«Отшельник. (THE HERMIT)»

Посвящается леди Тарнбул,

одной из самых прекрасных,

канадских женщин.

Я, автор этой книги, утверждаю, что она абсолютно правдива. Некоторые читатели, погрязшие в материализме, предпочтут считать ее вымыслом. Право выбора за вами — вы можете верить или не верить, в зависимости от своего развития. Я НЕ готов обсуждать то, что в ней описано, или отвечать на вопросы.

В этой книге, как и во ВСЕХ моих книгах, — только ПРАВДА!

Лобсанг Рампа

Снаружи сияло солнце. Оно ярким светом заливало деревья, заставляя их отбрасывать черные тени на бледные выступы скал, и выхватывало с синей поверхности озера мириады сверкающих точек. Но здесь, в прохладной глубине пещеры старого отшельника, царил мягкий полумрак, и зеленоватый свет, проникающий сквозь нависающие ветви деревьев, нежно касался усталых глаз, утомленных ослепительными солнечными лучами.

Молодой человек уважительно склонился перед худым отшельником, который, выпрямив спину, сидел на оглаженном временем валуне.

— Я пришел к тебе, чтобы получить указания, Почтенный, — произнес он тихим голосом.

— Садись, — приказал старец. Одетый в кирпично-красную мантию молодой монах опять поклонился старцу и сел скрестив ноги на плотно утрамбованную землю на расстоянии нескольких футов от пожилого человека.

Старый отшельник хранил молчание, и его пустые глазницы, казалось, внимательно вглядываются в прошлое.

Много-много лет назад, когда он был еще молодым ламой, китайские чиновники в Лхасе безжалостно вырвали у него глаза за то, что он не выдал государственных секретов, которыми он никогда не владел. Прошедший через пытки, искалеченный и слепой, исполненный горечи и лишенный всяких иллюзий, он побрел прочь из города. Он шел по ночам, почти обезумев от боли и побоев, и всячески избегал человеческого общества. Он думал, он постоянно думал.

Он поднимался все выше и выше, останавливаясь на редких пастбищах и питаясь любыми травами, какие ему удавалось найти. Чтобы поддержать едва тлеющую искру жизни, он пил воду из горных ручьев, находя их по мелодичному журчанию. Его раны постепенно заживали, опустевшие глазницы перестали слезиться. Но он продолжал взбираться вверх, подальше от людей, без всякой причины подвергших его безумным пыткам.