«Творения, том 8, книга 1. Толкование на Евангелие от Иоанна»

Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста архиепископа константинопольского Том восьмой Книга первая Толкование на Евангелие от Иоанна

Иже во святых отца нашего Иоанна архиепископа Константина града Златоустого избранные творения Беседы на Евангелие от Иоанна Богослова. Книга первая.

БЕСЕДА 1 (вступительная). 1. Похвала Евангелию от Иоанна. Его превосходство и польза. — Кто могут понимать его. — 2. Возвышенность Иоанна. — Как нужно слушать Евангелие. — Необходимость известного расположения к Слову Божию. — 3. Не нужно бросать святыни псам. — 4. Описание настроений, которые требуются для слушания Евангелия. — Нужно избегать театральных зрелищ и твердо стоять в единении с Богом и церковью. — Должно иметь внимательный слух.

БЕСЕДА 2 на Ин. 1:1. 1. Внешние философы в сравнении с ев. Иоанном. — Бедность и неученость его и в то же время несравненное превосходство его над первыми. — 2. Варварские народы, восприяв христианство, научились любомудрствовать. — 3. Против учений философов и особенно против учения о переселении душ. — 4. Почему Иоанн говорит о Боге–Сыне, не касаясь Бога–Отца. — В чем истинное любомудрие? — 5. Ум не может одновременно размышлять о нескольких предметах. — С каким вниманием следует читать Евангелие св. Иоанна.

БЕСЕДА 3 на Ин. 1:1. 1. О посвящении Господу одного из семи дней недели. — Какое воспитание должно давать юношеству. — 2. Мнение еретиков аномеев о Боге–Слове. — 3 и 4. Доказательства вечности Слова. — 5 и 6. Против тщеславия. — Производимое им зло. — Ему приносят в жертву свои богатства. — Ради него делают все в угоду народу. — Слава народа есть истинная слава. — Как нужно поступать с толпой. — Пусть один Бог будет зрителем и хвалителем добрых дел.

БЕСЕДА 4 на Ин. 1:1. 1. Почему св. Иоанн ограничивается единым словом о воплощении Сына Божия в то время, как другие евангелисты подробно излагают его. — Павел Самосатский и его заблуждение. — 2. Что такое Слово. — 3. Опровержение возражения еретиков против Божества Сына, основывающегося на том, что Сын называется Богом — «Феос» — без члена (артикля). — 4 и 5. Иисус Христос пострадал и умер для избавления нас от идолослужения. — Воздавать твари богопочтение, долженствующее Творцу, крайне несправедливо. — Вера и учение бесполезны для спасения, если жизнь и нравы испорчены. — Немедленно должно угашать гнев. — Люди хвалят и порицают по мере того, любят они, или ненавидят. — Изображение человека в гневе. — Против тех, которые тщательно соблюдают часы и времена.

БЕСЕДА 5 на Ин. 1:3. 1. Как некоторые еретики изменили смысл третьего стиха первой главы Евангелия от Иоанна через изменение пунктуации. — 2. Нелепые выводы, к которым приводит мнение, допускаемое еретиками о том, что Дух Святой сотворен. — 3. Сын Божий равен своему Отцу. — Неистощимая плодотворность Творца. — Бог не есть существо сложное. — 4. О том, что грешники похожи на пьяных и яростных людей. — Лучше ходить и показываться нагим на улицах, чем покрытым и обремененным грехами.

БЕСЕДА 6 на Ин. 1:6. 1. Посланничество Иоанна Крестителя. — Объяснение изречения: «был человек послан от Бога». — Зачем и каким образом Христос принимает свидетельство Иоанна. Учение без добрых дел не приносит пользы.

БЕСЕДА 7 на Ин. 1:9. 1. Не следует стараться постигнуть то, что непостижимо в Боге. — Истинное учение об Отце и Сыне. — Неразумие савеллиан и маркеллиан. Как омываются грехи.

БЕСЕДА 8 на Ин. 1:9. 1. Почему Иисус Христос, будучи светом истины, не освящает всех людей. — 2. Неразумие Павла Самосатского. — Ответы на вопросы язычников: что делал Иисус Христос до своего пришествия и проч.? — Нельзя надлежащим образом стремиться к небесному, привязываясь к земному. Большое различие между служителями Иисуса Христа и служителями мамоны.

БЕСЕДА 9 на Ин. 1:11. 1. Кто такие «свои», которые не приняли Христа: во–первых, иудеи, бывшие его избранным народом. — Затем другие люди, которые не веровали в него, будучи Его тварями. — 2. Неверие как причина ослепления иудеев; гордость, как причина их неверия. — Благодать милосердия, распространенная Богом на язычников, не причинила никакой несправедливости иудеям. — Апостол Павел справедливо укоряет их и обуздывает их гордость и заносчивость. — Они завидуют спасению язычников. — Гордость делает бесполезными все добродетели.

БЕСЕДА 10 на Ин. 1:11. 1. Бог не насилует и не стесняет нашей свободной воли. — 2. Что значит: «пришел к своим»? — О том, что те, кто не восхотели принять Иисуса Христа, достаточно наказаны самым этим поступком и последствиями этого отказа. — Благодатное действие крещения. — 3. О том, что сохранять чистоту нашего крещения вполне зависит от нас. — Наказание тем, кто оскверняет одежду, полученную при крещении. Вера и чистота жизни необходимы для спасения. — В какую одежду должны облачаться те, кто призваны на царский брачный пир.

БЕСЕДА 11 на Ин. 1:14. 1. Прежде чем идти на беседу, следует прочитать те места из Священного Писания, которые подлежат объяснению. — Положение служителя не умаляет достоинства Сына Божия. — 2. О еретиках, утверждающих, что Слово воплотилось лишь по видимости. — Состояние природы человеческой до пришествия Иисуса Христа. — Она была подобна разрушенному дому, который мог восстановить лишь один Всемогущий. — Воплощение как непостижимая тайна. — Бог–Слово принял нашу плоть, чтобы никогда не оставлять ее. — Вот почему она восседает на царственном престоле и боготворится всем небесным воинством.

БЕСЕДА 12 на Ин. 1:14. 1. Что означает изречение: «славу, как Единородного от Отца». — 2 и 3. Предзнаменования и чудеса перед пришествием Иисуса Христа. — Предвестники и проповедники. — Свободная воля человека. — Добродетель, как произведение свободной воли. — Чудеса возвещали об Иисусе Христе и показывали, что он есть Единородный Сын Божий. — Чудеса, совершенные невидимо и видимо во время Его смерти. — Какова слава Христа на небесах.

БЕСЕДА 13 на Ин. 1:15. 1. Невнимательность слушателей не лишает проповедника награды. — Почему ев. Иоанн часто ссылается на свидетельство св. Иоанна Крестителя? — 2 и 3. Значение свидетельства св. Иоанна Крестителя. — 4. Нет ничего прекраснее правильной жизни. — Отвержение даров, приносимых от злоприобретенных имений.

БЕСЕДА 14 на Ин. 1:16. 1. О том, что мы получили от полноты Иисуса Христа. — 2. Различие между ветхим и новым законом. — Значение слов: «благодать на благодать». — Бог всегда предваряет нас своими благодеяниями. — 3 и 4. Прообразы ветхого завета получили свое исполнение в новом. — Объяснение некоторых из этих прообразов. — В публичных состязаниях поощряют к состязанию не тех, которые потерпели поражение, а только мужественных бойцов. — Напротив, в подвигах духовных поощряют и одушевляют одинаково и тех и других, потому что те, кто потерпели поражение, могут оправиться и еще одержать победу. — Горечь лекарств никого не должна приводить в уныние: польза их обнаружится впоследствии. — Как грешники, так и праведники — все нуждаются в лекарствах, исправлениях и добрых назиданиях.

БЕСЕДА 15 на Ин. 1:18. 1. Бога никто никогда не видел в Его сущности. — 2 и 3. Иисус Христос вполне знает Отца, потому что пребывает в Его лоне. — Опровержение ариан и других еретиков, отвергавших Божество Иисуса Христа. — Иисус Христос открыл нам больше, чем пророки и Моисей. — Все христиане составляют одно тело. — Что служит величайшею связью их взаимной любви.

БЕСЕДА 16 на Ин. 1:19. 1. Как злоба иудеев проявляется в вопросах, с которыми они обращались к св. Иоанну Крестителю. — 2. Как этот верный Предтеча отдает Иисусу Христу славу, которую даже иудеи хотели воздавать ему самому. — Высокое мнение, которое иудеи имели о св. Иоанне Крестителе. — Их неверие в Иисуса Христа неизвинительно и не заслуживало прощения. — Смирение св. Иоанна Крестителя. — Против аномеев. — Гордость ниспровергает всякую добродетель души и извращает все добрые дела. — Она есть мать диавола, начало, источник и причина всех грехов. — О милостыне. — Бедные переносят на небо блага мира сего. — Непрочность земных владений и потому нужно заблаговременно переносить их в высший град.

БЕСЕДА 17 на Ин. 28–29. 1. Слова св. Иоанна Крестителя как свидетельство его величайшего благоговения к Иисусу Христу. — 2. Иисус Христос не имел нужды в крещении. — 3 и 4. Ложность предположения, что Иисус Христос творил в детстве чудеса. — Почему иудеи не веровали в Иисуса Христа, хотя слышали проповедь св. Иоанна Крестителя и видели столько знамений и чудес. — Достоверность евангелистов. — Против язычников. — Встречаются защитники зрелищ, но не обретается истины и веры. — Сочинения философов того времени против христиан.

БЕСЕДА 18 на Ин. 1:35–37. 1. Почему св. Иоанн Креститель часто повторял одно и то же? — Некоторые оглашенные отлагали принятие крещения до последнего момента. — 2. Пророки и апостолы проповедовали Иисуса Христа отсутствующего, а св. Иоанн Креститель проповедовал Христа присутствующего. — 3 и 4. Следует предпочитать учение Иисуса Христа всякому другому. — Чем больше дают пищи телу, тем более его расслабляют; чем более дают пищи душе, тем более ее укрепляют. — Отвращение к мясу есть признак болезни тела; отвращение к Слову Божию есть признак болезни души. — Какова ее пища? — Против театра и зрелищ.

БЕСЕДА 19 на Ин. 1:41, 42. 1. Блага единения людей. — Андрей, найдя Мессию, немедленно приглашает своего брата принять участие в обретенном счастье. — 2. Пророчество доказывает божественное всемогущество не менее, чем и чудо. — 3. Древние имели много названий, христиане — одно только имя — христианин. — Почетность и слава этого имени. — Мы носим имя Иисуса Христа и столь же близки к нему, как тело к голове. — Как делать надлежащее употребление из богатства? — Раздавать свое имение бедным значит обогащать себя.

БЕСЕДА 20 на Ин. 1:43–44. 1. Призвание Филиппа. — Иисус Христос одним словом увлекает его за собою. — Филипп с своей стороны приводит Нафанаила ко Христу. — 2. Характер Нафанаила, его мудрость. — Как он приведен к Вере. — 3. Верные обязаны делать все, что желает и требует от них Иисус Христос. — Должно во всем повиноваться Христу, питать Его, когда Он голоден, поить, когда Он жаждет. — Он не отвергнет наших даров, каковы бы они ни были. — Друг с удовольствием принимает все, что дает ему его друг. — Любовь обнаруживается не в словах, а в делах.

БЕСЕДА 21 на Ин. 1:49–50. 1. Исповедание Нафанаила было менее совершенным, чем исповедание, сделанное впоследствии ап. Петром. — 2. Иисус Христос совершил свое первое чудо по просьбе своей Матери. — 3. Иисус Христос желает, чтобы все обращались к Нему с своими нуждами. — Пример знаменитых врачей. — Почему Он дал жесткий ответ своей Матери. — Родственники Спасителя, известные под именем Деспосин. — Наши предки и отцы были добрые христиане, что должно устыжать нас и подвергать тем большему общению.

БЕСЕДА 22 на Ин. 2:4. 1. Иисус Христос все совершает благовременно не потому, чтобы Он подчинялся времени, так как Он Творец лет и Господь веков, но по любви к порядку. — 2. Иисус Христос своим чудом в Кане Галилейской доказал, что Он Творец воды и вина. — 3. Чудеса Иисуса Христа превосходят все силы природы. — Он усовершает наши мятежные души. — Непрочность благ мира сего: они мгновенно исчезают и утекают с быстротою потока. — Скудость есть мать здоровья. — Сладости трапезы очень вредны для тела и души и производят множество болезней.

БЕСЕДА 23 на Ин. 2:11. 1. Претворение воды в вино есть первое чудо Иисуса Христа. — На каких свидетельствах покоится достоверность этого чуда, приведшего учеников к вере. — 2. Иисус Христос изгоняет продавцов из храма. — То же было и еще раз в конце Его проповеди. — 3. Почему Иисус Христос делал неясные предсказания. — Апостолы не знали о воскресении. — Почему Иисус Христос не открыл им этого? — Люди больше верят самым фактам, чем словам. — Св. Дух напомнил апостолам обо всем, что говорил им Иисус Христос. — Величие добродетели апостолов. — Похвала им. — Увещание к милостыне, без которой нельзя войти во врата небесные.

БЕСЕДА 24 на Ин. 2:23. 1. Те, которых привлекало к Иисусу Христу Его учение, были более тверды и устойчивы в вере, чем привлеченные знамениями. — Почему Он не совершал более чудес. — 2. Никодим, слабость и несовершенство его веры. — Снисходительность Иисуса Христа. — 3. Не должно с чрезмерною любознательностью проникать в священные тайны. — Не подчиняя свой разум вере, люди впадают во множество нелепостей. — Разум человеческий, не озаренный свыше, производит лишь тьму. — Богатства суть шипы, которые царапают и ранят нас.

БЕСЕДА 25 на Ин. 3:5. 1. Никодим не понял слов Спасителя потому, что хотел рассуждать о духовных предметах по–человечески. — Если человек не рождается от воды и Духа, он не может войти в Царство Небесное. — 2 и 3. Вера в невидимое. — Различие между первым и вторым творением. — В первом творении Творец воспользовался землей для создания человека; во втором Св. Дух пользуется водою. — Первый человек был создан с душою живою, второй исполнен Духа животворящего. — Первый человек нуждался в помощи, второй, получая благодать Духа Святого, не нуждается ни в какой иной помощи. — Почему вода нужна для крещения? — Обряд крещения. — Великие тайны, совершенные для нас Иисусам Христом, как побуждения для нас вести добрую жизнь. Оглашенные и их положение в отношении к верным. — Польза милостыни и даров, приносимых Иисусу Христу и малым сим.

БЕСЕДА 26 на Ин. 3:6. 1. Духовное возрождение и его сущность. — 2. Прообраз духовного возрождения. — 3. Характер христианского увещания. — Нужно действовать с кротостью, без гнева и крика. — Человек, приносящий другим обиды, совершает позорное дело; терпящий обиды есть истинный философ. — Рабы имеют ту же природу, как и господа, и потому последние не должны оскорблять первых. То, что рабы делают из страха господ, последние должны делать из страха Божия.

БЕСЕДА 27 на Ин. 3:12–13. 1. Не должно стараться постигнуть разумом происхождение Сына Единородного. — 2. Медный змей как прообраз Иисуса Христа. — Как Бог возлюбил мир. — 3. Любовь Божия: чрезмерность Его благости к грешникам и неблагодарным. — Бог, чтобы спасти нас, не пощадил даже Сына своего Единородного, а мы щадим свои деньги. — Дурное употребление, делаемое из богатства. — Наша неблагодарность Иисусу Христу в лице бедных за все Его благодеяния нам. — Против тех, которые расточая все на роскошь, презирают бедных и не заботятся о их нуждах.

БЕСЕДА 28 на Ин. 3:17. 1. Чем больше милосердие Господа, тем строже будут Его наказания жестоковыйным. — Бог открыл двери щедрот всем людям. — Два пришествия Иисуса Христа. — 2. Неверующие подлежат осуждению — Кто удаляется от Иисуса Христа. — Великие грешники — люди, закоснелые в своем упорстве, преданные обуявшим их порокам. — Чтобы быть христианином, нужно вести добрую жизнь с соблюдением чистоты учения. — Причина уклонения язычников от принятия веры Христовой. — Языческие философы делали добродетель из пустого тщеславия. Любовь к тщеславию губит людей. — Тщеславие пагубнее всех других пороков. — Чтобы приобресть славу пред людьми и славу, исходящую от Бога, нужно стремиться к достижению только последней.

БЕСЕДА 29 на Ин. 3:22. 1. Возвышенность истины и низость лжи. — Почему Иисус Христос сам не совершал крещения, а только Его ученики. — 2. Ученики Иоанна Крестителя завидовали ученикам Иисуса Христа. — 3. Как церковь становится невестой Иисуса Христа. — Бедствия и потери, причиненные тщеславием. — Как освободиться от этого порока.

БЕСЕДА 30 на Ин. 3:31. 1. Старания св. Иоанна Крестителя привесть своих учеников к Иисусу Христу. — 2. Отвержение Иисуса Христа равносильно обличению во лжи пославшего Его Бога. — 3. Не должно читать Слово Божие легкомысленно: нужно вникать во всякое слово. — Слово Божие есть оружие, которым нужно уметь владеть. — В делах мира сего все ловки и бойки, а в деле спасения мы ленивы и трусливы. — Священные книги написаны не для древних только, но и для нас.

БЕСЕДА 31 на Ин. 3:35–36. 1. Вера без доброй жизни бесполезна для спасения. — 2. Почему Иисус Христос удаляется. — Происхождение самарян. —3. Трудовая жизнь Иисуса Христа. — История самарянки. — 4. Продолжение о том же. — Отмена обрядностей иудейских. — 5. Добрый пример, преподанный самарянке в отношении любви и ревности, с которыми должно относиться к слову Иисуса Христа. — Она призывает других к Иисусу Христу, между тем как иудеи отвращали от него. Делать неблагоугодное Богу значит жить бесполезно и к собственной гибели. — Душа бессмертна. — Тело также будет бессмертно, чтобы мы могли наслаждаться небесными благами. — Бог предлагает нам небо, а мы привязываемся к земле, нанося оскорбление Господу. 

БЕСЕДА 32 на Ин. 4:13–14. 1. Священное Писание называет Святого Духа то водой, то огнем, обозначая этим не сущность, а деятельность. — Продолжение истории самарянки. — 2. Послушность самарянки. — 3. Мудрость Иисуса Христа в деле обращения людей ко спасению. — Увещание к чтению Священного Писания. — Диавол не смеет войти в дом, где есть Евангелие. — Чтение духовных книг освящает человека.

БЕСЕДА 33 на Ин. 4:21–22. 1. Человек всегда нуждается в вере. — Вера подобно кораблю перевозит нас чрез житейское море. — 2. Об истинном богопочтении. — Почтение учеников к своему Учителю. — Нет ничего выше любви Христовой. — Смирение и нежность привлекли особенную любовь Иисуса Христа к Иоанну. — Апостол Петр. — Смирение как основа добродетели. — Суетность богатств. — Увещание к милостыне.

БЕСЕДА 34 на Ин. 4:22–29. 1. Продолжение истории самарянки: смирение этой женщины. — 2. Почему Иисус Христос, как и пророки, часто выражал свою мысль посредством сравнений, иносказаний и аллегорий. — Пророки сеяли, апостолы пожинали. — 3. Должно следовать примеру самарянки в исповедании своих грехов. — Люди обычно боятся людей, и не боятся Бога. — Скрывая свои грехи пред людьми, чтобы не быть опозоренными, они не боятся позора пред Богом. — Возвращаться к греху, это значит уподобляться псу, возвращающемуся на свою блевотину. Лучшее средство к исправлению своих пороков — это исследовать каждый из них отдельно, не пропуская ни одного. Необходимость постоянно быть готовым к пришествию Господа.

БЕСЕДА 35 на Ин. 4:40–42. 1. Самаряне, будучи более восприимчивы к благодати, чем иудеи, увидев и услышав Иисуса Христа, признают, что Он есть Спаситель мира. — 2. Исцеление сына царедворца Иродова. — 3. Не должно требовать от Бога чудес, или доказательств Его всемогущества. — Должно славить и любить Бога при всяких обстоятельствах: в радости и скорбях, в здоровье и болезни и терпеть все из любви к Нему.

БЕСЕДА 36 на Ин. 4:54–5:1. 1. Овчая купель, как прообраз крещения. — 2. Расслабленный, страдавший 38 лет, прекрасный образец терпения. Настойчивость в молитве. — Качество молитвы. — Почему жизнь человека трудна и тяжела. — Необходимость труда. — В чем состоит целомудрие. — Нет труда, нет и умеренности. — Удовольствие, доставляемое пороком, кратковременно; радость, даваемая добродетелью, вечна. — Нет истинной радости в этом мире; истинная радость на небе.

БЕСЕДА 37 на Ин. 5:6–7. 1. Великая польза, почерпаемая из Священного Писания. — Отличие самоотвержения расслабленного от самоотвержения св. Матфея. — 2. Вера расслабленного. — 3. Величие зла, производимого пороком. — Изображение зависти: завистливые не имеют извинения; их грех не заслуживает прощения.

БЕСЕДА 38 на Ин. 5:14. 1. Бог наказывает тело за грехи души. — Большая часть болезней происходит от греха. — 2 и 3. Признание расслабленного. — Иисус Христос сравнивает себя с Богом Отцом и объявляет Себя равным Ему. — 4. Совершенное равенство и совершенное единство Отца и Сына. — Против честолюбия и страсти превозноситься над другими. — Нужно избегать тщеславия и производимых им зол и искать славы, исходящей от Бога. — Различие славы человеческой от славы Божией.

БЕСЕДА 39 на Ин. 5:22–23. 1. Должно бояться Страшного Суда. — 2. Почему Иисус Христос употребляет простые слова. — 3. Иисус Христос часто говорит о суде и воскресении. — 4. Две воли во Иисусе Христе. — 5. В исследовании Священного Писания нужно тщательно исследовать все подробности. — Должно прощать другим, как Иисус Христос простил нам. — Что нужно делать, чтобы получить жизнь вечную. — Увещание к милостыне.

БЕСЕДА 40 на Ин. 5:31–32. 1. Простое и удовлетворительное объяснение текста казавшегося сначала трудным. — 2. Свидетельство Иоанна в пользу Иисуса Христа и свидетельство дела Иисуса Христа. — 3. Свидетельство Бога Отца. — Нужно бороться с еретиками с помощью Священного Писания. Любостяжание есть корень всех зол. — Нельзя служить двум господам — Богу и мамоне. — Как нужно творить милостыню. — Суровость будущего суда над теми, кто были бесчеловечны и жестоки к бедным.

БЕСЕДА 41 на Ин. 5:39–40. 1. Не должно читать Священного Писания урывками и легкомысленно. — 2. Иудеи будут иметь своим обвинителем самого Моисея. — 3. Опровержение предлогов и пустых извинений иудеев. — Их злоба и жестоковыйность. — Добродетель мать благоразумия. — Грех рождается от глупости. — Мудрость того кто боится Бога, и неразумность того, кто не боится Его.

БЕСЕДА 42 на Ин. 6:1–4. 1. Полезно иногда удаляться от гонительства. — 2. Чудо умножения хлебов. — Заблуждение маркионитов. — 3. С каким тщанием Иисус Христос назидает своих учеников совершением чудес. — 4. Должно презирать славу человеческую и богатства земли. — Почести и богатства мира сего несравнимы с почестями и благами, обещанными нам Богом. — Нужно любить не эту преходящую славу, а славу бессмертную. — Различие между служением миру и служением Иисусу Христу. — Против зрелищ. — Преступность тратить деньги на женщин худой жизни, вместо того, чтобы раздавать их бедным.

БЕСЕДА 43 на Ин. 6:16–18. 1. Иисус Христос утишает бурю. — Некоторые чудеса Он совершает при одних только учениках. — 2. Непостоянство и легкомыслие народа. — Чудо перехода через Чермное море и отличие его от чуда хождения Иисуса Христа по морю. — От Бога нужно просить только духовных благ. — Почему злодеи и грешники часто бывают богатыми? — Должно любить истинное богатство.

БЕСЕДА 44 на Ин. 6:26–27. 1. Должно заботиться не о пище тела, а о пище души. — 2. Нужно просить у Бога того, что пристойно просить у Него. — Удовольствия и скорби, блага и бедствия мира сего не имеют в себе ничего действительного. — Не нужно поэтому желать одних и бояться других. — В другом мире все вечно — наказания и награды. — Изображение благ жизни настоящей и жизни будущей.

БЕСЕДА 45 на Ин. 6:29–30. 1. Сластолюбие есть погибель для души. — 2. Что такое хлеб жизни? — Необходимость веры и благодати для спасения. — Иисус Христос часто говорил о воскресении, и причина этого. — 3. Частое напоминание о воскресении побуждает избегать зла и делать добро. — Воскресение и суд разрушают рок. — Ничто не совершается по необходимости или случайно. — Несомненность воскресения и суда: людей без веры постигнет то же, что и неверующих во времена потопа и Лота. — Кончина мира внезапно постигнет людей. — Доказательства несомненности воскресения и Страшного Суда.

БЕСЕДА 46 на Ин. 6:41–42. 1. Бог привлекает к себе людей, не подавляя им свободы воли. — Опровержение манихеев по этому предмету. — 2. Различие между манной и истинным хлебом жизни. — 3 и 4. Величие и преизбыточность любви Иисуса Христа в божественной евхаристии. — Сущность и значение евхаристии для нашего спасения. — Кто недостойно причащаются тела и крови Господней, будут наказаны как распинавшие Его.

БЕСЕДА 47 на Ин. 6:53–54. 1. Продолжение рассуждения о значении св. евхаристии. — 2. Ученики находят жестоким слово Учителя. — 3. Укоры и порицания нужно делать с простотою. — 4. Предсказание о предательстве Иуды. — Наше спасение, как и наша погибель зависят от нашей свободы воли. — 5. Пример Иуды должен служить предостережением для тех, кто занимают высшее положение. — Алчность, бывшая причиной предательства Иуды, может служить причиной погибели и для каждого из нас. — Презирать бедных, значит предавать Иисуса Христа. — Бесполезность богатств и злоупотребление ими. — Нужно презирать всем временным и искать только вечного.

БЕСЕДА 48 на Ин. 7:1–2. 1. Ревнивость иудеев и неверие родственников Иисуса Христа. — 2. Иаков, брат Господень, первый епископ иерусалимский. — 3. Нужно подражать кротости и благости Иисуса Христа. — Нужно терпеливо сносить насмешки, неправды и оскорбления. — Гнев и его последствия. — Средства против него.

БЕСЕДА 49 на Ин. 7:9–10. 1. Иисус Христос поступал иногда по человечески, чтобы дать нам наглядный пример. — 2. Объявление Им о своем равенстве Богу–Отцу и ярость иудеев. — 3. Обвинение Его в нарушении субботы. — Значение добродетели в этой и будущей жизни.

БЕСЕДА 50 на Ин. 7:25–26. 1. Споры иудеев касательно Иисуса Христа. — 2. Иисус Христос изобличает их и доказывает, что они намеренно отвергают Его, зная, что Он есть Мессия. — 3. Он предсказывает о своей смерти. — Благотворительность к бедным и наказание тем, кто не совершают ее.

БЕСЕДА 51 на Ин. 7:37–38. 1. Слушатели Слова Божия должны иметь горячую жажду к нему. — 2. Дух Святой был уже дан людям Ветхого Завета, но апостолы получили его с наибольшею полностью. — 3. Последствия злобы. — Желая делать зло другим, люди причиняют погибель самим себе. — Зло исцеляется не злом, а добром.

БЕСЕДА 52 на Ин. 7:45–46. 1. Истина открывается искренним и добрым душам, и скрывается от душ злых. — 2. Никодим защищает Иисуса Христа против наветов фарисеев. — 3. Возражение еретиков и ответ на него. — Иисус Христос объявляет о своем единосущии с Отцом. — 4. Злословить на Сына значит богохульствовать на Отца. — Должно славословить Сына словами и делами. — Чего Бог требует от христианина. — Нужно избегать алчности и хищничества, как постындных для христианина.

БЕСЕДА 53 на Ин. 8:20. 1. Глупость и ожесточение иудеев. — 2. Беседуя с иудеями, Иисус Христос показывает им свое единство с Богом Отцом. — 3. Чтобы получить спасение, нужно усердно читать св. Писание. — Должно посещать церковь, чтобы слушать Слово Божие. — Надлежит тщательно изучать св. Писание; польза его и получаемые от него плоды.

БЕСЕДА 54 на Ин. 8:31–32. 1. Иисус Христос обещает иудеям, что если они будут соблюдать Его учение, то оно избавит их от рабства греху. — 2. Если бы они были истинными сынами Авраама, то не искали бы Его смерти. — 3. Не будучи сынами Авраама, они еще меньше сыны Божии: диавол их отец. — 4. Чтобы постигнуть и познать истину, нужно вести добрую и праведную жизнь. — Нужно всеми силами стремиться к достижению царства Божия. — Как его достигнуть.

БЕСЕДА 55 на Ин. 8:48–49. 1. Сильно поборать нужно то, что говорят против Бога, и терпеть то, что говорят против нас. — 2. Опровержение аномеев и ариан. — 3. Должно пользоваться временем, не отлагая своего обращения. — Изображение завистливых и зависти.

БЕСЕДА 56 на Ин. 9:1–2. 1. Исцеление слепорожденного. — 2. Давая зрение слепорожденному, Иисус Христос доказал иудеям, что Он Творец. — 3. Опровержение мнимого противоречия между ап. Павлом и Иисусом Христом. — Блаженство вечного отечества и что необходимо для его достижения. Бедные создают нам жилища на небе. — Увещание к милостыни.

БЕСЕДА 57 на Ин. 9:6–7. 1 Вера слепорожденного. — Благость Божия ко всем без различия людям. — 2 и 3. Необходимость веры. — Есть худой мир и есть добрая война. — Должно избегать злых людей и держаться добрых. — Общество злых людей пагубнее язвы.

БЕСЕДА 58 на Ин. 9:17–18. 1. Иудеи, желая опровергнуть чудо исцеления слепорожденного, еще блистательнее подтверждают его. — 2. Расспрашиваемый фарисеями, слепорожденный отвечает им смело и славословит Бога. — 3. Ярость и разочарование фарисеев. — 4 и 5. Что написано в св. Писании, должно служить поучительным для нас примером. — Исцеленный слепорожденный как образец христианских добродетелей. — Нерадение и беспечность в делах религии. — Не должно терять времени и с жаждою нужно стремиться к познанию истины.

БЕСЕДА 59 на Ин. 9:34 и след. 1. Похвала Иисуса Христа слепорожденному за его смелость и твердость в вере. — 2. По каким признакам можно различать хищника и пастыря. — 3. Иисус истинный пастырь и истинный Христос. — 4. Мы должны послушно следовать за Иисусом Христом как нашим истинным пастырем и слушаться Его голоса. — Нельзя служить богу и мамоне. — Об истинном употреблении богатств. — Увещание к милостыне.

БЕСЕДА 60 на Ин. 10:14–15. 1. Худые пастыри. — Новое подтверждение равенства Сына с Отцом. — 2. Намек на призвание язычников. — Как Иисус Христос имеет власть оставить свою жизнь и опять принять ее. — 3. Спор среди иудеев касательно Иисуса Христа. — 4 и 5. Нужно подражать Иисусу Христу как нашему образцу. — Обязанности Его учеников и последователей. — Великая награда тем, которые утешают узников.

БЕСЕДА 61 на Ин. 10:22–24. 1. Двуличность и упорное неверие иудеев. — 2. Всемогущество Отца есть в то же время и всемогущество Сына. — Подтверждение божества Иисуса Христа. — 3 и 4. Удаление Иисуса Христа, отвергнутого иудеями, в то место, где свидетельствовал о нем Иоанн Креститель. — Польза удаления от мира и его треволнений. — Изображение христианской женщины. — Против роскоши женщин.

БЕСЕДА 62 на Ин. 11:1–2. 1. Трудность вопроса о Марии, сестре Лазаря. — Иисус Христос еще раз заявляет о равенстве Своем с Богом Отцом. — 2. Смысл изречения ап. Фомы. — Иисус Христос отправляется в Вифанию для воскрешения Лазаря. — 3. Я есмь воскресение и жизнь. — Почему Иисус Христос отлагал воскрешение Лазаря, пока он не стал смердеть? — 4 и 5. Против обычая женщин чрезмерно оплакивать умерших. — Соблазн для язычников. — Скорбь об умерших должна быть умеренна. — Милостыня и молитвы за умерших. — Оплакивать умерших позволительно, но не чрезмерно.

БЕСЕДА 63 на Ин. 11:30–31. 1. Прибытие Иисуса Христа в Вифанию. — Иисус Христос прослезился о Лазаре. — 2. Иисус Христос пред открытым гробом, в котором тело начало разлагаться. — 3 и 4. Вера есть великое благо и источник многих благ. — Неоспоримое доказательство воскресения Иисуса Христа. — Против прелюбодеев.

БЕСЕДА 64 на Ин. 11:41–42. 1. Из снисхождения к слабости слушателей Иисус Христос не всегда говорил как Бог. — 2. О равенстве Сына с Отцом. — 3. Смущение фарисеев по случаю воскресения Лазаря. — Они замышляют убить Виновника жизни. — 4. Против зависти. — Кого собственно нужно оплакивать.

БЕСЕДА 65 на Ин. 11:48–50. 1. Невольное пророчество первосвященника Каиафы. — 2. Удаление Иисуса Христа и пребывание Его у Лазаря. — 3. Грех любостяжания. — Изображение тех, кто заражены этим злом. — Алчность есть своего рода идолопоклонство. — Сила ее власти.

БЕСЕДА 66 на Ин. 12:9. 1. Замысел фарисеев убить Лазаря. — Вступая в Иерусалим на осляти, Иисус Христос исполнил пророчество и преобразил обращение язычников. — Неведение учеников до смерти Иисуса Христа. — 2. Язычники, пришедшие на праздник, желают видеть Иисуса Христа. — 3. Неизвиняемость тех, кто не верят в воскресение тела. — Смысл и значение воскресения. — Нравы и обычаи языческих философов. — Книга, написанная языческим философом против христиан.

БЕСЕДА 67 на Ин. 12:24–26. 1. О том, кто любя свою жизнь, губит ее. — 2. Крест как путь к славе. — Изгнание диавола из мира смертию как путь к славе. — Изгнание диавола из мира смертию Иисуса Христа. — 3. Предсказание Иисуса Христа о своем воскресении и обеде. — Против алчности, стремящейся к разорению других.

БЕСЕДА 68 на Ин. 12:34. 1. Смерть не препятствует Иисусу Христу пребывать вечно. — 2. Пророчества не принуждают буквально понимать различные способы выражения Св. Писания. — 3. Нужно всячески стараться о том, чтобы не отчуждаться от Бога. — О человеколюбии к ближним.

БЕСЕДА 69 на Ин. 12:42–43. 1. Любостяжание очень опасная болезнь. — 2. О единосущии Отца и Сына. — 3. Должно избегать тщеславия, яд которого распространяется повсюду. — Против роскоши женщин. — Увещание к милостыне. — Женщины должны оставить роскошь, чтобы можно было располагать своих мужей к подаянию милостыни.

БЕСЕДА 1

1. Похвала Евангелию от Иоанна. Его превосходство и польза. — Кто могут понимать его. — 2. Возвышенность Иоанна. — Как нужно слушать Евангелие. — Необходимость известного расположения к Слову Божию. — 3. Не нужно бросать святыни псам. — 4. Описание настроений, которые требуются для слушания Евангелия. — Нужно избегать театральных зрелищ и твердо стоять в единении с Богом и церковью. — Должно иметь внимательный слух.

1. Зрители подвигов телесной борьбы, как скоро узнают, что пришел откуда–нибудь мужественный и уже увенчанный борец, все стекаются, чтобы видеть его ратоборство, искусство, силу. Тогда видишь, как на зрелище, наполненном бесчисленным множеством народа, все направляют чувственные и мысленные взоры, чтобы ничего тут не оставить без внимания.

Если потом прибудет какой–нибудь замечательный музыкант, то опять те же самые люди наполняют зрелище, и, оставив все, что было у них в руках, иногда даже нужное какое–нибудь и настоятельное дело, сидят на возвышении, и с большим вниманием слушают пение и музыку, испытывая их благозвучие.

Так обыкновенно делает простой народ. А сведущие в словесных науках то же самое делают в отношении к софистам. И у тех есть свои зрелища и слушатели, рукоплескания и приговоры, и строгие испытания речей.

Если же зрители борцов, зрители и вместе слушатели риторов и музыкантов сидят на зрелище с таким вниманием. То сколько усердия и внимания по справедливости должны вы оказывать, когда не певец какой–нибудь и не софист выходит на подвиг, но когда вещает муж с небес, и издает глас сильнее грома?

Своим гласом Он объял и наполнил всю вселенную, не потому, чтобы вопиял слишком громко, но потому, что двигал язык силою божественной благодати. И то удивительно, что такой сильный голос нисколько не груб или неприятен, но приятнее и вожделеннее всякого музыкального созвучия, способен даже увлекать, и, сверх всего этого, он совершенно свят, достоин трепетного благоговения, преисполнен столь великими тайнами и доставляет столько благ, что принимающие и сохраняющие их со тщанием и ревностью уже как бы перестают быть людьми и не остаются на земле, но, становясь выше всего житейского и присоединяясь к лику ангельскому, живут на земле, как бы на небе.

Сын грома. Возлюбленный (ученик) Христов, столп церквей, сущих по вселенной, тот, кто имеет ключи неба, кто испил чашу Христову и крещением Его крестился, кто с дерзновением возлег на перси Господни, — вот он ныне приходит к нам не с тем, чтобы представить какое–нибудь вымышленное зрелище или прикрывать себя личиною (не в таком роде он и говорить будет); не всходит он на возвышенное место, не ударяет ногою под музыку, не украшается позлащенною одеждою.

Он входит в одежде, имеющей красоту безыскусственную; он является нам облеченный во Христа, обув красные ноги свои в уготование благовествования мира; пояс — не на персях, но на чреслах, не из кожи пурпурного цвета, не золотом покрытый сверху, но сотканный и составленный из самой истины.

Таков он ныне является нам, без всякого лицеприятия; нет у него ни притворства, ни вымыслов, ни басней, но с открытою главою он возвещает открытую истину. Будучи сам по себе таким, он не иное внушает и слушателям своим видом, взорами, голосом. Он не имеет нужды в каких–нибудь орудиях для вещания. Как, например, в цитре, или лире, или в чем–нибудь подобном; он все совершает своим языком, издавая голос приятнее и гораздо полезнее всякой игры на цитре и (всякой) музыки.

Местом действия служит для него все небо; зрелищем — вселенная; зрителями и слушателями — все ангелы и из людей те, которые подобны ангелам, или желают такими сделаться. Только такие могут отчетливо постигать это благозвучие, обнаруживать его и в делах (своих) и быть такими слушателями, какими надобно быть. Все другие, как малые дети, хотя и слушают, но не разумеют того, что слушают, а увлекаются только удовольствиями и детскими играми.

Так все люди веселые, роскошные, живущие для богатства, для почести и чрева, хотя и слушают иногда, что (им) говорят, но на деле не показывают ничего великого и возвышенного, потому что однажды навсегда прилепились к брению и праху.

Апостола этого окружают горние силы, дивясь благообразию души его, разуму и красоте его добродетели, которую он привлек (к себе) и самого Христа и получил благодать духовную. Настроив свою душу подобно благозвучной, украшенной драгоценными камнями и имеющей златые струны лире, он достиг того, что через нее Духом возгласил нечто великое и возвышенное.

2. Итак, будем внимать не рыбарю, не сыну Заведееву, но тому, кто ведает глубины Божии, то есть Духу, движущему эту лиру. Он ничего человеческого не будет говорить нам, но все, что ни скажет, будет из глубины Духа, из тех тайн, которые даже и ангелы не знали прежде, нежели они совершились. И ангелы вместе с нами через глас Иоанна и через нас научились тому, что мы познали: «дабы ныне соделалась известною через Церковь начальствам и властям на небесах многоразличная премудрость Божия» (Еф. 3:10).

Итак, если и начала, и власти, и херувимы, и серафимы познали это через Церковь, то очевидно, что и они с великим тщанием занимались этим поучением. Таким образом мы и тем уже не мало почтены, что ангелы вместе с нами научились тому, чего прежде не знали. А что (они узнали) и через нас, об этом пока не буду говорить.

Итак, окажем и мы со своей стороны безмолвное благоговение, не ныне только и не на тот только день, когда слушаем, но в продолжение всей (своей) жизни, потому что слушать его всегда хорошо. Если нам желательно знать, что делается в чертогах царских, как напр., что делает или предпринимает царь касательно своих подданных, хотя часто это нисколько не относится к нам, то не гораздо ли более вожделенно слышать, что изрек Бог, и особенно, когда всё это нас касается?

А всё это (Иоанн) с точностью скажет нам, как друг самого (небесного Царя), или, лучше, как такой муж, который имеет в себе Его Самого говорящего, и от Него слышал всё, что Он — от Своего Отца. «Я назвал вас друзьями», — говорил Он, — «потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего» (Ин. 15:15). Итак, подобно тому, как если бы мы вдруг увидели кого–нибудь сходящего свыше, с высоты неба, и обещающего сказать нам в точности, что там (происходит), и конечно все стеклись бы к нему, подобно тому поступим и ныне. Именно с неба собеседует с нами этот муж.

Он не от мира, как говорит и сам Христос: «вы не от мира сего» (Ин. 15:15). В нем вещает Утешитель вездесущий и с такою же точностью ведущий Божие, с какой душа человеческая знает в себе свое, — Дух святости, Дух правый, владычественный, руководящий на небеса, дающий другие очи, способные видеть будущее, как настоящее, и сподобляющий нас еще во плоти созерцать то, что есть на небесах.

Итак, будем оказывать ему безмолвное внимание в продолжение всей нашей жизни. Никто пусть не остается здесь ленивым, сонливым, нечистым. Переселимся к небесам, потому что он вещает только там, и только тем, которые там обитают. А если будем оставаться на земле, то не получим отсюда никакой важной пользы. Слова Иоанна не относятся к тем, которые не хотят отстать от жизни скотской, точно так же, как и его не касаются здешние дела. Гром поражает наши души, имея и незначительный звук, а его голос не устрашает никого из верных; напротив, еще освобождает от страха и смущения душевного, и поражает только демонов и тех, которые им работают.

Итак, чтобы нам видеть, как он их поражает, сохраним безмолвие, как внешнее, так и внутреннее, особенно внутреннее. Какая, в самом деле, польза, когда уста безмолвствуют, а душа возмущается и имеет в себе сильную бурю? Я ищу безмолвия в душе, в помыслах, так как и внимательного требую слуха. Да не увлекает же нас страсть к богатству, ни любовь к славе, ни сила гнева, ни волнение других страстей.

Невозможно слуху неочищенному уразуметь как должно высоту изреченных глаголов, уразуметь, или познать, как следует, силу этих страшных и неизреченных таин и всякое добро, заключающееся в этих божественных изречениях. Если нельзя хорошо изучить игры на свирели и цитре, не устремив к тому всего ума, то как можно уразуметь таинственный глас слушателю, сидящему с безпечною душою?

3. Так и Христос научает: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями» (Мф. 7:6). Бисером Он называет эти самые речения, хотя они гораздо драгоценнее бисера, и называл только потому, что у нас нет ничего ценнее этой вещи. Потому и сладость слова Писания часто имеет обычай сравнивать с медом, не потому, что такова только была её мера, но потому, что у нас нет ничего другого слаще меда.

А что оно несравненно превосходит и драгоценность камней и сладость всякого меда, послушай, как пророк говорит о нем, показывая его превосходство. «Вожделеннее, — говорит он, — золота и многоценного камня, слаще сотового меда». Но это только для здоровых, — почему и присовокупляет пророк: «ибо раб Твой хранит их» (Пс. 18:11–12). И опять в другом месте, назвав их сладкими, присовокупил: «гортани моей». «Как сладки, — говорит он, — гортани моей слова Твои!» (Пс. 118:103). И еще, выражая их превосходство, говорит: «слаще меда и капель сота устам моим», — потому что он имел крепкое здравие душевное.

Так и мы не будем приступать к ним в болезни, но, уврачевав сперва душу, примем эту пищу. Для того я так много и говорю предварительно, еще не касаясь самих изречений Евангелия, чтобы каждый освободился от всякого вида болезни, и таким образом как бы взошел на самое небо, взошел чистым, отложив гнев, заботы, житейские тревоги и все иные страсти. Не очистив таким образом предварительно души, невозможно получить отсюда никакой важной пользы. И никто не говори мне, что мало времени для будущего собрания. Не только в пять дней, но и в одну минуту можно переменить всю свою жизнь.

Скажи мне, есть ли что хуже разбойника и человекоубийцы? Не крайняя ли это степень зла? И однакож разбойник вдруг взошел на высоту добродетели и перешел в самый рай, не имея для этого нужды ни во многих днях. Ни даже в половине одного дня; довольно было для этого одной минуты. Следовательно, можно вдруг перемениться и сделаться златым, вместо бренного. Так как добродетель и порок происходят не от природы, то и перемена легка и не подвержена никакому насилию. «Если захотите и послушаетесь, — говорит Бог, — то будете вкушать блага земли» (Ис. 1:19).

Видишь ли, что нужно одно только хотение? Но хотение — не обыкновенное, общее многим, а тщательное. Я знаю, что ныне все желают воспарить на небо; но надобно доказать это желание в самых делах. И купец, желая обогатиться, не останавливает своего желания только на одной мысли, но снаряжает корабль, собирает корабельщиков, приглашает кормчего, снабжает судно всем, что нужно, берет в заём золото, переплывает море, отправляется в чужую землю, претерпевает множество опасностей и все прочее делает, что известно мореплавателям.

Так и мы должны доказывать свое желание. И мы ведь совершаем плавание, не из (одной) земли в (другую) землю, но от земли к небу. Соделаем же ум наш способным к управлению, так, чтобы он возносил нас горе, а корабельщиков сделаем послушными ему; снарядим крепкий корабль, которого не могли бы потопить злоключения и скорби житейские, который не воздымался бы духом надмения, но был легок и скор в плавании.

Если мы устроим таким образом корабль, кормчего и корабельщиков, то будем плавать благополучно, и преклоним к себе истинного кормчего — Сына Божия, Который не допустит наше судно погрузиться в бездну, но, хотя бы дули тысячи ветров, Он и ветрам запретит и морю, и вместо бури сотворит великую тишину.

4. Приготовив себя таким образом, приходите в следующее собрание, если только вам желательно услышать что–нибудь полезное и сохранить слово в душе своей. Никто да не будет подобен проходной стезе (Лк. 8:5–12), никто да не будет камнем, никто — полным терний. Соделаем себя как бы невозделанными нивами. Тогда и мы, если увидим в вас землю чистую, будем с ревностью бросать семена; если же — грубую и каменистую, то простите нам, если не захотим напрасно трудиться.

А если, оставив сеяние, начнем исторгать терния, то опять будет неблагоразумно бросать семена в невозделанную землю. Наслаждающемуся таким слушанием не должно приобщаться трапезы бесовской: «ибо какое общение праведности с беззаконием?» Ты стоял здесь, слушая Иоанна и через него внимая учению Духа, и после этого идешь слушать блудных женщин, произносящих речи постыдные, а еще постыднейшие дела представляющих на зрелище, также изнеженных юношей, которые взаимно друг друга бьют и бьются. Как же ты можешь вполне очиститься, оскверняемый такой грязью? Но для чего изображать по частям весь срам, какой там бывает. Всё там — смех, всё — стыд; там — ругательство, насмешки, выходки; всё — разврат, всё пагуба.

Вот я наперед об этом говорю и объявляю всем вам. Никто из наслаждающихся здешнею трапезою да не растлевает души своей теми пагубными зрелищами. Всё, что там ни говорится и ни делается, есть сатанинская гордыня. Знаете вы, сподобившиеся таинства (крещения), какие между нами положены обеты, или лучше сказать, в какой завет мы вступили со Христом, когда Он сподоблял вас Своих Таинств? Что вы пред Ним говорили? Что вы сказали Ему о гордыне сатанинской? Как вы, с отречением от сатаны и ангелов его, отреклись и от всей гордыни его, и обещали более уже не уклоняться к ней?

Итак, не мало нужно заботиться, чтобы не забывать столь великих обетов, и не делать себя недостойным таких таинств. Не видишь ли, как при царском дворе призываются к участию в совете царском и включаются в число друзей царевых только люди, ни в чем не преткнувшиеся и достоуважаемые? К нам пришел посланник с неба, посланный от самого Бога для того, чтобы сказать нам о некоторых необходимых предметах. А вы, оставив слушать то, что он хочет нам передать и для чего уполномочен к нам, сидите, слушая лицедеев. Каких достойно это молний, каких громов!

Но как не должно приобщаться трапезе бесовской, так не должно принимать участия в слушании бесовском, в нечистой одежде приходить к светлой трапезе, обильной столь многими благами, — трапезе, которую уготовал Сам Бог. Такова ее сила, что она вдруг может вознести на самое небо, если только мы будем внимать с чистым сердцем.

Итак, неприлично тому, кто часто оглашается божественными словами, оставаться в настоящем низком состоянии, но необходимо тотчас воспарить, взлететь в самую горнюю страну, и насладиться сокровищами бесчисленных благ, которые да сподобимся получить все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому со Отцем и со Святым Духом слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 2

В начале было Слово (1:1).

1. Внешние философы в сравнении с ев. Иоанном. — Бедность и неученость его и в то же время несравненное превосходство его на первыми. — 2. Варварские народы, восприяв христианство, научились любомудрствовать. — 3. Против учений философов и особенно против учения о переселении душ. — 4. Почему Иоанн говорит о Боге–Сыне, не касаясь Бога–Отца. — В чем истинное любомудрие? — 5. Ум не может одновременно размышлять о нескольких предметах. — С каким вниманием следует читать Евангелие св. Иоанна.

1. Если бы Иоанн хотел сам с нами беседовать, или говорить нам что–либо свое, от себя, то нужно было бы сказать о роде его, об отечестве, о воспитании. Но так как не он, а сам Бог через него вещает роду человеческому, то наследовать это представляется мне излишним и неуместным. Впрочем, может быть, это и неизлишне и даже весьма нужно. Когда узнаешь, кто он был, откуда и от кого происходил, и каков был сам по себе, потом услышишь его глас и все его любомудрие, — тогда ясно увидишь и то, что Евангелие было не собственным его произведением, но делом божественной силы, которая действовала в душе его. Итак — какое же было его отечество? Отечества у него не было почти никакого; он происходил из бедного селения, из страны самой в то время презренной, которая не имела в себе ничего хорошего.

Книжники в унижение Галилеи говорили: «…рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк» (Ин. 7:52). Унижает ее и истинный израильтянин, говоря: «…из Назарета может ли быть что доброе?» (Ин. 1:46). Будучи из такой страны, Иоанн не происходил и из какого–нибудь замечательного в ней места, и не был там известен по своему имени. Отец его был бедный рыбарь, до того бедный, что и детей своих приготовлял к тому же ремеслу. А вы знаете, что ни один ремесленник не захочет добровольно сделать своего сына наследником собственного ремесла, если только не будет принужден к тому крайнею бедностью, особенно, если ремесло его низко. Но нет беднее, нет презреннее, невежественнее рыбарей; впрочем и между ними одни выше, а другие ниже. Апостол и в этом отношении занимал самую последнюю степень. Он и не в море ловил рыбу, а трудился в одном небольшом озере.

И вот, когда он там находился вместе с отцом и Иаковом братом своим, и чинил с ними прорванные сети, что также показывало крайнюю бедность, — призвал его Христос. А что касается до внешнего образования, то и отсюда уже можно заключать, что он был вовсе необразован. Притом свидетельствует (об этом) и Лука, когда пишет, что он был человек не только простой, но и безграмотный. И это должно быть так; кто был так беден, не являлся среди народа, никогда не обращался с значительными людьми, но был занят только рыболовством, а если иногда и встречался с кем–нибудь, то беседовал разве с покупщиками рыбы и поварами, тот мог ли сделаться чем–нибудь лучше неразумных животных? Как было ему не подражать безгласию самих рыб?

И вот этот–то рыбарь, вращавшийся около озер, сетей и рыб, родом из Вифсаиды галилейской, сын бедного рыбаря, и бедного до крайнего убожества, человек простой и притом на последней степени простоты, не изучавший наук ни прежде, ни после соединения со Христом, — вещает к нам. Узнаем же, о чем он с нами беседует. Не о том ли, что на полях? Или — что в реках? Не о торговле ли рыбою? Иной, может быть, и ожидал бы услышать это от рыбаря.

Но не бойтесь; ничего подобного мы не услышим. А услышим о том, что на небесах и чего прежде его еще никто не знал. Он приносит к нам столь возвышенные догматы, столь превосходные правила жизни и такую мудрость, какая возможны только для вещающего из самых глубин Духа, и вещает так, как только что пришедший с самых небес. Еще более, и из живущих на небе, как я и прежде говорил, не все могли бы это знать. Скажи же мне, свойственно ли это рыбарю? Или хотя бы ритору, или софисту, или философу, или вообще всякому, изучившему внешнюю мудрость?

Нет; обыкновенному человеческому духу не возможно любомудрствовать так о вышнем бессмертном и блаженном Существе, о ближайших к нему силах, о бессмертном и бесконечной жизни, о естестве тел смертных, но впоследствии имеющих соделаться бессмертными, о будущем суде и наказании, о предстоящих отчетах в словах и делах, в мыслях и чувствах, также — знать, что такое человек, и что — мир, что такое человек по существу, и что такое — кажущийся человеком, но не таковой на самом деле, что такое порок, и что — добродетель.

2. Некоторые из этих предметов были наследуемы учениками Платона и Пифагора; а о прочих философах не стоить даже и упоминать нам, — до такой степени все они стали смешны. Именно они более других пользовались у эллинов уважением и считались главами этой науки. Они же, между прочим, написали нечто и относительно жизни гражданской и законов. Однакож и они к стыду своему оказались во всем смешнее детей. Они вводили общих для всех жен; извращали самую жизнь; повреждали честность брака; узаконивали и многое другое, столько же достойное смеха, и таким образом провели всю свою жизнь.

Что же касается до души, то они оставили учение о ней самое постыдное; говорили, что души человеческие делаются мухами, комарами, деревьями; утверждали, что сам Бог есть душа, и вымышляли многие другие нелепости. И не это одно достойно порицания, а также обширное у них море умозаключений. Как бы в море носимые туда и сюда, они никогда не останавливались на одном предмете, потому что обо всем говорили на основании неверных и нетвердых умствований. Но не таков этот рыбарь; он все изрекает с точностью, и, как бы стоя на камне, никуда не совращается. Он удостоился проникнуть самые недоступные тайны и, имея в себе глаголющего самого Господа, не подвергся никаким человеческим слабостям.

А те философы, как люди, которые даже во сне не удостоились войти в царские чертоги, но вне их на площади оставались в толпе народа, и только по собственным соображениям гадали о невидимых предметах, — те впадали в великие заблуждения, когда хотели рассуждать о неизреченных предметах, и, как слепые и пьяные, даже в самых заблуждениях препирались друг с другом, и не только противоречили друг другу, но нередко и сами себе, непрестанно переменяя свои мнения об одних и тех же предметах. А этот неученый, простой житель Вифсаиды, сын Заведея (хотя бы тысячу раз эллины насмехались над грубостью этих названий, я тем не менее и даже тем с большею смелостью буду произносить их, так как чем более этот народ представляется им грубым и чуждым эллинского образования, тем более славным является наше учение.

Когда человек необразованный и некнижный возвещает то, чего никогда и никто из людей на земли не знал, и не только возвещает, но и убеждает, тогда, если бы только и вещал он, то и это уже было бы великим чудом; а если ныне, сверх того, представляется еще другое, — важнейшее доказательство богодухновенности его глаголов, — именно, что он всех своих слушателей во всякое время убеждает, — то кто не подивится обитающей в нем силе? И это, как я уже сказал, служит величайшим свидетельством того, что он не сам от себя учит), — итак этот–то необразованный человек, написанным от него Евангелием объял всю вселенную, а телом пребывал в Азии, где в древности любомудрствовали все, принадлежавшие к эллинским школам. Там он был страшен для демонов, сияя среди врагов, уничтожая их мрак и разрушая твердыни демонские. Душою же своею он переселился в иную страну, достойную совершившего такие дела. Произведения эллинов все истребились и исчезли; а его деяния с каждым днем становятся более и более славными.

С того времени, как явился он и с ним прочие рыбари, с того времени учение Платона и Пифагора, которое прежде почиталось господствующим, умолкло, так что (ныне) многие даже и по имени их не знают, хотя Платон, как говорят, и с царями беседовал, по их приглашению, имел много единомышленников, и плавал в Сицилию. А Пифагор, по прибытии в великую Элладу, показал здесь много разных родов чародейства. Ведь разговаривать с волами (говорят, что он и это делал) было не иное что, как дело волшебства. И это в особенности очевидно из того, что, беседуя, таким образом, с неразумными, он не только не приносил никакой пользы человечеству, но еще весьма много вредил ему.

Природа человеческая конечно способнее к изучению философии; но он, как говорят, при помощи волхвования беседовал с орлами и волами, Он не делал природы неразумной разумною (это и невозможно для человека), а волхвованием только обманывал неразумных. Оставив учить людей чему–нибудь полезному, он внушал им, что все равно — есть бобы или головы своих родителей, а своих последователей уверял, что душа учителя их иногда бывала деревом, иногда — девицею, иногда — рыбою. Итак, не по справедливости ли все это уничтожено и исчезло совершенно? По справедливости, — вполне основательно. Но не таково учение этого простого и некнижного человека. Напротив и сирияне, и египтяне, и индийцы, и персы, и эфиопы, и множество других народов, будучи людьми невежественными, научились любомудрствовать, когда переложили на свой собственный язык преподанное им учение.

3. Итак, не напрасно я сказал, что для него вся вселенная была местом зрелища. Он не оставлял подобных себе по естеству, и не трудился напрасно над природою бессловесных, что было делом излишнего честолюбия и крайнего безумия. Он, будучи чистым и от этой страсти, как и от других, только о том одном старался, чтобы вся вселенная научилась чему–нибудь полезному, могущему возвести ее от земли на небо. Поэтому он и не прикрывал своего учения, каким–нибудь мраком и тьмою, как те философы делали, закрывая неясности учения, как бы некоторою завесою, зло, заключавшееся в сущности его.

Его догматы яснее солнечных лучей, и потому доступны для всех людей по вселенной. Приходившим к нему он не повелевал, подобно тому (Пифагору), молчать в продолжение пяти лет; не так учил, как бы сидели пред ним бесчувственные камни, не баснословил, все определяя числами. Но, отвергши всю эту сатанинскую мерзость и гибель, сообщил такую удобопонятность своим словам, что всё, сказанное им, ясно не только для мужей и людей разумных, но и для женщин и юношей. Он был уверен, что учение его истинно и полезно для всех, кто будет слушать, — и это свидетельствуют все последующие времена. Он привлек к себе всю вселенную, освободил жизнь нашу от всякого чуждого вымысла, после того, как мы услышали его проповедь.

Поэтому–то мы, слушающие его, пожелали бы лучше лишиться жизни, нежели догматов, которые он преподал нам. А отсюда, как и отовсюду, очевидно, что в учении его нет ничего человеческого, но что наставления; дошедшие до нас чрез эту божественную душу, божественны и небесны. Мы не найдем у него ни шума слов, ни напыщенности в речи, ни излишнего и бесполезного украшения и сочетания имен и слов (да это чуждо и всякого любомудрия); но увидим непреоборимую, божественную силу, правых догматов непобедимую крепость, сочетание безчисленных благ.

Искусственность была бы излишня в проповеди Евангелия; она свойственна софистам, лучше же сказать — и не софистам, а неразумным детям, так что и сам их философ (Платон) представляет своего учителя весьма стыдящимся этого искусства, и говорящим своим судьям, что они услышат от него речи, произносимые просто и как случится, не изукрашенные словами и не испещренные именами и выражениями, — потому что, говорил он, неприлично мне было бы, достопочтенные мужи, в таком возрасти составлять детские речи, и с ними приходить к вам. Но посмотри, какой смех! Чего, по описанию этого философа, учитель его избегал, как дела детского, того сам он более всего домогался. Так–то во всех случаях водились они одним честолюбием!

А в Платоне ничего нет удивительного, кроме этого одного. Подобно тому, как, открыв гробы, отвне окрашенные, ты увидишь, что они наполнены тлением и зловонием и сгнившими костями, подобно этому и в мнениях этого философа, если обнажишь их от прикрас в выражении, увидишь много мерзости, особенно когда он философствует о душе, без меры и превознося ее и унижая. Диавольская это хитрость — ни в чем не соблюдать умеренности, но, увлекая в противоположные крайности, вводить в заблуждение. Иногда он говорит, что душа причастна божескому существу; а иногда, возвысив ее так неумеренно и так нечестиво, оскорбляет ее другою крайностью, вводя ее в свиней и ослов, и в других животных, еще хуже.

Но об этом довольно, или лучше сказать — и то уже через меру. Если бы можно было научиться от них чему–нибудь полезному, то следовало бы и более ими заняться. А так как нужно было только обнаружить их постыдные и смешные стороны, то и это сказано нами более надлежащего. Итак, оставив их басни, приступим к нашим догматам, свыше принесенным к нам в устах этого рыбаря; и ничего человеческого не имеющим. Станем же рассматривать его изречения, и, к чему призывали мы вас вначале, то есть, чтобы вы тщательно внимали словам нашим, тоже самое напоминаем вам и теперь.

Итак, чем же начинает евангелист свое сказание? «В начале было Слово, и Слово было у Бога …» (Ин. 1:1) (В начале бе Слово, и Слово бе к Богу). Видишь ли ты в этом изречении всё его дерзновение и силу? Как он вещает, нисколько не колеблясь, не ограничиваясь догадками, но все говоря положительно? Свойство учителя — не колебаться в том, что сам он говорить. А если бы кто, желая наставлять других, нуждался в человеке, который бы мог поддерживать его самого, то по справедливости ему следовало бы занимать место не учителя, а учеников.

Если же скажет кто–нибудь: почему евангелист, оставив первую Причину, тотчас начал беседовать с нами о второй? то говорить о первом и втором мы отказываемся. Божество выше числа и последовательности времен: поэтому и отрекаемся говорить так, но исповедуем Отца самосущего, и Сына от Отца рожденного.

4. Так, скажешь ты; но почему же (евангелист), оставив Отца, говорит о Сыне? Потому, что Отец был всеми признаваем, хотя и не как Отец, а как Бог; но Единородного не знали. Поэтому–то и справедливо евангелист поспешил тотчас, в самом начале, предложить познание о Нем для тех, которые не ведали Его. Впрочем, и об Отце он не умолчал в этих же словах. Обрати внимание на духовный смысл их. Знал он, что люди искони и прежде всего признавали и чтили Бога. Поэтому сперва и говорит (о бытии Сына): в начале, а потом далее называет Его и Богом, но не так, как Платон, который одного называл умом, а другого душою. Это чуждо божественного и бессмертного естества. Оно не имеет ничего общего с нами, но весьма далеко от общения с тварью, — разумею по существу, а не по действиям. Поэтому–то евангелист и называл Его Словом.

Имея намерение вразумить (людей), что это Слово есть Единородный Сын Божий, евангелист, чтобы кто–нибудь не предположил здесь страстного рождения, предварительно наименованием Сына Словом уничтожает всякое злое подозрение, показывая и то, что Он есть от Отца Сын, и то, что Он (рожден) безстрастно. Видишь ли, как я сказал, что в словах о Сыне он не умолчал и об Отце? Если же этих объяснений недостаточно для совершенного уразумения этого предмета, не удивляйся: у нас теперь речь о Боге, о Котором невозможно достойным образом ни говорить, ни мыслить. Поэтому и евангелист нигде не употребляет выражения: существо, — так как и невозможно сказать, что есть Бог по Своему существу, — но везде показывает нам Его только из Его действий. Так видим, что это Слово немного после называется у него светом, и опять свет этот именуется жизнью.

Впрочем, не по этой одной причине он так называл Его; но, во–первых, по этой причин, а во–вторых, потому, что Слово имело возвестить нам об Отце. «…Сказал вам все, — сказано, — что слышал от Отца Моего». Называет же Его вместе и светом и жизнью потому, что Он даровал нам свет ведения, а отсюда — жизнь. Вообще же нет ни одного такого имени, нет таких ни двух, ни трех и более имен, которые были бы достаточны для выражения того, что касается Божества. По крайней мере, желательно, чтобы хотя многими (именами), хотя и не вполне ясно, можно было изобразить Его свойства. Не просто же евангелист назвал Его Словом, а с прибавлением члена (о), отличая Его и этим от всех других (существ). Видишь ли, как не напрасно я сказал, что этот евангелист вещает нам с небес? Смотри, куда он тотчас, в самом начале, воспарив, возвел душу и ум своих слушателей. Поставив ее выше всего чувственного, выше земли, выше моря, выше неба, он возводит ее превыше самих ангелов, горних херувимов и серафимов, выше престолов, начал, властей и вообще убеждает ее вознестись выше всего сотворенного.

Что же? Ужели, возведши на такую высоту, он мог остановить нас здесь? Никак. Но подобно тому, как если бы человека, стоящего на берегу моря, и обозревающего города, берега и пристани, привел кто–нибудь на самую середину моря и тем, конечно, удалил бы его от прежних предметов, однакож ни на чем не мог бы остановить взора его, а только ввел бы его в неизмеримое пространство зрения, так и евангелист, возведши нас выше всякой твари, устремив нас к вечности, ей предшествовавшей, оставляет взор наш носиться, не давая ему достигнуть в высоте какого–либо конца, — так как там и нет конца: Разум, восходя к началу, испытывает, какое это начало. Потом, встречая: «было», всегда предваряющее его мысль, не находит, где бы ему остановить свой помысел, но, напрягая взор и не имея возможности ничем его ограничить, утруждается и опять возвращается долу. Выражение: «В начале было…» означает не что иное, как бытие присносущное и беспредельное. Видишь ли истинное любомудрие и догматы божественные, — не такие, как у эллинов, предполагающих времена и признающих одних богов старшими, других младшими?

Ничего подобного нет у нас. Если Бог есть, как и действительно есть, то ничего нет прежде Его. Если Он — Творец всего, то Он — первее всего. Если он — Владыка и Господь всего, то все — после Него, и твари и века. Хотел я дойти и до других рассуждений, но, может быть, утомилась (ваша) мысль. Поэтому, предложив еще некоторые наставления, которые могут быть полезны вам для разумения как уже предложенных бесед, так и будущих впоследствии, я замолкну. Какие же это наставления? Знаю, что многие утомляются от продолжительности бесед. Но это бывает тогда, когда душа обременена многими житейскими попечениями. Как зрение, когда оно чисто и ясно, бывает остро и не утомляется, легко рассматривая мельчайшие предметы, но как скоро какая–нибудь дурная влага стекает с головы (на лицо), или снизу поднимается дым или пар, то пред зрачком образуется как будто густое облако, которое не позволяет ясно видеть и самых больших предметов, так обыкновенно бывает и в душе. Когда она очищена и не имеет в себе никакой возмутительной страсти, тогда она зорко видит то, на что ей взирать должно. Когда же она, будучи помрачена страстями, погубит свою доблесть, тогда неспособна делается ни к чему высокому, скоро утомляется и падает, склоняется ко сну и лености, опускает из виду то, что могло бы способствовать ей к добродетели и жизни добродетельной, и не обращается к ней с ревностью.

5. Итак, чтобы и с вами этого не случилось (я же не перестану внушать вам это), укрепите дух ваш, чтобы не услышать вам тех же слов, какие сказаны были Павлом верующим евреям. И для них, говорил он, «многое было слово и труднопередаваемое», — не потому, чтобы таково оно было по существу своему, но «потому, — говорит он, — что вы сделались неспособны слышать» (Евр. 5:11). Больной и немощный обыкновенно утруждается так же кратким, как и продолжительным словом, и предметы ясные и удобопонятные считает трудно постигаемыми.

Но здесь да не будет ничего такого; но пусть каждый внимает учению, отложив всякое житейское попечение. Когда слушателем овладевает пристрастие к богатству, то невозможно, чтобы его занимало подобным образом и желание слушать поучения, потому что душа, сама в себе единая, не может вмещать в себе многих желаний, но одно желание подавляется другим, и душа, таким образом, как бы разрываемая, делается еще слабее. Между тем, если какое–либо желание преобладает, то уже все обращает в свою пользу. Так обыкновенно случается и с детьми. Когда кто имеет у себя только одно дитя, то крайне любит этого одного; когда же сделается отцом многих детей, то и расположенность его к ним, разделившись, становится слабее. Если же так бывает там, где господствует естественное влечение и сила, и где любимые предметы сродни между собою, то что сказать о произвольном расположении и увлечении, и особенно, когда виды любви прямо противоположны один другому? А любовь к богатству противна любви к поучениям. Входя сюда, мы входим на небо, не по месту, разумею, но (по душевному) расположению. Ведь можно и находясь на земле стоять на небе, созерцать тамошние предметы и слушать исходящее оттуда глаголы.

Итак, никто не приноси на небо ничего земного. Никто, стоя здесь, не озабочивайся делами домашними. Отсюда бы надлежало переносить в дом и на торжище пользу, здесь приобретенную, и сохранять ее там, а не это место наполнять попечениями, свойственными дому и торжищу. Для того–то мы и приступаем к учительской кафедре, чтобы здесь очищать скверны, отвне к нам привходящие. Если же и среди этого малого поучения мы хотим растлеваться посторонними речами или делами, то лучше бы и не начинать. Пусть же никто в церкви не печется о делах домашних; напротив, пусть и в доме размышляет о предметах церковного учения. Пусть они будут для нас предпочтительнее всего, так как они относятся к душе, а те (домашние дела) к телу; лучше же сказать — и душе и телу полезны здешние поучения. Поэтому пусть будут они делом главным, а все прочее делом мимоходным. Они принадлежат и настоящей жизни и будущей, а дела внешние — ни той, ни другой, если не располагаются по правилам, основанным на первых. Здесь единственно можно научиться не только тому, чем будем мы после этой жизни и как тогда будем жить, но и тому, как управить жизнь настоящую. Этот дом есть духовная лечебница, устроенная для того, чтобы в ней врачевали мы те раны, которые получаем отвне (в мире), а не для того, чтобы выходить отсюда с новыми ранами.

Если же мы не станем внимать тому, что глаголет нам Дух Святой, то не только не очистим прежних ран, но еще и другие получим. Будем же со всем тщанием внимать этой книге, теперь пред нами раскрываемой. Впоследствии не много потребно будет труда (для её изучения), если тщательно мы узнаем её начальные и основные изречения, но, потрудившись немного вначале, будем потом в состоянии, по слову Павла, «и других научить». Апостол Иоанн весьма возвышен, обилен многими догматами, и о них беседует более, нежели о чем–нибудь другом. Будем при том слушать не мимоходом. Для того–то мы и изъясняем (евангелие) понемногу, чтобы для вас все было удобопонятно, и чтобы ничто не выходило из памяти. Убоимся же сделаться виновными пред тем голосом, который сказал: «Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха;…» (Ин. 15:22). Какое мы будем иметь преимущество пред теми, которые вовсе не слышали (евангелия), если и после слушания уйдем домой, ничего не имея, а только удивляясь произнесенным словам? Дайте нам сеять на добрую землю; дайте для того, чтобы еще более побудить нас (к сеянию). Если кто имеет в себе терние, пусть воспламенит огонь Духа; кто имеет сердце грубое и упорное, пусть сделает его мягким и удобопреклонным, пользуясь тем же огнем. Если кто, находясь при пути, попирается всякими помыслами, пусть входит во внутреннейшие чувства и не сообщается с теми, которые хотят войти туда на расхищение, и тогда мы увидим нивы ваши тучными.

Если таким образом мы будем о себе заботиться, и с трудолюбием прилежать к этому духовному собеседованию, то хотя и не вдруг, по крайней мере мало–помалу, отрешимся от всего житейского. Будем внимательны, чтобы не было и о нас сказано: «как у глухого аспида уши их» (Пс. 57:5). Скажи мне, чем различается от зверя такой слушатель? Напротив, не безсловеснее ли всякого безсловесного тот, кто остается невнимательным, когда говорит Бог? Если быть человеком — в том состоит, чтобы благоугождать Богу, — то не хотящий даже слышать о том, как это исполнить, что есть иное, как не зверь? Подумай же, как велико это зло, если тогда, как Христос желает сделать нас из людей равноангельными, мы сами себя превращаем из людей в зверей! Быть рабом чрева, быть одержимым страстью к богатству, гневаться, терзать, попирать ногами других, — свойственно не людям, а зверям. Впрочем, каждый зверь имеет, так сказать, свою особенную страсть, и притом по природе, а человек, свергший с себя власть разума, отторгшийся от жизни по Богу, предает себя всем страстям, и делается уже не зверем только, но каким–то чудовищем разновидным и разнохарактерным, и в самой природе своей уже не находит для себя извинения.

Всякое зло происходит от произволения и свободных намерений. Но да не будет, чтобы когда либо помыслить это о церкви Христовой! О вас мы думаем лучше, и имеем надежду спасения. Но чем более мы уверены в этом, тем более не оставим предохранительных внушений, чтобы, взошедши на самый верх добродетелей, достигнуть нам с вами обетованных благ, которых да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу и Св. Духу слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 3

В начале было Слово (1:1).

1. О посвящении Господу одного из семи дней недели. — Какое воспитание должно давать юношеству. — 2. Мнение еретиков аномеев о Боге–Слове. — 3 и 4. Доказательства вечности Слова. — 5 и 6. Против тщеславия. — Производимое им зло. — Ему приносят в жертву свои богатства. — Ради него делают все в угоду народу. — Слава народа есть истинная слава. — Как нужно поступать с толпой. — Пусть один Бог будет зрителем и хвалителем добрых дел.

1. Излишне было бы теперь убеждать вас к внимательному слушанию. Вы уже поспешили показать это на самом деле. Это стечение, это стояние с напряженным вниманием, эта поспешность — оттесняя друг друга, занять ближайшее место, откуда внятнее для вас был бы слышен наш голос, нежелание выйти отсюда, несмотря на тесноту, пока не окончится это духовное зрелище, рукоплескания и возгласы одобрения, — все свидетельствует о вашей душевной теплоте и усердии к слушанию. Потому–то и излишне увещевать вас к слушанию, а нужно только внушить вам, чтобы вы и всегда сохраняли в себе такое усердие, и не только бы здесь его показывали, но чтобы, и дома находясь, муж с женою, отец с детьми беседовали об этом; пусть одни передают другим и спрашивают друг друга, и пусть все оказывают взаимно такую добрую помощь.

Никто не говори мне, что нам не нужно заниматься этим с детьми. Не только этим должно заниматься, но об этом только одном и надобно бы вам заботиться. Однакож, ради немощи вашей, я уже не говорю этого; я и не отвожу детей от посторонних занятий, так же как и вас не отвлекаю от общественных дел. Я считаю только справедливым, чтобы из семи дней один посвящен был общему нашему Господу. В самом деле, как это несообразно — рабам своим приказывать, чтобы они все время служили нам, а нам самим не уделить и малейшего времени для Господа, и притом тогда, как наше служение не приносит Ему ничего (потому что Бог ни в чем не нуждается) и только нам же самим обращается в пользу! Когда вы водите детей на зрелища, то не находите препятствия к этому ни в науках, ни в другом чем–нибудь. А когда надобно собрать и получить какую–нибудь духовную пользу, вы это дело называете бездельем. Как же вы не прогневаете Бога, когда во всем другом упражняете своих детей и на то находите время, а занимать их делом Божиим считаете тягостным и неблаговременным для детей?

Нет, не так, братья! Этот–то возраст преимущественно и нуждается в таких уроках. Возраст нежный, — он скоро усваивает себе то, что ему говорят, и как печать на воске, в души детей отпечатлевается то, что они слышат. А между тем и жизнь их тогда уже начинает склоняться или к пороку или к добродетели. Потому, если в самом начале, и, так сказать, в преддверии отклонить их от порока, и направить их на лучший путь, то на будущее время это уже обратится им в навык и как бы в природу, и они уже не так удобно по своей воле будут уклоняться к худшему, потому что навык будет привлекать их к делам добрым. Тогда и для нас они будут достопочтеннее самих стариков, и для гражданских дел они будут полезнее, обнаруживая в юности свойства старцев. Невозможно, как я и прежде говорил, чтобы наслаждающиеся таким слушанием (Евангелия) и внимающие такому апостолу отходили отсюда, не получив какого–либо истинного, великого блага, будет ли участником в этой трапезе муж, или жена, или юноша. Если мы, приучая зверей к нашим словам, таким образом укрощаем их, то не гораздо ли более чрез это духовное учение мы можем исправлять людей, когда там и здесь есть великое различие и между врачевствами и между врачуемыми? Ведь и грубость в нас не такова, как в зверях: у них она зависит от природы, а у нас от воли; да и сила слов не одинакова: там она происходит от человеческой мысли, а здесь — от силы и благодати Духа.

Итак, кто отчаивается в себе самом, тот пусть помыслит об укрощенных зверях — и он никогда не впадет в отчаяние. Пусть всегда приходит он в эту лечебницу; пусть постоянно слушает законы Духа и, возвращаясь домой, слышанное записывает в своем уме. Таким образом, он будет в доброй надежде и в безопасности, на самом деле чувствуя успех. И диавол, как скоро увидит, что в душе написан закон Божий, а сердце сделалось скрижалями этого закона, уже не будет более приступать. Где будут царские письмена, не на столе медном начертанные, но в боголюбивом сердце Духом Святым запечатленные, и благодатью блистающие, — туда он не сможет даже и заглянуть, а далеко отбежит. Для него и для помыслов, от него влагаемых, ничто так не страшно, как мысль, занятая предметами божественными, душа, постоянно прилежащая к этому источнику. Такую–то не может ни опечалить что–либо в настоящем, хотя бы то было и неприятное, ни надмить что–либо благоприятное; но, среди бурь и волнений, она будет наслаждаться тишиною.

2. Да и не от природы вещей происходит наше смущение, а от немощи нашего духа. Если бы мы подвергались этому страданию вследствие обстоятельств, то все люди должны были бы испытывать его, потому что все мы плывем по одному и тому же морю, на котором невозможно миновать волн и бурь. Если же есть люди, которые остаются вне бури и волнения моря, то очевидно, что бурю производят не обстоятельства, но состояние нашего духа. Следовательно, если мы настроим душу так, чтобы она все легко переносила, то не будет для нас ни бури, ни потопления, а будет всегда благоприятная тишина. Но я не знаю, как, предположив себе ничего такого не говорить, я так увлекся этим поучением. Простите мне это многословие. Я боюсь, и очень боюсь, чтобы не ослабело в вас теперешнее усердие. Если бы я уверен был в этом, то не стал бы теперь говорить вам ничего такого. Усердие может облегчить для вас всякое дело.

Время однакож заняться предстоящим сегодня, чтобы вы не утомленные выступили на поприще. Предстоят же нам подвиги против врагов истины, против таких, которые все придумывают к тому, чтобы уничтожить славу Сына Божия, лучше же сказать — свою собственную. Слава Сына Божия всегда пребывает такою, какова она есть, нисколько не уменьшаясь от злохульного языка; но те, которые стараются уничтожить Того, Кому, по словам их, они поклоняются [1], покрывают лица свои бесчестием, а душу подвергают казни.

Итак, что же они говорят, когда мы так рассуждаем? Говорят, что изречение: — «в начале было Слово», — еще не доказывает прямо вечности (Сына), потому что тоже сказано и о небе и о земли (Быт. 1:1). О, бесстыдство и нечестие! Я беседую с тобой о Боге, а ты мне указываешь на землю и людей, происшедших от земли. Таким образом, если Христос называется Сыном Божиим и Богом, также и человек называется Сыном Божиим и Богом (как например: «Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы» — Пс. 81:6), ужели поэтому ты будешь состязаться с Единородным о сыновстве, и скажешь, что в этом отношении Он не имеет никакого преимущества пред тобой? Никак, говоришь ты. Однакож ты это делаешь, хотя и не выражаешь на словах. Каким образом? Ты утверждаешь, что и ты участвуешь в усыновлении по благодати, и Он — тоже. Если ты говоришь, что Он есть Сын не по естеству, то этим выражаешь не иное, а именно то, что Он — Сын по благодати.

Впрочем, рассмотрим и свидетельства, какие приводят нам. Сказано: «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста,…» (Быт. 1:1). Также: «Был один человек из Рамафаим–Цофима,…» (1 Цар. 1:1). Вот свидетельства, которые они считают сильными! И действительно это сильно, но для доказательства утверждаемой нами правоты догматов; а для поддержания хулы (еретиков) ничего не может быть слабее этих доказательств. Скажи, что общего имеют слова — «сотворил» и «была»? Или что общего у Бога с человеком? Для чего ты смешиваешь то, что не терпит смешивания, сливаешь раздельное, и горнее делаешь дольним? Здесь слово: «была» не одно, само по себе, означает вечность, а в соединении с другими выражениями: «в начале было» и: «Слово было». Подобно тому, как выражение: «сущий», когда говорится о человеке, показывает только настоящее время, а когда о Боге, то означает вечность, так и выражение: «было», когда говорится о нашем естестве, означает прошедшее для нас время, и именно известный предел времени, а когда — о Боге, то выражает вечность. Итак, слыша о земле и человеке, не следует предполагать о них ничего более того, что свойственно природе сотворенной. Все сотворенное, что бы то ни было, произошло во времени, или в известном пределе его. А Сын Божий выше не только всякого времени, но и всех веков, Он есть Творец их и Создатель. «Чрез Которого, — сказано, — и веки сотворил» (Евр. 1:2). Творец же, конечно, существует прежде своих творений. Но так как некоторые до такой степени бесчувственны, что и после этого думают нечто высокое о своем достоинстве, то слово Божие выражениями: сотворил и человек был предваряет такую мысль слушателей и уничтожает всякое бесстыдство. Все сотворенное, как земля, так и небо, сотворено во времени, имеет временное начало и безначального в них нет ничего, потому что все (в известное время) получило бытие.

Итак, когда ты услышишь выражения — сотворил землю и человек был, то излишне будешь суесловить, сплетая только бесполезную болтовню. Но я скажу еще нечто большее. Что же это? То, что если бы и о земле сказано было — в начале была земля, и о человеке — в начале был человек, то и в таком случае мы не должны были бы предполагать о них ничего более того, что нам известно о них ныне. Уже одно наперед стоящее имя земли и человека, что бы потом об них ни говорилось, не позволяет уму воображать о них что–нибудь больше того, что ныне мы знаем; так же как и наоборот выражение: Слово, хотя бы что–нибудь маловажное сказано было о Нем, само по себе не позволяет думать при этом ничего низкого и ничтожного. А о земли далее говорится: Земля же была безвидна и пуста. Таким образом, сказав, что Бог сотворил землю и положил ей свойственный предел, бытописатель безопасно уже повествует о ней дальнейшее, зная, что никто не будет столько бессмыслен, чтобы почитать землю безначальною и несотворенною. Имя земля и выражение — сотворил достаточны для того, чтобы убедить самого несмысленного человека, что земля не вечна и не безначальна, но принадлежит к числу вещей, происшедших во времени.

3. Кроме того, выражение: было, когда употребляется о земле и человеке, означает не просто бытие, но в отношении к человеку — происхождение его из известной страны, а в отношении к земле — качество её бытия. Так Моисей не сказал просто: земля же была, и потом умолк, но показал, в каком состоянии она была и после своего происхождения, т. е., она была безвидна и пуста, еще покрыта водами и смешана с ними. И об Елкане не сказано только, что был человек, но в пояснение присовокуплено; откуда он был: из Рамафаим–Цофима. Но о Слове (говорится) не так. Стыжусь я и сличать между собою такие предметы! Если мы запрещаем делать сравнение между людьми, как скоро сравниваемые весьма различны между собою по достоинствам, хотя существо их одно, то там, где столь беспредельное расстояние и по существу, и по всему прочему, не крайнее ли безумие — делать такие сличения? Но да будет милостив к нам Тот, Кто хулится ими! Не мы открыли надобность в таких рассуждениях, но нам подают к ним повод те, которые вооружаются против собственного спасения.

Итак, что же я говорю? То, что выражение: было, в отношении к Слову, означает, во–первых, вечность Его бытия: в начале, — сказано, — было Слово. А во–вторых, то же было показывает, что Слово было у кого–либо. Так как Богу по преимуществу свойственно бытие вечное и безначальное, то, прежде всего, это и выражено. Потом, чтобы кто–нибудь, слыша — в начале было Слово, — не признал Его и нерожденным, такая мысль предупреждается тем, что прежде замечания, что было Слово, сказано, что оно было у Бога. А чтобы кто–либо не почел Его словом только произносимым или только мысленным, для этого прибавлением члена (ό), как я уже прежде сказал, и другим выражением (у Бога к Богу) устранена и такая мысль. Не сказано: было в Боге …, но: было у Бога, чем означается вечность Его по ипостаси. Далее, еще яснее открывается это в присовокуплении, что Слово было Бог. Но это Слово не сотворенное ли? — скажет кто–либо. Если так, то что же препятствовало сказать, что в начале сотворил Бог Слово?

Так Моисей, повествуя о земле, не сказал: в начале была земля, но сказал, что (Бог) сотворил ее, и тогда уже она была. Что же, говорю, препятствовало и Иоанну подобным образом сказать, что в начале сотворил Бог Слово? Ведь если в рассуждении земли Моисей опасался, как бы не назвал ее кто–нибудь несотворенною, то гораздо более Иоанну следовало бы страшиться этого относительно Сына (Божия), если бы Он был сотворен. Мир, будучи видим, сам по себе проповедует Творца: «небеса, — сказано, — проповедуют славу Божию» (Пс. 18:1). Но Сын невидим и притом несравненно и безпредельно выше твари. Итак, если здесь, где не нужно было для нас ни слова, ни учения, чтобы признать мир сотворенным, пророк однакож ясно и прежде всего дает нам это видеть, — то гораздо более Иоанну нужно было бы сказать это о Сыне, если, бы Он был сотворен.

Так, скажут: однакож Петр высказал это ясно и определенно! Где же и когда? Тогда, когда, беседуя с Иудеями, говорил: «что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса…» (Деян. 2:36). А почему же ты не присовокупляешь и дальнейших слов, именно: «…Сего Иисуса, Которого вы распяли»! Или не знаешь, что одни изречения относятся к нетленному естеству, а другие к воплощению? В противном случае, если все вообще будешь так разуметь о Божестве, то придешь к заключению, что Божество и страданиям подвержено. Если же оно не причастно страданиям, то и не сотворено. Если бы кровь истекла из самого божеского и неизреченного естества, и оно, вместо плоти, было пронзено и рассечено гвоздями на кресте, то хитрословие твое в этом случае имело бы основание.

Но как и сам диавол не стал бы таким образом богохульствовать, то для чего же ты притворно принимаешь на себя такое непростительное неведение, которым и демоны не прикрывали себя? Притом же слова: Господь и Христос относятся не к существу, но к достоинству. Первое означает власть, а второе — помазание. Итак, что же ты скажешь о Сыне Божием? Если бы Он и был сотворен, по вашему мудрованию, — эти изречения не имели бы места. Нельзя представить себе, что Он сперва был сотворен, а потом Бог поставил Его (Господом и Христом). Он неотъемлемое имеет начальство, и имеет его по самому естеству и существу Своему. Будучи спрошен, Царь ли Он есть, отвечал: «Я на то родился» (Ин. 18:37). А Петр говорит здесь о Нем, как о поставленном (в Господа и Христа), и — это относится у него только к воплощению.

4. Что удивляешься, если Петр говорит это? И Павел, беседуя с афинянами, называет Его только мужем, говоря так: «…посредством предопределенного Им Мужа, подав удостоверение всем, воскресив Его из мертвых» (Деян. 17:31). Ничего не говорит он здесь ни об образе Божием, ни о равенстве, Его (со Отцем), ни о том, что Он есть сияние славы Его. Так и следовало. Тогда еще не время было для такого учения, а желательно было, чтобы они прежде приняли, что Он — человек и что воскрес. Так делал и сам Христос; а от Него и Павел, научившись, таким же образом устраивал дела своей проповеди. Не вдруг Христос открыл нам Свое божество, но сперва был почитаем только за пророка и Христа, — как бы простого человека; уже впоследствии из дел и слов Своих явился тем, чем был. Потому–то и Петр вначале употребляет такой же образ речи. Это была первая всенародная проповедь его к Иудеям. И так как они еще не в состоянии были ясно познать божество Его, то апостол обращает к ним слово о воплощении, чтобы слух их, прежде обученный этим словом, предрасположен был и к прочему учению. Если захочет кто прочитать всю проповедь апостола от начала, для того весьма ясно будет то, что я говорю.

Апостол Петр также и мужем называет Его, и пространно рассуждает о Его страдании, воскресении и рождении по плоти. И Павел, когда говорит: «…родился от семени Давидова по плоти» (Рим. 1:3), не иное что внушает нам, а именно то, что слово: сотворил употреблено в отношении к воплощению, как и мы исповедуем. Напротив, сын громов говорит нам ныне о бытии неизреченном и предвечном; потому, оставив слово — «сотворил», Он поставил: «было»; тогда как, если бы Сын Божий был создан, это–то особенно и нужно было бы с точностью показать. Если Павел опасался, как бы кто–нибудь из неразумных не предположил, что Сын больше Отца, и что Родивший некогда покорится Ему, почему и говорил в послании к Коринфянам: «…Когда же сказано, что Ему все покорено, то ясно, что кроме Того, Который покорил Ему все» (1 Кор. 15:27), — хотя кто мог бы подумать, что Отец когда–нибудь подчинится Сыну, наравне со всеми тварями? — если же Павел опасался таких безрассудных мнений, потому и сказал: «кроме покорившего Ему вся», то гораздо более надлежало Иоанну, если бы Сын Божий был сотворен, опасаться, чтобы кто–нибудь не признал Его несотворенным, и это–то, прежде всего, надлежало ему изъяснить. Но теперь, так как Сын рожден, то и справедливо ни Иоанн, ни другой какой–либо апостол, или пророк, не сказали, что Он сотворен. Да и сам Единородный не преминул бы сказать об этом, если бы это было так.

Тот, кто по снисхождению так смиренно говорил о Себе, тем более не умолчал бы об этом. Я считаю не невероятным, что Он скорее умолчал бы о Своем величии, которое имел, нежели, не имея его, оставил бы без замечания, что Он не имеет этого величия. То было благовидное побуждение к умолчанию — желание научить людей смиренномудрию, и поэтому Он умалчивал о том, что великого принадлежит Ему. А здесь ты не можешь указать никакого справедливого предлога к умолчанию. Если бы Он был создан, для чего было бы Ему умалчивать о Своем происхождении, когда Он не упоминал о многом таком, что действительно принадлежало Ему? Тот, кто для научения смиренномудрию часто говорил о Себе уничиженно, и приписывал Себе то, что на самом деле не свойственно Ему, Тот, говорю, если бы был создан, гораздо более не преминул бы сказать об этом. Или ты не видишь, как Он сам все с тою целью, чтобы никто не признавал Его нерожденным, и говорит и делает, даже говорит о Себе по–видимому несообразно со Своим достоинством и существом, и нисходит до смирения пророка? Изречение: «Как слышу, так и сужу», также: «…Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Ин. 5:30; 12:49) и тому подобные свойственны только пророкам.

Итак, если, желая отстранить такое предположение, Он не обинуясь говорил о Себе столь смиренные слова, то тем более Он говорил бы подобным образом, если бы был создан, чтобы кто–нибудь не признал Его несозданным, — напр.: «не думайте, что Я рожден от Отца; Я сотворен, а не рожден, и — не одного с Ним существа». Но Он делает все напротив. Он употребляет такие выражения, которые невольно, даже не желающих того, заставляют принять противное мнение. Так, Он говорит: — «…что Я в Отце и Отец во Мне» (Ин. 14:10, 11); также: «…столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; …» (ст. 9); или: — дабы все чтили Сына, как чтут Отца…. (Ин. 5:23); «…как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» (ст. 21); «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (ст. 17); «Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца;… Я и Отец — одно» (Ин. 10:15, 30). Везде употребляя выражение: «как» и: «так и», показывает, что Он едино с Отцем и что имеет нераздельное с Ним существо. А силу власти Своей Он обнаруживает как в этих же изречениях, так и во многих других, — так, напр., когда говорит: «умолкни, перестань; хочу, очистись; повелеваю тебе, дух немой и глухой, выйди из него» также: «…слышали, что сказано древним: не убивай, … А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду…» (Мк. 4:39; Мф. 8:3; Мк. 9:25; Мф. 5:21). И все другое подобное, что Он законополагает и чудотворит, достаточно доказывает власть Его; а лучше сказать, и самая малейшая часть того может вразумить и убедить людей, не совсем бесчувственных.

5. Но таков дух тщеславия, что оно ослепляет разум увлекаемых им людей, даже в отношении к самым очевидным предметам, побуждает противоречить даже признанным истинам; а других, и очень хорошо разумеющих истину и уверенных в ней, заставляет лицемерно противостоять ей.

Так было и с иудеями. Не по неведению отвергали они Сына Божия, а для того, чтобы получить честь от народа. «Уверовали, — сказано, — в Него, но ради фарисеев не исповедывали, чтобы не быть отлученными от синагоги,…» (Ин. 12:42), и из угождения другим жертвовали собственным спасением. Да и невозможно, невозможно тому, кто так раболепствует временной славе, получить славу от Бога. Поэтому–то Христос и укорял иудеев, говоря: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?» (Ин. 5:44) Это какое–то сильное упоение; объятый этою страстью, человек делается неисправим. Она, отторгая от небес душу своих пленников, пригвождает ее к земли, не позволяет ей воззреть к свету истинному, побуждает постоянно вращаться в тине, приставляя к ним владык, столь сильных, что они владеют ими, даже ничего не приказывая.

Тот, кто болеет этой болезнью, хотя бы никто не приказывал ему, добровольно делает все, чем только думает угодить своим владыкам. Для них он одевается и в одежды нарядные, и украшает лице, заботясь в этом случае не о себе, но об угождении другим, и выводит с собой на площадь провожатых, чтобы заслужить от других удивление, и все, что ни делает, предпринимает единственно для угождения другим.

Итак, есть ли болезнь душевная тягостнее этой? Человек нередко бросается в бездну, чтобы только другие удивлялись ему. Приведенные слова Христовы достаточно показывают всю мучительную силу этой страсти; но можно еще познать ее и из следующего. Если ты захочешь спросить кого–нибудь из граждан, делающих большие издержки, для чего они тратят столько золота, и что значат такие расходы, то ни о чем другом от них не услышишь, так только об угождении толпе. Если же ты опять спросишь их: что же такое толпа? — они ответят: это есть нечто шумное, многомятежное, большею частью глупое, без цели носящееся туда и сюда, подобно волнам моря, составляемое часто из разнообразных и противоположных мнений. Кто имеет у себя такого владыку, не будет ли тот жалок более всякого другого?

Впрочем, когда мирские люди прилепляются к нему, это еще не так опасно, хотя действительно опасно. Но когда те, которые говорят, что отреклись от мира, страдают тою же или еще тягчайшею болезнью, то это крайне опасно. У мирских только трата денег, а здесь опасность касается души. Когда правую веру меняют на славу и, чтобы прославиться самим, уничижают Бога, — скажи мне, не составляет ли это высшей степени бессмыслия и безумия?

Другие страсти, хотя заключают в себе большой вред, но по крайней мере, приносят и некоторое удовольствие, хотя и временное и короткое. Так корыстолюбец, винолюбец, женолюбец, имеют некоторое удовольствие, хотя и непродолжительное; но обладаемые страстью тщеславия всегда живут жизнью горькою, лишенной всякого удовольствия. Они не достигают того, что так любят, разумею — славы народной; а хотя, по–видимому, и пользуются ею, на самом же дел не наслаждаются, потому что это вовсе и не слава. Потому и самая страсть эта называется не славою, а тщеславием. И справедливо все древние называли это тщеславием. Она тщетна и не имеет в себе ничего блистательного и славного. Как личины [статуй] кажутся (снаружи) светлыми и приятными, а внутри пусты, поэтому, хотя и представляются благообразнее телесных (естественных) лиц, однакож никогда еще и ни в ком ни возбуждали любви к себе, точно так, или еще более, слава у толпы прикрывает собою эту неудобоизлечимую и мучительную страсть. Она имеет только снаружи вид светлый, а внутри не только пуста, но и полна бесчестия и жестокого мучения.

Откуда же, скажешь, рождается эта безумная и не приносящая никакого удовольствия страсть? Ни откуда более, как только от души низкой и ничтожной. Человек, увлекаемый славою, неспособен мыслить что–либо великое и благородное; он необходимо становится постыдным, низким, бесчестным, ничтожным. Кто ничего не делает для добродетели, а только одно имеет в виду — чтобы понравиться людям, не стоящим никакого внимания, во всяком случае, следует погрешительному, блуждающему их мнению, тот может ли стоить чего–нибудь? Заметь же: если бы кто спросил его: как ты сам думаешь о толпе? — без сомнения, он сказал бы, что считает толпу невежественной и бездельной. Что же? Захотел ли бы ты сделаться подобным этой толпе? Если бы и об этом опять кто–нибудь спросил его, то я не думаю, чтобы он пожелал сделаться таким же. Итак, не крайне ли смешно искать славы у тех, кому сам никогда не захотел бы сделаться подобным?

6. Если же ты скажешь, что в толпе много людей, и что они составляют одно, то поэтому–то особенно и надобно ее презирать. Если каждый из толпы сам по себе достоин презрения, то, когда таких много, они заслуживают еще большего презрения. Глупость каждого из них, когда они собраны вместе, становится еще большею, увеличиваясь от многочисленности. Поэтому каждого из них порознь конечно можно бы исправить, если бы кто взял на себя это дело, но не легко было бы исправить всех их вместе, — оттого, что безумие их в таком случае увеличивается; они водятся обычаями животных, во всяком случае, следуя один за другим во мнениях. Итак, скажите мне: в такой ли толпе будете вы искать славы? Нет, прошу и молю. Эта страсть все извратила; она породила любостяжание, зависть, клеветы, наветы. Она вооружает и ожесточает людей, не потерпевших никакой обиды, против тех, которые никакой обиды не сделали.

Подверженный этой болезни не знает дружбы, не помнит приязни, нисколько не хочет никого уважить; напротив, все доброе извергши из души, непостоянный, неспособный к любви, против всех вооружается. Сила гнева, хотя и она мучительна и несносна, не постоянно однакож возмущает дух, а только в то время, когда его раздражают другие. Напротив, страсть тщеславия — всегда, и нет, так сказать, времени, в которое она могла бы оставить, потому что разум не препятствует ей и не укрощает её; она всегда остается, и не только побуждает ко грехам, но, если бы мы успели сделать что–нибудь и доброе, она похищает добро из рук. А бывает так, что она не допускает и начать доброго дела. И если Павел лихоимание называет идолослужением (Еф. 5:5), то как, по справедливости, назвать матерь его (лихоимания), корень и источник, то есть тщеславие? Нельзя найти и названия, достойного этого зла!

Итак, воспрянем, возлюбленные, отложим эту порочную одежду, разорвем, рассечем ее, сделаемся когда–нибудь свободны истинною свободою, и усвоим себе чувства достоинства, данного нам от Бога. Пренебрежем славой у толпы. Нет ничего столь смешного и унизительного, как эта страсть; ничто столько не преисполнено стыда и бесславия. Всякий может видеть, что желание славы во многих отношениях есть бесславие, и что истинная слава состоит в том, чтобы презирать славу, считать ее за ничто, а все делать и говорить только в угождение Богу. Таким образом сможем мы и награду получить от Того, Кто видит все наши дела в точности, если только будем довольствоваться этим одним зрителем их. Да и какая нужда нам в других глазах, когда видит наши дела именно Тот, Кто будет и судить их?

Как это несообразно: раб, что ни делает, все делает в угождение господину, не ищет ничего более, как только его внимания, не хочет привлекать на свои дела ничьих чужих взоров, хотя бы зрителями тут были и важные люди, но только то одно имеет в виду, чтобы видел его господин; а мы, имея столь великого над собою Господа, ищем других зрителей, которые не могут принести нам никакой пользы, а могут только, своими взглядами, повредить нам и сделать всякий труд наш напрасным. Да не будет этого, умоляю вас! Но от кого мы имеем получить награды, Того будем признавать и зрителем и прославителем наших дел. Не будем ни в чем полагаться на глаза человеческие.

А если бы мы захотели достигнуть славы и между людьми, то получим ее тогда, когда будем искать единой славы от Бога. Сказано: «…прославлю прославляющих Меня…» (1 Цар. 2:30). И как богатством мы тогда особенно обилуем, когда презираем его и ищем богатства только от Бога (потому что сказано: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам», — Мф. 6:33), так — и в отношении к славе. Когда уже безопасны будут для нас и богатство и слава, тогда Бог и подает нам их в изобилии. Но этот дар бывает безопасен тогда, когда не овладевает нами, не покоряет нас себе, не обладает нами, как рабами, но остается в нашей власти, как у господ и свободных. Для того–то Бог и не позволяет нам любить богатство и славу, чтобы они не овладевали нами. А когда мы достигнем такого совершенства, то Он и подает нам их с великою щедростью. Кто, скажи мне, славнее Павла, который говорит: «…Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других…» (1 Фес. 2:6)? Кто счастливее ничего не имеющего и всем владеющего? Когда мы, как я выше сказал, не будем покоряться владычеству их (богатства и славы), тогда и будем ими обладать, тогда их и получим. Итак, если мы желаем получить славу, будем бегать славы. Таким образом, исполнив законы Божии, сможем мы получить и здешние и обетованные блага, благодатью Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 4

«В начале было Слово, и Слово было у Бога» (Ин. 1:1).

1. Почему св. Иоанн ограничивается единым словом о воплощении Сына Божия в то время, как другие евангелисты подробно излагают его. — Павел Самосатский и его заблуждение. — 2. Что такое Слово. — 3. Опровержение возражения еретиков против Божества Сына, основывающегося на том, что Сын называется Богом — «Феос» — без члена (артикля). — 4 и 5. Иисус Христос пострадал и умер для избавления нас от идолослужения. — Воздавать твари богопочтение, долженствующее Творцу, крайне несправедливо. — Вера и учение бесполезны для спасения, если жизнь и нравы испорчены. — Немедленно должно угашать гнев. — Люди хвалят и порицают по мере того, любят они, или ненавидят. — Изображение человека в гневе. — Против тех, которые тщательно соблюдают часы и времена.

1. Детей, только еще начинающих учиться, учителя не подвергают сразу многим трудам, да и в один раз немного занимают их науками, а понемногу, и притом, одно и то же часто повторяют им, чтобы удобнее вложить свои уроки в их ум, и чтобы дети, наскучив в самом начале множеством (уроков) и трудностью их для своей памяти, не сделались оттого неспособнее к усвоению преподаваемого, потому что от трудности может произойти в них и некоторое расслабление. Таким же образом желая устроить и свои поучения и облегчить труд для вас, я понемногу беру с этой божественной трапезы и передаю душам вашим. Поэтому я снова коснусь тех же слов Евангелия, не так чтобы опять говорить одно и то же, а чтобы только присовокупить к сказанному остальное. Итак, возведем же слово к началу. «В начале было Слово, и Слово было у Бога». Когда все прочие Евангелисты начинали с воплощения (Матфей говорит: «родословие Иисуса Христа, Сына Давидова»; Лука вначале повествует нам о Марии; и Марк подобным же образом излагает сначала повествование о Крестителе), для чего Иоанн только вкратце коснулся этого предмета, притом уже после тех первых слов, сказав: «и Слово стало плотию» (ст. 14), а все прочее, — Его зачатие, рождение, воспитание, возрастание, — минуя, вдруг возвещает нам о Его вечном рождении? Какая тому причина, я и скажу вам теперь. Так как прочие Евангелисты большею частью повествовали о человеческом естестве Сына Божия, то должно было опасаться, чтобы, поэтому самому, кто–нибудь из людей, пресмыкающихся по земле, не остановился только на этих одних догматах, что и случилось с Павлом Самосатским [2]. Итак, возводя склонных к падению людей от такого пресмыкания по земле и привлекая к небу, Иоанн справедливо начинает свое повествование свыше, от бытия предвечного. Тогда как Матфей приступил к повествованию, начав от Ирода царя, Лука — от Тиверия Кесаря, Марк — от крещения Иоаннова, Евангелист Иоанн, оставив все это, восходит выше всякого времени и века, и там устремляет ум своих слушателей к одному: «в начале было», и, не позволяя уму нигде остановиться, не полагает ему предела, как те (Евангелисты) — Ирода, Тиверия и Иоанна. Но вместе с этим достойно удивления и то, что как Иоанн, устремившись к возвышенному слову, не оставил, однако же, без внимания и воплощения, так и они, с особенным тщанием повествуя о воплощении, не умолчали также и о предвечном бытии. И этому так быть должно, потому что один Дух двигал души всех их; а потому они показали совершенное единомыслие в своем повествовании. Ты же, возлюбленный, когда слышишь «о Слове», никогда не терпи тех, которые называют Его творением, равно как и тех, которые почитают Его простым словом. Много есть слов божественных, которыми действуют и ангелы, но ни одно из этих слов не есть само Божество, а все это только пророчество и Божие повеление. Так обыкновенно называет Писание законы Божии, повеления и пророчества. Поэтому, и говоря об ангелах, оно присовокупляет: «служители Его, исполняющие волю Его» (Пс. 102:21). Напротив это Слово (о котором говорит Евангелист Иоанн) есть ипостасное Существо, бесстрастно происшедшее от самого Отца. Это именно, как я и прежде сказал, (Евангелист) изобразил самым наименованием «Слова». Потому как изречение: «в начале было Слово» означает вечность, так и выражение: «Оно было в начале у Бога» показывает Его совечность (с Отцом). А чтобы ты, услышав: «в начале было Слово», и, признав его вечным, не подумал, однако же, что жизнь Отца на некоторое расстояние, то есть на большое число веков, предшествует (жизни Сына), и таким образом, чтобы ты не положил начала Единородному, (Евангелист) присовокупляет: «Оно было в начале у Бога», т. е., Он также вечен, как сам Отец. Отец никогда не был без Слова; но всегда был «Бог» (Слово) «у Бога» (Отца), в собственной, однако же, ипостаси. Но как же, скажешь ты, Евангелист говорит, что Слово «в мире было», если Оно было действительно у Бога? Подлинно, оно и у Бога было, и в мире было: никаким местом не ограничивается как Отец, так и Сын. Если «велика крепость [Его], и разум Его неизмерим» (Пс. 146:5), то ясно, что существо Его не имеет никакого временного начала. Ты слышал, что «в начале сотворил Бог небо и землю»? Что ты думаешь об этом начале? Без сомнения то, что небо и земля произошли прежде всех видимых творений. Так, когда слышишь о Единородном, что Он «в начале был», разумей бытие Его, прежде всего мыслимого и прежде веков. Если же кто скажет: как возможно Сыну не быть по времени после Отца? происшедший от кого–либо необходимо должен быть после того, от кого произошел, — отвечаем, что таковы только человеческие рассуждения, и тот, кто предлагает такой вопрос, будет, пожалуй, давать еще более нелепые вопросы. Но этого не должно бы допускать даже до слуха. У нас ныне слово о Боге, а не о естестве человеческом, подчиненном порядку и необходимости подобных умствований. Впрочем, для совершенного удовлетворения людей более слабых, будем и на это отвечать.

2. Скажи мне: сияние солнца из самого ли естества солнечного истекает, или из чего иного? Всякий, имеющий неповрежденные чувства, необходимо признает, что сияние происходит от самого естества солнца. Но, хотя сияние исходит от самого солнца, однако же, мы никогда не можем сказать, что оно существует после солнечного естества, потому что и солнце никогда не является без сияния. Итак, если и в видимых и чувственных телах то, что происходит от чего–нибудь другого, не всегда после того существует, от чего происходит, то почему ты не веришь этому в рассуждении невидимого и неизреченного естества? И здесь то же самое, только так, как сообразно это вечному существу. Поэтому и Павел назвал Сына сиянием славы Отчей (Евр. 1:3), изображая этим и то, что Он рождается от Отца, и то, что Сын совечен Отцу. Скажи же мне: все века и всякое пространство времени — не через Сына ли произошли? И это необходимо должен признать всякий, кто не потерял еще ума. Итак, нет никакого расстояния (времени) между Отцом и Сыном; а если нет, то Сын не после Отца существует, но совечен Ему. Выражения: «прежде» и: «после» обозначают понятия времени. Без века или времени никто не мог бы и представить себе таких понятий. А Бог выше времен и веков. Если же, несмотря на то, ты будешь утверждать, что Сын получил начало, то смотри, как бы через такие умозаключения не дошел ты до необходимости и самого Отца подвести под какое–либо начало, под начало, хотя первейшее, но все же — начало. Скажи мне: приписывая Сыну какой бы то ни было предел или начало, и от этого начала восходя еще выше, не говоришь ли ты, что Отец существует прежде Сына? Очевидно так. Скажи же далее: насколько прежде Отец существует? Малое или великое расстояние здесь ты укажешь, во всяком случае, ты подведешь Отца под начало. Очевидно, что, назвав это расстояние великим или малым, ты будешь таким образом измерять его, но измерять нельзя, если с той и другой стороны нет начала. Итак, для этого, сколько от тебя зависит, ты даешь начало и Отцу; и, следовательно, по вашему рассуждению, не будет уже безначальным и Отец. Видишь ли, как истинно сказанное Спасителем, и как слово Его везде являет свою силу? Какое это слово? «Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца» (Ин. 5:23). Знаю, что для многих сказанное непонятно; потому мы во многих случаях и остерегаемся вдаваться в подобные умозаключения, так как простой народ не может следить за ними, а если бы и стал следить, — не удерживает из них ничего с твердостью и точностью. «Помышления смертных нетверды, и мысли наши ошибочны» (Прем. 9:14). Между тем я охотно спросил бы противников наших и о том, что значит сказанное у пророка: «прежде Меня не было Бога и после Меня не будет» (Ис. 43:10). Если Сын после Отца существует, то, как же сказано: «и после Меня не будет»? Или уже вы будете отвергать и самое существо Единородного? А необходимо — или, наконец, на это дерзнуть, или допустить единое Божество в собственной ипостаси Отца и Сына. Также, каким образом истинно то, что «все чрез Него начало быть»? Если был век прежде Его, то каким образом существовавшее прежде Него могло бы произойти через Него? Видите ли, до какой дерзости доводит их умствование, после того, как однажды поколебали они истину? Почему же не сказал Евангелист, что Сын произошел «из несуществующего [3] как изъясняет это Павел о всех тварях, говоря: «называющим несуществующее, как существующее» (Рим. 4:17), а говорит: «в начале было»? Последнее же выражение противоположно первому. Но оно весьма справедливо: Бог не происходит ни от чего и не имеет ничего первее Себя. Скажи же мне еще: не признаешь ли ты, что Творец несравненно превосходнее своих тварей? Но, если бы Он был подобен им — тем, что происходил бы из несущего, то где же было бы Его несравненное превосходство? А что значит изречение: «Я — Господь первый, и в последних — Я тот же» (Ис. 41:4) «прежде Меня не было Бога и после Меня не будет» (Ис. 43:10)? Если Сын не одного и того же существа с Отцом, то Он есть иной Бог; если Он не совечен (Отцу), то после Него; и если произошел не из существа Его, то очевидно — сотворен. Если же возразят, что это сказано для отличия (Бога) от идолов, то не должны ли согласиться, что здесь для отличия от идолов говорится о едином истинном Боге? А если это, в самом деле, сказано для отличия от идолов, то, как же ты изъяснишь все это изречение: «после Меня не будет» иного Бога? Не Сына отвергая, говорит так слово Божие, а выражая только то, что кроме Бога (истинного) нет бога — идольского; но не то, что нет Сына. Хорошо, скажет кто–либо, но не должно ли поэтому и слова: «прежде Меня не было Бога» понимать так, что не было бога идольского, что, следовательно, Сын был прежде Отца? Но какой демон мог бы сказать это? Я думаю, что и сам дьявол не скажет этого. С другой стороны, если Сын не совечен Отцу, то почему ты называешь бытие Его беспредельным? Если Он имеет начало и, сперва, то хотя бы Он был бессмертен, Он не может еще быть беспредельным. Беспредельное должно быть без пределов с той и другой стороны. Изъясняя это, и Павел говорит: «не имеющий ни начала дней, ни конца жизни» (Евр. 7:3), и таким образом выражает и беспопечительность и бесконечность, т. е., как в том, так и в другом отношении Он не имеет предела; как нет конца, так нет и начала.

3. Далее: каким образом, если Сын есть «жизнь», могло быть когда–нибудь время, в которое Он не был [4]? Если Он есть «жизнь», как Он и действительно есть, то все согласятся, что жизнь должна существовать всегда, быть безначальною и бесконечною. Если же было время, когда Его не было, то каким бы образом Он был жизнью других существ, не будучи никогда сам жизнью? Но как же, скажет кто–либо, Евангелист Иоанн сам полагает Ему начало, когда говорит: «в начале было». А для чего, я скажу, ты обратил внимание на выражения: «в начале», и: «было», а не помыслишь об изречении — «Слово было»? Что же? Когда пророк говорит об Отце: «от века и до века Ты — Бог» (Пс. 89:3), то ужели Он таким выражением полагает Ему пределы? Никак: он выражает вечность. Так рассуждай и здесь. Евангелист, говоря так о Сыне, не полагает Ему предела. Он и не сказал о Сыне: имел начало, но — «в начале было», через это «было» внушая мысль о безначальном бытии Сына. Но вот, скажет еще кто–либо, об Отце сказано с приложением члена (артикля — «ο») а о Сыне — без члена [5]. Что же? Когда апостол говорит: «великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа», и также: «Бог, Который над всеми», то вот здесь он упоминает о Сыне без члена. Но он делает это и в отношении к Отцу. В послании к Филиппийцам он так говорит: «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу» [6] (2:6). Также в послании к Римлянам: «благодать вам и мир от Бога отца нашего и Господа Иисуса Христа» (Рим. 1:7). А с другой стороны и излишне было прибавлять здесь член, потому что выше он был, часто прилагаем к слову: «Бог». Как об Отце говоря, Евангелист выражает: «Бог есть дух» (Ин. 4:24), и мы не отвергаем бестелесности в Боге потому, что к слову «Дух» не приложено члена, так и здесь, хотя при выражении о Сыне не употреблено члена, однако же, Сын поэтому, не есть меньший. Почему так? Потому что, повторяя слова: «Бог» и: «Бог», Евангелист не показывает нам никакого разделения в Божестве; а даже напротив, сказав прежде — «Слово было Бог», он, чтобы кто–нибудь не почел божество Сына меньшим, тотчас присовокупляет и доказательство истинного Его божества, приписывает Ему вечность: «Оно было», — говорит, — «в начале у Бога», и — творческую силу: «все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть». Это самое и Отец везде через пророков поставляет преимущественным доказательством своего (божеского) существа. И пророки часто употребляют этот вид доказательства, и не просто только, но и вооружаясь против чествования идолов. «Боги», — сказано, — «которые не сотворили неба и земли, исчезнут с земли и из–под небес» (Иер. 10:11). И в другом месте: «Я — Мои руки распростерли небеса» (Ис. 45:12); и во всяком случае Он представляет это, как признак божественности. Но Евангелист не довольствуется и этими изречениями, а называет еще Его «жизнью» и «светом». Итак, если Он всегда был с Отцом, если сам все произвел, устроил и содержит (это выражается словом — «жизнь»), если Он все просвещает, то кто столько безумен, что скажет, будто Евангелист хотел в этих изречениях показать меньшую степень божества Его, тогда как ими–то особенно и можно доказать равенство и нераздельность Его (с Отцом)? Не будем же смешивать твари с Творцом, чтобы и нам не услышать слов: «и поклонялись, и служили твари вместо Творца» (Рим. 1:25). Хотя и говорят некоторые, что это сказано о небесах, но, говоря о них, слово Божие совершенно запрещает служение всякой вообще твари, как дело языческое.

4. Да не подвергнем же себя этой клятве! Для того и пришел (на землю) Сын Божий, чтобы освободить нас от этого служения. Для того Он принял зрак раба, чтобы избавить нас от этого рабства. Для того и подверг Себя оплеванию, заушению, для того претерпел поносную смерть. Не сделаем же всего этого бесплодным (для нас), не будем возвращаться на прежнее, лучше же сказать — еще гораздо тягчайшее нечестие. Не все равно — твари служить, и самого Творца низводить до ничтожества твари, сколько, по крайней мере, это зависит от нас, так как сам Он пребывает всегда таким, каков есть, по сказанному: «но Ты — тот же, и лета Твои не кончатся» (Пс. 101:28). Будем же прославлять Его, по преданию Отцов; будем прославлять Его и верою и делами. Нет никакой пользы для нашего спасения от правых догматов, когда наша жизнь развращена. Потому направим ее к благоугождению Богу, удаляя себя от всякой нечистоты, несправедливости, любостяжания, как странники и пришельцы, и чуждые (всему) здешнему. А если кто имеет много денег и стяжания, пусть пользуется ими, как странник, который, спустя немного времени, волею или неволею должен оставить их. Если кто терпит обиду от кого–нибудь, пусть не вечно гневается, а лучше пусть не гневается и временно. Апостол не позволяет нам продолжать гнева более одного дня. «Солнце», — говорит он, — «да не зайдет во гневе вашем» (Еф. 4:26). И справедливо: надобно желать, чтобы и в такое короткое время не случилось ничего неприятного. А если еще и ночь застигнет нас (во гневе), то дело будет для нас еще хуже, потому что от одного воспоминания о нем возродится в нас безмерный огонь, и мы на свободе с большим огорчением для себя будем размышлять о нем. Поэтому–то прежде, нежели к погибели нашей настанет покой ночи и мы возжем к себе сильнейший огонь, апостол и повелевает предупреждать и отвращать опасность. Страсть гнева сильна, сильнее всякого пламени; потому и нужно с большою поспешностью предупреждать силу огня и не допускать его до воспламенения. А болезнь эта бывает причиною многих зол. Она ниспровергает целые дома, разрывает давнее содружество, в короткое и скорое время производит самые неутешительные случаи. «Самое движение гнева», — сказано, — «есть падение для человека» (Сир. 1:22). Итак, не оставим этого зверя без обуздания, но набросим на него со всех сторон крепкую узду — страх будущего суда. Если тебя оскорбит друг, или огорчит кто–нибудь из ближних — помысли тогда о согрешениях своих против Бога и о том, что своею кротостью в отношении к ним ты умилостивишь для себя более и тот (будущий) суд, — сказано: «прощайте, и прощены будете» (Лк. 6:37), — и гнев тотчас отбежит (от тебя). При этом обрати внимание также и на то, когда ты, будучи приведен в ярость, удерживал себя, и когда был увлечен страстью; сравни то и другое время, — получишь и отсюда значительное исправление. Скажи мне: когда ты хвалишь себя, тогда ли, когда был побежден (гневом), или тогда, когда победил? Не тогда ли именно (когда увлекаемся гневом) мы наиболее обвиняем себя и стыдимся, хотя бы и никто нас не обличал, и приходим к раскаянию в своих словах и делах? А когда преодолеваем гнев, не торжествуем ли тогда и не хвалимся ли, как победители? Победа над гневом состоит не в том, чтобы воздавать за обиду тем же (это не победа, а совершенное поражение), но — в том, чтобы с кротостью переносить оскорбления и поношения. Не делать, а терпеть зло, — вот истинное преимущество. Поэтому не говори во гневе: «вот и я восстану, вот и я нападу на него». Не сопротивляйся и тем, которые убеждают тебя укротить гнев, не говори: «не потерплю, чтобы такой–то смеялся надо мной». Да он никогда и не смеется над тобой, разве — когда ты сам на него вооружишься. А если он и тогда посмеется над тобой, то разве только в безумии сделает это. Ты же, побеждая, не ищи славы у безумных, но признавай достаточным для себя иметь славу у людей разумных. Но для чего я вывожу тебя на малое и ничтожное зрелище, составленное из людей? Воззри тотчас к Богу, и Он тебя восхвалит. А тому, кто от Него прославляется, не должно искать чести от людей. Честь людская нередко находится в зависимости и от неприязни людей, и от вражды, и, во всяком случае, не приносит никакой пользы. Напротив, суд Божий чужд такого настроения и приносит прославляемому от Бога великую пользу. Итак, к этой–то славе и будем стремиться.

5. Хочешь ли узнать, какое великое зло — гнев? Стань на площади, когда там ссорятся другие. В себе самом тебе нельзя так видеть это безобразие, потому что разум во гневе помрачается и сознание теряется, как у пьяных. Но когда ты очистишься от этой страсти, тогда наблюдай в других себя самого, так как в это время у тебя рассудок не поврежден. Итак, смотри вот на окружающую толпу, а среди нее на бесчинствующих в раздражении людей, подобно беснующимся. Когда ярость, возгоревшись в груди, восстанет и ожесточится, тогда огнем дышат уста, огонь испускают глаза, все лицо вздувается, руки беспорядочно протягиваются, смешно прыгают ноги и наскакивают на удерживающих. Ничем не отличаются раздраженные от сумасшедших, все делая без сознания, и даже не отличаются от диких ослов, когда те бьют и кусают друг друга. Поистине, безобразен человек раздраженный. Потом, когда после этого столь смешного зрелища, они возвратятся домой и придут в себя самих, то возымеют еще большую скорбь и страх, представляя себе, кто присутствовал при их ссоре. Как безумные, прежде не видя присутствующих, потом, когда приходят в сознание, рассуждают, друзья ли были зрителями их, или враги и неприятели. Равно боятся они тех и других: первых — потому, что они будут укорять их и увеличивать стыд; а вторых — потому, что они будут радоваться об их посрамлении. А если им случилось еще нанести друг другу раны, тогда тягчайший бывает страх, чтобы не случилось чего–нибудь еще хуже с раненым, чтобы, например, болезнь от ран не принесла ему смерти, или, чтобы поднявшаяся неисцелимая опухоль не подвергла его жизнь опасности. «И что мне была за надобность ссориться? Что за брань и ссоры? Пропадай они совсем». И вот они проклинают все те случайные обстоятельства, которые послужили поводом к ссоре. А глупейшие из них обвиняют в происшествии и лукавых демонов и злой час. Но не от злого часа это происходит, потому что и не бывает никогда злого часа, и не от злого демона это происходит, а от злобы увлеченных гневом. Они–то сами и демонов привлекают, и всякое зло на себя наводят. Но сердце, скажет кто–нибудь, от оскорблений возмущается и терзается. Знаю это и я. Поэтому–то и превозношу тех, которые укрощают этого ужасного зверя. Если желаем, то можем отразить от себя эту страсть. Почему мы не подвергаемся этой страсти, когда укоряют нас начальствующие? Не потому ли, что в нас (при этом случае) возникает страх, равносильный этой страсти, который поражает нас и не допускает даже зародиться в нас гневу? Почему и рабы, получая от нас тысячи укоризн, все это переносят в молчании? Не потому ли, что и на них наложены те же узы? Так и ты помысли о страхе Божием, о том, что сам Бог тогда уничижает тебя, повелевая тебе молчать, и ты все будешь переносить кротко. Скажи нападающему на тебя: что я могу тебе сделать? Некто иной удерживает мою руку и язык мой. И эта мысль побудит и тебя и его к благоразумию. Иногда из–за людей мы терпим даже несносные обиды, и говорим оскорбителям нашим: не ты, а такой–то оскорбил меня. К Богу ли не будем иметь даже и такого благоговения? Какое же будет для нас оправдание? Итак, скажем нашей душе: Бог нас уничижает ныне, — Бог, удерживающий наши руки; не будем же храбриться, и да не будет для нас Бог менее людей досточтим. Вы ужасаетесь этих слов? Но я желаю, чтобы вы страшились не слов только, но и дел. Бог повелел нам не только терпеть, когда нас заушают, но и быть готовыми переносить что–нибудь и хуже того. А мы, напротив, с таким усилием сопротивляемся, что не только не бываем готовы на злострадания, но и стараемся мстить за себя, а часто даже первые поднимаем неправедные руки; считаем себя униженными, если не воздадим тем же. Странно, что мы считаем себя победителями, тогда как терпим крайнее поражение и бываем повержены долу; получая бесчисленные удары от дьявола, думаем, что мы его преодолеваем. Итак, познаем, прошу вас, этот род победы, и будем побеждать таким образом. Злострадать — значит быть увенчанным. Если мы хотим быть прославлены от Бога, будем соблюдать не обычаи мирских подвигов, а закон, данный от Бога для подвигов духовных; будем все переносить с долготерпением. Таким образом мы победим и препирающихся с нами, и все, что есть в мире этом, и обетованные блага получим, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу со Св. Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 5

«Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин. 1:3).

1. Как некоторые еретики изменили смысл третьего стиха первой главы Евангелия от Иоанна через изменение пунктуации. — 2. Нелепые выводы, к которым приводит мнение, допускаемое еретиками о том, что Дух Святой сотворен. — 3. Сын Божий равен своему Отцу. — Неистощимая плодотворность Творца. — Бог не есть существо сложное. — 4. О том, что грешники похожи на пьяных и яростных людей. — Лучше ходить и показываться нагим на улицах, чем покрытым и обремененным грехами.

1. Моисей, в начале бытописания Ветхого Завета, повествует нам о предметах чувственных и подробно исчисляет их. Сказав: «в начале сотворил Бог небо и землю», он потом присовокупляет, что произошел свет, твердь [7], естество звезд, всякого рода животные и все прочее; не будем останавливаться на каждом творении, чтобы не медлить. А Евангелист Иоанн, все заключив в одном изречении, обнимает им и все видимое, и то, что выше видимого. Оставляя то, что известно его слушателям, и, возводя мысль к предметам более возвышенным и обнимая все творчество — вообще, он говорит не о творениях, но о Создателе, Который и произвел все из небытия в бытие. Таким образом, Моисей касается только меньшей части создания (так как ничего не сказал нам о силах невидимых), и тем ограничился. А Евангелист, поспешая взойти к самому Творцу, справедливо все прочее минует, и сказанное, равно и умолчанное Моисеем заключает в одно краткое изречение: «все чрез Него начало быть». Но чтобы ты не подумал, что он говорит только о том, что сказано и Моисеем, присовокупляет: «и без Него ничто не начало быть, что начало быть», т. е., ничто сотворенное, видимое или умом созерцаемое, не получило бытия иначе, как силою Сына. После слова: «ничто» мы не будем ставить точки, как делают еретики. Они, желая доказать, что Дух Св. есть тварь, читают так: «что начало быть, в нем была жизнь» (ст. 4). Но в таком чтении нет смысла. И, во–первых, здесь некстати было упоминать о Духе; а если Евангелист и хотел упомянуть, то для чего употребил такое неясное выражение о Нем? Да и откуда видно, что сказано о Духе? А иначе мы, на основании такого изложения слов, можем заключить, что не Дух, а Сын произошел через себя самого. Но остановитесь на этом изречении, чтобы оно не миновало вас. Станем читать так, как они; таким образом, нелепость для нас будет еще очевиднее: «что начало быть, в нем была жизнь». Они говорят, что здесь «жизнью» назван Дух. Но, как видно, эта самая «жизнь» есть вместе и «свет», потому что Евангелист присовокупляет: «и жизнь была свет человеков» (ст. 4). Итак, по их мнению, «и свет человеков» у Евангелиста означает Духа. Что же? Когда Евангелист продолжает: «был человек, посланный от Бога; чтобы свидетельствовать о Свете» (ст. 6, 7), — они уже необходимо должны допустить, что и здесь говорится о Духе. Кто выше назван Словом, тот после именуется и Богом, жизнью и светом. Жизнь, говорит Евангелист, была Слово и эта же самая жизнь была светом. Итак, если Слово было «жизнь» и Слово же «стало плотию», то и жизнь «стала плотию», — и мы видели славу его, славу, как единородного от Отца. Следовательно, как скоро они говорят, что здесь «жизнью» назван Дух, смотри, какие выходят отсюда нелепости: выходит, что не Сын воплотился, а Дух, и что Дух есть единородный Сын. А если не так, то, избегая этой нелепости, они при своем чтении могут впасть в нелепость еще большую. Если они согласятся, что здесь сказано о Сыне, между тем не поставят наших знаков препинания и не станут читать так, как мы, то должны будут говорить, что Сын произошел сам от себя, — потому что если Слово есть «жизнь», а «что начало быть, в нем была жизнь», то, вследствие их чтения, Слово произошло от себя и через себя. Далее Евангелист между прочим прибавляет: «и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца». Вот, по их чтению, и Дух Святой становится единородным Сыном, потому что все это повествование относится к одному и тому же лицу. Видите ли, как извращается мысль, когда уклоняется от истины, и сколько происходит отсюда нелепостей? Итак, что же? Разве Дух не есть свет, скажешь ты? Конечно, — свет; но здесь сказано не о Нем. Так Бог называется духом, т. е., бестелесным; но ведь не везде же, где говорится о духе, разумеется, Бог. И что удивляешься, если мы это говорим об Отце? Мы и об Утешителе не станем утверждать, что, где только говорится о духе, там непременно, разумеется Утешитель. Хотя это и есть наиболее отличительное Его имя, но не везде, где встречается слово: «дух», надобно разуметь Утешителя. Также и Христос называется «Божия сила» и «Божия премудрость»; но не везде, где говорится о силе и премудрости Божией, разумеется Христос. Так и здесь: хотя и Дух просвещает, но теперь Евангелист говорит не о Духе. Впрочем, когда мы и доводим их до таких нелепостей, они, снова усиливаясь противостоять истине, и все еще держась своего чтения: «что начало быть, в нем была жизнь», объясняют это так, что все сотворенное было — жизнь. Что же? И казнь содомлян, и потоп, и геенна, и тому подобное все это — жизнь? Но мы, говорят они, разумеем создание. Но и то, что нами теперь указано, конечно, относится к созданию. Однако же, чтобы вполне изобличить их, спросим их: скажи мне, дерево — жизнь? Камень — жизнь? Эти бездушные и неподвижные предметы — жизнь? Да и человек — жизнь совершенная? Кто это скажет? Человек — не самобытная жизнь, а только существо, причастное жизни.

2. Но посмотри и здесь, какие опять нелепости. Станем выводить заключения тем же порядком, чтобы дознать все бессмыслие. Таким образом, они приписывают Духу то, что никогда нисколько Ему не приличествует. А начав с этого, они уже людям приписывают то, что, по их мнению, действительно сказано о Духе. Рассмотрим еще это чтение. Тварь тут называется жизнью; следовательно, она есть и свет, и о ней–то свидетельствовать приходил Иоанн. Отчего же и сам он — не свет? Сказано: «он не был свет». Но ведь он принадлежал к числу тварей? Почему же он — не свет? Каким образом «в мире был, и мир чрез Него начал быть»? Тварь ли была в твари, и тварь произошла через тварь? Как же «и мир Его не познал»? Тварь не познала твари? «А тем, которые приняли Его, дал власть быть чадами Божиими» (ст. 12). Но довольно уже смеха; я предоставляю вам самим проследовать все эти чудовищные мысли, чтобы не подумали, будто я говорил это просто для забавы, и чтобы не тратить по–пустому времени. Если те слова сказаны не о Духе (как и действительно не сказаны и как я уже показал), не сказаны и о твари, а несмотря на то, они все еще держатся своего чтения, то, наконец, отсюда должно выйти еще нелепейшее следствие, — что, как мы уже прежде сказали, Сын произошел сам через Себя. Если «Свет истинный» есть Сын, а свет этот есть и «жизнь» и жизнь была в Нем самом, то по их чтению такое заключение необходимо. Итак, оставим его и обратимся к надлежащему чтению и изъяснению. Какое же правильное чтение? Словами: «что начало быть» надобно закончить предыдущую мысль, а затем начать следующие слова: «В Нем была жизнь». Слова эти значат тоже, что и предыдущие: «без Него ничто не начало быть, что начало быть». Из всего, говорит, что только существует, ничто не произошло без Него. Видишь ли, как этим кратким прибавлением Евангелист устраняет все могущие предоставиться несообразности? Сказав: «без Него ничто не начало быть» и присовокупив: «что начало быть», он таким образом обнял все твари, даже и умопостигаемые, и исключил из них Св. Духа. Такое прибавление и нужно было, чтобы на его слова: «все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть» кто–либо не сказал: «если все произошло через Него, то через Него же произошел и Дух». Я, говорит он, сказал, что все, что ни сотворено, через Него произошло, невидимое ли то, или бестелесное, или небесное. Поэтому–то не просто я сказал: «все», а — «все, что начало быть», то есть все сотворенное. Но Дух не сотворен. Видишь ли, как точно учение? Евангелист только упомянул о сотворении видимых тварей, так, как об этом уже прежде учил Моисей; Евангелист, уже наставленных в этом предмете, людей возводит к высшим созданиям, т. е., бестелесным и невидимым, и вовсе исключает из числа их Святого Духа. Подобным образом говорил и Павел, вдохновенный благодатью: «ибо Им создано все» (Кол. 1:16). Вот и здесь опять такая же точность, потому что тот же Дух управлял и душою Павла. И вот, чтобы кто не исключил чего–либо сотворенного из создания Божия, — так как есть твари невидимые, — а с другой стороны, чтобы не включил кто в их число Утешителя, Павел, минуя твари чувственные и всем известные, исчисляет создания небесные и говорит: «престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли» (Кол. 1:16). Частица «ли» выражает не другое что, как и те слова: «все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть». А если тебе кажется, что выражение: «чрез Него» как бы уменьшает Его достоинство, то послушай, что говорит Павел: «в начале Ты, Господи, основал землю, и небеса — дело рук Твоих» (Евр. 1:10). Таким образом, что сказано у пророка (Пс. 101:26) об Отце, как Создателе, то Павел говорит о Сыне, изображая Его не иначе как Творца, а не так, как бы Он имел значение существа только служебного. А если здесь сказано: «чрез Него», то это так выражено для того только, чтобы кто–нибудь не стал почитать Сына нерожденным. Но что в отношении к созданию Ему принадлежит достоинство, нисколько не меньшее Отца, об этом послушай Его самого: «как Отец», — говорит Он, — «воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» (Ин. 5:21). Итак, если и в Ветхом Завете сказано о Сыне: «в начале Ты, Господи, основал землю», то Его достоинство, как Создателя, очевидно. Если же ты скажешь, что пророк говорил эти слова собственно об Отце, а Павел только приписал Сыну сказанное об Отце, то и таким образом выходит то же самое. Да Павел и не решился бы приписать этого Сыну, если бы не был совершенно уверен в равночестности (Отца и Сына). Было бы крайне дерзновенно принадлежащее естеству, ни с чем несравнимому, относить к естеству меньшему и подчиненному.

3. Но Сын не меньше и не ниже Отца по существу. Поэтому Павел дерзнул сказать о Нем не только вышеуказанные слова, но еще и нечто другое. Выражение: «из него», которое ты признаешь исключительно достойным одного Отца, Павел употребляет и о Сыне, говоря так: «и не держась главы, от которой все тело, составами и связями будучи соединяемо и скрепляемо, растет возрастом Божиим» (Кол. 2:19). Но не довольствуется он и этим; а и с другой стороны заключают вам уста, прилагая выражение: «которым» к Отцу, — выражение, которое по твоим словам означает меньшее достоинство: «верен Бог», — говорит он, — «Которым вы призваны в общение Сына Его» (1 Кор. 1:9). Также: «волею его». И еще: «ибо все из Него, Им и к Нему» (Рим. 11:36). Но не только о Сыне говорится: «из того», но и о Духе. Так ангел сказал Иосифу: «не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся [8] в Ней есть от Духа Святаго». Равным образом и выражение: «о нем», относящееся к Духу, пророк не отказывается приложить и к Богу (Отцу), говоря так: «в Боге сотворим силу, и Тот уничижит угнетающих нас» (Пс. 59:14). И Павел говорил: «всегда прося в молитвах моих, чтобы воля Божия когда–нибудь благопоспешила мне придти к вам» (Рим. 1:10); и ко Христу относит тоже выражение: «О Христе Иисусе». Таких выражений, безразлично употребляемых, мы можем много и часто находить в Писании; чего не могло бы быть, если бы повсюду не предполагалось одно и тоже существо. Не думай также, что в словах: «все чрез Него начало быть» говорится здесь о чудесах: о них повествовали прочие Евангелисты. А Иоанн после этих слов присовокупляет: «в мире был, и мир чрез Него начал быть» (ст. 10), — мир, а не Дух, потому что Он не есть творение, а выше всякой твари. Но поспешим далее. Сказав о создании: «все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть», Иоанн прилагает к тому и учение о промысле в следующих словах: «в Нем была жизнь». А присовокупил эти слова: «в Нем была жизнь» — для того, чтобы никто не сомневался, каким образом все через Него произошло. Как в бездонном источнике — сколько ни черпай воды, не уменьшишь источника, так и творческая сила Единородного, сколько бы ни было создано или произведено ею, нисколько от того не уменьшается. Или лучше я употреблю более свойственное этой силе сравнение, именно назову ее светом, как и сам Евангелист, говорит далее: «и жизнь была свет человеков». Как свет, хотя бы освещал неисчислимое множество предметов, нисколько оттого не уменьшается в своей светлости, так в Боге, и прежде и после сотворения: сила нисколько не оскудевает, ни мало не умаляется и не ослабевает от многочисленности творения; но, хотя бы надлежало произойти еще тысяче таких миров, хотя бы и бесконечному множеству их, Его сила довлеет на всех, чтобы не только произвести их, но и сохранить после создания. Наименование жизни, употребленное здесь, относится не только к созданию, но и к промышлению о сохранении созданного. Кроме того, говоря о жизни, Евангелист полагает основание учению о воскресении и предначинает то дивное благовестие, что, с пришествием к нам жизни, разрушена держава смерти, что, по озарении нас светом, уже нет тьмы, а всегда пребывает в нас жизнь, и смерть уже не может преодолевать ее. Итак, вполне можно сказать и о Сыне то, что сказано об Отце: «ибо мы Им живем и движемся и существуем» (Деян. 17:25). Это и Павел выражает в следующих словах: «ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое; и Он есть прежде всего, и все Им стоит» (Кол. 1:16, 17). Поэтому Сын называется и корнем и основанием.

Но когда слышишь, что «в Нем была жизнь», не представляй Его себе сложным, потому что впоследствии Он говорит и об Отце: «ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе» (Ин. 5:26). Ты не скажешь по этому поводу об Отце, что Он сложен; не говори же и о Сыне. В другом месте сказано, что «Бог есть свет» (1 Ин. 1:5), также — что Он «обитает в неприступном свете» (1 Тим. 6:16). Но все это говорится не для того, чтобы дать нам понятие о сложности, а чтобы мало–помалу возвести нас на высоту догматов. В самом деле, так как для народа нелегко было понять, каким образом Он имеет жизнь сам в Себе, то он и говорил сначала о том, что не так высоко, а потом, научив их, уже возводит к более возвышенным истинам. Тот, кто сказал, что Ему (Отец) «дал иметь жизнь», сам потом говорит: «Я есмь жизнь», и еще: «Бог есть свет». А какой это свет? Свет не чувственный, а духовный, просвещающий душу. Так как Христос говорил: «никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец» (Ин. 6:44), то Евангелист, предваряя эти слова, и сказал, что Он есть тот, который просвещает, чтобы ты, услышав что–либо подобное об Отце, не приписал того только одному Отцу, но и Сыну, — «все», — говорит Он, — «что имеет Отец, есть Мое» (Ин. 16:15). Итак, Евангелист сперва поучает нас о создании, потом говорит и о духовных благах, дарованных нам с пришествием Спасителя, и означает их одним словом: «жизнь была свет человеков». Не сказал: «была свет» иудеям, но — всем людям, потому что не иудеи только, а и язычники получили познание о Нем, и свет этот прилагается в общение всем. Но почему Евангелист не присоединил сюда и ангелов, а сказал только о людях? Потому что у Евангелиста теперь слово о роде человеческом, и потому, что Спаситель к нему пришел благовествовать благая. «И свет во тьме светит» (ст. 5). Тьмою здесь называется и смерть и заблуждение. Свет чувственный сияет не во тьме, а когда нет тьмы; но проповедь Евангельская светила среди мрака заблуждения, все облегавшего, и рассеивала его. Свет этот проник и в самую смерть и победил ее, так что уже одержимых смертью избавил от нее. Итак, поелику ни смерть, ни заблуждение не преодолели этого света, но он всюду блистает и светит собственною силою, то Евангелист и говорит: «и тьма не объяла его». Да он и неодолим и не любит обитать в душах, не желающих просвещения.

4. Но, если он не всех объемлет, ты не должен этим смущаться. Бог приближается к нам не с принуждением, не против нашей воли, но по нашему желанию и благорасположению. Не заключай дверей для этого света — и получишь много наслаждения. А приходит к нам этот свет посредством веры и, пришедши, в обилии просвещает того, кто приемлет его. И если ты представишь ему чистую жизнь, он постоянно будет обитать в тебе. «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое», — говорит Спаситель, — «и Мы придем к нему (Я и Отец мой) и обитель у него сотворим» (Ин. 14:23). Как никто не может пользоваться светом солнечным, не открывая глаз, так никто не может участвовать в этом просвещении, не отверзая вполне очей души и не изощрив их во всех отношениях. А как это можно сделать? Очищая душу от всякой страсти. Грех есть тьма и тьма глубокая; и это видно из того, что он совершается безрассудно и тайно. «Всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету» (Ин. 3:20). «Ибо о том, что они делают тайно, стыдно и говорить» (Еф. 5:12). Как во тьме мы не распознаем ни друга, ни врага и вовсе не узнаем свойства вещей, так — и в грехе. Человек любостяжательный не отличает друга от врага; завистник и на человека самого благорасположенного к нему смотрит, как на врага; наветник одинаково вооружен против всех, — словом: всяк, делающий грех, ничем не отличается от людей, упивающихся и беснующихся, в том отношении, что не распознает свойства предметов. И как ночью на наши глаза — все равно: дерево ли, или свинец, железо, серебро, или золото, или драгоценный камень, потому что для различения этих предметов недостает света, так человек, ведущий нечистую жизнь, не постигает ни доблести целомудрия, ни красоты любомудрия. Ведь во тьме, как я сказал, и драгоценные камни не обнаруживают своей красоты, не сами по себе, но по незнанию тех, кто смотрит. Но не эта одна беда постигает нас, когда мы живем в грехах; мы живем тогда еще и в постоянном страхе. Как находящиеся в пути в безлунную ночь чувствуют страх, хотя бы и ничего страшного не было, так и грешники не могут иметь дерзновения, хотя бы и никто не обличал их; но, чувствуя угрызения совести, они всего боятся, все подозревают, все на них наводит страх и ужас, на все озираются с боязнью, всего трепещут. Будем же убегать такой мучительной жизни. А за такою мукою еще последует смерть, смерть бессмертная; тогда не будет и конца наказанию. Здесь же ничем не отличаются от умышленных те, которые, как бы во сне, представляют себе вещи небывалые. Так воображают себя богатыми, не будучи богатыми; думают роскошествовать, не имея никакого удовольствия; и не прежде они узнают, как должно, такое заблуждение, пока не освободятся от умопомешательства, или пока не отрясут с себя сна. Поэтому–то Павел заповедует всем трезвиться и бодрствовать; тоже повелевает и Христос. Кто трезвится и бодрствует, тот, хотя бы увлекся грехом, немедленно отражает его; а кто спит или безумствует, тот и не чувствует, какую власть имеет над ним грех. Не будем же спать. Теперь не ночь, а день; потому «как днем, будем вести себя благочинно» (Рим. 13:13). Ничего нет постыднее греха. В этом отношении не так худо в наготе ходить, как во грехах и преступлениях. Нагота еще не такое преступление, — нередко она происходит и от нищеты; но ничего нет постыднее и презреннее греха. Представим себе тех, которых ведут в судилище за кражу и подлог: какой срам и смех покрывает их, как людей бесстыдных, лживых и наглых! Нам неприятно и тяжко терпеть, чтобы верхняя одежда была надета на нас небрежно или навыворот; даже когда и на других увидим это, то исправляем; а когда все мы и ближние наши ходим на головах, то не замечаем этого. Скажи мне, что может быть постыднее, когда мужчина входит к распутной женщине? Кто заслуживает более осмеяния, чем человек сварливый, склонный к злословию и завистливый? Отчего же все это кажется не так стыдно, как ходить в наготе? Только от привычки. Этого никто никогда не дозволял себе по доброй воле; а на грехи осмеливаются всегда все, без всякого страха. Конечно, если бы кто вошел в сонм ангелов, в котором никогда ничего такого не бывало, то увидел бы, как это достойно посмеяния. Но что я говорю о сонме ангелов? Если бы кто в царских чертогах, введши блудницу, воспользовался ею, или упился вином, или дозволил себе другой какой–либо бесчестный поступок, такой подвергся бы самому строгому наказанию. Если же в царских чертогах не терпимы подобные дерзости, тем более мы должны подвергнуться крайнему наказанию, если осмеливаемся на такие дела в присутствии Царя вездесущего и всевидящего. Поэтому, умоляю, покажем в образе жизни нашей скромность и чистоту. Мы имеем Царя, Который непрестанно зрит все дела наши. А чтобы нас озарял всегда в обилии высший свет, будем привлекать к себе его луч. Тогда мы будем наслаждаться и настоящими и будущими благами, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу и Святому Духу слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 6

«Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн» (Ин. 1:6).

1. Посланничество Иоанна Крестителя. — Объяснение изречения: «был человек послан от Бога». — Зачем и каким образом Христос принимает свидетельство Иоанна. Учение без добрых дел не приносит пользы.

Евангелист, вначале сказав нам о Боге Слове то, что было особенно нужно, далее последовательно и по порядку переходит к соименному с ним проповеднику Слова, Иоанну. А ты, слыша, что он послан был от Бога, не принимай его слов за человеческие. Все он вещал не от себя, но от Пославшего его. Поэтому называется он и ангелом (вестником), так как дело вестника — ничего не говорить от себя. Слово: «был» означает здесь не происхождение его, а именно его послание, — «был посланный от Бога», то есть, его Бог послал. Как же говорят, что слова: «будучи образом Божиим» (Флп. 2:6), не выражают равенства Сына с Отцом, потому что (к слову: Бог) не приложен член? Вот и здесь [9] совсем нет члена. Между тем, разве здесь речь не об Отце? А что сказать о словах пророка: «вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною» (Мал. 3:1)? Слова: «Я посылаю» и «он приготовит» указывают на два лица. «Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете» (Ин. 1:7). Что же, скажет кто–нибудь, раб свидетельствует о Господе? Но не будешь ли ты еще более изумляться и недоумевать, когда увидишь, что Господь не только получает свидетельство от раба, но и приходит к нему и вместе с иудеями принимает крещение от него? Однако же, не смущаться и не колебаться мыслью, а изумляться должно Его неизглаголанной благости. Если же кто остается в недоумении и смущении, то Господь и ему скажет то же, что сказал Иоанну: «оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» (Мф. 3:15). А кто и после этого стал бы смущаться, тому Он скажет то же, что сказал иудеям: «не от человека принимаю свидетельство» (Ин. 5:34). Но если Он не имеет нужды в таком свидетельстве, для чего же послан был от Бога Иоанн? Не для того, что он имел нужду в его свидетельстве (говорить это было бы крайним богохульством). А для чего? Это изъясняет нам Евангелист, когда говорит: «дабы все уверовали чрез него» (Ин. 1:7). А если сам Христос говорит: «не от человека принимаю свидетельство», то да не подумают несмысленные, что Он сам Себе противоречит, говоря здесь так, а в другом месте — так: «есть другой, свидетельствующий о Мне; и Я знаю, что истинно то свидетельство, которым он свидетельствует о Мне» (Ин. 5:32). В последнем случае он разумел Иоанна, а сказав: «не от человека принимаю свидетельство», он тотчас присовокупляет и объяснение своим словам, именно: «говорю это для того, чтобы вы спаслись» (5:34). Как бы так он говорил: «Я Бог и истинный Сын Божий, единого (с Отцом) бессмертного и блаженного существа, и потому не имею нужды ни в каком свидетеле. Хотя бы и никто не хотел свидетельствовать о Мне, Я оттого в своем естестве нисколько не унижаюсь. А так как спасение людей есть предмет Моего попечения, то Я снизошел до такого самоуничижения, что и человеку предоставляю свидетельствовать о Мне». А от этого, по немощи иудеев, тем легче и доступнее для них могла быть вера в Него. Потому Он, как облекся плотью, чтобы, явившись людям в Своем божестве без покрова, не погубить всех их, так и проповедником о Себе послал человека, чтобы слушатели того времени, слыша сродный себе голос, тем легче последовали Ему. А что Сын Божий не имел никакой нужды в свидетельстве Иоанна, для доказательства довольно было бы Ему только явить Себя таким, какой Он есть по Своему существу, и поразить всех ужасом. Но Он этого не сделал, потому что, как я уже сказал, Он всех таким образом уничтожил бы, так как никто не был бы в состоянии вынести приражения этого неприступного света. Поэтому–то, говорю, Он и плотью облекается и свидетельство о Себе поручает одному из со–рабов наших, все устрояя ко спасению людей и имея ввиду не Свое только достоинство, но и благоприемлемость и пользу Своих слушателей. Это Он выразил и сам, когда сказал: «говорю это для того, чтобы вы спаслись». И Евангелист, повторяя изречение Господа, после слов: «чтобы свидетельствовать о Свете», присовокупляет: «дабы все уверовали чрез него». Как бы так он говорил: не думай, что Иоанн Креститель пришел свидетельствовать для того, чтобы придать достоверность учению Господа; нет; а для того, чтобы единоплеменники его уверовали через него. Что Евангелист именно спешил предотвратить такую мысль, это видно из последующих слов, которые он присовокупляет: «он не был свет» (ст. 8). А если бы он прибавил это не для устранения такой мысли, тогда это было бы только излишним распространением слов и скорее было бы тождесловие, чем изъяснение учения. В самом деле, сказав, что Иоанн послан был, «чтобы свидетельствовать о Свете», для чего еще он говорит: «он не был свет»? Не без цели и не напрасно. У нас обыкновенно свидетельствующий бывает больше того, о ком свидетельствует, и нередко признается более достойным доверия. Поэтому–то, чтобы кто не подумал того же и об Иоанне, Евангелист тотчас, с самого же начала, уничтожает эту мысль и, исторгая ее с корнем, показывает, кто этот свидетельствующий, и кто Тот, о Ком он свидетельствует, и какое различие находится между тем и другим. Сделав это и показав несравнимое превосходство последнего перед первым, Евангелист уже без опасения переходит к последующему сказанию; и если что нелепого было в мыслях людей неразумных, все то, тщательно устранив, он уже без всякого затруднения и беспрепятственно приступает к продолжению слова. Итак, будем молиться, чтобы при откровении таких высоких истин, при учении правом, и жизнь наша была чиста и поведение безукоризненно, так как не приносит нам пользы учение, когда у нас нет добрых дел. Если бы мы имели и всецелую веру, и разумение Писаний, но если мы не будем иметь доброго направления в жизни, то ничто не спасет нас от геенского огня и пламени неугасимого в вечности. Как люди, делающие добрые дела, воскреснут в жизнь вечную, так люди, дерзающие на дела злые, воскреснут для наказания вечного и бесконечного. Поэтому все попечение приложим к тому, чтобы в худых делах не погубить плодов правой веры, но по доброй жизни с дерзновением созерцать Христа, — а выше этого блаженства ничего не может быть, — чего и да сможем достигнуть, делая все во славу Бога, Которому слава, со Единородным Сыном и Святым Духом, во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 7

«Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Ин. 1:9).

1. Не следует стараться постигнуть то, что непостижимо в Боге. — Истинное учение об Отце и Сыне. — Неразумие савеллиан и маркеллиан. Как омываются грехи.

1. Мы питаем вас, чада возлюбленные, учением Писаний только по частям, и не все вдруг излагаем, для того, чтобы вы легче могли сохранить предлагаемое вам. Кто, при построении дома, прежде чем скреплены первые камни, кладет на них другие, тот возводит стену некрепкую и удоборазрушимую. А кто выжидает, пока одни камни скрепятся известью, и потом уже мало–помалу прибавляет к ним другие, тот строит здание прочное, немаловременное, неразрушимое, крепкое. Таким строителям будем подражать и мы, и подобным образом станем созидать ваши души. Я опасаюсь, чтобы, пока первые основания еще не утверждены, приложение дальнейшего учения не повредило и начаткам, так как разум еще не довольно силен, чтобы удержать все. Что же сегодня прочитано нам? «Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир». Евангелист, говоря выше об Иоанне, заметил, что он пришел, «чтобы свидетельствовать о Свете», и что именно в то время он для этого был послан. А чтобы, слыша это, кто–нибудь, по поводу недавнего явления свидетеля, не возымел подобного подозрения и касательно самого свидетельствуемого лица, Евангелист возводит мысль выше и устремляет ее к бытию безначальному, никогда нескончаемому и непрестающему. Но как может, скажешь ты, иметь такое бытие Тот, Кто есть Сын? Мы говорим о Боге, а ты спрашиваешь, как это возможно? И ты не страшишься и не ужасаешься? Если бы кто спросил тебя, каким образом наши души, а потом и тела будут жить вечно, ты, конечно, посмеялся бы над таким вопросом, потому что не уму человеческому изведывать такие предметы, а его долг только верить, да и испытывать то, что сказано, так как достаточным доказательством сказанного служит для него могущество Того, Кто изрек это. И ты спрашиваешь у нас, как это возможно, когда мы говорим, что безначален Тот, Кто создал души и тела, и бесконечно превосходит всякое создание? Кто в полном рассудке и в здравом уме станет говорить это? Ты слышал, что «был Свет истинный». Зачем же понапрасну усиливаешься обнять своим умом эту жизнь бесконечную? Это невозможно. Для чего исследуешь неисследимое? Для чего испытываешь непостижимое? Для чего изведываешь недоведомое? Рассмотри сам источник солнечных лучей. Ты не можешь этого сделать, однако же, ты в этом случае не досадуешь и не скорбишь о своем бессилии. Отчего же ты так смел и опрометчив в предметах гораздо важнейших? Сын громов, Иоанн, возглашающий через духовную трубу, услышав от Духа, что «был свет», ничего больше и не испытывал. А ты, не имея его благодати, рассуждая только по своим слабым умозаключениям, — ты усиливаешься переступить даже за черту его ведения? За это ты не сможешь достигнуть и меры его ведения. Таково–то коварство дьявола: доверившихся ему он выводит за пределы, положенные для нас Богом, как будто бы мы могли иметь гораздо более (знания). А, обольстив нас такими надеждами и лишив благодати Божией, он не только ничего более не сообщает нам (да и как он, дьявол, может это?), но и не допускает возвратиться в прежние пределы, в которых мы были безопасны, а всюду заставляет нас блуждать и нигде не дает остановиться. Таким образом он и первозданного человека довел до изгнания из рая. Наделив его надеждою большего ведения и почести, дьявол лишил его и того, чем он прежде спокойно пользовался. Человек не только не соделался равным Богу, как обещал ему дьявол, но и подпал под иго смерти; не только через вкушение от древа не получил ничего более, но в надежде большого ведения утратил немало и прежнего знания. Он стал стыдиться свой наготы и скрывать ее, тогда как до обольщения он был выше подобного стыда. Даже то, что он стал видеть свою наготу и почувствовал нужду в прикрытии себя одеждою, — эти и другие еще большие скорби были следствиями обольщения. Чтобы не потерпеть и нам того же, будем повиноваться Богу и пребывать в Его заповедях, ничего более не испытывая; иначе мы лишимся уже и дарованных нам благ, как наказаны и эти (еретики). Они, как скоро стали изыскивать начало жизни безначальной, лишились и того, что могли иметь. Не нашли они и того, чего искали; да это и невозможно. А между тем от правой веры в Единородного они отпали. Но мы не будем преступать пределов вечных, которые положили отцы наши, а во всем будем следовать законам Духа и, слыша, что «был Свет истинный», ничего больше не будем исследовать; да и невозможно никому простираться далее этого изречения. Если бы Бог рождал подобно человеку, то необходимо было бы какое–либо разделение между рождающим и рождаемым. Но как это рождение неизреченное и только Богу свойственное, то оставь обыкновенные понятия: прежде и после. Это — выражение времени, а Сын есть творец и всех веков.

2. Следовательно, говорят иные, Бог не отец (Сыну), а брат. Но, скажи мне, какая нужда (в подобном заключении)? Если бы мы говорили, что Отец и Сын имеют бытие, разделенное в своем начале, то, может быть, ты имел бы право говорить так. Но мы избегаем такого нечестия и говорим, что Отец и безначален, и нерожден, а Сын безначален, но рожден от Отца. Какая же надобность из такого учения выводить такое нечестивое заключение? Никакой нет надобности. Сын есть отблеск. А отблеск представляется нераздельно с тем естеством, которого есть отблеск. Поэтому–то и Павел так назвал (Сына) (Евр. 1:3), чтобы мы не предполагали никакого разделения между Отцом и Сыном. Вот что выражается этим наименованием. Таким подобием апостол исправляет нелепые мысли, приходящие в голову людям бессмысленным. Слыша об отблеске, говорит апостол, не думай, что Сын не имеет собственной ипостаси. Мысль такая нечестива и свойственна безумию савеллиан и маркеллиан. Мы учим не так; а говорим, что Он имеет Свою собственную ипостась. Поэтому, назвав Его отблеском, апостол присовокупляет, что Он есть и «образ ипостаси Его» (Отца) (Евр. 1:3), чтобы тем выразить и собственную Его ипостась и единосущие с Тем, Которого есть образ. Нет, как я уже говорил, одного какого–либо достаточного выражения, чтобы передать людям все это учение о Боге. Желательно, по крайней мере, совокупив несколько выражений, из каждого извлечь то, что приличествует. Таким образом мы можем воздать достойное славословие Богу, — достойное, говорю, — то есть, по нашим силам. А если бы кто думал, что может говорить достойно о самом существе божеском, и усиливался доказать, что знает Бога, как Бог знает самого себя, тот–то именно и не имел бы никакого познания о Боге. Зная это, будем твердо держаться того, что предали нам «бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова» (Лк. 1:2), и больше ничего не будем испытывать. Две опасности угрожают страждущим этою болезнью: одна та, что они напрасно трудятся, отыскивая то, чего нельзя найти; другая — что прогневляют Бога, усиливаясь преступить пределы, Им положенные. А какой это возбуждает гнев в Боге, нет нужды говорить вам, потому что вам всем это известно. Итак, удаляясь от сумасбродства еретиков, будем с трепетом внимать Его словам, чтобы Он всегда охранял нас. «На кого Я призрю», — говорит Он, — «на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис. 66:2)? Итак, оставив это гибельное любопытство, станем лучше сокрушаться сердцем, будем оплакивать грехи свои, как заповедал нам Христос. Станем скорбеть о своих преступлениях, возобновим тщательно в памяти все, на что мы отваживались в прошедшее время, и все то постараемся совершенно загладить. К этому Бог открыл нам много путей. «Говори ты, чтоб оправдаться» (Ис. 43:26). И в другом месте: «я сказал: «исповедаю Господу преступления мои», и Ты снял с меня вину греха моего» (Пс. 31:5). Так, частое воспоминание грехов и обвинение себя в них немало способствует к уменьшению великости их. Есть и другой путь, еще более верный, когда мы не помним зла ни на ком, кто согрешил против нас, когда прощаем всякому сделанные против нас проступки. Хочешь ли знать еще третий путь? Послушай, что говорит Даниил: «искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным» (Дан. 4:24). Есть и еще, кроме этого, путь — частое упражнение в молитвах, постоянное прилежание в молениях к Богу. Приносит нам немало утешения и оставления грехов также и пост, когда соединяется с любовью к ближним; он угашает и силу гнева Божия. «Вода угасит пламень огня, и милостыня очистит грехи» (Сир. 3:30). Итак, будем ходить по всем этим путям. Если будем всегда держаться их и на них обращать свое внимание, то не только очистим прошедшие преступления, но и на будущее время весьма много приобретем для себя пользы, — не дадим дьяволу возможности нападать на нас, да и сами не впадем в беспечность житейскую, в это гибельное любопытство. Дьявол, между прочим, и до этого доводит, и потом до этих безрассудных изысканий и вредных словопрений, как скоро замечает, что люди предаются праздности и недеятельности, вовсе не заботясь о добродетельной жизни. Но мы заградим ему этот проход, будем бодрствовать, трезвиться, чтобы, после краткого времени небольших трудов, достигнуть в бесконечные веки бессмертных благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 8

«Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Ин. 1:9).

1. Почему Иисус Христос, будучи светом истины, не освящает всех людей. — 2. Неразумие Павла Самосатского. — Ответы на вопросы язычников: что делал Иисус Христос до своего пришествия и проч.? — Нельзя надлежащим образом стремиться к небесному, привязываясь к земному. Большое различие между служителями Иисуса Христа и служителями мамоны.

1. Ничто не препятствует нам и сегодня снова коснуться этих слов, потому что в прошлый раз изложение догматов не дозволило нам проследить вполне все прочитанное. Где же те, которые говорят, что Сын не есть истинный Бог? Здесь Он называется «Свет истинный», а в другом месте самой «истиной» и самой «жизнью». Впрочем, эти последние слова мы яснее исследуем, когда дойдем до них; а теперь надобно вашей любви сказать о свете. Если он «просвещает всякого человека, приходящего в мир», то отчего столько людей остаются не просвещенными? Оттого, конечно, что не все познали веру Христову. Как же он «просвещает всякого человека»? Смотря по приемлемости каждого. Если некоторые, по своей воле смежив очи ума, не хотят принять лучей этого света, то омрачение их происходит не от естества самого света, а от злобы этих людей, добровольно лишающих себя дара. Благодать изливается на всех; она не чужда ни иудея, ни эллина, ни варвара, ни скифа, ни свободного, ни раба, ни мужа, ни жены, ни старца, ни юноши; ко всем одинаково близка и всех равночестно призывает. Но те, которые не хотят воспользоваться этим даром, те по справедливости самим себе должны приписывать такое ослепление. Если тогда, как вход открыт для всех, и никто не преграждает его, некоторые по произвольному ожесточению остаются вне, то они гибнут не от чего–либо другого, а от собственной порочности. «В мире был» (ст. 10), — но не как современный миру; нет. Поэтому (евангелист) и присовокупляет: «и мир чрез Него начал быть» (ст. 10). Через это он опять возводит тебя к предвечному бытию Единородного. Кто слышит, что все есть создание Его, то хотя бы был вовсе бесчувствен, хотя бы был враг и противник славы Божьей, во всяком случае, волей или неволей принужден будет признать, что творец существует прежде творений. Потому–то я всегда и дивлюсь безумию Павла Самосатского, — как он дерзал противоречить столь очевидной истине и сам себя добровольно низринул в бездну. Он заблуждался не по неведению, а, очень хорошо понимая дело, подвергся одной участи с иудеями. Как иудеи, имея ввиду суд людей, оставили здравую веру и, хотя знали, что Иисус есть Единородный Сын Божий, но, ради своих начальников, не исповедовали, чтобы не быть изгнанными из синагоги, так и Павел Самосатский, как говорят, из угождения какой–то женщине, отрекся от своего спасения. Подлинно, страшно, страшно преобладание тщеславия; оно может ослепить очи и мудрых людей, если они не станут бодрствовать. Если это может сделать мздоимство, тем больше страсть тщеславия, гораздо сильнейшая. Поэтому–то и говорил Христос иудеям: «как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете» (Ин. 5:44)? «И мир Его не познал». Евангелист называет здесь миром множество людей растленных, преданных земным делам, толпу, мятежный и бессмысленный народ. Но друзья Божьи и все дивные мужи познавали Христа еще прежде Его явления во плоти. Именно о праотце сам Христос сказал: «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался» (Ин. 8:56). И о Давиде в обличение иудеев Он говорил: «как же Давид, по вдохновению, называет Его Господом, когда говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих» (Мф. 22:43, 44). Много раз, препираясь с ними, Он упоминает и о Моисее; а о прочих пророках — апостол. А что все пророки, начиная от Самуила, познавали Христа и задолго предвозвещали пришествие Его, об этом говорит апостол Петр: «и все пророки, от Самуила и после него, сколько их ни говорили, также предвозвестили дни сии» (Деян. 3:24). Иакову и отцу его, как и деду его, являлся сам Бог, беседовал с ними, обещая даровать им многие и великие блага, что и исполнил, на самом деле. Как же, скажешь ты, Он сам говорил: «многие пророки и цари желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали» (Лк. 10:24)? Как же они знали Его? Конечно, знали; и я попытаюсь доказать это из тех же самых слов, из которых некоторые заключают, будто бы пророки не имели познания об Иисусе Христе. Он говорит: «многие желали видеть, что вы видите»; значит, они знали, что Он придет к людям и совершит дела, которые и действительно совершил. А если бы не знали этого, то и не восхотели бы видеть, потому что никто не может желать того, чего совсем не знает. Следовательно, они знали Сына Божьего, знали и то, что Он придет к людям. Но что же это такое, чего они не видели и не слышали? То, что ныне вы видите и слышите. Пророки, хотя слышали голос Его и самого Его видели, однако же — не во плоти, не в том виде, в каком Он обращался с людьми и открыто беседовал с ними. На это и сам Он ясно указывает, — говорит не просто: они желали «Меня видеть», а как? Желали «видеть, что вы видите»; не сказал также: желали Меня слышать, но: «что вы слышите». Таким образом, хотя они и не видели Его явления во плоти, однако знали, что оно будет, и его желали. Они веровали во Христа, хотя и не видели Его во плоти. Если же язычники, думая укорить нас, спросят: что же делал Христос прежде, когда еще не промышлял о роде человеческом? Почему Он, оставив нас на столь долгое время без попечения, уже в последнее время пришел устроить наше спасение? — мы скажем, что Он еще и прежде того времени был в мире, предустраивал дела и ведом был всем достойным. А если вы скажете, что Он был неведом, потому что не все тогда знали Его, а только люди избранные и добродетельные, то на таком основании вы, пожалуй, допустите, что Он и в настоящее время не имеет поклонения от людей, потому что и ныне еще не все знают Его. Но как в настоящее время никто не может отрицать, что есть люди знающие Его, — потому только, что есть люди не знающие Его, — так нельзя сомневаться в том и по отношению к прежним временам, потому что многие, или лучше сказать, все избранные и дивные мужи знали Его.

2. Но если бы кто спросил: почему тогда не все веровали в Него и не все почитали Его, а только одни праведные? — то спрошу и я: отчего и в настоящее время не все знают Его? Да что говорить о Христе? Отчего, как прежде, так и ныне не все знают и Отца Его? Некоторые говорят, что все (в мире) носится самодвижно; другие попечение обо всем приписывают демонам; а есть и такие, которые, кроме истинного Бога, измыслили для себя какого–то другого; из них иные богохульствуют, утверждая, будто есть какая–то противная Богу сила, и еще думают, что законы Божьи принадлежат какому–то злому духу. Что же? Неужели потому, что некоторые отвергают Бога, и мы будем говорить тоже, или согласимся, что Он зол, так как некоторые высказывают и это богохульство? Прочь это безрассудство и это крайнее безумие! Если бы мы стали поверять догматы судом этих безумных людей, то и нас самих ничто не удержало бы от крайнего безумия. Конечно, никто не скажет, что солнце вредно для глаз, потому что есть больные глазами; напротив, оно светоносно по суду людей здоровых. Никто также не скажет, что мед горек, потому что он кажется таким на вкус больных. Итак, не по примеру ли больных некоторые утверждают, что или нет Бога, или что Он зол, что иногда Он промышляет, а иногда вовсе не делает этого? И кто скажет, что они люди здоровые? Напротив, — это люди не исступленные ли, безумные и крайне помешанные? «Мир Его не познал», сказано; однако же, те, которых недостоин был мир, познали Его. Сказав же о не познавших Его, евангелист вкратце излагает и причину этого неведения; говорит не просто: никто не познал Его, но: «мир Его не познал», т. е. люди, преданные одному миру и только о мирском помышляющие. Так обыкновенно называл их и Христос, как например, когда говорил: «Отче праведный! и мир Тебя не познал» (Ин. 17:25). Но мир, как мы сказали, не познал не только Сына, но и Отца, потому что ничто не приводит в такое расстройство рассудок, как привязанность к предметам временным. Зная это, удаляйтесь, сколько возможно, от мира и воздерживайтесь от дел плотских; от них происходит потеря не в случайных, а в самых высших благах. Человек, слишком занятый делами настоящей жизни, не может надлежащим образом усвоить предметов небесных; но по необходимости, заботясь о тех, лишается этих. «Не можете», сказано, «служить Богу и маммоне» (Лк. 16:13). Последуя одному, по необходимости надобно оставить другого. И об этом гласит самый опыт. Те, которые смеются над страстью к богатству, те–то наиболее и любят Бога, как должно. Напротив те, которые высоко ценят богатство, как первое благо, слабейшую имеют любовь к Богу. Душа, будучи однажды пленена любостяжанием, уже не может легко и удобно удерживаться, чтобы не сделать, или не сказать чего–либо такого, что прогневляет Бога, так как она делается уже рабой другого господина, и притом такого, который повелевает ей все противное Богу.

Итак, воспряньте и пробудитесь и, размыслив о том, какого господина мы рабы, возлюбим только Его власть; возрыдаем и оплачем прежнее время, в которое мы работали мамоне; свергнем однажды и навсегда ее тяжкое, несносное иго и будем постоянно носить иго Христово, легкое и отрадное; Христос же не повелевает ничего такого, что внушает маммона. Она повелевает быть врагами всем; а Христос — напротив: миловать и любить. Она, привязав нас к праху и пыли (таково — золото), не дает нисколько, даже ночью, вздохнуть свободно; а Христос освобождает нас от этой излишней и неразумной заботы, повелевает собрать сокровища на небесах, не неправдой в отношении к другим, а собственной правдой. Маммона, после стольких трудов и скорбей, не может даже остаться с нами, когда мы «там» будем терпеть наказания и злострадать за исполнение ее внушений; она даже увеличит для нас пламя; а Христос, даже когда повелевает дать ближнему чашу холодной воды, не попустит нас и за то лишиться награды и возмездия, но воздаст с великой щедростью. Итак, не крайне ли безрассудно — пренебрегать столь кроткое и столь великими благами изобилующее владычество, и работать властителю неблагодарному и непризнательному, который ни здесь, ни там не может никакой пользы принести последующим и повинующимся ему? Но не то одно худо, и не то одно вредно, что он не может избавить преданных казни; а и то еще, что он, как я сказал, подвергает бесчисленному множеству зол людей, покоряющихся ему. Весьма многие из тех, которые будут наказаны, будут терпеть наказание именно за то, что служили деньгам, любили золото и не помогали нуждающимся. Чтобы не терпеть и нам того же, будем расточать (свои сокровища), отдавая их бедным; освобождать свою душу и от здешних зловредных попечений и от будущих, за то уготованных, мучений. Приготовим себе оправдание на небесах; вместо стяжаний земных, соберем сокровища неистощимые, сокровища, которые могут сопутствовать нам на небо, могут защитить нас в опасности и умилостивить тогда Судью. Да будет же ко всем нам Его благоволение и ныне и в тот день, и да насладимся с великим дерзновением благ, какие уготованы на небесах любящим Его, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 9

«Пришел к своим, и свои Его не приняли» (Ин. 1:11).

1. Кто такие «свои», которые не приняли Христа: во–первых, иудеи, бывшие его избранным народом. — Затем другие люди, которые не веровали в него, будучи Его тварями. — 2. Неверие как причина ослепления иудеев; гордость, как причина их неверия. — Благодать милосердия, распространенная Богом на язычников, не причинила никакой несправедливости иудеям. — Апостол Павел справедливо укоряет их и обуздывает их гордость и заносчивость. — Они завидуют спасению язычников. — Гордость делает бесполезными все добродетели.

1. Если вы помните прежние наши размышления, то мы с большей охотой будем продолжать назидание, получая отсюда и для себя много пользы. Как скоро вы запомнили прочитанное, то и для вас вразумительнее будет слово наше, и от нас не много потребуется труда, — потому что вы, при своей любознательности, можете уже глубже вникать в дальнейшее учение. Кто всегда теряет (из памяти) то, что ему преподано, тот всегда будет нуждаться в учителе и никогда не узнает ничего. А кто все принятое хранит и к тому прилагает дальнейшие (наставления), тот скоро из ученика может сделаться учителем и будет полезен не для себя только, но и для других. Я надеюсь, что именно таково будет предстоящее собрание, и заключаю это из такой великой его ревности к слушанию. Потому в душах ваших, как в надежном хранилище, мы положим серебро Господа и, сколько поможет благодать Духа, изъясним предложенное нам сегодня чтение. Евангелист, говоря о прежних временах, сказал: «мир Его не познал»; далее, обращая речь ко времени самой проповеди, он говорит: «пришел к своим, и свои Его не приняли». «Своими» он здесь называет иудеев, как народ особый, или всех людей, как происшедших от этого народа. И как выше, болезнуя о неразумии многих людей и пристыжая общий дух (времени), он говорил, что не познал Создателя мир, через Него происшедший, так и здесь, негодуя на неблагодарность иудеев и многих других, он произносит еще более тяжкое осуждение, говоря: «свои Его не приняли», тогда как Он к ним–то и приходил. Но не один евангелист, а и пророки с удивлением говорили тоже самое, наконец, и Павел, изумленный тем же. Так взывали пророки, говоря от лица Иисуса Христа: «народ, которого я не знал, служит мне; по одному слуху о мне повинуются мне; иноплеменники ласкательствуют предо мною; иноплеменники бледнеют и трепещут в укреплениях своих» (Пс. 17:44–46). И в другом месте: «так многие народы приведет Он в изумление; ибо они увидят то, о чем не было говорено им, и узнают то, чего не слыхали» (Ис. 52:15). Также: «Я открылся не вопрошавшим обо Мне; Меня нашли не искавшие Меня» (65:1). А Павел в послании к Римлянам говорил: «Что же? Израиль, чего искал, того не получил; избранные же получили» (Рим. 11:7). И в другом месте: «Что же скажем? Язычники, не искавшие праведности, получили праведность. А Израиль, искавший закона праведности, не достиг до закона праведности» (Рим. 9:30, 31). Поистине, достойно удивления то, как иудеи, воспитанные на книгах пророческих, каждый день слушавшие Моисея, который весьма многое говорит о пришествии Христовом, равно и других, после него бывших пророков, наконец, видевшие и самого Христа, Который каждый день творил для них чудеса, с ними только и беседовал, и как ученикам еще не дозволял «на путь к язычникам не ходите», или входить в какой–либо город самарянский, так и сам этого не делал и часто говорил, что Он послан к овцам погибшим дома Израилева, — как, говорю, иудеи, получив столько знамений, слыша каждый день пророков и самого Христа с Его постоянными внушениями, до того ослепили и оглушили сами себя, что уже ничто не могло привести их к вере во Христа.

Между тем язычники, не имея у себя ничего такого, никогда не слышав божественных вещаний, даже, так сказать, и во сне всегда занимались только бреднями людей умопомешанных (такова языческая философия), перечитывали пустословия поэтов, привязаны были к деревам и камням и не знали ничего здравого и полезного ни в верованиях, ни в правилах жизни; а жизнь их была еще более нечиста и преступна, чем учение. Да и могло ли быть иначе, когда они видели, что их боги находят удовольствие во всяком пороке, что они чествуются срамными словами и еще более срамными делами и это принимают, как празднество и почесть; кроме того, чествуются и гнусными убийствами и умерщвлением детей, — и в этом люди подражали богам же. Но, несмотря на то, что они ниспали до такой глубины зла, вдруг, как бы какой машиной, поднялись на высоту и явились нам, блистая с самого верха небес. Как же это и отчего произошло? Послушай, что говорит об этом Павел. Блаженный апостол, тщательно исследуя эти обстоятельства, не оставил их до тех пор, пока не нашел причины и не изъяснил ее всем. Какая же это причина? И отчего была у иудеев такая слепота? Послушай, что говорит об этом он сам, тот, которому вверено было это домостроительство. Что же он говорит в разрешение такого недоразумения многих? «Не разумея», говорит он, «праведности Божией и, усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией» (Рим. 10:3). Вот за что они подверглись такому несчастью. И в другом месте, тоже самое излагая иначе, апостол говорит: «что же скажем? Язычники, не искавшие праведности, получили праведность, праведность от веры. А Израиль, искавший закона праведности, не достиг до закона праведности. Почему? потому что [искали] не в вере, а в делах закона. Ибо преткнулись о камень преткновения» (Рим. 9:30–32). Это значит, что неверие иудеев было для них причиной зла, а неверие происходило от надменности. Сначала они имели больше, нежели язычники, именно: получили закон, имели познание о Боге и прочее, о чем говорит Павел. Но по пришествии Христа, как скоро увидели, что как они, так и язычники по вере равночестно призываются к спасению и что в деле веры обрезанный не имеет никакого преимущества перед обращенным из язычников, — тогда от гордости они перешли к зависти и не стерпели великого и неизреченного человеколюбия Господа. А это произошло в них не от чего–либо другого, как от высокомерия, злости и человеконенавистничества.

2. Какой же вред вам, бессмысленнейшие из людей, принесло это попечение (Господа), оказанное другим? Разве уменьшились ваши блага оттого, что другие получили участие в них? Но поистине злость слепа и ничего справедливого не может скоро понять. Терзаясь мыслью, что и другие будут иметь участие в тех же правах, они обратили меч на самих себя и лишили сами себя человеколюбия Божьего. Но так требовала справедливость. Сказано: «друг! я не обижаю тебя, я же хочу дать этому последнему [то же], что и тебе» (Мф. 20:13, 14). Но они не стоят и этих слов. Наемник (упоминаемый в евангелии), хотя и досадовал, по крайней мере, мог указать на свои труды в продолжение целого дня, на тяготу, зной и пот; они же что могли бы сказать? Ничего такого; в них была только беспечность, невоздержанность и множество пороков, в которых постоянно обличали их все пророки и которыми они, так же как и язычники, оскорбляли Бога. На это указывая, Павел и говорил: «здесь нет различия» между Иудеем и Еллином. «Все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его» (Рим. 3:23, 24). Но этот предмет с пользой и весьма мудро излагает апостол в целой главе послания. А перед тем он еще показывает, что иудеи даже большего достойны наказания: «те, которые под законом согрешили», говорит он, «по закону осудятся» (Рим. 2:12), т. е. суд более строгий, так как, кроме природы, они имеют обвинителем и закон. Да и не поэтому только, а и потому, что они были причиной хуления Бога между язычниками. «Ради вас», сказано, «имя Божие хулится у язычников» (Ис. 52:5; Рим. 2:22). Это особенно раздражало их, так что и уверовавшим от обрезания казалось странным это обстоятельство; потому–то они и обвиняли Петра, когда он возвратился к ним из Кесарии, за то, что он входил в общение с людьми необрезанными и ел вместе с ними; да и после того, как поняли предопределение Божье, они еще дивились как дары Духа Святого излились и на язычников, этим изумлением выражая то, что они никогда не ожидали такой странности. Итак, зная, что это особенно уязвляло их, апостол все направляет к тому, чтобы уничтожить их гордость и подавить их слишком надменное высокомерие. И смотри, как это он делает: после рассуждения о язычниках, показав, что они не имеют никакого ни в чем оправдания, ни надежды на спасение, тщательно обличив также и превратное их учение и нечистоту их жизни, он переносит свое слово на иудеев. Повторив все, сказанное о них пророком, — что они и преступны, и коварны, и лукавы, и что все вообще непотребны, и ни один из них не взыскует Бога, но все уклонились, и тому подобное, — апостол присовокупляет: «мы знаем, что закон, если что говорит, говорит к состоящим под законом, так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом. Потому что все согрешили и лишены славы Божией» (Рим. 3:19, 23). Что же ты превозносишься, иудей? Что о себе много думаешь? Твои уста заграждены, твоя самоуверенность уничтожена, и ты вместе со всем миром подлежишь суду и, подобно другим, имеешь нужду в оправдании туне. Итак, хотя бы ты был прав по закону и имел много дерзновения перед Богом, тебе не надлежало завидовать тем, которые могли быть помилованы и спасены человеколюбием Божьим. Крайне худо огорчаться благополучием других, и особенно, когда оно не соединено с ущербом для тебя. Если бы спасение других вредило твоему благополучию, — ты имел бы основание огорчаться, — хотя и это несвойственно человеку, научившемуся любомудрствовать. Но если ни казни других не умножают для тебя наград, ни благополучие не уменьшает их, то для чего ты сам себя терзаешь, потому только, что другой спасается туне? Не надлежало тебе, как я сказал, раздражаться тем, что и язычникам благодатью даровано спасение, хотя бы ты сам был из людей достойных одобрения. Но когда ты, будучи в том же повинен (как и язычник) перед Господом, и навлекши на себя гнев Его, еще досадуешь на чужое благополучие и думаешь о себе так много, как будто ты один имеешь право на общение благодати, то ты подлежишь более чем все другие, тяжким мучениям, не за зависть только и надменность, а и за крайнее безрассудство. Ты возрастил в себе корень всех зол — высокомерие. Поэтому и один мудрый сказал: «начало греха — гордость» (Сир. 10:15), т. е. корень, источник, мать. Так через нее и первозданный человек лишился блаженного состояния; через нее и обольстивший его дьявол ниспал с высоты своего достоинства. Это гнусное существо, узнав, что грех этот может низвергнуть и с самих небес, избрало этот путь, чтобы лишить Адама столь великой чести. Надмив его обещанием равенства с Богом, он, таким образом, ниспроверг и низринул его в самую глубину ада. Подлинно, ничто так не отчуждает от человеколюбия Божьего и не подвергает огню геенны, как преобладание высокомерия. Когда оно в нас есть, то вся наша жизнь делается нечистой, хотя бы мы подвизались в целомудрии, девстве, постничестве, молитвах, милостыне и других добродетелях. «Мерзость», сказано, «пред Господом всякий надменный сердцем» (Прит. 16:5). Итак, если хотим быть чистыми и свободными от наказания, уготованного дьяволу, обуздаем в себе надменность духа, отсечем высокомерие. А что гордым необходимо подвергнуться одному наказанию (с дьяволом), — послушай, что говорит об этом Павел: «не [должен быть] из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом» (1 Тим. 3:6). Как же избежать этой беды? Избежим, если будем размышлять о своей природе, о множестве согрешений, о великости будущих мучений, о том, что все, кажущееся здесь блистательным, временно, ничем не лучше травы и увядает скорее весенних цветов. Если часто будем возбуждать в себе такие мысли и приводить себе на память людей совершивших великие подвиги, то дьявол не сможет легко надмить нас, сколько бы ни усиливался, не сможет даже запнуть нас на первых шагах. Бог же, Бог смиренных, благий и милосердный, сам да даст вам и нам сердце сокрушенное и смиренное. Таким образом, мы будем в состоянии легко совершить и все прочее во славу Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым слава Отцу и Святому Духу во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 10

«Пришел к своим, и свои Его не приняли» (Ин. 1:11).

1. Бог не насилует и не стесняет нашей свободной воли. — 2. Что значит: «пришел к своим»? — О том, что те, кто не восхотели принять Иисуса Христа, достаточно наказаны самым этим поступком и последствиями этого отказа. — Благодатное действие крещения. — 3. О том, что сохранять чистоту нашего крещения вполне зависит от нас. — Наказание тем, кто оскверняет одежду, полученную при крещении. Вера и чистота жизни необходимы для спасения. — В какую одежду должны облачаться те, кто призваны на царский брачный пир.

1. Бог, Человеколюбец и Благодетель, все творит и все устраивает так, возлюбленные, чтобы мы блистали добродетелью. И желая, чтобы мы были благочестивы, Он без всякого насилия и принуждения, а только убеждением и благотворениями, всех желающих того призывает и привлекает к Себе. Потому, когда пришел Он, одни приняли Его, а другие не приняли. Он никого не хочет иметь Своим рабом против воли или по принуждению; а хочет, чтобы все свободно и добровольно служили Ему и познавали сладость служения Ему. Люди, имея нужду в услужении работ, связывают их законом рабства и против воли их; а Бог, не имея нужды ни в чем, никаких, подобных нашим, потребностей, все творит только ради нашего спасения и в этом делает нас самим себе господами. Потому и не желающих Он не подвергает никакому насилию, или принуждению; Он имеет в виду только нашу пользу. А против воли быть увлеченным на служение — все равно, что и совсем не служить. Почему же, скажешь ты, Он наказывает не желающих повиноваться Ему? Зачем угрожает геенной не слушающим повелений Его? Это потому, что, будучи премного благ, Он имеет великое попечение о нас даже и тогда, как мы не повинуемся Ему, не отступает и тогда, как мы удаляемся и бегаем от Него. И как мы уклонились от первоначального пути благотворения, то есть не восхотели идти путем убеждения и благополучия, то Он повел нас другим путем — наказаний и мук, — путем, конечно, весьма тяжким, но неизбежным. Когда первый путь пренебрегается, тогда по необходимости надобно идти другим. И законодатели полагают многие и жестокие наказания преступникам; однако же, за то мы не осуждаем их, а напротив, еще и более уважаем их за постановления о наказаниях, так как, не имея ни в чем никакой надобности с нашей стороны, часто даже не зная, кто впоследствии будет пользоваться помощью их постановлений, заботятся о благоустройстве нашей жизни тем, что добродетельным людям воздают честь, а людей порочных, нарушающих спокойствие, укрощают наказаниями. Если же мы таких законодателей почитаем и любим, то не гораздо ли более должны благоговеть перед Богом и любить Его за столь великое попечение о нас? И различие между попечительностью тех и промыслом Божьим о нас — беспредельно. Подлинно, богатство благости Его неизреченно и превышает всякое разумение. Заметь же: Он «пришел к своим», не по собственной какой–либо нужде (потому что, как я сказал, Божество ни в чем не нуждается), а для благотворения своим. Несмотря на то, «свои» не приняли, но отвергли Того, Кто пришел к ним для их же пользы; мало того: изгнав Его из виноградника, убили (Лк. 20:15). И при всем том Он не преградил для них покаяния, но дал им возможность, только бы сами захотели, и после того беззакония, очистить все согрешения свои верой в Него и сравняться с теми, которые ничего такого не сделали и более других Ему любезны. А что я говорю это не без основания и не в шутку, ясное также свидетельство дают все обстоятельства блаженного Павла. Он гнал Христа, уже после распятия Его, и свидетеля Его Стефана убил руками других многих; но, когда раскаялся, осудил в себе прежние грехи, прибег к Тому, Кого гнал, Тот тотчас сопричислил его к Своим друзьям и притом первейшим, поставил его — гонителя, хулителя и оскорбителя — проповедником и учителем всей вселенной. Он и сам не стыдился проповедовать об этом, восхищенный человеколюбием Божьим, и в писаниях своих, как бы на столпе, изобразил прежние свои дерзости, обнаружил их перед всеми, считая за лучшее выставить на позор перед всеми прежнюю свою жизнь, чтобы тем яснее показать величие дара Божьего, нежели скрыть неизреченное и неисповедимое человеколюбие Господа, не желая обнаружить перед всеми собственное заблуждение. С этой целью он то там, то здесь упоминает о гонениях, наветах и ополчениях своих против Церкви; в одном месте говорит: «я недостоин называться Апостолом, потому что гнал церковь Божию» (1 Кор. 15:9); в другом: «Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый» (1 Тим. 1:15); в третьем: «вы слышали о моем прежнем образе жизни в Иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию, и опустошал ее» (Гал. 1:13).

2. Таким образом, Павел, как бы в некоторое воздаяние Христу за долготерпение к нему, показывая, кого, какого враждебного и неприязненного человека (Господь) спас, с великим дерзновением возвещает о той брани, которую он вначале со всей ревностью воздвигал против Христа. Вместе с тем он внушает благие надежды и тем, которые отчаиваются в себе самих. Христос, говорит он, для того и помиловал его, чтобы в нем первом показать все долготерпение и преизобильное богатство благости Своей, в пример тем, которые после того могли уверовать в Него для жизни вечной, хотя бы и их грехи превышали всякую надежду прощения. На это именно указывая, и евангелист говорит: «пришел к своим, и свои Его не приняли». Откуда пришел все наполняющий и везде сущий? Какое место лишил Своего присутствия Тот, Кто в руке Своей держит все и над всем владычествует? Никакого места Он не оставил (как это возможно?). А совершилось это по Его снисхождению к нам. Так как Он, будучи в мире, не казался находящимся в мире, потому что неведом был, напоследок же явил Себя, благоволив облечься в нашу плоть, то это самое явление и снисхождение Его евангелист и называет пришествием. Достойно удивления, что ученик не стыдится унижения своего Учителя, но смело описывает нанесенное Ему оскорбление: и это — не маловажное доказательство его правдолюбивого духа. Впрочем, если стыдится, то надобно стыдиться за тех, которые нанесли, а не за Того, Кто претерпел оскорбление. Он тем еще более прославился, что и после такого оскорбления так промышляет о Своих оскорбителях; а они перед всеми оказались неблагодарными и презренными, потому что отвергли, как врага и неприятеля, Того, Кто пришел к ним с такими благами. Да и не тем только они повредили себе, но и тем, что не получили того, чего достигли принявшие Его. А что получили последние? «А тем, которые приняли Его, дал власть быть чадами Божиими» (ст. 12). Но для чего же ты, блаженный, не сказываешь нам и о наказании тех, которые не приняли Его, а говоришь только, что они «свои» были и «к своим» Пришедшего не приняли? А что они за это потерпят, какому наказанию подвергнутся, того ты не присовокупил. Может быть, через это ты более устрашил бы их и угрозой смягчил бы грубость их надменности. Для чего же ты умолчал об этом? Но какое же другое, говорит евангелист, наказание могло бы быть более того, что они, имея возможность сделаться чадами Божьими, не делаются таковыми, но добровольно лишают сами себя такого благородства и чести? Впрочем, наказание их не ограничится тем только, что они не получат никакого блага; их постигнет еще огонь неугасающий, что впоследствии яснее открывает евангелист. Теперь же он говорит о неизреченных благах, дарованных принявшим Господа, и вкратце изображает эти блага следующими словами: «а тем, которые приняли Его, дал власть быть чадами Божиими». Хотя бы то были рабы или свободные, эллины или варвары, или скифы, хотя бы немудрые или мудрые, жены или мужи, дети или старцы, незнатные или знатные, богатые или бедные, начальники или простолюдины, все, говорит евангелист, удостоены одной почести. Вера и благодать Духа, устранив неравенство мирских достоинств, всем им сообщила один вид, на всех запечатлела один образ — царский. Что может сравниться с таким человеколюбием? Единородный Сын Божий не возгнушался сопричислить к лику чад — и мытарей, и волхвов, и рабов, и самых неважных людей, многих еще с поврежденными членами тела и со множеством недостатков. Такова сила веры в Него, таково величие благодати! Как огонь, проникши в землю, в которой есть металл, тотчас из нее производит золото, так и еще лучшее крещение делает омываемых им из бренных золотыми, когда Дух, на подобие огня, проникает в наши души и, попаляя в них «образ перстного», износит, как бы из горнила, «образ небесного», образ новый, светлый, блестящий. Но для чего евангелист не сказал: сотворил их чадами Божьими, а говорит: «дал власть быть чадами Божиими»? Чтобы показать, как много нужно заботливости для сохранения во всю жизнь в чистоте и неповреждении того образа усыновления, который запечатлен в нас при крещении; а вместе — чтобы показать и то, что такой власти никто не может отнять у нас, если наперед сами себя не лишим ее. Если получающие от людей в каких–либо домах полномочие имеют почти такую же силу, какую и те, которые им дали его, то тем более мы, получив от Бога такую почесть, если только не сделаем ничего недостойного этой власти, будем всех сильнее, потому что всех выше и совершеннее Тот, Кто сообщил нам такое достоинство. Еще и то хочет показать (евангелист), что благодать не иначе приходит, как только к тем, которые сами желают и заботятся о приобретении ее. Таким–то людям принадлежит область — соделываться чадами. А если сами люди предварительно не возымеют желания, то и дар не приходит, а благодать в них ничего не производит.

3. Итак, евангелист, повсюду отвергая принуждение и показывая свободу воли и самостоятельность человека, тоже самое высказал и теперь. И в этих самых тайнах одно принадлежит Богу — даровать благодать, а другое человеку — показать веру. Но затем требуется от человека еще много заботливости: для сохранения чистоты, для нас недовольно только креститься и уверовать; но, если мы желаем приобрести совершенную светлость, то должны вести достойную того жизнь. А это Бог предоставил нам самим. Таинственное возрождение и очищение наше от всех прежних грехов совершается в крещении; но пребыть в последующее время чистыми и не допускать к себе снова никакой скверны — это зависть от нашей воли и заботливости. Потому–то (евангелист) напоминает нам и о самом способе (духовного) рождения и, через сравнение его с рождением плотским, показывает его превосходство, говоря: «которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (ст. 13). И это он сказал для того, чтобы мы, познав ничтожество и уничижение нашего первого рождения от крови и похоти плотской, постигнув напротив важность и достоинство второго рождения по благодати, возымели высокое о нем понятие, понятие, достойное этого дара от Того, Кто рождает нас таким образом, и затем со своей стороны показывали великое о нем попечение. Мы должны не мало опасаться, чтобы последующим нерадением и пороками осквернив это прекрасное одеяние, не быть нам изверженными из брачного чертога, подобно пяти юродивым девам, или подобно тому, кто не имел брачной одежды. И этот человек был также в числе гостей, и был приглашен; но, как и после приглашения и такой почести, оказал неуважение к пригласившему его, то — послушай, какой подвергается участи, бедственной и многих слез достойной. Придя для того, чтобы участвовать в светлом пире, он не только изгоняется с пира, но связанный по рукам и ногам, отводится во тьму кромешную, где предается вечному и непрестанному плачу и скрежету зубов. Итак, возлюбленные, не будем считать одну веру достаточной для спасения. Если мы не представим чистой жизни, но явимся в одеждах, неприличных блаженному нашему призванию, то ничто не спасет и нас от таких же страданий, какими подвергся тот несчастный. В самом деле, не странно ли, что когда сам Бог и Царь не гнушается простыми, незнатными и ничего нестоящими людьми, но с распутий приводит их за Свою трапезу, мы показываем в себе такую бесчувственность, что и в такой чести не делаемся лучшими, но и по призвании остаемся в том же зле, и таким образом попираем неизреченное человеколюбие Призвавшего? Он не для того призвал нас к этому духовному и страшному общению таинств, чтобы мы приступали к ним с прежним злодеянием, а для того, чтобы, совлекшись постыдных одежд, облеклись в такие, какие приличны угощаемым в царских чертогах. Если же мы не хотим поступать достойно такого призвания, то это зависит от нас, а не от Того, Кто так почтил нас. Не Он изгоняет нас из дивного сонма званных, но мы сами себя изгоняем. Он все со Своей стороны сделал: устроил брачный пир, приготовил трапезу, послал пригласителей, принял пришедших и всякую другую честь оказал; но мы своими нечистыми одеждами, то есть греховными делами, нанесли оскорбление Ему и присутствующим на брачном пире и всему браку, и потому справедливо мы изгоняемся. Таким образом, уважая брачный пир и званных, Царь изгоняет отсюда дерзких и бесстыдных. А если бы Он оставил одетых в такие одежды, то через это сам оказал бы неуважение и к другим званным. Но не дай Бог никому, ни нам, ни кому–либо из других людей испытать такой гнев Призвавшего. Для того и написано это, прежде чем сбудется, чтобы вразумленные угрозами Писания, мы не довели себя на деле до такого бесчестия и наказания, но, довольствуясь уже только такими словами (Писания), все явились на тот зов в светлой одежде, которую и да получим все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 11

«И Слово стало плотию, и обитало с нами» (Ин. 1:14).

1. Прежде чем идти на беседу, следует прочитать те места из Священного Писания, которые подлежат объяснению. — Положение служителя не умаляет достоинства Сына Божия. — 2. О еретиках, утверждающих, что Слово воплотилось лишь по видимости — Состояние природы человеческой до пришествия Иисуса Христа. — Она была подобна разрушенному дому, который мог восстановить лишь один Всемогущий. — Воплощение как непостижимая тайна. — Бог–Слово принял нашу плоть, чтобы никогда не оставлять ее. — Вот почему она восседает на царственном престоле и боготворится всем небесным воинством.

1. Одного у всех вас хочу просить утешения, прежде, нежели приступлю к изъяснению изречений евангельских; но только не отвергните просьбы. Не тяжкого чего–нибудь и трудного прошу от вас; да и не мне только приемлющему полезно будет это одолжение, но и вам оказывающим его, и может быть для вас еще гораздо полезнее? Что же это такое, о чем хочу просить вас? Пусть каждый из вас тот отдел из евангелия, который будет читаем в первый день по субботе, или в самую субботу, среди вас (в церкви), возьмет перед этими днями в руки и дома внимательно прочитывает, многократно, со тщанием просматривает содержание его и хорошо вникает в него; пусть отмечает, что там ясно и что неясно, что есть, по–видимому, противоречащего, хотя на самом деле не таково; и все обсудив, таким образом, собирайтесь сюда к слушанию (бесед). Не малая будет польза от такого усердия и вам и нам: нам немного потребно будет труда — объяснять вам силу изречений, когда ваш ум уже предварительно усвоит себе понятие о них; а вы таким способом более изощритесь и будете понятливее в слушании, не только к собственному вашему назиданию, но и к научению других. Теперь же, так как многие из приходящих сюда слушать по необходимости должны вникать одновременно во все и в самые изречения и в наши на них объяснения, то хотя бы мы употребили на это целый год, не получат они большой пользы. Да и возможно ли это, когда они мимоходом и только здесь, на краткое время, занимаются поучениями? А если кто будет ссылаться на дела и заботы, на недосуг при множестве занятий общественных и частных, то, во–первых, это–то самое и служит к немалому их осуждению, что они заняты таким множеством дел, и так совершенно связаны житейскими попечениями, что не имеют даже немного свободного времени для занятий более чем всякие другие, необходимых; во–вторых, это только отговорка и предлог, в чем обличают их и приятельские сходбища, и провождение времени на зрелищах, и стечение на конные состязания, на которых часто проводят целые дни, и, однако, никто в таких случаях не жалуется на множество дел. Итак, в делах маловажных вы никогда не отказываетесь никакими предлогами и можете найти много свободного времени; а когда надобно внимать слову Божьему, то это кажется вам столь излишним и незначительным делом, что будто бы не стоит употреблять на это и малого свободного времени. Достойны ли так думающие люди даже дышать, или смотреть на это солнце? Есть у таких нерадивых людей и другой предлог, еще более неосновательный, будто бы они не приобрели и не имеют книг Святого Писания. Но в отношении к богатым смешно было бы распространяться нам о таком предлоге; а бедных, которые, я думаю, по большей части пользуются им, желал бы я спросить, не все ли орудия ремесла, каким каждый из них занимается, есть у них, сколько нужно, и в исправности, хотя бы угнетала их крайняя бедность? Как же не нелепо — там не отговариваться бедностью, но употреблять все усилия, чтобы ни в чем не нуждаться; а где можно приобрести столь великую пользу, здесь жаловаться на недосуг и убожество? Впрочем, хотя бы действительно некоторые были так бедны, все же из непрерывно здесь бывающего чтения могли бы узнать сколько–нибудь содержание божественных Писаний. Если же это кажется вам невозможным, то не без причины так кажется. Многие не с большим усердием приходят слушать чтение Писаний, но, исполнив это только как долг урочного времени, тотчас возвращаются домой; а если некоторые и остаются, то бывают несколько не лучше удалившихся, присутствуя здесь с нами только телом. Но, чтобы нам не слишком обременить вас обличениями и не потерять всего времени в упреках, приступим к изречениям евангельским: время, наконец, обратить слово на предлежащие предметы. Только будьте внимательны, чтобы ничто сказанное не было потеряно для вас. «И Слово стало плотию», говорит евангелист, «и обитало с нами» (Ин. 1:14). Сказав, что принявшие Слово родились от Бога и сделались чадами Божьими, предлагает причину и основание такой неизреченной почести. Причина та, что само Слово сделалось плотью и Господь воспринял на Себя образ раба. Будучи истинным Сыном Божьим, Он сделался сыном человеческим, чтобы сынов человеческих сделать чадами Божьими. Высокое в общении с уничиженным нисколько не теряет собственного достоинства, а уничиженное возвышается через то из своего уничижения. Так это совершилось и во Христе. Он через такое снисхождение нисколько не унизил собственного естества, а нас, сидящих всегда во мраке и уничижении, возвел к неизреченной славе. Так царь, когда внимательно и благосклонно беседует с бедным и нищим, то нисколько не стыдится себя самого, а бедного делает через то для всех лицом заметным и почетным. Если же в отношении к преходящему достоинству человеческому общение с низшим нисколько не вредит высшему, то тем более по отношению к тому нетленному и блаженному Существу, которое не имеет в себе ничего преходящего, ни прибывающего, ни убывающего, но обладает всеми совершенствами неизменно и вечно. Итак, когда ты слышишь, что «Слово стало плотию», то не смущайся и не колеблись. Не самое существо Его изменилось в плоть (это и помыслить нечестиво); а, пребывая тем, что есть, оно, таким образом, приняло образ раба.

2. Для чего же (евангелист) употребил слово: «стало»? Для того чтобы заградить уста еретиков. Есть такие, которые говорят, будто все, что касается воплощения, есть только воображение, обман чувств, предположение; поэтому евангелист, желая совершенно уничтожить их хулу, и употребил выражение: «стало», намереваясь этим показать не изменение существа, нет, а восприятие истинной плоти. Как в словах: «Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою» (Гал. 3:13). Писание не то говорит, будто существо Его, оставив собственную славу, превратилось в клятву (этого не подумали бы и демоны, и совершенно безумные и лишенные естественного смысла люди: так нечестива и вместе безумна эта мысль!), — как не это говорит Писание, а то, что Он, приняв на Себя изреченную против нас клятву, не оставил нас более быть под клятвой, — так и здесь сказано, что Слово плоть «стало», — не изменив своего существа в плоть, но, только приняв ее, так что существо осталось неприкосновенным. Если же скажут, что Бог, как всемогущий, мог перемениться и в плоть, на это мы ответим, что Бог не иначе все может, как, пребывая Богом; а если бы Он допустил в Себе изменение; и притом изменение на худшее, то, как же был бы Он и Богом? Измениться совершенно несвойственно нетленному Существу. Потому и пророк сказал: «все они, как риза, обветшают, и, как одежду, Ты переменишь их, и изменятся; но Ты — тот же, и лета Твои не кончатся» (Пс. 101:27, 28). Существо это выше всякого изменения. Нет ничего превосходнее Его, чего бы оно могло достигать преуспеванием. Что я говорю: превосходнее? Нет ничего равного, или сколько–нибудь близкого. Следовательно, если бы Бог изменялся, то претерпевал бы изменение к худшему. Но тогда он не был бы и Богом. Но да обратится хула на голову говорящих ее. А что слово: «стало» сказано для того, чтобы ты не принял воплощения за вымысел, заметь это из последующего, как (евангелист) объясняет свое выражение и опровергает нечестивую мысль. Он присовокупляет: «и обитало с нами», — как бы говоря: ничего несообразного не подозревай в слове: «стало». Я говорю не об изменении этого неизменяемого Существа, а о вселении и обитании Его (среди нас). Обитающее не одно и то же с обиталищем, а есть нечто другое; одно вселяется в другом; иначе не было бы и вселения, — потому что ничто не вселяется в самом себе. Иное я говорю в отношении к естеству. Через соединение и общение Бог Слово и плоть суть одно, не в том смысле, что произошло какое–либо смешение или уничтожение естеств, а в том, что образовалось некоторое неизреченное и невыразимое их единение. А как это сделалось, не спрашивай; это произошло, как Он сам знает. Но какое же это обиталище, в котором Он вселился? Послушай, что пророк говорит: «восстановлю скинию Давидову падшую» (Амос. 9:11). Пало, подлинно пало неисцелимым падением естество наше и имело нужду в этой единой державной деснице. Да и не могло оно восстать, если бы Создавший его вначале не простер к нему десницы и не обновил его свыше через возрождение водой и духом. И заметь то, что есть страшного и неизреченного в этом таинстве: Он навсегда обитает в этой скинии [10]. Он облекся нашей плотью не с тем, чтобы опять оставить ее, но чтобы всегда иметь ее с Собой. А если бы не так, то Он не удостоил бы ее царского престола и, нося ее, не был бы поклоняем от всего горнего воинства ангелов, архангелов, престолов, господств, начал и властей. Какое слово, какой ум может представить столь великую почесть, оказанную роду нашему, поистине сверхъестественную и дивную? Какой ангел? Какой архангел? Никто никогда, ни из небесных, ни из земных. Таковы дела Божьи, так велики и вышеестественны Его благодеяния, что не только язык человеческий, но и ангельская сила не может вполне высказать их. Потому и мы заключим слово молчанием, напомнив только вам — воздавать столь великому Благодетелю нашему воздаянием, от которого вся польза опять к нам же обратится. Это воздаяние в том состоит, чтобы мы имели ревностное попечение о душе нашей. И то есть дело Его человеколюбия, что Он, не нуждаясь сам ни в ком из нас, принимает за воздаяние Себе, когда мы печемся о собственной своей душе. Потому крайне безумно и достойно бесчисленных наказаний — удостоившись столь великой почести, не воздавать со своей стороны по силам, и притом когда польза от того переходит опять к нам же и когда уготованы нам за то бесчисленные блага. Воздадим же за все это славу человеколюбцу Богу, не словами только, но гораздо более делами, чтобы получить нам и будущие блага, которых да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 12

«И Слово стало плотию, полное благодати и истины. И мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (Ин. 1:14).

1. Что означает изречение: «славу, как Единородного от Отца». — 2 и 3. Предзнаменования и чудеса перед пришествием Иисуса Христа. — Предвестники и проповедники. — Свободная воля человека. — Добродетель, как произведение свободной воли. — Чудеса возвещали об Иисусе Христе и показывали, что он есть Единородный Сын Божий. — Чудеса, совершенные невидимо и видимо во время Его смерти. — Какова слава Христа на небесах.

1. Сказанное нами вчера, может быть, показалось вам более чем следует стеснительным и тяжким, так как мы произнесли слово укорительное и далеко простерли обличение многих в нерадении. Но если бы делали это только с намерением оскорбить вас, то, может быть, справедливо каждый из вас негодовал бы. А как мы пренебрегли приятность в словах, имея ввиду пользу вашу, то, хотя бы вы и не хотели принять нашего попечения о вас, вы должны, по крайней мере, простить такой любви нашей. Мы и очень опасались, чтобы при нашем старании, вы со своей стороны, не желая показать такого же усердия к слушанию, не подверглись тем более тяжкому ответу за последствия. Поэтому мы и вынуждаемся непрестанно возбуждать вас и воздвигать ото сна, чтобы ничто из сказанного не было для вас потеряно. Только таким образом можете вы в настоящем веке жить с дерзновением и в будущий день предстать престолу Христову. Но так как мы вчера уже довольно тронули вас, то приступим теперь прямо к самым изречениям евангелия. «И мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (ст. 14). Евангелист, сказав, что мы сделались чадами Божьими, и, показав, что это произошло не иначе как через воплощение Слова, теперь представляет и другую от этого пользу. Что же это такое? «И мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца». Мы не могли бы видеть, если бы Он не явился нам в воспринятой Им плоти. Если у Моисея, имевшего одинаковое с нами естество, люди тогдашнего времени не могли видеть лица, потому только, что оно было прославлено, и праведник даже имел нужду в покрывале, чтобы прикрыть величие славы и чтобы вид пророка казался им тихим и спокойным, то, как мы, бренные и земнородные, могли бы созерцать чистое Божество, которое неприступно и для самих горних сил? Для того–то Он и вселился среди нас, чтобы мы могли безопасно приступать к Нему, беседовать и обращаться с Ним.

Что же значит: «славу, как Единородного от Отца»? Так как многие и из пророков прославились, например, тот же Моисей, Илия и Елисей, из которых один был вознесен на огненной колеснице, а другой обыкновенным образом взят отсюда; после их прославились: Даниил, три отрока, и многие другие, которые и чудеса творили; да и ангелы, являвшиеся людям, открывали взиравшим на них лучезарный свет собственного естества; и не ангелы только, но и херувимы являлись пророку с великой славой, — также и серафимы; поэтому–то евангелист, отводя нас от всех этих существ, отвлекая мысль нашу от твари и славы подобных нам рабов, возводит нас к самому верху совершенств. Не пророка, говорит он, ни ангела, ни архангела, не других высших сил и не иного какого–либо сотворенного существа, если еще есть какое–либо иное, но самого Владыки, самого Царя, самого истинного Единородного Сына, самого общего всех нас Господа мы видели славу. Выражение: как — означает здесь не уподобление и не сравнение, а подтверждение и не подлежащее сомнению определение; как бы так сказал евангелист: мы видели славу, какую подобает и свойственно иметь единородному и истинному Сыну Царя всех Бога. Так и обыкновенно бывает, и я не откажусь подтвердить слова свои общим обычаем, — потому что не для красоты речи и не для стройности слова нам теперь нужно говорить, но единственно для вашей пользы. Поэтому ничто не препятствует нам подтвердить свои мысли и обычаем многих? Какой же этот обычай многих? Многие, увидев царя приукрашенного, блистающего со всех сторон драгоценными камнями, потом, когда рассказывают другим об этой красоте, великолепии, славе, описывают, сколько могут, цвет багряницы, величину камней, белизну коней, золотую упряжь, блистающие покрывала; но как, пересказав это и прочее, все еще не могут изобразить словом всего блеска, и прибавляют тотчас такие слова: да что много говорить? словом сказать: как царь — и этим выражением: как хотят показать не то, что только подобен царю тот, о ком они говорят, но то, что это истинный царь, — так и евангелист употребил выражение: как, желая изобразить высочайшее и несравненное превосходство славы (Сына Божия). Все другие, и ангелы, и архангелы, и пророки, делали все только по повелению (Божьему), а Он с властью, свойственной Царю и Господу. Потому–то и народ дивился, что Он учил, как власть имеющий.

2. Итак, являлись, как я сказал, и ангелы на земле с великой славой, например — Даниилу, Давиду, Моисею, но они делали все как слуги, повинующиеся своему Господу; а Христос явился, как Владыка и Вседержитель, хотя и в смиренном и уничиженном виде. Впрочем, и в этом виде тварь познала своего Господа. Каким образом? Звезда, явившаяся на небе, привела волхвов поклониться Ему; многочисленный лик ангелов, отовсюду собравшихся, окружал и воспевал Его; явились внезапно и другие проповедники; все, встречая друг друга, возвещали это неизреченное таинство, ангелы — пастырям, пастыри — жителям города, Гавриил — Марии и Елизавете, Симеон и Анна приходившим в храм. Да и не только мужи и жены окрылялись радостью, но и младенец, еще не исшедший на свет из утробы матери, — я разумею жителя пустыни, соименного этому евангелисту, — взыграл во чреве матери, и все оживлялись надеждами на будущее. Так было тотчас при Его рождении; а когда Он более открыл Себя, тогда опять произошли другие чудеса, еще больше прежних. Уже не звезда и небо, но ангелы и архангелы, не Гавриил и Михаил, но сам Отец свыше с небес возвестил о Нем, и вместе с голосом Отца Утешитель явился над Ним и пребыл на Нем. Поэтому справедливо сказал евангелист: «мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца». Впрочем, и не поэтому только сказал так, а и потому, что за этим последовало. Уже не пастыри только, не вдовствующие жены, не престарелые мужи возвестили нам, но и самое существо дел громче всякой трубы провозглашало о Нем, и таким образом произошло то, что молва о делах Его скоро была и здесь услышана. «И прошел», говорит Писание, «о Нем слух по всей Сирии» (Мф. 4:24) и всем открыл Его; все отовсюду возвещало, что сам Царь сошел с небес. Бесы отовсюду убегали и удалялись, дьявол посрамленный отступал, самая смерть сначала понемногу устрашалась, а потом и совершенно упразднялась, всякого рода болезни были исцеляемы, мертвые оставляли гробы, демоны — бесновавшихся, болезни — немощных. Виделись дела чудные и дивные, которые поистине пророки желали видеть, но не видели. Зрение восстановлялось; и то вожделенное зрелище, которое все желали бы видеть, — как Бог сотворил Адама из земли, — и это зрелище Христос показал всем, хотя в малом виде, но по отношению к лучшим частям тела. Расслабленные и распавшиеся члены укреплялись и соединялись один с другим, омертвевшие руки получали движение, расслабленные ноги внезапно вскакивали, загражденные глухотой уши отверзались, и громким голосом восклицал язык, связанные дотоле немотой. Как искусный художник восстанавливает здание, развалившееся от времени, так Он — общее естество человеческое: отторгнутые части восполнял, распавшиеся и расторгнутые — соединял, а совершенно отпавшие — восстанавливал. Что же сказать о восстановлении души, которое гораздо удивительнее исцеления телесного? Важно здоровье телесное, но гораздо важнее здоровье душевное, и тем важнее, чем душа превосходнее тела; да и не потому только, но и потому, что телесная природа следует направлению, каким хочет вести ее Создатель, и нисколько не противится, а душа, будучи властна сама в себе и имея свободу в действиях, не всегда повинуется Богу, и именно в том, чего не хочет. Он не желает против воли ее и насильно делать ее непорочной и добродетельной; да это не было бы и добродетелью; ее надобно убеждать — свободно и добровольно сделаться такой; а это гораздо труднее врачевания телесного. Но Он совершил и это и отогнал всякий род зла. И, как врачуя тела, Он восстанавливал их не только к здоровью, но и к совершеннейшему благосостоянию, так и души не только освобождал от крайней греховности, но и возводил на самый верх добродетели. Так мытарь делался апостолом; гонитель, хулитель и досадитель являлся проповедником вселенной; волхвы становились учителями иудеев; разбойник оказывался жителем рая; блудница славилась великой верой; жена хананеянка и жена самарянка — одна, будучи также блудницей, принимала на себя проповедь между соплеменниками и, увлекши целый город, привела его ко Христу, и другая верой и терпением достигла изгнания злого беса из души своей дочери. Еще другие, гораздо худшие этих, скоро присоединились к числу учеников. Все внезапно изменялось в своем виде: недуги телесные, болезни душевные прелагались в здоровье и совершеннейшую добродетель; и притом не два или три человека, не пять или десять, не двадцать или только сто, но целые города и народы обращались с великой быстротой. А кто может изобразить мудрость правил, совершенство небесных законов, благоустройство равноангельской жизни? Он ввел между нами такой образ жизни, такие положил для нас законы, такие установил нравы, что усваивающие их скоро соделываются ангелами и подобными Богу, сколько это возможно по силам нашим, хотя бы сами по себе они были хуже всех людей.

3. Приводя все эти чудеса, — чудеса в телах, чудеса в душах, чудеса в стихиях, — заповеди, неизреченные, высшие самих небес дары, законы, благоустройство, силу убеждения, обетования в будущем, наконец, страдания Его, — евангелист изрек эти чудные и исполненные высокого учения слова: «и Слово стало плотию, полное благодати и истины. И мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца». Мы не чудесам Его только дивимся, но и страданиям, — тому, как Он был пригвожден к кресту, бичуем, заушаем, подвергаем оплеванию; как терпел удары по голове от тех самых, которые были Им облагодетельствованы. Так, и об этом обо всем, что кажется унизительным, достойно сказать то же изречение, как и сам евангелист называет все это славой. Действительно, все это было не только делом промышления и любви, но и неизреченной силы. Тогда–то и смерть упразднялась, и клятва разрушалась, и бесы были посрамлены, и торжество над ними открывалось, и рукописание грехов наших было пригвождаемо к кресту. Но тогда как эти чудеса совершались невидимо, были и другие — видимые, которые показывали, что Он есть истинно единородный Сын Божий и Господь всей твари. Когда блаженное тело Его еще висело на кресте, солнце сокрыло лучи свои, земля поколебалась и вся покрылась мраком, гробы отверзлись, недра земли сотряслись и великий сонм умерших восстал и пришел в город (Иерусалим). Потом, когда камни приставлены были к дверям гроба Его, еще и печати приложены, Он, умерший, распятый, пригвожденный, восстал и, исполнив одиннадцать учеников Своих некоторой непобедимой и божественной силы, послал их ко всем людям, по всей вселенной — врачевать их общее естество, исправлять образ жизни, распространять по всей земле познание небесного учения, разрушать силу бесовскую, открывать великие и неизреченные блага, благовестить нам бессмертие души и вечную жизнь тела, награды, превышающие всякий ум и никогда не могущие окончиться. Итак, блаженный евангелист, представляя себе все это и большее чем это, что он сам знал, но не решался написать (потому что и мир не вместил бы того, как он сам говорит: «если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг» — (Ин. 21:25), — все это, говорю, представляя, он воскликнул: «и Слово стало плотию, полное благодати и истины. И мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца». А тем, которые удостоились видеть и слышать столь великие чудеса и получили столь великий дар, надлежит показать и жизнь, достойную учения, чтобы сподобиться и будущих благ. Для того и пришел Господь наш Иисус Христос, чтобы не только здесь мы видели славу Его, но и в будущем веке. Потому Он и говорил: «хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою» (Ин. 17:24). Если же здешняя слава Его была столь блистательна и величественна, то, что сказать о той Его славе? Она откроется уже не на тленной земле, не перед существами, облеченными в смертные тела, каковы мы теперь, но в творении нетленном и бессмертном, и с таким величием, какого невозможно изобразить никаким словом. О, блаженны, трижды блаженны и беспредельно блаженны те, которые удостоятся созерцать эту славу! О ней говорит пророк: «да исчезнет нечестивый, да не видит славы Господни» (Ис. 26:10). Но да не будет того, чтобы кто–либо из нас был отвержен и не удостоился никогда видеть ее! А если мы не будем наслаждаться ею, то и о нас справедливо будет сказать: лучше было бы, если бы мы и не родились. Для чего же мы живем? Для чего дышим? Для чего существуем, если не достигнем такого созерцания, если никому из нас не дозволено будет зреть тогда нашего Господа? Если не видящие света солнечного проводят жизнь горше всякой смерти, то, как должны страдать те, которые лишатся того света? Здесь в этом лишении только и состоит несчастье, а там — не в этом только; впрочем, если бы и эта только была беда, то и в таком случае наказание было бы не равно, но будущее тем тяжелее настоящего, чем то Солнце несравненно превосходнее здешнего; а, кроме того, надобно ожидать еще и другой казни. Кто не удостоится видеть того света, тот не только ввержен будет во тьму, но и гореть будет в огне непрерывном, истаевать в нем, скрежетать зубами и терпеть другие бесчисленные страдания. Итак, не будем нерадивы о себе самих, и за кратковременное нерадение и беспечность не подвергнем себя вечному наказанию; но будем бодрствовать и трезвиться, будем все делать и устраивать так, чтобы удостоиться того (вечного) наслаждения и избавиться от реки огненной, протекающей с великим шумом перед страшным судилищем. А кто однажды впадет в нее, тот должен будет остаться там навсегда, и уже никто не избавит его от мучения — ни отец, ни мать, ни брат. Об этом вопиют и пророки; один говорит: «человек никак не искупит брата своего и не даст Богу выкупа за него» (Пс. 48:8). А Иезекииль говорит еще более: «и если бы нашлись три мужа: Ной, Даниил и Иов, то сии три мужа не спасли бы ни сыновей, ни дочерей» (Иез. 14:14–16). Одна только там защита — защита делами; а кто не имеет ее, тому никаким другим средством спастись невозможно. Итак, все это непрестанно имея в виду и размышляя, очистим жизнь нашу и сделаем ее светлой, чтобы с дерзновением узреть Господа и достигнуть обетованных благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 13

«Иоанн свидетельствует о Нем и, восклицая, говорит: Сей был Тот, о Котором я сказал, что Идущий за мною стал впереди меня, потому что был прежде меня» (Ин. 1:15).

1. Невнимательность слушателей не лишает проповедника награды. — Почему ев. Иоанн часто ссылается на свидетельство св. Иоанна Крестителя? — 2 и 3. Значение свидетельства св. Иоанна Крестителя. — 4. Нет ничего прекраснее правильной жизни. — Отвержение даров, приносимых от злоприобретенных имений.

1. Не напрасно ли мы трудимся? Не на камнях ли сеем, или не при пути ли и в терниях, сверх чаяния нашего, падают семена? Я сильно беспокоюсь и боюсь, чтобы земледелие не осталось для нас бесплодным, — не потому, впрочем, чтобы я сам мог потерпеть ущерб в награде за этот труд. Дело учителей не таково, как земледельцев. Земледелец, часто после годичных работ, после такого изнурения и пота, если земля не принесет ничего, стоящего трудов, — не может ни у кого другого найти какого–либо утешения за свои труды, а со стыдом и скорбью возвращается с поля домой, к жене и детям, не имея права ни от кого требовать воздаяния за продолжительные труды. Но с нами ничего такого не может случиться. Пусть возделываемая земля не приносит никакого плода; если только мы со своей стороны приложим весь труд, Господь земли и наш Господь не допустит нас остаться с пустыми надеждами, но дарует возмездие. «Каждый, — сказано, — получит свою награду по своему труду» (1 Кор. 3:8), а не по исходу дел. А что это так, послушай: «а ты, — сказано, — сын человеческий, говори им слова Мои, будут ли они слушать, или не будут» (Иезек. 2:6). И через того же Иезекииля можно узнать вот что: если страж предвозвестил, чего должно убегать и что избирать, то он избавил душу свою, хотя бы и никто не слушал его [11]. Тем не менее, имея это сильное утешение, уверенные в воздаянии за труды наши, мы, когда в деле вашего спасения не видим успеха, чувствуем себя ничем не лучше тех земледельцев, которые стенают, проливают слезы и от стыда скрываются. Здесь — соучастие учителя, здесь — попечительность отца. Так Моисей, хотя мог избавиться от неблагодарных к нему иудеев и сделаться еще более славным родоначальником другого и гораздо более многочисленного народа («оставь Меня, — сказал ему Бог, — и истреблю их, и произведу многочисленный народ от тебя», — Исх. 32:10, — так как Моисей был муж святой, раб Божий, друг, близкий и верный Богу), но он и слышать не мог таких слов, а желал лучше погибнуть с людьми, однажды ему вверенными, нежели быть спасенным без них и получить достоинство более важное. Таков должен быть водитель душ. Странно было бы, если бы кто, имея худых детей, желал лучше назваться отцом других, а не тех, которые от него родились; так странно было бы, если бы и мы стали постоянно переменять врученных нам учеников одних на других, присваивать себе начальство то над теми, то над другими, и не иметь ни к кому искреннего расположения. Впрочем, относительно вас да не будет никогда таких подозрений. Мы убеждены, что вы преизбыточествуете в вере в Господа нашего Иисуса Христа, в любви друг ко другу и ко всем. А это мы говорим с тем намерением, чтобы возбудить вас к усилению вашей ревности и к приумножению, более и более, добродетели в вашей жизни. Таким образом вы сможете проникнуть умом до самой глубины предложенного у нас учения, если т. е. нечистота греховная не будет помрачать очей разума и не повредит его зоркости и остроты. Итак, что же предложено у нас сегодня? «Иоанн свидетельствует о Нем и, восклицая, говорит: Сей был Тот, о Котором я сказал, что Идущий за мною стал впереди меня, потому что был прежде меня». Многократно евангелист, и выше и ниже, обращается к Иоанну и во многих местах представляет его свидетельство. Но это он делает не напрасно, а очень разумно. Так как все иудеи имели великое уважение к этому мужу (Иосиф приписывает даже его смерти войну и доказывает, что из–за него столичный некогда город перестал быть городом, и вообще много говорит в похвалу ему), то евангелист, желая именем его пристыдить иудеев, часто припоминает им свидетельство Предтечи. Другие евангелисты упоминают о древнейших пророках, и при каждом обстоятельстве в жизни Его (Христа) отсылают к ним слушателя. Так, когда Он рождается, евангелист говорит: «все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка» (Исаию), «который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына» (Мф. 1:22, 23). Когда Он подвергается злым умыслам и повсюду отыскивается с такою тщательностью, что и незрелый возраст избивается Иродом, — они приводят Иеремию, который говорит: «глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих» (Мф. 2:18; Иер. 31:15). Когда Он опять возвращается из Египта, — они припоминают Осию, который также говорит: «из Египта воззвал Я Сына Моего» (Мф. 2:15; Ос. 11:1). Так другие евангелисты делают и во всех случаях. А этот евангелист (Иоанн), более возвышенным, чем другие, гласом проповедающий, представляет яснейшие и ближайшие свидетельства, и приводит не только отшедших и умерших, но и современного свидетеля, который указывал уже на пришедшего (Господа) и крестил Его, — не с тем приводит, чтобы свидетельством раба придать более достоверности словам Владыки, но снисходя к немощи слушателей, потому что подобно тому как, если бы Господь не принял вид раба, то не был бы легко принят, так, если бы гласом раба не предрасположил к себе слуха сорабов, то многие из иудеев не приняли бы Его слова.

2. Притом здесь устроялось и нечто другое, достойное удивления. Кто говорит о себе самом что–либо великое, тот делает собственное свидетельство подозрительным и нередко таким образом восстановляет против себя многих из слушателей; поэтому–то приходит свидетельствовать о нем другой. С другой стороны, большинство обыкновенно стекается на голос более привычный и сродный, так как знает его более, чем какой–либо другой. Потому–то глас с неба и был только однажды или дважды, а голос Иоанна — часто и много. Те, которые стояли выше немощей народа, отрешились от всего чувственного, только они и могли слышать голос свыше и не слишком нуждались в голосе человеческом, так как во всем повиновались вышнему гласу и им водились. Но которые еще обращались долу, были покрыты многими завесами, — те имели нужду в голосе низшем. Так сам Иоанн, уже вполне отрешившись от всего чувственного, не нуждался в наставлении от людей, а получал научение с небес. «Пославший меня крестить в воде», говорит он, «сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым» (Ин. 1:33). Между тем иудеи, будучи еще детьми и не в силах подняться до такой высоты, имели учителем человека, который однакож не свое им говорил, а возвещал вышние откровения. Итак, что же говорит (евангелист)? «Иоанн свидетельствует о Нем и, восклицая, говорит». Что значит: «восклицая»? Значит: проповедует смело, свободно, без всякой боязни. А что проповедует? О чем свидетельствует и взывает? «Сей был Тот, о Котором я сказал, что Идущий за мною стал впереди меня, потому что был прежде меня». Свидетельство несколько прикровенное и еще не очень возвышенное. Он не говорит: сей есть Сын Божий единородный; а что? «Сей был Тот, о Котором я сказал, что Идущий за мною стал впереди меня, потому что был прежде меня». Как птицы выучивают птенцов своих летать не вдруг и не в один день вполне, а сперва выводят их только из гнезда, потом, дав им отдых, продолжают далее полет их, на другой день прибавляют еще больше, и таким образом неприметно, мало–помалу поднимают их на надлежащую высоту, — подобным образом и блаженный Иоанн не вдруг возводит иудеев к горнему, но мало–помалу учит их воспарять от земли, говоря, что Христос был выше его (Предтечи). И то уже было не мало, чтобы слушатели могли поверить, что муж, еще не явившийся к ним и еще не сотворивший чудес, превосходит Иоанна, мужа столь дивного и славного, к которому стекались все и которого почитали ангелом. А между тем Иоанн–то и старался утвердить в мыслях слушателей, что свидетельствуемый больше свидетельствующего, пришедший после больше пришедшего прежде, еще не виденный больше известного и прославившегося. И посмотри, как разумно он произносит свидетельство. Он указывает не только явившегося, но еще прежде Его явления проповедует о Нем. Такой именно смысл имеют его слова: «сей был Тот, о Котором я сказал», — как и Матфей повествует, что всем, приходившим к нему (Иоанну) он говорил: «я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его» (Мф. 3:11). Но для чего он так делал еще прежде явления (Господа)? Чтобы свидетельство самого явившегося тем удобнее могло быть принято, когда мысль слушателей уже приготовлена была к тому словами Иоанна, и чтобы не повредил этому свидетельству вид Его уничиженный. Ведь если бы иудеи увидели самого Христа, не слыхав предварительно ничего о Христе и не получив этого чудного и великого свидетельства о Нем в словах Иоанна, то убогий вид Христа тотчас бы стал в противоречие с величием Его слов. А Он облекся в такой смиренный и для всех обычный вид, что и самарянские жены, и блудницы, и мытари с большою свободою осмеливались подходить к Нему и вступали в беседу с Ним.

3. Итак, сказал я, если бы иудеи в одно время и услышали беседу и увидели самого (Христа), то может быть посмеялись бы свидетельству Иоанна. Но как они уже много слышали о Христе, прежде Его явления, и тем, что было говорено о Нем, было возбуждено их внимание, то с ними случилось противное: они уже не отвергли учение, судя по виду Того, о Ком свидетельствовал Иоанн, но, веря уже сказанному, признали Его славным еще более Иоанна. Выражение: «Идущий за мною» значит: имеющий проповедать после меня, а не имеющий быть после меня. Это обозначается и у Матфея словами: «Идущий за мною» (Мф. 3:11), относящимися не к рождению Его от Марии, но к пришествию на проповедь. Если бы говорено было о рождении, то сказано было бы не: «грядущий», а: пришел, — потому что Христос уже родился в то время, как Иоанн говорил это. А что значит: «стал впереди меня»? Что он славнее, досточтимее меня. «Не думайте, что я больше Его, потому только что я прежде Его пришел проповедать; я гораздо меньше Его и так меньше, что не достоин быть в числе рабов Его». Таким образом слова: «стал впереди меня» означают то же, что выражает иначе Матфей, говоря: «я не достоин понести обувь Его». А что слова: «стал впереди меня» сказаны не о происхождении Его, очевидно из прибавления. Если бы Иоанн хотел сказать о происхождении, то прибавление: «стал впереди меня» — было бы излишним. Да и кто столько глуп и бессмыслен, что не поймет, что прежде его бывший есть первее его? Если же в этом изречении разумеется предвечное бытие, то оно значит не другое что–либо, как и слова: «Идущий за мною стал впереди меня». Но в таком случае это было бы сказано нерассудительно и напрасно была бы приложена такая причина. Если бы он это хотел показать, то ему надлежало бы сказать: по мне грядый первее мене бе, яко предо мною бысть. Кто произошел прежде, о том, по этой причине, справедливо можно сказать, что он первее другого; а если одни только первее другого, это еще не причина, что тот произошел прежде этого. А что мы теперь говорим, то имеет свое твердое основание. Вы все, конечно, знаете, что мысли неясные имеют всегда нужду в доказательствах, а не мысли ясные. Если бы речь шла о существовании, то не было бы непонятно, что прежде происшедший и должен быть первым; но так как Иоанн говорит о достоинстве, то справедливо и занимается решением представляющегося недоумения. И вероятно многие недоумевали, отчего и на каком основании пришедший после столь напереди, т. е. оказался более досточтимым? На такой вопрос он немедленно представляет причину; а причина та, что Христос по бытию первее его (Иоанна). «Не по какому–либо преуспеянию, говорит он, Христос меня, прежде его пришедшего, оставил позади себя и сам стал напреди: Он первее меня, хотя и после меня приходит».

Но, скажешь ты, если это говорено было о явлении (Христа) людям и о последующем прославлении Его между ними, то каким образом о том, что еще не пришло к концу, он говорит как уже о бывшем? Он не сказал: будет, но: был. Но это у древних пророков было в обычае, чтобы т. е. о будущих событиях говорить так, как бы уже о совершившихся. Так Исаия, говоря об умерщвлении Его, не сказал, что Он как овча на заколение веден будет, — в будущем времени, — но: «как овца, веден был Он на заклание» (Ис. 53:7). Он в то время еще не воплотился; а пророк говорит о будущем событии, как уже сбывшемся. И Давид, назнаменуя крест, не сказал: «пронзят руки мои и ноги мои», но: «пронзили руки мои и ноги мои». И: «делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий» (Пс. 21:17, 19). Говоря и о предателе, который еще не родился, он так выражается: «который ел хлеб мой, поднял на меня пяту» (Пс. 40:10). Подобным образом он говорит и о том, что произошло на кресте: «и дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом» (Пс. 68:22).

4. Хотите ли, чтобы мы продолжали дальше, или довольно и этого? Я так думаю. Правда, мы этого участка не разработали по всей ширине его, зато проникли в глубину его; а в этом труда не меньше; притом же мы и опасаемся, чтобы, задержав вас свыше меры, не ослабить в вас ревности. Итак, окончим слово надлежащим образом. А каким надлежащим образом? Славословием, подобающим Богу. Но Богу подобает славословие не на словах только, а гораздо более на самых делах. «Так да светит», сказано, «свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16). И подлинно, возлюбленный, нет ничего светоноснее доброго образа жизни. Выражая это, и говорит один из мудрых: «стезя праведных — как светило лучезарное» (Прит. 4:18). Они не только светят самим тем, которые возжигают свет в делах своих, но и руководят на правый путь ближних их. Возлием же елей в эти светильники, чтобы огонь поднялся выше и чтобы свет явился в изобилии. Елей этот имеет не только ныне много силы, но, когда еще жертвы были в употреблении, он много превосходил силу их. «Милости», сказано, «хочу, а не жертвы» (Ос. 6:6; Мф. 9:13): и совершенно справедливо. Тот жертвенник — бездушный; а этот — одушевленный [12]. Там все, положенное на жертвеннике, делается добычею огня, обращается в пепел, разрешается в золу и пыль, и дым рассеивается в воздухе; здесь нет ничего такого, и плоды здесь другие. Это показывает и Павел. Говоря о богатстве любви к бедным у коринфян, он писал: «ибо дело служения сего не только восполняет скудость святых, но и производит во многих обильные благодарения Богу». И потом: «они прославляют Бога за покорность исповедуемому вами Евангелию Христову и за искреннее общение с ними и со всеми, молясь за вас, по расположению к вам» (2 Кор. 9:12–14). Видишь ли, какая любовь к бедным разрешается в благодарение и хвалу Богу, в усердные молитвы и в пламеннейшую любовь получивших благодеяние? Будем же, возлюбленные, приносить жертвы, будем приносить на этих жертвенниках каждый день. Жертвы эти важнее и молитв и постов и многих других дел, только бы были (приносимы) от прибытка праведного и таких же трудов, и чисты от всякого любостяжания, хищения и насилия. Такие–то приношения приемлет Бог, а другие — противоположные — отвергает и ненавидит. Он не хочет, чтобы мы Его чтили жертвами чужих несчастий. Такие жертвы нечисты и непотребны и скорее прогневали бы, чем умилостивили Бога. Поэтому должно прилагать все старание к тому, чтобы под видом служения не оскорбить Того, кого мы хотим почтить. Если Каин, принесши Богу худшее, что у него было, и в этом не оказав неправды никому другому, подвергся крайнему наказанию, то не понесем ли мы наказания еще более тяжкого, когда принесем что–либо от хищения и любостяжания? Поэтому Бог и явил нам этот вид заповеди [13], чтобы мы миловали, а не истязали со-рабов. А кто берет принадлежащее другим и передает еще другому, тот не милует, а обижает и оказывает крайнюю несправедливость. Как камень не производит из себя елея, так и жестокосердие — человеколюбия. Милостыня, имеющая такой корень, еще не есть милосердие. Поэтому я убеждаю вас — обращать внимание не на то только, чтобы подавать нуждающимся, а и на то, чтобы это подаяние не было хищением у других, так как «когда один молится, а другой проклинает, чей голос услышит Владыка» (Сирах. 34:24)? Если мы так тщательно будем вести себя, то, по благодати Божией, сможем сподобиться и от Бога великого человеколюбия, помилования и прощения во всем, в чем согрешили в продолжении этого долгого времени, — и избежать реки огненной, от которой да будем исхищены все мы и достигнем царства небесного, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 14

«И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать» (Ин. 1:16).

1. О том, что мы получили от полноты Иисуса Христа. — 2. Различие между ветхим и новым законом. — Значение слов: «благодать на благодать». — Бог всегда предваряет нас своими благодеяниями. — 3 и 4. Прообразы ветхого завета получили свое исполнение в новом. — Объяснение некоторых из этих прообразов. — В публичных состязаниях поощряют к состязанию не тех, которые потерпели поражение, а только мужественных бойцов. — Напротив, в подвигах духовных поощряют и одушевляют одинаково и тех и других, потому что те, кто потерпели поражение, могут оправиться и еще одержать победу. — Горечь лекарств никого не должна приводить в уныние: польза их обнаружится впоследствии. — Как грешники, так и праведники — все нуждаются в лекарствах, исправлениях и добрых назиданиях.

1. Недавно мы говорили, что Иоанн, — разрешая недоумение тех, которые стали бы сами с собою рассуждать, почему Христос, пришедши на проповедь после Иоанна, стал первее и славнее его, — присовокупляет: «потому что был прежде меня». Это — одна причина. Но евангелист представляет и другую, которая ныне высказана (в евангелии). Какую же? «И от полноты Его», говорит он, «мы приняли и благодать на благодать». Затем приводит еще иную причину. Какую? «Ибо закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» (ст. 17). Но что же значат, скажешь ты, слова: «и от полноты Его все мы приняли»? К этому и надобно теперь обратить слово. У Него, говорит евангелист, не заимствованный дар; но Он есть самый источник, самый корень всех благ, — самосущная жизнь, самобытный свет, самосовершенная истина. Он не удерживает обилия благ в Себе самом, но изливает его на всех других, и изливая, с лихвой Сам пребывает всегда полным; ущедряя других, Сам ни в чем не умаляется; всегда источая и всем сообщая эти блага, остается в том же совершенстве. А что имею я в себе (говорит Иоанн), это заимствованное, так как я получил от другого, — это нечто малое из всего и как бы скудная капля перед невыразимой пучиной и безбрежным морем. Лучше же сказать, — и это подобие не может изобразить того, что мы усиливаемся высказать. Отдели от моря каплю, — и море тем самым уменьшится, хотя уменьшение и не заметно. Но о том источнике нельзя этого сказать: сколько бы ни исчерпывали его, он нисколько не уменьшается. Итак, нужно перейти к некоторому другому подобию: и оно, конечно, будет слабо и не может изъяснить нам того, чего мы доискиваемся, но по крайней мере ближе первого приведет нас к предположенной мысли. Представим себе источник огня, — и вот от него возжигается тысяча, две, три и больше светильников. Не остается ли огонь в одной и той же полноте и после того, как сообщит свою силу столь многим светильникам? Это известно каждому. Если же в телах делимых и через отнятие (частиц) уменьшаемых находится нечто такое, что, и после сообщения своих сил другим телам, нисколько не уменьшается, то гораздо в высшей степени это должно быть в силе бестелесной и бессмертной. Если воспринимаемое здесь [14] есть и сущность и тело, и делится и не делится, то когда речь идет о силе, и притом силе, исходящей от бестелесной сущности, гораздо более несомненно то, что она не подвержена ничему такому.

Потому–то и говорит Иоанн: «и от полноты Его все мы приняли», — и свое свидетельство соединяет со свидетельством Крестителя. Слова: «и от полноты Его все мы приняли» принадлежат не Предтече, а ученику (Христову). Слова же эти значат вот что: не думайте, что мы, как люди, много времени обращавшиеся с Ним и разделявшие с Ним трапезу, свидетельствуем только из благодарности. Вот и Иоанн, человек, даже не видевший Его прежде и не обращавшийся с Ним, а видевший его вместе с другими только в то время, когда крестил, — и он воззвал: «был прежде меня», сказав этим все. Между тем все мы — двенадцать, триста, пятьсот, три, пять тысяч и десятки тысяч иудеев, все вообще множество верующих и тогдашнего, и настоящего, и будущего времени от исполнения Его получили. Что же получили: «благодать на благодать». Какую же благодать вместо какой благодати? Новую вместо древней. Подобно тому, как была правда и правда («по правде законной», сказано, «непорочный», — Фил. 3:6), — вера и вера («от веры в веру», — Рим. 1:17), — усыновление и усыновление («которым принадлежат усыновление», сказано — Рим. 9:4), — слава и слава («если преходящее славно, тем более славно пребывающее», — 2 Кор. 3:11), закон и закон («закон», сказано, «духа жизни освободил меня» — Рим. 8:2), — служение и служение («если же служение», сказано, — 2 Кор. 3:7, 8 — и в другом месте: «служащие Богу духом» — Фил. 3:3), — завет и завет («заключу новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их», — Иер. 31:31), — освящение и освящение, крещение и крещение, жертва и жертва, храм и храм, обрезание и обрезание, — так есть благодать и благодать. Но здесь одно — образцы, а другое — истина; и то и другое есть только нечто соименное, а не однозначащее. И на снимках и на изображениях называется человеком написанный и черными красками и белыми, точно также, как и имеющий свой естественный цвет. И статуи, будет ли статуя золотая или глиняная, равно называются статуями. Но иное — образ, а иное — истина.

2. Итак, по сходству имен не заключай о тождестве вещей, так же как и о разности их. Если был образ, то он не был чужд истины, только если он заключал в себе тень, то был ниже истины. Какое же различие между всеми указанными понятиями? Хотите ли, мы займемся истолкованием одного или двух высказанных понятий? Таким образом будут понятны для вас и прочие, — и все мы увидим, что одни из них были уроками для детей, а другие для людей возмужавших и крепких; что одни были законоположены только для людей, другие как бы для ангелов. С чего же нам начать? Хотите ли, с самого усыновления? Итак, какое различие между усыновлением ветхозаветным и новозаветным? То было честью на словах, а это на самом деле. О том сказано: «Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы» (Пс. 81:6); об этом: «от Бога родились» (ст. 13). Как и каким образом? «Банею возрождения и обновления Святым Духом». Те, и с именем сынов, имели в себе духа рабства, — почтены были этим названием, оставаясь рабами; мы, соделавшись свободными, получили эту почесть не по имени только, а на самом деле. На это указывая, Павел говорил: «не приняли духа рабства, [чтобы] опять [жить] в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: "Авва, Отче!"» (Рим. 8:15). Как рожденные свыше и, так сказать, воссозданные, мы потому и названы сынами. А если бы кто хотел дознать образ освящения ветхозаветный и новозаветный, то опять и здесь увидит много разности. Древние назывались этим именем (святых), когда не служили идолам, не творили блуда, не прелюбодействовали; а мы делаемся святыми не только через воздержание от тех (пороков), но и через приобретение высших совершенств. И сначала мы получаем этот дар от самого наития Св. Духа; а потом и через собственную жизнь, которая гораздо выше иудейской. А что эти слова — не самохвальство, послушай, что сказано тем: не волхвуйте, не очищайте чад своих, так как вы народ святой (Втор. 18:10, 13). Таким образом у них святость состояла в удалении от обычаев языческих; а у нас не так, но «чтобы быть святою», сказано, «и телом и духом» (1 Кор. 7:34). «Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа» (Евр. 12:14). И: «совершая святыню в страхе Божием» (2 Кор. 7:1). Слово: святой не о всех, к кому прилагается, выражает одну и ту же мысль. Называется святым и Бог, но не так, как мы. Смотри, что говорит пророк, услышав глас, исходящий от серафимов: «горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами» (Ис. 6:5), — а пророк был свят и чист. Но если судить о святости нашей по образцу горней, то мы оказываемся нечистыми. Святы и ангелы и архангелы, святы также серафимы и херувимы; но есть опять разность в святости между нами и высшими силами. Я мог бы проследить и все прочие понятия, но вижу, что слово становится слишком продолжительным. Поэтому, оставив дальнейшее исследование, мы предоставляем вам самим рассудить об остальных предметах: вы можете дома, сличив их, понять различие между ними, и подобным образом проследить все прочее. «Дай [наставление]», сказано, «мудрому, и он будет еще мудрее» (Прит. 9:9). Таким образом начатое нами окончите вы. А нам нужно возвратиться к прежнему порядку слова.

Сказав: «и от полноты Его все мы приняли», евангелист присовокупляет: «благодать на благодать», и тем показывает, что и иудеи спасаются благодатью. «Не ради умножения вашего, говорит (Бог), но ради отцов ваших Я избрал вас». А если они избраны Богом не за свои заслуги, то явно, что получили эту почесть по благодати. Да и мы все спасены благодатью, — только не так, как они, не в той же, а гораздо важнейшей и возвышеннейшей степени. Таким образом и благодать у нас не такова. Нам даровано не только оставление грехов (это у нас обще с ними: «все согрешили», — Рим. 3:23), но и оправдание, и освящение, и усыновление, и благодать Духа, несравненно более светоносная и изобильная. Через эту благодать мы соделались любезными Богу уже не как рабы, но как сыны и други. Потому и сказано: «благодать на благодать». И подзаконное домостроительство было делом благодати, да и самое происхождение наше из небытия; не за какие–либо предшествующие заслуги мы получили это воздаяние, — как это могло быть, когда нас совсем и не было? — но так было потому, что Бог во всяком случае предваряет нас Своими благодеяниями. И не только наше происхождение из небытия, но и немедленное, после происхождения, научение тому, что должно делать и чего не делать, вложение закона этого в саму природу нашу, внедрение в нас неподкупного судилища совести — все это есть дело величайшей благодати и неизреченного человеколюбия. Дело благодати также — после повреждения этого закона возобновление его через закон писанный. Преступившим заповедь, однажды данную, следовало бы подвергнуться наказаниям и мучениям. Но этого не сделано; а (последовало) снова исправление и даровано прощение не по праву, но по милости и благодати. А что — по милости и благодати, об этом послушай, как говорит Давид: «Господь творит правду и суд всем обиженным. Он показал пути Свои Моисею, сынам Израилевым — дела Свои» (Пс. 102:6, 7). И в другом месте: «благ и праведен Господь, посему наставляет грешников на путь» (Пс. 24:8).

3. Итак, получение закона есть дело милости, сострадания и благодати. Поэтому евангелист, сказав: «благодать на благодать», еще сильнее доказывает величие даров, когда присовокупляет следующие слова: «ибо закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа». Видите ли, как Иоанн Креститель и ученик (Христов) мало–помалу и незаметно возводят слушателей к самому возвышенному разумению, приготовив их к тому сначала более простыми мыслями. Креститель, сравнив в собою Того, Кто без сравнения превосходит всех, таким образом показывает Его превосходство, и для того говорит: «Идущий за мною», и потом присовокупляет: «стал впереди меня». А евангелист выражает гораздо больше того (Крестителя), впрочем, все еще ниже достоинства Сына единородного; евангелист делает сравнение не с Иоанном, но с тем, кто был в большем уважении у иудеев, разумею Моисея. «Ибо закон», говорит, «дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа». Но заметь благоразумие. Он сличает не лица, а дела. А как скоро показано превосходство дел одного перед другим, то и неблагодарные по необходимости должны были принять такое учение и внушение о Христе. Когда свидетельствуют сами дела — такие, в которых нимало нельзя подозревать ни пристрастия, ни вражды к кому бы то ни было, то представляется доказательство неопровержимое и для людей неблагомыслящих. Дела эти оказываются такими, как расположили их сами виновники. Поэтому–то свидетельство таких дел есть самое несомненное. Посмотри также, какое, доступное даже для людей слабых, евангелист делает сравнение. Он не изображает на словах превосходства (благодати перед законом), а только в самых наименованиях показывает различие их, противопоставляя закону — благодать и истину, и слову: «дан» — слово: «произошли». А различие большое между тем и другим. «Дан» — это выражение относится к служителю, принявшему закон от другого и предавшему тем, кому повелено было дать; а: «произошли» благодать и истина — это изображает Царя, властью своею отпускающего все согрешения и раздающего Свои дары. Поэтому (Господь) говорил: «прощаются тебе грехи твои». Также: «но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой» (Мк. 2:10, 11). Видишь ли, как благодать через Него происходила? Заметь тоже и касательно истины. Но благодать указывает и то обстоятельство, и события с разбойником, и дар крещения, и благодать Духа, через Него подаваемая, и многое другое. А истину мы уразумеем яснее, если изучим образы. Домостроительство, имевшее совершиться в новом завете, предварительно предначертали образы, как прообразования; а Христос, с пришествием Своим, совершил его. Итак, рассмотрим вкратце некоторые образы, — проследить все образы в настоящее время и не возможно. Вы же, изучив некоторые, которые я представлю, по ним уразумеете и прочие. Итак, хотите ли начнем с самих страданий? Что говорит прообразование? «Возьмите себе агнцев по семействам вашим и принесите в жертву, как повелел и законоположил Господь» (Исх. 12). Но Христос не так сделал; Он не повелевает этого, а сам становится как овча, принося Отцу Себя самого в жертву и приношение.

4. Посмотри еще, как образ дан был через Моисея, а истина совершилась через Иисуса Христа. Во время нападения амаликитян на евреев на горе Синайской были распростерты руки Моисея, и поддерживаемы Аароном и Ором, которые стояли по ту и по другую сторону; а Христос сам собою держал свои руки распростертые на кресте. Видишь ли, как дан был образ и как совершилась истина? Также закон говорил: «проклят, кто не исполнит слов закона сего» (Втор. 27:26). А что говорит благодать? «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11:28). И Павел: «Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою» (Галл. 3:13). Итак, получив столь великую благодать и истину, не сделаемся, вследствие самой великости дара, беспечны. Чем большей мы удостоены почести, тем более должны быть и добродетельны. Кто, будучи немного облагодетельствован, немного оказывает и ревности в себе, тот не столь великого заслуживает и осуждения; но кто, будучи возведен на самую высшую степень почести, обнаруживает в себе свойства низкие и дела унизительные, тот заслужит гораздо большее наказание. Но не дай Бог — когда–либо предполагать это в вас. Мы уповаем о Господе, что вы воспарили душами вашими к небесам, отрешились от земли и, будучи в мире, не преданы страстям мира. Однакож и при такой уверенности, мы не перестаем почасту внушать вам одно и тоже. В телесной борьбе все зрители также убеждают (бойцов) не падать, не лежать простертыми ниц, но быть бодрыми и держаться на ногах; но тех, которые, несмотря на увещания, не могут встать, однажды навсегда лишаются победы, и, как неспособных к подвигам, с презрением оставляют в таком положении. Но здесь можно ожидать чего–нибудь хорошего не только от вас, бодрствующих, но и от падших, если только они захотят исправиться. Для того–то мы и делаем все, и умоляем, и докучаем, и укоряем, и хвалим, чтобы устроить ваше спасение. И вы потому не досадуйте на наши частые увещания к жизни добропорядочной. Мы говорим, не как осуждающие ваше нерадение, но как имеющие самые добрые о вас надежды. Притом, что доселе было сказано и впредь будет сказано, то касается не вас только, а и нас говорящих. И мы сами имеем нужду в таком же назидании, и хотя сами говорим, но ничто не препятствует обратить те же речи и к нам. Слово, встретив виновного в грехах, исправляет его; не причастного греху и свободного от него отводит от него еще далее. Ведь и мы не чисты от согрешений. Итак, врачевание одно для всех, и пособия врачебные предлагаются всем. Но излечение не одно у всех, а соразмеряется с произволением пользующихся им. Потому кто пользуется врачевством, как должно, тот получает облегчение от врачевания; а кто врачевства не прилагает к ране, тот усиливает в себе зло и обращает его к самым несчастным последствиям. Итак, не будем досадовать, когда нас врачуют, но лучше будем радоваться, хотя бы способ учения причинял нам горькие скорби, — потому что впоследствии он принесет самый сладкий плод. Все будем делать так, чтобы чистыми от ран и язв, нанесенных душе уязвлением греха, перейти нам в век будущий, чтобы сподобиться лицезрения Христа и быть преданными не жестоким и мстительным силам, а тем, которые могут ввести нас в наследие небесное, уготованное любящим Его, — что и да получим все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 15

«Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1:18).

1. Бога никто никогда не видел в Его сущности. — 2 и 3. Иисус Христос вполне знает Отца, потому что пребывает в Его лоне. — Опровержение ариан и других еретиков, отвергавших Божество Иисуса Христа. — Иисус Христос открыл нам больше, чем пророки и Моисей. — Все христиане составляют одно тело. — Что служит величайшею связью их взаимной любви.

1. Бог хочет, чтобы мы не просто слушали имена и слова, находящиеся в Писании, но — с разумением. Поэтому блаженный Давид написал так: «открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего» (Пс. 118:18). После него сын его, заступивший на его место, учит, что мудрости должно искать, как серебра, приобретать ее больше, чем золота. А Господь внушал иудеям испытывать Писания и тем нас еще более побуждает к исследованию. Он не в том смысле говорил это, чтобы только прочитав, можно было с первого раза понять Писание. Никто, конечно, не станет испытывать того, что находится вблизи и под рукою, а испытывают то, что остается в тени и может открыться только после долгого изыскания. Для того–то Писание называется и сокровищем сокровенным, чтобы побудить нас к испытанию его. А это внушается нам для того, чтобы приступали к словам Писания не просто, как случилось, но с большою осмотрительностью, потому что кто станет слушать, что читается в нем, без рассуждения и все принимать буквально так, как сказано, тот может предполагать много нелепого о Боге. Он пожалуй допустит, что Бог есть и человек и что Он состоит из меди, что он и гневлив и яростен, и много других еще более худых мыслей. Если же кто будет вникать в глубину смысла, то избежит всякой такой нелепости. Вот и в чтении, ныне нам предложенном, говорится, что Бог имел лоно, а это свойственно телам; но никто не будет столько глуп, чтобы бестелесного почитать телом. Чтобы все это понять в смысле духовном, как должно, исследуем это место подробнее. «Бога не видел никто никогда». Каким путем евангелист пришел к этому? Показав великое преимущество даров Христовых — такое, что неизмеримое расстояние находится между этими дарами и сообщенными через Моисея, он хочет потом высказать и достаточную причину такой между ними разности. Моисей, как раб, был служителем дел низших; а Христос, как Владыка и Царь и Сын Царя, принес нам несравненно высшие дары, сосуществуя всегда с Отцом и видя Его непрестанно. Потому–то евангелист и присовокупил: «Бога не видел никто никогда». Что же мы скажем на слова велегласнейшего Исаии: «видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном» (Ис. 6:1)? Что скажем на свидетельство самого Иоанна о том, что Исаия сказал это тогда, когда видел славу Его (Ин. 12:41)? Что скажем на слова Иезекииля? И он ведь видел Бога, сидящего на херувимах. Что — на слова Даниила? И он говорит: «и воссел Ветхий днями» (Дан. 7:9). Что также — на слова Моисея: «покажи мне славу Твою, дабы я познал Тебя» (Исх. 33:18, 13)? А Иаков и прозвание получил от этого, т. е. был назван Израилем, а Израиль значит: видящий Бога. Видели Его и другие. Итак, почему же Иоанн сказал: «Бога не видел никто никогда»? Он показывает, что все то было делом снисхождения, а не видением самого существа божественного. Если бы они видели самое существо, то видели бы его не различным образом. Оно просто, необразно, несложно, неописано; не сидит, не стоит, не ходит. Все это свойственно только телам. Но как Бог существует, это знает Он один и это возвестил сам Бог Отец через одного пророка: «Я», говорит, «умножал видения, и чрез пророков употреблял притчи» (Ос. 12:10), то есть, Я снизшел, явился, но не тем, что Я есмь. А как Сын Его имел явиться нам в действительной плоти, то Он изначала приготовлял людей к созерцанию существа Божия, сколько им возможно было видеть. Но что Бог есть сам в себе, того не видели не только пророки, но и ангелы и архангелы; и если бы ты спросил их об этом, то в ответ не слышал бы ничего о существе, а только пение: «слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение» (Лк. 2:14). Если бы ты пожелал узнать о том что–либо от херувимов, или серафимов, то услышал бы таинственную трисвятую песнь и что «вся земля полна славы Его» (Ис. 6:2). А если бы ты обратился с вопросом к силам еще высшим, то ничего не узнал бы, кроме того, что у них одно дело — хвалить Бога. «Хвалите Его, все Ангелы Его, хвалите Его, все воинства Его» (Пс. 148:2). Итак, самого (Бога Отца) видит только Сын и Дух Святой. Да и как созданное существо, каково бы оно ни было, может видеть Несозданного! Если мы не можем ясно видеть какую бы то ни было бестелесную силу, даже сотворенную, — а этому много оказалось примеров по отношению к ангелам, — то тем более мы не можем видеть существа бестелесного и не созданного. Поэтому и Павел говорит: «Которого никто из человеков не видел и видеть не может» (1 Тим. 6:16). Но не принадлежит ли это преимущество только одному Отцу, а не Сыну? Нет — и Сыну также. А что принадлежит это и Сыну, послушай Павла, который показывает это и говорит: «Который есть образ Бога невидимого» (Колос. 1:15). А как образ невидимого, Он и сам невидим; иначе не был бы и образом. Если же (Павел) в другом месте говорит: «Бог явился во плоти» (1 Тим. 3:16), — ты не удивляйся; это явление совершилось во плоти, а не по существу. Но что и Он невидим, не только для людей, а и для высших сил, показывает также Павел. Сказав: «явился во плоти», он присовокупляет: «показал Себя Ангелам».

2. Таким образом Он показался ангелам тогда, когда облекся плотью; а прежде того они также не видели Его, потому что и для них существо было не видимо. Как же, скажете, сам Христос сказал: «смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного» (Мф. 18:10)? Что же? Неужели Бог и лицо имеет и небесами ограничивается? Но никто не будет до такой степени лишен ума, чтобы утверждать это. В каком же смысле это сказано? В том же, в каком сказано: «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5:8). Говорится здесь о видении, нам возможном, о видении умом и мыслию о Боге. Таким образом и об ангелах можно сказать, что они по своему чистому и бодрственному естеству всегда не что другое созерцают, а только Бога. Потому–то и сам (Господь) также говорит: «Отца не знает никто, кроме Сына» (Мф. 11:27). Что же? Неужели все мы находимся в неведении о Нем? Нет; только никто не знает (Отца) так, как Сын. А как и прежде многие видели Его, в доступной для них мере видения, существа же божеского не видел никто, так и ныне все мы знаем Бога, но какой Он в существе своем, того не знает никто, — только один Рожденный от Него. Знанием Он здесь называет точное созерцание и постижение, и притом такое, какое имеет Отец о Сыне. «Как Отец знает Меня», говорит Он, «[так] и Я знаю Отца» (Ин. 10:15).

Смотри же, с какою полнотою выражает это евангелист. Сказав: «Бога не видел никто никогда», он не говорит потом, что Сын, видящий Его, явил, но представляет нечто другое, что еще полнее видения, именно: «сущий в недре Отчем», — так как пребывание в лоне гораздо более означает, нежели видение. Кто просто — видит, тот имеет еще не совсем точное познание о видимом предмете; а кто пребывает в лоне, тот имеет полное ведение. Итак, если Отца никто не знает, кроме Сына, то ты, слыша это, не подумай, что, хотя Сын знает Отца совершеннее, чем все другие, но не знает, каков Он есть в себе; и вот для этого–то евангелист и говорит, что Сын пребывает в лоне Отца; а сам Христос вещает, что знает Отца столько же, сколько Отец Сына. Итак, кто стал бы противоречить, того спроси: знает ли Отец Сына? И он, если только не сошел с ума, конечно, ответит: да. Затем опять мы спросим: имеет ли Отец ведение о Сыне полное и видит ли ясно, что есть Сын? Конечно противник согласится и на это. А отсюда ты выведи и полное знание Сына об Отце. Сам (Сын) сказал: «как Отец знает Меня, [так] и Я знаю Отца» (Ин. 10:15); и в другом месте: «это не то, чтобы кто видел Отца, кроме Того, Кто есть от Бога» (Ин. 6:46). Поэтому, как я сказал, евангелист и упомянул о лоне, одним этим словом изъясняя нам все: Сродство и единство существа, нераздельное ведение и равенство власти. А иначе и Отец не мог бы иметь в лоне Своем какое–либо иное существо, да и Сын, если бы был рабом и одним из многих, не дерзнул бы пребывать в лоне Владыки; это свойственно только истинному Сыну, обладающему великим дерзновением перед Родителем и имеющему в себе нисколько не меньше (Его). Хочешь ли дознать вечность Сына? Послушай, что говорит Моисей об Отце. Спросив о том, что сказать в ответ египтянам, если они спросят, кто послал его, он получил повеление сказать: «Сущий послал меня» (Исх. 3:14). Слово: «Сущий» означает бытие постоянное, бытие безначальное, бытие в истинном и собственном смысле. То же означает и выражение: «в начале было», изображая бытие постоянное. И это выражение употребляет здесь Иоанн именно для того, чтобы показать, что Сын существует в лоне Отца безначально и вечно. А чтобы ты, по общности наименования, не заключил, что Он один из тех, которые соделались сынами по благодати, для того здесь приложен член (о), который и отличает Его от сынов по благодати. Если же для тебя этого не достаточно, и ты все еще склоняешься долу, то выслушай наименование, более свойственное Сыну: «единородный». А если ты и после этого смотришь книзу, то я не откажусь употребить о Боге и человеческое выражение, — разумею лоно, только бы ты не представлял себе ничего уничиженного. Видишь ли человеколюбие и промышление Владыки? Бог допускает о Себе слова недостойные, чтобы по крайней мере таким образом ты открыл глаза и помыслить что–либо великое и высокое, — и ты все еще остаешься долу? В самом деле, скажи мне, для чего здесь упоминается лоно, понятие грубое и плотское? Для того ли, чтобы мы представляли себе Бога телом? Нет, вовсе нет, говоришь ты; для чего же? Если оно не изображает ни истинности Сына, ни того, что Бог не есть тело, то конечно изречение это брошено напрасно и без всякой нужды. Так для чего же? Я не перестану спрашивать тебя об этом. Не явно ли — для того, чтобы посредством его мы поняли именно то, что Он есть истинно Сын единородный и совечен Отцу? «Он явил», — сказано. Что Он явил? Что «Бога не видел никто никогда»? Что Бог един? Но это (говорили) и пророки, часто взывал и Моисей: «Господь, Бог наш, Господь един есть» (Втор. 6:4); и Исаия: «прежде Меня не было Бога и после Меня не будет» (Ис. 43:10).

3. А что же еще мы узнаем от Сына, как сущего в недрах отчих? Что узнаем от Единородного? Во–первых, что это самое составляет Его действенную силу. Потом, мы получили более ясное учение и познание о том, что Бог есть Дух и что поклоняющиеся Ему должны поклоняться духом и истиною; еще же и то, что Бога видеть невозможно, что Его не знает никто, кроме Сына, и что Он есть Отец истинного Единородного; также и все прочее, что об Нем повествуется. Само же слово: «явил» выражает учение яснейшее и очевиднейшее, которое Он передал не одним иудеям, а и всей вселенной, и которое сам исполнил. Пророкам внимали не все иудеи, а Единородному Сыну Божию покорилась и уверовала вся вселенная. Итак, исповедание означает здесь особенную ясность учения. Потому–то называется и Словом и Ангелом великого совета. Если же мы удостоены высшего и совершеннейшего учения, после того как Бог в последние дни возглаголал нам уже не только через пророков, но и через Единородного Сына, то и мы должны показать жизнь более возвышенную и достойную такой почести. Как Он снизошел к нам до того, что восхотел беседовать с нами не через рабов, а сам непосредственно, то несообразно было бы с нашей стороны не показать в себе ничего лучше прежних времен. Иудеи имели учителем Моисея, а мы самого Владыку Моисея. Итак, покажем любомудрие, достойное этой почести, и не будем иметь ничего общего с землею. Он для того и принес нам учение свыше, с небес, чтобы вознести туда нашу мысль, чтобы мы сделались, по мере сил своих, подражателями своего Учителя. А как нам, скажешь, сделаться подражателями Христу? Делая все для общего блага и не ища своего. «Ибо и Христос», сказано, «не Себе угождал, но, как написано: злословия злословящих Тебя пали на Меня» (Рим. 15:3). Никто пусть не ищет своего. А пусть, ища своего, всякий имеет в виду ближних; что — наше, то — и их. Мы одно тело и члены и части друг друга (Рим. 12:5). Не будем же в отношении друг ко другу, как разделенные. Пусть никто не говорит такой–то мне не друг, не родственник, не сосед; у меня нет ничего общего с ним: как мне приступить к нему? Как начать разговор? Если он и не родственник, не друг тебе, — все же он человек, одного с тобою естества, имеет одного Владыку, со-раб, сожитель, — так как живет в одном с тобою мире. А если еще содержит одну веру, то вот он и член твой. Какая дружба может произвести такое единение, как сродство веры? Мы должны показывать не такую близость, не такое иметь общение между собою, как друзья с друзьями, а как члены с членами. Другого высшего дружества и общения, чем это, не найдет никто никогда. Ты так же не можешь говорить: откуда у меня близость и связь с таким–то, как не можешь сказать этого о своем брате, потому что это было бы смешно. «Все мы крестились в одно тело», — сказано (1 Кор. 12:13). Для чего «в одно тело»? Для того, чтобы не разделяться, но взаимным согласием и дружеством сохранять связь всего тела. Итак, не будем презирать друг друга, чтобы не пренебречь самих себя, — потому что сказано: «никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее» (Еф. 5:29). Для этого Бог дал нам один дом — мир этот; разделил все поровну: одно для всех возжег солнце, распростер один кров — небо; устроил одну трапезу — землю; дал и другую трапезу, которая гораздо важнее этой, но также одну: соучастники таинства знают, что я говорю; даровал всем один духовный образ рождения; у всех нас одно отечество на небесах; все пьем из одной и той же чаши. Ни богатому Он не дал ничего больше и драгоценнее, ни бедному ничего меньше и малоценнее; но всех равно призвал, и как плотские, так и духовные (блага) равно сообщил. Отчего же такое неравенство в жизни? От любостяжания и высокомерия богатых. Но, братья, да не будет впредь этого. Так как у нас есть нечто общее и необходимейшее, что соединяет нас во едино, то не будем разделяться из–за дел земных и ничтожных, — разумею богатство, бедность, плотское родство, вражду, дружество. Все это тень, еще ничтожнее и тени для тех, которые соединяются узами высшей любви. Будем же сохранять эти узы неразрывными, и никакой хулой дух не сможет проникнуть в нас, чтобы разрушить такое единение. Итак, да будет оно во всех нас, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 16

«И вот свидетельство Иоанна, когда Иудеи прислали из Иерусалима священников и левитов спросить его: кто ты» (Ин. 1:19).

1. Как злоба иудеев проявляется в вопросах, с которыми они обращались к св. Иоанну Крестителю. — 2. Как этот верный Предтеча отдает Иисусу Христу славу, которую даже иудеи хотели воздавать ему самому. — Высокое мнение, которое иудеи имели о св. Иоанне Крестителе. — Их неверие в Иисуса Христа неизвинительно и не заслуживало прощения. — Смирение св. Иоанна Крестителя. — Против аномеев. — Гордость ниспровергает всякую добродетель души и извращает все добрые дела. — Она есть мать диавола, начало, источник и причина всех грехов. — О милостыне. — Бедные переносят на небо блага мира сего. — Непрочность земных владений и потому нужно заблаговременно переносить их в высший град.

1. Опасная страсть, возлюбленный, — зависть; опасная и гибельная для самих завидующих, а не для тех, которым завидуют. Она прежде всего им самим причиняет вред и гибель, как какая–нибудь смертоносная отрава, внедрившаяся в души их. А если она когда–либо вредит и тем, которым завидуют, то это вред малый и незначительный, и еще доставляет им пользу, гораздо более важную, чем потеря. И так бывает не с завистью только, а и со всеми другими страстями: не тот, кто терпит зло, а тот, кто делает зло, получает вред. Иначе, если бы это было не так, Павел не внушал бы своим ученикам — лучше терпеть несправедливость, чем делать ее, говоря: «для чего бы вам лучше не оставаться обиженными? для чего бы вам лучше не терпеть лишения» (1 Кор. 6:7)? Он хорошо знал, что гибель всюду следует не за тем, кто терпит зло, а за тем, кто делает зло. Все это я говорю по поводу зависти иудеев. Люди стекавшиеся из городов к Иоанну и, в покаянии о своих грехах, получившие крещение, — те самые, после крещения, как бы передумав снова, посылают спросить его: «кто ты»? Подлинно порождения ехиднины, змеи, если еще не хуже их. Род лукавый, прелюбодейный и развращенный, ты уже после крещения изведываешь и любопытствуешь узнать о Крестителе? Может ли быть что–нибудь глупее этой глупости? Как же вы приходили к нему? Как исповедывали свои грехи? Как спешили креститься от него? Как вопрошали его о том, что должно делать? Итак, все это делалось у вас безрассудно, без сознания причины и основания на то? Впрочем, ничего такого не сказал блаженный Иоанн, не возопил, не стал их укорять; но отвечал со всею снисходительностью. А для чего он так поступил, — стоит узнать, чтобы всем было явно и очевидно злодейство иудеев. Иоанн часто свидетельствовал перед иудеями о Христе и, когда крестил, нередко напоминал о Нем приходящим и говорил: «я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Мф. 3:11). Но они в отношении к Иоанну показали человеческую слабость: имея ввиду славу мирскую и взирая на внешность, они думали, что недостойно Иоанна подчинять себя Христу. Иоанна возвышало многое в их глазах: во–первых, именитое и знатное происхождение, потому что он был сын первосвященника; во–вторых, строгость жизни и презрение всего человеческого, потому что он, пренебрегая и одеждою, и домом, и самою пищею, проводил перед тем все время в пустыне. Во Христе все было напротив, происхождение уничиженное, что иудеи часто и выставляли на вид, говоря: «не плотников ли Он сын? не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий» (Мф. 13:55)? А мнимое Его отечество было в таком бесславии, что и Нафанаил говорил: «из Назарета может ли быть что доброе» (Ин. 1:46)? Образ жизни был у Него обыкновенный, одежды ничем не отличавшиеся от других; кожаного пояса Он не носил, власяницы не имел, меда и акридов не ел; он жил, как и все, присутствовал в собраниях людей порочных и мытарей, только чтобы привлечь их. Иудеи, не понимая этого, поносили Его, как и сам Он говорит: «пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам» (Мф. 11:19). И вот как Иоанн часто отсылал их от себя к Тому, кто, по их мнению, был ниже его, то они, стыдясь и досадуя на это и желая лучше иметь учителем Иоанна, открыто не осмеливаясь этого высказать; а отправляют к нему посольство, надеясь лестью расположить его к тому, чтобы он объявил себя Христом. И не каких–либо презренных людей они посылают к нему, как ко Христу, когда, желая схватить Его, послали слуг, потом иродиан и им подобных людей; но священников и левитов, да и священников именно из Иерусалима, т. е. почетнейших (евангелист не без причины заметил это). Посылают же затем, чтобы спросить Иоанна: «кто ты»? А между тем и рождение его было известно всем, так что все говорили: «что будет младенец сей» (Лк. 1:66)? — и молва о нем пронеслась по всей нагорной стране. Опять, когда он пришел на Иордан, жители всех городов спешили к нему, и из Иерусалима и со всей Иудеи шли креститься у него. Итак, эти–то люди теперь спрашивают, — не потому, чтобы не знали его (как могли они не знать человека, сделавшегося столько известным?); но они хотели привести его к тому, что я высказал.

2. Послушай же, как этот блаженный муж отвечает именно на ту мысль их, с которою они спрашивали его, а не на сам вопрос. Когда они спросили: «кто ты»? — он не вдруг сказал то, что следовало сказать: «глас вопиющего в пустыне» (Мк. 1:3). А что? Он уничтожает их предположение, — на вопрос: «кто ты»? — он «объявил, и не отрекся, и объявил, что я не Христос» (ст. 20). Заметь мудрость евангелиста. Три раза он говорит одно и тоже, чтобы показать и добродетель Крестителя и все лукавство и бессмыслие иудеев. Также и Лука говорит, что, когда народ предполагал, не он ли Христос, — он уничтожил это предположение. Таково свойство благомыслящего служителя — не только не похищать чести, принадлежащей господину, но и отвергать ее даже в таком случае, когда бы предлагали ее другие. Впрочем, простой народ пришел к такому предположению по простоте и неведению; а те спрашивали его, как я сказал, со злым умыслом, надеясь лестью увлечь его к тому, чего хотели. А если бы они не это именно имели в виду, то не перешли бы тотчас к другому вопросу, а стали бы досадовать на то, что он говорит совсем другое и отвечает не на вопрос; они бы сказали ему: разве мы это предполагаем? Разве об этом пришли спрашивать? Но, как бы будучи пойманы и уличены, они переходят к другому предмету и говорят: «что же? ты Илия? Он сказал: нет. Пророк? Он отвечал: нет» (ст. 21). Они ожидали, что и Илия придет, как и Христос сказал. На вопрос учеников: «как же книжники говорят, что Илии надлежит придти прежде»? — Он сказал: «Илия должен придти прежде и устроить все» (Мф. 17:10, 11). Потом спросили: «пророк»? И он отвечал: «нет». Однако он был пророк. Почему же он отрекся? Опять потому, что смотрел на цель спрашивавших. Они ожидали, что придет некоторый избранный пророк, так как Моисей говорил: «пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь Бог твой, — Его слушайте» (Втор. 18:15). А это был Христос. Поэтому они не вообще говорят: «пророк»? разумея одного из многих пророков, но с присовокуплением: «не тот ли ты пророк, о котором предвозвестил Моисей»? Поэтому–то он и отрекся — не от того, что он — пророк, а от того, что он — именно тот (предвозвещенный) пророк. «Сказали ему: кто же ты? чтобы нам дать ответ пославшим нас: что ты скажешь о себе самом» (ст. 22). Видишь ли, как они еще сильнее приступают и настаивают, повторяют вопросы и не отстают? Но Иоанн с кротостью сперва отвергает их ложные предположения, и потом дает действительное понятие о себе: «я», говорит, «глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу, как сказал пророк Исаия» (ст. 23). Так как он уже высказал о Христе нечто великое и высокое, то, как бы в ответ на их мысль, тотчас спешит обратиться к пророку и таким образом подтверждает свои слова. «А посланные были из фарисеев; И они спросили его: что же ты крестишь, если ты ни Христос, ни Илия, ни пророк» (ст. 24, 25)? Видишь ли, как не напрасно я говорю, что они именно до этого хотели довести его? А сначала этого они не говорили, чтобы не подвергнуться общей от всех укоризне. Потом, когда он сказал: «я не Христос», они желая скрыть то, что затевали в душе, переходят к Илии и к (обещанному) пророку. Когда же Иоанн сказал, что он ни тот, ни другой, они наконец, приведенные в недоумение, сбросив с себя личину, уже открыто выставляют свой лукавый замысел и говорят: «что же ты крестишь, если ты ни Христос»? Потом, опять желая прикрыться, присоединяют и других лиц, Илию и пророка. Так как не могли поколебать его честью, то думают обвинением вынудить у него признание в том, чего не было. Но и этого не могли сделать. О, безумие! О, надменность и безвременная суетливость! Вы посланы узнать от него, кто и откуда он: не хотите ли предписывать ему и законов? И этого именно хотели они, принуждая его объявить себя самого Христом. Однако он и теперь не негодует и не высказывает ничего такого, хотя и справедливо было бы, как например: «вы ли хотите мне приказывать и давать законы»? Но опять показывает большую кротость. «Я крещу в воде; но стоит среди вас [Некто], Которого вы не знаете. Он–то Идущий за мною, но Который стал впереди меня. Я недостоин развязать ремень у обуви Его» (ст. 26, 27).

3. Что на это могли бы сказать иудеи? Здесь обвинение на них неопровержимое, осуждение нещадное; они сами на себя произнесли суд. Каким образом? Они почитали Иоанна достойным всякой веры и столько правдивым, что верили ему не только тогда, когда он свидетельствовал о других, но и когда говорил о себе самом. Если бы они не были такого мнения о нем, то не послали бы узнать от него о нем же самом. Известно, что мы верим только тем людям, когда они говорят о самих себе, которых признаем людьми самыми правдивыми. Но не это только заграждает их уста, а и самое расположение духа, с которым они приступили к нему; они пришли к нему с особенным усердием, хотя потом и переменились, указывая на то и на другое, Христос говорил: «он был светильник, горящий и светящий; а вы хотели малое время порадоваться при свете его» (Ин. 5:35). А сам ответ Иоанна еще более показал в нем человека, достойного веры. Кто не ищет славы своей, сказано, тот «истинен, и нет неправды в Нем» (Ин. 7:18). И он не искал; но отослал их к другому. Между тем посланные были из людей доверенных, почетных, так что им не оставалось никакого убежища, или оправдания в своем неверии Христу. Почему вы не приняли того, что говорил о Нем Иоанн? Вы послали своих старшин, через них вы спрашивали его, вы слышали, что отвечал Креститель; они, со своей стороны, показали всю ревность, все любопытство, указывали на всех лиц, которых вы предполагали в нем. И однако он с полною свободою исповедал, что он — ни Христос, ни Илия, ни пророк. Не ограничиваясь этим, он сказал и то, кто он сам, беседовал о сущности своего крещения, — именно, что оно маловажно и несовершенно, и не имеет в себе ничего, кроме воды, — показывая тем превосходство крещения, дарованного Христом. Присовокупил и свидетельство Исаии пророка за долгое до того время, и одного наименовал Господом, а другого — Его служителем и рабом. Что же после этого оставалось делать? Не уверовать ли в Того, о ком (Иоанн) свидетельствовал, — поклониться Ему и исповедать Его Богом? А что свидетельство это было делом не лести, а истины, это показал нрав и любомудрие свидетеля. Понятно это и потому, что никто не предпочитает себе ближнего и, когда можно получить самому честь, никто не захотел бы уступить ее другому, особенно когда честь так велика. Таким образом и Иоанн не представил бы такого свидетельства о Христе, если бы Он не был Богом. Если бы и от себя отклонил эту честь, как такую, которая выше его природы, то конечно не приписал бы ее и другому, низшему существу. «Стоит среди вас [Некто], Которого вы не знаете». Это он сказал потому, что (Христос) обыкновенно вмешивался в толпу народа, как человек простой, и учил всегда противу гордости и тщеславия. Ведением же здесь Иоанн называет знание точное, именно о том, кто Он таков и откуда. А выражение: «Идущий за мною» Иоанн часто употребляет, говоря как бы так: «не думайте, что все заключается в моем крещении. Если бы оно было совершенно, то не пришел бы после меня другой с установлением другого крещения. А мое крещение только приготовление и указание пути к тому крещению. Наше дело — тень и образ. Должно придти другому лицу, которое покажет истину». Таким образом слова: «Идущий за мною» наиболее указывают на Его достоинство. Если бы (крещение Иоанново) было совершенно, то не было бы нужды искать второго. «Стал впереди меня», то есть, Он досточтимее, славнее меня. А чтобы не подумали, что это превосходство есть только сравнительное, то, желая показать Его несравненное достоинство, Иоанн присовокупляет: «я недостоин развязать ремень у обуви Его», т. е., Он не просто «стал впереди меня», но так, что я недостоин быть в числе даже последних служителей Его: развязывать обувь и есть дело самого низкого служения. Если же Иоанн недостоин развязать ремень, — Иоанн, «из рожденных женами нет ни одного пророка больше», то где же нам поместить себя? Если достойный целого мира, или лучше, больший его (так как сказано: «которых весь мир не был достоин»), если он признает себя недостойным быть в числе Его последних служителей, то что же скажем мы, обремененные тысячи пороков, — мы, настолько отстоящие от добродетели Иоанна, насколько отстоит земля от неба?

4. Итак, Иоанн говорит о себе, что «я недостоин развязать ремень у обуви Его»; а враги истины доходят до такого безумия, что считают себя достойными знать Его также, как Он знает Себя самого. Что может быть хуже такого безумия? Что сумасброднее такого самохвальства? Хорошо сказал некто мудрый: «начало гордости — удаление человека от Господа и отступление сердца его от Творца его» (Сир. 10:14). Дьявол, не бывший прежде дьяволом, не был бы низвержен и не стал бы дьяволом, если бы не заболел этою самою болезнью. Она лишила его прежнего достоинства, они низвела его в геенну, она послужила для него причиною всех зол. Порок этот может сам по себе повредить всякую добродетель души — милостыню ли, молитву ли, пост, или что–либо другое. Сказано, что высокое у людей не чисто перед Господом.

Не блуд только и не прелюбодеяние оскверняет тех, которые предаются ему, но и гордость, и даже гораздо больше. Почему? Потому что хотя блуд и непростительное зло, но по крайней мере иной человек может сослаться на пожелание; а высокомерие не имеет никакой причины, никакого предлога, под которым заслуживало бы хотя тень извинения; оно есть не что иное, как развращение души и самая тяжкая болезнь, происходящая не от чего другого, как только от безрассудства. Подлинно, нет человека безрассуднее высокомерного, хотя бы он обладал большим богатством, хотя бы получил обширное внешнее образование, хотя бы поставлен был на высшей степени власти, хотя бы имел у себя все, что для людей кажется завидным. Если гордящийся действительными преимуществами жалок и несчастен и теряет награду за все свои совершенства, то не смешнее ли всех надмевающийся ничтожными благами, тенью и цветом травы (такова слава этого века), — так как он поступает подобно тому, как если бы бедняк, нищий, постоянно удручаемый голодом, случайно в одну ночь увидел приятный сон и тем стал бы тщеславиться? Жалкий и несчастный! Душу твою снедает жесточайшая болезнь, и ты, убогий крайним убожеством, мечтаешь, что у тебя столько и столько–то талантов золота и множество прислуги? Да это — не твое. А если не веришь моим словам, то убедись опытами бывших прежде богачей. Если же ты так упоен, что не вразумляешься приключениями других, то подожди немного и ты дознаешь собственным опытом, что нет для тебя никакой пользы от этих благ, когда, при последнем издыхании, ни будучи властен ни в одном часе, ни в одной минуте, ты невольно оставишь их окружающим тебя людям и, что нередко случается, таким людям, которым ты и не хотел бы оставить. Многие даже не имели возможности распорядиться о них, а отходили нечаянно, еще желая наслаждаться ими, но им уже не было это позволено, и будучи увлекаемы, отходя из мира невольно, по необходимости, оставляли свои блага тем, кому бы и не хотели. Чтобы и с нами того не случилось, мы, пока живы и здоровы, отошлем их в свой (грядущий) град. Только таким образом мы будем иметь возможность насладиться ими, а не иначе; таким только образом мы положим их в надежном и безопасном месте. Ничто, ничто не может их оттуда исхитить: ни смерть, ни доверительные свидетельства, ни наследники, ни клеветы и наветы; но кто сколько принес с собою, отходя отсюда, тем всем и будет наслаждаться непрерывно. А кто так несчастен, что не захотел бы вечно утешаться своим стяжанием? Перенесем же свое богатство и положим его там. Для этого перенесения нам не нужно ни ослов, ни верблюдов, ни колесниц, ни кораблей, — и от этих хлопот избавил нас Бог, — нужды нам будут только бедные, хромые, слепые, недужные. Им–то поручен этот перевоз, они–то пересылают богатство на небо, они–то вводят владетелей богатства в наследие вечных благ, которого да достигнем и все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 17

«Это происходило в Вифаваре при Иордане, где крестил Иоанн. На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет [на Себя] грех мира» (Ин. 1:28, 29).

1. Слова св. Иоанна Крестителя как свидетельство его величайшего благоговения к Иисусу Христу. — 2. Иисус Христос не имел нужды в крещении. — 3 и 4. Ложность предположения, что Иисус Христос творил в детстве чудеса. — Почему иудеи не веровали в Иисуса Христа, хотя слышали проповедь св. Иоанна Крестителя и видели столько знамений и чудес. — Достоверность евангелистов. — Против язычников. — Встречаются защитники зрелищ, но не обретается истины и веры. — Сочинения философов того времени против христиан.

1. Великая добродетель — дерзновенное, открытое исповедание Христа и предпочтение этого исповедания всему другому; так велика и дивна, что Сын Божий Единородный исповедует такого человека перед Отцом Своим, хотя это воздаяние и несоразмерно. Ты исповедуешь на земле, а Он исповедует на небесах; ты — перед людьми, Он — перед Отцом и всеми ангелами. Таков был Иоанн. Он не смотрел ни на народ, ни на славу, ни на что человеческое, но, презрев все это, с должною свободою проповедовал всем о Христе. Поэтому евангелист означает и самое место (его проповеди), чтобы показать дерзновение велегласного проповедника. Не в доме, не за углом, не в пустыне, но на Иордане, среди множества народа, в присутствии всех, крестившихся от него (а Иоанну крещающему предстояли иудеи), он возгласил это дивное исповедание о Христе, исполненное великих, возвышенных и неизреченных догматов, а о себе говорил, что недостоин был развязать ремень сапог Его. Как же это выражает евангелист? Присовокупляя слова: «это происходило в Вифании». А в исправленных списках сказано: «в Вифаваре». Вифания была не по ту сторону Иордана и не в пустыне, а близ Иерусалима. Но эти места означает (евангелист) и по другой причине. Он хотел рассказать события не древние, а случившиеся не за долгое перед тем время, и потому призывает в свидетели своих слов людей, которые находились в тех местах и были очевидцами, и таким образом от самых мест представляет доказательства. Уверенный, что в своем повествовании он ничего не прибавляет от себя, а говорит все просто, как было, он заимствует свидетельство от самых мест, которое, как я сказал, может быть не маловажным доказательством истины. «На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет [на Себя] грех мира». Евангелисты как бы разделили между собою времена. Матфей, вкратце обозрев время до заключения в темницу Иоанна Крестителя, поспешает к обстоятельствам последующим; а евангелист Иоанн не только не вкратце представляет то время, но на нем–то в особенности и останавливается. Матфей, после пришествия Иисуса из пустыни, умолчав о промежуточных обстоятельствах, как например о том, что проповедовал Иоанн, что говорили посланные (к нему) иудеи, и сократив все прочее, немедленно переходит к темнице. «Услышав же Иисус», говорит он, «что Иоанн отдан [под стражу], удалился» оттуда (Мф. 4:12). Но Иоанн сделал не так; а умолчав об отшествии в пустыню, о котором сказал Матфей, он повествует об обстоятельствах после сошествия Иисуса с горы и, рассказав о многом, затем присовокупляет: «ибо Иоанн еще не был заключен в темницу» (Ин. 3:24). Но для чего, скажешь, Иисус теперь приходит к Иоанну, делает это не однажды, а и в другой раз? Матфей говорит, что Ему нужно было придти для крещения. Указывая на это, и сам Иисус присовокупляет: «ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» (Мф. 3:15). А Иоанн показывает, что Он и в другой раз приходил, уже после крещения, и это замечает словами Крестителя: «я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем» (ст. 32). Итак, для чего он приходит к Иоанну? Ведь Он не просто пришел туда, а приходил именно к нему. «Видит Иоанн», сказано, «идущего к нему Иисуса». Так как Иоанн крестил Его вместе с другими многими, и многие могли предполагать, что он приходил к Иоанну по той же причине, как и другие, то есть затем, чтобы исповедать согрешения и омыться в реке с покаянием, то Иисус и приходит снова, чтобы и самому Иоанну дать возможность исправить такое положение. И действительно Иоанн, сказав: «вот Агнец Божий, Который берет [на Себя] грех мира» (ст. 29), совершенно уничтожил такое подозрение. Если Он так чист, что может даже разрешать чужие грехи, то ясно, что Он приходит не затем, чтобы исповедать свои согрешения, а чтобы чудесному проповеднику дать случай — повторением прежде сказанного еще точнее внушить слушателям прежде о Нем сказанное и присовокупить к тому еще нечто другое. Частица: вот употреблена потому, что многие уже давно, вследствие слов Иоанна, хотели видеть Его. Поэтому Иоанн и указывает Его, когда Он явился, и говорит: вот, выражая этим, что Он есть Тот, кого издавна ожидали. «Вот Агнец». Агнцем называет Его, припоминая иудеям пророчество Исаии и прообразование из времен Моисея, чтобы через прообраз ближе привести их к истине. Но агнец ветхозаветный не принимал на себя никогда ничьих грехов, а этот принял грехи всего мира, избавил его от гнева Божия, когда ему угрожала погибель. «Сей есть, о Котором я сказал: за мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня» (ст. 30).

2. Видишь ли, как и здесь изъясняет евангелист выражение: «впереди меня»? Называя Его агнцем и сказав, что Он вземлет грех мира, затем говорит: «стал впереди меня», и таким образом показывает, что «впереди меня» — означает принятие грехов мира, крещение Духом Святым. «Мое пришествие ничего более не имело целью, кроме проповедания общего вселенной Благодетеля и кроме сообщения крещения водою; а Его пришествие имеет целью — очищение всех людей и дарование благодатных сил Утешителя». «Стал впереди меня», то есть, явился славнее меня, «потому что был прежде меня». Да постыдятся же последователи безумия Павла Самосатского, противящиеся столь очевидной истине. «Я не знал Его» (ст. 31). Смотри, как он отклоняет всякое подозрение от своего свидетельства, показывая, что оно дано им не по пристрастию человеческому, а по откровению Божию. «Я не знал Его», — говорит Иоанн. Как же ты можешь быть достоверным свидетелем? Как ты станешь учить других, если сам не знаешь? Как он мог быть пристрастным к тому, которого не знал? «Для того пришел крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю» (ст. 31). Итак, Он сам не имел нужды в крещении, и омовение то не другую какую–либо имело цель, а именно проложение другим пути к вере во Христа. Иоанн не сказал: я пришел крестить, чтобы очистить крещаемых, или чтобы отпускать согрешения, но — «чтобы Он явлен был Израилю». Что же, скажи мне, неужели без крещения нельзя было проповедовать и привлекать народ? Это было не так удобно. Если бы проповедь была без крещения, то не стали бы все так стекаться; не узнали бы превосходства одного крещения перед другим без сравнения их. Народ выходил к Иоанну не слушать только то, что он говорил, а для чего? Креститься с исповеданием своих грехов. Между тем, приходя креститься, узнавали и о Христе, и о различии крещения. А хотя крещение Иоанна было и важнее иудейского и потому все спешили к нему, однакож и оно было не совершенно. Но как ты узнал Его? Через сошествие Духа, — говорит Иоанн. А чтобы не подумал кто, будто Христос, как мы, имел нужду в Духе, послушай, как Иоанн уничтожает и это подозрение, показывая, что сошествие Духа произошло единственно для возвещения о Христе. Сказав: «я не знал Его», Иоанн присовокупляет: «но Пославший меня крестить в воде сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым» (ст. 33). Видишь ли, что целью сошествия Святого Духа было только указать Христа? Конечно, свидетельство Иоанна было несомненно; но желая сделать его еще более достоверным, он возводит его к Богу и Духу Святому. Как Иоанн свидетельствовал о предмете столь великом и дивном, который мог привести в изумление всех слушателей, — то есть, что (Иисус) один берет на себя грехи мира и что величие дара (Его) служит достаточным для того искуплением, — то и приготовляет к такой мысли. А приготовлением и служит учение, что Он — Сын Божий, что Он не имеет нужды в крещении и что Дух сошел для того только, чтобы указать Его. Сам же Иоанн не имел сил сообщать Духа. Это показывают сами крещенные им, когда говорят: «приняли ли вы Святаго Духа, уверовав» (Деян. 19:2).

Христос не нуждался в крещении, ни в этом, ни в каком–либо другом, а лучше сказать, крещение имело нужду в силе Христовой. Ведь главнейшим из всех благ оставалось то, чтобы крещаемый удостаивался Духа. Потому Христос, когда пришел, приложил это дарование Духа. «И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем. Я не знал Его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым. И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий» (ст. 32–34). Иоанн часто употребляет слова: «я не знал Его», — не без причины и не без цели, а потому, что был сродником Его по плоти. «Вот и Елисавета, родственница Твоя, и она зачала сына» (Лк. 1:36). Итак, чтобы не подать мысли, будто он имеет пристрастие ради родства, он часто говорит: «я не знал Его». Да и в самом деле так было. Все время он жил в пустыне, вне отеческого дома. Но как же он удерживал Христа от крещения, говоря: «мне надобно креститься от Тебя» (Мф. 3:14), если не знал Его до сошествия Духа и узнал тогда только в первый раз? Это было свидетельством, что он хорошо знал Его. Однакож справедливо, что он узнал не прежде или не задолго до того времени. Чудеса, совершившиеся в детстве Иисуса, как то: происшествия с волхвами и прочие, случились гораздо прежде, когда и сам Иоанн был еще в младенчестве. А в продолжение столь долгого времени конечно Иисус не всем был известен. А если бы Он был известен, то Иоанн не сказал бы: «для того пришел крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю».

3. Отсюда явно для нас и то, что знамения, которые, как говорят, были совершены Христом в детстве, ложны и вымышлены какими–либо лживыми людьми. Если бы Он начал совершать чудеса от первого возраста, то Иоанн не мог бы не знать Его, да и народ не имел бы нужды в учителе, который указал бы Его. Между тем Иоанн сам о себе говорит, что пришел для того, «чтобы Он явлен был Израилю», и также в другой раз говорил: «мне надобно креститься от Тебя»; впоследствии же, узнав Его ближе, он проповедовал о Нем народу, говоря: «за мною идет Муж, Который стал впереди меня», и: «Пославший меня крестить в воде», послал для того, «чтобы Он явлен был Израилю», — таким образом пославший открыл Иоанну Христа еще до сошествия Духа. Поэтому еще прежде пришествия Его Иоанн говорил: «за мною идет Муж, Который стал впереди меня». Итак, Иоанн не знал (Иисуса) прежде пришествия на Иордан и крещения всех, но узнал Его тогда, как Он восхотел креститься, и при том узнал по откровению при крещении, по указанию Отца и Духа иудеям, для которых и было сошествие Духа. Чтобы не было пренебреженно свидетельство Иоанна, когда он говорил, что «Он был прежде меня», что Он крестит Духом и что будет судить вселенную, для этого Отец подал глас, возвестив о Сыне, и Дух сошел, низводя этот глас на главу Христа. Так как один крестил, другой принимал крещение, то, чтобы кто–либо из присутствовавших не подумал, что слова Отца изречены об Иоанне, для этого нисходит Дух, устраняя такое предположение. Итак, когда Иоанн говорит: «я не знал Его», то говорит о времени прошедшем, не близком к крещению. Иначе как же он удерживал Иисуса, говоря: «мне надобно креститься от Тебя»? Как он говорил о Нем такие слова? Почему же иудеи не уверовали, скажешь ты, когда не один Иоанн видел Духа в виде голубя? Если они и видели, то для таких предметов потребны не одни телесные очи, но преимущественно очи ума, чтобы действительного предмета не признать за пустой призрак. Они видели и то, как Христос совершал чудеса и как, касаясь своими руками больных и умерших, возвращал им жизнь и здравие, однакож до того были упоены ненавистью, что представляли себе противное тому, что видели. Как же могли они оставить свое неверие только по одному сошествию Духа? Некоторые же говорят, что и не все видели Его, а только Иоанн и другие некоторые, более благомыслящие. Хотя и чувственными очами можно было видеть Духа, нисходившего в виде голубя, — при всем том не было никакой необходимости, чтобы это явление было для всех очевидно. И Захария видел многое в чувственном образе, и Даниил и Иезекииль; но участником в видении они не имели никого. Видел многое и Моисей, чего никто другой не видел. Не все также ученики Христовы были удостоены видеть преображение Его на горе, не все участвовали и в видении воскресения, что ясно показывает Лука, когда говорит, что Воскресший явил себя «свидетелям, предъизбранным от Бога» (Деян. 10:41). «И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий». Когда же он свидетельствовал, что есть Сын Божий? Он называл Его Агнцем, говорил и то, что Он будет крестить Духом, а что Он — Сын Божий, этого не говорил. Прочие евангелисты не пишут, что после крещения Он говорил что–либо, а умолчав о событиях этого времени, они говорят о чудесах Христовых, бывших уже после заключения Иоанна. Из этого можно догадываться, что и это, и еще многое другое они прошли молчанием, что и показал этот самый евангелист в конце своего писания. Они столько были далеки от намерения — выдумать что–либо великое об Нем, что все единогласно, со всею точностью изложили обстоятельства по–видимому неблагоприятные для Него, — и ты не найдешь, чтобы кто–либо из них умолчал о чем–нибудь подобном. Что же касается до чудес, то иные чудеса один из них предоставлял другому описывать, а о некоторых умолчали все. Это говорю я не без цели, но имея в виду бесстыдство язычников; это служит достаточным доказательством правдивости евангелистов и того, что они ничего не говорили по пристрастию. Этим доказательством, вместе с другими, вы можете ратовать против язычников. Но послушайте, — нелепо будет, если врач со всем усердием ратовать будет за свое искусство, также и сапожник и ткач и все другие ремесленники за свое ремесло, а тот, кто исповедует себя христианином, не в состоянии будет слова сказать в защиту своей веры. Небрежение о тех искусствах приносит ущерб в имуществах, а нерадение о вере губит у нас саму душу. И мы находимся в таком жалком состоянии, что на те дела употребляем все свое старание, а самое необходимое, то, от чего зависит наше спасение, пренебрегаем, как ничего не стоящее.

4. Это не располагает и язычников к осуждению своих собственных заблуждений. Если они, упорные во лжи, все делают так, чтобы прикрывать срам своих лжеучений, а мы, служители истины, не можем ради ее и уст раскрыть, то как же им не осуждать нас в слабости нашего исповедания, как не подозревать в нас обмана и заблуждения, как не хулить Христа, будто лицемера и обманщика, который для обмана воспользовался неразумием простых людей? А в такой хуле виновны мы, как скоро не хотим потрудиться в изучении своей веры, но, считая это дело лишним, заботимся только о земном. Какой–нибудь любитель плясуна, или бегуна, или бойца со зверьми всячески старается о том, чтобы не уступить состязаясь о них, расточает им похвалы, защищает против порицателей их и тысячью ругательств поражает противников. Но когда предстоит речь в защиту христианства, все потупляют глаза в землю, почесываются, зевают и осмеянные отступают. Какого негодования заслуживает это, когда у вас Христос представляется ниже плясуна, когда вы собираете тысячи доводов в защиту того, что делают для плясуна, не смотрят на то, что они люди самые презренные, а в защиту Христовых чудес, привлекших всю вселенную, не хотите даже ничего подумать, или сколько–нибудь позаботиться? Мы веруем в Отца и Сына и Святого Духа, в воскресение тел, в жизнь вечную. Теперь, если кто–нибудь из язычников спросит: кто этот Отец, кто Сын, кто Дух Святой? или: как–де вы сами, признавая трех богов, обвиняете нас в многобожии? — что вы скажете, что будете отвечать? Как отразите такое возражение? А что, если вы будете молчать, а вам предложат другой вопрос: какое это воскресение? В этом ли теле мы снова восстанем, или в другом? Если в этом, то зачем же оно должно разрушиться? Что вы на это скажете? А если еще спросят: для чего Христос пришел ныне, а не прежде? Или Он ныне только восхотел промышлять о людях, а во все прочее время не имел попечения о нас? Если станут допытываться, кроме этого, и еще о многом другом? Но нам нет нужды предлагать дальнейшие вопросы и оставлять их не решенными, чтобы не повредить через то более простым людям. А сказанного нами достаточно, чтобы отогнать от вас сон. В самом деле, что, если вас станут испытывать в этих предметах, а вы не в состоянии будете даже выслушивать таких речей? Малому ли, скажи мне, наказанию мы подвергнемся, делаясь причиною таких заблуждений для людей, сидящих во тьме? Я хотел бы, если у вас довольно досуга, показать всем вам написанную против нас одним безбожным языческим философом книгу, и еще другим, старее его, чтобы возбудить вас и отвлечь от такой недеятельности. Если они так неусыпны в своих нареканиях на нас, то можем ли мы заслуживать какое–нибудь прощение, когда не будем уметь отражать их нападения? Для чего же мы и приведены (в Церковь)? Не слышишь ли, что говорит апостол: «[будьте] всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1 Петр. 3:15)? И Павел тоже внушает, говоря: «слово Христово да вселяется в вас обильно» (Колос. 3:16). Что скажут на это люди, которые бессмысленнее трутней? «Благословенна всякая душа простая»; также: «кто ходит в непорочности, тот ходит безопасно» (Прит. 10:9). Не все зло — оттого, что многие не умеют даже кстати приводить свидетельств Писания. Премудрый в этом месте говорит не о глупом человеке, не о том, который ничего не знает, но о человеке незлобивом, не лукавом, благоразумном. А если бы было иначе, то напрасно было бы сказано: «будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф. 10:16). Но для чего нам распространяться об этом, когда это слово ни к чему не ведет? Кроме того, что теперь сказано, мы не делаем и ничего другого, что относится к жизни и деятельности, но во всех отношениях мы — люди жалкие и достойные осмеяния. Обвинять друг друга мы всегда готовы, а исправлять то, в чем сами виновны и подлежим обличению, на это мы всегда медленны. Итак, умоляю вас — не ограничиваться только взаимным обвинением. Этого не достаточно для умилостивления Бога. Но постараемся показать во всем перемену на лучшее, чтобы пожить во славу Божию, насладиться и самим будущею славой, которой и да сможем достигнуть все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 18

«На другой день опять стоял Иоанн и двое из учеников его. И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий. Услышав от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом» (Ин. 1:35–37).

1. Почему св. Иоанн Креститель часто повторял одно и то же? — Некоторые оглашенные отлагали принятие крещения до последнего момента. — 2. Пророки и апостолы проповедовали Иисуса Христа отсутствующего, а св. Иоанн Креститель проповедовал Христа присутствующего. — 3 и 4. Следует предпочитать учение Иисуса Христа всякому другому. — Чем больше дают пищи телу, тем более его расслабляют; чем более дают пищи душе, тем более ее укрепляют. — Отвращение к мясу есть признак болезни тела; отвращение к Слову Божию есть признак болезни души. — Какова ее пища? — Против театра и зрелищ.

1. Беспечна природа человеческая и легко увлекается к погибели не от того, что она так создана, а от произвольного нерадения. Поэтому–то надобно много увещевать ее. И Павел, пишущий филиппийцам, по этому побуждению говорит: «писать вам о том же для меня не тягостно, а для вас назидательно» (Фил. 3:1). Земля, приняв однажды семена, скоро воздает плоды и не требует вторичного сеяния; но душа наша не такова. Желательно, по крайней мере, чтобы сеющий часто и прилагающий к тому много попечения хотя однажды получил плод. И прежде всего, предлагаемое учение не легко напечатлевается в душе, потому что в ней много окаменелости, она объята бесчисленным тернием, а кроме того много наветников, которые похищают эти семена. Затем, когда семя внедрится и укоренится, оно требует опять такой же заботы, чтобы могло взойти в рост, а взошедши, оставалось бы в целости и не потерпело от чего–либо вреда. Впрочем, в земных семенах, когда колос достигнет зрелости и получит надлежащую силу, он уже не боится ни зловредной росы, ни зноя и ничего другого; но в деле учения не так. Здесь и после того, как все вполне бывает устроено, часто одна непогода и буря повреждает все, при обстоятельствах неблагоприятных, при наветах коварных людей, или при стечении других различных искушений. Это мы говорим не без цели, а для того, чтобы ты, услышав повторение Иоанном одних и тех же слов, не обвинил его в суесловии и не счел его человеком пустым и скучным. Он конечно желал, чтобы и однажды сказанное им было услышано, но как вначале не многие вняли сказанному, по причине глубокого усыпления, то вот повторением одного и того же он снова пробуждает их. Смотри: он говорил: «Он–то Идущий за мною, но Который стал впереди меня», и: «я недостоин развязать ремень у обуви Его», также: «Он будет крестить вас Духом Святым и огнем», и: «на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым. И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий» (Ин. 1:27–34). Но между тем никто не внимал ему, никто не спрашивал: что это ты говоришь, и о ком, и для чего? Потом он сказал еще: «вот Агнец Божий, Который берет [на Себя] грех мира», — однакож и этим не вывел их из бесчувственности. Таким образом он принужден был повторять одно и тоже, как бы грубую и затверделую землю смягчая новою запашкой и словом, точно плугом, поднимая подавленную душу, чтобы бросить семена в глубину ее. Потому–то Креститель и не распространяет своего слова, заботясь только об одном — чтобы их привести и присоединить ко Христу. Он знал, что, если только они примут Его и уверуют, то уже не будут иметь нужды в другом свидетеле о Нем. Так и случилось. Если самаряне, послушав Христа, говорят жене самарянской: «уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос» (Ин. 4:42), то гораздо скорее могли быть обращены ко Христу ученики (Иоанна), как действительно и было. Они, пришедши (ко Христу) и послушав Его один вечер, уже не возвращались к Иоанну, но так предались Христу, что приняли на себя и служение Иоанна и сами стали проповедовать о Христе. «Он первый находит брата своего Симона и говорит ему: мы нашли Мессию, что значит: Христос» (Ин. 1:41). Обрати внимание и на следующее: когда Иоанн говорил: «Он–то Идущий за мною, но Который стал впереди меня», и: «я недостоин развязать ремень у обуви Его», то не уловил никого; как же скоро стал беседовать об устроении нашего спасения и беседовать словом более простым, то ученики его последовали за Христом. Но не это одно надлежит взять во внимание, а и то, что не столь многие приводятся (ко Христу) тогда, когда говорят им о Боге что–нибудь великое и возвышенное, как тогда, когда говорят о благости, человеколюбии Его и о том, что относится ко спасению слушающих. Вот услышали, что Он берет грехи мира, — и тотчас поспешили к Нему. Если можно, говорят они, омыть свои грехи, — для чего же медлить? Вот предстоит Тот, кто освободит нас от них без труда. Не крайне ли безрассудно отлагать до другого времени такой дар? Да слышат это оглашенные, отлагающие свое спасение до последнего издыхания. «Опять стоял Иоанн и сказал: вот Агнец Божий». Христос ничего не говорит, а все Креститель. Так бывает с женихом. Не сам он тотчас начинает говорить с невестою, но стоит в молчании, и другие указывают его и вручают ему невесту; и когда она является, он не сам по себе принимает ее и уводит, но другой ему передает ее. Когда же примет из рук других, то уже так располагает ее к себе, что она не вспоминает и сочетавших ее с ним. Так было и со Христом. Пришел Он обручить себе Церковь, — и вначале ничего не говорил сам, а только предстоял; друг же Его Иоанн подал Ему десницу этой невесты, вручив Ему через свое слово души людей. Но, приняв их, Христос так расположил их к себе, что они уже не возвращались к тому, кто вручил их.

2. Не это только, но и другое нечто надлежит здесь заметить. Как, при заключении браков, не девица приходит к жениху, а он спешит к ней, хотя бы это был сын царя и хотя бы он хотел взять за себя из бедного и низшего сословия, хотя бы рабу, — так было и здесь. Не естество человеческое восходило на небо; но сам (Бог) снизшел к нему — презренному и убогому. По совершении же брака, Он уже не дозволил ему оставаться здесь, но, восприняв его на Себя, ввел в дом отчий. Но для чего Иоанн не отдельно берет своих учеников и не особо говорит с ними о Христе, чтобы таким образом передать их Христу, а в присутствии всего народа говорит им: «вот Агнец Божий»? Для того, чтобы это не казалось делом его умысла. Если бы они пошли ко Христу, будучи особо убеждены Иоанном и как бы из угождения ему самому, то они также скоро могли бы и отступить от Христа; но теперь, решившись последовать Христу по силе учения, обращенного ко всем вообще, ученики Иоанна пребыли твердыми в этом, так как последовали не из угождения учителю, а по собственному усердию и ради своей пользы. Все пророки и апостолы проповедовали Христа в Его отсутствии: одни — до Его пришествия во плоти, другие — по Его вознесении; один Иоанн проповедовал о Нем в Его присутствии. Потому он и называется другом жениха, — так как он один присутствовал на браке; он все это устроил и совершил; он положил начало этому делу. «И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий». Он говорил это, показывая, что не голосом только, но и очами свидетельствует. Он удивлялся Христу, в радости и восторге; и не тотчас обращает слово убеждения к ученикам, но сперва только удивляется и предается изумлению, при явлении Христа; показывает всем и дар, с которым Он пришел, и образ искупления. Слово «агнец» выражает то и другое. И не сказал Иоанн: «возьмет», или: «взявший», но «берет» грехи мира, как бы Христос всегда это делал. В самом деле, Он не тогда только принял на себя грех, когда пострадал, но с того времени и доселе вземлет грехи, не так, как бы всегда был распинаем (Он однажды принес жертву за грехи), а так, как этою одною жертвою Он всегда очищает грехи. Таким образом как наименование Его Словом показывает превосходство Его естества, а имя Сына выражает отличие Его от других существ, так и слова: агнец, Христос, пророк, свет истинный, пастырь добрый и другие, употребляемые о Нем, выражения с прибавлением члена (о) показывают большое различие их от обыкновенных выражений. Много было агнцев, пророков, христов [15], сынов; но Иоанн представляет большое различие между Ним и всеми теми. И это он утвердил не прибавлением только члена, но и приложением слова: единородный, — так как Христос не имеет ничего общего с тварью. Если же кому кажется неблаговременным то, что слова эти сказаны были в десятом часу (таково было время дня: «было около», сказано, «десятого часа», — ст. 39), то, по моему мнению, такой очень погрешает. Для многих людей, раболепствующих плоти, конечно, время после насыщения не совсем удобно к делам важным, потому что душа отягощена пищею. Но то был муж, не употреблявший даже обыкновенной пищи, который и вечер проводил с такою же трезвенностью, с какою мы — утро, или лучше сказать, гораздо большею (потому что у нас нередко остатки вечерней пищи наполняют грезами душу, а он ничем таким не обременял этого судна); поэтому и не удивительно, что Иоанн и в вечернее время беседовал о таких предметах. Притом же он и жил в пустыне близ Иордана, куда все с большим страхом приходили для крещения, мало заботясь в то время о делах житейских, как и со Христом народ пробыл три дня, оставаясь без пищи. Долг усердного проповедника, как и заботливого земледельца — не оставлять своего дела, пока не увидит, что всажденное слово укоренилось. Но почему Иоанн не прошел всей Иудеи с проповедью о Христе, а оставался при реке, ожидая Его пришествия, чтобы потом, когда Он придет, указать Его народу? Иоанн хотел, чтобы сами дела свидетельствовали о Христе, а особенная цель Иоанна была та, чтобы только огласить Его пришествие и убедить хотя некоторых — послушать Живота вечного. Большее же свидетельство Иоанн оставляет самому Христу, именно свидетельство дел, как и сам Христос говорит: «Я же имею свидетельство больше Иоаннова: ибо дела, которые Отец дал Мне совершить, самые дела сии, Мною творимые, свидетельствуют о Мне» (Ин. 5:36). Смотри же, как такое свидетельство было сильно. Иоанн бросил только малую искру — и вдруг пламя поднялось в высоту. Те, которые дотоле даже не внимали словам Иоанна, наконец говорят: «все, что сказал Иоанн о Нем, было истинно» (Ин. 10:41).

3. В противном случае, если бы т. е. Иоанн проповедовал, обходя всю Иудею, могло бы казаться, что это делается по видам человеческим, и проповедь была бы подозрительною. «Услышав от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом» (ст. 37). Были у Иоанна и другие ученики; но они не только не последовали за Христом, а еще и с завистью смотрели на Него. «Равви», говорили они Иоанну, «Тот, Который был с тобою при Иордане и о Котором ты свидетельствовал, вот Он крестит, и все идут к Нему» (Ин. 3:26); и в другой раз они являются с обвинением: «почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся» (Мф. 9:14)? Но лучшие из них так не делали, а как скоро услышали о Христе, последовали за Ним. Да и последовали они не из презрения к своему учителю, но наиболее из послушания ему, и представили величайшее доказательство того, что они так поступили по здравому убеждению. Они сделали это, не будучи побуждаемы к тому, что было бы подозрительно, а последовали за Христом потому только, что Иоанн предрекал о Нем, что Он будет крестить Духом Святым. Итак, они не оставили своего учителя, но захотели узнать, дарует ли Христос что–либо больше, чем Иоанн. И заметь, как их заботливость соединялась со скромностью. Не вдруг они пришли и стали спрашивать Иисуса о предметах важных и необходимых; и не открыто в присутствии всех, и не мимоходом и как случилось они хотели беседовать с Ним, но — наедине. Они знали, что слова их учителя выражали не одно смирение, а чистую истину. «Один из двух, слышавших от Иоанна [об Иисусе] и последовавших за Ним, был Андрей, брат Симона Петра» (ст. 40). Почему евангелист не означил имени и другого ученика? Некоторые объясняют тем, что этот ученик, последовавший за Христом, был тот же, который и написал об этом; другие же думают не так, а что он не был из числа избранных учеников, евангелист же говорил только о лицах, более замечательных. Но что пользы узнавать имя этого ученика, когда не сказаны имена и семидесяти двух учеников? Тоже можно видеть и у Павла. «С ним послали мы», говорит он, «также брата, во всех церквах похваляемого за благовествование» (2 Кор. 8:18). А об Андрее упомянуто еще и по другой причине. Какая же это причина? Та, чтобы ты, зная, как Симон с Андреем, лишь услышали: «идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф. 4:19), не усомнились об этом необычайном обетовании, — чтобы, говорю, ты знал и то, что начатки веры еще прежде Симона положены братом его. «Иисус же, обратившись и увидев их идущих, говорит им: что вам надобно» (ст. 38)? Отсюда мы учимся, что Бог Своими дарами не предваряет наших желаний, но когда мы начнем, когда обнаружим желание, тогда и Он подает нам многие способы к спасению. «Что вам надобно»? Что это значит? Ему ли ведущему сердца людей, проникающих в наши помышления, — спрашивать? Но Он спрашивает не для того, чтобы узнать (как это возможно?), а чтобы вопросом еще более приблизить их к себе, сообщить им более дерзновения и показать, что они достойны беседовать с Ним. Они, вероятно, стыдились и страшились, как люди незнакомые с Ним и только от своего учителя слышавшие свидетельство о Нем. Чтобы уничтожить в них все это — стыд, страх, Он сам спрашивает их и не оставляет их в молчании идти до Его жилища. Впрочем, может быть, тоже было бы, если бы Он и не предложил вопроса, потому что они не перестали бы идти за Ним и по Его следам пришли бы к Его жилищу. Для чего же Он спрашивает их? Для того, как я сказал, чтобы успокоить их смущенное и неспокойное сердце и внушить им дерзновение. Между тем они выразили свою преданность Христу не в следовании только за Ним, а и в самом вопросе. Не будучи еще учениками Его и ничего не слыша от Него, они уже называют Его учителем, причисляют себя к Его ученикам и показывают причину, по которой они последовали за Ним, именно, — что желали услышать от Него что–либо полезное. Заметь же и благоразумие их. Они не говорили: научи нас догматам или чему–либо другому нужному, а — что? «Где живешь»? Они, как я выше сказал, хотели в уединении беседовать с Ним о чем–либо, послушать Его, научиться от Него; поэтому они и не отлагают своего намерения, не говорят: придем на другой день и послушаем Тебя, когда Ты будешь говорить в собрании народа, — но показывают все свое усердие к слушанию, так что не удерживаются от того и самым временем. Солнце уже склонялось к западу: «было около десятого часа», сказано. Поэтому и Христос не сказывает им примет своего жилища, не назначает места для беседы, а только более и более привлекает их к следованию за Ним, показывая, что принимает их к Себе. Поэтому также Он не сказал и ничего в роде того: теперь не время вам идти в мое жилище, завтра, если хотите услышать что–нибудь, а теперь ступайте домой; но беседует с ними как с друзьями и людьми, уже долгое время бывшими с Ним. Отчего же Он в другом месте говорит: «Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Лк. 9:58), а здесь: «пойдите и увидите» (ст. 39) где живу? Но слова: «не имеет, где приклонить голову», показывают, что Он не имел собственного пристанища, а не то чтобы Он не жил ни в каком доме. На это и указывает приточное выражение. Далее евангелист говорит, что они пробыли у Него тот день, а — для чего, об этом он не замечает, потому что цель сама по себе ясна. Не для чего другого и они последовали за Христом, и Христос их привлекал к Себе, как для назидания; и они в одну ночь насладились Его учением в таком обилии и с такою охотою, что немедленно оба пошли привлекать и других ко Христу.

4. Отсюда научимся и мы предпочитать всему слушание божественного учения, и никакого времени не будем считать для того неудобным; но, хотя бы нужно было войти в чужой дом, хотя бы тебе незнакомому надлежало знакомиться со знатными людьми, хотя бы и несвоевременно или — в какое бы то ни было время, никогда не будем упускать такого приобретения. Пища, вечери, бани и прочие житейские дела пусть имеют определенное для себя время, изучение же горнего любомудрия не должно иметь никаких определенных часов: ему должно принадлежать всякое время. «Проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием» (2 Тим. 4:2). И пророк говорит: «о законе Его размышляет он день и ночь» (Пс. 1:2). И Моисей повелел иудеям делать то во всякое время. Дела житейские, — разумею бани, — если и нужны, то, бывая часто, расслабляют тело; но назидание души, чем более умножается, тем более крепкою делает душу, принимающую его. Ныне все время мы проводим в пустом и вздорном суесловии, сходимся для того и на рассвете, и поутру, и в полдень, и в вечер, даже назначаем для этого особые места; а божественные догматы слушая однажды или дважды в седмицу, мы тяготимся и устаем. Отчего? Оттого, что худо располагаем свою душу: мы вовсе уничтожаем в ней охоту и ревность к таким предметам. Поэтому в нас нет и стремления к духовной пище. Кроме других признаков болезни, — сильно доказывает ее и то, когда не хочется ни есть, ни пить, а к тому и другому чувствуем отвращение. Если же это, когда случается в теле, служит признаком тяжкого недуга и производит ослабление, то тем более, когда случается в душе. Как же нам укрепить ее, падшую, изнемогшую? Какими делами, какими словами? Обратимся к словам божественным, пророческим, апостольским и всем другим. Тогда мы узнаем, что гораздо лучше питаться этими словами, чем нечистыми снедями, — так надобно назвать безвременные сходбища и разглагольствования. Что лучше, скажи мне: о делах ли народных, судебных, военных беседовать, или о предметах небесных и о том, что имеет быть по отшествии нашем отсюда? Что лучше: говорить ли о соседе и его делах и вообще заниматься чужими делами, или беседовать об ангелах и предметах, касающихся нашей собственной пользы? Дела соседа тебя вовсе не касаются; а предметы небесные относятся и к тебе. Да об этом, говорят, можно за один раз все высказать. Но почему же вы не думаете так о том, о чем ведете пустые и напрасные беседы между собою, но, употребляя на это всю жизнь, никогда не истощаете предметов для таких бесед? Я еще не говорю о том, что гораздо хуже этого. О тех предметах говорят между собою люди еще скромные; а более праздные и беспечные в своих разговорах кружатся около шутов, плясунов, бегунов, оскверняя свой слух, растлевая душу в таких разговорах, упояя сладострастием свое естество и внося в свое воображение такою беседою всякие порочные образы. Как только язык выговорил имя плясуна, душа тотчас представляет себе его лицо, волосы, тонкую одежду и его самого, которые изнеженнее всего этого. Другой еще иначе возбуждает в душе пламень, вводя в разговор блудную женщину, ее слова, одежду, распутные глаза, сладострастные взгляды, плетения волос, натирание лица, подкрашивание ресниц. Да не чувствуете ли вы чего–нибудь страшного уже при моем рассказе об этом? Но не стыдитесь и не краснейте: это уже неизбежное, естественное дело, что сила рассказа имеет такое влияние на душу. Если же только при моем рассказе, ежели, стоя в церкви и вдали от таких предметов, вы уже чувствуете нечто от одного слушания, то подумай, что должно происходить с теми, которые сидят на самом зрелище, с полною свободою, вне этого почтенного и важного собрания, и с большим бесстыдством смотрят и слушают, что там делается. Да за что же, скажет кто–либо из невнимательных, за что ты нас обвиняешь, упуская из виду, что это дело естественное и уже необходимо, как ты говоришь, имеет такое влияние на душу? Но что слушающий это изнеживается, — вот дело естественное; а слушать это — не природы дело, а воли грех. Что приближающийся к огню должен потерпеть вред, это необходимо и это есть следствие немощи естества, но не самое же естество влечет нас к огню и вреду, от него происходящему: это зависит единственно от извращенной воли. Вот и я хочу, чтобы этого не было, чтобы это было исправлено, чтобы вам ни произвольно не пасть в пропасть, ни низвергнуться в пучину зла, ни против воли не набежать на огонь, и таким образом не сделать себя повинными пламени, уготованному для дьявола. Итак, да сподобимся все мы, освободившись от него, перейти в недра Авраама, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 19

«Он первый находит брата своего Симона и говорит ему: мы нашли Мессию, что значит: Христос; и привел его к Иисусу» (Ин. 1:41, 42).

1. Блага единения людей. — Андрей, найдя Мессию, немедленно приглашает своего брата принять участие в обретенном счастье. — 2. Пророчество доказывает божественное всемогущество не менее, чем и чудо. — 3. Древние имели много названий, христиане — одно только имя — христианин. — Почетность и слава этого имени. — Мы носим имя Иисуса Христа и столь же близки к нему, как тело к голове. — Как делать надлежащее употребление из богатства? — Раздавать свое имение бедным значит обогащать себя.

1. Бог вначале, создав человека, не оставил его одного, но дал ему в помощь жену и повелел им жить вместе, так как знал, что от этого сожительства может произойти много пользы. Что же, если жена воспользовалась этим благодеянием не так, как следовало? Если кто вникнет в сущность этого дела, то увидит, что от сожительства бывает много пользы для людей благоразумных. Впрочем, не только от сожительства мужа с женой, но если и братья живут вместе, то и они получают отсюда пользу. Потому и пророк говорил: «как хорошо и как приятно жить братьям вместе» (Пс. 132:1)? И Павел увещевал не оставлять взаимного общения. Этим–то мы и отличаемся от зверей. Мы строим и города и торжища и дома для того, чтобы быть вместе друг с другом не в жилище только, но и в союзе любви. Наша природа создана Творцом так, что имеет разные нужды, а сама для себя недостаточна; поэтому Бог и устроил так, чтобы нужды, происходящие отсюда, исправляемы были пользою, проистекающею из общежития. Потому установлен и брак так, что, чего недостает у одного, то восполняет другой, и таким образом удовлетворяются потребности природы, и хотя она создана смертною, сохраняет однакож на долгое время бессмертие по преемству. Мог бы я остановиться далее на этом предмете и показать, сколько пользы для людей происходит от взаимной, близкой и искренней связи между собою Но нам предстоит теперь другое нечто, для чего собственно и заговорил я об этом. Андрей, пробыв у Иисуса и научившись от Него, сколько успел, не удерживает у себя этого сокровища, но поспешает, тотчас бежит к брату, чтобы поделить с ним приобретенные блага. Но для чего Иоанн не сказал, о чем беседовал с ними Христос? И откуда видно, что они именно для того и были у Него? Это уже и прежде показали мы; но это можно узнать и из нынешнего чтения. Заметь, что Андрей говорит своему брату. «Мы нашли Мессию, что значит: Христос». Видишь ли, — он здесь показывает, сколько узнал в краткое время? Он выражает этим и силу Учителя, убедившего их в том, и собственную свою ревность, с какою они издавна с самого начала заботились о том. Само выражение: «нашли» показывает душу, томившуюся желанием видеть Христа, ожидавшую сошествия Его свыше, и исполненную радости, когда предмет ее ожиданий явился, и наконец поспешившую радостную весть об этом сообщить другим. В делах духовных подавать друг другу руку — признак братской любви, родственной дружбы, искреннего благорасположения. Обрати внимание и на то, что и он говорит о Мессии с прибавлением члена. Не сказал просто: Мессию, но Мессию ожидаемого. Таким образом они ожидали одного Христа, не имеющего ничего общего с другими [16]. Смотри же, и как Петр с самого начала обнаруживает в себе душу благопокорливую и благопослушную. Он тотчас спешит к Иисусу, нимало не медля. «Привел его», сказано,«к Иисусу». Но никто не обвиняй его в легкомыслии, если он принял слова брата, без дальних исследований. Вероятно, и брат говорил ему об этом много и обстоятельно, но евангелисты обыкновенно многое представляют вкратце, заботясь о краткости. Притом и не сказано, что Петр просто поверил, а только — что Андрей «привел его к Иисусу», желая представить Ему брата, чтобы тот все узнал от Него самого. Притом с ними был еще и другой ученик и содействовал тому. Если же сам Иоанн Креститель, сказав о Христе, что — Агнец и что Он крестит Духом, яснейшее учение о Нем предоставил своим ученикам узнать от Него самого, тем более должен был сделать это Андрей, чувствуя себя не в состоянии объяснить все. Поэтому он и повлек своего брата к самому источнику света, с таким тщанием и радостью, что тот нисколько не колебался и не медлил. «Иисус же, взглянув на него, сказал: ты — Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит: камень Петр» (ст. 42). Здесь (Христос) уже начинает обнаруживать Свое божество и мало–помалу открывать его в Своих изречениях. Так Он это сделал в беседах с Нафанаилом и с женою самарянкою.

2. Пророчества не менее чудес убеждают, и притом не заключают в себе тщеславия. Чудеса еще подвергались превратным толкам, по крайней мере от людей неразумных: о «веельзевуле», говорили они, «изгоняет бесов» (Мф. 12:24); но о пророчествах ничего подобного не было никогда говорено. Таким образом для Симона и Нафанаила Христос употребил этот способ учения, а с Андреем и Филиппом Он не так поступил. Почему же? Потому что они уже в свидетельстве Иоанна получили не малую подготовку; а Филипп, кроме того, увидел предстоящих Христу, принял это за прямое доказательство для веры в Него. «Ты — Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит: камень Петр». От настоящего достоверным делается и будущее. Назвавший отца Петрова, конечно, провидел и будущее. Предречение соединено здесь и с похвалою; но это не было лестью, а предсказанием будущего, что видно из следующего. Припомни, с каким сильным обличением Он в беседе с самарянкою дает видеть ей свое прозрение. «У тебя было пять мужей», говорит Он, «и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе» (Ин. 4:18). Так и Отец Его, восставая против почитания идолов, много говорит о пророчествовании. «Пусть же выступят и спасут тебя от того, что должно приключиться тебе» (Да возвестят вам, что имать на вас приити). И в другом месте: «Я предрек и спас, и возвестил; а иного нет у вас» (возвестих и спасох, и не бе в вас чужд) (Ис. 47:13; 43:12). И это ставит на вид во всем пророчестве. Пророчество есть по преимуществу дело Божие, которому демоны даже подражать не могут, сколько бы ни усиливались. В чудесах еще может быть и некоторое обольщение; но предсказывать будущее с точностью свойственно только одному вечному существу. Если же когда–либо и демоны это делали, то только для обольщения неразумных; потому и провещание их всегда легко изобличить во лжи. Между тем Петр ничего не отвечает на слова Христовы, — потому что еще ничего ясно не понимал, а только поучался. Притом же и самое предсказание было еще не вполне изречено. Христос не сказал: Я тебя переименую Петром, и на этом камне создам Церковь мою, а сказал только: «ты наречешься Кифа, что значит: камень Петр». То переименование означало бы высшее достоинство и большую власть. Но Христос не вдруг и не с самого начала выказал Свою власть, а до времени более смиренно беседовал. Когда же Он дал полное доказательство Своего божества, то уже с большею властью говорит тоже: «блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах». И в другом месте: «Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою» (Мф. 16:17, 18). Так Христос наименовал Симона, а Иакова и брата его — сынами грома. Для чего же Он это делает? Он этим показывает, что Он Тот самый, кто и ветхий завет дал и тогда имена переменял, назвав Аврама Авраамом, Сару Сарою, Иакова Израилем, а многим еще от рождения их дал имена, как то: Исааку, Сампсону и лицам, о которых упоминают Исаия и Осия; некоторым же переменил имена, данные от родителей, как то: лицам, выше упомянутым, и Иисусу Навину. У древних также было в обычае давать имена по обстоятельствам, как и Илия сделал. И это было не без цели, а для того, чтобы самое наименование людей было для них напоминанием благодеяний Божиих, чтобы, через выражение пророчества в именах, оно тем лучше сохранялось в уме слушающих. Так и Иоанну дано имя прежде его рождения. Так люди, которые имели просиять добродетелью с первого возраста, получали имена и прежде рождения; а тем, которые прославлялись впоследствии, и прозвание после прилагалось.

3. Но тогда каждый получал особое имя; а ныне все мы имеем одно имя, которое важнее всех тех, — имя христиан, сынов и друзей Божиих, тела (Христова). Такое наименование больше всех тех может возбуждать в нас усиленную ревность к преспеянию в добродетели. Не будем же делать ничего недостойного этого почетного наименования, помышляя о высоте достоинства, по которому мы называемся Христовыми. Так назвал нас Павел. Будем держать это в мысли, будем уважать это великое имя. Если некоторые, нося имя какого–либо знаменитого полководца или другого какого–либо славного человека, высоко думают о себе, слыша, что их называют именем такого–то или такого–то, считают это имя великим для себя достоинством и всячески стараются о том, чтобы своим нерадением не обесславить того, с кем они тезоимениты, то мы, называющиеся по имени не полководца, не какого–либо начальника земного, не ангела, не архангела, не серафима, а самого Царя их, не должны ли полагать и саму душу, только бы не оскорбить Удостоившего нас такой почести? Разве вам не известно, какою почестью пользуются отряды царских щитоносцев и копьеносцев, окружающих царя? Так и мы, удостоенные быть близ самого Царя и даже гораздо ближе к Нему, чем упомянутые нами — к своему царю, ближе настолько, насколько близко тело к голове, во всем должны поступать не иначе как подражая Христу. А что говорит Христос? «Лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Лк. 9:58). Если бы мы стали этого требовать от вас, то это, может быть, многим показалось бы делом трудным и тягостным. Итак, ради вашей немощи, я оставляю эту строгость: а требую только, чтобы вы не имели пристрастия к богатству, — и как, ради немощи многих, я не требую от вас такой высокой добродетели, так убеждаю вас, и тем более, удаляться пороков. Я не осуждаю тех, которые имеют дома, поля, деньги, слуг; а только хочу, чтобы они владели всем этим осмотрительно и надлежащим образом. Каким надлежащим образом? Как следует господам, а не рабам, т. е. владеть богатством, а не так, чтобы оно обладало вами, употребляя его, а не злоупотреблять. Деньги для того и существуют, чтобы мы употребляли их на необходимые потребности, а не берегли их: это свойственно рабу, а то — господину. Стеречь — дело раба, а издерживать — дело господина, имеющего на то полную власть. Ты не для того получаешь деньги, чтобы закапывать их в землю, а чтобы раздавать их. Если бы Бог хотел, чтобы они были сбережены, то не давал бы их людям, а оставил бы их навсегда лежать в земле. Но как Он хочет, чтобы они были издерживаемы, то и дозволил нам иметь их — для передачи друг другу. Если же мы удерживаем их у себя, то мы уже не господа их. А если ты для того удерживаешь их, чтобы умножить, то для этого самое лучшее средство расточать их и всюду раздавать. Да и не может быть прихода без расхода, или богатства без издержек. Это можно видеть в делах житейских. Так делает купец, так делает земледелец: один тратит семена, другой деньги. Один плавает по морю, расточая свои деньги, другой целый год трудится, бросая семена и работая. Между тем здесь не нужно ничего такого: не нужно ни корабля готовить, ни волов впрягать и пахать землю, ни беспокоиться о воздушных непогодах, ни бояться града. Нет здесь ни волн, ни (подводных) скал. Это плавание, это сеяние требует только одного — бросать то, что у тебя есть; а все прочее совершит тот Земледелец, о котором Христос сказал: «Отец Мой — виноградарь» (Ин. 15:1). Итак, не безрассудно ли предаваться лености и нерадению там, где можно получить все без труда, а показывать всю деятельность там, где много трудов, забот и пота, и после всего этого — еще неверная надежда? Не будем, умоляю вас, так неразумны в деле собственного спасения, но, оставив дела тягостнейшие, поспешим на дела более легкие и полезные, чтобы достигнуть и будущих благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 20

«На другой день [Иисус] восхотел идти в Галилею, и находит Филиппа и говорит ему: иди за Мною. Филипп же был из Вифсаиды, из [одного] города с Андреем и Петром» (Ин. 1:43, 44).

1. Призвание Филиппа. — Иисус Христос одним словом увлекает его за собою. — Филипп с своей стороны приводит Нафанаила ко Христу. — 2. Характер Нафанаила, его мудрость. — Как он приведен к Вере. — 3. Верные обязаны делать все, что желает и требует от них Иисус Христос. — Должно во всем повиноваться Христу, питать Его, когда Он голоден, поить, когда Он жаждет. — Он не отвергнет наших даров, каковы бы они ни были. — Друг с удовольствием принимает все, что дает ему его друг. — Любовь обнаруживается не в словах, а в делах.

1. «От всякого труда есть прибыль» (Прит. 14:23) — говорит книга Притчей. Но Христос еще нечто более внушает нам, когда говорит: «ищущий находит» (Мф. 7:8). Поэтому мне и кажется удивительно, как Филипп последовал Христу. Андрей последовал, услышав о Христе от Иоанна, Петр — от Андрея; а Филипп ни от кого и ничего не знал о Нем, но, как только Христос сказал ему: «иди за Мною», Филипп немедленно повиновался Ему, и не только не оставил Его, а еще сделался проповедником о Нем для других. Поспешив к Нафанаилу, Филипп говорит ему: «мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки» (ст. 45). Видишь ли, какую озабоченную имел он душу, как часто размышлял он о том, что писал Моисей, и как ожидал пришествия Христова? Слово: нашли показывает людей, которые постоянно ищут. «На другой день [Иисус] восхотел идти в Галилею». Он никого не призывает к себе прежде, чем кто сам присоединится к Нему. И это делает не просто, но по свойственной Ему мудрости и разуму. Если бы никто не приходил к Нему добровольно, а сам Он привлекал к Себе каждого, то, быть может, после они и оставили бы Его. Но как они сами решились на это, то и оставались уже тверды в своем намерении. Но Филиппа Он призывает, как человека более других известного Ему. Рожденный и воспитанный в Галилее, Филипп, конечно, знал Христа более других. Итак, приобретя одних учеников, Христос идет на ловлю других и привлекает к себе Филиппа и Нафанаила. Обращение ко Христу Нафанаила не так удивительно, потому что слух об Иисусе проносился по всей Сирии, как удивительно обращение Петра, Иакова и Филиппа, не потому только, что они уверовали прежде, нежели видели чудеса Иисуса Христа, но и потому, что они были из Галилеи, откуда ни один пророк не приходил и не могло быть ничего доброго (ст. 46), так как галилеяне были народ необразованный, дикий и грубый. Между тем Христос явил Свою силу и здесь, избрав от земли, не приносившей никакого плода, достойнейших учеников. Итак, вероятно, Филипп последовал за Христом увидев и спутников Петра и услышав (о Христе) от Иоанна. Вероятно также и глас Христов произвел в нем свое действие. Христос знал, кто будет для Него благопотребен. Но евангелист все это опускает. Филипп знал, что Христос имел придти; а что Христос есть Иисус, этого не знал; я же думаю, что он слышал это или от Петра, или от Иоанна. Евангелист называет и селение Филиппа, чтобы показать, как «немощное мира избрал Бог» (1 Кор. 1:27). «Филипп находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета» (ст. 45). Это он говорит для того, чтобы сообщить своей проповеди достоверность, ссылаясь на Моисея и пророков, и тем побудить слушателя к вниманию. Нафанаил был человек точный и во всем дознавал истину, как это и Христос засвидетельствовал и самое дело показало. Поэтому Филипп хорошо сделал, что отослал его к Моисею и пророкам, чтобы таким образом расположить Нафанаила к принятию Того, о ком он проповедовал ему. Если же Филипп называет Христа сыном Иосифа, то не смущайся. В то время еще считали Его сыном Иосифа. Но откуда видно, Филипп, что Он Тот самый, о ком писал Моисей и пророки? Какое ты дашь нам доказательство? Одного словесного свидетельства недостаточно. Какое же видел ты знамение? Какое чудо? Ведь в таких делах не безопасно верить просто без доказательств? Какое же у тебя доказательство? Тоже, что и у Андрея, отвечает нам Филипп. Как Андрей, не имея сил изобразить богатство, которое нашел, не находя слов описав это сокровище, ведет брата к Тому, кого нашел, так и Филипп: не говоря Нафанаилу, почему Иисус есть Христос и как предвозвестили о Нем пророки; но влечет его к Иисусу, зная, что он не отступит от Иисуса, лишь только вкусит Его словес и Его учения. «Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри. Иисус, увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нем: вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства» (ст. 46, 47). Христос похваляет и превозносит Нафанаила за то, что тот сказал: «из Назарета может ли быть что доброе»? А не следовало ли бы осудить его за это? Нет, это не были слова неверующего, и не обвинений заслуживали, а похвал. Как и почему? Потому, что он был более Филиппа сведущ в пророчествах. Он знал из Писаний, что Христу надлежит придти из Вифлеема и из селения, в котором был Давид. Это мнение господствовало между иудеями, да и пророк издавна предвозвестил, сказав: «и ты, Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных, ибо из тебя произойдет Вождь, Который упасет народ Мой, Израиля» (Мих. 5:2; Мф. 2:6; Ин. 7:42). Поэтому Нафанаил, когда услышал, что (Христос явился) из Назарета, то смутился и пришел в недоумение, находя весть Филиппа не согласною с предсказанием пророческим. Но посмотри, как Нафанаил, и при недоумении своем, благоразумен и умерен. Он не сказал тотчас же: ты обманываешь меня, Филипп, и лжешь. Я не верю, не пойду; я знаю из пророчеств, что Христу надлежит придти из Вифлеема. А ты говоришь — из Назарета. Это не Христос. Нет, ничего такого Нафанаил не сказал. Что же? И он идет ко Христу и, с одной стороны, не соглашаясь, что Христос пришел из Назарета, показывает таким образом и основательное знание Писаний и осмотрительность в поступках, с другой же стороны, не отвергает совершенно и вести Филиппа и тем обнаруживает свое сильное желание пришествия Христова. Он только думал, что Филипп ошибочно указал место пришествия. Обрати внимание и на то, с какою осторожностью он выражает свое сомнение — в виде вопроса. Он не говорит: Галилея не производит ничего доброго, — а как? «из Назарета может ли быть что доброе»? Но и Филипп был очень благоразумен. Встретив возражение, он не досадует, не оскорбляется, а только стоит на своем, желая привести этого человека к самому Христу и с самого начала показывая в себе твердость духа, свойственную апостолу. Потому и Христос говорил: «вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства». Может конечно быть лжив и израильтянин. Но этот не таков, — говорит: его суд беспристрастен; он не высказывает в своих словах ни приязни, ни неприязни. Правда, и иудеи, на вопрос: «где должно родиться Христу», отвечали: «в Вифлееме», привели и свидетельство: «и ты, Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных»; но они свидетельствовали об этом еще прежде, чем увидели Христа; а когда увидели, то по зависти скрыли это свидетельство и говорили: «мы знаем Его, откуда Он; Христос же когда придет, никто не будет знать, откуда Он» (Ин. 7:27). А Нафанаил поступил не так, но какое мнение о Христе имел сначала, при том и остался, именно, что Он не из Назарета. Почему же пророки называют его Назореем? Потому, что там было место Его воспитания и жительства. Но и Христос не хочет сказать Нафанаилу: Я не из Назарета, как возвестил тебе Филипп, а из Вифлеема, — для того, чтобы с самого начала не навести сомнения на Свои слова. Кроме того, если бы он убедил Нафанаила в этом, это еще не было бы достаточным доказательством, что Он именно есть Христос. Почему бы Он, и не будучи Христом, не мог произойти из Вифлеема, подобно другим людям, там родившимся? Итак, это Христос оставляет, а делает то, что наиболее могло привлечь к Нему Нафанаила, именно: показывает, что Он присутствовал при беседе Нафанаила с Филиппом. Когда Нафанаил спросил Его: «почему Ты знаешь меня»? Он говорит: «прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя» (ст. 48). Вот человек твердый и постоянный! Когда Христос сказал: «вот подлинно Израильтянин», — он не надмился от этих похвал, не увлекся одобрениями; но стоит на своем, еще с большим старанием отыскивая и испытывая истину, чтобы узнать что–нибудь верное. Итак, он еще испытывает, как человек, а Иисус ответствует, как Бог. «Прежде», — говорит, — «Я видел тебя». Знал Он и прежде благонравие Нафанаила, не как человек, следивший за ним, а как Бог. И ныне «Я видел тебя под смоковницею», когда никого там не было, а был только Филипп и Нафанаил и между собою об этом говорили. Поэтому и сказано: «увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нем: вот подлинно Израильтянин», и так сказано — с целью показать, что Христос высказал эти слова еще прежде, чем приблизился Филипп, чтобы такое свидетельство было несомнительно. Для этого Он назвал и время, и место, и само дерево. Если б Он сказал только: прежде, чем Филипп пришел к тебе, Я видел тебя, — то Его могли бы подозревать, не сам ли Он подослал Филиппа, и таким образом в Его словах не нашли бы ничего важного. Но когда Он указал и место, где был Нафанаил, когда приглашал его Филипп, и название самого дерева, и время разговора, — тем Он показал в Себе несомненную прозорливость. Но Христос не только обнаружил Свою прозорливость, но еще и иным образом вразумил Нафанаила, именно привел ему на память сказанные им тогда слова: «из Назарета может ли быть что доброе», и тем еще более благорасположил его к Себе, равно и тем, что за такие слова его не только не осудил, но еще похвалил и превознес. Потому Нафанаил и отсюда уразумел, что воистину Христос, т. е., как из Его прозрения, так и из того, что Христос в точности узнал его мнение, и тем показал, что Он знал и сокровенное в душе его, — притом не только не осудил его за высказанное им свое мнение, но и похвалил. Что Нафанаила пригласил Филипп, о том Христос сказал; а что он говорил Филиппу и Филипп ему, о том умолчал, предоставив то его совести и не желая более изобличать его.

3. Что же? Неужели Христос увидел Нафанаила только перед тем, как пригласил его Филипп, а до того времени не видел его оком неусыпным? Видел, — и этому никто не станет противоречить. Но в то время надлежало сказать только то, что нужно было. Что же Нафанаил? Получив несомненное доказательство предведения Христа, он исповедал Его, и как прежде в своей медлительности показал осмотрительность, так теперь в своей уступчивости показал благомыслие. Он так отвечал Христу: «Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев» (ст. 49). Видишь ли душу, внезапно пришедшую в восторг и своими словами объемлющую Иисуса? Ты, говорит, желаемый, ожидаемый. Видишь ли, как он изумляется, дивится, прыгает и скачет от радости? Так должно радоваться и нам, сподобившимся познать Сына Божия, — не только радоваться в душе, но и в самых делах своих выражать радость. А что свойственно радующимся? Веровать Тому, кого познали; а верующим — делать то, что Ему угодно. Если будем делать то, что прогневляет Его, — откуда будет видно, что мы радуемся? Не видите ли и в домах, когда кто принимает желанного гостя, с какою радостью он все делает, всюду бегает, ничего не щадит, хотя бы нужно было издержать все, что у него есть, лишь бы угодить гостю? А если бы кто, пригласив к себе гостя, не стал угождать ему, не старался успокоить его, то, хотя бы тысячу раз говорил, что радуется его посещению, никогда гость ему не поверил бы, — и справедливо, так как радость надобно показать на деле. Итак, когда и Христос пришел к нам, покажем, что мы Ему радуемся, и не будем делать ничего, что может оскорбить Его. Украсим дом, в который Он пришел: это свойственно радующимся. Предложим ему трапезу, какую Он сам хочет: так свойственно веселящимся. Какая же это трапеза? Он сам говорит: «Моя пища есть творить волю Пославшего Меня» (Ин. 4:34). Напитаем Его алчущего, напоим Его жаждущего. Подай Ему только чашу холодной воды, — Он и это примет, потому что любит тебя; приношения лиц любимых, как бы малы ни были, велики кажутся любящему. Только не покажи нерадения. Повергни перед Ним две лепты, — Он не отвергнет и их, но примет, как большое богатство. Он не имеет недостатки ни в чем и принимает это не по какой–либо нужде; поэтому и справедливо измеряет все не мерою даваемого, но расположением дающего. Только покажи, что ты любишь этого Гостя, что стараешься все для Него сделать, что ты рад Его посещению. Посмотри, какую любовь Он имеет к тебе. Он пришел ради тебя, душу свою положил за тебя, и после всех этих благодеяний не отказывается еще и упрашивать тебя. «От имени Христова просим», говорит апостол, «примиритесь с Богом» (2 Кор. 5:20). Но кто же, скажешь ты, столько безумен, чтобы не любить Господа своего? Это и я говорю и знаю, что никто из нас не отречется от этого на словах и в мыслях. Но тот, кто любим, хочет, чтобы любовь к нему обнаруживалась не на словах только, а и в делах. Говорит, что мы любим, но не делает того, что свойственно любящим, — это смешно не только в отношении к Богу, но и к людям. Итак, если исповедовать на словах только, а в делах показывать противное — не только бесполезно, но и вредно для нас, то я умоляю — будем выражать свое исповедание в делах, да удостоимся исповедания и от самого Господа, в тот день, когда Он исповесть достойных перед Отцом Своим, — умоляю о Христе Иисусе Господе нашем, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 21

«Нафанаил отвечал Ему: Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. Иисус сказал ему в ответ: ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего» (Ин. 1:49, 50).

1. Исповедание Нафанаила было менее совершенным, чем исповедание, сделанное впоследствии ап. Петром. — 2. Иисус Христос совершил свое первое чудо по просьбе своей Матери. — 3. Иисус Христос желает, чтобы все обращались к Нему с своими нуждами. — Пример знаменитых врачей. — Почему Он дал жесткий ответ своей Матери. — Родственники Спасителя, известные под именем Деспосин. — Наши предки и отцы были добрые христиане, что должно устыжать нас и подвергать тем большему общению.

1. Много нужно нам, возлюбленные, попечения, много бодрствования для того, чтобы иметь возможность проникать в глубину божественных Писаний. Иначе, предаваясь сну, нельзя постигнуть смысла их; а нужно тщательное исследование, нужна кроме того и постоянная молитва, чтобы хотя немного прозреть в святилище слова Божия. Вот и сегодня нам представляется вопрос немаловажный, требующий много внимания. Когда Нафанаил сказал: «Ты Сын Божий», Христос сказал ему: «Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего». Что же в этих словах требует исследования? То, что Петр, исповедавший: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго» (Мф. 16:16) уже после столь многих чудес и после такого учения, ублажается, как получивший откровение от Отца; а Нафанаил, сказавший тоже самое еще прежде чудес и прежде учения, ничего подобного не услышал от Христа, но и, как бы еще не столько сказавший, сколько надлежало сказать, возбуждается к ожиданию больших откровений. Какая же этому причина? Та, что, хотя Петр и Нафанаил высказали одни и те же слова, но не с одною и тою же мыслью. Петр исповедал Иисуса Сыном Божиим, как истинного Бога; а Нафанаил — как простого человека. Из чего же это видно? Из последующих слов Нафанаила. Сказав: «Ты Сын Божий», он присовокупил: «Ты Царь Израилев». Но Сын Божий есть царь не только Израиля, а и всей вселенной. Впрочем, это видно не отсюда только, а и из следующего. К словам Петра Христос ничего не прибавил, но, как бы вера Петрова была уже совершенна, сказал, что на этом исповедании Он созиждет Церковь Свою. Но в отношении к Нафанаилу Он сделал не так, а совсем напротив. В исповедании Нафанаила как бы не доставало еще многого и чего–то лучшего, — и вот Христос восполняет недостающее. Что Он говорит? «Истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому» (ст. 51). Видишь ли, как Христос мало–помалу возводит его от земли и внушает не представлять себе Его простым человеком? Может ли в самом деле быть человеком тот, кому ангелы служат и для кого ангелы восходят и нисходят? Поэтому–то Он и сказал: «увидишь больше сего», и, изъясняя это, присовокупил об ангельском служении. Смысл Его слов такой: тебе, Нафанаил, показалось это важным [17], и за это ты признаешь Меня царем Израиля. Что же скажешь, когда увидишь ангелов восходящих и нисходящих для Меня? Такими словами Христос внушал признать Его владыкою и ангелов. Как к истинному Сыну Царя, ко Христу восходили и нисходили эти царские служители, как то: во время страданий, во время воскресения и вознесения; и еще прежде того они приходили и служили Ему — когда благовествовали о Его рождении, когда восклицали: «слава в вышних Богу, и на земле мир» (Лк. 2:14), когда приходили к Марии, к Иосифу. Но Христос делает и теперь так же, как во многих других случаях. Он изрекает два предсказания, и верность одного уже тотчас обнаруживает, а другое, относящееся к будущему, подтверждает через настоящее. Из них одно, уже доказанное, есть следующее: «прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя». Другое должно было исполняться в будущем, а отчасти уже и в то время исполнялось, — именно восхождение и нисхождение ангелов, как то: при страданиях Его, при воскресении и вознесении; и в этом, еще прежде событий, Он уверял уже тем, что сказал о настоящем. Кто из прошедшего познал могущество Его, тот, слыша и о будущем, удобнее может принять и предсказание о будущем. Что же Нафанаил? Ничего на это не отвечает. Поэтому и Христос заключил тем Свою беседу с ним, предоставляя ему самому размыслить о сказанном и не желая высказать всего в один раз. Бросив семена в землю плодоносную, Он дает ей самой произрастить в свое время плоды. Это Он в другом месте изобразил в следующих словах: «Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем; когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел» (Мф. 13:24, 25). «На третий день был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был также зван Иисус и ученики Его на брак» (Ин. 2:1, 2). Я уже говорил, что Он наиболее известен был в Галилее. Потому и зовут Его на брак, и Он приходит. Он взирал не на собственное достоинство Свое, но на пользу нашу. Не отрекшийся принять зрак раба тем более не мог отречься придти на брак рабов. Совозлежащий с мытарями и грешниками тем более не мог отречься от соприсутствия с бывшими на браке. Звавшие Его на брак конечно не имели об Нем надлежащего понятия, они звали Его даже не как великого человека, а просто как человека обыкновенного и знакомого. На это и намекает евангелист, говоря: «Матерь Иисуса была там. Был также зван Иисус и ученики Его на брак», т. е., Иисуса звали так же, как и ее и учеников. «И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них» (ст. 3). Здесь стоит обратить внимание на то, откуда Матери Его пришло на мысль вообразить что–то великое о своем Сыне? До того времени Он еще не сотворил никакого чуда. «Так», сказано, «положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской» (ст. 11).

2. Если же кто скажет, что тут еще нет достаточного доказательства тому, что чудо в Кане было началом чудес, так как прибавление: «в Кане Галилейской» показывает только, что это чудо было в Кане первое, а не вообще и не первое было из всех Его чудес; вероятно же Христос и прежде в других местах другие чудеса творил, — то на это мы скажем тоже, что и прежде сказали. Что именно? То, что говорит Иоанн: «Я не знал Его; но для того пришел крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю» (Ин. 1:31). Если бы Христос в отроческом возрасте творил чудеса, то израильтяне не нуждались бы в другом человеке, который явил бы Его. Если Христос, пришедши в мужеский возраст, так сделался известен Своими чудесами не только в Иудее, но и в Сирии и далее, притом совершил их в продолжение только трех лет, а лучше сказать — Он не нуждался и в этом числе лет, чтобы явить себя миру, потому что слух о Нем с самого начала разнесся немедленно повсюду, — если, говорю, Он в краткое время так прославился множеством чудес, что имя Его стало всем известно, то тем более Он не мог бы так долго оставаться в неизвестности, когда бы с первого возраста начал творить чудеса; чудеса, совершенные отроком, возбудили бы еще более удивления, да и времени у Него для чудес было бы в таком случае вдвое и втрое и еще больше. Но в отрочестве Он не творил никаких чудес, кроме того только, о чем повествует Лука, как Он, будучи двенадцати лет, восседал среди учителей, слушал их, и своими вопросами приводил их в удивление. Впрочем, не без причины, а намеренно не начинал Он творить чудес с самого первого возраста: иначе могли бы почесть Его чудеса за призраки. Если уже в совершенном возрасте Его многие за это подозревали, — тем более, когда бы Он стал чудодействовать в юности. Кроме того иудеи, снедаемые завистью, еще скорее и прежде надлежащего времени вознесли бы Его на крест, и таким образом все дело нашего спасения не было бы принято верою. Откуда же, скажешь, Его Матери пришло на мысль предполагать в Нем что–то великое? Он начал уже открывать Себя, чем был — и через свидетельство Иоанново, и через то, что сам говорил ученикам. А прежде всего этого само зачатие Его и все, по рождении Его последовавшие, события внушали Матери Его высокое понятие о Нем. «И Матерь Его сохраняла все слова сии в сердце Своем» (Лк. 2:52). Отчего же, скажешь, она не выражала этого прежде? Оттого, как я сказал, что Он сам только тогда начал открывать Себя. А дотоле Он жил, как обыкновенный человек. Потому–то она не говорила Ему этого прежде. Как скоро услышала, что ради Его пришел Иоанн и дал о Нем такое свидетельство, и что Он имеет уже учеников, то уже смело просит Его и, при недостатке вина, говорит: «вина нет у них». Она хотела и гостям угодить и себя прославить через Сына. Может быть, она при этом имела в мыслях что–либо человеческое, подобно Его братьям, которые говорили: «яви Себя миру» (Ин. 7:4), желая приобрести и себе славу Его чудесами. Поэтому–то и Христос так сильно отвечал ей: «что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой» (ст. 4). Но что Он весьма почитал родительницу Свою, об этом послушай повествования Луки, как Христос был послушен родителям; да и этот самый евангелист (Иоанн) показывает, как Он заботился о Матери в самое время крестных страданий. Когда родители ни мало не запрещают дел богоугодных и не препятствуют им, то родителям нужно и должно повиноваться; неповиновение в таком случае весьма опасно. Когда же они чего–либо требуют безвременно и запрещают какое–нибудь дело духовное, то не безопасно им повиноваться. Потому и в настоящем случае Христос так отвечал, и в другом случае также: «кто матерь Моя и братья Мои?» (Мк. 3:33) Они в то время еще не имели о Нем надлежащего понятия; а Его Мать, по той причине, что родила Его, хотела приказывать Ему во всем, по обычаю всех матерей, тогда как должна была чтить Его, как Господа, и поклоняться Ему. Потому–то Он так и отвечал ей тогда. В самом деле, подумай, каково это было, когда при всем народе, окружавшем Его, при многочисленном собрании внимательных слушателей, во время преподавания учения, Мать Его вошла в собрание, стала отвлекать Его от проповеди, чтобы наедине поговорить с Ним, притом и не осталась с Ним в доме, а увлекла Его одного вон оттуда к себе. Вот почему Он и сказал: «кто матерь Моя и братья Мои?» И Он не оскорблял тем Матери; нет, а приносил ей величайшую, не давая ей думать о себе уничижено. Если Он имел попечение о других и все направлялось к тому, чтобы внушить им надлежащее понятие о Себе, тем более заботился в этом отношении о Матери. Но как она, вероятно, даже услышав это от Сына, не хотела и после повиноваться Ему, а хотела, как мать, во всяком случае первенствовать, то Он так и отвечал. Да иначе Он и не мог бы возвести ее от такого уничижительного понятия о Нем к более возвышенному, если бы, т. е., она всегда ожидала от Него почитания, как от сына, но не признала Его Господом. Вот по этой–то причине Он здесь и сказал: «что Мне и Тебе, Жено?» Впрочем, и другая была причина, не менее важная. Какая же? Он хотел, чтобы не заподозревали совершаемых Им чудес. Его должны были просить те, кто имел нужду, а не Мать. Почему? Что делается по просьбе родственников, то, хотя было бы важно, часто для посторонних представляется неблаговидным. Когда же просят сами нуждающиеся, тогда чудо становится выше всякого подозрения, тогда и похвала безпристрастна и польза велика.

3. Если бы врач, даже отличный, вошедши в дом, где много больных, не слышал ничего ни от самих болящих, ни от окружающих их, а только его одна мать стала бы упрашивать его, то для больных он сделался бы подозрительным и неприятным, и ни лежащие в болезни, ни находящиеся при них не стали бы ожидать от него чего–либо важного и хорошего. Вот почему и Христос тогда сделал упрек Матери, сказав: «что Мне и Тебе, Жено», внушая ей на будущее время не делать ничего подобного. Имел Он попечение и о чести Матери, но гораздо более об ее душевном спасении и о благе людей, для чего и плотью облекся. Итак, эти слова были сказаны Христом Матери Его не по какой–либо надменности, но с особенною целью — чтобы и ее саму поставить в надлежащие к Нему отношения, чтобы и чудеса делались с подобающим достоинством. А что Христос весьма почитал свою Мать, это, кроме других случаев, достаточно видно и из того самого, что сказано, по–видимому, в обличение ее. В самом неудовольствии Он показал, что весьма почитал ее. А каким образом, об этом скажем в последующей беседе. Размышляя об этом, если услышишь, как одна жена говорила: «блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие», а Он ей отвечал: еще более блаженны творящие волю Отца моего (Лк. 11:28), то разумей и эти слова в том смысле. Ответ Спасителя Матери выражал не отвержение Матери, а то, что ей нимало не принесло бы пользы и самое рождение Его, если бы она сама не имела великой добродетели и веры. Если же без добродетели душевной и для самой Марии не было бы пользы в том, что от нее родился Христос, тем более не может быть никакой пользы нам, если мы будем иметь добродетельного и доблестного отца, брата, или сына, а сами будем далеки от его добродетелей. «Человек», говорит Давид, «никак не искупит брата своего и не даст Богу выкупа за него» (Пс. 48:8)? Надежду спасения, после благодати Божией, должно полагать не в чем другом, а только в собственных совершенствах. Если бы рождение Христа само по себе могло принести пользу Деве, то оно было бы также полезно и иудеям, (так как Христос был сродником их по плоти), принесло бы пользу и городу, в котором Он родился, полезно было бы и братьям. Между тем Его братья, доколе не заботились о себе самих, не получили никакой пользы от высокого сродства, а еще и подверглись осуждению наряду с прочими людьми; когда же просияли собственными добродетелями, тогда и прославлены. А город разрушен и сожжен, не получив никакой пользы от того, что был местом Его рождения. Сродники Его по плоти истреблены и погибли самым жалким образом, не приобретя от сродства с Ним ничего для своего спасения, потому именно, что не имели защиты в собственной добродетели. Но более всех прославились апостолы, потому что они истинным и достойным нашего соревнования образом достигли сродства со Христом, — через послушание Ему. Отсюда и мы познаем, что во всяком случае нам нужна вера и жизнь чистая и светлая. Только это может спасти нас. Сродники Христа долгое время повсюду пользовались уважением, так что и назывались «владычными», однакож мы ныне не знаем даже имен их. А жизнь и имена апостолов всюду прославляются. Не будем же надмеваться благородством по плоти, но, хотя бы имели тысячи знаменитых предков, будем сами стараться превзойти их в добродетелях, зная, что заслуги других не принесут нам никакой пользы на будущем суде, а еще и увеличат для нас строгость осуждения, именно потому, что, происходя от добродетельных отцов и имея столь близкие примеры, при всем том не последовали таким наставникам. Это я говорю теперь, имея ввиду многих язычников, которые, когда мы обращаем их к вере во Христа и убеждаем быть христианами, указывают на своих родственников, предков и домашних, и говорят: все мои родственники, близкие и домашние сделались уже верными христианами. Но что тебе в этом, несчастный? То именно тебя и погубит, что ты, не уважив такого множества близких к тебе, не поспешил обратиться к истине. Другие, будучи уже верующими, но проведя жизнь беспечную, когда станешь увещевать их к добродетели, представляют тоже самое и говорят: мой отец, дед и прадед были очень благочестивые и добродетельные люди. Но то особенно и послужило к твоему осуждению, что ты, происходя от таких людей, делаешь дела, недостойные своего рода. Послушай, что говорит пророк иудеям: «и служил Израиль за жену, и за жену стерег [овец]» (работа Исраиль о жене, и о жене спасеся) (Ос. 12:12); и Христос: «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался» (Ин. 8:56). Да и всегда доблести предков обращаются не в похвалу только иудеям, но и в большее обвинение. Зная это, будем все делать так, чтобы спастись собственными делами, чтобы иначе надеждами на других не обмануть себя самих и не узнать о своем обмане тогда уже, когда от этого познания нам никакой пользы не будет. «Во гробе», сказано, «кто будет славить Тебя?» (Пс. 6:6) Итак, исправимся здесь, чтобы там достигнуть вечных благ, которых и да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава и держава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 22

«Что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой» (Ин. 2:4).

1. Иисус Христос все совершает благовременно не потому, чтобы Он подчинялся времени, так как Он Творец лет и Господь веков, но по любви к порядку. — 2. Иисус Христос своим чудом в Кане Галилейской доказал, что Он Творец воды и вина. — 3. Чудеса Иисуса Христа превосходят все силы природы. — Он усовершает наши мятежные души. — Непрочность благ мира сего: они мгновенно исчезают и утекают с быстротою потока. — Скудость есть мать здоровья. — Сладости трапезы очень вредны для тела и души и производят множество болезней.

1. В поучении есть некоторый труд, что показывает и Павел, когда говорит: «достойно начальствующим пресвитерам должно оказывать сугубую честь, особенно тем, которые трудятся в слове и учении» (1 Тим. 5:17). Но от вас зависит сделать этот труд и легким и тяжким. Если вы будете отвергать наши слова, или, не отвергая, не будете исполнять их в делах своих, то этот труд будет для нас тягостен, как труд напрасный и тщетный. Если же вы будете внимательны к нашим словам и покажете то в самих делах своих, то мы и чувствовать не будем трудности в поучениях; плод, происходящий от этих трудов, не даст и заметить тяжести их. Поэтому если хотите возбудить в нас ревность, не угасить и не ослабить ее, покажите нам, прошу вас, плод, видя цветущие нивы, питаясь надеждою изобилия и надеясь на будущее свое богатство, не изнемогали в этих благих занятиях. Вот и сегодня нам представляется не маловажный предмет. Когда Мать Иисуса сказала: «вина нет у них», Христос отвечал: «что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой». Между тем, после таких слов, Он сделал то, о чем говорила Мать. Предмет этот не менее прежнего требует исследования. Итак, призвав Того, Кто сотворил это чудо, приступим к решению вопроса. Не здесь только сказано: «не пришел час»; евангелист и далее замечает: «но никто не наложил на Него руки, потому что еще не пришел час Его» (Ин. 7:30); и в другом месте: «и никто не взял Его, потому что еще не пришел час Его» (Ин. 8:20). Также: «пришел час, прославь Сына Твоего» (Ин. 17:1). Я собрал здесь все эти изречения из всего Евангелия, чтобы на все дать одно решение. Какое же? Христос говорил: «не пришел час» не потому, что подлежал закону времени, и не потому, чтобы в самом деле наблюдал известные часы. Нужно ли это было Творцу времен и Создателю веков? Но этими словами Он хочет показать, что все делает в свое время, а не вдруг, так как отсюда могло бы произойти смешение и беспорядок, если бы, т. е. каждое дело Свое Он совершал не в надлежащее время и смешивал все вместе, как то: и рождение, и воскресение, и суд. Так замечай: надлежало произойти твари, но не всей вместе; человеку с женою, но не обоим вместе; надлежало роду человеческому быть осужденным на смерть и быть воскресению, но между тем и другим расстояние времени большое; надлежало дать закон, но не вместе с благодатью, а то и другое устроить в свое определенное время. Итак, условиям времени сам Христос не подлежал, потому что Он и установил сам порядок времен, Он и Творец их. Но Иоанн, приводя здесь слова Христа: «не пришел час Мой», показывает, что в то время Он был еще не всем известен и не имел полного сонма учеников; Ему последовал только Андрей, а с ним Филипп, а кроме их никто другой. Да и они не знали Его, как должно, ни даже Мать Его, ни братья. Уже по совершении многих чудес евангелист заметил о братьях Его: «ибо и братья Его не веровали в Него» (Ин. 7:5). Не знали Его и присутствовавшие на браке. Иначе они, в нужде, сами обратились бы к Нему с просьбою. Потому он и говорит: «не пришел час Мой». Меня еще не знают присутствующие; они не знают и того, что не достало вина. Дай им сперва почувствовать это. Да об этом и не от тебя Мне надлежало бы слышать. Ты Моя Мать и потому ты само чудо делаешь подозрительным. А надлежало бы самим нуждающимся обратиться ко Мне с просьбою; не потому, чтобы Я в этом нуждался, но чтобы они с большим доверием приняли этот случай. Видящий себя в нужде, когда получит то, что ему нужно, остается после того много благодарным; а кто еще не чувствует нужды, тот не почувствует вполне и живо и самого благодеяния. Для чего же, сказав: «не пришел час Мой», и таким образом отказав, Он однако сделал то, о чем говорила Ему Мать? Для того особенно, чтобы людям прекословящим и считающим Его под условиями времени, достаточно показать, что Он не подлежит времени. Если бы Он подлежал, то как бы Он сделал то, что сделал, когда еще не пришло надлежащее для того время? Он сделал это также и из почтения к Матери, чтобы не показаться во всем ей противоречащим или не могущим этого сделать, и чтобы тем не постыдить свою Мать в присутствии такого множества людей, — а она привела к Нему и слуг. Подобным образом Он говорил и хананеянке: «нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Мф. 15:26); однакож после таких слов даровал ей просимое, преклоненный ее неотступностью. Сказал также: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15:24), но и после этих слов исцелил дочь этой женщины.

2. Отсюда научаемся, что, хотя бы мы были недостойны, однако неотступными молениями можем сделать себя достойными получить (просимое). Потому и Мать надеялась и слуг привела с тою целью, чтобы просьба была от большого числа людей. Потому она присовокупила: «что скажет Он вам, то сделайте» (ст. 5). Она знала, что Он отказывал не по немощи, но по смирению и для того, чтобы не подать мысли, будто Он сам слишком спешит к совершению чуда; потому и слуг привела. «Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших [по обычаю] очищения Иудейского, вмещавших по две или по три меры. Иисус говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их до верха» (ст. 6, 7). Евангелист не без цели заметил: «[по обычаю] очищения Иудейского», а для того, чтобы кто–либо из неверующих не подозревал, что в сосудах были остатки вина, и поэтому, когда была влита и смешана с ними вода, то составилось некоторое, самое слабое, вино. Потому евангелист и говорит: «[по обычаю] очищения Иудейского», показывая тем, что в сосудах тех никогда не хранилось вино. Палестина земля безводная, и там не во всяком месте можно находить источники и колодези; поэтому евреи всегда наполняли сосуды водою, чтобы не бегать на реки, когда они делались нечистыми, но иметь под рукою средство для очищения. Но почему Он не сотворил чуда прежде, чем сосуды были наполнены водою — что было бы гораздо удивительнее? Иное ведь дело — изменить готовое вещество только по качеству, иное — произвести само вещество из ничего. Конечно, это удивительнее; но для многих показалось бы не столь вероятным. Потому–то Христос нередко добровольно уменьшает величие чудес, чтобы только удобнее они могли быть приемлемы. А почему, скажешь, Он не сам произвел воду и потом обратил ее в вино, а приказал влить ее слугам? Опять по той же причине и для того, чтобы сами черпавшие воду были свидетелями чуда и чтобы оно нисколько не показалось призраком. Если бы кто–либо стал бесстыдно отвергать это, то слуги могли бы сказать: мы сами черпали воду. Кроме того Он ниспровергает этим чудом и возродившееся, противное Церкви, учение. Есть такие, которые говорят, что существует некоторый иной создатель мира и что видимое не Им сотворено, а каким–то другим враждебным Ему богом [18]. Обуздывая такое безумство, Христос большую часть чудес Своих творил из готовых веществ. Если бы Создатель мира был враждебен Ему, то Он не стал бы пользоваться чужими делами для доказательства собственного могущества. Так и теперь, чтобы показать, что Он сам Тот, кто прелагает воду в виноград и обращает в вино дождь, через корень винограда, — что в растении совершается через долгое время, — в одно мгновение Он делает это на браке. Затем, как скоро слуги наполнили сосуды водою, Он говорит им: «теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли. Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, — а он не знал, откуда [это вино], знали только служители, почерпавшие воду, — тогда распорядитель зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе» (ст. 8–10). Опять и здесь некоторые посмеиваются, говоря: там было собрание людей пьяных, вкус у ценителей уже был испорчен, и они неспособны были ни понимать, ни судить о том, что тут делалось, — таким образом они не могли распознать, вино ли то было, или вода, а что они были пьяны, это высказал сам архитриклин. Правда, это очень смешно. Но евангелист уничтожает и такое подозрение. Он говорит, что не гости высказывали свое мнение о случившемся, но архитриклин, который был трезв и еще не пил ничего. Ведь вы знаете, что те, которым поручается распоряжение на таких пиршествах, более всех бывают трезвы, потому что имеют только одно дело — все устроить чинно и в порядке. Поэтому для засвидетельствования чуда Христос и употребил трезвое чувство архитриклина. Он не сказал: наливайте вино возлежащим, а сказал: несите к архитриклину. «Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, — а он не знал, откуда [это вино], знали только служители, почерпавшие воду, — тогда распорядитель зовет жениха». Почему же он не пригласил слуг? Таким образом открылось бы и чудо. Причина та, что и сам Иисус не открыл совершившегося чуда, а хотел, чтобы сила Его знамений была познаваема не вдруг, но — помалу. А если бы оно в то же время было обнаружено, то рассказу слуг о Нем не поверили бы, но подумали бы, может быть, что они не в своем уме, так как приписывают это дело тому, которого тогда многие считали (человеком) обыкновенным. Сами слуги, конечно, знали это дело хорошо по собственному опыту, и не могли не верить своим рукам; но уверить в том других не имели возможности. Поэтому и сам Христос не всем открыл случившееся, а только тому, кто лучше других мог понять это, — представляя точнейшее познание о чуде будущего времени. По совершении других чудес, и это должно было сделаться достоверным. Так впоследствии, когда Он исцелил сына царедворца, евангелист в повествовании об этом дает разуметь и то, что и это чудо тогда уже сделалось более гласным. Царедворец потому особенно и призвал Иисуса, что узнал, как я говорю, об этом чуде. Это и объясняет Иоанн, когда говорит: «Иисус опять пришел в Кану Галилейскую, где претворил воду в вино» (Ин. 4:46), да и не просто в вино, а вино самое лучшее.

3. Таковы–то чудеса Христовы, что их произведения оказываются гораздо лучше и превосходнее тех, которые совершаются природою. Так и в других случаях, когда Христос исправлял какой–либо поврежденный член тела, то делал его лучше членов здоровых. А что произведенное из воды было действительно вино и притом самое лучшее, об этом могли засвидетельствовать не только слуги, но и архитриклин и жених; а что оно произведено было Христом, это могли подтвердить слуги, черпавшие воду. Таким образом, если бы и не открылось чудо в то время, то не могли молчать о нем впоследствии времени. Итак, Христос много необходимых свидетельств оставлял на будущее время. Что Он претворил воду в вино, на это Он имел свидетелями слуг; а что это было вино хорошее, на то — свидетели архитриклин и жених. Вероятно, жених отвечал что–нибудь на слова архитриклина; но евангелист, поспешая к делам важнейшим, коснулся только самого чуда, а прочее миновал. Нужно было, конечно, знать, что Христос претворил воду в вино; но что сказал жених архитриклину, присовокуплять это евангелист не почитал нужным. Между тем многие чудеса, будучи сперва мало известны в подробностях, с течением времени стали более известны, потому что были рассказаны во всех своих подробностях людьми, бывшими вначале очевидцами их. Но как в то время Иисус претворил воду в вино, так и тогда и ныне не перестает прелагать нравы людей слабых и рассеянных. Есть, есть, говорю, люди, ничем не отличающиеся от воды, — так они холодны, жидки, ни в чем не тверды. Находящихся в таком состоянии людей наш долг приводить к Господу, чтобы Он благоволил нравам их, сообщить качество вина, чтобы они не рассеивались, но приобрели постоянство, на радость себе и другим.

Кто же это такие холодные люди, как не те, которые много занимаются делами настоящей жизни, которые не презирают наслаждений этого мира, любители славы и власти? Все это потоки, никогда не останавливающиеся, но постоянно с большою стремительностью несущиеся в бездну. Сегодня богатый, завтра нищ; сегодня является с глашатаем, на колеснице, в сопровождении множества жезлоносцев, а на другой день нередко поселяется в темнице, уступая, и против воли, другому это самопрельщение. Таким же образом преданный роскоши и пресыщению, как бы ни наполнял своего чрева, даже на один день не может удержать в себе этого запаса, но, с испражнением его, принуждается собирать новые запасы, не различаясь таким образом ничем от потока. Как в потоке, едва минует одна струя, за ней выступает другая, так и здесь, истлевает одна пища — и нам нужна другая. Таково свойство житейских вещей: они никогда не останавливаются, но всегда текут и одна за другою увлекаются. Что же касается до удовольствий сластолюбия, то они не только текут и проходят, но еще приносят нам много тревог. Когда им предаются с увлечением, то они и крепость тела ослабляют и душу лишают мужества. И не так сильное течение рек размывает берега и обрушивает их, как сластолюбие и пресыщение подрывает все опоры нашего здоровья. Пойди в больницу и спроси об этом, — там узнаешь, что отсюда происходят почти все болезни. Умеренная и простая трапеза — мать здоровья. Так называют ее и врачи, признавая здоровым — не наедаться досыта. Умеренность в пище, говорят они, и есть здоровье; а пища скудная — мать здоровья. Если же умеренность в пище источник здоровья, то явно, что пресыщение источник болезней и недугов и рождает такие страдания, которые превышают и само искусство врачей. И действительно, боли в ногах, боли в голове, в глазах, в руках, дрожание всего тела, удары, желтуха, продолжительные острые горячки и многие другие болезни (теперь не время перечислять все) обыкновенно рождаются не от воздержания и благоразумного образа жизни, а от объедения и пресыщения. Если же хочешь знать и болезни души, отсюда рождающиеся, то увидишь, что любостяжание, разврат, уныние, леность, любострастие и все непотребства отсюда ведут свое начало. Души людей, питающихся такими трапезами, ничем не лучше ослов: так терзают их эти звери. Говорить ли еще о том, сколько скорбей и неприятностей получают преданные пресыщению? Всех их исчислить невозможно. Покажу все в одном и самом главном. Они никогда с удовольствием не наслаждаются своим столом, даже самым роскошным. Воздержность — мать как здоровья, так и удовольствия; а пресыщение — источник и корень как болезней, так и неудовольствия. Где пресыщение, там не может уже быть охоты (к пище); а где нет охоты, там может ли быть удовольствие? Поэтому между людьми бедными мы находим таких, которые не только благоразумнее и здоровее богатых, но и больше их имеют веселья. Обо всем этом размышляя, будем убегать пресыщения и пьянства не только за трапезой, но и при всех житейских обстоятельствах. Вместо того будем лучше искать наслаждений духовных и, по выражению пророка, «утешайся Господом» («утешайся», говорит он,«Господом, и Он исполнит желания сердца твоего» — Пс. 36:4), чтобы нам вкусить и здешних и будущих благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 23

«Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской» (Ин. 2:11).

1. Претворение воды в вино есть первое чудо Иисуса Христа. — На каких свидетельствах покоится достоверность этого чуда, приведшего учеников к вере. — 2. Иисус Христос изгоняет продавцов из храма. — То же было и еще раз в конце Его проповеди. — 3. Почему Иисус Христос делал неясные предсказания. — Апостолы не знали о воскресении. — Почему Иисус Христос не открыл им этого? — Люди больше верят самым фактам, чем словам. — Св. Дух напомнил апостолам обо всем, что говорил им Иисус Христос. — Величие добродетели апостолов. — Похвала им. — Увещание к милостыне, без которой нельзя войти во врата небесные.

1. Часто и сильно нападает дьявол, осаждая со всех сторон наше спасение. Потому надобно бодрствовать и трезвиться и отовсюду преграждать ему приступ. Как скоро он встретит хотя малый какой–либо случай, то уже приготовляет себе свободный доступ, и мало–помалу вводит всю свою силу. Итак, если мы сколько–нибудь дорожим нашим спасением, то не попустим ему и малых нападений на нас, чтобы через то предотвратить большие. Да и крайне безумно было бы — когда он показывает такое старание погубить нашу душу, нам со своей стороны не постоять даже и в равной мере за наше собственное спасение. Это не спроста сказано мною; а я боюсь, чтобы и ныне, незаметно для нас, не вторгся внутрь нашего двора этот волк, и не похитил какой–нибудь овцы, по нерадению или по злому навету уклоняющейся от стада и от настоящих наших бесед. Если бы раны были чувственные и только тело получало удары, то не трудно было бы распознавать его злоумышления. Но как душа незрима и она–то именно получает раны, то и нужно нам много бодрствовать, чтобы каждый испытывал сам себя: «ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем» (1 Кор. 2:11)? Слово простирается ко всем и врачевание предлагается общее для всех нуждающихся, но дело каждого из слушающих самому принимать то, что нужно в его болезни. Я не знаю больных, не знаю и здоровых; потому предлагаю всякого рода поучения, потребные в болезнях всякого рода: обличаю то корыстолюбие, то объедение; иногда осуждаю любострастие; иной раз восхваляю милосердие и убеждаю к нему; иной раз — другие добродетели. Я опасаюсь, чтобы, рассуждая в поучении об одной болезни, не забыть уврачевать других, тогда как вы страдаете ими. Если бы здесь при моей беседе присутствовал только один слушатель, я не считал бы слишком нужным разнообразить свои поучения; но как в таком множестве людей конечно есть и много болезней, то не излишне нам разнообразить назидание: слово, обращенное ко всем, без сомнения принесет свою пользу. Поэтому–то и содержание Писания разнообразно, и говорит нам о бесчисленном множестве предметов, так как обращает слово свое к общему естеству всех людей. А в таком множестве людей, без сомнения, есть всякого рода болезни душевные, хотя и не все во всех. Потому, очищая себя от них, будем же внимать слову Божию, и, сосредоточив в нем наши мысли, выслушаем нынешнее его чтение. Что же это такое? «Так положил», говорит Писание, «Иисус начало чудесам в Кане Галилейской». Некоторые, как я и прежде говорил, утверждают, что это не было началом вообще. Как же иначе, говорят, если тут прибавлено именно: «в Кане Галилейской»? «Так положил», сказано, «начало в Кане». Но я не стану входить в дальнейшее исследование об этом; мы уже прежде доказали, что Он начал творить знамения после крещения, и прежде крещения не совершал никаких чудес. А это ли именно, или другое знамение было первым из совершенных Им после крещения, об этом, мне кажется, нет надобности слишком много рассуждать. «И явил славу Свою». Каким образом? Ведь свидетелями события были не многие, а только служители, архитриклин и жених? Как же Он явил славу Свою? Он явил ее со Своей стороны. А если и не тогда, то впоследствии должны были все услышать об этом чуде, так как оно доныне прославляется и не забыто. Но что в тот день не все узнали об этом, видно из последующего. Евангелист, сказав: «явил славу Свою», присовокупляет: «и уверовали в Него ученики Его» (ст. 11), т. е. те, которые и прежде того уже дивились Ему. Видишь ли, что нужно было тогда в особенности творить знамения, когда присутствовали люди добросовестные и внимательные к событиям? Такие и скорее могли веровать и более внимания обращать на события. Да и как Он мог бы быть познан без знамений. Учение же и пророчество, соединенные с чудотворениями, могут расположить души слушателей к тому, чтобы они с усердием внимали событиям, как скоро душа уже наперед к тому приготовлена. Поэтому–то евангелисты не редко говорят, что в иных местах Он не сотворил знамений по причине превратного направления людей, живущих там. «После сего пришел Он в Капернаум, Сам и Матерь Его, и братья его, и ученики Его; и там пробыли немного дней» (ст. 12). Для чего Он приходит в Капернаум с Матерью? Там Он не сотворил никакого чуда, и жители того города не были из числа благорасположенных к Нему, а притом были еще и самые развращенные: это и сам Христос заметил, сказав: «и ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься» (Лк. 10:15). Итак, для чего же Он приходит туда? Мне кажется, что, намереваясь спустя немного времени отправиться в Иерусалим, Он для того тогда пошел в Капернаум, чтобы не всюду водить с собою братьев и Мать. Таким образом, отправившись туда и пробыв немного времени из уважения к Матери, Он оставил там свою Родительницу, и потом опять начинает творить чудеса. Потому и сказано, что Он «пришел в Иерусалим» (ст. 13). Следовательно, Он крестился не задолго до Пасхи. Но что Он делает, прибывши в Иерусалим? Дело, выражающее Его великую власть. Меновщиков денег, торжников, которые продавали голубей, волов и овец, затем и пребывали там, Он изгоняет вон.

2. Другой евангелист повествует, что, изгоняя их, Он говорил: «дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников» (Мф. 21:13); а св. Иоанн выражает это так: «дома Отца Моего не делайте домом торговли» (Ин. 2:16). Но евангелисты не противоречат друг другу; а дают видеть, что Он сделал это в два раза, и что оба случая были не в одно и тоже время: в первый раз Он совершил это в начале (своей проповеди), а во второй — когда уже шел на страдания. Потому в последний–то раз употребил Он и сильнейшие выражения, назвав то место вертепом разбойников; а в начале знамений не так, но употребил более кроткое обличение. Итак вероятно, что Он сделал это в два раза. Для чего же, скажешь ты, Христос сделал это, и притом употребил такую строгость, как Он нигде — кажется — не делал, даже и в тех случаях, когда Его оскорбляли, поносили, называли самарянином и даже одержимым бесами? А здесь Он даже не удовольствовался одними только словами; но и взял бич, и таким образом изгнал их. Между тем иудеи, когда Он другим благодетельствовал, обвиняют Его и ожесточаются; а когда им, по–видимому, надлежало бы от Его прещения придти в гнев, не поступают с Ним таким образом; они не порицают или не оскорбляют Его; а что говорят? «Каким знамением докажешь Ты нам, что [имеешь] [власть] так поступать?» (ст. 18) Видишь ли крайнюю завистливость их, — как благодеяния, другим оказанные, более всего раздражали их? Итак, в один раз Он говорил, что храм сделался от них вертепом разбойников, показывая тем, что продаваемое было приобретено воровством, грабительством и лихоимством, и что они обогащались несчастьями других; а в другой раз — домом купли, изобличая бесстыдство их в торговле. Но для чего Он сделал это? Так как, впоследствии времени, Он стал исцелять в субботу и делать многое такое, что казалось им преступлением закона, то чтобы не считали Его богопротивником и делающим это вопреки воли Отца, Он этим случаем и предупреждает такую мысль их. Тот, кто показал столь великую ревность о доме, конечно, не имел намерения противиться Владыке дома, в нем чтимому. Правда, и предшествовавшие годы, в которые Он жил согласно с законом, могли достаточно показать Его уважение к Законодателю и то, что Он не пришел узаконить что–либо противное Ему. Но как эти годы, вероятно, с течением времени преданы забвению, да и не всем были известны (потому что Он воспитывался в доме бедном и незнатном), то Он и делает это в присутствии всего народа, собравшегося по случаю приближения праздника, и притом с опасностью для Себя самого. Он не просто выгнал их; но и столы низверг, и деньги рассыпал, давая им из этого понять, что подвергающий Себя опасности за благочиние в доме не станет презирать Владыку дома. Если бы Он делал это притворно, то мог бы употребить только убеждение; а подвергать Себя опасностям — это слишком смело. Ведь не маловажное дело предать Себя такой ярости торжников, ожесточать против Себя невежественную толпу людей корчемных, посрамляя их и вводя в убытки: это свойственно не лицемеру, а человеку готовому потерпеть все за благополепие дома. Потому Он не делами только, но и самими словами своими выражает единение свое с Домовладыкою; не говорит: дом святой, а дом Отца моего. Вот, называет Его и Отцом своим, и они не негодуют на это: думали, что Он говорит так вообще. Но когда впоследствии стал Он выражать это яснее, так что внушал мысль о своем равенстве с Отцом, тогда они приходили в ярость. Что же они теперь? «Каким знамением», говорят, «докажешь Ты нам, что [имеешь] [власть] так поступать»? О, крайнее безумие! Им нужно знамение, чтобы отстать от худых дел, и освободить дом Божий от такого уничижения! А возъиметь столь великую ревность о доме Божьем разве не есть величайшее знамение добродетели? Благонамеренные люди оказались и здесь: «при сем ученики Его вспомнили, что написано: ревность по доме Твоем снедает Меня» (Ин. 2:17; Пс. 68:10). Но иудеи не вспомнили о пророчестве, а говорили: «каким знамением докажешь Ты нам», с одной стороны жалея о потере своей постыдной прибыли, и надеясь воспрепятствовать Ему в том, с другой желая вызвать Его к совершению чуда, чтобы унизить поступок Его. Потому Он и не дает им знамения. Так и прежде, когда они приступали и требовали чуда, Он отвечал им: «Род лукавый и прелюбодейный знамения ищет, и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка» (Мф. 16:4). Впрочем, тогда Он отвечал им яснее, а теперь более загадочным образом. А делает Он это по причине крайней их бесчувственности. Тот, кто предупреждал не просивших и давал им знамения, Тот — конечно — не отказал бы требовавшим, если бы не видел в них мыслей злых и лукавых и коварного их намерения. Заметь, какой злобы исполнен и самый вопрос их. Им следовало бы похвалить Его усердие и ревность; следовало бы изумляться тому, какую заботливость Он оказывает о доме Божьем; а они обвиняют Его, утверждая, что здесь корчемствовать позволительно, а прекращать корчемство не позволительно, если не будет показано какое–либо знамение. Что же Христос? «Разрушьте», говорит, «храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Ин. 2:19). Он и много такого говорил, что тогдашним слушателям не было понятно, а только впоследствии могло быть ясно. Для чего же Он делал это? Чтобы доказалось Его предвидение будущих событий, когда исполнится предсказанное, — как действительно случилось и относительно этого пророчества. «Когда же воскрес», сказано, «Он из мертвых, то ученики Его вспомнили, что Он говорил это, и поверили Писанию и слову, которое сказал Иисус» (ст. 22). А в то время, когда Он говорил, они недоумевали, каким образом может исполниться сказанное; другие же возражали так: «сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его» (ст. 20)? Они говорят: сорок шесть лет, разумея построение последнего храма, потому что первый был окончен в двадцать лет.

3. Почему же Он не объяснил этой притчи, и не сказал: Я говорю не об этом храме, но о плоти Моей? Уже впоследствии евангелист, когда писал евангелие, то истолковал это изречение; а сам Он в то время умолчал? Почему же умолчал? Потому что они не приняли бы слов Его: если даже ученики Его не были тогда способны разуметь сказанное, то тем более — народ. «Когда же», говорит евангелист, «воскрес Он из мертвых, то ученики Его вспомнили, что Он говорил это, и поверили Писанию». Два предмета здесь представлялись им: Его воскресение, и вопрос еще более важный: Бог ли был Тот, кто обитал в этом храме? То и другое Он давал разуметь в словах: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его». Это и Павел представляет, как не малое знамение божественности Его, говоря так: «и открылся Сыном Божиим в силе, по духу святыни, через воскресение из мертвых, о Иисусе Христе» (Рим. 1:4). Почему же Он именно это знамение дает и там и здесь и везде, говоря или так: «когда Я вознесен буду от земли» (Ин. 12:32), или: «когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, что это Я» (8:28); также: «знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы» (Мф. 16:4), и здесь опять: «в три дня воздвигну его»? Да то в особенности и показывало в Нем не простого человека, что Он мог одержать победу над смертью и так скоро разрушить долговременное ее владычество и прекратить тяжкую брань. Потому и говорит: «тогда узнаете». Когда это? Когда воскресши привлеку к себе вселенную (Ин. 12:32), — тогда–то уразумеете, что и это сделал Я, как Бог и истинный Сын Божий, наказывая за оскорбление Отца. Почему же Он не сказал, какие нужны были знамения для прекращения бывшего зла, а только обещал дать знамение? Потому что таким образом Он еще более ожесточил бы их, а теперь более поразил. Впрочем, они ничего не сказали на это; им казалось, что Он говорит нечто невероятное, и потому они не продолжали еще спрашивать Его; они оставили это без внимания, как дело несбыточное. Но если бы они имели смысл, то, хотя бы это и казалось им тогда невероятным, — по крайней мере, впоследствии времени, когда Он сотворил уже множество знамений, они могли бы придти и спросить Его о том, чтобы разрешить свое недоумение. Но как они были несмысленны, то на одни слова Его вовсе не обращали внимания, а другие выслушивали со злым умыслом. Потому и Христос говорил им в притчах.

Но представляется еще такой вопрос: каким образом ученики не знали, что ему надлежало воскреснуть из мертвых? Это потому, что они тогда еще не были удостоены благодати Святого Духа. Поэтому, хотя часто слышали слово о воскресении, но нисколько не разумели, а только рассуждали между собою, что бы это значило. В самом деле, весьма странно и дивно было слышать, чтобы кто–нибудь мог воскресить самого себя и воскресить таким образом. Потому и Петр подвергся упреку, когда, не разумея ничего о воскресении, сказал: «будь милостив к Себе, Господи» (Мф. 16:22). Да и Христос ясно не открывал им этого прежде самого события, чтобы они не соблазнялись, — так как вначале еще не верили словам Его, по причине великой их странности, и потому, что еще не знали ясно, кто Он. Тому, о чем громко вопияли сами события, никто не мог не верить; а что говорилось только на словах, тому конечно не все хотели верить. Поэтому сначала Он оставил это учение прикровенным; когда же самим делом доказал истину слов Своих, тогда наконец сообщил и разумение их и такую благодать Духа, что ученики Его все вдруг постигли. «Дух Святый напомнит вам все» (Ин. 14:26). Если они, потеряв все уважение к Нему в один вечер, разбежались и даже говорили, что и не знают Его, не получив особенной благодати Духа, то едва ли бы они припомнили все сделанное и сказанное Христом во все время (жизни Его). Если же, скажешь ты, они должны были услышать все от Духа, а сами не могли удержать в памяти всего учения Христова, то какая была им нужда пребывать со Христом? Но это было нужно потому, что Дух собственно не учил их, а только приводил на память то, что прежде говорил Христос; но и послание Духа для напоминания им сказанного не мало содействовало славе Христовой. Итак, сначала это было милостью Божьею, что на них ниспослана благодать Духа столь великая и обильная; а после было уже их добродетелью то, что они усвоили себе этот дар. Они показали жизнь светлую, великую мудрость и великие подвиги, и презирали жизнь настоящую, ни во что вменяли все человеческое, но были выше всего, и, как легкие орлы, парящие на высоту, делами своими достигали самого неба, чем и приобрели неизреченную благодать Духа. Будем же подражать им и мы, и не угасим светильников наших, но соблюдем в них свет милосердием. Таким именно образом поддерживается пламень этого огня. Будем же собирать елей в сосуды, пока мы находимся здесь, потому что по отшествии туда уже нельзя купить его; приобрести его можно не иначе, как только через руки бедных. Будем собирать его здесь в обилии, если хотим войти (в чертог) с Женихом; иначе должны будем остаться вне чертога. Невозможно, совершенно невозможно войти в преддверие царства без милосердия, хотя бы мы совершили множество других добрых дел. Потому будем оказывать милосердие с полным усердием, чтобы насладиться неизреченных благ, которых и да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, которому вечная слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 24

«И когда Он был в Иерусалиме на празднике Пасхи, то многие уверовали во имя Его» (Ин. 2:23).

1. Те, которых привлекало к Иисусу Христу Его учение, были более тверды и устойчивы в вере, чем привлеченные знамениями. — Почему Он не совершал более чудес. — 2. Никодим, слабость и несовершенство его веры. — Снисходительность Иисуса Христа. — 3. Не должно с чрезмерною любознательностью проникать в священные тайны. — Не подчиняя свой разум вере, люди впадают во множество нелепостей. — Разум человеческий, не озаренный свыше, производит лишь тьму. — Богатства суть шипы, которые царапают и ранят нас.

1. Между людьми того времени [19] одни увлекались заблуждениями, другие держались истины; но и из этих последних некоторые принимали истину только на краткое время, а потом отпадали от нее. Таких–то людей Христос разумел в притче, уподобляя семенам, лежащим не глубоко, но имеющим корни на поверхности земли, которые оттого, говорил Он, скоро и гибнут. На них же и евангелист указывает здесь, когда говорит: «И когда Он был в Иерусалиме на празднике Пасхи, то многие, видя чудеса, которые Он творил, уверовали во имя Его. Но Сам Иисус не вверял Себя им» (Ин. 2:23, 24). Гораздо вернее были те ученики, которые не знамениями только были привлекаемы ко Христу, но и учением Его; знамения увлекали более грубых, а более разумных — пророчества и учение. Потому те, которые были пленены учением, были тверже привлеченных знамениями; их–то и Христос ублажал, когда говорил: «блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин. 20:29). А что последние были не из истинных учеников, это показывает и присовокупление следующих слов: «Но Сам Иисус не вверял Себя им». Почему? «Потому что знал всех и не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, что в человеке» (ст. 24, 25). Смысл этих слов такой: Он не обращал внимания на одни слова, проникал в сами сердца и входил в мысли; ясно видя только временную их горячность, Он не доверял им, как уже решительным ученикам, не проповедовал им всего учения, как бы уже сделавшимся твердыми в вере. А знать, что есть в сердце людей, свойственно Тому, кто «создал сердца всех их» (Пс. 32:15), т. е. одному Богу, так как сказано: «Ты один знаешь сердце» (3 Цар. 8:39). Он не имел нужды в свидетелях, чтобы знать мысли собственных своих созданий: потому и не доверял им в их временной вере. Люди, не знающие ни настоящего, ни будущего, часто без всякого разбора и говорят, и сообщают все даже таким, которые с хитростью подступают к ним и потом скоро оставляют их. Но Христос не так; Он знал все в них сокровенное. И ныне много таких, которые носят имя верующих, но непостоянны и легко всем увлекаются; потому и ныне Христос не вверяет Себя им, а весьма многое скрывает от них. Как мы вверяемся не всяким друзьям, а только искренним, так и Бог. Вот послушай, что говорит Христос ученикам: «Я уже не называю вас рабами, но Я назвал вас друзьями». Как и почему? «Потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего» (Ин. 15:15). Таким образом, иудеям, просившим знамений, Он не дал, потому что они просили, желая только искусить Его. Да и ныне, как тогда, просить знамений не значит ли искушать? Между тем и ныне есть люди, которые ищут знамений, и говорят: почему ныне знамений нет? Но если ты верующий, каким должен быть, если любишь Христа, как следует любить, то ты не имеешь нужды в знамениях: они даются неверным. Почему же они не были даны иудеям? — спросишь ты. Нет, им–то наиболее и даны были. Если же в некоторых случаях иудеи, и требуя знамений, не получали их, то это потому, что требовали их не с тем, чтобы оставить свое неверие, а чтобы еще больше утвердиться в злобе своей. «Между фарисеями был некто, именем Никодим, [один] из начальников Иудейских. Он пришел к Иисусу ночью» (Ин. 3:1, 2). Этот Никодим, как видно из евангелия, и после возвышал голос свой за Христа; он говорил: «судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его» (Ин. 7:51). Но иудеи с негодованием сказали ему: «рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк» (ст. 52). Да и после распятия на кресте, он также показал много заботливости при погребении тела Господня. «Пришел также и Никодим, — приходивший прежде к Иисусу ночью, — и принес состав из смирны и алоя, литр около ста» (Ин. 19:39). Так и теперь он был благорасположен ко Христу, но не столько, сколько следовало, и не с надлежащею мыслью о Нем: он был еще подвержен иудейским слабостям. Потому он и приходил ночью, боясь сделать это днем. Впрочем, человеколюбец Бог и при этом не отверг его, не укорил и не лишил Своего учения, а с великою кротостью беседует с ним, открывает ему весьма высокие предметы веры, хотя и гадательно, но все же открывает. Человек этот был гораздо более достоин снисхождения, нежели те, которые делали это из лукавства. Последние не заслуживали никакого прощения; а тот, хотя и достоин был обличения, но не в такой степени. Почему же евангелист ничего этого не сказал о нем? Он говорит в другом месте, что «из начальников многие уверовали в Него; но ради фарисеев не исповедывали, чтобы не быть отлученными от синагоги» (Ин. 12:42). Здесь же все это он выразил одним замечанием о приходе его в ночное время. Что же Никодим говорит? «Равви! мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог» (Ин. 3:2).

2. Никодим еще долу вращается; еще человеческое понятие имеет о Христе и говорит о Нем, как о пророке, не предполагая в Нем ничего особенного по знамениям. «Мы знаем», говорят, «что Ты учитель, пришедший от Бога». Для чего же ты приходишь ночью и тайно к Тому, кто говорит божественное и пришел от Бога? Почему не беседуешь с Ним открыто? Но Иисус и этого не сказал ему и не обличил его: Он «трости надломленной не переломит», говорит Писание, «и льна курящегося не угасит; будет производить суд по истине» (Ис. 42:3); да и сам Он говорит: «Я пришел не судить мир, но спасти мир» (Ин. 12:47). «Таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог». Итак, Никодим выражает еще мысль еретическую, когда говорит, что Иисус совершает дела Свои при постороннем содействии, и имеет нужду в помощи других. Что же Христос? Смотри, какое крайнее снисхождение! Он не сказал: Я нисколько не имею нужды в помощи других, но творю все Своею властью, потому что Я истинный Сын Божий и имею одинаковую силу с Родившим Меня. Он не говорил этого, потому что это было еще недоступно для слушателя. Я всегда говорю, и теперь скажу, что Христос имел намерение в то время не столько открывать собственное достоинство, сколько убеждать, что Он ничего ни делал против воли Отца. Поэтому в словах Он постоянно является кротким, а в делах — не так; но когда творит чудеса, то делает все со властью. Так Он говорит: «хочу, очистись» (Мк. 1:41); «девица, тебе говорю, встань» (5:41); «протяни руку твою» (Мф. 12:13); «прощаются тебе грехи твои» (Лк. 5:20); «умолкни, перестань» (Мк. 4:39); «встань, возьми постель твою и иди в дом твой» (2:11); «замолчи и выйди из него» (Лк. 4:35; 8:29); «да будет тебе по желанию твоему» (Мф. 15:28); «если кто скажет вам что–нибудь, отвечайте, что они надобны Господу» (Мф. 21:3); «ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:43); «слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф. 5:21, 22); «идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (4:19). И во всех случаях мы видим великую власть Его. В делах никто не мог осудить Его за то, что происходило. Да и как это было возможно? Если бы слова Его не сбывались и не исполнялись сообразно Его повелению, то мог бы кто–нибудь из иудеев сказать, что повеления Его происходили от тщеславия; а так как все они исполнялись, то совершение событий невольно заграждало уста их. Что же касается до слов, то иудеи могли бы, по бесстыдству своему, обвинять Его в тщеславии.

Так и теперь, в беседе с Никодимом, Он ясно не высказывает ничего высокого, но загадочным образом возводит его от унизительных мыслей, научая, что Он сам по себе силен творить чудеса, так как Отец родил Его совершенным, всесильным в самом Себе и не имеющим ничего несовершенного. Но посмотрим, как именно Он это доказывает. Никодим говорит: «Равви! мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог» (Ин. 3:2). Он думал, что, говоря о Христе, он сказал нечто великое. Что же Христос? Показывает ему, что он еще не достиг и преддверия истинного ведения, не стоит даже и перед вратами его, но еще блуждает где–то вне царствия — и он сам, и всякий, кто стал бы говорить таким образом; что еще не проник в истинное ведение тот, кто имеет такое понятие о Единородном. Что же именно говорит Христос? «истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия» (ст. 3). Т. е., если ты не родишься свыше и не получишь точного познания о предметах веры, то будешь блуждать и останешься далеко вне царствия небесного. Впрочем, Он не говорит так ясно, но чтобы не сделать слов Своих слишком тягостными, не прямо к нему обращается, а говорит неопределенно: «если кто не родится», как бы так говоря: если ты или другой кто–либо думает обо Мне таким образом, то вы находитесь вне царствия. Если бы не такой именно смысл заключался в словах Его, то ответ не соответствовал бы словам Никодима. Если бы услышали это иудеи, то они ушли бы со смехом; но Никодим и в этом случае показывает свою любознательность. Для того–то Христос часто и говорил не ясно, чтобы побудить слушателей к вопросам и сделать их более внимательными. Ясно сказанное нередко проходит мимо слуха, а неясное делает слушателя внимательнее и усерднее. Итак, слова Христовы имеют такой смысл: если ты не родишься свыше, если не приобщишься Духа посредством бани пакибытия, то не сможешь получить надлежащего обо Мне понятия; а это (твое) понятие не духовное, но душевное. Впрочем, он говорит таким образом не с тем, чтобы поразить Никодима, излагавшего собственное мнение, сколько он мог вместить, но чтобы незаметным образом возвести его к высшему разумению: «если», говорит Он,«кто не родится свыше». Под словом — свыше здесь одни разумеют: с неба, другие: снова. Тому, говорит Он, кто не родился таким образом, невозможно увидеть царствия Божия, разумея здесь Себя самого и показывая, что Он был не тем только, что видели в Нем, и что нужны еще другие глаза, чтобы видеть в Нем Христа. Никодим, услышав это, говорит: «как может человек родиться, будучи стар» (Ин. 3:4)? Как? Ты называешь Его учителем и говоришь, что Он пришел от Бога, а слов Его не принимаешь и высказываешь учителю мысль, выражающую странное недоумение? Это как — есть выражение людей не очень верующих, есть недоумение мыслящих земное. Так и Сара смеялась, когда говорила: как? Так и многие другие, с подобными вопросами, отпали от веры.

3. Так и еретики упорствуют в ереси, предлагая такие же вопросы. Одни из них говорят: как воплотился? Другие: как родился? И таким образом слабым своим умом подчиняют Существо беспредельное. Зная это, нам должно избегать такого неуместного любопытства. Возбуждающие такие вопросы и не узнают того: как, и отпадут от православия. Так и Никодим с недоумением спрашивает о способе. Он понял, что сказанное относится и к нему; оттого смущается, колеблется, приходит в затруднение — потому, что пришедши (к И. Христу), как к человеку, он слышит нечто вышечеловеческое, чего еще никто никогда не слышал; он с одной стороны возвышается до высоты предлагаемого учения, с другой окружается мраком и не знает, на чем остановиться, увлекаясь туда и сюда и отпадая от веры. Потому и продолжает представлять это, как дело невозможное, чтобы вызвать Его к яснейшему изложению учения: «неужели», говорит, «может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться» (ст. 4)? Видите, как говорит смешно человек, подчиняющий духовное собственным понятиям; он находится как бы в бреду и опьянении, как скоро начинает сказанное исследовать более, нежели сколько угодно Богу, а не принимает в простоте веры. Он слышит о духовном рождении, но не думает о духовном, а низводит сказанное до уничижения плоти, и столь великое и высокое учение подводит под естественный порядок вещей. Вот почему он выдумывает вопросы и смешные недоумения. Потому–то и Павел говорит, что «душевный человек не принимает того, что от Духа Божия» (1 Кор. 2:14). Впрочем, Никодим и после этого соблюдает уважение ко Христу: не стал смеяться над словами Его, а только, считая дело невозможным, молчал. Два предмета были ему непостижимы: такое рождение и царствие. У иудеев никогда не было слышно даже названия такого рождения и такого царствия. Впрочем, Никодим пока останавливается на первом, так как этот предмет наиболее поразил его ум.

Зная это, не будем же испытывать своим умом Таин божественных, не станем подводить их под порядок обыкновенных у нас вещей, и подчинять законам естества; но будем разуметь все благочестиво, веруя тому, что сказано в Писаниях. Слишком любопытствующий исследователь не приобретает никакой пользы, и кроме того, что не находит искомого, подвергается еще крайнему осуждению. Ты слышишь, что (Отец) родил? Веруй тому, что слышишь: но как (родил), этого не испытывай, чтобы через то не отвергнуть и самого рождения, — что было бы крайне безрассудно. Если Никодим, услышав о рождении, не об этом неизреченном, а о рождении по благодати, впал во мрак и недоумение, оттого, что не предполагал в нем ничего высокого, а мыслил только человеческое и земное, то испытывающие и изведывающие рождение страшное и превосходящее всякое слово и разумение — какого достойны могут быть наказания? Ничто не производит столько мрака, сколько ум человеческий, рассуждающий обо всем по земному и не принимающий озарения свыше. Земные помыслы заключают в себе много нечистоты. Потому и нужны нам струи небесные, чтобы, по уничтожении тины, дух наш, по мере своей чистоты, возносился горе и приобщался небесного учения. А это может быть тогда, когда мы покажем в себе и душу благомыслящую и жизнь правую: может ведь, истинно может помрачиться наш ум не только от неуместного любопытства, но и от развращенного образа жизни. Потому и Павел говорил коринфянам: «Я питал вас молоком, а не [твердою] пищею, ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах, потому что вы еще плотские. Ибо если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы» (1 Кор. 3:2, 3)? Также в послании к евреям и во многих других местах, как всякий может видеть, Павел полагает это самое причиною неправых учений, потому что преданная страстям душа не может постигать ничего великого и благородного; но, как бы помраченная гноетечением из очей, страдает самою тяжкою слепотою. Итак, очистим самих себя, просветимся светом ведения и не будем сеять в тернии. А что значит это терние, вы знаете, хотя мы и не будем говорить об этом: вы часто слышали, что Христос именем терния называет попечения житейские и обольщения богатства; да и справедливо. Как первое (терние) бесплодно, так и последнее; как то уязвляет прикасающихся к нему, так и эти страсти; как терние легко потребляется огнем, и ненавистно для земледельца, так и мирские дела; как в тернии скрываются дикие звери, ехидны и скорпионы, так и в обольщениях богатства. Но воспримем огонь Духа, чтобы и терние потребить, и зверей изгнать, и ниву очистить для Земледельца; а после очищения оросим ее духовными струями; насадим плодоносную маслину, растение самое нежное, всегда цветущее, светоносное, питательное и укрепляющее здоровье. Все это заключает в себе милосердие, которое есть как бы печать для приобретших его. Это растение не увядает даже и от приближения смерти, но всегда стоит, просвещая ум, питая душу и делает ее силы крепчайшими. Если мы будем постоянно иметь его, то сможем с дерзновением узреть и Жениха и войти в брачный чертог, — чего да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 25

«Иисус отвечал: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин. 3:5).

1. Никодим не понял слов Спасителя потому, что хотел рассуждать о духовных предметах по–человечески. — Если человек не рождается от воды и Духа, он не может войти в Царство Небесное. — 2 и 3. Вера в невидимое. — Различие между первым и вторым творением. — В первом творении Творец воспользовался землей для создания человека; во втором Св. Дух пользуется водою. — Первый человек был создан с душою живою, второй исполнен Духа животворящего. — Первый человек нуждался в помощи, второй, получая благодать Духа Святого, не нуждается ни в какой иной помощи. — Почему вода нужна для крещения? — Обряд крещения. — Великие тайны, совершенные для нас Иисусом Христом, как побуждения для нас вести добрую жизнь. Оглашенные и их положение в отношении к верным. — Польза милостыни и даров, приносимых Иисусу Христу и малым сим.

1. Малые дети каждый день ходят к учителям, берут уроки и дают в них отчет, и не прерывают этого занятия; бывает и то, что они к дням присоединяют и ночи; и вы заставляете их делать это из–за предметов тленных и временных. Но от вас, людей возрастных, мы не требуем такого труда, какого вы от своих детей. Не каждый день, а только два дня в седмицу мы приглашаем вас к слушанию поучений и притом только на малую часть дня, чтобы облегчить для вас этот труд. Для того и содержание Писания мы разделяем на малые части, чтобы вы удобнее могли усвоять их, влагать в сокровищницу разума и так запечатлевать в памяти, чтобы вы и сами могли передавать все (другим) в точности, если только не будет кто слишком сонлив и нерадив или ленивее малого отрока. Итак, приступим опять к продолжению прежде сказанного и посмотрим, как Никодиму, ниспавшему долу, прилагающему слова Христовы к земному рождению и говорящему, что невозможно устаревшему человеку снова родиться, Христос открывает яснее образ этого рождения. Хотя и это изъяснение еще представляет некоторые затруднения для рассуждающего по–человечески, но с тем вместе уже достаточно для того, чтобы слушающего возвести от уничиженного образа мыслей. Что же Христос говорит? «Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие». Вот что этим Он дает разуметь: ты считаешь это невозможным; а Я говорю, что это очень возможно, даже и необходимо, и иначе спастись невозможно. А необходимое Бог соделал для нас и удобным. Рождение земное есть рождение по плоти, от персти, а потому для него и заграждено все небесное, потому что что общего между землей и небом? Но другое рождение, как рождение от Духа, удобно отверзает нам небесные врата. Слышите вы все, чуждые просвещения [20]: ужаснитесь, возрыдайте! Страшна эта угроза, страшно определение! Невозможно, говорит Христос, тому, кто не родится водою и духом, войти в царствие небесное, потому что он еще носит одежду смерти, одежду проклятия, одежду тления, — еще не получил знамения Господнего, он еще не свой, а чужой; не имеет условленного в царстве знака. «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие». Но Никодим и этого не понял. Нет ничего хуже, как подвергать духовные предметы умствованиям. Это и не допустило Никодима представить себе что–либо великое и возвышенное. Но для того мы и называемся верными, чтобы, оставляя немощь дольних помыслов, восходили на высоту веры, и в ее учении полагали свое высшее благо. Если бы так поступил Никодим, то дело не представилось бы ему невозможным. Итак, что же Христос? Отклоняя его от такого пресмыкающегося долу образа мыслей, показывая, что не о плотском рождении Он беседует, Христос говорит: «если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие». Он говорил это, желая угрозою привлечь Никодима к вере, — убедить, чтобы он не признавал этого дела невозможным, и стараясь отвлечь его от предположения в этом деле плотского рождения. Никодим, говорит Он, Я говорю о другом рождении. Для чего же ты склоняешь речь к земле? Для чего это дело подчиняешь естественным законам? Рождение это выше естественного рождения, и не имеет ничего общего с вашим. Хотя называется рождением и то и другое, однако, при общем наименовании, они различаются на деле. Отстань от общепринятых понятий; Я ввожу в мир иное рождение; Я хочу, чтобы люди рождались иным образом; Я пришел с необычайным способом создания. Вначале Я создал человека из земли и воды, но это создание оказалось негодным, этот сосуд разбился; затем Я уже не хочу творить из земли и воды, а от воды и духа. А если кто спросит: как от воды? — спрошу и я: как от земли? Как брение преобразовалось в различные виды? Каким образом из вещества однородного (земля ведь одна) произошли творения различные и разнообразные? Откуда кости, нервы, кровеносные и сухие жилы? Откуда перепонки, кровяные сосуды, хрящи, оболочки, печень, селезенка, сердце? Откуда кожа, кровь, слизь, желчь? Откуда столько отправлений? Откуда разнообразие цветов? Это — не из земли и не из брения. Каким образом земля, принимая семена, произращает их; а плоть, та же земля, принимая семена, подвергает их гниению? Как земля бросаемые в нее семена питает; а плоть питается ими, но не питает их? Например: земля, принимая воду, производит вино, а плоть, часто принимая вино, обращает его в воду. Итак, откуда видно, что тело происходит из земли, тогда как земля, как я сказал, имеет свойства, противоположные телу? Умом я постигнуть этого не могу, принимаю только верою. Если же ежедневно бывающие и осязаемые дела требуют веры, тем более — дела неизреченные и духовные. Как бездушная неподвижная земля, по воле Божьей, приняла такую силу, и в ней происходят такие дивные дела, таким же образом, и при действии Духа на воду, легко совершаются те изумительные и превышающие разум дела.

2. Итак, не оставайся в неверии потому только, что ты не видишь этого. Ты не видишь и души, однакож веришь, что у тебя есть душа и что она нечто другое, а не тело. Но Христос вразумляет Никодима не этим, а другим примером. Хотя душа и бестелесна, однакож Он не указал на нее потому, что Никодим имел еще слишком грубые о ней понятия. Но Христос приводит в пример нечто другое, что не имеет ничего общего с грубостью тел, но и не возвышается до природы существ бестелесных. Это — движение ветра. Прежде всего Он начинает с воды, которая, тоньше земли, но грубее ветра. Как в начале в основание (творения) положена была земля, все же дело принадлежало Создателю, так теперь в основание полагается вода, а все дело (возрождения) принадлежит благодати Духа. И тогда — «человек стал душею живущею», ныне же «есть дух животворящий» (1 Кор. 15:45). Но различие между тем и другим велико. Душа не сообщает жизни другому существу; а Дух не только живет сам по себе, но сообщает жизнь и другим существам. Так апостолы и мертвых воскрешали. Тогда, уже по совершении творения, наконец был создан человек; а ныне, напротив, новый человек творится прежде новой твари: сперва он рождается, а потом уже мир преобразуется. И как в начале (Бог) создал человека всецелым, так и ныне всецело образует его. Но тогда он говорил: «сотворим ему помощника» (Быт. 2:18), а здесь — ничего подобного. Принявший благодать Духа может ли нуждаться в другом каком–либо помощнике? Принадлежащий к телу Христову какую имеет нужду в чьем–либо содействии? Тогда сотворен человек по образу Божию; а ныне соединен с самим Богом. Тогда Бог повелел ему обладать рыбами и зверями; а теперь вознес начаток наш превыше небес. Тогда дал для жительства рай; а ныне отверз для нас небо. Тогда человек создан был в шестой день, так как этим временем должно было окончиться и творение; а ныне — в первый день, и в самом начале, как и свет. Из всего этого ясно, что совершающееся ныне принадлежит к другой, лучшей жизни и состоянию, не имеющему конца. Первое творение Адама было творение из земли, а после него создание жены из ребра, потом происхождение Авеля от семени. Но мы не можем ни постигнуть, ни изобразить словом этих творений, хотя все они самые вещественные. Как же мы можем дать отчет относительно духовного рождения через крещение, — рождение, которое гораздо выше тех? И каких можно требовать от нас соображений об этом рождении — чудном и необычайном? При совершении его предстоят и ангелы; но изъяснить способ этого дивного рождения через крещение не может ни один из них. Но и предстоят они, сами ничего не совершая, а только взирая на то, что совершается. Все же делает Отец, Сын и Святой Дух. Поверим же слову Божию: оно вернее нашего зрения; зрение часто и обманывается, а это слово погрешать не может. Поверим же Ему. Произведши сущее из несущего, оно, конечно, несомненно и тогда, когда говорит о естестве его. А что оно говорит? Что в крещении совершается рождение. Но если бы кто сказал тебе: как это — загради тому уста словом Христовым, которое есть величайшее и самое ясное доказательство. Если же кто спросит: для чего употребляется вода, то спросим и мы взаимно: для чего в начале в сознание человека входила земля? Что Богу и без земли возможно было сотворить человека, это очевидно для каждого. Поэтому не допытывайся. А что вода потребна и необходима, это можешь узнать вот из чего: однажды, когда Дух сошел, прежде употребления воды (Деян. 10:44), апостол не остановился на этом; но смотри, что сказал он о воде, как о веществе необходимом и не излишнем: «кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы, получили Святаго Духа» (Деян. 10:47). Почему же нужна вода? Скажу, наконец, и об этом и открою вам сокровенное таинство. Есть несколько сокровенных причин для этого, но из многих я скажу вам пока одну. Какая же это причина? Та, что в воде символически изображается гроб и смерть, воскресение и жизнь, и все это происходит совместно. Когда мы погружаем свои головы в воду, как бы в гроб, вместе с тем погребается ветхий человек и, погрузившись долу, весь совершенно скрывается. Потом, когда мы восклоняемся, — выходит человек новый. Как легко для нас погрузиться и подняться, так для Бога легко погребсти ветхого человека и явить нового. Но это совершается трижды, чтобы ты знал, что все это совершается силою Отца и Сына и Святого Духа. А что сказанное мною не гадание, послушай только, что говорит Павел: «мы погреблись с Ним крещением в смерть» (Рим. 6:4); также: «ветхий наш человек распят с Ним» (ст. 6); или: «мы соединены с Ним подобием смерти Его» (ст. 5). Но не только крещение называется крестом, а и крест крещением. «Крещением», говорит Христос, «которым Я крещусь, будете креститься» (Марк. 10:39). И в другом месте: «крещением должен Я креститься» (Лк. 12:50). Как легко мы погружаемся и поднимаемся, так легко и Он, по смерти, когда восхотел — воскрес, или лучше сказать: гораздо легче, хотя ради устроения некоего таинства и пробыл (в гробе) три дня.

3. Итак, мы, сподобившиеся столь великих таинств, покажем достойную этого дара жизнь, самое лучшее поведение. А вы, еще не сподобившиеся их, поступайте во всем так, чтобы вам сподобиться, да будем все едино тело, да будем все братья. Доколе это разделяет нас, дотоле и отец, и сын, и брат, и кто бы то ни был — для нас еще не истинный сродник наш, так как он отдален от сродства горнего. Да и какая польза быть соединенными родством бренным, когда мы не соединены сродством духовным? Какая прибыль от близости на земле, когда мы чужды друг для друга на небесах? Оглашенный чужд верному. Он не имеет ни одной и той же с ним главы, ни одного и того же отца, ни того же города, ни пищи, ни одежды, ни дома; но все у них разделено. У одного все на земле; у другого — на небесах. У этого царь — Христос; у того — грех и дьявол. У этого пища — Христос; у того — гниль и тление. Да и одежда у этого — Владыка ангелов; у того — дело червей. У этого город — небо; у того — земля. А если у нас нет с неверными ничего общего, то скажи мне, в чем же нам иметь общение (с ними)? Прошли и мы через те же муки рождения и произошли из одного чрева? Но и этого недостаточно для ближайшего родства. Итак, постараемся сделаться гражданами горнего града. Доколе нам оставаться в чужой земле, тогда как следует нам получить снова древнее отечество? Здесь опасность касается не маловажных дел. Если случится, чего не дай Бог, что постигнет нас нечаянная смерть, и мы отойдем отсюда без просвещения [21], то, хотя бы мы имели здесь тысячи благ, нас ожидает не что другое, как геенна, червь ядовитый, огонь неугасимый и узы неразрешимые. Но не дай Бог кому–либо из слушающих испытать это наказание! А не постигнет оно нас, если мы, сподобившись святых таин, будем полагать в основание своего здания золото, серебро и драгоценные камни (Кор. 3:12). Таким образом мы будем иметь возможность, отошедши туда, явиться богатыми, когда, т. е., не здесь будем оставлять деньги, а будем переносить их в безопасные сокровищницы руками бедных, когда будем давать взаймы Христу. Там у нас много долгов — не деньгами, а грехами. Будем же отдавать Ему деньги, чтобы получить оставление грехов. Он — Судия наш. Не презрим здесь Его алчущего, чтобы и Он там напитал нас. Оденем Его здесь, чтобы и Он не оставил нас обнаженными без своего покрова. Если мы напоим Его здесь, то не скажем подобно богатым: «пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил» наш «язык» (Лк. 16:24). Если и мы примем Его здесь в свои дома, то Он уготовит для нас там много обителей. Если придем к Нему в темницу, то и он освободил нас от уз. Если введем Его к себе, как странника, — и Он не оставит нас странствовать вне царствия небесного, но воздаст за то горний град. Если посетим Его в болезни, — скоро и Он освободит нас от немощей наших. Итак, получая много, даже тогда, когда даем немного, будем давать по крайней мере немного, чтобы приобрести много. Пока есть еще время, будем сеять, чтобы пожать. Когда наступит зима, когда по морю нельзя уже будет плавать, тогда и купля эта уже не будет в нашей власти. А когда настанет зима? Тогда, когда наступит тот великий и славный день. Тогда мы уже не станем плавать по этому великому и пространному морю, которому подобна настоящая жизнь. Теперь — время сеяния; а тогда — время жатвы и собирания. Если бы кто во время сеяния не бросал семян, а стал сеять во время жатвы, — тот, кроме того, что не получил бы ничего, еще был бы смешон. Если же настоящее время есть время сеяния, то теперь–то и должно не собирать, а расточать. Станем же расточать, чтобы собрать; не будем собирать теперь, чтобы не потерять жатвы. Это время, как я сказал, вызывает на сеяние, на иждивение и расточение, а не на собирание и сбережение. Итак, не упустим удобного времени, а сделаем обильный посев и не пощадим ничего своего, чтобы получить обратно с большим воздаянием, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 26

«Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух» (Ин. 3:6).

1. Духовное возрождение и его сущность. — 2. Прообраз духовного возрождения. — 3. Характер христианского увещания. — Нужно действовать с кротостью, без гнева и крика. — Человек, приносящий другим обиды, совершает позорное дело; терпящий обиды есть истинный философ. — Рабы имеют ту же природу, как и господа, и потому последние не должны оскорблять первых. То, что рабы делают из страха господ, последние должны делать из страха Божия.

1. Великих таин сподобил нас Единородный Сын Божий, — великих и таких, которых мы не были достойны, но которые сообщить нам Ему угодно было. Если рассуждать о нашем достоинстве, то мы не только были недостойны этого дара, но повинны наказанию и муке. Но Он, несмотря на это, не только освободил нас от наказания, но и даровал жизнь, которая гораздо светлее прежней; Он ввел в другой мир; создал новую тварь. «Кто», сказано, «во Христе, [тот] новая тварь» (2 Кор. 5:17). Какая это новая тварь? Послушай, что говорит сам Христос: «если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин. 3:5). Нам был вверен рай; но тогда, как мы оказались недостойными обитать в нем, Он возводит нас на самые небеса. Мы не остались верными в первоначальных дарах; но Он сообщает нам еще большие. Мы не могли воздержаться от одного древа — и Он подает нам пищу горнюю. Мы не устояли в раю — Он отверзает нам небеса. Справедливо говорит Павел: «о, бездна богатства и премудрости и ведения Божия!» (Рим. 11:33) Уже не нужны ни мать, ни муки рождения, ни сон, ни сожительство и соединение плотское; строение естества нашего совершается уже свыше, — Духом Святым и водою. А вода употребляется, как бы место рождения рождающегося. Что утроба для младенца, то — вода для верного: он в воде зачинается и образуется. Прежде было сказано: «да произведет вода пресмыкающихся, душу живую» (Быт. 1:20). А с того времени, как Владыка снизшел в струи Иордана, вода производит уже не «пресмыкающихся, душу живую», а души разумные и духоносные. И что сказано о солнце: «выходит, как жених из брачного чертога своего» (Пс. 18:6), теперь более благовременно сказать о верных: они испускают лучи гораздо блистательнее солнечных. Но младенец, зачинающийся в утробе, требует времени; а в воде — не так: здесь все совершается в одно мгновение. Где жизнь временна и получает свое начало от телесного тления, там и рождение медленно происходит: таково естество тел; они только с течением времени получают совершенство. Но в делах духовных не так. Почему же? Здесь что делается, то делается с самого начала совершенно. Но как Никодим, слыша это, непрестанно приходил в смущение, то — посмотри, как Христос открывает ему непостижимость этого таинства и неясное для него делает ясным. Христос говорит: «рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух». Он отвлекает Никодима от всего чувственного и не дозволяет ему телесными очами рассматривать это таинство. Мы не о плоти беседуем, Никодим, а о духе этими словами обращая его к горнему. Не ищи (здесь) ничего чувственного. Дух этими очами не может быть видим. Не думай также, что Дух рождает плоть.

А как же, — может быть, спросит кто–нибудь, — родилась плоть Господня? Она родилась не от Духа только, но и от плоти. Потому Павел, показывая это, и говорит: «родился от жены, подчинился закону» (Гал. 4:4). Дух образовал ее так: не из ничего (для чего в таком случае нужна была бы утроба матерняя?), но из девственной плоти; а каким образом — я объяснить не могу. Так было для того, чтобы кто–либо не подумал, будто Рожденный чужд нашего естества. Если и после этого есть люди, которые не веруют в такое рождение, то до какого бы нечестия ниспали они, если бы Христос не восприял плоти от Девы? «Рожденное от Духа есть дух». Видишь ли достоинство Духа? Он творит дело Божие. Выше (евангелист) говорил: «от Бога родились» (Ин. 1:13); а здесь говорится, что их рождает Дух. «Рожденное от Духа есть дух», рожденный от Духа духовен. Рождение здесь разумеется не по существу, а по достоинству и благодати. А если и Сын рожден таким же образом, то какое преимущество Он будет иметь перед людьми, так рожденными? Каким образом Он тогда есть Сын Единородный? От Бога рожден и я, но — не от существа Его. Если же и Он не рожден от существа, то чем Он отличается от нас? В таком случае Он будет меньше даже и Духа, потому что такое рождение происходит от благодати Духа. Ужели поэтому, чтобы быть Сыном, Он имеет нужду в содействии Духа? Да и чем такая мысль различается от учений иудейских? Но, сказав: «рожденное от Духа есть дух», Христос опять видел, что Никодим смущается, и потому обращает речь к примеру чувственному. «Не удивляйся», говорит Он, «что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше. Дух дышит, где хочет» (ст. 7–8). Словом: «не удивляйся» обнаруживает смущение души его и затем обращает его к тончайшему из тел. Сказав: «рожденное от Духа есть дух», Христос уже отвлекал Никодима от представлений плотских; но, как тот все еще не понимал, что значат Его слова: «рожденное от Духа есть дух», то Он и переносит его мысль к другому изображению, не останавливая его на грубых телах и не говоря о существах совершенно бестелесных (так как Никодим, и слыша о таких предметах, не мог постигать их), но находя нечто среднее между существом телесным и бестелесным, — движение ветра, — и через то вразумляет его. Именно о ветре Он говорит: «голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит». Но если говорит: «дух дышит, где хочет» [22], то этим не выражает того, будто ветер имеет какой–либо произвол, а только указывает на его естественное движение, движение беспрепятственное и сильное. Писание обыкновенно говорит так и о предметах неодушевленных, например: «тварь покорилась суете не добровольно» (Рим. 8:20). Итак, слова: «дышит, где хочет» означают то, что ветер не удержим, что он распространяется всюду, что никто не может препятствовать ему носиться туда и сюда, но что он с великою силою рассеивается, и никто не может задержать его стремления.

2. «И голос его слышишь», то есть — гул, шум, «а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа». В этом все и заключается. Если, говорит, ты не умеешь объяснить ни исхода, ни направления ветра, который однакож ты ощущаешь и слухом и осязанием, то для чего усиливаешься понять действие Духа Божия, — ты, который не понимаешь действия ветра, хотя и слышишь его звуки? Таким образом слова: «дышит, где хочет» сказаны для означения власти Утешителя, и значат вот что: если никто не может сдержать ветра, но он несется, куда хочет, то тем более не могут задержать действия Духа ни законы природы, ни условия телесного рождения, и ничто другое подобное. А что слова: «голос его слышишь» сказаны именно о ветре, видно из того, что Христос, беседуя с неверующим и незнающим действия Духа, не сказал бы: «голос его слышишь». Потому, как не видим ветра, хотя он и издает шум, так незримо для телесных очей и духовное рождение. Но ветер еще есть тело, хотя и тончайшее, потому что все, подлежащее чувству, есть тело. Если же ты не досадуешь на то, что не видишь этого тела, и поэтому не отвергаешь его существования, то почему смущаешься, слыша о Духе, и требуешь при этом такой отчетливости, не делая того в отношении тела?

Что же Никодим? Несмотря на представленный ему, столь ясный пример, он еще остается с иудейскою немощью. И вот, когда он снова с недоумением спрашивает: «как это может быть», — Христос говорит ему слова еще более поразительные: «ты — учитель Израилев, и этого ли не знаешь» (ст. 10)? Заметь, что он обличает этого человека отнюдь не в злонамеренности, а в недальновидности и простоте. Но что общего, скажет кто–либо, имеет это рождение с делами иудейскими? Что же не общего, скажи мне? Происхождение первого человека, создание жены из ребра, неплодство, чудеса, совершенные через воды, именно: в источнике, из которого Елисей извлек железо, в Черном море, которое перешли иудеи, в купели, которую возмущал ангел, в Иордан, в котором очистился Нееман Сирианин, — все это как бы в образах предвозвещало имевшее быть рождение и очищение. И вещания пророков назнаменуют этот образ рождения; так сказано: «Потомство [мое] будет служить Ему, и будет называться Господним вовек: придут и будут возвещать правду Его людям, которые родятся, что сотворил Господь» (Пс. 21:31, 32); еще: «обновляется, подобно орлу, юность твоя» (Пс. 102:5); также: «светись, [Иерусалим]» (Ис. 60:1); «се Царь твой грядет» (Зах. 9:9); или: «блажен, кому отпущены беззакония» (Пс. 31:1). Но и Исаак был образом этого рождения. В самом деле, скажи, Никодим, как родился Исаак? По закону ли природы? Нет! Но образ его рождения был средний между тем и другим рождением (плотским и духовным): в нем было рождение и плотское, потому что он родился от сожительства, и духовное, потому что он родился не от кровей. Я докажу, что эти образы предвозвещали не только это рождение, но и рождение от Девы. Так как не легко было бы поверить, что рождает Дева, то сначала рождали неплодные, и не только неплодные, но и престарелые жены. Конечно, происхождение жены из ребра гораздо удивительнее рождения от неплодной; но, так как это было в начале, давно, то последовал иной, новый и недавний способ рождения, — именно от неплодных, — чтобы проложить путь к вере в рождение от Девы. Припоминая это Никодиму, Христос говорит: «ты — учитель Израилев, и этого ли не знаешь? Истинно, истинно говорю тебе: мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы свидетельства Нашего не принимаете» (ст. 10–11). Последние слова Он присовокупил, снова удостоверяя, с иной стороны, в истине слов своих и вместе снисходя к немощи Никодима.

