«Пастырское богословие, т.2»

Вводный отдел. Необходимость образования пастыря

Прежде чем приступить непосредственно к чтению лекций II–го курса по Пастырскому богословию, хочется вспомнить слова двух выдающихся церковных деятелей Русской Православной Церкви: архиепископа Иннокентия (Херсонского) и профессора Я.К. Амфитеатрова.

Первый говорит к учащимся духовной школы такие слова: «Еще малое время свет есть с вами (Ин. 12,35), спешите пользоваться в простоте сердца всем тем, что видите и слышите, не увлекайтесь самомнением и не придавайтесь излишним вопросам, не тратя напрасно времени, коего для нас осталось весьма мало»[1].

«Не в том дело, говорит проф. Я.К. Амфитеатров, чтобы много учиться, но чтобы много делать. Если мы хоть третью долю исполним того, что учим, о чем рассуждаем, и то время не потеряем. Если же, напротив, будем познавать и не исполнять, то время уйдет без пользы. Лукавые дни хитро, неприметно, как тать, один за другим убегут, и мы только в вечности узнаем, что учили, имели время, годы, но как употребили это драгоценное время, с пользой ли?»[2].

Эти слова двух выдающихся учителей можно суммировать в один многозначительный девиз, имеющий к нам самое близкое отношение. Девиз этот следующий:

Спешите, спешите, друзья, пока не поздно, к познанию истины Христовой и не только спешите познавать, но и делать.

Предыдущий круг лекций по Пастырскому богословию, предложенный студентам I–го курса Духовной Академии, главным образом, касался вопроса раскрытия идей ветхозаветного пастырства, пастырства Христа Спасителя, Его святых Апостолов и святых отцов. Пастыреначальник основа пастырства. И Его образ на протяжении почти двух тысяч лет всегда чаровал сердца лучших людей несравненной красотой Своего Небесного облика. И бесконечно счастлив тот, кто нашел для себя в образе Пастыреначальника идеал высокой святости, чистоты, любви, послушания и других пастырских добродетелей.

Таким образом, если в I–ый курс Пастырского богословия входило освещение идеального образа пастыря, то программу Пастырского богословия II–го курса можно кратко определить такими словами: это подготовка кандидатов священства к пастырскому служению и первые шаги пастыря на приходе.

Раскрытию вопроса подготовки к пастырству предпошлем Вводную лекцию, в которой раскроем вопрос о необходимости образования для пастыря Церкви. Образования общеморального, или церковного, и богословского.

а) Необходимость морально–церковного образования пастыря

Идеал христианского пастыря навеки дан в Лице Господа Спасителя. Возвысится ли кто за поисками высшего идеала к звездам небесным, сойдет ли в глубины морские другой подобной чарующей красоты Небесного облика, как у Спасителя, не найдет нигде. В Первопастыре Христе открывается совершенство пастырей, живительный элемент их сознания, образец жизни и сама жизнь их. Самые имена Господа, как читаем в одной рукописи XI века, говорят о способах пастырского подражания Ему. Он Помазанный елеем, Назорей. Он Спаситель, как образец милосердия, посвященный Богу от чрева Матери, пример возвышенного созерцания духовного мира и Созидатель спасения людей (Мф. 1,16; 2,23; 1,21,25; Лк. 1,32). Он Эммануил, безотлучно пребывающий с пасомыми день и ночь; Сын Человеческий, как похожий на нас с наших лучших сторон (Мф. 1,23; 8,20); Чистый, как девственная лилия полей; Смиренный, как приниженная фиалка; Любящий, как алая роза, по слову Премудрого; «Я сад шипковый во Иерихоне» (Сир. 24,15).

Таковы должны быть и пастыри Христовы. Свет их деятельности и настроения пусть не может открыться во всем полуденном блеске, но может разгораться тихо, как утренняя заря. Служение Господа и пастырей воссозданию человечества раскрывается в 10–й главе Евангелия Иоанна и у евангелиста Матфея в словах Господа к Апостолам: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф. 4,19). И сюда же относятся евангельские изречения: «Я дал вам пример, чтобы и вы делали то, что Я сделал вам» (Ин. 13,15). «Я вас избрал и поставил, чтобы вы шли и принесли плод и чтобы плод ваш пребывал» (Ин. 15,14).

Добрый Пастырь Христос (Ин. 10,11) - высший Первообраз пастырей. Он идеал их, показывающий, какова должна быть всякая живая пастырская личность. Спаситель в Себе указывает пастырям общее направление их служения, как и Апостол сказал: «В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе» (Фил. 2,5).

Подражание пастырей Господу должно начинаться с самого приготовления к пастырской деятельности. Спаситель пред великим пастырским подвигом, как говорят пасторалисты[3], всегда пребывал в молитве, посещал синагоги и храм, эту колыбель и кормилицу веры Израиля. Он еще в детстве поражал всех глубиной чувства и богатством Своего духа, например, во время беседы с иудейскими старцами в Иерусалимском храме (Лк. 2,46). Повиновение Его родителям обнаруживало Его самоотречение и смирение. Он имел потребность глубокого покоя для углубления в Себя, любил уединение и, как истинный человек, образовывал Свой характер в отражении искушений (Лк. 4,13).

Созерцая природу, Он из видимых картин благости Божией извлекал пищу для духовной мысли. Глубокое знание людских радостей, скорбей и нужд, прозревание всюду промысла Жизнеподателя, работа над Своей человеческой природой, подготовляли Его к прохождению Своего пастырского служения, причем, духовное возрастание у Него шло в гармонии с телесным развитием.

Таким образом, идеально–прекрасная Личность Первопастыря Христа раскрылась, если можно так выразиться, в обстановке внутреннего самосозерцания, вскрытия и уяснения высшего смысла природы и жизни и среди молитвенных бесед с Небесным Отцом.

Серьезное приготовление к пастырству современных пастырей должно, в подражание Господу, выражаться приобретением соответствующих знаний, душевной чистоты, жертвенности и близости к Богу. «Высокий уровень требований подготовки кандидатов на иерархическое положение, говорит проф. А.С. Павлов, основывается на представлении важности целей, для осуществления которых предназначено церковно–общественное служение, и этот уровень требований поднимается с каждой иерархической степенью»[4]. Сведущий в теории пастырства легче приобретает опыт, глубже наблюдает окружающую жизнь, тщательно работает над собственной личностью и пастырскими трудами отражает свет практики на всю теорию.

Необходимость обдуманного и зрелого приготовления к пастырству видна на Апостолах Христовых. Допущенные по призванию к теснейшему внутреннему общению с Господом и составляя Его «свиту», они не тотчас сделались «ловцами человеков». Более трех лет они были со Своим Учителем, слушали Его, приглядывались к Его жизни, пользовались Его доверием и руководством. Апостольский сонм вначале несовершенно отражает свойства Учителя, но после мало–по–малу проникается Его чудесным влиянием и поддается Ему. Нрав Апостолов становится мягче, речь умереннее, поступки более отрешенными от себялюбия. Как ласточки, нашедшие лето, или как замерзшие почки под влиянием теплых лучей весеннего солнца, они раскрывают свою природу около Господа для более полной пастырской жизни. Значение притчей им было объяснено со стороны Господа, и они называли Учителя именем «Равви», что значит «Учитель жизни».

Из книг Священного Писания, как из глубины морской, мы прежде всего должны извлекать жемчужины знания и богатство наблюдений над человеческой природой, проясняя истину для самих себя. Теоретическая подготовка исследованием Писаний может, с помощью благодати, вывести на свет Божий много хорошего в нашей жизни. А плохое мы обязаны оставить через борьбу с собой, покаянно оплакав свои грехи и твердо решившись более не грешить.

Знания у всякого пастыря должны быть не самоцелью, а средством к нравственному улучшению. Все дела свои он должен относить ко Христу, мысленно поставляя их на Его одобрение. Идеальный образ Христа ему следует иметь пред очами всегда и благоговеть пред Ним. Подчинивший своей воле личные грубые инстинкты и научившийся играть на многосложном инструменте собственной души у себя дома, пастырь овладеет им и в чужом собрании. Он откроет в себе молитвой и словом Божиим сферу добрых мыслей и расположений в любой обстановке. Наконец, наблюдение в природе величия, премудрости и силы Божией и непосредственное изучение жизни в людских бедах, болезнях и при религиозных подъемах еще более содействуют приготовлению к пастырству.

Некогда посещение Иерусалимского храма Господом Спасителем в 12–летнем возрасте вызвало в Нем мысль о храме, как о доме Отца Его (Лк. 2,469). Здесь именно по человечеству Господь явил Свое стремление служить спасению мира. Охваченный и воспламененный мыслью о Своем призвании, Господь забыл об окружающем, почувствовал непреодолимое побуждение заниматься деятельностью Своего Отца и быть в Его доме в сознательно–свободном подчинении Своей воли воле Отчей. Замечательно, что всю Свою пастырскую деятельность Господь Спаситель изводил из Своего внутреннего «Я», руководствуясь тем, что Ему представлялось должным.

Особенный труд следует приложить кандидату священства к приобретению прямолинейных религиозных убеждений. Колебания воли пасомые прощают своему пастырю при его немощах, но измену убеждениям никогда. Равно и суд Божий и суд личный требует от каждого из нас всегда быть человеком идеи. Условность, подчиняющаяся разным порывам по часам дня и попускающая за молитвой злоречие, цинизм, пренебрежение верой и т.п., в пастырстве недопустимы. Ему никогда нельзя маскироваться неверием, но следует неизменно быть «железной стеной и медным столпом» (Иерем. 1,179) в неизменном соблюдении Закона Божьего. Уклонения свои от воли Божией он обязан оплакивать горько. Взгляд на пастырство, как на внешнюю профессию, лишает хиротонисуемоего обновления благодатью священства. Сделавшись пастырем, он изнесет из своей души пасомым одни сухие диалектические доводы о необходимости добродетели и гибельности порока, но мало кто из слушателей от проповедничества его подвигнется к исправлению. Неуклонно же верный пастырским идеалам до хиротонии создает в себе целостный характер без фанатизма и холодного эгоизма и вырабатывает верный духовный вкус и чутье для оценки жизненных явлений.

На поле пастырского служения и руководства он будет в полном смысле слова «устами Божиими» (Лк. 21,15).

б) Необходимость богословского образования пастыря

До сих пор мы говорили о необходимости образования для пастыря общецерковного или нравственного. Теперь следует хотя кратко коснуться образования богословского (школьного).Нужно ли пастырю это богословское образование? Мы говорим, что не только нужно, но и необходимо. Если в святоотеческие времена (IV-II века) богословское образование нужно было для служителей Христовой церкви, то в наши дни, дни огромного развития всех видов науки, искусства и мысли человеческой, особенно необходимо для пастыря Церкви иметь это богословское знание.

Святой апостол Петр говорит:: «Будьте готовы всякому требующему от вас отчета в вашем уповании дать ответ» (1 Петр. 3,15).

Общественный уровень развития требует от пастыря должной высоты его личности, иначе его никто не будет уважать, в обществе будут называть его невеждою, отсталым человеком и вообще таким, с авторитетом которого совсем не стоит считаться. Вот почему ревнителям веры и благочестия не стоит считаться с затратой времени и сил, но все это приносить к алтарю богословского образования на пользу нашей Святой Церкви и во славу Божию.

Пастырская подготовка должна выражаться в некоторой постепенности в усвоении пастырских обязанностей, начиная с низших и простейших. «Прежде всего, говорит святитель Григорий Богослов, нужно сделаться достойным Церкви, а потом уже алтаря, и прежде достойным алтаря, а потом уже председательства»[5].

Скорое продвижение по степеням священства святитель категорически осуждает, как вносящее беспорядок в церковный строй, как поругание церковного чина, как самоуправство и происки в церковно–общественной жизни.

Говоря о богословской подготовке наших учащихся, хочется упомянуть о двух принципах богословствования, о которых немало говорили в прежнее время в нашей Московской Духовной школе.

Первый принцип чисто православный, так называемый, «верующий разум», который вводит в Церковь, воцерковляет человека в церковную жизнь, живет с ней одним духом (здесь разум подчиняется вере).

Второй принцип «разумная вера» неправославный путь, который, наоборот, выводит из Церкви, разделяет человека с Ней. Этот путь богословствования стремится обосновать веру на доводах разума, то есть, самую веру подчинить рассудку, поставить её под анализ разума человеческого. Это весьма опасный путь, его можно назвать просто богоборческим путем. Он весьма вреден при изучении всех богословских наук, а также и богословия пастырского.

Оговоримся, то отсутствие в учебном плане нашей школы науки Педагогики вынуждает нас затрагивать некоторые вопросы, например, методики образования, которые относятся к её компетенции. Это несколько перегрузит наш курс содержанием, но зато сделает его более понятным и легким для усвоения.

Период подготовки пастыря к пастырскому служению мы рассмотрим по следующим пяти главам:

Глава I. Образование в Духовной школе;

Глава II. Воспитание в Духовной школе;

Глава III. Задачи учащихся в последний год обучения.

Глава IV. Пастырское призвание.

Глава V. Избрание и посвящение на пастырское служение.

Глава I. Образование в духовной школе

1. Задачи высшей духовной школы

Духовная школа с её задачами и конечными целями всегда предъявляет к своим деятелям требования в высшей степени серьезные и важные, налагая на них бремя неустанного труда и подвига. Но в истории школьной жизни бывают времена и эпохи, когда эти требования выдвигаются самым ходом дела с особенной силой и настойчивостью.

Жизнь требует животворного и зиждительного луча света, чтобы все укрепилось и установилось в своих естественных границах и чтобы бурное течение жизни, нашедши свое русло, принято зиждительное и правильное движение. Животворного света этого и ждут все, как везде и всегда, от школы. Но не чувствуется ли при этом каждому из нас, что верные чада Церкви Христовой ждут его, главным образом, от нашей духовной школы Академии, которая призвана приготовлять передовых пастырей и деятелей в устроении Царствия Божия на земле. И не бьется ли священным благоговейным трепетом сердце каждого из нас учащих и учащихся в этой школе от сознания этого высокого призвания и соединенной с ним великой ответственности пред Богом и людьми?

Что же это за животворный свет, которого ждут верующие люди от высшей духовной школы, который от неё должен исходить и который составляет коренное зиждительное начало жизни личной, семейной, церковной, общественной.

Это свет Божественной истины, свет Евангелия, свет Христов. «Доколе Я в мире, Я свет миру», говорит Господь.

Для обыкновенных занятий повседневной жизни, для твердости, уверенности и устойчивости в своих движениях и вообще для правильного течения своей деятельности человек нуждается в свете. «Кто ходит днем, тот не спотыкается, говорит Господь, потому что видит свет мира сего. А кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним» (Ин.11, 90). Из этого подобия следует уразуметь и значение света Христова для устроения дел нравственного миропорядка, как главнейшей основы и трудности, и благоустроенности человеческой жизни. «Доколе Я в мире, Я свет миру».

Святитель Иоанн Златоуст пишет: «Великое зло не знать Писаний»[6]. Отсутствие твердой устойчивости в идеалах и возвышенных стремлениях, а иногда даже и совершенное отсутствие их не говорят ли нам сами собой, что мы живем иногда ощупью, ходим в потемках и нередко спотыкаемся. О даровании и усвоении нашему духу этого–то животворного света и о насаждении его в наших сердцах и должно нам в духовной школе более всего заботиться.

Но этот свет Божественной истины не только светит, просвещает ум и обогащает ведением, но и животворит, согревает и сердце и служит источником истинной жизни. И проявляется он не в отвлеченном богословском знании, но в плодотворной христианской деятельности на началах самоотверженной любви. В истинном свете, по Апостолу, пребывает только тот, кто любит Бога и брата своего. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза (1 Ин. 2,91).

Тертуллиан, говоря о значении Слова Божия, пишет: «Слово Божие питает нашу веру, надежду, и более всего успевает между нами благочестие»[7].

В этом основа зиждительной силы света Христова Слова Божия для жизни человеческой, но в этом же и вторая задача истинного богословского просвещения.

Вот какие высокие требования налагает на учащихся и деятелей высшей духовной школы их призвание и задачи их святилища науки. Они должны стремиться к тому, чтобы по мере сил своих усвоять себе свет Христов и быть достойными носителями этого истинного света Евангельского, просвещающего всякого человека, приходящего в мир. «В Евангелии все, всеОсобенно 25 глава от Матфея», сказал архимандрит Дионисий Шамбо (за три минуты до смерти)[8].

Наш образованный пастырь призывается трудиться в современном обществе верующих людей. В обществе действуют, с одной стороны, «силы идей», с другой, силы животного инстинкта и человеческих страстей. Над ними тяготеют наслоения протекших тысячелетий, сила традиций и вековых установлений. Человек бесценная личность, все более теряет себя в круговороте жизни, как щепка, несомая полноводьем. В вынужденном беге за колесницей времени он постоянно теряет в себе духовную опору. И между тем в человеке имеется стремление к истинному свету Христову.

Уравновесить первое состояние, дать прочность и мир душе обязанность духовной науки, долг образованного пастыря. Он знает, что сохранение и углубление свободы духа личности происходит при свете Христовой истины, в лаборатории церковного изыскания, где святоотеческое учение находит личность огражденной внутренним миром во всей ее совокупности.

Высшая духовная школа должна дать миру такого пастыря, который был бы полезен и нужен везде, который мог бы правдиво и ясно указать людям на существование иного, чем привычный, жизненного плана; рядом с чисто мирским, житейским наличие духовно–реального Божьего плана, который является не отвержением первого, а осмысливанием и возвышением и освящением его. Эта задача подобна той, которая стояла в 1–м веке пред Апостолом языков, поклонявшихся «Богу неведомому» привести к Богу ведомому. Начертать в душе человека имя Божие есть дело всей жизни пастыря. Но надо лишь дать себе ясный отчет, что верующее общество не есть некая абстракция, а работа пастыря в нем; не алгебраическая задача, решаемая по готовым формулам, а сама «сырая» жизнь во всей ее сложности и многогранности. Это обширный резервуар «плавающих душ», требующих к себе нежного внимания. Эти люди сами, пожалуй, не приблизятся к пастырю. Нет. Их нужно терпеливо звать, побуждать, искать. Идти же за «пропавшими овцами» надо особенно туда, где они растеряны, где они неудовлетворены, обессилены. Словом, звать всех, кто только захочет просветиться светом истины Христовой.

И вот пред лицом современного такого человека пастырь должен быть на высоте своего положения. Он должен быть укрепленный духом, истиною, мудростию, терпением, любовью, правдою. Он обязан стоять на уровне современной ему науки, например, быть в какой–то степени в курсе достижений философии, истории, экономических наук, биологии, космологии и психологии. Должен быть знаком с литературой мировой и отечественной и с другими отраслями науки и искусства.

Пастыри, образование которых не превышает семинарского курса, к тому же и не одаренные талантом убедительности, мало преуспевают в своем деле. Батюшки–простачки, пусть даже и высокой духовной жизни, вызывают только снисходительную улыбку у современного человека. И это печальная правда. Высшая духовная школа должна дать Церкви высококвалифицированного пастыря, умеющего свободно ориентироваться в современных условиях жизни, с успехом вести свое пастырское дело, мужественно выйти на «распутия дорог» и каждого звать на «пир Господина»[9].

В выполнении этой великой миссии «кроткие, как голуби и мудрые, как змии», они, однако, никогда и никак да не посмеют поступиться хотя бы и малой частью православного благовестия. Твердость в открытом и правдивом исповедании истины Христовой, отрицание всякого вероучительного компромисса да будет внутренним велением сердца пастыря. С полным знанием дела, умело и умно он должен отвечать каждому человеку.

Для приобретения верных чад Церкви пастырь должен избегать и всякой лести, всякого человекоугодничества, в которое нередко впадают, например, сектанты.

Рассказывают случай, бывший в 1954 году. Один западный проповедник, произнося поучение, неожиданно прервал слово и торжественно объявил, что футбольная команда этого города победила своих противников, с чем он и поздравляет своих слушателей. Сюда ничего нельзя прибавить кроме совершенного изумления…

Пастырь есть все для всех, по мысли святого апостола Павла, но с непременным сохранением своего церковного сознания. Тогда он, как «духовный», поймет и всякого «душевного» и окажет великую пользу людям.

Пастырю предстоят и религиозные рационалисты, полуверы, протестанты всех оттенков, от новых ариан до монофелитов; пантеистические идеалисты, гностики–теософы, адвентисты–врачеватели, баптисты «свободные» экзегеты, протестанты–индивидуалисты, иудеи, мусульмане, буддисты; все мыслящие и уставшие мыслить, все, сколько их ни есть на арене жизни. Они все тугоплавкий инертный материал для пастыря. Он же сам, в большинстве случаев, и его встреча с людьми объект подозрительного недоверия или презрительного высокомерия он чужак для этого мира. И вот стать «своим», быть признанным людьми, снискать к себюе внимание и уважение трудно. Для первых шагов в этом направлении он должен положиться на силу Христову. Абсолютно аполитичный, всегда лояльный гражданин и слуга своего Отечества, верный патриот, он может рассчитывать на успех своей работы. Не для стяжания чести и похвалы, но да святится имя Отца Небесного в людях, да светит истинный свет Сына Его в них, согревает сердца их Дух животворящий. Задача грандиозна. Это, по сути дела, преображение людей, «осоление» их, воцерковление, каковое совершается всегда Церковью.

Практические средства пастыря, поодерживаемого его старшими и младшими собратьями, многообразны. Установление живой связи с Богом путем непрестанной молитвы и молитвы церковной; связь молитвенная с Божией Матерью, ангелами, святыми; добрые отношения с клиром, своими сослуживцами, братьями–верующими, общественная церковная молитва, молитва келейная, молебны, акафисты (нараспев) и другие средства, которые могут помочь в пастырской работе.

Принцип один не презирать никого «от малых сих», не презирать, не осуждать, как и совсем неверующих, так и фанатически–болезненно настроенных, не отбрасывать никого. А главное, не падать духом при «непосильной трудности» дела. Всегда помнить, что Пастыреначальник Господь наш всегда с нами, как ближайший и всесильный Помощник и Покровитель во всяком деле, к Его славе творимом.

Каким же принципом влекутся люди в духовную школу? Каждый из них по–своему призывается Богом. И эти зовы он слышит в течение всей своей жизни, каждый раз по–разному отвечая на них. Эти зовы испытали и те, которые находятся сейчас с духовной школе.

Что роднит их здесь? Роднит их религиозная настроенность, вера в Бога, сознание своей греховности и потребность спасения. Укрепить свою веру, глубже постичь пути к духовно–нравственному возрождению, войти в любовь Христову, вот один из мотивов, влекущих всех их в духовную школу. Этот мотив может быть назван религиозным мотивом или принципом[10].

Но влечение к духовной школе есть одновременно влечение к самой Церкви Христовой, подающей благодатные средства к духовному возрождению и возрастанию в любви

Христовой (Еф. 4,16). Возрастать в этой любви и тем содействовать «созиданию Тела Христова, делу служения Церкви» (Еф. 4,12) - вот второй мотив, который может быть назван мотивом церковности или церковным. Возрастание любви к Церкви есть возрастание любви к каждому отдельному человеку. Подать руку помощи духовно нуждающемуся человеку, вызволить его из пучины неведения, поставить твердо на камне веры третий принцип, который можно назвать нравственным принципом. Этот последний принцип особенно ставит молодого студента непосредственно на пастырский путь, определяя степень близости его души к душе другого человека.

Если первый (религиозный) принцип может исходить из чисто субъективных причин больше углубиться в знание и укрепить себя на камне веры, также и второй (церковный) принцип быть полезным Церкви в Ее непосредственном целом, то третий принцип (нравственный) определяет чисто объективные цели юношеской души, цели высоко–благородные, светлые, даже жертвенные. Они ставят юношу непосредственно к душе ближнего, зовут его к подвигу борьбы за каждую человеческую душу, как ценность абсолютную.

Нравственный принцип наиболее отвечает специальному призванию, призванию пастырскому и является поэтому решающим принципом.

Таким образом, три принципа: религиозный, церковный и нравственный–а) укрепляться на камне веры,

б) подготовиться к достойному служению Церкви и

в) стать ближе к каждой душе и спасти эту душу–определяют жизненное призвание верующего юноши, побуждая его постучаться в двери духовной школы.

Духовная школа призвана помочь осуществить указанное двуединое призвание школы. Чем и как она достигает этого? Она достигает это двумя способами: через богословское образование и через систему религиозно–церковного воспитания.

Вначале скажем о богословии вообще, а затем и о богословском призвании.

2. Что есть богословие вообще?

Богословие является словом о Боге, свидетельством о внутреннем опыте, но не является наукой о том, что некто другой узнал о Боге. Иначе сказать, богословие, по словам святителя Григория Богослова, не является познание о Боге, но знание Самого Бога[11].

Если наше познание богословия не идет далее теоретического познания, если мы только способны после стольких–то лет обучения знать, что говорило о Боге то или иное лицо, пусть оно и святое, то мы еще не подошли в сущности к самым истокам богословия. Богословие является знанием Бога, таким знанием, которое мы слышали не от других, но сами пережили; это такое знание, которое мы могли бы передать другим как опыт, как жизнь, как вдохновение, как верный путь в вечную жизнь.

В этом блаженном состоянии, в этом исступлении, когда человек вырывается из своей ограниченной природы, в этом священном ужасе, в этом поклонении за пределами слов и переживаний совершается то неизъяснимое, о чем пишет и святой апостол Павел (1 Кор. 2)[12].

Область опытного богословия область таинств. По–гречески таинство означает молчать. Молчать в том смысле, что это виденное, созерцаемое нельзя передать никаким словом. Отсюда понятно, почему наша Православная Церковь стоит за все семь таинств. Где нет таинств, там нет Церкви, нет истинного Богопознания, нет истинного богословия. Таинство это область, где надо разуть сапоги, здесь область «купины неопалимой», той, которую видел Моисей в пустыне.

Таким образом, богословие это, прежде всего, жизнь, личный религиозный опыт, тайна, созерцание, глубокое молчание с высоким неизъяснимым переживанием.

Теоретическое же богословие (вне живого опыта), это простое собирание сведений о том, что до того в течение двух тысяч лет говорили другие о Боге. В этом кроется огромная опасность для наших юных богословов–студентов. В таком богословско–теоретическом процессе можно потерять Самого Бога. Ибо познание Бога только одним умом ведет не к приближению к Нему, а к отдалению от Него, ведет неизбежно к самому страшному к отрицанию Бога.

Не следует также забывать, что истинное богословие не может быть вне чистоты сердца. Сказано, что только «чистые сердцем Бога узрят» (Мф. 5,8). Чистый сердцем гораздо легче усваивает себе всю систему православных догматов, в которых выражены те или иные истины богословия. Он этими догматами не тяготится, они его не связывают, не «консервируют» его человеческое мировоззрение, как говорят некоторые. Наоборот, глубоко пережив все догматы, один за другим, которые родились извнутри опыта, которые выражены в определенные формы, он наш студент богословия и сам почувствует в себе непреодолимую жажду опытно изучать богословие, опытно познавать тайны Богообщения.

Своим собственным сердцем пережить истину жизни в Боге и потом другим уверенно сказать, что Он, действительно есть, задача наших богословов.

Если так (опытно) изучать богословие, если так будет раскрываться пред нами Сам живой Бог, тогда мы сможем другим сказать истинное слово о Боге, тогда можно стать истинными богословами. О таковых же говорят, что эти люди особые, это такие люди, которые знают Самого Бога, ибо они живут Им, и Он в их сердце.

А теперь выясним, что такое богословское образование вообще.

Богословское образование есть, по существу, просвещение ума светом истины Христовой[13]. Оно есть восприятие и усвоение учащимся под руководством преподавателей этой истины, выражающейся в богословских предметах, изучаемых в школе. Существенной особенностью этих предметов является общность внутреннего смысла их содержания. Этот внутренний смысл концентрируется вокруг двух стержневых пунктов: Бога и человека, и их взаимоотношений с точки зрения спасения человека.

В какие бы детали тот или иной богословский предмет ни входил, на какой бы основе (исторической, догматической, богослужебно–литургической и пр.) ни раскрывал свое содержание, он, по существу, раскрывает один и тот же вопрос: как под водительством Божиим в недрах Церкви Христовой когда–то спасался верующий человек и как должен он сейчас спасаться, чтобы осуществить на земле свое великое назначение и подготовиться к будущей жизни.

Казалось бы, этот животрепещущий вопрос должен приковывать внимание учащегося к каждому богословскому предмету и к каждой богословской книге. Но что, однако, часто встречается?

Под влиянием ли недостаточности духовного опыта и богословской неподготовленности самих учащихся, под влиянием ли многочисленности богословских предметов, сложности их содержания и сухости (в учебниках) изложения, под влиянием ли каких–либо других причин, но часто наблюдается отсутствие живого интереса у учащихся к тем или иным богословским предметам, а отсюда и недостаточное глубокое и действенное усвоение их.

Правда, изучение любой науки дело не всегда интересное и легкое. Недаром существует народная пословица, что только «плод науки бывает сладок, а корень горек»[14]. Не является исключением и богословская наука, если она изучается формально, рассудочно, как школьный обязательный предмет того или иного класса или курса.

Как это изучение протекает в школьной практике? Нередко та или иная богословская наука захватывает юношу сразу при начале изучения, нередко оживляет и заинтересовывает его в самом процессе более или менее длительного изучения, но, однако, чаще всего она полностью открывает свое лицо духовному взору учащегося в конце ее изучения. Тут–то и обнаруживается тот сладкий «плод», который ждет каждого юношу в конце пути по усвоению богословских предметов.

Основной интерес к богословским наукам должен пробуждаться из недр собственного духа учащегося, из насущной нужды его в познании путей Промысла Божия к спасению человека, из его жажды постоянного общения с Богом, проливающего Свой животворный свет на занятия богословскими науками. Если этот внутренний интерес к познанию пробужден, и душа озарена жаждой богообщения, тогда трудности при усвоении богословия уменьшаются и увеличивается положительное значение изучения. Это происходит потому, что при наличии интереса облегчается более живое и глубокое усвоение содержания науки, воздействие ее на всю психику учащегося. Тем самым усиливается не только образовательное, но и воспитательное значение ее.

Обычно школьное богословие упрекают в том, что оно таит в себе опасность замены знания реального знанием отвлеченным, рассудочно–сухим, формальным, схоластическим[15]. За богословскими выводами и обобщениями забывается ученик, до этих выводов не доросший. Этот ученик приучается слишком легко рассуждать о тайнах бытия Божия, о путях спасения, не имея достаточно к тому духовного опыта и знаний. Тем самым ему грозит опасность надмеваться умом и черстветь сердцем. Авторитет богословской учености в этих школах нередко заменяет авторитет святости, и на суждение ученых богословов охотнее ссылаются, чем на учение святых отцов Церкви. К нашей печали много горькой правды во всех этих упреках. И с указанными явлениями следует вести соответствующую борьбу.

Вопрос об изучении богословия серьезный и важный вопрос. В него входит исследование не только психологии восприятия и усвоения того или иного богословского предмета, но и методика его изучения, что также необходимо знать учащемуся.

3. Методика изучения богословских наук

Первым исходным пунктом православного богословия является Слово Божие. Наше богословие в своем существе основывается на Священном Писании и учении святых отцов Церкви. Нет богословской науки (кроме исторических), в которой тексты из Священного Писания не имели бы решающей роли. Проникнуть в смысл этих текстов и взаимную связь их, значит овладеть наукой в самой ее основе. Но это проникновение, особенно при первом чтении текста не легко дается.

Вероучительные и нравоучительные тексты Священного Писания пронизаны Божией премудростью и силой. И эта премудрость и сила улавливается не столько умом, сколько целомудрием и чистотой сердца (Мф. 5,8), и духовным опытом юноши. И тогда текст, внутренне воспринятый, легко закрепляется в памяти, то есть, в сфере ума и сознания.

Но нередко бывает и так, что текст не открывается учащемуся в своем внутреннем смысле, и потому, сокрытый для сердца, он создает затруднение и для ума, побуждая его к рассудочно–сухому запоминанию. В этом случае ум учащегося видит в тексте только одну голую мысль, ради доказательства которой этот текст, как ему кажется, и приводится. Так, если автор учебника, рассуждая о вере, приводит какой–либо текст Священного Писания о вере, то ученик и видит в нем не больше чем аргумент о вере, подтверждающий всего лишь мысль самого автора учебника. А между тем, каждый текст, как было уже сказано, не просто аргумент, а целое Божие откровение с движением своей собственной мысли и силы.

Спрашивается, что может помочь нашему учащемуся проникнуть в это внутреннее «ядро», чтобы обогатиться его сокровенной мыслью и силой содержания?

Слово Божие это своего рода Атом, который содержит в себе невероятную силу. Только Атом духовный, Божественный. Разве не этим «Атомом» создан весь мир видимый и невидимый? Точнее даже назвать Слово Божие «Всемогущим Атомом» в полном смысле этого слова. И вот, чтобы видеть и вместе почувствовать сердцем силу этого Атома, надо «расщепить» его, как теперь выражается ученый мир. Какие же имеются способы, методы этого расщепления?

Прежде всего здесь необходима молитва. Ведь пред каждым малым или большим делом мы молимся и говорим: «Господи, помоги, вразуми». Тем более нужна молитва, чтобы проникнуть в тайну Слова Божия. Конечно, мы молимся пред каждым уроком, прося у Господа помощи и вразумления. Обращаемся к Духу Святому, чтобы Он «пришел и вселился в нас»[16], очистил нас от всякой скверны.

Но здесь имеется ввиду молитва особая, тайная, «молниеносная» пред особо важным моментом. Следует вздохнуть из глубины души и в двух словах: «Господи, помоги» или просто без слов, как Моисей пред переходом через Чермное море, обратиться к Господу за помощью.

Следует, однако, помнить, что подобное обращение нужно совершать в духе смирения и полной преданности воле Божией, но никак не в духе гордости и высокомерного требования.

Кроме молитвы в деле раскрытия и уяснения Слова Божия может помочь контекст, из которого взят этот текст, как часть из целого. Читая контекст (главу или смежные стихи данного текста), учащийся не только умом, но и религиозным чувством (сердцем) начинает улавливать то, что хотел сказать, к чему призвать хотел священный писатель и всей главой, и данным ее текстом.

Весьма полезно далее посмотреть все параллельные места, помогающие найти новые оттенки в движении мысли изучаемого текста.

Если затруднения не устраняются, и текст по прежнему закрыт для внутренней религиозной интуиции, то есть, для сердца, то следует обратиться к толкованию текста святыми отцами и учителями Церкви[17].

Слышится нетерпимое возражение: да где же взять время, чтобы, изучая, например, догматику, заниматься вскрытием внутреннего смысла каждого текста? Но речь, однако, идет не о каждом тексте, а только о трудных для понимания. И смысл всех наших предложений сводится к тому, чтобы напомнить об этих всем известных приемах к выходу из затруднения, которое часто тяготит и удручает самих же учащихся. Они нередко ищут помощи друг у друга в понимании трудного текста, и не получая таковой, машут рукой и предаются простой механической зубрежке. И получается, что буква (зубрежка) «мертвит», а дух, скрытый в ней, «не животворит» (2 Кор. 3,6).

А между тем, если бы учащийся произвел вышеуказанными средствами вскрытие внутреннего, сокровенного смысла хотя бы одного только текста (стиха) из заданного ему урока, то он обрел бы радость благодатного общения с этим смыслом и создал бы вкус, а затем и навык к более частому пользованию этим методом, особенно при написании сочинений и проповедей.

Если взять историко–экзегетические предметы (Библейская История, Священное Писание), то при изучении их тоже можно применить вспомогательные средства для духовно–благодатного усвоения этих дисциплин. Так, изучая по Библейской Истории жизнь, например, Авраама, его избранничество, получение обетования и о происхождении от него многочисленного потомства, его переселение в другую землю, чудесное зачатие и рождение сына Исаака, спокойное и твердое шествие на гору Мориа с Исааком для его заклания и проч., учащийся на конкретном примере видит всю силу веры ветхозаветного человека в Бога, готового по силе этой веры принести в жертву единого, столь долго ожидаемого сына. В тысячу раз легче было бы Аврааму принести себя самого в жертву, чем поднять руку на того, в ком была жизнь не только его самого, но и всего его многочисленного потомства. И, однако, рука эта поднимается, и нож был готов коснуться отрока. Для чего все это делалось? Какой внутренний смысл этого события?

«Аврааму, говорит преподобный Ефрем Сирин, повелел Бог принести в жертву сына не потому, что хотел сделать его детоубийцей, но чтобы всем живущим в мире показать, как сильно Авраам любил Бога и для Него не пощадил Исаака, единственного сына своего. Поэтому–то Бог и открыл Аврааму великую тайну и необычайную тайну, что и Сам Он даст за мир Единородного Сына, чтобы спасти род человеческий»[18].

Углубиться со всем тщанием в психологию Авраама и в сокровенный смысл событий его жизни и значит лучше понять и усвоить и образ самого патриарха, и позаимствоваться от него благодатной силой его глубокой веры и любви к Богу.

На уроках Священного Писания, изучая 2–ую главу Послания апостола Павла к евреям, учащийся все то, что сказано у Апостола об Аврааме (ст. 89) свяжет в одно целое с тем, что запечатлелось у него на сердце при изучении библейской истории об Аврааме. И этот величественный образ ветхозаветного патриарха еще глубже войдет в его душу, благодатно питая и умудряя ее.

Праведный Иов, ветхозаветный страдалец, учитель терпения и упования на Бога, уже самым местом гноища своего и скорбными звуками (в беседе с друзьями) голоса своего, также при внимательном проникновении во все обстоятельства жизни и в психологию его, вселяет в душу учащегося дары терпения, смирения и великого упования на Бога. И учащийся, изучая Священное Писание Нового Завета и слушая призыв апостольский «к терпению», «смирению», «надежде на Бога» (Иак. 4,6; Петр. 1,3; Рим. 12,12) непроизвольно вспоминает ветхозаветного терпеливца (Иак. 5,11), чтобы увидеть в нем пример стяжания указанных Апостолами добродетелей и вновь духовно укрепиться и умудриться им.

А вот пророк Давид, сколько принадлежащий к далекому прошлому, столько же и к настоящему по внутреннему смыслу и значению своего псалмопения. Живая, взволнованная, трепетная жизнь в Боге, постоянное хождение пред Ним, вот чем дышат его псалмы, покоряя нас и своим покаянным духом, и своей живой связью с Богом.

На наших богослужениях мы молимся молитвенными вздохами и покаянными чувствами псалмов Давида, слушая кафизмы, шестопсалмия, антифоны и проч., находя в них созвучия с нашим духовным состоянием. Как когда–то за самого Давида, так и теперь за нас те же самые священные слова молитвенно изливают пред Богом и нашу скорбь за грехи наши, и тяжкий вопль о помиловании.

Изучая на уроках Священного Писания псалмы Давида, нельзя не увязывать это изучение с выяснением значения их в Богослужении в нашей Православной Церкви.

Затем изучение Священного Писания следует увязывать и с самой жизнью учащихся. Призывы Спасителя к духовной жизни, Его заповеди, пример жизни, все это дано нам не для теоретико–богословского исследования христианства, как исторического факта, а дано для того, чтобы мы, изучая Евангельское благовестие, превращали его «внутри себя» в реальный факт сегодняшнего дня. Христианство не доктрина (теория), а жизнь, и горе нам, превращающим его в доктрину. Иисус Христос сказал: «Я путь, истина и жизнь» (Ин. 14,6) и тем предуказал практическую «лестницу» нашего спасения (Мф. 5,21).

Встать на путь Христов значит начать двигаться по пути спасения. По мере продвижения вперед в борьбе со своими страстями все шире открывается «истина» спасения во Христе, открывается в самом факте начавшегося обновления и возрождения нашей души, пока, наконец, не откроется эта истина во всей полноте, как блаженная «жизнь» в Боге, в полноте любви к Нему и человеку. Если бы все мы нашли в себе силы не умом только, а всем своим существом понять эту «лестницу» нашего спасения и загореться желанием подниматься по ней, и то мы иначе относились бы к изучению богословия и особенно Священного Писания. Каждый текст непременно потрясал бы нас истиной о нас же самих, глубоко входил бы в душу, как «письмо Христово» (2 Кор. 3,3), написанное для каждого из нас[19].

Так относились к каждому стиху Священного Писания святые отцы. Многие из них, прочитав или услышав тот или иной текст Священного Писания и приложив его к себе, тотчас же радикально изменяли течение своей жизни согласно содержанию этого текста. Так поступили преподобный Антоний Великий, блаженный Августин, Ориген и многие другие.

Что требуется главнейшим образом от нас при изучении Священного Писания? Необходимо вникать в смысл каждого текста не только для постижения сокрытой в нем истины, но и для применения его к себе, к своей жизни.

Так, изучая заповеди Блаженства, следует определить сначала, насколько близка или удалена наша жизнь от этой «лестницы» христианских добродетелей. Но этого мало. Каждый человек имеет индивидуальные черты ума и характера, а отсюда и свой путь спасения. Ведь одному из нас близко чувство постоянного покаяния и плача о своей греховности (подобно преп. Ефрему Сирину), другому ревность о истине и правде Христовой (святители Василий Великий, Григорий Богослов и другие), третьему кротость и незлобие сердца (преподобный Серафим Саровский), четвертому милость и дела благотворения (Филарет Милостивый), пятому мужество и терпеливость в несении невзгод и лишений (праведный Иов), шестому миротворчество (преподобный Сергий Радонежский) и проч.

Анализируя заповеди Блаженств, каждый в одной из них находит себя, свой характер и свой христианский путь, но находит не как достигнутый идеал, а всего лишь как призыв к достижению этого идеала. Увидев самого себя в заповедях Блаженств, учащийся должен затем сделать решающий шаг; набраться с помощью Божией решимости двигаться по тому пути спасения, который открылся для него.

Но здесь слышатся возражения: «Свой путь я уже давно знаю, однако, решимости до сих пор почему–то не имею». И другое возражение: «А я до сих пор еще не могу определить своего пути, мне все кажется, что надо преуспевать вообще в добродетелях, то есть, двигаться со ступеньки на ступеньку по всей лестнице заповедей Блаженств».

То и другое возражение свидетельствуют об отсутствии серьезного отношения студента к жизни, отсутствия чувства ответственности его перед Богом, Церковью, народом, признавшим каждого из нас как христианина и служителя Церкви.

Верно то, что заповеди Блаженств можно понимать как учение о движении со ступеньки на ступеньку во всех добродетелях, но началось ли, однако, это движение, вошло ли нам глубоко в сердце, например: первая ступень ступень покаяния, нищеты духовной, смирения? В этом весь вопрос. Всякое начало половина дела. Поэтому лишь бы начать совершенствоваться в той добродетели, которая ближе душе каждого. И тогда через эту добродетель будут близки душе и все остальные. Дух человека един и неделим, и он не может, будучи, например, милосердным, не быть в то же время кротким и смиренным.

Каждая добродетель таит в себе все остальные. И нарушение одной из них есть нарушение всех (Иак. 2,10).

Отметим, что при множестве грехов, гнездящихся в человеческом сердце, у каждого человека в числе этих грехов есть какой–либо основной, ведущий один из семи смертных: или чревоугодие, или тщеславие, или какой–либо «собственной похоти» (Иак. 1,14; Иез. 33,136). Хотя и трудно, но его можно найти, чтобы отсюда начать борьбу с греховностью своей природы. Этот центральный грех также вытекает из индивидуальных особенностей каждого человека, как и та добродетель, чрез которую призывается он положить начало своему спасению. До тех пор, пока человек не найдет эти два начала (основной грех и исходную добродетель), он обречен блуждать, как в темном лесу, за все хватаясь, ничего не доводя до конца и не видя перспективы в этих метаниях от одной добродетели к другой, от борьбы с одним грехом и началом борьбы с другим.

Вот почему заповеди Блаженств можно понимать и как учение о спасающей добродетели, то есть той, которая наиболее близка душе каждого, чтобы через нее постичь и все остальные, и как, следовательно, учение о борьбе с пороками нашей души.

Спрашивается, почему мы не спасаемся, если пути ко спасению для нас открыты и благодатные средства ко спасению предлагаются Церковью? Это происходит потому, что дело спасения мы, к сожалению, считаем второстепенным делом, то есть, таким, которым можно заняться когда–нибудь позже, например, по окончании школы, на приходе, а когда будем на приходе, будем откладывать на старческие годы, то есть, на край могилы. А сейчас нам, по нашим воззрениям, некогда заниматься спасением, нам сейчас впору лишь учиться, то есть, обогащаться богословскими знаниями, которые потом будем уж применять к жизни личной и служебной.

Так инстинктивно думают многие, допуская тем роковую ошибку. Не потом, а сейчас в процессе усвоения на школьной скамье христианской истины мы должны христианизироваться, проникаться не только умом, но всем существом этой истиной, чтобы тем самым изменяться со дня на день к лучшему, улучшить свои отношения друг к другу, приобретать духовную свободу и радость жизни в Господе. И этим облегчить себе и самую учебу. Поэтому при изучении богословия, и в частности Священного Писания, будем впитывать в себя, как пчела с цветков нектар, духовную мудрость и благодатную силу с каждого текста, будем духовно расти на каждом из них.

В то время, когда в церковной истории шла великая борьба (время Вселенских Соборов), параллельно в тиши Палестинской пустыни развивалась другая жизнь, жизнь аскетическая.

Изучая науки по истории Церкви, следует обращать внимание не только на внешние факты, даты, города, смену действующих и борющихся на церковной арене сил и лиц, но и на внутреннюю, сокровенную, духовно–благодатную жизнь Церкви.

Так, шумный и тревожный IV–й век в истории Церкви, с одной стороны, дал официальное признание христианства, как несокрушимой Божией силы, дал и 1 и II Вселенские Соборы, как отражение упорной борьбы и победы Церкви над ересями, закрепив соборность как орган высшей церковной власти и голос Вселенской Православной Церкви. С другой стороны, он же заложил и основы подвижничества в тишине египетских и палестинских монастырей (Антоний Великий, Макарий Великий, Пахомий Великий и другие), светом которого питалась, согревалась и озарялась духовная жизнь Церкви во все последующие века и эпохи.

Поэтому, изучая историю Вселенских Соборов, создавших догматические и канонические основы нашей веры и церковной жизни, следует интересоваться и источниками религиозно–духовной подвижнической жизни, возникавшей в те времена на Востоке (в Египте и Палестине). Так следует поступать и при изучении других веков и эпох в истории Христовой Церкви.

История Церкви есть история нашего спасения, водворения Царства Божия на земле и в душах и сердцах верующих. Проследить этот длительный, духовно–созидательный процесс является главной задачей историка–исследователя и по его стопам шествующего читателя.

Итак, какую бы богословскую науку мы не изучали в школе, со страниц ее слышится живой голос Живого Бога, призывающий внимать Ему не только умом, но и сердцем и духом, то есть, всем своим существом.

Вместе с богословскими предметами у нас изучаются и другие учебные дисциплины: языки, пение, Конституция СССР. Особое значение имеет последняя дисциплина. Она вводит учащихся в изучение политического устройства нашего государства.

Наши учащиеся выходцы из народа, и они не могут не любить его и всю страну как свою Родину. Примыкая к той части народа, которая сохранила веру в Бога и нуждается в удовлетворении своих религиозных запросов, они и готовят себя с этой стороны служить народу. Нашей стране нужны честные, трудолюбивые, морально–стойкие люди, не за страх, а за совесть выполняющие свои обязанности в семейной, общественной и служебно–государственной сфере. Вместе со всей своей школой учащиеся полны убеждения, что на участке «своего поля» они будут помогать выращивать именно такого рода граждан, столь нужных нашей великой Родине.

Вопрос о методе изучения школьных наук тесно связан и переплетается с вопросом о системе порядка этого изучения.

4. Система в изучении богословия

а) Общая форма в изучении богословия

Если мы откроем учебную книгу, то найдем в ней оглавление. Это оглавление и дает нам понятие о системе построения учебника и раскрытия излагаемого в нем учебного материала. С системой учебного предмета знакомит учащегося и программа, составляемая преподавателем для работы по ней в течение учебного года. В основе всякой системы лежит четкий план с указанием всех основных тем, подтем и того порядка, в котором должны рассматриваться эти темы и подтемы.

В основе плана лежит единый предмет, раскрытию которого и посвящена данная наука. Так, например, единым предметом нашей науки Пастырского богословия является пастырь. Предмет этот, содержа в себе две стороны: идеал пастырства и самого пастыря, и является организующим центром науки о пастырстве. Кстати следует сказать, что учебные курсы и научные исследования по Пастырскому богословию строятся по–разному. Одни предпочитают развивать идеальную сторону пастырства (проф. Соллертинский, проф. Экземплярский)[20], другие предпочитают практическую сторону пастырства (проф. Певницкий, проф. Шавельский)[21]. Попытки совместить обе стороны с перевесом к практической стороне мы имеем в лекциях о пастырстве митрополита Антония[22].

Итак, вокруг предмета «пастырь» строится и план, и система и все содержание науки. Единство предмета создает ограниченность и цельность в построении науки, внутреннюю спаянность его частей и логическую закономерность в развитии этих частей и перехода от одной из них к другой.

Учащемуся необходимо перед изучением богословской науки ознакомиться с ее системой (по оглавлению, программе, указаниям преподавателя) и в течение учебного года не терять из виду эту систему, чтобы лучше улавливать связь одного раздела с другим и всех их вместе с единым центром науки. Обычно учащиеся постигают все это (то есть, систему науки) после изучения, а между тем полезнее постигать эту систему в процессе самого изучения. Это облегчит и усвоение науки и ее повторение (на экзаменах).

б) Индивидуальная форма в изучении богословия

Раскрывая учебную книгу, чтобы приготовить урок, каждый из учащихся начинает учить и запоминать по своему собственному методу и по своей системе. Хорошая зрительная память одного учащегося располагает его запоминать учебный материал, цепляясь памятью за страницы и строчки учебника (такая–то мысль находится в конце страницы, такой–то текст Священного Писания в начале такой–то главы или внизу страницы и т.д.).

Моторно–двигательная слуховая память другого учащегося располагает его учить вслух, чтобы всей системой движения (языком, звучанием, зрением) лучше запомнить изучаемое.

Учащиеся с хорошей логической памятью учат и запоминают на основе логической связи и последовательности в развитии мысли учебника.

Два первые вида памяти менее проникают в смысловую сторону содержания учебника, чем третий вид, и не так развивают в учащемся способность к логическому суждению, как этот последний.

Виды памяти подлежат развитию. Два первых вида должны стремиться к сочетанию с третьим. При изучении учебного предмета следует держаться следующего порядка: сначала необходимо прочитать целиком урок (главу или тему), чтобы уловить систему в рассуждении автора, то есть, последовательный ход в развитии его мысли. Тогда вновь читать, чтобы уже запоминать одну мысль автора за другой, но не механически, а логически их связывая, то есть так, чтобы одна из них сама влекла и порождала другую, как свое естественное продолжение. Это приведет к тому, что учащийся будет запоминать, рассуждая и размышляя. Такой порядок с течением времени позволит переводить содержание главы на логику и язык самого учащегося, располагая его к так называемой свободной передаче текста учебника. Тем самым, работа над текстом не только будет обогащать знаниями учащегося, но и развивать силу его логической мысли, свободу и легкость в ее изложении.

К системе занятий в духовной школе нужно отнести и вопрос об увязке теории и практики в учебном процессе[23]. Эта увязка особенно нужна для кандидата священства, так как вводит его заранее в самую практику некоторых моментов священно–церковного служения. Здесь имеются ввиду такие науки, как Гомилетика, Церковный устав, Литургика, Пение и отчасти Пастырское богословие.

Проповедь есть «священнодействие благовествования» (Рим. 15,16), то есть, составная часть богослужения[24].

Хорошо усвоить приемы вынашивания проповеди, пережить в сердце ее содержание и тем самому духовно обновиться, с воодушевлением произнести проповедь в храме, имея ввиду духовное назидание слушателя[25] - вот к чему должен привыкнуть еще на школьной скамье каждый учащийся.

На этих путях и должна происходить увязка теории и практики по Гомилетике. По Уставу Церковному и Литургике увязка теории и практики должна достигаться не только клиросным послушанием наших десяток, но и постоянной связью учащихся с богослужебными книгами. Так, в вечерее время все те, кто не усвоил чина и порядка богослужения на уроках, изучают богослужебные книги, пока не создадут навыка в правильном пользовании ими при отправлении того или иного богослужения. На уроках пения каждому учащемуся нужно достичь понимания в различии гласов или напевов нотного церковного обихода.

Только отсутствием тесной увязки теории и практики в нашем школьном обучении можно объяснить такие печальные явления, когда новопоставленный батюшка не умеет вразумительно читать молитвы, избранные отделы из священных книг, не может ни петь, ни руководить другими в церковном пении. Не от этого ли, между прочим, так много небрежного в отправлении нашего Богослужения?

Находясь в школе, учащийся сам, по собственной инициативе, должен прилагать старание, хотя бы в неурочное или каникулярное время научиться по–уставному читать и по–обиходному петь.

5. Пути освоения богословия

Методика и тематика дают нам пути к изучению богословия, но этого еще мало нашему богослову. Необходимо не только изучить, но и освоить богословие.

Богословие, слово о Боге божественная наука. Она исходит из Слова Божия, учения святых отцов, опыта Церкви; его нужно не только изучить, но и освоить. Процесс освоения богословия совершается тремя сторонами человеческой души: умом, сердцем и волей.

Таким образом, весь человек принимает участие в трудном подвиге восприятия богословских истин. Нельзя при этом не отметить, что решающий успех в деле освоения богословия (какого–либо, в том числе и пастырского) обуславливается степенью духовной зрелости юноши, его сердечной чистоты и пламенной решимости. К этому же надо непременно добавить и напряженную молитвенность. В противном же случае, при отсутствии указанных качеств в человеке освоение высоких богословских истин будет происходить поверхностно, механично, сухо. Более того, ум, который обычно «кичит», как выражается святой Апостол, будет то и дело претыкаться о трудно разрешимые вопросы богословия, не соглашаться с его положениями, восставать на ум Божий; сердце, не находящее в богословии себе благодатного удовлетворения, будет все более грубеть и выветриваться, воля с каждым днем и часом слабеть в своем принятом решении и клониться к «обращению вспять». Для правильного, полного процесса освоения богословия, таким образом, необходима гармоничность восприятия всеми силами души (умом, сердцем, волей).

Под термином «освоение» мы разумеем вживание человека в сущность богословских истин, всецелый захват всех его сил, проникновение всего существа благодатными истинами богословия[26]. Подобно тому, как привитая дикая ветвь начинает питаться соками дерева и приносить добрые плоды, так и человек, освоивший благодатные соки богословия, всецело проникнутый ими, становится иным существом: с богословски–утонченным умом, облагодатствованным сердцем и укрепленной, как адамант, волей к добру.

Студента, всецело освоившего Пастырское богословие, следует считать достигшим особой высоты нравственной зрелости, более или менее уже приготовившим себя к настоящему практическому благодатному пастырскому служению.

Таким образом, процесс знакомства с богословием начинается с изучения богословия (методика, тематика) и завершается освоением всецелым опытным вживанием в богословие, всецелым проникновением им.

В подтверждение вышесказанного хочется привести слова митрополита Антония (Блюм), экзарха Московского Патриарха в Западной Европе.

«Если наше изучение богословия не идет далее «академического, говорил владыка, то мы еще не подошли к самой теме о богословии. Ибо богословие, по словам св. Григория Богослова, не познание о Боге, но знание Самого Бога».

И св. Макарий Египетский говорит, что богословие есть Богопознание. Отсюда надо не только изучать, что другие говорили о Боге, но самым живым опытом убедиться, что Он есть. Для этого надо испытать опыт Богообщения…

Св. Макарий Египетский учит, что Богообщение или встреча с Богом души происходит на 12–ой ступени (то есть, на предельной ступени), дальше ступить нельзя, это смерть и вечная жизнь. Это за пределами мысли, за пределами самообладания. Человек теряет себя, «в теле он или вне тела» (св. апостол Павел). Состояние этого Богообщения на 12–ой ступени неописуемо. Но это бывает мгновение, иначе человек умрет. Бог «отходит», человек на 11–ой ступени, это ступень веры. Он «вошел в себя», осознал себя так, что может передать другим опыт Богообщения, он сам пережил, прочувствовал не по словам других, но лично., опытно. А как это было? Не знает. Да и знать–то невозможно. Но это было, непременно было, как созерцание, вдохновение, переживание. Пример: пророк Моисей.

Гора Синай колеблется, трясется. Народ у подножия в великом страхе. Моисей входит во мрак вихря облака. «Священный мрак». Пока он находится вне облака, Оно для него является тьмой. Когда же он входит в него, Оно осиявает его светом. Мрак этот Божественный, существенный, полон глубокой тайны, непостижимости…

Мы говорим, что в воплощении открывается Бог. Мы Его видим на руках Богоматери, видим ходящим по Иудее и проч. Но тайна Бога в воплощении еще глубже, еще бездоннее, еще непостижимее…

«Дай Бог, чтобы нам быть богословами живого религиозного опыта, богословами, познавшими Бога»[27]

Глава II. Воспитание в духовной школе

1. Тайна воспитания

Каждый раз, когда соприкасаешься со школьным миром, всегда с невольным благоговением помышляешь о той таинственной стороне святого дела воспитания, по которой из взаимодействия близких духовных отношений между воспитателями и студентами совершается возрастание, созидание души человека по началам Царствия Божия, то, что мы называем воспитанием.

Каким образом происходит развитие и рост души человека, как посеваемые в ней семена истины, света и добра усвояются ею, как совершают ее перерождение, словом, как воспитывают ее, этого мы не знаем. Сам Господь в Своем святом учении открыл нам только часть этой таинственной завесы, которая скрывает от нашего наблюдательного взора внутреннюю жизнь человека (Мк. 4,27).

Воспитателя Он уподобляет сеятеля, учение семени, душу человека почве, в которую падает это семя, но относительно самого развития и роста этих семян в душевной жизни человека говорит только, что все это совершается по неведомым для нас законам Божиим. Свет и истина, добро и правда творят свое зиждительное дело в душе человека и приносят плод Царствия Божия подобно тому, как семя, брошенное в землю, производит сначала зеленый росток, а потом и колос.

«Царствие Божие, говорит Господь, подобно тому, как если человек бросит себя в землю. И спит и встает ночью и днем, и как семя восходит и растет, не знает он, ибо земля сама собою производит сперва зелень, а потом колос, потом полное зерно в колосе. Когда же созревает плод, немедленно посылает серп, потому что настала жатва» (Мк. 4,269).

Итак, мы не знаем того существенного, как земля совершает свое жизнепроизводительное действие. Но не зная этого существенного, мы, тем не менее, хорошо знаем те условия, без которых природа не может обнаружить своих творческих сил. Для успешного произрастания семени, брошенного в землю, необходимы влага, почва, свет и тепло. Источником же этого жизнетворного действия природы служит светлое теплое солнышко.

То же самое нужно сказать и о деле воспитания, о деле перерождения души человека по началам Царствия Божия. Существенного и здесь мы не знаем, а условия успешного развития души нам известны. Тут также нужны своего рода влага, почва, свет и тепло. Эта влага есть благодать Божия, почва сердце человека, свет есть свет Христов, тепло есть теплота евангельских отношений. Есть здесь, в этом нравственном миропорядке и солнце лучезарное источник света и истинной жизни. Солнце есть Христос Господь наш. Когда это Солнце освещает и проникает взаимные отношения воспитателей и учащихся, тогда устанавливается между ними тот таинственный союз, который жизнетворною радостью объемлет сердца их и делает плодоносным святое дело воспитания. Семена света и добра, согреваемые любовью Христовой, успешно совершают тогда свое незримое творческое дело в юношеских душах, перерождая, пересозидая, перевоспитывая их по духу Христову. Без Христа же не бывает успеха ни в каком святом деле. Где Христа нет, там нет и истинной жизнетворной радости и никакого роста и развития. Что же касается воспитания юношей в духе церковности, в духе христианского пастырства, то здесь важность и ценность света Христова самоочевидна и вряд ли требует доказательств. Только со Христом и во Христе может совершаться истинное воспитание, и труд воспитателей и воспитанников даст должные желанные плоды.

Говоря о таинственной стороне воспитания, следует сказать и о том, что воспитание есть большое искусство.

2. Искусство воспитания

Воспитание есть искусство сложное, благородное, святое. Оно связано с особыми трудностями и осложнениями, взаимодоверием или наоборот (взаимонедоверием).

Воспитатель и воспитанник два объекта этого дела. Действенность воспитания решается, прежде всего, вопросом доверия воспитателя к воспитаннику и наоборот. Требуется особое искусство со стороны преподавателя, чтобы найти ключ к сердцу ученика. Можно с уверенностью сказать, что все искусство воспитания может еще заключаться в верности воспитателя своему долгу и любви к истине и людям. Из этих положений вытекает правильная направленность в воспитании, ревность апостольская, изыскивающая нужные пути и средства для доступа к сердцу воспитанника. Истинное воспитание есть, действительно, большое искусство, требующее от воспитателя полного самоотвержения, пламенной ревности к правде Божией и верности своему долгу. И в конце всего этого вопрос воспитания решает опять взаимное доверие и любовь. Без истинного доверия и любви к воспитаннику не в силах помочь никакое искусство, никакая умелая тактика или дипломатика и, тем более, административные меры.

Таким образом, успех воспитания зависит от правильной его постановки. Искусство воспитания (его действенность) кроется во взаимном доверии и взаимной любви воспитателя к воспитаннику и наоборот. Доверие же и любовь рождают общность идеи тружеников школы.

Каково значение воспитания? Огромное. Есть исторические личности, которые составляют «чудо истории»: Христос Сын Божий, да и все Его последователи, просиявшие силой веры и самоотвержения в христианской любви.

Чудо, да это настоящее чудо Божие создание делается «ангелом во плоти», и человек смертный становится бессмертным. Чудо силы Божией и чудо Божественной любви.

Но есть на земле и «чудовища истории», как Нерон, Диоклетиан, отступник Юлиан и другие, которые своей ужасающей жестокостью, зверством, неблаговоспитанностью попрали человеческое достоинство и оставили по себе след безумной гордости, ненависти к правде Божией и бесчеловечного отношения к людям. В этом сравнении решается смысл образования и цель правильного воспитания студента духовной школы.

Вывести питомца из тесного круга личных эгоистических побуждений в область жизни общечеловеческой, в слабом волею, слабом чувством любви существо образовать истинного человека, развить и возрастить в нем все прекрасные дарования души, чтобы он непрестанно стремился к познанию истины, к озарению сердца светом Христовой любви вот смысл правильного истинно–христианского воспитания.

Процесс воспитания должен совершаться по трем пунктам человеческого самосознания.

а) Образование ума

Воспитание должно последовательно развивать ум питомца, приучать его к самостоятельному исследованию Богословской истины (Ин. 1,29), к искреннему, открытому принятию умом характеристических черт ее величественного образа, который постоянно предстает пред ним во всей своей дивной красоте. Истина вековечная цель стремлений человеческой души, всегда одна и та же, одинаково неизменна в отношении к целому народу и одному человеку, к третьему и двадцатому веку, одинаково понятна просвещенному уму, ощутительна доброму сердцу истинно–образованного человека и в то же время доступна, ясна искреннему верованию простого сердца. Она общечеловеческое достояние, ею домогается овладеть ум человеческий от века и до века, более и более уясняя ее для себя с той и с другой стороны, уясняя ею себя и задачу своей жизни, под ее светом человек идет вперед.

Убежденный опытом веков, он сознает, что она–то древняя Истина, которая так громко звала к себе свободный дух человека устами Сократов, Платонов, Аристотелей, которая за девятнадцать с лишним веков до нашего времени светло предстала уму человеческому во всем величии своего Божественного облика. Она своим светом рассеяла облегавшую мир тьму неведения и, даровавши человеку свободу разумного развития, указала бесконечный путь совершенствования. Она дала ему возможность чрез свободное, разумное приближение к ней самому познавать ее и благоговейно признавать ее права на постоянное торжество над собой. Это та Истина, которая и теперь в ХХ–м столетии, затемненная и вместе уясненная для ума человеческого, еще не сделалась его желанным достоянием и никогда не достанется ему вполне, потому что непрестанно прогрессирующий в своем познании ум человека никогда не скажет себе: вот предел моих стремлений.

Уяснить студенту эту великую Истину (Ин. 1,34), дать ему самому возможность познавать ее, почувствовать всю сладость этого познания, а затем передать другим, вот цель истинного образования. Здесь, в духовной школе готовится будущий пастырь, которому высшее образование укажет дорогу чести и долга и поведет его по ней.

б) Воспитание чувств

Воспитание должно создать в юноше доброе, чувствительное сердце (Лк. 10,9), эту жизненную силу, которая должна неразрывно и навсегда соединить его со всем человечеством. Но как предметы освещаются только светом, как теплота только вызывает теплоту и из жизни происходит жизнь, так и любовь, эта жизнь души, может быть возбуждена в сердце юноши только любовью. Она должна быть движущей силой, не пускающей в воздух ослепительные огни трескучих фраз, а согревающей сердце юноши жизненно–благодатными пастырскими наставлениями, дышущими верою и любовью к Богу и ближним. Деятельная любовь к Богу, к человеку поведет его в поучительную среду действительной жизни и объяснит ему весьма раннее проявление эгоизма и чувственности в жизни людей, убедит его в неотлагаемой необходимости решительно действовать на этот сжатый мир души прямым путем живого примера и проникнутого любовью наставления, а также и отрицательным путем запрещения, ограничения эгоистических движений в сердечной деятельности, приучая сердце человека подчиняться высшим нравственным интересам (Лк. 10,19).

Жизненный опыт красноречиво скажет любящему правду юноше, что первые его эгоистические движения сердечной деятельности и последующие ненормальные проявления этой правящей силы души требуют ограничения. Пока свет истинного образования не осветит его в области высших нравственных интересов, не откроет ему тайны торжества общего над частным, прекрасного над приятным, эгоистические начала требуют по преимуществу запрещений, стеснений, разумных, любовью определяемых ограничений. В этом именно весь смысл школьного администрирования и внешней дисциплины. Благо это зиждется на торжестве духа над чувственностью (Лк. 10,412), и закладка его совершается рано, в самом нежном возрасте и совершается любовью воспитателей, которая ограничивает сердечную деятельность юношей в ее эгоистическом стремлении к своему «я». Только с возрастом и постепенным развитием мыслительной способности воспитанника при озарении светом науки возможно воспитательно действовать на сердце его прямым непосредственным возбуждением высших стремлений, не забывая, впрочем, необходимости постоянно следить за движениями молодого сердца своим любящим участием, помогая ему до конца познать красоту добра, величие предстоящего ему пастырского подвига. Тогда вместо запрещения и ограничения для воспитания сердца юноши атмосферою любви соединяются слово убеждения, прямо идущее к сердцу, с самой жизнью воспитателя в опору живому слову любви, но не холодное безжизненное резонерство, обольщающее себя надеждою воспитать полного человека развитием в нем одной только мыслящей способности, подчинением его действий приговорам разума без всякого воспитательного действия на сердце, ибо только животворной любовью человек должен соединяться и сливаться с Богом и со всем человечеством.

в) Укрепление воли

Воспитание, наконец, должно укрепить волю студента, твердо установить в ней закон пастырского самоотречения во имя высших нравственных интересов (Ин. 10,11). Истинный пастырь немыслим без образования силы воли, без надлежащего направления ее законам самоотречения, положенным Творцом в самой глубине нашего духа. Самоотречение самое сильное доказательство духовности человека и истинности тех тайных сердечных стремлений души его в сверхопытный мир истины, добра и изящества, которые при правильном развитии его духа становятся законом всей его жизни. Стремления эти врождены духу человеческому, для них не существует смерти. Это порывы младенца, со слезами и задерживающимся дыханием бегущего в объятия матери, завиденной им вдали. Позади слышатся ему ласки чужой женщины, видит он в руках ее прелестные игрушки, восхитительные букеты, а он бежит по–прежнему еще быстрее к родной матери. Между ним и матерью попался на дороге высокий камень, не может дитя вскарабкаться само, стоит оно у камня и горько плачет, и падает в судорожных спазмах от слез, встанет, и опять глаза и рученки его ищут мать, а она уже тут и подает своему малютке руку помощи и прижимает его к груди. Тут–то и покой его…

Таково же отношение высшего мира идей к бессмертному духу человека, в них родное ему, отеческое начало его бытия, к ним–то он и стремится неудржимо, самоотверженно, как покинутый младенец, ищущий свою мать. Вот где, в самом духе человека, начало того высокого закона самоотречения, который, как свидетельствует история и жизнь, составляет непременное условие совершенствования как отдельной личности, так и всего человечества. Ибо, где только нет жертв частных жизней для блага общества?!

В зародыше общего счастья и довольства всегда лежит семя, сеемое смертью частного, отдельного бытия. Возобновим в памяти нашей историю образования, искусств, открытий и изобретений, и везде, везде жертва частного является залогом общего счастья, везде можно видеть торжество любящих истину, добро и красоту души человеческой над потребностями собственно животной природы человека везде самоотречение, где высшие стремления духа человеческого возносят его в светлую область общей жизни из ограниченного, слишком в себе сжатого частного существования[28].

Что жизнь великих людей, которым все человечество обязано улучшением своей общественной жизни, расширением круга своего миросозерцания или чистыми восторгами эстетического наслаждения в мире искусства? Это длинный ряд долголетних лишений и огорчений, часто пожизненная борьба с непонимавшими и преследовавшими их современниками за правоту своих благородных стремлений.

В начале подвига, как девиз их жизни, ясно начертаны слова: «труд и терпение», а на конце борьбы и жизни «славная победа».

Такова была жизнь и великих пастырей святителей Христовым: Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Филиппа митрополита Московского, священномученика Гермогена патриарха всея Руси и многих, многих других пастырей и архипастырей Церкви, отдавших свою личную жизнь за истинное благо Церкви и народа.

Довольно красноречиво говорит нам жизнь и великих деятелей искусства, что закон самоотречения положен в самой глубине человеческого духа, он–то и есть условие общечеловеческого совершенствования. Не то ли скажет нам жизнь и тех людей, которые, стремясь в светлый мир чистых восторгов, произвольной жертвой своей жизни, своего отдельного существования, силились в прекрасных образах дать жизнь тем великим идеям, которые зарождались в их прекрасном духе? Наслаждаясь сами, как творцы своими созданиями, эти служители искусства даровали и даруют человечеству всех времен и народов возможность чистых наслаждений в светлой области прекрасного, которых начало опять в частном, личном самоотречении.

Леонардо–да–Винчи проводит по целым дням за картиной Тайной Вечери, томится внутренней болезнью рождения своих идеалов, и после своей долголетней работы оставляет свое гениальное творение неоконченным по сознанию своего бессилия верно, художественно заключить в образ вдохновляющую его великую идею.

Наш русский художник Иванов много лет посвящает своему великому созданию «Явление Христа народу», изрисовывает десятки этюдов, чтобы дать жизнь лику Крестителя, живет в отчуждении от мира, в забвении себя, чтобы потом напоминать миру о высшей жизни духа в прекрасной области искусства.

Так история говорит нам, что были, есть и будут в человечестве священные жертвенники веры, науки и искусства, которые принесут в жертву свое личное счастье, свою частную жизнь во имя высших идей духа (Ин. 4,14). Они–то и есть украшение, лучшая часть человечества, они свидетели Горнего прекрасного мира, духовного бытия человека. Они свидетели того счастья и блаженства души, которое она находит в возможности делать добро многим, в живом выполнении святой заповеди о любви к истине, добру, изяществу и, следовательно, любви и к подвигу самоотречения, без которого нельзя развиться в душе ни идее истины, ни добра, ни красоты, нельзя развиться поэтому и любви к человечеству, живущему этими тремя силами духа. И это уже не красноречивой, а горькой, прискорбной речью может засвидетельствовать та же история. Стоит только вспомнить темные деяния иных людей, неподчинявшихся в своей эгоистической жизни высшим нравственным интересам, чтобы убедиться нам, что только при выполнении закона самоотречения возможны для человеческой души стремления к сверхопытному миру идей, дающих возможность содержания настоящей полной жизни.

Следовательно, истинная любовь к человечеству там только возможна, где силой доброй воли частное лицо во имя общей жизни оставляет свое «я» и стремится к общему делу.

«Аще зерно пшенично, пад на землю, не умрет, то едино пребывает, аще ли умрет, мног плод сотворит» (Ин. 12,24).

Живой голос человечества всех времен подтвердит, что нравственный закон непоколебим, что действовал он всегда и вездеПервый убийца на земле Каин, мучимый собственной совестью, видит приговор себе на лицах всех и ищет укрыться от страшных последствий преступления. И этот внутренний суд, производимый в душе преступников пред лицом закона добра, сознаваемого совестью, вечный исход человеческой деятельности, посягающей на права человечества.

Иуда, пораженный страстью корысти, предает незлобивого Учителя и сам себя судит: «Согреших, предав кровь неповинную» (Мф. 4,27), и сам над собой совершает страшный приговор внутреннего закона.

Великий знаток человеческой природы Шекспир в своем художественном слове передал нам этот внутренний суд. …В ночь, перед решительною битвою, Ричард III спит в палатке, с проклятиями являются ему убитые им жертвы и наводят на него неописуемый ужас; тревожно просыпается он и слышит в себе что–то похожее на вопль совести. Что же это за голос? Это суд.

Итак, руководить формированием человека в самую жаркую пору его жизни, в лета молодости, наблюдать за стройным и полным согласием его ума, чувства и воли, приучить молодого, еще неопытного юношу к самостоятельному прохождению жизненного подвига, вот к чему должно придти искусство воспитания, как наиважнейшее мероприятие в деле формирования человеческой души.

3. Цель воспитания в духовной школе

Если воспитание вообще является искусством и делом огромной важности, то воспитание в духовной школе особенно серьезное и ответственное мероприятие.

Епископ Феофан говорит: «Воспитание духовное из всех святых дел самое святое. Воспитатель сам должен пройти все степени духовного совершенства, чтобы уметь держать себя, быть способным замечать направления воспитуемых и потом действовать на них с терпением, успешно, сильно, плодотворноНадо расположить дух учеников так, чтобы у них не погасло убеждение, что самое главное дело есть Богослужение, а научность есть придаточное качествоНет ничего ядовитее, гибельнее для духа христианской жизни, как внешняя научность и всецелая о ней забота. Наука холодило»[29].

Что такое школьное воспитание и каково его значение для воспитания?

По словам проф. А. Ветелева, богословское образование в духовной школе нельзя мыслить не связанным со всей системой семинарско–академического воспитания. И наоборот, систему воспитания нельзя представить себе в отрыве от образования. «Дух духовной школы, говорит он, един и неделим во всех моментах жизни этой школы»[30]. Поэтому школа, образовывая юношу, тем самым воспитывает его и, воспитывая, духовно растит и умудряет его.

Единство образовательно–воспитательного процесса в школе должно в полной мере осознаваться самими учащимися (особенно студентами Академии). Никто из них не может позволить сказать себе: богословское образование я признаю, а систему воспитания, как стесняющую меня, отвергаю. Сказать так, значит, встать в непримиримое противоречие с самим собой. Как дух всей школы, так и дух каждого учащегося един и неделим. В свете своего христианского самосознания каждый учащийся должен сам определить свое отношение к школьному режиму. Здесь ему поможет аналогия своей жизни с жизнью монастырской.

Истинный инок в монастырском режиме находит для себя помощь в борьбе с самостью и распущенностью своей природы, в «совлечении ветхогои облечении в нового человека» (Еф. 4,224). Так и вдумчивый семинарист студент в твердом школьном режиме найдет для себя помощь в создании внутренней дисциплины и внутренней духовной свободы. И тогда вопрос о дисциплине в школе перейдет в вопрос о самодисциплине.

Как это возможно? Какая связь режима со свободой? В этой связи мы убедимся в большей мере, если ответим на вопрос: чем определяется развитие внутренней дисциплины и внутренней духовной свободы?

Оно определяется постижением и памятованием каждым учащимся истины, прежде всего, о себе самом, о своем призвании. «Познайте истину, и истина сделает вас свободными», говорит Слово Божие (Ин. 8,32).

Целью воспитания в духовной школе является созидание двух принципов послушания и церковности.

Для учащегося духовной школы постигать истину о самом себе значит проверять себя в каждый момент школьной жизни с точки зрения тех задач, которые стоят перед ним. Этими задачами, прежде всего, являются: созидание в себе внутреннего «сокровенного человека» (1 Петр. 3,4), то есть, христианина и затем, подготовка себя к служению Церкви. Ту и другую задачу немыслимо разрешить на путях «противления», противопоставления себя школьному режиму и школьному коллективу. Поэтому необходимо возникает потребность послушания Церкви и Богу.

Смирением и кротостью украшается внутреннее существо воспитанника, терпением и подчинением себя школьному руководству и режиму создаются в нем эти украшения и достоинства. Так неизбежно учащийся, исходя из истины о себе самом, побуждается вырабатывать в себе принцип послушания Церкви и Богу и тому руководству и режиму, которому он призван подчиняться по самому своему положению, пока как воспитанника духовной школы, а затем и будущего пастыря Церкви Божией[31].

Наряду с принципом послушания должен выступать перед учащимися и другой, связанный с ним принцип принцип церковности.

Церковь Христова «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3,15). Она имеет в своей истории неисчислимые опыты духовных подвигов, представляющих воплощение в жизнь учения Христова. Она в течение тысячелетий боролась с различными ересями, видела и самые разнообразные направления духа времени. Как гранитная скала, незыблемая пред непрестанным яростным напором морских волн, Она видела у своих ног крушения многих кораблей, не управляемых единым Кормчим, Которому «ветры и море повинуются» (Мф. 8,27). Здесь в Церкви верующий получает твердое настроение, прямолинейные убеждения, цельность мировоззрения, способность распознавать и испытывать всякое явление в мире мысли и жизни; словом, все, что делает человека глубоко убежденным, опытно умудренным, светло и ясно настроенным, дает Церковь.

Православие показуется, а не доказуетсяТолько опираяясь на непосредственный живой религиозный опыт, можно обозреть и оценить духовные сокровища Церкви. Подвижники церковные живы для живых и мертвые для мертвых. Для потемневшей души лики святых угодников темнеют, для параличной тела их застывают в жуткой неподвижности. Разве неизвестно, что кликуши и бесноватые боятся их? И не грех ли перед Церковью заставляет боязливо коситься на нее? Но ясные очи по–прежнему видят лики угодников Божиих сияющими, как «лице Ангела». Для очищенного сердца они по–старому приветливы, как и в старь они вопиют и взывают к имеющим уши слышать…

Можно спросить, почему чистая непосредственность народа невольно тянется к этим праведникам? Почему у них народ находит себе и утешение в немой скорби, и радость прощения, и красоту небесного празднества?

Не обманываюсь я. Знаю твердо, что зажег я себе не более как лучину или копеечную свечечку желтого воска. Но и это дрожащее в непривычных руках пламешко мириадами отблесков заискрилось в сокровищнице святой Церкви…

Многими веками изо дня в день собирали сюда сокровища: самоцветный камень за камнем, золотая крупинка за крупинкой. Как благоуханная роса на руно, как небесная манна выпадала здесь благодатная сила озаренной души. Как лучшие жемчужины ссыпались сюда слезы чистых сердец. Небо, как и земля, многими веками делало тут свои вклады. Затаеннейшие чаяния, сокровеннейшие порывы к богоуподоблению, лазурные после бурь наступающие минуту ангельской чистоты, радость богообщения и святые минуты острого раскаяния, благоухание молитвы и тихая тоска по небу, вечное искание и вечное обретение, бездонно–глубокие прозрения в вечность и детская умиренность души, благоговение и любовь, и любовь без конца…

Текли века, а это все складывалось здесь, накапливалось и хранилось. И каждое мое духовное усилие, каждый вздох, слетающий с кончика губ, привлекает мне на помощь накопленный здесь залог благодатной энергии. Невидимые руки носят меня по цветущим лугам духовного мира. Неисчислены, несметны, неописуемы духовные богатства Церкви. И мне можно взять часть их для себя, для своей пользы, могут ли глаза не разгореться? Жадность разбирает меня, я хватаю первую попавшуюся пригоршню. Я даже не посмотрел, что это алмазы или смарагды, или быть может, нежные маргариты?…

Церковность вот имя тому пристанищу, где умиряется тревога сердца, где успокаиваются притязания рассудка, где великий покой нисходит в разум.

«Пусть ни я, ни другой кто, говорит П. Флоренский, в полноте не мог определить, что есть церковность. Самая эта неопределимость церковности, ее неуловимость для логических терминов, ее несказанность не доказывают ли, что церковность это сама жизнь, особая, живая жизнь, данная людям»[32].

Церковность есть Тело Христово, полнота, наполняющая все во всем (Еф. 1,23). Она есть та Богочеловеческая стихия, из которой, так сказать, сгущаются и выкристаллизовываются чинопоследования таинств, формулировки догматов, канонические правила и отчасти даже текущий, временный уклад церковного быта. Где нет духовной жизни, необходимо нечто внешнее как обеспечение церковности. Определенная личность, папа или система кардиналов, вот критерий церковности для католика. Определенная вероисповедная формула, символ или система формул, текст Писания, вот критерий церковности для протестанта. В конечном счете и там и тут решающим является понятие. Но, становясь высшим критерием, понятие тем самым делает уже не нужным всякое проявление жизни.

Итак, церковность это новая жизнь, жизнь в Боге, полнота жизни в ограде церковной. Спрашивается, какой же критерий правильности этой жизни? Красота. Да, есть особая красота духовная, и она неуловима для логических формул. Старцы духовные «набили руку» в распознании доброкачественности православной духовной жизни. Вот почему для всякого, желающего понять православие, есть один только способ зажить православно, стать настоящим православным человеком, окунуться разом в самую стихию православия.

Епископ Феофан, замечательный богослов последнего времени, пишет, что самое действительное средство к воспитанию истинного вкуса в сердце есть церковность, в которой неисходно должны быть воспитываемы дети и юноши. Сочувствие ко всему священному, сладость пребывания среди него ради тишины и теплоты, отрешение от всего блестящего и привлекательного в мирской суете Церковь, духовное пение, святые иконы, вот основные идеи и предметы, исключительные по содержанию и силе[33].

Говоря о церковности как особой изящной красоте, как о встрече с прекрасным, мы спешим пояснить, что здесь красота разумеется даже не художественная, которую сколько не догоняй, она все–таки где–то впереди, но красота высшая, духовная, нравственная.

«Недавно был я у Всенощной; диакон и священник произносили «славословие» и прошения. Хор отвечал им возгласами и радостью песен. Предшествуемый диаконом со свечей священник обходил церковь и приветствовал, склоняясь и кадя сияющие лики святителей, Божию Матерь с Младенцем, и была церковь полна тишины, благоговения, глубокой, неизъяснимой радости. Мгновениями искоса я видел лица умиленные, кроткие, восторженные, сияющие любовью. «Все вместе, все одно», радостно проносилось во мне. Как величаво, как тихо–прекрасно, как неописуемоСлезы лились из моих глаз. Я плакал, я не мог сдержаться. Если бы можно было не сходить никогда с этого местаЧувствовал, как сердце мое расширяется, и не было ему преград. Оно устремлялось ввысь, к светлому пространству, которому нет конца. Разошлись стены храма. Сияет беспредельностьКакая красота! Как красиво! Как неописуемо!Это райское жительство!»[34].

А вот еще. «За Всенощной поют «Честнейшую». Все опускаются тихо на колена. Море голов в разных платочках: белых, красных, зеленых, голубых, точно сад Эдемский. Тихо несется песнь Пречистой, плывет фимиам благовонныйМоре людей стоят на коленах, кротко, тихо, умиленно молятся, клонятся головы, точно нива золотая. Сколько здесь красоты, сколько небесности! Где вы еще встретите подобное, в каком здании, в каком общественном месте?!». Церковность… Как ты прекрасна, изумительна!

А вот еще. «Евхаристический канон. Покоится Великая ЖертваТишина и торжественность вокруг. Духовными очами зрится Царь славы, сияющие и кроткие лица небожителей смотрят долу. Священник робко–трепетно взирает на Святые Дары. Слезы, тихие слезы бегут. Позади льются благодарения любвиХор умиленно исполняет гимн великой тайны. Тысяча сердец кротко, по–детски веря, кланяясь, впитывают сладость небесной красоты, мира душевного, полноты неземного счастьяКак все это красиво! Полно, истинно–жизненно!»[35].

А как неизъяснимо премудро вселяется Христос в сердца миллионов людей разом в малой доле (крошечке Святых Таин). Как Он освежает жизнь Собою. Как Он и каплей Крови освящает нашу кровь, жжет терния грехов наших, вселяет радость полной жизни. И все это разом, в один почти миг, минуту и везде, и всюду, во всем мире, в бесчисленных миллионах верующих людейКак премудро, прекрасно!…

Да, церковность это красота, благолепие, и красота даже не художественная, внешняя, а прежде всего, красота нравственная, возвышенная, духовная, красота вечная, неувядающая красота кротких, смиренных душ, красота тихих поклонов, красота светлых, любящих взоров, красота жизни, жизни полной, святой, вечно счастливой[36].

Церковность условно может быть понята двояко: в узком и широком смысле.

Что разуметь под церковностью в узком смысле? Каждый из верующих людей, принадлежащих Православной Церкви, с детства привыкает жить по–церковному: соблюдать посты, молиться дома и в храме установленными Церковью молитвами, хранить себя от греха исповедью и причащением, благотворить, жить со всеми в мире и любви.

Здесь, как мы видим, один шаг связан с другим; следование церковным установлениям в одном влечет за собой послушание в другом. Этот строй и порядок жизни и может по праву быть назван церковным. Если оформление жизни по церковным установлениям обязательно для каждого верующего члена паствы, то тем более оно обязательно для тех, кто готовит себя для духовного руководства этой паствой. В силу этого распорядок семинарско–академической жизни строится по уставно–церковному режиму: с соблюдением постов, молитв, посещением Богослужений, с укреплением духовных сил исповедью и причащением, с соблюдением братолюбия и благочиния, с несением послушаний и проч. В этом режиме нет строгой монастырской установки с требованием аскетических подвигов в молитве, воздержании и др. Но, однако, есть тот необходимый минимум церковности, без которого немыслима жизнь православного священника.

Вставая на путь этой церковности, учащийся по выходе из школы не будет поставлен перед необходимостью резко изменять свой образ жизни, перестраивать одни привычки и нормы в жизненном укладе на другие. Короче говоря, церковно–уставная жизнь в школе подготавливает к пастырской жизни на приходе. Чрезвычайно важно учащимся понять эту сторону в жизни духовной школы. Духовная школа есть как бы преддверие церкви (храма), ее паперть и притвор. Пройдя паперть и притвор, люди обычно начинают уже предощущать самую Церковь и благоговейно настраиваться, чтобы достойно войти в дом Божий.

Воспитанием в духовной школе этого преддверия Церкви учащийся и призывается по мере сил проникаться предощущением своего будущего пастырства, преисполняться готовностью подготавливаться к великому подвигу пастырского служения.

И здесь со всей остротой встает перед ним задача борьба с самим собой за строгое соблюдение школьного режима.

4. Пожелания мудрых наставников

а) Профессора В. Певницкого — 1й урок воспитания церковности

«Семинарская дисциплина, говорит он, должна отличаться своим специфическим характером, и порядок жизни воспитанников и студентов, имеющих в виду священническое служение, должен быть устрояем соответственно их будущему назначению. От них должно требоваться строгое выполнение всех церковных постановлений, и их нужно так вести, чтобы они сами, по движению своего религиозного чувства, не дозволяли себе ни малейшего уклонения от исполнения христианских обязанностей независимо от того, требуют ли от них то или другое, предписываемое Церковью и верой, прямо и официально или нет, наблюдают за ними или нет. Над всем в их поведении должно господствовать и всем заправлять сознание того, что они призваны быть служителями Божиими и учителями других в том, как нужно жить по закону Христову.

Дом молитвы, предписываемый христианской совестью, их первейшая обязанность. Они неопустительно являются к богослужению во все воскресные и празднчиные дни и это должны делать не по обязанности, а по охоте и усердию, так что не только непосещение, но и поздний приход к богослужению уже тяготил бы их совесть.

Они все вместе обязательно присутствуют при чтении утренних и вечерних молитв и без молитвы не садятся за стол и не встают от стола.

Им нельзя позволять канун воскресного или праздничного дня осквернять какой–либо светской забавой или участием в каком–либо развлечении мирского характера, что часто бывает в светском обществе.

Они строго держат пост по уставу церковному, и малейшее отступление их в этом от устава церковного и нарушение поста, не вызываемого нуждой или предписанием врача, должно быть вменено им в вину.

Кто не исполняет христианских обязанностей и установлений церковных или, по крайней мере, затрудняется их исполнением и обнаруживает желание уклоняться от их исполнения, тот тем самым устраняет себя от священства.

Что будет за священник, который должен быть молитвенником пред Богом за других и ревнителем исполнения закона Христова и устава церковного, из того юноши, который в период приготовления к священству пренебрегает существенными требованиями своего будущего звания, не исполняя как следует молитвы, нарушает посты и не находит никакого удовольствия в том, чтобы присутствовать при богослужении в дни воскресные и праздничные?

Унизительные, несообразные назначению семинаристов грубые чувственные удовольствия, например, распущенный разгул, участие в веселой пьяной компании, беспорядочные пирушки, не чуждые циничного характера, должны быть для них запрещены.

В заключении автор отечески увещевает семинаристов внутренне слиться со школьным режимом, сделать его второй натурой.

Пусть порядки духовной школы, говорит он, войдут, так сказать, в плоть и кровь воспитанника, пусть сделаются его привычкой и второй природой. Пусть не глаз наставника или надзирателя, а его собственная совесть удерживает его от разных поползновений и неприличий. Тогда можно ручаться, что кандидат священства окажется достойным того поста, какой его ожидает, и его поведение не вызовет ни в ком хулы и осуждения[37].

Нельзя не согласиться с жизненной правдой золотых слов мудрого наставника. В них мы находим живую фотографию не только прежней, но и современной духовной школы и целую программу самовоспитания будущего служителя алтаря Господня.

Эти высказывания проникнуты и знанием неустойчивости юношеского возраста, и глубокой убежденностью в необходимости церковных основ в воспитании юношества, и отеческой заботой и тревогой о кандидатах священства, и сыновним попечением о благе Православной Церкви.

Эти суждения для каждого воспитанника и студента могут быть одним из тех документов, по которым он может направить и проверять свою жизнь в период подготовки к священству.

Весь ход мыслей проф. В. Певницкого и цель его рассуждений сводятся к призыву: «Будем жить, молодые друзья, по церковным установлениям, по церковному принципу на благо себе и святой Православной Церкви».

Примем к сердцу пожелания и другого наставника архипастыря Церкви Христовой Димитрия Херсонского.

б) Архиепископа Димитрия Херсонского — 2й урок воспитания церковности

«Здесь (в школе) в течение нескольких лет вам должно изучить и познать тайны Царствия Божия, возвещенные Христом, проповеданные святыми Апостолами, чтобы научиться самим и научить других, «како подобает в дому Божием жити, иже есть Церковь Бога жива»Вы должны со временем сделаться благоговейными служителями храма Господня, благовестниками Слова Божия, строителями таин Христовых к просвещению, освящению и спасению душ, искупленных честною кровию Христа.

Видите, други мои, звание ваше, это звание святых пророков и апостолов, пастырей и учителей. Одушевитесь этой мыслью, устремите ум и сердце свое к этой высокой и святой цели…

Явно, что для столь высокого и святого служения должно быть уготовление со всем тщаниемОднако, внешнее средство учения, как ни важно и необходимо само по себе, не приведет вас к желаемой цели, не сделает истинно просвещенными…

Нужно и другое, более действенное средство внутреннее образование. Оно состоит в деятельном осуществлении христианского учения в собственной жизни, в действительном обновлении нашего духа по образу Создавшего нас…

Не тот просвещен, кто прочитал всю Библию, изучил все тонкости богословских наук, а тот, кто богоугодною жизнью вообразил в себе Христа.

Царство Божие состоит не в слове, а в силе. Можно ли иметь о нем верное понятие, не испытав над собой его силы? Откуда в нашем слове явится жизнь и сила, если нет их в сердце? Тогда только слово наше бывает живо и действенно, когда оно растворено силою благодати, обитающей в нашей душе. Поэтому истины веры должны запечатлеваться и жить в вашем сердце, соделаться жизнью вашего духа и обнаруживаться в ваших действиях и поступках.

Если вы, например, любите упражняться в чтении Слова Божия и книг душеполезных, отвергая произведения праздной фантазии, значит вы образовали в себе здравый вкус, уменье отличать доброе от лукавого. Если вы с охотой притекаете в храм Божий, с благоговейным вниманием и сердечным умилением участвуете в молитвах церковных, любите по временам упражняться в уединенной молитве, значит вы постигли дух богослужения церковного, познали сладость молитвы. Если в поступках ваших обнаруживается самоотвержение, кротость, смиренномудрие, послушание, искренность и чистота сердца; если между вами царствует братская любовь, взаимная услужливость, снисходительность, непамятозлобие, взаимное прощение друг друга, то вы воистину ученики любви, ученики Христовы.

Скоро сотни и тысячи чад Церкви будут ожидать от вас просвещения и наставления на путь правый, ведущий в Царство Божие, будут взирать на вас, как на образец христианской жизни и деятельности. Если вы с любовью и ревностью Моисея и апостола Павла будете ходатайствовать пред Богом о людях сих; если с чистотою св. Василия Великого и Иоанна Златоуста будете приносить умилостивительную жертву Тела и Крови Христовой о спасении их, то сколько благословений низойдет через вас с неба на землю! Если же нечистотою и нечувствием своим будете привлекать гнев Божий на себя и на вверенных духовному попечению вашему людей, сколько проклятий упадет на главу вашу!Если, взяв ключи Царствия Божия, сами не пойдете и хотящим войти воспрепятствуете, то какой казни не будете достойны пред судом Христовым!

Видите, возлюбленные, что ожидает вас по исходе отсюда. Сами чувствуете, как драгоценно для нас настоящее время. Если теперь обучите себя смирению, кротости, терпению, самоотвержению, любви к Богу и ближнему, то эти благие семена возрастут со временем в древо великое и произрастят обильные плоды во славу Божию…

Блажен, иже возмет ярем благоговейного и непорочного служения Господу в юности своей; для того легко и приятно будет нести иго Господне и в лета мужества»[38].

Таковы высказывания архиепископа Димитрия о подготовке к священству воспитанников семинарии.

Эти высказывания и в настоящее время к нашим воспитанникам имеют прямое отношение. В них звучит архипастырский голос, вразумляющий, предупреждающий и зовущий со школьной скамьи готовиться к великому пастырскому служению. Нельзя не подчеркнуть основного пожелания, высказанного архипастырем, совмещать изучение истин нашей веры с жизнью по этим истинам, чтобы духовно и просвещаться, и возрастать.

Наставления архиепископа Димитрия как бы продолжают наставления профессора Певницкого и завершают их. У того и другого во главу угла положены интересы Церкви Христовой и заботы о должном воспитании семинаристов и студентов духовной школы.

Каждый воспитанник должен руководствоваться этими интересами со школьной скамьи, привыкая смотреть на себя, как на будущего служителя алтаря Господня.

в) Святейшего Патриарха Алексия — 3й урок воспитания церковности

Кроме наставлений, имеющих отношение к воспитанникам старой духовной школы, мы имеем наставления и пожелания, обращенные к воспитанникам современной духовной школы. Они даны в слове Святейшего Патриарха Алексия, произнесенном в храме Духовной Академии в Ленинграде 6 декабря 1949 года. Приводим это Слово с небольшим сокращением.

«Православный русский народ, говорит Святейший Патриарх, истомился в искании истинно добрых духовных пастырей. Их, верим, немало и теперь, но далеко не так много, как бы хотел православный русский народ и сколько их нужно для блага и процветания нашей Православной Церкви. Поэтому, молясь здесь вместе с теми, которые со временем будут пастырями, которые теперь готовятся быть пастырями, русский народ с особой любовью смотрит на них, как на будущую надежду Церкви, как на будущих пастырей, чуждых того соблазна, который в недавнее время, как ураган, ворвался в нашу Церковь, к которому были, к сожалению, причастны многие и многие пастыри…

Православный русский народ очень тонко умеет узнавать и ценить истинного пастыря. Его не соблазняют и не вводят в заблуждение драгоценные камни, сияющие на митрах и крестах многих нынешних священников; он желает видеть пастырей, украшенных блеском душевных качеств, желает видеть сияние души пастыря; он желает видеть пастыря человеком высоких духовных достоинств; русский народ желает видеть пастыря отцом, который проникнут любовью к нуждам паствы; он идет к священнику и ждет услышать от него слово спасения, как ему спасти душу, как ему направить свою жизнь, чтобы привлечь к себе благодать Господню, как ему преодолевать трудности жизненные, как справиться со своими скорбями, недугами, немощами, как беречься от падений греховных.

Вот что желает он получить от пастыря. Он не верит громким словам иного пастыря–проповедника, словам, в которых не слышно голоса Священного Писания и святых отцов, но в которых обильно рассыпаны земные слова земных художников, слова и речи таких проповедников не проникают в сердце русского православного человека. Он ждет от пастыря разъяснения Слова Божия, ждет, чтобы пастырь в проповеди своей указал ему путь, по которому ему надлежит идти, и тогда к такому пастырю открывается его сердце. Пасомые простят иному пастырю некоторую, быть может, сухость и суровость, которые свойственны иным характерам, простят ему и даже его слабости, но никогда русский православный человек не простит священнику неверия или даже неблагоговейного, небрежного, формального исполнения своих пастырских обязанностей.

Вот, возлюбленные отцы и братие, с какими мыслями приходят верующие люди в дом Божий, надеясь увидеть в его стенах добрых пастырей и отцов; и поэтому, я полагаю, и для нас таков должен быть истинный пастырь и попечитель душ человеческих.

У пастыря два священных долга: это молитва и подвиг. Молитва и подвиг это как бы два крыла, которые возносят пастыря от земли в область небесного. Молитвой он сопровождает каждое свое священнодействие в храме, молитвой он и дома приготовляется к совершению Божественной службы. И чем углубленнее бывает эта уединенная молитва, чем истовее он совершает свое келейное правило, чем точнее он выполняет требования, установленные Церковью, тем действеннее бывает сила его священнодействий.

И русский православный народ хорошо разбирается в том, молится ли пастырь, совершая то или иное молитвословие, или только внешним образом исполняет написанное в книгах.

Затем подвиг сопровождает всю жизнь пастыря. Пастырь всего себя должен отдать своему высокому служению; он должен точно исполнять уставы и правила Святой Церкви; должен строго соблюдать установленные Церковью посты, показывая этим пример своим пасомым. Подвигом он должен освещать весь путь свой пастырский, должен жить не для себя и даже не столько для своей семьи, сколько для паствы. Вы скажете мне на это, что подобное отречение от мира и всецелое предание себя подвигу есть почти монашество. Да! Пастырство и монашество это два родных брата, два пути, которые сходятся; как тот, так и другой путь требуют от человека отрешения от себя и непрестанного подвига. Если Святая Церковь благословляет пастырю иметь семью, то только для того, чтобы он имел утешение в своей многообразной пастырской деятельности. Он приходит из храма в свой дом, и здесь его встречает покой семейный и окружают заботы близких. И благо тому пастырю, который умеет поставить семью свою на высоту духовной жизни, у которого семья домашняя Церковь; горе не тому пастырю, который и сам ищет мирских развлечений, и семью свою увлекает на путь мирских соблазнов: он очень скоро почувствует опасность таких увлечений.

Подвиг пастыря должен заключаться и в том, чтобы отрешиться от прелестей и утех мира, и если пастырь не свободен от этого соблазна, это признак, что у него нет истинного пастырского духа.

Не является мелочью и то, как пастырь относится к внешнему своему облику; если, как теперь, к сожалению, мы видим у многих духовных лиц, он без уважения относится к своей духовной одежде и предпочитает иметь вид католического патера или лютеранского пастора, не есть ли это признак того, что он не оставил и других мирских навыков? И как может он требовать уважения к себе, как к пастырю, когда он сам не обнаруживает уважения к своему сану?

Пастырь в церкви и дома, в семье своей, должен оставаться священнослужителем и всегда помнить, что он должен быть, по Апостолу, «образ верным словом, житием, любовью, духом, верою, чистотою» (1 Тим. 4,12).

Монах священнослужитель не имеет семейного утешения, он и в келье своей совершает одиноко свой подвиг. Но и священник семейный, и монах–священнослужитель совершают одно и то же святое дело, идут по одному и тому же Божьему пути и дадут одинаковый ответ перед Судом Божиим за паству.

Вот, возлюбленные отцы и братие, какой высокий образ пастыря требует и желает видеть в каждом идущим по этому пути Святая Церковь. И здесь, в духовной школе, все должно быть направлено к тому, чтобы создать цельный образ истинного, боголюбивого, благоговейного пастыря. И поэтому, когда мы слышим, что в духовной школе порой тоже бывают попытки ввести мирские обычаи и развлечения, мы не одобряем этого, потому что это постепенно отвлекает готовящихся к пастырству от этого пути и от той цели, к которой они должны стремиться. Все здесь должно быть направлено к тому, чтобы создать духовность у воспитанников духовной школы. Эту духовность требует Святая Церковь, этого же желает не меньше, чем мы, весь православный верующий русский народ.

Мы все ждем, что наши будущие пастыри будут людьми высокой нравственности, что они будут всецело преданы своему служению, что они будут подавать пример своим пасомым и, прежде всего, пример чистоты духовной жизни. Труден этот подвиг, в особенности, когда мир так стремительно и таким потоком врывается в церковную область, когда люди, уже имеющие духовный сан, часто поддаются соблазнам мира и, таким образом, теряют свой духовный авторитет перед своей паствой.

Я сказал, что народ очень внимательно относится к тому, каков его священник, каков его духовный пастырь, и если он все же принимает от пастыря, которого он не может уважать, Святые Таинства и благословения, это только показывает, какой смиренный наш русский народ, как он верно и глубоко понимает значение благодати священства; понимает, но вместе и скорбит…

Дай Бог, чтобы выходящие из этих стен будущие пастыри явились такими, какими желает их видеть русский верующий народ; чтобы они явились такими, какими учит их быть Церковь и духовная школа, которая закладывает в них добрые семена духовной жизни и учит уважать тот высокий сан, к которому они стремятся»[39].

А вот Святейший Патриарх Алексий характеризует духовные качества русского народа.

г) Святейшего Патриарха Алексия — 4й урок воспитания церковности

(Речь Святейшего Патриарха пред Представителями и Предстоятелями всех Православных Церквей в 1948 году в Трапезном храме Троице–Сергиевой Лавры)

«Какой смиренный, кроткий, терпеливый верующий русский народ. Это народ крестоносец. Как любит он молиться, любит посещать святые места. С котомочкой за плечами, в бедной одеженке, с посохом в руке русский человек за многие версты идет в Почаев, к Троице–Сергию. Переносит голод, холод, большие трудностии все смиренно, кротко, безропотно. А с какой любовью, самоотвержением и доверием относится он к священнику, если увидит его ревность, молитву, преданность своему святому делуС каким благоговением он подходит под благословение. Какие душевные тайны открывает ему на исповеди! Как глубоко он надеется на священническую молитву. Да, поистине русский верующий народ, это народ святой детской веры, он имеет глубокую преданность чувства. Любит он молиться, любит трудиться и терпит все, благодаря Бога»[40].

В словах Святейшего Патриарха, как видим, дано весьма существенное указание на современное отношение к пастырю верующего русского народа. Какая правдивая и прекрасная характеристика верующей русской души! Сколько здесь правды, верного анализа, глубокого познания современного верующего человека!

Горе пастырю, если он будет пренебрегать теми высокими требованиями, какие предъявляет к нему его православная паства.

Выводы из Слов Святейшего Патриарха Алексия

Чтобы быть на высоте пастырского служения, современный пастырь должен быть молитвенником и подвижником.

По силе подвига пастырство близко к монашеству.

Мирские соблазны и увлечения должны быть чужды пастырю, так как лишают его «истинного пастырского духа».

Священнослужитель всегда и везде должен «оставаться священнослужителем», даже и в своем внешнем облике.

Все это возможно при создании в себе цельного образа истинного, боголюбивого, благодатного пастыря. Такого пастыря ждет от современной духовной школы и наш народ, и Святая Церковь.

Такова сущность наставлений Святейшего Патриарха. В них нашло отражение и глубокое понимание высоты пастырского служения, и забота о благе Святой Церкви, и отеческая любовь к духовному юношеству.

Это Слово Святейшего Патриарха должно запечатлеться на скрижалях сердца каждого воспитанника–студента и быть руководственным в жизни.

5. Памятование церковного дня

«Богослужение нашей Православной Церкви, пишет архиепископ Вениамин, праздничное и будничное поставляет нас в живейшую связь с Главой Церкви Господом нашим Иисусом Христом, Его Пречистой Матерью, Небесными силами и всеми святыми»[41].

Если Богослужение настолько реально и жизненно, отсюда и принцип церковности реальный, жизненно–практический принцип. По нему и должна со дня на день протекать жизнь воспитанника–студента.

Что входит в него помимо того, о чем было сказано выше? В него входит, так называемое, памятование церковного дня. В чем оно состоит и что требует от учащегося? Оно требует от него жить вместе с Церковью, быть в ежедневном молитвенном общении с ней.

Каждый день Святая Церковь чтит память святых этого дня, посвящая им молитвы, песнопения и чтения в чине богослужения этого дня. Тем самым она входит с ними в непосредственную молитвенную связь, получая от них (от Церкви Небесной) благодатные воздействия и духовную помощь.

Жить вместе с Церковью значит быть в благодатном молитвенном общении не только с Господом Богом, Матерью Божией и особо чтимыми святыми, но и с теми угодниками Божиими, память которых творится со дня на день в годовом круге церковных богослужений.

Воспитанник–студент не каждый день может посещать утреннее и вечернее богослужения в храме, но он может творить память каждого церковного дня чтением апостольских и евангельских зачал, молитвенным воспоминанием святого дня. Творить память церковного дня он может в те моменты текущего дня, которые найдет для себя наиболее подходящими и удобными.

Картина была бы полнее, если бы воспитаннику удавалось прочитать краткое житие Святого (хотя бы по Однотомнику) и канон и стихиры по Минее. Тем самым он не только полнее соучаствовал бы в памяти церковного дня, но и полюбил бы церковно–богослужебные книги, создав навык в пользовании ими.

В круг церковной жизни каждого воспитанника могут входить и молебны, творимые с участием товарищей в день ангела каждого из них, и панихиды, совершаемые в дни памяти почивших родителей, иерархов, наставников и проч.

Для творения памяти церковного дня воспитаннику–студенту нужно иметь Новый Завет, православный церковный календарь, однотомник жития Святых, месячную Минею. Имея эти книги и ежедневно пользуясь ими, воспитанник и мог бы жить общей жизнью с Матерью–Церковью. Начав так жить в школе, он углубил бы эту жизнь на приходе.

Следует отметить, что клиросное послушание учащихся в составе очередной десятки также располагает их к памятованию церковного дня и к общей жизни с Матерью–Церковью.

6. Церковность в широком понимании

а) По мере усиления религиозно–духовной жизни на началах послушания и церковности, возрастает, углубляется и сама церковность в душе каждого учащегося. В храм он идет уже не по одному внешнему нажиму, а и по внутреннему зову, и не только тогда, когда звон колокола созывает на молитву, а и в другое время. На этой стадии духовного развития храм приобретает еще большее значение для учащегося. Раньше он воспринял его преимущественно как дом молитвы, где богослужение с пением, чтением и совершением даже бескровной жертвы лишь создавало условия для молитвенной настроенность, и душа учащегося не всегда располагалась к углублению во внутренний, таинственно–мистический смысл этого богослужения. Так что, если прерывалась в душе молитва, то падало у учащегося и настроение, возникала рассеянность, а за ней появлялась усталость в ногах, томление в теле и желание выйти из храма. Даже клиросное послушание (пение и чтение) не всегда поддерживало это молитвенное настроение. Здесь (на клиросе) свои соблазны (рассеянность) и помыслы (тщеславия) отнимали силы на борьбу с ними и понижали молитвенную настроенность. Теперь же, на этой новой стадии, пребывание в храме осмыслилось и одухотворилось в большей мере, чем это было раньше. Сам храм превратился в место более ощутимого сияния славы Божией, общений Церкви Небесной и земной, славословия ангельского чина, служения Самого Иисуса Христа, как «Приносимого и Приносящего Жертву сию». Лики святых на иконах в большей мере оживились и вошли в таинственно–благодатное общение с душой молящегося. По–новому зазвучали в душе песнопения–призывы: «горе иметь сердце», «отложить всякое житейское попечение», «вкусить и видеть, яко благ Господь»[42] и проч. Углубилось понимание и созвучие душе ектенийных прошений. Почувствовалась большая близость и единение в Боге всех «предстоящих и молящихся». Душерастворенностью в общей молитве («едиными усты и единым сердцем») и единением всех в Едином Господе чрез Причащение Телом и Кровию Христа создалась реальность ощущения, радость праздника осеняла и осеняет душу духовным обновлением и благодатным состоянием.

б) От посещения Богослужения усиливается и дар молитвы. Этот дар дается учащемуся уже не только в местах и моментах общих для всех (храме, столовой, чертогах), но и при других условиях. То на уроках, как бы забывшись, он уходит в безмолвие внутренней молитвы при сохранении внешнего внимания к уроку. То в столовой, прислушиваясь к чтению жития святого, он непроизвольно настраивается на благодатно–молитвенный лад. То в спальне, раздеваясь и ложась незримо для всех вновь творит молитву на сон грядущий и просит Господа простить грехи сегодняшнего дня и послать мирный сон в предстоящей ночи. Усиление молитвенности учащегося ведет к усилению сознания своей греховности и вины пред Богом и людьми и желания исправиться, обновиться.

в) Чаще всего такое состояние возникает тогда, когда душа остается одна, сама с собой. Поэтому она и ищет время от времени уединения, безмолвия, внутренней сосредоточенности и самозамкнутости. Правда, жизнь в школе это непрерывный напряженный поток, целиком вовлекающий в себя каждого учащегося. И все же нужно находить в себе силу, чтобы время от времени «вынырнуть» из этого потока, «удалиться в пустыню» внутреннего безмолвия, уединения и, «придя в себя» (Лк. 15,17) проверить свою жизнь мысленно, мужественно взглянуть в свою душу с вопросом, есть ли в ней борьба с грехом и связь с Господом в покаянном чувстве и молитвенном уединении.

Моменты уединения и самопроверки можно создавать и на прогулках в стенах Лавры, и у раки Преподобного, и в спальне, и даже в классной комнате.

Периодическое, краткое уединение не ведет к расхолаживанию отношений с товарищами. Наоборот, после самопроверки учащийся с новой энергией берется за учебу и чувствует большую связь с товарищами. Это сказывается в том, что усиливается прямодушие в отношениях с ними, искренность, доброжелательство, уменьшается раздражение, гнев, зависть, зложелательство. В каждом товарище все более начинают выступать черты образа Божия, и в своем сердце обретается тяготение к нему, как к брату во Христе.

г) Все это создает потребность в подлинном братолюбии и христианской верности. Обычно верность создается общностью интересов и чаще всего таких, которые влекут людей к подъему их внутренних сил и духовному росту. Подлинная верность не часто встречается между людьми. И счастлив тот, кто нашел верного друга по душе.

Христианская верность, правдивость отличается от всякой другой тем, что в ней участвует и третье лицо, объединяющее людей. Это Бог, ради взаимного восхождения к Которому любовно и жертвенно действует душа каждого из двух остальных. Такой верностью озарялись еще на школьной скамье сердца юных Василия Великого и Григория Богослова. Такая любовь объединяла святителя Иоанна Златоуста с его сотаинником Василием (см. Иоанна Златоуста книги о священстве). Она возможна и желательна в нашей среде. Дружба и христианская любовь к одному товарищу проливает живительный свет на отношения к другим. Сердце начинает ощущать единство со всеми. Так создается ощущение коллектива, как единого организма, призванного к единой цели приращать самого себя в любви (Еф. 4,16).

Бывает ли так в жизни школьного коллектива у всей массы учащихся? Едва ли можно сомневаться, что у всех учащихся то в большей, то в меньшей мере, то в одно, то в другое время, но все же возникает чувство своей духовной общности, своего единства со всеми товарищами в своих духовных упованиях и устремлениях. Тем самым пред их сознанием все яснее выступает всеобъемлющий характер подлинно христианского духовно–благодатного единства в Боге и христианской любви, то есть, единства в Церкви Христовой.

Так естественно учащиеся подходят по опыту своей внутренней жизни к восприятию Церкви в ее более глубоком понимании и значении.

Что же есть Церковь в этом глубоком понимании? Церковь есть объединение в Боге и христианской любви общества, имеющего свои церковные формы и благодатные средства для достижения спасения. Говоря иначе, Церковь есть единый благодатный, собранный, со времен апостольских существующий организм или тело, Главой Которого является Сам Христос (Кол. 1,24).

Это и есть «Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь».

Чрезвычайно важно учащемуся не просто знать это определение, ибо он знает его еще со времени изучения катехизиса, а внутренне воспринять и запечатлеть его в своем сердце, чтобы им руководствоваться в жизни и определять отношение к школьному коллективу.

Что представляет из себя этот коллектив в глубоко–церковном его понимании? Он представляет из себя малую домашнюю Церковь, долженствующую строить свою жизнь по–церковному и в узком, и в глубоком смысле этого слова.

Вот отсюда–то с этой высоты каждый учащийся и должен рассматриваться и определять свое поведение как именно члена домашней Церкви, а не только как воспитанника школы.

У членов этого единого тела (домашней Церкви), то есть, у товарищей существует разделение и по одаренности, и по многим другим признакам (1 Кор. 12,4). Одному дано от Бога больше мудрости, другому больше знания, третьему больше прилежания, терпения, усидчивости, четвертому дар к усвоению языков. Но, однако, все они составляют одно тело, и должны хранить единство духа в союзе мира и любви (Еф. 4,3).

Когда и где будущему пастырю подготовлять себя к пастырскому душепопечению, как не на школьной скамье, имея справа и слева от себя членов единого коллектива, братьев во Христе. «Страдает ли один член, страдают с ним все члены» (1 Кор. 12,26).

Что значит страдать с другим? Значит душевно войти в его болезнь, ощущать ее, как свою собственную и, соболезнуя ему в этой болезни, как бы принять на себя часть ее и тем облегчить состояние страждущего брата.

Кто из людей не чувствовал облегчения, когда сострадательный взгляд или участливое слово другого человека касались его души? Равнодушию и безразличию нет места там, где находится кто–либо, нуждающийся в нашем участии. Нельзя утешать и расслаблять себя ссылкой на неумение подойти к душе, на могущую возникнуть неловкость и смущение. Нельзя отводить от себя заботу о нем, кивая на Петра или Ивана: пусть, дескать, они окажут помощь.

Если я вижу впавшего в беду, то я же в простоте души и непосредственности сердца и должен помочь ему. Чем? Тем, чем могу: добрым советом, молитвой, сердечным отношением и проч. А если постигнет неудача? Неудача в одном случае научит удаче в другом. Лишь бы хотеть, дерзатьи не искать мотивов к отказу.

Где еще, как не в школе, учащиеся должны создать навык подхода к душе человека, чтобы на приходе только углубить и расширить этот навык обращения с людьми разного возраста, пола, духовного развития. Чтобы сердечно, участливо подойти к ближнему, надо знать его душу, знать его переживания и состояние этой души в разных обстоятельствах жизни. Без этого знания нельзя воспитать в себе пастырский дух, создать психологию пастыря–душепопечителя. Но как мы можем знать состояние души кого–либо другого, если не навыкнем разбираться в своих собственных душевных состояниях, если будем оставлять без внимания процессы своей собственной внутренней жизни? Поэтому изучение психологии человека вообще и психологии своей души в ее разных состояниях и в особенности в борьбе со страстями совершенно необходимо для учащегося еще на школьной скамье, а затем и в работе на приходе.

У нас нет науки психологии, может сказать кто–либо из учащихся. Школьного предмета нет, но есть книги по психологии, есть, наконец, собственная внутренняя лаборатория, где творятся и могут наблюдаться и самые простые и самые сложные явления своей собственной психической жизни.

Как это делать? спросит кто–нибудь из учащихся. Как проводить самонаблюдение и где искать помощи и проверки в этой трудной работе? Попытаемся ответить на эти вопросы путем разбора одного из распространенных болезненных психических состояний.

Вот возникло и укрепилось во мне чувство недоброжелательства к одному из товарищей. Как быть? Можно пытаться ослабить и подавить это чувство путем отвлечения внимания с этого товарища на какой–либо предмет. Но, однако, эта попытка не даст нужного результата, так как таким путем можно противиться только случайным помыслам и совне навеянным мыслям. Здесь же не помысл и не мысль, а чувство, вгнездившееся в сердце. Как же быть? Прежде всего нужно разобраться, по какой причине возникло это чувство: по внутренней или внешней. Легче бороться с чувством, когда причина его находится вне меня, например, в заносчивости, нетактичности товарища. Гораздо труднее бороться, когда причина во мне самом в страстях и недостатках моей собственной натуры.

Так, если удалось установить, что неприязнь и враждебность к товарищу пришла ко мне из–за зависти к его учебным успехам, то все дело здесь в моем собственном самолюбии и гордости. Это оно задето успехом товарища.

Разбираяясь дальше, я нахожу, что эти чувства имеют уже свою историю и этапы в своем развитии. Еще в прежние годы мне были неприятны успехи в науках товарища, и я стал втайне завидовать ему. Потом обнаружилось в душе злорадство при неудачах его. В разговоре с ним начал лицемерить, скрывая от него свои подлинные чувства. Незаметно для меня чувство неприятности перешло в неприязнь и скрытую вражду к нему. Время шло. И вот теперь я утратил чувство былого покоя, добродушия и психического равновесия; моя вражда перешла в болезнь (ненависть). Стыжусь своей болезни, но продолжаю носить ее, как подневольный раб носит своего господина. Страшусь ее, но ничего не могу сделать с собой. Кто поможет мне в болезни моей? Кто укажет пути борьбы с этим страшным недугом?

Но, однако, это последнее состояние желание избавиться от болезни уже благодетельное состояние. Самое опасное положение, так называемый кризис, миновал. Я уже думаю не столько о своей жертве (товарище), сколько о себе, о своей болезни, и ищу средств избавления от нее.

Зависть в своем крайнем выражении ведет, как это видим из Священного Писания, к трагической развязке[43]. И это потому, что болезнь эта не одинока. Сила ее в содействующей силе вдохновителя диавола. Цели же последнего известны: гибель тех, кому он содействует, и тех, против кого восстает. Поэтому борьба с завистью может быть только при помощи Божией. Эта борьба нелегка, так как корень болезни, как было уже сказано, в самолюбии и гордости, то есть, самых смертных и страшных грехах человека.

Где найти духовную поддержку и указание путей дальнейшей борьбы с недугом? Кроме Священного Писания описание болезни и путей борьбы с ней можно найти в «Добротолюбии» (III, 290, 306), в проповеди святителя Василия Великого «О зависти» и у других святых отцов и учителей Церкви.

Святитель Василий Великий, например, говорит, что «как ржавчина изъедает железо, так зависть душу, в которой живетили как о ехиднах говорят, что они рождаются, прогрызая рождающую утробу, так и зависть обыкновенно пожирает душу, которая ею мучится»[44].

Вот приблизительный путь самоанализа, которым нужно идти в борьбе с самим собой, с грехами, страстями своей человеческой природы еще будучи на школьной скамье. Поэтому–то воспитанники–студенты и призываются не только слушать, читать богословские книги и теоретические науки о пастырстве, но и учиться по мере сил практически применять эти науки в опыте своей школьной жизни. Как смогут они успешно проводить в жизнь принцип глубокой церковности и душепопечительности на приходе, если не сделать первых шагов по овладению им еще в школе.

7. Саможизненность Церкви

«Имя Церкви это имя не разделения, но единения и согласия»[45].

Касаясь процесса воспитания студентов в светлой атмосфере церковности, хочется сказать о чудесной саможизненности Церкви Христовой, ее жизневечности и способности к единению.

Вливая во все стороны жизни христианской струи благодати Евангельского учения, Церковь тем самым выдвигает против зла самое надежное и действенное средство, которое только и может подготовить наступление «лета Господня благоприятного».

В качестве сверхъестественного духовно–благодатного организма Церковь наделена в такой степени силою и способностью внутреннего сопротивления злу, какие недоступны даже удивительному в этом отношении телесному организму с его необыкновенной способностью к саморазвитию и самосохранению. И несомненно, что Святая Церковь всегда может оказывать такое жизненное противодействие злу, если Она сама исполнена духа и жизни. То или иное положение Ее в обществе может только косвенно влиять на успех христианизации нравов, обычаев и быта в народе. То или иное каноническое Ее устройство это лишь те береговые гранитные твердыни, которые только направляют течение потока, но менее всего влияют на свойство и чистоту текущей реки.

Нечистый поток и остается нечистым, хотя бы и ввели его в беломраморные берега. Но если он несет кристально чистые воды, то какими бы он ни был сдавлен берегами, он всех будет поить только здоровыми струями. Точно также и Церковь. Пока Она не утратила присущей Ей благодатной жизненной силы, до тех пор ничто не сможет подорвать Ее силы в деле саможизненности и духовного возрождения людей.

И под золотым покровом пышного благолепия, и под жалким рубищем гонимой мученицы Она всегда сохранит свое настоящее золото, свое действительное сокровище живой апостольско–созидающий дух. Поэтому ничто не может удержать нас от искреннего пожелания, чтобы современные церковные усилия содействовали более успешному благовествованию Святого Православия далеко за пределами нашей Родины[46].

Но нашему пастырю и здесь, в своей родной среде немало найдется дел. Следует всегда помнить, что сила и саможизненность Церкви в Ее постоянном обновлении людей новой жизнью.

Апостольский завет «обновляться по вся дни» (2 Кор. 4,16) приложим, таким образом, не только к делу личного усовершенствования человека, но и делу общецерковной, общехристианской жизни. В этом смысле Церковь благословляет всякий общественный прогресс, если он представляет собой не простой скачек, а органическое движение к лучшему.

Правда, охранительное начало всегда было сильно в Церкви. Но оно направлялось не на охрану застоя, а главным образом, на то, что действительно достойно охранения. Без корней ничто не растет, и всякое движение, не считающееся с прошлым, выйдет беспочвенным. Поэтому в Церкви прогрессивные течения могут быть примирены с охранительными началами. Истинный прогресс выражается не в отрицании, а в сохранении и усовершенствовании всего доброго, что унаследовано церковной традицией от истории.

Церковь, приобщившая Россию к христианской культуре и нравственности, является по самому существу своему хранительницей и носительницей лучших национальных преданий. Светлые образы преподобного Сергия, святителя Филиппа, патриарха Гермогена красноречиво говорят о том, что нам есть что охранять, что мы можем с спокойной совестью продолжать дело наших предков. Церковь свидетельствует нам, что достойно охранения не то, что гниет и разлагается, не то, что безобразит нашу жизнь, а то, что, действительно, украшает жизнь и дает ей глубокий нравственный смысл.

В своей замечательной брошюре «Родная красота» писатель нашего времени В. Солоухин, говоря о красоте церкви Покрова–на–Нерли, пишет: «И теперь церковь стоит, как невеста белоснежная, сочетающая в себе и нарядность, и скромностьОна расположена на зеленом лугу, она смотрится в светлую водуОна стоит, как на зеркалеМногочисленные туристы приезжают посмотреть на нее. Посмотрят, помолчат, уезжают тихие, очарованные»[47].

Итак, Церковь должна не только вещать, но и воплощать в Себе истину Христову и красоту традиций и тщательно хранить их. В этом именно сила Ее саможизненности и вечной благодатности.

Уместно здесь привести слова Святейшего Патриарха Алексия, сказанные им 10 июля 1960 года в Троице–Сергиевой Лавре. «Сила, свыше дарованная Апостолам, сказал Святейший Патриарх, была не в славе мирской и не в благах земных, не в поддержке со стороны мира сынов человеческих; это была сила Святого Духа. Этой внутренней силой Церковь крепла и возрастала и победила мирВ этом божественном обетовании возрастания и неодоленности Церкви Своей Господь наш Иисус Христос, Верховный Пастыреначальник наш, преподал всем законным преемникам Апостолов утешительное одобрение»[48].

Остается сказать несколько слов об этом последнем, именно о неодолимости Церкви Христовой. Спаситель сказал: «Созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют Ее» (Мф. 16,18).

Море жизни волнуется, кипитРазные направления мысли, поднимаясь, точно грозные волны, сталкиваются, борются между собой, образуя какой–то круговорот идей, в котором трудно что–либо понять и разобраться. И это море жизни налегает мощными волнами на здание самой Церкви Христовой, стремясь его поколебать. Но Церковь Божия основана на камне, а не на песке (Лк. 6,48), и Она выдержала уже не один натиск напора волн. Испытаны Ее стены и глубокие основания. Даже когда кажется, что Она готова пасть и разрушиться, в то время Она особенно сильна и нерушима. И вот здесь–то именно и творится бесконечное чудо милости Христовой. Будучи в немощи, Она сильна; будучи обуреваема нерушима, уменьшаема неискоренима.

Основатель Церкви Христос Спаситель не во всеоружии внешнего могущества покорил Себе мир, а в кротости и терпении поколебал Своей прободенной, окровавленной рукой основы языческого мира. И навсегда при этом положил для Церкви Своей пророческий завет: «Кроткие наследуют землю» (Мф. 5,5). Вся христианская история, особенно своими кровавыми страницами тому неопровержимое и самое блестящее доказательство.

Церковь Христова всегда помнит, что зло побеждает, упиваясь кровью других, а добро торжествует, когда оно обливается своей кровью.

Итак, украшаясь своей благодатной саможизненностью, то есть, Духом Христовым, Церковь Божия стоит нерушима во все времена жизни человечества. И что ни сильнее Она обуревается волнами житейского моря, то реальнее и нагляднее над Ней проявляется сила Божия. Она стояла, стоит и будет стоять до скончания века, потому что основана на камне и есть столп и утверждение истины (1 Тим. 3,15).

Питаясь благодатными струями Церкви Христовой, студент духовной школы вырабатывает в себе и особое отношение к окружающему его быту жизни.

8. Отношение к предметам школьно–бытовой обстановки

Нас постоянно окружают разные предметы. Куда бы мы ни повернули голову, отовсюду на нас смотрят тысячи глаз самые разнообразные предметы и вещи: столы, стулья, книги, карандаши, тетради и пр. Во всем многообразии своих форм, красок, положений в пространстве. Как бы ни привыкал к ним человек, как бы ни замечал их присутствия, тем не менее они не только существуют, но и требуют к себе внимания. И это потому, что каждый предмет имеет целевое назначение: он потому и существует, что служит и приносит пользу.

Это служение предмета вытекает из того особого положения, которое занимает природа внешнего мира после грехопадения человека. Грех прародителя, исказив природу человека, исказил природу и физического мира, ввергнув ее в «рабство тлениюстенанию и мучениюв надеждеоткровения сынов Божиих и освобожденияот тления в славу детей Божиих» (Рим. 8,182). На практических выводах из этих слов апостола Павла и должно быть основано наше отношение к предметам, вещам и ценностям материального мира. Мы не должна к ним прилепляться, видеть в них основу[49] нашего земного благополучия, если они рабы тления, рано или поздно рассыпятся в прах и пепел.

Мы не должны искать в них основного источника утешения и счастья, если сами они «стенают и мучатся». Как ждать от них «славы» и дара «свободы», когда они сами живут «надеждой на освобождениев славу детей Божиих» и когда духовная свобода создается через преодоление всякой зависимости от них самих.

Отношение наше к вещам и предметам внешнего мира должно определиться не ими самими, как таковыми, а той ролью, которую они могут иметь в деле спасения, в нашей борьбе с грехом. Сами же по себе предметы, вещи и материальные ценности ни добро, ни зло. Тем или другим они делаются лишь в руках человека. Нож в этих руках может быть добром (в руках хирурга) и злом (в руках душегуба).

Окружающие нас вещи и предметы мы всегда хотим видеть расположенными на определенном месте и в определенном порядке. Создавая порядок на своем рабочем столе, чистоту и опрятность в своем костюме и пр., мы не только удовлетворяем внутреннюю нашу потребность в чистоте, порядке и опрятности, но сообщаем смысл и назначение всем вещам и предметам, которыми пользуемся. Отсюда вытекает и наша обязанность по отношению к ним: костюм или ряску носить в чистоте и опрятности, книги содержать и мебель сохранять в исправности, чтобы обеспечить им долголетие и верное служение[50]. Поступая так, мы через внешние предметы и вещи улучшаем и упорядочиваем свой внутренний мир, что, в свою очередь, усиливает должное отношение к ним и внешнему миру.

На основе такой связи внутреннего мира с внешними вещами и должно определяться наше поведение в отношении к окружающим предметам и в классе, и в столовой, и в спальне, и во дворе, и везде, где только мы с ними встречаемся. Не следует лишь забывать, что каждая вещь, служа нам, может обратиться против нас, если мы сами начнем греховно пользоваться ею. Так, нося хороший костюм или рясу, мы можем надмеваться, считать себя лучше, красивее других. В этом случае уже не мы владеем одеждой, а она владеет нами. Апостол Павел предупреждает нас от подобной роковой мены ролями, когда говорит: «Все мне позволительно, но не все полезноничто не должно обладать мною» (1 Кор. 6,12).

Особенно велика опасность для нашего внутреннего состояния, когда мы выходим на улицу. Соблазны ко греху подстерегают здесь на каждом шагу от многообразия предметов, вещей, уличных сцен, встречных людей. Эти «сети» мы пройдем безопасно, если «чисто будет око» (Мф. 6,22), то есть, чистым будет наше сердце и помышление[51].

К чистоте помыслов мы начинаем приближаться, если будем воспринимать все впечатления по единому христианскому принципу: воспринимать их в Боге, то есть, давать им религиозно–духовную оценку, исходя из страха Божия и страха греха.

Лучшим предупреждением от дурных помыслов является постоянная молитвенная трезвенность. Творя внутреннюю молитву, мы можем даже и «на стогнах шумного града творить куплю», то есть, что–то духовно приобретать, чем–то духовно обогащаться[52].

Глава III. Задачи учащихся в последний год обучения

1. Детство, юность и зрелость — этапы подготовительного периода

Вскрытию психологии учащихся в последнем году учения предпошлем небольшую лекцию о двух периодах жизни наших студентов, именно юность и зрелость, которые играют решающую роль в процессе подготовки к пастырству.

Счастлив, кто проводил тихое, безмятежное детство, кто видел вокруг себя согласную семью и в родителях своих встречал высокие примеры христианства[53]. Но очень немногим выпадает счастье иметь такое благодатное детство. Многие люди, которые могли бы быть замечательными христианами, далеко стоят от спасительного учения Христова, потому что никто их не подвел в детстве ко Христу, никто их Христу не покорил.

Детству, отрочеству и юности свойственна известная восторженность. «Так хочется найти предмет достойный поклонения и благоговеть пред нимИ где, казалось бы, ближе найти такие предметы подражания, как не в своей семье, среди ближайших родных?»[54].

А между тем, очень часто, когда в детях пробуждается сознание, они видят, насколько родители их далеко стоят от того идеала, который рисуют себе дети, и они не только не могут в чем–либо нравственном подражать своим родителям, но еще должны призвать на помощь чувство великодушия, чтобы с намеренной изворотливостью выискать им оправдание.

Однажды ученики Христа Спасителя обратились к Нему с вопросом: «Кто больше в Царстве Небесном?» (Мф. 18,2). Христос, призвав дитя, поставил его среди учеников и сказал: «Если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18,4).

Да, Господь часто призывает к Себе детей помимо родителей. И в этой истине мы можем убедиться на себе, из нашей личной жизни, когда многие из нас, не находя, может быть, должной нравственной поддержки среди близких, родителей, родных, друзей, рвутся к Богу, ища у Него отклика, разъяснения и того тепла, которого лишили их близкие люди и в котором так нуждается человек, особенно в ранние годы своей жизни.

Детство тесно связано с юностью, и нам следует особенно подробно остановиться именно на этом периоде жизни человека.

Юность пора, в которую обозначается иногда направление человека на всю его дальнейшую жизнь; пора, в которую вырабатываются привычки благочестия; пора, в которой особенно проявляются высокие идеалы, жажда самоотвержения и героизма.

«Самое чудесное видение, сказал Пахомий Великий, это то, когда ты увидишь лицо человека, в котором отражается чистота и глубокое смирение сердца»[55].

И если вы сейчас учитесь в этой прекрасной аудитории на положении студентов Московской Духовной Академии, то этому высокому званию вы обязаны, в немалой степени, вашей юности.

Какое счастливое время юности! И кто сейчас, будучи уже в летах, не желал бы вернуть юность обратно!? Счастливое это время, но и опасное! Юноша это молодое деревцо, которое, если не привязано за крепкое стоящее рядом, будет навсегда кривое. Не сдержите юность, дадите ей полную свободу, не будете внимательно следить за ней, не согреете ее теплом участия и любви, вы не заметите, как юность зачахнет подобно цветку, поблекшему от холода.

Св. Иоанн Златоуст говорит: «юность есть как бы горящий костер и море, исполненное воли и многих смятений»[56].

Вот уже нет румянца на лице юноши, уже потухли свежие очи, сиявшие невинностью и веселием, уже не так нежно он относится к своим родителям, учителям, он не любит долго оставаться с ними, он спешит от них скрыться, не интересует его так живо учеба, занятия, не влечет его и храм Божий, скучной и тяжелой становится молитва, в тяжесть посты и дела благочестия. Это худой признак страсти возобладали юношей, порочное товарищество увлекло его к себе, чувственные греховные удовольствия стали выше духовного любомудрия.

Премудрый сказал: «Тлят обычаи благи беседы злы», недостаточное воспитание и худое товарищество. Это основные причины тлетворного духа. Отсюда встает вопрос о важности юношеской дружбы.

«Дружба! восклицает Е. Поселянин, какое это великолепное

слово, многообещающее, многозначущее!»[57]. Когда мы говорим о дружбе с точки зрения студентов духовной школы, этот термин приобретает особую красоту, особое значение и особую ответственность.

Какой должна быть высокой дружба у тех юношей, которые наметили себе цель прекрасную, благородную, героическую, быть пастырями Церкви Божией, и идут, несмотря ни на что к этой благородной цели, идут многолетним приготовлением, причем, всякое препятствие на этом пути только удваивает их энергию. Чем выше идея, тем светлее товарищество, тем радостнее дружба.

Большая радость в жизни иметь единственного человека друга, испытанного, верного, единомысленного, доказавшего вам свою привязанность. Кто из нас не знает о светлой дружбе тех прекрасных юношей, которые потом сделались Учителями Вселенной, столпами Христовой Церкви на все века.

Есть ли, например, связь более близкая, преданная, как между двумя боевыми товарищами?Люди, которые рядом стояли в бою, одинаково подвергались опасности, одинаково были ранены, вместе были на волоске от смерти, вместе по воле Божией остались жить, чтоб еще не раз, может быть, биться в одних рядах: разве они не родные?! И как такое товарищество разнится от другого, которому так несправедливо и бесправно присваивается великое имя дружбы, которая основана на совместных попойках и кутежах. Отсюда каким высоким идеализмом должна быть проникнута дружба в стенах нашей духовной школы! И всякое временное разлучение друзей, например, каникулы, должно еще более сплачивать их души, всякая опасность или неудача в учении, жизни более укреплять их дух единомыслия.

Какие бывают виды дружбы? Студенческая, христианская, пастырская. Эта последняя приобретает особую высоту и значимость. Народная пословица гласит: «друг познается в трудный час». Господь пред страданиями сказал Своим ученикам: «Вы друзья Мои есте, аще творите, елико Аз заповедую вам» (Ин. 15,14). Но там среди учеников был и Иуда, среди друзей. И настанет час, когда Спаситель мира еще раз кротко скажет ему: «Друже, лобзанием ли предаешь Сына Человеческого» (Мф. 26,50).

Да, нет ничего страшнее, безобразнее, бесчеловечнее, как подобного рода «дружба». И как подняться до высоты настроения Пастыреначальника, чтобы терпеть такую дружбу?…

Наши отношения в дружбе должны быть терпимыми, спокойными, доброжелательными; не поддаваясь порывам гнева, друзья желают друг другу только добра и делают не то, что в эту минуту хочется, а что должно с точки зрения христианской любви. Наши поступки должны быть обдуманы в спокойном состоянии, не спеша, строго взвешены и все вместе слагаться в одну стройную и светлую систему жизни.

Настоящая дружба на всю жизнь, если хотите, на всю вечность. У нашей духовной молодежи, при всех ее высоких качествах, жажде к истине, готовности идти на жертвы за святое дело и проч., есть один недостаток, который можно назвать какой–то халатностью чувств. У нас сплошь и рядом можно видеть такое явление: спросишь батюшку о его школьном товарище, с которым он жил в одной комнате, сидел за одним учебным столом, делил в течение нескольких лет горе и радость, а может быть и трудные годы и скудный кусок хлеба; по окончании академии года через два они уже не знают ничего друг о друге, жив ли товарищ, где он находится, какова его дальнейшая судьба? И это не по равнодушию, так как при случайной встрече они искренне бросаются в объятия друг другу. Это именно какая–то небрежность, лень, которая мешает написать письмо, которая так препятствует доброму взаимоотношению и проявлению высокой пастырской сердечности. И если взять во внимание обстановку жизни, то можно констатировать и такое положение: искренние друзья в школе в жизни непримиримые враги, и не только по бытовым вопросам, но прямо по убеждению, по идейности взглядов. Это травма жизни. Крушение не только дружбы, но и самой жизни, трагедия бытия, настоящего и будущего.

Известен случай разрушения дружбы именно на идеологической основе. Добросердечный батюшка, любитель верности дружбы и человечности, не раз пытался письменно связаться со своим приятелем по школе. Последний предпочел лучшим не отвечать. Трудно, конечно, представить внутренний мир бывшего «приятеля», к сердцу которого так настойчиво стучалась любовь!Видимо, не легко бывает человеку, когда он идет против закона дружбы, когда он попирает святость дружбы лучших своих студенческих дней!

С верностью дружбы тесно связаны высокие правила чести. Чести не только человеческой и не только христианской, но, говорим, чести пастырской.

Честь это какое–то неизъяснимое благоухание благородного человека, проявление высших сторон духа, нечто возвышающееся над самой добродетелью.

Никого не обижать это одно, а вступаться с опасностью жизни или готовностью нести за это значительные жертвы это поступок чести.

Держать себя в толпе, никого не беспокоя, не проталкиваясь вперед между женщин и детей это одно, а взять в той же толпе под свое покровительство слабое существо, сберечь в опасности старца или ребенка это поступок чести.

Ни над кем не издеваться, быть со всеми вежливым, любезно переносить насмешки, даже обиды это одно. А обличить тактично и остроумно «высмеять» человека, злосмеющегося над другими, заставить его покраснеть это поступок чести, пастырской чести.

Не отказать человеку, который к вам пришел со своей нуждой, помочь ему духовно и даже материально это одно. Подметить человеческую нужду, скрывающуюся, пугливо сторонящуюся людской помощи, придумать такой способ выручить человека, который бы был для него не оскорбителен это поступок чести.

Счастлив тот из нас, кто проживает свою молодость по–молодому. Кто волнуется высокими чувствами, отзывается на все прекрасное, возвышенное, преклоняется лишь достойному и смело убивает в себе, с помощью Бога, движение тех позорных страстей, которые так часто омрачают светлый лик юности.

Но как жаль видеть тех юношей, часто далеко недурных, которые могли бы свою жизнь провести иначе, а вместо того представляют из себя гнездилище страстей, и в этих страстях так изматывают свои душевные силы, что становятся молодыми стариками.

И наоборот, как отрадно видеть человека, который в старости юн, который не только сохранил, но сильнее разжег в себе тот огонь, которым пылает святая юность.

Как прекрасна юность, идущая путем подвига, жертвы, идущая за Христом. И как благодарно будет потомство, Церковь такому юношеству. И сколько благословений пошлет им верующий народ, а какая награда уготована на небе!

Но, как известно, юность не бывает вечной. Она переходит в зрелость (зрелые годы). Наш студент оканчивает успешно курс учебы. Открывается широкая жизнь: семья, целибатство, монашество. Все эти пути требуют подвига, зрелого суждения. Детство и юность были приготовлением к ним. Настоящая академия в опыте жизни.

Хочется сказать о счастье в зрелые годы, о счастье священнической семьи, вообще сказать об успехах пастырского дела в зрелые годы жизни. Мы не будем говорить о семье, это вопрос следующей лекции. Мы вскроем истоки счастья семьи, семьи священника.

Замечается возрастание чувств недовольства и неуважения детей к родителям. Происходит прямое нарушение заповеди Божией о почитании родителей. И наш пастырь должен видеть в этом факте зловещий признак несчастья семейной, служебной и общественной жизни. Возможно ли, например, спокойно думать о том, как в некоторых случаях дети бьют своих родителей, попирают материнскую любовь и грубо оскорбляют честь своего родного отца.

Неуважение к родителям есть явление, которое должно быть вырвано с корнем из жизни пастыря, ибо оно совершенно нетерпимо, преступно и подтачивает основы жизни. Когда преподобному Серафиму Саровскому приходилось слышать, как дети осуждали своих родителей, он приходил в неописуемый ужас и немедленно закрывал говорившему рот рукой.

А Высокопреосвященный митрополит Филарет Московский, Вселенские великие святители: Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и многие другие замечательные пастыри и архипастыри Церкви, какой прекрасный дают они нам пример святых отношений к своим родителям, от благословения которых зависит счастье семейной жизни и успех пастырской деятельности.

2. Решение вопроса о психологии выпускника

а) Сложность психологии в целом

Жизнь человека обычно дробится на определенные отрезки и этапы большие и малые. Такими этапами для нашей учащейся молодежи являются день, неделя, семестр. Рождественские каникулы, Великий пост, Святая Пасха, экзамены, летние каникулы. С каждым этапом связана и своя психология: одна в учебные дни, другая на экзаменах, третья на каникулах. И так из года в год, пока длится пребывание в школе.

Общим для всех лет обучения является чувство особенности, специфичности своего положения как воспитанника–студента духовной школы, созидающей в нем христианина и будущего служителя алтаря Господня.

Сколько раз в течение всего периода обучения его посещала одна и та же мысль: «вот я студент высшей духовной школы, и меня ждет пастырство. А каков я? Все ближе и ближе время, когда школа, как корабль, пришедший из дальнего плавания, высадит меня на берег житейского моря. А готов ли я к этому? И что ждет меня на берегу этого во многом неведомого, да еще бушующего житейского моря»?

Эта тревога особенно часто начинает посещать студента в последний год обучения в школе.

Последний год особый год, и на нем следует отдельно остановиться. Он особый и по психологии учащихся, и по тем задачам, которые он ставит перед каждым из них.

Эта психология сложна и динамична. Она соткана из огромного напряжения умственно–духовных сил (в работе над кандидаткой), больших раздумий (в связи с наступающим концом учебы), тревог и колебаний (если выбор жизненного пути еще не ясен). Ко всему этому присоединяются и особые переживания у всех тех, кто готовится к принятию священного сана сразу же по окончании школы. В основе этих переживаний лежит повышенная самокритичность, острота сознания своей неподготовленности к великому служению Церкви Христовой, давящее ощущение слабости и недостаточности своих духовных сил перед лицом предстоящих пастырских задач.

Это состояние нередко приводит, как к своему следствию, к чувству страха перед будущим, к готовности смотреть не столько вперед, сколько назад. В разной степени, но эта психология свойственна всем, оканчивающим школу.

Характерна ли она только для нашего времени? Нет, эта психология всегда была свойственная всем, оканчивающим духовную школу.

Причину указанного состояния проф. Ветелев видит в той колоссальной дистанции между силами человека и величием дела служения Церкви, которая ощущалась и ощущается всяким честным верующим человеком независимо ни от его образования, ни возраста, ни духовных дарований[58]. Более того, чем честнее, талантливее, образованнее, благоговейнее человек, тем сильнее он чувствует эту дистанцию.

Только этим и объясняется тот священный трепет и страх перед священнослужением и то бегство от него, в которое впадали такие светила Церкви Христовой, как святитель Иоанн Златоуст, св. Григорий Богослов и многие другие перед тем, как беззаветно и жертвенно отдаться этому служению.

Если человек любой профессии испытывает большое смущение и неуверенность в себе, переходя со школьной скамьи к своему рабочему месту, то тем более это состояние понятно в психологии тех, кто приступает по окончании школы к величайшему и ответственнейшему делу к благодатному пастырскому служению.

Поэтому дело не в самих этих столь естественных страхах, колебаниях и внутренних коллизиях, а в том, как отнестись к ним, как пережить их с пользой для себя.

Разберемся в психологии этого страха и укажем, что является верным и полезным в нем и что неверным и излишним. Верно, что страх возникает и должен возникать от сознания слабости своих сил пред величием служения Церкви. Неверным в этой психологии страха является то, что она вся построена на ощущении самого себя, как слабого существа, и Бога, как величайшего совершенства, с забыванием помощи Божией, помощи Церкви, благодати хиротонии, собственных усилий и духовного роста, духовной помощи от паствы и пр. Дело в этой психологии рисуется так, будто сам человек своими собственными силами будет совершать все дело служения Церкви от начала до конца.

Но разве это возможно? И разве где–либо и когда–либо так было или бывает? Не слишком ли много чести сам себе готов здесь воздать человек и не по разуму переоценить себя, хотя и под видом смиренного сознания слабости своих сил? И не слишком ли мало здесь веры в Бога и Его помощь, веры в Церковь и Ее благодать, веры в возможность, наконец, и своего личного подвига?

Мы, действительно, слабы и греховны, но тем ближе к нам Бог, Его помощь и Его участие, Рекшего: «Без Меня не можете творить ничего», а тем более служения Церкви. Мы, действительно, недостойные люди, но благодать Божия соучаствует в служении даже и недостойного пастыря. Сами по себе мы, действительно, слабы и беспомощны, но ведь мы же не одиноки; с нами Святая Церковь со всею благодатью Ее молитв, таинств (особенно Евхаристии), со всем колоссальным наследством Ее богатого святоотеческого опыта, опытом современного пастырства и молитвенной помощи паствы. Мы, действительно, слабы в своих естественных силах, но к нам идет благодать хиротонии, «немощная врачующая и оскудевающая восполняющая», а с ней придет полнота благодатного сознания (2 Кор. 12,9). Мы, действительно, в данный момент, в данном возрасте, у порога пастырства еще очень и очень слабы, но мы надеемся с Божией помощью восходить «от силы в силу», укрепляясь подвигом пастырства.

Все достойнейшие пастыри Церкви Христовой оказывались таковыми не вначале, а лишь в конце своего пастырского служения и подвига, когда развили и накопили свои духовные силы. Так было во времена первохристианские (2 Тим. 4,7), так было и во все последующие времена. Забывать обо всем этом возможно лишь тому, кто стоит еще пока на пороге подготовки к пастырству, кто не испытал еще на себе мощного воздействия всех указанных факторов.

Решающая сила пастыря была и есть в благодати Божией. Отсюда основная задача в жизни пастыря всегда заключалась и заключается в том, чтобы быть достойным сосудом этой благодати, даруемой по силе его веры, любви и надежды на Бога, то есть, по жизни, по силе непрерывного труда в борьбе с грехом и молитвы перед Богом[59].

б) Выбор жизненного пути

Следующим смущением в душе оканчивающего духовную школу является смущение о выборе жизненного пути. Перед кандидатом священства, конечно, если жизнь его еще не определилась, встает серьезный вопрос. Как ему устроить жизнь брачную, или идти путем целибатства, или избрать монашество. Решение этого вопроса иногда очень долгое время мучит юношу, лишая его спокойствия и отнимая немало моральных сил.

Нужно сказать, что для окончательного решения в определении жизненного пути нужно знать волю Божию, которая намечает путь человека со дня его рождения. Но как это постигнуть? Как узнать, какова же воля Божия, святая и совершенная, чтобы ее исполнить и тем самым пойти верным путем ко спасению?

Благодатно настроенные юноши очень хорошо делают, когда при решении этого вопроса, горячо помолившись, просят совета у духовно опытных старцев. Затем они полученный старческий совет согласуют с волей своих родителей. Если таковых уже нет в живых, то советуются с ближайшими родственниками. Кроме этих двух положений необходимо все время испытывать свою совесть, взвешивать, так сказать, свои силы, внимательно прислушиваться к своему внутреннему миру и не переставать взывать к Начальнику жизни о содействии в окончательном оформлении жизненного пути.

Когда в сознании достаточно крепко определится мысль на женитьбе, или на целибатстве, или на монашестве, спокойно подчиняясь воле Божией, предпринять меры к осуществлению данного вопроса.

В прежнее время для кандидата священства была большая возможность выбора невесты. Теперь невесту приходится не выбирать, а искать.

Незначителен процент среди оканчивающих духовную школу, заранее подыскавших невесту. Но и их выбор носил и носит в большинстве случаев на себе печать случайности: понравилась в результате нескольких встреч девушка, сделал предложение, получил согласие. А кто, по существу, она, эта девушка, каков ее настоящий, непоказной характер, каково воспитание, каковы бытовые навыки, насколько серьезна и глубока ее религиозность, насколько склонна к уединенной семейной жизни священника, насколько представляет себе суть служения пастыря и свое положение как будущей матушки? Сколько бы мы ни ставили этих серьезных вопросов, ответы на них будут лишь в опыте будущей семейной жизни. Мы знаем, к каким, к сожалению, плачевным результатам приводили нередко эти опыты в последние годы.

Если самого священника как священника готовит духовная школа, то супругу для него никто не готовит. Эту супругу он должен, с Божией помощью, готовить себе сам из того женского существа, которое Господь пошлет ему на его пути.

Над воспитанием девушки, над превращением ее в свою спутницу и сподвижницу он призван долго работать и особенно в первые годы семейной жизни. Ему понятна эта задача, так как он хорошо помнит завет апостолов, что без устройства своей семьи как домашней Церкви он не может «пещись о Церкви Божией» (1 Тим. 3,4).

Но где, однако, скорее всего можно встретить этого будущего верного спутника жизни?

В городах и селах нашей необъятной Родины еще можно найти живущих под сенью храма, хорошо настроенных и крепкого духа девушек, но по своей скромности они не афишируют себя и потому, никем не знаемые, остаются на положении «Христовых невест». В храмах наших приходов среди пожилого населения встречаются и девушки, которые влекутся к Церкви по религиозно–духовным побуждениям. Не все они, разумеется, могут отвечать требованиям, предъявляемым к невесте кандидата священства, но все же среди них скорее отыщутся более подходящие, чем среди светских девушек. Здесь, во всяком случае, налицо одно из главнейших условий для жены священника: религиозность и связь с Церковью. Поэтому весьма желательно держать в поле зрения этих девушек (особенно из семей духовенства) и приходским священникам, и епархиальным архиереям. Тогда окажется, что в каждой епархии есть на виду такие девушки.

Можно смело сказать, что в одной Москве (а также и в Загорске) внимательный взгляд может найти десятки таких девушек, рассеянных по приходским храмам.

На первое время не будет нужды вести с ними деликатный разговор о замужестве. Эта нужда возникает тогда, когда будет задан вопрос по этому поводу и создается возможность путем или предварительной переписки, или личной встречи познакомиться с этой девушкой молодому человеку.

Если бы нашим кандидатам священства было известно, что в такой–то епархии есть не только вакантные священнические места, но и невесты, тогда они с большей готовностью расставались бы с Москвой и Московской областью, чем это наблюдается до сего времени. В каникулярное время кто–либо из них мог бы съездить в эту епархию, чтобы присмотреться и к невесте, и к месту своего будущего служения.

В современных условиях следовало бы поощрять женитьбу кандидатов священства не непосредственно перед посвящением, ка кэто часто бывает по старой традиции, но и раньше, на последних курсах академии, чтобы учащемуся дать возможность освоиться сначала с первым шагом в жизни женитьбой, и исподволь подготовить жену и себя ко второму ответственнейшему шагу священству.

Вопрос о женитьбе рассмотрим по следующим двум пунктам: какими достоинствами должна обладать невеста и как проводить первые беседы с ней, чтобы узнать подлинные ее качества.

а) Каким требованиям должна удовлетворять невеста кандидата священства? Невеста должна быть физически и психически здорова. В ее ближайшей родословной не должно быть психически больных людей. По возрасту должна соответствовать возрасту жениха с возможным отклонением в ту или другую сторону на три–пять лет[60]. Внешне миловидна. По характеру кротка, терпелива, приветлива. По бытовым навыкам семейственна, хозяйственна и нестяжательна. Должна иметь образование не ниже средней школы. По строю души женственная и мягкая. По настроению и направлению интересов религиозная, духовная, церковная. Невеста должна представлять себе уклад семейной жизни священника и роль матушки в этом укладе. Для нее должна быть ясной суть пастырского служения и трудности на этом пути. Нельзя ни в слишком мрачных, ни слишком радужных красках рисовать ей это служение. Лучше всего определить его, как подвиг, в котором должна принимать участие и матушка.

б) Ознакомление с девушкой должно проходить следующим путем. Знакомясь с ней, молодой человек должен пронаблюдать, как она держит себя с ним и с другими людьми: не слишком ли говорлива и смешлива, нет ли склонности к легкомыслию, к кокетству. И наоборот, нет ли склонности к замкнутости, мрачности, неразговорчивости, строптивости, гордости. Те и другие крайности нежелательны, свидетельствуя в одном случае о слишком легкомысленном, а в другом слишком тяжелом, нетерпимом характере девушки. Необходимо узнать об уровне ее развития, преобладающих интересах и запросах: как и какую школу окончила? Как проводит свободное время? Какие книги читала и читает? Есть ли подруги? Из кого состоит круг знакомых? Какого рода люди ей нравятся? К чему в жизни больше всего влечет ее сердце? Эта часть биографии девушки особенно важна.

Знакомясь с семьей ее родителей, следует пронаблюдать, как она держится в семье, как относится к родителям и другим членам семьи, каков строй и дух семейной жизни в родительском доме. Есть ли у девушки признаки семейственности и хозяйственности, склонности к домашнему уюту.

Интересуясь степенью ее религиозности, необходимо узнать, есть ли у нее навык к ежедневной молитве, какие знает молитвы, ходит ли в храм, церковна ли, исповедуется ли, носит ли крест. Беседовала ли когда–либо на религиозные темы. Читает ли книги религиозного содержания, имеет ли христианское понятие о Боге, христианских добродетелях, о смысле земной жизни, о будущей жизни, имеет ли влечение к Богу или только по привычке молится и ходит в храм. Имеет ли добрую, отзывчивую, живую душу, способную к духовному развитию, к внутреннему религиозному росту.

При первых же встречах с девушкой следует, по возможности, сохранять объективность, держа инициативу в беседе в своих руках, чтобы узнать как можно больше для последующих выводов. Важно также постараться узнать и почувствовать, насколько искренна ее душа, насколько честна, правдива и мужественна она в своих ответах. Если лукавство и хитрость сразу же будут бросаться в глаза, нужно немедленно прекратить знакомство.

Равным образом, если в разговоре о религии, о Церкви, о священстве будет проскальзывать неприязнь и оттенки иронии, то дальнейшее общение с такой подругой бесполезно и даже вредно.

Если далее обнаружится, что девушка ищет в жизни преимущественно жизненных благ и на выход замуж за кандидата священства смотрит, как на возможность сытой, праздной, беззаботной жизни, то дальнейшие разговоры с ней будут лишь ненужной и пустой тратой времени. Следует со всей решительностью проходить мимо девиц указанных типов, хотя, быть может, своими внешними качествами и умением показать себя они и нравились и привлекали к себе.

Необходимо к своим наблюдениям присоединить наблюдения и советы благонамеренных лиц (особенно своей матери и кого–нибудь из местного духовенства) в отношении девиц, с которыми придется знакомиться. Такой совет особенно необходим и ценен при принятии окончательного решения. В этот ответственный момент нужно привести в ясность всю биографию девушки, взвесить все ее положительные и отрицательные стороны, спокойно выслушать мнение советников и, помолившись Богу, принять то или иное окончательное решение.

Могут сказать, что предлагаемый путь выбора невесты не совсем правильный, в нем звучит голос практического холодного рассудка и делового расчета, но не голос чувства, а вместе с тем женитьба–де есть дело, прежде всего, чувства взаимного влечения, любви. Это возражение относится к области принципиальной, но не практической, ибо на деле следование голосу чувства в этих условиях может принести только несчастье.

Все мы знаем, что лучшие браки те, которые созидаются по взаимной любви двух целомудренно–чистых сердец. Но возможна ли такая любовь при нескольких встречах? Глубокая, сердечная любовь возникает не сразу; она щепетильна на выбор и медленна в своих выводах.

При нескольких же встречах угрожает другая любовь: любовь плоти и крови, которая вспыхнув бурным влечением, может затуманить глаза и отравить ум, толкая его на неразумное решение. Такая любовь быстро проходит, оставляя за собой лишь горькое разочарование и страдание подчас на всю жизнь, если дело завершится браком.

Вот почему молодому, неопытному в жизни человеку при выборе невесты надо твердо держаться следующего принципа: «пусть затянется время, но я себе не изменю, в каждом отдельном случае встречи буду проявлять всю строгость и объективность в подходе и окончательном выводе. Ошибка в выборе для меня непоправимое бедствие, ибо я не могу разойтись с неудачной женой и жениться на другой. Поэтому, с Божией помощью, буду сохранять благоразумие и выдержку во всех предстоящих выборах».

Следует помнить, что настоящая, глубоко–сердечная жертвенная любовь возникает для священника обычно уже в условиях его семейной жизни, лишь были бы подготовлены предпосылки для ее возникновения[61].

В институт целибатства тоже следовало бы внести ясность. В последние годы ясно определилось желание у многих наших кандидатов священства, вступающих на пастырское служение, оставаться в безбрачии (целибатом). Ибо если и «имеющие жен должны быть как неимеющие» (1 Кор. 7,29), то лучше совсем не иметь их, если по зрелому духовному рассуждению создалась готовность и решимость созидать пастырское служение на глубокой, строго духовной основе и преданности Святой Церкви и воле Божией.

Как известно, в католической Церкви духовенство безбрачное, так называемое, целибатство.

В современных условиях целибатство драускается в нашей Церкви, но с установлением строгих и точных возрастных граней: до сорокалетнего возраста, скажем, целибатство, как правило, запрещается. С 30–ти до 40–ка лет оно возможно лишь как исключение, по особому в каждом отдельном случае ходатайству и особому рассмотрению высшего церковного начальства. При этом, чем ближе к 40–ка годам возраст ходатайствующего, тем больше должно быть готовности пойти ему навстречу.

Считаем необходимым отметить, что целибатство, как таковое, встречает в приходской жизни массу нравственных и бытовых затруднений. Одинокий священник, если он еще и молодой, может стать объектом травли или интимных привязанностей со стороны молодых женщин, вдовиц, девиц, монахинь. Не огражденный семейным браком, он рискует сам пойти путем далеко не моральным и чистым, как этого требует от него церковная жизнь, а духовного расслабления, нравственного принижения, соблазна других. Поэтому практически необходимо во избежание вышеуказанных извращений священнику–целибату иметь около себя на приходе родных: мать или отца, брата, сестру, тетю, словом, близкую родню, которая была бы «оградой» для него от разных нареканий, клеветы и проч. К тому же эти люди и в бытовых вопросах могут быть лучшими помощниками и советниками для юного пастыря.

Несколько слов о монашестве.

Надо сказать, что брачный путь жизни является массово доступным и приемлемым для большинства, потому что он как–то яснее и конкретнее решает проблемы жизни на приходе и дает, все–таки, семейное утешение (хотя, может быть кажущееся): помощь матушки, радость в детях и проч. Целибатство уже ограничивает широту удовольствий и ставит священника ближе к монашеству, обрекая его на одинокую жизнь и подвиг.

Монашество еще более требует самоотречения, призывая к высшему подвигу (Мф. 19,12). Святой апостол Павел сказал, что он желает, чтобы были, как и он, но каждый имеет свое дарование от Бога (1 Кор. 7,7).

Проф. Павлов говорит, что «монашество есть продукт нравственного духа христианской религии, возбуждающего в некоторых случаях и в отдельных личностях стремление к высшему идеально–нравственному совершенству, состоящему, по учению Христа, в полном отречении от благ мира и самоотверженной преданности Богу»[62].

Надо сказать, что в монашестве очень много положительного и прекрасного и самая высокая его черта это свобода от суетных, мирских, семейных обязанностей и всецелое устремление духа к Богу.

Церковная история свидетельствует, что руководящая роль в Церкви на протяжении двух тысяч лет принадлежала преимущественно монахам, священникам, архиереям[63]. Отсюда понятна постоянная неприязнь мира сего к монашескому институту и всяческое его унижение и осмеяние его даже среди белого духовенства.

Желающим идти путем монашества следует учесть, что более плодотворная деятельность священника–монаха и вместе безопасная (в смысле уклонения от нормы монашеских требований) может быть только в монастыре. Монах–священнослужитель на приходе предмет искушений и травли. Он не может исполнить своих монашеских обетов (нестяжания, девства и послушания) и постепенно может стать жертвой суетного мира и предметом всеобщего осмеяния. Это особенно следует учесть молодым инокам–пастырям. Фактически на практике раньше и теперь бывает, что на приходскую работу монахи–священнослужители посылаются уже в преклонном возрасте, 50–ти лет и более. Однако наблюдается теперь нередко, когда молодой иеромонах, или даже монах, сам «рвется» скорее уйти из монастыря на приходскую жизнь, чтобы избавиться от монастырской дисциплины и быть «свободным». И бывает с таковыми по Евангельской притче(Лк. 15,111).

Глава IV Пастырское призвание

1. Сущность призвания и его необходимость в пастырском служении

Величайшее из всех земных служений пастырское требует от проходящего его особенных качеств. Прежде всего требует призвания к нему. В призвании явно намечаются две стороны: божественная и человеческая.

Божественная сторона это помазание, излияние на призванного Духа Святого6 сообщение особых даров и проч.

Человеческая сторона призвания все, что совершают здесь люди, их человеческое суждение, их дела и поступки. Об этой человеческой стороне призвания ярко говорит святитель Иоанн Златоуст. «Люди говорят, пишет он, этот должен быть отвергнут потому, что молод; другой потому, что не умеет льстить; третий потому, что поссорился с таким–то; четвертый чтоб такой–то не осворблялся, пятый потому, что добр и скромен; шестой потому, что слишком страшен для согрешающих и т.д.»[64].

Обязательное условие успеха всякого дела, всякого служения наличие у деятеля призвания к избранному им роду деятельности. Мы говорим, что деятель имеет призвание, когда видим у него любовь, склонность, способность к своему делу. Любимое дело, близкое уму и сердцу, делается легко, без воздыхания. Тогда между душой деятеля и делом, им исполняемым, устанавливается гармония, возбуждающая интерес, обостряющая внимание, умножающая силы и притупляющая чувствительность тяжести и страданий, сопутствующих работе. Любящая мать героически переносит бессонные ночи, лишения и страдания, связанные с рождением и воспитанием ребенка, как бы не чувствуя их мучительной остроты и тяготы.

Самоотверженный воин умирает за Родину, благословляя свои страдания. Христианские мученики с победными песнями шли на костры, навстречу разъяренным зверям и, благословляя Господа, умирали на крестах, в цирках от зубов диких зверей, на кострах в пламени. Пастырская деятельность не может составлять в этом отношении исключения. Напротив, для нее–то в особенности необходимо призвание. Инструментом, орудием этой деятельности служит душа. Никому в голову не придет, чтобы можно было взяться за тонкую хирургическую операцию, имея в руках лишь плотничьи инструменты, или можно художественно передать дивные мелодии Бетховена на одной, случайно попавшейся расстроенной скрипке. Как же станет управляться с своей чрезвычайно высокой, требующей воодушевления, самозабвения, терпения, а иногда и мученичества работой пастырь с душой, не настроенной, влекомой к иным интересам и иным занятиям?

Пастырское служение соединено не только с величайшими трудностями, но и с величайшими опасностями. Вынести первые и устоять пред вторыми сможет только человек с внутренним огнем призвания к великому пастырскому делу. И, кажется, все без исключения пасторалисты солидарны в признании, что пастырское служение должно предваряться призванием к нему. Но в определении самого понятия «призвание» пасторалисты не всегда сходятся. Одни считают необходимым внутреннее призвание; другие готовы ограничиться одним внешним призванием, даже «слишком» внешним, когда, например, кого ведут к нему (пастырскому служению) желание родителей или воспитание в церковных учреждениях, приготовляющих молодых людей к пастырскому званию. Одни готовы ограничить выявление призвания одним всего моментом желания, принимающим форму господствующего мотива, стремящегося все подчинить себе; другие считают, что для уверенности в призвании надо, чтобы в течение многих дней, недель и месяцев слышался божественный внутренний голос, который с постоянно увеличивающейся силой убеждения будет говорить тебе: вот твое призвание; третьи находят необходимым иметь постоянную внутреннюю склонность к духовному званию, которая, кроме того, должна быть проверена опытными водителями душ: есть ли она плод благодати или же плод чисто человеческих расположений.

Вот здесь нам и предстоит решить основательнее, что современные пасторалисты конкретно разумеют под словом «призвание»? Почти все они сходятся в том, что наиболее достоверным признаком последнего является желание богословски–образованного человека носить звание пастыря и честно выполнять его до смерти.

Профессор В.Певницкий пастырское призвание характеризует следующим образом: «Если кто чувствует в душе своей внутренний голос, зовущий его к священному служению Церкви, или кого ведут к нему внешние обстоятельства, желание родителей, или воспитание в духовных учреждениях, приготовляющих молодых людей к пастырскому званию, то все такие не будут ли виновными в противлении Божией воле, когда упорно начнут отказываться от предлагаемого им служения или из–за того великого труда, какой связан с этим служением, или из–за страха ответственности, какой подвергнутся они, или из–за немощей своих физических и духовных, или еще по каким мотивам»[65]. Да, виновны, ответим мы. А так как нет решительно никаких данных утверждать мысль о личном призвании Богом кого–либо в смысле какого–то таинственного голоса Божия, то, значит, нужно обращать особое внимание на г о л о с с о в е с т и и на внешние обстоятельства жизни. Ждать же особенного указания Божия на это дело, значит прямо искушать Бога, как искушали Его некогда фарисеи. Если же и бывали подобные случаи, когда некоторые чувствовали в себе какое–то внутреннее, непреодолимое стремление к пастырской деятельности, будто какой–то внутренний голос шептал им, что это служение их жребий, их удел, то они, во всяком случае, единичные, следовательно, к ним никак нельзя прилагать общей мерки.

Рассуждая так, мы видим, что всякий внутренний призыв к доброделанию, подобно пшенице, заглушаемой плевелами, неизбежно подавляется в человеке противоположным злом, как об этом и пишет святой Апостол (Гал. 5,17). А заглушаемый голос, конечно, не так кажется ясным, как совершенно открытый. Человек поэтому должен внимательно испытывать себя, насколько он любит Христа Спасителя, думать о Нем и молиться Ему об умножении любви, а вовсе не ждать какого–то внутреннего озарения. Тем более, что одно внутреннее озарение само по себе отнюдь не доказывает какого–то истинного признака призвания.

Отсюда ясно, что если призванный отказывается от пастырства только потому, что у него нет желания послужить Церкви, то он должен воспитать в себе это внутреннее желание во имя любви ко Христу, и притом, вполне свободно, чтобы быть истинным делателем на ниве Христовой. Поэтому нет решительно никаких оснований разделить призванных на две категории: призванных и непризванных.

В иностранной литературе вопрос о призвании решается так: пастырь без призвания не только не счастлив, но и виновен в недобросовестности. Призвание должно бросить на весы, чтобы оно перетянуло, чтобы поднять другую чашу, полную тяжести и скорби, которую отсутствие призвания не только понижает, но и страшно отягощает, тогда как призвание все уравновешивает, все делает милым и из самых страданий создает элемент счастья. Призвание равносильно со словами: талант, способность, вкус…

Следовательно, и здесь вопрос о призвании сводится к вопросу, что говорит тому или другому совесть. Инославная литература также признает два вида призвания: внешнее и внутреннее. Не для того, чтобы быть истинным, то и другое должно быть от Бога, потому что во всяком случае призывать должен Сам Бог. Внешнее, когда Сам Бог лично дает слышать Свой голос и познавать Свою волю, это чудесный призыв.

Непосредственное же внутреннее определяется им как свободный выбор между двумя решениями. По отношению к общим нравственным обязанностям призвание не имеет места. Оно существует только, когда дело идет о выборе между двумя сторонами, одинаково одобрительными с точки зрения морали и духа Евангелия.

Отвергая ложные признаки, каковыми иностранные пасторалисты считают: материальное спокойствие, счастливую карьеру, обет родителей, принуждение и личный интерес, они указывают на истинные, по их мнению, признаки призвания, предваряя их общими суждениями. Общий принцип есть тот, чтобы решиться на прохождение обязанности, к которой чувствуют себя наиболее способными или в которой рассчитывают принести и наиболее пользы. Из комбинаций и обстоятельств и принципов, положенных здравым смыслом и Самим Богом, должны вытекать в этом деле ясность и решимость. В призвании кроется тайна, глубокое и незримое сочетание воли человеческой с волей Божией, которая возбудила сердце человека к настоящей деятельности.

Из всего вышеизложенного видим, что призвание, как таковое, есть результат усиленной внутренней работы над собой, а вовсе не результат какого–то чуда. Христос никого насильно не заставляет быть членом Своего Царства, но всех призывает к Нему; принять или отклонить зов Его свободен всякий[66]. Так и относительно пастырства. Пусть никто не ждет каких–либо особых чудесных явлений, заставляющих принять известное решение, а пусть всякий, способный к пастырству и особенно призванный в силу своего внутреннего самоопределения, свободно работает во имя Христовой любви, то есть, во имя пастырства, и в этом полагает свое призвание, развивает чувство долга, к которому он от вечности промыслительно предопределен (Еф. 1,11).

Не будем более вдаваться в разбор частных взглядов на пастырское призвание. Вместо этого укажем ясно различные моменты внутреннего, внешнего и церковного призвания.

2. Виды призвания

а) Внутреннее призвание

Природная склонность души кандидата пастырства к духовной жизни и деятельности признак внутреннего призвания. Эта склонность может быть унаследованной от благочестивых и благоговейных родителей.

Увлеченный бесподобным, полным величия и беспредельной любви к человечеству образом Христа Спасителя, будущий пастырь вместе с пророком восклицает: «Ты влек меня, Господи, и я увлечен; Ты сильнее меня и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мноюИ подумал я: не буду я напоминать о Нем и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моем как бы горящий огонь, заключенный в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог» (Иер. 20,7,9). Подобное же настроение апостол Петр выразил в восклицании: «Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни, и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго» (Ин. 6,689).

Сознание чрезвычайной важности пастырской работы и настойчивое требование совести посвятить себя ей (Мф. 9,36) - все это элементы внутреннего порядка; ускорение или замедление в следовании их одного за другим зависит от разных обстоятельств в жизни. Окончательно же определяющим моментом является требование совести свободно посвятить себя пастырскому служению. Совесть должна разобраться: от Бога ли побуждения эти или от собственного «я»; влечет ли кандидата пастырства чистое самоотверженное желание послужить спасению людей, или же его толкают на этот путь другие побуждения, не столь возвышенного порядка; стремится ли он к пастырству, чтобы питать и поить духовно алчущих и жаждущих, или его привлекают там тук и волна его духовных овец (Иез. 34,3); предвидит ли он неизбежные при пастырском служении скорби и печали и готов ли за имя Христа их понести, или он надеется в пастырстве найти беспечальный «живот» и готовый кусок хлеба; идет ли он на пастырский подвиг с готовностью принимать оплевания, заушения и понести крест Христов, или его влекут туда жажда власти и суетной мирской славы. Совесть должна испытать намерения кандидата священства, и если окажется, что намечаемая им цель пастырствования совпадет с целью, изображенной Евангелием, тогда наличие пастырского призвания у кандидатов не подлежит сомнению.

б) Внешнее призвание

Кроме внутреннего призвания бывает призвание внешнее. Во–первых, оно проявляется иногда в чрезвычайных действиях, когда Господь чудесным образом призывает избранника к пастырству. Так было с апостолом Павлом (Деян. 9), с апостолом Нафанаилом (Ин. 1,474) и другими.

Во–вторых, проявляется оно и волей родителей видеть сына священником. По внешнему призванию идут люди иногда с явно корыстными целями иметь легкую и сытую жизнь с почестями и славой, не проникая во внутренний подвиг пастырского делания, хотя современный путь пастырской жизни далеко не славный и не почтенный. Все «наемники, и тати, и разбойники, которые иногда проникают во двор овчий» (Ин. 10), чтобы «распудить» овец, идут чрез внешнее призвание.

Что касается ценности этих двух призваний (внутреннего и внешнего), то, конечно, первое, то есть внутреннее призвание является самым долговечным, честным и прочным.

Внутреннее и природное призвание в пастырском служении великое, первейшее дело. Но можно ли только им одним руководствоваться? Ведь внутреннее призвание самим призываемым может быть совсем не осознанно или же осознанно очень поздно, и другими может быть не замечено. Да и много ли таких избранников, которые с уверенностью могут сказать, что они от утробы матери призваны к пастырству? «Люди с таким природным дарованием, замечает митрополит Антоний, чрезвычайно редки, притом же и они не предохранены от самообольщения, если не будут работать над собою»[67]. Всякая сила и способность для лучшего выявления и действования нуждается в развитии и воспитании. Было бы наивно думать, что наделенный от природы большими математическими способностями может, не учившись, постигнуть высоты математики и приняться за чтение лекций по этому предмету. Образование и воспитание будят способности спящие и усовершают обнаруживающиеся, обогащая обучаемого запасом знаний, без которых самые большие способности не могут получить должного применения и дать совершенного плода. Эта очевидная для всех истина не может быть исключена и в отношении пастырского служения.

Приготовление к пастырскому служению должно сопровождать и дополнять призвание. Оправдание этому мы видим в примере Спасителя. Призвав Апостолов, чтобы сделать их «ловцами человеков» (Мф. 4,19), Он в течение трех лет подготовлял их к уловлению человеческих душ, наставляя их и словами, и примером Своим. Святитель Амвросий Медиоланский, по указанию свыше избранный и посвященный в сан епископа, горько сетовал о своей неподготовленности к пастырскому служению и всеми силами старался восполнить недостаток специального богословского образования. Сделавшись епископом, он устроил пастырскую школу для клириков, чтобы и они потом не оказались в таком же затруднительном положении, в каком очутился он. Существование в Церкви во все последующее время специальных школ, готовивших к прохождению пастырского служения, доказывает, что сознание необходимости особого приготовления избранника к пастырскому служению в Церкви никогда не исчезало. Призвание Божий дар, приготовление человеческий труд. Великое дело Божие и доброе человеческое должны гармонично соединиться, чтобы для славы Божией и блага людей принести добрый плод.

в) Возможность перехода настроения от внешнего призвания к внутреннему (и наоборот)

Таким образом, пастырское призвание есть способность к свободному, непринужденному следованию человека за Христом, связанное со стремлением продолжения дела Христова на земле.

«Случилось, рассказывает святой Евангелист Лука, когда они были в пути, некто сказал Иисусу Христу: Господи, я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел. Но Иисус сказал ему: лисицы имеют норы и птицы небесные гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где главы приклонить. А другому сказал: следуй за Мной; тот ответил: Господи, позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать мертвецов, а ты иди, благовествуй Царство Божие. Еще другой сказал: я пойду за Тобой, Господи! Но прежде позволь проститься с домашними моими. Но Иисус сказал ему: никто возложивший руку на плуг и озирающийся назад не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9,572).

Очевидно, были причины, по которым Господь отверг желание одного, позвал другого, а третьего признал неблагонадежным для Царства Божия. Первый видел во Христе Иисусе Мессию и желал поступить в число учеников Его со своекорыстными рассчетами, почему Иисус и отверг его. У второго были искренние желания последовать за Христом, и он признан был годным для благовестия Царства Божия, то есть, для пастырства. Третий, наконец, был бы непрочь последовать за Иисусом, но его звали иные привязанности, а самое желание было случайное, почему и оказался он неблагонадежным для благовествования Царствия Божия, подобно тому, как если бы кто, случайно взявший на себя труд земледельца вспахать полосу земли, постепенно останавливался, оглядываясь, сколько им сделано, никогда не достиг бы того, что свойственно истинному пахарю.

«Христос Спаситель не уклонялся в сторону от дороги в поисках Своих последователей, говорит один пасторалист. Разбор был естественным следствием самого призыва, Он никого не исключал из Своих последователей, но и не препятствовал недостойным самим исключать себя…».

Вокруг Него происходила мощная работа сердец. Призыв был обращен к тому, что было самого благородного в каждом. Результат, к которому приходил человек в этой борьбе, служил вместе с тем признаком того, насколько он был достоин последовать призыву.

В этом именно и заключается то «вывевание», которое Христос Спаситель произвел над людьми[68]. Призыв и был «лопатой в Его руках» (Мф. 3,12).

Следовательно, пригодность к пастырству определяется, прежде всего, свободно–сознательным подчинением своей воли воле Божией, притом не случайно навеянным чем–либо, а вытекающим из внутреннего «я» человека и не покидающим его ни на один момент, подчинением, имеющим плодом своим потерять свою волю в Боге, чтобы снова обрести ее.

Святое Евангелие дает подробный ответ на то, благодаря какому психическому фактору возможен переход от призвания внешнего к призванию внутреннему. Достаточно вспомнить картину восстановления Петра в его апостольском достоинстве после отречения.

По Своем воскресении Христос явился в третий раз Своим ученикам на берегу заветного Геннисаретского озера. Зеркальная поверхность озера, необычайный улов по слову Спасителя, на берегу разведенный огонь, приготовленная трапеза, все это должно было напомнить апостолу Петру первое его призвание к апостольскому служению. Костер же на берегу пылал в знамение костра во дворе первосвященника, где было печальное отречение Апостола. Трижды Петр отрекся, трижды вопрошал его Господь о любви к Себе: «Симоне Ионин, любишь ли ты Меня больше, нежели они?» (Ин. 21,158).

Ввиду особой важности этого троекратного призыва апостола Петра к пастырской любви остановимся на нем несколько подробнее.

В этом призыве (Ин. 21,157) русское слово «любовь» выражено в греческом тексте двумя разными словами, имеющими неодинаковое содержание.

В первом призыве: любишь ли ты Меня больше, нежели они (т.е. Апостолы), в греческом тексте употреблен термин, означающий любовь, основанную на убеждении в высоких достоинствах любимого лица, а уже отсюда и к другим людям. Такой любовью любили в то время Спасителя все прочие Апостолы. Но Спаситель хотел бы видеть большую, чем у них, любовь у апостола Петра, троекратно отрекшегося от Него. Он хотел видеть любовь, приближающуюся к той любви, которая охватила Апостолов после сошествия Святого Духа на них, когда это слово ( ) стало обозначать проникновенную, сознательно–жертвенную любовь, как проявление уже той высшей духовной свободы, которую Апостолы стали иметь со дня Святой Пятидесятницы. При такой именно любви обеспечивается уход не только за взрослыми овцами, но и за «агнцами», т.е., ягнятами, которые нуждаются в особом кормлении, питании. Поэтому Спаситель и сказал Петру: «паси агнцев Моих».

Апостол Петр на этот первый призыв отвечает Спасителю:

люблю Тебя. Глагол в его первичном значении обозначает дружеское, сердечное расположение, естественную любовь к кому–либо, в данном случае ко Христу. И лишь после Святой Пятидесятницы это слово одухотворилось и стало выражать христианскую благодатную любовь в личных отношениях между христианами и в их отношениях к Богу.

В момент беседы со Спасителем у апостола Петра не было еще такой любви, которая могла бы обеспечить уход и за агнцами ягнятами, т.е., слабыми в вере людьми. Поэтому Христос при втором призыве отвечает Петру: «Паси овец Моих», т.е. Христос не выделил агнцев как нуждающихся в дополнительном уходе и особой заботе.

Во втором обращении к апостолу Петру Христос употребляет те же слова - , но уже без добавления «больше, нежели они». Этим Христос как бы хотел спросить Апостола: имеет ли он хотя бы ту же любовь, какую должны иметь все ученики Его. И когда Петр ответил прежними словами: , то Спаситель поручает ему только взрослых овец: — управляй овцами Моими.

Обращаясь к Петру в третий раз, Христос употребил тот же глагол, что и Петр: . Этим Христос как бы хотел проверить, имел ли Петр то дружеское, сердечное расположение и естественную любовь ко Христу, о какой сам Петр только что говорил Ему. Этот третий вопрос так огорчил Петра, сердечно уязвил его, что он изменил свой ответ. Он уже не говорит о своей любви, а лишь скорбно указывает, что Христос как Всеведущий, проникая в его сердце, видит Сам, наряду с его слабостями, и искреннюю любовь к Нему.

После этого смиренного исповедания Петра Христос поручает ему заботу об овцах, точнее об овечках ( ), нуждающихся в усиленном уходе.

Спаситель знал, что Апостол, приобщившись благодати Святого Духа (в день Святой Пятидесятницы), получит благодатную силу и для жертвенной любви ( ), чтобы пасти не только овец, но и овечек–агнцев–ягнят, т.е. охватывать своей любовью всех уверовавших во Христа.

Из разбора Евангельского текста о призвании апостола Петра к апостольскому служению мы видим, какой смысл, какое содержание вкладывалось в слово «любовь». В евангельском тексте под термином разумеется любовь наиболее совершенная любовь жертвенная. Исходным началом этой любви в духе любящего является любовь Бога к миру и человеку. Такую любовь Спасителя ученики испытали на себе, ощутили в своем сердце. Она вызвала в них ответную любовь и не только к Нему, но и к людям. Двойная любовь захватывает все существо их вплоть до самоотречения по примеру Христа, как о том свидетельствует Апостол любви Иоанн Богослов (1 Ин. 3,16).

Ничто так не роднит и не сближает человека с Богом, ничто не делает его столь божественным и благодатным, как эта превысшая и неизреченная любовь Божия, даруемая человеку (1 Ин. 4,7).

Итак, на первом месте в этой высшей агапической[69] любви является ощущаемая любовь Бога к человеку и ответная любовь к Нему как Источнику жизни. И уже отсюда (в душе любящего) изливается и любовь к людям, и особенно к слабым, страдающим, не окрепшим ни в любви, ни в вере. И любовь эта не есть любовь только сердца и чувства, но и сознания, убеждения и воли.

Для второй любви филической характерна любовь к человеку, любовь в ее общем значении, вырастающая из задушевной общности и близости при совместной жизни. Это любовь–дружба. Воспринимаемая в Боге эта любовь–дружба согревается и возвышается религиозным чувством и пускает глубокие корни в душе человека. При усилении веры и любви к Богу усиливается и любовь к человеку.

Как видим, первая (агапическая) любовь более связана с Богом, вторая (филическая) - с человеком. Первая как бы низводит Бога на землю (в сердце человека), вторая человеческое сердце объединяет с другими людьми и возводит к Небу.

Таким образом, на примере святых Апостолов (в частности апостола Петра) мы видим, что воспитание в себе глубокого внутреннего призвания к пастырству вполне возможно только при содействии истинной любви ко Христу[70].

Однако некоторые возражают, считая, что человек не может воспитать в себе внутреннего призвания; если его нет в сердце, то принудительное воспитание к пастырству может потом отразиться гибелью.

Следует заметить, что мы говорим не о внешней принудительности со стороны, но о свободном подчинении своей личности делу Христову. Центр всех возражений против возможности воспитания в себе внутреннего настроения лежит в одном нежелании серьезно поработать над собой.

Утверждающие невозможность воспитания внутреннего призвания, как ясно сознанного стремления к пастырству, вместе с тем утверждают невозможность и всякого вообще нравственного совершенства.

Допустим, что у вас в данное время нет никакого желания молиться. Что же мы должны делать? Дожидаться ли, когда такое желание само явится или же произвести над собой усилие, заставить себя помолиться? Скажут, что эта молитва может дать обратные результаты. Но как же святые отцы заповедуют не допускать расслабления своей воли и указывают на волевую молитву. Не хочешь, а молись. Путем постоянного навыка образуется нормальная молитва.

В призвании к пастырству замечается подобное же явление. Если мы любим Христа Спасителя, то несомненно осознаем свой долг продолжать Его дело, особенно, если обстоятельства жизни (например, духовная школа) поставили нас на этот путь.

Святитель Григорий Двоеслов утверждает: «Если пастырские труды служат верным свидетельством любви к Господу, то и наоборот, кто отказывается пасти стадо Божие, имея к тому и нужные способности, и самое призвание, тот тем явно показывает, что не любит Пастыреначальника»[71]. И святитель Иоанн Златоуст в принятии на себя подвига пастырства видит также решительное выражение любви ко Христу. «Он мог бы сказать Петру, говорит св. Златоуст, если любишь Меня, подвизайся в посте, молитвах, бдениях и проч. Но оставив теперь все это, Он говорит: паси овец Моих»[72].

Но, спрашивается, как же быть, когда Бог зовет нас через внешние обстоятельства жизни (внешнее призвание) к пастырству, а мы ясно ощущаем, что у нас нет внутреннего призвания, без которого мы не имеем нравственного права принять пастырство?

В таком случае на поле нашего сознания вызвать идею долга, чтобы эта идея была господствующим настроением нашего духа. Когда при выборе служения будет преобладающим мотивом над прочими идея долга, тогда уже легче будет принудить себя к ближайшему и непосредственному знакомству с пастырством. Плодом этого знакомства непременно явится интерес к пастырскому делу. Потрясать человеческие сердца словом, вести людей к нравственному совершенству, соединять их с Богом, быть их другом и отцом, утешать их в скорби, радоваться их радостями, жить одной с ними жизнью, да разве может быть что интереснее этого?!

Так именно решается вопрос возможности перехода от внешнего призвания к внутреннему.

г) Церковное призвание

Для принятия на себя пастырства, кроме внутреннего и внешнего призвания необходимо еще призвание, так называемое, церковное, т.е. призвание Церкви. Читая о призвании святых Апостолов, мы замечаем, что они не сказали даже простого «да» на зов Христа, но их сердца возгорелись любовью ко Христу до такой степени, что они свободно от всяких сомнений и с совершенной простотой и целостностью самопожертвования доверились Христу, и Христос с Своей стороны оказал им доверие, сделав их пастырями. Отсюда ясно, что для следования за Христом с целью продолжения Его пастырства нужно, во–первых, чтобы ищущий пастырства любил Христа, и во–вторых, чтобы Христос Спаситель доверил ему в лице Церкви это служение. Без такого призвания, действительно, никто не может быть истинным пастырем. Без призвания Церковью ни врожденная склонность к пастырству, ни другие потребные духовные качества не могут сделать призванного достойным пастырства. Не призванный Церковью, но самомнительно и собственными силами стремящийся получить тяжелые и высокие обязанности пастыря показывает себя славолюбцем и лишенным сознания и совершенного знания дела, к которому он стремится ради славы. Таковой ни на обязанности не смотрит, ни на слабость своих сил, ни на ответственность. Таковой совершенно не пригоден к великому званию пастырства, потому что не может ни тяжести его нести, не соразмеривая ее, ни забот выносить, не измеривши их, ни вообще заботиться о счастьи вверенной ему паствы, как самолюбец и корыстолюбец. Это наемный пастырь, наскочивший на пастырство, и не входящий дверьми, но, как вор и разбойник, перескакивающий через ограду, и нет ему заботы об овцах.

О таковом церковном призвании учит нас Священное Писание примером святых Апостолов: «И помолившись, и сказали: Ты, Господи, Сердцеведец всех, покажи из сих двоих одного, которого Ты избрал» (Деян. 1,24).

После всего вышеизложенного легко определить положительные данные, относящиеся к призванию истинного пастыря.

Истинным пастырем может быть только тот, кто 1) имеет любовь к Богу; 2) свободно–сознательно подчинит свою волю воле Бога; 3) кто воспитает в себе прочное внутреннее настроение, пригодное для пастырства; 4) кто сознает свое недостоинство; 5) кто достойно приготовился к названному служению как в моральном, так и в интеллектуальном отношении и, наконец, 6) кто получит доверие от Пастыреначальника через Церковь[73].

В притче о званных на вечерю (Лк. 14,164) Иисус Христос реально изобразил отношение иудеев к призыву Его в царство благодати. Народ избранный, который прежде так рвался к светлому будущему, когда оно, действительно, настало, на все призывы своего Царя отвечал, приводя в свое оправдание разнообразные соображения: «Молю ти ся, имей мя отречена». Это ничто иное, как отречение от пастырства. Как приложимы здесь заключительные слова Спасителя: Мнози же суть звани, мало же избранных!Не остаются ли они вечным укором за подобное отношение к призванию? Не служат ли они горьким, безотрадным пророчеством по отношению к борцам за евангельскую правду? Ведь ни для кого не тайна, что причина отказа от пастырства, по преимуществу, есть борьба званных из–за евангельских «сел, волов, жен». Тяжело человеку, выросшему среди людской своевольной атмосферы, во имя известной идеи отказаться совсем от своей греховной воли и подчинить свои стремления высшей, руководящей силе.

3. Вопрос о настроении призываемого

Внутреннее настроение призываемого к пастырству характеризуется, прежде всего, вдумчивым отношением к цели своей жизни. Этому научает пример Пастыреначальника, Который проявил необыкновенную сосредоточенность в храме Иерусалимском. С поля Его сознания никогда не исчезала мысль о конечном результате Его пастырской деятельности. Объясняя слова пророка Исаии в Назаретской синагоге, Он прямо прилагает их к Себе, видя в пророчестве реальное исполнение, и все соглашаются с Ним. «Следовательно, говорит проф. В. Сокольский, полная убежденность в исполнимости пастырского служения вот что обуславливает истинное достижение цели пастырства»[74].

Если вполне прилагать это требование к кандидату пастырства, то, конечно, ни один кандидат не может оказаться достойным пастырства. Даже святые люди, богато одаренные силою духа, чувствовали себя недостойными пастырства и старались избежать принятия его, каковы Григорий Неокесарийский, Ефрем Сирин, Амвросий, Августин, Иоанн Златоуст, Василий Великий. Все они испытали тяжелое томление духа от решительного перелома своей воли и быстрого поворота к положению иному и высокому. Состояние духа их было более болезненное, чем радостное, более тревожное, чем спокойное. Это состояние борьбы между страхом и надеждою. Но все они надеялись на помощь Пастыреначальника, на Его всесильную благодать, «немощная врачующую и оскудевающая восполняющую», которая содействует истинному пастырю на всех путях его жизни. Это именно упование и пересиливало всегда у них сознание слабости своих сил: «Не на мою немощь надеюсь, а всего жду от Небесного Подателя всякого блага и всякого совершенства, Ему предаю жребий всего служения и всей моей жизни». Если их весы воли колебались то в ту, то в другую сторону по причине боязни принять свое и других лиц желание за волю Божию, то в окончательном результате воля Божия превозмогала.

В Евангелии от Луки повествуется, что Христос, вошедши в одну лодку, которая была Симонова, просил его отплыть несколько от берега, и сев, учил народ из лодки. Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова. Симон сказал Ему в ответ: Наставник! Мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть. Сделав это, они поймали великое множество рыб, и даже сеть у них прорывалась, и дали знак товарищам, находившимся на другой лодке, чтобы пришли помочь им; и пришли, и наполнили обе лодки, так что они начали тонуть. Увидев это, Симон Петр припал к коленам Господа и сказал: выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный. Ибо ужас объял его и всех бывших с ним от этого лова рыб, ими пойманных; также и Иакова и Иоанна, сыновей Зеведеевых, бывших товарищами Симону. И сказал Симону Иисус, не бойся; отныне будешь ловить человеков(Лк. 5,30; Мф. 4,19; Мк. 1,17).

Огромная стая рыб в данном месте на Галилейском озере не показалась бы опытному рыбаку удивительной. Чудесно было то, что Господь увидел сквозь эти воды рыб и повелел Петру закинуть сеть. Господь мог смотреть чрез воды в глубину этого озера. Он мог смотреть также и видеть, что происходит в глубине сердца Петра. Он видел сердце, и все, что Он говорил, свидетельствовало об этом и говорило Петру, что находилось внутри его. Мог ли быть ловцом людей тот, из сердца которого после труда, продолжавшегося в течение ночи, была вынута пустая сеть или сеть, только наполненная песком и разорванная камнями? Вот о чем думал Петр, когда припал к коленам Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный! Это был вопль самообличения, первый порыв страха и изумления тех чувств, которые впоследствии возросли до степени обожания и любви. Петр не разумел в собственном смысле: «выйди от меня», а разумел только и это было известным Сердцеведцу: я крайне недостоин быть подле Тебя, но позволь мне остаться.

Вот почему Иисус ответил ему на это: «Не бойся, отныне будешь человеков ловить!». Отсюда ясно, что исполнение целей пастырства обуславливается смиренным сознанием своего недостоинства и постоянным покаянным настроением. Поэтому следует знать, во–первых, что избрание звания есть событие, которого никто не видит и не знает, кроме Бога; оно сокрыто и нередко таится, как драгоценный камень, в сокровищнице сердца, и даже сам его хозяин не знает, чем награжден он; во–вторых, что Господь знает угодные Ему орудия Своей благодати, и там, где человеческому мышлению не представляется ничего, кроме немощи и недостоинства, там, как это сказалось в призвании к апостольству мытаря Матфея, зрит наиболее плодоносную почву для небесного делания; Он по преимуществу избирает и низводит на ниву Свою или немощных, или изветшалых, или совсем юных, или немудрых в глаза мира сего, чтобы, с одной стороны, всем было видно, что судьбы Церкви Он Сам непосредственно строит и направляет, а с другой, самою высотою служения возбудить недостойного к ревностному самоисправлению и самоусовершенствованию, и тем дать ему средство соделаться достойным изливаемых на него щедрот; в–третьих, надо знать, что пастырский талант усугубляется благодатию, и считают поэтому несправедливым ссылаться на немощь и вследствие этого отказываться от призвания, когда, по слову Пастыреначальника, сила Его в немощи совершается и строение Церкви созидается не слабыми силами человеческими, а благодатию Духа Святого, присно живущего в Церкви; в–четвертых, наконец, надо знать и то, что постоянное покаянное смиренное настроение заставляет человека прислушиваться к требованиям Божественного Пастыреначальника и велениям собственной совести, так что при каждом падении такому человеку будет ясно несоответствие идеальных требований с характером положительных действий в сфере обыденной жизни, так что, когда совесть укажет человеку несоответствие между евангельским идеалом христианского пастыря и его человеческой слабостью, то самосознание его утверждает это несоответствие, как отступление его от нормы, как падение и грех. Этот грех, естественно, до тех пор будет мучить человека, пока он путем непрерывного подвига не начнет приближаться к евангельскому идеалу. Без сомнения, все принимающие пастырство, по слову Священного Писания, «всегда суть раби неключими», то есть, ничего не стоющие» (Лк. 17,10), но раз Сам Пастыреначальник желает продолжения Своего дела, то полагает ли немощь человеческая окончательный приговор для принятия или отказа? Все призываемые сознавали и сознают свое недостоинство, епе неотъемлемый предикат человеческой субстанции после потери райской невинности. Следовательно, на основании евангельских данных все штрихи, характеризующие внутреннее настроение готовящегося к пастырству, можно сконцентрировать в такую картину.

Пастыреначальник требует от желающих принять на себя подвиг пастырства не столько силы и опытности или даже степени греховности, сколько готовности принять Его святую волю и исполнить. В избрании путей жизни безопаснее последовать указаниям Евангелия, чем собственному усмотрению, в этом, именно, и проявляется «высшая свобода».

Есть факты, что некоторые благочестивые люди не решаются принять пастырство исключительно по своему смирению. Они, как евангельский мытарь, не смеют поднять даже очей своих к небу, не то чтобы помыслить о таком великом служении.

Вопрос о том, правы ли они, что не дерзают к подвигу пастырскому. Евангельский текст, особенно 21 глава от Иоанна отвечает на этот вопрос. Господь Первоверховного Апостола спрашивает три раза о любви, прежде чем поручить ему пастырство. Очевидно, что подвиг этот требует высочайшей любви. Но мы знаем также, что строгий нелицеприятный Судия не признал уважительную укоризну приточного раба на господина своего, что тот жнет, где не сеял, и собирает там, где не расточал. Не оскорбляясь и не смущаяясь скудостью своей доли при разделе талантов, и не щедро награжденный раб должен был, по возможности своей, делать, как и получившие кто пять талантов, кто два. Следовательно, и не имеющий талантов Петровой любви, по возможности своей любви, должен делать в вертограде Божием. К великой нашей радости такой вывод подтверждается и святоотеческой литературой.

«Правда, есть и такие, которые убегают трудности пастырского служения по одному смирению, читаем у св. Григория Двоеслова, чтобы их не предпочли тем, коих они считают более достойными себя. Но такое смирение тогда только бывает действительно в очах Божиих, когда оно не упорствует непокорным противлением принятию на себя общеполезных обязанностей, возлагаемых на нас свыше. Ибо в том нет уже истинного смирения, кто слышит и понимает волю Божию, зовущую и обязывающую его к начальственному управлению над другими, а между тем, пренебрегает этою властию»[75].

4. Формирование пастырского мировоззрения

а) Принципы, способствующие этому формированию

Принципами воспитания в духовной школе и принципами формирования пастырского мировоззрения должны являться: религиозность, церковность, духовность.

Нами выше было указано, что учащиеся поступают в нашу школу, движимые мотивами религиозности и церковности. Наиболее подробно в нашем изложении раскрывался принцип церковности в его теоретическом и психологическом разрезе. Говорилось, как церковность в узком смысле слова должна превращаться в воззрениях и психологии учащегося в церковность в широком смысле слова, а школьный коллектив в малую Церковь.

Менее уделялось внимания последнему принципу, именно религиозному. Принцип религиозности исходный принцип в жизни верующего человека. Недаром наши учащиеся им привлекались в духовную школу.

Разберемся в природе религиозности. Свое название она получила от слова религия, что значит связь, связывать. Религия есть связь человека с Богом и чувство внутреннего общения с Ним, ощущения единства жизни в Боге и с Богом. Для религиозного состояния характерно именно это живое чувство связи с Богом, столь же внутренне реальное и действенное, как и всякое психическое состояние.

Это религиозное состояние поддерживается и подогревается молитвенностью, духовной трезвенностью, чуткой и живой совестью, на все реагирующей движением религиозного чувства. Такая искренняя и живая религиозность может быть основой богобоязненной жизни и не нуждаться в специальном богословском образовании. Так для рядовых членов паствы, но не так для будущих пастырей.

Природная религиозность нуждается в глубоком духовном просвещении. Религиозная вера для будущего пастыря должна быть не только верой, но и знанием, «могущим умудрить во спасении» (2 Тим. 3,156), и твердым убеждением. А для этого нужно научиться ему «исследовать Священное Писание» (Ин. 5,39) и так, чтобы «не повреждать слов Божиих» (2 Кор. 2,17).

Одновременно с изучением Священного Писания следует научиться ему исследовать, «испытывать и самого себя, в вере ли я» (2 Кор. 13,5), чтобы «укрепляться в благодати» (2 Тим. 2,1) и «в обновлении ума» (Рим. 12,2).

Для всего этого молодому человеку и нужна духовная школа. С большим упованием, что она все это именно и дает ему, он и переступает порог школы. И что же? К прискорбию нужно сказать, что нередко от некоторых из оканчивающих духовную школу можно слышать: «Раньше, до школы я был более религиозен, чем при окончании». Выходит, что школа не оправдала надежды и не дала того, что от нее хотели получить.

Следует прямо сказать, что подобное суждение выходит из неправильного представления о нашей школе; рассуждающему так эта школа представлялась «школой благочестия» в большей мере, чем школой богословского знания. А между тем наша школа, давая богословские знания, рассчитывает, что на них, как на фундаменте, и должны на пастырском служении расцветать все духовные дары, и особенно благодатный дар благочестия. Вместе с тем весь свой педагогический процесс она строит на религиозно–церковной воспитательной системе, с участием учащихся в богослужении, молитве, братолюбии и во всем том, к чему и чем дышит церковность в ее глубоком понимании.

Чтобы не терять своей природной религиозности, нужно быть активным в этой религиозности и в школе в большей мере, чем до поступления в нее.

Школа, создавая условия для религиозно–церковного воспитания, воспитывает учащихся не сама по себе, а в совместных усилиях с каждым из этих учащихся. И доля сознательного участия самого учащегося в этом воспитании должна из года в год возрастать, постепенно переходя от воспитания к самовоспитанию.

Это особенно относится к студентам академии. Основой религиозности, как это было уже сказано, является чувство живой веры в Бога. И нужно личными усилиями это чувство поддерживать и подогревать.

Религия это не теория о Боге, а сама жизнь в Боге, в живом чувстве непрерывного общения с Ним. Вот утром, вставая с постели, готовы ли мы сразу же вступить в молитвенное общение с Богом, чтобы первый же наш утренний вздох был вздохом благодарения Господу за мирно прошедшую ночь и наступивший день? Что у нас на уме, когда мы стоим на утренней молитве? Воспринимает ли наша душа благодатную силу молитвенных слов или эти слова не идут дальше барабанной перепонки нашего уха? Начал ли я с утра чувствовать своих товарищей как членов единого Тела Христова, через любовь к которым я и призван сегодня спасаться, или по–прежнему я глух к ним и равнодушен? Вот на уроке при назойливом помысле осуждения собрал ли я духовные силы, чтобы отразить его и осудить себя в покаянном порыве перед Богом? За Богослужением в храме всегда ли я душевно и душерастворенно возношу молитвы к Всевышнему, или мой ум и сердце чаще бывает в рассеянии и расслаблении?

Если мы проследим внимательно от начала до конца хоть один день нашей жизни, то найдем, что этот день мало чем отличается от всякого другого дня по религиозной пассивности и отсутствию серьезной борьбы по «совлечению ветхого и обличению в нового человека».

Когда мы говорим о религиозности, то имеем в виду одну преобладающую черту в этом состоянии, а именно чувство. Религиозность, как таковая, захватывает преимущественно эту сферу души. Ею она питается и держится. Если это чувство падает, то вместе с ним падает вера, изменяется направление ума и слабеет воля. Односторонность религиозности очевидна. Ей не хватает, как это уже было сказано, глубины религиозного знания и силы убеждения. Сила религиозного состояния неизмеримо возрастает, когда оно захватывает и интеллект, и весь духовный состав человека, то есть, когда сфера чувства осмысливается разумной силой духа, воспитанного на Священном Писании, святых отцов, богомыслии и на живом религиозном опыте.

Религиозным человек бывает не только тогда, когда в чувстве религиозного порыва он молится Богу, но и тогда, когда предается Богомыслию, религиозно–духовным размышлениям и глубоким созерцаниям. Уходя в эти сферы, религиозный человек может жить всем напряжением своего духа и пребывать в Богообщении. Как видим, на этой стадии духовного развития религиозность поднимается на более высокую ступень, которую условно можно назвать религиозно–духовной.

Пример такой мудрой, духовной религиозности являет нам Филарет, митрополит Московский, а в более совершенной степени святые отцы и подвижники.

Наш пастырь призван быть не просто религиозным, а религиозно–духовным. Что такое духовность?

В беседе с самарянкой Христос сказал ей, что настало уже время, когда истинные поклонники «будут поклоняться Отцу в духе и истине» (Ин. 4,23). Ибо Сам «Бог есть Дух» (Ин. 24) и потому достойное и соответствующее Его природе поклонение должно быть поклонением «в духе и истине». Истина христианская во Христе, сказавшем: «Я путь, истина и жизнь, и никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14,6), то есть через веру во Христа и следование Ему. Вне этой веры во Христа и жизни по духу этой веры не может быть спасения. А так как Бог есть Дух, то и надо свой дух целиком склонить, отдать, посвятить Богу, чтобы в Нем найти полноту жизни для этого духа. Как это возможно?

Это возможно путем лишь «нового рождения» (Ин. 3,3). Это возможно не путем вторичного телесного рождения от матери, от ее «плоти и крови» (Ин. 1,13), а путем рождения от «воды и Духа» (Ин. 3,5), рождения «свыше, от Бога».

Но послушаем, что говорит Апостол, и, может быть, тронет и наше сердце благодатная сила его слов: «Благодатию вы спасены чрез веру, и сие не от вас, Божий дар; не от дел, чтобы не хвалился» (Еф. 2,8). Даже молитва в нас дар Святого Духа и голос не раба, а сына: «Мы не дух рабства приняли, чтобы жить в страхе, но приняли Дух усыновления, Которым взываем: Авва, Отче» (Рим. 8,15). И послушаем еще: «Вы не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу» (Еф. 2,19).

Поэтому будем «исполняться духом, назидая самих себя псалмами, и славословиями, и песнопениями духовными, поя и воспевая в сердцах наших Господу. Благодаря за все Бога и Отца, во имя Господа нашего Иисуса Христа» (Еф. 5,180).

Как все сказанное Апостолом благодатно, просто, близко к сердцу и духу! Так что же такое дух и духовная жизнь в человеке?

Если дух по началу своего развития в душе нашей есть только «начаток»[76], семя духовной жизни, то в самом этом духе при его развитии исходным началом является «начаток Духа Святого» (Рим. 8,23), как зерно, семя Божественной жизни в духе человека. По мере развития этого Божественного семени развивающийся дух человека все более входит в единство «с Господом» (1 Кор. 6,17).

Таким образом, духовность выражается в форму совершенной зрелости на почве развития предыдущих принципов: религиозность, церковность и духовность.

Переходим к главной теме нашей лекции, именно, к формированию пастырского мировоззрения.

б) Идея Царства Божия

Наше изложение принципов религиозно–духовной жизни представляло бы из себя попытку раскрыть последовательные этапы в развитии жизни во Христе, насколько они доступны и возможны в условиях школьной жизни наших учащихся.

Теперь займемся непосредственно исследованием вопроса формирования пастырского мировоззрения.

Какая, спрашиваем, основная идея должна постоянно волновать пастырскую душу и занимать пастырское сознание? Такой всеобъемлющей идеей является идея Царства Божия или Царства Небесного.

Свое общественное служение Христос Спаситель начал с краткого призыва: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4,17). В этом кратком изречении дана вся программа (в основной ее идее) Евангельского благовестия и указано необходимое условие для его принятия. С этого момента учение о Царстве Божием явилось средоточием Евангельской проповеди Спасителя, посвященной раскрытию именно этой всеобъемлющей христианской цели идеи.

Пришедший на землю «взыскать и спасти погибшее» (Мф. 18,11) Христос Спаситель прежде всего и начал сеять семена Царствия Божия в грешные души. Его обращение с грешниками было непрерывным сеянием идей Царства Божия под самыми разнообразными образами: жемчужины, невода, сокровища, поля, закваски, зерна горчичного и проч. (Мф. 13). Божественное слово Спасителя, раскрывая человеческую греховность, вместе с тем у мытарей, блудниц, самарянки, разбойника и других вызвало к жизни свойственные им от природы задатки добра и тем ставило их на путь новой жизни.

Эта новая жизнь и есть Царство Божие. Его–то прежде всего и нужно «искать» (Мф. 6,33). Начинается Оно с признания «нищеты духовной» (Мф. 5,3) и требует больших усилий («нудится») для своего развития и укрепления.

На путях Царства Божия неизбежны страдания и скорби, но ими–то и «надлежит нам войти в Царствие Божие» (Лк. 14,22). Особенно много Спаситель учил о Царствии Божием по воскресении Своем, «в продолжении сорока дней, являясь ученикам и говоря о Царствии Божием» (Деян. 1,3).

Что есть Царствие Божие? «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17,21).

Проф. С. Соллертинский в словах «Царствие Божие внутрь вас есть» усматривает» твердый взгляд Спасителя на душу человеческую, что в ней прямой залог Царствия Божия, что все сокровища мира не могут покрыть погибели души», как абсолютной ценности[77].

В ближайшем своем понимании Царствие Божие есть Царство, владычество Бога над всем созданным Им миром. С другой стороны, это есть участие Бога во всех сферах мировой жизни, и особенно человеческой. В свою очередь, и мировая жизнь, и человеческая в особенности, не лишены, каждая по–своему, своего участия в Царстве Божием.

У митрополита Московского Филарета[78] мы находим попытку точно установить объем понятия Царства Божия. Он различает в нем три царства: природы, благодати и славы[79]. Царство природы включает весь мир; царство благодати общество верующих в Иисуса Христа на земле, то есть Церковь Божию; царство славы Церковь торжествующую, Небесную.

К царству природы относится вся неодушевленная и одушевленная природа: минералы, растения, животные. Восплоняется и завершается этот природный мир человеком.

В человеке, как образе Божием, вложено Творцом тяготение к Нему, внутренняя связь с Ним, а также и с физическим миром, где он призван выполнять волю Божию. В саду Едемском Господь повелел человеку «возделывать и хранить» (Быт. 2,15) этот сад. Вся земля с миром растительным и животным была отдана человеку, и он был обязан трудиться на ней (Быт. 2,9, 156, 19). А это означало исследовать и использовать заложенные Богом в природе силы, законы и тем продолжать творческое дело Божие в мире. В отношении себя самого он имел задачу развивать заложенные в его душе способности и силы для Богоуподобления.

После грехопадения человека положение в царстве природы резко изменилось. Земля лишилась плодородия (Быт. 3,178), труд стал изнурительным (Быт. 3,17), вся тварь подверглась страданиям, воздыханиям и тлению (Рим. 8,213), явились болезни, в мир вошла смерть (Быт. 3,189) как средство пресечения греха, который иначе развился бы до бесконечности (Иез. 18,32). Ближайшие потомки Адама овладение природой обратили в самодовлеющую цель и после ряда изобретений (Быт. 15) вообразили, что можно обходиться без помощи Божией.

По мере развития человечества увеличивалась борьба с грехом в разных сферах мировой жизни. Для смягчения положения с «терниями и волчцами», то есть с истощением и бесплодием почвы, стала развиваться сельскохозяйственная техника и агрономия; для борьбы с болезнями и физическими недостатками медицина. Стали появляться произведения искусства, в которых человек отражает созданную Господом красоту в природе, восхищаясь ею; извращенную злой волей человека, возмущаясь ею. Осозналась необходимость борьбы с искажениями в духовной природе человека в виде многочисленных пороков и страстей, коварства и злобы, хитрости и зависти, стяжательности и всякой неправды. Борьба со злом в духовной сфере вызвала к жизни изобразительные искусства (живопись, музыку, скульптуру), художественное слово литературу; сочетание всех видов искусств театр и, наконец, в сфере религиозно–моральной выступила и Церковь с благодатными дарами Ее молитв и таинств.

Так сложились в ходе борьбы с грехом две задачи человека в царстве природы: положительная и отрицательная. Первая заключается в том, что, продолжая Божие дело устроения и украшения мира, человек должен созидать всякое добро и благоустройство в природе внешней и в человеческом общежитии. Вторая состоит в том, что он должен искоренять грех в себе самом и в человеческом обществе со всеми его последствиями. Средствами во всей этой священной борьбе являются: Церковь, наука, искусство, общество и государство. Разрешая указанные задачи, все эти средства (Церковь и проч.) творят дело Божие.

Таков объем содержания, которое мы вкладываем в понятие первого царства природы.

Второе царство царство благодати, как мы видели, действует в царстве природы, оно занимает в нем особое место. Это место нельзя определить графически точно, так как его члены рассеяны по всему лицу земли. Нельзя определить и его количественный состав: многие из принадлежащих к нему по суду человеческому отсечены от него по незримому суду Божию и, наоборот, не призванные по суду человеческому состоят в нем по суду Божию. Границы этого царства могут колебаться и в душе каждого отдельного человека. Сегодняшний член Царства Божия может завтра сделаться членом царства «мира сего» и, наоборот, сегодняшний член «мира сего» завтра может из Савла превратиться в Павла.

Неотделимое от низшего царства (природы) оно неотделимо и от высшего царства Царства славы. Занимая промежуточное положение между этими двумя царствами, оно имеет специальные задачи в отношении каждого из них. В отношении первого оно имеет задачу очищать, облагораживать, одухотворять, освящать, спасать. В отношении второго (царства славы) - воспитывать для него членов, приготовлять для его «обитателей» наиболее достойных из «странников» и «пришельцев», близких к Богу (Еф. 2,19). В свою очередь, царство благодати питается и освящается благодатными лучами, исходящими от царства небесной славы.

Все три царства, находясь во взаимообщении, имеют конечной целью слияние в одно царство Божие. Царство природы заменится «новым небом и новой землей, на которых обитает правда» (2 Петр. 3,13). Царство благодати уступит место царству славы, влившись в него (1 Кор. 13,168). Это третье царство будет существовать вечно, «ему не будет конца»,

Человек призван жить сразу во всех трех царствах. Живя в царстве природы, развиваясь и укрепляясь благодатными дарами Святой Церкви, в царстве благодати, он вместе с тем, своим духом может быть и в царстве славы.

в) Характеристика Царства Божия с внутренней стороны

Великие подвижники еще здесь, на земле испытывали радости райского состояния. Все, что нужно для подготовки к стяжанию вечной жизни, верующий человек, как уже сказано было, получает в царстве благодати, то есть в Церкви Христовой. Отсюда вытекает исключительная важность этой Церкви в условиях земной жизни каждого верующего человека. Две тайны раскрылись в христианской Церкви и составляют основное содержание идеи Царства Божия.

«Христос в нас» (Кол. 1,269), «Царство Божие внутри нас» (Лк. 17,201). Если Христос в нас с дарами христианской любви и благодати, тогда оно, действительно, дает «праведность, мир и радость во Святом Духе» (Рим. 14,17), как того хотел святой апостол Павел.

Так учат и святые отцы: «Царство Божие в нас есть, говорит преподобный Симеон Новый Богослов, когда Бог пребывает с нами в единении благодатию Святого Духа»[80]. «Царство Божие «внутрь» означает пребывание в сердце человека Бога», говорит преподобный Филофей Синайский. Сущность Царства Божия, как особого внутреннего состояния человека, как состояния «богообщения», «обожения» почти одинаково указывается святыми отцами.

Святой Григорий Синаит признает разнообразие проявления в человеке Царства Божия: «Царство Небесное одно, но имеет внутри себя различия по различию имеющих войти в Него, в добродетелях, в ведении и в мере обожения, ибо ина слава солнцу, ина слава луне»[81].

«Царство Божие внутрь вас» (Лк. 17,201). Это выражение Спасителя наиболее ценно. Оно открывает нам тайну приобщения человека, еще живущего на земле, к Небесному Царству. Это выражение Спасителя показывает, что Царство Небесное не является своего рода премией за земную жизнь человека. Оно не награда, даже, может быть, и не воздаяние за добродетельную жизнь[82]. Оно состояние, являющееся естественным следствием добродетельной жизни. Человек может создать возвышенное, благодатное настроение в душе своей, но он может создать и обратное настроение, боготворческое, бесовское. И то и другое настроение он переносит в иной мир, и там он приобщается или к Царствию Божию, или к царству бесовскому. Человек с небесным настроением уже на земле становится членом Небесного Царства и способен переживать радости райского состояния. Таким образом, все дело во внутреннем человеке.

Подобным же образом, только с обратной стороны, характеризуется у святых отцов и царство диавола, именно как особое состояние души человека и всей его духовно–телесной природы. «У падшего человека, говорит преподобный Симеон Новый Богослов, в сердце «страстность», в уме «кружение»[83].

По учению святых отцов, сам человек накапливает в своей душе то или иное богатство, это богатство он переносит в иную жизнь, и там от качества его богатства зависит его участь.

Таким образом, кроме Царства Божия на земле существует и царство диавола, вступающего в борьбу с Царством Божиим, хотя и тщетную (Мф. 12,26; 25,41; Еф. 6,12).

Царство зла и диавола, как мы указали, имеет место преимущественно в моральной сфере: во внутреннем мире человека. Здесь в душе человека развертывается борьба со злом и диаволом.

Все заключается в святилище души. Если здесь неправда, раздор, печаль, производящая смерть, то здесь царство диавола, ад и смерть. Когда же диавол будет изгнан отсюда, и страсти уже не будут в ней царствовать, то основывается в нас Царство Божие. Сюда именно, на внутренний мир человека, направил Свое исключительное внимание и Спаситель, пришедший «разрушить дело диавола» (1 Ин. 3,8).

В каком отношении стоит Царство Божие к царству зла, имеющему место в Божием мире? Господь пришел не погубить, а спасти мир. Им не отвергается мир как творение Божие, как арена для раскрытия Царства Божия. Мир порицается лишь в той мере, в какой выступает в своей противоположности Богу, как сфера греха, порока.

«Грех, по словам П. Флоренского, момент разлада, распада и развала духовной жизни. Душа теряет свое субстанциональное единствозахлебывается в потоке мысленных страстей»[84].

И не творение, и не блага земные, как таковые, порицаются, а злоупотребление, неправильное пользование ими. Духовное выше материального, и поэтому последнее должно быть в подчинении у первого (Лк. 12,23). Когда это соотношение нарушается, и материальное начинает главенствовать над духовным, тогда создается опасность появления в душе человека и в человеческих отношениях соблазнов, искушений, падений, то есть опасность зла и греха. Если эта опасность преодолевается, и духовность вновь начинает главенствовать над материальностью (предметами материальными, земными сокровищами), тогда уменьшается зло в человеке и человеческих отношениях, а тем самым и в Божием мире.

Царство Христово «не от мира сего» (Ин. 18,36) в том смысле, что Оно утверждается не на интересах, ценностях и силах этого материального мира, а на силе духовной истины и любви, на силе Креста Христова.

Идея Царства Божия так многогранна, созидательно–прогрессивна, глубоко содержательна, что ее невозможно в полноте обнять ограниченным умом человеческим. Поэтому, естественно, сознание наше при обострении этой идеи останавливается лишь на тех или иных сторонах ее, не будучи в силах обнять и раскрыть эту идею в целом.

С точки зрения этой всеобъемлющей и зиждительной идеи будущий пастырь и призывается смотреть и на Божий мир, и на самого себя, и на свое будущее пастырское служение. Эта идея (Царства Божия) объединит в одно живое целое все его богословские познания, одухотворит все его отношения к окружающему миру и, захватывая и воодушевляя его внутренний мир, расположит его постепенно жить Богом и в Боге.

Пасторологические выводы к IV–ой главе

1. Обучение и воспитание в духовной школе (семинарии и академии) для каждого учащегося протекает из года в год в возрастающем темпе, как в приобретении богословских знаний, так и в подготовке к пастырскому служению.

Особым напряжением и богатством переживаний отличается последний год, как в семинарии, так и в академии.

Было бы большим благом для оканчивающих академию и идущих на пастырское служение, если бы темы их кандидатской работы связывались с предстоящим пастырским служением. Продумывая подобную тему, студент тем самым продолжал бы готовить себя к пастырству в том разрезе, на который уполномочивала бы его тема. Этих тем множество: и в области богослужебно–литургической, и в области пастырско–душепопечительной, и аскетико–подвижнической.

Пастырская тема, взятая для кандидатской работы, невольно бы располагала оканчивающих академию продолжать над ней работать теоретически и практически и на приходе.

2. Крайне необходимо учащимся в духовной школе окончательно самоопределиться (в отношении жизненного пути) не на последнем, а на первом году обучения, чтобы принимать своевременно меры и к выбору невесты, и к всесторонней подготовке себя на школьной скамье к пастырскому служению. Тем самым меньше имел бы место элемент случайности в выборе невесты, и меньше сказывалась бы резкость перехода от школьной скамьи к служению на приходе.

3. При выборе невесты в современных условиях необходимо узнавать степень ее церковности, степень ее понимания своей роли, как будущей матушки, и степень ее готовности разделить в мужем все тяготы семейной пастырской жизни. К сожалению, отмечаются случаи, когда первые же тяготы семейной жизни пастыря вызывали резкую реакцию молодой матушки и приводили к разрыву семейной жизни.

4. В той или иной мере и форме оканчивающие духовную школу должны еще на школьной скамье знать обстановку современной приходской работы и со стороны богослужебно–литургической, и хозяйственно–административной, и пастырско–душепопечительной. Эти знания, кроме школы, они могут получить и из непосредственного знакомства с приходской жизнью в каникулярное время, особенно летнее.

Эти знания оформляться должны в школе на занятиях по соответствующим дисциплинам (Пастырского богословия, Канонического права, Гомилетики, Литургики и пр.). Все это поможет им не потеряться на первых порах на приходе.

5. Страх перед принятием священства в известной степени оправдан, если он вызывается искренним и глубоким сознанием своего недостоинства. Но он не может быть оправдан, если питается чисто человеческими слабостями и побуждениями: малодушием, маловерием в Бога, в Святую Церковь, в свои силы.

Тот и другой страх изживается в той или иной степени уже на приходе, когда молодой пастырь соприкасается с благодатными дарами, даруемыми ему и при хиротонии, и при служении на приходе, и при личном пастырском аскетическом подвиге.

6. Вопрос о пастырском призвании с формальной стороны должен считаться разрешенным для каждого студента уже самым фактом поступления в духовную школу, готовящую пастырей для Церкви Христовой. По своему существу этот вопрос постоянно должен стоять перед сознанием учащегося, как повод и толчок к проверке себя и всего дела своей подготовки к пастырству с точки зрения требований идеального пастырского служения.

Горе кандидату священства, если он будет забывать «возгревать» свой дух высокой идеей пастырского служения и тем пренебрегать развитием своего призвания к пастырству.

7. Внутренняя религиозная жизнь воспитанника–студента за годы обучения в духовной школе мыслится развивающейся последовательными этапами: религиозная настроенность, с которой поступает воспитанник в школу, поднимается до уровня глубокой церковности, а затем и духовности с дарами благодатной любви.

8. Кроме богословских знаний оканчивающему духовную школу нужно стремиться к стройному формированию пастырских воззрений. Эти воззрения легче и полезнее всего сложить вокруг всеобъемлющей идеи Царства Божия.

Глава V Избрание, посвящение и назначение на пастырское служение

1. Разбор инославного и православного учения о избрании и посвящении на пастырское служение

Согласно практике, идущей от самых первых времен существования Христовой Церкви и соответственно православному пониманию идеи Церкви, у нас пастыря выбирала церковная община[85], а посвящение его совершается епископом. Такой православный порядок разнится от протестантского и, при видимом существенном сходстве с католическим, далеко не сходится с этим последним.

По протестантскому учению человек спасается верой, которая может у него возрастать при пользовании благодатными средствами: Словом Божиим и таинствами. Содействующим спасению фактором, помогающим человеку использовать спасительные средства, органом душепопечения является община верующих, по слову Спасителя (Мф. 16,18; 18,15,19), и, в частности, все ее члены.

В благодатном отношении все члены «Тела Христова» равны; всем им в Церкви принадлежит «все то же самое духовное положение, те же самые привилегии и надежды, а равно та же самая обязанность долга». Они все священники. «Все мы чрез крещение посвящаемся в священников», говорит Лютер. В Церкви «нет никакой должности, к деятельности коей была бы исключительно приурочена сила, совершающая спасение христианина». Но ввиду естественного различия у верующих дарований, призвания, способностей и проповеданию Слова Божия, подготовленности к прохождению должности душепопечения, община, по соображениям экономии, с целью устранения беспорядка и более верного достижения успеха, избирает для пастырствования особых лиц. «Чтобы, как говорит Лютер, в народе Божием не произошел беспорядок и из Церкви не сделался Вавилон, никто не имеет права публично совершать служение, если не уполномочен на это от общества». Посвящение этих лиц не сообщает им никакого особого благодатного дара и не дает даже иерархического авторитета, каковой приобретается ими самими их деятельностью и их личностью. Служение их тем отличается от подобного же служения непосвященных, что у них оно является обязательным, постоянным, методичным, тогда как у последних, занятых другими делами и попечениями, оно, естественно, бывает прерывающимся, эпизодическим, случайным. В итоге разница между теми и другими в степени, а не по существу[86].

Пастырское служение, таким образом, имеет в своей основе не божественное, а человеческое право, божественного авторитета оно лишено, особого благодатного достоинства оно не имеет. Явилось оно в Церкви не по Божьему указанию, а по естественной необходимости и по соображениям практического удобства.

Встречаясь с несомненным, опровергающим данную теорию фактом, что первые пастыри Апостолы были наделены особыми благодатными дарами для пастырствования, они пытаются доказать, что у Апостолов были дарования чрезвычайные, неповторимые и что Апостолы стояли выше Церкви. Но тут инакомыслящие обличаются повествованием книги Деяний Апостолов о Павле и Варнаве, на которых Церковь, помолившись, при отправлении их на проповедь, возлагала руки, и которые потом отдавали Церкви отчет об успехах своей проповеди (Деян. 15,1).

При видимом большом сходстве с православным католического учения о пастырстве, все же между православною и католическою Церквами (в вопросе о пастырстве) существует глубокое различие. Кратко это различие можно представить таким образом.

В Православной Церкви иерархия это сугубо облагодатствованная, но вместе и сугубо обязанная к служению в Церкви часть верующих, в своем служении ответственная не только пред Богом, но и пред всею Церковью[87], то есть обществом всех верующих. Последнее на протяжении веков косвенно проявлялось в том знаменательном факте, что даже определения Вселенских Соборов только тогда приобретали неоспоримый авторитет, когда они рецентировались общим голосом Церкви. Не менее ясно это проявлялось и в том факте, что в соборном решении важнейших церковных дел принимали участие не только епископы, но и пресвитеры, и даже обыкновенные верующие миряне. На Апостольском Соборе «Апостолы и пресвитеры со всею Церковью рассудили», свидетельствует книга Деяний Апостольских (15,22). Правда, на Вселенских Соборах верующие миряне в качестве членов собора не принимали участия, но их представлял на Соборе император или его чиновники. В наши же дни разбираемое нами явление получило яркое выражение в конструкции последних русских, как и других православных, Поместных Соборов, составляемых не только из иерархов, но и из законно избираемых церковными общинами представителей клира и мирян. Пред такими Соборами являются ответственными и епископы, и патриархи. Соборность Церкви нашла себе в этом яркое выражение.

В католичестве нет соборности Церкви. Для католичества Церковь состоит в одном лишь лице, в папе[88]; под ним аристократическое название князей Церкви, ниже толпится чернь мирян…[89] . Там христианин, некогда член Церкви, некогда ответственный участник в Ее решениях, сделался подданным Церкви. Иерархия и клир сила в Церкви, а народ материал, который надо обработать, которому надо придать определенную форму. Самая обработка, составляющая задачу иерархии и клира, сводится в католической Церкви к оправданию грешников, к примирению их с Богом, причем оправдание и примирение иногда достигалось внешним образом, ценой чужих заслуг (сверхдолжные заслуги святых).

В католичестве мы видим Церковь омирщенную, оматериализованную, не имеющую соответствующего духа евангельского, с иерархией и клиром, опьяненными властью.

Таким образом, в протестантстве пастор получает все от общины; в католичестве община не имеет права на волеизъявление в деле поставления пастыря; в Православной Церкви в возложении пастырского служения принимает участие и община, и иерархическая власть.

Слово Божие и история Церкви подтверждает правоту Православной Церкви.

Окончивший духовную школу кандидат священства должен пройти некий искус избрания и посвящения (хиротонии), чтобы получить назначение на священно–церковное служение.

2. Избрание и предъизбрание

Когда мы говорим об избрании на пастырское служение, то непременно вытекает вопрос о предъизбрании. Святой Апостл говорит: «Кого Он предузнал, тем и предопределил быть первородным между братиямикого Он предопределил, тех и призвал» (Рим. 8,280).

Отсюда вытекает тайна пастырского избрания. Бог от века предопределил, кому быть пастырями и кому не быть. Кому принять это высокое служение, а затем, быть может, отвергнуть его (чего не дай Бог никому). Словом, предъизбрание налагает на пастыря особую печать достоинства и вместе ответственности. Оно с особой силой побуждает душу пастыря благоговеть пред величием Промысла Божия, предопределившего его к этому званию. И если избрание есть акт Божественной власти и прозрения, то тем более предъизбрание имеет грандиозный онтологический смысл.

Однако, этим положением некоторые пастыри могут оправдать свои далеко не благородные и даже еретические идеи. Могут сказать, что если Бог уже изначала предопределил мне иметь несчастный исход в пастырском служении (например, отход от Церкви или еще что в этом духе), то и чего же мне теперь стараться, ведь все равно, как ни живи, а не миновать мне придти к роковому положению. Решая этот вопрос, во–первых, скажем, что жизнь каждого человека есть тайна, и в планы Божественного Совета смертному человеку вмешиваться небезопасно. Во–вторых, мы знаем, что Бог абсолютно благ к Своему созданию и желает ему только добра. В–третьих, Господь справедлив и никогда не поступит с человеком помимо правды. Нам же остается одно предъизбрание, избрание, посвящение, делайте больше добра, поступайте согласно вашего высокого звания, будьте добрыми, самоотверженными пастырями на ниве Христовой и ничуть не сомневайтесь, что вас Бог послал на доброе пастырствование и предопределил именно к вечной жизни (Деян. 13,48).

а) Избрание ранее и теперь

Избрание на пастырское служение имеет глубоко древнюю священную историю. Еще в Ветхом Завете Господь избрал из двенадцати колен Израилевых колено Левино для служения при скинии, а из этого колена особо выделил и предназначил семейство Аарона (Числ. 1,484; Исх. 28,1), то в Новом Завете Сам Господь наш Иисус Христос выступил на пастырское служение по предвечному предназначению (избранию) Его Богом Отцом.

«Вот иду, как в начале книги написано о Мне: исполнить волю Твою, Боже» (Евр. 10,7). «Я пришел, говорит Христос народу в Иерусалимском храме, не Сам от Себя, но от Пославшего Меня» (Ин. 7,289).

Явившись в мире по воле и предназначению Отца, Спаситель Сам избирает и предназначает на апостольское служение сначала двенадцать (Лк. 6,13), а затем семьдесят (Лк. 10,1) апостолов.

«Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил, чтобы вы шли и приносили плоды», говорил им Спаситель (Ин. 16,15).

Замечательно, что один из последних ученых нашего века доктор исторических наук М.Я. Сюзюмов с достоверностью утверждает, что «уже во времена раннего христианства возник институт пресвитеров. Первоначально, говорит он, это были старейшины общин». Они распространяли учение христианское, «приводили к объединению христиан». Церковь превращала христианство в строго иерархически построенную организацию. Касаясь избрания в клир епископов М.Я. Сюзюмов замечает, что «избрание во епископа сделалось значительным событием; в нем принимали участие местный клир, члены общины и соседние епископы»[90].

После вознесения Христа в избрании кандидатов на пастырское служение стали принимать участие и верующие. Так, на место предателя Иуды избирается апостол Матфей на собрании с участием не только Апостолов, но и других христиан (Деян. 1,16).

Савла и Варнаву избирают и посылают на проповедь пророки и учители Антиохийской Церкви (Деян. 13,1).

В Деяниях апостольских мы находим свидетельства тому, что Апостолы действовали не секретно от верующих, а раскрывали пред ними свои планы и осуществляли их при их содействии.

«Миряне этой эпохи, говорил проф. А.П. Лебедев, составляли живую и деятельную силу в Церкви и Ее делах»[91] «На апостольском соборе Апостолы и пресвитеры со всею Церковью рассуждали» (Деян. 15,22).

Автор книги II–го века «Учение двенадцати Апостолов» (Дидахи) предписывает христианской общине избирать самой себе церковную иерархию: «Поставляйте себе епископов и диаконов, достойных Господа, мужей кротких и несребролюбивых, истинных и испытанных»[92].

Порядок апостольского века соблюдался в Православной Церкви и в последующие века. При малочисленности приходов выборы пастырей производились не отдельно по приходам, но при епархиальной кафедральной Церкви. Святитель Иоанн Златоуст говорит об этих выборах, как об обычном факте, не скрывая злоупотреблений, имевших место на этих выборах (3–е слово о священстве, гл. 15).

б) Избрание на Руси в прежнее время и отбор в современных условиях

На Руси члены клира исстари избирались церковно–приходской общиной. Ею составлялся общий приговор об избрании и представлялся избранный к архиерею для испытания и посвящения. Такой порядок при поставлении приходского духовенства продолжался до конца XVIII века[93].

В начале XVIII века были изданы правила для производства приходских выборов с требованием обозначить личные качества избранного кандидата. Однако скоро приходские выборы стали подвергаться ограничениям.

Так, в 1738 году предложено было приходской общине представлять на праздное священническое или диаконское место достойнейшего после 3–х месячного испытания их.

Указом митрополита Платона (в 1775 г.) выбор членов клира представлялся не приходской сходке, а лучшим из прихожан.

В самом конце XVIII века указом св. Синода (от 1797 г.) были отменены и самые пункты Духовного Регламента о выборах и челобитиях прихожан. Прошения на вакантные места велено подавать «за подписанием одних только желающих поступать в церковно–служительские чины с приложением от прихожан одобрений о частном их поведении».

С начала прошлого (XIX) века вошло в обычай поставлять на священнические и диаконские места преимущественно из лиц со школьным образованием. Стали выходить из употребления и представления одобрения от прихожан, заменяясь школьными свидетельствами (аттестатами) об успехах и поведении, а также письменным свидетельством духовника о неимении препятствий к посвящению в священный сан.

Одной из главных причин отмены выборов и замены их назначением явилось отсутствие в приходах подготовленных и достойных лиц, из которых можно было бы выбирать. Сказались при отмене выборной системы и те злоупотребления[94], которыми выборы всегда сопровождались (подкуп, спаивание, борьба партий).

Древний порядок избрания сохранил и доселе свои следы в чине посвящения, когда возглашается обращение к народу: «повелите», и когда певчие, как бы именем народа, признают посвящаемого достойным и поют: «Аксиос» (достоин).

Если принять во внимание, что основное значение выборной системы заключается не столько в формальном праве избирать и быть избранным, сколько в возможности выбора достойнейшего, то эта возможность сохранилась в известной степени и при системе назначений. Епископ не всякого желающего посвящает, а только достойного из многих других. Он делает отбор, исходя из блага и высших интересов Церкви, а тем самым и той церковной общины, куда посвящается пастырь.

Духовные школы помогают такому отбору. Сами они дважды производят отбор: при приеме в школу и при выпуске, то есть после окончания ее.

Избирает (точнее, отбирает) корпорация преподавателей, дающая свои характеристики при приеме в школу и особенно при их выпуске. В характеристиках указывается степень пригодности воспитанника к пастырскому служению. Этими характеристиками–рекомендациями и пользуется власть при рассмотрении вопроса о назначении на то или иное священническое место кого–либо из кандидатов священства.

в) Необходимость хиротонии для пастырского служения и ее безусловная обязательность

После избрания на пастырское служение следует обязательная хиротония. Протоиерей Соболев говорит, что «необходимость хиротонии или, вернее сказать, ординации не отрицается и протестантскими богословами»[95]. Совершенно священство отрицается лишь англиканской партией Лоу–черч, как несогласное с признанием всеобщего братства всех христиан. Различие протестантской ординации от православной хиротонии заключается в том, что первая считается вовсе не таинством, а простым действием введения избранного в должность, выражением уполномочия, простым обрядом, не сообщающим избранному никакой благодати Святого Духа, ничего такого, что отличало бы его от прочих верующих[96].

Весь смысл ординации заключается в том, что во–первых, избранному сообщается полномочие на исправление духовной должности, и во–вторых, видимо удостоверяется, что известное общество действительно уполномочило избранного пользоваться правами во благо общее[97].

«Избранный обществом в представителя его будет истинным пастырем, говорит Лютер, точно так же, как если бы посвятили его все епископы и папы». Если такое мнение признать справедливым, то совершенно становится непонятным, почему Иисус Христос не заповедал пастырство всей общине (Ин. 20,21), почему не Иосифу Аримафейскому с Никодимом или женам–мироносицам и, более всего, не 500 братьям, когда явился им, и даже не 70–ти поручил дело пастырства, а именно возложил на 12 отделенных Им на дело пастырства (избрал, кого Сам хотел)?

«Неправо то мнение, говорит В. Соловьев, будто преемники Апостолов имеют свою власть не в силу своего назначения, восходящего чрез Апостолов к Самому Христу, а в силу какого–то полномочия от народов. Если бы так, то Христос не избрал бы Своих Апостолов и не послал бы так, то Христос не избрал бы Своих Апостолов и не послал бы их исцелять и наставлять народы, а обратился бы прямо к народу и сказал: овцы! Изберите из себя пастырей и научите их, что им делать, что говорить и о чем свидетельствовать. Но, по Евангелию, не народ будет внушать Апостолам, что им говорить и о чем свидетельствовать, а Дух Святый (Мф. 10,20)»[98].

Нет сомнения, что Апостолы передали свое божественное право пастырства не без особого повеления Господа и не без внушения и руководства Святого Духа (Деян. 14,23). Выражение «Дух Святый постави епископа» (Деян. 20,28) подрывает и то мнение, что будто хиротонисуемый в таинстве священства не получает чего–либо особенного, что выделяло бы его из среды верующих.

Следовательно, хиротония несомненно божественное установление, и, как Апостолам Иисус Христос послал Духа Святого в виде огненных языков в день Пятидесятницы, так и современным пастырям посылает Его в таинстве священства.

Как в период патриархов в каждом семействе отделялся первенец помогать главе семейства при священных службах, как колено Левино, посвященное исключительно на служение Богу, отделено было от прочих колен, так и новозаветное священство отделено Святым Духом от прочих верующих (Деян. 13,2). Некоторые говорят, что всякое общество свободно избирать в представители Церкви кого угодно и учреждать правление, сообразное с временем и местом. Такое рассуждение совершенно неосновательно и противоречит принципам Церкви. Общий строй Церкви, по Евангелию, есть строго иерархический, а отнюдь не демократический. Это достаточно явствует из того, что полнота данной Апостолам власти вязать и решить ничем не ограничена, и о каком–либо участии народа в этой власти нет и речи. То же подтверждает и излюбленный Самим Господом образ пастыря и стада, ибо этот образ был бы лишен всякого смысла при ином понятии о Церкви.

г) Подготовка к посвящению (внешняя и внутренняя)

Желающий быть посвященным в священный сан является к местному епископу и подает заявление о своем желании принять священный сан. Если оказывается вакансия[99] и если епископ находит просителя достойным посвящения, то назначается день хиротонии с выполнением целого ряда предварительных действий со стороны просителя.

Он должен пройти так называемый «ставленнический допрос» (по особой программе анкете). После допроса ставленник препровождается к духовнику. Духовник пишет на сопроводительном документе, что «по испытании совести канонических препятствий к посвящению не встречается». Вслед за этим духовник приводит ставленника к присяге.

Содержанием присяги охватываются основные обязанности пастыря.

1. Богослужения совершать благоговейно и уставно.

2. Учение веры совершать и преподавать другим по руководству Церкви и святых отцов.

3. Душепопечительно заботиться о спасении каждого члена паствы.

4. Проводить благочестивую жизнь, заботясь о чести Церкви и спасении ближних.

Акт присяги скрепляется подписью ставленника и духовника. Такова формальная сторона в приготовлении к посвящению.

Предшествует и сопутствует ей внутренняя духовно–нравственная подготовка.

С момента решимости принять священный сан кандидатом священства овладевает особое внутреннее состояние. Что бы он ни делал теперь, все у него внутренне связывается с предстоящим посвящением и предстоящим пастырским служением. Ставленнический допрос, исповедь, присяга, все это звенья единых сокровенных переживаний, в кои входят и ощущение своей греховности, и сознание своего недостоинства, и страх робость при представлении величия предстоящего пастырского служения, и вместе неизъяснимая радость от предощущения общения с Богом через благодать хиротонии.

Какая милость Божия ожидает посвящаемого! Сколько небесных даров и благословений по молитве Церкви сойдет в его недостойную душу!

Чем ближе день хиротонии, тем выше и трепетнее становится настроенность будущего священника. Он знает, что «в злохудожную душу не войдет премудрость», отсюда воздержание (в пище, удовольствиях и пр.), собранность и целомудрие духа.

Перед ним стоит задача войти в состояние непорочности и «благоговейности» (согласно требованию чина посвящения), чтобы удостоиться принятия в полную меру благодати хиротонии.

Архиепископ Антоний говорит, что «приготовление к принятию таинства священства должно состоять в благоговейном созерцании, в сердечном переживании величия, важности служения иерейского и той ответственности за паству, которую берет на себя будущий пастырь»[100].

В дни, предшествующие хиротонии, ставленник ежедневно пребывает в «дому Божием», усердно молясь за каждым церковным богослужением. Его утешает, ободряет и умудряет сознание, что и Христос «молился» (Лк. 3,21) пред посвящением, и Апостолы (Деян. 1,14; 2,1; 13,2), и все последующие бесчисленные поколения священнослужителей прибегали к этому же средству перед посвящением. Они молились о том, чтобы Отец Небесный очистил их от греха, благословил на пастырский подвиг и ниспослал для него всесильную благодать Святого Духа.

О том же молится и наш ставленник. В ночь перед посвящением он с особым вниманием и углубленностью предается молитве. Завтра ему предстоит впервые прикоснуться к святыне престола Божия, принять в свои руки Частицу Агнца, принять дар небес благодать Святого Духа. Остаются последние часы пребывания «в ветхих одеждах» мирского звания и состояния. Надо приготовиться к совлечению с себя этих одежд, чтобы наутро смиренно, как мытарь, явиться пред лицом Господним! И в глубоких волнениях, молитвенных вздохах и сердечных сокрушениях проходит эта последняя ночь!

Готовясь к хиротонии внутренне, ставленник вместе с тем готовится и к ее чину, изучая порядок рукоположения при архиерейском служении, чтобы без лишних замешательств при хиротонии отдаться молитвенности, благоговейному ее восприятию.

По примеру Спасителя, молившегося при Крещении во Иордане, заповедуется особо–усиленная молитва приблизительно такими словами епископа: «Возведи ум и сердце твое горе к Богу и моли Его с ниспослания благодати». Это внушение просить у Бога необходимого к прохождению пастырского служения. Дух Святой изливается на посвящаемого чрез рукоположение и прилежную молитву. Благодать таинства входит в душу рукополагаемого, срастворяется с его усердием, закрепляет его решение свято пастырствовать и облекает брачной одеждой пастырского настроения.

У святых Апостолов поставление в Апостольство совершалось несколько иначе, чем у пастырей.

Омовение ног Христом Спасителем пред Тайной Вечерей служило фактически признанием за Апостолами пастырского достоинства. Осенение их благодатию Духа последовало уже в Пятидесятницу по воскресении Господа Иисуса Христа из мертвых. Таким образом, Иисус Христос учредил пастырство, но совершил его и освятил Дух Святый. Смысл выражения Христова в Первосвященнической молитве «освяти их истиною Твоею» очевидно означает поставление Апостолов на проповедничество, прошение о даровании им силы и освящения наподобие того, как Бог, посылая в мир Единородного Сына Своего, освятил Его (Ин. 10,36).

В послеапостольское время точно также Господь Духом Святым освящает пастырей и посылает их на жатву Свою. Таинство священства та дверь, через которую входит истинный пастырь к своей пастве, восприняв особое положение для посредничества в сверхъестественной жизни пасомых. Дух Святой уполномачивает пастырей на их служение.

Специально пастырская благодать рукоположения необходима для пастырского служения. «Без Мене, сказал Господь, не можете ничего творить» (Ин. 15,5). По ходатайству Пастыреначальника Христа дары благодати изливает на посвящаемых сотрудников Господа в спасении людей Святой Дух (1 Кор. 12,4) через «возложения рук священства» (1 Тим. 4,14).

Одинаково с Словом Божиим и святые отцы Церкви признавали благодать Святого Духа краеугольным камнем пастырской деятельности. «Все, что вверено священникам, говорит св. Иоанн Златоуст, есть единственно дар Божий. И сколько бы ни преуспевало человеческое любомудрие, оно всегда будет ниже той благодати»[101]. «Возлагаются руки на человека, но все совершает Бог, и Его десница касается главы рукополагаемого»[102].

Дары «пасти Церковь Господа и Бога» (Деян. 20,28) чрез священнодействия, молитвы и руководство сказываются в благодатном посредничестве «спасению покорных»[103] или в сообщении пасомым благодати Святого Духа. По общей формуле Златоуста, «пастырям вверена власть действовать благодатными дарами»[104]. Действием Святого Духа рядовой верующий в таинстве рукоположения выделяется из общей массы людей. Полученными от Господа дарами он получает власть распоряжаться во спасение пасомых.

Благодатное дарование священства можно рассматривать с мистической и нравственно–психологической сторон. Образ получения благодати тайна для нашего ума. Но по учению святых отцов: св. Симеона Нового Богослова, св. Григория Паламы и св. Василия Великого, душу облагодатствованного пастыря покрывает как бы некоторый Божественный огонь или свет, который впоследствии и внутренне изменяет его природу. Это продолжение сошествия огненных языков Пятидесятницы и Фаворского озарения несозданным светом, как заметил св. Григорий Палама. Некогда в покрывающей и посредствующей благодати Духа Святого избранные Апостолы получили способность зреть Господа в Фаворской славе. Без нее и ангели не смеют соприкасаться и служить Премирному Богу. «Если, говорит св. Василий Великий, предстоят Богу тысячи тысяч ангелов и тьмы тем служащих, то силою Духа совершают они непорочно дело Своего служения»[105]. Подобно этому, и нисходящая на пастырей благодать как бы окружает их некоторым светом, становит их в более непосредственные отношения к Богу и служит условием их тайноводства. «Мы, священники, говорит о. Иоанн Сергиев, благодатию Божией приближены к престолу Божию и изображаем светлейшие ангельские чины» (Слова мудрости, с. 113). «Иначе, как явиться священнику дерзновенно пред престолом Божиим лицом к лицу с Самим Богом и совершать ходатайственные молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки и за всех, иже во власти суть, (а также) совершать спасительные таинства? Как дерзать на такие вещи без благодати и помощи Святаго Духа?» (Слова мудрости, с. 111). Еще сильнее выразился св. Златоуст: «Или ты не знаешь, что души человеческие никогда не могли бы перенести огня этой Жертвы, но все совершенно погибли бы, если бы не было великой Божественной помощи?»[106].

«Итак, первое и существенное действие Духа Святого на хиротонисуемых, говорит проф. В.Милов, заключается в покрывании благодатию их немощной природы и силе низводить Духа Святого на верующих»[107].

Нравственно–психологическое изменение после того у пастыря совершается по многообразию нравственных его сил. «Дал нам (пастырям) Бог, замечает апостол Павел, не духа боязни, но силы, любви и целомудрия» (Тим. 1,7).

3. Посвящение (хиротония) и ее благодатные дары

Крещение Господа Иисуса Христа во Иордане от Иоанна Предтечи не вызывалось нуждою в освящении. И на возбранение Иоанна Спаситель отвечает: «Оставь ныне, ибо так нам надлежит исполнить всякую правду» (Лк. 3,15). Приведенный текст передается так: «Допусти теперь же, без замедления Меня ко крещению, потому что так особенно удобно исполнить всю правду».

По возрасту тогда Господь с точки зрения евреев уже имел право вступить в общественное служение. Иоанн понял это, и поэтому крещение Спасителя во Иордане следует принимать за акт посвящения Христа как Пастыря на служение роду человеческому и за «объявления Его Израилю» (Ин. 1,33). Схождение Духа Святого в виде голубя на Крестившегося во Иордане Спасителя и голос к Нему Отчий внешне авторитетно свидетельствовали о личности Его как Пастыреначальника. Небесное Помазание соделало Спасителя на берегу Иордана духовной Главой новой теократии. Во время Крещения Спаситель напряженно молился все время (Лк. 3,21), быть может, о том, чтобы Отец Небесный благословил начатый Им в Крещении подвиг очищения и искупления от грехов человечества.

Дары благодати и прохождение пастырского подвига пастыри получают в таинстве священства.

Первый дар хиротонии с и л а (динамис) выражает власть, право и полномочие пастырей сознавать себя Божиими посланниками; совершают ли они таинства, молятся ли за паству или ее наставляют. Новопосвященный молится сильно и живо, ясно чувствует милость Бога, Божией Матери и Святых и душой живет точно в премирной жизни. Тогда молитвы его наиболее действенны. Св. Симеон Солунский хиротонисуемым советовал в момент посвящения просить себе у Бога чего–либо особо важного, и сам просил их помолиться о нем в виду особенной близости Богу к их душам. В это время, действительно, значительно повышается сила веры, сила общения с Богом рукополагаемых, что нередко обнаруживается и в слезах их.

Второй дар хиротонии любовь (агапи) дает возможность пастырю проявлять свою власть и права не иначе, как только с любовью ко спасению людей божественной истиной.

«Душа, учит старец Силуан Афонский, знает эту любовь, но передать словами не может, она познается только Духом Святым, кому Его дает Господь»[108].

Тесное соединение с Богом любви в таинстве священства низводит в сердце начатки пастырской любви. Действительно, пастырь в таинстве хиротонии как бы обручается с невестою Церковью вообще, и своим приходом особенно, и сам обязуется начаток дара любви к Невесте развивать своей любовной заботой о Ней. Равным образом, и паства невольно располагается отвечать любовью на благодатное отношение к ней нового пастыря. Так древнерусская девица затворница при обещании отца привести ей жениха начинала его любить еще до свидания с ним. Из любви пастыря к пасомым отрождаются сострадание и горячее желание нести крест пастырского подвига во спасение паствы.

Третий дар пастырской благодатной настроенности по дару священства целомудрие (софронисимос). «Целомудрием, пишет св. Иоанн Златоуст, Апостол называет здравие души и ума»[109], то есть здоровое, цельное состояние души вообще. В частности, сюда относятся: ясное и верное понимание духовных вещей, различение добра и зла, благоразумие и рассудительность. Эти черты принадлежат и к мудрости ума, и к морально–здравому душевному возрождению от страстей, поскольку эти страсти отличают больную душу. Или можно сказать, что понятие «целомудрие» указывает на святое направление человеческой природы и на чистоту и истинность ее чувств.

Пастырю–руководителю и образцу всех наиболее нужны святость и правильность мыслей и чувств. Неправильно настроенный ум его может неверное использовать свои права, не подсказать меры любви во время. Целомудрие же предостерегает его от ошибок.

Рассматривая три поименованных свойства благодатного дара священства в целом, нельзя не отнести «силу» к воле, «любовь» к сердцу и «целомудрие» к уму пастыря. Таким образом, благодать хиротонии охватывает всю душу пастыря. Ее дары подобны трем свойствам Божества в мироуправлении. Всемогуществу Божию в пастыре соответствует сила, благости любовь, премудрости целомудрие, обнимаемые общим понятием «спасение».

По словам архимандрита Сергия (Страгородского), «благодать таинства, входя, так сказать, в душу человека и непременно сорастворяясь с человеческим усердием, закрепляет и осуществляет совершаемый волей человека нравственный перелом и дает человеку силы устоять в принятом решении»[110].

Полное равнодушие к своему делу иных хиротонисанных знак недостойного ношения благодати священства, неподготовленности к нему или пренебрежения им по нерадению. «Если кто отважится вступить в священство недостойно, говорит преподобный Ефрем Сирин, тот уготовляет себе кромешнюю тьму и суд без милости»[111].

Для достойного служения спасению других пастыри обязаны возгревать дары хиротонии[112] (1 Тим. 4,14). Так возгрел их некогда Апостол Матфей мытарь и утратил Иуда.

Предупреждая чрезмерный страх ответственности за ношение даров священства, Златоуст писал своему другу Василию: «Прошу и умоляю, не предавайся страху. Есть, есть защита для нас, немощных, никогда не вступить в эту должность, а для вас, крепких, по получении благодати Божией полагать надежду спасения не в другом чем, а в том, чтобы не делать ничего недостойного этого дара и Бога, Его давшего»[113].

а) Характерные черты дара хиротонии

Первой характерной чертой дара хиротонии, по мысли В.Экземплярского, является то, что этот дар своими благими плодами относится, в конце концов, не столько к личности самого пастыря, сколько к жизни самих пасомых[114]. В этом именно залог того, что христианское пастырство по самому существу своему есть истинное служение Церкви Христовой, но не господство над наследием Божиим.

Второй характерной чертой благодатного дара священства, неразрывно связанной с первой, как со своим основанием, является независимость этого дара по существу от степени действительного нравственного совершенства его носителя[115].

Третьей характерной чертой дара хиротонии, как и всякого благодатного дара, подаваемого в таинствах Церкви, должно признать его неотъемлемость[116]. Священник может быть отрешен от своего служения на время или навсегда; но внешний суд Церкви не простирается на невидимые действия благодати хиротонии и потому последней, по существу, не касается. Благодать хиротонии является, таким образом, неизгладимою ни личным несовершенством священника, ни приговором церковного суда, а самое таинство священства неповторяемым[117].

Четвертой характерной чертой благодати священства является то, что эта благодать сообщается в различной мере (иное диакону, иное священнику, иное епископу), именно в трех степенях священства.

Ко всему этому прибавим, что в Церкви Христовой, по православному учению, существует двоякое священство, согласно словоупотреблению «Православного исповедания»: духовное и таинственное. Духовное все истинно верующие (Исх. 19,6; 1 Петр. 2,3); таинственное пастыри Церкви (Мф. 16,19). Необходимость «особого» таинственного священства вытекает из самого понятия о Церкви и ее жизни и основывается как на внутренней нужде особого пастырства в Церкви Христовой, так и на непосредственно выраженной воле Самого Бога.

Иерархическое священство находится в живой связи с служением Пастыреначальника и может быть названо продолжением его на земле до скончания века.

Эта связь со Христом не только «духовно–органическая», но и внешне–таинственная, осуществляемая чрез преемственное рукоположение от Самого Спасителя, выражаемое в особом благодатном даре Святого Духа.

б) Порядок совершения хиротонии во иерея

Посвящение во иерея совершается после Херувимской песни[118]. На великом выходе архиерей полагает воздух на голову посвящаемого, и он вперед всех выходит на середину храма. Отдав воздух одному из диаконов, ставленник остается на своем месте. По окончании пения Херувимской песни протодиакон и диакон приводят его к Царским вратам и, возглашая: «повели, повелите, повели, преосвященнейший владыко», вводят в алтарь.

Ставленник поклоняется земным поклоном архиерею, сидящему на кафедре у левой стороны престола. Архиерей осеняет его рукой крестовидно.

Старший из протоиереев (или архимандрит) трижды обводит ставленника вокруг престола. Он благоговейно целует при этом углы престола, осеняя себя крестным знамением с произнесением слов: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». После каждого обхода ставленник целует руку архиерея, омофор и палицу его.

При обхождении последовательно поются: «Святии мученицы», «Слава Тебе, Христе Боже», «Исаие, ликуй»[119].

После обхождения престола, рукополагаемый совершает два поясных, третий земной поклон святому престолу, произнося: «Боже, милостив буди мне, грешному». Вслед за этим преклоняет оба колена у правой стороны престола, полагает крестовидно на престол руки, положив чело между руками.

Архиерей, встав с кресла, возлагает на главу посвящаемого конец омофора, а затем, после благословения, возлагает на главу и руки, произнося первую совершительную молитву: «Божественная благодать, всегда немощная врачующая и оскудевающая восплоняющая, проручествует благоговейнейшего диакона (имя рек) во пресвитера: помолимся убо о нем, да приидет на него благодать Всесвятаго Духа».

На этот призыв архиерея следует троекратное пение в алтаре сослуживцами: «Господи, помилуй» и певчими хора от лица народа.

Во время пения архиерей трижды благословляет рукополагаемого, полагает на его голову руки и читает две тайные молитвы («Боже Безначальныйблагослови подъять великую силу благодати Святаго Твоего Духа» и пр.). Затем вслух: «Боже, великий в силе и неисследимый в разуме».

По прочтении молитв ставленник встает, Архиерей подает ему принадлежности священнического облачения: епитрахиль, пояс, фелонь, крест и служебник, возглашая: «Достоин» (Аксиос). Ставленник целует каждую подаваемую ему вещь и руку архиерея. Облачившись, новорукоположенный целует омофор и руку архиерея, отходит и целует сослужащих священников в правое плечо и становится возле первенствующего.

По освящении Святых Даров архиерей вручает ему часть Тела Христова (с надписью Х–С) со словами: «Прими залог сей и сохрани его цел и невредим до последнего своего издыхания, о немже имаши истязан во второе и страшное пришествие Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа».

Новопосвящаемый, взяв сию Святую Часть при целовании руки архиерея, положив руку со Святой Частицей на престол, преклонив главу, читает пятидесятый псалом. Перед возгласом архиерея: «Святая Святым» новорукоположенный возвращает Святую Часть архиерею.

При причащении он приступает первым из священников к Святым Дарам, получая предпочтение ради благодати и обновления от Святого Духа. В конце Литургии он читает Заамвонную молитву и тем делает первый шаг в священнослужении.

в) Переживания посвящаемого при хиротонии и после неё

Внутреннее состояние рукополагаемого особое, исключительное состояние. Его нельзя ни рассказать, ни описать. Захватывая все существо посвящаемого, оно тем полнее, святее и выше, чем лучше и достойнее подготовил себя к хиротонии посвящаемый.

Могут ли не вострепетать в момент посвящения все струны сердца, когда посвящаемый знает, что на него сходит та же благодать Святого Духа, которая сделала великими святых Апостолов, делает его сослужителем ангелов, совершителем и раздаятелем величайших тайн, солью земли, светильником на свещнице (Мф. 5,136), что отныне он обязан духовно руководить своей паствой, соединять ее с Богом, спасать от вечной смерти?

С другой стороны, в это же время сознанию посвящаемого преподносится и тот крестный путь пастырских подвигов, лишений, страданий, скорбей, который неизбежен на пастырском служении (Ин. 15,20). Все это, сталкиваясь и переплетаясь в душе посвящаемого, усиливает его молитву.

Пламенная молитва посвящаемого открывает его душу для Божественной благодати, которая, проникая все его существо, укрепляет его силы и, как зерно, упавшее на добрую почву, принесет затем и великие плоды.

Витающего же в момент посвящения своими мыслями в земном, суетном мире Господь хотя и не лишает благодати ради его паствы, однако, Он не делает его духоносным, любвеобильным пастырем, готовым служить пастве всеми благодатными дарами.

После благодатно воспринятой хиротонии рукоположенный чувствует себя не столько на земле, сколько на небе. Тихая, большая радость и неизъяснимый мир вошли в его душу и сердце и расширили их до необычайных размеров. Все в нем и около него озарилось особым сиянием. Все окружающие стали как–то по–особому близки и дороги. Душа внутренне полна тем состоянием, которое смело можно назвать благодатным. И это бросается в глаза всем, присутствующим при хиротонии.

Хиротония и принятие Тела и Крови Христовой, здесь как бы сливаются два солнца в душе ставленника. Одно восплоняется другим, усиливая Серафимовскую любовь в сердце его. «Духовный хлеб Тела Христова, говорит епископ Игнатий Брянчанинов, укрепляет сердце, укрепляет все существо, укрепляет волю, укрепляет ум, доставляет правильность пожелания души и тела»[120].

К новопосвященному подходят собратья, сердечно поздравляют и многие из них с особой настойчивостью просят его иерейского благословения, справедливо считая, что благодать, только что почившая на нем, коснется и их душ через его благословение.

С каким благоговением, с какой четкостью и строгостью очерчивает в воздухе начертание креста благословляющая рука новопосвященного батюшки!

О, как важно было бы сохранить на всю жизнь это строгое, благоговейное отношение к своему иерейскому благословению, как, впрочем, и все благодатные дары хиротонии!

г) Действие Божественной благодати при хиротонии[121]

Действие благодати хиротонии тайна. К тому же оно различно в каждом отдельном случае, сообразно различию духовной природы и подготовки к рукоположению ищущих священного сана.

В нашей пасторологической литературе существуют два крайних взаимопротивоположных взгляда на действие благодати хиротонии на душу пастыря.

Проф. В. Певницкий в своих высказываниях приближается к взгляду, что благодать хиротонии есть благодать служения в узком, специальном смысле этого слова. Она не затрагивает глубоко внутренний мир пастыря. Духовно–нравственное состояние пастыря мало изменяется сравнительно с тем, что оно было до посвящения. У почтенного профессора имеется тенденция сущность пастырского служения определить преимущественно как деятельность таинства, а к внутреннему миру пастыря предъявлять общехристианские требования[122].

Другой крайний взгляд архиепископа Антония (Храповицкого). Он заключается в том, что благодать хиротонии дает ставленнику «сострадательную любовь», как новое качество, новую добродетель, обуславливающую собою способность переживать в себе скорбь борьбы и радость о нравственном совершенстве своих пасомых»[123]. В этой «сострадательной любви» и заключается основной дар хиротонии.

Нет сомнения, что любовь необходима для пастырского служения. Но она, однако, не дается в готовом, полном виде посвящаемому. Если бы это было так, то эта любовь украшала бы и сразу радикально изменяла бы каждого новопосвященного пастыря. Нельзя не видеть, что в этой концепции (взгляде) идеальное принимается за реальное, ожидаемое за существующее.

Ближе к истине среднее мнение. По учению Макария Великого, благодать в человеке действует исподволь, то есть, постепенно овладевая духовной природой подвижника по мере ее развития. Это среднее мнение более основательно, так как оно подтверждается и Священным Писанием.

Оно заключается в том, что душа с задатками, скажем, любви, расположенная к сострадательности и самопожертвованию под действием благодати хиротонии начинает активизироваться и с течением времени может превратить задатки во всеобъемлющую христианскую любовь и душепопечительность.

Но, повторяем, подобное превращение задатков любви в саму любовь может быть плодом только длительных подвигов в духовной жизни пастыря.

Сострадательная любовь, как таковая, есть высшая добродетель, даруемая благодатью Божией по мере преуспеяния в духовном подвиге в последующей жизни пастыря.

То же самое следует сказать и в отношении всех других добродетелей и способностей в душе новопосвященного. Все они (дар молитвы, покаяния и пр.) начинают раскрываться и развиваться под воздействием благодати хиротонии, если только молодой пастырь создает в себе достаточную решимость встать на путь духовного подвига с первых же шагов пастырского служения.

У святого апостола Павла мы находим подтверждение этого среднего мнения о влиянии благодати хиротонии на всю духовную природу рукополагаемого: на ум его, сердце, волю и вместе с тем указание на те «дары», которые даются при хиротонии.

Дары хиротонии он предлагает «возгревать» (1 Тим. 4,14), считая, что без этого «возгревания», закрепления их в опыте духовного подвига легко утратить их.

4. Действительность священства при недостойной жизни его носителя

Прежние времена и теперь показывают, что далеко не все посвященные остаются до конца дней своих благодатными пастырями. Немалый процент из них пренебрегает духовным подвигом и высоким пастырским званием и начинает морально опускаться, превращаясь мало–по–малу из пастыря в попа–обывателя.

Моральное разложение в некоторых случаях заходит так далеко, что священнослужитель становится «притчей во языцех» и вызывает даже сомнение в правомощности и действенности самого его служения. Эти сомнения относительно недостойных пастырей существовали с самых давних времен.

Вместе с тем святые отцы утверждают полную независимость, по существу, благодати священства от его носителя.

«Пусть жизнь священника, говорит св. Иоанн Златоуст, будет самая порочная, но в его служении все совершит благодать»[124].

Св. Ефрем Сирин в своем Слове «О священстве» проводит мысль, что священство есть дар Божий и не зависит от степени нравственного состояния его носителя.

И как не терпит вреда золото, покрытое грязью, так и священство, если воспринято недостойным человеком. Таковы суждения св. Григория Богослова, Иоанна Златоуста и других святых отцов.

Св. Исидор Пелусиот утверждает такую мысль, что «Пречистые Тайны не потерпят скверны, если иерей и всех людей превзойдет порочностью». «Что сквернее Каиафы, восклицает он, но и Каиафа пророчествовал, и благодать касалась языка, но не касалась сердца»[125].

«Мирянин не терпит вреда от живущего нехорошо иерея»[126].

Если, таким образом, ставить вопрос о праве порочного священника совершать таинства, а также вопрос о действительности (действенности) этих таинств, то святые отцы, как мы видели, отвечают на эти вопросы положительно. Личные недостатки священника при совершении тайн Божиих восполняются Святым Духом, то есть преизобильной благодатью, которой наделена Святая Церковь по молитвенно–благодатной связи ее с Господом.

Церковь дает выразительный ответ на данный вопрос в Прологе от 3 января в видении одного проповедника: Литургию за недостойного священника совершали ангелы.

Как видим, свидетельства святых отцов и учителей Церкви со всей определенностью выражают свою веру в благодать священства, в то именно, что священство есть благодать дар Божий ( ), раздаятелем которой является Святой Дух через иерея, хотя и недостойного по своей жизни.

Подобное положение может ставить иных священников в более пассивное отношение к своей личной жизни. «Раз благодать действует через меня, скажет иной, так для чего же мне вести еще благочестивый образ жизни?». Надо сказать на это со всей решительностью, что священник при сознательно–нерадивой и беспечной жизни несет суровейшую ответственность пред Богом, как «прелюбодей» благодати священства, как «новый Иуда», предательски лобзающий Христа, как неверующий Каиафа, издевательски над Ним смеющийся.

5. Назначение на пастырское служение

Окончивший духовную школу поступает в распоряжение того или иного епархиального архиерея[127]. Исходя из потребностей своей епархии, а также из тех впечатлений, которые получил от нового кандидата священства, он и назначает его на пастырское служение в ту или иную церковную общину, предварительно совершив над ним хиротонию.

После совершения посвящения рукоположенный остается при архиерейском храме на некоторое время для обучения церковной службе.

Обыкновенно молодой священник торопится отделаться от этого обучения. Но, однако, впоследствии он будет жалеть об этом.

Первые шаги молодого священника на приходе во многом обычно неуверены, неумелы, сбивчивы. Этой неуверенности и сбивчивости было бы меньше, если бы подольше и повнимательнее молодой священник практиковался в архиерейском храме.

В частности, немало священников, которые боятся совершать таинство крещения через троекратное погружение, предпочитая обливание. Основная причина этой боязни в том, что они ни разу не крестили под наблюдением опытного пастыря, не победили при нем боязни перед этим трудным делом.

Иногда у священника нет гармонии и ритма при каждении, поклонах, выходах и пр. Это опять–таки объясняется тем, что он не был направлен в самом начале. От многих шероховатостей в служении освободился бы священник, если бы сразу же не начинал с ошибок.

Получая назначение в тот или иной приход, молодой пастырь должен помнить, что в хиротонии он обручен пастве именно этого своего первого прихода. И сам он чувствует, что у него с момента хиротонии образовалась духовная связь с приходом, стремление поскорее быть с ним, служить, молиться с членами Богом данной ему паствы, как со своими детьми духовными.

В связи с этим нужно вспомнить древний закон, направляющий пастыря к раз дарованной ему пастве и запрещающий переход к другой пастве. Каноны церковные не допускают посвящения без назначения в приход, чтобы при посвящении рукополагаемый имел конкретную паству, с которой мистически обручается по образу Христа с Церковью.

Поэтому в своем назначении на первый приход молодой пастырь должен видеть волю Божию и воспринять ее, как обязательство для себя начать совершать свое пастырское служение именно в этом приходе, с величайшим терпением и благодарением. Не лишне здесь напомнить молодому пастырю слова одного мудрого наставника, по опыту своей жизни испытавшему все превратности судьбы.

…С первых же шагов ваших на приходе далеко не духовные люди, по научению диавола, объяснят, покажут вам, что такое зло и порок. Может быть, они отравят ядом сомнения ваши самые лучшие, самые бескорыстные чувства. Они всеми силами будут стараться поколебать в вас веру, и любовь, и самое чувство чести. Они со смехом постараются разбить ваши чистые и святые идеалы, они грубыми и нечистыми руками начнут перебирать то, что составляло с детства святое святых вашей душиМожет стать, что вас обманет, предаст лучший друг, которому вы верили больше, чем себе…

И вот вы мало–по–малу начнете терять веру в людей, и когда подойдут к вам другие люди с приветом и искренностью сердца, вы уже не откроете им всецело своей души, как сделали бы это раньше, но недоверчиво отстранитесь от них, ища скрытого смысла или корыстной цели в их добрых речах…

Как спуганная птица, от вас отлетит невинная радость юности может быть, умолкнет навсегда и ваш искренний доверчивый смех…

И чем вы будете чище и лучше, тем сильнее возненавидит вас диавол и дурные люди, тем больше они постараются причинить вам зла.

Сама жизнь ополчится на вас, сколько ударов судьбы, сколько грубых, незаслуженных, несправедливых, по–видимому, уроков вы получите от нее. Неудачи, разочарования всякого рода, болезни нравственные и физические будут преследовать васИ если ваше сердце хоть раз в жизни испытало сладость любви к Господу, почувствовало на себе благостный взор Его святых очей, то вы вспомните, непременно вспомните о Нем в эти трудные минуты ваших переживаний, и, вспомнив, сравните свой крест с Его Крестом…

Тогда незримо, неведомо как изольются в вашу уставшую пастырскую грудь потоки новой благодатной силы, силы Божественной, силы оскудевающее восполняющей…[128], и вы, подняв свой взор на небо, от всей души слезно повторите слова Златоуста: «Слава Тебе, Боже, слава Тебе, Боже, слава Тебе, Боже, за все!…

6. Начальный опыт в пастырстве

а) Духовный опыт

Пастырская деятельность, говоря вообще, строго индивидуальна, типична. Она вытекает из характера пастырей, водимых благодатью христиан, и личным нравственным напряжением в надлежащем служении. Среди Апостолов мы, например, видим твердого, порывистого апостола Петра рядом с самоуглубленным и любвеобильным созерцателем Иоанном Богословом. В сонме святителей известны святитель Василий Великий благоразумно–ревностный деятель, и друг его и любитель безмолвия, глубокомысленнейший святитель Григорий Богослов. Из русских пастырей прошлого века нельзя не назвать разнохарактерных наших иерархов, современных друг другу Филарета Мудрого, митрополита Московского, и Филарета Благочестивого, митрополита Киевского.

Индивидуальные черты того или иного пастыря налагают неотразимый отпечаток на все стороны его служения Церкви. Поэтому на церковном горизонте непрерывно открываются в длинной веренице деятелей всевозможные лица: то мягкие, то строгие, то администраторы, то проповедники, то подвижники или общительные, или замкнутые. Отрицательные черты характеров на протяжении многолетней работы над собой могут смягчиться, умеряться, принимать иное выражение и уравновешиваться. Но природная индивидуальность в корне остается у пастырей, как и прочих людей в своей самобытности до кончины. Например, суровость у суровых, мягкость у снисходительных. Такой индивидуализм в сущности полезен Церкви, как в теле человеческом полезны органы специального назначения.

Мы, собственно, коснемся одних типичных сторон пастырской деятельности, предоставляя каждому пастырю свою личность самостоятельно подводить под общие законы пастырского служения.

Основное и главное требование от пастыря быть человеком духовного опыта. Тем обеспечивается пастве возможность легко воспринимать проповедуемые истины. Живые образцы надлежащей деятельности и в общественной жизни обычно движут подчиненных охотно идти по следам начальников. «Каков начальник и настоятель, говорит св. Василий Великий, таковы бывают обыкновенно и подчиненные»[129].

Спрашивается, что значит быть человеком духовного опыта? Это значит, все духовные принципы переживать лично, переживать своим сердцем, всем своим существом. Например, вопросы веры: бытие Бога, Ангелов, святых, реальность небесного мира и проч., все это не только принимать умом, но, главное, чувствовать своим сердцем, опытно переживать на себе.

Быть пастырем духовного опыта это значит переживать опытно вопросы нравственности, например, молитву, посты, духовное озарение, добрые дела и проч. Проверять, эксперементировать, опытно исследовать все это на самом деле в личной пастырской жизни. Если сказать более проще, то быть пастырем духовного опыта значит быть подвижником, быть человеком дела, быть добрым примером во всем духовном, возвышенном. Когда ваша деятельность отражается в вашем сознании отрадными ощущениями: молитва радостью о Господе, добродетель предвкушением вечной жизни, дела любви невыразимым счастьем, все, что мы называем духовным опытом, вы человек религиозного опыта (Лк. 8,13). Тот духовный опыт составляет то незыблемое основание, на котором зиждется вера простых людей. «Добро нам здесь быти» (Мф. 17,4), вот что говорит сердце, руководимое опытом. Люди веры подчас не переведут вам своей истины в понятия, они не отразят чужих нападений силой доказательств, но они сердцем почувствуют ложь, противную учению Христа. Вот что значит быть человеком опыта.

«Пастыри, пишет св. Киприан Карфагенский, должны подавать особый пример и утверждать прочих своим поведением и нравственностью»[130]. Пастырские образцы святой жизни нужны нам, как закваска, они возбуждают живое ощущение святыни и в других. Проповедники имеют силу злых делать такими, каковы они сами. Проповедников немного, так как и закваска невелика. Но сила проповедников не в количестве, но в благодати Духа. Образцовая жизнь, чья бы то ни было, обычно делается известной за тысячи километров. Праведник–пастырь оправдывает и для самих пастырей, и для пасомых идеал жизненности религии и значение своего высокого сословия.

Если служитель Церкви не исполняет лично проповедуемого учения, то святые отцы строго говорят ему: «Или вовсе не учи, или учи доброю жизнью. Иначе будешь одной рукой притягивать, а другой отталкивать»[131]. «А если ты не имеешь дел, то лучше молчи»[132].

Праведность подобных строгих суждений вполне понятна. Инициативное нарушение церковного устава жизни обесценивает и личность, и учение предосудительного вождя словесного стада. «Слово без жизни, замечает св. Исидор Пелусиот, не смотри (даже) на сильное и блестящее изложение его, служит только в отягощение слушателям»[133].

Верующие, сознавая верность провозглашенного им учения, осуждают внутренне проповедника за нарушение, противоречия в его жизни высказанным истинам, иногда осмеивают его или против него раздражаются.

Строгий общественный приговор мирян над своим пастырем практикуется чаще в городах и реже в селах. Сельские жители смиреннее горожан и менее требовательны к духовным руководителям. Мысль о своей духовной немощи приводит каждого пастыря к необходимости учить пасомых смиренно, просто, без докторального тона и не от себя, а от лица Церкви, и служить он вынуждается скромно, помня о личном недостоинстве. Если же отрицательная жизнь его слишком известна пастве, то ему, быть может, справедливее было бы вовсе отстраниться от пастырского служения. «Ни от кого Господь, говорит св. Григорий Богослов, не терпит более оскорблений, как от пастырей–соблазнителейЧерез порочных пастырей хулится их высокое пастырское званиепрезирается самое Слово Божие, их устами проповедуемое»[134]. Напротив, жизнь и богоугождение достойного пастыря представляют сами по себе непрерывную проповедь, возбуждают всех жить ревностно по Боге и готовят примерному наставнику благочестия «неувядаемый венец славы» (1 Петр. 5,3).

Богатство духовного опыта быстро достигается пастырем при условии его свободы или освобождения от мира, от плоти, от диавола.

Освобождение от мира

Стояние пастыря вне всяких земных организаций, споров, групп. Не только формальное, но и сердечное.

Беспристрастие к людям: знатным и униженным, ученым и неученым, молодым и старым, красивым и безобразным.

Внимание на бессмертную душу во всех отношениях с людьми и везде: в храме, городе, на улице, в поезде, автомобиле.

Привязанность пастыря к земным ценностям (дача, автомашина, одежда, вещи домашнего обихода) используются диаволом, как паутина. Пчелка запутывается в паутине игибнет. Пастырь в беспристрастии ко всему сверхнужному.

Жить в мире, но вне мира. Быть гражданином мира Горнего более, чем дольнего.

Постепенно освобождаясь от пристрастия к миру, пастырь становится свободным и от грубой плоти.

Освобождение от плоти

Если духовное понятие «плоть» (плотяность) означает не физическое тело, а перевес плотской жизни над духовной (угашение духа), то, конечно, необходимо освобождение и от плоти, сколь и от «мира».

Священник не должен быть явным аскетом, очень строгим воздержником. Подобное состояние испугает многих и отвратит от духовной жизни.

Диавол пугает людей «духовной жизнью», смешивая ее с «умерщвлением тела» и другими страшными понятиями. И человек отвращается от священника (и духовной жизни), напуганный призраком сурового аскетизма. Поэтому пастырь не должен казаться (и еще менее, конечно, выказывать себя!) строгим аскетом.

Понимая это, многие священники впадают в другую крайность: под видом смирения и смирения себя пред людьми (не выделяя себя), расслабляют и убивают себя невоздержанием и даже внутренне (а то и внешне) тщеславятся таким своим «смирением». Это лукавство.

Певец, за 6 часов до выступления, перестает есть, чтобы ему быть «легким» и чтобы голос его звучал. Борец наблюдает строго за режимом своего питания. А как же пастырю не пользоваться аскетизмом и умеренным воздержанием? Ведь он духовный борец, да и не только за себя, но более за других.

Словом, духовный опыт покажет ему меру воздержания и борьбы с плотию во имя блаженной и святой свободы от страстей.

Свобода от «мира», «плоти» ведет непременно к освобождению от власти диавола.

Освобождение от диавола

«Сей род ничем не исходит, только молитвой и постом» (Мф. 17,21).

Сущность поста не определяется внешними нормирующими узаконениями Церкви. Церковь лишь намечает пост и определяет, когда о нем особенно надо помнить (среда, пятница, четыре годовых поста и проч.). Каждый должен сам определить для себя размеры поста, чтобы тело получило свое, а дух возрастал, находясь в равновесии, мире.

Злой дух разбойник духовный прежде всего старается вывести человека из равновесия, «возмутить» его, расстроить. Когда ему удалось «возмутить» священника, поднять ил с его души, тогда в этой «мутной воде» он делает свой обильный улов, толкая на гнев, ярость, ссору, ненависть, блуд и т.д.

Поэтому, не «надрывая» душу чрезмерными подвигами поста и не убивая ее и лукавым «смирением» (то есть, показным невоздержанием), пастырь должен регулировать и сохранять мир в душе, отражая молитвой и трезвением все козни лукавого.

Так освобождением от «мира», «плоти» и диавола постигается и закрепляется духовный опыт в пастырской жизни, утончается духовная интуиция с проявлением благодатной пастырской проницательности.

Опознанная на деле духовная жизнь обычно есть условие опытности всякого человека и пастыря в частности. Лишь живой жизнью его в Церкви христианство усвояется в виде собственного благодатного постижения, имеющего громадное педагогическое значение. Никакое интеллектуальное изучение всех богословских наук без надлежащей жизни не в состоянии сообщить пастырю глубокого понимания религиозно–нравственной жизни его пасомых, разнообразия их характеров и душевных переживаний. От понимания же тех или иных лиц зависит его подход к ним и нравственные мероприятия.

Совершенно на иную плоскость встает духовный руководитель при наличии у него духовного опыта. Он понимает тогда открывающиеся пред ним души верующих по своим прежним подобным переживаниям и ставит для руководимых в нужные моменты правильный духовный диагноз. Большей частью ему приходится иметь дело с людьми весьма изломанными и запутанными душевно. И если вообще человеческая душа бездна, то больная душа особенно. А личный опыт оказывает пастырю незаменимую услугу в понимании и врачевании таких нездоровых душ.

Как показания внешних органов чувств убеждают в свойствах познаваемых предметов, так внутренний опыт производит в пастырской душе своего рода проницательность и жизненную силу.

Преподобный Серафим Саровский по этому поводу говорит, что настоятель должен иметь дар рассуждения и дар проницательности, чтобы из собрания вещей настоящих и прошедших мог предусмотреть будущее и упразднить козни врага[135].

«У опытного, говорит преподобный Нил Синайский, слова сверкают силою»[136]. Что бы он ни делал, везде у него, до мелочей включительно, чувствуется духовная сила и огонь. Некогда Господь Спаситель учил народ Палестинский, «как власть имеющий» (Мф. 7,29) в силу Своего пребывания в недрах Отчих и непрерывного видения и слышания Отца. Подобно тому и благодатная власть пастырей Христовых при душепопечениях зависит от опытного единения их с Богом во Христе и Святом Духе. Как раскаленное железо неизбежно распространяет от себя тепло на окружающие предметы, так не может не действовать на других и опытный пастырь.

Возникает вопрос: если жизнь родится от жизни, а в пастыре благодатной жизни мало, то что следует предпринять малоопытному пастырю в восполнение личной ограниченности? Прежде всего, независимо от степени опыта он должен быть искренним, естественным и в меру живой опытности, хотя бы самой начальной, уже может поучать других от Слова Божия и творений святых отцов. Если он еще начнет воспитывать в себе отличную от мирской духовную жизнь, заключающуюся в любви к Богу и ближним, то эта жизнь в Боге обгатит его многими жизненно полезными делами и словами. Пастырская деятельность ставит его в этом отношении на удобнейший путь к возгреванию благодати. Всякий пастырь постоянно нуждается в знании веры, непрерывно участвует в таинствах, часто причащается, всегда молится в церкви, дома, на требах, глубоко ознакомляется с душами пасомых на исповеди, часто входит в общение с религиозно–опытными людьми. Все перечисленные возможности дают ему развитие и утончение личного духовного опыта. Со временем искренне–сознательное выполнение своего служения приводит его к высокому благодатному одушевлению.

Основная задача пастырской деятельности безусловно осуществима всяким пастырем. Ни Господь, ни паства не требуют от него чего–то непосильного. Если у него только начальный или средний духовный опыт, то и это немаловажно для верующих к удовлетворению их запросов.

В пастырстве наиболее ценно даже не столько количество опыта, сколько качественно–живой дух служения. Едва почувствует паства в своем руководителе человека, живущего Богом, как уже начинает к нему тяготеть. По мере его духовного роста интенсивнее влечется к нему и человеческое окружение. В нем познают источник воды живой, хотя бы вначале и неглубокий, и дорог он бывает верующим так, что они не желают никуда от него отойти. Личная борьба с грехом помогает пастырю применить свой опыт к душепопечению, ясно изобразить опасный греховный путь пред слушателями, чтобы их предупреждать от падений и коснения во зле.

Подвиг спасения верующих пастырь совершает под кровом содействующей благодати Божией. Силой благодати его дух особенно возвышается за Богослужением, проповедничеством и при совершении Святых Таинств и молитв. Подлинность этого факта подтверждают сами миряне. Они часто за службой и проповедью совсем не узнают своего руководителя, с которым перед тем обращались слишком просто. С другой стороны, нередко и пастыри чувствуют особенную ясность своих ответов на вопросы верующих и удачность преподаваемых советов на исповеди. Здесь ясно действие благодати Божией в пастырской личности по вере пасомых. Поэтому–то в трудные моменты руководства паствой молитва к Пастыреначальнику о помощи Его стаду, о содействии Его же делу низводит свыше благодать на ближайших сотрудников Христовых.

Преподобный Серафим Саровский объяснял быстроту своего решения всяких жизненных недоумений совопросников такими примерно словами: «Когда меня спросят, то первую мысль, какая приходит мне в сердце, я считаю данною Богом и говорю ее вопрошающему»[137]. Конечно, такая мысленная Богопросвещенность свойственна только святым людям_ но нечто подобное может быть и в обычных служителях Божиих.

Как правило, пастырям следует неотложно приучать пасомых к самостоятельной молитве Богу и вере в то, что Господь Сам все в них устроит и исправит. Сплошь и рядом из уст пастырских можно слышать вместо ответа на недоумение верующих отрывистые слова: «Молись Господу». Одни пастыри дают названный совет с благоговейной верой, другие шаблонно и механически, чтобы скорее отвязаться. Слышать его иным лицам с исстрадавшимся сердцем больно, неприятно и неуспокоительно. Но совет безусловно радикален, верен, безопасен. Он не мертвое слово, развязывающее советника от затруднения перед совопросниками, а действительное указание выхода из всех затруднений жизни. Только Господь может дать просимое молящимся с верою.

После сказанного становится несомненным то, что всякий пастырь при желании и в меру своих сил может постепенно быть опытным руководителем ко спасению. На помощь его личному опыту приходит также авторитетный опыт святых отцов и учителей Церкви. Из их суждений по всевозможным вопросам духовно–аскетической жизни можно всегда получить исчерпывающие и самые бесспорные решения недоумений.

Знакомство с церковным самосознанием помянутых вождей Церкви, живущих во Христе, дает пастырям возможность высказывать пасомым не свои мнения, а подавать церковный голос, отстаивать церковную позицию во всех вопросах веры и жизни. Знание авторитетного всецерковного опыта делает пастыря основательным в своих частных суждениях и верно понимающим вещи.

Пастырская самопроверка принципом церковности выдвигает вопрос о критерии этой церковности. Церковность воззрений и жизни каждого пастыря определяется согласием их с Священным Писанием, Преданием, постановлениями Соборов и свидетельствами святых отцов. Усвоение жизнью в Церкви нравственно–аскетических законодательств создает в человеке духовный вкус, опыт, чутье.

С точки зрения создавшегося понимания церковности легко оценивать, каков тот или иной факт в нравственном смысле, «наш ли он или от супостатов» (Иисус Навин 5,13).

В этих видах для пастыря опять–таки необходимо глубокое изучение Слова Божия, частое обращение к церковным канонам, основательное знание святых отцов и житий святых.

«Плодоносно, по словам епископа Феофана Затворника, прежде всего, Слово Божие, а за ним отеческие писания и жития святых. Впрочем, нужно знать, что жития лучше для начинающих, писания отеческие для средних, Божие же Слово для совершенных»[138]. Такой порядок чтения психологически естественен. В верности написанного на скрижалях Библии лучше всего убеждает опытная жизнь по Слову Божию. Она ведет очищенных от страстей к благодатному озарению Духом Святым. Авторитет святоотеческих творений неизмеримо тверже достоверности показаний своего недалекого разума.

Святые отцы подробно и применительно к разным душевным устроениям и воззрениям раскрыли Слово Божие и дали массу ответов на частные вопросы людей. Их творения формируют настроение читающих, поднимают веру и стремления к совершенству. Отсюда можно переходить к более широкому изучению непосредственно Слова Божия и глубин догматического и нравственного учения.

В духовно–учебных заведениях учебники нередко сухи и бесцветны. От усвоения их в период послешкольный следует переходить к теснейшему знакомству с отеческими творениями.

Христианскую догматику верно и точно помогают воспринимать св. Афанасий Александрийский, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Дамаскин; православную этику св. Иоанн Златоуст, Иоанн Кассиан Римлянин, Авва Дорофей, Димитрий Ростовский, Тихон Задонский и другие; аскетику и мистику православия преп. Макарий Египетский, Иоанн Лествичник, Исаак Сирианин, Варсонофий Великий, Симеон Новый Богослов, из русских отцов Нил Сорский, еп. Феофан Затворник, епи. Игнатий Брянчанинов и аскеты, упоминаемые в Добротолюбии.

Творения святых отцов помогают пастырю вырабатывать светлое христианское мировоззрение, они учат проповедовать веру и Евангелие и руководить людьми сообразно их индивидуальностям. Все наши добрые пастыри подвижники воспитались на св. отцах, особенно на Златоусте, простом и одушевленном.

Светские люди, вроде Хомякова, Киреевского, Достоевского и других также высоко ценили святоотеческое мышление, ставя его даже выше классических философских умозрений. Это вполне понятно; пустыни места духовного воспитания святых отцов, могут быть сравниваемы с громадным учебным кабинетом, в котором множество подвижников день и ночь изучали человеческий дух.

Строгое наблюдение, тождественное эксперименту, и постоянное самоуглубление открыли пред ними удивительные явления и стороны человеческой души. Отсюда написанная пустынниками аскетика есть сборник необычайных превосходящих значением слова новейшей психологии.

Идеологией Церкви пастырю нужно именно жить, тогда он не дойдет до ложного перетолковывания святоотеческих воззрений в угоду своему неверному настроению и духу времени. Всякий человек любит и понимает только сродное себе. Поэтому соединение опыта с изучением благодатных творений преобразит пастыря из холодного схоласта в любителя живого отеческого опыта и сделает ценным руководителем паствы. Опытная святая жизнь в Боге привлечет к нему руководство Святого Духа и доставит ему самому глубокое удовлетворение.

На практике в части нашего пастырства господствует печальное малознание Слова Божия, творений отцов и житий святых. Пастырство мало обращается к вековым, выработанным Церковью, руководствам и еще реже к канонам. Некоторые пастыри даже никогда не слыхали о св. Варсонофии Великом, Авве Дорофее, Иоанне Лествичнике, тогда как должны бы были знать их учение так, как солдат знает свой армейский военный устав.

б) Практический опыт

Под начальным практическим опытом пастырства мы разумеем совокупность всех дел пастырского служения, связанных с пастырским долгом. Сюда относится Богослужение (всех видов), требы, исповедь, отношение к клиру, своей семье, всем верующим.

Дело в том, что все эти вопросы с чисто внешней стороны являются новыми вопросами для нашего молодого пастыря. Он раньше с ними совсем не соприкасался. До хиротонии они его совершенно не трогали. Теперь же, когда он стал пастырем, вся сумма этого практического дела «навалилась» на его еще неопытную душу, и подчас молодому священнику становится не «по себе».

Кроме того важность данного вопроса еще обуславливается тем, что как юный пастырь с первых шагов своего пастырского дела будет относиться к своим обязанностям, так у него уже создается навык и на всю его последующую жизнь. Будет относиться, например, к Богослужению небрежно, механически, такой отрицательный навык закрепится за ним и на всю его последующую жизнь.

Поэтому начальный практический опыт пастырской работы имеет очень важное значение для самого пастыря и для его прихожан.

В чем же должен заключаться этот начальный опыт для юного пастыря? Он должен заключаться в разумном, осмысленном подходе к каждому практическому делу, будь то Богослужение, проповедь, требы и проч., в выработке в себе искренней благоговейности к святыне, любовно–терпеливому отношению ко всем людям, и в целом, укреплению в себе сознания величайшей ответственности священного долга.

Практический опыт дает юному пастырю познание своих физических сил, на какие именно подвиги он способен, что он может вынести, степень воздержания в посте, молитве, степень терпения в обращении с людьми, особенно непокорными, больными, дерзкими, двуличными. Раньше, до пастырства, ему меньше требовалось напряжения физических сил, теперь же значительно больше. Жизнь стала полнее, уплотненнее, ответственнее. Отсюда настойчиво рекомендуется молодому священнику ко всему подходить постепенно, втягиваясь исподволь в подвиг пастырского дела. Постепенно набирая темп «от силы в силу», неуклонно прогрессируя свою практическую работу до максимального предела.

Идейно–вдумчивым и рассудительным священникам свойственно от начально–малых пастырских дел идти к более обширной деятельности, причем идти, не ослабевая в силах, а развивая все более и более интенсивные мероприятия в своей работе. А иные пастыри довольно горячо берутся вначале, а потом заметно слабеют, опускаются физически и духовно и делаются по Апокалипсису «ни холодны, ни горячи», но только теплы (Откр. 3,15).

Начально–практический опыт для юного пастыря весьма важен, и не только в богослужебно–таинственной части, как наиважнейшей пастырской обязанности, но также и в требах. Здесь очень важно молодому священнику умело «втянуться» в эту трудную область пастырской работы. Нужно отметить, что требы наиболее существенно нервируют сознание пастыря. Они являются как бы не в плане пастырского дела. Требы неожиданно возникают пред пастырем, они не запланированы. Например, неожиданно приходит человек и просит батюшку отпеть новопреставленного. Пастырь оставляет то, что он делал и выполняет «требу». Отсюда для молодого пастыря, не привыкшего ко всему этому, это представляет немалую трудность. Ему нужно везде успеть, все сделать, всех духовно удовлетворить. Проблема требоисправления чрезвычайно сложна для пастыря, особенно на первых порах его пастырской работы. Значительно упрощается эта обязанность тогда, когда священник по возможности требы выполняет в своем храме, не разъезжая по приходу. Но такая практика налагает на пастыря другие обязанности нравственно–психологические, побуждая священника к более сочувственной, сосредоточенной и пламенной молитве за народ в храме, у себя в доме.

Все эти трудности начальной требной практики молодой пастырь воспринимает с надеждой на Божию помощь, получаемую в благодати хиротонии. Это сознание укрепляет пастырскую психологию, основательно формируя его физические и духовные силы.

Начальный практический опыт в проповеди определяется трудностью «выразиться» в нужных словах, особенно пред лицом народа. Юный пастырь, естественно, теряется, когда выходит говорить «слово». Особенно этот трепет охватывает его тогда, когда он чувствует, что проповедь его совсем не подготовлена. Может быть за отсутствием нужного времени или лености самого пастыря, или просто его зазорной халатности. «Ладно, что–либо скажу, ведь одни старушки, все равно скажут: спаси, Господи». Такая философия бьет самого пастыря, незаметно разлагая его духовные силы. Он опускается нравственно, слабеет и становится посмешищем бесов и людей. Начальная худая практика внедряется в пастырскую душу, как ржавчина в чистое железо и вскоре изъедает все хорошее в его душе.

Трудность начальной практики в проповеди, особенно в городских приходах, определяется чрезмерной боязнью молодого батюшки–академика, как бы не посрамиться пред слушателями или еще больше, как бы не сказать какого лишнего слова, которое даст обратный резонанс. «Лучше уж помолчу. Спокойнее будет на душе. Лучше послужу получше, помолюсь погорячее, а уж «слово» говорить воздержусь». И такая «гнилая» начальная практика входит в систему жизни молодого священника. Он невольно делается пассивным, чересчур робким, теплохладным и, что самое страшное, в расцвете сил уже увядает и тлеет душой.

Рекомендуется для молодого священника, в городе или в деревне он служит, неуклонно доводить до сердца верующих Евангельское Слово. Оно вечно юно и вечно спасительно. Никакой прогресс жизни никогда не в силах подняться до высоты Евангельского Слова, тем более превзойти Его. Поэтому за каждой службой, особенно праздничной, следует установить твердую практику неопустительно говорить «Слово» на Евангельскую тему. Говорить просто, убежденно, искренне, от сердца к сердцу. И тогда каждый молодой священник может быть вполне уверенным, что начальная его практика идет вполне правильно, и долг его пастырский пред Богом и народом будет успешно исполнен.

Начальный практический опыт по отношению к клиру молодого пастыря определяется его исключительной внимательностью к своим сослуживцам, церковному совету, изучению этих людей, их характеров, индивидуальных свойств, их духовных наклонностей.

Требуется особая пастырская тактика ( но не дипломатика) подхода к этим людям. Создать определенный контакт особенно со старостой, установить правильные взаимоотношения с ним. Священник, как таковой, не является лицом административным в приходе, но он духовный руководитель, отец. Его пастырское влияние распространяется на всю жизнь его прихода, потому что все верующие этой общины его духовные дети. Он за всех их ответит Богу. Сущность принципа начальной практики молодого священника относительно клира осторожность, наблюдательность, тактичность, искренность.

Что касается решения вопроса отношения пастыря к его семье, то оно должно заключаться в следующем:

«Семейная иерархия», по Златоусту, прежде всего[139]; с самого начала пастырской работы молодой священник должен в семье поставить дело так, чтобы своя семья: матушка, дети, родные, его как главу семьи, как пастыря уважали. Это уважение вызывается безупречным нравственным поведением самого батюшки, его постоянной внутренней собранностью, молитвенностью, внешней опрятностью, уважением к своей духовной одежде. Необходимо, чтобы своя семья видела его более в духовном одеянии, а не в светском, и тем более «затрапезном» виде. Так создается нравственный авторитет священника в его семье с самого начала его пастырского служения. Так он будет и в дальнейшем поддерживаться подрастающими своими детьми, его родными и всеми близкими семейного круга.

Правильная начальная постановка в семейной жизни, в «малой Церкви» (1 Тим. 3,4) непременно даст свое положительное влияние и на «Церковь великую», на весь приход. Верующие сугубо присматриваются, как ведет себя их пастырь в родной семье, как он исполняет свои священнические обязанности у себя дома. Верующие наблюдают, как семейные относятся к священнику, уважают ли его или, наоборот, пренебрегают им.

С самого начала своего служения молодой пастырь должен проникнуться отеческой любовью ко всем своим пасомым. Современная практика констатирует довольно печальную картину отношения к приходу не только молодых, но и уже послуживших священников. Пастыри предпочитают более всего «отсиживаться» у себя дома, меньше быть на глазах народа, чтобы «внешние» не сочли его деятельность чересчур активной, фанатичной, слишком ревностной. И вот молодой священник, окончивший духовную школу, имеющий диплом высшего образования, считает «разумным» прятаться в тени, чтобы не быть заметным. У него начинает создаваться с самого начала практической работы совершенно неверный уродливый принцип деятельности. Он начинает жить под постоянным страхом, «идеже не бе страх» (2 Кор. 7,5), нервным напряжением и душевным неспокойствием. Эта поистине «рабская» жизнь невольно делает пастырскую душу больной, малодушной, совершенно бессильной. И пастырское служение, как служение мира, свободы, радости и любви, становится нудным, безрадостным, тяжелым служением (1 Петр. 5,2).

Бывает и иначе. В начале своей работы молодой священник горячо берется за свое дело, но не на долго; как человек, впав в нерадение, он быстро «остывает», сокращает свою деятельность и становится ничем иным, как солью, потерявшей силу (Мф. 5,13), как наемником, а то и больше, волком, разгоняющим стадо (Ин. 10,12).

Молодым иеромонахам рекомендуется первые шаги пастырской работы проходить в монастыре под опытным руководством старцев и настоятеля. Стремление недостаточно зрелых монашествующих ехать на приход абсолютно не одобряется. Начальный практический опыт себе они должны усвоить в монастырской обстановке, где меньше нравственных опасностей, невзгод, суеты мира сего. Укрепленные не менее, чем пятилетним опытом в монастыре они уже могут пуститься на приходскую деятельность. Однако, время от времени они должны приежать в свой или другой монастырь, чтобы исповедаться, набраться новых нравственных сил, повидать старца и внять его советам. После этого снова на свое нелегкое дело, чтобы формироваться душой, умудряться опытом жизни и совершать дело Божие с успехом.

в) Школа служебная

Итак, есть школа учебная, есть и школа служебная. Никакая учебная подготовка не давала и не будет давать всех знаний, потребных для жизни. Во всякого рода службах ответственные и самостоятельные места даются лицам, уже самой службой испытанным и подготовленным. Так кандидат, прежде чем получить самостоятельное место с руководящей ролью, проходит курс службы под руководством других в зависимости от своих знаний, способностей и усердия, более или менее быстро подвигаясь по служебной лестнице. Как в росте физических организмов, так и в служебном деле, чрезмерные скачки бывают опасны, а иногда и гибельны. Нет никаких оснований думать, чтобы наиболее важное, сложное и ответственное из всех человеческих служений пастырское составляло в этом отношении исключение[140]. Если даже мы согласимся с тем далеко не бесспорным положением, что духовная подготовляющая пастырей школа дает кандидату священства совершенно достаточный запас знаний, необходимых для прохождения священнической службы: для совершения богослужений, проповеди, ведения всякого рода отчетности и т.п., то все же мы должны будем признать, что кроме знаний пастырю необходим еще и служебный опыт, нужно еще уменье понимать человеческую душу и подходить к ней, что во многих случаях ему нужен живой бодрящий пример, который вдохновлял бы его, и руководящая рука, которая помогала бы ему разбираться во всей сложности жизненных явлений, избирать верные пути и верно следовать им. Жизнь безгранично сложнее и разностороннее программ и курсов самой совершенной школы. И жизнь пастыря, бесконечно разнообразная в зависимости от места, времени и разных условий прохождения им службы, не может быть обнята никакой духовной школой. Иное служение пастыря в городе и иное в деревне; иное дело служба приходская и иное преподавательская; иное дело служение священника в нормальное время и иное во время разных народных бедствий и войны. Все это особые положения священника, требующие особых знаний, особого умения, сноровки, опыта, во многих случаях мудрости. Каждое из таких служений требует своего рода особой опытной науки.

Итак, служебная школа так же необходима для пастыря, как предшествовавшая его посвящению школа учебная. Кому же, спрашивается, принадлежит руководящая, воспитывающая роль в этой школе? Нам не надо искать ответа на этот вопрос, ответ дается самой жизнью, давно установившимся строем наших епархий.

Во главе каждой епархии стоит архиерей, его помощниками в управлении являются благочинные. Епархиальный архиерей для верующих и пастырей архипастырь; он должен проявить верх попечительности о нуждах тех и других; как отец, он должен обнять всех своей отеческой любовью. Поставленный во главе епархии, он руководитель всего епархиального духовенства, ответственный за его работы. Он обязан неусыпно стоять на страже всего пастырского в епархии дела, стремиться к его одухотворению и усовершенствованию. Горячая любовь к пастырскому служению, граничащая с самоотвержением, должна отличать его руководство, а его собственный пример пример доброго пастыря должен быть первым в ряду средств и способов архиерейского управления пастырями. К архипастырю преимущественно относятся слова апостола Петра: «Пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принужденно, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием, но подавая пример стаду» (1 Петр. 5,2).

Для своей епархии епископ должен быть своего рода центральным фокусом, в котором сходились бы и из которого выходили бы все линии пастырского служения. Кроме всеми ясно представляемой задачи следить за работой подчиненных ему пастырей, ее направлять и исправлять, у него есть другая задача: подмечать всякое достижение отдельных пастырей в отношении методов и способов пастырской работы и такими достижениями расширять свой собственный опыт, давая затем этим достижениям широкое применение.

Непосредственное общение архипастыря с пастырями это первый и лучший способ архипастырского руководства[141]. Но при обширности епархий, при многочисленности пастырей, подведомых епископу, этот способ ослабляется физической невозможностью частого общения архипастыря со всеми своими пастырями. Отсюда возникает необходимость в посредствующем звене, которое являлось бы связующим между архипастырем и пастырями, проводником идей, взглядов и предначертаний первого, выразителем нужд, достижений успехов и неуспехов последних. Таким звеном предназначены служить благочинные.

Когда функции благочиннического звания сводятся главным образом к канцелярщине, а духовное водительство благочинного ограничивается проверкой церковной отчетности, донесениями начальству о неисправных и преступных и представлениями к наградам достойных, то это является полным измельчанием, если не извращением идеи благочиннического служения и наносит великий ущерб пастырскому делу. Как пастырь прежде всего обязывается к духовному попечению об устроении душ его пасомых, о приведении их к Богу, а не церковной канцелярщине, так и благочинный прежде всего обязывается к духовному водительству вверяемых ему пастырей. И надо сказать, что именно в этой области деятельность его может быть плодотворной. Отвечающий своему назначению благочинный нам представляется как носитель лучших пастырских традиций, объединяющий подведомых ему пастырей в дружной и плодотворной работе на ниве Христовой, руководящий малоопытных и неопытных, подбадривающий и вдохновляющий охладевающих, поддерживающий ослабевающих и падающих. Он готов ко всякому пастырю придти на помощь, но его внимание преимущественно уделяется начинающим пастырское служение, еще не имеющим служебного навыка и без опытного и мудрого руководства легко могущим усвоить несоответствующие пастырству приемы, худые методы и манеры пастырского служения. Он заботится об устранении всяких дефектов в служении подведомых ему пастырей, но он же старается заметить, поддержать, закрепить и распространить то индивидуальное доброе, новое, которое нередко обнаруживается в пастырской практике лучших идейных и вдохновенных священников.

Если архипастырь не имеет возможности лично руководить каждым из подчиненных ему священников, то частое, личное и близкое общение его с благочинными представляется более возможным. Призванные быть руководителями пастырей благочинные в свою очередь должны искать руководства у своего архипастыря, им вдохновляться, к нему нести свои сомнения, недоумения, свои наблюдения и духовные приобретения.

Таким образом, создается пастырский круг. Центр этого круга епископ, периферию круга составляют все пастыри, радиусами служат благочинные.

7. Дальнейшее пастырское самоусовершенствование

Как бы ни был предварительно подготовлен кандидат пастырства семинарским или академическим курсом к пастырскому служению, он не может ограничиться в своем служении этой подготовкой. Область знания безгранична, как безгранично и вообще совершенствование человека; идеал христианского достижения безгранично высок: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5,48). Так определил его Господь наш Иисус Христос. Предела совершенства быть не может. И если для рядового христианина предлагается такая высокая перспектива совершенствования, то для пастыря Церкви Христовой оно тем нужнее. Пастырь, обязанный во всем являть пример своим пасомым, должен служить для них примером и в отношении умственного и нравственного развития. Следует учесть ту истину, что приобретать для Церкви и затем духовно насыщать образованную часть мирян может только образованный и продолжающий работать над своим развитием пастырь. Совершают великую ошибку те пастыри, которые, пройдя в духовной школе семинарские или академические курсы или достигнув священства путем церковной практики без специального образования, считают, что работа над собой может быть закончена, нужно работать над другими. Благодать–де в хиротонии получена, и теперь ее нужно использовать в церковной жизни, совершенствуя духовно верующих. С такими мыслями пастырь как бы исключает себя из общего правила духовной жизни, основанной на постоянном внимании к себе, и опускается до обыкновенного исполнения церковных треб и чиновнического отношения к пастырским обязанностям. Есть и такие пастыри, которые теоретически считают совершенно необходимым делом работать над своим нравственным совершенством, но практически, на деле, они этого не осуществляют по тем или иным причинам.

Нужно решительно сказать, что пастырю больше, чем кому–либо необходимо усовершенствовать свои умственные и нравственные качества[142]. Ведь справедливо сказано, что настоящая академия на приходе, где в трудностях и искушениях вырабатывается и совершенствуется настоящий дух истинного пастыря, преданного своему высокому служению. Отсутствие у пастыря должного образования, воспитанности, благочестия и мудрости принижает его сан, что является в то же время препятствием для должного использования им даров благодати священства.

Из сказанного следует естественный вывод: пастырю необходима дальнейшая работа над собой. Эта работа должна вестись по трем линиям: дальнейшее образование ума, укрепление благочестия сердца, приобретение опыта пастырской мудрости. Таким образом, дальнейшее развитие пастыря в научном, аскетическом и практическом пастырском отношении должно быть прежде всего делом самого пастыря.

Коснемся подробнее каждой из этих сторон.

В умственном отношении долг пастыря постепенно и неуклонно стремиться к большему знанию, к расширению своего умственного кругозора, к большему и большему постижению истины.

Святой апостол Иаков пишет: «Если же у кого из вас недостает мудрости, да прочит у Бога, дающего всем просто и без упреков, и дастся ему» (Иак. 1,5). Отсюда пастырь всякое научное знание должен начинать с молитвы, подобно нашим вселенским светилам Василию Великому, Григорию Богослову, Иоанну Златоусту и другим, которые всегда свои занятия и начинали, и сопровождали молитвой. Но следует при этом помнить, что истинное научение, имеющее своей целью углубление в истины, делающей человека свободным (Ин. 8,32), воспринимается только чистым и богобоязненным сердцем. В злохудожную душу, по Писанию, не входит премудрость (Прем. 1,4). Поэтому для пастыря прежде всего ценны знания, возбуждающие и укрепляющие в нем самом и в других любовь к Богу и любовь к добродетелям. Знание, не приводящее к добрым делам, для пастыря не есть знание, это мудрость мирская, житейская, человеческая.

Свои необходимые познания пастырь может почерпнуть:

1) у более опытных и мудрых наставников. При этом всякая самонадеянность, высокомерное отношение к мнениям и суждениям других в принципе противны пастырскому званию и сугубо отрицательно действуют на его душу. Такое состояние препятствует просвещению души пастыря светом Божиим и ослепляет его естественные познавательные способности.

2) Пастырь может свои познания черпать из чтения. Книги немые учители, наделенные авторитетом их авторов. При помощи книг пастырь может беседовать со всеми мудрыми людьми, даже с Самим Господом Спасителем и Его святыми Апостолами.

Однако нужно учитывать следующее: при чтении книг нужно руководствоваться строгим разбором. Дело в том, что одни книги для пастыря могут давать существенную пользу и способствовать его духовному росту, тогда как другие с пастырством ничего общего не имеют, и чтение их не дает пастырю надлежащей пользы в области положительного знания. Внимание пастыря прежде всего должно быть отдано Слову Божию, как источнику истины, творениям святых отцов, литературе богословской, а потом и всякой другой, которая так или иначе может быть полезной в пастырском знании.

В церковной практике замечается, что как только пастырь сошел со школьной скамьи и занялся практическим служением на приходе, он невольно оставляет чтение полезных ему книг и ограничивается исключительно одним исполнением служебных и практически–бытовых дел.

«Такое состояние может возникнуть, говорит проф. Певницкий, вследствие разленения пастыря или его чрезвычайной занятости и загруженности или кичения своим мнимым образованием и умственным богатством»[143].

Пастырское усердие к научным занятиям делает его более сильным при исполнении своего дела, возвышает его ум и сердце к благородному и высокому подвигу, делает его более способным к самоотвержению и служению ближним. Кроме того, оно имеет и то огромное значение, что заполняет пастырский досуг, спасает пастыря от расслабления, разленения и вообще от многих искушений и соблазнов, опасных в его положении.

В нравственном отношении долг пастыря всегда стремиться к очищению и возвышению своего сердца. Надо сказать, что вообще нравственное совершенствование личности главнейшая цель в жизни христианина. Ведь всякое знание ценно лишь как средство, поскольку оно служит улучшению жизни или души человека. В конце концов всякое знание, по Апостолу, упразднится (1 Кор. 13,8). Но добродетель сердца будет жить вечно. И поэтому удельный вес христианина определяется не по количеству у него знания, а по высоте и чистоте его сердца, сердца беззаветно верующего, до конца надеющегося, пламенно любящего. Настойчиво подчеркивая необходимость для пастыря большего и большего умственного, научного развития, мы, однако, со всей решительностью должны подтвердить, что еще более ему необходимо чистое и возвышенное сердце, любящее Бога, человека и все, что связано с ними. Без такого сердца пастырь с самым сильным, переполненным всякого рода знаниями умом «медь звенящая, кимвал бряцающий» (1 Кор. 13,1). Такой пастырь может просвещать лучами знаний, но согреть душу, поднять из глубины греха, обнадежить ее любовью всепрощения он не сможет.

«Вы помните, братия, труд и изнурение, пишет Апостол, ночью и днем работая, чтобы не отяготить кого из васкак отец детей своих, мы просили, убеждали, умоляли» (1 Сол. 11,92). Это ли не сердце любящее, сострадательное отеческое выражено в словах Апостола языков?!

«Не столько жена плачет о своем муже или мать о сыне, сколько я о своих в общем», говорил святитель Иоанн Златоуст своим пасомым[144]. «Я люблю вас так, что готов пролить кровь свою для вашего спасения»[145].

У истинного пастыря личное «я», так сказать, уничтожается и заменяется понятием «мы». Пастырское отзывчивое сердце делается подобно солнцу, просвещающему тьму невежества, согревающему холод эгоизма людей и дающему живительную атмосферу для восстановления падших к новой жизни. Только при любви пастырь способен жить в других и объединяться со всеми вплоть до своеобразного исчезновения в них. Любовь Самого Господа Спасителя определяется в Евангелии термином «милосердовать» то есть сжаливаться над кем–либо или сочувствовать кому–либо самою глубиной сердца.

Дело совершенствования пастырской любви требует от пастыря немалого напряжения и постоянной внимательности. И в целом, нравственное совершенствование пастыря встречает на своем пути большие опасности и искушения. Вступающий в борьбу с духом зла непременно сталкивается с теми же искушениями, какими сатана подвергал Спасителя перед Его вступлением на всемирный искупительный подвиг (Мф. 4,11; Лк. 4,13).

Перед человеком от начала стоят два пути:

Один путь стремление к истинной свободе. Этот путь характерен тем, что человек добровольно подчиняет себя воле Божией и в этом находит себе истинную свободу, счастье и блаженство. Для такого человека тело орудие для действования, мир арена для делания добра, а сам он смиренный исполнитель воли Божией.

Второй путь путь чувственности, сытости, беспечности характерен тем, что человек ставит себя на место Бога и служит своим животным страстям. Естественная забота о теле обратилась у него в самоцель жизни. Чувственность порабощает дух. Влюбленность человека в себя и жажда возвеличения отдают его в рабство жестокой тирании собственных греховных вожделений.

Чтобы разрушить дело спасения человека, диавол искусно подступал к Спасителю со своими искушениями. Каждое из трех искушений рассчитано, во–первых, на то, чтобы создать в душе Богочеловека греховное настроение (самоволие), а,во–торых, на то, чтобы через Христа еще более закрепить в человечестве греховное самоопределение. Заманчивость искушений заключалась в том, что они в самом ближайшем будущем обещали несомненный практический результат.

Пережитые Пастыреначальником искушения незримым духом злобы непрестанно преподносятся пастырю то в грубом виде («хлебы» сытость, довольство), то в утонченном (самодовольство, самослужение), то в явном отречении от истины и служении диаволу (гордость, независимость).

Спаситель мира подготовлялся к искушениям молитвой и постом, а отражал их словами Священного Писания. В примере Пастыреначальника, таким образом, указываются пастырю средства для отражения подобных же искушений. А так как указанные искушения направляются духом злобы к тому, чтобы душу пастыря отвлечь от мира Небесного и привязать к миру дольнему, то средства эти являются одновременно средством и для дальнейшего нравственного совершенствования души пастыря. Обязанный вести других по пути спасительной жизни он сам сперва должен уметь победить искушения духа обольстителя и потом уже учить побеждать других.

Средствами для борьбы с диавольскими искушениями и для личного нравственного совершенствования пастыря служат:

а) ПОСТ. Им пастырь подчиняет свою плоть духу и тем открывает себе путь к истинной свободе (Гал. 1,10);

б) МОЛИТВА. В ней мы беседуем с Богом. Она делает пастыря непоколебимым (Ин. 16,32);

в) ЧТЕНИЕ СЛОВА БОЖИЯ. В нем Бог беседует с нами. Оно дает пастырю огромную благодатную опору и непостыдность (Пс. 33,6);

г) ВОЗМОЖНО ЧАСТОЕ ИСПЫТАНИЕ СВОЕЙ СОВЕСТИ (исповедь) и святое Причащение. Причастившись Тела и Крови Христовой, пастырь вступает в кровное родство со Спасителем, соединяясь с Ним своим существом. «Союз крови, говорит Преосвященный Иоанн Смоленский, есть самый крепкий и непобедимый, сила его неистребима. Он не только соединяет сердца двух кровных существ, но и передает самые их свойства от одного к другому»[146]. Это дает основательную базу для нравственного совершенства и, с другой стороны, отводит от пастыря суд Божий за возможно недостойное совершение своих обязанностей (1 Кор. 11,27).

Нам остается коснуться еще третьей (последней) стороны пастырского самообразования, а именно, приобретения пастырской мудрости. В этом отношении также следует пастырю много потрудиться. И если усовершенствования ума и воспитания сердца пастырь мог частично достигнуть во время учения его в духовной школе, то приобретения опыта жизни и практической мудрой рассудительности он достигает только теперь в процессе практического служения. И нужно сказать, что современному пастырю особенно нужно это качество (мудрость), особенно оно поможет ему в трудных моментах жизни. Господь Спаситель, посылая Своих учеников на проповедь, напоминал им об этой пастырской мудрости, как необходимой в их чрезвычайно сложном положении (Мф. 10,167).

Наш пастырь приобретает опыт жизни из самой жизни, и его разумная практичность накопляется и слагается постепенно. Особенно смиренный, наблюдательный и восприимчивый пастырь быстро богатеет жизненной мудростью. Он не пренебрегает советами других, может быть, менее его способных; не упускает из виду ни одного благородного поступка других, не получив от них пользу для себя самого. Наблюдая дела живых, он усердно знакомится с жизнью умерших пастырей, святых отцов и учителей Церкви, дающих прекрасные образцы поведения, рассудительности, практической жизненной опытности. И сам, делая то или другое, ошибаясь, исправляясь, пастырь учится, опытно совершенствуется и начинает поступать так, как подсказывает ему пастырское опытное благоразумие. Благоразумие и мудрость должны быть постоянными спутниками всех дел пастыря. И если опять, после указанных упражнений, пастырь таковых не имеет, он должен последовать совету святого апостола Иакова просить себе мудрости у Бога, «дающего всем просто и без упреков, и дастся ему» (Иак. 1,5).

Итак, пастырское самоусовершенствование неотложное, необходимое дело служителя Престола Божия. Идущий этим путем пастырь никогда не окажется в положении «наемника» (Ин. 10,12), нерадящего о своих овцах; не станет он и безкачественной солью, потерявшей свою силу и имеющей быть выброшенною вон (Мф. 5,12); не будет он и безводным облаком, носимым ветром жизни; осенним сухим деревом, имеющим быть исторгнутым и сожженным; блуждающей звездой, которой блюдется мрак вечной тьмы (Иуды 1,12). Но он будет благодатным светом мира, любящим отцом для всех людей; будет добрым пастырем, способным всюду сеять радость, мир и семена высокой духовной жизни; он найдет в себе силы показать и наивысший подвиг самоотвержения «положить душу свою за други своя» и тем до конца выполнить свой долг перед Богом, людьми и своей совестью.

Отношение пастыря к женщинам прихода

Работа женщин в приходе является одной из древнейших особенностей первохристианской Церкви. У святого апостола Павла в Послании мы встречаем ясное указание на то, что участие женщин в судьбах Церкви Христовой не ограничилось одними женами–мироносицами (Рим. 16,123). В последующие века перед нами развертывается служение женщины, посвятившей себя Богу в качестве диакониссы или вдовы, вставшей на путь чистой, святой жизни. Так как нашему пастырю на приходе предстоит иметь сотрудниц в работе преимущественно женщин, то мы попытаемся на основании слов святителя Иоанна Златоуста дать практические советы пастырю в этой области.

Описанию работы женщин и отношению к ней пастыря Иоанн Златоуст предпосылает указание на общий характер взаимоотношений и подчеркивает, что здесь должна царить абсолютная чистота. Затем св. Иоанн Златоуст даст нам описание качеств и деятельности женщин в христианской общине, разграничивая их, как это было тогда в Церкви, на девственниц и вдовиц.

Следует сказать, что и в наше время идеал девственницы невесты Христовой в чистом виде воплотился в женских монастырях. Но их немало ютятся и около приходских храмов. Отсюда для приходского священника, особенно юного пастыря или целибата (одинокого) опасность здесь будет всегда налицо, как в смысле соблазна, так и в смысле сплетен и всякого рода наговоров, способствующих падению престижа пастыря.

Вторым типом женщин при приходе во времена святого Златоуста были вдовицы. Немало их и теперь. Преимущественно во многих приходах из них и состоит личный состав, так называемый «двадцатки».

Пастырю следует проявить особую осторожность и вместе должную пастырскую внимательность и настойчивость в обращении с теми и другими. Принципиально он должен всемерно поощрять и укреплять их в девственной жизни. Особенно руководить их совестью, ведя к большему нравственному совершенству и чистоте.

Надо отметить, что некоторые пастыри, особенно не высоко духовно настроенные, далеко не дооценивают класса этих людей. Вместо того, чтобы как пастырь–отец проявить к ним особое попечение, предохраняя их от всякого вида нецеломудрия и дурных поступков, они явно выказывают к ним свое пренебрежение, унижая их, говоря им двусмысленные слова, напоминая о браке и проч. Поступая так, пастырь грубо нарушает принцип своего пастырского долга. А главное, он резко роняет свой престиж в глазах своей паствы. Вследствие этого указанные типы женщин вынуждены навсегда отойти от своего пастыря, закрыть пред ним свою душу и искать (чаще всего в монастырях) для себя истинных духовных руководителей.

Святой Иоанн Златоуст особенно предупреждает пастыря, чтобы он был осторожен с юными вдовицами. Их следует сугубо остерегаться, так как они, мало пожившие в браке, могут более сего быть соблазном и для самого священника, и вообще в приходе. Им не следует и доверять что–либо важное в церковном деле, и само отношение к ним пастыря должно быть более строгим, официальным, чем мягким или нежным[147].

Пастырь перед судом

Решающая оценка всей пастырской работы предстоит, главным образом, в ином мире. Поэтому момент перехода пастыря из этого мира в другой является для него моментом отчета.

«Страшный, поистине страшный предстоит нам отчет, и много мы должны показать человеколюбия, чтобы не услышать грозных слов: Отъидите от Меня, не знаю вас(Мф. 7,23). И если в Евангельской притче господин строго отнесся к рабу, не использовавшему своего таланта, то во сколько раз строже взглянет Великий Судия на тех пастырей, которые не только не использовали, но и загубили дар священства, драгоценные души, порученные его руководству»[148].

Недостойный пастырь будет осужден строго и бесповоротно, если он растерял свою паству, не исполнил того, что требовал от него долг. Осужден будет потому, что кто бы и как бы ни призвал его к служению, но пошел–то он все–таки совершенно добровольно, своим произволением. А раз избрал он этот путь, обязан пройти его до конца достойно и держаться на той высоте, которая требуется пастырским долгом. Если почувствует он, что подвиг пастырства ему не по силам или он тяжко согрешит, то пусть такой уйдет сам и постарается загладить свой грех добрым служением мирянина, а не умножать своих грехов, недостойно влача непосильную ношу и собирая себе горячие уголья на собственную голову…

Достойного пастыря ждет «истинная слава на небесах»[149]. Он там, у Престола Божия смело сможет сказать: «Господи, вот я и овцы мои, которых Ты дал мне. Я готов был всегда за них положить душу мою. Я всегда стремился быть им полезным. Я сил своих не жалел, чтобы только помочь им найти Тебя. И вот теперь они все здесь со мною, они все Твои навечно. Ты наш Господь и Бог, а мы все Твои овцы».

Невозможно описать ту красоту и ту Горнюю славу и блаженство, которую наследуют добрые пастыри вместе со своими любимыми словесными овцами. Забудут они тогда все земные скорби, поругания, тесноту и оскорбления, все бывшие на земле горести и озлобления, которые они переносили, стоя на страже Церкви Божией, все это встанет позади. Все пройдено, пережито, вымучено, перенесено. С трепетной благодарностью, наслаждаясь горней торжествующей красотой в бесконечном свете лица Божия они будут славить Господа и повторять слова Златоуста: «Слава Богу, слава Богу, слава Богу за все»[150]. Аминь.

Краткие пасторологические выводы ко II–му курсу

Глава I. Образование для пастыря Церкви нужно, как воздух, и моральное, и богословское, и обще–познавательное.

Богословское образование мыслится как живой религиозный опыт, как сама жизнь, как опытное богопознание, а не как только знание о Боге и что говорили о Нем другие люди, хотя и святые.

Методика и тематика в изучении богословских наук проектируется и осуществляется также с точки зрения органического «вживания» в богословские истины, живого, мистического проникновения в «ядро» Слова Божия.

Только опытное богословие, живое ощущение живого Бога в сердце может избавить студента от абстрактного мышления о Боге, от сухого академического богословия, которое, по существу, приводит не к Богу, а отводит от Него и теряет человека для вечной жизни.

Глава II. Воспитание в духовной школе мыслимо в органическом, живом союзе с образованием. Воспитание сложное искусство, достигается оно исключительно отеческой самоотверженной любовью воспитателя к воспитаннику и наоборот.

Тайна доброго воспитания будущего пастыря, по сути дела, неведома для воспитателя и воспитанника. Ведома и доступна она одному Богу. «бросает семя человекспит и встаеткак семя восходит и растет, не знает он» (Мк. 4,269). Однако, он знает условия для доброго произрастания: свет, влага, тепло, солнце, для успешного роста в физическом мире; Свет Евангелия, благодать, сокрушенное сердце, Христос Солнце правды, в мире нравственном.

Только гармоническое консонирующее воспитание, захватывая все силы души: ум, волю и сердце, обеспечивает подлинную качественность будущего служителя алтаря Господня. Односторонность, однобокость в духовном воспитании разрушают религиозные принципы воспитанника, духовно калечат его и незаметно выводят из спасительной ограды Церкви Божией.

Благодатному воспитанию весьма способствуют два основных принципа: послушание Церкви и нелицемерная любовь ко Христу как Ее Основателю.

Внимательное отношение к учению Христову и достойная оценка советов мудрых наставников ставят воспитанника на верный путь к вершинам церковного понимания тайн жизни человеческой. А освоение принципа церковности в узком и широком аспекте обогащает учащегося практической мудростью в решении жизненных проблем и дает правильную и глубокую оценку бытовых предметов жизни.

Глава III. Детство, отрочество, юность подготовительные этапы к студенческому периоду жизни пастыря.

Тихое, святое, безмятежное детство удел весьма немногих душ.

Детство без Христа, в кругу нецерковных людей, усложняет процесс воспитания юноши в духовной школе, но оно же и дает молодому человеку большую пламенность веры и максимальный интерес к церковно–богословским истинам, неослабную жажду Евангельского света и тепла, которого лишило его «сиротское» детство.

Предельная острота психологии оканчивающего духовную школу естественна. Однако, она смягчается в значительной степени здравым анализом предстоящих пастырских задач и живой верой в Отеческую помощь Живого Бога. Участием Бога в судьбе студента, в решении его жизненных проблем (женитьбы, целибатства, монашества, предстоящего пастырского служения, места назначения и проч.) обеспечивается верный путь всего его жизненного курса и вселяется в его душу невыразимый покой и надежда.

Живая вера в Бога, доверие к Его Святой Церкви, доверие к советам опытных: духовных отцов, родителей, родных, как нельзя лучше обеспечивает выпускнику правильное решение и в других назревших вопросах студенческой действительности.

Глава IV. Виды призвания на пастырское служение: внутреннее, внешнее, церковное, являются лишь актами Божественного голоса, зовущего человека на подвиг священнической службы.

В своей глубине «призвание», как таковое, остается тайной для человека, ведомой и осуществляемой Богом, но с добровольным на то изволением самого человека.

Церковное призвание, как харизматически Божественное, с одной стороны, и согласие народа с другой (аксиос), завершает процесс пастырской подготовки и возводит студента (чрез хиротонию на высоту иерархического достоинства.

Ключевые принципы: религиозность, церковность, духовность, являются важнейшими элементами в формировании пастырского мировоззрения.

Центральная идея пастырского мировоззрения идея Царства Божия постигается и осваивается психологией студента при условии поступательного движения вперед: религиозность, церковность, духовность.

Раскрытие идеи Царства Божия по трем этапам: царство природы, царство благодати и царство славы, обеспечивает воспитаннику и будущему служителю Церкви Христовой трезвый и разумный взгляд на мир, всю вселенную, на все человечество с точки зрения вечной жизни и искания вечных ценностей.

Царство Божие царство нравственной жизни, оно абсолютно аполитично, оно «внутрь» каждой души, оно сфера Божественного влияния на всю органическую и нравственную жизнь Вселенной, оно область вечного бытия на небесах.

Глава V. Резюме инославного учения о пастырском служении дает верную и правдивую оценку апостольской направленности пастырства Православной Церкви. А «предъизбрание» и «избрание», тем более посвящение на пастырское служение подводит православное священство под небесную сень Божественного права, как Богоизбранничество, как установление Самого Бога, а не как человеческое произволение.

Необходимость хиротонии (рукоположения) в иерархические степени обуславливается, с одной стороны, величием и высотой самого служения пастырского, с другой ограниченностью и слабостью человеческого существа.

Сугубая харизматичность хиротонии полагает печать неотъемлемости, неизгладимости этого дара на разных путях жизни ее носителя.

Сущность благодатного дара хиротонии вскрывается в словах святого апостола Павла, который (дар хиротонии) имеет тройственное значение: «сила, любовь и целомудрие» (2 Тим. 1,7).

По примеру Пастыреначальника (Лк. 3,21), наш пастырь при его рукоположении усиленно молится, «да ниспошлет ему Господь силы ббагодатные на великое сие служение».

Действительность и действенность священства обязывает пастыря к постоянному «возгреванию» этого дара и бодрствованию над собой, исканию лучших путей к более эффективному пастырствованию.

Ослабление и принижение религиозной психологии ведет к неминуемой идейной катастрофе (Иудиному лобзанию) и конечному крушению всех пастырских идеалов.

Правильный начальный опыт в пастырстве духовный и практически–служебный ставит юного пастыря на путь верного следования за Христом, к выполнению высоких пастырских целей и является важнейшим критерием всей пастырской деятельности и будущей награды на небесах.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Св.Василий Великий. Творения. Сергиев Посад, 1900, т. 3.

2. Св.Григорий Богослов. Творения. М., 1889, ч. 1.

3. Св.Григорий Палама. Творения. Сергиев Посад, 1900, т. 3.

4. Св.Ефрем Сирин. Творения, ч. 2.

5. Доборотолюбие, т. 1.

6. Св.Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1895, тт. 1.

7. Деяния Вселенских Соборов в русском переводе. М., 1897.

8. Архиепископ Антоний. Собрание лекций по Пастырскому богословию. М., 1909.

9. Проф.В.В.Болотов. Лекции по Истории Древней Церкви. СПб., 1913.

10. Проф.Я.К.Амфитеатров. Беседы об отношении Церкви к христианам. СПб., издание 7.

11. Архиепископ Иннокентий. Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа. СПб., 1907; о богословии, гл. 4.

12. Е.Поселянин. Идеалы христианской жизни. СПб., 1905.

13. К.Попов. Учение двенадцати Апостолов (Дидахи). Киев, 1885.

14. Проф.В.Певницкий. Служение священника в качестве духовного руководителя прихожан. Киев, 1891; Священство. Киев, 1892.

15. В. Сокольский. Евангельский идеал христианского пастыря. Казань, 1904.

16. Проф.А.П.Лебедев. Духовенство Древней Вселенской Церкви.

17. Проф.С.Соллертовский. Пастырство Христа Спасителя. СПб., 1887.

18. Протоиерей Соболев. Пастырское богословие. София, 1930.

19. В.Соловьев. Евангельское основание богословия, 1885.

20. Протоиерей Серединский. Сводная таблица христианских исповеданий. Рига, 1890.

21. Епископ Феофан. Путь ко спасению. М., 1899; Нравственные изречения.

22. А.С.Хомяков. Записки о всемирной истории. М., 1906.

23. П.Флоренский. Столп и утверждение Истины. М., 1914.

24. Г.Шавельский. Православное пастырство. София, 1929.

25. Св.Патриарх Алексий. Слова и речи. М., 1954, т. 2; М., 1963, т. 4.

26. Проф.В.Экземплярский. Учение о сущности священства. Киев, 1904.

27. Журнал Московской Патриархии. М., 1965, ? 8.

28. Доктор исторических наук М.Я. Сюзюмов. История Византии. М., 1967.

29. Проф.А.Ветелев. Лекции по Пастырскому богословию, 2–ой курс.

30. Проф.Буткевич. Жизнь Господа нашего Иисуса Христа. СПб., 1887.

31. Еп.Игнатий Брянчанинов. Сочинения. СПб., 1865, т. 4.

32. Проф.Архим.Киприан. Православное пастырское служение. Париж, 1957.

Примечания

1

Архиеп. Иннокентий. Последние дни жизни Господа нашего Иисуса Христа. СПб., 1907, с. 118.

(обратно)

2

Проф. Я.К. Амфитеатров. Беседы об отношении Церкви к христианам» СПб., изд. 7, с. 234.

(обратно)

3

См.: проф. М. Богословский. Детство Господа нашего Иисуса Христа. Казань, 1893; Фаррар. Жизнь Иисуса Христа. СПб., 1893; В. Сокольский. Евангельский идеал христианского пастыря. Казань, 1904 и др.

(обратно)

4

Проф. А.С. Павлов. Курск канонического права. ТСЛ, 1902, с. 194.

(обратно)

5

Св. Григорий Богослов. Творения. М., 1889, ч. 1, с. 36.

(обратно)

6

Св. Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1903, т. 9, кн. 1, с. 309.

(обратно)

7

Тертуллиан. Творения. СПб., 1848, ч. 1, с. 82.

(обратно)

8

Журнал Московской Патриархии, 1964, ? 8, с. 26.

(обратно)

9

Св. Григорий Богослов. Пастырское правило. Киев, 1872, с. 5.

(обратно)

10

Проф. А. Ветелев. Лекции по Пастырскому богословию для 2–го курса. Машинопись, 1952 (Библиотека МДА).

(обратно)

11

Св. Григорий Богослов. Творения. М., 1889, ч. 1, с. 126; ч. 3, с. 5 и др.

(обратно)

12

Конечно, такого опытного познания богословия рано еще требовать от наших учащихся, которые в большинстве юные, но, тем не менее, они должны стремиться к познанию богословия более мистическому, нежели теоретическому (Примечание автора).

(обратно)

13

Проф. А. Ветелев. Лекции оп Пастырскому богословию, с. 4.

(обратно)

14

Там же, с. 5.

(обратно)

15

«Отвлеченным знанием заваливаем вход в Царство Божие и мешаем войти другим», слова неизвестного автора.

(обратно)

16

Молитва Святому Духу. Требник. М., 1956, ч. 1.

(обратно)

17

Священный текст толкуют: св. Иоанн Златоуст, арх. Феофилакт Болгарский, еп. Михаил, еп. Феофан Затворник, проф. Гладков и другие.

(обратно)

18

Св. Ефрем Сирин. Творения, ч. 2, с. 342.

(обратно)

19

Свт. Филарет, митроп. Московский. Слова и речи, т. 2, с. 425.

(обратно)

20

Проф. Соллертинский. Пастырство Христа Спасителя. СПб., 1887; проф. Экземплярский. О сущности священства. Киев, 1904.

(обратно)

21

Проф. К. Певницкий. О священстве. Киев, 1892; проф. Г. Шавельский. Православное пастырство. София, 1929.

(обратно)

22

Митроп. Антоний. Лекции по Пастырскому богословию. М., 1909.

(обратно)

23

Проф. А. Ветелев. Лекции, 2–й курс, с. 18.

(обратно)

24

Митроп. Антоний (Храповицкий). Лекции по Пастырскому богословию. М., 1909, с. 41.

(обратно)

25

Св. Василий Великий. Беседы на псалмы. ТСЛ, 1900, с. 273.

(обратно)

26

Здесь имеется ввиду опытное познание богословие.

(обратно)

27

Митроп. Антоний (Блюм). Лекция об опытном богопознании. МДА, 1966 (в сокращении).

(обратно)

28

Порыв мучеников первых веков, дивные подвиги подвижников в средние века; огненная ревность по правде Божией святителей, праведников, затворников, а на мирских путях: врачи, полководцы, писатели, художники, прекрасно говорят об этом.

(обратно)

29

Свт. Феофан Затворник. Нравственные изречения. М., 1899, с. 15.

(обратно)

30

Проф. А. Ветелев. Лекции по Пастырскому богословию для 2–го курса, с. 24.

(обратно)

31

Желающим шире ознакомиться с вопросом приготовления к пастырству советуем прочесть книгу проф. В. Сокольского «Евангельский идеал христианского пастыря». Казань, 1904, с. 307.

(обратно)

32

Свящ. П. Флоренский. Столп и утверждение истины. М., 1914, с. 5.

(обратно)

33

Свт. Феофан Затворник. Нравственные изречения. М., 1898, с. 11.

(обратно)

34

Архиеп. Вениамин. Небо на земле. Париж, 1932, с. 11.

(обратно)

35

Там же, с. 21.

(обратно)

36

Архиеп. Вениамин. Небо на земле, с. 47.

(обратно)

37

Проф. В. Певницкий. Священство. Киев, 1892, с. 500.

(обратно)

38

Приводится по памяти.

(обратно)

39

Патриарх Алексий. Слова и речи. М., 1954, т. 2, с. 104.

(обратно)

40

Там же, с. 127.

(обратно)

41

Архиеп. Вениамин. Небо на земле, с. 7.

(обратно)

42

Служебник.

(обратно)

43

Завистью денницы поколебались небеса, и сердце Адама преклонилось к непослушанию Богу. Завистью Каина пролилась первая кровь на земле. Завистью братьев Иосиф был продан в египетское рабство. Завистью книжников и фарисеев был схвачен, мучим, возведен на Крест страдания и смерти Господь наш Иисус Христос.

(обратно)

44

Еп. Никанор. Св. Василий Великий. СПб., 1894, с. 243.

(обратно)

45

Св. Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1904, кн. 1, с. 8.

(обратно)

46

Из доклада митрополита Никодима. ЖМП, 1965, ? 11, с. 40.

(обратно)

47

В. Солоухин. Родная красота. М., 1967, с. 10.

(обратно)

48

Свят. Патриарх Алексий. Слова и речи. М., 1963, т. 4, с. 69.

(обратно)

49

Когда евангельский богач на основе хорошего урожая захотел создать жизнь в свое удовольствие, то услышал: «Безумный, в сию же ночь душу твою возьмут у тебя» (Лк. 12,160).

(обратно)

50

О значении вещей в жизненном обиходе в строго христианском отношении к ним поучительно говорит епископ Феофан Вышенский в своих «Письмах», а также епископ Игнатий Брянчанинов в своих «Творениях».

(обратно)

51

Святые отцы и подвижники советуют держать на улице лицо «долу», чтобы закрыть свободный доступ в душу впечатлений от внешних предметов и встречных лиц (см. «Добротолюбие» 1 и 2 том; «Лествицу» прп. Иоанна Лествичника; еп. Феофана «Что есть духовная жизнь».

(обратно)

52

Чем же? Очень хороший ответ на этот вопрос, то есть, на вопрос о том, чем и как внешний мир может нас обогатить, мы находим в книге свт. Тихона Воронежского «Сокровище духовное от мира собираемое».

(обратно)

53

Проф. В. Певницкий. Служение священника в качестве духовного руководителя прихожан. Киев, 1891, с. 28.

(обратно)

54

Е. Поселянин. Идеалы христианской жизни. СПб., 1905, с. 443.

(обратно)

55

Свящ. П. Флоренский. О типах возрастания. Богословский Вестник, 1906, май, с. 530.

(обратно)

56

Св. Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1897, т. 3, кн. 1, с. 332.

(обратно)

57

Е. Поселянин. Идеалы христианской жизни. СПб., 1905, с. 477.

(обратно)

58

Проф. А. Ветелев. Лекции по Пастырскому богословию, с. 56.

(обратно)

59

Преп. Серафим Саровский, преп. Сергий Радонежский, не пройдя никакой богословской школы, но пройдя подвиг непорочной святой жизни, оказались светочами нашей Православной Церкви. Также и святитель Николай Мирликийский или Спиридон Тримифунтский, будучи призваны к святительству от сохи. По дару и действию благодати Божией и апостольскому подвигу необразованный рыбарь апостол Петр стоит рядом с ученейшим апостолом Павлом. Идеалом пастырства является соединение высокой образованности с высотой благочестия. Такими были светильники Вселенной: святители Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и многие другие.

(обратно)

60

Ничего плохого не будет в том, если у юного 22–х летнего священника жена будет в возрасте 258 лет. Юность одного члена семьи здесь будет иметь опору в возмужалости другого.

(обратно)

61

Любовь в семье священника не может представляться по типу любви романтической, как она описывается в художественной литературе. Такая любовь не может культивироваться в духовной среде. Здесь мистическая связь с Богом должна стоять в центре всех жизненных отношений, не затмеваясь ими, а наоборот, освещая и осмысливая их

Желающим глубже ознакомиться с брачным вопросом рекомендуем почитать сочинение проф. А. Павлова «Курс церковного права». ТСЛ, 1902, с. 31747.

(обратно)

62

Проф. А.С. Павлов. Курс церковного права, с. 213.

(обратно)

63

История Византии. Изд–во «Наука». М., 1967, с. 145; Проф. А.П. Лебедев. Духовенство древней Вселенской Церкви. М., 1905, с. 266.

(обратно)

64

Св. Иоанн Златоуст7 Творения, т. 1, с. 430.

(обратно)

65

Проф. В. Певницкий. Основные пункты в пастырском служении. Киев, 1892, с. 95.

(обратно)

66

В. Сокольский. Евангельский идеал христианского пастыря. Казань, 1904, с. 76.

(обратно)

67

Митроп. Антоний. Лекции по Пастырскому богословию, с. 33.

(обратно)

68

Свящ. В. Сокольский. Евангельский идеал христианского пастыря, с. 81.

(обратно)

69

Агапическая от слова (агапи) - любовь. Слово «филическая» от слова - (филиа) - любовь. То и другое слово (определение) ввел в употребление в богословской литературе священник Павел Флоренский («Столп и утверждение истины»).

(обратно)

70

Если психологически возможен переход от внешнего призвания к внутреннему только при условии усиления любви ко Христу, то, наоборот, переход от внутреннего призвания к внешнему происходит при условии охлаждения этой любви и перевеса стремления к стяжанию и гнусной корысти (Проф. Буткевич. Жизнь Господа нашего Иисуса Христа. СПб., 1887, с. 63536).

(обратно)

71

Св. Григорий Двоеслов. Пастырское правило. Киев, 1872, с. 14.

(обратно)

72

Св. Иоанн Златоуст. О священстве. СПб., 1872, т. 1, с. 20.

(обратно)

73

Архим. Киприан (Керн). Православное пастырское служение. Париж, 1957, с. 36.

(обратно)

74

Свяш. В. Сокольский. Евангельский идеал христианского пастыря. Казань, 1904, с. 88.

(обратно)

75

Св. Григорий Двоеслов. Пастырское правило. Киев, 1872, с. 16.

(обратно)

76

Архиеп. Лука Симферопольский. О духе, душе и теле (1945947). Машинопись.

(обратно)

77

Проф. С. Соллертинский. Пастырство Христа Спасителя. СПб., 1887, с. 287.

(обратно)

78

Катехизис, 1893 г. Изъяснение 7–го члена Символа веры, с. 41.

(обратно)

79

Проф. П. Светлов под «Царством Божиим» разумеет также три царства: этическое, космическое, эсхатологическое (см. его книгу «Идея Царства Божия», с. 82).

(обратно)

80

Добротолюбие, т. 1, с. 250.

(обратно)

81

Там же, т. 5, с. 188.

(обратно)

82

Проф. Г. Шавельский. Православное пастырство. София, 1929, с. 27.

(обратно)

83

Симеон Новый Богослов. Творения, т. 1, с. 214.

(обратно)

84

П. Флоренский. Столп и утверждение истины. М., 1914, с. 174.

(обратно)

85

«Кто должен управлять всеми, говорит проф. Болотов, тот должен быть избран всеми» (Проф. В.В. Болотов. Лекции по истории древней Церкви7 СПб., 1913).

(обратно)

86

Г. Шавельский. Православное пастырство, с. 767.

(обратно)

87

А.С. Хомяков. О всемирной истории. М., 1906, т. 7, с. 199.

(обратно)

88

На последнем Ватиканском Соборе (19656 гг.) Западная Церковь провела ряд нововведений, сближающих католичество с православием, в частности, вопрос соборности Церкви, индульгенции и другие.

(обратно)

89

Проф. В.В. Болотов. Лекции по истории древней Церкви7 СПб., 1913, с. 28182.

(обратно)

90

Доктор исторических наук М.Я. Сюзюмов. История Византии. М., 1967, с. 145.

(обратно)

91

Проф. Лебедев А.П. Духовенство древней Вселенской Церкви, с. 83; Проф. В.В. Болотов. Лекции по истории древней Церкви. СПб., 1913, с. 41.

(обратно)

92

К. Попов. Учение двенадцати Апостолов. Киев, 1885, гл. 15, с. 39.

(обратно)

93

В «Духовном Регламенте» (п. 8) говорится: «Когда прихожане или помещики, которые живут в вотчинах своих, изберут человека в Церкви своей во священники, то должны в отношении своем засвидетельствовать, что он есть человек жития доброго и не подозрительного. А которые помещики в тех своих вотчинах не живут, иное свидетельство о таких людях подавать людям и крестьянам их и в челобитных писать именно, какая ему рука будет или земля. А избранный бы также приложил руку, что он тою ругою или землею хощет быти доволен, и от Церкви, к которой посвящен, не отходит до смерти».

(обратно)

94

Проф. В.В. Болотов. Лекции по истории древней Церкви, с. 180.

(обратно)

95

Прот. Соболев. Пастырское богословие. София, 1930, с. 144.

(обратно)

96

Прот. Серединский. Сводная таблица христианских исповеданий. Рига, 1890, с. 119.

(обратно)

97

Архиеп. Иннокентий. О богословии, гл. 4, с. 123.

(обратно)

98

В. Соловьев. Евангельское основание богословия. Журнал «Православное обозрение», 1885, январь, с. 51.

(обратно)

99

Согласно 6–му правилу IV–го Вселенского Собора, решительно никто не рукополагается иначе, как с назначением рукополагаемого к какой–либо церкви (приходу).

(обратно)

100

Архиеп. Антоний. Лекции по Пастырскому богословию. М., 1909, с. 57.

(обратно)

101

Св. Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1895, т. 8, с. 591.

(обратно)

102

Там же, т. 9, с. 138.

(обратно)

103

Там же, т. 5, с. 377.

(обратно)

104

Там же, т. 8, с. 589.

(обратно)

105

Св. Василий Великий. Творения. С. Посад, 1900, т. 3, с. 246.

(обратно)

106

Св. Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1895, т. 1, с. 425.

(обратно)

107

Проф. Архим. Вениамин (Милов). Лекции по Пастырскому богословию. Машинопись, с. 56 (Библиотека МДА).

(обратно)

108

О любви Бога к человеку прекрасно раскрывается в учении старца Силуана Афонского, ознакомиться с которым настоятельно рекомендуем кандидатам священства из трактата иеромонаха Софрония «Старец Силуан». Париж, 1952.

(обратно)

109

Св. Иоанн Златоуст. Творения, т. 11, с. 760.

(обратно)

110

Архим. Сергий (Страгородский). Православное учение о спасении. Казань, 1898, с. 172.

(обратно)

111

Св. Ефрем Сирин. Творения, т. 2, с. 50506.

(обратно)

112

Возгревать греческое (анаксопирин) - раздувать, давать место течению воздуха, чтобы огонь не погас.

(обратно)

113

Св. Иоанн Златоуст. Творения, т. 1, с. 450.

(обратно)

114

В. Экземплярский. Учение о сущности священства. Киев, 1904, с. 228.

(обратно)

115

Там же, с. 228.

(обратно)

116

Там же, с. 229.

(обратно)

117

Деяния Вселенских Соборов в русском переводе. М., 1897, т. 7, с. 52.

(обратно)

118

Во диакона после Освящения Святых Даров; во епископа после пения «Трисвятого» (Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный.

(обратно)

119

Святые мученицы, сами «добре страдальчествовавшие и венчавшиеся Господу» призываются молиться за того, кто венчается на высокий (мученический) подвиг священнослужения. Прославляется Христос, «апостолов похвало и мучеников веселие». Вместе с прославлением Христа Жизнодавца ублажается и Дева, родившая, согласно проречению ликующего Исаии, Еммануила.

(обратно)

120

Еп. Игнатий Брянчанинов. Сочинения. СПб., 1865, т. 4, с. 124.

(обратно)

121

«Бога и благодать Духа Его Святого, говорит преп. Серафим Саровский, люди не во сне видели, и не в мечтании, и не в исступлении расстроенного воображения, а истинно в яве» (М.А. Новоселов. Забытый путь опытного Богопознания. М., 1912, с. 480).

(обратно)

122

Проф. В. Певницкий. Служение священника в качестве духовного руководителя прихожан. Киев, 1891, с. 12.

(обратно)

123

Архиеп. Антоний (Храповицкий). Собрание лекций и статей по Пастырскому богословию. М., 1909, с. 18.

(обратно)

124

Св. Иоанн Златоуст. Беседа 86. СПб., 1855, ч. 2, с. 70002.

(обратно)

125

Св. Исидор Пелусиот. Творения в русском переводе. 1859, т. 1, с. 30203.

(обратно)

126

Там же, 1860, ч. 3, с. 474.

(обратно)

127

При современных условиях распределением по епархиям окончивших школу священников занимается Учебный Комитет при Священном Синоде.

(обратно)

128

Чиновник архиерейского служения. М., 1897.

(обратно)

129

Еп. Никанор. Св. Василий Великий. СПб., 1894, с. 295.

(обратно)

130

Св. Киприан Карфагенский. Творения. Киев, 1861, т. 1, письмо 56.

(обратно)

131

Св. Григорий Богослов. Творения. М., 1889, т. 5, с. 170.

(обратно)

132

Св. Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1895, т. 9, с. 278.

(обратно)

133

Еп. Игнатий Брянчанинов. Отечник, с. 245.

(обратно)

134

Св. Григорий Богослов. Творения. М., 1889, ч. 1, слово 3.

(обратно)

135

Приводится по памяти.

(обратно)

136

Добротолюбие, т. 2, с. 291.

(обратно)

137

Приводится по памяти.

(обратно)

138

Еп. Феофан. Пути ко спасению. М., 1899, с. 233.

(обратно)

139

Св. Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1895, т. 11, с. 685. (Под семейной иерархией св. Иоанн Златоуст разумеет доброе соподчинение главе семьи прочих членов семейного круга).

(обратно)

140

Г. Шавельский. Православное пастырство. София, 1929.

(обратно)

141

Г. Шавельский. Православное пастырство. София, 1929.

(обратно)

142

Архиеп. Антоний. Лекции по Пастырскому богословию. М., 1909, с. 370.

(обратно)

143

Проф. В. Певницкий. Служение священника в качестве духовного руководителя прихожан. Киев, 1891, с. 181.

(обратно)

144

Св. Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1895, т. 12, с. 195.

(обратно)

145

Там же, т. 3, с. 461.

(обратно)

146

Еп. Иоанн Смоленский. Б.Академические чтения. СПб., 1897, с. 213.

(обратно)

147

Св. Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1895, т. 11, с. 72627.

(обратно)

148

Там же, т. 1, с. 435.

(обратно)

149

Св. Иоанн Златоуст. Творения, т. 11, с. 783.

(обратно)

150

Там же, т. 1, с. 95.

(обратно)

Оглавление

Вводный отдел. Необходимость образования пастыря

    а) Необходимость морально–церковного образования пастыря

    б) Необходимость богословского образования пастыря

Глава I. Образование в духовной школе

  1. Задачи высшей духовной школы

  2. Что есть богословие вообще?

  3. Методика изучения богословских наук

  4. Система в изучении богословия

    а) Общая форма в изучении богословия

    б) Индивидуальная форма в изучении богословия

  5. Пути освоения богословия

Глава II. Воспитание в духовной школе

  1. Тайна воспитания

  2. Искусство воспитания

    а) Образование ума

    б) Воспитание чувств

    в) Укрепление воли

  3. Цель воспитания в духовной школе

  4. Пожелания мудрых наставников

    а) Профессора В. Певницкого — 1й урок воспитания церковности

    б) Архиепископа Димитрия Херсонского — 2й урок воспитания церковности

    в) Святейшего Патриарха Алексия — 3й урок воспитания церковности

    г) Святейшего Патриарха Алексия — 4й урок воспитания церковности

      Выводы из Слов Святейшего Патриарха Алексия

  5. Памятование церковного дня

  6. Церковность в широком понимании

  7. Саможизненность Церкви

  8. Отношение к предметам школьно–бытовой обстановки

Глава III. Задачи учащихся в последний год обучения

  1. Детство, юность и зрелость — этапы подготовительного периода

  2. Решение вопроса о психологии выпускника

    а) Сложность психологии в целом

    б) Выбор жизненного пути

Глава IV Пастырское призвание

  1. Сущность призвания и его необходимость в пастырском служении

  2. Виды призвания

    а) Внутреннее призвание

    б) Внешнее призвание

    в) Возможность перехода настроения от внешнего призвания к внутреннему (и наоборот)

    г) Церковное призвание

  3. Вопрос о настроении призываемого

  4. Формирование пастырского мировоззрения

    а) Принципы, способствующие этому формированию

    б) Идея Царства Божия

    в) Характеристика Царства Божия с внутренней стороны

      Пасторологические выводы к IV–ой главе

Глава V Избрание, посвящение и назначение на пастырское служение

  1. Разбор инославного и православного учения о избрании и посвящении на пастырское служение

  2. Избрание и предъизбрание

    а) Избрание ранее и теперь

    б) Избрание на Руси в прежнее время и отбор в современных условиях

    в) Необходимость хиротонии для пастырского служения и ее безусловная обязательность

    г) Подготовка к посвящению (внешняя и внутренняя)

  3. Посвящение (хиротония) и ее благодатные дары

    а) Характерные черты дара хиротонии

    б) Порядок совершения хиротонии во иерея

    в) Переживания посвящаемого при хиротонии и после неё

    г) Действие Божественной благодати при хиротонии[121]

  4. Действительность священства при недостойной жизни его носителя

  5. Назначение на пастырское служение

  6. Начальный опыт в пастырстве

    а) Духовный опыт

      Освобождение от мира

      Освобождение от плоти

      Освобождение от диавола

    б) Практический опыт

    в) Школа служебная

  7. Дальнейшее пастырское самоусовершенствование

      Отношение пастыря к женщинам прихода

      Пастырь перед судом

      Краткие пасторологические выводы ко II–му курсу

БИБЛИОГРАФИЯ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте