«Шри Ауробиндо. Многообразие наследия и единство мысли»

Шри Ауробиндо. Многообразие наследия и единство мысли (fb2) - Шри Ауробиндо. Многообразие наследия и единство мысли 331K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владислав Сергеевич Костюченко

В. С. Костюченко Шри Ауробиндо многообразие наследия и единство мысли

В диалоге культур Индии и Европы, который еще в начале прошлого века породил так много надежд и скепсиса, а к концу века нынешнего стал уже одним из (увы, немногих) столь же бесспорно значительных, сколь и благотворных явлений в истории современной мировой культуры, с индийской стороны особую роль сыграли два человека: в девятнадцатом веке – Свами Вивекананда, в двадцатом – Шри Ауробиндо. Оба – величайшие мыслители своего времени. Оба – разрушители стереотипов, выработанных в рамках европоцентристских подходов к культуре Индии и мешавших ее адекватному восприятию. Оба – не просто наследники древних традиций, но и их преобразователи и обновители, которые сумели показать их актуальность сегодня не только для Индии, но и для всего современного человечества.

Наследие Шри Ауробиндо во многих отношениях уникально. Впервые за несколько последних веков индийской истории было создано учение, в рамках которого дается настолько новая интерпретация древних ведантистских памятников (Вед, Упанишад, Бхагавадгиты), что она не может быть однозначно соотнесена – даже с учетом модификаций – с классическими средневековыми образцами. Это учение при всей его филигранной логической разработанности основывается прежде всего на собственном духовном опыте Шри Ауробиндо, настолько уникальном, что уже при жизни он получил имя современного риши (поэта-провидца), применявшееся в древности по отношению к духовным первопроходцам – авторам ведийского канона (шрути). Наконец, это учение запечатлено в самых разнообразных формах и жанрах: и во вдохновенной философской прозе («Жизнь Божественная»), и в блистательной прозе эпистолярной («Письма о Йоге»), и в философской лирике, и в эпической поэзии («Савитри»). Уникальна и широта тем, затрагиваемых в сочинениях Шри Ауробиндо: главное место в них отводится роли человека в мире и его назначению в мировой эволюции, но рассматриваются – и отнюдь не походя – и вопросы социального развития, типологии культур, политики, эстетики, методов и форм воспитания и обучения и т. д. Конечно, это связано и с многообразием его собственной деятельности (в особенности в ранний период жизни). Одни из индийских мыслителей нового и новейшего времени были духовными подвижниками (Рамакришна), другие – поэтами (Р. Тагор), третьи – политическими деятелями (Б. Г. Тилак, М. К. Ганди), четвертые – университетскими профессорами (Бхагаван Дас). Шри Ауробиндо же прошел всем этими путями: он был и духовным подвижником, и поэтом, и политическим деятелем, и преподавателем (правда, преподавал он – в отличие от Даса – не философию, а «словесность», точнее говоря, французский и английский языки). Но даже оставив преподавание и политику, Шри Ауробиндо отнюдь не перестал интересоваться ни проблемами воспитания, ни политическими вопросами (первое и последнее десятилетия его уединения в Пондичери отмечены изданием, а впоследствии и переизданием работ, затрагивающих самые острые и трудные вопросы мировой политики). И тут ярко проявилась особенность отстаиваемого им типа духовности, суть которого не в уходе от мира, а в возвышении и преобразовании человеческой жизни во всех ее аспектах.

Биографы обычно делят жизнь Шри Ауробиндо на два основных периода: 1872—1910 (до Пондичери), 1910—1950 (в Пондичери). В первый из этих периодов он известен прежде всего как политик, во второй – как духовный подвижник. Представляется, что между двумя периодами – пропасть. На самом же деле, в этом переходе от политики к подвижничеству – глубокая внутренняя логика. Что до контрастов, то это далеко не единственный контраст в его яркой жизни. Первый выявляется уже в ранней молодости Шри Ауробиндо. Родившись 15 августа 1872 г. в Калькутте в семье англофильски настроенного доктора Кришны Дхана Гхоша, он – в соответствии с установками отца – с пятилетнего возраста учится в школе Лореттской божьей матери в Дарджилинге, а затем (с 1879 по 1892 г.) продолжает обучение в Англии (сначала в виде домашних уроков, затем в одной из лондонских школ и, наконец, в Кембриджском колледже). Результатом такой системы воспитания явилось то, что в 1893 г., возвратившись в Индию, Шри Ауробиндо в совершенстве владеет древнегреческим и латинским, английским и французским языками, читает на немецком, итальянском, испанском языках, но делает лишь первые шаги в овладении своим родным языком – бенгали. В багаже его – рукописи стихов, написанных по-английски, и притом рукою мастера – всю жизнь Шри Ауробиндо будет пользоваться преимущественно этим языком – и в поэзии, и в прозе. Но англофилом, подобно своему отцу, он отнюдь не становится. Более того, уже в своих первых статьях, опубликованных в Индии («Старое в новом свете», 1893—1894)[1] , он буквально обрушивается на тех, кто пытался копировать английские образцы, будь-то в политике или культуре. Причин тому немало. Уже во время пребывания в Англии он узнает о произволе колониальной администрации. В Англии он становится членом тайного общества («Лотос и кинжал»), ставившего своей целью освобождение Индии . И наконец, молодой Шри Ауробиндо считает гораздо более созвучным своим умонастроениям не английскую ментальность с ее утилитаризмом и отсутствием воображения, а французский склад ума с его утонченностью и артистичностью (в цикле статей «Старое в новом свете» противостояние французского и английского склада ума связывается с культурной оппозицией древних Афин и Рима, причем подчеркивается внутренняя близость индийцев скорее Афинам и Франции, нежели Риму и Англии).

«Старое в новом свете» – в сущности политический дебют Шри Ауробиндо (хотя и анонимный, статьи публикуются без подписи), поскольку непосредственный предмет его критики – политика тогдашнего умеренного и проанглийски настроенного руководства Индийского национального конгресса (ИНК). Но в 90-е годы это лишь краткий, хотя и многозначительный эпизод в его жизни (впоследствии издатели юбилейного тридцатитомного собрания его сочинений не нашли ни одной другой его политической работы за период 1894—1902 гг.). И тут мы сталкиваемся с еще одним контрастом в жизни Шри Ауробиндо: между его исполненным романтизма литературным творчеством и последующей активной деятельностью в сфере политики, «не всегда и даже не часто отличающейся чистотой»[2] .

Как бы то ни было, в первое десятилетие после своего возвращения из Англии Шри Ауробиндо выполняет поручения махараджи Бароды, преподает (с 1897 г.) в колледже Бароды, изучает санскрит и современные индийские языки, классическую индийскую литературу, но главное – пишет и публикует лирические стихи, поэмы, драмы, переводы (в частности, из «Махабхараты»). Характер его поэзии с годами меняется: в первом, изданном в 1895 г. сборнике стихотворений и поэм преобладают древнегреческие и европейские сюжеты, позже приходит пора сюжетов индийских (нередко связанных с патриотическими мотивами) и, наконец, на передний план выходит символическая поэзия, отображающая его духовные искания, его видение мира. Уже в 1895—1908 гг. Шри Ауробиндо пишет поэмы «Видение науки», «Молитва ведантиста», «Парабрахман», «Бог», «Риши», «Кто?»[3] , – которые нередко выражают существенные идеи его философии раньше, чем собственно философские произведения. Так, в «Видении науки» и «Риши» мы находим задолго до написания первых глав «Жизни Божественной» идею «двух отрицаний» существования высшего смысла в земной жизни: «ангел», олицетворяющий науку в первой из этих поэм, сводит «тайну человека» к «трепещущим серым клеткам» мозга и так пытается «объяснить» и его эстетические порывы, и религиозные свершения, и военные подвиги; во второй, более длинной поэме один из героев тщетно пытается найти высшее духовное начало, оставив землю, но получает от риши указание искать это начало не вне, а на самой земле, совершенствуя жизнь и приближаясь к Богу через это совершенствование.

Порой же мы встречаем в этих ранних поэмах строки, которые могли бы стать эпиграфами к главам «Жизни Божественной». Вот один из них (из «Парабрахмана») – к главам о скрытом блаженстве существования (Ананде): «Себя блаженства жалом поразив, нарек он это болью»[4] .

Муза поэзии никогда не покинет Шри Ауробиндо. Стихи он будет писать до конца своих дней, более того, в некоторых поэтических жанрах он достигнет настоящего совершенства именно в последние десятилетия своей жизни (лучшие его сонеты относятся к 1930—1940 гг.). И Шри Ауробиндо как человека и мыслителя просто невозможно понять без того, что проявилось уже в его юности, посвященной поэзии, когда в стихах его сочетались сила воображения и ясность интеллекта (качества, столь ценимые им во французской культурной традиции), основательное знание европейской культуры и глубокое освоение культуры индийской, любовь к «земной» красоте и устремленность к духовным вершинам.

Но «из песни слова не выкинешь» – в первое десятилетие нашего века Шри Ауробиндо все больше погружается в «прозаическую» (скорее, впрочем, для других, чем для него самого – стоит только почитать его речи и статьи этого периода!) сферу политики, а после потрясшего его и миллионы индийцев раздела Бенгалии в 1905 г. («часа истины», как сказали бы мы, «часа Бога», как сказал Шри Ауробиндо) оказывается почти полностью занят политической деятельностью. Она приносит ему всеиндийскую славу, дань поклонения Р. Тагора и жестокие преследования колониальной администрации (целый год – с мая 1908 по май 1909 г. – он проводит в тюрьме по обвинению в соучастии в террористическом акте, что грозит ему высшей мерой наказания). Возглавив (вместе с Б. Г. Тилаком) радикальное крыло в ИНК, Шри Ауробиндо многое определяет не только в событиях тех бурных лет, но и в ходе освободительного движения на все последующие десятилетия. Выступив за полную независимость (пурна сварадж), он сделал сторонником этой идеи миллионы соотечественников. Разработав тактику пассивного сопротивления (с применением бойкота по отношению к деятельности колониальных властей и позитивных альтернатив этой деятельности: национальное производство – свадеши, национальное образование, национальный арбитраж), он во многом предвосхитил тактику Махатмы Ганди, в отличие от которого допускал, впрочем, и применение насильственных способов борьбы. И наконец, он воодушевил индийцев своей духовной интерпретацией национализма, утверждая, что Индия не просто земля, где они живут, но Великая Мать, проявление божественной силы – Шакти, духовное начало, которое объединяет настоящее поколение с поколениями прошлыми и будущими.

В истолкованном так национализме находит свое место и самая влиятельная религиозно-философская традиция Индии – ведантистская. В серии статей (1907 г.), получивших впоследствии название «Доктрина пассивного сопротивления», Шри Ауробиндо пишет: «Наша установка – политический ведантизм»[5] . И годом позже: «Что нам нужно, чтобы посвятить жизнь Свараджу? Оставить идею эго и заменить ее идеей нации»[6] . А далее идут сопоставления установки «политического ведантиста» с установкой ведантиста обычного: первый, как и второй, нуждается в таких качествах, как тьяга (оставление плодов действия) и мумукшатва (стремление к духовному освобождению). Проводя такие сопоставления (а их в его работах того периода – десятки), Шри Ауробиндо чаще всего обращается к идеям Бхагавадгиты (одного из трех главных источников ведантистской традиции). Здесь находит он понимание духовно совершенного действия как жертвы (и именно такой жертвой считает служение делу освобождения Индии). Здесь же находит он и мысли о бескорыстии, бесстрашии и вере в конечный успех (при любых неудачах) как трех главных качествах тех, кто посвятил жизнь такому служению. Сам Шри Ауробиндо больше чем кто-либо другой обладает этими качествами. Их он проявляет и в течение всего страшного года в Алипорской тюрьме, и позже, в труднейший период спада освободительного движения, «под небом, которое кажется свинцовым» (как скажет он в первой речи после выхода из тюрьмы)[7] . И в этих условиях он делает все возможное и невозможное, чтобы сохранить ядро движения, его главную установку (сварадж), его моральные и духовные ориентиры. Так продолжается около девяти месяцев (с мая 1909 г. по февраль 1910 г.). Далее следует поразивший современников Шри Ауробиндо своей внезапностью отъезд в Чандернагор, а затем и Пондичери. Многие из них будут ожидать его возвращения. Но из Пондичери к ним придет созданное им учение. Сам же он останется там до конца своих дней.

Если приглядеться внимательнее, отъезд Шри Ауробиндо был менее неожиданным, чем это казалось. В «Открытом письме соотечественникам», которое он опубликовал после выхода из тюрьмы (июль 1909 г.), говорится о новом лидере «Националистической партии», который будет ниспослан ей Богом и приведет ее к победе[8] . Ни себя, ни Тилака (находившегося тогда в заключении) он уже не видит в этой роли (впоследствии многие будут считать эти слова вольным или невольным предсказанием грядущей роли Ганди). Еще раньше в знаменитой Уттарпарской речи (май 1909 г.) Шри Ауробиндо говорит об очень характерном изменении акцентов в его подходе к национализму: раньше он называл национализм религией, теперь же считает нужным говорить иначе, а именно «вечная религия (санатана дхарма) – вот что для нас национализм»[9] . Здесь же он говорит о духовном опыте, приобретенном им в стенах Алипорской тюрьмы. Речь идет об одной из двух его наиболее значимых йогических «реализаций» до отъезда в Чандернагор. Первая из них, относящаяся еще к январю 1908 г., описана Шри Ауробиндо и в прозе, и в стихах (сонет «Нирвана»)[10] . Это было, по его словам, радикальное изменение сознания, которое погрузило его в безграничный простор не поддающегося описанию духовного начала, где стали расплываться и исчезать контуры зримых вещей. Интересно, что в обоих описаниях этого состояния Шри Ауробиндо сравнивает теряющие рельефность формы вещей (в сонете – это город) с изображениями в кинематографе. Биографы Шри Ауробиндо сопоставляют этот опыт с известным по древней и средневековой ведантистской литературе (в особенности, по литературе адвайта-веданты) непосредственным восприятием (апарокша анубхути) бескачественного (ниргуна) Брахмана. Второй – Алипорский – опыт совсем иного рода. Здесь он видит Бога (Кришну) как всепронизывающее духовное начало (в нем не «тонут», но выступают как объединенные и преображенные все окружающие вещи тюремной обстановки и люди, в этой обстановке находящиеся). И это уже обладающий качествами (сагуна) и личностный Брахман. Обращаясь к нему, Шри Ауробиндо получает повеление (Адеш) продолжить борьбу (имея в виду уже не просто освобождение Индии, но и ее «духовный дар» миру). В 1910 г. результатом такого обращения является иной Адеш – отбыть в Чандернагор, а затем и Пондичери.

Сорок долгих лет пробыл Шри Ауробиндо в этом городе, который, по преданию, некогда был центром ведийских исследований (тогда он именовался Ведапури). Интересно, что и Шри Ауробиндо уже в 1910 г. начинает здесь изучение гимнов Ригведы (Упанишады и Бхагавадгиту он интенсивно изучал уже в первый период своей жизни, результатом чего явилась публикация – еще в годы его политической активности – переводов с санскрита на английский нескольких древних, «классических» Упанишад). При этом, как и Упанишады, он изучает гимны Вед самостоятельно, опираясь не на средневековые авторитеты, а на собственный духовный опыт. А опыт этот накапливается с каждым годом (некоторые исследователи полагают, что уже в Чандернагоре Шри Ауробиндо осуществляет третью йогическую реализацию, дающую ключ к его видению мира[11] (и позволяющую объединить в этом видении два предшествующих духовных опыта).

В 1914 г. совместно с французской четой – Полем и Миррой Ришар (последняя в дальнейшем стала верной сотрудницей Шри Ауробиндо и именовалась как им, так и его учениками полным почтительности именем Мать) Шри Ауробиндо предпринимает издание журнала «Арья» (первый номер выходит в день рождения Шри Ауробиндо – 15 августа 1914 г., т. е. уже после начала мировой войны, последний – 15 января 1921 г.). Знаменательно разъяснение названия журнала, данное Шри Ауробиндо: речь идет отнюдь не о какой-то расовой или этнической характеристике, а об «этическом и социальном идеале», который объединяет качества воина-кшатрия и хранителя священного знания – брахмана, побуждая мужественно бороться со всем, что препятствует – в плане внешнем и внутреннем – духовному прогрессу человечества (сочетание этих качеств в личности самого Шри Ауробиндо и перенос борьбы преимущественно в сферу внутреннего совершенствования – кардинальный факт его биографии)[12] . Не менее знаменательны и цели «Арьи»: «систематическое изучение высших проблем существования» и синтез духовных традиций человечества (западных и восточных), равно как и различных видов знания (научного и основанного на интуитивном опыте)[13] .

В первом номере «Арьи» печатаются начальные главы таких работ, как «Жизнь Божественная», «Синтез Йоги», «Тайна Веды», а также «Иша Упанишада». Все эти публикации по-своему значительны. «Жизнь Божественная» – самое фундаментальное философское сочинение Шри Ауробиндо, теоретическое основание всей системы его взглядов, обращенный в будущее «супраментальный манифест» (как назвал его К. Р. С. Ийенгар). «Синтез Йоги» – изложение принципов и методов «интегральной йоги», практической части его учения. «Тайна Веды» – результат многолетней экзегетической работы: расшифровки и толкования священного для всех индусов канона – шрути. Да и «Иша Упанишада» избрана для публикации в первом номере «Арьи» отнюдь не случайно. Ее знаменитые парадоксы наиболее естественно могут быть истолкованы в случае признания реальности проявленного и непроявленного бытия, а также необходимости синтеза действия и знания (против чего выступал сторонник «иллюзионистской» концепции мира, наиболее влиятельный представитель средневековой веданты Шанкара, с которым ведет принципиальную полемику Шри Ауробиндо)[14] .

Среди более поздних публикаций в «Арье» наиболее значительны две работы, посвященные изложению его философии истории: «Психология социального развития» (впоследствии получившая название «Человеческий цикл») (1916—1918) и «Идеал человеческого единства» (1915—1918), а также «Очерки о Гите» (1916—1920) и серия статей (1918—1921), посвященных защите индийской культуры от европоцентристских нападок, выявлению ее главных установок и этапов развития (впоследствии объединенных под общим заглавием «Основы индийской культуры»).

Работа, проделанная Шри Ауробиндо, как автором и издателем «Арьи», поражает воображение: в едином творческом порыве возникают тысячи и тысячи страниц текста (причем автор одновременно пишет сразу несколько часто очень разных тематически серий!). Но в 1921 г. эта работа заканчивается. Выходит последний номер «Арьи», и Шри Ауробиндо, предоставив руководство общиной учеников (ашрамом) Матери, окончательно поселившейся в Пондичери в 1920 г., целиком предается практике йогического совершенствования – садхане.

С 1926 г. Шри Ауробиндо только несколько раз в год (трижды, а после 1939 г. четырежды) показывается ученикам и посетителям, совершая традиционную церемонию – даршан. Основная часть его наследия этого периода – множество писем, разъясняющих различные аспекты йоги. Впоследствии эти разъяснения были собраны и изданы под заглавием «Письма о Йоге»[15] . Кроме того, он переиздает ряд своих главных сочинений (с наиболее существенными изменениями выходит в 1930—1940 гг. «Жизнь Божественная») и до конца дней своих пишет задуманную еще в ранний период жизни (первый из сохранившихся набросков относится, правда, к 1916 г.) символическую поэму «Савитри» – поэтический опыт многолетних духовных исканий.

Мы видели, что жизнь Шри Ауробиндо была глубоко связана с историей его страны. Даже уединившись в Пондичери, он стремится способствовать тому духовному предназначению Индии, о котором говорит еще в Уттарпарской речи. Отнюдь не случайно в День независимости Индии (15 августа 1947 г., в день своего 75-летия, что Шри Ауробиндо считал символичным) он обращается из своего уединения к соотечественникам, подводя итог своим жизненным устремлениям – «мечтам» – и связывая все эти мечты с Индией – от первой (Сварадж) до последней (ведущая роль в эволюционном преобразовании, пробуждающем человечество к новому, «более высокому и широко простирающемуся сознанию»)[16] .

Духовные искания Шри Ауробиндо неотрывны от исканий его предшественников, великих индийских мыслителей XIX века. Сам он в серии статей в «Арье», изданной впоследствии под общим заглавием «Ренессанс в Индии», выделяет три периода, три этапа в развитии индийской мысли нового времени[17] . На первом происходит восприятие европейских идей, при всей своей первоначальной «грубости» ведущее к пробуждению свободной от подчинения средневековым авторитетам интеллектуальной активности, к усвоению современных представлений как «фермента» дальнейшего развития, к новому «свежему» взгляду на древнее наследие. На втором – прежде всего имеет место противоборство сторонников «национального духа» зарождающемуся англофильству. Но рука об руку с этим идет и переосмысление древнего наследия (сопровождаемое отбрасыванием отжившего и ассимиляцией новых идей, «открывающими путь для более широкой эволюции» в сфере духовности). Наиболее значительным и влиятельным мыслителем среди тех, кто осуществлял это переосмысление (буквально «реконструкцию»), Шри Ауробиндо считает Свами Вивекананду. И эта «реконструкция», по Шри Ауробиндо, не что иное, как преддверие нового, третьего и завершающего этапа, этапа индийского Ренессанса, для которого будет характерно не просто переосмысление древнего, но и «новое творение» (к этому третьему и уже начавшемуся этапу он, собственно, и относит свое учение).

Как подчеркивает К. Р. С. Ийенгар – автор самой фундаментальной биографии Шри Ауробиндо, реальное знакомство Шри Ауробиндо с индийской духовностью началось именно с его ознакомления с речами и выступлениями Вивекананды (равно как и с высказываниями его учителя – Рамакришны)[18] . В работах Шри Ауробиндо, относящихся к первому периоду его жизни, мы не раз встречаем упоминания о Вивекананде (и притом, как правило, в очень значимых контекстах)[19] . Так, в своей работе «Бхавани Мандир» (1905), посвященной проекту национального возрождения Индии, он обращается к Вивекананде как к человеку, который наряду с Рамакришной более всего способствовал такому возрождению, равно как и подготовке духовной миссии Индии в мире[20] . В аналогичных контекстах он обращается к Вивекананде и в своих статьях в еженедельнике «Кармайогин» (1909—1910)[21] . В другом (и очень примечательном) контексте имя Вивекананды встречается в воспоминаниях Шри Ауробиндо о пребывании в Алипорской тюрьме: здесь Вивекананда выступает в качестве незримого духовного наставника, который дает ему «ключ» к «высшим планам сознания, ведущим в направлении Сверхразума» (Supermind)[22] (хотя само это название, как подчеркивает Шри Ауробиндо, имеет более позднее происхождение и принадлежит самому Шри Ауробиндо).

Какова же была «реконструкция» индийского духовного наследия, произведенная Вивеканандой? Исходный пункт его учения – веданта (и не удивительно, поскольку ведантистская традиция на протяжении веков была столь влиятельной в Индии, что Шри Ауробиндо даже говорит о «врожденном» (innate) ведантизме индийцев)[23] , причем в ее адвайтистской форме (а вот «иллюзионистские» аспекты адвайты активно критиковались многими мыслителями Индии нового времени, включая Шри Ауробиндо). Но Вивекананда смягчает классический «иллюзионизм» Шанкары и пересматривает многие из его практических последствий. Для него характерно утверждение (в «Джняна-йоге», самой «адвайтистской» из его работ), что майя не должна переводиться как иллюзия и оцениваться как теоретическая формулировка учения об иллюзорности мира: ее следует лишь рассматривать как характеристику экзистенциальной ситуации человека, которая парадоксальна и связана с забвением самого важного, «глубинного» измерения в жизни и абсолютизацией ее «горизонтали». Ясно, что такой подход к майе допускал самые разнообразные ее трактовки (в том числе и не строго адвайтистские)[24] . Еще более отдаляется Вивекананда от Шанкары, говоря о практических аспектах своего подхода к совершенствованию человека. Во-первых, он в отличие от Шанкары признает возможность духовного освобождения (мукти) не только посредством «пути знания», но и посредством «пути любви» и «пути действия». Более того, он даже считает «путь действия» (карма-йогу, карма-маргу) наиболее предпочтительным для настоящего времени, а синтез йоги действия, йоги любви и йоги знания наиболее желательным ввиду целостности их воздействия на разные аспекты человеческого существования. Во-вторых, в качестве возможной сферы действия карма-йогинов он признает все виды человеческой деятельности, не исключая и социальной, и политической области. В-третьих, он настаивает на необходимости «практической веданты» (т. е. применения ведантистских идеалов в общественной жизни) и в этой связи критикует осуществленное Шанкарой «разведение» подходов к проблемам практической жизни с точки зрения «профанического» (вьявахарика) и «высшего» (парамартхика) знания[25] . В-четвертых, он считает возможным на основе «практической веданты» осуществить синтез высших достижений Запада и Востока (контроль над «внешней» и «внутренней» природой), переосмыслив идеалы и Запада (западные идеалы свободы, равенства и братства, по его мнению, становятся реальными, лишь исходя из ведантистских позиций), и Востока (так, идеал «освобождения» – мукти – приобретает у него новый смысл и истолковывается как не просто индивидуальное, но «коллективное» освобождение, достигаемое на определенной ступени эволюции общества). Подобным же образом на неоведантистской основе он считает осуществимым синтез различных религий (в виде «универсальной религии»), а также науки и религии (в виде «научной религии»). Примечательно, что в качестве одного из оснований для синтеза науки и религии Вивекананда выдвигает совместное признание представителями обеих сфер деятельности принципа эволюции.

Нетрудно заметить близость идей Вивекананды и Шри Ауробиндо в большинстве направлений этой неоведантистской «реконструкции» классической традиции, причем имеется в виду не только первый период творчества Шри Ауробиндо (где это сходство наиболее очевидно). Вспомним хотя бы цели, выдвигаемые на первый план журналом «Арья», идею синтеза основных йогических путей (хотя сам синтез осуществлен у Шри Ауробиндо на иной, оригинальной основе), идею связи социальных идеалов с духовными, трактуемыми в ведантистском духе[26] .

Но, конечно, не следует и преувеличивать эту близость. Во всех этих направлениях, а главное в итогах переосмысления наследия веданты Шри Ауробиндо пошел гораздо дальше, создал глубоко оригинальное и не сводимое ни к каким источникам (древним или новым) учение. Характерными чертами этого учения стали: последовательный антииллюзионизм (реальна не только духовная основа мира и человека – Брахман, но и сам мир, и человек); безусловное признание ценности мира как места реального выявления бесчисленных возможностей духа; оптимизм (мир принципиально преобразуем и в нем нет непоправимо бедственных черт, не допускающих изменения к лучшему)[27] ; направленный в будущее эволюционизм (главное дело эволюции на земле еще не сделано!). Вообще учение об этой направленной своим острием в будущее эволюции, понимаемой как духовное преобразование земной жизни в целом, человечества, его культуры, жизни отдельных людей, – станет лейтмотивом творчества Шри Ауробиндо в зрелый период и объединит все его столь различные по жанру и тематике сочинения (включая и «Жизнь Божественную», и «Человеческий цикл», и «Основы индийской культуры», и «Синтез Йоги», и «Письма о Йоге», и «Савитри»).

* * *

Теоретические основы учения Шри Ауробиндо во всем многообразии его аспектов мы, несомненно, находим в самом уникальном из сочинений, которые были созданы мыслителями Индии за два последних столетия, а именно в его труде «Жизнь Божественная», сочетающем тройную мощь ясного и глубокого философского разума, поэтического вдохновения и духовного опыта. И здесь – уже в первых четырех главах (столь же ключевых для понимания взглядов Шри Ауробиндо, как и комментарии к знаменитому «четырехсутрию» – chatuhsutri – «Брахма-сутр» у классических представителей веданты) мы видим постановку тех главных проблем, которые были сформулированы в программном заявлении о целях «Арьи». Напомним: это высшие проблемы бытия, соотношение традиций Востока и Запада, соотношение религии и науки, синтез традиций и видов знания для будущего человечества.

«Связь времен» – вот к чему обращается Шри Ауробиндо в самом начале. В эпиграфе к первой главе, взятом из гимна Ригведы, заря – Ушас связывает прошлое и будущее (рассветы былых и грядущих дней) с настоящим. Но сохранилась ли в человеческой истории эта «связь времен»? В прошлом – заря надежд юного человечества, связываемых с идеями Бога, бессмертия, свободы. В будущем – ожидаемое исполнение этих надежд. Но настоящее полно сомнений как в самих идеалах прошлого, так и в возможности их реализации в земной (пусть и преображенной) жизни. Главной проблемой существования представляется Шри Ауробиндо проблема гармонии. И вот тут-то и возникают сомнения. История мира выступает как прогрессирующее подчинение материи требованиям жизни, а жизни – требованиям ума. Но достигаемая до сих пор гармония всегда была лишь частичной и хрупкой: полная гармония жизни и материи должна была бы исключить смерть, полная гармония ума и жизни должна была бы исключить бессознательное и противящееся упорядочивающим усилиям ума. Шри Ауробиндо уверен, однако, что эволюция в настоящее время принципиально не завершена[28] и торжество гармонии в преображенной «божественной» жизни возможно. Завершая начальную главу своей работы, он сравнивает полярные сияния в «материальных небесах» (как предвестники грядущего восхода солнца) с озарениями мудрецов, свидетельствующими о том, что нам не следует «поддаваться страху в своих устремлениях»[29] .

