«Баламут предлагает тост»

Прежде всего, смотрите, сколько тут всего! Качество — хуже некуда, зато такого количества душ (если это души) еще не бывало.

Мало того, казалось бы, такие души — нет, кляксы от душ — и губить не стоит; но ведь Враг почему-то решил, что их стоит спасать! Поверьте, решил. Молодые, неопытные искусители представить себе не могут, как мы крутились, как вертелись, чтобы изловить их.

Трудность именно в том, что они ничтожно мелки. Они, мерзавцы, такие тупые, такие пассивные, так зависят от среды! Буквально никак не доведешь их до той свободы выбора, при которой грех становится смертоносным. Заметьте, надо их довести — и все, дальше идти нельзя, там другая опасность, они могут раскаяться. А не доведешь — пойдут в лимб , ни в рай, ни в ад они не годятся. Не стали, говоря строго, людьми — что ж, опускайтесь ниже человека, многим даже нравится.

Выбирая то, что Враг назвал бы «дурным», существа эти почти (или совсем) не отвечают за свои действия. Им непонятно, откуда взялись и что означают нарушенные ими запреты. Совесть их невозможно отслоить от социума, от среды. Конечно, мы старались. чтобы язык еще больше все запутал — скажем, взятку они называют «чаевыми» или «подарком». Искуситель должен прежде всего превратить их выбор в привычку (достигается повторением), а потом, что очень важно, — в принцип, который они готовы отстаивать, Тогда все пойдет как по маслу. Простая зависимость от среды, — может ли кисель устоять? - становится кредо, идеалом:

«Как все, так и я». Сперва они просто не видели запрета, теперь у них что-то вроде убеждений. Истории они не знают и зовут нравственный закон Врага «пуританским» или «буржуазным». Так в самой их сердцевине возникает плотный, твердый сгусток — они намеренно идут, куда шли, и отвергают соблазны. Сгусток невелик, они ничего не знают о нем (они вообще мало знают), это не пламя какое-нибудь (куда там, не хватит чувств, да и воображения!), он даже аккуратненький, скромненький, словно камешек. Однако дело свое он делает: наконец они по собственной воле отвергают так называемую благодать.

Итак, мы вправе сделать два оптимистических вывода: 1) улов очень велик — вкуса в нем нет, зато не грозит голод, и 2) мастерство наших искусителей стало поистине виртуозным. Но есть и третий, быть может, самый важный.