3. Что же значит: «мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели»? И у нас зрение достовернее других чувств: поэтому, когда хотим уверить кого–либо, говорим, что мы видели своими глазами, а не по слуху знаем. Так и Христос беседует с Никодимом по человечески, заимствуя и отсюда подтверждение Своих слов. А что это именно так, и что Христос не другое что хочет показать Никодиму и не разумеет здесь зрения чувственного, это видно из следующего. Сказав: «рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух», Он присовокупляет: «мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели». Но в то время этого еще не было. Как же Он говорит: «что видели»? Не явно ли, что Он говорит о знании самом точном и безошибочном? «А вы свидетельства Нашего не принимаете». Итак, слова: «что знаем» Он говорит или о Себе и вместе об Отце, или только о Себе. А слова: «а вы не принимаете» не выражают в настоящем случае негодования, а высказывают то, что было. Он не сказал: можно ли быть бесчувственнее вас, не принимающих того, что мы возвещаем с такою точностью? Нет, Он ничего подобного не сказал, показывая и в словах и в делах совершенную кротость. Он кротко и тихо предвозвещает имеющее совершиться; так и нас побуждает к кротости научает, чтобы мы, беседуя с кем–либо и не убеждая, не досадовали и не раздражались. Человек раздраженный не только ни в чем не может успеть, но и делает других еще более недоверчивыми. Поэтому надобно удерживаться от гнева, а в своих словах убеждать других не только не гневом, но и не криком, так как крик — пища гнева. Будем же обуздывать этого коня, чтобы ниспровергнуть всадника; обрежем крылья гневу и зло не поднимется высоко. Гнев — болезнь жестокая и опасная тем, что можем погубить наши души. Поэтому надлежит отовсюду заграждать ему вход. Несообразно, если мы можем укрощать зверей, а свои свирепствующие помыслы оставляем без внимания. Гнев есть сильный, все пожирающий огонь; он и телу вредит, и душу растлевает, и делает человека на вид неприятным и постыдным. Если бы человек разгневанный мог видеть себя, во время своего гнева, то он уже не имел бы нужды ни в каком другом увещании, — потому что нет ничего неприятнее лица раздраженного. Гнев есть какое–то опьянение, или, лучше сказать, хуже опьянения и несчастнее беса. Но только постараемся не кричать, — и мы найдем сами лучший путь любомудрия. Потому Павел внушает подавлять не только гнев, но и крик, говоря: «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, да будут удалены от вас» (Ефес. 4:31). Будем же повиноваться этому учителю любомудрия и, когда гневаемся на слуг, помыслим о собственных своих согрешениях и устыдимся их кротости. Когда ты бранишь его, он молча переносит брань; таким образом ты бесчинствуешь, а он любомудрствует. Прими же это вместо всякого увещания. Хотя он и слуга, но он человек, который имеет и душу бессмертную, и таким же, как и мы, дарами украшен от общего всех Господа. Если же он, будучи равночестен нам в высших, духовных преимуществах, с такою кротостью переносит от нас огорчения, потому только, что мы имеет некоторое незначительное и маловажное преимущество перед ним, то какого прощения или извинения достойны будем мы, которые не можем, или лучше, ни хотим любомудрствовать ради страха Божия, как любомудрствует он из страха к нам? Итак, воображая все это, помышляя о своих грехах и общем для всех человеческом естестве, будем стараться всегда говорить кротко, чтобы, соделавшись смиренными сердцем, обрести своим душам покой и в настоящей и в будущей жизни, — которого да сможем достигнуть и все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 27

«Если Я сказал вам о земном, и вы не верите, — как поверите, если буду говорить вам о небесном? Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах» (Ин. 3:12, 13).

1. Не должно стараться постигнуть разумом происхождение Сына Единородного. — 2. Медный змей как прообраз Иисуса Христа. — Как Бог возлюбил мир. — 3. Любовь Божия: чрезмерность Его благости к грешникам и неблагодарным. — Бог, чтобы спасти нас, не пощадил даже Сына своего Единородного, а мы щадим свои деньги. — Дурное употребление, делаемое из богатства. — Наша неблагодарность Иисусу Христу в лице бедных за все Его благодеяния нам. — Против тех, которые расточая все на роскошь, презирают бедных и не заботятся о их нуждах.

1. Что я многократно говорил, то и теперь скажу, и не перестану говорить. Что же такое? Что Иисус, намереваясь коснуться высоких догматов, нередко приспособляется к немощи слушателей и употребляет образ учения, не всегда соответствующий Его величию, но более приспособительный к ним. Учение высокое и важное, и однажды будучи высказано, достаточно может показать свое достоинство, сколько мы в состоянии слышать его, но, если о предметах более простых и близких к понятию слушателей говорит не часто, то и предметы высокие не скоро могут овладеть умом преклоненного долу слушателя. Потому–то Христос гораздо больше говорил о предметах простых, чем высоких. Но чтобы и это не причинило вреда в другом отношении, т. е., чтобы не удерживало ученика долу, Он не иначе обращается к предметам простым, как предварительно высказав причину, по которой говорит о них. Так Он сделал и в настоящем случае. Сказав о крещении и рождении, совершающемся на земле по благодати, потом намереваясь приступить к слову и о собственном рождении, неизреченном и непостижимом, Он между тем еще медлит и не приступает. Потом высказывает и причину, по которой не приступает. Какая же это причина? Грубость и немощь слушателей. На нее Он и делал намек, говоря: «если Я сказал вам о земном, и вы не верите, — как поверите, если буду говорить вам о небесном»? Таким образом, где Он говорит о чем–либо простом и маловажном, там это надобно относить к немощи слушателей. Некоторые говорят, что выражение: земном здесь надобно разуметь о ветре, — как бы так Он сказал: Я показал вам пример из земных вещей, но вы и тем не убеждаетесь: как же вы можете понимать предметы более возвышенные? Но если Он здесь называет земным и крещение, не удивляйся. Он называет его так или потому, что оно совершается на земле, или сравнительно со Своим страшным рождением. Наше (в крещении) рождение, хотя и есть небесное, но, в сравнении с Его истинным от существа Отчего рождением, оно — земное. И справедливо, что не сказал: вы не разумеете, но: вы не верите. Кто затрудняется и не легко принимает то, что понятно для ума, тот справедливо может подвергнуться обвинению в неразумии; но кто не принимает того, чего нельзя постигнуть разумом, а только верою, тот заслуживает обвинения уже не в неразумии, а в неверии. Таким образом, не позволяя Никодиму испытывать своим умом сказанное, Христос еще сильнее продолжает обличение его в неверии. Если же наше (духовное) рождение надлежит принимать верою, то чего заслуживают люди, испытывающие умом рождение Единородного? Но, может быть, кто–либо скажет: для чего было и говорить это, если слушатели не хотели верить? Для того, что хотя они не хотели верить, но могли принять это и получить отсюда пользу люди последующих времен. Так со всею силою поражая Никодима, Христос показывает наконец, что Он знает не только это, но и гораздо больше и выше этого, — что высказывает в последующих словах: «никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах» (ст. 13). Какая же, скажешь ты, здесь связь мыслей? Весьма великая и тесная связь с предыдущим. Никодим сказал: «Ты учитель, пришедший от Бога» (ст. 2); это самое теперь Христос и исправляет, как бы так говоря: не думай, что Я — такой же учитель, каковы были многие пророки, бывшие от земли; Я с неба пришел. Из пророков ни один не восходил туда, а Я там всегда пребываю. Видишь ли, как и самое, по–видимому, высокое еще слишком недостойно Его величия. Он не на небе только существует, а и везде, и все исполняет. Но Он беседует, еще снисходя к немощи слушателя, чтобы мало–помалу возвести его к вышнему. Сыном же человеческим Он здесь называет не плоть Свою, а, так сказать, всего Себя по низшему естеству [23]. И обыкновенно Он называл всего Себя иногда по божеству, иногда — по человечеству. «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому». Опять и это, по–видимому, не имеет связи с предыдущим; но (на самом деле) вполне соответствует ему. Сказав, что через крещение людям оказано величайшее благодеяние, Он приводит и причину этого, не меньшую самого благодеяния, — крест; как и Павел, беседуя с коринфянами, соединяет вместе эти благодеяния в следующих словах: «разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились» (1 Кор. 1:13)? Два эти благодеяния больше всех других показывают неизреченную любовь Господа: Он и пострадал за врагов, и, умерши за врагов, даровал в крещении всецелое прощение грехов.

2. Но почему Он не сказал прямо: я буду распят, а отослал слушателей к древнему прообразу? Этим Он научает их, во–первых, что события древние имеют соотношение с новыми, что те не чужды для этих; во–вторых, что Он шел на страдание не против воли Своей, и кроме того, что и сам Он не потерпел от того никакого вреда, и многим даровано через то спасение. Действительно, чтобы кто не сказал: как могут верующие в Распятого спастись, когда и Он сам был одержим смертью? — вот Он приводит нас к древней истории. Если иудеи спасались от смерти, взирая на медное изображение змия, то, конечно, тем большее благодеяние могут получить верующие в Распятого. Распятие совершилось не по немощи Распятого и не потому, что восторжествовали над ним иудеи, а потому, что «возлюбил Бог мир». Вот почему одушевленный Его храм подвергся распятию: «дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (ст. 15). Видишь ли причину креста и спасение, от него происшедшее? Видишь ли соответствие между прообразом и истиною? Там иудеи спасаются от смерти только временной; а здесь верующие — от смерти вечной. Там повешенный змий исцеляет от укусов змей; здесь распятый Иисус врачует уязвления духовного змия. Там взирающий телесными очами получает уврачевание; здесь взирающий очами душевными освобождается от всех грехов. Там повешена медь, изображавшая подобие змия; здесь — тело Владыки, образованное Духом. Там змий кусал, змий и врачевал; так и здесь: смерть погубила, смерть и спасла. Но змий, который погублял, имел яд, а который спасал, не имел яда; то же опять и здесь: смерть погубившая имела грех, как змий — яд, а смерть Владыки была свободна от всякого греха, как медный змий — от яда. «Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его» (1 Петр. 2:22). Это тоже, что говорит и Павел: «отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою» (Колос. 2:15). Как мужественный борец, подняв противника на воздух и бросив назем, одерживает блистательную победу, так и Христос низложил супротивные силы, в виду всей вселенной, и, уврачевавши уязвляемых в пустыне, быв повешен на кресте, освободил их от всех зверей. Но Он не сказал: подобает быть повешенным, а — вознесенным. Он употребил такое выражение, которое для слушателя могло быть более благоприятно и которое ближе подходило к прообразу.

«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную». Слова эти означают следующее: не удивляйся, что Я должен быть вознесен ради спасения вашего. Так угодно и Отцу, — и Он так возлюбил вас, что за рабов и рабов неблагодарных дал Сына Своего, чего никто не сделал бы и за друга. Это и Павел выражает в словах: «едва ли кто умрет за праведника» (Рим. 5:7). Но апостол говорил об этом пространнее, потому что беседовал с верующими; а Христос — кратко, так как слово Его было к Никодиму; но слово Его выразительнее. Каждое изречение Его имеет в себе много выразительности. В словах: «так возлюбил Бог мир» Он показывает великую силу любви, — так как великое, беспредельное расстояние находится между Богом и миром. Бессмертный, безначальный, величество беспредельное, Он возлюбил сущих от земли и праха, полных бесчисленным множеством грехов, оскорбляющих Его во всякое время, неблагодарных. Выразительны и присовокупленные вслед затем слова: «что отдал Сына Своего Единородного», — не раба, говорит, дал, не ангела, не архангела, а и о сыне никто не показал бы такой заботливости, какую Бог о рабах неблагодарных. Итак, Свое страдание Он изображает не вполне ясно, а прикровенно; но благотворные следствия страдания выражает ясно и открыто, говоря так: «дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную». Так как Он сказал, что Ему надлежит быть вознесенным, и тем назнаменовал Свою смерть, то чтобы слушатель от этих слов не пришел в смущение, не стал предполагать о Нем чего–либо человеческого и не почел Его смерти прекращением существования, — вот смотри, как Он исправляет это: Он говорит, что Тот, которого дает Отец, есть Сын Божий, виновник жизни, притом жизни вечной. А кто мог через свою смерть сообщить жизнь другим, тот не мог навсегда остаться во (власти) смерти. Если не погибают верующие в Распятого, то тем более не может погибнуть сам Распятый. Кто избавляет от погибели других, тот тем более сам свободен от нее. Кто сообщает жизнь другим, тот тем более источает жизнь для себя самого. Видишь ли, что везде нужна вера? Он говорит, что крест есть источник жизни; но разум не легко мог бы принять это: свидетели тому язычники, еще и доныне осмеивающие это; а вера, превосходящая немощь умствований, тоже самое легко и принимает и содержит. Почему же Бог так возлюбил мир? Не почему–либо другому, как по одной только благости.

3. Устыдимся же Его любви, устыдимся Его безмерного человеколюбия. Он для нас не пощадил даже Единородного Сына, а мы бережем и деньги, себе же на зло. Он предал за нас истинного Сына Своего; а мы ни ради Его, ни даже ради себя не хотим дать и серебра. Как можем за это получить прощение? Если мы видим человека, подвергающегося за нас опасностям и смерти, то предпочитаем его всем другим, причисляем к первым своим друзьям, отдаем ему все свое, — говорим, что это принадлежит ему более, чем нам, и при всем том не думаем, что мы воздали ему достойным образом. А ко Христу мы не имеем благодарности даже и в этой мере. Он положил за нас душу Свою, Он пролил за нас драгоценную кровь Свою, — за нас, неблагодарных, недобрых; а мы не расточаем и денег для своей же пользы, но презираем Его в наготе и странничестве, Его, который умер за нас. Кто же исхитит нас от будущей казни? Если бы не Бог, а мы сами наказывали себя, то не произнесли ли бы мы приговор на себя самих? Не осудили ли бы себя на геенский огонь за то, что презираем Положившего за нас душу Свою, тогда как Он истаевает от голода? И что говорить о деньгах? Если бы мы имели в себе по тысяче душ, не должны ли были бы положить все души за Него? Впрочем, и таким образом мы не сделали бы еще ничего, достойного Его благодеяний. Кто прежде благодетельствует, тот обнаруживает в себе явную доброту, а кто получил благодеяние, тот, чем бы ни воздавал за него, воздает только должное и не заслуживает благодарности, — особенно, когда начавший благодетельствовать оказывает благодеяние врагам; а кто воздает ему, тот воздает благодетелю тем, что от него же получил, и сам же опять тем пользуется. Но и это нас не трогает; нет, мы до такой степени неблагодарны, что рабов и мулов и коней облекаем в золотые уборы, а Господа, скитающегося в наготе, переходящего от дверей к дверям, стоящего на распутьях и простирающего к нам руки, мы презираем, а часто смотрим на Него суровыми глазами; но и это самое Он терпит нас ради. Он охотно алчет, чтобы напитать тебя; странствует в наготе, чтобы доставить тебе возможность получить одежду нетления. Но вы, несмотря и на это, не уделяете ничего из своего имения. Ваши одежды или снедаются молью, или составляют тяжесть для сундуков и лишнюю заботу для владетелей; а Кто даровал и это и все прочее, Тот скитается нагим. Но вы говорите, что не складываете свои одежды в сундуки, а сами одеваетесь в них и украшаетесь? Скажите же мне, какая вам от того польза? Та ли, что вас увидит на площади толпа? Что же? Там будут удивляться не тому, кто облечен в такие одежды, а тому, кто подает нуждающимся. Итак, если хочешь, чтобы тебе удивлялись, одевай других, — и ты получишь тысячи похвал. А вместе с людьми тогда восхвалит тебя и Бог. Теперь же никто не похвалит тебя; а только все ненавидят, видя, что тело ты украшаешь, а о душе нерадишь. Украшение тела есть и у блудниц, и они нередко одеваются в самые многоценные и блестящие одежды; но украшение души есть только у людей добродетельных. Я об этом часто говорю и не перестану говорить, заботясь не столько о бедных сколько о ваших душах. У них будет утешение, если и не от нас, то с другой какой–либо стороны; если бы даже для них и не было утешения, а погибли бы они от голода, и в таком случае для них большего вреда не было бы. Повредило ли сколько–нибудь Лазарю убожество и изнурение от голода? Но вас никто не исхитит из геенны, если вы не получите помощи от бедных; нет, мы будем говорить тоже, что и богач, преданный вечным мукам и лишенный всякого утешения. Но не дай Бог никому из нас услышать когда–либо такие слова; да отойдем мы в недра Авраама, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 28

«Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него» (Ин. 3:17).

1. Чем больше милосердие Господа, тем строже будут Его наказания жестоковыйным. — Бог открыл двери щедрот всем людям. — Два пришествия Иисуса Христа. — 2. Неверующие подлежат осуждению — Кто удаляется от Иисуса Христа. — Великие грешники — люди, закоснелые в своем упорстве, преданные обуявшим их порокам. — Чтобы быть христианином, нужно вести добрую жизнь с соблюдением чистоты учения. — Причина уклонения язычников от принятия веры Христовой. — Языческие философы делали добродетель из пустого тщеславия. Любовь к тщеславию губит людей. — Тщеславие пагубнее всех других пороков. — Чтобы приобресть славу пред людьми и славу, исходящую от Бога, нужно стремиться к достижению только последней.

1. Многие из людей беспечных, злоупотребляя человеколюбием Божиим к умножению грехов и к большему нерадению, говорят такие слова: нет геенны, нет мучений; Бог отпускает нам все грехи. Заграждая уста таким людям, один мудрый муж говорит: «и не говори: «милосердие Его велико, Он простит множество грехов моих»; ибо милосердие и гнев у Него, и на грешниках пребывает ярость Его» (Сирах 5:6, 7). И в другом месте: «как велика милость Его, так велико и обличение Его» (Сирах 16:13). Где же, скажет кто–нибудь, человеколюбие Его, если мы получим то, что следует за грехи наши? Но мы получим заслуженное, послушай и пророка и Павла. Один говорит: «Ты воздаешь каждому по делам его» (Пс. 61:13); а другой: «Который воздаст каждому по делам его» (Рим. 2:6). Тем не менее однакож велико человеколюбие Божие, и это видно вот откуда: Бог разделил судьбы наши на два века жизни, настоящий и будущий, и, определив первую для подвигов, а последнюю для получения венцов, показал таким образом великое человеколюбие. Каким образом? Тем, что, хотя бы мы совершили множество тяжких грехов и не переставили от юности до глубокой старости осквернять свою душу несчетными пороками, Он не истязует нас ни за один из этих грехов, а в бане пакибытия подает отпущение их и дарует оправдание и освящение. Но что скажешь ты, если сподобившийся таинств с самого детства после того впадет во множество грехов? Такой заслуживает уже тем большего наказания. За одни и те же грехи мы подвергаемся не одному и тому же осуждению, но гораздо строжайшему, когда согрешаем после освящения таинствами. Это и показывает Павел в следующих словах: «[Если] отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия [наказывается] смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен, и Духа благодати оскорбляет» (Евр. 10:28, 29)? Такой, следовательно, достоин большего наказания.

Однакож и такому Бог еще отверзает двери покаяния и подает много средств омыть свои согрешения, только бы он сам захотел. Подумай же, как велики доказательства Его человеколюбия, — в том, что Он и отпускает (грехи) Своею благодатью, и согрешившего после благодати и заслужившего наказание не наказывает, но дает время и средства к оправданию. Поэтому–то Христос говорил Никодиму: «не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него». Два Христова пришествия: одно уже было, другое будет. Но то и другое имеет цель не одну: первое было не для истязания наших дел, а для отпущения; второе пришествие будет не для отпущения, а для истязания. Поэтому о первом пришествии Он говорит: «Я пришел не судить мир, но спасти мир» (Ин. 12:47); о втором же: «когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую» (Мф. 25:31–33). Впрочем, и первое пришествие могло быть для суда, по требованию правосудия. Почему? Потому, что до пришествия Христова были уже: и естественный закон, и пророки, и закон писанный, и учение, и бесчисленные обетования, и явление чудес, и наказания, и мучения, и многое другое, что могло исправлять (людей) — и во всем этом следовало требовать отчета. Но так как (Бог) человеколюбив, то и не делал истязания, а даровал прощение. А если бы Он стал судить, все немедленно погибли бы. «Потому что все», сказано, «согрешили и лишены славы Божией» (Рим. 3:23). Видишь ли, какое неизреченное человеколюбие? «Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден» (ст. 18). Но если Он пришел не для того, чтобы судить мир, то каким образом неверующий «уже осужден», когда еще не настоит время суда? Он говорит это или потому, что неверие без раскаяния само по себе есть величайшее мучение, или же Он предвозвещает будущее. Как убийца, хотя бы и не был осужден приговором судии, уже осужден по самому свойству своего дела, так и неверующий. И Адам умер в тот самый день, в который вкусил от древа: таково было определение: «в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2:17). Но он еще жил и после того: каким же образом он умер? И по определению Божию, и по свойству своего поступка. Кто сделал себя повинным наказанию, тот находится под наказанием, хотя еще и не на самом деле, а по определению. И чтобы кто–нибудь, услышав: «пришел не судить мир», не подумал, что можно грешить безнаказанно, и не сделался оттого еще более беспечным, Христос предотвращает такое нерадение, сказав: «уже осужден». Так как будет суд, но еще не настал, то Он ближайшим образом возбуждает страх мучения и уже показывает наказание. Но и то служит доказательством великого человеколюбия Божия, что Бог не только дал Сына, но и отложил время суда, чтобы согрешившие и неверующие имели возможность очистить свои согрешения. «Верующий в Него не судится», — верующий в Сына, а не испытующий; верующий, а не любопытствующий. А если и верующий имеет жизнь нечистую, дела недобрые? Таких Павел называет не истинно верующими: «они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются» (Тит. 1:16). Впрочем, Христос здесь высказывает то, что они подлежат осуждению не за неверие, а подвергнутся жесточайшему наказанию за дела; за неверие же не наказываются, — потому что уже уверовали.

2. Видишь ли, как, начав с (истин) страшных, Христос опять ими же закончил? В начале Он говорил: «если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие». А здесь опять: «неверующий уже осужден». То есть: не думай, что отложение (наказания) может принести какую–либо пользу тому, кто уже заслужил наказание, если не раскается. Состояние неверующего ничем не лучше состояния людей, уже осужденных и преданных наказанию. «Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет» (ст. 19). Смысл этих слов такой: люди наказываются за то, что не хотят оставить тьму и поспешить к свету. Таким образом Христос лишает их всякого оправдания. Если бы, говорит Он, Я пришел только наказывать и требовать у них отчета в делах, то они могли бы сказать: мы поэтому–то и удалились от Тебя. Но Я пришел освободить их от тьмы и привести к свету. Кто же помиловал бы человека, не хотящего из тьмы выйти к свету? Таким образом они, говорит, удаляются от нас, не имея возможности ни в чем обвинить нас, но еще получив от нас бесчисленные благодеяния. Осуждая их за это и в другом месте, Он говорит: «возненавидели Меня напрасно»; и еще: «если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха» (Ин. 15:22). Кто сидит во тьме по недостатку света, тот, быть может, и получил бы прощение; а остающийся во тьме после явления света, тот сам на себя свидетельствует, что его воля развращена и непокорна. Но так как сказанное казалось многим невероятным (никто ведь не может предпочесть тьмы свету), то Он показывает и причину, по которой люди подвергались такому злосчастью. Какая же это причина? «Потому что дела их были злы; ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его» (ст. 19–20). Ведь Он пришел не судить и не истязать, а простить и отпустить согрешения их, подать им спасение через веру: почему же они убегали Его? Если бы Он, пришедши, воссел на судилище, то они могли бы иметь на это некоторое основание. Кто сознает в себе что–либо худое, тот обыкновенно избегает судьи; но к тому, кто прощает, преступники даже спешат. Итак, если Он пришел с прощением, им следовало поспешить к Нему, и особенно тем, которые сознавали в себе много грехов; так многие и сделали. Мытари и грешники, приходя к Иисусу, возлежали с Ним. Что же значат слова Его? Он говорит о тех, которые решились навсегда оставаться во зле. Сам Он пришел для того, чтобы оставить прежние согрешения и предостеречь от будущих. Но так как некоторые до такой степени изменились и ослабели к подвигам добродетели, что до последнего издыхания хотят оставаться во зле и не думают никогда отстать от него, то Христос, имея в виду таких людей, и обличает их. Христианство требует и православного учения и жизни доброй, но они, говорит Христос, боятся обратиться к нам, потому самому, что не хотят показать доброй жизни. Живущего в язычестве никто не станет обличать, потому что имеющий таких богов и празднества, подобно богам постыдным и достойным осмеяния, показывает и дела, достойные своего учения, а чтители Бога, живя беспечно, всех имеют для себя обвинителями и обличителями, — так досточтима истина и для врагов ее! Замечай же, с какою точностью Христос выражает то, о чем говорит. Он не сказал: сделавший злое не приходит к свету, но: делающий, то есть, делающий всегда; кто хочет всегда валяться в тине греха, тот и не хочет подчинять себя Моим законам и, вне их, безбоязненно блудодействует и делает все другое запрещенное. Приходя же ко Мне, он становится виден, как вор при свете. Поэтому–то он и избегает Моей власти. Действительно, можно и ныне слышать от многих язычников, что они потому не могут обратиться к нашей вере, что не могут оставить пьянства, блудодеяния и подобных пороков. Что же, скажешь ты, разве нет и христиан, худо поступающих, и язычников, проводящих жизнь в любомудрии? Что есть христиане, живущие худо, это и я знаю; а есть ли язычники, живущие добродетельно, этого я доподлинно еще не знаю. Ты не указывай мне на людей смиренных и честных от природы: это не добродетель! Укажи человека, который бы, испытывая сильное увлечение страстей, оставался любомудрым, а такого ты не найдешь (в язычестве). Если и обетование царства, угроза геенною и тому подобное едва удерживает людей в добродетели, тем менее люди, ни в чем этом не убежденные, могут преуспевать в добродетели. Если же некоторые из них и показывают вид добродетели, то делают это для славы. А кто это делает для славы, тот, когда только можно утаиться, не откажется удовлетворить своим злым пожеланиям. Но чтобы не показаться кому–нибудь любителями спора, согласимся, что между язычниками есть люди, хорошо живущие; это нисколько не противоречит нашим словам. Я говорю о том, что многократно бывает, а не о том, что изредка случается.

3. Но смотри, как Христос лишает их, и с другой стороны, всякого оправдания. Он говорит, что «свет пришел в мир». Искали ли, говорит, они его, трудились ли, заботились ли найти? Свет сам к ним пришел; однакож они и тогда не поспешили к нему. Если же и между христианами некоторые живут худо, то касательно этого заметим, что Христос говорит не о тех, которые стали христианами от рождения и приняли веру от предков (хотя нередко и они порочною жизнью уклонялись от правого учения); не об них, кажется, здесь говорится, но о тех, которые из иудейства или язычества должны были обратиться к правой вере. (Христос) показывает, что никто, находясь в заблуждении, не захочет обратиться к вере, если предварительно не предпишет самому себе доброй жизни, и никто не останется в неверии, если предварительно не решится навсегда оставаться злым. Не говори ты мне, что такой–то целомудрен и не верь; не в этом только состоит добродетель. Какая польза, имея эти качества, быть рабом суетной молвы, и, опасаясь стыда от своих друзей, оставаться в заблуждении? Это не значит жить добродетельно. Раб тщеславия не лучше блудника; даже делает гораздо большие и тягчайшие грехи, чем тот. Но укажи мне кого–нибудь между язычниками, который был бы свободен от всех страстей и не был причастен ни одному пороку: ты указать не можешь. И те, которые прославились у них великими делами и презирали, как говорят, богатство и роскошь, те–то наиболее раболепствовали славе человеческой; а это — причина всех зол. В таком состоянии оставались и иудеи. Поэтому, обвиняя их, Христос и говорил: «как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу» (Ин. 5:44)? Но почему Христос не беседовал и не распространил об этом слова с Нафанаилом, которому засвидетельствовал истину? Потому, что он приходил ко Христу не с таким усердием (с каким Никодим). Никодим считал это для себя долгом и употребил на слушание беседы такое время, в которое другие отдыхали. Но Нафанаил приходил по убеждению другого. Впрочем, Христос не оставил без внимания и его; Он сказал ему; «отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих» (Ин. 1:51). Никодиму же ничего подобного Он не говорил, а беседовал с ним об устроении нашего спасения и о жизни вечной, употребляя различную речь сообразно с душевным расположением каждого. Для Нафанаила, который и пророчества знал и был не так боязлив, довольно было услышать и это одно. А Никодиму, так как он был еще боязлив, Христос не открывал всего ясно, но потрясал его душу, чтобы страх истребить страхом, говоря, что неверующий осужден и что неверие происходит от порочной совести. Никодим много дорожил славою человеческою и думал о ней больше, чем о наказании. «И из начальников многие», сказано, «уверовали в Него; но ради фарисеев не исповедывали» (Ин. 12:42): в этом–то Христос и упрекает его и показывает притом, что неверующий в Него не почему–либо другому не верует, как потому, что ведет нечистую жизнь. Далее Он говорит: «Я свет миру» (Ин. 8:12); а здесь: «свет пришел в мир» (ст. 19). Таким образом вначале Он говорил более прикровенно, а впоследствии яснее. Между тем Никодим был удерживаем славою народною; потому и не мог иметь столько смелости, сколько бы следовало. Будем же убегать тщеславия; эта страсть сильнее всех страстей. Отсюда любостяжание и сребролюбие; отсюда ненависть, вражда, распри. Желающий большего ни на чем остановиться не может; а желает он большего потому, что любит суетную славу. Скажи мне, для чего многие окружают себя множеством евнухов, толпою слуг и таким блеском? Не по нужде, а для того, чтобы люди, встречающиеся с ними, были свидетелями этого неуместного блеска. Итак, если мы отсечем эту страсть, то вместе с головою истребим и остальные члены этого зла, и тогда уже ничто не воспрепятствует нам жить на земле, как на небе. Тщеславие не только влечет ко злу своих пленников, но вкрадывается и в добродетели; и если не может лишить нас их; то делает нам большой вред в самой добродетели, принуждая переносить труды, а лишая плодов. Зараженный тщеславием, — постится ли, молится ли, творит ли милостыню, — лишается своей награды. Какое же несчастье может быть больше того, как, изнуряя себя вотще и понапрасну, подвергнуться осмеянию и лишиться горней славы? А желающему той и другой славы невозможно получить той и другой вместе. Правда, можно достигнуть и той и другой славы, но только в том случае, если будем желать не обеих, а одной — славы небесной. А кто жаждет и той и другой, тот не может получить той и другой вместе. Итак, если хотим достигнуть славы, будем убегать славы человеческой, а желать той одной славы — от Бога. Таким образом можем приобрести и ту и другую славу, чего и да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 29

«После сего пришел Иисус с учениками Своими в землю Иудейскую и там жил с ними и крестил» (Ин. 3:22).

1. Возвышенность истины и низость лжи. — Почему Иисус Христос сам не совершал крещения, а только Его ученики. — 2. Ученики Иоанна Крестителя завидовали ученикам Иисуса Христа. — 3. Как церковь становится невестой Иисуса Христа. — Бедствия и потери, причиненные тщеславием. — Как освободиться от этого порока.

1. Нет ничего светлее и сильнее истины, равно как нет ничего бессильнее лжи, хотя бы она прикрывалась бесчисленными покровами. Ложь легко уловить и опровергнуть; а истина открыто предлагает себя всем, желающим видеть красоту ее. Она не любит скрываться, не боится опасности, не трепещет наветов, не домогается славы народной, не подвержена ничему другому человеческому; она стоит выше всего, подвергаясь, конечно, тысячам наветов, но оставаясь необоримою; прибегающих к ней она охраняет, как крепкою стеною, величием своей силы; не терпит скрытных убежищ, но предлагает открыто всем все, что есть в ней. Это показал и Христос, когда сказал Пилату: «Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего» (Ин. 8:20). Это Он тогда сказал, а теперь сделал. «После сего», сказано, «пришел Иисус с учениками Своими в землю Иудейскую и там жил с ними и крестил». В праздники Он приходил в город, чтобы там предлагать учение среди народа, и чудесами благотворить ему; по окончании же праздников, часто отходил на Иордан, потому что и туда стекалось множество народа. Он всегда посещал места многолюдные, не из желания показать Себя, или из любочестия, а с тою целью, чтобы большему числу людей доставить пользу. Так как далее евангелист говорит, что не Иисус крестил, а Его ученики, то ясно, что и здесь он говорит тоже, то есть, крестили только ученики Его. Почему же, скажешь ты, не крестил Он сам? Еще прежде Иоанн сказал: «Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Ин. 3:11); но Духа Святого Он тогда еще не подавал, потому, конечно, и не крестил. Но ученики делали это, желая многих привести ко спасительному учению. Для чего же, когда стали крестить ученики Иисуса, Иоанн не переставал делать это, а и он продолжал крестить и делать это до самого своего заключения в темницу? Слова: «Ибо Иоанн также крестил в Еноне», и следующие: «Ибо Иоанн еще не был заключен в темницу» (Ин. 3:23, 24) именно показывают, что он тогда еще не переставал крестить. Для чего же, скажешь, он крестил до сих пор? Ведь он, перестав крестить вместе с тем, как начали ученики Иисуса, конечно, показал бы этим преимущество их? Итак, для чего он продолжал крестить? Для того, чтобы не возбудить в своих учениках большей зависти и соперничества. Если Иоанн не убедил их последовать Христу, несмотря на то, что вопиял тысячу раз, всегда уступал Ему первенство и признавал себя меньшим Его, то, если бы еще он перестал крестить, тем более возбудил бы в них соперничество. Поэтому и Христос тогда особенно стал проповедовать, когда Иоанн был умерщвлен. И я думаю, что смерть Иоанна и была допущена и последовала так скоро для того, чтобы внимание всего народа обратилось на Христа и мнения уже не разделялись между тем и другим. Впрочем, и крестя, Иоанн не переставал увещевать и показывать великое и высокое достоинство Иисуса. Он крестил не для чего–либо другого, а только — «чтобы веровали в Грядущего по нем» (Деян. 19:4). Итак, проповедуя это, как бы он показал достоинство учеников Христовых, если бы перестал крестить? Тогда подумали бы, что он это сделал по зависти или досаде. А продолжая проповедовать, он доказывал еще сильнее их досточтимость. Не себе приобретал славу, но отсылал слушателей ко Христу, и не меньше учеников Его содействовал Ему, даже еще больше, потому что его свидетельство было неподозрительно, и он имел у всех больше славы, чем они. На это указывал и евангелист, сказав: «тогда Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность Иорданская выходили к нему» (Мф. 3:5). Да и в то время, когда крестили ученики, народ не переставал приходить к нему. А если бы кто захотел узнать, имело ли какое–нибудь преимущество крещение учеников (Иисуса) перед крещением Иоанна, — мы скажем, что никакого. То и другое крещение равно не имело благодати Духа, и целью того и другого было только приведение крещаемых ко Христу. Ученики Иисусовы, не желая постоянно ходить (по разным местам), чтобы собирать желавших веровать, как это сделал с Симоном брат его и с Нафанаилом Филипп, установили крещение, чтобы через него без труда приводить всех ко Христу и пролагать путь к вере в Него. А что ни то, ни другое крещение не имело одно перед другим никакого преимущества, это видно из следующих обстоятельств. Каких? «Тогда у Иоанновых учеников произошел спор с Иудеями об очищении» (ст. 25). Ученики Иоанновы всегда завидовали ученикам Христовым, даже самому Христу; когда же увидели, что они крестят, то начали говорить крещаемым, что их крещение заключает в себе нечто большее, чем крещение учеников Христовых, и, взяв одного из крещенных, усиливались убедить его в том, но не убедили. А что они сами пришли к нему, а не он искал их, послушай, как намекает на это евангелист. Он не говорит, что один иудей стал состязаться с ними, а: «тогда у Иоанновых учеников произошел спор с Иудеями об очищении».

2. Но заметь и скромность евангелиста. Он не употребляет слов укорительных, а, сколько можно было, смягчает вину (учеников Иоанновых), говоря просто: «произошел спор». А что состязание это происходило от зависти, видно из последующих обстоятельств, изложенных евангелистом также без укоризны. «И пришли», говорит, «к Иоанну и сказали ему: равви! Тот, Который был с тобою при Иордане и о Котором ты свидетельствовал, вот Он крестит, и все идут к Нему» (ст. 26), т. е. к Тому, которого ты крестил; это они выражают словами: «о Котором ты свидетельствовал». Они как бы так говорили: Тот, которого ты сделал известным и славным, Тот осмеливается на тоже, что и ты делаешь. Но они не сказали: которого ты крестил, — в таком случае они были бы принуждены вспомнить и о гласе, бывшем свыше, и о сошествии Духа, — а что они говорят? «Тот, Который был с тобою при Иордане и о Котором ты свидетельствовал», то есть, который был в числе учеников твоих, который не имел в себе ничего больше нашего, Тот, отделившись от тебя, крестит. Но не этим только они думали возбудить Иоанна, а и тем, что их слава стала наконец затмеваться: все, говорят они, идут к Нему. Отсюда видно, что они не одолели и того иудея, с которым имели состязание. А говорили это потому, что были еще несовершенны и еще нечисты от любочестия. Что же Иоанн? Опасаясь, чтобы они, отделившись и от него самого, не сделали еще чего–либо более худого, он не сильно упрекает их; а что говорит? «не может человек ничего принимать [на] [себя], если не будет дано ему с неба» (ст. 27). Если здесь он еще не очень высоко отзывается о Христе, ты не удивляйся этому; учеников, проникнутых такими чувствами, он не мог вдруг и с первого раза научить всему. Он хочет сперва поразить их страхом и показать, что они, враждуя против Него, враждуют не против кого–либо другого, а против самого Бога. Таким образом, что говорил и Гамалиил: «вы не можете разрушить его; [берегитесь], чтобы вам не оказаться и богопротивниками» (Деян. 5:39), то прикровенно выражает здесь и Иоанн. Говоря: никто не может взять, «если не будет дано ему с неба», он показывает, что они домогаются невозможного и оказываются поэтому богоборцами. Что же? Сообщники Февды разве не от себя самих взяли? Но они взяли, и тотчас были рассеяны и погибли. Дела же Христовы не таковы. Таким образом Иоанн незаметно и успокаивает их, показывая, что затмевающий славу их — не человек, а Бог. Поэтому, если и дела Его славны и все идут к Нему, удивляться не должно: таковы дела божественные, и совершающий их есть Бог; иначе Он никогда не смог бы совершить столь великих дел. Дела человеческие удобопостижимы и непрочны, скоро разрушаются и погибают. А эти дела не таковы; следовательно, они дела не человеческие. И смотри, как слова: «о Котором ты свидетельствовал», которые ученики Иоанна думали обратить к унижению Христа, Иоанн обращает против них же самих. Показав сперва, что Христос прославился не от его свидетельства, он потом заграждает им уста таким образом: «не может», говорит, «человек ничего принимать [на] [себя], если не будет дано ему с неба». Что это значит? Если, т. е. вы вполне держитесь моего свидетельства и признаете его истинным, то знайте, что по этому самому свидетельству надлежит предпочитать не меня Ему, а Его мне. А что я свидетельствовал? Об этом я вас призываю в свидетели. Поэтому он и присовокупляет: «вы сами мне свидетели в том, что я сказал: не я Христос, но я послан пред Ним» (ст. 28). Итак, если вы, держась моего свидетельства, ставите это мне на вид и говорите: «о Котором ты свидетельствовал», то знайте, что Он не только не уничижается принятием от меня свидетельства, но еще более возвышается от этого. Иначе говоря, то свидетельство было не мое, а Божие. Таким образом, если вы меня считаете человеком достойным вероятия, то ведь я между прочим сказал также, что «я послан пред Ним». Видишь ли, как он мало–помалу показывает им, что то свидетельство есть божественное? Смысл его слов таков: я служитель, и говорю слова Пославшего меня, не льстя Ему по человеческому пристрастию, но служа Его Отцу, пославшему меня. Я не угождал Ему свидетельством своим, а говорил то, что послан сказать. Итак, не считайте меня поэтому великим; в этом открывается Его величие. Он сам есть Господь всех этих дел. Объясняя это, Иоанн присовокупляет: «имеющий невесту есть жених, а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха» (ст. 29). Но почему он, говоривший прежде: «я недостоин развязать ремень у обуви Его» (Ин. 1:27), теперь называет себя другом Его? Он говорит это, не превознося себя и не величаясь, но желая показать, что он к этому–то и стремится, что это происходит не против его воли и не к огорчению его, а согласно с его желанием и старанием, и что к этому–то он и направлял все свои действия. Это он весьма разумно и выразил названием друга, потому что слуги жениха в подобных обстоятельствах не так радуются и веселятся, как его друзья. Итак, он, называя себя другом, этим означает не равенство свое со Христом, — нет, — но желает выразить свою радость, а вместе и снисходит к немощи своих учеников. Он указал и на служение свое, сказав: «я послан пред Ним». Но так как они думали, что он огорчается этим, то он и назвал себя другом Жениха, показывая таким образом, что он не только тем не огорчается, но и весьма радуется. Я, говорит он, и пришел на это дело, и потому я так далек от того, чтобы огорчаться этими обстоятельствами, что тогда–то наиболее стал бы огорчаться, когда бы этого не было. Я тогда бы скорбел, когда бы невеста не пришла к Жениху; а не теперь, когда наши желания исполнились. Если дела Жениха преуспевают, то и мы счастливы. Чего желали мы, то сбылось, и невеста признала Жениха. И вы сами свидетельствуете, что все идут к Нему. Об этом–то я и старался, к этому–то и направлял все свои действия. Таким образом, видя ныне исполнение этого, я радуюсь, веселюсь и торжествую.

3. Но что значат далее слова: «стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха»? Здесь от притчи он переходит к настоящему предмету; упомянув о Женихе и невесте, он показывает, как происходит введение невесты: именно — гласом и учением. Так Церковь сочетавается Богу. Поэтому и Павел говорит: «вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим. 10:17). Итак, этот–то глас меня радует. Но и выражение: стоящий он употребил не без цели, но с целью — показать, что его дело кончено, что ему, после вручения Жениху невесты, остается только стоять и слушать, что он — служитель и исполнитель и что его благая надежда и радость совершилась. Показывая это, он и присовокупляет: «сия–то радость моя исполнилась» (ст. 29), т. е. дело, которое должно было совершиться, мною сделано, и мы уже ничего больше не можем сделать. Затем, чтобы пресечь усиление скорбных чувств (в своих учениках) не на настоящее только время, а и на будущее, он открывает им и будущие события и удостоверяет в них как тем, что уже сказано, так и тем, что уже сделано. Для этого он присовокупляет такие слова: «Ему должно расти, а мне умаляться» (ст. 30), т. е. наши дела остановились и уже кончились, а дела Его начинают расти. Чего вы боитесь, то не на нынешнее только время предстоит, но еще увеличится в будущем; это именно покажет наши дела в полном свете. Для того я и пришел и радуюсь, что Его дела получили такое преуспеяние, и совершилось то, ради чего было все, сделанное нами. Видишь ли, как спокойно и с какою мудростью он укротил их страсть, погасил зависть и доказал невозможность их предприятия, — от чего в особенности и ослабевает зло? Но это устроилось еще во время жизни и крещения Иоаннова для того, чтобы они, имея в нем столь высокого свидетеля, не могли уже ничем оправдаться, если бы не поверили. Он не сам собою пришел высказать это, и не потому только говорил, что его спрашивали люди посторонние: его ученики сами и спрашивали его и слушали его. Если бы он говорил сам от себя, то они могли бы еще не верить; но, слыша его ответы на собственные свои вопросы, они уже имели приговор сами против себя. Так и иудеи потому именно, что отправляли от себя нарочитое посольство к нему, слышали его ответы и однакож не поверили ему, — поэтому–то и лишили сами себя всякого оправдания. Чему же мы научаемся отсюда? Тому, что причина всех зол — тщеславие. Оно довело учеников Иоанна до зависти; оно же возбудило их зависть и опять, когда они немного уже успокоились. Потому, пришедши к Иисусу, они говорят Ему: «почему Твои ученики не постятся» (Мф. 9:14)? Будем же, возлюбленные, убегать этой страсти. А если будем избегать ее, мы избавимся от геенны. Она–то наиболее возжигает огонь; она всюду простирает власть свою и мучительски обладает всяким возрастом и всяким званием; она ниспровергла целые церкви; она вредит делам гражданским; она разоряет целые дома, города, народы, племена. И что удивляешься этому? Она проникает и в пустыни и там показывает великую силу. Часто и те, которые оставляли большие стяжания и все обольщение мира, ни с кем не имели общения, овладевали самыми сильными плотскими пожеланиями, и те, будучи пленены пустою славою, теряли все. За эту страсть фарисей, трудившийся много, поставлен ниже мытаря, который нисколько не трудился, но много совершил грехов. Осуждать эту страсть не трудно (все во мнении о ней согласны). А надобно постараться, как бы одолеть ее. Как же одолеть? Будем противопоставлять славе славу. Как мы презираем богатство земное, когда взираем на богатство небесное, и не дорожим настоящею жизнью, когда помышляем о жизни гораздо лучшей, так мы сможем презреть и славу настоящего мира, когда будем помышлять о славе гораздо высшей, о славе истинной. Здешняя слава — слава пустая и суетная, имеющая только имя, без дела, а та слава, небесная, есть слава истинная, в которой прославляются не люди, но ангелы и архангелы и сам Владыка архангелов, а лучше сказать, вместе с Ним и люди. Если будешь смотреть на то зрелище, если узнаешь тамошние венцы, если обратишься к тому прославлению, то земное никогда не овладеет тобою; ты не будешь считать великим настоящее и не станешь искать преходящего. И в царских палатах ни один из оруженосцев, предстоящих царю, не оставить службы тому, кто облечен диадемою и восседает на престоле, чтобы заниматься криком ворон и жужжанием летающих мух и комаров. А похвалы людей ничем не лучше этого. Итак, зная малоценность человеческих вещей, будем все собирать в безопасные сокровищницы и искать славы постоянной и неизменной, которой и да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 30

«Приходящий свыше и есть выше всех; а сущий от земли земной и есть и говорит, как сущий от земли» (Ин. 3:31).

1. Старания св. Иоанна Крестителя привесть своих учеников к Иисусу Христу. — 2. Отвержение Иисуса Христа равносильно обличению во лжи пославшего Его Бога. — 3. Не должно читать Слово Божие легкомысленно: нужно вникать во всякое слово. — Слово Божие есть оружие, которым нужно уметь владеть. — В делах мира сего все ловки и бойки, а в деле спасения мы ленивы и трусливы. — Священные книги написаны не для древних только, но и для нас.

1. Страшно славолюбие, страшно и исполнено многих зол. Это терние, с трудом исторгаемое, зверь неукротимый, многоглавый, восстающий на тех самых, которые питают его. Как червь поядает дерева, в которых зарождается, ржа снедает железо, в котором появляется, и моль — ткань, так и тщеславие губит душу, воспитавшую его в себе. Поэтому много нам нужно старания, чтобы истребить в себе эту страсть. Вот и здесь, сколько Иоанн ни внушал ученикам своим, страдавшим этим недугом, однако едва укрощает их. После сказанных раньше слов, он обращается к ним и еще с другою речью; с какою же? «Приходящий свыше», говорит он, «и есть выше всех; а сущий от земли земной и есть и говорит, как сущий от земли» (Ин. 3:31). Так как вы, говорит он, всюду разносите мое свидетельство и говорите, что в нем я вполне достоин веры, то надобно вам знать, что Грядущий с небес не может делаться достойным веры через того, кто живет на земле. Что же значат и что показывают слова: «есть выше всех»? Они показывают, что Христос ни в ком не нуждается, но сам в Себе доволен, и что Он выше всех без всякого сравнения. А сущим «от земли земной и есть» глаголющим Иоанн называет себя, и говорит так не от своего ума; но, как Христос сказал: «Я сказал вам о земном, и вы не верите» (Ин. 3:12), разумея здесь крещение, не потому, чтобы оно было что–либо земное, а по сравнению с ним Своего неизреченного рождения, так и Иоанн здесь называет себя глаголющим от земли, сравнивая свое учение с учением Христовым. Не другое что означают слова — «говорит, как сущий от земли», как то, что мои слова, в сравнении с Христовыми, маловажны, скудны, ничтожны, таковы, каковыми и свойственно быть словам, получившим земное происхождение. Но в Нем «сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол. 2:3). А что Иоанн говорит здесь не об умствованиях человеческих, это очевидно из его же слов: «сущий от земли земной и есть». Но ведь в Иоанне не все было от земли, а главнейшее было небесное; он имел и душу и общение Духа не от земли. Как же Иоанн говорит о себе, что он от земли? Ничего иного это не означает, как то, что я мал и ничего не стою, как приходящий от земли и на земле родившийся; а Христос пришел к нам свыше. Когда же всеми этими словами Иоанн укротил страсть своих учеников, тогда уже с большим дерзновением вещает о Христе. Прежде этого излишне было бы говорить о Нем какие–либо слова, так как они не могли иметь для себя места в уме слушающих. Но когда Иоанн исторг терние, тогда уже безбоязненно начинает бросать семена, говоря: «Приходящий свыше и есть выше всех; и что Он видел и слышал, о том и свидетельствует; и никто не принимает свидетельства Его» (ст. 31, 32). Но, сказав о Христе эти великие и возвышенные слова, Иоанн опять переходит к слову смиренному. Выражение: «что Он видел и слышал» употреблено человекообразно; ведь не по зрению и слуху знает Он, что знает, но в природе своей все имеет, как исшедший совершенным из недр Отца и не нуждающийся в наставнике, как и сам говорит: «как Отец знает Меня, [так] и Я знаю Отца» (Ин. 10:15). Что же значит: «что Он видел и слышал, о том и свидетельствует»? Так как посредством этих чувств мы все познаем с точностью, и считаем себя достоверными учителями в том, что воспринимаем через зрение и слух, потому что не выдумываем и не говорим лжи, то, желая и здесь это выразить, Иоанн сказал: «что Он видел и слышал», — то есть: в Нем нет ничего ложного, а все истинно. Как и мы часто с любопытством спрашиваем: сам ли ты слышал? да видел ли? и когда это подтвердится, тогда свидетельство становится несомненным, — так и когда сам Христос говорит: «как слышу, так и сужу» (Ин. 5:30), и: «что Я слышал от Него, то и говорю» (8:26), и: «мы говорим о том, что знаем» (3:11), и тому подобные слова, то мы не должны думать, что Он говорит по научению от других (так думать было бы крайне безумно), но что Он говорит так для того, чтобы ничто из сказанного Им не было заподозрено бесстыдными иудеями. Так как они еще не имели о Нем надлежащего понятия, то Он часто и обращается к Отцу, и таким образом делает для них достойными веры слова Свои.

2. Чему ты удивляешься, что Христос обращается к Отцу, когда Он часто обращается и к пророкам и к Писаниям, как например, когда говорит: «они свидетельствуют о Мне» (5:39)? Но неужели мы будем почитать Его меньшим даже пророков, потому только, что Он заимствует от них свидетельства? Да не будет. Так он только приспособляет Свое слово к немощи Своих слушателей, и если говорит, что сказанное Им слышал от Отца, то говорит не как имеющий нужду в наставнике, но чтобы они верили, что в Его словах нет ничего ложного. А слова Иоанна означают следующее: я должен слушать Его, потому что он пришел свыше и возвещает небесное, то, что Он один верно знает. Это именно и означают слова: «что Он видел и слышал, о том и свидетельствует; и никто не принимает свидетельства Его».

Но Он имел и учеников, и словам Его многие внимали: как же Иоанн говорит: «никто не принимает? Никто» — сказано здесь вместо: немногие, потому что, если бы Иоанн в строгом смысле сказал: никто, то как мог бы потом присовокупить: «принявший Его свидетельство сим запечатлел, что Бог истинен» (ст. 33). Здесь Иоанн касается и своих учеников, так как они не совсем были расположены веровать во Христа. А что они и после этих слов не веровали в Него, это очевидно из последующих сказаний. Будучи в темнице, Иоанн для того и посылал их ко Христу, чтобы более соединить их с Ним. Но они и тогда едва веровали в Него, на что и намекал Христос, сказав: «и блажен, кто не соблазнится о Мне» (Мф. 11:6). Итак, не с иною целью сказал Иоанн: «и никто не принимает свидетельства Его», как для того, чтобы предостеречь своих учеников, как бы так сказал: если не многие будут в Него веровать, то не думайте поэтому, что учение Его ложно; Он, «видел, и свидетельствует». Вместе с этим Иоанн говорит это в укоризну бесчувственности иудеев, как и в начале евангелия евангелист Иоанн обличает их, говоря: «пришел к своим, и свои Его не приняли» (Ин. 1:11); это не Христу самому упрек, а осуждение непринявшим Его. «Принявший Его свидетельство сим запечатлел, что Бог истинен» (3:33). Этим он устрашает их, показывает, что неверующий во Христа не только в Него не верует, но и в самого Отца; потому и присовокупляет: «Тот, Которого послал Бог, говорит слова Божии» (ст. 34). Так как Он говорит Божии, то верующий или неверующий в Него в Бога верует или не верует. Слово: запечатлел значит: доказал. Говоря таким образом и усиливая страх их, Иоанн прибавляет: «Бог истинен», показывая этим, что не веровать во Христа значит не иное, как осуждать во лжи пославшего Его Бога. Итак, если Он ничего не говорит чуждого Отцу, а все — Отчее, то не слушающий Христа не слушает Пославшего Его. Видишь, как этими словами он поражает их? Доселе они не считали важным делом не слушать Христа. Поэтому Иоанн и угрожает неверующим столь великою опасностью, чтобы знали они, что неповинующиеся Христу не повинуются самому Богу. Но затем, продолжая свою беседу, Иоанн снисходит к слабости их ума, и говорит: «не мерою дает Бог Духа» (ст. 34). Как я сказал, Иоанн опять употребляет уничиженный образ выражения, разнообразя свое слово и делая его, таким образом, удоприемлемым для своих слушателей. Иначе и невозможно было возбудить и усилить в них страх. Если бы он сказал о Христе что–нибудь величественное, высокое, то они не поверили бы, а еще стали бы пренебрегать словами его. Поэтому Иоанн все относит к Отцу, а о Христе говорит, как о человеке. Что же значат слова: «не мерою дает Бог Духа»? Иоанн хочет показать, что все мы в известной мере получаем силу Духа. Духом он называет здесь силу Его, а она–то и разделяется по мере. А Христос имеет неизмеримую всецелую силу. Если же сила Его неизмерима, то тем более существо. Но видишь ли, что и Дух беспределен? Итак, принявший всю силу Духа, ведущий все Божие, сказавший: «что Он видел и слышал, о том и свидетельствует», может ли быть в чем–либо подозреваем? Он не говорит ничего, что не есть Божие, что не от Духа. И между тем Иоанн еще ничего не говорит о Боге Слове, а только именем Отца и Духа удостоверяет в своем учении, так как что есть Бог, они это знали, что есть Дух, веровали, хотя и не имели о Нем надлежащего понятия, но что есть Сын, того не знали. Потому–то он всегда обращается к Отцу и Духу и тем удостоверяет в истине Своих слов. А если бы кто, упустив из виду эту причину, стал рассматривать учение само по себе, то слишком отдалился бы от достойного понятия о Христе, так как Христос не потому достоин был их веры, что имел силу Духа; Он не нуждался в Его помощи, а сам в Себе имеет все; но Иоанн говорит так приспособительно к несовершенному разумению учеников, желая мало–помалу возвысить их понятия. Это я говорю для того, чтобы не поверхностно пробегать сказанное в Писании, но дознавать и цель говорящего, и немощь слушающих, и другие обстоятельства. Наставники не все говорят так, как бы хотели сами, но как требует состояние немощных. Потому и Павел говорит: «я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими. Я питал вас молоком, а не [твердою] пищею» (1 Кор. 3:1, 2). Я желал бы, говорит он, беседовать с вами, как с духовными, но не мог. Почему же? Не потому, чтобы сам он не имел к тому сил, но потому, что они не могли слушать такого учения. Так и Иоанн хотел многому научить своих учеников, но они еще не могли вместить; потому он и ограничивается понятиями более простыми.

3. Итак, надобно испытывать все со тщанием. Изречения Писания — это духовные оружия. А если мы не умеем пользоваться оружием и хорошо вооружить им учеников, то само по себе оно будет иметь силу, но взявшим его не может принести никакой пользы. Положим, что броня, шлем, щит, копье крепки. Но пусть кто–нибудь, взяв это вооружение, броню наденет на ноги, шлем не на голову, а на лицо, щит станет держать не перед грудью, а постарается привесить к ногам: будет ли тогда польза от этого оружия? Не будет ли еще вреда? Это всякому очевидно. Но произойдет это не от слабости оружия, а от неопытности того, кто не умеет хорошо пользоваться им. Так и относительно Писания: если мы будем смешивать порядок его изречений, то хотя и в таком случае оно само по себе будет иметь свою силу, но нам не принесет никакой пользы. Я, говоря это вам всегда и наедине и в общественных собраниях, не имею никакого успеха потому, что вижу, что вы во всякое время привязаны к житейским делам, а духовных и тени нет у вас. Поэтому–то и в жизни мы нерадивы и, подвизаясь за истину, не много имеем силы, а становимся смешными и для язычников и для иудеев и еретиков. Если бы вы и в других делах показывали такую же беспечность, как здесь, то и в таком случае это не заслуживало бы извинения. Но в житейских делах каждый из вас острее меча, как занимающиеся ремеслами, так и исполняющие гражданские дела. А в делах необходимых, духовных, мы совершенно нерадивы; бездельем занимаемся, как делом, а что следовало бы считать самым необходимым, того мы не ставим наряду даже с бездельем. Или вы не знаете, что не для прежних только людей, а и для нас написано Писание? Не слышим ли, что говорит Павел: «все, что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду» (Рим. 15:4)? Знаю, что напрасно говорю; но не перестану говорить, потому что, делая так, оправдаю себя перед Богом, хотя бы никто меня не слушал. Проповедующий внимательным слушателям имеет утешение в их покорности; а кто часто проповедует, а ему не внимают, и однакож он не перестает говорить, тот достоин большей чести, потому что ради угождения Богу исполняет со своей стороны все, что следует, хотя бы и никто не слушал. Впрочем, хотя бы нам и больше было награды, по причине вашего невнимания, мы лучше желаем, чтобы она для нас уменьшилась, а увеличилась для вас надежда спасения, так как великою для себя наградою считаем самое преуспеяние ваше. И это говорим теперь не для того, чтобы сделать слово наше тяжким для вас, но чтобы выказать вам скорбь о вашем нерадении, от которого дай Бог всем нам отстать, и усвоить себе ревность духовную, да сподобимся и небесных благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 31

«Отец любит Сына и все дал в руку Его. Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Ин. 3:35, 36).

Вера без доброй жизни бесполезна для спасения. — 2. Почему Иисус Христос удаляется. — Происхождение самарян. — 3. Трудовая жизнь Иисуса Христа. — История самарянки. — 4. Продолжение о том же. — Отмена обрядностей иудейских. — 5. Добрый пример, преподанный самарянке в отношении любви и ревности, с которыми должно относиться к слову Иисуса Христа. — Она призывает других к Иисусу Христу, между тем как иудеи отвращали от него. Делать неблагоугодное Богу значит жить бесполезно и к собственной гибели. — Душа бессмертна. — Тело также будет бессмертно, чтобы мы могли наслаждаться небесными благами. — Бог предлагает нам небо, а мы привязываемся к земле, нанося оскорбление Господу.

1. Великая польза постепенности открывается во всех делах. Так мы успеваем в науках, не вдруг всему научаясь от наставников. Так мы построили города, воздвигая их понемногу и постепенно; так сохраняем и нашу жизнь. Не удивляйся, если этот порядок в делах житейских имеет такую силу; и в духовных делах можно усматривать великую силу этой мудрости. Только таким образом и иудеи могли освободиться от идолослужения, будучи удаляемы от него незаметно, мало–помалу, сначала не слыша ничего возвышенного ни в догматах, ни в правилах жизни. Так и после пришествия Христова, когда настало время для открытия высочайших догматов, апостолы всех приводили ко Христу, на первый раз ничего не изрекая возвышенного. Так и Христос с большею частью слушателей беседовал с начала. Так поступает и Иоанн (Креститель), говоря о Христе, как бы только о необыкновенном человеке, и только прикровенно изображая возвышенные Его свойства. Вначале он говорит: «не может человек ничего принимать [на] [себя], если не будет дано ему с неба» (Ин. 3:27); потом касается чего–то возвышенного, говоря: «приходящий свыше и есть выше всех» (ст. 31). Далее опять низводит слово к чему–то смиренному, между прочим говоря: «не мерою дает Бог Духа» (ст. 34); потом опять возвышает (слово): «Отец любит Сына и все дал в руку Его» (ст. 35); затем, зная, какую пользу приносит угроза наказания, и как многие водятся не столько обетованиями благ, сколько угрозами мук, заключает свою речь так: «верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Ин. 3:36). И здесь опять, говоря о наказании, возводит слово к Отцу. Не сказал: гнев Сына, хотя и Он есть судия, а представил им Отца, желая тем более устрашить. Но неужели, скажешь, достаточно веровать в Сына, чтобы иметь живот вечный? Никак. Послушай, как сам Христос объясняет это, говоря: «не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное» (Мф. 7:21). И одной хулы на Духа достаточно, чтобы быть ввержену в геенну.

Но что говорить об одних догматах? Хотя бы кто право веровал и в Отца и в Сына и в Духа Святого, но если не живет, как должно, вера не принесет ему никакой пользы ко спасению. Поэтому также, когда Христос говорит: «сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога» (Ин. 17:3), не подумаем, что этого и довольно для нашего спасения. Необходима еще добрая жизнь и благоповедение. И хотя Иоанн сказал: «верующий в Сына имеет жизнь вечную», но затем присовокупляет еще нечто более сильное (так как он слагает речь свою не только из утешительных, но и из противоположных слов, и смотри, каким образом); он прибавляет: «а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем». Однакож и отсюда мы не должны заключать, что довольно одной веры для спасения. Это доказывают многочисленные места в евангелии, где говорится о жизни. Поэтому–то Иоанн и не сказал: в этом одном состоит жизнь вечная, или: только верующий в Сына «имеет жизнь вечную»; но о том и другом он говорит только вообще, что в них есть жизнь вечная. А если затем не последуют дела жизни, то наступит великое наказание. И не сказал Иоанн: гнев ожидает его, но: «пребывает на нем», показывая этим, что гнев никогда не отступит от него. Чтобы слов: не увидит жизни ты не относил к смерти временной, а веровал, что наказание будет бесконечное, он употребил такое выражение, которое означает непрестанное мучение. Делал же это Иоанн для того, чтобы такими словами привлечь учеников своих ко Христу. Поэтому не лично им делал увещание, а говорил вообще, чтобы тем более привлечь их. Не сказал он: если вы уверуете, или: если вы не уверуете; а употребляет общие выражения, чтобы слова его не были для них подозрительны. Но он говорит с большею строгостью, чем сам Христос. Христос сказал: «неверующий уже осужден» (Ин. 3:17); а Иоанн: «не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем». И это весьма справедливо, — потому что не одно и тоже говорить самому о себе и о другом. О Христе могли бы думать, что Он часто так говорит по самолюбию и тщеславию; но Иоанн был безопасен от такого подозрения. Если же впоследствии и Христос употреблял более сильное слово, то уже тогда, когда иудеи имели о Нем высокое понятие. «Когда же узнал Иисус о [дошедшем до] фарисеев слухе, что Он более приобретает учеников и крестит, нежели Иоанн, — хотя Сам Иисус не крестил, а ученики Его, — то оставил Иудею и пошел опять в Галилею» (Ин. 4:1–3). Итак, сам Он не крестил; но это разглашали вестовщики, желая возбудить в слышащих о том ненависть к Нему. Почему же Он оставил Иудею? Не по боязни, а для того, чтобы пресечь клевету и утишить ненависть. Силен был Он и сам удержать их, если бы они восстали на Него, но не хотел этого делать часто, чтобы не оставить их в неверии о действительности Его воплощения. Если бы Он часто, при нападениях, избегал их, то это для многих могло бы быть подозрительно. Поэтому–то во многих случаях Он действовал более по человечески. Он желал, чтобы веровали как тому, что Он Бог, так равно и тому, что Он, будучи Богом, носил плоть. Поэтому и после воскресения Своего Он говорил ученикам: «осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет» (Лк. 24:39). Поэтому же и Петра порицает, когда тот говорит Ему: «будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою» (Мф. 16:22). Так много Он заботился об этом деле.

2. Притом же это есть не маловажный догмат в Церкви, а самое главное в деле нашего спасения, и через это именно все для нас сделано и совершено: и смерть разрушена, и грех отъят, и клятва уничтожена, и бесчисленные блага дарованы нам в жизни. Поэтому Христос и желал так сильно, чтобы веровали в Его воплощение — этот корень и источник бесчисленных для нас благ. Действуя же по–человечески, Он не допускал сокрываться и Своим божеским делам. Так, удалившись в Галилею, Он продолжал тоже самое, что и прежде делал. Не напрасно удалялся в Галилею, но для того, чтобы совершать великие дела у самарян, и устрояет это не просто, а с свойственною Ему мудростью, чтобы не оставить иудеям никакого предлога даже к бесстыдному извинению. Выражая это, евангелист присовокупляет: «надлежало же Ему проходить через Самарию» (Ин. 4:4), и тем показывает, что Он это сделал как бы ненамеренно. Так делали и апостолы. Как они, преследуемые иудеями, шли к язычникам, так и Христос, когда иудеи изгоняли Его, обратился и к язычникам, например сделал это ради жены сирофиникийской. Цель была та, чтобы отнять у иудеев всякое извинение и чтобы они не могли сказать: Он, оставив нас, пошел к необрезанным. Таким образом и ученики Его, защищая себя, говорили: «вам первым надлежало быть проповедану слову Божию, но как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к язычникам» (Деян. 13:46). И сам Христос: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15:24), или: «нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (ст. 26). Когда же они отвергли Его, то этим самым отверзли дверь язычникам. Однако и тогда Он не преднамеренно идет к язычникам, а как бы мимоходом. Итак, проходя мимо, «приходит Он в город Самарийский, называемый Сихарь, близ участка земли, данного Иаковом сыну своему Иосифу. Там был колодезь Иаковлев» (Ин. 4:5, 6). Для чего евангелист так обстоятельно говорит об этом месте? Для того, чтобы ты, слыша, как говорит жена: «неужели ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодезь» (ст. 12), — не находил этого странным. Это было то место, где Симеон и Левий, в отмщение за Дину, произвели жестокое убийство (Быт. 34:25).

Не лишне сказать, откуда произошли самаряне, потому что вся эта страна называется Самариею. Откуда же самаряне получили свое название? Сомором называлась гора по имени ее владельца, как и Исаия говорит: «глава Ефрема — Самария» (Ис. 7:9). Впрочем, обитавшие там назывались не самарянами, а израильтянами. С течением времени, когда они оскорбили Бога, то, в царствование Факея, Феглаффеласар, пришедши, взял многие города, напал на Илу, умертвил его и царство его отдал Осии. На Осию напал Салманассар, взял другие города, сделал их себе подвластными и обложил данью. Осия сначала уступил, потом отложился от его власти и прибегнул к помощи ефиоплян. Ассирийский царь, узнав об этом, пришел с войском, победил израильтян и, для отвращения новых восстаний, уже не позволил им оставаться в стране той, а отвел их в Вавилон и Мидию; а оттуда из разных мест вывел другие племена и поселился в Самарии, чтобы на будущее время обезопасить свою власть в этой стране, занятой уже верными ему жителями. Тогда Бог, желая показать Свою силу и то, что Он предал израильтян не потому, чтобы они были бессильны, но за грехи их, — насылает на варваров львов, которые делали зло всему народу. Извещенный об этом царь посылает некоего священника [24] преподать им закон Божий. Но и тогда они не оставили совершенно своего нечестия, а только отчасти, и уже впоследствии времени, отвергнув идолов, начали чтить истинного Бога. Между тем иудеи, возвратившиеся наконец из плена, возъимели ненависть к ним, как иноплеменникам и своим врагам, и по имени горы стали называть их самарянами. Не малая вражда с ними у иудеев происходила и оттого, что самаряне принимали не все книги Св. Писания, а только книги Моисеевы, и не много придавали важности пророкам. Они же со своей стороны старались уравнять себя в благородстве происхождения с иудеями, хвалились своим родом от Авраама и считали его своим предком, так как он происходил из Халдеи, а Иакова, как его потомка, называли своим отцом. Но иудеи гнушались ими, как и всеми иными народами; потому–то и Христа они поносили именем самарянина, когда говорили: «что Ты Самарянин и что бес в Тебе» (Ин. 8:48). По той же причине и Христос в притче о шедшем из Иерусалима в Иерихон вводит самарянина, «оказавший ему милость» (Лк. 10:37), — человека, по мнению иудеев, низкого, презренного, гнусного; также и в числе десяти прокаженных называет одного иноплеменником (а это был самарянин); да и Сам заповедал ученикам своим: «на путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите» (Мф. 10:5).

3. Но евангелист напомнил нам об Иакове не для того только, чтобы отметить историю страны, но чтобы вместе показать потерю этого места для иудеев, уже давно сбывшуюся, так как уже во времена праотцев их язычники владели, вместо них, этим местом. Чем праотцы их владели, хотя то и не было их собственностью, то они по нерадению и беззаконию потеряли, хотя это уже было их собственностью. Так, нет никакой пользы происходить от хороших предков, когда потомки не похожи на них. Варвары, чтобы только избежать большей беды, тотчас обратились к иудейскому богопочтению; а иудеи, и потерпев столько наказаний, не вразумились. Итак, в эту страну пришел Христос, который всегда отвергал жизнь изнеженную и прихотливую, а проводил жизнь многотрудную и стеснительную. Он не употреблял подъяремных животных, но Сам путешествовал так спешно, что и утомлялся от пути. Да и при всяком случае Он внушает нам делать все самим, не иметь ни в чем излишества и не требовать многого. Он желает нам быть до того чуждыми всякого излишества, чтобы и в самом необходимом многое сокращать, потому и говорил: «лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:20). Таким образом Он очень часто проводил время в горах и в пустынях, не только днем, но и ночью. Провозвещая это, и Давид сказал: «из потока на пути будет пить» (Пс. 109:7), показывая простоту Его образа жизни. Тоже показывает здесь и Иоанн: «там был колодезь Иаковлев. Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя. Было около шестого часа. Приходит женщина из Самарии почерпнуть воды. Иисус говорит ей: дай Мне пить. Ибо ученики Его отлучились в город купить пищи» (Ин. 4:6–8). Из этого мы узнаем, как усиленны были Его путешествия, как Он не заботился о Своем пропитании и только мимоходом занимался этим делом. Так научились и ученики Его удовлетворять свои потребности: они не носили с собою дорожных припасов. На это указывает и другой евангелист, говоря, что, когда Христос сказал о квасе фарисейском, то ученики думали, что не принесли с собою хлебов. Когда Христос водил с Собою учеников алчущих, срывающих и едящих колосья, также когда говорится, что сам Он, чувствуя голод, пришел к смоковнице, то этим всем Он не чему–нибудь другому научает нас, как презирать чрево и служения ему не считает достойным заботы. Посмотри и здесь: они не принесли с собою ничего, и однакож, не имея с собою пищи, не заботились о ней заранее, или с начала дня, но пошли купить ее в то время, в которое обыкновенно все уже обедают. А мы, как только встаем с одра, заботимся об этом прежде всех других дел, призываем поваров и служителей трапезы и с большою заботливостью отдаем им приказания; а после того уже приступаем к другим делам, всегда однакож заботясь о житейском, преимущественно перед духовным, и то, что нужно бы считать излишним, признавая необходимым. Так–то все делается у нас превратно. Между тем, следовало бы обращать все внимание на духовные дела и, уже исполнив их, приниматься за житейские.

Далее, из этого видно не только терпение Христа в трудах, но и удаление от пышности. Он не только утомился и сел на пути, но и остался один, а ученики Его ушли. Конечно, если бы Он пожелал, то мог бы или не всех учеников посылать, или, по удалении их, иметь при себе других служителей; но Он не хотел этого; а таким образом и учеников приучал презирать всякую пышность. Что же важного, скажет кто–нибудь, что они жили скромно, будучи рыбарями и скинотворцами? Правда, они были рыбари и скинотворцы, но они внезапно воспарили в высоту небес, и сделались важнее всех царей, удостоившись быть собеседниками Владыки вселенной и следовать повсюду за этим дивным Учителем. Вы знаете и то, что люди из низкого состояния, достигающие почестей, легче увлекаются высокомерием, неблагородно пользуясь почестями. Итак, Христос, желая утвердить учеников Своих в неизменном смиренномудрии, учил их во всем умерять себя и ни в каком случае не требовать прислужников. Сам Он, как говорит евангелист, «утрудившись от пути, сел у колодезя». Видишь, Он сел от усталости и жары и для того, чтобы дождаться учеников? Знал Он, что должно было случится у самарян; но не для того, главным образом, пришел сюда. А хотя и не для этого пришел, однако не имел нужды отгонять пришедшую жену, показавшую так много усердия к Его учению. Иудеи Его гнали, тогда как Он именно к ним пришел, а язычники привлекали к себе и тогда, когда Он шел в иные места. Те ненавидели Его, а эти веровали в Него; те негодовали, а эти удивлялись и поклонялись Ему. Что же? Ужели надобно было пренебречь спасением стольких людей и такую искреннюю ревность оставить без внимания? Это недостойно было Его человеколюбия. Поэтому Он и устрояет все в настоящем случае со свойственною Ему мудростью. Он садится, для отдохновения тела и прохлады, при источнике. Был самый полдень, что и означает евангелист словами: «сел у колодезя, было около шестого часа». Что значит сел? То есть сел не на престоле, не с возглавием, но просто, как случилось на земле. «Приходит женщина из Самарии почерпнуть воды».

4. Смотри, как показывает евангелист, что и жена вышла из города для другой цели, — преграждая всякий повод к бесстыдному прекословию иудеев, чтобы кто не сказал, что Он противоречит собственной заповеди, повелев ученикам «в город Самарянский не входите», а между тем сам беседуя с самарянами. Для этого также присовокупляет, что «ученики Его отлучились в город купить пищи», представляя таким образом многие причины беседы Его с женою. Что же жена? Услышав Его слова: «дай Мне пить», она очень разумно обращает слова Христовы в повод к вопросу: «как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки? ибо Иудеи с Самарянами не сообщаются» (Ин. 4:9). Почему она думала, что Он иудей? Может быть узнала по одежде или по наречию. Но заметь, как осторожна жена. Если надлежало остерегаться, то Иисусу, а не ей; по ее словам, не самаряне чуждаются иудеев, а иудеи не сближаются с самарянами; однако жена, будучи сама свободна от этого упрека, и думая, что другой ему подвергается, не умолчала, но исправляет дело, по ее мнению, не согласное с законом. Может быть, кто–нибудь станет недоумевать, как Иисус просил у нее пить, когда этого не дозволял закон? А если Он еще предвидел, что она не даст Ему пить, то и поэтому не следовало просить. Что сказать на это? То, что для Него самого нарушение подобных обычаев было делом безразличным. Кто других вел к нарушению иудейских правил, Тот тем более сам мог нарушать их. «Не то, что входит в уста», говорил Он, «оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека» (Мф. 15:11). Между тем беседа Его с женою могла быть не малым осуждением для иудеев, потому что Он многократно привлекал их к Себе и словами и делами, но они не последовали Ему. А посмотри, как жена увлекается простым вопросом. Сам Он не вступал на это дело, на этот путь [25], но не препятствовал, если к Нему кто обращался. Хотя Он и говорил ученикам: «в город Самарянский не входите», но не повелевал отгонять приходящих. Это слишком было бы недостойно Его человеколюбия. Поэтому Он и отвечает жене и говорит: «если бы ты знала дар Божий и Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую» (Ин. 4:10). Прежде всего показывает, что она достойна Его слушать, а не должна быть отвергнута, потом уже открывает Себя; она же, как только узнала, кто Он, тотчас готова была и повиноваться и внимать Ему, чего нельзя сказать об иудеях. Они, даже и узнав Его, ни о чем не спрашивали Его, не имели желание научиться от Него чему–либо полезному; напротив поносили Его и отгоняли от себя. Но вот жена, услышав Его слова, смотри, с какою кротостью отвечает Ему: «господин! тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок; откуда же у тебя вода живая» (ст. 11)? Сейчас видно, что Христос отклонил уже ее от низкого о Нем понятия, от мысли, что Он один из обыкновенных людей. Она здесь не просто называет Его Господом, но в знак особенного уважения к Нему. А что она по уважению это сказала, видно из последующей беседы. Она не шутит, не насмехается, а только недоумевает. А что она не скоро все поняла, не удивляйся. Ведь не понял и Никодим. Что он говорил? «Как это может быть»? «Как может человек родиться, будучи стар» (ст. 4)? И еще: «неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться»? Но жена говорит с большею скромностью. «господин! тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок; откуда же у тебя вода живая» (Ин. 4:11)? Иное говорит ей Христос, а иное она разумела. Не слыша от Него ничего более сказанных слов, она и не могла помыслить ничего возвышенного, хотя и могла сказать Ему смело: если бы Ты имел воду живую, то не стал бы просить у меня воды, а сам бы прежде Себе дал ее; а теперь Ты только тщеславишься. Но ничего подобного она не сказала, а как сначала, так и после отвечала Ему с великою скромностью. Сначала она говорит: «как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня»? А не говорит так, как бы разговаривала с иноплеменником и врагом: не быть тому, чтобы я дала воды такому человеку — врагу и чуждому нашего рода! И потом, слушая Его возвышенные слова о Себе самом, что особенно раздражает врагов, она не смеется, не поносит Его, но что говорит? «Неужели ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодезь и сам из него пил, и дети его, и скот его» (ст. 12)? Видишь, как она вводит сама себя в именитый род иудеев? Слова ее значат вот что: Иаков пользовался этою водою и никакой другой лучшей и сам не имел, и нам не дал. Таким образом она показала, что уже с первого ответа она возымела мысль о Нем высокую, возвышенную, потому что слова: «и сам из него пил, и дети его, и скот его» не иное дают разуметь, как то что она имела мысль о лучшей воде, только еще не находила ее и не знала хорошо. Если же выразить яснее то, что она хотела сказать, то будет так: Ты не можешь сказать, что Иаков, давший нам этот источник, сам пользовался другим, потому что и сам он и дети его пили из этого; а они не пили бы отсюда, если бы имели другую воду, лучшую. Ты и этой воды не можешь достать; а другой лучшей Тебе не возможно иметь; разве признаешь Себя самого большим Иакова. Откуда же Ты имеешь ту воду, которую обещаешь дать нам (Ин. 7:38)? Иудеи не так скромно говорили с Ним, — хотя и с ними Он беседовал об этом же самом предмете и напоминал о такой воде. Но они не приобрели для себя от того никакой пользы. А когда Он упомянул об Аврааме, то они замышляли даже побить Его камнями (8:56, 59). Но не так обращается с Ним жена, а с великою кротостью, среди полуденного зноя, говорит и слушает все с терпением и не думает подобно иудеям сказать: «Он одержим бесом и безумствует» (10:20), держит меня у источника, ничего не давая, а только величаясь на словах. Она терпеливо внимает, в ожидании найти желаемое.

5. Если жена самарянская показывает такое усердие, чтобы научиться чему–нибудь полезному, и пребывает со Христом, хотя еще и не знает Его, то какое помилование можем получить мы, знающие Его, и притом находясь не на источнике, не в пустыни, не среди дня под палящими лучами солнца, но в утреннее время, наслаждаясь под этим кровом тенью и прохладою, и при всем том не имея терпения выслушать что–либо из слова Божия, а тяготясь этим? Не такова жена самарянская: она так увлекалась словами Спасителя, что и других призывала к Нему. Иудеи же не только не призывали других, но и желавшим придти к Нему препятствовали и не дозволяли. Поэтому и говорили: «Уверовал ли в Него кто из начальников, или из фарисеев? Но этот народ невежда в законе, проклят он» (Ин. 7:48). Итак, будем подражать самарянской жене; будем беседовать со Христом. Он и теперь среди нас предстоит и говорит к нам через пророков и через учеников Своих. Будем слушать и повиноваться. Доколе мы будем жить напрасно, без пользы? Не делать угодное Богу действительно значит жить напрасно, или лучше, не только напрасно, но и во вред себе. Если данное нам время мы не употребим ни на какое полезное дело, то, отошедши отсюда, подвергнемся величайшему наказанию за потерю времени. Если получивший деньги для торговых оборотов и потом истративший их подвергнется ответственности перед вверившими их ему, то ужели не понесет наказания истощивший эту жизнь напрасно? Не для того Бог ввел нас в настоящую жизнь и вдунул душу, чтобы мы пользовались только настоящим, но для того, чтобы все делали для жизни будущей; только бессловесные созданы для одной настоящей жизни. А мы для того и имеем бессмертную душу, чтобы вполне приготовиться к той жизни. Если кто спросит, какое назначение коней, ослов, быков и других животных, то мы скажем, что не другое назначение, как только — служить нам в настоящей жизни. А о нас нельзя этого сказать; для нас есть лучшее состояние, после отшествия отсюда; и нам все надобно делать так, чтобы там просиять, ликовать с ангелами, предстоять Царю, — всегда, в бесконечные веки. Для того и душа наша создана бессмертною, да и тело будет бессмертно, чтобы мы наслаждались бесконечными благами. Если же ты пригвождаешь себя к земле, тогда как тебе предложены блага небесные, то подумай, какое в этом оскорбление для Дарующего их. Он предлагает тебе горняя, а ты, не слишком этим дорожа, предпочитаешь землю. Поэтому, как оскорбленный, Он угрожает геенною, чтобы ты из этого познал, каких благ лишаешь сам себя. Но да не будет, чтобы мы подверглись этому наказанию, но, благоугодив Христу, да сподобимся вечных благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 32

«Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин. 4:13, 14).

1. Священное Писание называет Святого Духа то водой, то огнем, обозначая этим не сущность, а деятельность. — Продолжение истории самарянки. — 2. Послушность самарянки. — 3. Мудрость Иисуса Христа в деле обращения людей ко спасению. — Увещание к чтению Священного Писания. — Диавол не смеет войти в дом, где есть Евангелие. — Чтение духовных книг освящает человека.

1. Благодать Святого Духа в Писании называется иногда огнем, иногда водою, и это показывает, что такие наименования выражают не существо Его, а только действие, потому что Дух как существо невидимое однородное, не состоит из различных сущностей. Так огнем называет Его Иоанн, говоря: «Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Мф. 3:11), а водою именует Христос: «у того из чрева потекут реки воды живой. Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять» (Ин. 7:38, 39). Так и беседуя с женою, водою называет Духа: «кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек». Называется же Дух огнем — для означения теплоты благодати, которую Он возбуждает, и истребления грехов; а водою — для выражения чистоты и обновления, сообщаемого от Него душам, приемлющим Его. И справедливо. Как некий сад, цветущий различными, плодоносными и вечно зеленеющими деревьями, Он уготовляет ревностную душу, не допуская в ней ощущений ни печали, ни наветов сатаны, но легко угашая разженные стрелы лукавого. Но заметь мудрость Христа, как Он мало–помалу возводит жену. Он не сказал ей с самого начала: «если бы ты знала Кто говорит тебе: дай Мне пить»; но когда подал ей повод назвать Его иудеем и вызвал на упрек, тогда, отражая укоризну, сказал это. Сказав еще: «если бы ты знала Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него», и обещанием чего–то великого заставив вспомнить о праотце, Он таким образом дает жене прозреть. Потом, когда она возразила: «неужели ты больше отца нашего Иакова», — Он не сказал: да, Я больше его, потому что это могло бы показаться ей одним тщеславием, когда еще не видно было на то доказательства; но Он приготовляет ее к этому именно тем, что говорит. Он не просто говорит: Я дам тебе воду; но сперва показывает недостаточность воды Иакова, а потом уже возвышает значение Своей воды, желая из свойства самых даров показать расстояние и разность между лицами дарующими и Свое превосходство пред Иаковом. Если ты удивляешься, как бы так говорил Христос, Иакову, что он дал эту воду, то что скажешь, если Я дам тебе еще лучшую? Ты уже предварила Меня исповеданием, что больше Иакова, когда возразила Мне: неужели Ты больше отца нашего Иакова, что обещаешь дать лучшую воду; а кода получишь эту воду то уже вполне признаешь Меня большим его. Видишь ли безпристрастное суждение жены, которая произносит суд о праотце и о Христе по делам их? Но не так поступали иудеи. Даже видя, что Он бесов изгоняет, они не только не считали Его выше праотца, но еще называли беснующимся. А жена именно на том основывает свое суждение, на чем хочет Христос, т. е. на доказательстве из Его дел, потому что и сам Он на этом основывал приговор о Себе, говоря так: «если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне; а если творю, то, когда не верите Мне, верьте делам Моим» (Ин. 10:37, 38). Таким точно путем и жена приходит к вере. Поэтому Христос, услышав слова ее: «неужели ты больше отца нашего Иакова», и оставив речь об Иакове, беседует о воде: «всякий, пьющий воду сию», говорит Он, «возжаждет опять» (Ин. 4:13), и делает такое сравнение той и другой воды, не охуждая одну, а только показывая превосходство другой. Не говорит, что та вода ничтожна, ничего не значит и достойна презрения; а утверждает то, о чем свидетельствует и самое существо той воды: «всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек» (Ин. 4:13, 14). О воде живой жена слышала еще прежде того, но не понимала; а так как «живою» водою обыкновенно называется непрерывно текущая и бьющая ключом из неизсякающих родников, то жена думала, что и здесь говорится об этой воде. Поэтому, еще яснее представляя ей то, о чем говорит, и из сравнения показывая превосходство одной воды перед другой, Христос присовокупляет: «а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек». Этими, равно и последующими словами, как я говорю, Он доказывает превосходство воды духовной, потому что вода чувственная не имеет в себе ничего подобного. Какие же последующие слова? «Вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (ст. 14). Как имеющий внутри себя сокровенный источник никогда не стал бы томиться жаждой, так и имеющий эту воду. И жена тотчас уверовала, показав себя разумнее Никодима, и не только разумнее, но и мужественнее. Он, услышав много подобного, никого не призвал ко Христу, да и сам оставался в нерешимости, а она совершает дело апостольское, всем благовествуя, призывая к Иисусу, и целый город увлекает к Нему. Никодим, услышав слова Спасителя, сказал: «как это может быть» (Ин. 3:9)? Даже когда Христос показал ему ясный пример от ветра, и тогда Никодим не принял слова Его. А жена не так; сначала она недоумевает, но потом, принимая слово Христово без предубеждения, а как прямую истину, тотчас склоняется к вере. Как только сказал Христос: «вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную», жена тотчас говорит: «господин! дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать» (ст. 15).

2. Видишь ли, как она мало–помалу восходит на высоту догматов? Сначала она почитала Христа за иудея, преступающего свой закон; потом, когда Он опроверг это обвинение (потому что лицу, имевшему сообщить ей такое учение, не следовало оставаться в подозрении), она, услышав о воде живой, подумала, что Он говорит о чувственной воде. Далее, узнав, что слова Его имеют духовный смысл, она верит, что эта вода может уничтожить чувство жажды, а только не знала, что это за вода, и еще недоумевала, считая ее конечно выше воды чувственной, но не имея о ней ясного понятия. Наконец, прозрев точнее в этот предмет, однако еще не все выразумев, «господин, — говорит, — дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать» (ст. 15), — она уже предпочитает Христа Иакову. Не буду, говорит, иметь нужды в этом источнике, если получу от Тебя ту воду. Видишь, как она отдает Ему преимущество перед праотцем? Вот душа благомыслящая. Она показала, какое высокое мнение имеет о Иакове; но увидела высшего, и уже не удерживается прежним мнением. Итак, это была жена не легкомысленная (потому что не просто принимает слова; да и как это можно сказать, когда она с таким тщанием испытывала их?), неупорная и неспорливая: это она показала самою своею просьбою. Некогда и иудеям говорил Христос: «Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда» (Ин. 6:35); но они не только не верили, но и соблазнялись. Жена напротив не впадает в этот недуг, а настаивает и просит. Иудеям Он говорил: «верующий в Меня не будет жаждать никогда», жене же говорит более чувственным образом: «кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек». Обетование относилось к духовным предметам, а не к видимым, поэтому, возвышая ее ум обетованиями, останавливается еще на чувственных изображениях, потому что она не могла еще в точности постигать духовных предметов. Если бы Он сказал: уверуй в Меня — и ты не вжаждешь, то она не поняла бы сказанного, еще не зная, кто беседует с нею и о какой жажде говорит Он. Почему же Он не поступал так с иудеями? Потому что они уже видели много чудес; а жена еще не видела ни одного знамения и только в первый раз слышала такие слова. Поэтому–то Он открывает ей силу через свое прозрение; впрочем не тотчас и обличает ее, а что говорит? «Пойди, позови мужа твоего и приди сюда. Женщина сказала в ответ: у меня нет мужа. Иисус говорит ей: правду ты сказала, что у тебя нет мужа, ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала. Женщина говорит Ему: Господи! вижу, что Ты пророк» (Ин. 4:16–19).

Какое однако любомудрие в этой жене! С какою кротостью она принимает обличение! Почему же ей и не принять, — скажешь ты? Но скажи мне: не часто ли и еще сильнее обличал Он и иудеев? Не одно ведь и тоже — открывать сокровенные мысли и обнаруживать тайные дела. Первое свойственно одному Богу: мыслей никто не знает кроме Того, кто их имеет; а дела бывают известны всем соучастникам в них. Но иудеи не переносили с кротостью обличений, а когда Христос сказал: «за что ищете убить Меня» (Ин. 7:19), — они не только не удивлялись подобно жене, но еще хулят Его и злословят; они имели доказательства и в других знамениях, а жена только это одно услышала; но они не только не дивились, а и поносили Его, говоря: «не бес ли в Тебе? кто ищет убить Тебя». Она же не только не укоряет Его, но удивляется, приходит в изумление и заключает, что Он пророк, хотя обличение жены было сильнее обличения их. Обличенный в ней грех был грех ее одной, а в них обличаемы были общие грехи; но мы не так терзаемся обличением грехов общих, как наших частных. Притом иудеи думали, что сделают великое дело, если убьют Христа; а дело жены все признавали худым. Не смотря на все это, она не досадует, а изумляется и удивляется. Точно также Христос сделал с Нафанаилом; не вдруг показал свое прозрение, не тотчас сказал: «когда ты был под смоковницею, Я видел тебя», но тогда уже, кода тот спросил: «почему Ты знаешь меня» (Ин. 1:48)? Христос желал, чтобы и проречения Его и чудеса получали свое начало от тех, которые приходят к Нему, и для того, чтобы таким образом более их сблизить с Собою, и для того, чтобы самому избежать подозрения в тщеславии. Так Он делает и здесь. Предупреждать жену обличением, что она не имеет мужа, — это могло показаться тягостным и неуместным; но сделать обличение, получив от ее самой к тому повод, это и весьма уместно было, и побуждало ее саму с большей кротостью выслушать обличение. Но какая, скажешь ты, последовательность в словах: «пойди, позови мужа твоего»? Речь была о даре благодати, превышающей человеческое естество, жена настоятельно желала получить этот дар; вот Он и говорит: «пойди, позови мужа твоего», как бы показывая этим, что и муж должен иметь участие в даре. Жена, спеша получить и скрывая постыдные свои дела, притом же думая, что беседует с простым человеком, говорит: «у меня нет мужа». Услышав это, Христос уже благовременно теперь вводит в Свою беседу обличение, с точностью высказывая то и другое: Он и всех прежних мужей перечисляет и обнаруживает того, которого она в то время скрывала. Что же жена? Не досадует, не бежит от Него, и не считает этого обстоятельства причиною к негодованию на Него, но еще более удивляется Ему, еще более оказывает твердости. «Вижу», говорит, «что Ты пророк». Заметь ее благоразумие. И после того она не тотчас покоряется Ему; но еще размышляет и удивляется. Слово ее — «вижу» значит: мне кажется, что Ты пророк. Но как только возымела о Нем такое понятие, уже ни о чем житейском не спрашивает Его: ни о телесном здравии, ни об имении или богатстве, но тотчас — о догматах. Что она говорит? «Отцы наши поклонялись на этой горе», разумея Авраама и его детей; здесь, как сказывают, он приносил в жертву сына своего; «а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме» (Ин. 4:20).

3. Видишь ли, как она стала возвышеннее в своих мыслях? Та, которая заботилась только об утолении жажды, уже вопрошает о догматах. Что же Христос? Не разрешает вопроса (не о том Он заботился, чтобы только отвечать на ее вопросы, — это завлекло бы слишком далеко); но снова возводит жену еще на большую высоту, и однако не прежде ей об этом говорит, как уже исповедала она, что Он пророк, чтобы она с большим убеждением выслушивала слова Его. Убедившись в том, что Он пророк, она уже не могла сомневаться в том, что Он после мог ей сказать. Итак, устыдимся же мы и будем краснеть. Жена, имевшая пять мужей и притом самарянка, показывает такое тщание относительно догматов, и ни время дня, ни то, что она пришла за другим делом, и ничто иное не отвлекает ее от желания познать их: мы же не только не спрашивает о догматах, но во всем поступаем без внимания и как случится. Поэтому и все у нас в пренебрежении. Кто из вас, скажите мне, находясь дома, берет в руки христианскую книгу, вникает в ее содержание и испытывает Писание? Никто не может этого сказать о себе. Шашки и игральные кости можно найти у весьма многих, а книги ни у кого, или у немногих, да и те занимаются ими не более таких, которые вовсе их не имеют, связывая и навсегда отлагая их в шкафы; вся забота у них только о тонкости кожи (на которой писаны книги), о красоте письма, а не о чтении. Да и приобретаются книги не для пользы, а для того, чтобы выказать этим свое богатство и похвастать. До такой крайности доходит тщеславие! Я не слышу, чтобы кто–нибудь похвалился тем, что знает содержащееся в книгах, а слышу, как хвалятся тем, что книги их написаны золотыми буквами. Скажи мне, какая от этого польза? Не для того дано Писание, чтобы мы имели его в книгах, но чтобы начертывали его в сердцах наших. Заключать заповеди только в письменах, — такого рода стяжание их свойственно только иудейскому тщеславию; а нам и вначале дан закон не так, но — на плотяных скрижалях сердца (2 Кор. 3:3). Говоря это, я не препятствую приобретать книги; напротив, хвалю это и даже прошу об этом; желаю только, чтобы из книг слова и мысли переходили в нашу душу и она, усвояя разум письмен, таким образом очищалась. Если диавол не дерзает проникнуть в том доме, где есть Евангелие, тем более души, усвоившей себе мысли Писания, не коснется и не нападет ни бес, ни грех. Итак, освяти твою душу, освяти и тело, имея всегда Св. Писание и на устах и в сердце. Если срамословие оскверняет нас и вызывает бесов, то очевидно, что духовное чтение освящает и привлекает благодать Духа. Писания суть божественные песнопения. Станем же воспевать их в себе и из них приготовим врачевство против недугов душевных. Если бы мы знали важность читаемого, то и слушали бы с большей ревностью. Это я всегда говорю и не перестану говорить. Не странно ли, что бывающие на зрелищах пересказывают друг другу о именах возниц и плясунов, их происхождении, отчизне, роде занятий, тщательно также рассказывают о достоинстве и недостатках коней; а собирающиеся здесь не знают ничего, что здесь происходит, даже не знают и числа книг священных? Если ты гоняешься за тем для удовольствия, то я покажу тебе, что здесь удовольствия гораздо больше. Что приятнее, скажи мне, что удивительнее: видеть ли, как человек борется с человеком, или — как человек сражается с диаволом, как плотское существо состязается с безплотной силой и одолевает ее? Вот на эти–то борьбы надобно смотреть; им и подражать похвально и полезно, и подражая, можно быть увенчанным, а не на те борьбы смотреть, в которых соревнование наносит стыд подражателю. На ту борьбу ты смотришь вместе с бесами, а на эту — с ангелами и с самим Господом ангелов. Скажи мне, если бы тебе дозволено было сидеть с владыками и царями, смотреть, и вместе с ними наслаждаться зрелищем, не почел ли бы ты этого величайшею для себя честью? А здесь, вместе с Царем ангелов созерцая и видя, как диавол, схваченный за хребет, все усилия употребляет, чтобы одолеть, но нисколько не осиливает, ты не спешишь на такое зрелище? Да как это сделать, — скажешь ты? Имей в руках книгу (Св. Писания). В ней ты увидишь и место борьбы, и длинноту бега, и нападение диавола, и искусство праведника. Смотря на эту брань, и сам научишься бороться и освободишь себя от бесов. А то, что совершается на мирских представлениях, есть торжество бесов, а не зрелище подвигов человеческих. Если не позволительно входить в капище идольское, тем более — ходить на праздник сатанинский. Говорить и наскучать вам об этом я не перестану, пока не увижу исправления, — говорить это мне «не тягостно, а для вас назидательно» (Фил. 3:1). Не оскорбляйтесь моим увещанием; если кому надобно оскорбляться, то мне, часто говорящему и не видящему послушания, а не вам, всегда об этом слышащим и никогда не слушающимся. Но да не будет, чтобы вы постоянно были обвиняемы в этом; да избавитесь от этого стыда, и удостоившись духовного зрелища, да сподобитесь будущей славы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 33

«Иисус говорит ей: поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от Иудеев» (Ин. 4:22).

1. Человек всегда нуждается в вере. — Вера подобно кораблю перевозит нас чрез житейское море. — 2. Об истинном богопочтении. — Почтение учеников к своему Учителю. — Нет ничего выше любви Христовой. — Смирение и нежность привлекли особенную любовь Иисуса Христа к Иоанну. — Апостол Петр. — Смирение как основа добродетели. — Суетность богатств. — Увещание к милостыне.

1. Везде нужна нам, возлюбленные, вера; вера — мать всех благ, врачевство ко спасению; без нее невозможно усвоить ничего из высоких догматов. Подобно тому как люди, усиливающиеся переплыть море без корабля, хотя и могут немного проплыть, действуя руками и ногам, но, простираясь далее, скоро поглощаются волнами, так и те, которые руководятся только собственным разумом, прежде нежели чему–нибудь научиться, претерпевают кораблекрушение, как и Павел говорит, что некоторые относительно веры подверглись кораблекрушению (1 Тим. 1:19) Чтобы и нам того же не потерпеть, будем держаться этого священного якоря, которым и Христос ныне ведет жену. Когда она сказала: «отцы наши поклонялись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме», — Христос отвечал ей: «поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу». Здесь Он открывает ей важный догмат, которого не сказал ни Никодиму, ни Нафанаилу. Она старалась доказать превосходство своих обрядов пред иудейскими и подтверждала это примером своих отцов; но Христос не отвечал ей на этот запрос, потому что излишне было бы тогда говорить об этом и объяснять, почему отцы ее в горе той покланялись, а иудеи в Иерусалиме. Итак, Он умолчал об этом. Но отвергая важность равно того и другого места, Он возвышает душу жены внушением, что ни иудеи, ни самаряне не имеют ничего великого в сравнении с тем, что имеет быть даровано в будущем, — и затем уже изъясняет различие между ними. Но при этом отдает предпочтение иудеям, не место предпочитая месту, но в самом духе давая преимущество иудеям. Христос как бы так сказал: о месте нет нужды спорить, но в образе богопочитания иудеи имеют преимущество пред самарянами, — потому что, говорит, «вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся». Как же самаряне не ведали, кому поклонялись? Они думали, что Бог ограничивается местом и существует в одной какой–либо стране; сообразно с таким понятием они служили Ему. Так, отправив посольство к персам, извещали, что бог этого места негодует на нас, представляя его таким образом нисколько не выше идолов. Поэтому они продолжали служить и бесам и Богу, смешивая то, что не может быть смешано. Но иудеи были свободны от этого заблуждения, признавали Бога, хотя и не все, Богом вселенной. Поэтому Христос и говорит: «вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся». Не удивляйся, что Христос причисляет Себя к иудеям. Он говорит применительно к понятию жены, как иудейский пророк. Потому и употребил выражение: «мы кланяемся». Что Он сам есть лицо покланяемое, это теперь всякому известно: покланяться — дело твари, а Господу твари свойственно принимать поклонение. Пока же Он беседует как иудей, потому и говорит: «мы», то есть иудеи. А и возвышая таким образом иудейский закон, Он снова внушает к Себе самому доверие и убеждает жену еще более внимать Его словам, потому что ставит учение Свое вне подозрения и дает видеть, что возвышает веру иудеев не по единству рода, как их единоплеменник. Тот, кто отзывается так о таком месте, которым иудеи наиболее хвалились и приписывали себе преимущество пред всеми народами, — кто уничтожает столь важное для них преимущество, тот, очевидно, не в угоду кому–либо говорит об этом, а поистине и по силе пророческой. Итак, отдалив жену от подобных помыслов словами: «поверь Мне» и проч., Христос затем присовокупляет: «ибо спасение от Иудеев». Слова эти означают или то, что из иудеи произошли блага для вселенной (так как здесь получило начало познание Бога, отвержение идолов и все другие догматы; да и ваше поклонение, хотя и неправильное, от иудеев ведет свое начало); итак или это, или же свое пришествие в мир Он называет спасением; а лучше, не погрешит тот, кто и то и другое назовет спасением, которое, по словам Христовым, «от Иудеев». На то указывая, и Павел сказал: «от них Христос по плоти, сущий над всем Бог» (Рим. 9:5). Видишь, как Христос восхваляет ветхий завет и показывает, что этот завет корень благ и что сам Он ни в чем не противоречит закону. Но хотя Он и говорит, что начало всех благ от иудей, однако «настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине» (ст. 23). Мы, говорит, превосходим вас, жена, образом нашего поклонения; но и оно наконец прекратится; изменится не только место, но и самый образ служения Богу, и это уже близко: «настанет время и настало уже».

2. Так как пророки за долгое время изрекали свои предвещания, то Христос, отклоняя здесь подобное предположение, говорит: «и настало уже». Не думай, говорит, что это предсказание исполнится только спустя долгое время. Это событие уже наступает; уже скоро «истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине». Словами: «истинные поклонники» Он исключает иудеев вместе с самарянами. Хотя первые лучше последних, но гораздо хуже будущих поклонников, — настолько, насколько прообраз ниже истины. Говорит же Он здесь о Церкви, потому что ей свойственно истинное и достойное Бога поклонение Богу. И «таких поклонников Отец ищет Себе» (ст. 23). Если же Он издревле таковых искал, то дозволил иудейский образ поклонения не потому, чтобы Сам этого желал, а по снисхождению и для того, чтобы и иудеев привести к истине. Кто же это истинные поклонники? Это — те, которые не ограничивают служения Богу каким–либо местом, а покланяются Ему духом, как и Павел говорит: «умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, [для] разумного служения вашего» (Рим. 12:1). Когда же Христос говорит: «Бог есть дух», то этим выражает, что Он безтелесен. А безтелесному и служение подобает такое же и должно быть приносимо в том, что в нас есть безтелесного, т. е. в душе и чистом уме. Потому и говорит: «поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (ст. 24). Так как и самаряне, и иудеи не радели о душе, а много имели попечения о теле, очищая его всевозможным образом, то Он и говорит, что не чистотою тела, но тем, что в нас есть безтелесного, т. е. умом, должно служить Безтелесному. Итак, не овец и тельцов, но себя самого принести Богу во всесожжение; это и значит: представить «жертву живую» и «поклоняться в духе и истине». Прежние установления, как то: обрезание, всесожжения, жертвы, курения — были только прообразы; ныне же все истина. Не плоть надобно нам обрезывать, а лукавые помыслы, распинать себя, потреблять и умерщвлять неразумные пожелания. Изумляется жена таким словам Его, и не будучи в состоянии возвыситься до этой высоты учения, в недоумении, послушай, что говорит: «знаю, что придет Мессия, то есть Христос; когда Он придет, то возвестит нам все. Иисус говорит ей: это Я, Который говорю с тобою» (Ин. 4:25, 26). Откуда у самарян было ожидание пришествия Христова, когда они принимали только Моисея? Из самых Писаний Моисея. В самом начале он уже сообщает откровение о Сыне — слова: «сотворим человека по образу Нашему по подобию» (Быт. 1:26) сказаны к Сыну. И беседовавший с Авраамом в куще был Сын (Быт. 13:1). И Иаков о Нем пророчествовал, говоря: «не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов» (Быт. 49:10). И сам Моисей говорит: «пророка из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь Бог твой, — Его слушайте» (Втор. 18:15). Также повествования о змие, о жезле Моисея, об Исааке, об агнце и многие другие могли возвещать Его пришествие желающим понять. Почему же, скажешь, Христос не указывал жене на эти прообразования, тогда как Никодиму указал на змия, а Нафанаилу напомнил пророчества; ей же ничего такого не сказал? Почему это, по какой причине? Потому, что те были мужи и занимались этими предметами, а она — жена убогая, неученая, несведущая в Писаниях. Потому Он и не беседует с нею от Писаний, а привлекает ее к Себе обещанием воды и своей прозорливостью, приводит ей таким образом на память Христа и наконец открывает Себя. Если бы Он ей сказал это с самого начала, когда она еще не спрашивала Его, то ей показалось бы, что Он говорит пустое и несбыточное. А теперь, мало–помалу приведши ей на память, благовременно открывает и Себя. Иудеям, хотя они и часто говорили: «долго ли Тебе держать нас в недоумении? если Ты Христос, скажи нам прямо» (Ин. 10:24), — Он не давал ответа ясного; а жене самарянской прямо сказал о Себе, что Он — Христос. Это потому, что жена была благонамереннее иудеев; они спрашивали не для того, чтобы научиться от Него, а чтобы постоянно насмехаться над Ним; а если бы они желали научиться, то для этого достаточное было поучение им и в беседах Его, и в Писаниях, и в чудесах Его. Но жена, что говорила, говорила от искреннего сердца, с чистым намерением, и это очевидно из ее последующих действий. Она и сама слушала Его и веровала, и других привлекала к вере; да и во всем видны усердие и вера жены. «В это время пришли ученики Его» (Ин. 4:27). Весьма благовременно пришли они, потому что поучение уже было окончено. «И удивились, что Он разговаривал с женщиною; однакож ни один не сказал: чего Ты требуешь? или: о чем говоришь с нею»?

3. Чему они удивлялись? Кротости Его и крайнему смирению, — в том, что Он, будучи столь велик, с таким смиренномудрием благоволил беседовать с женою бедною и притом самарянкой. А хотя и удивлялись, однако не спрашивали о причине беседы. Так они были научены соблюдать обязанность учеников, так Его боялись и уважали. Хотя не имели еще тогда об Нем надлежащего понятия, смотрели однако же на Него, как на дивного человека, и питали к нему великое уважение. Правда, во многих случаях они показывали и много смелости, как например Иоанн припадал на перси Его, или, приступив к Нему, говорили: «кто больше в Царстве Небесном» (Мф. 18:1)? Также сыны Зеведеевы просили Его, чтобы одному сидеть одесную Его, а другому ошуюю (Мк. 10:37). Почему же в настоящем случае они не спрашивали Его? Потому, что те все случаи касались их самих, и потому они имели нужду спрашивать; а настоящее обстоятельство нисколько их не касалось. Да и Иоанн делал так [26], спустя долгое время, уже под конец, когда пользовался особенной близостью к Нему и был совершенно уверен в любви Христа: он, как сказано, был тот ученик, «которого любил Иисус» (Ин. 13:23). Что может сравниться с таким блаженством? Но мы, возлюбленные, не будем ограничиваться только тем, чтобы ублажать апостола, а будем все делать так, чтобы быть самим в числе ублажаемых; будем подражать евангелисту, и для того посмотри, чем он приобрел столь великую любовь. Чем же? Он оставил отца, лодку и сети и последовал за Христом. Но это было в нем общее с братом его, с Петром, Андреем и с другими апостолами. Что же было особенного, от чего происходила великая любовь Христова? Сам евангелист ничего такого не говорит о себе, кроме того, что был любим Спасителем; а о доблестях, за которые был любим, по скромности умалчивает. Что Христос любил его особенною какою–то любовью, это всем очевидно; однако не видно, чтобы он беседовал с Христом или вопрошал Его о чем–либо отдельно от прочих, как это делали часто Петр, Филипп, Иуда и Фома; только тогда это видим, когда Иоанн хотел угодить и оказать послушание соапостолу (13:24, 25). Когда первоверховный апостол побуждал его к тому знаком, тогда он и вопросил Иисуса, — потому что оба эти апостолы имели великую любовь между собою. Так видим, что они вместе и в храм входили и вместе говорили к народу. Правда, Петр всегда с большею горячностью и действует и говорит, а под конец и от самого Христа слышал: «любишь ли ты Меня больше, нежели они?» (Ин. 21:15) А любящий «больше, нежели они» конечно был и сам любим. Но это очевидно происходило от любви к Иисусу, а то от любви самого Иисуса. Итак, что же возбуждало особенную любовь к Иоанну? Мне кажется, то, что этот муж показывал особенную скромность и кротость; потому–то он не обнаруживал ни в каком случае смелости. А как велика эта добродетель, видно из примера Моисея, которого это именно и сделало столь великим и славным.

С смиренномудрием ничто не может сравниться. Потому и Христос начал с него учение о блаженствах: намереваясь положить как бы основание величайшего здания, Он поставил прежде всего смирение. Без него невозможно, невозможно спастись; хотя бы кто постился, молился, подавал милостыню, но если делает с гордостью, и не имеет смирения, — все это мерзко; а если делается со смирением, то вожделенно, достолюбезно и благонадежно. Итак, смирим себя, возлюбленные, смирим; и если будем бодрствовать над собою, то эта добродетель будет для нас очень легка. Да и что в самом деле может возбуждать тебя к гордости, человек? Не видишь ли ты ничтожества твоего естества, — удобопреклонности (ко злу) твоей воли? Подумай о своей кончине, помысли о множестве грехов. Но, может быть, ты совершил много великих дел, — и потому высокомудрствуешь о себе? Но этим–то и теряешь все. Не столько грешнику, сколько добродетельному нужно заботиться о смирении. Почему так? Потому что грешник понуждается к смирению совестью, а добродетельный, если не очень бодрствует над собою, как будто подъятый ветром, превозносится и тотчас омрачается подобно известному фарисею. Ты помогаешь бедным, но ты подаешь им не свое, а Господне, общее для всех подобных тебе рабов Его. Поэтому–то, в несчастьи ближнего провидя и свое собственное и в других изучая свою природу, тем более надобно смиряться. Может быть, и мы произошли от таких же предков; а если нам досталось богатство, то оно снова может и уйти от нас. Да что такое и богатство? Тень пустая, дым исчезающий, цвет травы, или лучше сказать, и цвета ничтожнее. Что же ты надмеваешься травою? Не достается ли богатство и ворам, и любодеям, и блудникам, и расхитителям гробов? То ли надмевает тебя, что имеешь таких сообщников в стяжании? Или ты любишь честь? Но для чести нет средства вернее милостыни: почести, приобретаемые богатством и преобладанием власти, бывают вынужденны и ненавистны для других; а почести из–за милостыни воздаются по доброй воле и по совести людей почитающих. Потому–то сами почитающие никогда не могут и отнять этих почестей. Но если люди питают такое уважение к милостивым и желают им всех благ, то подумай, какую награду, какое воздаяние получат они от человеколюбца Бога. Будем же искать этого богатства, вечно пребывающего, никогда не исчезающего, чтобы, сделавшись великими здесь и прославившись там, достигнуть вечных благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 34

«Тогда женщина оставила водонос свой и пошла в город, и говорит людям: пойдите, посмотрите Человека, Который сказал мне все, что я сделала: не Он ли Христос?» (Ин. 4:28, 29).

1. Продолжение истории самарянки: смирение этой женщины. — 2. Почему Иисус Христос, как и пророки, часто выражал свою мысль посредством сравнений, иносказаний и аллегорий. — Пророки сеяли, апостолы пожинали. — 3. Должно следовать примеру самарянки в исповедании своих грехов. — Люди обычно боятся людей, и не боятся Бога. — Скрывая свои грехи пред людьми, чтобы не быть опозоренными, они не боятся позора пред Богом. — Возвращаться к греху, это значит уподобляться псу, возвращающемуся на свою блевотину. Лучшее средство к исправлению своих пороков — это исследовать каждый из них отдельно, не пропуская ни одного. Необходимость постоянно быть готовым к пришествию Господа.

1. Много нужно нам возбуждать в себе ревности и старания; без того невозможно получить обещанные нам блага. И Христос, показывая это, говорит: «кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» (Мф. 10:38); или: «огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся» (Лк. 12:49). В обоих случаях Он хочет представить нам ученика горящего, пламенного, готового на всякую опасность. Такова была и жена самарянская. Она так воспламенилась от всего сказанного ей Христом, что оставила и водонос и дело, для которого приходила, и поспешив в город, весь народ увлекла к Иисусу. «Пойдите», говорит, «посмотрите Человека, Который сказал мне все, что я сделала». Смотри, какое усердие и вместе благоразумие. Она пришла почерпать воду; но как скоро нашла истинный источник, то уже пренебрегла чувственным, научая нас этим, хотя и малым примером, что, при слушании о духовных предметах, надобно презирать все житейское и нисколько не думать о том. Жена в этом случае, по своим силам, тоже делала, что и апостолы, и еще больше. Они оставляли свои сети, когда были призваны, а она добровольно, без всякого увещания к тому, оставляет водонос и, окрыленная радостью, совершает дело благовестия. Да и не одного или другого призывает, как Андрей и Филипп, но приводит в движение весь город и ведет к Иисусу множество народа. И смотри, как она благоразумно говорит. Не говорит: «пойдите и посмотрите Христа», а привлекает к нему людей, так же приспособляясь к ним, как и сам Христос привлек ее. «Пойдите», говорит, «посмотрите Человека, Который сказал мне все, что я сделала». Да и не стыдится сказать: «сказал мне все, что я сделала», хотя можно было бы сказать иначе, например: придите и видите прозорливца. Так, когда душа воспламенится огнем божественным, то уже ни на что земное не обращает внимания, ни на молву, ни на стыд; одним только занята бывает — объявшим ее пламенем. «Не Он ли Христос?». Смотри и здесь, какая мудрость в жене. Она не утверждает о Нем прямо, но и не умалчивает, — потому что не хотела увлекать их только собственным своим мнением, а желала, чтобы они, послушав Его, сами разделили ее мнение; а это делало слова ее еще более для них удобоприемлемыми. Хотя Христос обнаружил и не всю ее жизнь, но из сказанного она уверилась, что — и все прочее. Не сказала также: придите, уверуйте: а — «пойдите, посмотрите», что было гораздо легче и более их привлекало. Видишь ли мудрость жены? Знала она, несомненно знала, что они, лишь только вкусят от этого источника, то испытывают тоже, что и она. Если бы (на ее месте) был человек более чувственный, то прикрыл бы сделанное ему обличение, а она открывает свою жизнь и обнаруживает перед всеми, чтобы только привлечь их и обратить ко Христу. «Между тем ученики просили Его, говоря: Равви! ешь» (ст. 31). «Просили» — на отечественном их языке значит: убеждали. Видя, что Он утомился от пути и тяготившего зноя, они убеждали Его. Но это происходило не от торопливости их в принятии пищи, а от любви к Учителю. Что же Христос? «У Меня», говорит, «есть пища, которой вы не знаете. Посему ученики говорили между собою: разве кто принес Ему есть» (ст. 32, 33)? Удивительно ли, что жена, услышав о воде, и воображала воду, когда вот и ученики тоже самое испытывают и, не помышляя ничего духовного, еще недоумевают? Впрочем, они, сохраняя обычное уважение и почтение к Учителю, только между собою говорят, а Ему самому не осмеливаются предложить вопроса. Так они поступают и в других случаях, желают спросить Христа, но не спрашивают. Что же Христос? «Моя пища есть», говорит, «творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его» (ст. 34). Брашном Он называет здесь спасение людей, показывая тем, с какою любовью Он промышляет о нас. Как мы алчем пищи, так Он желает нашего спасения. Но послушай, как Он при всяком случае не вдруг все открывает, а сперва вводит слушателя в недоумение, чтобы он, начав исследовать сказанное и при этом недоумевая и затрудняясь, тем с большей готовностью принял искомое, когда оно уяснится для него, и тем более был возбужден к слушанию. Почему Он не тотчас сказал: «моя пища есть творить волю» Отца Моего? Хотя и это было не ясно, все же яснее прежде сказанного. Но что Он говорит? «У Меня есть пища, которой вы не знаете». Сначала, как я сказал, Он хочет сделать их чрез самое недоумение более внимательными и приучить их к тому, чтобы они выслушивали и иносказательные Его слова. В чем же состоит воля Отца? Это Он высказывает и изъясняет впоследствии. «Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и наступит жатва? А Я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве» (ст. 35).

2. Вот опять близкими к ним указаниями Он возводит их к созерцанию высочайших предметов. Говоря о пище, Он разумеет не что другое, как спасение людей, намеревавшихся придти к Нему. То же самое означают нива и жатва, то есть, множество душ, готовых к принятию Его проповеди. Очи же здесь разумеет и мысленные и телесные, потому что ученики уже видели множество идущих к нему самарян; а готовность их и предрасположение к слушанию уподобляет нивам белеющимся, — потому что как колосья, когда побелеют, готовы бывают к жатве, так и они теперь, говорит Он, к спасению приготовлены и благорасположены. Почему же не сказал Он прямо, что эти люди идут уверовать в Него и уже готовы принять Его учение, будучи оглашены пророками и принося теперь плоды, а назвал их нивою и жатвою? Что значат такие иносказания? Да и не здесь только, но и во всем Евангелии Он так делает, и пророки употребляли такой же способ, о многом говоря иносказательно. Но какая же тому причина? Ведь не напрасно же благодать Духа установила это; почему же и для чего? С двоякой целью: во–первых, чтобы слово сделать более выразительным и очевиднее представить то, о чем говорится. Ум, занятый образами из обыкновенных предметов, больше возбуждается и, видя как бы на картине изображения, более увлекается ими. Это первая причина. Во–вторых, для того, чтобы усладить речь и чтобы сказанное лучше утвердилось в памяти. Простые изречения не так усвояются и не так привлекают внимание большинства слушателей, как изложение их при помощи предметов и предметное изображение их. Это, как можно видеть, с великой мудростью сделано в настоящей притче. «Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную» (ст. 36). Плод земной жатвы служит не для вечной, а для временной жизни; духовный плод напротив — к жизни не стареющейся, безсмертной. Видишь ли, — слова чувственные, а смысл духовный, и самым образом выражений отделяется земное от небесного. Как, беседуя о воде и изображая свойства ее, Он говорил, что «кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек», так и здесь говорит, что этот плод собирается для жизни вечной. «Так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут». Кто это «сеющий» и кто «жнущий»? Сеятелями были пророки, но они сами не жали, а апостолы; однако не лишены за это радости и награды за труды, а вместе с нами радуются и веселятся, хотя и не жнут с нами, — так как жатва и сеяние не одно и тоже. Поэтому, где труд меньше, а утешения больше, на то Я и соблюл вас, а не для сеяния. В сеянии много тяжкой работы и труда: а в жатве много прибытка, но труд не такой, это легче. Этим Он хочет показать, что и желанием пророков было — чтобы люди обращались к Нему. К этому и закон приготовлял. Для того они и сеяли, чтобы произвести этот плод. Он показывает также, что Он и пророков посылал, и что новый и ветхий заветы имеют великое сродство между собою. Все это Он дает видеть вместе посредством настоящей притчи. При этом припоминает и употребляемое многими присловие: «ибо в этом случае», говорит, «справедливо изречение: один сеет, а другой жнет» (ст. 37). Так говорят многие, когда одни подвергались трудам, а другие пожинают плоды; Он и говорит, что это присловие в настоящем случае очень справедливо. Трудились пророки, а вы собираете плоды трудов их. Не сказал: получаете их награды, а: «плоды», — потому что и великий труд пророков не остается без награды. Так и Даниил сделал: и он припомнил притчу, которая говорит: «от беззаконных исходит беззаконие» (1 Цар. 24:14). Давид также во время плача вспомнил ее. Поэтому Христос и сказал прежде: «так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут». Так как Он намеревался сказать, что «один сеет, а другой жнет», то, чтобы кто–нибудь, как я сказал, не подумал, будто пророки лишены награды, Он и говорит нечто странное и неожиданное, не бывающее в делах чувственных, но — в духовных составляющее особенность их. В делах чувственных, если бы случилось, что один посеял, а другой пожал, то оба они вместе не стали бы радоваться; но сеявший скорбел бы, что трудился для других, а радовался бы только жнущий. Здесь же не так; но и не жнущие того, что посеяли, радуются вместе с жнущими. Отсюда ясно, что и они участвуют в награде. «Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их» (ст. 38). Этим–то особенно Он ободряет учеников. Им казалось трудным делом пройти вселенную с проповедью, а Он дает видеть, что это весьма легко. Бросать семена и приводить не освященные души к богопознанию — вот что было трудно и требовало много усилий. Для чего же Он говорит об этом? Для того, чтобы, когда пошлет их на проповедь, они не страшились, как посылаемые на дело трудное. Поприще пророков, говорит Он, было гораздо труднее, а вы, как самое дело показывает, идете на труд более легкий. Как в жатве легко собирается плод, в короткое время житница наполняется снопами и уже не опасаются перемены времен, зимы, весны и дождя, так и теперь самые дела говорят за себя. Между тем, когда Он говорил это, приходят самаряне, и тотчас собран плод: поэтому–то Христос и сказал: «возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели». Сказал — и это оказалось на деле, и слова Его подтвердились событиями, потому что «многие Самаряне из города того уверовали в Него по слову женщины, свидетельствовавшей, что Он сказал ей все, что она сделала» (ст. 39). Они видели, что жена не могла по угодливости превозносить похвалами того, кто обличил ее грехи, или в угодность кому–либо другому обнаруживать свою жизнь.

3. Будем подражать и мы этой жене, и в собственных грехах не людей будем стыдиться, но убоимся, как должно, Бога, который и ныне видит дела наши, и в будущем веке накажет непокаявшихся. А мы делаем противное. Того, который будет нас судить, не боимся, а перед теми, которые не могут сделать нам никакого вреда, мы трепещем и боимся от них безчестия. Поэтому чего мы боимся, тем и будем наказаны. Кто ныне опасается стыда от людей только, а не стыдится делать что–либо непотребное перед всевидящим Богом, притом не хочет и покаяться и исправиться, тот в будущий день не перед одним или двумя человеками, а в виду всей вселенной будет выставлен на позор. А что и добрые и худые дела тогда будут выставлены на великое зрелище, пусть научит тебя притча об овцах и козлищах и блаженный Павел, который говорит: «ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить [соответственно тому], что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2 Кор. 5:10); также: «Господь осветит скрытое во мраке» (1 Кор. 4:5). Ты сделал что–нибудь худое, или только подумал о том, и скрываешь от людей? А от Бога не скроешь. Но ты нисколько об этом не заботишься, а глаза людей — вот что страшно тебе. Подумай же, что и от людей ты ничего в тот день не сможешь утаить. Тогда все, как на картине, представлено будет глазам нашим, так что каждый станет судьей самому себе. Это видно и из притчи о богатом. Богатый видит перед глазами своими презренного им нищего, — говорю о Лазаре, — и того, кем так часто гнушался, теперь просит дать ему перст свой в утешение. Итак, умоляю, — хотя бы и никто не видел наших дел, пусть каждый из нас обратится к своей совести, поставит самому себе судьей свой разум и раскроет пред ним свои согрешения. И если не желаем быть посрамленными в тот страшный день, уврачуем наши язвы, приложим к ним врачевство покаяния. Можно ведь, истинно можно выйти здоровым, хотя бы кто покрыт был тысячами ран: «если вы», сказано, «будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф. 6:14, 15).

Как в крещении погружаемые грехи исчезают, так и эти уничтожатся, если захотим покаяться. Покаяние же состоит в том, чтобы уже не делать впредь того же, а кто принимается за прежние дела, тот уподобится псу, возвращающемуся на свою блевотину (2 Петр. 2:22) и тому, который, по пословице, бьет шерсть над огнем и черпает воду решетом. Итак, надобно и делом и мыслью отставать от поползновений греховных; а, отстав, прилагать к ранам противоположные грехам врачевства. Укажу некоторые примеры. Ты — хищник и лихоимец? Отстань от хищения и приложи к ране милостыню. Ты блудодействовал? Отстань от блуда и приложи к этой язве целомудрие. Сказал что–нибудь худое о ближнем и повредил ему? Оставь злословие, приложи дружелюбие. Станем так делать и с каждым из наших согрешений, и ни одного из них не будем оставлять без внимания. Настает уже, настает время отчета. Потому и Павел говорит: «Господь близко. Не заботьтесь ни о чем» (Фил. 4:5, 6). Но нам, может быть, следует сказать противное: «Господь близко»; позаботьтесь. Филиппийцам кстати было слышать: «не заботьтесь ни о чем», потому что они были в скорби, трудах и подвигах. А тем, которые живут в хищении, сластолюбии, которые должны дать тяжкий за это отчет, — тем справедливее вот что услышать: «Господь близко»; позаботьтесь. Немного уже остается времени до конца; мир уже устремится к концу. Это показывают брани, скорби, землетрясения, охлаждение любви. Как тело при последнем издыхании, близ смерти, подвергается безчисленным недугам; как в доме, когда он близок к разрушению, обыкновенно многое падает и с кровли и со стен, так близок, при дверях конец вселенной, и поэтому–то распространяются повсюду безчисленные злополучия. И если тогда Господь уже «близко» был, то гораздо более ныне. Если за четыреста лет, когда это было сказано, Павел назвал то время «полнотой времен» (Еф. 1:10), то тем более следует назвать так настоящее время. Хотя может быть поэтому самому некоторые не верят, но, напротив, поэтому–то наиболее и надобно веровать. Откуда в самом деле ты знаешь, человек, что конец мира еще не близок и что сказанное еще не скоро сбудется? Концом года мы называем не последний только день его, а и последний месяц, хотя он имеет тридцать дней; так я не погрешу, если в таком числе годов назову концом и четырехсотый год. Таким образом апостол уже в свое время предвозвещал о кончине. Смиримся же, и будем жить в страхе Божием. А если мы живем в безпечности, в нерадении, и не ожидаем ничего, то настанет внезапно пришествие. Объясняя это, Христос сказал: «как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого» (Мф. 24:37). Это и Павел замечает, говоря: «когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами [постигает] имеющую во чреве» (1 Фесс. 5:3). Что это значит: «как мука родами [постигает] имеющую во чреве»? Часто беременные женщины, во время забав, или обеда, или в бане, или на площади, ничего не ожидая впереди, внезапно бывают застигнуты болезнями рождения. А как и наше состояние таково, то будем всегда готовы. Не всегда же мы будем слышать об этом, не всегда будем иметь к тому возможность: «во гробе», говорит Писание, «кто будет славить Тебя» (Пс. 6:6)? Покаемся же здесь, чтобы таким образом умилостивить Бога в грядущий день и получить от Него прощение, которого и да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 35

«И потому, когда пришли к Нему Самаряне, то просили Его побыть у них; и Он пробыл там два дня. И еще большее число уверовали по Его слову. А женщине той говорили: уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос. По прошествии же двух дней Он вышел оттуда и пошел в Галилею» (Ин. 4:40–43).

1. Самаряне, будучи более восприимчивы к благодати, чем иудеи, увидев и услышав Иисуса Христа, признают, что Он есть Спаситель мира. — 2. Исцеление сына царедворца Иродова. — 3. Не должно требовать от Бога чудес, или доказательств Его всемогущества. — Должно славить и любить Бога при всяких обстоятельствах: в радости и скорбях, в здоровье и болезни и терпеть все из любви к Нему.

1. Нет ничего хуже зависти и ненависти: нет ничего бедственнее тщеславия. Они обыкновенно губят безчисленные блага. Иудеи, имевшие и большее, чем самаряне, знание и воспитанные пророками, здесь оказались ниже самарян. Самаряне по одному свидетельству жены уверовали и, не видя никакого чуда, пришли просить Христа, чтобы Он остался у них. А иудеи, видевшие и чудеса, не только не удерживали Его у себя, но даже отгоняли и все делали так, чтобы совершенно удалить Его из страны своей. Хотя и пришествие Его совершилось собственно для них, но они гнали, тогда как самаряне просили, чтобы Он пребыл у них. Итак, скажи мне: ужели не следовало идти к ним, когда они просили и требовали того, и, оставаясь у тех, которые злоумышляли и отвергали Его, не отдавать себя людям, возлюбившим Его и желавшим удержать Его при себе? Нет, это было бы недостойно Его промышления. Поэтому–то и принял Христос их просьбу и пребыл у них два дня. Они хотели бы и навсегда удержать Его (как видно из слов евангелиста: «просили Его побыть у них»); однако Он не допустил этого, а только два дня оставался у них. И в эти дни еще многие уверовали в Него. Хотя и не легко, казалось бы, им было уверовать, потому что и чуда никакого не видели и были во вражде с иудеями, но, как правильно судили о Его учении, то это и не препятствовало им, но напротив они возымели такое о Нем понятие, которое было выше этих препятствий, и наперерыв более и более показывали Ему свое удивление. Жене они говорили: «уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос». Ученики превзошли учительницу. Они и иудеев могли бы по справедливости осудить, и потому, что уверовали, и потому, что приняли Христа. Иудеи, о которых Он прилагал всевозможное попечение, часто бросали в Него камни, напротив самаряне привлекали Его к себе, хотя Он и не к ним шел. Те и после чудес остаются неисправимы, а эти и без чудес показали великую веру в Него; и то именно составляет их честь, что без чудес уверовали, иудеи же не переставали требовать чудес и искушать Его. Так во всем нужна благонамеренность души; если коснется такой души истина, то удобно овладевает ею; а если не овладевает, то это происходит не от слабости самой истины, а от неразумия души. Так и солнце, когда касается чистых глаз, то легко освещает; если же не доставляет света, то это знак не безсилия солнечного света, а болезни глаз. Но послушай, что говорят самаряне: «узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос». Видишь ли, как скоро они поняли, что намерение Христа было привлечь к Себе вселенную, что Он пришел совершить общее спасение и хотел не одними иудеями ограничивать Свое промышление, но всюду посеять свое слово? Не так поступали иудеи, но «усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией» (Рим. 10:3). Самаряне исповедуют, что все люди виновны, как бы выражая учение апостольское, что «все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его» (Рим. 3:23, 24). Говоря: «Спаситель мира», самаряне конечно разумели мир погибший, и не просто Спасителя, но в делах весьма великих, потому что многие приходили спасать — и пророки и ангелы; но истинный Спас «Он истинно», говорят самаряне, — Тот, кто подает истинное спасение, а не временное только. Таков дух искренней веры! Поэтому и в том и другом отношении самаряне достойны удивления: во–первых, что уверовали, во–вторых, что уверовали без чудес. Таких и Христос ублажает, говоря: «блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин. 20:29). Притом они уверовали искренно, хотя жена говорила им еще с сомнением: «не Он ли Христос»? Но они не говорят подобно ей: и мы предполагаем это, или: и мы так думаем, но говорят: «узнали», и не просто, а — «что Он истинно Спаситель мира». Не как обыкновенного человека исповедали они Христа, но как истинного Спасителя. Кого же они видели спасенного Христом? Они слышали только слова Его, а говорят так, как будто видели многие и великие чудеса. Но почему евангелисты не говорят нам, о чем беседовал с ними Христос и что так было дивно для них? Знай, что евангелисты многие из великих изречений Его опускают, но все объясняют самым исходом дел: и здесь Христос Своим словом обратил к Себе весь народ и целый город. А где люди не убеждались Его словами, там (евангелисты) вынуждены были излагать Его учение, чтобы из–за нерадения слушающих не подверг кто–нибудь осуждению Проповедующего. «По прошествии же двух дней Он вышел оттуда и пошел в Галилею, ибо Сам Иисус свидетельствовал, что пророк не имеет чести в своем отечестве» (Ин. 4:43, 44). Почему это прибавлено? Потому, что Он не пошел в Капернаум, но в Галилею, а оттуда в Кану. А чтобы ты ни изыскивал, почему Он у своих не остался, а у самарян, евангелист представляет ту причину, что Его там не слушали. Поэтому и не пошел туда, чтобы не было им за то тем большего осуждения.

2. А отечеством Его, я думаю, здесь называется Капернаум. Что действительно там не было Ему чести, послушай, как Он сам говорит: «и ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься» (Лк. 10:15). Отечеством же Своим называет Он Капернаум или по отношению к Своему воплощению, или потому, что большею частью там пребывал. Что же? — скажешь ты, — не видим ли мы, что многие и у своих пользуются честью? Видим, конечно; но по редким случаям не должно судить. Если некоторые люди были почитаемы в своем отечестве, то в чужом гораздо более, — потому что привычка заставляет относиться пренебрежительно. «Когда пришел Он в Галилею, то Галилеяне приняли Его, видев все, что Он сделал в Иерусалиме в праздник, — ибо и они ходили на праздник» (ст. 45). Видишь ли, что люди, наиболее охуждаемые, оказываются тем более усердными к Нему? Один говорил: «из Назарета может ли быть что доброе» (Ин. 1:46)? Другой: «рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк» (Ин. 7:52). И это говорили в упрек Ему, потому что многие думали, что Он из Назарета; поносили Его также именем самарянина, — говорили: «Ты Самарянин и бес в Тебе» (Ин. 8:48). Но вот, к стыду иудеев, и самаряне и галилеяне веруют в Него. Самаряне однако оказываются еще лучше галилеян. Самаряне приняли Его по одному свидетельству жены, а галилеяне тогда уже, когда увидели совершенные Им чудеса. «Иисус опять пришел в Кану Галилейскую, где претворил воду в вино» (Ин. 4:46). Евангелист приводит здесь слушателю на память чудо, возвышая этим славу самарян. Галилеяне приняли Его после чудес, совершенных Им у них и в Иерусалиме, а самаряне — только за учение. Итак, евангелист сказал только, что Иисус пришел в Кану, но не присовокупил причины, по которой пришел. В Галилею Он удалялся по причине ненависти иудеев; но почему в Кану? В первый раз Он был зван туда на брак; но почему и для чего пришел теперь? Мне кажется, для того, чтобы веру, произведенную чудом, еще более укрепить Своим пребыванием и еще более привлечь тем, что Сам добровольно пришел к ним, оставил Свое отечество и предпочел их. «В Капернауме был некоторый царедворец, у которого сын был болен. Он, услышав, что Иисус пришел из Иудеи в Галилею, пришел к Нему и просил Его придти и исцелить сына его» (Ин. 4:46, 47). Этот муж или был от рода царского, или имел какое–либо достоинство власти, так (царским) называемое. Некоторые думают, что это — тот самый, о котором сказано у Матфея. Но что это — другое лицо, видно не только по достоинству, но и по вере. Тот, когда Христос Сам хотел придти к нему, просил Его не ходить, а этот, хотя Христос и не обещал ему ничего такого, увлекает Его в дом свой. Тот говорит: «я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой» (Мф. 8:8); а этот даже понуждает, говоря: «приди, пока не умер сын мой» (Ин. 4:49). Также у Матфея Иисус, сошедши с горы, приходит в Капернаум, а здесь муж царев приступает к Нему, когда Он пришел из Самарии, и не в Капернаум, а в Кану. У того отрок лежал в расслаблении, а у этого — в горячке. «Пришел к Нему и просил исцелить сына его, который был при смерти» (ст. 47). Что же Христос? «Вы не уверуете», говорит, «если не увидите знамений и чудес» (ст. 48). Однако и то уже показывало веру, что он пришел и просил; да и после свидетельствует об этом евангелист, говоря, что, когда Иисус сказал: «пойди, сын твой здоров. Он поверил слову, которое сказал ему Иисус, и пошел» (ст. 50). Что же значат слова (Христовы)? Он сказал их или в похвалу самарян, так как они уверовали в Него без чудес, или в упрек мнимому своему городу Капернауму, откуда был тот человек. Так и другой некто, упоминаемый у Марка, говорил: «верую, Господи! помоги моему неверию» (Мк. 9:24). Таким образом, хотя он и веровал, но не совершенно и не твердо. И это видно из его любопытства о том, в котором часу болезнь оставила его сына. Он хотел дознать, случилось ли это само собою, или по повелению Христову. Когда же узнал, что это случилось накануне в час седьмой, то уверовали сам и весь дом его. Видишь ли, что он тогда уверовал, когда слуги ему сказали, а не тогда, когда сказал Христос? Итак, Христос обличает мысль его, с которою он пришел и говорил такие слова; а таким образом еще больше привлек его к вере, потому что прежде чуда он не очень расположен был к вере. Но что он приходил и просил Христа, в этом нет ничего удивительного, потому что родители, по великой любви (к детям), обыкновенно обращаются не только к таким врачам, которым совершенно доверяют, но совещаются и с теми, на которых не много надеются, не желая ничего упустить. Притом этот человек только случайно приходил ко Христу, когда Христос пришел в Галилею, тогда только узнал Его. А если бы он крепко веровал, то не поленился бы, как скоро сын был при смерти, придти в Иудею; если же боялся, то и это не извинительно. Но заметь, как и самые слова обнаруживают слабость этого человека. Следовало бы, если не прежде, то по крайней мере после обличения его мысли, получить высокое понятие о Христе, — между тем, смотри, как он еще пресмыкается долу. «Приди», говорит, «пока не умер сын мой», как будто Христос не мог бы воскресить его, если бы отрок и умер, и как будто бы Христос не знал, каково состояние отрока. Поэтому–то Иисус и обличает его и касается самой совести, показывая, что чудеса делаются главным образом ради души. Здесь Он исцеляет и отца, немощствующего душою не меньше сына, научая нас внимать Ему не ради чудес его, а ради учения Его, — потому что чудеса совершаются не для верных, а для неверующих и грубых людей.

3. Тогда этот человек, от скорби, не очень внимал словам Спасителя, разве тем только, которые касались его сына; после же он должен был усвоить себе сказанное и получить от этого величайшую пользу. Так и случилось. Но почему Христос к сотнику сам добровольно обещал придти, а здесь и на зов не идет? Потому, что у сотника вера была совершенна; и Христос обещал придти к нему, чтобы мы знали благонамеренность этого человека, к этому же не пошел, потому что он был еще не совершен. А так как он всячески понуждал Иисуса, говоря: «приди», и еще не понимал ясно, что Он и отсутствуя может исцелить, то Христос показывает, что и это Ему возможно, чтобы тот из самого непосещения Иисусова узнал о Нем то, что сотник знал сам собою. Когда же сказал: «вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес», то этим выразил следующее: вы еще не имеете надлежащей веры, но еще относитесь ко Мне, как какому–либо пророку. Итак, открывая Себя самого, и показывая, что в Него должно веровать и без чудес, Он сказал здесь тоже, что говорил Филиппу: «разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне; а если не так, то верьте Мне по самым делам» (Ин. 14:10, 11). «На дороге встретили его слуги его и сказали: сын твой здоров. Он спросил у них: в котором часу стало ему легче? Ему сказали: вчера в седьмом часу горячка оставила его. Из этого отец узнал, что это был тот час, в который Иисус сказал ему: сын твой здоров, и уверовал сам и весь дом его» (Ин. 4:51–53). Видишь ли, как открылось чудо? Не просто, не обыкновенным образом отрок избавился от опасности, но вдруг, так что, очевидно, это произошло не естественным порядком, а силою Христовою. Отрок, находясь при самых дверях смерти, как выражал это и сам отец, сказав: «приди, пока не умер сын мой», — вдруг освободился от болезни, что возбудило внимание и домашних слуг. Вероятно они вышли на встречу не для того только, чтобы возвестить, но и потому, что пришествие Иисуса считали уже излишним: они ведь знали, что господин их пошел к Иисусу, почему и встретились с господином на том же пути. Тогда–то человек этот, освободившись от страха, преклоняется наконец к вере; но желая показать, что это было следствием его путешествия, он заботится и о том, как бы не сочли его труда излишним; поэтому–то все тщательно хочет разузнать. «И уверовал сам и весь дом его». Доказательства (чуда) не подлежали уже никакому сомнению. Хотя слуги его не присутствовали там, не слышали беседы Христовой, не знали даже времени (когда она была), однако, узнав от господина своего, что это было в то самое время, (когда исцелен отрок), имели уже несомненное доказательство силы Христовой: поэтому и они уверовали.

Чему же из этого мы научаемся? Не ожидать чудес, не искать залогов Божией силы. Я вижу, что и ныне многие тогда только делаются более благочестивыми, когда или в страданиях сына, или в болезни жены получат некоторое утешение. А надобно, и не получая утешения, всегда равно благодарить и славить Бога. Таково свойство рабов благомыслящих; рабам верным и любящим, как должно, своего Господа, свойственно прибегать к Нему не только тогда, когда Он милует их, но и когда наказывает. И последнее есть дело божественного промышления. «Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает» (Евр. 12:6). Кто служит Ему только тогда, когда находится в безопасности, тот показывает этим еще не большой знак любви и не чисто любит Христа. Но что я говорю о здравии, изобилии благ, бедности или болезни? Если бы ты даже о геенне услышал, или о другом каком–либо бедствии, и тогда не преставай славословить Господа: все надобно терпеть и переносить по любви к Нему. Это долг рабов верных и души непоколебимой. Поступающий таким образом и настоящие скорби легко перенесет, и будущие получит блага, и великое дерзновение будет иметь пред Богом, чего и да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 36

«Это второе чудо сотворил Иисус, возвратившись из Иудеи в Галилею. После сего был праздник Иудейский, и пришел Иисус в Иерусалим» (Ин. 4:54; 5:1).

1. Овчая купель, как прообраз крещения. — 2. Расслабленный, страдавший 38 лет, прекрасный образец терпения. Настойчивость в молитве. — Качество молитвы. — Почему жизнь человека трудна и тяжела. — Необходимость труда. — В чем состоит целомудрие. — Нет труда, нет и умеренности. — Удовольствие, доставляемое пороком, кратковременно; радость, даваемая добродетелью, вечна. — Нет истинной радости в этом мире; истинная радость на небе.

1. Как в золотых рудниках опытный в этом деле не оставит без внимания ни малейшей жилы, потому что она может доставить великое богатство, так и в божественных Писаниях не безвредно опускать даже одну черту или йоту, а надобно исследовать все. Все в них сказано Духом Святым и ничего нет лишнего. Обрати же внимание и здесь на то, что говорит евангелист: «это второе чудо сотворил Иисус, возвратившись из Иудеи в Галилею». Не напрасно прибавил: «второе», а еще превозносит дивный поступок самарян, показывая, что жители Галилеи, даже после второго знамения, которое они видели, не достигли высоты тех (самарян), которые ничего не видели. «После сего был праздник Иудейский». Какой праздник? Мне кажется, праздник Пятидесятницы. «И пришел Иисус в Иерусалим». Он часто приходил на праздники в этот город, частью для того, чтобы казаться празднующим вместе с иудеями, а частью для того, чтобы привлекать к Себе незлобивый народ. Эти простосердечные люди наиболее сходились в эти праздники. «Есть же в Иерусалиме у Овечьих [ворот] купальня, называемая по–еврейски Вифезда, при которой было пять крытых ходов. В них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды» (Ин. 5:2, 3). Что это за способ врачевания? Какое здесь таинство нам указывается? Не напрасно же и не без причины написано это; здесь как бы в образе и подобии представляется нам будущее, чтобы, когда случится нечто весьма необычайное и неожиданное, не поколебалась у многих сила веры. Что же здесь изображается? Намерение было даровать нам крещение, имеющее в себе великую силу и величайшие блага, крещение, очищающее от всех грехов и людей из мертвых делающее живыми. Вот это–то, как бы в образе, и предъизображается здесь в купели, как и во многих других установлениях. Так предварительно Бог даровал воду, очищающую нечистоты тела, скверны не существенные, а только кажущиеся такими, — каковы, например, от прикосновения к умершим, от проказы и от других подобных причин. Да и многое в ветхом завете, как видим, совершалось с этой целью посредством воды. Но возвратимся к своему предмету. Итак, Бог, как я сказал, установил сначала очищение посредством воды нечистот телесных, а потом и различных болезней. Желая привести нас ближе и ближе к благодати крещения, Он врачует уже не одни нечистоты, но и болезни. Действительно образы ближайшие к истине [27], как относительно крещения, так и страданий и других предметов, были вообще явственнее прообразов древнейших. Как ближайшие к царю, оруженосцы блистают светлее тех, которые от него стоят в отдалении, так было и в прообразованиях. Ангел сходил и возмущал воду, и сообщал ей целебную силу, чтобы внушить иудеям, что тем более Господь ангелов может исцелять все болезни душевные. Но как здесь врачевала не просто естественная сила воды (иначе это бывало бы всегда), но действием ангела, так и над нами вода не сама по себе действует, но когда воспримет благодать Духа, тогда и очищает все грехи. Около этой купели лежало великое множество больных, слепых, хромых, сухих, ожидавших движения воды. Но тогда слабость была препятствием для желающего получить исцеление, а ныне всякий свободно может приступать. Не ангел воду возмущает, а Господь ангелов совершает все это. И уже не может болящий сказать: «не имею человека; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня» (ст. 7). Но хотя бы стекалась вся вселенная, благодать не оскудевает и сила ее не истощается, а остается всегда одинакова, как и прежде. Как солнечные лучи светят каждый день и не истощаются, так и еще более сила Духа нисколько не уменьшается от множества приемлющих ее. А так было для того, чтобы видевшие, как водой могут быть исцеляемы болезни телесные, и испытавшие это в течение долгого времени, легче поверили, что могут быть исцеляемы и болезни душевные. Но для чего Иисус, оставив всех, подошел к тому, который болел тридцать восемь лет? И для чего спрашивает: «хочешь ли быть здоров» (ст. 6)? Не для того, чтобы узнать об этом (это было бы излишне), а чтобы обнаружить его терпение и нас вразумить, что поэтому–то именно Он, оставив других, подошел к нему. Что же больной? «Отвечал Ему: так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня» (ст. 7). Для того Христос и спросил: «хочешь ли быть здоров», чтобы мы узнали все это. Не сказал, однако же, ему: хочешь ли, Я исцелю тебя? — потому что тогда еще не имели о Нем столь высокого мнения; а говорит: «хочешь ли быть здоров»? Но изумительно терпение расслабленного. Находясь в болезни тридцать восемь лет и каждый год ожидая исцеления, он оставался тут и не отходил. Ведь если не продолжительность прошедшего времени, то неверность будущего могла бы отвлечь его от этого места, когда бы он не был так терпелив. Представь себе, как без сомнения и другие страждущие там были бдительны; да и время, в которое возмущалась вода, не было известно. Впрочем, хромые и увечные могли наблюдать; как же видели слепые? Они, может быть, узнавали о движении воды из происходившего при этом шума.

2. Итак, устыдимся, возлюбленные, устыдимся и будем оплакивать великое наше нерадение. Тот тридцать восемь лет ожидал и не получал, чего желал, однако не отходил; и не получал не по собственному нерадению, а потому, что находил препятствия со стороны других и терпел насилие: но при всем том не ослабевал духом. А мы, если только десять дней проведем в ожидании того, чего усиленно просим и если не получим, то уже не расположены бываем употребить снова то же старание. Ради людей мы усердствуем столь долгое время, и, служа в войсках и тяжкие работы исправляя, и исполняя раболепные услуги, хотя, наконец, часто теряем и самую надежду (на награду); а ради Господа нашего, от которого, без сомнения, можем получить награды гораздо больше самых трудов («надежда не постыжает», говорит Писание (Рим. 5:5)), мы не стараемся показать надлежащее усердие — мы не терпим. Какого же наказания заслуживает это? Хотя бы мы и ничего не получили от Него, одно продолжительное собеседование с Ним не следует ли считать стоящим бесчисленных благ? Но постоянная молитва, говоришь ты, трудное дело. А какое из добрых дел, скажи мне, не трудно? Да в том–то, скажешь ты, и затруднение большое, что с пороком сопряжено удовольствие, а с добродетелью труд. Я думаю, многие на это ищут объяснения. Какая же тому причина? Вначале Бог даровал нам жизнь, свободную от заботы и чуждую трудов; но мы не воспользовались, как должно этим даром, а развратились по нерадению и лишились рая. Тогда–то Бог соделал уже жизнь нашу многотрудной, и, в оправдание свое перед родом человеческим, как бы так говорит: Я даровал вам сначала наслаждения; но вы от своеволия сделались худшими; поэтому Я определил наложить на вас труды и пот. Когда же и труды не обуздали нас, Он дал закон, содержащий в себе заповеди, наложив на нас, как на коней неукротимых, узды и путы, чтобы удержать порывы, как делают укротители коней. Вот почему жизнь наша сопряжена с трудами, так как без трудов мы обыкновенно развращаемся. Природа наша не может бездействовать, а иначе легко преклоняется к злу. Положим, например, что человеку целомудренному, или отличающемуся какою–либо другой добродетелью, не нужны были бы никакие подвиги, а он бы и спал и, однако же, во всем успевал: к чему бы привело такое ослабление? Не к гордости ли и высокомерию? Да для чего же, говоришь ты, со злом сопряжено великое удовольствие, а с добродетелью великий труд и тягость? Но какая же была бы тебе и благодать, или за что же бы ты получил награду, если бы это было дело не трудное? Я и теперь могу указать многих таких, которые по природе отвращаются от общения с женщинами и убегают, как чего–нибудь скверного, самой беседы с ними; но скажи мне, называть ли их за то целомудренными и будем ли мы их увенчивать и прославлять? Никак. Целомудрие есть воздержание и преодоление похотей борьбой. Так и на войне, чем сильнее битва, тем блистательнее тогда бывает и торжество, а не тогда, когда никто и рук не поднимает. Есть много и смирных по природе людей: можем ли называть их кроткими? Никак. Так и Христос, говоря о трех родах скопцов, два из них оставляет без венцов, а один вводит в царствие (Мф. 19:12). Да для чего, скажут, нужно зло? И я тоже говорю: но кто же виновник зла? Кто другой, как не наше произвольное нерадение? Но надлежало бы быть, говоришь, одним добрым. А какое свойство добра? Трезвиться ли и бодрствовать, или спать и предаваться беспечности? А почему, скажешь, не признано за лучшее, чтобы добро делалось без труда? Такие слова свойственны животным и чревоугодникам, которые почитают богом свое чрево. Что это слова лености, вот — суди: если бы где–нибудь были властитель и военачальник, и властитель бы спал или пиршествовал, а военачальник с великими трудами одерживал бы победы: кому из них ты вменил бы славу? Кому принадлежал бы плод радостных событий? Видишь, что душа более расположена бывает к тому, в чем более утруждается. Потому и Бог соединил с добродетелью труды, желая прилепить к ней душу. Потому–то мы удивляемся добродетели, хотя сами ее и не исполняем; а порок порицаем, хотя он, кажется и весьма приятен. Ты спросишь: почему мы не удивляемся людям добрым по природе, а более тем, которые таковы по свободному произволению? Это потому, что справедливость требует предпочитать трудящегося нетрудящемуся. А почему, скажешь, мы ныне трудимся? Потому, что ты не хотел вести благоразумно жизнь без трудов. Если исследовать внимательно, то ведь бездействие и без того обыкновенно развращает нас и причиняет много трудов. Например, оставим в заключении какого–нибудь человека и станем только кормить его и наполнять его чрево, не позволяя ему ни ходить, ни заниматься каким–либо делом; пусть он наслаждается трапезой и ложем и постоянно пресыщается: может ли что быть несчастнее такой жизни? Но иное дело, скажешь, заниматься чем–нибудь, а иное — трудиться; ведь можно же было тогда [28] делать без трудов? Не так ли? Конечно так; этого и Бог хотел, да ты сам не стерпел. Бог повелел тебе возделывать рай, назначив в этом тебе занятие, но, не присоединив к этому никакого труда; а если бы и вначале у человека был труд, то после Бог не возложил бы на него труда в виде наказания. Можно делать и не утруждаться, как то свойственно ангелам. А что они занимаются делом, послушай, как говорит о том Писание: «крепкие силою, исполняющие слово Его» (Пс. 102:20). Теперь недостаток силы делает нам много труда, а тогда этого не было, так как «кто вошел в покой Его», говорит Писание, «тот и сам успокоился от дел своих, как и Бог от Своих» (Евр. 4:10), — разумея здесь не бездействие, а нетрудность дела. Бог еще и ныне действует, как говорит Христос: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин. 5:17). Итак, убеждаю вас, отложив всякое нерадение, поревновать о добродетели. Удовольствия порока кратковременны, а скорбь постоянна; от добродетели же напротив радость нескончаемая, а труд — только временный. Добродетель, еще прежде получения венцов, утешает своего труженика, питая его надеждами, а порок, еще прежде наказания, казнит своего последователя, терзая и устрашая его совесть и заставляя на все смотреть с подозрением. А это не хуже ли самых великих трудов, всякого изнурения? А если бы даже этого не было, а было бы одно удовольствие, может ли что быть ничтожнее такого удовольствия? Оно, как скоро является, так и исчезает, увядая и убегая прежде, нежели успеем возобладать им, разуметь ли здесь удовольствия плоти, или роскоши, или богатство; ведь все это каждодневно не перестает стареть. А когда последует еще и наказание и мучение, — что может быть несчастнее людей, предающихся пороку? Итак, зная это, будем терпеть все ради добродетели; таким образом мы сподобимся и истинной радости, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 37

«Иисус, говорит ему: хочешь ли быть здоров? Больной отвечал Ему: так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода» (Ин. 5:6, 7).

1. Великая польза, почерпаемая из Священного Писания. — Отличие самоотвержения расслабленного от самоотвержения св. Матфея. — 2. Вера расслабленного. — 3. Величие зла, производимого пороком. — Изображение зависти: завистливые не имеют извинения; их грех не заслуживает прощения.

1. Велик плод от божественных Писаний, значительна от них польза. Павел, показывая это, говорит: «что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду» (Рим. 15:4). Слово божественное есть сокровищница всякого рода врачевств; так, нужно ли смирить надменность, или обуздать похоть, или подавить пристрастие к деньгам, или преодолеть скорбь, или внушить благодушие и расположить к терпению, для этого всякий может найти там великую помощь. Кто из тех, которые борются с продолжительным убожеством, были одержимы тяжкой болезнью, прочитав предложенное теперь место, не получит великого утешения? Вот расслабленный, оставаясь в таком положении тридцать восемь лет, видя каждый год, как другие исцелялись, а он сам все еще одержим болезнью, однако же, не падал духом и не отчаивался, хотя не только безотрадное прошедшее, но и безнадежность в будущем довольно могли поколебать его. Вот послушай, что он говорит, и пойми великость его страдания. Когда Христос сказал: «хочешь ли быть здоров», он отвечал: «так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода». Что может быть жалостнее этих слов? Что горестнее такого положения? Видишь ли сердце сокрушенное от продолжительной немощи? Видишь ли, как обуздано было в нем всякое нетерпение? Он не высказывает никакой хулы, как слышим от многих в подобных обстоятельствах; не проклинает дня своего рождения; не оскорбляется таким вопросом; не сказал: «Ты, верно, пришел смеяться и шутить над нами, когда спрашиваешь, хочу ли я быть здоровым», — но кротко и с великой покорностью говорит: «так, Господи». Хотя он и не знал, кто был вопрошающий и намерен ли был исцелить его, несмотря на то рассказывает все с кротостью и ничего не требует, как будто говорил с врачом и хотел только рассказать о своей болезни. Может быть, надеялся он получить от Христа только ту помощь, что он ввергнет его в воду, и для того хочет расположить его к себе такими словами. Что же Христос? Показывая, что Он может все сделать одним словом Своим, Он говорит: «встань, возьми постель твою и ходи» (Ин. 5:8). Некоторые думают, что этот расслабленный есть тот самый, о котором упоминается в Евангелии Матфея (9:2–7); но это не так, что ясно из многих обстоятельств. И, во–первых, из того, что при этом расслабленном не было никого из прислуживающих людей. Тот имел при себе многих людей, заботившихся о нем и носивших его, а этот никого; потому и говорил: «не имею человека». Во–вторых, из самого ответа: тот ничего не говорит, а этот рассказывает все, что его касается. В–третьих, из времени этого случая: этот исцелен в праздник и в субботу, а тот в другой день. Также место того и другого различно: тот исцелен в доме, а этот при купели; да и способ исцеления различен: там (Христос) сказал: «чадо, прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2), а здесь сначала укрепляет тело, потом уже прилагает попечение о душе; там прощение: «прощаются», говорит, «тебе грехи твои», а здесь увещание и угроза, для предостережения его на будущее время: «не греши больше», говорит, «не греши больше». Притом и обвинения от иудеев различны: здесь они осуждают делание в субботу, а там обвиняют Его в богохульстве. Но посмотри, как велика премудрость Божья. Христос не тотчас исцеляет его, а сперва предрасполагает его к себе вопросом, пролагая в нем готовый путь вере, и не только исцеляет, но и повелевает взять свой одр, чтобы и совершившееся чудо имело тем более достоверности, и чтобы никто не считал этого события призраком или обманом. Ведь если бы члены (тела) не укрепились твердо и вполне, он не мог бы понести одра. Так Христос и часто делал, чтобы совершенно заградить уста бесстыдных. Так при чуде над хлебами, чтобы никто не мог сказать, что народ обыкновенным образом насытился, и что чудо было только кажущееся, по устроению Его оказалось еще много останков хлеба. И прокаженному очистившемуся, Он говорит: «пойди, покажи себя священнику» (Мф. 8:4), чтобы через это дать более точное доказательство очищения, и вместе заградить бесстыдные уста тех, которые называли Его противником закону Божьему. Подобным образом Он поступил и при обращении воды в вино: Он не просто показал вино, но и приказал отнести его к распорядителю пира, так что тот, признавшись в своем неведении о случившемся, представил, таким образом, несомненное свидетельство о чуде. Потому евангелист и сказал: «распорядитель не знал, откуда [это вино]» (Ин. 2:9), выражая тем неподкупность его свидетельства. И в другом случае, воскресив мертвую, Христос «велел дать ей есть» (Лк. 8:55), и в этом дает видеть признак истинного воскресения. Всем этим Он убеждал бессмысленных, что Он был не обманщик какой–нибудь и не кудесник, но пришел для спасения общего естества человеческого.

2. Но почему Христос не требует от расслабленного веры, как это сделал в отношении к слепым, которым сказал: «веруете ли, что Я могу это сделать» (Мф. 9:28)? Потому, что расслабленный еще точно не знал, кто Он. Христос не прежде чудес, а после них обыкновенно делал это. Те, которые видели силу Его на других, справедливо слышали от Него такой вопрос, а те, которые еще не знали Его, а должны были узнать по знамениям, уже после чудес вопрошаются о вере. Потому–то Матфей представляет Христа спрашивающим это у людей, не в начале его чудотворений, а когда Он уже многих исцелил, тогда и спрашивает об этом, и именно только двух слепцов. Но ты и так можешь видеть веру расслабленного. Услышав слово: «возьми постель твою и ходи», Он не посмеялся и не сказал: что это значит? Ангел нисходит и возмущает воду, и только одного исцеляет, а ты, человек, неужели надеешься сделать больше ангелов одним повелением и словом? Это — гордость, тщеславие, насмешка. Но он ничего такого не сказал, даже не подумал, а, лишь только услышал, тотчас встал, и, получив здоровье, не ослушался данного ему повеления: «встань, возьми постель твою и ходи» (Ин. 5:8). Удивительно и то; но последующие обстоятельства еще гораздо удивительнее; или лучше сказать: что он уверовал во Христа с самого начала, когда никто ему в том не препятствовал, это не так удивительно; а что после того, когда иудеи бесновались, со всех сторон наступали, осаждали и осуждали его и говорили: «не должно тебе брать постели» (ст. 10), он не только презирает их бешенство, но и с великим дерзновением, среди собрания народа, провозгласил о Благодетеле своем и заставил молчать их бесстыдный язык — то я признаю великим мужеством. Когда иудеи, окружив его, с укоризной и наглостью говорили ему: «сегодня суббота; не должно тебе брать постели», — послушай, что он говорит: «Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи» (ст. 11); как бы так он говорил: вы говорите вздор и с ума сходите, запрещая мне считать учителем Того, Кто исцелил меня от столь продолжительной и тяжкой болезни, и повиноваться Ему во всем, что Он ни повелит мне. А если бы он хотел поступить коварно, то мог бы и иначе сказать, — например, что я это делаю не по своей воле, а по приказанию другого; если это грех, то обвиняйте приказавшего мне, а я оставлю свой одр. Он мог бы и скрыть чудо исцеления. Он ясно видел, что они досадуют не столько за нарушение субботы, сколько за исцеление болезни. Но он и не скрыл чуда, и не сказал таких слов, и не просил у них прощения; он громким голосом признавал и провозглашал оказанное ему благодеяние. Так поступил расслабленный; но посмотри, как злобно они действовали, они не спрашивают: кто Он, исцеливший тебя? Они молчали об этом, а всячески выставляют на вид кажущееся преступление: «кто Тот Человек, Который сказал тебе: возьми постель твою и ходи? Исцеленный же не знал, кто Он, ибо Иисус скрылся в народе, бывшем на том месте» (ст. 12, 13). Для чего же Христос скрылся? Во–первых, для того, чтобы в отсутствие Его свидетельство было свободно от всякого подозрения: получивший чувство здоровья был, конечно, достоверным свидетелем благодеяния. Во–вторых, для того, чтобы еще более не возжечь гнева их: Он знал, что и один вид человека ненавистного не мало воспламеняет ненавидящих. Поэтому, уклонившись, Он оставляет дело само за себя действовать перед ними, так что уже не Он сам говорит что–либо о Себе, а исцеленные Им, вместе же с ними и сами обвинители. И они также со своей стороны дают свидетельство о чуде, потому что не говорили: почему Ты повелеваешь делать это в субботу? а: почему Ты делаешь это в субботу? Они негодуют не за преступление, а завидуют исцелению расслабленного. Между тем, если тут было человеческое дело, оно было в том, что делал расслабленный; а со стороны Христа было только слово и повеление. Таким образом, здесь Христос повелевает другому нарушить субботу, а в иных случаях Он сам делает это, например, когда брением от плюновения помазывает очи. Но Он делает это, не преступая закон, а поступая выше закона. Впрочем, об этом после. Не во всех случаях одинаковым образом Он оправдывается, когда обвиняют Его в нарушении субботы, и это надобно заметить тщательно.

3. Между тем посмотрим, насколько великое зло — зависть, и как она ослепляет душевные очи вопреки собственной пользе самого одержимого ею. Как беснующиеся часто обращают мечи на самих себя, так и завистливые, имея в виду только одно — вред тому, кому завидуют, теряют собственное спасение. Они хуже диких зверей; звери нападают на нас, или, имея недостаток в пище, или будучи наперед нами самими раздражены; а те, и будучи облагодетельствованы, часто поступают с благодетелями, как с врагами. Так они хуже диких зверей и подобны бесам, а может быть и их хуже. Бесы имеют непримиримую вражду только против нас, а не делают козней против подобных себе по естеству; этим–то и Христос заградил уста иудеям, когда они говорили, что Он изгоняет бесов силой Вельзевула. Но завистливые не уважают и единства природы, да не щадят и самих себя: еще прежде, чем повредят тому, кому завидуют, они мучат собственные свои души, наполняя их напрасно и без нужды всяким беспокойством и недовольством. В самом деле, для чего ты скорбишь, видя благополучие ближнего? Скорбеть, конечно, следует нам, когда мы сами терпим зло, а не тогда, когда видим благополучие других. Потому грех этот не может иметь никакого извинения. Блудник еще может указывать на похоть, вор на бедность, человекоубийца на раздражение: хотя и эти извинения пусты и неосновательны, но все же могут иметь вид оправдания. А ты, какую представишь причину, — скажи мне? Совершенно никакой, кроме одной крайней злобы. Если нам повелено любить врагов, а мы ненавидим и любящих нас, то какому подвергнемся наказанию? Если любящий любящих его ничем не лучше язычников, то злобствующий против людей, ничем не оскорбивших его, какое может получить прощение, какое помилование? Послушай, что говорит Павел: «если я отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13:3). А что там, где зависть и ненависть, уже вовсе нет любви, это всякому ясно. Зависть хуже и блуда и прелюбодеяния; эти пороки ограничиваются теми, которые делают их, а преобладание зависти ниспровергало целые церкви и делало зло всей вселенной; она мать убийства. Так Каин убил брата; так Исав хотел убить Иакова; так Иосифа — братья; так всех людей — дьявол. Ты не убиваешь: да ты делаешь многое хуже убийства, когда, например, желаешь, чтобы брат твой потерпел бесчестие, когда со всех сторон расставляешь ему сети, расстраиваешь его труды, подъятые им ради добродетели, досадуешь, что он угоден Господу вселенной. Таким образом ты уже враждуешь не против него, а против Того, кому он служит; Его оскорбляешь, когда собственную свою честь поставляешь выше Его чести; а что всего ужаснее, — грех этот ты считаешь безразличным, тогда как он тяжелее всех других. Хотя бы ты подавал милостыни, хотя бы вел трезвую жизнь, хотя бы постился, но ты преступнее всех, если завидуешь брату своему. Это очевидно из следующего: у коринфян некто впал в любодеяние, но, будучи обличен, скоро исправился; Каин позавидовал Авелю и не исправился, но даже, когда Бог непрестанно напоминал ему о его болезни, он еще более мучился завистью, раздражался и устремлялся на убийство. Так нет ничего упорнее этой страсти, и не легко она уступает врачеванию, если мы не будем внимательны. Потому исторгнем ее из себя с корнем, представляя себе то, что как мы оскорбляем Бога, завидуя чужому добру, так благоугождаем Ему, сорадуясь другим, и себя делаем участниками благ, уготованных людям добродетельным. Потому и Павел увещевает радоваться с радующимися и плакать с плачущими, чтобы от того и другого получить нам великую пользу (Рим. 12:15). Итак, помня, что, хотя бы мы сами и не трудились, а только сочувствовали трудящемуся, мы можем разделять с ним венцы его, оставим всякую зависть и насадим в душах наших любовь, чтобы, сорадуясь благополучию братьев наших, мы могли сподобиться благ настоящих и будущих, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 38

«Потом Иисус встретил его в храме и сказал ему: вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин. 5:14).

1. Бог наказывает тело за грехи души. — Большая часть болезней происходит от греха. — 2 и 3. Признание расслабленного. — Иисус Христос сравнивает себя с Богом Отцом и объявляет Себя равным Ему. — 4. Совершенное равенство и совершенное единство Отца и Сына. — Против честолюбия и страсти превозноситься над другими. — Нужно избегать тщеславия и производимых им зол и искать славы, исходящей от Бога. — Различие славы человеческой от славы Божией.

1. Тяжкое зло — грех, зло и пагуба для души; а слишком усиливаясь, это зло часто касается и тела. Мы остаемся бесчувственными, когда в нас сильно страждет душа, а когда тело получает хотя малое повреждение, то употребляем все усилия, чтобы излечить его от недуга, потому что чувствуем боль. Поэтому–то Бог часто наказывает тело за грехи души, чтобы от наказания низшей части и высшая получила какое–нибудь врачевание. Так у коринфян Павел исправил блудника, удержав болезнь души казнью тела; он прекратил зло, поразив тело, — подобно тому, как хороший врач, если водяная болезнь или боль в печени не уступает внутренним лекарствам, делает прижигания снаружи. Так и Христос поступил с расслабленным. Вот как Он сам выражает это, когда говорит: «вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже». Чему же мы отсюда научаемся? Во–первых, что болезнь произошла у него от грехов; во–вторых, что учение о геенне справедливо; и в–третьих, что наказание в ней будет продолжительно, бесконечно. Где же те, которые говорят: я в один час совершил убийство, я краткое время любодействовал, и неужели буду наказываться вечно? Вот и расслабленный не столько лет грешил, сколько терпел наказание, и почти целую жизнь человеческую провел в непрерывном мучении. Грехи судятся не по времени, а по самому существу преступлений. При этом надобно принять во внимание и то, что, хотя бы мы претерпевали тяжкое наказание за прежние свои грехи, но, если снова впадем в те же пороки, то подвергнемся снова и еще тягчайшему наказанию; и это совершенно справедливо. Кто даже от наказания не делается лучшим, тот, как бесчувственный и презритель, предается еще большей казни. И одно наказание само по себе достаточно должно быть для удержания и вразумления падшего однажды; но если он, не вразумившись от понесенного наказания, снова дерзает на то же самое, то по справедливости снова подвергается наказанию, которое сам на себя навлекает. Если же мы, и здесь, после наказания за грехи впадая снова в те же грехи, подвергаемся уже тягчайшему наказанию, то не должны ли мы тем более страшиться и трепетать в ожидании будущих нестерпимых мук, когда, и согрешая, мы здесь не терпим никакого наказания? Почему же, ты скажешь, не все таким образом наказываются? Ведь мы видим многих порочных людей, которые хорошее имеют здоровье и в крепости сил наслаждаются благоденствием. Но мы не должны полагаться на это, а поэтому–то больше и надобно оплакивать таких людей. Что они здесь ничего не терпят, это и есть залог тягчайшего там наказания. Изъясняя это, Павел говорит: «будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром» (1 Кор. 11:32). Здесь — только вразумление, там — наказание. Что же, скажешь ты, неужели все болезни от грехов? Не все, но большая часть. Некоторые бывают и от беспечности. Чревоугодие, пьянство и бездействие также производят болезни. Одно только надобно всегда соблюдать, чтобы всякий удар переносить с благодарностью. Бывают болезни и за грехи; так видим в книгах Царств, что некто страдал болезнью ног именно по этой причине. Случаются болезни и для испытания нашего в добре, как Бог говорит Иову: «ты хочешь обвинить Меня, чтобы оправдать себя» (Иов. 40:3)? Но почему этим расслабленным Христос выставляет на вид их грехи? И тому, о котором упоминает Матфей, Он говорит: «дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2), и этому: «вот, ты выздоровел; не греши больше». Знаю, что некоторые говорят в осуждение этого расслабленного, будто он был после в числе обвинителей Иисуса Христа, и потому–то услышал от Него такие слова, но что сказать о том, который, по свидетельству Матфея, услышал почти те же самые слова? И ему сказано: «прощаются тебе грехи твои»; но услышал он это не по той же причине, как можно яснее видеть из последующего. Евангелист говорит, что после исцеления «Иисус встретил его в храме» (Ин. 5:14), — а это знак великого благочестия: он не ходил на торжище и гульбища, не предавался объедению и беспечности, а проводил время в храме; хотя должен был терпеть там насилие и гонение от всех, но это нисколько не побудило его удалиться от храма. Итак, Христос, встретив его после разговора с иудеями, не сделал никакого намека на что–либо подобное; если бы Он хотел обличить его, то сказал бы ему: ты опять принимаешься за прежнее, и после исцеления не сделался лучшим? Но ничего такого Он не сказал, а только предостерегает его на будущее время.

2. Почему же, исцеляя хромых и увечных, Он не напоминал им об этом? Мне кажется, что болезни у расслабленных происходили от грехов, а у прочих — от естественной немощи. Если же это не так, то через них и то, что сказано им, сказано было и другим. Так как эта болезнь тяжелее всех других, то через большую врачуются и меньшие. Как, исцелив некоего другого, Христос повелел ему воздать славу Богу, внушая это не ему одному, а через него и всем другим, так и здесь через расслабленных увещевает и всех прочих, и внушает то же, что им сказал. К этому надобно и то сказать, что Он видел в душе расслабленного великое терпение, и потому дает ему наставление, как человеку, могущему принять увещание, ограждая его здоровье и благодеянием и страхом будущих зол. И посмотри, как Христос был чужд тщеславия. Он не сказал: вот, Я сделал тебя здоровым. А сказал: вот, ты теперь здоров; впредь не греши. Не говорит также: не греши, чтобы Я не наказал тебя; а только: «чтобы не случилось с тобою чего хуже». То и другое выражает безлично; и притом показывает, что здоровье возвращено ему более по благодати, нежели по заслугам. Не подает вида, что он освобожден от наказания по достоинству, а выражает, что он спасен по человеколюбию. В противном случае сказал бы: вот, ты понес уже достаточное наказание за свои грехи: будь же вперед осторожен. Но Он не так сказал, а как? «Вот, ты выздоровел; не греши больше». Это должны мы повторять чаще и самим себе, и когда будем наказаны и освободимся от наказания, то каждый пусть говорит самому себе: «вот, ты выздоровел; не греши больше». А если, и продолжая грешить, мы не подвергаемся наказанию, то станем повторять следующее апостольское изречение: «благость Божия ведет тебя к покаянию. Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев» (Рим. 2:4, 5). Но Христос не только укреплением тела, а еще и другим способом явил расслабленному важное доказательство Своего божества. Словами: «не греши больше» Он показал, что знает все прежде бывшие согрешения его, а потому следует веровать Ему и относительно будущего. «Человек сей пошел и объявил Иудеям, что исцеливший его есть Иисус» (Ин. 5:15). Посмотри, как он и в этом случае сохраняет то же чувство признательности. Он не говорит, что Иисус есть тот муж, который сказал ему: «возьми постель твою», потому что иудеи постоянно выставляли это на вид, как преступление, а он продолжает свое оправдание, объявляя своего Исцелителя, стараясь и других привлечь и приблизить к Нему. Он не был так бесчувствен, чтобы, после столь великого благодеяния и увещания, предать своего Благодетеля и говорить это с злым намерением. Если бы он был даже диким зверем, если бы был бесчеловечным и каменным, то это благодеяние и страх достаточны были бы удержать его. В ушах его еще звучала угроза, и потому он боялся, чтобы не потерпеть чего–либо худшего, имея столь великие доказательства силы Врача. Иначе, если бы он захотел клеветать, то, умолчав об исцелении, сказал бы только о преступлении закона и стал бы обвинять. Но этого нет; напротив, он с великим дерзновением и благодарностью прославляет своего Благодетеля нисколько не меньше слепого. Что говорил слепой? «Сделал брение, и помазал глаза мои». И расслабленный также: «исцеливший» меня «есть Иисус. И стали Иудеи гнать Иисуса и искали убить Его за то, что Он делал такие [дела] в субботу» (Ин. 5:15, 16). Что же Христос? «Отец Мой, — говорит Он, — доныне делает, и Я делаю» (ст. 17). Когда ему нужно было защищать Своих учеников, тогда Он указывал на Давида, как на подобного им раба: «разве вы не читали, что сделал Давид, когда взалкал сам и бывшие с ним» (Мф. 12:3)? А когда дело касается Его самого, Он обращается к Отцу, двояким образом показывая Свое равенство с Ним, — и тем, что называет Его в собственном смысле Своим «Отцом», и тем, что представляет Себя делающим заодно с Ним. Почему же Он не упомянул о случившемся в Иерихоне? Потому, что хотел возвести их от земли, чтобы они внимали Ему уже не как человеку, а как Богу и Законодателю. Но если бы Он не был истинным Сыном и Единосущным, то оправдание было бы еще хуже обвинения, похоже на то, как если бы какой–нибудь начальник, преступив царский закон и потом, будучи обвиняем, стал в оправдание свое говорить, что и сам царь нарушает его; этим он не только не избежал бы осуждения, а еще увеличил бы свою вину. Но здесь достоинство равное, потому и оправдание представлено совершенно твердое. Чего, говорит Он, вы не поставляете в вину Богу, в том не можете обвинять и Меня. Потому–то, предупреждая их, Он и сказал: «Отец Мой», чтобы заставить их, и против их воли, допустить для Него то же самое (что и для Бога–Отца), по уважению к Его совершенному единению с Отцом. Если же кто скажет: как делает Отец, когда Он в день седьмой почил от всех дел Своих, — тот пусть узнает образ Его делание. Каким же образом Он делает? Промышлением, сохранением всего сотворенного. Когда ты видишь восходящее солнце, бегущую луну, озера, источники, реки, дожди и движение природы — в семенах, в телах наших и в бессловесных животных, и все прочее, чем держится вселенная, то и познавай в этом непрестающее делание Отца; Он, говорит Христос, «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45); и еще: «если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает» (Мф. 6:30); также, и о птицах беседуя, говорит: «Отец ваш Небесный питает их» (Мф. 6:26).

3. Итак, в этом случае все дело Его в субботу заключалось только в одних словах, и Он ничего более не присовокупил, а тем самым, что совершается в храме, и что сами они делают, Он опроверг обвинения. А если Он повелел и дело сделать, именно взять одр, что, впрочем, само по себе не заключает никакого важного дела, а казалось только явным нарушением субботы, то Он при этом обращает слово к высшему предмету, желая сильнее поразить их достоинством Отца Своего и возвести к высшим понятиям. Потому–то, когда была речь о субботе, Он защищал Себя, не как только человек и не как Бог только, но иногда как Бог, иногда как человек: хотел уверить их в том и другом, — и в уничижении Своего вочеловечения, и в достоинстве божеском. В настоящем случае Он защищает Себя, как Бог; если бы Он стал постоянно говорить с ними только как человек, то они и остались бы навсегда с мыслью об одном уничижении Его. Но, чтобы это не было, Он указывает им Своего Отца. Хотя и самое творение действует в субботу, — так солнце совершает свой бег, реки текут, источники изливаются, жены рождают, — но, чтобы ты знал, что Он не принадлежит к твари, Он не сказал: Я делаю, как и тварь делает; а как? «Я делаю», потому что и «Отец Мой делает». «И еще более, — говорит Евангелист, — искали убить Его Иудеи за то, что Он не только нарушал субботу, но и Отцем Своим называл Бога, делая Себя равным Богу» (Ин. 5:18). Но это равенство было не кажущееся только, — не словами одними Он доказывает это, а преимущественно делами. Почему так? Потому, что слова одни могли опровергать и обвинять Его в тщеславии, а видя истину, открывающуюся в событиях, и силу Его, являемую делами, они уже ничего не могли сказать вопреки Ему. Но не хотящие допустить это по неблагомыслию, говорят, что Христос не сам делал Себя равным Богу, а только иудеи подозревали Его в этом. Но пересмотрим все вышесказанное. Скажи же мне: гнали Его иудеи, или не гнали? Всякому ясно, что гнали. А за это ли гнали, или за что другое? Все также согласны, что за это. Нарушал ли Он субботу, или не нарушал? И этого, конечно, никто не станет отвергать. Называл Бога Отцом Своим, или не называл? И это верно. Подобным образом можно вывести заключение и о последующем. Как то, что Он называл Бога Отцом Своим, нарушал субботу и был гоним иудеями за последнее, а преимущественно за первое, не есть одно ложное подозрение, а действительная истина, так и то, что Он делал Себя равным Богу, в таком же высказано было смысле. А еще яснее это можно видеть из сказанных пред этим слов. Слова: «Отец Мой делает, и Я делаю» выражают именно равенство с Богом; Он при этом не показывает никакого различия, не говорит: Отец делает, а Я служу Ему в делах; Он говорит: как Отец делает, так и Я, — и таким образом выражает совершенное равенство. Если бы Он не сам хотел выразить это, а только иудеи так напрасно думали, то Он не оставил бы их в таком погрешительном мнении, а исправил бы его; да и Евангелист не умолчал бы, а сказал бы ясно, что иудеи так думали, — сам же Христос не делал Себя равным Богу, — как это находим в других местах, когда Евангелист видел, что иначе было сказано, а иначе понято сказанное; например: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его», — говорил Христос, разумея собственное тело; а иудеи, не поняв этого и думая, что Он говорит об иудейском храме, сказали: «сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его» (Ин. 2:19, 20)? Он говорил то, а они предполагали другое; Он говорил о теле Своем, а они думали, что это сказано о храме их. Евангелист, замечая это, или лучше, исправляя мнение их, присовокупил: «А Он говорил о храме тела Своего» (ст. 21). Так и здесь, если бы Христос не делал Себя равным Богу и не хотел доказывать этого, а только иудеи так думали, то Евангелист исправил бы и здесь их мысль и сказал бы: иудеи думали, что Он делает Себя равным Богу, а Он говорил не о равенстве. Да и не один только этот Евангелист в данном месте, но и другой, при другом случае, делает то же самое. Когда Иисус Христос заповедовал ученикам: «смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской. Они же помышляли в себе и говорили: [это значит], что хлебов мы не взяли» (Мф. 16:6, 7). Он говорил одно, называя закваской учение, а ученики подразумевали другое, думая, что Он говорит о хлебах. И это исправляет уже не Евангелист, а сам Христос, говоря так: «как не разумеете, что не о хлебе сказал Я вам» (ст. 11)? Здесь же нет ничего подобного. Но сам Христос, скажут, опровергает это, когда присовокупляет: «Сын ничего не может творить Сам от Себя» (Ин. 5:19). Нет, возлюбленный, Он делает совершенно противное; Он не опровергает, а подтверждает этими словами равенство. Слушайте внимательнее, — это предмет немаловажный. Выражение: «от Себя» часто встречается в Писании и о Сыне и о Святом Духе, и потому надобно понять силу этого изречения, чтобы не впасть в величайшие погрешности. Если принимать его так, как оно есть и как с первого раза представляется, то смотри, какая выйдет отсюда нелепость. Да Он и не сказал, что Сын иное может делать сам по себе, а иное не может; но сказал вообще: «Сын ничего не может творить Сам от Себя».

4. Спросим же возражающего: итак, скажи мне, уже ли Сын ничего не может делать сам по себе? Если скажешь, что «ничего», тогда мы заметим, что величайшее благое дело Он и совершил сам по себе, как и Павел восклицает, говоря: «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба» (Флп. 2:6, 7). И опять сам Христос в другом месте говорит: «имею власть отдать» жизнь Мою «и власть имею опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее» (Ин. 10:18). Видишь ли, что Он имеет власть над смертью и жизнью, и сам совершил такое великое домостроительство? Да что я говорю о Христе? И мы, люди, которых ничего не может быть немощнее, делаем многое сами по себе, зло избираем сами по себе, добродетели следуем сами по себе. А если не сами по себе, и не имеем в том власти, то, значит, мы и за грехи уже не будем ввержены в геенну, и за добродетели не наследуем царствия. Итак, слова: «ничего не может творить Сам от Себя» означают только то, что Он не делает ничего противного Отцу, ничего чуждого Ему, ничего несообразного, а это еще более показывает между Ними равенство и совершенное согласие. Почему же Он не сказал, что ничего противного не делает, а сказал: «не может» делать? Чтобы и этим опять показать неизменность и совершенство равенства. Это выражение означает не бессилие Его, а напротив, свидетельствует о великой Его силе, подобно тому, как и об Отце Павел в другом месте говорит: «дабы в двух непреложных вещах, в которых невозможно Богу солгать, твердое утешение имели мы» (Евр. 6:18); также: «если мы неверны, Он пребывает верен, ибо Себя отречься не может» (2 Тим. 2:13). Здесь выражение — «не может» отнюдь не означает бессилия, а означает силу, и силу неизреченную. Именно слова апостола имеют такой смысл, что существо божественное недоступно никаким подобным слабостям. Когда и мы говорим, что Бог не может грешить, то не слабость Ему приписываем, а свидетельствуем о некоторой неизреченной Его силе; так, когда и Он сам говорит: «ничего не могу творить Сам от Себя», выражает то, что Ему невозможно и несвойственно делать что–нибудь противное Отцу. А чтобы убедиться в точности этого смысла слов Его, обратимся к последующим словам и посмотрим, чье мнение подтверждает сам Христос, наше ли, или ваше. Ты говоришь, что это выражение исключает власть и свойственную Ему самостоятельность, и показывает слабость силы; а я говорю, что оно означает равенство, неизменность и как бы действие одной воли, власти и силы. Итак, вопросим самого Христа и посмотрим из последующих слов Его, по твоим ли мыслям, или по нашим Он изъясняет сказанное. Что же Он говорит? «что творит» Отец, «то и Сын творит также» (Ин. 5:19). Видишь ли, как Он до основания ниспровергает ваше мнение и подтверждает сказанное нами? Если Он сам от Себя не делает ничего, то, значит, и Отец также сам от Себя ничего не делает, потому что Сын делает все так, как Отец. А если это не так, то выйдет и другая нелепость. Он не говорит: что Он только то делает, что видит творящим Отца, но: «если не увидит Отца творящего», не творит, простирая силу слова на всякое время, — и таким образом по вашему будет, что Он постоянно только учится делать то, что Отец делает. Видишь, как мысль Его высока, а смирение в слове заставляет и самых бесстыдных невольно оставить уничиженные и совершенно несообразные с Его достоинством понятия о Нем? Кто же будет столь жалок и злосчастен, чтобы утверждать, что Сын ежедневно учится тому, что Ему надобно делать? Как в таком случае будет истинно изречение: «но Ты — тот же, и лета Твои не кончатся» (Пс. 101:28); или: «все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть» (Ин. 1:3), — если Отец делает, а Сын, видя то, только подражает Ему? Видишь ли, как и вышесказанное и послесказанное подтверждает Его самостоятельность. Если же Он произносит некоторые слова о Себе в виде самоуничижения, — не удивляйся. Так как иудеи, слыша высокое учение Его о Себе самом, гнали Его, называли противником Божиим, то Он несколько снисходит только в образе выражения, потом снова возводит учение к высшим понятиям, затем опять обращается к уничиженным выражениям, и таким образом разнообразит Свое учение, чтобы сделать его и для неразумных удобоприемлемым. Вот смотри. Сказав: «Отец Мой делает, и Я делаю», и этим показав Свое равенство с Богом, Он говорит потом: «Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего». Далее опять возвышает слово: «ибо, что творит Он, то и Сын творит также»; и затем смиреннее: «Отец любит Сына и показывает Ему все, что творит Сам; и покажет Ему дела больше сих» (ст. 20). Видишь ли, сколько здесь смирения? Так и обычно Ему. Что я прежде говорил, то не перестану говорить, и теперь скажу, именно, что когда Сын говорит что–нибудь о Себе уничиженное и смиренное, тогда выражает это с некоторым преувеличением, чтобы и самая уничиженность выражений убеждала неразумных принимать в благочестивом духе заключающиеся в них мысли. А если это не так, то представь себе, как было бы нелепо сказанное, судя по одним выражениям. Из слов: «покажет Ему дела больше сих» будет следовать, что Он многого еще не знает, — чего нельзя сказать и об апостолах. Они, однажды получив благодать Духа, вдруг узнали и смогли делать все, что надобно было им знать и делать; а Он окажется еще незнающим многого, что Ему нужно знать! Может ли быть что–нибудь нелепее этого? Что же значит это изречение? Он исцелил расслабленного и намеревался еще воскресить умершего, потому так и сказал, говоря как бы вот что: вы удивляетесь, что Я исцелил расслабленного; больше этого увидите. Но так Он не сказал, а выразился несколько смиреннее, чтобы укротить их неистовство. А чтобы тебе убедиться, что слово: «покажет» сказано не в собственном смысле, послушай, что еще далее Он присовокупляет: «ибо, как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» (ст. 21). А ведь слова: «ничего не может творить Сам от Себя» противоположны словам: «кого хочет»; если Он живит «кого хочет», то без сомнения, «может творить Сам от Себя». Хотеть — означает власть. Если же Он не может «творить Сам от Себя», то и не живит, «кого хочет». Но слова: «как Отец воскрешает» показывают равенство силы; а слова: «кого хочет» — равенство власти. Видишь ли, что словами: «не может творить Сам от Себя» не уничтожается власть, а напротив, показывается равенство силы и воли? Так же разумей и слова: «покажет Ему». И в другом месте Он говорит: «Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6:40), и опять, показывая, что Он действует, не заимствуя силу от другого, говорит: «Я есмь воскресение и жизнь» (Ин. 11:25). Но чтобы ты не сказал, что Он только мертвых воскрешает и оживляет кого хочет, все же прочее делает не так, то, предупреждая и опровергая всякое подобное возражение, Он и сказал: «ибо, что творит Он, то и Сын творит также», и тем выразил, что Он делает и все то, что Отец, и так, как Отец, разуметь ли здесь воскрешение мертвых, или устроение тел, или отпущение грехов, или что–либо другое; все Он совершает так, как и Отец Его.

5. Но ничему этому не внемлют нерадящие о собственном спасении. Таково зло — страсть к первенству перед другими. Она–то произвела ереси; она усилила нечестие эллинов. Бог благоволил, чтобы невидимые свойства Его были познаваемы из создания этого мира (Рим. 1:20), а они, оставив это и не восхотев идти путем этого учения, проложили себе иной путь, а потому и уклонились от истинного. Равно и иудеи потому не веровали, что, домогаясь славы друг перед другом, не искали славы от Бога.

Но мы, возлюбленные, будем избегать этого недуга всеми силами и со всею ревностью. Хотя бы мы имели бесчисленные совершенства, зараза тщеславия может погубить все. Итак, если мы желаем похвал, то будем искать похвал от Бога. Похвала от людей, какова бы она ни была, как скоро является, тотчас и исчезает, а если и не исчезает, то не приносит нам никакой пользы, а часто происходит и от превратного суждения. Что важного в славе от людей, которой пользуются и пляшущие юноши [29], и развратные женщины, и лихоимцы, и грабители? А прославляемый от Бога прославляется не с такими людьми, но со святыми, т. е., с пророками, апостолами, показавшими в себе жизнь ангельскую. Если же мы желаем, чтобы окружала нас толпа народа, чтобы взоры ее были на нас обращены, то вникнем в сущность этого, и мы найдем, что это не имеет никакой цены. Словом, если ты любишь быть в обществе, то привлекай к себе сонм ангелов, будь страшен бесам, тогда и не будешь нисколько заботиться о молве человеческой; всякий блеск будешь попирать, как грязь и прах; тогда–то и увидишь ясно, что ничто так не делает душу бесславной, как славолюбие. Да и невозможно, никак невозможно любящему славу не жить жизнью страдательной; а напротив, подавляющий в себе славолюбие не может не подавить вместе с тем и множество других страстей: побеждающий эту страсть преодолеет и зависть, и сребролюбие, и прочие тяжкие недуги. Но как, скажут, нам преодолеть эту страсть? Преодолеем, если будем иметь в виду иную славу, славу небесную, которую земная силится лишить нас. Та слава еще и здесь прославит нас, и будет сопутствовать нам в будущей жизни, и освободит нас от всякого рабства плоти, которой мы ныне так бедственно служим, всецело предавшись земле и делам ее. Пойдем ли на торжище, войдем ли в дом какой–нибудь, будем ли в дороге, или на пристани, в гостинице, или в странноприимном доме, на корабле, на острове, в царских чертогах, в судилищах, или в гражданских советах, — везде увидишь заботы о делах временных и житейских; все и каждый об них только пекутся, и отходящие и приходящие, в путь отправляющиеся и дома остающиеся, плавающие и землю возделывающие, находящиеся на полях и в городах, — все вообще. Какая же будет у нас надежда спасения, если, живя на земле Божией, мы не печемся о предметах божественных? Тогда как нам повелено быть здесь странниками, мы — скорее странники для небес, а для здешних мест — жители. Что может быть хуже такой бесчувственности? Слыша каждый день о суде и царствии, мы подражаем современникам Ноя и жителям Содома и ожидаем, чтобы нас вразумили такие же опыты. А ведь о них все и написано для того, чтобы, кто не верует в будущее, тот из событий прошедших получил ясные доказательства относительно будущих. Итак, помышляя о всем этом, прошедшем и будущем, отдохнем хотя немного от этого тяжкого рабства и сколько–нибудь позаботимся о душе своей, чтобы достигнуть и настоящих и будущих благ благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 39

«Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну, дабы все чтили Сына, как чтут Отца» (Ин. 5:22, 23).

1. Должно бояться Страшного Суда. — 2. Почему Иисус Христос употребляет простые слова. — 3. Иисус Христос часто говорит о суде и воскресении. — 4. Две воли во Иисусе Христе. — 5. В исследовании Священного Писания нужно тщательно исследовать все подробности. — Должно прощать другим, как Иисус Христос простил нам. — Что нужно делать, чтобы получить жизнь вечную. — Увещание к милостыне.

1. Много тщательности надобно нам, возлюбленные, иметь во всем. Ведь самый строгий отчет мы дадим и в словах и в делах наших. Дела наши не оканчиваются настоящею жизнью, а еще другая жизнь встретит нас, и мы предстанем страшному судилищу. «Всем нам должно явиться пред судилище Христово, — говорит Павел, — чтобы каждому получить [соответственно тому], что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2 Кор. 5:10). Будем же всегда помышлять об этом судилище, и таким образом мы сможем постоянно пребывать в добродетели. Как отвергающий от души своей мысль об этом дне, несется в пропасть, подобно коню, сбросившему удила, — «во всякое время, — говорит Писание, — пути его гибельны», и указывая причину этого, прибавляет: «суды Твои далеки для него» (Пс. 9:26), — так постоянно имеющий в себе этот страх проводит жизнь целомудренно: «помни, — говорит Писание, — о конце твоем, и вовек не согрешишь» (Сир. 8:39). Тот, кто прощает нам грехи ныне, тогда воссядет на судилище. Умерший ради нас снова явится — судить весь род человеческий: «во второй раз, — говорит Писание, — явится не [для очищения] греха, а для ожидающих Его во спасение» (Евр. 9:28). Потому–то и здесь Он сказал: «Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну, дабы все чтили Сына, как чтут Отца». Итак, не следует ли, скажут, назвать Его и Отцом? Никак. Он для того и сказал: «Сына», чтобы мы чтили Его остающегося Сыном, так же как Отец; а кто называет Его Отцом, тот уже не чтит Сына, как Отца, но смешивает их. Так как люди побуждаются не столько благодеяниями, сколько наказаниями, то Он и говорит здесь так грозно, чтобы, по крайней мере, страх понудил их чтить Его. А когда говорит: «весь суд» — выражает этим то, что Он властен и наказывать и награждать, делать то и другое, как Ему угодно. Выражение же: «отдал» употреблено для того, чтобы ты не почитал Его нерожденным и не думал, будто есть два Отца. Все, что есть в Отце, это же есть и в Сыне, только Он рожден и остается Сыном. А чтобы убедиться, что выражение: «отдал» здесь равносильно выражению «родил», выслушай изъяснение этого из другого места: «как, — говорит Он, — Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе» (Ин. 5:26). Что же? Неужели Отец прежде родил Его, а потом уже дал ему жизнь? Ведь дающий дает что–либо тому, кто уже существует. Так уже не был ли рожден Он без жизни? Но этого и бесы не могут подумать, потому что, то не только нечестиво, но и безумно. Потому, как выражение: «дал жизнь» означает, что Он родил Его «Жизнью», так и слова: «суд отдал» значат, что Он родил Его «Судией». Чтобы ты, слыша, что Сын имеет виновником Отца, не подумал, будто Сын имеет различествующее от Отца существо и достоинством ниже Его, вот Он сам грядет судить тебя, доказывая и этим Свое равенство. Тот, кто имеет власть наказывать и награждать, кого хочет, Тот конечно обладает такою же силою, как и Отец. А иначе, если бы Сын уже по рождении Своем, впоследствии, получил эту честь, то можно бы спросить, по какому же поводу Он почтен так впоследствии? Каким преуспеянием Он достиг того, что получил такое достоинство и возведен в такой сан? Не стыдно ли вам — так дерзко приписывать эти человеческие и унизительные свойства Существу бессмертному, не имеющему ничего превзошедшего во времени? Для чего же, скажете вы, Он так говорит о Себе? Для того, чтобы сказанное было удобоприемлемо и проложило путь к высшим понятиям. Для того Он и смешивает в Своих словах и то и другое (и возвышенное и уничиженное), и смотри — как; кстати, рассмотрим это сначала. Он сказал: «Отец Мой делает, и Я делаю», — показывая этим свое равенство и равночестность с Отцом; но иудеи «искали убить Его». Что же Он после этого делает? Он смягчает выражения, но мысли удерживает те же самые, и говорит: «Сын ничего не может творить Сам от Себя». Затем опять возвышает слово: «ибо, что творит Он, то и Сын творит также»; опять говорит смиренно: «ибо Отец любит Сына и показывает Ему все, что творит Сам; и покажет Ему дела больше сих»; снова возвышенно: «ибо, как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет»; и опять смиренно и вместе возвышенно: «ибо Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну»; и еще возвышеннее: «дабы все чтили Сына, как чтут Отца». Видишь ли, как Он разнообразит Свое слово, употребляя в нем наименования и выражения, то возвышенные, то уничиженные, так, чтобы и для тогдашних людей оно могло быть удобоприемлемо, и будущие ничего не теряли, от возвышенных выражений получая надлежащее понятие и о прочих? А иначе, если слова Его сказаны не по снисхождению к людям, для чего прибавлены такие возвышенные выражения? Кто имеет право сказать о Себе нечто высокое, а между тем говорит что–либо уничиженное и смиренное, тот, конечно, имеет на то благовидную причину и некоторое особенное намерение; а кто должен говорить о себе смиренно, и между тем, скажет что–нибудь великое, тот для чего станет употреблять выражения, превосходящие его природу? Это уже не особое какое–либо благонамерение, а крайнее нечестие.

2. Поэтому мы можем сказать, что смиренные выражения Христа о Себе имеют справедливую и достойную Бога причину, именно: снисхождение к нам, намерение — научить нас смирению, и чрез это — устроение нашего спасения, что Он и сам изъясняет в другом месте, когда говорит: «говорю это для того, чтобы вы спаслись» (Ин. 5:34). Именно, когда Он прибегнул свидетельству Иоанна, оставив собственное, что могло казаться недостойным Его величия, — то, приводя причину такого уничижения в словах, Он и сказал: «говорю это для того, чтобы вы спаслись». А вы, утверждающие, будто Он не имеет одинаковой с Родившим Его власти и силы, что скажете, когда услышите собственные Его слова, которыми Он выражает равенство силы, власти и славы с Отцом? Почему Он требует Себе равной с Ним чести, если Он, как вы говорите, гораздо ниже Отца? А Он еще, не останавливаясь на этих словах, присовокупляет: «кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его» (ст. 23). Видишь, как честь Сына соединена с честью Отца? Что же из этого, скажете вы? Это относится и к апостолам: «кто принимает вас, — говорит Он, — принимает Меня» (Мф. 10:40). Но там Он говорит так потому, что все, касающееся рабов Его, усваивает Себе самому; а здесь потому, что Ему принадлежит одно существо и одна слава с Отцом. Да притом об апостолах Он не говорит: «да чтут их». И хорошо Он говорит: «кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца». Если где два царя, и бесчестят одного из них, то этим и другому наносится бесчестие, особенно, если оскорбляемый есть сын царский; оскорбляется царь и тогда, когда оскорблен его оруженосец, но не так и не непосредственно; а здесь он оскорбляется сам по себе. Потому Христос и предупреждает словами: «дабы все чтили Сына, как чтут Отца», чтобы затем, когда скажет: «кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца», ты разумел одну и ту же честь. Не просто говорит: «кто не чтит», но: «кто не чтит» так, как я сказал, «не чтит Отца». Но каким образом, скажешь, посылающий и посылаемый могут быть одного и того же существа? Опять ты переносишь слово на человеческие отношения и не разумеешь, что все это говорится только для того, чтобы мы и Виновника познали, и не впали в недуг Савеллия, чтобы и немощь иудеев уврачевалась таким образом, и они уже не почитали Его противником Богу; ведь они говорили: Он не от Бога, Он не пришел от Бога. А к уничтожению такой мысли способствовали не столько возвышенные, сколько уничиженные слова Его: вот поэтому Он часто в разных местах и говорил, что Он «послан», — не с тем, чтобы ты принимал такое слово за выражение умаления Его (перед Отцом), но чтобы заградить уста иудеев. Поэтому Он и обращается часто к Отцу, выражая между тем и собственную власть. А если бы Он все говорил о Себе сообразно с собственным божественным достоинством, то они не принимали бы слов Его, так как и за немногие подобные выражения гнали Его и часто хотели побить камнями. С другой стороны, если бы, применяясь к ним, Он говорил о Себе только смиренно, то впоследствии это послужило бы многим во вред. Таким образом Он перемешивает и разнообразит Свое учение о Себе, и смиренными выражениями, как я сказал, заграждает уста их, а словами сообразными с достоинством Его удаляет здравомыслящих от уничиженного понимания выражений Его и показывает, что такое понимание вовсе не приличествует Ему. Быть посланным — это выражает перемену места, а Бог вездесущ. Для чего же Он говорит о себе: «послан»? Он употребляет чувственное выражение, чтобы показать Свое единомыслие с Отцом. К той же цели направляет Он и последующие слова: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную» (Ин. 5:24). Видишь, как часто Он повторяет одно и тоже, чтобы исправить мнение иудеев, чтобы и этими и последующими словами, и страхом и обетованием благ победить упорство против Него, — как много и здесь опять нисходит в выражениях о Себе? Не говорит: «слушающий слова Мои и верующий в Меня»; они почли бы это гордостью и крайним тщеславием в словах, потому что если, спустя уже долгое время, после бесчисленных чудес, они приписывали Ему надменность, когда Он говорил, таким образом, то тем более в настоящем случае. Так они говорили Ему впоследствии: «Авраам умер и пророки, а Ты говоришь: кто соблюдет слово Мое, тот не вкусит смерти вовек» (Ин. 8:52). Итак, чтобы и теперь они не пришли в ярость, Он вот что говорит: «слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную». От этого слово Его немало делалось удобоприемлемым для них, то есть — от вразумления, что слушающие Его веруют Отцу. Охотно приняв это, они уже удобнее могли принять и прочее. Таким образом, употребляя уничиженные слова о Себе, Он приготовляет и пролагает путь к понятиям высшим. Затем, сказав: «имеет жизнь вечную», — Он присовокупляет: «и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь». Так двумя замечаниями Он располагает к принятию Своего учения — тем, что чрез Него веруют Отцу, и тем, что верующий сподобится великих благ. А слова: «на суд не приходит» означают: не подлежит наказанию. И «смерть» разумеется здесь не временная, но вечная. Равно как и жизнь — бессмертная. «Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут» (Ин. 5:25). Слова Свои Он подтверждает доказательством от дел. Когда Он говорил: «как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет», — то, чтобы это не показалось тщеславием и надменностью, Он представляет и от дел доказательства Своих слов и говорит: «наступает время»; потом, чтобы не предполагал ты здесь отдаленного времени, присовокупляет: «и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут». Видишь ли здесь самостоятельность и власть неизреченную? Как будет во время воскресения, говорит, так и ныне. Тогда, услышав повелевающих глас, мы восстанем, потому что сказано: «при возвещении» Божием «мертвые воскреснут» (1 Фес. 4:16). А откуда видно, может быть спросит кто–нибудь, что сказанное не есть одно тщеславие? Из прибавленных Им слов: «и настало уже». Если бы Он возвещал только о будущем времени, то учение Его могло бы быть для иудеев подозрительно; но Он представляет на то и доказательство. Еще во время Моего пребывания с вами, говорит Он, это сбудется. Если бы Он не мог сделать этого, то и не обещал бы на такое время, чтобы, в противном случае, обещание не подвергло Его еще большему посмеянию. Потом прилагает и объяснительный довод к словам Своим, говоря: «ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе» (Ин. 5:26).

3. Видишь ли, какое здесь равенство открывается, с тем только различием, что один — Отец, а другой — Сын? Слово: «дал» одно только и выражает различие, а во всем прочем показывается равенство и единение. А отсюда ясно, что Он делает все с такою же властью и силою, с какою Отец, и ни от кого иного не заимствует Своей силы. Он так же имеет жизнь в Себе, как и Отец. Потому и далее тотчас присовокупляет такие слова, из которых можем уразуметь и предыдущие. Какие же именно? «И дал Ему власть производить и суд» (Ин. 5:27). Но для чего Он так часто повторяет о воскресении и суде? «Как, — говорит, — Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет». Опять: «Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну». И еще: «как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе». Также: «услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут». И здесь опять: «и дал Ему власть производить и суд». Для чего же Он так часто касается этих предметов, т. е., суда, жизни и воскресения? Потому, что это больше всего может подействовать и на самого несговорчивого слушателя. Кто убежден, что воскреснет и даст тогда отчет во грехах своих, тот, хотя бы и не видел никакого другого знамения, по одном этому убеждению скоро обратится и постарается умилостивить Судию своего, «потому что Он есть Сын Человеческий, не дивитесь сему» (Ин. 5:27, 28). Павел Самосатский не так читает это место, а — как? «Дал Ему власть производить суд, потому что Он есть Сын Человеческий». Но такое чтение не имеет никакой последовательности. Он не потому получил суд, что Он человек; иначе, что препятствовало бы и всем людям быть судьями? Но потому Он есть судия, что Он — Сын неизреченного Существа. Поэтому и надобно читать так: «потому что Он есть Сын Человеческий, не дивитесь сему». Так как слушателям могли казаться слова Его не совместными, потому что они почитали Его не более, как простым человеком, а между тем, слова Его были выше человека, даже выше ангела, и только одному Богу могли быть свойственны, то, разрешая такое недоумение, Он и присовокупляет: «не дивитесь, что Он есть Сын Человеческий: ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас» Его, «и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения» (Ин. 5:28, 29). Но почему Он не сказал так: «не дивитеся, яко Сын человеческий есть; Он есть вместе и Сын Божий», — а упомянул о воскресении? Он уже высказал это выше: «услышат глас Сына Божия». А что здесь умолчал об этом, не удивляйся. Говоря о таком деле, которое свойственно Богу, этим самым дает слушателям основание заключать, что Он есть и Бог, и Сын Божий. Если бы Он часто повторял это, то слушателям это надоело бы, а доказывая тоже самое чудными делами, он делал учение Свое не столь ненавистным. Так и те, которые составляют умозаключения, положив известные основания, твердо доказывающие искомую истину, часто не выводят из них заключения, а чтобы более убедить в том слушателя и одержать более блистательную победу, предоставляют самому противнику вывести надлежащее заключение, так что присутствующие при этом тем более соглашаются с ними, когда противники произносят суд против самих себя. Далее Христос, упоминая о воскресении, присовокупил и то, что «творившие добро изыдут в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения». Подобным образом Иоанн убеждал слушателей напоминанием о суде и тем, что «не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Ин. 3:36). Так и сам Христос говорил Никодиму: «верующий в Сына не судится, а неверующий уже осужден» (Ин. 3:18). Так и здесь Он упоминает о суде и наказании за злые дела. Выше Он сказал: «слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня на суд не приходит»; а чтобы кто не подумал, будто это одно достаточно для спасения, Он касается и дел жизни и говорит: «изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения». Но так как Он сказал, что Ему даст отчет вся вселенная и все воскреснут по гласу Его, — дело новое и необычайное, которому и ныне еще многие не верят, даже из людей, по–видимому, верующих, не говоря уже о тогдашних иудеях, — то послушай, как Он это объясняет, снисходя опять к немощи слушателей. «Я ничего, — говорит, — не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу, и суд Мой праведен; ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (ст. 30). Не малое уже доказательство воскресения Он дал и в том, что исцелил расслабленного; поэтому и не прежде стал говорить о воскресении, как, совершив исцеление, — такое дело, которое было не слишком далеко от воскресения. Также и о суде намекнул тогда, сказав после исцеления тела: «вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин. 5:14). Но Он предвозвещает здесь вместе о воскресении и Лазаря и всей вселенной; а предрекая о двух этих воскресениях, о Лазаревом, имевшем вскоре совершиться, и о всеобщем, имевшем быть впоследствии, спустя долгое время, Он уверяет в первом исцелением расслабленного и самою близостью этого события, когда говорит: «наступает время, и настало уже», а в истине последнего убеждает воскресением Лазаря, как бы представляя пред глаза еще несбывшееся посредством уже случившегося. Видно, что так Он и во всех случаях делал, т. е., соединял вместе два или три предсказания и чрез исполнение одного удостоверял в других, будущих событиях.

4. Впрочем, сказав и сделав столь великие дела, Он тем еще не довольствуется; но, так как слушатели Его были еще слишком немощны, Он и последующими словами сокрушает их упорство, говоря так: «Я ничего не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу, и суд Мой праведен; ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин. 5:30). Слова эти могли казаться странными и несогласными с пророками, которые говорили, что Бог есть судия всей земли, т. е., рода человеческого (так Давид повсюду проповедует, говоря: «Господь судит народы по правде») (Пс. 95:10); и еще: «Бог — судия праведный, крепкий и долготерпеливый» (Пс. 7:12); также и все другие пророки, и Моисей; а Христос говорил: «Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну»; итак, это могло смутить тогдашнего слушателя — иудея, и внушить опять мысль, что Он — богопротивник; поэтому Он здесь весьма снисходит в слове о Себе, настолько, насколько требовала немощь иудеев, чтобы совершенно искоренить такое пагубное мнение, и говорит: «Я ничего не могу творить Сам от Себя», т. е., ничего странного, богопротивного, такого, чего не хочет Отец, вы не увидите в Моих делах и не услышите в словах. Как прежде, сказав: «потому что Он есть Сын Человеческий», — Он тем показывал, что они считали Его простым человеком, так и здесь присовокупляет подобные слова. Как выше Он говорил: «мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели» (Ин. 3:11); и Евангелист Иоанн: «что Он видел и слышал, о том и свидетельствует; и никто не принимает свидетельства Его» (ст. 32), — и в том и в другом месте разумея ведение точное, а не просто одно слышание и видение; так и здесь, говоря о слышании, выражает только то, что Он не может желать ничего иного, кроме того, чего хочет Отец. Только Он не сказал этого так ясно (потому что они, услышав это прямо, не стерпели бы), но как? Весьма смиренно, и по–человечески: «как слышу, так и сужу». Он не говорит также здесь о научении, не сказал: «как научаюсь», но: «как слышу»; и не потому говорит так, будто бы нуждался в слушании, — Он не только не имеет нужды учиться, но и слушать, — но выражает этим единомыслие (с Отцом) и тождество суда. Таким образом, слова Его означают следующее: Я так сужу, как бы и сам Отец судил. Затем присовокупляет: «и суд Мой праведен; ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца». Что Ты говоришь? Стало быть, Ты имеешь волю, отличную от воли Отца? А в другом месте Ты сказал: «как Мы едино» (Ин. 17:22); и еще, говоря о единстве воли и единомыслии: «и они да будут в Нас едино» (Ин. 17:21), т. е., верою в Нас. Видишь ли, как то, что кажется наиболее уничиженным, скрывает в себе высокий смысл? А этим Он дает разуметь вот что: не иная есть воля Отца, и иная у Меня; но как одной душе принадлежит и одно хотение, так и у Меня с Отцом. Не удивляйся, что Он говорит о таком единении с Отцом. Павел употребляет такой же пример и относительно Духа, когда говорит: «кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия» (1 Кор. 2:11). И так Он говорит только вот что: нет у Меня хотения иного, отдельного от Отца, но чего Отец хочет, того и Я, и чего Я хочу, того и Он. Потому как Отцу никто не может противоречить, когда Он судит, так и Мне; суд тем и другим произносится с одною и тою же мыслию. А что Он беседует об этом человекообразно, и этому не удивляйся: ведь иудеи еще считали Его простым человеком. Поэтому в подобных случаях надобно обращать внимание не только на слова Его, но иметь в виду и понятия слушателей и принимать слова Его, как приспособление к их понятиям; иначе может произойти много нелепых последствий.

Вот смотри, — Он говорит: «не ищу Моей воли»; следовательно, (можно бы подумать) у Него воля иная (чем у Отца) и притом гораздо несовершеннее, и не только несовершенна, но и не столь благотворна, — так как, если бы она была спасительна и согласна с волею Отца, то почему Ты не ищешь ее? Люди по справедливости могли бы говорить это, потому что они имеют много желаний несогласных с волею Божьей; а почему это говоришь Ты, во всем равный Отцу? Такие слова, можно сказать, несвойственны даже человеку совершенному и распявшему самого себя. Если Павел так сочетал волю свою с волею Божьей, что сказал: «уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20), то как Владыка всяческих мог сказать: «не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня», как будто они различны? Итак, что же означают слова Его? Он ведет речь по–человечески и приспособляется к понятиям слушателей. Как в предыдущей беседе Он употреблял выражения то богоприличные, то человекообразные, так и здесь делает то же самое и говорит как человек: «суд Мой праведен». А откуда это видно? «Ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня». Как между людьми тот, кто чужд самолюбия, не может быть обвиняем в неправости суда, так и Меня ныне вы не можете упрекать в этом; кто хочет делать по своему, того справедливо могут подозревать другие, что он по этой причине нарушает справедливость; а кто не имеет в виду своей воли, тот какую может иметь причину судить несправедливо? Таким же образом рассуждайте и относительно Меня, потому что если бы Я говорил, что Я не от Отца послан и славу дел Своих не относил к Нему, то, может быть, кто–нибудь из вас и справедливо подозревал бы, что желаю только Себя самого прославить и говорю не истину. Если же дела Мои Я вменяю и усвояю другому, то почему и по какому побуждению вы стали бы наводить подозрение на слова Мои? Видишь, к чему Он приводит слово и как доказывает правость Своего суда, — тем, что и всякий другой стал бы говорить в свою защиту? Видишь, как ясно становится то, что я часто говорил? Что же такое я говорил? То, что крайнее смирение в словах, — оно–то наиболее и внушает людям здравомыслящим не уничижать смысла изречений так, как по первому взгляду представляется, а в разумении их восходит на высоту заключающихся в них мыслей. Таким образом, это смирение в словах мало–помалу и удобно и пресмыкающихся долу возвышает горе.

Итак, имея все это в виду, не будем, убеждаю вас, оставлять без внимания изречения, но будем тщательно исследовать все и везде обращать внимание на причину сказанного. Не будем думать, что для нас достаточным извинением может служить наше незнание и простота; Христос заповедал нам быть не только простыми, но и мудрыми. Поэтому с простотою позаботимся соединить и благоразумие, как в учении, так и в делах жизни; будем судить сами себя здесь, «чтобы не быть осужденными с миром» (1 Кор. 11:32). И в отношении к рабам своим будем такими, каким желаем иметь к себе самим Господа нашего. «Прости нам, — говорим мы, — долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф. 6:12). Знаю, что оскорбленная душа не легко переносит оскорбления; но если подумаем, что прощением обиды мы делаем добро не столько оскорбившему, сколько себе самим, то легко извергнем из себя яд гнева. И тот, кто не простил должнику своему ста динариев, обидел не собрата своего, но себя самого сделал должником тысячи талантов, которые прежде были прощены ему. Таким образом, когда мы не прощаем другим, то не прощаем самим себе. Будем же не Богу только говорить: не помяни согрешений наших, но и самому себе пусть каждый говорит: да не помянем согрешений собратий наших против нас. Ты сам первый судия твоим делам, а потом уже судит их Бог. Ты пишешь себе закон прощения и наказания и изрекаешь себе приговор того или другого; таким образом, от тебя зависит — помянет ли, или не помянет Бог грехи твои. Потому и Павел заповедует прощать «если кто на кого имеет жалобу» (Кол. 3:13), да и не просто прощать, а так, чтобы и следов (гнева) не оставалось. И Христос не только не поставил на вид грехи наши, но и не вспомянул о том, что мы согрешили, и не сказал: ты согрешил в том и в том, а простил и уничтожил рукописание, не вменив нам преступлений, как изъяснил это Павел (Кол. 2:14). Так будем поступать и мы, и изгладим все из нашей памяти; разве что–либо доброе сделано оскорбившим нас — это одно и будем помнить. А если он сделал что–нибудь оскорбительное и враждебное, то оставим это и изгладим из памяти, так чтобы не осталось и следов. Если же от него не было нам ничего доброго, то тем больше нам награды, больше хвалы, если мы прощаем. Иные изглаждают грехи свои бдениями, лежанием на земле и бесчисленными подвигами; а ты можешь уничтожить все согрешения свои гораздо более легким способом — непамятованием зла. Для чего же ты поднимаешь меч на самого себя, подобно беснующимся и сумасшедшим, и лишаешь сам себя будущей жизни, тогда как надобно всеми способами достигать ее? Если настоящая жизнь так вожделенна, то что сказать о той, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания? Там уже не надобно ни бояться смерти, ни опасаться потери тамошних благ. Блаженны, и преблаженны, и многократно блаженны те, которые сподобились этого блаженного жребия, напротив несчастны, и пренесчастны, и неисчетно несчастны те, которые сами себя лишают блаженства. Да что же, скажут, может доставить нам такую жизнь? Послушай, как сам Судия беседовал об этом с одним юношей. Когда юноша спросил: «что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную» (Мф. 19:16)? — тогда Христос, напомнив о заповедях закона, остановился на любви к ближним. И, может быть, теперь кто–нибудь из слушателей, подобно тому богачу, скажет: и мы все то сохранили: не крали, не убивали, не любодействовали. Но того еще не можешь ты сказать, что ты и ближнего возлюбил, как должно любить. Ты, например, или позавидовал кому–нибудь, или позлословил, или не помог обиженному, или не поделился собственностью, а следовательно, и не возлюбил ближнего. Но Христос заповедал не это только, а и еще нечто другое. Что же такое? «продай, — говорит, — имение твое и раздай нищим, и следуй за Мною» (Мф. 19:21). Последованием называет Он подражание Ему в делах. Чему же мы научаемся отсюда? Во–первых, тому, что не имеющему всего этого невозможно достигнуть преимуществ будущего жребия. Когда юноша сказал, что он сделал все, тогда Христос, как бы недоставало еще чего–то важного для полного совершенства, говорит ему: «если хочешь быть совершенным, продай имение твое и раздай нищим, и следуй за Мною». Итак, во–первых, этому мы должны научиться. Во–вторых, видим, что юноша сам себя обличил в пустом самодовольстве; ведь если он жил в таком изобилии, а других, находившихся в бедности, презирал, то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего? Значит и то (что исполнил заповеди) он говорил несправедливо. Итак, будем исполнять то и другое; постараемся расходовать наше имущество так, чтобы приобрести небо. Если иной за житейское величие часто отдает все свое имущество, — величие, которое останется здесь и даже не может продолжаться немного времени, так как многие еще задолго до смерти лишались власти, другие за нее платили иногда самою жизнью, и все же, несмотря на это, жертвуют за нее всем, — если, говорю, ради этого люди так много делают, то можно ли быть несчастнее нас, для славы нескончаемой и неотъемлемой не уделяющих даже малости, не желающих отдать и того, что через немного времени должны же будем здесь оставить? Какое безумие — не хотеть добровольно отдать и взять с собою то, чего можем лишиться против воли? Ведь если бы нас вели на смерть, а потом предложили избавиться от смерти ценою всего нашего имущества, мы, конечно, почли бы это за милость; а теперь, когда мы увлекаемся по пути в геенну и могли бы избавиться от нее, пожертвовав половину имения, мы соглашаемся лучше подвергнуться мучению, и хотим удержать у себя то, что нам не принадлежит, и таким образом, теряем истинно нам принадлежащее. Какое же оправдание будем мы иметь, какое прощение, если нам проложен столь удобный путь к жизни, а мы носимся по стремнинам, идем путем бесплодным, лишая себя всего и здесь и там, тогда как могли бы верно приобрести все и там и здесь? Так, если не прежде, то по крайней мере теперь образумимся и, пришедши в себя самих, будем употреблять настоящие блага, как следует, чтобы удобнее получить и будущие, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 40

«Если Я свидетельствую Сам о Себе, то свидетельство Мое не есть истинно. Есть другой, свидетельствующий о Мне; и Я знаю, что истинно то свидетельство, которым он свидетельствует о Мне» (Ин. 5:31, 32).

1. Простое и удовлетворительное объяснение текста казавшегося сначала трудным. — 2. Свидетельство Иоанна в пользу Иисуса Христа и свидетельство дела Иисуса Христа. — 3. Свидетельство Бога Отца. — Нужно бороться с еретиками с помощью Священного Писания. Любостяжание есть корень всех зол. — Нельзя служить двум господам — Богу и мамоне. — Как нужно творить милостыню. — Суровость будущего суда над теми, кто были бесчеловечны и жестоки к бедным.

1. Если кто не сведущий станет рыть землю, содержащую в себе металлы, то золота не добудет, а только, перемешав все без разбора, понесет труд бесполезный, и даже во вред себе. Так и не знающие порядка мыслей в божественном Писании, не вникающие в его особенности и законы, а все невнимательно и безразлично пробегающие, смешивая золото с землею, никогда не найдут скрытого в нем сокровища. Это говорю я теперь потому, что предстоящее место (Писания) заключает в себе много золота, но оно незаметно, а прикрыто снаружи большою неясностью. Поэтому надобно раскапывать и расчищать это место, чтобы дойти до истинного его смысла. Кто с первого раза не смутится, слыша слова Христовы: «если Я свидетельствую Сам о Себе, то свидетельство Мое не есть истинно»? Мы видим, что Он многократно свидетельствовал о самом Себе; так, беседуя с женою самарянкою, Он говорил: «это Я, Который говорю с тобою» (Ин. 4:26); и слепому также сказал: «Он говорит с тобою» (Ин. 9:37); и иудеев обличал: «вы говорите: богохульствуешь, потому что Я сказал: Я Сын Божий» (Ин. 10:36); и во многих других местах Он так делает. Если же все это неправда, то какая останется нам надежда спасения? Где мы найдем истину, если сама Истина говорит: «свидетельство Мое не есть истинно»? И не это только противоречие здесь представляется, а еще и другое не меньшее. Он говорит далее: «если Я и Сам о Себе свидетельствую, свидетельство Мое истинно» (Ин. 8:14). Что же, скажешь, нам принять? Которое из этих двух изречений считать неистинным? Если мы примем эти слова просто так, как они сказаны, не обращая внимание ни на лицо, ни на причину, ни на что другое, — в таком случае и то и другое будет ложно. Если вообще свидетельство Его не истинно, то и эти самые слова не истинны, — не только последние, но и первые. Что же означают эти изречения? Много внимательности нужно нам иметь, или лучше — благодати Божией, чтобы не останавливаться на одних словах; потому и еретики заблуждаются, что не обращают внимания ни на цель говорящего, ни на свойства слушателей. Итак, если мы не вникнем в это, а также и в другие обстоятельства, как то: время, место, дух слушателя, — то может произойти много нелепостей. Что же означают слова Христовы? Иудеи намеревались возразить Ему: «Ты Сам о Себе свидетельствуешь, свидетельство Твое не истинно» (Ин. 8:13); а Он, предупреждая их, и сказал это, как бы так говоря: вы конечно скажете Мне: мы не веруем Тебе потому, что между людьми никто свидетельствующий о самом себе никогда не заслуживает веры. Потому выражение: «свидетельство Мое не есть истинно» надобно разуметь не просто, а приспособительно к понятию иудеев, то есть: для вас не истинно. Таким образом Он сказал эти слова не вопреки достоинству Своему, а приспособительно к их мнению. Итак, когда Он говорил: «свидетельство Мое не есть истинно», — этим обличает их мысли и преднамеренное с их стороны возражение Ему; а когда говорит: «если Я и Сам о Себе свидетельствую, свидетельство Мое истинно», — этим показывает самую сущность дела, т. е., что Его, как Бога, следует почитать достойным веры и тогда, как Он говорит о самом Себе. Пред этим Он говорил о воскресении мертвых и суде, — о том, что верующий в Него не подлежит суду, но прейдет в живот, что Он воссядет некогда на суд, чтобы потребовать от всех отчета, и что Он имеет единую с Отцом власть и силу; теперь, намереваясь снова подтвердить все это и еще иным образом, Он по необходимости предварительно выставляет на вид их возражение. Я сказал, говорит, что, «как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет»; Я сказал, что «Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну»; сказал: «дабы все чтили Сына, как чтут Отца. Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца»; сказал, что «слушающий слово Мое и верующий, перешел от смерти в жизнь»; Я сказал, что «глас Сына Божия» воскресит мертвых, — одних ныне, а других впоследствии времени; сказал, что Я истребую от всех отчета во грехах, что буду судить праведно и вознагражу делающих добро. Так как все это было высказано, и все это очень важно, но ясного доказательства для иудеев еще не было дано, а только сказано прикровенно, то Он, намереваясь поспешить к изъяснению сказанного, наперед представляет их возражение, и говорит как бы так, хотя и не такими именно словами: может быть, вы скажете: все это говоришь Ты; но Ты свидетель, не заслуживающий веры, когда свидетельствуешь сам о себе. Таким образом, Он с первого раза поражает их любопрение, выставляя на вид то, что они намеревались сказать, и тем показывая, что Он знает и тайные помышления их; а дав чрез это первое доказательство Своей силы, Он после возражения представляет и другие ясные и неоспоримые доказательства, именно приводит трех свидетелей истинности Своих слов: дела, Им совершенные, свидетельство Отца и проповедь Иоанна. При этом выставляет наперед меньшее, именно свидетельство Иоанново. Сказав: «есть другой, свидетельствующий о Мне; и Я знаю, что истинно то свидетельство», присовокупляет: «вы посылали к Иоанну, и он засвидетельствовал об истине» (Ин. 5:33). Но, если свидетельство не истинно, как же Ты говоришь, что свидетельство Иоанново истинно, и что Он свидетельствовал об истине? Видишь ли, как и отсюда становится ясно, что слова: «свидетельство Мое не есть истинно» сказаны приспособительно к мыслям иудеев?

2. Но что, если Иоанн свидетельствовал так из угождения Христу, — скажешь ты? Чтобы иудеи не сказали этого, посмотри, как Христос устраняет и такое подозрение; не просто говорит: Иоанн свидетельствовал о Мне, а наперед заметил: «вы посылали к Иоанну»; а вы конечно не послали бы, если бы не почитали его свидетельства достоверным. А что еще важнее, они посылали спросить его не о Христе, а о нем самом (Ин. 1:19); итак, если они почитали его достойным веры в свидетельстве о самом себе, тем более о другом. Мы все — люди, привыкли не столько верить говорящим о самих себе, сколько говорящим о других. А Иоанна признавали настолько достойным веры, что и касательно себя самого он не имел нужды в постороннем свидетельстве. Таким образом, посланные не спрашивали: что ты скажешь о Христе? а только: «кто ты»? Что глаголеши о тебе самом? Столь великое благоговение имели они к этому мужу. На все это Христос и указывал, когда говорил: «вы посылали к Иоанну». Потому–то и Евангелист не просто сказал, что они послали, но и о посланных с точностью заметил, что это были и священники и фарисеи, а не простые люди, не отверженные и не такие, которые могли бы увлечься и обмануться, но которые способны были в точности уразуметь сказанное Иоанном. «Впрочем, Я не от человека принимаю свидетельство» (Ин. 5:34). Почему же Ты привел свидетельство Иоанна? Потому, что и оно было свидетельство не человеческое; Иоанн говорил: «Пославший меня крестить в воде сказал мне» (Ин. 1:33). Таким образом, и свидетельство Иоанна было свидетельство Божие, потому что по Божию внушению он говорил то, что говорил. Но чтобы они не сказали: откуда известно, что Иоанн говорил по внушению Божию, и чтобы не прекословили этому, Христос решительно заграждает уста их, направляя опять Свою беседу против их мыслей. Многие вероятно не знали этого, а внимали Иоанну, как говорившему от себя самого. Потому Христос говорит: «Я не от человека принимаю свидетельство». Но если Ты не намерен принимать свидетельство от человека и на нем основываться, то для чего приводишь свидетельство Иоанна? Чтобы они не сказали этого, послушай, как Он опровергает и такое возражение прибавлением последующих слов, сказав: «Я не от человека принимаю свидетельство», Он присовокупляет: «но говорю это для того, чтобы вы спаслись», то есть: Я, как Бог, не имел бы нужды в человеческом его свидетельстве; но так как вы более внемлете ему, считаете его достовернее всех других, и к нему стекаетесь, как к пророку (а весь город стекался на Иордан), Мне же не веруете и тогда, как Я творю чудеса, — то вот почему Я и напоминаю вам его свидетельство. «Он был светильник, горящий и светящий; а вы хотели малое время порадоваться при свете его» (Ин. 5:35). Чтобы они не сказали: что же, хотя Иоанн и говорил, но мы не приняли свидетельства его, — Он показывает, что они именно приняли сказанное, потому–то и не простых людей посылали, а священников и фарисеев. Так они уважали этого мужа и не решались тогда противоречить словам его. Но выражением: «малое время» Он показывает легкомыслие их, — в том, как скоро они отошли от Иоанна. «Я же имею свидетельство больше Иоаннова» (ст. 36). Если бы вы хотели принять веру, как следует, то Я привел бы вас к ней лучше всего делами Своими; но как вы не хотите этого, то Я отсылаю вас к Иоанну, не потому чтобы имел нужду в свидетельстве его, но Я для того все делаю, чтобы вы спаслись. «Я имею свидетельство больше Иоаннова», именно — свидетельство от дел Моих; но Я не то только имею в виду, чтобы быть принятым вами по свидетельству людей, вам известных и вами уважаемых. Таким образом, словами: «вы хотели малое время порадоваться при свете его» упрекнув их в том, что они показали усердие к Иоанну, только временное и нетвердое, Он называет его «светильником» и тем показывает, что Иоанн имел свет не от себя самого, но от благодати Духа. Впрочем, в противоположность этому свету, Христос еще не высказывает, что сам Он есть солнце правды; а только намекает на это, и тем сильно поражает их, и дает видеть, что они и во Христа не могли уверовать по тем же самым свойствам сердца, по которым пренебрегли Иоанном. И уважаемого ими человека они уважали только «малое время»; а если бы поступили не так, то он скоро привел бы их к Иисусу. Итак, доказав, что они во всех отношениях не заслуживают никакого извинения, Он присовокупляет: «Я же имею свидетельство больше Иоаннова». Какое же? Свидетельство от дел. «Ибо дела, — говорит, — которые Отец дал Мне совершить, самые дела сии, Мною творимые, свидетельствуют о Мне, что Отец послал Меня» (ст. 36). Здесь Он напоминает им о расслабленном, о сухоруком исцеленном, и о многих других. О свидетельстве Иоанновом иной из них, может быть, сказал бы, что оно преувеличено и сказано по дружелюбию, хотя, впрочем, и это–то не могли они сказать об Иоанне — муже, исполненном строгого любомудрия и столько ими самими уважаемом; но о делах Христовых даже крайне безумные не могли иметь такого подозрения. Поэтому Христос и привел это второе свидетельство, сказав: «дела, которые Отец дал Мне совершить, самые дела сии, Мною творимые, свидетельствуют о Мне, что Отец послал Меня». Здесь же Он опровергает и обвинение в нарушении субботы. Они говорили: как может быть от Бога тот, кто не хранит субботы? На это Он и сказал: «которые Отец дал Мне». Хотя Он действовал и по собственной власти, но, желая вполне показать, что Он не делает ничего противного Отцу, Он употребил смиреннейшее выражение.

3. Но почему Он не сказал: дела, которые Отец дал Мне совершить, свидетельствуют, что Я равен Отцу? Ведь и то и другое можно было видеть из дел Его, — и что Он не делает ничего противного, и что Он равен Родившему Его, подобно тому, как в другом месте, утверждая это, Он говорил: «когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нем» (Ин. 10:38). То и другое свидетельствовали о Нем дела, — и что Он равен Отцу, и что ничего не делает противного Ему. Почему же Он так не сказал, но, оставив важнейшее, сказал только вышеозначенные слова? Потому что этот–то и был прежде всего вопрос. Хотя уверить, что Он пришел от Бога значило гораздо менее, нежели уверить, что Он Бог, равный Отцу (так как первое и пророки говорили, а последнего не могли сказать), однако, Он со тщанием утверждает меньшее, зная, что когда будет принято меньшее, тогда уже легко будет принято и большее. Потому–то, вовсе не упоминая о высшем свидетельстве, Он приводит меньшее, чтобы через последнее они приняли и первое. Сделав это, Он продолжает: «и пославший Меня Отец Сам засвидетельствовал о Мне» (ст. 37). Где же Отец свидетельствовал о Нем? На Иордане, когда сказал: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный; Его слушайте» (Мф. 17:5). Но и это свидетельство еще требовало объяснение. Свидетельство Иоанна было для них ясно, потому что они сами посылали к нему, и не могли отказаться от того; также очевидно было и свидетельство чудотворений: они видели совершаемые Христом чудеса, слышали о них от исцеленных и верили, потому и обвиняли Христа. Оставалось, наконец, доказать истинность свидетельства от Отца. Итак, намереваясь объяснить это, Он присовокупляет: «вы ни гласа Его никогда не слышали» (ст. 37). А как же Моисей говорит: «Моисей говорил, и Бог отвечал ему голосом» (Исх. 19:19)? Как Давид: «услышал звуки языка, которого не знал» (Пс. 80:6)? И как опять Моисей говорит: «слышал ли [какой] народ глас Бога» (Втор. 4:33)? «Ни лица Его не видели». Однако об Исаии, Иеремии и Иезекииле, и многих других сказано, что они видели Бога. Что же значат слова Христовы? Он возводит их к любомудрому учению, показывая мало–помалу, что у Бога нет ни голоса, ни вида, но что Он выше таких образов и звуков. Как словами: «ни гласа Его не слышали» Он не то выражает, что Бог издает голос, только не слышимый, — так и словами: «ни лица Его не видели» выражает не то, что Бог имеет лицо, только незримое, а то, что в Боге ничего такого нет. Именно, чтобы иудеи не сказали: напрасно Ты хвалишься, Бог говорил с одним только Моисеем [как действительно они и говорили: «мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он» (Ин. 9:29)], — вот Он и сказал так, показывая им, что у Бога нет ни человеческого голоса, ни вида. Да что Я говорю, продолжает Он: Вы не только гласа Его никогда ни слыхали и вида не видали, но и того, чем вы наиболее хвалитесь и в чем все вы уверены, будто вы принимаете и храните заповеди Его, — и этого вам нельзя сказать о себе. Это самое Он давал им разуметь, присовокупив: «и не имеете слова Его пребывающего в вас» (Ин. 5:38), т. е., повелений, заповедей, закона, пророков. Хотя Бог и дал эти заповеди, но их нет у вас, потому что вы не веруете Мне. Если Писания и здесь и там учат, что надобно веровать Мне, а вы не веруете, — ясно, что слово Его не пребывает в вас. Таким образом, Он далее прибавляет: «потому что вы не веруете Тому, Которого Он послал» (ст. 38). Потом, чтобы они не сказали: как же Бог свидетельствовал о Тебе, когда мы не слыхали голоса Его? — говорит: «исследуйте Писания, ибо они свидетельствуют о Мне» (ст. 39), и этим показывает, что Отец свидетельствовал чрез Писания. Он свидетельствовал и на Иордане и на горе; однако же, на этот голос Христос не указывает. Может статься, что они этому и не поверили бы, потому что в одном случае они и не слыхали голоса, именно на горе, а в другом — и слышали, да не обратили внимания. Поэтому Христос отсылает их к Писаниям, показывая, что и в них есть свидетельство Отца. Но сперва Он уничтожает их старое самохвальство, будто они видели Бога, или слышали голос Его. Так как можно было ожидать, что они не поверят словам Его о голосе Отца, представляя себе то, что происходило на горе Синае, то Христос, исправив сперва мысли их об этом предмете, показав, что все то сделано было по снисхождению, затем и отсылает их к свидетельству Писаний.

4. Будем же и мы в состязании и борьбе с еретиками заимствовать для себя подкрепление из Писаний. «Все Писание, — говорит апостол, — богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2 Тим. 3:16, 17) — а не так чтобы одно он имел, а другого не имел: такой еще не совершен. Какая, например, польза, скажи мне, если кто молится прилежно, а милостыню подает не щедро? Или щедро подает милостыню, но лихоимствует и притесняет других, или подает только на показ людям и ради похвалы от зрителя? Или хотя подает милостыню с полным усердием и для благоугождения Богу, но этим самым превозносится и высокомудрствует о себе? Или смиряется и соблюдает посты, но при этом сребролюбив, любостяжателен и, будучи привязан к земле, вводит в душу свою мать всех зол? Ведь корень всех зол есть сребролюбие. Будем страшиться его, будем убегать этого греха. Сребролюбие возмутило всю вселенную; все привело в беспорядок; оно удаляет нас от блаженнейшего служения Христу: «не можете, — говорится, — служить Богу и маммоне» (Мф. 6:24), — потому что маммона требует совершенно противного Христу. Христос говорит: подай нуждающимся, а маммона: отними у нуждающихся; Христос говорит: прощай злоумышляющим на тебя и обидящим, а маммона напротив: строй козни против людей, нисколько не обижающих тебя; Христос говорит: будь человеколюбив и кроток, а маммона напротив: будь жесток и бесчеловечен, считай ни за что слезы бедных, — и таким образом в день суда сделает страшным для нас Судию. Тогда все наши деяния предстанут пред нашими глазами: обиженные и обнаженные нами лишат нас всякого оправдания. Если Лазарь, нисколько не обиженный богачом, а только не получивший от него помощи, сделался строгим его обвинителем, и не допустил богатого получить какое–либо снисхождение, то скажи, какое оправдание будут иметь те, которые не только не подают милостыни из своего имущества, но еще присваивают себе чужое и разоряют дома сирот? Если не напитавшие алчущего Христа навлекли на главу свою столь великий огонь, то похищающие чужое, ведущие бесчисленные тяжбы, несправедливо присваивающие себе имения от всех, какую получат отраду? Итак, исторгнем из себя эту страсть, а исторгнем, если подумаем о тех, которые прежде нас делали другим несправедливости, лихоимствовали и умерли. Не другие ли пользуются их богатством и трудами, тогда как сами они подвержены казни, мукам и невыносимым злостраданиям? Не крайнее ли это безумие — трудиться и заботиться, чтобы и при жизни истощаться от трудов, и по смерти терпеть невыносимые наказания и мучения, тогда как надлежало бы и здесь наслаждаться благоденствием (а ничто не доставляет столько удовольствия, как милостыня при чистой совести), и по отшествии в другую жизнь избавиться там от всех зол и достигнуть бесчисленных благ. Как порок здесь, еще прежде геенны, обыкновенно мучит преданных ему, так добродетель еще прежде царствия доставляет здесь наслаждение подвизающимся в ней, услаждая их жизнь приятными надеждами и постоянным удовольствием. Итак, чтобы нам получить это удовольствие и здесь, и в будущей жизни, обратимся к добрым делам; таким образом сподобимся мы и будущих венцов, которых и да удостоимся все благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 41

«Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне. Но вы не хотите придти ко Мне, чтобы иметь жизнь» (Ин. 5:39, 40).

1. Не должно читать Священного Писания урывками и легкомысленно. — 2. Иудеи будут иметь своим обвинителем самого Моисея. — 3. Опровержение предлогов и пустых извинений иудеев. — Их злоба и жестоковыйность. — Добродетель мать благоразумия. — Грех рождается от глупости. — Мудрость того кто боится Бога, и неразумность того, кто не боится Его.

1. Много надлежит нам, возлюбленные, иметь попечения о делах духовных; и не будем думать, что для спасения достаточно заниматься ими как–нибудь. Если в делах житейских ничего великого достигнуть не может тот, кто исполняет их небрежно, и как случилось, то тем более так должно быть в делах духовных, потому что они и требуют наибольшей тщательности. Поэтому и Христос, отсылая иудеев к Писаниям, отсылал не для простого чтения, а для точного и обдуманного испытания их. Он не сказал: «читайте Писания», но: «исследуйте Писания», потому что сказанное о Нем в Писаниях требовало много внимания (как прикровенно сказанное для пользы людей того времени). Итак, Он повелевает им теперь со тщанием углубляться в Писания, чтобы они могли найти сокровенное в глубине их. Сказанное о Христе не поверхностно сказано и не на виду положено; но, как сокровище некое, положено в великой глубине. А кто, отыскивая положенное в глубине, с усердием и трудом не станет искать, тот и никогда не найдет искомого. Поэтому, сказав: «исследуйте Писания», Христос присовокупил: «ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную». Не сказал: «имеете», но: «думаете иметь», показывая, что надеющиеся спастись одним чтением, без веры, не могут приобрести никакого великого и важного плода. Он как бы так говорит: не уважаете ли вы Писаний? Не почитаете ли их источниками жизни? На них и Я теперь утверждаюсь, потому что они свидетельствуют о Мне. «Вы не хотите придти ко Мне, чтобы иметь жизнь». Итак, справедливо Он говорил: «думаете», потому что они не хотели повиноваться Писаниям, а только хвалились одним чтением их. Далее, чтобы, ради великого попечения Его об них, не стали они подозревать Его в любочестии, и чтобы не подумали, будто, желая от них веры Себе, Он наблюдает Свою выгоду (а Он упоминал и о голосе Иоанна, и о свидетельстве Бога Отца, и о Своих делах, и обещал жизнь, и употреблял все, чтобы привлечь их к Себе), — так как, говорю, многие, вероятно, подозревали, что Он говорил такие слова из любви к славе, то вот послушай, что Он прибавляет: «не принимаю славы от человеков» (ст. 41), т. е., не имею в ней нужды. Не такова, говорит, Моя природа, чтобы Мне нуждаться в человеческой славе. Если солнце от светильника не получает приращения света, тем более Я далек от того, чтобы иметь нужду в человеческой славе. А для чего говоришь это, могли сказать Ему, если не нуждаешься в славе? «Для того, чтобы вы спаслись» (ст. 34); это Он сказал еще прежде. Но то же самое выражает и здесь словами: «чтобы иметь жизнь» (ст. 40). Но Он выставляет и другую причину; какую? «Знаю вас: вы не имеете в себе любви к Богу» (ст. 42). Иудеи часто гнали Его, будто бы из любви к Богу, — за то, что Он делал Себя равным Богу (Ин. 5:18); с другой стороны Он знал, что они не хотели веровать в Него. Итак, если бы кто спросил: для чего же Ты говоришь это? — Он и отвечает: для того, чтобы обличить вас в том, что вы преследуете Меня не из любви к Богу. И сам Он свидетельствует обо Мне и делами и Писаниями. Как прежде вы Меня гнали, считая Меня богопротивником, так теперь, когда Я показал это, вам следовало бы обратиться ко Мне, если бы вы любили Бога. Но вы не любите Его: поэтому–то Я и сказал это, чтобы показать, что вы слишком надменны и напрасно хвалитесь, прикрывая только свою зависть. Но это доказывает Он не только из настоящих обстоятельств, но и последующих. «Я пришел, — говорит, — во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете» (ст. 43). Видишь ли, как Он и там и здесь говорит о Себе, что Он послан от Отца, и суд получил от Него, и ничего не может делать сам от Себя, именно для того, чтобы отсечь всякий предлог к неправомыслию. Но о ком это Он говорит: «придет во имя свое»? Здесь Христос намекает на антихриста, и вместе представляет неопровержимое доказательство их неблагомыслия. Если вы преследуете Меня, говорит Он, из любви к Богу, то гораздо более следовало бы так поступить с антихристом. Он ничего подобного не будет говорить, то есть, что послан от Отца, что пришел по воле Его; но совершенно напротив, насильственно будет похищать все ему не принадлежащее, и называть себя богом над всем, как и Павел пишет: «выше всего, называемого Богом или святынею, выдавая себя за Бога» (2 Фес. 2:4). Это именно и значит, что он «придет во имя свое». Но Я, говорит Христос, пришел не так, а во имя Отца Моего. Достаточно было и этого для доказательства, что они не любят Бога, так как не приняли того, кто говорил им о себе, что послан от Бога. Но в настоящем случае Он показывает бесстыдство их и с противоположной стороны — из того, что они готовы принять антихриста. Как скоро они не приняли говорившего им о себе, что Он послан от Бога, но готовы были поклониться тому, который не признает Бога, а превозносится и выдает себя за бога над всеми, то ясно, что гонение (на Христа) было делом зависти, а не любви к Богу. Таким образом, Христос представляет две причины на то, что сказал о Себе: сперва более снисходительную, сказав: «для того, чтобы вы спаслись», и: «чтобы иметь жизнь»; потом, — так как они намеревались осмеять Его, — представляет и более поразительную причину, показывая, что, хотя бы слушающие и не веровали Ему, Бог во всяком случае сделает Ему угодное.

2. Павел, беседуя об антихристе, пророчески сказал: «пошлет им Бог действие заблуждения, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду» (2 Фес. 2:11, 12). Но Христос не сказал, что антихрист придет, но: «если придет», щадя слушателей, потому что их нечестие тогда еще не вполне открылось. Вот почему Он умолчал о причине пришествия антихриста; а Павел с точностью означил эту причину для людей, могущих разуметь, и тем лишил иудеев всякого извинения. Но далее Христос показывает и причину их неверия, продолжая: «как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете» (ст. 44); таким образом, опять дает видеть, что они действительно не заботились о славе Божией, а под таким предлогом хотели только оправдать свою страсть. В таких поступках они так далеки были от желания славы Божией, что сами искали более славы человеческой, нежели Божией. Как же они могли возыметь такую неприязнь из–за славы Божией, которою столько пренебрегали, что даже предпочитали ей славу человеческую? Сказав же, что они не имеют любви к Богу, и доказав это двумя причинами — их поступками в отношении к Нему и будущими отношениями к антихристу, изъяснив притом, что они не заслуживают никакого прощения, Христос приводит на обличение их и Моисея, и так поражает их: «не думайте, что Я буду обвинять вас пред Отцем: есть на вас обвинитель Моисей, на которого вы уповаете. Ибо если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне. Если же его писаниям не верите, как поверите Моим словам» (Ин. 5:45–47)? Он как бы так говорит: своими действиями против Меня вы прежде Меня оскорбляете Моисея, потому что вы не веруете еще более Моисею, нежели Мне. Смотри, как Он со всех сторон лишает их всякого оправдания. Вы говорите, что гонением на Меня доказываете свою любовь к Богу? Но Я показал, что вы делаете это по нелюбви к Нему. Вы говорите, что Я нарушаю субботу и преступаю закон? Я отверг и это обвинение. Вы утверждаете, что по вере в Моисея дозволяете себе такие поступки против Меня? Я опять вам объясняю, что этим–то в особенности вы и доказываете свое неверие Моисею. Я столь далек от намерения идти против закона, что и обвинителем вашим будет не другой кто, а сам тот, кто дал вам закон. Как о Писаниях Христос говорил: «ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную», — подобным образом и о Моисее говорит: «на которого вы уповаете», связывая иудеев во всяком случае их собственными словами. Откуда же видно, сказали бы, что Моисей будет обвинять нас, и что Ты этим не напрасно хвалишься? Что общего у Тебя с Моисеем? Ты нарушаешь субботу, которую Моисей законоположил сохранять: каким же образом он может обвинять нас? Да откуда видно и то, что мы уверуем в другого, который придет в свое имя? Все это Ты говоришь без доказательств. Но все это (отвечает им Христос) выходит уже из предыдущего. Как скоро Моими делами, голосом Иоанна, свидетельством Отца подтверждено, что Я пришел от Бога, то ясно, что Моисей будет обвинять вас. Что он сказал? Не то ли, что, если явится муж, творящий чудеса, приводящий людей к Богу и верно предрекающий будущее, — такому с полною доверенностью надобно повиноваться? Христос не сделал ли всего этого? Он и чудеса совершал несомненно истинные, и к Богу всех привлекал, и Свои предсказания оправдывал исполнением их. Но откуда видно, что они уверуют в другого? Из самой ненависти их ко Христу. Отвергающие того, кто приходит по воле Божией, без сомнения, примут богопротивника. Если же Он указывает теперь на Моисея, а прежде говорил: «Я не от человека принимаю свидетельство» (Ин. 5:34), — ты этому не удивляйся: Он не к Моисею их отсылает, а к божественным Писаниям. Но так как Писания мало устрашали их, то Он обращает слово к лицу Моисея, представляя им обвинителя в самом законодателе, и таким образом производит в них гораздо сильнейший страх и опровергает все, что ни было сказано ими. Замечай же: они говорили, что преследуют Его из любви к Богу, — Он показывает, что они делают это по нелюбви к Богу. Они говорили, что держатся Моисея, — Он показывает, что они поступают так по недоверию к Моисею. Если они ревновали о законе, то им следовало принять исполнявшего закон. Если любили Бога, то им надлежало повиноваться привлекавшему их к Богу. Если верили Моисею, то им следовало поклониться Тому, о ком Моисей пророчествовал. А если ему не верили еще прежде, чем Мне, то нет ничего удивительного, что гоните и Меня, проповеданного им. И тогда, как иудеи благоговели к Иоанну, Христос доказывает их неверие, и таким образом все, чем они мечтали оправдать себя, Он постоянно обращает на их же голову. Я, говорит Он, столько далек от мысли — отвлекать вас от закона, что к обвинению вашему призываю и самого законодателя. Впрочем, хотя Он сказал, что Писания свидетельствуют о Нем, но где они свидетельствуют, этого не присовокупил, желая навести на них тем больший страх, обратить к испытанию Писаний и поставить в необходимость спрашивать Его самого об этом. А если бы Он предупредил их и объяснил это без вопросов с их стороны, то они отвергли бы и свидетельства Писаний. Теперь же, если они были внимательны к Его словам, — им следовало прежде всего спросить об этом и узнать от Него. Для этого–то Он особенно и распространяет не только Свои доказательства против них, но и прещения и угрозы, чтобы по крайней мере страхом изрекаемых на них слов вразумить их. Но, и несмотря на это, они молчат. Такова злоба! Что бы ни говорили, что бы ни делали, она не трогается, но упорствует, сохраняя в себе свой яд.

3. Поэтому надлежит извергать из души всякую злобу и никогда не сплетать никаких козней. «Превратен, — сказано, — путь человека развращенного» (Притч. 21:8), и: «святый Дух премудрости удалится от лукавства и уклонится от неразумных умствований» (Прем. 1:5). Ничто так не делает людей глупыми, как злоба. В самом деле, когда человек бывает коварен, неблагонамерен, непризнателен (а это виды злобы), когда раздражается ничем не обиженный, строит ковы, то не представляет ли в этом доказательство крайнего своего безумия? С другой стороны ничто так не делает людей разумными, как добродетель: она делает их признательными, благонамеренными, человеколюбивыми, тихими, кроткими, смиренными; она обыкновенно рождает и все другие совершенства. Кто же может быть мудрее человека с такими расположениями? Поистине, добродетель есть источник и корень мудрости, как всякий порок берет начало от неразумия. И надменный и гневливый человек увлекается этими страстями по недостатку благоразумия. Поэтому и пророк говорил: «смердят, гноятся раны мои от безумия моего» (Пс. 37:6), показывая, что всякий грех получает свое начало от неразумия. Напротив, человек добродетельный, имеющий в себе страх Божий, мудрее всех; потому и некий мудрец говорит: «начало мудрости — страх Господень» (Притч. 1:7). Если же бояться Бога значит иметь мудрость, а порочный не имеет этого, то, без сомнения, он лишен мудрости; а лишенный истинной мудрости бессмысленнее всех. Хотя многие удивляются людям порочным потому, что они могут делать другим обиды и вред, но они не понимают, что таких людей должно считать несчастнейшими из всех, потому что, думая вредить другим, они вонзают меч в себя самих; а это и есть признак крайнего безумия, когда кто, поражая самого себя, не сознает того, но думает, что он вредит другому, между тем как закалает сам себя. Потому и Павел, зная, что, поражая других, мы убиваем себя самих, говорит: «для чего бы вам лучше не терпеть лишения» (1 Кор. 6:7)? Чтобы не быть обидимым, не надобно обижать; чтобы не терпеть зла, не надобно делать зла, — хотя это может показаться загадкой людям обыкновенным и не желающим любомудрствовать. Итак, зная это, будем считать несчастными и оплакивать не обижаемых и оскорбляемых, а делающих другим обиды и оскорбления. Эти–то люди наиболее страдают, потому что они вооружат против себя Бога, отверзают уста тысяче обвинителей, приобретают худую славу в этой жизни и навлекают на себя великую казнь в будущем веке. Напротив обижаемые и все великодушно переносящие преклоняют и Бога к милосердию и всех людей к состраданию им, к похвалам и благорасположению. Такие люди, представляя величайшее доказательство своего любомудрия, и в этой жизни приобретают великую славу, и в будущей получат вечные блага, которых да сможем достигнуть и все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 42

«После сего пошел Иисус на ту сторону моря Галилейского, [в] [окрестности] Тивериады. За Ним последовало множество народа, потому что видели чудеса, которые Он творил над больными. Иисус взошел на гору и там сидел с учениками Своими. Приближалась же Пасха, праздник Иудейский» (Ин. 6:1–4).

1. Полезно иногда удаляться от гонительства. — 2. Чудо умножения хлебов. — Заблуждение маркионитов. — 3. С каким тщанием Иисус Христос назидает своих учеников совершением чудес. — 4. Должно презирать славу человеческую и богатства земли. — Почести и богатства мира сего несравнимы с почестями и благами, обещанными нам Богом. — Нужно любить не эту преходящую славу, а славу бессмертную. — Различие между служением миру и служением Иисусу Христу. — Против зрелищ. — Преступность тратить деньги на женщин худой жизни, вместо того, чтобы раздавать их бедным.

1. Не надобно, возлюбленные, входить в состязания с злыми людьми; но научимся, если только это не повредит нашей добродетели, уступать место их злым наветам. Таким образом укрощается всякая дерзость. Как стрелы, попадая во что–нибудь упругое, твердое и противодействующее, с большей силой отскакивают назад — на пустивших их; когда же стремительность их полета не встречает противодействия, то скоро теряет силу и прекращается, — так бывает и с дерзкими людьми. Когда мы идем наперекор им, они еще более свирепеют; когда же уступаем им и отстаем от них, тем легко укрощаем их неистовство. Таким образом и Христос, узнав о дошедшем до фарисеев слухе, что Он приобретает Себе учеников и крестит более, чем Иоанн, отошел в Галилею, чтобы погасить в них зависть и Своим удалением укротить их ярость, которая, конечно, родилась в них от этих вестей. Однако же, удалившись опять в Галилею, Он идет уже не в прежние места, — пришел не в Кану, а на ту сторону моря. «За Ним последовало множество народа, потому что видели чудеса, которые Он творил». Какие чудеса? Почему Евангелист не говорит о каждом из них? Потому, что этот Евангелист заботится о том, чтобы большую часть книги наполнить словами и беседами Христа к народу. Вот смотри: в продолжение целого года, даже и в праздник Пасхи, Евангелист не упоминает ни об одном чуде, кроме исцеления расслабленного и еще сына у царедворца. Евангелист не о том заботится, чтобы все пересказать: это и невозможно было бы; но из многого и великого — только немногое. «За Ним последовало, — говорит, — множество народа, потому что видели чудеса, которые Он творил». Это следование за Христом было делом не очень твердого убеждения; иудеи увлекались более чудесами, нежели высотою учения, которое слышали; а это было признаком грубых душ: знамения, сказано, не для верующих, а для неверных (1 Кор. 14:22). Но не таков был народ, упоминаемый у Матфея, а вот, послушай, каков: «народ дивился учению Его, — говорит Матфей, — ибо Он учил их, как власть имеющий». Но для чего Христос восходит теперь на гору и там садится с учениками? Для совершения имеющего быть чуда. А что взошли на гору только ученики, это — вина народа, который не последовал за Ним. Но не для этого только Он восходит на гору, а и для того, чтобы научить нас всегда уклоняться от шума и народной молвы, потому что уединение способствует любомудрию. Впрочем, Он часто и один восходил на гору и проводил там ночь в молитве, научая нас, что особенно приступающему к Богу должно удаляться от всякого шума и искать безмолвного времени и места. «Приближалась же Пасха, праздник Иудейский» (ст. 4). Почему же Он, скажешь, не идет на праздник, но, тогда как все спешат в Иерусалим, отправляется в Галилею, и не сам только, а ведет с Собою и учеников, и оттуда — в Капернаум? Это потому, что Он понемногу начинал уже отрешать закон, имея повод к тому в коварстве иудеев. «Иисус, возведя очи и увидев множество народа» (Ин. 6:5). Здесь Евангелист показывает, что Он никогда не сидел с учениками без дела, но что–нибудь излагал им, вероятно, с особенною обстоятельностью, учил и привлекал к Себе. Отсюда можно видеть, какое Он имел попечение о них, и как кротко и снисходительно обращался с ними. Они, сидя с Ним, вероятно, смотрели друг на друга. Потом, воззрев, Христос видит народ, идущий к Нему.

Другие Евангелисты говорят, что ученики, приступив к Нему, просили и умоляли Его не отпускать народ голодным (Мф. 14:15; Лк. 9:12); а Иоанн замечает, что Христос предложил об этом вопрос Филиппу. Мне кажется, справедливо и то, и другое; только происходило не в одно и то же время, но одно было прежде другого: поэтому одно было так, а другое — иначе. Почему же Он спрашивает Филиппа? Потому, что знал, которые из учеников Его наиболее требуют научения. А это — тот самый Филипп, который впоследствии говорил: «покажи нам Отца, и довольно для нас» (Ин. 14:8). Потому Христос заранее и наставляет его: если бы чудо совершилось без предварения, то оно не показалось бы столь дивным; но теперь Христос предварительно побуждает Филиппа признаться, что (в пище) скудость, чтобы, сознав, как велика была она, он тем лучше уразумел величие имевшего совершиться чуда. И вот что Христос говорит Филиппу: «где нам купить хлебов, чтобы их накормить» (ст. 5)? Так и в Ветхом Завете Бог говорил Моисею (а совершил чудо не прежде, как спросил его): «что это в руке у тебя» (Исх. 4:2)? Так как события необычайные, неожиданно случающиеся, обыкновенно приводят в забвение предшествовавшие обстоятельства, то Бог предварительно связал Моисея признанием настоящего положения своего, чтобы он, будучи потом поражен удивлением, уже не мог забыть того, что сам признал, и таким образом, через сравнение одного с другим, познал величие чуда. То же и здесь происходит. Спрошенный Филипп отвечает: «им на двести динариев не довольно будет хлеба, чтобы каждому из них досталось хотя понемногу». «Говорил же это, испытывая его; ибо Сам знал, что хотел сделать» (Ин. 6:6, 7). Что значит: «испытывая его»? Разве Христос не знал, что будет сказано Ему Филиппом? Этого нельзя думать.

2. Какой же смысл этого изречения? Его можно понять при пособии Ветхого Завета. Там также говорится: «и было, после сих происшествий Бог искушал Авраама и сказал ему: возьми сына твоего, которого ты любишь, Исаака» (Быт. 22:1, 2). Но Бог представляется там говорящим это не потому, чтобы хотел чрез искушение узнать последствие, то есть, будет ли Ему повиноваться Авраам, или нет (нужно ли это для Того, Кто ведает «все прежде бытия его» (Дан. 13:42)). Но в том и в другом случае сказано человекообразно. В том случае, когда Писание говорит, что Бог испытует сердца человеческие (Рим. 8:27), оно показывает испытание, свойственное не неведению, а напротив совершенному ведению; и когда говорит: «искушал», выражает не иное что, как ведение совершенное. Можно и иначе объяснить это, — именно, что Бог делает человека чрез искушение более испытанным, — и как тогда Авраама, так теперь Филиппа вопросом приводит Он к точному уразумению чуда. Потому–то, чтобы ты, остановившись на простоте изречения, не пришел к какой–либо неуместной мысли о вышесказанном, Евангелист и присовокупляет: «ибо Сам знал, что хотел сделать». Притом надобно и то заметить, что, как скоро могло быть какое–либо злое подозрение, Евангелист немедленно с великим старанием устраняет его. И вот, как здесь, чтобы слушатели не возымели такого подозрения, он присовокупляет ограничение, заметив: «ибо Сам знал, что хотел сделать», так, когда сказал, что иудеи гнали Его «за то, что Он не только нарушал субботу, но и Отцем Своим называл Бога, делая Себя равным Богу» (Ин. 5:18), Евангелист и здесь прибавил бы от себя замечание, если бы это не было намерением самого Христа, подтвержденным делами Его. Если Евангелист всегда предостерегает, чтобы кто не заподозрил слов самого Христа, то, гораздо более, он остерегался бы этого при изложении того, что говорили о Христе другие, когда бы замечал, что о Нем держатся не надлежащего мнения. Но Евангелист в настоящем случае не сделал этого, потому что знал, что такова мысль самого Христа и таково Его непоколебимое определение. Поэтому, сказав: «делая Себя равным Богу», он не сделал никакого замечания, так как это не было их испорченное понятие, а мысль истинная, утвержденная делами Христа. Между тем, когда был спрошен Филипп, Андрей, брат Симона, Петра, сказал: «здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки; но что это для такого множества» (ст. 9)? Андрей становится выше Филиппа; но и он не совсем понял дело. Я думаю, что он и не просто это сказал, а потому, что слышал о чудесах пророков, о том, например, как Елисей совершил чудо над хлебами. Поэтому, хотя Андрей и взошел на некоторую высоту, но не смог достигнуть самой вершины.

Отсюда же познаем мы, преданные сластолюбию, чем питались те великие и дивные мужи; обратим внимание на то, как скудна была их трапеза и по количеству и по качеству пищи, и будем подражать им. Но последние слова Андрея показывают великую немощь. Сказав: «есть пять хлебов ячменных», он присовокупил: «но что это для такого множества»? Он думал, что чудотворец мог бы сделать только из малого малое, а из большего большее. Но было не так. Для Господа равно легко было из большего или меньшего числа хлебов произвести изобилие в них, потому что Он не нуждался для этого в готовом веществе. Но, чтобы не думали, что тварь чужда Его премудрости (как впоследствии говорили клеветники — маркиониты), Он для совершения чудес употребляет в орудие самую тварь. Итак, когда оба ученика не знали, что делать, Он тогда уже и совершает чудо. Признав предварительно трудность дела, они, таким образом, получали более пользы, — именно тем, что, когда оно совершится, они тем более должны были познать силу Божию. Так как должно было совершиться чудо, которое творили и пророки, хотя не одинаковым образом, с другой же стороны Христос, пред совершением его, имел намерение воздать хвалу Богу, это, чтобы ученики не впали в какую–либо немощную мысль, — смотри, как Христос возвышает чудо над всеми другими самым образом совершения его, и показывает его отличие от чудес пророческих. Еще прежде, чем явились хлебы, Он уже творит чудо, чтобы ты знал, что Ему подчинено и не существующее, как существующее, как говорит Павел: «называющим несуществующее, как существующее» (Рим. 4:17). Как бы уже готова была трапеза, и совсем устроена, Он повелевает народу немедленно возлечь, и уже этим возбуждает мысль учеников. А они, уже получив пользу от сделанного им вопроса, тотчас повиновались, не смутились и не сказали: что это значит? Как Ты повелеваешь возлечь, когда еще ничего пред нами нет? Таким образом те, которые вначале так мало имели веры, что говорили: откуда нам купить хлеба? — те стали верить еще прежде, чем увидели чудо, и теперь охотно размещали народ. Но почему Христос, пред исцелением расслабленного, пред воскрешением мертвого, пред укрощением моря, не молился; а здесь, над хлебами, это делает? Он этим показывает, что, приступая к пище, нам должно воздавать благодарение Богу. С другой стороны, Он делал это обыкновенно в случаях не очень важных, чтобы ты знал, что Он это делает не по какой–либо нужде. А если бы нуждался (в молитве), то скорее Он делал бы это в чудотворениях важнейших. Но совершавший важнейшие чудеса Своею властью, без сомнения, и молитву совершал по снисхождению.

3. Притом же, тут было много народа, и его надлежало убедить, что Христос пришел по воле Божией. Поэтому, когда Он творит какое–нибудь чудо наедине, то ничего такого не показывает; а когда совершает чудо при многих, то, чтобы они уверовали, что Он не враг Богу, не противник Родившему Его, чрез возношение хвалы уничтожает такое подозрение. «Роздал возлежавшим, и насытились» (ст. 11, 12). Видишь ли, какое расстояние между рабом и Господом? Рабы чудодействовали, имея благодать только отчасти; а Бог совершает все с полным всемогуществом, во всей обширности. «И сказал ученикам: соберите оставшиеся куски. И собрали, и наполнили двенадцать коробов» (ст. 12, 13). Это не лишнее было доказательство чуда, но сделано было именно для того, чтобы не считали такого дела призраком; для того–то и совершил Он чудо из готового вещества. Но почему Он дал нести короба не народу, а ученикам? Потому, что хотел в особенности их научить, как будущих учителей вселенной. А народ немного пользы извлекал из чудес; он скоро их забывал и просил потом других чудес; ученики же должны были извлечь немаловажную пользу. Это было немалым осуждением и для Иуды, который также носил короб. А что это было сделано для научения их, видно из сказанного впоследствии, — когда Христос напоминал им об этом случае: «еще ли не понимаете, сколько коробов вы набрали» (Мф. 16:9)? По этой причине и число коробов с остатками хлебов было равно числу учеников. Впоследствии же, когда они уже были научены, остатков было не столько, а семь коробов. Но я дивлюсь не только такому умножению хлебов, но и, при множестве их, определенному количеству остатков. Он произвел их ни больше, ни меньше, а именно столько, сколько хотел, предвидя, сколько будет употреблено, что было делом Его неизглаголанной силы. Итак, самые куски удостоверяли в действенности чуда, показывая и то, что это событие было не призраком, и то, что куски остались именно от тех хлебов, которые народ ел. Что же касается до чуда над рыбами, то оно тогда было совершено из готовых рыб; а после, по воскресении Христа, уже не из готового вещества. Для чего? Чтобы мы знали, что и теперь Он употребил готовое вещество не по нужде, не потому, чтобы нуждался в основе, а чтобы заградить уста еретиков. «Тогда люди сказали: это истинно Пророк» (ст. 14). О, непомерное чревоугодие! Тысячи дел, гораздо более дивных, совершил Христос, и они не исповедали этого, а только теперь, когда насытились. Но из их слов видно, что они ожидали какого–то особенного пророка, потому что и Крестителю они говорили: ты «пророк»? (Ин. 1:21), — и здесь: «это Пророк. Иисус же, узнав, что хотят придти, нечаянно взять его и сделать царем, удалился на гору» (ст. 15). Увы, как преобладало в них чревоугодие! Какое было непостоянство в мыслях! Они уже не защищают закон, уже не обращают внимания на нарушение субботы, уже не ревнуют по Боге: они бросили все, лишь только чрево было наполнено. Христос стал для них и пророком, они хотят поставить Его и царем; но Он уклоняется. Для чего? Чтобы научить нас презирать мирские почести, и показать, что Он ни в чем земном не нуждается. Избравший для себя все убогое: и мать, и дом, и город, и воспитание, и одежду — не хотел славиться и земными отличиями. Что имел Он в небесах, то было славно и велико: ангелы, и звезда, и Отец глаголющий, и Дух свидетельствующий, и пророки, издалека предвозвестившие о Нем; а что было у Него на земле, то все было уничиженно, чтобы тем более проявлялась Его сила. Пришел же Он и нас научить — презирать мирское и никогда не увлекаться и не поражаться житейским блеском, но, отвергая все это, стремиться сердцем к будущему. А кто увлекается здешним, тот уже не станет восхищаться небесным. Поэтому Он и Пилату говорил: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18:36), чтобы не подумали о Нем, будто Он для внушения людям веры к Себе употреблял страх и силу. Но как же пророк сказал: «се Царь твой грядет к тебе, кроткий, сидящий на молодом осле, сыне подъяремной» (Зах. 9:9)? Здесь пророк говорит о царстве ином, небесном, а не земном. Потому–то Христос говорил также: «не принимаю славы от человеков» (Ин. 5:41).

4. Научимся же, возлюбленные, презирать человеческие почести и не желать их. Мы почтены величайшею честью, сравнительно с которой почесть земная поистине — бесчестие, смех и шутовство. Как и богатство земное сравнительно с небесным — убожество, и жизнь эта без той — смерть («предоставь, — говорит Христос, — мертвым погребать своих мертвецов» (Мф. 8:22)), так и слава здешняя в сравнении с тою — стыд и смех. Не будем же гоняться за нею. Если и те самые, которые воздают ее другим, ничтожнее тени и сновидений, то тем более самая слава. «Слава человеческая — как цвет на траве» (1 Пет. 1:24). А что может быть ничтожнее цвета травного? Но если бы слава земная была и долговечна, — какую пользу могла бы она принести для души? Никакой. Она даже причиняет величайший вред, делая людей рабами, хуже невольников, — рабами, которые повинуются не одному господину, а двум, трем и бесчисленным, дающим различные приказания. Во сколько раз лучше быть свободным, нежели рабом, — свободным от рабства людям, а рабом владычества Божия! Наконец, если хочешь любить славу, люби, но — славу бессмертную, потому что она и блистательнее, и пользы от нее больше. Люди велят тебе угождать им с ущербом для тебя самого; а Христос, напротив, за каждое твое даяние воздает тебе сторицею, и к тому прилагает еще жизнь вечную. Что лучше, на земле ли быть прославляемым, или на небесах, — от людей ли, или от Бога, — со вредом ли для себя, или с пользою, — увенчиваться ли на один день, или на бесконечные веки? Ты подай нуждающемуся, а не давай пляшущему, чтобы с деньгами не погубить тебе и души его. Чрез неуместную щедрость ты становишься виновником его погибели. Если бы плясуны знали, что их искусство останется без прибыли, то они давно перестали бы заниматься им. Но они видят, что ты рукоплещешь, бежишь к ним, входишь в издержки, истрачиваешь все достояние на них; поэтому, хотя бы и не хотели продолжать своего дела, увлекаются, однако же, желанием прибыли. Если бы они знали, что никто не станет хвалить их ремесла, то немедленно оставили бы свои труды, как неприбыльные. Но когда видят, что дело их служит для многих предметом удивления, то похвала других делается для них приманкой. Оставим же бесполезные издержки. Научимся, на что и когда должно издерживать свое достояние, чтобы не прогневить нам Бога в обоих случаях: и собирая, откуда не следует, и расточая, на что не должно. Какого гнева не заслуживаешь ты, когда даешь деньги блуднице, но проходишь мимо нищего без внимания? Если бы ты давал и от праведных трудов, и тогда не грешно ли было бы давать награду за порок, и честь за то, за что следовало бы наказывать? Когда же ты питаешь свое сладострастие, ограбляя сирот и обижая вдов, то подумай, какой огонь ожидает дерзающих на такие дела? Послушай, что говорит Павел: «не только делают, но и делающих одобряют» (Рим. 1:32). Быть может, мы уже слишком укоряем вас; но, если бы мы и не укоряли, все же наказания ожидают неисправимых грешников. Что же пользы угождать словами тем, которые на самом деле подлежат наказаниям? Ты одобряешь плясуна? Хвалишь, восхищаешься им? Итак, ты хуже и его самого, потому что он может извиняться бедностью, хотя и не основательно, а ты не имеешь и этого оправдания. Если я спрошу его, зачем он, оставив прочие занятия, обратился к этому презренному и непотребному, — он скажет, что в этом занятии, трудясь немного, он может получить прибыли много. А если я спрошу тебя, почему ты восхищаешься человеком распутным, живущим на погибель других, — ты не можешь прибегнуть к тому же оправданию, но принужден будешь поникнуть долу, устыдиться и краснеть. Итак, если нам, требующим от тебя отчета, ты не имеешь ничего сказать, то как мы устоим, когда откроется то страшное и неумолимое судилище, на котором мы должны будем отдать отчет и в помыслах, и в делах, и во всем? Какими очами воззрим на Судию? Что скажем? Чем оправдаемся? Какое представим извинение — благовидное, или неблаговидное? Издержки ли, удовольствие ли, или гибель других, которых мы губим, поддерживая их ремесло? Ничего нельзя будет сказать, но неизбежно подвергнемся казни, не имеющей конца, не знающей предела. Чтобы этого не случилось с нами, отселе будем всячески осторожны, и, таким образом, по отшествии отсюда с благою надеждою, мы достигнем вечных благ, которые и да получим все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 43

«Когда же настал вечер, то ученики Его сошли к морю и, войдя в лодку, отправились на ту сторону моря, в Капернаум. Становилось темно, а Иисус не приходил к ним. Дул сильный ветер, и море волновалось» (Ин. 6:16–18).

1. Иисус Христос утишает бурю. — Некоторые чудеса Он совершает при одних только учениках. — 2. Непостоянство и легкомыслие народа. — Чудо перехода через Чермное море и отличие его от чуда хождения Иисуса Христа по морю. — От Бога нужно просить только духовных благ. — Почему злодеи и грешники часто бывают богатыми? — Должно любить истинное богатство.

1. Христос, не только находясь телом с учениками Своими, но и будучи далеко от них, устрояет полезное для них. Как всемогущий и премудрый, он и противные случаи направляет к одной цели. Вот смотри, что Он делает и в настоящем случае: Он оставляет учеников и восходит на гору. Они, оставленные Учителем, так как уже было позднее время, сошли к морю и до вечера оставались в ожидании Его возвращения. А когда наступил вечер, они уже не могли удержаться, чтобы не пойти и не поискать Его: так сильна была любовь их к Нему. Они не говорят: теперь вечер, и ночь наступает, куда же теперь мы пойдем? Место опасное и время небезопасное. Но, пламенея любовью к Нему, они сходят на корабль. Евангелист не без цели, конечно, означает и время, а для того, чтобы тем показать пламенную их любовь. Для чего же Христос оставляет их и удаляется, а еще более — для чего является один, идя по морю? В первом случае Он научал их, каково им быть без Него, и хотел усилить в них любовь к Нему; а в другом — Он показывал им опять Свое могущество. Как не с народом только они слушали учение, так не с народом только видели и чудеса. Тем, которые должны были получить власть над вселенной, надлежало иметь нечто более, чем другим. А какие чудеса, спросишь, они видели одни? Преображение на горе, настоящее чудо на море, многие и великие чудеса по воскресении, а по этим я заключаю и о других. Шли же они в Капернаум, не зная наверное, но только надеясь встретить Его там, или даже во время плавания. На это сделал намек и Иоанн, сказав, что «становилось темно, а Иисус не приходил к ним. Дул сильный ветер, и море волновалось». Чего же они смущаются? Многие и различные обстоятельства приводили их в смущение: и время, потому что была тьма, и буря, потому что море воздымалось, и место, потому что они были не близко от земли, но отплыли «около двадцати пяти стадий» (ст. 19), и наконец, необычайность явления, потому что они видят Его ходящим по морю. При этом–то сильном их смущении, Он говорит им: «это Я; не бойтесь» (ст. 20). Для чего же Он явился? Чтобы показать, что Он есть тот, кто укротит бурю. На это указал Евангелист, сказав: «они хотели принять Его в лодку; и тотчас лодка пристала к берегу» (ст. 21). Значит (Христос) сделал их плавание не только безопасным, но и благопоспешным. Народу Он не показал Себя ходящим по морю, потому что это чудо было выше его немощи. Да и ученики недолго видели Его в этом положении, а едва лишь Он явился им, как и удалился. Мне кажется, это чудо другое, а не то, которое рассказывается у Матфея (гл. 14), и что оно действительно другое, это видно из многого. Христос часто совершал одни и те же чудеса с тем, чтобы не только привести зрителей в великое изумление, но и приготовить их принимать эти чудеса с многою верою. «Это Я; не бойтесь». Сказав эти слова, Он изгнал страх из их душ; а в другом месте Он поступает не так. Потому–то и Петр говорил: «Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе» (Мф. 14:28). Отчего же они тогда приняли эти слова не вдруг, а теперь поверили? Оттого, что тогда буря продолжала еще качать корабль, а теперь вместе с словами Христа наступала тишина; или, если не по этой причине, то по той, о которой я сказал прежде, т. е., что Христос, часто совершая одни и те же чудеса, чрез чудеса предыдущие делал более удобоприемлемыми чудеса последующие. Для чего же Он не взошел на корабль? Чтобы сделать чудо более поразительным, а вместе с тем яснее открыть им Свое божество, и показать, что и тогда, когда Он благодарил, делал это не потому, чтобы нуждался в помощи, а из снисхождения к ним. Итак, Он попустил быть буре, чтобы они всегда искали Его, потом вдруг прекратил ее, чтобы показать Свою силу, и не взошел на корабль, чтобы сделать чудо поразительнее. «На другой день народ, стоявший по ту сторону моря, видел, что там, кроме одной лодки, в которую вошли ученики Его, иной не было, и что Иисус не входил в лодку», вошел и сам в другие корабли, пришедшие от Тивериады (ст. 22–24). Для чего же с такою обстоятельностью повествует Иоанн? Почему бы ему не сказать: а на другой день переправился на ту сторону и народ? Этим он хочет показать нам нечто другое. Что же такое? Что Христос и народу, хотя не прямо, но косвенно, дал возможность уразуметь случившееся. Видели, говорит, «что там, кроме одной лодки, иной не было, и что Иисус не входил в лодку», и вошедши в корабли тивериадские, «приплыли в Капернаум, ища Иисуса» (ст. 24). Что другое, в самом деле, можно было подумать, кроме того, что Он перешел море, пешешествуя по нему (потому что нельзя было сказать, что Он переправился на другом каком–либо корабле: «там, кроме одной лодки, — сказано, — в которую вошли ученики Его, иной не было»). Однако же, и после такого чуда, они, пришедши, не спросили Его, как Он переправился, как прибыл, и не позаботились узнать о таком чуде; а что говорят? «Равви! когда Ты сюда пришел» (ст. 25)? Разве кто станет утверждать, что слово: «когда» ими сказано здесь вместо «как».

2. Следует и здесь обратить внимание на непостоянство их мыслей. Те, которые говорили: «это Пророк», которые старались восхитить Его и сделать царем, нашедши Его, не думают ни о чем таком, но забыв, как мне кажется, о чуде, более уже не удивляются ничему прежде бывшему. Они искали Его, но, конечно, потому, что хотели опять насладиться трапезой так же, как прежде. Перешли некогда Чермное море и иудеи, под предводительством Моисея; но большое различие между тем, что было там, и что — здесь. Тот все совершал молясь, и как раб; а этот — со всею властью. Там вода уступила напору ветра, так что можно было перейти посуху; здесь же было большее чудо: море оставалось в своем естественном состоянии и таким образом носило Владыку на своем хребте, подтверждая изречение, которое говорит: «Он ходит по высотам моря» (Иов. 9:8). Между тем благовременно совершил Он чудо над хлебами, намереваясь войти в строптивый и непокорный Капернаум. Он хотел смягчить неверие жителей этого города чудесами, не только бывшими в нем, но и совершенными вне его. Стечение в этот город такого множества народа, выказавшего великое усердие, какого не могло бы смягчить и камня? Но с ними не случилось ничего подобного; нет, — они желали только пищи телесной, а потому Иисус и укоряет их. Зная это, возлюбленные, будем благодарить Бога и за чувственные блага, но еще гораздо более — за духовные. Этого хочет и Он, и ради этих–то благ дарует и те, привлекая и научая ими несовершенных, как людей еще сильно привязанных к миру. Впрочем, если они, получив эти блага, на них и останавливаются, то подвергаются осуждению и наказанию. Вот и расслабленному Христос хотел дать прежде благо духовное, но присутствующие этого не вынесли. На Его слова: «прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2) они сказали: «Он богохульствует».

Да не будет же с нами, убеждаю вас, ничего подобного; но блага духовные да будут предметом наших особенных забот. Почему? Потому, что когда есть блага духовные, не бывает никакого вреда от неимения благ телесных. А если нет их, то какая нам останется надежда, какое утешение? Потому о них всегда нужно молить Бога и их просить. О них молиться научил нас и Христос. И если мы вникнем в ту молитву, то не найдем в ней ничего плотского, но все духовное. Даже и то немногое чувственное, о чем мы просим в ней, становится от образа прошения духовным. Уже и одно наставление не просить ничего более, как только хлеба «насущного», т. е., ежедневного, было бы знаком ума духовного и любомудренного. Но смотри, что предшествует этому: «да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф. 6:9, 10). Затем, сказав о том чувственном, Он тотчас уклонился и опять пришел к учению духовному, говоря: «прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф. 6:12). Ничего (не сказал) о начальстве, ничего о богатстве, ничего о славе, ничего о власти, но включил в молитву все, что клонится к пользе души, — ничего земного, но все небесное. Итак, если нам заповедано воздерживаться от вещей житейских и настоящих, то как будем мы несчастны и жалки, когда станем просить у Бога того, что Он заповедал нам отвергать, если и имеем, чтобы избавить нас от забот, а чего повелел просить, о том не будем иметь никакого попечения, или даже не будем и желать того? Подлинно это значит пустословить. Потому–то, хотя мы и молимся, но не получаем успеха. Как же, скажешь, богатеют люди злые? Как неправедные, преступные, хищники, лихоимцы? Не Бог дарует им это, — нет. Но как же Бог попускает? Как попускал некогда и богачу, соблюдая его для большего наказания. Вот послушай, что сказано ему: «чадо! ты получил уже доброе твое, а Лазарь — злое; ныне же он утешается, а ты страдаешь» (Лк. 16:25). Итак, чтобы и нам не услышать этого голоса, нам, которые суетно и безрассудно проводим жизнь в роскоши и прилагаем грехи ко грехам, станем заботиться о приобретении истинного богатства и совершенного любомудрия. Чрез это мы получим обетованные блага, которых и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 44

«Иисус сказал им в ответ: истинно, истинно говорю вам: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились. Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную» (Ин. 6:26, 27).

1. Должно заботиться не о пище тела, а о пище души. — 2. Нужно просить у Бога того, что пристойно просить у Него. — Удовольствия и скорби, блага и бедствия мира сего не имеют в себе ничего действительного. — Не нужно поэтому желать одних и бояться других. — В другом мире все вечно — наказания и награды. — Изображение благ жизни настоящей и жизни будущей.

1. Снисходительность и кротость не везде полезны; бывают случаи, когда учителю нужна и строгость. Так, когда ученик ленив и упрям, нужно употребить против него и наказание, чтобы возбудить его от лености. Так поступил и Сын Божий, и во многих других случаях, и в настоящем. Когда народ пришел и, найдя Иисуса, стал с лестью говорить Ему: «Равви! когда Ты сюда пришел» (ст. 25), — то Он, чтобы показать, что не ищет чести у людей, а имеет в виду одно только — спасение их, отвечал ему со строгостью. Он хотел этим не только исправить народ, но и открыть и обнаружить его мысли. Что же Он говорит? «Истинно, истинно говорю вам» (определительно и утвердительно), «вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились». Поражает словом и обличает, но не жестоко и сильно, а с большим снисхождением. Не сказал: о, сластолюбцы и чревоугодники! Я совершил столько чудес, но вы никогда не последовали за Мной, и не подивились совершенному; но — с некоторой кротостью и спокойствием: «вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились», указывая не на прежние только чудеса, но и на чудо настоящее. Он как бы так говорит, чем и обличает их: не чудо над хлебами поразило вас, а то, что вы насытились. А что Он говорил о них не по догадке, это они сами тогда же показали. Они, действительно, за тем снова и пришли, чтобы насладиться тою же пищею, а потому–то и говорили: «отцы наши ели манну в пустыне» (ст. 31), опять привлекая Его к пище плотской, что и заслуживало обвинения и величайшего осуждения. Но Христос не останавливается на обличении, а присоединяет к нему и наставление, говоря: «старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий, ибо на Нем положил печать [Свою] Отец, Бог» (ст. 27). А эти слова имеют такое значение: не заботьтесь нисколько об этой пище, но — о той духовной. Но так как некоторые из людей, желающих жить праздно, злоупотребляют этими словами, как будто бы Христос отвергал в них трудолюбие, то теперь благовременно ответить и им. Они порочат целое, так сказать, христианство и подвергают его осмеянию за праздность. Но прежде надобно обратиться к изречению Павла. Что же он говорит? Поминайте слова Господа, сказавшего: «блаженнее давать, нежели принимать». (Деян. 20:35). Но из чего было бы давать тому, кто сам ничего не имеет? Как же Марфе сказал Иисус: «ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть» (Лк. 10:41, 42), — и еще: «не заботьтесь о завтрашнем дне» (Мф. 6:34)? Необходимо теперь все это разрешить не только для того, чтобы отвратить людей праздных, если только захотят, но и для того, чтобы показать, что слова Божии не противоречат между собою. Вот и в другом месте апостол говорит: «умоляем же вас, более преуспевать и усердно стараться о том, чтобы жить тихо, делать свое [дело], чтобы вы поступали благоприлично перед внешними» (1 Фесс. 4:10–12); и еще: «кто крал, вперед не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся» (Еф. 4:28). Здесь Павел заповедал даже не просто заниматься делом, но с таким трудом, чтобы было из чего подать и другому. И в другом месте опять он же говорит: «нуждам моим и [нуждам] бывших при мне послужили руки мои сии» (Деян. 20:34). И в послании к Коринфянам говорил: «За что же мне награда? За то, что, проповедуя Евангелие, благовествую безмездно» (1 Кор. 9:18). И когда он был в том городе (в Коринфе), то находился у Акиллы и Прискиллы, и трудился (Деян. 18:2, 3): «ибо ремеслом их было делание палаток». Все это, по–видимому, находится в большом противоречии с сказанным, и потому необходимо представить на это разрешение.

Что же нам ответить? Что не печься не значит не трудиться, но — не привязываться к вещам житейским, т. е. не заботиться о покое на завтра, но считать эту заботу излишнею. Можно и трудиться и не собирать ничего на завтра, можно и трудиться и ни о чем не печься. Попечение и труд не одно и то же. Иной и трудится не для того, чтобы полагаться на труд, но чтобы подать нуждающемуся. Равным образом, и слова, сказанные к Марфе, относятся не к труду и занятию делом, а к тому, что надобно знать время (для труда), и времени, определенного для слушания, не употреблять на дела плотские. Значит, Он сказал те слова не с тем, чтобы вовлечь Марфу в праздность, но чтобы привлечь к слушанию. Я пришел, говорит Он, научить вас необходимому; а ты безпокоишься об обеде? Ты хочешь меня принять и приготовить дорогую трапезу? Приготовь другой пир, предложи Мне усердное слушание и подражай ревности сестры. И не с тем это Он сказал, чтобы запретить гостеприимство, — нет, совсем нет, — но чтобы показать, что во время слушания не должно заниматься другими делами. А словами: старайтесь не о пище тленной (не делайте брашна гиблющего) — не то дает разуметь, будто должно жить в праздности (это–то по преимуществу и есть пища тленная (брашно гиблющее), так как всякому злу научила праздность — Сирах. 33:28), — но то, что должно трудиться и подавать. Вот это пища (брашно) уже не тленная (гиблющее). Напротив, если кто трудясь питает, напаяет и одевает Христа, то не найдется никого столько безчувственного и несмысленного, кто сказал бы, что такой человек делает пища тленная (брашно гиблющее), потому что за эту пищу (брашно) обещано будущее царство и те блага. Эта пища (брашно) остается навсегда. С другой стороны, так как иудеи вовсе не заботились о вере, не старались узнать, кто совершает такие дела и какою силою, а хотели только одного — насыщаться, ничего не делая, то Христос справедливо назвал такую пищу пищей тленной (брашном гиблющим). Я напитал ваши тела, говорит Он, чтобы вы отселе искали пищи другой, пребывающей, питающей душу; а вы опять бежите к пище земной. Значит, вы не понимаете, что Я веду вас не к этой несовершенной пище, а к той, сообщающей не временную жизнь, но вечную, питающей не тело, но душу. Потом, так как Он выразился о Себе столь возвышенно и сказал, что Он дает ту пищу, то, чтобы сказанное опять не показалось им странным, Он подаяние этой пищи относит к Отцу, сообщая тем достоверность Своим словам. Сказав: «которую даст вам Сын Человеческий», Он присовокупил: «ибо на Нем положил печать [Свою] Отец, Бог», т. е. послал с тем, чтобы Он принес вам эту пищу. Впрочем, это изречение допускает и другое толкование, потому что Христос говорит и в другом месте: кто слушает Мои слова, на нем положил печать Отец, «что Бог истинен» (Ин. 3:39), т. е. показал очевидно. Это же, мне кажется, и здесь означает вышеприведенное изречение. В самом деле, «положил печать» Отец — значит не другое что, как — показал, открыл Своим свидетельством. Правда, Христос и сам Себя показал; но, так как говорил с иудеями, то поставил на вид свидетельство Отца.

2. Научимся же, возлюбленные, просить у Бога того, чего должно просить у Него. Те, т. е. житейские обстоятельства, каковы бы ни были, не приносят нам никакого вреда. Обогатимся ли мы, — насладимся только здесь удовольствиями. Впадем ли в бедность, — не потерпим от того никакой беды. Ни отрадные обстоятельства этой жизни, ни печальные не заключают в себе достаточной причины для печали и для удовольствия, но и те и другие не стоят нашего внимания, и протекают с большою скоростью, отчего справедливо называются и путем, так как проходят и не могут оставаться надолго. Между тем будущие, — и то и другое, отымается на веки — как наказание, так и царство. Итак, в отношении к будущему станем прилагать большее старание, чтобы одного избежать, а другого достигнуть. Какая, в самом деле, польза от наслаждения земного? Сегодня оно есть, а завтра — прах рассеянный; сегодня — огонь пылающий, а завтра — пепел остывший. Но не таковы блага духовные: они всегда сияют и цветут и с каждым днем становятся прекраснее. То богатство никогда не гибнет, никогда не переводится, никогда не истощается, никогда не подвергает безпокойству, зависти или порицанию, не губит тела, не растлевает души, не возбуждает зависти, не навлекает ненависти, между тем как все это соединено с богатством. Та слава не доводит до безумия, не рождает надменности, никогда не перестает и не помрачается. Покой и наслаждение на небесах также непрерывны, всегда неизменны и безсмертны: нельзя найти для них ни предела, ни конца. Возжелаем же, убеждаю вас, этой жизни. Если будем ее желать, то не поставим ни во что блага настоящие, но станем презирать их, смеяться над ними. Все, что имеет конец, не очень вожделенно. Все, что прекращается, что сегодня есть и чего завтра нет, хотя бы то было что–нибудь и очень великое, — все это кажется слишком малым и не стоящим внимания. Итак, будем любить не скоротечные, не преходящие и утекающие блага, но блага постоянные и неизменные, чтобы и сподобиться их, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 45

«Итак сказали Ему: что нам делать, чтобы творить дела Божии? Иисус сказал им в ответ: вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал. На это сказали Ему: какое же Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе? что Ты делаешь» (Ин. 6:28–30)?

1. Сластолюбие есть погибель для души. — 2. Что такое хлеб жизни? — 3. Необходимость веры и благодати для спасения. — Иисус Христос часто говорил о воскресении, и причина этого. — 3. Частое напоминание о воскресении побуждает избегать зла и делать добро. — Воскресение и суд разрушают рок. — Ничто не совершается по необходимости или случайно. — Несомненность воскресения и суда: людей без веры постигнет то же, что и неверующих во времена потопа и Лота. — Кончина мира внезапно постигнет людей. — Доказательства несомненности воскресения и Страшного Суда.

1. Нет ничего хуже, ничего постыднее чревоугодия. Оно делает ум тупым; оно делает душу плотскою; оно ослепляет и не позволяет видеть. Вот смотри: это случилось и с иудеями. Так как, будучи преданы чревоугодию, они всецело были заняты предметами житейскими и не думали ни о чем духовном, то хотя Христос возбуждает их множеством слов, исполненных то строгости, то снисходительности, но и при всем этом они не встают, а по прежнему лежат долу. Посмотри, Он сказал им: «вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились» (ст. 26), — (и чрез это) поразил обличением; показал, какой должно искать пищи, сказав: «старайтесь не о пище тленной»; предложил им награду в словах: «но о пище, пребывающей в жизнь вечную» (ст. 27); наконец предупредил их возражение, сказав, что Он послан Отцом. Что же они? Как бы не слыхав ничего, говорят: «что нам делать, чтобы творить дела Божии»? Сказали же это (как показывают последующие обстоятельства) не с тем, чтобы узнать и исполнить, но чтобы расположить Его — опять дать им пищу и насытить их. Что же Христос? «Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал». На это они сказали: «какое же Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили? Отцы наши ели манну в пустыне» (ст. 30, 31). Ничего нет безчувственнее, ничего безсмысленнее этих слов. Тогда как чудо было еще пред их глазами, они говорили так, как будто еще не сделано ни одного чуда: «какое же Ты дашь знамение»? И, сказав это, не предоставляют Ему на произвол выбор чуда; но хотят поставить Его в необходимость совершить не другое какое–либо чудо, а именно такое, какое было при их предках. Потому–то и говорят: «отцы наши ели манну в пустыне», думая тем подстрекнуть Его — совершить такое чудо, которое могло бы напитать их телесно. В самом деле отчего они вспомнили не о каком–либо другом из прежних чудес, хотя их тогда много было совершено и в Египте, и над морем, и в пустыне, — но именно о манне? Не оттого ли, что сильно желали ее, будучи порабощены чревоугодию? Как же вы, называвшие Его пророком и хотевшие поставить царем, потому что видели чудо, — как вы теперь, как будто не было никакого чуда, оказываетесь неблагодарными и непризнательными, и просите чуда, как просили бы прихлебатели и голодные псы? Теперь ли дорога вам манна, когда душа ваша изнемогает? И заметь хитрость их слов. Не сказали: Моисей сотвори такое–то чудо, а Ты какое сделаешь, — чтобы не раздражать Его; но ожидая от Него пищи, все еще обращаются к Нему с великою почтительностью. С другой стороны, не говорят и того, что Бог сотворил такое–то чудо а Ты какое сделаешь, — чтобы не подать мысли, будто они равняют Его Богу. Не упоминают и о Моисее, чтобы не подать мысли, будто унижают Его. Но избирают средину, говоря: «отцы наши ели манну в пустыне». Христос мог, конечно, сказать: Я совершил чудеса большие, чем Моисей, и не нуждался в жезле, не имел надобности в молитве, но все совершил Сам Собою. Если же вы напоминаете манну, то вот Я дал вам и хлеб. Но тогда не время было говорить это, а была одна забота обратить их к пище духовной. И смотри, с какою безпредельною мудростью Христос отвечает им: «не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес» (ст. 32). Почему же Он не сказал: не Моисей дал, а Я; но вместо Моисея указал на Бога и вместо манны на Себя? Потому, что велика была немощь слушателей, как это видно из последующего. И тогда, как Он сказал эти самые слова, Он не остановил их. Хотя и вначале говорил: «вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились» (ст. 26), и в последующих словах исправлял их, но, не смотря на все это, они не перестают (требовать хлеба). Когда Христос обещал самарянке дать воду, то при этом не упомянул об Отце, а просто так сказал: «если бы ты знала Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую», — и опять: «вода, которую Я дам» (Ин. 4:10, 14), — но не отсылает к Отцу. Здесь же упоминает об Отце, чтобы ты узнал, как велика была вера самарянки и как велика немощь иудеев. Но ведь манна была не с неба; как же говорится: «с небес»? Так же, как Писание говорит: «птиц небесных», и опять: «Возгремел на небесах Господь» (Пс. 8:9; 17:14). Хлебом же истинным называет тот хлеб не потому, чтобы чудо над манной было ложно, а потому что она была образом, а не самою истиною. А упомянув о Моисее, не противопоставил Себя ему, потому что иудеи еще не предпочитали Его Моисею, а напротив о Моисее имели высшее понятие, чем о Нем. Поэтому, сказав: «не Моисей дал», Он не присовокупил: Я даю, но вместо того сказал: «Отец дает». Услыхав это, они опять говорят: дай нам есть хлеб этот, — потому что все еще думали, что это нечто чувственное, все еще ожидали насыщения своего чрева, а оттого и стеклись так скоро. Что же Христос? Мало–помалу возвышая их мысль, продолжает: «хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру» (ст. 33), — не иудеям только, но и всей вселенной. Потому–то и не сказал просто — пищу, но — жизнь, какую–то другую и отменную, чтобы показать, что все были мертвы. Но они все еще поникают долу и говорят: «подавай нам такой хлеб» (ст. 34). Обличая их за то, что они, пока предполагали трапезу чувственную, дотоле стекались к Нему а как скоро узнали, что это некая духовная трапеза, то уже не приступают к Нему, Христос говорит: «Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда. Но Я сказал вам, что вы и видели Меня, и не веруете» (ст. 35, 36).

2. Так еще прежде говорил и Иоанн: еже ведает, глаголет, «и что Он видел, о том и свидетельствует; и никто не принимает свидетельства Его» (Ин. 3:32). Равным образом, и Христос: «мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы свидетельства Нашего не принимаете» (Ин. 3:11). Делает же это, предупреждая их и показывая, что их неверие не смущает Его, что Он не ищет славы и знает сокровенные их мысли, как настоящие, так и будущие. «Я есмь хлеб жизни». Намеревается уже приступить к учению о таинстве, и сначала беседует о Своем божестве, говоря: «Я есмь хлеб жизни», — потому что это сказано не о теле. О теле говорит под конец: «хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя» (ст. 51), — а теперь говорит о божестве. Плоть (Христова) ради Бога Слова есть хлеб, равно как и этот хлеб ради наития на него Духа бывает хлебом небесным. Здесь Христос не приводит свидетелей, как в прежней беседе, потому что имеет свидетельство в чуде над хлебами, да и иудеи все еще показывали вид, что верят Ему, между тем как там противоречили Ему и порицали Его. Вот почему Он здесь и говорит прямо. Между тем иудеи, надеясь насладиться пищею телесною, остаются и не смущаются, пока впоследствии не потеряли всякой надежды. Но Христос, не смотря и на это, не замолчал, а напротив, сказал многое в их вразумление и обличение. Они же, называвшие Его пророком в то время, как ели, теперь соблазняются и называют Его сыном тектона. А тогда не соблазнялись, когда ели хлебы, но говорили: «это Пророк», и хотели сделать Его царем. По–видимому, они досадовали на то, что Он сказал: «Я сошел с небес»; но настоящей причиной их негодования было не это, а то, что они потеряли всякую надежду насладиться телесною трапезой. Если бы они действительно негодовали (на те слова), то им следовало бы спросить и узнать, каким образом Он есть хлеб животный и как сошел с неба. Между тем этого они не делают, а ропщут. И что не это их соблазняло, видно из следующего. На Его слова: «Отец Мой дает вам хлеб», они не сказали: умоли Его, чтобы дал; а что? «Подавай нам хлеб». Хотя Он и не сказал: Я даю, но: «Отец Мой дает», однако же, из желания пищи, они признали, что и Он может подать ее. Каким же образом, признав, что и Он может подать пищу, они могли потом соблазняться, и притом тогда, как услышали, что Он дает ее? Итак, какая же тому причина? Они услышали, что больше не получат уже пищи, и поэтому опять начали не верить и в оправдание своего неверия представляют то, что Его слово слишком высоко. Поэтому Он и говорит: «вы и видели Меня, и не веруете», указывая, с одной стороны, на чудеса, с другой, на свидетельства Писаний. «Они», говорит, «свидетельствуют о Мне» (Ин. 5:39). Еще: «Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня» (5:43). Еще: «как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу» (5:44)? «Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет; и приходящего ко Мне не изгоню вон» (6:37). Смотри, как Он все делает для спасения людей. С тою именно целью Он и присовокупил это, чтобы не показалось, будто Он занимается предметами ненужными и говорит без цели. Что же Он говорит? «Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет; и Я воскрешу его в последний день» (6:37, 40). Но почему Он упоминает и об общем воскресении, в котором будут участвовать и нечестивые, как об особенном даре верующих в Него? Потому, что и речь у Него не просто о воскресении, но именно о таком воскресении. Сказав наперед: «не изгоню» его и не погублю ничего из того, что Он Мне дал (6:37, 39), Он потом уже говорит о воскресении. В воскресение действительно одни будут извержены, как можно видеть из слов: «возьмите его и бросьте во тьму внешнюю» (Мф. 22:13), а другие погибнут, как и это видно из слов: «бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф. 10:28). Таким же образом, слова: живот вечный даю — значат тоже, что слова: «изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения» (Ин. 5:29). Вот на это–то воскресение, которое принадлежит людям добрым, Он и указал здесь. А что Он хочет сказать словами: «Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет»? В них Он обличает неверие иудеев и показывает, что неверующий Ему преступает волю Отца, только говорит об этом не так прямо, но прикровенно. Так поступал Он и всегда, когда хотел показать, что неверующие оскорбляют не Его только, но и Отца. В самом деле, если в том воля Отца и для того пришел (Христос), чтобы спасти весь мир, то неверующие преступают волю Отца. Итак, когда кого–либо, говорит, путеводит Отец, то ничто не может воспрепятствовать ему придти ко Мне. Это Он говорит и ниже: «никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец» (ст. 44). А Павел сказал, что Он передает их Отцу: «когда», сказано, «предаст Царство Богу и Отцу» (1 Кор. 15:24). Итак, как Отец, когда дает, тем ничего не лишает Себя, так и Сын, когда передает, тем ничего не отнимает от Себя. Говорится же о Нем, что Он передает, потому что «через Него» мы получили доступ (Еф. 2:18).

3. Но это же выражение: «через Него» — употребляется и об Отце, как например в этом месте: «Которым вы призваны в общение Сына Его» (1 Кор. 1:9), т. е. волею Отца. И еще: «блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это» (Мф. 16:17). Здесь смысл почти такой: вера в Меня — дело не маловажное, но для нее нужно внушение свыше. И это Христос утверждает повсюду, показывая, что для этой веры нужна душа, истинно доблестная и привлекаемая Богом. Но, быть может, скажет кто–нибудь: если все, что дает Отец, приходит к Тебе, и (если приходят) те, которых только Он привлечет, и никто не может придти к Тебе, если не будет дано ему свыше, то кому Отец не дает, те свободны от всякой вины и осуждения. Это — пустые слова и одна отговорка. Без сомнения мы имеем нужду и в собственной воле, потому что поучаться и веровать — дело воли. Здесь же словами: «что дает Мне Отец» Он означает не другое что, как следующее: веровать в Меня — дело не маловажное, и для того нужны не умствования человеческие, но откровение свыше и душа, с благодарностью принимающая откровение. А слова: идущий ко Мне спасен будет — значат: будет пользоваться великим попечением. Затем–то, говорит, Я и пришел, и воспринял плоть, и принял зрак раба. Потом присовокупляет: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня» (ст. 38). Что ты говоришь? Разве иная воля — Твоя, а иная — Его? Чтобы кто не подумал этого, Христос отклоняет такую мысль, говоря далее: «воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную» (ст. 40). А это разве не Твоя воля? Как же Ты говоришь в другом месте: «огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся» (Лк. 12:49)? Если же и Ты хочешь этого, то явно, что у Тебя одна воля с Отцом. Да и в другом месте Он говорит: «как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» (Ин. 5:21). В чем же состоит воля Отца? Не в том ли, чтобы не погиб ни один из них? А этого же хочешь и Ты. Значит не иная воля та (Отца) и не иная эта (Сына). Так и в другом месте и еще сильнее Он утверждает Свое равенство с Отцом, говоря: Я и Отец «придем и обитель у него сотворим» (Ин. 14:23). Итак, слова Его имеют такой смысл: Я пришел совершить не другое что, как то, чего хочет и Отец, и у Меня нет какой–либо особенной Своей воли, кроме воли Отца, потому что все отчее принадлежит Мне, и все Мое принадлежит Отцу. Если же у Отца и Сына все общее, то Он справедливо говорит: «не для того, чтобы творить волю Мою». Но здесь Он не сказал так, но соблюдал это к концу. Предметы возвышенные, как я сказал, Он пока скрывает и поставляет в тени, чтобы показать, что, если бы Он сказал: то воля Моя, то им пренебрегли бы; поэтому говорит: и Я содействую той воле (т. е. Отца), чтобы тем сильнее поразить их. Он говорил как бы так: что вы думаете? Что, не верую, прогневляете Меня? Нет, вы раздражаете Отца Моего. «Воля же пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить» (ст. 39). Здесь показывает, что не нуждается в их почтении и пришел не по Своей надобности, и не для чести от них, но для их спасения. Это же Он сказал и в предыдущей беседе: «не принимаю славы от человеков» (Ин. 5:41), и еще: «говорю это для того, чтобы вы спаслись» (Ин. 5:34). Да и при всяком случае Он старается показать, что пришел для их спасения. Говорит же, что уготовляет славу Отцу, чтобы тем отклонить от Себя всякое подозрение. А что с этой целью Он говорил так, это яснейшим образом открыл в следующих словах: ищущий воли своей, говорит, «ищет славы себе; а Кто ищет славы Пославшему Его, Тот истинен, и нет неправды в Нем» (Ин. 7:18). «Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6:40). Для чего Он так часто и при всяком случае говорит о воскресении? Чтобы не думали, будто промысел Божий ограничивается только настоящими вещами, и потому не впадали бы в уныние, если здесь не наслаждаются благами, но надеялись на блага будущие, и не презирали бы его, если не терпят наказания в настоящей жизни, но ожидали жизни будущей.

4. Но если от частого собеседования о воскресении ничего не приобрели они (иудеи), то постараемся приобрести мы. Захотим ли мы неправедно обогатиться или похитить что–нибудь, или сделать другой какой безчестный поступок, — тотчас приведем себе на мысль тот день, вообразим то судилище, — и эта мысль сильнее всякой узды сдержит дурное наше стремление. Будем постоянно говорить и себе и другим: есть воскресение и нас ожидает страшное судилище. Если кого–либо увидим тщеславящимся и надмевающимся настоящими благами, скажем ему тоже самое, и объявим, что все это останется здесь. Если опять увидим другого удрученным скорбями и унывающим, выскажем и ему то же самое, указывая на то, что скорбям будет конец. Если также увидим кого–либо преданным безпечности и лености, представим ему опять тоже, выставляя на вид, что нужно будет отдать отчет в безпечности. Эта речь лучше всякого лекарства может уврачевать душу. И подлинно, есть воскресение, и воскресение у дверей, не далеко, но близко. «Eще немного», говорит Павел, «и Грядущий придет и не умедлит» (Евр. 10:37), и в другом месте: «всем нам должно явиться пред судилище Христово» (2 Кор. 5:10), т. е. и злым и добрым, — тем, чтобы пред всеми потерпеть безславие, — этим, чтобы пред всеми оказаться еще более славными. Как здесь судьи и злых наказывают, и добрым воздают честь открыто пред всеми, так точно будет и там, чтобы для одних было больше стыда, а для других больше славы. Будем же представлять себе это каждый день. Если будем иметь это в мыслях, то ничто из вещей настоящих и преходящих не удержит нас, потому что видимое временно, а невидимое вечно. Будем же непрестанно говорить и себе и другим: есть воскресение, и суд, и отчет в делах. Пусть говорят и все те, которые допускают судьбу, — и они немедленно освободятся от этой гнилой болезни. Ведь если есть воскресение и суд, то нет судьбы, сколько бы они ни спорили и ни препирались. Но я стыжусь, что учу христиан о воскресении. Кого нужно учить, что есть воскресение, и кто не вполне убежден, что все совершается не по необходимости, и не просто и не как–нибудь, тот, очевидно, не христианин. Поэтому я прошу и умоляю: очистим себя от всякого зла и сделаем все, чтобы получить прощение и оправдание в тот день. Но, быть может, кто–нибудь скажет: да когда будет кончина, когда воскресение? Вот сколько уже прошло времени, — и ничего такого не случилось? Но будет, — поверьте. Ведь и пред потопом то же говорили и смеялись над Ноем; но пришел потоп и всех этих неверовавших поглотил, и только его одного веровавшего оставил в живых. И при Лоте не ожидали той, свыше ниспосланной казни, пока ниспавшие молнии и громы не уничтожили всех. И ни тогда, ни при Ное не было никакого предварительного указания на то, что имело случиться; но беды пришли неожиданно в то время, как все пировали, пили и упивались. Так настанет и воскресение, не с предварительными какими–либо признаками, но среди нашего благополучия. Потому Павел и говорит: «когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами [постигает] имеющую во чреве, и не избегнут» (1 Фес. 5:3). Так устроил это Бог для того, чтобы мы всегда были бдительны и не предавались безпечности среди самой безопасности.

Что ты говоришь? Не ожидаешь воскресения и суда? Это исповедуют и демоны, — а ты не исповедуешь? «Пришел Ты сюда», говорят они, «прежде времени мучить нас» (Мф. 8:29). Если же говорят, что будет мучение, то знают, конечно, будет и суд, и отчет, и наказание. Не будем же прогневлять Бога, сверх худых дел, еще и неверием слову о воскресении. Как во всем прочем Христос был начатком для нас, так и в этом. Потому Он называется и перворожденным из мертвых. А если бы не было воскресения, то как бы Он мог быть перворожденным, когда никто из мертвых не последует за Ним? Если бы не было воскресения, то как бы могла сохраниться правда Божия, кода столько злых людей благоденствуют, и столько добрых страдают и в страдании оканчивают жизнь? Где все эти люди получат по своим достоинствам, если нет воскресения? Никто из живущих праведно не сомневается в воскресении; но каждый день молится. Произнося это святое изречение: «да приидет Царствие Твое» (Мф. 6:10). Кто же не верует в воскресение? Люди, идущие оскверненными путями и проводящие нечистую жизнь, как говорит пророк: «во всякое время пути его гибельны; суды Твои далеки для него» (Пс. 9:26). Подлинно, невозможно человеку вести жизнь чистую, когда он не верует в воскресение. А кто не знает за собою ничего худого, те и говорят, и желают, и веруют, что получат воздаяние. Не будем же прогневлять Бога, но послушаем Христа, Который говорит: «бойтесь Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф. 10:28). Боязнь эта соделает нас лучшими, и такиv образом, мы, избавившись от этой погибели, удостоимся царства небесного, которого и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, с поклоняемым, всесвятым и животворящим Его Духом, слава ныне и присно, и в безконечные веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 46

«Возроптали на Него Иудеи за то, что Он сказал: Я есмь хлеб, сшедший с небес. И говорили: не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: Я сшел с небес» (Ин. 6:41, 42).

1. Бог привлекает к себе людей, не подавляя им свободы воли. — Опровержение манихеев по этому предмету. — 2. Различие между манной и истинным хлебом жизни. — 3 и 4. Величие и преизбыточность любви Иисуса Христа в божественной евхаристии. — Сущность и значение евхаристии для нашего спасения. — Кто недостойно причащаются тела и крови Господней, будут наказаны как распинавшие Его.

1. «Их бог — чрево, и слава их — в сраме» (Фил. 3:19), — говорил о некоторых людях Павел в послании к Филиппийцам (Фил. 3:19). Что таковы же были и иудеи, видно и из предыдущих обстоятельств, видно и из того, что они говорили, пришедши ко Христу. Когда Он дал им хлеб и насытил их чрево, они пророком называли Его, и царем хотели поставить; а когда преподавал им учение о пище духовной, о жизни вечной, кода беседовал о воскресении и возвышал их мысль, и когда в особенности следовало бы дивиться Ему, — тогда они ропщут и отступают от Него. Между тем, если Он пророк, как они прежде говорили, — а Он и действительно есть тот, о котором сказал Моисей: «Пророка из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь Бог твой, — Его слушайте» (Втор. 18:15), — то им надлежало слушать Его, когда Он говорил: «Я сшел с небес»; но они не слушали, а роптали. Они еще уважали Его за недавнее чудо над хлебами, и потому явно не противоречили, но ропотом выражали свою досаду на то, что Он не дал им трапезы, какой они хотели, и среди ропота говорили: «не Иисус ли это, сын Иосифов»? Из этих слов видно, что они еще не знали даже об Его чудном и необычайном рождении, отчего и называют Его сыном Иосифа. И Христос не упрекает их и не говорит: Я не сын Иосифа — не потому, чтобы Он был сын Иосифа, но потому, что они еще не могли услышать о том чудном рождении. Если же они не могли ясно услышать о Его рождении плотском, то не могли тем более — о неизреченном, горнем. Если Он не открыл им уничиженного, то тем более не мог бы говорить им о тех вещах. И хотя их много соблазняло Его происхождение от простого и незнатного отца, однако же Он не открыл (истины), чтобы отстраняя один соблазн, не произвести другого. Что же Он отвечает на их ропот? «Никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня» (ст. 44). На это нападают манихеи и говорят, будто ничто не зависит от нас. Между тем эти–то слова особенно и доказывают, что мы властны в своем произволении. Но какая, говорят, надобность привлекать, если кто сам приходит к Нему? Опять и это не уничтожает нашего произволения, а напротив показывает, что мы нуждаемся в помощи. Здесь (Христос) говорит не о всяком приходящем, но о том, кто пользуется великим содействием (от Бога). Далее показывает и способ, которым Отец привлекает. А чтобы иудеи опять не подумали о Боге чего–либо чувственного, Он присовокупил: «это не то, чтобы кто видел Отца, кроме Того, Кто есть от Бога; Он видел Отца» (ст. 46). Как же, спросишь, привлекает? Это давно показал пророк, предвозвещая и говоря: «будут все научены Богом» (ст. 45). Видишь ли достоинство веры? Видишь ли, как, по предсказанию пророка, люди имеют быть научены «не человеками и не через человека» (Гал. 1:1), но самим Богом? Потому–то, чтобы придать достоверность Своим словам, Он и отослал иудеев к пророкам. Но если сказано, что все будут научены Богом, то отчего, спросишь, некоторые не веруют? Оттого, что те слова сказаны о большей части людей, или еще — пророчество указывает не вообще на всех, но на всех желающих. Учитель стоит пред всеми, и всем готов преподать и сообщить свое учение. «И Я воскрешу его в последний день» (ст. 40). Не малое здесь означается достоинство Сына: если Отец привлекает, то Он воскрешает. Но этим Он не отделяет Своих дел от Отца (как это возможно?), а только показывает равенство могущества. Почему, как в том месте, сказав: «и пославший Меня Отец засвидетельствовал о Мне» (Ин. 5:37), вслед за тем Он отослал иудеев к Писанию, чтобы кто–нибудь из них не стал понапрасну много трудиться над объяснением Его слов, так и здесь, чтобы не стали по прежнему подозревать Его, отсылает их к пророкам, которых весьма часто и приводит, чтобы показать, что Он не противник Отца. Что же, скажешь, жившие до того времени разве не были научаемы Богом? Что же здесь особенного? То, что тогда люди научались божественным истинам при посредстве людей, а теперь научаются чрез единородного Сына Божия и Духа Святого. Далее Христос присовокупляет: «это не то, чтобы кто видел Отца, кроме Того, Кто есть от Бога», разумея здесь эти слова (есть от Бога) не о причине бытия, но о свойстве существа. Если бы Он разумел ту мысль, то в чем бы тогда состояло преимущество Сына и его отличие от нас? И мы ведь все от Бога. Для чего же, скажешь, Он не выразил этого яснее? Ради немощи иудеев. Если они так соблазнились и словами: «Я сшел с небес», то что было бы с ними, если бы Он присовокупил и это? А хлебом животным называет Себя потому, что от Него зависит наша жизнь и настоящая и будущая. Оттого и присовокупил: «ядущий хлеб сей будет жить вовек» (ст. 51), разумея здесь под хлебом или спасительные догматы и веру в Него, или Свое тело, потому что и то и другое укрепляет душу. Хотя в другом случае при Его словах: «кто соблюдет слово Мое, тот не вкусит смерти» (Ин. 8:51, 52) иудеи соблазнились, но теперь ничего такого не случилось, вероятно, оттого, что они еще уважали Его, ради чуда над хлебами.

2. Заметь еще и то, откуда Он выводит различие между этим хлебом и манною: из следствий употребления той и другой пищи. Показывая, что манна не принесла никакой особенно пользы, Он присовокупил: «отцы ваши ели манну в пустыне и умерли» (ст. 49). Потом представляет убедительнейшее доказательство тому, что они удостоились несравненно большего дара, чем отцы их, намекая на бывших при Моисее тех дивных мужей. Поэтому, сказав, что евшие манну умерли, Он прибавил: «ядущий хлеб сей будет жить вовек» (ст. 51). И слово: «в пустыне» Он употребил не без цели, но чтобы дать заметить, что манна и продолжалась недолго и не перешла в обетованную землю; а этот хлеб не таков. «Хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира» (ст. 51). Справедливо здесь может кто–нибудь в недоумении спросить: благовременно ли было говорить эти слова, когда они отнюдь не послужили к назиданию и не принесли никакой пользы, а напротив даже повредили тем, которые были уже наставлены? «С этого времени», сказано, «многие из учеников Его отошли от Него» (ст. 66), говоря: «какие странные слова! кто может это слушать» (ст. 60)? Ведь можно было это преподать одним ученикам, с которыми, как заметил Матфей, Христос и беседовал особо. Что же отвечать на это? То, что и в настоящем случае эти слова были весьма полезны и нужны. Так как иудеи настоятельно просили у Него пищи, но — телесной, и вспоминая о пище, какая была ниспосылаема их предкам, считали манну чем–то великим, то Он и упоминает о пище духовной, желая показать, что все то было образом и тенью, а эта пища есть самая истина «вещей» (Евр. 10:1). Но надлежало, говорят, сказать: отцы ваши ели манну в пустыне, а Я дал вам хлеб. Но в этом большое различие. Это чудо (над хлебами) казалось даже меньшим того (дарования манны), потому что манна была ниспосылаема с неба, а чудо над хлебами было совершено на земле. Итак, поскольку они домогались пищи, сходящей с неба, то Он часто и говорил: «Я сшел с небес». Если же кто полюбопытствует узнать, для чего Он завел речь и о таинствах, то мы скажем ему, что было очень благовременно сказать и о них. Темнота слов всегда подстрекает слушателя и делает его более внимательным. Потому иудеям не соблазняться следовало, а напротив спросить и узнать. Но они удаляются. И если они считали Его пророком, то должны были поверить Его словам. Таким образом причина соблазна заключалась в их неразумии, а не в непонятности речи. Но ты смотри, как Он мало–помалу привязывал к Себе учеников. Они говорят: «к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (ст. 68), не смотря на то, что здесь Он представляет уже Себя дающим, а не Отца, говоря: «хлеб, который Я дам, есть Плоть Моя». Но народ не так, а напротив: «какие странные слова», говорит он почему и уходит. Между тем это учение было не новое какое–либо и необычайное. На него прикровенно указал еще прежде Иоанн, назвав Христа Агнцем. Но и при всем том, скажешь, народ не понимал. Знаю это и я; но не понимали также и ученики. Если они еще ничего ясно не знали о воскресении, а потому и не понимали, что бы такое значило: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Ин. 2:19), то еще гораздо менее могли понять те слова, потому что они темнее этих. Что воскресали пророки, это они знали, хотя Писание говорит об этом и не так ясно; но чтобы кто–нибудь ел плоть, о том никогда не говорил ни один из пророков. И однако же ученики поверили Христу, следовали за Ним и исповедали, что Он имеет глаголы живота вечного. Долг ученика — не разбирать с излишним любопытством слов учителя, но слушать, верить и ожидать надлежащего времени для решения недоумений. Отчего же, скажешь, (с некоторыми) случилось противное и они обратились вспять? Причина — в их неразумии. Как скоро придет на мысль вопрос: «как»? — вместе с тем является и неверие. Оттого смущался и Никодим, говоря: «как может человек войти в утробу матери своей» (Ин. 3:4)? Оттого смущаются и они, говоря: «как Он может дать нам есть Плоть Свою» (ст. 52)? Если ты теперь спрашиваешь: как? — то отчего не говорил того же и о хлебах? Как из пяти Господь сделал такое множество? Очевидно, они тогда думали только о том, как бы насытиться, а не о том, чтобы уразуметь чудо. Но тогда, скажешь, самый опыт научал их. Если так, то по тому же самому опыту им следовало без труда принять и это учение. Для того–то Христос наперед и совершил то чудо, чтобы они, наученные им, веровали уже и тому, что Он после говорил. Итак, иудеи в то время не получили никакой пользы от сказанного; а мы уже на самом деле пользуемся этим благодеянием. Поэтому и нужно знать чудо этих таинств — в чем оно состоит, для чего дано и какая от него польза. «Одно тело», сказано, мы бываем «и члены от плоти Его и от костей Его» (Еф. 4:4; 5:30). Да внимают этим словам посвященные!

3. Итак, чтобы не любовью только, но и самым делом быть нам членами плоти Христовой, будем причащаться этой плоти. А это бывает чрез пищу, которую Христос даровал, чтобы выразить Свою великую любовь к нам. Для того Он смешал самого Себя с нами и растворил тело Свое в нас, чтобы мы составили нечто единое, как тело, соединенное с головою. И это знак самой сильной любви. На это указывал и Иов, когда говорил о своих домочадцах, которые так сильно любили его, что желали срастись с его плотью: «кто бы дал нам насытиться плотью его» (Иов. 31:31)? Так говорили они, желая выразить свою великую любовь к нему. С этою же целью так поступил и Христос: чтобы ввести нас в большее содружество с Собою и показать Свою любовь к нам, Он дал желающим не только видеть Его, но и осязать, и есть, и касаться зубами плоти Его, и соединяться с Ним, и насыщать Им всякое желание. Будем же отходить от этой трапезы, как львы, дышащие огнем, страшные для диавола, помышляя о нашей Главе и о той любви, какую Он показал к нам. Часто родители отдают детей своих на вскормление другим; а Я, говорит (Спаситель), не так, но питаю вас Своею плотью, самого Себя предлагаю вам, желая, чтобы все вы были благородны, и подавая вам благие надежды на будущее. Кто отдал вам самого себя здесь, то тем более (сделает для вас) там. Я восхотел быть вашим братом; Я ради вас приобщился плоти и крови; и эту плоть и кровь, чрез которые Я сроднился с вами, Я опять преподаю вам.

Эта кровь придает нам вид цветущий и царский; рождает красоту неизобразимую; не дает увядать благородству души, непрестанно напояя ее и питая. Наша кровь, образующаяся из пищи, не вдруг становится кровью, но (сначала) бывает чем–то другим; а эта кровь не так, но тотчас же напаяет душу и сообщает ей некую великую силу. Эта кровь, достойно принимаемая, отстраняет и далеко прогоняет от нас демонов, призывает же к нам ангелов и Владыку ангелов. Демоны бегут оттуда, где видят Владычную кровь, а ангелы туда стекаются. Пролитая (на кресте), эта кровь омыла всю вселенную. Много об этой крови любомудрствовал и блаженный Павел в послании к Евреям. Эта кровь очистила место недоступное и святое святых. Если же ее образ имел такую силу и в храме еврейском, и в Египте, когда кровью были помазаны дверные косяки, то гораздо более — сама истина. Эта кровь освятила золотой жертвенник. Без нее архиерей не дерзал входить в место недоступное. Эта кровь поставляла во священника. Она в образах омывала грехи. Если же в образах она имела такую силу; если смерть так страшилась тени, — то может ли, скажи мне, не убояться самой истины? Эта кровь — спасение душ наших. Ею душа омывается; ею украшается; ею воспламеняется. Она делает нашу душу чище золота. Эта кровь излилась, — и соделала небо для нас доступным.

4. Страшны поистине таинства Церкви, страшен поистине жертвенник. Из рая выходил источник, изливавший чувственные реки; от этой же трапезы происходит источник, изводящий реки духовные. При этом источнике насаждены не ивы бесплодные, но дерева досягающие до самого неба и приносящие плод всегда спелый и никогда неувядающий. Если кто томится от зноя, — пусть идет к этому источнику и прохладит свой жар, потому что этот источник уничтожает засуху и освежает все попаленное, — попаленное не солнцем, а раскаленными стрелами (диавола). Его начало — свыше, и исток его там же, и оттуда он напаивается. У этого источника много потоков, которые изводит Утешитель, а посредником при этом бывает Сын, не заступом пролагая им дорогу, но отверзая в нас расположение. Этот источник есть источник света, изливающий лучи истины. К нему стекаются и горние силы, чтобы созерцать красоту его потоков, потому что они яснее видят и силу предлежащих даров и неприступное их сияние. Если бы возможно было, чтобы кто–нибудь вложил свою руку или язык в расплавленное золото, — они тотчас озолотились бы. Точно такое же и еще гораздо большее действие производят и здесь на душу предлежащие тайны. Сильнее огня кипит и стремится эта река, но не сжигает, а только очищает все, чего касается. Эта кровь древле была прообразована на жертвенниках, в закланиях, определенных законом. Она есть цена вселенной; ею Христос купил Церковь; ею Он всю ее украсил. Как тот, кто покупает слуг, дает за них золото и потому, желая их украсить, украшает золотом, так и Христос и купил нас кровью и украсил кровью. Приобщающиеся этой крови стоят вместе с ангелами, архангелами и горними силами, облеченные в царскую одежду Христову и имея духовное оружие. Но этим я еще не сказал ничего великого: они бывают облечены в самого Царя. Но насколько велико и чудно это таинство, настолько же верно и то, что если приступишь к нему с чистотою, приступишь во спасение; если же с совестью лукавою — в наказание и мучение. «Ибо», сказано, «кто ест и пьет» Господа «недостойно, тот ест и пьет осуждение себе» (1 Кор. 11:29). Если и оскверняющие царскую порфиру наказываются одинаково с раздирающими ее, то что удивительного, если приемлющие тело с нечистою мыслью подвергнутся такому же наказанию, как и те, которые истерзали его гвоздями? Смотри, на какое страшное наказание указывает Павел в словах: «[Если] отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия [наказывается] смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен» (Евр. 10:28, 29)? Будем же, возлюбленные, внимательны к самим себе, наслаждаясь такими благами. И если родится в нас желание сказать что–нибудь срамное, или заметим, что нами овладевает гнев или другая какая страсть, — подумаем, чего мы удостоены, какого получили Духа. Такая мысль обуздает наши безумные страсти. Да и доколе мы будем привязаны к настоящему? Доколе не восстанем? Доколе будем нерадеть о своем спасении? Помыслим, чего нас удостоил Бог, возблагодарим, прославим Его — не верою только, но и самыми делами, чтобы сподобиться и будущих благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 47

«Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную» (Ин. 6:53, 54).

1. Продолжение рассуждения о значении св. евхаристии. — 2. Ученики находят жестоким слово Учителя. — 3. Укоры и порицания нужно делать с простотою. — 4. Предсказание о предательстве Иуды. — Наше спасение, как и наша погибель зависят от нашей свободы воли. — 5. Пример Иуды должен служить предостережением для тех, кто занимают высшее положение. — Алчность, бывшая причиной предательства Иуды, может служить причиной погибели и для каждого из нас. — Презирать бедных, значит предавать Иисуса Христа. — Бесполезность богатств и злоупотребление ими. — Нужно презирать всем временным и искать только вечного.

1. Когда беседуем о предметах духовных, ничто житейское да не будет в душах наших, ничто земное; но все это да будет удалено, все да будет устранено, чтобы мы могли всецело предаться одному слушанию божественных слов. Если при входе царя в город затихает весь шум, то гораздо более в то время, как Дух беседует с нами, мы должны вникать с глубоким безмолвием и с великим страхом. А что сегодня читано, то, действительно, достойно страха. Что же именно, — послушай. Истинно говорю вам, говорит Христос, если кто не будет есть плоти Моей и пить крови Моей, тот не будет иметь жизни в себе. Так как иудеи пред тем говорили, что это невозможно, то Он показывает, что не только не невозможно, но и весьма необходимо. Поэтому и прибавляет: «ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день». Слова Его: если кто ест от хлеба сего, не умрет во веки, легко могли показаться им странными, как и тогда, когда они говорили: Авраам умер, и пророки умерли, как же Ты говоришь: не вкусит смерти (Ин. 8:52)? Поэтому Он, чтобы разрешить такое недоумение и показать, что действительно не умрет навсегда, упомянул о воскресении. Часто же говорит о таинстве (причащения), чтобы показать, как оно необходимо и что оно непременно должно быть. «Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие» (ст. 55). Что значат эти слова? Ими Он хочет или сказать то, что плоть Его есть истинное брашно, спасающее душу, или же уверить их в сказанном, так чтобы они не считали слов Его загадкою и притчею, но знали, что непременно должно вкушать Его тело. Далее говорит: «ядущий Мою Плоть пребывает во Мне» (ст. 56); этим показывает, что такой человек соединяется с Ним. Следующие же слова, если не вникнуть в их смысл, представляются как будто не имеющими связи с предыдущими. Какая в самом деле, говорят, последовательность — сначала сказать: «ядущий Мою Плоть пребывает во Мне», и затем продолжать: «как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем» (ст. 57)? Однако же между этими словами есть большое соответствие. Так как (Христос) много раз говорил о жизни вечной, то, в подтверждение того же, и присовокупил: «пребывает во Мне». Если же во Мне пребывает, а Я живу, то явно, что и он будет жить. Потом говорит: «как послал Меня живый Отец». Это — сравнение и уподобление. Он как бы так сказал: Я живу так, как Отец. А чтоб ты не счел Его нерожденным, Он тотчас прибавил: «живу Отцем»; но этим показывает не то, будто Он для Своей жизни имеет нужду в каком–либо содействии. Еще прежде Он опроверг эту мысль, сказав: «как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе» (Ин. 5:26). Если же (допустить, что) Он нуждается в содействии, то будет следовать, что Отец не дал так (т. е. Сыну иметь живот в Себе), и значит, те слова — ложны; а если дал, то Сын уже не имеет нужды ни в каком постороннем содействии. Что же значит: «живу Отцем»? Здесь Христос указывает только причину, говоря как бы так: как живет Отец, так и Я живу. И «ядущий Меня жить будет Мною» (ст. 57). Жизнь здесь разумеет не обыкновенную, но прославленную. А что Он говорит о жизни не обыкновенной, но о той славной и неизреченной, это видно из того, что все — и неверующие и непосвященные — тоже живут, хотя и не вкушают той плоти. Видишь, что речь идет не об этой жизни, но о той. Он как бы так говорит: ядущий Мою плоть не погибнет по смерти и не подвергнется наказанию. И не об общем также воскресении говорит, так как все одинаково воскреснут, но о воскресении особенном, славном, соединенном с наградой. «Сей–то есть хлеб, сшедший с небес. Не так, как отцы ваши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек» (ст. 58). Непрестанно повторяет одно и тоже для того, чтобы напечатлеть это в душе слушателей (так как учение обо этом было почти последнее), и чтобы утвердить веру в догмат о воскресении и жизни вечной. Итак, (Христос) говорит и о воскресении частью потому, что сказал о жизни вечной, а частью и для того, чтобы показать, что эта жизнь не теперь, но будет по воскресении. Откуда же, скажешь, это видно? Из Писания. К нему при всяком случае отсылает Он иудеев, повелевая из него удостоверяться в том. А словами: «дает жизнь миру» (ст. 33) Он возбуждает в них соревнование, чтобы, таким образом, они не лишали себя этого дара по крайней мере из ревности, что другие наслаждаются им. О манне же часто упоминает для того, чтобы и различие показать между ею и небесным хлебом, и привести их к вере. Если для Него возможно было без жатвы, без хлеба и других снадобий сохранить, в продолжение сорока лет, жизнь их предков, то тем более это возможно будет теперь, когда Он пришел совершить большие дела. С другой стороны, если то были некоторые образы, и однако же тогда собирали пищу без пота и трудов, то тем более это будет теперь, когда во всем более различие, кода смерти уже нет и мы пользуемся истинною жизнью.

Хорошо и то, что Христос часто упоминает о жизни, потому что жизнь вожделенна для людей и ничто так ни приятно, как не умирать. И в ветхом завете было обещание долговечности и многолетия, но теперь обещается не просто долговечность, но жизнь, конца не имеющая. Вместе с тем Христос хочет показать, что Он отменяет наказание, бывшее следствием греха, уничтожает тот смертный приговор и, вопреки прежнему определению, вводит не просто жизнь, но жизнь вечную. «Сие говорил Он в синагоге, уча в Капернауме» (ст. 59), где Он совершил много чудес, и где поэтому Его должны были слушать с особенным вниманием.

2. Но для чего Он учил в синагоге и в храме? Как для того, чтобы уловить собиравшийся в них народ, так и для того, чтобы показать, что Он действует не противно Отцу. «Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные [30] слова» (ст. 60). Что значит: «странные слова»? Значит: сурово, трудно, тягостно (слышать это). Но ведь Он ничего такого не говорил, потому что и беседовал не о жизни и деятельности, но о догматах, часто упоминая о вере в Него. Так что же, то ли значит: «странные слова», что Он обещает жизнь и воскресение? То ли, что он сказал: «Я сошел с небес» (Ин. 6:38)? Или то, что нельзя спастись не ядущему Его плоти? Это ли, скажи мне, жестоко? Но кто станет утверждать это? Итак, что значит: «странные»? Значит: неудобоприемлемые, превышающие их немощь, наводящие великий страх. Они думали, что Он говорит нечто такое, что выше Его достоинства и далеко превосходит Его силы; почему и говорили: «кто может это слушать» (ст. 60), желая, может быть, тем оправдать себя, потому что намерены были отстать от Него. «Но Иисус, зная Сам в Себе, что ученики Его ропщут на то» (а такое ведение тайных помыслов есть доказательство Его божества), говорит: «это ли соблазняет вас» (ст. 61)? «Что ж, если увидите Сына Человеческого восходящего [туда], где был прежде» (ст. 62). Так же Он поступил и с Нафанаилом, сказав: «ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего» (Ин. 1:50), — и с Никодимом: «никто не восходил на небо, как только Сын Человеческий, сущий на небесах» (Ин. 3:13). Что же? К недоумениям Он присовокупляет новые недоумения? Отнюдь нет; напротив, величием и множеством догматов хочет удержать их при Себе. Сказав просто: «Я сошел с небес», и не присовокупив ничего больше, Он тем скорее соблазнил бы их; но сказав: тело Мое — жизнь мира, также «как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем», и еще: «Я сошел с небес», Он тем разрешает их недоумение. Кто говорит о себе одно великое, того, конечно, еще можно подозревать во лжи, но кто, вслед затем, высказывает столь много, тот уничтожает всякое подозрение. Все же Он и делает и говорит для того, чтобы удалить их от мысли, что отец Его Иосиф. Значит, Он говорил так не для усиления соблазна, а напротив для его уничтожения. Кто считал бы Его сыном Иосифа, тот не принял бы Его слов; а кто убедился, что Он сошел с неба и опять взойдет туда, тот удобнее мог внимать Его словам. После того Христос присовокупляет и другое решение их недоумения, говоря: «Дух животворит; плоть не пользует нимало» (ст. 63). Это значит: что говорится обо Мне, тому должно внимать духовно; а кто внимает чувственно (σαρκίκώς), тот ничего не приобретает и не получает никакой пользы. Сомневаться же в том, как Он сошел с неба, и думать, что Он — сын Иосифа, и спрашивать: «как Он может дать нам есть Плоть Свою» (ст. 52)? — было делом плотского слушания, между тем как все это следовало понимать таинственно и духовно. Но откуда, скажешь, они могли понять, что такое значит есть плоть? Потому–то им и следовало выждать удобного времени и расспросить, а не оставлять Его. «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (ст. 63), т. е. божественны и духовны, не заключают в себе ничего плотского, и не подлежат естественному порядку, но чужды всякой этого рода необходимости и выше законов, действующих на земле, и имеют смысл другой, особенный. Таким образом, как здесь сказал: «дух», вместо того, чтобы сказать: духовные (глаголы), так и, сказав: «плоть», разумел не плотские (предметы), но плотское слушание, намекая вместе и на иудеев, которые всегда желали плотского, между тем как надлежало желать духовного, потому что кто предметы духовные станет понимать чувственно, тот не приобретет никакой прибыли. Что же, разве Его плоть не есть плоть? Без сомнения, — плоть. Как же Он сказал: «плоть не пользует нимало»? Это Он сказал не о Своей плоти, — отнюдь нет, — но о тех, которые Его слова понимают чувственно. Что же значит — понимать чувственно? Смотреть на предметы просто и не представлять ничего больше, — вот что значит понимать чувственно. Но не так должно судить о видимом, а надобно внутренними очами прозирать во все его тайны. Вот это значит понимать духовно. Ведь, кто не ест Его плоти и не пьет Его крови, не имеет жизни в себе; как же плоть ничего не пользует, когда без нее невозможно жить? Не видишь ли, что слова: «плоть не пользует нимало» сказаны не о плоти Его, но плотском слушании? «Но есть из вас некоторые неверующие» (ст. 64). Опять, по Своему обычаю, придает важность Своим словам, предрекая будущее и показывая, что Он говорил все это не потому, чтобы искал славы у них, а потому, что заботился о их благе. Сказав: «некоторые», Он чрез то исключил учеников, — потому что вначале Он говорил: «и видели Меня, и не веруете» (ст. 36), а теперь: «есть из вас некоторые неверующие. Ибо от начала знал, кто суть неверующие и кто предаст Его. И сказал: для того–то и говорил Я вам, что никто не может придти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего» (ст. 64, 65). Здесь евангелист указывает нам на добровольное, принятое Христом, домостроительство (спасения) и на Его незлобие. И слово: «от начала» здесь поставлено не без цели, но чтобы ты познал Его предведение и то, что Он еще прежде этих слов, и не после того, как иудеи возроптали и соблазнились, а еще прежде, знал предателя, — что было доказательством Его божества. Затем присовокупил: «если то не дано будет ему» свыше «от Отца Моего», убеждая их считать Бога Отцом Его, а не Иосифа, и показывая, что уверовать в Него дело немаловажное. Он как бы так говорил: не тревожат, не смущают, не удивляют Меня неверующие. Я знаю это гораздо прежде, чем случилось. Знаю, кому дал Отец (уверовать в Меня).

3. Но тогда ты слышишь: «дано», не думай, чтобы было раздаяние просто по жребию, а веруй, что получает тот, кто оказывается достойным принять. «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» (ст. 66). Не без причины евангелист не сказал: отошли, но: «идоша вспять» [31]. Этим Он показал, что они, отделившись (от Христа), прервали преуспеяние в добродетели и потеряли ту веру, которую прежде имели. Но с двенадцатью (учениками) этого не случилось. Поэтому Он и говорит им: «не хотите ли и вы отойти» (ст. 67)? — чем опять показывает, что не нуждается в их служении и послушании, и не за тем водит их с Собою. Иначе — стал ли бы Он спрашивать их так? Почему же Он не похвалил их? Почему не превознес? Частью для того, чтобы соблюсти приличное Учителю достоинство, а частью для того, чтобы показать, что Он этим способом скорее мог привлечь их к Себе. Если бы Он похвалил, то они могли бы подумать, что оказывают Ему услугу, и поддаться какой–нибудь немощи человеческой. Когда же показал, что не нуждается в их следовании за Ним, то этим более удержал их при Себе. И смотри, с какою мудростью Он говорит. Не сказал: отойдите, потому что это значило бы отгонять, но говорит вопросительно: «не хотите ли и вы отойти»? — чем и показывает, что Он устраняет всякое насилие и принуждение и хочет, чтобы они оставались при Нем не из–за какого–либо стыда, но по чувству благодарности. А тем, что не укорил их явно, но коснулся незаметно, Он показал, как должно любомудрствовать в подобных случаях. Но с нами бывает напротив, и это понятно, потому что мы все делаем ради своей славы. Поэтому и думаем, что наше благосостояние уменьшается, когда уходят служащие нам. Но Христос не стал ни льстить, ни отгонять, а только спросил. И это не потому, чтобы Он презирал учеников, но потому, что не хотел удерживать их при Себе силою и принуждением, — ведь оставаться по этой причине все равно, что и отойти. Что же Петр? «К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго» (ст. 68, 69). Видишь ли, не слова Христовы были причиною соблазна, а невнимание, безпечность и неблагодарность слушателей? Если бы Он и не сказал (тех слов), они и тогда соблазнились бы и не успокоились бы, потому что непрестанно думали о пище телесной и были пригвождены к земле. Ведь вместе же с ними слушали и эти (апостолы); однако же высказали совсем не то, что они, говоря: «к кому нам идти»? Этот ответ обнаруживает великую любовь. Он показывает, что для них Учитель дороже всего — и отцов, и матерей, и имений, и что, оставив Его, они не могли бы уже найти, куда прибегнуть. Но чтобы не показалось, будто слова: «к кому нам идти» Петр сказал потому, что не было никого, кто бы принял их, он тотчас присовокупил: «Ты имеешь глаголы вечной жизни». Другие внимали (словам Христовым) чувственно и с умствованиями человеческими; а они (апостолы) духовно, предоставляя все вере. Потому и Христос говорил: «слова, которые говорю Я вам, суть дух», т. е.: не предполагай, что учение, содержащееся в Моих словах, подлежит обыкновенному порядку вещей и тем законам, по которым все совершается. Предметы духовные не таковы: они не могут быть подчинены законам земным. На это и Павел указывает, говоря: «не говори в сердце твоем: кто взойдет на небо? то есть Христа свести. Или кто сойдет в бездну? то есть Христа из мертвых возвести» (Рим. 10:6, 7). Вот они уже приняли учение о воскресении и о будущем воздаянии. Смотри же, какое братолюбие и какую любовь высказывает Петр, отвечая за весь лик (апостолов). Не говорит: я познал, но: «познали». Особенно же обрати внимание на то, как приноравливается к самым словам Учителя, говоря не то, что говорили иудеи. Те говорили: «это сын Иосифов», а Петр: «Ты Христос, Сын Бога живаго», и еще: «Ты имеешь глаголы вечной жизни»; (и он говорил так), вероятно, потому, что часто слышал слова Христовы: «верующий в Меня имеет жизнь вечную». Припомнив, таким образом, самые слова, он показал тем, что содержит (в памяти) все высказанное. Что же Христос? Не похвалил и не превознес Петра, хотя это и сделал при другом случае; но что говорит: «Не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол» (ст. 70)? Так как Петр сказал: «и мы уверовали», то Христос исключает из этого лика Иуду. В другом месте Петр не сказал ничего об учениках, но на вопрос Христа: «а вы за кого почитаете Меня»? — отвечал: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго» (Мф. 16:15, 16). Но так как здесь сказал: «и мы уверовали», то Христос, по справедливости, не оставляет Иуду в лике учеников. А это Он сделал с намерением заранее отвратить вероломство предателя; и хотя знал, что это будет безполезно, тем не менее исполнял Свое дело.

4. И смотри, с какою мудростью (поступил Христос)! Он и не открыл вполне предателя и не оставил его совсем неизвестным, чтобы он, с одной стороны, не сделался более безстыдным и упорным, а с другой, думая, что остается неизвестным, не отважился безстрашно на злодеяние. С этою–то целью, продолжая Свою беседу, изобличает его яснее. В самом деле, сначала Он включил и его в число прочих, сказав: «есть из вас некоторые неверующие». А что здесь Он разумел и предателя, это показал евангелист словами: «ибо от начала знал, кто суть неверующие и кто предаст Его». Но так как Иуда остался при Нем, то Он изобличает его сильнее, говоря: «один из вас диавол», и, таким образом, наводит страх на всех вообще, желая прикрыть его. При этом справедливо может возникнуть недоумение: отчего теперь ученики не говорят ничего, а впоследствии приходят в страх и в недоумении смотрят друг на друга и спрашивают: «не я ли, Господи» (Мф. 26:22)? и Петр подает знак Иоанну, чтобы он узнал о предателе и спросил у Учителя, кто это (Ин. 13:24). Итак, какая тому причина? Петр тогда еще не слышал: «отойди от Меня, сатана» (Мк. 8:33), а потому и не имел никакого опасения. Когда же подвергся упреку, и не смотря на то, что говорил от великого расположения, не только не заслужил одобрения, но и услышал название сатаны, то при словах: «один из вас предаст Меня» (Ин. 13:21) справедливо уже убоялся. С другой стороны, и Христос теперь не говорит: «один из вас предаст Меня», а: «один из вас диавол». Потому они даже не поняли этих слов, а думали, что Он только укоряет за лукавство. Но для чего Он сказал: «не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол»? Чтобы показать, что Его учение чуждо лести. Так как в то время, когда все оставили Его, они одни остались при Нем и чрез Петра исповедали Его Христом, то, чтобы не подумали, что Он станет за это льстить им, Он удаляет их от такой мысли. Он как бы так говорит: ничто не может отклонить Меня от обличения людей злых; не думайте, что Я стану льстить вам за то, что вы остались при Мне, или что Я не буду обличать порочных, потому что вы последовали за Мной. К этому не склонит Меня и то, что гораздо сильнее могло бы склонить учителя. Кто сам собою остается при учителе, тот представляет тем свидетельство своей любви к нему; а избранный учителем почитается от людей несмысленных за безумного и отвергается ими. Но и это не удержит Меня от обличений. Между тем в этом и теперь язычники обвиняют Христа, но напрасно и неразумно: Бог никогда не делает людей добрыми чрез насилие и принуждение, и Его избрание призываемых не насильственное, но совершается чрез увещание. А чтобы тебе увериться, что призывая Он не насилует, смотри, сколько погибло людей званных. Отсюда видно, что в нашей воле — и спасение, и погибель.

5. Слыша это, научимся же всегда трезвиться и бодрствовать. Иуда был причтен к тому святому лику, сподобился столь великого дара, совершал чудеса (потому что и он вместе с прочими был послан воскрешать мертвых и очищать прокаженных), и не смотря на это, как скоро был порабощен тяжким недугом — страстью сребролюбия, предал и своего Владыку. И ничто не принесло пользы: ни благодеяния, ни дарования, ни пребывание со Христом, ни служение, ни омовение ног, ни общение в трапезе, ни хранение ковчежца; но это все обратилось даже в повод к его наказанию. Будем же бояться, чтобы и нам чрез сребролюбие не сделаться подражателями Иуде. Ты не предаешь Христа; но, когда презираешь нищего, истаивающего от голода или гибнущего от холода, навлекаешь на себя тоже осуждение. Также, когда мы недостойно приобщаемся тайн, мы погибаем наравне с христоубийцами. Когда похищаем, когда угнетаем бедных, то навлекаем на себя величайшее наказание, — и весьма справедливо. В самом деле, доколе будет так владеть нами любовь к настоящим вещам — излишним и бесполезным? А богатство и принадлежит к вещам излишним, от которых нет никакой пользы. Доколе нам не взирать не небеса, не трезвиться, не знать сытости в наслаждении этими земными и преходящими благами? Ужели мы не знаем из опыта их ничтожества? Представим себе бывших до нас богачей. Не сон ли все их блага? Не тень ли и цвет, не поток ли протекающий? Не повесть ли и басня? Вот такой–то был богат: где же теперь его богатство? Сгибло и истлело. А грехи, совершенные из–за него, и наказание за грехи — остаются. Но если бы даже и наказания не было и царства не предстояло, — и тогда следовало бы уважать (в бедном) одноплеменность и однородность с нами, и постыдиться того, что он подобострастен нам. Между тем мы кормим псов (многие же кормят и диких ослов, и медведей, и других разного рода зверей), а презираем человека, истаивающего от голода; таким образом, для нас чужое дороже родного и свое хуже того, что не наше и не родственно нам. Но не приятно ли, скажешь, строить великолепные дома, иметь множество рабов и, покоясь на ложе, смотреть на золотой свод? Да это излишне и бесполезно. Есть другие здания, гораздо великолепнее и лучше этих. Ими нужно увеселять свои взоры, — и никто тому не воспрепятствует. Хочешь ли видеть прекраснейший свод? Когда настанет вечер, смотри на небо, усеянное звездами. Но это, скажешь, не мой свод? Напротив, этот даже более твой, чем тот. Он для тебя и создан и принадлежит тебе наравне с твоими братьями. А тот не твой, но твоих наследников, после твоей смерти. Притом, этот (свод небесный) может принести величайшую пользу, потому что своею красотою возводит к Создателю; а тот причинит тебе величайший вред, сделавшись в день суда твоим грозным обвинителем, потому что он был облечен золотом, когда Христос не имел и необходимой одежды. Не будем же впадать в столь великое безумие; не станем гоняться за тем, что мимолетно, и убегать спасения, но станем держаться надежды на блага будущие, — старики, как верно знающие, что им не долго остается жить, — юноши, как вполне убежденные, что (и для них) немного остается времени, потому что день Господень придет, как тать. Ночью. Итак, зная это жены пусть умоляют мужей, мужья пусть убеждают жен, — будем учить юношей и дев, и все будем наставлять друг друга — презирать настоящие блага и искать будущих, чтобы и сподобиться их, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 48

«После сего Иисус ходил по Галилее. Приближался праздник Иудейский — поставление кущей» (Ин. 7:1, 2).

1. Ревнивость иудеев и неверие родственников Иисуса Христа. — 2. Иаков, брат Господень, первый епископ иерусалимский. — 3. Нужно подражать кротости и благости Иисуса Христа. — Нужно терпеливо сносить насмешки, неправды и оскорбления. — Гнев и его последствия. — Средства против него.

1. Нет ничего хуже зависти и злобы. Чрез них смерть вошла в мир. Когда диавол увидел человека в чести, то не вынес его благоденствия и сделал все, чтобы погубить его. Да и везде от этого корня можно видеть такой плод. Так и Авель убит: так и Давид едва не погиб; так и многие другие праведники. Также сделались христоубийцами и иудеи, на что и указал евангелист словами: «После сего Иисус ходил по Галилее», потому что не имел власти «по Иудее ходить, потому что Иудеи искали убить Его». Что ты говоришь, блаженный Иоанн? Не имел власти Тот, кто мог делать все, что хотел? Кто сказал: «кого ищете» (Ин. 18:4), и тем отбросил их назад, кто мог присутствовать и не быть видимым, — Тот не имел власти? Как же Он после явился между ними и среди храма, во время праздника, при народном собрании, и в присутствии убийц беседовал с ними о том, что наиболее их раздражало? Этому и они удивлялись, говоря: «не Тот ли это, Которого ищут убить? Вот, Он говорит явно, и ничего не говорят Ему» (ст. 25, 26). Что же это за загадочные слова? Нет, евангелист сказал это не с тем, чтобы мы сочли его слова загадочными, но чтобы показать, что Христос обнаруживал и свойства божества и свойства человечества. Таким образом, когда он говорит, что Христос не имел власти, то выражается о Нем, как о человеке, так как Он многое делал и по–человечески; а когда говорит, что Он стоял среди их, и они не удержали Его, то, очевидно, указывает на силу Его божества. Они и убегал, как человек и являлся, как Бог, будучи истинно тем и другим. Что злоумышленники не могли удержать Его, когда Он был среди них, это показывало Его неодолимость и непобедимость; а что Он уклонялся, этим подтверждал Он Свое воплощение и удостоверял в нем, чтобы ничего не могли сказать ни Павел Самосатский, ни Маркион, ни зараженные их недугом. Итак, этим Он заграждает уста всем. «После сего был праздник Иудейский — поставление кущей». Выражение: «после сего» означает не другое что, как то, что (евангелист) для краткости опустил много времени, протекшего между двумя событиями. И это видно из того, что, когда Христос сидел на горе, тогда был праздник Пасхи (Ин. 6:3, 4), а теперь (евангелист) упоминает о празднике Кущей. Таким образом, из событий в течение пяти месяцев он ни о чем другом нам не рассказал и ничего иного не передал, кроме чуда над хлебами и беседы к народу, евшему хлебы. Между тем Христос постоянно совершал чудеса и беседовал не только днем и вечером, но часто и ночью. Так, например, ученикам, по сказанию всех евангелистов, Он предстал ночью. Отчего же они опустили те события? Оттого, что невозможно было всего пересказать. К тому же они старались особенно говорить о том, из–за чего могло возникнуть со стороны иудеев какое–либо порицание или противоречие. Событий, подобных тем (которые опущены), было много, и потому евангелисты, написав много раз, что Христос и больных исцелял, и мертвых воскрешал, и возбуждал удивление, иногда об этом и не говорят. Но когда им предстояло говорить о чем–либо необычайном, или рассказывать что–нибудь такое, что могло бы, по–видимому, служить для Него порицанием, об это они повествуют. Так, вот и теперь евангелист замечает, что братья Его не веровали в Него, хотя в этом обстоятельстве заключается не мало поносного для Него. Подлинно достойно удивления правдолюбие евангелистов, как они не стыдятся говорить о том, что, по–видимому, служит к поношению Учителя, и даже стараются больше повествовать об этом, чем о чем–либо другом. Потому–то теперь и Иоанн, пройдя молчанием многие — и знамения, и чудеса, и беседы Христовы, тотчас приступил к следующему. «Тогда», говорит, «братья Его сказали Ему: выйди отсюда и пойди в Иудею, чтобы и ученики Твои видели дела, которые Ты делаешь» (ст. 3). «Ибо никто не делает чего–либо втайне, и ищет сам быть известным. Яви Себя миру. Ибо и братья Его не веровали в Него» (Ин. 7:4, 5). Какое же, скажешь, здесь неверие, когда они просят Его творить чудеса? Даже и очень большое. Неверие выражается и в их словах, и в их смелости, и в их неуместном дерзновении. Они думали, что им, как родственникам, можно свободно говорить с Ним. Их просьба, по–видимому, дружеская, но в словах много обидного: ими они упрекают Его и в малодушии и в славолюбии. Сказав: «никто не делает чего–либо втайне», они тем обвиняют Его в малодушии и вместе выражают подозрение к Его делам, а присовокупив: «ищет быть известным», упрекают в славолюбии.

2. Но ты обрати внимание на силу Христову. Из числа говоривших это один был впоследствии первым иерусалимским епископом, именно блаженный Иаков, о котором и Павел говорит: «другого же из Апостолов я не видел [никого], кроме Иакова, брата Господня» (Гал. 1:19). Говорят также, что и Иуда сделался достойным удивления. Хотя они и присутствовали в Кане, когда вода была претворена в вино, однако же от того не приобрели еще никакой пользы. Отчего же у них такое неверие? От худого расположения души и зависти: сродникам знаменитым как то обыкновенно завидуют сродники не столько знаменитые. Кого же они здесь называют учениками? Народ, следовавший за Христом, а не двенадцать (апостолов). Что же Христос? Смотри, как кратко Он отвечал. Не сказал: вы кто таковы, что даете Мне такие советы и учите Меня? А что? «Мое время еще не настало» (ст. 6). Мне кажется, здесь Он намекает и на нечто другое. Быть может, они из зависти замышляли даже предать Его иудеям, а потому, обнаруживая это, Он и говорит: «Мое время еще не настало», т. е. время креста и смерти. Зачем же прежде времени вы торопитесь убить Меня? «А для вас всегда время». Как бы так говорил: хотя бы вы постоянно обращались с иудеями, они не умертвят вас, потому что вы ревнуете о том же, о чем и они; а Меня они готовы немедленно убить. Таким образом, для вас всегда есть и время — не подвергаясь опасности, обращаться с ними; а для Меня время будет тогда, когда настанет время креста, когда Мне нужно будет умереть. А что Он действительно это разумеет, видно из следующих затем слов: «вас мир не может ненавидеть» (ст. 7). Как он может ненавидеть тех, кто одного с ним желает и одного домогается? «А Меня ненавидит, потому что Я свидетельствую о нем, что дела его злы», т. е. Меня ненавидит за то, что Я укоряю и обличаю. Научимся отсюда удерживаться от гнева и не сердиться, когда нам что–либо советуют и люди незначительные. Если Христос с кротостью перенес совет людей неверовавших, которые советовали то, чего не следовало советовать, и советовали не от доброго расположения, то какое мы получим прощение, мы — земля и пепел, если будем негодовать на советников, когда они хотя немного ниже нас, считая их советы недостойными нас? Вот смотри, с какою кротостью Христос отстраняет от Себя их обвинение. На их слова: «яви Себя миру», Он говорит: «вас мир не может ненавидеть, а Меня ненавидит», и этим уничтожает их обвинение. Не только, говорит, Я не ищу славы у людей, но и непрестанно обличаю их, хотя и знаю, что это рождает ненависть ко Мне и готовит мне смерть. Когда же, скажешь, Он обличил? Но когда же и переставал обличать? Не говорил ли Он: «не думайте, что Я буду обвинять вас пред Отцем: есть на вас обвинитель Моисей» (Ин. 5:45); еще: «знаю вас: вы не имеете в себе любви к Богу» (Ин. 5:42); и еще: «как вы можете веровать, когда» от человек «принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете» (Ин. 5:44)? Видишь ли, как всем этим Он показал, что ненависть к Нему происходила от Его открытых обличений, а не от нарушения субботы? А для чего Он посылает их на праздник, говоря: «вы пойдите на праздник; а Я еще не пойду» (ст. 8)? Чтобы показать, что Он не нуждается в них и не хочет, чтобы они льстили Ему, и что Он дозволяет им соблюдать иудейские обряды. Но как же, скажешь, Он пошел на праздник, когда прежде сказал: «не пойду»? Он не просто сказал: «не пойду», но прибавил: теперь, т. е. вместе с вами: «потому что Мое время еще не исполнилось». Но ведь Он имел быть распят в следующую Пасху, — почему же бы и Ему не идти? Если же не пошел потому, что еще не настало Его время, то следовало бы и совсем не ходить. Но Он пошел не для того, чтобы пострадать, а чтобы преподать им учение. Зачем же тайно? Мог Он, конечно, пойти и явно и быть среди иудеев и удержать их неистовое нападение, что нередко и делал; но Он не хотел так действовать всегда. Если бы Он пришел явно и опять поразил их слепотою, то этим яснее выказал бы Свое божество, и еще более открыл бы его, чего пока не следовало делать. Но так как они (Его братья) думали, что Он остался по малодушию, то (Своим появлением на праздник) Он, напротив, показывает то, что Он, наперед зная время в которое пострадает, с наступлением этого времени, вполне охотно пойдет во Иерусалим. Мне, впрочем, кажется, что в словах: «вы пойдите» Он высказывает и такую мысль: не думайте, что Я принуждаю вас против воли оставаться со Мной; а в следующих затем: «Мое время еще не исполнилось» показывает, что Ему надлежало еще совершать и чудеса и говорить беседы, чтобы и больше уверовало народа и тверже стали ученики, видя дерзновение Учителя и все, что Он претерпел.

3. Научимся же из сказанного уступчивости и кротости Спасителя: «научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11:29), — и отвергнем всякую гневливость. Восстанет ли кто против нас, — мы будем смиренны. Станет ли кто поступать с нами нагло, — мы будем услужливы. Будет ли кто язвить и терзать нас насмешками и ругательствами, — не будем отвечать тем же, чтобы мщением за себя не погубить себя. Гнев есть зверь, зверь жестокий и лютый. Чтобы укротить его, будем припевать себе стихи из божественного Писания и говорить: «прах ты» и «пепел» (Быт. 3:19; 18:27), и: «что гордится земля и пепел» (Сир. 10:9), также: «движение гнева есть падение для человека» (Сир. 1:22), и еще: «муж гневливый не благовиден» (Прит. 11:25). Подлинно нет ничего хуже, ничего безобразнее гневного лица; если же — лица, то тем более — души. Как тогда когда разрывают грязь, обыкновенно бывает зловоние, так и тогда, когда душа возмущается гневом, появляется великое безобразие. Но не могу, скажешь, вынести поношения от врагов. Отчего же, — скажи? Если враг сказал правду, то, еще прежде его, тебе самому следовало бы укорить себя, и ты должен благодарить его за обличение; если же ложь, не обращай на то внимания. Он назвал тебя нищим, — посмейся этому. Назвал низким или бессмысленным, — пожалей о нем, потому что, кто скажет «брату своему: «безумный», подлежит геенне огненной» (Мф. 5:22). Итак, когда кто станет поносить тебя, помысли о том наказании, которому он подлежит, — и не только не будешь гневаться, но и прольешь слезы. Никто не сердится на одержимых лихорадкой или горячкой, но все жалеют о подобных людях и плачут. А такова и душа разгневанная. Если же хочешь и отомстить, смолчи, — и тем нанесешь врагу смертельный удар. Если же будешь отвечать на укоризну укоризною, то зажжешь огонь. Но присутствующие, скажешь, будут обвинять в малодушии, если стану молчать. Не в малодушии будут обвинять, а подивятся любомудрию. Если же ты, подвергшись поношению, станешь огорчаться, то чрез это будешь поносить сам себя, потому что заставишь думать, что сказанное о тебе справедливо. Отчего, скажи мне, богач смеется, кода слышит, что его называют нищим? Не оттого ли, что не сознает за собою нищеты? Так и мы, если на бранные слова будем отвечать более смехом, чрез то представим величайшее доказательство, что мы не сознаем за собою того, в чем укоряют нас. Притом же, доколе нам бояться суждений людских? Доколе презирать общего всем Владыку и прилепляться к плоти? «Если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы» (1 Кор. 3:3)? Будем же духовными и обуздаем этого страшного зверя. Между гневом и бешенством, нет никакого различия; гнев есть тоже беснование, только временное, или даже и хуже беснования. Бесноватый может еще получить прощение; а гневающийся подвергнется тысяче мучений, как добровольно стремящийся в бездну погибели. Да и прежде будущей геенны, он уже здесь терпит наказание, так как во всю ночь и во весь день носит в помыслах души своей непрестанное смятение и незатихающую бурю. Итак, чтобы избавиться и наказания в жизни настоящей и мучения в будущей, отринем эту страсть и будем выказывать всякую кротость и уступчивость. Чрез это мы обретем покой нашим душам и здесь и в царствии небесном, которого и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 49

«Сие сказав им, остался в Галилее. Но когда пришли братья Его, тогда и Он пришел на праздник не явно, а как бы тайно» (Ин. 7:9, 10).

1. Иисус Христос поступал иногда по человечески, чтобы дать нам наглядный пример. — 2. Объявление Им о своем равенстве Богу–Отцу и ярость иудеев. — 3. Обвинение Его в нарушении субботы. — Значение добродетели в этой и будущей жизни.

1. Когда Христос совершал что–либо, как человек, то совершал не для уверения только в Своем воплощении, но и для научения нас добродетели. Если бы Он всегда поступал, как Бог, то откуда могли бы мы узнать, что нам должно делать в затруднительных обстоятельствах? Если бы, например, и в настоящем случае, когда иудеи дышали убийством, Он вдруг предстал среди них и удержал их порыв, и если бы так поступал всегда, то мы, не имея возможности сделать тоже, между тем находясь в подобных обстоятельствах, откуда могли бы узнать, как нам должно поступить? Следует ли тотчас же умереть, или нужно что–нибудь предпринять, чтобы придать делу благоприятный оборот? Итак, поскольку мы, не имея равных (с Ним) сил, не знали бы, что нам делать в трудных обстоятельствах, то Он Своим примером научает нас и этому. «Сие», сказано, «сказав им» Иисус «остался в Галилее. Но когда пришли братья Его, тогда и Он пришел не явно, а как бы тайно». Слова: «пришли братья Его» показывают, что Он не хотел идти с ними. Поэтому и остался там, где был, и не явил Себя, хотя братья некоторым образом и побуждали Его к тому. Но отчего Он, беседовавший всегда явно, теперь идет на праздник как бы тайно? (Евангелист) не сказал: тайно, но: «как бы тайно», — оттого, что надлежало через это научить нас устраивать наши дела. А кроме того, не все равно было для Него — явиться ли среди иудеев в то время, когда они кипели и пламенели от гнева, или после, при окончании праздника. «Иудеи же искали Его на празднике и говорили: где Он» (ст. 11)? Прекрасные поистине дела у них в праздничные дни! Порываются к убийству и совещаются на празднике схватить Его. Так говорят они и в другом месте: «как вы думаете? не придет ли Он на праздник» (Ин. 11:56)? и здесь: «где Он»? От чрезмерной ненависти и вражды не хотели назвать Его по имени. Великое уважение к празднику, великое благоговение! Хотели уловить Его в самый праздник. «И много толков было о Нем в народе» (ст. 12). Мне кажется, что их раздражало самое место совершения чуда, и что они в одно и то же время и свирепели и боялись, но не столько негодовали из–за прежнего чуда, сколько опасались, чтобы Он не совершил чего–либо подобного. Но вышло совсем иначе: они сами, против воли, сделали Его известным. «Одни говорили, что Он добр; а другие говорили: нет, но обольщает народ» (ст. 12). Первое, я думаю, — мнение народа, а последнее — князей и священников, потому что клеветать было свойственно их зависти и злобе. «Обольщает», говорят, «народ». Но каким образом, скажи мне? Разве Он совершает чудеса призрачные, а не действительные? Но опыт свидетельствует противное. «Никто не говорил о Нем явно, боясь Иудеев» (ст. 13). Видишь ли, начальники — люди развращенные, а подначальные хотя и здраво судят, но лишены надлежащего мужества, которого преимущественно недостает у народа? «Но в половине уже праздника вошел Иисус в храм и учил» (ст. 14). Чрез промедление Он сделал их внимательнее. Те, которые искали Его в первые дни праздника и говорили: «где Он»? теперь, увидев Его неожиданно перед собою, смотри, как поспешили к Нему и старались внимать Его словам, — и те, которые называли Его добрым, и те, которые не считали таким, — одни, чтобы получить пользу и подивиться, другие, чтобы схватить Его и задержать. Говорили же они: «обольщает народ», вследствие Его учения о догматах, так как не понимали того, что Он говорил; а — «Он добр», вследствие Его чудес. Итак, Он предстал пред ними, после того как утишил их ярость, чтобы они внимательно могли выслушать Его слова, когда гнев не заграждал уже их слуха. Чему Он учил, евангелист того не сказал; говорит только, что Он учил дивно, что пленил их и произвел в них перемену: такова была сила Его слов! Те, которые говорили: «обольщает народ», теперь, переменившись в своих мыслях, дивились Ему и потому говорили: «как Он знает Писания, не учившись» (ст. 15)? Видишь ли, как евангелист показывает, что и здесь их удивление было полно злобы? Не сказал, что они дивились учению, или что принимали слова Его; но просто: «дивились», т. е. приходили в изумление и в недоумении говорили: «откуда у Него это» (Мк. 6:2)? Между тем это недоумение должно было привести к сознанию, что в Нем не было ничего человеческого. Но так как этого они не хотели исповедать, но ограничивались только удивлением, то послушай, что говорит сам Христос: «Мое учение — не Мое» (ст. 16). Опять отвечает на их тайную мысль, обращая их к Отцу и желая тем заградить им уста. «Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю» (ст. 17). Эти слова значат вот что: отриньте от себя злобу, гнев, зависть и ненависть, которую напрасно питаете против Меня, и ничто не помешает вам познать, что Мои слова — поистине слова Божии. Теперь эти страсти омрачают вас и искажают в вас правильное и светлое суждение. А если исторгнете их из себя, то уже не будете подвергаться этому. Но Христос так не сказал, потому что этим слишком уязвил бы их; а все это прикровенно выразил в словах: кто творит волю Его, «тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю», т. е., или Я возвещаю что–либо чуждое, и новое, и противное, потому что выражение: «от Себя» всегда употребляется в следующем значении: Я не говорю ничего неугодного Богу, но чего хочет Отец, того — и Я. Если «кто волю Его» творит, «тот узнает о сем учении». Что значит: если кто волю Его творит? Значит: если кто любит жизнь добродетельную и хочет быть внимательным к пророчествам, чтобы видеть, сообразно ли с ними Я говорю, или нет, тот уразумеет силу Моих слов.

2. Как же (Его учение есть) Его и не Его? Он не сказал: это учение не Мое, но сказав прежде: «Мое», и таким образом усвоив его Себе, потом уже присовокупил: «не Мое». Как же одно и тоже может быть и Его и не Его? Его, потому что Он говорил не как наученный; не Его, потому что оно было учение Отца. А как же Он говорит: все Отчее — Мое, и все Мое — Отчее (Ин. 17:10)? Если оно потому не Твое, что оно Отчее, то те слова (все Отчее — Мое) будут ложны, так как поэтому самому оно должно быть Твое. Но слова: «не Мое» весьма ясно показывают, что Его учение и учение Отца — одно и тоже. Он как бы так говорил: (Мое учение) ничуть не отлично (от учения Отца), как учение другого (лица). Хотя во Мне ипостась и другая, но Я и говорю и делаю так, что нельзя подумать, будто Я говорю и делаю что–либо отличное от Отца: Я говорю и делаю тоже самое, что — и Отец. Потом присовокупляет и другое неопровержимое умозаключение, выставляя на вид нечто человеческое и научая примером из обыкновенной жизни. Что же это такое? «Говорящий сам от себя ищет славы себе» (ст. 18), т. е., кто хочет ввести свое какое–либо учение, — хочет не для чего другого, как для того, чтобы чрез то приобрести себе славу. Если же Я не хочу снискивать Себе славу, то для чего Мне желать вводить Свое какое–либо учение? «Говорящий сам от себя», т. е. высказывающий нечто свое и отличное, говорящий для того, чтобы приобрести себе славу. Если же Я ищу славы Пославшего Меня, то для чего Я стал бы учить другому? Видишь ли, что была некоторая причина, почему Он и там говорил, что не делает ничего сам от Себя (Ин. 5:30)? Какая же это причина? Та, чтобы уверить, что Он не ищет славы у людей. По этой же причине, говоря о Себе смиренно, Он произносит: Я ищу славы Отца, и таким образом везде хочет убедить их, что Он не желает славы (человеческой). А почему Он выражается смиренно, на это много есть причин, как то: чтобы не подать о Себе мысли, что Он не рожден или богопротивен, чтобы уверить, что Он облечен плотью, чтобы снизойти к немощи слушателей, чтобы научить людей быть скромными и не говорить о самих себе ничего великого. Когда же Он выражается о Себе возвышенно, то на это можно найти только одну причину — величие Его естества. Но если (иудеи) соблазнились и тем, что Он сказал: «прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин. 8:58), то чего не случилось бы с ними, если бы они постоянно слышали речи возвышенные? «Не дал ли вам Моисей закона? и никто из вас не поступает по закону. За что ищете убить Меня» (ст. 19)? Какую, скажешь, связь, или что общего имеют эти слова с преждесказанными?

Два обвинения возводили на Него иудеи: одно, что разорял субботу, другое, что Бога называл Отцом Своим, делая Себя равным Богу. А что это было не их мнение, а мысль Его самого, и что Он называл Бога Своим Отцом не так, как другие, но в смысле отличном и особенном, это видно из следующего. Многие часто называли Бога своим Отцом, например: «не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас» (Мал. 2:10)? Однако же от этого люди не были равны Богу. Потому–то, слыша эти слова, (иудеи) и не соблазнялись. Притом, как тогда, когда они говорили, что Он не от Бога, Он неоднократно вразумлял их и как оправдывал Себя в нарушении субботы, так и теперь, если бы то было их мнение, а не мысль Его самого, Он исправил бы его и сказал: зачем вы считаете Меня равным Богу, — Я не равен. Но Он ничего такого не сказал, а даже напротив и дальнейшими совами доказал, что Он равен Богу. Слова: «как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын» (Ин. 5:21); и: «дабы все чтили Сына, как чтут Отца» (Ин. 5:23); и: «что творит Он, то и Сын творит также» (Ин. 5:19), — все эти слова доказывают Его равенство. И о законе Он также говорит: «не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков» (Мф. 5:17). Так Он обыкновенно исторгает из их ума несправедливые о Нем мнения. Здесь же не только не опровергает мнения о равенстве Его с Отцом, но еще и утверждает его. Поэтому же и в другом месте, когда они сказали: «делаешь Себя Богом» (Ин. 10:33), Он не отверг этого мнения, а напротив подтвердил, сказав: «чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди» (Мф. 9:6). Итак, сначала Он говорил против того их обвинения, что Он делает Себя равным Богу, показывая, что Он не только не богопротивен, но и говорит одно и тоже и учит тому же самому, чему и Бог. А теперь Он уже приступает к обвинению в нарушении субботы, говоря: «не дал ли вам Моисей закона? и никто из вас не поступает по закону»? Он как бы так говорил: закон предписывает: «не убивай», а вы убиваете и еще обвиняете Меня, как преступающего закон! А почему Он сказал: «никто»? Потому, что все искали Его убить. Если же Я, говорит, и нарушил закон, то для спасения человека; а вы преступаете его для злодеяния. Если Мой поступок и был нарушением закона, то он совершен для спасения, и вам, которые преступаете важнейшие заповеди, не следовало судить Меня, потому что ваше преступление есть разрушение всего закона. Вслед затем Христос вступает с ними в состязание; и хотя много беседовал об этом и прежде, но тогда возвышеннее и согласно с Своим достоинством, а теперь смиреннее. Почему же так? Потому, что не хотел часто раздражать их: теперь они и без того пламенели гневом и порывались к убийству. Поэтому Он и старается убедить и успокоить их двумя следующими доводами: во–первых, обличает их дерзкое покушение, говоря: «за что ищете убить Меня», и присовокупляя с кротостью: «Человека, сказавшего вам истину» (Ин. 8:40); а во–вторых, показывает, что они, дыша убийством, недостойны судить другого. Но ты обрати внимание на смирение, с каким спрашивает Христос, и на дерзость, с какою они отвечают. «Не бес ли в Тебе? кто ищет убить Тебя» (ст. 20)? Это — слова гнева и ярости, вылившиеся из их души, потерявшей всякий стыд и крайне смущенной от неожиданного обличения в том, о чем они думали. Как разбойники, распевающие во время своих замыслов, когда хотят застать врасплох того, против кого злоумышляют, делают это молчаливо, так — и иудеи. Но Христос не обличает их за это, чтобы не сделать их еще более безстыдными, и опять начинает оправдываться в нарушении субботы, заимствуя Свои доводы против них от закона.

3. И смотри, как премудро! Нисколько не удивительно, говорит, что вы не слушаете Меня. Вы не слушаете и закона, которому, как вам кажется, вы повинуетесь и который считаете данным от Моисея. Поэтому ничего нет странного, если вы не внимаете Моим словам. Так как они говорили: «с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он» (Ин. 9:29), то Он показывает, что они оскорбляли и Моисея. Он дал закон, а между тем они не слушали закона. «Одно дело сделал Я, и все вы дивитесь» (ст. 21). Смотри: когда Ему нужно оправдываться и опровергать возводимое на Него обвинение, Он не упоминает об Отце, но выставляет Свое лицо. «Одно дело сделал Я». Этим хочет показать, что не совершить того дела значило бы нарушить закон, что есть многое, что выше закона, и что Моисей допустил заповедь вопреки закону и в то же время высшую, чем закон. Обрезание выше субботы, хотя оно не установлено законом, а перешло от отцов. А Я совершил дело, которое выше и превосходнее даже обрезания. Далее не упоминает о заповеди закона, т. е. о том, что священники нарушают субботу, как сказал об этом выше, но (говорит) с большею силой. Выражение же: «дивитесь» значит: смущаетесь, тревожитесь. Если закону надлежало быть совершенно неизменным, то обрезание не было бы выше его. Он не сказал также: Я совершил дело важнее, чем обрезание; но обличает их сильнее, говоря: «если принимает человек обрезание» (ст. 23). Видишь ли, что закон тогда преимущественно и остается в своей целости, когда Христос нарушил его? Видишь ли, что нарушение субботы есть соблюдение закона, так что если бы не была нарушена суббота, то чрез это по необходимости был бы нарушен закон? Значит и Я не нарушил закон. И не сказал: вы гневаетесь на Меня за то, что Я совершил дело большее, чем обрезание; но, высказав только Свое дело, предоставил им на суд, не важнее ли обрезания всецелое здравие. У вас, говорит, нарушается закон для того, чтобы человек получил знак, нимало не способствующий здоровью; и между тем, когда человек избавляется от столь тяжкой болезни, вы досадуете и негодуете. «Не судите по наружности» (ст. 24). Что значит — «по наружности»? Моисей пользуется у вас большим уважением; но вы произносите суд, основываясь не на достоинстве лица. А на существе дел: это значит судить справедливо. Почему никто не обвинял Моисея? Почему никто не восставал против его повеления нарушать субботу ради заповеди, отвне привнесенной в закон? Между тем Моисей допускает, что та заповедь (о обрезании) выше его собственного закона, — заповедь, которая установлена не законом, а привнесена отвне (что особенно удивительно); а вы, не будучи законодателями, сверх меры защищаете закон и мстите за него. Но Моисей, повелевший нарушать закон ради заповеди незаконной, заслуживает веры более вас. Словами: «всего человека» (ст. 23) Христос показывает, что обрезание приносило только часть здравия. Какое же здравие от обрезания? Всякая душа, сказано, которая не обрежется, погубится (Быт. 17:14). А Я восставил (от одра) не отчасти только больного, а совершенно расслабленного. Итак, «не судите по наружности». Будем уверены, что это сказано не жившим только тогда, а и нам, чтобы мы ни для чего не нарушали справедливости, но все для нее делали. Нищ ли кто, или богат, мы не должны обращать внимания на лица, но обязаны исследовать их дела. «не потворствуй», сказано, «бедному в тяжбе его» (Исх. 23:3). Что это значит? Значит: не преклоняйся и не смягчайся, если несправедливо будет поступать и нищий. Если же не должно быть пристрастным к нищему, то гораздо более — к богатому. Это говорю я не к судьям только, но и ко всем людям, чтобы они нигде не нарушали справедливости, но везде соблюдали ее свято. «Возлюбил», сказано, «правду» Господь, «и возненавидел беззаконие» (Пс. 44:8; 10:5). Не будем же ненавидеть свои души, не будем любить неправду. Прибыли от нее и теперь, без сомнения, мало или вовсе нет, а в будущем — много вреда. А лучше сказать, мы и теперь не можем наслаждаться от нее удовольствием. Когда мы живем в роскоши со злою совестью, то не наказание ли и не мучение ли это? Возлюбим же справедливость не будем никогда преступать этого закона. Какой плод принесет нам настоящая жизнь, если отойдем без добродетели? Что там за нас будет предстательствовать? Дружба ли, родство ли, или чье–либо благоволение? Но что я говорю о чьем–либо благоволении? Хотя бы мы имели отцом Ноя, или Иова, или Даниила, — и это нисколько не поможет нам, если нам будут изменять наши собственные дела. Нам только одно нужно — добродетель души. Она в состоянии будет спасти нас и избавить от вечного огня. Она введет нас в царство небесное, которого и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 50

«Тут некоторые из Иерусалимлян говорили: не Тот ли это, Которого ищут убить? Вот, Он говорит явно, и ничего не говорят Ему: не удостоверились ли начальники, что Он подлинно Христос? Но мы знаем Его, откуда Он» (Ин. 7:25–27).

1. Споры иудеев касательно Иисуса Христа. — 2. Иисус Христос изобличает их и доказывает, что они намеренно отвергают Его, зная, что Он есть Мессия. — 3. Он предсказывает о своей смерти. — Благотворительность к бедным и наказание тем, кто не совершают ее.

1. В божественном Писании ничего не сказано без цели, так как все изречено Духом Святым. Потому мы должны все тщательно исследовать. Часто и по одному в нем слову можно дойти до целой мысли, как, например, и в предложенном ныне месте. Многие «из Иерусалимлян говорили: не Тот ли это, Которого ищут убить? Вот, Он говорит явно, и ничего не говорят Ему». Зачем прибавлено: «из Иерусалимлян»? Этим евангелист показывает, что те, которые по преимуществу удостоились великих чудес, были жалче всех, — что те, которые видели величайшее знамение Его божества, все предоставляли суду своих развращенных начальников. В самом деле, не великое ли то было знамение, что люди, неистовствовавшие и дышавшие убийством, — люди, следившие за Ним и искавшие Его убить, имея уже Его в руках своих, вдруг успокоились? Кто мог бы это сделать? Кто мог бы так скоро укротить столь великое неистовство? Однако же и после таких знамений, смотри, какое у них безумие и неистовство! «Не Тот ли это, Которого ищут убить»? Смотри, как они сами себя осуждают! «Которого ищут убить», говорят, «и ничего не говорят Ему». И не просто ничего не говорят Ему, но даже тогда, как Он говорит с дерзновением. А говоря с дерзновением и со всею свободою, Он еще более должен был раздражить их; но они ничего Ему не делают. «Не удостоверились ли, что Он подлинно Христос»? А вам как кажется? Вы какой произносите о Нем суд? Мы, говорят, противоположный. Поэтому они говорили: «но мы знаем Его, откуда Он». Какая злоба! Какое противоречие! Не следуют даже приговору начальников, а произносят свой суд, несправедливый и достойный их безумия. «Мы знаем Его», говорят, «откуда Он. Христос же когда придет, никто не будет знать, откуда Он» (ст. 27). Между тем начальники ваши, будучи спрошены, именно говорили, что Он должен родиться в Вифлееме. Были опять и такие, которые говорили: «мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он» (Ин. 9:29). Вот — речи пьяных! И опять: «разве из Галилеи Христос придет? Не сказано ли в Писании, что из Вифлеема» (Ин. 7:41, 42)? Вот — приговор людей неистовствующих! Знаем, и не знаем. Христос приходит от Вифлеема, и «Христос же когда придет, никто не будет знать, откуда Он». Что яснее этого противоречия? Но они заботились только о том, чтобы не веровать. Что же на это Христос? «И знаете Меня, и знаете, откуда Я; и Я пришел не Сам от Себя, но истинен Пославший Меня, Которого вы не знаете» (ст. 28); и еще: «Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего» (Ин. 14:7). Как же Он говорит, что они знают и Его, и откуда Он; а потом — что не знают ни Его, ни Отца? Говоря таким образом, Он не противоречит Себе, — нет; а напротив говорит совершенно согласно с самим Собою. Говоря: «не знаете», Он разумеет другое ведение, подобно тому, как говорится: «сыновья же Илия были люди негодные; они не знали Господа» (1 Цар. 2:12), — и в другом месте: «Израиль не знает [Меня]» (Ис. 1:3). В этом смысле и Павел говорит: «Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются» (Тит. 1:16). Значит, и знающему можно не знать. Итак, Он говорит вот что: если вы Меня знаете, то знаете, что Я — Сын Божий. Ведь слова: «откуда Я» указывают здесь не на место, как это видно из прибавления: «и Я пришел не Сам от Себя, но истинен Пославший Меня, Которого вы не знаете». Под неведением Христос разумеет здесь неведение делами, о котором говорит и Павел: «Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются». То был грех не неведения, а злой и порочной воли. Они знают, и однако же хотят не знать. Но какая во всем этом связь? Каким образом Христос, в обличение их, говорит то же, что и они? Когда именно они сказали: «но мы знаем Его, откуда Он», Он присовокупил: «и знаете Меня». Как же они говорили: «не знаем», когда вот сами же говорят: «знаем»? Но говоря: «знаем, откуда Он», они не иное что высказывали, как то, что Он от земли и сын тектона. А Христос, говоря: «знаете, откуда Я», т. е. не оттуда, откуда вы предполагаете, но оттуда, где Пославший Меня, — возносил их мысль на небо. Слова: «Я пришел не от Себя» намекают на то, что они знали, что Он послан от Отца, хотя и не признавались в том. Итак, Он изобличает их двояким образом. И во–первых, чтобы пристыдить их, Он открыто объявляет пред всеми то, что они говорили только тайно. Потом открывает и то, что было у них в душе, говоря как бы так: Я не из числа людей отверженных и не из тех, которые приходят без всякой причины; «но истинен Пославший Меня, Которого вы не знаете». Что значит: «истинен Пославший Меня»? Если Он истинен, то и послал истинно. Если Он истинен, то следует, что истинен и Посланный.

2. Это же Он доказывает и другим образом, уловляя их собственными словами. Так как они говорили: «Христос же когда придет, никто не будет знать, откуда Он», то Он и отсюда выводит заключение, что Он сам и есть Христос. «Никто не будет знать», — они говорили, имея в виду какое–либо определенное место. А Он отсюда и доказывает, что Он — Христос, потому что пришел от Отца, а знание Отца Он всюду приписывает Себе одному, говоря: «не то, чтобы кто видел Отца, кроме Того, Кто есть» от Отца (Ин. 6:46). Слова Христовы раздражили их, потому что, сказав: вы не знаете Его (Отца), и обличив в том, что они, зная, притворяются не знающими, Он действительно уколол и уязвил их. «И искали схватить Его, но никто не наложил на Него руки, потому что еще не пришел час Его» (ст. 30). Видишь ли, как невидимою силою они удерживаются и как их гнев обуздывается? Но отчего евангелист не сказал, что удержал их невидимою силою; но — «потому что еще не пришел час Его»? Он хотел выразиться человекообразнее и смиреннее, чтобы на Христа смотрели и как на человека. Он везде говорит о Нем возвышенно; а потому по местам примешивает и это. Когда же Христос говорит: «потому что Я от Него», то говорит не как пророк, которому сообщается ведение, но как созерцающий Его (Отца) и сущий с Ним. «Я знаю Его», говорит, «потому что Я от Него» (ст. 29). Видишь ли, как Он всюду подтверждает слова Свои: «Я пришел не от Себя», и: «истинен Пославший Меня», стараясь убедить в том, чтобы не считали Его чуждым Богу. И смотри, какой плод от смиренных слов. После этого, сказано, многие говорили: «когда придет Христос, неужели сотворит больше знамений, нежели сколько Сей сотворил» (ст. 31)? Сколько же знамений? Было только три знамения, именно — претворение воды в вино, знамение над расслабленным и над сыном царедворца, а больше евангелист не сообщил ни об одном. А из этого видно, что евангелисты, как я часто говорил, многое проходят молчанием и говорит нам о том, из–за чего злодействовали начальники. «И искали схватить Его» и убить. Кто искал? Не народ, который не домогался начальства и не мог быть увлечен завистью, а священники. Народ, с своей стороны, говорил: «когда придет Христос, неужели сотворит больше знамений»? Впрочем, и это не была вера здравая, а вера, какая обыкновенно бывает у простого народа. Сказав: «когда придет», народ тем показал, что он не вполне убежден, что Иисус есть Христос. Итак, или по этой причине народ сказал те слова, или потому, что говорил при многолюдном собрании. Так как начальники всячески старались доказать, что Он не Христос, то народ сказал: положим, что Он не Христос; но разве Христос будет лучше Его? Люди простые и грубые, — я всегда это говорю, — привлекаются не учением или проповедью, а чудесами. «Услышали фарисеи такие толки в народе, и послали служителей — схватить Его» (ст. 32). Видишь ли, что нарушение субботы было только предлогом и что более всего уязвляло их именно это (сочувствие народа)? Так как в настоящем случае они не находили ничего ни в Его словах, ни в делах, за что бы могли обвинить, то хотели схватить Его ради народа; но сами не смели, предвидя опасность, а послали наемных слуг. Какое насилие и неистовство, или лучше, какое безумие! Сами много раз покушались, но не могли, и вот поручают это дело слугам, чтобы как–нибудь удовлетворить своей ярости. Много беседовал Он и при купели, и они ничего такого не сделали; намеревались, правда, схватить Его, но не решились. А теперь они уже не могут более выносить, так как народ готов был устремиться к Нему. Что же Христос? «Еще недолго быть Мне с вами» (ст. 33). Имея силу и преклонить и устрашить слушателей, Он произносит слова, исполненные смиренномудрия, и говорит как бы так: зачем вы стараетесь убить Меня и преследовать? Потерпите немного, — Я дозволю вам задержать Меня и без вашего старания. Потом, чтобы кто не подумал, что в словах: «еще недолго быть Мне с вами» Он говорит об общей для всех смерти (а так и действительно думали), — чтобы, говорю, кто не подумал этого, а вместе и того, что по смерти Он уже не будет действовать, — Он присовокупил: «и где буду Я, [туда] вы не можете придти» (ст. 34). Если бы Он должен был остаться в области смерти, то и они могли бы (туда) придти, потому что все мы туда отходим. Эти слова преклонили к Нему людей простых, устрашили дерзких, а любознательных побудили спешить к слушанию, потому что уже не много остается времени и не всегда можно будет пользоваться таким учением. И Он не сказал просто: здесь есмь, но: «быть Мне с вами», т. е., хотя вы Меня преследуете и гоните, но Я и на короткое время не перестану устраивать ваше счастье, говорить то, что относится к вашему спасению и наставлять вас. «И пойду к Пославшему Меня». Это, естественно, могло устрашить их и привести в безпокойство, потому что (здесь) Он показывает, что придет время, когда они будут нуждаться в Нем. «Будете искать», говорит, «Меня», — не только не забудете, но и «будете искать Меня, и не найдете» (ст. 34). Когда же иудеи искали Его? Лука говорит, что о Нем плакали жены, а вероятно, и многие другие, как тогда, так и при пленении города, вспоминали о Христе и Его чудесах и желали Его присутствия. Все же это Он сказал для того, чтобы привлечь их к Себе. И действительно, как то, что уже не много оставалось времени, так и то, что, по отшествии, Он будет для них вожделенным и что уже нельзя будет найти Его, — все это могло расположить их обратиться к Нему. Если бы Его присутствие не должно было сделаться для них вожделенным, то в Его словах не было бы для них ничего особенно важного. С другой стороны, если бы оно и должно было сделаться вожделенным, но можно было бы найти Его, то и этим Он не смутил бы их.

3. Равным образом, если бы Он еще долгое время оставался среди них, то и в этом случае они были бы беззаботны. Но теперь Он со всех сторон тревожит их и устрашает. А словами: «пойду к Пославшему Меня» показывает, что от их злого умысла Он не потерпит никакого вреда и что Его страдание будет добровольное. Итак, Он изрек два предсказания, — одно, что спустя немного времени Он отойдет, другое, что они не придут к Нему. Что Он предсказал Свою кончину, это, конечно, не было делом ума человеческого. Смотри, вот и Давид говорит: «скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой» (Пс. 38:5). Да и подлинно никто не может узнать этого. От одного же (предсказания) получает достоверность и другое. А я думаю, что те слова прикровенно относились и к слугам и что Христос и к ним обращал свою речь, чем наиболее и привлек их к Себе, показав, что знает, зачем они пришли; Он как бы так говорил: потерпите немного, и Я отойду. «Иудеи говорили между собою: куда Он хочет идти» (ст. 35)? Правду сказать, тем, которые желали освободиться от Него и употребляли все средства, чтобы не видеть Его, не следовало бы доискиваться этого, а следовало сказать: мы и рады (что Ты уходишь); когда только это будет? Однако же слова (Христовы) несколько тронули их и они стали спрашивать друг друга, делая неразумные предположения: «куда хочет идти? Не хочет ли Он идти в Еллинское рассеяние»? Что значит: «в Еллинское рассеяние»? Так иудеи называли язычников, потому что те были повсюду рассеяны и безпрепятственно смешивались одни с другими. Этому же поношению подверглись впоследствии и сами иудеи, потому что и они были рассеяны. Но в древности весь иудейский народ был собран в одно место, и иудея нельзя было найти нигде, кроме Палестины. Потому–то они и называли язычников рассеянием, понося их и величаясь собою. А что значит: «и где буду Я, [туда] вы не можете придти»? В то время иудеи были уже смешаны с язычниками и находились во всех странах света; следовательно, если бы Христос указывал здесь на язычников, то не сказал бы: туда «вы не можете придти». А те, которые говорили: «Не хочет ли Он идти в Еллинское рассеяние», не сказали: и губить (эллинов), но: «учить». Таким образом, они уже оставили свой гнев и поверили словам Его; если бы не поверили, то не стали бы спрашивать друг друга: «что значат сии слова»? Но это было сказано иудеям; а я боюсь, чтобы и к нам не имели приложения те слова, т. е., что где Он, туда мы не можем придти, — по причине нашей жизни, исполненной грехов. О Своих учениках Христос говорит: «хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною» (Ин. 17:24); об нас же, боюсь, чтобы не было сказано противного: «где буду Я, [туда] вы не можете придти». В самом деле, как нам придти туда, когда мы поступаем вопреки заповедям? Ведь и в настоящей жизни, если кто–либо из воинов станет действовать несоответственно с достоинством царя, то не будет иметь возможности видеть царя, а напротив лишится своей власти и подвергнется величайшему наказанию.

Так и мы, если будем похищать и лихоимствовать, если станем оказывать несправедливости и обиды и не будем творить милостыни, то не только лишимся возможности придти туда, но и потерпим тоже, что случилось с девами. А они не могли войти туда, где был Жених, но удалились, потому что угасли их светильники, т. е. оставила их благодать. Действительно, этот огонь, который мы получили по благодати Духа, если захотим, мы можем усилить; если же не захотим, тотчас угасим его. А когда он угаснет, в наших душах не останется ничего, кроме тьмы. Как с возжжением светильника появляется большой свет, так с его погашением не остается ничего, кроме мрака. Поэтому сказано: «Духа не угашайте» (1 Фесс. 5:19). Угасает же тогда, когда не имеет елея, когда подвергается какому–либо сильному напору ветра, когда подавляется и стесняется (от этого именно и гаснет огонь); подавляется же житейскими заботами и угасает от злых пожеланий. Но, при этом, ничто так не угашает огонь Духа, как безчеловечие, жестокость и хищничество. Если мы, не имея елея, нальем еще холодную воду (а это и есть лихоимство, охлаждающее унынием души обижаемых), то как тогда он может загореться? И вот мы отойдем отсюда, неся с собою золу и пепел, окруженные великим дымом, который будет обличать нас в том, что мы угасили свои светильники. Где дым, там необходимо допустить угасший огонь. Но не дай Бог никому услышать этот глас: «не знаю вас» (Мф. 25:12). А когда можно услышать его, как не тогда, когда, видя бедного, мы остаемся в таком же расположении духа, как если бы не видели? Если мы не хотим знать Христа, когда Он алчет, то не узнает и Он нас, когда мы будем нуждаться в Его милости. И справедливо: кто презирает несчастного и не подает своего, тот не должен надеяться получить что–либо из того, что не его. Потому, умоляю вас, будем всячески стараться и заботиться, чтобы не оскудел у нас елей, чтобы наши светильники были украшены, и мы могли вместе с Женихом войти в брачный чертог, чего и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 51

«В последний же великий день праздника стоял Иисус и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой» (Ин. 7:37, 38).

1. Слушатели Слова Божия должны иметь горячую жажду к нему. — 2. Дух Святой был уже дан людям Ветхого Завета, но апостолы получили его с наибольшею полностью. — 3. Последствия злобы. — Желая делать зло другим, люди причиняют погибель самим себе. — Зло исцеляется не злом, а добром.

1. Приступающие к божественной проповеди и внимательные к вере должны выказывать расположение жаждущих и возжигать в себе такое же, как у них, желание. Чрез это они будут в состоянии вернее удержать в себе проповедуемое. Жаждущие, взяв чашу, выпивают ее с великою охотой, и тогда только успокаиваются. Так и те, которые слушают божественные слова, если будут принимать их с жаждою, никогда не отстанут от них прежде, нежели совершенно насытятся. А что всегда должно жаждать и алкать, об этом сказано: «блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф. 5:6). И здесь Христос говорит: «кто жаждет, иди ко Мне и пей». Эти слова означают: Я никого не влеку принуждением и насилием; но кто имеет великое усердие, кто пламенеет желанием, того Я призываю. Но почему евангелист заметил, что (это было) «в последний великий день»? Потому, что первый и последний дни были великими, а средние между ними большею частью проводимы были в увеселениях. Почему же говорит: «в последний»? Потому, что в этот день все были в собрании. В первый день (Господь) еще не пришел, объяснив Своим ученикам и причину этого. Во второй же и в третий день, Он не говорит ничего такого, чтобы не тратить напрасно слов, так как (иудеи в эти дни) предавались увеселениям. Но в последний день, когда они возвращались домой, Он дает им напутствие ко спасению и громко говорит, частью для того, чтобы показать Свое дерзновение, частью по причине большого многолюдства. А чтобы показать, что Он говорит о питии духовном, присовокупляет: «кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой». Чревом называет здесь сердце, подобно тому, как и в другом месте говорится: «и закон Твой у меня в сердце» (Пс. 39:9). Но где сказано в Писании: «у того из чрева потекут реки воды живой»? Нигде. Что же значат слова: «кто верует в Меня, как сказано в Писании»? Здесь надобно поставить точку, так чтобы слова — «у того из чрева потекут реки» — были изречением самого Христа. Так как многие говорили: «это Христос» (ст. 41), и еще: «когда придет Христос, неужели сотворит больше знамений» (ст. 31), то Он показывает, что должно иметь правое познание и убеждаться не столько чудесами, сколько Писанием. Действительно, многие, хотя и видели Его чудодействовавшим, однако же не принимали за Христа, а напротив готовы были сказать «не сказано ли в Писании, что Христос придет от семени Давидова» (Ин. 7:42)? Поэтому Христос весьма часто обращался к Писанию, желая показать, что не избегает доказательств от Писания; Поэтому же и теперь отсылает их к Писаниям. Итак, выше Он говорил: «исследуйте Писания» (Ин. 5:39), и еще: «у пророков написано: и будут все научены Богом» (Ин. 6:45), также: «есть на вас обвинитель Моисей» (Ин. 5:45). Равным образом и здесь говорит: «у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки», указывая этими словами на богатство и изобилие благодати. Это же самое Он и в другом месте выражает словами: «сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин. 4:14), т. е. (верующий в Него) будет иметь великую благодать. Итак, в том месте Он называет ее животом вечным, а здесь водою живою. Живою же называет ее потому, что она всегда действенна. Благодать Духа, когда войдет в душу и утвердится в ней, течет сильнее всякого источника, не прекращается, не истощается и не останавливается. Таким образом, чтобы показать и неоскудеваемость дара благодати и вместе неизреченную ее действенность, Он назвал ее источником и реками, — не одною рекою, но безчисленными. А в том месте (Ин. 4:14) обилие Он представил под образом течения. И всякий ясно увидит истину сказанного, если представит себе мудрость Стефана, язык Петра, силу Павла, — как ничто их не останавливало, ничто не удерживало, ни ярость народная, ни восстания тиранов, ни козни демонов, ни ежедневные смерти, и как, напротив, они, подобно рекам, несущимся с великим стремлением, все увлекали вслед за собою. «Сие сказал Он о Духе, Которого», говорит, «имели принять верующие: ибо еще не было на них Духа Святаго» (Ин. 7:39). Как же пророки пророчествовали и творили безчисленные чудеса? Апостолы изгоняли (демонов) не Духом, но властью, полученной от Христа, как Он сам говорит: «если Я [силою] веельзевула изгоняю бесов, то сыновья ваши чьею [силою] изгоняют» (Мф. 12:27)? А это Он говорил с тем, чтобы показать, что прежде креста не все изгоняли (демонов) Духом, но полученною от Него (Христа) властью. Потому–то, когда Он хотел послать их, то сказал: «примите Духа Святаго» (Ин. 20:22), как и в другом месте сказано: «нисшел на них Дух Святый» (Деян. 19:6), и тогда стали творить чудеса.

2. А когда посылал их (прежде страдания), тогда не сказано, что Он дал им Духа Святаго, но — «дал им власть», говоря: «прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте» (Мф. 10:1, 8). Относительно же пророков всеми признано, что они имели дарование Святаго Духа; но эта благодать оскудела, отступила и иссякла на земле с того дня, как сказано было: «оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23:38). Впрочем, и прежде этого дня, она уже начала становиться редкою. Ведь у них (иудеев) не было уже пророка, и благодать не осеняла их святыни. Итак, поелику Дух Святый был отнят, а между тем впоследствии Он имел излиться обильно, и это излияние началось после креста, не только с обилием, но и с большими дарованиями [да и действительно чудеснее был дар, когда, например, сказано: «не знаете, какого вы духа» (Лк. 9:55); и опять: «потому что вы не приняли духа рабства, но приняли Духа усыновления» (Рим. 8:15); древние, хотя сами и имели Духа, но другим не сообщали; напротив, апостолы исполнили Духом безчисленное множество], — поелику, говорю, (верующие) имели получить такую благодать, но она не была еще дарована, то и сказано: «ибо еще не было Духа Святаго». Итак, указывая на эту–то благодать, евангелист сказал: «ибо еще не было Духа Святаго», т. е. не был еще дарован, «потому что Иисус еще не был прославлен» (Ин. 7:39), — называя славою крест. Мы были врагами и грешниками, были лишены дара Божия и стали ненавистными Богу; а благодать есть свидетельство примирения, и дар подается не врагам и лицам ненавистным, но друзьям и людям благоугодившим. Поэтому надлежало прежде принестись за нас жертве, разрушиться вражде во плоти, и нам сделаться друзьями Божиими, и тогда уже получить этот дар. Если так было при обетовании, данном Аврааму, то тем более при благодати. Показывая это, Павел говорит: «если утверждающиеся на законе суть наследники, то тщетна вера, ибо закон производит гнев» (Рим. 4:14, 15). Слова его значат следующее: обетовал Бог Аврааму и семени его дать землю; но потомки сделались недостойными этого обетования и не могли благоугодить собственными трудами. Поэтому пришла вера — дело не трудное, чтобы привлечь благодать и чтобы не отпали обетования. «Итак по вере», продолжает апостол, «чтобы [было] по милости, дабы обетование было непреложно» (Рим. 4:16). Потому — «по милости», что не могли (стяжать этого) делами. Но почему, сказав: по Писанию, не приводит самого свидетельства? Потому, что иудеи были заражены превратными понятиями. Одни говорили: «Он пророк», другие: «обольщает народ», иные: не от Галилеи «Христос придет», но «из Вифлеема», еще иные: «Христос же когда придет, никто не будет знать, откуда Он»; словом — мнения были разнообразны, как обыкновенно бывает в волнующемся народе. Да, они и внимали тому, что говорилось, не надлежащим образом и не с тем, чтобы узнать истину. Потому–то Он ничего не отвечает им, хотя они говорят: «разве из Галилеи Христос придет» (Ин. 7:41)? А Нафанаила, который выразился сильнее и разительнее — «из Назарета может ли быть что доброе» (Ин. 1:46)? — похвалил, как истинного израильтянина. Они, равно как и те, которые говорили Никодиму: «рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк» (Ин. 7:52), говорили это не с тем, чтобы узнать истину, но чтобы только опровергнуть мнение о Христе; а он (Нафанаил) говорил это потому, что любил истину и в точности знал все древние Писания. Итак, поелику они имели одну только цель — опровергнуть то, что Он есть Христос, то Он ничего и не открыл им. Притом, те, которые и себе самим противоречили, говоря иногда: «никто не будет знать, откуда Он», а иногда — «из Вифлеема», очевидно стали бы противиться и после того, как узнали бы истину. Пусть они не знали места, именно — что Он из Вифлеема, так как Он жил в Назарете, хотя и это для них не извинительно, потому что Он не там родился: но ужели они не знали и рода Его, именно — что Он из дома и племени Давидова? Как же они говорили: «не сказано ли в Писании, что Христос придет от семени Давидова» (Ин. 7:42)? Но теми словами они и это хотели затемнить, потому что обо всем говорили злонамеренно. Почему бы им, пришедши к Нему, не сказать: так как мы всему прочему удивляемся в Тебе, но ты повелеваешь веровать в Тебя по Писаниям, то скажи, каким образом Писания говорят, что Христос должен придти из Вифлеема, между тем как Ты пришел из Галилеи? Но они ничего такого не сказали, а напротив все говорят с злым умыслом. А что они не искали истины и не желали узнать ее, евангелист тотчас присовокупил: «некоторые хотели схватить Его; но никто не наложил на Него рук» (Ин. 7:44). Если уже ничто другое, по крайней мере это могло привести их в умиление; но они не умилились, как говорит пророк: «поносили и не переставали» (Пс. 34:15).

3. Такова–то злоба! Ничему не хочет уступить, к одному только стремится — погубить того, кто подвергся ненависти. Но что говорит Писание? «Кто роет яму, тот упадет в нее» (Прит. 26:27). Это сбылось и тогда. Они хотели погубить Христа, чтобы уничтожить Его проповедь; а случилось противное. Проповедь, по благодати Христовой, процветает; а у них все исчезло и погибло: они лишились и отечества, и свободы, и безопасности, и богослужения, потеряли всякое благоденствие, и сделались рабами и пленникам. Итак, зная это, никогда не будем злоумышлять против других, памятуя, что мы изощряем чрез это меч против себя самих и наносим себе глубочайшую рану. Но тебя оскорбил кто–нибудь, и ты хочешь ему отомстить? Не мсти. Таким только образом ты действительно будешь в состоянии отомстить. Если же будешь сам мстить, тогда не отомстишь. И не думай, что эти слова — загадка; нет, это — истина. Как и каким образом? Так, что когда ты не мстишь, тогда поставляешь Бога врагом ему (обидчику); а когда сам мстишь, тогда этого уже не бывает. «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Рим. 12:19). Если мы имеем рабов, и они, рассорившись между собою, не нам предоставят расправу и наказание, а присвоят их себе самим, то хотя бы они после тысячу раз приступали к нам, мы не только не отмщаем за них, а напротив еще гневаемся на них, называя их бродягами и забияками. Все, говорим мы им, следовало предоставить нам; но так как ты прежде отомстил сам за себя, то уже не докучай нам. Тем более скажет это Бог, Который повелел все предоставлять Ему. Да и не стыдно ли, что мы от своих рабов требуем такого любомудрия и послушания, а Господу не предоставляем того, чего требуем себе от рабов? Это я говорю потому, что вы склонны мстить друг другу; между тем, кто истинно любомудрствует, тот не должен этого делать, а напротив должен прощать и оставлять грехи, хотя бы за это и не было той великой награды — отпущения собственных грехов. Если ты осуждаешь согрешившего, то зачем же, скажи мне, сам грешишь и впадаешь в то же самое? Оскорбил ли кто тебя? Не оскорбляй его взаимно; иначе сам себя оскорбишь. Ударил ли кто тебя? Не плати ему тем же; иначе между вами не будет различия. Опечалил ли кто тебя? Не огорчай его с свей стороны, потому что прибыли от этого нет никакой, между тем ты опять сделаешься подобным ему. Только тогда ты в состоянии будешь образумить его, когда перенесешь обиду спокойно и с кротостью; только чрез это ты устыдишь его и укротишь его гнев. Никто не исцеляет зла злом, но зло добром. Так любомудрствуют и некоторые из язычников. Если же у несмысленных язычников такое любомудрие, то постыдимся быть хуже их. Многие из них были обижены, и переносили обиды. Многие были оклеветаны, и не мстили; подвергались наветам, и благодетельствовали. Но я боюсь не мало, чтобы некоторые из них не оказались выше нас по жизни и чрез то не увеличили нашего наказания. В самом деле, если мы, которые получили Духа, ожидаем царствия, любомудрствуем о небесах, не боимся геенны, имеем повеление быть ангелами, пользуемся таинствами, — если мы не достигнем даже до их добродетели, то какое будем иметь извинение? Если нам должно превосходить иудеев, так как сказано: «если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5:20), то тем более язычников. Если (должны мы превосходить) фарисеев, то тем более — неверных. Если же и в том случае. Когда мы не превзойдем по жизни иудеев, для нас заключено царство небесное, то как сподобимся достигнуть его, когда окажемся хуже и язычников? Удалим же от себя всякую раздражительность, и гнев, и ярость. «Писать вам о том же для меня не тягостно, а для вас назидательно» (Фил. 3:1). И врачи употребляют несколько раз одно и тоже лекарство. Так и мы не перестанем одно и тоже внушать, об одном и том же напоминать, учить, умолять. Ведь у нас много житейских забот, которые могут приводить нас в забвение; а потому и наставление нам нужно постоянное. А что мы не напрасно и не без пользы собираемся здесь, представим доказательство на это в делах, чтобы чрез то сподобиться и будущих благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 52

«Итак служители возвратились к первосвященникам и фарисеям, и сии сказали им: для чего вы не привели Его? Служители отвечали: никогда человек не говорил так, как Этот Человек» (Ин. 7:45, 46).

1. Истина открывается искренним и добрым душам, и скрывается от душ злых. — 2. Никодим защищает Иисуса Христа против наветов фарисеев. — 3. Возражение еретиков и ответ на него. — Иисус Христос объявляет о своем единосущии с Отцом. — 4. Злословить на Сына значит богохульствовать на Отца. — Должно славословить Сына словами и делами. — Чего Бог требует от христианина. — Нужно избегать алчности и хищничества, как постыдных для христианина.

1. Нет ничего яснее, ничего проще истины, если мы действуем не злонамеренно; но когда мы поступаем злонамеренно, тогда нет ничего ее труднее. Вот поэтому–то фарисеи и книжники, люди, считавшиеся самыми мудрыми, хотя всегда находились со Христом (с тем, чтобы строить против Него козни), и видели чудеса, и читали Писания, однако же не получили никакой пользы, а напротив еще потерпели вред. А слуги, которые не могли сказать о себе ничего такого, были уловлены одною только беседою Христа и, отправившись связать Его, возвратились, сами связанные удивлением. Но не одному только благоразумию их надобно удивляться, что они не имели нужды в чудесах, а пленились единственно учением, — ведь не сказали они: никогда человек не чудодействовал таким образом, но что? «Никогда человек не говорил так», — так не одному только этому благоразумию их надобно удивляться, но и дерзновению, что они говорили это пославшим их, фарисеям, которые враждовали против Него и всячески вооружались. «Служители», сказано, «возвратились к фарисеям, и сии сказали им: для чего вы не привели Его»? Что они пришли, это гораздо более значило, чем если бы они остались: в последнем случае они освободились бы от гнева их. А теперь они делаются провозвестниками Христовой мудрости и выразительнее обнаруживают свое дерзновение. И не говорят они: не могли мы по причине народа, потому что народ внимал Ему, как пророку; а что? «Никогда человек не говорил так». Они могли выставить и то оправдание, однако же открывают свое истинное мнение. А своим мнением они показали, что не только удивляются Ему, но и осуждают фарисеев за то, что они послали их связать того, кого надлежало слушать. Между тем, они и слышали не продолжительную беседу, а краткую. Да, когда ум беспристрастен, тогда и нет нужды в пространных речах: такова истина! Что же фарисеи? Тогда как надобно было придти в умиление, они напротив того, с своей стороны, обвиняют слуг, говоря: «неужели и вы прельстились» (ст. 47)? Еще льстят и не употребляют резких слов, из опасения, чтобы они совершенно не отделились. Однако же обнаруживают гнев, хотя и говорят снисходительно. Им следовало спросить, что Он говорил, и подивиться Его словам; но они этого не делают, зная, что будут уловлены, а напротив хотят убедить их доказательством весьма несмысленным. Почему, говорят, не «уверовал в Него» никто «из начальников» (ст. 48)? Так ужели в этом, скажи мне, ты обвиняешь Христа, а не тех, которые не веровали? «Но народ», говорят, «невежда в законе, проклят он» (ст. 49). Оттого–то вы еще более достойны обвинения, что народ уверовал, а вы не уверовали. Народ поступал именно так, как следовало поступать знающим закон: каким же образом «проклят он»? Вы прокляты, не соблюдающие закона, а не они, повинующиеся закону. Притом же не следовало из–за неверующих обвинять того, кому не веруют. Такой способ не правилен. Вот и вы не веровали Богу, как говорит Павел: «что же? если некоторые и неверны были, неверность их уничтожит ли верность Божию? Никак» (Рим. 3:3, 4). Да и пророки всегда обвиняли их, говоря: «слушайте, князья Содомские» (Ис. 1:10), и: «князья твои — законопреступники» (Ис. 1:23), и также: «не вам ли должно знать правду» (Мих. 3:1)? И везде очень сильно порицают их. Что же? Ужели поэтому станет кто–нибудь обвинять и Бога? Да не будет: это их вина. А чем другим можно лучше доказать ваше незнание закона, как не тем, что вы не повинуетесь ему? Но так как они сказали, что никто из князей не уверовал в Него, а незнающие закона, то их справедливо укоряет Никодим, говоря таким образом: «судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его» (ст. 51)? Этими словами он показывает, что они и не знают закона, и не исполняют закона. Если закон заповедует не убивать ни одного человека, наперед не выслушав его, а они устремились к этому прежде, чем выслушали, то они — преступники закона. А так как они сказали: «уверовал ли в Него кто из начальников?», то евангелист замечает, что был «один из них», чтобы показать, что и начальники веровали в Него. Правда, они еще не обнаруживали надлежащего дерзновения, однако же были преданы Христу. Смотри, как осторожно (Никодим) обличает их! Он не сказал: а вы хотите Его убить и без исследования осуждаете человека, как обманщика. Нет, не так сказал он, но с большею снисходительностью, чтобы остановить их сильный порыв и безрассудное стремление к убийству. Поэтому–то он обращается к закону, говоря: «если не выслушают его» внимательно «и не узнают, что он делает» (ст. 51). Следовательно, нужно не просто только выслушать, но и внимательно. Это именно значат слова: «и не узнают, что он делает», т. е. чего он (обвиняемый) хочет, и почему, и для чего, не для ниспровержения ли общественного порядка и не как враг ли. Так как они с сомнением сказали, что никто из князей не уверовал в Него, то и не отвечали ему ни сурово, ни снисходительно.

2. В самом деле, какая, скажи мне, последовательность в том, что на его слова: закон наш не судит никого — они отвечают: «и ты не из Галилеи ли» (ст. 52)? Тогда как им следовало доказать, что они не безрассудно послали взять Его, или что нет надобности позволять Ему защищаться, они весьма грубо и с большим гневом возражают: «рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк» (ст. 52). Что же сказал этот человек? То ли, что (Христос) — пророк? Сказал, что не должно убивать без суда. А они с укоризною возразили ему это, как человеку, нимало несведущему в Писании. Это тоже, как если бы кто сказал: пойди научись; это именно означают слова: «рассмотри и увидишь». Что же Христос? Так как они неоднократно упоминали о Галилее и пророке, то Он, чтобы избавить всех от такого неправильного предположения и показать, что Он не из числа пророков, но — Владыка мира, говорит: «Я свет миру» (8:12), не Галилеи только, не Палестины, не Иудеи. «Ты Сам о Себе свидетельствуешь, свидетельство Твое не истинно» (8:13). Какое безумие! Он постоянно отсылал их к Писаниям, а они говорят: «Ты Сам о Себе свидетельствуешь». Что же Он свидетельствовал? «Я свет миру». Великое это изречение, поистине великое! Однако ж оно не очень изумило их, потому что теперь Он не равнял Себя с Отцом и не называл Себя ни Сыном Его, ни Богом, но только светом. Впрочем, они хотели и это опровергнуть, так как это гораздо больше значило, чем слова: «кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме» (8:12); свет и тьму Он разумеет в духовном смысле, т. е. не останется в заблуждении. Здесь Он и Никодима привлекает и ободряет, так как он обнаружил великое дерзновение, и восхваляет слуг, которые поступили таким же образом. То, что Он воззвал [32], показывает, что Он хотел, чтобы и они услышали. Вместе с тем Он показывает и то, что они (иудеи) строят ковы в тайне, во мраке и заблуждении, но не преодолеют света; и Никодиму припоминает слова, которые сказал ему прежде: «всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его» (Ин. 3:20). Так как они (фарисеи) сказали, что никто из князей не уверовал в Него, то Он и говорит: «делающий злое, не идет к свету», показывая этим, что они не пришли не по слабости света, но по развращению своей воли. «Сказали Ему: Ты Сам о Себе свидетельствуешь». Что же Он? «Если Я и Сам о Себе свидетельствую, свидетельство Мое истинно; потому что Я знаю, откуда пришел и куда иду; а вы не знаете, откуда Я» (Ин. 8:14). Что Он прежде сам сказал, то теперь они противопоставляют Ему, как изречение особенно важное. Что же Христос? Опровергая это и показывая, что Он говорил прежде применительно к ним и к их предположению, так как они принимали Его за простого человека, говорит: «Если Я и Сам о Себе свидетельствую, свидетельство Мое истинно; потому что Я знаю, откуда пришел». Что это значит? Значит: Я — от Бога, и Бог, и Сын Божий. А Бог сам о Себе достоверный свидетель. «А вы не знаете»: вы, говорит, по своей воле поступаете худо, и зная притворяетесь незнающими, обо всем говорите по человеческому разумению, не желая помыслить ни о чем выше того, что видимо. «Вы судите по плоти» (ст. 15). Как жить по плоти значит худо жить, так и судить по плоти — значит судить несправедливо. «Я не сужу никого. А если и сужу Я, то суд Мой истинен» (ст. 15, 16). Эти слова значат: вы судите несправедливо. Но если мы несправедливо судим, могли сказать они, то почему не осуждаешь? Потому, отвечает Он, что Я не для этого пришел. Это именно и значат слова: «Я не сужу никого. А если и сужу Я, то суд Мой истинен». Если бы Я захотел судить, то вы были бы в числе осужденных; но и это говорю Я, продолжает Он, не с тем, чтобы судить. Впрочем, не потому Я сказал: говорю не с тем, чтобы судить, будто бы не надеялся уличить вас, если бы стал судить; нет, если бы Я стал судить, то справедливо осудил бы вас; но потому, что теперь не время суда. Далее Он сделал намек и на будущий суд, сказав: «потому что Я не один, но Я и Отец, пославший Меня» (ст. 16), и вместе указал, что не Он один осуждает их, но и Отец. Затем прикрыл это, приводя во свидетельство о Себе: «и в законе вашем написано, что двух человек свидетельство истинно» (ст. 17).

3. Что бы сказали здесь еретики? Что Он имеет большего перед людьми, если эти слова будем разуметь просто? По отношению к людям так определено потому, что никто один и сам по себе не заслуживает доверия. Но в отношении к Богу может ли это иметь какое–либо значение? Почему же сказано: «двух»? Потому ли «двух», что они — два, или что они люди? Если потому, что они — два, то почему Он не прибег к Иоанну, и не сказал: свидетельствую о Себе Я, и свидетельствует обо Мне Иоанн? Почему не к ангелу? Почему не к пророкам? Ведь Он мог бы найти множество и других свидетельств. Но Он хочет показать не только то, что два, но и то, что Они одного и того же существа. «Тогда сказали Ему: где Твой Отец»? А Он отвечает: «вы не знаете ни Меня, ни Отца Моего» (ст. 19). Так как они зная говорили, как незнающие, и как бы искушали Его, то Он и не удостаивает их ответа. Потому–то, наконец, Он говорит обо всем яснее и с большим дерзновением, имея о Себе свидетельство в знамениях и в учении Своих последователей, (и зная) что уже близок крест. «Я знаю», говорит Он, «откуда пришел». Это не очень тронуло их; но следующие затем слова: «и куда иду» более устрашили их, потому что показывали, что Он не пребудет в смерти. Но почему Он не сказал: знаю, что Я — Бог, но: «Я знаю, откуда пришел»? Он всегда примешивает уничиженное к высокому, и об этом последнем говорит прикровенно. Так, сказав: «Я о Себе свидетельствую», и доказав это, Он перешел к словам уничиженнейшим, как бы так говоря: Я знаю, от кого Я послан, и к кому возвращаюсь. В этом случае (иудеи) ничего не могли возразить, потому что слышали, что Он от Него послан и к Нему отходит. Я, говорит, не сказал ничего ложного: откуда Я пришел, туда и отхожу, — к истинному Богу. Но вы не знаете Бога. Поэтому судите по плоти. Вы слышали столько свидетельств и доказательств, и еще говорите: «не истинно». Моисея вы признаете достоверным, как в том, что говорит он о других, так и в том, что говорит о себе; а Христа — нет. Это значит судить по плоти. Но «Я не сужу никого». Между тем в другом месте Он сказал: «Отец не судит никого» (Ин. 5:22). Как же здесь говорит: «если и сужу Я, то суд Мой истинен, потому что Я не один» (ст. 16). Опять Он говорит применительно к их мнению. То есть, суд Мой есть суд Отца. Не иначе судил бы и Отец, если бы стал судить, нежели как и Я сужу. И Я не иначе сужу, как судил бы и Отец. Но для чего Он упомянул и об Отце? Для того, что они не признавали Сына достойным веры, если Он не будет иметь свидетельства от Отца. В ином смысле эти слова не имеют силы. У людей свидетельство тогда бывает истинным, когда двое свидетельствуют в чужом деле. В этом состоит свидетельство двоих. Если же кто сам будет свидетельствовать о себе, то это уже не свидетельство двоих. Видишь ли, что Он сказал это не для чего другого, как для того, чтобы показать свое единосущие (с Отцом), показать, что Сам по Себе Он не имеет нужды в постороннем свидетельстве и что Он ничем не меньше Отца? В самом деле, смотри, какая самобытность: «Я Сам свидетельствую о Себе, и свидетельствует о Мне Отец, пославший Меня» (ст. 18). Не мог бы Он сказать этого, если бы по существу был меньше. А чтобы ты не подумал, что это сказано ради числа, — заметь власть ничем не отличную (от власти Отца). Человек свидетельствует тогда, когда сам по себе заслуживает доверия, а не тогда, когда имеет нужду в свидетельстве, и свидетельствует в чужом деле; а в своем деле, когда нуждается в свидетельстве другого, он уже не заслуживает доверия. Но здесь — совсем напротив. И свидетельствуя в своем деле и говоря, что об Нем свидетельствует другой, Он называет Себя достоверным, показывая в том и другом случае Свою самобытность. В самом деле, для чего, сказавши: «Я не один, но Я и Отец, пославший Меня», и также: «двух человек свидетельство истинно», — не перестал говорить, но присовокупил: «Я Сам свидетельствую о Себе»? Очевидно, для того, чтобы показать Свою самобытность. И наперед Он сказал о Себе самом: «Я Сам свидетельствую о Себе». Этим Он показывает и равночестность Свою (с Отцом), и вместе то, что нет никакой пользы для тех, которые говорят, что знают Бога Отца, между тем не знают Его. А это, говорит, зависит от того, что не хотят Его познать. Поэтому–то и говорит, что без Него невозможно познать Отца, чтобы хотя таким образом привлечь их к познанию Его. Так как они, оставляя Его, всегда старались узнать Отца, то Он говорит: не можете познать Отца без Меня. Таким образом те, которые хулят Сына, не Его только хулят, но и Родившего Его.

4. Будем мы избегать этого, будем прославлять Сына. Если бы Он был не одного и того же естества (с Отцом), то не стал бы говорить таким образом. И если бы Он только учил, а на самом деле был другого естества, то можно было бы, и не зная Его, знать Отца, и наоборот, совершенно зная Его, не знать Отца. Кто ведь знает человека, тот не знает еще ангела. Так, скажешь; но, кто знает тварь, тот знает и Бога. Нет; многие знают тварь, или, лучше сказать — все люди, потому что видят ее, и однако же не знают Бога. Итак, будем прославлять Сына Божия не только этою (словесною) славою, но и славою дел. Первая без последней ничего не значит. «Вот, ты», сказано, «называешься Иудеем, и успокаиваешь себя законом, и хвалишься Богом. Как же ты, уча другого, не учишь себя самого? Хвалишься законом, а преступлением закона бесчестишь Бога» (Рим. 2:17, 21, 23). Смотри, как бы и нам, хвалящимся правотою веры, не обесчестить Бога своею жизнью, не соответствующей вере, и не подать повода к хуле на Него. Господь хочет, чтобы христианин был для вселенной учителем, закваской, светом и солью. А что значит свет? Жизнь светлая, не имеющая в себе ничего темного. Свет не себе полезен, равно как и соль и закваска, но приносят пользу другим. Поэтому, от нас требуется, чтобы мы не себе только были полезны, но и другим. Ведь соль, если не осоляет, уже не есть соль. Этим показывается также и то, что если мы будем вести жизнь добродетельную, то и другие непременно будут жить так же; равно как и наоборот — пока мы сами не будем добродетельными, не принесем никакой пользы и другим. Да не будет у нас ничего неразумного, ничего суетного. А таковы мирские дела, таковы житейские заботы. Потому–то и девы названы юродивыми, что они заботились о пустых мирских делах, собирали здесь, а не отлагали туда, куда следовало. Но я боюсь, чтобы и нам не потерпеть того же. Боюсь, чтобы и нам не придти одетыми в нечистые одежды туда, где все имеют одеяния светлые и блистательные. Нет ничего грязнее. Ничего сквернее греха. Потому–то и пророк, изображая природу греха, взывал: «смердят, гноятся раны мои» (Пс. 37:6). И если хочешь узнать зловоние греха, то представь его себе по совершении, в то время, когда освободишься от пожелания, когда уже не будет беспокоить тебя огонь (страсти): тогда ты увидишь, каков грех. Представь себе гнев, кода находишься в спокойном состоянии. Представь любостяжание, кода бываешь чужд этой страсти. Нет ничего гнуснее, ничего отвратительнее хищения и любостяжания. Мы часто говорим об этом не потому, будто хотим тревожить вас, но для того, чтобы доставить вам великую и чудную пользу. Кто не исправился, услышав однажды, может быть исправится, услышав в другой раз, а кто пропустил в другой раз, исправится в третий. Да сподобимся же все мы, освободившись от всякого зла, иметь благоухание Христа, Ему же с Отцом и Св. Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 53

«Сии слова говорил Иисус у сокровищницы, когда учил в храме; и никто не взял Его, потому что еще не пришел час Его» (Ин. 8:20).

1. Глупость и ожесточение иудеев. — 2. Беседуя с иудеями, Иисус Христос показывает им свое единство с Богом Отцом. — 3. Чтобы получить спасение, нужно усердно читать св. Писание. — Должно посещать церковь, чтобы слушать Слово Божие. — Надлежит тщательно изучать св. Писание; польза его и получаемые от него плоды.

1. Как безумны иудеи! Еще до Пасхи искали Иисуса, потом, когда нашли Его среди народа, много раз пытались схватить Его, и сами непосредственно, и чрез других, но не могли; и при всем этом не подивились силе Его, но продолжали упорствовать в своей злобе и не отставали (от нее). А что они всегда старались (схватить Его), об этом говорит (евангелист): «сии слова говорил у сокровищницы, когда учил в храме; и никто не взял Его». Он говорил в церкви и в качестве учителя, что в особенности могло раздражать их; притом, говорил то, из–за чего они досадовали и обвиняли Его в том, что Он творит Себя равным Отцу; такой именно смысл имеют слова: «двух человек свидетельство истинно» (ст. 17). И однако же, не смотря на то, что Он говорил это в церкви и как учитель, «никто», сказано, «не взял Его, потому что еще не пришел час Его», т. е. не наступило еще то благоприятное время, в которое Он хотел быть распятым на кресте. Таким образом, и тогда это было делом не их силы, но Его смотрения. Они и прежде хотели (взять Его), но не могли. Так точно и тогда они не могли бы, если бы Он сам не соизволил на это. «Опять сказал им Иисус: Я отхожу, и будете искать Меня» (ст. 21). Для чего Он часто говорит об этом? Для того, чтобы потрясти и устрашить их души. В самом деле, смотри, какой страх это наводило на них! Не взирая на то, что хотели умертвить Его, чтобы избавиться от Него, они стараются узнать, куда Он отходит. Так важным они представляли себе это! А с другой стороны, Он хотел научить их, что это дело не зависит от их насилия, но что еще издревле Он предъизобразил его; вместе с тем Он предуказал уже этими словами и воскресение. «Тут говорили: неужели Он убьет Сам Себя» (ст. 22)? Что же Христос? Опровергая предположение их и показывая, что такое дело есть грех, говорит: «вы от нижних» (ст. 23). А это значит: нет ничего удивительного, что так думаете вы, люди плотские и не помышляющие ни о чем духовном. Но Я ничего такого не сделаю: «Я от вышних; вы от мира сего» (ст. 23). Здесь опять говорит о мирских и плотских помыслах. Отсюда видно, что и слова: «Я не от сего мира» означают не то, будто бы Он не принял плоти, но что Он далек от их лукавства. В самом деле, Он и об учениках говорит, что «они не от мира» (Ин. 17:14), и однако же они имели плоть. Таким образом, как Павел, говоря: «вы не по плоти живете» (Рим. 8:9), не безтелесными называет их (римлян), так и Он, когда говорит об учениках, что они не от мира, свидетельствуют эти не о другом чем, как только об их любомудрии. «Потому Я и сказал вам: если не уверуете, что это Я, то умрете во грехах ваших» (ст. 24). Действительно, если Он для того пришел, чтобы взять грех мира, и если можно совлечься греха не иначе как чрез крещение, то в неверующем по необходимости остается ветхий человек. Кто не хочет умертвить его (ветхого человека) и погрести чрез веру, тот умрет с ним, и отойдет туда, чтобы понести наказание за прежние грехи. Поэтому говорил: «а неверующий уже осужден» (Ин. 3:18), не потому только, что он не верует, но и потому, что отходит отсюда с прежними грехами. «Тогда сказали Ему: кто же Ты» (ст. 25)? Какое безумие! После столь продолжительного времени, после знамений и учения, они еще спрашивают: «кто же Ты»? Что же Христос? «от начала Сущий, как и говорю вам» (ст. 25). А это значит вот что: вы недостойны даже слушать слова Мои, не только знать, кто Я, потому что вы все говорите с намерением искусить Меня и ни мало не внимаете словам Моим. Во всем этом Я мог бы теперь же обличить вас (это именно значат слова Его: «много имею говорить и судить о вас»), и не только обличить, но и наказать; «но Пославший Меня», т. е. Отец, не хочет этого. «Ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир» (Ин. 12:47). «Ибо не послал Бог Сына Своего», сказано, «чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него» (Ин. 3:17). Итак, если Он для этого послал Меня, а Он «есть истинен» (ст. 26), то Я справедливо не сужу теперь никого, но Я говорю то, что служит ко спасению, а не к обличению. Говорит же это Он для того, чтобы не подумали, что Он, слыша все, что они говорили, не мстит им по слабости, или что Он не понимает их мыслей и насмешек. «Не поняли, что Он говорил им об Отце» (ст. 27). Какое безсмыслие! Непрестанно говорил им о Нем (Отце), и — они не понимали! Вслед за тем, так как ни многими знамениями, ни учением не мог привлечь их к Себе, — Он начинает уже беседовать о кресте, говоря: «когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, что это Я и что ничего не делаю от Себя, но как научил Меня Отец Мой, так и говорю. Пославший Меня есть со Мною; Отец не оставил Меня одного» (ст. 28, 29). Этим показывает, что справедливо сказал: «от начала Сущий, как и говорю вам».

2. Так–то они были невнимательны к словам Его! «когда вознесете Сына Человеческого». Не ожидаете ли вы, что тогда по преимуществу избавитесь от Меня, когда умертвите Меня? Но Я говорю: тогда–то особенно вы и узнаете, «что это Я», из знамений, из воскресения и пленения; все это действительно достаточно показывало силу Его. И не сказал Он: тогда узнаете кто Я, но: когда увидите, что Я ничего не потерплю от смерти, «тогда», говорит, «узнаете, что это Я», т. е. Христос, Сын Божий, все носящий и устраняющий, и не противник Его (Отца). Поэтому–то Он и присовокупил: «ничего от Себя» не глаголю. Вы узнаете тогда и то, и другое — и силу Мою, и единомыслие Мое с Отцом. В самом деле, изречение — «ничего от Себя» не глаголю — показывает и неразличность существа, и то, что Он не говорит ничего, несогласного с мыслями Отца. Когда вы лишены будете богослужения, когда вам не позволено будет даже служить Ему, как прежде, тогда вы узнаете, что это Он делает в отмщение за Меня, негодуя на тех, которые не послушали Меня. Как бы так Он говорил: если бы Я был противник Богу и чужд Ему, то Он не воздвиг бы против вас столь великого гнева. Об этом говорит и Исаия: даст «гроб со злодеями» (Ис. 53:9); и Давид: «тогда скажет им во гневе Своем» (Пс. 2:5); и сам Христос: «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23:38). Тоже самое показывают и притчи, когда, например, (Христос) говорит: «когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? Злодеев сих предаст злой смерти» (Мф. 21:40, 41). Видишь ли, что Он везде говорит так потому, что они еще не веровали? Но если Он погубит их, как и действительно погубит, потому что сказано: «врагов моих тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною» (Лк. 19:27), то почему Он называет это не Своим делом, но Отца? Потому, что говорит приспособительно к их немощи, а вместе с тем воздает честь и Родившему Его. Поэтому Он не сказал: оставлю дом ваш пуст, но: «оставляется», — выразился безлично. Между тем, так как Он сказал: «сколько раз хотел Я собрать детей твоих, и вы не захотели» (Мф. 23:37), и потом уже присовокупил: «се, оставляется», то эти показывает, что именно Он произвел это запустение. Так как вы, говорит Он, не хотели познать Меня, когда Я благодетельствовал и служил вам, то узнаете, кто Я, когда подвергнетесь наказаниям. «Пославший Меня» Отец «есть со Мною». Чтобы не подумали, что выражение — «Пославший Меня» — означает, что Он меньше, — говорит: «есть со Мною». То указывает на домостроительство, а это на Божество. «Не оставил Меня одного, ибо Я всегда делаю то, что Ему угодно» (ст. 29). Опять Он снизошел к речи уничиженной, непрестанно обращаясь к тому, что они говорили, именно, что Он не от Бога, и что не соблюдает субботы. Приспособительно к этому Он говорит: «всегда делаю то, что Ему угодно», показывая, что и нарушение субботы угодно Ему. Так Он говорил и перед крестом: думаете ли, «что Я не могу умолить Отца Моего» (Мф. 26:53), — хотя одним только словам: «кого ищете» (Ин. 18:4) поверг их ниц на землю. Почему же Он не говорит: ужели вы думаете, что Я не могу вас погубить, когда доказал это самым делом? Из снисхождения к их немощи; а притом Он всячески старался показать, что не делает ничего противного Богу. Так точно и здесь Он говорит человекообразно. А в каком смысле сказано: «не оставил Меня одного», — в таком же и это: «ибо Я всегда делаю то, что Ему угодно. Когда Он говорил это, многие уверовали в Него» (ст. 29, 30). Когда снизошел к речи уничиженной, тогда многие уверовали в Него. Ужели и после этого станешь еще спрашивать, для чего Он говорит уничиженно? Евангелист ясно указал на причину этого, когда сказал: «когда Он говорил это, многие уверовали в Него». Чрез это событие Он как бы вопиет: не смущайся, слушатель, если услышишь что–нибудь уничиженное, потому что те, которые после столь продолжительного учения не уверовали, что Он от Отца, по справедливости должны были слушать речь более уничиженную, чтобы уверовать. И это же служит оправданием тому, что будет говорено далее уничиженного. Итак, они уверовали, но не надлежащим образом, а просто и как случилось, пленившись и успокоившись уничиженностью Его слов. Что действительно они имели веру несовершенную, это открывает евангелист в следующих затем словах, в которых они оскорбляют Его. А что это те же самые лица, на это указал словами: «тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям: если пребудете в слове Моем» (ст. 31), показывая тем, что они еще не приняли учения Его, но только внимали Его словам. Поэтому и выразился сильнее: прежде Он просто сказал — «будете искать Меня», а теперь присовокупил — «и умрете во грехе вашем». Он показывает и то, каким образом это произойдет, т. е. пришедши туда (в вечность), вы уже не будете иметь возможности умолить Меня. «То и говорю миру» (ст. 26). Этими словами Он открыл уже, что Он отходит к язычникам. Но так как иудеи еще не поняли, что Он прежде говорил им об Отце, то Он снова вещает о Нем. А евангелист представил и причину, почему Он говорил уничиженно.

3. Вот, если с таким тщанием, а не как–нибудь, мы станем исследовать Писания, то будем в состоянии достигнуть своего спасения. Если будем постоянно упражняться в них, то узнаем и правые догматы и жизнь добродетельную. Хотя бы кто был крайне упрям, и непреклонен, и ленив; хотя бы прежде он не приобрел никакой выгоды, — при всем том в настоящее время соберет плод и получит какую–нибудь пользу, — хотя и не такую, чтобы мог ее чувствовать, но все же получит. Если тот, кто приходит в мироварницу и сидит в подобных заведениях, невольно проникается благоуханием, то гораздо более тот, кто ходит в церковь. Как от бездействия рождается леность, так и от упражнения появляется усердие. Поэтому, хотя бы ты был исполнен безчисленным множеством грехов, хотя бы ты был нечист, — не убегай от здешнего собрания. Но что же, скажешь, если я слушаю, но не исполняю? Не малое приобретение и это — признать себя достойным сожаления. Не безполезен и этот страх; не безплодна и эта боязнь. Если только будешь сокрушаться о том, что, слушая, не исполняешь, то непременно придешь когда–нибудь и к исполнению. Кто беседует с Богом и слушает беседу Божию, тому невозможно не получить никакой пользы. Ведь мы тотчас же поправляем на себе одежду и умываем руки, как только хотим взять Библию. Видишь ли, какое благоговение еще прежде чтения? Если же мы со вниманием и читать будем, то приобретем великую пользу. В самом деле, если бы (это чтение) не приводило душу в благоговение, мы не стали бы умывать рук; сверх того, жена, если она непокрыта, тотчас надевает покрывало, представляя этим свидетельство своего внутреннего благоговения; а муж, если голова его покрыта — обнажает ее. Видишь ли, как внешний вид бывает провозвестником внутреннего благоговения? Потом, и севши слушать, человек часто взывает и осуждает свою настоящую жизнь. Будем же внимать Писаниям, возлюбленные! И если не другое что, то, по крайней мере, Евангелие да будет для нас предметом особенного внимания, да будет всегда в наших руках. Ведь только что откроешь эту книгу, тотчас увидишь пред глазами имя Христово и тотчас услышишь слова: «Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго» (Мф. 1:18). А кто услышит это, тотчас пожелает девства, подивится рождению, отрешится от земли. Немаловажно и то, что ты увидишь Деву, сподобившуюся Духа, и ангела, беседующего с нею. Между тем это еще в начале. Если же ты будешь продолжать чтение до конца, то тотчас отвергнешь все житейское и будешь смеяться над всем земным. Если ты богат, — за ничто почтешь богатство, когда услышишь, что она, обрученная тектону и происшедшая из смиренного дома, сделалась Матерью твоего Владыки. Если ты беден, — не будешь стыдиться своей бедности, когда узнаешь, что Творец мира не устыдился беднейшего дома. Помышляя об этом, ты не станешь брать того, что принадлежит другим; напротив, скорее сам сделаешься любителем бедности и будешь презирать богатство. А достигнув этого, ты избежишь всякого зла. Далее, когда увидишь Его лежащим в яслях, тогда не будешь стараться украсить свое дитя золотом или устроить для своей жены серебряное ложе. А не заботясь об этом, ты не станешь из–за этого лихоимствовать и похищать. Много и других выгод можно получить, которых нельзя теперь пересказать в подробности; но их узнают те, которые сделают опыт. Потому умоляю вас и приобретать книги (Св. Писания), и усвоить себе мысли их, и начертывать их в душах. Иудеям, так как они не были внимательны, повелено было привешивать книги к рукам; а мы даже и не на руках, а в доме полагаем их, тогда как надлежит отпечатывать их в сердце. Чрез это мы очистим настоящую жизнь и достигнем будущих благ, которых да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Св. Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 54

«Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32).

1. Иисус Христос обещает иудеям, что если они будут соблюдать Его учение, то оно избавит их от рабства греху. — 2. Если бы они были истинными сынами Авраама, то не искали бы Его смерти. — 3. Не будучи сынами Авраама, они еще меньше сыны Божии: диавол их отец. — 4. Чтобы постигнуть и познать истину, нужно вести добрую и праведную жизнь. — Нужно всеми силами стремиться к достижению царства Божия. — Как его достигнуть.

1. Великое нам нужно терпение, возлюбленные! А терпение бывает тогда, когда в нас глубоко укоренены догматы. Подлинно, как дуб, глубоко пустивший свои корни в недра земли и тщательно обвязанный, не может быть исторгнут никаким порывом ветра, так точно и душу, пригвожденную страхом Божиим, никто не в состоянии будет ниспровергнуть, потому что пригвождение еще сильнее укоренения. Об этом–то и пророк молится говоря: «трепещет от страха Твоего плоть моя» (Пс. 118:120). Так и ты пригвозди себя и прикрепи, как бы гвоздем, глубоко вонзенным. Как с трудом можно овладеть человеком пригвожденным, так напротив легко взять и нетрудно ниспровергнуть непригвожденного. Вот это и случилось в то время с иудеями: они и слушали и уверовали, и опять совратились. Поэтому–то Христос, желая углубить в них веру, так чтобы она не была поверхностной, пронзает душу их словами, самыми разительными. Конечно, им, как верующим, естественно было бы и обличения перенести; но они тотчас вознегодовали. Как же (Христос) в этом случае поступает? Сначала увещевает: «если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и истина сделает вас свободными» (ст. 31). Как бы так говорит: Я намерен нанести вам глубокую рану, но вы не бойтесь. Впрочем, этим же самым Он уже смирил и гордость их души. От чего, скажи мне, освободить? От грехов. Что же эти гордецы? «мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда» (ст. 33). Тотчас ниспала мысль их, а это произошло оттого, что они были крайне пристрастны к предметам мирским. «Если пребудете в слове Моем». Этим Он показал, что Он знает тайны их сердца, знает, что они, хотя и уверовали, но не были твердыми в вере. При этом Он обещает им нечто великое, именно — что они будут Его учениками. Так как некоторые прежде отпали от Него, то, намекая на них, Он говорит: «если пребудете»; ведь и те слушали и уверовали, но отпали, потому, что не были твердыми в вере. В самом деле, «многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» (Ин. 6:66). «Познаете истину», т. е. Меня, потому что «Я есмь истина» (Ин. 14:6). Все иудейское было образом, а истину вы узнаете от Меня и она освободит вас от грехов. Как тем Он говорил: «умрете во грехах ваших» (Ин. 8:24), так и этим сказал: «сделает вас свободными».

Не сказал: Я избавлю вас от рабства, но представил им самим уразуметь это. Что же они? «Мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда». Но если уж следовало негодовать, то справедливее было бы на то, что Он сказал прежде, именно: «познаете истину», и — сказать: что же? Разве теперь мы не знаем истины? Значит, закон и наше знание — ложь? Но они ни о чем этом не заботились, а безпокоятся о мирских делах, предполагая этого рода рабство. Есть, подлинно есть, и теперь много таких, которые стыдятся вещей безразличных и этого рабства; но не стыдятся рабства греховного, и лучше хотели бы тысячу раз назваться рабами в этом отношении, нежели однажды в том. Таковы–то были и иудеи. Они и не знали другого рабства, а потому и говорят: Ты назвал рабами людей, происшедших от рода Авраамова, — людей благородных, которых, по этой именно причине, не следовало называть рабами. Мы, говорят, никогда не были рабами. Вот чем тщеславятся иудеи! Мы — «семя Авраамово», мы — израильтяне; а о своих делах никогда не упоминают. Поэтому Иоанн взывал к ним, говоря: «не думайте говорить в себе: отец у нас Авраам» (Мф. 3:9). Но почему Христос не обличил их? Ведь они много раз бывали в рабстве: и у египтян, и у вавилонян, и у многих других. Потому, что Он говорил не для состязания с ними, но для их спасения и пользы: вот о чем Он заботился. Он мог бы, конечно, сказать о четырехстах лет рабства; мог бы сказать о семидесяти; мог бы сказать о рабстве во времена судей, иногда в продолжение двадцати лет, иногда двух. Иногда семи; мог бы сказать, что они никогда не переставали быть рабами. Но Он старался доказать не то, что они были рабами людей, но что они — рабы греха. А это рабство и есть самое тяжкое; от него может избавить один только Бог, потому что никто другой не может отпускать грехов, что они и сами признавали. И так как они признавали это делом Божиим, то Он и приводит их к этому, и говорит: «всякий, делающий грех, есть раб греха» (ст. 34), показывая, что Он говорит об этой свободе, о свободе от этого именно рабства. «Но раб не пребывает в доме; сын пребывает вечно» (ст. 35). И здесь Он незаметно ниспровергает постановления закона, указывая на прежние времена. Чтобы они не ссылались (на закон) и не говорили: мы имеем жертвы, предписанные Моисеем; они могут нас освободить, — для этого Он и присовокупил те слова. Иначе, какую последовательность имели бы слова Его? «Все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его» (Рим. 3:23, 24), даже сами священники. Поэтому и Павел говорит о священнике, что он «должен как за народ, так и за себя приносить [жертвы] о грехах, потому что и сам обложен немощью» (Евр. 5:3, 2). Вот это и выражается словами: «раб не пребывает в доме». А сверх того здесь Христос показывает и равночестность Свою с Отцом и различие между свободным и рабом. Приточное изречение имеет именно этот смысл, т. е. что раб не имеет власти, что и означается словом: «не пребывает».

2. Но для чего Он, говоря о грехах, упомянул о доме? Чтобы показать, что как хозяин над домом, так Он властвует над всем. Выражение: «не пребывает» значит — не имеет власти раздавать даров, так как он не домовладыка. А сын — домовладыка; это и означают слова: «пребывает вечно», по переносному от вещей человеческих выражению. Чтобы не сказали: Ты кто? — Он как бы так говорит: все — Мое, потому что Я — Сын и пребываю в доме Отца, — называя домом власть. Так Он и в другом месте называет начальство домом Отца: «В доме Отца Моего обителей много» (Ин. 14:2). Так как речь была о свободе и рабстве, то Он справедливо употребил такое переносное выражение, говоря, что они не имели власти отпускать (грехи). «Итак, если Сын освободит вас» (ст. 36). Видишь ли единосущие Его с Отцом, — как Он показывает, что имеет одинаковую с Ним власть? «Если Сын освободит вас», то уже никто не станет этому противоречить, и вы будете иметь верную свободу, потому что «Бог оправдывает [их]. Кто осуждает» (Рим. 8:33, 34)? Этим он показывает, что Он свободен от греха, и вместе намекает на свободу только по имени. Последнюю дают и люди, но первую один Бог. А чрез это Он убеждает их стыдиться не того рабства, но рабства греховного. И чтобы показать, что они, хотя бы и не были рабами, так как отвергли от себя то рабство, тем не менее — рабы, Он тотчас присовокупил: «истинно свободны будете» (ст. 36). А этим присовокуплением Он и показывает, что их свобода не истинная. Потом, чтобы они не сказали, что не имеют греха (а можно было думать, что они и это скажут), смотри, как Он подверг их обвинению в нем. Не обличая всей их жизни, Он выставляет на вид то злодеяние, которое они только еще хотели совершить, и говорит: «знаю, что вы семя Авраамово; однако ищете убить Меня» (ст. 37). Незаметно и мало–помалу отстраняет их от этого родства, научая не превозноситься им, потому что как свобода и рабство, так и родство зависят от дел. И не сказал Он тотчас: вы не дети Авраама, вы человекоубийцы, а Он праведник; но пока еще соглашается с ними, и говорит: «знаю, что вы семя Авраамово», но не в этом дело; а потом произносит против них более сильное обличение. И весьма часто можно видеть, что Он, намереваясь совершить что–нибудь великое, после совершения, говорит с большим дерзновением, так как свидетельство от дел заграждало им уста. «Однако ищете убить Меня». Что ж, скажут, если справедливо? Напротив, совсем несправедливо. Поэтому Он представляет и причину: «потому что слово Мое не вмещается в вас». Как же было сказано, что они уверовали? Но я уже сказал, что они опять отложились. Поэтому–то Он сильно и обличает их. Если вы тщеславитесь родством с ним, то вам надобно выказывать и жизнь его. И не сказал Он: вы не вмещаете слова, но: «слово Мое не вмещается в вас», показывая тем высоту Своих догматов. А за это не убивать следовало. Напротив — еще более почитать и уважать, чтобы научиться. Что же, могли сказать, может быть, Ты от Себя это говоришь? Поэтому Он присовокупил: «Я говорю то, что видел у Отца Моего; а вы делаете то, что видели у отца вашего» (ст. 38). Как Я, говорит, и словами и истиною являю Отца, так и вы — своими делами. Я имею не только одно и то же существо с Отцом, но и одну и ту же истину. «Сказали Ему: отец наш есть Авраам. Иисус сказал им: если бы вы были дети Авраама, то дела Авраамовы делали бы. А теперь ищете убить Меня» (ст. 39, 40). Часто Он говорит здесь об их преступном намерении и упоминает об Аврааме; и это для того, чтобы и отклонить их от этого родства, и уничтожить излишнее их тщеславие, и убедить полагать надежду спасения уже не на Авраама и не на родство по естеству, но на родство по душевному расположению. То именно и служило для них препятствием приступить ко Христу, что они почитали это родство достаточным для своего спасения. Но о какой говорит Он истине? О той, что Он равен Отцу. Действительно, за это иудеи искали убить Его, как Он и говорит: «ищете убить Меня, сказавшего вам истину, которую слышал» от Отца Моего (ст. 40). Чтобы показать, что это не противно Отцу, Он опять прибегает к Нему. «Сказали Ему: мы не от любодеяния рождены; одного Отца имеем, Бога» (ст. 41). Что вы говорите? Вы имеете отцом Бога, и обвиняете Христа, когда Он говорит это? Видишь ли, что Он называл Бога Отцом Своим в особенном смысле?

3. Так как Он отстранил их от родства с Авраамом, то они, не имея ничего сказать против этого, отваживаются на нечто еще большее, — прибегают к Богу. Но Он лишает их и этой чести, говоря: «если бы Бог был Отец ваш, то вы любили бы Меня, потому что Я от Бога исшел и пришел; ибо Я не Сам от Себя пришел, но Он послал Меня. Почему вы не понимаете речи Моей? Потому что не можете слышать слова Моего. Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине. Когда говорит он ложь, говорит свое» (ст. 42–44). Он отстранил их от родства с Авраамом; но так как они отважились на большее, то Он уже наносит им удар, говоря, что они не только не чада Авраама, но что они сыны диавола. Чрез это Он нанес им рану, равную их бесстыдству. И это не оставляет без свидетельства, но подтверждает доказательствами, потому что убивать, говорит, свойственно злобе диавола. И не сказал просто: дела, но: «похоти» его творите, показывая, что как он (диавол), так и они крайне склонны к убийствам, и что причиною этого зависть. В самом деле, диавол погубил Адама не потому, чтобы мог обвинять его в чем–нибудь, но по одной только зависти. Вот на это Христос и здесь указывает. «И не устоял в истине», т. е. в доброй жизни. Так как (иудеи) постоянно осуждали Его, — что Он не от Бога, — то Он говорит, что и это (обвинение) происходит оттуда же (от диавола), потому что он первый породил ложь, сказав: «в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши» (Быт. 3:5). Он же первый и воспользовался ею. Люди пользуются ею не как своею, но как чужою, а он — как своею. «А как Я истину говорю, то не верите Мне» (ст. 45). Какая последовательность в этих словах? Ни в чем не обвинив Меня, вы хотите убить Меня. Вы преследуете Меня, потому что вы враги истины. Если же не потому, то скажите вину Мою. Поэтому и присовокупил: «кто из вас обличит Меня в неправде» (ст. 46)? Иудеи еще говорили: «мы не от любодеяния рождены». Хотя многие из них были рождены и от любодеяния, потому что у них были и незаконные браки, однако же Он не обличает их в этом, а продолжает говорить о прежнем. Доказав всем вышесказанным, что они не от Бога, а от диавола, потому что и убивать есть дело диавольское, и лгать дело диавольское, а вы делаете и то и другое, — теперь показывает, что любовь есть признак происхождения от Бога. «Почему вы не понимаете речи Моей»? Так как они всегда с недоумением спрашивали: что это Он говорит: «куда Я иду, вы не можете придти» (ст. 22)? — то Он и отвечает: вы не разумеете беседы Моей потому, что не вмещаете в себе слова Божия. А это происходит с вами оттого, что ваши помышления пресмыкаются по земле, между тем как слова Мои гораздо выше. Что же, если они и действительно не могли разуметь? Но здесь слово — «не можете» значит: не хотите, потому что вы приучили себя пресмыкаться долу и ни о чем великом не помышляете. А так как они говорили, что преследуют Его по ревности будто бы к Богу, то Он всюду старается показать, что преследовать Его значит ненавидеть Бога; напротив, говорит, любить Его — значит знать Бога. «Одного Отца имеем, Бога». Вот чем хвалятся — честью, а не делами. Итак, что вы не веруете, это доказывает не то, будто Я чужд Богу; напротив, неверование ваше служит знаком того, что вы не знаете Бога. Причина же этому та, что вы хотите лгать и творить дела диавольские, а это происходит от бедности души, как говорит апостол: «если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы» (1 Кор. 3:3)? Почему вы не можете? Потому, что «вы хотите исполнять похоти отца вашего», — (об этом) стараетесь, ревнуете.

Видишь ли, что слово: «не можете» означает нехотение? «Авраам этого не делал» (ст. 40). Какие же дела его? Кротость, снисходительность, послушание; а вы поступаете напротив: вы непокорны и жестоки. Но откуда им пришло на мысль прибегнуть к Богу? Христос показал, что они недостойны Авраама. Вот, чтобы избежать этого, они и прибегли к большему. Так как Он укорил их в убийстве, то они этим говорят, как бы в некоторое оправдание себе, что они мстят за Бога. Но (Христос) показывает, что и это самое служит признаком противников Божиих. Выражение: «исшел» означает, что Он от Бога. Говорит — «исшел», указывая на Свое пришествие к нам. А так как можно было ожидать, что они скажут: Ты говоришь что–то странное и новое, — то Он и прибавляет, что пришел от Бога. Поэтому, говорит, естественно, что вы не слушаете Моих слов, так как вы от диавола. В самом деле, за что вы хотите убить Меня? В чем можете обвинить Меня? Если же ни в чем, то почему не веруете Мне? Доказав таким образом, из их лживости и склонности к убийству, что они происходят от диавола, Он вместе показал и то, что они чужды Аврааму и Богу, так как, с одной стороны, ненавидят человека, который не сделал ничего худого, а с другой — не слушают слова Его. Так Он всюду показывает, что Он не противник Божий и что они не по этой причине не веровали в Него, но потому, что были чужды Богу. В самом деле, если не веруют Тому, Кто греха не сотворил, Кто говорит, что Он пришел от Бога и от Него послан, Кто изрекает истину, и так изрекает истину, что вызывает всех опровергнуть, то очевидно, что неверующие не веруют в Него потому, что они люди плотские. Он знал, верно знал, что грехи уничтожают душу. Потому–то сказано: «потому что вы сделались неспособны слушать» (Евр. 5:11). Подлинно, кто не может презреть вещей земных, тот может ли когда–нибудь любомудрствовать о небесном?

4. Потому, умоляю, будем всячески стараться исправить нашу жизнь, очистить нашу душу, чтобы ничто нечистое не служило для нас препятствием. Засветите в себе свет знания, и не бросайте семян в терние. Кто не знает, что любостяжание порок, как узнает что–нибудь большее? Кто не отвращается от этого (земного), тот как возжелает того (небесного)? Хорошо восхищать, но только не гибнущие вещи, а царство небесное: «употребляющие усилие», сказано, «восхищают его» (Мф. 11:12); следовательно, не леностью можно достигнуть его, но старанием. Что же значит: «употребляющие усилие»? Потребно большое усилие, потому что путь тесен, нужна душа юношеская и бодрая. Восхищающие хотят всех предварить, не смотрят ни на что, ни на порицание, ни на осуждение, ни на наказание; думают лишь об одном, как бы овладеть тем, что хотят восхитить, и предупреждают всех находящихся впереди. Станем же мы восхищать царство небесное. Это восхищение не грешно, а похвально; грех здесь — не восхищать. Здесь наше богатство не причиняет ущерба другим. Постараемся же восхитить и, если нас удручает гнев, если тревожат вожделения, то победим природу, соделаемся кроткими, потрудимся немного, чтобы навсегда успокоиться. Не похищай золота, но похищай богатство, при котором золото представляется грязью. Скажи мне: если бы пред тобою лежали свинец и золото, что бы ты похитил? Не очевидно ли, что золото? Итак, в том случае, когда похищающего наказывают, ты предпочитаешь вещь лучшую: уже ли же тогда, когда похищающий заслуживает честь, ты не отдашь предпочтения лучшему? Ведь не избрал ли бы ты (из двух вещей) предпочтительно эту (лучшую), если бы за похищение той и другой было наказание? Но здесь нет ничего такого, а напротив здесь блаженство. Как же можно, спросишь, похитить (царство небесное)? Брось то, что у тебя в руках. Пока будешь держать это, — не можешь похитить того. Представь мне человека, у которого руки наполнены серебром: в состоянии ли он будет похитить золото, пока держит серебро, а не бросит его и не сделается свободным? Похищающий не должен быть ничем связан, чтобы не быть задержанным. Ведь и ныне есть враждебные силы, которые нападают на нас и стараются отнять у нас (царство небесное). Будем же убегать от них, будем убегать, не оставляя за собою ничего, за что бы они могли ухватиться. Пресечем нити, обнажим себя от предметов житейских. Какая вам нужда в шелковых одеждах? Доколе будем укутываться в эти смешные одеяния? Доколе будем зарывать в землю золото? Я желал бы перестать всякий раз говорить об этом; но вы не позволяете, подавая всегда к тому повод и побуждение. Теперь, по крайней мере, оставим это, чтобы, и других научив своею жизнью, получить обетованные блага, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 55

«На это Иудеи отвечали и сказали Ему: не правду ли мы говорим, что Ты Самарянин и что бес в Тебе? Иисус отвечал: во Мне беса нет; но Я чту Отца» (Ин. 8:48, 49).

1. Сильно поборать нужно то, что говорят против Бога, и терпеть то, что говорят против нас. — 2. Опровержение аномеев и ариан. — 3. Должно пользоваться временем, не отлагая своего обращения. — Изображение завистливых и зависти.

1. Злоба бесстыдна и дерзка. Когда бы надобно было устыдиться, тогда она еще более ожесточается. Так было и с иудеями. Им надлежало бы придти в умиление от слов и подивиться дерзновению и последовательности Его беседы; а они, напротив, поносят Его, называют самарянином, утверждают, что Он имеет беса, и говорят: «не правду ли мы говорим, что Ты Самарянин и что бес в Тебе»? Когда Он говорил нечто высокое, тогда этим людям, крайне бесчувственным, казалось это безумием. И хотя евангелист выше нигде не заметил, что они называли Его самарянином, но из приведенных слов можно заключать, что они часто это говорили. Говорят: «бес в Тебе». Но кто имеет беса? Тот ли, кто чтит Бога, или — кто оскорбляет чтущего? Что же Христос, — эта кротость, эта снисходительность? «Во Мне беса нет; но Я чту Отца Моего», пославшего Меня. Когда надлежало научить их, смирить великую их надменность и наставить не гордиться Авраамом, тогда Он был строг; а когда Ему самому надобно было перенести от них поношение, тогда Он выказывает великую кротость.

Когда они говорили: мы имеем отцом Бога и Авраама, тогда Он сильно поразил их; а когда Его самого называли имеющим беса, тогда отвечает кротко, научая нас отомщать за то, чем оскорбляется Бог, и не обращать внимания на оскорбления, наносимые нам. «Я не ищу Моей славы» (Ин. 8:50). Это, говорит, сказал Я с тем, чтобы показать, что вам, как человекоубийцам, не прилично называть Бога отцом; значит, Я сказал это ради чести Его, и за Него Я слышу это, за Него вы бесчестите Меня. Но Я нисколько не обращаю внимания на это оскорбление. Вы дадите ответ в своих словах Тому, за Кого Я слышу это ныне. «Я не ищу Моей славы». По этой–то причине, вместо того, чтобы наказывать вас, Я обращаюсь к убеждению и советую вам делать то, посредством чего вы не только избежите наказания, но и получите вечную жизнь. «Истинно, истинно говорю вам: кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек» (Ин. 8:51). Здесь Он говорит не об одной только вере, но и о чистой жизни. Выше Он сказал: «имеет жизнь вечную» (Ин. 5:24); а здесь говорит: «не увидит смерти», указывая вместе и на то, что они ничего не могут Ему сделать. Если не умрет тот, кто соблюдает слово Его, то тем более сам Он. Это поняли и они, и потому говорят: «теперь узнали мы, что бес в Тебе. Авраам умер и пророки» (8:52), — т. е. умерли те, которые слушали слово Божие: так ужели не умрут слушавшие Твое слово? «Неужели Ты больше отца нашего Авраама» (ст. 53)? Какое тщеславие! Опять обращаются к родству с ним. Им следовало бы сказать: ужели ты больше Бога? Или: ужели слышавшие Тебя больше Авраама? Но они не говорят этого, потому что почитали Его меньшим даже Авраама. Христос же прежде доказал, что они человекоубийцы, и тем отстранил их от родства с Авраамом. Но так как они оставались при своих мыслях, то вот Он снова идет к тому же другим путем, показывая, что они напрасно трудятся. Впрочем, о смерти Он нисколько с ними не беседовал, и даже не открыл и не сказал, какую разумеет смерть. Теперь Он только уверяет их, что Он выше Авраама, чтобы хотя этим пристыдить их. Ведь конечно, говорит Он, если бы Я был обыкновенным человеком, — и тогда не следовало бы убивать Меня, потому что Я не сделал ничего худого. Но если Я притом говорю истину, и не имею никакого греха, и послан от Бога, и больше Авраама, то не безумствуете ли вы и не напрасно ли трудитесь, стараясь умертвить Меня? Что же они? «Теперь узнали мы, что бес в Тебе». Но не так самарянка; она не сказала Ему: беса имеешь, — но только вот что: «неужели ты больше отца нашего Иакова» (Ин. 4:12)? Это — потому, что иудеи были поносители и убийцы, а она желала научиться. По этой–то причине она и выразила недоумение, и давала ответы с приличною скромностью, и называла Его Господом. И действительно, Кто обещает гораздо большие (блага), и Кто достоин веры, Того следовало не оскорблять, а, напротив, почитать; но иудеи называют Его имеющим беса. Те слова, слова самарянки, были выражением недоумения; а эти выказывают людей неверующих и развращенных. «Неужели Ты больше отца нашего Авраама»? Значит, по тем словам Своим (ст. 52), Он был больше Авраама. И когда вы увидите Его вознесенным, тогда признаете, что Он действительно больше. Поэтому Он говорил: «когда вознесете» Меня, «тогда узнаете, что это Я» (Ин. 8:28). И смотри, какая мудрость: сперва отстранил их от родства (с Авраамом); затем показывает, что Он больше его, а чрез это дает уже заметить, что Он несравненно больше и пророков. А они всегда называли Его пророком; поэтому Он и говорил: «слово Мое не вмещается в вас» (Ин. 8:37). Там Он говорил, что воскрешает мертвых (Ин. 5:21), а здесь, что верующий в Него не узрит смерти, — это же гораздо важнее, чем не допустить навсегда остаться во власти смерти. От того–то они еще более вознегодовали. Что же они? «Чем Ты Себя делаешь» (ст. 53)? И эти слова также укоризненны. Ты, говорят, сам Себя возвеличиваешь. Но Христос на это отвечает: «если Я Сам Себя славлю, то слава Моя ничто» (ст. 54).

2. Что говорят тут еретики? Слышал (говорят) Христос: «неужели Ты больше отца нашего Авраама», — но не смел сказать им: так точно, а сделал это прикровенно. Что же? В самом деле слава Его ничего не значит? Для них (иудеев) — ничего. Поэтому, как Он говорил: «свидетельство Мое не есть истинно» (Ин. 5:31), применяясь к их мнению, так и здесь говорит: «Меня прославляет Отец» (Ин. 8:54). Но почему Он не сказал: Отец, пославший Меня, как говорил прежде, но: «о Котором вы говорите, что Он Бог ваш. И вы не познали Его» (ст. 54, 55)? Он хотел показать, что они не знают Его не только как Отца, но и как Бога. «А Я знаю Его» (ст. 55). Следовательно, когда говорю: «Я знаю Его», — это не хвастовство; а если бы сказал: не знаю Его, — это была бы ложь. Но вы, когда говорите, что знаете Его, говорите ложь. Таким образом, как вы лжете, говоря, что знаете Его, так и Я (солгал бы), если бы сказал, что не знаю Его. «Если Я Сам Себя славлю». Так как они говорили: «чем Ты Себя делаешь», то Он и отвечает: если Я сам Себя творю, «слава Моя ничто». Итак, Я знаю Его совершенно, а вы не знаете Его. Впрочем, как в отношении к Аврааму Он не все отнял у них, но сказал: «знаю, что вы семя Авраамово» (Ин. 8:37), чтобы чрез это подвергнуть их большему осуждения, так и здесь не все отнял у них, но что? «О Котором вы говорите». Дозволив им хвалиться этим на словах, Он сделал вину их более тяжкою. Каким же образом вы Его не знаете? Вы поносите Того, Кто все и говорит и делает для Него, чтобы прославить Его, и Кто послан от Него. Но это (кажут) остается без свидетельства. Напротив, дальнейшие слова служат тому доказательством. «И соблюдаю слово Его» (ст. 55). При этом они, конечно, могли бы обличить Его, если бы только имели что–нибудь, потому что это служило самым сильным доказательством тому, что Он послан от Бога. «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался» (ст. 56). Опять показывает, что они чужды Аврааму, так как чему он радовался, о том они скорбят. А под днем, мне кажется, Он разумеет здесь день креста, который (Авраам) прообразовал принесением овна и Исаака. Что же они? «Тебе нет еще пятидесяти лет, — и Ты видел Авраама» (ст. 57)? Христос говорит им: «прежде нежели был Авраам, Я есмь» (ст. 58). А они «взяли каменья, чтобы бросить на Него» (ст. 59). Видишь ли, как Он доказал, что Он больше Авраама? Кто рад был видеть день Его и почитал это для себя вожделенным, тот, очевидно, признавал это для себя благодеянием и был меньше Его. А так как они говорили, что Он сын тектона, и ничего большего о Нем не представляли, то Он мало–помалу возводит их к высокому о Себе понятию. Итак, когда они услышали, что не знают Бога, тогда не огорчились; а когда услышали: «прежде нежели был Авраам, Я есмь», тогда — как будто унижалось их благородство — они вознегодовали и стали бросать камни. «Увидел день Мой и возрадовался». Этим показывает, что не по неволе идет на страдание, потому что хвалит того, кто радовался о кресте, так как крест был спасением вселенной. А они бросали камни: так–то они склонны были к убийству и делали это самовольно, без всякого исследования.

Почему же Он не сказал: «прежде нежели был Авраам», Я был, но — «Я есмь»? Как Отец Его употребил о Себе это слово: «есмь», так и Он. Оно означает присносущность бытия, независимо ни от какого времени. Поэтому слова Его и показались им богохульными. И если они не потерпели сравнения с Авраамом, хотя это и не так важно, то могли ли перестать бросать в Него (камни), когда Он стал часто сравнивать Себя с Богом? Поэтому Он, действуя по–человечески, снова убегает и скрывается. Предложив им достаточное наставление и исполнив Свой долг, Он вышел из церкви и пошел исцелять слепого, чтобы самыми делами показать, что Он прежде Авраама. Но, может быть, кто–нибудь спросит: почему Он не уничтожил их силу? В этом случае они, может быть, уверовали бы. Он исцелил расслабленного, — и они не уверовали. Он совершил множество и других чудес, и во время самого страдания поверг их ниц на землю, и омрачил очи их, — и они не уверовали. Возможно ли же, чтобы они уверовали, если бы Он уничтожил их силу? Так, нет ничего хуже души ожесточенной; хотя бы она видела знамения, хотя бы чудеса, — она все остается в том же бесстыдстве. Вот и фараон, не смотря на множество казней, вразумлялся только тогда, когда терпел наказание, и до последнего дня остался все таким же гонителем тех, которых отпустил. Поэтому–то Павел неоднократно говорит: «чтобы кто из вас не ожесточился, обольстившись грехом» (Евр. 3:13). Как силы телесные со временем мертвеют и теряют всякую чувствительность, так и душа, одержимая многими страстями, становится мертвою для добродетели. Тогда, чтобы ты ни представлял ей, она ничего не чувствует; хотя бы угрожал наказанием или чем другим, она остается бесчувственной.

3. Потому–то умоляю вас, пока еще имеем надежду спасения, пока можем обратиться, будем всячески о том заботиться. Как отчаявшиеся кормчие, предав судно на волю ветра, сами нисколько не помогают ему, так точно поступают, наконец, и те, которые потеряли всякую надежду. Завистливый только то имеет в виду, как бы удовлетворить своему желанию; и хотя бы пришлось ему подвергнуться наказанию, или смерти, — он остается преданным одной своей страсти. Человек распутный и любостяжательный поступает так же. Если же так велика сила страстей, то гораздо более сила добродетели. Если мы презираем смерть для первых, то тем более для последней. Если те пренебрегают своею душой, то тем более мы должны пренебрегать всем для своего спасения. В самом деле, какое будет для нас оправдание, когда погибающие так много заботятся о своей погибели, а мы не выкажем и такого старания о своем спасении, но всегда будем истаивать от зависти? А ведь нет ничего хуже зависти. Чтобы погубить другого, (завистливый) губит и себя самого. Глаз завистливого снедается печалью. Завистливый живет в непрерывной смерти, всех считает своими врагами, даже и тех, которые ничем его не обидели. Он скорбит о том, что воздается честь Богу; радуется тому, чему радуется диавол. Приобрел ли кто почтение у людей? Это не честь; не завидуй. Почтен ли кто у Бога? Поревнуй ему и будь подобен. Но ты не хочешь? Зачем же еще и губишь себя? Зачем бросаешь и то, что имеешь? Ты не можешь сравняться с ним и сделать что–нибудь доброе? Для чего же еще предпринимаешь и худое? Если ты не можешь разделять с ним труды его, ты должен, по крайней мере, радоваться вместе с ним, чтобы получить пользу от этого сорадования. Ведь часто достаточно бывает и одного намерения, чтобы получить великое добро. Вот, Иезекииль говорит, что моавитяне за то были наказаны, что радовались (несчастью) израильтян (Иезек. 35:12); а были и такие, которые спаслись потому, что воздыхали о бедствиях других. Если же есть некоторое утешение для тех, которые воздыхают о чужих бедствиях, то гораздо более (утешения) для тех, которые радуются почестям других. Бог обвинил моавитян за то, что они радовались (несчастьям) израильтян. И хотя сам же Он наказывал их, однако же Он не хочет, чтобы мы радовались наказанию других даже и тогда, когда Он сам наказывает, — потому что и Сам неохотно наказывает. Если же должно соболезновать о наказываемых, то тем более не должно завидовать тем, кому воздается честь. Чрез это именно погибли Корей и Дафан; кому они завидовали, тех сделали более славными, а на себя навлекли наказание. Зависть есть зверь ядовитый, зверь нечистый, зло произволения, не заслуживающее прощения, порок, которому нет оправдания, причина и матерь всех зол. Итак, уничтожим ее с корнем, чтобы избавиться и от настоящих бед и сподобиться будущих благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 56

«И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым» (Ин. 9:1, 2)?

1. Исцеление слепорожденного. — 2. Давая зрение слепорожденному, Иисус Христос доказал иудеям, что Он Творец. — 3. Опровержение мнимого противоречия между ап. Павлом и Иисусом Христом. — Блаженство вечного отечества и что необходимо для его достижения. Бедные создают нам жилища на небе. — Увещание к милостыни.

1. «И, проходя, увидел человека, слепого от рождения». Будучи весьма человеколюбив и заботясь о нашем спасении, а притом желая заградить уста нечестивым, Господь не опускает ничего, что только Ему подобало, хотя бы никто Ему ни внимал. Это знал и пророк, и потому говорил: «так что Ты праведен в приговоре Твоем и чист в суде Твоем» (Пс. 50:6). Поэтому–то и теперь, когда не приняли Его высокого учения, и даже назвали Его беснующимся и покушались убить, — Он, выйдя из храма, исцеляет слепого. Таким образом, Своим отсутствием Он укрощает их ярость, а совершением чуда смягчает их жестокосердие и упорство, и удостоверяет в словах Своих. И совершает Он чудо не обыкновенное, но такое, которое теперь только в первый раз последовало: «от века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорожденному» (Ин. 9:32). Слепому, быть может, кто–нибудь и отверзал очи, но слепорожденному — еще никто. А что Спаситель, выйдя из храма, пошел нарочно для этого дела, — видно из того, что сам Он увидел слепого, а не слепой подошел к Нему, — и так пристально посмотрел на него, что обратил внимание и учеников. Вот это и подало им повод к вопросу; видя, как Он пристально смотрит, они спросили Его, говоря: «кто согрешил, он или родители его»? Странный вопрос! Как он мог согрешить до рождения? Или как мог быть наказан за грехи родителей? Каким же образом они пришли к такому вопросу? Прежде того, исцелив расслабленного, (Христос) сказал: «вот, ты выздоровел; не греши больше» (Ин. 5:14). Итак, вспомнив, что тот расслаблен был за грехи, они говорят: пусть тот расслаблен был за грехи: но что Ты скажешь об этом? Он ли согрешил? Но этого нельзя сказать, потому что он слеп от рождения. Или родители его? Но нельзя и этого, потому что сын не наказывается за отца. Таким образом, как мы, когда видим страдающее дитя, и говорим: что сказать об нем, что сделало это дитя? — этим не спрашиваем, а выражаем недоумение, так точно и ученики, когда говорили это, не столько спрашивали, сколько недоумевали. Что же Христос? «Не согрешил ни он, ни родители его» (9:3). Этим, впрочем, Он не освобождает их от грехов; не просто сказал: «не согрешил ни он, ни родители его», но присовокупил: «что родился слепым». Но да прославится Сын Божий. Согрешил и он, и родители его; но не в этом причина слепоты.

Не означает также (Христос) этими словами и того, что не этот, а другие подвергались слепоте по этой причине, то есть за грехи родителей, потому что за грехи одного нельзя наказывать другого. Если же допустим это, то должны будем допустить и то, что (слепорожденный) согрешил до рождения. Значит, как словами: «не согрешил ни он» не то утверждает, что можно от рождения согрешить и быть за то наказанным, так равно, сказавши: «ни родители его», выражает не ту мысль, что можно быть наказанным за родителей. Такое мнение (Господь) опровергает чрез Иезекииля: «живу Я! говорит Господь Бог, — не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле: отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина» (Иез. 18:3, 2). Да и Моисей говорит: «отцы не должны быть наказываемы смертью за детей» (Втор. 24:16). И об одном царе повествуется, что он потому не сделал этого (не убил детей убийц), что соблюдал закон Моисеев (4 Цар. 14:6). Если же кто скажет: как же написано: «наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого [рода]» (Исх. 20:5)? — то мы ответим на это, что это не всеобщее определение, а сказано применительно к исшедшим из Египта. Слова эти значат вот что: так как исшедшие из Египта, несмотря на знамения и чудеса, сделались хуже своих предков, которые ничего этого не видели, то их постигнет тоже самое, что постигло их предков, потому что они дерзнули на такие же преступления. А что это именно о них сказано, в том вполне уверится всякий, кто вникнет в это место. Итак, почему (слепорожденный) родился слепым? Да явится, говорит, слава Божия. Вот опять новое недоумение: как будто, без его наказания, нельзя было явиться славе Божией! Но совсем не то и сказано, чтобы нельзя было; конечно, было можно; но да явится (слава Божия) и на нем. Итак, скажешь, он обижен был ради славы Божией? Чем же обижен, скажи мне? Что, если бы Господу было угодно, чтобы он и совсем не родился? Я, с своей стороны, утверждаю, что он получил даже благодеяние от своей слепоты, потому что прозрел внутренними очами. Что пользы в зрении иудеям? Они подверглись только большему наказанию оттого, что остались слепыми при своем зрении. А ему какой вред от слепоты? Чрез нее он прозрел. Таким–то образом, как зло настоящей жизни не есть зло, так и добро не есть добро. Только грех есть зло, а слепота не зло. И Кто привел (слепца) из небытия в бытие, Тот имел власть и оставить его в таком положении. А некоторые говорят, что эта частица (ίνα — да, чтобы) и указывает здесь не на причину, а на последствие, — точно также, как и в другом месте, где говорится: «на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы» (Ин. 9:39). Не для того, конечно, пришел Христос, чтобы видящие слепы были. Равным образом Павел говорит: «что можно знать о Боге, явно для них, так что они безответны» (Рим. 1:19, 20), — хотя Господь не для того явил им это, чтобы они лишены были оправдания, а для того, чтобы получили оправдание. И опять в другом месте: «закон же пришел после, и таким образом умножилось преступление» (Рим. 5:20), — хотя закон прившел не для этого, а для обуздания греха.

2. Видишь ли, что эта частица везде указывает на последствие? Как отличный домостроитель, построивши одну часть дома, другую оставляет недоконченной для того, чтобы остальными постройками защитить себя пред неверующими в устройстве всего дома, так и Бог укрепляет и исправляет тело наше, как бы некоторую обветшавшую храмину, — исцеляет иссохшую руку, укрепляет расслабленные члены, выпрямляет хромых, очищает прокаженных, воздвигает больных, восстановляет расслабленных голенями, воскрешает мертвых, отверзает смежившиеся очи, дает зрение тем, которые никогда его не имели. Исправляя, таким образом, все эти недостатки нашей немощной природы, Он являет Свое могущество. Когда же (Христос) говорит: да явится слава Божия, говорит о Себе, — не об Отце, потому что слава Отца была явна. Так как знали, что Бог создал человека, взяв персть от земли, то и Христос поступил таким же образом. Если бы сказал Он: Я — Тот, Кто взял персть от земли и создал человека, то это показалось бы невыносимым для слушателей; а когда Он показал это на деле, — они уже не могли оскорбляться. Вот почему, взяв персть и растворив ее слюной, Он таким образом обнаружил сокровенную Свою славу. Не малая слава в том, чтобы Его признали за Содетеля твари. А из того действительно следовало заключать и о прочем: часть служила ручательством за целое; несомненность большего удостоверяла и в меньшем. Ведь человек превосходнее всей твари, а глаз превосходнее всех наших членов. Вот почему Христос создал зрение не просто, а вышесказанным образом. Глаз хотя по величине и малый член, но необходимее всего тела. На это указывает и Павел, когда говорит: «если ухо скажет: я не принадлежу к телу, то неужели оно потому не принадлежит к телу» (1 Кор. 12:16)? Хотя все в нас служит доказательством премудрости Божией, но глаз — по преимуществу. Он управляет всем телом; он всему телу придает красоту, он украшает лицо, он служит светильником для всех членов. Что солнце во вселенной, то глаз в теле. Погаси свет в солнце, — и все погибнет и придет в смятение; погаси свет в глазах, — бесполезны будут и ноги, и руки, и душа. Без глаз становится невозможным познание. Посредством их мы познали Бога: «ибо невидимое Его, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим. 1:20). Таким образом, глаз служит светильником не только для тела, но еще больше, чем для тела, для души. Потому–то он и помещен как бы на некотором царском месте — вверху, и председательствует над другими чувствами. Вот его–то и устрояет Христос. Потом, чтобы ты не подумал, что Он имеет нужду в веществе, когда творит, и чтобы знал, что и в начале Он не имел нужды в брении (Кто произвел из ничего высшие существа, Тот тем более мог сотворить глаз без вещества), — дабы, говорю, ты знал, что Он делает это не по нужде, а для того, чтобы показать, что Он же был Творцом и в начале, — помазавши брением, говорит: «пойди, умойся». Познай, что Я не имею нужды в брении, чтобы сотворить глаза, но да явится на нем (слепом) слава Моя. А что Он о Себе самом сказал эти слова: да явится слава Божия, видно из того, что затем прибавил: «Мне должно делать дела Пославшего Меня» (Ин. 9:4). То есть: Мне должно явить Себя и совершить дела, которые могли бы показать, что Я делаю тоже, что и Отец, — не подобное только, но тоже самое. А это служит знаком большого равенства и говорится только о тех, из которых один нисколько не отличен от другого. Кто же будет еще противоречить, видя, что Он может тоже, что и Отец? Он не только образовал глаза, не только отверз их, но и даровал зрение; а это служит доказательством, что Он вдохнул и душу, потому что без действия души и самый совершенный глаз никогда не может ничего видеть. Итак, Он даровал и силу души, Он дал и члены со всеми принадлежностями — с артериями, нервами и жилами, с кровью и со всем прочим, из чего слагается наше тело. «Мне должно делать, доколе есть день» (Ин. 9:4). Что значат эти слова? И какую они имеют связь? Очень тесную. Вот значение этих слов: «доколе есть день», — доколе можно людям веровать в Меня, доколе продолжается эта жизнь, — «Мне должно делать; приходит ночь», то есть будущее время, «когда никто не может делать». Не сказал: когда Я не могу делать, но: «когда никто не может делать», то есть когда не будет уже ни веры, ни трудов, ни покаяния. А что делом Он называет веру, видно из того, что когда Ему говорили: «что нам делать, чтобы творить дела Божии», — Он отвечает: «вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал» (Ин. 6:29). Но почему же этого дела не может никто делать в то время? Потому, что не будет уже и веры, но, волею или неволею, все будут повиноваться. Итак, — чтобы кто–нибудь не сказал, что Он делает это по тщеславию, — Он показывает, что делает все для пользы людей, так как они только здесь имеют возможность веровать, а там уже не могут сделать для себя ничего полезного. Поэтому–то Он исцелил слепого, не смотря на то, что тот даже не подходил к Нему. Впрочем, что слепой достоин был исцеления и, если бы имел зрение, то уверовал бы и приступил бы ко Христу, даже если бы услышал от кого о Его присутствии, и тогда не преминул бы сделать этого, — видно из последующего, из его мужества и веры. Ему естественно было подумать и сказать: что это такое? Сотворил брение, помазал мне глаза и сказал: «пойди, умойся». Разве не мог исцелить, и потом уже послать в Силоам? Я часто умывался там вместе со многими другими, и не получил никакой пользы. Если бы имел Он какую–либо силу, то исцелил бы теперь же. Так говори и Нееман об Елисее. Получив приказание идти омыться в Иордане, он не поверил, — не смотря на великую славу Елисея. Но слепой был чужд неверия, не возражал и не рассуждал сам с собою: что это такое? Брение ли нужно было возложить? Оно скорее может ослепить. Кто когда прозревал таким образом? Нет, он не подумал ничего такого. Видишь ли его твердую веру и доблесть душевную? «Приходит ночь». Этим показывает, что и после креста будет иметь попечение о нечестивых и многих привлечет, потому что еще «есть день»; но затем уже окончательно отвергнет их. На это и указывает словами: «доколе Я в мире, Я свет миру» (9:5). Тоже самое говорил Он и другим: «доколе свет с вами, веруйте в свет» (Ин. 12:36).

3. Как же Павел назвал настоящую жизнь ночью, а ту (будущую) — днем? Этим он не противоречит Христу, но говорит тоже самое, только не по словам, а по мыслям. «Ночь», говорит он, «прошла, а день приблизился» (Рим. 13:12). Ночью называет настоящее время по причине седящих во тьме, или по сравнению с тем (будущим) днем. Христос ночью называет будущее, потому что тогда уже не будут делать грехов; а Павел ночью называет настоящую жизнь, потому что живущие во зле и неверии находятся во тьме. Таким образом, беседуя с верными, сказал: «ночь прошла, а день приблизился», так как (верные) имеют насладиться тем светом; ночью же называет прежнюю жизнь, и говорит: «отвергнем дела тьмы». Видишь ли, что в них–то, по его словам, и заключается ночь? Потому и прибавляет: «как днем, будем вести себя благочинно» (Рим. 13:13), чтобы мы могли насладиться тем светом. Если же так прекрасен этот свет, то подумай, каков будет тот. Сколько солнечный свет лучше светильничного, столько же, или еще гораздо более, будущий лучше нынешнего. Вот на это и указывал Христос, когда говорил: «солнце померкнет» (Мф. 24:29), то есть, от обилия того света не будет видно и солнца! И если теперь, для того, чтобы иметь светлые и со здоровым воздухом дома, мы тратим множество денег, подвергаясь тяжким трудам при постройках, то подумай, не должны ли мы пожертвовать и самыми телами, чтобы создать себе светлые обители там, где тот неизреченный свет? Здесь споры и раздоры по поводу границ и стен; там нет ничего подобного; нет ни зависти, ни клеветы; никто не станет спорить с нами из–за границ. Притом этот дом непременно нужно будет покинуть, а тот останется при нас навсегда. Этот со временем неизбежно подвергается гниению и многочисленным повреждениям; тот не стареется никогда. Этого бедный не может построить; тот можно построить и на две лепты, как вдовица. Поэтому крайне прискорбно мне, что при стольких, предстоящих нам, благах мы беспечны и нерадивы. Чтобы иметь блистательные дома здесь, о том мы всячески стараемся; а чтобы на небесах устроить себе хотя малое пристанище, о том не заботимся, не помышляем. Скажи мне: здесь где желал бы ты иметь себе дом? В пустыне, или в одном из небольших городов? Не думаю; без сомнения — в столицах и в больших городах, где больше блеска. Но я веду тебя в такой город, которого строитель и художник — Бог. Там, умоляю, устрояй и созидай себе дом, — с меньшими издержками и с меньшим трудом. Этот дом созидается руками нищих, и он есть наилучшее здание; а те, которые строятся теперь, — дело крайнего безумия. Если бы кто повел тебя в Персию с тем, чтобы посмотреть на эту страну и потом возвратиться, а между тем стал бы советовать строить там дома: не назвал ли бы ты его крайне безумным за то, что он советует тебе тратиться по пустому? Как же ты делаешь тоже самое на земле, которую скоро потом покинешь? Да я, говоришь ты, оставлю все детям. Но ведь и они оставят скоро после тебя, а нередко и прежде тебя; точно также — и их потомки. Таким образом и это бывает для тебя поводом к скорби, когда ты не видишь после себя наследников. Но там нет нужды опасаться ничего подобного; там приобретение остается постоянным и для тебя, и для детей, и для внуков, если они будут подражать той же добродетели. Тем зданием заведует сам Христос; строящему его нет нужды ни поставлять надсмотрщиков, ни заботиться, ни беспокоиться. Когда дело принимает на Себя Бог, к чему тогда заботы? Он Сам все собирает и воздвигает жилище. И не это только удивительно, но и то, что Он создает его так, как нравится тебе, или даже лучше, чем как тебе нравится и как ты желаешь, потому что Он наилучший художник и весьма заботится о твоих выгодах. Хотя бы ты был нищим и пожелал создать такой дом, это не породит против тебя зависти, не возбудит клеветы, потому что не видит его никто из тех, кому знакома зависть, а видят ангелы, умеющие только радоваться твоему благополучию. Никто не станет захватывать границ твоего дома, потому что там нет ни одного соседа, страждущего такою болезнью. Твоими соседями там будут святые, Петр и Павел, все пророки, мученики, сонм ангелов и архангелов. Ради всего этого раздадим наше имение нищим, чтобы наследовать те обители, которых да сподобимся все мы по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 57

«Сказав это, Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому, и сказал ему: пойди, умойся в купальне Силоам» (Ин. 9:6–7).

1 Вера слепорожденного. — Благость Божия ко всем без различия людям. — 2 и 3. Необходимость веры. — Есть худой мир и есть добрая война. — Должно избегать злых людей и держаться добрых. — Общество злых людей пагубнее язвы.

1. Желающие получить какой–либо плод от того, что прочитывается, не должны оставлять без внимания ни одного слова. Потому–то и заповедано нам исследовать Писания, что многое, что с первого взгляда представляется простым, заключает в себе глубокий сокровенный смысл. Вот таково и настоящее место. «Сказав это», сказано, «Он плюнул на землю». Что же такое: «это»? Да явится слава Божия, и: «Мне должно делать дела Пославшего Меня» (9:4). Не без намерения евангелист напомнил нам эти слова, и затем прибавил: «плюнул», но с тем, чтобы показать, что слова Он подтвердил делами. Но зачем для брения употребил не воду, а плюновение? Он хотел послать слепого в Силоам, а потому, чтобы ты ничего не приписывал источнику, но познал, что именно исшедшая из уст Его сила и образовала и отверзла очи, — Он плюнул на землю. На это самое указывает и евангелист словами: «сделал брение из плюновения». Затем, чтоб не подумали, что исцеление произошло от земли, повелел умыться. Но для чего было не сделать этого тут же, а послал в Силоам? Для того, чтобы ты видел веру слепого и чтобы сделать безответным неверие иудеев. Естественно, что все видели его, когда он шел с глазами, помазанными брением. Такою необычайностью он не мог не привлечь на себя взоры всех, знакомых и незнакомых, и, конечно, все смотрели на него со вниманием. Так как не легко признать, что слепой прозрел, то (Христос) наперед приготовляет дальностью пути многих свидетелей, а необычайностью зрелища — внимательных зрителей, чтобы они, хорошо заметив, не могли уже говорить: это — он, это — не он. Кроме того, посылая в Силоам, хочет и то показать, что Он не чужд закона и ветхого завета. А, наконец, нельзя было опасаться и того, что слава будет отнесена к Силоаму. Многие и много раз умывали в нем глаза, но не испытали ничего подобного. Нет, и тут действовала сила Христова, все содевающая. Потому–то евангелист присовокупляет нам и толкование. Сказавши: «в Силоам», прибавил: «что значит: посланный», — чтобы ты знал, что и тут исцелил его Христос, как говорит Павел: «ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос» (1 Кор. 10:4). Значит, как духовным камнем был Христос, так и духовным Силоамом. А мне кажется, что и внезапное появление воды указывает нам на непостижимое таинство. На какое же именно? На нечаянное и неожиданное явление (Христово). Но обрати внимание на душу слепца, во всем послушную. Не говорил он: если брение, или плюновение может даровать зрение, то какая мне нужда в Силоаме? А если нужен Силоам, то зачем брение? Зачем помазал мне глаза? Зачем приказал умыться? Нет, не думал он ничего подобного, но заботился только о том, чтобы во всем повиноваться Повелевающему, и не соблазнялся ничем происходившим. Если же кто спросит: как он прозрел, отложивши брение? — то не услышит от нас ничего другого, кроме того, что мы не знаем, как это произошло. И что удивительного, если мы не знаем? Не знал того ни евангелист, ни сам исцеленный. Он знал только, что произошло, а как — того не мог понять. И когда спрашивали его об этом, он говорил: «брение положил Он на мои глаза, и я умылся, и вижу» (Ин. 9:15); а как это сделалось, он не может сказать, хотя бы тысячекратно спрашивали его. «Соседи и видевшие прежде, что он был слеп, говорили: не тот ли это, который сидел и просил милостыни? Иные говорили: это он» (Ин. 9:9). Необычайность события приводила их даже к неверию, несмотря на то, что сделано было так много, чтобы устранить всякое недоверие. Некоторые говорили: «не тот ли это, который сидел и просил милостыни»?

О, как велико человеколюбие Божие! До чего не снизошел Христос, когда великою благостью исцеляет нищих, и тем заграждает уста иудеям! Не славных только, и знаменитых, и облеченных властью, но и простых удостаивает одинакового попечения, потому что пришел для спасения всех. И что было с расслабленным, тоже случилось и со слепым. Ни тот не знал, кто таков исцеливший его, ни этот. Это произошло оттого, что Христос удалился, а Он всегда удалялся после исцелений, чтобы устранить от чудес всякое подозрение. Не знавшие, кто Он таков, каким в самом деле образом могли благоприятствовать Ему и помогать в устроении этих дел? Что же касается этого слепого, то он не был и из числа тех, которые ходят повсюду, но сидел при вратах храма. Но между тем, как все недоумевают о нем, что говорит он сам? «Это я». Не устыдился прежней слепоты, не убоялся ярости народа, не отказался объявить себя, чтобы возвестить о Благодетеле. «Спрашивали у него: как открылись у тебя глаза»? Он отвечает: «человек, называемый Иисус» (9:10, 11). Что ты говоришь? Человеку ли творить такие дела? Но он еще не знал об Нем ничего великого. «Человек, называемый Иисус, сделал брение, помазал глаза мои».

2. Смотри, как он правдив. Не сказал, из чего сделал брение: чего не знает, о том и не говорит. Не видел он, что (Христос) плюнул на землю; а что помазал, это узнал он по ощущению и осязанию. «И сказал мне: пойди на купальню Силоам и умойся» (9:11). Об этом ему сказало чувство слуха. Но откуда знал он Его голос? Из Его разговора с учениками. Таким образом, он все это рассказывает, опираясь на свидетельство самого дела, и однако же не может сказать о способе исцеления. Если же по отношению к чувственному и осязаемому нужна вера, то тем более по отношению к невидимому. «Тогда сказали ему: где Он? Он отвечал: не знаю» (9:12). Спрашивали: «где Он», уже замышляя против Него убийство. Но заметь: как далек Христос от желания суетной славы! Он не оставался вместе с исцеленными, потому что не хотел приобретать славы, ни увлекать народ, ни выказывать Себя. Заметь и то, как все согласно с истиною отвечает слепой. Иудеи хотели найти Христа, чтобы отвести Его к священникам; но так как не нашли Его, то ведут слепого к фарисеям для более строгого допроса. Потому–то и евангелист замечает, что была суббота, чтобы показать злой их умысел и причину, по которой они искали (Спасителя), то есть, они полагали, что нашли возможность оклеветать чудо — мнимым нарушением закона. И это видно из того, что они, лишь только увидели слепого, ничего другого не сказали ему, а только: «как отверз твои очи» (9:26)? И заметь, как говорят. Не сказали: как ты прозрел? — но: «как отверз твои очи»? — представляя ему случай оклеветать Его за такое дело. Но он отвечает им кратко, как людям, которые уже все слышали. Не упомянув ни об имени, ни о словах, сказанных ему: «пойди, умойся», он прямо говорит: «брение положил Он на мои глаза, и я умылся, и вижу» (9:15), — как будто они уже сильно оклеветали Его и сказали: смотри, что делает Иисус в субботу, — помазывает брением. Но ты обрати лучше внимание на то, как не смущается слепой. Когда его спрашивали соседи, и он отвечал, не подвергаясь никакой опасности, тогда не так много значило сказать истину. Но удивительно то, что и теперь, находясь в большом страхе, он не отказывается, не говорит ничего, несогласного с прежними словами. Что же фарисеи, или лучше, что вместе с ними и другие? Привели его, полагая, что он откажется, но услышали противное, — то, чего не желали, — и точнее узнали все дело. Так было с ними и при всех чудесах; но это мы яснее покажем впоследствии. Что же говорили фарисеи? «Некоторые говорили» (не все, а более дерзкие): «не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы. Другие говорили: как может человек грешный творить такие чудеса» (9:16)? Видишь, что они привлекаемы были чудесами? Ведь они же прежде посылали затем, чтобы привести Его, а теперь, слушай, что говорят, — хотя и не все. Будучи начальниками, они впадали в неверие от честолюбия. Впрочем, и из начальников многие веровали в Него, только не выражали того открыто. Простой народ был пренебрегаем, так как он и не имел важного значения в их сонмище; но начальники, как люди более знаменитые, с большим трудом решались говорить откровенно. Одних удерживало властолюбие, других робость и боязнь перед толпой. Потому–то и говорил (Христос): «как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу» (Ин. 5:44)? О себе эти люди говорили, что они от Бога, несмотря на то, что домогались неправедного убийства, а о том, кто исцеляет слепых, говорят, что Он не может быть от Бога, потому что не соблюдает субботы. Другие на это возражали, что грешник не может творить таких знамений. Таким образом, первые злонамеренно умалчивали о чудном событии и выставляли на вид мнимое нарушение закона, так как не говорили: исцеляет в субботу, но: «не хранит субботы». Но и последние, с своей стороны, отвечали слабо. Тогда как нужно было показать, что суббота не нарушается, они ссылаются только на знамения; и это естественно, потому что они еще считали Его человеком. В противном случае, они могли сказать в Его оправдание и то, что Он Господь субботы и сам установил ее. Но они не имели еще об Нем такого понятия. Впрочем, никто из них и не осмеливался прямо сказать то, что хотел; говорили нерешительно, но с сомнением, одни по недостатку смелости, другие по властолюбию. «И была между ними распря». Эта распря началась прежде в народе, а потом уже перешла и к начальникам. «Одни говорили, что Он добр; а другие говорили: нет, но обольщает народ» (Ин. 7:12). Видишь, что начальники неразумнее народа и разделились между собою уже после (народа)? Но и разделившись, они не выказали никакой твердости, видя настояния фарисеев. А если бы отделились совершенно, то скоро познали бы истину. Ведь и разделение может быть хорошо, почему и Христос говорил: «не мир пришел Я принести» на землю, «но меч» (Мф. 10:34). Бывает и согласие худо, бывает и разногласие хорошо. Так, строившие башню были согласны между собою во вред себе, и они же опять, хотя и невольно, разделились к своему благу. И сообщники Корея не на добро согласились между собою, потому были разделены к добру. Иуда также был в согласии с иудеями не на добро. Значит и разногласие может быть хорошо, и согласие худо. Потому–то (Христос) говорит: «если нога твоя соблазняет тебя, отсеки» ее, «если глаз твой соблазняет тебя, вырви его» (Мф. 18:8, 9). Если же нужно отсекать член, который будучи соединен с нами, вредит нам, то не гораздо ли более должно удаляться от друзей, когда связь с ними ведет не к добру. Итак, не всегда хорошо согласие, как и не всегда худо несогласие.

3. Я говорю это для того, чтобы мы избегали людей злых и искали добрых. Если мы отсекаем сгнившие и неизлечимые члены, опасаясь, чтобы все тело не подверглось той же заразе, и делаем это не из пренебрежения к ним, а из желания предохранить прочие части тела, то тем более должно поступать так по отношению к людям, общество которых зловредно для нас. Если мы можем и их исправить, и сами не потерпеть вреда, то должны употребить на то все старание. Если же и они не исправятся, и мы получим вред, в таком случае необходимо их отвергнуть и бросить. От этого и они сами часто получают гораздо более пользы. Потому–то и Павел убеждал таким образом: «извергните развращенного из среды вас», и: «дабы изъят был из среды вас сделавший такое дело» (1 Кор. 5:13, 2). Пагубно, истинно пагубно обращение с злыми людьми. Не так скоро пристает зараза и короста губит подвергшихся этой болезни, как злые нравы людей порочных. «Худые сообщества развращают добрые нравы» (1 Кор. 15:33). И пророк также говорит: «бегите из среды» их и удалитесь (Иер. 51:6). Пусть же никто не имеет порочного друга. Если мы отказываемся и от детей порочных, и не уважаем ни природы, ни ее законов, ни ее связей, то тем более должны убегать порочных друзей и знакомых. Пусть мы и не получим от них никакого вреда; но все же не в состоянии будем избежать худой молвы. Посторонние не всматриваются в нашу жизнь, но судят нас по нашему обществу. Заповедаю это и женам, и девам. Сказано ведь: «пекитесь о добром» не только пред Богом, но и «перед человеками» (Рим. 12:17). Будем же всячески стараться, чтобы не соблазнить ближнего. Хотя бы жизнь наша была самая праведная, но если она служит соблазном для других, — теряет всю цену. Но как возможно, чтобы праведная жизнь соблазняла? (Это бывает) когда сообщество с другими людьми навлекает на нее худую молву. Когда мы, надеясь на себя, обращаемся с людьми порочными, то, если сами и не терпим вреда, соблазняем других. Говорю это и мужам, и женам, и девам, предоставляя их совести узнать в точности, сколько отсюда рождается зол. Пусть я не подозреваю ничего худого, а равно и никто другой из более совершенных; но простодушнейший брат терпит вред от твоего совершенства. А надобно обращать внимание и на его немощь. Но если и он не потерпит вреда, то потерпит язычник. А Павел заповедал: «Не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни церкви Божией» (1 Кор. 10:32). Я не подозреваю ничего худого о деве, потому что люблю девство, а любовь не мыслит зла. Я крайне люблю такой образ жизни, и не могу подумать ничего дурного. Но чем мы убедим внешних? А надобно и о них иметь попечение. Будем же вести себя так, чтобы никто даже из неверных не мог найти повода справедливо упрекать нас. Как те, которые ведут жизнь праведную, прославляют Бога, так, напротив, живущие худо подают повод к хуле на Него. Но не дай Бог, чтобы между нами были такие, а да светятся дела наши так, чтобы прославлялся Отец наш, «сущий на небесах», и чтобы мы могли насладиться славою Его, которой и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 58

«Опять говорят слепому: ты что скажешь о Нем, потому что Он отверз тебе очи? Он сказал: это пророк. Тогда Иудеи не поверили» (Ин. 9:17–18).

1. Иудеи, желая опровергнуть чудо исцеления слепорожденного, еще блистательнее подтверждают его. — 2. Расспрашиваемый фарисеями, слепорожденный отвечает им смело и славословит Бога. — 3. Ярость и разочарование фарисеев. — 4 и 5. Что написано в св. Писании, должно служить поучительным для нас примером. — Исцеленный слепорожденный как образец христианских добродетелей. — Нерадение и беспечность в делах религии. — Не должно терять времени и с жаждою нужно стремиться к познанию истины.

1. Св. Писание должно читать не просто и не как–нибудь, но со всяким тщанием, чтобы не впадать в затруднения. Вот и в настоящем случае справедливо кто–либо может придти в недоумение, каким образом (иудеи), сказав: «не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы» (Ин. 9:16), говорят слепому: «ты что скажешь о Нем, потому что Он отверз тебе очи»? Не сказали: ты что скажешь о Нем, нарушившем субботу; но вместо обвинения указывают теперь на то, что могло служить оправданием. Что же должно сказать? Это были не те, которые говорили: «не от Бога Этот Человек», но отделившиеся от них и говорившие: не «может человек грешный творить такие чудеса». Желая еще более заградить тем уста и чтобы не подать повода думать, что защищают Христа, они выводят на средину и спрашивают того, кто испытал на себе Его силу. Заметь же мудрость нищего: он отвечает разумнее всех их. И во–первых, говорит: «это пророк» (9:17). Не испугался суда развращенных иудеев, которые противоречили и говорили: как Он может быть от Бога, когда не соблюдает субботы; но сказал, что Он пророк. «Тогда Иудеи не поверили, что он был слеп и прозрел, доколе не призвали родителей сего прозревшего» (9:18). Смотри, сколько употребляют способов, чтобы затмить и уничтожить чудо. Но таково свойство истины, что от того, чем люди думают подорвать ее, она становится сильнее, и просиявает чрез то, чем хотят затмить. Если бы этого не было, — чудо могло бы, пожалуй, остаться в подозрении у многих; теперь же они действуют так, как будто старались открыть истину; и не иначе они стали бы поступать и в том случае, если бы всячески заботились о Христе. Между тем они старались унизить Его уже тем самым, что говорили: «как отверз твои очи» (9:26), то есть, не волшебством ли каким? И при другом случае, не имея ничего возразить, они старались оклеветать способ врачевания и говорили: «Он изгоняет бесов не иначе, как [силою] веельзевула» (Мф. 12:24); и теперь опять, не зная, что сказать, обращаются к времени и говорят, что Он нарушает субботу и что Он грешник. Но ведь Он со всею строгостью спрашивал вас, своих завистников, всегда готовых порицать Его дела: «Кто из вас обличит Меня в неправде» (Ин. 8:46)? И никто не отвечал и не сказал: Ты богохульствуешь, называя Себя безгрешным. А если бы они могли что сказать, — никак не умолчали бы. В самом деле, люди, которые бросали в Него камнями и сказали, что Он не от Бога, когда услышали, что Он был прежде Авраама, люди, которые, будучи сами человекоубийцами, хвалились, что они от Бога, а о Том, Кто совершает такие знамения, — когда Он исцелил в субботу, — говорили, что Он не от Бога, потому что не хранит субботы, — эти люди, если бы имели против Него хотя тень обвинения, не преминули бы воспользоваться и тем. Если же теперь и называют Его грешником за то, что Он, по–видимому, нарушил субботу, то и это обвинение оказалось напрасным, так как сами же товарищи их признали его неосновательным и ничтожным. Встречая, таким образом, отовсюду препятствия, они обращаются к новому средству, еще более бесстыдному и наглому. К какому же именно? «Не поверили», говорит (евангелист), «что он был слеп и прозрел». Как же обвиняли Его в том, что не соблюдает субботы? Не очевидно ли, что веровали? И как вы не верите многочисленному народу, — соседям, видевшим его? Но, как я сказал, ложь всегда изобличает сама себя тем, чем думает повредить истине, а истину обнаруживает яснее. Это же случилось и теперь. Чтобы не сказал кто–нибудь, что соседи и видевшие его не сказали ничего решительного, но говорили о подобном лице, вот они выставляют на средину родителей, и чрез то невольно подтверждают действительность события, — потому что родители лучше всех знали своего сына. Не будучи в состоянии устрашить слепого и видя, что он с полным дерзновением проповедует о Благодетеле, они надеялись повредить чуду через родителей. И заметь их злостный вопрос. Что они говорят? Поставив их на средину с тем, чтобы привести в замешательство, они с великим жаром и гневом спрашивают: «это ли сын ваш» (9:19)? И не сказали: который был прежде слепым, но как? «О котором вы говорите, что родился слепым», — как будто они злонамеренно выдумали это из приверженности к Христу. О, беззаконные и пребеззаконные! Какой отец решится солгать так о своем сыне; А они почти так говорят: которого вы выдали за слепого, и не только (выдали), о и повсюду распустили о том слух: «как же он теперь видит»? Какое безумие! Это ваша, говорят, хитрость и уловка. Таким образом, сказав: «о котором вы говорите», и: «как же он теперь видит», теми и другими словами стараются расположить их к тому, чтобы они отреклись.

2. Из трех предположенных вопросов: сын ли он их, был ли слеп, и как прозрел, родители отвечают только на два, а на третий не отвечают. Но и это послужило к утверждению истины, что на него отвечал не кто другой, а сам исцеленный, который в этом случае и есть достоверный свидетель. И возможно ли после того допустить, чтобы родители благоприятствовали, когда они из опасения иудеев умолчали нечто и из того, что знали? Что же они говорят? «Мы знаем, что это сын наш и что он родился слепым, а как теперь видит, или кто отверз ему очи, мы не знаем. Сам в совершенных летах; пусть сам о себе скажет» (9:20, 21). Так они отстранили себя, представив его достойным веры. Он не дитя. Говорят, не малолетний, но может сам о себе свидетельствовать. «Так отвечали родители его, потому что боялись Иудеев» (9:22). Заметь, как и здесь евангелист выставляет на вид их мысли и намерения. Говорю это по поводу того замечания, которое они сделали прежде, сказав: делает «Себя равным Богу» (Ин. 5:18). Если бы и это было мнение только иудеев, а не учение Христово, то евангелист прибавил бы и сказал, что таково было мнение иудейское. Итак, когда родители отослали их к самому исцеленному, они снова позвали его — во второй раз. Тут не говорят ему прямо и бесстыдно: откажись от того, что Христос исцелил тебя, но хотят устроить это под видом благочестия. «Воздай», говорят, «славу Богу» (9:24). Сказать родителям: скажите, что это не сын ваш и что он не родился слеп, — казалось крайне смешным; а сказать тоже ему самому — было бы явным бесстыдством. Потому и не говорят этого, но избирают другой путь: «воздай», говорят, «славу Богу», то есть, сознайся, что Он ничего не сделал. «Мы знаем, что Человек Тот грешник». Зачем же вы не обличили Его, когда Он говорил: «кто из вас обличит Меня в неправде»? И откуда вы знаете, что Он грешен? Слепой ничего не отвечал на эти слова их: «воздай славу Богу», и Христос, встретившись с ним, похвалил его, а не осудил; не сказал: зачем ты не воздал славы Богу? — а что? «Веруешь ли в Сына Божия» (9:35)? чтобы ты знал, что это и значит воздавать славу Богу.

Если бы Он не был равночестен Отцу, то это не было бы славою; но так как, кто чтит Сына, чтит и Отца, то (Христос) по справедливости не порицает слепого. Итак, пока ожидали, что родители примут их сторону и отрекутся, ничего не говорили ему самому; но когда увидели, что с этой стороны им нечего более надеяться, то снова обращаются к нему и говорят: «Человек Тот грешник. Он сказал им в ответ: грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу» (9:24–25). Не испугался ли слепой? Нимало. Как же, сказав прежде, «это пророк», теперь говорит: «грешник ли Он, не знаю». Говорит не от страха и не потому, чтобы так думал, но чтобы свидетельством самого дела, а не своими словами оправдать от обвинений, и чтобы сделать это оправдание несомненным, так как благоприятное свидетельство посрамляло их. Уже после многих слов сказал он, что, если бы этот человек не был чтителем Бога, то не мог бы творить таких знамений; и тут они так вознегодовали на него, что сказали: «во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь» (9:34)? Чего же бы не сделали они и чего бы не сказали, если бы он сказал это вначале? «Грешник ли Он, не знаю». Как бы так говорил он: об этом теперь ничего не говорю, и не даю пока моего мнения; но то хорошо знаю, и готов утверждать, что, будучи грешником, Он не мог бы творить таких дел. Этим он устранил от себя всякое подозрение и свое свидетельство сделал безпристрастным, потому что не говорил, как человек расположенный, но свидетельствовался самым делом. Не успевши, таким образом, отвергнуть и уничтожить события, они снова обращаются к прежнему, разбирают способ исцеления, подобно людям, которые, отыскивая повсюду зверя, в безопасном месте лежащего, бегают то туда, то сюда. Возвращаются к прежним словам, но опять для того, чтобы чрез частые вопросы выказать всю их ничтожность. «Что», говорят, «сделал Он с тобою? как отверз твои очи» (9:26)? Что же слепой? Победив их и низложив, он уже говорит теперь не униженно. Пока дело требовало исследования и разбирательства, он, представляя доказательства, говорил с покорностью; а когда уловил их и одержал блистательную победу, он уже смело нападает на них. Что же он говорит? «Я уже сказал вам, и вы не слушали; что еще хотите слышать» (9:27)? Замечаешь ли смелость нищего пред книжниками и фарисеями? Так могущественна истина и так бессильна ложь! Первая, когда бывает и у простых людей, делает их славными; последняя же, хотя бы была на стороне сильных, являет их слабыми. Слова нищего значат: вы не внимаете моим словам; поэтому я не стану больше говорить, не буду отвечать на ваши частые и пустые вопросы, потому что вы спрашиваете не для того, чтобы узнать, но чтобы надругаться над моими словами. «Или и вы хотите сделаться Его учениками»? Здесь уже включает себя самого в число учеников: выражение: «или и вы» показывает, что он уже ученик. А вместе с тем сильно осмеивает и уязвляет иудеев.

3. Действительно, он знал, что это сильно уязвляло их; а потому и сказал, желая как можно более укорить, чем выказал душу дерзновенную, возвышенную и презирающую их бешенство, — показал высокое достоинство Того, за Кого так смело говорил, и объявил, что они оскорбляли человека, который достоин удивления. Сам же он не оскорблялся, но считал за честь для себя то, что ему ставили в укоризну. «Ты», говорят, «ученик Его, а мы Моисеевы ученики» (9:28). Но это неправда. Вы не ученики ни Моисея, ни Его. Если бы вы были учениками Моисея, то были бы учениками и Его. Поэтому–то и выше Христос говорил им: «если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне» (Ин. 5:46), — так как они постоянно прибегали к этим словам. «Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог» (9:29). Кто сказал, кто сообщил вам об этом? Наши предки, скажете. Так ужели не более ваших предков заслуживает веры Тот, Кто доказывает знамениями, что Он пришел от Бога и возвещает горнее (учение)? И не сказали они: мы слышали, что Моисею глаголал Бог, но: «мы знаем». О чем вы слышали, иудеи, то утверждаете, как люди знающие; ужели же то, что сами видели, считаете менее достоверным, чем то, о чем слышали? Ведь того вы не видели, а только слышали; а это не слышали, но сами видели. Что же слепой? «Это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он» (9:30), и такие знамения творит. Удивительно, что Он, будучи человеком не из числа известных между вами, не из числа знаменитых и славных, творит такие дела; из этого совершенно очевидно, что Он Бог, не имеющий нужды ни в какой человеческой помощи. «Но мы знаем, что грешников Бог не слушает» (9:31). Так как они прежде сказали: «как может человек грешный творить такие чудеса» (9:16), то он теперь и обращается к их суду, припоминая им их собственные слова. Это мнение, говорит, одинаково у меня с вами; так оставайтесь же при нем. И заметь его благоразумие. Везде выставляет на вид знамение, так как они не могли отвергнуть его, и от него делает заключения. Видишь ли, что и вначале, когда говорил он: «грешник ли Он, не знаю», говорил не потому, чтобы сомневался? Нет, он совершенно знал, что не грешник; и потому–то теперь, когда настало благоприятное время, смотри, как оправдал Его. «Но мы знаем, что грешников Бог не слушает; но кто чтит Бога и творит волю Его» (9:31). Здесь не только представил Его свободным от грехов, но и показал, что Он весьма угоден Богу и исполняет все Его повеления. Так как и иудеи называли себя чтителями Бога, то Он прибавил: «и творит волю Его». Недостаточно, говорит, знать Бога, но надобно и волю Его творить. Затем превозносит событие, говоря: «от века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорожденному» (9:32). Итак, если вы признаете, что грешников Бог не слушает, а Он сотворил чудо, и такое чудо, какого не совершал ни один человек, то очевидно, что Он всех превзошел силою и могущество Его больше, чем человеческое. Что же иудеи? «Во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь» (9:34)? Пока надеялись, что он отречется, считали его достойным веры, и потому призвали раз и другой. А если не считали его достойным веры, — то зачем, мы могли бы сказать им, вы и призывали и спрашивали его в другой раз? Когда же, не смутившись ничем, он сказал истину, и когда особенно следовало почтить его, тогда осуждают. Что же значат слова: «во грехах ты весь родился»? Здесь беспощадно укоряют его в самой слепоте и как бы так говорят: с первого возраста ты во грехах, давая разуметь тем, что оттого он и родился слепым; но это несправедливо. Потому Христос, утешая его в этом, говорил: «на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы» (9:39). «Во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь»? Что же сказал этот человек? Разве свое высказал он мнение? Не общее ли выставил решение, сказав: «мы знаем, что грешников Бог не слушает»? Не ваши ли собственные слова привел он? «И выгнали его вон». Видишь ли проповедника истины, как бедность не была препятствием любомудрию? Видишь, чего не выслушал и чего не вытерпел он с самого начала, и как свидетельствовал и словом и делом?

4. Но об этом написано для того, чтобы и мы были подражателями. В самом деле, если нищий, слепой, не видевший даже Христа, и прежде чем удостоился от Него ободрения, тотчас показал такое дерзновение, что стал против целого народа, беснующегося, дышащего убийством и бешенством и желавшего с его слов осудить Христа, и не уступил, и не отказался от своих слов, но с полным дерзновением заградил им уста и предпочел лучше быть изверженным вон, чем изменить истине, то — не тем ли более мы, жившие столько времени в вере, видевшие бесчисленные чудеса, совершенные чрез веру, облагодетельствованные больше его, прозревшие внутренними очами, созерцавшие неизреченные таинства и призванные к столь великой чести, — не тем ли более мы должны показывать всякое дерзновение за Христа против тех, которые стараются клеветать и говорить что–либо на христиан, (не должны ли таким людям) заграждать уста, а не соглашаться с ними безрассудно?

А это мы в состоянии будем сделать тогда, когда и дерзновение будем иметь, и станем внимать Писаниям, а не слушать их как–нибудь. И кто будет постоянно приходить сюда, тому, хотя бы он не читал дома, а внимал только тому, что здесь говорится, достаточно и одного года, чтобы приобрести великую опытность. Мы не читаем сегодня одно Писание, а завтра другое, но всегда и постоянно одно и тоже. И при всем том, есть многие до того жалкие, что, несмотря на такое чтение, не знают даже названий книг. И не стыдятся, и не трепещут, что так небрежно посещают божественное училище. Если игрок на цитре, танцор, или другой кто из принадлежащих к театру позовет город, все бегут с поспешностью, благодарят его за приглашение и тратят целую половину дня, внимая ему одному. А когда Бог беседует с нами чрез пророков и апостолов, мы зеваем, чешемся, скучаем. Летом нам кажется слишком знойно, и мы отправляемся на площадь; зимою опять помехою дождь и грязь, и мы сидим дома. На ристалищах, где нет кровли, защищающей от дождя, под проливным дожем и при ветре, бросающем воду в лицо, стоят многочисленные зрители, беснуясь и не обращая внимания ни на холод, ни на дождь, ни на грязь, ни на дальность пути: ничто их не удерживает дома, ничто не препятствует явиться туда. А сюда, где есть и кровля и приятная теплота, не приходят и не собираются, несмотря на то, что это нужно для блага их собственной души. Скажи мне: можно ли это снести? Потому–то, будучи опытнее всех в тех вещах, мы в необходимом знаем меньше детей. Если кто назовет тебя возницей и танцором, ты считаешь себя обиженным и всячески стараешься отклонить от себя эту укоризну; а если повлечет тебя на подобные зрелища, ты не отказываешься, и почти вполне изучаешь то самое искусство, имени которого избегаешь. Но здесь, где ты должен и знать дело и носить имя, и быть и называться христианином, ты не знаешь даже, что это за дело. Что может быть хуже такого безумия? Я хотел бы постоянно говорить вам об этом; но боюсь, чтобы напрасно и без пользы не сделаться для вас ненавистным. Вижу, что безумствуют не только юноши, но и старики, за которых особенно стыжусь, когда вижу, как человек, почтенный сединою, срамит свою седину и увлекает с собою дитя. Что может быть смешнее и постыднее этого? Сын учится у отца постыдным делам!

5. Вас огорчают эти слова? Того я и хочу, чтобы неприятными речами удержать вас от постыдных дел. А есть и такие, которые гораздо более бесчувственны, которые не только не стыдятся того, что мы говорим, но сплетают еще длинные рассуждения в защиту такого рода дел. Если спросить их: кто такой Амос, или Авдий, или сколько числом пророков или апостолов, не смогут и рта раскрыть, а в защиту коней и возниц представят рассуждение лучше софистов и риторов. И после всего этого еще говорят: какой отсюда вред? Какая потеря? Потому–то я и воздыхаю, что вы не сознаете даже вреда и не чувствуете зла. Бог дал тебе определенное время жизни, чтобы ты служил Ему; а ты попусту, напрасно и без всякой пользы тратишь его, и еще спрашиваешь: какая потеря? Когда ты истратишь напрасно хоть несколько денег, называешь это потерей; а тратя целые дни своей жизни на сатанинские зрелища, полагаешь, что ничего не делаешь предосудительного? Тебе следовало бы всю жизнь проводить в молитвах и молениях, а ты тратишь свою жизнь на крики, шум, сквернословие, ссоры, безвременные увеселения и дела фокуснические, — тратишь напрасно и на свою погибель, и после всего этого спрашиваешь: какая потеря? Или не знаешь, что всего более следует беречь время? Если истратишь золото, можешь снова приобрести его; если же погубишь время, трудно воротить его, потому что не много дано его нам на настоящую жизнь. Итак, если не употребим его на что должно, что скажем, явившись туда? Скажи мне: если бы ты приказал которому–нибудь из твоих сыновей выучиться какому–нибудь искусству, а он всегда оставался бы дома, или проводил время где–либо в другом месте, не отказался ли бы от него учитель? Не сказал ли бы тебе: ты заключил со мною условие и назначил срок. Но если сын твой будет находиться это время не у меня, а где–либо в другом месте, то как представлю его тебе обученным? Это же необходимо должны сказать и мы. Да и Бог скажет нам: Я дал время для того, чтобы вы научились искусству благочестия; зачем же истратили это время даром и попусту? Зачем не ходили постоянно к учителю и не внимали словам его? А что действительно благочестие есть искусство, послушай, что говорит пророк: «придите, дети, послушайте меня: страху Господню научу вас» (Пс. 33:12). И в другом месте: «блажен человек, которого вразумляешь Ты, Господи, и наставляешь законом Твоим» (Пс. 93:12). Итак, когда напрасно истратишь время, какое будешь иметь оправдание? Зачем же, говоришь, мало дано нам времени? Какая бесчувственность и неблагодарность! За что особенно следовало бы благодарить Господа, что Он сократил твои труды и уменьшил подвиги, и приготовил тебе продолжительное и бессмертное успокоение, за то ты обвиняешь Его и тем недоволен. Но я не знаю, как перешло сюда мое слово и сделалось продолжительным? Поэтому и необходимо окончить его. И в том ведь наше несчастье, что здесь, если продолжится слово и, мы все скучаем, а там начинают с половины дня и расходятся при лампадах и светильниках. Но чтобы не всегда осуждать вас, мы просим и молим: окажите эту милость и нам и себе, — оставив все прочее, посвятите себя этому (изучению благочестия). Таким образом, и мы приобретем чрез вас радость и веселье, заслужим похвалу за вас и получим воздаяние. Всю же награду восприимете вы за то, что, будучи до сих пор с таким безумием преданы зрелищам, по страху Божию и вследствие наших убеждений, свергнули с себя эту болезнь, разорвали узы и прибегли к Богу. И не там только получите награду, но и здесь будете иметь чистейшее наслаждение. Такова добродетель: кроме венцов там, она и здесь уготовляет нам жизнь приятную. Будем же исполнять сказанное, чтобы достигнуть и здешних и тамошних благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 59

«И выгнали его вон. Иисус, услышав, что выгнали его вон, и найдя его, сказал ему: ты веруешь ли в Сына Божия? Он отвечал и сказал: а кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него» и проч. (Ин. 9:34–36).

1. Похвала Иисуса Христа слепорожденному за его смелость и твердость в вере. — 2. По каким признакам можно различать хищника и пастыря. — 3. Иисус истинный пастырь и истинный Христос. — 4. Мы должны послушно следовать за Иисусом Христом как нашим истинным пастырем и слушаться Его голоса. — Нельзя служить богу и маммоне. — Об истинном употреблении богатств. — Увещание к милостыне.

1. Те, которые за истину и исповедание Христа подвергаются каким–либо бедствиям и терпят поношение, удостаиваются за это и особенных почестей. Как тот особенно приобретает имущество, кто тратит его ради Бога, и тот особенно любит душу свою, кто ее ненавидит, так, равным образом, тот особенно удостаивается почестей, кто подвергается оскорблениям. Так было и со слепым. Изгнали его иудеи из храма, но обрел его Владыка храма; он удален был от заразительного сонмища, и очутился у спасительного источника; был обесчещен обесчестившими Христа, и почтен Владыкою ангелов. Вот каковы награды за истину! Так и мы, если здесь раздадим имущество, обретем там дерзновение; если здесь дадим пособие страждущим, получим успокоение на небесах; если потерпим поношение ради Бога, удостоимся почестей и здесь и там. Когда изгнали слепого из храма, его нашел Иисус. Евангелист показывает, что (Христос) для того и шел, чтобы встретиться с ним. И смотри, чем награждает его: первым из благ. Открывает Себя слепому, который прежде не знал Его, и включает его в число своих учеников. Но ты заметь, с какою подробностью повествует евангелист. Когда Христос спросил: «ты веруешь ли в Сына Божия», — (слепой) отвечает: «а кто Он»? Он еще не знал Его, хотя и получил от Него исцеление; прежде чем приступил к Благодетелю, был слеп, а после исцеления влачим был теми псами. Итак, (Христос), как некий подвигоположник, принимает его, как подвижника, много потрудившегося и увенчанного. И что говорит? «Веруешь ли в Сына Божия?»? Что это значит? После такого состязания с иудеями, после стольких слов (слепого), спрашивает: «веруешь ли»? (Спрашивает) не по неведению, но желая открыть Себя и показать, что высоко ценит его веру. Столько людей, говорит, поносили Меня, но Я не обращаю на них никакого внимания; об одном у Меня забота, чтобы веровал ты. Лучше один, творящий волю Господню, чем тысячи беззаконных. «Ты веруешь ли в Сына Божия»? Спрашивает так, давая разуметь, что Он находится здесь и слышит ответ, и уже наперед возбуждает в нем любовь к Себе. Не сказал вдруг: веруй, но предложил вопрос. Что же слепой? «А кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него»? Глас души любящей и усиленно ищущей! Не знает Того, кого столько защищал, — чтобы ты познал отсюда его любовь к истине. Он еще не видел Его. «Иисус сказал ему: и видел ты Его, и Он говорит с тобою» (9:37). Не сказал: это — Я, но скромно и смиренно: «и видел ты Его». А как это еще было не ясно, то и прибавил яснее: «Он говорит с тобою. Он же сказал: верую, Господи! И поклонился Ему» тотчас. Не сказал: Я — тот, кто исцелил тебя, кто сказал тебе: иди, умойся в Силоаме; но, умолчавши обо всем этом, говорит: «веруешь ли в Сына Божия»? Тем не менее слепой, в знак великого расположения, тотчас поклонился, что сделали немногие из исцеленных, как то: прокаженные и некоторые другие. Этим он исповедал Его божественную силу: чтобы не подумали, что сказанное им только слова, он присоединил и дело. После того, как он поклонился, Христос сказал: «на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы» (9:39). Тоже говорит и Павел: «Что же скажем? Язычники, не искавшие праведности, получили праведность, праведность от веры. А Израиль, искавший закона праведности, не достиг до закона праведности» (Рим. 9:31). Сказавши: «на суд пришел Я в мир сей», и слепого еще более утвердил в вере, и возбудил внимание в следовавших за Ним; а за Ним шли фарисеи. Выражение же: «на суд» значит: для большего наказания. Этим (Христос) показывает, что осудившие Его сами осуждены и что обвинившие Его, как грешника, сами обвинены. Здесь говорит Он о двух родах прозрения и слепоты: чувственном и духовном. На это Ему отвечают некоторые из следовавших за Ним: «неужели и мы слепы» (9:40)? Как в другом месте говорили: «мы не были рабами никому никогда» (Ин. 8:33), и: «мы не от любодеяния рождены» (8:41), так и здесь смотрят только на чувственное и стыдятся этой слепоты. Поэтому, показывая, что лучше бы им быть слепыми, чем иметь зрение, (Христос) говорит: «если бы вы были слепы, то не имели бы [на] [себе] греха» (9:41). Так как они это несчастье считали за стыд, то Он и обратил это на их голову, сказав, что слепота облегчила бы для вас наказание. Так повсюду Он разрушает человеческие помышления и возводит к великому и чудному разумению! «Но как вы говорите, что видите». Как прежде говорил: «Отец Мой, о Котором вы говорите, что Он Бог ваш» (Ин. 8:54), так и теперь: «но как вы говорите, что видите», — потому что в самом деле вы не видите. Таким образом, что они считали для себя великою похвалою, то Он выставляет здесь, как повод к их наказанию, а вместе с тем утешает и слепорожденного в прежней слепоте. Потом рассуждает об их слепоте. Так как они могли сказать, что не по слепоте нашей не приходим к Тебе, но убегаем и отвращаемся Тебя, как обманщика, то против этого Он и направляет все Свое слово.

2. И не просто заметил евангелист, что это слышали бывшие со Христом фарисеи и сказали: «неужели и мы слепы?» — но чтобы напомнить тебе, что это были те самые, которые прежде отстали от Него и потом бросали в Него камни. Некоторые, действительно, без твердой веры следовали за Ним, и потому легко переходили на сторону противников. Как же Он доказывает, что Он не обманщик, но Пастырь? Представляет признаки того и другого, как пастыря, так и обманщика–губителя, и через то дает им возможность открыть истину. И во–первых, показывает, кто обманщик и тать, заимствуя это название из Писания и говоря: «истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник» (Ин. 10:1). Заметь признаки разбойника: во–первых, он входит не явным образом; во–вторых, не по Писаниям, что и значит: не дверьми. Здесь Христос указывает и на тех, которые были прежде Него, и на тех, которые явятся после Него: на антихриста и лжехристов — Иуду и Февду и других им подобных. И справедливо назвал Писание дверьми. Оно приводит нас к Богу и отверзает путь богопознания; оно производит овец, оно охраняет и не позволяет привходить волкам. Подобно какой–либо надежной двери, оно заграждает вход еретикам, поставляет нас в безопасности от всего и не позволяет впасть в заблуждение. И если мы сами не откроем этой двери, то будем недоступны врагам. По ней мы распознаем всех, — как пастырей, так и не пастырей. Что значит: «во двор»? Значит — к овцам и к попечению об них. Кто не пользуется Писанием, но перелазит «инде», то есть не идет установленным путем, но пролагает себе иной путь, тот есть тать. Видишь и отсюда, что Он согласен с Отцом, потому что выставляет на вид Писание? Поэтому Он и иудеям говорил: «исследуйте Писания» (Ин. 5:39), и Моисея приводил и называл свидетелем, равно как и всех пророков. Все, говорил Он, послушавшие пророков, «приходят ко Мне» (Ин. 6:45), и: «если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне» (5:46). И здесь Он высказал тоже самое, только иносказательно. А словами: «кто перелазит инде» Он указывал и на книжников, — потому что они учили заповедям и преданиям человеческим, а закон нарушали, в чем Он и укорял их, говоря: «никто из вас не поступает по закону» (7:19). И хорошо сказал: «кто перелазит», а не кто входит, — потому что так обыкновенно поступает вор, желающий проникнуть за ограду, и делающий все с опасностью. Видишь ли, как Он изобразил разбойника? Заметь и признаки пастыря. Какие же они? «Входящий дверью есть пастырь овцам. Ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени», и когда изгонит их, «идет перед ними» (Ин. 10:2–4). Так указал признаки и пастыря и разбойника. Посмотрим теперь, как Он приложил к ним последующее. «Ему», говорит, «придверник отворяет». Продолжает говорить иносказательно для большей выразительности. Если же хочешь разбирать в притче и каждое слово, то ничто не препятствует разуметь здесь под дверником Моисея, потому что ему вверены были слова Божии. «И овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени». Так как (иудеи) часто называли Его обманщиком и доказывали это своим собственным неверием, говоря: «уверовал ли в Него кто из начальников» (7:48)? — то Он показывает, что, по причине их неверия, не Его должно называть губителем и обманщиком, но их, так как они не внимают Ему, и потому естественно исключены из числа овец. Если пастырю свойственно входить законною дверью, а Он вошел этой самой дверью, то все последовавшие за Ним могут быть овцами, а те, которые отступили от Него, не пастыря унижают, но самих себя отлучают от стада овец. А что Он впоследствии Себя самого называет дверью, то этим опять не должно смущаться. Он называет Себя и пастырем и овцою, указывая на различные стороны Своего служения. Когда приводит нас ко Отцу, — называет Себя дверью; а когда выражает Свое попечение об нас, — пастырем. Чтобы ты не подумал, что дело Его только в том, чтобы приводить (к Отцу), — Он называет Себя и пастырем. «И овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени и выводит их, и» сам «идет перед ними» (10:3, 4). Пастыри обыкновенно поступают иначе, — ходят сзади овец; но Он, показывая, что всех приведет к истине, поступает не так, как они. Точно также, и посылая овец, Он посылал их не в сторону от волков, но в средину волков. Это пастырство гораздо удивительнее, чем то, какое бывает у нас.

3. А мне кажется, что здесь есть указание и на слепого, потому что и его призвал и извел из среды иудеев, и он услышал и узнал Его голос. «За чужим же не идут, потому что не знают чужого голоса» (10:5). Говорит здесь или о Февде и Иуде, так как все, не верившие им, как говорит (Писание), «рассыпались» (Деян. 5:36, 37), или о лжехристах, которые будут прельщать впоследствии. А чтобы не сказали, что и Он из числа их, — отличает Себя от них многими признаками. И первым отличием поставляет учение, основанное на Писании. Он приводил к Себе людей посредством Писания, а они привлекали не так. Вторым — послушание овец: Ему не только при жизни, но и по смерти все веровали, а тех тотчас оставили. К этому можно присовокупить и третье немаловажное (отличие). Те все делали, как тираны, и с целью возмущения; а Он так далек был от подобных намерений, что, когда даже хотели Его сделать царем, удалился, и когда спрашивали, должно ли давать кинсон кесарю, приказал давать и сам заплатил дидрахму. Кроме того, Он пришел для спасения овец, «чтобы имели жизнь», говорит, «и имели с избытком» (Ин. 10:10); а те лишили их и настоящей жизни. Те предали поверивших им и бежали; а Он так твердо стоял, что положил и душу Свою. Те пострадали против воли, по необходимости, не успев убежать; а Он все претерпел добровольно и по собственному желанию. «Сию притчу сказал им Иисус; но они не поняли, что такое Он говорил им» (10:6). Для чего же Он говорил им неясно? Для того, чтобы сделать их более внимательными. Потому, достигнув Своей цели, оставляет уже неясный образ речи и говорит таким образом: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот и войдет, и выйдет, и пажить найдет» (10:9), — то есть будет пользоваться безопасностью и свободой. Под пажитью же разумеет здесь пищу и корм овец, также власть и господство, то есть: пребудет на ней и никто не изгонит его. Так и было с апостолами, которые свободно входили и исходили, как бы владели всей вселенной, и никто не мог изгнать их. «Все, сколько их ни приходило, суть воры и разбойники; но овцы не послушали их» (10:8). Говорит здесь не о пророках, как утверждают еретики, потому что их послушали и чрез них уверовали все, кто только уверовал во Христа; но говорит о Февде и Иуде и других возмутителях. Притом же слова: «овцы не послушали» сказаны в похвалу (овцам). Но нигде не видно, что Он хвалил тех, которые не слушали пророков, а везде, напротив, сильно обличает и осуждает их. Отсюда ясно, что это выражение: «не послушали», относится к тем возмутителям. «Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить» (10:10). Так и было тогда, потому что все были умерщвлены и погибли. «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (10:10). Что же, скажи мне, больше жизни? Царство небесное. Но Он еще не называет его, а употребляет известное им название жизни. «Я есмь пастырь добрый» (10:11). Здесь говорит уже о страданиях и показывает, что подъемлет их для спасения мира и подвергается им не по неволе. Затем снова указывает признаки пастыря и наемника. «Пастырь полагает жизнь свою. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк» приходит и «расхищает их» (Ин. 10:11, 12). Здесь Он представляет Себя таким же Владыкою, как и Отец, потому что Он сам Пастырь и у него есть Свои овцы. Видишь ли, как в притчах Он говорит возвышеннее, как здесь речь прикровенна, и не подает слушателям явного повода (к падению). Что же делает наемник? «Видит приходящего волка, и оставляет овец; и волк» приходит и «расхищает их». Так поступили те, но Он — напротив. Даже в то время, как был схвачен, Он говорил: «оставьте их, пусть идут, да сбудется слово», что никто из них не погиб (Ин. 18:8, 9). Но можно здесь разуметь и волка мысленного, — потому что и ему Он не попустил расхищать овец. Но это не только волк, а и лев: «противник ваш диавол», говорит Писание, «ходит, как рыкающий лев» (1 Пет. 5:8). Это змей и дракон: наступайте «на змей и скорпионов» (Лк. 10:19).

4. Потому умоляю, будем всегда оставаться под руководством Пастыря. А мы останемся, когда будем слушать гласа Его, — когда будем послушны Ему, — когда не будем следовать за чужим. Какой же глас Его? «Блаженны нищие духом. Блаженны чистые сердцем. Блаженны милостивые» (Мф. 5:3, 7, 8). Если будем исполнять это, — останемся под руководством Пастыря, и волк не в состоянии будет проникнуть к нам; а если и войдет, то сделает это на свою погибель. Мы имеем Пастыря, который столько любит нас, что положил за нас и душу Свою. Если же Он и могущ, и любит нас, то что может воспрепятствовать нам спастись? Ничто, если только мы сами не отступим от Него. А как мы можем отступить? Послушай, что говорит Он: «никто не может служить двум господам, Богу и маммоне» (Мф. 6:24). Итак, если мы будем работать мамоне, то не будем уже оставаться под владычеством Божиим. Пристрастие к богатству хуже всякого тиранства: удовольствия не доставляет никакого, а порождает заботы, зависть, коварство, ненависть, наговоры и бесчисленные препятствия к добродетели, — беспечность, распутство, любостяжание, пьянство. А это и свободных делает рабами, и даже хуже рабов, рабами не людей, но ужаснейшей из страстей и болезней души. Такой человек решается на многое, что противно и Богу и людям, из опасения, чтобы кто не исторг его из–под этого владычества. Горькое рабство, диавольское владычество! В особенности пагубно то, что, находясь в столь несчастном положении, мы веселы духом, лобызаем свои оковы и, обитая в темнице, исполненной мрака, не желаем выйти на свет, но привязываемся к злу, и услаждаемся болезнью. Потому–то не можем и освободиться и находимся в худшем состоянии, чем те, которые работают в рудниках, потому что подвергаемся трудам и бедствиям, но не пользуемся плодами. Хуже же всего то, что, если бы кто и захотел избавить нас от этого тяжкого плена, мы не только не позволяем, но еще гневаемся и негодуем, и таким образом являемся ничем не лучше безумных, и даже гораздо несчастнее всех их, — потому что не хотим и расстаться со своим безумием. Ужели для того явился ты на этот свет, человек? Ужели для этого родился человеком, чтобы только разрабатывать рудники и собирать золото? Не для этого создал тебя (Господь) по образу Своему, но чтобы ты угождал Ему. Чтобы достиг будущих благ и ликовал с ангелами. Зачем же ты лишаешь себя такого сообщества и нисходишь до последней степени бесславия и унижения? Твой брат по рождению — разумею рождение духовное — погибает от голода, а ты изнемогаешь от пресыщения. Брат ходит с обнаженным телом, а ты и для одежд устрояешь одежды, чтобы охранить их от червей чрез такие покровы. А не гораздо ли лучше было бы прикрыть ими тела бедных? Тогда и одежды остались бы целыми, и ты был бы свободен от всякой заботы, и это приобрело бы тебе будущую жизнь. Если не хочешь, чтобы одежды твои съедены были молью, отдай их бедным: они умеют хорошо вытряхивать эти одежды. Притом тело Христово и почетнее и безопаснее шкафа. Оно не только сберегает одежды, не только сохраняет невредимыми, но и делает их блистательнее. Шкаф часто похищают вместе с платьем, и чрез то подвергают тебя крайнему убытку. Но этому хранилищу не может повредить самая смерть. Тут не нужно нам ни дверей, ни запоров, ни бодрствующих слуг, ни других каких подобных предосторожностей. Оно не доступно ни для какой злонамеренности, и что сохраняется в нем, так же безопасно, как если бы было на небесах; туда не может проникнуть никакое зло. Мы никогда не перестаем говорить об этом, но вы не слушаетесь наших слов. А это оттого, что душа наша бедна, привязана к земле и пресмыкается долу. Впрочем, не подумайте, что я осуждаю всех вас в этом зле, как будто бы все вы были больны неисцельно. Если люди, упоенные богатством, заграждают свой слух для моих слов, за то обратят на них внимание живущие в бедности. Но как, скажешь, идет это к бедным? Ведь у них нет ни золота, ни многих одежд? Но у них есть хлеб и холодная вода; есть две лепты и ноги, чтобы посетить больных; есть язык и слово, чтобы принять странника. Мы и не требуем от бедных столько–то и столько–то талантов золота, — этого (требуем) только от богатых. Если же кто беден, и придет к дверям других (бедняков), от того Господь наш не постыдится принять и лепту, и даже скажет, что принял от него больше, чем от людей, которые подали много. Как многие из предстоящих здесь желали бы жить в то время, когда Христос во плоти пребывал на земле, чтобы быть под одним с Ним кровом и разделять с Ним трапезу! Теперь вот это возможно: мы можем пригласить Его на вечерю и вечерять с Ним даже с большею пользою. Из тех, которые тогда вечеряли с Ним, многие погибли, как то: Иуда и другие подобные. Между тем всякий, кто ныне позовет Его в дом свой и предложит трапезу и кров, удостоится великого благословения. «Приидите», говорит Он, «благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф. 25:34–36). Итак, чтобы услышать эти слова, будем одевать нагого, принимать странного, питать алчущего, напоять жаждущего, посещать болящего, ходить к находящемуся в темнице. Чрез это мы получим дерзновение и прощение грехов и удостоимся благ, превосходящих и слово и ум, которых и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 60

«Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, [так] и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец» (Ин. 10:15).

1. Худые пастыри. — Новое подтверждение равенства Сына с Отцом. — 2. Намек на призвание язычников. — Как Иисус Христос имеет власть оставить свою жизнь и опять принять ее. — 3. Спор среди иудеев касательно Иисуса Христа. — 4 и 5. Нужно подражать Иисусу Христу как нашему образцу. — Обязанности Его учеников и последователей. — Великая награда тем, которые утешают узников.

1. Великое дело, возлюбленные, великое дело — предстоятельство в Церкви. Оно требует и много любомудрия, и такого мужества, что должно, как сказал Христос, полагать душу за овец, никогда не оставлять их без защиты и помощи и твердо стоять против волка. Этим пастырь отличается от наемника. Последний, не заботясь об овцах, имеет всегда в виду собственную безопасность; первый, напротив, всегда заботится о спасении овец, забывая о себе самом. Указав, таким образом, признаки пастыря, Христос выставляет на вид двух губителей; один из них — тать, убивающий и расхищающий, а другой — тот, кто ничего такого сам не делает, но за то не обращает внимания и не препятствует, когда другие это делают. В лице первого Он указывает на Февду и подобных ему, а в лице другого выставляет учителей иудейских, которые не пеклись и не заботились о вверенных им овцах. В этом и Иезекииль некогда укорял их, говоря: «горе пастырям Израилевым, которые пасли себя самих! не стадо ли должны пасти пастыри» (Иез. 34:3)? Но они поступали напротив; а это величайшая степень нечестия и причина всех прочих зол. Потому–то и говорит (пророк), что они и заблудшую (овцу) не обращали на путь, и погибшую не искали, и ту, у которой сокрушены голени, не обвязывали, и больную не врачевали, пасли самих себя, а не овец (Иез. 34:4, 8). На то же самое указывал другими словами и Павел, говоря: «потому что все ищут своего, а не того, что [угодно] Иисусу Христу» (Фил. 2:21); и в другом месте: «никто не ищи своего, но каждый [пользы] другого» (1 Кор. 10:24). Но Христос отличает Себя от тех и других: от первых, приходящих с целью губить, — словами: «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Ин. 10:10); а от последних, попускающих волкам расхищать овец, — тем, что не только не оставил, но и положил за овец душу Свою, чтобы не дать им погибнуть. В самом деле, когда положили убить Его, Он и не отступил от учения, и не предал верующих, но стоял твердо и благоволил умереть. Потому–то часто и говорил: «Я есмь пастырь добрый». Но так как слова Его представлялись бездоказательными (ведь хотя изречение: «жизнь Мою полагаю» и сбылось спустя немного времени, зато другое: «чтобы имели жизнь и имели с избытком» имело осуществиться после преселения из здешней жизни, в веке будущем), то что Он делает? Посредством одного удостоверяет в другом. Тем, что положил душу Свою (удостоверяет и в том), что дарует жизнь. Об этом говорил и Павел: «если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертью Сына Его, то тем более, примирившись, спасемся» (Рим. 5:10). Также и в другом месте: «Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего» (Рим. 8:32)? Но почему не обвиняют Его теперь, как прежде, говоря: «Ты Сам о Себе свидетельствуешь, свидетельство Твое не истинно» (Ин. 8:13)? Потому, что Он часто уже заграждал им уста и чудесами приобрел большее право свободно говорить пред ними. Далее, так как Он выше говорил: «а овцы за ним идут, потому что знают голос его» (Ин. 10:4), то чтобы не сказал кто–нибудь: отчего же (были) неверовавшие? — послушай, что прибавил: «и знаю Моих, и Мои знают Меня» (Ин. 10:14). На это указывал и Павел, говоря: «Не отверг Бог народа Своего, который Он наперед знал» (Рим. 11:2), и Моисей: «познал Господь Своих» (Чис. 16:5; сн. 2 Тим. 2:19). Разумею тех, говорит Христос, о которых Я наперед знал. А чтобы ты не представлял меры знания одинаковою, послушай, как Он предупреждает это дальнейшими словами. «Знаю», говорит, «Моих, и Мои знают Меня». Но здесь знание неодинаковое. Где же одинаковое? В Отце и во Мне; здесь — «как Отец знает Меня, [так] и Я знаю Отца» (10:15). Если бы не это Он хотел показать, то зачем бы прибавлял те слова? Но как Он часто поставляет Себя в ряд людей, то чтобы не подумал кто, что Его знание подобно человеческому, Он прибавил: «как Отец знает Меня, [так] и Я знаю Отца». Также совершенно Я знаю Его, как Он Меня. Потому–то Он и говорил: «никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына» (Мф. 11:27), разумея некоторое особенное знание, — такое, какого никто другой не может иметь. «И жизнь Мою полагаю». Часто повторяет это, чтобы показать, что Он не обманщик. Так и апостол, когда хотел показать себя истинным учителем и направлял свое слово против лжеапостолов, хвалился бедами и смертями, говоря: «Я [был] безмерно в ранах, и многократно при смерти» (2 Кор. 11:23). Выражения: «Я есмь свет», и: «Я есмь жизнь» — казались для несмысленных надменными; но слова: хочу умереть — не возбуждали ни зависти, ни ненависти. Потому и не говорят Ему: «Ты Сам о Себе свидетельствуешь, свидетельство Твое не истинно». Те слова показывали в Нем великое попечение, так как Он хотел предать Себя за людей, которые бросали в Него камнями.

2. Потому благовременно вводить слово и об язычниках. «Есть у Меня и другие овцы», говорит, «которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести» (Ин. 10:16). Вот опять выражение: «надлежит» означает не принуждение, но указывает на действие, имеющее непременно последовать. Как бы так говорил: что удивительного, если эти пойдут за Мною и если овцы послушают гласа Моего? Когда вы увидите, что и другие следуют за Мною, и слушают Моего гласа, тогда изумитесь более. Не смущайся тем, что Он говорит: «которые не сего двора». Это различие только по отношению к закону, как и Павел говорит: «Обрезание ничто и необрезание ничто» (1 Кор. 7:19). «И тех надлежит Мне привести». Показывает, что те и другие были рассеяны и смешаны, и что те и другие не имели пастырей, до пришествия доброго Пастыря. Затем предсказывает и будущее их соединение, что они будут «одно стадо». Это же самое опять указал и Павел, сказав: «дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека» (Еф. 2:15). «Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее» (Ин. 10:17). Что может быть уничиженнее этих слов? Господь наш пользуется любовью (Отца) ради нас, потому что умирает за нас! Что же, скажи мне, разве прежде Он не был любим, а только теперь Отец стал любить Его, и мы были виновниками этой любви? Видишь ли как Он приспособляется к нашей немощи? Но что же Он хочет показать здесь? Так как называли Его чуждым Отцу и обманщиком, и утверждали, что Он пришел для вреда и погибели, то Он говорит, что если уже не что другое, то, по крайней мере, то побуждало Меня любить вас, что вас любит Отец, так же как и Меня, и что Он любит (Меня) потому, что Я умираю за вас. А вместе с этим хочет и то показать, что идет на смерть не по неволе (если бы по неволе, то каким образом это доставило бы Ему любовь?), и что это весьма угодно и Отцу. И не удивляйся, что Он говорит здесь, как человек. Мы уже много раз указывали причину этого, а снова повторять тоже самое было бы излишне и тягостно. «Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» (Ин. 10:17, 18). Так как часто замышляли убить Его, то Он говорит: без Моего соизволения, напрасен ваш труд, — и предыдущим доказывает последующее, — смертью воскресение. Это удивительно и необычайно, потому что и то и другое (смерть и воскресение) последовало особенным и необыкновенным образом.

Но будем тщательно внимать тому, что говорится. «Имею власть», говорит, «отдать жизнь Мою». Да кто же не имеет власти положить душу свою? Всякий, кто хочет, может умертвить себя. Но слова Его имеют не этот смысл. Какой же? Я имею такую власть положить, что, против Моей воли, никто не может отнять ее у Меня; а этого нельзя сказать о людях. Мы не иначе сами по себе можем положить душу свою, как только умертвив себя. А если впадем в руки людей, злоумышляющих и могущих убить нас, то уже не имеем власти положить и не положить, но они убивают нас и против нашей воли. А Он — не так. Он властен был не положить душу Свою даже и тогда, как другие злоумышляли. Поэтому–то, сказав: «никто не отнимает ее у Меня». затем уже прибавил: «Имею власть отдать жизнь Мою», то есть, Я один властен положить ее, а вы не имеете этой власти, потому что у вас и многие другие могут взять ее. Вначале Он этого не говорил, потому что тогда слова Его не показались бы и вероятными. Но когда Он имел уже доказательство в самых делах, когда не раз злоумышлявшие против Него не могли захватить Его (а Он много раз уходил из рук их), — тогда уже говорит: «никто не отнимает ее у Меня». Если же это справедливо, то следует и то, что Он добровольно идет на смерть. А если и это справедливо, то несомненно и то, что Он, когда захочет, снова может воспринять душу Свою. Если смерть Его была таким делом, которое превышает силы человеческие, то не сомневайся на счет Его в остальном. То, что Он один имеет власть положить душу Свою, показывает, что, по той же самой власти, Он может и снова принять ее. Видишь ли, как первым утвердил второе, и смертью неоспоримо доказал и воскресение? «Сию заповедь получил Я от Отца ". Какую же «сию»? Умереть за мир. Так ужели Он ожидал, чтобы прежде услышать, и после того уже решился, и ужели имел нужду узнавать о том? Но кто здравомыслящий может сказать это? Нет, как выше словами: «потому любит Меня Отец» (Ин. 10:17) показал Свое добровольное желание и уничтожил всякую мысль о противном, так и здесь, сказав, что получил заповедь от Отца, не выражает ничего другого, кроме того, что Отцу угодно то, что Я делаю, чтобы, когда умертвят Его, не думали, что умертвили, как оставленного и преданного Отцом, и не поносили так, как поносили: «других спасал, а Себя Самого не может спасти», — и: «если Ты Сын Божий, сойди с креста» (Мф. 27:42, 40). Потому–то именно Он и не сходит (со креста), что Он Сын Божий.

3. А чтобы ты, слыша, что Он принял заповедь от Отца, не подумал, что это дело чуждое Ему, Он уже наперед сказал: «пастырь добрый полагает жизнь свою за овец» (Ин. 10:11), показывая тем, что овцы принадлежат Ему, что все последовавшее было Его делом и что Он не имеет нужды в заповеди. И если бы имел Он нужду в заповеди, то как бы мог сказать: «Я Сам отдаю»? Кто полагает сам по себе, тот не имеет нужды в заповеди. Притом Он указывает и причину, почему поступает так. Какая же это причина? Та, что Он пастырь и пастырь добрый; а добрый пастырь не имеет нужды, чтобы другой побуждал его к такому делу. Если так бывает у людей, то тем более должно ожидать этого от Бога. Потому и Павел говорит, что Он «уничижил Себя Самого» (Фил. 2:7). Итак, слово заповедь — означает здесь не что другое, как только единомыслие Его с Отцом. Если же здесь говорится так уничиженно и по–человечески, то причина этому — немощь слушателей. «От этих слов опять произошла между Иудеями распря. Многие из них говорили: Он одержим бесом и безумствует; что слушаете Его? Другие говорили: это слова не бесноватого; может ли бес отверзать очи слепым» (Ин. 10:19–21)? Так как слова Его были выше человеческих и выходили из ряда обыкновенных, то называли Его бесноватым, отзываясь о Нем так уже в четвертый раз. И прежде говорили: «не бес ли в Тебе? кто ищет убить Тебя» (Ин. 7:20)? И опять: «не правду ли мы говорим, что Ты Самарянин и что бес в Тебе» (Ин. 8:48)? Также и здесь: «Он одержим бесом и безумствует; что слушаете Его»? Впрочем, вернее, что и не четыре раза, а чаще Он слышал такой отзыв. Слова: «не правду ли мы говорим, что бес в Тебе» — служат знаком, что они не два и не три раза, но часто говорили это. «Другие», сказано, «говорили: это слова не бесноватого; может ли бес отверзать очи слепым»? Так как не могли заградить уста, ссылаясь на слова, то, наконец, заимствуют доказательство от дел. И самые слова, (говорят), очевидно, не приличны бесноватому; но если вас не уверяют слова, то убедитесь делами. Если это не дела бесноватого, и между тем они выше человеческих, то очевидно, что они — действие какой–то силы божественной. Понял ли умозаключение? Что дела были выше человеческих, видно из слов их: «Он одержим бесом». А что Он не имел беса, то доказал Своими делами. Что же Христос? Ничего не отвечает на это. Прежде Он отвечал: «во Мне беса нет», а теперь не отвечает. Представив уже доказательство от дел, Он теперь молчит. Да и не достойны были никакого ответа называвшие Его бесноватым за то, чему следовало удивляться и за что должно было признавать Его Богом. И нужны ли были еще с Его стороны какие–либо обличения, когда сами они восставали друг против друга и обличали одни других? Поэтому–то Он молчал и все переносил с кротостью. Впрочем, не только по этой причине, но и для того, чтобы нас научить кротости и всякому долготерпению.

4. Итак, будем подражать Ему. Он не ограничился одним молчанием, но и снова выступил, и когда Его спросили, отвечал, и выказал Свое попечение. Его назвали бесноватым и неистовым люди, получившие от Него бесчисленные благодеяния, и не однажды и не дважды, но много раз; однако же Он не только не мстил, но и не переставал им благодетельствовать. И что я говорю — благодетельствовать? За них Он и душу Свою положил, и на кресте ходатайствовал за них пред Отцом. Будем же и мы подражать этому. Ведь быть учеником Христовым и значит быть кротким и незлобивым. Но каким же образом мы можем стяжать эту кротость? Если будем постоянно размышлять о своих грехах, — если будем скорбеть и плакать. Душа, погруженная в такое сетование, не может ни раздражаться, ни гневаться. Где скорбь, там гнев невозможен; где печаль, там нет места злобе; где сокрушение духа, там не может быть негодования. Душа, терзаемая скорбью, не имеет и времени раздражаться; но горько сетует и еще горче плачет. Знаю, что многие, слыша это, смеются; но я не перестану плакать о смеющихся. Настоящее время есть время скорби, слез и рыданий. Мы много грешим и словами и делами; а таких грешников ожидают геенна и река, кипящая огненными волнами, и, что всего хуже, лишение царствия. И при таких–то угрозах, скажи мне, ты смеешься и веселишься? И в то время, как Господь твой гневается и угрожает, ты остаешься беспечным? И ты не боишься возжечь тем для себя горящую пещь? Не слышишь ли, то взывает Он каждый день? Вы видели Меня алчущим и не напитали, жаждущим и не напоили. «идите в огонь, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф. 25:41, 42). Такие угрозы Он повторяет каждый день. Но я, говоришь, питал Его. Когда и сколько дней? Десять, двадцать? Но Он хочет, чтобы — не в течение этих только дней, но во все время, пока живешь на земле. Ведь и девы имели елей, но не в достаточном для их спасения количестве. И они возжгли светильники, но не были допущены в брачный чертог. И совершенно справедливо, потому что светильники их угасли до пришествия жениха. Поэтому нам должно иметь много елея и много человеколюбия. Послушай, что говорит пророк: «помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей» (Пс. 50:3). Так и нам должно миловать ближних по великой, возможной нам, милости. Каковы будем мы сами по отношению к подобным нам рабам, такого приготовим себе и Владыку. Когда же милость бывает великою? Когда мы даем не от избытка, но от скудости. А если мы не даем и от избытка, то какая останется нам надежда? Что избавит нас от тех зол? Куда прибегнем и где найдем спасение? Если девы после столь многих и столь великих трудов не получили ниоткуда никакого утешения, то кто будет нашим заступником, когда мы услышим те страшные слова, когда сам Судия, укоряя нас, скажет: вы не напитали Меня алчущего? «Так как вы», говорит, «не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (Мф. 25:45), разумея здесь не учеников только и избравших жизнь иноческую, но и всякого человека верующего. Хотя бы это был раб, хотя бы был из числа нищих, просящих на площади, но если он верует в Бога, имеет право пользоваться всем расположением. И если мы презрим такого человека, когда он наг или алчет, то услышим те слова. И совершенно справедливо.

Трудного ли чего и обременительного (Господь) требует от нас? Не того ли, напротив, что весьма легко и удобоисполнимо? Ведь не сказал Он: Я был болен, и вы не исцелили Меня, но: «не посетили Меня». Не сказал: Я был в темнице, и вы не освободили Меня, но: не пришли ко Мне. А чем легче заповеди, тем большее наказание тем, которые не исполняют их. Что же может быть легче, скажи мне, чем пойти и зайти в темницу? Что даже приятнее? Когда ты увидишь одних в оковах, других в грязи, одних обросших волосами и одетых в рубища, других истаевающих от голода и, подобно псам, прибегающих к ногам, иных с растерзанными ребрами, иных только теперь возвращающихся в оковах с площади, где они целый день просят подаяния, но не собирают и необходимого пропитания, а между тем вечером принуждены бывают отдать стражам и то, что достали этим тяжким и несносным трудом, то, хотя бы ты был камень, непременно сделаешься человеколюбивее; хотя бы вел жизнь изнеженную и распутную, непременно будешь более любомудрствовать, увидев участь людей в чужих несчастьях. Тогда непременно придет тебе на мысль и тот страшный день с его различными наказаниями. А когда будешь помнить и размышлять об этом, — непременно отвергнешь и гнев, и удовольствие, и пристрастие к житейским вещам, и соделаешь душу свою тише самой тихой пристани. Будешь любомудрствовать и о том судилище, представляя, что если у людей такое устройство и порядок, страх и угрозы, то тем более у Бога. «Ибо нет власти не от Бога» (Рим. 13:1). А Кто предоставил начальствующим распоряжаться таким образом, Тот тем более сделает это сам.

5. И если бы не было этого страха, — погибло бы все, потому что и теперь, когда угрожает нам столько наказаний, многие устремляются к злу. Рассуждая же об этом, ты не только будешь усерднее к делам милосердия, но и получишь великое удовольствие, — гораздо большее, чем те, которые приходят со зрелища. Возвращающиеся оттуда пылают огнем вожделения. Увидев на сцене тех страстных женщин и получив от того многочисленные раны, они бывают ничем не лучше волнующегося моря, потому что взгляды, одежда слова, поступь и все прочее представляются их взорам и не дают покоя душе. Напротив, вышедшие отсюда (из темницы) не подвергнутся ничему такому, а приобретут глубокое спокойствие и безмятежность. Скорбь, произведенная зрелищем узников, погашает всякий такой огонь. Кто вышел от узников, с тем если бы и встретилась какая–либо блудная и бесстыдная женщина, она не причинит ему никакого вреда. Сделавшись уже как бы невинным, он не будет уловлен сетями ее взоров, потому что вместо бесстыдных ее взоров будет тогда пред очами его страх суда. Потому–то испытавший все роды удовольствий и говорил: «лучше ходить в дом плача, нежели ходить в дом пира» (Еккл. 7:3). Таким образом, и здесь выкажет великое любомудрие, и там услышит слова, стоящие бесчисленных блаженств. Не будем же пренебрегать таким делом и занятием. Пусть мы не можем принести пищи, или пособить деньгами; но можем словом утешить и ободрить унылую душу, и оказать много иной помощи, например — уговорить тех, которые ввергли (в темницу), расположить к снисхождению стражей, и всячески можем принести большую или меньшую пользу. Если скажешь, что там (содержатся) не честные, добрые и кроткие люди, но убийцы, грабители могил, воры, прелюбодеи, люди распутные и злодеи, то и в этом опять укажешь мне побуждение, почему необходимо посещать такие места. Не то нам заповедано, чтобы миловать добрых и наказывать злых, но — всем оказывать человеколюбие. Будьте, сказано, подобны Отцу вашему Небесному, «ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45). Итак, не осуждай строго других, и не будь жестоким судьею, но кротким и человеколюбивым. Ведь и мы, если не виновны ни в прелюбодеянии, ни в расхищении могил, ни в воровстве, за то имеем другие согрешения, достойные многих наказаний. И брата часто называли глупцом, а это подвергает нас геенне; и на женщин смотрели невоздержными очами, а это равняется совершенному любодеянию; но что всего хуже — не участвуем достойным образом в таинствах, что делает нас повинными телу и крови Христовой. Не будем же строгими исследователями чужих дел, но станем помышлять о своих собственных, и тогда мы не будем так бесчеловечны и жестоки. Кроме того нужно и то сказать, что там мы найдем много и добрых людей, стоящих часто целого города. И в той темнице, где был Иосиф, находилось много порочных, однако обо всех заботился этот праведник; да и сам содержался (там) вместе с другими. Он стоил всего Египта, и однако жил в темнице, и никто из бывших там не знал его. Так и теперь, быть может, там много есть честных и добрых людей, только они не всем известны, и попечение о таких людях вознаграждает тебя за заботы о всех. А если бы не было и ни одного такого, то и в этом случае будет великое воздаяние. И сам Господь твой не с праведными только беседовал: Он не убегал и нечистых, а, напротив, и хананеянку принял с великою благосклонностью, и грешную и нечистую самарянку. Принял также и уврачевал и другую блудницу, из–за которой и порицали Его иудеи, и позволил омочить ноги Свои слезами грешницы, научая нас быть снисходительными к грешникам. Вот в чем состоит по преимуществу человеколюбие. Что ты говоришь? В темнице живут разбойники и грабители могил? А разве в городе, скажи мне, все живут праведники? Нет ли, напротив, многих таких, которые хуже и тех и предаются разбою с большим бесстыдством? Те, если не другим чем, прикрываются, по крайней мере, пустынею и тьмою, и делают это в тайне; эти, напротив, отбросив личину, совершают зло с открытым лицом, предаваясь насилию, хищничеству и любостяжанию. Да и трудно найти человека, чистого от неправды.

6. Пусть мы не похищаем золота и столько–то и столько десятин земли; но все же, посредством какого–нибудь обмана и утайки, делаем тоже самое в меньших размерах и сколько можем. Когда, например, в торговых обязательствах и при покупке или продаже чего–либо, мы спорим и усиливаемся заплатить меньше, чем следует, и всячески стараемся об этом, — не разбой ли это? Не воровство ли и хищение? Не говори мне, что ты отнял не дом, не рабов. Несправедливость определяется не ценностью того, что похищается, но намерением похитителей. Несправедливость и справедливость имеют одинаковую силу как в большом, так и в малом. И я одинаково называю вором как того, кто, отрезав кошелек, возьмет чужие деньги, так и того, кто, покупая что–нибудь на рынке, удержит часть настоящей цены. И грабитель не тот только, кто разломает стену и похитит что–либо из дома, но и тот, кто нарушит справедливость и отнимет что–либо у ближнего. Итак, не будем судьями чужих дел, забывая о своих собственных; не станем заниматься исследованием пороков, когда есть случай к человеколюбию; но, помыслив о том, чем и мы были некогда, будем впредь кроткими и человеколюбивыми. Чем же мы были? Послушай, что говорит Павел. «Ибо и мы были некогда несмысленны, непокорны, заблуждшие, были рабы похотей и различных удовольствий, были гнусны, ненавидели друг друга» (Тит. 3:3). И в другом месте: «были по природе чадами гнева» (Еф. 2:3). Но Бог, видя нас как бы содержимых в темнице и связанных тяжкими узами, — узами, гораздо тягчайшими железных, — не устыдился, но пришел и явился в темницу, и нас, достойных бесчисленных наказаний, извел оттуда, привел в царство и соделал светлейшими неба, чтобы и мы делали, по возможности, тоже самое. Когда Он говорит ученикам: «если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам» (Ин. 13:14, 15), то дает этот закон не об умовении только ног, но и о всем прочем, в чем Он служил нам примером. Живет ли в темнице убийца, — не устанем делать добро. Грабитель ли могил и прелюбодей, — будем милосерды не к пороку, но к несчастью. Нередко же, как я сказал, может найтись там и человек, который один стоит весьма многих. И если ты постоянно будешь посещать узников, то не упустишь такого приобретения. Как Авраам, принимавший всех без различия странников, принял однажды и ангелов, так и мы встретим и великих людей, если обратим это дело в постоянное занятие. Если же нужно сказать что–нибудь и удивительное, то не столько похвал заслуживает тот, кто принимает великого, сколько тот, кто принимает жалкого и злосчастного. Тот в обстоятельствах своей жизни представляет немаловажное побуждение к доброму с ним обхождению; а отверженный и всеми оставленный имеет только одно убежище — милосердие того, кто с добротою призревает его. И вот это по преимуществу и есть чистое человеколюбие. Притом, кто услуживает человеку славному и знаменитому, тот часто делает это из тщеславия перед людьми; а кто — отверженному и презираемому, тот действует единственно по заповеди Божией. Потому–то, когда мы устрояем вечерю, нам заповедано принимать хромых и слепых; когда творим милостыню, заповедано творить ее меньшим и низшим из людей. «Так как вы», говорит Спаситель, «сделали это одному из сих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40). Итак, зная о находящемся там сокровище, будем часто ходить туда и там торговать, и туда перенесем свое усердие к зрелищам. Если бы ты и ничего не мог принести с собой, — принеси утешение словом. Бог награждает не только питающего, но и ходящего туда. Когда ты придешь и ободришь трепещущую и боязливую душу своим утешением, пособием, обещанием защиты, научением любомудрию, — не малую и за то получишь награду. Когда ты будешь вести такую беседу в других местах, многие, изнеженные многоразличными наслаждениями, станут над тобой и смеяться. Но находящиеся в несчастьях, будучи смиренны духом, будут внимать твоим словам с великою кротостью, похвалят тебя и сделаются лучшими. И над Павлом, когда он проповедовал, иудеи часто смеялись; но узники внимали ему в великом молчании. Ничто так не располагает душу к любомудрию, как бедствие, искушение и угрожающая скорбь. Итак, представив себе все это, — сколько мы сделаем добра и содержащимся в темницах, и себе самим, если будем постоянно обращаться с ними, и станем употреблять на это все время, которое проводим в безвременных и пустых занятиях на площадях. Чрез это мы и им доставим пользу, и себе самим радость, и, послужив к славе Божией, сподобимся вечных благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 61

«Настал же тогда в Иерусалиме [праздник] обновления, и была зима. И ходил Иисус в храме, в притворе Соломоновом. Тут Иудеи обступили Его и говорили Ему: долго ли Тебе держать нас в недоумении» (Ин. 10:22–24).

1. Двуличность и упорное неверие иудеев. — 2. Всемогущество Отца есть в то же время и всемогущество Сына. — Подтверждение божества Иисуса Христа. — 3 и 4. Удаление Иисуса Христа, отвергнутого иудеями, в то место, где свидетельствовал о нем Иоанн Креститель. — Польза удаления от мира и его треволнений. — Изображение христианской женщины. — Против роскоши женщин.

1. Всякая добродетель хороша, но в особенности — незлобие и кротость. Она выказывает в нас людей; она отличает от зверей; она делает равными ангелам. Поэтому и Христос часто и много говорит об этой добродетели, повелевая быть кроткими и незлобивыми. И не словами только заповедует это, но учит тому и самыми делами, то терпеливо перенося заушения, то подвергаясь поношениям и наветам, и, не смотря на то, опять обращаясь с наветниками. Вот те именно, которые называли Его имеющим беса и самарянином, которые неоднократно хотели умертвить Его и бросали в Него камни, — те самые, окружив Его, спрашивали: «если Ты Христос» (Ин. 10:24)? Но Он и теперь, после столь многих и великих козней, не отверг их от Себя, но отвечал с великою кротостью. Но необходимо рассмотреть всю эту беседу сначала. «Настал же тогда», сказано, «в Иерусалиме [праздник] обновления, и была зима». Это был великий и общенародный праздник. Иудеи с великим усердием праздновали этот день, в который восстановлен был храм по возвращении их из продолжительного персидского плена [33]. На этот праздник явился и Христос: теперь Он часто приходил в Иудею, так как время страдания было уже при дверях. «Тут Иудеи обступили Его и говорили Ему: долго ли Тебе держать нас в недоумении? если Ты Христос, скажи нам прямо» (Ин. 10:24). (На это Христос) не сказал: чего вы от Меня хотите? Вы неоднократно называли Меня беснующимся, и неистовым, самарянином; вы считали Меня противником Божиим и обманщиком, и недавно еще говорили: «Ты Сам о Себе свидетельствуешь, свидетельство Твое не истинно» (Ин. 8:13). Как же теперь спрашиваете и хотите узнать от Меня, тогда как отвергаете Мое свидетельство? Нет, ничего такого Он не сказал, хотя и знал, что намерение, с которым они спрашивали, было лукавое. Правда, окружив Его и сказав: «долго ли Тебе держать нас в недоумении», — они тем, по–видимому, выразили некоторое усердие и желание знать; но, на самом деле, мысль, с какою спрашивали, была злая и коварная. Так как дел Его они не в состоянии были оклеветать и опорочить, то старались уловить Его в словах, и потому постоянно предлагали Ему вопросы, не с тем, чтобы знать, но чтобы заградить Ему уста Его собственными словами. Не будучи в состоянии ничем опорочить Его дела, старались найти какой–нибудь предлог в Его речах. Поэтому–то и говорили: «скажи нам», хотя Он уже неоднократно говорил. Так и самарянке Он говорил: «это Я, Который говорю с тобою» (Ин. 4:26), и слепому: «и видел ты Его, и Он говорит с тобою» (Ин. 9:37). Да и им самим Он сказал, хотя не такими, но другими словами. И если бы они имели ум и действительно желали знать, то могли бы уже и по тем словам признать Его, потому что делами Он много раз доказал это. Между тем смотри, какое у них развращение и упорство. Когда Он проповедовал и учил словами, они говорят: «какое же Ты дашь знамение» (Ин. 6:30)? А когда представлял доказательства в делах, тогда говорят Ему: «если Ты Христос, скажи нам прямо». Таким образом, когда вопиют дела, они ищут слов; а когда учат слова, прибегают к делам, всегда настаивая на противном. А что они спрашивали не с тем, чтобы знать, это показал конец. В самом деле, на Того самого, которого считали столько достоверным, что принимали Его свидетельство даже о Себе самом, — на Того самого, едва только изрек Он несколько слов, тотчас начали бросать камни. Значит и то, что они окружили Его, и то, что настоятельно спрашивали, — делалось с лукавством. Да и самый образ вопроса являл в них великое недоброжелательство. «Скажи нам прямо», говорят, «если Ты Христос»? Хотя всегда, бывая во время праздников, Он все говорил «прямо» и ничего не говорил тайно, однако же они для того обращаются к Нему с льстивыми словами и говорят: «долго ли Тебе держать нас в недоумении», чтобы, вызвав Его, опять найти какой–нибудь повод к обвинению. А что они всегда спрашивали Его с этой целью, — не для того, чтобы научиться, но чтобы уловить Его в словах, — это видно не отсюда только, но и из многих других мест. Так и тогда, когда они приступили и спрашивали: «позволительно ли давать подать кесарю, или нет» (Мф. 22:17), и когда беседовали о разводе с женою, и когда спрашивали о той, о которой говорили, что она имела семь мужей, — они были уличены в том, что предлагали вопросы не с желанием знать, но с злым намерением. Но в тех случаях Он обличает их, говоря: «что искушаете Меня, лицемеры» (Мф. 22:18), — показывая тем, что Он знает их тайные намерения; а здесь ничего такого не говорит, научая нас не всегда обличать наветников, но многое переносить с кротостью и незлобием. Итак, поскольку безумно было требовать свидетельства слов, когда проповедовали о Нем дела, то послушай, как Он им отвечает, частью указывая на то, что они без нужды этого требуют и не для того, чтобы научиться, частью показывая, что Он уже дал ответ более ясный, чем на словах, то есть, ответ в делах. «Я сказал вам, и не верите», говорит, «дела, которые творю Я во имя Отца Моего, они свидетельствуют о Мне» (Ин. 10:25). Это самое часто говорили между собою и умереннейшие из них: «как может человек грешный творить такие чудеса?» (Ин. 9:16); и опять: не «может бес отверзать очи слепым» (Ин. 10:21); и также: «таких чудес никто не может творить, если не будет с ним Бог» (Ин. 3:2). И видя знамения, которые Он творил, говорили: «это Христос» (7:41), а другие говорили: «когда придет Христос, неужели сотворит больше знамений, нежели сколько Сей сотворил» (7:31)? Да и эти самые (которые теперь спрашивали) хотели уверовать в Него на основании дел, говоря: «какое же Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе» (Ин. 6:30)?

2. Итак, поскольку в то время они показывали вид, будто убедятся простым словом, между тем как не убедились столь многими делами, то Он обличает лукавство их, говоря: если вы делам не веруете, то как поверите словам? Значит, вопрос (ваш) излишний. Но «Я сказал вам», говорит, «но вы не верите, ибо вы не из овец Моих» (Ин. 10:26). Я, со Своей стороны, исполнил все, что следовало сделать пастырю. Если же вы не следуете за Мной, то это происходит не оттого, будто Я — не пастырь, но оттого, что вы — не Мои овцы. «Овцы Мои», говорит, «слушаются голоса Моего, и идут за Мною. И Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек; и никто не похитит их из руки Моей. Отец Мой, Который дал Мне их, больше всех; и никто не может похитить их из руки Отца Моего. Я и Отец — одно» (Ин. 10:27–30). Смотри, как Он, и не признавая их, склоняет следовать за Собою. Вы, говорит, не слушаете Меня, потому что вы и не овцы Мои; а те, которые следуют за Мною, принадлежат к стаду. Это сказал Он с той целью, чтобы они поревновали сделаться овцами. Потом, сказав, чего (овцы Его) достигнут, Он тем подстрекает их и возбуждает в них желание. Что же? Значит, по могуществу (только) Отца никто не восхитит (их)? А сам Ты не можешь и не имеешь силы охранить? Отнюдь нет. И чтобы ты знал, что изречение — «Отец Мой, Который дал Мне их», сказано ради иудеев, чтобы они опять не назвали Его противником Божиим, то вот Он, сказав: «никто не похитит их из руки Моей», далее показал, что рука Его и рука Отца одна и та же. А если бы это было не так, то следовало бы сказать, что «Отец Мой, Который дал Мне их, больше всех; и никто не может похитить их из руки» Моей. Но Он не сказал так, а: «из руки Отца Моего». Потом, чтобы ты не подумал что сам Он бессилен, но овцы находятся в безопасности по причине силы Отца, Он присовокупил: «Я и Отец — одно». Как бы так говорил: не потому Я сказал, что ради Отца никто не похитит овец, будто сам Я не силен охранить их: «Я и Отец — одно», — то есть по отношению к могуществу, так как вся речь у Него была о могуществе. Если же одно и тоже могущество, то, очевидно, и существо. Так как иудеи вооружались бесчисленными средствами, строили ковы, отлучали от синагоги, то Он говорит, что все это они предпринимали напрасно и бесполезно; овцы находятся в руке Отца Моего, как и пророк говорит: «Вот, Я начертал тебя на дланях [Моих]» (Ис. 49:16). Потом, показывая, что рука одна, Он называет ее то Своею, то Отчею. А когда ты услышишь слово: «рука», не представляй себе ничего чувственного, но силу, власть. Если же потому никто не мог восхитить, что (Отец) облек Его силою, в таком случае излишне было бы дальнейшее изречение: «Я и Отец — одно». Если бы Он был меньше (Отца), то это изречение было бы очень дерзновенно, потому что оно показывает не что другое, как равенство могущества. Так именно поняли Его и иудеи, и потому стали бросать в Него камни. Однако же, не смотря и на это, Он не опроверг такого их мнения и предположения. Между тем, если бы они сделали предположение неправильное, следовало бы поправить их и сказать: для чего вы это делаете? Я сказал это не для того, чтобы приписать Мне и Отцу равное могущество. Но Он поступает совсем напротив: Он утверждает и одобряет их предположение, и все это — несмотря на их ожесточение. Он не только не извиняется в своих словах, как не хорошо сказанных; а напротив, еще их укоряет в том, что они имеют о Нем ненадлежащее понятие. Так, когда они сказали: «не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом» (Ин. 10:33), — послушай, что Он отвечает: «если Он назвал богами тех, к которым было слово Божие», как «вы говорите: богохульствуешь, потому что Я сказал: Я Сын Божий» (Ин. 10:35, 36)? А эти слова означают вот что: если те, которые получили это название по благодати, не подвергаются обвинению, когда называют себя богами, то как может по справедливости подлежать укоризне Тот, Кто имеет это по естеству? Но Он так не сказал, а доказал это после, употребив наперед выражения более смиренные и сказав: «Которого Отец освятил и послал в мир» (ст. 36). Когда же утишил их гнев, тогда приводит ясное доказательство. Сначала, чтобы слово Его было принято, Он говорил с некоторым уничижением; а наконец возвысил и сказал так: «если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне; а если творю, то, когда не верите Мне, верьте делам Моим» (ст. 37, 38). Видишь ли, как Он доказывает то, что я выше сказал, именно, что Он ничем не меньше Отца, но во всем равен? Так как невозможно было видеть существа Его, то вот Он в доказательство равенства своего могущества представляет равенство и тожество дел.

3. Чему же именно, скажи, веровать? Тому, что «Отец во Мне и Я в Нем» (Ин. 10:38). Я не иное что, а тоже, что Отец, только пребываю Сыном; и Он не иное что, а тоже, что Я, только пребывает Отцом. И кто познал Меня, тот познал и Отца, уразумел и Сына. Но если бы (Сын) был меньше (Отца) по могуществу, то и познание было бы ложное. Нельзя познать ни существа, ни могущества одного лица посредством другого, отличного от него. «Тогда искали схватить Его; но Он уклонился от рук их, и пошел опять за Иордан, на то место, где прежде крестил Иоанн. Многие пришли к Нему и говорили, что Иоанн не сотворил никакого чуда, но все, что сказал Иоанн о Нем, было истинно» (Ин. 10:39–41). Христос, после того, как возвестит что–нибудь великое и высокое, тотчас удаляется, уступая гневу иудеев, чтобы Своим отсутствием укротить и утишить их страсть. Так поступил Он и в то время. Но для чего евангелист указывает место? Для того, чтобы ты знал, что Он удалился в то место с намерением напомнить иудеям о том, что там произошло и что сказано было Иоанном, равно как и о его свидетельстве. И действительно, пришедши туда, они тотчас вспомнили об Иоанне, поэтому и говорят, что «Иоанн не сотворил никакого чуда». Иначе какой повод был бы говорить это? Но так как место привело им на память Крестителя, то им пришло на память и его свидетельство. И смотри. Какие неоспоримые составляют они умозаключения. Иоанн, говорят, не сотворил никакого знамения, а этот творит; следовательно отсюда видно Его превосходство. Если же мы верили тому (Иоанну), хотя он не сотворил никакого знамения, то гораздо более (должны веровать) этому (Христу). Затем, так как Иоанн свидетельствовал (о Христе), то, чтобы не показалось, что он, как не сотворивший знамения, недостоин давать свидетельство, — они присовокупили: хотя знамения он сотворил ни одного, однако же во всем, что говорил о Христе, был истинен, — и тем показали, что не Христос соделался достойным веры чрез Иоанна, а Иоанн чрез дела Христовы. Таким образом «многие уверовали в Него» (ст. 42). И в самом деле, многое привлекало их. Так, вспомнили они о тех речах, которые Иоанн говорил, называя Его крепльшим себя, и светом, и жизнью, и истиной, и всеми прочими (именами); вспомнили и голос, нисшедший свыше, и Духа, явившегося тогда в виде голубя и всем Его указавшего; а сверх того, они видели доказательство в чудесах, и тем, наконец, утверждались. Если Иоанну, говорили они, следовало верить, то гораздо более — Христу. Если тому — без знамений, то гораздо более Христу, Который, вместе с свидетельством от Иоанна, имеет еще доказательство от знамений.

Видишь ли, сколько пользы принесло им пребывание в этом месте и удаление от злых людей? По этой–то причине (Христос) часто изводит и удаляет их от сообщества таких людей. Это самое сделал Он и в ветхом завете, когда в пустыне, вдали от египтян, наставлял иудеев и устроял во всем. То же внушает Он и нам делать, когда повелевает убегать торжищ, шума и смятений, молиться в тишине — в своей клети. И корабль, неподверженный буре, плывет благополучно: так и душа, не занятая общественными делами, находится в пристани. Поэтому–то женам следовало бы быть любомудрее мужей, так как они по большей части привязаны к занятиям домашним. Оттого именно и Иаков был «кротким», что жил дома и был свободен от внешних тревог; не без причины же Писание заметило о нем, как о живущем «в шатрах» (Быт. 25:27). Но и в доме, скажешь, много беспокойства. Это оттого, что ты сама того хочешь и сама себя окружаешь множеством забот. Муж, обращаясь на торжищах и в судилищах, очевидно, обуревается внешними хлопотами, как бы некоторыми волнами; а жена, сидя дома, как бы в некоем училище любомудрия, и сосредоточив в себе свои мысли, имеет возможность заниматься и молитвою, и чтением, и другими делами любомудрия. И как живущие в пустынях не имеют никого, кто бы безпокоил их, так и жена, находясь всегда дома, постоянно может наслаждаться тишиною. Если же иногда представится ей необходимость и выйти, то и тогда нет для нее повода к беспокойству. В самом деле, женщине нужно бывает выходить или для того, чтобы придти сюда, или когда надобно омыть тело в бане; затем большую часть времени она сидит дома. Поэтому она может и сама любомудрствовать, и, принимая растревоженного мужа, утешать и успокаивать его, разгонять излишние и тяжелые его мысли и, таким образом, снова отпускать его уже без тех неприятностей, какие он принес с собою с торжища, но с добрым расположением, которое приобрел дома. Подлинно, жена благочестивая и разумная скорее всего может образовать мужа и настроить его душу по своему желанию. Ни друзей, ни учителей, ни начальников не послушает он так, как свою супругу, когда она увещевает и дает советы. Это увещание доставляет ему и некоторое удовольствие, потому что он очень любит эту советницу. И я мог бы указать на многих суровых и неукротимых мужей, которые смягчены таким образом. Жена участвует с мужем и в трапезе, и в ложе, и в рождении детей, и в делах явных и тайных, во входах и выходах, и в весьма многом другом; она во всем ему предана и соединена с ним так, как тело соединено с головою. И если она будет разумна и рачительна, то всех других превзойдет и победит в попечении о своем супруге.

4. Поэтому убеждаю: считайте это обязанностью и давайте надлежащие советы. Женщина имеет великую силу как для добродетели, так и для порока. Она погубила Авессалома; она — Амнона; она намеревалась — Иова; но она же избавила Навала от смерти; она спасла целый народ. Так Деввора и Иудифь выказали доблести мужей — военачальников. Таковы же и многие другие жены. Поэтому и Павел говорит: «почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа» (1 Кор. 7:16)? И мы знаем, что в те времена Персида, Мариам и Прискилла приняли на себя подвиги апостольские. Этим–то женам и вы должны ревностно подражать, и не словами только, но и делами наставлять своего супруга. Как же мы можем учить его делами? Когда он увидит, что ты не злонравна, не расточительна, не любишь украшений, не требуешь излишних денежных доходов, но довольствуешься тем, что есть: в этом случае он непременно послушает и твоих советов. Если ты на словах будешь любомудрствовать, а на деле станешь поступать напротив, то он обвинит тебя в великом пустословии. А когда вместе с словами ты представишь ему наставление делами, тогда он похвалит тебя, и скорее послушает. Так будет, например, когда ты не станешь искать ни золота, ни жемчуга, ни драгоценных одежд, но, вместо этого, скромности, целомудрия, благодушия, и, поступая так сама, будешь требовать того же и от него. Если же надобно что–нибудь делать для угождения мужу, то нужно душу украшать, а не тело наряжать и погублять. Не столько золото, которым ты украшаешься, сделает тебя любезною и приятною для него, сколько — целомудрие и ласковость к нему, и готовность умереть за своего супруга. Это по преимуществу пленяет мужей. То украшение неприятно мужу, потому что приводит в стесненное положение его имение и требует больших издержек и забот; а это, о котором сказано выше, привяжет мужа к жене. Ласковость, дружба и любовь ни забот не приносят, ни издержек не требуют, но все противоположное. Притом тот наряд от привычки делается приторным; а украшение души цветет каждый день и возжигает сильнейший пламень. Итак, если хочешь нравиться мужу, украшай душу целомудрием, благочестием, попечением о доме. Эта красота и более пленяет, и никогда не прекращается. Ни старость не разрушает этой красоты, ни болезнь не уничтожает. Красоту телесную и время продолжительное разрушает, и болезнь истребляет, и многое другое; а что украшает душу, то выше всего этого. Кроме того, та красота и возбуждает зависть, и возжигает ревность; а эта чиста от такой болезни и свободна от всякого тщеславия. Таким образом, и в доме все будет идти лучше, и доходы будут изобильнее, когда золото не будет лежать вокруг твоего тела, не будет связывать твоих рук, но будет употребляться на необходимые нужды, как, например, на содержание слуг, на необходимое попечение о детях и на другие действительные потребности. Но если не так, — если будет со всех сторон лежать пред глазами и стеснять сердце, то какая прибыль? Какая польза? Печаль сердца не позволяет замечать того, чем пленяются глаза. Ведь вы знаете, верно знаете, что если бы кто увидел женщину, даже лучше всех украшенную, он не может находить в том удовольствия, когда у него душа болеет. Кто хочет находить удовольствие, тому наперед нужно быть веселым и иметь расположение к радости. Между тем, если золото все растрачено на украшение женина тела, а в доме обитает скудость, то для супруга нет никакого удовольствия. Итак, если желаете нравиться мужьям, приводите их в приятное расположение духа; а приведете их в это расположение, когда отвергнете наряды и украшения. Все это, по–видимому, имеет для него некоторую приятность во время бракосочетания; но впоследствии, с течением времени, теряет свою цену. Если от привычки мы не очень удивляемся небу, которое так прекрасно, и солнцу, которое так блистательно, что ты не можешь сравнить с ним ни одного тела, то каким образом будем дивиться украшенному телу? Это говорю я, желая, чтобы вы украшались истинною красотою, которую заповедал Павел: «не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию» (1 Тим. 2:10). Или ты хочешь нравиться лицам посторонним и от них получать похвалы? Но это желание отнюдь не жены целомудренной. Впрочем, если хочешь, то и они будут очень любить тебя и хвалить за целомудрие. В самом деле, ту (любящую наряды) не похвалит ни один скромный и порядочный человек; похвалят разве люди распутные, или, лучше сказать, и они не похвалят, а напротив, станут говорить о ней худо, когда заметят, что ее бесстыдство возбуждает в них вожделение. А эту (целомудренную) и те, и другие, и все похвалят, так как не только не получают от нее никакого вреда, а напротив еще наставление в любомудрии. И от людей ей будет великая похвала, и от Бога великая награда. Итак, будем ревновать об этой красоте, чтобы и здесь пожить в безопасности, и достигнуть будущих благ, которых да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 62

«Был болен некто Лазарь из Вифании, из селения, [где жили] Мария и Марфа, сестра ее. Мария же была [та], которая помазала Господа миром» (Ин. 11:2).

1. Трудность вопроса о Марии, сестре Лазаря. — Иисус Христос еще раз заявляет о равенстве Своем с Богом Отцом. — 2. Смысл изречения ап. Фомы. — Иисус Христос отправляется в Вифанию для воскрешения Лазаря. — 3. Я есмь воскресение и жизнь. — Почему Иисус Христос отлагал воскрешение Лазаря, пока он не стал смердеть? — 4 и 5. Против обычая женщин чрезмерно оплакивать умерших. — Соблазн для язычников. — Скорбь об умерших должна быть умеренна. — Милостыня и молитвы за умерших. — Оплакивать умерших позволительно, но не чрезмерно.

1. Многие соблазняются, когда видят некоторых угодных Богу людей в каком–либо бедствии, когда видят, например, что они подверглись болезни, или бедности, или чему–нибудь другому подобному; а того не знают, что такие страдания свойственны тем, которые особенно любезны Богу. Так вот и Лазарь был из друзей Христовых, а был болен, как это именно говорили и пославшие: «вот, кого Ты любишь, болен» (ст. 3). Но рассмотрим эту часть (евангельского чтения) сначала. «Был болен», сказано, «некто Лазарь из Вифании». Не просто и не случайно сказал, откуда был Лазарь, но по некоторой причине, которую укажет впоследствии. Но мы пока займемся предложенным местом. С пользою также упоминает нам и о сестрах его, присовокупляя к тому, что особенного имела Мария, именно: «Мария же была [та], которая помазала Господа миром». Некоторые с недоумением здесь спрашивают: как Христос позволил сделать это женщине? Поэтому, прежде всего необходимо заметить, что это — не блудница, упоминаемая у Матфея, и не та, которая (упоминается) у Луки; нет, это — другая. Те действительно были блудницы и преисполнены многих пороков; а эта была честная и усердная, заботившаяся о принятии Христа. Евангелист указывает, что и сестры любили Христа, и однако же Он допустил Лазарю умереть. Но почему же они не оставили болящего брата и не пошли сами ко Христу, как поступил сотник и муж царев, но послали к Нему? Потому, что они крепко надеялись на Христа, и были очень близки к Нему. А с другой стороны, они были слабые женщины и были одержимы скорбью. А что они сделали так не по небрежению, это показали впоследствии. Итак, очевидно, что Мария была не блудница. Но для чего, скажешь, и блудницу принял Христос? Для того, чтобы разрешить от порока, чтобы показать человеколюбие, чтобы ты познал, что нет недуга, побеждающего Его благость. Итак, не на то одно смотри, что Он принял, но и на то взирай, как Он переменил ее. Для чего же евангелист упоминает нам об этом событии? Или лучше, чему он хочет научить словами: «Иисус же любил Марфу и сестру ее и Лазаря» (ст. 5)? Тому, чтобы мы отнюдь не негодовали и не огорчались, кода случится впасть в какую–нибудь болезнь людям добродетельным и друзьям Божиим. «Вот, кого Ты любишь, болен» (ст. 3). (Сестры Лазаря) хотели возбудить в Христе сострадание, потому что еще смотрели на Него, как на человека, что видно из их слов: «если бы Ты был здесь, не умер бы» (ст. 21), а также из того, что они не сказали: «вот» Лазарь «болен», но: «вот, кого Ты любишь, болен». Что же Христос? «Эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий» (ст. 4). Смотри, как Он опять показывает, что слава Его и слава Отца — одна. Сказав — «к славе Божией», присовокупил: «да прославится Сын Божий». «Эта болезнь не к смерти». Так как Он намерен был пробыть там два дня, то теперь и отсылает их с этим известием. При этом следует подивиться сестрам Лазаря, как они, услышав, что «не к смерти», и между тем увидев его умершим, не соблазнились тем, что на деле вышло напротив. Но и после того приступили ко Христу, и не подумали, что Он сказал ложь. А частица «да» означает здесь не причину, но следствие. Болезнь случилась по иной причине; но Христос обратил ее к славе Божией. И, сказав это, «пробыл два дня» (ст. 6). Для чего же «пробыл»? Для того, чтобы скончался и был погребен, чтобы потом никто не мог сказать, что Он воскресил его тогда, как тот еще не умер, что то был только глубокий сон, или расслабление, или лишение чувств, но не смерть. По этой–то причине Он и остался на столько времени, что произошло даже тление, так что говорили: «уже смердит» (ст. 39). «После этого сказал ученикам: пойдем в Иудею» (ст. 7). Почему Он здесь говорит наперед (куда хочет идти), тогда как в других местах нигде не предуведомлял об этом? (Ученики) сильно боялись; и так как теперь находились в таком расположении духа, то Он и предваряет их этим известием, чтобы не встревожить внезапностью. Что же ученики? «Давно ли Иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда» (ст. 8)? Таким образом, они боялись и за Него, но еще более — за себя, потому что еще не были совершенны. Оттого–то Фома, потрясаемый страхом, и говорит: «пойдем и мы умрем с ним» (ст. 16), так как он был слабее и маловернее других. Но смотри, как Иисус ободряет их тем, что говорит далее: «не двенадцать ли часов во дне» (ст. 9). Этим Он сказал или то, что не сознающий за собой ничего худого не потерпит никакой беды, а потерпит тот, кто поступает худо, следовательно нам не должно страшиться, потому что мы не сделали ничего достойного смерти, — или то, что видящий «свет мира сего» (ст. 9) находится в безопасности, и что если (безопасен) видящий «свет мира сего», то гораздо более — тот, кто находится со Мною, если не отступит от Меня. Ободрив их такими словами, Он приводит и причину, почему им необходимо туда отправиться. И показывая, что они пойдут не в Иерусалим, а в Вифанию, Он говорит: «Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его» (ст. 11), то есть, иду не для того, чтобы беседовать опять о тех же предметах и обращаться там между иудеями, но за тем, чтобы разбудить нашего друга. «Ученики Его сказали: Господи! если уснул, то выздоровеет» (ст. 12). Это не просто сказали они, но с тем, чтобы воспрепятствовать Ему идти туда. Ты говоришь, возражают они, что он спит? Значит, нет особенной нужды идти туда. Между тем Он для того и сказал: «друг наш», чтобы показать необходимость идти.

2. Когда же они все еще не решались, то Он говорит: «умер» (ст. 14). Первое выражение Он употребил потому, что хотел научить не тщеславиться; но так как они не поняли, то Он присовокупляет: «умер, и радуюсь за вас» (ст. 15). Почему же именно «за вас»? Потому что Я предсказал (смерть его), не бывши там; и, значит, когда Я воскрешу его, не будет никакого подозрения. Видишь ли, как еще несовершенны были ученики, и не понимали, как должно, Его могущества? А это происходило от страха, который в то время волновал и смущал их души. И когда сказал: «уснул», тогда прибавил: «иду разбудить его»; а сказав: «умер», уже не присовокупил: иду, чтобы воскресить его. Он не хотел словами предрекать того, что имел подтвердить самым делом, везде научая нас не тщеславиться и не давать без разбора обещаний. А если Он и сделал это, когда сотник умолял Его, — потому что сказал: «Я приду и исцелю его» (Мф. 8:7), — то сказал это для того, чтобы показать его веру. Если же кто скажет: отчего ученики пришли к мысли о сне и не уразумели, что Он говорит о смерти, даже и после того, как Он сказал: «иду разбудить его», — так как безумно было предполагать, что Он отправится за пятнадцать стадий для того, чтобы разбудить, — то мы ответим, что они считали это загадкой, каких Он говорил много.

Итак, все они боялись нападения от иудеев; но более всех других — Фома, который поэтому и сказал: «пойдем и мы умрем с ним» (ст. 16). Некоторые говорят, что он действительно желал умереть; но это несправедливо: слова его более выражают страх. Однако же он не подвергся за то упреку, потому что (Христос) снисходил теперь к его немощи. Впоследствии же он сделался сильнее всех и был непобедим. И вот то–то и удивительно, что (апостола), столь слабого прежде креста, — после креста и после того, как он поверил воскресению, мы видим пламеннее всех прочих. Так велика сила Христова. Кто не смел пойти вместе со Христом в Вифанию, тот, не видя Христа, прошел почти всю вселенную и обращался среди народов свирепых и готовых его умертвить. Но если Вифания отстояла на пятнадцать стадий, что составляет две мили, то каким образом Лазарь мог быть «четыре дня, как во гробе» (ст. 39)? (Христос) пробыл на месте два дня, да накануне этих двух дней приходил посланный с известием, — в тот самый день, когда и умер, — так что Христос прибыл именно в четвертый день. Потому Он и ожидал, чтобы Его позвали, и не вошел сам собою без приглашения, чтобы кто–нибудь не заподозрил этого события. Да и приходили не сами (сестры), которых Он любил; но были посланы посторонние. «Вифания же была близ Иерусалима, стадиях в пятнадцати» (ст. 18). Отсюда становится очевидным, что там могли присутствовать многие из Иерусалима. И действительно, (евангелист) тотчас присовокупил, что «многие из Иудеев пришли утешать их» (ст. 19). Отчего же они утешали этих (женщин), любимых Христом? Ведь они же положили: «кто признает Его за Христа, того отлучать от синагоги» (Ин. 9:22)? Или по особенной тяжести этого несчастья, или по уважению к ним, как женщинам благородным, или же это были люди, не принадлежавшие к числу злых, так как многие и из них веровали. А говорит об этом евангелист для того, чтобы уверить, что Лазарь умер. Зачем же (Марфа), выходя на встречу Христу, не берет с собой сестры? Она хочет увидеться с Ним наедине, и рассказать Ему о случившемся. Когда Он возбудил в ней добрые надежды, она уходит и зовет Марию, которая и вышла ко Христу навстречу, хотя скорбь ее была еще во всей силе. Видишь ли, как горяча была любовь? Это та самая, о которой говорил: «Мария же избрала благую часть» (Лк. 10:42). Но как же, скажешь, Марфа явилась теперь более усердною? Она не была более усердною; Мария (не вышла потому, что) еще не слышала (о Его прибытии). Напротив была слабее, потому что и после того, как услышала столь многое, все еще говорит: «уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе» (ст. 39). А эта (Мария), хотя ничего не слышала, однако же не сказала ничего подобного, но тотчас уверовала и говорит: «Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой» (ст. 32).

3. Видите, какое любомудрие у жен, хотя и немощен их ум? Увидев Христа, они не предаются тотчас слезам, рыданиям и стонам, что бывает с нами, когда к нам приходит кто–нибудь из знакомых во время нашей скорби; но тотчас выказывают свое удивление к Учителю. Так, они обе веровали во Христа, но еще не надлежащим образом. Они не знали еще хорошо ни того, что Он Бог, ни того, что Он творил это собственною силою и властью. Теперь Он научил их и тому и другому. А что они не знали этого, видно как из слов их: «если бы Ты был здесь, не умер бы брат» наш (ст. 21), так и из того, что они присовокупили: «чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог» (ст. 22). Таким образом они говорят (о Христе), как о каком–нибудь человеке добродетельном и угодном Богу. Заметь же, что отвечает Христос: «воскреснет брат твой» (ст. 23). Этим опровергает пока слова: «чего Ты попросишь». Не сказал: Я буду просить, но что? «Воскреснет брат твой». Если бы Он сказал: женщина! Еще ли ты сморишь долу? Я не нуждаюсь в чужой помощи; Я все творю Сам собою, — то это было бы очень тяжело и неприятно для женщины. Но сказав: «воскреснет», Он тем естественно сделал слово Свое более умеренным, а дальнейшими словами дал разуметь и то, что я выше сказал. Так, когда сказала: «знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день» (ст. 24), тогда Он, яснее показывая Свое могущество, говорит: «Я есмь воскресение и жизнь» (ст. 25), и тем означает, что Он не нуждается в содействии другого, так как сам есть жизнь. А если бы Он нуждался в другом, то каким бы образом сам мог быть воскрешением и жизнью? Но Он не сказал так ясно, а только намекнул на это. Потом, так как она сказала: «чего Ты попросишь», то Он еще говорит: «верующий в Меня, если и умрет, оживет» (ст. 25), показывая тем, что Он сам есть податель благ, и у Него должно их просить. «И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек» (ст. 26). Смотри, как Он возвышает ее ум. Ведь не в том только было дело, чтобы воскресить Лазаря, но надобно было и ее, и присутствующих с нею научить воскресению. Поэтому Он прежде, чем воскресил, рассуждает о (воскресении). Если же Он сам есть «воскресение и жизнь», то не ограничивается местом, но может исцелять везде. И если бы (сестры Лазаря), подобно сотнику, сказали: «скажи слово, и выздоровеет слуга мой» (Мф. 8:8), то Он так бы и сделал. Но так как они звали Его и просили придти к ним, то Он снисходит, чтобы возвести их от уничиженного о Нем понятия, и приходит на место. Но и при этом снисхождении Он показывает, что может исцелять и не присутствуя на месте. С этой–то целью Он и медлит. В самом деле, благодать не сделалась бы очевидною, если бы она тотчас была дарована, если бы прежде не появился уже смрад. Но откуда знала эта женщина о будущем воскресении? Она слышала многие беседы Христа о воскресении; а теперь желала увидеть это на самом деле. Смотри однако же, как она еще вращается долу! В самом деле, уже услышавши: «Я есмь воскресение и жизнь», она даже и после того не сказала: воскреси его, — но что? «Я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир» (ст. 27). Что же ей Христос? Всяк «верующий в Меня, если и умрет, оживет» (ст. 25), разумея здесь эту (телесную) смерть; «и всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек» (ст. 26), указывая на ту (духовную) смерть. И так как «Я есмь воскресение», то не смущайся; хотя уже и умер, но веруй, это не есть смерть. Таким образом Он пока утешил ее в случившемся и пробудил в ней надежду, и тем, что сказал: «воскреснет», и тем, что изрек: «Я есмь воскресение», и тем, что если после воскресения он и опять умрет, то не потерпит никакого вреда, а потому и не должно страшиться этой смерти. Слова Его имеют тот смысл, что ни он не умер, ни вы не умрете. «Веришь ли сему»? Марфа отвечает: «верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир» (ст. 26, 27). Мне кажется, что женщина не поняла слов. Она сознавала, что в них есть что–то великое, но всего не выразумела. Поэтому, будучи спрошена об одном, она отвечает другое. Но по крайней мере она получила теперь ту пользу, что отложила свою скорбь. Такова–то сила слов Христовых! Поэтому–то и Марфа первая вышла навстречу Христу, и Мария последовала за нею. Любовь к Учителю не давала им сильно чувствовать настоящую (скорбь). Таким образом, с помощью благодати, и ум этих жен любомудрствовал.

4. А в настоящее время, вместе с другими пороками, между женщинами господствует и та болезнь, что они выставляются на показ в плаче и рыданиях, обнажая плечи, терзая волосы, делая рубцы на щеках. И это делают — одни от скорби, другие из желания выказаться и отличиться, а иные обнажают себе плечи, и притом в глазах мужчин — по распутству. Что ты делаешь, женщина? Как ты, скажи мне, будучи членом Христовым, без всякого приличия обнажаешь себя среди торжища, и притом тогда, как на торжище присутствуют мужчины? Ты рвешь на себе волосы, раздираешь одежду, громко рыдаешь, составляешь вокруг себя позорище, являешься в образе неистовых женщин, — и не думаешь, что оскорбляешь Бога? Как велико твое безумие! Не станут ли смеяться над этим язычники? Не подумают ли, что все у нас — басни? Так, они скажут: воскресения нет, и учение христиан — это смех, обман и выдумка. Женщины у них рыдают так, как бы после настоящей жизни ничего уже не было; они не внимают словам, начертанным в их книгах, а этим сами показывают, что все то вымысел. Если бы они веровали, что умерший не умер, но преставился к лучшей жизни, то не оплакивали бы его, как уже несуществующего, не терзались бы так и не произносили бы этих слов, исполненных неверия: уж не видеть мне тебя больше! Уж не будешь ты опять со мною! Все у них басня. Если они так не веруют высшему из благ, то тем менее всему другому, что у них считается священным. Не так малодушны сами язычники. Многие у них любомудрствовали. Так, одна языческая женщина, услышав, что сын ее пал на войне, тотчас спросила: а в каком положении находятся дела города? И один из философов, удостоенный венка, когда услышал, что один из его сыновей пал за отечество, — снял с себя венок и спросил: который из двух? И как скоро узнал, кто именно из них пал, тотчас опять возложил на себя венок. Многие также отдавали даже сыновей и дочерей своих на жертву, — из почтения к демонам. А лакедемонские женщины даже внушали своим детям, чтобы они или принесли свой щит с войны, или сами были принесены на нем мертвыми. Потому–то стыдно мне, что язычники так любомудрствуют, а мы поступаем непристойно. Не знающие ничего о воскресении действуют так, как свойственно знающим; а знающие поступают, как не знающие. Многие даже, из–за стыда человеческого, нередко делают то, чего не делают для Бога; так богатые женщины не терзают волос и не обнажают плеч. Но и это также заслуживает крайнего осуждения — не потому, что они не обнажают себя, но потому, что делают это не по благочестию, а для того, чтобы не показаться бесстыдными. Значит, стыд обуздывает печаль, а страх Божий не обуздывает? Как же не достойно это крайнего осуждения? Следовало бы, по крайней мере, чтобы то, что богатые женщины делают вследствие своего богатства, бедные делали по страху Божию; но теперь все бывает напротив: те любомудрствуют по тщеславию, а эти поступают неблагопристойно по малодушию. Что хуже такой несообразности? Все делается для людей, все — по здешним побуждениям. И речи произносятся, полные безумия и великого смеха. Господь говорит: «блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф. 5:4), — разумея плачущих о грехах, и между тем никто не плачет этим плачем, и не заботится о погибающей душе. Это (плакать об умерших) нам напротив не заповедано делать, и однако же мы делаем. Что же, скажешь, разве человеку можно не плакать? Да я и не воспрещаю этого; я воспрещаю только терзаться, плакать неумеренно. Я не зверь и не бесчеловечен. Знаю, что в этом обнаруживается природа, и что она ищет содружества и ежедневного общения. Не возможно не печалиться. Это сам Христос показал, потому что прослезился над Лазарем. Так и ты поступай: плачь, но тихо, но благопристойно, но со страхом Божиим. Если так будешь плакать, то это будет знаком не того, будто ты не веруешь воскресению, но того, что для тебя тяжела разлука.

5. Ведь мы плачем и о тех, которые отправляются в дорогу и разлучаются с нами; но — не так, как отчаивающиеся. Так и ты, плачь. Как бы провожал отходящего в чужую сторону. Это говорю я не с тем, чтобы поставить вам в закон, но — по снисхождению. В самом деле если умерший был грешник, и много оскорбил Бога, в таком случае должно плакать, или лучше — не плакать только, потому что отсюда для него нет никакой пользы, но и делать то, что может принести ему некоторое облегчение, милостыню и приношения. А впрочем, и в этом случае нужно радоваться, потому что у него отнята возможность грешить. Если же — праведник, то еще более должно радоваться, потому что он находится в безопасности, и уже избавился от неизвестности будущего. Если это юноша, (должно радоваться), что он скоро освободился от окружающих нас зол. Если старец, — что он отошел, до сытости насладившись тем, что считается вожделенным. Но ты, забыв думать об этом, заставляешь рыдать служанок, как будто делаешь этим честь отошедшему. Это же — крайнее бесчестие! Честь для умершего составляют не плачь и рыдания, но священные песни и псалмопения, и добрая жизнь. Такой человек, отойдя отсюда, отойдет с ангелами, хотя бы и никого не было при его останках. А человек развратный, хотя бы целый город провожал его, не получит из того никакого плода.

Хочешь почтить умершего? Почти его иным образом, — милостынями, благотворениями, литургиями. Какая польза от многих рыданий? А я слышал еще и о другом тяжком зле; говорят, будто многие через плач привлекают к себе даже любовников, чрезмерностью своих воплей составляя себе славу жен, любящих своих мужей. Какое диавольское изобретение! Какая сатанинская выдумка! Доколе мы будем земля и пепел? Доколе — кровь и плоть? Воззрим на небеса, — подумает о духовном! Какая будет у нас возможность укорять язычников, какая возможность утешать, когда сами поступаем таким образом? Как будем беседовать с ними о воскресении? Как о всяком другом любомудрии? Как сами будем жить без страха? Ужели не знаешь, что от печали происходит смерть? Помрачая зрение души, печаль не только не позволяет ей видеть ничего должного, но и причиняет великий вред. Подлинно, когда мы предаемся излишней скорби обо умершем, тогда и Бога оскорбляем, и не доставляем пользы ни себе, ни отшедшему; а когда поступаем напротив, — и Богу благоугождаем, и приобретаем доброе мнение у людей. Если мы и сами не будем упадать духом, в таком случае (Бог) скоро уничтожает и остаток скорби; а если будем сильно огорчаться, Он предоставляет нас во власть печали. Если будем благодарить, — не будем скорбеть. Но как возможно, скажешь, не печалиться тому, кто потерял сына, или дочь, или жену? Я не говорю не печалиться, но — не печалиться без меры. В самом деле, если мы помыслим, что их взял Бог, что муж и сын были у нас смертные, то скоро получим утешение. Скорбеть здесь — значит требовать чего–то вышеестественного. Если ты родился человеком и смертным, то зачем скорбишь о том, что совершилось сообразно с природой? Ты ведь не скорбишь, что поддерживаешь жизнь свою пищей? Ведь не домогаешься того, чтобы жить без пищи? Так поступай и в отношении к смерти, и не ищи до времени бессмертия, когда родился смертным. Это определено однажды навсегда. Не скорби же и не сокрушайся, но переноси благодушно то, что для всех вообще законоположено. Печалься лучше о грехах: это — хорошая печаль, это — величайшее любомудрие. Итак, будем непрестанно печалиться об этом, чтобы там сподобиться радости, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 63

«Иисус еще не входил в селение, но был на том месте, где встретила Его Марфа. Иудеи, которые были с нею» и проч. (Ин. 11:31).

1. Прибытие Иисуса Христа в Вифанию. — Иисус Христос прослезился о Лазаре. — 2. Иисус Христос пред открытым гробом, в котором тело начало разлагаться. — 3 и 4. Вера есть великое благо и источник многих благ. — Неоспоримое доказательство воскресения Иисуса Христа. — Против прелюбодеев.

1. Великое благо любомудрие, — разумею то любомудрие, которое у нас. У язычников все только слова и басни; а самые эти басни не заключают в себе никакого любомудрия, потому что у них все делается ради славы. Итак, великое благо любомудрие; оно и здесь уже вознаграждает нас. Так, кто презирает богатство, тот уже здесь получает пользу, потому что избавляется от излишних и бесполезных забот. Кто попирает славу, уже здесь получает награду, потому что не служит никому рабом, но бывает свободен истинной свободой. Кто желает небесных (благ), — уже здесь получает воздаяния, потому что, вменяя в ничто все настоящее, легко побеждает всякую печаль. Так вот и эта женщина за свое любомудрие получила здесь награду. В то время, как все сидели при ней — скорбевшей и плакавшей, она не ожидала, чтобы к ней пришел Учитель, не обращала внимания на (свое) достоинство и не была удержана скорбью. Скорбящие вместе с другими недугами имеют еще и ту болезнь, что желают быть в почете у присутствующих. Но в ней не было ничего этого, а как только она услышала (что Господь пришел), тотчас идет к Нему. «Иисус еще не входил в селение». Он шел не скоро, чтобы видно было, что Он не сам стремится к чуду, но идет по их просьбе. Или это именно хочет выразить евангелист словами: «поспешно встала» (ст. 29), или он этим показывает, что (Мария) побежала так для того, чтобы предупредить Его пришествие. Между тем она идет не одна, но влечет за собою и бывших в доме иудеев. Весьма благоразумно, поэтому, сестра и позвала ее тайно, чтобы не смутить собравшихся, и не сказала — зачем; иначе многие и удалились бы; а теперь все пошли за нею, полагая, что она идет плакать. Может быть также и чрез это (евангелист) снова уверяет в том, что Лазарь действительно умер. «И пала к ногам Его» (ст. 32). Она была пламеннее своей сестры. Она не устыдилась ни народа, ни худого мнения, какое имели о Христе (были многие и из врагов Его, которые и говорили: «не мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер» (ст. 37)?). В присутствии Учителя, она отбросила все человеческое, и заботилась только о том, чтобы почтить Учителя. И что же она говорит? «Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой» (ст. 32). Что же Христос? Теперь пока ничего не говорит ей; не говорит даже того, что сказал ее сестре. Тут присутствовало много народа, и не время было для таких речей. Он только смиряется и снисходит, и, чтобы уверить в Своей человеческой природе, тихо плачет и отлагает до времени чудо. В самом деле, чудо это было великое, — такое, каких Он совершил немного, — и чрез него многие должны были уверовать. Поэтому, чтобы оно не показалось народу невероятным, если бы совершено было без Него, и чтобы при всем величии не осталось без пользы, — Христос привлекает Своим снисхождением многих свидетелей чтобы не погубить добычи, и выказывает в Себе то, что было свойственно Его человеческой природе, т. е. плачет и смущается, так как скорбь обыкновенно производит плач. Потом Он обуздывает Свою скорбь (это именно и означает выражение: «запретил [34] духу» (ст. 33)), и тогда спрашивает: «где вы положили его?», — чтобы вопрос не был соединен с рыданием. Но зачем же Он спрашивает? Затем, что не хочет сам по себе приступить (к совершению чуда), но хочет все узнать от других и сделать по их просьбе, чтобы освободить чудо от всякого подозрения. «Говорят Ему: Господи! пойди и посмотри. Иисус прослезился» (ст. 34, 35). Видишь ли, что еще до сих пор Он ничем не указал на воскресение, и что Он идет как будто не для того, чтобы воскресить, но чтобы плакать? А что действительно казалось, что Он пошел с этим намерением, т. е. с тем, чтобы плакать, а не воскресить, это показывают иудеи, которые потому и говорили: «смотри, как Он любил его. А некоторые из них сказали: не мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер?» (ст. 36, 37). Даже и в несчастии они не оставили своей злобы. Но (Христос) намерен совершить дело, еще более удивительное: отогнать смерть, уже наставшую и овладевшую (человеком), гораздо важнее, нежели остановить смерь наступающую. Таким образом, они порицают Его тем самым, из–за чего следовало бы дивиться Его могуществу. Допускают до времени, что Он отверз очи слепому; но вместо того, чтобы за это дивиться Ему, они, из–за смерти Лазаря, клевещут и на то чудо, как будто его не было. Впрочем, не отсюда только видно, что они все были развращены, но также и из того, что еще прежде, нежели Он пришел и явил (Свою силу), они уже предварят Его обвинениями, не дожидаясь конца дела. Видишь, как превратно было их суждение?

2. Итак, Он приходит ко гробу и опять удерживает скорбь. Но для чего евангелист тщательно и не раз замечает, что Он плакал и что Он удерживал скорбь? Для того, чтобы ты знал, что Он истинно облечен был нашим естеством. Так как этот (евангелист), очевидно, более других говорит о Нем великого, то и о человеческих Его делах повествует здесь гораздо уничиженнее. О смерти Его он не сказал ничего такого, что другие, — именно, что Он был прискорбен, что Он был в подвиге; но совсем противное, — что Он и ниц поверг (воинов). Итак, что было опущено там, то он восполнил здесь, сказав о плаче. И сам Христос, беседуя о смерти, говорит: «имею власть отдать» жизнь Мою (Ин. 10:18), и не произносит ничего уничиженного. Поэтому–то, повествуя о страданиях, (евангелисты) и приписывают Ему много человеческого, показывая тем, что Его воплощение истинно. Так Матфей удостоверяет в этом, говоря о Его предсмертных муках, смущении и поте; а этот — повествуя о плаче. В самом деле, если бы Он не был нашего естества, то не был бы одержим скорбью, и притом не однажды, а дважды. Что же Иисус? Он нисколько не защищает Себя пред иудеями от их обвинений. Да и для чего было словами опровергать тех, которые тотчас же имели быть опровергнуты самым делом? А между тем это (опровержение) было не так тягостно и более могло пристыдить их. «Иисус говорит: отнимите камень» (ст. 39). Почему же Он не воззвал и не воскресил его, не будучи еще на месте? А особенно, почему Он не воскресил его, когда камень еще был навален. Кто мог голосом подвигнуть мертвое тело и опять одушевить его, тот, конечно гораздо более мог тем же голосом подвигнуть камень. Кто своим голосом дал возможность ходить обвязанному убрусами и связанному по ногам, тот гораздо более мог подвигнуть камень. И что я говорю? Он мог бы сделать это и не находясь на месте. Для чего же не сделал? Для того, чтобы их самих поставить свидетелями чуда, чтобы они не говорили того же, что говорили о слепом: это — он, это — не он. Самые руки их и самое пришествие их ко гробу свидетельствовали, что это — он. Если бы они не пришли, то, пожалуй, подумали бы, что видят призрак или одного вместо другого. А теперь, когда пришли к месту и отняли камень, когда получили повеление разрешить от уз обвязанного пеленами мертвеца, когда друзья, вынесшие его из гроба, узнали по самым пеленам, что это — он, когда при этом находились самые сестры, и одна из них сказала: «уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе» (ст. 39) — теперь все это уже достаточно могло заградить неблагонамеренным свидетелям уста. Для того Он повелевает им отнять камень от гробы, чтобы показать, что Он воскрешает именно Лазаря. Для того и спрашивает: «где вы положили его» (ст. 34)? — чтобы те, которые сказали: «пойди и посмотри» (ст. 34), и которые привели Его, не могли сказать, что Он воскресил другого; чтобы и голос, и руки свидетельствовали: — голос, говоривший: — «пойди и посмотри», — руки, отвалившие камень и разрешившие повязки; также — зрение и слух, — слух, так как слышал голос, — зрение, так как видело исшедшего (из гроба); равно и обоняние, так как оно чувствовало смрад, — «уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе». Итак, справедливо я сказал, что эта женщина ничего не поняла в словах Христовых: «если и умрет, оживет» (ст. 25). Смотри, что она здесь говорит; (она считает) это дело уже невозможным по продолжительности времени. И подлинно, дело было необычайное — воскресить четверодневного и предавшегося тлению мертвеца. Ученикам (Христос) сказал: «да прославится Сын Божий» (ст. 4), указывая на Себя самого; а жене этой говорит: «увидишь славу Божию» (ст. 40), разумея Отца. Видишь ли, как немощь слушателей служит причиной разности изречений? Он напоминает о Своей беседе с нею, как бы укоряя ее за то, что она не помнит (Его слов); или же Он теперь не хотел приводить в смущение присутствующих, и потому кротко говорит: «не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию» (ст. 40)?

3. Итак, великое благо — вера, великое благо и виновница многих благ, так что люди во имя Божие могут совершать дела Божии. «Если вы будете иметь веру», говорит (Христос), «скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет» (Мф. 17:20); и опять: «верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Ин. 14:12). Какие же, скажешь, дела большие? Дела, совершенные учениками впоследствии, когда даже тень Петра воскресила мертвого. Через это еще более проповедовалась и сила Христова. В самом деле, не столько удивительно то, что Он при жизни своей чудодействовал, сколько то, что по смерти Его другие могли Его именем совершать большие чудеса: это служило несомненным доказательством Его воскресения. Если бы даже Он всем явился, — и это не возбудило бы такой веры, потому что видевшие могли бы еще сказать, что это был призрак. Но кто видит, что одним именем Его совершаются знамения гораздо большие, нежели какие Он сам творил, обращаясь с людьми, тот не может не уверовать, если только он не крайне бесчувствен. Итак, великое благо — вера, кода она бывает от горячего сердца, от многой любви и пламенной души. Она делает нас мудрецами; она прикрывает ничтожество человеческое и, оставляя умствования земные, любомудрствует о вещах небесных; даже более: чего мудрость человеческая обрести не может, то она с избытком постигает и совершает. Будем же держаться веры, и не станем вверять наших дел умствованиям. Отчего, в самом деле, скажи мне, язычники не могли ничего обрести? Не знали ли они всей внешней мудрости? Почему же они не могли превзойти рыбарей, скинотворцев и неученых? Не потому ли, что они все предоставляли своим умствованиям, а эти последние — вере? Так, по этой причине последние превзошли Платона, Пифагора и всех вообще людей заблуждавшихся, победили сведущих в астрологии и математике, геометрии и арифметики, и изучивших всякую науку, и сделались настолько лучше их, насколько истинные и действительные мудрецы лучше людей от природы глупых и безумных. В самом деле, смотри: эти сказали, что душа бессмертна, или, лучше, не только сказали, но и убедили в этом; а те первоначально даже не знали, что такое душа, и когда узнали и отличили ее от тела, опять стали страдать тем же незнанием. Так, одни говорили, что она бестелесна; другие, что она есть тело и вместе с телом разрушается. Равным образом, о небе те говорили, что оно одушевлено и есть Бог; а рыбари и научили, и убедили, что оно есть творение и произведение Божие. Впрочем, в том нет ничего удивительного, что язычники руководились умствованиями; но вот что достойно слез, — что люди, представляющие себя верующими, и они оказываются душевными. Оттого–то и они впали в заблуждения. Так, одни из них говорили, что знают Бога так, как Он знает Сам Себя, чего не смел сказать даже никто из язычников. Другие говорили, что Бог не может рождать бесстрастно, и не предоставляли Ему никакого преимущества пред людьми. Иные же утверждают, что ни хорошая жизнь, ни доброе поведение не приносят никакой пользы. Но теперь не время опровергать это.

4. А что правая вера, при порочной жизни, не приносит никакой пользы, это показывают и Христос, и Павел, которые преимущественно заботились о доброй жизни. Так Христос учит: «не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное» (Мф. 7:21); и далее: «многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф. 7:22, 23). В самом деле, люди невнимательные к себе самим легко впадают в пороки, хотя имеют правую веру. А Павел в своем послании к Евреям, так говорит и убеждает: «Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа» (Евр. 12:14). Святостью он называет целомудрие, по которому каждый должен довольствоваться своею женою, и не падать с другою. А кто не довольствуется, тот не может спастись, но неизбежно погибнет, хотя бы имел тысячи добродетелей. В самом деле, блуднику невозможно войти в царство небесное; а тут уже не блуд, но гораздо более — прелюбодеяние. Как жена, которая связана с мужем, если будет еще в связи с другим, уже прелюбодействует, так точно и муж, связанный с женою, если будет иметь еще другую, прелюбодействует. А такой не наследует царства, но будет ввержен в геенну. Послушай, что о таких людях говорит Христос: «червь их не умирает и огонь не угасает» (Мк. 9:44). Подлинно, для того нет никакого извинения, кто при своей жене бесчинствует с другою, потому что это уже невоздержанность. Если многие и от своей жены воздерживаются, когда наступает время поста или время молитвы, то какой огонь собирает себе тот, кто не довольствуется даже своею (женою), но имеет еще связь и с другой? Если отпустившему и отвергшему от себя свою жену не позволяется сопрягаться с другою, потому что это — прелюбодеяние, то какой грех делает тот, кто имея в своем доме жену, приводит еще другую? Пусть же никто не позволяет оставаться такому недугу в своей душе, но пусть всякий с корнем исторгает его. (Прелюбодей) не столько вредит жене, сколько самому себе. Этот грех столько тяжек и непростителен, что если жена оставит мужа, даже идолопоклонника, против его воли, то Бог ее наказывает; а когда она оставит прелюбодея, — не наказывает. Видишь ли, какое это зло? Если какая–нибудь верная «жена», говорится, «имеет мужа неверующего, и он согласен жить с нею, не должна оставлять его» (1 Кор. 7:13). Но о блуднице не так сказано, а что? «Кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать» (Мф. 5:32). Если чрез сожитие (муж и жена), составляют одно тело, то и живущий с блудницей необходимо становится одним с нею телом. Как же после этого честная жена, будучи членом Христовым, примет такого (мужа)? Или каким образом она соединит с собою член блудницы? И смотри, какая особенность! Сожительствующая неверному не становится оттого нечистою: «ибо неверующий муж», сказано, «освящается женою верующею» (1 Кор. 7:14). Но о блуднице не то сказано, но что? «Отниму ли члены у Христа, чтобы сделать [их] членами блудницы» (1 Кор. 6:15)? Там освящение пребывает и не отнимается, несмотря на сожительство с неверным; а здесь оно удаляется. Подлинно, тяжкий грех — прелюбодеяние, и тяжкий и готовящий нескончаемое наказание! Да и здесь оно навлекает бесчисленные бедствия. В самом деле, такой человек принужден бывает вести жизнь тяжкую и горестную, и его состояние ничем не лучше состояния осужденных на казнь, когда он тайком входит в чужой дом со страхом и великим трепетом, и всех равно опасается — и рабов и свободных. Поэтому, умоляю вас, потщитесь освободиться от этой болезни. Если не послушаетесь, то не входите в эти священные преддверия. Овцам, покрытым язвами и зараженным болезнью, не следует пастись вместе с овцами здоровыми; их должно отгонять от стада, пока не освободятся от своей болезни. Мы сделались членами Христовыми, — не будем же членами блудницы! Здесь не распутный дом, но церковь; и если у тебя члены блудодейцы, то не стой в церкви, чтобы не бесчестить этого места. Если бы даже не было геенны, если бы даже не было наказания, — и в этом случает, как ты, после тех договоров и брачных светильников, после того законного ложа, после чадородия, после такого общения, — как ты можешь дозволить себе прилепляться к другой? Как не стыдишься и не краснеешь? Разве не знаешь, что многие осуждают даже и тех, которые вводят к себе другую жену по смерти своей (первой) жены, хотя это дело и не заслуживает наказания? А ты еще при жизни своей жены берешь себе другую! Какова распущенность! Узнай, что сказано о таких людях: «червь их», говорит, «не умирает и огонь не угасает» (Мк. 9:44). Устрашись этой угрозы! Убойся такого наказания! Не так велико здесь удовольствие. Как велико там наказание. Но дай Бог, чтобы никто не подвергся тому наказанию; дай Бог, чтобы мы, подвизаясь в святости, узрели Христа и достигли обетованных благ, которых да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Св. Духом, слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 64

«Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал [сие] для народа, здесь стоящего» и проч. (Ин. 11:41, 42).

1. Из снисхождения к слабости слушателей Иисус Христос не всегда говорил как Бог. — 2. О равенстве Сына с Отцом. — 3. Смущение фарисеев по случаю воскресения Лазаря. — Они замышляют убить Виновника жизни. — 4. Против зависти. — Кого собственно нужно оплакивать.

1. Что я много раз говорил, то и теперь скажу, — что Христос не столько обращает внимание на собственное достоинство, сколько на наше спасение, и не заботится о том, чтобы сказать что–нибудь великое, но то, что может привлечь нас. Поэтому высокого и великого в Его словах немного, да и то прикровенно, а уничиженного и обыкновенного — весьма много. Так как это последнее больше привлекало, то Он чаще об этом и говорит. Впрочем, Он и не всегда говорит уничиженное, чтобы не повредить будущим (слушателям Своего учения), и не умалчивает о нем, чтобы не соблазнить тогдашних. Люди, освободившиеся от низких понятий, могут и из одного высокого догмата уразуметь все; а те, которые всегда были с понятиями низкими, и совсем не пришли бы, если бы не часто слушали уничиженное. Ведь известно, что и после этого иудеи не отстают, но бросают в Него камнями, преследуют Его, стараются умертвить и называют хульником. Так, когда Он представляет Себя равным Богу, они говорят: «Он богохульствует» (Мк. 2:7; Ин. 10:33, 36); а когда сказал: «прощаются тебе грехи» (Мк. 2:9), — называют Его даже беснующимся, точно также, как и тогда, когда сказал, что слушающий слова Его — превыше смерти (Ин. 8:51). Равным образом они оставляют Его, когда Он сказал: «Отец во Мне и Я в Нем» (10:38), и соблазняются, когда Он говорит о Себе, что сошел с неба. Если же они не терпели таких слов и тогда, как они произносились редко, то конечно еще менее стали бы внимать Ему, если бы речь Его всегда была высокой, и вся из таких слов составлена. Между тем, когда Он говорит: «как» заповедал Мне «Отец Мой, так и говорю» (Ин. 8:28), и также: «Я пришел не Сам от Себя» (7:28), тогда они веруют; и что именно — тогда, видно из слов евангелиста, который, означая это, говорит: «когда Он говорил это, многие уверовали в Него» (Ин. 8:30). Итак, если уничиженные речи привлекали к вере, а высокие — отдаляли от нее, то не крайне ли безумно — не думать, что вся причина уничиженных состоит в том, что они говорены были приспособительно к слушателям? Так и в другом месте Он хотел было сказать нечто великое, но умолчал, указав на эту причину словами: «но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду» (Мф. 17:27). Тоже самое делает Он и здесь. После того как сказал: «Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня», Он присовокупил: «но сказал [сие] для народа, здесь стоящего, чтобы поверили» (Ин. 11:42). Наши ли это слова? Человеческое ли это предположение? Значит, если бы кто из написанного не мог убедиться, что соблазнялись речами высокими, то может ли он, слыша, как сам Христос свидетельствует, что Он для того говорит уничиженно, чтобы они не соблазнились, — может ли еще думать, что Его уничиженные слова были делом Его естества, а не снисхождения? Так и в другом месте, когда слышен был голос свыше, Он сказал: «не для Меня был глас сей, но для народа» (Ин. 12:30). Впрочем, великому можно многое говорить о себе уничиженно; но уничиженному неприлично возвещать о себе что–нибудь великое и высокое. То бывает по снисхождению, и имеет свою причину в немощи слушающих; или лучше — для того, чтобы расположить к смиренномудрию, чтобы убедить, что Он облечен плотью, чтобы научить слушателей — не говорить о себе ничего великого; а также — потому, что слушатели считали Его противником Божиим, не верили, что Он пришел от Бога, думали, что Он разоряет закон, завидовали Ему и враждовали против Него за то, что Он назвал Себя равным Богу. А когда кто, сам по себе незначительный, говорит о себе что–нибудь великое, то для этого нет никакой причины, ни благовидной, ни неблаговидной: это будет только безумием, бесстыдством и непростительной дерзостью. Итак. Для чего (Христос) говорит уничиженно, при своем неизреченном и великом существе? Как по вышесказанным причинам, так и для того, чтобы не сочли Его нерожденным. Так и Павел, по–видимому, убоялся чего–то подобного, почему и сказал: «кроме Того, Который покорил Ему все» (1 Кор. 15:27). Действительно, нечестиво даже и помыслить это.

Если бы, с другой стороны, Он был меньше Родившего, и иного существа, а между тем Его почли бы равным, то не сделал ли бы Он всего, чтобы не считали Его таким? Но Он поступает напротив, говоря: «Если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне» (Ин. 10:37). Равным образом и тогда, когда говорит, что «Я в Отце и Отец во Мне» (14:10), Он указывает нам на равенство. Ему следовало бы со всей силой опровергнуть это, если бы Он был меньше, и решительно никогда не говорить: «Я в Отце и Отец во Мне», или: «Я и Отец — одно» (10:30), или: «видевший Меня видел Отца» (14:9). А между тем Он, когда у Него была речь о силе, говорил: «Я и Отец — одно» (10:30), и когда была речь о власти, опять говорил: «как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» (5:21). Но этого Он не мог бы делать, если бы был другого существа; а если бы и мог, то Ему не следовало бы этого говорить, чтобы не подумали, что (у Них) одно и тоже существо. Если для того, чтобы не считали Его противником Богу, Он часто говорит и то, что Ему несвойственно, то тем более следовало (поступить так) в том случае. Но Он и словами: «дабы все чтили Сына, как чтут Отца» (Ин. 5:23), и словами: дела, «что творит Он», и Я также творю (ст. 19), и тем, что называет Себя воскрешением и жизнью (11:25) и светом миру (8:12), — показывает, что Он равен Родившему, и утверждает то предположение, какое составили себе иудеи. Видишь ли, как много Он говорил, чтобы защитить Себя в том, что Он не разоряет закона? А мнение о равенстве Своем с Отцом не только не опровергает, но и утверждает. Так и в то время когда они сказали: ты говоришь хулу, потому что творишь Себя Богом (Ин. 10:33), Он подтвердил это, указав на равенство дел.

2. Но зачем я говорю о том, что Сын так поступал (говорил о Себе уничиженно), когда и Отец, не восприявший плоти, делает тоже самое? И Он, ради спасения слушающих, попустил сказать о Себе много уничиженного. Так слова: «воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты?» (Быт. 3:9), и: «посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них» (18:21), и: «теперь Я знаю, что боишься ты Бога» (22:12), и: «будут ли они слушать, или не будут» (Иез. 3:11), и: «о, если бы сердце их было у них таково, чтобы бояться Меня и соблюдать все заповеди Мои во все дни, дабы хорошо было им и сынам их вовек!» (Втор. 5:29) сего народа, и также: «нет между богами, как Ты, Господи» (Пс. 85:8), — это и многое другое подобное, встречающееся в ветхом завете, очевидно недостойно величества Божия. И об Ахаве также сказано: «кто увлек бы» Мне «Ахава» (2 Пар. 18:19)? Да и самого Себя всегда ставит выше языческих богов — чрез сравнение Себя с ними. Все это недостойно Бога, но достойно в других отношениях: Он столько человеколюбив, что для нашего спасения пренебрегает выражениями, подобающими Его достоинству. Ведь и то самое недостойно, что Он соделался человеком, что принял зрак раба, что произносил уничиженные речи, и облачался в смиренные одежды, — недостойно, если кто станет смотреть на Его величие, но достойно, если кто помыслит о неизреченном богатстве Его человеколюбия. Но есть и другая причина уничиженности Его речей. Какая именно? Та, что Отца знали и исповедывали, а Его не знали. Поэтому Он часто обращается к Отцу, так как Его уже исповедывали, а сам Он как будто еще не был достоин веры, — не по собственной немощи, но по неразумию и слабости слушателей. Поэтому Он и молится и говорит: «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня». Ведь если Он, «оживляет, кого хочет» (Ин. 5:21), и живит так же, как Отец, то для чего обращается с молитвой? Но уже время приступить к самому предмету. «Отняли камень [от пещеры], где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал [сие] для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня» (Ин. 11:41, 42). Спросим еретика: от молитвы ли Он получил силу и воскресил мертвого? Как же другое Он без молитвы совершал, говоря, например: тебе говорю, демон, «выйди из него» (Мк. 9:25), и еще: «хочу, очистись» (Мк. 1:41), также: «возьми постель твою и ходи» (Ин. 5:8), и: «прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2), и говоря морю: «умолкни, перестань» (Мк. 4:39)? Да и чем Он будет больше апостолов, если и сам творит чудеса через молитву? Притом и они не все делали по молитве, а часто и без молитвы, призывая имя Иисуса. Если же имя Его имело такую силу, то как Он сам мог нуждаться в молитве? А если бы Он нуждался в молитве, то и имя Его не имело бы силы. И нуждался ли Он в какой молитве, когда творил человека? Не великое ли там равночестие? Сказано ведь: «сотворим человека» (Быт. 1:26). Да и что было бы немощнее, если бы Он нуждался в молитве? Но посмотрим, какая это и молитва: «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня». Кто когда–нибудь молился так? Прежде, чем сказал что–нибудь, говорит: «благодарю Тебя», показывая тем, что не нуждается в молитве. «Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня». Это Он сказал не потому, что сам не мог, но потому, что (у Них) одна воля. Но для чего же Он и принял вид молящегося? Послушай не меня, но Его самого; а Он говорит: «для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня». Не сказал: «чтобы поверили», что Я меньше, что Я имею нужду в помощи свыше, что без молитвы не могу сотворить, но: «что Ты послал Меня». А между тем молитва означает все это, если будем просто понимать ее. Не сказал: Ты послал Меня немощного, знакомого с рабством, не делающего ничего собственною силою. Но оставив все это, чтобы ты не предполагал ничего подобного, представляет истинную причину молитвы, именно: чтобы не считали Меня противником Божиим, чтобы не говорили, что Я не от Бога, чтобы показать, что это дело совершается по Твоей воле. Если бы Я был противником Божиим, как бы так говорит Он, то не последовало бы это (чудо). А выражение: «Ты услышал Меня» употребляется и о друзьях и о равночестных. «Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня», — то есть, чтобы совершилась Моя воля, для этого Мне не нужна молитва, но она нужна, чтобы убедить, что у Тебя и у Меня — одно хотение. Для чего же молишься? Для немощных и неразумных. «Сказав это, Он воззвал громким голосом» (ст. 43). Почему же Он не сказал: во имя Отца Моего, гряди вон? Почему не сказал: Отче, воскреси его? Почему напротив, оставив все это и приняв на Себя вид молящегося, Он показывает Свое могущество? И это дело Его премудрости, — в словах, высказывает снисхождение, а в делах — власть. Так как ни в чем другом не могли обвинять Его, как только в том, будто Он не от Бога, и этим именно обольщали народ, то вот это самое Он с особенной очевидностью и показывает в Своих словах, и притом так, как того требовала их немощь. Он мог и иначе показать согласие (Свое с Отцом), а вместе собственное достоинство, но народ не мог до того возвыситься. «Лазарь! иди вон», говорит Он (ст. 43), — сообразно с тем, что прежде сказал: «наступает время, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут» (Ин. 5:25). Чтобы ты не подумал, что Он от другого получил силу, Он наперед сказал тебе об этом, а потом доказал самым делом. И не сказал: воскресни, но: «иди вон», обращаясь к мертвому, как к живому.

3. Что может сравниться с такой властью? Но если Он совершает это не собственной силой, то что Он будет иметь большего перед апостолами, которые говорят: «что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит» (Деян. 3:12)? Если, действуя не своей силой, Он не присовокупляет того, что говорили о себе апостолы, то они будут некоторым образом даже более Его любомудрствующими, потому что отклоняли от себя славу. И в другом месте: «мужи! что вы это делаете? И мы — подобные вам человеки» (Деян. 14:15). Таким образом апостолы, ничего не делавшие собственною силою, так и говорили, чтобы убедить в этом. Ужели же Он, зная такое о Себе мнение, не опроверг бы его, если бы точно действовал не Своею властью? Но кто может утверждать это? Между тем, Христос поступает напротив, говоря: «сказал [сие] для народа, здесь стоящего, чтобы поверили», так что, если бы веровали, то не было бы надобности и в молитве. И если бы молитва не была несообразна с Его достоинством, то для чего Он в народе поставляет причину (молитвы)? Почему также не сказал: чтобы поверили, что Я не равен Тебе? Это именно следовало бы сказать в соответствие (бывшему о Нем) мнению. Когда подозревали Его в нарушении закона, Он прежде, чем они сказали что–нибудь, произнес эти слова: «не думайте, что Я пришел нарушить закон» (Мф. 5:17); а здесь утверждает их предположение. Словом: к чему нужны были такие околичности и загадки? Довольно было сказать: Я не равен, и тем решить дело. Что же, скажешь, не говорил ли Он, «не для того, чтобы творить волю Мою» (Ин. 6:38)? Но и это (говорил) прикровенно, приноровительно к их немощи, и по той же причине, по которой была и молитва. Что же значит: «что Ты услышал Меня»? Значит, что у Меня нет ничего, противного Тебе. И как эти слова: «что Ты услышал Меня» — не то показывают, будто Он не имел силы (потому что в этом случае было бы не только бессилие, но и незнание, если т. е. прежде молитвы Он не знал, что Бог услышит Его, если же не знал, то как говорил: «иду разбудить его», а не сказал: иду помолиться Отцу, чтобы Он возбудил его?) — как, говорю, эти слова означают не немощь, но единомыслие, так и слова: «Ты всегда услышишь Меня». Или так должно понимать, или — что они сказаны применительно к мнению иудеев. Если же Он и знал, и не был немощен, то ясно, что Он для того говорит уничиженные слова, чтобы ты, по самой крайней уничиженности их, убедился и поневоле признал, что они (сказаны) не по сообразности с Его достоинством, но по снисхождению. Что же враги истины? Не по немощи слушателей, говорят, Христос сказал: «Ты услышал Меня», но чтобы показать Свое превосходство. Но это значило бы не показать превосходство, а крайне унизить Себя, и обнаружить, что Он ничем не больше человека. Молиться несвойственно Богу, ни тому, Кто восседит вместе с Ним на престоле. Видишь ли, что Он не почему другому стал молиться, как только по их неверию? Но посмотри, как и самое дело свидетельствует о Его могуществе. Он воззвал, и «вышел умерший, обвитый» (ст. 44). Потом, чтобы такое дело не показалось обманом чувств, — а то, что связанный вышел, казалось чудным не менее самого воскресения, — Он повелел разрешить его, чтобы они, прикоснувшись к нему и подойдя близко увидели, что это — именно он. И сказал: «пусть идет» (ст. 44). Видишь ли, как Он далек от тщеславия! Не уводит его, не повелевает ходить с Собою, чтобы не показаться кому–нибудь тщеславным: так Он был скромен! Когда чудо совершилось, одни удивлялись, а другие пошли и сказали фарисеям. Вместо того, чтобы изумиться и подивиться, — совещаются убить Его, — Его, который воскресил мертвого. Какое безумие! Думали предать смерти Того, Кто в телах других побеждал смерть. «Что нам делать? Этот Человек много чудес творит», говорят они (ст. 47). Еще называют Его человеком, получивши такое удостоверение в Его божестве. «Что нам делать»? Следовало уверовать, послужить и поклониться, и уже не почитать Его человеком. «Если оставим Его так, придут Римляне и овладеют нашим и народом» и городом (ст. 48). Что такое замышляют они сделать? Хотят уже возмутить народ, как будто бы им угрожает опасность по подозрению в похищении верховной власти. Как скоро, говорят, римляне узнают об Нем, как о предводителе народа, они заподозрят нас, возьмут и разрушат наш город. Почему же, скажи мне? Разве Он учил измене? Не заповедал ли Он давать дань кесарю? Не хотели ли вы сделать Его царем, и Он — скрылся? Не скромную ли и простую проводил Он жизнь, не имея ни дома, ни чего–либо подобного? Очевидно, они говорили так не из опасения, но из зависти. И однако же это случилось, хотя и против их ожидания: (римляне) взяли и народ и город, взяли потому, что они умертвили Его. Подлинно, дела Его были выше всякого подозрения. Кто врачевал больных, учил добродетельной жизни и заповедовал повиноваться начальству, тот, конечно, не замышлял присвоить себе верховную власть, напротив уничтожал всякое покушение на присвоение власти. Мы, говорят, заключаем так по прежде бывшим. Но те учили возмущению, а Он — напротив. Видишь ли, что их слова были притворны? В самом деле, выказывал ли Он что–нибудь подобное? Вводил ли страшных оруженосцев? Влачил ли колесницы? Не искал ли, напротив, пустынь? Но чтобы не подать вида, что они говорят по внушению своей страсти, они утверждают, что весь город находится в опасности, что обществу угрожают беды и что они боятся за последствия. Не это, а противное этому, было причиною вашего плена — настоящего (от римлян), и вавилонского, и того, который был там, при Антиохе. Не то, что у вас были люди, почитающие (Бога), но то, что между вами были неправедные, прогневляющие Бога, — вот что сделало вас пленниками. Но такова зависть! Она, ослепив душу, не позволяет ей видеть ничего должного. Не учил ли быть кроткими? Когда ударяют в одну ланиту, — обращать и другую? Великодушно переносить обиды и показывать больше готовности терпеть зло, чем сколько другие бывают склонны делать зло? Это, скажи мне, свойственно тому ли, кто замышляет похитить верховную власть? Не тому ли, напротив, кто уничтожает всякое покушение на присвоение власти?

4. Но, как я сказал, завить — страшное зло и полна лицемерия. Она наполнила вселенную бесчисленными бедствиями. От этой болезни судилища наполнены подсудимыми. От нее страсть к славе и стяжанию; от нее властолюбие и гордость. Отсюда на путях преступные разбойники, и на морях грабители. Отсюда убийства во вселенной; отсюда разделение нашего рода. Какое ни увидишь зло, знай, что оно от зависти. Она вторглась и в церкви. Она издавна была причиной множества зол. Она породила сребролюбие. Эта болезнь извратила все и растлила правду. «Подарки», сказано, «ослепляют глаза мудрых и, как бы узда в устах, отвращают обличения» (Сир. 20:29). Она и свободных делает рабами. Об ней мы каждый день беседуем, но нет никакой пользы. Мы бываем хуже зверей, грабим сирот, обираем вдовиц, обижаем бедных, прилагаем к горю горе. «Горе мне! ибо не стало милосердых на земле» (Мих. 7:1, 2). И нам теперь время плакать, или, лучше, следует каждый день говорить эти слова. Ничего не достигаем мы мольбами, ничего — советами и увещаниями; поэтому остается только плакать. Так и Христос поступил: когда иерусалимляне, после многих Его увещаний нисколько не воспользовались ими, — Он плакал о их ослеплении. Так поступают и пророки; так следует и нам ныне поступить. Теперь время плача, слез и сетования. Благовременно и нам теперь сказать: «позовите плакальщиц, пошлите за искусницами [в этом деле], чтобы они пришли» (Иер. 9:17). Может быть через это мы в состоянии будем исцелить от болезни тех, которые хищением строят светлые дома и приобретают поля.

Благовременно плакать; но и вы, ограбленные и обиженные, примите участие в моем плаче; присоедините к своему плачу и мои слезы. Но будем плакать не о себе самих, а об них: не вас они обидели, а себя погубили. Вы за обиду получите царство небесное; а они, за неправильное приобретение, геенну. Поэтому лучше быть обиженным, нежели обижать. Будем плакать об них, но не человеческим плачем, а Священного Писания, которым плакали и пророки. Восплачем горько с Исаиею, и скажем: «Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что [другим] не остается места, как будто вы одни поселены на земле. Многочисленные домы эти будут пусты, большие и красивые — без жителей» (Ис. 5:8, 9). Восплачем вместе с Наумом, и скажем с ним: горе созидающему дом свой в высоту! Или лучше, будем плакать об них так, как сам Христос о живших в то время, говоря: «горе вам, богатые! ибо вы уже получили» мзду вашу и «свое утешение» (Лк. 6:24)! Так, умоляю, станем непрестанно плакать и мы; а если не будет неприлично, то станем даже ударять себя в грудь при виде безпечности братий. Не станем оплакивать того, кто уже умер, но будем оплакивать хищника, корыстолюбца, сребролюбца, ненасытного. Зачем плакать об умерших, которым нельзя уже принести никакой пользы? Будем плакать о тех, для которых еще возможна перемена. Но в то время, как мы плачем, они, может быть, смеются? И это достойно слез, что они смеются над тем, о чем следовало бы сокрушаться. Если бы они сколько–нибудь тронулись нашими рыданиями, то следовало бы перестать рыдать, в надежде на их исправление. Но так как они остаются бесчувственными, то и мы будем продолжать плакать, — не просто о богатых, но о сребролюбцах, лихоимцах и хищниках. Богатство не есть зло: его можно употреблять и с пользой, если, например, мы тратим его на нуждающихся. Но зло — любостяжание; оно приготовляет нескончаемые казни. Итак, станем плакать. Может быть, (от этого) и будет какое–нибудь исправление. Если же впавшие (в этот грех) и не освободятся (от него), то может быть другие не подвергнутся этому злу, но остерегутся от него. Но дай Бог, чтобы и те освободились от этой болезни, и никто из нас не подвергся ей, чтобы всем вообще сподобиться обетованных благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 65

«Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей», и проч. (Ин. 11:49, 50).

1. Невольное пророчество первосвященника Каиафы. — 2. Удаление Иисуса Христа и пребывание Его у Лазаря. — 3. Грех любостяжания. — Изображение тех, кто заражены этим злом. — Алчность есть своего рода идолопоклонство. — Сила ее власти.

1. «Обрушились народы в яму, которую выкопали; в сети, которую скрыли они, запуталась нога их» (Пс. 9:16). Это случилось с иудеями. Они говорили, что должно умертвить Иисуса, чтобы не пришли римляне и не взяли их язык и город; а между тем, когда умертвили, тогда подверглись этому. Таким образом, избегая чего, по–видимому, они (это) сделали, того самого не избежали, потому что сделали. Тот, Кого умертвили, находится на небесах; а те, которые умертвили, наследуют геенну, хотя и не это имели в намерении, но что? «С этого дня», сказано, «положили убить Его» (Ин. 11:53), потому что, говорили, «придут Римляне и овладеют нашим народом» (ст. 48). «Один же из них, Каиафа, будучи на тот год первосвященником», будучи бесстыднее прочих, «сказал: вы ничего не знаете» (ст. 49). В чем те еще колебались и что предложили на рассуждение в виде мнения (так как говорили: «что нам делать»?), то самое этот провозгласил бесстыдно, открыто и с наглостью. Что он говорит? «Вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал» (ст. 49–51).

Видишь, какова сила архиерейской власти? Удостоившись вполне архиерейства, хотя был недостоин, он пророчествовал, сам не разумея того, что говорил. Благодать воспользовалась только его устами, но не коснулась нечистого сердца. Так и многие другие предсказали будущее, хотя были недостойны, например: Навуходоносор, фараон, Валаам; причина этому известна. А слова (Каиафы) значат вот что: вы сидите, доселе мало обращаете внимания на это дело, и не знаете, что должно пренебречь для (блага) общего спасением одного человека. Смотри, какая сила Духа! Из лукавой души Он смог извлечь слова, полные чудного пророчества. А чадами Божиими евангелист называет язычников, применительно к будущему, точно так же, как и сам Господь говорит: «есть у Меня и другие овцы» (Ин. 10:16), называя их так применительно к будущему. Но что значат слова: «будучи на тот год первосвященником»? То, что вместе с прочим и это (достоинство) было искажено с тех пор, как начальственные должности сделались продажными. Первосвященствовали уже не все время жизни, но один год. Однако же и при этом Дух еще присущ был им. Только тогда, когда они воздвигли руки на Христа, Он оставил их и перешел на апостолов. Это показали и разодравшаяся завеса и глас Христа, который сказал: «се, оставляется дом ваш пуст» (Мф. 23:38). Равным образом и Иосиф (Флавий), живший спустя немного времени, сказал, что некие ангелы, еще пребывавшие с ними в ожидании их исправления, оставили их. Доколе виноградник еще существовал, все было; но как скоро они умертвили наследника, то стало уже не так, и они погибли. И Бог, взяв от иудеев, как бы от неблагодарного сына, светлую одежду, отдал ее добрым слугам из язычников, а их оставил нищими и нагими. Не маловажно и то было, что враг пророчествовал об этом. Это могло привлечь и других, потому что на деле вышло совсем не так, как (враг) предполагал. Через смерть (Христову) верные освободились от будущего наказания. Но что значит: «чтобы собрать воедино» (ст. 52)? То, что Он близких и дальних сделал одним телом, так что живущий в Риме считает своими членами индийцев. Что может сравниться с таким собранием? А глава всех — Христос. «С этого дня положили» иудеи, «убить Его» (ст. 53). И прежде они искали этого, как сказано: «искали убить Его Иудеи за то» (Ин. 5:18), и еще: «за что ищете убить Меня» (7:19); но тогда они только искали, а теперь постановили решение, и смотрят на это дело, как на обязанность. «Посему Иисус уже не ходил явно между Иудеями» (ст. 54). Опять спасает Себя по–человечески, как и часто это делает.

2. Я уже сказал о причине, по которой Он часто уходил и удалялся. И теперь Он живет близ пустыни, в Ефраиме, и там пребывает с учениками Своими (ст. 54). Как, думаешь, смущены были ученики, видя, что Он спасается по–человечески? За Ним уже никто не следовал, так как, по случаю приближения праздника, все спешили в Иерусалим. А они, когда все веселились и праздновали, тогда–то именно скрываются, тогда–то находятся в опасности; однако же, не смотря на это, они оставались с (Учителем). Так они скрывались и в Галилее во время пасхи и праздника кущей. Равным образом и после этого, во время праздника, они одни из всех бегали и скрывались вместе с Учителем, и тем показали Ему свое расположение. Поэтому–то Лука и замечает, что (Христос) сказал им: Я пребыл с вами в напастях (Лк. 22:28). А это Он сказал, чтобы показать, что они укрепляются Его благодатью. «И многие из всей страны пришли, чтобы очиститься. Первосвященники же и фарисеи дали приказание, дабы взять Его» (ст. 55, 57). Удивительное очищение — при намерении оскверниться кровью, при мысли о человекоубийстве, при окровавленных руках? «И говорили: как вы думаете? не придет ли Он на праздник» (ст. 56)? В пасху злоумышляли, и время праздника делали временем убийства. Здесь, говорят, Ему должно попасть в наши руки, так как теперь время призывает Его сюда. О, нечестие! Когда требовалось особенное благоговение, когда следовало отпустить и тех, которые уличены в величайших преступлениях, тогда они стараются уловить человека, не сделавшего никакой неправды. Впрочем, они уже и прежде так поступали. Но не только ничего не достигли, а еще сделались смешными. Он часто впадает в руки их и уходит от них, и когда они замышляют Его умертвить, удерживает их и приводит в недоумение, чтобы обнаружением Своей силы расположить их к сердечному сокрушению и чтобы, когда возьмут Его, они знали, что это произошло не от их собственной силы, но от Его соизволения. Так и теперь они не могли Его взять при всем том, что Вифания была близко, — да когда и взяли, Он поверг их ниц. «За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь», и вечерял у них, при чем Марфа служит, а Лазарь возлежит (Ин. 12:1, 2). Вот доказательство несомненного воскресения (Лазаря): спустя много дней он был жив и ел. Отсюда видно также, что вечеря была в доме Марфы, потому что они принимают Иисуса, как друзья и любимцы Его. Некоторые, впрочем, говорят, что это было в чужом доме. Мария при этом не прислуживала, а была ученицей. Опять и здесь она (является) более духовной. Она не прислуживает, как гостья, и не оказывает всем услуг, но воздает честь только одному, и приступает к Нему не как к человеку, а как к Богу. Поэтому она и миро излила, и отерла волосами головы; это показывает, что она имела о Нем понятие не такое, какое имели другие. Между тем Иуда, под предлогом благочестия укорил ее. Что же Христос? Доброе (говорит) дело сделала она для погребения Моего (ст. 7). Почему же Он не обличил ученика за эту жену и не сказал того, что сказал евангелист, то есть, что Иуда укорял ее потому, что был тать? Он хотел тронуть его великим долготерпением. А так как Он знал, что Иуда — предатель, то Он прежде неоднократно обличал его, говоря: не все веруют, и «один из вас диавол» (Ин. 6:64, 70). Этим Он показал, что знает его, как предателя, но не обличил его открыто, а оказал ему снисхождение, желая отвратить его. Как же другой (евангелист) говорит, что так сказали все ученики (Мф. 26:8)? Правда, и все, и он; но другие не по тому же побуждению.

Если же кто спросит, почему (Христос) поручил татю ковчежец нищих и сребролюбца сделал распорядителем, то я отвечу, что сокровенную причину этого знает Бог. Если же следует что–нибудь сказать нам, основываясь на соображениях, то это для того, чтобы отнять (у Иуды) всякое извинение. В самом деле, он не мог сказать, что сделал это (предал Иисуса) по любви к деньгам, так как находил достаточное удовлетворение своей страсти в ковчежце; нет, это он сделал по великому нечестию, которое Христос хотел обуздать, оказывая ему снисхождение. Поэтому Он и не обличал его в краже, хотя и знал об этом, чтобы тем обуздать его злое пожелание и отнять у него всякое оправдание. «Оставьте ее», говорит, потому что она сделала это для дня Моего погребения (ст. 7). Сказав о погребении, Он опять сделал намек на предателя. Но его не трогает это обличение, не смягчают эти слова, хотя они и могли возбудит сострадание. Как бы так Он говорил: Я неприятен и тягостен? Но подожди немного, и Я отойду. К этой же мысли Он приводил словами: «Меня не всегда» имеете (ст. 8). Но все это не преклонило человека зверонравного и неистового. Впрочем, (Господь) и сказал, и сделал даже гораздо больше этого: Он и омыл ноги его в ту ночь, и сделал его участником трапезы и солила, — что могло бы укротить и души разбойников, — и сказал другие слова, которые могли бы смягчить самый камень. И все это не за долгое время, но в тот же самый день, чтобы самое время не привело этого в забвение. Но (Иуда) упорствовал, несмотря на все.

3. Страшно, истинно страшно — сребролюбие. Оно закрывает и глаза и уши, делает свирепее зверей, не позволяет думать ни о совести, ни о дружбе, ни об общении, ни о спасении собственной души, но, за раз отвративши от всего, делает плененных своими рабами, точно какой жестокий тиран. И что всего хуже в этом горьком рабстве, — оно заставляет даже услаждаться собой, так что, чем больше предаются ему, тем больше увеличивается удовольствие. Оттого–то преимущественно эта болезнь и бывает неизлечима; оттого–то и неукротим этот зверь. Сребролюбие сделало Гиезия из ученика и пророка прокаженным; оно погубило Ананию; оно сделало Иуду предателем; оно растлило иудейских начальников, которые принимали дары и стали сообщниками воров. Оно породило бесчисленные войны, наполнило кровью пути, плачем и слезами — города. Оно и вечери сделало нечистыми, и трапезы — оскверненными, и самые яства исполнило беззакония. Потому–то Павел назвал его идолослужением (Еф. 5:5), но и этим не устрашил. А почему он называет его идолослужением? Многие, имея богатство, не смеют им пользоваться, но считают его святыней и передают в целости внукам и их потомкам, не смея коснуться его как бы чего–нибудь посвященного Богу. А если когда и принуждены бывают (коснуться его), то бывают в таком состоянии, как будто сделали что–нибудь непозволительное. С другой стороны, как язычник оберегает идола, так ты ограждаешь золото дверями запорами, вместо храма устраиваешь для него ковчег и влагаешь его в серебряные сосуды. Но ты не поклоняешься (золоту), как тот — своему идолу? Тем не менее ты показываешь в отношении к нему всякое уважение. Далее (язычник) скорее отдаст свои глаза и душу, чем идола: так точно и любящие золото. Но я, скажешь, не поклоняюсь золоту? И тот говорит, что он поклоняется не идолу, но живущему в нем демону. Так и ты, если не поклоняешься золоту, то демону, который вторгается в твою душу от взгляда на золото и от страсти к нему. Страсть сребролюбия хуже демона, и ей многие покорны больше, чем иные идолам. Идолов во многом не слушают, а сребролюбию во всем повинуются и исполняют все, что бы оно ни приказало сделать. Что же оно говорит? Будь, говорит, для всех врагом и неприятелем; забудь природу; презирай Бога; пожертвуй собою мне, — и во всем этом повинуются. Истуканам приносят в жертву волов и овец; а сребролюбие говорит: принеси мне в жертву твою душу, — и это также исполняют. Видишь, какие оно имеет алтари, какие принимает жертвы? «Лихоимцы Царства Божия не наследуют» (1 Кор. 6:10), — но они и этого не боятся. Впрочем, эта страсть сама по себе слабее, потому что не врождена нам и не происходит от нашей природы; иначе она была бы в нас с самого начала; но в начале не было золота, и никто не любил золота. Если хотите, я скажу, откуда возникло это зло. Каждый, соревнуя жившим прежде его, увеличивал эту болезнь, и предшественник возбуждал даже против воли. Люди, как скоро видят светлые дома, множество полей, толпы слуг, серебряные сосуды, большое собрание одежд, — всячески стараются иметь еще больше, так что первые бывают причиной для вторых, эти для последующих. Между тем, если бы хотели жить скромно, то не были бы учителями для других. Впрочем, и для этих последних нет оправдания, потому что есть и такие, которые презирают богатство. Да кто же, скажешь, презирает? В том–то и беда, что зло увеличилось до такой степени, что (добродетель нестяжания) стала, по–видимому, невозможной, — и что даже не верится, чтобы кто–нибудь ей следовал. Я мог бы, конечно, назвать многих и в городах и в селах; но что пользы? Ведь и от этого вы не сделаетесь лучшими. А сверх того, у нас и речь теперь не о том, чтобы вы растратили имущество. Я желал бы этого; но так как это бремя выше сил ваших, то я не принуждаю. Я только убеждаю, чтобы вы не желали чужого, чтобы уделяли и от своего. Ведь есть много таких, которые довольствуются своим, заботятся о своем и живут праведными трудами. Почему мы не ревнуем и не подражаем им? Вспомним о тех, которые жили прежде нас. Не стоят ли доселе им имения, на которых только имена их сохраняются? Вот баня такого–то, вот предместье и гостиница такого–то. Увидев это, не вздохнем ли мы тотчас, представивши, сколько он трудов перенес, сколько хищения совершил, и — нигде нет его самого; а его стяжанием наслаждаются другие, о которых он и не думал, — может быть, даже враги его, — между тем как сам он терпит величайшее наказание. Это ожидает и нас: и мы непременно умрем; и нас непременно постигнет тот же конец. Сколько, скажи мне, перенесли они гнева, сколько издержек, сколько вражды? И какой плод? Нескончаемое наказание, лишение всякого утешения и осуждение от всех не только при жизни, но и после смерти. А что в том, когда мы видим изображения многих, поставленные в домах, не больше ли от того плачем? Поистине, хорошо сказал пророк: «Подлинно», всуе мятется «всякий человек живущий» (Пс. 38:6). Попечение о таких вещах поистине есть смятение и напрасное беспокойство. Но не так бывает в обителях вечных и в тех селениях: здесь иной трудился, а иной наслаждается; а там каждый будет господином своих трудов, и получит многообразную награду. Будем же стремиться к тому стяжанию. Там устроим себе дома, да упокоимся во Христе Иисусе Господе нашем, с Которым Отцу со Святым Духом, слава во веки. Аминь.

БЕСЕДА 66

«Многие из Иудеев узнали, что Он там, и пришли не только для Иисуса, но чтобы видеть и Лазаря, которого Он воскресил из мертвых» (Ин. 12:9).

1. Замысел фарисеев убить Лазаря. — Вступая в Иерусалим на осляти, Иисус Христос исполнил пророчество и преобразил обращение язычников. — Неведение учеников до смерти Иисуса Христа. — 2. Язычники, пришедшие на праздник, желают видеть Иисуса Христа. — 3. Неизвиняемость тех, кто не верят в воскрсение тела. — Смысл и значение воскресения. — Нравы и обычаи языческих философов. — Книга, написанная языческим философом против христиан.

1. Как богатство обыкновенно губит людей неосторожных, так равно и власть. Первое доводит до любостяжания, а последняя до безумия. Вот смотри: подчиненные в иудейском народе судят здраво, а начальники — превратно. Что народ веровал во Христа, об этом часто говорят евангелисты, — что «Многие же из народа уверовали в Него» (Ин. 7:31). А из начальников не веровали. Сами же начальники, а не народ, говорят: «уверовал ли в Него кто из начальников» (Ин. 7:48)? Но кто же? «Народ», не знающий Бога, «проклят он» (ст. 49). Верующих называли проклятыми; а самих себя, убийц, — благоразумными. Так и теперь, увидев чудо, многие уверовали, — а начальники не только не удовольствовались своими злодействами, но покушались еще умертвить и Лазаря. Пусть — Христа за то, что Он нарушал субботу, что творил Себя равным Отцу, из–за римлян, как говорите вы; но в чем вы можете обвинить Лазаря? За что хотите умертвить? Ужели в том его вина, что он получил благодеяние? Видишь, как они склонны к убийству? Много чудес сотворил (Христос), но ни одно до такой степени не ожесточило их, — ни чудо над расслабленным, ни чудо над слепым. Это потому, что чудо над Лазарем и по самой природе своей было удивительнее, и было совершено после многих чудес. Да и поразительно было видеть, что четверодневный мертвец ходит и говорит. А прекрасное, неправда ли, дело для праздника — к торжеству присоединить убийство! Притом же, в тех случаях они думали обвинить Христа в нарушении субботы и через то отвлечь от Него народ; а здесь ни в чем не могли обвинить Его, и потому злоумышляют против того, кого Он воскресил. Здесь они не могли даже сказать и того, будто Он противится Отцу, потому что молитва Его заграждала им уста. И так как всегдашний предлог к обвинению теперь у них был отнят, а чудо между тем было явное, то они решаются на убийство. Тоже самое, конечно, они сделали бы и со слепым, если бы не имели повода к обвинению в нарушении субботы. А кроме того, слепой был незнатен, — и они выгнали его из храма; а этот (Лазарь) был человек знаменитый, как видно из того, что многие собрались утешать сестер его. Да и чудо было совершено в виду всех и самым необыкновенным образом, почему все и спешили посмотреть. Вот то–то и мучило их, что все при наступлении праздника, оставив торжество, идут в Вифанию. Итак, они замыслили умертвить Лазаря, не думая даже о том, что это преступление: до того они были склонны к убийству! Потому–то первоначальный закон начинается с заповеди: «не убивай» (Исх. 20:13). И пророк обличает их в этом: «ваши руки полны крови» (Ис. 1:15). Но как же Христос, который открыто не ходил в Иудее и удалился в пустыню, теперь опять смело входит? Своим удалением Он утушил их ярость и возвращается к ним уже тогда, как они успокоились. С другой стороны, они должны были бояться народа, который предшествовал и сопутствовал Ему, потому что ни одно чудо так не привлекло к Нему народ, как чудо над Лазарем. Другой евангелист замечает еще, что народ постилал Ему под ноги «одежды свои» (Лк. 19:36) и что «весь город пришел в движение» (Мф. 21:10): с такою честью входил Он! А входил Он так для того, чтобы предъизобразить одно пророчество и исполнить другое, — так что одно и тоже событие служило и началом одного и концом другого. Слова: радуйся, «се, Царь твой грядет к тебе кроткий» (Мф. 21:5) означают исполнение пророчества; а что Он воссел на осла, это прообразует будущее событие, именно то, что Он имел покорить Своей власти нечистое племя язычников. Но как же другие (евангелисты) говорят, что Он послал учеников и сказал им: отвяжите «ослицу и молодого осла» (Мф. 21:2), а (Иоанн) не говорит ничего такого, но что Он, «найдя молодого осла, сел на него» (Ин. 12:14)? Вероятно, было и то и другое: в то время, как ученики, отрешив ослицу, вели ее к Нему, — вероятно, Он нашел молодого осла и сел на него. Между тем народ взял ветви финиковых и масличных деревьев и постилал одежды, показывая тем, что он уже имеет о Нем высшее понятие, чем о пророке, — и говорил: «осанна! благословен грядущий во имя Господне» (Ин. 12:13). Видишь ли, как всего более их уязвляло всеобщее убеждение в том, что Он не противник Божий? Как всего более разделяло народ то, что Он говорил о Себе, что пришел от Бога? А что значит: «не бойся, дщерь Сионова» (ст. 15)? Так как все цари их были по большей части несправедливы и корыстолюбивы, предавали их врагам, развращали народ и подчиняли его неприятелям, то и говорит: «не бойся»; этот (царь) не таков, но кроток и незлобив, как показывает и ослица. Не войском окруженный вошел Он, а имея при Себе одного осла. «Ученики Его не поняли этого, что так было о Нем написано» (ст. 16). Видишь ли, что ученики многого не понимали, когда Он сам не открывал им? Так и тогда, когда сказал Он: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Ин. 2:19), — ученики также не поняли. И другой евангелист говорит, что слово Его было сокровенно для них (Лк. 18:44) и что они не знали, что Ему надлежит воскреснуть из мертвых. Но это по справедливости было сокрыто от них, — почему другой евангелист и говорит, что они всякий раз, как слышали об этом, скорбели и печалились, потому что не разумели тайны воскресения. Это, говорю, по справедливости было сокрыто от них, так как превышало их понятия. Но отчего же не было открыто им и знаменование ослицы? Оттого, что и это было дело великое.

2. Заметь же любомудрие евангелиста: он не стыдится выставлять на вид прежнее их неведение. Что было написано, это они знали, а что написанное относилось к Христу, этого не знали. Их соблазнило бы то, что Он, будучи царем, должен был столько претерпеть и подвергнуться такому предательству. А с другой стороны, они не уразумели бы вдруг учения о царстве, о котором Он говорил. По словам другого евангелиста, они думали, что Он говорит об этом царстве. «Народ свидетельствовал» (ст. 17), что Он воскресил Лазаря (ст. 17, 18). Народ, говорит, в таком множестве не обратился бы вдруг, если бы не уверовал в чудо. «Фарисеи же говорили между собою: видите ли, что не успеваете ничего? весь мир идет за Ним» (ст. 19). Мне кажется, эти слова принадлежат тем, которые рассуждали здраво, но не смели говорить открыто, и потому указанием на события хотели удержать других от их предприятия, как от дела бесполезного. А под именем мира они разумеют здесь тот же народ. Писание обыкновенно называет миром и тварь, и людей, живущих в пороках; в первом смысле (употребляет это слово), когда говорит: «носяй по числу утварь свою» (Ис. 40:26), а в последнем, — когда выражается: «вас мир не может ненавидеть, а Меня ненавидит» (Ин. 7:7). Это хорошо нужно знать для того, чтобы неправильным разумением слов не подать повода еретикам вооружаться против нас. «Из пришедших на поклонение в праздник были некоторые Еллины» (ст. 20). Будучи уже близки к тому, чтобы сделаться прозелитами, они пришли на праздник и, когда молва о Христе дошла и до них, говорят: «нам хочется видеть Иисуса» (ст. 21). Филипп приходит к Андрею, как старшему, и сообщает ему об этом. Но и Андрей сам собою не решает этого, так как он слышал уже: «на путь к язычникам не ходите» (Мф. 10:5). Поэтому, поговорив с Филиппом, он вместе с ним доводит дело до Учителя; они оба сказали Ему об этом. Что же говорит Христос? «Пришел час прославиться Сыну Человеческому. Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно» (ст. 23, 24). Что значит: «пришел час»? Прежде Он говорил: «на путь к язычникам не ходите», и тем удерживал учеников, чтобы отнять у иудеев всякий предлог к неблагодарности. Но так как иудеи продолжали упорствовать, а язычники желали придти к Нему, то Он и говорит: время уже идти на страдание, так как все уже исполнилось. Если мы будем продолжать заботиться об иудеях, не смотря на их упорство, а язычников не станем допускать к себе, при всем их желании, то это будет недостойно нашего промышления. И вот, так как Он намерен был послать учеников Своих к язычникам уже после креста, и между тем видит, что язычники сами идут к Нему, — то и говорит: время идти на крест. Не прежде Он послал их, — чтобы это служило свидетельством против иудеев. До тех пор, пока (иудеи) самым делом не отвергли Его, пока не предали Его распятию, Он не говорил: «идите, научите все народы» (Мф. 28:19), а напротив: «на путь к язычникам не ходите» (Мф. 10:5), и: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева», и: «нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Мф. 15:24, 26). Но когда они возненавидели Его и возненавидели до того, что предали на смерть, то уже бесполезно было продолжать заниматься ими, в то время, как они отвергают Его. А они действительно отреклись от Него, сказав: «нет у нас царя, кроме кесаря» (Ин. 19:15). Тогда уже и Он их оставил, когда они Его оставили. Потому–то Он и говорит: «сколько раз хотел Я собрать детей» ваших, «и вы не захотели» (Мф. 23:37). Что значит, «если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет»? Это Он говорит о кресте. Чтобы (ученики) не смущались мыслью, что Он умерщвлен в то самое время, когда и язычники начали приходить к Нему, — Он говорит, что это–то самое в особенности и будет содействовать обращению язычников и распространению Его проповеди. Но как слова не так сильно убеждали их, то Он уверяет их в том же действительным опытом, говоря, что так бывает и с пшеницей, — она приносит больший плод, когда умрет. Если же так бывает с семенами, то тем более со Мною. Но ученики не поняли Его слов. Это евангелист постоянно выставляет на вид, желая извинить их бегство впоследствии времени. Такую же речь вел и Павел, рассуждая о воскресении.

3. Какое же после этого будут иметь оправдание неверующие воскресению, когда оно ежедневно представляется в семенах, и в растениях, и при нашем рождении? Ведь прежде нужно истлеть семени, и потом уже бывает рождение. Впрочем, говоря вообще, — где действует Бог, там нет нужды в умствованиях. Каким образом Он сотворил нас из ничего? Это я говорю христианам, которые говорят о себе, что веруют Писанию. Но я скажу нечто и на основании умствований человеческих. Одни из людей живут порочно, другие добродетельно; но из числа порочных многие доживают до глубокой старости, наслаждаясь счастьем, а с людьми добродетельными бывает противное. Когда же каждый из них получит по заслугам? В какое время? Это так, говорят, но не будет воскресения тел. А разве они не слышат, что сказал Павел: «тленному сему надлежит облечься в нетление» (1 Кор. 15:53)? Здесь речь не о душе, потому что душа не подлежит тлению. Да и восстание свойственно тому, что пало; а пало тело. И почему ты не хочешь (допустить) воскресения тел? Разве это невозможно для Бога? Но говорить так — дело крайнего безумия. Или неприлично? Почему же неприлично, чтобы существо тленное, участвовавшее в труде и смерти, приняло участие и в венцах? Если бы было неприлично, то оно не было бы сотворено в начале и Христос не принял бы на Себя плоти. А что Он и принял, и воскресил ее, — послушай, как Он говорит: «вложи» персты и «посмотри, ибо дух» костей и жил «не имеет» (Ин. 20:27; Лк. 24:39). Зачем также Он воскресил Лазаря, если лучше воскреснуть без тела? Зачем поставляет это в ряду чудес и благодеяний? Да зачем и вообще дал пищу? Нет, возлюбленные, не обольщайтесь еретиками. Есть, подлинно, и воскресение есть и суд; отвергают их только те, которые не хотят дать отчета в своих делах. И притом воскресение должно быть такое же, каково было и воскресение Христово, — потому что Христос есть «начаток, первенец из мертвых» (Кол. 1:18). Но если воскресение состоит в очищении души и освобождении от грехов, а Христос не согрешил, то как мы избавились от клятвы? Да и как Он говорит: «идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего» (Ин. 14:30)? Ведь это значит, что Он безгрешен. Итак, по их мнению Христос или не воскрес, или, если воскрес, то до воскресения согрешил. Но Он и воскрес, и греха не сотворил; следовательно воскрес телом. А то нечестивое учение есть не что иное, как порождение тщеславия. Будем же избегать этой болезни, ибо сказано «худые сообщества развращают добрые нравы» (1 Кор. 15:33). Это не учение апостольское; Маркион и Валентин — вот кто это выдумал. Будем же убегать этого, возлюбленные. Ведь при неправых догматах нет никакой пользы и от доброй жизни, точно так же, как и наоборот, — здравые догматы бесполезны при порочной жизни. Эллины породили это, а они (еретики) распространили, заняв у языческих философов и утверждая как то, что вещество несозданно, так и многое тому подобное. Таким образом, как сказали они, что, если бы не было несозданного вещества, то не было бы и Творца, так отвергли и воскресение. Но не будем внимать им, зная всемогущую силу Божию, — не будем внимать. Это я говорю вам; с своей же стороны мы не откажемся вступить с ними в борьбу. Человек безоружный и беззащитный легко может быть пленен, хотя бы он вступил в борьбу с слабым, хотя бы он был сильнее его. Если бы вы внимали Писанию и каждодневно упражнялись в нем, я не стал бы убеждать вас избегать борьбы с ними, а напротив даже советовал бы сразиться с ними, потому что истина сильна. Но как вы не умеете пользоваться Писание, то я и боюсь за эту борьбу, чтобы они, застав вас безоружными, не низложили вас. На самом деле, нет ничего слабее их, потому что они лишены помощи от Духа. Если же они пользуются мудростью языческой, то этому не должно удивляться, а напротив стоит посмеяться, что они руководствуются глупыми наставниками. Действительно, эти наставники ни о Боге, ни о твари не могли дойти ни до чего истинного; но что у нас теперь знает всякая вдовица, того не знал и сам Пифагор. Они говорили, например, что душа бывает то растением, то рыбой, то псом. Ужели таких, скажи мне, следует слушать? Какое же для этого основание? Они велики на улицах, отращивают красивые волосы и одеваются в плащи, — этим и ограничивается их любомудрие. А посмотришь внутрь, все — прах и пепел, нет ничего здорового, но «гортань их — открытый гроб» (Пс. 5:10), все полно нечистоты и тления, и все догматы их исполнены червей. Так первый между ними почитал богом воду, следующий за ним — огонь, третий — воздух; все же полагали найти его в телах. Ужели же, скажи мне, следует удивляться таким, которые не имели даже понятия о бестелесном Боге? Если же они наконец и приобрели (понятие), то это было уже после того, как в Египте они вошли в сношение с нашими. Но чтобы не возбудить между вами большого шума, я здесь окончу свое слова. Если бы я начал подробно излагать их мнения, как рассуждали они о Боге, как — о веществе, как — о душе, как — о телах, то последовал бы великий смех. Притом они и не нуждаются в нашем опровержении, — они сами опровергли друг друга. Так, написавший против нас книгу о веществе, сам себя опроверг. Потому, чтобы не утруждать вас понапрасну и не развивать перед вами лабиринта слов, — вместо всего этого я скажу вам, что надобно внимать божественному Писанию и не вступать в бесполезные словопрения. Это же внушает и Павел Тимофею (2 Тим. 2:14), не смотря на то, что последний был исполнен великой мудрости и имел силу чудотворений. Последуем же его внушению и, оставив пустословие, будем заниматься делами, то есть, братолюбием и страннолюбием, и особенно позаботимся о милостыне, чтобы достигнуть обетованных благ по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 67

«Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную. Кто Мне служит, Мне да последует» (Ин. 12:25, 26).

1. О том, кто любя свою жизнь, губит ее. — 2. Крест как путь к славе. — Изгнание диавола из мира смертию как путь к славе. — Изгнание диавола из мира смертию Иисуса Христа. — 3. Предсказание Иисуса Христа о своем воскресении и обеде. — Против алчности, стремящейся к разорению других.

1. Сладостна настоящая жизнь и заключает в себе много приятного, но не для всех, а только для привязанных к ней. Если же кто посмотрит на небо и увидит тамошние блага, тот скоро станет пренебрегать этой жизнью и ставить ее ни во что. Ведь и телесная красота, пока нет другой — лучшей, возбуждает удивление; а когда явится красота лучшая, прежнею начинают пренебрегать. Так и мы, если станем смотреть на ту красоту и созерцать благолепие тамошнего царства, — скоро освободимся от настоящих уз, так как привязанность к настоящему действительно есть некоторого рода узы. К этому–то и приводит нас Христос, когда говорит: «Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную. Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет» (ст. 25, 26). Слова эти походят, по–видимому, на загадку; но они — не загадка, в них заключается великая мудрость. Каким же образом «любящий душу свою» погубит ее? Когда кто исполняет ее неуместные пожелания, когда кто угождает ей больше, чем должно. Потому–то некто и дает такое наставление: «не ходи вслед похотей» души твоей (Сир. 18:30). Чрез это ты погубишь ее, потому что (похоть) отдаляет от пути, ведущего к добродетели. Точно также и наоборот, «ненавидящий» душу свою «в мире сем», спасет ее. Что значит: «ненавидящий» душу свою? Это означает того, кто не слушает ее, когда она внушает что–нибудь вредное. Но не сказал: кто не слушает ее, а: «ненавидящий» ее. Как мы не можем ни слышать голоса ненавидимых нами, ни видеть лица их равнодушно, так точно мы должны крайне отвращаться и от души, когда она внушает нам что–нибудь неугодное Богу. Так как (Христос) намеревался уже беседовать с учениками о смерти, и именно о Своей смерти, и предвидел их скорбь и уныние, то и употребляет усиленную речь, говоря: что сказать о том, что вы не можете перенести с твердостью Моей смерти? Ведь если и сами вы не умрете, — для вас не будет никакой пользы. Но смотри, как Он и смягчает Свою речь. Человеку, любящему свою душу, очень тяжело и прискорбно было услышать, что он должен умереть. И нужно ли говорить о временах древних, когда и ныне мы найдем много людей, которые, не смотря на то, что убеждены в будущем, охотно решаются все перенести, лишь бы насладиться настоящей жизнью, — которые, смотря на здания, на изобретения и произведения искусств, со слезами приговаривают: как много замышляет человек, и между тем — обращается в прах! До такой степени сильна привязанность к настоящей жизни! Итак, чтобы разрешить эти узы, Христос говорит: «ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную». А что Он сказал это ученикам с тем, чтобы ободрить их и удалить от них страх, это видно из дальнейших слов: «кто Мне служит, Мне да последует». Здесь Он говорит о смерти и требует последования самым делом. Слуга непременно должен следовать за тем, кому служит. И заметь, в какое время Он беседует с ними об этом; не тогда, кода они были гонимы, но когда были совершенно спокойны, — когда, пользуясь от многих почетом и услугами, почитали себя в совершенно безопасности, — когда могли быть бодры духом и услышать: «и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24), т. е., должен быть всегда готов на опасности, на смерть, на переселение из этой жизни. Вслед за тем, так как Он сказал прискорбные слова, — предлагает и награду. В чем же эта награда? В том, что будут следовать за Ним и будут там, где Он. Этим Он показал, что за смертью последует воскресение. «где Я», говорит Он, «там и слуга Мой будет». Где же Христос? На небесах. Итак, переселимся туда душою и умом еще и прежде воскресения. «Кто Мне служит» возлюбит «того Отец» (Ин. 12:26). Почему Он не сказал: Я возлюблю? Потому что ученики еще не имели о Нем надлежащего понятия, а думали более великое об Отце. Ведь они не знали и того, что Ему надлежало воскреснуть: как же могли помышлять о Нем что–нибудь великое? Потому–то и сынам Зеведеевым Он говорит: «не от Меня [зависит], но кому уготовано Отцем Моим» (Мф. 20:23), — хотя Он и сам судия. А здесь Он представляет и Свое истинное сыновство, потому что Отец примет слуг Его, как слуг Своего истинного Сына. «Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего» (ст. 27). Так говорить, по–видимому, не следовало бы тому, кто убеждает идти на смерть; но на самом деле эти слова особенно приличны такому человеку. Чтобы не сказали, что Ему легко любомудрствовать о смерти, когда Он сам не доступен для человеческих страданий, легко убеждать нас, когда Он сам вне опасности, — Он показывает, что и Он страшится смерти, и однако же для пользы (других) не отказывается умереть. Впрочем, это относится к воспринятому Им человечеству, а не к божеству. Поэтому Он говорит: «Душа Моя теперь возмутилась». (А если не так, то какая будет последовательность между этими словами и следующими: «Отче! избавь Меня от часа сего»?) И (душа Его) до того была возмущена, что Он даже искал бы избавления (от смерти), если бы только можно было ее избежать.

2. Это — немощи человеческой природы. Но Я, говорит Он, не могу ничего сказать, прося избавления, потому что «на сей час Я и пришел» (Ин. 12:27). Как бы так говорил Он: хотя смерть и приводит нас в трепет и смущение, но все же мы не должны избегать ее. Ведь и Я возмущен ныне, но не говорю об избавлении от смерти, потому что надобно переносить то, чему следует быть. Не говорю: избавь Меня от часа сего, но что? «Отче! прославь имя Твое» (ст. 28). Хотя смущение и заставляет Меня говорить те слова, но Я говорю противное: «прославь имя Твое», то есть, возведи уже (Меня) на крест. В этом ясно обнаруживаются свойства человеческие и природа, которая не хочет смерти, но привязана к настоящей жизни. Это показывает, что (Христос) был не чужд человеческих ощущений. Как голод и сон не составляет преступления, так точно и привязанность к настоящей жизни. Иисус Христос имел тело, только чистое от грехов, но не лишенное естественных потребностей; иначе оно не было бы и телом. Этим же самым Он внушает нам и нечто другое. Что же именно? Чтобы мы даже и тогда, как случится нам быть в страхе и томлении, не уклонялись от того, что нам назначено. «Отче! прославь имя Твое». Этим показывает, что умирает за истину; смерть Свою называет славою Божиею. Это и сбылось после креста: тогда вся вселенная должна была обратиться, познать имя Божие и служить Богу; и имя не только Отца, но и Сына, хотя (Христос) об этом умалчивает. «Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю» (ст. 28). Когда прославил? В предшествовавших событиях. «И еще прославлю» — после креста. Что же Христос? «Не для Меня был глас сей», но вас ради. А иудеи подумали, что это был гром, или что ангел говорил Ему. Почему же они так думали? Разве голос был не ясен и не внятен? Нет, они были люди грубые, плотские, беспечные, и потому голос тотчас исчез для них. Одни из них удержали только звук, а другие, хотя и знали, что это был голос членораздельный, но что он означал, не знали. Что же Христос? «Не для Меня был глас сей», но вас ради. Для чего Он сказал это? Для опровержения того, что они постоянно говорили, будто Он не от Бога. В самом деле, мог ли быть не от Бога тот, кого Бог прославляет и кем имя Божие прославляется? Для этого–то и глас снизошел; для этого и сам Он говорит: «Не для Меня был глас сей», но вас ради; не для того, чтобы Я из него узнал что–нибудь, чего прежде не знал, — Я знаю все Отчее, — но для вас. Так как они говорили, что ангел говорил Ему или что это был гром, а (слов) не слышали, то (Христос) говорит, что это было для вас, чтобы хоть таким образом заставить их спросить, что было сказано. Но они, будучи поражены, не спросили и тогда, как услышали, что это относилось к ним. А кто не знал, к кому относилось сказанное, для того, естественно, голос мог показаться невразумительным. «Был глас сей для народа». Видишь ли, что все уничиженное бывает для них, а не потому, будто бы Сын имел нужду в помощи? «Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего» повержен «будет» долу (ст. 31). Какую это имеет связь с словами: «прославил и прославлю»? Очень близкую и весьма тесную. Так как Он сказал: «прославлю», то показывает и самый способ прославления. Какой же это способ? Тот, говорит, что он будет повержен долу. Что же значит: «суд миру сему»? Как бы так говорит: будет суд и отмщение. Как это и каким образом? (Диавол) умертвил первого человека, найдя его повинным греху (так как смерть вошла через грех). Но во Мне он этого не нашел; за что же он напал на Меня и предал смерти? Зачем вложил в душу Иуды мысль погубить Меня? Не говори мне теперь, что Бог так устроил, что это дело не диавола, а Божией премудрости. Будем пока рассматривать лишь мысль этого злого существа. Итак, каким же образом мир судится во Мне? Диаволу, как бы на суде, будет сказано: пусть ты всех умертвил, потому что нашел их виновными во грехе; но за что Христа умертвил? Не явно ли, что несправедливо? Поэтому чрез Него тебе будет отмщение за весь мир. А чтобы это было очевиднее, я объясню примером. Представь себе какого–нибудь свирепого тирана, который всех, кто ни попадется ему, подвергает различным жестокостям. Если этот человек, встретив царя или царского сына, несправедливо умертвит и его, то смерть этого последнего может отомстить ему и за всех прочих. Представь себе еще, что какой–нибудь заимодавец, взыскивая с своих должников, будет бить их и сажать в тюрьму; потом, по той же жестокости, заключит также в темницу и того, кто ему нисколько не должен. В этом случае он будет наказан и за то, что он сделал другим, — именно, тот убьет его.

3. Так точно было и с Сыном (Божиим). Из–за того, что диавол дерзнул сделать со Христом, он получит наказание за все, что причинил нам. И что (Христос) указывает именно на это, видно из того, что Он говорит: «ныне князь мира сего» будет низвержен Моею смертью. «И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе» (ст. 32), т. е. и язычников. А чтобы кто–нибудь не сказал: как же он будет низвержен, если он победит и Тебя самого? — говорит: не победит; да и не может ли это быть, когда Я и других привлеку к Себе? И не говорит о воскресении, но о том, что важнее воскресения: «всех привлеку к Себе». Если бы сказал: воскресну, то еще не видно было бы, что уверуют в Него, но сказав: уверуют — Он тем высказал и то и другое, — что Он и воскреснет, потому что, если бы Он оставался мертвым и был простым человеком, тогда никто бы не уверовал. «Всех привлеку к Себе». А как же Он говорит, что Отец привлекает? Это значит, что Отец привлекает, когда привлекает Сын. «Привлеку», говорит Он, так как их держит тиран и сами по себе они не могут придти и освободиться из его рук, потому что он не пускает их. В другом месте это называет (Христос) хищением. «Никто, войдя в дом сильного, не может расхитить вещей его, если прежде не свяжет сильного, и тогда расхитит дом его» (Мк. 3:27), — так говорит Он, изображая силу (врага). Следовательно, что там назвал Он хищением, то здесь называет привлечением. Итак, зная это, восстанем и прославим Бога, не верою только, но жизнью; а иначе это будет не слава, а хула. Не столько хулится Бог нечистой жизнью язычника, сколько развращением христианина. Поэтому, прошу вас, старайтесь всячески о прославлении Бога. Горе, сказано, тому рабу, которым имя Божие хулится. А когда будет горе, тогда тотчас последует всякое наказание и мучение. Напротив, блажен тот, кем имя Божие прославляется. Так не будем же жить, как во тьме, но постараемся избегать всяких грехов, а особенно тех, которые клонятся к общему вреду, потому что ими–то особенно и наносится хула Богу. Какое, в самом деле, мы получим прощение, когда, обязанные, по заповеди, давать другим, мы будем похищать чужое? Какая будет для нас надежда на спасение? Ты будешь наказан, если не напитаешь алчущего: какое же получишь помилование, если обнажишь одетого? Мы постоянно говорим это, и не перестанем говорить. Может быть, не послушавшие сегодня послушают в следующие дни; если же некоторые и останутся непреклонными, то все же, по крайней мере, мы будем правы на суде, потому что исполнили свое дело. Но дай Бог, чтобы эти слова и нас не приводили в стыд, и вас не заставляли закрываться. Дай Бог всем с дерзновением стать пред судилищем Христовым, чтобы и мы могли похвалиться вами, и для своих зол найти какое–нибудь облегчение в вашем добром имени, о Христе Иисусе Господе нашем, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава во веки. Аминь.

БЕСЕДА 68

«Народ отвечал Ему: мы слышали из закона, что Христос пребывает вовек; как же Ты говоришь, что должно вознесену быть Сыну Человеческому? кто Этот Сын Человеческий?» (Ин. 12:34).

1. Смерть не препятствует Иисусу Христу пребывать вечно. — 2. Пророчества не принуждают буквально понимать различные способы выражения Св. Писания. — 3. Нужно всячески стараться о том, чтобы не отчуждаться от Бога. — О человеколюбии к ближним.

1. Ложь бессильна и легко изобличается, хотя снаружи и разрисована многоразличными красками. Как те, которые покрывают смазкой стены, близкие к разрушению, чрез эту смазку не могут поправить их, так и люди, когда говорят ложь, легко изобличаются. Так именно случилось и теперь с иудеями. Когда Христос сказал: «когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе» (Ин. 12:32), — они возражают: «мы слышали из закона, что Христос пребывает вовек; как же Ты говоришь, что должно вознесену быть Сыну Человеческому? кто Этот Сын Человеческий?» Итак, они знали, что Христос есть лицо бессмертное и имеет жизнь бесконечную. Следовательно, понимали и то, что Он говорил. Да и в Писании во многих местах говорится вместе и о страдании, и о воскресении. Так например Исаия поставляет то и другое вместе, когда говорит: «как овца, веден был Он на заклание» (Ис. 53:7), и так далее; и Давид во втором псалме, равно как и во многих других, соединяет то и другое; и патриарх (Иаков), сказав: «преклонился он, лег, как лев», присовокупил: «и как львица: кто поднимет его» (Быт. 49:9)? — чем указывает вместе и на страдание, и на воскресение. Но иудеи потому говорят, что Христос пребывает во век, что этим думали заградить Ему уста и показать, что Он не Христос. И смотри, какая злонамеренность! Не сказали: мы слышали, что Христос не должен страдать, не должен быть распят; но: «что пребывает вовек», — хотя эти слова и не составляют возражения, потому что страдание не было препятствием к бессмертию. Отсюда можно видеть, что они понимали многое, что могло казаться обоюдным, и что они по доброй воле поступали злонамеренно. Так как выше Христос беседовал о смерти, то они, услышав здесь слово: «вознесену быть», пришли именно к мысли о смерти. Затем говорят: «кто Этот Сын Человеческий»? И это также с злым умыслом. Не подумай, говорят они, что мы разумеем здесь Тебя, и не говори, будто мы противоречим Тебе по вражде с Тобою. Вот мы даже и не знаем, о ком Ты говоришь, и все же однако высказываем свое мнение. Что же Христос? Желая заградить им уста и показать, что Его страдания нисколько не препятствуют Ему пребывать во век, Он говорит: «еще на малое время свет есть с вами» (ст. 35). Этим показывает, что смерть Его есть только преставление, так как и солнечный свет не исчезает совершенно, но, скрывшись на краткое время, снова является. «Ходите, пока есть свет». О каком времени говорит Он здесь? Разумеет ли всю настоящую жизнь, или только время до креста? Я думаю, — и то и другое, потому что, по неизреченному Его человеколюбию, многие уверовали в Него и после креста. А говорит Он это для того, чтобы побудить их к вере, что и прежде делал, когда говорил: «еще недолго быть Мне с вами» (Ин. 7:33). «Ходящий во тьме не знает, куда идет» (ст. 35). В самом деле, чего не делают теперь иудеи, и однако же не знают, что делают, но ходят как бы во тьме. Думают, что идут противоположным путем; соблюдают субботу, хранят закон, наблюдают правила касательно пищи, но не знают, куда идут. Потому и говорил: «веруйте в свет, да будете сынами света» (ст. 36), т. е., Моими сынами. В начале евангелист говорит (о верующих), что они «ни от крови, ни от хотения плоти, но от Бога родились» (Ин. 1:13), т. е., от Отца, — а здесь говорится о самом (Христе), что Он их рождает, чтобы ты знал, что у Отца и Сына одно действие. «Сказав это, Иисус отошел и скрылся от них» (ст. 36). Зачем Он теперь скрывается? Ведь не подняли против Него камней и не сказали никакой хулы, как было прежде: зачем же Он скрылся? Проникая в сердца их, Он знал, что в душе они ожесточились против Него, хотя и ничего не говорили; знал, что они кипели и готовы были убить Его, и не ожидал, пока дойдут они до самого дела, но скрылся, чтобы укротить их ненависть. Смотри, как на это указал и евангелист: он сейчас же присовокупил: «столько чудес сотворил Он пред ними, и они не веровали в Него» (ст. 37). Какие это знамения? Знамения, о которых евангелист умолчал. Да это же видно и из последующего. После того, как Он удалился и уступил им, Он снова приходит и кротко беседует с ними, говоря таким образом: «верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня» (ст. 44). И заметь, как Он (обыкновенно) поступает: начинает речь скромно и уничиженно, относя все к Отцу, а потом возвышает Свое слово. Когда же видит, что они приходят в ярость, — удаляется, а потом снова является и снова начинает речь уничиженную. Когда же Он так поступал? Скажи лучше, когда Он так не поступал? Вот, смотри, как Он говорит сначала: «как слышу, так и сужу» (Ин. 5:30); затем возвышеннее: «как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» (Ин. 5:21); и опять: «Я не сужу» вас, иной «есть Судящий» (Ин. 8:15, 50); а потом опять удаляется. Затем, явившись в Галилее, говорит: «старайтесь не о пище тленной» (Ин. 6:27); и, сказав о Себе великое, именно — что Он сошел с неба, что Он дает живот вечный, снова уходит. А в праздник кущей опять является и поступает точно таким же образом.

2. Да и постоянно, как всякий может видеть, Он разнообразит таким образом свое учение: то приходит, то уходит, то говорит смиренно, то возвышенно. Так точно Он поступил и здесь. «Столько чудес сотворил Он пред ними», говорит, «и они не веровали в Него, да сбудется слово Исаии пророка: Господи! кто поверил слышанному от нас? и кому открылась мышца Господня» (Ин. 12:37, 38)? И опять: «потому не могли они веровать, что, как еще сказал Исаия: «слухом услышите — и не уразумеете». Сие сказал Исаия, когда видел славу Его и говорил о Нем» (ст. 39, 41; сн. Ис. 6:9). Вот опять слова «как» и «сказал» означают не причину, а следствие. Не потому иудеи не веровали, что так сказал Исаия, но потому сказал так Исаия, что они не будут веровать. Почему же евангелист говорит не так, а напротив как будто представляет неверие следствием пророчества, а не пророчество — следствием неверия? В дальнейших же словах он тоже самое выражает еще сильнее, говоря так: «потому не могли они веровать, что, как сказал Исаия». Этим он хочет яснее доказать, что Писание не ложно и что предсказанное им совершилось не иначе, а именно так, как было предсказано. А чтобы кто–нибудь не сказал: зачем же и пришел Христос? Или Он не знал, что Его не будут слушать? — для этого и приводит пророков, показывая, что и они это знали. Пришел же Христос для того, чтобы не имели никакого извинения в своем грехе. Что предсказал пророк, то предсказал потому, что так непременно будет. А если бы не должно было непременно совершиться, то он и не предсказал бы; но оно должно было непременно совершиться, потому что (иудеи) были неизлечимы.

Если же и поставлено здесь слово: «не могли», то оно значит тоже, что — не хотели. И ты не удивляйся этому. Вот и в другом месте говорится: «кто может вместить, да вместит» (Мф. 19:12). Так и во многих местах Писание обыкновенно употребляет слово: возможность, в смысле хотения; вот например еще: «вас мир не может ненавидеть, а Меня ненавидит» (Ин. 7:7). Да это же самое, как всякий может видеть, бывает и в обыкновенном разговоре. Так, когда кто говорит: я не могу полюбить такого–то, то под возможностью разумеет особенную силу хотения; точно также такой–то не может быть добрым. Да и пророк как говорит? «Может ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс — пятна свои», и народ сей возможет ли «делать доброе, привыкнув делать злое» (Иер. 13:23). Не то разумеет он, будто совершение добродетели для этих людей невозможно; но что они не хотят того, потому и не могут. И слова евангелиста выражают только то, что пророку невозможно было сказать ложь. Но никак нельзя сказать, чтобы поэтому самому иудеям невозможно было уверовать. Пророк мог остаться верным и в том случае, если бы они уверовали, — он бы того и не предсказал. Так почему же, скажешь, Писание не выразилось таким образом? В Писании есть некоторые подобные особенности, а потому надобно подчиняться его правилам. «Сие сказал, когда видел славу Его». Чью славу? Отца. Как же Иоанн прилагает эти слова к Сыну, а Павел к Св. Духу? Это они говорят не потому, будто смешивают ипостаси, а чтобы показать, что у Них одно достоинство: что принадлежит Отцу, то принадлежит и Сыну, а принадлежащее Сыну принадлежит и Св. Духу. Хотя многое (Бог) изрек чрез ангелов, однако же никто не говорит: как сказал ангел, но: как сказал Бог; что изречено Богом чрез Ангелов, то принадлежит Богу, но принадлежащее Богу еще не принадлежит ангелам. А здесь (апостол) говорит, что это слова Духа (Деян. 26:25–26). «И говорил о Нем». Что говорил? «Видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном» (Ис. 6:1), и проч. Итак, славою он называет здесь видение, дым, слышание неизреченных таинств, зрение серафимов, молнию, исходящую от престола, на которую не могли смотреть те силы. «и говорил о Нем». Что говорил? Что он слышал голос, говоривший ему: «кого Мне послать? и кто пойдет? И я сказал: вот я, пошли меня. И сказал Он: слухом услышите — и не уразумеете, и очами смотреть будете — и не увидите. Народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем» (Ис. 6:8, 9; сн. Ин. 12:40). Вот опять новое недоумение; но его не будет, если вникнем в дело надлежащим образом. Как солнце поражает глаза больных, но не потому, чтобы оно имело такое свойство, так бывает и с теми, кто не внимает словам Божиим. В этом же смысле говорится и о фараоне, что ожесточило его сердце. Так бывает и с теми, которые каким–нибудь образом противятся словам Божиим. И это — особенность Писания, равно как и выражения: «предал их Бог превратному уму» (Рим. 1:28); и: «уделил народам» (Втор. 4:19); это значит — позволил, попустил. В этих местах выражено не то, будто Бог и это производит, но показывается, что это происходит от злобы других. Когда мы бываем оставлены Богом, тогда предаемся диаволу; а предавшись диаволу, подвергаемся бесчисленным бедствиям. Итак, чтобы устрашить слушателя, говорит: «ожесточил», и: «предал». А что Бог не только не предает нас, но и не оставляет, если мы сами того не захотим, — послушай, что говорит: не «беззакония» ли «ваши произвели разделение между вами и» между Мною (Ис. 59:2)? И еще: «удаляющие себя от Тебя гибнут» (Пс. 72:27); а Осия говорит: «ты забыл закон Бога твоего, и Я забуду» тебя (Ос. 4:6). И сам Христос в Евангелии: «сколько раз хотел Я собрать чад твоих, и вы не захотели» (Лк. 13:34). И опять Исаия: «Я приходил, никого не было, Я звал, никто не отвечал» (Ис. 50:2). Говоря таким образом, показывает, что мы сами полагаем начало оставлению нас Богом, сами бываем виновны в своей погибели. А Бог не только не хочет ни оставлять нас, ни наказывать, но когда и наказывает, — делает это против Своего желания. «Я не хочу», говорит Он, «смерти умирающего, но обратитесь, и живите» (Иез. 18:32). А Христос даже плачет о разрушении Иерусалима, как поступаем и мы в отношении к своим друзьям.

3. Итак, зная это, будем употреблять все меры, чтобы не отпасть от Бога, и постараемся иметь попечение о своей душе и любовь друг к другу; не будем отторгать от себя своих членов, — это свойственно беснующимся и умалишенным, — но чем в худшем найдем их положении, тем большую покажем об них заботливость. Ведь мы часто видим людей, одержимых упорными и неисцелимыми телесными недугами, и однако же не перестаем прилагать к ним врачевства. Что например хуже подагры? Что — хирагры? Но разве мы отсекаем из–за этого члены? Вовсе нет. Напротив, употребляем все меры, чтобы получить хоть какое–нибудь облегчение, если уж нет возможности уврачевать болезнь. Так же будем поступать и с своими братьями: хотя бы они страдали неисцелимыми болезнями, будем неотступно заботиться об их исцелении и носить тяготы друг друга. Чрез это мы исполним и закон Христов, и достигнем обетованных благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 69

«Впрочем, и из начальников многие уверовали в Него; но ради фарисеев не исповедывали, чтобы не быть отлученными от синагоги, ибо возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию» (Ин. 12:42, 43).

1. Любостяжание очень опасная болезнь. — 2. О единосущии Отца и Сына. — 3. Должно избегать тщеславия, яд которого распространяется повсюду. — Против роскоши женщин. — Увещание к милостыне. — Женщины должны оставить роскошь, чтобы можно было располагать своих мужей к подаянию милостыни.

1. Мы должны избегать всех вообще душевредных страстей, но особенно тех из них, которые и сами из себя рождают много грехов. Таково, напр., сребролюбие. Оно и само по себе тяжкая болезнь, но становится еще тяжелее потому, что оно корень и мать всех зол. Таково же и тщеславие. Вот, например, и эти (начальники иудейские) отторглись от веры по любви к славе. «И из начальников», говорит Писание, «многие уверовали в Него; но» иудеев «ради не исповедывали, чтобы не быть отлученными от синагоги». Так точно и (Христос) еще прежде говорил им: «как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете» (Ин. 5:44)? Следовательно они были не князья, а рабы, и рабы самые низкие. Впрочем, впоследствии и этот страх исчез. При апостолах мы нигде не встречаем одержимых этой болезнью; при них обращались к вере и князья, и священники; ниспосланная благодать Святого Духа всех их сделала тверже адаманта. Но так как теперь это служило еще для них препятствием к вере, то послушай, что говорит Христос: «верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня» (ст. 44). Как бы так говорил Он: что боитесь вы уверовать в Меня? Вера в Меня, равно как и неверие, через Меня переходят к Богу. Смотри, как всегда и во всем обнаруживает Он совершенное равенство Своего существа. И не сказал: кто верует Мне, — чтобы кто не подумал, будто Он здесь говорит о Своих словах, — что можно было сказать и о людях, напр., кто верует апостолам, верует не им, а Богу. Но чтобы ты знал, что Он здесь говорит о вере в Свое существо, Он не сказал: кто верует Моим словам, но: «верующий в Меня». Но почему, скажешь, Он нигде не сказал наоборот: кто верует в Отца, верует не в Отца, а в Меня? Потому что возразили бы: вот мы веруем в Отца, а в Тебя не веруем. Ведь они были еще очень немощны. Потому, беседуя с учениками, Он сказал так: «веруйте в Бога, и в Меня веруйте» (Ин. 14:1); а с иудеями — видя, что они, по своей немощи, еще не могут услышать такие слова, ведет речь иначе; им Он показывает, что невозможно уверовать в Отца, не уверовав в Него. И чтобы ты не подумал, будто это сказано в том же смысле, в каком может быть сказано и в отношении к человеку, Он присовокупляет: «видящий Меня видит Пославшего Меня» (ст. 45). Что же? Значит Бог — существо телесное? Вовсе нет. Христос говорит здесь о видении умственном, и тем опять показывает Свое единосущие. Но что значат слова: «верующий в Меня»? Это тоже, как если бы кто сказал: кто берет воду в реке, берет ее не из реки, а из источника; а впрочем, и это еще весьма слабое подобие настоящего предмета. «Я свет пришел в мир» (ст. 46). Так как Отец везде называется светом, и в ветхом и в новом завете, то и Он прилагает к Себе это название; поэтому и Павел, научившись отсюда, называет Его сиянием. Вообще Он здесь показывает великое сродство с Отцом и не полагает никакого различия, потому что вера в Него, говорит, не к Нему относится, а переходит к Отцу. А светом Он Себя назвал потому, что Он уничтожает заблуждение и рассеивает умственный мрак. «Если кто» Меня не слушает, «Я не сужу его, ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир» (ст. 47). Чтобы не подумали, будто Он по немощи не обращал внимания на тех, которые пренебрегали Им, для этого Он сказал: «пришел не судить мир».

2. Потом, чтобы не сделались от этого нерадивее, узнав, что если верующий получает спасение, за то и неверующий не подвергается наказанию, — смотри, как Он поставляет им на вид и страшный суд, присовокупляя следующие слова: «Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе» (ст. 48). Но если «Отец не судит никого» (Ин. 5:22) и Ты пришел не с тем, чтобы судить мир, так кто же его будет судить? «Слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день» (ст. 48). Так как они говорили, будто Он не от Бога, то Он и сказал так, показывая, что для них тогда не будет возможности говорить это, но слова, которые Я изрек ныне, предстанут вместо обвинителя, будут обличать их и отнимут у них всякое оправдание. «Слово, которое Я говорил». Какое слово? «Ибо Я» не сам от Себя пришел, «но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (ст. 49) — и все другие подобные слова. Следовательно, это говорилось так только для них, чтобы они не могли иметь никакого предлога к извинению. В противном случае, какое (Христос) будет иметь преимущество пред Исаиею? Ведь этот последний говорит тоже самое: «Господь Бог дал Мне язык мудрых, чтобы Я мог словом подкреплять изнемогающего» (Ис. 50:4). Какое пред Иеремиею, который также, когда был послан, получил вдохновение? Какое — пред Иезекиилем? Ведь и этот говорил после того, как поглотил свиток. Притом же, те, которые будут слушать Его слова, были бы причиной Его знания. Если Он получил заповедь, что Ему говорить, только тогда, когда был посылаем, то наконец ты должен будешь сознаться, что Он того не знал прежде, чем был послан. А что может быть нечестивее этих слов, если кто станет принимать их в этом смысле и не позаботится узнать причину их уничиженности? Апостол Павел говорит, что даже ученики знали, «что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим. 12:2): Сыну ли не знать до тех пор, пока Он не получил заповеди? Есть ли в этом какая–нибудь сообразность? Видишь, что Он говорит с чрезвычайным уничижением для того, чтобы и иудеев привлечь к Себе, и на последующих людей наложить молчание? Итак, для того Он говорит по–человечески, чтобы хотя этим способом понудить их к тому, чтобы они избегали всего низкого в Его словах, зная, что Он так говорит не по существу, а по немощи слушателей. «И Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная. Итак, что Я говорю, говорю, как сказал Мне Отец» (ст. 50). Видишь, как уничижены эти слова? Ведь кто получит заповедь, тот уже не господин над самим собою. А между тем, сам же Он говорит: «как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» (Ин. 5:21). Ужели же воскрешать, кого хочет, Он имеет власть, а говорить, что хочет, не имеет? Очевидно, Он этими словами хочет сказать вот что: неестественно, чтобы иное говорил Он, и иное высказывал Я. «И Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная». Это Он сказал против тех, которые почитали Его обманщиком и говорили, будто Он пришел на погибель. А словами: «Я не сужу» показывает, что Он нисколько не виновен в их погибели. Этим Он как бы так свидетельствует, намереваясь оставить их и больше не обращаться с ними: беседуя с вами, Я ничего не говорил собственно от Себя, но все от Отца. И для того Он заключает Свою беседу с ними словами уничиженными, чтобы сказать, что при самом конце таков был Мой последний голос к ним. Какой же именно? «Я говорю, как сказал Мне Отец». Если бы Я был противником Богу, Я бы сказал напротив, — что Я ничего не говорю угодного Богу, чтобы всю славу присвоить Себе; но Я все отношу к Нему, так что даже ничего Своего не говорю. Почему же вы не верите Мне, когда Я говорю, что Я получил заповедь, и когда с такою силою опровергаю ваше неправое мнение, будто Я противлюсь Отцу? Как получившим заповедь невозможно ни делать, ни говорить ничего другого, кроме того, что угодно пославшим их, до тех пор, пока они во всей точности не исполнят заповеди, так и Мне нельзя ни делать, ни говорить ничего другого кроме того, что хочет Отец. Что делаю Я, то творит Он, потому Он «есть со Мною; Отец не оставил Меня одного» (Ин. 8:29). Видишь, как Он всюду показывает, что Он тесно соединен с Своим Родителем и между Ними нет ничего посредствующего? И в том случае, когда Он говорит: «Я пришел не Сам от Себя» (Ин. 7:28), Он тем не власть у Себя отнимает, а уничижает лишь мысль, будто Он чужд и противен Богу. Ведь если люди властны сами над собою, то тем более единородный Сын. А что это справедливо, — послушай, что говорит Павел: «уничижил Себя Самого» (Фил. 2:7) и предал Себя за нас. Но, как я сказал, страшно, истинно страшно — тщеславие. Оно было причиною, что и эти люди не веровали, и другие худо веровали, и что слова, которые (Христос) говорил для их же самих — из человеколюбия, они обращали в повод к нечестию.

3. Итак, будем всячески избегать этого зверя. Он бывает различного рода и вида, и разливает свой яд на все, — и на сокровища, и на удовольствия, и на красоту телесную. Потому–то мы везде и переступаем границы нужды; оттого и роскошь в одежде, и большая толпа слуг; оттого пренебрегается умеренность во всем — и в домах, и в одежде, и в столе, а роскошь господствует. Ты хочешь наслаждаться славою? Подавай милостыню: тогда тебя похвалят ангелы, тогда тебя прославит Бог. А теперь вся слава достается на долю золотых дел мастеров и ткачей; ты же остаешься без венца и нередко видишь себя обременяемою проклятиями. Не обвешивай ты всем этим своего тела, а издержи все это на пропитание нищих, и со всех сторон будут рукоплескания, отовсюду — великая похвала. Тогда именно ты будешь этим обладать, когда будешь раздавать другим; а покуда ты пользуешься одна, ты не владеешь. Дом — не надежное хранилище; верное хранилище — это руки нищих. И зачем ты украшаешь тело, между тем как душа остается в небрежении и покрыта нечистотою? Зачем ты не столько заботишься о душе, сколько о теле? Ведь о ней следовало бы даже больше заботиться; по крайней же мере, возлюбленные, будем иметь о ней хоть такое же попечение. Скажи мне: если бы кто спросил у тебя, чего бы ты лучше желала — тело ли иметь чистое, здоровое и прекрасное, а одеяние носить бедное, или — иметь тело уродливое и больное, но ходить в золоте и щеголять убранством? Не гораздо ли скорее ты захотела бы иметь благообразие в самой природе своего тела, чем в пышности одежд? Ужели же ты по отношению к телу пожелаешь этого, а по отношению к душе — противного? Имея душу отвратительную, безобразную и черную, ужели ты думаешь что–нибудь выиграть чрез золотые украшения? Не крайнее ли это безумие? Обрати лучше эти украшения внутрь и этими ожерельями убери свою душу. Когда они лежат на теле, они не служат ни к его здоровью, ни к красоте. Ведь они не сделают ни черного белым, ни безобразного — красивым и благовидным. Но если ты украсишь ими душу, то скоро сделаешь ее из черной белою, из отвратительной и безобразной прекрасною и благовидною. И это не мое слово, но самого Господа, который говорит так: «если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю» (Ис. 1:18); и еще: «подавайте милостыню, тогда все будет у вас чисто» (Лк. 11:41). И не себя только, а и мужа своего ты сделаешь прекрасным, если будешь поступать таким образом. Когда мужья увидят, что вы оставили эти украшения. Тогда они уже не будут иметь надобности в больших издержках; а не имея этой надобности, они вовсе отстанут от любостяжания и будут более склонны к милостыне. Да и вы тогда в состоянии будете смело советовать им делать то, что следует; а теперь вы совершенно лишены этой власти. В самом деле, какими устами вы будете говорить им это? Какими глазами будете смотреть, требуя от мужей, чтобы они подавали милостыню, когда большую часть вы издерживаете на украшение тела? Тогда ты в состоянии будешь смело говорить мужу о милостыне, когда оставишь золотые украшения. И если бы даже ты нисколько в том не успела, — по крайней мере, ты исполнишь с своей стороны все; а впрочем невозможно, чтобы ты не убедила своего мужа, когда будешь говорить ему самыми делами. «Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа» (1 Кор. 7:16)? Потому, как теперь ты дашь ответ и за себя и за него, так если отложишь весь этот внешний блеск — получишь сугубый венец, и будешь торжествовать, нося венец вместе с мужем, в бесконечные веки, и будешь наслаждаться вечными благами, которых и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

Примечания

1

Св. Златоуст разумеет ариан, которые признавали Сына Божия существом достопоклоняемым, только не совечным и не единосущным Отцу.

(обратно)

2

Павел Самосатский, епископ антиохийский, еретик III–го века.

(обратно)

3

Так говорили ариане о Сыне Божием.

(обратно)

4

Здесь св. Златоуст имеет в виду выражение ариан о Сыне Божием: «было, когда Его не было».

(обратно)

5

В подлинном тексте Евангелия: «ο λογος ην προς τον θεον και θεος ην ο λογος». Первое: «τον θεον» относится к Отцу; а последнее: «θεος» — к Сыну. Ариане и аномеи отсюда делали возражение, что Сын не имеет единого божеского естества с Отцом.

(обратно)

6

Здесь имя Бога двукратно повторяется без члена.

(обратно)

7

В подлинном у св. Златоуста: второе небо.

(обратно)

8

Точнее: «то, что в ней родилось». — и. Н.

(обратно)

9

В словах: был человек, посланный от Бога.

(обратно)

10

Т. е. в плоти человеческой.

(обратно)

11

Здесь св. Златоуст излагает только мысль, содержащуюся в книге прор. Иезекииля (3:12) не приводя буквально слов его.

(обратно)

12

То есть сердце доброе, милостивое.

(обратно)

13

Разумеется изречение: милости хочу, а не жертвы.

(обратно)

14

Т. е. в огне.

(обратно)

15

В общем значении: помазанные, каковые были первосвященники, цари, и пр.

(обратно)

16

Т. е. с теми лицами, которые в Св. Писании называются помазанниками в общем значении этого слова.

(обратно)

17

Т. е., что Христос видел его под смоковницею еще прежде, чем пришел к нему Филипп.

(обратно)

18

Это лжеучение манихеев.

(обратно)

19

Т. е. между современниками Иисуса Христа.

(обратно)

20

Т. е. таинства св. крещения.

(обратно)

21

Разумеется крещение.

(обратно)

22

Один из переводов: «Ветер дует где хочет». — и. Н.

(обратно)

23

Т. е. по человечеству.

(обратно)

24

иудейского.

(обратно)

25

Разумеется обращение язычников.

(обратно)

26

Т. е. возлежал на персях Христа.

(обратно)

27

Т. е. по времени ближайшее к новому завету.

(обратно)

28

То есть в первобытном состоянии.

(обратно)

29

На публичных играх.

(обратно)

30

В оригинале стоит греческое слово «склирос», т. е. получается «жесткие, жестокие» слова. — и. Н.

(обратно)

31

Это более точный славянский перевод, который в синод. представлен словом «отошли» — и. Н.

(обратно)

32

Ср. Ин. 7:37: «и зваше глаголя» и пр.

(обратно)

33

У Златоуста Вавилония и Ассирия часто называются Персией.

(обратно)

34

«Запретил» взято из славянского перевода, синодальное «восскорбел» выпадает из контекста. — и. Н.

(обратно) (обратно)

Приложение

БЕСЕДА 1-3 (Набор и обработка текста Виктора, Юрмала).

БЕСЕДА 4-31 (Набор и обработка текста Натальи Комаровой, Иркутск).

БЕСЕДА 32-69 (Набор и обработка текста Владимира Малафеева, Кострома).

Оглавление

Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста архиепископа константинопольского Том восьмой Книга первая Толкование на Евангелие от Иоанна

  Иже во святых отца нашего Иоанна архиепископа Константина града Златоустого избранные творения Беседы на Евангелие от Иоанна Богослова. Книга первая.

  БЕСЕДА 1

  БЕСЕДА 2

  БЕСЕДА 3

  БЕСЕДА 4

  БЕСЕДА 5

  БЕСЕДА 6

  БЕСЕДА 7

  БЕСЕДА 8

  БЕСЕДА 9

  БЕСЕДА 10

  БЕСЕДА 11

  БЕСЕДА 12

  БЕСЕДА 13

  БЕСЕДА 14

  БЕСЕДА 15

  БЕСЕДА 16

  БЕСЕДА 17

  БЕСЕДА 18

  БЕСЕДА 19

  БЕСЕДА 20

  БЕСЕДА 21

  БЕСЕДА 22

  БЕСЕДА 23

  БЕСЕДА 24

  БЕСЕДА 25

  БЕСЕДА 26

  БЕСЕДА 27

  БЕСЕДА 28

  БЕСЕДА 29

  БЕСЕДА 30

  БЕСЕДА 31

  БЕСЕДА 32

  БЕСЕДА 33

  БЕСЕДА 34

  БЕСЕДА 35

  БЕСЕДА 36

  БЕСЕДА 37

  БЕСЕДА 38

  БЕСЕДА 39

  БЕСЕДА 40

  БЕСЕДА 41

  БЕСЕДА 42

  БЕСЕДА 43

  БЕСЕДА 44

  БЕСЕДА 45

  БЕСЕДА 46

  БЕСЕДА 47

  БЕСЕДА 48

  БЕСЕДА 49

  БЕСЕДА 50

  БЕСЕДА 51

  БЕСЕДА 52

  БЕСЕДА 53

  БЕСЕДА 54

  БЕСЕДА 55

  БЕСЕДА 56

  БЕСЕДА 57

  БЕСЕДА 58

  БЕСЕДА 59

  БЕСЕДА 60

  БЕСЕДА 61

  БЕСЕДА 62

  БЕСЕДА 63

  БЕСЕДА 64

  БЕСЕДА 65

  БЕСЕДА 66

  БЕСЕДА 67

  БЕСЕДА 68

  БЕСЕДА 69 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?