Однако духовная ситуация в современном мире, как полагает Шри Ауробиндо, такова, что мы встречаемся с «двумя отрицаниями», двумя отказами признать надежду на будущую гармонию обоснованной. Это «материалистическое отрицание» (связанное с укоренившимися на Западе мировоззренческими установками на подчинение лишь сил внешней природы с помощью науки) и «аскетический отказ» (связанный с укоренившимися в Индии «иллюзионистскими» установками, отрицающими возможность принципиального изменения земных условий бытия). Односторонность таких установок исторически выявляется уже в том, что в Индии накопление «сокровищ духа» в конце концов оказалось связанным с банкротством в сфере жизни, а в Европе возрастание владычества над внешним миром в конце концов привело к банкротству в сфере духа[30] . Но характерно, что Шри Ауробиндо считает не только исторически неизбежным, но и полезным временное утверждение таких установок при всей их односторонности. «Материалистическое отрицание» реальности всего выходящего за пределы чувственных данных и обобщающего их разума привело не только к увеличению контроля над внешней природой, но и имело такие полезные следствия, как утверждение рационализма и отрицание «иррационалистических догм» и «извращенных суеверий»[31] . Даже усилившийся в связи с «материалистическим отрицанием» атеизм, согласно Шри Ауробиндо, оказался полезным для выработки более совершенных представлений о Боге: «…мы должны с уважением и удивлением наблюдать за тем, какую работу проделал атеизм для Божественного, и восхищаться услугами, какие агностицизм оказал при подготовке безграничного роста знания»[32] . А что уж и говорить о «духовных сокровищах», накопленных сторонниками «аскетического отрицания»! Как мы помним, с адвайтистским опытом связана первая из главных йогических реализаций Шри Ауробиндо.

Выявив до конца свои возможности и пределы, обе установки, как полагает он, подготавливают переход к иному, более полному видению мира. Но каким бы странным это ни показалось, Шри Ауробиндо считает более трудным преодоление восточной (индийской) крайности. Что до «материалистического отрицания», то оно, по его мнению, быстро теряет почву под ногами в результате новейших психологических открытий («парапсихологии», «трансперсональной психологии», «психологии видоизмененных состояний сознания», как сказали бы мы на исходе века), с одной стороны, и в результате его явного несоответствия глубинным человеческим чаяниям – с другой. Отметим, однако, что впоследствии Шри Ауробиндо не был столь категоричен. В одном из писем (написанных после 1926 г.) он задумывается над тем, не стоило ли ему при написании «Жизни Божественной» расставить акценты в оценке опасности «двух отрицаний» иначе[33] .

Как бы то ни было, именно «иллюзионистскую» позицию Шанкары Шри Ауробиндо подвергает наиболее основательной критике[34] . Вообще говоря, в критике этой много аспектов, не сводимых только к показу уязвимости позиции Шанкары с логической точки зрения. Здесь и выявление несоответствия первоначального значения термина «майя» в ведийском каноне с тем значением, которое придает ему Шанкара, и сопоставление взглядов Шанкары с более реалистическими и оптимистическими установками Вед, и полемика с негативным отношением к земной жизни, сближающим Шанкару с буддистами. С чисто логической же стороны (тоже разработанной у Шри Ауробиндо очень тщательно) самые главные возражения против учения Шанкары об иллюзорности мира таковы. В этом учении – майя-ваде (I) имеет место скрытый дуализм при декларируемом открыто монизме (майя оказывается, по сути, вторым мировым принципом наряду с Брахманом); (II) майя и Брахман приобретают при взаимном сопоставлении характеристики, противоположные первоначально задуманным («бессильная» майя оказывается всесильной, порождая мир, «всесильный» Брахман бессилен помешать ей); (III) признание отношения Брахмана к майе необъяснимым (анирвачания) не что иное, как интеллектуальная капитуляция.

Интересно, что аналогичные аргументы Шри Ауробиндо развивает и в отношении редукции духовного к «эпифеномену» материи. При такой редукции получается иной (своего рода «перевернутый») вариант майя-вады (материя реальна, дух нереален)[35] . С этой точки зрения, «если довести ее до крайних пределов, камень или плюм-пудинг имеют большую реальность, чем мысль, любовь, смелость, гений, величие, человеческая душа и ум… »[36] Мы уже отмечали, что такой подход еще в ранние годы поражал Шри Ауробиндо своей сюрреалистичностью (что отражено в одном из его стихотворений этого периода «Видение науки»). Еще более ярко эта сюрреалистичность отражена в одном из его сонетов тридцатых годов, где говорится о сне, в котором предстают: «собрание гормонов», творящее «Илиаду» и «Одиссею», «мозг», (под влиянием расстроенного желудка) шагающий по Европе, (побеждая, царствуя, а затем терпя поражение), и даже «щитовидная железа», узревшая под священным деревом «вечный свет»… Сонет заканчивается строками об ученом, который, играя с атомами, «выдувает» (подобно мыльному пузырю) вселенную быстрее, чем возмущенный Бог успевает на него прикрикнуть[37] . А поскольку позиция такого рода слишком парадоксальна, то попытка редукции духовного к материальному с неизбежностью заводит в тупик и заставляет признать какой-то другой, отличный от материального, источник его происхождения, нам не известный[38] , а значит и перейти к дуализму (со всеми вытекающими из него последствиями, включая переосмысление первоначального представления о всесилии материального и признание необъяснимости отношения материального и духовного).

Отвергнув любые попытки объявить материальное или духовное нереальным и тем самым прийти к мнимому монизму, Шри Ауробиндо отвергает и любые варианты дуализма. По его мнению, нужен не компромисс между этими двумя принципами, не «сделка», уравнивающая их права, а подлинное объединение их на основе единого всеохватывающего начала (четвертая глава «Жизни Божественной», следующая за сопоставлением «двух отрицаний», так и называется – «Вездесущая реальность»). Эта «вездесущая реальность» – Брахман, Абсолют, Бог[39] . Конечно, это тоже Дух, но Дух, который не исключает, а пронизывает и охватывает все сущее (включая и порождаемую им материю)[40] . Вообще же Шри Ауробиндо говорит о трех аспектах Брахмана: трансцендентном, универсальном и индивидуальном[41] . Первый (и наивысший) из них соответствует уже неоднократно упоминавшейся исходной «реализации» Шри Ауробиндо. Здесь Дух выступает как пребывающий за пределами обычных характеристик изменчивого существования (временем, пространством, причинностью) и, возвышаясь над ним, является их источником[42] . Универсальный аспект Брахмана – космическое сознание, выступающее в мире становления, с его неизбежными коррелятами (время, пространство, причинность). С ним (по принципу дополнения) связан и третий аспект: «Вселенная представляет собой распространение божественной Всеобщности (All) в бесконечном пространстве и времени, индивид же есть сосредоточение (курсив – В. К.) этой Всеобщности в пределах пространства и времени»[43] . Эти три аспекта Брахмана выделаются Шри Ауробиндо не только в рамках «Жизни Божественной» – о них говорится как о трех сторонах Божественного в «Письмах о Йоге», им же посвящены и три его сонета тридцатых годов: это уже упоминавшийся сонет «Нирвана» (трансцендентный аспект), а также сонеты «Космическое сознание» и «Дух-свидетель»[44] .

Строго говоря, Брахман во всей его полноте неописуем. Обращаясь к существовавшим в индийской традиции позитивным (iti, iti) и негативным (neti, neti) его характеристикам, перекликающимся с катафатической и апофатической теологией в европейской традиции, Шри Ауробиндо пишет: «…она (высшая реальность) неописуема ни посредством наших отрицаний, neti, neti – ибо мы не можем ограничить ее, говоря, что она не есть это или то, ни посредством наших утверждений, ибо мы не можем фиксировать (курсив – В. К.)ее, говоря, что она есть это или то, iti, iti»[45] . Все же наивысшим выражением сути Брахмана является, по Шри Ауробиндо, традиционная ведантистская формула Сатчитананда (Бытие-Сознание-Блаженство): «Непознаваемое, осознающее себя как Сатчитананду, есть высшее утверждение веданты; оно содержит в себе все остальные утверждения или от него они зависят»[46] . При этом Шри Ауробиндо постоянно настаивает на том, что не следует понимать входящие в состав формулы термины как обозначающие нечто раздельное (Бытие, скажем, и сознательно, и блаженно, а Блаженство «бытийно» и сознательно). Вообще, разделяя предельные характеристики (или атрибуты) Брахмана, мы, по Шри Ауробиндо, отдаем дань нашему рассудочному подходу и языковым привычкам, но сабсолютной точностью интуитивное видение передать невозможно.

Как бы то ни было, все эти условно разделяемые высшие принципы играют важнейшую роль в самопроявлении Брахмана. Без Бытия (Сат) не было бы и становления, без Сознания (Чит) – «скрытой разумности» в этом становлении, а без Блаженства (Ананда) – мотива для творения-проявления. Отметим, что Сознание – Чит – Шри Ауробиндо понимает динамически, как Сознание-Силу (Чит-Шакти), без которой переход от трансцендентного Брахмана к универсуму был бы невозможным. Но невозможен был бы он и без цели (Шри Ауробиндо считает творение-проявление свободным, а не вынужденным актом). Однако выдвигать в виде мотива творения блаженство… Не парадокс ли это? Мир полон страданий (и об этом так много говорилось в классической индийской философии, в особенности в буддистских школах, что и великие европейские пессимисты, включая А. Шопенгауэра, не так уж много смогли добавить к этому…). В XI—XII главах первого тома «Жизни Божественной» Шри Ауробиндо выдвигает множество аргументов против пессимистического видения мира[47] . Среди них: преувеличение роли бедствий, нарушающих нормальное течение жизни в силу их «заметности» (по сравнению с менее заметным, привычно счастливым состоянием), возможность изменить отношение к страданиям на индифферентное (при выработке стоической установки) или даже позитивное (под влиянием гипноза). Но главное тут – эстетические аналогии. Художественное осмысление ужасного и бедственного не только не исключает, но и предполагает эстетическое удовольствие. Самозабвенное творчество заставляет с радостью принимать все, что связано с ним (включая и муки). И все это – лишь намеки на глубоко скрытую основу жизни, где все страдания, как и удовольствия, тонут в восхищенном восприятии красоты и осмысленности мира. Шри Ауробиндо – один из самых решительных в истории индийской и мировой мысли сторонников оптимистического видения мира.

Но, как реалист, он не может не видеть, что к такого рода восприятию жизни прийти нелегко. Почти бодлеровскими словами говорит он о «мрачных цветах» лжи, страдания и зла, укоренившихся в «черной почве» бессознательного[48] . Но откуда взялась такая «почва»? Чтобы ответить на этот вопрос, надо обратиться к учению Шри Ауробиндо об инволюции (как процессу, предшествующему эволюции).

В самом общем виде это учение может быть изложено так. Божественное Сознание-Сила (Чит-Шакти) обладает свойствами самопроявления, самоограничения и самопоглощения[49] , без которых возникновение мира было бы необъяснимо. При этом самопроявление должно быть связано с единым упорядочивающим принципом, который предотвращает хаотическую реализацию бесконечных возможностей, заключенных в Чит-Шакти, и тем самым превращение мира в нечто аморфное, спутанное, неопределенное[50] . Таким разумно упорядочивающим мир принципом является непосредственно примыкающий к Сатчитананде (в порядке проявления) Сверхразум (Supermind). Другие его наименования у Шри Ауробиндо: Идея-Реальность (Real-Idea), Сознание-Истина (Truth-Consciousness), Воля-Знание (Knowledge-Will)[51] . В этих названиях «высвечиваются» характер и способ действия Сверхразума. По Шри Ауробиндо, в отличие от человеческого разума он (I) не просто отображает ту или иную часть реальности, но сам является реальностью; (II) обладает истиной во всей ее полноте (без «ограничений» и «затемнений»); (III) объединяет знание и волю, т. е. не только выявляет истину, но и реализует ее в ходе дальнейшего проявления, созидающего универсум. Отметим, что одно из наименований Сверхразума сразу же связывает его с древнейшей ведийской традицией: Сознание-Истина именуется также Рита-Чит, а рита – это провозглашаемый в Ригведе принцип мирового порядка, не дающий космосу превратиться в хаос, мировой закон, возвышающийся над богами ведийского пантеона, великое правило развертывания мирового многообразия из единого Истока.

В Сверхразуме каждый из основных атрибутов Брахмана проявляется в виде взаимосвязанных принципов. Так, Ананда выступает в виде любви, радости и красоты, Чит – в виде знания и воли, Сат – в виде сознательного существа (Пуруши), всеобщего «Я» (Атмана) и мирового владыки (Ишвары). Эти принципы в свою очередь дают начало ряду подчиненных категорий (организованных триадно): так, любовь выступает в виде основы триады субъекта, объекта и процесса радости, воля – в виде основы триады Владыки (Lord) воли, объекта воли и исполняющей волю силы, «Я» (Self) – виде основы триады: «Я» как Субъект, «Я» как Объект и осознание единства субъектно-объектного понимания «Я»[52] . Синтетический характер этих триад живо напоминает как о построениях немецкой классической философии (в частности, последняя триада явно «перекликается» с учением Фихте, идеи которого в начале века во многом разделял такой влиятельный индийский философ, как Бхагаван Дас). Отметим, однако, что у Шри Ауробиндо в данном случае речь идет отнюдь не о выявлении утраченного единства и тем более не об обретении такого единства заново: единство не «утрачивается» и не «обретается», оно постоянно наличествует в ходе упомянутых дифференциаций (об «утрате» и «обретении» можно говорить лишь при рассмотрении этих триад обычным человеческим умом, а отнюдь не Сверхразумом).

В результате процесса самопроявления Брахмана в Сверхразуме возникает духовная множественность, являющаяся (наподобие платоновского мира идей)[53] прообразом множественности, присутствующей в универсуме. При этом все члены духовной множественности оказываются взаимопронизывающими и нераздельными, процесс же их порождения в целом не «линеен». Однако Шри Ауробиндо выделяет три стадии этого процесса в виде своего рода «статусов» (или состояний) Сверхразума. В первом состоянии акцентируется единство субъективного и объективного в проявлении, во втором – их различие (в рамках единства), в третьих дело доходит до «блаженного дуализма» (тоже в единстве)[54] .

Но то проявление, которое осуществляется в сфере Сверхразума, совершенно лишено разделения, ограничения и «затемнения», столь характерных для универсума. Откуда же все это? Шри Ауробиндо связывает дальнейший процесс проявления Брахмана с переходом от Сверхразума к так называемому Верховному Разуму (Overmind), который обособляет наметившиеся духовные детерминанты мира и располагает их в определенной последовательности. При посредстве обособляющей деятельности Верховного Разума реализуется второе свойство Чит-Шакти (самоограничение) и возникают ум, жизнь (в инволюции это «ментальный» и «витальный» планы бытия), материя, а также совокупность душ. Между Верховным Разумом и обычным умом Шри Ауробиндо располагает – в нисходящем порядке – еще три вида разума: Интуитивный, Озаренный, Возвышенный, но поскольку они характеризуются им преимущественно в связи с духовной эволюцией человека, то мы и рассмотрим их в соответствующем контексте. Эти продукты разделяющей деятельности Верховного Разума выступают в качестве воплощений четырех основных принципов «высшей полусферы» бытия (Сат, Чит, Ананда и Сверхразум). Так, ум соответствует Сверхразуму, душа – Блаженству (Ананда), жизнь – Сознанию (Чит), а материя – Бытию (Сат)[55] . При этом низшая полусфера оказывается отделенной от высшей так называемой «низшей майей» (связанной с заблуждением и обманом, но не делающей мир иллюзорным), высшая же майя выступает какне связанная с заблуждением сила проявления Божественного начала (отметим, что и здесь, как и в случае с «Сознанием-Истиной», Шри Ауробиндо опирается на гимны Ригведы, где майя понимается реалистически, а не в духе иллюзионизма). Плотная «завеса», возникающая в результате действия Верховного Разума, «отчуждает» низшую полусферу бытия от высшей. Этот процесс отчуждения достигает своей кульминации в материи, в которой «потонули» все его промежуточные этапы и которая внешне выступает как качественно однородное начало. В известном смысле два «полюса» бытия (дух и материя) сходны (только в одном случае внутренняя однородность обусловлена отсутствием ограничений, преизбыточностью, в другом – предельной ограниченностью)[56] .

Результат выглядит мрачно. Возникает «темная матрица» нашего мира, а в ней сознание представляется потонувшим в бессознательном, блаженство – в бесчувственности и даже само бытие без связанных с ним положительных характеристик кажется не отличимым от небытия[57] .

Как и многие представители восточных и западных религиозно-философских традиций (от веданты до неоплатонизма), Шри Ауробиндо широко использует в своем учении световую символику. И тогда процесс инволюции предстает как движение от «солнца» – Сверхразума[58] через пронизанную множеством лучей область Верховного Разума во все более и более сумрачные области низшей полусферы бытия, вплоть до материи, где, выражаясь словами ведийского гимна (Ригведа Х, 129)[59] , «тьма была окутана тьмою».

Но самая глубокая тьма сочетается с началом рассвета. Начинается процесс эволюции, возвращения к источнику света. Этапы этого процесса такие же, как в инволюции, хотя и проходятся в обратном порядке: материя, жизнь, ум. И все же это не просто «повторение пройденного». Прежде всего, согласно Шри Ауробиндо, в ходе эволюции жизнь, затем и ум возникают в результате взаимодействия материи (где они скрыто заключены и стремятся высвободиться) и соответствующих «чистых планов», которые такому высвобождению способствуют. При этом высвобождение «пленников» материи оказывается мучительным процессом. Развитие жизни, а затем и ума на земле постоянно несет «отпечаток» материи и ее изначальных несовершенств. К таким несовершенствам Шри Ауробиндо относит прежде всего бессознательность, инерцию (не как отсутствие движения, а как сохранение фиксированных, подчиненных механическому закону действий), а также принцип разделения и борьбы[60] . Жизнь и ум, возникая, вносят свои коррективы, но не освобождаются от этих несовершенств радикально. Так, при возникновении жизни от «вечной сомнамбулы» – атома – происходит переход к растению, видящему сны со сновидениями и не способному «проснуться», а затем и – по мере развития в животных и человеке вначале подсознательного, а затем и сознательного ума – к пробуждению[61] . Но полное торжество сознания и разумности при этом не достигается. «Темная матрица» материи остается все еще не «просветленной», обусловливая мощное влияние бессознательного и подсознательного на эволюционирующие формы жизни. Так же, по Шри Ауробиндо, обстоит дело и со вторым несовершенством материи. Жизнь, стремясь в своем творческом порыве создать все новые и новые формы, тем не менее тоже испытывает влияние инерции, начинает повторяться, топтаться на одном месте, а ее порыва недостаточно, чтобы преодолеть смерть. Аналогичным образом и ум в своем движении к высшему знанию постоянно испытывает инерцию заблуждений. Чрезвычайно важным фактором в эволюции оказывается третье несовершенство материи. Именно из-за него развитие осуществляется посредством столкновения противоположных начал. Открытие того, что «война» противоположностей является механизмом эволюции (правда, согласно его собственной концепции, вплоть до определенного этапа), Шри Ауробиндо считает великой исторической заслугой Гераклита[62] . Этот же принцип, согласно Шри Ауробиндо, учел и использовал в ХIX в. Дарвин, создав свою теорию естественного отбора (с ее формулой выживания наиболее приспособленных)[63] . Но тут Шри Ауробиндо делает ряд существенных оговорок, считая, что (I) смысл биологической эволюции не просто в «выживании приспособленных», но в реализации изначального устремления жизни к совершенству и (II) в этом устремлении используется не только борьба, но и взаимопомощь (причем во все возрастающей степени).

Однако эволюция, согласно Шри Ауробиндо, связана не только (I) с «ограничивающим» влиянием материи на более высокие принципы (жизнь, ум), но и (II) с преобразующим воздействием последних на материю. Три наиболее существенных закона эволюции формулируются им как законы расширения, возвышения и интеграции[64] . Так, материя «расширяется» путем создания все новых форм, отличающихся по сложности, что ведет в конце концов к «возвышению» —возникновению жизни как качественно новой эволюционной ступени. Но выявляясь и утверждаясь в ходе эволюции, жизнь и ум не оставляют неизменным то, что им предшествовало. По остроумному замечанию, встречающемуся в работах по истории современной индийской мысли, процесс эволюции у Шри Ауробиндо подобен продвижению армии, которая не допускает отрыва от тылов, постоянно подтягивает их к себе по мере продвижения[65] . Закон интеграции формулируется так: «Частью действительного процесса эволюции должно быть также включение низших ее ступеней в высшие и в этой связи более или менее полное преобразование их в целях приспособления к радикально изменившемуся способу функционирования существа и природы в целом, иными словами, интеграция»[66] . Так, неорганическая материя включается в круговорот жизни и преобразуется в нем. Так, человечество включает в круговорот своей деятельности живую и неживую природу, преобразуя ее[67] .

В ходе взаимодействия различных ступеней эволюции происходит (III) не только выявление возможностей материи и ее соответствующее дифференцирование, но и внутреннее дифференцирование «жизни» и «ума» (не имеющее места в «чистых планах» их проявления). В результате «жизнь» дифференцируется на своего рода «преджизнь» (Шри Ауробиндо ссылается тут на знаменитые опыты великого индийского ученого Дж. Ч. Боза, стремившегося выявить аналогичные реакциям живого вещества реакции металлов и минералов), собственно жизнь или витальность (vitality), присутствующую в растениях, животных и человеке (и начинающуюся с перехода от бессознательного к подсознательному) и, наконец, «ментализированную» жизнь. Точно так же он говорит о дифференциации ума на «физический ум», «витальный ум» и ум в собственном смысле слова. Отметим, что, используя принцип моделирования структуры целого в каждом из его компонентов при построении упомянутой системы дифференциаций, Шри Ауробиндо опирается на очень солидную традицию индийской классической мысли. Так, в средневековых комментариях на Мандукья Упанишаду четыре состояния сознания (бодрствование, сон со сновидениями, сон без сновидений и неописуемая «турия») истолковываются в духе такого моделирования (так что имеется, например, «бодрствование бодрствования», «сновидение бодрствования», «глубокий сон бодрствования» и «турия бодрствования»). Оригинальность Шри Ауробиндо состоит, однако, в том, что эта система моделирования применяется к эволюционному процессу.

И наконец, (IV) земная эволюция подводит к стадии, которой еще не было (и не могло быть) в предшествовавшей ей инволюции, а именно к преобразованию земной жизни под воздействием супраментального (и соответственно к достижению не частичной и постоянно нарушаемой, а полной гармонии).

Это становится возможным благодаря человеку. Человек у Шри Ауробиндо – поворотный пункт эволюции. Впервые эволюция становится сознательной, впервые она осуществляется (если говорить о высших достижениях человека) добровольно, впервые создается возможность выхода за пределы низшей сферы бытия (от эволюции в незнании – авидья к эволюции в знании – видья). При этом изначальная ситуация человека глубоко трагична: именно в человеке жизнь впервые осознает всю боль и весь разлад, проявляющиеся в земном бытии, именно в нем осознанное устремление к бесконечному сталкивается с ограниченностью конечного существования, именно в нем осознание его отчужденности от глубинных истоков сущего ведет к размышлениям о бессмысленности самой жизни. Здесь истоки пессимизма[68] . Но здесь же и истоки надежды. Для Шри Ауробиндо человек – переходное существо. Отсюда – отчаяние при взгляде назад, отсюда же и надежда – при взгляде вперед.

Как и вообще в классической индийской традиции, человек у Шри Ауробиндо – микрокосм, в котором явно или скрыто присутствует и структура макрокосма (в том числе, материя, жизнь, ум – со всеми их троичными модификациями, душа как четвертый принцип низшей полусферы бытия и – как цель и скрытая данность – то, что принадлежит высшей полусфере бытия). Учение о человеке у Шри Ауробиндо – может быть, самый впечатляющий образец индийской интронавтики, путешествия во «внутренний космос», по сложности своей, по крайней мере, не уступающий космосу внешнему (а скорее всего превосходящий его)[69] . Мы остановимся здесь (по неизбежности кратко) только на трех, на наш взгляд, наиболее существенных аспектах этой интронавтики: учении о видах ума, выступающих в интеллектуальном и духовном развитии человека, учении о типологии сознания в человеке и, наконец, о соотношении в нем высшего – и подлинного – «Я» и «я» низшего (эго) – внешнего и неподлинного.

Человек, по Шри Ауробиндо, прежде всего «ментальное существо» (mental being). Но выступающие в нем виды ума многообразны: они отчасти принадлежат прошлому эволюции, отчасти ее настоящему, а отчасти и предвосхищают будущее. Что до прошлого, то в человеке есть физический ум (исполненный инертности, направленный исключительно на внешние объекты) и ум витальный (исполненный бесчисленных желаний и устремлений, связанных с потребностями жизни)[70] . Выше них находится ум в собственном смысле слова, способный подняться и над упомянутой инерцией, и над упомянутыми устремлениями. У человека налицо уже интеллект, или разум (буддхи); «чистый разум» (pure reason) может подняться от «физики» к метафизике, к рассмотрению самых общих сторон действительности (используя данные не только внешнего, но и внутреннего опыта). При всем том человеческий интеллект ограничен – здесь господствует «логика конечного», принцип разделения и противопоставления различных аспектов мировой целостности. Достигаемые здесь умственные синтезы всегда частичны, они дают лишь «символическое» (в первоначальном смысле этого слова – «представляющее целое через часть») постижение действительности, а не непосредственное проникновение в ее суть, самоотождествление с ней и «познание через тождество»[71] . Однако Шри Ауробиндо считает, что человеку открыты принципиально новые подходы к постижению мира, дающие возможность перейти от «логики конечного» к «логике бесконечного». Это возможно при восхождении по лестнице более совершенных познавательных способностей, ведущих к уже упоминавшимся Верховному Разуму и Сверхразуму. Это – Возвышенный (Higher) Разум, Озаренный (Illumined) Разум и, наконец, Интуитивный Разум[72] . Возвышенный Разум отличается от обычного целостностью своего подхода к пониманию действительности; здесь нет места частичным и противостоящим друг другу подходам к ней, кропотливым поискам согласования этих частичных подходов, сопоставлениям типов аргументации и т. п. Над всем господствует масштабное, интегральное, связывающее идеи в «единое созвездие» понимание. В отличие от этого типа разума Озаренный Разум выходит за рамки концептуального знания, обращается преимущественно к видению, к трудно передаваемой понятийно картине универсума, пронизанной лучами вдохновения. И наконец, Интуитивный Разум приводит к непосредственному, а не опосредованному – пусть и глобальной концепцией, пусть и вдохновенными образами – знанию. А далее – уже та высшая целостность знания, которая достигается, по Шри Ауробиндо, при преодолении «плотной завесы» авидьи – неведения – и переходе (через Верховный Разум) к высшей сфере бытия.

Не менее основательно разработана у Шри Ауробиндо и типология сознания. В этой типологии есть вертикаль: расположенное ниже всего бессознательное (inconscient), обычно недоступное «лучам сознания» (уже упоминавшаяся выше «сомнамбула» неорганического мира), подсознательное (subconscient), которое имеет место уже в погруженных в неизвестные нам «сны» растениях и которое в человеке взаимодействует с сознанием, является его «преддверием», сознание, зарождающееся у животных и достигающее полного развития у человека, и наконец, сверхсознание, простирающееся от высших ментальных слоев до Сверхразума[73] . Но наряду с этой вертикалью есть здесь и иное, «горизонтальное», измерение: а именно, за обычно осознаваемым нами узким сегментом универсума (и его составляющих: материи, жизни, разума) простирается более обширное по охвату сублиминальное сознание, которое (в отличие от подсознательного) не есть «уменьшение» обычного сознания, а скорее его «увеличение» (в экстенсивном смысле слова). В свою очередь в сублиминальном сознании человека Шри Ауробиндо выделяет внутреннее ядро – внутрисознательное (intraconscient) и окружающие его слои – вокругсознательное (circumconscient), через которое осуществляются скрытые для нашего «внешнего» сознания контакты с другими людьми и окружающим миром»[74] .

В классической индийской философии одно из центральных мест всегда занимало выяснение соотношения высшего, подлинного «Я» и «я» низшего, неподлинного (и соответственно путей перехода от второго к первому, типов йогического совершенствования – садханы). Конечно, эта проблематика занимает важное место и у Шри Ауробиндо. Но путь от неподлинного «я» к подлинному тут очень непрост, подлинное и глубинное «Я» скрыто за многочисленными покровами. Суммарно соответствующее учение Шри Ауробиндо может быть изложено так: наиболее внешнее «я» – это ментальное, витальное, физическое образование, придающее единство поверхностному человеческому опыту и отъединяющее человека от более глубоких слоев бытия и других людей. Более глубоким и более открытым по отношению к этим слоям является внутреннее, сублиминальное «Я». Но за ним расположено «глубочайшее» (innermost) «Я», именуемое также «центральным». Здесь же, в свою очередь, выделяются дух (дживатман), «душа-искра» (soul) и «психическое существо» (psychic being) – душа, участвующая в эволюции (и своего рода «представитель» духа).

В целом могучая разработка у Шри Ауробиндо проблем соотношения сознательного и бессознательного, поверхностного и глубинного «Я», интеграции диссоциированных сторон человеческой психической жизни, совершенствования и преобразования ее во многих отношениях перекликаются с разработкой их в европейской «глубинной психологии» (в особенности в учении К. Г. Юнга)[75] .

Как мы уже видели, человек для Шри Ауробиндо – существо переходное. Высшее же звено в процессе эволюции, ее кульминация и победное завершение – сверхчеловек, «гностическое существо». Здесь достигается то освобождение (мукти), которое у Шри Ауробиндо (как и во всей классической индийской традиции) является высшей человеческой целью. Но это – не уход из земного мира. Это – его преображение. Такое преображение становится возможным в результате полного преодоления незнания (авидьи). А это требует (в соответствии с концепцией человека у Шри Ауробиндо) троякого преобразования[76] : (I) «психического», в ходе которого происходит переход от малого внешнего «я» (эго) к подлинному и глубинному«Я» в качестве организующего и подчиняющего себе все аспекты индивидуальной жизни центра; (II) «духовного» – восхождения к высшим принципам бытия по уже упомянутой лестнице сверхсознания, простирающейся вплоть до Сверхразума, и, наконец, (III) «супраментального» – нисхождения Сверхразума в низшую сферу бытия, принципиально преобразующего «существо и природу» индивида.

В «гностическом существе», по Шри Ауробиндо, оказываются, наконец, преодолены все те конфликты и проявления дисгармонии между материей, жизнью и умом, которые характеризовали предшествовавшую эволюцию. «Темная матрица» низшей полусферы бытия оказывается пронизана светом знания (видья), так что уходят в прошлое и сопротивление бессознательного, и инерция (ограничивающая свободу), и принцип разделения и борьбы (сменяемый принципом единства, гармонии и сотрудничества). «Гностические существа» у Шри Ауробиндо продолжают развиваться и совершенствоваться, но это уже совершенствование в сфере знания, а не борьба за преодоление незнания, упоение восторгом бытия, а не омраченное страданиями и смертью земное существование.

Таков оптимистический финал учения Шри Ауробиндо, в том виде, как оно предстает перед нами в «Жизни Божественной». Конечно, тут еще многое лишь намечено пунктиром (вспомним, что уже в первых главах работы имеет место своего рода «рандеву» восточной и западной цивилизации). В конечном счете, эволюция человечества (если обратиться к его работам исторического и культуроведческого типа) предстает у Шри Ауробиндо как единство трех типов развития: социального, культурного, индивидуального – с единым (хотя и варьируемым) законом перехода от инфрарационального через рациональное к супрарациональному.

Учение это (равно как и его финал) настолько необычно, что некоторые историки философии сравнивали его с прекрасным, но труднодоступным островом[77] . Трудно согласиться с таким сравнением. При всей своей безусловной и ярчайшей оригинальности, учение Шри Ауробиндо не только продолжает ряд тенденций, наметившихся в индийском ренессансе, но и множеством прочных нитей связано с классическим индийским наследием. Сотни ссылок на это наследие в «Жизни Божественной» не просто «дань традиции» (Шри Ауробиндо никогда не был склонен опираться на авторитет какоснову своих построений). Это – неподдельное признание духовного родства. По сути, исходя из уже изложенного выше, это родство – неоспоримо. Отметим лишь – в заключение – некоторые особенности подхода Шри Ауробиндо к классическому наследию. Во-первых, подобно великим представителям индийского ренессанса XIX в., Шри Ауробиндо стремится обратиться, минуя средневековые наслоения, непосредственно к древним истокам ведантистской традиции (Упанишады, Бхагавадгита и такой праисток индийской культуры как ведийские гимны). За исключением того, что необходимо для критики майя-вады Шанкары, он мало обращает внимания на гигантский корпус средневековой ведантистской литературы с множеством изощренных дефиниций, уточняющих соотношение различных типов веданты (в особенности трех основных – адвайты, вишишта-адвайты, двайты), хотя с главными идеями соответствующих школ он, конечно, знаком. В Упанишадах находит он, как мы уже видели, главные характеристики трансцендентного Брахмана (Сат – в Чхандогье, Ананда – в Тайттирии, Чит – во многих, но ярче всего в Мандукье). Но не только конечные итоги размышлений мудрецов Упанишад о высшей реальности и подлинной природе человека используются Шри Ауробиндо, но и те своеобразные «лестницы», которые в различных Упанишадах ведут к этим итогам. Таково, например, учение Тайттирии о пяти «оболочках» (кошах) человека: состоящей из «пищи» (аннамайя), из «жизненного начала» (пранамайя), из ума (маномайя), из знания (виджнянамайя), из блаженства (анандамайя). Здесь Шри Ауробиндо усматривает истоки ряда важнейших аспектов своего собственного учения о человеке (который, будучи «микрокосмом», приобщен к материи, жизни, уму, Сверхразуму и трансцендентному Духовному началу). Более того, он находит такие истоки уже в гимнах Ригведы: учение о рите, учение о майе как формообразующей силе, а не «мировой иллюзии». Во-вторых, главные понятия ведантистской традиции (такие, как Брахман и Атман) Шри Ауробиндо истолковывает в универсалистском духе, считая дополняющими друг друга, а отнюдь не взаимоисключающими понятия «наделенного свойствами» (сагуна) и «лишенного свойств» (ниргуна), личного и безличного Брахмана (отметим, что такая трактовка ближе всего духу такого, тоже отличающегося универсализмом, памятника индийской мысли, как Бхагавадгита). Интересно, что в своем учении о «трех статусах» Сверхразума Шри Ауробиндо, как справедливо отмечают исследователи его философии, дает основу для примирения представлений о Брахмане в трех главных школах веданты[78] . Показательно, что Шри Ауробиндо решает при этом задачу, поставленную еще такими представителями индийского ренессанса, как Рамакришна и Вивекананда, а именно согласовать три указанные ведантистские школы как соответствующие трем типам йогического опыта. В отличие от них, однако, в учении Шри Ауробиндо есть основательно разработанная онтологическая основа для такого согласования. В-третьих, универсализм Шри Ауробиндо распространяется не только на разные направления внутри ведантистской традиции. Он проявляется и в его отношении к другим религиозно-философским традициям Индии (в особенности к наследию школ санкхьи и йоги). В духе Бхагавадгиты он синтезирует в своем учении ведантистские понятия с такими понятиями санкхьи (и связанной с ней классической йоги), как пуруша – дух, пракрити – природа, гуны – аспекты, или «силы», природы и т. д. При этом (опять же в духе Бхагавадгиты) он исходит из монистического (насчитывающего 26 сущностей – таттв), а не классически-дуалистического (насчитывающего 25 таттв) варианта учения санкхьи. Этой (26-й), объединяющей санкхью с ведантой сущностью-таттвой является Пурушоттама – верховное духовное начало мира, тождественное с Брахманом. И все же синтез традиций, осуществленный Шри Ауробиндо, во многом отличается от синтеза Бхагавадгиты. Так, рассматривая его трактовку гун, мы убеждаемся, что он связывает преимущественные проявления этих сил с «восходящей» эволюцией мира и ее ступенями (материя, жизнь, ум). В знаменитом же учении санкхьи об «эволюции» речь идет о «нисходящем» развертывании от высших таттв, являющихся носителями интеллектуальных функций, – к низшим, «тонко» и «грубо» материальным (что типологически, скорее, похоже, хотя и не во всем, на учение Шри Ауробиндо об «инволюции»). Эта связь с теорией восходящей эволюции – четвертая особенность интерпретации классического наследия у Шри Ауробиндо.

В отличие от отношения Шри Ауробиндо к классическому индийскому наследию, его отношение к западным философским учениям выявить нелегко. Прямые ссылки тут чрезвычайно редки. Да и вообще здесь лучше говорить не о влияниях, а о параллелях и контрастах, причем содержательный смысл такие сопоставления имеют прежде всего, когда речь идет о выявившихся ко времени жизни Шри Ауробиндо подходах западной философии к проблеме развития. Западно-восточный диалог имеет место прежде всего в этом пункте, и решительный отказ Шри Ауробиндо от традиционно-циклического понимания эволюции мира и общества, исключающего прогресс в глобальном смысле и настаивающего на бесконечном повторении одного и того же «круга» (и притом по нисходящей линии, если речь идет об обществе) в высшей степени знаменателен.

Историки философии чаще всего сопоставляют учение Шри Ауробиндо с четырьмя западными концепциями развития, выдвинутыми в XIX и первых десятилетиях XX в. Две из них упоминаются и самим Шри Ауробиндо. О первой речь идет, в частности, в статье «Эволюция», опубликованной в «Арье» в 1915 г.[79] . Здесь говорится о теории эволюции как «медленного и постепенного продвижения» по прямой линии, обусловленного причинами, действующими механически и бессознательно, не связанного с какой-либо целью, исключающего всякую свободу, творчество и неожиданности. Хотя Шри Ауробиндо не называет прямо каких-либо сторонников такой теории (говоря лишь о ее «материалистическом» характере), допустимо предположить, что речь идет прежде всего об эволюционной теории Спенсера (весьма влиятельной в англо-индийской прослойке конца XIX в.) или о каких-то близких к ней теориях. К такого рода пониманию эволюции Шри Ауробиндо относится крайне отрицательно, отмечая, что (I) в рамках ее совершенно непонятно само возникновение таких явлений, как жизнь и сознание, (II) необъяснимы резкие повороты и циклические процессы в ходе развития и, наконец, (III) развитие становится бессмысленным (что противоречит восприятию людьми ее значимости, ценности, существенности).

Иное отношение у Шри Ауробиндо к теории «творческой эволюции» одного из самых выдающихся представителей «философии жизни» – А. Бергсона. В заметках о философии Бергсона[80] он с сочувствием пишет о том, что Бергсон выдвигает «вместо инерции – силу, вместо смерти – жизнь, вместо фатальности – свободу». Шри Ауробиндо близки и критика механистической теории эволюции у Бергсона, и бергсоновское понимание жизни как силы, направленной на преодоление инерции (ср. одну из черт «темной матрицы), и бергсоновская мысль о многовариантности, преизбыточности и неожиданных поворотах в развитии (Шри Ауробиндо добавил бы, впрочем, – неожиданных для человеческого ума), и бергсоновская концепция внутренней свободы Оlan vital, скрытой за внешними детерминантами развития, и его учение о возможности проникновения в глубинную суть развития посредством интуиции (не отрицающей, но подчиняющей себе функции человеческого ума). Впрочем, значимость этих параллелей (а перечисление их можно было бы продолжить – особенно, если учесть последнюю крупную работу Бергсона «Два источника морали и религии») не стоит и преувеличивать. Для Шри Ауробиндо Бергсон, при всех его философских заслугах, представитель «витализма», а это направление он подвергает критике уже в первых главах «Жизни Божественной», считая, что оно не доходит до осмысления наиболее глубинных слоев бытия.

Третья концепция развития, с которой историки философии нередко сопоставляют учение Шри Ауробиндо (несмотря на его ироническое отношение к данного рода сопоставлениям), это – учение Гегеля[81] . Среди отмечаемых в этой связи параллелей – идея самоотчуждения духовного в материальном и возвращения его на высшей стадии к истине в познании, особой роли человеческой истории в космическом процессе, органической связи в ходе этой истории развития общества, культуры и индивида, диалектичности процесса развития (его спиралевидный характер, «возвышение», а не простое отрицание предшествующих этапов последующими, торжество «логики бесконечного» с ее пластическим соотношением категорий над «логикой конечного», разъединяющей и противопоставляющей эти категории и т. д.). И кое-что содержательное в этих параллелях – при всех возможных оговорках – действительно просматривается. Так, возвращение духовного из самоотчуждения в материальном (идея, конечно, сама по себедалеко не новая и всегда подчеркиваемая при сопоставлениях ведантистской традиции с неоплатонической, в частности при сопоставлении учения Шри Ауробиндо с неоплатонизмом)[82] приводит Шри Ауробиндо, как и Гегеля, (в отличие от неоплатоновской и ведантистской классики) к чему-то принципиально новому («супраментализированного» сообщества гностических существ в начале инволюции, естественно, нет). Но у Гегеля это новое – осознание Абсолютом самого себя, а у Шри Ауробиндо, конечно, такое осознание присутствовало сознательно. Точно так же история человечества у Шри Ауробиндо, как и у Гегеля, несомненно отнюдь не случайное и «частное» явление в жизни универсума, а единство социального, культурного и индивидуального аспектов этой истории тоже вне сомнений, но в этом единстве у Шри Ауробиндо – в отличие от Гегеля – главным, ведущим и в конце концов решающим фактором изменения оказывается именно индивид. Гегелевское Aupheben с его единством «отрицания», «сохранения» и «возвышения» тоже, конечно, может быть содержательно сопоставимо с идеями Шри Ауробиндо об «интеграции» и «трансформации» предшествующих этапов развития при возникновении этапов последующих, а что касается сопоставления «логики конечного» и «логики бесконечного», а также ограниченности действия «закона тождества» в последней[83] , то тут – даже терминологически – сходство изумительно. И все же значение всех этих сходств преувеличивать не следует. Шри Ауробиндо – в отличие от Гегеля – отнюдь не панлогист. Подлинная реальность – Абсолют, Брахман, Бог – у него лишь частично может быть выражена логически (даже если речь идет о «логике бесконечного»). Да и универсум у него – в отличие от Гегеля – отнюдь не место фантасмагорического «танца категорий». Тот логически невыразимый «остаток», который всегда имеет место в жизни (для Гегеля – несущественный), для Шри Ауробиндо как раз и есть самое глубинное и существенное (допускающее не дискурсивное, а интуитивное постижение, когда загадочное и невыразимое не отбрасывается, а осваивается посредством самоотождествления с ним, расширения «рамок» собственного бытия до такого самоотождествления). В общем, чисто интеллектуальный («менталистский») подход к жизни подвергнут критике Шри Ауробиндо в первых же главах «Жизни Божественной», как частичный и недостаточный, подобно «витализму».

Однако типологически наиболее интересным оказалось проведенное довольно поздно четвертое сопоставление учения об эволюции у Шри Ауробиндо с учением мыслителя, ему совершенно не известного, да и о Шри Ауробиндо узнавшего лишь после смерти последнего. Речь идет о Тейяре де Шардене[84] . Интересно, что сам Тейяр, впервые познакомившись с «Жизнью Божественной» Шри Ауробиндо, воскликнул: «Да ведь это то же самое, что и у меня, только на азиатский манер!»[85] И в самом деле сходство разительное. В обоих случаях целью космической эволюции оказывается совершенствование («возвышение») сознания; в обоих случаях это сознание (у Тейяра в виде «психической энергии») имеется с самого начала; в обоих случаях выделяются три сходных этапа предшествующей эволюции («преджизнь – жизнь – мысль» у Тейяра, «материя – жизнь – ум» у Шри Ауробиндо); наконец, в обоих случаях весь процесс завершается бессмертным объединением личностей («сверхжизнь» у Тейяра, совокупность «гностических существ» у Шри Ауробиндо). Конечно, различий между двумя учениями тоже можно назвать немало: Тейяр исходит из креационистского учения (хотя и движется к пантеизму). Шри Ауробиндо опирается на мистико-пантеистическую традицию веданты; Тейяр исследует эволюцию – при всей своей религиозности – в очень значительной степени как естествоиспытатель, Шри Ауробиндо – прежде всего как человек, обобщающий йогический опыт; Шри Ауробиндо апеллирует к осмыслению мира в свете Сверхразума, Тейяр обращается преимущественно к обычной рефлексии и т. д. Не вдаваясь во все различия такого рода, отметим в заключение еще одно: «Пункт Омега» как конечная стадия развития у Тейяра – за пределами земного существования. И отсюда полная мыслимость и даже значительная вероятность для него апокалиптического завершения земной истории, «кончины земли»[86] . Для Шри Ауробиндо это принципиально не допустимо. «Гностические существа» в его концепции продолжают действовать в земных условиях, преобразуя и совершенствуя их, воздействуя на историю не только земли, но и человечества. И тут мы вплотную подходим к философии истории Шри Ауробиндо.

* * *

Свое понимание смысла человеческой истории Шри Ауробиндо наиболее основательно излагает в двух больших работах, уже упоминавшихся выше: «Человеческий цикл» и «Идеал человеческого единства»[87] . Название первой из них сразу же требует пояснений. Согласно традиционным индуистским представлениям об исторических циклах, человеческая история движется по нисходящей линии и четыре ее периода, сменяющие друг друга (сатья, трета, двапара и кали-юга) есть лишь ступеньки деградации, разрушения социального порядка, продвижения к полной аномии. Правда, в дальнейшем посредством божественного вмешательства восстанавливается первоначальный «золотой век», или «век истины» (сатья-юга), и все начинается сначала. Такого рода циклическое понимание истории отнюдь не только достояние прошлого. И в ХХ веке у него достаточно много сторонников, причем не только среди ортодоксальных индуистов, но и далеко за пределами Индии[88] . На первый взгляд может показаться, что и Шри Ауробиндо примыкает к этой традиции (ссылки на нее у него иногда встречаются). Но в «Основах индийской культуры» Шри Ауробиндо совершенно недвусмысленно высказывается и против понимания истории в целом как движения по кругу, и против представления о движении ее (опять-таки в целом) – в том числе в новое время – по нисходящей линии. Такого рода представления для него – иллюзия, обусловленная идеализацией прошлого и сосредоточением на темных сторонах настоящего[89] . Так что же имеет в виду Шри Ауробиндо, говоря о циклическом характере истории? С одной стороны, то обстоятельство, что исторический прогресс осуществляется не по прямой линии и нередко чреват срывами (и в этом смысле и повторы, и «круги» в истории возможны). Но это не главный смысл его понимания исторической цикличности. Главное же для Шри Ауробиндо состоит в том, что в завершающей стадии цикла истории человечества должно – рано или поздно – реализоваться то, что было предметом чаяний и надежд в ранней его стадии (вспомним первую главу «Жизни Божественной»). И в этом – главном – смысле начало и конец смыкаются, но отнюдь не в виде простого возврата к прошлому, а в виде полного развертывания того, что было заложено в нем потенциально. А значит, все движение в целом оказывается не круговым, а скорее спиралеобразным.

В истории человечества в целом, как и отдельных цивилизаций, Шри Ауробиндо выделяет, исходя из социально-психологических оснований, пять основных эпох, а именно символическую, типическую, конвенционалистскую, индивидуалистическую и субъективную[90] . Как отмечает и он сам, подразделение это взято из работ крупнейшего представителя так называемой культурно-исторической школы, немецкого теоретика второй половины XIX в. К. Лампрехта. Однако концепция Лампрехта при этом кардинально переосмысливается. Характерно, например, что Шри Ауробиндо отбрасывает две стадии исторического цикла, выделяемые у Лампрехта, а именно первую и последнюю (стадии «естественного сознания» и «нервной раздражительности»). Дело в том, что Лампрехт стремился показать в рамках своей схемы зарождение, развитие, кризис и разложение религиозного сознания. У Шри Ауробиндо же кризис религии (и духовности в целом) лишь преходящий момент в истории. Кризис этот связан с рациональной эпохой цикла, которой предшествует «инфрарациональная» и за которой следует «супрарациональная» эпоха (первые три из упомянутых выше пяти стадий относятся к инфрарациональной эпохе, четвертая – к рациональной, пятая знаменует собой начало перехода к эпохе супрарациональной). Параллельно указанной социально-психологической эволюции, согласно Шри Ауробиндо, происходит и процесс объединения людей (рассматриваемый им в «Идеале человеческого единства»), причем первой – третьей стадиям соответствуют донациональные объединения, четвертой – национальные, а последней (пятой) – сверхнациональные[91] , ведущие к единому человечеству.

Что же представляют собой указанные стадии? Шри Ауробиндо характеризует их, обращаясь к весьма обширному материалу, как индийскому (преимущественно, когда речь идет о начальных трех стадиях), так и европейскому (преимущественно начиная со стадии «индивидуализма»). На первой, «символической» стадии в Индии ведийские провидцы риши достигают глубочайших прозрений, но прозрения эти – достояние немногих… Основная масса населения находится на инфрарациональной стадии развития и приобщается к этим прозрениям лишь частично, с помощью символического понимания жизненных реалий. Так, институт брака символически трактуется как подобие союза мужского и женского божественных принципов в универсуме. Точно так же разделение сословий символизирует различные аспекты Единого божественного начала (в знаменитой «Пуруша-сукте» – Ригведа, Х. 90). Но такое символическое приобщение земного к божественному на данной стадии, будучи по основному направлению ясным, в социальных своих проявлениях еще не достаточно определено. Поэтому на второй стадии – стадии «типов» предпринимается попытка подчинить весь жизненный уклад целям нравственно-психологического совершенствования. При этом окончательно оформляется система сословий – варн с соответствующими обязанностями и добродетелями. Но все эти «идеальные типы» – духовные ориентиры эпохи – в ходе истории реализуются лишь частично, сталкиваясь с косностью, инерцией, эгоизмом, как индивидуальным, так и групповым. В результате они претерпевают деформацию, а социальные отношения «окостеневают» на стадии конвенционализма. Так в Индии складывается жесткая иерархия каст-джати, ориентированная преимущественно на привилегии и их сохранение, а не на духовное развитие. «Окостенение» социальной системы сказывается и на культуре: мы находим в ней внешнюю утонченность при одновременной утрате спонтанности. Развиваются эскапистские и аскетические тенденции (ярчайший пример, по Шри Ауробиндо, учение Шанкары). Но чем более завершенной и «окостеневшей» становится сложившаяся на этой стадии социальная и культурная система, тем ближе час ее гибели. Сила, которая кладет конец ее господству, – разум. Дело в том, что уже в рамках первых трех стадий роль его постепенно, но неуклонно возрастает. В конце концов, на стадии индивидуализма он вырывается из-под контроля и сокрушает устаревшие традиции. Этот крах конвенционализма Шри Ауробиндо иллюстрирует уже преимущественно на европейских образцах (на Востоке и, в частности, в Индии до такого «бунта разума» дело исторически все же не дошло, и стадия индивидуализма пришла сюда благодаря европейским влияниям). Как бы то ни было, на этой стадии, «в полную мощь» развернувшейся на Западе, происходит коренная ломка средневековых порядков: рушится система сословных привилегий, «священных» политических (монархия) и религиозных (церковных) установлений, вековых верований. К результатам этой драматической ломки, начавшейся в Европе еще в период Возрождения, ускорившейся в эпоху Просвещения и окончательно развернувшейся в последующие два века европейской истории, Шри Ауробиндо относится неоднозначно, хотя и признает ее в целом исторически правомерной и принесшей немало ценного.

Во-первых, как полагает он, наука и техника современных цивилизованных наций сделала невозможным торжество варваров, пришедших извне (как в эпоху падения Римской империи), да и изнутри обеспечила невозможность возврата к былым формам варварства – посредством всеобщего образования[92] . Во-вторых (как показывает он во второй части «Идеала человеческого единства»), впервые в мировой истории было создано множество экономических, культурных, политических предпосылок для объединения человечества. В-третьих, в массовом сознании утвердились две идеи, заставляющие считаться с собой политиков (при всем несовершенстве воплощения этих идей): идея прав человека, включая право каждого на свободное развитие, и идея права всех слоев общества на достойное существование[93] . В-четвертых, прогресс науки не только привел к овладению внешними силами природы, но и привлек внимание к скрытым сторонам человеческой психической жизни[94] . Более того, отвергнув многочисленные суеверия и предрассудки инфрарациональной эпохи, некритически принятые тогда догмы, узость и нетерпимость «религионизма»[95] , индивидуалистическая эра с ее рационализмом, по Шри Ауробиндо, способствует – вольно или невольно – новому взлету очищенной от инфрарациональных наслоений духовности.

Но и опасности, возникающие на стадии индивидуализма, как полагает Шри Ауробиндо, чрезвычайно велики. Во-первых, покончив с примитивным былым варварством, она способствует развитию варварства иного рода – «экономического», связанного с торжеством «коммерциализма»[96] . Искусство становится для представителя такого «экономического» варварства средством развлечения или рекламы. Мораль сводится к внешней респектабельности, политика – к умножению способов наживы, даже религия используется для целей эгоистического самоутверждения. Комфорт, выгода, преуспеяние становятся ключевыми словами «новых варваров».

Во-вторых, создавая множество экономических, политических, культурных предпосылок для объединения человечества, эра индивидуализма в немалой степени способствует утверждению не только индивидуального, но и национального эгоизма (порою ведущего даже к культу нации и национального государства, интересы которого противопоставляются интересам иных наций и государств). Между тем, согласно Шри Ауробиндо, идеальный закон социального развития должен состоять как раз в том, чтобы «срединные» формы социального объединения (включая национальные), опосредуя связь человека и человечества, максимально служили бы этим полюсам: свободному развитию индивида и гармоничному соединению его самоосуществления с самоосуществлением человечества[97] .

В-третьих, утвердившиеся в массовом сознании идеалы прав человека и права всех слоев населения на достойное существование в реальной практике эры индивидуализма сталкиваются друг с другом, причем конфликт этот принимает форму конфликта выдвинутых еще в период Великой французской революции идеалов свободы и равенства. С одной стороны, чрезмерное утверждение идеи свободы ведет к такого рода неравенству между индивидами и слоями общества, которое не дает возможности достойного существования для всех. С другой, столь же одностороннее утверждение идеи равенства приводит к ликвидации гражданских свобод и насильственному «выравниванию» различных социальных слоев и индивидов на прокрустовом ложе насильственного государственного регламентирования. Более того, при одностороннем утверждении идеалов свободы или равенства происходит и их внутренняя деградация (свобода, как оказывается, по-настоящему может быть использована преимущественно наиболее преуспевшими слоями общества, а равенство становится мнимым ввиду привилегированного положения тех, кто его «гарантирует»)[98] .

В-четвертых, наиболее серьезной опасностью индивидуалистической эры становится попытка «установить» мнимое «братство» на основе тотального подчинения индивидов государству. Тоталитаризм (возникает ли он на псевдонаучной основе или на основе псевдомистической, как в случае с национал-социализмом), по Шри Ауробиндо, наиболее страшный тупик в человеческой истории, поскольку устанавливаемое им полное «единодушие» в мыслях, словах и действиях грозит положить конец не только эпохе разума, но и вообще всякому развитию (в том числе и духовному, которое не терпит ни насилия, ни униформности)[99] . Отметим, впрочем, что в окончательное торжество такого рода «завершения истории» Шри Ауробиндо, исходя из глубинных основ своего учения, конечно, не верит.

Каков же выход из этих противоречий и трудностей, возникших в индивидуалистическую и рационалистическую эпоху? По Шри Ауробиндо, в повороте к новой, соответствующей супрарациональной эпохе духовности. Поиски этой новой духовности знаменуют собой начало последней, пятой стадии в развитии человечества, стадии «субъективизма». Правда, и эти поиски полны опасностей (что и проиллюстрировал мрачный оккультизм и псевдомистицизм «третьего рейха»). Но Шри Ауробиндо предвидит торжество духовности светлой и жизнеутверждающей (а не «темной» и мнимой, «титанической»). В «Идеале человеческого единства» он говорит о «религии человечества», которая возникает вначале в виде чисто светского и рационалистического гуманизма, но должна утвердиться с помощью духовной интерпретации идеалов братства (прежде всего), но также и свободы, и равенства (все люди – братья, ибо объединены единым божественным началом, все равны как обладающие «божественной искрой» души, все свободны, поскольку внутренняя свобода – неотъемлемое свойство душ). И здесь – мостик, соединяющий и «практическую веданту» Вивекананды, и интерпретацию идеалов свободы, равенства и братства в ранних сочинения Шри Ауробиндо, и его зрелые взгляды[100] .

Как полагает Шри Ауробиндо, громадную роль в этом утверждении новой духовности должно сыграть индийское культурное наследие. Но Индия для него в данном случае – «полномочный представитель» Востока. И тут мы сталкиваемся со столь актуальной в ХХ в. проблемой соотношения западной и восточной цивилизаций (и культур). Для крупнейших индийских мыслителей XIX—XX вв., придерживающихся ведантистской ориентации, характерен (начиная с Вивекананды) подход к этой проблеме, в главном разделяемый и Шри Ауробиндо. Как правило, они выступают против «разведения» и «обособления» цивилизаций Востока и Запада, как в духе «расхожих» вульгарно европоцентристских установок (Киплинг), так и в духе новейших философско-исторических концепций (Шпенглер). Характерно, например, что С. Радхакришнан, возражая против такого противопоставления, полагал, что и в прошлом, и в особенности в наши дни точнее было бы говорить лишь о западно-восточном и восточно-западном типах культурных установок (к тому же не статичных, а «взаимопереходящих»)[101] . В целом же для этих мыслителей было характерно, во-первых, отстаивание «генеральной» схемы всемирной истории (скажем, сменяющие друг друга «царства» брахманов, кшатриев, вайшьев и шудр у Вивекананды[102] , пять упомянутых выше стадий у Шри Ауробиндо), во-вторых, признание взаимодействия культур и цивилизаций в рамках данной схемы; в-третьих, преимущественная соотнесенность, максимальная степень «самовыражения» определенных культур на тех или иных ступенях исторического развития (так, для Запада наиболее типичны в этом смысле «царство вайшьев» или стадия «индивидуализма»), наконец, в-четвертых, глубокая уверенность в том, что культуре Востока (Индия) принадлежит особая роль в далеком прошлом – на заре человеческой истории – и в будущих ее веках.

В «Человеческом цикле» Шри Ауробиндо перечисляет ряд типов культур как внутреннего «ядра» цивилизаций, их формообразующего центра; среди них мы находим культуры, ориентированные преимущественно этически, эстетически, интеллектуально (с выдвижением на первый план науки, как в новейшей европейской истории) и, наконец, духовно (ярчайшим образцом чего и является Индия – уже с древнейших времен). Именно последний из перечисленных типов культур, по Шри Ауробиндо, наиболее перспективен, именно он вносит в сокровищницу мировой культуры самый ценный вклад. Но тут Шри Ауробиндо пришлось столкнуться с принципиально иной оценкой этого вклада, когда последний представлялся чрезвычайно малым по сравнению с европейским (и даже ставился вопрос о «полноценности» индийской культуры и цивилизации). Такую сугубо европоцентристскую установку развил английский литературный критик У. Арчер в своей объемистой книге «Индия и будущее» (1917). Конечно, подобные взгляды выражались и ранее (в частности, Арчер во многом лишь «перепевает» европоцентристские идеи своего соотечественника, ориенталиста А. Гау). Как бы то ни было, Шри Ауробиндо принимает этот «вызов» всем сторонникам индийской культуры и подвергает рассуждения Арчера уничтожающей критике в ряде статей в «Арье», вошедших впоследствии в уже неоднократно упоминавшиеся «Основания индийской культуры».

Каковы же были конкретные обвинения, выдвинутые Арчером в адрес индийской культуры и цивилизации? Во-первых, с его точки зрения, индийская мысль представляла собой «уход от изучения природы». В ответ Шри Ауробиндо справедливо указывает, что на деле Индия (вместе с Грецией) была учителем арабов, которые сыграли в средние века громадную роль в восстановлении научных дисциплин и методов в Европе. В качестве двух ярчайших примеров он ссылается на открытие в Индии десятеричного счисления (и главное цифры «0») в математике и на утверждение в астрономии учения о движении земли вокруг солнца (задолго до Галилея[103] ). Другое обвинение Арчера состояло в том, что индийская культура, отрицая якобы ценность человеческой жизни и земных условий существования, уводила от решения практических социальных задач. Как справедливо замечает Шри Ауробиндо, это значит трактовать всю индийскую мысль так, как будто, кроме иллюзионизма Шанкары и негативного подхода к жизни со стороны буддизма в ней ничего не было (!)[104] Между тем, еще в глубокой древности в Индии было создано учение о необходимости согласования четырех главных типов человеческих интересов, охватывающих гедонистические побуждения к удовольствию (кама), утилитаристские – к пользе (артха), этические – к подчинению индивидуальной и социальной жизни долгу (дхарма) и, наконец, духовные – к освобождению (мокша). Наконец, тогда же возникло и учение о четырех стадиях жизни (ашрамах), предусматривающих и подготовку к активной деятельности, и участие в ней, и уход от нее (стадии «ученичества» – брахмачарья, «жизни домохозяина» – гархастхья, «жизни в лесном уединении» – ванапрастхья, аскетической отрешенности – саньяса). Нарушение же баланса этих стадий и жизненных целей произошло, по Шри Ауробиндо, в средневековье (на «конвенционалистской» стадии, пользуясь терминологией «Человеческого цикла»).

Третье обвинение Арчера касалось уже особенностей самого духовного идеала индийской культуры. По его мнению, идеал этот был воплощением подрывающего жизненные силы аскетизма, квиетизма, пессимизма. В действительности, как справедливо подчеркивает Шри Ауробиндо, идеал обретения аскетической силы был связан в древности как раз с подготовкой к наиболее эффективным типам действия, пессимизм же в Индии никогда не доходил до таких мрачных глубин, как в Европе XIX в. и сочетался, с одной стороны, с верой в возможность духовного прогресса индивидов, а с другой – с жизнерадостной трактовкой мира как арены божественной игры – лилы, более популярной в массовом сознании индуистов, чем все «иллюзионистские» построения[105] .

Еще более убедительной аргументация Шри Ауробиндо становится, когда он рассматривает (в серии статей под общим заголовком «В защиту индийской культуры») историю индийской религии, философии, искусства, литературы и социальной мысли. И тут уже – перед лицом ярчайшего оптимизма Вед, активизма Бхагавадгиты, восхищения красотой жизни в лучших произведениях индийского искусства – утверждения Арчера выглядят прямо-таки убого.

В своем очерке истории индийской культуры Шри Ауробиндо подчеркивает прежде всего глубину прозрений тех, кто стоял у истоков этой культуры (создателей гимнов Вед). Мы уже видели, что в своей философии он неоднократно обращается к этим гимнам. Более того, он находит тут принципиальные соответствия самым главным конструктивным принципам своего учения (так, свою «семеричную гамму бытия»: Сат, Чит, Ананда, Сверхразум; ум, жизнь, материя – он соотносит с «семью мирами» в ведийской космологии[106] ). Конечно, не все в интерпретации ведийских гимнов у Шри Ауробиндо бесспорно. Несомненно, однако, что он в принципе прав, отмечая многоплановость ведийских гимнов, наличие в ряде их глубинного символического смысла (связанного, в частности, с сопоставлением универсума и человека), мощную разработку в них мысли о единстве мира (единый исток сущего – тад экам, единая «великая сила» богов, единый закон развертывания космоса – рита, единая суть всего развернутого божественного универсума – экам сат). Шри Ауробиндо, конечно, больше всего интересует та линия разработки ведийского наследия, которая связана с углубленным пониманием внутреннего мира человека, и он прослеживает эту разработку как в Упанишадах, так и – в дальнейшем – в системах индийской философии (даршанах), во многом на Упанишады опиравшихся. При всех различиях даршан (степень опоры на ведийский канон или отхода от него, соотношение натуралистических и спиритуалистских тенденций, истолкование характера и соотношения источников знания и т. п.) их (если учесть, что учение материалистов-локаятиков в даршаны, в строгом смысле слова, обычно не включалось) объединяло то, что проблема «высшей» и «низшей» природы человека, а также путей перехода от второй к первой (марга, йога) была для них центральной. А отсюда и та могучая разработка проблем психологии, включая соотношение сознательного – подсознательного – сверхсознательного, которая во многом подготавливала и «интронавтику» Шри Ауробиндо.

Однако и индийская культура, накопив огромные духовные сокровища, не смогла в принципе преобразовать природу человека как звена в мировой эволюции, отмечает Шри Ауробиндо. Простое возвращение к ее истокам без учета всего последующего развития было бы бесполезно (повторилась бы вся «инфрарациональная» часть исторического цикла). Что же должно обеспечить человечеству прорыв к новой духовности «супрарационалистической» эпохи? И тут мы возвращаемся к мысли, высказанной Шри Ауробиндо уже в первой главе «Жизни Божественной», о том, что высшие идеалы человеческого рода достигаются либо эволюционным продвижением, либо «революционным индивидуальным усилием»[107] . Именно таким усилием он считает собственную йогическую практику – садхану, именно к таким усилиям призывает он и своих учеников – садхаков, практикующих «интегральную» или «полную» (пурна) йогу. Теоретическая основа этой йоги – учение о человеке, которое, как мы уже видели, столь мощно и разносторонне было разработано в «Жизни Божественной». О практической стороне ее речь идет в «Синтезе Йоги» (и уже упоминавшемся трехтомнике «Писем о Йоге»).

Каковы же особенности «интегральной йоги» по сравнению с предшествующими йогическими системами? Во-первых, йога Шри Ауробиндо интегральна в том смысле, что она синтезирует подчиняя их главной цели – единению с Божественным началом и преобразованию человека различные виды йогической практики – садханы, употреблявшиеся для совершенствования тех или иных аспектов человеческой жизнедеятельности. Так, хатха-йога совершенствовала низшие – физические и витальные функции человека (с помощью системы специальных поз – асан и упражнений по контролю над дыханием и жизненной энергией – пранаяма). Раджа-йога распространяла сферу совершенствования на ментальный аспект человека (частично используя хатхайогические асаны и пранаяму, но главным образом разрабатывая технику достижения йогической сосредоточенности, или транса – самадхи). И, наконец, три «пути» (марга), выдвинутые в Бхагавадгите, они же йога действия, йога знания и йога любви (карма-йога, джняна-йога, бхакти-йога), вели к единению с Божественным первоначалом через совершенствование соответственно волевого, познавательного и эмоционального аспектов человеческой психической деятельности, традиционно важнейших в индийской психологии. Они наиболее важны и для Шри Ауробиндо; три части его «Синтеза Йоги» посвящены именно новому истолкованию и согласованию упомянутых трех йогических путей, а раджа– и хатха-йога включены в раздел «Йога интегрального знания» (гл. XXVII и XXVIII) и имеют в системе йогической садханы Шри Ауробиндо вспомогательное значение.

Говоря во введении к «Синтезу Йоги» о необходимости объединенного использования йогических дисциплин, Шри Ауробиндо настаивает при этом, что речь идет (I) не о беспринципном и эклектическом их соединении, (II) не о практике «параллельного» и независимого друг от друга их использования, (III) не о расположении их «по ступеням» с восхождением последовательно от одной к другой (опять-таки по-отдельности). Прежде всего, такое объединение йогических путей, которое имеет в виду Шри Ауробиндо, предполагает характерную для него концепцию человека и мира (отличную и от классической санкхья-йоги и от учения таких классических истолкователей «трех путей» Бхагавадгиты, как Шанкара, Рамануджа, Мадхва). Далее (и в полном соответствии с Бхагавадгитой) Шри Ауробиндо считает пути действия, знания и любви не раздельными, а взаимопронизывающими, так что йогическое знание, например, неотъемлемо от действий и любви и т. д.[108] И наконец, именно в силу такого внутреннего взаимосоотнесения выделить среди трех йогических методов Бхагавадгиты главный и иерархически соотнести с ним остальные, как это делали различные ведантистские комментаторы поэмы, для Шри Ауробиндо не представляется возможным.

Есть и еще одно – наиболее существенное – обстоятельство, принципиально отличающее синтез Шри Ауробиндо от иных производившихся в русле ведантистской традиции попыток синтеза йогических путей. А именно, для Шри Ауробиндо различные виды йоги не совокупность «лестниц», по которым можно взобраться к наивысшему истоку сущего, а затем отбросить их в сторону. Речь идет у него о всестороннем преобразовании человека, о «раскрытии высшего в формах низшего»[109] . А поэтому синтез йогических дисциплин не просто желателен, но совершенно необходим.

Во-вторых, «интегральная йога» выступает не только как синтез традиционных йогических методов, но и как синтез уже упоминавшихся выше трех типов преобразования человека: психического, духовного и супраментального. В этой связи в «Письмах о Йоге» мы находим дальнейшую разработку учения об этих типах преобразования, обобщенная характеристика которых дана в «Жизни Божественной». Так, в этих письмах подчеркивается, что в ходе психического преобразования должны быть (I) открыты внутренний ум, внутреннее витальное, внутреннее физическое, т. е. сублиминальные «составляющие» человека, (II) вслед за чем должно последовать открытие психического существа и подчинение ему ума, жизни и тела и, наконец, (III) все подчиненное психическому существу низшее существо должно быть открыто «духовной истине» (что свяжет воедино психическое и духовное преобразование)[110] . Что касается супраментального преобразования, то о нем достаточно подробно говорится в «Жизни Божественной» (хотя и в данном пункте ряд уточнений может быть найден как в «Письмах о Йоге», так и в заключительных главах четвертой части «Синтеза Йоги»). И здесь ярко вырисовывается отличие концепции человека у Шри Ауробиндо от традиционных ведантистских учений. Человек у него не только не сводится к безличному духовному началу (как у Шанкары), но и не оказывается в конце концов статичной «духовной единицей», временно потерявшей себя в потоке изменений (как у Рамануджи), или столь же статичным «элементом» иерархически расположенных «групп» индивидуальных душ – джив (как у Мадхвы). Продвижение к статусу «супраментализированных», «гностических» существ у Шри Ауробиндо не только не отменяет, но и усиливает динамичность и личностность совершенствующегося человека.

В-третьих, цель интегральной йоги Шри Ауробиндо не есть лишь мокша (как во всех традиционных йогических системах, за исключением тантристской). Эта цель – сочетание мукти (освобождения) и бхукти (наслаждения), поскольку «гностические» существа призваны не к отрешению от материального мира, а к новому, духовному его освоению. Сам Шри Ауробиндо во введении к «Синтезу Йоги» подчеркивает связь своей йоги с тантризмом[111] (в рамках которого наиболее подробно разрабатывалось учение о центрах «тонкого тела» человека, о пробуждении и использовании заключенной в них энергии, трактуемой как проявление Шакти). Впрочем, влияние тантризма на учение Шри Ауробиндо не следует преувеличивать. Речь идет, скорее, о сходстве в общей направленности на упомянутый синтез бхукти и мукти, чем о близости в целом теоретических основ и садханы. Сам Шри Ауробиндо отмечает ряд опасных эксцессов в тантризме так называемой «левой руки» (где допускалось использование методов, связанных с крайним имморализмом), чрезмерное увлечение оккультизмом в тантристских сектах «правой руки», да и явный индивидуализм тантристской практики любого рода. Цель тантристов отнюдь не совершенствование человеческого рода, а всевозможные достижения в личной садхане. Иное дело – интегральная йога Шри Ауробиндо.

Четвертая ее особенность как раз и состоит в том, что цель ее подразумевает необходимость преобразовать не отдельных индивидов, а человечество, способствовать не просто личным целям, а высшим целям эволюции, осуществлению верховного божественного замысла[112] . Да иначе и быть не могло, если мы вспомним весь духовный путь Шри Ауробиндо и все его главные начинания (включая издание «Арья», с его программным заявлением, основание ашрама, последнее обращение к индийскому народу с содержащимися в нем словами о будущем человечества).

* * *

Все многообразное наследие Шри Ауробиндо может быть разделено на четыре главные группы:

1) сочинения, характеризующие теоретические истоки его учения, великие основы индийской духовной традиции (в первую очередь, «Основы индийской культуры», «Тайна Веды», «Упанишады», «Очерки о Гите»);

2) сочинения, формулирующие философские основания его учения (в первую очередь, «основа основ» – «Жизнь Божественная» и такие фундаментальные работы по философии истории, как «Человеческий цикл» и «Идеал человеческого единства»);

3) сочинения по йоге (в первую очередь, «Синтез Йоги» и трехтомник «Письма о Йоге»);

4) литературные сочинения и сочинения по разнообразной тематике от литературоведения и теории воспитания до политики (конечно, в этой группе самое важное – поэма «Савитри» и философская лирика Шри Ауробиндо, которая, как мы смогли убедиться, была для него постоянным средством самовыражения на всех этапах его духовного становления).

В начале нашего века издание работ Свами Вивекананды на русском языке стало одним из важных событий культурной истории «серебряного века» в России. Увы! Работы эти вскоре стали библиографической редкостью, а издание сочинений других индийских мыслителей нового и новейшего времени оказалось практически невозможным делом. И вот теперь – уже в конце века – знакомство с духовным наследием современной Индии возобновилось. Предпринимаемое ныне издание основных сочинений Шри Ауробиндо станет важнейшей вехой на этом пути. Многообразие тематики этих сочинений, их оригинальность, глубина, редкостное сочетание теоретической фундаментальности и поэтической выразительности – все это делает их привлекательными для самых различных читательских слоев. Для многих Шри Ауробиндо станет учителем жизни. Для многих он откроет новые, порою неожиданные аспекты индийской культуры (от поэзии до философии), многих он заставит задуматься над загадкой человеческого бытия, таинственными и еще так мало исследованными глубинами человеческого сознания. И для всех его светлое видение мира, его уверенность в раскрывающихся перед человечеством бескрайних перспективах самосовершенствования засияют лучами новой зари – одной из тех самых «зорь», которые, как он считает, предвещают более светлые эпохи в трудные и сумрачные времена человеческой истории.

Notes

1

Sri Aurobindo Birth Centenary Library (далее —SABCL), vol. 1, Pondicherry, 1972, pp. 3—56.

(обратно)

2

По его собственной оценке. См.: Sri Aurobindo. Letters on Yoga, vol. 2, Pondicherry, 1979, p. 675. Впрочем, как сам он подчеркивает тут же, «все дело в мотивах, которые движут теми, кто политикой занимается».

(обратно)

3

Все они собраны в SABCL, vol. 5.

(обратно)

4

SABCL, vol. 5, p. 63.

(обратно)

5

SABCL, vol. 1, p. 122.

(обратно)

6

Ibid., p. 853.

(обратно)

7

SABCL, vol. 2, pp. 1—2.

(обратно)

8

SABCL, vol. 2, p. 125.

(обратно)

9

Ibid., p. 10. Характерно, что этот «национализм» истолковывается не как противостояние другим нациям, а как духовное служение человечеству, составляющее предназначение Индии.

(обратно)

10

R. R. Diwakar. Mahayogi Sri Aurobindo. Bombay, 1962, p. 168; SABCL, vol. 5, p. 161.

(обратно)

11

См. K. R. Srinivasa Iyengar.Sri Aurobindo. A biography and a history. Pondicherry, 1995, pp. 355—356.

(обратно)

12

Отметим, впрочем, что и к упомянутым «внешним препятствиям» относится он отнюдь не безразлично, о чем свидетельствуют его статьи в «Арье», посвященные непосредственно событиям тех лет (впоследствии они были изданы под общим заголовком «Война и самоопределение» – см. SABCL, vol. 15, pp. 575—654).

(обратно)

13

K. R. Srinivasa Iyengar. Op. cit., p. 385.

(обратно)

14

По словам Шри Ауробиндо, Бог смеялся над Шанкарой, когда он комментировал Иша Упанишаду, так же как и тогда, когда он, «подобно вихрю, проносился по Индии, проповедуя бездействие» (Sri Aurobindo. Thoughts and Aphorisms. Pondicherry, 1958, p. 49).

(обратно)

15

Sri Aurobindo. Letters on Yoga. Pondicherry, 1971 (2-е изд. – 1979), vol. 1—3 (P. 1—4).

(обратно)

16

K. R. Srinivasa Iyengar. Op. cit., pp. 687—689.

(обратно)

17

SABCL, vol. 14, pp. 413—416.

(обратно)

18

K. R. Srinivasa Iyengar. Op. cit., p. 47.

(обратно)

19

Хотя в дальнейшем это происходит реже, примечательно, что уже в первом выпуске «Арьи» (1-я глава «Синтеза йоги») речь идет об определении йоги у Вивекананды как средства «сжать» процесс эволюции (SABCL, vol. 20, p. 2). В этом же выпуске (в 1-й главе «Жизни Божественной») мы сталкиваемся с парафразой известного изречения Вивекананды о цепи превращений, ведущих от животного к человеку, а от человека к Богу.

(обратно)

20

SABCL, vol. 1, pp. 65—66.

(обратно)

21

См., например, SABCL, vol. 2, pp. 37, 171; vol. 3, pp. 344—345.

(обратно)

22

K. R. Srinivasa Iyengar. Op. cit., pp. 372—373.

(обратно)

23

SABCL, vol. 2, p. 39.

(обратно)

24

Это признавалось и самим Вивеканандой (см. The Complete Works of Swami Vivekananda, vol. 5, Calcutta, 1989, pp. 204—205).

(обратно)

25

Наличие самих этих «уровней» знания Вивекананда не отрицает.

(обратно)

26

О ведантистском переосмыслении идеалов свободы, равенства и братства в ранний период творчества Шри Ауробиндо см. SABCL, vol. 1, p. 759.

(обратно)

27

Характерно, что Вивекананда, признавая относительный прогресс в обществе и эволюцию в мире, ограничивал возможности совершенствования жесткими рамками, за пределами которых улучшение так же невозможно, как «выпрямление собачьего хвоста». Полемику с такой установкой см.: Sri Aurobindo. The Life Divine (далее – L. D.), Pondicherry, 1955, p. 445.

(обратно)

28

Именно «принципиально», потому что и в условиях торжества гармонии эволюция (по Шри Ауробиндо) будет продолжаться.

(обратно)

29

L. D., p. 6.

(обратно)

30

Ibid., p. 11.

(обратно)

31

Ibid., p. 13. Как мы увидим в дальнейшем, Шри Ауробиндо считал рационалистическую эпоху в истории человечества необходимой ступенью в переходе от эпохи инфрарациональной к эпохе супрарациональной.

(обратно)

32

L. D., p. 14.

(обратно)

33

Sri Aurobindo. Letters on Yoga. Pondicherry, 1979, vol. 1, p. 209.

(обратно)

34

См. в особенности: L. D., vol. 2, ch. V—VIII.

(обратно)

35

L. D., p. 25.

(обратно)

36

Ibid., p. 772.

(обратно)

37

SABCL, vol. 5, p. 145. Второй и третий примеры подразумевают соответственно Наполеона и Будду.

(обратно)

38

L. D., p. 9.

(обратно)

39

Традиционное индийское наименование «Брахман» Шри Ауробиндо все же считает предпочтительным (см. L. D., p. 384).

(обратно)

40

Стремление к полноте (purnatvam) охвата реальности, о которой говорится в одной из самых любимых Шри Ауробиндо Упанишад – Иша Упанишаде, вообще очень характерно для него. Отсюда и наименование его учения (и различных его частей) у историков в индийской философии: пурна-адвайта, или «полный» монизм, пурна-йога и т. п..

(обратно)

41

L. D., pp. 45—46, 53, 433.

(обратно)

42

Интересно, что Шри Ауробиндо показывает возможную «лестницу» подъема от обычного видения вещей в рамках времени-пространства к надпространственному и надвременному видению: при восхождении по этой лестнице (для «высшего сознания») время приобретает свойства пространства («сверху» оно обозреваемо целиком, панорамно), а пространство – свойства времени («извне» оно не внеположно, а нераздельно). См.: L. D., p. 158.

(обратно)

43

Ibid., p. 55.

(обратно)

44

SABCL, vol. 5, pp. 131, 134. Кардинальное значение учения о трех аспектах Брахмана для всей системы взглядов Шри Ауробиндо показано в фундаментальном исследовании: B. Bruteau. Worthy is the World. The Hindu Philosophy of Sri Aurobindo. Rutherford, 1971.

(обратно)

45

L. D., p. 383.

(обратно)

46

Ibid., p. 53. Отметим, что формула как таковая сложилась в первые века нашей эры, хотя все отдельные входящие в нее характеристики присутствуют уже в древних, классических Упанишадах.

(обратно)

47

Интересно, что аргументацию, направленную против традиционного (буддистско-адвайтистского) пессимизма, развивает (и тоже во втором десятилетии нашего века) бывший соратник Шри Ауробиндо Б. Г. Тилак. См. B. G. Tilak.Srimad Bhagavadgita Rahasya. Poona, 1935, pp. 132—134.

(обратно)

48

L. D., p. 712. Отметим, что для объяснения лжи и зла, согласно Шри Ауробиндо, требуется еще (кроме этой почвы) и эгоистически ориентированная воля.

(обратно)

49

Ibid., vol. II, ch. II.

(обратно)

50

Ibid., p. 157. Итак, «скрытая разумность» в мире оказывается связана, по Шри Ауробиндо, (I) с Чит-Шакти, (II) с опосредующим ее проявление в мире принципом (Сверхразумом).

(обратно)

51

См. L. D., vol. I, ch. XIY—XYII.

(обратно)

52

L. D., vol. II, ch. I.

(обратно)

53

В особенности, если иметь в виду позднего Платона, трактующего идеи не обособленно, а во внутреннем единстве и взаимопереходах.

(обратно)

54

L. D., pp. 283, 174—176.

(обратно)

55

Ibid., p. 316.

(обратно)

56

L. D., p. 152. В европейской традиции этому соответствует сверхлогическая неопределимость Единого и «инфралогическая» неопределимость материи в платонизме.

(обратно)

57

Ibid., pp. 343—344 (сближение понятий материи и относительного «небытия» также характерно для платоновской традиции).

(обратно)

58

См. Sri Aurobindo. Letters on Yoga. Pondicherry, 1979, vol. 3, p. 957.

(обратно)

59

L. D., p. 287 (ср. также p. 341).

(обратно)

60

Ibid., vol. I, ch. XXY.

(обратно)

61

L. D., pp. 848—849. (С некоторыми отличиями этот ход мыслей – в целом – перекликается с мыслями Лейбница о ступенях в развитии духовных единиц – монад. См. Лейбниц. Сочинения. Т. I, М., 1982, с. 406.

(обратно)

62

См. статью «Гераклит», опубликованную в «Арье» (SABCL, vol. 16, pp. 336—371).

(обратно)

63

L. D., pp. 237—238.

(обратно)

64

L. D., vol. II, ch. XYIII.

(обратно)

65

B. K. Lal. Contemporary Indian philosophy. Delhi, 1978, p. 175. Как отмечает Лал, сравнение принадлежит С. К. Митре.

(обратно)

66

L. D., p. 838.

(обратно)

67

Тут возникает интересная перекличка с идеями В. И. Вернадского о ноосфере.

(обратно)

68

L. D., pp. 295—297.

(обратно)

69

Наиболее талантливая книга об интронавтике Шри Ауробиндо принадлежит французскому исследователю Сатпрему (см. Сатпрем. Шри Ауробиндо, или Путешествие сознания. СПб., 1993).

(обратно)

70

L. D., pp. 856—857.

(обратно)

71

Ibid., vol. I, ch. XVIII; vol. II, ch. II.

(обратно)

72

L. D., vol. I, ch. XVIII.

(обратно)

73

Ibid., vol. II, ch. XIX.

(обратно)

74

L. D., p. 876. Развернутую характеристику этой типологии сознания см. в работе одного из учеников Шри Ауробиндо: Nolini Kanta Gupta. Collected Works, vol. 3. Pondicherry, 1970, pp. 141—150. Типология эта представляет несомненный интерес с точки зрения таких современных научных направлений, как «трансперсональная психология» и «психология видоизмененных состояний сознания» (ASC).

(обратно)

75

См.: S. P. Singh. Sri Aurobindo and Jung. Aligarh, 1986. Отметим, что Шри Ауробиндо, как и Юнг, отрицательно относится к редукционистским концепциям подсознательного (типа концепции Фрейда).

(обратно)

76

L. D., vol. II, ch. XXY.

(обратно)

77

См.: V. S. Naravane. Modern Indian Thought. N. Y., 1964, p. 203.

(обратно)

78

См., например: B. Bruteau. Op. cit, p. 89.

(обратно)

79

SABCL, vol. 16, pp. 225—231.

(обратно)

80

SABCL, vol. 17, pp. 388—390. См. также A. C. Bhattacharya. Sri Aurobindo and Bergson Varanasi, 1972.

(обратно)

81

См., например: S. H. Phillips. Aurobindo’s Philosophy of Brahman. Leiden, 1986, pp. 115—117.

(обратно)

82

См., например: «Neoplatonism and Indian Thought». Norfolk, 1982, pp. 252—272.

(обратно)

83

L. D., vol. II, ch. II.

(обратно)

84

См. Feys J. The Philosophy of Evolution in Sri Aurobindo and Teilhard de Chardin. Calcutta, 1973.

(обратно)

85

Ibid., p. 3.

(обратно)

86

П. Тейяр де Шарден. Феномен человека. М., 1984, с. 226.

(обратно)

87

SABCL, vol. 15.

(обратно)

88

См., например, работу известнейшего представителя эзотерической традиции на Западе: Р. Генон. Царство количества и знамения времени. М., 1994.

(обратно)

89

SABCL, vol. 14, p. 26.

(обратно)

90

SABCL, vol. 15. The Human Cycle, ch. 1 (pp. 1—10).

(обратно)

91

Разумеется, Шри Ауробиндо отмечает создание таких сверхнациональных объединений (империй) и до пятого периода, однако справедливо указывает на их внутреннюю неустойчивость.

(обратно)

92

SABCL, vol. 15, p. 70.

(обратно)

93

Ibid., p. 20.

(обратно)

94

Ibid., pp. 23—24 (ср. начальные главы «Жизни Божественной»).

(обратно)

95

О различии «религионизма» и религии см. SABCL, vol. 15, pp. 166—167.

(обратно)

96

Ibid., pp. 72—73.

(обратно)

97

Ibid., p. 62 (ср. мысли о дополнении универсального и индивидуального в «Жизни Божественной»).

(обратно)

98

SABCL, vol. 15, pp. 185—191.

(обратно)

99

Ibid., pp. 191—194.

(обратно)

100

Ibid., pp. 546—547. Систематическую подборку текстов Шри Ауробиндо, относящихся к интерпретации им идеалов Французской революции, см. в сборнике «Sri Aurobindo et l’avenir de la RОvolution FranНaise». Paris, 1989.

(обратно)

101

S. Radhakrishnan. East and West. London, 1955, p. 120.

(обратно)

102

«Отголоски» этого учения есть и у Шри Ауробиндо в «Идеале человеческого единства», работе, начатой на год ранее (1915), чем «Психология социального развития» (1916). См.: SABCL, vol. 15, pp. 269—271.

(обратно)

103

SABCL, vol. 14, p. 67.

(обратно)

104

SABCL, p. 69.

(обратно)

105

Ibid., p. 74.

(обратно)

106

Соотносит и с рядом других семеричных символов Ригведы. См. обобщение таких параллелей в работе: K. G. Gilbert. The Wisdom of the Veda in the light of Sri Aurobindo’s thought. Pondicherry, 1973, ch. 7.

(обратно)

107

L. D., p. 2. Ср. аналогичное высказывание в «Синтезе Йоги» (SABCL, vol. 20, p. 24).

(обратно)

108

SABCL, vol. 20, pp. 32—35.

(обратно)

109

SABCL, p. 4.

(обратно)

110

SABCL, vol. 24, p. 1093.

(обратно)

111

SABCL, vol. 20, pp. 37—38.

(обратно)

112

Ibid., p. 44.

(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg