской колониальной империи – страны смелых мореходов, предприимчивых купцов и колонизаторов. На первых порах португальцы мирно торговали. Однако поведение их резко изменилось, когда они создали в Индии свои фактории и уяснили, что богатейшая страна не имеет армии и флота, способных защитить ее. Более того, само понятие «империя Великого Могола» было в то время весьма эфемерно, ибо единого государства на территории Индостана не существовало.

Стоит ли удивляться тому, что сравнительно небольшие отряды португальцев закреплялись в ключевых районах Индостана, где вели торговлю, весьма похожую на грабеж. Однако маленькая Португалия, в экономике которой ведущее место принадлежало торговле, а не промышленности, не смогла сохранить свою монополию на индийскую торговлю. В XVII в. у берегов Индостана начали появляться корабли других европейских держав, а в XVIII в. борьбу за ключевые позиции в этой стране вели между собой уже Англия и Франция. Португалия сохранила к тому времени лишь крохи своих былых владений.

А теперь вернемся к теме повествования – к идее Петра I наладить политико-экономические контакты России с Индией. Как вытекает из вышесказанного, попытка реализации такого замысла встретила бы активное противодействие со стороны правящих кругов Лондона, Парижа, Лиссабона. Более того, есть основания предполагать, что дело могло дойти до применения оружия. Добавьте к этому пиратов различных рас и национальностей, европейскую конкуренцию на индийских рынках, а также непомерные транспортные расходы, и бесперспективность морской русско-индийской торговли станет очевидной.

Как видим, замысел экспедиции был нереален с политической и экономической точек зрения. И Петр I со временем осознал это. В немалой степени изменению царских планов способствовала информация, полученная из зарубежных источников. Так, в 1724 году в Ревеле объявился вышеупомянутый командор Ульрих (как и Вильстер, он решил сменить подданство). О своей службе под шведскими знаменами командор рассказал весьма подробно. Поведал он, в частности, об экспедиции на Мадагаскар в 1722 году и о ее бесславном завершении.

Судя по всему, рассказ Ульриха повлиял на решение Петра I. Вот, пожалуй, и все, что известно о планах русской экспедиции в Индийский океан в первой половине XVIII в.

Курьез и парадокс истории в том, что всю жизнь Петра тянули к себе земли и моря на далеком юге. И он безудержно стремился к ним. Но жил, путешествовал и воевал преимущественно на севере…

Завещание Петра I, или протоколы парижских мудрецов

Зимой 1812 года Париж был взбудоражен книжной новинкой. Пятисотстраничный памфлет, изданный большим тиражом, был актуален, чтобы не сказать сенсационен.

Речь в книге шла о разглашении тайных стратегических планов России, с которой Франция вела войну. Тревожило французов само название памфлета: «О возрастании русского могущества с самого начала его до XIX столетия». Автор книги, некий г-н Лезюр, в самом ее начале сообщал, что в его распоряжение попал секретный российский документ. Более того, документ подписан самим Петром Великим.

Созданный господином Лезюром образ врага в виде алчной и кровожадной России призван был убедить французскую общественность в том, что наполеоновская армия вершит правое дело, спасая Европу от агрессивных врагов. Для самой же армии книга Лезюра была чем-то вроде допинга. Вот как по этому поводу написал Валентин Пикуль в своем романе «Пером и шпагой»: «Французская армия шагнула за Неман, а тираж книги Лезюра догонял штабы Наполеона, подстегивая отстающих, воодушевляя сомневающихся…»

Петр Великий – российский император, прорубивший «окно в Европу»

К сожалению, в своей книге Пикуль не смог избежать фактической ошибки: он написал, что Лезюр опубликовал текст завещания; это не так – в памфлете был лишь пересказ документа, хотя и подробный.

Пик интереса к памфлету Лезюра между тем во Франции быстро прошел, а после изгнания Наполеона из России о книге практически забыли. Новый скандал, связанный с петровским завещанием, разразился через четверть (без малого) века, когда в 1836 году опять-таки в Париже на прилавках магазинов появилась книга Фридриха Гальярде «Записки кавалера д'Эона». Это были беллетризованные мемуары известного авантюриста, французского дипломата и разведчика, состоявшего с 1755-го по 1760 год при французском посольстве в Петербурге. Искусством конспирации д'Эон владел настолько умело, что его иногда принимали за мужчину, а иногда – за женщину. В период царствования императрицы Елизаветы Петровны д'Эон играл роль тайного дипломатического агента Людовика при русском дворе и одновременно шпиона, приставленного к французскому посланнику.

Гальярде впервые и опубликовал текст того самого завещания Петра I, которое пересказал в своей книге Лезюр. Документ этот, как утверждал Гальярде, раздобыл в свое время кавалер д'Эон. Гальярде писал: «В 1757 году кавалер д'Эон привез (в Париж) драгоценный документ, открытый им благодаря его безграничной дружбе (с императрицей) и бесконтрольным изысканиям в самых секретных царских архивах. Документ этот, о котором с тех пор заговорил весь свет, существование которого было известно, но которого никто не мог достать или списать, был тайно вручен д'Эоном министру иностранных дел аббату Берни и королю».

Документ настолько интересен, что процитируем его полностью, тем более что последний раз он в таком объеме публиковался на русском языке 120 лет назад. Итак:

«Завещание.

Во имя святой и нераздельной Троицы, мы, Петр, император и самодержец всероссийский, всем нашим потомкам и преемникам на престоле и правительству русской нации.

I

Поддерживать русский народ в состоянии непрерывной войны, чтобы солдат был закален в бою и не знал отдыха: оставлять его в покое только для улучшения финансов государства, для переустройства армии и для того чтобы выждать удобное для нападения время. Таким образом, пользоваться миром для войны и войною для мира, в интересах расширения пределов и возрастающего благоденствия России.

II

Вызывать всевозможными средствами из наиболее просвещенных стран военачальников во время войны и ученых во время мира, для того чтобы русский народ мог воспользоваться выгодами других стран, ничего не теряя из своих собственных.

III

При всяком случае вмешиваться в дела и распри Европы, особенно Германии, которая, как ближайшая, представляет более непосредственный интерес.

IV

Разделять Польшу, поддерживая в ней смуты и постоянные раздоры, сильных привлекать на свою сторону золотом, влиять на сеймы, подкупать их для того, чтобы иметь влияние на выборы королей, проводить на этих выборах своих сторонников, оказывать им покровительство, вводить туда русские войска и временно оставлять их там, пока не представится случая оставить их там окончательно. Если же соседние государства станут создавать затруднения, то их успокаивать временным раздроблением страны, пока нельзя будет отобрать назад то, что было им дано.

V

Делать возможно большие захваты у Швеции и искусно вызывать с ее стороны нападения, абы иметь предлог к покорению. Для этого изолировать ее от Дании и Данию от Швеции и заботливо поддерживать между ними соперничество.

VI

В супруги к русским великим князьям избирать германских принцесс для того, чтобы умножать родственные союзы, сближать интересы и, увеличивая в Германии наше влияние, тем самым привязать ее к нашему делу.

VII

Преимущественно добиваться союза с Англией, в видах торговли, ибо это именно та держава, которая для своего флота наиболее нуждается в нас и которая может быть наиболее полезною для нашего флота. Обменивать наш лес и другие произведения на ее золото и установить между ею и нашими торговцами и моряками постоянные сношения, которые приучат наших к торговле и мореплаванию.

VIII

Неустанно расширять свои пределы к северу и к югу, вдоль Черного моря.

IX

Возможно ближе придвигаться к Константинополю и Индии. Обладающий ими будет обладателем мира. С этой целью возбуждать постоянные войны то против турок, то против персов, основывать верфи на Черном море, мало-помалу овладевать как этим морем, так и Балтийским – ибо то и другое необходимо для успеха плана – ускорить падение Персии, проникнуть до Персидского залива, восстановить, если возможно, древнюю торговлю Леванта через Сирию и достигнуть Индии, как мирового складочного пункта. По овладении ею можно обойтись и без английского золота.

X

Заискивать и старательно поддерживать союз с Австрией, поощрять для виду ее замыслы о будущем господстве над Германией, а втайне возбуждать против нее недоброжелательство в государях.

Стараться, чтобы те или другие обращались за помощью к России и установить над страною нечто вроде покровительства с целью подготовления будущего господства над нею.

XI

Заинтересовать Австрийский дом в изгнании турок из Европы, а по овладении Константинополем нейтрализовать его зависть, или возбудив Против него войну, или дав ему часть из завоеванного с тем, чтобы позднее отобрать это назад.

XII

Привлечь на свою сторону и соединить вокруг себя всех грековосточных отщепенцев или схизматиков, распространенных в Венгрии, Турции и Южной Польше, сделать их средоточением и опорою и предуготовить всеобщее преобладание над ними посредством установления как бы духовного главенства: будет столько друзей, сколько окажется у каждого из ее врагов.

XIII

Когда Швеция будет раздроблена, Персия побеждена, Польша похоронена, Турция завоевана, армии соединены, Черное и Балтийское моря охраняемы нашими кораблями, тогда надлежит под великою тайною предложить сперва Версальскому двору, а потом Венскому, разделить власть над Вселенною. Если который-либо из них, обольщаемый честолюбием и самолюбием, примет это предложение – что неминуемо и случится, – то употребить его на погибель другого, а потом уничтожить и уцелевшего, начав с ним борьбу, в исходе которой сомневаться уже будет нельзя, ибо Россия в то время уже будет обладать всем Востоком и большей частью Европы.

XIV

Если паче чаяния, тот и другой откажутся от предложения России, то надлежит искусно возжечь между ними распрю и истощить их во взаимной борьбе. Тогда Россия, воспользовавшись решительной минутою, Должна устремить свои заранее собранные войска на Германию и одновременно с этим выслать два значительных флота, один из Азовского Моря, другой из Архангельска, со своими азиатскими ордами, под прикрытием вооруженных флотов Черноморского и Балтийского. Выйдя в Средиземное море и океан, они наводнят, с одной стороны, Францию, с другой, Германию, и когда обе эти страны будут побеждены, то остальная Европа уже легко и без всякого сопротивления подпадет под него. Так можно и должно покорить Европу».

Завещание стало тиражироваться, на него ссылались, его цитировали историки и публицисты того времени.

Первым, кто поставил под сомнение подлинность завещания, был исследователь Берхгольц, который считал, что автором текста был ни много ни мало сам Наполеон Бонапарт. Свою гипотезу Берхгольц пытался доказать текстологическим анализом завещания и работ (в том числе речей) Наполеона. Берхгольц писал: «И тут и там те же общие мысли, те же заключения, а в местах, где биографы цитируют собственные слова императора, те же образы, те же выражения, которые можно найти и в речах Наполеона, и в документах, диктованных им». Но веских аргументов у Берхгольца все же не нашлось.

В 1877 году в журнале «Древняя и новая Россия» вышла статья известного историка С. Шубинского, название которой говорит само за себя: «Мнимое завещание Петра I». Убедительно и ярко Шубинский доказал, что в Европе с подачи Гальярде была растиражирована сфабрикованная д'Эоном фальшивка.

Дело в том, объясняет Шубинский, что д'Эон мечтал о месте посланника Франции в России, но его работа, в частности доклады, производили на короля вялое впечатление. Нужен был подвиг! Нужны были политический скандал, сенсация!

И вот уже бравый кавалер (в то время он ходил еще в мужском одеянии), человек образованный и рисковый, фальсифицирует документ, искусно стилизованный под петровское завещание, который, как кажется д'Эону, всколыхнет Версальский дворец.

Но королевские министры лишь многозначительно переглядывались и скептически пожимали плечами. Номер не прошел. Документ, на который д'Эон возлагал такие надежды, ложится в недра архива министерства иностранных дел. На свет Божий его извлек в 1812 году уже упомянутый г-н Лезюр, получивший заказ от Наполеона создать общественное мнение во Франции в пользу войны с Россией. Лезюр подстраховался: в своей книге он опирается на текст, который действительно существовал (хотя он, безусловно, понимал, что имеет дело с фальшивкой). Ответственность Лезюра снижалась – в конце концов, не он смастерил искусную подделку!

Именно работа С. Шубинского, похоже, положила конец спорам об авторстве мнимого завещания Петра I.

Раскрыта тайна Зорро?

Если допустить, что курьезы бывают грустными, то случай с Зорро – как раз такой.

Теперь мы знаем, кто скрывается под маской!

Вот уже сто лет со страниц многочисленных книг и экранов кинотеатров разных стран не сходит таинственный Зорро – благородный рыцарь, бесстрашный и самоотверженный борец за свободу и справедливость. Есть в многомиллионной армии его поклонников и россияне. В основном это молодежь. Те, кто рисует загадочный для непосвященных знак «Z» на лестничных клетках и стенах домов наших городов.

Долгие годы этот таинственный герой, испанский идальго, который вел под черной маской вторую жизнь, полную приключений и смертельного риска, считался фигурой вымышленной. Но миллионам его поклонников и поклонниц хотелось верить, что легендарный Зорро – реальная историческая личность. Профессор истории Фабио Тронкарелли посвятил раскрытию загадки Зорро четверть века.

И вот недавно мир облетела сенсационная новость: тайна Зорро раскрыта. В исторических архивах Мадрида, Дублина, Рима и Мехико итальянский ученый нашел документы, из которых следует, что у литературного и кинематографического Зорро был вполне реальный прототип.

Главные открытия были сделаны Тронкарелли в секретных архивах Ватикана, где хранятся бумаги святой инквизиции. Изучая протоколы допросов еретиков XVII в., профессор обратил внимание на часто упоминавшееся там имя Уильяма Лампорта. Описание внешности, а главное – факты его бурной жизни удивительно совпадали с теми, что приписывались легендарному Зорро. После внимательнейшего изучения документов Фабио Тронкарелли пришел к твердому выводу: Уильям Лампорт и есть считавшийся мифическим Зорро.

Уильям Лампорт родился в 1615 году в богатой и знатной ирландской семье. Он получил отличное образование в иезуитских колледжах Дублина и Лондона. Став ярым противником поработивших Ирландию англичан, Лампорт был вынужден покинуть родину. Он ушел в море, был матросом и даже пиратствовал.

В двадцать с небольшим лет Уильям Лампорт очутился в Испании, где сменил имя и фамилию и стал зваться на испанский лад Хулио Ломбардо. В 1640 году красавец Лампорт соблазнил и бросил очень знатную испанку. Чтобы замять громкий скандал, герцог Оливарес отправил покорителя женских сердец в Мексику. Выполняя деликатные поручения своего покровителя Оливареса, Лампорт не избегал и дружбы с коренными жителями этой страны. Он учился у индейцев искусству врачевания и астрологии.

Его увлечения, сильно смахивавшие на занятия черной магией, обратили на себя внимание святой инквизиции, вскоре обвинившей обходительного ирландца в организации заговора против метрополии. Якобы для того чтобы стать королем независимой Мексики, по словам обвинителей, Лампорт активно участвовал в освободительной борьбе индейцев и черных рабов против испанских поработителей.

Следствие по делу «опасного заговорщика» затянулось на долгих десять лет. И все это время Лампорт провел за решеткой. В конце концов ему удалось бежать. Он вернулся в Мехико и скрывался там в тайном убежище, которое покидал по ночам, чтобы расклеивать на стенах домов прокламации, высмеивающие инквизицию.

И тут Уильяма Лампорта подвела любовь к красивым женщинам. Фабио Тронкарелли сумел найти в архиве письмо епископа Мехико испанскому королю, просившему сообщать в Мадрид подробности об охоте на опасного преступника. В письме священник сообщал своему монарху приятную новость: Лампорта поймали в… постели вице-короля Мексики!

В 1659 году суд инквизиции приговаривает отсидевшего за решеткой еще семь лет Уильяма Лампорта как еретика к сожжению на костре. Но и здесь Уильяму удалось обмануть ненавистных инквизиторов. Прежде чем палач успел поднести зажженный факел к дровам, он изловчился и ухитрился задушить себя веревкой, которой его привязали к столбу.

В 1919 году нью-йоркский журналист Джонстон Маккал превратил легендарного Ломбардо в Зорро и надел на него знаменитую черную маску. Книга имела большой успех. Не прошло и года после выхода романа в свет, как по его мотивам был снят первый фильм «зоррианы» – «Знак Зорро», главного героя в котором сыграл знаменитый Дуглас Фербенкс.

А потом в Голливуде была снята очередная киноверсия о похождениях неутомимого героя в черной маске. Зорро, блистательно сыгранный Антонио Бандерасом, опять сражается за независимость Мексики.

Вино «Короля-солнце»

Середина полного войн и политических интриг XVII в., когда в семье потомственных виноделов Шене родился мальчик, ознаменовалась для Франции многими очень серьезными событиями, впоследствии имевшими без преувеличения колоссальное значение.

Навсегда ушла в небытие галантная и тревожная эпоха короля Людовика XIII и его жены Анны Австрийской, о которых столь увлекательно рассказывал несколько столетий спустя всемирно известный французский романист Александр Дюма. Вместе с ними не стало и некогда могущественного министра-государственника, сторонника абсолютизма легендарного герцога Армана дю Плесси, более известного как кардинал Ришелье. На престол реальные властители посадили маленького мальчика – Его Величество короля Людовика XIV.

Людовик XIV – «король-солнце»

Ему пришлось учиться править страной под довольно жесткой рукой мягкого в обращении и весьма хитрого первого министра, уроженца Палермо – это уже говорит о многом – кардинала Мазарини, которого избрал своим преемником сам Ришелье! И кроме того, практически во всем слушаться матери.

Однако, как довольно скоро выяснилось, мальчик-король оказался дитятей строптивым и своенравным. В семнадцать лет он умудрился серьезно повздорить с парламентом, опрометчиво проявившим непокорность молодому королю. Но тогда об этом даже не задумывались.

– Стоит ли нам подчиняться мальчишке? – говорили умудренные опытом мужи. – Да что он знает и понимает в политике?

Немалый опыт и развитое политическое чутье на этот раз серьезно подвели господ депутатов. Приехав в парламент, король увидел, что все сидят. Это были явный вызов и оскорбление. Тогда король встал перед парламентом и сказал одну из своих самых знаменитых фраз, которую потом сильно исказили.

Так что же сказал король Людовик XIV французскому парламенту в свои семнадцать лет?

– Вы думаете, господа, что государство – это вы?

Выдержав эффектную паузу, молодой монарх отрубил как топором на плахе:

– Нет! Государство – это я!

И от этих слов на парламент повеяло могильным холодом казематов Бастилии и явно пахнуло запахом свежей крови, стекающей с меча королевского палача. Всем сразу стало ясно: перед ними стоит новый король!

Монарх в полном смысле этого слова, и теперь перечить ему, а тем более проявлять непозволительную непокорность небезопасно для жизни. Тогда парламент в едином порыве встал и низко склонил головы перед юным Людовиком XIV. А тот, резко повернувшись на каблуках, вышел вон.

И в дальнейшем за все время своего беспримерного в истории пятидесятичетырехлетнего правления король ни разу более не был вынужден сталкиваться с непокорностью парламента. Зато сам во всех отношениях являл собой пример человека долга перед своим государством, народом и своим королевским достоинством.

Уже в следующем веке, в 1715 году, когда знаменитый «король-солнце» умирал, лежа на смертном одре, – это зафиксировано совершенно точно! – он слабеющим с каждой секундой голосом сказал врачам и придворным, окружавшим его:

– Я умираю, а государство остается навсегда!..

Однако когда в семье виноделов Шене родился мальчик, до многих из этих важных событий было еще очень далеко. И вообще, честно говоря, господам потомственным виноделам никогда не казалось интересным, что там делается в Лувре, в Париже, а тем более в королевских покоях!

В Лувре шла своя жизнь, а тут, на прогретых солнцем виноградниках и в прохладных подвалах, где дремали огромные бочки с медленно созревавшим вином, – своя! И жизни виноделов вряд ли когда-нибудь доведется пересечься с жизнью высокородных королей.

Мальчонку решили назвать в честь одного из близких родственников Жан-Полем. Его окрестили, как положено, в местной церкви, и на празднование крестин позвали многих живших неподалеку родственников и добрых знакомых. Вместе со всеми пришла и старая двоюродная бабка отца Жан-Поля, про которую местные крестьяне, да и горожане тоже, поговаривали, что она знается с разными потусторонними силами и умеет хорошо гадать, предсказывая будущее.

– Приползла? – с усмешкой встретил родственницу хозяин. – Все скрипишь?

– Старое дерево долго скрипит, – проходя в дом, ответила старуха. – Как знать, возможно, Бог нарочно привел меня сюда?

Когда многие гости разгулялись и уже порядком выпили хорошего и крепкого винца из собственных подвалов, счастливый отец попросил старуху родственницу:

– Раз уж ты пришла, то, может, погадаешь мальцу? Все-таки нам не безразлично, какая судьба ждет его в жизни. Будет ли новому Шене сопутствовать удача?

– Отчего не погадать?

Старуха достала из складок своих многочисленных цветастых юбок засаленную колоду карт и, небрежно сдвинув в сторону большие кружки с недопитым вином, раскинула их на заляпанном столе.

– О! – внимательно всматриваясь в расположение карт, значительно покачала она головой. – Малыш, похоже, вырастет известным человеком и прославит наш род! Сам король станет говорить с ним и нуждаться в его услугах.

– Хорошо бы, – вздохнула его мать. – О таком будущем можно только мечтать.

– Так все и случится, помяните потом мое слово, – уверенно сказала старуха, собирая со стола карты. – Важно только, чтобы в свое время, в один напряженный момент, Жан-Поль не растерялся и сумел сказать приятные королю слова!..

С тех пор прошло немало времени – все знают, как незаметно оно летит. Жан-Поль вырос и стал, как и все его предки, неплохим виноделом. Старуха родственница, видно, и вправду иногда умела предсказывать будущее, поскольку дела семейства Шене шли отлично и оно год от года уверенно расширяло свою торговлю. И даже вскоре начало поставлять отличное вино в Париж, где его брали в числе прочих и на королевскую кухню.

Царствовавший в ослепительном сиянии славы – даже на его гербе красовалось изображение солнца, освещающего земной шар, и выбит девиз: «И для многих равный», – король Франции Людовик XIV за обедом никогда не отказывал себе в бокале-другом хорошего вина.

Дела в государстве шли прекрасно, Франция являлась великой европейской державой, у короля нашлись отличные толковые министры и прекрасные талантливые полководцы. Королевский двор блистал несравненными красавицами, грезившими хотя бы о мимолетном внимании монарха, и его по праву уже именовали Людовиком Великим.

– Какое вино у нас сегодня к обеду? – однажды поинтересовался король, садясь за стол.

– От поставщика Шене, Ваше Величество!

– Да, прелестно, обычно у него хорошие вина, – благосклонно кивнул монарх и тут же недовольно нахмурился. – Посмотрите, господа, на эту уродливую бутылку с кривым горлышком! Как мог осмелиться Шене поставить такое вино к нашему столу?

Придворные испуганно молчали, не зная, что сказать королю, чтобы не вызвать еще более сильного гнева монарха.

– Привезите господина Шене в Лувр, – холодно распорядился король, и слуги бросились выполнять приказание.

Ничего не понимающего винодела действительно схватили и спешно доставили в королевский дворец и поставили перед грозными очами «короля-солнце».

– Что это, мсье Шене? – тихо и вкрадчиво спросил Людовик XIV, показав холеным пальцем на горлышко стоявшей на столе бутылки. – Почему она кривая?

Шене внутренне весь похолодел, словно его голой шеи уже коснулся остро отточенный меч королевского палача, а на руках и ногах пудовой тяжестью повисли чугунные кандалы.

Боже, что ему теперь делать? Как только он мог опрометчиво проглядеть столь уродливую кривую бутылку? Но сейчас нужно немедленно как-то выворачиваться, спасая жизнь и свое дело: с королями шутки плохи.

– Далеко не всегда, – вдруг явно послышался ему старческий дребезжащий голос, и помертвевший от ужаса Жан-Поль явно увидел рядом с собой казавшуюся полупрозрачной, словно сотканной из воздуха, фигуру маленькой сгорбленной старушки, зябко кутавшейся в большой клетчатый платок. – Часто вовремя пущенное меткое словцо может вознести очень высоко! И оставить голову на плечах.

– Кто ты? – хотел спросить Шене, но язык будто прилип к гортани, а старуха начала таять в воздухе, подобно туману.

И похоже, кроме насмерть перепуганного Жан-Поля, никто ее в королевских покоях просто не видел!

Господи, да неужели это ему явился призрак его давно покойной двоюродной прабабки? Как когда-то весело рассказывал отец, она нагадала крошечному тогда Жан-Полю беседу с самим королем. Выходит, пророчество сбывается, и добрая старушка пришла из иного мира, чтобы помочь ему? Эх, была не была!

– Она совсем не кривая, Ваше Величество! – не моргнув глазом, с низким поклоном нахально ответил Шене. – Если сир изволит немного приглядеться, то бутылка совершенно прямая! Но она почтительно склоняется перед блеском Вашего Величества! Она в знак уважения и восхищения кланяется вам, сир!

И Жан-Поль, как умел, отвесил королю еще один низкий поклон.

Глядя на его согнутую в поклоне спину, Людовик XIV вдруг весело рассмеялся, и винодел с облегчением понял: смертельная гроза миновала! Монарх сменил гнев на милость.

– Что ж, – сам наливая себе вина в бокал, сказал король. – Посмотрим, каковы по элегантности поклонов окажутся бутылки из следующих ваших партий, доставленных ко двору, мсье Шене!

– Они доставят вам удовольствие не меньшее, чем самые изысканные красавицы, – заверил винодел, едва державшийся на дрожащих ногах.

– О, мой друг! – лукаво усмехнулся Людовик. – Главное, чтобы они не забывали наше золотое правило: никогда не вмешиваться в королевские дела! Пусть красавица, доставляющая нам несравненное удовольствие, не смеет говорить с нами ни о наших государственных делах, ни о наших министрах!

С той далекой поры Жан-Поль Шене благодаря хорошему вину и удачной шутке стал поставщиком королевского двора. И каждая бутылка произведенного им вина непременно имела слегка искривленное горлышко.

Спустя столетия эта традиция фирмы сохранилась, как и сама прославленная фирма виноделов Шене.

Червонная дама корсара Леграна

В зале одного из старых русских музеев висел написанный неизвестным художником XVIII в. портрет молодого человека с дерзким прищуром голубых глаз, казалось вобравших в себя синеву далеких, полных романтики южных морей. Пышные локоны завитого белокурого парика падали на кружевной воротник дорогого камзола, рука юноши сжимала эфес шпаги, но никто из искусствоведов не мог сказать, кто изображен на портрете. Имя персонажа оставалось долгое время загадкой, и во всех каталогах полотно числилось как «Портрет молодого вельможи».

Наконец тайна раскрылась. Оказалось, на старинном портрете, некогда написанном знаменитым французским живописцем Никола Ларжильером, изображен известный авантюрист и сердцеед начала XVIII столетия, дуэлянт и любимец фортуны Пьер Легран. С его именем связана любопытная история любви и пиратского золота…

Дождливым летним вечером 1711 года Пьер Легран – капитан стоявшего на марсельском рейде фрегата «Кураж» – заглянул в салон итальянской певички Монфальконе, пользовавшейся в городе сомнительной славой. Сбросив на руки слуге мокрый плащ и шляпу, капитан прошел в ярко освещенную множеством свечей гостиную.

Церемонно поклонившись хозяйке, он поцеловал ее надушенную ручку, сказал пару дежурных комплиментов и сел играть в карты. Напротив капитана за покрытым зеленым сукном столом оказался пожилой аббат, ловко тасовавший атласную колоду унизанными перстнями жирными пальцами.

– Вот моя ставка. – Корсар небрежно бросил на стол сафьяновый кошелек с золотом. – Чем ответите вы?

– Могу предложить нечто необычное, – загадочно улыбнулся аббат.

– Например?

– Например, предсказание судьбы. Ставлю мое пророчество против вашего золота. Идет?

– Я не совсем вас понял, святой отец! – привычно положив ладонь на эфес длинной шпаги, слегка нахмурился Легран.

– Все предельно ясно: если вы проиграете, то золото мое, – ловко раздавая карты, объяснил священник, – а коли проиграю я, то скажу, что ждет вас в ближайшем будущем.

Капитан уже открыл рот, намереваясь послать хитрого святошу ко всем чертям, но ему вдруг стало любопытно. Не иначе аббат просто прожженный мошенник, каких немало найдется в любом портовом городе. Наверняка он соотечественник хозяйки и пользуется ее молчаливой поддержкой, когда шулерскими приемами облапошивает гостей салона за карточным столом. А под его сутаной может скрываться роба беглого каторжника – вон какие колючие и хитрые у него глаза!

Однако не на того напал, каналья! Впрочем, отчего не посмотреть, как карты лягут? Легран играл хорошо, и ему хотелось услышать, что наболтает аббат, если продуется в прах.

Приказали слугам подать темного кипрского вина и начали игру. Переменчивое карточное счастье то ускользало от корсара, то вновь возвращалось. Но в конце концов, когда за высокими окнами уже забрезжил рассвет, священник оказался в сильном проигрыше.

– С вас триста золотых, – откинувшись на спинку стула, насмешливо сказал Легран. – Платите, святой отец!

– Не торопитесь, – сложив руки на животе, уверенно ответил аббат. – Через год получите куда больше, целый сундук золота! Вас ждет дальнее путешествие и встреча с молодой прекрасной червонной дамой. Она принесет вам любовь, богатство и необычайные приключения. Потом вы завоюете благосклонность короля и останетесь в памяти потомков.

– Чего только не наврешь, лишь бы не платить, – расхохотался Пьер.

Ну конечно же, он точно угадал: попик оказался сущим мошенником. Раз не выгорело обыграть, он теперь с умным видом плетет всякие небылицы. Ладно, наплевать, все равно каждый остался при своем.

– Прощайте, святой отец! – Легран поднялся. – Наверное, моя червонная дама уже заждалась?

– Храни вас Бог, сын мой, – смиренно перекрестил его аббат. – Помните: через год!..

Год спустя, то есть в 1712 году, в голубых водах Индийского океана, омывающих принадлежавший тогда голландцам остров Маврикий, появилась небольшая эскадра французских военных кораблей. Ею командовал адмирал Шароле. В состав эскадры входил и фрегат «Кураж» капитана Леграна. Стоя на мостике, он в подзорную трубу с любопытством осматривал затянутые голубоватой дымкой лесистые горы острова, шпили белых церквушек, домики городка и маленькие фигурки людей около причалов.

Попусту не тратя времени на переговоры, французы с ходу дали по острову пару бортовых залпов – больше для устрашения малочисленного голландского гарнизона, чем для начала артиллерийской дуэли или с целью нанести какие-либо разрушения. Потом с кораблей быстро спустили шлюпки, в них сели вооруженные матросы и высадились десантом.

Совершенно не ожидавший подобного поворота событий и даже не предполагавший возможного нападения гарнизон острова во избежание ненужного кровопролития предпочел капитулировать. Губернатор Маврикия мессир ван Бринк торжественно отдал свою шпагу адмиралу Шароле. Взамен он испросил себе право покинуть остров и свои бывшие владения вместе с семьей и немалым имуществом. Для этого адмирал решил предоставить ван Бринку фрегат, а конвоировать экс-губернатора приказал Леграну.

Вскоре на «Кураж» прибыло семейство губернатора. Лишь только Пьер увидел дочь голландца – золотоволосую красавицу Аниту ван Бринк, как сердце корсара и авантюриста дрогнуло и забилось быстрее: это сама судьба! Галантно предложив девушке руку и осторожно держа ее за кончики нежных пальцев, капитан «Куража» не чувствовал под собой ног, поднимаясь по трапу на борт.

– Вы самый ценный груз, который когда-либо мне доводилось сопровождать, – шепнул он прелестной голландке. – Готов даже заложить душу дьяволу, только бы вы стали моим призом!

В ответ красотка подарила галантному французу многообещающий взгляд и скрылась в каюте, плотно закрыв за собой дверь.

С этой минуты Легран все свободное время проводил в обществе семьи экс-губернатора Маврикия мессира ван Бринка, решительно сумев всех очаровать. Француз был высок, строен, хорош собой, образован, галантен, смел и безумно влюблен! Неудивительно, что довольно скоро ему удалось растопить лед недоверия и завоевать сердце губернаторской дочери.

Пьер пригласил девушку в капитанскую каюту, где они пылко объяснились в любви, дав друг другу клятву верности и обещание никогда более не расставаться.

– Готов ли ты ради меня на все? – спросила Анита.

– Хоть в преисподнюю, – серьезно ответил Легран.

– Тогда я могу открыть тебе свою тайну, любовь моя, – с трудом высвободившись из жарких объятий Пьера, неожиданно сообщила Анита. Авантюрист насторожился: что еще за тайны у губернаторской дочери? Неужели ему сейчас предстоит услышать душераздирающую историю о внебрачных малютках или?..

Но то, о чем поведала Анита ван Бринк, несказанно удивило капитана и заставило его серьезно призадуматься.

Издавна у берегов Маврикия искали прибежища и спасения застигнутые жуткими океанскими штормами пираты. Некоторые из их кораблей разбивало высокими волнами об острые прибрежные скалы, и они быстро шли ко дну.

Однако пираты упорно старались спасти даже с быстро погружавшихся в пучину кораблей самую ценную добычу, а на берегу острова превращали ее в клады, устраивая хитрые тайники по всему Маврикию.

Однажды случилось так, что предводитель пиратов влюбился в местную красотку и женился на ней. Ему посчастливилось закончить жизнь на берегу. Когда пришел смертный час, старик открыл тайну спрятанного на острове пиратского золота своей дочери-мулатке и передал ей как наследство секретную карту. Много лет спустя эта мулатка стала кормилицей Аниты и, полюбив девочку как родную, подарила ей полученную когда-то от отца-пирата карту, испещренную условными значками, обозначавшими пути к местам хранения сокровищ морских разбойников.

– Я не верю, что они действительно существуют, – отдавая карту, небрежно махнула рукой мулатка, – а ты поступай как знаешь. Пусть эта штука напоминает тебе обо мне, дитя мое!

В отличие от кормилицы, Анита твердо верила в существование пиратских кладов и теперь хотела отдать возлюбленному карту сокровищ морских разбойников.

Пока корабли французов готовились к выходу в море, Легран не одну ночь провел в угаре безумной любви и тяжелых, как похмелье, размышлениях. Не раз он наугад открывал колоду карт, и из нее неизменно выпадала все та же червонная дама: как тут не вспомнить предсказание странного аббата, которого он принял за шулера и беглого каторжника? Священник оказался настоящим провидцем! Но как поступить, на что решиться? Сбудется ли предсказанное до конца и стоит ли рисковать головой, доверяясь рассказам неизвестной мулатки и затертому куску старой мягкой кожи с непонятными каракулями?

Анита постоянно умело разжигала в Легране любовную страсть и алчность. Наконец ей удалось добиться своего – авантюрный склад характера Пьера победил благоразумие.

– Мы отправим пробную экспедицию, – решил он. – Но тайно!

Держа цель предприятия в секрете от всех, он отобрал нескольких надежных матросов, подготовил шлюпку, факелы, потайные фонари, веревки, оружие и инструменты. Ночью шлюпку тихо спустили за борт корабля. Легран сел в нее вместе с Анитой, и матросы навалились на весла.

Вскоре нос шлюпки уткнулся в прибрежную гальку. Строго следуя от одного оставленного пиратами условного знака к другому, небольшой отряд прошел по укромным тропам к первому из тайников.

– Ну, сейчас все решится, – прикусив от волнения губу, прошептал Пьер.

При свете факелов определили место, и матросы споро заработали заступами. Вскоре железо глухо стукнуло о дерево, и с помощью толстых веревок из глубокой ямы вытащили большой сундук. Когда сбили замок и откинули крышку, он оказался доверху полон золотых испанских реалов! Карта старого пирата не обманула! Не обманула и прекрасная дочь вице-губернатора! Мало того, она утверждала, что, по рассказам кормилицы-мулатки, в других тайниках спрятаны не меньшие сокровища.

Неужели год назад странный аббат действительно предвидел все это?

Найденное ночью золото решило все окончательно и бесповоротно! Легран быстро договорился со своей командой и захватил два фрегата, а утром заявил адмиралу Шароле:

– Мсье! Я не подниму якоря до тех пор, пока не решу на Иль-де-Франс (так теперь именовали остров Маврикий) свои собственные дела.

– Не стану вам препятствовать, Легран. Но подумайте о власти нашего короля!

Адмирал многозначительно показал пальцем на небо, словно король, подобно божеству, восседал там, а не в своем дворце. Зная дерзкий характер авантюриста и не имея достаточно сил, чтобы справиться с ним и его сторонниками, сам Шароле предпочел поскорее выбрать якоря, поднять паруса и выйти в море – таким образом он надеялся сохранить еще оставшиеся под его командой корабли.

И тут его ждала неожиданная удача – буквально на следующий же день адмирал повстречал направлявшуюся к острову небольшую французскую военную эскадру. Приняв объединенное командование, Шароле приказал немедленно держать курс на Маврикий – он поклялся повесить проклятого Леграна на рее!

Однако удача очень часто ходит рука об руку с неудачей: около острова адмирала и его подчиненных поджидал крайне неприятный сюрприз – на океанских волнах качалась большая эскадра голландских военных кораблей! Противник превосходил французов численностью чуть ли не вдвое, а на стоявшие в порту острова два фрегата корсара Леграна адмирал рассчитывать не мог.

Тем не менее, к немалому удивлению Шароле и его офицеров, фрегаты нахального Леграна быстро снялись с якорей, подняли все паруса и вышли в открытое море навстречу голландцам. Адмирал просто прилип к подзорной трубе и решил: лучше всего в создавшейся ситуации проявить благоразумие и выдержку.

– Мы подождем, господа, и посмотрим, что произойдет дальше, – заявил он офицерам.

Между тем фрегаты Леграна смело атаковали противника и первым же метким бортовым залпом вывели из строя самый крупный голландский корабль. Умело маневрируя и проявив талант флотоводца, Легран продолжал смело атаковать и огнем своих пушек повредил еще два неприятельских корабля – они быстро потеряли управление, и вскоре волны выбросили их на безжалостные прибрежные рифы, где шум волн заглушал крики и треск ломающихся бортов.

Французы радостно кричали «ура!». Однако, как оказалось, это был еще не конец сражения. Неистовый Пьер развернул свой корабль и быстро пошел на сближение с самым большим фрегатом голландцев. Дав по нему залп в упор, он сцепился с ним бортами и взял на абордаж!

Противник не выдержал столь лихого натиска и позорно бежал. Французы ликовали и обнимались, но тут совершенно непредсказуемый корсар вновь развернул свои корабли и атаковал… эскадру Шароле. Деморализованные зрелищем быстрой и сокрушительной победы над голландцами, французы в испуге бежали. Часть кораблей, даже не дождавшись первых выстрелов, пустилась наутек, а команды других, скиснув от страха, замешкались. Некоторые из них Легран потопил, а самого Шароле взял в плен. К чести корсара, он ограничился тем, что посадил адмирала под замок на острове, а сам вместе с возлюбленной начал лихорадочные поиски оставшихся пиратских сокровищ. Им следовало поторопиться, пока французские корабли не вернулись с подмогой.

Осталось неизвестным, нашел ли еще что-нибудь Легран на острове Маврикий. Но вскоре он поспешно выбрал якоря и вышел в море задолго до появления карательной экспедиции. Вместе с ним уплыла и красавица Анита.

Освобожденный прибывшими на остров властями, адмирал Шароле немедленно рассказал о таинственных поисках корсара. Так стало известно о старых пиратских кладах. Однако сколько потом ни искали драгоценности и золото, ничего найти так и не сумели – видно, сокровища давались в руки лишь тем, кто имел секретную карту, как у «червонной дамы» – Аниты ван Бринк.

А может быть, золото забрали сами пираты, которые в те времена еще бороздили моря и океаны?

О дальнейшей судьбе пылких влюбленных Пьера Леграна и красавицы Аниты ван Бринк очень долгое время ничего не было известно. Только в XX в. в одном из российских музеев обнаружился парадный портрет Пьера Леграна работы известного французского живописца Никола Ларжильера (1656–1746), а в изданной в Париже в 1788 году книге Терреля «Морская летопись» упоминается Легран.

Значит, Пьер все же сумел оставить свой след в истории, вернув доверие французских монархов? Или он просто-напросто… купил его за пиратское золото, принесенное ему в приданое прекрасной дамой червей?

На портрете в музее красавец корсар улыбается хитро и загадочно, словно ему одному известно нечто, не доступное всем остальным. Наверное, так оно и есть…

(По материалам Р. Яхиной)

Государства-фальшивомонетчики

Жажда денег не раз толкала людей на совершение преступлений, в том числе фальшивомонетничество. И не раз инфляция обращала в прах созданные на чужой беде и крови состояния. Деньги обесценивались всегда, вопрос лишь в том, какие тайные пружины и с какой скоростью двигали этот процесс.

Сейчас охотно пишут и говорят об инфляции, но о фальшивомонетничестве государства – молчок! Но авторитетные специалисты утверждают: эти явления тесно связаны и не могут существовать одно без другого.

Испокон веков сильные мира сего считали себя олицетворением государства, которым правили. Поэтому вздергивали на виселицу, сажали на кол и отрубали головы разным аферистам, посягавшим на их деньги… Зато сами, лишь только чуяли запах крупной поживы, очертя голову немедленно пускались во все тяжкие.

Когда монеты чеканили из золота, серебра, бронзы и меди, их номинальная стоимость и покупательная способность всегда значительно превышали стоимость металла, затраченного на изготовление монеты. Разница составляла постоянный доход казны, фактически всегда принадлежавшей самодержцам.

Ну как тут устоять перед соблазном? Коронованные мошенники умышленно приказывали тайно уменьшать вес монет или содержание в них драгоценных металлов, но оставляли прежний номинал. Подобные «шутки» обожали правители Древнего Рима, властители Персии, императоры Византии и Китая, французский король Филипп IV Красивый, развивший на этом поприще бурную деятельность, так и вошел в мировую историю как «король-фальшивомонетчик».

Генрих VI – один из королей-фальшивомонетчиков

Более смелые эксперименты начал постоянно озабоченный поиском новых прибылей английский король Генрих VI (1421–1471). Неудачная война во Франции и потеря части территорий на континенте настоятельно требовали существенного пополнения казны. Король даже держал при дворе алхимика, чтобы тот сделал ему золото.

– Ну когда? – нетерпеливо спрашивал Генрих VI. – Или тебе надоели жизнь и свобода?

– С золотом Вашему Величеству придется подождать: нет возможности добыть философский камень.

– Сколько еще ждать? Я тебя заживо сгною в сырых подземельях, пока крысы не обглодают кости добела!

– Не стоит гневаться, – просительно протянул руки седой алхимик. – Мне не удается получить золото, зато я нашел способ превращать медь в серебро! Стоит ее только натереть ртутью.

– Это меняет дело, – заинтересовался король. – Сегодня ты доставил мне счастливые минуты и получишь награду.

Слово короля не расходилось с делом. Алхимика наградили и немедленно организовали тайное «вредное производство». Генрих VI погнал в оборот медные монеты под видом серебряных. Однако гигантская афера закончилась плохо: междоусобной войной в Британии и насильственной смертью предприимчивого монарха.

Зато рациональные немецкие князья и маркграфы из маленьких государств, которые в те времена составляли лоскутную Германию, независимо друг от друга пошли иным путем. Истории неизвестно, знали они о вреде работ со ртутью или нет, но от подобных опытов в Германии решительно отказались. Курфюрсты изобрели собственный, поистине иезуитский способ выколачивания денег из собственных граждан. Они пускали в оборот откровенные фальшивки, которыми расплачивались с подданными, а потом наотрез отказывались принимать их при уплате пошлин и налогов, «справедливо» ссылаясь, что это подделки!

Фальшивомонетничество не раз выступало и как грозное экономическое оружие. В XIV в. малоизвестный венгерский король Людовик I Великий (на венгерском престоле с 1342 г.), и он же король Польши с 1370 года, когда претендовал на польскую корону, выбросил на рынок соседней страны огромную партию фальшивых монет с мизерным содержанием серебра. Тем самым он совершил экономическую диверсию.

Несколько столетий спустя, в Смутное время, когда русский престол в результате войны и безвластия захватили самозванцы Лжедмитрии, поддерживавшие их Польша и Швеция активно чеканили фальшивые русские монеты. После изгнания интервентов первым царям из династии Романовых пришлось приложить немало усилий, дабы привести в порядок экономику страны.

Во время Семилетней войны, когда русские войска в первый раз взяли Берлин, Старый Фриц – прусский король-вояка Фридрих II – тоже занимался неблаговидными делами. Он наводил ужас на старую Европу своими гусарами и гренадерами, неожиданными ударами, маневрами и крайней подвижностью. А чего стоили его знаменитые «косые атаки»?! Однако этого Фрицу показалось мало. Тихой сапой он начеканил монеты, в которых золота содержалось втрое меньше положенного. Совесть короля не мучила, и он пустил монеты в оборот по всему свету. Причем фальшивки текли в изобилии.

Вскоре металл заменили бумажные ассигнации. Далекий и загадочный Китай, которому принадлежит честь их изобретения, давно познакомился с незаконными способами изготовления и сбыта поддельных купюр. Теперь эту науку стали постигать и в «просвещенной» Европе. Всевозможные аферы и махинации с «бумажками» вспыхнули с новой, дотоле небывалой силой. Первое, чему научились все без исключения правительства, – это эмиссия, выпуск большого количества ничем не обеспеченных бумажных денег. Вполне естественно, изобилие денежной массы, не обеспеченной никаким товаром, вызывало инфляцию, на чем некоторые предприимчивые люди делали чуть ли не в один день огромные состояния.

Однако куда более интересны государственные аферы с фальшивыми деньгами, носившие откровенно уголовный характер. Правда, аферистов это нисколько не смущало. Нигде и ни в какие времена.

Одним из самых крупных фальшивомонетчиков в мире был прославленный полководец, гордость нации, знаменитый французский император Наполеон Бонапарт. Известно, что по его непосредственному приказу в тайных типографиях производились подделки прусских, австрийских крон, английских фунтов стерлингов и русских рублей.

По мере новых побед и продвижения французского воинства в глубь завоеванных территорий соседних государств император Наполеон заботливо перемещал и тайные типографии, усердно печатавшие фальшивки. Сначала они работали в Дрездене, затем перебрались в Варшаву, и, наконец, в 1812 году станки крутились в захваченной французами Москве.

По окончании войны 1812–1814 годов, когда русские казаки гарцевали по улицам Парижа, Правительствующий сенат Российской империи вынужденно принял решение произвести замену ассигнаций на денежные билеты нового образца. Когда казначейство внимательно проверило изъятые из обращения деньги, то оказалось, что из 832 миллионов купюр свыше 70 миллионов оказались фальшивыми. Да, Бонапарт любил размах во всем!

К сожалению, от остальных не отставала и Российская империя. На протяжении ста пятидесяти лет, вплоть до окончания Наполеоновских войн, под покровительством правительства в стране печатались, вернее, чеканились фальшивые голландские червонцы. Преимущественно они использовались для производства платежей за границей.

Секретность изготовления фальшивок соблюдалась очень строго, – поддельная валюта даже в секретных документах упоминалась только под кодовым наименованием. Правда, в подделке популярных червонцев мы оказались далеко не одиноки: консервативное и чопорное английское казначейство занималось столь же малопочтенным делом в еще более широких масштабах. Естественно, британцы тоже строго соблюдали тайну.

Но нет ничего тайного, что со временем не стало бы явным.

Многие историки полагают, что именно англичане оказывали всемерную помощь французским роялистам, печатавшим фальшивые ассигнации французского Конвента. Как установили историки, фабрика роялистов по производству подделок – конечно, с ведома британцев – находилась в Лондоне. Еще одна такая же фабрика тайно работала в Швейцарии.

Вполне понятно, что ни одна из войн не обходилась без разгула фальшивомонетничества. Достаточно вспомнить Смутное время и Наполеоновские войны.

В Соединенных Штатах Америки в период Войны между Севером и Югом 1861–1865 годов южане активно подделывали деньги северян и затем отправляли их в стан противника. Их доставляли специальные агенты. Не стала счастливым исключением и Русско-японская война 1904–1905 годов. Во время ожесточенных боев под Мукденом и обороны Порт-Артура Япония пачками печатала и распространяла в Маньчжурии и Корее фальшивые русские рубли. А они тогда котировались достаточно высоко и составляли конкуренцию доллару США!

Ожесточенными экономическими сражениями с широким использованием фальшивок наравне со сражениями на фронтах и бескомпромиссной борьбой разведок отличалась и Первая мировая война 1914–1918 годов. В Россию потоком хлынули поддельные кредитные билеты разного достоинства. Вскоре русская контрразведка провела свое расследование и установила: фальшивки изготовляли в Военно-географическом институте в столице Австро-Венгрии Вене под руководством обер-лейтенанта Александра Эрдели. Однако предпринять ответные действенные меры уже не осталось времени, – наступил 1917 год…

Революция вызвала не только политические, но и гигантские экономические катаклизмы. По стране пошли гулять любые деньги: керенки, «катеринки», «колокольчики», деньги города Одессы, деньги на бумаге и даже на тряпках. Но это уже другая история…

Чай и независимость

В XVIII в. Великобритания, помимо прочих колоний, владела и частью североамериканского континента. Здесь жили поселенцы, по разным причинам покинувшие метрополию. Управление со стороны английской короны сводилось к тому, чтобы сделать освоение этих земель максимально выгодным для Британии. Среди принятых законов был и закон 1721 года, предписывавший североамериканским колониям покупать чай только в метрополии. А в метрополию чай доставлялся из Индии. Ост-Индская компания получила монополию на эти поставки. Конечно, это значительно увеличивало стоимость чая. Населению было гораздо выгоднее, к неудовольствию Британии, покупать контрабандный чай.

Но с этим еще можно было смириться. В конечном итоге это был скорее удар по самолюбию, чем по кошельку. Однако британский парламент, стремясь увеличить доходы от колоний, решил ввести налог. Жители североамериканских территорий возмущались, ведь по английским законам облагать налогами британских подданных могли только их представители в парламенте, а таких представителей не было. Из-за беспорядков в колониях убытки несла не только казна, но и Ост-Индская компания, которая во многих вопросах часто действовала жестче, чем официальные власти. Компания добилась от правительства издания так называемого «Чайного закона», согласно которому она получала право торговать чаем в Северной Америке без всяких налогов и сборов, которые надо было бы отчислять в Великобританию. Таким образом, чай, ввозимый компанией, был самым дешевым, вне всякой конкуренции.

Бостонское чаепитие

Это, естественно, возмущало местных контрабандистов. Недовольны были и простые поселенцы. В колониях давно зрело недовольство политикой британского правительства. Ситуация с чаем была использована как предлог. В Филадельфии и Нью-Йорке произошли погромы представительств компании. В других городах всех торговцев чаем и посредников настоятельно просили прекратить свою деятельность под угрозой расправы. Развернулась широкая пропаганда против «этой отравы, преподносимой Америке, этого вредного для здоровья чая», ввозимого из Индии, где, как известно, кишат змеи и люди умирают миллионами от неизвестных болезней. «Долг патриота – пить кофе!» – заявляли американцы. Многие действительно отказывались от употребления чая, заменяя его отваром из листьев малины. Очень популярным напитком становится кофе.

В это время в Бостоне к активным действиям перешла тайная организация, одним из руководителей которой был Сэмюэль Адамс, когда-то работавший сборщиком налогов. Он был среди тех, кто первым начал призывать к объединению североамериканских колоний против английского владычества. По образцу возглавляемой им организации «Сыны свободы» позже возникли прообразы органов власти в колониях, взявших на себя управление в борьбе с Англией.

А корабли Ост-Индской компании с грузом чая подходили к берегам Северной Америки. Первым в порт Бостона вошел корабль «Дартмут». События, происшедшие вслед за этим, вошли в историю как «Бостонское чаепитие».

В городе распространялась листовка, в которой говорилось: «Друзья, братья, соотечественники! Худшая чума – презренный чай Ост-Индской компании – прибыл в гавань. Перед вами выбор – либо полная гибель, либо мужественное сопротивление злодейской тирании!»

Сторонники Сэмюэля Адамса призывали отправить корабль обратно неразгруженным или уничтожить чай. Владелец и капитан «Дартмута» были согласны уйти, не разгружаясь, но губернатор Томас Хадчинсон желал остаться лояльным британскому правительству и настаивал на разгрузке корабля и других судов, когда они прибудут в Бостон. Несмотря на то что от всех кораблей было получено согласие уйти, не разгружаясь, губернатор блокировал выход из гавани.

В ответ на это группа «Сынов свободы», переодетая в индейские одежды и вооруженная топорами и дубинками, проникла на борт стоявших в бостонской гавани кораблей. Операция была спланирована так, чтобы уничтожить только груз. По свидетельствам современников, на кораблях не пострадала больше ни одна вещь, кроме сломанного дверного замка (а впоследствии и его заменили). Ничто не было украдено. Только 45 тонн чая (в ценах 2007 года – почти на 2 миллиона долларов США) полетело за борт, чтобы «он растворился в соленой воде океана». В своем дневнике С. Адамс записал, что это событие «отмечено печатью достоинства, возвышенности и величия» и знаменует собой «новую эпоху» во всемирной истории.

Попытки урегулировать этот конфликт (конечно, не только они) постепенно привели к тому, что Континентальный конгресс, созданный в колониях в 1775 году, принял решение о вооруженном сопротивлении английским властям. Была издана «Декларация причин необходимости взяться за оружие», в которой говорилось: «Мы подсчитали стоимость этого конфликта и подбили итог – лучше умереть, чем жить рабами!» Так началась война за независимость североамериканских поселений, ставшая началом истории Соединенных Штатов Америки.

Вот такой генералиссимус

Около двух лет назад в Холмогорах были найдены останки предположительно Антона Ульриха Брауншвейгского, генералиссимуса Российской армии, тайно захороненного после его кончины в многолетней ссылке.

В нашей истории его чаще всего вспоминают как мужа Анны Леопольдовны и отца несчастного императора-младенца Ивана Антоновича.

Императрица Анна Иоанновна, будучи бездетной, воспитала свою племянницу, Анну Леопольдовну, как родную дочь, чтобы потом передать ее потомкам российский трон. Женихом принцессы и должен был стать Антон Ульрих. Она сразу стала демонстрировать к нему антипатию, однако те, кто хорошо ее знал, считали, что главная причина неприязни – то, что жених был ей навязан. В конце концов, Анна и не возражала против этого брака, тем более что единственной альтернативой был сын известного фаворита Анны Иоанновны, Бирона, а уж этого ей совсем не хотелось.

Антон Ульрих Брауншвейгский

С 1733 года Антон Ульрих находился на службе в армии Российской империи, являясь полковником одного из кирасирского полка. По свидетельствам французского и английского посланников, тщедушное телосложение и немужественный вид принца всех удивили, но вскоре все также были удивлены тем, что он «казался умом бойкий». В ходе Русско-турецкой войны 1735–1739 годов Антон Ульрих успешно действовал при взятии Очакова и в походе к Днестру. Х. А. Миних был им очень доволен: «Невзирая ни на какие стужи и великие жары, пыли, пепел и дальние марши, всегда будучи верхом, как старому солдату надлежит, а в коляске никогда не был. А храбрость его свидетельствует бывший при Очакове штурм, причем он так поступал, как старому и заслуженному генералу надлежит». Императрица Анна Иоанновна писала матери принца, что «сын ее славно отличился при взятии Очакова». В 1737 году он произведен в генерал-майоры и награжден орденами Св. Андрея Первозванного и Св. Александра Невского. К военным обязанностям своим Антон Ульрих относился очень серьезно, много читал древних и современных авторов по искусству ведения войн.

Свадьба принца Брауншвейгского состоялась в 1739 году, а через год и родился Иоанн Антонович, по замыслу Анны Иоанновны – наследник престола. Он им и стал после смерти императрицы. Согласно завещанию, регентом при малолетнем императоре был назначен Бирон. Родители мальчика были недовольны этим. Антон Ульрих отчаянно искал сторонников среди придворных, но те только уговаривали его не делать необдуманных поступков.

Регент при встречах с Антоном Ульрихом часто настолько пренебрегал требованиями этикета, что при дворе ожидали прямого столкновения. Однако этого не произошло.

Военная карьера принца, тем не менее, продолжалась. В 1740 году получил звание генерал-лейтенанта и назначен шефом кирасирского полка (в последующем Кирасирский лейб-гвардии Его Величества полк).

Бирон подозревал Антона Ульриха в участии в заговоре, но тот, от природы не очень решительный, видимо, был не способен к сложным придворным интригам. Тем не менее, когда заговор гвардейцев был раскрыт, принцу прозрачно намекнули, что за любое его участие в попытке ниспровергнуть Бирона с ним поступят так же, как и с любым российским подданным, и заставили подписать просьбу об отставке со всех военных должностей.

Понимая, что все может кончиться плохо, а главное, беспокоясь о том, что ее могут разлучить с ребенком, за дело взялась Анна Леопольдовна. Она отправляется к Х. А. Миниху, и он, обрадованный тем, что принцесса на его стороне, начинает готовить новый заговор, о котором Антон Ульрих, вероятно, ничего не знал. В результате Бирон был устранен, Анна Леопольдовна стала регентшей, а принц уже через три дня получил чин генералиссимуса, о котором давно мечтал. Благодарности за это он, судя по всему, не испытывал, так как почти тут же принялся интриговать против Миниха. Тот, понимая, что в данный момент все против него, сам ушел в отставку. Ему разрешили жить в Петербурге и больше не преследовали.

В это время на российской политической сцене активизируется Елизавета, дочь Петра Великого. Антон Ульрих всеми доступными ему способами старался ослабить ее роль и не допустить к власти. Но Елизавету поддерживает гвардия. Встав во главе заговора, она не хотела пролития крови. Арест Брауншвейгского семейства проходил почти без шума. Больше всего пострадали дети: разбуженный Иоанн Антонович испугался обступивших его гвардейцев, и его, рыдающего, унесли вслед за матерью, а его младшая сестра на всю жизнь осталась глухонемой, так как ее в суматохе уронили на пол.

Елизавета Петровна хотела сначала просто выслать семейство из России, но неожиданно поменяла свое решение, приказала вернуть их с полпути, арестовать и заключить в рижской крепости. Оттуда их перевели в Динамюнд, а затем в Раненбург. Через три года им было приказано прокинуть Раненбург и отправиться в Холмогоры.

Когда в 1762 году на престол взошла Екатерина II, Антону Ульриху предложили, оставив своих четверых детей в Холмогорах, самому покинуть Россию. Вот тут проявились решительность и мужество, на которые он был способен. Принц Брауншвейгский отказался покинуть детей и умер в 1774 году.

Вероятно, в других, более благоприятных обстоятельствах военная карьера принца могла бы быть значительно более успешной. Но все же присвоение ему чина генералиссимуса было чисто политическим ходом, и Антон Ульрих Брауншвейгский вошел в ту часть русской истории, которая никак не связана с подвигами и военной славой.

Приговор

Довольно часто судьба любит сыграть с человеком мрачную шутку, которая, с ее точки зрения, наверное, кажется ей весьма забавной. Не зря же обычно в народе говорят не иначе как «судьба-злодейка»! Не милостивица, не мать родная, а именно злодейка, так и старающаяся все время подставить тебе ножку, чтобы ты споткнулся и растянулся во весь рост, расквасив себе нос.

Об одном из таких случаев мы и хотим рассказать…

Народ во Франции восстал, арестовал короля и все его семейство, и теперь «друзья народа», вроде бывшего адвоката Робеспьера и господина Марата, который теперь именовал себя «гражданином», громогласно стали заявлять:

– Началась Великая французская революция!

– Да здравствуют Свобода, Равенство и Братство!

Естественно, народу было обещано скорейшее достижение процветания страны и лучезарное счастье для каждого отдельного гражданина. Увы, вожди Великой французской революции были в своих декларируемых обещаниях далеко не первые и, к несчастью всего остального человечества, далеко не последними.

Столь же естественно, что у революции и французского народа неожиданно нашлось множество врагов, не желавших всеобщей Свободы, Равенства и Братства. В этой связи в срочном порядке пришлось создать революционные трибуналы и назначить общественных обвинителей противников новой власти, большинство которых составляли бывшие аристократы.

Обвинитель революционного трибунала Антуан Фукье-Тенвиль

Одним из общественных обвинителей революционного трибунала во времена Великой французской революции служил гражданин Антуан Фукье-Тенвиль, проявлявший немалое усердие в уничтожении «врагов народа». Именно он оказался один из тех, с кем судьба решила сыграть злую шутку.

В тот день общественный обвинитель допрашивал графиню Анну де Ре.

– Значит, вы, сударыня, категорически отрицаете свое участие в работе тайного общества, поставившего перед собой целью свержение установленного во Франции порядка. Вам не нравится революция, мадам?

Дряхлая старуха в грязном кружевном платье посмотрела на обвинителя через толстые стекла лорнета и желчно усмехнулась:

– Развязанный вами кровавый террор вы называете порядком?

– Не вам судить об этом.

– Почему же? Я родилась в этой стране и прожила в ней всю жизнь.

– Но в каких условиях, мадам. Разве в таких, как эти, или в тех, в которых живут крестьяне?

Обвинитель обвел рукой вокруг себя, показывая на голые стены бедной комнаты, даже не оклеенные обоями, грубо сработанный стол с пачкой протоколов и чернильницей с пером.

– Нет, мадам, вы жили в других условиях! К тому же про вас ходят слухи, что вы колдунья.

– Колдунья?

Графиня зашлась дребезжащим старческим смешком и даже промокнула слезившиеся от смеха глаза несвежим платочком.

– Тысяча извинений мсье Антуан: в тюрьме нет прачек, а заключенным не выдают мыла. Хорошо, что еще не дают умереть с голоду.

– Враги народа должны умирать на гильотине, – напыщенно заявил Фукье-Тенвиль. – Это справедливая месть и кара французского народа!

– Справедливая? Вы считаете справедливым отправлять на эшафот сотни ни в чем не повинных людей только потому, что они родились в дворянских семьях?

– Это не вашего ума дело! Революция должна защищаться от врагов!

Графиня ненадолго задумалась, сложив изуродованные подагрой руки на коленях. Как знать, о чем она думала и какие видения проносились перед ее мысленным взором? Возможно, она действительно была колдуньей.

– Мсье обвинитель, – вкрадчиво спросила графиня. – А вы не страшитесь сами оказаться в числе врагов народа и отправиться на эшафот без всякой вины, как те люди, которых вы сейчас отправляете туда?

– Не болтайте глупостей, – разозлился Антуан. Подумать только: старуха стоит одной ногой в могиле, другой на эшафоте, а еще смеет угрожать ему и запугивать какими-то мутными угрозами, якобы являющиеся ее откровениями!

– Ну, коль вы, мсье общественный обвинитель, считаете меня колдуньей, – тонко улыбнулась почти беззубым ртом старая графиня, – то придется поддержать столь лестную репутацию. Вы знаете, что один из моих далеких предков, маршал Франции, член ордена тамплиеров Жиль де Ре, взошел на костер за колдовство?

– Бросьте свои басни! Вам меня не запугать.

– Помилуйте, мсье, у меня совершенно нет подобной цели. Судьба распорядится и без меня. Вы взобрались на самую вершину пирамиды террора, и она неизбежно поглотит вас.

– Революция всем нам как мать, – пристукнув костяшками пальцев по столу, в страшном раздражении вскричал Фукье-Тенвиль.

– Когда матерям нечего есть, они часто пожирают собственных детей, – тихо и грустно ответила графиня, – прощайте, мсье обвинитель. До встречи в иных мирах.

– Ага! Вы уже догадались, что я вынес смертный приговор? Впрочем, сделать это было совсем нетрудно. Эй, караул! Препроводите арестованную в камеру. Или даже нет! Тащите ее сразу на эшафот – гильотина заждалась ее головы…

Общественный обвинитель Антуан Фукье-Тенвиль рьяно выявлял врагов революции и выносил им смертные приговоры. Гильотина работала каждый день, и случалось, палач уставал дергать за спусковую цепочку, опуская острый треугольный нож, а его подручные едва успевали уносить корзины с отрубленными головами аристократов.

– Совершенно не хватает времени, – доверительно жаловался обвинитель своим ближайшим друзьям, – эту скверну надо выжигать каленым железом, а гильотина действует, на мой взгляд, достаточно медленно.

– Зато со стопроцентной гарантией, – мрачно пошутил один из приятелей Антуана.

– А ты упрости процедуру, – посоветовал другой приятель-экстремист.

– Что ты имеешь в виду? – не понял обвинитель.

– Все предельно просто: сейчас ты каждый раз вынужден от начала до конца писать обвинительный приговор и подписывать его, отправляя на эшафот очередного осужденного к казни.

– Да, такова предписанная процедура работы революционного трибунала, – подтвердил Фукье-Тенвиль. – И я, честно говоря, не вижу способа упростить и ускорить ее.

Приятель налил в его стакан крепкого красного вина и угостил табаком из своего кисета. Друзья набил трубки, выпили вина и закурили.

– Представь себе, – продолжил тот, кто предложил упростить процедуру судилища, – что ты заранее, когда есть свободное время, полностью заполняешь необходимую бумагу и ставишь под ней свою подпись. Ведь все обвинения, за которые люди сейчас идут на смерть, совершенно одинаковы. Не так ли?

– В принципе – да! – не мог не согласиться Антуан.

– Вот видишь. – Приятель разлил остатки вина по стаканам. – Останется вписать только имя приговоренного, и все готово. Можно отправлять его на гильотину.

– Пожалуй, я последую твоему совету, – подумав, решил Фукье-Тенвиль…

Спустя некоторое время мсье Антуан оставил революционный трибунал и по приказу новых властей отправился комиссаром в одну из отдаленных провинций, чтобы на месте организовать поставки продовольствия в голодный Париж.

В один далеко не прекрасный день за ним вдруг пришли солдаты с ружьями во главе с офицером. Шел 1795 год.

– Извольте, сударь, отправиться с нами, – сказал офицер.

– Куда? – недоуменно спросил Антуан.

– В тюрьму! – последовал ответ.

Находясь в заключении, Фукье-Тенвиль добивался встречи с обвинителем трибунала, чтобы узнать, в чем его обвиняют. Наконец, эта встреча состоялась.

– Вы приговорены к гильотинированию за антиреволюционные действия, – равнодушно сообщил Антуану обвинитель. – Вот бланк с приказом о вашем аресте и казни.

Он протянул арестованному плотный лист бумаги, исписанный убористым почерком, показавшийся Антуану до боли знакомым.

«Боже! Это же один из тех бланков, которые я заготовил впрок в бытность общественным обвинителем. Видимо, мои приемники решили использовать готовые бланки с подписью, а не заполнять новые». Опустив глаза к последним строкам, Антуан с ужасом увидел собственную подпись! Неужели проклятая старуха графиня оказалась права?

– Это ошибка, – истерически закричал бывший обвинитель. – Фукье-Тенвиль – это я!

– В жизни случаются и не такие совпадения, мсье, – все так же равнодушно пожал плечами обвинитель трибунала. – Эй, караул! Тащите его на эшафот…

Ой, вы, кони

Конечно же, всякий образованный человек в ответ на вопрос об авторе скульптурных групп, украшающих Аничков мост в Санкт-Петербурге (помните знаменитых вставших на дыбы коней?), не задумываясь, ответит:

– Петр Клодт.

Но вот знает ли этот человек, что Петр Карлович Клодт, автор конных групп, гений и академик, составивший своими произведениями нетленную славу русскому искусству, происходил из семьи баронов, далекие предки которой некогда по своей доброй воле выехали служить в Россию, где нашли свое Отечество, а сам он через несколько поколений стал истинно русским человеком?

Кстати, теперь, кроме узких специалистов, мало кто уже знает, что баронов Клодтов, оставивших заметный след в русском искусстве, было несколько: живописцы, графики и т. д. Но барон Петр Карлович Клодт фон Юргенсбург – только один! К числу его поистине бессмертных творений принадлежат не только легендарные и знаменитые конные группы на Аничковом мосту, но и уникальная конная статуя императора Николая I, и памятник знаменитому русскому баснописцу Ивану Андреевичу Крылову, стоящий в Летнем саду Санкт-Петербурга, и памятник первокрестителю Руси князю Владимиру в Киеве… С конями на Аничковом мосту связана одна любопытная и необычная история…

Петр Клодт – автор и владелец великолепных коней

Как впоследствии рассказывал сын знаменитого русского скульптора барона Петра Карловича Клодта, сколько он себя помнил, у его отца всегда висел на цепочке часов изящный и красивый небольшой золотой брелок в виде медальона, на котором изображены несущиеся во весь опор, выполненные из перламутра дикие лошади. Барон как-то упоминал: однажды по случаю он купил этот прелестный брелок в маленькой, убогой антикварной лавке где-то у Обводного канала. Скульптор отыскал медальон среди большой кучи разного барахла и теперь считал изящную безделушку своим талисманом.

– Он всегда помогал мне буквально во всем, – любовно поглаживая чуткими пальцами брелок, не раз говорил Петр Карлович, который был большим знатоком и любителем лошадей.

Видимо, недаром и талисман он себе выбрал с изображением летящих, словно вольные птицы, коней с развевающимися на ветру длинными гривами. А под их ногами, как молодая степная трава, сияла яркой зеленью россыпь мельчайших изумрудов.

– Похоже, древняя персидская работа, – поглядев на брелок Петра Карловича, авторитетно заметил один из больших знатоков древностей. – Наверняка вещь далеко не простая: Восток всегда полон загадочной мистики.

– Это точно, – как-то по-детски улыбнулся скульптор и крепко зажал брелок в кулаке, словно хотел поскорее надежно укрыть его от чужих нескромных взглядов.

В столичных художественных кругах и светском обществе всегда охотно повторяли, что барон Петр Клодт просто помешан на лошадях. Когда он был еще холостым бедным студентом и учился в Академии художеств, то, кроме коней, не хотел ничего рисовать. Рассказывали, якобы он давал на водку знакомым извозчикам и пытался завести в свою квартиру, специально снятую на первом этаже, их саврасок, чтобы сделать наброски с натуры, проработать форму копыта или запечатлеть ноздри.

Позднее стали рассказывать, что именно счастливый талисман-брелок с перламутром и мелкими изумрудами помог бедному барону – родовитые и очень богатые люди хотели зло посмеяться над ним, когда он посватался к их дочери, и вместо нее предложили взять в жены невзрачную бедную родственницу, жившую в их доме. Барон, не раздумывая, словно во сне, согласился.

Вскоре бедная девушка, как по мановению волшебной палочки сказочной феи, благодаря его искренней любви и заботе превратилась в писаную красавицу, на которую заглядывался весь столичный люд, и стала Петру Карловичу верной и любящей женой.

Люди, которые решили зло подшутить над бедным художником, бароном Клодтом, вскоре уже от досады до крови кусали себе пальцы – Петр Карлович стал быстро знаменит, моден и широко известен, вышел в академики живописи, именовался «его высокопревосходительство», разбогател на дорогих заказах, отстроил роскошный каменный дом и стал уважаем не только в России, но и за ее пределами.

А потом талисман спас его от гнева грозного и самолюбивого государя императора Николая Павловича.

Случилось все так. Барон Петр Клодт всеми правдами и неправдами отыскал лучший выезд в столице империи – ну не мог же он, известный знаток и любитель лошадей, ездить на каких-нибудь, пусть даже очень хороших, но не самых лучших рысаках! Нет, кони его выезда непременно должны быть подобны огню, всепоглощающему степному вихрю, с первого взгляда поражать всех красотой и дивной статью. Именно таких коней он искал. Наконец нашел, и не торгуясь, перекупил – породистых, прекрасных и быстрых, как вольный ветер. И специально заказал лучшему столичному мастеру лучшую коляску, сиявшую лаком, с мягкими, пружинящими сиденьями.

Однажды под вечер экипаж прославленного скульптора проезжал по Дворцовому мосту. И тут кучер Петра Карловича, на беду ничего не подозревающего барона, зорким взглядом заметил впереди коляску самого императора Николая I, запряженную прекрасными лошадьми. Кучер академика живописи тоже был заядлым лошадником, и в нем невольно взыграло ретивое.

– А что, барин? Может, покажем тем, кто впереди нас плетется, каково пыль глотать? – обернувшись с козел к барону, спросил лихой кучер. Глаза его лукаво блестели, но Петр Карлович ничего подозрительного не заметил и никакого подвоха не почувствовал.

– Давай, – зная страсть своего кучера к быстрой езде и его умение удивительно ловко управляться с лошадьми, спокойно разрешил барон.

У него даже в мыслях не было, кого решил обогнать его лихой возница. О, если бы барон тогда знал или хотя бы подозревал, с кем решил посоревноваться в резвости выездов его азартный кучер!

Нарочно дав возможность красивой коляске императора Николая I оторваться на достаточно большое расстояние, кучер барона привстал на козлах, дико гикнул, громко щелкнул вожжами, и великолепные кони-звери скульптора словно полетели, пластаясь над дощатым настилом моста и дробно стуча копытами, – ну совсем как те дикие степные жеребцы, что летели с развевающимися гривами по россыпи мелких изумрудов на старинном золоте амулета, возможно, когда-то зачарованного или заклятого непонятными волшебными словами, хранившимися в памяти древнего персидского или индийского мага, имя которого давно забылось, когда-то повелевавшего некими темными потусторонними силами. Как знать? Теперь это уже не имело значения: конница выбивала свою магическую музыку.

– Н-но! Наддайте, родимые! – то и дело подгонял скакунов кучер академика живописи.

Ветер уже вовсю свистел в ушах, коляска неслась по мосту с бешеной скоростью, и блестящий царский экипаж, несмотря на все усилия его умелого возницы, тоже погнавшего коней, приближался с каждой минутой.

Вот коляски уже поравнялись, и через мгновение резвые кони скульптора вырвались вперед, легко обойдя царский выезд.

– Это что же? – недоуменно даже привстал с обитого мягкой кожей сиденья строгий император и сердито погрозил пальцем барону, явно узнав обгонявшего его седока.

Чего греха таить, академик после этого не на шутку струхнул. Крутой нрав государя Николая Павловича всем был отлично известен: у него за любую провинность можно не только должности лишиться, но и угодить в Сибирь. Обогнать царскую коляску! Да еще где? Совсем рядом с Зимним!

Приехав домой, барон приказал немедленно пригласить кучера в кабинет.

– Что же ты, братец, со мной делаешь? – вкрадчиво спросил его академик. – Учти, на каторгу можем вместе отправиться, любезный мой, невзирая на должности, чины и звания.

– Неужто туда и живописи академиков отправляют? – недоумевал кучер.

– А ты как думал? Ордена дают за подобные художества? С сегодняшнего дня я тебе строго-настрого запрещаю всякие гонки по улицам. Ездить можешь только шагом! В крайнем случае легкой рысцой. И не дай тебе бог даже приблизиться к царскому дворцу: чтобы всегда далеко стороной его объезжал, каналья! За три версты! Не меньше!

Кучер истово клялся и божился, что барин может на него положиться. Тем не менее, как позднее рассказывал сын Петра Карловича, доводивший до трясучки азарт у возницы быстро взял верх над страхом и осторожностью, совсем лишив его разума и чувства самосохранения.

Дело оказалось еще и в том, что царский кучер тоже уродился мужиком далеко не промах и, увидев в лихом вознице барона Клодта достойного соперника, не стерпев позорного поражения в стихийно начавшихся гонках на Дворцовом мосту, тайком, через верных знакомых, передал кучеру академика:

– Пусть теперь крепче вожжи держит! Вызываю его на честное состязание. Либо побьемся вдребезги, либо докажем всей столице, кто из нас лучший! И у кого кони резвее!

Заварилась крутая каша: была задета честь самых отчаянных возничих, управлявших лучшими в Санкт-Петербурге, а то и во всей империи, выездами. Теперь кучера-мужики тайком от своих великих господ твердо решили раз и навсегда выяснить, чьи лошади лучше и чье умение управлять ими выше. Ни сам грозный государь император Николай I, ни академик живописи барон Петр Клодт ни сном ни духом не знали об этом намечающемся необычном азартном соревновании и оставались в полном неведении. И даже не подозревали, какая смертельная опасность грозит жизням двух возничих, если действительно начнутся эти невообразимые, бешеные скачки, в которых каждый из возничих ставит на карту и свою честь, и жизнь.

Зато по императорской столице тишком, от дома к дому, от «прешпекта» к «прешпекту» поползли разные слухи. Многие богатые купцы втайне бились об хороший заклад, а дворяне держали пари: кто же в гонках лучших в столице экипажей одержит победу? Все, кроме спокойно спавших седоков, с нетерпением ждали: когда же?

Несколько дней после происшествия на Дворцовом мосту внешне все было тихо, отчего академик живописи несколько успокоился. Но, как на зло, вскоре на Морской улице его кучер издали заметил царский экипаж и тотчас пустился вдогонку. Императорский кучер решил не уступать. И вот она началась, столь долго ожидаемая всеми сумасшедшая гонка!

Барон Клодт, пребывающий в нешуточном испуге, что есть силы лупил тростью по спине кучера, чтобы тот немедленно остановился. Да куда там! Азарт гонки затмил разум мужику, и он, ни на что не обращая внимания, гнал что есть мочи. Пролетая мимо царской коляски, которая вскоре осталась позади, академик с ужасом увидел, как государь погрозил ему увесистым кулаком, туго затянутым в белую лайковую перчатку…

По возвращении домой Петр Карлович немедленно сказался серьезно больным и некоторое время вообще не показывал носа из дому – жуткий страх одолел академика. Шутка ли, император показал кулак!

Но тут подоспел государственный заказ: требование изготовить конные скульптуры для Аничкова моста. Новая работа всегда увлекала скульптора, и вскоре он, совершенно забыв обо всем, увлеченно лепил и лепил любимых лошадей.

Наконец скульптура уже закончена и аккуратно переведена из глины в твердую форму. К неописуемому ужасу вновь вынужденного вернуться к суровой действительности академика, в его мастерскую приехал царский генерал-адъютант и, позвякивая шпорами, сообщил:

– Его императорское величество желает лично увидеть скульптурные группы. Вы готовы к демонстрации работы перед Его Величеством?

– Конечно, конечно, – только и мог в ответ растерянно пробормотать барон.

Приезда императора академик ждал с замиранием сердца: а ну как сейчас Его Величество посмотрит, презрительно скривится и припомнит устроенные кучером барона сумасшедшие гонки на Морской… Нет, лучше об этом не думать! Гнать прочь от себя такие мысли!

Император прибыл в мастерскую с большой и пышной свитой. Звенели шпоры, сияли ордена… Холодно кивнув прославленному скульптору, царь долго молча и придирчиво рассматривал со всех сторон модели впоследствии ставших знаменитыми коней. Потом знаком приказал автору подойти ближе.

Барон Клодт тайком взялся за свой медальон-талисман с перламутровыми конями, во весь опор скачущими по изумрудной траве, и взмолился:

– Спаси, Господи, меня грешного! Пресвятая Богородица, будь моей заступницей!

– Со своих лепил? – Холодные, как стальные клинки, светлые глаза монарха не мигая впились в лицо Петра Карловича.

– Да, Ваше Величество. Есть такой грех.

– Ладно. – Жесткий взгляд грозного императора сразу смягчился, и по его губам скользнула улыбка. – Ради этих великолепных коней я тебе тех прощаю. И благодарю. Получишь достойную награду, заслужил.

– Вынесли, родимые! Помог Господь! – Барон нежно погладил талисман.

Говорят, свой загадочный талисман великий скульптор барон Петр Карлович Клодт фон Юргенсбург унес с собой в могилу…

Великий лжец

Попробуйте угадать: кто этот интересный, молодцеватый мужчина в седом напудренном парике с буклями и украшенной широкими золотыми галунами треугольной шляпе, изображенный на портрете?

У него гордая прямая осанка и смелый, чуть ироничный взгляд слегка прищуренных глаз, а в уголках красиво очерченных губ притаилась лукавая усмешка. Судя по костюму и шляпе, этот красавец щеголь жил в середине XVII столетия – века куртуазных манер, бесконечных захватывающих дух альковных приключений, галантных кавалеров, любвеобильных императриц и императоров, азартных карточных игр, свирепых пиратов, ежедневных дуэлей и всесильных фаворитов и фавориток.

Так кто же этот элегантный красивый незнакомец? Храбрый офицер, ловкий придворный или родовитый помещик, проводивший жизнь в бесконечных пирушках и на азартной охоте?

Пусть вам не покажется удивительным такое странное совпадение, но мужчина приятной наружности со старого портрета был и храбрым офицером, и ловким придворным, и родовитым помещиком. С ним постоянно происходили непостижимые уму вещи – госпожа Судьба щедро посылала ему самые необычайные приключения. Однако сам он таковыми их никогда не считал, а все случившееся с ним полагал весьма заурядным, обычным делом.

Впрочем, наверное, уже довольно говорить загадками: настала пора назвать его славное, всемирно известное имя.

Барон Мюнхгаузен – великий лжец или жертва великой лжи?

Итак, позвольте представить вам господина барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена. Да, оказывается, тот самый знаменитый барон совсем не таков на вид, как описывал его в своих рассказах Эрих Распе и привыкли рисовать в книгах художники – желчным, тощим стариком с большим, вислым носом.

– Ну как же! – воскликнет читатель и невольно улыбнется. – Кто же не слышал о его удивительных приключениях? Барон одним выстрелом убивал полдюжины уток, запросто летал на пушечных ядрах, во весь опор скакал на половине лошади и привязывал ее поводья к кресту занесенной снегом церкви. Наверное, мир не знал более знаменитого фантазера и хвастуна. Однако на портрете он совершенно не похож на такого. Неужели?

Совершенно верно, барон Мюнхгаузен – не вымышленный литературный персонаж, а вполне реальная историческая личность! Он действительно долго жил в России и служил офицером в славной, победоносной Русской армии. Что же касается его сомнительной всемирной славы фантазера, безудержного хвастуна и отъявленного лжеца, то поверьте: не стоит торопиться доверять расхожей молве. Лучше давайте сами разберемся во всем по порядку.

Барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен родился 11 мая 1720 года в тихом, маленьком немецком городке Боденвердер, неподалеку от Ганновера. Его отец, барон Георг Отто, и мать, баронесса Сибилла, владели просторным двухэтажным каменным домом и небольшим поместьем. К несчастью, детство мальчика омрачила ранняя смерть отца. Барон Георг скончался, когда сыну едва исполнилось четыре года. Похоронив мужа, баронесса решительно взяла бразды правления хозяйством в свои руки. Будучи женщиной практичной и неглупой, она сумела дать сыну хорошее воспитание и образование, мечтая устроить его судьбу.

Как известно, Германия XVIII в. была раздроблена на множество мелких княжеств и королевств, ревниво соперничавших друг с другом в тщетных попытках копировать роскошь французских Людовиков и помпезность папского Рима. Баронский титул давал юному Карлу Фридриху Иерониму некоторые шансы на успех, и матери, умело воспользовавшейся родственными связями семьи, удалось сделать верный ход.

 – Теперь ты паж при дворе герцога Брауншвейгского, – торжественно сообщила Сибилла двенадцатилетнему сыну. – Дальнейшее зависит от тебя самого, сын мой!

При герцогском дворе юный барон начал быстро постигать нелегкую придворную науку. Он учился без слов безошибочно улавливать желания герцога, легко и правильно ориентироваться среди часто сменявшихся и жестоко враждовавших между собой фаворитов и фавориток, тщательно скрывать свои и выведывать чужие мысли, избегать козней прожженных интриганов и крепко держать язык за зубами, при этом сохраняя прекрасные отношения решительно со всеми. Мальчик был достаточно знатного происхождения, хорош собой, грамотен, умен, поэтому госпожа Сибилла надеялась, что ее обожаемый сын сумеет сделать неплохую карьеру и со временем займет весомое положение при герцогском дворе. Однако действительность вскоре превзошла самые смелые ожидания госпожи баронессы и ее юного сына-пажа.

   В России тогда правила императрица Анна Иоанновна – дочь старшего брата Петра Великого, рослая и грузная, перешагнувшая сорокалетний рубеж, вдовая и бездетная бывшая герцогиня Курляндская, приглашенная дворянским тайным советом на русский престол из провинциальной Митавы. По некоторым сведениям, она решила выдать свою племянницу Анну Леопольдовну за брауншвейгского принца Антона Ульриха.

– Вот и будет у нас законный наследник российского престола, – радостно потирая большие руки, приговаривала Анна Иоанновна. – Хватит тут бесов тешить!

И вот юный паж барон Мюнхгаузен оказался включен в свиту жениха и с неописуемым восторгом последовал за ним в такой далекий от родного Ганновера, загадочный Санкт-Петербург.

Тогда для подавляющего большинства немцев Россия действительно представлялась страной далекой, загадочной и совершенно дикой. Зато сказочно богатой, совсем как волшебная, мистическая Индия или полулегендарный край мандаринов и тончайших шелков Китай. Поговаривали, в Санкт-Петербурге чуть ли не под ногами повсюду валялись золотые слитки и драгоценные камни, русские императоры держали огромный роскошный двор, где все вельможи одевались в соболя, ели на серебре и разъезжали в золоченых каретах, запряженных шестериком. Там, в России, могла открыться умопомрачительная перспектива!

В пути юный барон не переставал удивляться увиденному из окна возка: огромные, потрясающие воображение, практически безлюдные пространства, бесконечные ленты уводивших в неведомое грязных дорог, кишевшие дичью непроходимые леса, свободно текущие, широкие, полноводные реки – все производило неизгладимое и потрясающее впечатление на юношу, выросшего в тесных границах немецких княжеств.

А какой снег валил с неба в России! Он почти до самых крыш заметал убогие деревеньки с низкими деревянными колоколенками церквушек. Ледяной, пронизывающий ветер быстро выстуживал даже тепло одетого человека вплоть до внутренностей, наметал огромные сугробы, а мороз намертво сковывал толстым льдом реки и озера. На таком холоде онемевшими губами невозможно было извлечь ни звука из звонкого рожка!

Но вот наконец-то и поразительный, фантастически роскошный Санкт-Петербург! Принц Антон Ульрих пребывал в большом фаворе у императрицы, и молодой Мюнхгаузен чувствовал себя на вершине райского блаженства: устраивались бесконечные балы, обильные угощения, вокруг блестящие рослые русские гвардейцы и удивительно красивые женщины, увешанные бесценными украшениями. Барон увидел сказочные дворцы, парады, роскошные праздники, яркие фейерверки. От всего этого голова шла кругом.

Однако, крепко помня усвоенную им придворную науку, юный барон Иероним лишь мило всем улыбался, кланялся и старался держать язык за зубами. Он терпеливо ждал, искренне надеясь на новые милости переменчивой фортуны. И судьба вновь проявила благосклонность к нему. Высочайшим указом восемнадцатилетний барон был произведен в корнеты русского кирасирского полка «Брауншвейг». Всадники ездили на рослых лошадях, носили на голове красивую каску-шлем, рубились тяжелыми длинными палашами, а их плечи, грудь и спину прикрывала кираса. В такие кавалерийские полки отбирали только высоких и крепких молодых людей. Значит, молодой барон отличался статью и отменным здоровьем.

– Ура! Виват! – нестройно кричали обыватели, и оглушительно салютовали пушки: у Анны Леопольдовны и Антона Ульриха родился наследник.

Мальчика нарекли Иоанном Антоновичем, и он вошел в русскую историю как царь Иван VI. Казалось, все развивалось как нельзя лучше, но тут капризная судьба скорчила кислую мину: Мюнхгаузену пришлось оставить блестящий и упоительный Санкт-Петербург и отправиться в провинциальную Ригу, где был расквартирован его полк. Вскоре он получил чин лейтенанта и наверняка активно участвовал в случившейся в ту пору войне со шведами, хотя никаких прямых архивных свидетельств об этом не сохранилось.

Тем временем давно покинувшему родной Брауншвейг принцу Антону Ульриху стало не до бывшего пажа: в 1740 году скончалась императрица Анна Иоанновна. Перед смертью она своей монаршей волей отказала российский трон младенцу Иоанну Антоновичу, а не его матери, как все того ожидали. Регентом при новом малолетнем императоре стал ее любимец Бирон. Но он продержался считаные недели.

– Долой немцев! – взревела русская гвардия, а за ней и вся армия.

В ночь на 9 ноября 1740 года солдаты генерал-фельдмаршала Миниха притащили полуголого регента в Зимний дворец, прекратив отчаянное сопротивление сильного, как вепрь, Бирона резким ударом приклада ружья по голове.

Проспавший дворцовый переворот и ничего не подозревавший Антон Ульрих утром обнаружил себя отцом императора и генералиссимусом, а Миних стал всесильным первым министром.

Казавшийся всесильным и вечным регент пал! Узнав об этих событиях в столице, барон Иероним Мюнхгаузен воспрянул духом, но судьбу никогда не обманешь. В ноябре 1741 года в казармах гвардейских полков раздалось:

– Долой немцев!

Русская гвардия совершила новый дворцовый переворот, и на престол империи взошла дочь Петра Великого императрица Елизавета Петровна. По ее повелению малолетний Иоанн Антонович был заточен в крепость, а его мать отправлена в ссылку, где она и умерла через пять лет, не достигнув тридцатилетнего возраста.

Да, уж если капризная фортуна отвернулась, то это надолго: черная полоса жизни почему-то обычно намного шире светлой. Звезда принца Брауншвейгского Антона Ульриха на русском небосклоне закатилась, и рассчитывать на протекцию барону Карлу Иерониму Мюнхгаузену больше оказалось не у кого. Тем не менее дисциплинированный немец еще десять лет исправно тянул в России гарнизонную армейскую лямку. Участвовал ли он, кроме шведской, в других военных кампаниях? По некоторым сведениям, барон находился в составе русских войск, успешно действовавших против турок-османов, и привез с войны красивую трофейную турецкую саблю.

Говорят, переменчивая судьба милостиво дала ему еще один шанс подняться неимоверно высоко – красавец барон якобы командовал почетным караулом при встрече в Риге невесты Петра III, племянника Елизаветы Петровны. Помните, кого встречали? Будущую императрицу Екатерину II, впоследствии нареченную Великой. Возможно, сложись судьба иначе, наравне с именами знаменитых фаворитов князя Потемкина и графа Орлова мы сегодня знали бы и имя фаворита-кирасира Мюнхгаузена. Вместе с тем в это трудно поверить. Дело в том, что до восшествия на престол Екатерина Великая вела себя довольно скрытно – она готовилась к захвату власти, а став императрицей, никогда не привечала при дворе соотечественников, даже из круга самых близких родственников, потому как крепко помнила грозный клич отважных русских гвардейских полков: «Долой немцев! Хватит немецкого насилия!» По этой причине немецкий красавец барон не мог стать ее фаворитом.

Возможно, дело и в другом: двадцати четырех лет барон женился на дочери рижского судьи Якобине фон Дунтен и, по свидетельству современников, оказался весьма примерным семьянином. Видимо, как порядочный и честный человек, он мог не согласиться заплатить изменой любимой женщине за приближение к трону.

В тридцать лет барон наконец откровенно признал, что столь успешно начатая им в России карьера совершенно не удалась. По зрелом размышлении, он решил навсегда вернуться домой в Германию. Лейтенант кирасирского полка подал прошение об отставке и вместе с ней получил чин ротмистра – довольно высокий по тем временам.

Вскоре чета Мюнхгаузен приехала в Боденвердер и поселилась в родовом гнезде барона Иеронима…

В кругу местной знати и среди жителей городка Боденвердер барон Иероним сразу стал самой заметной фигурой, овеянной пороховым дымом сражений, окруженной ореолом необычайных романтических приключений. Еще бы, барон имел старинную турецкую саблю, много лет прослужил в загадочной и далекой России, жил в самом Санкт-Петербурге и не раз бывал при сказочном русском императорском дворе. Мало кто в те времена мог похвастаться такой биографией не только в Германии, но и в других странах Западной Европы.

Вечерами, уютно устроившись с бокалом вина в глубоком кресле у камина, Карл Иероним наверняка рассказывал добрым знакомым и соседям о русских императрицах, фантастических богатствах русских вельмож, удивительной красоте их жен и дочерей, блестящих балах и парадах, бесконечных, уводящих в неизвестность грязных дорогах. Ну и, конечно же, о лютых морозах, вьюгах и бескрайних снегах, до крыш заносивших убогие селения. Наверняка он не раз говорил и об ужасах войны, свирепых янычарах, жутких и яростных штыковых атаках пехоты, лихих налетах турецкой конницы, кровавых сечах и пушечной пальбе, когда раскаленные ядра в клочья разрывали людей и лошадей.

Надо полагать, господин барон обладал удивительным и редким даром хорошего рассказчика, так что слушатели словно видели происходившее его глазами. Уникальные способности и удивительное красноречие постоянно привлекали в его дом множество людей. Барону стоило бы стать писателем, но…

Конечно, мирные, тихие немецкие обыватели никогда в жизни не видели ни дальних стран, ни сказочных богатств, ни ужасов баталий. Естественно, слишком многое в рассказах господина барона казалось им странным и крайне необычным. Истории барона Мюнхгаузена передавали из уст в уста – далеко не все могли сами побывать в гостях и послушать бывшего русского ротмистра «синих» кирасир и, несомненно, многократно пересказывая события, изрядно их искажали. Нет сомнений и в том, что господин барон никогда не лгал своим благодарным и неблагодарным слушателям: он всегда говорил им лишь о том, что видел собственными глазами!

Кстати, барон Мюнхгаузен стал заядлым охотником и однажды добыл в лесу оленя с необычайными, сросшимися рогами, похожими на ветвистое дерево. Голова благородного животного украсила стену гостиной, а изумленные слушатели внимали новым рассказам об охотничьих приключениях. Думается, в них тоже не оказалось ни слова лжи! Почему же тогда господин барон прослыл самым отъявленным хвастуном и лжецом?

Дело в том, что капризная и неверная судьба опять сыграла с ним очередную злую шутку. Его близкий родственник – барон Герлах Адольф фон Мюнхгаузен, основатель знаменитого Геттингентского университета и премьер-министр ганноверского курфюрста – серьезно поссорился с филологом, книгоиздателем и… большим мошенником Рудольфом Эрихом Распе. Тот тоже был в Ганновере весьма известной личностью: издавал труды Лейбница, активно переписывался с Иоганном Вольфгангом Гете и даже состоял действительным членом Лондонского королевского научного общества. Однако при всем при этом Эрих Распе отличался крайне вздорным, скандальным характером и оказался весьма не чист на руку – он никогда не гнушался пускаться в разные авантюры, и его «деятельностью», в том числе финансовой, серьезно заинтересовалась полиция.

Сидеть в тюрьме продувной филолог не захотел и тайно бежал в Англию. Но и оказавшись на Британских островах, он день и ночь ломал голову: как бы придумать способ покрепче насолить проклятым баронам Мюнхгаузенам, которые вывели его на чистую воду? И Эрих Распе решил публично опозорить их достойную семью!

Искаженные молвой рассказы бывшего русского ротмистра оказались для Эриха Распе просто истинной находкой. Он старательно собрал все расхожие байки, имевшие мало общего с действительными воспоминаниями господина Карла Иеронима, ловко переработал их, щедро добавил в материал гротеска и в 1785 году издал в Оксфорде первый сборник своих рассказов о необычайных приключениях барона фон Мюнхгаузена, сделав всеобщим посмешищем фамилию заклятого врага. Написать памфлет, направленный открыто и прямо против самого премьер-министра барона Герлаха, Эрих Распе не решился, справедливо опасаясь вполне заслуженного возмездия.

Книга о веселых, необычайных похождениях неунывающего лжеца-барона быстро приобрела популярность. Ее перевели на многие языки и переиздали во многих странах, в том числе и в Германии. Именно на это и рассчитывал коварный Распе. Рассказы о фантастических приключениях немецкого хвастуна барона неудержимо пошли гулять по всему свету. Подлая и очень неприглядная месть. Зато какая веселая книга! Ее читают до сих пор, и никому нет дела до того, кто стал невольным прототипом ее героя. А жаль!

Что же поделывал в это время настоящий господин барон Иероним Мюнхгаузен? В семьдесят лет он овдовел – жена умерла, так и не подарив ему наследников… Иероним скорбел четыре года, а потом женился на семнадцатилетней девушке – Мюнхгаузен был еще очень крепким мужчиной и хотел продолжить свой род. Но коварная судьба вновь подстерегла его: юная баронесса оказалась большой ветреницей. Вскоре у нее родилась дочь, которую барон категорически отказался признать своей. Начался долгий и скандальный бракоразводный процесс, подорвавший железное здоровье бывшего русского «синего» кирасира, и фон Мюнхгаузен скончался.

После выхода в свет книги Эриха Распе жители Боденвердера весьма недолюбливали барона, считая, что это он создал дурную славу их городу. Зато двести лет спустя мнение горожан резко изменилось: теперь в центре Боденвердера на самом почетном месте стоит бронзовый памятник господину барону – герою множества самых невероятных приключений, восседающему на половинке лошади, пьющей воду из фонтана.

В родовом доме Мюнхгаузена теперь располагаются городская ратуша и мемориальный музей господина барона. Там же экспонируется и та самая голова оленя со сросшимися, очень похожими на ветвистое дерево рогами. Жители города ежегодно проводят шумные и веселые фестивали в честь всемирно известного земляка. С недавних пор фестивали стали международными. Вот только кого же на них чествуют – правдивого, славного, храброго отставного русского ротмистра-кирасира или его литературного лживого двойника? Скорее, конечно, двойника, и потому искренне жаль настоящего барона Карла Иеронима.

Так кто же на самом деле величайший в мире лжец? Барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен, ротмистр победоносной русской армии, или мошенник и вор, эмигрант Рудольф Эрих Распе?

Портрет таитянского принца

История таитянского принца Омая до сих пор вызывает интерес. Полотно с его портретом вышло из мастерской Джошуа Рейнольдса, знаменитого английского портретиста XVIII в., и считается подлинным шедевром мастера. Кроме того, это первый большой портрет, представляющий человека не белой расы – первую в Англии темнокожую знаменитость.

Омай прибыл в Англию в 1775 году на одном из кораблей экспедиции Джеймса Кука. До него в Англии не видели ни одного полинезийца, и его появление вызвало огромный интерес во всех слоях британского общества. Демонстрация татуировок на его теле пользовалась шумным успехом у публики.

Вскоре после прибытия в Англию Джеймс Кук представил полинезийского гостя лорду Сэндвичу, главному адмиралу британского флота. Адмирал поручил позаботиться о заморском принце Джозефу Бенксу и доктору Соландеру, которые помнили Омая по своему пребыванию на Таити. Пять лет назад ботаник-любитель Королевского географического общества Джозеф Бенкс и шведский натуралист Соландер участвовали в первой кругосветной экспедиции капитана Джеймса Кука на борту корабля «Индевор», который делал остановку у берегов острова Таити. Старые знакомые взяли нежданного гостя под свою опеку и ввели в лондонский свет. Через три дня Омай даже был представлен королю Георгу III и королеве Шарлотте. На королевскую чету заморский принц произвел самое благоприятное впечатление, после этого не осталось никаких препятствий для карьеры Омая в качестве светского льва и завсегдатая лондонских салонов.

Портрет принца Омая

Темнокожего курчавого полинезийца горячо обсуждали в научных кругах, а поэты слагали о нем стихи. Сэр Джошуа Рейнольдс, любимый художник английской аристократии, написал парадный портрет Омая в полный рост.

Как раз в это время в европейской культуре наметился значительный переворот: устоявшаяся картина мира рушилась, незыблемые истины подвергались сомнению, новые научные взгляды еще не сложились. Все, что в такой ситуации писали о туземном принце Омае, позволяет составить представление о культуре и дискуссиях той сложной эпохи.

Лондонский высший свет принял Омая за «благородного дикаря», неиспорченное цивилизацией «дитя природы». Омай держался в обществе скромно и с достоинством, как прилично воспитанный человек, он был непринужденно любезен и ненавязчив. Сметливый от природы «дикарь» безошибочно улавливал различия в социальном положении людей, он очень быстро усвоил общественную иерархию и занял в ней соответствующее место знатного иностранца.

Некоторые философы были разочарованы поведением экзотического принца. Они представляли себе таитянское общество как своего рода «начальную школу» человеческого общества, неиспорченного, близкого к матери-природе. Они полагали, что примитивные народы, стоящие на низкой ступени развития, могут сыграть положительную роль в нравственном оздоровлении «загнивающего европейского общества». Другие мыслители, наоборот, считали, что «бедные, несчастные дикари» отстали в развитии и остро нуждаются в великодушной помощи цивилизованных наций. Ни те ни другие участники дискуссии никогда не были на Таити, так что диковинный гость стал для них неоценимой возможностью в какой-то мере проверить на практике свои научные теории.

Примечательно, что кабинетные ученые, не покидавшие своих университетов, не доверяли сообщениям коллег, совершивших путешествие вместе с Джеймсом Куком. Ученые мужи больше полагались на академическую науку, чем на наблюдения людей, видевших дальние страны собственными глазами.

Отдельные представители британской науки пришли к выводу, что Омай научился хорошим манерам от лондонских аристократов, а их оппоненты возражали, что благородство поведения идет от природы и не достигается усвоением плодов современной культуры, изучением искусства и литературы. Омай не только находился в центре внимания светского общества, но и был объектом научной полемики, пожалуй, не догадываясь об этом. Возможно, юноша с Таити был незаурядным человеком, во всяком случае, судьба у него была необыкновенная.

В 1776 году Джеймс Кук отправился в кругосветное плавание на двух кораблях и взял с собой Омая, чтобы доставить его обратно на Таити. Корабли везли, кроме прочего груза, целую массу подарков для сородичей Омая. Богатые и разнообразные подношения должны были укрепить его положение на родине и подтвердить фантастические рассказы о чужой стране.

Несмотря на тщательную подготовку, путешествие вышло неудачным. На одном из Гавайских островов моряки не поладили с туземцами. Воины местного племени убили капитана Кука и, по всей вероятности, съели его. Что стало с Омаем, точно неизвестно. Как бы то ни было, корабли экспедиции продолжили плавание, а Омай остался на острове. В 1780 году, когда британские моряки на обратном пути остановились у Гавайских островов, они уже не застали его в живых.

Недавняя продажа на аукционе «Сотби» картины кисти Рейнольдса «Портрет Омая» снова напомнила англичанам об этом человеке. Картина хорошо известна специалистам, главным образом, по фотографиям и копиям, так как «Портрет Омая» давно нигде не выставлялся. Юноша изображен в живописном одеянии, напоминающем одежду бедуинов, а его лицо – типичное и выразительное лицо уроженца острова Таити.

Полотно Рейнольдса по традиции считается одним из ярких примеров британской национальной живописи. Но эта картина не только замечательное произведение изобразительного искусства, она представляет собой культурно-историческую ценность как памятник эпохи великих географических открытий. И как напоминание о горьком историческом курьезе.

История короткой жизни юноши с острова Таити часто упоминается в связи с биографией знаменитого мореплавателя Джеймса Кука. Меценат Саймон Говард продал портрет коллекционеру Гаю Моррисону, широко известному в узких кругах. Цена картины поражает воображение: портрет туземца ушел за рекордную сумму – 10,3 миллиона фунтов стерлингов (14,7 миллиона долларов США). По всей вероятности, Моррисон тоже будет беречь свое сокровище как зеницу ока и не станет его показывать на выставках.

Гасконец, революционер, король

Великая французская революция и правление Наполеона Бонапарта не только коренным образом изменили жизнь Франции в целом, но и создали возможность отдельным гражданам страны проявить себя так, как им никогда бы не удалось при старом режиме.

Один из ярких примеров тому – жизнь Жана Батиста Жюля Бернадота. Небогатый гасконец сумел сделать головокружительную военную карьеру, а в конце жизни стать, королем. Но обо всем по порядку, не останавливаясь, впрочем, на всех подробностях жизни этого замечательного человека. Он родился в 1763 году в семье беарнского адвоката в По и был пятым по счету ребенком, самым младшим. Когда скончался его отец, молодой человек решил было продолжить семейное дело и стать юристом, но бедственное материальное положение заставило его в 1780 году завербоваться в армию. По свидетельству биографов, Жан Батист, как настоящий гасконец, любил всяческие приключения и драки. Еще до окончания школы на его лбу появилось два шрама. Поэтому, наверное, и полк он выбрал особенный: Беарнский пехотный королевский полк Его Величества, предназначавшийся для службы в заморских территориях, портах, на островах и потому именовавшийся Морским. Это был своеобразный прообраз морской пехоты. Базировался он в Коллиуре, древнем средиземноморском порту.

Жан Батист Бернадот – французский революционер и шведский король

К этому времени французский король растерял почти все заморские территории, поэтому служить Бернадоту пришлось на Корсике, служил он там полтора года без каких-либо происшествий. По мнению историков, в те годы «родина Бонапарта была самым мирным уголком Французского королевства за последние пятьдесят лет». Единственной серьезной неприятностью, случившейся с ним на острове, стала малярия, которую он потом довольно долго лечил. В 1782 году Бернадот отправляется в отпуск, в котором проводит полтора года. На отдыхе он с увлечением читал и участвовал в дуэли, как говорили, из-за дамы.

Несмотря на выдающиеся успехи в фехтовании и расположение командиров, сержантом Бернадоту удалось стать только в 1788 году. Во французской армии того времени понятия «офицер» и «аристократ» были синонимами. Выбиться в офицеры из низов в последние годы существования «старого режима» было практически невозможно. Новоиспеченный сержант был вполне лоялен этому самому режиму, что подтвердилось, когда он приказал открыть огонь по мятежникам в Гренобле. Позже, когда уже началась революция, старший сержант Бернадот с оружием в руках спас жизнь своему командиру, маркиза д'Амберу, которого по быстро сложившейся революционной традиции хотели повесить на фонаре.

В 1792 году Жан Батист Бернадот становится лейтенантом и принимает участие в революционных войнах Франции. Вскоре он – уже полковник. Но стремление к военной дисциплине, без которой невозможна армия, вступает в противоречие со всеобщим стремлением к свободе. Бернадота подозревают в симпатиях «старому режиму», и только его смелость на поле боя спасает положение. Дрогнувший было полк прекращает бегство, когда Бернадот, сорвав эполеты, отказывается быть полковником таких трусов. Французская революционная армия не смогла тогда добиться больших успехов, но формирования, которыми командует Бернадот, – одни из лучших. Даже Сен-Жюст, ближайший сподвижник Робеспьера, доволен полковником настолько, что предлагает ему чин бригадного генерала. Тот скромно отказывается, как бы предчувствуя дальнейшее развитие политических событий. Все это время Бернадот, получивший уже чин и бригадного, и дивизионного генерала, в гуще военных событий. Солдаты считают его «богом войны». Популярности способствует то, что генерал умеет заставить себя слушаться, повести за собой солдат и никогда не бросает своих подчиненных на произвол судьбы. Но среди офицеров многие недолюбливают его за то, что он старается никогда не делать того, что не ведет к лично его собственной выгоде.

В 1796 году Бернадот получает приказ идти на соединение с армией генерала Бонапарта. Так был сделан решающий шаг навстречу ожидавшей его судьбе. Однако, встретившись, они очень не понравились друг другу. Бернадот вспоминал: «Я увидел молодого человека лет 25–26, который старательно делал вид, что ему пятьдесят, и мне показалось, что это не предвещает ничего хорошего Республике». На Бонапарта «генерал-плебей» также не произвел благоприятного впечатления. Еще долго Наполеон будет всячески придираться к Бернадоту.

Наполеон вскоре признает заслуги Бернадота, назвав его «одним из выдающихся защитников Республики», что не мешает корсиканцу ехидно замечать пробелы в образовании гасконца.

В личной жизни Жана Батиста к этому времени происходит следущее: во-первых, он присоединяет к своему имени имя Жюль – в честь Юлия Цезаря, а во-вторых, женится на бывшей невесте Бонапарта, Дезире Клари, породнившись таким образом с семейством Бонапартов. Поговаривали, правда, что Дезире вышла замуж за Жан Батиста, скорее, в пику прежнему жениху. Много лет спустя она сказала: «Он был солдат, способный противостоять Наполеону». И в-третьих, у супругов родился сын, названный Оскаром. Это была дань распространившейся тогда моде на все скандинавское, но как будто родители предчувствовали, что ему предстоит стать шведским королем.

Тем временем Франция оказалась в очень сложном военном положении. Против нее воевало пол-Европы. Бернадоту был предложен пост военного министра. Он согласился. «Я имел счастье принять участие в работе, приведшей к некоторым результатам, которые наши враги называли чудесами» – так Жан Батист оценивал свою деятельность в этом качестве. Историки, однако, замечают, что, несмотря на кипучую деятельность генерала, «войска по-прежнему почти не получали подкреплений, продовольствия, обмундирования, обуви, несвоевременно выплачивалось жалованье». Через два с небольшим месяца Бернадот подает в отставку, не желая погрязнуть в интригах Директории.

Во время переворота 18 брюмера генерал не поддержал ни Бонапарта, ни Директорию. А в 1800 году он жестоко расправился с антиреволюционным выступлением в Вандее. (Вспомним, что в начале своей военной карьеры он подавлял революционные выступления.) Время от времени имя Бернадота оказывается среди подозреваемых в антинаполеоновских заговорах. Бонапарт не верит этому, но пытается назначить генерала на какую-нибудь должность подальше от Франции. То его хотят назначить губернатором Луизианы, то послом в Вашингтоне или Константинополе, то генерал-губернатором в Гваделупе. Наполеона раздражал независимый характер Бернадота и его знакомства с фрондирующими личностями, например мадам де Сталь, назвавшей генерала, а не Бонапарта «подлинным героем века». Но, поскольку Бернадот все же был членом семьи Бонапарта, их судьбам суждено было еще некоторое время тесно переплетаться.

В 1804 году Наполеон становится императором, а Бернадот – маршалом Франции. Его ждут новые славные победы на поле боя: Ульм, Аустерлиц, Йена, Ауэрштедт. Триумфальное шествие омрачило только поражение при Моругене от русских войск. В 1806 году Жан Батист становится герцогом Понте-Корво. Это была часть Неаполитанского королевства, правил в котором брат Наполеона Жозеф, муж старшей сестры Дезире Клари. Многие говорили, что это и есть главная причина присвоения Бернадоту этого титула.

После Тильзитского мира в 1807 году маршал назначается командующим оккупационными войсками и наместником в Северной Германии и Дании. Он одерживает еще несколько побед, но Наполеон относится к нему все подозрительнее и подозрительнее, императору докладывают, что его убеждения опасно близки к республиканским.

В это время в Швеции идет поиск наследника престола бездетного короля Карла XIII. И тут как раз вернувшиеся из французского плена шведы рассказывают о замечательном маршале, так любезно обращавшемся с ними в плену, словно, по их словам, это была увеселительная прогулка друзей, а не печальный итог проигранной кампании. Однако и здесь интриги: на пост кронпринца предлагаются кандидатуры Евгения Борагнэ, маршалов Даву, Массена и Бертье. Но шведам, видимо, все-таки пришлись по душе рассказы пленных, и в 1810 году Жан Батист Бернадот становится наследником шведского престола. Интересно, что его жена Дезире до 1823 года почти не появлялась в Швеции, предпочитая Париж. В Стокгольм она приедет на свадьбу своего сына Оскара.

Наполеон пытается требовать от своего бывшего маршала лояльности, навязывая ему документ, обязывающий не вступать в антифранцузские коалиции, но Бернадот хочет быть самостоятельным. «Государь, – заявил он, – разве вы хотите сделать меня более великим человеком, нежели вы сами, требуя от меня того, чтобы я отверг корону?» – «Ну что же, идите, и пусть с нами случится то, что случится, – ответил император».

Итак, теперь Бернадот – кронпринц Карл Юхан, принявший лютеранство, усыновленный королем, ставший регентом и пытающийся выучить язык своих подданных (это ему долго не удается). Главной его проблемой становится то, что он оказался между двух огней. И Франция, и Россия желают видеть Швецию послушной. И Бернадот заключает союз, с Россией. Теперь он участвует в Наполеоновских войнах на противоположной стороне. «Моя позиция весьма щекотлива, для меня омерзительно сражаться с французами, Наполеон один ответствен за это отвратительное положение» – так заявляет он в 1813 году. Еще раз коренным образом меняется все: привязанности, убеждения, политические воззрения. Правда, скорее всего, Бернадот был из тех людей, которые, почуяв ветер перемен, строят мельницу. Союзники по антинаполеоновской коалиции тщетно пытались убедить кронпринца активно выступить на их стороне. В Битве народов шведы, конечно, участвовали, но Бернадот свел их участие к минимуму. Однако в Париже после разгрома Наполеона бывший маршал появился очень быстро, но, поняв, что большинство французов видят в нем предателя, приведшего на родину чужеземную армию, также быстро и покидает французскую столицу.

Когда во Франции начинаются знаменитые сто дней Бонапарта, Бернадот заявляет: «Наполеон – величайший полководец всех времен, самый великий человек из всех когда-либо живших на земле людей, человек, более великий, чем Ганнибал, чем Цезарь и даже чем Моисей». Он отказывается принять участие в окончательном разгроме императора, и с этого времени жизненные пути бывшего императора и его бывшего маршала расходятся. По мнению современников и историков, он был одним из лучших шведских королей.

А самым большим курьезом столь бурной, противоречивой и насыщенной разнообразными событиями биографии Бернадота стало то, что после смерти на его теле была обнаружена татуировка, главившая: «Смерть королям и тиранам!»

Граф-миллионер, депутат нищих

Ход истории и поступки многих известных личностей иногда совершенно непредсказуемы. Как раз в такие моменты и происходят удивительные курьезы, которые навсегда входят в анналы «золотого фонда» истории.

Так и случилось с родовитым аристократом, дуэлянтом, донжуаном, авантюристом и азартным игроком графом Мирабо…

Оноре-Габриэль Рикетти, граф де Мирабо родился в 1743 году в очень богатой и знатной семье. Получив классическое образование, молодой граф заявил отцу: «Мне хотелось бы увидеть свет и при этом не ощущать стесненности в средствах. Манят Париж и Версаль!»

– В юности всех привлекает светская мишура, – недовольно пробурчал старый граф. – Однако нужно переболеть Версалем, чтобы узнать ему истинную цену. Вы получите приличное содержание, сын мой, и можете отправиться путешествовать. Но хочу взять с вас слово, что вы проявите осторожность и благоразумие.

– Несомненно, – целуя руку отца, вполне искренне заверил Оноре-Габриэль.

Конечно же, покинув отчий кров, прыткий и симпатичный повеса немедленно пустился во все тяжкие и стал героем множества приключений на суше и на море, о которых судачили в высшем свете. Он обожал любовные утехи и, как рассказывают современные ему авторы, постоянно заводил интриги с женщинами решительно любых сословий. Главное, чтобы объект его пристального внимания отличался миловидностью.

– Вы скучаете, мадам? – снимая шляпу, вежливо кланялся граф и с обворожительной улыбкой предлагал разделить с девушкой одиночество и развеять ее печаль.

Оноре-Габриэль Рикетти, граф де Мирабо

Никто не мог устоять перед его любовными чарами: ни светские львицы, ни субретки, ни торговки, ни даже… монашки! Недовольным мужьям граф Мирабо всегда был готов дать удовлетворение. Поскольку молодой человек прекрасно владел шпагой, поединки заканчивались в его пользу и он приобрел славу бретера и опасного дуэлянта.

Оказалось, что любовных приключений ему мало, и граф пустился в рискованные финансовые аферы, казавшиеся ему столь же увлекательными. Причем под свои махинации прекрасно образованный аристократ ловко подводил «философскую базу».

Письма отца, в которых тот призывал его образумиться, повеса просто не читал, а бросал в камин. Старый граф сам приехал увещевать сына, однако ничего не добился. Тогда аристократ испросил аудиенции у короля и был им принят.

– Ваше Величество, – пожаловался старый граф. – Моей власти уже не хватает, поэтому прошу Ваше Величество своей властью образумить моего сына.

– Да, мы слышали о его похождениях, – кивнул король. – Не волнуйтесь, граф, и можете положиться на меня. Мы найдем средство…

Король не бросал слов на ветер – в 1768 году Оноре-Габриэля по королевскому указу за ведение беспутной жизни отправили в заточение на остров Ре. Там молодой аристократ почувствовал себя словно тигр в клетке. Он метался, дерзил вежливым тюремщикам, выбрасывал хорошую пищу и вытворял еще бог знает что.

Узнав об этом, король разгневался и зло процедил:

– В Иф!

В 1773 году Оноре перевели в печально знаменитый замок на острове. Тут не выдержал его отец и вновь отправился к монарху с прошением:

– Ваше Величество, мой сын не настолько виновен, чтобы сгнить в казематах сырого замка Иф!

– Хорошо. – Король в тот день находился в хорошем настроении. – Мы прикажем перевести его в крепость Жу у Понтарлье, а потом подарим свободу. Но смотрите, граф!

Повесу благодаря стараниям отца освободили в 1776 году.

Получив из рук короля желанную свободу, донжуан, аферист и забияка клятвенно обещал более не шокировать светское общество, а вести себя как подобает человеку его происхождения и положения. Ему поверили. И зря!

На жизненном пути молодого графа возникла очаровательная София де Риффе, молодая жена восьмидесятилетнего графа де Моннье. Верный своим привычкам, Оноре-Габриэль поинтересовался с милой улыбкой:

– Вы скучаете, мадам? Могу я разделить ваше одиночество и развеять печаль?

– Я замужем, граф, – тонко улыбнулась в ответ красавица.

– Фактически вы уже вдова, мадам, – рассмеялся Мирабо. – Вашему супругу восемьдесят лет!

Они стали любовниками. Другого ожидать не стоило. София упивалась им, а Оноре-Габриэль ею. Однако все стало известно, как ни скрывали молодые люди свою связь.

– К черту Париж! – воскликнул граф. – Земля велика, а мы располагаем необходимыми средствами.

Любовники бежали в Голландию. Их преследовали и задержали.

– Он не образумился даже после крепости? – недовольно пробурчал король. – Пусть еще посидит в Венсене! И непременно на самом строгом режиме. Такова моя воля.

В 1777 году Оноре-Габриэля Рикетти, графа Мирабо по указу короля Франции опять упрятали за решетку в парижский Венсенский замок, по совместительству служивший тюрьмой, надеясь этим добиться его исправления и скорого избавления от пороков. За повесу, бретера и донжуана вступилась родня, и в 1780 году король наконец-то смилостивился и приказал вернуть графу свободу. Конечно, с условием, что тот прекратит эпатировать свет своими выходками.

Обретя желанную свободу, авантюрист из высшего света задумался: что ему теперь делать? Постель очаровательной Софи согревал другой мужчина: свято место пусто не бывает!

Соблазнить другую красавицу? Это легко, однако за каждым шагом графа следили десятки глаз, а король далеко не всегда столь милостив и благодушен. Только оступись, и неизвестно, как он к этому отнесется. Честно говоря, Оноре-Габриэлю совершенно не хотелось ходить по краю бездны и вновь искушать судьбу – на прежнем поприще она оказалась к нему не слишком благосклонной. Поэтому он с большим интересом прислушался к словам одного из многочисленных знакомых:

– Политика! Вот настоящее увлекательное дело. Она будоражит кровь сильнее, чем любая красотка!

Политика? А почему бы, собственно, нет? Чем он хуже других и отчего не попробовать свои силы в новом и, если верить знакомому, весьма увлекательном деле? Итак, решено!

Аристократ авантюрист стал заниматься политической деятельностью и вскоре погрузился в нее целиком, с головой уйдя в мутное болото политических дрязг и коварных интриг. Оноре поставил перед собой определенную цель и неотвратимо, как ураган, шел к ней, сметая все на своем пути. Естественно, в переносном смысле слова, использовать в качестве политического аргумента шпагу он опасался. Король ему этого мог не простить.

Надо признать, что граф обладал блестящими ораторскими способностями и быстро мог овладеть вниманием любой аудитории, увлекая ее за собой. Он говорил с нищими и негоциантами, разбогатевшими не только на торговле, но и на контрабанде. Среди его слушателей были аристократы и отъявленные бандиты, банкиры и прачки, моряки и рыбаки. Все признавали: Мирабо говорит дело! Нужно поддержать его, он понимает, что необходимо простым людям.

Оноре-Габриэль обладал острым умом, получил хорошее образование и отличался полной беспринципностью в политических играх. И не только в них. Он хотел стать депутатом Генеральных штатов, и плевать на весь народ! Важно получить свое и занять кресло в зале заседаний Генеральных штатов в Париже!

Граф быстро выдвинулся: в 1789 году он все-таки стал депутатом Генеральных штатов от третьего сословия Марселя! Как раз от того самого простого народа: моряков, негоциантов, рыбаков, судовладельцев и прочих, не имевших дворянских титулов. Курьез истории – интересы третьего сословия отправился защищать в Париж граф Мирабо, известный авантюрист, донжуан, бретер и завзятый игрок, который никогда в жизни НЕ РАБОТАЛ.

Оноре всегда отличался, кроме положительных качеств, еще и пренебрежительным отношением к закону. Поэтому поистине завидные способности графа Мирабо нередко направлялись, мягко говоря, в сомнительное русло, на дне мутного потока в котором острый глаз авантюриста различал крупицы золота.

Короче говоря, в период политической деятельности граф сколотил огромное состояние, значительно увеличив и без того немалое наследство, доставшееся ему от предков. Но вскоре начались революционные события, и совершенно неожиданно (вот еще один курьез истории!) Оноре предложил свои услуги по спасению королевской семьи от гильотины. Конечно же, тайно.

– Можно ли доверять этому человеку? – поморщился король, узнав о предложениях графа. – С ним попадешь в еще большую беду!

Мирабо не спас короля и его семью, поэтому все случилось так, как случилось. Мировая история не изменила своей поступи.

2 апреля 1791 года граф-авантюрист скончался. Некоторые историки уверены, что ему помогли умереть.

Черный Дюма

Будущий генерал наполеоновской армии и отец известного писателя Александра Дюма был сыном маркиза Дюма Александра Антуана Дави де Ла Пайетри и чернокожей рабыни. Первые годы Тома-Александр, как и другие дети маркиза, провел в рабстве. Позже отец выкупил его и увез во Францию.

Однако через некоторое время маркиз, несмотря на преклонный возраст (восемьдесят лет), женился. Для его сына-мулата это означало крушение всех надежд на наследство, и молодой человек поступил на службу в гвардию. Поскольку отец возражал против этого, в драгунский полк королевы Марии-Антуанетты пришлось записаться под именем Александр Дюма.

В революционной Франции молодому человеку удалось сделать очень удачную военную карьеру. Еще в феврале 1792 года он был капралом, а в сентябре следующего года – уже дивизионным генералом.

Генерал Александр Дюма

По свидетельствам современников, Тома-Александр был гигантского роста, а о его огромной физической силе ходили легенды. Еще в Париже, услышав в театре оскорбление в свой адрес, восемнадцатилетний Дюма схватил обидчика и сбросил его из ложи в партер. Дело кончилось дуэлью, из которой юный мулат, естественно, вышел победителем. Рассказывали, что он мог, держась руками за балку на потолке конюшни, подтянуться вместе с лошадью, зажав ее шенкелями. Только Дюма мог, просунув пальцы в четыре оружейных дула, нести эти ружья на вытянутых руках. В одном из сражений он в одиночку захватил тринадцать пленных. Уже будучи в чине генерала, однажды он сражался один против целого эскадрона врагов и, несмотря на три ранения, удержал его до прихода подкрепления. За этот подвиг солдаты прозвали его Черным Дьяволом, а офицеры стали называть Баярдом. Во время взятия одной небольшой австрийской крепости Дюма перебросил своих солдат через частокол, которым эта крепость была обнесена.

Женился Дюма на дочери трактирщика Мари-Луизе Лабуре. Через некоторое время он подал в отставку и почти год прожил с семьей. Рассказывают, что однажды, когда Конвент хотел позвать на помощь молодого генерала, его супруга, не желая, чтобы ее мужа беспокоили, направила посланников в другую сторону. Дюма, узнав об этом, конечно, бросился в Париж, но опоздал, и Конвент спас генерал Бонапарт. Тома-Александр, смеясь, говорил потом: «Не люби моя жена меня так сильно, Франция могла бы иметь императора Александра, мулата с острова Сан-Доминго, а не императора Наполеона, итальянца с острова Корсика». Наполеон, кстати, назначил Дюма командующим кавалерией. Вскоре Бонапарт и Дюма подружились. Они даже обещали, что станут крестными отцами друг у друга, когда у них родятся сыновья.

Дюма один стоил целого эскадрона. Его легендарные подвиги могут показаться невероятными, тем не менее они не вымышлены. Из писем Бонапарта мы узнаем, что генерал Дюма лично отбил шесть знамен у численно превосходящего противника, что, умело допросив шпиона, он выведал планы австрийцев, что под Мантуей он остановил армию Вурмзера, – в этом бою он дважды менял подстреленных под ним коней. Если между друзьями возникали разногласия или непонимание, Наполеон знал, что успокоить Дюма можно, дав ему опасное задание. Современники вспоминали, что по-настоящему счастливым генерал чувствовал себя на поле боя, в смертельной опасности, в поединке с врагом, тогда, когда чувствовал, что борется за правое дело. Генерал Тибо, служивший с ним, так писал о нем: «...Мулат, по фамилии Дюма, человек весьма способный и, кроме того, один из самых смелых, самых сильных и самых ловких людей, мною виденных. Он пользовался необычайной популярностью в армии: все только и говорили, что о его рыцарской отваге и невероятной физической силе… И все же, несмотря на его храбрость и на все его заслуги, из бедняги Дюма, которого можно было назвать лучшим солдатом своего времени, генерала не получилось».

Честность и прямолинейность генерала не нравились великому полководцу. Ему были нужны скорее подданные и солдаты, чем друзья и единомышленники. Дюма в лицо сказал корсиканцу, что Египетский поход служит не славе Франции, а славе самого Бонапарта. Генералу даже угрожали судом за эти слова, якобы разлагающие дисциплину в армии, но тот ответил, что не боится никакого суда, так как служит не Наполеону, а Франции. Но служба есть служба. И до того, как подать в отставку, Дюма подавляет восстание арабов в Каире и захватывает сокровища каирской мечети (они оценивались в несколько миллионов франков).

Покинув Египет, он оказался в плену у австрийцев. Бонапарт не хотел ничего делать для того, чтобы спасти своего бывшего друга. Два года лишений и страданий в плену серьезно подорвали богатырское здоровье Дюма. В одном из писем он писал: «В результате я почти оглох, полностью ослеп на один глаз, и меня разбил паралич… Эти симптомы одряхления появились у меня в тридцать три года и девять месяцев, что явно доказывает, что в мой организм ввели какой-то яд…»

Дома бывшего генерала ждало еще одно неприятное известие: ему отказали в пенсии, а Наполеон даже не хотел слышать о нем. Семья осталась без средств к существованию. Последнее радостное событие в жизни Дюма произошло в 1802 году: родился долгожданный мальчик, названный Александром.

Однако здоровье непоправимо ухудшилось, и вскоре Тома-Александр скончался. Говорят, что последними его словами были: «Неужели генерал, который в тридцать пять лет командовал тремя армиями, должен в сорок умирать в постели, как трус? О Боже, Боже, чем я прогневил Тебя, что Ты обрек меня таким молодым покинуть жену и детей?»

Тень старого Фрица

Великая французская революция подарила мировой истории немало курьезов. К одному из них имели самое непосредственное отношение король Пруссии Фридрих-Вильгельм II, герцог Брауншвейгский, весьма известный в то время актер театра «Комеди Франсез» мсье Флери, секретарь одного из вождей революционеров-якобинцев Фабр д'Эглентин, орден розенкрейцеров и автор бессмертной комедии, разведчик и авантюрист Пьер Огюстен Бомарше.

Об этом курьезе и связанной с ним тайне значительно позднее писал французский историк Жорж Ленотр.

Погожим сентябрьским днем 1792 года в доме мсье Флери появился неожиданный гость – секретарь Дантона, мсье Фабр д'Эглентин. Поприветствовав хозяев, он попросил мсье Флери уединиться с ним для конфиденциального разговора. Когда они остались одни, гость буквально ошарашил хозяина:

– Вы должны спасти Францию, мсье!

– Я?! – удивился пожилой актер и недоуменно пожал плечами.

Конечно, мсье Флери прекрасно понимал, какое создалось положение. 10 августа 1792 года восставший народ сверг короля, а 29 августа во Францию вторглась стотысячная прусская армия, в состав которой немедленно влились роялисты. Пруссаки намеривались реставрировать монархию. Французы яростно сопротивлялись. Однако силы были не равны – республика еще не имела боеспособной регулярной армии и талантливых генералов. Звезда Бонапарта взошла на военном небосклоне позднее.

Писатель, разведчик и авантюрист Пьер Огюстен Карон де Бомарше, разгадавший тайну актера Флери

Авангард прусской армии, в котором было много дворян-роялистов, под командованием герцога Брауншвейгского рвался вперед и уже 2 сентября занял Верден.

И теперь его призывают спасти Отечество? Явно тут какая-то ошибка или, что еще хуже, дурная шутка. Он – служитель муз, а не полководец или генерал.

– Именно вы, – без тени улыбки повторил секретарь.

– Но как? – вновь удивился Флери. – Боюсь, мсье, вы серьезно заблуждаетесь в оценке моих возможностей и способностей. Я – не военный и даже не умею стрелять из ружья.

– Этого не потребуется, – рассмеялся д'Эглентин. – Нужен ваш талант, а палить из ружей мы предоставим другим.

– Ну хорошо. – Хозяин дома был заинтересован. – Что я должен сделать для спасения Франции?

– Вот текст. – Секретарь подал актеру объемистый сверток в плотной бумаге, перевязанный бечевкой, скрепленной сургучной печатью. – Когда ознакомитесь с инструкциями и все запомните, сожгите бумаги и конверт.

– Все исполню в точности, – заверил актер. – Однако как можно быть уверенным, что у меня все получится именно так? Как написано в ваших инструкциях?

– Нам помогут, – успокоил его гость. – Помогут серьезные люди. Конечно, риск всегда есть, но станем надеяться на успех и стремиться к нему. И вот еще что, мсье Флери. Никому ни слова! Даже своим близким. Все следует сохранять в строгой тайне.

Проводив гостя, хозяин дома закрылся в кабинете и вскрыл пакет. Читая принесенные д'Эглентином бумаги, актер то улыбался, то морщил лоб, а случалось, досадливо хлопал ладонью по подлокотнику кресла и восклицал:

– Нет, это невозможно!

Однако вскоре он успокоился, прочел бумаги еще несколько раз и бросил их на подернутые сизым пеплом угли камина. Инструкции сразу вспыхнули, съежились, потемнели, стали ломкими и рассыпались в прах.

Спустя день в двери дома мсье Флери постучал рассыльный от мсье секретаря Фабра д'Эглентина. Он вручил актеру записку. Развернув ее, тот прочел:

– Уходит драгоценное время. Не медлите, Флери!

– Передайте гражданину д'Эглентину, что я уже в пути, – ответил посыльному актер.

Фридрих-Вильгельм II был племянником бездетного, умного, образованного и ловкого прусского короля Фридриха II, наводившего ужас на всю Европу своей вымуштрованной армией. Никто не мог устоять против короля-забияки, пока русские войска под командованием графа Салтыкова не взяли Берлин. Это сильно охладило воинственный пыл Фридриха II, успевшего ощутить себя на грани полной катастрофы.

Теперь его престол унаследовал Фридрих-Вильгельм II – сторонник оккультных наук, состоявший в обществе иллюминатов. Полководческих и других талантов дяди он не унаследовал, зато любил спиритические сеансы, на которых вызывал его дух.

В сентябре 1792 года ставка прусского короля находилась в Вердене, где Фридрих-Вильгельм решил устроить веселый бал. По его мнению, Франция скоро сама упадет в его руки. Как спелое яблоко. У противника нет сил для сопротивления!

В самый разгар веселья к королю неожиданно подошел незнакомый дворянин, одетый во все черное, и шепнул монарху на ухо пароль ордена розенкрейцеров.

– Чем я могу тебе помочь, брат мой? – насторожился прусский король.

– Следуй за мной, – приказал таинственный незнакомец в черном.

Фридрих-Вильгельм повиновался. Он обожал все загадочное и мистическое, а никакой опасности не страшился. Какая опасность, когда вокруг его верные офицеры? Они голыми руками разорвут любого, кто посмеет покуситься на священную особу короля.

Миновав анфиладу комнат, монарх и его провожатый оказались в небольшом сумрачном помещении, освещенном только светом горевшего в камине пламени. И тут загадочный незнакомец в черном платье как-то незаметно исчез. Король тоже захотел уйти. Но тут из мрачной глубины комнаты выступила неясная фигура. Фридрих-Вильгельм вгляделся в нее и вздрогнул от суеверного ужаса – это был его покойный дядя король Фридрих II!

Боже правый! Сколько раз на спиритических сеансах он вызывал его дух, который упорно отказывался являться. И вот теперь он пришел сам к племяннику, и, видимо, неспроста.

– Что ты хочешь? – помертвевшими губами едва смог произнести живой король, не в силах оторвать глаз от призрака мертвого короля. Это был он – Фридрих II, и никто другой!

– Ты узнал меня? – спросил призрак голосом покойного Фридриха II. – Когда ты двигался из Баварии в Бреслау вместе с войсками, которыми я поручил тебе командовать, я при всех заключил тебя в объятия и сказал: «Ты больше чем мой племянник, ты мой сын и унаследуешь мою власть и славу». Сегодня я пришел потребовать от тебя сыновнего повиновения. Я повторю слова, которые император Карл VI услышал в лесу Манса: «Не езди более впереди на коне, ибо тебя предали».

– Кто, кто меня предал? – забеспокоился Фридрих-Вильгельм. – Тебе известно это?

– Оставшиеся бездомными и нищими французские роялисты обманом втянули тебя и нашу Пруссию в авантюру с Францией. Зачем тебе эта война? Авантюра опасна и следует немедленно прекратить участвовать в ней!

Полено в камине стрельнуло смолой, призрак дрогнул, и как будто его здесь и не было. Фридрих-Вильгельм смахнул платком выступившую на лбу испарину и, почувствовав, что ноги более не держат его, опустился на стул.

Направляясь сюда, он ожидал чего угодно, только не появления призрака покойного дядюшки. Значит, старый король помнит о племяннике и ТАМ? Пожалуй, стоит серьезно прислушаться к его советам.

На следующий день произошло нечто невероятное и неожиданное для всех – прусский король отдал приказ отменить назначенное наступление его армии на Париж и заявил о всеобщем отступлении.

– Пруссия выходит из войны, господа! – сказал он.

Эмигранты-роялисты немедленно объявили в предательстве герцога Брауншвейгского: злые языки утверждали, что якобинцы подкупили его драгоценностями королевы. Некоторые даже говорили, будто стали очевидцами появления в лагере герцога агентов Парижа, которые привезли ему бриллианты для оплаты многомиллионных долгов. Герцог возмущался и оправдывался тем, что не он стоит во главе похода, а король Пруссии. Именно монарху принадлежит решающий голос на всех высших советах в штаб-квартире, и он в полном праве принять единоличное решение.

Как бы то ни было, армия интервентов отступила.

В середине сентября 1792 года Бомарше решил навестить давнего знакомого, актера театра «Комеди Франсез» мсье Флери – он блестяще играл еще в премьере ставшей знаменитой комедии «Женитьба Фигаро».

К разочарованию Бомарше, актера не оказалось дома, а его десятилетняя племянница охотно сообщила:

– Дядя уехал.

– Давно? – поинтересовался драматург. – И куда, если не секрет?

– Наверное, неделю назад. В Верден.

– Точно в Верден? – изумился Бомарше. – Там же пруссаки!

– Ну, я не знаю, – смутилась девочка. – Мне так сказали.

Бомарше вернулся к себе в плохом настроении: что пожилому актеру делать в захваченном неприятельскими войсками городе? Явно, тут кроется некая загадка, которую непременно нужно разгадать.

Как только Флери вернулся, Бомарше поспешил к нему и подступил к актеру с расспросами. Но тот отвечал крайне неохотно или вообще отмалчивался.

– В чем дело, друг мой? – недоуменно спросил Пьер Огюстен. – Вы сегодня так неразговорчивы.

– Этому есть свои причины, – ответил хозяин дома.

– Но какие? – не унимался драматург. – Дайте мне хотя бы намек, иначе я не успокоюсь!

– О, могу сказать только, что недавно я сыграл самую главную роль в жизни.

– Вот как?! – чуть не подпрыгнул Бомарше. – И это было в Вердене? Да?

Но актер в ответ молчал и только загадочно улыбался. И драматург дал себе слово во что бы то ни стало разгадать эту загадку, проникнуть в тайну Флери.

Прошло пять лет, и в одной из берлинских газет опубликовали воспоминания одного из придворных Фридриха-Вильгельма, пользовавшегося его большим доверием. В частности, он упоминал и о встрече короля с призраком Фридриха II в Вердене.

– Вот она, разгадка! – прочитав перепечатку из немецкой газеты, вскрикнул Бомарше. – Теперь тайна Флери мне известна.

Но накануне нового, XIX в. драматург скончался. О его блестящем решении загадочного случая в Вердене много лет спустя рассказала французская газета «Журналь де виль и де кампань».

Бомарше знал, что за несколько лет до революции мсье Флери с грандиозным успехом исполнил роль прусского короля Фридриха II на парижской сцене. Актер подошел к работе над ролью серьезно: он старался точно копировать жесты, голос, черты лица прусского короля. Последнее достигалось при помощи умело наложенного грима. Мало того, Флери умудрился неведомыми путями выписать из Берлина старый сюртук, сапоги и шляпу Фридриха II! Многие люди, лично знавшие знаменитого прусского короля, в один голос утверждали, что отличить «копию» от «оригинала» было бы крайне трудно. Профессиональное самолюбие Флери удовлетворилось этим.

Когда во Францию вторглись прусские войска, намеривавшиеся реставрировать монархию, Фабр д'Эглентин вспомнил о большом таланте Флери и решил сыграть ва-банк на мистических увлечениях прусского монарха. Гражданин секретарь сам писал недурные пьесы, хорошо знал возможности театра и ведущих актеров. Тем более Флери с грандиозным успехом исполнил роль Фридриха II и располагал его подлинными вещами.

Подготовили нужный текст, договорились об организации встречи с могущественным орденом розенкрейцеров и мсье Флери выехал в Верден. Остальное известно.

Так актер-призрак из «Комеди Франсез» спас Отчизну и прекратил войну.

Взлет и падение Калиостро

Блистательный XVIII в. выдвинул на арену светской и политической жизни множество незаурядных личностей. Было ли это веянием времени или неким историческим курьезом, кто знает? Страсть к приключениям, новизне, знаниям явным и тайным порождала авантюристов, мистиков и философов.

Одна из самых загадочных фигур XVIII столетия – граф Калиостро. Масса разноречивых свидетельств и домыслов зачастую заставляет задуматься: а был ли такой человек в действительности? Или это некий собирательный образ, в который рядились удачливые фокусники и шарлатаны? Вопрос осложняется тем, что тот, кто называл себя графом Алессандро Калиостро, имел еще много других имен: граф Феникс, граф Тара, маркиз Пеллегрини, Фридрих Гвалдо, Ахарат, Великий Копт и т. д. Более того, он постоянно говорил, что не имеет права открывать свое настоящее имя, намекая на необычайно высокое и таинственное происхождение. Однако благодаря развитому книгопечатанию того времени остались брошюры, посвященные Калиостро, а также архивы инквизиции, куда на исходе своей земной жизни он угодил.

Джузеппе Бальзамо родился 8 июня 1743 года в Палермо. Сицилия – это остров, на котором пересеклись многие древние культуры: римская, греческая, карфагенская, арабская, мавританская, норманнская. Сам воздух ее напоен древностью и мистическими знаниями.

Граф Калиостро – блистательный авантюрист блистательного века

Отец Джузеппе, торговец сукном, смог дать сыну приличное образование. Еще в детстве Бальзамо сдружился с монахом, в ведении которого была монастырская аптека. Вполне вероятно, что именно там будущий граф Калиостро приобрел свои первые фармацевтические и алхимические знания. Бальзамо изготавливает различные снадобья, приворотные зелья, помогает искать сокровища, якобы спрятанные в сицилийских пещерах.

Уже тогда он умело использовал людскую доверчивость и суеверия. Заполучив обманом значительную сумму денег, он вынужден бежать с острова. В Мессине Бальзамо знакомится с чернокнижником Альтотасом, который поразил воображение юноши тем, что рассказал ему все самые тайные события его жизни. Альтотас утверждал, что живет чуть ли не с сотворения мира и обладает безграничным могуществом. Вдвоем они отправились в путешествие по Востоку.

В Египте под руководством Альтотаса юноша прошел сложный и опасный ритуал посвящения. Перед этим он долго молился и постился. Философ Владимир Соловьев, которого очень интересовала личность Калиостро, в своих заметках реконструирует эти события: «Обряд посвящения происходил глубокой ночью в подземных лабиринтах пирамиды Хеопса. Жрец-иерофант сказал юноше: "Семь гениев, хранителей священного ключа, запирающего прошедшее и открывающего будущее, возложат на твою голову венец "властителей времени", и ты сделаешься преемником Гермеса, таким, какими были Пифагор, Платон и все мудрые маги, стоявшие некогда здесь. Ты получишь знание и могущество в обмен на твое смирение. Но ты должен поклясться, что никому не откроешь эти великие тайны. Невидимое мщение будет преследовать тебя, если ты станешь клятвопреступником"».

В Египте Калиостро получил звание Великого Копта, которое станет одним из имен этого загадочного человека. Из Египта он вместе с Альтотасом отправился на Мальту, где был представлен гроссмейстеру Мальтийского ордена. Надо полагать, что именно тогда он познакомился с масонскими доктринами и был приобщен к таинствам ордена.

Вернувшись в Италию, Калиостро решил использовать свои способности к гипнозу и ясновидению. Он женился на очень красивой девушке Лоренце Феличиани, которая была восприимчива и внушаема и великолепно справлялась с ролью медиума. Вместе с Лоренцей Калиостро устраивал во дворцах знати сеансы магии. Великолепие и пышность этих представлений поражали воображение. Дамы падали в обморок, когда Лоренца, находящаяся в гипнотическом трансе, рассказывала о том, что с ними происходило в прошлом и что произойдет в будущем.

Особенно популярными были так называемые сеансы с «голубками». Калиостро выбирал из публики нескольких детей семи – девяти лет, их быстро переодевали ангелами и просили встать вокруг стола, взявшись за руки. На столе на блестящей золотой подставке стоял круглый хрустальный графин с водой, который подсвечивался большим количеством свечей. Калиостро подходил к каждому ребенку, клал ему одну руку на голову, а другой делал пассы. Затем желающие писали записки с вопросами и клали в конверт. Его заклеивали, «голубки» всматривались в графин с водой и, повинуясь магу, давали ответ на вопрос. Конверт вскрывали и ошарашенная публика убеждалась в полном соответствии вопроса и ответа.

Слава Калиостро гремела по всей Европе. Его называли не иначе как «великий Калиостро». В Париже он прославился тем, что устраивал ужины с «духами». За круглым столом рассаживалось определенное количество гостей, и между ними ставили пустые стулья с приборами для «духов», которые затем беседовали с гостями. Калиостро вызывал дух Дидро, Д'Аламбера, Вольтера.

В Лондоне маг поразил воображение общества тем, что угадывал номера выигрышных лотерейных билетов. У него никогда не иссякали средства, хотя он вел роскошную жизнь и устраивал грандиозные зрелища. Калиостро объяснял это тем, что знает тайну философского камня и может превращать в золото любые металлы.

Чародей нередко устраивал сеансы массового излечения, как, например, в Страсбурге, да во время его посещения лечебницы выздоровели около двухсот больных. Каждому из них Калиостро клал руки на плечи или на голову и внушал, что отныне тот здоров. Располагая большим богатством, граф любил раздавать деньги больным и бедным и делал это очень эффектно. Великий Копт приобщал к масонству много богатых людей, которые отдавали большую часть средств в распоряжение ордена. За это он обещал им открыть рецепт эликсира бессмертия. В своей книге «Секрет возрождения» он действительно дает рецепт продления жизни. И в нем очень много рационального, но состав некоторых пилюль и капель так и остался тайной.

Сам маг и его жена Лоренца выглядели очень молодыми. У Лоренцы в ее тридцать семь лет не было ни одной морщинки. И все же такая психологически напряженная жизнь утомляла даже этих необыкновенных людей. Особенно жаловалась Лоренца, которая после сеансов ясновидения оставалась совершенно без сил. Она мечтала вернуться в свой родной Рим, и Калиостро уступил ее просьбе. Пожив некоторое время жизнью обывателей, Калиостро заскучал и опять вернулся к масонству. Однако, опасаясь все возрастающего влияния масонов, папа римский Климент II в своей булле объявил их дьявольской сектой. По доносу Великий Копт и его супруга были схвачены как еретики и колдуны и заточены в замок Святого Ангела.

Великий маг и авантюрист умер в темнице 26 августа 1795 года и был погребен без отпевания и креста. Через несколько дней умерла Лоренца.

В чем же феномен Калиостро? Известный знаток оккультизма Элифас Леви считает, что тайные общества периодически посылают в мир своих адептов. Калиостро был агентом тамплиеров и владел практикой черной магии. Одним ему известным способом он заставлял пророчествовать детей и молодых женщин. Он предсказал Великую французскую революцию, падение Бастилии, казнь Людовика XVI и Марии-Антуанетты.

Парадокс в том, что свои арест и гибель, как, кстати, и многие другие пророки, он увидеть заранее не смог.

Мальчик, написавший Шекспира

Вечером 2 апреля 1796 года театр «Друри-Лейн» в Лондоне был заполнен до отказа. Все места в театре были забронированы, и те, кто заплатил за ложу, обнаруживали, что на одно место продано по нескольку билетов, и были вынуждены спускаться на нижние ярусы и там устраиваться.

Джон Кембл, знаменитый актер, играл заглавную роль в новой, совсем недавно найденной пьесе Шекспира «Вортигерн и Ровена» – истории любви Вортигерна, британского правителя, и Ровены, дочери Хенгиста, вождя саксонских завоевателей Британии V в.

Пьеса, уже сама по себе сенсационная, вызвала бы еще больший ажиотаж, если бы публика знала тогда, что шекспировское произведение на самом деле было написано семнадцатилетним Уильямом Генри Аэлендом.

Юный Аэленд, сын лондонского гравера, в детстве переехал в Стратфорд-на-Эйвоне и жил, таким образом, поблизости от места рождения Шекспира. Тогда он начал свои первые простенькие литературные подделки. На чистых листах бумаги, вырванных из книг елизаветинского времени, используя чернила, казавшиеся старыми, он подделывал подписи Шекспира на документах об аренде сцены и т. д. Он объяснил своему удивленному отцу, что встретил одного состоятельного человека, который, узнав о его увлечении старыми документами, дал ему бумаги, доставшиеся от предков.

Окрыленный успехом, Аэленд в 1795 году сфабриковал манускрипт «Король Лир» и отрывки из «Гамлета», подделав шекспировский почерк. Как бы это ни показалось невероятным, эксперты и критики сочли манускрипты подлинными. Стоя на коленях, Джеймс Босуэлл, историк, говорил: «Я целую бесценные рукописи нашего барда и благодарю Господа за то, что дожил до такого момента».

Уильям Шекспир, которому пытался подражать Уильям Генри Аэленд

Когда Аэленда посетила идея фальсификации совершенно новой пьесы, он в течение нескольких дней пытался подыскать подходящую тему. Потом, как он описывал позже, «внезапно мое внимание привлекла большая картина, написанная мистером С. Аэлендом (его отцом. – Авт.) и изображавшая Ровену, подносившую вино Вортигерну, которая висела над камином в кабинете мистера Аэленда».

Мальчик опрометчиво проговорился, что обнаружил новую пьесу, прежде чем была написана ее первая строчка, и теперь отец настойчиво просил дать ему взглянуть на нее.

Аэленд не знал, какой длины и формы должны быть шекспировские пьесы, поэтому взял одну наугад и сосчитал количество строк. Он не назвал пьесу, которую использовал в качестве шаблона, но, к несчастью для него, она оказалась довольно большой, 2800 строк. Через два месяца юный мошенник закончил работу. Он заявил, что скопировал пьесу с оригинала.

Когда знаменитый драматург Ричард Шеридан прочитал это сочинение, он заметил: «Здесь есть определенно смелые идеи, но все они непродуманные и незрелые. Это весьма странно: можно подумать, что Шекспир был очень юн, когда писал пьесу. Что до сомнений, действительно ли это его труд, кто, взглянув на бумаги, усомнится, что они древние?»

Хотя он и заметил несовершенство пьесы, но не усомнился в подлинности и купил ее за 300 фунтов стерлингов, также он договорился о проценте с доходов от постановки ее на сцене.

Актер, игравший главную роль, Джон Кембл заподозрил, что пьеса – подделка, и пытался, правда безуспешно, получить разрешение о постановке ее в День веселых обманов (1 апреля). И в конце концов он добился, чтобы пьеса под названием «Ложь дня» была включена в афиши. В первый вечер Кембл читал со сцены мрачное обращение к Смерти: «И с грубым смехом и шуткой дикой / Хрустящие пальцы прижимаешь к бокам». Потом Кембл остановился и прочитал следующую строку загробным голосом: «И когда закончится этот мрачный смех…»

Публика была вне себя. Следующий вечер, как потом рассказывал Аэленд, партер зашумел, и десять минут в зале царила суматоха. Наконец все стихло, и Кембл снова вышел на сцену. Прежде чем закончить монолог, он повторил строку «с мрачной гримасой».

Аэленд был разоблачен. Нашлось много сомневающихся, и Эдмунд Малоун, известный эксперт-шекспировед, объявил «Вортигерна» подделкой. Постановка пьесы в театре «Друри-Лейн» была прекращена после первого же сенсационного представления.

Обвинили отца Аэленда, и тогда юноша сознался. Но многие сочли, что он пытался выгородить отца, а сам мистер Аэленд считал, что Уильям принял на себя чью-то вину.

Юноша не оставлял планов написать «шекспировские пьесы», время действия которых охватывало бы огромный период, от Вильгельма Завоевателя до Елизаветы I. Но его «Генрих II» не вызвал никакого интереса у владельцев театров и актеров. Он написал несколько романов и поэм под своим именем и умер в 1835 году. Но теперь помнят только о подделанных им шекспировских пьесах, рукописи которых выставлены сейчас в Британском музее.

Драма Роберта Фултона

Летом 1796 года в Париж приехал молодой американец из Пенсильвании Роберт Фултон. С воодушевлением приветствуя Великую французскую революцию, он считал, что в новой Франции откроются необозримые возможности для развития науки и техники.

Фултон не имел технического образования, но сумел разработать систему бесшлюзового движения судов по каналам, спроектировал механизм для распиловки мрамора, машину для прядения льна, устройство для плетения пеньковых канатов…

Роберт Фултон, изобретений которого недооценил Наполеон

Роберта Фултона, гражданина страны, избавившейся от английского колониального господства, возмущала захватническая политика Британии, стремление ее правительства использовать мощь своего флота для установления английской гегемонии на морях. Он решает создать подводную лодку для уничтожения с помощью мин британских военных кораблей.

13 декабря 1797 года Фултон обратился с письмом к правящей в стране Директории, предлагая уничтожить английский флот из-под воды с помощью изобретенных им «ныряющих кораблей». Французское правительство должно было гарантировать, что уплатит коммерческой компании «Наутилус», во главе которой стоял Фултон, 4 тысячи франков за каждый уничтоженный 40-пушечный английский корабль и по 2 тысячи за более мелкое судно.

Директория назначила специальную экспертную комиссию. В нее вошли известные ученые и изобретатели Г. Монж, П. С. Лаплас, Ж. М. Монгольфье. Члены комиссии, ознакомившись с моделью и чертежами Фултона, пришли к выводу, что «оружие, придуманное гражданином Фултоном, – страшное разрушительное средство, поскольку оно действует так, что от него почти невозможно уклониться». Отмечалось, однако, что судно медленно движется под водой, практически слепо и имеет плохую плавучесть. Изобретателю было предложено устранить недостатки.

В мае 1800 года первый «ныряющий корабль» «Наутилус» наконец спустили на воду. Он имел длину около 6,5 метра, а в диаметре (корпус представлял собой цилиндр) – чуть больше двух метров. У «Наутилуса» были три иллюминатора и четырехлопастный винт. Этот винт приводился во вращение силами двух дюжих матросов.

Роберт Фултон со своими двумя помощниками исчез в недрах необычного судна, задраил входной люк, и аппарат медленно ушел на глубину. Двум матросам, вращающим ходовой винт, оказалось трудно противостоять сильному встречному течению, и спустя 20 минут «Наутилус» всплыл у противоположного берега Сены.

В августе 1800 года после устранения неполадок «Наутилус» своим ходом, частью под парусом, пришел в Гавр – морской порт неподалеку от устья Сены. Здесь лодка совершила еще несколько учебных погружений. Свежий воздух поступал в корпус через трубку, которая держалась на поверхности воды. Удалось усовершенствовать и гребной винт.

Экипаж «Наутилуса» демонстрировал и постановку мин под днищами кораблей. Мины эти имели вид медных бочонков. Они наполнялись порохом и снабжались автоматическими взрывателями. Однако две попытки подвести боевые мины под днища вражеских судов оказались неудачными. Оба раза англичане, почувствовав опасность, быстро снимались с якоря и уходили в открытое море.

1 декабря 1800 года Наполеон принял Роберта Фултона у себя во дворце Тюильри. Фултон сразу же поставил вопрос ребром: «Гражданин Первый консул, – начал он, – предоставьте мне средства для постройки десяти «Наутилусов», обеспечьте их содержание в Бресте, Шербуре и Гавре, обучите тридцать храбрецов, и с Англией будет покончено». Наполеон отнесся к предложению Фултона без всякого интереса. Во-первых, он мало доверял иностранцам, во-вторых, Бонапарт мало интересовался техническими новинками, даже в военном деле. Тогда, в декабре, во время своей единственной встречи с Фултоном, Наполеон не дал ему определенного ответа.

Но изобретатель не намеревался отступать от задуманного. В Бресте он построил новую, усовершенствованную подводную лодку «Наутилус-2», которая погружалась на глубину до 10 метров и благодаря баллону со сжатым воздухом могла находиться под водой почти 6 часов! Фултон пытался также создать мины с часовым механизмом. 11 августа на рейд Брестской гавани вывели списанный шлюп. Ориентируясь по компасу, Фултон подвел под него свой «Наутилус», подвесил под днище мину и взорвал ее. Шлюп разлетелся на куски.

Фултон несколько раз обращался и в Морское министерство, и к самому Наполеону. Ему, как правило, не отвечали. Тогда Фултон демонтировал лодку и затопил ее металлические части. Он отказался даже показать кому-либо чертежи судна. Наполеон был взбешен. Теперь он называл Фултона не иначе как мошенником, шарлатаном и вымогателем. Изобретателя спасло тогда только то, что он был американским гражданином.

Во Франции Фултон прожил еще около трех лет, занимаясь проектированием судов с паровыми двигателями. Но и теперь ни Наполеон, ни правительство не проявили никакого интереса к работам американца. Впрочем, их не занимали и аналогичные проекты отечественных инженеров.

В мае 1805 года разочарованный и почти разоренный Фултон перебрался в Британию. Там он пытался строить свои подводные лодки и совершенствовать минное оружие. Но после сокрушительного разгрома франко-испанского флота адмиралом Нельсоном у мыса Трафальгар (октябрь 1805 года) Британское адмиралтейство перестало интересоваться разработками Фултона. Изобретатель закупил необходимые ему паровые машины и в декабре 1806 года отбыл на родину, в США.

В феврале 1815 года, спасая друга, Роберт Фултон провалился под лед и сильно простудился. Через несколько дней он умер от воспаления легких.

Наполеон, оказавшись в ссылке на Святой Елене, не раз говорил, что зря он в свое время не прислушался к предложениям гениального изобретателя. История Европы могла бы пойти по совсем другому пути.

(По материалам В. Мицурова)

Бриг «Меркурий» и Судьба

В 1828 году, когда началась Русско-турецкая война, после Наваринского сражения перед Черноморским флотом встает единственная задача – удержать господство на море. Это означает, что русский флот не должен выпустить из Босфора в Черное море неприятельские корабли…

24 мая 1829 года 44-пушечный фрегат «Штандарт», 20-пушечные бриги «Орфей» и «Меркурий» 32-го флотского экипажа получили приказ курсировать у входа в пролив Босфор, наблюдая за турецким флотом. На рассвете 26 мая в 13 милях от пролива отряд заметил турецкую эскадру, шедшую от берегов Анатолии. На фалах «Штандарта», где находился командир отряда П. Я. Сахновский, тут же взвились сигнальные флаги: «Меркурию – лечь в дрейф». Пока командир брига выполнял приказ, более быстроходные «Штандарт» и «Орфей» приблизились к турецкой эскадре и принялись пересчитывать вымпелы кораблей. Их оказалось четырнадцать.

Картина И. Айвазовского, на которой бриг «Меркурий» ведет бой с двумя турецкими кораблями

Посмотрев на быстро удаляющиеся «Штандарт» и «Орфей», бросив взгляд на приближающуюся эскадру и оценив дующий вест-зюйд-вест, капитан «Меркурия» Александр Иванович Казарский скомандовал: «Курс норд-норд-вест!» Повинуясь повороту руля, судно устремилось прочь от турок. Но турецкая эскадра медленно, но неуклонно начала догонять русский корабль. Вперед вырвались два линкора – 110-пушечный «Селиме» под флагом капудан-паши (командующего флотом) и 74-пушечный «Реал-бей» под флагом младшего флагмана.

Никто из турецких моряков, корабли которых легли в дрейф, и помыслить не мог, что бой может завершиться победой русских.

В три часа дня ветер вновь усилился, и «Селиме» с «Реал-беем» открыли огонь по «Меркурию» из погонных орудий. В кают-компании «Меркурия» собрался офицерский совет. На нем единодушно решили сражаться до последнего, а если поражение станет неминуемым, то сцепиться с каким-нибудь вражеским кораблем и взорвать «Меркурий». Закончив офицерский совет, командир брига обратился к матросам и канонирам с призывом не посрамить чести Андреевского флага. Команда ответила дружным «ура»…

«Меркурий» начал готовиться к бою. Моряки встали к брасам. Две трехфунтовые пушки были перетащены на корму, заряжены и тщательно наведены. У флаг-фала встал матрос с приказом Казарского стрелять в любого, кто попытается спустить флаг корабля. «Меркурий» сдаваться в плен не собирался. Но и умирать напрасно тоже. Спасти русских могли только искусство маневра и меткость канониров…

Настоящее сражение началось около четырех часов дня. «Селиме» развернулся к бригу левым бортом и дал бортовой залп, твердо уверенный, что на этом бой и закончится. Но вышло иначе. Казарский за несколько минут до разворота турецкого корабля скомандовал: «Поворот». И практически все турецкие ядра просвистели мимо цели…

Далее в течение получаса «Меркурий», искусно маневрируя, иногда помогая себе веслами, вел бой с вражескими кораблями. Но и капудан-паша тоже кое-что смыслил в тактике морского боя. В итоге турецкие корабли предприняли удачный маневр – «Меркурий» был вынужден пройти между «Селиме» и «Реал-беем». 80 с лишним 36-фунтовых орудий, высунувшись из открытых пушечных портов, ухмылялись в лицо «Меркурию». Казарский, посмотрев направо и налево, улыбнулся в ответ.

Когда все пушки взревели почти одновременно, русским морякам показалось, что разверзлись небеса. Простые, картечные и сцепленные ядра обрушились на палубу «Меркурия», сметая с нее все живое, разрывая в клочья такелаж и паруса, пробивая борта.

Но капитан-лейтенант Казарский недаром был награжден за бои под Варной золотой саблей и не напрасно считался одним из самых отчаянных офицеров Черноморского флота. Он отлично знал, что у гигантов наряду с мощным корпусом есть и ахиллесова пята. Это – рангоут, такелаж и паруса, представляющие собой огромную мишень. Поэтому, подойдя к турецким кораблям еще ближе, русские артиллеристы обрушили на них меткий орудийный и даже ружейный огонь.

Линкор сбился с курса и начал двигаться прочь от «Меркурия». Турецкие моряки с дикими криками кинулись в мешанину из снастей и тросов, стремясь как можно быстрее освободить от них свой корабль и вновь вступить в бой. Маленький «Меркурий» тем временем на прощание посылает в «Селиме» полный бортовой залп и поворачивает к «Реал-бею».

Впрочем, командир турецкого линкора быстро оправляется, и турецкие ядра вихрем проносятся над палубой от носа до кормы, сшибая людей. Русский бриг мужественно отстреливается, но силы его тают…

Однако высокая выучка русских артиллеристов помогла и здесь. Вскоре у «Реал-бея» с оглушительным треском валится за борт фор-марса-рей, заодно прихватив с собой лисели и кливер. Управление кораблем резко ухудшается, что заставляет турецких моряков в половине шестого полностью выйти из боя.

Артиллерийская канонада смолкла. «Штандарт» и «Орфей», посчитав, что «Меркурий» уничтожен, в знак траура приспустили флаги. В этот момент несломленный русский бриг продолжал упрямо двигаться к Сизополю… Раненый Казарский подсчитывал потери: четверо убитых, шесть раненых, 22 пробоины в корпусе, 133 – в парусах, 16 повреждений в рангоуте, 148 – в такелаже, все шлюпки разбиты. Чтобы затем починить корабль, потребовалось четыре года…

Газеты того времени писали: «Подвиг сей таков, что не находим другого ему подобного в истории мореплавания: он столь удивителен, что едва можно оному поверить».

Но вот как бывает! Проходит почти 170 лет, и в 2001 году российское судно под названием. «Память Меркурия» (!) тонет в том же самом Черном море при не выясненных до конца обстоятельствах, скорее всего из-за перегрузки дешевыми турецкими (!) товарами. Да уж, воистину Судьба – ироничная особа…

(По материалам А. Платонова)

«Страшный» эксперимент

История знает немало примеров, когда закон использовали как дубину, оглушая граждан страны самыми неожиданными и нелепыми запретами.

В далеком от нас XVIII в. на шведском престоле сидел король Густав III (1746–1792), сын короля Адольфа-Фридриха. Вступив на престол, он отменил аристократическую конституцию и стал править в духе просвещенного абсолютизма. Монарх отменил пытки, преобразовал суды, покровительствовал ученым и художникам, даже основал академию на французский манер. Он вообще везде и во всем старался привнести свою приверженность к французскому стилю, но при этом имел обо всем и собственное мнение и от собственных убеждений никогда не отказывался, а от решений не отступал ни на йоту.

Однажды королю доложили, что аудиенции просит делегация негоциантов.

– Торговля важна для государства. Я непременно приму их, – согласился самодержец.

Войдя, купцы долго низко кланялись королю, а потом изложили свою просьбу:

– Может быть, Ваше Величество будут так добры, что разрешат ввоз в страну чая и кофе и свободную торговлю ими? Это принесет немалые доходы и значительно пополнит казну.

– Вы хотите травить страшным ядом моих добрых шведов? – недобро прищурился Густав. – Давно известно: чай и кофе – ужасная отрава! Я не позволю!

– Но, Ваше Величество, – робко возразили негоцианты. – Нам кажется, что Ваше Величество ошибается, или вас ввели в заблуждение. Весь мир пьет чай и кофе. Даже во Франции!

Густав III, не любивший чай и кофе

Это, конечно, для Густава III, как для истинного галломана, являлось сильным аргументом. Однако король не привык менять своих убеждений и отступать от принципов даже при ссылках на Францию и обещаниях хороших доходов.

– Монарх никогда не ошибается, – холодно ответил он купцам. – И его невозможно ввести в заблуждение. Нет такого человека, которому удалось бы это сделать, господа негоцианты.

– Ваше Величество, – не унимались купцы. – Торговля чаем и кофе процветает во всем мире, и у нее большое будущее.

– Господа! Вы заботитесь о кошельках, а я о здоровье нации, – парировал монарх. – Мой ответ: нет! Поверьте, мне удастся доказать вам, что заблуждения владеют шведскими негоциантами, а не королем!

– Но Ваше Величество, это просто невозможно, – зароптали купцы, удрученные неудачей.

– Невозможно? – переспросил Густав. – Возможно все, господа… Король докажет вам свою правоту на деле. Тогда все сами смогут убедиться, что проклятые зелья, чай и кофе, являются страшным ядом. Шведы всегда пили пиво и отвары из трав. Идите, господа негоцианты, я вас более не задерживаю.

Купцы уныло поклонились и потянулись к выходу из зала, а король уже нетерпеливо дергал шнур звонка, вызывая слугу или кого-то из придворных.

– Срочно найдите мне начальника полиции, – приказал монарх появившемуся слуге. – Пусть немедленно прибудет во дворец.

В ожидании прибытия начальника полиции Густав задумчиво прохаживался по залу приемов, прикидывая, как лучше реализовать родившийся у него замысел…

Начальник полиции вошел в зал, поклонился королю и молча застыл у дверей, держа треугольную шляпу под мышкой.

– Хочу поручить вам важное дело, – сообщил Густав III. – Необходимо срочно найти в тюрьмах двух молодых и непременно здоровых преступников, которых суд приговорил к смертной казни.

– Ваше Величество намерено помиловать их? – недоуменно поднял бровь полицейский.

– Помиловать? Как бы не так! Мне не терпится проверить на них действие некоторых ядов. Но это должно пока остаться втайне, если вы дорожите собственной головой!

– Они – смертники, – понимающе усмехнулся начальник полиции, и вновь низко поклонился королю.

– У меня не возникало ни тени сомнений, что вы все правильно поймете, – скупо похвалил его монарх. – Действуйте, не теряя драгоценного времени. Когда найдете преступников, путь их немедля доставят в столицу, а потом я скажу, что следует сделать дальше.

В тот же день карательный аппарат королевства пришел в движение, и по всем тюрьмам, где находились приговоренные к смертной казни, с нарочными разослали циркуляр. Вскоре отобрали несколько человек, которых освидетельствовали врачи. Выбрали, как и приказал король, двоих наиболее молодых и здоровых. Их доставили в столичную тюрьму.

– Ваше Величество, – доложил начальник полиции, – преступники отобраны и находятся в столице. Все предприятие сохранено в полной тайне.

– Прекрасно, – оживленно потер руки Густав. – Теперь найдите в тюремном замке две приличных камеры: не сырые, без сквозняков и противных крыс. Поставьте в них нормальные кровати, стол и стулья. Преступникам выдайте нормальную одежду. Мне хочется, чтобы они вели жизнь, похожую на жизнь обывателей, только в заключении и под стражей. Но ежедневно выводите их на прогулки – дважды в день по часу каждая.

– Жизнь обывателей? – удивленно переспросил начальник полиции. – Я не совсем понимаю, пусть простит меня Ваше Величество: почему такая милость к преступникам, осужденным на смертную казнь?

– Не волнуйтесь, – покровительственно похлопал его по плечу монарх. – Все это продлится недолго. Увидите сами.

– Но все же, Ваше Величество…

   – Казнь и смерть не заставят себя долго ждать, – загадочно усмехнулся ужасно довольный своей выдумкой король. – Один из осужденных, по вашему выбору, пусть ежедневно получает к завтраку кружку горячего кофе. Я распоряжусь прислать его. Это жуткий яд, и долго бедняга не протянет.

– А второй? – поинтересовался заинтригованный начальник полиции.

– Второй будет пить чай! Ежедневно.

– Как Ваше Величество узнает, что преступники умерли от чая и кофе?

– Об этом тоже пришлось подумать заранее, – самодовольно усмехнулся Густав. – Придется к каждому из них приставить личного врача, который станет производить ежедневные осмотры и о состоянии здоровья своих тюремных пациентов докладывать лично мне!

– Это грандиозно, Ваше Величество. – Начальник полиции склонился в поклоне.

– Да, – скромно подтвердил король. – Зато теперь негоцианты, которые заботятся о своих кошельках, и весь наш народ смогут воочию убедиться, какая отрава чаи и кофе!

– У меня нет слов, Ваше Величество, – вновь поклонился начальник полиции.

Слово короля, как и его желания, – закон! Особенно при абсолютной монархии. Послушные воле венценосного экспериментатора тюремные чиновники выполнили все указания Густава III в точности. Они даже постелили около кроватей приговоренных небольшие дешевые тонкие коврики. Преступникам выдали халаты, домашние туфли, уличную одежду и кормили их нормальной пищей, а не похлебкой арестантов. Конечно же, и речи быть не могло о кандалах.

Не понимая, в чем причина такого внезапного благого изменения их судьбы, осужденные поначалу держались настороже, каждую ночь ожидая, что под утро за дверями камеры раздадутся звуки шагов караульных и бедолаг потащат на плаху. Однако день проходил за днем, а их и не думали казнить!

Каждый день одному давали большую кружку ароматного кофе, а другому хорошо заваренный чай. Вскоре преступники привыкли к своему питью и стали получать от него удовольствие. По воскресеньям и праздничным дням им приносили по бутылке дешевого вина, а пиво они могли получать ежедневно. Спали не на соломенном тюфяке, а на хорошей кровати, ели за нормальным столом, что несказанно радовало, как и качество пищи.

Однако самое главное, ежедневно приходили доктора и проводили придирчивый осмотр пациентов. Но никаких признаков болезней не находили, о чем и докладывали королю.

– Надо иметь терпение, – назидательно говорил в ответ Густав. – Еще немного, и они непременно проявятся: яд уже действует, но медленно.

Беда в том, что монарх просчитался: капризная и переменчивая госпожа Судьба уже вынесла СВОЙ приговор!

Результат королевского эксперимента оказался совершенно неожиданным. Один за другим умерли оба врача, наблюдавшие за состоянием здоровья тюремных пациентов. Потом погиб и сам Густав III. Его убил на балу-маскараде ненавидевший короля Анкастрем.

А что же осужденные, принимавшие «страшный яд»? Приговоренный монархом ежедневно пить большую кружку кофе дожил до 83 лет! Второй «подопытный», ежедневно употреблявший чай, также скончался естественной смертью в довольно преклонном возрасте. Оба так и не увидели свободы, зато не взошли на эшафот и провели весь срок в поистине «королевских условиях».

После гибели Густава III чай и кофе в Швеции разрешили ввозить, продавать и употреблять.

Однако распространенные во всем мире напитки запрещали в Швеции еще дважды: в 1816-м и 1822 годах.

Души графских кошек

В первой четверти XIX в. в Санкт-Петербурге своими чудачествами славилась графиня Толстая – одна из представительниц старинного русского дворянского рода. Его первому главе государь-реформатор Петр Великий пожаловал графский титул за большие старания по возвращению на родину наследника престола цесаревича Алексея Петровича. Пристрастия и любопытство графини привели к некоторым курьезам, память о которых сохранялась весьма долго.

Как отмечал великий русский писатель и весьма светский человек, изучивший все тонкости столичного бомонда П. А. Вяземский, пожилая графиня Толстая, в девичестве носившая фамилию Протасова, слыла в высшем свете дамой неглупой, образованной и крайне любопытной, готовой на все, лишь бы узнать то, что ее живо интересовало. Уж очень охочей оказалась ее светлость и до всяческих роковых тайн. Графиня не раз говорила: «На белом свете столько неразгаданных загадок. Даже оторопь берет! Но мечта всей моей жизни – раскрыть жуткую тайну знаменитой Железной Маски!»

В такую кошку уж точно вселилась какая-нибудь знаменитая душа

В тот период на литературном небосклоне еще не взошла звезда ставшего известным на весь мир французского романиста Александра Дюма, описавшего в своих произведениях множество тайн истории. Поэтому старая графиня не могла читать его романы, проливая тем самым бальзам на свои раны, и удовлетворить любознательность.

Другой жгучей тайной, постоянно привлекавшей внимание богатой старухи, была скандальная история, связанная с расстроившейся свадьбой в среде титулованного столичного дворянства. О «свадебном скандале» многое и по-разному говорили в светских салонах Санкт-Петербурга в 20-х годах XIX в.

С этой истории, вернее, с попытки раскрыть связанную с ней тайну и начались странные увлечения графини Толстой.

Старуху неотступно преследовал вопрос: как узнать тайну расстроившейся свадьбы? Одним из самых верных путей считалось обращение к гадателям и прорицателям. Многие представительницы столичного бомонда не чурались древних обычаев держать в доме приживалок, разных старух богомолок, дворовых ворожей и «карлов» в роли шутов. Богатых чудаков на Руси всегда хватало, а подобные развлечения шли по традиции еще из душных боярских теремов. В купеческой среде они сохранялись вплоть до крушения империи.

Старухи богомолки, приживалки, «карлы» и прочая подобная челядь были для богатых барынь рассказчиками о всяческих «чудесах» и «явлениях». Они же приносили циркулировавшие в городе слухи и сплетни. (В высшем свете гуляли свои слухи и сплетни, а среди слуг, лакеев и прочего простого люда – свои.)

Графиня частенько любила, подобно карточному пасьянсу, «раскладывать» и «сопоставлять» слухи, полученные из разных источников. Иногда это позволяло неглупой и любопытной барыне докопаться до истины.

Однако с раскрытием тайны расстроившейся свадьбы дело никак не продвигалось. Вскоре после того, как барыня выказала свое крайнее неудовольствие этим, в ее доме, среди дворни и приживалок, невесть откуда появился непонятный темнолицый старичок. Он утверждал, что немало побродил по белому свету и даже побывал в далекой сказочной стране Индии, где обучался у жрецов-брахманов искусству магии и «науке йогов».

Узнав об этом, барыня тут же призвала его к себе и повелела говорить без утайки, что тот видел и знает.

– Душа человеческая, – сидя на полу на маленьком коврике, по-восточному поджав под себя ноги, вещал старичок, – по велению высших сил, подвластных единому Богу, проходит множество различных превращений.

– Что же за превращения такие? – живо заинтересовалась графиня.

– Изволишь ли видеть, матушка-милостивица, – отвечал ей «ученик индийских магов», – душа жить может во всем решительно: в камне али в дереве, в человеке и даже в твари бессловесной. Индусские жрецы полагают, что опосля того, как душа человека с телом расстается, ей нужда возникает новое пристанище искать. И по заслугам ее при жизни силы Неба и дают ей новое обличье. И так происходит, пока душа вновь не освободится. А то случается по нескольку раз в одном и том же виде пребывать ей приходится, пока от Бога облегчение за грехи тяжкие не выйдет. Потому, комара или даже таракана прихлопнув, можешь в его виде кого-то из родственников али знакомых отправить к новым перевоплощениям.

– Страсти-то какие, – искренне удивилась заинтригованная Толстая и на всякий случай перекрестилась на образа. – Скажи, есть ли способ узнать: кто теперь, после кончины, в каком обличье пребывает?

– Отчего же нельзя, – равнодушно пожал плечами старик. – Трудно-с, но очень даже можно попробовать. Вообще, хуже всего, если человек помирает торопливо: тогда его душа, запыхавшись, перед Творцом предстает и толком на вопросы ответить не может. Поэтому и новое обличье получает часто не по заслугам.

Идея точно выяснить, чья душа в каком обличье пребывает после кончины, вскоре целиком и полностью захватила старую графиню. К тому же «ученик индийских магов» уверенно утверждал: страна, откуда ушла человеческая душа, никакой роли не играет.

– Это как же? – неподдельно изумлялась старая графиня. – Значит, к примеру, французский король Луи или Великий Могол могут у нас обретаться, только в ином виде?

– Души их, матушка-милостивица, токмо одни лишь души, – осторожно поправлял ее старичок. – Отчего же не могут? Очень даже могут. Если их душам в новом обличье помочь, то потом они вновь способны в человеков воплотиться и примерно отблагодарить благодетелей своих.

Последние его слова воодушевили барыню: значит, узнав, где и как обретаются души, к примеру, Железной Маски или бабки графини С., расстроившей свадьбу внучки, она узнает их тайны? Пусть не сразу, пусть со временем, но узнает? И не только их?!

Боже, да неужто вообще возможно такое счастье? Просто немыслимо, «Ученику индийских магов» строго приказали немедля любыми способами вызнать, где и в каком обличье пребывают ныне души Железной Маски, французских королей Людовика XV и Людовика XVI, а также некоторых других известных исторических персон. Старичок жарко взялся за дело и устроил в подвале барского особняка подобие большой алхимической лаборатории с кипящими ретортами и непременным черным котом. При этом он не забывал несколько раз в день столоваться на барской кухне и ежедневно прикладываться к штофу с водкой. Но дело знал: в колбах и ретортах булькали разноцветные вонючие жидкости, в очаге пылал жаркий огонь, а в большом, тускло сиявшем хрустальном шаре ломко переливались непонятные тени.

– Их души ныне пребывают в образах бродячих собак и кошек, матушка-милостивица, – уверенно заявил «маг» спустившейся в подвал графине. – Но в каких именно, высшие силы ни в жисть не скажут: невозможно этого смертным знать!

– А верно ли, что они действительно все в Петербурге? – робко спросила ошарашенная всем увиденным и услышанным старая барыня.

– Вот те крест!

С той самой поры у бродячих собак и кошек в столице Российской империи началась райская жизнь. В своем особняке графиня Толстая устроила нечто вроде «богадельни» или приюта для разной живности. Специально нанятые ею люди лечили, мыли, кормили кошек и собак, а когда их число начинало превышать «критическую массу», необходимые меры предпринимала сама графиня. Она садилась в карету, лакеи ставили к ней в ноги большой ящик с «питомцами», и барыня отправлялась к столичным полицейским-будочникам.

Стражи порядка получали от графини изрядную сумму и в придачу десяток-другой «питомцев» на попечение. Да не просто так, а со строгим наказом как следует их кормить и холить. Время от времени сама графиня Толстая выезжала с инспекциями проверять: все ли ее «переселившиеся души» в полном порядке? И горе тому будочнику, который не выполнил, как должно, барского наказа! Графиня с нетерпением ждала раскрытия страшно интересовавших ее жгучих тайн и для этого не жалела ничего.

Так продолжалось много лет. Но, как ни трудно догадаться, тайны остались неразгаданными. Зато слуги, когда кто-нибудь спрашивал их, кто проживает в этом роскошном дворце, оглядевшись по сторонам – не слышит ли старая барыня? – шепотом отвечали: «Одна старая графиня и тысяча кошачьих душ».

Куда потом подевался темнолицый старичок, называвший себя «учеником индийских магов», так и осталось неизвестным. Зато появилась курьезная поговорка о будочниках-полицейских, взявшихся за деньги опекать питомцев Толстой. Их назвали «кошачьи баре». Так и пошло «кошачий барин» да «кошачья барыня».

Мокрый генерал

Иногда судьба, которую часто называют злодейкой, может сделать неожиданный подарок и курьезом осчастливить на всю жизнь. Правда, говорят, такое случается не часто, но все же случается.

Рачковы. Такую фамилию носили мелкопоместные дворяне в Тамбовской губернии. Дворянство им пожаловали во времена Елизаветы Петровны, императрицы Российской: служа в армии, при сражениях их предки показали немалую стойкость и отвагу, насмерть разя неприятеля. И при этом отменно крыли его виртуозными вариациями общероссийского мата тамбовского разлива.

Император Павел I – большой любитель учений и маневров

Никто из Рачковых ничем особенно не выделялся, высоких чинов не достиг, так, поручики или, самое большое, капитаны в матушке-пехоте, но боевые заслуженные награды имели, чем гордились. Род свой считали военным, призванным служить России.

Под Рождество 1770 года, аккурат в самый сочельник, в просторном, построенном без особых изысков, зато крепком и теплом деревянном доме – усадьбе Рачковых царило оживление: суетливо бегали женщины, на плите грели воду, а в спальне, держась обеими руками за огромный живот, стонала молодая сноха старого Рачкова, готовясь произвести на свет потомство:

– Ох, лишенько мне! Ох, переживу ли я муки эти? Помоги, Царица Мать Небесная, наша заступница.

– Чтобы внук был, – приказал старый Рачков, заглянув в спальню, но на него замахали руками и выставили за дверь.

– А ну как девица! – испуганно спросила роженица у свекрови.

– Не слушай его, – вытирая ей со лба испарину, ответила та. – Привык там солдатами командовать. Кого нам Господь пошлет, то нам и радость!

Тем временем старый Рачков вернулся в гостиную и сел в кресло поближе к печке (каминов в их доме не водилось), словно хотел согреться: от нервного ожидания его бил озноб.

Его сын и будущий отец Павел Рачков-младший сосредоточенно сосал мундштук трубки, скрывая свое волнение за клубами едкого дыма.

– В сочельник, значит, – тоже раскуривая трубку, пробормотал отец семейства, по традиции носивший имя Пал Палыч.

– Кажись, едут, батюшка? – недоуменно пожал плечами старший Пал Палыч. – Давеча метелью все дороги занесло.

– Да нет же, вон колокольчик слышно!

– Значит, непременно к нам завернут, – решил глава дома. – Нежданный гость под Рождество – это к добру али к худу?

Пал Палыч-младший не ошибся. Вскоре к дому Рачковых подкатили сплошь залепленные снегом сани, запряженные заиндевелыми лошадьми, и вбежавшая в гостиную прислуга сообщила, что какой-то приезжий барин просит приютить его по случаю непогоды и невозможности продолжать путь.

– Проси! – распорядился хозяин дома. – Да быстро собери на стол наливок и закуски горячей: человек небось промок.

Следом за прислугой в гостиную вошел закутанный в шубу небольшого роста мужчина и сделал хозяевам изящный поклон:

– Миль пардон, мсье! – А дальше залопотал совсем непонятное, поскольку во французском Рачковы были не сильны.

– По-русски изъясняйся, мил-человек, – прямо предложил ему хозяин, поднеся бокал крепкой настойки. – На вот, согрейся с морозцу!

Француз с благодарным поклоном принял бокал, махнул из него изрядный глоток, и хозяевам пришлось налаживать гостю нормальное дыхание. Тем временем собрали на стол, гость скинул свой тулуп и оказался сухоньким пожилым человеком с быстрыми внимательными, удивительно яркими голубыми глазами и саркастической улыбкой на губах.

Услышав стон, доносившейся из комнаты роженицы, он насторожился и даже перестал есть:

– Что случилось?

– Жена рожает, – не желая вдаваться в подробности, коротко объяснил Пал Палыч-младший.

– О, не стоит так волноваться, – улыбнулся гость. – Сегодня все пройдет хорошо, и скоро я поздравлю вас с сыном и внуком!

– Откуда знаешь? – недоверчиво прищурился по-армейски прямой Рачков-старший.

– Я есть магистр астрологии и прочих магических наук, – уплетая гуся, сообщил француз. – Мне открыты некоторые тайны будущего. Пейте, мсье, все пройдет отлично! Да, кстати, надо сделать подарок новорожденному!

Он что-то шепнул слуге, и вскоре тот внес в гостиную небольшую пушистую елку и расписную коробку.

– В коробе лежат солдатики и игрушки для елки, – объяснил гость.

Двигался он быстро, словно заводной, и глаза иногда не могли за ним уследить. Через несколько минут елка уже стояла нарядной, и на ней горели маленькие свечи, а под елкой выстроились в ряд солдатики с ружьями. Совсем как настоящие, в киверах и ремнях амуниции, с ранцами за плечами.

– В Санкт-Петербурге и Москве уже во многих домах модно ставить на Рождество елку, – подвешивая очередную игрушку, сообщил француз.

И в этот момент раздался тяжкий стон и следом за ним громкий крик родившегося маленького человечка.

– Поздравляю! – поклонился хозяевам странный гость. – У вас сын и внук!

– Мальчик! – задыхаясь от волнения, сообщила вбежавшая в гостиную прислуга. Рачковы онемели от изумления.

– Я не видел младенца, но по расположению звезд в рождественскую ночь полагаю, ему предстоит возвысить ваш род и стать генералом! – сказал магистр астрологии.

– Ну, насчет генерала ты, брат, положим, хватил, – разливая по бокалам настойку, радостно рассмеялся хозяин дома. – А вот справный офицер инфантерии из него непременно получится! Шампанского у нас не водится, так не откажи.

– Конечно! Виват, новий Павель! – Француз одним духом осушил бокал и поднял с пола небрежно брошенную шубу. – Прошу простить, мсье, но мне пора: неотложные дела ждут в Париже! Метель уже утихла, и желаю вам счастья. Оревуар!

В санки ему уложили огромную бутыль, корзинку со снедью, и хозяева лично проводили магистра до ворот, а потом, не обращая внимания на мороз, долго смотрели вслед саням, пока темная точка совсем не потерялась среди бескрайних снегов.

– Слушай. Штык ему в печень! – хлопнул себя по лбу Рачков-старший. – А как его звать-то?

– Да не представился он как-то, батюшка, – в растерянности прикусил ус молодой отец.

– Странный гость, – заключил хозяин. – Одно слово: магистр!

Двадцать восемь лет спустя после этих событий Павел Павлович Рачков-третий служил в чине капитана одного из пехотных полков в Санкт-Петербургском гарнизоне. Не в гвардии, не в самой столице, а тянул армейскую лямку в казармах, стоявших неподалеку от Гатчины.

Великая императрица Екатерина II уже скончалась, и на престол взошел ее сын – император Павел I, человек далеко не глупый, как его иногда любят изображать, во многом весьма справедливый, но коварный и злопамятный.

Как известно, император Павел являлся большим любителем военных игр и обожал устраивать маневры. В сочельник 1798 года он собрал генералитет и объявил:

– Устраиваем военную игру, господа!

– Перед Рождеством, Ваше Величество? – недоуменно спросил один из высокопоставленных военных.

– Именно перед Рождеством, когда никто этого не ждет, – ехидно посмеялся император, потирая ладони. – И погода благоприятствует: снег с дождем, мерзко, но уж на войне как на войне!

– Какова будет диспозиция? – тут же подскочил с картой адъютант.

Спорить с взбалмошным и бешеным в гневе императором себе дороже:

уж лучше грязь месить в сочельник, чем отправиться в Сибирь.

– Так, конницу мы двинем сюда, за ней подтянется пехота, и все к условному часу совместно с артиллерией подойдут к вот этой небольшой крепости. И коменданту дать приказ: ни под каким видом не открывать ворота и нам не сдаваться до двенадцати дня. А потом и праздновать!

– Где найти такого коменданта, чтобы не заробел перед Его Величеством? – выйдя из царского кабинета, спросил один генерал у другого.

– Есть у меня один капитан, по фамилии Рачков: удивительный упрямец. Дадим ему приказ и на время маневров назначим временным комендантом.

Все шло, как предполагал император: скакала конница, шлепала по грязи пехота, гремели колеса пушек, и тогда Павел Петрович отправился самолично осмотреть крепость. Снег с дождем усиливался, и, как на беду, сломалось колесо у кареты. Павел бросил ее и сел в седло, так он оказался в чистом поле, в жуткую непогоду, под стенами крепости, комендантом которой сделали капитана Рачкова – урямца и виртуозного матерщинника. Все как у предков.

– Поезжайте, голубчик, – сказал адъютанту император. – Скажите коменданту, пусть откроет ворота и впустит наш отряд. Непогода, а мы среди поля.

– А пошел ты. – забористым матом ответил посланцу самодержца Рачков. – Время половина одиннадцатого, а до двенадцати нет приказа, открывать!

– Что, так и передать Его Величеству? – побледнел адъютант.

– Ага. Так и передай! – И капитан захлопнул окошко в крепостных воротах.

Получив ответ, Павел I пришел в ярость, однако сам к воротам крепости не поехал, дабы не уронить царского достоинства препирательствами с каким-то капитаном-матерщинником.

Полтора часа Павел Петрович стойко ждал под дождем со снегом и весь вымок, но когда часы пробили двенадцать, галопом поскакал к воротам крепости и осипшим голосом крикнул:

– Где комендант?! Повесить его, подлеца, разжаловать в солдаты, лишить дворянства!

Через двор крепости, печатая шаг, отдавая салют обнаженной шпагой, к Павлу Петровичу подошел рослый детина в ладно подогнанном мундире по всем правилам отрапортовал:

– Комендант крепости капитан Рачков-третий, Ваше Величество.

– Да как ты?.. – даже задохнулся от гнева Павел.

– По приказу обожаемого нами императора! – Рачков выдернул из-за борта мундира пакет и подал ему самодержцу.

Павел развернул его и увидел собственный приказ НИКОМУ, даже самому императору, не открывать ворота крепости до двенадцати часов. Что тут делать?

– Ну хорошо, сударь! – Немного остыв, император сложил бумагу. – Все должно быть в полном равновесии, не так ли? За точное выполнение моего приказа жалую вас в генерал-майоры! Указ подготовят немедля. А вот за то, что оставили своего императора мокнуть в поле, извольте сами столько же помокнуть!

Новоиспеченного генерала подхватили под руки и вывели за ворота крепости, где поставили на то место, на котором изволил ждать Его Величество.

– Как писать его будем? – осторожно поинтересовался у Павла I флигель-адъютант. – Генерал-майор Рачков-третий?

– На память о его безобразиях пусть отныне именуется Рачков-Мокрый! – сердито буркнул император.

Живой прототип Буратино

С самых ранних эпох существования человечества люди, по каким бы то ни было причинам потерявшие руки или ноги, мечтали о том, чтобы хотя бы частично вернуться к нормальной жизни, заменить чем-нибудь утраченную конечность.

Древние египтяне, веря, что переход в другой мир возможен только при сохранении тела в целости, делали протезы для мумий.

Ученые отметили, что в I тысячелетии до н. э. на пространстве от Италии до Индии люди стали практиковать протезирование. Об одном из древнейших случаев можно прочитать у Геродота. Греческий прорицатель Гелесистрат в отместку жителям Спарты, которые держали его в плену, предрек персидское нашествие на Элладу накануне битвы при Платеяхв 479 году до н. э. Часть потерянной при побеге из плена ноги прорицателя была заменена протезом.

В городе Капуя в захоронении 300 года до н. э. был найден скелет с отлично подогнанным протезом ноги от колена до лодыжки. Искусственная конечность была изготовлена из дерева и обшита тонкими бронзовыми листами. В верхней части было отверстие для обрубка бедра. Видимо, была еще деревянная стопа, но она не сохранилась.

Плиний Старший в работе «Естественная история» рассказывает, как ветерану 2-й Пунической войны Сергию Силу, потерявшему руку в сражении, была сделана «железная рука».

В те времена протезы изготавливали не только воинам. В Казахстане археологи нашли могилу молодой женщины, левая ступня которой была ампутирована и заменена двумя бараньими костями. Женщина после операции прожила еще несколько лет.

Протез ноги, найденный в одной из старинных могил

Есть сведения, что индийский врач Сушрута делал многочисленные ампутации и заменял поврежденные конечности железными.

Этот бесценный медицинский опыт в силу различных причин постепенно забывался, но вот американские археологи, проводившие раскопки в районе кладбища, где был похоронен автор известной сказки про Пиноккио, сделали интересное открытие. Неподалеку от могилы сказочника они обнаружили надгробную плиту с именем некоего Пинокко Санчеса. Заинтересовавшись, ученые сверили даты жизни обоих усопших. Оказалось, что они жили в одно и то же время.

Тогда заинтригованные американцы добились разрешения на эксгумацию останков Санчеса, захороненного в 1834 году. Экспертиза его праха дала сенсационный результат: этот синьор был наполовину деревянный! Точнее, нижняя часть его тела представляла собой искусно сделанный деревянный протез. Кроме того, у Пинокко был деревянный нос, а кишечник заменял – просто фантастика! – вживленный кусок пищевого тракта коровы. Своего же у него только и было, что голова, руки, сердце, легкие да почки с печенью.

На одном из протезов имелось клеймо мастера Карло Бестульджи. Затем в архивах удалось найти сведения о самом Санчесе. Пинокко родился в 1790 году и был карликом. Несмотря на это, в 18 лет парня забрали в солдаты. Прослужив в армии 15 лет, он вернулся домой полным инвалидом. Санчес наверняка бы вскоре умер, но судьба свела его с гениальным врачом Бестульджи, которого считали всемогущим волшебником, продавшим душу дьяволу. Во всяком случае, он сделал бедняге Пинокко небывалую операцию, заменив истерзанную гниющую плоть деревянными протезами. Поговаривали, будто Бестульджи не только прооперировал инвалида, но и поделился с ним магической силой. Благодаря этому тот прожил еще десять лет, а деревянный нос помог ему стать известным балаганным артистом. Умер он после того, как сорвался с высоты и разбился во время выполнения сложного трюка.

Русский дедушка… чилийского флота

Первый в истории Республики Чили командующий военно-морским флотом английский адмирал лорд Томас Кокрейн поднял свой флаг на… русском фрегате «Патрикий», остававшемся флагманским кораблем чилийского флота до мая 1826 года.

Широко известный термин – «дедушка Российского флота» – ввел в оборот его создатель Петр Великий в 1723 году в Кронштадте, куда из Москвы был доставлен небольшой, из красного дерева бот… английской постройки. Английское начало в нашем флоте, кажется, никто не подвергал сомнению, потому ради исторической справедливости преподносим сюрприз: наш русский фрегат был первым флагманом чилийского флота, основанного в 1818 году.

История «покорения» русскими сердец чилийских патриотов в начале XIX в. не лишена элементов сенсации хотя бы потому, что сам факт продажи русского корабля Испании, его захват повстанцами у берегов Чили, его флагманское достоинство сохраняются в секрете вплоть до… наших дней. И дело не только в том, что в Испании он получил  название «Королева Мария Изабелла», а после захвата чилийцами – «О'Хиггинс» в честь первого президента Чили. Потом еще дважды менялось название корабля, но одно оставалось неизменным: все скрывали русское происхождение чилийского флагмана флота. Во всяком случае, в обстоятельной книге Л. И. Слезкина «Россия и война за независимость в Испанской Америке» (1964 г.) об этом ни слова. И понятно почему, поскольку автор в предисловии сетует: «Документы МИД России в изучаемое авторами время хранились в тайне».

История эта заслуживает того, чтобы начать ее с осени 1816 года в Архангельске. В это время только что построенный знаменитым мастером Андреем Курочкиным трехмачтовый 44-пушечный фрегат готовился к переходу в Кронштадт в составе эскадры из четырех кораблей под командой капитан-командора Мачакова. В Кронштадте командиром «Патрикия» был назначен потомственный моряк, 62-летний георгиевский кавалер, капитан 2-го ранга Эринарг Степанович Тулубьев. Корабль в составе эскадры заходил во французский порт Кале для вывоза русских оккупационных войск.

А в это время, по выражению русского посла в Бразилии, «жителям Чили удалось стряхнуть с себя иго метрополии». Реакция императора была немедленной: продать Испании несколько кораблей, чтобы иметь «достаточную морскую полицию». Чтобы не стать союзниками в жестокой расправе испанцев с повстанцами, сделку назвали «актом о продаже», а не политическим соглашением, хотя было ясно, куда поплывут корабли. Хотя продукция российских корабелов пользовалась успехом даже в Англии, такой масштабной продажи еще не бывало. Россия заработала 13 600 000 рублей, почти вдвое больше реальной стоимости кораблей!

Состояние проданных кораблей было, пожалуй, самым веским аргументом в пользу замалчивания всех их последующих «подвигов». Только трем кораблям удалось доплыть до Кубы, где два из них утонули. Два линейных корабля, со значением названные «Фердинанд VII» и «Александр I», совершили короткие плавания и по ветхости были разобраны. Еще четыре вообще не покинули Кадис из-за полной негодности. Фрегат «Поспешный» умудрился поплавать в водах Кубы и вернуться в Кадис для утилизации. Теперь приступим к рассказу о судьбе «Патрикия», получившего громкое название «Regina Maria Isabel» в честь королевы Изабеллы, причастной к открытию Америки Колумбом. Вот отрывки из капитального труда историка Фернандеса Дуро «Armada Espanola» о судьбе русских кораблей: «"Патрикий", или "Мария Изабелла", в мае 1818 года вышел из Кадиса курсом на порт Кальяо (Лима) и был захвачен повстанцами в порту Талькауано». Некоторое время спустя более подробные сведения прислали из Чили. Другие удивительные подробности мы узнали из мемуаров адмирала и лорда Томаса Кокрейна, который поведал о своих плаваниях и сражениях в бытность его на борту русского фрегата в должности командующего ВМФ Республики Чили с 1818-го по 1823 год. Далеко ходить за мемуарами не пришлось: несколько их изданий хранятся в фондах Российской государственной библиотеки…

Но сначала о событиях, изложенных в письме из Академии истории военного флота и мореплавания, что в городе Вальпараисо.

Для укрепления на море новорожденного чилийского государства правительство Бернардо О'Хиггинса начало формировать свой флот. В это же время мадридское правительство снарядило из Кадиса конвой из десяти транспортов с 2500 солдатами, оружием и амуницией в поддержку вице-короля Перу и оставшихся близ Талькауано роялистов. Флотилию эскортировал 50-пушечный фрегат «Королева Мария Изабелла», недавно приобретенный у России. Во время плавания на одном из транспортов вспыхнул бунт. Мятежники вынудили капитана направить судно в Буэнос-Айрес к союзникам Чили в Аргентине. Вместе с судном была получена информация о маршруте конвоя, его грузе и условных сигналах. Уже 24 августа 1818 года эти сведения были переданы в Сантьяго.

Специально для перехвата конвоя была сформирована «флотилия» из четырех устаревших кораблей: фрегата, корвета и бригантин, получившая название «Первая национальная эскадра», которой командовал капитан-флагман Мануэль Бланко Энкалада.

28 октября с чилийского корабля «Сан-Мартин» был замечен стоящий на якоре на рейде Талькауано фрегат «Мария Исабель», в то же время с транспортов полным ходом шла высадка десанта. С приближением чилийских кораблей капитан-лейтенант Дионисио Капас-старший у испанцев дрогнул, невзирая на то что к нему перешел титул командующего всем отрядом. Испанцы стали спешно покидать фрегат, обрубив при этом якорный канат. Корабль понесло на мель. Штурмовой отряд чилийцев взял корабль на абордаж и пленил не успевших высадиться на берег испанцев. К утру поднявшийся с юга ветер помог снять корабль с мели, вывести из-под огня береговых батарей и «под сверкающим флагом Чили направиться в Вальпараисо»…

Сразу после захвата временное командование фрегатом поручено лейтенанту Сантьяго Рамсею. С прибытием в Вальпараисо захваченный в бою фрегат был переименован в «О'Хиггинс» в честь главы государства, а нового командующего флотом все не было.

Задумав создать флот, который бы смог обеспечить господство в Тихом океане, О'Хиггинс решил укомплектовать немногочисленные корабли профессионалами, среди которых в большинстве были англичане. Этому способствовал изданный в Лондоне циркуляр: английские офицеры резерва, поступившие в войска патриотов, лишались положенного им половинного жалованья. Циркуляр возымел обратное действие, и патриоты Чили получили то, что хотели. Свободолюбивые британцы не терпят насилия даже собственного адмиралтейства. Среди бунтующих асов британского флота выделялся 43-летний капитан 1-го ранга Томас Кокрейн, 10-й граф Дандональд. Его-то уж точно не испугал и декрет испанского короля о смертной казни для всякого пленного иностранца, воюющего в рядах повстанцев.

В 1818 году Кокрейн принимает приглашение на самый высокий пост в чилийском флоте. В августе он отправляется на паруснике «Роуз» в Вальпараисо вместе с женой леди Китти и двумя малолетними сыновьями…

Бриг «Роуз» в Чили встречали по-королевски. Сенат Чилийской республики возводит опального капитана 1-го ранга в вице-адмиралы и назначает командующим военно-морским флотом республики. 28 декабря 1818 года он поднимает свой флаг на фрегате «О'Хиггинс» – флагманском корабле флота. Флаг-капитаном фрегата становится англичанин, капитан 2-го ранга Роберт Фостер, которого сменил позднее Томас С. Кросби. На большинстве кораблей командирами были англичане. Множество англичан и специалистов-добровольцев из разных стран в годы становления флота выполняли роль инструкторов.

Уже в январе флот под командой Кокрейна в составе четырех лучших кораблей успешно атаковал испанский флот на рейде Кальяо, близ столицы Перу Лимы. В момент сражения на фрегате находился и его пятилетний сын Том, будущий 11-й граф Дандональд, в… мичманской форме. Впоследствии за счет захваченных в сражениях кораблей чилийский флот представлял внушительную силу из 36 вымпелов.

Новый поворот в судьбе русского фрегата наступил в 1823 году. Корабль получает новое название «Мария Изабелла» (без упоминания королевского титула) в связи с изгнанием олигархией и церковью президента О'Хиггинса. По той же причине вице-адмирал Кокрейн оставляет свой пост в Чили и становится командующим флотом повстанцев в Бразилии, начавших войну с Португалией за независимость страны. В наступившем политическом и военном затишье русский фрегат был поставлен на отстой и разоружен до января 1826 года. В это время он снова становится флагманом флота с новым командующим – чилийцем вице-адмиралом Мануэлем Бланко Энкаладой. Корабль участвовал в последнем сражении у острова Чилой – последнем оплоте испанцев на юге страны…

Фрегат из России, сработанный из лиственницы и дуба корабелами Архангельска, оказался на редкость живучим. По свидетельству вице-адмирала Энкалады, корабль демонстрировал прекрасные боевые качества и был в превосходном состоянии. В мае 1826 года, когда правительство Чили решило продать три корабля для укрепления флота дружественной Аргентины, фрегат «Мария Изабелла» был оценен в 100 тысяч долларов. Получив гордое имя «Буэнос-Айрес», фрегат готовился к почетной миссии флагмана аргентинского флота, и последним капитаном на нем был чилиец Энрике Коббет. Май в Южном полушарии – последний месяц осени со свирепыми ветрами и штормами, и рейс из Вальпараисо в столицу Аргентины закончился трагически для русского фрегата. Он исчез в океане вблизи мыса Горн.

Кстати, в заключение о Кокрейне. Подлинным открытием стали мемуары самого адмирала и книги о нем, которых немало в РГБ. Одна из них – с предисловием праправнука адмирала, 14-го графа Дандональда, написанным в ноябре 1964 года. Живы потомки неистового флотоводца! Наверняка в родовом гнезде Дандональдов в графстве Ланарк в Шотландии хранятся подлинные документы: дневники, журналы и прочее, писанные гусиным пером на борту русского фрегата у чилийского побережья.

Замысловатая биография графа – борца за свободу во многих странах, его новации в морском деле и скандально-героический ореол правдолюбца не затерялись на фоне блестящей Викторианской эпохи…

Фрегат «Патрикий», несомненно, должен занять свое место в пантеоне военно-морской славы наряду с линкором «Евстафий», бригом «Меркурий», крейсером «Варяг» и другими кораблями.

(По материалам В. Галенко)

Наполеон мог бежать…

Под таким заголовком в одной южноафриканской газете появилась несколько лет назад заметка об острове Святой Елены, на котором сверженный французский император провел в ссылке свои последние годы. Заявление поистине сенсационное. Как?! Ведь жизни и деятельности Наполеона Бонапарта посвящено множество книг, статей, научных исследований, и из них немалая доля годам изгнания на далеком острове в Атлантике. Тем не менее, каждый год открываются доселе неизвестные факты, вносящие новые штрихи в биографию Наполеона, а некоторые из них заставляют даже по-иному взглянуть на отдельные моменты его жизни.

Столь же сенсационным казался опубликованный в начале 1980-х годов вывод ряда английских ученых о том, что причиной скорой смерти Наполеона на острове Святой Елены было… отравление. Этого же мнения придерживается и шведский токсиколог С. Форшвуд. В 1981 году американский исследователь Б. Уайдер и канадский журналист Д. Хэпгуд выпустили книгу «Убийца Наполеона» (она вышла и у нас в стране), в которой был представлен тот же диагноз. И эта версия – пусть она еще и не является общепризнанной – уже овладела умами многих ученых.

Наполеон на острове Святой Елены. Художник И. Айвазовский

Предпринимал ли Наполеон попытки бежать с острова Святой Елены, да и вообще, в состоянии ли он был бежать оттуда? Этот вопрос интересовал многих историков и биографов Наполеона. Однако подавляющее большинство специалистов всегда относилось к самой этой проблеме скептически: остров Святой Елены считался абсолютно изолированным, охрана Наполеона – надежной, а вся его жизнь в поместье Лонгвуд в центре острова постоянно контролировалась английскими властями.

К сожалению, биографы Наполеона, занимаясь своими исследованиями, обращались обычно к данным, касавшимся непосредственно самого бывшего императора, и многие материалы – в том числе и архивные – по истории острова Святой Елены, которые могли бы высветить некоторые подробности жизни Наполеона на этом отдаленном клочке суши, остались вне их внимания.

А вот именно книги и архивные данные по истории самого острова, устные предания, документы, хранящиеся у частных лиц, дают нам немало фактов, говорящих, что Наполеон если и не предпринимал попыток бежать, то, по крайней мере, такая возможность у него определенно была.

На первый взгляд охрана острова действительно выглядела очень внушительной, даже чрезмерной. Для охраны единственного ссыльного правительство Его Величества выделило в распоряжение адмирала Кокберна (он опекал Наполеона в ожидании прибытия нового губернатора острова Хадсона Лоу) восемь рот пехоты и артиллерийский батальон. Сверх того, на острове имелся обычный гарнизон из 700 солдат и 50 офицеров. Бывший губернатор острова генерал Битсон писал в меморандуме в 1815 году, что на острове есть всего четыре места, пригодные для высадки: Джеймстаун (столица и единственный город Святой Елены), Рупертс-Бей и Лемон-Вэлли на севере и Сэнди-Бей на юге. Все названные четыре точки были защищены береговой артиллерией. Власти Святой Елены немедленно оповещались обо всех кораблях, замеченных на расстоянии 60 миль от берега, а на острове Вознесения, расположенном в 700 милях от Святой Елены, который мог быть использован в качестве базы для проведения операции по освобождению Наполеона, также размещались английские солдаты.

Инструкции, полученные Кокберном, носили категорический характер: «Во всех своих передвижениях генерал (Наполеон. – Авт.) должен быть сопровождаем офицером, назначенным губернатором острова… При заходе в порт судов и на все время, пока они не скроются из вида, генерал должен находиться в огражденном пространстве, охраняемом часовым… ему следует дать понять, что любая попытка бегства повлечет за собой насильственное интернирование… Все письма, адресованные генералу или лицам его свиты, должны проходить через руки губернатора и лишь после этого вручаться по назначению».

Но вот другой документ, оставшийся, по-видимому, без внимания историков. В архивах острова хранится протест президента английской Ост-Индской компании, которой долгое время принадлежал остров, против решения сделать Святую Елену местом заключения Наполеона. Президент указывал на то, что компания не хочет брать на себя никакой ответственности, так как «попытка Наполеона к бегству может увенчаться успехом». Он уведомил также, что войсковые части, которыми располагает компания, «самого последнего сорта».

«Несмотря на все предосторожности, губернатор Хадсон Лоу приходил в ужас при одной мысли о бегстве Наполеона, – пишет американский исследователь Ралф Корнголд в книге "Последние годы Наполеона". – Это стало его болезненной, навязчивой идеей». Лоу считал бегство бывшего императора возможным, например, в случае мятежа, а таковые среди солдат острова до него происходили дважды, причем губернатор едва уносил ноги.

«На первый взгляд крепость острова Святой Елены кажется тюрьмой с суровым режимом для тех, кого отправляли сюда в ссылку, – заметил известный южноафриканский писатель и журналист Лоуренс Грин, который несколько раз подолгу жил на острове. – Сначала я тоже так думал, однако, изучая хроники крепости, нашел там много сообщений, свидетельствующих о том, что человеческая изобретательность может преодолеть оковы тюрьмы, даже затерянной среди океана».

Архивы острова содержат немало данных об удачных побегах рабов, солдат и других дезертиров. В начале XX в. со Святой Елены вырвался на свободу военный бур. На век раньше отсюда бежали солдаты, недовольные нехваткой продовольствия и перебоями в оплате их службы: они захватили корабль, и им удалось вернуться на родину.

В XVIII и XIX вв. со Святой Елены несколько раз бежали группы солдат, пускавшихся в плавание по бурному океану в небольших баркасах и вельботах безо всяких навигационных приборов. И эти, казалось бы, безнадежные предприятия оканчивались удачно: известно, что две группы беглецов добрались до Бразилии, а одна – даже до Вест-Индии (несколько тысяч километров по океану!).

Так что побег с острова Святой Елены сам по себе не выглядел уж столь немыслимым.

«Все меры предосторожности, предпринятые английскими властями, могли казаться непреодолимым препятствием, – пишет Р. Корнголд, – но это отнюдь не означало, что Наполеон оставил надежду покинуть Святую Елену. Он лелеял эту надежду до конца».

Когда бывший император прибыл на остров, он был еще вполне здоров и легко мог взбираться на скалы. Площадь острова составляет всего 47 квадратных миль, но у него очень изрезанная береговая линия. В те далекие времена – впрочем, как и теперь – нетрудно было найти людей, которые знали тропы, не обозначенные на картах. По ним из Лонгвуда вполне можно было добраться до неохраняемых участков побережья, усеянного каменными глыбами. Наполеону, таким образом, потребовались бы лишь опытный проводник да судно с командой, укрытое за скалами. Бывшему императору легко бы удалось пройти мимо сторожевых постов Лонгвуда в достаточно темную ночь, считает Л. Грин, внимательнейшим образом обследовавший остров. Прежде чем занялся новый день, судно Наполеона оказалось бы уже вне пределов досягаемости, в век парусов капитаны не боялись погони. Основным препятствием оставался сам океан. В Южной Атлантике погибали многие, но большинству удалось все же спастись. Так что трудно согласиться с критиками губернатора Хадсона Лоу, которого обвиняли в том, что он жесткими предписаниями и обилием сторожевых постов унизил Наполеона.

Как считает У. Форсит, автор книги «История ссылки Наполеона на Святой Елене», можно понять, почему власти так строго охраняли пленника. «Стремительный бросок в ущелье и несколько взмахов веслами могли обеспечить Наполеону свободу, если бы самое неослабное внимание не обращалось властями на то, чтобы исключить возможность его контактов с внешним миром», – писал он. Действительно, в Америке составлялись планы его освобождения, и письма, содержащие некоторые из них, тайно переправлялись в Лонгвуд, где наедине со своим маленьким «двором» Наполеон в течение первых лет ссылки любил обсуждать возможность бегства.

Генерал Гурго, один из свиты Наполеона, в июле 1817 года в своем дневнике оставил такую запись: «Император разговаривал с нами об острове – береговой линии, способах бегства, если бы у нас был корабль, бриг. Его Величество… попросил карту острова и изложил свой план побега: "Через год и в дневное время. Это будет лучше всего. Мы смогли бы легко одолеть охрану из десяти, даже двадцати человек"».

Однажды Хадсон Лоу перехватил письмо, адресованное в Лонгвуд, которое содержало план побега. А выходившая на острове газета «Рекордэ» упоминала о двух случаях, когда к Святой Елене из Америки направлялись корабли с целью организации бегства Наполеона.

Хроники Святой Елены фиксируют несколько историй о попытках Наполеона бежать. Одна из них связана с именем Сола Соломона, «короля торговцев» на Святой Елене. Сол Соломон, случайно оказавшийся на острове в 1790 году (он заболел на корабле, который держал курс в Индию, и его ссадили на берег), был и одним из богатейших жителей острова. Он стал родоначальником династии Соломонов, представители которой еще совсем недавно жили на Святой Елене.

Сол Соломон Первый был поклонником Наполеона. И конечно же, Соломоны снабжали Лонгвуд провизией. К 1840 году, когда тело Наполеона увозили с острова, Сол Соломон был на Святой Елене французским консулом. Именно он организовал все необходимое для эксгумации и получил за это медаль.

История гласит, что Сол Соломон предлагал бывшему императору услуги в подготовке побега. Пользуясь тем, что он был официальным поставщиком Лонгвуда, Соломон разработал план: он собрался прислать Наполеону в чайнике свернутую шелковую лестницу, по ней тот должен был спуститься со скалы прямо в ожидаемую его внизу лодку.

Что помешало исполнению этого замысла? Об этом история умалчивает.

Существует и другая версия, рассказанная некой мисс Бэгли – она в 1894 году была экономкой крепости в Джеймстауне – и записанная адмиралом Гербертом Кинг-Холлом, бывшим в то время капитаном корабля британского флота «Мэглай». Бэгли было тридцать лет, когда умер Наполеон. Она рассказывала, что император чуть было не сбежал, спрятавшись в бочке. Заговорщики перенесли ее на подветренную сторону острова, где его дожидался стоявший на якоре американский китобой. Однако английские солдаты проверили содержимое бочки, и заговор был раскрыт.

Любопытную историю о попытке освободить Наполеона рассказывает в своей книге «"Святая Елена". Дорожный дом в океане» Маргарет Стюарт Тейлор. Наполеону в качестве подарка прислали набор шахматных фигур. Однако он не знал, что в одной из них был спрятан тщательно разработанный план побега. Человек, специально посланный на Святую Елену, чтобы сообщить Наполеону, в какой именно из фигур был тайник, погиб от несчастного случая во время путешествия на остров. Так что, хотя подарок и был доставлен по назначению, Наполеон и его приближенные остались в неведении о секрете, который таила в себе одна из фигур.

«Если подобные истории не имеют под собой основания и полностью являются вымыслом, невольно возникает вопрос: почему все же Наполеон не пытался бежать? – пишет один из исследователей истории острова. – Скорее всего, он просто сознавал, что бежать ему некуда: былой славы и величия не вернуть».

Но а если все же какие-то из историй о попытках Наполеона бежать – правда? Пусть за полтора с лишним столетия после его кончины о нем и его деяниях вышло 400 тысяч романов, биографий, исторических очерков. Пусть историю Святой Елены тоже не обделили своим вниманием исследователи: три десятка крупных работ, так или иначе освещающих прошлое острова, – удивительно много для такого крошечного и далекого уголка суши! Все это, тем не менее, не означает, что архивы острова, устные предания, документы, хранящиеся у частных лиц, исчерпали себя. В них, несомненно, есть еще то, что удивит историков.

По крайней мере, самим жителям Святой Елены версии, связанные с попытками Наполеона к бегству, кажутся вполне правдоподобными.

Лоуренс Грин описывает встречи на острове со старым рыбаком Чарли Мойсом, который не раз говорил, что, живи он во времена Наполеона, уж непременно сумел бы вывезти императора из-под носа английской армии и военных кораблей. Разумеется, если бы бывший император отблагодарил его соответствующим образом.

Грин с Мойсом прогуливались по берегу, и рыбак показывал писателю лодки, лежавшие на песке.

– Вот – старый вельбот, – заметил Чарли. – В такой лодке, мистер, можно добраться до самой Бразилии. Конечно, если в нее сядет человек с головой.

(По материалам Н. Кривцова)

Когда стада были большими, или миф о добрых индейцах

До сих пор, говоря об истории американских континентов, мы не устаем чернить белого человека. Сколько бед он принес в этот райский уголок! В экологических бедах, что обрушивались на Америку, виноват только «человек западной цивилизации», давно переставший жить в согласии с природой. Это он вырубил обширные участки лесов в Амазонии, распахал бескрайние просторы пампы и прерий и перестрелял бесчисленные стада бизонов. Но парадокс истории в том, что все было как раз не так.

Увы, вся история человечества – это история невольного или сознательного разрушения среды, окружающей его. Так повелось начиная еще с каменного века. И говорить об индейцах только как о «прекрасных детях Природы» было бы совершенно наивно.

Двенадцать тысяч лет назад, когда люди еще не населили Северную Америку или просочились сюда лишь отдельными группками, вся свободная ото льдов часть континента напоминала огромный заповедник Древнего мира. Всюду летали и бродили удивительные птицы и звери, например гигантские броненосцы и ленивцы, что были ростом со слона, наконец, паслись прародители важнейших для нас домашних животных – американские верблюды и огромные стада диких лошадей.

В современной Америке уже нет огромных стад бизонов

Ученые говорят о так называемой мегафауне, что развилась в Америке, надолго отделенной океаном от остальных континентов. Первые люди, попавшие в эту часть света, не знали ни малейшего недостатка в пище, всюду видя огромные «туши животных», флегматично бродивших рядом с ними. Племена переселенцев стремительно размножались, и так же быстро уменьшалось поголовье зверья, которое уничтожали охотники. Конечно, сыграли свою роль и резкие изменения климата, связанные с окончанием ледниковой эпохи, и неожиданные эпидемии, но охота отныне была неизменным фактором, менявшим состав американской фауны. По оценкам некоторых историков, все великолепие «американского Серенгети» исчезло уже через какую-нибудь пару тысяч лет после появления здесь предков современных индейцев. Всего на обоих изолированных прежде континентах за этот короткий срок исчезло 130 видов животных, причем три четверти из них относилось к мегафауне.

Справедливости ради отметим, что общение с человеком окончилось гибелью также для мастодонтов, мамонтов, шерстистых носорогов и саблезубых тигров, населявших Северную Евразию еще 13 000 лет назад. В Австралии вскоре после появления там аборигенов вымерли гигантские вомбаты и такие же гигантские кенгуру. «Молниеносная война» – иначе не назовешь общение человека с природой!

В прошлом веке, когда человек вернулся в Африку и тропическую Азию, вооруженный лучшими моделями стрелкового оружия, врожденная осторожность уже не спасла ни слонов, ни носорогов, ни львов, ни других крупных животных. Браконьеры и «просто спортсмены» истребили бы и удивительную фауну Африки и Южной Азии, если бы не энтузиасты зоопарков, национальных парков, отведенных для диких животных.

Итак, европейцы совершили немало масштабных экологических преступлений. Однако археологические исследования показывают, что так же жестоко относились к природе и дикие племена, жившие якобы в согласии с ней. Новейшие данные, собранные учеными, показывают, что вымирание бизонов (к счастью, несостоявшееся) было вызвано несколькими факторами. И не последнюю роль в этой трагедии играли индейцы.

В конце XVIII в. землемер Питер Фидлер по поручению «Компании Гудзонова залива» отправился на десять дней в дикие степи Канады, на территорию современной провинции Альберта, где его поразили стада бизонов. «С севера на юг бизоны покрыли всю землю, которая как будто почернела от них, – писал позднее Фидлер, пораженный неожиданным зрелищем. – Я никогда еще не видел их в таком невероятном количестве. Я уверен, что передо мной пронеслись миллионы». В описаниях такого рода нет ничего необычного. По оценкам историков, прерии Северной Америки населяли тогда около 30 миллионов бизонов. Это был самый многочисленный вид животных на континенте.

Минуло столетие. Во всей Америке не осталось и тысячи живых бизонов. Что случилось? Обычное объяснение, которого придерживаются зоологи вот уже столетие, таково: всех бизонов истребили белые охотники. Катастрофой для диких быков обернулась затея с железными дорогами, которые пересекли просторы США, связывая отдельные части страны. Железные дороги принесли бизонам гибель. В 60-х годах XIX в. строилась трансконтинентальная Тихоокеанская железная дорога. Отряды строителей, охотников, бродяг, авантюристов устремились в прерии. За два месяца здесь было перебито 210 тысяч бизонов.

Другой «грозой бизонов» стала армия. Стремясь оттеснить индейцев в резервации, американские генералы решили отрезать их от источников пропитания.

– Если краснокожие кормятся дикими быками, они не сдадут своих позиций, пока рядом бродят стада живого мяса, – говорили «мальбруки» из армии США, собираясь в поход против туземцев.

При полном одобрении властей браконьеры и сквотеры, вооружившись карабинами и ружьями, «щелкали» из них бизонов, как мух. Один лишь знаменитый Буффало Билл – аферист, циник и пьяница, который объездил в конце XIX в. Америку и Европу со своим шоу, посвященным завоеванию Дикого Запада, – хвастался тем, что за полтора года перебил 4280 бизонов. Туши бизонов гнили в прериях. Лишь фермеры скупали за бесценок их шкуры.

Однако был у бизонов и другой, не менее опасный враг, также нещадно истреблявший их поголовье. Это – сами индейцы.

По заявлению ряда современных историков, индейцы (и без помощи белых) со временем непременно перебили бы миллионное поголовье бизонов. Правда, гораздо медленнее.

Вот расчеты, которые сделали научные обвинители краснокожих. Около 1800 года восточнее Скалистых гор, в прериях, – на всей территории от Канады до Нью-Мексико – жили примерно 120 000 индейцев. Они питались прежде всего мясом бизонов. В год на каждого индейца приходилось в среднем шесть-семь быков. В общей сложности надо было истреблять ежегодно 850 000 – 1 000 000 бизонов, или три процента от общего поголовья. Эта потеря вроде бы легко возмещалась: каждый год подрастали новые миллионы животных.

Однако индейцы были не единственными обитателями Северной Америки, которые исконно охотились на бизонов. Просторы континента населяли около двух миллионов волков, которые были также не прочь полакомиться бизоньим мясом. Историки зоологии обрекают на эту естественную убыль – гибель от волков – около двух миллионов бизонов. Впрочем, эти потери тоже были восполнимы.

Однако в баланс жизни и смерти огромных стад регулярно вмешивались природные факторы. Бизоны страдали от эпидемий, степных пожаров, резких похолоданий, ураганов и наводнений. В среднем от этих причин ежегодно гибли от одного до трех миллионов бизонов. Наконец, каждый десяток лет в прериях случалась засуха, вызывавшая гибель до десяти процентов бизонов.

Так сокращалось поголовье громадных быков. По оценке зоологов, когда в Америке объявились европейцы, бизонов здесь было, по-видимому, 60 миллионов. К 1800 году, еще до строительства железных дорог, численность бизонов уменьшилась почти вдвое.

Вся жизнь кочевников индейцев зависела от миграции бизонов. Истребляя их, они находили пропитание; истребив, нашли бы голодную смерть. Ритм жизни индейцев подчинялся ритму жизни бизоньих стад.

Животные в этом симбиозе были для человека и скатертью-самобранкой, подолгу кормившей его, и фабрикой, одаривавшей самыми нужными вещами. Американский зоолог Том Макхью назвал бизона «супермаркетом для индейцев». В крупных самцах было около 700 килограммов мяса. А еще бизон – это шкура, из которой выделывали одежду и вигвамы. Это жилы, служившие нитками индейским швеям (а еще из них вили веревки). Это рога и кости, нужные для изготовления орудий труда и наконечников стрел. Это зубы, из которых получались украшения. Даже навоз шел в дело: его высушивали и использовали в качестве топлива. Потеря такой «фабрики» обрекала индейцев на лишения.

В индейских мифах и ритуалах бизоны также играли центральную роль. Из них явствовало, что люди с незапамятных времен жили в ладу с дикими быками. Однако в начале XIX в. ни европейцы, ни большинство индейцев (исключая, может быть, стариков) уже не знали, что всего каких-то сто лет назад отношение к бизонам было у аборигенов совсем иным.

Последние лошади вымерли в Северной Америке около 10 миллионов лет назад. Лишь в 1519 году конкистадор Эрнан Кортес вновь привез в Мексику лошадей. Кони немало помогли испанцам в победах над пешим воинством индейских держав. Порой завоеватели теряли лошадей. Так в Центральной Америке появились табуны одичавших лошадей. Пищи им хватало вдоволь. В XVII в. стада мустангов (так стали называть диких лошадей) достигли современного штата Нью-Мексико, а уже в следующем столетии их поголовье превысило, по некоторым оценкам, четыре миллиона.

Эти новые обитатели прерий легко поддавались приручению. Особенно увлеклись охотой на лошадей индейцы навахо, команчи и шошоны: они ловили животных, объезжали их и торговали ими.

Оседлые, земледельческие, племена индейцев жили к северу от Нью-Мексико: племена сиу – на территории современной Миннесоты, чейенны – на берегах Миссисипи, черноногие индейцы – в Канаде, близ города Виннипег. Их деревни располагались обычно в перелеске или на лесной опушке, поближе к прерии.

В середине XVIII в. жители северных прерий стали покупать лошадей у команчей и шошонов. Молодые воины увлеклись верховой ездой; они открывали для себя новые возможности охоты. Зато умудренные опытом вожди чурались диковинных животных. По преданию, шаманы чейеннов постились и совещались четыре дня, чтобы узнать, что думает их верховный бог Махео об этих странных зверях, которые вскружили голову юношам. Когда они завершили «ареопаг», то объявили от имени Махео: «Если вы примете лошадей, все навеки изменится. Целыми днями вы будете в пути, чтобы пасти ваших лошадей. Вы оставите ваши сады в запустении и будете жить охотой и сбором плодов, как команчи. Вы покинете ваши крепкие дома, чтобы жить в вигвамах».

Чейенны, как и другие оседлые племена, обзавелись табунами лошадей и стали вести кочевую жизнь.

Участь индейцев была такова: либо бледнолицые уничтожат их, либо оттеснят далеко на запад. Туземцы опасались не только «огненных ружей» своих врагов. С появлением пришельцев индейские поселки стали в одночасье вымирать от неведомых прежде болезней – от оспы и кори, коклюша и тифа, скарлатины и желтой лихорадки.

От неведомой опасности надо было бежать. Лошади унесли индейцев в степь.

Сто двадцать тысяч индейцев снова стали кочевниками. Круглый год они следовали по степи за стадами бизонов. Они вели за собой огромные табуны лошадей. По оценке историков, на каждого индейца приходилось от 10 до 15 лошадей. Всего же индейцы владели примерно миллионом мустангов.

Теперь всадникам было легко охотиться на бизонов. Шкуры бизонов служили хорошим товаром. В обмен на них охотники получали ножи, топоры, ружья, порох, текстиль, утварь. Больше шкур – больше оружия и богатства. Индейцы увлеклись дележом неубитых бизонов.

Чтобы платить за все новые товары, индейцам надо было все чаще отстреливать диких быков.

Была и другая причина, по которой поголовье бизонов сокращалось. Огромные стада мустангов, бродившие по степи, питались тем же, что и бизоны. Они стали им конкурентами, понемногу оттесняя быков.

Документы показывают следующее. К середине XIX в. охота на бизонов была поставлена на широкую ногу. Так, в 1849 году только сиу и чейенны сдали скупщикам из «Американской пушной компании» 110 000 шкур бизонов.

Охотились индейцы так же безжалостно, как и будущие «Буффало Биллы». Вот свидетельства очевидцев. Джордж Кэтлин, описывая в 1830 году нравы индейцев, сообщает, что охотники на бизонов вырезали у убитых ими быков языки – излюбленное лакомство – и сдирали шкуру, а остальную тушу оставляли гнить.

Индейцам казалось, что их ждет процветание. «Жадные бледнолицые» готовы были платить хорошие товары за такую доступную вещь, как шкура дикого быка.

Индейцы заблуждались. Их ждала засуха. Она разразилась в конце 50-х годов. Стада бизонов резко уменьшились. Порой охотники едва могли найти себе пропитание, уж не говоря о том, чтобы добыть что-нибудь на продажу.

Недавние «богачи» умирали в нищете. В поисках пищи они охотились на зайцев, ловили саранчу, выкапывали коренья. В 1860 году в американских прериях осталось всего около 60 000 индейцев. Итак, за каких-то полвека их численность уменьшилась вдвое.

Вместе с людьми вымирали бизоны. Они стали не первыми животными в недавней истории Америки, чье поголовье резко сократилось при участии индейцев.

Европейцы, появившиеся в Америке, увидели огромные стада белохвостых оленей. По оценкам зоологов, их поголовье достигало 40 миллионов особей. Торговцы пушниной охотно скупали шкуры этих животных, и всего за два столетия, за XVII и XVIII вв., белохвостые олени оказались на грани вымирания. Индейцы Канады и восточных колоний спешили подстрелить легкую добычу. В наше время численность этих оленей окончательно восстановилась: их насчитывается уже около 20 миллионов.

Если в начале века на рынок ежегодно поступало несколько тысяч бизоньих шкур, то уже к 1830 году это количество возросло до 130 000. Азарт овладел индейцами. Они распродавали свою страну. Брошенные освежеванные туши с вырезанными языками – вот итог их торговых предприятий.

Вот воспоминания, оставленные очевидцами, видевшими, как охотятся индейцы, когда им нет надобности думать о торговых сделках. В 1805 году М. Льюис, живший некоторое время среди индейцев племени манданов, участвовал в большой облаве. Индейцы загнали целое стадо быков к обрыву. Потом они бродили среди трупов, выбирая отдельные лакомые куски. Сотни туш, разбившихся при падении, они оставили гнить.

Так поступали и предки этих охотников. Археологи, проводившие раскопки на юге США, в штате Колорадо, обнаружили в каньоне Ольсе-на-Чаббака около 200 скелетов бизонов. Восемь тысяч лет назад здесь разбилось стадо диких быков, загнанное в ущелье. Часть добычи древние индейцы использовали, но к 40 тушам, как показало исследование, даже не притронулись. По всей видимости, именно такая охотничья практика привела к вымиранию в Северной Америке большинства крупных животных, упомянутых нами выше.

Пока поголовье того или иного вида животных было достаточно велико, «дебет волков, стихий и индейцев» ему был не страшен. Однако если равновесие нарушалось, следовала катастрофа. Колебания климата, внезапная эпидемия, натиск новых врагов приводили очередной вид животных на грань вымирания. Так случилось с бизонами. Они, как и сами индейцы, были обречены. Внезапное появление на сцене авантюристов вроде Буффало Билла лишь ускорило развязку.

В конце концов, немногие выжившие после войны индейцы удалились в резервацию. Генералы и политики подсчитали победы, а зоологи – уцелевших бизонов. К началу XX в. осталось лишь около 500 диких быков, проживавших под охраной в Йеллоустонском национальном парке в США, а также на некоторых ранчо. Тогда-то и было создано Общество спасения бизона. Исчезающих быков стали разводить.

Долгое время успехи были очень незначительны. Так, в 1933 году численность бизонов достигла всего 4000 голов. Лишь в последние десятилетия цифры стремительно стали расти. По различным данным, популяция бизонов в Северной Америке колеблется сейчас от 200 000 до 350 000 голов. Теперь стада бизонов целенаправленно расселяют в степных районах США. Их выращивают на частных фермах, ведь бизон хорошо поддается приручению, и еще в прошлом веке зоологи отмечали, что он мог бы стать отличным домашним животным.

Адмиральский удар

Эта почти невероятная история может показаться кому-то очень занятной выдумкой, специально рожденной досужими писателями и опытными историографами на потеху праздной публике. Тем не менее, все, о чем здесь рассказано, происходило на самом деле и подтверждено серьезными правительственными документами нескольких стран, хранящимися в архивах.

Итак, что же в действительности произошло и в чем состоял триумф капитана, носившего довольно странную фамилию Ко?

Семейство Ко проживало в Соединенных Штатах Америки, еще не столь давно, по историческим меркам, в жестоких сражениях с англичанами, с оружием в руках все же отстоявших свою независимость. Сам папаша Ко всегда утверждал: его род пошел из Уэльса. Однако некоторые злые языки говорили, что он нагло лжет, а на самом деле предки семейства Ко приплыли к берегам Америки из Франции, а то и вообще были испанцами!

На подобные злобные выпады старый папаша Ко старался не обращать внимания, тем более на юге Штатов почти все свободно говорили по-испански. Что же касается происхождения, то в новоиспеченной стране, вообще не имевшей своей истории, можно было каждому называть себя кем угодно и чьим угодно потомком.

– В конце концов, – обычно мудро заключал папаша Ко, – все мы дети Адама и Евы!

Когда в его семействе родился мальчик, младший сын, его недолго думая назвали Джоном, как в русских деревнях парнишек нарекали Иванами. Естественно, малыша окрестили и крепко выпили по этому поводу кукурузного самогона.

На пирушке подвыпивший папаша Ко обратился к местному учителю с необычной просьбой:

– Господин Бейли! Вы, говорят, большой любитель и знаток астрономии и астрологии и у вас даже есть труба, в которую надо смотреть на звезды. Однажды вы позволили заглянуть мне в нее одним глазком, и я помню увиденное до сих пор.

Кстати, стоит заметить, что дело, о котором идет рассказ, происходило в конце XVIII в., когда телескопы действительно даже в Европе являлись большой редкостью, а найти в американской дикой и глухой глубинке любителя и знатока астрологии тем более было просто невероятным чудом.

– Так вот, – стукнув кружкой по столу, решительно сказал папаша Ко, – я хочу, господин Бейли, чтобы вы сделали этот… как его?..

– Гороскоп? – подсказал более трезвый учитель.

– Да, вот его, этот гороскоп, для моего Джона!

– Хорошо, я попробую, – поправив сползавшие с потного носа очки, пообещал учитель.

Спустя несколько дней он пришел в дом семейства Ко и принес исписанный убористым почерком лист бумаги, к которому прилагались непонятные схемы. Все поколения Ко собрались за столом, на котором немедленно появились большие кружки с пивом и молодым вином, чтобы послушать, что ждет малыша Джона в этом бурном мире.

– Ваш сын, – прокашлявшись от волнения, сообщил учитель Бейли, – станет отважным морским капитаном и знаменитым флотоводцем.

– Что? – недоуменно вылупился на него папаша Ко. – Кем, ты сказал? Флотоводцем?

И он, откинувшись на спинку стула, весело захохотал, вытирая выступившие от смеха слезы и от восхищения шуткой учителя звонко шлепая себя ладонями по ляжкам. Вся большая семья Ко вторила громким хохотом своему главе, выражая всяческое одобрение остроумию господина учителя: Ко были добрые и веселые ребята.

Другие за подобную шутку могли и прилично шею намылить, оставив без зубов, а эти просто гоготали, поскольку за окнами домов их поселка на множество сотен миль вокруг простиралась… выжженная солнцем, жаждавшая воды прерия! Корабли здесь видели только на картинках и знали о них по рассказам глубоких стариков, когда-то в юности пересекших океан.

– Но это правда, – сворачивая бумаги, обескураженно сказал Бейли. – Он станет храбрым капитаном и будет воевать во многих морях, в том числе и под флагами других держав, продавая им свои знания, талант и шпагу!

– Час от часу не легче, – недобро прищурилась мамаша Ко. – Какие еще шпаги? Мы больше привычны к ружью и кнуту для волов!

– Ну, это так говорится, – немедленно пошел на попятную благоразумный Бейли. – Ваш сын станет зарабатывать хорошие деньги на службе у других правительств в чужих странах и прославится странной и дивной победой в одном из больших морских сражений. Вот увидите!

– Хорошо бы, – вытирая слезы, в полном восхищении помотал головой папаша Ко. – Ну ты, брат, от души повеселил! Спасибо тебе. А бумагу-то на всякий случай нам оставь. Пусть ее еще кто-нибудь почитает, посмеемся. Выпейте за труды!..

Как это ни странно, но сельский учитель Бейли, когда пророчил, в своем гороскопе словно действительно видел, какая неожиданная судьба ожидала Джона Ко – парня совсем не интересовали охота и быстрые лошади, его не привлекала засеянная маисом земля предков, на которой стоял поселок колонистов. Он буквально грезил морем.

Юный Джон Ко прочел все книги о море, которые удалось найти в их деревне – преимущественно в доме учителя, расспросил всех стариков, а когда подрос, решительно объявил отцу:

– Я намерен поступить юнгой в американский военно-морской флот!

– Во! – изумленно вытаращил глаза папаша Ко. – Выходит, старик Бейли когда-то нас совсем даже не веселил? А мы-то, дурни, от души смеялись над его предсказаниями! Не знаю, как там насчет морских побед и войн в чужих морях, но и в своих тебе делать тоже нечего, сопляк! Вон, – он показал за окно, – сколько земли ждет, пока ее хорошенько вспашут. Да не забывай брать в поле заряженное ружье: индейцы, говорят, опять вышли на тропу войны!

Однако ни увещевания, ни угрозы на Джона не подействовали. Он просто в один прекрасный день сбежал из дома и действительно поступил на американский военный флот. Грамотного парнишку приметили, и он со временем стал офицером. Вскоре под командой капитана Ко, уже славившегося на флоте неожиданными маневрами и нетривиальными решениями, бороздил волны многопушечный корабль «Святая Мария».

– Вы не могли бы уделить мне несколько минут? – однажды обратился на набережной к известному капитану Ко прилично одетый незнакомый господин, говоривший с явным испанским акцентом. К тому же и его внешность сразу выдавала южанина.

– Извольте, – согласился американец. – Что вы хотите?

– Для начала предложить вам отужинать со мной, сеньор капитан. Может быть, вы не откажетесь? Там и поговорим о делах.

– Хорошо, – ответил американец.

Южанин повел капитана Джона в самый дорогой французский ресторан и заказал роскошный ужин с шампанским.

– По какому поводу праздник? – поинтересовался Ко.

– Я – полномочный представитель правительства Уругвая, – заговорщически понизив голос, сообщил джентльмен с юга. – Моим правительством дано поручение найти в Соединенных Штатах опытных и храбрых офицеров армии и флота, готовых за приличное вознаграждение предложить свою шпагу Уругваю. Гарантирую: ваша честь при этом нисколько не пострадает.

– Но я уже дал присягу служить Соединенным Штатам и президенту! И не намерен увольняться в запас с американского флота!

– Зачем же увольняться? Возьмите на службе долгосрочный отпуск, – раскуривая толстую сигару, предложил уругваец. Говорили они уже давно на испанском, которым отлично владел Ко.

– Однако я пока все еще не понимаю, в чем, собственно, дело, – прямо спросил он.

– Скоро начнется война, – разогнав ладонью табачный дым, сообщил представитель Уругвая. – Нам придется воевать с Аргентиной. У нас есть солдаты и пушки, но нет офицеров и командующего. Есть прекрасные корабли, но нет флотоводцев. Уполномочен предложить вам от имени моего правительства чин адмирала уругвайского флота, капитан!

– Вот как? Я согласен! – практически не раздумывая, согласился Джон, обладавший авантюрной жилкой.

Утром он подал рапорт о бессрочном отпуске и получил его. Вскоре Ко выехал в Уругвай и принял командование над действительно неплохим уругвайским флотом. Теперь ему предстояло хорошо подготовить его к решительным сражениям.

Между прочим, аргентинцы тоже не дремали и готовились к войне – политические разногласия и территориальные споры между двумя странами зашли столь далеко, что разрешить их мог теперь только военный конфликт. Кто сумеет продемонстрировать большую военную силу, тот начнет диктовать свою волю за столом переговоров дипломатов.

– Нужно нанять офицеров в Америке, – прозвучало предложение в аргентинском правительстве.

– Не великие вояки! – отвергли идею высшие власти. – К тому же, насколько известно, там вовсю шныряют агенты Уругвая. Американцы продажны: деньги для них – все!

– Нужно обратить свой взор на другой берег океана, – предложил один из министров. – Великобритания – знаменитая морская держава! А у Франции очень неплохие и опытные офицеры сухопутных войск.

Срочно отправили эмиссаров за океан искать флотоводцев и генералов для армии Аргентины.

Говорят, кто ищет, тот всегда найдет. В аргентинскую армию завербовались несколько французских полковников и генералов, но самой большой своей удачей агенты аргентинского правительства считали миссию в Англии – вести бой флот Аргентины согласился заслуженный британский адмирал Уильям Браун.

Вскоре он прибыл в Южную Америку и стал приводить корабли аргентинцев в порядок – чистота, муштра, учебные стрельбы, маневры, жесточайшая дисциплина.

– Вот это флотоводец! – радовались аргентинцы. – Уругвайцам конец!

И вот начались открытые военные действия. В августе 1841 года флоты противоборствующих держав сошлись в решающем сражении, дабы выяснить, на чьей стороне Бог.

– Сражение с аргентинским флотом может оказаться решающим для всего хода военной кампании, – перед выходом в море напутствовали адмирала Ко члены уругвайского правительства. – Возможно, даже решить ее окончательный исход!

– Я приложу все усилия, господа! – заверил их адмирал.

И вот враги уже почти на расстоянии пушечного выстрела друг от друга.

– Подпустим их ближе и дадим жару, чтобы ни одно ядро не пропало даром! – приказывал своим офицерам Ко.

– Старайтесь постоянно держать дистанцию, – не отнимая от глаз подзорную трубу, говорил, стоя на мостике своего флагмана, адмирал Браун. – Американец – известный мастер ближнего боя и вполне способен пойти на абордаж, а нам это совершенно ни к чему. Наши пушки бьют дальше уругвайских. Разумнее всего расстрелять противника, не сближаясь с ним.

Гремела канонада, темный пороховой дым слоями стлался над волнами теплого южного моря, но говорить о перевесе какой-либо из сторон было пока рано – оба флотоводца отличались опытом и отвагой, а их подчиненные сражались просто отчаянно. Без преувеличения и те и другие проявляли чудеса храбрости.

И тут в самый разгар сражения на мостик флагманского корабля Ко взбежал бледный от волнения старший канонир:

– Нам больше нечем стрелять, сэр! На артиллерийских палубах не осталось ни одного ядра!

– Как? – взревел Ко и ринулся по трапу в трюм. Действительно, к его ужасу, не осталось ни одного пушечного ядра, только порох для зарядов. – Проклятье! – в сердцах вскричал Джон, и тут его взгляд случайно упал на горку покрытых мешковиной… ядер! – А это что?!

– Осмелюсь доложить, адмирал, это сыр! – виновато потупился старший офицер. – Его не успели перед выходом в море выбросить на берегу: он старый, весь провонял, а заменить припасы…

– Пушку! – Не слушая его, Ко хватил головку сыра и попробовал засунуть ее в жерло морского орудия. Странно, но головка сыра отлично подошла по калибру. – Слушать всем! – перекрывая шум битвы, закричал Джон Ко. – Заряжать все орудия головками сыра, идем на сближение с неприятелем. По моей команде дать прицельный залп по верхней палубе вражеского флагмана, а потом немедленно разворот – и второй залп другим бортом! Выполнять!

– Что вы задумали? – забеспокоился старший офицер.

– Не рассуждать! – рявкнул Ко. – Поднять все паруса! Скорее, черт возьми!

Аргентинцев охватила паника: уругвайский флагман быстро приближался, словно намереваясь взять флагманский корабль адмирала Уильяма Брауна на абордаж.

– Господи, помилуй! – перекрестился адмирал Браун. – Неужели он решится?

– Похоже на то, – подтвердил старший офицер.

– Готовиться всем к отражению нападения, – побелевшими от волнения губами приказал англичанин. – Стрелков на палубы и на ванты. Бить по тем, кто попытается зацепить крючья за наш борт. Да скорее же, они уже совсем рядом!

И вдруг вместо удара борт о борт и абордажа последовал оглушительный залп из всех орудий борта уругвайского флагмана.

Аргентинцы были в полном шоке – на них ливнем обрушилась подозрительного желтого цвета, очень дурно пахнущая, непонятная липкая масса. Она прилипала к орудиям на палубе, скользила под ногами и с трудом отдиралась от кожи. А запах разъедал глаза.

А тут последовал второй убийственный залп, и на флагман обрушилась новая порция липкой, противно пахнущей массы.

– У противника есть секретное оружие! – всячески стараясь сохранить достоинство, решил адмирал Браун. – Если мы хотим сохранить свои жизни, нужно немедленно выходить из боя!

– Мы сдаемся, сэр? – невозмутимо уточнил капитан флагмана.

– Нет, – зло отрубил английский адмирал. – Но быстро уходим на всех парусах! Как можно быстрее, пока нас всех окончательно не отравили. Черт с ним, пусть этот проклятый выскочка Ко празднует победу! Я дарю ему ее!

Конечно, это был просто театральный жест на публику со стороны англичанина. Он спешно дал сигнал, его корабли моментально развернулись и стали быстро удаляться, покинув место сражения.

Скажете, анекдотичная победа в духе барона Мюнхгаузена? Да, почти так, но это подлинный исторический факт!

Свидетельства беспримерной морской битвы сохранены в архивах Аргентины и Уругвая, а также в истории морских сражений. Гороскоп, когда-то составленный учителем Бейли, не солгал: капитан Ко стал навсегда славен странной победой, одержанной при помощи стрельбы по противнику протухшими и окаменевшими головками голландского сыра!

Кто был прототипом капитана Немо?

Если обратиться к людям старшего поколения с просьбой назвать самого известного героя фантастической литературы, большинство ответит: капитан Немо.

В романе «Таинственный остров» Жюль Верн писал о славном капитане. Его настоящее имя принц Даккар. Он родился в Индии и был сыном раджи. Он поднял на борьбу с англичанами огромные массы людей, отдал народному делу все свои способности и свое богатство. Когда же восстание оказалось подавленным, Даккар, питая ненависть к цивилизованному миру, обратил в деньги остатки своего состояния, собрал вокруг себя самых преданных соратников и куда-то исчез вместе с ними.

На пустынном острове беглецы соорудили корабельную верфь и построили по чертежам Даккара подводную лодку, дав ей название «Наутилус». Подняв черный флаг (не пиратский, в Индии черный – символ восстания) и назвав себя капитаном Немо, Даккар скрылся под водой, став грозным мстителем за всех угнетенных людей земли.

Был ли этот персонаж придуман писателем, или существовал человек, судьба которого послужила основой для создания образа любимого многими героя?

Капитан Немо на одной из иллюстраций к знаменитому роману

Сам Жюль Верн ни от кого не скрывал свою литературную «кухню» и с гордостью показывал друзьям и знакомым свою знаменитую картотеку. В ней были собраны самые интересные факты почти из всех областей тогдашней науки и техники. К сожалению, для нынешних потомков писателя его архивы стали источником наживы: очень редко и далеко не бесплатно приоткрываются крышки этих сундуков сокровищ, и на свет божий появляются очередные, часто сенсационные документы.

Довольно давно исследователям творчества Жюля Верна попались на глаза его карточка с именем вождя восстания сипаев и несколько вырезок из газет того времени, в основном за 1857–1859 годы.

Антибританское восстание в Индии началось в 1857 году и, быстро приняв массовый характер, распространилось на большую часть территории этой тогда британской колонии. По сообщениям газет, во главе восстания стоял некто Нана Сахиб (индийское слово «сахиб» соответствует европейскому «господин» – так обычно обращались индусы к англичанам).

Согласно историческим свидетельствам, он был приемным сыном главы государства маратхов Баджи Рао II. С тех пор как его владения были захвачены колонизаторами, старый правитель, отстраненный от дел, жил в своем дворце в тихом Битхуре на берегу Ганга. Когда же он умер, англичане отказались признать права наследника. Нана Сахиб был лишен всех привилегий, а когда попытался протестовать, ему намекнули, что он имеет шанс сменить свое жилище на тюремные стены.

От колонизаторов пострадали не только прежние индийские князьки, но и в основном простые люди, попавшие под двойной гнет прежних и заокеанских правителей. И когда ночью 4 июня 1857 года над пыльными узкими улочками Канпура – оплота англичан – прогремели три пушечных выстрела, послужившие сигналом к мятежу индийских солдат-сипаев, Нана Сахиб был провозглашен их вождем.

Восстание продолжалось около двух лет. Пожар освободительной войны полыхал на огромных просторах от границ Непала на севере до Центральной Индии. Но у сипаев не было единого плана действий. Многочисленные князьки-правители, отвоевав свои владения, на этом и успокаивались. Такая изолированность очагов борьбы постепенно обрекла восстание на поражение.

Нана Сахиб понял, что дальнейшее сопротивление бесполезно, и в апреле 1859 года пересек границу Непала вместе с женой, родственниками и оставшимися ему верными сподвижниками. Вождь восстания сипаев удалился в изгнание, и последующая его судьба осталась одной из неразгаданных тайн истории.

И все же в образе Нана Сахиба не хватает черт, позволяющих ему быть полнокровным прототипом капитана Немо. В частности, он не стал гениальным инженером.

Но, оказывается, в архиве писателя нашлась еще одна карточка с короткой надписью: «Белый Раджа, сын англичанина господина N. Один из создателей "Монитора"(?)».

Вот здесь исследователям пришлось потрудиться, чтобы выяснить личности этих людей. Оказалось, что сам «господин N» был британским военным топографом, исходившим Индию вдоль и поперек. Должность опасная, но почетная. Его вилла находилась на берегу Джамны, притока Ганга, в бывшем княжестве Бунделькханд. «Господин N» был женат на приемной дочери местного раджи, и от этого брака у него родились сын и затем дочь. Сын учился в метрополии, получил прекрасное инженерное образование (!), а затем приехал к отцу в Индию. Но отец предчувствовал скорую вспышку народного гнева и, не желая участвовать в будущей кровавой бойне, вышел в отставку и решил вернуться в Англию. И тут в семье произошел раскол: жена категорически отказалась оставить больную приемную мать, сын тоже решил остаться. «Господин N» вернулся в Англию с дочерью, а через несколько месяцев началось восстание сипаев.

Сын же оказался перед тяжелым выбором: чью сторону принять? Ведь он наполовину англичанин, наполовину индиец. Но родился он в Индии. И решение было принято.

Дабы не навлечь неприятности на семью, юноша исчезает из родного дома и объявляется в другом уголке страны под вымышленным именем, а затем под прозвищем Белый Раджа. Он встретился с Нана Сахибом, но тот отверг его. И тогда Белый Раджа начал действовать самостоятельно. Но вскоре он понял, что восстание обречено. И когда бои стали приближаться к родному Бунделькханду, незамеченным пробрался в родной дом и на этот раз сумел убедить мать покинуть страну.

Но английское правительство объявило Белого Раджу вне закона. Со временем полиция напала на его след. Белому Радже пришлось снова пересечь океан и добраться до Америки, где в это время полыхало пламя Гражданской войны. Промышленный Север воевал против рабовладельческого Юга. И Белый Раджа встал под знамена Авраама Линкольна.

Положение северян было тяжелым. К тому же южане спешно строили неуязвимый корабль с паровой машиной и бронированным стальным корпусом. Это был «Мерримак» – безмачтовый стальной трехгранник со стальным тараном – прообраз будущих броненосцев. Деревянные парусники северян были против него совершенно бессильны.

И тогда в 1860 году к известному изобретателю и кораблестроителю шведу Д. Эриксону явился странный посетитель с проектом совершенно немыслимого судна – гибрида броненосца и подводной лодки! В боевом положении у него палуба едва возвышалась над водой. На ней нет мачт и надстроек, только труба и две круглые вращающиеся башни с тяжелыми орудиями. При необходимости судно могло двигаться под водой.

Незнакомец предложил Эриксону построить этот невероятный корабль на свои собственные средства, а главное – сделать это быстрее, чем южане спустят свой «Мерримак». Эриксон был поражен: он сам размышлял над подобной конструкцией, только в чисто надводном варианте. Швед указал незнакомцу на главную его ошибку: отдача мощных орудий, стоящих по концам палубы, будет заставлять корабль вращаться, сбивая прицел.

Орудия надо разместить в одной башне в центре корпуса. К тому же это ускорит строительство. И не нужно кораблю погружаться под воду: он и так будет практически неуязвим. Незнакомец согласился с доводами опытного корабела, и Эриксон предложил проект непосредственно Линкольну. Президент оценил проект и дал команду на спешное строительство корабля. Но южане опередили – их «Мерримак» уже двинулся в океан и в первом же бою с легкостью уничтожил три парусных судна северян. И тогда навстречу ему устремился едва достроенный «Монитор».

Стальному броненосцу южан пришлось убраться с поля боя: он не смог одолеть куда более слабого по всем показателям противника…

Как видим, судьба Белого Раджи тоже загадочна и таинственна. Даже подлинное имя его до сих пор неизвестно. Неопубликованные архивы писателя скрывают и эту загадку. А возможно, оба – Нана Сахиб и Белый Раджа – стали прототипами знаменитого героя Жюля Верна.

Джек-потрошитель оказался… женщиной!

О Джеке-потрошителе написано около 200 книг, причем названо более 70 подозреваемых, которые могли иметь отношение к серии кровавых преступлений, шокировавших в 1888 году лондонский квартал Ист-Энд. А недавно австралийский профессор-биолог Йен Финдлей, основательно изучив ДНК таинственного преступника, заявил, что Джек-потрошитель был… женщиной!

Прошло уже более 118 лет с того дня, когда Лондон узнал о существовании маньяка, зверски убивавшего проституток. 31 августа 1888 года полицейские обнаружили труп 45-летней проститутки Мэри Энн Николе с перерезанным горлом и вспоротым животом. По «почерку» сыщики сразу связали это убийство с убийствами Эммы Смит (3 апреля) и Марты Табрам (7 августа). Еще через 8 дней полицейские наткнулись на труп 47-летней проститутки Энни Чапмен. Как и в предыдущих случаях, сексуальному насилию жертва не подвергалась. У Чапмен было перерезано горло, а извлеченные из вспоротого живота внутренности разложены рядом с телом. Полицейские, подметив, с каким мастерством изверг удалил внутренние органы, пришли к выводу, что убийца разбирается в хирургии. И еще: стражи порядка решили, что он психически болен. Вскоре появились первые подозреваемые и арестованные. Газеты кричали, что маньяк уже пойман и оснований для паники нет.

Место одного из преступлений Джека-потрошителя

Однако Скотленд-Ярд рано радовался. В Центральное агентство новостей пришло прелюбопытное письмо: «Уважаемый редактор, до меня постоянно доходят слухи, что я уже пойман, на самом деле это не так… Мне нравится мое занятие, и я хочу снова приняться за него. У меня такой прелестный острый нож, и я намерен немедленно пустить его в ход!»

Письма аналогичного содержания пришли в Скотленд-Ярд и ряд газет. За маньяком и закрепилось прозвище – Джек-потрошитель.

Самое жуткое послание получил Альберт Ласк, возглавлявший местный комитет бдительности. Вместе с издевательским письмом ему доставили небольшую посылку с половинкой человеческой почки… Убийца писал, что почка принадлежала убитой 30 сентября Кэтрин Эддоудс. Потрошитель хвастался, что вторую половинку почки он поджарил и съел!

9 ноября было обнаружено тело Мэри Джейн Келли. Джек-потрошитель убил проститутку в комнатушке, где та принимала клиентов. Ее нашли с перерезанным горлом, изуродованным лицом и разбросанными по кровати и комнате внутренностями.

Некоторые криминалисты считали, что именно Келли была последней жертвой Джека-потрошителя, хотя после ее убийства газетчики приписывали маньяку еще несколько жертв.

Квартал города, облюбованный маньяком, наводнили полицейские и агенты в штатском, однако поймать Потрошителя так и не удалось. К счастью, убийства прекратились так же неожиданно, как и начались. Ходили слухи, что маньяк испугался и покинул Англию или же покончил с собой в очередном припадке безумия.

Под подозрение попали многие хирурги, врачи, мясники – все, имевшие представление об анатомии и умевшие орудовать ножом. Подозревали даже сэра Уильяма Гулля (1816–1890), личного врача королевы Виктории.

А некто Роберт Донстон Стивенсон, зарабатывавший на жизнь статейками в бульварных газетенках, настолько рьяно взялся за расследование, что даже вызвал у полиции нешуточные подозрения. Правда, был отпущен из-за недостатка улик и вскоре перебрался в США. В 1920-х годах отставной нью-йоркский полицейский Джордж Даферти утверждал, что в городской больнице перед смертью Стивенсон якобы признался в злодеяниях, приписываемых Джеку-потрошителю.

Серьезное подозрение полиции вызывал и школьный учитель Монтегю Джон Друитт, прослывший среди криминалистов сексуальным безумцем. В ноябре 1888 года, вскоре после последнего преступления Джека-потрошителя, Друитт утопился.

В число подозреваемых угодил даже герцог Кларенский (1864–1892), внук королевы Виктории.

По одной из версий, Джеком-потрошителем был русский фельдшер Педаченко. Он приехал в Лондон из Парижа, где его подозревали в убийстве молодой девушки (английские криминалисты об этом не знали), а в конце 1888 года вернулся в Россию. В 1891 году фельдшера поймали на месте преступления в Санкт-Петербурге: в припадке безумия он зарезал и расчленил молодую женщину. Остаток жизни Педаченко провел в психиатрической клинике. Правда, данная версия весьма сомнительна. Если судить по письмам Джека-потрошителя, никто не заподозрил в нем иностранца… Владел ли Педаченко в совершенстве английским языком? Маловероятно…

Одну из последних версий, касающихся Джека-потрошителя, преподнесла автор криминальных романов Патриция Корнуэлл. Она считает, что кровавым маньяком был известный английский живописец Уолтер Сикерт. На серии картин, написанных в 1908–1909 годах, Сикерт изобразил мертвых проституток, рядом с которыми постоянно находится один и тот же господин, явно причастный к убийствам. Серию картин Сикерт назвал «Убийства в Кэмден-Тауне». В том районе, где жил художник, в 1907 году на самом деле было убито несколько проституток.

Патриция Корнуэлл полагает, что на картинах художник с потрясающей точностью изобразил места, где орудовал Джек-потрошитель, особенно комнату, где тот зарезал Мэри Келли. По мнению писательницы, так изверг удовлетворил присущую преступникам непреодолимую страсть рассказать кому-нибудь о своих криминальных «подвигах». На поиски доказательств виновности художника Корнуэлл истратила около 4 миллионов долларов, но прямых улик так и не нашла.

Профессор-биолог из Австралии Йен Финдлей решил внести свою лепту в разгадку тайны безумного Джека. Тем более что недавно появился новый метод исследования ДНК, позволяющий проводить анализ буквально по одной клетке, принадлежащей преступнику (раньше их требовалось от 200 до 500), причем эта клетка может быть весьма солидного возраста.

В Национальном архиве Великобритании Финдлею предоставили письмо Джека-потрошителя, на сургучной печати которого ученый обнаружил мельчайшие частички тканей отправителя, а под маркой, наклеенной на конверт, образец слюны. И вот Финдлей сообщил: Джек-потрошитель был… женщиной!

Сенсационное заявление ученого сразу привлекло внимание историков к версиям, которым раньше особого значения не придавали. Инспектор полиции Фредерик Абберлайн, охотившийся за Джеком, в свое время считал, что зверствовать могла женщина. Его предположение основывалось на том, что одна из свидетельниц видела Мэри Келли, последнюю жертву маньяка, через несколько часов после ее убийства.

Это могло означать только одно – убийца переоделся в платье Мэри и, накинув на плечи ее темно-бордовую шаль, скрылся от полиции. Поскольку женская одежда пришлась убийце впору, а его походка и поведение не вызвали у свидетельницы никаких подозрений, Джек-потрошитель вполне мог оказаться не мужчиной, а женщиной.

Результаты анализа ДНК заставили историков и криминалистов вспомнить о Мэри Перси, повешенной в 1890 году за убийство жены своего любовника и ее малолетней дочери.

Мисс Мэри Элеонор Перси была содержанкой мелкого бизнесмена Френка Хога и не порвала с ним даже после его женитьбы и рождения ребенка. Она поддерживала дружеские отношения с его женой и постоянно бывала в доме Хогов, пока жена Хога не раскусила, что ее обманывают, и не выгнала Мэри из своего дома.

24 октября 1890 года Перси решила помириться с миссис Хог, позвав ее в гости на чай. Вечером того же дня соседи Перси слышали шум и крики, доносившиеся из ее дома. Ночью они увидели Мэри с тяжело нагруженной детской коляской, удалявшуюся от дома.

25 октября на строительной площадке рабочие обнаружили тело женщины с перерезанным горлом и разбитой головой, а неподалеку полицейские нашли задушенного ребенка и сломанную детскую коляску.

Шокированный муж уговорил Мэри пойти с ним и другими родственниками в полицейский участок на опознание трупа. Тело опознали сразу, однако при проведении процедуры полицейских смутил истерический смех Мэри Перси. Они решили провести обыск в ее доме…

Кухня была забрызгана кровью, обнаружили и орудия убийства – нож и кочергу со следами крови. Во время обыска Мэри непринужденно играла на пианино и что-то напевала. А на все вопросы рассеянно отвечала: «Убила мышку… убила мышку… убила мышку».

Показания соседей стали последним штрихом… Стало ясно, что Мэри устранила соперницу, втиснула ее тело в детскую коляску, в результате маленький ребенок задохнулся. Перси отвезла тела за 6 миль от дома и сбросила их, когда коляска сломалась.

Мэри Перси приговорили к смертной казни, 23 декабря ее повесили. Полицейские, расследовавшие убийство миссис Хог, обратили внимание, что ее горло было перерезано таким же образом, как это обычно делал Джек-потрошитель. Тогда особого значения данному замечанию не придали, решив, что это простое совпадение. Помощник начальника лондонской полиции Мелвилл Макнатен в своих записках отмечал, что Мэри обладала недюжинной силой и завидным самообладанием.

Возможно, именно она убивала проституток, каким-то образом связанных с мистером Хогом или просто имевших неосторожность проявить профессиональный интерес к ее возлюбленному. Да и знаменитый писатель Артур Конан Дойл в свое время предположил, что Джеком-потрошителем была женщина… Впрочем, тогда над ним только посмеялись…

Как южане северян победили

Если спросить американца, какое сражение в знаменитой Войне Севера и Юга было первым, то можно услышать в ответ один из двух вариантов. Сочувствующий северянам скажет: «Это было сражение на реке Булл-Ран», а сторонник южан ответит: «Сражение при Манассасе». Это одно и то же событие, просто южане назвали его по близлежащему населенному пункту, а северяне – по ближайшему, известному им географическому объекту.

В этой первой битве было достаточно забавных моментов, если так позволено говорить о событиях войны, где по-настоящему лилась кровь, хотя поначалу американцы, как южане, так и северяне, не очень-то верили в то, что между ними возможен настоящий вооруженный конфликт.

Как известно, развитый в промышленном отношении Север Соединенных Штатов, желая расширить рынки сбыта и привлечь на заводы и фабрики новые рабочие руки, стал вмешиваться в жизненный уклад Юга, где процветало сельское хозяйство и использовался рабский труд негров. Вопрос об отмене рабства громко дискутировался, но не судьба негров была главной в этом конфликте. Южане защищали свой образ жизни, как это красочно описано, например, у Маргарет Митчелл в «Унесенных ветром».

Мемориал на месте сражения при Булл-Ран

Однако Юг действительно был менее развит в промышленном отношении по сравнению с Севером, даже боеприпасов и оружия было недостаточно для проведения регулярных боевых действий. Понимая это, 18 мая 1861 года отряды вирджинской милиции атаковали один из федеральных складов, в котором находилось 17 тысяч винтовок и много боеприпасов для них. Охрана насчитывала всего 45 человек, но южане позволили им уйти в Мэриленд, да еще и поджечь склад. Тем не менее, от огня не пострадали оружейные мастерские, которые и были захвачены, и использовались в дальнейшем.

Далее последовало несколько некрупных стычек с переменным успехом. В целом же с обеих сторон боевые действия велись вяло и бестолково. В обеих армиях катастрофически не хватало квалифицированных военных и обученных солдат. Генералы как Севера, так и Юга опасались поспешными действиями привести свои армии к поражению. Доходило до того, что президенту Аврааму Линкольну пришлось лично убеждать одного из командующих северян в том, что необходимо предпринять наступление, иначе инициатива будет упущена, и тогда-то поражение точно неминуемо.

Одним из направлений наступления северян было направление на Манассас. Об этом очень скоро стало известно южанам. Причем известно стало не только само направление, но и общий план боевых действий, и дата их начала. Дело в том, что почти все эти сведения были опубликованы, в газетах. Вот что значит настоящая свобода слова! Недостающую информацию южанам предоставила знаменитая шпионка Роза Гринхау.

Пока все обсуждали ход предстоящего сражения и надеялись разгромить южан в первой же битве, была пропущена очень важная информация, которая впоследствии стоила жизни многим из солдат-северян: конфедераты стягивали свои войска, и в итоге оказалось, что войскам Союза противостоит почти в полтора раза больше южан, чем они рассчитывали.

А дальше – еще один курьез. 21 июля 1861 года было воскресеньем, погода была хорошая, и жители Вашингтона и других окрестных городов, узнав о намечающихся боевых действиях, решили посмотреть, как все это будет. И вот к месту предстоящей битвы стали собираться повозки, в которых сидели нарядно одетые мужчины, женщины и дети, заготовившие закуски для пикника на обочине сражения. Никто из них не обратил внимания на идущих им навстречу без всякого строя северян. Это были те, чей срок службу (три месяца) уже истек, а патриотизм закончился, вероятно, еще раньше. К ним присоединялись и те, кто не стал дожидаться, когда кончаться их три месяца. Боевой дух северян, после каждой стычки ожидавших, что южане потерпят окончательное поражение, был очень низким.

Тем не менее, основные силы Союза вступили в бой с войсками Конфедерации. В начале сражения произошел еще один курьез: северянам удалось зайти в тыл левого фланга южан, но атаки не последовало. Новобранцы были слишком измучены предшествующим марш-броском, а многие из них, успев съесть свои пайки, разбрелись по окрестностям в поисках ягод и т. п. За это время их, естественно, заметили разведчики противника. Эффект внезапности был потерян.

Подобное время от времени происходило в течение всей битвы. Солдаты, устав сражаться, выходили из боя целыми группами, чтобы поесть, отдохнуть или помародерствовать. Верх брали то южане, то северяне. Во время сражения несколько раз случались недоразумения из-за того, что флаг Конфедерации был похож на флаг Союза.

В качестве еще одного курьеза можно отметить, что на стороне северян сражалось такое экзотическое подразделение, как 11-й Нью-Йоркский полк зуавов-пожарных, состоявший в основном из ирландцев. Их командир ввел «зуавскую моду», и многие волонтеры были одеты в мундиры, созданные по образцу униформы французских зуавов.

Постепенно стало ясно, что северяне отступают. Не бежали они только потому, что ни у кого не было сил. Один из участвовавших в битве офицеров писал: «Все было в смятении, дороги были забиты фургонами и орудийными батареями, а по обе стороны от них растекались солдаты, постепенно теряя всякое подобие войска и на глазах впадая в безрассудство. Не было ни арьергарда, ни иных образований для сдерживания противника, и если бы он действительно появился, то всех нас без труда захватили бы в плен».

На Вашингтон двигалась плохо управляемая толпа, состоявшая из отступающих солдат и тех, кто приехал в качестве зрителей. Интересно отметить, что в этом сражении практически не участвовала артиллерия, роль которой еще не до конца была осознана военными того времени. Самым эффектным действием артиллеристов стал залп по отступающей толпе, что привело к тому, что дорога окончательно была забита, а паника многократно усилилась. Многие очевидцы и историки отмечали, что, если бы южане немедленно предприняли наступление на Вашингтон, его без труда удалось бы взять, а ход войны пошел бы совсем по-другому. Но южане тоже устали и решили не торопиться.

Человек, которого так и не смогли повесить

23 февраля 1885 года, 6 часов 58 минут. Священник тюрьмы в Экзетере (Англия), судья и старший надзиратель входят в камеру осужденного на смерть Джона Ли, чтобы его разбудить. Сперва должен выполнить свою работу священник. И сегодня первая казнь в его жизни. Он, конечно, страшится – и любой может его прекрасно понять. Вчера в тюрьме возводили виселицу, прямо напротив его часовни, и каждый удар молотка буквально пронизывал его с головы до пят.

За сорок лет несения духовной службы в графстве Сассекс он получил хорошую практику, и вся его чувствительная натура ныне протестует против одной мысли о том, что он должен принять участие в этом «спектакле». Но такова его работа: быть рядом, когда кто-то умирает. Быть рядом, когда умрет Джон Ли. Быть рядом с ним и молиться о спасении его души.

К большому изумлению священника, осужденный встречает троих вошедших широкой ухмылкой:

– А, это вы, наконец? Что, уже пробил мой час? Что ж, господа, начинайте!

Священник спрашивает у него, не желает ли он прежде всего исповедаться.

– А зачем? Мы определенно скоро увидимся снова!

Четверо мужчин проходят во двор к виселице, где мистер Берри, «заплечных дел мастер», связывает осужденному руки за спиной. Священник начинает бормотать молитвы, поднимается на несколько ступенек и занимает место, которое ему предназначено по закону.

– Вы хотите что-нибудь сказать? – спрашивает судья у осужденного.

Джон Ли твердым голосом отвечает:

– Нет, ничего.

Все дальнейшее происходит очень быстро: палач накинул белый капюшон на голову преступника, укрепил у него на шее веревку и подал знак помощнику. Священник закрыл глаза и забормотал молитвы еще чуть громче. Помощник дернул за шнур защелки – но люк под осужденным не провалился!

На пару секунд воцарилось молчание. Палач опомнился первым и дал еще один знак помощнику. Джон Ли был освобожден от веревки и капюшона. Он бледен, но – да, он почти развлекается происходящим.

– Привет, это снова я! – И он обращается к пастору, который стоит рядом с ним на трясущихся коленях. – Я же вам говорил, что мы скоро увидимся снова!

На помосте виселицы мало места. Священника и осужденного просят спуститься вниз. Надо проверить механизм. Палач и его помощник принимаются за отладку. Но все работает – защелка отходит, как ей полагается, и люк с глухим стуком падает вниз. Мистер Берри, палач, извиняется:

– Мне правда очень жаль… но мы должны проделать это еще один раз.

– Так делайте! Выполняйте свою работу! – произносит Джон Ли совершенно небрежно.

На него снова надевают белый капюшон и на шею накидывают веревку. Священник закрывает глаза и опять бормочет молитвы. Палач подает знак. Его помощник дергает за шнур. Защелка движется, и люк снова застревает и не открывается!

Ну довольно! Судья сверлит палача гневным взглядом. Защелка опять задвигается, веревку и капюшон снова снимают.

– Отвести осужденного в камеру!

Пока надзиратели ведут Джона Ли, священник возвращается в свою часовню и молит Господа, чтобы Он простил несчастного, уже дважды перенесшего смертный страх.

Между тем палач лихорадочно работает. Механизм еще раз проверен. Все функционирует безупречно: защелка выдвигается, и люк откидывается вниз. Мистер Берри даже сам встает на люк, хватается за веревку обеими руками и командует:

– Давай! Дергай за шнур!

Люк распахивается, и палач на несколько секунд повисает на веревке. Затем он спрыгивает на дощатый пол:

– Все работает безупречно. Вы же видели сами.

– Хорошо, – говорит судья. – Тогда еще раз!

И снова Джон Ли покидает камеру смертников. И создается впечатление, что ему все это нипочем. Несчастный священник возвращается, чтобы казнь была приведена в исполнение по всей форме. Он пытается возразить, что при сложившихся обстоятельствах… принимая во внимание знаки… когда дважды небеса являли свою волю… необходимо отменить казнь!

Но судья непоколебим и требует, чтобы все заняли предназначенные им места. Божественное право достойно уважения, но ирландское право требует своего. Джон Ли убил, и он должен умереть!

Слух о необычайных обстоятельствах этой столь технически трудной казни уже разнесся по всей тюрьме, будто искра. Все заключенные собрались у зарешеченных окон и глядят на человека, который готов в третий раз взойти на виселицу. Палач, духовник и приговоренный – каждый вновь занимает предназначенное ему место.

Прежде чем мистер Берри накидывает на голову Джона Ли капюшон, он говорит ему:

– Мне очень жаль, старина, но теперь все произойдет на самом деле.

– Ты так считаешь? – замечает осужденный, и снова по его лицу пробегает широкая усмешка.

Ну теперь все пройдет, как надо, думает про себя палач и со смешанным чувством опять накидывает капюшон на голову, укрепляет веревку на шее, проверяет узел и отступает на два шага. В третий раз священник в своем углу начинает произносить необходимые молитвы и закрывает глаза.

Мертвая тишина. Затем слышится голос: он поет старую английскую песню, – приглушенный голос, но спокойный и мощный: Джон Ли, он поет из-под капюшона!

Изумленно и беспомощно палач смотрит на судью. Такое он видит впервые. Да разве способен человек на что-то подобное?..

Но судья уже в нетерпении:

– Чего вы ждете, мистер Берри?

Почему небеса не подают знака? Судья энергично кивает, и палач решительно командует. Помощник дергает за шнур, слышно, как скользит защелка, – и снова люк не проваливается!

Вопль радости разносится по всей тюрьме. Заключенные неистовствуют. В ярости судья срывает парик и топчет его ногами.

– Уведите осужденного в его камеру… и пришлите ко мне этого идиота плотника, который строил виселицу!

Сопровождаемый радостными воплями своих товарищей по заключению, Джон Ли покидает тюремный двор, как тореро арену, со всех сторон его встречают приветствия, а он спокойно шествует в свою камеру.

Священник поворачивается к судье, но тот перебивает его:

– Позаботьтесь о своих делах и не лезьте туда, где вам не место!

Плотника зовут Френк Росс. Он тоже заключенный, которого сначала приговорили к смерти, но потом заменили наказание на пожизненное заключение. С невинным видом он встает перед судьей.

– Ты строил эту виселицу?

Отрицать бесполезно. Действительно, две недели назад он получил приказ администрации построить виселицу с помостом по классическим чертежам.

– И почему же эта штука теперь не работает, спрашиваю я?

Френк Росс пожимает плечами. Он не знает… ни малейшего понятия… может быть, из-за дождя и ночного холода дерево разбухло…

– Так подтеши дерево в этом люке!

К восторгу всех заключенных, которые прилипли к своим окнам, сам судья проверяет работу механизма. Дважды он лично встает на место осужденного, как прежде него это делал мистер Берри. И дважды защелка открывается, дважды он повисает на веревке, за которую держится обеими руками. Все прекрасно работает!

– Ну, кто что скажет! Все в порядке. Мы должны довершить это дело до конца!

Под буйные выкрики заключенных Джон Ли в четвертый раз оказывается под виселицей. В четвертый раз – уже трясущимися руками – мистер Берри накидывает на него капюшон и укрепляет веревку, в четвертый раз священник закрывает глаза и молит Господа, чтобы чудо случилось еще один раз. И снова мертвая тишина повисает над тюремным двором.

Поскольку палач весь трясется, судья сам подает знак помощнику. Тот в четвертый раз дергает за шнурок – чтобы в четвертый раз люк не распахнулся!

– Да не может этого быть!

Тут поднимается немыслимый шум – все заключенные разражаются воплями восторга. Мертвенно-бледный, с повисшей головой, судья покидает тюремный двор. Священник поднимается с колен и благодарит Господа за спасение жизни Джона Ли. А тот снова отправляется в свою камеру.

Пару дней спустя на заседании нижней палаты парламента смертный приговор ему заменяется пожизненным заключением. А через двадцать два года Джона Ли амнистируют и отпускают на свободу. Он даже успевает жениться и умирает в 1943 году естественной смертью.

Уже на смертном ложе он открывает свою тайну.

Конечно, никакого чуда в его спасении не было, а была одна только ловкость рук Френка Росса, плотника: точно под тем местом, где во время казни должен стоять священник, он обломал одну доску, которая сдвигалась всего на один-единственный сантиметр, когда кто-нибудь на нее становился, – один сантиметр, но приходящийся точно на нужное место, чтобы заблокировать люк. Ведь при всех проверках священник уходил со своего места на помосте виселицы и не стоял на той самой доске. Поэтому механизм действовал исправно. Но при каждой попытке провести казнь доска делала свое дело. Священник, если можно так выразиться, оказался для осужденного на самом нужном месте.

Это был последний раз, когда система английского правосудия позволила заключенному строить виселицу.

Отто, король албанский

В начале 1913 года в Албании возникла одна поистине необычная проблема: страна остро нуждалась в короле!

Нынче профессия короля не принадлежит к той области, где часто появляются вакансии. Но Албания незадолго до этого восстала против турецкого владычества и объявила себя независимым королевством – только, увы, так случилось, что ей не хватало короля.

Поистине забавная проблема. Однако нет ничего странного, что добрая половина человечества озаботилась поисками подходящего монарха для этой маленькой страны. В Лондоне даже была созвана конференция по этому поводу, и представители западных держав чуть было не передрались, выясняя, будет ли новый властитель французом, англичанином или же немцем.

У албанцев на этот счет было свое собственное мнение, однако никому и в голову не пришло их спросить. Албанцы хотели короля-мусульманина, и, естественно, у них был на примете такой мусульманин: племянник самого константинопольского султана Халима Эддине. И что же, он принял корону? Тут тоже возникла серьезная проблема. Оказалось, что генерал Эссад-паша, временный правитель этой страны, послал дипломатической почтой запрос о намерениях племянника. И все албанцы в напряжении ждали ответа.

Королевский дворец в Дурресе

В это самое время один бродячий цирк разбил свои шатры в столице страны Тиране. Это был немецкий цирк, бедноватый, но способный похвастаться двумя звездами в своей программе: акробатом Отто Витте и шпагоглотателем Максом Шлепсигом. Оба компаньона уже объездили всю Европу и Африку и, помимо своих артистических талантов, обладали еще одним замечательным свойством: оба были завзятыми мошенниками. И на этом поприще они тоже добились весьма значительных успехов.

Как и все в Тиране, Отто Витте и Макс Шлепсиг ежедневно читали газеты. По крайней мере, проглядывали в них картинки. Надо сказать, что все тогдашние албанские газеты поместили на первой полосе огромный портрет Халима Эддине, которого собирались короновать. Отто и Макс не могли поверить своим глазам: этот Халим Эддине был вылитый Отто Витте. Когда Отто с помощью краски сделал свои волосы чуть более седыми и наклеил пышные турецкие усы, из него получился абсолютный двойник племянника султана. И из этого сходства родилась одна совершенно безумная авантюра: Отто и Макс решили занять албанский трон – ни больше ни меньше.

Отто Витте, который, как оказалось, был весьма способен к языкам, всего за два месяца овладел основами албанского. Затем они заказали в Вене два оперных костюма: генеральскую форму и наряд турецкого вельможи.

Оснащенные подобным образом, оба мошенника отправились в Грецию, в город Салоники, и ступили на борт корабля, только что прибывшего из Турции. Тем временем их сообщник в Константинополе дал телеграмму на адрес албанского правительства: «Принц Халим Эддине отплыл в Албанию».

Неописуемая радость воцарилась по всей стране. Наконец-то свершилось! Весь народ вышел встречать долгожданного повелителя.

В этот день в порту Дурреса собралась невиданная толпа, и оба вновь прибывших клоуна основательно перетрусили. Впрочем, отступать было некуда. И их волнение осталось никем не замеченным. Все сработало без осечки. Отто и Макс показались на трапе, и им навстречу понесся гул радостных приветствий. Был дан почетный салют, и им под ноги полетели лепестки роз…

А как он выступал, этот будущий «монарх»! Он был очень толст, делал гигантские шаги и с достоинством нес в руке красную феску. Его седые волосы, торжественное выражение лица, импозантные усы… Само собой разумеется, на нем была форма турецкого генерала. Блестящая всеми цветами радуги лента шла поперек украшенной орденами груди. В двух шагах позади него вышагивал турок самого респектабельного вида. Люди указывали на его роскошные шелковые одежды и огромный тюрбан.

Едва оба мужа ступили на албанскую землю, как их приветствовал генерал Эссад-паша, временный правитель страны. Он встал на колени перед своим будущим королем. Тот почтил его жестом редкостного благородства, указав подняться с колен, и поприветствовал своего рода братским поцелуем.

Путь до Тираны стал триумфальным. Когда королевская карета подъехала ко дворцу, обоих турецких господ попросили оказать честь и поприсутствовать на предстоящем праздничном пиру. Было восемнадцать перемен блюд.

Когда, наконец, Отто и Макс оказались в собственных покоях, то быстро выработали основные пункты своей политической программы: первым делом подобрать хороший гарем – как известно, такой должен быть у каждого мусульманского монарха. Отто и Макс это знали. Во-вторых, будущий король, естественно, должен был распорядиться албанскими государственными финансами.

На следующий день в главном зале королевского дворца состоялась историческая конференция. Присутствовали все без исключения важные лица страны по списку, составленному Эссадом пашой. Будущий правитель вышел на люди, провел тыльной стороной ладони по усам, потом погладил ленту с регалиями, а затем решительно заявил:

– Прежде всего: моя коронация состоится послезавтра! Затем, сегодня же я объявляю войну Черногории! Генерал Эссад-паша назначается главнокомандующим! В-третьих, в моем гареме я не хочу видеть ни одной иностранной принцессы, а только дочерей своего народа. Они должны будут укреплять мнение о легендарной красоте албанок! И наконец, в-последних, я желаю, чтобы мне как можно быстрее были переданы финансы государства, чтобы я смог каждого наградить по заслугам!

Кипучая радость собравшихся! И когда новости стали известны народу, его восторг с трудом удалось сдержать.

Объявить войну Черногории было гениальной идеей. Уже много столетий албанцы мусульмане с трудом терпели своих соседей-православных в Черногории, как это часто бывает на Балканах. Однако до сего момента албанская слабая армия не имела ни малейшего шанса победить более мощную черногорскую. Но когда сам Халим Эддине объявляет войну черногорцам, это совсем другое дело! Он, в конце концов, племянник султана. Это значит, что за ним стоит значительная военная мощь всей Турции, и поэтому он непременно раздавит врага. Поистине гениально! И кроме того, как трогательно, как великодушно, что он собирается брать в свой гарем только местных девушек! Идеи Халима Эддине вызывали полное одобрение – его уже почитал и любил весь народ.

Ко дню коронации его уже чествовали как бога. Халим Эддине решился принять западное тронное имя: Отто Первый – жест, дипломатическое значение которого было по достоинству и благосклонно отмечено иностранными наблюдателями.

После религиозной церемонии в главной мечети столицы во дворце был устроен коронационный пир – поистине царский. Достаточно сказать, что для беспримерного кутежа жарились целиком туши быков, овец и телят. Король Отто Первый и его доверенное лицо Макс Шлепсиг обладали завидным аппетитом, что восхитило всех званых гостей. Но за всеми утехами властитель не забывал и об исполнении своих важных обязанностей. Он выказал достойное изумления политическое чутье, когда наделил своих сановных подданных кучей денег из государственной казны. Даже солдатам его личной охраны досталось по десять золотых на человека.

Изнуренные и в не меньшей степени опьяненные новый король и его доверенное лицо очень поздно вступили в свои покои, где их поджидал приятный сюрприз: на диванах и шелковых подушечках расселись двадцать пять прекрасных юных девушек – краснеющих кандидаток на место в королевском гареме. Если Отто Первый и его соучастник впоследствии очень хорошо помнили все дни царствования, то уж ночи они не смогли забыть никогда.

Организация королевского гарема, как дал понять Отто Первый генералу Эссаду-паше, есть первоочередное дело, которому он намерен посвятить себя лично. Во всех прочих делах он целиком полагается на Эссада-пашу. Но устройство гарема – это дело государственное. Но так как претенденток было чудовищно много, то к этой важной работе был подключен и «турок» Макс Шлепсиг. Он беспристрастно оценивал каждую, которую вели к Его Величеству. Он проверял и перепроверял каждую и только после этого выносил свое окончательное решение.

Все это казалось настоящей сказкой. Но это было на самом деле! Два дня, или, лучше сказать, 48 часов подряд, чтобы не забывать про ночи, оба приятеля, клоун и шпагоглотатель, несли свою нелегкую службу, и прежде всего трудились над самыми красивыми девушками всей страны.

Но любой сказке приходит конец. Эссад-паша получил телеграмму от настоящего Халима Эддине, из которой явствовало, что, насколько ему известно, племянник султана не был коронован албанской короной и что он срочно желает знать все подробности об этом фальшивом султане.

Вне себя от гнева, Эссад-паша появился в сопровождении охраны у дверей покоев Отто Первого. Но Отто Витте и Макса Шлепсига, столь талантливых специалистов по переодеваниям, уже и след простыл. Одевшись в женское платье, они тайком покинули дворец. В Дурресе они без труда отыскали одного рыбака, который переправил их в Италию: с некоторой долей албанской государственной казны в своих сумках они могли найти друзей и помощников по всему свету.

Но сокровища скоро кончились. И Отто Витте с Максом Шлепсигом снова пришли в цирк: один в качестве клоуна, другой – шпагоглотателя. Их так никто и не призвал к ответу. Напротив, западный мир рассматривал их «подвиг» как еще один удачный цирковой номер, и еще долгое время Отто Витте позировал для журналистов в своей поддельной униформе с красной феской, орденами и регалиями – как Отто Первый, король Албании, в своем собственном походном фургончике, к большому удовольствию прессы и публики.

Отто Витте умер 13 августа 1958 года, в год 45-летия своей коронации.

Агата Кристи и тайны Месопотамии

Знаменитая английская писательница Агата Кристи, прозванная современниками «королевой детективов» и «герцогиней ужасов», однажды неожиданно для себя стала страстным археологом и затем преданно служила науке до конца жизни!

Несколько детективных романов, принесших ей всемирную славу, в том числе такие, как «Смерть на Ниле», «Убийство в Восточном экспрессе» и «Убийство в Месопотамии», были написаны после того, как сама писательница побывала в тех местах, где разворачивалась криминальная деятельность ее героев. Вместе с ними читатели спускались в древние гробницы Египта, плыли по Нилу, изнывали от зноя в колыбели древних цивилизаций – Междуречье.

Интерес к странам Востока у Агаты Кристи появился совершенно случайно. А причиной всему стала ее личная драма – развод с любимым мужем.

В 1914 году, в разгар Первой мировой войны, Агата Миллер работала медсестрой в военном госпитале, где встретила пилота боевого самолета Арчибальда Кристи и вскоре вышла за него замуж. Ей было 24 года. Романтическая любовь продлилась двенадцать лет.

В 1926 году полковник Кристи признался в том, что полюбил другую женщину и попросил развода. Он ушел от Агаты, в то время уже ставшей известной писательницей.

Агата Кристи – писательница и археолог

Безутешная женщина решила бежать на край света. Вскоре она действительно исчезла. Все полицейские Англии были поставлены на ноги. Читатели требовали незамедлительно разыскать любимого автора. На поиски пропавшей ушло три недели: Агату Кристи обнаружили в одном небольшом отеле.

Женщина пребывала в глубокой депрессии. В полиции она утверждала, что ничего не помнит.

В это время Британский музей проводил раскопки на Востоке, в ходе которых были совершены невероятные открытия, прославившие английских археологов на все времена. Ежедневно пресса сообщала о масштабах производимых раскопок и об опасностях, которые их сопровождали. Дело в том, что многие арабские шейхи чинили бесконечные препятствия археологам, занимаясь вымогательством и даже угрожая археологам смертью.

В Ираке, в дельте рек Тигр и Евфрат, работала экспедиция, которую возглавлял один из величайших археологов, сэр Леонард Вулли. Здесь, на землях библейского Эдема, он обнаружил многометровый наносной слой ила, свидетельствовавший о наводнении огромной силы. Ученый предположил, что им найдены следы той самой катастрофы, которая описана в вавилонской литературе как потоп, а в Библии – Всемирный потоп.

– Разумеется, – отмечал Вулли, – это был не Всемирный потоп, а всего лишь наводнение в долине Тигра и Евфрата. Но для тех, кто здесь жил, долина представлялась целым миром.

В 1929 году Агата Кристи отправилась в путешествие на Восток, чтобы избавиться от хандры и получить новые впечатления, необходимые ей для творчества. В одной из гостиниц Багдада она случайно познакомилась с Кэтрин, женой сэра Леонарда Вулли. Новая знакомая предложила Агате поучаствовать в раскопках, проводимых ее мужем. Так знаменитая писательница стала участницей экспедиции, работавшей на юге Ирака, на холме Тель-Мукайар, где были найдены остатки древнего и легендарного Ура.

В Библии Ур не раз упоминается как прародина Авраама. Вулли доказал, что древнейший патриарх не всегда был пастухом, а поселившись в Уре, стал городским жителем. Археологи нашли остатки городских стен и культовой башни – зиккурата, фундаменты домов, дворцов и храмов, гробницы шумерских царей, заполненные великолепными ювелирными украшениями и произведениями искусства, рассказавшими о существовании развитой культуры, создателями которой более пяти с половиной тысяч лет назад были шумеры.

Леонард Вулли назначил 38-летнюю Агату полевым ассистентом к 25-летнему археологу Максу Маллоуэну, а семь месяцев спустя писательница забыла о своих невзгодах. Причиной этого стала любовь к молодому археологу. Вскоре Агата Кристи и Макс Маллоуэн поженились.

Помогая мужу, Агата кропотливо и скрупулезно, как настоящий детектив, собирала в единое целое фрагменты керамики и каталогизировала находки. Но особенно ценили знаменитую писательницу за кулинарные способности: только на раскопках у Маллоуэна можно было полакомиться шоколадными эклерами и ванильным суфле. С той поры и до глубокой старости, не менее трех месяцев в году, Агата Кристи принимала участие в археологических экспедициях, которые возглавлял ее муж. Обычно он поручал ей слегка реставрировать найденные предметы. Чтобы предохранить от жарких солнечных лучей изделия из слоновой кости, она использовала свой крем для лица, и этот метод оказался весьма эффективным.

Кроме того, Агата Кристи всегда вела полевой дневник, а также кино– и фотосъемку всех раскопок мужа. А везло Максу невероятно.

Не раз на землях Сирии, Ирака и Ирана ему удавалось найти следы культур, возраст которых составлял более семи тысяч лет. В Чагар-Базаре он нашел несколько предметов (печати, кольца и фигурки богов), подтверждавших наличие уже в те древнейшие времена торговых отношений с цивилизацией, процветавшей в долине реки Инд.

В предвоенные годы в Тель-Браке Маллоуэн нашел единственный в своем роде храм, в котором идолами оказались… алебастровые глаза. Храм был построен три с половиной тысячи лет до нашей эры неизвестным народом. После войны Макс Маллоуэн совершил свое самое выдающееся открытие – обнаружил Нимруд, бывшую столицу Ассирийской империи.

Позже участница раскопок в Нимруде, профессор Кембриджского университета Джоан Оутс, вспоминала, что Агата Кристи целыми днями занималась фотографированием найденных материалов. И в то же время она всегда ухитрялась испечь «что-нибудь вкусненькое» на вечер, когда все собирались вместе немного отдохнуть и поболтать.

«Когда я читала романы Кристи, – рассказывала Дж. Оутс, – я вдруг узнавала в них наши беседы десятилетней давности. Нет сомнения в том, – утверждает профессор, – что доктор Лейднер из «Убийства в Месопотамии» имел своим прототипом сэра Леонарда Вулли».

Необычная, скрытая от взгляда многочисленных поклонников сторона жизни королевы детективов не осталась забытой. Недавно в Британском музее открылась выставка «Агата Кристи и археология. Тайна Месопотамии». На ней представлены экспонаты, дающие представление о непосредственном участии замечательной писательницы в археологических изысканиях и том влиянии, которое оказали на эту удивительную женщину восточные экспедиции.

В поисках земель, которых не было

В предисловии к своему научно-фантастическому роману «Земля Санникова» академик и писатель В. А. Обручев в 30-х годах XX в. написал: «Эта земля существовала, может быть, более ста лет назад, как показали наблюдения Санникова и Толля, но не так давно исчезла». Появляющихся, а затем исчезающих земель и островов в Северном Ледовитом океане было немало (Земля Джиллеса, Земля Брэдли, Земли Андреева и Макарова), но ни одна из них не породила такого множества легенд и не позвала в путь стольких исследователей и не стала курьезом исторической географии.

Впервые о таинственном острове сообщил в 1811 году добывавший песца на северных берегах Новосибирских островов зверопромышленник Яков Санников, опытный полярный путешественник, ранее открывший острова Столбовой и Фаддеевский. Он высказал мнение о существовании «обширной земли» к северу от острова Котельного. По словам охотника, над морем поднимались «высокие каменные горы».

Другим свидетельством в пользу существования обширных земель на Севере стали многочисленные наблюдения за перелетными птицами – полярными гусями и прочими, весной улетающими дальше на север, а осенью возвращающимися с потомством. Так как птицы не могли обитать в ледяной пустыне, то высказывались предположения, что расположенная на севере Земля Санникова богата и плодородна, и птицы летят именно туда. Однако возникал очевидный вопрос: как севернее пустынного побережья Евразии могут располагаться плодородные земли?

Впервые Санников увидел «свою» землю весной 1809 года на северо-востоке от северного побережья острова Новая Сибирь. Снарядив собачью упряжку, он проехал в сторону загадочного материка около 25 верст, но дальнейший путь ему преградила полынья, простиравшаяся до горизонта. Год спустя Санников опять увидел таинственную землю с северного берега острова Фаддеевского. На первый взгляд до нее было около 45 верст. Но добраться туда снова помешала широкая полынья. Третий раз полюбоваться на «свою» землю Санникову удалось в июне того же года с северного мыса острова Котельный. И опять вода преградила ему путь.

Желание ступить на неизведанный материк было столь велико, что Санников написал в Петербург прошение об организации экспедиции на поиски открытой им земли и просил разрешения участвовать в ней. Но это прошение осталось без ответа – началась Отечественная война 1812 года.

Лишь спустя десять лет Русское адмиралтейство снарядило такую экспедицию. Но в указанном районе не удалось найти никаких следов неизвестной земли.

Умирая, Санников завещал довольно крупную сумму денег тому, кто первым ступит на его землю. Своим душеприказчиком он назначил приятеля и компаньона, твердо обещавшего выполнить его волю. Но когда компаньон узнал мнение официальных властей, что Санников видел не землю, а просто крупный айсберг, который затем отдрейфовал по течению, он присвоил завещанную сумму.

В истории поисков Земли Санникова наступил длительный перерыв до 1886 года, когда русский геолог Э. Толль, участник экспедиции А. Бунге на Новосибирские острова, вновь увидел ее с того же самого места, где ее в последний раз видел Санников. Неизвестная земля на севере-северо-востоке от острова была видна столь отчетливо, что Толль по профилю гор попытался определить ее геологическое строение.

В последующие годы Толль планировал провести собственную поисковую экспедицию. Попытать счастья вместе с ним решились астроном Фридрих Георгиевич Зееберг и якуты-каюры Василий Горохов и Николай Дьяконов. Для передвижения по дрейфующим льдам решено было использовать собачьи упряжки и легкую байдарку. В начале июня 1902 года отправились они в сторону острова Беннетта. Больше их никто не видел.

   Свидетельство Толля вновь возбудило интерес к загадочной земле. Внук бывшего компаньона Якова Санникова решил восстановить доброе имя своего деда и организовал новую экспедицию. Возглавил ее народоволец И. Башкирцев. Но денег на предприятие у них было крайне мало. На данную сумму удалось зафрахтовать не приспособленную для плавания во льдах старую рыболовную шхуну с паровой машиной мощностью всего 50 лошадиных сил. Экспедиция готовилась втайне от общественности – «спонсору» очень не хотелось в случае чего раскошеливаться на поисковые мероприятия. И даже дата и место выхода в рейс шхуны «Святая Мария» до сих пор остаются неизвестными. Письмо Башкирцева жене, написанное перед отплытием, так и не дошло до адресата. Но руководитель экспедиции успел подстраховаться и еще одно письмо передал оставшемуся на берегу товарищу. Лишь через два года оно дошло до Петербурга, и жена Башкирцева передала его копию в Русское географическое общество. Что же касается «Святой Марии», то вмерзшее в лед судно нашли в районе Новосибирских островов лишь в 1950-х годах. Но на шхуне не оказалось ни останков людей, ни каких-либо документов, способных пролить свет на судьбу экипажа. Уникальный снимок найденной шхуны был помещен в газете «Искатели приключений», единственный номер которой был выпущен в виде приложения к журналу «Терминатор» в 1993 году.

Известная экспедиция на «Таймыре» и «Вайгаче» в 1912–1913 годах Землю Санникова также не нашла, а дальнейшим поискам опять помешала война. Искали ее наши известные полярные летчики, в частности И. Черевичный и флаг-штурман В. Аккуратов во второй половине 1930-х годов, и вновь поиск был прерван войной. Известный гидролог В. Степанов выдвинул предположение, что Земля Санникова состояла из ископаемого льда, который при потеплении в Арктике растаял. Но тогда должно было остаться каменное основание. И действительно, промеры в районе предполагаемого материка выявили обширную область глубин всего в несколько метров. Теперь это место называется банкой Санникова. В 1937 году советский ледокол «Садко» во время своего дрейфа прошел возле предполагаемого острова и с юга, и с востока, и с севера, но ничего, кроме океанских льдов, не обнаружил. По просьбе академика В. А. Обручева в тот же район были посланы самолеты арктической авиации. Однако, несмотря на все усилия, и эти поиски дали отрицательный результат. По мнению ряда исследователей, Земля Санникова была разрушена морем и исчезла, подобно островам Меркурия и Диомида.

Полярный летчик И. Черевичный сказал однажды: «Миф-то миф, а все-таки оставил Яков Санников след на земле. Сам он, конечно, в своем открытии ошибся тогда, но многих потом повел на поиски, в странствия».

И все же не исключено, что Земля Санникова в том или ином виде существовала, поскольку известно, что с потеплением Арктики отдельные острова, сложенные вечной мерзлотой, буквально растаяли – так произошло с островами Василевский и Семеновский, располагавшимися в прошлом неподалеку. Возможность подобного варианта не исключена и по составу грунта на морском дне – там, где в прошлом Яков Санников видел таинственную сушу. Земля Санникова не желала уходить из памяти поколений исследователей, что подтверждают следующие сюжеты.

Земля полярников острова Генриетты. Зимовщики с новой полярной станции словно приняли эстафету от участников высокоширотной экспедиции Самойловича. Начальник станции Л. Ф. Муханов, совсем не новичок в Арктике, 12 октября 1937 года записал в дневнике: «Прямое освещение северо-востока позволило увидеть контуры неизвестной земли, вытянутой с запада на восток, с двумя куполообразными возвышенностями на западе и значительным понижением к востоку. Мною, а через некоторое время т. Леоновым были сделаны зарисовки острова». Два рисунка, занесенные в вахтенный журнал, имеют между собой полное сходство.

Весной 1938 года самолет ледовой разведки обнаружил в районе, указанном зимовщиками, гигантский столовый айсберг (один из так называемых дрейфующих ледяных островов), в западной части которого действительно отчетливо просматривались два ледяных купола. Тем и закончилось «открытие», вызвавшее переполох в маленьком коллективе полярной станции, когда полярники лишний раз убедились в обманчивости арктической природы.

Земля «Геодезии сержанта Андреева». В 1763 году в походе по Медвежьим островам вблизи дельты Колымы этот служивый с острова Четырехстолбовый обнаружил, что восточнее «синь синеет или какая чернь, а что такое, земля или полое море, о том обстоятельно донести не можно». Начальство Андреева на следующий год отправило сержанта в очередной поход, результатом которого стало сообщение: «Увидали остров весьма мал, гор, стоячего лесу на нем невидимо, а в длину так, например, быть имеет 80 верст». Потом эту землю в Восточно-Сибирском море искали русские путешественники Геденшторм в 1810-м, Анжу и Врангель в 1821—1823-м, корабли Б. А. Вилькицкого в 1913-м и даже экспедиция О. Ю. Шмидта на «Челюскине» в 1933 году – все с одинаковым результатом…

Земля Шхуны «Крестьянка». История открытия этой земли в навигацию 1934 года на севере Чукотского моря (там, где, по В. А. Обручеву, находился вход в таинственную Плутонию) самая краткая – есть лишь сообщение по радио одновременно с информацией о высадке на берег какого-то скалистого и гористого острова. И несомненно, самая запутанная, потому что, с одной стороны, наши моряки собственными подошвами убедились в характере суши, а с другой – в указанных координатах позднее никакой суши обнаружено не было. И трагическая – ибо при возвращении «Крестьянка» попала в шторм и пропала без вести. Похоже, что экипаж «Крестьянки», штурман которой неверно определил координаты «открытия», высаживался на берега острова Геральд – ближайшей суши. Такое случалось и ранее.

Земля Оскара и Петермана. Она была якобы обнаружена австрийским полярным исследователем Юлиусом Пайером во время маршрутов по открытой его экспедицией Земле Франца-Иосифа. В своем дневнике 12 апреля 1874 года, находясь в самой северной точке архипелага на мысе Флигели, он отметил: «…вид голубых гор далеко на север. Это была та самая страна, которую Орел (один из участников экспедиции) заметил еще вчера, но контуры ее выступали на этот раз с большой ясностью. Я назвал ее Землей Петермана (в честь известного немецкого географа-теоретика)… Другую землю, усмотренную нами на северо-западе, я назвал Землей Короля Оскара». Эти два массива суши на протяжении десятилетий внушали участникам последующих экспедиций массу несбывшихся надежд. Так, Нансен, повернув к ближайшей суше после неудачной попытки достичь полюса, 20 мая 1895 года записал в дневнике: «Должны бы уже достигнуть Земли Петермана, если она там, где предполагал Пайер». Позднее экспедиции герцога Абруццкого из Италии и нашего Г. Я. Седова намеревались использовать эту сушу как последний плацдарм для похода к Северному полюсу. Не получилось… Во время дрейфа «Святой Анны» в 1914 году штурман В. И. Альбанов был удивлен, когда «астрономические определения марта и первых чисел апреля давали наши места как раз на этих сушах и в то же время только бесконечные ледяные поля по-старому окружали нас».

Земля Гилеса (Джиллеса) – самая старая. Она дольше всех занимала мысли географов и приводила в ярость и отчаяние штурманов промысловых судов, охотившихся на морского зверя в водах Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа, с тех пор как голландский китобой Гилес (Джиллис в английских источниках) летом 1707 года увидал высокие обрывистые берега неизвестной суши. Не имея возможности из-за льдов высадиться на ее берега, он, тем не менее, зарисовал ее очертания и нанес на свою карту. В плавание 1899 года на ледоколе «Ермак» адмирал С. О. Макаров отметил примерно в тех же координатах признаки суши: «2 (14) августа… астрономом Кудрявцевым замечен был гористый берег. Как только остановились, то взяли пеленги и стали зарисовывать, но оказалось, что форма гор меняется… Если это и в самом деле берег, то он виден вследствие рефракции… 3 (15) августа. В 1 час ночи выходил смотреть открытый вечером берег… Видели ли мы действительно землю? Думаю, что да, но поручиться за это невозможно». Макаров полагал, что он видел совсем другую сушу, чем Гилес, поэтому иногда эти земли на исторических картах показываются под разными названиями.

Эту призрачную сушу в 20—30-х годах XX в. последовательно видели в 1925 году с английского парусника «Айленд» (капитан Френк Уорсли), с борта ледокола «Красин» во время поисков пропавших без вести участников полета на дирижабле «Италия» в 1928 году и, наконец, в рейсе нашего первого научно-исследовательского судна «Персей» в 1934 году. Проблема с этой призрачной сушей больше двух веков держала в состоянии напряжения поколение исследователей, не поддаваясь удовлетворительному решению. Поэтому, когда после полетов летчика М. С. Бабушкина летом 1935 года последние иллюзии в отношении Земли Гилеса исчезли, похоже, все вздохнули с облегчением – наконец-то…

Земля Президента. Эту предполагаемую землю видели в 1871 году участники экспедиции Чарльза Френсиса Холла на судне «Полярис», когда оно, миновав систему проливов, разделяющих остров Элсмира с запада и Гренландию с востока, практически оказалось в акватории моря Линкольна. Однако из-за смерти Холла в самом начале зимовки 1871–1872 годов персонал экспедиции занимался собственным спасением – ему было попросту не до открытий. Тем не менее, когда англичане из экспедиции Джорджа Нэрса в 1876 году предприняли неудачную попытку достижения Северного полюса, стало ясно, что Земля Президента – это такой же арктический миф, как и описанные ранее, но с более короткой историей.

Земля Крокера. Весной 1906 года, после неудачного похода к полюсу, Пири решил убедиться в реальности открытий своего соперника норвежца Отто Свердрупа, для чего предпринял маршрут вдоль северного побережья острова Элсмира, где обнаружил полосу льда, бронирующую эти берега практически на всем протяжении, – в отличие от обычного морского припая здешняя ледяная поверхность отличалась волнистым рельефом наподобие стиральной доски. (Спустя полвека данная особенность ледового рельефа облегчила решение одной из загадок Арктики.) Интересно, что в тексте своей книги-отчета он нигде не употребляет топоним «Земля Крокера» (в честь одного из своих спонсоров), но все же поместил ее на карте. Он дал следующее описание своему «открытию»: «На горизонте я мог рассмотреть несколько отчетливых снежных вершин острова, расположенного на северо-западе. Сердце мое готово было выскочить из груди от досады, когда я думал о бесконечных милях льда, отделяющих меня от земли. Мысленно я уже бродил по ее берегам, взбирался на вершины, хотя знал, что радость эта выпадет на долю кого-то другого». Не выпала – последующим поисковикам (включая сподвижника Пири Дональда Мак-Миллана в 1914 году) досталось лишь разочарование…

Земля Кинана. Хотя достоверных сведений об обстоятельствах ее открытия в море Бофорта в литературных источниках найти не удалось (скорее всего, ее видели американские китобои), присутствие на некоторых старых картах требует учесть эту проблематичную землю в нашем перечне. Окончательно отсутствие здесь суши было доказано после полетов самолетов в этой части Арктики.

Земля Брэдли. Два года спустя примерно в тех же местах побывал другой американец, Фредерик А. Кук, который в своем походе к полюсу описал увиденное так: «Мы видели эту землю настолько плохо, что так и не смогли определить, состояла ли она из островов или это обширный цельный массив. Это едва видимое побережье напоминает остров Хейберга характерными горами и долинами. Я оценил высоту ближайшего побережья примерно в тысячу фунтов, и мне казалось, что оно покрыто льдами. Я написал на карте название – Земля Брэдли (также в честь спонсора экспедиции. – Авт.)». Интересно, что при возвращении Кук не увидел чего-либо подобного, как, впрочем, и многие другие полярные исследователи в аналогичных случаях.

Земля Гарриса. Обрабатывая наблюдения последней экспедиции Пири 1908–1909 годов, американский гидрограф Р. Гарри пришел к выводу, что правильному развитию приливов в Арктике мешает расположенный где-то в высоких широтах солидный массив суши. Подобное открытие вызвало у ученых и особенно у государственных мужей небывалый интерес, поскольку речь шла примерно о двух миллионах квадратных километров суши, потерявшихся где-то вдали от королей и президентов в недоступных ледяных просторах. Возникал вопрос: а не являются ли открытия экспедиций Вилькицкого и Стефанссона в 1913–1916 годах лишь окраинами этого гигантского острова? Россия срочно заявила в ноте 1916 года свои права на острова и земли вплоть до полюса, которые уже открыты и будут открыты между меридианами Берингова пролива и полуострова Рыбачий.

По-видимому, с этим теоретическим «открытием на кончике пера» связаны первые попытки полетов в Центральную Арктику, предпринятые норвежцем Амундсеном в 1925-м и 1926 годах, американцами Ричардом Бердом в 1926-м и Хьюбертом Уилкинсом в 1928 году, помимо полета итальянца Умберто Нобиле в том же 1928 году по заданию фашистского диктатора Бенито Муссолини, мечтавшего запечатлеть свое имя на карте Арктики.

Ледяные острова. К 1930-м годам стало ясно, что в отношении целого ряда мнимых открытий так называемых «проблематичных земель» виновато несовершенство человеческого глаза. Действительно, помимо особых атмосферных явлений, в первую очередь рефракции, кроме снега и льда, в Арктике нет ничего, что способствовало бы сопоставлению с объектами, размеры которых известны, – именно на этом и основана способность человека зрительно определять расстояния и оценивать глубину открывшегося обзора. Не говоря уж об отсутствии теней в условиях так называемой «белой мглы». Все перечисленные особенности не раз ставили полярника как в опасное, так нередко и в смешное положение, когда он мог принять песца за белого медведя и порой, что хуже, наоборот.

Однако в середине XX в. появился еще один повод, чтобы пересмотреть наше отношение к ряду событий в Арктике. Как известно, в это время высокие широты стали ареной жестокой холодной войны, когда советские и американские полярники вели свои исследования в глубокой тайне друг от друга. По многим направлениям благодаря своей ледовой разведке еще с довоенных времен мы опережали нашего вероятного противника, и теперь американцы бросились вдогонку, поскольку имели преимущество в дальней авиации и обладали большим опытом в использовании радаров.

Пока мы высаживали многочисленные научные отряды в приполюсном районе для изучения гидрологии и дна Северного Ледовитого океана в экспедициях «Север», американцев больше интересовали сами льды, особенно необычные ледовые образования, время от времени появлявшиеся на экранах радаров стратегических бомбардировщиков Б-29, регулярно летавших в район Северного полюса с метеоразведкой (и не только) с аэродромов Аляски. Первое событие такого рода летом 1946 года Родаль описал следующими словами: «Во время обычного планового полета через Северный полярный бассейн с авиабазы Ледд на Аляске 14 августа менее чем в трехстах милях севернее мыса Барроу на 76 градусов 10 минут северной широты и 160 градусов 10 минут западной долготы на экране радиолокационной станции внезапно появился огромных размеров сердцевидной формы остров площадью приблизительно 200 квадратных миль. Ночью командир самолета послал об этом срочное донесение в Вашингтон.

Вначале этому острову было дано обозначение Т-Х (цель Икс), а позднее он стал известен под названием "ледяной остров Т-1".

При первом его обнаружении полагали, что это остров материкового происхождения (то есть обычная суша. – Авт.), так как ответный импульс, получаемый на экране радиолокационной станции, был похож на тот, что получали обычно от земли. Когда при следующих наблюдениях его местоположение изменилось, стало очевидно, что остров перемещается и поэтому не может быть материковым островом. Во время ясной погоды! было видно, что ледяной остров Т-Х является айсбергом с ровной поверхностью, который свободно дрейфует в Северном Ледовитом океане».

Разумеется, наши летчики видели подобные ледяные образования, но, поскольку они свободно сажали свои машины на дрейфующие льды океана, подобное открытие не имело для нас такого значения, как для американцев, интересовавшихся огромными айсбергами в качестве непотопляемых авианосцев.

Облеты дрейфующих ледяных островов на малых высотах показали, что их поверхность отличается характерной системой параллельных валов и ложбин, в летнее время заполненных талыми водами. Это был великолепный дешифровочный признак при изучении аэрофотоснимков. Одновременно американцы установили то, что уже было известно советским исследователям по результатам дрейфа секретной советской станции СП-2 под руководством Михаила Михайловича Сомова: система дрейфа в этой части Северного Ледовитого океана – по часовой стрелке, что было предсказано еще в 1908 году участником русской экспедиции по поискам Земли Санникова Александром Васильевичем Колчаком. Тем не менее оставалась еще одна загадка происхождения гигантов, но пробил и ее час…

При изучении накопленных ранее материалов внимание американских и канадских полярников привлек аэрофотоснимок, сделанный еще в 1947 году на побережье острова Эллеф Рингнес – там на ледниковой кайме вдоль побережья была обнаружена такая же система валов и ложбин, что и на известных дрейфующих ледяных островах. Стали просматривать отчеты прежних путешественников – оказалось, что аналогичные формы ледяной поверхности уже описывали Кук, Пири и некоторые другие для северного побережья острова Элсмира. Не оставалось ничего другого, как выслать самолет для аэрофотосъемки в указанный район шельфового ледника островов – тайна их происхождения и одновременно загадка некоторых проблематичных земель – были окончательно разгаданы, на что понадобилось всего два с половиной столетия.

(По материалам В. Корякина)

Донской казак – американский генерал

Летом 1901 года во многих чикагских газетах был опубликован скромный некролог, гласивший: «Ночью 18 июня 1901 года, 79 лет от роду, храбрый казак Великой армии республики Джон Б. Турчин скончался». Казак? В Америке?

Конечно, юному выпускнику Михайловского артиллерийского училища в Санкт-Петербурге Ивану Турчанинову и в голову не могло прийти, что его жизнь сложится так круто и неординарно. Он, представитель древнего и славного казачьего рода Турчаниновых, известных со времен обороны Азова, целиком отдался службе в казачьей конной артиллерии, а в свободное время много читал, сам пописывал стихи, часами играл на скрипке, а вот офицерских кутежей избегал, в карты ночами «не дулся» и за милыми барышнями не волочился.

Вероятно, он дослужился бы до неплохих чинов, как его отец, ушедший в отставку в звании войскового старшины, то есть подполковника по-современному, или как его дядя, плечи которого украшали погоны генерал-лейтенанта. Тем более что через несколько лет он с отличием окончил Академию Генерального штаба, получил чин секунд-майора и был зачислен не в какой-нибудь заштатный полк, а в свиту цесаревича Александра, командовавшего тогда гвардией. Перед ним – Иваном Турчаниновым – открывалось воистину блестящее будущее.

Но вот незадача – не давали ему покоя рассказы о небольшой группе донских казаков, которые не только разделяли свободолюбивые взгляды декабристов, но и были готовы подняться сами и поднять других казаков против, как тогда говорили, российского абсолютизма. Как ни странно, Ивана Турчанинова не останавливала печальная участь «донских декабристов».

Но более всего молодого офицера увлекали беседы о Североамериканских Штатах, которые в представлениях тогдашней русской интеллигенции рисовались оплотом демократических свобод.

Масла в огонь, как говорится, подлила неожиданная встреча практически со всеми ведущими писателями тогдашнего журнала «Современник»: Панаевым, Белинским, Некрасовым и особенно с Герценым, который Америку, к великому удовольствию Турчанинова, считал чуть ли не олицетворением свободы будущего.

Последней каплей, перевесившей чашу весов в пользу отъезда из России, было назначение Турчанинова начальником штаба гвардейского корпуса, который спешно перебрасывался в Польшу, где вот-вот, говоря современным языком, могла образоваться новая «горячая точка». Будущий император Александр II, явно благоволивший Турчанинову, наградил его в начале Крымской войны орденом Владимира, произвел в полковники за блестящее проведение исследований Санкт-Петербургского региона с целью возведения здесь противодесантных инженерных укреплений и артиллерийских систем и даже подумать не мог о том, что у талантливого офицера его свиты нет никакого желания участвовать в очередном подавлении очередного польского восстания.

На рапорт Турчанинова о предоставлении ему шестимесячного отпуска для женитьбы на Надин Львовой, урожденной княжне, и выезда на заграничное лечение Александр ответил согласием и даже выдал ему солидную сумму. Сыграв скромную свадьбу, молодые Турчаниновы сначала выехали во Францию, затем в Англию, где Иван Васильевич повторно встретился со своим кумиром Герценым, а затем на пакетботе «Морион» супруги Турчаниновы отправились в Нью-Йорк.

…Отрезвление полковника русского Генерального штаба, в одночасье превратившего себя в американского фермера, и разочарование человека, взглянувшего на «райскую» американскую жизнь не из российского далека, а из американской глубинки, было быстрым и полным. Уже в марте 1859 года, то есть года через три после того, как Иван Турчанинов навсегда покинул Петербург, Москву, Новочеркасск и родовое имение Бирючий Кут, он признается в письме Герцену о своем полном разочаровании, так как не увидел в Штатах «…свободы… ни на волос», так как эта страна если и рай, то «…рай для богатых», так как здесь «…самые страшные преступления и самые черные происки окупаются деньгами…». В конце письма Турчанинов признавался: «…Я за одно благодарю Америку: она помогла мне убить наповал барские предрассудки. Я переродился: никакая работа, никакой труд для меня не страшен».

И это было сущей правдой: он фермерствовал, учился в техническом колледже, работал инженером-топографом в железнодорожной компании, а между делом умудрялся азартно агитировать американцев за Авраама Линкольна, писать портреты на заказ и давать концерты вместе с черным органистом Брейди, да такие, что знатоки музыки предрекали органу негра и скрипке казака мировой успех.

Но наступило 12 апреля 1861 года, начало Гражданской войны Севера и Юга. 15 апреля президент Линкольн объявил мобилизацию, а в мае, получив уведомление, что ему присвоено звание майора американской армии, Джон Турчин, хоть и уязвленный явным понижением «в чинах», послал губернатору штата Иллинойс рапорт с просьбой зачислить его в армию северян. Через несколько дней он был избран командиром добровольческого 19-го Иллинойского полка, в котором служили молодые железнодорожники и клерки, шахтеры и лесорубы, фермеры и ковбои, мясники с боен, люди разнохарактерные и независимые, но, самое главное, абсолютно неподготовленные к войне. Стремясь устранить этот недостаток, Иван Васильевич в кратчайшие сроки написал и издал книгу «Военное обучение бригадой», наделавшую много шума и принесшую этому русскому, удачно скрестившему «казачьи методы» ведения войны с «американским патриотизмом», как было написано в одной рецензии, заслуженную славу. Это радовало друзей и вызывало ненависть врагов. А враги у русского бородача, ставшего к тому времени полковником, были. И вот теперь некий Скотт организовал возмущение среди жителей города Атенса, явно симпатизировавших южанам и «пожаловавшихся» властям на то, что Турчин якобы дал молчаливое согласие на грабеж и насилие над жителями этого города солдатами 19-го Иллинойского полка. Турчин, не ожидавший такой подлости, отчаянно защищался, но был арестован и отдан под суд, который вынес приговор: разжаловать и уволить его с военной службы.

Но рано радовались враги. У Джона Турчина нашелся защитник, и какой! Сам президент Соединенных Штатов Авраам Линкольн: он не только помиловал полковника, но и приказал присвоить ему звание бригадного генерала.

Иван Турчанинов прославил свое имя в битве у Миссионерского хребта, а смелый и оригинальный маневр турчинской бригады в сражении под Чикамогой вошел в историю Гражданской войны под названием «Турчинская атака с тыла».

…Последние годы жизни Иван Васильевич Турчанинов много болел от старых боевых ран, но держался молодцом: построил в Чикаго дом, рисовал, играл на скрипке и работал над книгой «Чикамога».

Вскоре после смерти Турчина его имя было присвоено одной из улиц Чикаго, оно встречается в школьных учебниках по истории XIX в., маститый казачий писатель Дмитрий Петров (Бирюк) написал о нем роман, но, думается, к его судьбе еще обратятся люди искусства, особенно кино, ведь жизнь Ивана Турчанинова – готовая основа для сценария крутого боевика, или, как говорят на его второй родине, вестерна.

(По материалам А. Иванова-Михайлова)

Газеты сильнее пушек

Среди самокритичных австро-венгерских офицеров ходила такая шутка: «Когда Бог создавал армии, то расставил их по степени их мощи. Последней, на самом левом фланге, оказалась австро-венгерская армия. Тогда ее начальники взмолились: „Господи, ведь мы должны кого-то бить!“ И тогда Бог создал итальянскую армию». Австро-венгры (правда, вместе с немцами) доказали правоту этой шутки в битве при Капоретто в октябре – ноябре 1917 года. А происходило все это так.

На Западном фронте происходили бесконечные и бессмысленные сражения. В результате одного лишь англо-французского наступления в апреле – мае 1917 года (наступления Нивеля) обе стороны потеряли убитыми и ранеными около 480 тысяч человек без видимых результатов. Провал наступления и вести о русской революции вызвали волнения во французской армии. Отдельные полки отказались идти в бой, а некоторые части захватывали грузовики и поезда, чтобы добраться до Парижа и предъявить правительству требования о немедленном заключении мира. Солдаты двух полков пытались прийти на помощь бастовавшим французским рабочим, но их отогнали артиллерийским огнем. Генерал Петэн, сменивший Нивеля, ввел во французской армии смертную казнь за отказ повиноваться командирам. На Западном фронте наступило затишье.

Кайзер Вильгельм II инспектирует австрийские войска

Немцы воспользовались неразберихой на Русском фронте, вызванной Февральской революцией, и овладели Ригой. Но развивать свой успех не стали, поскольку собирались перебросить часть сил с Восточного на Итальянский фронт, где у них были далекоидущие планы. Там под руководством генерала пехоты Отто фон Бюлова формировалась мощная 14-я армия из восьми австрийских и семи германских дивизий при 1621 орудии, 301 миномете и 1000 газометах.

Итальянское военное командование получало от своей разведки бесчисленные предупреждения о готовящемся наступлении, однако ни начальник Генштаба граф Луиджи Кардона, ни его генералы не проявляли сколько-нибудь заметного беспокойства. Правда, в конце концов Кардона приказал генералу Луиджи Капелле перестроить войска в районе ожидаемого наступления под Капоретто. Но Капелла игнорировал полученную информацию. Он был известен как талантливый, но крайне недисциплинированный командир, который не считает для себя возможным приспосабливаться к общему оперативному плану, если тот противоречит его собственному. В результате его армия не была готова к обороне.

Агенты итальянской секретной службы продолжали доносить о надвигающейся опасности. От перебежчиков – чешских и венгерских офицеров – поступала еще более полная информация. От союзников из Франции шли сообщения о том, что противник накапливает резервы. Американские агенты в Швейцарии узнали о предстоящем наступлении немцев, а затем прислали весьма многозначительное сообщение: «Австрийцы с помощью немцев готовят большое наступление против Италии. Они прибегнут к пропаганде, чтобы подорвать дух итальянских войск, и ожидают наилучших результатов». В другом сообщении говорилось: «Немцы и австрийцы попытаются помешать отправке на помощь Италии английских, французских или американских резервов после того, как они предпримут крупное наступление. В тот момент, когда оно начнется, шпионы взорвут Мон-Сенисский туннель, через который из Франции могут быть переброшены в Италию войска».

Примерно в это время некий английский капрал, патрулируя на «ничейной» земле между линиями окопов Германии и Антанты, подобрал иллюстрированную открытку. На ней был изображен горный пейзаж в Австрийских Альпах, и послана она была одним немецким солдатом другому, и в ней говорилось: «Мы находимся в Австрии на отдыхе и очень в нем нуждаемся». Отправитель, подписавшийся «Генрих», оказался (судя по почтовому штампу) солдатом известного альпийского корпуса германской армии, отличившегося в боях против Румынии, под командованием генерала Крафта фон Дельмензингена. Почему эти войска отдыхают в Австрии, если не потому, что готовятся к тому самому наступлению, о котором американцы заблаговременно предупреждали из Швейцарии? Открытка была без даты, провалялась в грязи неизвестно сколько, прочли ее и поняли значение только 23 октября 1917 года, когда подготовиться к организации отпора уже не представлялось возможным.

Австро-германские войска готовились к большому наступлению. Оно было необходимо не только как чисто военная наступательная операция, но и как политическая акция, призванная оказать влияние на утомленную войной лоскутную Австро-Венгерскую империю, ее многонациональное население и вдохновить ее слабую армию.

Чтобы предотвратить распад Австро-Венгрии, было особенно необходимым предпринять успешное наступление против Италии. Понимала это и австрийская разведка, которой руководил генерал Ронге. И именно ей принадлежит заслуга в небывалом успехе германо-австрийских войск под Капоретто.

Агенты австрийской разведки за много недель до начала наступления собрали точную информацию о положении в Северной Италии. Как раз в этот период в ряде итальянских городов происходили беспорядки. Причем в некоторых центрах, как, например, в Турине, они подавлялись силой оружия: в толпу стреляли. Были убитые и раненые. Итальянская цензура тщательно просеивала все сообщения, и в газетах появлялась лишь куцая информация об «отдельных случаях хулиганства, провоцируемых безответственными анархистами, не поддерживаемыми населением».

Австрийские газеты установили фамилии и адреса убитых на улицах и собрали мельчайшие подробности событий, которым мог поверить любой житель Турина или соседних округов Пьемонта.

На основе этих данных были сфабрикованы номера нескольких известнейших итальянских газет. Напечатанные в Австрии, эти газеты были точным воспроизведением подлинника, причем на первой полосе под кричащими заголовками помещались сообщения о недавних столкновениях и кровопролитиях в Турине. Особенно крупным шрифтом были напечатаны списки убитых и раненых – те самые списки, публиковать которые итальянские власти запретили. Едкие и откровенные редакционные статьи усиливали в читателях впечатление, что в итальянском тылу царит полная анархия.

Тут же печатались сообщения о революции в России, о том, что русские солдаты отказываются стрелять в немецких и массами дезертируют с фронта. Естественно, не забыли и недавние французские события, когда целые полки не желали повиноваться своим командирам.

События эти искусно драматизировались, подавались доступным солдатам языком и, надо отдать должное австрийским спецслужбам, были сфабрикованы талантливо, ведь к изготовлению газет были привлечены видные журналисты того времени.

Во всей итальянской армии не было лучших солдат, чем пьемонтцы; они входили в состав ударных частей и обороняли ключевые позиции Итальянского фронта, именно те, которые германо-австрийские войска должны были захватить в первую очередь. И вот австрийские военные аэропланы начали сбрасывать на вражеские позиции целые пачки «свежих итальянских газет», отпечатанных в австрийских типографиях и содержащих известия, способные подорвать моральный дух любого, даже очень стойкого солдата. Для большей убедительности австрийская разведка проставляла на газетах не самые свежие даты; тем самым создавалось впечатление, что газеты вышли в Италии, а в Австрию привезены контрабандно. Солдаты вырывали газеты друг у друга из рук, искали в списках убитых и раненых фамилии друзей и родственников, которых при больших итальянских семьях было нетрудно найти, плакали, возмущались, втыкали штыки в землю.

Эффект этой операции австрийской разведки был потрясающим и превзошел все ожидания. К 23 октября возмущение в итальянских частях достигло предела, а на следующее утро после четырехчасовой бомбежки и часовой артподготовки 14-я германская армия генерала Отто фон Бюлова перешла в наступление. Итальянцы почти не оказывали сопротивления. Они были разгромлены и стремительно отступали. Лишь прибытие английских и французских резервных дивизий позволило к 10 ноября стабилизировать фронт на реке Пьяве, в 60 километрах от первоначальной позиции.

Битва при Капоретто вошла в историю мировых сражений как одно из самых позорных поражений обороняющейся армии. Итальянская армия потеряла 10 000 убитыми, 30 000 ранеными (вроде бы и немного), но 265 000 пленными и 300 000 дезертирами – цифры небывалые! Была потеряна половина всей артиллерии, 22 авиационных парка и много другого имущества.

Вот такой эффект может быть от печатного слова!

«Я бы повесил того Керенского»

К сожалению, в российской истории было довольно много политиков, которые никогда в полной мере не ощущали всю глубину ответственности за судьбу страны. Одним из них, безусловно, является Александр Керенский. Его политическую жизнь можно было бы назвать сплошным анекдотом, если бы дальнейшая судьба страны (в том числе и «благодаря» его правлению) не оказалась столь драматической.

А. Ф. Керенский родился 22 апреля (4 мая) 1881 года в семье директора мужской и женской гимназий Симбирска, вскоре семья переехала в Ташкент. Александр был младшим ребенком, всеобщим любимцем. Он окончил гимназию с золотой медалью, учился на юриста в Санкт-Петербурге, стал адвокатом.

В 1906–1912 годах Керенский участвует в нескольких громких политических процессах, выступает защитником туркестанских эсеров, террористов из армянской партии «Дашнакцутюн», возглавляет комиссию Государственной думы по расследованию расстрела рабочих на Ленских золотых приисках, выступает в поддержку М. Бейлиса. Все это позволило ему начать активную политическую карьеру. В IV Государственной думе он возглавляет фракцию «трудовиков». Выступая с критическими речами в адрес правительства, он заслужил славу одного из лучших ораторов левых фракций и стал одним из лидеров либеральной оппозиции.

А. Ф. Керенский – один из самых молодых политиков начала XX века

Когда началась Февральская революция, он становится членом Временного комитета Государственной думы, товарищем (заместителем) председателя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. 2 марта А. Ф. Керенский занял пост министра юстиции во Временном правительстве. Позже он становится военным министром, а потом и премьером. Такой карьерный взлет не мог не вскружить голову Керенскому, которому тогда не исполнилось и сорока лет. Многие знавшие его люди отмечали в нем тягу к театральным эффектам. Свою политическую деятельность он, похоже, рассматривал как некую театральную роль. Отсюда и комичность многих его вроде бы серьезных действий на фоне трагических событий, разворачивающихся в России. В. В. Маяковский писал о нем: «Глаза / у него бонапартьи и цвета / защитного френч. Слова и слова. Огнесловая лава. Болтает / сорокой радостной. Он сам / опьянен своею славой пьяней, / чем сорокаградусной… / В аплодисментном плеске премьер / проплывет над Невским, и дамы, / и дети-пузанчики кидают / цветы и розанчики». С. А. Есенин видел премьера примерно в таком же свете: «Свобода взметнулась неистово. / И в розово-смрадном огне / Тогда над страною калифствовал / Керенский на белом коне». А великий физиолог Иван Павлов высказался о нем значительно более резко: «Такая сопля и во главе государства. Он же все погубит».

Эмигрировав после Октябрьской революции, Керенский прожил еще целую жизнь, уже вне политики, вне России, многими проклинаемый или забытый. Он пережил и Ленина, и Троцкого, многих своих соратников по партии эсеров и Временному правительству, пережил становление Советской России, Вторую мировую войну, Сталина и Гитлера, даже президента Кеннеди, скончавшись только в 1970 году.

Генрих Боровик, лично встречавшийся с Керенским, вспоминал, что в Нью-Йоркской библиотеке среди исторических книг о России того периода не было «ни одной книги, где на полях не было карандашом или ручкой, больше всего карандашом, написано слов ненависти в его адрес».

Даже если смотреть на Керенского без ненависти и презрения, многие эпизоды его деятельности в 1917 году действительно выглядят как исторические анекдоты. Чего стоит одно только его прозвище «Александра Федоровна», которое он получил, додумавшись расположиться в бывших апартаментах царской семьи. Или прозвище Главноуговаривающий, которое дали ему, главнокомандующему Российской армией, солдаты на фронте. Или его мифический побег из Зимнего в женском платье. Ведь не про каждого будут рассказывать такое.

За два года до смерти Керенского в Лондоне с ним встретился ветеран Русской службы Би-би-си Леонид Владимиров. Он услышал от Александра Федоровича следующий рассказ о событиях 1917 года: «Я приехал в полк на передовую линию, и полковник представляет мне офицеров, а также отличившихся солдат. Он представил мне нескольких солдат, а потом, поколебавшись, сказал: "Вы знаете, у нас еще есть замечательный разведчик, очень храбрый солдат, Георгиевский кавалер, но мне неловко вам его представлять". – "Почему же?" – спрашиваю я. "Видите ли, он преступник, – сказал полковник. – Он был грабителем, главой шайки грабителей и сидел в тюрьме, а когда началась война, он попросил разрешения поехать на фронт и сражаться за Россию. Его выпустили, и он действительно сражается как герой". Солдата привели, он выглядел очень лихим и бравым. Он щелкнул каблуками и сказал: "Здравия желаю, господин министр!" – "Вот молодец!" – говорю я. "Рад стараться, господин министр!". Вот такая была короткая беседа, о которой я скоро забыл… Потом был июль, в котором, как известно, господин Ульянов задумал путч в Питере. Этот большевистский путч провалился, Ульянов куда-то удрал, полиция его искала, но не могла найти. Как раз в это время, восьмого числа, я стал министром-председателем. И вот мне докладывает секретарь, что меня хочет видеть какой-то солдат, приехавший в отпуск с фронта. Я никаких солдат с фронта не вызывал и спрашиваю: что ему нужно? "Говорит, что он – ваш знакомец", – сказал секретарь. "Пусть войдет". И вошел этот человек. Он по-военному точно приветствовал меня. "В чем дело, дорогой, тебя как зовут?" – "Меня зовут Борис". – "Расскажи, что привело тебя сюда". – «Да ведь как же? Афишки по городу расклеены, что разыскивается такой Ульянов. Если дадите пять тысяч золотом, мои ребята его сразу найдут и вам представят. Либо живого, либо, уж извините, в мешке". Я страшно разозлился: какая наглость! Я встал и сказал ему: "Борис, запомните: вы живете в правовом государстве, и никакие преступные действия здесь прощаться не будут! Знаете, я должен был бы вызвать караул и вас сейчас арестовать, но я вспоминаю о ваших подвигах на войне и поэтому этого не сделаю. Убирайтесь вон!" Он молча повернулся, ничего не сказав, подошел к двери и, уже уходя, обернулся ко мне и чуть-чуть ухмыльнулся. Что подумал этот лихой человек, я не знаю». А закончил Керенский этот рассказ фразой: «Вот так я спас моего земляка».

Или, например, 12 августа 1917 года. В Москве проходит Государственное совещание, цель которого – укрепить авторитет Временного правительства в стране. Когда Керенский занимает свое премьерское место, по обе стороны от него встают адъютанты: справа – молодой моряк в белоснежном кителе, слева – армейский офицер. В перерыве адъютантам Керенского передали записку, в которой говорилось, что по уставу парные часовые возможны только у гроба главы кабинета. Театральный эффект был испорчен. Начав свою речь, Керенский кричал в зал: «Пусть будет то, что будет. Пусть сердце станет каменным, пусть замрут все струны веры в человека, пусть засохнут все цветы и грезы о человеке, над которым сегодня с этой кафедры говорили презрительно и их топтали. Так сам затопчу!.. Я брошу далеко ключи от сердца, любящего людей, и буду думать только о государстве». В этом месте с галерки раздался испуганный женский голос: «Не надо!» По воспоминаниям Милюкова: «Перед ними стоял молодой человек с измученным, бледным лицом, в заученной позе актера. Выражением глаз, которые он фиксировал на воображаемом противнике, напряженной игрой рук, интонациями голоса, который то и дело целыми периодами повышался до крика и падал до трагического шепота, размеренностью фраз и рассчитанными паузами этот человек как будто хотел кого-то устрашить и на всех произвести впечатление силы и власти в старом стиле. В действительности он возбуждал только жалость». Присутствовавшие в зале представители американской миссии Красного Креста, не понимавшие по-русски, потом говорили, что на них Керенский произвел впечатление человека, находившегося под влиянием наркотиков, которые кончились раньше, чем он закончил речь.

Встречавшийся с ним незадолго до его смерти Генрих Боровик вспоминал, что почти первые слова, с которыми обратился к нему Керенский, были: «Слушайте, господин Боровик, ну я вас очень прошу, ну скажите вы там у себя в Москве, у вас же есть серьезные люди, ну не бежал я в женском из Зимнего дворца, ну не бежал, я уехал на своей машине, сзади шла машина с американским флагом и так далее. Я поехал в Гатчину, чтобы поторопить войска для зашиты Зимнего дворца».

По воспоминаниям Г. Боровика, была в жизни Керенского и мистическая история с загадочным перстнем, который ему подарил «его французский приятель», из высоких кругов, а приятель этот получил этот перстень то ли от алжирского набоба, то ли от индийского набоба. И приятель, и набоб покончили жизнь самоубийством, а на вопрос: «Зачем же вы его носите?», Александр Федорович ответил, что «самоубийством надо заканчивать жизнь, когда ты молод и всем известен. Вот тогда о тебе будут помнить, может даже сотни лет», а так «никто и не заметит». Тем не менее, тяжело заболев, Керенский отказывался принимать пищу, что и привело к смерти. Фактически – самоубийство! Его и похоронили на кладбище, не принадлежавшем ни одной из конфессий. А перстень достался его секретарше, которая умерла, приняв большую дозу снотворного.

В эмигрантской среде также рассказывали, что, когда Александра Федоровича спросили, что бы он сделал, если бы снова оказался в 1917 году, он ответил: «Я бы повесил того Керенского».

Рабоче-крестьянская… Белая армия

7 ноября 1917 года к власти в России пришли большевики. Они объявили себя выразителями и защитниками интересов рабочего класса и крестьянства. Однако очень скоро выяснилось, что не все рабочие и крестьяне с этим согласны. В ходе Гражданской войны начались антисоветские восстания. Одно из них представляет особый интерес.

7 августа 1918 года вспыхнуло восстание на Ижевском оружейном заводе, через десять дней к ним присоединились рабочие соседнего Воткинского машиностроительного завода, а также крестьяне соседних уездов. Площадь охваченного восстанием региона была, по различным оценкам, до 35 тысяч квадратных верст. В армии восставших воевало до 30 тысяч человек. К ним примкнуло еще примерно столько же крестьян.

«Ижи» и «вотки», как их называли, проявляли чудеса героизма, и Красной армии подавление этого восстания стоило больших усилий и потерь.

Как же так получилось? Дело в том, что рабочий класс в России того времени, как и в любой другой стране, был неоднороден. На одном его «полюсе» была люмпенизированная масса, живущая в ужасающей бедности и получающая очень небольшую плату за свой тяжелый труд, и этим людям действительно, согласно Марксу, нечего было терять, кроме своих цепей, а на другом – «рабочая аристократия» (так их называл В. И. Ленин), высококвалифицированные рабочие, получающие соответственно вполне приличную зарплату. Кроме того, рабочие Урала и Прикамья обычно имели дома в заводских поселках, огороды и другие угодья, держали скотину, родственниками многих были крестьяне окрестных деревень. Существовали целые рабочие династии, где сын вслед за отцом становился рабочим не от безысходности, а потому, что гордился родителем, знал и любил свою профессию.

Боевое знамя ижевцев

Помимо прочего, Ижевский оружейный завод был одним из всего трех заводов России, производивших трехлинейные винтовки для русской армии. Среди его рабочих большинство было первоклассными специалистами. Они были в силу образования и материального положения независимы в своих суждениях и не склонны доверять первым попавшимся митингующим ораторам. Многие из них охотно слушали эсеров и меньшевиков, но большевики у них успеха не имели. Может быть, потому, что большевицкая агитация сводилась поначалу к идее все поделить, а для ижевцев это означало, что мастер, получающий большую зарплату за свою высокую квалификацию, должен будет делиться ею с тем, кто работает меньше или хуже.

Интересно, что, по свидетельствам очевидцев, на ижевском заводе дважды переизбирался и в конце концов был распущен Совет рабочих депутатов, потому что на выборах побеждали противники большевицкой власти. В результате большевики вынуждены были опереться на немецких и австрийских пленных, находящихся на заводе для выполнения подсобных работ. Вот как большевик А. П. Кучкин описывает поведение рабочих на митинге: «Когда ораторы, надрываясь, заканчивали лозунгами свою речь, в ответ было молчание. Аплодировали единицы. Спокойно выслушивали рабочие ораторов, спокойными оставались и к их призывам. Наши призывы, в которых мы всячески изощрялись, стараясь сыграть хотя бы на чувстве, повисли в воздухе. Добровольцев же записалось… один молодой, лет 18, рабочий, над которым ядовито смеялись другие, расходясь с митинга». Большевики призывали: «Если вы не окажете поддержку фронту, если вы железными батальонами не наброситесь на врага, то через несколько дней чехи и белогвардейцы будут здесь, в Ижевске. Ведь самый ненавистный враг для буржуазии, для контрреволюции – это рабочие!..» На что ижевцы отвечали: «Не надо было задерживать чехов! Пусть бы ехали на Дальний Восток – тогда бы не было и войны!.. Сами коммунисты виноваты!.. Идти брат на брата войной – не дело это!»

Ижевцев, делавших винтовки, невозможно было разоружить, не остановив при этом производство. Это, конечно, приводило большевиков в бешенство. Недаром они говорили: «Вот кончится война, все отправятся по домам, а ижевцы и воткинцы – по гробам!»

Формирующиеся Белые силы, конечно, не оставили ижевцев и воткинцев своим вниманием, прислав опытных офицеров. Таким образом, теперь они выступали не только как защитники своих домов и семей, но и как борцы с большевизмом в целом.

Вот как вспоминал о своих подопечных один молодой офицер: «Рабочие образовали роты, батальоны и полки, появились кумиры кулачных боев, вроде Коли Ложкина или Коли Смолина. Образовался (из-за недостатка патронов) отряд поножевцев. Ижи и вотки уходили из дома, возвращались, снова уходили, а когда с фронта потянулись на восток, пошли с обозами, на своих крупных хороших лошадях, с женами, детьми и швейными машинами. Дрались они с упоением, за раненых, пока их не вынесут, с ожесточением; своих офицеров они беспрекословно слушались, чужих не ставили ни в грош; в бою дисциплину понимали "с правом расстрела", но в тылу, входя в избу, называли командиров по имени и отчеству и запросто подавали руки.»

За своими командирами ижевцы и воткинцы готовы были идти, как говорится, в огонь и в воду. Например, в ходе боев за Уфу им неоднократно приходилось ходить в беспатронные атаки. В ходе тяжелых боев патронов достать было негде и приходилось рассчитывать только она свои штыки. Очевидец событий вспоминал: «Цепи шли по колено в снегу, казалось, красные перебьют их всех на выбор. Но подъем духа у ижевцев был чрезвычайно высок. И вот тогда бойцы батальона поручика Ложкина забросили винтовки за спину, вытащили из-за голенищ засапожные ножи и пошли с ними в атаку… на красных это произвело столь сильное впечатление, что они бежали, не приняв боя. Рядом другие ижевские роты шли в атаку как на праздник – с песнями и гармошкой, подтверждая известную пословицу "Помирать – так с музыкой."». Это событие описано и красными: «.особенно отличились роты 2-го Ижевского полка, которые, несмотря на сильный огонь, с песнями двинулись в атаку, причем впереди 1-го батальона, играя на гармони, шел пулеметчик Авакумов.»

Об этом эпизоде была сложена песня, которую пели на мотив «Варшавянки». В ней были такие слова: «Кто не слыхал, как с врагами сражался / Ижевский полк под кровавой Уфой? / Как с гармонистом в атаку бросался / Ижевец – русский рабочий простой?..»

Когда большевикам все же удалось захватить Ижевск и Воткинск, рабочие полки составили две наиболее боеспособные дивиции в колчаковской армии, позже они воевали в армии В. О. Каппеля, выходили на соединение с войсками атамана Семенова, а в 1922 году были в рядах последних частей генерала М. К. Дитерихса, которые покидали Россию.

Можно только представить, как не хотелось потом большевикам вспоминать парней с ножом за голенищем и с гармошкой (типичных представителей «окраины рабочей, городской»), идущих в рядах колчаковцев или каппелевцев.

Мальвина, повелительница кукол

Хотя «аристократические» юнкерские семьи в начале деятельности Гитлера смотрели на него самого свысока, большинство из них поддерживало его ультранационалистическую доктрину. Многие сестры и дочери германских аристократов с энтузиазмом примкнули к нацистам. И немало из них было втянуто в машину абвера, работники которого предпочитали вербовать женщин-агентов именно из титулованных и помещичьих семей.

Некоторые участвовали в операции, направленной на подрыв военно-морской мощи Великобритании до вступления в войну Соединенных Штатов.

Гитлер и его Генеральный штаб понимали, что, даже если они поставят на колени всю континентальную Европу, Англия останется угрозой для нацистского господства. Они понимали и то, что, пока Англия будет получать помощь от США и Канады, она не может быть побеждена. Поэтому на Западе для Гитлера не было более важной проблемы, чем противостояние германских подводных лодок и английского флота в водах Атлантики. Неслучайно оно вошло в историю как «битва за Англию».

За несколько лет до начала войны Западное полушарие оказалось объектом проникновения множества шпионов из Германии, а Латинская Америка – базой для создания аванпостов, обеспечивающих действия германских подводных лодок, целью которых во время войны станет изоляция Великобритании от остального мира. В Латинской Америке нацисты могли рассчитывать на поддержку германских националистов, которые во многих случаях происходили из семей немцев, целыми колониями живших в этих странах, но остававшихся верными своему «фатерланду». Многие из этих немцев были фанатическими приверженцами гитлеризма. Более того, несколько латиноамериканских стран имели фашистские режимы, симпатизирующие идеям, исходившим из Берлина и Рима.

В Аргентине около 78 000 немецкоязычных граждан принадлежали к германским «культурным обществам», нацистским клубам, гитлерюгенду и нацистским студенческим организациям. Немцы контролировали аргентинский бизнес. Многие ведущие газеты практически управлялись из германских посольств. Ведущая аргентинская авиакомпания «Аэропосто Аргентина» была ветвью «Люфтганзы», государственной немецкой авиакомпании. Одно из лучших зданий Буэнос-Айреса занимала «Трансоушн Эйдженси». Это агентство было монополистом аргентинского радиовещания, и хотя формально оно действовало как независимая радиокомпания, его работа полностью контролировалась нацистами. Немецким шпионам не было даже необходимости втайне манипулировать радиоаппаратурой – все делалось через «Трансоушн Эйдженси». Через него осуществлялся круглосуточный контакт немецких субмарин в Атлантике с руководством в Берлине. После падения Франции германские шпионы установили прямую радиосвязь с французскими атлантическими и западноафриканскими портами, контролируемыми правительством Виши.

В известной степени Аргентина совместно с небольшими латиноамериканскими странами стала продолжением оси Берлин – Рим. Позже она играла важную связующую роль между Берлином и Токио. Когда военная хунта пришла в Аргентине к власти, ее лидер Фаррель и полковник Перон даже вынашивали идею открыто примкнуть к Оси и объявить войну Англии. Однако германские секретные службы наложили вето на эту идею. «Нейтральная» Аргентина была гораздо полезнее в качестве дружественной «мирной» силы, нежели в качестве сомнительного участника войны.

Германский посол в Буэнос-Айресе барон Эдмунд фон Терманн был в посольстве на вторых ролях после людей, реально управлявших там. Это были Ганс Веземан и Эрих Отто Майнен, руководящие работники германской разведывательной организации, которые сотрудничали с блистательной женщиной, носившей имя Анита Редер-и-Ристель, дочерью адмирала Эриха Редера, главнокомандующего германским военно-морским флотом.

За несколько лет до войны Анита Редер вышла замуж за авантюриста, одним из многочисленных имен которого было Луиджи Ристель. В то время он имел гражданство Гондураса. Она приехала с ним в Латинскую Америку. В начале войны по обвинению в шпионаже в пользу Германии ее выслали из Гватемалы по требованию британского посольства, раскрывшего ее делишки.

Хотя Гватемала стала слишком горячей точкой для Аниты, она, перебравшись в Буэнос-Айрес, не снизила своей активности и стала региональным резидентом. В это время доктор Христиан Цинзер руководил разведывательной сетью в Боливии; Ганс Мюллер – в Колумбии; Оскар Хельмут – в Венесуэле. Однажды Анита решила проинспектировать эти точки «шпионской империи» и отправилась в «командировку», сыгравшую роковую роль в дальнейших событиях.

Основная задача Аниты заключалась в получении информации о движении судов союзников. Наряду с этим она готовила базу для осуществления амбициозных планов адмирала Дёница, заместителя ее отца. Дёниц мечтал парализовать Панамский канал и «наполнить» Карибское море германскими подводными лодками. (Этот план частично удалось реализовать на последней стадии войны.)

Известно, что господство в Атлантике было вырвано из рук немцев дорогой ценой, но мало кто знает, каким образом немецкие шпионы сумели почти беспрепятственно обеспечивать поступление информации, которая чуть было не склонила чашу весов в битве за Атлантику на сторону Германии.

Немецкая разведка знала расписание движения судов, направлявшихся в Англию, и время их выхода из портов на атлантическом побережье.

Англия, несмотря на свою разведывательную сеть, раскинутую по всему миру, была почти бессильна перед лицом этой угрозы. Практически не было никакого контроля за состоянием дел от Магелланова пролива до 49-й параллели. Но кое в чем англичанам повезло. Благодаря нелепому инциденту, вызванному простым почтовым недоразумением, контрразведка союзников вышла на след заговора, который уже унес жизни тысяч людей.

Направленная из США в Аргентину посылка содержала несколько милых кукол и коротенькую записку. Получателя информировали, что вскоре будет выслана еще одна коллекция кукол.

Посылка прибыла из Нью-Йорка и была адресована «сеньоре Иннесе де Молинали», проживающей в Буэнос-Айресе, авенида О'Хиччине, 2565. Посылку возвратили с отметкой: «Адресат выбыл в неизвестном направлении. Вернуть отправителю». Этот маленький случай имел большие последствия. Он произошел вследствие грубой ошибки подчиненных Аниты Редер-и-Ристель, которая и была «сеньорой Молинали». Ее временное отсутствие в Буэнос-Айресе, вызванное желанием проконтролировать резидентуры в других странах, помешало доставке важного послания.

Американская почта пыталась вернуть посылку отправителю. Но так как на упаковке не оказалось его адреса, посылку вскрыли в нью-йоркском бюро невостребованных и безадресных писем. Из вложенной записки было видно, что она была отправлена мисс Мэри Уоллес, 1801 Ист-Хай-стрит, Спрингфилд, Огайо. Посылку немедленно переслали отправителю.

Старая дева, мисс Уоллес, была возмущена: она никогда не слышала о сеньоре Молинали. Действительно, с самого раннего детства мисс Уоллес собирает кукол, и теперь у нее замечательная коллекция, насчитывающая более двухсот самых разнообразных кукол, многие в необычайных костюмах; некоторые умеют ходить или говорить, другие танцуют на крышке музыкального ящика. Но она никогда не продавала и тем более не желает экспортировать прекрасных американских кукол в Аргентину. Идет война, и люди должны вести себя соответственно, а не тратить время и деньги, направляя бессмысленные посылки на другой конец света. Все это мисс Уоллес выложила недовольным тоном почтальону, а затем и начальнику почты, который уже и не рад был, что связался со вздорной старухой. Тем более что она попросила проинформировать полицию, что он с удовольствием и сделал.

Когда полиция узнала суть дела, она не нашла ничего необычного в том, что посылка пропутешествовала в Аргентину и обратно. Но обстоятельства, ее сопровождавшие, насторожили начальника, и он отправил дело на рассмотрение в ФБР. Там заинтересовались этим делом и поручили расследование специалистам-аналитикам. Они внимательно прочли записку, в которой оказалось несколько интересных фраз. Например: «Мистер Шоу последнее время был сильно болен, но вскоре выйдет на работу, после того как врачи вылечат его», или фраза о некой «Луизе», которая отправилась в дальнюю поездку, или о кукле, изображающей ирландского рыбака с сетью, «которой надо придать новую форму».

Аналитики догадались, что «мистер Шоу» – крейсер «Шоу», недавно поврежденный в бою; «Луиза» – крейсер «Луисвилль», отправившийся в рейд, а кукла рыбака с сетью – не что иное, как авианосец с противолодочной сетью, недавно направленный в Ирландское море.

…В своей модной лавке на Мэдисон-сквер в Нью-Йорке миссис Вальвали Дикинсон, молодая вдова, чувствовала себя самоуверенно и самодовольно. Над дверью лавки красовалась вывеска: «Куклы – антикварные – иностранные – местные». Торговля, очевидно, приносила неплохой доход. В сейфе миссис Дикинсон лежало 40 000 долларов наличными. Кроме того, она владела множеством ювелирных изделий и ценными бумагами. В общей сложности набиралось 100 000 долларов.

Миссис Дикинсон считалась крупным авторитетом по куклам. Это были не игрушки, а подлинные произведения искусства. На складе лежали сотни кукол, в том числе сделанных ею собственноручно, а также студентами нью-йоркского Колледжа искусств и рукоделия. Здесь были куклы в роскошных одеждах французских королей и королев XVII и XVIII вв., с высокими прическами и подлинными золотыми украшениями; леди в кринолинах, с драгоценными камнями; куклы, представлявшие народное искусство Африки и Южной Америки. Японские гейши соседствовали с венгерскими гусарами, испанские гранды – с тирольскими горцами, исполнители танца живота – с ирландскими пастушками.

Это был неплохой бизнес, потому что многие богатые американцы коллекционировали кукол и были готовы платить огромные деньги за шедевры.

Но главная часть состояния миссис Дикинсон образовалась не потому, что она продавала кукол, а потому, что она научила их говорить.

Закрыв лавку в конце рабочего дня, она спешила в свою квартиру. Сегодня она волновалась: придет Германн или нет? Доставит ли он информацию, которая требуется немедленно? Заботы и беспокойства миссис Дикинсон были не того порядка, как у большинства американских деловых женщин. Те заботы совсем не интересовали ее. И вообще это были не заботы Вальвали Дикинсон, а Мальвины фон Блюхер, происходившей из рода знаменитого германского фельдмаршала, сражавшегося с Наполеоном при Ватерлоо.

Мальвина была старшим сотрудником разведки, посланным в Нью-Йорк Анитой Редер-и-Ристель. Она подчинялась буэнос-айресской резидентуре. Именно эта – вторая – жизнь доставляла ей беспокойство и бессонные ночи. Мальвина фон Блюхер, она же миссис Вальвали Дикинсон, работала совместно со своим любовником Германном Вернером. Он выступал под видом швейцарского инструктора по физкультуре и преподавал в школе американских офицеров военно-морского флота. Мальвина и Германн работали в тесном сотрудничестве с Эрнстом Фредериком Лемитцем и Гарри Шпретером, которые готовили воздушный рейд на Стейтен-Айленд (один из районов Нью-Йорка). Немецкие самолеты так никогда и не прилетели, но шпионы совмещали основную работу с наблюдением за судами, отправляющимися из нью-йоркской гавани в Англию.

Самой трудной задачей агентов во время войны является не получение информации, а ее доставка по назначению. Прямая связь оборвана. Тайные радиопередатчики быстро обнаруживаются. Шифрованные письма в нейтральные страны вскоре становятся добычей военной цензуры. Не будет преувеличением сказать, что история разведки – это история кодирования и пересылки информации.

Мальвина фон Блюхер и Анита Редер-и-Ристель заслужили свое место в истории разведки блестящим кодом, которым до них никто не пользовался. Их информация аккуратно и беспрепятственно доставлялась авиапочтой из Нью-Йорка в Буэнос-Айрес (а оттуда по радио – в Берлин) с помощью кукол и коротких писем, сопровождавших их. Все послания выглядели как деловая корреспонденция, касающаяся торговли куклами. Посылки и письма имели обратные адреса постоянных покупателей миссис Дикинсон. Мальвина рассчитывала, что если по какой-либо причине посылка будет возвращена, то она попадет к лицу известному как коллекционер кукол, а тот вернет ее Мальвине, которая просто извинилась бы за ошибку клерка, перепутавшего адрес.

Было чистой случайностью, что мисс Уоллес взволновалась получением посылки, в которой она ничего не смогла понять, и подняла шум. До этого Мальвина фон Блюхер неоднократно использовала обратный адрес мисс Уоллес.

Однажды в посылке было четыре куклы, изображавшие Сталина, Рузвельта, Черчилля и персидского воина. Это было накануне Тегеранской конференции, которая готовилась в большом секрете. Нацистские спецслужбы имели сведения о намерении лидеров трех держав встретиться. Собственно говоря, об этом знали во всем мире. Но никому не было известно, где произойдет эта встреча. Немецкая разведка узнала, что встреча должна произойти в Тегеране, и организовала попытку покушения на ее участников.

Есть основание полагать, что первое известие о месте конференции немцы получили именно в посылке миссис Дикинсон.

Когда в Спрингфилде мисс Уоллес навестили агенты ФБР, она еще больше возмутилась: она испытывала негодование, что из-за каких-то пустяков вмешиваются в ее любимое хобби. Она кричала, что ничего не знает ни о каком мистере Шоу, никогда не слышала о женщине, которую зовут Луиза, и никогда не интересовалась ирландскими рыбаками. Что вся эта история – какой-то бред, нонсенс!

Откровенно говоря, вначале агенты ФБР заподозрили мисс Уоллес в причастности к шпионажу. Но когда она упомянула, что некоторых кукол покупала в Нью-Йорке у «великого мастера» и эксперта по куклам, их внимание переключилось на миссис Дикинсон. Ее лавку взяли под наблюдение. Почту и посылки Мальвины начали проверять сразу, как только они попадали в почтовое отделение. Странные новые посетители зачастили в лавку. Они наводили подробные справки о куклах, но никогда не покупали их; не видели разницы между дешевой пластмассовой поделкой и подлинным произведением искусства.

Мальвина была озадачена. Но она была педантичным и дисциплинированным немецким агентом. Ее задачей была отправка в Буэнос-Айрес информации, которую Германн и другие агенты доставляли ей. И продолжала свое дело.

К этому времени директор ФБР Эдгар Гувер отдал распоряжение, распространенное на всю страну: «Задерживайте все письма, где упоминаются куклы». В результате штаб-квартира контрразведки оказалась заваленной кучами безобидной корреспонденции. Письма от маленьких девочек к их любимым бабушкам и тетям, письма от любящих бабушек и тетушек к своим внучкам и племянницам. В дополнение – огромное количество деловых писем компаний, производящих кукол или торгующих ими. И конечно, письма молодых людей, которые пишут друг другу о своих «куколках», или влюбленных, называющих «куколкой» свою любимую.

Однако среди десятков тысяч писем с упоминанием кукол и посылок, в которых они пересылались, оказались и те, которые Мальвина отправляла не из Нью-Йорка. Хотя Мальвина и не знала того, о чем мы рассказали выше, но она начала паниковать, так как чувствовала, что находится под наблюдением.

Она решила, что должна встретиться с одним из руководителей германской разведывательной сети, который жил в Кливленде. Мальвина была проинструктирована, что должна искать встречи с ним лишь в случае крайней необходимости. Когда она приехала в Кливленд, то, к своему ужасу, узнала, что человек, к которому она приехала, уехал в Калифорнию. Она направилась вслед за ним. Во время своего путешествия чуть ли не с каждой станции отправляла SOS-письма во все предусмотренные на этот случай адреса. Она всегда употребляла «кукольный язык», и все ее письма были перехвачены.

Опытная и изощренная в делах Мальвина за годы, проведенные в обстановке спокойствия и безнаказанности, утратила свои разведывательные навыки. Внезапно обнаружив, что является объектом слежки, Мальвина растерялась и запаниковала. Вместо того чтобы прекратить всякую деятельность и «залечь на дно», она впала в истерику.

Сеть, раскинутая Гувером, сжималась. Контакты Мальвины оказались раскрытыми, «кукольный язык» расшифрован, связи с соучастниками разорваны. Она вернулась в Нью-Йорк растерянная и напуганная. Ее последней ошибкой была попытка спасти нажитое богатство. Когда она появилась в своей лавке на Мэдисон-сквер, ее помощник, Альва, на которого она оставила дело, исчез. Вместо него за прилавком оказалась незнакомая женщина. Двое задумчивых мужчин в шляпах сидели в ее офисе.

Вначале агент подвел ее к сейфу и изъял оттуда 40 000 долларов и драгоценности. Затем ее доставили к Гуверу.

В штаб-квартире ФБР Мальвина сразу во всем призналась. В попытке спасти свои деньги она назвала имена всех своих сообщников. К разочарованию Мальвины, ее обвинили в уклонении от уплаты налогов. Министерство финансов предъявило иск на сумму, практически совпадающую с изъятой у нее наличностью и драгоценностями. В суд она была доставлена после шести месяцев пребывания в женской тюрьме. Имидж «великого мастера» она потеряла и выглядела как типичная немецкая домохозяйка. За время нахождения в тюрьме она поправилась на 25 фунтов. Лемитц и Гарри Шпретер к этому времени уже были осуждены. Каждый «заработал» десятилетнее заключение в тюрьме Алькатрас. Во время суда над ними районный прокурор зачитал несколько расшифрованных писем, написанных «кукольным языком».

– Куклы болтали слишком много, и мы научились понимать их, – пошутил прокурор.

Он продолжил свое выступление переводом письма, сопровождающего посылку из Бостона с 31 куклой; 27 из них были в ирландских костюмах, одна изображала вождя индейского племени, две – английских воинов и одна – норвежского лыжника.

Прокурор расшифровал язык этой посылки: «Крейсер "Президент Гардинг" должен сопроводить конвой из 27 судов, направляющихся в Ирландию с двумя английскими крейсерами и норвежским транспортом "Лепель". Дата посылки, судя по всему, должна быть 13 или 14 апреля. Другими словами, это была дата намеченного отплытия конвоя».

Мальвина кивнула. Она призналась во всем. К тому же у нее не было оснований бояться за себя: она была лишь свидетельницей. Она не имела намерения навредить Америке или Британии.

Судья холодно принял признание Мальвины, потому что в результате ее деятельности было торпедировано немало судов и были потеряны тысячи жизней.

Всхлипывая и сморкаясь, спрашивая, получит ли она обратно свои деньги и ценности, Мальвина покинула место свидетеля. Она стала худшим образцом женщины-разведчицы – легко впадала в панику, предала всех своих товарищей, думала только о спасении себя и своих денег. Она была умной, но оказалась слабой перед лицом опасности. Она была очень плохим шпионом. Но все же добилась многого. Триумфальные рейды германских подводных лодок были успешными во многом благодаря ее усилиям.

Нет смысла жалеть Мальвину. Вместо электрического стула по законам военного времени она получила всего лишь десять лет тюрьмы.

Как Отто Скорцени американцев обманул, а войну не выиграл

Осенью 1944 года один из самых знаменитых диверсантов Третьего рейха Отто Скорцени был вызван в Генеральный штаб. Его принял Гитлер и сказал, что собирается поручить ему новую миссию, заявив, что «в декабре немецкая армия начнет крупное наступление, исход которого станет решающим для судьбы Германии».

«Обер-диверсант» Третьего рейха Отто Скорцени

Так Скорцени узнал о готовящемся наступлении в Арденнах, получившем кодовое название «Вахта на Рейне» (по названию старой немецкой патриотической песни). В течение нескольких предшествующих месяцев немецкое командование вынуждено было довольствоваться тем, что сдерживало вражеские армии и отбивало их натиск. Поражения следовали одно за другим, приходилось беспрестанно отходить как на западе, так и на востоке. Как писал «обер-диверсант» в своих мемуарах: «Союзническая пропаганда считала Германию уже трупом, погребение которого стало просто вопросом времени; слушая речи по англо-американскому радио, казалось, что союзники могли по своей воле выбирать день похорон». Вот эту ситуацию по приказу Гитлера и следовало переломить. По его мнению, «ни английский народ, ни американский уже больше не хотят этой войны. И следовательно, если „немецкий труп“ восстанет и нанесет на западе мощный удар, то союзники под давлением общественного мнения в своих странах, разъяренного от того, что его вводили в заблуждение, возможно, окажутся готовы заключить перемирие с этим „мертвецом“, который чувствует себя довольно сносно. И тогда мы сможем бросить все наши дивизии, все наши армии на восток и за несколько месяцев покончим с этой жуткой угрозой, которая нависла над Европой».

Частям, находящимся под командованием О. Скорцени, был поставлена задача – захватить в качестве передового отряда один или несколько мостов на Мезе, между Льежем и Намюром. Сделать это предписывалось с помощью хитрости: все диверсанты должны были переодеться в форму противника. Небольшие группы, одетые в английскую и американскую форму, должны были также сеять всяческое смятение в рядах противника: отдавать ложные приказы, создавать помехи для связи и т. п. По международным военным законам, человеку, одетому во вражескую военную форму, запрещалось только применять оружие. Маленькие диверсионные группы в случае захвата противником могли быть обвинены в шпионаже и соответственно осуждены. Людям же Скорцени было рекомендовано надеть под вражескую форму свою, что могло их спасти от серьезных последствий, если они попадут в плен.

Генерал Йодль, с которым было предписано обсудить детали операции, попросил в кратчайший срок представить ему список личного состава и техники, которые могут понадобиться. Он также сообщил, что Генеральный штаб направит во все части приказ предоставить в распоряжение Скорцени офицеров и солдат, говорящих по-английски. Как отмечал позже Скорцени, «этот приказ потом явился великолепнейшим образцом промашки в отношении секретности предстоящих действий – промашки, допущенной высшими чинами немецкой армии. Несколько дней спустя я получил копию этого приказа. Когда я его прочитал, то чуть не упал в обморок. Подписанный одной из самых больших шишек Генштаба, снабженный грифом "Секретно", этот шедевр заключал в себе примерно такие пассажи: "Всем частям вермахта: определить до… октября 1944 года всех офицеров и солдат, говорящих по-английски, добровольно готовых к выполнению особого задания. Направить в Фриденталь, под Берлином, для включения в диверсионный отряд подполковника Скорцени"».

«Обер-диверсант» был в ярости. Конечно, вражеские спецслужбы не могут не заинтересоваться подобным приказом. И действительно, меньше чем через неделю документ стал известен американской разведке (которая, однако, не предприняла по этому поводу практически никаких шагов). Операцию можно было считать проваленной, о чем Скорцени и заявил командованию. Но об этом побоялись доложить Гитлеру, и операцию продолжали готовить. Но все пошло не так, как задумывалось.

До начала наступления оставался месяц и несколько дней. По всем оценкам, было совершенно невозможно за этот срок подготовить людей для выполнения спецзадания. Оставалось только импровизировать и надеяться на чудо.

Однако чудо заставляло себя ждать. Скорцени вспоминал: «Вообще говоря, считается, что мы – бронетанковая бригада, но на самом деле это напыщенное название – просто блеф. Мы это скоро узнаем. Едва мы направили в техническую службу нашу первую заявку на оснащение, как нам ответили, что трофейные танки из расчета на целый полк нам выделить вряд ли смогут. Возможно, их хватит на батальон, но это еще надо посмотреть. Неважное начало!.. Есть еще бесконечные списки, включающие вооружение, боеприпасы, транспортные средства, форму, предметы снаряжения. Уже мы сами начинаем пугаться от мысли, что все это придется раздобыть за несколько недель. Ибо, начиная с тяжелого танка и кончая воинской формой, все это должно изыматься из трофеев, захваченных у противника. А наши запасы союзнической материальной части и не могут быть значительными. В течение последних месяцев наши армии только и делали, что отступали, не имея возможности предпринять крупномасштабную наступательную операцию, которая бы позволила нам захватить достаточно трофеев».

Тем не менее, Скорцени с легкостью получил одобрение своего проекта формирования бригады вместе с обещанием, что Генеральный штаб поддержит все его запросы по материальной части. Он сразу же попросил «одолжить» трех опытных командиров батальона, а также придать ему в дополнение к добровольцам еще и несколько однотипных частей вермахта, которые бы послужили основой для спешно создаваемой бригады. И тогда ему присылают «троих очень способных подполковников», а немного позже – два батальона парашютистов люфтваффе, две бронетанковые роты вермахта и роту связи. Эти части пополнят обе роты «особых частей» и уже имеющийся батальон парашютистов. А вот далее происходит следующее: «Остается решить проблему с добровольцами, говорящими по-английски. Когда примерно через неделю после распространения – и это слово не слишком сильное – знаменитого "секретного приказа" в Фриденталь прибывают первые сто добровольцев, на меня нападает ужасная тоска. Мне хочется послать все к дьяволу. "Преподаватели" пытаются распределить этих добровольцев на три категории согласно уровню их знаний английского. И вот категория № 1, включающая солдат, говорящих бегло и без акцента по-английски или, еще лучше, на американском сленге, никак не хочет разрастаться. Нам нужны в этой категории сотни людей, а мы в день едва находим одного или двух, которых можно туда зачислить».

Сам Скорцени признавался, что и его английский оставлял желать лучшего, но уровень владения этим языком тех, кого ему присылали, привел его ужас: «И вот однажды знакомлюсь с молодым офицером-авиатором, который хочет быть зачислен в категорию № 1. Я совершенно естественно задаю ему вопрос: "Give me your story about your last duty, please (Расскажите мне, пожалуйста, о вашей службе в последней должности)". Бедный парень смущается, колеблется, а затем бросается напролом: "Yes, Heir Oberstleutnant, I "became" my last order before five month” (Да, герр подполковник, я «стал» мой последний приказ перед пять месяцев)". Затем новые колебания, и вот он поспешно добавляет по-немецки: "Если позволите, я объясню вам это на своем родном языке."»

Как говорится, комментарии излишни. Когда по истечении двух недель отбор добровольцев завершился, то результат оказался ужасен: в первой категории набралась всего-навсего дюжина людей, в основном бывших моряков. Они же составляли и большую часть второй категории. Эта вторая, состоящая из людей, которые говорят более или менее бегло, насчитывает 30–40 человек. Третья категория (солдаты, которые могут «объясниться» на английском) – уже более многочисленна – примерно 150 человек. Категория № 4 состояла «из парней, которые не до конца забыли то, чему их учили в школе», – их примерно двести. Остальные же знали только, как сказать «да» и «нет». Поэтому Скорцени «вынужден создавать бригаду глухонемых, ибо, зачислив 120 лучших "лингвистов" в роту управления, исчерпал их запас». Итак, приходилось присоединиться к обратившимся в бегство американским колоннам и при этом не разжимать зубов. Чтобы хоть немного выправить эту плачевную ситуацию, людей из второй категории отослали в школу переводчиков и в лагерь американских военнопленных. Но поскольку эти «курсы» длились всего неделю, то польза от них была минимальна.

Основная же масса подчиненных «обер-диверсанта» не понимала по-английски ни единого слова. Им просто вдолбили в голову несколько крепких ругательств Джи-Ай вместе со значениями «yes», «no», «O.K.». В дополнение к этому в течение всего дня они повторяли основные команды, используемые в американской армии. «Вот и все, – писал Скорцени, – чем мы можем заъмаскировать нашу бригаду с точки зрения лингвистики».

С остальным оснащением было еще печальнее. Вскоре стало понятно, что просто неоткуда взять требуемое количество американских танков. В день наступления прислали два танка «Шерман», причем один из них встал, пройдя всего несколько километров. Попытки замаскировать под американские танки немецкие «Пантеры» не удались. Такой маскировкой можно было обмануть только самых зеленых новобранцев и только в сумерках. Были присланы английские и американские автомобили. Но использовать английские было невозможно, так как наступать предполагалось на участке действия американских войск. Предполагалось использовать джипы, которые имелись в немецких войсках в достаточном количестве, но владельцы машин проигнорировали приказ и не отдали их диверсантам.

С вооружением было еще хуже. «У нас ровно пятьдесят процентов необходимых нам американских винтовок плюс несколько противотанковых орудий и гранатометов, для которых у нас, однако, нет боеприпасов. Однажды мы все-таки получаем несколько вагонов американских боеприпасов, но на следующий день они взрываются. За исключением роты управления, все части получат, таким образом, немецкое оружие».

Далее диверсанты должны были надеть форму противника, причем она должна была выглядеть точно по уставу, так как неуставная форма сразу же привлечет внимание военной полиции. Однажды прислали огромное количество одежды, но это оказалась английская форма! Затем привезли вагон шинелей. Но американские солдаты носили исключительно полевые куртки! Наконец были получены куртки, но на них был треугольник военнопленного. Для командира бригады и то удалось раздобыть только один пуловер американской армии. Наконец, все же удалось одеть всех так, чтобы они были похожи на американских солдат. Большие надежды возлагались на то, что в ходе операции удастся разжиться необходимыми трофеями.

Пока готовилась операция, в целях сохранения секретности была даже приостановлена доставка и отправка почты. Зная, что Скорцени всегда поручают что-нибудь серьезное, о целях операции ходили самые невероятные слухи. Одни утверждали, что знают из надежного источника, будто бригада пройдет по всей Франции, чтобы освободить гарнизон, осажденный в Бресте. Другие считали, что предстоит снять осаду с защитников Лорьяна. Они видели – своими собственными глазами – планы, которые должны позволить проникнуть в эту крепость. Версий было великое множество. Один из офицеров заявил, что целью операции является захват союзнического штаба в Париже, и даже предложил свой план действий. Как потом стало известно, союзники некоторое время действительно проявляли пристальное внимание к случайно упомянутому в разговоре парижскому кафе. Командование решило не опровергать ни одно из предположений и демонстрировать раздражение осведомленностью своих подчиненных, надеясь, что иностранные разведки не смогут переварить такой поток информации.

Но вот худо-бедно приготовления были закончены, диверсантов отучили демонстрировать немецкую военную выправку, доставать сигареты по-американски и жевать жевательную резинку. Операция началась, и, к удовлетворению Скорцени, даже удалось добиться некоторых успехов, правда, самому «обер-диверсанту» Гитлер запретил лично появляться на фронте. Американское радио в Кале говорило о раскрытии огромной сети шпионажа и диверсий в тылу союзников – и эта сеть, по их словам, подчинялась полковнику Скорцени, «похитителю» Муссолини. Американцы даже объявили, что захватили более 250 человек из его бригады. Любого рыжеволосого солдата могли заподозрить в том, что он переодетый немец. Союзническая контрразведка даже арестовала некоторое количество настоящих, ни в чем не повинных американских солдат и офицеров. Один американский капитан обнаружил в одном французском городе сундучок немецкого офицера, откуда взял пару сапог. Поскольку чисто случайно они подошли ему по размеру, то он и носил их каждый день. Но военная полиция, бросившаяся ловить шпионов, обнаружила это и сделала вывод, что капитан был шпионом. В результате несчастного арестовали. Два молодых лейтенанта США, прибывшие во Францию в декабре 1944 года, были однажды приглашены к одному командиру части, уже привыкшей к жестоким фронтовым условиям. Любезные и вежливые, эти два молодых офицера, естественно, посчитали, что должны как-то выразить свое восхищение едой, которая, однако, состояла из одних консервов. Эта похвала вкупе с их незапятнанной, новенькой формой сразу же навели на них огромное подозрение, да такое, что срочно была вызвана военная полиция, которая вытащила их из кресел и препроводила в тюрьму. Ибо ветераны, испытывавшие к консервам невероятное отвращение, никак не могли поверить, что настоящий американец мог найти для такой пакости слова похвалы.

Считая, что Скорцени способен на самые страшные злодеяния и на самые дерзкие замыслы, американская контрразведка сочла необходимым принять исключительные меры предосторожности для обеспечения безопасности союзнического верховного главнокомандования. Так, генерал Эйзенхауэр очутился на несколько дней в заточении в собственной ставке. Ему пришлось разместиться в домике, охраняемом несколькими кордонами военной полиции. Вскоре генералу это надоело, и он попытался всеми способами отделаться от этого надзора. Контрразведке удалось даже найти двойника генерала. Каждый день ложный главнокомандующий, одетый в генеральскую форму, должен был садиться в машину своего командира и отправляться в Париж, чтобы привлечь к себе внимание «немецких шпионов».

Маршал Монтгомери в течение всего наступления опасался, что военная полиция его арестует и примется допрашивать. Дело в том, что какой-то милый фантазер распустил слух, будто один из членов «банды Скорцени» занимается шпионажем, переодевшись в форму британского маршала. Поэтому военная полиция тщательно изучала внешний вид и поведение всякого британского генерала, передвигавшегося по Бельгии.

Хотя в целом для Германии наступление в Арденнах обернулось разгромом, некоторые эпизоды Скорцени счел «забавными» и с удовольствием пересказал в своих мемуарах.

Стиляги Третьего рейха

При упоминании Третьего рейха обычно представляются вооруженные до зубов солдаты вермахта или СС. Кажется, ничто не могло ускользнуть от нацистского государства, все сферы жизни были под контролем. Однако это не совсем так.

В последнее время в прессе и исторических работах все чаще и чаще встречаются упоминаются о «свинг-югенде», неких стилягах Третьего рейха. Нет сомнения, что «свингующая молодежь», которая пыталась ориентироваться на американские культурные образцы, в некоторой мере определяла социальный ландшафт национал-социалистической Германии, но куда более распространенным явлением были «шлурфы» («свиг-югенд» был лишь их частным случаем). Именно они с полным основанием могут претендовать на звание «стиляг Третьего рейха». Название этой молодежной субкультуры произошло от диалектного южногерманского слова schlurfen – «шумно пить, хлебать, чавкать, попивать (пить небольшими глотками)». В самом же рейхе «шлурфами» называли подчеркнуто модно одетых бездельников, гуляк-франтов, которым было по 14–25 лет. Сейчас сложно сказать, в какой мере к этим группировкам принадлежали девушки, по крайней мере, в документах гестапо содержались сведения о «шлурф-кошках», которые толкались юношами на совершение аморальных действий и даже проституцию.

В Третьем рейхе тоже были стиляги

Уже осень 1939 года один из идейных членов НСДАП писал в «соответствующие органы»: «В то время как наш любимый фюрер и наши братья жертвуют всем во имя Родины, они не способны отказаться от неприлично вызывающих развлечений. Во-первых, я подразумеваю танцы. Во-вторых, непомерное потребление спиртных напитков, которое выливается в форменные попойки. Кто принимает участие в этих безобразиях? Серьезных, мыслящих людей там однозначно нет. По большей части это выпускники школ, которые танцуют пропагандируемый американскими евреями свинг, конго и т. д. Они одеваются так, как и не оденется ни один приличный немецкий юноша. Они обряжаются „по-американски“, носят американские стрижки и полагают, что этого не надо стыдиться. Знаете, что заявила мне толпа этих выряженных денди, когда я заметил, что этот танец запрещен? Они заявили: как только мы выйдем из войны, то сможем снова танцевать! Комментарии излишни. Господин гауляйтер, им безразлично, что лучшие сыны Отечества проливают свою кровь. Они могут только танцевать и пить. Все это безобразие творится в танцевальной школе Майдлинг».

Год спустя тревожные сведения стали поступать уже из Гамбурга. «Мы не намерены молчать, глядя на то, как себя ведут эти "бои" и "гирлы". Для них как будто бы нет никакой войны». В итоге, чтобы не «ставить под угрозу победу в войне», свинговые танцы были запрещены. Впрочем, запрет официально не касался легкого джаза. Некоторые «джазовые капеллы» просуществовали до самого окончания войны.

Сами «шлурфы» пытались держаться современно элегантно и непринужденно. Они любили свинг и джаз, предпочитали одеваться в английскую одежду. Особым шиком в их среде считалось выкрикнуть на танцевальной площадке «Наци вон!» или избить какого-нибудь члена гитлерюгенда. Из одежды они предпочитали носить длинные, доходящие едва ли не до колен двубортные полосатые пиджаки. Брюки должны были быть непременно длиннее положенного, но со значительными отворотами и наглаженными («острыми как нож») стрелками или защипами. Галстуки и шарфы должны были быть желательно яркого цвета. Ботинки должны были иметь толстую или даже двойную подошву. Шляпа носилась запрокинутая на затылок либо, наоборот, надвинутая на лоб. Можно привести описание идеального «шлурфа»: пиджак до колена цвета бордо из материи в белую (теннисную) полоску, широкие брюки, на которых должны были быть загибы в 10–15 сантиметров. Чтобы соответствовать подобному образу требовалась немалая фантазия и изворотливость. В условиях всеобщего дефицита и ограничений требовалось быть импровизатором. Чтобы сделать шляпу а-ля американская, в воде размачивалось переднее поле обычной шляпы, после чего оно сушилось на краю стола. В итоге за ночь поля шляпы спереди опускались вниз. Двубортные пиджаки производились из отцовских, которые должны были быть заметно больше размером, чем требовалось в идеале. При помощи пересаженных пуговиц они приобретали долгожданный вид. К ботинкам приклеивали старые резиновые подошвы. Но полный наряд «шлурфа» доставался только по исключительным случаям. В качестве таковых могли выступать танцевальные вечеринки.

«Шлурфы» происходили преимущественно из рабочих слоев. Во время будней от их напускного образа оставались только прически и сигареты (курение считалось модным и элегантным). Наряду с нарядом «шлурфа» их образ должен был дополняться специальной осанкой и манерой себя держать. С сигаретой в уголке рта, с руками в карманах брюк, слегка наклонив верхнюю часть туловища, они должны были двигаться медленно и небрежно, словно демонстрируя свое презрительное отношение к действительности и насмешливое превосходство над окружающими их людьми. Самым существенным элементом были напомаженные волосы, которые должны были образовывать на затылке так называемый «ласточкин хвост». В полной противоположности господствовавшему национал-социалистическому идеалу солдатской мужественности «шлурфы» демонстрировали желание быть модными и элегантными. Подобные намерения приводили к многочисленным трудностям. Многих «для исправления» заблаговременно призывали в ряды вермахта или же направляли в дисциплинарные учреждения. В 1944 году «полиция безопасности» Вены сообщала о том, что была организована облава на танцевальную школу Иммерволль, которая закончилась серией арестов.

В конце войны в отчетах гестапо и СД все чаще и чаще попадаются упоминания об арестах «шлурфов», среди которых начинают попадаться члены групп «свинг-югенда». Весной 1943 года Отто Финке, Вальтеру фон Перко и Герману Тоту было всего лишь 17 лет, когда они были арестованы. Им было инкриминировано участие во встречах членов «свинг-югенда», а также призывы к свержению «национал-социалистического строя».

Поскольку «шлурфы» делали в своей внешности акцент на показную небрежность, что контрастировало с внешностью членов гитлерюгенда, то нередко случались стычки и даже массовые драки. В облавах на «шлурфов» участвовали не только полицейские, но также подразделения СА, гитлерюгенда и даже Национал-социалистического моторизированного корпуса. Самих «шлурфов» не только исключали из гитлерюгенда, но нередко в принудительном порядке ручной машинкой сбривали их любимые вихры. Когда мер со стороны гитлерюгенда стало не хватать, в дело вступило гестапо.

В начале 1943 года в одном из документов гестапо сообщалось: «25 февраля 1943 года 25 молодых людей пристали к 15 членам гитлерюгенда, которые носили униформу». В итоге возникла массовая драка, двое членов гитлерюгенда получили легкие ранения. Под покровом ночи «преступникам» удалось скрыться. Несколько месяцев спустя в одном из парков Вены был жестоко избит Клаус Шиллинг, который был членом гитлерюгенда. В избиении принимало участие около 10–12 человек. При этом в документах нет ни одного упоминания, что члены гитлерюгенда в отместку открыли охоту на «шлурфов».

Внешность всегда таила в себе возможности «негласного» сопротивления режиму. Эрика Расс, в конце войны ученица в Имперском институте прикладного искусства по классу моды (Вена), вспоминала о шляпке как некоем тайном символе внутренней оппозиции. «Мы носили шляпки в стиле трахт с тирольским орлом, старой австрийской серебряной монетой или образом Мадонны. Когда я встречала человека, который имел при себе нечто подобное, то я могла быть уверена, что не должна держать язык за зубами, обдумывая каждое произнесенное слово».

Похожий пример являл собой «Фрайшар Восточной марки», который летом 1942 года возник в деревне Дросен округа Герн. Это организация состояла из большого количества членов гитлерюгенда. Несмотря на национал-социалистическое воспитание, эта молодежь создала клерикальную и легитимистскую организацию, которая ставила своей целью «отделить Восточную марку от старой империи, восстановить Австро-Венгерскую монархию, с возвращением в лоно оной Венгрии, возведение на престол Отто фон Габсбурга и выдворение всех германских немцев из Австрии». В качестве опознавательного знака они носили на левом предплечье синюю шерстяную нить и приветствовали друг друга словом «Оеха!», что было аббревиатурой фразы «Австрийцы, выжидают!». Весной 1943 года большинство членов этой организации было арестовано гестапо.

Гюнтер Шифтер, один из арестованных «шлурфов», всю свою жизнь гордился старым «Хомбургом», черной шляпой с жесткими полями, которую он сохранил еще со временем войны. «Это был мой личный фирменный знак, в «Хомбурге» тогда никто не ходил!» В знак своей «внутренней оппозиции» он пытался выглядеть английским джентльменом. Его образ должен был дополнять длинный черный зонт. «Я не могу объяснить, как было возможно, что мы хоть что-то знали об Америке», – удивлялся он после войны своим нарядам. Но именно в Америке и Англии он видел тот стиль, которому должен был следовать. Модная одежда оставалась единственной сферой, в которой недовольная режимом молодежь могла свободно проявить себя. На территории всего рейха действовали «шлурфы», группы «свинг-югенда», «своры», «эдельвейс-пираты».

(По материалам А. Васильченко)

Любимец Марса

22 июня 1941 года немецко-фашистские войска вторглись на территорию СССР. Группа армий в составе 21 пехотной и шести танковых дивизий под командованием фельдмаршала фон Лееба быстро продвигалась через Прибалтику в направлении Ленинграда.

Красная армия несла большие потери и отступала. Гитлер полагал, что крупный город России, построенный Петром Великим в качестве столицы на Балтике, вот-вот падет. Поэтому 18 сентября 1941 года он отдал строжайший приказ: «Капитуляцию Ленинграда не принимать, даже если она будет предложена».

Дальнейшую судьбу города он определил в директиве от 29 сентября, приняв решение стереть Ленинград с лица земли. Существование этого крупного города, по мнению фюрера, не представляло интереса, поскольку он намеревался уничтожить СССР.

Перед немецко-фашистскими войсками поставили цель: подойти к городу и разрушить его до основания посредством артиллерии и непрерывных атак с воздуха…

Однако вопреки ожиданиям агрессоров город не капитулировал, а продолжал сражаться, даже оказавшись в смертельном кольце блокады.

Когда начались интенсивные артиллерийские обстрелы и бомбежки, в Смольном приняли решение принять все меры для спасения уникальных памятников города.

Памятник А. В. Суворову в Санкт-Петербурге

– Где возможно, надо памятники демонтировать и укрыть скульптурные группы в глубоких подвалах, – сказал один из руководителей обороны города А. Жданов. – Где это сделать невозможно, будем обкладывать памятники мешками с песком.

– Плохая защита от прямого попадания снаряда или бомбы, – заметил один из присутствовавших на совещании военных.

– Тогда будем обкладывать в несколько слоев. А где возможно еще и обшивать досками.

В числе знаменитых памятников Санкт-Петербурга всегда отмечали памятник генералиссимусу Суворову, установленный близ Марсова поля. Этот памятник был создан по модели скульптора М. И. Козловского, где великий Суворов, закованный в античную броню, символизировал собой Марса – бога войны.

Как и большинство монументов, памятник было решено снять с постамента и спрятать в подвале близстоящего дома, где его не могли достать ни бомбы, ни снаряды. Бригада рабочих сняла фигуру Суворова с постамента и попыталась спрятать его в подвале. И тут оказалось, что предназначенный для хранения памятника подвал никак не подходит. Благодаря своим габаритам фигура Суворова не проходила через двери. «Давайте, ребята, попробуем через окно», – предложил бригадир.

Рабочие подняли скульптуру на руки и подтащили к низкому подвальному окну, но просунуть в него памятник не удалось. «Стену надо разбирать», – сказал один из рабочих.

Попытались разобрать часть толстенной стены, однако и это не принесло положительного результата. Обо всем доложили в Смольный, и оттуда приказали вновь водрузить памятник на постамент.

За множеством забот и проблем, связанных с обороной города, о памятнике Суворову не забывали. Но просто никто не мог приложить ума и посоветовать, что с ним делать. Как уберечь его от вражеских снарядов, бомб и осколков смертоносного железа? А пока памятник великому русскому полководцу стоял на своем обычном месте.

В один из слякотных осенних дней из проходной Смольного представителю Государственного комитета обороны позвонил дежурный.

– Алло, слушаете? Тут один гражданин пришел, говорит, что у него важная информация. Требует встречи с самим товарищем Ждановым.

– А товарища Сталина ему не надо? – разозлился представитель ГКО, но быстро остыл и сбавил тон. – Ладно, проехали. Что у него за информация?

– Не говорит, – засопел в трубку дежурный. – Отправить его куда следует?

– Ты вот что, выпиши ему пропуск, и пусть проводят ко мне. Мы тут побеседуем и выясним: вдруг у него действительно есть за душой нечто важное.

Посетителю выписали пропуск, и хмурый неразговорчивый человек в военной форме без знаков различия проводил его по длинным коридорам Смольного до кабинета, где работал представитель ГКО.

Неожиданного визитера встретил средних лет мужчина с красными от бессонницы глазами. Рядом с ним сбоку от письменного стола пристроился лейтенант НКВД с двумя рубиновыми «кубарями» на петлицах и шевроном на рукаве добротной коверкотовой гимнастерки.

– Я полномочный представитель Государственного комитета обороны Алексей Петрович Ермолаев. Кто вы такой?

– Я Новиков Петр Иванович, коренной и потомственный ленинградец.

– Что у вас за информация? – вступил в разговор лейтенант НКВД. – Вам что-нибудь известно о вражеских агентах или имеете какие-либо другие данные о противнике?

– Нет, что вы, совсем нет, – даже отшатнулся Новиков, стискивая в руках старую поношенную кепку. – Просто я посчитал своим долгом сообщить в Смольный, что я недавно составил гороскоп.

– Что такое? – удивленно поднял брови представитель ГКО.

Неожиданный посетитель сразу показался ему человеком странным и непонятным. Высокий, худой, в потертом коричневом пальто, он чем-то неуловимо напоминал Дон Кихота, хотя у него не было ни лат, ни копья, а лицо гладко выбрито. Но глаза, глаза! Они словно смотрели не на окружающий мир, а внутрь себя, и совершенно неизвестно, что они там видели. Теперь визитер завел речь о гороскопе: кажется, это что-то связанное со звездами?

– Ну, гороскоп – это вроде предсказания судьбы по звездам, а я вообще очень увлекаюсь астрологией. И уже давно.

– Это что-то навроде колдовства, что ли? – недобро прищурился лейтенант НКВД, оценивающим взглядом профессионального мастера заплечных дел окидывая худую фигур Новикова.

– Что вы, какое колдовство, – несказанно удивился Петр Иванович. – Никакого колдовства. Вообще моя специальность астрономия, я работал в Пулковской обсерватории, а составление гороскопов – просто отдых. Если хотите – хобби. То есть увлечение в свободное от работы время.

– Вот именно время, астроном, – устало сказал представитель ГКО, заметив новый недобрый взгляд чекиста. – Время не ждет! Давай выкладывай, что там у тебя. Короче и ближе к сути дела!

Новиков расстегнул пальто, достал из внутреннего кармана пачку помятых листков и бережно расправил их ладонью на краю стола.

– Вот, я здесь вычислил пути движения небесных светил. Получается, что великий Суворов был и остается любимцем Марса – древнего бога войны. И памятник ему поставлен тоже, где Суворов изображен в виде Марса!

– Ну, дальше, дальше что?! – нетерпеливо подгонял Новикова лейтенант НКВД.

– Дело в том, что, если памятник оставить на месте и не трогать, с ним ничего не случится, – торжествующе сказал астроном.

– Хорошо, спасибо вам.

Представитель ГКО пожал Петру Ивановичу руку, отметил пропуск и вызвал дежурного из проходной, чтобы тот проводил астронома до выхода.

Когда за Новиковым закрылась дверь, Алексей Петрович задумчиво побарабанил пальцами по крышке стола и вопросительно посмотрел на чекиста.

– Мистик! – коротко бросил чекист. – А памятник нам все равно некуда девать. Пришел чудак с важной информацией, требует встречи с товарищем Ждановым.

– Хрен его знает, – протянул Ермолаев. – Как говорят в народе, чем черт не шутит? Принято решение строить баррикады на окраинах, все доски и мешки с песком пойдут туда. Так что волей-неволей…

Памятник Суворову близ Марсова поля так и остался на своем месте. Его даже не обкладывали мешками с песком и не обшивали досками. Удивительно то, что часто подвергаемый обстрелу вражеской артиллерии и бомбежкам памятник, стоявший практически посреди площади, открытый всем ветрам, за годы блокады нисколько не пострадал. В него ни попали ни бомбы, ни снаряды, ни осколки. Зато в тот самый подвал, куда его столь безуспешно пыталась перенести бригада рабочих, и как раз в то самое многострадальное подвальное окно случилось прямое попадание вражеского крупнокалиберного снаряда, разворотившего все внутри. Страшно подумать, что могло бы случиться, если бы памятник Суворову спрятали в тот самый злополучный подвал.

Специалисты рассчитали, что если бы памятник находился в подвале, то от скульптуры великого полководца ни осталось бы ничего!

Так и простоял памятник Александру Васильевичу Суворову без всякой защиты в течение всей Великой Отечественной войны, как бы символизируя собой готовность русского народа сражаться с захватчиками во что бы то ни стало, до последней капли крови.

Судьба астронома Петра Ивановича Новикова осталась неизвестной.

Слова, которых никто не произносил

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: западное побережье оккупированной Франции. ДАТА: 5 июня 1944 года.

ДЕЛО: Накануне исторического «дня X» в эфире неожиданно прозвучало радиосообщение о высадке союзников в Европе. Британская контрразведка была в изумлении, а немцы растерялись, так как не могли приписать все происшедшее подвигам своих шпионов. Официально объявление посчитали промашкой служащих радиостанции Би-би-си, но до сих пор не появилось никаких новых фактов, способных объяснить происхождение сообщения.

ЗАИНТЕРЕСОВАННЫЕ ЛИЦА: немецкая группа войск «Центр» и британская разведка МИ-5.

Генерал фон Салмут спокойно играл партию в бридж, когда полковник Мейер торопливо вошел в зал, чтобы объявить невероятную новость: Би-би-си сообщило о наступлении союзников через послание: «Blessent mon coeur d'une langeur monotone».

Высадка союзников в Нормандии

Неизвестно, как людям из абвера, контрразведки вермахта, удалось расшифровать послание, скрывающееся за строкой из стихотворения Поля Верлена под названием «Осенняя песня», но командующий 15-й армией довел все до сведения своих начальников так быстро, как только смог. В 10.05 все армейские командиры и главнокомандующие немецкой армией были осведомлены о радиопослании, однако Шпайдель, Йодль, Кейтель, Блюментритт и фон Рундштедт никак не отреагировали на известие. Метеоусловия и состояние моря считались неблагоприятными для высадки десанта, и, кроме того, немыслимо было представить, что служба английской разведки могла послать подобное сообщение через обычное лондонское радио. Один из генералов Главного штаба пробурчал: «Генерал Эйзенхауер не доверил бы Би-би-си объявлять о высадке войск!»

Тем не менее сообщение было правильное. Радарные станции немцев, расположенные в Шербуре и Гавре, оказались «ослеплены» помехами и разными случайными радиосигналами, которые парализовали почти все оборудование. Только радары Фекама и Кале продолжали функционировать. В 23.30 стратегически важные пункты французского побережья подверглись продолжительной авиационной атаке, а уже в 00.15 первые парашютисты коснулись земли. У абвера больше не оставалось времени выяснять обстоятельства передачи. Однако МИ-5, его английский аналог, как и полагается, всерьез занялась этим вопросом…

Эйзенхауэр, командовавший силами вторжения, склонялся к мысли, что судьба явно складывается против него. Все планы вторжения, которые составляли главную военную тайну, казалось, стремятся стать известными противнику. Два офицера были понижены в звании за чрезмерную болтливость. Другой унтер-офицер перепутал конверты и передал всю информацию своей сестре в Соединенные Штаты. Еще двенадцать секретных документов вылетели за окно, распахнутое порывом ветра, и хотя одиннадцать из них тут же подобрали, секретчики не находили себе места, пока некто неизвестный не принес последний циркуляр, считавшийся навсегда утерянным. И в довершение всего ключевые слова для высадки десанта появились в майском кроссворде газеты «Дейли телеграф», причем возможность шпионажа в этом случае практически исключалась. (Речь шла о слове «Овер-лорд», фигурировавшем в вопросах, составленных обыкновенным школьным учителем мистером Доу.) И после всего этого Эйзенхауэр узнает, что ночью Лондонское радио объявило на все четыре стороны о начале вторжения союзников во Францию. Хотя сообщение и было зашифрованным, немцы могли знать – как и оказалось в действительности – систему кодов. МИ-5 немедленно начала расследование происшествия, которое, как ни смотри, явно выглядело чьим-то предательством… Но тут-то и выяснилось самое удивительное.

Срочно были направлены агенты в Ассошиэйтед Пресс, где должен был находиться человек, пересказавший ключевые слова кому-то на Лондонском радио, кто их прочел. Однако автора обмолвки так и не нашли. Были опрошены и допрошены и сотрудники самой радиостанции. И с тем же результатом: выяснилось, что никто вообще не произносил этой фразы перед микрофоном!

Могла ли идти речь об обрывке передачи с другой радиостанции, «пролезшей» случайно в выпуск Би-би-си? Служба контрразведки категорически утверждала, что технические характеристики послания не показали внешних помех. Предполагаемый предатель должен был работать в Ассошиэйтед Пресс или на самой радиостанции.

Но обвинить всех сотрудников в предательстве или укрывательстве было совершенной нелепостью. Все попытки МИ-5 докопаться до истины в этом деле окончились ничем. Война между тем продолжалась, и вскоре вся история потеряла какую-либо значимость, ведь буквально на следующий день началась атака на «Атлантический вал», оборонную систему немцев на побережье. Расследование прекратили, вынеся вердикт, что все «было плодом воображения секретаря».

После войны многотонные стопы секретных документов подверглись тщательному изучению. В архивах абвера не нашлось никаких материалов, подтверждающих ответственность за происшедшее какой-либо шпионской или сочувствующей немцам группы в Великобритании. Самое странное, что это послание, несмотря на все ожидания, помогло союзникам. Если не считать войск фон Салмута, остальная армия оставалась – тоже по непонятным причинам – пассивной. Историк Пол Карелл писал об этом: «Здесь мы встречаемся с психологическим провалом, истинный смысл которого невозможно расшифровать».

«Послание Верлена», как его назвали, содержит множество неизвестных, хотя в классических книгах по истории его рассматривают как невероятный анекдот: как могло случиться, что все работники станции отрицают происшедшее? Кто же произнес эту фразу перед микрофоном? Очень сложно ответить на эти вопросы, если не вспомнить, что незадолго до того обе враждующие стороны получили другие странные послания, источник которых так и остался невыясненным. Может быть, немцы отнесли это, последнее, сообщение к тому же типу и потому не стали никак реагировать?

Вероятно, правильнее для разрешения этой загадки будет обратиться к так называемому «феномену транскоммуникации». Это сигналы от неидентифицированного источника, которые исследователи Франсуа Брюн и Синесио Дарнелл приписывают бестелесным человеческим существам. Что бы это ни было, подлинный отец современной психофоники Фридрих Юргенсон в 1959 году начал улавливать с относительной частотой такие послания, которые в противоположность наиболее популярной методике радиопиратства появлялись на «пустых» радиоволнах.

Но загадка «послания Верлена» состоит не только в этом, ведь высадке предшествовало несколько довольно редких явлений. Листы с описанием авиационной атаки, которые разметало ветром, напоминают об известном анекдоте про астронома Камилла Фламмариона – у него порыв ветра разметал труд по анемографии (науке о направлении и силе ветра). А что сказать о кроссворде мистера Доу? Было ли послание еще одним «редким явлением», связанным с тем, что мы сейчас называем транскоммуникацией?

Сегодня мы определяем явление психофонии как звуки, разумным образом сформированные из случайных шумов. Но тогда, в случае с «посланием Верлена», существовала необходимость создания «электронного шума», чтобы «ослепить» радары немцев. Как утверждает теория хаоса, хаотические системы, такие как эти классы звуков, могут организовываться для достижения вполне конкретного результата, и, таким образом, «послание Верлена» можно считать прямым вмешательством паранормальных сил в течение истории.

Язык мой – враг твой, или индейцы против самураев

Когда во время Второй мировой войны США начали боевые действия против Японии, японцы столкнулись с одной трудностью. Как позже вспоминал шеф японской разведки, генерал Сейцо Арисуэ, они свободно разгадывали все американские шифры, кроме того, который использовала морская пехота. Оказалось, что США использовали индейцев навахо, которые передавали сообщения на своем языке.

Идея применения живого экзотического языка для передачи шифрованных сообщений выдвигалась еще во время Первой мировой войны. Тогда были попытки использовать для этой цели языки различных индейских племен. В начале Второй мировой группа морских пехотинцев, басков по происхождению, передавала приказы на своем родном языке, но в Японии были люди, знающие этот язык. Начались поиски языка, с которым бы точно не были знакомы японцы.

Навахо-радисты

Помощь командованию войск США оказал Филипп Джонстон, выросший в резервации индейцев навахо и еще во время Первой мировой войны задумавшийся, как бы приспособить язык навахо для создания неразгадываемого шифра. Язык навахо почти идеально подходил для этой цели. Он был очень сложным для изучения, а кроме того, никто не зафиксировал ни своды грамматических правил, ни даже алфавит этого языка. Естественно, что «чужаку» было невозможно быстро овладеть им. Как было подсчитано, только 30 человек (не навахо) в годы войны смогли научиться понимать этот язык. Ни одного японца среди них не было.

В начале 1942 года после рапорта Ф. Джонстона под руководством командующего десантными силами тихоокеанского флота, генерал-майора К. Вогела были проведены испытания. В ходе их выяснилось, что индейцы навахо могли закодировать, передать и раскодировать трехстрочное сообщение на английском языке за 20 секунд – значительно быстрее, чем машины того времени.

В мае 1942 года первая группа навахо начала работу на специальной базе в Калифорнии. Был разработан словарь военных терминов, который шифровальщики заучивали наизусть.

Радистов-навахо отправляли в подразделения морской пехоты на тихоокеанском театре военных действий. В их задачу входила передача приказов и другой боевой информации по рации и телефону. Некоторые навахо использовались как курьеры или обычные солдаты.

Офицер-сигнальщик 5-й дивизии морской пехоты майор Г. Коннор вспоминал, что во время сражения за Иводзиму в первые два дня шестеро навахо, находившиеся у него в подчинении, работали круглосуточно, отправив и получив более 800 сообщений и не допустив ни одной ошибки. Он заявлял: «Если бы не навахо, мы бы никогда не взяли Иводзиму».

До конца войны индейцы участвовали в каждой боевой операции морской пехоты на Тихом океане. К каждому шифровальщику был приставлен охранник, который должен был не допустить попадания индейца в плен. По слухам, охранник должен был уничтожить подопечного, если создавалась угроза его захвата, но американское командование этого не подтверждает.

Кодированное сообщение выглядело как бессвязный набор звуков на языке навахо. Шифровальщик должен был перевести каждое слово на английский, а из первых букв английских слов сложить текст приказа. Одна и та же буква могла обозначаться разными словами. Кроме того, было придумано около 450 оригинальных обозначений для терминов, которых не было в языке навахо. Например, индейское слово, переводимое как «железная рыба», означало подводную лодку.

Таким образом получался настолько сложный шифр, что удалось сбить с толку даже индейца навахо, попавшего в японский плен. Его заставляли слушать сообщения соплеменника, но в конце концов он заявил: «Я так и не понял, что вы, ребята, хотели сказать».

Впервые после войны о навахо заговорили в 1997 году, когда оставшиеся в живых индейцы присутствовали на открытии специальной выставки в Пентагоне, посвященной их боевым заслугам. Вскоре был опубликован и полный словарь кодов на языке навахо. В 2000 году шифровальщики-навахо были награждены золотыми медалями Конгресса США. В 2002 году о них был снят фильм «Говорящие с ветром».

«Последние самураи»

Их девизом было абсолютное повиновение своим командирам, их земной миссией были служение императору и смерть в бою. Плен они считали позором и унижением, которое навсегда заклеймило бы их в глазах тех, кого они уважали, – друзей, семьи, воинов, монахов. Таков был образ мыслей обычного японского солдата времен Второй мировой. Этот образ мыслей, однако, помог японским солдатам, потерявшимся в джунглях во время боевых действий, выжить и продолжать сражаться через много лет после окончания Второй мировой. Кому-то это кажется смешным и глупым, кому-то просто забавным, кто-то видит в этом пример для подражания. В любом случае эта история заслуживает того, чтобы быть рассказанной. Многие из японских солдат, оставленных по разным причинам на многочисленных тихоокеанских островах, обстреливали рыбаков или пароходы с туристами, некоторые были найдены местными племенами.

Солдат по имени Ито Масаши вышел из джунглей Гуама, чтобы сдаться, только в 1961 году, через 16 лет после капитуляции Японии. Этот рядовой отстал от своих в джунглях 14 октября 1944 года, наклонившись, чтобы завязать шнурок на ботинке. Это его спасло – часть Масаши угодила в засаду, устроенную австралийскими солдатами. Когда началась стрельба, Масаши и один из его товарищей бросились на землю и стали отползать все дальше и дальше. Первое время они доедали остатки НЗ. Разнообразие в рацион вносили личинки, съедобные коренья, иногда ловили и ели змей. Все время приходилось избегать преследования солдат союзной армии, а потом и местных жителей с собаками.

Хироо Онода в мирной жизни

Так они прожили восемь лет. Позднее Масаши вспоминал: «За время скитаний мы натыкались на другие такие же группы японских солдат, которые, как и мы, продолжали верить, что война продолжается. Мы были уверены, что наши генералы отступили из тактических соображений, но придет день, когда они вернутся с подкреплением. Иногда мы зажигали костры, но это было опасно, так как нас могли обнаружить. Солдаты умирали от голода и болезней, подвергались нападениям, иногда их убивали свои же. Я знал, что должен остаться в живых, чтобы выполнить свой долг – продолжать борьбу. Мы выжили лишь благодаря случаю, потому что наткнулись на свалку американской авиабазы». Эта свалка спасла им жизнь, на ней они находили все, что им было нужно, даже постельное белье, которое они сделали из тентов.

Однажды Масаши нашел листовки, в которых неизвестный им японский генерал приказывал им сдаться. Масаши рассказывал: «Я был уверен, что это уловка американцев, чтобы поймать нас. Я сказал Минакаве: "За кого они нас принимают?!"»

Европейцу очень сложно представить, что чувствовали и о чем думали японцы, попавшие в такие жизненные обстоятельства. Масаши вспоминал: «Однажды Минакава и я разговаривали о том, как выбраться с этого острова по морю. Мы ходили вдоль побережья, безуспешно пытаясь найти лодку. Но наткнулись лишь на две американские казармы с освещенными окнами. Мы подползли достаточно близко, чтобы увидеть танцующих мужчин и женщин и услышать звуки джаза. Впервые за все эти годы я увидел женщин. Я был в отчаянии – мне их не хватало! Вернувшись в свое убежище, стал вырезать из дерева фигуру обнаженной женщины. Я мог спокойно пойти в американский лагерь и сдаться, но это противоречило моим убеждениям. Я ведь давал клятву моему императору, он был бы разочарован в нас. Я не знал, что война давно закончилась, и думал, что император просто перебросил наших солдат в какое-то другое место».

Так прошло шестнадцать лет. Однажды Минакава надел самодельные деревянные сандалии и пошел на охоту. Его не было целые сутки, и Масаши очень переживал. «Я знал, что не выживу без него, – говорил он. – В поисках друга я обшарил все джунгли. Совершенно случайно наткнулся на рюкзак и сандалии Минакавы. Я был уверен, что его схватили американцы. Неожиданно над моей головой пролетел самолет, и я бросился назад в джунгли, полный решимости умереть, но не сдаться. Взобравшись на гору, я увидел там четверых американцев, поджидавших меня. Среди них был Минакава, которого я не сразу узнал, – его лицо было гладко выбрито. Он сказал, что когда шел по лесу, то наткнулся на людей, и они уговорили его сдаться. От него я услышал, что война давно закончилась, но мне понадобилось несколько месяцев, чтобы действительно поверить в это. Мне показали фотографию моей могилы в Японии, где на памятнике было написано, что я погиб в бою. Это было ужасно трудно понять. Вся моя молодость оказалась потраченной впустую. В тот же вечер я пошел в горячо натопленную баню и впервые за много лет лег спать на чистой постели. Это было восхитительно!»

Позже оказалось, что были японские солдаты, которые прожили в джунглях намного дольше, чем Масаши. Например, сержант императорской армии Шоичи Икои, служивший на Гуаме. Во время штурма острова американцами он сбежал из своего полка морской пехоты и нашел укрытие у подножия гор. Он тоже находил на острове листовки, призывающие японских солдат сдаваться согласно приказу императора, но отказывался верить в это.

Позже он вспоминал: «Я был совсем один столько долгих дней и ночей! Однажды попытался криком прогнать змею, которая заползла в мое жилище, но получился только жалкий писк. Мои голосовые связки столько времени были в бездействии, что просто отказывались работать. После этого я стал каждый день тренировать свой голос, напевая песенки или читая вслух молитвы».

Сержанта случайно обнаружили охотники в январе 1972 года. Ему было 58 лет. Икои ничего не знал об атомных бомбардировках, о капитуляции и поражении его родины. Когда ему рассказали об этом, он упал на землю и зарыдал. После этих случаев японское правительство снарядило несколько экспедиций в джунгли, чтобы разыскать своих потерянных солдат. Были разбросаны тонны листовок, но воины-отшельники продолжали считать их вражеской пропагандой.

В 1974 году на одном из филиппинских островов сдался местным властям лейтенант Хироо Онода. 17 декабря 1944 года командир его батальона майор Танигучи приказал 22-летнему Оноде возглавить партизанскую войну против американцев на Лубанге: «Мы отступаем, но это временно. Вы уйдете в горы и будете делать вылазки – закладывать мины, взрывать склады. Я запрещаю вам совершать самоубийство и сдаваться в плен. Может пройти три, четыре или пять лет, но я за вами вернусь. Этот приказ могу отменить только я и никто другой». Почти 30 лет Оноду не могли найти лучшие части спецназа, но на него совершенно случайно наткнулся японский турист, собиравший в джунглях бабочек. Чтобы убедить этого офицера в том, что война закончилась, пришлось вызвать его бывшего командира. Перед тем как сдаться, он попросил разрешения оставить на память свой самурайский меч, который он закопал на острове в 1945 году. После такого психологического потрясения ему пришлось серьезно лечиться. Он говорил: «Я знаю, что в лесах скрывается еще много моих товарищей, мне известны их позывные и места, где они прячутся. Но они никогда не придут на мой зов. Они решат, что я не выдержал испытаний и сломался, сдавшись врагам. К сожалению, они там так и умрут».

В Японии Онода с радостью встретился со своими престарелыми родителями. Отец сказал ему: «Я горжусь тобой! Ты поступил как настоящий воин, как подсказывало тебе сердце».

Долгое время этот человек, названный в газетах «последним самураем», отказывался встречаться с корреспондентами, заявляя: «Я выпустил книгу «Не сдаваться: моя 30-летняя война», где уже ответил на все вопросы. Что бы случилось, если бы за мной не приехал майор Танигучи? Все очень просто – я продолжал бы воевать до сих пор. Меня оскорбляют предположения, что моя борьба была бессмысленной. Я воевал, чтобы моя страна стала могущественной и процветающей. Когда я вернулся в Токио, то увидел, что Япония сильна и богата – даже богаче, чем прежде. И это утешило мое сердце. Что касается остального. Откуда же я мог знать, что Япония капитулировала? Я и в страшном сне не мог себе это представить. Все это время, что мы сражались в лесу, были уверены – война продолжается.»

В мае 2005 года агентство «Киодо ньюс» сообщило, что в джунглях острова Минданао (Филиппины) обнаружены двое японских военных – 87-летний лейтенант Иосио Ямакаве и 83-летний ефрейтор Судзуки Накаути: были опубликованы их фотографии. Посольство Японии в Маниле выступило с заявлением: «Мы не исключаем того, что в филиппинских лесах все еще прячутся десятки японских солдат, не знающих о том, что война давно закончена». На Минданао срочно выехали три сотрудника посольства Японии, однако по неизвестным причинам встретиться с Ямакаве и Накаути им так и не удалось.

Чижик-Пыжик и другие

В 1994 году в Санкт-Петербурге на набережной реки Фонтанки был открыт памятник Чижику-Пыжику, тому самому, про которого детская песенка: «Чижик-Пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил.» Однако, как многим теперь известно, птица чиж тут совсем ни при чем.

В 1835 году на другом берегу Фонтанки по инициативе принца Петра Ольденбургского в доме № 6 открылось высшее юридическое учебное заведение – училище правоведения. Будущие прокуроры и судьи носили мундиры зелено-желтого цвета и пыжиковые шапки. За это и за манеру «пыжиться», в любой ситуации подчеркивая свое происхождение, воспитанников этого училища и назвали чижиками-пыжиками. Во внеурочное время они в цивильной, конечно, одежде довольно часто посещали трактир купца Нефедова, что располагался неподалеку. Видимо, детская дразнилка описывала одно из таких похождений.

Памятник Чижику-Пыжику в Санкт-Петербурге

После закрытия училища уже мало кто вспоминал о тех, кто в нем учился, а Чижик-Пыжик окончательно превратился в персонажа песенки, в литературного, фольклорного героя. Вокруг памятника птичке появились свои поверья. Если брошенная монетка останется лежать на постаменте – загаданное желание исполнится. А молодожены верят, что, если опустить на веревочке рюмочку и суметь чокнуться с Чижиком, брак будет счастливым. Из каких-то соображений памятник уже семь раз похищали. Может быть, тоже какая-то примета?

Иногда бывает и наоборот: сначала ставят скульптуру, а потом вокруг нее складывается своеобразный городской фольклор, она становится памятником, «обрастает» историей. Малую Садовую улицу в Петербурге украшают сразу несколько таких забавных скульптур, с которыми жители и гости города связывают различные приметы. Например, «добрая собака», которую прозвали Гаврюшей. Считалось, что если написать свое желание рядом на стене, то оно непременно сбудется. Чтобы жаждущие исполнения желаний не портили вид вокруг Гаврюши, у нее теперь есть специальный «почтовый ящик мечты».

На этой же улице, на втором этаже гастронома «Елисеевский», есть памятник черному коту. Это не просто кот, а, согласно городским преданиям, кот графа Шувалова. Рассказывают, что, когда шло строительство графского дома, архитектор стал жаловаться на странные ошибки и просчеты в чертежах и других строительных документах. Сами собой появлялись кляксы, происходили прочие неприятности. И. И. Шувалов поначалу не обратил на это никакого внимания. Но во время новоселья обрушилась тяжелая бронзовая люстра, только по счастливой случайности не задев никого из собравшихся на праздник. Граф забеспокоился, пошли слухи, что это шалит нечистый, которого хозяину подсунули в Швейцарии, где он побывал незадолго до начала строительства. Добрые люди посоветовали завести черного кота. Логика была такова: нечисть с нечистью не уживутся. Так и получилось. Отечественный кот справился с чужеземным пришельцем и избавил дом от напастей. Теперь его чугунная копия украшает угол магазина. На счастье надо закинуть к нему монетку. Существует также версия, что кот Елисей и еще три кошачьих скульптуры поблизости – это памятник тем ярославским кошкам, которых привезли с расплодившимися крысами в Ленинград во время войны, где своих кошек по понятным причинам не осталось.

Есть и памятники, иллюстрирующие легенды, связанные с первыми годами существования города. Возле Иоанновского моста, ведущего к Заячьему острову, стоит Зайчик, спасшийся от наводнения. Говорят, что остров был назван Заячьим в честь зайца, которому удалось избежать гибели в воде, запрыгнув на сапог Петра I. На Васильевском острове можно видеть памятник пушкарю Василию. По легенде, во время строительства города артиллерийской батареей на острове командовал Василий Корчмин.

Приказы от царя он получал с припиской «Василию на остров», поэтому и остров вскоре стали именовать Васильевским.

А на площади Тургенева, рядом с кафе «Му-му», в марте 2004 года открыт памятник собаке из повести И. С. Тургенева «Муму». На табличке у памятника написано, что «150 лет назад в журнале "Современник" впервые был опубликован рассказ И. Тургенева "Муму"». Кто из нас в детстве не мечтал изменить судьбу несчастной собачки? И вот она сидит, живая, рядом сапоги, дворницкий фартук. А где же Герасим? Утопился?

Это только небольшой обзор забавных памятников, связанных с историей Санкт-Петербурга. Наверное, в каждом городе найдется хотя бы один подобный маленький шедевр.

Оглавление

Глухая «прародительница» человека

Хирургия в древности

Электричество в Древнем Египте

Вокруг Африки 2500 лет назад

Суэцкий канал и Древние египтяне

Кокаин и никотин знали до Колумба?

Эскадрильи фараонов?

Надписи на стенах обреченного города

Горбатые победители

Кто кого?

Вечно горящие лампы

Древние греки могли изобрести паровоз

Битва у мыса Акций

Алмаз Клеопатры

Император Ремус I

Исчезнувшие римские легионы

Овощная история

Жизнеописание Христа… за полтора века до возникновения христианства

Как Папа Римский был… женщиной!

Набрал в рот воды – молчи!

Карта Пири Рейса, опередившая время

Самая загадочная карта в мире

Выкуп для султана

«Безземельный король», или король без королевства

Поэт-уголовник

Как китайцы открыли мир

При чем здесь Мономах?

Королевская милость

Фрески замка Монтаржи

Предсказания отшельника

Вино для победителей

Два Генриха

Адвокат термитов

Беру грехи на себя

Вампир

«Говорящая голова»

Две могилы великого мореплавателя

Цветочное безумие

Пророчество святого Георга

Мастер и монахиня

Султанша-венецианка

«4711»

Америка, кто в имени твоем?

Мистический дым

«Хочу стать первым»

Вильгельм и Ричард

Война длиною триста лет

Русский север мог стать английской колонией

Московский вор, грабитель и… сыщик

За спасение – казнь

Царь-врачеватель

Пора отдавать долги?

Проклятое золото Мазепы

Несостоявшаяся экспедиция на Мадагаскар

Завещание Петра I, или протоколы парижских мудрецов

Раскрыта тайна Зорро?

Вино «Короля-солнце»

Червонная дама корсара Леграна

Государства-фальшивомонетчики

Чай и независимость

Вот такой генералиссимус

Приговор

Ой, вы, кони

Великий лжец

Портрет таитянского принца

Гасконец, революционер, король

Граф-миллионер, депутат нищих

Черный Дюма

Тень старого Фрица

Взлет и падение Калиостро

Мальчик, написавший Шекспира

Драма Роберта Фултона

Бриг «Меркурий» и Судьба

«Страшный» эксперимент

Души графских кошек

Мокрый генерал

Живой прототип Буратино

Русский дедушка… чилийского флота

Наполеон мог бежать…

Когда стада были большими, или миф о добрых индейцах

Адмиральский удар

Кто был прототипом капитана Немо?

Джек-потрошитель оказался… женщиной!

Как южане северян победили

Человек, которого так и не смогли повесить

Отто, король албанский

Агата Кристи и тайны Месопотамии

В поисках земель, которых не было

Донской казак – американский генерал

Газеты сильнее пушек

«Я бы повесил того Керенского»

Рабоче-крестьянская… Белая армия

Мальвина, повелительница кукол

Как Отто Скорцени американцев обманул, а войну не выиграл

Стиляги Третьего рейха

Любимец Марса

Слова, которых никто не произносил

Язык мой – враг твой, или индейцы против самураев

«Последние самураи»

Чижик-Пыжик и другие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg