«Сочинения»

Сочинения (fb2) - Сочинения 689K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Фотий Константинопольский

Сочинения

Письма (фрагменты)

[из письма к кесарю Варде, по поводу низвержения патриарха Игнатия] [ [1]]

«Еще не испытав, я чувствовал себя недостойным сана и степени архиепископской, и обязанности пастырской, и по этой–то причине, влекомый и принуждаемый, столько сопротивлялся. О, если бы смерть постигла меня прежде, чем я был избран! Ныне учит меня самый опыт, обличая довольно мое недостоинство, и уже не страх ожидания меня объемлет, но отчаяние, но болезнь, нанесшая мне смертельную язву, но вопли и воздыхания. Когда, видя всех иереев и каждого: страждущих, биемых, окованных, лишенных языка, не должен ли я назвать умерших блаженными паче меня? Человек бедный и без покровительства [ [2]] претерпел столько бедствий вместе: он был предан, бит, брошен в тюрьму, лишен языка, но что всего ужаснее — будучи пресвитером. Часто за него я ходатайствовал, часто молил тебя, но слышал одни только тщетные обещания; это знают все видящие; если они забыли, не забыл Бог. Сие написал я кровавыми слезами. От тебя зависит, чтобы это письмо было первым или последним. Господом свидетельствуюсь, что если ты принял намерение и впредь обманывать нас и презирать увещательные ходатайства, не буду более писать и беспокоить тебя; но размышляя о самом себе и оплакивая собственную участь, умолкну». [ [3]]

[из письма патриарха Фотия к папе Николаю (861 г.)] [ [4]]

«И наше смирение, руководимое чувствами той же любви, без обиды оставляет укоризны, какими ваша отеческая святость уязвила нас как стрелами, ибо они не были внушены чувством раздражения или сварливости, но скорей были выражением непосредственного душевного расположения, весьма строго относящегося к церковному чину. Если и самое зло при избытке доброты перестает рассматриваться как зло, так как не имеет источника в злом намерении, хотя бы оно опечаливало, поражало и причиняло мучения, не может почитаться злом. Известна и такая любовь, которая расширяется даже в благодеяние по отношению к тем, которые наносят обиды. Поелику же ничто не воспрещает смело говорить правду братьям по отношению к братьям и детям по отношению к своим родителям, ибо нет ничего любезней истины, то позволительно и мне свободно высказаться не с целию вам противоречить, но в видах собственной защиты. И ваше совершенство в добродетели, приняв прежде всего в соображение, что мы против воли впряглись в это ярмо, да благоволит не порицать, но пожалеть, не презирать, но выразить сочувствие, ибо свойственно оказывать жалость и сострадание к тем, которые терпят насилие, а не порицать и презирать их. Ибо мы подверглись насилию, и какому? Это знает Господь, которому известно и тайное. Меня лишили свободы, держали в заключении, как преступника, и тщательно стерегли. Я не давал согласия, а меня назначили к посвящению; все знают, что я был рукоположен с плачем, при воплях и страданиях. Дело происходило не в уединенном месте, было проявлено столько злобы, что известие об этом разнеслось повсюду [ [5]].

Я лишился спокойной жизни, я лишился сладкой тишины, я потерял славу, должен был пожертвовать милым спокойствием, тем чистым и приятнейшим общением с близкими мне людьми, которое было свободно от печали, коварства и чуждо всяческой укоризны. Никто не имел поводов быть недовольным мной, и я ни на кого не жаловался ни из пришельцев, ни из туземцев, ни из незнакомцев, ни тем менее на моих друзей. И я сам никого не оскорблял и не вызывал никого на обиду по отношению ко мне, если только не принимать во внимание опасностей для благочестия. И никто до такой степени не огорчал меня, чтобы я дал волю своему языку нанести оскорбление за обиду. Так были все благорасположены ко мне и громко восхваляли мои качества, так что мне не приходится об этом говорить. Мои друзья любили меня более, чем своих родственников. Что же касается родных, то для них я был милейший из родственников и самый родной из особенно милых. Слава об усердии окружающих меня [ [6]] привлекла и незнакомых в любовь Божию и в союз дружбы… Можно ли без слез вспомнить об этом? Находясь у себя в доме, я испытывал приятнейшее из удовольствий следить за прилежанием учащихся, видеть усердие задающих вопросы и опытность в диалектике отвечающих, чем мысль приучается к легчайшей деятельности. Одни изощряли ум на математических упражнениях, другие стремились постигать истину логическими приемами, иные же направляли ум к благочестию посредством изучения Священного Писания, в чем следует видеть венец всех других упражнений. Такой кружок был моим обыкновенным домашним обществом. Когда же обязанности часто отзывали меня во дворец, меня сопровождали напутственные благожелания и просьбы не запаздывать возвращением, ибо на мою долю выпала и эта исключительная привилегия — оставаться во дворце столько, сколько я пожелаю. При моем возвращении меня встречал у ворот мой ученый кружок. И одни, которые могли больше позволять себе из–за превосходства в добродетели, жаловались на замедление, другие довольствовались тем, что обменивались несколькими словами, иным же было желательно только показать, что они меня дожидались. И это был обычный порядок, который ни козни не нарушали, не прекращала зависть и не омрачала небрежность. Кто же, испытав полный переворот в такой жизни, легко и без слез перенесет перемену, лишившую всех таковых благ. Вот почему я печалился, вот из–за каких лишений текли у меня ручьи слез и окружал меня мрак печали. Я знал уже и прежде, сколько беспокойства и забот сопряжено с этой кафедрой. Я знал тяжелый и непослушный нрав смешанного населения столицы, его склонность к ссорам, зависть, смуты и восстания, недовольство настоящим и ропот, если не удастся достигнуть того, чего требует, или если его желания осуществляются не так, как бы он хотел, и, с другой стороны, высокомерие и презрение, если сделана уступка его желанию и если исполнялось его требование, ибо он имеет склонность объяснять осуществление его желаний не свободным благорасположением (правительства), а настойчивостью выражения своей воли. Народ, захватив власть и имея притязание начальствовать над правительством, губит и себя и своего государя. И корабль легко тонет, если корабельщики, отстранив кормчего, все захотят управлять рулем; и войско скоро погибнет, если каждый отдельный воин, не слушая начальника, примет на себя дерзость командовать своим ближним. И зачем дальше распространяться об этом? Начальствующему часто настоит надобность менять краску лица, принимая печальный вид, когда душа настроена иначе, и, наоборот, при печальном настроении давая лицу веселое выражение, принимать гневный вид, не имея гнева, и смеяться, когда на душе тяжело.

Таковую наружность обречены показывать те, кому выпало на долю начальствовать народом. Какая разница с прошедшим! Верный друг для друзей, ни к кому не расположен враждебно, каково внутреннее расположение, такова и наружность. Ныне же необходимость заставляет делать упреки друзьям, не по заповеди быть холодным к родственникам, казаться строгим с нарушителями закона. Повсюду господствует зависть, беспорядок утвердился вследствие продолжительного господства. Стоит ли говорить, сколько страданий доставляет мне симония, сколько огорчений приносят мне распоряжения к пресечению мирской дерзости церковных собраний, меры против небрежения к душеполезному и излишних попечений о суетном. Все это я видел и прежде, и хотя сокрушался в душе, но не был в состоянии и не имел власти искоренить это зло. Потому–то я и уклонялся от избрания, отказывался от хиротонии и оплакивал возлагаемое на меня достоинство. Но я не был в состоянии избежать предопределения».

Фотий переходит затем к объяснениям на те упреки, которые ему делали в Риме: [ [7]]

"«Тебе не следовало, — говорят, — уступать незаконным действиям», — но это следует говорить тем, кто позволяет себе таковые. «Не следовало допускать над собой насилие» — хорошо правило, но против кого направляется порицание? Ужели против потерпевших от насилия? А сожаление разве не к тем относится, кто испытал действие насилия? Если же кто прощает сделавшего насилие и наказывает потерпевшего от насилия, то я бы хотел пригласить твою собственную правду в качестве судьи против него. Но выражают другое обвинение: «Ты, — говорят, — в нарушение канонов из светского звания прямо взошел на высоту священства». Но кто будет нарушитель канонов: тот ли, кто употребил насилие, или кто насильно и против воли принужден был дать согласие? «Нужно было, — возражают, — оказать противодействие». Но до какой степени? Я сопротивлялся и даже сверх должного, и, если бы только предвидел ту страшную бурю, которая разразится, сопротивлялся бы до самой смерти. Какие же нарушены каноны? Таковых доныне не знает Константинопольская Церковь. Преступным считается неисполнение тех законов, кои сохраняются преданием. Если же что не сохраняется преданием, несоблюдение того не есть преступление.

Сказанного для моей цели более чем достаточно, ибо я не имею намерения выставлять себя оправдывающимся. Мне ли оправдываться, для которого составляет предмет сердечного желания уйти от этой бури и снять с себя эту тяготу, — так мало стремлюсь я к этой кафедре и так не дорожу ею. И не вначале только эта кафедра была мне в тягость, она не сделалась предметом желания и ныне, но как против воли я занял ее, так и держусь на ней против желания. Лучшим доказательством, что я по принуждению принял это достоинство, служит, между прочим, и то, что как вначале, так и ныне я желаю от него быть свободным. Не следовало бы говорить: «Все другое хорошо и похвально, и мы одобряем и радуемся и благодарим Бога, премудро управляющего Церковью. Возведение же из светского звания не похвально, почему этот вопрос оставляем под сомнением и оставляем окончательное решение до возвращения наших апокрисиариев».

Но как чрез нас и вместе с нами подвергаются опасности быть обвиненными и блаженные отцы Никифор и Тарасий, которые также из светского чина достигли высшего церковного сана, — мужи, являющиеся светилами нашего времени и громогласными глашатаями благочестия, жизнию и словом держащие истину, — то я считал необходимым присоединить и это к сказанному, чтобы показать, как эти блаженные мужи выше всякого обвинения и клеветы. Хотя едва ли кто посмеет признать их виновными, но и над ними тяготеет соблазнительный переход из светского звания к епископству, и они подвергаются укоризне, стоя выше укоризны, ибо и они из мирян посвящены в высший церковный сан: кто заслуживает почтения и перед кем преклоняются в благоговейном изумлении, те не избегают хулы. Но сии мужи Тарасий и Никифор, в светской жизни блиставшие как звезды и представившие собой образец церковной жизни, — они ли избраны в священный сан с нарушением канонов? Не мне это говорить, не хотел бы это я слушать и от другого. Ибо это были строгие блюстители канонов, борцы за благочестие, гонители нечестия, светильники миру по божественному Писанию, державшие слово жизни. Если же они не соблюли канонов, которых не знали, никто не может поставить им того в вину, ибо за то и прославлены они Богом, что сохранили то, что приняли».

Заканчивая этот главный и обширный отдел письма, относящийся к возведению в высший церковный сан из светского звания, Фотий говорит: [ [8]]

«Вышесказанным я объяснил то, что мне нужно было сказать по отношению к другим (Тарасий, Никифор, Амвросий, Нектарий), о себе же как было раз сказано, так и еще скажу: я против воли был возведен на кафедру и ныне занимаю ее против своего желания. Во всем же показывая повиновение вашей отеческой любви и в то же время желая представить, что дело идет не о словопрении, а об очищении памяти блаженных отцов наших, мы сделали соборное постановление на будущее время не возводить прямо из мирян или из монахов в епископский сан без прохождения предварительных священных степеней. Принятием этого постановления столько же Константинопольская Церковь признает себя как бы искони подчиненной ему, так и я сам, может быть, избежал бы несносного насилия и множества искушений, которые окружают меня и готовы задушить. Итак, это правило принято на спасение другим и освобождение их от забот. Лично же для меня найдется ли какое средство для облегчения от постоянно сменяющихся забот и трудов. Мне нужно утверждать слабых, учить и воспитывать невежественных, одних обращать мягким словом, других, которые обнаруживают упорство, бичами; на мне лежит обязанность поощрять к мужеству вялых, сребролюбивых убеждать к пренебрежению богатствами и к нищелюбию, обуздывать честолюбивых и приучать их стремиться к чести, которая возвышает душу, высокомерных усмирять, удерживать склонных к телесным излишествам, поставлять ограничения тем, кто наносит другим обиды, умерять гневных, утешать малодушных. Но нужно ли перечислять все частности? Мне следует освобождать погрязших в дурные привычки и страсти, порабощающие душу и ослабляющие тело, дабы представить их Христу как истинных слуг. И каким образом тот, на ком лежит столько и таких важных обязанностей, не будет стремиться скорей к освобождению, чем к захвату власти? Кругом нечестивые: одни отметают икону Христа и хулят на ней самого Христа, другие смешивают природы Христа или отрицают; некоторые же вводят некоторую новую природу на место прежней и бросают бесчисленные злословия на четвертый Собор. У меня с ними возгорелась война и недавно произошло сражение, вследствие которого я пленил многих в послушание Христу. Снова показываются из своих нор лисицы и стараются обмануть самых простых и наиболее доверчивых и захватить их как бы на приманку. Под этими лисицами я разумею схизматиков, которых скрытая злоба и зараза гораздо опасней наружной и явной. Они входят в частные жилища и по слову Апостола (2 Тим.3:6) обольщают обремененных грехами женщин, видя в них вознаграждение или взятку за свое скоморошество, тщеславие, любострастие и нечистоту и подготовляя с ними бунт против Церкви».

В заключение Фотий касается старого вопроса о церковных владениях, отнятых Львом Исавром, на что сделано указание и в письме папы: [ [9]]

«По отношению к тем епископам, которые издревле получали посвящение от Римского папы [ [10]], местоблюстители ваши сообщили, что необходимо возвратить их в подчинение своей прежней митрополии. Если бы решение этого вопроса зависело от нашей компетенции и если бы здесь не были замешаны политические интересы, то и без всякой защиты дело могло бы быть решено в пользу Рима. Но как церковные дела, и в особенности касающиеся епархиальных прав, стоят в зависимости и изменяются вместе с гражданскими провинциями и округами, то я просил бы благожелательного снисхождения вашего святейшества и не вменять в вину мне несогласие удовлетворить ваше желание, а отнести это насчет политических соображений. Что касается меня, то из любви к правде и по миролюбию я не только готов возвратить то, что принадлежало другим, но даже из древнего достояния этой кафедры готов поступиться в пользу того, кто имеет силу управлять и владеть. Если кто даст мне нечто из не принадлежащего мне, тот налагает на меня тяжесть, ибо увеличивает для меня заботы, а кто с любовью заявляет притязание на принадлежащее мне, тот доставляет больше пользы мне дающему, чем себе принимающему, ибо значительно облегчает мне тяжесть начальствования; а кто с любовью принимает мне принадлежащее и обязывается ко мне чувством благодарности, если я буду домогаться своих прав, то можно ли не сделать уступки при отсутствии препятствия, в особенности если просьба исходит от такого достопочтенного лица и если она передается через таких боголюбезных и важных мужей? И поистине местоблюстители вашего отеческого святейшества блистают и разумом, и добродетелью, и опытом и своим внешним поведением напоминают апостолов; мы препоручили им самое существенное из того, что нужно было сказать и написать в том убеждении, что они и будут способны сказать истинное и что словам их будет придано больше веры. Мне не хотелось ничего писать лично о себе, тем более что ваша отеческая святость благоволила быть осведомленной не через письма, но посредством своих представителей; но чтобы моя уклончивость описать хотя бы главное не объяснена была небрежением, я решился кратко изложить мое личное дело, пропустив многое из того, что требовало бы старательного труда. Боголюбезнейшие местоблюстители ваши, многое видев лично и слыша от других, все могут в достаточной мере объяснить, если ваша просвещенная мудрость заблагорассудит расспросить их.

В заключение моего слишком растянувшегося письма нахожу нужным присоединить еще следующее [ [11]]. Соблюдение канонов обязательно и для всякого частного человека, но гораздо более для тех, кому вручено попечение о других, и еще больше для тех, которые имеют преимущество примата. Чем выше кто поставлен, тем более он обязан к соблюдению канонов. Ибо погрешность стоящих на высоте гораздо скорей распространяется в народе и необходимо увлекает или к добродетели, или к пороку. Посему и ваше многолюбезное блаженство, имея попечение о церковном благоустройстве и соблюдая верность канонической правоты, да благоволит не принимать без должного разбора тех клириков, которые без рекомендательных писем приходят отсюда в Рим, и под предлогом странноприимства не подавать повода к братской вражде. То обстоятельство, что постоянно являются желающие идти на поклонение к вашей отеческой святости и целовать вашу честную стопу, составляет для меня истинное удовольствие, но что совершаются в Рим путешествия без моего ведома и без удостоверительных свидетельств, это не согласно ни с моими желаниями, ни с канонами и едва ли должно соответствовать вашему неподкупному суду. Чтобы не говорить о другом, что порождает подобные путешествия — о спорах, распрях, клевете, подлогах, — я хочу только о том упомянуть, что происходит на наших глазах. Есть такие, которые, запятнав себя здесь постыдными пороками, чтобы избежать заслуженного наказания, спасаются бегством под предлогом пилигримства, благочестия и исполнения обета и таким образом покрывают свою порочную жизнь почтенным именем. Одни, запятнав себя незаконным сожительством, воровством или невоздержностью, пьянством и сладострастием, другие, будучи уличены в убийстве или в нечистых страстях, — если они из опасения угрожающей им кары бегством спасаются от заслуженного наказания, не быв исправлены увещанием, ни улучшены и исцелены от пороков наказанием, продолжают наносить вред себе и другим, то не открывается ли им широкая дорога к пороку в том, что они могут под предлогом благочестия удалиться в Рим. Ваша боголюбезная святость, которая ведет борьбу с людскими пороками, могла бы привлечь внимание на эти коварные махинации и обратить их в ничто, отсылая назад тех, которые приходят в Рим без рекомендательных писем и оставляют родину с дурными намерениями и в противность законам. Этим всего лучше соблюдалось бы и их собственное благо и обеспечивалась бы их телесная и душевная польза, а равно охранялась бы дисциплина и утверждалась братская любовь».

[из писем Фотия к императору Василию и к патрикию Ваану (написано из ссылки, после удаления Фотия с патриаршего престола 25 сентября 867 г. )] [ [12]]

«Выслушай меня, всемилостивейший государь! Я не защищаюсь ныне ни старой дружбой, ни страшными клятвами и взаимными соглашениями, не ссылаюсь и на помазание и царское венчание, ни даже на то, что из наших рук ты приобщался страшных и чистых тайн, ни на узы, которыми связывает нас мое духовное усыновление твоего милого дитяти [ [13]]. Все это оставляю в стороне и ссылаюсь перед тобой только на то, на что имею право по человечеству. По варварским, а равно и эллинским законам присужденных к смерти лишают жизни, а если кому даруется жизнь, тех не доводят до смерти голодом и всяческими мучениями. Хотя я жив, но испытываю смертные страдания; меня держат в заключении, все у меня отняли: родственников, знакомых, прислугу — и лишили всяческих жизненных удобств. И божественному Павлу, когда он был в узах, не возбраняли принимать услуги от знакомых и друзей, и последние его минуты были облегчены состраданием христоненавистных язычников. С давнего времени, не говорю уже об архиереях, но и преступники не подвергались никаким страданиям. Но что у меня отняли и книги — это новое, и странное, и как будто для меня изобретенное наказание. Для чего это? С какой целью отняли у нас книги? Если я виновен, то нужно дать мне больше книг и учителей, чтобы, читая их, я поучался и, обличаемый, старался исправиться; если же я невиновен, то за что подвергаюсь обиде. Никогда ни один православный не испытывал этого от неправославных. Славный своими подвигами Афанасий часто лишаем был кафедры, но никто не присуждал его к лишению книг.

Но зачем вспоминать древние времена? Еще помнят многие из нас нечестивого Льва, который по природе был более похож на зверя, чем на человека, но и он, лишив трона великого Никифора и присудив его к изгнанию, не лишил его, однако, общения с книгами и не томил голодом, как томят меня… На нас обрушились, увы, всяческие и необыкновенные испытания; будучи выброшены из сообщества друзей и лишены круга монашествующих и поющих псалмы, мы преданы военной страже и окружены военными отрядами. Подумай об этом, государь, с самим собой и, если совесть тебе подскажет, что ты прав, приложи и новые нам мучения, может быть, таковые и найдутся еще; а если совесть этого не скажет, не жди, чтобы она осудила тебя тогда, когда и раскаяние бесполезно. Я обращаюсь к тебе, может быть, с необычной просьбой, но она соответствует необычным обстоятельствам. Останови зло одним из этих двух способов: или отняв у меня жизнь, или умерив испытываемые мной бедствия.

Приведи себе на память, что и ты человек, хотя и царствующий; вспомни, что одинаковое тело имеют и цари, и простые смертные и все одарены той же природой. Зачем злобой ко мне ты уничижаешь свое милосердие и свою благость порочишь наносимой мне обидой? с какой целью гневом и суровым ко мне отношением ты посрамляешь человеколюбие, лицемерно прикрываясь им? Я не прошу возвращения престола, не гонюсь за славой, благоденствием и успехами, мне нужно только то, в чем не отказывают узникам и пленникам, что и варвары благодушно предоставляют заключенным. Я унижен и доведен до такого состояния, что умоляю об этих вещах человеколюбивейшего ромэйского царя! В чем моя просьба? Позволь мне или жить, но так, чтобы не испытывать мучений, которые делают жизнь тягостней смерти, или немедленно прекрати мое существование. Имей уважение к природе, постыдись перед общими для всех человеческими законами, прими во внимание привилегии Ромэйской империи. Не допусти, чтобы история сохранила необыкновенное повествование, что когда–то был царь, слывший кротким и человеколюбивым, и что этот царь, допустив патриарха до тесной дружбы и удостоив его кумовства и от рук его получив помазание на царство, пользуясь его особенной любовью, и дав ему клятву и страшные ручательства, и всем показывая любовь к нему и расположение, тем не менее подверг его заключению и голоду, и томил бесчисленными муками, и предал его смерти, когда архиерей молился за него».

Что первое время положение патриарха Фотия было весьма тягостно, это доказывается его перепиской и с другими лицами, из коих большинство занимало влиятельное положение в Константинополе и могло оказать ему помощь. Таково письмо к препоситу и патрикию Ваану. [ [14]]

«Когда–то у римлян и у эллинов наблюдался обычай соблюдать границу в притеснениях, причиняемых и самим врагам, не говоря уже о благодетелях. И варварам свойственно не преступать границу в мучениях. Я доведен состоянием, в которое вы меня поставили, до тяжкой болезни; нуждаясь во враче по состоянию здоровья, вот уже 30 дней, как я прошу прислать врача, и вы не хотите исполнить моей просьбы».

Нужно думать, что письма Фотия достигали своего назначения и имели успех. Сохранилось еще письмо к царю Василию, в котором Фотий благодарит его за облегчение его положения. [ [15]]

Письмо Игнатію, митрополиту Клавдіопольскому.

Когда Господь виселъ на древе, раздралась завеса (церковная) – по многимъ, какъ я думаю, причинамъ. Неверные, которые потрясеніе стихій приписываютъ случайной игре природы, найдутъ возможнымъ объяснить точно такъ–же и то, что земля, во время спасительной страсти, отъ дрожанія и трясенія несколько сдвинулась съ своего места. Но когда они же узнаютъ, что разорвалась завеса сверху до низу, когда никто ея не трогалъ, да и природа ни прежде, ни после не производила подобныхь явленій: то не могутъ, при всемъ своемъ безстыдстве, не признать сего божественнымъ чудомъ, совершеннымъ для неизгладимаго позора богоубійцъ–іудеевъ. — Съ другой стороны, въ этомъ событіи можно видеть символъ и предзнаменованіе имевшаго чрезъ несколько летъ последовать разрушенія и опустошенія пресловутаго Іерусалимскаго храма, — и прекращенія всехъ обрядовъ Іудейскихъ и разныхъ безчинствъ, которыя тамъ совершались и изъ коихъ большая часть происходала за завесою, чтобы никто изъ народа не виделъ ихъ. Завеса скрывала, впрочемъ, и священныя тайны которыхъ не должно было открывать взору мірскихъ людей, — тайны, доступныя только однимъ священникамъ. Такимъ образомъ, съ раздраніемъ завесы, сделалось открытымъ для всякаго и какъ–бы на общій позоръ и оскверненіе было выставлено все, что дотоле у Іудеевъ считалось святымъ и страшнымъ. Въ этомъ они должны были видеть уже начало совершеннаго уничтоженія и упраздненія на–веки Моисеевыхъ постановленій и подзаконнаго служенія. — Можно представить и третью причину, которая, по–видимому, противоречитъ предъидущей, но на самомъ деле изъ нея возникаетъ. Какая же то причина? Известно, что прежде богопознаніе и богопочтеніе заключено было въ одномъ ограниченномъ месте, — въ пределахъ Іудеи и Іерусалима; притомъ все состояло въ символахъ и предзнаменованіяхъ благодати. Посему, такъ–какъ наступило время совершенно упразднить это богослуженіе, ограниченное теснымъ пространствомъ, и заменить его другимъ, которое чрезъ спасительную страсть имело распространиться до последнихъ пределовъ вселенной, то и разорвалась завеса, служившая вместо наглазниковъ (προμετωπιδιον) и охранявшая Святое Святыхъ въ какомъ–то неприступномъ мраке, — какъ–бы взывая и говоря, не словомъ, но самымъ деломъ: «пріидите все видеть невидимое, приступите къ познанію и созерцанію вещей божественныхъ; потому–что отныне истинное богопочтеніе не будетъ уже, какъ было прежде, заключено въ одной какой–либо части вселенной или въ одномъ удобоисчислимомъ народе, но все народы и все концы земли теперь свободно будутъ пользоваться такими таинствами, которыя недоступиы были самимъ Іудеямъ». — Но следуй за мной еще далее, — отъ третьей причины перейди къ четвертой, и замечай. Ковчегъ и все, хранившееся въ ковчеге, было образомъ неба и того, что находится подъ небомъ. И сотвориши Ми, сказано, по всему елика Азъ покажу тебе на горе (Исх. 25, 9). Сей ковчегъ вместе съ прочими сокровенными вещами находился въ храме за завесою, и входить туда никому не было позволено кроме первосвященниковъ. Конечно, это было знакомъ, что тогда восходъ на небо былъ невозможенъ для людей, и что никто, даже изъ любителей подзаконнаго богослуженія, не сподоблялся этой высокой чести. Но вотъ, во время распятія Господа, раздирается сія завеса, и чрезъ то благовествуется и какъ–бы трубою возглашается открытый всемъ намъ доступъ на небеса. Ибо и действительно, Христосъ Богъ нашъ, обнищавшій ради нашего спасенія, принявшій нашу плоть и все претерпевшій за насъ, своею животворящею смертію обновилъ этотъ восходъ на небо всему роду человеческому.

Печатается по изданiю: Фотія, Святейшаго Патріарха Константинопольскаго, Письма. // Журналъ «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». – 1846 г. – Часть II. – с. 3–7.

Письмо Патриарха Фотия к Захарии — Католикосу великой Армении

ОБ ОДНОМ ЛИЦЕ ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА

ИЗ СОЕДИНЕНИЯ ДВУХ ЕСТЕСТВ И О НРАВОМЫСЛИИ СОБОРА СВЯТЫХ ОТЦОВ В ХАЛКИДОНЕ

Многочестный между пречудными мужами, известный, пламенно блещущий всяческой славой, премногожеланный господин наш Захария, достигший высокой апостольской степени, получивший высочайшее первонаместничество Великого Апостола Фаддея и престол Преблаженного Святого Григория, святой хранитель и законоучитель Араратской земли, блюститель северного народа и архипастырь Азкеназского воинства, достигши первосвященнического сана и (настолько) привлекающей к себе в будущем всецело доброе воздаяние, чтобы крыльями воспарить в сонме бестелесных, Фотий, архиепископ Константинополя — Нового Рима, приветствует Твою Святость.

Я воздал великое благодарение Богу, что удостоился прочесть благовещательное письмо от Твоей Святости, изложенное правильной речью и увидел, что оно содержит в ясных, как небесный свет, [228] божественных словах, в кратких, мудрых, искусных оборотах, в задушевных выражениях [предложение] завязать дружбу. Я очень обрадовался тому, что вы, находясь в недоумении и сомненнии относительно Халкидонского Собора и предположив на основании каких–то слухов, будто он противен истине Соборов, в письме утверждаете, что вы не ученики Иакова Занзала, по имени которого называются Якобиты, ни Юлиана Галикарнасского, ни Петра Антиохийского, ни Евтихия, а Святого Григория, просветителя, мученика и подвижника всех севрных народов. Раз вы ученики такого чудного учителя, не подобает увлекаться своими мнениями, а [нужно] следовать Святым Боговдохновенным Писаниям, не рассматривая их искусственно и превратно (подобно) тем, которые Священное Писание толкуют произвольно, по своему разумению, и соблазняют сердца невинных, как лжепророки в старину, говорившие по внушению своих сердец, а не по воле Бога.

По достоверном исследовании и рассмотрении мы нашли, что на пятнадцатом году после преставления Святого Саака из этого Mиpa к Христу, собрался Халкидонский Собор, в этом же году скончался Святой Вардан со своими войсками в области Артаз, когда наместником на патрхаршем престоле был Иосиф Гевондиец, и армяне, подвергаясь опасности со стороны персидских разбойников, ослабли и упустили случай явиться на Собор, вследствие чего не дошло до армян подлинное изложение обстоятельств этого Собора, хотя никакого препирательства не существовало об этом Соборе, и все признавали его [в Армении] до Двинского Собора, т. е. все 84 года от двух (последних) лет (царствования) императора [229] Маркиана до десятого года Юстиниана и до шестого года патриаршества Нерсэса Аштаракского. Нерсэс созвал Собор в Двине в начале владычества персов в Армении и на четырнадцатом году царствования персидского Хосроя при посредстве сирийца Абдито, пришедшего из Сарептского монастыря в Саcoне; вместе с ним (пришли) и другие, которые были рукоположены, именно: Диоскор, Флавиан, епископ города Набука, и Тимофей Александрийский, прозванный Элур; они, известные [у армян] под названием младших переводчиков, перевели на армянский язык Писания и в их переводах имеется много клеветы на Халкидонский Собор, и по преданию от них (в Армении) стали учить одному естеству Божества и Человечества во Христе, прибавили к Трисвятой песни «распныйся [за ны]» в противность Халкидонскому Собору и пяти патриархам [бывшим на нем], и отстранились от общения с греками проклятиями. Персидский царь очень обрадовался отречению армян от рукоположения в Греции и, похвалив Нерсэса, исполнил обещанные раньше условия, дал в приемыши своего сына и вверил поборы армянской земли ему и единомышленным епископам. В шестнадцатом году армянского летосчисления непокорный Вардан Мамиконян убил персидского марзпана Сурэна, чтобы несносить унижения, так как (Сурэн) лишил [сословие] благородных почета и окружил им епископов. Обратившись в бегство со многим скарбом и со всеми домашними, Вардан вступил в Грецию, а на семнадцатом году (царствования) императора Юстиниана, когда он строил Святую Софию, в праздник Святого Креста Вардан отстранился от приобщения, заявив, что ваши учителя приказали армянам не [230] причащаться с нами. Тогда царь приказал составить собор и явиться многим епископам и учителям, коих и собралось в Константинополе 130. Этот Собор называется пятым. Армяне были в числе собравшихся и приняли рукописанием Халкидонский Собор. Затем, когда Мушег Мамиконян покорил Хосрою персидское царство греческими и армянскими войсками, и сам возвратился с почетом от персидского царя к императору Маврикию, речь зашла о вере в присутствии императора, и император приказал собрать собор. Тогда сошлись из армян двадцать один епископ, а (всего) было на Соборе 160 епископов. Этот Собор называется шестым. По исследовании армяне опять приняли Халкидонский Собор рукописанием в дни Моисея, католикоса армян. Далее, император Ираклий по сокрушении персов вошел в город Карин и созвал в одно место Езра, католикоса армян, и множество армянских епископов, а также многих из сирийцев; производились исследования и разыскания в продолжении тридцати дней, и армяне опять одобрили Халкидонский Собор по своей воле, а не по принуждению и приняли его рукописанием. Но Иоанн Майрагомский, который страдал язвою Савеллия и Петра Антиохийского, метался из стороны в сторону и в бешенстве мутил все.

И во дни Константина, сына Ираклия, католикос Нерсос, по прозванию Строитель, и старший в роде Рштуниев Федор, княживший над армянами, схватили его и наложили ему на чело изображение лисы раскаленным железом и, опозорив таким образом, изгнали прочь в Кавказские горы; но, по смерти Нерсэса, он возвратился в Армению и осуществил свои замыслы, особенно приобрели значение его слова на [231] Мандзертском (Манаскертском) Соборе, когда была переведена Саргисом на армянский язык книга Юлиана Галикарнасского и, облетавши всю вашу страну, заполонили ее. С другой стороны понятно Вашей Мудрости, что если было неправо собрание стольких епископов в Халкидонe, то не они только повинны, но и те, которые стали их учениками и последователями, (т. е.) весь мир до скончания веков. Но вы не обманывайтесь (думая), что вы совершенны, ибо обыкновение слишком юных, легкомысленных и грубых мужей быть свидетелями и последователями лжи, a те, которые мудры, даже внимания никакого не обращают (на ложь). Далее мы видим, что благодать Божия с ранних времен дана нашей греческой землe и Святой Дух, начиная с первых же Святых учителей, предпочтительно почил на греках, а также (видим) как они стяжали до пришествия Христа, иную внешнюю (внешнюю) мудрость — чудную философию, именно они открыли восемь частей грамматической речи, десять определений родов с подразделением и дроблением на различные виды и четырнадцать глав искусства красноречия, чем повергают в [восторг и] изумление читателей, и теперь еще для глубокого понимания боговдохновенных писаний научные материалы мы заимствуем от греческих внешних мудрецов, подобно тому как кузнец материал берет от железа и плотник от дерева. И источник этой удивительной мудрости есть только Бог, Который приказывает солнцу светить над злыми и добрыми и дождю идти над праведными и грешными. Вникнем и в слова Павла, который есть тайновед: «Бог всех заключил в непослушание, чтобы всех помиловать», вследствие этого и кажется, что Всевышний [232] Бог оставил древних греков в заблуждении служить многобожию, чтобы они [от маловерия] быстро и охотно перешли к поклонению Святой Троице и прюбщались бы ныне Великого Агнца и Даров Тела и Крови Христа Нашего Господа, как некогда они радовались чашам и трапезе бесов и тучному дыму от жертвенных животных; и как они поклонялись деревьям, камням и мертвенным, бездушным идолам, так теперь поклоняются Животворящему Святому Кресту и Спасительному Образу Воплотившегося Бога, ибо живо их покорило спасительное Евангелие, как нечто привычное, почему Блаженный Павел пишет в изумлении: «О бездна богатства и премудрости Божия, как непостижимы судьбы Его» [16] Сам Бог Вседержитель избрал Израиля быть сначала слугою Своего Бытия, оградил его Законами и Пророками, положил ему святыню в Иудее, дал Царство и Пророчество и заботливо наказывал его, но не отверг от Своего Лица, пока не родился телесно от девы, о которой было пророчество, как говорить Исайя: «Если бы Господь Саваоф не оставил нам остатка; то мы были бы то же, что Содом, уподобились бы Гоморре» [17], что и стало с ними.

Когда же Господь Наш исполнил благовещанное отцам и вознесся к Отцу, Он доверил пророческое предание Святым Апостолам и приказал распространять в стране греков, а затем при их посредстве по всем язычникам, как написано: «Гора Сион на северной стороне — городе великого Царя» [18], что после Иерусалима справедливо было усмотрено в Константинополе, который есть второй Иерусалим, построенный вторым Давидом, т. е. Святым [233] Константином, и где исполняется сказанное: «Бог посреди его, он не поколеблется» [19] ибо в этом царственном городе впоследствии высечен из камня тот же самый Константин со знаком Святого Креста [в руках]. Далее, Тому же Самому Святому и Необъятному Божеству, Которое покоится на четырех–образных зверях, как это видел Иезекиль, и Которое привело в бытие мир о четырех временах и разделило в раю четыре реки для напоения Mиpa, угодно было утвердить четырьмя евангелистами четыре патриаршие престола, которыми управляется Апостольская Католическая Церковь, чтобы истинно и постоянно возглашать невыразимое домостроительство Господа Нашего Иисуса Христа. Престолы эти следующие: в Антиохи — Матвея, Марка — в Александрии, Луки — в Риме Иоанна — в Константинополе, который есть Новый Рим, но и епископа Иерусалима за святость места называют патриархом. И затем эти пять патрхаршеств употребляют от начала греческое письмо и язык. Павел, выбрав Грецию, странствовал по ней и написал в греческие города четырнадцать посланий, обращенных по порядку к тем же грекам. Лука написал Евангелие и Деяния Апостолов по–гречески; он же в Деяниях Апостолов пишет о Греции. Великий Апостол Петр написал письма в страны Понтийцев, которые были греками. Равным образом Иаков, Иоанн и Туда писали грекам. В Антюхии, где утвердили первую церковь, были греки, ибо сказано: «Пришедши в Антюхию, говорили Еллинам» [20]. Из дела о вдовицах [21]видно, что они же, т. е. греки, были в Иерусалиме. Тоже самое [можно сказать] и о Иoaнне, который долго жил здесь [в Греции], видел распространение [234] Евангелия и затем упорядочил все и наставил на верный путь, а главное, и сам также написал Евангелие и другие свои сочинения, как говорит Святой Ефрем, что Новый Завет греков написан им. Кроме того, так как в числе уверовавших были многие из евреев — десятки и сотни тысяч, то Святые Апостолы по внушению Святого Духа отдали приказ оставить еврейское письмо и язык и поучать по–гречески, ибо Бог отверг евреев и взамен их призвал греков, поголовно язычников. И царь Птоломей Филадельф в дни первосвященника Елеазара переложил в Александрии Боговдохновенное Писание на греческий язык при посредстве 72 толковников. Далее Святые духоносные учителя, последователи Апостолов, были из греческой земли. Таковы: Василий Кесарийский, Григорий Чудотворец, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Григорий Просветитель, учившийся в Кесарии, Иоанн Златоуст, Епифаний, Юстиан, Ириней, Амвросий и Дионисий, которые равны Святым Апостолам, равно Прокл, Афанасий, Кириллы и все Святые мученики, память о которых празднует мир, останкам же их угодно было поселиться в Константинополе.

Как мы сказали выше, евреи были слугами Законов, пока появилось наше Евангелие; затем Израиль был отвергнут и греки сделались слугами Евангелия, которое Господь дал в руки Апостолам распространять между греками, а через последних по окраинам вселенной. Грекам же дал Господь царство, священство и пророчество, т. е. сонмы святых монахов, и священства, т. е. пять патргархов и рукополагаемых ими для окраин Mиpa епископов, которыми управляется Католическая Церковь. И как [235] владычество Израиля длилось до пришествия Христа, так и от нас греков, мы веруем, не отнимется царство до второго пришествия Господа Нашего Иисуса Христа, Который Сам есть Священник, Царь, Пророк и Бог всего; тогда Он принесет в дар Богу возрожденных в Купели, положит конец всякой нашей власти и господству и покорно будет доложено Богу об уничтожении тех немощей, которые теперь находятся в нас. Далее от чудного и славного воскресения Господа Нашего Иисуса Христа до второго года царствования императора Маркиана наберется 462 года; от второго же года царствования императора Маркиана и от Халкидонского Собора до нас 444 года; посему удивительно и странно, как вы верите, что с такою быстротою вполне заблудились те Святые, благородные и избранные народы, которые православно чтили Евангелие в продолжение 462 лет и так сказать, напояя мир из обильно–бьющего источника и богато текущих рек, во все времена отвергали всяких еретиков и охраняли православие. А также и то известно всем, что от нас–то греков приняли все истину Евангелия, так как писания Святых вышеупомянутых учителей, распространившись отсюда из Греции, достигли окраин вселенной и открыто повествуют о Божестве Христа.

Теперь примемся с начала, от Святого Никейского Собора, описывать [деятельность Соборов], коснемся в кратких словах всех [стекавшихся на них] Святых божественных сонмов и, сопоставив, сравним с ними Халкидонский Собор (чтобы узнать), согласен ли он и следует за ними, или противен и перечит им. Блаженный Енифаний перечисляет нам восемь–десять ересей, двадцать до домостроительства Господа [236] и шестьдесят по вочеловечению Христа, но ни для одной из этих не оказывалось надобности во вселенских Соборах: святые учители церкви, каждый в свое время, с немногими епископами, изгоняли еретиков, побив словами истины, как каменьями. Между тем беззаконный князь, который некогда хотел сделаться Богом и говорил, что утвердит свой престол на облаках и сравнится с Всевышним, озлобился из зависти, когда увидел, что четырехгласное Евангелие, обошед всю землю, шествует беспрепятственно, и в противность ему он себе также уготовил и соорудил из четырех ересей колесницу о четырех сторонах, два злые колеса которой содержат хулу на Святую Троицу, а два колеса содержат клевету на домостроительство Спасителя, согласно писанию: «Поднимают к небесам уста свои» [22], т. е хулят Святую Троицу, и «Язык их проходит землю», т. е. клевещут на Слово, нисшедшее на землю для спасения Mиpa и Телесного домостроительства. Причина их безумия та, что они отожествляют естество и лицо, т. е. ипостась; кто же думает так, тот уклоняется или вправо, или влево; Савеллий Ливийский, признавая [справедливо] одно естество Святой Троицы и лица также смешал и свалился в бездну гибели, ввел смешение, путаницу и вторичное еврейство. Арий же Александрийский, сообразуясь с тем, что у Святой Троицы три ипостаси, и одно естество также разделил на три разнородные и чуждые друг другу и по внушению злого преступил истину и назвал Сына сотворенным и нерожденным от Отца. Таким образом, смешением [понятий] смутили Святую Божью церковь Савеллий и Арий, и в [237] 315 году по воскресении Господа Нашего Иисуса Христа, Великого Бога, и в седьмой год царствования Константина собрались в Никее Святые Отцы, в числе коих были и патриархи: Сильвестр Римский,Александр [Александрийский], Евстафий Антиохийский, Александр Константинопольский, Макарий Иерусалимский и Аристакэс Армянский, [явившийся] по приказанию Григория; они вместе с 318 епископами предали проклятию и отлучили от церкви Савеллия и Apия и исповедали Сына рожденным от Отца и Лучем его Бытия. После этого из apианского учения явился духоборец Македоний, который Безначального Святого Духа называл сотворенным, а не исходящим и истекающим от Отца, [явился] также Монтан и други из учеников Савеллия, которые в противность [с истиною] нечестиво совокупили в одно лицо Троичное Единение. Тогда по прошествии 74 лет после Никейского Собора и на двадцать пятом году царствования Великого Феодосия в Константинополе собрались Святые Отцы, [в числе них Дамас Римский, Нектарий Константинопольский], Тимофей Александрийский, Кирилл Иерусалимский, Мелетий Антиохийский и Святой Нерсэс вместе с 150 епископами, и они с прокляием отлучили Македония и Савеллианцев. Таким образом, эти два Собора сокрушили два колеса в колеснице сатаны, т. е. две злые ереси, из коих одна презло разделяет Святую Троицу, а другая нечестиво смешивает. От этих Святых Соборов мы узнали, что иное нечто разумеется под ипостасью и иное под естеством, ибо у Святой Троицы три личности, три лица, три образа, три особенности и три ипостаси, т. е. Отец, Сын и Святой Дух, но — одно естество, одно бытие, одна сущность, одно господство и беспредельность. Она раздельна по лицам [238] и едина по естеству; одно Божество — у всех трех лиц, но личность отличается и каждая узнается по ее особому свойству. И вот таким образом мы поняли, что иное нечто — естество и иное — личность, ибо личность есть нечто отдельное, [а естество — ] собирательное и объединяющее. Так напр., человеческое естество мы постигаем умом, а личность — чувствами, ибо естество состоит из субстанций [23], т. е. оно живо, разумно и смертно, а личность состоит из акциденций, т. е. она бывает черна, белокура, руса, плешива, с голубыми глазами. Акциденции могут прибавляться и убывать, а естество ни умножается, ни убывает: естество — общее всем людям, а личность есть частное явление где либо. Не поддающееся определению естество Блаженной Троицы одинаково относится к Трем Личностям: к Отцу, Сыну и Святому Духу, а свойства разделяются между Каждым из Трех Лиц. Естество, общее всем, таково: Господь, Бог, Вседержитель, Всепопечитель, Творец, Непостижимый, Неописуемый, выше качеств и количества, вне места и времени, Безначальный и Бесконечный. Личность Отца, то, что Он рождает, — Причина, Безначален, Начало тех, кто от Него, но [Сам] никем не начат, от Него исходит, Он же ни рожден, ни сотворен ни Самим Собою, ни кем–либо другим; Личность же Сына то, что Он Сын, Слово, Рождение, Свет, Подобие Мудрости, Луч, Образ, Отпечаток и Изображение; наконец Личность Святого Духа есть то, что Он истекает, Дух Истины, Дух Утешитель, Возобновитель, Правый, Добрый. От Отца суть Сын и Святой Дух но не называются Оба братьями, или сыновьями, [239] подобно тому, как от Адама Сиф и Ева, однако, не оба они братья, или сыновья, ибо Отец рождает и Сын рождается, а Святой Дух исходит. И затем преподается, что Сын воссидает одесную Отца, а Святый Дух одесную Сына; и это потому, что в 109–м псалме говорит [Давид]: «Сказал Господь Господу Моему: сиди одесную Меня»; и спустя немного в том же псалме Отец говорит Сыну: «Ты священник во век по чину Мелхиседека. Господь одесную Тебя» [24] [Тут] Отец говорит Сыну о Святом Духе. Но ни старшего, ни младшего (никогда) не было в Святой Троице: старшинство и меньшинство, тяжесть и легкость, множество и малочисленность ограничивается часами и временами [весом и мерою], и так как Божественного естества не касается ни час, ни время, ни мера, ни вес, то и нельзя изображать [ни Одно из Трех Лиц] младшим или старшим. Хотел я назвать Отца старшим, как Родителя и Причину, но устрашился Того же Самого Отца, как бы я не представил Его слабым и не разгневал [подобным] величанием, ибо не слава для Отца, если младше Его те, которые от Него; это уже дело немощи не быть в состоянии родить Сына или произвести Дух равным Себе; напротив, честь — Его чудному и славному могуществу, ибо Тот, Кто из Его естества, познается тем, что Он разделяет Его славу. И так Отец не рожден и не исходит, Сын не рождает и не исходит, и Святой Дух не рождает и не рожден, а вечно имеет исхождение. Отец радуется славе Сына, Сын веселится при чести Духа, и Дух славит Отца и Сына, ибо Он берет от Их сущности и вновь создает [240] творения, Им же стало все на небесах и на земле видимое и невидимое, чувствуемое и понимаемое, телесное и бестелесное.

Вот это исповедание приняли армяне от Великого Григория, Святого Аристакэса и Блаженного Нерсэса, когда последние принесли его вам из Никеи и Константинополя от двух собравшихся (там) Соборов, которые сокрушили два колеса диавольской колесницы, т. е. Савеллия и Ария. Но некий Дидор Тарсский, в начале приверженец арианской ереси, затем признал православную веру и исповедал Сына сославным Отцу, но счел невозможным нисхождение Бога Слова во чрево Святой Девы, клевеща на Христа, что Он только человек, созданный во чреве, девы, чтобы быть храмом и капищем Бога Слова, и что Бог Слово поселился в нем как в капище, и не исповедал Марию Богородицею, а Человекородицею, и исповедал двух сыновей: одного по естеству, а другого по благодати. Его учеником сделался и Феодор Маместийский, а от их мерзкого писания помрачился нечестивый Несторий и, когда достиг патриаршего престола царственного города, открыл язву свою, которую некогда держал в тайне, смутил церковь Бога и бесчестил православных епископов. И спустя 45 лет после. Константинопольского Собора, на пятнадцатом году царствования Феодора Младшего собрались в Ефест, Святые Отцы; между ними главными были патриархи: Римский — Целестин, Александрийский — Кирилл, Антиохийский — Иоанн и Иерусалимский — Ювенал, кои вместе с 200 епископами предали проклятию Нестория, отвергли и отлучили от церкви. Кирилл Александрийский и Прокл епископ Кизикский написали об обстоятельствах этого Собора в Армении к Святому Сааку, и Святой [241]Саак принял Собор и предал проклятию Нестория. Это тот Hecтopий, о котором мы упомянули выше при третьем колесе колесницы диавола.

После этого появился мерзкий Евтихий, отпрыск Савеллианского учения. Он говорил, что у Божества и Плоти Христа — одно естество, ибо, по его словам, соединение (произошло) прежде вечности, и Тело было принесено с неба, а не взято от девы. Как Несторий отверг рождение Бога–Слова от Девы, (так) Евтихий отрицал, что Он принял наше естество от Матери и смешал с Своим Божеством несказуемым, чудным единением. Узнав об этом, патрирх этого города — Константинополя, Флавиан, лишил Евтихия священства и отлучил от церкви, по приказанию Римского патриарха Леона. Тогда Евтихий попросил некоего Оскевана [25], главного евнуха во дворце, который был заражен его язвою, написать ему письмо Диоскору Александрийскому; евнух исполнил его просьбу и написал одно письмо. По прочтении письма Диоскор принял Евтихия в церковь и приобщился с ним. Но по пробуждении угрызений совести Диоскор испугался канонов и законов церкви, чтобы не отлучили его за то, что он принял отрешенного и преданного проклятию, и поспешно стал просить того же евнуха — ибо он был главный во дворц — созвать собор в Ефессе, не по воле Бога и не на пользу церкви, а чтобы утаить преступление, в котором он погрешил. И в том, что следовало далее, Диоскор не поступил по Соборным законам, а при помощи названного евнуха и его воинов, изгнал пожизненно Флавиана, оставил без внимания письмо [242] римского патриаpxa Леона, отрешил также Антиохийского патриаpxa Домна за то, что тот не пошел на его обман, унизил первосвященного патриаpxa Иерусалимского и оказал особую честь Евтихию, восстановив его в число православных. Когда множество епископов поняли его лукавство, опечалились и отправились каждый в свою страну и свое обиталище. И остались с немногими Диоскор и Евтихий, как ворон в гнезде, или как сова на развалинах, или как головня в лесу. От Блаженного Кирилла и первого Собора в Ефессе до Диоскоровского лжесобора будет 28 лет, а от Диоскоровского смутного собора до Святого Халкидонского Собора — пять лет. Феодосий Младший очень был обеспокоен, когда увидел, что подобное волнениe Святой Церкви произошло от Диоскора и Евтихия, ибо в церквах воцарились смятение и раздор. В это время к царю прибыло обличительное письмо от Римского патриаpxa Леона о происшедших событиях; патриаpx просил царя созвать Вселенский Собор и утвердить предания первых Святых Отцов. Царь отдал приказ собраться вместе всем епископам, но в том же году скончался, и дело, начатое по его приказанию, было приостановлено. На месте его воцарился Маркиан. В первом году он привел в повиновение свое царство, а во втором году исполнил дело, начатое раньше.

Как выше мы сказали, во весь этот [промежуток времени в] 462 [26] года, от воскресения Спасителя до Халкидонского Собора, вселенские церкви управлялись всяческим благочестием и правою верою и, как кормилица детей, питали вселенную при [243] посредстве просвещенных учителей излиянием Евангелия, точно молоком во Христе, и это известно всему Mиpy; как же теперь, при Халкидонском Соборе, уклонились бы они от правого пути, по которому шли всегда? Или как пять патриархов одобрили бы одну [ложную] веру, одну [ложную] мысль.

Затем, если бы они уклонились от истинной веры, то они были бы отвергнуты от лица Бога и изгнаны из Святых мест, как и Богоборец Израиль лишился своей славы. Ну, идите, сравним [учение] их [с учением] лишенных главы Якобитов, учеников Евтихия и Диоскора. Так как последние говорят, что Божество и человечество Христа есть одно естество, и что лицо и естество одно и тоже, по истине у них и нет Троицы, ибо раз естество Троицы одно, как и есть в самом деле, то и личность одна, и вот они оказываются единомышленниками Савеллия, Петра Валяльщика и Иоанна Майрагомского. Затем спрашивается, если одно и то же есть личность и естество, то сообразно с вашим безумием не три ли и естества, как три суть лица у Святой Троицы? и вот они оказываются единомышленниками Ария, Евномия и Македония. Затем, всякие противоположности уничтожают друг друга; зло уничтожает добро, зрите гибнет от слепоты или мрак разгоняется светом: так и в данном случае следует признать, что если Халкидонский Собор не принимает первых трех Святых Соборов, то он противен им и уничтожает их. Но если Халкидонский Собор принимает все те три, как Константинопольский Собор принял Никейский, то ясно, что он следует им, согласен с ними и ни в чем не противен.

Далее, еще [замечу], законы, предания; [244] вероопределения и каноны утверждаются или соборами, или знамениями и чудесами, как напр, знамения Моисея в Египте и на Чермном море, или чудеса, которые Господь и Бог Наш Христос творил над прокаженными и больными, при воскрешении мертвых и т. д. Из соборов [же нам известны] Соборы 318 Святых Отцев и [потом] 150–и, определившие одно естество и три личности Святой Троицы и изгнавшие Савеллия и Apия; — Собор в Ефессе, на котором Марию провозгласили Богородицею и изгнали Нестория, и четвертый Собор, признавший, что тело Словом взято от Марии, и отлучившей Евтихия. Между тем Диоскор и Евтихий не соборы, ибо их только два, и знамений и чудес они не делали, и никто не видел знамений о них, как об Илье и Елисее.

Правда, Диоскор и Евтихий произнесли проклятие, но как оставить Вселенский Собор с 600 епископами, из коих многие побывали на Святом Ефесском Соборе, и верить им двум? Это крайнее умопомешательство и безумие.

Еще клевещут на Соборе (Халкидонском), будто он состоялся по настоянию Пульхерии, сестры царя Феодосия; мстя за Флавиана, она–де составила Собор, но это не так: Собор состоялся волею Бога и по приказанно Римского патриарха Леона [Константинопольского Анатолия], Антиохийского Максимиана и Иерусалимского Ювенала»

Эти четыре патриарха, вместе с 630 епископами, завещали веру и исповедание трех Святых Соборов, провозгласили, что Единородный Бог Слово, Господь Наш соединен из двух естеств, совершенен Божеством и совершенен человечеством, равен Богу по Божеству и равен нам по человечеству, Он же [245] Сам Един Господь Иисус Христос. Два естества они признали соединенными в одной ипостаси и в одном лице, чтобы замкнут уста Нестория, Феодора и Диоскора. Из двух же естеств признали Его, чтобы заставить замолкнуть тех, которые отрицают Божество или человечество и признают одно естество; так Арий назвал Сына творением и только плотью, взятой от Девы и признал [в Нем] одно естество сотворенного и сделанного. Савелий утверждал, что явление Бога кажущееся, и что Он не принимал истинного тела в мире, вследствие чего и признавал одно естество. Петр думал, что Слово преложилось в плоть, почему и признавал одно естество. Фотин и Павел Самосатский говорили, что Христос принял начало от Марии, почему и признавали одно естество. Евтихий и Диоскор думали, что Христос принял подобие человека и прошел через Деву, как вода через трубу, почему и признавали Христа с одним естеством. Юлиан Галикарнасский говорил, что «Тело Христа без страстей и без человеческого ума», и признал одно естество. Иоанн Майрагомский и Петр Валяльщик говорили, что единие тела (произошло) прежде веков, почему признали одно естество. Аполлинарий говорил, что Христос не принимал человеческой души, а вместо души (имел) Божество, почему и признал одно естество. Софроний и Евномий говорили, что Христос не имел человеческого ума, и признавали одно естество. Манес называет тело Спасителя кажущимся, почему признавал одно естество; ибо некогда Манес написал скифу, что Вечный Сын показывает на горе естество Своего света, как имеющий не два естества, а одно [сложившееся] из видимого и невидимого. [246] В 311 году армянского летосчисления Константинопольский патриарх Фотий послал Никейского apxиепископа Ваана в Армению к католикосу Великой Армении Захарии, составил в Ширакаване многочисленный собор епископов и монахов в присутствии полководца армян Ашота, так как он случился там в лагере со своими войсками, полчищами свободных, которых набрал по причине отпадения северных стран. Там находился и великий диакон, прославленный философ, сириец Нана. На этом соборе Никейский епископ Оски–Ваан произнес следующие слова:

Веруем во Единого Бога Отца, Вседержителя, Всепопечителя, Несотворенного, Безначального, Вневременного, Вездесущего, Присносущего, Безграничного, Неописуемого, Неисчисляемого, Невыразимого, Несказуемого, Безмерного, Неуловимого, Непостижимого, Неисповедимого, Неисследуемого, Вечного, Нетленного, Бессмертного, Непорочного, Неначатого и Нескончаемого, не начало дней и не скончание времен, ни Сам Он не сделался, ни другими не был сделан, а есть всегда Бог Вечный.

И в Сына Единородного. Рожденного от Отца, Луч от Его Существа, Который держит вселенную [27] словом Своих уст, Свет от Света, Блеск, Преславное Происхождение, Изображение без тени, Печать Славы Родителя, Образ Несотворенного Бога, Ум и Слово, Могущество и Мудрость Бога, Безначальное Слово от Безначального Отца, Присный от Всегдасущего, Бог Слово и Слово Бога, Путь, Истина и Жизнь. [247]

И в Истинного Духа воистинну Господа, Животворящее Излияние Отца. Исходящее Истечете. Возобновителя, Попечителя, Жизнь, Животворца, Вечнобьющего Источника Жизни, Неиссякаемое Излияние, Он же объемлет вселенную, охраняет и искусно воссоздает, исходит от Отца, не прекращается и споклоняем с Отцем и Сыном Троицей Совершенной.

В три лица, разделенные нераздельно, и в одно естество, соединенное бессмесно и неслитно; одно совершенное Божество, Господство и власть, сущность и бытие и три лица, три образа, три свойства и ипостаси, ибо Нераздельная Троица делится нераздельно и соединена различаясь, так как во всех Трех Одно Божество и все Три в Которых Божество, — Один. Ибо Отец — причина и источник Божества, а Сын и Дух исповедимы происшедшими от Отца, Один рождаясь есть Слово и Единородный Сын, а Другой, явившийся и проистекший исхождением, есть неотчуждаемое излияние. Никто не старше и не младше в Св. Троице, а Каждый равен и подобен Причине и Родителю, ибо Отец подвигся родить Сына и с излиянием Св. Духа неприращаемая, совершенная Св. Троица запечатлелась в единстве, неизмеримое и превосходное естество, непоколебимо пребывшее в прежнем своем единстве, разделилось на три лица и на три великолепные и преславные свойства, озарилось троичным светом: если благочестиво постигаю один из трех несказуемых (лучей троичного света), то освещаюсь всеми тремя лучами, в одно стройное зрелище сливается (с прочими) и превосходнейшим между ними; если же закрываю и оставляю один из превосходных, то лишаюсь всех трех. Он привел [248] в бытие из горящего пламени и пылающего огня безчисленные воинства ангелов, которые суть вторые светочи, постижимые слуги, первый же есть свита Творца, непостижимый и недосягаемый. Он определил места этих бессмертных по сонмам; мириады станов, бесчисленные воинства поклоняются Троичному Единству, воссылают славу Нераздельному Божеству и одному естеству Его. Шестикрылые серафимы, прикрывшись крыльями, святым славословием и трисвятою песнею вечно взывают неустанно глаголя, провозглашают и оповещают Троичное Господство Нераздельного, Пресветлого, Неомраченного Света, разделенного и различенного нераздельно, и вечное, преславное, превосходнейшее, безмерное естество, вневременное, единосущное Божество, соединяющее в одно — господство и власть преблагословенной Св. Троицы. Он привел в бытие творческой мощью этот вещественный мир о четырех временах, устроил небо на подобие шатра, укрепил землю плотными засовами, создал море, оградив его песком, устроил сферу круглою на подобие колеса, сотворив светила с беспрестанным по зодиакальным путям шествием, определил часы дней и сделал (их) показателями времени, наше человеческое естество из праха украсил славою по образу Несотворенного; человек же по оболыщению злого попал в гибель; Царь славы посылает Гавриила к Деве Марии, храм приготовляется Царю славы; низшедши Он поселился во чреве Св. Девы, принял плот и был спеленан. Царь бессмертных стал человеком по плоти, по духу и по уму: совершенное естество Он преславным и невыразимым единением соединил с нашим естеством непостижимо для людей, недоступно [249] уму и слову; Вневременный Царь, Бог вечности, Сильный и Бессмертный родился непостижимо, беспорочно от Девы младенцем. Владыке мира, Отцу, Чудному Тайноведу будущей, покрытой вечностью тайны, Вечному Священнику н Неиссякаемому Приношеннию, угодно стало самому уничтожить грехи мира своими добровольными, спасительными страданиями и, возведя в славу многих сыновей, Своею Плотью и Кровью, даровал человеческому роду праведный путь.

Первое проклятие из постановлены [Ширакаванского Собора] о XV главах:

I. И так если кто не будет исповедовать в Святой и Животворной Троице одно естество и Три Лица, Отца Беспричинного и Сына от Отца и Св. Духа из их сущности, в общем подобными и равными, таковой да будет проклят.

П. Если кто не исповедует Сына Единородным со Св. Троицею по существу, низшедшим от отцовского лона и поселившимся во чреве Св. Девы, продолжавшим пребывать безграничным Богом в ограниченном теле, неразлучавшимся с Отцом и не отделявшимся от Св. Духа, таковой да будет проклят.

III. Кто не исповедует, что Бог Слово неслитно и нераздельно соединился естеством с плотью, Он есть недоступный для ума и слова Богочеловек, Бог Слово, несказанно и чудно соединившийся естеством с плотью, и Один и Тот же Бог Вневременный и человек истинный, таковой да будет проклят.

IV. Если особенно кто не будет исповедоват блаженную Марию воистину Богородицею, непочато носившею во чреве Того, Кого не в силах носить небеса и херувимы, и неисповедимо родившею в образе [250] раба для спасения людей Того, Кто — Слово от Отца прежде вечности, таковой да будет проклят.

V. Если кто согласно с нечестивым Несторием признает, что Бог Слово поселился (во чреве) совершенным младенцем, потому, разделив друг с другом (человека и Бога), разобщит и расторгнуть их естества, и введет два образа и два лица, особо человека и особо Бога, разделенный и отличный в двух сыновьях, таковой да будет проклят.

VI. Если кто согласно с безумным Евтихием пустословит, что Тело Бога–Слова принесено с неба или иносущно (нам), или признает естество Божества слившимся с Плотью и преложившимся в нее и таким образом выводит ложным наше искупление, таковой да будет проклят.

VII. Если кто не исповедует, что Слово от Бога Отца стало человеком Совершенным по Божеству и совершенным по человечеству, соединенным из двух естеств в одно лицо и в одну ипостась, единосущным Отцу по Божеству и единосущным нам по человечеству во всем, кроме грехов, таковой да будет проклят.

VIII. Если кто утверждает, что Троица подлежит страданию и была пригвождена на кресте, или что Сын без Плоти, только Божеством понес страдания, по пустословно Евтихия и манихейцев, или согласно с бешенством нечестивого Нестория утверждает, что Он страдал лишь как человек, таковой да будет проклят.

IX. Если кто не будет исповедоват, что Господь Наш Бог–Слово от Отца, Святой, Могущественный и Бессмертный Иисус Христос, распятый для нашего спасения, Своею Плотью дарует милость [251] человеческому роду, Он же Священник, Агнец и Искупитель грехов Mиpa, да будет проклят.

X. Если кто не исповедует, что Сын Отца стал Сыном Девы для спасения язычников, чтобы сделать сынов человеческих сынами Отца, привести в дар Отцу сотворенных из праха и поместить земных с небесными в сонме Светозарных Сил, таковой да будет проклят.

XI. Если кто не исповедует Господа Нашего Иисуса Христа совершенным и славным (по выходе) из чрева Девы и нетленным во всерастлевающей могиле или в греховном растлении, или говорит, что Он был носитель грехов по необходимости, как простой человек, а не исповедует, что Он без всяких грехов добровольно понес грехи ради нас, чтобы спасти нас от обольщений тирана, таковой да будет проклят.

XII. Если кто отделит Апостольские и Пророческие предания друг от друга или предания Никейские, Константинопольские и Ефесские от Апостольских и Пророческих заветов, таковой да будет проклят.

XIII. Если из–за человекоугодия или любостяжания (кто–либо) не проклинает того, кто Халкидонский Собор и его последователей признает врагами и противоборниками установленного Апостольского и Пророческого предания или завета трех Святых Соборов, таковой да будет проклят.

XIV. Если (, напротив,) дерзает, согласно с Несторием, проклинать или бесславить мерзким того, кто Халкидонский Собор и следующиде за ним Соборы, пятый, шестой и седьмой, признает последователями и единомышленниками преданий Апостолов, [252] Пророков и трех (первых) Святых Соборов, то таковой проклинает себя, ибо написано «кто незаслуженно проклинает, проклятия его падут на его же душу и голову», и да будет проклят.

XV. Если кто не исповедует, что Бог — Слово страдал Своей нераздельной Плотью, что бесстрастное, неотчуждаемое Его Божество не страдало, будучи во Плоти и страданиях, таковой да будет проклят [28].

Вследствие этого возликовав превозносимся и громогласно провозглашаем что Святой Крест Божий, Страсти Божие, Погребение Божее, Тело Его есть Тело Бога и Кровь Божия; однако мы не приписываем страданий лишь Его Божеству, ибо Бог был распят нашей плотью, так как несказуемое Его Божество было выше страстей, но Его беспорочное естество, незапятнанное, неотторгаемое, неотчуждаемое и бесстрастное не разлучалось со страдавшею Плотью, с которою оно было соединено нерасторжимо; потому увидев Творца на кресте, солнце в полдень затмилось, луна и звезды покрылись тенью и изчезли, земля сотряслась, скалы расторглись, могилы открылись, мертвые воскресли в залог (грядущего) Всемирного Воскресения. С одним и тем же Божеством, телесно Он был погребен в могиле и духовно побывал в аду и неотлучно находился на лоне Отца, всюду являясь в могуществу одним и тем же духом Слова Господь сошел в преисподнюю, попрал смерть, опустошил ад, воскрес самовластно от Отца и вознесся, Он же придет при скончании (мира). Ибо [253] Слово, бывшее от Отца, Сын и Плод, явившшся раньше Денницы, по воле Отца и Св. Духа поселился во чрево Беспорочной Св. Девы и взялся стать человеком. Истинный, Вневременный, Бестелесный Бог облекся в Тело, Слово воплотилось, Царь бессмертных вышел из Св. Девы в соединении — Богочеловеком: не изменилось из–за необъятности Его то, чем Он был, а по великому Своему человеколюбию Он стал тем, чем не был; во чреве же соединились и смешались несмешиваемые и разнородные естества, и соединение это осталось неслитным.

Вневременный, неописуемый Бог воплотился и вочеловечился, чтобы быть Посредником между Богом и людьми, почему Он и есть действительно Бог Совершенный от Отца и человек совершенный от Девы, без матери наверху и без отца внизу, Единый Сын из двух совершенных естеств, смешанных и соединенных; по естеству Чудный и Преславный и Недосягаемый по единении в одну сложную ипостась и в одно сложное лицо, непостижим — Воплотившийся и Вочеловечившийся таким образом Слово Бог Один Господ Иисус Христос.

Как солнце состоит из двух естеств, из лучей света и из круга тела, и из этих двух естеств одна ипостась, один вид и один род; как кремень — из камня и искры, двух разнородных естеств, а образуется один вид; как в розовом масле из розы и из масла, двух чуждых естеств, имеется состав в один вид; как лепешка из елея и меда, слагаясь из двух различных естеств является одним видом; ка раскаленное железо [29] есть [254] собрание в одном виде двух разнородных и несходных естеств; как из познаний врача и смеси разнообразных лекарств составляется пластырь в один вид; как в искусстве пения из двух — искусства и артиста получается один (именно) голос, чтобы звуком воздействовать на слух слушателей; как жемчуг из росы и невидимых лучей солнца есть один вид, и этот один вид составлен из двух естеств; как указ из письма и бумаги, двух разнородных естеств, вместе один вид; как лампада или свеча из лучей света и вещества жира есть один вид из двух естеств; как тела животных, различные в каждом неделимом, из четырех веществ составляют один вид; как субстанция, т. е. сущность и естество человека, именно то, что он есть смертное животное, разумное и способное к мышлению и науке, и прилагаемое к субстанции, т. е. акциденция, как–то: «белый», «черный», «безбородый», «плешивый», «грамматик» и «ритор», сплетаются друг с другом и образуют человека, составленного из существенных и случайных признаков, таким же образом Воплотившиеся и Вочеловечившийся Бог–Слово, это чудное, славное и превосходнейшее единение, соединенное и смешанное из двух крайних, разнородных и различных естеств, объявился ангелам и людям единой ипостасью, Единым Сыном, Единым Господом, и Соединенному из Божества и человечества было дано имя Иисус Христос, подобно тому как (соединение) из огня и железа называется раскаленным железом или из масла и муки — лепешкою; ибо для всего, что слагается из двух, созидается новое имя. Таким же образом Хлеб, Сошедший с небес, назван новым именем — Иисусом Христом! [255] Богочеловеком, Единым из двух естеств, поскольку и человек из души и тела образует один вид. Впрочем, если скажешь, что (в таком случае и) в человеке можно признать два естества, знай, что в человеке из двух несовершенных естеств составлено одно совершенное, ибо тело без души не может строить город и душа без тела не может сделаться грамматиком или ритором; вообще, у всякой твари и существа одно и то же естество, а тело и душа суть одинаково твари и существа. Кроме того, если определение естества человека составляем без антистрофы (перемещения речений), то непосредственно раскрываем это имя (человек) и понятие, т. е. если говорим, что человек — животное, одаренное разумом, смертное, способное к мышлению и науке, то это действительно человек, так дается понятие о нем; если же противопоставляем друг другу то, что свойственно телу, и то, что свойственно душе, то извращаем определение человека, и является нечто иное, так если скажем: «человек и не–человек, живой, что касается души, и мертвый, что касается тела, разумный и неразумный и прочее», то это уже не человек: «не–живой и неодаренный разумом» не есть человек, ибо (таким путем) мы извращаем определение человека и уничтожаем его естество. Между тем Воплотившийся Бог–Слово сохраняет в целости определения обоих естеств человечества и Божества, не извращая своей сущности, так что мы говорим о нем: Бог и Человек, Вневременный и Временный, Смертный и Бессмертный, Несотворенный и Сотворенный, Создатель и Создание, Подверженный страстям и Бесстрастный, Сын Божий и Сын Человеческий, Описуемый и Неописуемый, Бог Непостижимый и Человек духовно Постижимый и телесно [256] Осязаемый, непочато Носящий двоякую сущность естеств и Соединенный, Сплетенный и неслитно Смешанный в одну ипостась и в одно лицо, вследствие чего Божественные свойства приписываются одинаково Его человечеству, а человеческие — безразлично Божеству.

Еще блаженный Моисей получил от Бога приказание [30] взять двух птиц и заклать одну для очищения прокаженного, что означает два естества Христа, как поясняет божественный Кирилл в Толковании на книгу Левит, говоря: «Кедровое дерево означает Св. Крест и глиняный сосуд — Тело Господне из нашего тленного естества, в которое Он облекся. Живая вода есть подобие воды, истекшей из ребра Животворца, которая была дарована на возрождение Купели для крещения язычников, всех без различия лиц вообще — мужчин и женщин, рабов и свободных, и так как возрождение к жизни бывает раз и нельзя принимать вторично крещения, она же вливается в спасительную Чашу во оставление грехов, ибо после Купели постоянно грешим, а Святая Купель дает очищение прошедших грехов, но не уничтожает последующих прегрешений. Червленная нить означает нерасторгаемое и неслитное единение двух естеств, ибо червленность в шерсти есть безтелесный цвет, а шерсть телесна, и сплетаясь вместе они образуют один вид, будут ли это швейные нити, шнурок или вязальная прядь и с какой стороны ни взглянуть на это смешение, снутри или снаружи, увидишь друг с [257] другом червленность и шерсть. Равным образом Бог–Слово — бестелесен, а наше человеческое естество — телесно, и [во Христе бестелесное и телесное] смешалось и соединилось друг с другом, ибо согласно с благовещением Архангела Деве, о том, что Слово–Бог сойдет во чрево Святой Девы, Он взял часть из девственной утробы, как некогда взял ребро у Адама и создал ему подругу, и так же произвел целиком из человеческого естества в данном случае Свое вещественное Тело, смешал, сплел и соединил (его) с Собою и, погрузив вещественное тело в свое невещественное Божество, соединил их неслитно. Как червленность в соединении с руном, швейная ли это нитка или шнурок, есть один вид из двух естеств, на сколько он слагается и составляется из цвета и шерсти, причем непочатыми остаются определения естеств, которые не сливаются и не уничтожают друг друга, но и не разделяются и не распадаются на два вида, так и Эммануил стал человеком — определяющее одного естества в Нем не слились с определяющими другого естества и не уничтожились. Напротив, проявившись в неразобщаемой и нераздробляемой ипостаси, Он непочато сохранил нераздельное единение естеств, и это [есть] единение тела со Словом, Единосущным Отцу: одно свойство при одной ипостаси, один вид и одно лицо у Слова Бога, Воплотившегося и Вочеловечившегося, Единосущного Отцу и Святому Духу, одного с Ними бытия, и не уничтожившая [в Себе] нашего естества.

Таким образом, видим Христа–Человека и разумеем Бога, видим Сына человеческого и разумеем Сына Божия, видим днесь рожденного от Девы и признаем Вневременным от Отца, более Ветхим деньми, [258] чем Денница, Сыном, Единосущным Отцу: Родившийся ныне Отрок явился в Вифлеем, там же восток вновь Рожденного Ставшего Младенцем. От начала времен помещается в яслях бессловесных и на троне славы с Отцем; облечен в пелены и объят светом, как покрывалом; тело Его заключено в объятья земнородных, Он же Слово, подняв вселенную к груди, как кормилица, кормит всех тварей. Хлеб, сошедший с небес, страдает по правому пути, Он же покоится на четыреобразном троне; убегает в Египет Тот, Который изгнал и пленил мнимого князя на земле; в мрачном мире явился Вневременный Свет; перед Пилатом осуждается Судья Праведный, Который будет судить вселенную со всей правдою, на крест пригвождается Царь бессмертных; слугою биен по щеке Тот, перед Которым серафимы трепещут и покрывают крыльями свои лица; Бог, замученный телесно, привел стихии в сотрясение и освободил тварей; Бог вечности, сошедший в низменную юдоль на землю, телесно был положен в могилу, Он же попрал смерть, разорвал гибельный договор, сокрушил засовы и вывел усопших в залог Всемирного Воскресения; Царь бессмертный пленил пленителя и привел согбенных к Древу Жизни чрез Древо Спасения, Которое Он водрузил на Голгофе. И так, после несказуемого соединения, если называю Бога, то признаю и Вочеловечившегося Бога, родившегося в Вифлееме, и если говорю о Сыне Человеческом, то понимаю Бога–Слово, сошедшего с небес, ибо Иисус не есть только человек, ни лишь не–человек и Он не есть только Бог, ни не–Бог, а Бог, Воплотившийся и Вочеловечившийся, ставший истинным человеком, и Богосмешанный человек в [259] Вочеловечившемся Боге, Который, сойдя для домостроительства, проявляет двоякие действия — Божественные, чудные и превосходнейшие, и человеческие. Ибо свойство человека засыпать в лодке, но свойство Бога твердо шествовать по волнам, усмиряя взбушевавшиеся волны; как человек, спрашивал Он: «Куда положили вы Лазаря?» и одновременно, как Бог, зовом выводил из ада четырехдневного мертвеца; по исполнении таинства домостроительства, умер, воскрес самовластно и по воле Отца, вознесся на небеса и сел по правую сторону Своего Отца. Однако то, что Он взял у нас в качестве агнца–залога (искупления), не образовало прибавления к Святой Троице, так как естество, соединяясь и смешиваясь с [другим] естеством, не увеличивает числа лиц. Как, например, если мы положим три золотые прута и один из них воспламеним, нагревая и раскаляя огнем, то огонь, смешанный с тем прутом, не увеличит числа трех прутьев, или если расставим три булки и с одной из них смешаем масло, то не увеличится число трех: или если есть три склянки масла и в одну нальем розового масла, к числу трех не прибудет; или если есть три мяча, и искусный (игрок) разорвешь один лаптою [31], к трем не прибавится, или если имеем три одежды и одну раскрасим в пестрый цвет, к числу трех не прибавится; таким же образом и наше естество не образовало прибавления к числу лиц, т. е. [260] к числу ипостасей Святой Троицы, так как [лишь] лицо и ипостась умножаете, лица и ипостаси. Поэтому богохульствуют те, которые говорят, что признающее два естества Троицу обращают в Четверицу, так как, во–первых, [таким образом] они клевещут на Святых Отцев, которые часто признавали два естества, как Афанасий, Григорий Богослов и другие, а во–вторых, показывают, что сами признают Святую Троицу о трех естествах и потому с Телом насчитывают четыре, ибо если называть Христа о двух естествах, то это даст четыре [вместо Троицы] в том случае, когда признаешь Отца с иным естеством и Святого Духа с иным естеством, чем те два естества, которые мы видели во Христе, но мы говорим, что Христос Телом единосущен людям, а Божеством одного естества с Отцом и Святым Духом. Наконец, путь заблуждения уклоняется вправо или влево, а истина и правда выступает по средней дороге. Так Савелий, Петр Валяльщик и Иоанн Майрагомский уклонились в правую сторону; они сообразно с одним Божественным естеством Святой Троицы смешали лица и ипостаси и от этого злого смешения погибли во зле и сверзлись в глубокую яму. С другой стороны Apий, Евномий и Македоний столкнулись с ними лицом к лицу подобно вепрю, сшиблись доспехами с натиском, вызвавшим разрыв печени, и, уклоняясь в левую сторону, разделили нераздельное естество на различные и чуждые друг другу по [числу] трех ипостасей Святой Троицы и от этого ложного и ошибочного деления, охваченные языческим лжеучением о многобожии, они сверзлись в яму язычества. Что же касается Богоносных Святых Отцев, собиравшихся в Никее, Константинополе и [261] Ефессе, то они идя по древним стезям доказали, что Он — Один и Три, Один — по Божественному естеству и Три — по ипостасям, образующим Троицу, завещали нам этот правый путь спасения и погубили во зле злых правой и левой сторон, побивая их словами истины, как каменьями. Между тем Феодор, Феодосий, Hecтopий, Барцума и Акакий, исповедники человечества, уклонились влево, отвергли Божество Единородного, признали в Христе два лица по числу двух естеств Его и Рожденного от Девы исповедали лишь человеком, признавая двух сыновей, одного по естеству и другого по благодати, Манес же и Манихейцы признали во Христе одно слитное естество, как сказано в его слове [32].

(пер. Г. С. Дестуниса и Н. Марра)

Текст воспроизведен по изданию: Фотия, святейшего архиепископа константинопольского. О гробе Господа нашего Иисуса Христа и другие малые творения // Православный палестинский сборник. Т. 31. СПб. 1892

Письмо великого константинопольского Патриарха Фотия к князю князей Ашоту

Препрославленный благочестием, сильнейший могугуществом, высочайший между одноплеменниками, князь Великой Армении Ашот!

Милостию Божию, Глава епископов Нового Рима и вселенски Патриарх, мы проникнуты заботою поучать вас истиной, особенно зная, что ваша страна охраняема Высшею Благостию и была союзницею вселенской католической церкви, за исключением того только, что вы определили противным Богу и истине четвертый Собор, постановивши низвергнуть Hecтория и уничтожить мерзкое его исповедание. Но кто в сущности не поймет, что непринимающие Халкидонского Собора — безумцы и сообщники поносителей Господа Нашего [262] и Спасителя, надругавшихся над Тем, Который изгонял бесов, ибо нет разницы между вождями бесов и между хулителями Того, Который изгонял бесов из людей. Или так как Нестория вместе с его последователями проклял и отлучил этот Святой Халкидонский Собор, может быть кто–либо будет отрицать, что Несторий был слугою сатаны, возбудившим вражду против Святого Собора, собравшегося в Ефесе, и увлекшим за собою некоторых из участников этого Собора! Как решаетесь поносить и злословить четвертый Собор, когда он присоединился к третьему? Впрочем, так как мы вполне уверены, что у вас имеется богопознание, охраняемое высшими силами, и соплеменники ваши — народ Божий и выше неподобающих мыслей, доводы же [в объяснение] сказанного нами [по спорному вопросу] получились письменно от вас неуважительные, то все ложные мысли, присущие вам, исчезнут после того, как вы отречетесь от своего мнения [о Халкидонском Соборе], и этот четвертый Собор будет вами прославляем, признанный наравне с тремя [предшествовавшими]. Первый Рим так чтит четвертый Собор, как мы три Собора, бывшие до него. Равным образом, с уважешением принимает его великий престол в Александрии и великий престол в Иерусалиме, и не спорят об этом Святом Соборе следовавшие за ним, т. е. четвертым, Соборы пятый, шестой и седьмой. Так кто же может сопротивляться вере, разошедшейся и распространившейся во все концы Mиpa, о которой так говорит Господь: «Врата адовы не одолеют ее». Следовательно, не подобает слушаться пустых слов тех, которые именем только отличаются от Антихриста и, отстраняя от учения Святого Духа и знамений, данных (Им), напояют [263] [слушателей] смертельным ядом, растлевающим души, или как еще говорится, почитают Господа Нашего Иисуса Христа, Бога и Человека, немощью своего ума, т. е. после того, как видели в Нем Божественное и человеческое естество, говорят об одном естестве. Кто утверждает так, то отрицает всякое естество, ибо, если он признает простым то естество, которое он утверждает, то отрицает другое. Если же он признает, что в Нем смешение двух простых естеств, то, значит, ни одно естество не осталось при своем свойстве, и каждое из них уничтожилось. И как они [понимают]? Будут ли утверждать, что это смешанное [естество] — различно с естеством Отца и Святого Духа, или наоборот. Если скажут, что не различно, богохульство их да падет на их голову за то, что [в таком случае] естество Отца признается смешанным. Если же скажут, что различно, значит — Сын не имеет естества Отца. Кто же дерзает утверждать это, очевидно, в какое место он будет приглашен. И кто способен целиком изложить совокупность обстоятельств подобных вопросов, разъясненных Святым Духом при посредстве четвертого Собора, за которым последовали верные знамения к утверждению веры, к сокрушенно противников и к рассеянию мрачных их мыслей. Кроме того, была бы пожалуй необходимость в большем количестве слов для разъяснения истины, если бы наше письмо было направлено к кому–нибудь из простых людей, для Твоего же Величества, при Твоем проницательном уме, стремлении к истине и желании завязать дружбу, достаточно сказанного мною, тем более, что несколько раз писали мы в пространных словах Вашему наставнику и первосвященнику о том, о чем и теперь [264] опять умоляем Ваше Величество, именно утвердиться в непорочной вере при помощи Святых Соборов, не уклоняться от проезжих дорог, а идти по их правому направлению, ибо кто дерзает признавать во Христе одно естество, тот навлекает на себя проклятие, постигшее Евтихия, именно, быть вере, которую имеют Сасанцы [,последователи Евтихия,] многоглавою, и не иметь им ни одной главы, он же становится также соумышленником Манеса. Затем, если кто исповедует Христа из двух естеств и двух лиц, раздельных, а не различных, таковой достоин наказания Нестория, так как церковь Божия отвергла и того, и другого и отреклась от них, изгоняя их злое исповедание из–под своего Божественного крова и исповедала одно лицо Господа Нашего Иисуса Христа с признанием двух естеств, различных и неслитных, определяя [таким образом] против тех, которые приписывают страсти и страдания Божеству. Так, о Высочайший, поучай неослабно христианский твой народ и веди к истинному исповеданию веры, ибо ничего нет приятнее Богу, как истинное Его познание и прославление правым исповеданием, умноженное любовью, твердо и всегда неуклонно, чем достигнешь большего и большего могущества, укрепившись, во–первых, охранительною милостию Бога в обороне от встречных врагов и козней, затем и (милостию) православных святых царей, наследуя оба царства, нынешнее и грядущее, говорю о настоящем и будущем, заступничеством Прославленной Госпожи и Богородицы со всеми Святыми. Мы посылаем Твоей Благородной и Великой Особе на память частицу от охраняемого у нас Богоприемного Честного Креста.

(пер. Г. С. Дестуниса и Н. Марра)

Текст воспроизведен по изданию: Фотия, святейшего архиепископа константинопольского. О гробе Господа нашего Иисуса Христа и другие малые творения // Православный палестинский сборник. Т. 31. СПб. 1892

Письмо Феодору игумену, недоумевавшему о томъ, зачемъ смерть, этотъ оброкъ греха, прежде сразила праведника — Авеля, а не Адама — перваго между людьми грешника

Неизреченная и глубочайшая причина того, о чемъ ты спрашиваешь, да будетъ сокрыта въ Боге; а мы скажемъ лишь то, что дано разуметь уму человеческому. Праведный Авель умеръ прежде Адама согрешившаго и принявшаго приговоръ смертный, — для того, во–первыхъ, чтобы виновный отецъ, познавши въ своемъ невинномъ сыне весь ужасъ и неизбежность смерти, сильнее возчувствовалъ спасительную скорбь и обнаружилъ большее раскаяніе, и такимъ образомъ самъ отошелъ изъ сей жизни съ меньшимъ долгомъ за преступленіе. Далее, — для того, чтобы могущество смерти, восхитивъ первымъ невинно–сраженнаго праведника, стало отъ того само слабее. Ибо, какъ въ томъ случае, если бы она взяла себе первымъ виновнаго ей чрезъ то подставлено было–бы прочное основаніе; такъ теперь, поспешивъ восхитить праведника, она, по неведенію, соделала для себя зыбкое и удоборазрушимое основаніе. — Но смотри еще, какъ чрезъ это предуготовляется и предуказывается наше общее воскресеніе. Въ самомъ деле, если Богъ благъ и правосуденъ, или лучше, если Онъ есть источникъ всякой благости и правды, то, конечно, Онъ не допустилъ бы преждевременно умереть Авелю, праведному, безъ награды: — что я говорю — безъ награды? Онъ не допустилъ бы, по правосудію своему, быть убитымъ тому, кто оказался боголюбезнымъ, если бы не было другаго міра, другой жизни, где Онъ, по неизреченному богатству промысла, уготовилъ и хранитъ награды и воздаянія за дела наши. — Перестань же, после сего, еще недоумевать и изумляться, — для чего Авель, первый другъ правды, первый принесъ жертву смерти. А если при семъ вспомнишь объ Енохе, который также былъ однимъ изъ первыхъ праведниковъ, то еще лучше уразумеешь, зачемъ владычество смерти обнаруживается прежде надъ невинными, а не надъ виновными: ибо и здесь Слово Божіе опять открываетъ намъ (какъ–бы нарочно для того, чтобы предупредить твои сомненія), что не по другому чему, какъ по особенному попущенію и особенной любви Божіей праведникъ, первый, уловляется сетями смерти и испытываетъ на себе действіе ея тиранніи.

Печатается по изданiю: Фотія, Святейшаго Патріарха Константинопольскаго, Письма. // Журналъ «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». – 1846 г. – Часть II. – с. 7–9.

Письмо Христофору аспафарію и секретарю.

Твое недоуменіе, помню, съ большею язвительностію и остротою высказано было некогда Юліаномъ–Отступникомъ. Итакъ, что я противъ него сказалъ[33] и что еще сохранилось въ моей памяти, то самое перескажу и тебе въ той мысли, что сіе послужитъ удовлетворительнымъ решеніемъ твоего вопроса.

Богоотступникъ, примешивая притворныя похвалы къ своимъ хуламъ на истину, такъ говорилъ: «послушайте прекраснаго государственнаго совета: Продайте именія и дайте нищимъ! Сотворите себе сокровища нестареющіяся (ср. Лук. 12, 33). Кто можетъ придумать более сообразную съ государственными пользами заповедь! Но если все тебе покорятся, кто будетъ покупателемъ? — Кто похвалитъ это ученіе, при господстве котораго неминуемо придутъ въ разореніе все домы, города, народы? Ибо какъ можетъ быть ценнымъ домъ, когда все спускается даромъ? А что въ городе не останется ни одного покупателя, когда все и все будутъ продавать, — объ этомъ нечего уже и говорить; и безъ того очевидно».

Но слово истины, видя въ этихъ нареканіяхъ не больше, какъ слабыя усилія ребенка, погоняетъ его, какъ–бы розгами, следующами обличеніями. Во–первыхъ, говоритъ оно, нимало не удивительно, если заповедь, изъ которой благомыслящій извлекъ бы великую пользу и духовное услажденіе, во славу Законодателя, приводитъ богоотступника къ погибели вместо спасенія, ко вреду вместо пользы, къ хуле вместо благодарности. Известно, что добро, судя по расположенію къ нему людей, имеетъ две стороны, — избраніе и отвращеніе. Избраніе поставляетъ насъ на правую стезю и, более и более открывая уму нашему привлекательныхъ красотъ въ добре, темъ усиливаетъ въ насъ любовь къ нему. Отвращеніе же, удаляя человека отъ царственнаго пути все далее и далее, и проводя по стремнинамъ, скаламъ и безчисленнымъ уклоненіямъ, — после того какъ однажды подавитъ въ немъ наклонность къ добру и лишитъ возможности созерцать красоты его, приучаетъ услаждаться однимъ мракомъ порока и делаетъ наконецъ не только слепцомъ, но и врагомъ собственнаго спасенія. Такимъ–то образомъ и Юліанъ, покрывшій свою душу мракомъ и утратившій то зреніе, которымъ постигается истинное добро, оказывается врагомъ и противникомъ заповедей, ведущихъ къ добру, не хочетъ пощадить и такого высокаго совета Христова, но старается все, что есть въ немъ превосходнаго, обратить въ смехъ. Ибо, не говоря уже о томъ, что советъ — продавать свое имущество и творить милостыню, открываетъ обширное поприще сострадательности и истинной любви людей другъ къ другу, — какой философъ, какой учитель любомудрія лучше, чемъ эта заповедь, учатъ воздержанію и целомудрію? Не освобождаетъ ли она человека отъ всехъ техъ страстей, которыя пораждаются сребролюбіемъ? Какъ–скоро искоренится любостяжательность; откуда возникнутъ хищничество, разбои, утесненія? Какъ–скоро позаботимся о безъобидномъ разделеніи имуществъ: не исчезнутъ ли раздоры, тяжбы и брани? Какъ–скоро повсюду будетъ господствовать милосердіе и весь излишекъ будетъ иждиваться на нужды бедныхъ: тогда прекратится роскошь и мотовство, и человека не будутъ притеснять для собственнаго пресыщенія удовольствіями, — откуда обыкновенно пораждаются пороки самые гнусные. Посему какимъ образомъ человеколюбіе и общительность, готовыя на помощь всякому несчастному, разстроятъ семейства, города, государства? Какимъ образомъ истребленіе воровства, грабежей и всякой неправды подроетъ основанія человеческаго общества? Напротивъ, не тотъ ли скорее избежитъ заразы этихъ пороковъ, кто не щадитъ своихъ стяжаній для общественнаго блага, кто изъ собственныхъ выгодъ уделяетъ часть ближнимъ и всецело возвышается надъ пристрастіемъ къ веществу? А будучи чистъ отъ всего низкаго и обогащая себя только истиннымъ добромъ, онъ принесетъ пользу и гражданамъ, не только пособіями въ ихъ нуждахъ, но и темъ, что въ частной жизни своей подастъ имъ примеръ и образецъ высокаго любомудрія. Если городъ населенъ будетъ такими людьми, которые на всякую свою собственность смотрятъ, какъ на общественное достояніе, простираютъ всемъ руку помощи, изгоняютъ всякое насиліе, чтятъ правду, короче сказать, во всехъ выгодахъ равняютъ ближнихъ съ самими собою, — населенный такими людьми городъ конечно не будетъ въ тягость соседямъ: напротивъ и те изъ нихъ, которые дотоле въ продолженіе многихъ летъ привыкли къ чрезмерной роскоши въ наслажденіяхъ, пріобретутъ отъ–того еще больше, — именно, нескончаемое довольство и славу. Но «мудрый» Юліанъ не хочетъ этого. Онъ хочетъ, чтобы его граждане отягчали руку свою надъ ближними и собирали для себя имущество съ чужихъ трудовъ, не стыдясь ни разбойнической дерзости, ни кововъ, ни явныхъ притесненій. Хотя бы довелось покровительствовать тиранству, мыслить и поступать безчеловечнее Фаларида; хотя бы должно было укрывать всехъ отъявленныхъ злодеевъ и позволять имъ не чуждаться самыхъ низкихъ средствъ для увеличенія своего богатства, чтобы чрезъ то открыли они себе доступъ ко всякому удовольствію и разврату, стали утопать въ роскоши, жить для чрева и сладострастія, наполняя міръ своимъ именемъ и возбуждая во всехъ зависть, заботясь только о долголетіи въ настоящей жизни и не помышляя о другой: но все–таки советъ Іисуса Христа не хорошъ для того, который такъ заботливо устрояетъ благоденствіе городовъ, коего глубокое и великое промышленіе обнимаетъ народы и простирается до семействъ, и который, какъ видно изъ его словъ, предпочитаетъ людей сребролюбивыхъ человеколюбивымъ, коварныхъ — дружелюбнымъ, милосердыхъ — жестокосердымъ, словомъ, людей во всемъ злыхъ — по всему добрымъ; ибо какъ нелюбостяжательность приводитъ къ другимъ подобнымъ добродетелямъ, такъ сребролюбіе влечетъ за собою всякій сродный порокъ. Итакъ этотъ мудрецъ, насмехающійся надъ заповедію Господа, заповедуетъ людямъ избрать зло вместо добра, утверждая, что народы, города, семейства до техъ поръ не будутъ счастливо жить и не подвинутся впередъ, пока не сделаются изъ добрыхъ злыми. Вотъ до какихъ последствій доводитъ его дерзость противъ закона Божія!

Но, — если ты не чтишь уже ничего святаго, — вспомни и устыдись по–крайней мере своихъ Циниковъ (σους ϰυνας), которымъ ты удивляешься, — Діогена, Антисфена, Кратеса, всего стада твоихъ досточудныхъ псовъ, которые, хотя изъ одного тщеславія, но все–же возвышались до произвольной нищеты, охуждали пристрастіе къ богатству и старались вести жизнь скудную и безкорыстную. Противъ нихъ–то прежде всего следовало бы тебе направить свои остроты и сказать: «философы! Если все послушаются васъ; то не устоитъ ни домъ, ни городъ, ни народъ. Ибо какъ можетъ быть дорогимъ домъ, когда все будутъ подражать вамъ?» Таково, ведь, мудрое твое, исполненное злой ироніи, возраженіе противъ Христовой заповеди. Отъ–чего же ты, вместо того, чтобы вооружиться такимъ образомъ противъ Циниковъ, удивляешься имъ, а смеешься надъ словами Іисуса Христа, которыя внушаютъ жизнь гораздо высшую, чемъ цинизмъ, чуждую всякой лести и неправды?

И почему ты преследуешь своими остроумными софизамами только одно это изреченіе Іисуса Христа? Ты могъ бы сказать тоже и противъ многихъ другихъ. Да просветится светъ вашъ предъ человеки, яко да видятъ добрая ваша дела, и прославятъ Отца вашего, Иже на небесехъ (Матф. 5, 16). Если все будутъ сіять, то кто будетъ смотреть? И кто прославитъ Бога за такое зрелище? Дайте, и дастся вамъ (Лук. 6, 38). Если все будутъ давать, то кто будетъ принимать? Отпустите и отпустятся вамъ (Марк. 11, 25; Лук. 6, 37). Если все будутъ отпускать, то где же найдти техъ, кому бы можно было отпускать? Любите враги ваша (Матф. 5, 44). Если все будутъ любить, то откуда возмутся враги? Егли все будутъ готовы, после удара въ одну щеку, подставлять другую (ср. Матф. 5, 39), то откуда явятся біющіе? Словомъ сказать: нетъ ни одной божественной заповеди, касающейся взаимныхъ отношеній людей, на которую нельзя было бы сделать того–же безумнаго и нечестиваго возраженія. Когда заповедь дается подъ условіемъ соединенія разныхъ лицъ въ одномъ обществе; то, устранивъ эту взаимную связь и разсматривая заповедь исключительно съ одной которой–либо стороны, ничего не стóитъ обратить ее въ смехъ и выводить самыя нелепыя заключенія. Если все будугъ действовать такъ или иначе, то къ кому направлены будутъ эти действія? Итакъ легко было тебе делать подобныя нападки почти на всякое ученіе Духа, хотя ты ухватился только за одну заповедь. Впрочемъ это отнюдь не доказательство твоего благочестія, а напротивъ новый знакъ твоей злонамеренности и недобросовестности. Ты разсчиталъ, что когда будешь осмеивать такимъ образомъ все заповеди Господни; то нелепость твоего предпріятія тотчасъ будетъ замечена. Избирая же для клеветы только одну изъ нихъ, ты надеялся гораздо удобнее скрыть свое лукавство и развратить недальновидныхъ. Но хитрость твоя не удалась, а, какъ видишь, то самое, чемъ ты думалъ прикрыть неосновательность и злость своихъ речей, самого тебя вывело на позоръ.

