«Хомункулус»

Все это, душевную жизнь этой женщины, ее прекрасную самоотдачу своим сыновьям, жизнь семьи в пределах круга дальних родственников и знакомых переживал я. Однако при этом не обошлось без затруднения. Семья была еврейской. Она была во взглядах совершенно свободной от любой ограниченности конфессии, веры и расовой ограниченности. Однако у главы семьи, к которому я был очень расположен, имелась в наличии определенная чувствительность против всех внешних проявлений, которые производились не-евреем над евреями. На это влиял вспыхнувший тогда антисемитизм.

Так я принял тогда живое участие в борьбе, которую немцы вели в Австрии за свое национальное существование. Я был приведен к тому, чтобы также заняться исторической и социальной позицией иудаизма. Особенно интенсивным стало это занятие, когда появился «Хомункулус» Хамерлинга. Этот выдающийся немецкий поэт был представлен из-за этого творения большой частью журналистики как антисемит, также даже немецко-националисическими антисемитами был принят как один из своих. Все это мало меня касалось; однако я написал статью о «Хомункулусе», в которой я, как я верил, полностью объективно высказался о позиции иудаизма. Глава семьи, в чьем доме я жил, с которым я сдружился, принял это как особый вид антисемизма. Ни в малейшем не пострадали от этого его дружелюбные чувства ко мне, однако он был затронут глубокой болью. Когда он прочитал статью, предстал он передо мной, полностью изъеденный во внутренней глубине страданием, и сказал мне: «То, что Вы здесь пишите о евреях, вовсе не может подразумеваться в дружелюбном смысле; однако не это есть то, что меня преисполняет, но то, что Вы при тесной связи к нам и нашим друзьям переживания, которые Вас побуждают так писать, могли сделать только у нас».