«tom 6»

Святитель Игнатий (Брянчанинов) т6

Святитель Игнатий (Брянчанинов),

епископ Кавказский и Черноморский

АСКЕТИЧЕСКИЕ ОПЫТЫ

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

ТОМ VI

Письма к разным лицам

Письмо 1

К родителю об избрании рода жизни, отношении к супружеству и о семейных делах

Почтеннейший родитель!

Приятнейшее письмо Ваше от 22 октября по­лучил 30-го. Искреннейше поздравляю Вас с по­лучением знака отличия за 25 лет. Представле­ние, уже утвержденное Государем, находится у министра и, вероятно, скоро будет сообщено Во­логодскому губернатору. Сделайте милость, не беспокойтесь о высылке мне денег; благодаря Богу я не нуждаюсь и весьма бы нашел справед­ливым, если бы вам благоугодно было зачесть оные за те, кои Вы мне пожаловали при отъезде моем из Вологды в Петербург.

Вы изволите знать мое усердное желание доб­ра всем членам нашего семейства. Но суждение мое односторонне: оно согласуется с родом жиз­ни, который я провожу. Мне всегда казалось, тем более теперь кажется, супружество игом тяжким и неудобь носимым; я страшился оного и не понимал, и теперь не понимаю, как могут люди решаться на оное. И потому сделайте ми­лость, устраните меня от суждения в сем деле; предоставьте мне желать благополучия своим братьям и сестрам, какой бы они ни избрали род жизни — брак или безбрачие. Петр представлен к Станиславу; он в хороших руках, развертыва­ется, и выходит дельный парень. Надо ожидать, что он далеко пойдет. Нынешнею осенью был я очень болен горячкою, после которой начал себя чувствовать лучше и лучше. Думаю — много к сему способствует прекрасный со всеми удоб­ствами дом, в коем живу, и ангелонравная бра­тия, меня окружающая, упокоевающая меня ду­шевно и телесно.

Простите, почтеннейший родитель. С истин­ным высокопочитанием и преданностию имею честь быть Вашим покорнейшим сыном.

Архимандрит Игнатий. 4 ноября 1835 года

Письмо 2

О душеполезном слове; о памяти смертной и приготовлении к вечности; о пагубности мирских забав; как и какие душеполезные книги следует читать

Воистину Воскресе Христос! Любезнейшая се­стра Мария Александровна! Равно и я поздрав­ляю тебя от исполнения сердечного с протекшим Праздником Воскресения Христова; равно и я желаю тебе, друг мой, всевозможного благопо­лучия. Твое сетование справедливо: я слишком долго молчал; молчал, потому что надеялся, что наше взаимное расположение не может быть подвержено сомнению; обыкновенные письма светских людей, состоящие в различных поздрав­лениях и уверениях, не составляют обязанности монаха. В слове о душевной пользе я отказать не могу; такое слово есть милостыня, которую не­пременно должен подавать монах не только для душевной пользы ближнего, но и для своей. Ког­да человек почаще будет размышлять, что все земное временно, непременно кончится смер­тию — опять что смерть сия придет неизвестно когда, чрез многие ли годы, или завтра, или чрез неделю — тогда рождается в человеке забота о приуготовлении себя к вечности, в числе сих при­готовлений есть и молитва. Познакомься с Богом заблаговременно, частыми молитвами стяжи дерзновение, дабы, когда должно будет предстать на страшный суд, могла ты упросить Судию быть к тебе милосердым. Оставь угождение диаволу в различных мирских забавах, послушайся Спаси­теля, возвестившего: горе смеющимся ныне! горе насыщенным ныне! Вопреки завещанию Сына Божия диавол установил балы, театры и прочие забавы; деньги те приносятся в жертву диаволу, кои могли бы быть принесены в лице нищих Гос­поду Иисусу Христу, Который воздаст дающему милость сторицею в будущем веке. Займись чте­нием Божественных книг с благоразумною уме­ренностью, сохраняющею надолго вкус, и утончающею оный, и умножающею сердечную жаж­ду Божественной правды, сими книгами поведу­емой. Таковы книги: Четьи-Минеи, сочинения святителя Димитрия Ростовского, сочинения свя­тителя Тихона Воронежского, письма Георгия Затворника. В особенности последняя книжка драгоценна; ее можно выписать из города Задон­ска, Воронежской губернии, из находящегося при городе Задонске Богородицкого монастыря. Переводов с немецкого и французского отнюдь не надо читать; от них можно заразить сердце неисцельною язвою.

Просишь от меня духовного благословения на себя и на мужа твоего? — Да даст тебе Гос­подь прошение сердца твоего, и свыше нисхо­дящею благодатию Святого Утешителя Духа да осенит умы и сердца Ваши к познанию святой Своей воли, да отверзет мысленные очи Ваши к усмотрению краткости и суетности сея земныя жизни, да разжет души ваши к сохранению за­поведей Его, и да сотворит Вас наследниками не­кончаемых сладостей рая, уготованных всем любящим Бога и ненавидящим диавола, и дел его, и начинаний его, и славы его мерзостной. Аминь.

Усердно любящий тебя и желающий тебе душевного спасения.

архимандрит Игнатий.

27 апреля 1840 года

Письмо 3

Поздравление с Праздником Воскресения Христова

Воистину Воскресе Христос! Милостивый го­сударь, любезнейший братец!

Николай Петрович!

Благодарю Вас за воспоминание Ваше о мне; взаимно поздравляю Вас с светлым Праздником Воскресения Христова; с искреннейшим желани­ем Вам всех истинных благ, имею честь быть.

Ваш покорнейший слуга и богомолец.

Архимандрит Игнатий.

27 апреля

Письмо 4

О спасительности скорбей и болезней; без скорбей сердце не может умереть для земли; о болезнях; о приготовлении к вечности; как благодарить в скорбях и болезнях; утешение от чтения духовных книг; читай письма Задонского Затворника Георгия

Воистину Воскресе Христос!

Любезнейший друг и сестра, Мария Алексан­дровна!

Сердечно благодарю тебя за твое милое и доб­рое письмо. Поздравляю тебя с светлым Празд­ником. Очень рад, что любовь превозмогла напрас­ное опасение обеспокоить меня письмом твоим. Такое доброе письмо не может обеспокоить — может только утешить и обрадовать. Я не могу участвовать в светских веселостях моих родных, зато должен и желаю принимать живейшее уча­стие в скорбях их. Идут в монастырь и избирают скорбную жизнь для того, чтоб жизнь веселая не развлекала и не привела в забвение Бога, а не для того, чтоб вместе с суетным оставлять и законное, святое. Я убежден и из Слова Божия, и из опытов жизни, что Бог кого полюбит, тому непременно пошлет скорби. Потому что без скорбей сердце не может умереть для земли и ожить для Бога и вечности. Слыша о тебе, что ты постоянно боль­на, я понимал из этого, что Господь обратил на тебя особенное внимание и хочет тебе доставить блаженную вечность. Обрати к вечности очи ума твоего и сердца. Вечность! Все мы непременно дол­жны вступить в нее и те из нас, которые не хотят нисколько о ней подумать, но всегда мыслями сво­ими и желаниями пригвождены к одному зем­ному. Вечность! С какою радостною надеждою ожидают ее иные, а иным как она грозна! Итак, если вечность нас ожидает непременно, то приготовиться к ней заблаговременно — требует са­мое благоразумие. Посему советую тебе относи­тельно твоего здоровья положиться на волю Бо­жию. Содержа в памяти мысль, что Бог призыва­ет тебя скорбями к Себе, благодари Создателя, возлюбившего тебя, и повторяй чаще сии слова: «Слава Тебе, Господи, за все, что Ты мне посыла­ешь. Твори над рабою Твоею волю Твою». Благо­дарение в скорбях приносит утешение и силу тер­петь и долготерпеть. Смерти не должно желать. Бог оттого не посылает ее, что мы к ней не приготовились как должно. Сколько здесь потерпишь с благодарением, столько в будущей жизни насла­дишься утешением духовным. Читай письма За­донского Затворника Георгия; они недавно напе­чатаны в Москве в 3-х томах. Предуховная книжка, наполненная утешительнейших наставлении для страждущих.

Ты не написала своего адреса, почему отправ­ляю сие письмо чрез сестру Лизавету Александ­ровну.

Уведомь, долго ли намерена пробыть в Моск­ве и не думаешь ли побывать в Петербурге. Бла­гословение Божие да почиет над тобою.

Тебе преданнейший брат

архимандрит Игнатий.

27 апреля 1845 года

Письмо 5

О важности правильного направления на пути благочестия

Любезнейшая сестра, Мария Александровна!

Поздравляю тебя с Праздником Воскресения Христова и очень радуюсь, что ты чувствуешь об­легчение в болезни. И я нахожу очень хорошим, если б ты вздумала ехать в Вологду чрез Петербург. В июле и августе петербургский климат менее опа­сен для людей слабого здоровья, нежели в прочие времена года. Свидание с недостойным братом твоим могло бы доставить тебе неисчислимую пользу и дало бы тебе направление правильное на пути благочестия, на котором можно понести тяжкие труды и иметь самые малые плоды, и, напротив, при малом труде, но правильном можно обогатеть духовными плодами. Сие и святой апо­стол Павел засвидетельствовал: аще и постраждет кто, не венчается, аще незаконно мучен будет (2 Тим. 2:5) (сличи с русским переводом)8.

Записочки твоей я не мог доставить Надежде Петровне, потому что она (то есть записочка) прибыла ко мне после того, как брат отправился в Варшаву. Они очень милы, и Надежда Петров­на не так в опасном положении, как я думал по заочным вестям

Дай Бог тебе прочного и скорого выздоровле­ния! Остаюсь навсегда преданнейший брат.

А. И.

11 мая 1846 года

Письмо 6

О терпеливом шествии по своему жизненному пути; не надо обращать внимания на людские мнения и речи; как вести себя по отношению к посторонним людям

Любезнейший друг и сестра,

Мария Александровна!

Благодарю тебя за милое письмо твое, за поздравление с Новым годом, за добрые твои желания! Слышал о твоем ушибе, который усилил твою болезненность. Что делать? Каждому надо идти с терпеливым постоянством по тому пути, на который он поставлен судьбою, — тем больше, что изменить этот путь не в нашей влас­ти. На людские мнения и речи не советую тебе обращать большого внимания и подчинять им свое поведение, особливо же боголюбезные впечатления и движения сердечные. Веди себя просто, без принуждения и восторженности, ос­тавляй поступки, резко бросающиеся в глаза, выходящие из обыкновенного круга действия, — это вполне достаточная жертва для ближних.

Надеюсь весною увидеться: путь мой должен быть на Грязовец, Покровское и так далее. Здеш­ним местом я очень доволен! лечусь с успехом; но сильное лекарство очень вертит. Теперь оче­редь дошла до простуженных глаз моих. Начало их вертеть — и пишу с трудом! Христос с тобою! При свидании, может быть, что-нибудь скажу и о болезни твоей9.

Письмо 7

Утешение от дружбы

Любезнейший друг и сестра, Мария Александровна! Благодарю тебя от всей души за дружбу твою, которою я был истинно утешен. Радуюсь, что судьба привела меня побывать под благословен­ным покровом дома твоего. Путешествие мое я совершил благополучно, здоровье мое приходит в лучшее и лучшее состояние.

Будь благополучна! Бог да возвратит тебе по­терянное тобою здоровье! А я остаюсь навсегда тебе преданнейший брат

архимандрит Игнатий.

9 июня 1848 года Сергиева пустыня

Письмо 8

О благодарении Бога за скорби; о самооправдании

Любезнейший друг и сестра,

Мария Александровна!

Искренно благодарю тебя за воспоминание о мне и призываю обильное благословение Бо­жие на тебя, твоего супруга, твою дщерь и на весь дом твой, на все домочадство твое. Великая мудрость и великий источник утешения — бла­годарить Бога за все земные скорби, как ниспо­сылаемые нам самим Промыслом Божиим во спасение душ наших. Кого Господь любит, того наказует. Пожелай мне не забывать этого свя­того образа мыслей и не уклоняться от него по поводу различных самооправданий, которые все — ложь, и самообольщение, и слепота, и гор­дыня. Стареюсь, хилею, отживаю: вот что могу сказать о себе.

И паки призываю на тебя обильное благосло­вение Божие. Тебе преданнейший брат

архимандрит Игнатий.

5 мая 1857 года

Письмо 9

Современная политика, общественная и частная, — невмешательство

Любезнейший друг и сестра,

Мария Александровна!

Письмо твое от 29 октября я получил 15 но­ября. Спаси тебя Господи за участие, которое принимаешь в Алексее Петровиче. И то хорошо, что не пишешь подробностей о нем брату, Пет­ру Александровичу, который имел средство сам узнать о нем все. Современная политика, обще­ственная и частная, — невмешательство. Дер­жаться ее полезно и благоразумно. Алексей, как юноша, пошалил и поглупил, вероятно, и теперь имеет образ мыслей не самый основательный. Время и обстоятельства вразумят его. Брат Петр Александрович поступил в этом обстоятельстве как следует благоразумному и благородному че­ловеку — православному христианину.

Благословение Божие да почиет над тобою, над супругом твоим и над дщерью. А я совсем соста­рился: хвораю и хвораю. Тебе преданнейший брат

Игнатий, епископ Кавказский и Черноморский.

15 нрября 1860 года

P.S. С Алекс. П. у меня нет никаких сношений; из монастыря и вообще из Москвы он не напи­сал мне ни строчки, указывая, конечно, этим, что мне нет никакого дела до дел его.

Письмо 10

Благодарность за помощь монастырю

Любезнейший друг и сестра,

Мария Александровна!

Приношу тебе искреннейшую благодарность за доставление коров в монастырь, который нуждал­ся в умножении его стада как для братской трапе­зы, так и для хлебопашества Надеюсь, по словам брата П. А, вскоре лично видеть и благодарить тебя.

Мое благословение и усерднейший поклон Николаю Филипповичу и Александре Николаевне.

С чувствами совершенного почтения и искрен­нейшей преданности имею честь быть Твоим по­корнейшим слугою и братом.

Е. Игнатий.

18 сентября 1863 года

Письмо 11

О семейных делах

Любезнейший друг и сестра,

Мария Александровна!

Милейшее и добрейшее письмо твое от 9 ап­реля я получил. Сердечно радуюсь твоему спо­койному, приятному и полезному образу жиз­ни. Относительно Саши Жандр скажу тебе, что ее непременно надо взять из института, и если пребывание в деревне не сделает ей пользы, то надо взять ее окончательно. Следовательно, Бог тебе да благословит сделать по желанию твое­му с согласия родителя и родных для Саши Жандр.

Призывая на тебя и на добрейшего Николая Филипповича благословение Божие, остаюсь на­всегда Тебе преданнейший брат

архимандрит Игнатий.

1850 года мая 2

Письмо 12

Молитвами святых отцов наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас.

Дражайшие и почтеннейшие отцы!

Отец Варфоломей и отец Алимпий!

Усердно желаем вам радоваться и здравство­вать о Господе!

Приехав в Оптину пустыню, нетерпеливо хо­тели писать к вам; но моя болезнь, увеличенная путешествием, останавливала то, к чему влекло сердечное чувство. Принятые о. строителем весь­ма ласково, мы остались жить в монастыре: к сему побудили нас обстоятельства наши, монастырс­кие, и скитские. Келии отведены нам наверху, в том деревянном флигеле, который находится про­тив новой трапезы и составляет симметрию с на­стоятельскими келиями. Михайло Васильевич хо­дит на клирос; я, как больной, пристанищем моей надежды должен иметь не труды свои, не заслу­ги — милосердие и заслуги Богочеловека Иисуса.

Прежде всего описали мы вам свои обстоя­тельства, ибо нам представляется, что вы сопро­вождаете нас вашим участием, и мы бы винова­ты были пред сим драгим и одолжительным уча­стием, если б не удовлетворили оного, хотя не­сколько, описанием наших обстоятельств. Может быть, оно уже пеняло нам с снисхождением и упрекало с любовию за нашу медлительность...

Иисус уготовал добрым делам сторичные на­грады, и делающему добро излишни похвалы че­ловеческие: и потому кратким, но искренним благодарением за вашу любовь, ласки, гостепри­имство, удовлетворяя требованиям нашего сер­дца, оставляем все комплименты, сии наряды, в кои по большей части одевается нечистосерде­чие — блудница-лесть.

Наконец прося ваших святых молитв (особ­ливо при служении святой литургии) и благосло­вения, честь имеем пребыть

Честнейшие отцы!

Ваши недостойные послушники многогрешные Димитрий Брянчанинов и Михаил Чихачев.

12 июня 1829 года

П.С. Вам кланяется с прошением святых мо­литв и благословения о. Митрофан, наш сосед по келиям; бедный! его мучит лихорадка.

Если это от нас не слишком дерзко, то просим вас сказать наш усердный поклон о. Моисею с прошением его святых молитв и благословения и с благодарением за его ласковое гостеприимство.

Скажите наш поклон о. Феофилакту; также о. Иоасафу иеродиакону — не может успокоить­ся наша совесть от того, что мы уехали с ним не простившись. Просим простить великодушно ви­новатых.

Новость: В Александро-Свирском монасты­ре скончался один монах; его похоронили подле покойного знаменитого о. Феодора и при сем случае смотрели остатки сего старца. И тело, и одежда совершенно истлели, остались одни кос­ти желтого цвета. Рассказывал нам сие о. Гаври­ил, иеромонах-скитянин, читавший о сем в пись­ме, пришедшем из Свирского к о. Леониду, и, рассказывая, к словам желтого цвета прибавлял: как воск.

О чернилах: Для составления чернил берем 1/2 фунта чернильных орешков и, раздробив на крупные куски, кладем в кастрюлю; и, налив 3/4 штофа сивухи, оставляем стоять 2 суток (лучше на теплой лежанке); потом, пережегши 1/8 фун­та сапожного купороса в печи на тарелке, кла­дем в кастрюлю и на угольках кипятим 1 раз, так чтобы не сбежало; если же сбежат, то будут хуже. Остудив, сливаем. Так получаются чернила, годные для уставного письма. Вот они:

Слив сей первый номер чернил, на гущу нали­ваем столько чайной воды, сколько налито преж­де было вина, и, положив столько же купоросу, кипятим раз до трех; получится второй номер чернил, годных для скорописания и для прибав­ления в первые, когда сии слишком сгустятся.

Сие письмо пролежало у меня в келии, уже написанное, с неделю. Сегодня вечером приехал послушник, бывший у вас для доставления о. Фе­офилакту его денег и вещей, и сказывал нам то, что вы ему приказали сказать, и что я уже преду­гадывал и на что, потому, написал ответ предва­рительно. О. Антоний Скитский сказывал нам от вас поклон, за что благодарим всепокорно.

Письмо 13

Молитвами святых отцов наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!

Ваше Преподобие!

Почтеннейшие старцы! Отец Варфоломей и отец Алимпий!

Снова принимаюсь писать к вам; к сему по­буждает меня любовь ваша, оставившая в моем сердце неизгладимое впечатление. Уже писал я к вам по приезде моем в Оптину пустыню; не знаю, мое ли письмо не достигло вас, или ваш ответ на оное не мог придти ко мне, а задержан был на каком-либо мытарстве. Не хочу входить в тонкое о сем исследование; не хочу назвать по имени того человека, которого можно б было подозревать не без основательных причин; обви­ню Того, Кто повелел нам обвинять Себя, дабы мы умиротворялись и избегали осуждения, человечески правильного и неправильного; скажу: видно, так угодно Богу!

Хотя вы, вероятно, не нуждаетесь совершенно в нашем благодарении, но мы обязаны исповедать устами то, что чувствуем сердцем, и потому по­звольте принесть вам искреннейшую нашу при­знательность за ваши ласки, гостеприимство и любовь. Ваше собственное чувство может вас уве­рить, что сие пишем мы не из лести, но от избыт­ка сердца. Ныне живем мы в Вологодской губер­нии, где, по-видимому, можем избрать наивыгод­нейшее и основательнейшее место для житель­ства. Однако и до сих пор здоровье мое при всех пособиях находится в весьма слабом состоянии. Что сказать вам о нашем пребывании в Оптиной пустыни? Оно было довольно тягостно, и очень бы мы расстроились, если б не поспешили вые­хать. О. Митрофан был нашим добрым соседом; он раза два при нас хворал лихорадкою; обещали мы ему написать письмо, но никак не можем ре­шиться; ибо и письма к голове козельскому Брюз­гину, по-видимому, не доходят; сие заключаем из того, что пишем, а ответов не получаем. Поелику письмо сие не должно быть в Козельской почто­вой экспедиции, то я имею причину надеяться, что вы оное получите; и потому прошу вас: не ос­тавьте нас без ответа, если сия переписка для вас не тягостна Мой адрес в Вологду, Дмитрию Алек­сандровичу Брянчанинову. В прошлом письме моем помещен был следующий: анекдот:

В Свирском монастыре 1829 года на святой неделе скончался рясофорный монах Израиль, бывший учеником схимонаха Феодора. Пред кончиною своею просил он, чтоб тело его поло­жено было при останках его старца, что и испол­нено. По сему случаю сделалось известным, что тело покойного о. Феодора совершенно истлело, также и одежды; остались одни кости желтого цвета; сие рассказывал нам о. Гавриил, скитский иеромонах.

В том же письме описывал вам способ делать чернила, что и здесь повторяю: 1/2 фунта черниль­ных орешков, раздробив их на куски, положить в чугунчик и налить 3/4 штофа полугарного вина, дав постоять двои сутки на лежанке. Вложив 3 или 4 золотника мелко истолченной камеди да 1/8 фунта пережженного купороса, все скипятить на угольках, наблюдая, чтоб не сбежало; если сбежит, то хотя и будут хороши, но уже не таковы, как несбежавшие. Потом, остудив, процедить, чрез что получится 1 № чернил, годный для уставного письма. Оставшуюся гущу истереть, чтоб сдела­лась как тесто; потом налить полуштофом креп­кой чайной воды и дать постоять столько же времени, потом, вложив 4 или 5 зол. камеди и 1/8 ф. пережженного купороса, скипятить, как выше сказано; остудив и слив, получите 2 № чернил, год­ных для писания писем и для прибавления в 1 №, когда сей последний слишком сгустится.

Письмо сие писано 2-м номером. Вот образ­чик и 1-го номера:

Нарочно написал столь толстыми буквами, чтоб вы видели доброту сих чернил, кои при всем своем блеске нисколько не марают и весьма ско­ро сохнут.

Наконец, поздравляя вас с прошедшим праз­дником Рождества Христова и с наступающим Новым годом, желая вам всех благ, прося ваших молитв и благословения, честь имеем пребыть Вашего преподобия недостойные послушники Димитрий Брянчанинов и Михаил Чихачев.

31 декабря 1829 года

Письмо 14

Преподобнейший и возлюбленнейший о Гос­поде отец Варфоломей!

Приятнейшее письмо Ваше, к большому мое­му удовольствию, получил. Простите меня за мою леность, по причине которой не отвечал я Вам на последнее письмо ваше, ко мне в Лопотов монас­тырь написанное. В сей обители Вологодской ме­стоположение низменное, атмосфера наполнена гнилыми испарениями; все сие вместе с большим вредом действовало на мое здоровье, при слабом состоянии коего был я до избытка обременен тру­дами телесными. Прошлого 1833 года в мае меся­це был произведен в игумны. Между тем Госуда­рю Императору, коего был я воспитанником, угодно было приказать, чтоб разыскали и уведо­мили его, где я нахожусь. В то время указом Святейшего Синода был я переведен в московский Николаевский Угрешский Монастырь. Государь Император повелел митрополиту вытребовать в С.-Петербург и потом дал мне Сергиевскую пус­тыню, в которой нахожусь и поныне. При мне живет о. Михаил и правит должность головщика на правом крылосе. Здоровье моего тела в здеш­ней обители немного поправилось; видно, еще Господь дает мне время на покаяние.

Затем простите, Почтеннейший Отец Варфо­ломей; поздравляю Вас с наступающими празд­никами, прошу святых молитв и честь имею быть Вашим покорнейшим слугою и молитвенником

архимандрит Игнатий.

17 апреля 1834 года

Письмо 15

Ваше преподобие! Честнейший и возлюблен­нейший о Господе отец Варфоломей!

Желаю Вам здравствовать и радоваться о Гос­поде. По поручению Его Высокопреосвященства архиепископа Ярославского Филарета имею честь спросить Вас, согласны ли Вы принять на себя настоятельство общежительной Южской Пустыни, находящейся в Ярославской епархии?

Высокопреосвященнейший Филарет полагает, что столп нашей Православной веры есть монаше­ство, а столп монашества суть общительные мона­стыри. Но общежития севера, где наиболее похва­ляется телесный труд, стоят ниже по благоустрой­ству своему общежитий южной России, где при телесном труде особенное внимание обращается на очищение души и благоуправление ее частым исповеданием помыслов и сердечных браней, ча­стым советом с искусными, исследованием писа­ний отеческих и, наконец, множеством Боже­ственного славословия. Южская пустыня есть один из лучших общежительных монастырей рос­сийского Севера, если не лучший. По ее средствам она может содержать до двухсот человек братии; отстроена прекрасно; церкви в ней благолепно ук­рашены; стоит на красивом месте, в здоровом кли­мате. Недостает в ней порядка: ибо нет искусного настоятеля. Благочестивый и добродетельный па­стырь Ярославский, всеми и более всех любимый за христианское милосердие и непоколебимое православие, обратил на Вас внимательный взор свой с полною надеждою, что в сей пустыни поря­док будет Вами водворен, стекутся братия благого­вейные, пустыня сделается рассадником монаше­ства в епархии — светилом, коего лучами будут обильно озаряться и прочие соседние обители.

Владыка полагает, что необходимо Вам взять с собою несколько единодушных братий из Белобе­режской пустыни для первоначального устройства обители Южской. Вероятно, и Вы так думаете. За­боту о перемещении возложите на Высокопреос­вященнейшего; с Вашей стороны благоволите толь­ко уведомить меня письмом о Вашем согласии.

Затем — в ожидании Вашего ответа имею честь быть с истинною моею к Вам преданностию Ва­шим покорнейшим слугою

архимандрит Игнатий.

№132

8 ноября 1836 года.

Сергиева пустыня

Письмо 16

Ваше высокопреподобие! Возлюбленнейший о Господе отец Варфоломей11!

Продолжительная болезнь не позволяет мне и поныне быть в Петербурге. Между тем влады­ка Ярославский очистил для Вас вакансию насто­ятельскую Южской пустыни и, видя, что я к нему не еду по болезни, послал ко мне письмо, кото­рое при сем к Вам препровождаю.

Письмо Ваше я возил к нему, на что он сказал, что все, что сочтет полезным и нужным завести о. Варфоломей, я готов одобрять и всеми силами поддерживать. Я с своей стороны советую Вам никак не отказываться, ибо лучшего случая в жиз­ни Вам не может представиться. Сей архипас­тырь есть лучший из всех российских архиереев. Вы из письма его увидите, сколько он благонаме­рен и сколь хорошего он о вас мнения. Путевые деньги он Вам вышлет. Я на словах ему сие гово­рил да и ныне в письме напоминаю.

Не отказывайтесь от Вашего счастия, которое рука Божия Вам подает! Потрудившись в юнос­ти или в мужеском Вашем возрасте, вы можете ожидать приятного успокоения в старости — и самый духовный успех при сем может быть го­раздо успешнее и обильнее. Я советовал Преос­вященному Ярославскому, чтобы он предположе­ние свое, приписанное в его письме, исполнил и вместе с сим послал бы вам путевые деньги. О. Варфоломей, не испорьте нашего доброго начинания. Письмо Преосвященного Ярославско­го обратите ко мне12.

Желая Вам доброго здоровья, прося святых молитв и скорого ответа, имею честь быть Ваш покорнейший слуга

архимандрит Игнатий.

2 марта

†

Копия

Преподобнейший отец архимандрит, возлюб­ленный о Господе, брат!

Очень жалею, что болезнь ваша так долго про­должается и так долго лишает меня удовольствия видеть вас. Молю Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, да возвратит вам здравие ваше на подвиги святого Великого поста, с наступлением коего, яко вожделеннейшего для душ наших вре­мени, усердно поздравляю вас Настоятель Южс­кой Дорофеевой пустыни по прошению его на сих днях уволен от должности строителя, на время по­ручил я управление оною Петровскому игумену Киприану, доколе прибудет к нам из Белобереж­ской пустыни отец иеромонах Варфоломей. Сде­лай милость, брате, напиши к нему братолюби­вое увещание, чтобы он, возложивши упование свое на Господа Бога, не отрицался от звания свыше на попечение о братстве святой обители южс­кой. Прошу известить меня, не пишет ли он к вам о своем согласии. Ежели бы он пригласил с собою сколько ему угодно братии по сердцу своему, я бы принял всех с совершенною любовию. Весьма желательно насадить виноград истинно монаше­ствующих во вверенной мне пастве, да отрасли ею прострутся и на другие страны севера Помогите мне в сем деле Господа ради. На второй неделе пос­та я хочу просить Святейший Синод прямо определить о. Варфоломея настоятелем Южской Пус­тыни, но боюсь не отказался бы. Дайте мне ваш совет, ибо вы хорошо знаете сего старца

Призывая на вас и на всю святую братию вашу благословение Божие, с искреннейшим почита­нием и пастырскою любовию имею честь навсег­да пребыть вашего Высокопреподобия усердней­ший слуга

Филарет, архиепископ Ярославский.

1 марта 1837 года

Письмо 18

Христос Воскресе!

Ваше преподобие! Возлюбленнейший о Госпо­де отец Варфоломей!

Честь имею поздравить Вас с наступившим праздником Светлого Христова Воскресения!

Митрополит Киевский Филарет благословляет Вам отказаться от строительства Южской пусты­ни. Он Вам готовил игуменский жезл по приезде Вашем в Ярославль; ныне же поговаривает о архи­мандритском; исполнения сих слов добрейшего архипастыря я усердно желаю! Его весьма трону­ло Ваше последнее письмо ко мне, в коем вы изображаете, что не желаете настоятельства южскаго, если он не останется на Ярославской епархии.

Желая Вам всех благ, имею честь быть Ваш по­корнейший слуга

архимандрит Игнатий.

26 апреля 1837 года

Письмо 19

Ваше Преподобие! Честнейший отец строитель Варфоломей!

Простите, что и опять беспокою Вас своим писанием, но на это есть основательная причи­на Вскоре должен быть сюда Преосвященный митрополит Киевский Филарет, столько в Вас участвующий о Господе. Он будет непременно спрашивать у меня о Вас — и ему весьма стран­ным покажется, что я о Вас ничего не знаю. По­чему прошу покорнейше хотя малыми строка­ми уведомить меня, довольны ли Вы настоящим Вашим состоянием, дабы я мог дать приличный ответ вопрошающему.

Впрочем, желая Вам всех благ от щедрыя дес­ницы Господней и прося Ваших святых молитв, с истинным почтением и братскою любовию имею честь быть Ваш покорнейший слуга

архимандрит Игнатий.

15 сентября 1837 года.

Письмо 20

Ваше Преподобие! Возлюбленнейший о Гос­поде отец Варфоломей!

Извините — много не могу писать по болезни глаз, а присылаю письмо ко мне ярославского вла­дыки, из коего увидите ход дела и окончание оного. Повторяю: не отвергайте подаемаго Промыслом!

Простите! Прошу Ваших святых молитв и имею честь быть Ваш покорный слуга и сомолитвенник

архимандрит Игнатий.

№ 45-й.

23 марта 1837 года

Письмо 21

Ваше Преподобие! Возлюбленнейший о Гос­поде отец строитель Варфоломей!

Письмо Ваше имел честь получить — и вижу, сколь я виновен, что не писал к Вам ранее, ожидая от Вас по приезде письма, чем бы встретившиеся ныне неприятности могли быть предупреждены. Согреших, яко человек: прости Бога ради.

С часу на час ждем Киевского митрополита, но его еще и до сих пор нет. Только что приедет, не премину представить ему икону и письмо Ваше. Относительно всех Ваших дел, кои могут здесь быть исправляемы, распоряжайтесь мною как указным послушником Южской Дорофеевской пустыни. Желаю о Господе Вам послужить по силам. Когда киевский митрополит приедет и что мне скажет, то я немедленно постараюсь Вам отписать.

Батюшка дражайший! Приехали Вы не на чу­жом, видно, основании созидать! И не чужими трудами питаться, а свои положить. И я, когда приехал в Сергиеву пустыню, то не имел, где гла­ву приклонить, должен был остановиться в по­стороннем доме и в нем жить первую зиму. На­чиная с Соборной Церкви, все представляло одни развалины. А с братиею пришлось не только сле­зы, но и кровь пролить. Что уж делать? Такова судьба настоятелей. И от епархиального началь­ства сперва досталось, так что запрещен был выезд из монастыря мне самому. А как то, что без скорби сделаешь, то непрочно бывает. И что по­сеешь да слезами не польешь, то худо всходит. Простите, батюшка, моему пустословию. От из­бытка сердца и участия моего сие вам сказал.

Усерднейшую приношу благодарность за при­сланную икону, прошу Ваших святых молитв и с искреннейшею преданностью имею честь быть Ваш покорный послушник

арх. Игнатий.

14 октября 1837 года.

Сергиева пустынь

Письмо 22

Ваше преподобие! Честнейший отец строи­тель Варфоломей!

По приезде Его Высокопреосвященства мит­рополита Киевского немедленно представил я ему св. икону и письмо Ваше. За икону благода­рит, а относительно настоящих обстоятельств не­медленно намеревался писать к Вашему преос­вященному о принятии о. Алимпия, к Орловс­кому же о отпуске о. Иоанникия и о. Анастасия, последних может быть решится перевести си­нодским указом. Впрочем, просит Вас потерпеть. Если духовное сеяние, сказал он, не польется слезами, то нельзя ожидать рукоятей радостных.

Принося Вам благодарность за икону и прося Ваших св. молитв, с истинною преданностью имею честь быть Вашего преподобия покорней­ший послушник

арх. Игнатий.

29 октября 1837 года

Письмо 23

Ваше Высокопреподобие!

Честнейший отец Варфоломей!

Письмо Ваше от 4 декабря имел честь полу­чить. Быв у преосвященного Киевского еще до получения оного письма, говорил о Ваших об­стоятельствах. Архипастырь сказал следующее: «Преосвященный Ярославский — мудреный че­ловек, если я буду учащать к нему письмами о о. Варфоломее, то чтобы еще хуже не сделать. Это уже испытал я на опыте. Надо некоторое время: он сам увидит хорошую сторону о. Строителя и, будучи весьма монахолюбив, будет ему во всем помогать». Отец Иоанникий Оптинский уехал до получения приглашения Вашего побывать у Вас. Он и сам о сем проговаривал. Ныне у меня гос­тят о. Иоанникий Площанский, иеромонах, с каз­начеем Паисием — приехали хлопотать о штате для обители. Все еще не могу попасть с ними в город за нездоровьем. И о отце архимандрите Сергии не имел возможности спросить у Киевс­кого, хотя и был у него на праздниках, при мно­гих других посетителях. Когда увижу наедине, то не премину спросить и вам отписать.

Затем, поздравляя Вас с прошедшими празд­никами Рождества Христова и Новым годом, прося Ваших святых молитв, имею честь быть всегда Вашего Высокопреподобия покорнейший послушник и сомолитвенник

архимандрит Игнатий.

11 января 1838 года

Письмо 24

Возлюбленнейший о. Варфоломей!

Письмо Ваше имел честь получить и Киевс­кому доставил.

Площанский иеромонах Иоанникий здесь был, а перемещаться к Вам отказался. Им обещают прибавить штат. Я еду сегодня или завтра на Вала­ам для водворения там, аще Господь поможет, ти­шины. А по приезде о Анастасии зачнем хлопотать, надо, чтобы он сам просьбу прислал к Вам на имя Вашего архиерея, — похадатайствовать можно!

Сие уже второе писание после Нового года к Вам пишу. Замечаю, что одного из Ваших писем не получил, — видно, как-нибудь затерялось на почте.

Прося Ваших св. молитв, имею честь быть Ваш покорнейший послушник и сомолитвенник

арх. Игнатий.

31 января

Письмо 25

Ваше Высокопреподобие! Честнейший отец строитель Варфоломей!

Сей письмоподатель изъявил мне желание оп­ределиться в монастырь. Но как для слабого его здоровья здешний климат оказался весьма вред­ным, да и штатное положение нашей обители по духу несовместным, то советовал я ему обратить­ся к Вам. Тем более, что он уроженец ростовский, и хотя формуляр его имеет пятно, однако оное хорошим его поведением и свидетельством лиц, коим он известен, может быть изглажено.

Прося Ваших святых молитв, имею честь быть Ваш покорнейший послушник

архимандрит Игнатий.

28 мая 1838 года

Письмо 26

Ваше Высокопреподобие! Честнейший отец строитель Варфоломей!

Долго не отвечал я на последнее письмо Ваше. Но что и отвечать? Какую форму прошения в С. Си­нод могу Вам доставить? Самое прошение Ваше о увольнении, если оного желаете, должно быть представлено Вашему епархиальному начальству, которое, как здесь известно, Вами весьма доволь­но и вероятно при дальнейшем течении времени более и более располагаться во благо будет.

О себе имею честь уведомить, что в сие время довольно я похварываю; по слабости моего здоровья здешний климат имеет превредное на меня влияние. Не говоря о прочем, страдаю час­то глазами, что лишает меня сладчайшего и по­лезнейшего занятия — чтения. Однако не думаю вдруг оставить все, дабы преждевременным ук­лонением от должностей не лишиться плодов духовных, доставляемых своевременным по воле Божией и ради Бога уклонением.

Письмо Ваше Высокопреосвященнейшему митрополиту Киевскому доставил, и он сожале­ет о Ваших чувствах.

Затем, прося Ваших святых молитв на под­крепление моих немощей душевных и телесных, имею честь быть Вашего Высокопреподобия по­корнейший послушник

архимандрит Игнатий.

9 июня 1838 года

P.S. Готовый печатать письмо сие, получаю от не­которого своего знакомого письмо, в коем он пи­шет, что был у преосвященного Ярославского, кото­рый относился о Вас с особенною похвалою, гово­рил, что Вам предстоит труд собрать новую братию, ибо настоящая избалована прежнею вольностию.

Письмо 27

Ваше Высокопреподобие! Честнейший отец Варфоломей!

Поздравляю Вас с Новым годом; виноват, что оставляю столь долгое время, не отвечая на по­чтеннейшее письмо Ваше. Но хотя и ленюсь пи­сать, однако сердце бдит постоянно в любви к Вам. Хотя настоятельская должность и ввергает часто душу в попечения земные, особливо в на­шей обители, которая, можно сказать, вновь ус­траивается, однако временем посылается воспо­минание о вечном веселии и о вечном мучении.

Книжки Ваши надеюсь в скором времени к Вам переслать. О. Алимпию прошу сказать от меня усерднейший поклон и поздравление с Новым годом

Прося Ваших святых молитв, имею честь быть Ваш покорнейший послушник

архимандрит Игнатий.

4 января 1840 года

Оптино-скитский монах Иоанникий едет в Петербург для сбора

Письмо 28

†

Ваше Высокопреподобие!

Возлюбленнейший о Господе отец Варфоло­мей! Воистину Воскресе Христос!

Приятнейшее письмо Ваше от 6 мая я получил и усерднейше благодарю за Вашу откровенность, которая служит верным признаком истинного благорасположения и которой и впредь прошу не лишить меня. О. Иоанникий Оптинский, выехав­ший на днях из С.-Петербурга, намеревался быть в Вашей святой обители и расскажет с подробно­стию о моих обстоятельствах, о коих здесь уведом­ляю Вас вкратце. Точно — был воспрещен мне выезд из монастыря, но по причине совсем другой, нежели о коей Вы пишите. Это за знакомство мое с посланником короля французского, что Государь Император нашел неприличным и достойным наказания и к чему я принужден был насильствен­но синодальным чиновником. Сие последнее об­стоятельство Государю неизвестно, и я не нахожу нужным приводить в известность. О выходе неко­торых из братии ночью из монастыря и отпоре во­рот распространял здесь слухи о. Нафанаил Толг­ский; когда сии слухи дошли до меня, я тотчас произвел строжайшее исследование; оказалось, что была прислана в 12 часов ночью посылка ты­сячи на две в монастырь., то отворили ворота и ризничий принял вещи, не выходя из монастыря, и ниже из келии. После сего случая, в коем о. На­фанаил обнаружил безрассудное бешенство, дол­жен он был выйти из Сергиевой пустыни, куда был принят единственно из милости, по усиленней­шим просьбам, а по принятии тотчас вооружился против благодетеля своего о. казначея. Я бы сер­дечно рад был дать преимущество о. Нафанаилу по его сединам — но способности его и нравствен­ность сами собою поставили его ниже многих послушников. Наконец о нерасположении ко мне синодального обер-прокурора я ничего не могу сказать решительного. Принимает и поныне очень ласково, сам обещался ко мне приехать. Расположение же Государя Императора из последне­го даже обстоятельства обнаружилось в полной силе. И мне остается только благодарить Господа Бога за все случившееся — видеть Его Божествен­ный Промысл, бдящий о спасении души моей и сими малыми искушениями воспитывающий и окормляющий мое младенчество. Горе егда Вам рекут добре вси человецы — это опасно; а потер­петь маленькое поношение весьма спасительно. И потому стараемся предаваться воле Божией с благодарением, а погрешности свои при Всевыш­ней помощи усердствуем по силе исправить.

Прося Ваших святых молитв, имею честь быть навсегда с искреннейшею моею преданностию Ваш покорнейший послушник

архимандрит Игнатий.

17 мая 1840 года

О. Алимпию свидетельствую искреннейшее мое почтение.

Письмо 29

Ваше Высокопреподобие! Честнейший отец строитель Варфоломей!

Почтеннейшее письмо Ваше имел честь по­лучить. Во-первых, сердечно благодарю Вас за радушное гостеприимство, в коем выразилось все обильное Ваше ко мне расположение. Во-вторых, имею честь известить, что немедленно просил я о ускорении хода дела Вашего в Святейшем Си­ноде и 24-го сего сентября получил известие: Св. Синод разрешил перестроить церковь Южс­кой Дорофееевской пустыни, о чем уже и послан указ Преосвященному Ярославскому.

Прошу Вас засвидетельствовать мою искрен­нейшую признательность о. Алимпию и всей о Господе братии за любовь их. Поручая себя свя­тым Вашим молитвам, имею честь быть навсег­да Ваш покорнейший послушник

архимандрит Игнатий.

29 сентября

Письмо 30

Ваше высокопреподобие, достопочтеннейший отец Строитель Варфоломей! Приятнейшее пись­мо Ваше от 16 ноября получил и сердечно благо­дарю за братское и отеческое расположение Ваше ко мне. Надеюсь, что милость Божия дарует мне соответствовать оному. Сия Божия милость по­крывает и меня, и обитель нашу доселе; хотя от времени до времени и подвергаюсь телесным не­дугам, а в душевных пребываю постоянно. В на­стоящее время занимаюсь переводом с латинс­кого языка книги св. Исаии, отшельника скитс­кого, и весьма услаждаюсь духовно-благодатны­ми изречениями сего святого отца. Аще Господь восхощет, намереваюсь оную напечатать, ибо на славянском и русском языках не случалось мне оной видеть, а польза её должна быть необыкно­венная. Преплачевный отец! Он современен Ма­карию Египетскому. Св. Исаак Сирин и авва Дорофей на него ссылаются; есть на него ссылка и в книге великого Варсонофия. Может быть, в Ва­шей библиотеке имеется сия книга; в таком слу­чае прошу уведомить и написать, сколько имен­но в ней слов, или бесед, и под какими заглавия­ми. Также надеюсь получить книгу св. Кассиана Римлянина на латинском же языке, на коем он писал, и если благоволит Господь, то заняться и ее переводом. В обители отстроился окончатель­но корпус братских келий, чем братия очень ус­покоены; сельское хозяйство наше также доселе благословляется; если и впредь так благословит­ся, то надеемся значительно иметь поддержку для устройства и содержания обители.

Благодарю почтеннейшего о. Алимпия за его воспоминание о мне, сердечно радуюсь возвра­щению его здоровья и усердно ему кланяюсь, прося св. молитв.

Затем — желая Вам доброго здоровья и всех благ, также прося Ваших святых молитв, с ис­креннейшею преданностью имею честь быть навсегда Ваш покорнейший послушник

архимандрит Игнатий.

30 ноября

Письмо 31

Возлюбленнейший о Господе отец Варфоло­мей!

Получа Ваше письмо, составил я из оного за­писку и вручил Муравьеву для доставления и ходатайства пред г. Сербиновичем. Здоровье мое плохонько; почти всю зиму похварываю; однако же неизреченная милость Божия помогла при­вести почти к окончанию перевод с латинского книги св. Исаии; весьма бы я желал сличить оный с имеющеюся у Вас рукописью и потому покор­нейше прошу переслать ко мне по почте; я по­стараюсь в скорости и сохранности Вам обратно и книгу, и деньги за пересылку доставить. Неко­торые добрые люди берутся на свой счет напеча­тать. По окончании сей книги, после Пасхи, аще Господь восхощет, желается приняться за пере­вод Кассиана Римлянина также с латинского — у меня все его сочинения — книга преполезная. Прошу Ваших святых молитв для подкрепления немощных моих души и тела. Пожалуйста, не замедлите присылкою рукописи. Остаюсь навсег­да Вам преданнейший собрат

архимандрит Игнатий.

11 марта 1841 года

Письмо 32

Ваше Высокопреподобие! Возлюбленнейший о Господе отец Варфоломей!

Книгу Вашу св. Исаии, отшельника, много оною попользовавшись, при сем препровождаю с сердечною благодарностию. Оконченный пе­ревод оной переписывается набело, и, аще Гос­подь восхощет, думаю отпечатать для общей пользы монашествующих. Теперь с услаждени­ем духа занимаюсь Кассианом, т.е. переводом его на российский язык. Сам будучи скуден и в деятельности христианской, и в мудрости, очень рад, если буду в состоянии отверзть некоторые сокровищницы духовные, доселе запечатленные, переводом. Прошу Ваших святых молитв на подкрепление душевных и телесных моих не­мощей.

С сердечною искреннейшею преданностью имею честь быть навсегда Ваш покорнейший послушник и сомолитвенник

архимандрит Игнатий.

19 июля 1841 года

О. Алимпию свидетельствую искреннейшее мое почтение.

Письмо 33

Ваше Высокопреподобие!

Возлюбленнейший о Господе отец Варфоломей! Приятнейшее письмо Ваше от 23 ноября я полу­чил. Особенно утешили Вы меня, обнаружив распо­ложение Ваше побывать в северной столице. При­мите мое приглашение! Не говоря о том удоволь­ствии, которое Вы мне доставите, небесполезно для Вас будет познакомиться лично с Филаретами, кои оба ко мне весьма расположены. Из них Киевский читает ныне перевод Исаии отшельника и оною книгою восхищается, говоря, что непременно надо оную напечатать в самом большом количестве эк­земпляров. Очень согласен с Вами, что книга сия может принести особенную пользу душам и пото­му быть ходатайницею для меня милости Божией. Этой единственной платы ищу, а напечатание, аще Господь восхощет, и продажа оной будет произво­диться мимо меня. Кассиан, коего монашеских книг две, переводится; теперь дело на половине первой книги. Также драгоценнейшая монашеская книга! Имеющийся перевод в Добротолюбии край­не сокращен. Статья о духе чревообъядения, назван­ная в Добротолюбии о воздержании чрева и зани­мающая там полторы страницы, занимает в под­линнике до 40 таковых страниц, наполнена множе­ством нравоучительнейших повестей. Наименее сокращена статья о унынии. Послание к Леонтию игумену составлено из двух отдельных бесед, сокра­щено, и притом Леонтий был епископ, а не игумен.

Получил я из Оптины письмо, скромное, о кончине отца Леонида. Писали оное о. Макарий и о. Иоанникий. Некоторые мирские получили от других исполненное повествованиями о про­рочествах. Мы желаем себе и всем ищущим ис­тины, прозревая на грехи наши, — пророчества, что хотя сколько-нибудь вознерадим или возне­семся, то впадем в руки страстей и удалимся от Бога. Таковое прозорливство и пророчество мо­гут нам принести существенную пользу.

Поздравляю Вас с наступающим праздником Рождества Христова и, прося Ваших святых мо­литв с обычною братскою любовию, остаюсь на­всегда Ваш покорнейший слуга и богомолец

архимандрит Игнатий.

22 декабря 1841 года

П.С. О. Алимпию свидетельствую мое усерд­нейшее поклонение, за память и любовь благо­дарение. Мой казначей приносит Вам искренней­шую признательность за благосклонный прием. Посылку-салфетку и полотно он мне доставил, благодарю усерднейше!

Письмо 34

Возлюбленнейший о Господе о. Варфоломей!

По отправлении к Вам письма был я у киевс­кого митрополита и между прочим сказал ему о намерении Вашем побывать в С.-Петербурге и что я Вас приглашаю. Он весьма сему обрадовал­ся и сказал: повторите ему немедленно пригла­шение и от меня, я желаю его видеть. Потом при­бавил с обычною ему добротою много на счет Ваш, из чего я заключил, что Вам непременно должно приехать. Почему и постарайтесь испол­нить сие в скорейшем времени.

Итак, в надежде скорого свидания имею честь быть с обычною моею преданностию Ваш покор­нейший послушник

архимандрит Игнатий.

27 декабря 1841 года

Письмо 35

Ваше Преподобие! Возлюбленнейший о Гос­поде о. Варфоломей!

Высокопр. митрополит Киевский писал к вла­дыке Вашему и просил, дабы он соблаговолил уволить Вас в столицу, на что Ваш архипастырь и изъявил согласие. Почему в. митрополит пору­чил мне третицею написать к Вам немедленно, дабы и Вы поторопились и не мешкали. И пото­му решайтесь, ничтоже сумняшася. Очень при­ятно мне видеть, что Ваш архипастырь питает к Вам любовь, как это видно из письма его к мит­рополиту.

Надеюсь скоро Вас увидеть и, насладившись взаимною любовию, проводить с миром к святым и преподобным отцам в обитель Божией Мате­ри. Ваш покорнейший слуга и сомолитвенник

арх. Игнатий.

30 января 1842 года

Письмо 36

Ваше Высокопреподобие! Возлюбленнейший о Господе отец строитель Варфоломей!

Письмо Ваше от 18 февраля я получил. Буду­чи крайне недоволен Вашим отказом на мое при­глашение, паче же не на мое точию, но на при­глашение Высокопреосвященнейшего митропо­лита посредством меня — начинаю с Вами браниться. Благоволите выслушать с благодушием и утешьте исправлением Вашей погрешности. Что Вы хвалитесь неупустительностью в послушании, возложенном на Вас Св. Синодом? Суетна похва­ла сия, когда Вы не внемлете гласу первенствую­щего синодального члена, не повинуетесь его при­зыву, приводя пустые отговорки. Начный в Вас дело благое, и да совершит е, сказал апостол. И Вам надо совершить послушание Ваше, а без доброго конца доброе начало не может принес­ти никакого плода. Неужели Промысл Божий, приведший Вас в Южскую пустыню, уже престал бдеть над Вами? Неужели Вы так думаете? Не предположив в Вас сих мыслей маловерия, чем объяснить Вашу шаткость, Ваше двоедушие? И едете, и не едете; и взяли паспорт — и ни с места! На что это походит? Таковая коловрат­ность, таковое непостоянство простительно новоначальному, в авве же отнюдь не проститель­на! Вижу! Вы испугались; Вы подозреваете, не по­встречается ли Вам по приезде какое перемеще­ние! Ваше тело возопило: не езди, мне здесь теп­ленько и мяконько, а то, пожалуй, они сунут тебя туда, где я замучусь от климата; да и над Алим­пием сжалься: он здесь воскрес, а в другом месте могут к нему возвратиться прежние болезни. Так Вам советовало Ваше тело, а Вы его и послуша­лись. Зело бо сильны ласкания тела, сказал Св. Исаак. Вы в послушании у Вашего тела, а не у Синода, как хвалитесь, думая меня, как глупого, обморочить. Кроме того, что Вы маловерием Ва­шим погрешаете пред Промыслом, еще впадае­те и в другую немаловажную погрешность. Как судить о мнении Вашем относительно преосвя­щенного митрополита? Значит — опасаясь ему доверить себя, Вы в нем не предполагаете ни любви, ни рассуждения духовного! Словом сказать — с какой стороны ни посмотрю на Ваш поступок, нахожу оный решительно безрассудным.

Итак, исправьтесь! Отложив все хохлацкое уп­рямство, еще же и мудрование с злохитростию, скорее приезжайте, возвергнув на Господа печаль твою, и Той тя препитает. Советую и митропо­лита не прогневать: ибо ныне вакансий настоя­тельских много, и ему стоит только предложить в Синоде, тотчас полетит Указ и дерзостный ослужник, по своему токмо мнению послушник, полетит с Юги на север оплакивать свое само­нравие и непокорство. Сим кончаю мою брань, к которой бы не хотелось прибегать, да нечего делать, когда честь неймет.

Помирюсь с Вами при личном свидании! И бранюсь, а все-таки остаюсь Ваш усерднейший слуга и собрат

архимандрит Игнатий.

6 марта [1842]

Письмо 37

Христос Воскресе!

Возлюбленнейший о Господе о. Варфоломей! Поставили же Вы на своем! Не приехали! А если б приехали, то, конечно б, не отказались при­нять архимандрию и быть наместником в Кие­во-Печерской лавре. Митрополит Киевский хо­рошо сделал, обратив внимание на достойного; я не раскаиваюсь в рекомендации, сделанной по совести. Но Варфоломея ни благохваление, ни гаждение не тронули! Что с Вами делать! Полю­билась Вам обитель Южская. Часто вспоминал о Вас митрополит; четыре месяца, поджидая Вас, не давал увольнения своему наместнику; 3 мая он выехал в Киев с намерением побывать в Ро­стове.

Поздравляю Вас с прошедшим великим Праз­дником праздников и настоящею Пятидесятни­цею, а за неприезд Ваш сим заочно мирюсь, все­гда быв к Вам преисполнен мира и любви о Гос­поде. О. Алимпию свидетельствую усерднейшее почтение.

Прося Ваших св. молитв, имею честь быть на­всегда Ваш покорнейший слуга и сомолитвен­ник

архимандрит Игнатий.

7 мая [1842]

Письмо 38

Ваше Высокопреподобие! Возлюбленнейший о Господе отец Варфоломей!

Особенно для сердца моего радостно было получение письма Вашего! За таковое доставлен­ное Вами мне утешение Господь да утешит Вас излиянием и действием в сердце Вашем Своея благодати; ибо, по словам святых отцов, ключ ду­ховных дарований дается любовию к ближнему, которую Вы, написав ко мне письмо, изъявили самым делом.

О себе уведомляю Вас, что, по милости Божи­ей, нахожусь еще в живых и, несмотря на мно­жество грехов моих, нередко наслаждаюсь неска­занною радостию: ибо Господь наш Иисус Хрис­тос пришел грешников спасти. Аще Господь вос­хощет, намереваюсь завести в обители моей об­щежитие: ибо, по мнению моему, самые обстоя­тельства и души братий к тому созрели. Продол­жаю заниматься и переводом святых отцов, сколько допускают силы, а особливо сколько по­зволяют глаза, пришедшие в крайнюю слабость. О. Алимпию покорнейше прошу сказать мой усерднейший поклон.

Затем — прося Ваших святых молитв и про­должения драгоценной мне Вашей отеческой и братской любви, имею честь пребыть навсегда Ваш покорнейший послушник и сомолитвен­ник

архимандрит Игнатий.

3 марта 1843 года

Письмо 39

Ваше Высокопреподобие! Достопочтенней­ший отец игумен! Усерднейше поздравляю Вас с получением игуменского сана, в котором Ми­лосердный Господь да поможет Вам служить Святой Церкви с таковым же успехом, с како­вым Вы проходили служение Ваше доселе, или и с большим. Что не писал я к Вам, то это потому, что уверен в Вашей любви ко мне о Господе, а особенной причины писать не повстречалось. Притом я стал ныне крайне слаб глазами, что приписываю действию здешнего приморского воздуха.

Как о приятной для всего монашества ново­сти, извещаю Вас о следующем: конечно, извест­но Вам, что императрицею Екатериною уничто­жен монастырь Святогорский, что в Харьковс­кой губернии на реке Северном Донце, имею­щий превосходнейшее местоположение — самое пустынное. Императрица, упразднив обитель, от­дала сие место известному вельможе графу По­темкину. Года с два тому назад имение сие досталось его внуку, женатому на княгине Голицы­ной. Оба они крайне добросердечны и привер­жены к Святой Церкви, особливо она; отказав­шись от всех светских увеселений, занимается обильным подаянием милостыни, упражняясь в чтении святых отцов и молитве. Ее глаза как два неиссякающие источника слез. Сей чете Господь внушил восстановить монастырь, и она, испро­сив словесно дозволение у государя, подала о сем просьбу в Святейший Синод, с тем чтобы учреж­дена была общежительная пустыня по уставу Софрониевскому и Глинскому.

Относительно общежития в нашей обители, то я говорил о сем нашему новому митрополиту, который, хотя и крайне расположен к нашей обители, но не изъявил на сие согласия. Наше место крайне трудно: монастырь совершенно сквозной, в летнее время в соседство наше пере­селяется знаменитейшая публика петербургская. Невольно рождается заботливость, приводящая в развлечение. И хорошо бы, если б неудобства сим оканчивались!

За сим желаю Вам доброго здравия и всех ис­тинных благ. В моем расположении к Вам пре­бываю по милости Божией постоянным, и у Вас прошу того же. Поручая себя Вашим святым молитвам, имею честь быть навсегда Вашего Высокопреподобия покорнейшим послушником и собратом

архимандрит Игнатий.

29 октября 1843 года

О. Алимпию мой усерднейший поклон!

Письмо 40 †

Воистину Воскресе Христос!

Достопочтеннейший и Возлюбленнейший о Господе отец игумен Варфоломей!

Взаимно и Вас поздравляю со всерадостней­шим праздником Воскресения Христова, усерд­нейше желая Вам, чтобы Господь наш, Иисус Христос, пострадавший за нас и совоскресивший нас с Собою, излил на Вас обильно дары благо­датные и устроил Ваши внешние обстоятельства в благопоспешество Вашему душевному спасе­нию и временному благоденствию.

На все письма Ваши я всегда отвечал с посто­янною аккуратностью; если же некоторые пись­ма Ваши остались без ответа, то это оттого, что их не получал. Какая бы могла быть сему причи­на? Кажется, Стреленский почтмейстер — чело­век очень исправный и всегда без малейшей ут­раты доставлял в монастырь письма. Нет ли в Ваших краях какой оплошности? О себе скажу Вам, что по милости Божией поживаю довольно благополучно, В обитель нашу прибыл на житель­ство из Плошанской пустыни иеромонах Иоан­никий, Вам довольно известный. Я... утешен при­ездом сего старца и надеюсь от него пользы ду­шевной как для себя, так и для вверенного мне братства.

Поручая себя отеческой и братской любви и прося Ваших святых молитв, с искренним почте­нием и сердечною преданностью имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейший слуга и сомолитвенник

архимандрит Игнатий.

Отцу Алимпию мой усерднейший поклон! С отцом ректором Вашим я виделся, но еще не беседовал.

27 апреля 1844 года.

Сергиева пустыня

Письмо 41

Ваше Высокопреподобие! Достопочтенней­ший отец игумен!

Приношу Вам сердечную благодарность за приятнейшее письмо Ваше, в котором Вы по­здравляете меня с радостнейшим праздником Воскресения Христова. Равномерно и я Вас по­здравляю и на приветствие Ваше с веселием сер­дечным отвечаю: Воистину воскресе Христос!

Весьма утешаюсь, видя, что Вы сохраняете прежнюю ко мне любовь; и я по милости Божи­ей пребываю постоянно в тех же чувствованиях любви к Вам, как и прежде был, радуясь благоус­тройству обители Вашей во славу Божию, к чес­ти христианства и монашества, к назиданию многих. О. Иоанникию передавал я от Вас по­клон, за который он весьма благодарит Вас и сви­детельствует Вам свое почтение с поклонением. Хотя мы оба находим здешнее место весьма шумным, но покоряемся воле Божией, поместив­шей нас обоих сюда совершенно для нас неожи­данно. О себе уведомляю Вас, что живу довольно благополучно: много утешает преосвященный митрополит Антоний, муж, исполненный благо­намеренности и правдивости. Также утешает и братство, в коем есть многие члены, истинно рас­положенные пожить по Бозе. Здоровье мое ста­новится год от году плоше. По зимам почти не выхожу из келии; ноги чрезвычайно зябнут, а от сего прилив крови к голове и расслабление во всем теле. О. Алимпию прошу сказать от меня усерднейший поклон и поздравление с праздни­ками.

Желая Вам всех благ от щедрыя десницы Со­здателя, поручая себя Вашим святым молитвам и отеческой любви, с искреннейшею преданностию и почтением имею честь быть Ваш покор­нейший слуга

архимандрит Игнатий.

1845 года 8-го дня

Письмо 42

Ваше Высокопреподобие!

Достопочтеннейший отец игумен Варфоло­мей! Усерднейше поздравляю Вас с наступившим Новым годом, желаю Вам вожделенного здравия, совершенного благополучия и многих лет.

О себе уведомляю Вас, что я здоровьем своим крайне порасстроился, все лето и осень хворал и теперь также хвораю. Буди воля Божия.

Прося Ваших святых молитв и поручая себя Вашей отеческой и братской любви с сердечною преданностию и почтением имею честь быть навсегда Вашего Высокопреподобия покорней­шим послушником

архимандрит Игнатий.

1 января 1846 года

Письмо 43

Ваше Высокопреподобие! Достопочтенней­ший отец игумен Варфоломей!

Не скорбите на меня, что я не мог побывать у Вас в обители на обратном пути моем из Бабаек в С.-Петербург, несмотря на мое крайнее жела­ние побывать у Вас. Путь мой состоялся прямо из Костромы на Вологду. В Петербург я поспел в самый день срока моего отпуска.

Примите мою братскую искреннейшую бла­годарность за любовь, оказанную Вами мне, недо­стойному, за посещение меня болящего и смер­дящего, за претерпение моих немощей. От Ваше­го архипастыря получил я преблагосклонное пись­мо в ответ на мое, которое я писал ему из Бабаек, извиняясь, что уезжаю из того края, лично не про­стившись с ним. Потрудитесь передать мой усер­днейший поклон о. Казначею Алимпию и всей о Христе братии Вашей. Здесь, по милости Божией, все благополучно: посетившая и каравшая север­ную столицу холера значительно уменьшилась.

Испрашивая Ваших святых молитв и поручая себя Вашей отеческой и братской любви, с чув­ствами совершенного почтения и преданности имею честь быть Вашего Высокопреподобия по­корнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

12 июля 1848 года

Письмо 44

Ваше Высокопреподобие! Многолюбезней­ший отец игумен Варфоломей!

Приношу Вам сердечную благодарность за добрейшее письмо Ваше! Примите мое усердное поздравление с наступившим великим Праздни­ком праздников! Приветствую Вас всерадостным духовным приветствием: «Христос воскресе, во­истину воскресе!» По милости чувствую значи­тельное облегчение от обдержавшей меня про­студной болезни, особливо с наступлением вес­ны: обновляется юностию и бодростию жизнь моя, чего я желал для того, чтоб ревностнее и сильнее поработать Господу Богу, Которому ра­ботал доселе с крайнею леностию и небрежени­ем. Причиною главною такового уныния было недостаточное произволение; много, однако ж, способствовали ему болезнь и крайняя телесная немощь. Декокт сассапарельный я перестал при­нимать осенью в сентябре месяце: пользуюсь те­перь ваннами, в которые кладут соли и мыла; так­же пользуюсь чистым дегтем, которым трусь и которым намоченные чулки ношу. Осталась сла­бость и сильная испарина, которою изнутри вы­ходят остатки болезни. Но все еще не могу должным образом заниматься по причине сильной слабости: особенно писать очень трудно, потому что кровь кидается в голову. Преосвященный митрополит Никанор — пастырь добрейшего сердца и светлого ума — к монашеству весьма расположен, шайку мошенников унял и обуздал, а между прочим, и Аполлоса, воспретив ему без своего ведома таскаться в Петербург, в котором ладожский строитель, кинув свой монастырь, проживал непрестанно, занимаясь разными пронырствами, приискивая себе места повыше и повеселее Ладожского — то в Риге, то в Херсон­ской епархии, впрочем, безуспешно. Жаль этого человека, который мог бы по способностям сво­им быть очень полезным человеком для монаше­ства, а сделался пустым искателем приключе­ний. Толгский Сергий переводится в число брат­ства Александро-Невской лавры. О Вашем Пре­освященном многие здесь очень сожалеют и же­лают, чтоб он оставил свое намерение удалиться на покой. Он писал ко мне письмо, в котором го­ворил о Вас с многою любовью и, между прочим, поместил, что Вы отправились в Москву для со­вещания с медиками. От графа Шереметева я получил письмо на Пасхе. В обители нашей — благополучно: некоторые благотворители пред­полагают выстроить при монастыре великолеп­ную и обширную гостиницу каменную на мес­то существующей дрянненькой и полусгнившей деревянной. Также другие благотворители дума­ют обнести монастырь другою, обширною, огра­дою. Удивляюсь я — почему не получаете Вы моих писем! Особливо, питая к Вам сердечную любовь, я всегда аккуратно отвечаю. Это обсто­ятельство заставляет меня послать письмо сие страховым. Потрудитесь передать мой усердней­ший поклон и поздравление с праздником отцу Алимпию. Мои — Симеон (бывший Стефан) и Николай — свидетельствуют Вам свое глубочай­шее почтение.

Поручая себя Вашей отеческой и братской любви и испрашивая Ваших святых молитв, с чувствами искреннейшей о Господе преданнос­ти имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

18 апреля 1849 года

Письмо 45

Ваше Высокопреподобие! Достопочтенней­ший и многолюбезнейший отец Варфоломей!

Благодарю Вас за любвеобильное письмо Ваше и взаимно поздравляю Вас с наступившим Праз­дником праздников, приветствуя Вас всерадост­ным приветствием: «Христос Воскресе!»

О себе имею честь известить Вас, что по воз­вращении из Бабаек очень долгое время я нахо­дился в весьма слабом состоянии до самого де­кабря месяца, в конце которого начал дослуживать; летом 49 года почувствовал себя лучше, а нынешнею зимою еще получше. Впрочем, здо­ровье мое вполне, так сказать, склеенное, а не цельное, и малейшее влияние воздуха, пищи, хо­лода скоро и сильно меня расстраивает. По этой слабости весьма бы нужно и полезно было оста­вить настоятельскую должность, особливо в та­ком шумном монастыре, как наша Сергиева пустынь, где влияние мира, развившегося во всей силе, подавляет все иноческое. Но надо потер­петь, доколе Господь, по милости Своей, устро­ит благоугодное Ему. Каково Ваше здоровье? Вы не говорите о нем ни слова. Желаю усердно, чтоб силы Ваши и силы о. Алимпия подкрепились во славу Божию и для пользы общей. Мои келей­ные усерднейше Вам кланяются и просят Ваших святых молитв. Затем — поручая себя Вашей оте­ческой любви, с чувствами искреннейшей пре­данности и сердечного уважения имею честь быть Вашего Высокопреподобия искреннейшим послушником

архимандрит Игнатий.

3 мая 1850 года

Письмо 46

Ваше Высокопреподобие! Возлюбленнейший о Господе отец Варфоломей!

Приношу Вам сердечную благодарность за вос­поминание Ваше о мне, грешном. Точно, когда о. архимандрит Александр отправлялся из Устюж­ны в Ваш край, я советовал ему заехать в святую обитель Вашу, посмотреть на устройство ее и по­знакомиться с Вами, чего, впрочем, за краткос­тью времени он не мог исполнить. Мое здоровье получше прежнего, но все еще не вышли из меня яды прежних недугов, и в самой Устюжне я был покрыт сыпью, которою у меня с некоторого вре­мени выходят внаружу внутренние болезни. Здешнее место очень беспокойно и интрижно, не по моим силам. Посетителей много и самых щекотливых: всем угоди, несмотря на то, что у многих из них бывают противоположные тре­бования. Этим отнимается много времени, если не все: так будьте великодушны, и простите, если за крайним недосугом и множеством письма слу­чится не отвечать на письмо Ваше. Но, несмотря на таковое мое молчание, я всегда содержу Вас в памяти, соответствуя отеческой и братской люб­ви Вашей моею недостойною любовию. Прими­те на себя труд передать мой усерднейший по­клон о. Алимпию. Из Устюжны возвратился я в Петербург с 2-го на 3-е число августа в ночь.

Поручая себя Вашим святым молитвам, с чув­ствами искреннейшей преданности и уважения имею честь быть Вашего Высокопреподобия по­корнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

10 августа 1851 года.

Сергеева пустыня

Письмо 47

Ваше Высокопреподобие! Всечестнейший отец игумен Варфоломей!

Судьбы Божии — бездна многа. Я вижу в ре­порте преосвященного Евгения желание не про­тиворечить прежним о Вас репортам и соб­ственным Вашим отзывам, тем более, как Вам уже теперь вполне известно, что в Ярославской епархии ходят совсем другие слухи о здешних действиях, нежели каковы эти действия по ис­тинному их значению. Впрочем, по сему репор­ту Святейший Синод еще может Вас оставить настоятелем Южской пустыни, как свыкшего­ся с этим монастырем и его управлением, что новому настоятелю еще приобретать надо, в особенности если Вы партикулярно об этом просили. Сегодня 13-е, т.е. день доклада, и я по­лучил Ваше письмо сегодня утром. Остается мо­литься Богу: ибо Вы уже у всех были и свою просьбу изложили, и начальство знает, чего Вы желаете. Из конца репорта Преосвященного не видно, чтобы он указывал именно на какой-ни­будь монастырь для повышения Вас; также вид­но, что еще настоятеля на Юге нет: то, если не имеется вакансии архимандричьей в виду у Св. Синода, весьма вероятно, что Вас, наградив са­ном согласно представлению архиепископа, от­правят на Югу, чем и разрешится недоумение о настоятелях, прописанное в конце репорта Впрочем, что Бог устроит — буди Его Святая Воля, которая часто отсекает нашу волю, как сия ни кажется нам по наружности правильною. Ваш преданнейший

архимандрит Игнатий.

13 февраля

Письмо 48 †

Ваше Высокопреподобие, многолюбезнейший отец Варфоломей!

Поздравляя Вас с прошедшими и наступаю­щими праздниками, имею честь Вас уведомить, что известное Вам дело решено к совершенному обвинению доносителя, который, однако, остав­лен в Вашем монастыре до решения другого дела до него касающегося.

Желая Вам всех истинных благ и прося Ваших святых молитв, с обычною моею преданностию имею честь быть Вашего Высокопреподобия по­корнейшим послушником

архимандрит Игнатий

10 мая [1852 г.]

Письмо 49

Ваше Высокопреподобие, честнейший отец игумен Варфоломей!

По письму Вашему от 13 июня я наводил снова справку, которую при сем и препровож­даю на благорассмотрение Ваше. Я получил ее уже здесь, в Устюжне, где нахожусь для пере­следования прежних дел. Письма у меня очень много, и потому извините за краткость сего письма. Поручающий себя Вашим св. молитвам Вашего Высокопреподобия покорнейший по­слушник

архимандрит Игнатий.

1 июля 1852 года.

Устюжна-Железная

Письмо 50 †

Ваше Высокопреподобие, многолюбезнейший

и достоуважаемый отец Варфоломей!

Конечно, Вам уже известно изречение о Вас Божественного Промысла! Пусть знают враги ваши и сама Ярославская консистория, какого мнения о Вас Святейший Синод. Соловецкий монастырь составляет совершенно отдельное ведомство, и есть один из важнейших, а может быть, и самый важный пункт российского мо­нашества. Избирая Вас, Святейший Синод хо­чет, чтоб этот многолюднейший и уединенней­ший российский монастырь получил приличе­ствующие ему характер и направление, чтоб дух и правила преподобных Савватия и Зосимы сно­ва возвеяли в их обители и образовали подвиж­ников, достойных сего святого места. Когда я узнал о Вашем назначении, то вспомнил предсказание одного из тамошних новейших под­вижников Феофана, претерпевшего многие и лютые биения от бесов, предсказание, что явит­ся настоятель в Соловецкой обители, который пойдет по стезям Зосимы и при котором про­цветет особенно обитель. Да дарует Вам Бог быть исполнителем сего пророчества. Граф Про­тасов действовал при Вашем избрании как бла­городнейший человек и как ревнитель монаше­ства. Вы найдете в нем усерднейшего помощ­ника, готового содействовать Вам во всех бла­гих начинаниях Ваших: это я слышал из соб­ственных уст его.

В надежде скорого свидания, с чувствами глу­бочайшего почтения и искреннейшей преданности имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейший послушник

архимандрит Игнатий.

8 сентября 1852 года

Письмо 51

Достопочтеннейший отец игумен Варфоломей!

По получении Вашего письма я ездил к графу Протасову и сообщил ему Ваше расположение, но он никак не согласен на исполнение Вашего про­шения и поручил мне написать Вам, чтоб Вы не­пременно исполнили требование Святейшего Синода и возлагаемое им на Вас послушание. Если Вы чувствуете себя слабым по здоровью, то Святейший Синод не принуждает Вас оставаться дол­го в Соловецком, а год или два. Но Святейший Синод нуждается узнать чрез посредство благо­надежного человека, каким признает Вас, состоя­ние сей отдаленной и важной обители. На Вас воз­лагается Святейшим Синодом поручение, заклю­чающееся в ревизии самой подробной сего монастыря, каковой ревизии раньше года нельзя вы­полнить и по совершении которой, когда Вы дос­тавите Св. Синоду подробные и точные сведения, то Св. Синод, в случае Вашей болезненности, бу­дет иметь все время к избранию достойного на­стоятеля. Таковы точные слова его сиятельства.

Егда бе юн поясашеся сам и хождаше, амо же хотяше: егда же состареешися, ин пояшет, и ве­дет амо же не хощеши.

Испрашивающий Ваших святых молитв недо­стойный

архимандрит Игнатий.

22 сентября [1852 г.]

Такое же письмо послано в Рыбинск: ибо не знаю с точностию, где Вы находитесь.

Письмо 52†

Ваше Высокопреподобие, честнейший отец игумен Варфоломей!

Что мне отвечать на последнее письмо Ваше? На него и на все Ваши действия отвечают самые обстоятельства; а мне, по малоумию моему, сле­дует только молчать пред зрелищем Ваших дей­ствий, потому что они для меня вполне непости­жимы. Только смею рассуждать, и то единствен­но для себя, что Господь (сказавший: кая польза, аще человек весь мир приобрящет, душу же свою отщетит) возлюбил Вашу душу и дарует ей настоящим искушением, отрешившись от всего, наипаче приблизиться к Нему. Благоговейно смотрю на постигшую Вас скорбь и усердно же­лаю Вам невидимой победы над собою.

Прося у Вас прощения и испрашивая Ваших святых молитв, имею честь быть Вашего Высо­копреподобия покорнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

28 октября [1852]

Письмо 53†

Ваше Высокопреподобие, честнейший отец

игумен Варфоломей!

Письмо Ваше от 12-го ноября я получил. Судь­бы Божии — бездна многа, и истинно то, что кого Господь любит, того наказует. Я, дорогой батюшка мой, с благоговением взираю на постигшее Вас искушение и молю Бога, да дарует Вам силы пере­нести его по подражанию святым, которые насле­довали Царство Небесное многими скорбми. Хотя, по-видимому, и постигла Вас скорбь от человека, но по сущности она попущена Богом для Вашего усо­вершения. Я умиляюсь, смотря умными очами на скорбь Вашу и думаю сам в себе: «Каково-то я по­несу искушение, если Господу Богу угодно будет по­слать мне оное? и какое Господь пошлет мне иску­шение?» Так помышляя, соболезнуя о Вас, Я пола­гал, что Вы уже получили Указ о увольнении Вас, и потому написал Вам, что самые обстоятельства от­вечают. Прошедшего не воротишь; но Вы бы сделали гораздо лучше, если б пожаловали сами в С.­Петербург и объяснили пред членами Святейше­го Синода и пред графом Протасовым Ваше болез­ненное состояние. Члены Святейшего Синода все очень добрые старцы, и граф Протасов имеет самое доброе сердце: Вы бы могли у них все испросить. Но что делать? пролитого не воротишь. Это устроилось свыше: тут рука Божия, а люди только оружие. Причину сего события надо искать в Божием Про­мысле о Вас там она сокровенна. Без скорбей не­возможно очиститься деланию нашему о Господе, и нам невозможно увенчаться венцом евангельс­ким Я вполне убежден, что Вы благодушествуете и преданием себя воле Божией и благодарением Богу стираете главу змею печали, ищущему погло­тить Вас. Слава Богу за все! Слава Богу, горькими врачествами исцеляющему души, прибегшие к Нему, Всесильному Врачу. Испрашивающий Ва­ших святых молитв Ваш недостойный послушник

архимандрит Игнатий.

1 декабря 1852 года

Письмо 54

Ваше Высокопреподобие, всечестнейший отец игумен Варфоломей!

Вскоре после отправления к Вам последнего моего письма в ответ на Ваше страховое, прибыл к нам сего 6-го числа брат обители нашей Алек­сей Николаевич Воскресенский, гостивший в те­чение двух месяцев в обители Вашей и пользо­вавшийся отеческою любовию Вашею. Он мне рассказал о скорби Вашей и о том, что Вы желае­те его паки иметь у себя в обители для оконча­ния бумажных дел. Я на сие с любовию согласен и, отпуская его к Вам, считаю нелишним напи­сать Вам сии строки, препоручив, впрочем, мно­гое передать Вам и на словах. Во-первых, Слава Богу за все скорбное, случающееся с нами! Кому попускаются скорби, тот, значит, помянут Богом в царствии Его; а кто живет бесскорбно, тот заб­вен Богом. Я, батюшка мой, по множеству гре­хов, в которые впадаю, и по множеству глупос­тей, которые делаю, никак не должен ни судить поступков ближнего, ни настаивать, чтоб сдела­но было так, как я предлагаю. Мне Алексей Ни­колаевич сказывал, что Вы по получении реше­ния Святейшего Синода увидели, что и Вам следовало бы поступить иначе, нежели как Вы по­ступили. Вам следовало пожаловать сюда и с по­корностию испросить желаемое Вами у Святей­шего Синода, который по уважению к Вам сде­лал бы все приятное для Вас, согласив возлагае­мое на Вас послушание с Вашими нуждами. Но что Вы сделали? Вы соблазнили тех, которые ожидали Вас увидеть с назиданием для себя, с пользою для всего монашества Особливо мне жаль графа Протасова, который принял в Вас самое живое участие: он — лицо светское, имеющее на мона­шество и на всю Церковь Русскую особенное вли­яние; его надо очень беречь — а в этом случае Вы не поберегли его, т.е. не поберегли самой души его. Вы меня простите, батюшка мой, что я пишу к Вам так прямо: это делаю не в укоризну Вам, а чтоб Вы изволили увидеть настоящее положение дела. Как же Вам теперь поступить? Мой искрен­ний совет: напишите извинительное письмо к графу; он добрейший человек, и ему приятно бу­дет видеть Ваше иноческое смирение в письме. Прочее Вам доскажет Алексей Николаевич. Затем, прося Ваших святых молитв и земно Вам кланяясь, имею честь пребыть с обычною моею к Вам преданностию Вашего Высокопреподобия недостойный послушник

архимандрит Игнатий.

6 декабря 1852 года

Письмо 55

Ваше Высокопреподобие, достопочтенней­ший отец игумен Варфоломей!

Письмо Ваше страховое, равно как и пущен­ное от 13 января сего 1853 года, мною получены; последнее, т.е. от 18 января, получил я вчера и вслед за ним — письмо от одного моего знако­мого петербургского, который много заботится о Вас. Он мне пишет, что всего бы лучше Вы сде­лали, если б сами приехали сюда. Таким образом, Вы попали на ту же самую мысль, которую выс­казал мой добрейший знакомый и которой, воз­ложившись на Господа Бога, полагаю я, надо пос­ледовать. В случае, если решитесь приехать в Санкт-Петербург, то покорнейше прошу пожа­ловать прямо ко мне в Сергиеву пустыню, отку­да я Вам дам монашествующего, могущего для Вас приискать квартиру. Отзыв Ваш, копия с ко­торого помещена в страховом письме, очень хо­рош, а в том, что Вы изволите писать о постоян­стве чувств Ваших ко мне, недостойному, я был и есмь вполне уверен; только сожалел, что писем Ваших никому показать было нельзя: ибо они вместо того, чтоб возбудить в чтущем сострада­ние, могли только возбудить в нем соблазн. Но -некоторые спрашивали — пишете ли Вы ко мне? Теперь буду ожидать Вас в Петербург. Пору­чая себя Вашей отеческой любви, имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

22 января 1853 года

Письмо 56

Ваше Высокопреподобие, достопочтенней­ший отец игумен Варфоломей!

Нисколько не смущайтесь, но с миром отправ­ляйтесь в путь, откланявшись членам Св. Синода и гр. Протасову. Поелику члены Синода уже ре­шили, чтоб Вам оставаться на Юге, что сие реше­ние их перемениться не может в своей сущнос­ти, несмотря на перемену некоторых слов в оп­ределении. Я нахожу поступок Г. Войцеховича ос­новательным. И то важно, что Вас оставляют на месте, а излишнее и неблагоразумное доброже­лательство только может повредить делу.

Испрашиваю Ваших святых молитв. Вашего Высокопреподобия покорнейший послушник

архимандрит Игнатий.

24 февраля [1853 г.]

Письмо 57†

Ваше Высокопреподобие, достопочтенней­ший отец игумен Варфоломей!

Принося Вам усерднейшую благодарность за поздравление Ваше с великим Праздником праз­дников, изложенное Вами в письме Вашем от 18-го апреля, и равным образом поздравляя Вас, сер­дечно радуюсь, что все исполнилось во благое по желанию Вашему и Вашего братства. Вашему Преосвященнейшему я писал письмо относи­тельно Вас и о том, сколько Вы, быв и всегда ему преданны, ныне наиболее ощущаете в себе умножение сей преданности. Ответа нет. На жало­бу о. Феоктиста я оправдываться не намерен; как его жалоба, так и мое оправдание должны быть лишь одним пустословием, как не могущие иметь никакого последствия. Потрудитесь передать мой усерднейший поклон о. казначею Алимпию и прочим Вашим о Христе братиям; все наши свидетельствуют Вам свое почтение.

Прося о продолжении Вашей отеческой ко мне любви, с чувствами обычной моей предан­ности и уважения имею честь быть Вашего Вы­сокопреподобия покорнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

28 апреля 1853 года

Письмо 58

Ваше Высокопреподобие, Высокопреподоб­нейший отец игумен! Имею честь рекомендо­вать в Ваше милостивейшее расположение сего письмоподателя Федора Федоровича, г-на Стру­говщикова, служившего и в военной и в статс­кой службе. Он желает избрать благую часть, отрекшись мира. Я бы с приятностью удержал его в Сергиевой пустыне, но он избегает обшир­ного круга знакомства петербургского, почему и желает приютиться где-либо подальше от сто­лицы. Он может быть очень полезным по пись­менной и деловой частям во всяком монасты­ре. По этой причине я счел приятнейшею своею обязанностию рекомендовать Вам г. Струговщи­кова.

Испрашивая Ваших святых молитв, с обычны­ми чувствами моего к Вам сердечного уважения и преданности имею честь быть Вашего Высоко­преподобия покорнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

26 марта 1854 года

P.S. О. казначею Алимпию свидетельствую мое искреннейшее почтение.

Письмо 59

Ваше Высокопреподобие, достопочтенней­ший отец игумен Варфоломей! На почтеннейшее письмо Ваше имею честь отвечать, что переве­ден в Ярославль архиепископ Нил из Иркутска. В 1834 году он был ректором Ярославской семи­нарии и, быв здесь на чреде, произведен во епис­копа в Вятку. Его считают одним из лучших и дельнейших архипастырей. Испрашивая Ваших святых молитв, с обычною моею преданностию и почтением имею честь быть Вашего Высоко­преподобия покорнейшим послушником.

архимандрит Игнатий.

О. Алимпию — мой усерднейший поклон. Приложенное письмецо потрудитесь передать моему наместнику о. Илариону.

Письмо 60

Ваше Высокопреподобие, достопочтенней­ший отец игумен Варфоломей!

Приношу Вам искреннейшую мою благодар­ность за исполненное любви гостеприимство Ваше, оказанное Вами наместнику моему, равным образом и за письмо Ваше и поздравление с праз­дником, с которым равномерно и Вас поздравляю, желая Вам всех истинных благ. Примите на себя труд передать мой усерднейший поклон о. Алимпию. Прошу Ваших святых молитв для поддер­жания умножающихся моих немощей душевных и телесных: крайне изнемогаю в силах, подверга­юсь новым припадкам, каких прежде не чувство­вал, и вообще чувствую особенное истощение.

И паки прося Ваших святых молитв, с чувства­ми искреннейшего уважения и преданности имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

4 мая 1854 года

Письмо 61†

Ваше Высокопреподобие, достопочтенней­ший отец игумен Варфоломей!

Приношу Вам сердечную признательность за' постоянное воспоминание Ваше о мне, много­грешном, весьма оскудевающем в телесных и ду­шевных силах. Нынешнее лето и осень провел я безвыездно в монастыре; по благочинию дан мне помощник, на которого и возложены разъезды. Граф Пушкин справедливо Вам передал, что у нас теплая церковь преподобного Сергия, в которой Вы были, сломана, и строится на том же самом месте новая, имеющая быть втрое больше пре­жней и уже приводящаяся к окончанию. Пре­жняя была очень тесна. Гранит найден поблизо­сти монастыря; из него вышли прекрасные колонны; также цоколь гранитовый и дверь высе­чена из гранита. По милости Божией нашлись добрые люди, которые помогают в постройках. Отцу наместнику моему предоставлял для про­чтения письмо Ваше: он очень извиняется пред Вами! постоянно сбираясь писать к Вам, за раз­ными недосугами отлагал и отлагал до сего вре­мени благодарить Вас за радушный прием Он взял у меня рукопись преподобного Нила Сорского, переложенную на русский язык, чтоб по ней исправить имеющуюся у него рукопись и препро­водить к Вам. Отцу казначею Алимпию прошу передать мой усерднейший поклон; отец Михаил и прочие братия, Вам знакомые, свидетельствуют Вам свое почтение и благодарят за воспоминание о них. Алексей Воскресенский вышел из нашей обители по причине одного весьма необдуманно­го письма, которое он решился написать в один важный светский дом Наше место окружено со­блазнами, и жаль бедную братию, увлекаемую от­всюду окружающим соблазном. Приложенную при сем записочку потрудитесь передать Федору Федоровичу Струговщикову. Прося Ваших святых молитв и благословения, с чувством искренней­шей преданности имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

5 октября 1854 года

Письмо 62†

Ваше Высокопреподобие, достопочтенней­ший и возлюбленнейший о Господе отец игумен!

Приношу Вам сердечную благодарность за по­здравление с праздниками, днем моего Ангела и Новым годом; равномерно и Вас поздравляю, же­лаю Вам препроводить грядущую годину в вожделенном здравии и благополучии. О себе имею честь уведомить Вас, что по окончании сырой по­годы и при наступлении морозов чувствую себя несколько получше в здоровье. Воскресенский пе­реместился от нас в Старо-Ладожский Николаевский монастырь здешней же Санкт-Петербур­гской епархии, где он очень доволен и где им до­вольны; там воздух и воды много лучше наших. О. наместнику я передавал Ваш отзыв о его мол­чании: сознается в вине своей и просит у Вас про­щения.

От оптинских старцев я уже давно не получал никакого отклика; некоторый иеромонах из Пе­тербурга, с подворья, прежде живший в Опти­ной пустыни, недавно был там на побывке и го­ворит, что о. Моисей и отец Макарий очень по­старели и обветшали. О. Михаил и прочие бра­тия благодарят Вас за воспоминание о них и зем­но Вам кланяются. Достопочтеннейшему о. Алимпию потрудитесь передать мой усердней­ший поклон.

Поручая себя и обитель Вашим святым молит­вам, с чувствами искреннейшей преданности и совершенного почтения имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

29 декабря 1854 года

Письмо 63

Ваше Высокопреподобие, достопочтенней­ший отец игумен Варфоломей!

Приношу Вам искреннейшую признатель­ность за отеческое воспоминание Ваше о мне, грешном, при наступившем великом Праздни­ке, с которым равномерно Вас поздравляю, при­ветствуя всерадостным приветствием: Христос Воскресе. Точно — как Вы изволите писать — бывший синодальным прокурором граф Прота­сов скончался, поболев самое краткое время. Дол­жность обер-прокурора исправляет тайный со­ветник Александр Иванович Карасевский; будет ли он утвержден в сей должности — неизвестно. Воскресенский точно поместился в Старо-Ла­дожском Николаевском монастыре, где и он до­волен, и им довольны; письмо же его к Вам ос­тавьте без внимания. Не знаю — что-то сердце мое не извещается к этому человеку. Благодарю Вас за внимание Ваше к положению нашему от­носительно богослужения в продолжение зимы по случаю перестройки теплой церкви. Это по­ложение наше было очень удовлетворительно, ибо под собором в подвале устроены две пнев­матические печи, которые нагревали собор впол­не достаточно; почему всю зиму и производилось богослужение в соборе. Думаем и следующую зиму служить тут же, а отделкою теплой церкви приостановимся на год, чтоб дать ей хорошень­ко высохнуть и вымерзнуть.

Примите на себя труд передать мой усердней­ший поклон казначею, старцу о. Алимпию. О. Ми­хаил и прочие братия благодарят Вас за воспо­минание и взаимно свидетельствуют Вам свое почтение с поклонением. Прося Ваших святых молитв на подкрепление многих моих немощей, имею честь быть Ваш покорнейший послушник

архимандрит Игнатий.

4 апреля 1855 года

Письмо 64

Ваше Высокопреподобие, честнейший отец игумен Варфоломей! Примите мое усерднейшее поздравление с наступающим Праздником праз­дников и вместе с тем искреннейшую призна­тельность за поздравление с оным Письмо Ваше от 7 апреля я имел честь получить и весьма раду­юсь, увидев из оного, что Преосвященный Нил благоволит к обители Вашей. О полезных трудах Оптиной пустыни и я имею отчасти понятие: ибо старцы доставляют и мне издаваемые ими кни­ги. Здоровье мое весьма слабо: особливо конец Великого поста я провел безвыходно из комна­ты. Дние лет моих яко сень уклонишася.

Что ж касается до моего портрета, то я еще не собрался отлитографировать его; нужны на это порядочные деньги, а какие случаются, то издер­живаются на другие необходимости, коих в близ­столичной обители немало. О. Михаил и прочие братия свидетельствуют Вам свое усерднейшее почтение, каковое покорнейше прошу передать от меня старцу о. Алимпию.

Затем, поручая себя Вашим святым молитвам, с чувствами искреннейшего уважения и предан­ности имею честь быть Вашего Высокопреподо­бия покорнейший послушник

архимандрит Игнатий.

14 апреля 1856 года

Письмо 65

Ваше Высокопреподобие, честнейший отец игумен Варфоломей! Примите мою искренней­шую признательность за милостивое воспомина­ние Ваше о мне в день моего Ангела, за поздрав­ление с праздниками и наступающим Новым годом. Равномерно поздравляя Вас, желаю Вам всех истинных благ, а между ними — поправле­ния Вашего драгоценного здравия.

По усилившейся болезненности моей я бы­ваю редко в Петербурге. У Преосвященного Нила был однажды, но не застал его дома; он в Сергиевой пустыни не бывал; встретился с ним однажды у синодального обер-прокурора. Вам не должно беспокоиться относительно неудо­вольствия, выраженного иеромонахом Антони­ем Бочковым и его спутником Воскресенским. Антоний весьма болезнен, и Воскресенский бо­лезнен: по такому расположению духа они бы­вают иногда недовольны ближними, потом же переменяются и бывают весьма довольны. Уго­дить им можно только при значительном тер­пении.

Сею весною провел я четыре недели в Опти­ной пустыне. Спасет Бог отца Макария! Им жи­вут и дышат братия, и посетители! Обитель по внешнему своему устройству сделалась весьма открытою, лес очищен, посетителей множество. Тамошний серный ключ принес мне значитель­ную пользу. Книги великого Варсонофия и аввы Дорофея переведены на русский язык весьма удачно. Спасет Бог за такие общеполезные тру­ды трудящихся отцов и братий!

Иеромонах обители Вашей, состоящий в сви­те Преосвященного Ярославскаго, посетил в по­ловине июля Сергиеву пустыню; он мне очень понравился, но после я уже не видел его.

О. Алимпию потрудитесь засвидетельствовать мой усерднейший поклон, благодарность за воспоминание о мне и поздравление мое с празд­никами.

О. Михаил и прочие братие свидетельствуют Вам глубочайшее почтение и просят Ваших свя­тых молитв.

Испрашивая их и себе, с чувствами совершен­ного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть Вашего Высокопреподобия по­корнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

27 декабря 1856 года

Письмо 66

Христос Воскресе!

Ваше Высокопреподобие, Высокопреподоб­нейший отец игумен Варфоломей! Приношу Вам искреннейшую признательность за милостивое воспоминание Ваше о мне и поздравление с Праз­дником праздников и Торжеством всех торжеств, с которым равномерно поздравляя Вас, желаю Вам всех истинных благ временных и вечных.

Имею честь известить Вас, что я дважды был у Преосвященного Нила: на Рождество и на Пас­ху. На Рождество дома его не застал, а на Пасхе побеседовал с ним немного по той причине, что он торопился ехать визиты делать. Преосвящен­ный обещался приехать ко мне в Пустыню, тогда поговорю ему о Вас. А только слухи и до меня доходили о Вашем любимце невыгодные и не от светских, а от монашествующих: сие пишу в Вашу и его предосторожность, ибо я сам не только по слухам, но и на самом деле весьма худ. На вопрос Ваш о митрополите Григории скажу Вам, что он самый благочестивый и благонамеренный пас­тырь, 74 лет, но силами крепок, избрал себе весь­ма хорошего викария Агафангела, который в мою бытность в Бабаевском монастыре был ректором Костромской семинарии. На вопрос Ваш о обер-прокуроре также скажу, что он весьма благона­мерен и к Церкви весьма расположен, почему и ожидают от него всего доброго, особенно когда он попривыкнет к делам. И у нас в монастыре имеется новость: бывший мой наместник Ила­рион произведен во игумена Владимирской епар­хии в третьеклассный Юрьевский монастырь; на место его сделан наместником по моему пред­ставлению иеромонах Игнатий из фамилии куп­цов Макаровых.

О. Михаил и прочие братия свидетельствуют Вам свое почтение. О. Алимпию приношу мой усерднейший поклон, поздравление с праздни­ком и благодарность за его о мне воспоминание. Поручая себя Вашим святым молитвам, с чувства­ми искреннейшей преданности и уважения имею честь быть Вашего Высокопреподобия по­корнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

13 апреля 1857 года

Письмо 67†

Ваше Высокопреподобие, Высокопреподобнейший отец игумен!

С 2-го на 3-е число сего августа месяца Пре­освященный Нил ночевал в Сергеевой пустыне. Во исполнение моего обещания я говорил ему о Вас; он отвечал мне, что он Вас уважает и знает за доброго человека. Следовательно, архипастырь Ваш расположен к Вам, а мелких неприятностей с кем не случается.

Поручая себя Вашим святым молитвам, с чув­ствами искреннейшего уважения и преданнос­ти имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим послушником

архимандрит Игнатий.

3 августа 1857 года.

Сергиева пустыня

Письмо 68†

Ваше Высокопреподобие, высокопреподобнейший отец игумен!

Получив от Вас письмо и прочитав оное, я дол­го не мог поверить — точно ли Вы решились на тот поступок, который описан в письме. Неизъ­яснимою горестию исполнилось сердце мое, уви­дев, что Вы начали процесс и тяжбу с Вашим ар­хипастырем. Впрочем, я был у Преосвященного Нила и просил его, чтоб он растворил милостию ту меру вразумления, которую Вы сделали сами для себя необходимою. Советую Вам написать письмо к Высокопреосвященнейшему и просить прощения в Вашем увлечении.

Вот все, что я мог сделать полезного для Вас в настоящем случае. А теперь прошу Ваших молитв о отходящем из северной столицы в страну даль­нюю. Вашего Высокопреподобия покорнейший слуга

Игнатий,

епископ Кавказский и Черноморский.

30 октября

Письмо 69†

Ваше Высокопреподобие, честнейший отец игумен Варфоломей!

Бог, по неизреченной Своей милости и чело­веколюбию, даровал мне тихий приют для окон­чания в нем земного странствования моего во внимании себе и в покаянии. Вследствие моего всеподданнейшего письма к Государю я уволен от управления епархиею и мне предоставлен в управление Бабаевский монастырь. В этом отно­шении я нуждаюсь в совете Вашем, почему, ког­да узнаете, что я приехал в обитель святителя Николая, тогда не откажитесь оказать мне про­симую услугу любви и поспешите посетить меня. Призывая на Вас благословение Божие, с чув­ствами искреннейшего уважения и преданнос­ти имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугою

Игнатий,

епископ Кавказский и Черноморский.

22 августа 1861 года

Письмо 70

Ваше Высокопреподобие, честнейший отец игумен Варфоломей!

Приношу Вам искреннейшую признатель­ность за воспоминание Ваше о мне и поздравле­ние с Праздником праздников Светлым Воскре­сением Христовым, с которым равномерно, по­здравляя Вас, желаю Вам всех истинных и совер­шенных благ.

По неисповедимым судьбам Божиим, во очи­щение грехов и греховности своей, я продолжаю чувствовать и болезнь, и крайнее изнеможение. Слава Богу, наказующему во времени. Прошу Ваших святых молитв, да даруется мне перено­сить наказание Господне с должною покорнос­тию и с должным благодарением

Прошу передать о. Алимпию мое благослове­ние и благодарность за воспоминание. О. Иустин свидетельствует Вашему Высокопреподобию свое почтение и приносит поздравление с празд­ником.

С чувствами искреннейшей преданности и уважения имею честь быть Вашего Высокопре­подобия покорнейшим слугою

епископ Игнатий.

Мой адрес: в Ярославль.

23 апреля 1862 года

Письмо 71

Отрывок из письма к NN

1) Кто желает правильно служить Богу, тот не должен просить у Бога именно чего-либо, как-то: слез или чего другого — сообразно мечте своей; должен просить у Бога, чтоб Бог дал ему то, что полезно для души его; человек не знает, что имен­но полезно для его души. Кто в прошении своем отрекается от своей воли для воли Божией, тот может получить истинное смирение. Надо удерживаться от разгорячения, а стараться иметь при молитве страх Божий: это вернее.

2) Уединение всегда было полезно, когда по духу времени в обществе было много благочести­вых людей; а ныне, при общем распространении разврата, уединение и удаление от знакомых и знакомств есть необходимое условие к спасению.

3) Дочку не позволяй себе хлопать, ниже пальчиком. Это чрезвычайно вредно для нрав­ственности как дочки, так и матери. Есть старин­ное хорошее, а есть и старинное худое — худому не надо подражать. Выпиши себе книгу «Поуче­ния» преподобного аввы Дорофея, который за­нимался воспитанием молодых иноков с отлич­ным успехом. Эта книга будет превосходным наставлением для тебя самой и для воспитания дочери. Читай книгу и изучай ее. Знай, что паче всех твоих наставлений словами, жизнь твоя бу­дет самым сильным наставлением для дочери.

4) Сознавать себя грешным необходимо для спасения, а засуживать себя и метаться во все сто­роны от греховности очень вредно. «Все неумерен­ное — от бесов», — сказал преподобный Пимен Великий. Что ты расхвасталась множеством гре­хов твоих? Спаситель и Искупитель наш неисчис­лимо богат и могуществен: для Него ничего не зна­чат прегрешения всех человеков, только бы они сами не отвергли своего Искупителя. Господь ска­зал прощенной Им грешной жене: Аз тебе не осуждаю: иди, и отселе ктому не согрешай (Ин. 8:11). Тот, кому прощены грехи при таинстве ис­поведи, обязан не повторять этих грехов и толь­ко. Воспоминание прежних телесных грехов очень вредно и воспрещается святыми отцами. Тут дей­ствуют неверие, недостаток уважения к таинству исповеди, фальшивое понятие о добродетели, об­манчивое разгорячение и мечтательность. Тебе не представилось ли, что тут действует смирение?

5) Почти то же должно сказать о намерении твоем открыть твою греховность некоторому лицу. Опять здесь недоверие к святому таинству исповеди, в котором действует всесильный Дух Святой, решительно и вполне изглаждая грехи человеков. Зачем ты считаешь уничтоженное су­ществующим? Не смей прикасаться к великому таинству! Ничтожная пылинка! не смей попол­нять великого таинства, которое имеет свою пол­ноту от Бога и не нуждается в пополнении чело­веческом. Не повторяй согрешений: вот все, чего требует от тебя Бог и что единственно нужно для твоего спасения. Не смей говорить о твоих гре­хах никому, кроме духовника. Бойся неверия, ибо оно умаляет в мыслях человека могущество и благость Божию. Надо очень остерегаться фальшивых мыслей и разгорячения: потому что при них человек, думая делать добро, может наделать много зла и себе и ближним. Непременно нуж­но для желающего спастись руководство Доро­фея: оно придется по тебе. Христос с тобою. По­вторяю мое искреннейшее желание всех благ тебе и твоему семейству.

Недостойный епископ Игнатий.

3 февраля 1859 года

Письма епископа Игнатия (Брянчанинова) к архимандриту Игнатию (Васильеву)

Письмо 1

По милости Божией — путешествую благопо­лучно. В день выезда моего из Сергиевой пусты­ни проехал я недалеко: до Тосны. Подъезжая к ней, почувствовал усталость, наклонность к сну; цель путешествия моего — поправление здоро­вья, и потому зачем утомлять себя ездою во вре­мя ночи? Остановился в доме нашего Афанасия. Старушка мать его и брат приняли меня с при­ятным простосердечным радушием. Раскинута моя дорожная кровать, ложась я вспоминал с сер­дечным утешением подаривших мне ее, вспоми­нал всех, напечатлевших в душе моей своею лю­бовию столько сладостных впечатлений. Встав на другой день в 5-м часу, отправился в дальнейший путь, на последней станции к Новгороду пошел сильный дождь, провожавший нас до самого Юрьева. Потрудись сказать от меня благодар­ность Афанасию за ночлег в его доме; матушка его очень мне понравилась; нахожу, что он очень похож на нее. В Юрьеве отец архимандрит при­нял меня очень благосклонно; сегодня утром был я у ранней обедни в нижней пещерной церкви; обедню совершал отец Владимир с учеником сво­им иеродиаконом Виталием: они очень милы вме­сте. Отец Владимир служит благоговейно — как быть старцу, Виталий — с приятною простотою. После литургии отец архимандрит отправил со­борне панихиду по почившем восстановителе Юрьевской обители. Вышедши из церкви, я по­сетил отца Владимира, пил у него чай. Затем по­сетил монастырскую библиотеку и ризницу. С ко­локольни посмотрел на Новгород и его окрест­ности. Здесь тихо; отдыхает душа и тело; но нич­то не отозвалось во мне поэтическим вдохнове­нием, как то было на Валаме. Когда я смотрел с колокольни на Новгород, когда посещал в монас­тыре храмы, когда смотрел на богатство ризни­цы — душа моя молчала Отец Владимир пришлет тебе два портрета отца Фотия и вид Юрьева мо­настыря. Один из портретов возьми себе, а дру­гой портрет и вид обители вели обделать в бумаж­ные рамки для моих келий. Сегодня суббота; ско­ро громкий и звучный колокол ударит ко всенощному бдению; думаю участвовать сегодня вечером и завтра утром в богослужении, а завтра после обеда отправиться в дальнейший путь. Я и спут­ники мои чувствуем пользу от путешествия.

Когда вспомню о тебе и обители нашей, то приходит мне утешительная мысль: Без воли Бо­жией быть ничего не может. Так и с тобой, и с обителью ничего не может случиться такого, чего не попустит Бог. А Он попускает тем, кого лю­бит, искушения и вслед за искушениями дарует избавление от них. Утешаемые искушением, мы прибегаем молитвою к Богу; а получая избавле­ние от искушения, стяжаваем веру в Бога, веру не мертвую, теоретическую, но живую, практи­ческую. Настоящее твое положение сопряжено с трудностями, но эти трудности крайне тебе полезны, необходимо нужны: они сформируют тебя. Муж неискушен — неискусен, говорит Пи­сание, а искушенный примет венец жизни и стя­жит дар помогать искушаемым. Веруй, что вла­сы наши изочтены у Бога, тем более пред очами Его — все случающееся с нами. Плыви и правь рулем правления обители в вере на Бога, в терпе­нии, в страхе Божием. Когда стоит кто высоко — должен глядеть вверх, а не вниз; если будет гля­деть вниз, то легко у него закружится голова и он упадет. Итак, верой гляди вверх, на небо, на Про­мысл Божий, и не закружится у тебя голова, не впадешь в смущение и уныние, которые приходят от того, когда глядишь вниз, т.е. когда вместо молитвы и веры вдадимся в свои рассуждения и захотим всякое дело решить одним собственным разумом. Христос с тобою. Прошу молитв твоих и всего братства.

Недостойный арх. Игнатий.

12 июля 1847 года.

Новгородский Юрьев монастырь

Письмо 2

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Милосердый Господь, от которого всякое да­яние благое, да дарует тебе управлять обителию во страхе Божием, с духовною мудростию, тихо, мирно и благополучно.

В Москву прибыл я в среду вечером, часу в де­сятом, остановился в доме Мальцева, где меня приняли радушно и успокоивают. Спутешествен­ники мои здравствуют, заботятся о том, чтобы услужить мне. Преосвященного митрополита нет в Москве; он путешествует по некоторым местам епархии; мне придется дождаться его и потому, между прочим, что колесо у кареты сло­малось, а меня раскачало и нуждаюсь в отдохновении. В четверток был в Угрешской обители, которая, несмотря на близость свою к Москве, посещается богомольцами очень мало и потому — очень уединенна. С душевным утешением увидел я там некоторых монашествующих, про­вождающих жизнь внимательную, в страхе Бо­жием. Они очень хранятся от монашествующих города Москвы, не презирая их, но избегая рас­стройства душевного, которого никто так скоро сообщить не может, как брат, живущий неради­во. Сие наблюдали Василий Великий и Григорий Богослов, когда жили в Афинах. Сие заповедал наблюдать св. апостол Павел. Он говорит корин­фянам: Я писал вам в послании не сообщаться с блудниками; впрочем, не вообще с блудниками мира сего, или сребролюбцами, или хищниками, или идолослужителями; ибо иначе надлежало бы вам выйти из мира сего: но я писал вам не сооб­щаться с тем, кто, называясь братом, есть блудник, или сребролюбец, или идолослужитель, или злоречив, или пьяница, или хищник; с тако­вым даже не есть вместе (1 Кор. 5: 9, 10, 11). Видишь ли, как порок, когда он в брате, гораздо заразительнее и прилипчивее, нежели когда он в постороннем лице! Это от того, что люди позво­ляют себе гораздо более дерзновения и свободы пред братиями, нежели пред посторонними, пред которыми они стараются скрыть порок свой. Вглядывайся в общество человеческое: в нем беспрестанные опыты свидетельствуют справедливость слов мудрого, святого боговдухновенно­го апостола Руководствуйся сам этим нравствен­ным апостольским преданием и сообщай его братиям в их назидание и охранение от греха.

В пятницу был я в Кремле для поклонения его святыням. О. игумен Угрешский был моим путе­водителем В этот день посетили меня добрые граф и графиня Шереметевы; также и я побывал у не­которых знакомых и родственников своих. Был в монастырях: Чудове, Новоспасском, Симонове, Донском; видел прежде живших у нас иеродиако­на Владимира, Евстафия, Грозного — слышал, что здесь Булин и Черный, направляющиеся к Киеву. Скажу одно: братиям нашей Сергиевой пустыни должно благодарить Бога, что он привел их в эту обитель, в которой довольно строго наблюдают за нравственностию, чем сохраняют молодых людей, дают им возможность усвоить себе благонравие, составляющее существенное достоинство инока. Конечно, не составляют его голос и знание ноты! Они хороши для богослужения церковного, ког­да душа не разногласит с устами. Это разногла­сие — когда уста произносят и воспевают хвалы Богу, а душа хулит его своим злонравием

Здесь узнал я, что о. Пафнутий подал проше­ние о перемещении в Донской и что о сем послан запрос к нам. На запрос отвечай благоразумно, скажи, что настоятель пред отъездом утруждал на­чальство о посвящении некоторых лиц в иеромо­нахи по недостатку священнослужащих в Серги­евой пустыне, впрочем, что ты предоставляешь сие обстоятельство воле и усмотрению начальства. Другой причины, кроме малого числа иеромона­хов, мы не имеем к удерживанию о. Пафнутия. — Будь осторожен с Муравьевым, если он посетит обитель нашу. Дай полный вес сему предостере­жению моему... Здесь стоят северные ветры, до­вольно сильные, отчего погодка похожа на петербургскую: солнце жжет, а ветер пронизывает на­сквозь. Нельзя выйти в одной рясе, без шинели.

Затем — Христос с тобою и со всем возлюб­ленным братством. Всем кланяюсь и у всех про­шу св. молитв.

Недостойный архимандрит Игнатий.

21 июля 1847 года

Письмо 3

Получил письмо твое от 15 июля. Бог да укре­пит тебя! Не предавайся скуке о моем отъезде: он был необходим. Теперь мне сделалось гораз­до лучше и теперь-то вижу, в каком расстроен­ном положении был я в Петербурге. Но все еще надо провести значительное время вне нашего сурового сергиевского климата, чтоб собрать силы и проводить в ней иначе время, нежели как я проводил, т.е. лежа. Если найдешь совершенно необходимым вывести иеродиакона Иоасафа, то извести меня в Бабаевский монастырь, я дам тебе письменное мое согласие, которое можешь по­казать пр. викарию. При случае скажи мой усер­дный поклон графине К., князю Ш., Даниле Пет­ровичу. Все наши знакомые удивили меня своею любовию, которая так обильно обнаружилась при моем отъезде из Петербурга. Завтра думаю ехать в Бородино, потом воротиться в Москву не более как на сутки и пуститься чрез лавру, Рос­тов, Ярославль в Бабайки и Кострому. Князю Шахматову пишу письмо сегодня же. Письма ваши получены мною довольно поздно, потому что Иван Иоакимович выехал из Петербурга не 16-го, как он было предполагал, но 24 июля. Про­шу у Павла Петровича извинения за то, что не отвечаю ныне на письмо его, — некогда! Наде­юсь загладить это упущение из Бабаек, откуда ду­маю написать письмо и ко всей вообще братии. Да подкрепит тебя Господь! Потрудись к общему благу, дай мне воспользоваться отпуском и по­правиться в телесных силах: это принесет свои плоды и для меня и для тебя. Христос с тобою и со всем о Господе братством.

Недостойный арх. Игнатий.

Потрудись сказать от меня Васе, что он без меня вел бы себя кротко и был послушен; тем доставит он мне большое утешение.

29 июля 1847 года

Письмо 4

Истинный друг мой, отец Игнатий!

По милости Божией я приехал благополучно в Бабаевский монастырь, в котором точно по сказа­нию Уткина воздух чудный. Здоровье мое таково, что сказать о нем ничего решительно не могу; ка­жется получше. Вкоренившееся и застаревшее рас­стройство не вдруг исправляется. Отец Феоктист очень доброго и открытого нраву, что мне по серд­цу. Теперь выслушай полный отчет моего стран­ствования, до которого я большой неохотник

Сколько я ни ездил — нигде мне не понрави­лось. Мил, уединен монастырь Угрешский, но мое сердце к нему было чужое. В Бабаевском нравит­ся мне лучше всего; природа необыкновенная, ка­кая-то роскошная, величественная; воздух и воды здоровые, но сердце к нему чужое. А к Сергиевой оно как к своему месту. Видно, придется возвратиться в нее. Нашим неопытным любителям пу­стынножития, как например о. Иосифу, не ужить­ся в пустынях, кроме Сергиевой, по грубости брат­ства; чтоб можно было ужиться, то надо сперва ввести обычаи Сергиевой пустыни в какой-либо пустынный монастырь. Видел я отца Моисея в Гефсимании на одну минуту; потом приходил он ко мне в Гефсиманию, стоял предо мною на ко­ленах и со слезами просил прощения в своем по­ступке и дозволения возвратиться обратно в Сер­гиеву пустыню. Я простил, но говорил ему, что как тяжело было для меня, когда он при болезни моей решился на такой поступок, не обратя никакого внимания на мои увещания, в которых я излагал ему ясно невидимую брань сердечную, — и про­чее. Он снова просил прощения и сознавался в том, что обманули его помыслы. В лавре, кроме святынь, понравилась мне довольно Академия ду­ховная, в которой многие профессоры трудятся в пользу Церкви. Недавно вышла книга «Творения иже во святых Отца нашего Григория Богослова, архиепископа Константинопольского, часть пя­тая». Доставь маленькому Игнатию записочку, пусть предложит нашим знакомым выписать эту книгу. По собрании сего напиши письмо о. ректору академии, архимандриту Алексею, прекрас­ному человеку, с которым я очень сошелся, прося приказать известить тебя, что стоит экземпляр и сколько экземпляров вы желаете иметь. Потом вышлешь деньги и получишь книгу, которая осо­бенно хороша. От отца Аполлоса я получил сегодня письмо, в котором извещает, что он уволен от поездки. Я этим доволен: ему нужно побыть на месте и успокоить себя, а развлечение могло бы его совершенно расстроить.

Получил письмо и от Ивана Павловича Лиха­чева, которое при сем прилагаю. Кажется, у него написано в письме лишнее против счета, который имеется у нас. Потрудись его увидеть, проверить с ним счет; или пошли для исполнения сего вер­ного человека Прописываемый Лихачевым орден точно мною взят. Хорошо, если б вы могли ему выдать хотя тысячу рублей ассигнациями из нео­кладной монастырской суммы, да две тысячи ассигнациями выдай из моей осенней кружки. По­жалуйста, обрати на это внимание и успокойте этого человека; думаю — можно бы и теперь взять из братских денег в мой счет 2000, если же сего нельзя, то всячески можно после 25 сентября, а тысячу хорошо бы и теперь — из монастырских.

Из Москвы послано мною к тебе два письма; в одном из них писал я о Пафнутии то же самое, что ты о нем пишешь. Вкус его для нашего места не годится; не можешь себе представить, как по­казалось мне отвратительным московское пение с его фигурами и вариациями. Нам нужна вели­чественная, благоговейная простота и глубокое набожное чувство: этими двумя качествами наше пение становится выше пения московских монастырей. Из настоятелей мне наиболее понра­вился Феофан по его прямоте и радушию. Натяж­ная святость как-то мне не по вкусу. Угрешский игумен просится на покой, в случае его увольне­ния я согласился с Пименом и другим иеромо­нахом, которые совершенно образовались по моим грешным советам и настоящие Сергиевс­кие. Приходил ко мне иеродиакон Владимир; то­же изъявлял желание поместиться к нам; я был с ним откровенен, т.е. прямо сказал ему причины, которые если он не устранит, то никак не может быть терпим в нашей обители. Он отвечал, что сам усмотрел всю гнусность расстроенной жиз­ни и желает исправиться, как исправился брат его. Я сказал, что теперь не могу дать решитель­ного ответа, а дам его при возвращении его. Из­вещаю тебя о сем, чтоб ты имел все обдумать и сказать мне свое мнение.

Грусть твоя от того, что ты сам правишь оби­телью, а не из-за другого; я понимаю это чувство по собственному опыту. Возлагай на Господа пе­чаль твою, и Он укрепит тебя; мне необходим воздух для поправления моего расстроенного здо­ровья, отчего и самое жительство делается рас­строенным. Возвратившись с обновленными си­лами, тем усерднее и деятельнее займусь устройством обители, имея в твоей искреннейшей ко мне дружбе и в Богом данных тебе способнос­тях обильную и надежную помощь. Всем братиям кланяюсь и прошу их святых молитв. Хрис­тос с тобою! Благословение Божие да почивает над тобою. Приложенные два письма отдай по адресам. Тебе преданнейший о Господе друг

архимандрит Игнатий.

12 августа 1847 года

Письмо 5

Присылаю тебе при сем, друг мой, церемон­ное письмо, чтобы ты мог его показать, если то будет нужно. Получил твое письмо на двух лист­ках от 4 августа При сем прилагаю письмо к Пав­лу Матвеевичу: он не откажется похлопотать, чтоб во Париже налитографировали на 1000 экземп­ляров. Он говорил мне об этом; запечатай пись­мо мое и перешли его к Яковлеву, прося, чтоб сей переслал в своем письме к Павлу Матвеевичу. Сердечно радуюсь, что ты поспокойнее; дайте мне поправиться сколько-нибудь: это для меня необ­ходимо. Поправившись, Бог даст, могу послужить для общей пользы хотя еще сколько-нибудь. Тебе очень полезно настоящее твое положение, хотя оно и сопряжено с некоторыми неприятностя­ми. Сам по своему опыту посуди, каково заниматься должностью при болезненном состоянии; а моя болезненность достигла до расстройства нервов, что очень опасно. То время, которое ты будешь управлять монастырем, подвинет тебя и в опытности, и в духовном успехе и привлечет к тебе расположение братства, которое ты можешь иметь по самому природному твоему свойству. Всем знакомым от меня очень кланяйся; я имею к ним чувство как к родным. Знакомлюсь не ско­ро, но зато, по милости Божией, прочно. Моисей, нынешний временно-Гефсиманский, сохраняет к тебе особенное расположение. Он понял та­мошние обстоятельства, но в то время, когда вва­лился в них, понял и знаменитого Антония, ко­торый — вполне наружный человек, имеющий о монашестве самое поверхностное понятие. При свидании потрудись сказать мой усерднейший поклон Высокопреосвященнейшему Илиодору и благодарность за его расположение ко мне. От­носительно того, что трава скошена молодою, моложе, чем прошлого году, я согласен с хутор­ным. Желаю вам убрать рожь и овес благополуч­но. Если овса будет довольно, то часть можно про­дать, и на часть этих денег купить хоть 20 коров и бычка, чтоб они во время зимы накопили наво­зу для ржаного поля. Отец Израиль обещал мне это сделать и доставить коров по первому снегу.

Впрочем, сие предоставляю на твою волю и бла­гоусмотрение. Недавно послал я к тебе письмо. Это второе уже из Бабаек, которыми я очень до­волен. Прекрасный монастырь! На прекрасном месте, с отличным воздухом и водами! Купаюсь в речке Солонице, в которую впадают соляные ис­точники, в которых прежде добывали соль. Они в 200 шагах от моего окошка. Все тело чешется, и выходят пятна и возвышенности, вроде сыпи. Такое чувствую благотворное действие здешних вод и на желудок. Чай пришли ко мне. Не думаю от вас требовать много денег. В прошлом письме я писал тебе, какое употребление сделать из моих денег, которые у вас. Пожалуйста, не оставь сего обстоятельства без внимания и извести меня о последующем. Я все еще в развлечении: исправ­ляю нужды по келии: то, другое надо завести, т.е. стол, стул, и тому подобное. Надо будет съездить в Кострому к Преосвященному Иустину, также в Ярославль, в котором при проезде я пробыл не более часу. Всем братиям усердно кланяюсь.

Христос с тобою. Тебе преданнейший

архимандрит Игнатий.

14 августа 1847 года

Потрудись послать два экземпляра «Валаамс­кого монастыря» его высокобл. Ивану Иоакимо­вичу Мальцеву в Москву на Лубянку в Варсонофьевском переулке, в собственном доме — для него и для супруги его Капитолины Михайловны.

Также потрудись послать в Москву один эк­земпляр на имя графа Шереметева и два — на имя графини, с тем чтоб один из них она доста­вила митрополиту Филарету. Их адрес: в Москве, на Воздвиженке, в собственном доме. Пошли в Бородинский монастырь три экземпляра при прошлом письме, адресуя в Можайск Московс­кой губернии: один — г-же игумении, другой — двум ее келейницам Палладии и Анатолии, тре­тий Елизавете Шиховой.

Мне сюда пришли экземпляр.

Князю Суворову — один.

Пришли порошков от клопов, которые здесь многочисленны...

Письмо 6

Отец наместник, иеромонах Игнатий!

Благодарю Вас за то внимание, с которым Вы извещаете меня о главных обстоятельствах Сер­гиевой пустыни.

Вам известно, что я признавал всегда иеродиа­кона Иосифа малоспособным к жительству в мо­настырях столичных, почему увольнение его из Сергиевой пустыни посчитаю полезным и для Пустыни, и для самого иеродиакона Иосифа Если он был доселе терпим в ней, то это — в надежде сделать ему добро и по нужде в иеродиаконах. Но сия нужда вскоре может быть отстранена посвя­щением монаха Сергия в иеродиаконский сан. Равным образом иеромонах Пафнутий мог бы быть уволенным, если б у нас было достаточное количество иеромонахов: он нужен только для слу­жения, но для пения не только не полезен, даже вреден. Сформировав вкус свой в провинции, он недостаточен для нашего хора, в котором долж­ны служить лучшим украшением простота и глу­бокое благоговейное чувство, а не фигурные ва­риации, которые в таком употреблении в Москве и которые так нейдут к монашескому пению.

Очень рад, что сенокос убран благополучно; желаю, чтоб вы успели убрать так же благопо­лучно хлеб и овощи. Присматривался я к полям при моем путешествии: точно — трудно встре­тить такую обработку, какова она у нас, и такой чистый и рослый хлеб, каков он у нас.

По отношению к здоровью моему чувствую себя лучше. Воды и воздух здесь превосходные. Когда прекратится возможность купаться, то начну принимать души. Всем знакомым прошу сказать мой усердный поклон — равно и братии.

И вам, отец наместник, желаю всех благ. Правь­те обителью с благонамеренностью, столько вам свойственною, в надежде на помощь Божию и молитесь о недостойном настоятеле Вашем.

Архимандрит Игнатий.

14 августа 1847 года

Письмо 7

Препровождаю к тебе, друг мой, прошение отца Моисея. Надо составить прошение формен­ное и передать его братьям для доставления ему, чтоб доставление сие было верное. Я живу по милости Божией благополучно. Около недели гостил в Костроме у Преосвященного Иустина, который обходился со мною очень любовно. По возвращении моем из Костромы нахожу новое письмо Моисея, в котором умаливает меня о прощении его и принятии снова в Сергиеву пус­тыню. Христос с Вами. Всем братиям кланяюсь и прошу их молитв. Завтра думаю отправиться в Ярославль суток на трое и тем окончить мои разъезды. Бабаевским монастырем я очень дово­лен. Воздух и воды чудные. Пред самым монас­тырем шагах в ста от Св. ворот обильно сочилась вода, не замерзавшая, по сказанию жителей, и зи­мою. Я нанял, чтоб очистили это место и впусти­ли струб в 2 аршина вышиною. Что ж? Ударило до двадцати ключей, и мы имеем чистейшую, как хрусталь, воду, из которой образуется ручей, текущий в Волгу. По возвращении из Ярославля надеюсь еще писать к тебе.

Недостойный арх. Игнатий, Стефану получше. Сысой захворал прошлогод­нею болезнию.

24 августа 1847 года

Письмо 8

Не желая пропустить почты не написав тебе ничего, извещаю, что я на прошлой неделе был в Ярославле. Таким образом, окончив свои разъез­ды, начинаю сидеть дома и лечиться. Ноги мои начинают издавать испарину, с которою вместе, кажется, выходит и болезнь. Христос с тобою; будь здоров и благополучен. Всем братиям — мой усерднейший поклон.

Недостойный архимандрит Игнатий.

1 сентября

Письмо 9

Отец наместник Игнатий!

При сем препровождаю к Вам письмо о. каз­начея Вифанского монастыря иеромонаха Вени­амина, в котором он, о. казначей, объясняет на­чало болезни иеромонаха Мефодия, его родного брата, находящегося ныне в Старо-Ладогском Николаевском монастыре. По просьбе иеромонаха Вениамина и по собственному своему ус­мотрению, находя нужным, чтоб сии сведения были известны С.-Петербургскому епархиально­му начальству, препровождаю к Вам письмо иеромонаха Вениамина, с тем чтоб Вы оное пред­ставили по благоусмотрению Вашему.

Архимандрит Игнатий.

1 сентября 1847 года

Письмо 10

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Получив письмо твое от доброго знакомого нашего, с ним отправляю и пространный ответ, а чтоб и по почте, которая, вероятно, придет ско­рее, не лишить тебя известия о мне, пишу сии строки. Лечусь, крывшаяся во мне простуда ки­дается во все стороны; в особенности сильный переворот в ногах, в которых то начнется дерга­нье жил, то лом, то испарина — после сего чув­ствую облегчение и оживление ног. Но от диеты и испарины слабы. Ну уж какое славное, чудес­ное безмолвие. Кажется — проводил бы до гроба такую жизнь. Препровождаю при сем письмо от Рослякова; передай его Николиньке, чтоб он известил Рослякова: пусть делает как хочет и знает. В месте, где он живет, терпят его немощи, в дру­гом неизвестно — потерпят ли? А здесь мне взять его на свое попечение и иждивение невозмож­но. Письмо его по прочтении истреби, чтоб не попалось в руки Аполлосу и не расстроило бы его.

Каково поживает Влас Михайлович? Степе то получше, то опять хуже; Сисою лучше. Будь здо­ров. Тебе преданнейший о Господе

архимандрит Игнатий.

8 сентября

Впрочем, я говорил о. игумену о Рослякове, он согласен его принять.

С Данилом Петровичем препровождаю мои испорченные часы, отдай их Мизеру для поправ­ки и с Николинькою пришли.

Письмо 11

Истинный друг мой, отец Игнатий!

С несказанным сердечным утешением читаю твои письма и благодарю Господа Бога, что Он по неизреченной своей милости даровал мне та­кового и искреннего, доброго, верного и умного друга, как ты. Жизнь наша коротка. Что в ней ни приобретешь — все должно оставить при входе в вечность. Одно благо, которое пойдет с нами ту­да, — любовь к Богу и любовь ради Бога к ближ­нему. Молю Бога, чтоб любовь наша была вечною. В письмах, идущих по почте, не забываю встав­лять слова для политики, принужден кое-что умалчивать из опасения косой ревизии. А это письмо идет с добрейшим Данилом Петровичем, который был у меня 5 сентября. В двух обителях на пути моем принят я был как родной: в Угреш­ской и Бородинской. Угрешской отец игумен думает на покой. Его казначей и другой иеромо­нах, друг казначея, — точно наши Сергиевские; казначей знаком был со мною в Лопотове мона­стыре, заимствовал от меня направление в мона­шеской жизни и сохранил его доселе. Они меня на руках носили и в случай выбытия на покой игу­мена намерены переместиться к нам: это пре­краснейшие люди. Бородинская г-жа игуменья приняла очень радушно. Первый день занимал­ся беседою с одною ею, а Степана тормошили сестры. На другой день некоторые из них позна­комились со мною. А когда я уезжал, то некото­рые из них, провожая, со слезами говорили: мы с Вами точно с родным отцом, как будто век зна­ли. И я с ними породнился — есть такие прекрас­ные души, многие с хорошим светским образо­ванием. Митрополит Московский был очень добр; постарел. У Преосвященного Григория Тверского гостил целые сутки, он самый прямой человек и принял меня с особенным радушием. С лаврским наместником Антонием я очень не сошелся, а поладил с академическим ректором Алексеем. Из московских архимандритов мне понравился наиболее о. Феофан Донской. Наме­стник обошелся со мною сначала довольно на­гло, потом поумялся. Нашел в Вифанской семи­нарии иеромонаха Леонида, профессора и маги­стра из флотских офицеров, который в Петербур­ге бывал у меня. В посаде живет его матушка-ста­рушка, которую он содержит своим жаловань­ем. Иду из академии к саду — встречает меня незнакомая старица, останавливает: «Ах, батюш­ка, — говорит, — как я вам благодарна за сына моего: направление, которое вы дали в Петербур­ге, его руководствует в пути им избранном так благополучно; я мать Леонида». Он приходил ко мне вечером и как пред духовником проверил всю жизнь свою со всею простотою и откровен­ностию. Этот случай — пребывание в Бородине, на Угреше, из светских в Москве — Мальцевы, Назимов (ныне генерал, бывший при наследни­ке флигель-адъютантом) и, наконец, в Бабайках приезд одной из сестер моих — меня очень тро­нули и утешили. Какие есть на свете души! И как чудно Слово Божие! Недаром один святой отец говорит, что сеятель сеет сряду, а не известно, ко­торое зерно взойдет и который участок земли даст обильнейший урожай. Преосвященные Ко­стромской и Ярославский приняли меня очень ласково. Сошелся довольно с костромским рек­тором, с человеком благонамеренным и прямо­душным, имеющим (sic) ревность к благочестию. Здесь, в монастыре знаком только с о. игуменом, с ним иногда я вижусь — более почти ни с кем. Сижу дома никуда не выходя. Такая жизнь мне чрезвычайно нравится. В Москве зубной врач, приглашенный мною по случаю разболевшихся зубов, нашел, что зубы мои очень исправны, но что они поражены ревматизмом, против кото­рого дал полосканье: французская водка или ром, настоянные свежим хреном. Этим велел полос­кать, разводя с водою, также мазать снаружи около шеи и за ушами. Видя отличное действие этой национальной микстуры, я попробовал по­мазать мои ноги, которые до временам очень болели и всегда зябли. Когда я их помазал, то они начали согреваться, а чрез несколько дней капа­ет из них пот и явилась переходячая боль ревма­тическая, т.е. простуда, сидевшая под маскою и прикрытием, обнаружилась. Наш добрейший Иван Васильевич говорил мне правду: у вас замас­кированный ревматизм. Разумеется, я тотчас пре­кратил окачивание себя из душа, а решился по­пить декокту из сассапарели при натирании хренною настойкою, доколе совсем не прекра­тятся боли. Степану получше: он один мне служит, Сисой лежит и пьет декокт сассапарельный. Вот все здешние новости. Публика ярославская и костромская очень ко мне милостивы.

Теперь начинаю отвечать на все пункты писем твоих. (Извини, что худо пишу: пишу на налое, чтоб не так скоро устать и побольше написать.)

1-е) На то, которое от 22-го августа. Бог тебе открывает понятие о монашеской жизни, кото­рая есть совершенство христианское. Это Божий дар: возделывай его. При естественной доброте твоего сердца, при прямоте твоего рассудка стя­жи еще доброту евангельскую и евангельский ра­зум. Бог, Который даровал тебе прекрасные есте­ственные свойства, да дарует и евангельские. Точ­но как ты говоришь — ни порядка, ни благонравия, ни даже таких духовных познаний не встре­тишь, как в нашей обители. Благодарю тебя за отца Иосифа, он очень добрый и мягкосердечный, но по неопытности лезет как овца к волкам Моисей сдуру куда врезался! к начальству сильному, от ко­торого уйти нелегко — и в какое место! в место, где все личина и все напоказ. Лавра мне очень не понравилась, кроме святынь ее. Совершенно тор­говое место — братство в полной свободе, певчие с такими вариациями, что хоть вон беги из церк­ви. По местоположению понравились два монас­тыря — Угрешский и Бабаевский. В обоих — воды прекрасные. Моисей тоже очень тебя любит, как и ты его. Разочаровался в Антонии, говорил мне батюшка, ныне и такого настоятеля, каков наш наместник, т.е. ты, не найти. Благодарю за распо­ряжения по письму Лихачева; будете делить эту кружку после 1-го октября, то из моей суммы возьми сто р. серебром по назначению для твоих расходов, пятьдесят асс. отдай Павлу Петровичу и остальные пришли мне. Отцу Пафнутию (sic) я не думал бы снова ставить на крылос, тем более, что он хочет вести крылос в том устаревшем провинциальном вкусе, который ему нравится, но кото­рый нам вовсе нейдет. Нам нужно стремиться к совершенной простоте, с которой бы соединялось глубокое благоговейное чувство. Штучки предос­тавим Москве. Если будет скучать о. Пафнутий, то можно ему поручить хор ранних обеден и обуче­ние ноте не знающих ее. Иеромонах Иоанникий пусть подождет моего возвращения — в Ладоге никого нет; Росляков просится сюда. Три экземп­ляра ты отдал, как следует и как мною было тебе поручено, потому что после чтения, которое, по­мнишь, было на балконе, так было мне приказа­но. Успокойся — я напишу об этом А-ой, тем бо­лее, что я получил от них письмо, на которое дол­жен отвечать. Я забыл тебе сказать, что с Фрид­риксовой не надо ездить по ее домашним обстоятельствам, как я и сам не ездил, а посылать с чело­веком к 8-ми часам утра. Она мне пишет о мона­стыре с большим участием, не называя тебя, гово­рит, что без слез братия не могут говорить о мне; я понял, что она видела твои слезы! Бог вложил этому человеку нелицемерное расположение к нам. Я ей пишу и благодарю за внимание к тебе.

2) На письмо от 25 августа, что с Полозо­вым. Как выше я сказал, показавшаяся испарина заставила меня остановить леченье водою. Вода в Солонице имеет небольшую солоноватость и очень полезна, но близ Гилица есть настоящие со­леные воды целительные. В них купался пр. Иус­тин и почувствовал большую пользу. Мне меша­ет скоро поправиться гнездящаяся во мне про­студа; при всем том по временам чувствую себя довольно хорошо. Даниил Петрович был необык­новенно мил: доставил порошок от насекомых. Чай получил по почте. Благодарю тебя, что побы­вал у преосвященных. Должно быть, Харьковский не по Питерскому православию пришелся. Если что узнаешь, то напиши в письме, о котором бу­дешь уверен. Если случится увидаться с преосвя­щенными, то всем скажи мой усерднейший по­клон и прошение благословения. Увидев Харьков­ского, поблагодари за его расположение навсег­да: это сердце сердцу весть подает, и я прошу его принять мое таковое же расположение, основан­ное на истинном служении Богу и Церкви. По­клон от него пр. Иустину я правил! Очень рад, что уборка полевых продуктов идет успешно: я по всей дороге не видал таких хлебов, какие у нас. О косулях я сам думал; нахожу, что удобнее бу­дет прислать зимою; водою, кажется, уже поздно. Мне сказывали здешние агрономы, что траву не­пременно должно посыпать гипсом, высевая 30 пудов на десятину; гипс действует два года, а на один и тот же участок сыплют его не раньше, как через 8 лет, тоже по какой-то причине, кото­рую мне не могли хорошенько объяснить, кото­рую и я не хорошо выслушал. Забавно твое рас­суждение по случаю проданной ставы о Петре Мытаре. Приложенное письмецо доставь покуп­щице ставы. Княгине Варваре Аркадьевне скажи мой усерднейший поклон и также доставь приложенные строки. При свидании с госпожою игу­мению Феофаниею засвидетельствуй ей, равно и матери Варсонофии мой усерднейший поклон. Хорошо, что с Андреем Николаевичем ты был осторожен: это прикрытый личиною дружбы враг мой и именно твой. Вели Михаилу Хуторно­му, или Петруше, или если есть при монастырс­ком саде садовник — насадить школу дубовыми желудями. Хотелось бы прислать для школы кедровых орехов — пришлю, если не забуду: их са­дят, ровно как желуди, с осени. Принятие и от­пуск братии — одобряю. Я наведывался здесь о людях, именно с крылосными способностями, но до сих пор еще ни один не пришелся мне по гла­зам и по сердцу. Ты не можешь себе представить, какая повсюду скудость в людях! Наместник Воронежский Платон, о котором ты мне говорил, ныне наместником в Ипатиевском монастыре, игуменом и членом здешней консистории. С от­цом Феоктистом мы очень ладим: человек доб­рый и открытый; здесь гостит его матушка, по­мещица, — преинтересная старушка — старых времен человек! Если Пафнутий снова подает прошение в Святейший Синод, тем более не дол­жны пускать его на крылос. Крылосные к нему не расположены, а он как человек, способный к штукам, пожалуй, для своих плотских видов не остановится приводить братие расстройство. А наши просты! О Владимире я тебе пишу на вся­кий случай, я ему ничего не сказал, отложил от­вет мой до будущего времени. Наконец — благо­дарю Господа Бога, что у Вас идет все хорошо. Молитесь о мне. Ныне мудреное время; где ни насмотрелся — везде зло берет верх, а благона­меренные люди находятся в гнетении. Спаситель мира повелел стяжевать души свои терпением.

Полагаюсь на волю Божию. Здешнее уединение показывает мне ясно, что по природным моим свойствам и по монастырскому моему образова­нию — быть бы мне пустынником; а положение мое среди многолюдного столичного города меж­ду людьми с политическим направлением есть вполне ненатуральное, насильственное. Молитва и Слово Божие — вот занятие единственно мне идущее. При помощи уединения могли бы эти два занятия, кажется мне, судя по опытам, очень про­цвести, и желал бы я ими послужить ближним. Для прочего служения есть довольно людей — с преизбытком, а для этого ныне, просто сказать, не найти. Повирают — и то не многие, а чтоб кто сказал истину Христову — точно не найти! Сбы­вается слово Христово: в последние времена обрящет ли Сын Божий веру на земли! Науки есть, академии есть, есть кандидаты, магистры, докто­ра богословия (право — смех! да и только); эти степени даются людям; к получению такой сте­пени много может содействовать чья-нибудь б... Случись с этим богословом какая напасть — и оказывается, что у него даже веры нет, не только богословия. Я встречал таких: доктор богословия, а сомневается был ли на земли Христос, не вы­думка ли это, не быль ли, подобная мифологичес­кой? Какого света ожидать от этой тьмы?

Христос с тобою. Всем братиям мой усердней­ший поклон. Тебе преданнейший друг

недостойный арх. Игнатий.

Скажи Федору Федоровичу Киселеву, что я получил от князя Шахматова письмо, в котором он очень извиняется, что не мог исполнить изве­стного желания нашего.

Письма от Фридриксовой ко мне посылай не иначе как чрез Полозова.

Понудил себя — побывал у Сергия на Толге и у Нафанаила, строителя, в одном маленьком мо­настыре в Ярославле. Не очень благосклонно гля­дит на них здешний архиепископ. Видя, что меня старец архиерей очень полюбил (я у него был три раза и обедал в два дня), Сергий просил меня за­молвить за него словцо. Оказывается, что в колодец преждевременно кастить не надо.

7 и 8 сентября

Напиши мне, как адресовать к Степану Фе­доровичу Апраксину.

Письмо 12

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Извещаю о себе, что лечусь — и кажется с ус­пехом. Должно быть, я сильно простудился про­шлою осенью, ездив в Черменецкий монастырь. Не хотел — а приходится: прикажи мне сшить подрясник из синеватого лицемору и подложить серой саржей — и верх, и подкладка — шелко­вые. Все это можно взять у Степанушки; вели так сделать, чтоб не более как на две четверти он был ниже колен и пошли по почте, адресуя посылку его высокобл. Николаю Никандровичу Жадовс­кому в Яросл. с передачею мне. Тот подрясник, который на мне, очень рвется, а других, т.е. су­конных и на вате шелковых носить не могу — непременно холодный. Это следствие здешнего воздуха, который гораздо легче петербургского. И в комнатах держал гораздо свежее до нача­тия декокта. Теперь очень слаб, а аппетит гораз­до лучше. Христос с тобой. Твой преданнейший Друг

архимандрит Игнатий.

10 сентября

Также вели по моим колодкам сапожнику, который шил обыкновенно мне сапоги, сделать две пары с пробковыми подошвами и пришли по почте.

Письмо 13

Истинный друг мой, отец Игнатий! Благодарю тебя за постоянное уведомление о себе и о обители. Слава Господу Богу, что у Вас идет все благополучно. Мое здоровье поправляется, но крайне слаб от действия декокта. Захва­тил же я жестокую простуду в Петербурге, и она была замаскирована, как говорил мне наш доб­рый Иван Васильевич. Теперь от действия декок­та выходит простуда, а вместе с тем пропадают те болезненные припадки, которые я прежде признавал чистогеморроидальными. Лицо и гла­за очень переменились — посвежели.

Послушника Кириловского согласись при­нять, также и чиновника из опекунского совета. А плац-адъютанту Иготину скажи, что от печали не должно идти в монастырь, в который можно вступать только по призванию. Все, сколько их знаю, поступившие в монастырь по каким-либо обстоятельствам внешним, а не по призванию, бывают очень непрочны и непременно оставля­ют монастырь с большими неприятностями для монастыря и для себя. А потому решительно от­кажи. Пол в Яковлевской церкви переправьте — доброе дело. К к. Горчаковой я писал; в то тоже почти время, как она вспомнила о мне и я вспом­нил о ней.

Татьяне Борисовне я тоже писал. При свида­нии скажи мой усерднейший поклон. Не пишу им потому, что ужасно слаб, — все лежу, никуда не выхожу из комнаты с 5 сентября. Степану получше; когда я кончу курс декокта, то и его хочу заставить попить: потому что по пробе оказалось полезным. Не время ли представлять его в ман­тию? Если время — то вели приготовить нужные бумаги и придать сюда к подписанию.

Относительно дела с Пафнутием будь осторо­жен и терпелив: так нужно вести себя относи­тельно людей лукавых. Пожалуй, сделают по же­ланию твоему; а потом этим обстоятельством, как фактом, будут доказывать, что ты неоснова­телен в твоих действиях. А много ли надо, чтоб уверить дураков в чем-нибудь. Пусть Пафнутий действует как хочет и скучает как хочет, потому что он, несмотря на все мои убеждения, начал сам действовать вопреки всем моим истинно дружес­ким и благонамеренным советам.

Я и прежде думал, также и о тебе говорил, что хотелось бы о. Марка сделать келарем и поручить ему огороды, или то было у о. Израиля. А то у них огороды поупали. За огородником нужны глаза. Приедет Данило Петрович в Петербург, то вы меня уведомьте немедленно о его приезде; мне надо написать к нему и поблагодарить его за всю дружбу его ко мне. Пожалуйста же, не забудь об этом. Ты не пишешь: послал ли три экземпляра «Валаамского м.» в Бородинский монастырь. Если не послал, пошли, пожалуйста; если ко мне не послал, тоже пошли; еще пошли два экземпляра в Вологду, на имя ее превосх. Елизаветы Алексан­дровны Паренсовой.

Прилагаемый при сем конверт запечатав, до­ставь по надписи. Тут вложена коротенькая бро­шюрка поэтическая «Воспоминание о Бород. монастыре». Прочитай. Если напечатают и тебе представят несколько листочков, то штук двад­цать отправь в Бородинский м., несколько — ко мне, а прочие раздели по братии и знакомым. А мне бы хотелось, чтоб напечатали.

Всем кланяюсь: и братии, и знакомым. Хрис­тос с Вами.

Архим. Игнатий.

18 сентября.

Побывай у В. Иван. Анненк. и свези просфо­рок и булок. Лучше всего в 12-й час пополудни.

Письмо 14

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Извещаю тебя, что здоровье мое лучше и луч­ше, лицо и глаза совсем переменились; только от декокта чувствую себя временем слабым и дол­жен много лежать. Ногам тоже гораздо лучше. Приложенный при сем конверт, запечатав, дос­тавь А.А. Александровой. Тут маленькое мое со­чинение для них; прочитай его — только другим не давай. Степану тоже гораздо лучше. Когда Сисой совсем поправится, то хочу заставить Сте­пана попить декокт, потому что от нескольких его приемов ему сделалось лучше.

Христос с тобою. Тебе преданнейший друг

а. И.

22 сентября 1847 года

Письмо 15

Поздравляю тебя, истинный друг мой, с праз­дником богоспасаемой обители нашей. Дай Бог, чтоб Вы провели этот день в радости и благопо­лучно. Надеюсь, что милосердый Господь устро­ит это. К нашей обители есть милость Божия, потому что в ней, хотя и не столько, сколько сле­довало бы, есть люди, имеющие намерение быть приятными Богу. Господь посылает и искушения: кому посылаются скорби, тот, значит, есть часть Божия; а кому идет все как по маслу — тот часть диавола; а когда Господь восхощет взять его из части диаволовой, то взимает посланием скорбей. Скорби — чаша Христова на земле. Кто на земли участник чаши. Христовой — тот и на небе будет участником этой чаши. Там она — непрестаю­щее наслаждение. Четырнадцать лет, как мы с тобою плывем вместе по житейскому морю. Не видать, как они прошли; не увидаем, как и осталь­ная жизнь пройдет. Временная жизнь, когда в нее вглядишься [...] только льстит — блезир — как русские говорят, не более того.

Лечусь; всего перебирает; чувствую облегчение; но ослаб, должен долго лежать.

Присылаю письмо кронштадтского плац-адъ­ютанта, как оно ко мне пришло. Согласись, что очень странное, — наверно, он в умоповрежде­нии. Лучше советовать ему в Оптину, где ныне и Шемякин. Христос с тобою.

Тебе преданнейший друг

арх. И.

25 сентября

Письмо 16

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Новости мои одни и те же: безвыходно в комнате, чрезвычайно ослабел, но вместе с этим вижу, что боли разрешаются; обильный пот льет из ног моих, чего с ними давно не бывало. Как-то вы поживаете? Как проводили праздник? Писал мне добрейший Феодор Петрович Опочинин, как он гостил в Сергиевой пустыни, как остался всем доволен. Прилагаю при сем письмо Пара­скевы Ивановны Мятлевой, поздравляю ее с днем ее Ангела (14 окт.). Если она будет справлять свои именины на даче, то потрудись доставить сам, а если в городе, то перешли.

Потрудись прислать по почте мою песцовую шубу. Пожалуйста, не забудьте. Извини, что мало пишу, очень слаб. Письмо к Мятлевой написал в три приема, в три дня. Поправлюсь — напишу побольше.

Христос с тобою.

Недостойный арх. Игнатий.

29 сентября 1847 года

Прилагаю при сем описание о посеве клеве­ра, сделанное одним из знаменитейших здешних агрономов. Подумайте — нельзя ли у вас завести одного участка чисто клеверного. От о. Моисея получил из Гефсимании письмо от 23-го, что ему выдают паспорт.

Письмо 17

Истинный друг мой, о. Игнатий!

Хотя понемногу, а все тебе пописываю. Дня с три, как начал чувствовать себя крепче и крепче, а то был очень слаб и почти непрестанно лежал. Кажется, есть со мною милость Божия: ревма­тизмы мои тронулись с места, с ног льет сильный пот и разрешаются те тяжкие невидимые узы, которыми они были связаны, которые прости­рались до головы и делали меня слабым, совер­шенно не своим. Мой характер, паче же милость Божия, помогали мне не подавать вида той хвороста, которая во мне была; но по самой веши я был чрезвычайно расстроен.

Думаю, что Николушка уже отправился ко мне. Если не отправился, то отправь; Сисой все еще лежит; Стефана временем схватывает, да и ему надо тоже полечиться и во время леченья быть безвыходно в келии. Я по сим причинам выписал из деревни моего родителя мальчика, вкупе и повара, который теперь у меня и при­служивает. Васе скажи, если он не уехал, что ему очень скучно и грубо здесь покажется; впрочем, как хочет. Если приедет, то думаю отправить вме­сте с ним по первопутку Сисоя, а если Бог даст, ворочусь при Стефане и Николае.

Писал я тебе о брошюрке «Валаам», чтоб три экземпляра были посланы в Бород. Сделано ли это? Извести меня; также три экземпляра на­значены Ш., а два — Мальцеву. Все это сделано ли? Теперь ты посвободнее, извести о всем. Я о брошюрке писал в Москву, и потому мне нуж­но сведение от тебя о исполнении. Также шубу не забудь прислать по почте. Скажи всей бра­тии мой усерднейший поклон и прошение их св. молитв.

Христос с тобою.

Недостойный арх. Игнатий.

2 октября

Письмо 18

секретно

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Письмо твое от 29-го я получил. Очень рад, что ты проводил праздник благополучно и без даль­ней церемонии. Ивану Васильевичу Бутузову на­пишу; только теперь очень слаб. Также и пр. Харь­ковскому, поокрепнувши, думаю написать. Впро­чем, чувствую себя гораздо лучше: вышло и вы­ходит множество дряни. Очень, душа моя, в Пе­тербурге я был болен!

Благодарю за все твои заботы о мне. Господь да благословит тебя за все. О книжках — Потемки­ной. Я бы и согласен был послать ей книжки, да она употребит их во зло мне, оно уже часто быва­ло, и начнет показывать дружкам своим Гедеону Войцеховичу, Муравьеву и подобным. Разве сам отдашь — пропев полный контракт. Думаю, что лучше не посылать. Авось между прочими дела­ми эта безделица ускользнет из-под ее взоров. А если и узнает, то можешь и извиниться, сказав, что ты полагал наверно, что послал; а если я и не послал, то за многими хлопотами при отъезде. Ду­маю: жаль сделать лучше. Нечего последние паль­цы в рот совать: уж многие изволили откушать.

Прости, что не пишу много — слаб. В уеди­нении совершенном, мало пользуюсь им, потому что все время проходит в лечении и лежа­нии.

Господь да укрепит тебя: Он попускает воз­любленным своим утомляться, по выражению отцов, а после уже показует им мало-помалу Свои духовные дарования. Надеюсь, что милосердный Господь, видя твое и мое произволение, даст нам пожить сколько-нибудь и для душ наших, а не для одного временного. Христос с тобою.

Арх. Игнатий.

О представлении Стефана к монашеству — не забудь. Пред отъездом я узнал, что Протасов дей­ствует против меня чрез Киселева — до сих пор забывал писать тебе.

Письмо 19

Благодарю тебя, истинный друг мой, за присыл­ку Николая, который прибыл благополучно 15 и доставил мне все посланное с ним исправно. При­ложенное при сем письмо потрудись прочитать братии в трапезе. По милости Божией чувствую себя лучше и лучше. Только слаб: очищает на все манеры — из ног испариной; из носу и глаз течет материя, отчего голове и глазам несравненно легче. Боли в ногах прошли до самых колен. Теперь идет броженье в самых следах. Декокт остается пить только неделю; почему, исполнив срок, окончу.

Когда, Бог даст укреплюсь, напишу Ивану Ва­сильевичу поподробнее и кое о чем спрошу со­вета. Христос с тобою. Желаю тебе всех истин­ных благ. Преданнейший тебе друг

арх. Игнатий.

16 октября

Письмо 20

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Приятное, дружеское письмо твое от 9 окт. я получил. Утешаюсь вполне, что произволение твое к духовной жизни развивается. В свое вре­мя Бог устроит все; наилучшее — предаваться Его святой воле и не думать о завтрашнем дне, когда нет особенной причины думать о нем. А то мно­гие живут в будущем мечтами и заботами свои­ми, а настоящее выпускают из рук. Сердечно ра­дуюсь, что праздник провели все благополучно, в своем семейном кругу, без всякой заплаты. Там эти чуждые заплаты нейдут к нашему обществу! Всегда эти подлости чем кончаются? Прочелове­коугодничают век свой, остаются чуждыми вся­кого Божественного чувства, предают, предают и наконец сами предаются смерти, сколько ни отнекиваются от нее. Употреби на Власа остав­шиеся мои деньги; очень рад, что он поправляет­ся. Сисою лучше, хотя до сих пор он не выходит из комнаты, где лежит. А поелику и я не выхожу, то мы с ним не видались с конца августа. Я нанял для него прислугу и трачу деньги на лечение; так­же по получении от тебя 170 руб. серебром ку­пил ему зимнее платье. С сего дня начинает ле­читься Стефан уже у здешних докторов, какие есть. Дай Бог ему поправиться: он стал немного получше. Никола прислуживает мне очень усер­дно и хорошо — помогает и писать, что при настоящей моей слабости мне не мешает. Со мною делаются чудеса: чистит уриной, сильная мокро­та идет носом, глаза очищаются текущим гноем, ноги возвращаются, вышел огромный глист и пришесть слизей. Только слаб — почти ничего не делаю: все лежу. Кушанье готовит мальчик из нашего села; он же и прислуживает вместо ла­кея. Подумай же, что здесь живут на своем иж­дивении сам-шесть, на всем покупном В начале декабря потрудись прислать жалованье и в нача­ле января и кружку за исключением 100 руб. серебром на твои расходы и 50 — на Павла Пет­ровича Он мне ничего не отвечает на последнее мое письмо. Напишу ему, думаю, не уехал ли в Зеленецкий. Если он дома, напомни ему о лебе­диных перьях и карандаше, которые мне очень нужны. Христос с тобою! Будь здоров и веруй! Проволочимся как-нибудь во время этой краткой земной жизни — лишь бы Бог принял нас в вечные кровы. Тебе преданнейший друг

арх. Игнатий.

Потрудись передать всем знакомым мой усер­днейший поклон; не пишу, потому что слаб; особ­ливо — нельзя ли это передать милым Голови­ным; их письмо предо мною, посмотрю на него, полюбуюсь, а не отвечаю.

Ты не пишешь, был ли у Анненковых? Побы­вай у Мальцевых, поблагодари за все ласки, мне оказанные, и когда он приедет к нам в монастырь, прими его поласковее. Пишет мне, что получил от тебя В.М. при преприятном письме.

20 октября

Письмо 21

Истинный друг отец Игнатий!

По милости Божией я почувствовал особен­ное облегчение на сей неделе по извержении многих мокрот гнойных и вонючих. Ты знаешь, что я обыкновенно к этому времени, т.е. к нояб­рю, расхварываюсь. Теперь наоборот — вижу себя гораздо в лучшем состоянии: только ноги, в особенности левая, еще побаливают, хотя и им гораздо легче. Письмо твое от 14-го получил. Пре­доставь воле Божией мой приезд; я имею наме­рение такое: тогда выехать отсюда, когда уверюсь, что я выздоровел и окреп совершенно, что могу пуститься в дорогу безопасно, что, приехав к Вам, не буду лишь лежать в праздности, но и споспе­шествовать общей пользе. Сознаюсь — в после­днее время у меня очень было на совести, что я мало занимался братиею, то есть назиданием их. Это занятие намереваюсь возобновить, когда милосердый Господь возвратит меня с обновлен­ными силами. Глаза мои так поправились, что пишу свободно при одной свечке. Но все еще слаб и больше лежу. Настоящее твое положение хотя и сопряжено с некоторыми скорбями, но оно тебя формирует, укрепляет. Я очень рад, что Бог, столько к тебе милосердый, дарует тебе способ сформироваться правильно, на пути прямом, чистом Беда — когда человек формируется на кривых путях: во всю жизнь свою будет смахи­ваться в шельмовство. Итак — не скорби; втуне не желаю проводить здесь времени, но хочется радикально вылечиться; я даже не понимал, что я столько испорчен простудой, особливо не ду­мал, что голова у меня простужена сильно; при­писываю боли и расстройство ее действию гемор­роя. Ничуть не бывало — простуда! Вспоми­наю — точно простудил! Декокт, мною употреб­ляемый, ничуть не опасен! Это не Стефаницева дрянь! Не нужно ни того тепла, ни той испарины, сыпи почти не производит, а действует все­ми проходами, извергая мокроты. Когда нужда­юсь в испарине, то пью чай: он больше дает ис­парины. Он варится из сассапарели, которой кла­дут очень много, дают декокту упреть. Когда он упреет и остынет, то — точно кисель жидкий: такого декокту я пью 4 стакана в день. Ну уж и перерабатывает: иные дни пролеживал в совер­шенном онемении. Здесь живет некоторый по­мещик, которого так вылечили в Париже; преж­де никакие шубы не грели, а теперь одевается очень легко, переносит всякий холод. Благодарю за посланные шубу и другие вещи. Я их еще не получил. Когда граф. Орлова приедет в Петербург, то отвези ей четыре экземплярчика «Валаам. м.»: один для нее, другой в библиотеку монастыря, один о. арх. и один о. Владимиру. Павел Матвее­вич пишет, что он рисунки монастыря велит отлитографировать. Христос с тобою.

Недост. арх. Игнатий.

23 октября

Жаль, что коров купить не на что. Задний уча­сток, т.е. ту именно часть его, на которой очень плохо родилась трава, спахать и удобрить золо­том, на нем посеем овес. А вместо ржаного поля отделаем место за валом — надо же когда-нибудь его отделать.

Отдал ли А. жит. море?

Также о брошюрке «Бород. м.» ничего не пи­шешь.

Письмо 22

Истинный друг мой, отец Игнатий!

По милости Божией здоровье мое лучше и луч­ше; самые ноги начинают оживать и поправлять­ся. Остается одна сильная слабость, по причине которой почти беспрестанно лежу и ничем не занимаюсь. Я не думал, что буду проводить здесь время в такой праздности; причиною этого рас­слабление, но при этом самом расслаблении чув­ствую гораздо больше твердости в членах. С ис­шествием простуды укрепились нервы. Просьбу Стефана я приказал переписать на твое имя, как управляющего монастырем; если подать от мое­го имени — могут обидеться или подумать и при­думать что-нибудь; а ты знаешь, как на это склон­ны. Бог даст поокрепну — напишу побольше. Бла­годарю за шубу и прочие присланные вещи — все получил исправно. Конечно — ты замечаешь по письму моему, что рука моя потверже. При­ложенные письма потрудись доставить по над­писи. Христос с тобою, тебе преданнейший друг

архимандрит Игнатий.

октябрь 1847 года

Потрудись поздравить госпожу игумению Феофанию с днем ее Ангела, когда он настанет, поручаю себя ее святым молитвам. И мать Вар­сонофия, конечно, я уверен, не забывает меня. Потрудись дать знать Исакову Книгопродавцу, чтоб он переплел следующие мне томы Патро­логии и доставил к нам в обитель; пусть они ждут меня там с прочими моими книгами, которые давно стоят спокойно на полках, в тишине шка­фа, свободно покрываясь пылью. Им больные гла­за мои доставляли этот покой. Но глаза мои те­перь поправляются.

Письмо 23

Истинный друг мой, отец Игнатий!

По милости Божией здоровье мое — лучше и лучше. Но все еще крайне слаб: боли из всего тела приняли направление в желудок и выходят крас­ною, мутною мочою, идущею в очень малом ко­личестве. Присланный французский пластырь Анною Александровною мне очень помог. Он есть у Исакова Книгопродавца; вели немедленно прислать мне шесть сверточков по прилагаемой при сем бумажке печатной. Декокт оканчиваю — пью самый жиденький и перехожу к настойке сассапарельной. Глаза мои очищаются, но я край­не слаб. Пописав немного, должен лежать очень много. Приложенные при сем письма потрудись доставить по адресам со всею аккуратностью. По­жалуйста же, потрудись прислать по первой по­чте пластыря. В письмах по почте будь как мож­но осторожен.

Христос с тобою, душа моя. Тебе преданней­ший друг

арх. Игнатий.

2 ноября

Пожалуйста, позаботься о пластыре! Пошли листочка три воспоминанья о Бород. м. Б. Фриде­рикс.

Письмо 24

Истинный, бесценный друг мой, отец Игнатий!

Письма твои, в которых так ясно изображает­ся открытая душа твоя, приносят мне особенней­шее утешение. Уведомляю о себе, что чувствую себя гораздо получше, но все еще вертит и отде­ляются мокроты. Также — слабость. С неделю — как перестал пить декокт. В прошедшее воскре­сенье стала Волга; вчера и третьего дня была пре­краснейшая погода, и я выходил в 12 часов на воз­дух. Какой здесь воздух! В ноябре он легче, неже­ли в Петербурге в мае. Хорошо бы мне пробыть здесь до весны; необходимо бы это нужно. Заста­ревшая моя простуда медленно выходит. Есть возможность попользоваться бардяными ваннами, чего бы мне очень хотелось. И все бы мы, зиму пролечившись, весной пожаловали в Сергиеву, выписанные из инвалидной команды в наличный строй. Прилагаю письмо к Екатерине Сергеевне Баташовой. Благодарю тебя, что напомянул, и впредь всегда так делай. Ты знаешь — я в таких случаях не всегда догадлив. Вели, друг мой, сде­лать мне подрясник из хорошей белки и покрыть черным лицемором — возьми на это из моей кружки. Моя песцовая шубка повытерлась, а слу­чись необходимость ехать: надо выехать с хоро­шим запасом тепла. Пришлешь на имя Николая Никандровича Жадовского, ярославского по­чтмейстера; да повели по приложенному образ­чику только несколько побольше сделать оплаток с буквою И белого цвета, А — это мановение.

В Костроме кн. Суворов от А.А. Кавелина полу­чил милейшее письмо, написанное из самого сер­дца. Вот такая любовь меня утешает. Пишет, что ты был у него. Христос с тобою и со всем братством. Будь здоров душою и телом, тебе преданнейший

арх. Игнатий.

13 ноября

Письмо 25

Бесценнейший Игнатий!

К слову «бесценнейший» не прибавлю слова «мой», потому что все мы — Божии. Не желаю Божие похищать себе, а когда милосердый Гос­подь дарует мне Свое — «благослови душе моя Господа и вся внутренняя моя имя святое Его» — а Божие да пребывает Божиим, и я буду им поль­зоваться, как Божиим.

Письмо твое от 13 ноября получил; при нем пластырь от А., которым и обернул мои больные ноги.

Господь да подкрепит тебя в несении трудно­стей, с которыми сопряжено твое настоящее положение, которыми образуется разум твой и душа твоя. Вижу над тобою особенный Промысл Божий: Бог полюбил тебя и ведет к Себе. А пото­му показывает тебе мир во всей наготе его, пока­зывает, как в нем все тленно, все пусто; как все его занятия и хлопоты крадут у человека время и отводят от благочестивых занятий и добываемо­го ими блаженства вечного. Все это надо увидать ощущением души, а в книге не вычитаешь, доколе не отверзнутся душевные очи. Возложись на Господа, в терпении твоем стяжевай душу твою. Терпение подается верою, а вера зависит от про­извола человеческого, потому что она естествен­ное свойство нашего ума. Кто захочет, тот тотчас может ее иметь в нужной для него мере.

Отсюда я ничего не писал тебе об уединении, хотя и очень помнил, что обещал написать пооб­жившись, не пишу потому, что все время здесь, особливо время лечения, живу единственно для тела, а не для души. Мои мысли об этом предме­те те же, что и в Сергиевой; мне нечего себя испы­тывать, а в мои годы и не время: образ мыслей сформировался, а годы ушли. Можно быть реши­тельным. То, что я здесь не поскучал, можно ска­зать ни на минуту, — нисколько не странно; про­тивное было бы странно.

Пошедши в монастырь не от нужды, а по соб­ственному избранию и увлечению, пошедши в него не ветрено, а по предварительном подроб­ном рассмотрении, сохраняя цель мою неизмен­ною доселе, я, по естественному ходу вещей, не скучал в монастыре, не скучаю и впредь надеюсь быть сохраненным милостию Божиею. Тот мо­настырь для меня приятнее, который более соот­ветствует монашеской цели. Здесь мне нравится уединение, простота, в особенности же необык­новенно сухой и здоровый воздух, чему причи­на — грунт земли, состоящей из хрящу и песку. Место более уединенное можно найти, в особен­ности более закрытое лесом. Здесь роща с одной стороны, с прочих — на десятки верст открытое место, почему ветры похожи на ветры Сергиевой пустыни — сильны, но мягки, нежны. Я говорил, на всякий случай, здешнему Преосвященному, чтоб нам дал не важный, но пользующийся выго­дами уединения, местоположения и климата мо­настырек, на что он очень согласен. Здесь монас­тырей много, а монахов очень мало; по здешним местам наш монах о. Моисей мог бы даже быть хорошим строителем, а в свое время и игуменом. Кажется, по милости Божией, когда последует Его Святая воля, устроиться можно. А подумывать о себе надо: потому что те, которые взялись думать о нас, только воспользовались трудами нашими и отбрасывают нас как выжатый лимон.

Лекарство, отнимающее у меня все время, от­дающее его лежанью, различным в теле броже­ньям и всему прочему подобному, — действует на поправление здоровья отлично. С 6 ноября я кончил употребление декокта на воде. С этого вре­мени начались здесь постоянные морозы и нача­ла вставать Волга. Снег только отбелил поверх­ность земли; его так мало, что до сих пор нет сан­ной дороги. С 6 ноября пью густую настойку на вине. Действие превосходное! Дней с десять как начал очень укрепляться, т.е. чувствовать крепость нерв; но вместе с сим из верхней половины тела полил сильный пот, оставляющий на белье, когда высохнет, желтоватую окраску. Вкус соли, хотя не совсем пропал во рту, но очень уменьшился. Гла­за мои необыкновенно очистились; еще с половины сентября начались брожения в простужен­ной голове моей и из глаз пошла мокрота при некоторых болях то в голове, то в глазах. Эти боли головные, боли временные продолжаются. Все жилы тянет от затылка, из левой руки, из ног, из всех простуженных мест в желудок.

Оттого так сильно болит левый бок; теперь эта боль меньше и спустилась ниже к двум проходам, которыми и выходит в виде различных слизей. Все дело состояло в том, что от простуды я был на­полнен «холодными мокротами», которые пре­пятствовали кровообращению, пищеварению, расстроили геморрой и нервы; по причине их я приходил в внезапное изнеможение, как бы рас­сеченный на части; по причине их нуждался зи­мой в особенно теплой комнате. Вышло их из меня множество и еще идут; по мере того, как выходят, чувствую себя лучше и лучше. Отсрочка мне была бы необходима: лечение надо продол­жать до совершенного освобождения от мокрот, что окажется прекращением брожения во всем теле. В членах, вполне здоровых, я уже не чувствую ни малейшего брожения; теперь оно действует преимущественно в затылке и оконечностях ног, которые обернуты вновь присланным пластырем.

Если б дали отсрочку до 1 июня, то я б и вылечил­ся, и исподволь привык здесь к воздуху, и пополь­зовался бардовыми ваннами, которые можно здесь иметь. Возвратный путь совершил бы чрез Москву, заехал бы в Оптину пустынь и, может быть, в Воронеж, присматриваясь к местам и вы­бирая для себя удобнейшее. Нам много будет зна­чить и то, чтоб в месте, которое изберем, были нужные для нас потребности и были по дешевой цене. Поздоровел бы здесь и пописал бы. Это со­всем не лишнее. В Москве я встретился с челове­ком, который пописывает, пописывает слегка, не утруждая себя, — выручает тысячку, другую, тре­тью в год и этим содержится. Это все при нашем положении не надо выпускать из виду. Особенно приятен кусок хлеба, приобретенный трудами рук своих! Приятна и независимость, в которую поставляют человека дельные руки — дар Созда­теля. Вот тебе суждение мое о моей отсрочке, о которой, если возможно ее получить, пора уже подумывать. Подумываю и о возвращении, пото­му что при моих обстоятельствах надо подумать и так и сяк. Приготовляю на всякий случай мехо­вую шапку из мерлушек; мерлушки будут внутри и снаружи; конструкция шапки особенная; эту конструкцию изобрели потребности распросту­женной головы, имя шапке: «шапка-ушанья».

Потребность ног заставила изобрести сапоги, ко­торые бы влезали сверх моих теплых меховых са­пог, простирались донельзя сверх колен, так что ноги, в случай поездки, будут защищены троими сапогами. Верхние сапоги — уже более мешки, чем сапоги — должны быть из овчин или оленьих мехов — не знаю, что найду здесь, Надо будет ку­пить две зимние повозки: одну хорошую (здесь такую можно получить за 100 серебром), другую рогожаную для Стефана и Сисоя. Ехать надо бу­дет на 5-ти лошадях. Если придется совершать пу­тешествие зимою, то надо ехать на Тихвин и Ла­догу; в Рыбинске у о. игумена Варфоломея можно будет отдохнуть, в Тихвине — у архимандрита; пожалуй, можно будет проехать на Зеленецкий и Ладогу. Вот мои предположения, скажи о них свое мнение. О ходе болезни моей извести Ивана Васильевича. Я еще не собрался отвечать ему: ви­дишь — и к тебе пишу первое письмо, которое сказывается некоторою свежестию мысли и руки. От Аполлоса получил два-три письма, которые мне очень не понравились: шельмовские. В осо­бенности не понравилось последнее. Делает точ­но тоже, что и с тобою: выпытывает — возвра­щусь ли в Сергиеву и когда возвращусь; распрост­раняется, как все желают моего возвращения. И все это — так гадко! Хотел я в прошлом письме моем написать тебе об этом, да остановился — подумал: и без того у тебя много скорбей; что еще прибавлять их сообщением мыслей мрачных. По всему видно, что слухи, якобы он купил настоя­тельство Сергиевой пустыни, вполне справедли­вы. Теперь продавщик водит покупателя за нос и еще обнадеживает успехом; а этот — как рыбка около приманочки. И боярыня, достававшая день­ги для покупки, когда была ныне весною в Пите­ре, вела себя такою же отвратительною шельмою, как и старец ее. Далеко отложилось сердце мое от этих людей: теперь они уже никогда не переста­нут бездельничать. Надо только начать, вдаться — а потом уже и дело покончено. Другой такой же или подобный — Павел Чернявский. Что-то у этих людей в сердцах холодное! Ни одного чувства не могут принять в себя глубоко и сохранить его. Все у них так поверхностно, непостоянно. От ума ка­кой-то блеск, словно блезир, по выражению русского человека — ничего нет существенного.

Затем Христос с тобою. Поручающий тебя милости Божией и молитвам пр. Сергия.

Преданнейший друг

архимандрит Игнатий.

27 ноября

В Костроме князь Суворов; сбирается на ча­сок прикатить ко мне по первому санному пути.

Письмо 26

Бесценный Игнатий!

После последнего письма моего к тебе меня повертело в течение двух суток: некоторые жилы ножные освободились от своей мертвости. Пред­шествует разрешению всякой боли — верчение. Приложенное письмо, прочитав, доставь Снесаре­ву. Вот образчик книги, которая давно формиро­валась у меня в голове, а теперь мало-помалу переходит из идеального бытия в существенное: это будет вроде «Подражание Христу» — известной западной книги, только наша. [Включаю тебя и прочих ради Бога единомудрствующих со мною в число сочинителей книги, потому употребляю выражение: «наша».] Совершенно в духе Восточ­ной Церкви — и выходит сильнее, зрелее, основа­тельнее, с совершенно особенным характером. Эту книгу желалось бы подвинуть хоть до полови­ны, доколе я здесь в уединении. Такое дело, сделан­ное до половины, почти уже сделано до конца.

Сегодня мне получше. Продолжает лить силь­нейший пот, оставляющий на рубашке желтова­тую окраску — и рубашка делается как бы на­крахмаленною — тверда.

Христос с тобою. Тебе преданнейший друг

архимандрит Игнатий.

1 декабря

Письмо 27

В день общего нашего Ангела поздравляю тебя, бесценный Ангел, с днем Твоего Ангела. Желаю тебе всех истинных благ, а паче всех того, которое имел наш Ангел, по причине которого он назван Богоносцем. Утешаюсь тобою, раду­юсь за тебя, надеюсь на милость Божию к тебе. С первых чисел декабря началась со мною новая передряга. Лекарство проникнуло до оконечно­стей ног: они пораспухли, сделались как замерз­шие и начали оттаивать (не подумай, что я их простудил, — нет, я никуда не выходил); они сделались подобными двум кускам мерзлой семги, которая оттаивает. Это оттаивание так было сильно, что Николай, терши их, когда прислонит ладони свои к подошвам, то ощущал тонкий ве­терок, идущий из подошв моих, как бы ветерок от чего замерзшего.

Все мои болезни начались с того, что, бывши еще юнкером, я жестоко простудил ноги, око­нечности их; от различных медицинских пособий чувствовал облегчение временное, но оконечно­сти ног никогда не вылечивали, год от году при­ходили в худшее положение и наконец привели меня в такое состояние болезненности, которое тебе известно, как очевидцу. Теперь по милости Божией, кажется, радикально излечаюсь. Но во всем идет сильнейший переворот, какая-то пе­реборка, перерождение всего, отчего большую часть времени провожу в постели, в оцепенении, не занимаясь ничем, почти ниже чтением. Боли повсеместно уничтожаются, глаза поправляют­ся, отделяется множество самомерзостнейшей мокроты, нервы получают необыкновенную за­бытую уже мною крепость. Степану и Сисою гораздо лучше. Иосиф Петрович Пряженцов, посетивший меня на пути своем в Петербург, дал мне обещание побывать в Сергиевой пустыни и известить братию о моем бытье и состоянии. Премилый человек! Доставил мне из поместья своего железную ванну и другие мелочи деревен­ские, весьма страннику нелишние.

Радуюсь, что у вас идет все благополучно.

Разумеется, напрасно времени тратить здесь я не намерен; теперь выехать мне невозможно, и не знаю скоро ли наступит эта возможность. Застарелая болезнь выходит не спеша Письмо к г. Б.П. непременно постараюсь тебе выслать. При первой возможности постараюсь написать к Пав­лу Васильевичу. Увидишь о. арх. Симеона, свиде­тельствуй ему мое истинное почтение. Скажи доб­рейшему Ивану Васильевичу Бутузову, что милей­шее письмо его я получил, премного благодарю за него и буду отвечать при первых силах. И ныне бываю — уже дня с два — силен на полчаса в день, остальное время — все на постели.

Благодарю за присланные деньги: они при­шлись очень кстати: потому что у нас остался уже только один целковый, да и провизия вся исто­щилась.

Поздравляю тебя и все братство с наступаю­щим Праздником Рождества Христова Прошу у всех святых молитв о недостойном

арх. Игнатий.

20 декабря 1847 года

Письмо 28

Бесценный Игнатий!

Поздравляю тебя с наступающим Праздни­ком Рождества Христова и наступающим Новым годом. Потрудись поздравить от меня всех наших знакомых, у кого побываешь, в особенности по­бывай у Василия Дмитревича Олсуфьева, гофмей­стера цесаревичева, поздравь его всеусердно от меня: он предобрый и умный человек. Я ему пи­сал от сего числа письмо. Благодарю тебя за шуб­ку. Очень мне понравилась; особенно приятно, что ты ее устроил. На следующей почте думаю послать его В-ву рапорт о состоянии моего здо­ровья, которое хотя по всему видимому возвра­тилось, но делает для меня невозможным выезд сию минуту. Прилагаю один листок брошюры «Воспоминание о Б. м.», выправленный. Без чис­ла ошибок! Совсем теряется и искажается смысл. Такой же листок посылаю в Бородинский мона­стырь, отдай сам или чрез кого два экземпляра «Валаамского Монастыря» в девичий Петербур­гский монастырь. Г-жам игуменье и благочинной. Прошу их, чтоб они сами заглянули в эти тетрад­ки, но не давали никому для чтения: особенно Кутье, имеющей единственный талант зависти и тем выказывающей куда, принадлежит их пре­мудрость (Иак. гл. 3).

Христос с тобою. Тебе преданнейший друг

арх. Игнатий.

25 декабря

Что делается с маленьким Игнатием.

Письмо 29

Бесценнейший Игнатий!

С 25 декабря чувствую себя покрепче, понапи­сал кое-кому поздравительные письма. Прило­женное при сем к Муравьеву передай Павлу Пет­ровичу: желаю умиротворить врага словом при­ветливым. Благодарю за все присланное, все полу­чил в исправности. По сей же почте послана мною бумага к митр. об отсрочке и к викарию письмо. Скажи Павлу Петровичу, чтоб справился о последствиях. Где С. Григорьевна? куда ей писать? При­шлю к тебе: на нынешней почте не успел: не могу много работать, скоро ослабеваю. Поторопись выслать мне кружку с известным тебе исключе­нием. Осенью отвалив Лихачеву чрез силу — себя очень обрезал; жалованьем только успел распла­титься и снова уже занял, что очень неловко. Ти­мохинская станция уничтожается; письма нуж­но адресовать ко мне прямо, в Ярославль; нанял здесь мужичка, за трехрублевик будет раз в неде­лю ездить на почту. Сегодня привезли ванну, на­деюсь от нее получить большую пользу. Росляко­ва, если хочешь прими, он — человек благонаме­ренный. Степан и Николай усердно тебе кланя­ются и благодарят за твое к ним внимание.

Христос с тобою. Тебе преданнейший о Господе

арх. Игнатий.

29 декабря

К игумении Феоф. я написал.

Письмо 30

На этой почте, душа моя, друг мой, бесценный Игнатий, послал я тебе письмо; эту записочку пишу для того, чтоб иметь истинную, сердечную приятность написать тебе несколько строк — поручить тебе, чтоб приложенное при сем пись­мо ты доставил добрейшей баронессе (ответ ее перешли чрез Д. Петровича — не иначе), нако­нец, чтоб назвать тебя тем, что ты есть: душа моя, друг мой, бесценный Игнатий. Христос с тобою.

Арх. Игнатий.

8 января

Письмо 31

Бесценнейший друг мой, отец Игнатий!

При сем препровождаю к тебе письма к Анне Александровне и к скорбящей матери — Софии Григорьевне, также копию с рапорта моего Вы­сокопреосвященнейшему — для хранения при делах монастырских. Здоровье мое лучше и луч­ше, а бережливости и осторожности требует больше и больше. Все тело очищается, начиная с глаз; выходит временем по местам испарина весь­ма клейкая. Письменные занятия ограничивают­ся писанием подобных сему кратких записочек, чтением почти вовсе не занимаюсь — какой-ни­будь коротенький часок в день. Остальное все время пожирается болезненностию и тою пере­дрягою, тем брожением, которыми сопровожда­ется действие лекарства. Чувствую благодетель­ное изменение во всем теле, укрепление и нео­быкновенное нерв. Думаю продолжать лекарство (сассапарель в смешении с геморроидальным набором, настоянные на вине) до тех пор, пока не изгонятся боли совершенно из всех членов.

Призывающий на тебя и на все братство бла­гословение Божие, желающий Вам всех благ не­достойный

арх. Игнатий.

7 января 1848 года

Письмо 32

Бесценный Игнатий!

Мое здоровье час от часу лучше и лучше. Кри­зис продолжается; большую часть времени лежу, лишенный способности даже читать. Впрочем, лежу меньше, нежели в декабре. Продолжает по временам отделяться моча с отстоем, продолжа­ется брожение во всем теле и тянутие жил изо всего тела к желудку. Идет очень клейкая испа­рина. На неделе посетил меня впервые врач, по просьбе некоторых моих знакомых, друг их дома, человек молодой и, как видится, благонамерен­ный. Поверив весь процесс моего лечения, он сказал: «Самый рациональный и основательный образ лечения, который должен увенчаться, судя по настоящему ходу, полным успехом. Только надо очень беречься!» Братство здешнее к нам чрезвычайно расположилось, и местечко здеш­нее — прекрасное! прездоровое, преуединенное, премилое. Трудно сыскать монастырь с такими монашескими удобствами! Жить бы тут наше­му обществу, нравственно страдающему в Сер­гиевой пустыне, шумной, окруженной всеми со­блазнами.

Христос с Тобою. Желаю тебе и братству всех истинных благ.

Недостойный арх. Игнатий.

16 января 1848 года.

Письмо 33

Бесценнейший Игнатий!

Письмо твое и при нем деньги 185 р. сереб­ром я получил. Точно, как ты и догадываешься, это очень мало, судя по требованиям, которые здесь рождает и мое лечение, и лечение двух боль­ных Стефана — и Сисоя.

Но и за это — слава Богу! сколько людей дос­тойнее меня, а нужды терпят более меня. Часто думаю и о твоих средствах содержания: хотелось бы мне их улучшить... Если Господь благополучно возвратит меня в Сергиеву, мы об этом подума­ем; желал бы поделиться с тобою средствами! Здоровье мое приметно, почти с каждым днем, улучшается. На этой неделе в понедельник и во вторник гостил здесь пр. Иустин, и сегодня (чет­верток) посетил Бабаевскую обитель добрейший князь Суворов. Друг мой? Точно — путь жизни моей и тех, которые хотят сопутствовать мне, уст­лан тернием! Но по такому пути Господь ведет избранников и любимцев своих! Не могут отво­риться очи душевные, не могут они усмотреть благ духовных, подаемых Христом, если человек не будет проведен по пути терний. Христос с то­бой. Он да дарует крепость и мне и тебе.

Недостойный арх. Игнатий.

22 января

Письмо 34

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Рекомендую тебе подательницу письма сего Елизавету Никитичну Шахову. Приласкай и утешь ее: мне этот человек понравился. И сохра­ни же ее от взоров сулемы и всякого мышьяка. А то узнают, что моя знакомая, и постараются по­вредить ей. Она — писательница. Нрава откры­того и с умком.

Арх. Игнатий.

Письмо 35

Писал некоторые поздравительные и ответ­ные письма и ужасно устал. Но, чтоб ты не со­скучал, — вот и тебе несколько строк! Пакет твой относительно описей — получил. Об о. Нектарии неблаговидно входить с представлением до мое­го возвращения. Мне лучше и лучше, но вертит и вертит. В; настоящее время наиболее вертит го­лову и глаза, из которых течет гной и которые очищаются. Лежу и лежу.

Благословение Божие над тобой и над всем братством!

Недостойный арх. Игнатий.

28 января 1848 года

Письмо 36

Бесценный Игнатий!

Сердечно участвую в скорби, постигшей бла­гочестивое семейство Опочининых! К Федору Петровичу на этой же почте отправил письмо. Бог, видно, хочет, чтоб этот человек, в котором так много доброго, приблизился к Нему. За все, что ты описываешь, благодарю Бога. Я имею здесь какое-то постоянно спокойное чувство, что Бог не оставит тебя и обитель. Мое здоровье луч­ше и лучше: начинаю чувствовать какую-то благотворную, необыкновенную теплоту во всем теле. Очень уважаю мнение докторов, рассуж­давших о способе моего лечения у Л.; но и то по­мню, что лечилась их свояченица от неизвест­ной болезни, — и тогда только эти господа по­няли, что она беременна, когда бедняжка выкинула! Бог помог мне попасть на то средство, ко­торое выгоняет из меня болезни, полученные мною, когда я еще был послушником, офицером, юнкером. Если прекратить теперь прием лекар­ства, то непременно должны быть последствия; но если принимать его до тех пор, пока окон­чится производимое им действие, т.е. когда оно вытянет окончательно из всех простуженных членов мокроты в желудок, тогда одно послед­ствие его — совершенное выздоровление. Теперь очень вертит глаза и из них много отделяется дряни: они делаются необыкновенно чисты. Но еще за занятия не принимаюсь. Самые письма пишу весьма экономно. Когда поисправлюсь, располагаюсь сделать описание моей болезни и образа лечения.

При действии вышеописанной благотворной теплоты я бываю физически весел: это новое для меня чувство. Я был всегда морально весел и фи­зическую веселость помню как бы в тумане, как что-то очень давнее.

Христос с тобой. Молись о мне и о себе, чтоб привлечь нам на себя милость Божию, которая отступает от тех, кои прогневляют Бога.

Тебе преданнейший друг

а. И.

4 февраля

Письмо 37

Бесценный Игнатий!

Вот уже почти три недели, как не получал от тебя никакого известия. Впрочем, уповаю на ми­лость Божию, что она сохраняет тебя и обитель от искушений превосходящих силу, а попускает только те искушения, которые необходимы для духовного преуспеяния. На этой почте получил письмо от одной странствующей инокиниписа­тельницы, в котором описывает мне, как она была утешена твоим приветливым приемом. К Николаю Николаевичу Анненскому я писал письмо, утешая его и советуя не оставлять семей­ства по первому порыву огорчения. Ты очень хо­рошо сделал, доложив Преосвященному о его пребывании в обители. Приложенные два пись­ма: 1-е — к Александровой, 2-е — к гр. Шереме­тевой — потрудись доставить по адресам. К гр. Шереметевой писал к 1-м числам января и к 1-м числам февраля; желаю знать, получены ли мои письма? К этим же числам я писал и к графу Шер. Если он в Петербурге, потрудись узнать, получил ли он мои письма? О всем этом уведомь меня. Приложенное письмо к Павлу Матвеевичу пере­дай его управляющему для отсылки к нему. По­трудись узнать о здоровье Анненковых — кажет­ся, исполнилось время беременности Веры Ивановны, уведомь меня и о них. Мое здоровье луч­ше и лучше, но это улучшение идет с значитель­ными передрягами. Пред каждым особенным облегчением делается особенная передряга. На днях посетил меня и оказал мне много любви Южский отец игумен Варфоломей. Погода сто­ит очень теплая. Сожительствующие мне инва­лиды Стефан и Сисой также чувствуют себя луч­ше. Христос с тобою. Всей братии мой усердней­ший поклон.

Недостойный архимандрит Игнатий.

14 февраля 1848 года

Письмо 38

Бесценнейший Игнатий!

Поздравляю тебя и все братство с наступив­шею Святою Четыредесятницею. Желаю совер­шить поприще ее благополучно, с приобретени­ем обильной душевной пользы. Мое здоровье луч­ше и лучше, но слаб и по большей части лежу по причине сильного брожения, производимого во всем теле лекарством. Теперь это брожение наи­более в ногах. В лице и глазах моих заметна нео­быкновенная свежесть — верный признак поправления здоровья. Думаю в течение марта про­должать еще принимание лекарства; по ходу бо­лезни утешаюсь надеждою, что к этому времени могут окончиться все брожения, происходящие оттого, что все мокроты из тела устремились в желудок и посредством его выходят вон. Степану также получше, лицо у него гораздо свежее. Си-сой снова простудился, промочив во время отте­пели ноги. — Не могу нарадоваться здешнему местечку: такое уединенное, здоровое и простое. О. игумен очень расположился ко всей нашей компании. — После того письма, в котором ты извещал о кончине Константина Федоровича, я не получил от тебе ни одного письма. Пишу к тебе это для соображения — верно ли сторожа отно­сят твои письма на почту, и не потерялось ли ко­торое-нибудь из них. — Присылаю при сем кор­ректурный лист — «Воспоминание о Бородинс­ком монастыре», который потрудись препрово­дить с Григорием Стратановичем к Краю. Мне бы хотелось, чтоб виньетки были прибраны в этом же роде, но другие — в которых было бы больше вкуса и изящества; к тому ж эти виньетки были на каком-то московском стихоплетении о Боро­динском монастыре: мне не хочется заимствовать даже виньетки с чужих сочинений. Желаю, чтоб мои марания имели хотя б одно достоинство: были б чисты от кражи. Бумага на корректурном листке хороша; можно листков для десятка упот­ребить слоновую. Поручи Стратановичу все это сделать аккуратно, а в выборе виньеток полага­юсь на твой вкус. — Здесь ничего не пишу и даже не читаю — лежу полусонный, лишенный всех способностей. Христос с тобою.

Тебе преданнейший друг недостойный

арх. Игнатий.

23 февраля.

Сыропуст

Признаю оберточный листок для воспомина­ния ненужным.

В моей библиотеке есть французская книга «Les saints peres des deserts de l'Orient» в 9-ти то­мах. Если которого тома нет, вели отыскать ма­ленькому Игнатию: может быть, у Плещеевых или у кого другого. Потом, уложив все в ящик, потрудись отправить по почте в Вологду ее пре­восход. Елисавете Александровне Паренсовой при кратчайшем письме, что препровождаешь книги по моему поручению. Она очень здесь о мне заботится. В моем шкафе лежит на полке книга пр. Иннокентия «Великий пост», потру­дись передать Шахов. Нужна для соображения при предполагаемом стихотворении.

Письмо 39

Бесценный Игнатий!

Письмо твое от 17 февраля получил. На про­шлой почте послал я тебе обратно письмо магистра Иоасафа с моим отзывом, который может быть всюду показан. А теперь такой же отзыв прилагаю здесь относительно Стефана — в ответ на рапорт твой. Чудное, спасительное действие на меня сассапарели продолжается — с 3 марта я окончил было прием этого лекарства, начал быстро укрепляться, свежеть, чувствовать себя легким, развязанным. Но одно обстоятельство заставляет снова приняться на некоторое время за сассапарельную настойку. Из головы натяну­ло к шее и оконечности затылка два больших мягких желвака, которые по оставлении сасса­парели начинают снова расходиться по голове, что мне очень не нравится и кажется опасным. Недалеко от здешнего монастыря живущий док­тор англичанин Петерсон, сделавшийся уже рус­ским помещиком, имел сам сильный ревматизм; у него также образовались желваки, или, правиль­нее, скопления мокрот, которые он выпустил по­средством фонтанели. Я решаюсь сделать то же, признаю это необходимым Почему потрудись, друг мой, по первой же почте выслать мне две баночки помады визикатуар, желтого пластыря, на который обыкновенно намазывается эта по­мада и пластыря меллотного — того и другого в достаточном количестве. Желтый пластырь бы­вает намазан на бумажках и на холсте; мне нужен последний. До получения от тебя этих ме­дикаментов опять примусь за сассапарель. Ты не можешь представить себе, как я в эти шесть дней, как оставил пить сассапарель, освежел! не помню себя таким. По получении от тебя фонтанелей думаю, что вылечусь окончательно и приеду к вам, Бог даст, совсем другим, нежели каким уехал. Я и прежде думал, всматриваясь в тебя, что нужна какая-нибудь мера для поправления потрясен­ных сил твоих переломом ноги; по приезде моем подумаем об этом; я рад сделать для тебя все за­висящее от меня. — Наш казначей писал ко мне, что он желает уволиться от должности. Я, нахо­дя, что при такой его болезненности должность для него несовместна, — изъявил свое согласие на его желание; только б дождаться меня: такая перемена в мое отсутствие показалась бы для неблагорасположенных и не знающих дела странностию. — Очень рад, что тебе привелось отпраздновать день светских моих именин с та­ким приятным гостем. Благодарю тебя вообще за все письмо твое, которым, как изображени­ем-отпечатком твоей доброй, открытой души, я очень утешился. Да! молись за меня и за себя: по твоему искреннему и глубокому расположению ко мне я ожидаю, что Господь подаст мне тобою много доброго; также и мое устроение в душевном невидимом и в наружном видимом отноше­нии есть вместе и твое устроение. Христос с то­бой! Матери Августе и Ангелине передай мой усерднейший поклон. Извинили б за то, что не пишу: за каждое письмо расплачиваюсь лихорад­кой — так слаб. Хотел было оставить сассапарель, но накопившиеся местами мокроты очень меня стращают. Попью до присылки фонтанелей. — Степа и Никола усердно кланяются тебе. Сделай милость, пришли мне двести р. серебром в счет кружки. Очень нуждаюсь: занял 120 сереб., и из тех только 10 асс. осталось. Больные очень доро­го стоят. Их содержу, лечу; и себе, и им прислугу нанимаю. На одну сассапар. вышло 500 р. асс.

9 марта 1848 года

Письмо 40

Честнейший о. наместник Игнатий!

Препровождая к Вам письмо магистра иеро­монаха Иоасафа, прошу Вас взойти по изложен­ному в нем обстоятельству в должное рассмот­рение. Причем признаю нужным внушить каз­начею иеромонаху Илариону следующее:

1-е. Что упоминаемое иеромонахом Иоаса­фом узаконение о литературной собственности вполне существует. 2-е. Посему он, иеромонах Иларион, должен был полученный им труд или представить в цензуру, или обратить к сочини­телю, отнюдь не употребляя его как источник при составлении собственного сочинения: здесь похищение чужой собственности.

Полагаю: лучшее средство выйти из этой за­путанности — предполагаемое иеромонахом Иоасафом дружелюбное, без дальнейших хлопот, соглашение с иеромонахом Иларионом.

Для достижения чего предлагаю Вам предъя­вить мое письмо и письмо иеромонаха Иоасафа казначею иеромонаху Илариону со взятием с него письменного отзыва о том, каким образом он поступить намерен и согласен ли на предпо­лагаемую магистром меру.

Согласно этому отзыву потрудитесь известить меня и магистра. Если ж казначей о. Иларион от­кажется от полюбовного соглашения, то Вы обя­заны спросить наставления по этому предмету у его преосвященства.

Поручающий себя Вашим молитвам

архимандрит Игнатий.

2 марта 1848 года.

Н.-Бабаевский монастырь

Письмо 41

Бесценный друг, добрый Игнатий! Письмо твое, душа моя, что на трех листах от 7 марта, я получил. Милосердый Господь, избирающий тебя в число Своих, попускает тебе раз­личные скорби и от людей, и от болезней теле­сных. Это благой знак — прими его с великоду­шием и верою. Когда осыпают ругательствами и стараются уловить тебя в чем словами — помя­ни, что то же делали со Христом, и вкуси благо­душно чашу чистительную. Похоже, что будет перемена. Но как тебе, так и знакомым надо быть очень осторожными. Надо, чтоб Миша Чихачев был осторожен с консисторскими, которые хотят только из него выведать и больше ничего. Многими годами и жестокими ответами нам доказали, что мы должны быть осторожны, но никак не откровенны. Милый Игнатий! Ты очень похож на меня природным характером — Бог даст тебе вкусить и тех образующих и упремуд­ряющих человека горестей, которые он даровал вкусить и мне. Будь великодушен: все искушения только пугалы, чучелы безжизненные, страшные для одних неверующих, для смотрящих одними плотскими глазами. Будь осторожен, благоразу­мен пред ругателями, подражай Христову мол­чанию — и ничего не бойся, влас главы твоей не падет.

О. Аполлос на мое последнее письмо ничего не отвечает: видно, весь вдался в расположение других. Опять очень понятны его хорошие отношения к пр. викарию: они очень похожи один на другого, оба с большими способностями.

Сей час получил письмо твое с нарочитым из Ярославля от добрейшего Николая Петровича Полозова; нарочитый сейчас же едет обратно: по­чему я начеркал к тебе наскоро эти строки, а к будущей почте постараюсь приготовить письмо поудовлетворительнее. Советую на фунт мелко-изрубленной сассапарели налить 2 штофа полу­гарного вина: настаивать в теплом месте две не­дели — и потом по ложке принимать на ночь. Диеты никакой не надо: будет действовать на ушиб и против простуды, вообще на кровь. Во мне чудная перемена. Только я еще слаб и оста­ются брожения в ногах и голове, самые ничтож­ные. Христос с тобой.

А. И.

20 марта

Письмо 42

Истинный друг мой, бесценный Игнатий!

Бог даровал мне, грешнику, истинное утеше­ние: душу твою, исполненную ко мне искренним расположением христианским. По причине это­го расположения душа твоя делается как бы чис­тым зеркалом, в котором верно отпечатываются мои чувствования и мой образ мыслей, развитые во мне монашескою жизнию. Избравший тебя Господь да воспитает тебя Святым Словом Сво­им и да совершит тебя Духом Своим Святым. Мне даже было жалко, что ты при многих твоих занятиях, которые при болезненности делаются вдвое обременительнее, написал мне письмо на трех листах: мне лишь бы знать о благополучии монастыря, твоем и братства; также — о главных происшествиях в обители. Ко всему прочему, т.е. к скорбям от управления, к скорбям от началь­ства, пришли тебе и скорби от болезней, изме­няющих способности не только телесные, но и душевные: такова давнишняя моя чаша. .

Подобает душе и телу истончиться как паути­не, пройти сквозь огнь скорбей и воду очиститель­ную покаяния и войти в покой духовный — в ду­ховный разум, или мир Христов, что одно и то же.

Относительно болезненности твоей: я много наблюдал за тобою пред отъездом моим Точно — ты изменился после перелома ноги — и тебе нуж­но отдохновение и лечение; я советовал тебе упот­реблять по ложке сассапарельной настойки на ночь: она очень помогает при ушибах. Именно: разводит кровь и разгоняет скопившиеся и зат­вердевшие мокроты около ушибленных мест; также вообще исправляет кровь, которую при­знаю у тебя несколько поврежденною; наконец уничтожает простуду, в особенности не «успевшую укорениться, недавнюю. При твоем моло­дом и крепком сложении ты вынесешь это ле­карство, не примечая, что лечишься; только бу­дет поламывать в больной ноге, потому что бу­дет разбивать образовавшиеся в ней застои. Во мне, при моей застарелой, сильнейшей просту­де, произошла необыкновенная перемена: нервы укрепились, тело сделалось плотным, легким, рев­матические боли хотя еще не совсем прекрати­лись, но значительно уменьшились. Со мной де­лалась сильная слабость и брожение, но это от того, что я пил декокт в большом количестве и что простуда моя была жестокая, сопряженная с ослаблением нерв. Мой родственник, генерал Паренсов пьет настойку, которую тебе рекомен­дую, занимаясь службою многосложною и выхо­дя на воздух, разъезжая зимою сколько угодно. У тебя не геморрой, а начало простуды, повреждающей правильное кровообращение; у меня здесь все геморроидальные припадки прекрати­лись с осени, хотя с того же времени не откры­вался геморрой: значит — мои геморроидальные припадки имели началом своим не что иное, как простуду. Полагаю, что окачивание и купание тебе надо оставить и заменить их обтиранием тепленьким винцом. При употреблении сассапарели надо лишь остерегаться от жирного, пото­му что сассапарель и сама по себе тяжела для желудка; ей хорошо содействует геморроидаль­ная настойка. За урожай благодарю Бога, благо­дарю и тебя, душа моя, за твои распоряжения. Вероятно, за продажею овса и сена Вы могли очи­ститься от долгов, накопившихся во время мо­настырской бездоходицы. Шесть косуль лучшей работы сделаны по заказу Паренсова, который сам хлопотал, в Вологде сделаны и отправлены на имя твое. Они стоят по 10 руб. ассигнациями каждая. (Здесь деньги все еще считают по ста­рой привычке на ассигнации). Но привоз по ны­нешним плохим дорогам будет стоить дорогонь­ко: просят 87 руб. ассигнациями — не знаю на чем согласились. Из всех родственников Парен­совы (за ним сестра моя) оказывают мне наибо­лее внимания; эта сестра приезжала ко мне осенью и расположилась ко мне духовно: умнень­кой человек; похожа на Семена Александровича. Много наши добрые знакомые, говоря о нас доб­рое, сделали нам зла, потому что люди неблаго­намеренные думают, что это — внушение и инт­риги наши. Напоминать об этом со всею любо­вию надо всем любящим нас Впрочем, когда Богу угодно попустить кому искушение, то они при­дут, возникнут оттуда, откуда их вовсе ожидать невозможно. Похоже, впрочем, что перемена должна быть и что викарию дадут епархию.

Относительно моего возвращения в Петербург руководствуюсь единственно прямым указанием здоровья моего, верую, что Господь в прямом об­разе поведения — Помощник; а лукавый поли­тик — помощник сам себе, Господь к нему, как к преумному, на помощь не приходит. Думаю, что раньше второй половины мая мне невозможно, потому что я очень отвык от воздуха и имею силь­ную испарину. Характера я не люблю наказывать, и сохрани Боже делать что-либо для наказания глу­пого характера; а даруй мне, Господи, неправиль­ное дело мое, лишь увижу его неправильность, с раскаянием оставлять. Также на то, что скажут, не желаю обращать внимания; пусть говорят, что хотят, а мне крайняя нужда подумать о будущей жизни и скором в нее переселении, обещаемом преждевременною моею старостию и слабостию, произведенными долговременными болезнями. Мне нет возможности тянуться за людьми и угож­дать людям, вечным на земле или, по крайней мере, считающих себя вечными. От графини Ше­реметевой и от графа получил уведомление, что мои письма получены ими в исправности, — пи­шут с большим добродушием Я жалею графиню: московские льстят ей и приводят в самодовольство, от которого я старался отклонить ее; впро­чем, она чувствует, что слова мои хотя не сладки, но полезны — и прощалась со мной, когда я от­правлялся из Сергиевской лавры в дальнейший путь к Бабайкам, от души, с любовию и искрен­ностию. Федора Петровича Опочинина признавал я всегда человеком, который расположен был ко мне и по уму и по сердцу, также и к обители на­шей; он писал мне несколько писем сюда и отно­сился о тебе с отличнейшей стороны. Преосвя­щенный викарий не довольно умен и честен, чтоб понять прямоту твоих намерений и действий; су­дит о них по своим действиям всегда — кривым, по своим целям всегда — низким, имеющим пред­метом своим временные выгоды, лишь собствен­ные выгоды и самого низкого разряду. Поелику ж он не может постичь прямоты твоих намерений, то сочиняет в воображении своем намерения для тебя и против этих-то своего сочинения намере­ний, или сообразно своим подозрениям, действу­ет. Очень вероятно, что его переведут, открылись две вакансии в лучших и старших епархиях — Казанской и Минской, кажется, Илиодора и Гедео­на повысят. А Курская и Полтавская епархии сде­лались так доходны, что нашего гуська разберет аппетитец поклевать таких доходцев. Аполлос не отвечает на последнее письмо мое, написанное к нему, кажется, в 1-х числах января нынешнего года. Похоже, что он плутует и интригует. Есть все признаки, что Кайсарова купила для него настоя­тельство Сергиевской пустыни. В последнем пись­ме моем я отвечал на его вопрос, изложенный со всевозможным лукавством, «правда ли, что» игу­мен Феоктист выходит на покой и «что Костром­ской епископ отдает мне Бабаевскую обитель». Я отвечал, «что если б мне и случилось оставить Сергиевскую пустынь, куда в настоящее время до­коле думаю возвратиться, то не намерен прини­мать никакого настоятельства, а жить, где Бог при­ведет, честным человеком». Должно быть, Апол­лосу нужен был этот ответ мой, чтоб действовать ему в тон, но против меня. Странно, как измени­ло этого человека знакомство его, Кайсаровою; я сожалею о нем и для него собственно и для мона­шества, потому что он очень был способен водить­ся с молодыми монахами. О. Аполлос очень нару­жен, поверхностен по уму своему и сердцу, а по­тому очень доступен и удовлетворителен для но­воначальных и мирских, которым предостаточно поверхностное слово. Его преосвященство очень ошибается в его способностях: они есть, да не те — что Аполлос подходит к его преосвященству правилами и нравом: льстив, способен к предатель­ству, да и манерой подойдет к холопьей манере его преосвященства — Пряженцов приезжал на короткое время сюда, а теперь опять в Петербург; с ним послал я тебе письмо, а он обещался сам побывать к тебе: спасибо и ему, и жене его — как искренние родные. Спаси, Господи, всех наших добрых знакомых, которые расположением дока­зывают, что любовь не иссякла на земле. Я почти никому не писал по крайней слабости — и теперь очень скоро изнемогаю, а за изнеможением тот­час и лихорадочка. Сделай милость — всем кла­няйся, скажи, что всех очень помню, чту и люб­лю, а письма пишу только в необходимых случа­ях по совершенной моей слабости. — К Зиновии Петровне писал я письмо, кажется, в начале фев­раля, на двух листочках; между прочим просил ее, чтоб она без меня никак не забывала Сергиевой пустыни; не знаю, получила ли она письмо мое. — Матери Августе и матери Ангелине напиши мой усерднейший поклон и благодарность за воспо­минание о мне, грешном Прошу их молитв: я уве­рен, что молитвы их много помогают мне в восстановлении моего здоровья; надеюсь, что помо­гут мне и по исшествии души моей из окаянного моего тела. Об Александре Павлове не тужи. Ну что это за иеродиаконы выйдут? Мальчики, шалу­ны, которых, может быть, очень скоро придется и расстригать. Сегодня получил и второе письмо твое — от 15 марта. Благодарю за исполнение моих поручений, за листочек Бород. м. — виньет­ки очень хороши. Листочки раздавай, кому най­дешь приличным, — не врагам, ветренникам и за­вистникам А остальные я по приезде получу. Не думаю, чтоб Росляков что сделал по злоумышле­нию, или он мог служить намеренным шпионом Аполлоса, а если что и сделал, то по глупости и ув­лечению. Справедливо твое выражение, что без­дна бесовских интриг под стопами управляюще­го Сергиевою пустынею с знанием монастырско­го порядка и с благим намерением хранить бра­тию в благоправлении, не допущая дому Божию соделаться вертепом разбойников и любодеев. По этой бездне надо шествовать мужественными сто­пами, держась за веру в Бога, чтоб не утонуть в бездне сердечного смущения: эта бездна опаснее всех интриг и козней человеческих и бесовских. — Благодарю за присланный фельетон «С.-Петер. полицейских ведомостей»: спасибо Смирновскому, спасибо и тебе за то, что отблагодарил хорошо пи­сательчика. В письме моем, которое было посла­но с Пряженцовым, просил я тебя выслать мне две коробочки pommade visicatoire и пластыря двухмеллотного и обыкновенного, употребляемо­го при фонтанелях — только не на карточках, а на холстине. Тоже просил о высылке 200 р. сер. денег — очень нужны: все, кроме Николая, лечимся; также по разделе кружки не замедли, выслать с известным вычетом и остальные, чтоб было на что возвратиться. Вижу, что финансы мои не позво­ляют возвратиться чрез Москву, что было бы удоб­нее и спокойнее: везде есть хорошие ночлеги, вез­де можно остановиться в случай дождя и особен­ного холода, что для нас — движущегося лазаре­та — будет необходимо. Стефан и Николай сви­детельствуют тебе усерднейший поклон и благо­дарность за воспоминание о них. Они очень к тебе расположены, всей душой. Никола мил, в нем на­чали развертываться умственные способности и особенная открытость нрава. Это меня утешает, а то я немножко скорбел, не видя близ себя подростка с полною благонамеренностию и некото­рыми умственными способностями. Этим окан­чиваю сегодня беседу мою с тобою.

25-е. Лекарство, которого действие иногда скрывается совершенно, иногда снова открыва­ется в сильном брожении, которое теперь наи­более в соединяющих ноги с животом жилах и головном черепе, — с вчерашнего вечера начало очень действовать, действовать полезно, но при сопровождении чрезвычайной слабости, по при­чине которой напишу разве несколько строк. Поздравляю тебя с великим праздником Благовещения. Божия Матерь да примет нас под кров свой! да дарует нам провести земную жизнь, как жизнь приуготовительную к жизни будущей. Чаша скорбей обнаруживает внутренний залог человека: Давид идет в пустыню, а Саул — к вол­шебнице. Бог привел тебя узнать на самом опы­те, какую чашу я пил в Сергиевой пустыни в те­чение четырнадцати лет. Вступая в должность на­стоятеля этой обители, я видел ясно: иду толочь воду, что плавание мое будет по бездне интриг; утешало меня, что это — не мое избрание. Я отдался воле Божией, которой отдаюсь и теперь. — Получил очень доброе и милое письмо от графи­ни Орловой-Чесменской из Новгорода. Преосвя­щенный Филарет Киевский писал не раз. Добрый старец! зовет в Киев, но какую имею на это воз­можность?.. Ложусь! До завтрева!

26-е. Сегодня в эту минуту я посвежее; чрез полчаса неизвестно что будет: так мое состояние от действия лекарства переменчиво. Рассматривал я себя долгое время в Сергиевой пустыни; и ты мог рассмотреть себя, особливо в настоящее время, при непосредственном управлении этим монасты­рем; также и мое положение в нем сделалось тебе яснее. Я образовал себя совсем не для такого мо­настыря и не для такого рода жизни, долженству­ющей состоять из беспрестанных телесных попечений и занятий с приезжающими, по большей части пустых. Душа в таком месте по необходимо­сти должна сделаться пустою. Относительно тела — мои физические силы и здоровье совер­шенно не выдерживают трудов, требуемых этим местом, и лишений в хорошей воде и прочем, для слабого здоровья необходимом Интриги, к кото­рым столько удобств, потрясали благосостояние монастыря и мир его и впредь будут потрясать. Мертвость лиц, избираемых в митрополиты С.-Пе­тербургские, лишала и будет постоянно лишать нас собственного взора и мнения нашего началь­ника, следовательно, всегда действующего по вну­шению других, но действующего с неограничен­ною властию, хотя бы он действовал вполне оши­бочно. Зависимость от многочисленных властей второстепенных делает бесчисленные неприятно­сти неизбежными. Ты знаешь, что в дела нашей обители входит и сам митрополит, и викарий, и две консистории, и секретарь митрополита, и другие разные секретари, и камердинеры, и прачки, и те­тушки Сулимы, и проч., и проч. Чего тут ждать? Надо быть аферистом, с способностию к этому, с склонностию — и это все может исполнить Апол­лос. Притом же он человек поверхностный, а на­ружность имеет очень скромную — следователь­но, таковский [и должен —Д.Ф.] быть на местечке, за которое заплачено дорого. По вышеуказан­ным причинам имею решительное намерение, возвратясь в Петербург, просить, чтоб дано было мне местечко, соответствующее моим крайним нуждам душевным и телесным По сему же необ­ходимее всего иметь человека, под покровитель­ством которого можно б было монашествовать не только мне, но и расположенным ко мне (а из опы­тов вижу, что с дураками и езуитами мне никак не поладить), то и избираю для этого преосвященно­го Иннокентия Харьковского, который мне и лич­но, и из собранных сведений более других нравит­ся: в святость не лезет и на святость не претендует, а расположен более всех делать добро, более и тол­ковее всех занимается религиею, любит истинное монашество, поймет мое хотя и грешное и впол­не храмлющее аскетическое направление и захо­чет содействовать ему. Таковы, душа моя, мысли мои относительно моего положения. Но для Сер­гиевой пустыни, сам можешь видеть, нет у меня ни телесных, ни душевных сил — разве сделают ее са­мостоятельною. Вот, истинный друг мой, сформи­ровавшиеся, кажется, от указания самых обстоя­тельств, мысли мои — и тебе одному поверяю их. Плод дальнейшего нашего пребывания в Сергиевой пустыни будет не иной какой: «сделаемся окончательно калеками, и когда увидят, что мы к чему не способны, вытолкают куда попало, не дав куска хлеба и отняв все средства достать его». Рас­смотри основательно — и увидишь, что так. Я имею милость государя, но эта милость только сердечная: и ее интриганы употребили в орудие своей ненависти ко мне. Христос с тобой. Смотри и на обстоятельства, которые тебе виднее, нежели мне. Здешнее место хорошо, но содержание доро­го. При том, избирая его, я не знал, что сущность моей болезни — сильнейшая простуда, с которою надо тащиться в южный климат, где и содержание дешевле не в пример. Бог, даровавший благодать свою проданному и заключенному в темницу Иосифу, преклонивший к нему сердца всех, — по великой милости своей преклонил и здесь сердца многих ко мне. Меня, так и выражусь, на руках носят. Монашествующие, начиная с о. игумена, крайне расположились; окрестные также молят Бога, чтоб не уезжал. Даже так думаю, что лучше здесь остаться навсегда, нежели жить в Сергиевой пустыне, особливо если этот викарий (что почти невероятно) останется викарием Подумай, друг мой, и помолись об общей нашей участи, дабы милосердый Господь устроил ее по благости Своей. К приезду моему поосвяти мои комнаты и поуст­рой: может, придется еще какой год повитать в Сергиевой; ты знаешь: решителен и вместе нетороплив, действую, или, по крайней мере, желаю действовать, не по увлечению, а по указанию об­стоятельств. Также подумай о финансах: нечего нам пускаться к дальнейшему возвышению мона­стыря, а лишь бы поддержать его в настоящем виде да не забраться в новые долги и старые по воз­можности сократить. Смотри же, не говори об этом никому из братий, а во мне так сформирова­лись вышеприведенные мысли, что они как бы сидят в глубине души моей: там их вижу. Молю Господа Бога о тебе и радуюсь за тебя, потому что с течением времени милость Божия к тебе дела­ется яснее и яснее. Помнишь пред отъездом я обе­щал тебе письмо с изложением того, что сформи­руется в душе моей: вот это письмо! оно вытекло в свое время как бы само собою из-под пера моего.

Тебе преданнейший друг

а. И.

Письмо пишу в течение недели, а отправляю при случающихся оказиях.

24 марта 1848 года

Письмо 43

Христос Воскресе!

Бесценный друг мой! Поздравляю тебя с насту­пившим Светлым Праздником. Поздравь от меня и всю братию. Очень благодарен за присланный пластырь; я поставил фонтанели на спине между плечами: они производят свое полезное дей­ствие — вытягивают мокроту из накопившегося (так назову) мешка под затылком. Этот мешок — благотворное следствие сассапарельной настойки. Такие же мешочки — на спине под крыльями плечными. Ужасно был я болен. Много из меня вышло дряни; много теперь выходит; но довольно еще осталось, и по приезде в Петербург надо бу­дет еще продолжить лечение. Ныне пью, очень понемногу — большею частию по столовой лож­ке в сутки — настой сассапарели с полынью и шалфеем Нахожу действие отличным сассапарель делает свое — собирает, стягивает из всего тела дурные соки в желудок: полынь способствует варению их — сассапарель тяжела для желудка — а шалфей укрепляет и уменьшает испарину. К мое­му приезду вели приготовить настойку: на одно ведро очищенного пенного вина положить два фунта шалфею, 1 фун. полыни, 2 — сассапарелю. Последнюю надо мелко изрубить и истолочь, или избить. Полынь и шалфей вели взять в хорошей аптеке, а не в травяных лавках: в аптеке товары как-то опрятнее. И тебе такую штуку полезно пить. Вели сделать пораньше: подольше постоит, лучше будет. Придется и фонтанель долго поно­сить: заключаю так по скопляющейся материи.

Деньги 200 рубл. серебром получил, но они еще в Ярославле по причине распутицы. Я еще не выхо­дил из келии, а думаю для исшествия дождаться хорошей погоды. Христос с тобою. Итак, остается с небольшим месяц — и милосердый Господь ус­троит наше свидание. Будь здоров и благополучен.

Сердечно преданный тебе

архимандрит Игнатий.

Надо бы написать побольше, но до другой по­чты.

Письмо 44

Чтоб не упустить нечаянного случая на почту, отвечаю тебе этими немногими строками; 540 руб. серебром при письме твоем получил. После 10-го думаю выехать — хотелось бы поспеть к вам на 30-е. Как Бог даст! Христос с тобою! До свидания.

Архимандрит Игнатий.

8 мая 1848 года

Письмо 45

Возлюбленнейший о Господе, отец игумен Игнатий!

Благодарю тебя за воспоминание о мне, греш­ном. Всегда вспоминаю о тебе с любовию, вспо­минаю с благодарностию о первоначальной преданности твоей ко мне. Попущением Божиим за грехи мои наши отношения поколебались на некоторое время; но, как вижу из письма твоего, милость Божия восстановляет их. Я живу очень покойно; но иногда хворость и слабость так уси­ливаются, что невольно подумываю о смерти. А потому благовременно прошу у всех прощения в чем согрешил пред кем. Прошу прощения у тебя. Милосердый Господь да даст нам всем ис­тинное покаяние и прощение во грехах наших. Поручающий себя твоим святым молитвам твой покорнейший слуга.

Игнатий, епископ Кавказский и Черноморский.

26 декабря 1859 года.

Сообщил Евгений Лебедев

Реклама на сайте