Не хочешь ли ты, чтобы все люди вдругъ сделались добродетельны и не подверглись паденіямъ? Или сіе–то тебе и не нравится? Но если все люди стали честны и исправны; то къ чему законы? Къ чему трудъ законодателей, ихъ старанія, ихъ заботы? Не то ли последняя цель ихъ? — Или ты хочешь искать правды у Трагелафовъ и Скиндапсовъ? Ибо где будетъ правосудіе (διϰαιοσυνη), когда не будетъ осужденія (διηϰη)? А где будетъ осужденіе, когда не будетъ ни одного преступника? А откуда возмутся преступники, когда все добродетельны? Не исчезнетъ ли тогда и кротость? Ибо въ отношеніи къ кому я буду кротокъ, когда никто меня не будетъ раздражать? Добрый человекъ не будетъ раздражать добраго, да и не найдетъ никакого повода къ тому. Такимъ образомъ, по твоему безумному пустословію, выходитъ, что людямъ нельзя помышлять и о нравственномъ усовершенствованіи. Утвердись твое ученіе, — тогда исчезнутъ все наши лучшіе подвиги; да и самые законы будутъ одно пустое имя и излишняя тягость. Я не говорю уже о томъ, какія последствія выйдутъ отсюда для общества. Не такой мудрой теоріи надлежало бы ожидать отъ человека, который на все смотритъ съ политической точки зренія и восклицаетъ: «кто можетъ преподать заповедь, более сообразную съ государственными пользами!» Даже тотъ, кто преклоняется предъ республикою Платона, исполненною безчисленныхъ мерзостей и безконечныхъ противоречій, заключающею въ себе постановленія самыя враждебныя для общественнаго блага, никогда неосуществимыя и несуществовавшія ни въ какомъ веке, даже тотъ, кто тщательно хранитъ все это въ своей памяти, считая чемъ–то важнымъ, устыдился бы разсуждать по–твоему о государственныхъ пользахъ.

Ужъ не думалъ ли ты, по свойственной тебе проницательности, что Спаситель нашъ имелъ преимущественною целію преподать политическое искусство? Но въ такомъ случае, по какому снисхожденію не обвиняешь ты Его за то, что Онъ ничего не постановилъ на–счетъ войска, лагерей, вождей, ни того, какъ должно вступать въ сраженія съ непріятелями, какъ заключать съ ними мирные договоры, ни того, по какимъ ценамъ должно продавать хлебъ и прочее? Почему не негодуешь ты, что ничего не определилъ Онъ касательно числа и обязанностей купцовъ, судей, законоведцевъ? Безумный слепецъ! Ты погрузился въ такой глубокій сонъ (хотя все ночи проводилъ безъ сна, придумывая нелепыя выходки противъ божественнаго ученія), что не могъ дойти до сознанія простой истины, что Спаситель нашъ и Богъ не имелъ преимущественною целію определять политическія отношенія и ихъ порядокъ: ибо Онъ зналъ, что сами люди чрезъ свою опытность дойдутъ до сего, — что каждодневная нужда и необходимость наставитъ ихъ, а прошедшія ошибки предохранятъ отъ другихъ подобныхъ въ будущемъ. Преимущественнымъ попеченіемъ Спасителя было спасеніе душъ, и установленіе любомудрой и высокой жизни, которою пріобретается свобода отъ страстей, обращеніе къ верховному благу, и соединеніе съ нимъ; а не то, чтобы обезпеченіе политическаго бытія или выгодъ вещественныхъ. И Его духовныя заповеди могутъ быть непріятны и невыносимы только для техъ, которые любятъ плоть, а потому, конечно, и для тебя… — Впрочемъ хотя бы Христосъ только и заповедывалъ — продавать именіе и давать нищимъ; хотя бы Онъ сопровождалъ эту заповедь безчисленными угрозами, хотя бы присоединилъ къ своимъ словамъ громы, и молніи, и землетрясенія; и тогда не принялись бы все люди за продажу своей собственности въ пользу бедныхъ, такъ–чтобы не осталось ни одного сребролюбца, ни одного человека, пристрастнаго къ богатству: ибо найдутся, найдутся во все времена и те и другіе. Добродетель никогда не бываетъ уделомъ всехъ и каждаго. Хорошо было бы, если бы къ этому разряду принадлежала бóльшая часть людей: но и сего нельзя сказать ни объ одной добродетели. Однако же Промыслитель рода человеческаго не долженъ отменять законы и лишать насъ спасительнаго ученія – потому только, что не все повинуются ему. Въ самыхъ непокорныхъ душахъ заповедь производитъ некоторое отвращеніе отъ зла и уваженіе къ добру. Посему–то и надобно увещавать всехъ къ добродетели.

Отъ дальновидности богоотступника укрылось и еще одно немаловажное обстоятельство. Именно: ужели все могутъ продавать свои имущества? Ужели все богаты? Ужели нетъ ни одного убогаго, которому не чего продать? Мы видимъ, что бóльшая часть людей принадлежитъ къ числу бедныхъ; а богатыхъ всегда бываетъ гораздо меньше. Какимъ же образомъ у тебя все люди сделались богачами? И все они тотчасъ послушались заповеди и стали продавать свое достояніе!… Такія мечты, безъ–сомненія, ты почерпнулъ изъ республики Платона, которая еще доселе нигде не была осуществлена, да и никогда не осуществится.

«Какой домъ можетъ быть дорогимъ!» Но скажи мне, что дороже равенства для людей, получившихъ равночестную природу? Для техъ, которымъ случилось жить въ одномъ и томъ–же городе, что можетъ быть вожделеннее общности стяжаній, одинаковости состоянія? Но ты дорожишь только корыстолюбіемъ, притесненіями, коварствомъ, злоухищреніями корчемниковъ и менялъ. Ты вовсе не знаешь, что по–истинне драгоценно, и что не драгоценно въ очахъ Божіихъ. Знай же, что только люди мелкіе, а не те, кои сохранили въ себе чистую любовь къ философіи, гоняются за деньгами и, хотя бы стяжаніе ихъ сопряжено было со всеми возможными низостями, считаютъ его честнымъ и блаженнымъ. Въ очахъ же Божіихъ дорогѝ только люди добродетельные, которымъ даруеть Онъ и славу и все блага, если сіи блага не надмеваютъ ихъ. Посему–то и Господу нашему Іисусу Христу, истинному Богу нашему, истощившему себя для спасенія рода человеческаго и пріискренне пріобщившемуся нашей плоти и крови, надлежало смотреть не на то, что пріятно и вожделенно людямъ, занятымъ земными помыслами, и не щадить расплодившагося зла, но поставлять законъ, которымъ отсекаются съ корнемъ все страсти, и насаждается совершенство добродетели и истиннаго созерцанія. А такова–то и есть разсматриваемая нами заповедь.

Но не скажутъ ли, что она, хотя хороша на словахъ и стоѝтъ выше всякихъ возраженій, но не такъ хороша на деле, потому–что неисполнима? — Исполнима: потому–что она вышла изъ неложныхъ устъ Господа. Исполнима: потому–что въ–следствіе ея то три тысячи, то пять тысячъ и потомъ безчисленное множество людей, стекаясь въ одинъ союзъ, отказывались отъ своей собственности, знали только общее имущсство, и между ними не было ни одного бедняка (о удивительное равенство состоянія, котораго истинно нельзя было вообразить прежде, чемъ оно осушествилось на деле!) и ни одного богача. Елицы бо господіе селомъ, сказано, или домовомъ бяху, продающе приношаху цены продаемыхъ и полагаху при ногахъ Апостолъ: даяшеся же коемуждо, егоже аще кто требоваше (Деян. 4, 34–35). Слышишь, Юліанъ, господà продавали? — «Однако же не все». Пусть такъ; но это было только въ самомъ начале. А съ того времени и доныне эта заповедь сохраняетъ свой неувядаемый цветъ красоты, которымъ изукрашаясь, души человеческія, отъ гнилости и смрада разрушительныхъ страстей привлекаются къ спасительному и животворному благоуханію добродетели; и поныне она исполняется во всехъ концахъ вселенной, устрояя счастіе и частныхъ лицъ, и целыхъ, необъятныхъ народовъ, которые чрезъ нее познали достоинство подвижнической, небесной жизни: — ясное доказательство, что она и на деле достойна полнаго удивленія, какъ всякое живое и действенное слово Господне. Склоняя къ себе достойныя души человеческія и внедряя въ нихъ доброе семя свое, она даетъ познавать себя отъ плода, такъ–что потомъ все прославляютъ могущество и мудрость Вертоградаря. Мало того: она составляетъ основаніе и корень всехъ добродетелей и подвиговъ. Ибо те, кои на земле, проводятъ жизнь небесную, начинаютъ съ этого правила: продаждь именіе и даждь нищимъ; безъ того не можетъ состояться никакое нравственное совершенство. Не ею ли одушевляясь, люди возвышаются надъ привязанностію къ земнымъ благамъ, подъемлютъ аскетическіе подвиги и устремляютъ весь умъ свой къ тому, чтобы, какъ говоритъ Апостолъ, разрешитися и со Христомъ быти, — къ тому, чрезъ что достигается познаніе Отца въ духе, познаніе совершеннейшее, открывающееся безъ зерцала, — зрелище самое вожделенное, — благо самое верховное, — цель самая последняя!…

И такъ сія спасительная заповедь Господа не только могущественно удерживаетъ за собою благовидность и последовательность въ словахъ, низлагая и посрамляя все противо–борствующее, но и своимъ исполненіемъ и процветаніемъ по всей подсолнечной наводитъ краску стыда на враговъ своихъ гораздо больше, чемъ успеваютъ они пристыдить насъ своими софизмами.

Вотъ все, что уберегъ я отъ забвенія изъ доводовъ моихъ противъ Юліана–Отступника, который злоумышлялъ и открыто вооружался на нашу Религію. Но какъ ты углубляешься въ божественное ученіе изъ одной любознательности и разсуждаешь о немъ богоприлично, то, я уверенъ, для решенія твоего вопроса довольно будетъ тебе и не многаго изъ этого обличенія.

Печатается по изданiю: Фотія, Святейшаго Патріарха Константинопольскаго, Письма. // Журналъ «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». – 1846 г. – Часть II. – с. 9–26.

Беседа на Благовещеніе Пресвятыя Богородицы [34].

Коль возлюбленна селенія твоя, Господи силъ (Псал. 83, 1), воскликну я въ настоящее время вместе съ пророкомъ Давидомъ, видя дворы церкви переполненными сонмомъ разумныхъ овецъ, собравшихся въ многоцветномъ украшеніи и разнообразіи. По истине, коль добри доми твои Іакове, и кущи твои Израилю, яко дубравы осеняющыя, и яко садіе при рекахъ, и яко кущи яже водрузи Господь, и яко кедри при водахъ (Числ. 24, 5–6). Хорошо и справедливо изобразилъ и это пророкъ, хотя пророчествовалъ о нашемъ положеніи, находясь вне нашего двора. И я, съ радостью видя, что боговдохновенные глаголы, сказанные въ древности, вполне осуществляются ныне на деле, самъ громкимъ голосомъ и съ радостью возглашаю ихъ теперь въ начале своего слова, ибо действительно кущи новаго Іакова, удостоеннаго видеть Бога во плоти, пріятны для созерцанія и вполне достаточны для того, чтобы вознести на высоту божественной любви душу техъ, вниманіе которыхъ, возбуждаемое прекрасными для телеснаго взора зрелищами, можетъ направляться къ духовной и божественной красоте. Но почему вы, народъ Божій и христолюбивейшій изъ царей [35], съ такимъ усердіемъ и такъ торжественно собрались вокругъ меня и украсили сей священный и божественный храмъ? Какая причина настоящаго вашего стеченія, и что это за радость у васъ, и что за торжественное собраніе? Конечно, вы пришли сюда прославить Благовещеніе Дщери человеческаго рода и сорадоваться радости Матери Слова, — вы, какъ показываетъ прекрасное и величественное украшеніе ваше, соревнуете другъ другу въ празднованіи начала и божественнаго основанія общаго нашего спасенія. Ибо по–истине Благовещеніе Приснодевы есть основа нашего спасенія, которая поддерживаетъ не крышу какого–либо одного зданія, уходящую въ высоту, и служитъ твердой почвой не для селенія или какого–либо города, находящихся на земле, но исправляетъ, обновляетъ и укрепляетъ все человеческое естество наше, пораженное великимъ грехомъ. И какъ после заложенія хорошаго и прочнаго основанія для дома радость и веселіе наполняютъ души всехъ техъ людей, которые имеютъ надежду поселиться въ этомъ доме, и избавляютъ ихъ отъ прежнихъ тревогъ, такъ и после того, какъ Творецъ–Слово мудро и богоприлично положилъ основаніе нашего спасенія и создалъ для насъ начало радости и торжества, человеческое естество обновляется и, избавившись отъ наказанія за преслушаніе, т. е. отъ болезни, приводившей къ смерти, пріобретаетъ безсмертіе, какъ новый образъ свой. Итакъ, справедливо человеческое естество наследуетъ радость, поелику въ немъ водворяется благодать богоподобія и оно, избавившись отъ греховнаго влеченія къ нечестію, какъ отъ жала демонскаго, приводится къ Единому Жениху своему, Творцу и Создателю. Справедливо человеческое естество торжествуетъ, ибо получаетъ благовестіе, что одна изъ дщерей его назначена избранною невестою для Творца. Справедливо человеческое естество возвеличивается, ибо получило весть о примиреніи съ Господомъ и сбрасываетъ съ себя ненавистное иго рабства.

Итакъ, настоящее торжество есть начало всехъ торжествъ, поелику служитъ для насъ залогомъ небеснаго обогащенія и все снабжаетъ нетленнымъ богатствомъ явленія среди насъ Господа, соделываетъ очищеніе нашего естества и даруетъ намъ наслажденіе благами вечными. Въ этомъ торжестве съ радостью участвуетъ сонмъ пророковъ, укрепляемый даромъ боговиденія и осеняемый крыломъ невещественнаго житія, которое они, хотя проводили эту бренную жизнь, уразумели лучше, чемъ жизнь по человеческому естеству, и, громко возвещая истину пророчествъ, уготовляютъ брачный чертогъ Господа. Сюда стекается и соборъ апостоловъ, которые, прошедши концы вселенной и огласивъ ихъ проповедью о спасающемъ Слове, чистыми руками показываютъ богатство Невесты–Девы. На это торжество собираются и хоры мучениковъ и своею кровію, пролитою во время подвиговъ и страданій, украшаютъ порфиру царскаго чертога. Здесь присутствуютъ и чины безплотныхъ силъ и, воспевая вместе съ архангеломъ Гавріиломъ пребываніе Господа среди людей, дориносятъ его снисхожденіе, и — земная жизнь обращается въ небесный міръ. Ныне Дева отъ лица всего человеческаго рода становится невестою общаго Господа, и — человеческое естество, отвергнувъ союзъ любострастія и рабскаго греха, опять, после продолжительнаго времени, обращается къ супружеской и дружеской добродетели и благоразумно, а вместе и съ радостью пріобретаетъ любовь къ такому сожитію. Ныне Дева приносится отъ людей Господу какъ начатокъ, и — чудеснымъ образомъ совершается великая и отъ века тайна человеческаго возсозданія. Ныне дщерь Адама, спасшись отъ паденія праматери Евы и оставшись чистою отъ происходящей изъ сего скверны, является предъ Создателемъ прекрасною и цветущею и устрояетъ человеческому роду спасеніе. Ныне архистратигъ безплотныхъ силъ, слетевши съ небесныхъ круговъ, является къ Маріи и, возвещая Деве благую весть о пришествіи Господа, начинаетъ ее величественнымъ словомъ: радуйся, благодатная, Господь съ тобою (Лук. 1, 28), и — вся тварь чрезъ нее наполняется радостью. Архангелъ является къ Маріи, благоухающей и безгрешной отрасли изъ рода Давидова, къ преславному, великому и богосозданному украшенію человеческаго естества. Ибо сія Дева, такъ сказать, отъ первыхъ дней своей жизни обратилась къ добродетели и, преуспевая въ ней, проводила на земле жизнь неземную и, открывши врата пути къ добродетели, сделала не невозможнымъ этотъ путь для подражанія темъ, у кого существуетъ неугасающая любовь достигнуть небеснаго чертога. Кто же бываетъ еще съ детства такъ воздержанъ въ отношеніи къ удовольствіямъ? Конечно, не те жены, которыя, презревши брачныя узы, стремятся лишь къ собственнымъ удовольствіямъ, или же, сохраняя писанные законы, увлекаются однако житейскими теченіями и все помыслы свои направляютъ къ развлеченіямъ. Но блаженная Дева не позволяла склоняться своимъ мыслямъ ни къ одному изъ сихъ делъ, а была всецело предана божественной любви и этимъ, равно и всеми прочими делами своими показывала и возвещала, что она поистине была обречена въ невесты Творцу всего даже прежде рожденія своего. И самое сердце свое связавши, какъ некотораго страшнаго зверя, безстрастіемъ ума, какъ бы неразрывными узами, она крепостью своихъ помысловъ всю душу свою соделала священнымъ храмомъ кротости и никогда не обнаруживала проявленія отваги, никогда не возгордилась и даже не произнесла ни одного слова порицанія и негодованія во время страданія Господа, при которомъ она присутствовала, тогда какъ матери, при подобныхъ страданіяхъ своихъ детей, обыкновенно выражаютъ свою скорбь. Такая сила есть достаточное свидетельство разума и отъ начала присущаго Деве терпенія и добраго направленія мыслей. И крепость ея души создала прекрасный плодъ: делами и словами правильнаго уразуменія и чистой мысли она получила такой даръ, посредствомь котораго легко и многоразлично противостояла всемъ возмущеніямъ и испытаніямъ жизни, которыя воздвигала сила злыхъ духовъ, и даже на короткое время не позволяла приражаться къ ней действію зла. Такимъ образомъ, когда Дева, при содействіи указанныхъ средствъ, оказалась достойною небесныхъ чертоговъ и своею красотою облистала нашу безобразную природу, которую осквернилъ грехъ прародителей, тогда предсталъ предъ нею Гавріилъ, провозвестникъ тайны явленія Царя, и свободно и громкимъ голосомъ воскликнулъ: радуйся, благодатная, съ тобою Господь (Лук. 1, 28), избавляющій чрезъ тебя весь родъ человеческій отъ древней печали и гибели. Посему и праотецъ Давидъ, взявши духовныя гусли, радуется духомъ благовестію Дщери своей и, ударяя пророческими перстами по звонкимъ струнамъ, начинаетъ играть радостную песнь, достойную девственнаго чертога и спасительную для всего міра. Слыши дщи и виждь и приклони ухо твое и забуди люди твоя и домъ отца твоего, и возжелаетъ царь доброты твоя, зане Той есть Господь твой (Псал. 44, 11–12) и всехъ насъ, и мы и вся тварь благоговейно покланяемся Ему, какъ общему Господу и Творцу всего. Слыши дщи и склони ухо твое къ словамъ Гавріила, ибо посредствомъ пречистаго его благовестія Тебе мы избавились отъ греха преслушанія, который советъ змія, достигшій слуха Евы, излилъ, какъ ядъ, на весь родъ человеческій, и теперь мы можемъ слушать и повиноваться только повеленіямъ Создавшаго насъ. Слыши дщи и покорно прими благовестіе зачатія, ибо постоянное и совечное Слово Отца, не лишаясь собственнаго существа и не изменяясь въ самую плоть (ибо это было бы крайнимъ оскорбленіемъ Божественнаго существа и неудобоносимо для человеческаго естества), но неслитно и нераздельно сохраняя то и другое естество, пришедшее въ единеніе, богоприлично избралъ пребываніе въ Тебе для моего возсозданія и человеколюбиво отверзъ намъ небесныя обители для жительства.

Что же можетъ быть пріятнее этой радости? Что торжественнее настоящаго празднества? Что выше нынешняго торжества? Мы удаляемся отъ земли и возносимся на небо, избавляемся отъ тленія и облекаемся въ нетленіе, избегаемъ трудовъ и терній проклятія и обогащаемся благими плодами благословенія. Но, обогатившись благами божественной благодати, принесемъ плоды и нашей собственной жизни; пусть наша душа украшается брачнымъ украшеніемъ и сіяетъ великолепіемъ, не увлекаясь никакимъ деломъ прелюбодеянія и тьмы и не омрачая блеска тела собственною нечистотою. Часто городá разделяютъ свою славу съ другими соседними городами, а равно отдельныя семьи заключаютъ другъ съ другомъ брачные союзы и призываютъ къ себе всехъ находящихся съ ними въ родстве, и все съ радостью стекаются на брачное торжество, хотя имъ и нетъ никакой пользы отъ этого брака, ибо какая польза можетъ имъ быть отъ того, что другіе вступаютъ въ бракъ для того, чтобы иметь детей, которыхъ пока еще нетъ? Однако каждый съ большою готовностью приноситъ невесте брачные дары, одинъ золото, другой серебро, иной ожерелье изъ жемчуга, а другіе то, что имеютъ у себя пригоднаго для украшенія и обогащенія. Но чему мне уподобить то, что ни съ чемъ несравнимо? Какъ изобразить то, чему отъ века не было примера? Или мне не следуетъ ничего бояться и совсемъ не дóлжно изумляться, хотя у меня и нетъ подобнаго примера? Ибо Богъ, благоволившій жить среди людей, Самъ человеколюбиво даровалъ мне возможность приводить это въ примеръ. Итакъ, когда гражданка выдается замужъ, сограждане приносятъ ей дары, а кроме того возжигаютъ светильники, поютъ иногда брачную песнь, рукоплещутъ, сопровождаютъ брачущихся и делаютъ все то, что пріятно и угодно пригласившимъ ихъ на бракъ. Мы же, вся совокупность человеческаго рода, — поелику непорочная невеста, Приснодева Марія, чистая дщерь нашего рода только одна избирается невестой Всецаря и Господа всего и при томъ не отъ одного города и не отъ одного народа, но изъ всехъ девъ всей вселенной, — что мы можемъ совершить достойнаго сего брачнаго союза? Какой можемъ принести даръ, приличествующій настоящему торжеству? — Вы желаете знать, и — я скажу вамъ, но пусть никто не оправдывается трудностью: людямъ нерадивымъ можетъ быть тягостенъ всякій советъ, но не повеленіе исполнить, насколько возможно для человека то, что свыше возвещено и заповедано; посему предстоящая речь не моя, но основывается на ученіи Духа Святаго. Итакъ, те, которые не вступили въ бракъ, пусть принесутъ Деве въ даръ свое девство, ибо Приснодеве ничто не можетъ быть такъ угодно и пріятно, какъ девство. Находящіеся въ браке пусть принесутъ опытъ жизни, который должны передавать своимъ детямъ, целомудріе, содействующее спасенію (1 Тим. 2, 15), и снисхожденіе къ вступившимъ во второй бракъ; ибо целомудріе, хотя и далеко отстоитъ отъ девства, но родственно съ нимъ какъ потому, что исполняетъ благословеніе Божіе касательно рожденія детей, такъ и потому, что предохраняетъ человека отъ необузданности. Допустившіе паденіе въ одномъ изъ сихъ (въ девстве и целомудріи) пусть принесутъ покаяніе въ содеянномъ, слезы, прощеніе должникамъ и милосердіе къ беднымъ, ибо все это есть прекрасный даръ Господу. Другіе пусть принесутъ справедливость и пощаду враговъ, ибо зачемъ стараться делать ближнимъ то, отъ чего ты самъ плачешь и стенаешь, когда тебя теснитъ и мучитъ другой? Иные пусть несутъ терпеніе и мужество въ несчастіяхъ, ибо и такой подвигъ не оставляется безъ награды. Другіе пусть приносятъ въ даръ кротость и страннопріимство, ибо и это служитъ причиною божественнаго къ намъ снисхожденія. Вообще каждый изъ всехъ, собравшихся въ этотъ небесный и царскій брачный чертогъ, пусть принесетъ даръ, пріятный Деве и достойный столь великой невесты; ибо сколько бы даровъ ни принесено было Ей, Женихъ и Богъ нашъ будетъ радоваться имъ. А кто ничего не принесъ въ честь Невесты, тотъ, какъ оскорбившій Жениха, будетъ строго изгнанъ изъ брачнаго чертога.

Если же обратить вниманіе на архистратига Гавріила, служителя тайны Девы, благовестника и изъяснителя спасенія, и если уразуметь, что онъ наблюдаетъ за всякимъ даромъ, посылаемымъ Господомъ каждому, то всемъ вамъ станетъ понятно, что немалая предстоитъ намъ борьба и немалый подвигъ предлежитъ каждому въ попеченіи о душе. Онъ исчисляетъ и изследуетъ всехъ собравшихся на торжество и техъ, кои приносятъ дары, онъ признаетъ достойными брачнаго чертога и священной тайны, а ничего не принесшихъ онъ удаляетъ и изгоняетъ. Итакъ, я весьма боюсь и трепещу, что онъ, оказавшись и ныне среди насъ (ибо невозможно служителю божественнаго брачнаго союза не присутствовать на этомъ торжестве) и явившись для наблюденія и испытанія всехъ насъ, однихъ признáетъ достойными брачнаго чертога, а другихъ далеко отгонитъ отъ дверей его. Боясь за васъ и за себя, я, какъ и прежде часто внушалъ вамъ быть готовыми, такъ и теперь не уклоняюсь отъ свойственныхъ и доступныхъ мне увещаній. А такъ какъ у меня самого не приготовлено никакого достойнаго дара, то я решилъ прибегнуть къ брачному гимну въ честь Приснодевы, коего учителемь и вдохновителемъ я почитаю участника настоящаго великаго праздника и свидетеля торжества. Можетъ быть, въ то время какъ онъ поетъ въ честь Девы и вниманіе всехъ обращено на него, онъ пощадитъ меня и не удалитъ, не заключитъ меня въ узы, какъ оскорбителя царскаго торжества, и не подвергнетъ каре виновныхъ, но причислитъ меня къ сонму приносящихъ дары. Для человеколюбиваго Судіи вполне возможно, чтобы у не имеющихъ дара для приношенія заменяло его искреннее желаніе, хотя бы они и не совершили ничего достойнаго ихъ намеренія. Посему я, съ великимъ страхомъ и любовью, взываю умомъ и устами: радуйся, Дево, убежище моей слабости и скудости. Радуйся, благодатная, Коею болезнь исцеляется, разрушеніе упраздняется, виновникъ гибели умерщвляется и діаволъ низвергается и попирается. Радуйся, благодатная, ибо жестокое осужденіе человеческаго рода уничтожается сладостію Твоихъ благовестій, и мы, освободившись отъ злыхъ последствій преступленія, увенчиваемъ себя украшеніями, созданными происшедшимъ изъ Тебя богоявленіемъ. Радуйся, благодатная, разумное и богосозданное зерцало сокровеннаго веденія боговдохновенныхъ пророковъ, въ коемъ они таинственно созерцали снисхожденіе къ намъ Слова и, какъ трубы, вдохновлямыя Духомъ Святымъ, во все концы земли возвестили о твоемъ зачатіи и рожденіи. Радуйся, благодатная, прибежище радости всего міра, въ коемъ низвергнуто осужденіе перваго наказанія и создана черезъ Тебя великая радость. Радуйся, благодатная, добрóты Коей, сохранившей и душу и тело и помыслы въ чистоте, возжелалъ Царь всехъ для обновленія и возсозданія образа, обветшавшаго вследствіе коварства и многоразличныхъ нападеній лукаваго. Посему лицу Твоему помолятся богатіи людстіи (Псал. 44, 12), обогатившіеся чрезъ Тебя благочестіемъ и избавившіеся отъ безобразныхъ пороковъ прежняго образа. Радуйся, даровавшая Творцу плоть, освободившая насъ отъ скудости, не лишившаяся ключей девства и истребившая рукописаніе греха (Кол. 2, 14). Радуйся, одушевленный ковчегъ Божій, въ которомъ поселился второй Ной и спасъ человеческое естество наше, почти все затопленное волнами греха, и даровалъ намъ образы и примеры иной божественной жизни. Радуйся, изготовленная Богомъ пещь, въ коей Творецъ, очистивъ наше естество самымъ чистымъ девственнымъ смешеніемъ, избавилъ отъ оной гибельной тягостной ветхости, возсоздавъ человека въ новую тварь.

Но зачемъ стремиться высказать подробно въ слове то, чего не могутъ изъяснить и ангелы, предъ чемъ слабеетъ сила речи, всякій порядокъ похвалъ оказывается недостаточнымъ, всякій умъ смущается въ самомъ начале размышленія, отказывается его продолжать и сознаетъ свое безсиліе? Посему лучше почтить нынешнее таинство благоговейнымъ молчаніемъ, чемъ дерзновеннымъ словомъ. Уже и Женихъ, уготовавъ время всеобщаго пира и призвавъ на таинственную и подающую безсмертіе трапезу и техъ, кои, по своимъ деламъ, не вполне достойны ея, по своему человеколюбію даетъ возможность и нашему смиренію нести священное служеніе Богу, призывая къ совершенію таинства, коего безъ суда да удостоимся все, по ходатайству Приснодевы и Богородицы, молитвами Коей Христосъ истинный Богъ нашъ, родившійся отъ Нея непостижимымъ для нашего ума образомъ, явившій благочестиваго и вернаго царя нашего страшнымъ для враговъ, да покажетъ Его любезнымъ народу и да удостоитъ вместе съ нами небеснаго чертога, ибо Его есть царство и Ему славу возсылаемъ съ Отцемъ и Святымъ Духомъ ныне и присно и во веки вековъ. Аминь.

Печатается по изданію: Беседа на Благовещеніе Пресвятыя Богородицы, святейшаго Фотія, патріарха Константинопольскаго. // «Прибавленія къ Церковнымъ ведомостямъ, издаваемымъ при Святейшемъ Правительствующемъ Синоде». – 11 Марта 1900 года, № 11. – С. 419–426.

Святейшего Фотия, архиепископа Константинопольского, первая гомилия «На нашествие росов» [36]

1. [5] Что это? Что за гнетущий и тяжкий удар и гнев? Откуда обрушилась на нас эта страшная гроза гиперборейская [37]? Что за сгустившиеся тучи горестей, [6] каких осуждений суровые скрежетания исторгли на нас эту невыносимую молнию? Откуда низвергся этот нахлынувший сплошной варварский град — не тот, что срезает пшеничный стебель и побивает колос, не тот, что хлещет по виноградным лозам и кромсает недозревший плод, и не ломающий стволы насаждений и отрывающий ветви — что часто для многих бывало мерой крайнего бедствия, — но самих людей тела плачевно перемалывающий и жестоко губящий весь род [человеческий]? Откуда или отчего излился на нас этот мутный отстой — чтобы не сказать сильнее — таких и стольких бед? Разве не из–за грехов наших все это постигло нас [38]? Разве не обличение это и не торжественное оповещение о наших проступках? Не знаменует ли ужас настоящего страшные и неподкупные судилища будущего [39]? Не все ли мы ждем, — скорее, каждому очевидно, — что даже огненосец не спасется (Пословица: в древней Греции огненосец со священным факелом сопровождал войска и считался неприкосновенным, его гибель означала гибель всеобщую (ср. Herodot. Hist. VIII.6; Theoph. Cont. II.25; Leo Diacon. Hist. VI.10)) для потомков от этого несчастья и больше никто не окажется оставшимся в живых? [7] Воистину, беззакония — бесчестие народов (Притч. 14, 34) и как обоюдоострый меч (Сир. 21, 4) для всех прибегающих к нему. Мы были избавлены от зол, которыми бывали часто застигнуты; надо благодарить — но мы не заблагорассудили. Мы были спасены — и не радели. Были охраняемы — и пренебрегали тем, за что следовало опасаться возмездия. О разум жестокий и безрассудный [40], разве не достоен он претерпеть ужасы и бедствия! Мы строго взыскивали с задолжавших нам какую–либо малость, хотя бы пустяк, и наказывали их; мы не вспоминали о благодарности, когда благодеяние минуло; мы не сжалились над ближними, поскольку получили прощение, но как только избавлялись от грозивших ужасов и опасностей [41], делались для них еще свирепее; не считаясь ни с обилием и тяжестью собственных долгов, ни со снисхождением к ним Спасителя; не постыдившись ничтожности долга таких же как и мы рабов, даже мысленно не сопоставимого с нашим, мы, человеколюбиво освобожденные от многого и великого, за малое бесчеловечно поработили других [42]. [8] Мы радовались — и приносили горе; были прославляемы — и бесчестили; мы окрепли, достигли процветания — и возгордились, стали безумствовать. Мы утучнели, отолстели и разжирели, и если и не оставили Бога, как некогда Иаков, то как возлюбленный оттолкнули, насытившись (Вт. 32, 15), и как упрямая телица упорны стали (Ос. 4, 16)к заповедям Господа и пренебрегли требованиями Его.

Из–за этого шум брани на земле нашей и великое разрушение; из–за этого Господь открыл ханилище Свое и взял сосуды гнева Своего (Иер. 50 (27), 22; 25), из–за этого выполз [43] народ с севера, словно устремляясь на другой Иерусалим, и народ поднялся от краев земли, держа лук и копье; он жесток и немилосерд; голос их шумит, как море. Мы услышали весть о них — точнее, увидели воочию скопище их [44], — и руки у нас опустились; скорбь объяла нас, муки, как женщину в родах. Не выходите в поле и не ходите по дорогам, ибо меч витает со всех сторон! [9] (Ср.: Иер. 6, 22–25) Что мне сказать тебе, — воскликнет ныне со мной Иеремия, — град царственный? Кто спасет тебя и утешит тебя, ибо великим сделалось жерло раны твоей? Кто исцелит тебя? (Плач 2, 13)

Теперь вы рыдаете… И меня едва не поглотила скорбь, прервав мою речь. Но что вы кричите мне? Что сетуете? Послушайте меня, уймите немного вопль и дайте путь словам. Ведь и я лью слезы с вами — но как пламя, разгоревшееся со временем, не тушат мелкие капли (надо ли говорить, что только еще сильнее разжигают его?), так и гнев Божий, воспламененный нашими грехами, не удастся умилостивить преходящими слезами. И я лью слезы с вами, но презрели мы [45] слезы многих несчастных — не говорю уже, что опустошили [46] их. И я лью слезы с вами, если только настоящее время — время для слез; но не слишком ли велико случившееся несчастье для пролития слез? Ибо бывают, подлинно бывают превыше слез многие несчастья, [10] когда всё внутри воспалено укоренившимся [горем] или же сильно стиснуто и сжато, так что источаемая из глаз влага зачастую не может излиться [47]. Не вижу я ныне пользы от плачущих: ведь когда на наших глазах вражеские мечи утопают в крови наших соотечественников, мы же, видя, что нужно прийти на помощь, в растерянности не решаемся сделать это и пускаемся в слезы — какое утешение приносит это несчастным? [48] Кровь, хлынувшая из расчлененных тел, потекла бы бульшими реками, чем слезы, источаемые из наших глаз; но в то время как скверна прегрешений не счищается истекающими оттуда потоками крови, неужели смогут смыть ее струи из глаз?

Не теперь рыдать следовало бы, возлюбленные, но изначала ненавидеть грех; не теперь горевать, но издавна избегать наслаждений, от которых произошло наше горе. Ибо все равно что порабощенным жестокими господами не желать терпеть наказание бичеванием, так и нам, предавшим самих себя постыдным деяниям — умолять о пощаде от кар, попущенных по правосудию Божию (Ср.: Рим. 2, 5). Не теперь надо бы сетовать, но всю жизнь соблюдать целомудрие; не теперь расточать богатство, когда не знаешь сам, останешься ли его хозяином, но издавна воздерживаться от чужого, [11] пока нынешняя пагуба еще не укоренилась среди нас; не теперь торговать милосердием, когда торжество жизни вот–вот разрушится наступившими бедами, но никогда не поступать несправедливо, покуда имелась власть быть могущественным; не теперь бдеть на всенощной и прибегать к молебнам, бить себя в грудь и глубоко стенать, воздевать руки и преклонять колени, проливать слезы и скорбно взирать — когда настигли нас отточенные жала смерти (1 Кор. 15, 56). Все это следовало делать давно, давно — заняться делами добрыми, давно — раскаяться в злых. Ибо когда мы делаем это теперь, перед Судией в высшей степени справедливым и вовсе не склонным заменять приговор снисхождением [49], думаю, не к милости побуждаем Бога, но становимся горькими обвинителями имеющихся у нас грехов. Ведь те, кто ныне нашли в себе и способность, и силы жить целомудренно и боголюбиво, но при этом до того, как пришла лавина бед, не сделавшие ничего отвечающего добродетели и спасению, но столь беззаботно и легкомысленно запятнавшие страстями собственные души — разве не выступают они сами собственными обвинителями? [12] Ибо что же, скорбящий теперь, ты [50] раньше не воздерживался от неумеренного смеха, непристойных песен и сценических забав? Что же, теперь поникший взором, ты сдвигал брови и надувал щеки, являя лик, исполненный тиранства? Что же, милостивый к обиженным и хвалящийся состраданием, ты сам как чума обрушивался внезапно на первого встречного? Одним словом, что же, ныне принося пользу всем и вся, ты раньше ни с кем не вел себя сдержанно? Но ты высоко мнил о себе, глава беззаконных рук [51], и если не удавалось тебе отомстить заподозренному, жизнь считал ты не в жизнь; и в то время как нищий, голодающий у дверей (Ср.: Лк. 16, 20–21), был изгнан с омерзением, знаменитые насмешники, [52] насыщаясь твоими яствами и богатствами, ничуть не менее упивались и твоим простодушием; ты и любовью друзей пренебрегал за малую выгоду, и природным родством гнушался, и порывал связи знакомства — словно какой–то умопомраченный человек, человеконенавистный и склочный. Уж конечно же я не собираюсь перечислять здесь кражи и грабежи, непристойности и прелюбодеяния (Ср.: Мф. 15, 19) и другие непотребства [13] — великое и предостаточное горючее для этого разожженного и охватившего нас пламени. Знаю, что и вы ныне, сознавая все это, скорбите и печалитесь; но время стремительно, и Судья неподкупен, и угроза ужасна, и число грешников велико, и покаяние недостаточно. Часто сеял я слова увещевания в уши ваши, слова предостережения; но, как видно, произросли они в терниях (Лк. 8, 5–6). Я стыдил, бранил, указывал вам на пепел содомитов и на предшествовавший потоп, когда земля оказалась затоплена водами и род человеческий постигла всемирная гибель. Часто ставил я вам в пример народ израильский — избранный [53], возлюбленный, священство царственное (Исх. 19, 6), — за ропот, [14] за пререкание, за неблагодарность и тому подобные прегрешения бичуемый, врагами покоренными унижаемый и теми, над кем он торжествовал победу, одолеваемый, избиваемый, уничтожаемый. Часто внушал я вам: берегитесь! исправьтесь! обратитесь! Не дожидайтесь, пока изощрен будет меч — лук натянут! (Ср.: Пс. 7, 13 (в тексте LXX о мече сказано в будущем времени, о луке — в прошедшем; в русском переводе такого различия нет)) Не принимайте долготерпение за повод к пренебрежению! Не делайте зла в ответ на великое милосердие!

Но зачем я буду бередить сердца ваши, и так воспаленные? Или лучше ныне порицать опечаленных, чем отпустить отсюда безнаказанными получать [вышний] приговор, и использовать настоящее бедствие в помощь к обличению вас? Или же, опасаясь страданий, оставить не изобличенным непослушание и прегрешение? Так что же? Мы увещевали, грозили, говоря о Боге: Бог наш ревнитель, долготерпелив, но если прогневается — кто устоит? (Ср.: Наум 1, 2; 3; 6)

2. [15] Все это говорил я, но, как видно, прял в огонь (Древнегреческая поговорка [Corpus paroemiographorum graecorum / Ed. E. L. von Leutsch, F. G. Schneidewin. Go ttingen, 1839. T. I. P. 130]) — ибо теперь мне можно — о, если бы не пришлось к месту! — вспомнить эту поговорку; ведь вы не обратились, не раскаялись, но отяготили уши свои (Зах. 7, 11), чтобы не слышать слово Господне. Из–за этого излился на нас Его гнев, и Он был бдителен к грехам нашим (Бар. 2, 9) и обратил лице Свое против нас (Иез. 15, 7). Горе мне, что продлилось пребывание мое (Пс. 120 (119), 5 (русский синодальный перевод даёт иной смысл)) — хотя и недолгое [54], — восклицаю я с Давидом псалмопевцем; продлилось так, что, взывая, я не был услышан и что вижу как туча варваров затопляет кровью иссушенный грехами град наш. Горе мне, что я сохранен был для этих бед; что мы сделались посмешищем у соседей наших, поруганием и посрамлением у окружающих нас (Пс. 79 (78), 4); [16] что коварный набег [55] варваров не дал молве времени сообщить о нем, чтобы были обдуманы какие–нибудь меры безопасности [56], но сама явь бежала вместе с вестью — и это в то время [57], как нападали оттуда, откуда [мы] отделены столькими землями и племенными владениями, судоходными реками и морями без пристаней [58]. Горе мне, что вижу народ жестокий и дикий [59] безнаказанно обступившим город и грабящим пригороды, все губящим, все уничтожающим — поля, жилища, стада, скот, жен, детей, стариков, юношей — все предающим мечу, не слушая никаких воплей, никого не щадя. Погибель всеобщая! Как саранча на ниву и как ржа на виноградник, точнее — как вихрь, или буря, или ураган, или не знаю что еще, обрушившись на нашу землю, он погубил целые поколения жителей. [17] Блаженны те, кто пал жертвой кровавой руки варвара, ибо, погибнув, они тем скорее избежали переживания охвативших нас отчаянных бедствий; если бы отошедшие от всего этого [в мир иной] могли чувствовать, и они вместе со мною оплакивали бы еще остающихся, которые, наполнившись теми горестями, от которых непрерывно страдают, никак не избавятся от них и там, где ищут смерть, не находят ее. Ибо гораздо предпочтительнее один раз умереть, чем постоянно ожидать смерти, непрестанно оплакивая страдания ближних и сокрушаясь душою.

3. Где ныне василевс христолюбивый [60]? Где войска? Где оружие, [оборонительные] машины, полководческие советы и приготовления? Разве не нашествие других варваров [61] перенесло и отвлекло на себя все это? И василевс выносит дальние труды за рубежами [империи] [62], воинство отправилось с ним и разделяет тяготы, — нас же истощает гибельное убийство, на наших глазах настигшее одних и уже настигающее других. Этот скифский народ [63], жестокий и варварский, выползя [64] из самых предвратий города, будто полевой зверь объел (Пс. 80 (79), 14) окрестности его. [18] Кто же будет сражаться за нас? Кто выступит против врагов? Мы лишены всего, беспомощны со всех сторон [65]. Какая скорбь сравнится с этими бедствиями? Какой плач сможет выразить безмерность обступивших нас несчастий? Приди ко мне, сострадательнейший из пророков (Имеется в виду пророк Иеремия)! Оплачь Иерусалим, не тот древний, — столицу одного народа, от одного корня давшего двенадцать отраслей, — но тот, что над всей вселенной, какую только озаряет христианский закон, господствует древностью и красою, величием и блеском, богатством и обилием жителей. Оплачь со мной сей Иерусалим, еще не захваченный и не павший в прах, но стоящий на грани захвата и потрясаемый видимым; оплачь царицу городов, не уведенную пока в плен, но чья надежда на спасение уже пленена; взыщи голове воду и глазам источник слез (Иер. 9, 1), и сострадай, и печалься за нее, ибо плачущая плачет в ночи, и слезы ее на ланитах ее, и нет у нее утешителя (Плач 1, 2),ибо грех согрешил Иерусалим, и за то сделался отвратителен (Плач 1, 8), [19] и поражавшиеся его мощью смеются над ним; ибо ниспослал Господь огонь в кости его и накинул ярмо Свое на шею нашу, и дал в руки наши мучения, которые не можем выдержать (Плач 1, 13–14 (русский синодальный перевод дает несколько иной смысл)); оплачь, ибо истощились от слез глаза мои (Плач 2, 11), волнуется моя внутренность и сердце мое перевернулось во мне за то, что я, сопротивляясь, воспротивилась, и отвне обесчадил меня меч (Плач 1, 20), и разинул враг пасть свою, и заскрежетал зубами, говоря: Поглощу ее! (Плач 2, 16–20) О град царственный! Скопище каких бедствий захлестнуло тебя! И происходящие из чресл твоих (Ис. 48, 19), и те, кто роскошно обустроился перед городской стеной — снискав жребий по варварскому закону пожираются недрами моря и пастью огня и меча [66]. О добрая надежда всех! Какая гроза бедствий и множество ужасов, окружив со всех сторон, унизили твою знаменитую славу! [20] О град, царствующий едва ли не над всей вселенной, какое войско, безначальное [67] и рабским образом [68] снаряженное, издевается над тобою как над рабынею! О град, украсившийся добычей от многих народов, какой народ вздумал сам обобрать тебя! О тот, кто водрузил множество трофеев в честь побед над врагами в Европе, Азии и Ливии, каким образом ныне направила на тебя копье рука варварская и низменная, кичась пронести трофей победы над тобой! Ибо всё дошло у тебя до такой порчи, что и твоя неодолимая сила [69] словно перебродила в глубочайшее бессилие, а бессильное и униженное [племя] противников — [о] человеколюбивое Око! [70] — пробует показать на тебе силу руки и украситься именем славы. О царица царствующих градов, многих выручавшая из опасностей союзничеством, многих поставленных на колени распрямлявшая оружием, ныне же лежащая в разорении и совершенно лишенная заступников! [71] О благодать и сияние святых храмов, о величие и краса, изящество и великолепие, о [место] жертв бескровных, трепетных приношений и трапезы таинственной, о алтарь, место заповедное и священное — как грозят ноги врагов твоих осквернением! [21] О святыня чтимая, и вера непорочная, и служение чистое — как разверзлась на нас пасть нечестивых и яростных! О седины, помазание и священство иереев! О святой мой храм Божий и Божьей Мудрости, неусыпное око вселенной! [72] Рыдайте девы, дочери Иерусалима! Плачьте юноши града Иерусалимского! Скорбите и матери; лейте слезы младенцы, лейте, ибо величие страдания заставляет сопереживать и вас! Плачьте, так как умножились для вас беды (1 Макк. 1, 9), и нет избавителя (Ос. 5, 16), и нет защитника!

4. Но доколе этот плач? Доколе скорбь? Доколе рыдание? Кто услышит, и как утихнет сокрушение (Чис. 17, 13)? Кто смилуется? [22] Кто вступится за нас? Если бы был кто Моисеем, то сказал бы Господу: Если простишь им, прости; если же нет — изгладь и меня из книги жизни, которую написал! (Исх. 32, 32); а нам: Господь будет поборать за нас, а мы будем спокойны (Исх. 14, 14). Но нет, так как не стало праведного (Пс. 12 (11), 2) на земле; нет Моисея, нет и Авраама, чтобы раскрыть уста, и осмелиться, и сказать Богу: Неужели погубишь праведного с нечестивым, и праведный будет как нечестивый? (Быт. 18, 23) Нет того, кто произнес бы те человеколюбивые и удивительные призывные слова, из–за которых при десяти праведных десятитысячный [73] город, пошедший против природы, упросил [Авраам] допустить ко спасению, услышав от Бога всяческих [74]: Если найдется в городе десять — нет, не истреблю ради десяти (Быт. 18, 32). [23] Да, нет Моисея, нет Авраама, но если вы захотите — скажу невероятное, однако же истинное — сможете сами себе подготовить Моисея, сможете явить Авраама! Ведь и Моисей, когда народ вел себя беспечно, бывал — страшное дело, но еще не так страшно — не услышан в ходатайствах, но совсем уж ужасно то, что зачастую многих из тех, для которых делал все, истреблял собственноручно. И Авраам видел тех, за которых увещевал и умолял, гибнущими в испускании огня, так как пашнею их были тернии страстей. Можете, если захотите, чтобы и тот сказал вам: «Господь будет сражаться за нас, а мы будем безмолвны». Желаете ли знать, как боюсь я, что плач ваш — временный; что милосердие ваше — ненадолго; что целомудрие — краткосрочно; братская любовь [24] — покуда враждебность окруживших врагов, являясь общей бедой, подталкивает вас к единодушию; смирение и скромность нравов — пока впереди пленение; спесь попрана и гнев обуздан, и язык служит орудием духовных песнопений, а не срамных речей — покуда клич врагов поражает слух ваш; бдение в молебнах и всенощных, и пост, и стенания — пока [грозит] смерть от меча?

5. Вот что беспокоит и волнует меня гораздо больше оружия варваров. Этого боюсь, видя, как ныне легко и всеми совершается то, что прежде не делалось с трудом ни порознь, ни кем–то одним. Пугает и огорчает меня, что когда рядом наказание, тогда и мы хвалимся раскаянием; что когда случаются бедствия, тогда устремляемся к полезным делам. Поэтому и нет теперь Моисея, нет Авраама. Если же и по прошествии нахлынувшего ныне на нас горя вы сохраняли бы такую же благопристойность, и порядок, и состояние — выставили бы многих Моисеев и Авраамов, чтобы умилостивить Бога сражаться для нас и за нас. [25] Но что я говорю о Моисее и Аврааме? Самогo общего нашего и их Господа [75] сделали бы вы нашим заступником и защитником; Того, Кто привел (Ср.: Иер. 5, 15) врага за грехи наши — сокрушающим силу вражескую; наказывающего — исцеляющим; гневающегося — человеколюбивым, ибо велика милость Господа и Бога нашего и примирение Его с обращающимися к Нему (Сир. 17, 27). Сделайте священными и исправьте, по зову Иеремии, пути ваши и деяния ваши, и послушайтесь гласа Господа, и Господь отменит бедствие, которое изрек на вас (Иер. 26 (33), 13). Но вы не хотите… Не кричите, не шумите! Лучше было бы спокойно благодарить за то, от чего мы не пострадали, пока всю жизнь источались для нас щедрые источники благ, чем вопить во весь голос из страха испытать то, что следует испытать живущим неправедно, и пытаясь избежать громады бесчисленных горестей, висящей на волоске.

6. Но уймите плач, перестаньте! Сделайтесь стойкими стражами всего этого. Осмелюсь сказать: я стану порукой за ваше спасение! Говорить вам так я дерзаю из–за ваших обетов, а не из–за моих дел, из–за ваших обещаний, а не из–за моих слов. [26] Я ручаюсь за ваше спасение, если сами точно исполните обязательства; я — за избавление от несчастий, если вы — за твердое раскаяние; я — за уход врагов, если вы — за отход от страстей. Точнее, не я порукой этому, но и за себя самого, и за вас — если, конечно, вы окажетесь безоговорочными исполнителями этого уговора — я вас самих выставляю поручителями, вас самих объявляю ходатаями. Ну а Господь, будучи человеколюбив и сожалея о бедствии (Иоил. 2, 13) человеческом, скажет вам: Вот, изглаживаю беззакония твои, как облако, и грехи твои, как туман; обратись ко Мне, и Я искуплю тебя (Ис. 44, 22), и: обратитесь ко Мне, и Я обращусь к вам (Зах. 1, 3), [27] и еще: Иногда скажу о народе или о царстве, что сокрушу его и погублю; но если обратится этот народ от своих злых дел, откажусь и Я от всего зла, которое помыслил сделать ему (Иер. 18, 7–8).

7. Итак, настало время, возлюбленные, обратиться к Матери Слова, единственной нашей надежде и прибежищу. Возопим к Ней, взывая о помощи: Спаси град Свой, как Ты умеешь, Владычица! Поставим Ее посредницей к Сыну Ее и Богу нашему и сделаем свидетельницей и ручательницей нами уговоренного Ту, Кто передает просьбы наши, и источает человеколюбие от Рожденного Ею, и рассеивает тучу вражескую, и возжигает нам луч спасения. Ее ходатайством будем избавлены от нынешнего гнева, избавлены и от грядущего и неотвратимого осуждения во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему надлежит вся слава, и благодарение, и поклонение вместе со Отцем и Святым Духом, ныне, и присно, и во веки веков. Аминь!

(пер. П. В. Кузенкова)

Текст воспроизведен по изданию: Древнейшие государства. 2000

Того же святейшего Фотия, архиепископа Константинополя — Нового Рима, вторая гомилия на нашествие росов (Г2) [76]

1. [30] Знаю, что все вы понимаете, — как те, кто способен осознать отвращение Бога к людям, [31] так и те, кто к суждениям Господа относятся несколько более невежественно, — всё же всех вас я считаю усвоившими и уразумевшими, что напавшая на нас угроза и нагрянувший набег племени запятнали нас не иначе, как из–за гнева и негодования Господа Вседержителя (Ср.: Пс. 106 (105), 40). Ибо хотя, с одной стороны, Бог благ и превыше гнева и всяческой страсти, поскольку имеет природу превыше всякого материального состояния, занимающего по непреложному закону низшее положение, но, с другой стороны, справедливо можно было бы сказать, что Он гневается и негодует, когда какой–либо поступок, по достоинству осужденный на гнев и негодование, влечет для совершившего подобающее этому наказание — каковым образом и теперь обрушилось на нас попущенное несчастье, представив нам воочию обличение прегрешений. Ведь вовсе не похоже оно на другие набеги варваров, [32] но неожиданность [77] нападения и невероятность стремительности, бесчеловечность рода варваров, жестокость нравов и дикость помыслов показывает, что удар нанесен с небес, словно гром и молния [78].

Оттого, что все вы сознаете это и горечь страдания и острота положения начертали в сердцах ваших причину несчастий, из–за этого я не стану молчать: но оттого, что и в вас имею я соочевидцев упомянутых схваток, именно из–за этого выступлю со справедливым обличением, разыгрывая перед вами трагедию тех событий, для которых сами мы из своих прегрешений соорудили сцену и вместе подготовили драму, превратив государство наше в театр всевозможных страстей. Ибо гнев Божий (Ср.: Еф. 5, 6) исходит из–за наших грехов, и материалом угрозы выступают дела грешников, а взысканием возмездия — неисправление проступков. Насколько странно и страшно нелепо нападение обрушившегося на нас племени — настолько же обличается непомерность [наших] прегрешений; насколько, опять же, [это племя] незаметно, незначительно и вплоть до самого к нам вторжения неведомо [79] — [33] настолько же и нам прибавляется тяжесть позора и превозносится торжество посрамлений, и бичи острее наносят боль. Ведь, право же, невыносимую кару представляет собой господство немощнейших и презренных над блистательными славою и неодолимыми по силе, доставляет горе неумолимое и память бедствий делает неизгладимой. Так подверглись мы бичеванию нашими беззакониями, опечалены страстями, унижены прегрешениями и ошеломлены злодеяниями, став поруганием и посрамлением у окружающих (Пс. 79 (78), 4). Ибо те, кому некогда казался невыносимым один лишь слух о ромеях [80], подняли оружие на саму державу их и потрясали руками, разъяренные, в надежде захватить царственный град, словно гнездо (Ср.: Ис. 10, 14). Ведь они разграбили его окрестности, разорили предместья, свирепо перебили схваченных и безнаказанно окружили весь город — настолько превознесенные и возвеличенные нашей беспомощностью, [34] что жители не смели смотреть на них прямым и бесстрашным взором, но из–за чего приличествовало им тем мужественнее вступить с врагом в схватку, от этого они раскисали и падали духом. Ибо кровавые варварские убийства соотечественников должны возбуждать праведный гнев и требовать, положась на благие надежды, поспешить со справедливым возмездием; но спасшиеся, которые должны были отомстить за попавших в беду, струсив и испугавшись, обмякли, воображая в страданиях пленников собственное пленение. Ведь как только внезапный ужас проник в глубины сердца и болезнь воспалилась в язву, поток робости словно от какого–то источника и очага сердечной опухоли стал разливаться по всему телу и сделал парализованными члены тех, на кого возложены военные решения [81]. Так сделались мы игрушкою варварского племени: угрозу их посчитали неодолимой, замысел — непосрамляемым и натиск — неотразимым. Ибо где гнев Божий, там и рок; и когда Он отвращается, легко прокрадывается погибель, и тот, кого Он предает бичеванию, оказывается разоряем от рук нападающих, [35] и если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж (Пс. 127 (126), 1).

2. Народ незаметный, народ, не бравшийся в рассчет [82], народ, причисляемый к рабам, безвестный — но получивший имя от похода на нас [83], неприметный — но ставший значительным, низменный и беспомощный — но взошедший на вершину блеска и богатства [84]; народ, поселившийся где–то далеко от нас, варварский, кочующий [85], имеющий дерзость [в качестве] оружия, беспечный, неуправляемый, без военачальника [86], такою толпой, столь стремительно нахлынул будто морская волна на наши пределы и будто полевой зверь объел(Пс. 80 (79), 14) как солому или ниву населяющих эту землю, — о кара, обрушившаяся на нас по попущению! — не щадя ни человека, ни скота, не стесняясь немощи женского пола, не смущаясь нежностью младенцев, [36] не стыдясь седин стариков, не смягчаясь ничем из того, что обычно смущает людей, даже дошедших до озверения, но дерзая пронзать мечом всякий возраст и всякую природу. Можно было видеть младенцев, отторгаемых ими от сосцов и молока, а заодно и от жизни, и их бесхитростный гроб — о горе! — скалы, о которые они разбивались [87]; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными, судорожно испускающими последний вздох… Печален рассказ, но еще печальнее зрелище, и гораздо лучше [о нем] умолчать, чем говорить, и достойно [оно] скорее свершивших, чем претерпевших. Ибо нет, не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежал рядом с человеком, и дитя и лошадь имели могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагрялись кровью друг друга. Все наполнилось мертвыми телами: в реках течение превратилось в кровь; фонтаны и водоемы — одни нельзя было различить, так как скважины их были выровнены трупами, [37] другие являли лишь смутные следы прежнего устройства, а находившееся вокруг них заполняло оставшееся; трупы разлагались на полях, завалили дороги, рощи сделались от них более одичавшими и заброшенными, чем чащобы и пустыри, пещеры были завалены ими, а горы и холмы, ущелья и пропасти ничуть не отличались от переполненных городских кладбищ. Так навалилось сокрушение страдания, и чума войны, носясь повсюду на крыльях наших грехов, разила и уничтожала все, оказавшееся на пути.

3. Никто не смог бы выразить словами представшую тогда перед нами ”Илиаду» бедствий (Поговорка [Corpus paroemiographorum Graecorum / Ed. E.L.von Leutsch, F.G.Schneidewin. Go ttingen, 1839. T. I. P. 96, 256]; ср.: Theoph. Cont. V.98). И кто, видя все это, не признал бы, что излилась на нас муть из чаши, которую наполнил гнев Господень, вскипевший от наших прегрешений? Кто, старательно обдумывая все это, не пойдет через всю свою жизнь скорбя и печалясь вплоть до самого заката? О, как нахлынуло тогда все это, и город оказался — [38] еще немного, и я мог бы сказать — завоеван! Ибо тогда легко было стать пленником, но нелегко защитить жителей; было ясно, что во власти противника — претерпеть или не претерпеть [это нам]; тогда спасение города висело на кончиках пальцев врагов, и их благоволением измерялось его состояние; и немногим лучше, скажу я, — скорее же, гораздо тягостнее — было не сдаваться городу, чем давно уже сдаться: ведь первое стремительностью испытания, возможно, сделало бы незаметной причину не сиюминутного пленения; второе же, затяжкой времени превознося человеколюбие противников — якобы, до сих пор [город] не пал из–за их милосердия — и присоединяя к страданию позор снисхождения, мучительней делает взаимное ощущение пленения [88].

Помните ли вы смятение, слезы и вопли, в которые тогда весь город погрузился с совершенным отчаянием? Знакома ли вам та кромешная жуткая ночь, когда круг жизни всех нас закатился вместе с солнечным кругом, и светоч жизни нашей погрузился в пучину мрака смерти? Знаком ли вам тот час, невыносимый и горький, когда надвинулись на вас варварские корабли [89], [39] дыша свирепостью, дикостью и убийством; когда тихое и спокойное море раскинулось гладью, предоставляя им удобное и приятное плаванье, а на нас, бушуя, вздыбило волны войны; когда мимо города проплывали они, неся и являя плывущих на них с протянутыми мечами и словно грозя городу смертью от меча; когда иссякла у людей всякая надежда человеческая, и город устремился к единственному божественному прибежищу; когда рассудки объял трепет и мрак, а уши были открыты лишь слухам о том, что варвары ворвались внутрь стен и город взят врагами [90]? Ибо неимоверность происшедшего и неожиданность нападения будто подталкивали всех выдумывать и выслушивать подобное, тем более, что такое состояние и при других обстоятельствах имеет обыкновение охватывать людей: ведь то, чего они особенно боятся, считают, не разбираясь, уже наступившим — хотя этого нет, — [40] а то, о чем они не подозревают, самоуправной мыслью устремляют прочь — хотя оно уже настигло их. Воистину, было тогда горе, и плач, и вопль (Ср.: Иез. 2, 10); каждый сделался тогда неподкупным судьею собственных грехов, не сетующим — дабы избежать обвинения — на клевету обвинителей, не требующим внешних улик, не прибегающим к вызову свидетелей для «торжества над злокозненностью»; но каждый, имея прямо перед собою гнев Гоподень, признал свое преступление и осознал, что оказался посреди угроз за то, что вел себя безумно вне заповедей, и, испытанием печалей отвлеченный от наслаждений, настроился на жизнь целомудренную, и преобразился и [для того, чтобы] исповедоваться Господу стенаниями, исповедоваться слезами, молитвами, просьбами. Ибо способно, способно общее несчастье и ожидаемое переселение [в мир иной] заставить осознать пороки, и прийти в себя, и совершенствоваться к лучшему поступками.

4. Но когда это началось у нас, когда осознание грехов мы поставили сами себе непреклонным судьею и, подсудимые, стали выносить приговор против себя в качестве оправдательного, [41] когда молебнами и гимнами мы стали призывать Божество, когда в сокрушении сердца стали приносить покаяние, когда с простертыми к Богу руками всю ночь взывали к Его человеколюбию, возложив на Него все наши надежды, — тогда искупили мы несчастье, тогда стали получать избавление от обступивших нас бед, тогда увидели угрозу сокрушаемой, и гнев Господень явно стал уноситься от нас; ибо видели мы, как враги отступают, а город, которому они грозили, спасается от опустошительного разграбления.

Тогда… Когда же? Как только, оставшись безо всякой помощи и лишившись поддержки человеческой, мы воспряли душами, возложив упования на Мать Слова и Бога нашего, подвигая Ее уговорить Сына, Ее — умилостивить прегрешения, Ее право откровенной речи [91] призывая во спасение, Ее покров обрести стеною неприступною, Ее умоляя сокрушить дерзость варваров, Ее — развеять их надменность, [42] Ее — дать защиту отчаявшемуся народу, заступиться за собственное стадо; и пронося Ее облачение [92], дабы отбросить осаждающих и охранить осажденных, я и весь город со мною [93] усердно предавались мольбам о помощи и творили молебен, на что по несказанному человеколюбию склонилось Божество, вняв откровенному Материнскому обращению, и отвратился гнев, и помиловал Господь достояние Свое. Истинно облачение Матери Божьей это пресвятое одеяние! Оно окружило стены — и по неизреченному слову враги показали спины; город облачился в него — и как по команде распался вражеский лагерь; обрядился им — и противники лишились тех надежд, в которых витали. Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря, и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения [94]. Ибо Господь призрел не на грехи наши, но на покаяние, не беззакония наши вспомнил, но увидел сокрушение сердец наших и преклонил ухо Свое (Пс. 116 (114), 2)к исповеданию уст наших. [43] Неожиданным оказалось нашествие врагов — нечаянным явилось и отступление их; безмерным негодование — но выше разумения и милость; невыразим был страх перед ними — презренными стали они в бегстве; Божий гнев они имели причиною для набега на нас — Божье человеколюбие нашли мы теснящим их, отражающим их натиск.

5. Не станем же делать человеколюбие поводом к небрежению, не сочтем милосердие призывом к легкомыслию, не распахнем сами себе врат гибели в начале спасения, не расслабимся в милости Его, дабы не случилось несчастья крайнего, худшего прежних, и не навлечь нам на себя бед по примеру иудеев: Увы, народ грешный, народ, полный грехов! Во что вас бить еще, продолжающие беззакония? — [44] по слову Исайи, — И некуда приложить смягчение, или мазь, или повязки (Ис. 1, 4–6). Да не сделаем самих себя, возлюбленные, ответственными за столькие беды, не будем забывать об уговоре, которым обязались мы Богу, когда видели страшную угрозу стоявшей перед глазами нашими. Ведь знаете вы, все знаете, каждый — по научению собственной совести, что сделавший что–то несправедливое обещал в тот момент Богу больше не делать этого, предавший тело разврату — в ненависти к страсти добровольно явил исповедание целомудрия, и даже проводящий время в пьянстве — протрезвел и обещал впредь вести трезвый образ жизни; иной, имея сердце жестокое и бесчеловечное, стал само милосердие, испрашивая милости от Бога зароком милосердия к ближнему; и для друзей завистник, язва для подчиненных, палач для рабов, а для свободных тиран — одержимый плачем и терзаниями укротил и переменил дикость нравов. Высокомерных можно было видеть смиренными, а роскошествовавших — постящимися; у тех, чья жизнь проходила в смехе и игрищах, ланиты были залиты потоками слез; кого заботило, как бы добыть для себя денежное состояние — те сделались товарищами бедных, презирая недуг сребролюбия; короче говоря, те, кто хлопотал о своем пороке, с великим старанием избавлялись и отстранялись от него, и каждый, проводивший жизнь в нерадении и легкомыслии, руками и ногами и всеми силами являл призыв к добродетели и желал и обещался в дальнейшем чисто и неукоснительно следовать стезею оговоренного. [45] Пусть никто из нас не забудет об этом, пусть никто не осквернит забвением столь важные обеты — ибо забвение их способно навлечь гнев Божий. И ведь именно при таких наших исповеданиях и получили мы ручательство Матери Слова и Бога нашего перед Ним, и коснулось нас, избавив от пленения, исходящее от Него человеколюбие; ими расчистив и засеяв сердца наши, мы пожали плоды покаяния; так, сделавшись лучше в помыслах, избавились мы от бедствий. Утвердив такие основания будущего поведения, не станем нагромождать древесину, траву и солому — материал податливый греху и истощающий нагруженных, — но воздвигнем золото и серебро (1 Кор. 3, 12), искренность и чистоту дел, в которых не посеяно яда порока, [46] дабы стало для нас это стеною несокрушимою в прибежище и святыней неприкосновенною во время мятежей искушений; да не отклонимся вспять, дабы не было суждено нам явиться негодными в Царствии Небесном (Ср.: Лк. 9, 62), дабы не оказалось, что по делам нашим минувшие несчастья преследуют нас и остаются с нами. Пусть каждый от всего сердца своего (Ср.: Иоил. 2, 12) отвратится от своих дурных дел, взвесив и исследовав самого себя: какое из деяний его может так огорчить Бога, чтобы повлечь за собой столь великий гнев? Какое несет такую чрезмерность порока, чтобы вызвать столькие угрозы? За какими из дел последовало негодование Его на нас — и какие способствовали тому, чтобы осенило нас облако человеколюбия Его; откуда взялось наказание — и как отражен удар; откуда нанесена нам рана — и какими прижиганиями мы уврачеваны? Ибо если зададимся мы этими вопросами, и станем так внимательны к себе, и сделаем все это предметом заботы — знаю, еще щедрее расточал бы Господь милость Свою, ибо близок ко всем призывающим Его в истине, и желание боящихся Его Он исполняет, вопль их слышит и спасает их (Пс. 145 (144), 18–19), и щит Он для всех, уповающих на Него (Пс. 18 (17), 31). [47] Если же мы прилепимся — не дай Бог! — к прежним грехам своим (но ведь не может же, не может кто–либо среди нас быть настолько бесчувственным и неисправимым, чтобы не внять столь великому и обильному Богом ниспосланному негодованию!), если и впрямь осквернимся теми же самыми страстями и погрязнем в тине наслаждений, и не умилостивим происшедшее упорством раскаяния, и не сделаем минувшие горести стражею будущей жизни — ох! в какую погибель ввергаем мы себя вновь, каких несчастий роем яму (Ср.: Ис. 51, 6), каких бедствий возбуждаем бурю, злобствуя против самих себя! Ибо сказано: если не обратитесь, Он изощрит Свой меч, Он напряг лук Свой и направил его, и приготовил для него сосуды смерти (Пс. 7, 13–14 (в русском переводе все глаголы в настоящем времени)); и дождем прольет Он на нечестивых погибель, огонь и серу, и палящий ветер — доля из чаши Его (Пс. 11 (10), 6), и огонь и град, голод и смерть, меч и бич — все это уготовано для нечестивых (Ср.: Сир. 39, 29; 40, 9). [48] Не нужно нам чужих примеров для собственного вразумления: самих себя следует нам взять для своего исправления и наставления, наше страдание — упреждающим будущее лекарством нашим. Ибо когда мы, привыкшие к грубому и сладострастному времяпрепровождению, отступились от привычного образа жизни, не говоря о прочем, тогда увидели, что гнев Господень уносится от нас, как градовая туча во время сбора плодов (Ср.: Ис. 30, 30).

Сокрушение остановлено покаянием — не станем возбуждать его небрежением; угашен гнев Его потоками слез наших — не станем вновь распалять его клокотанием несдержанного смеха и неуемностью театральных забав; меч, против нас наточенный, отведен, уступив мольбам и просьбам — не станем вновь изощрять его, предаваясь сонливости, пьянству и заботе о ненасытном чреве; Бог услышал стенание сердца нашего и вопль его — и не пренебрег; не престанем же поступать так, чтобы всегда помогало нам человеколюбие Божие. Дурно пьянство, дурно прелюбодеяние, дурно совершать беззаконие, дурно братоненавистничество, гнев против ближнего, презрение, убийство, зависть, [49] дурно легкомыслие и нерадение — да избежим этого всеми силами, возлюбленные! Страдания общие у правителей, богатых, бедных, для мужчин и женщин — пусть же станет общим и исправление. То, что воспламеняет гнев Божий, что умножает угрозу, оттесняет человеколюбие и готовит унижение от врагов, и делает чрезмерной вражду против нас — того будем гнушаться и отвратим от души, дабы не удостоились мы отвращения от Бога.

6. Ибо и древний Израиль, когда изобличался, охваченный страстями, тогда предавался лезвию меча — и это Израиль, не какое–то там племя, не презренный народ, но тот, что прославлен как удел наследия (Пс. 105 (104), 11) и благословен как народ избранный (Исх. 19, 5); который за грехи бичевался врагами, а исправившись — побеждал их и усиливался; [50] и заботясь о соблюдении заповедей, он добывал оружием чужое, радуясь сам невзгодам других, а пренебрегая законом — сам уводимый в плен увидел как враги распределяют его собственное и поют и пляшут в честь бога войны. И это весьма мудро и справедливо; ибо следует народу возлюбленному и преданному Богу не полагаться на крепость рук, не гордиться силою мышцы, не искать опоры в военном снаряжении, но убедиться, что подчиняет и одолевает поднявшихся на него с помощью Сильнейшего и осознать, что она сопутствует лучшим из деяний и приходит туда, где обилие добродетелей. И если кто соскользнет [с пути] добра и благодеяния, совершенно неизбежно ускользнет от него и помощь Божия; если же украсил жизнь благими делами и пребывает облаченным в доспехи добродетели — имеет союзницей неодолимую помощь против врагов. Но если народ Божий и господствует, и одерживает победы над противниками исходящей от Него поддержкой, то прочие народы, у которых ошибочное понятие о Божестве, не своими собственными благодеяниями, но нашими дурными делами умножают силу и ими против нас укрепляются и возвеличиваются; [51] ибо они словно бичи насылаются на нас, а наши прегрешения становятся материалом, [из которого сделаны] эти бичи, и постольку вручается им над нами власть, поскольку мы сами себя победим хитростями страстей и из–за потакания и уступок злу покинем тот строй, в который построил нас спасительный и божественный закон. Итак, если, исправляясь, мы предадимся Богу, и господству над страстями будет сопутствовать у нас господство над врагами, а греша — получим за отвращение от Бога взыскание и падение, покоренные врагами, — разве можно не избегать и не гнушаться этого, не устремляться к подвигам добродетели, и процветать в них, и постоянно приумножать жизнь? Как дерзнул бы кто–нибудь осилить врагов, когда пригрел он в себе противников и мятежи, опустошающие его, когда безрассудный гнев правит самодержавным рассудком и склоняет к убийству ближнего, [52] быть может, ни в чем не виновного? Как стремишься ты одолеть врагов победою, когда сладость вожделения, захватив покоренным самовластный рассудок, влечет его и увлекает, водя за собой, словно раба, куда ни прикажет страсть? Разве тем, кто так губим и обращаем в рабство, последует награда победы над врагами? Невозможно, совершенно невозможно, чтобы опутанный и порабощенный врагами внутренними и продавший себя страстям смог возобладать над врагами внешними. Действительно, когда мы хотим уничтожить этих последних, гораздо ранее стараемся подчинить врагов, которые внутри, расправляемся с их распрями и соперничеством. Да будет рассудок самовластен от страстей — и тогда в нашей власти окажутся противники, которым легко снаружи наносить удары и раны. Ибо если тот рассудок, который получил от Бога самодержавным, ты, предав наслаждениям, подчинил бы им будто раба, как мог бы ты желать возобладать над врагами, напавшими извне? Как захватишь ты добычу у неприятелей, когда под боком у тебя восстания и заговоры захватили твой ум? Стряхнем же прежде с рассудка шелуху родных нам [врагов], и тогда с легкостью унесем добычею силу иноплеменных. Разве не видишь, что и Израиль, когда господствовал над страстями, господствовал и над врагами — ибо Бог был ему полководцем; когда же рабствовал греху, тогда и врагам был предаваем — ибо покидала его помогавшая в бою божественная сила? [53] Угождая Богу через Моисея, вырвался он из страшных и тяжких рук египтян, и не только: даже бушующее море обратилось для них сверх разумения в ровную дорогу, а для преследовавших египтян — самих лошадей, самих колесниц, самого фараона — разверзлось вечной могилою, чудесно устроив погибель (Исх. 14, 21 сл), в то время как возлюбленный народ Божий возрадовался и возликовал и грянул в радости за исход победную песнь Богу — полководцу победоносному. Но когда они же опять совлеклись, захваченные ропотом, и помимо приказаний Божьих устроили приготовления к войне, и возгордились до того, что упование на бой предпочли божественным установлениям — разбитые наголову потерпели поражение, собственным прегрешением возвеличив силу противников и превознеся славу их. Ведомые же снова в бой Законом Божьим и послушные речам Моисея, разрушили они многие города врагов, многими рабами завладели, большую добычу захватили и наполнились великой радостью и весельем. И продолжалась бы у них победная радость и ликование, если бы неблагодарностью не навлекли они сами на себя полчища змей (Чис. 21, 6) — поскольку не оказалось народа, который бы с помощью меча насытил и явил собою справедливое негодование Божие за неблагодарность. [54] Так бичуется народ грешников — мечами ли врагов пожинаемый, зубами ли зверей пожираемый, волнением ли земли и сильной бурей наказуемый, или небесными грозами испепеляемый, или бедствующий от неурожая плодов, или гибнущий от пагубы воздуха. И без труда найдется способ наказания, соответствующий виду прегрешения; и избежавший этого наткнулся на то, а если и то миновал — попался иному, и живущий беззаконно и подвергнутый взысканию не сможет убежать от наказания. Так нужно ли мне перечислять прочее про Израиль — победы над врагами, когда он вразумлялся, нежданные поражения, когда вновь терял разум, пленение, возвращение, ниспровержение, снова восстановление, [55] само разрушение Иерусалима и его воссоздание вновь, — из чего все доброе процветало от добрых дел, несчастья же были расплатою за пороки? Действительно, возлюбленные, имея то, что древле предуказано было против Израиля, случившимся с самими нами во исправление нас, возненавидим грех и предадимся добродетели, бежим от этих вошедших в привычку и губящих душу пороков — пьянства, разврата, зависти, клеветы, корыстолюбия, несправедливости, бахвальства, братоненавистничества — и их порождений, чтобы удалось нам стать в войнах победоносными и не пройти мимо наследия небесного!

7. Но так как избавились мы от угрозы и избежали меча, и губитель миновал нас (Ср.: Исх. 12, 23), осененных и ознаменованных покровом Матери Слова, воздадим все сообща вместе с Нею рожденному от Нее Христу Богу нашему благодарственную песнь — всякий дом, [56] который избежал меча, всякий возраст, жены, дети, юноши и старцы! Ибо те, над кем нависала общая гибель, должны исполнить и общий гимн, предназначенный Богу и Матери Его. Общей вкусили мы свободы, общую принесем благодарность. Скажем же Матери Слова в помыслах искренних и в чистоте душевной: «Храним непоколебимо веру и любовь к Тебе — спаси Сама град Твой, как умеешь, как пожелаешь; мы выставили Тебя оружием, и стеною, и щитом, и самим полководцем — заступись Сама за народ Твой; мы постараемся, сколько хватит сил, предать Тебе чистые сердца, вытащив самих себя из грязи страстей — развей Сама замыслы насупивших на нас брови! Ибо если мы в чем–то отклоняемся от указанного нам, в Твоей власти исправить это, в Твоей власти подать руку коленопреклоненным и поднять павших». Скажем же это Деве — и не станем обманывать, дабы не обмануться в наших добрых надеждах, дабы не отклониться нам от ожидаемого, [57] дабы, преодолев качку, волнение и морскую болезнь бед этой жизни, войти нам в гавань спасения нашего и удостоиться славы небесной, по милости и человеколюбию Христа, истинного Бога нашего, Коему надлежит вся слава, честь и поклонение со Отцем и Святым Духом — Единосущной и Живоначальной Троице — ныне и присно и во веки. Аминь!

(пер. П. В. Кузенкова)

Текст воспроизведен по изданию: Древнейшие государства. 2000

Похвальное слово христолюбивому владыке Василию

 Мы в духовном вертограде  Соберем цветы художеств,  Всемудрейшему владыке  Увенчать главу честную.  Ей, царю непобедимый,  Око мира, свет вселенский,  Всех владык хвала и слава,  Всех царей краса и диво!  Вся ромейская держава,  Все Христово достоянье, —  Все оно твое отныне  Божьей волей, славный кесарь!  Так ликуйте, человеки,  Венценосца воспевайте,  И венками славословий  Властодержца увенчайте!  Нас твоя согрела мудрость,  Словно вешняя отрада,  Ты предводишь паству, пастырь,  На благую пажить жизни. Воспроизведено по изданию: Памятники византийской литературы IX–XIV вв./ Отв. ред.: Фрейберг Л.А. — М.,1969. — С.40–41. Перевод С.С. Аверинцева.

Слово в Великую Субботу 867 г.

Хотя кто–нибудь и стремился бы промолчать всю свою жизнь, то сегодня пусть заговорит и заставит свой язык приготовиться к искусству риторов или к чему–либо иному. Скорее же он, вначале несмелый, придет к дерзновению просить о том, чтобы пророческие клещи прикоснулись к его губам [95] и глас огненных языков [96] разрешил его уста, как полагаю, потому, что он — не в силах молча переносить радость и почитать праздник бездеятельным языком. Ведь это празднество воистину изливает неистощаемые благодатные дары радости и ликования и изгоняет печаль, со всякого лица стирая уныние. И ведь в самом свидетельстве того, что свершено под солнцем, (если оставить в стороне о том, что свидетельствует боготворящее слово [97], то сияют три величайших [явления] — непобедимая власть благочестия, превышающая небесные своды и влекущая бессловесную дерзость нечестия до пределов тления и глубин Ада, и столп безумия и неустранимый соблазн для ниспровергших свою жизнь нечестием, благодаря которому они надеялись воспарить к величию славы и могущества, [но эта власть] — неложное око пророчествующих о том, что посылается на долгий век, по созревании. И ведь из многого можно видеть, что если кому было предоставлено краткое время для распространение ереси, то око справедливости до сего дня смогло сохранить память о них для обличения их дерзостных [поступков]. [Следующее же], (если угодно) — и божественная ревность царей, а более благочестивыми чем они, по беспристрастному суду истины, не может похвастаться прошлое), через которых расцветают и произрастают мудрые учения богопознания, произрастающие из их любосозерцательной души как бы из некоего благородного и прекрасноствольного корня. От них и мы част во многих случаях с радостью пожинали прекрасные плоды душевного спасения, источающие сладость. Хотя они и сеяли и с трудом прежде распахивали новые нивы, однако и это не отделено от царского тщания и содействия. И хор облаченных в белые ризы, еще вчера не намеревавшихся здесь присутствовать, являющийся как бы некоей частью приносимых плодов, будет достаточным и очевидным свидетельством для всех. Хор сегодня блистающий белыми одеждами и сияющий чистотой души, в течение многих предыдущих лет погрязал во мраке прелести и не по тому, что на них изливался такой туман и не потому что он столь уж помутил их сознание. Это — довольно многочисленное множество людей, которое как кажется, в остальном не прегрешало в правильном мнении относительно служения божественному. И для святых Отцов в Никее это был просторный храм священных догматов, в нем же они водрузили столпы православия, которого не оставил ни один священный муж из живущих во пределах земли. И они вместо того, чтобы присоединиться к православию, как должно, напротив, отделились ради противоположной участи, и ничего не исполняли ни из решений Никейского собора, ни из постановлений последующих соборов, не совершенствуясь в [свято]отеческих наставлениях и клевеща на наше [предание] как дерзновенное введение новшеств в апостольское учение, и хвастались что они одни под небом не уклонились от него. Вот так предрассудком суеверия их воспламеняла страсть и болезнь вблизи их стояла, непобедимая ничьим лечением. И они, раздуваясь, возносились против всей земли, против всех, кого украшает христианские установления, хотя сами пребывали в рабстве у иудейских обычаев и пользовались такими руководителями, которых они, ничтоже сумняшеся, упрекали в слепоте. Ведь они праздновали Пасху в то время, когда лунный диск достигает полнолуния, становясь соразмерным с солнцем, доходя до четырнадцатого числа после весеннего равноденствия [98]. Поэтому древнее суждение истины и называло их четыренадесятниками. Но их заблуждение дошло не только до этого, но тяжесть зла, охватив их и одновременно лишив святоотеческого детоводительства [99], привела их к неестественным и детским мнениям. Ведь они пользовались апокрифическими [100] книгами и подпадали под влияние чудовищных басен, смешивая законы первосвященства. И у них не было дозволено освящать миропомазанием крещаемых. И они опьяняясь подобными же безумствами, пребывали в вакхическом исступлении, но, уйдя от этой нелепой порчи и бежав от тьмы, они, как светлые, пресветло прибегли к отеческому лону вселенской Церкви, в немалой степени увеличив ее полноту.

II. Но отступление в рассказе довольно далеко завело нас в сторону, а нам нельзя обойти молчанием дело, родственное прежде описанному, ибо чрез него блистание истины сияет ничуть не меньше. То же, что составляет торжество и отчего сегодня украшается радостный праздник (как мы и говорили в начале), — суть следующее. Благочестие ставит блистательные трофеи над христоборческой верой, а нечестие низложено и лишено своих последних надежд. И мнение полуварварских и растленных родов [101], тайком подползших к Ромейской власти, которые для царей были оскорблением и поношением для царей, их богоборно утвержденное мнение явилось для всех предметом ненависти и мерзостью. А наше [достояние] — достойная любви двоица царей благочестивых [102], блистающая порфирой, связанная честнейшими из наименований — именами отца и сына, и цари не допускают, чтобы их отношения обманули эти наименования, но они соревнуются в том, чтобы предложить всем пример любви, превышающей человеческую [103]. Их дело возвеличивается более ради православия, нежели ради царского венца. A произведение, предстоящее нашему взору, обращает нас к соперничеству с ними [в любви]. Таковыми нас приветствиями радует начертывающийся образ Девы, не от чаши вина, но от прекрасного зрелища почерпнуть дающий, откуда умопостигающее [104] нашей души, орошаясь через телесные очи и просвещаясь для роста к божественной любви православия, в смысле приношения плодов взращивает точнейшее видение истины. Так благодать Девы и через изображения [105] радует, согревает, укрепляет. Дева, Матерь, на пречистых объятиях несет общего Создателя, как Младенца, преклонившегося [на Ее объятия] ради общего спасения рода человеческого], столь великое и неизреченное домостроительства [106] таинство. Дева–Матерь созерцает девство и материнство и неизмерным образом разделяет волю по отношению к тому и другому, и не уничижает несовершенством ни одну, ни другую часть. Столь точно искусство художника, как ответ на вдохновение свыше, превратило подражание в природу. И ведь подобно тому, как она как бы с внутренней любовью сочувственно обращает взор к Рожденному, то почти так же она, сообразуясь с бесстрастием и сверхприродностью Сына приводит начертанный взор в невозмутимое и ни от чего не зависящее состояние [внутреннего] расположения. Ты, пожалуй, скажешь, что если кто спросит «Как же Ты девствуешь и родила?» [107], то Ее не прийдется просить отвечать. Ибо уста так воплощены красками, что они только сложены и безмолвствуют, как бы в таинствах, но совершенно не имеют неподвижного спокойствия, и образ не украшается подражанием, но действительно достигает первообраза.

III. Видишь, какой красоты было лишено лицо Церкви, какой блистательности лишался, какие дары удерживало мрачное уныние? Там — дерзновение оскверненной убийством руки иудейской, никак не испытывающее недостатка в наглости. Здесь же — самый явный признак богоприятного сердца и владычественной любви, согласно которой посвящался тайноводительствуемый лик апостолов, которой окрылялся и путь победоносцев [108] к победе, вплоть до венцов и пророки, божественные языки, через познание будущего и всеистинное прорицание людям достигли несомненной славы. Ведь действительно, эти подвиги и дарования [происходят] от самой искренней и божественной любви, с которой связано и почитание честных икон, а их уничтожение — от беспричинной и гнуснейшей ненависти. Они сняли с Церкви — невесты Христовой присущее ей украшение и оскорбили ее горькими ранами, которыми изрыли ее образ, и соревнуясь с иудейским безумием, они стремились отправить ее в глубины забвения, — обнаженную, и безобразную, и омраченную многими ранениями, Она же ныне, еще неся на своем теле рубцы от этих язв, в обличение Исаврова и христоборного мнения, и стирая их, вместо них одевается в сияние своей славы, преображается в древнее достоинство благолепия, рассыпая разнообразные насмешки над глумившимися над ней, и воистину сожалея о их безумстве. Скажу без всякого преувеличения, если кто–нибудь назовет этот день днем православия и его началом, то не ошибется в должном. И хотя и коротко время, за которое увяло мнение христоборческой ереси и правые догматы воссияли во всех пределах вселенной по божественному и царскому повелению, тем не менее это и мое украшение. Ибо это — награда боголюбивого царства.

IV. Но тогда око вселенной. сей преславный и божественный храм, как бы лишенный глаз был омрачен в своих таинствах (ибо еще не было принято решение о восстановлении икон) и посылал приходящим слабые лучи видения и являл при этом лицо православия ужасным. Ныне же церковь отлагает омрачение и украшается и блистает всеми своими красотами и получает свое богатство, как приданое, и, светло радуясь, светло откликается на глас жениха, вопиющего и глаголющего: «Вся прекрасна, ближняя моя и порока нет в ней. Прекрасна ближняя» [109]. Ибо, смешав цветы красок правильностью догматов и священнолепно изобразив для себя священную красоту и тем и другим способом, и через целое неся в уме целый и всесовершенный образ благочестия, не у сынов человеческих познается она прекрасной по красоте, но прилепляется к иным, превыше их по невыразимой красоте благолепия. «Вся прекрасна ближняя моя», ибо язв избежал, от ран освободилась, скверны отринула, хулителей низвергла в Тартар, песнословцев возвысила. «И порока нет в ней». Ибо она стала лучше от ран, которыми испещрила все ее тело бичевавшая ее инопленменная и скверная рука. Она смыла всех их скверны и, снова взяв древний брачный наряд, облачилась в него. «Видели ее дочери и благословят ее царицы и восхвалят ее.» Кто она, появляющаяся как заря, прекрасная, как луна, и избранная, как солнце?» [110] Таковое благолепие и царское облачение облачение свыше описал боговдохновенный Давид, воспевая в песне Владыке и Царю всех: «Предстала царица одесную тебя, в ризу позолоченную одетая, преукрашенная.» (Пс. 44, 10). Воистину «украсились стопы ее» (Песнь 7, 2). «Восстань Сион, как в начале дня, как род вечный. Ибо на главе твоей радость и хваление и веселие охватит тебя. Я есмь, я есмь утешающий тебя» — говорит Господь» (Ис. 51, 9,12). «Вот на руках моих я изобразил стены твои и ты предо мной всегда» (Ис. 51, 12). Церковь, провидя такую блистательность, провозгласила через пророка Исаию: Да возрадуется душа моя о Господе. Он облек меня в в ризу спасения и одеждою веселия одел меня, как жениху [возложил мне] венец, и как невесту украсил меня красотой» (Ис. 61, 10). И уже не буду городом оставленным, но городом взысканным» (Ис. 62, 12) и «как венец красоты в руке Господней и как царская диадема в руке Божией» (Ис. 62, 3).

V. В таком же и мы веселии и радовании души, составив хор празднику и совместно празднуя сегодня обновление изображения, боговдохновенно изречем пророческие слова, говоря: «Радуйся весьма, дочь Сиона, проповедуй, дочь Иерусалима. Отнял Господь поношения твои, избавил тебя из руки врагов твоих» (Соф. 3, 14–15). «Возведи очи твои и увидь собранных чад твоих. Вот пришли к тебе все сыны твои издалека и дочери твои, принося тебе не золото и ладан и камни, все рождения земли и обогащающие драгоценностью по человеческому закону, но то, что чище всякого золота и драгоценнее всех камней — неповрежденную отеческую веру. «Радуйся и веселись от всего сердца твоего. Ибо приходит Господь и будет обитать посреди тебя» (Соф. 3, 14). Что приятнее нынешнего дня, что более очевидно в смысле приятности и радости, чем этот праздник? Иное жало сегодня пронзает самую утробу смерти , не Спаситель сокрывается во гробе умервщления для общего восстания рода [человеческого], но образ Матери восстает из глубин забвения и совосставляет с собой изображения святых. Христос пришел во плоти и был носим на обьятьях Родившей Его. Это и на иконах созерцается, и удостоверяется, и проповедуется, ибо поучение распространяется по закону самовидения (aujtoyivaV) и привлекает зрителей к безоговорочному согласию. Кто–то ненавидит учение через образы? Как же он прежде не отверг с ненавистью проповедь Евангелия? Ведь подобно тому, как слово через слух, так душа через зрение начертывается на табличках души, описывая учение единогласное с благочестием посредством того, во что не вплетены понятия [111] (дурных догматов. Мученики во владычественной любви подвизались, кровью явив питие любви и память о них сохраняют книги. И на иконах можно их видеть совершающих сие, ибо изображение [112] более явно для познания представляет подвиг сих блаженных. Другие живыми принесли свою плоть во всесожжение, совершая жертвоприношения молитвы и поста и других трудов. И иконы и слова, неся весть об этом, обращают к подражанию более созерцателей, нежели слушателей. Дева держит Творца как младенца. Кто же, созерцающий, или слышавший об этом, более поразится величию таинства и восстанет для пения неизреченного снисхождения, побеждающего любые слова? Если же и то и другое совместно вводится [в сознание] друг через друга, то из самих дел оказывается, что понятие, происходящее через зрение, имеет преимущество над научением, проникающим через слух. Приклонил ли кто ухо к повествованию? Затем воображающая мысль привлекла к себе выслушанное? [Только] по трезвом размышлении обдуманное было вложено в память. Не меньшим, если не большим, [чем слух], владеет то, что присуще зрению. И само зрение, излиянием и истечением оптических лучей как бы ощупывая и исследуя образ увиденного, посылает его в разум, позволяя, чтобы он был оттуда переправлен в память для безошибочного собирания знания. Видел ум, воспринял, вообразил, образы без труда в память отправил.

VI. Отвергает ил кто священные слова и считает только достойным спора то, чем изгоняется всякая ложь? Тот гораздо раньше впал в прелесть и стал насмехаться над почитанием честных икон. Но [если кто–нибудь] почитает их и возносит подобающими почестями? Подобное же расположение он будет иметь и относительно слов. Ведь если кто–нибудь присоединиться или к чести или к уничижению, то необходимо передавать [это отношение] и другому из двух равных [явлений], если конечно если он из–за нечестия не выжил совершенно из ума, не только нечестиво поступая, но и самому себе объявляя войну. Так поскользнулись те, кто преткнулись о святые иконы, ибо они обличаются в том, что не хранят правильность догматов, но, клятвенно отрицая одно, они отрицают другое. И они не могут дерзать исповедовать то, что они думают, ибо в одном случае они остерегаются нечестия, а в другом — [говорить] то, чего не признают. И они избегают того наименования, к которому изо всех сил стремятся на деле. Они отвратительны из–за злодеяний, еще более омерзительны по нечестию. Их отрасль погибла вместе с ветвями и со всеми корнями, о чем и поется в песнопениях боговдохновенного Давида — «погибает память нечестивых с шумом» (Пс. 9, 7), и по справедливости на них приходит суд Того, Кого они уничижили через образ. У нас же пред очами стоит Дева, держа на объятиях Творца как Младенца, неизменная, как в изображениях, так и в словах, так и в видениях — Молитвенница о [нашем] спасении, Учительница богопочитания, и [пред нами — благодать для очей, благодать для разума, благодаря которой божественная любовь, пребывающая в нас, переносится к умопостигаемой красоте истины.

VII. Но что же претерпеваю я, принуждаясь одновременно и говорить, и молчать? Ведь я решил прилепиться словами к очарованию предыдущей темы и не знать насыщения в речи. Ведь текучее время, не знающее законов ожидания, налагающих молчание на слово, обращает нас к другому неотложному служению. И поскольку невозможно воспринять прошедшее время, и хотя бы человек всю свою жизнь творил слова, по никто не достигнет того, чтобы достойно высказаться по этой теме, то я буду повиноваться возможному и необходимому, и замолчу, поскольку к этому призывает время. Но, о Жених Слове и ипостасная мудрость Отца, Которому посвящен сей священный и чтимый храм, даруй нам прощение в том, о чем мы кратко говорили! Твое бо есть взирать не на дело, но на намерение и его делать мерой дара, но не взвешивать слова вместе с заслугами. Даруй же нам и получившим чрез Тебя жребий царствовать на земле и прочие части храма освятить изображениями! И их, как бы Тобою рожденные очи вселенной, сохрани, как зеницу ока, полагая их выше всякой злобы, показуя их страшными и непобедимыми для врагов, но милостивыми и несущими спасение для поданных, и сотвори их с нами достойными Твоего неизменного и блаженного царства. Яко Твоя держава и честь и поклонение Единосущной и Живоначальной и Всемогущей Троицы, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Перевод и комментарии В. Василик,

преподаватель Санкт–Петербургской Духовной Академии и Семинарии

Слово тайноводственное о Святомъ Духе

Отъ редакціи. Въ текущемъ [1866] году исполнилась тысяча летъ, какъ знаменитейшій патріархъ константинопольскій Фотій поведалъ всему міру имя, силу и славу Р у с с к и х ъ, для которыхъ онъ же потомъ сделался первымъ, после Первозваннаго, проповедникомъ и крестителемъ. Благословимъ же и прославимъ память приснопамятнаго іерарха — мы, потомки техъ Русскихъ, которыхъ онъ некогда называлъ орудіями промысла Божія! Въ виду такихъ великихъ и священныхъ воспоминаній, не неблаговременнымъ считаемъ вниманію читателей предложить, въ русскомъ переводе, превосходное твореніе великаго Фотія, много вековъ бывшее неизвестнымъ не только у насъ въ Россіи, но и въ ученой западной Европе. Это — громоносное обличеніе, едва лишь возникавшаго тогда въ римской церкви, лжедогмата, выражающагося въ слове Filioque. Это твореніе замечательно не только въ полемическомъ отношеніи, какъ арсеналъ непобедимаго оружія противъ папистовъ, но и въ учено–богословскомъ и литературномъ, какъ произведеніе высокаго ума, могучаго духа. Не потому ли оно такъ долго и оставалось сокрытымъ въ архивахъ западной Европы? Не потому ли и новейшій издатель его (папистъ) нашелъ неудобнымъ перевесть его на латинскій языкъ, чтобы не поколебать веру въ латинскій догматъ въ среде своихъ единомышленниковъ? Считаемъ однако нужнымъ предупредить читателей, что при чтеніи этого творенія требуется самое сосредоточенное и благоговейное вниманіе; нужно хоть несколько приблизиться къ той высоте богословствующей мысли, на которой стоялъ авторъ. Некоторая резкость и суровость выраженій противъ неправомыслящихъ легко объясняются пламенною ревностію автора по вере и громадною важностію самаго вопроса. Святитель какъ бы предчувствовалъ те гибельнейшія для Церкви бедствія, каторыя повлекло за собою это заблужденіе латинянъ — плодъ гордости, упрямства и невежества.

Предлагаемое твореніе не есть «слово», назначенное для произнесенія въ храме, но учено–полемическій трактатъ для чтенія. Мы перевели его названіе: слово тайноводственное, то есть руководствующее къ познанію самой таинственной глубины догмата. Буквальный переводъ его заглавія былъ бы следующій: «Фотія, патріарха Константинопольскаго, слово о тайноводстве Святаго Духа», то есть, о таинственномъ ученіи касательно Святаго Духа. Переводъ этого, никемъ еще ни на одинъ языкъ не переведеннаго, творенія великаго святителя и знаменитейшаго писателя представлялъ много важныхъ трудностей, какъ по высоте и тонкости мыслей, такъ и по сжатости, искуству и даже некоторой искуственности выраженій. Онъ могъ быть исполненъ только опытною рукою тонкаго знатока греческой литературы и богословскаго языка. И потому мы обратились съ предложеніемъ совершить этотъ трудъ къ ординарному профессору здешней духовной академіи, Евграфу Ивановичу Ловягину, известному переводчику Акафистовъ и каноновъ, книги «Камень соблазна» и многихъ твореній св. Іоанна Златоустаго. Надеемся, что люди ученые оценятъ почтенныя усилія переводчика и важныя достоинства труда его.

1. Хотя во многихъ пространныхъ сочиненіяхъ разсеяны опроверженія, которыми унижается гордость старающихся содержать истину въ неправде (Рим. 1, 18); но такъ какъ ты [113] по своему достопочтенному и боголюбезнейшему усердію, желалъ иметь некоторое обозреніе и собраніе этихъ опроверженій: то, при благодатной помощи Промысла Божія, не безполезно будетъ удовлетворить твоему священному расположенію и желанію.

2. Есть противъ нихъ острое и неизбежное оружіе и важнейшее всехъ другихъ, — Господнее изреченіе, оглушающее и истребляющее всякаго дикаго зверя и всякую лисицу. Какое это? То, которое гласитъ, что Духъ отъ Отца исходитъ (Іоан. 15, 26). Сынъ учитъ, что Духъ исходитъ отъ Отца; а ты ищешь другаго руководителя, чрезъ котораго бы ввести, или лучше, подтвердить нечестіе, и баснословишь, что Духъ исходитъ отъ Сына? Если ты не побоялся принять намереніе бороться своимъ безуміемъ противъ ученія общаго Спасителя, Создателя и Законодателя; то что другое можетъ кто–либо найти такое, чемъ бы совершенно опровергнуть твое нечестивое усиліе? Если ты презираешь заповеди Господни, то кто изъ благочестивыхъ не отвратится отъ твоего мненія? И что другое возстановитъ тебя падшаго? Какое врачебное искуство изцелитъ рану, заразившую все тело, — не ту, которую наноситъ слово Спасителя, но ту, которую глубоко внедрилъ добровольный недугъ, старающійся по неверію обратить врачество Господняго ученія въ неизцелимую заразу, особенно у такого человека, который коварно преклоняетъ победоносный и данный противъ враговъ мечъ на ихъ защиту? Посему, хотя ты уже и пораженъ обоюдуострымъ мечемъ Духа, однако и мы, побуждаемые любовію и усердіемъ къ общему Владыке, постараемся, чтобы ты не избегъ и техъ ранъ, которыя наносятъ разсужденія священнаго нашего, вооружающаго насъ къ борьбе, воинства.

3. Если отъ одного виновника, Отца, происходятъ и Сынъ и Духъ, одинъ — рожденіемъ, а другой — изхожденіемъ, и если Сынъ также есть изводитель Духа, какъ говоритъ богохульство: то последовательно ли будетъ не баснословить вместе съ темъ, что и Духъ есть изводитель Сына? Ибо, если они оба равночестно происходятъ отъ Виновника, и если одинъ изъ нихъ для другаго восполняетъ нужду въ виновнике; то соблюденіе неизменнаго порядка не требуетъ ли, чтобы и другой былъ Ему виновникомъ, воздавая Ему такую же благодать?

4. Съ другой стороны, если Сынъ не чуждъ отческой неизреченной простоты (ἁπλότης), а Духъ относится къ двумъ виновникамъ и происходитъ чрезъ двоякое исхожденіе: то не следуетъ ли отсюда сложность (τὸ σύνϑετον)? Не будетъ ли также богохульно утверждаемо, что равночестный Сыну Духъ имеетъ меньше Его? Не потерпитъ ли простота Троицы — о, дерзкій на нечестіе языкъ! — искаженія собственнаго достоинства?

5. Кто изъ святыхъ и славныхъ отцевъ нашихъ говорилъ, что Духъ исходитъ отъ Сына? Какой соборъ, утверждающійся и украшающійся вселенскими исповеданіями? Или лучше, какой богоизбранный соборъ іереевъ и архіеревъ не осудилъ, по внушенію Всесвятаго Духа, эту мысль, прежде нежели она появилась? Ибо и они, руководимые ученіемъ Господа, ясно и громогласно возвещали, что Духъ Отца исходитъ отъ Отца, и разсуждающихъ иначе подвергли анафеме, какъ противниковъ кафолической и апостольской Церкви; а нововводное нечестіе предвидя съ древнихъ временъ пророческими очами, они съ предварительнымъ многообразнымъ опроверженіемъ осудили и писаніемъ и словомъ и мыслію. Такъ, изъ вселенскихъ и святыхъ седми Соборовъ вторый постановилъ догматъ, что Духъ Святый исходитъ отъ Отца, третій принялъ за нимъ это, четвертый подтвердилъ, пятый выразилъ согласіе, шестый также провозгласилъ, седьмый запечатлелъ это съ блистательными подвигами; на каждомъ изъ нихъ ясно можно видеть открыто действующее благочестіе и богословское ученіе о томъ, что Духъ исходитъ отъ Отца, а не отъ Сына. А тебя какая нечестивая тьма переучила, кто изъ законодательствующихъ вопреки Господу расподожилъ впасть въ неправыя мненія?

6. Нечестіе ихъ и богоборство можно обличить и следующимъ образомъ: если все, чтó есть общаго (у трехъ лицъ Божества) по безразличному, нераздельному, простому и единичному общенію ихъ, если все такое, принадлежа Духу и Отцу, принадлежитъ и Сыну; равнымъ образомъ все, что приписывается Духу и Сыну, нельзя не полагать принадлежащимъ и Отцу: то и изъ всего, принадлежащаго Сыну и Отцу, ничто не можетъ быть чуждо Духу, какъ–то: царство, благость, превосходство естества, непостижимая сила, вечность, безтелесность и безчисленныя подобныя выраженія, которыми у благочестивыхъ издревле изображается въ богословіи высочайшее Божество. Посему, если это такъ признается и нетъ никого изъ христіанъ, кто бы увлекался въ противоположное сужденіе, и если, при этомъ, какъ дерзаетъ учить еретическое мненіе, исхожденіе Духа обще Отцу и Сыну: то выходитъ, что и самъ Духъ участвуетъ въ исхожденіи Духа, — какое нечестіе можетъ быть дерзновеннее этого? — и такимъ образомъ Онъ есть и изводящій и изводимый, и виновникъ и происходящій отъ виновника, и много другихъ (следуетъ отсюда) попытокъ богоборства.

7. Духъ, (говорятъ), исходитъ отъ Сына. Что же Онъ получаетъ отсюда такое, чего бы не имелъ, исходя отъ Отца? Если Онъ получилъ что–нибудь и можно сказать, чтó получилъ: то не былъ ли Онъ существомъ несовершеннымъ прежде полученія, или даже не есть ли таковъ — и после полученія? Если же Онъ ничего не получилъ, — иначе отсюда следуетъ другое, и двойство и сложность, противоположныя простому и несложному естеству; — то какая надобность въ исхожденіи (отъ Сына), не могущемъ доставить ничего?

8. Притомъ прими во вниманіе и следующее: если Сынъ раждается отъ Отца, а Духъ исходитъ отъ Сына: то не следуетъ ли измыслить какое–либо другое отношеніе, по которому и Духъ имелъ бы въ себе свойство — изводить изъ себя другаго, чтобы не унизилось Его достоинство единосущія (съ Ними)?

9. Обрати вниманіе и на следующее: если Духъ, исходя отъ Отца, исходитъ и отъ Сына: то какимъ образомъ избежимъ, чтобы по необходимости не нарушилась раздельность ихъ личныхъ свойствъ, — о, разумъ, упивающійся виномъ нечестія! — и не останется ли Отецъ, — да помилуетъ Онъ насъ и да обратится это богохульство на головы виновниковъ! — только пустымъ именемъ, какъ скоро отличительное Его свойство уже сообщилось другому и две богоначальныя ипостаси слились въ одно лице? И явится у насъ опять Савеллій, или лучше, какое–то новое чудовище — полусавеллій.

10. Хотя для устраненія указанной нелепости (сліянія ипостасей) представляютъ рожденіе Сына отъ Отца, однако это нисколько не можетъ уменьшить униженія Отческаго личнаго свойства, т. е. состоящаго въ томъ, что Онъ есть вина исхожденія. Когда это (исхожденіе) по баснямъ нечестивыхъ, относится и къ Сыну и сливается съ Его личнымъ свойствомъ: то опять делается разсеченіе, разделеніе и разъединеніе нераздельнаго. Ибо если одно изъ своихъ свойствъ (извожденіе Святаго Духа) Отецъ сообщаетъ Сыну и въ этомъ отношеніи теряетъ отличительное свое свойство, а другое (рожденіе Сына) сохраняетъ неприкосновеннымъ: то какъ они (латиняне) устранятъ несообразность, что одну часть свойства приходится признавать во Отце — нераздельно, а другую часть свойства делить между Нимъ и Сыномъ, если допустимъ латинское нововведеніе? [114] Впрочемъ нужно трепетать, что мы довели богохульство ихъ до такихъ выводовъ.

11. Кроме того, если въ Богоначальной и Всевышней Троице будутъ представляемы два начала (αἴτια); то где будетъ многопрославляемая и богоприличная держава единоначалія? Не явится ли и теперь безбожіе многобожія? Не выступитъ ли, вместе съ дерзающими говорить это, подъ видомъ христіанства, суеверіе языческаго заблужденія?

12. Еще: если допустимъ два начала въ единоначальной Троице: то не следуетъ ли поэтому допустить и третье начало? Ибо, какъ скоро безначальное и всевышнее Начало низложено нечестивыми съ Своего престола и разделено на двое: то разделеніе начала легко дойдетъ и до утроенія, такъ какъ троичность более, нежели двоичность, представляется свойственною всевышнему, нераздельному и единичному естеству Божества, равно какъ и сообразною съ личными Ихъ свойствами.

13. Выносимо ли это для слуха христіанъ? Не возбуждаютъ ли противъ себя дерзающіе такъ нечествовать въ одно время и гневъ и плачь, — эти совершенно несовместныя страсти, — гневъ на то, что они оказали такое высокомеріе, а плачъ о томъ, что они стремятся къ неизбежной погибели? Ибо благочестіе, и гневаясь, не оставляетъ состраданія къ однороднымъ.

14. Величіе этого нечестія не трудно усмотреть и изъ следующаго: если вместе съ безначальнымъ и Отческимъ началомъ и виною Единосущнаго есть еще начало и вина — Сынъ: то какъ избегнуть, чтобы не допустить въ Троице различныя начала, — одно безначальное и основывающееся на самомъ себе, а другое подначальное и вместе служащее началомъ, — и колеблющееся по такому различію отношеній?

15. Если Отецъ есть виновникъ происходящихъ отъ Него не по отношенію къ естеству (единому у Трехъ лицъ), но по своей ипостаси, а свойство Отческой ипостаси доныне еще никто не нечествовалъ относить къ свойству ипостаси Сына, — ибо и Савеллій, выдумавшій сыноотчество, не произносилъ такой хулы, — то Сынъ никакимъ образомъ не можетъ быть виновникомъ никого изъ лицъ Троицы.

16. Не нужно оставлять безъ вниманія и того, что это нечестіе расторгаетъ и самую ипостась Отца; оно явно утверждаетъ, что лице Сына принято, какъ часть, въ составъ Отчей ипостаси; ибо если, какъ сказано, Отецъ есть виновникъ происходящихъ отъ Него не со стороны естества, но со стороны ипостаси, а Сынъ есть также виновникъ Духа, какъ говоритъ богоборное ученіе: то окажется, что или Сынъ входитъ въ составъ Отческой ипостаси, отъ которой онъ получилъ и способность — быть виною, или Сынъ дополняетъ лице Отца, которое вместе съ темъ дерзновенно признается недостаточнымъ прежде этого дополненія; и такимъ образомъ Сынъ получаетъ часть Отческую, и страшное таинство Троицы разделяется на двоицу.

17. И многое множество другихъ плевелъ можетъ произрасти отъ брошеннаго въ начале, злаго семени, которое, кажется, не тогда, когда безумные спали, но когда они бодрствовали въ душевной смерти своей и старались, какъ бы повредить вышнее, благородное и спасительное семя, врагъ рода (человеческаго) пришедши посеялъ въ ихъ несчастныя души. Такъ, все собственно принадлежащее кому–нибудь, бывъ действительно отнесено отъ него къ двоимъ другимъ, но — къ одному въ истинномъ смысле, а къ другому не въ истинномъ, доказываетъ, что означенныя лица — различнаго естества; напримеръ, если способность — смеяться, собственно принадлежащая человеку, принадлежитъ Іисусу, вождю Израиля, а представшему предъ нимъ Архистратигу силы Господни (Нав. 5, 14) вовсе не принадлежитъ: то очевидно, что нельзя считать вождя одноестественнымъ или единосущнымъ съ Архангеломъ. Такъ и во всемъ прочемъ, шествующій темъ же путемъ, ясно и несомненно встретитъ тоже самое заключеніе. Если же это везде имеетъ силу и сохраняетъ тотъ же самый смыслъ, и если исхожденіе Духа отъ Отца, выражающее собственную принадлежность Отца, относится пустословіемъ ереси къ Сыну, а къ Духу нетъ, — ибо еще никто не измыслилъ такой хулы, — то следующее отсюда изобретатели такихъ нелепостей пусть примутъ сами на свою голову. Если же они скажутъ, что исхожденіе не есть собственная принадлежность Отца, а следовательно и не Сына, равно и не Духа: то пусть дерзающіе говорить все скажутъ, какимъ образомъ то, что не составляетъ ни собственную принадлежность никого изъ троихъ, ни общую, вообще можетъ быть созерцаемо въ какой–либо одной изъ богоначальныхъ ипостасей?

18. Близко къ вышесказанному и следующее: если собственная принадлежность Отца обращается въ принадлежность Сына, то и собственная принадлежность Сына можетъ быть обращена въ принадлежность Отца. Ибо, какъ скоро проложило себе путь нечестивое суесловіе, которое хочетъ изменить и перемешать отличительныя свойства ипостасей, то и Отецъ у нихъ — о, глубина нечестія! — получитъ рожденіе, — потому что Сынъ рожденъ; дерзающимъ на все следуетъ, кажется, не оставлять неиспытаннымъ и этого способа богоборства.

19. Вообще, когда какая–нибудь изъ всехъ собственныхъ принадлежностей какой–либо ипостаси действительно можетъ быть относима отъ первой, владеющей ею, къ другимъ, и достоинство ея отъ этого не терпитъ извращенія: то эту принадлежность, въ которой можетъ участвовать другой, мы созерцаемъ относящеюся къ естеству. Такимъ образомъ, если то, что отъ начала признается собственною принадлежностію Отца, дерзость приписываетъ и Сыну, то пусть же она невольно усмотритъ, къ какому заключенію приводитъ ее противленіе Богу. Следствіе у любителей лжи, однажды возставшихъ противъ собственныхъ принадлежностей (лицъ Божества), выходитъ то, что они и самую ипостась Отца совершенно разрешаютъ въ естество и вовсе уничтожаютъ вину богоначальныхъ ипостасей.

20. Такъ, говорятъ, но Спаситель, наставляя учениковъ, сказалъ: Духъ отъ Моего пріиметъ и возвеститъ вамъ (Іоан. 16, 14). — Но отъ кого можетъ скрыться, что ты прибегаешь къ изреченію Спасителя не для того, чтобы найти въ немъ подтвержденіе, а чтобы и самаго Господа, вечный источникъ истины, оскорбить разногласіемъ? Такъ твой языкъ дерзокъ на все и склоненъ составлять и изобретать козни и касательно предметовъ непостижимыхъ! Если одинъ и тотъ же Создатель и Промыслитель рода (нашего) иногда учитъ, что Духъ исходитъ отъ Отца (Іоан. 15, 26), не прибавляя, что — и отъ Него, но внушаетъ богословствовать, что Отецъ есть единый виновникъ какъ Его рожденія, такъ и исхожденія Духа; а иногда, какъ ты говоришь, Онъ изрекаетъ: отъ Моего пріиметъ, но при этомъ проходитъ совершеннымъ молчаніемъ первое ученіе, хотя, приступая ко второму наставленію, Ему надлежало бы упомянуть и о первомъ и согласить предметы столь различные одинъ отъ другаго по смыслу; однако Онъ не делаетъ этого, хотя и следовало бы сделать, но вместо того, чтобы сказать объ исхожденіи Духа отъ Отца, относитъ и исхожденіе Духа къ Себе Самому: то какъ ты не перестанешь продолжать свое преступное противоречіе ипостасной и неизменной Истине, подлежа за это осужденію?

21. Такъ дерзость — посягать на невозможное — лишила тебя способности знать и доступное детямъ; но по крайней мере теперь, если не прежде, тебе нужно узнать, что ничто такъ ясно не противоречитъ твоему мненію, какъ это Господнее и спасительное изреченіе. Если бы Онъ сказалъ: отъ Меня пріиметъ, то и тогда усиліе твое не достигло бы цели, хотя заблужденіе твое имело бы некоторый предлогъ. Ибо принимать отъ кого–нибудь, ради иной какой–либо нужды, — и исходить по существу отъ кого–нибудь — по смыслу не одно и тоже, и далеко не тоже. Но такъ какъ Спаситель, предвидя величіе такого римскаго нечестія, не употребилъ и этого выраженія, чтобы злоба лукаваго чрезъ тебя не овладела многими; то почему ты, вместо того, чтобы клеветать на Господа, не прибегаешь съ раскаяніемъ къ человеколюбію Господа и не отверзаешь ушей сердца для Его ученія?

22. Спаситель сказалъ не: отъ Меня (ἐξ ἐμοῦ) пріиметъ; но: отъ Моего (ἐϰ τοῦ ἐμοῦ) пріиметъ; ибо пришедшій научить всехъ истине умелъ быть согласнымъ, темъ более соблюдать безукоризненное согласіе съ Самимъ Собою. Отъ Моего пріиметъ. Это выраженіе — отъ Моего имеетъ великое и важное отличіе отъ выраженія: отъ Меня, хотя и различается краткою частицею; ибо отъ Меня указываетъ на Самаго произнесшаго изреченіе; а отъ Моего — непременно на другое лице, кроме произнесшаго; а этимъ кто можетъ быть, отъ котораго Духъ получаетъ (исхожденіе), кроме Отца? Ибо и сами богоборцы ничего иного не выдумываютъ, — не говорятъ, что отъ другаго Сына, или отъ Самаго Духа, получающаго (исхожденіе). Видишь, какъ и доступное детямъ не доступно для тебя; ибо и дети, сколько нибудь научившіяся грамматике, знаютъ, что выраженіе отъ Меня указываетъ на самаго произносящаго изреченіе, а выраженіе отъ Моего указываетъ на другое лице, соединенное съ произнесшимъ узами общенія, но непременно отличное отъ него по ипостаси, къ которому неуклонно и устремляетъ оно мысли слушателей; такъ что это прибежище твое, если бы ты вполне решился вместо нечестія предаться благочестію, сделалось бы для тебя прибежищемъ къ покаянію, а отнюдь не поводомъ къ богоборству.

23. Что же? Не следовало ли тебе, прежде нежели богохульствовать, постараться узнать, — если не что другое, — хотя то, чтó знаютъ и дети? Какъ же не устрашился ты, хотя и искусный въ сокрытіи лукавства, столь безстыдно лгать и клеветать на слова Господни? Чего не допускаютъ ни связь речи, ни прямой смыслъ изреченія, ты не стыдишься говорить, будто это утверждаетъ Господь? Известно, что Онъ не говорилъ: отъ Меня; а ты, если не словомъ, то хитростію лукавства изменивъ выраженіе: отъ Моего въ: отъ Меня, и клевеща, будто Спаситель училъ тому, что ты разумеешь подъ этимъ искаженнымъ выраженіемъ, въ одно и тоже время открыто произносишь три клеветы: будто Онъ сказалъ то, чего не говорилъ; будто Онъ не сказалъ того, чтó сказалъ; и будто Онъ придалъ этому такой смыслъ, котораго Онъ не только не выразилъ словомъ, но который ясно оказывается противоречущимъ Его ученію; и въ четвертыхъ, ты представляешь Его законополагающимъ вопреки Самому Себе. Какъ и какимъ образомъ? Онъ сказалъ: отъ Моего пріиметъ, а не отъ Меня; а ты усиливаешься доказать, будто Онъ учитъ тому, что кажется тебе выраженнымъ въ слове: отъ Меня; такимъ образомъ то, что онъ Онъ сказалъ, ты отвергаешь; а чего Онъ не сказалъ, тó составляешь, какбы сказанное Имъ. Ты говоришь, будто Онъ внушалъ ученикамъ такой смыслъ этого выраженія, какого Онъ не внушалъ, и представляешь, будто этимъ выраженіемъ Онъ училъ тому, чего совершенно не было произносимо пречистыми устами. ипостасная Премудрость Божія учитъ, что Духъ исходитъ отъ Отца; а ты, какбы решившись всячески обличить Его въ противоречіи Самому Себе, утверждаешь, будто Онъ учитъ, что Духъ исходитъ отъ Него, и будто Онъ отступаетъ отъ прежняго ученія о Боге, делаетъ его неправильнымъ посредствомъ этого втораго и не оставляетъ за нимъ истинности; ибо, какъ скоро богословствованіе касательно благодати отступитъ отъ благодати, то убежденіе никогда не можетъ иметь твердости.

24. Впрочемъ уже время выслушать изреченія Господа, сказанныя выше, и разсмотреть, съ какою целію мысль Его выражена въ техъ словахъ. Ибо чрезъ это не меньше, но гораздо больше обличается безстыдство нечестія. Сказавъ: иду ко Отцу (Іоан. 14, 28), Онъ за темъ прибавляетъ къ словамъ Своимъ: но, яко сія глаголахъ вамъ, скорби исполнихъ сердца ваша; но Азъ истину вамъ глаголю: уне есть вамъ, да Азъ иду: аще бо не иду Азъ, Утешитель не пріидетъ къ вамъ (Іоан. 16, 5–7). И спустя немного: еще много имамъ глаголати вамъ, но не можете носити ныне: егдаже пріидетъ Онъ, Духъ истины, наставитъ вы на всяку истину; не отъ себе бо глаголати имать, но елика аще услышитъ глаголати имать, и грядущая возвеститъ вамъ. Онъ Мя прославитъ, яко отъ Моего пріиметъ, и возвеститъ вамъ. Вся, елика имать Отецъ, Моя суть: сего ради рехъ, яко отъ Моего пріиметъ и возвеститъ вамъ (Іоан. 16, 12–15). Эти священныя и богоприличныя слова не даютъ ли ясно разуметь и таинство благочестія, не объясняютъ ли и причину, по которой Онъ благоволилъ сказать это, не сохраняютъ ли неприкосновеннымъ и первоначальное ученіе (о Духе), не постыждаютъ ли всякую клевету и не устраняютъ ли всякій поводъ къ нечестію? Такъ какъ Онъ зналъ, что ученики впали въ уныніе, потому что Онъ, находясь съ ними, предсказалъ о разлуке съ ними по телу и о томъ, что Онъ идетъ къ Отцу: то, увидевъ ихъ предавшимися печальнымъ помысламъ и желая ободрить и по истине воодушевить ихъ, Онъ, во–первыхъ, учитъ, что для нихъ полезно, чтобы Онъ отошелъ (къ Отцу); потомъ объясняя, какъ полезно, говоритъ: аще бо не иду Азъ, Утешитель не пріидетъ къ вамъ. Такія слова очевидно побуждали ихъ возвыситься къ мысли о величіи Духа; равно какъ и слова: не можете носити ныне, но когда? — егда пріидетъ Духъ истины; Онъ наставитъ вы на всяку истину, — также внушали и открывали ученикамъ иное дивное величіе Духа и возвышали мысли ихъ на неизреченную высоту, на которой чрезвычайно светло являлось имъ достоинство Духа.

25. Что же они, такимъ образомъ предваренные, должны были подумать о Духе? — «Ты, о, Учитель, находясь съ нами, не могъ сделать, чтобы мы понесли тяжесть неизреченныхъ таинъ; а Утешитель, пришедши, сделаетъ насъ лучшими и способными — безъ обремененія сносить ихъ веденіе; Ты открылъ намъ истину отчасти, а Онъ наставитъ насъ на всякую истину; при Твоемъ наставленіи мы еще нуждаемся и въ премудрости и въ силе и въ истине; а Онъ, пришедши, доставитъ намъ обильное наслажденіе всемъ. Итакъ, если Ты, ипостасная Премудрость и Истина, учишь этому, то намъ не должно сомневаться, что Духъ достоинъ и превосходнейшей чести и славы отъ насъ (нежели Ты)».

26. Посему, такъ какъ Спаситель преподалъ ученикамъ высокія мысли о Духе, прогоняя ихъ уныніе и вместе богословствуя истину о Духе, а уму учениковъ по человечески свойственно было погрузиться въ неправые помыслы; — ибо душа, одержимая скорбію и затьмившая способность сужденія мглою перемены обстоятельствъ, могла обратить спасительное во вредное: — то, дабы они не стали считать Духа, какъ преподающаго бóльшее, — выше Сына, и дабы умъ ихъ не устремился къ оскорбленію единосущія (Сына и Духа) и къ расторженію равночестности на неравночестность, Онъ, какъ превосходный врачь телъ и душъ, предуготовляетъ спасительное врачевство.

27. Если же учениковъ не занимали, не колебали и не смущали такіе помыслы; — ибо благочестивее, быть можетъ, признавать этотъ священный сонмъ выше такого колебанія и смущенія; — то изобретатель зла, искусный обращать лучшее на худшее, могъ бы сделать многихъ жертвами своей хитрости и посеять еретическое мненіе въ душахъ людей; истребляя оное въ самомъ начале и пристыждая вашего изобретателя, Спаситель прозорливо и богоприлично присовокупляетъ: не отъ себе глаголати имать, но елика аще услышитъ, глаголати имать, подобно какъ и о Себе Онъ говоритъ: яко, яже слышахъ отъ Отца Моего, сказахъ вамъ (Іоан. 15, 15), то есть: обоимъ Намъ отъ Отца дано учить и просвещать души ваши. Посему, какъ прежде Онъ говорилъ объ Отце: Азъ прославихъ Тя на земли (Іоан. 17, 4), и Отецъ прославляетъ Сына: и прославихъ, сказалъ Онъ, и паки прославлю (Іоан. 12, 28); такъ теперь и Духа прославляетъ Сынъ вышесказанными высокими и богоприличными словами. Посему, спустя немного, Онъ прибавляетъ: Онъ Мя прославитъ, — везде соблюдая единосущіе, одноестественность и достоинство равночестности; такъ что можно сказать: общее дело пресущественной и препрославленной Троицы — прославляться другъ отъ друга неизреченнымъ образомъ. Сынъ прославляетъ Отца, и Отецъ прославляетъ Сына, также и Духа; ибо отсюда проистекаетъ у Него обиліе дарованій; равнымъ образомъ и Духъ (прославляетъ) Отца темъ, что испытуетъ, или лучше, весть глубины Божія (1 Кор. 11, 10–11) и открываетъ ихъ, сколько доступно человеческой природе — темъ, которые сделали себя способными принимать озареніе боговеденія. Ныне прославляетъ, какъ сказано, Сынъ Духа и Духъ Сына, и у нихъ общія какъ царство и сила и держава, такъ и слава, не только воздаваемая нами, но и та, которую Они принимаютъ сами отъ себя.

28. Онъ Мя прославитъ. Это значитъ: какъ темъ, что Я воздалъ славу Утешителю, Я не объявилъ Его высшимъ Меня, такъ и темъ, что Онъ, какъ Я сказалъ, прославитъ Мя, Я не ставлю Себя по чести выше Его. Прославитъ Мя, т. е. сколько ты постигаешь величіе Его, столько и возможно тебе созерцать Мою славу чрезъ Него; ибо какъ Я, яже слышахъ отъ Отца, сказахъ вамъ: такъ и Онъ отъ Моего пріиметъ и возвеститъ вамъ; равно течетъ нашъ вечный Источникъ дарованій, равно происхожденіе отъ Отца, равно единосущіе и одноестественность; все свидетельствуетъ о равночестности; во всехъ отношеніяхъ не допускается большее и меньшее.

29. Потомъ, сказавъ: пріиметъ, Онъ возвещаетъ и то, для чего пріиметъ. Не для того, — говоритъ, — чтобы исходить, или чтобы существовать: — обрати, человекъ, вниманіе на слова Господа; — но для чего пріиметъ? Для чего? Для того, чтобы грядущая возвестить вамъ. Это сказавъ предварительно, Онъ опять подтверждаетъ словами: отъ Моего пріиметъ и возвеститъ вамъ; и яснее раскрывая, чтó значитъ сказанное Имъ: отъ Моего пріиметъ, Онъ сокращенно прибавляетъ: вся елика имать Отецъ, Моя суть, такъ что пріемлющій Мое принимаетъ отъ Отца Моего. И этимъ Онъ не ограничиваетъ раскрытія той же мысли, но еще совершеннее объясняя и подтверждая ее, говоритъ: сего ради рехъ, яко отъ Моего пріметъ, потому что Мое — во Отце; Духъ же принимаетъ отъ Отца; а Отеческое есть Мое. Следовательно, Онъ какбы такъ возвещаетъ: когда Я говорю: отъ Моего, то вамъ должно устремлять мысли свои къ Отцу Моему, а не обращаться къ другому; Я не оставилъ вамъ никакого предлога, котораго бы не устранилъ, — уклоняться мыслями къ чему–либо другому, особенно когда Я предварительно внушилъ вамъ, что вся елика имать Отецъ — Моя суть.

30. Что яснее этихъ пречистыхъ словъ? Чемъ можно лучше убедить, что выраженіе: Отъ Моего пріиметъ — указываетъ на лице Отца, и что отъ Отца, какъ отъ виновника, Духъ получаетъ действіе дарованій — техъ дарованій, которыми Онъ укрепитъ учениковъ какъ къ перенесенію веденія грядущаго, съ твердымъ и неизменнымъ убежденіемъ, такъ и оставаться безъ всякаго колебанія зрителями вещей невиданныхъ и совершителями делъ непостижимыхъ? Итакъ не опровергнуто ли со всехъ сторонъ твое (латинянинъ) нечестивое изобретеніе? Неужели ты еще осмелишься придумывать клеветы и лжи противъ истины, или строить козни противъ собственнаго спасенія?

31. Впрочемъ и после этого я не оставлю тебя безъ попеченія, чтобы, если ты неизлечимо боленъ, обличать и укорять и еще больше поражать лежащаго дóлу; если же ты желаешь изцеленія, то доставить тебе изъ тойже чаши истины врачевство, утоляющее и истребляющее болезнь. Подлинно, если, — а этого кто не скажетъ тебе? — исхожденіе Духа отъ Отца совершенно, а оно совершенно потому, что Богъ совершенный — отъ Бога совершеннаго: то чтó прибавило (Ему) исхожденіе отъ Сына? Если оно прибавило что–нибудь, то надобно будетъ сказать, чтó именно оно прибавило; а если кроме Божеской ипостаси Духа, нечего другаго нельзя ни найти, ни сказать: то для чего ты сознательно оскорбляешь и Сына, и Духа, и вместе съ ними и еще прежде нихъ — Отца?

32. Еще: если собственная принадлежность (личное свойство) Духа состоитъ въ томъ, что Онъ исходитъ отъ Отца, равно какъ и собственная принадлежность Сына — въ томъ, что Онъ раждается; а они (римляне) суесловятъ, что Духъ происходитъ и отъ Сына: то Духъ отличается отъ Отца бóльшими особенностями, нежели Сынъ. Происхожденіе отъ Отца, хотя одного — рожденіемъ, а другаго — исхожденіемъ, однако равно отличаетъ того и другаго изъ нихъ отъ Отческой ипостаси; но Духъ отличается еще и вторымъ отличіемъ, которое доставляетъ Ему двоякое исхожденіе. Если же Духъ отличается отъ Отца бóльшими особенностями, нежели Сынъ; то Сынъ будетъ ближе къ Отческому существу, и, такъ какъ две особенности отличаютъ Духа (отъ Отца), то одною изъ нихъ равночестный Духъ будетъ богохульно считаться уступающимъ Сыну въ единосущномъ сродстве съ Отцемъ; и такимъ образомъ опять возникнетъ противъ Духа вражда Македонія, сама собою навлекающая на себя пораженіе его нечестія.

33. Кроме того, если одному Духу свойственно относиться къ различнымъ началамъ; то не следуетъ ли после этого говорить, что одному Духу свойственно относиться къ многоначальному началу (εἰς πολύαρχον ἀρχην)?

34. Еще: если отъ того, въ чемъ дерзкіе на все выдумали общность у Отца съ Сыномъ, они устраняютъ Духа; Отецъ же обобщается съ Сыномъ по существу, а не по какой–либо изъ собственныхъ принадлежностей: то следуетъ, что они отделяютъ единосущнаго Духа отъ сродства съ Отцемъ по существу.

35. Духъ исходитъ отъ Сына темъ же самымъ исхожденіемъ, или противоположнымъ изхожденію отъ Отца? Если темъ же самымъ, то какъ же не обобщаются личныя свойства, по которымъ — и единственно по которымъ Троица признается и покланяется, какъ Троица? А если — противоположнымъ тому, то при этомъ богохульномъ выраженіи опять не возликуютъ ли у насъ Манесы и Маркіоны, распространяя опять богоборное злословіе противъ Отца и Сына?

36. Притомъ, если все, чтó не есть общее у вседержительной, единосущной и преестественной Троицы, есть принадлежность только одного изъ троихъ; извожденіе же Духа не есть общее у нихъ троихъ; то следуетъ, что оно есть принадлежность одного и только одного изъ троихъ. Итакъ, скажутъ ли они, что Духъ исходитъ отъ Отца, тогда не должны ли будутъ отречься отъ своего любимаго и новоизмышленнаго ученія? А если — отъ Сына, то для чего они не дерзнули тотчасъ же въ самомъ начале извергнуть весь свой ядъ, а извергаютъ Его по частямъ? Ибо если они убеждены въ своемъ нечестіи, следовало бы имъ въ самомъ начале исповедать, что они не только признаютъ Сына изводителемъ Духа, ни и Отца устраняютъ отъ этого извожденія. Затемъ следовало бы — и рожденіе (въ Сыне) отменять и заменять извожденіемъ и суесловить, что не Сынъ отъ Отца, но Отецъ отъ Сына имеетъ рожденіе, дабы имъ не только превзойти нечествовавшихъ издавна, но и оказаться безумнейшими съумасшедшихъ.

37. Еще: если Сынъ рожденъ отъ Отца, а Духъ исходитъ отъ Отца и Сына, то следуетъ новое ученіе касательно Духа, что и отъ Него исходитъ нечто другое, такъ что собирается по такому богопротивному мненію не три, а четыре ипостаси, или лучше, безконечное ихъ множество, такъ какъ четвертая у нихъ опять будетъ производить другую, а эта — иную, до техъ поръ, пока они превзойдутъ и эллинское многобожіе.

38. Можно привести противъ нихъ и следующее: что именно? Если все, чтó принадлежитъ Сыну, Онъ получаетъ отъ Отца, то отъ Него же Онъ подучилъ и способность — быть виною исхожденія Духа; — отъ чего же такъ пристрастна эта щедродательность, что Сынъ оказывается виновникомъ исхожденія Духа, а Духъ, хотя равночестный и одинаково и равночестно произшедшій отъ того же существа, лишенъ подобной чести?

39. Еще: Отецъ — виновникъ, и Сынъ — виновникъ; кого же изъ Нихъ распорядители недоступнаго признаютъ въ праве — быть виною более? Если — Отца, то не будетъ ли у нихъ чемъ–то пришлымъ, поддельнымъ и оскорбительнымъ эта придуманная честь Сына, особенно когда Онъ уже получилъ господство и преимущество предъ Отцемъ? Если же Сынъ, то — тягчайшая дерзость! Ибо они не сочли достаточнымъ для меры своего нечестія — разсекать и уделять Сыну Отческую вину, если еще не отнимутъ у ней преимущество и вместо Отца не дадутъ Духу виновникомъ Сына!

40. Что говоришь ты? Сынъ, происшедши отъ Отца посредствомъ рожденія, получилъ отъ Него и способность производить другаго одноестественнаго; почему же и самъ Сынъ, производя одноестественнаго Духа, не сообщилъ Ему, какъ Самъ принялъ, подобную силу и честь, дабы и этотъ также могъ отличаться произвожденіемъ одноестественной ипостаси? Между темъ следовало бы Сыну, если не по чему иному, то по крайней мере изъ подражанія Отцу, соблюсти подобіе въ подобныхъ действіяхъ.

41. Не долженъ я проходить молчаніемъ и следующую несообразность: называть родившаго большимъ рожденнаго, хотя не по естеству, — ибо Троица единосущна, — но по ипостаси, научаетъ изреченіе Господа (Іоан. 14, 28), научаетъ и наставленный Имъ сонмъ святыхъ Отцевъ нашихъ; а что Сынъ больше Духа по ипостаси, этого невозможно слышать ни изъ Божественныхъ изреченій, и никакой доныне не нашелся благочестивый умъ, такъ думающій; богоборный же языкъ не только называетъ Сына бóльшимъ Духа по ипостаси, но и отдаляетъ (Духа) отъ близости къ Отцу.

42. Еще: если есть виновникъ Духа, то не окажется ли при верховномъ и преестественомъ начале Троицы еще вторая подчиненная вина? Она, какъ происшедшая отъ виновника, придумана къ оскорбленію не только перваго начала, но и самаго того, для чести котораго изобретена. Ибо недоставлять никакой пользы ни Ему (Духу) и никому, и даже ни въ чемъ не находить повода къ ея доставленію, — это скорее не нанесетъ ли оскорбленія Сыну и подъ именемъ чести не причинитъ ли обиды? Подлинно, если Духъ отъ вечности получилъ отъ Отца вполне достаточное исхожденіе, то какаго инаго извожденія или осуществленія подателемъ можетъ быть признано, выдуманное ими, начало?

43. И не разделится ли у нихъ Духъ на двое? Одна часть происходитъ отъ Отца, какъ истиннаго и перваго виновника, — ибо Онъ не имеетъ себе виновника; — а другая — отъ втораго и происшедшаго отъ вины; — ибо этотъ — не безъ виновника; и такимъ образомъ не только однимъ порядкомъ и отношеніемъ и причинностію ересь изображаетъ, особенность и отличіе Духа (отъ Отца и Сына), но и дерзаетъ побуждать насъ къ почитанію четверицы, вместо Троицы, или лучше, не оставляетъ ничего неоскорбленнымъ въ преблагой Троице и не оказываетъ никакого уваженія къ Создателю всего.

44. Притомъ, если Сынъ есть виновникъ Духа, а обоихъ виновникъ — Отецъ, то въ совершенной и доставляющей совершенство Троице окажется некоторая вина, лишенная совершенства господственной и первой вины, несовершенная, половинчатая или составная, получившая сложеніе изъ несовершеннаго и совершеннаго. Такъ, можно заметить, мифологія некогда забавляясь составляла между предметами рожденными и тленными иппоцентавровъ; а богоборство не страшится нарочито составлять между предметами вечными и неизменными вину или половинчатую или сложенную изъ вины и происходящаго отъ вины (ἐξ αἰτίου ϰαὶ αἰτιατοῦ); и ни одна изъ этихъ частей не можетъ избегнуть несовершенства; ибо обе оне, хотя представляются противоположными одна другой, — таковы плоды нечестиваго семени, — но обе служатъ къ одинаковому униженію несовершеннаго.

45. Кроме того, если Духъ есть одно (лице), преестественно и подлинно одно, ровно какъ и Отецъ и Сынъ есть истинно и неизреченно — одно: то присвоеніе Ему двойства виновниковъ какъ можетъ быть допускаемо и не есть ли нечто невозможное?

46. Итакъ по этимъ и подобнымъ причинамъ, вамъ надлежитъ, хотя поздно, возчувствовать свое нечестіе и вместо многолживаго суеверія принять мысль кафолической и апостольской Церкви, въ чистоте усвоить себе благочестіе и научиться веровать всемъ умомъ и несомневающеюся душею, что каждое изъ лицъ единосущной и богоначальной Троицы неизреченнымъ образомъ соединяются по естеству въ нераздельную общность, а по отношенію къ ипостаси сохраняютъ несообщимое другъ другу свойство особенностей: ибо это различіе не допускаетъ у нихъ произойти сліянію. Нетъ; но какъ общность по естеству не принимаетъ никакого разделенія или различенія: такъ и те свойства, которыми отличается каждая изъ трехъ (ипостасей), отнюдь не смешиваются никакимъ смешеніемъ. Какъ Сынъ раждается отъ Отца и пребываетъ неизменнымъ, сохраняя въ себе достоинство Сыновства; такъ и Всесвятый Духъ исходитъ отъ Отца и пребываетъ неизменнымъ, сохраняя въ себе исхожденіе; и какъ Духъ, происходя отъ безвиновнаго Отца, не совершаетъ рожденія или извожденія другаго и не видоизменяетъ своего исхожденія какою–либо переменою; такъ точно и Сынъ, раждаясь отъ безвиновнаго Отца, не можетъ производить кого–либо одноестественнаго — ни посредствомъ рожденія, ни посредствомъ извожденія — и привнесеніемъ другаго отношенія искажать преимущество Сыновства.

47. Справедливо я могу обвинять тебя въ произвольномъ ослепленіи, когда ты не обращаешь вниманія на следующее: если Отецъ производитъ Духа со стороны естества (своего); — а Троица — одного и того же естества; — то по какому бы поводу ты ни решился баснословить это нечестіе, между многими другими сродными нелепостями у тебя не только Сынъ изменится въ изводителя Духа, но и самъ Духъ разделится и разсечется на родителя — Сына и — собственнаго Изводителя; умолчимъ о прочемъ, потому что это — лучше, и нелепости, не произносимыя словами, ясно понимаются изследующими разумно и съ благочестіемъ. Но именно такъ (будетъ), если кто станетъ суесловить, что по естеству, а не по собственной ипостаси Отецъ изводитъ Духа. Если же Отецъ признается изводящимъ Духа, какъ Отецъ, въ чемъ и не сомневаются благочестивые; то и Сынъ, поколику признается Сыномъ, не изменитъ достоинства Сыновства извожденіемъ Духа, не отниметъ у Отца и не присвоитъ себе вины извожденія, равно какъ не отнимаетъ у Него и нетленнаго рожденія: ибо это свойства — не естества, по которымъ прославляется общность (лицъ Божества), но свойства ипостаси, по которымъ мы богословствуемъ о различіи въ Троице.

48. Пусть такъ; но, — возражаютъ некоторые, — еретики говорятъ: не окажетесь ли вы обвинителями проповедника Церкви, учителя вселенной, Павла, этого небеснаго человека, который произнесъ великое и поистине небесное изреченіе: посла Богъ Духа Сына своего въ сердца ваша, вопіюща: Авва, Отче (Гал. 4, 6)? Если Павелъ, знавшій правые догматы, говоритъ, что Духъ исходитъ отъ Сына, то вы, не принимая этого, не обвиняете ли учителя небесныхъ истинъ? — Но кто всячески обвиняетъ созерцателя таинъ, Павла: тотъ ли, кто старается выставить его противоречущимъ Учителю его и общему Владыке, или тотъ, кто съ благоговеніемъ признаетъ и прославляетъ его согласіе съ Нимъ? Когда Господь говоритъ, что Духъ исходитъ отъ Отца, а ересь утверждаетъ, будто Павелъ учитъ, что — отъ Сына: то кто обвиняетъ его? Или лучше: кто обвиняетъ его въ противоречіи Господу, — тотъ и подлежитъ неизбежному наказанію за дерзость. Видишь, какъ ты, не имея возможности лишить учителя вселенной учительскаго достоинства, злонамеренно злословишь руководителя къ благочестію, вместо того чтобы обращаться къ нему съ уваженіемъ и почтеніемъ. Впрочемъ ересь не делаетъ ничего чуждаго ея обычаю; ибо, произнесши клевету на Самаго Сына и Слово Божіе, будто Онъ впалъ въ противоречіе съ Собою, не последовательно ли съ собою она поступаетъ, обвиняя и истиннаго служителя и ученика Его въ противоречіи и стараясь выставить его исправителемъ Учителя?

49. Где же Павелъ говоритъ, что Духъ исходитъ отъ Сына? Что (Духъ) есть (Духъ) Сына, — ибо не чуждъ Ему, — да не будетъ, это и онъ сказалъ и Церковь Божія исповедуетъ и признаетъ; а что (Духъ) исходитъ отъ Сына, этого не произносилъ и его благоглаголивый языкъ, и никто изъ благочестивыхъ не обвинялъ его, — слишкомъ далеко до этой клеветы, — и не потерпелъ бы слышать о такомъ злословіи.

50. Павелъ, для котораго обширность вселенной оказалась теснейшею его ревности къ распространенію божественной проповеди, сказалъ, что (Духъ) есть Духъ Сына: почему же и ты не говоришь этого, но злословишь, извращаешь и искажаешь слова проповедника, и, чтó еще тяжелее, свое искаженіе и злословіе приписываешь голосу учителя?

51. Онъ сказалъ: Духа Сына — прекрасно и богомудро; а ты почему искажаешь это изреченіе, и того, чтó онъ сказалъ, не говоришь; а то, чего онъ и не думалъ, ты не стыдишься провозглашать, какъ будто онъ говоритъ это? Духа Сына своего: невозможно лучше и сказать иначе; ибо (Духъ) одноестественъ съ Сыномъ, единосущенъ, имеетъ одну и туже славу, честь и господство. Итакъ, кто говоритъ: Духа Сына Своего, тотъ указываетъ на одинаковость естества, а отнюдь не упоминаетъ о причине исхожденія, признаетъ единство по существу, но вовсе не возвещаетъ — одноестественно произведшаго ипостась (Духа) и не указываетъ на виновника.

52. Что? Не говорится ли у всехъ и объ Отце: Отецъ Сына? Неужели же по этому ты будешь приписывать Ему рожденіе (отъ Сына)? Если же Онъ называется Отцемъ Сына, не потому, что родился, а потому что единосущенъ; — разве ты хочешь, чтобы и Онъ родился? — то какъ же Духъ, названный Духомъ Сына, — вместо того чтобы признать Его виновникомъ и производителемъ, (на основаніи указаннаго примера) наоборотъ ставится въ разрядъ производимаго и происходящаго отъ вины? Если уже объяла тебя страсть нечествовать изъ–за сходства выраженій, то ты равно могъ бы нечествовать, называя какъ Духа изводителемъ Сына, такъ и Сына (изводителемъ) Духа; впрочемъ то заблужденіе, по–видимому, происходило бы по некоторому поводу и примеру; а теперь у тебя безуміе съ богоборствомъ и богоборство съ безуміемъ спорятъ и состязаются о преимуществе.

53. Итакъ Церковь священно говоритъ, что и Сынъ — Отчій и Отецъ — Сыновній; ибо они единосущны; но по тому поводу, что Сынъ исповедуется рожденнымъ отъ Отца и Отецъ называется Отцемъ Сына, мы не станемъ богохульствовать на оборотъ; такъ точно и тогда, когда мы говоримъ: Духъ Отца и Сына, мы конечно выражаемъ этими словами единосущіе Его съ ними обоими; но при этомъ знаемъ, что Онъ единосущенъ Отцу, потому что отъ Него исходитъ, а Сыну единосущенъ не потому, что отъ Него исходитъ, — нетъ, равно какъ и Сынъ единосущенъ Ему не вследствіе рожденія отъ Него, — но потому, что имъ обоимъ отъ вековъ и равночинно принадлежитъ происхожденіе отъ одного и нераздельнаго Виновника.

54. Духа Сына Своего. Вникни ты, — и богомудраго и спасительнаго изреченія проповедника истины не делай для себя поводомъ къ гибельному заблужденію; не трудно разуменіе, и не нужно здесь ума остраго и сильно способнаго — углубляться въ таинственное; иное значитъ: Духа Сына своего, и иное выражаетъ: Духъ отъ Отца исходитъ; сходство падежей да не подвергаетъ тебя неизцельному паденію; ибо многія слова, произносимыя сходнымъ образомъ, выражаютъ не сходный смыслъ, и даже не близкій; и я представилъ бы тебе большое собраніе такихъ словъ, если бы твое неверіе не останавливало моего усердія.

55. Но ты, решившись говорить такимъ образомъ, долженъ будешь, можетъ быть, повинуясь своимъ законамъ, по необходимости не отступать отъ нелепости. Сынъ называется не только сіяніемъ Отца и светомъ отъ света (Евр. 1, 3), но и — светомъ міра, какъ Самъ говоритъ: Азъ есмь светъ міру (Іоан. 8, 12); но светъ света означаетъ единосущіе Сына съ Отцемъ (что же значить будетъ выраженіе светъ міра?). Итакъ сплетенную изъ твоей мудрости, умствованія и языка, для тебя же петлю ты долженъ, хотя поздно, — не говорю, наложить на себя, — но отстранить и искать, какъ бы тебе избегнуть погибели отъ задушенія ею.

56. Божественный Павелъ, для котораго обширность вселенной была теснее его евангельской проповеди, сказалъ: посла Богъ Духа Сына своего. Когда ты будешь говорить то, что онъ сказалъ, мы не подвергнемъ тебя никакому осужденію; но когда ты учишь, будто онъ проповедуетъ то, чего онъ не говорилъ; тогда мы осуждаемъ тебя, какъ виновнаго въ нечестіи и подлежащаго наказанію. Этотъ небесный человекъ сказалъ: Духа Сына своего; а ты, какбы возшедшій выше третьяго неба и бывшій самъ слушателемъ неизреченныхъ глаголовъ, изреченіе его, какбы несовершенное, изменяешь и лишаеть своего доверія, и, какъ бы усовершая его несовершенство, вместо того, чтобы говорить: Духа Сына своего, учишь, — о крайняя дерзость! — что Духъ исходитъ отъ Сына; и притомъ, посмеваясь и злословя, нисколько не стыдишься выдавать хулимаго учителя за своего единомышленника. Подлинно ты показалъ, какой духъ наполнялъ и руководилъ тебя изрыгнуть такой ядъ нечестія!

57. Если хочешь, я представлю тебе и другія священныя изреченія, которыми осуждается злонамеренность твоей гордости и глупости. Святый Духъ называется Духомъ премудрости, Духомъ разума, Духомъ веденія, Духомъ любви, Духомъ целомудрія, Духомъ сыноположенія (Ис. 11, 2; 2 Тим. 1, 7). Не пріясте бо Духа работы въ боязнь, — говоритъ тотъ, который распространилъ невечерній светъ истины, подобно теченію солнца, и лучами его озарилъ всю землю, — но Духа сыноположенія (Рим. 8, 15); и еще: не бо даде намъ Духа страха, но Духа премудрости и любве и целомудрія (2 Тим. 1, 7); Духъ Святый называется также Духомъ веры и обетованія, силы и откровенія, совета и крепости, благочестія и кротости (Ис. 11, 2. Ефес. 1, 13. 17). Аще и впадетъ человекъ въ некое прегрешеніе, вы духовніи исправляйте таковаго духомъ кротости, говоритъ Павелъ, огненный языкъ Духа (Гал. 6, 1); также — Духомъ смышленія; ибо такъ сказано: се нарекохъ именемъ Веселеила и наполнихъ его Духомъ премудрости и смышленія и веденія (Исх. 31, 2–3); и не только такъ, но называется и Духомъ смиренія, какъ воспеваютъ отроки, въ огне орошаемые: но душею сокрушенною и духомъ смиренія (смиреннымъ) да пріяты будемъ (Дан. 3, 39); называется и Духомъ суда и зноя, чемъ выражается карательная и очистительная сила Духа; ибо Исаія говоритъ: очиститъ ихъ Господь духомъ суда и духомъ зноя (Ис. 4, 4); также — Духомъ исполненія; такъ сострадательнейшій изъ пророковъ Іеремія говоритъ: путь дщере людей моихъ не ко очищенію, ниже во святое, Духъ исполненія; иначе: не исполненъ чистаго и святаго Духа (Іер. 4, 11–12). Что же ты превозносишься? Неужели ты станешь утверждать, что отъ техъ дарованій, которыя Всесвятый Духъ производитъ и сообщаетъ, самъ Онъ исходитъ, и отъ нихъ получаетъ бытіе и происхожденіе? Это обличеніе въ нечестіи, ставъ одесную тебя, не позволитъ тебе придумать что–нибудь для твоего спасенія. Ибо, что Сынъ въ нашихъ священныхъ письменахъ называется и Словомъ Божіимъ, и премудростію, и силою, и истиною, — это всемъ известно; а Всесвятый Духъ называется Духомъ не только Сына, но и дарованій, которыя раздавать Онъ имеетъ власть: это также знаетъ удостоившійся иметь умъ Христовъ.

58. Итакъ твой законъ внушитъ тебе, или лучше, заставитъ говорить, что Духъ исходитъ не только отъ Сына, — такъ какъ Онъ называется Духомъ Сына, — но и отъ веденія и отъ разделенія дарованій и отъ безчисленныхъ другихъ богоприличныхъ действій и силъ, которыхъ источникомъ и подателемъ прославляется и признается Всесвятый Духъ, въ особенности — отъ веры и откровенія и веденія; ибо, хотя бы ты очень хотелъ, невозможно тебе доказать, что такими именами называется и Сынъ.

59. Если же кто станетъ представлять, что подъ этими именами разумеется не самъ всесвятый и единосущный Отцу и Сыну Духъ, но проистекающія отъ Него дарованія; усвояется же имъ названіе Духа потому, что они имеютъ отношеніе къ Нему и Онъ разделяетъ ихъ: то, хотя я и могу на это сказать многое, однако теперь не буду говорить. Почему? Потому, что, если и допустить это, и тогда нисколько не меньше обличается беззаконное ихъ усиліе; ибо, если здесь говорится о дарованіяхъ Духа, а новый законъ ихъ повелеваетъ учить, что Духъ происходитъ отъ того, чего Духомъ Онъ называется: то они уже не могутъ говорить, что Духъ производитъ то, чего Духомъ Онъ называется, но наоборотъ должны сказать, что дарованіе исходитъ и происходитъ отъ веденія и премудрости и всего прочаго вышесказаннаго; такъ что не дарованіе, или Духъ чрезъ духовное дарованіе, подаетъ веденіе, и премудрость, и силу, и сыноположеніе, и откровеніе, и веру, и благочестіе, а скорее напротивъ — веденіе, и откровеніе, и благочестіе, и вера и целомудріе производятъ дарованія, которыя тебе угодно называть духами, также и каждое изъ прочихъ. Или лучше, если, по твоему мненію, каждое изъ дарованій называется духомъ, и числу дарованій соответствуетъ множество духовъ, а чего духомъ называется дарованіе, отъ того твое законодательство повелеваетъ ему и происходить и производиться: то не разделяешь ли ты каждое изъ дарованій, или духовъ, на двое, вместо одного делая многихъ, такъ что выходитъ одно и тоже — и подающее и подаваемое, и производящее и производимое: вера производитъ веру, веденіе — веденіе, смышленіе — смышленіе, и такъ далее, сколько бы кто ни тратилъ времени, излагая твое пустословіе.

60. Впрочемъ ересь влечетъ за собою и еще следующее (нечестіе). Всесвятый Духъ разделяетъ дарованія достойнымъ; а она, кажется, не довольствуясь ничемъ и даже Его разделеніемъ, сама разсекаетъ, раздробляетъ и разделяетъ ихъ на многія части, дабы иметь возможность больше и обильнее наделить дарами последователей своихъ; и происходитъ у нихъ смятеніе ума и смущеніе, обращающее свойства и порядокъ вещей въ безпорядокъ и смешеніе, и первая попытка нечестія раждаетъ множество ересей. Но, хотя сказаннаго и довольно для убежденія не совсемъ впадшихъ въ нечестіе, для обличенія решившихся безстыдствовать и для исправленія уклонившихся въ суеверіе; однако мы не опустимъ и еще остающагося; ибо одинъ изъ больныхъ — однимъ врачествомъ, а другой — другимъ, или избавляется отъ болезни, или, добровольно и по злобному намеренію оставаясь неизлечимымъ, обличается.

61. Посему не надобно оставлять безъ вниманія и следующее: если Сынъ родился отъ Отца, а Духъ исходитъ отъ Сына: то нечестіе, по такому своему мненію, не сделаетъ ли Духа внукомъ (Отцу) и страшное (таинство) нашего богословія не обратитъ ли въ длинное пустословіе?

62. Чрезмерность этого нечестія можешь видеть и изъ следующаго: если Отецъ есть ближайшая вина Духа, равно какъ и Сына; ибо отъ Него непосредственно — какъ рожденіе, такъ и исхожденіе; потому что не чрезъ посредство кого–нибудь Сынъ раждается, также и Духъ непосредственно исходитъ; а пустословіе нечестивыхъ говоритъ, что Духъ исходитъ и отъ Сына: то одно и тоже начало, Отецъ, должно быть признано и отдаленнымъ и ближайшимъ началомъ, чего нельзя представить даже и касательно скоропреходящей и изменяемой природы.

63. Видишь ли безуміе нечестія? Усмотри его и изъ следующаго: принимая во вниманіе законы безтелеснаго и преестественнаго Существа, надлежитъ богословствовать, что отъ Отца и Сынъ рождается и Духъ исходитъ одновременно. Если же также одновременно Духъ исходитъ отъ Отца и исходитъ отъ Сына; — ибо понятія прежде и после чужды вечной Троице; — то какъ можетъ различіе Богодейственныхъ Виновниковъ не производить различныхъ ипостасей и не подвергать разсеченію неразсекаемой простой и единичной ипостаси Духа? Ибо происхожденіе различныхъ действій и силъ отъ одной и той же ипостаси, особенно отъ преестественныхъ и превышающихъ умъ, удобнее представить и множество можно привести тому примеровъ; но никакъ нельзя представить, чтобы ипостась, относясь къ различнымъ винамъ, и сама по различію этихъ винъ не различалась въ себе и не разделялась.

64. Притомъ, если все, что есть въ Боге, но не относится къ единству и единосущію вседержительной Троицы, непременно принадлажитъ одному изъ Трехъ; а исхожденіе Духа не принадлежитъ преестественной Единице, въ Троице созерцаемой, следовательно принадлежитъ одному и только одному изъ Трехъ: то нужно обратить вниманіе и на следующее соображеніе: если Духъ исходитъ отъ Сына, но не после и не прежде, нежели Самъ Онъ раждается отъ Отца; — ибо такія временныя понятія чужды превечному Божеству, — следовательно, когда раждается Сынъ отъ Отца, тогда же и Духъ исходитъ отъ Сына; если такимъ образомъ, когда Сынъ происходитъ чрезъ рожденіе, тогда же Духъ происходитъ чрезъ исхожденіе: то Онъ соприсущъ прозводящему и производимому, — таковы плоды нечестиваго ученія! — и следовательно, когда раждается Сынъ, тогда же и Духъ раждается вместе съ Сыномъ и исходитъ отъ Него; такъ что Духъ есть и рожденное и исходящее (существо), — рожденное, потому что Онъ соприсущъ раждаемому Сыну, а исходящее, потому что Онъ получаетъ двоякое исхожденіе. Что можетъ быть придумано хуже этого для нечестія или для безумія?

65. Видишь, въ какую бездну заблужденія и погибели ввергли тебя твои умствованія и злоупотребленіе доказательствами, и какъ слова: отъ Моего пріиметъ и посла Богъ Духа Сына Своего не только не доставляютъ никакого подтвержденія богохульному языку твоему, но и больше всего обличаютъ твою дерзость и навлекаютъ (на тебя) неизбежное наказаніе. Впрочемъ, доколе намъ заниматься темъ, чтó уже обстоятельно и разнообразно доказано? Надобно разсеять и другое, чтó у нихъ приводится въ защиту неправаго мненія.

66. Они вооружаютъ противъ догмата Церкви и Амвросія, и Августина, и Іеронима, и некоторыхъ другихъ; «ибо, — говорятъ, — и они учили, что Духъ исходитъ отъ Сына; а нельзя обвинять святыхъ отцевъ въ нечестіи; но, если они благочестиво учили, то следуетъ темъ, которые считаютъ ихъ отцами, согласоваться съ ихъ мненіемъ; а если они были преподавателями нечестиваго ученія, то — отвергать вместе съ мненіемъ и ихъ, какъ нечестивыхъ». Это говорятъ некоторые, напыщенные гордостію и боящіеся, чтобы что–нибудь изъ неприкосновеннаго, избегши ихъ дерзости, не осталось не употребленнымъ въ пользу ихъ мненія и усилія. Ибо для нихъ недостаточно ни искаженіе Господняго изреченія, ни оклеветаніе въ нечестіи проповедника благочестія; но они считаютъ усиліе свое неконченнымъ, если не отъищутъ, чемъ бы оскорбить техъ, которыхъ прославляютъ Отцами. Но и здесь ясно слово истины, пристыждающее ихъ, — оно говоритъ: «уразумейте, куда вы стремитесь, до чего внедряете гибель въ самую внутренность души вашей».

67. Кто во–истину считаетъ святыми Отцами техъ мужей, которыхъ ваша чрезмерная страсть къ отступничеству побудила васъ представлять защитниками нечестія? Кто более сохраняетъ за ними отеческое право: те ли, которые допускаютъ, что они совершенно ничего не говорили вопреки общему Владыке, или — те, которые стараются представить ихъ свидетелями противъ Господняго изреченія и извратить своими хитросплетеніями то дивное ученіе, по которому мы богословствуемъ, что Духъ исходитъ отъ Отца? Не очевидно ли, что ересь на словахъ называетъ упомянутыхъ мужей отцами, — ибо не отказываетъ приписывать имъ прямо это имя, достойное всякаго почтенія, — а на деле и по коварству, устрояющему собственное ихъ хотеніе, они низводятъ ихъ въ разрядъ людей богоборныхъ и злотворныхъ, если еще не думаютъ эти дерзкіе на все отличать своихъ отцевъ такими названіями?

68. «Амвросій, или Августинъ, или кто–либо другой сказалъ противное изреченію Господню». Кто говоритъ это? Если — я, то я — оскорбитель твоихъ отцевъ; если же ты говоришь, а я не позволяю, то ты оскорбляешь, а я называю тебя оскорбителемъ отцевъ. Но, скажешь, они писали такъ и въ ихъ словахъ содержится, что Духъ исходитъ отъ Сына. Что же это? Если они, бывъ вразумляемы, не одумались, если они отъ справедливыхъ обличеній не исправились: то ты говоришь свои речи, свое безразсудное мненіе вносишь въ ихъ ученіе, — и опять клевещешь на своихъ же Отцевъ. Если же они, придумавъ что–нибудь человеческое и несогласное съ лучшими (мужами), пали по неведенію, или были увлечены въ заблужденіе по недосмотру, но не противоречили, получая вразумленіе, и не противились внушенію; то что тебе до этого? Какъ ты можешь найти прибежище у техъ, у которыхъ нетъ ничего общаго съ тобою, чтобы избежать неизбежнаго наказанія? Если у нихъ, которые не пользовались темъ, чемъ ты пользуешься, но у которыхъ есть много другихъ дотойныхъ удивленія качествъ, какими блеститъ ихъ добродетель и благочестіе, высказано твое неправое мненіе по неведенію, или недосмотру: то для чего ты принимаешь ихъ человеческое паденіе за законъ, чтобы нечествовать, и на основаніи своего закона выставляешь беззаконниками техъ, которые не оказались законополагающими ничего такого, и подъ видомъ любви и уваженія обвиняешь ихъ въ крайнемъ нечестіи? Не хороши попытки твоихъ стараній. Посмотри же на чрезмерность нечестія и на безразсудство здохудожнаго ума: приводятъ во свидетельство Владыку, — и оказываются клеветниками; призываютъ во свидетели учениковъ Его, — и оказывается, что также и ихъ осыпаютъ клеветами; прибегаютъ еще къ отцамъ, — и вместо чести произносятъ великую на нихъ хулу.

69. Называютъ ихъ Отцами, — ибо действительно называютъ, — но не для того, чтобы воздать имъ честь Отцевъ, но чтобы найти, чемъ бы сделаться для нихъ отцеубійцами. Не страшатся и изреченія божественнаго Павла, которое сами съ великою злобою направляютъ противъ отцевъ своихъ. Онъ, получившій власть связывать и разрешать, связывать узами страшными и крепкими, — ибо оне достигаютъ до самаго Царствія небеснаго, — онъ великимъ и громкимъ голосомъ провозгласилъ: аще мы, или Ангелъ съ небесе благовеститъ вамъ паче, еже благовестихомъ вамъ, анафема да будетъ (Гал. 1, 8); Павелъ, неумолчная труба Церкви, такой и столь великій мужъ, предаетъ анафеме техъ, которые дерзаютъ принимать и вводить какое–либо мудрованіе, несогласное съ Евангеліемъ; и не только другихъ, которые бы осмелились на это, подвергаетъ величайшимъ проклятіямъ, но и себя самаго, если бы онъ оказался виновнымъ, подвергаетъ подобному же осужденію. И этимъ онъ не ограничиваетъ страшнаго приговора, но и проникаетъ въ самое небо, и, если найдется Ангелъ, приставленный оттуда надъ областями земными, проповедующимъ какое–либо ученіе, несогласное съ Евангеліемъ: то и его ввергаетъ въ теже узы и предаетъ діаволу. А ты, призывая Отцевъ къ оскорбленію догматовъ Господа, къ оскорбленію проповеди, которой провозвестниками были ученики Его, къ оскорбленію всехъ Вселенскихъ Соборовъ, къ оскорбленію проповедуемаго по всей вселенной благочестія, не трепещешь, не содрогаешься и не страшишься угрозы, и даже, если не зделаешь своихъ отцевъ подлежащими ей вместе съ тобою, считаешь для себя жизнь не въ жизнь? Онъ (Павелъ) не обращаетъ вниманія ни на безтелесную природу (Ангеловъ), ни темъ, что они, какъ чистые умы, чисто и непосредственно предстоятъ общему Владыке, нисколько не стесняется, но наравне съ земными угрожаетъ имъ анафемою; а ты, Амвросія и Августина и другихъ называя отцами, — о, пагубная честь! — и вооружая противъ ученія Владыки, считаешь маловажнымъ навлечь это осужденіе — или на себя самаго, или на нихъ? Не доброе воздаяніе воздаешь ты отцамъ своимъ; не добрые трофеи приносишь родителямъ; ибо, хотя въ отношеніи къ этимъ блаженнымъ мужамъ, какъ не было у нихъ ничего общаго съ твоими умствованіями, твоимъ неверіемъ и нечестіемъ, такъ и твоя анафема не найдетъ доступа простираться на нихъ; однако ты темъ самымъ, что думаешь подтвердить ими нечестіе, противъ котораго они вопіяли светлыми делами своими громче всякаго голоса, готовишь анафему (самому себе).

70. Я не говорю, что они совершенно ясно учатъ тому, въ чемъ ты ссылаешься на нихъ; но если бы случилось имъ сказать что–нибудь подобное, — ибо они были люди, а состоящему изъ бренія и тленнаго вещества невозможно всегда быть выше человеческой слабости; случается, что и лучшіе мужи носятъ на себе некоторые следы нечистоты, — но если бы ниспали они до какой–нибудь неблагопристойности: то я сталъ бы подражать благонамереннымъ сыновьямъ Ноя и вместо одеждъ молчаніемъ и благоразуміемъ прикрылъ бы отеческую неблагопристойность, а не поступилъ бы такъ, какъ ты, подобно Хаму; или лучше сказать, ты еще хуже и безстыднее его выставляешь на позоръ техъ, которыхъ называешь отцами; ибо онъ не за то, что открылъ, но за то, что не прикрылъ, подвергся проклятію; а ты и открываешь и хвалишься такою дерзостію; онъ пересказалъ тайну братьямъ; а ты не братьямъ и не одному или двоимъ, но сколько зависитъ отъ твоего усердія и безстыдства, всю вселенную делая зрительницею громко трубишь, какъ неблагопристойны отцы твои; услаждаешься ихъ неблагопристойностію и утешаешься ихъ безчестіемъ, и ищешь сообщниковъ ликованія, чрезъ которыхъ бы еще больше разгласить ихъ униженіе и неблагопристойность.

71. Августинъ и Іеронимъ (говоришь ты) сказали, что Духъ исходитъ отъ Сына. Но откуда можно получить или дать удостовереніе, что въ теченіе столь долгаго времени сочиненія ихъ не искажены? Ибо не думай, что только ты одинъ пламенно ревностенъ къ нечестію и дерзокъ противъ неприкосновенныхъ предметовъ; но отъ своего настроенія скорее заключай, что и тогда ничто не препятствовало злокозненному врагу рода нашего находить подобныя орудія.

72. Такъ сказали те, о которыхъ говоришь ты; но если имъ по какому–нибудь обстоятельству, или при опроверженіи безумія еллиновъ, или при состязаніи съ другимъ еретическимъ мненіемъ, или по снисхожденію къ немощи слушателей, или по подобнымъ причинамъ, которыхъ столько представляетъ ежедневно человеческая жизнь, если имъ по какой–либо изъ этихъ, или еще большихъ причинъ, случилось произнести подобное изреченіе: то для чего ты, сказанное ими не въ догматическомъ смысле делая догматомъ и закономъ, навлекаешь на себя невозвратную погибель и ихъ стараешься привлечь къ своему безумію?

73. Сказалъ проповедникъ вселенной, созерцатель неизреченныхъ таинъ, облагородившій человеческую природу своими нравами, — сказалъ, опровергая еллиновъ, отличавшихся красноречіемъ, и низлагая долу ихъ высокомеріе, возносившееся горе, или лучше, — снисходя къ ихъ немощи, — что же сказалъ онъ? Проходя и солядая чествованія ваша, обретохъ и капище, на немже бе написано: неведомому Богу: его же убо не ведуще чтете, сего азъ проповедую вамъ (Деян. 17, 23). Что же? То, чемъ учитель Церкви уловилъ мудрецовъ еллинскихъ, обратилъ и руководилъ ихъ отъ нечестія къ благочестію, ты сделаешь догматомъ и осмелишься говорить, что низложитель идоловъ проповедывалъ того, кого еллины почитали и называли неведомымъ Богомъ? Ибо не удивительно, что деятельность твоей мудрости сплетаетъ зловредныя умствованія. Жертвенникъ былъ воздвигнутъ въ честь Пана; афиняне же, не зная дотоле имени почитаемаго, начертали на жертвеннике: неведомому Богу; а этотъ многоискусный и небесный человекъ, видя, что еллины не убеждаются пророческими предсказаніями и Господними изреченіями, чрезъ самые богопротивные предметы почитанія обращаетъ ихъ къ почитанію Создателя, чрезъ самыя изобретенія діавола ниспровергаетъ его господство, чрезъ его укрепленія низлагаетъ державу его власти, изъ заблужденія возделываетъ благочестіе, изъ погибели производитъ намъ плоды спасенія, изъ сети діавола воздвигаетъ на подвигъ Евангелія, верхъ отступничества делаетъ оплотомъ пути, которымъ они могли войти въ чертогъ Христа и въ пречистую ограду Его, въ Церковь. Такъ этотъ возвышенный умъ умелъ оружіемъ врага ранить и пленитъ самаго врага и пріобрести себе высшую силу. Что же? Если Павелъ оружіемъ врага низложилъ врага; то ты поэтому будешь уважать оружіе врага, называть его оружіемъ божественнымъ и обращать его на собственную погибель? И сколько можно найти подобныхъ примеровъ въ жизни этого (мужа), премудро устроявшаго все силою Духа!

74. Но для чего примеры? Самъ онъ громкимъ голосомъ говоритъ: быхъ іудеемъ яко іудей, да іудеи пріобрящу, подзаконнымъ яко подзаконенъ, да подзаконныя пріобрящу, беззаконнымъ яко беззаконенъ, не сый беззаконникъ Богу, но законникъ Христу, да пріобрящу беззаконныя (1 Кор. 9, 20–21). Неужели же поэтому ты станешь возстановлять іудейство, или вводить въ жизнь беззаконіе, вместо Божескихъ и человеческихъ законовъ, и провозглашать безстыдно, или лучше, весьма безбожно, что это — Павловы заповеди и проповедь?

75. У сколь многихъ и другихъ изъ блаженныхъ святыхъ отцевъ нашихъ можно находить подобное! Вспомни о первосвященнике римскомъ Клименте и о называемыхъ по его имени «Климентовыхъ» (постановленіяхъ), будто бы написанныхъ, какъ говоритъ древнее преданіе, по повеленію верховнаго Петра; о Діонисіе Александрійскомъ, который, возставая противъ Савеллія, едва не протянулъ руку Арію, о славномъ между священномучениками, великомъ Мефодіе Патарскомъ, который не отвергалъ мненія, будто безтелесныя и бестрастныя существа, Ангелы, пали вследствіе любви къ смертнымъ и совокупленія съ телами ихъ. Не стану распространяться о Пантене, и Клименте, и Піеріе, и Памфиле, и феогносте, мужахъ священыхъ и учителяхъ священныхъ наукъ, которыхъ не все положенія мы принимаемъ, но, воздавая имъ честь за добрую жизнь и другія священныя сужденія, относимся къ нимъ съ великимъ почтеніемъ и уваженіемъ, въ особенности къ Памфилу и Піерію, какъ отличившимся и мученическими подвигами; вместе съ ними не пройдемъ молчаніемъ и объ отцахъ западныхъ: Иринее, первосвященнике Божіемъ, управлявшемъ Церковію ліонскою, и Ипполите, ученике его и мученике между первосвященниками, мужахъ дивныхъ во многихъ отношеніяхъ, но иногда не воспрепятствовавшихъ некоторымъ словамъ лишиться тщательной точности.

76. Неужели же ты будешь и противъ нихъ всехъ представлять свою дилемму и, поднимая брови, говорить: «должно, или, почитая этихъ мужей, не осуждать и того, чтó написано ими, — или, осуждая некоторыя изъ ихъ выраженій, осуждать вместе и ихъ самихъ?» Не скорее ли и справедливее они обратятъ твою хитрость противъ тебя и скажутъ: «человекъ! для чего ты соединяешь несоединимое? Если ты по истине называешь насъ Отцами: то какъ не страшишься вооружаться противъ Отцевъ и, что еще тяжелее, — противъ общаго Владыки и Создателя всехъ? Если же у тебя есть охота безстыдствовать противъ насъ, то не явно ли ты безумствуешь, называя насъ отцами и вместе простирая на насъ отцеубійственныя руки?» И сколь многими другими способами можно было бы обратить твое умствованіе противъ тебя самаго! Но какъ упомянутыхъ Отцевъ, такъ и это, — теперь мы оставимъ.

77. Кто не знаегъ, что царское украшеніе, великій Василій, сохраняя въ недрахъ души благочестіе невредимымъ, удерживался говорить ясно о Божестве Духа? О, душа, пламеневшая божественною любовію, но не раздувавшая этого пламени слишкомъ ярко, чтобы оно скорее не погасло отъ самаго излишества и чрезмерной яркости! Онъ разсудительно употреблялъ слова свои и более старался проповедывать благочестіе постепенно; ибо, когда оно внедряется въ души людей мало по малу, то пламень ученія бываетъ сильнейшимъ; а отъ скораго и внезапнаго блеска пламени часто помрачается умственное око, особенно простыхъ людей, подобно тому какъ молнія ослепляетъ глаза, особенно слабыя. Посему онъ умалчивалъ о томъ, о чемъ больше всего прочаго пламенелъ проповедывать, но соблюдалъ молчаніе для того, чтобы, когда придетъ время, громогласнее возвещать умолчанное. Пространную книгу составилъ бы тотъ, кто захотелъ бы предать письмени имена подобныхъ мужей и причины, по которымъ они часто не выставляли цвета истины, чтобы самый цветъ достигъ зрелости и растеніе более возрасло и чтобы имъ собрать обильнейшій плодъ; мы восхищаемся ихъ неизреченнымъ воодушевленіемъ и мудрою бережливостію; но кто станетъ усиливаться ввести это въ Церковь, какъ законы и догматы, того мы признаемъ врагомъ святыхъ, врагомъ истины и губителемъ благочестія, и осуждаемъ на наказанія, которымъ онъ самъ себя сделалъ повиннымъ.

78. Ты представляешь отцевъ западныхъ, или лучше, стараешься распространить этотъ глубокій мракъ по всей вселенной; а я воспламеню тебе съ самаго запада невечерній и духовный светъ благочестія, котораго блескъ не въ состояніи будетъ помрачить твоя тьма. Амвросій сказалъ, что Духъ исходитъ отъ Сына? эта мгла происходитъ отъ твоего языка; но противное говоритъ сіяющій благочестіемъ, преблаженный Дамасъ, — и тотчасъ изчезаетъ мракъ твой. Онъ, утверждая вторый Соборъ, котораго догматы уважаютъ (все) концы вселенной, открыто исповедалъ, что Духъ исходитъ отъ Отца. Сказалъ ли Амвросій или Авгутинъ, — это опять другая мгла, происходящая изъ твоихъ устъ; а Целестинъ не говорилъ, не слыхалъ, не принималъ этого, но, сіяя светомъ православія, разсееваетъ мракъ словъ твоихъ.

79. Но для чего мне распростаняться о другихъ? Левъ великій, исполнявшій священныя обязанности къ Риму священнейшимъ образомъ, столпъ четвертаго Собора, — и онъ богодухновенными и догматическими своими посланіями, также (посланіями) подтверждавшими достоинство этого (собора), и согласіемъ, которымъ онъ украсилъ этотъ великій и богоизбранный соборъ, проливая тотъ же светъ православія не только на Западъ, но и на пределы Востока, ясно учитъ, что Всесвятый Духъ исходитъ отъ Отца; и не только это (говоритъ), но и техъ, которые дерзаютъ учить чему–нибудь несогласному съ мненіемъ собора, если они имеютъ степень священства, объявляетъ лишенными священства, а если принадлежатъ къ числу мірянъ, то — проводятъ ли они монашескую жизнь, или занимаются общественными делами народа, — предаетъ отлученію. Ибо то, чтó богодухновенный Соборъ определяетъ, достоуважаемый Левъ чрезъ священныхъ мужей Пасхазина, Люцентія и Бонифатія открыто утверждаетъ, какъ можно безчисленное множество разъ слышать отъ нихъ самихъ, и не только отъ нихъ, но и отъ пославшаго ихъ; ибо, отправляя соборныя посланія, онъ свидетельствуетъ и подтверждаетъ, что и слова, и мненіе, и приговоры наместниковъ его суть не ихъ, но больше — его; впрочемъ, если бы и не было ничего подобнаго, довольно и того, что онъ послалъ вместо себя заседавшихъ на соборе, и, когда соборъ этотъ окончился, исповедалъ, что онъ остается при этихъ определеніяхъ.

80. Но нетъ ничего лучше, какъ выслушать самыя священныя слова его. Такъ, по изложеніи веры, которую первый и второй Соборы утвердивъ предали, онъ говоритъ: «достаточно (изложеннаго по внушенію) Божественной благодати для совершеннаго уразуменія и утвержденія благочестія»; онъ называетъ этотъ символъ совершеннымъ, вполне достаточнымъ, не имеющимъ нужды въ прибавленіи или убавленіи; а почему совершеннымъ, объ этомъ послушай въ следующихъ словахъ: «потому что, — говоритъ, — онъ въ совершенстве учитъ объ Отце и Сыне и Святомъ Духе». Какъ же онъ учитъ въ совершенстве? Онъ провозглашаетъ, что Сынъ родился отъ Отца, а Духъ исходитъ отъ Отца. И спустя немного: «то ученіе, которое впоследствіи времени, собравшіеся въ царствующемъ граде противъ возстающихъ на Духа Святаго, сто пятдесятъ отцевъ предали о существе Духа, — утверждаемъ». А какъ они утвердили (ученіе) о существе Духа? Именно сказавъ, что Духъ исходитъ отъ Отца; такъ что учащій иначе дерзновенно колеблетъ господство, сливаетъ и разрываетъ самую сущность Духа. Далее: «противъ возстающихъ на Духа Святаго». Ктоже возставалъ? Въ древности те, которые признавали своимъ учителемъ Македонія, вместо причистыхъ изреченій (Господа); а теперь — возстающіе на Христа и Его ученіе, — но назвать я не могу никого: такъ безглавно ихъ нечестіе! — впрочемъ стремящіеся вместо Спасителя къ погибели. Это говоритъ Соборъ многогласнымъ и отъ Духа движимымъ языкомъ, а премудрый Левъ вместе съ нимъ возглашаетъ и подтверждаетъ всеми своими приговорами. Ты же обрати вниманіе на следующее. Къ концу всего отдела изложенія веры онъ говоритъ: «итакъ, по обсужденіи этого нами съ всякою во всехъ отношеніяхъ точностію и обстоятельностію, определилъ святый и вселенскій Соборъ», т. е. во главе котораго былъ Левъ, имевшій царственные и умъ и слова, — что определилъ? «Иной веры да не будетъ позволено никому произносить, или писать, или слагать, или мыслить, или преподавать другимъ; а которые дерзнутъ слагать иную веру, или представлять, или преподавать, или предлагать иной символъ желающимъ обратиться къ познанію истины или отъ язычества, или отъ іудейства, или отъ какой бы то ни было ереси, таковые, если они епископы или принадлежатъ къ клиру, да будутъ чужды, епископы — епископства и клирики — клира; если же монашествующіе, или міряне, да будутъ преданы анафеме» (Соборъ Халкидонскій, деян. 5).

81. Посмотрите вы, слепые, и послушайте вы, глухіе, сидящіе и объемлемые мракомъ еретическаго Запада; обратите взоры къ присноблистательному свету Церкви и посмотрите на доблестнаго Льва, или лучше, внемлите трубе Духа, которая чрезъ него трубитъ противъ васъ, и трепещите, стыдясь не другаго кого–либо, но вашего Отца, или лучше, чрезъ него — и другихъ, которые последуя предшествовавшимъ соборамъ, включены въ сонмъ избранныхъ Отцевъ. Ты называешь отцами Августина, Іеронима и другихъ подобныхъ, — и хорошо делаешь: не потому, что называешь, но потому, что не впадаешь въ тщеславіе — отвергать отеческое ихъ названіе; и если бы только до этого простиралось твое ухищреніе касательно отцевъ, то на сколько несовершенно было бы злодеяніе, на столько и умереннейшаго оно требовало бы наказанія; ибо полагать начало нечестивому мненію, но не доводить его до конца, значитъ уменьшать важность преступленія, а это смягчаетъ и облегчаетъ неизбежное наказаніе. Ты вздумалъ пугать насъ отцами, противъ которыхъ безстыдствуешь; но сонмъ отцевъ, которыхъ представляетъ благочестіе противъ твоего злоухищренія, суть Отцы отцевъ; ибо вы не отвергнете, что эти суть (отцы) и техъ самыхъ, которыхъ вы называете отцами; если же вы (отвергнете), то не (отвергнутъ) они сами (ваши отцы).

82. Вспомните возседавшаго на одномъ съ ними престоле и равно прославившагося, знаменитаго Вигилія; онъ присутствовалъ на пятомъ Соборе, который также блистаетъ вселенскими и святыми определеніями. И онъ, какъ безукоризненное правило, соображаясь съ правыми его догматами, какъ о прочихъ предметахъ произносилъ согласныя съ нимъ изреченія, такъ съ равною бывшимъ прежде него и вместе съ нимъ отцамъ и одинаковою ревностію возвещалъ, что Всесвятый и единосущный Духъ исходитъ отъ Отца, а техъ, которые решились бы произносить что нибудь другое касательно этого догмата, вопреки единогласной и общей вере благочестивыхъ, ввергаетъ въ теже узы анафемы.

83. Посмотри и на добраго и благаго Агафона, прославившагося такими же доблестями; и онъ на шестомъ Соборе, который блистаетъ также вселенскимъ достоинствомъ, присутствуя если не теломъ, то мыслію и всецелою ревностію, составлялъ и украшалъ его чрезъ своихъ наместниковъ; посему онъ и сохранилъ символъ истинной и чистой веры нашей неизменнымъ и неповрежденнымъ, согласно съ предшествовавшими соборами, а техъ, которые дерзаютъ изменять что–нибудь изъ того, чтó онъ постановилъ догматомъ, или лучше, чтó отъ начала постановлено догматомъ, запечатлевая, подвергаетъ подобнымъ же проклятіямъ.

84. Могу ли пройти молчаніемъ первосвященниковъ римскихъ Григорія и Захарію, мужей отличавшихся добродетелію, возращавшихъ паству богомудрыми наставленіями и даже блиставшихъ чудесными дарованіями? Хотя ни одинъ изъ нихъ и не присутствовалъ на соборе, собранномъ съ вселенскимъ достоинствомъ; но они, следуя темъ (соборамъ), ясно и открыто богословствовали, что Всесвятый Духъ исходитъ отъ Отца. Божественный Григорій процветалъ спустя немного времени после шестаго (собора); а достоуважаемый Захарія — спустя сто шестьдесятъ пять летъ; они, сохраняя въ душе, какъ въ непорочномъ и чистомъ чертоге, Господнее и отеческое ученіе и проповеданіе неврежденнымъ, одинъ на латинскомъ языке, а другой на греческомъ наречіи, приводили паству къ Христу, истинному Богу и Жениху душъ нашихъ, благочестивымъ своимъ служеніемъ; этотъ же мудрый Захарія, какъ я сказалъ, греческою трубою передалъ вселенной, какъ другія изъ священныхъ писаній святаго Григорія, такъ и полезныя произведенія, написанныя въ виде разговора. Эта богоносная двойца къ концу втораго разговора, на недоуменіе архидіакона Петра, — онъ былъ мужъ боголюбивый, — почему чудотворныя силы присущи более малой части святыхъ мощей, нежели имъ целымъ, предлагаетъ такое разрешеніе: что и те и другія исполнены божественной благодати, но более обнаруживается действіе ея въ малой части потому, что касательно целыхъ ни у кого не раждается сомненіе, принадлежитъ ли оно темъ святымъ, о которыхъ говорится, и могутъ ли они источать чудеса предстательствомъ (ἐπιστάσια) победоносныхъ душъ, которыя вместе съ телами совершали подвиги и труды; а малая часть ихъ отъ некоторыхъ немощныхъ въ этомъ отношеніи оскорбляется сомненіемъ, будто это (действіе) не принадлежитъ святымъ, о которыхъ говорится, и будто оно не удостоивается такой же благодати и наитія (Святаго Духа); посему особенно тамъ, где сомненіе думаетъ господствовать, сверхъ всякаго чаянія, во множестве и величіи ипостасный и неистощимый Источникъ благъ источаетъ чудотворенія обильныя. Такимъ образомъ разрешивъ сказанное недоуменіе, одинъ на латинскомъ языке, какъ я сказалъ, а другой въ греческомъ переводе, между многими другими предшествовавшими сужденіями, спустя немного прибавляютъ следующее: «Утешитель Духъ отъ Отца исходитъ и въ Сыне пребываетъ».

85. Это священное ученіе [115] Предтеча провозгласилъ первый изъ находящихся подъ благодатію, а множество верующихъ отъ него научились, и такимъ образомъ благочестіе является блистающимъ постоянно; ибо этотъ, — едва я удерживаюсь, чтобы не сказать, — вышечеловечеcкій человекъ, крещая въ потокахъ іорданскихъ Источника жизни и безсмертія, Владыку и Создателя всего, очищеніе міра, и созерцая отверстыя небеса, чудо свидетельствуемое чудесами, виделъ Всесвятаго Духа нисходящимъ въ виде голубя, и, увидевъ (до того никемъ) невиданное, этотъ по–истине гласъ Слова произнесъ слова: видехъ Духа сходяща, яко голубя, и пребысть на Немъ (Іоан, 1, 32; Матф. 3, 16). И такъ Духъ, нисходя отъ Отца, пребываетъ надъ Сыномъ (ἐπὶυ τὸν Ὑιὸν), или, если хочешь, на Сыне (ἐν τῷ Ὑιῷ); ибо различіе падежей здесь не производитъ никакой разности. И пророкъ Исаія, издревле предвозвещая подобное и относя пророчество къ лицу Христову, говоритъ: Духъ Господень на Мне, его же ради помаза Мя (Ис. 61, 1). Ты прежде слышалъ знаменитыхъ Григорія или Захарію; они, можетъ быть, скорее обратятъ твое безстыдство въ стыдъ; ты слышалъ слова ихъ: «Духъ въ Сыне пребываетъ». Какъ же ты отъ нихъ тотчасъ не обратился къ изреченію Павла, въ которомъ онъ говоритъ: Духа Сына своего (Гал. 4, 6), и, вместо того чтобы выдумывать исхожденіе, не дошелъ до той мысли, что, такъ какъ Духъ пребываетъ на Сыне, то справедливо Онъ и можетъ быть названъ Духомъ Сына? Пребываніе Духа на Сыне было бы не неясною и не натянутою причиною къ убежденію въ томъ, почему Онъ называется Духомъ Сына; ибо какую ближе подаетъ мысль апостольское изреченіе: ту ли, что Духъ пребываетъ на Сыне, или ту, что Онъ исходитъ отъ Сына? Или лучше, и самое это сравненіе неуместно. Ибо первое и Креститель общаго Владыки провозглашаетъ, и пророкъ въ древности предвозвещаетъ, и самъ Спаситель, читая это изреченіе, запечатлеваетъ (Лук. 4, 18); и это ученіе, принявъ отъ Нихъ, благочестіе преподаетъ всемъ вернымъ; а ты, изшедши изъ мрачныхъ вратъ нечестія, вместо того чтобы славословить, что Духъ пребываетъ на Сыне или надъ Сыномъ, богоборствуешь, говоря, что Онъ исходитъ отъ Сына. Онъ пребываетъ на Сыне; поэтому Онъ и есть (Духъ) Сына, — и потому, какъ я выше сказалъ, что имеетъ одно съ Нимъ естество и Божество и славу и царство и силу; а если хочешь, то и потому, что Онъ помазуетъ Христа: Духъ Господень на Мне, говорится, его же ради помаза Мя; и потому, что отъ Его наитія на Деву совершилось непостижимое зачатіе и произошло неизреченное и безсеменное рожденіе; и потому еще, что посылаетъ Его: благовестити нищимъ, говорится, посла Мя (Лук. 4, 18). Итакъ не гораздо ли лучше и последовательнее тебе было думать и говорить, что по какому–либо одному изъ этихъ соображеній, или по многимъ, Онъ называется Духомъ Сына и Духомъ Христовымъ, а не усиливаться, — тогда какъ столько этихъ соображеній и они имеютъ такую силу и последовательность, — безъ всякаго основанія искажать догматы Церкви собственными сочиненіями и несостоятельными вымыслами? Впрочемъ пусть опять предстанутъ знаменитые Захарія и Григорій; они содействуютъ мне къ обличенію твоего мненія; ибо обличеніе отъ своихъ бываетъ разительнее и для самыхъ безстыдныхъ.

86. Итакъ, если Захарія и Григорій, отстоящіе другъ отъ друга на столько летъ, имели не различныя мненія объ исхожденіи Всесвятаго Духа; то очевидно, что и бывшій между ними священный сонмъ преемственно предстоявшихъ въ святительскомъ служеніи римскомъ, почитали и соблюдали не нововводно ту же веру; ибо среднее отъ крайнихъ удобнее какъ составляется и довершается, такъ и поддерживается и укрепляется. А если бы кто–нибудь изъ предшествовавшихъ и последовавшихъ святыхъ мужей оказался уклоняющимся къ чуждому образу мыслей: то, очевидно, что въ какой мере онъ отторгъ бы себя отъ веры ихъ, въ той самой отделилъ бы себя и отъ сонма ихъ, и отъ престола и отъ первосвященства. Такимъ образомъ сонмъ упомянутыхъ святыхъ мужей соблюдалъ всю жизнь свою въ благочестіи.

87. Но ты не знаешь древняго и ленишься вникать въ образъ мыслей Отцевъ твоихъ, — и Отцевъ истинныхъ? Недавно, и еще второе поколеніе не прошло, какъ жилъ тотъ знаменитый Левъ (четвертый), который и чудотвореніями можетъ славиться, и который пресекъ всякій еретическій предлогъ для всехъ. Такъ какъ латинскій языкъ, передавая священное ученіе нашихъ отцевъ, часто по причине недостаточности наречія и неспособности сравняться съ обширностію языка греческаго, нечисто и не всецело и не точно приспособлялъ слова къ мыслямъ, и ограниченность выраженій, недостаточная для изъясненія мысли въ точности, подавала многимъ поводъ иноверно мыслить о вере: то посему этотъ богомудрый мужъ принялъ намереніе, — а побужденіемъ къ этому намеренію было вместе съ вышесказанною причиною и то, что нынешняя безстыдно дерзновенная ересь высказывалась тогда предъ приходившими въ Римъ, — намереніе — дать повеленіе, чтобы и римляне произносили священное ученіе (символъ) веры на греческомъ языке, ибо чрезъ такую боговдохновенную мысль и недостатокъ языка восполняется и благоустрояется, и иноверное мненіе отгоняется отъ благочестивыхъ, и недавно возникшее зло скорее вырвется съ корнемъ изъ римскаго общества. Посему не только въ самомъ городе римлянъ были выставлены предписанія и указы, чтобы священный символъ нашей веры, согласно съ таинственными священными изреченіями, такъ, какъ онъ въ начале произнесенъ соборными словами и определеніями, на греческомъ языке былъ возвещаемъ и теми, которые говорятъ на латинскомъ языке; но и по всемъ епархіямъ, которыя уважаютъ римское первосвященство и власть, онъ предписалъ мыслить и делать тоже, охранивъ неизменность догмата и проклятіями и убежденіями и соборными грамотами.

88. Это распоряженіе не только тогда, когда онъ первосвященствовалъ, имело силу; но и кроткій и смиренный и отличавшійся аскетическими подвигами, знаменитый Бенедиктъ, преемникъ его на первосвященническомъ престоле, (считалъ не второстепеннымъ деломъ — соблюдать и поддерживать тоже, хотя по времени и занималъ второе после него место. А кто после нихъ языкомъ коварнымъ и изобретательнымъ на все, — ибо, не смея съ обнаженною головою воставать на предметы высокіе и боголюбезнейшіе, равно и потому, что у всехъ на устахъ было это страшное (таинство) веры, онъ прикрылъ свое намереніе, — отменилъ и исказилъ въ церквахъ упомянутое благочестивейшее и полезнейшее дело, — не мне объяснять поимянно преступныя деянія, — тотъ пусть самъ сознáетъ, или лучше, уже горько и жалко сознаéтъ это, испытывая отъ того наказаніе за скрытное дерзновеніе, впрочемъ пусть онъ будетъ удаленъ въ сторону молчанія, ибо и самъ онъ умолкаетъ (хотя и противъ своей воли). Левъ же достоуважаемый не ограничилъ вышесказаннымъ своего прекраснаго и отъ Бога движимаго усердія и деянія; но въ сокровищехранилищахъ верховныхъ Петра и Павла отъ древнейшихъ временъ, когда еще процветало благочестіе, были хранимы съ священною утварью две скрижали, на которыхъ начертано было, греческими письменами и словами, часто произносимое священное изложеніе (символъ) нашей веры; ихъ (греческій символъ веры, на нихъ написанный) и приказалъ онъ читать предъ римскимъ народомъ и выставить предъ взоры всехъ, — и многіе изъ видевшихъ и читавшихъ это еще находятся въ живыхъ.

89. Такъ они сіяли благочестіемъ и богословствовали, что Духъ исходитъ отъ Отца; а мой Іоаннъ, — ибо онъ мой какъ по другимъ обстоятельствамъ, такъ и потому, что больше другихъ принялъ участія въ нашихъ делахъ, — этотъ нашъ Іоаннъ (VIII), мужественный умомъ, мужественный по благочестію, мужественный и на то, чтобы ненавидеть и низлагать всякую неправду и нечестіе, и не только знавшій священные законы, но умевшій действовать и въ политическихъ делахъ и приводить безпорядочное въ порядокъ, этотъ благодатный первосвященникъ римскій, чрезъ своихъ благоговейнейшихъ и знаменитыхъ наместниковъ Павла, Евгенія и Петра, архіереевъ и іереевъ Божіихъ, бывшихъ на нашемъ соборе, принявъ символъ веры такъ, какъ кафолическая Церковь Божія и бывшіе прежде него первосвященники римскіе (принимали), мыслію и языкомъ и священными руками упомянутыхъ знаменитейшихъ и дивныхъ мужей, подписалъ его и запечатлелъ. Потомъ и преемствовавшій ему священный Адріанъ, приславъ намъ, по древнему обычаю, соборное посланіе, возвещалъ въ немъ тоже благочестіе и богословствовалъ, что Духъ исходитъ отъ Отца. Если же эти священные и блаженные первосвященники римскіе такъ мыслили и учили при жизни и въ томъ же исповеданіи переселились изъ тленной въ нетленную жизнь: то страждущіе еретическою болезнію, отъ кого бы они ни напитались ядовитымъ зеліемъ этого нечестія, на кого бы ни ссылались, — все таковые тотчасъ оказались бы противниками названныхъ выше мужей, просвещавшихъ западныя страны православіемъ.

90. Но вы еще не хотите оставить этого заблужденія? Посему я приведу вамъ и другія изреченія изъ вещаній Духа, хотя вы, вместо раскаянія, стараетесь подражать аспиду, затыкающему уши своя ко гласу обавающихъ (Псал. 57, 5. 8). Всесвятый Духъ называется Духомъ Божіимъ; такъ Спаситель говоритъ: аще же Азъ о Дусе Божіи изгоню бесы (Матф. 12, 28); Духомъ Отца: не вы бо будете глаголюще, говоритъ опять тотъ же Источникъ истины, но Духъ Отца вашего глаголяй въ васъ (Матф. 10, 20); и Духомъ Бога; такъ Исаія взываетъ: и почіетъ на Немъ Духъ Божій (Ис. 11, 2); и Духомъ отъ Бога; такъ, Павелъ, громогласный проповедникъ правыхъ догматовъ, говоритъ: вы же не Духа міра пріясте, но Духа иже отъ Бога (1 Кор. 2, 12); и: аще Духомъ Божіимъ водитеся, несте во плоти (Рим. 8, 9. 14). Исаія называетъ Его Духомъ Господнимъ: Духъ Господень на Мне, его же ради помаза Мя (Ис. 61, 1). Называется Онъ также Духомъ Сына, Духомъ Христовымъ, Духомъ Воскресившаго Іисуса Христа; такъ опять Павелъ говоритъ: посла Богъ Духа Сына своего въ сердца ваша, вопіюща: Авва Отче (Гал. 4, 6); и: Духъ воскресившаго Іисуса Христа живетъ въ васъ (Рим. 8, 11); и: вы несте во плоти, понеже Духъ Христовъ живетъ въ васъ; и: аще кто Духа Христова не имать, сей несть Еговъ (Рим. 8, 9). Обрати же вниманіе, какъ Духъ называется и Божіимъ, и отъ Бога и Отца, и Господнимъ и Воскресившаго Христа изъ мертвыхъ и Духомъ Отца. Неужели же, когда говорится: Духъ Бога или Отца, или Господа, или, Воскресившаго Іисуса Христа, или Духъ иже отъ Бога, эти выраженія означаютъ тоже самое, чтó значитъ изреченіе: исходитъ отъ Отца? Никто такъ не безсмысленъ и не дошелъ до крайняго незнанія самыхъ простыхъ словъ, чтобы скорее не видеть того, что изъ упомянутыхъ выраженій, хотя они и относятся къ однимъ и темъ же лицамъ, иной смыслъ представляетъ выраженіе: Духъ отъ Отца исходитъ, и иной Духъ Бога, или Господа, или какое–либо другое изъ вышесказанныхъ; ибо первое самымъ словомъ выражаетъ исхожденіе, а последнія — нетъ; но хотя бы даже эти были сказаны потому, что (Духъ) исходитъ отъ Него, однако ни одно изъ упомянутыхъ изреченій самыми словами своими не выражаетъ исхожденія; ибо очевидно иное значитъ сказать, что Духъ исходитъ отъ Отца, и иное означаютъ словами своими изреченія: Духъ Бога, Господа, и тому подобныя.

91. Впрочемъ, если бы даже каждое изъ этихъ изреченій означало исхожденіе, однако и то, что исхожденіе отъ Отца выражено самыми словами Божественными, служило бы въ нашу пользу; ибо, тогда какъ и по этому предположенію безчисленное множество разъ Духъ разумелся бы исходящимъ Отъ Отца, почему ни однажды не сказано, что Онъ исходитъ отъ Сына? Ибо нельзя сказать, что это выражено теми изреченіями, которыя отнюдь не выражаютъ этого самымъ словомъ, когда ни божественными, ни человеческими и духоносными словами буквально нигде не сказано, что Духъ исходитъ отъ Сына; и если выраженіе Духъ Бога и подобныя имеютъ первою и главнейшую своею причиною исхожденіе, — ибо Онъ единосущенъ (Отцу) потому, что исходитъ (отъ Него), но не потому исходитъ, что единосущенъ; а выраженіе: Духъ Сына или Христа и подобныя происходятъ отъ разнообразныхъ причинъ, — именно отъ того, что Онъ единосущенъ (Сыну) и помазуетъ Его и пребываетъ надъ Нимъ и на Немъ, — и такъ, если исхожденіе, служа главнейшею причиною, по которой Духъ называется Божіимъ и Господнимъ и тому подобными выраженіями, однако не даетъ имъ того, чтобы Они возвещали исхожденіе: то какъ можно тамъ, где представляется множество причинъ, по которымъ Онъ славословится Духомъ Сына и Христа, искать непременно исхожденіе, которое и не значится въ числе такихъ причинъ?

92. А ты, устремивъ уши и умъ къ нечестію, когда слышишь: Духъ Христа, или Сына, то, оставляя все, чрезъ чтó тебе можно было бы не отпадать отъ богомыслія, на свою голову прибегаешь къ тому, чего никто не думалъ говорить. Сказано, что Духъ исходитъ отъ Отца, сказано, что Онъ есть Духъ Отца и Бога, и прочее, объясненіе чему часто предлагалось въ нашемъ слове, и однако ни которое изъ этихъ выраженій, кроме перваго, не означаетъ исхожденія; сказано, что Онъ есть Духъ Сына и Христа и тому подобное, но нигде (не сказано), что Духъ исходитъ отъ Сына. Посему, если нигде не высказано такое исхожденіе, не совершенно ли безумно и нелепо натягивать изреченія на то, чего нигде отнюдь не сказано? Ибо дерзкіе на все, конечно, не посмеютъ сказать, что въ самыхъ словахъ божественныхъ вещаній можно найти, что Духъ исходитъ отъ Сына.

93. Обрати вниманіе и на следующее: Онъ называется Духомъ Христа и почему называется, это не трудно узнать отъ Исаіи, или лучше изъ самаго чтенія и гласа Господняго: Духъ Господень на Мне, говоритъ Онъ, его же ради помаза Мя (Ис. 61, 1; Лук. 4, 18). Такимъ образомъ по иной причине Онъ называется Духомъ Господа и по иной — Сына; первымъ, какъ единосущный (Господу), а Духомъ Сына если и называется, какъ единосущный, то теперь — по причине помазанія; Онъ есть Духъ Христа потому, что помазуетъ Его: Духъ на Мне, говоритъ Сама Истина, его же ради помаза Мя. Духъ помазуетъ Христа; какъ ты, человекъ, понимаешь это: потому ли, что Онъ (Сынъ Божій) принялъ плоть и кровь (Евр. 2, 14) и сталъ человекомъ, — или потому, что отъ вечности пребываетъ Богомъ? Но втораго ты, я думаю, не осмелишься сказать, хотя ты и дерзокъ на все; ибо Сынъ не помазуется, какъ Богъ, нетъ; следовательно Христосъ помазуется Духомъ, какъ человекъ, и поколику Духъ помазуетъ Христа, Онъ и называется Духомъ Христовымъ; а ты говоришь: такъ какъ Онъ называется Духомъ Христа, то конечно и исходитъ отъ Него; такимъ образомъ Духъ Христа будетъ исходить отъ Него не какъ Богъ, но какъ человекъ, и не отъ начала, не Отъ вековъ и не вместе съ Отцемъ получилъ свою сущность, но тогда, когда Сынъ принялъ на себя составъ человеческій.

94. Возбуди умъ (свой) и возстань отъ заблужденія, человекъ, и не делай своей раны и язвы неизлечимою никакимъ врачевствомъ. Духъ славословится (Духомъ) Христа, потому что помазуетъ Его; а твой гибельный законъ повелеваетъ говорить: потому что исходитъ отъ Него; а исходитъ Онъ отъ Христа, какъ доказалъ выводъ изъ твоего мненія, не поколику Христосъ есть Богъ, но поколику Онъ принялъ на себя нашъ составъ; посему, если Духъ исходитъ отъ Христа, поколику Онъ сталъ причастнымъ нашего состава, а съ другой стороны Онъ исходитъ и отъ Сына, какъ Богъ, — ибо таковы повеленія твоего законодательства, — то человеческое естество должно считаться единосущнымъ Божеству, если Духъ единосущенъ Сыну и Отцу; ты представляешь Его исходящимъ и прежде воплощенія и после воплощенія, но и единосущія не отнимаешь; если же Духъ единосущенъ Сыну; равно единосущенъ и принятому Имъ естеству, — ибо изъ этого последняго ты повелеваешь Ему исходить, — то по запутаннымъ словамъ твоихъ доказательствъ, и Божество во Христе было бы единосущно Его человечеству. Не стану теперь доказывать, что твой догматъ, по темъ же соображеніямъ, полагаетъ плоть единосущною и съ Отцемъ; чтó можетъ быть безбожнее этого нечестія и жалче этого заблужденія?

95. Но ты еще не хочешь сознать, въ какія стремнины и пропасти душевной погибели повергаетъ и погружаетъ тебя нежеланіе повиноваться ни Христу ни ученикамъ Его, не следовать Вселенскимъ Соборамъ, ни обращать умъ къ разумнымъ доводамъ и притомъ вытекающимъ изъ священныхъ вещаній; а обвиняешь общаго Владыку, лжешь на доблестнаго Павла, возстаешь противъ вселенскихъ и святыхъ Соборовъ, клевещешь на отцевъ, а своихъ первосвященниковъ и отцевъ, лишая достоинства истинныхъ отцевъ, осуждаешь на погибель, и къ разумнымъ соображеніямъ остаешься глухимъ; такъ все спасительное у тебя поглощено страстію гибельнаго предразсудка. Пусть же, вместо насъ, скажетъ тебе песнопевецъ и богоотецъ Давидъ: разумейте же безумніи въ людехъ, и буіи некогда умудритеся (Псал. 93, 8), да не кода похититъ общій врагъ рода нашего, окружающій насъ такими сетями, яко левъ восхищаяй и рыкаяй, души ваши, и не будетъ спасающаго (Псал. 7, 3; 21, 4; 1 Петр. 5, 8).

96. Итакъ ты имеешь тотъ сборникъ доводовъ, о которомъ просилъ ты, мой почтенейшій и любознательнейшій изъ мужей; если же когда–нибудь Господь возвратитъ намъ плененныя книги и записки наши; то, можетъ быть, при вразумленіи и помощи намъ отъ Всесвятаго Духа, получишь и те доводы, которые представляютъ новые духоборцы, или лучше — беснующіеся противъ всего преблагаго и Тріипостаснаго Божества, — ибо у нихъ ничего въ Немъ не оставлено, чего бы они не оскорбляли своимъ безуміемъ, — равно (получишь) и опроверженія, выводимыя изъ доводовъ, которые они сами представляютъ; увидишь и обнаруживающіяся въ этомъ ихъ злобу и коварство; покажу и непреложныя свидетельства блаженныхъ и богомудрыхъ отцевъ нашихъ, которыми пристыждается и совершенно отчуждается отъ благочестія отступническое мненіе.

Печатается по изданію: Святейшаго патріарха Фотія, архіепископа Константинопольскаго, Слово тайноводственное о Святомъ Духе. / Переводъ съ греческаго проф. Е. И. Ловягина. // Журналъ «Духовная беседа» на 1866 годъ. — Спб.: «Типографiя Департамента Уделовъ». — 1866. — Томъ I. — С. 353–355, 358–384, 427–440, 480–499; — Томъ II. — С. 52–62.

Мириобиблион (библиотека)

Множество книг, или библиотека (мириобиблион). Описание и пересказ прочитанных нами книг, краткое содержание которых пожелал узнать возлюбленный наш брат Тарасий. Всего книг триста без двадцати одной [ [116]]

ВСТУПЛЕНИЕ

Возлюбленного брата Тарасия Фотий приветствует во имя Господне!

Когда в сенате и царским указом я был назначен послом к ассириянам [ [117]], ты попросил меня изложить тебе содержание прочитанных в твое отсутствие книг, самый возлюбленный мой из братьев, Тарасий, чтобы у тебя, с одной стороны, было утешение в разлуке, которую ты тяжело переносишь, с другой стороны, чтобы ты имел достаточно точное и вместе с тем цельное представление о книгах, которые ты не прослушал вместе с нами (а они составляют в общем триста без пятнадцатой части с прибавлением одной, именно это число, я полагаю, случайно миновало тебя из–за твоего отсутствия); принявшись за описание, как бы чтя твое упорное стремление и настойчивость, мы выполнили это, возможно слишком медленно для твоего пламенного желания и горячей просьбы, но слишком быстро для ожиданий кого–нибудь постороннего.

Пересказы книг расположены в таком порядке, какой для каждого из них подсказала мне память, так что всякому, кто захочет, не трудно будет отделить рассказы исторического содержания, от рассказов, имеющих иную цель… [ [118]]

Если же тебе, когда ты примешься за изучение этого и вникнешь в самую суть, покажется, что некоторые рассказы воспроизведены по памяти недостаточно точно, не удивляйся. Ведь для читающего каждую книгу в отдельности охватить памятью содержание и обратить его в письмена — дело, если хотите, почетное; однако не думаю, чтобы было делом легким охватить памятью многое, — и притом, когда прошло много времени, — да еще соблюсти точность.

А по нашему мнению, из прочитанного скорее всего то, что удерживается в памяти, получает преимущество; и во все, что из–за своей легкости не минует твоего пристального внимания, мы не вложили столь большой заботы, как в иных случаях, но точностью изложения пренебрегли.

Если же в этих пересказах попадется тебе что–нибудь полезное сверх ожидания, ты сам в этом разберешься лучше. Книга эта, несомненно, поможет тебе вспомнить и удержать в памяти, что ты при самостоятельном чтении почерпнул, найти в готовом виде, что ты в книгах искал, а также легче воспринять, что ты еще своим умом не постиг.

КОДЕКС 26. СИНЕСИЯ, ЕПИСКОПА КИРЕНЫ, «О ПРОМЫСЛЕ», И О ПРОЧЕМ [ [119]]

Были прочитаны сочинения Киренского епископа (имя его Синесий) «О промысле», «О царстве» и на другие темы; речь его возвышенна, величественна, а через это приближается к языку поэтическому. Были прочитаны его различные письма, доставляющие наслаждекие и пользу, а вместе с тем насыщенные глубокими мыслями.

По происхождению Синесий был эллин, изучал философию. Говорят, что, обратившись к христианству, он принял безоговорочно все, но не согласился с догмой о воскресении [ [120]].

Однако об этих его настроениях все молчали и, зная его высокую нравственность и чистый образ жизни, все–таки приобщили к нашей вере к посвятили в высокий духовный сан, — хотя столь безупречно живший человек еще не постиг света воскресения. И надежды оправдались: когда он стал епископом, в догму о воскресении он легко уверовал. И для Кирены был он украшением в то самое время, когда во главе Александрии стоял Феофил [ [121]].

КОДЕКС 90. РЕЧИ И ПИСЬМА СОФИСТА ЛИБАНИЯ [ [122]]

Были прочтены два тома Либания. Его вольные декламации и риторские упражнения полезнее, чем другие его произведения. Хотя в другом он отличается трудолюбием и любознательностью, зато утрачивает природную непринужденность, так сказать, грацию и красоту слога, впадая при этом в неясность, многое затемняя отступлениями, а многое из необходимого и пропуская. В остальном же он — образец и норма аттической речи. Понятен он и в письмах. Много у него сочинений на различные темы.

КОДЕКС 128. РАЗЛИЧНЫЕ СОЧИНЕНИЯ ЛУКИАНА [ [123]]

Были прочитаны «Фаларид», «Разговоры мертвых», «Диалоги гетер» и разные другие сочинения, в которых Лукиан почти везде высмеивает эллинов, их глупость и боготворчество, их склонность к разнузданным порывам, их невоздержность, неправдоподобные и нелепые выдумки их поэтов, которые породили неправильный государственный строй, путаницу и сбивчивость в прочей жизни; он порицает хвастливый характер их философов, у которых ничего нет, кроме бесконечных пересказов своих предшественников и пустой болтовни.

Короче говоря, Лукиан старается написать эллинскую комедию в прозе. Сам же он, кажется, из тех, которые не придерживаются никаких определенных положений. Выставляя мысли других в шутовском и нелепом виде, то, что думает он сам, он не высказывает; разве только кто–то приводит его мысль, что не существует достоверного суждения.

Однако язык у него превосходен, он пользуется словами красочными, меткими, выразительными; в мастерстве сочетать строгий порядок и ясность мысли с внешним блеском и соразмерностью соперников у него нет. Связность слов достигает у него такого совершенства, что при чтении они воспринимаются не как слова, а словно какая–то сладостная музыка, которая, независимо от содержания песни, вливается в уши слушающих. Одним словом, повторяю, великолепен слог у него, хотя и не подходит для его сюжетов, которые он сам предназначил для смеха и шуток.

А то, что сам он принадлежал к тем, у кого нет определенных суждений, доказывает такая надпись на книге. Гласит она следующее:

Все это я, Лукиан, написал, зная глупости древних.

• Глупостью людям порой кажется мудрость сама.

• Нет у людей ни одной безупречно законченной мысли;

• Что восхищает тебя, то — пустяки для других. [ [124]]

КОДЕКС 186. РАССКАЗЫ КОНОНА И ТАК НАЗЫВАЕМАЯ «БИБЛИОТЕКА» АПОЛЛОДОРА [ [125]]

Глава 1. Мидас и Бриги

Была прочитана небольшая книжечка — рассказы Конона. Он посвящает этот небольшой труд царю Архелаю Филопатору [ [126]]. В книге содержится 50 рассказов, извлеченных из множества древних сочинений. Первый рассказ повествует о Мидасе и о Бригах.

Мидас нашел клад и сразу стал неслыханно богатым, — тогда он сделался учеником Орфея на горе Пиерии и стал у Бригов управлять различными ремеслами. В царствование Мидаса возле горы Бремия, где обитал многочисленный народ Бригов, заметили также и Силена — тогда это существо, лишенное образа человеческого, доставили к царю. А у Мидаса все превращалось в золото, — даже то, что служило ему пищей. Поэтому он убедил своих подданных уйти из Европы и перейти Геллеспонт; и поселился выше Мисии, немного изменив имя племени, и назвал он их вместо бригов фриги (фригийцы). У Мидаса было много таких людей, которые доносили ему обо всем, что говорилось и делалось среди его подданных; таким способом до самой старости охранял он свое государство от мятежей, и шла молва, что у него длинные уши; немногим же позже молва превратила его уши в ослиные; и от этой изначальной шутки пошло поверье, будто это было и на самом деле.

Глава 19. Псамата и Аполлон [ [127]]

Дочь Кротопа, Псамата, родила ребенка от Аполлона и после родов, так как она боялась отца, отдала его. Назвала она ребенка Лином. Принял его пастух и воспитал как своего сына. Но случилось так, что собаки пастуха растерзали ребенка. И мать в отчаянии приходит с повинной к своему отцу, а отец осуждает ее на смерть, полагая, что она предавалась блуду и оклеветала Аполлона. Но Аполлона разгневала казнь возлюбленной, и он в наказание наслал на аргосцев чуму. Когда же они вопросили оракул, как им от этого избавиться, он ответил, что надо умилостивить Псамату и Лина. Тогда аргосцы, кроме прочих почестей, стали посылать женщин и девушек оплакивать Лина. А плакальщицы, чередуя мольбы и трены, оплакивали еще и свою судьбу. И плач по Лину был так прекрасен, что с тех пор у всех поэтов поется о Лине в каждой скорбной песне. И месяц назван Арнием [ [128]], потому что Лин был вскормлен вместе с ягнятами. С тех пор приносят жертвы, когда справляют праздник Арниды. В этот день убивают всех собак, сколько их ни найдут. Однако бедствия прекратились лишь тогда, когда Кротоп, по приказанию оракула, покинул Аргос и поселился в основанном им на земле Мегариды городе, который он назвал Триподиск.

Глава 23. Парис и Энона [ [129]]

От Александра–Париса и Эноны, на которой он женился до похищения Елены, родился сын Корит, красотой превзошедший отца. Мать отослала ребенка к Елене, чтобы вызвать зависть у Александра и уязвить Елену. Корит стал для Елены своим человеком; Александр же вошел однажды в спальню и увидел, что Корит сидит возле Елены — тотчас же Александр воспылал подозрением и убил Корита. А Энона от обиды, нанесенной ей, и из–за смерти сына много наколдовала и наворожила Александру, — ведь у нее был дар прорицания и она знала волшебные травы. И вот Александр однажды был ранен ахейцами, но помощи не получил. Нуждаясь в помощи, пошел он домой. А через некоторое время в битве с ахейцами за Трою Александра ранил Филоктет; в повозке Александра доставили к горе Иде. Он послал глашатая и через него призвал Энону. Но Энона обошлась с глашатаем грубо и с бранью приказала Александру вернуться к Елене. И Александр в пути умер от раны. Энона же, еще ничего не зная о его кончине, глубоко раскаялась. Она приготовила отвар из целебных трав и побежала, чтобы не допустить гибели Александра. Когда же Энона узнала от вестника, что Александр скончался и что убила его она, она швырнула камнем в голову говорившего, а тело Александра обняла и, безумолчно проклиная их общую злую судьбу, повесилась на собственном поясе.

Глава 34. Похищение палладия [ [130]]

После кончины Александра–Париса Гелен и Деифоб, сыновья Приама, стали спорить, кому жениться на Елене. По своей силе и по уважению со стороны людей знатных победил Деифоб, который был моложе Гелена. А Гелен, не вынесши оскорбления, удалился на гору Ида и предался покою. По совету Калханта осаждающие Трою греки устроили Гелену засаду; и под воздействием угроз, а еще из–за подкупа, а больше всего из злобы на троянцев открыл Гелен грекам, что Илион суждено им взять при помощи деревянного коня и полностью это свершится тогда, когда греки захватят упавший с неба палладий Афины, — самый маленький из существующих.

И вот, чтобы украсть палладий, были высланы Одиссей с Диомедом. Диомед встал на плечи Одиссея и взобрался на стену; и хотя Одиссей протянул к нему руки, Диомед не помог ему, а пошел один за палладием и вернулся с ним к Одиссею. И когда они шли по равнине. Одиссей спросил у Диомеда о подробностях похищения, но Диомед, зная хитрость этого человека, не сказал, какой именно палладий научил его взять Гелен, а сказал о другом палладии.

Когда же, с помощью некоего божества, Одиссей узнал палладий, он отстал от Диомеда и извлек меч, чтобы убить своего спутника и самому принести ахейцам палладий. Но как только Одиссей собрался нанести Диомеду удар, тот увидел отблеск меча, — ведь было полнолуние. Тогда Диомед тоже извлек меч, и Одиссей удержался, но, браня Диомеда, который не хотел идти дальше, за трусость, Одиссей погнал его, ударяя тыльной стороной меча по спине.

С тех пор существует поговорка: «Принуждение Диомеда», — обо всем, что совершается вопреки желанию.

Глава 43. Извержение Этны

Кратеры Этны извергнули однажды настоящие реки огня и пламени. И катанцам (в Сицилии был греческий город Катана) казалось, что для города наступает полный конец, и убегая как можно быстрее из города, одни из них уносили золото, другие — серебро, а иные все, что пожелали взять из припасов на время бегства. Но Анапий с Амфином вместо всех вещей взяли на плечи престарелых родителей и так убежали [ [131]].

Других людей настигало губительное пламя, их же огонь окружил так, что они как бы находились на острове посреди горящего моря. Поэтому сицилийцы назвали это место благостным и воздвигли там статуи этих людей — память о делах божеских и человеческих.

Глава 48. Ромул и Рем

То, что рассказано в этой главе о Ромуле и Реме, кое в чем отличается от других преданий. Говорится в ней, как Амолий, составив заговор против брата Неметора, убил его, а дочь его Илию, чтобы она ни рожала, ни замуж не выходила, отвел в храм Гестии.

С Илией сошелся Арес, а потом покинул ее, открывшись ей и сказав, что она родит от него двух сыновей и что ей надо мужаться. Но когда она рожала, Амолий бросил ее в тюрьму и поручил кому–то из верных ему пастухов уничтожить новорожденного. Но пастух не позволил своим рукам совершить преступление, а взял младенцев и поместил их в ящик, и пустил его в Тибр по течению. Проплыв большое расстояние, по слухам, ящик зацепился за корни дикой смоковницы, в местности песчаной и теплой. На детей набрела недавно родившая волчица, встала подле них, когда они плакали и тянули руки, и подставила им сосцы. Это увидел один из пастухов, Фестул, и почел за божественное знамение, и стал воспитывать детей как родных. Через некоторое время повстречал он того пастуха, который их выбросил, и, все узнав о них, он рассказал им — а они стали уже юношами, — что они происходят из царского рода, и что они сыновья Ареса, и что претерпели их мать и дед.

А юноши — они ведь были прекрасны наружностью, несравненны по силе, благородны в порывах — сейчас же взялись за мечи и потихоньку подошли к Альбе. Напав на Амолия (который не ожидал измены и не держал при себе стражу), они в отмщение убили его мечами, а мать освободили из темницы. Народ был на их стороне, и они стали царями Альбы и ее окрестностей.

Так как к ним стало переселяться множество народа, они покинули Альбу и основали город, который назвали Рим и который до сих пор повелевает народами.

Воспроизведено по изданию: Памятники византийской литературы IX–XIV вв./ Отв. ред.: Фрейберг Л.А. — М., 1969. — С.39–47.

Перевод Л.А. Фрейберг по изданию «Photii Bibliotheque», t.I–II. Paris, 1959–1960.

О гробе Господа нашего Иисуса Христа

1. Портик Соломона, равно как и древние Святая Святых, занимаемые безбожными Сарацинами и служащие им мечетью, никому из Иерусалимских христиан не известны: ибо места, почитаемые Сарацинами, недоступны для христиан. Спасительный же Гроб общего Владыки находится от древнего Иерусалима на расстоянии одного выстрела из лука, а от самой именуемой Акры, с которою носит тоже имя Сион, на расстоянии двух стадий: ибо древний город объемлет внутри себя Сион, служащий акрополем и замком, как бы большая ограда, объемлющая внутри себя меньшую.

2. Блаженная же Елена, когда посетила Иepycaлим и очистила то священное место, зарытое грудами мусора и нечистоты, отделив ту часть древней стены, что обращена к спасительному Гробу, и здание продолжила и объем города вместив в обширнейшую ограду, внутри ограды заключила гроб жизни. В ней построила священный храм, поместив среди оного гроб жизни, устроив таким образом, чтобы [6] он занимал место амвона, хотя в этом и не было надобности: это место дает желающим возможность входить чрез алтарь. И не иначе можно придти к гробу Воскресения, как пройдя прежде чрез двери алтаря.

3. Источник нашего бессмертия — гроб, есть самородный камень; истесанием камень становится гробом, истесывается же камень по направлению с востока на запад. Истесанное место вышиною в рост человека; в ширину имеет проход только для одного человека; в длину же могут поместиться трое или четверо. А внутри вырытого камня оттесан как бы другой камень, в виде параллелепипеда, могущий вместить положенного в него человека, и в этот камень, говорят, положил чистое оное Господне тело верный Иосиф. То место, откуда мастер начал тесать, пожелает ли кто назвать его входом ко гробу, или же устьем гроба, отверсто к востоку; оттого бывает, что подходящие оттуда, творят поклон на запад.

4. Камень, запирающий в начале устье гроба, говорят, издревле разделяется надвое: одна часть его обшита медью — та, что лежит близ гроба; другая же, та, что положена на одной стороне бабинца (гинеконита) обращенной к западу, получаете также подобающее чествование, доступное всем для поклонения. Обшитый медью камень apxирей умащает бальзамом и оттуда желающие могут получить освященный бальзам. Однажды в году этот обшитый медью камень служить apxирею вместо священной трапезы, в особенности ко время спасительных страстей.

5. Таковы особенности самого гроба. Окружают же гроб по честолюбию, а более по боголюбию последующих поколений, колонны вышиною в человеческий [7] рост, утвержденные на основаниях, одинаковые числом слева и справа (ибо пять северных стоят против южных) и не различающиеся одни от других ни видом, ни величиною. На краях означенных колонн, стоит на западе в середине параллельно с ними колонна; на восточной же стороне, к крайним колоннам ничего не приставлено, но там открытое место у устья гроба. На означенных одиннадцати колоннах лежат как бы карнизы, образующее фигуру прямоугольника, и сими карнизами соединены между собою столбы, над которыми возвышаются исходящие от самых карнизов арки, назначенные как бы для крыши гроба (как от восточного и западного карниза, так и от северного и южного). Но строитель, будто прерывая назначение арок и вместо крыши устроив круг, отсюда сузил и удлинил крышу в подражание трубе для дыма, довершив арки скорее вытянутою вершиною конуса, нежели симметрическою крышей.

6. Вот то, что мы доселе узнали от людей, обративших эти блаженные места в тщательный предмет изучения для своей жизни.

(пер. Г. С. Дестуниса и Н. Марра)

Текст воспроизведен по изданию: Фотия, святейшего архиепископа константинопольского. О гробе Господа нашего Иисуса Христа и другие малые творения // Православный палестинский сборник. Т. 31. СПб. 1892

Окружное послание Фотия, Патриарха Константинопольского, к Восточным Архиерейским Престолам, а именно — к Александрийскому и прочая

В коем речь идет об отрешении некоторых глав и о том, что не следует говорить об исхождении Святого Духа «от ОТЦА и СЫНА», но только «от ОТЦА»

Как видно, воистину не бывало злодею пресыщения от зол, а равно и какого–либо предела ухищрениям и козням его, которые искони старался он учинить против рода человеческого; и как до пришествия Господа во плоти обольщал он человека столькими тысячами уловок, выманивая его на дела чуждые и беззаконные — благодаря которым и навязал силою тиранию над ним, — так и после этого не перестал он тысячами обманов и приманок ставить препоны и западни доверившимся ему. Отсюда множились Симоны и Маркионы, Монтаны и Мани, пестрое и многообразное богоборчество ересей; отсюда и Арий, и Македоний, и Несторий, и Евтих с Диоскором, и прочая нечестивая рать, против коих были созваны семь святых и вселенских Соборов и собраны со всех краев отряды священных и богоносных мужей, лезвием духа (ср. Еф 6:17) отсекшие самосейные дурные сорняки и уготовившие в чистоте возрастать ниве Церковной.

Но после того, как они были извергнуты и преданы умолчанию и забвению, благочестивые стали питать добрую и глубокую надежду, что не явится более изобретателей новых нечестии, ибо помыслы всех, кого бы ни искушал злодей, обернулись бы против него; и что конечно уж не объявится никаких покровителей и заступников у уже получивших соборное осуждение, от чего удержат крах и участь зачинщиков и тех, кто старался им подражать. В подобных надеждах и пребывал благочестивый рассудок, особенно же что касается царствующего града, в коем при содействии Божием свершается многое из того, на что нельзя было и надеяться, и многие языки, презрев прежнюю мерзость, научены были воспевать вместе с нами общего для всех Творца и Создателя, когда царица, испуская будто с некоего места высокого и вознесенного источники Православия и изливая во все концы вселенной (см. Пс 18:5; Рим 10:18) чистые потоки благочестия, наполняет, словно моря, догматами тамошние души, которые, иссушенные за долгое время воспалениями нечестия или самовольного служения (ср. Кол 2:23) и ставшие пустыней и бесплодной землей, словно снискав дождь учения, процветая, плодоносят пашней Христовой.

Ибо и жители Армении, закосневшие в нечестии яковитов и дерзко относящиеся к истинной проповеди благочестия — а именно той, ради которой собрался многолюдный и святой Собор отцов наших в Калхидоне, — при содействии нам молитв Ваших обрели силы оставить столь великое заблуждение; и сегодня в чистоте и Православии исполняет удел армян христианское служение, гнушаясь Евтиха, и Севира, и Диоскора, и «камнеметов» благочестия Петров, и Юлиана Галикарнасского, и всего их многосейного рассеяния, предавая их, как и Кафолическая Церковь, несокрушимым оковам анафемы.

Но даже и варварский и христоненавистный народ болгар склонился к такому смирению и богопознанию, что, отойдя от бесовских отеческих оргий и отстав от заблуждений языческого суеверия, паче чаяния перепривит был к христианской вере.

Но — ох уж этот злой умысел и проделки клеветника и безбожника! Ибо таковое повествование, будучи темой евангельской, превращается в повод к печали, поскольку веселье и радость обернулись скорбью и слезами. Ибо еще и двух лет не чтил этот народ истинную христианскую веру, как мужи нечестивые и мерзкие — ведь как только ни назвал бы их всякий благочестивый! — мужи, из мрака вынырнувшие, — ибо были они порождением края западного — о, как поведаю о прочем?! — оные, напав на народ новоутвержденный в благочестии и новоустроенный словно молния или землетрясение, или обильный град, а точнее сказать — как дикий вепрь, подрывая и копытами, и клыками (см. Пс 79:9—14), то есть путем гнусной политики и извращения догматов — до чего дошли в дерзости своей! — разорили, истребив, лозу Господа возлюбленную и новонасаженную.

Ибо замыслили они отвратить их и отвлечь от истинных чистых догматов и безупречной христианской веры. И сперва переучили их неблагочестиво на субботний пост: ведь и малое из допущенных отступлений способно довести до полного пренебрежения догматом. А затем, оторвав от Великого Поста первую постную седмицу, совлекли к молочному питию и сырной пище и тому подобному объедению, распростерши отсюда для них путь преступлений и совратив со стези прямой и царскской. Более того, пресвитеров, украшенных законным браком, — это те, кто сами являют многих дев без мужей женами, и женами, растящими детей, отцов которых нельзя узреть! — они, как «истинно Божий иереи», настроили их гнушаться и сторониться, рассеивая среди них семена манихейского земледелия и посевом плевелов (см. Мф 13:25) вредя душам, только–только начавшим прозябать зерном благочестия.

Но даже и тех, кто миропомазан пресвитерами, не содрогаются они помазывать заново, именуя себя епископами и мороча головы, будто помазание пресвитеров бесполезно и совершается всуе! Разве есть кто–нибудь, кто слыхал бы о таком безумии, на которое не смогли бы осмелиться эти сумасброды, перепомазывающие уже однажды помазанных и выставляющие чудесные и Божественные таинства христиан предметом долгой пустой болтовни и всеобщего посмешища? Вот уж мудрость поистине непосвященных! Нельзя, говорят, иереям святить миром посвящаемых, ибо принято делать это лишь архиереям. Откуда этот закон? Кто же законоположник? Который из Апостолов? Или из Отцов? А из Соборов — где и когда состоявшийся? Чьими голосами утвержденный? Нельзя иерею миром запечатлевать окрещаемых? Значит, и вообще крестить; нельзя, выходит, и священнодействовать — чтоб уж не наполовину, а целиком был у тебя иерей изгнан в непосвященную часть! Священнодействовать над Телом Господним и Кровью Христовой и освящать ими некогда посвященных в таинства — и при этом не святить миропомазанием ныне посвящаемых? Иерей крестит, воздействуя очистительным Даром на окрещаемого; как же ты лишишь то очищение, коему начало полагает сей священнослужитель, его охраны и печати? Но ты лишаешь печати? Так не допускай ни служить над Даром, ни воздействовать Им на кого–либо — чтобы этот твой иерей, красуясь пустыми званиями, показал бы тебя епископом и верховодителем этого с ним хоростояния.

Но ведь не только в этом проявили они свое безумие, но если есть какой–либо предел злу — устремились к нему. Ибо, в самом деле, вдобавок к упомянутым нелепостям сам священный и святой Символ веры, несокрушимо утвержденный всеми соборными и вселенскими постановлениями, покусились они — ох уж эти происки злодея! — подделывать фальшивыми умствованиями и приписанными словами, измыслив в чрезмерной наглости своей новшество, будто Дух Святой исходит не только от Отца, но и от Сына.

Кто слыхал когда–либо, чтобы подобные речи произносил хоть кто–то из нечестивых? Какая коварная змея (ср. Ис 27:1) изрыгнула такое в сердца их? Кто вообще вынес бы, когда у христиан на деле вводят две причины в Святой Троице: с одной стороны Отца — для Сына и Духа, с другой, опять же для Духа, — Сына, и разрушают единоначалие в двоебожие, и растерзывают христианское богословие в нечто, ничуть не лучшее эллинской мифологии, и высокомерно обращаются с достоинством Сверхсущей и Живоначальной Троицы?

Почему же это Дух исходит и от Сына? Ведь если исхождение от Отца совершенно (а оно совершенно, ибо Бог совершенный от Бога совершенного), что это за «исхождение от Сына», и для чего? Ведь оно было бы излишним и бесполезным.

К тому же если Дух исходит от Сына, как от Отца, почему же и Сын не рождается еще и от Духа — чтоб уж было у нечестивых нечестиво все, и мысли, и слова, и ничто не осталось бы у них не затронуто дерзостью!

Обрати внимание и на другое: ведь если в тот момент, когда Дух исходит от Отца, возникает Его особенность, точно так же как в момент рождения Сына — особенность Сына, а Дух. согласно их болтовне, исходит и от Сына, то оказывается, что большими особенностями отличается от Отца Дух, чем Сын, Ибо для Отца и Сына общим является исхождение от Них Духа. а у Духа — особое порождение от Отца и особое же — от Сына. Если же Дух отличается большими особенностями, чем Сын, то Сын был бы ближе сущности Отца, чем Дух: и так вновь проглянет дерзновение Македония против Святого Духа, вкравшееся в их деяния и обиталище.

А иначе, если все общее для Отца и Сына и Духа является общим совершенно (как то: Бог, Царь, Господь, Творец, Вседержитель, Сверхсущее, Простое, Бесформенное, Бестелесное, Беспредельное, и вообще все прочее), а для Отца и Сына обще происхождение от Них Духа — значит, Дух исходит и от Самого Себя. и будет Он началом Самому Себе, равно и причиной, и следствием. Подобного не измышляли даже эллинские мифы!

Но и если одному лишь Духу свойственно возводиться к различным началам — неужто свойственно одному Духу иметь началом многоначалие?

К тому же, если в чем–то новом ввели они общность Отца и Сына, то отделяют от этого Духа; Отец же связан с Сыном общностью по сущности, а не по какому–либо из свойств — следовательно, ограничивают они Дух от сродства по сущности.

Видишь, сколь безосновательно — скорее для более удобного уловления всех — присвоили они себе имя христиан? «Дух исходит от Сына». Откуда ты услышал это? Из каких Евангелистов такие слова? Какому Собору принадлежит это богохульное выражение? Господь и Бог наш говорит: Дух, иже исходит от Отца (см. Ин 1.5:26), а отцы этого нового нечестия: «Дух, — говорят, ~ иже исходит от Сына». Кто не заткнет уши свои от чрезмерности такого богохульства? Оно восстает против Евангелий, противится святым Соборам, противоречит блаженным и святым Отцам — великому Афанасию, знаменитому в богословии Григорию, ''царскому убору» Церкви великому Василию, златым устам вселенной, бездне мудрости, истинному Златоусту, Но что я говорю — тому и другому? Вообще каждому из святых пророков, апостолов, иерархов, мучеников, да и самих изречений Господних прекословит это богохульное и богоборческое выражение.

Дух исходит от Сына? То же ли это исхождение или противоположное отеческому? Если то же — почему не обобщаются особенности, из–за которых только и говорится, что Троица является и почитается Троицей? Если же противоположное ему — разве не окажутся они для нас Мани и Маркионами, снова посягающими своим богоборческим языком на Отца и Сына?

Ко всему сказанному, если Сын рожден от Отца, а Дух исходит от Отца и Сына, то, как восходящий к двум началам, Он неизбежно был бы составным.

Кроме того, если Сын рожден от Отца, а Дух исходит от Отца и Сына, что это за нововведение Духа? Уж не исходит ли нечто отличное от Него? Так что вышло бы по их безбожному мнению не три, но четыре ипостаси, а точнее — бесконечное множество, ибо четвертая прибавит к ним другую, та — снова иную, пока не впадут они в эллинское многообилие.

К сказанному же мог бы кто–либо заметить и другое: если происхождения Духа от Отца совершенно достаточно для бытия, что добавляет Духу исхождение еще и от Сына, раз для бытия достаточно Отцовского? Ведь ничто другое из сущего не дерзнул бы никто назвать совершенно достаточным, поскольку эта блаженная и Божественная природа наиболее далека от всякой двойственной и составной.

Помимо же сказанного, если все, что не является общим для Вседержительной и Единосущной и Сверхприродной Троицы, принадлежит только Одному из трех Лиц, а исхождение Духа не является общим для Трех — значит, оно свойственно лишь Одному из Трех. Скажут ли, что Дух исходит от Отца? Почему же тогда не откажутся клятвенно от любезного им и новоявленного «тайноводительства»? Или — что от Сына? Что ж тогда сразу не осмелились они обнажить все свое богоборчество, поскольку не только назначили Сына для исхождения Духа, но и лишили этого Отца! Соответственно, должно полагать, поставив рождение на место исхождения, будут они рассказывать сказки о том, что не Сын рожден от Отца, но Отец от Сына — чтобы стояли они во главе не только безбожников, но и безумцев!

Посмотри же и вот откуда — как оказывается изобличенным их безбожное и безумное намерение. Ведь поскольку всё, что усматривается и говорится о Всесвятой и Единоприродной и Сверхсущей Троице, есть либо общее вообще, либо — Одного и Единственного из Лиц Троицы, а исхождение Духа не есть общее, но и не есть, как они утверждают, принадлежащее какому–то Одному и Единственному Лицу, выходит — да будет милостива Она к нам и обратит это богохульство на их голову! — и вообще нет исхождения Духа в Живоначальной и Всесовершенной Троице.

И еще тысячи обличении мог бы добавить кто–либо к сказанному против их безбожного мнения, чего мне закон послания не позволяет ни помещать, ни излагать. Поэтому и то, что сказано, выражено кратко и в общих чертах, в то время как обстоятельное опровержение и полное наставление приберегается, даст Бог, для всеобщего собрания.

Такое вот нечестие эти епископы тьмы — ибо сами объявили они себя помраченными — насадили среди прочих беззаконий в этом юном и новоустроенном народе болгар. Молва о них дошла до слуха нашего, и мы поражены были в самое сердце смертельным ударом, как если кто увидел бы порождения чрева своего терзаемыми и раздираемыми (ср. Втор 28:53) у него на глазах птицами и зверьми. Ибо изнурительные труды и реки пота принесены были для их возрождения и посвящения, и такой же невыносимой вышла печаль и беда, как при гибели порожденных. Ибо столь же сильно зарыдали мы от испытанного страдания, сколь сильно наполнялись радостью, видя их избавившимися от старого заблуждения.

Но если этих мы оплакивали и оплакиваем, и не дадим сна очам своим и веждам дремания (см. Пс 131:4), покуда не исправлено несчастье, пока не водворим их в меру сил наших в Господне обиталище, — то новых предтеч отступничества, прислужников супостата, виновников тысяч смертей, всеобщих губителей, растерзавших столькими муками сей юный и недавно утвержденный в благочестии народ, этих обманщиков и богоборцев осудили мы соборным и Божественным решением: не теперь определяя их отвержение, но из уже принятых соборных и апостольских постановлений выявляя и делая всем известным предопределенный им приговор. Ибо человеческой природе свойственно не столько укрепляться прошлыми возмездиями, сколько вразумляться зримыми, а подтверждением наступившего является согласие с уже установленным. Почему и объявили мы тех, кто придерживается их извращенного заблуждения, изгнанными из всякого христианского стада.

Ибо и шестьдесят четвертое Правило святых Апостолов, словно бичуя предающихся посту по субботам, гласит так: «Если какой–либо клирик окажется постящимся в воскресенье или субботу, кроме одной только [Великой Субботы], да будет извержен; если же мирянин, да будет отлучен». Более того, и пятьдесят пятое правило Шестого святого и вселенского Собора постановляет следующим образом: «Поскольку мы узнали, что во граде Риме во Святый пост Четыредесятницы постятся по субботам вопреки преданному церковному последованию, святой собор решает, чтобы и в римской церкви неколебимо соблюдалось правило, говорящее: Если какой–либо клирик окажется постящимся в воскресенье или субботу, кроме одной только [Великой Субботы], да будет извержен; если же мирянин, да будет отлучен».

Да и кроме этого правило Гангрского собора гласит следующее о гнушающихся брака: «Если кто о вступившем в брак пресвитере рассуждает, что не следует принимать причастие, когда он совершает литургию, да будет анафема». Точно так же по добное решение выносит о них и Шестой Собор, начертавший следующим образом: «Поскольку в римской церкви, как мы узнали, предано в виде правила, чтобы имеющие удостоиться рукоположения во диакона или пресвитера соглашались не сообщаться более со своими супругами, мы, последуя древнему правилу апостольской строгости и порядка, желаем, чтобы законные сожития священников и отныне оставались нерушимыми, никоим образом не разрывая их союза с женами и не лишая их взаимного в подобающее время общения. Так что если кто окажется достойным рукоположения во диакона или иподиакона, тому никоим образом да не будет препятствием к возведению в эту степень сожительство с законной супругою; и да не требуется от него во время рукоположения обещания, что будет воздерживаться от законного общения со своею супругою, дабы из–за этого не были бы мы вынуждены оскорбить Богом узаконенный и благословенный Его присутствием брак, ибо евангельское изречение гласит: «Кого Бог сочетал, человек да не разлучает» (см. Мф 19:6; Мк 10:9), и Апостол учит, что почтен брак у всех и ложе непорочно (см. Евр 13:4), и: «Соединен с женою? Не ищи развода» (см. 1 Кор 7:27). Если же кто дерзнет, идя против Апостольских Правил, лишать кого–либо из священников, то есть пресвитера, или диакона, или иподиакона, связи и союза с законной женою, да будет извержен; точно также и если какой пресвитер или диакон отвергнет свою жену под предлогом богобоязненности, да будет отлучен, а упорствующий — да будет извержен».

Отмена же первой седмицы и перепомазание уже окрещенных и помазанных, думаю, не будет нуждаться в приведении правил, ибо из одного только повествования видно превосходящее всякую чрезмерность нечестие этого.

Но и не осмелься они ни на что другое из перечисленного, одного богохульства в отношении Святого Духа — а точнее, всей Святой Троицы, — которое не оставляет уже места большему, хватило бы, чтобы подвергнуть их тысячам анафем!

Их мысли и представления мы, по древнему обычаю Церкви, сочли справедливым довести до Вашего во Господе Братства; и просим и призываем стать с готовностью соратниками в деле ниспровержения этих нечестивых и безбожных «глав», и не отступать от отеческого порядка, блюсти который завещали нам предки свершениями своими, и со всем усердием и готовностью избрать и послать от Вас каких–нибудь местоблюстителей, мужей, представляющих Ваше лицо, украшенных благочестием и святостью мыслей и жизни, дабы исторгли мы новоявленную вкрадшуюся гангрену этого нечестия из среды Церкви, а безумствующих вносить подобное семя порока в новоустроенный и недавно утвержденный в благочестии народ — вырвать с корнями и через общее отвержение предать огню, коему подвергнутся они, сойдя во ад, как прорицают Господни речения (ср. Мф 13:30; 25:41). Ибо так, изгнав нечестие и утвердив благочестие, питаем мы добрые надежды возвратить новооглашенный во Христа и недавно просвещенный сонм болгар к переданной им вере.

Ибо не только этот народ переменил прежнее нечестие на веру во Христа, но и даже для многих многократно знаменитый и всех оставляющий позади в свирепости и кровопролитии, тот самый так называемый народ Рос — те, кто, поработив живших окрест них и оттого чрезмерно возгордившись, подняли руки на саму Ромейскую державу! Но ныне, однако, и они переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан, сами се бя с любовью! поставив в положение подданных и гостеприимцев вместо недавнего против нас грабежа и великого дерзновения. И при этом столь воспламенило их страстное стремление и рвение к вере (вновь восклицает Павел: Благословен Бог во веки! (ср. 2 Кор 1:3; 11:31; Еф 1:3)), что приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием встречают христианские обряды.

Таким вот образом по милости человеколюбивого Бога, желающего, чтобы все люди были спасены и достигли познания истины (см. 1 Тим 2:4), переменяются у них старые верования и принимают они веру христианскую; и если бы, Ваше Братство, и Вы сподвиглись бы усердно сослужить вместе с нами и совершать искоренение и выжигание сорной поросли, уверены мы во Господе Иисусе Христе, истинном Боге нашем, что еще более приумножится стадо Его и исполнится сказанное: Узнают Меня все, от малого их до великого их (Иер 31:34), и по всей земле прошло слово апостольских учений, и до пределов вселенной — речи их (см. Пс 18:5; Рим 10:18).

Итак, следует, чтобы посланные от Вас заместители, представляющие Ваше священное и святейшее лицо, облечены были полномочиями Вашей власти, коей удостоились Вы во Святом Духе, дабы беспрепятственно могли они говорить и действовать от имени апостольского престола по поводу этих «глав» и тому подобного. Ибо кроме того получено нами из италийских краев некое «соборное послание», полное несказанных обвинений, которые жители Италии с великим осуждением и тысячами клятв выдвинули против собственного их епископа, дабы не были оставлены без внимания ни они, столь прискорбно губимые и притесняемые такой тяжкой тиранией, ни те, кто презирает законы священства и ниспровергает все церковные установления, — о чем давно уже доходили до всех слухи через спешно прибывших оттуда монахов и пресвитеров (были же это Василий, Зосима, Митрофан, а с ними и другие, сетовавшие на эту самую тиранию и со слезами призывавшие Церкви к от мщению), а теперь, как я уже сказал, пришли оттуда и разные письма от разных людей, исполненные всей этой великой трагедии и великих скорбей. С коих копии мы по их ходатайству и просьбе — ибо со страшными клятвами и призывами увещевали они передать об этом и всем архиерейским и апостольским престолам, предоставив все это им для прочтения — включили в это наше послание, дабы, когда соберется Святой и Вселенский во Господе собор, решенное Богом и соборными правилами было бы подтверждено всеобщим голосованием, и Церковь Христову объял бы глубокий мир.

Ибо мы обращаемся с этим не только к Вашему Святейшеству, но и от других архиерейских и апостольских престолов иные представители уже прибыли, иные ожидаются в скором времени. Пусть же Ваше во Господе Братство из–за какой–либо отсрочки или затягивания времени не заставит сверх должного задерживать Ваших собратьев, сознавая, что если из–за опоздания совершено будет какое–нибудь неподобающее упущение, не кто иной как само оно навлечет на себя упрек.

И еще сочли мы необходимым добавить к написанному, дабы предоставлено было всей полноте Церкви Вашей присовокупить и причислить к шести Святым и Вселенским Соборам Святой и Вселенский Седьмой собор. Ибо дошел до нас слух, будто некоторые подчиненные Вашему апостольскому престолу церкви считают до шести Вселенских соборов и не знают Седьмого; и хотя утвержденное на нем проводят с усердием и благочестием как ничто другое, но провозглашать его в церквях наряду с прочими не вошло в обычай — несмотря на то, что повсюду сохраняет он равное прочим достоинство. Ведь этот Собор покончил с величайшим нечестием, имея заседавшими и голосовавшими на нем прибывших от четырех архиерейских престолов: ибо от Вашего апостольского престола, то есть Александрии, присутствовал, как известно, пресвитер монах Фома и его спутники, от Иерусалима и Антиохии — Иоанн с его спутниками, ну а от старшего Рима — богобоязнейший протопресвитер Петр и другой Петр, пресвитер, монах и игумен пречистой обители святого Савы близ Рима. И все они, собравшись вместе с нашим во Бозе отцом, святейшим и трижды блаженнейшим мужем Тарасием, архиепископом Константинопольским, составили великий и вселенский Седьмой собор, торжественно покончивший с нечестием иконоборцев — или христоборцев. Однако деяния его, поскольку варварский и иноплеменный народ арабов овладел землями, оказалось нелегко доставить вам; по каковой причине большинство здешних жителей хотя и чтит и уважает его порядки, не ведает, как говорит, что они установлены им.

Итак, должно, как мы сказали, и сей великий Святой и Вселенский собор провозглашать вместе с предыдущими шестью. Ибо не совершать и не делать этого — значит, во–первых, бесчестить Церковь Христову, пренебрегая столь важным Собором и в такой мере разрывая и разрушая ее связь и общение, а вовторых, разверзать пасть (ср. 1 Цар 2:1; Пс 34:21) иконоборствующих (которых, хорошо знаю, гнушаетесь вы ничуть не менее, чем прочих еретиков), уничтожив их нечестие не Вселенским собором, но осуждением одного престола, и предоставляя законный предлог стремящимся морочить умы. По всем этим причинам мы и требуем, и как братья братьев увещеваем, советуя приличное, причислять и приписывать его как в соборных документах, так и во всех прочих церковных историях и исследованиях к шести Святым и Вселенским соборам, помещая после них Седьмым.

Христос же, истинный Бог наш, первый и великий Архиерей (см. Евр 4:14), добровольно принесший Себя в жертву за нас и отдавший кровь Свою за нас во искупление, да предоставит Вашей архиерейской и почтенной Главе оказаться сильнее наступающих отовсюду варварских племен; и да позволит завершить жизненный путь в мире и спокойствии; и да удостоит снискать и вышний жребий в невыразимом ликовании и весе лье (Пс 86:7) там, где жилище всех наслаждающихся, откуда бежала всякая боль, и стенание, и скорбь (см. Ис 35:10; 51:11): в Самом Христе, истинном Боге нашем, Коему слава и сила во веки веков. Аминь!

Усердно молимся за Вас по долгу отеческого благочестия; не премините и Вы помянуть нашу мерность.

Текст напечатан в жрунале «Альфа и Омега» и был послан Виталием Иноземцевым на форум д. Андрея Кураева

Примечания

1

По изданию: Лебедев А.П. Очерки внутренней истории Византийско–восточной церкви в IX, X и XI веках. СПб.: Алетейя, 1998. С.26.

(обратно)

2

Власий (по иным источникам — Василий) — священник, сторонник свергнутого патриарха Игнатия; за открытые выступления о несправедливости, произведенной над Игнатием, был подвергнут преследованиям и урезанию языка. [см.: Лебедев А.П. Указ.соч. С.25–26.]

(обратно)

3

Photii patr. epistolae // Migne J.P. Patrologiae cursus completus. Patrologia graeca. T. CII. Lib.1. P.624–625.

(обратно)

4

По изданию: Успенский Ф.И. История Византийской Империи. Т.2. М.: Мысль, 1997. С.62–69.

(обратно)

5

oude gar en gwnia egeneto, kai to megeqoV thV ephreiaV thn istorian eis panta exhnegken.

(обратно)

6

Как видно из ближайших затем слов, речь идет об учениках Фотия, об его школе. Любопытно, что это место пропущено у Гёргенретера. — Прим. Ф.И. Успенского.

(обратно)

7

Успенский Ф.И. История Византийской Империи. Т.2. С.65.

(обратно)

8

Там же. С.66.

(обратно)

9

Там же. С.67.

(обратно)

10

Место несомненно относится к митрополитам Солуни, Иллирика и Сиракуз, хотя иные понимают его применительно к болгарам. — Hergenrother. I. S.73. — Прим. Ф.И. Успенского.

(обратно)

11

Этого отдела нет в греческом тексте Досифея. Он восстановляется по изд.: Маi. Nova Patrum Bibl.. IV. Р.51. — Прим. Ф.И. Успенского.

(обратно)

12

По изданию: Успенский Ф.И. История Византийской Империи. Т.2. М.: Мысль,1997. С.141–143.

(обратно)

13

Подразумевается восприятие от купели царевича Стефана. — Прим. Ф.И. Успенского.

(обратно)

14

Успенский Ф.И. История Византийской Империи. Т.2… С.143.

(обратно)

15

Там же.

(обратно)

16

Посл, к Римл. 11, 33.

(обратно)

17

Кн. пр. Исаий, l, 9.

(обратно)

18

Пс. 47, 3.

(обратно)

19

Пс. 45, 6.

(обратно)

20

Деяния Апостолов 11, 20.

(обратно)

21

Деяния Апостолов 6, 1.

(обратно)

22

Пс. 72, 9.

(обратно)

23

В оригинале собственно стоят из определений.

(обратно)

24

109, 1, 4, 5.

(обратно)

25

Перевод греческого имени «Хризафий».

(обратно)

26

Вм. 451: ср. Brosset, Analyse Critique de la Всеобщая история de Vardau, S. — Petersbourg 1862, стр. 22–23.

(обратно)

27

По изданному нами списку (Шб, 18) дословно: «восемь кругов».

(обратно)

28

Galanus, у которого эти пятнадцать канонов проклятий приведены (Conciliationis Eccles. Armenae cum Romana, Tom. prim., pars II, pp. 124 — 138) с переводом, отличным от нашего, и пространным толкованием, считает их актами Sciracavanensis Armenae Sinodi. Ср. также А. Худобашев, Обозрение Армении. Сиб. 1859, стр. 214 — 215.

(обратно)

29

В армянском «раскаленное железо» выражается одним словом «шант».

(обратно)

30

Подразумеваемый тут текст книги Левит XIV, 49 и passim, служащий темою для последующего толкования, гласит: «49. Чтобы очистить дом, возымет он две птицы, и кедрового дерева, и червленную нить и иссоп; 50. И заколет одну птицу над глиняным сосудом, над живою водою и т. д. Ср. Cyrilli Alex., Glaphyrorum in Leviticum liber, Migne, Patr. Gr., LXIX, стр. 653–556 n 565 — 568.

(обратно)

31

Подчеркнутые слова представляют перевод неясного и, по всей вероятности, испорченного текста, для которого с некоторою натяжкою можно еще предложить следующее толкование: если есть три серьги, и одна мастером высечена с изображением на ушке (***) и т. д. слово переведенное мной то мячом то серьгою, означает собственно круг, шар.

(обратно)

32

См. выше, стр. текст 195, 26 и перевод 245.

(обратно)

33

Фотій писалъ противъ Юліана обширное обличеніе, которое доселе не было издано въ светь, если не утратилось вовсе.

(обратно)

34

Патріарху Фотію принадлежатъ две беседы на Благовещеніе Пресвятыя Богородицы. Одна изъ нихъ уже известна нашимъ читателямъ (см. «Церковныя Ведомости» за 1899 г., № 12, стр. 483–489). Вторая, ныне предлагаемая ихъ вниманію, беседа произнесена знаменитымъ витіею греко–восточной церкви 25 марта 879 года въ Константинопольскомъ храме Святой Софіи, въ присутствіи византійскаго императора Василія Македонянина. Греческій ея текстъ опубликованъ великимъ логофетомъ Константинопольской патріархіи г. С. Аристархисомъ въ журнале «Ἐϰϰλησιαστιϰὴ Ἀλήϑεια» за 1883 г. (№ 21, стр. 308–312). Съ этого текста и сделано настоящее переложеніе беседы на русскій языкъ.

(обратно)

35

Разумеется византійскій императоръ Василій Македонянинъ (867–886 г.), о которомъ проповедникъ упоминаетъ и въ конце беседы, называя его страшнымъ для враговъ.

(обратно)

36

В рукописи G выдержки из этой гомилии озаглавлены «На нашествие варваров». Следует особо отметить, что имя нападавшего народа приводится только в заглавии и ни разу не упомянуто в самом тексте обеих гомилий. Высказывалось мнение, что Фотий считал оскорбительным для «чистой эллинской речи» само произнесение варварского имени [Chassang A. Deux home lies de Photius au sujet de la premiere expedition des Russes contre Constantinople // Annuaire de l’Associacion pour l’encouragement les e tudes grecques en France. 1871. T. 5]; А.А.Васильев в связи с этим приводит место из «Алексиады» (Х.8), где Анна извиняется перед читателем за то, что ей приходится приводить варварские имена [Vasiliev A. The Rusian Attack… P. 93; см.: Аннa Koмнина. Aлeксиaдa / Вступ. ст., пер. и ком. Я.Н.Любарского. СПб., 1996. С. 280. Примеч. 1007]. Возможно и иное объяснение: во время произнесения проповедей в осажденном городе патриарх еще мог не знать, как именовали себя сами нападавшие, а в заглавии имя появилось позднее при составлении сборника. На позднейшее происхождение заголовков может указывать и используемый в них полный официальный титул патриарха; сам Фотий в официальных посланиях титуловал себя «епископом Константинополя, Нового Рима» [Les Regestes des Actes du Patriarcat de Constantinople. Vol. I: Les Actes des Patriarches. Fasc. 2–3: de 715 a 1206 / Par V. Grumel, revue et corrigйe par J. Darrouze s. Paris, 1989. № 468, 472]. О проблеме происхождения греческой формы имени руси (`Rwj) см. ком. 11 к разделу ОП.

(обратно)

37

Гиперборейцами в античности именовались легендарные жители крайнего севера. В этом можно видеть указание того, что Фотию было известно откуда пришли нападавшие [Peri V. La brama e lo zelo della Fede del popolo chiamato «Rhos» // HUS. 1988/89. Vol. 12–13. P. 117. Note 8; 126]. Видеть в этом выражении чисто риторический прием [Tinnefeld F. «Der furchtbare Blitzschlag aus dem fernsten Norden»: Der Angriff der Rhos im Jahr 860: Das Ereignis, seine Vorgeschichte und historische Bedeutung // Les Pays du Nord et Byzance. Uppsale, 1981. P. 243] кажется недостаточно обоснованным: слово «гиперборейский» имеет весьма устойчивое географическое значение [ср. Photii Biblioth. Cod. 243; Photii Lexicon, «Alpha» 29, 579, 1051], кроме того, оно вряд ли может быть синонимом понятий «суровый, страшный», поскольку по античным представлениям, прекрасно известным Фотию, гиперборейцы считались пребывавшими в вечном блаженстве именно потому, что жили за пределами холодного северного ветра — Борея.

(обратно)

38

Восприятие варварских нашествий как Божьей кары за насилия самих христиан над своими ближними было широко распространено в ту эпоху: так, Западнофранкский капитулярий 884 г. говорит о норманнских набегах: «Что же удивительного в том, что язычники и иноплеменники вторгаются к нам и расхищают наши богатства, когда каждый из нас сам обирает своего ближнего?» [Тейс Л. Наследие Каролингов: IX–X века. М., 1993. С. 75]. Во всяком случае, представляется необоснованным видеть в словах Фотия намек на насилия константинопольцев не над своими согражданами, а над приезжими русскими, что будто бы и вызвало «международный инцидент» (см. ниже ком. 7).

(обратно)

39

В оригинале множественное число: «настоящих» и «будущих»; по–видимому, речь идет о времени (под «неподкупными судилищами будущего» естественно разуметь Страшный Суд); однако не исключено и иное понимание: «нынешние» и «будущие» как поколения.

(обратно)

40

Характерно, что эпитет cmOj «жестокий, дикий», столь часто употребляемый византийцами в отношении руси (см. ниже ком. 23), применен здесь Фотием для описания образ мыслей и поведению его сограждан.

(обратно)

41

Фотий напоминает своей пастве о каких–то чудом миновавших бедах и опасностях, не образумивших грешников; трудно определить, какие именно события (возможно, из недавней политической истории империи?) он имеет в виду.

(обратно)

42

Ошибочное прочтение этого места в 1–м издании Порфирия Успенского (Nl…goYj ?loe‹j … ™doulesamen «мы поработили … немногих молотильщиков») привело к появлению гипотезы о том, что нападение росов было вызвано обидами, причиненными неким русским работникам («молотильщикам») в Константинополе. Хотя эта ошибка и была вскоре обнаружена [Appendix duas Photii homilias et alia opuscula complectens // Lexicon Vindobonense / Recensuit A.Nauck. Petropoli, 1867. Р. XXX. Nota 29; Васильевский В.Г. Русско–византийские отрывки // ЖМНП. 1878. Ч. 196. С. 175. Примеч. 2], она продолжала встречаться время от времени в работах историков [примеры: Vasiliev A. The Rusian Attack… P. 185–186].

(обратно)

43

В библейском тексте вместо глагола ™xe…ryen «выполз» стоит ?rcetai «идет»; как свидетельствует проделанный мной анализ метода цитации Фотия (на примере гомилий и ОП), он приводит места из Библии, как правило, по памяти, но весьма точно (отличия от оригинала сводятся к синонимичным приставкам и перестановке слов). Очевидно, здесь сознательно употреблен иной глагол, выражающий впечатление от высадки десанта непосредственно у стен города.

(обратно)

44

О том, что весть о нападении пришла вместе с явью говорится и во второй гомилии (см. ком. 2 к разделу Г2; ср. ком. 19 к данному разделу).

(обратно)

45

Прибегая к местоимению первого лица, Фотий как бы присоединяется к своей пастве, разделяя ее скорби в минуту опасности.

(обратно)

46

Не вполне ясное место. Мюллер вместо ™kenesamen «опустошили, лишили, оставили» предлагает читать ™kin»samen «привели в движение», в смысле «мы сами вызвали эти слезы».

(обратно)

47

Непростой пассаж, где Фотий, видимо, прибегает к медицинской терминологии. Ср. перевод С. Манго: when the inward parts are inflamed by deap–seated [ill], or else violently contracted and stopped up, so that oftentimes even the moisture that distils from the eyes does not flow down «когда внутренние части воспалены глубоко укоренившейся [бедой], или же с силою сомкнуты и сдержаны, так что зачастую даже влага, источающаяся из глаз, не изливается» [Phot. Hom. P. 85].

(обратно)

48

Упреки Фотия к константинопольцам в трусости и неспособности защитить сограждан характерны для умонастроений сторонников Варды, пришедшего к власти на волне недовольства миролюбивой политикой Феодоры и мечтавшего о возрождении былой военной славы Империи. Патриарх обличает бессилие городских властей, не сумевших в отсутствие императора и кесаря организовать никакого сопротивления.

(обратно)

49

В греческом оригинале игра слов: t?n gnemhn prOj t?n suggnemhn.

(обратно)

50

Здесь Фотий переходит к местоимению второго лица в единственном числе, чтобы усилить обличительную направленность своей речи. Возможно, во время проповеди в храме он демонстративно обращался то к одному, то к другому лицу, призывая к раскаянию.

(обратно)

51

Слово ce‹rej «руки» может также означать «отряды, группы вооруженных людей». Возможно, Фотий имеет в виду самоуправство так называемых «этерий», собиравшихся из преданных сторонников вокруг знатных лиц и нередко использовавшихся ими для достижения честолюбивых целей [см.: Beck H. — G. Byzantinische Gefolgschaftswesen // Idem. Ideen und Realita ten in Byzanz. L., 1972. S. 18–22].

(обратно)

52

Имеются в виду мимы, неизменно пользовавшиеся огромной популярностью в Константинополе [Tinnefeld F. Zum profanen Mimos in Byzanz nach dem Verdikt des Trullanums (691) // Byzantina. 1979. T. 6. P. 329–330]. Император Михаил III особенно прославился своей страстью к шуткам и розыгрышам [Любарский Я. Н. Царь–мим // Византия и Русь: Сб. ст. памяти В. Д. Лихачевой (1937–1981). М., 1989. С. 56–65], и здесь можно увидеть осторожный упрек его увлечениям [Россейкин Ф.М. Первое правление Фотия, патриарха Константинопольскаго. Сергиев Посад, 1915. С. 118. Примеч. 1]; впрочем, следует иметь в виду, что в отношении к императору Михаилу Фотий всегда подчеркнуто уважителен и дипломатичен [Phot. Hom. P. 77; 86. Note 22].

(обратно)

53

Как известно, избранным (perioUsioj) народом Нового Завета являются христиане; Византийская империя воспринималась ромеями–византийцами как вселенское христианское царство.

(обратно)

54

Очевидно, Фотий намекает на непродолжительность своего правления: в 860 г. шел лишь второй год его патриаршества.

(обратно)

55

Следуем, вслед за Манго, рукописному чтению: ?pistoj drOmoj. Слово «неверный» как будто бы подразумевает некую ожидавшуюся от руси «верность» (договору о мире?), что не выглядит невероятным (вспомним «просителей дружбы», посланных от руси к императору Феофилу за 20 с небольшим лет до описываемых событий). Издатели отдают предпочтение чтению, предложенному Мюллером: ?pustoj «незамеченный, о котором никто не знал». Оба варианта подчеркивает внезапность нападения, но едва ли можно утверждать, что нападение вовсе не было замечено: во воторой гомилии Фотий говорит лишь о том, что весть о нем пришла слишком поздно (см.: ком. 2 к Г2).

(обратно)

56

Эффективным способом борьбы с морскими нападениями на Константинополь с Черного моря была, как показал впоследствии опыт, встреча неприятельского флота у узкого входа в пролив Босфор, где скучившиеся многочисленные суда руси становились легкой мишенью для нескольких огненосных триер; так в 941 г. уничтожил флот князя Игоря патрикий Феофан [Theoph. Cont. VI.39].

(обратно)

57

Принимаем вместе с Лаурдасом чтение рукописей: ka? tOte pOqen ka? ceraij pOsaij, которое Манго объясняет как усилительный оборот (Phot. Hom. P. 88. Note 39); предложенное Папагеоргиу чтение pOlesin ka? ceraij pOsaij «столькими городами и странами» обязывает искать маршрут нападавших через много городов, что едва ли оправдано (см. следующий ком.); прочие конъектуры см. в аппарате к тексту.

(обратно)

58

Из этой фразы создается впечатление, что Фотий неплохо осведомлен о тех областях, откуда явились нападавшие. Упомянутые «племенные владения (этнархии)» и «судоходные реки», отделяющие их от Византии, целесообразно сопоставить с сообщением «Бертинских анналов» о неких враждебных народах (видимо, венграх), перекрывших в 838 г. путь русским послам из Константинополя к своему «хакану». Все это указывает скорее на Восточно–Европейскую равнину, чем на приморские области в районе Тавриды или Тмуторокани. Впрочем, последнее предположение также получило значительное распространение (одни из первых примеров: Вольтер. О нравах и духе народов. Кн. I. Гл. 29; Schlo zer A. Nestor. Go ttingen, 1802. Bd. II. S. 257). Интерпретация событий 860 г. с точки зрения сторонников гипотетической Причерноморской Руси см.: Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. М., 1997 (переизд.). Т. 1. С. 40–42; Vernadsky G. Ancient Russia. New Haven, 1943 (рус. пер.: Вернадский Г. Древняя Русь. Тверь, 1996. С. 345–346); обзор старой литературы по этому вопросу: Полонская Н. К вопросу о христианстве на Руси до Владимира // ЖМНП. 1917. Н.с. Ч. 71. С. 45–46; контраргументы: Vasiliev A. The Rusian Attack… P. 173–174). Подробнее о проблеме локализации крещенной при Фотии руси см. ком. 13 и 18 к разделу ОП.

(обратно)

59

Греч. ?qnoj cmOn ka? ?n»meron. «Жестокий», «дикий» — обычные эпитеты, которыми характеризуют русь византийцы; ср. ОП: народ, «всех оставляющий позади в жестокости и кровожадности»; ПрФ: «скифский народ, дикий и грубый»; Житие Георгия Амастридского: народ, «как все знают, жесточайший и суровый».

(обратно)

60

«Христолюбивый василевс (император, царь)» (filOcristoj basileUj) — одна из кратких формул титула византийского императора [Rцsch G. ONOMA BASILEIAS: Studien zum offiziellen Gebrauch der Kaisertitel in spдtantiker und frьhbyzantinischer Zeit. Wien, 1978. S. 65, 102].

(обратно)

61

Речь идет о возобновившихся в то время (после обмена пленными в мае 860) враждебных действиях между Византийской империей и халифатом Аббасидов, причиной чего Фотий считает нападение арабов [см.: Васильев А.А. Византия и арабы. Ч. 1: Политические отношения Византии и арабов за время Аморийской династии. СПб., 1900. С. 193–194; Vasiliev A. Byzance et les Arabes / Йdition franзaise par H.Grйgoire et M.Canard. T. I: La dynastie d’Amorium (820–867). Bruxelles, 1935. P. 240–241; Marquart J. Osteuropa ische und ostasiatische Streifzu ge: Ethnologische und historisch–topographische Studien zur Geschichte des 9. und 10. Jh. Leipzig, 1903. S. 202, 387, 391; Gre goire H. La geste d’Amorium: Une epope e byzantine de l’an 860 // Prace Polskiego Towarzystwa d? a Badan Europy Wschodnej i Bliskiego Wschodu. Krako w, 1933/34. T. 4].

(обратно)

62

В семействе хроник Симеона Логофета (см. соответствующий раздел) говорится, что весть о нападении застигла императора у Мавропотама («Черной реки»); судя по артиклю мужского рода, стоящему в лучших рукописях, это скорее гидроним, чем топоним. В 844 г. при Мавропотаме крупным поражением окончился поход на арабов логофета Феоктиста [Theoph. Cont. IV.39]. С Мавропотамом отождествлялись разные реки: а) Мелас («Черная») на Херсонесе Фракийском, впадающая в Эгейское море (Strabo. Geogr. VIIa.1.53) [Bayer G.S. De Russorum prima expeditione Constantinopolitana // Commentarii Academiae Scientiarum Petropolitanae. T. VI (1732–1733). 1738. P. 373]; б) Мелас, приток р. Атирас, впадающей в Пропонтиду в заливе Чекмедье (в 6 часах пешего пути на юго–восток от Константинополя) [Wilken Fr. U ber die Verha ltnisse der Russen zum byzantinischen Reiche in dem Zeitraume vom neunten bis zum zwo lften Jahrhundert // Abh. d. hist. — phil. Kl. d. ko nigl. Akad. der Wiss. zu Berlin aus dem J. 1829. B., 1832. S. 83–87]; в) Мелас, приток Сангария, некогда впадавшая в него через оз. Собандия к востоку от Никомидии (ныне р. Чарк–су, не связанная с Сангарием) [Vasiliev A. Byzance et les Arabes…. P. 196. Note 2 (Примечание Анри Грегуара)]; г) Мелас (тюрк. Кара–су «Черная вода»), левый приток Галиса (Кызыл–ырмак) к северу от горы Аргея (Эрдохья–даг) в Каппадокии [Strabo. Geogr. XII.2.8; Васильев. Византия и арабы… С. 155. Примеч. 2; Vasiliev A. The Rusian Attack… P. 195–196]. Первые две гипотезы не получили признания. Слова Фотия о «дальних» трудах императора «за рубежом» империи Васильев не без основания считает подтверждением дальней локализации Мавропотама — в Каппадокии [Vasiliev A. The Rusian Attack… P. 196] (слово makroUj можно понять и как «длительные» [Phot. Hom. P. 89], но и это означает, что император был достаточно далеко). Соглашаясь с Васильевым и Манго [Phot. Hom. P. 80], принимаем, что к моменту нападения руси Михаил с армиями находился в Каппадокии: это значит, что от столицы его отделяло более 500 километров — около месяца обычного пути и не менее недели спешного.

(обратно)

63

В слове «скифское» некоторые исследователи видят указание на именно славянское, а не скандинавское происхождение нападавших [Левченко. Фальсификация, 153; Он же. Очерки, 43]. Впрочем, этот античный этноним в византийской литературе приобрел характер довольно расплывчатого этногеографического термина и мог применяться как указание на любых варваров, причем не только из Северного Причерноморья [Phot. Hom. P. 89. Note 43]; любопытно отметить, что «варварским и скифским наречием» во времена Фотия могла быть названа даже латынь: именно так именует этот язык император Михаил III в послании к папе Николаю I, который был оскорблен таким высокомерием греков (PL. T. 119. Col. 930, 932).

(обратно)

64

Враги внезапно явились (™xerpUsan «выползли») прямо перед воротами города: яркий образ, рисуемый очевидцем (ср. выше ком. 8).

(обратно)

65

Видимо, в момент нападения в столице отсутствовала императорская флотилия (в то время она состояла из нескольких сот судов) [о византийском флоте см.: Ahrweiler H. Byzance et la mer. Paris, 1966]. Корабли могли отправиться в экспедицию против критских арабов или в Италию [Bury J.B. A History… P. 421]; по мнению К. де Боора, флот под командованием эпарха Никиты Оорифы оставался в Константинополе, но находился в запущенном состоянии и оказался не в состоянии противостоять врагам [De Boor C. Der Angriff der Rhos auf Byzanz // BZ. 1895. Bd. 4. S. 456–457]. См. также ком. 9 к разделу СЛ.

(обратно)

66

Текст труден для понимания и, возможно, не вполне исправен. По всей видимости, речь идет о жителях Константинополя, которых нападение застало на загородных виллах. Как видно, нападение было столь стремительно и неожиданно, что обитатели богатых предместий не успели бежать под защиту городских стен. Не вполне ясно упоминание о «варварском законе» и «жребии», по которому избирался тип казни жертв.

(обратно)

67

Букв. «войско без военачальника» [ср. Procop. Bell. II.25: ?strat»ghto… te ka? ?taktoi (о воинах, занявшихся грабежом); Ibid. IV.15: ?fronoi ka? ?strat»ghtoi (о мятежниках) и т. д.]. Едва ли следует понимать этот эпитет у Фотия как указание на отсутствие вождя (или вождей) [Vasiliev A. The Rusian Attack… P. 181]: скорее, это выражение подчеркивает неуправляемость варварской толпы, которой чуждо четкое военное руководство [ср. Mich. Psell. Chronogr. VII.20: tO ?strat»ghton (о бездарном командовании Романа Диогена)]. Схожую характеристику дает войску «скифских народов» (тюрок) и «склавов и антов» (славян) «Стратигикон Маврикия» (конец VI в.): T¦ Skuqik¦ ?qnh mi©j e«sin, ?j e«pe‹n, ?nastrofAj te ka? t?xewj polUarc? te ka? ?pr?gmona … ”Anarca d? ka? mis?llhla Onta, oUd? t?xin gineskousin «Скифские народы в одной, так сказать, атаке и строю являются многоначальными и беззаботными… Будучи безначальными и ненавидя друг друга, они не знают строя» [Mauricii Strateg., XI 2, 4].

(обратно)

68

«Рабское» вооружение говорит о его примитивности в глазах византийцев. Ряд исследователей считают это место подтверждающим славянское происхождение нападавших [см., например: Сахаров А.Н. Дипломатия древней Руси. М., 1980. С. 81], однако подобное заключение исходит из предпосылки слабого развития оружейного дела у древних славян по сравнению с другими народами, что едва ли можно признать обоснованным. Останавливаясь на термине «рабский», В.Пери указывает на относящееся приблизительно к той же эпохе появление у лат. слова sclavus/slavus (‘славянин’) значения «раб» (ср.: англ. slave, нем. Sklave, франц. esclave) [Peri V. La brama e lo zelo della Fede del popolo chiamato «Rhos» // HUS. 1988/89. Vol. 12–13. P. 125]; отметим, однако, что в византийской литературе (в отличие от европейской и арабской) соотнесение славян с рабами не получило сколь–нибудь заметного распространения.

(обратно)

69

В оригинале обыгрывается омонимия греч. •emh «сила» и `Remh «Рим», наследниками которого считали себя ромеи–византийцы.

(обратно)

70

Парентетическое восклицание [Phot. Hom. P. 91. Note 62].

(обратно)

71

Возможно, Фотий намекает на отсутствие в тот момент у Империи внешних союзников.

(обратно)

72

Речь идет, конечно же, о константинопольском храме Святой Софии.

(обратно)

73

Вряд ли этот эпитет библейского Содома следует сопоставлять с размерами самого Константинополя: скорее всего «десятитысячный» город здесь значит просто огромный.

(обратно)

74

Часто употребляемое в христианской литературе выражение, символизирующее сотворение Богом всего сущего.

(обратно)

75

Подчеркнуто единство Ветхого и Нового Заветов: единый Господь Бог у Моисея с Авраамом и у христиан.

(обратно)

76

Дж.Уортли предположил, что вторая гомилия «На нашествие росов» была произнесена Фотием в воскресенье 4 августа 860 г., через шесть с половиной недель после нападения во вторник 18 июня (Wortley J. The Date of Photius’ Fourth Homily // BSl. 1970. T. 31. P. 50–53). Впрочем, продолжительность осады Константинополя может быть определена лишь гипотетически.

(обратно)

77

Неожиданный характер нападения подчеркивается и в первой гомилии (см.: Г1, ком. 19, 28, 30). Вестники об опасности, если и прибыли в Византию, то слишком поздно. В связи с этим возникает вопрос — которым, как видим, задавался и сам Фотий, — почему власти своевременно не узнали о готовящемся нападении столь крупных военных сил? Возможно, в это время в Византии система оповещения о движении русских судов в Черное море, существовавшая в X в., еще только налаживалась: фема Климаты с центром в Херсонесе была образована для защиты от неких не названных по имени усилившихся врагов при императоре Феофиле в 30–х годах IX в.

(обратно)

78

Очевидно, первое столкновение с воинственными северными варварами произвело на жителей Константинополя сильное впечатление; о необъяснимых для византийцев жестокостях и массовых убийствах свидетельствует и «Житие Игнатия» (см. раздел ЖИ).

(обратно)

79

Принятая С.Аристархисом конъектура А.Наука mhd? [NnOmati] … ginowskOmenon ”неизвестное [по имени]» едва ли оправдана. Здесь и далее Фотий делает упор не на полную неизвестность напавшего народа, но на его безвестность; поэтому для того, чтобы считать, что русь была совершенно незнакома Фотию и его аудитории, в тексте гомилий нет никаких оснований: напротив, патриарх не только осведомлен о местах обитания руси, но и постоянно говорит о малозначительности в прошлом этого народа как о вещи общеизвестной.

(обратно)

80

Указание на вероятные контакты нападавших с империей до набега.

(обратно)

81

В этом замысловатом пассаже Фотий, видимо, прибегает к медицинской терминологии, чтобы иносказательно обличить паралич военных властей, оказавшихся не в состоянии защитить мирных жителей.

(обратно)

82

По мнению Манго, в данном контексте ?nar…qmhton ?qnoj означает не ”народ, которому нет счета, бесчисленный», но ”народ, с которым не считаются, не берущийся в расчет, маловажный». Ср.: Euripid. Ion, 837; Idem. Helena, 1679; Scholia ad Theocr. XIV.48 (оракул советует жителям Мегары быть oUt' ™n lOgJ, oUt' ™n ?riqmu [Phot. Hom. P. 98. Note. 12].

(обратно)

83

Эпитет ?gnwston употреблен здесь именно в смысле ”незнатный, неименитый»; ср.: Eisagoge, XI.35: o? ?gnwstoi tin martUrwn ka? basan…zesqwsan e“ de»soi ”незнатные свидетели пусть подвергаются и пытке, если потребуется» [Васильевский В.Г. Труды. Т. III. Пг., 1915. С. CXXV–CXXVII]. Слова ”получил имя от похода на нас» едва ли следует понимать в буквальном смысле как свидетельство того, что само имя руси до этого не было известно в Византии: вспомним хотя бы известное по ”Бертинским анналам» посольство к императору Феофилу, отцу Михаила III. Более подходит по контексту смысл ”сделался именитым, прославился». Сопоставляя этого выражения со словами русской летописи о том, что именно со времен Михаила ”нача ся прозывати Русьска земля» (см. раздел ПВЛ), можно отметить, что и древнерусская традиция связывает выход руси на историческую сцену с походом 860 г.

(обратно)

84

Нападавшие отступили, обремененные богатой добычей. Именно это позволило западным источникам (ХВ, послание папы Николая) описывать набег как удачный. Данные слова Фотия позволяют, кажется, рассеять сомнения исследователей (Vasiliev A.A. The Russian Attack… P. 55; Phot. Hom. P. 78), затруднявшихся относить упомянутые сообщения к данному походу, окончившемуся, как известно, гибелью русского флота во время бури.

(обратно)

85

Эпитет, который, казалось бы, мало подходит для славян; впрочем, в значении ”бродячий, не сидящий на одном месте» он вполне мог быть употреблен в отношении руси, в то время резко расширившей зону своей активности и стремительно перемещавшейся по огромным пространствам Восточно–Европейской равнины. Долгое время важнейшим элементом власти русских князей было полюдье, которое могло восприниматься как постоянное перемещение с места на место, своего рода кочевание; в X в. Константин Багрянородный называет его gUra ”кружение» [УИ, 9.107].

(обратно)

86

Вся фраза выражает мысль о ничтожности нападавших, поэтому и такие эпитеты как ?fUlakton ”не имеющий охраны, беспечный, небдительный» и ?strat»ghton (см. ком. 26 к разделу Г1) следует понимать в смысле полного отсутствия у варварской толпы дисциплины и военного искусства, что должно было подчеркнуть позор поражения для ромеев, гордившихся порядком и организацией.

(обратно)

87

Убийство младенцев, захваченных во время войны у врагов, практиковалось многими древними народами (ср. известный библейский пример: Пс. 136, 9). Об этом обычае славян как о примере их дикости упоминает трактат Псевдо–Кесария, середина VI в. [Свод древнейших письменных известий о славянах / Сост. Л.А.Гиндин, С.А.Иванов, Г.Г.Литаврин. М., 1994. Т. I. С. 254].

(обратно)

88

Важное место, проливающее некоторый свет на обстоятельства осады, но не простое для перевода. Манго, считая текст испорченным, полагает необходимым либо опустить oUpw, либо изменить его на oUtw. Он видит здесь указание на неудачный штурм города, после которого осажденным были предложены условия сдачи, так как ”русские едва ли стали бы снисходительнее, если бы город не сдался на их милость» (since the Russians would hardly have become more compassionate if the city had not submitted to their clemency — Phot. Hom. P. 100. Note 23). Но на мой взгляд речь здесь идет о другом: осадив город, нападавшие не спешили со штурмом стен (добыча и без того была богатой), но надеялись выторговать выгодный выкуп. В этом и проявлялось их ”милосердие», и поэтому Фотий говорит о том, что в руках осаждавших находилась судьба города. Какие–то переговоры велись наверняка, но судить об их содержании на основании свидетельств Фотия не представляется возможным (речь скорее всего должна была идти о крупной дани, как это случилось спустя полвека при Олеге).

(обратно)

89

Число судов нападавших, согласно источникам, было 200 (СЛ, ком. 9) или 360 (ХВ). У Фотия корабли руси названы nAej, в ЖИ и СЛ — plo‹a. По всей вероятности, в них следует видеть не примитивные однодеревки–моноксилы (долбленые лодки, засвидетельствованные у славян еще в VII в.), а крупные морские ладьи, снаряжение которых на базе моноксил описывает Константин Багрянородный [УИ, 9.84–86 и прим. 2 на с. 307–308; ср.: Vasiliev A.A. The Russian Attack… P. 190–191]. М.В.Левченко, критикуя Васильева, настаивал, что в данном случае речь идет именно об однодеревках, но при этом допускал, что их размеры ”могли быть различны — от маленького челна до крупных ладей» [Левченко М.В. Фальсификация… С. 155]. См. также: ЖИ, ком. 11. Вместимость русских судов Х в. составляла от 40 [ПВЛ под 6415 г.] до 100 человек [Macoudi. Les Prairies d’Or / Ed. C.Barbier de Meynard. Paris, 1864. T. II. P. 18], что позволяет определить размер войска руси не менее чем в 8000 воинов. Корабли викингов той же эпохи вмещали до 100 человек. Для сравнения приведем вместимость византийских кораблей того времени: 50–100 человек вмещали хеландии [Annales quos scripsit Abu Djafar Mohammed ibn Djarir at–Tabari / Ed. M.de Goeje. Series III. Lugduni Batavorum, 1889–1901. P. 1417], массивности которых Лиутпранд противопоставлял маневренность русских однодеревок в 941 г. [Liutpr. Antapodosis, V.15]; еще крупнее были памфил (130–160 человек) и быстроходный дромон (230 гребцов и 70 воинов) [Constantini Porphyrogeniti imperatoris De cerimoniis aulae Byzantinae / Ed. J.J.Reiske. Bonnae, 1830. T. II. P. 664–678]. В Византии высоко ценили русских моряков: среди 50 тысяч участников грандиозной морской экспедиции против арабов, задуманной Львом VI спустя 50 лет после описываемых здесь событий, отряд из 700 росов упомянут особо, причем платили им по 10 1/3 номисмы на человека, что более чем вчетверо превышало жалованье византийских моряков–кивирреотов [Ibidem. P. 651] (1 номисму условно можно соотнести со стоимостью 150 кг зерна, пары овец или участка в 10 соток).

(обратно)

90

Как свидетельствует это место, византийцам не казалось невороятным взятие русью Константинополя — в то время крупнейшего и наиболее укрепленного города Европы. Здесь Фотий, кажется, описывает ночной штурм, предпринятый со стороны моря (с суши стены Константинополя совершенно неприступны).

(обратно)

91

Слово parrhs…a ”открытая, безбоязненная речь» относится к специфически греческим социально–этическим категориям. В Библейских текстах его обычно переводят ”смелость, открытость, дерзновение» (ср.: Есф. 8, 12п; 1 Макк. 4, 18; 1 Ин. 2, 28; 2 Кор. 3, 12). В Византии это слово стало термином, обозначавшим право непосредственного устного обращения к императору — одна из важнейших привилегий в придворном церемониале.

(обратно)

92

Под упроминаемым здесь священным облачением (? p?nseptoj stol») обычно понимается св. риза или покров (омофорий) Пресвятой Богородицы. О чудесной роли омофория рассказывает и хроника Симеона Логофета (см.: СЛ, ком. 12), но совершенно иначе, чем Фотий. Согласно преданию, св. риза была перенесена в Константинополь из Галилеи патрикиями Гальбием и Кандидом в царствование Льва I (457–474) и торжественно положена в храме Богородицы во Влахернах [Baynes N.H. The Finding of the Virgin’s Robe // Me langes H.Gre goire. Paris, 1949. P. 240–247]. Об этом повествует ”Слово о положении ризы Богородицы во Влахернах», которое ранее связывали с событиями 860 г. (Х.М.Лопарев, М.Жюжи), однако в настоящее время создание этого произведения принято относить к VII в. Феодором Синкеллом в связи с аваро–славянской осадой Константинополя 626 г. [Лопарев Х.М. Старое свидетельство о положении ризы Богородицы во Влахернах в новом истолковании применительно к нашествию русских на Византию в 860 г. // ВВ. 1895. Т. 2. С. 581–620; Васильевский В.Г. Авары, а не русские, Феодор, а не Георгий: Замечания на статью Х. М. Лопарева // ВВ. 1896. Т. 3. С. 83–95; Wenger A. La legende de Galbios et Candidos // Idem. L’Assomption de la T.S. Vierge dans la tradition byzantine du VIe au Xe siecle: Etudes et documents. Paris, 1955. P. 293–312 (текст), 113–135 (перевод)]. К этой святыне не раз обращались во время осад Константинополя, призывая чудесное заступничество Богородицы [Weyl Carr A. Threads of Authority: The Virgin Mary’s Veil in the Middle Ages // Robes and Honor: The Medieval World of Investiture. New York, 2001. P. 59–94]. Именно с влахернским омофорием связано знаменитое видение св. Андрея Юродивого, послужившее основой для установления на Руси праздника Покрова Пресвятой Богородицы (1 октября). Согласно известиям византийских источников, в Константинополе хранилось несколько священных одеяний Богородицы: наиболее известное из них — омофорий (NmofOrion ”покров») во Влахернах, наряду с которым известна собственно риза (™sq»j ”платье»), хранившаяся вместе с честным поясом в Халкопратийском храме–реликварии ? ?g…a SorOj [Patria Const. III.147 (c90, m121)]. Характерно, что славянские тексты часто не различают ризу и покров (в том числе древнейший перевод хроники Георгия Амартола — см. раздел СЛ). И если указание хроники Симеона Логофета однозначно указывает на влахернский омофорий, то слова, использумые Фотием (stol» ”наряд», sksph ”покров», peribol» ”облачение»), могут относиться и к халкопратийской ризе. Вопрос этот довольно пока не поддается разрешению (ср. терминологию Иосифа Псенописца: раздел 4, ком. 2–3).

(обратно)

93

Фотий ни слова не говорит об императоре, которого едва ли возможно подразумевать в числе прочих горожан (”и вы все»). Это позволяет заключить, что Михаила не было в Константинополе до самого снятия осады [De Boor C. Der Angriff der Rhos auf Byzanz // BZ. 1895. Bd. 4. S. 462–464; Phot. Hom. P. 77, 80]. Иную версию событий излагает семейство хроник Симеона Логофета (см. раздел СЛ).

(обратно)

94

В качестве причины отступления врагов Фотий не упоминает ни о военном поражении (как БХ), ни о морской буре (как СЛ), подчеркивая неожиданность и необъяснимость снятия осады. Внешней причиной этого могла быть как весть о возвращении императора [Bury J.B. A History of the Eastern Roman Empire from the Fall of Irene to the Accesion of Basil I (A.D. 802–867). L., 1912. P. 421], так и осознание осаждавшими невозможности взятия хорошо укрепленного города, а возможно и суеверный страх, охвативший язычников при виде величественной религиозной процессии [Phot. Hom. P. 77]. Руси уже досталась богатая добыча, и следовало позаботиться о ее сохранении.

(обратно)

95

Ис.6,6

(обратно)

96

Деян. 2, 3

(обратно)

97

1 Ин. 5, 7–8

(обратно)

98

Св. Фотий много занимался проблемами пасхалии, о чем говорит хотя бы его сочинение Библиотека (кодексы 115–116)

(обратно)

99

paidagwgivaV

(обратно)

100

pareggravptoiV

(обратно)

101

Речь идет об исаврийской династии, в особенности — о Льве Исавре (+741), и его сыне Константине Копрониме (+776).

(обратно)

102

Речь идет о Михаиле III и Василие Македоняне, который после убийства Варды в 866 был почтен саном Кесаря.

(обратно)

103

Всего через несколько месяцев Василий Македонянин убьет Михаила и займет его престол.

(обратно)

104

noero;n — Здесь имеется в виду классическая платоническая модель познания, частично воспринятая Отцами Церкви.

(обратно)

105

ei[konivsmasi

(обратно)

106

oijkonomivaV

(обратно)

107

Андрей Критский Великий Канон, 4 песнь Богородичен

(обратно)

108

ajqlofovrwn — то есть — мучеников

(обратно)

109

Песнь Песней 4, 7

(обратно)

110

Песнь Песней 6, 9–10

(обратно)

111

provlhyiV

(обратно)

112

Буквально — «письмо», начертание (gravfh)

(обратно)

113

Разумеется или епископъ Беда, известный только по имени, какъ надписывается этотъ трактатъ въ одномъ изъ римскихъ кодексовъ (εὐλαβεστάτῳ ἐπισϰόπῳ Βεδᾳ), или какое–либо другое лице, еще менее известное.

(обратно)

114

Глава эта, по причине чрезвычайной сжатости выраженія, очень темна въ буквальномъ переводе; мы нашли необходимымъ вставить некоторыя слова (прим. — Ред.).

(обратно)

115

Т. е., что Духъ Святый отъ Отца исходитъ и въ Сыне почиваетъ.

(обратно)

116

Все произведение Фотия имеет традиционную единицу деления: «рукописный лист», «список» (codex). Таких «листов» в печатных изданиях, по традиции, идущей от одной из рукописей–прототипов, дается 279. Однако многие «листы» включают в себя описание нескольких книг.

(обратно)

117

Посольство к ассириянам (т. е. к арабам) — по мнению новейших исследователей, придуманный Фотием предлог для написания данной книги.

(обратно)

118

Текст в рукописи испорчен.

(обратно)

119

Синесий (370 — ок. 413 г.) — византийский писатель. См. «Памятники византийской литературы IV–IX веков». М., 1968, стр.104 и сл.

(обратно)

120

Синесий в письме 105 (PG, t.66), обращенном к брату Евтропию, спорит с христианскими догматами.

(обратно)

121

Феофил — епископ Александрии.

(обратно)

122

Либаний (IV в. н.э.) — языческий ритор и софист.

(обратно)

123

Лукиан (I–II вв. н.э.) — известный греческий писатель–сатирик.

(обратно)

124

Перевод Ю.Ф. Шульца.

(обратно)

125

Конон (I в. до н.э. — I в. н.э.) — римский филолог и мифограф. Аполлодор (II в. до н.э.) — афинский грамматик.

(обратно)

126

Архелай Филопатор — царь Каппадокии в I в. до н.э. — I в. н.э.

(обратно)

127

Псамата — дочь Кротопа, мифического царя Аргоса.

(обратно)

128

A'ilinon — возглас в рефренах наиболее патетических частей греческой трагедии. Арний — от 'arnion (барашек, ягненок).

(обратно)

129

Энона — дочь Кебрена (иначе Ойнея), бога реки в Троаде; была женой Париса, когда он пребывал на горе Иде.

(обратно)

130

Палладий — в языческом античном ритуале небольшая деревянная статуя божества (чаще Афины), обладающая магической силой (см.: Иоанн Малала. Хронография, кн.5, «О времени Троянских» — «Памятники византийской литературы IV–IX веков». М., 1968, стр.183 и след.

(обратно)

131

Эти имена встречаются только в данном месте. Более распространен подобный мотив в сказаниях об Энее.

(обратно)

Оглавление

Письма (фрагменты)

Письмо Игнатію, митрополиту Клавдіопольскому.

Письмо Патриарха Фотия к Захарии — Католикосу великой Армении

Письмо великого константинопольского Патриарха Фотия к князю князей Ашоту

Письмо Феодору игумену, недоумевавшему о томъ, зачемъ смерть, этотъ оброкъ греха, прежде сразила праведника — Авеля, а не Адама — перваго между людьми грешника

Письмо Христофору аспафарію и секретарю.

Беседа на Благовещеніе Пресвятыя Богородицы [34].

Святейшего Фотия, архиепископа Константинопольского, первая гомилия «На нашествие росов» [36]

Того же святейшего Фотия, архиепископа Константинополя — Нового Рима, вторая гомилия на нашествие росов (Г2) [76]

Похвальное слово христолюбивому владыке Василию

Слово в Великую Субботу 867 г.

Слово тайноводственное о Святомъ Духе

Мириобиблион (библиотека)

О гробе Господа нашего Иисуса Христа

Окружное послание Фотия, Патриарха Константинопольского, к Восточным Архиерейским Престолам, а именно — к Александрийскому и прочая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg