Поиск собственного содержания, или Пирожки с начинкой из потенциальных бабочек Запись доклада на «УПАКОВКА ФЕСТ» Алексей Кулаков
© Алексей Кулаков, 2017
ISBN 978-5-4474-9347-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Знакомимся с аудиторией
— Моя очередь болтать. Значит, я один раз тут как-то выступал, не знаю, слышал ли меня кто-нибудь уже. Девушки позвали меня снова что-нибудь рассказать про то, что вообще делать с идеями. У меня есть несколько старых моих презентаций, которые мы делали с моим другом Колей Яремко в 2009 году.
Мы активно занимались всякими фестивалями, похожими на тот, в котором вы сейчас участвуете. Мне это было тогда сильно актуально. И надо сказать, то, что я буду рассказывать, я сформулировал в первую очередь для себя, потому что сам в себе тогда разбирался.
У меня на самом деле три презентации, и я сколько-то из них успею рассказать.
Поиск собственного содержания
Мы все работаем с формой
Мы все работаем с формой
В общем, смотрите: все мы, кто тут собрался, занимаемся формой. Журналистика, маркетинг, любое, что угодно, что делают руками. Предмет нашей деятельности — создание форм взаимодействия. Но давайте сначала разберемся с терминами.
Есть вот форма и есть содержание. Форма — это то, как мы представляем нашу идею. Вот есть, например, пакет с программой этого мероприятия. Он такой весь из упаковочной бумаги. И, видимо, что-то нам эта упаковочная бумага говорит. Например: не будьте такими формальными, отнеситесь к происходящему с вниманием, но без угрюмой серьезности. А еще в нем есть содержание — то, что туда положено, то, что он в себе содержит. Форма — это то, как это выглядит, то, как это на нас работает. Содержание — это то, что в него вложено, то, что мы туда положили, чтобы кто-то другой достал. Я думаю, что наши профессии — они в большинстве своем связаны с тем, что мы создаем форму как инструмент передачи содержания.
Инструменты передачи содержания
Мы создаем инструменты передачи содержания, потому что мы обезьяны, социальные животные и этим содержанием привыкли обмениваться с помощью третьей сигнальной системы, в смысле языка, который мы до сих пор активно развиваем. В общем, почти все, чем мы занимаемся, — это развитие третьей сигнальной системы. Это могут быть разные всякие штуки: сервисы, методики, фестивали, программы, высокая печать — что угодно.
Сервисы, методики, программы
И, в общем-то, если вы правильно выбрали профессию, то вам должно быть от этого прикольно. То есть вам должна нравиться та форма, которую вы делаете, иначе вы фигней страдаете. Если вы нормальный инженер, вас должно изрядно переть от того, что у вас получается делать прикольную форму. Рисовать прикольные картинки, шить прикольную одежду, создавать прикольные книжки — что-нибудь. В общем, это как спецэффекты в кино: приходишь на блокбастер, например сегодня вот пойду на «Варкрафт», и там точно будет что посмотреть в плане спецэффектов. Не очень понятно, ожидает ли меня там какое-нибудь глубокое содержание, но в спецэффектах можно быть уверенным.
Это круто. Как спецэффекты в кино
То же самое можно сказать про все наши профессии. Если вы идете работать в творческую профессию, не факт, что в этом будет какое-нибудь подлинное искусство, не факт, что кто-нибудь расплачется. Но факт, что если вы будете достаточно старательным, будет на что посмотреть. Спецэффекты вам в каждой из наших профессий гарантированны. Но особенно прикольно, что есть простые способы понять, крутая форма или не крутая, и просто ей мериться.
Есть те, кто рисует красиво, есть те, кто рисует некрасиво; есть те, кто делает конверсионные лендинги, есть те, кто делает неконверсионные лендинги; есть те, у кого фестивали окупаются, есть те, у кого фестивали не окупаются, и так далее. Это такая тоже нормальная обезьянья история про то, кто первый, у кого больше и кто быстрее.
Кто первый, у кого больше, кто быстрее
Три вида маны
И вот мы делаем дизайн, пишем код, рисуем картинки и все такое. Особенно этот фестиваль, он тоже про это. Есть некое набившее всем оскомину слово «инновация».
Нормальный инженер должен самоопределяться через «сделать это первым»
Инновация — это про то, что есть какая-нибудь фиговина, которую никто до вас не делал, а тут вы ее сделали и вы такие первые. И если вы нормальный инженер или просто человек творческой профессии, вас должно это особенно радовать. То, что этот спецэффект вы сделали как бы раньше всех. В общем, давайте назовем таких людей для краткости инженерами.
Инженерные радости творчества — это первая из трех главных радостей. Сейчас расскажу еще про пару.
Есть еще в этом процессе другие ребята. Это ребята, которые всем этим делом «банчат». Продавцы. У них все еще проще. Они тоже не парятся содержанием, они просто говорят: «Здравствуйте! Пылесосы „Кирби“! Хотите пылесосы?»
У них есть картина мира, в которой то, что они продают, вам нужно.
Если вы не согласны с этой картиной мира, это все ваши проблемы, потому что вам это нужно — они за вас уже все это решили. Почему у них так? Потому что если для творческих людей является маной…
Секунду, введу термин. «Мана» — это слово вообще кто-нибудь знает? Знаете, да? Что такое мана?
— Ну, это, наверное, какая-то благодать?
— Синенькая.
— Какая-то благодать — да. Синенькая. Мана в синеньких бутылочках. Правильно. В синеньких бутылочках она в компьютерных играх, а благодать — она в верованиях полинезийских народов. Некоторая форма психической энергии в их верованиях, которая может быть или не может быть в целом у колдуна или у простого смертного. И она дает ему мистическую силу творить волшебство. Я ее употребляю в слегка другом значении: это форма психической энергии, которая если у человека есть, он хочет делать то, что он делает. И эта мана бывает разных сортов.
Есть разная мана и разные люди в творческих профессиях, они разную ману умеют «есть», чтобы им хотелось делать то, что они делают. Инженеры умеют есть ману «я сделал это первым», и «мы с коллегами считаем, что получилось круто». И мои коллеги говорят, что это реально крутой спецэффект.
У продавцов вид маны простой. Это победа. Это в терминах компьютерных игр будет примерно так. В компьютерных играх есть термин «фраг». Когда вы замочили врага. У продавца это сделка. Чем больше сделок, тем больше побед, тем больше я клевый.
Победа заполняет победителя целиком
В целом, если продавец нормально себя ведет, то он испытывает эмоции от того, что он победитель. Это прикольные эмоции, они его целиком заполняют, он рад.
Есть еще один вид людей во всем этом процессе. В кино они обычно называются продюсеры. В нашей ИТ-индустрии они обычно называются евангелисты. Евангелисты — это такие ребята, которые транслируют некоторую ценность.
Они говорят, что все, что мы делаем — эти спецэффекты, продажи, — это все не просто так, это зафига-то нужно. У каждого евангелиста должна быть некоторая истина.
У каждого евангелиста есть истина
Я сейчас несколько примеров приведу. Евангелистов придумали как профессию лет 25 назад айтишные компании, которым нужно было евангелизировать свои технологии. Им нужно было объяснять, что какой-нибудь новый фреймворк — это не просто строки кода, это что-то, что изменит жизнь миллионов. И в этом есть некоторый смысл.
Если вы пойдете на любую стартаперскую тусовку… Есть такая банальная фраза, с которой начинается выступление почти кого угодно: «Я хочу сделать мир лучше». Моду на эту фразу ввели евангелисты, которым было очень важно, чтобы те люди, которые увлечены процессом — дизайнеры, программисты, продавцы и все остальные, — они видели во всем этом смысл. Зачем? Затем чтобы у них была энергия для того, чтобы мир трансформировать, покупатели ее чувствовали и тоже включались.
Понятно, что у каждого евангелиста истина своя собственная, потому что если они все будут пихать одну и ту же истину, тогда большие компании заберут себе всех самых лучших инженеров.
Евангелист работает в особом ресурсном состоянии.
Ресурсное состояние — то состояние, в котором человек эффективен, находится «в рабочем режиме». Например, когда выступаешь, вот как я сейчас, нужно прийти в ресурсное состояние для того, чтобы хорошо чувствовать аудиторию и как-то мочь поделиться тем, что внутри. Это не то состояние, в котором человек находится в обычной жизни, это состояние, в котором он находится на пике рабочей формы.
И вот ресурсное состояние евангелиста — оно такое: у него есть внутри нечто, что из него наружу просится, он это во всех отдает. И его мана в том, что у него появляются падаваны, паства. Вот он сказал, что истина в этом, и все такие: да-да…
И вот в этой истории есть проблема. Я, собственно, этот доклад делаю про нее, и для меня это одна из самых важных вещей вообще в создании проектов, вообще в какой-то креативности. Проблема — банальность.
Когда кто-нибудь вам что-нибудь пихает со сцены про то, как там что-нибудь важно, это для вас очень часто звучит как банальность. Я сейчас несколько примеров приведу. Например, есть вот такая банальность:
«Бог — это любовь».
Когда к вам приходят ребята из секты Семидесятницы или еще кто-нибудь и они вам говорят, а вы им не верите. Потому что они говорят банальную такую штуку, которую очень много раз читали, и очень вряд ли она вас изменит.
Или, например, есть вот такая истина, которую евангелизируют ИТ-ребята:
«Флеш-сайты должны умереть».
Есть ребята, которые это придумали, консорциум W3C. Есть большие корпорации, которые эту истину восприняли и начали транслировать дальше. Есть даже на местном уровне какие-нибудь небольшие гуры типа меня. Которые говорят: да, флеш-сайты должны умереть потому-то, потому-то, потому-то. Не буду углубляться.
Или, например, есть истина, которую Будда придумал, и у него есть много разных последователей:
«Жить значит страдать».
Или есть истина, которую вы, наверное, уже не знаете — она была популярной лет 10 назад:
«Контент — король, контекст — королева».
Был момент, когда в ИТ-индустрии было важно продать концепцию контекстного восприятия того, что содержится в ИТ-коммуникации.
Или вот, например, истина, которая мне очень лично нравится, а достаточно много моих знакомых считают, что это полная бурда. Это из Стругацких:
«Жизнь дает человеку три радости: друга, любовь и работу».
Тоже звучит как банальность. Или вот есть символ веры в нашей компании. Это главная штука, в которую верит JetStyle: бритва Оккама:
«Не множьте сущее без необходимости».
А вот, например, из кубинских партизан:
«El pueblo unido jamas sera vencido».
Или вот, например, из моих знакомых евангелистов, которые занимаются образованием:
«Современное образование должно быть проектным».
В 2009 году, когда я делал эту презентацию, это была некоторая новая история, многие ее воспринимали не как банальность. Сейчас ее воспринимать не как банальность вообще сложно, потому что всем уже все уши прожужжали, что современное образование должно быть проектным. И вот, смотрите, у нас проектное образование, вы в нем участвуете.
Евангелисты верят в то, чем они делятся. Во всяком случае, они должны себя привести в состояние, когда они в это верят, иначе вообще не работает никак.
Понятно, что им нужно привести себя в состояние, когда они считают любое из этих высказываний содержанием своей жизни. Высказываний про то, что флеш-сайты должны умереть, или то, что Куба должна быть свободной. Пока не случится что-нибудь другое. Пока они не найдут себе нового учителя, который скажет: «Не, ребят… Парень, давай-ка… у нас больше печенек, переходи на темную сторону». И истина меняется.
Евангелисты верят, пока не найдут новую истину
Все это я для того рассказываю, чтобы показать, как дела обстоят обычно. Обычно, когда возникает какой-то новый проект, он возникает из этих вот трех источников. Есть ребята, которые хотят просто создать новую форму. Есть другие ребята, которые хотят просто заработать бабла и наколотить себе новых фрагов. И есть третьи ребята, которые говорят: «Да, все не просто так, сейчас мы на это дело натянем модный ярлык. Скажем, что это новая истина, и понесем ее в мир».
Пирожковая теория
Моя проблема в том, что я думаю, что все это — форма. Три разных вида. Это просто форма, данная нам в ощущениях.
Вот есть как-то выглядящий дизайн, как-то ведущая себя программа, как-то напечатанные книги. То, как выглядит, — это форма донесения «этого» до рынка, как-то построенные продажи, как система взаимодействия. Какими-то техниками владеющие продавцы. Фразы, в которые мы это все упаковываем. И, наконец, есть форма некоторого послания, которое на все это дело натянуто как сова на глобус. Когда мы говорим: «Всё то, что мы делаем, наполнено неким глубоким смыслом», чаще всего мы в это верим не вполне. Потому что смысл достаточно банален.
Это как спецэффекты в кино, помните? Спецэффекты делают кино кассовым, но не делают кино хорошим. У меня есть метафора, я ее давно придумал, чтобы разбираться в литературе.
Итак, «пирожковая теория творчества». Форма — это тесто, начинка — это содержание.
Форма — это тесто
И есть оно какое-то: слоеное, сдобное, плохо или хорошо пропеченное. А еще есть то, что в пирожке внутри. Содержание пирожка. Пирожки с ливером, пирожки с вишневым вареньем…
Я эту метафору когда-то достаточно давно придумал, потому что у нас была дискуссия про Сорокина, который, на мой взгляд, печет офигенное тесто, просто супер: слоеное, очень клейкое и так далее. Но я его не читаю, потому что не могу есть пирожки с говном. Это ужасно. Меня не устраивает содержание, которое лежит внутри пирожка.
В целом, его творческая позиция ему это позволяет — пожалуйста. Но мое восприятие его такое: меня не устраивает не форма. Она отличная. И есть большое количество литературных критиков, которые говорят: Сорокин — это офигенная литература. Они, в целом, правы. Потому что тесто здоровское, за тестом лежит идеология. Сорокин отлично деконструирует реальность, некоторые его романы и правда стоит читать, и это хорошо продается. Поэтому можно говорить, что это отличная литература.
Но лично для меня, как для той стороны искусства, для которой это делается, как читателя — содержание, вложенное туда, меня не устраивает. С одной стороны, оно там есть, и поэтому это вообще может быть искусством. С другой стороны — нет, я такое содержание потреблять не готов.
Я такой человек, такой читатель, такой зритель, который считает, что пирожок вкусный из-за содержания. Главное в пирожке — это то, что внутри. Главное в проекте — то, что в него вложено. Те люди, которые этим проектом будут пользоваться — читатели, зрители или пользователи, — из него извлекут. Не форма. Форма — это просто способ сделать так, чтобы человек съел начинку и почувствовал ее вкус. Я считаю, что моя позиция — она не единственно верная, может быть другая — я считаю, что смысл формы — сделать так, чтобы раскрыть вкус содержания.
Содержимое пирожка делает его вкусным
Бывают, конечно, и слоеные пирожки. Просто такие пирожки, в которых начинки вообще нет. Когда форма, вложенная в пирожок, это и есть содержание. В искусстве это обычно какие-то истории, которые демонстрируют степень владения мастерством. Они показывают, насколько здорово человек рисует, насколько здорово он понимает психологию толпы, насколько здорово быстро и ловко играет на клавишных инструментах или владеет словом.
Это называется постмодернизм. Когда форма и есть содержание. Постмодернизм — это не плохо. Это нормальная история, которая имеет право на жизнь. Просто моя личная позиция, которую я, в общем-то, не слишком добросовестно тестирую, состоит в том, что кроме формы ни хрена не осталось.
Мы сейчас цивилизация, которая в большинстве своем построена на форме. Это в целом неплохо, если б это было просто одним из явлений — было бы хорошо. Были бы чуваки, которые говорили: «Слушайте, отвалите от нас со своим содержанием, не приставайте к нам с тем, что у нас внутри. Мы просто охеренно делаем то, что мы делаем. Вы так не можете, а мы так можем. Вот чё! Бе-бе-бе». Мы молодцы, потому что охеренно рисуем иконки. Охеренно пишем код. Охеренно рисуем с натуры что-то там. Не важно, что мы рисуем, важно, что охеренно. Это нормальная позиция. Честная творческая позиция. Особенно она честная для ремесленника. Например, если охеренно делать книжки высокой печатью… Охеренно, очень хорошо.
Но как все выглядит чаще всего? Разработчики делают слоеное тесто, продавцы продают слоеные пирожки, евангелисты придумывают корпоративные ценности. Про то, что слои придают пирожку глубину. Или — не в начинке счастье.
А моя позиция обратная. Я думаю, что когда трава была зеленее, в пирожках была начинка. И они были охрененные. Потому что они были разные.
И в чем дело? Как сделать так, чтобы пирожки, которые мы печем, сами, как авторы проектов, они содержали наше собственное содержание? В чем секрет? Куда он делся? Вообще, это проблема «постмодернистского тупика». Когда все, что вам приходит в голову, уже миллион раз сделано, есть эффект медиаинфляции. То есть оно не просто сделано — оно доступно. И сейчас, прежде чем сказать, что ты придумал что-то оригинальное, погугли, убедись, что это не так, и забейся в уголок, пожалуйста.
Очень сложно придумать то, что на общем горизонте вообще на какую-то новизну претендует. Иногда получается, особенно если вы занимаетесь технологическим каким-нибудь бизнесом и у вас там есть отдельные проблемы. Например, у меня есть проект диджитал паблишинга Ridero. И проблемы, с которыми я сталкиваюсь, когда мы делаем то, что никто никогда раньше не делал, они такие…
Мы печатаем книжки, готовим их бесплатно и бесплатно ставим в магазины. Они бумажные и электронные. У нас половина всех усилий уходит примерно на такую коммуникацию. Сначала наш клиент не верит, что бесплатно. Мы говорим: да ладно, правда — бесплатно. Потом он не верит, что бесплатно можно сделать так, чтобы бумажная книжка продавалась в магазинах. Мы говорим: да, правда, вот действительно. Потом он не верит, что это может быть сделано за столько времени, сколько мы это делаем, потому что вся его жизнь, весь его опыт говорят, что должно быть в 10 раз дольше. И вот мы уже второй год долбимся в рынок, и теперь рынок начал этого ждать. Появляются люди, которые сами такого хотят. То есть когда вы инновацией занимаетесь, у вас отдельные, другие проблемы, но обычно инновационную нишу — фиг найдешь.
А вот, говорят, когда трава была зеленее, в пирожках было содержание!
Я занимаюсь интернет-бизнесом давно и реально инновационных штук делал очень мало. Есть такая история про то, что когда трава была зеленее, то содержание вроде как было. Был какой-нибудь Гете или Достоевский, и вроде как ни у кого не было сомнений, что в их произведениях содержание есть. Или есть те чуваки, которые стали иконами дизайна, — тоже понятно, что они свою душу туда вкладывали, и ни у кого нет таких идей, что это не так. Что поменялось-то? Куда все девалось? Где источник смысла, который во все это вкладывался?
И главное, что меня волнует, волновало, когда я эту презентацию придумывал, и, наверное, волнует вас: как обнаруживать источник начинки пирожка внутри себя?
У меня есть позиция, мое определение того, что такое искусство, и, в целом, оно же — определение того, что такое хороший проект.
Искусство — это такая история, когда есть позиция художника, он обнаруживает в себе собственное содержание, что-то, что ему очень важно. И вкладывает его в форму своего проекта. Чем бы оно ни было. И содержание вложено туда так, чтобы форма его раскрыла, чтобы, взаимодействуя с этим тестом, вы почувствовали всю глубину вкуса. И важно, что пока у нас есть художник и форма, никакого искусства нет и никакого нет проекта в коммерческом смысле. Нужен третий участник, кроме художника и формы, есть еще читатель, зритель, покупатель — третья сторона. Которая это содержание должна извлечь. Она его должна присвоить. Она должна сделать его своим. И важно, когда читатель извлекает смысл из книги, когда зритель извлекает смысл из картины, когда слушатель извлекает… ну, не смысл — содержание, смысл — более узкое слово… из песни. Когда это все происходит, этот смысл слегка другой. Читатель его обогатил своим содержанием.
Вот если этот акт происходит — свое содержание туда вложил художник, и зритель это содержание извлек, и он его извлек немножечко больше, чем того было вложено, то есть нарушил закон сохранения энергии. Положили меньше, достали больше. Это волшебная такая коробочка. Вот тогда искусство есть. И это значит, что это нормальный… то есть не нормальный, а это по-настоящему хороший творческий проект. Когда он таким качеством обладает. Когда люди, для которых вы этот проект делаете, обнаруживают в нем свои смыслы, потому что они резонируют с вашим смыслом, — значит, круг замкнулся. И как обнаружить в себе вот это… вишневое варенье? Вот какие у меня есть догадки.
Потенциальная бабочка
Что такое вообще собственное содержание? Собственное содержание — это то, что меняет человека. То, что его трансформирует.
Это примерно как рождение бабочки. Правда, банальная мысль? Мысль о том, что трансформация человека похожа на бабочку, — она утоптана-перетоптана. Это не моя метафора. Банальность, да?
Содержание — это то, что превращает куколку в бабочку
Содержание — это не куколка. И содержание — это не бабочка. Содержание — это то, что превращает куколку в бабочку.
Эта мысль уже моя собственная. Для меня это не банальность, потому что мне не очень важно, придумывал ли ее кто-то до меня. Я ее придумал из своего опыта, она моему опыту резонирует, и я надеюсь, что она в вас как-то отзовется. Если это так, тогда я как художник реализовался. Хотя у меня жанр такой смешной — презентация. Если это в вас какие-то свои мысли разбудит…
Тут есть еще такая история, про творческую позицию зрителя. Классическое образование, гуманитарное, оно ставит перед собой задачу тренировать в вас зрителя. Потому что доставать содержание из пирожков — тоже навык. Если у вас нет навыка слушать классическую музыку, вы ни хрена в ней не услышите. Потому что это отдельный язык, отдельный культурный код — его нужно уметь воспринимать. Чтобы уметь воспринимать радость от кённинга — это форма стиха, в котором писали викинги, с очень сложной аллитерацией и сложной структурой метафор, — нужно понимать их культурный код, уметь его читать. Зритель себя тоже должен уметь готовить, и это обычно не делается в рамках одного проекта. А художник должен рассчитывать на то, что зритель владеет его культурным кодом. Но важно, что замыкание происходит тогда, когда вы выдрали содержание с мясом из своего собственного опыта и с помощью художественного языка добились того, чтобы зритель нашел в этом куске вашей печени что-то свое.
И вот этот момент для меня, что содержание — не куколка и не бабочка, а то, что заставляет куколку меняться, мне это открыло глаза на то, каким должен быть симптом, по которому я понимаю — вот оно, делай из него проект! Когда это со мной происходит, я его ловлю. Я понимаю для себя лично, что очень важно замечать в себе симптом, что ты готов к трансформации, что, как говорил удав Каа, «пора сбрасывать кожу и это нелегко».
Когда вы в очередной раз трансформируетесь, вы понимаете, что вы живой. Я понимаю, что я живой. И поэтому все события, которые со мной происходят как со зрителем или как с художником, я измеряю ровно в этом. Я трансформируюсь или ничего не произошло? Это то, какой у меня запрос как у зрителя к искусству, и то, какой у меня запрос как у автора проектов к проектам. Проект должен трансформировать художника в первую очередь. Если вы не чувствуете в себе ту смерть прошлого себя, если вы не понимаете, что яйцо лопается, цыпленок рождается, у вас нет чувства, что что-то старое умирает для этого рождения, скорее всего, это не настоящий проект.
Эта позиция работает для меня. Для вас может быть по-другому. Это чисто индивидуальная история. Я для себя нашел симптом. Совершенно не претендую на то, что этот симптом универсальный и должен быть в каждом искусстве.
Я так долго на этом останавливаюсь, чтобы показать разницу между банальной фразой, между трюизмом и собственным содержанием. Не важно, находил ли это содержание кто-то до вас раньше. Вы не найдете содержание, которое до вас раньше никто не находил. Ценность его не в этом. Ценность его в том, что вы его в себе нашли. Сами. Выкопали лопатой.
Когда ты находишь в себе ответ — как, зачем и ради чего изменяться — вот это тема для проекта. У нас есть такой — с Колей, с которым мы это все когда-то обсуждали, — термин. Называется «хороший вопрос». И для нас это одна из главных мерялок любых движух, в которых мы участвуем, в любой роли. Это — возникают или не возникают у нас хорошие вопросы.
Что такое хороший вопрос? Это такой вопрос, на который ответить хочется, но не получается.
Если вы ушли с мероприятия с хорошими вопросами, это значит, что вы нашли в себе темы для потенциальных проектов. Это то, что заставляет вас рыть вглубь себя. Ну и вглубь мира. Если вы такие: «Блин!» Ну, я хочу в вас поселить вопрос сегодня. Как найти собственное содержание? Вы такие: «Блин, не знаю же я!» И пошел копать. Это значит, что вы нашли хороший вопрос и у вас есть шанс пойти делать из этого хорошего вопроса свое собственное изменение. Потенциальную бабочку. Хороший вопрос — дорога к потенциальной бабочке.
Еще есть история, что иногда мы обнаруживаем трансформации ретроспективно.
Когда вы трансформировались — можно попробовать понять, что вас изменило
То есть это с вами случилось, и вы такие: «Что же меня поменяло-то?» Вы можете попробовать понять, что вас изменило. Обнаружить собственное содержание в собственном произошедшем опыте. В целом, есть большое количество всяких практик на эту тему, я про них рассказывать сейчас не буду.
Я, когда людей собеседую на работу, всем всегда задаю вопрос: назовите, пожалуйста, две последние интересные книжки, которые вы прочитали. И когда они их называют, я прошу сказать хотя бы одну собственную мысль по поводу этих книжек. И большинство людей говорит: «Ну, вот в этой книжке написано вот это…» Дальше кусок содержания книжки. Не содержания читателя. Навык чтения, навык извлечения содержания — он редкий. И если у человека он есть, его надо срочно брать на работу обязательно. Потому что это значит, что человек с собой работает. Если он работает с собой, он во что угодно превратится.
Если у вас есть навык анализа предыдущих своих трансформаций, это позволяет вам быть чувствительным к потенциальным будущим трансформациям. Если на основании своего опыта вы понимаете — меня изменило вот это.
Для того чтобы, например, быть хорошим арт-директором — я про себя думаю, что я неплохой арт-директор, — нужно иметь насмотренный глаз. Вам нужно отсматривать много экземпляров стиля, вам нужно стили различать по тонким деталям, нужно уметь замечать фальшь.
То же самое в музыке. Я вот, например, плохо умею слушать музыку. Если вы композитор или дирижер, вы умеете различать музыкальные фразы, вы умеете понимать, что вот тут была одна тема, а тут началась другая тема. А вот это вот из Гайдна, а вот это вот — из Моцарта. Вы умеете понимать, что во всем этом есть некоторый культурный контекст. Потому что у вас наслушанное ухо.
И точно так же можно иметь наслушанное ухо, насмотренный глаз по поводу себя. При этом кроме вас слушать ваше содержание, пока оно внутри, некому. Если вы себя слушаете… понятно, что вы можете слушать только себя прошлого. Потому что себя будущего еще нету. Если вы себя прошлого слушаете, если у вас есть регулярная практика того, что вы понимаете: «О! А вот здесь я изменился», то вы и в будущем себя услышите.
Это все, кроме прочего, очень позитивный взгляд на жизнь. Потому что, например, когда с вами случается какая-нибудь трагедия, она вас обычно меняет и вы начинаете понимать, что вы живой.
В целом, я человек нерелигиозный, но был бы религиозным, это был бы понятный ответ на вопрос: «На хрена Бог так все сделал?» — вот для чего, чтобы вы находили себя.
Я еще занимаюсь ролевыми играми. Это живые ролевые игры, знаете же — по лесам с мечами. Хорошая игра, как и хороший фильм, и, видимо, как и хорошая жизнь, содержит в себе драму. Если у вас все ровненько, с вами ничего не произошло, вы ничего не заметили. В хорошем фильме вот так вот должно колбасить героя, так же должно происходить в хорошей игре, и у нас весь мир такой же.
Что такое следующая ступень, следующий вы? Это потенциальная бабочка. Вот сейчас с пацаном на картинке это и произойдет.
И еще несколько вопросов в том же духе. Такие же, в общем, банальные слова, как и, собственно, содержание. Я про них сейчас говорить не буду, потому что ответы у каждого свои.
Что такое свобода?
Если бы у меня было больше времени и я бы сейчас с вами говорил про ваши /ответные/ слова, я уверен, большинство людей определило бы это слово как безответственность. Так или иначе, если посмотреть. Есть другие определения. Вот тут написано «свобода». А что такое свобода? Большинство людей, которые пытаются для себя определить слово «свобода» по первому разу, обнаруживает — если им дать постоять в рефлексивной позиции и отнестись к тому, что они сами сказали, — что, оказывается, что они сказали, свобода — безответственность. А свобода — это не безответственность. Не только безответственность. Или — что такое счастье? Что такое смысл? У меня есть мой ответ на все эти штуки. Это трансформация.
Все эти вещи — это формы трансформации. Трансформации человека. Трансформация — это то, что превращает куколку в бабочку. Это обретение нового себя. Старый я умираю, куколка мертвая, бабочка живая. Отказ от себя старого.
Потенциальная бабочка — это «Еще один шаг к смерти» — это цитата из Юкио Мисимы. Мисима был в целом очень яркий чувак. Я с ним очень во многом не согласен, реально, был очень странный парень. Фашист, голубой, самоубийца. Не пример для подражания. Но в целом целостный мэн. Родился при этом очень болезненным пацаном, стал потом чемпионом по бодибилдингу. Учился фехтовать, писал до фига очень ярких романов. Я когда его начитался в юном возрасте — мне сейчас 40, а было примерно лет 18, — на вопрос «как дела?» всем отвечал в течение примерно года: «Спасибо, хорошо. На еще один день ближе к смерти». И я считал это очень позитивным высказыванием.
Вот эти моменты, то, что мы трансформируемся, движемся к своей смерти, мы все время умираем старые и рождаемся новые и когда-нибудь нам это предстоит окончательно. И все, что мы можем сделать, — меняться с каждым таким шагом. Потому что если мы перестали меняться, если мы однажды выбрали для себя куколку, навсегда, какую-нибудь следующую бабочку сделали своей куколкой — мы умерли раньше времени. Умерли, продолжая жить.
Действительность дает нам шансы получения опыта. Для этого нужно как-то себя приводить в состояние, когда или очень круто или очень херово. Понятно, да?
Почему большинство поэтов, которых мы считаем сильными поэтами, так больно кончили? Потому что ребята очень сильно выводили себя в состояние… тонкокожее. Когда действительность очень травмирующая, тогда больше бабочек в себе находишь. Но это такой метод… я так не готов, я не поэт.
Важно, что истина, которую вы в себе нашли… если вы ее через себя не пропустили, если вы ее говорите не из себя — я вот из себя стараюсь говорить, у меня в какой-то степени получается, — если вы ее говорите из текста, снаружи, если вы проект делаете из внешней какой-то методы, через себя не пропуская, — получается банальность. Это к тому, что если вы используете какой-то прием просто механистично, вы этим пользуетесь как формой, а не как лопатой, чтобы копаться в себе и находить, что важно, то, что вы делаете — будет банально. Оно будет банально для вас, и это значит, что люди эту банальность тоже заметят. Можно сколько угодно делать морду кирпичом и говорить, что мы делаем самые прикольные слоеные пирожки, но это чувствуется. Есть то, что из человека, и есть то, что снаружи.
Где мы находим, где можем найти себя? Мы можем себя обретать в ошибках и поражениях.
Когда вы облажались — это охеренно. То есть это охеренно, если вы изменились при этом.
В психологии есть такая история про внешний и внутренний локус. Знаете, да? Люди с внутренним локусом считают, что они — источник своей жизни. И когда с ними случилась какая-нибудь фигня, они ответственны за эту фигню. Люди с внешним локусом считают, что в фигне виноваты злые гоблины снаружи, потому что они им все испортили. Если вы облажались и вы ответственны за свою жизнь — это офигенный шанс. Потому что ошибки трансформируют нас. Если мы их замечаем. Поэтому, например, отличный способ найти тему проекта — вспомнить, как я крепко облажался. И мне было что-то важно.
Мы обретаем себя, изменяя других. Например, когда дизайнер слегка обретает форму и спрашивает: «Что мне с собой делать?» — я ему говорю: «Прочитай курс». Когда ты будешь читать курс, тебе деваться будет некуда — ты будешь изменен. Об других людей. Чтобы изменять других, ты должен, вынужден встать в позицию художника, потому что у нас нет средств изменять других людей, кроме внутреннего содержания. Вам нужно его из себя выкопать. Иначе другие не изменятся. И это вас трансформирует.
Важно, что мы себя изменяем, делясь собственным содержанием. В этом смысле у меня есть проблема. Я читаю эту презентацию в первый раз, но говорил я про нее много. И мне тяжело говорить то, что я уже говорил раньше. Потому что я этим уже поделился. Эта штука была для меня актуальна давно. Все, что я говорю, — правда, но во мне оно болит не так остро, как болело раньше. Потому что я освободил место внутри себя, я это пережил. Я рассказал людям. Я использовал свою аудиторию для того, чтобы трансформироваться. И все — я уже другой. Для меня этот опыт отработан. Меня сейчас парят другие вещи.
Хотя есть такой момент…
Кто из вас писал стихи, когда был совсем маленьким? Я тоже писал. Я их забыл, потерял, они валялись у меня где-то в кладовке. Я их нашел недавно. И я понял, что есть такой источник работы с собой, как свои старые тексты. Ты их читаешь и думаешь: «Е-мое! Какой я был дебил!» Или читаешь и думаешь: «Блин! Я ведь остро чувствовал. А сейчас я так чувствовать уже не умею». Это возможность заархивировать свой опыт для себя будущего. Можно себе делать этакую капсулу и отправить ее вперед.
Я к этому докладу не обращался 8 лет, и я его рассказываю не так, как я его рассказывал тогда. Много нового узнал. Если бы в прошлый раз записывал, можно было бы сказать — это разные тексты, разные высказывания. Я не умею рассказывать один и тот же доклад одинаково. И вообще не понимаю, как люди, которые работают на эстраде, одну и ту же репризу читают 40 раз. Не понимаю! В театре есть какой-то специальный навык: хороший актер из себя достает содержание каждый раз, а он одно и то же делает! Как он это делает? Я не знаю. Мне непонятно.
Почему нужно доставать из себя содержание? Если вы слишком долго носитесь с одной и той же мыслью, она протухает. Вам нужно ее отдать людям. Зачем вообще проекты делают? Чтобы освободить в себе место для следующей трансформации. Когда мы перестаем трансформироваться и останавливаемся, то мы перестаем взрослеть и начинаем стареть.
Я надеюсь быть молодым в 90 лет. В том смысле, что я буду старым сморщенным старикашкой, наверное, маразматиком. Но я хочу продолжать меняться. Мне ничто не запретит. Мне просто нужно продолжать искать в себе следующие симптомы и что-то из этого делать. Это могут быть достаточно скромные вещи. Наверное, когда я буду 80-летним пацаном, проекты у меня будут не настолько яркие, как я могу делать на пике формы. Это не важно. Важно, что пока у вас есть хотя бы один зритель, хотя бы один читатель, вы с кем-то содержанием обмениваетесь — вы живы.
С другой стороны, совершенно с моей точки зрения бессмыслен и ничего не делает с вашей жизнью проект, в котором очень много народу участвует, но ваше содержание никто не услышал. С вами ничего не произошло тогда.
Вот, собственно, что я вам хотел рассказать. Спасибо.
Давайте вопросы.
— Да, можно. Вот вы считаете, что самое главное в жизни — изменение, трансформация. Это очень круто. И для вас содержание — это все-таки процесс или это результат? Или это в каждый момент…
— Процесс. Смотрите. Сейчас я попробую показать на каком-нибудь примере. В 1994 году я сделал большую ролевую игру, на местности. По альбигойским войнам. У нее был мастер Лариса Бочарова, которая придумала тему, а я придумал новую форму для темы. У меня была некая манифестация: давайте играть не на выигрыш, а ради красоты игры. Это была моя какая-то мысль. И она сильно изменила ролевое движение. Хотя почти никто не знает, что я был источником этой мысли.
Я говорю вот что: понятно, что трансформация должна иметь артефакт. Что такое хороший проект? Что такое искусство? Это артефакт, фиксирующий вашу трансформацию. Если трансформация произошла, но форма не нашла выхода, у вас не будет замыкания, потому что у вас не будет зрителя, который на это посмотрит и который будет способен из вашей формы ваше содержание забрать. Вам нужен медиатор. Искусство — медиатор вашей трансформации. Недостаточно только почувствовать в себе возможность. В ролевых играх есть такой сленговый термин. Ругательный. Называется он ОБВН. Очень богатый внутренний мир. Это когда игрок сидит на полянке и думает: «Охренеть, какие во мне трансформации происходят! Я буду сидеть на пне всю игру». Так — не работает. У вас должна быть внешняя штука. Я просто говорю вот что: нельзя изменить мир, не изменив себя, и нельзя изменить себя, не замкнув это изменение об окружающих. Мы социальные животные. Нам нужен зритель и слушатель. Понимаете?
— Все-таки это не самоцель…
— Смотрите. Я, наверное, в целом достаточно эгоистичный человек. Я хочу быть живым. Я чувствую, что я жив, когда трансформируюсь. Для меня ценность в этом. Я чувствую, что во мне горячая красная кровь. Понимаете? Но чтобы это почувствовать, я должен иметь внешние цели. Нельзя трансформироваться, медитируя на пупок. Я не верю в такое. Чтобы быть живым, вам нужно хотеть что-то во внешнем мире. Поэтому — нет, это не самоцель. В каждом моменте. Это симптом. Вы живые, если трансформируетесь, вы чувствуете, что с вами что-то происходит. Но каждый конкретный раз, чтобы почувствовать, что с вами что-то происходит, нужно хотеть что-то для них. А то ничего не произойдет.
Напряжение и разрядка
Триада артиста
— Однажды я решил разобраться с тем, как построены анекдоты, чтобы использовать это в коммуникации. Все, чем я по жизни занимаюсь, — это формы организации диалога. Потому что моя личная базовая ценность — диалог. Я люблю, когда люди друг друга меняют. И участвуют со мной в диалоге так, чтобы я тоже менялся. Я думаю, что вы уже догадываетесь — почему.
И я пошел за практиками каких-то таких изменений в соседние предметные области — я занимаюсь играми и интерфейсами — и пошел и посмотрел, как это сделано в театре и у стендап, у комиков. И в анекдотах. И у меня есть такой вывод, что вам становится смешно или грустно, когда у вас возникает внезапная разрядка после напряжения. Квант, итерация между художником и зрителем, между слушателем анекдота и его рассказчиком в том, что вам создали такое потенциальное напряжение, а потом оно резко упало и вы такие: ха-ха-ха.
Соответственно, напряжение возникает у публики, а артист обеспечивает разрядку. В выступлении своем. Между ними находится материал. В наших с вами историях это проект. У меня это иногда — интерфейс. Я сейчас говорю про креативные всякие штуки — когда мы делаем интерфейс для системы обучения, мы не этим занимаемся. Хотя можно на это и так тоже смотреть — это я долго буду рассказывать…
В общем, есть медиатор. Между публикой и артистом. Есть автор проекта и аудитория проекта. Автор проекта должен создать в аудитории ситуацию, когда она напряглась, а потом с помощью его проекта получила внезапное освобождение. Чтобы это сделать, ребята, которые занимаются стендапом, используют вот такую триаду.
Этот материал должен быть актуальным для публики. Артист должен показать в этой актуальности что-то для себя новое и неожиданное. И обычно, чтобы это было смешно, нужно это показать через парадокс. Нам смешно от радости познания — мы очень быстро понимаем что-то новое и неожиданное и облегченно выдыхаем. Это смех.
Обычно, когда вы делаете проект, у вас проблема с новизной. Когда на клубе менторов я слушаю спичи людей, которые заявляют проекты, чаще всего бывает такое: человек думает, что у него с новизной нет проблем, что он каждое утро рождает новую идею. Обычно это означает, что он не занимается исследованием рынка и вообще не проверял, делал ли кто-нибудь такое же. Когда человек думает, что он сделал что-нибудь новое, это значит, что он просто не разбирается в предметной области.
И это все приходит в этом случае вот в такую вот триаду, отраженную. Вместо новизны — банальность. Вместо парадокса — стереотип, клише. И вместо актуальности — отсебятина. Когда человек говорит что-то, он как бы говорит от себя, а вы ему: «Ну, ладно… хватит зачесывать».
Чтобы это работало, нужно вот что. Во-первых, нужно уметь чувствовать собственную боль в аудитории. Это мой базовый прием. Я не смог бы прочитать этот доклад, если бы вас здесь не было. Я не мог бы вот так тут ходить, распинаться, говорить что-то, потому что мне было бы некому. Я не умею говорить камере. Потому что я не умею чувствовать боль аудитории через объектив. Актеров специально учат, я не умею. Артист должен найти боль аудитории. Автор проекта должен найти боль потребителя. Чтобы не было банальности — ей противопоставляется искренность. То, что вы говорите, вы говорите из себя. Своими словами. Они могут быть корявыми, но они должны быть вашими, родными. Они должны быть из вас. Меня поэтому всегда так высаживает копирайтинг. Я не могу себе в студию найти копирайтера, хотя мне надо сильно, потому что чуваки пишут очень гладкие тексты — ну на хрен они уперлись вообще?! Они не работают. Всякий раз берешь креативный текст и думаешь: «Е-мое, господи, почему такой канцелярит ужасный?! Ты же говоришь вслух по-человечески — почему же ты пишешь как урод?» Я стараюсь сделать так, чтобы в тексте был человек, а не правила.
/смех в зале/
— Радость узнавания.
— Соответственно, публика всегда будет стремиться спрятаться. Спрятаться за маской. Мимикрировать. И чтобы у вас акт произошел, вам нужно мочь снять с нее маску. И единственный инструмент — это показать им некоторую голую правду, которую они не ожидают увидеть.
Черный ящик
Второй мой базовый прием — «черный ящик». У вас есть состояние «перед» и «после». Для меня все, как вы уже, наверное, догадались: вся жизнь и все мои проекты — контейнеры трансформаций. И я с самого начала понимаю, а какая трансформация должна произойти с моей публикой после того, как я им все отдал. Проект дал, баннер показал — что угодно. Ролик показал. Все, что мы делаем, — инструмент изменения людей.
Если мы хотим, чтобы это было для нас значимо, нужно начинать с себя. Тогда в целом работает тоже. Я не скажу, что я всегда так делаю, потому что у меня не столько крови внутри, она заканчивается. Кровь не вечная. Красная баночка кончается. Поэтому нужна синяя баночка. Мана, да. «Хил» кончается — нужна мана.
Контейнер трансформации состоит в том, что вы понимаете, что чувак в конце должен быть такой. А на старте — вот он такой.
Типа — вот чуваки пришли на лекцию. На лекцию они пришли сюда. Я мало про вас знаю, херово подготовился, извините. Наверное, они будут хотеть делать проекты. Будут какие-то разные люди. Наверное, они сюда пришли как на какой-то эдьютейнмент. «Наверное, нас будут развлекать, а мы немножечко поучимся. Учиться, в общем-то, прикольно, но ничего такого особенного мы не ждем». Люди разные. Наверное, творческие. А то бы фигли они сюда приперлись? А после нужно, чтобы они такие сидели: «Блин! Есть то, что реально меня парит! Мне важно это!» Вам что-то важно. Ну, с какого-то хрена вы высокой печатью занимаетесь, да? Ну не просто так. Это средство… медиация чего-то в вас. Вы чего-то в мире хотите.
И если я прав, то с вами — БАМ! — и происходит неожиданный ужас. Вы понимаете: «Е-мое, я боюсь себя, не даю себе выйти за свои границы, поэтому буду сидеть в комфорте и не пойду ни хрена в зону ближайшего развития, потому что в комфорте прикольней». А некоторые из вас думают: «Ну его на хрен, этот комфорт, в жопу. Давайте все-таки пойдем, поприключаемся». Я не знаю, получится у меня или нет, это какой-то сильный челлендж.
Чтобы это сделать, нужно иметь позицию. Художник должен иметь позицию. С этим у меня все в порядке. У меня есть позиция — надо трансформироваться.
А еще нужно уважать свою аудиторию. Что значит уважение? Я считаю, что у европейской цивилизации есть две охеренных мегаконцепции. Они делают нас теми, кем мы являемся. Первая, я уже говорил, — это бритва Оккама. Не умножайте сущностей без надобности. А вторая — презумпция невиновности. Презумпция невиновности — охеренная гуманитарная концепция, очень важная для художника. Потому что презумпция невиновности относительно зрителя такая: художник предполагает, что каждый чувак, который на его произведение смотрит, на него непосредственно, когда он выступает в жанре стендапа, вот как я, внутри себя имеет хорошего зрителя. Просто он спит. И надо просто пробудить его. Чтобы его пробудить, кому-то нужно дать свободу. Или себе — свободу выступать на сцене так, как вы считаете нужным, за рамками привычной формы. Вот вам как-то естественно, комфортно, и вы так это делаете. И то же самое в проекте. Точно так же вы работаете как дизайнер, точно так же вы работаете как маркетолог.
Вообще, маркетологи — смешные люди. Они обычно думают, что есть правила маркетинга. Это смех вообще на палке. Нет никаких правил маркетинга, есть просто коммуникация. Коммуникация как диалог, по-человечески говоря. Вы просто общаетесь с людьми в разных формах, и нужно просто уметь достучаться до сердца. Больше ничего не надо. И для этого нужно дать себе свободу. А для того чтобы дать себе свободу, нужно уважать их свободу. Нужно предполагать, что они могут сделать что-нибудь внезапное.
Я когда сижу на вашей стороне, я думаю, что меня уже все прокляли, потому что я тот самый человек, который чуть что — делает вот так!
И что-нибудь спрашивает дурацкое. Потому что мне было бы такое прикольно на сцене, я жду, что вы такое же сделаете. Спасибо двум человекам, которые задали вопрос.
И напоследок я сейчас вам покажу несколько произведений искусства. С моей точки зрения, это когда люди просто позволили себе быть естественными.
Это гаражная стена, на ней написано следующее: «Господи, не дай мне стать концептуалистом. Обещаю ходить на пленэры, писать с натуры, сам грунтовать холсты». Замечательное, искреннее высказывание. От души чувак говорил.
Еще. Это на стене подъезда написано маркером. «Воры! Верните кота! Ведь не прокормите. Он ел мясо ягненка, семгу, кальмара, креветки. Пил молоко козы. Плавал в бассейне, ходил на лыжах, курил кальян. Опорожнялся в серебряный лоток. Ну и зачем он вам такой нужен? Не издевайтесь над животиной!» Понимаете, женщина реально достучалась до моего сердца. Похрен, что маркером на стене.
«Избавление от линейной, потенциальной и логарифмической зависимости. Бесплатно, бессрочно, анонимно».
«Мама! Разбуди меня в 7:30 и не верь, что я проснулся. Я очень коварен».
Ну что, чуваки? Семь тридцать. Спасибо.
Комментарии к книге «Поиск собственного содержания, или Пирожки с начинкой из потенциальных бабочек», Алексей Ярославович Кулаков
Всего 0 комментариев