«Портрет Ценшаба Серконга Ринпоче»

Портрет Ценшаба Серконга Ринпоче

Александр Берзин, 1998

Предисловие

В апреле 1998 года я вернулся домой в Дхарамсалу (Северная Индия) после продолжительного лекционного турне и интенсивной работы над статьями и книгами в Монголии и на Западе. Я жил у подножия Гималаев с 1969 года, обучаясь и работая с общиной тибетских беженцев, собравшихся там вокруг Его Святейшества Далай-ламы. Я вернулся, чтобы перевезти вещи в Мюнхен, в Германию, где я мог бы более продуктивно работать над своими книгами и обучать буддизму на регулярной основе. Я хотел поговорить с Его Святейшеством о моем решении и попросить его совета. Являясь моим духовным учителем, Его Святейшество и раньше советовал мне самому решать, как и где лучше всего проводить свое время, чтобы приносить наибольшую пользу другим. Личный жизненный опыт должен был стать самым надежным советчиком в этом вопросе.

Когда я впервые встретил Его Святейшество почти 29 лет назад, я приехал в Индию как стипендиат фонда Фулбрайта для работы над моей докторской диссертацией на кафедре Дальневосточных языков и санскрита и кафедре Индологии Гарвардского университета. В те дни тибетский буддизм преподавался как «мертвый» предмет и чем-то напоминал египтологию. Я не мог согласиться с таким подходом и в течение многих лет размышлял над тем, на что бы это было похоже: жить и думать, как буддист? После встречи с Его Святейшеством я был переполнен осознанием того, что эта древняя традиция еще жива и что есть мастер, который безошибочно понимает эту традицию и всецело воплощает ее в себе.

Через несколько месяцев я обратился к Его Святейшеству с просьбой предоставить мне возможность изучать и практиковать подлинные буддийские учения. Я желал служить ему и понимал, что только серьезная работа над собой поможет мне в этом. Его Святейшество, проявив доброту, согласился. В конце концов, я получил великую привилегию работать одним из его переводчиков и помогать ему налаживать отношения с духовными лидерами и академическими институтами по всему миру.

Итак, Его Святейшество остался доволен моим решением переехать в Европу и спросил о моей следующей книге. Я рассказал ему о своем желании написать о взаимоотношениях с духовным учителем. В Дхарамсале я был на трех встречах Его Святейшества с представителями Сообщества западных буддийских учителей и достаточно хорошо знал его взгляд на те проблемы, с которыми сталкивались западные духовные искатели, выстраивая взаимоотношения с духовными наставниками. Единственное замечание, которое сделал Его Святейшество, касалось следующего: главный источник трудностей заключается в том, что в мире можно встретить очень мало по-настоящему квалифицированных учителей.

Когда я вышел из комнаты, моей первой реакцией было поставить под сомнение свои собственные способности быть буддийским учителем. Долгие годы я имел редкую возможность обучаться у самых выдающихся тибетских наставников, проживающих в изгнании в Индии. В их число входит не только сам Его Святейшество Далай-лама, но также трое его, ныне покойных, наставников и главы некоторых тибетских традиций. По сравнению с ними едва ли можно было сказать, что я обладал вообще какой-либо квалификацией. Тем не менее я вспомнил совет, который мне дал в 1983 году мой основной учитель Ценшаб Серконг Ринпоче, мастер-партнер Его Святейшества по философскому диспуту.

Тогда я путешествовал с Ринпоче, сопровождая его в качестве переводчика и секретаря в его втором мировом турне, и только что вернулся из Каракаса (Венесуэла). С одобрения Ринпоче я принял приглашение дать там учение только что сформировавшейся буддийской группе. Это было мое первое предприятие такого рода. Ринпоче остановился тогда на несколько дней в монастыре геше Вангьяла в Нью-Джерси для отдыха. Геше Вангьял, калмык из России, был первым учителем тибетской традиции, которого я встретил в 1967 году, хотя у меня никогда не было возможности серьезно обучаться у него.

После моего возвращения Ринпоче не задал мне ни одного вопроса о том, как я справился. Это было в его стиле и не удивило меня. Однако неделей позже, в Лондоне, сидя за столом после обеда, Ринпоче сказал: «В будущем, когда ты станешь известным учителем и твои ученики будут видеть в тебе будду, а ты будешь отлично знать, что не являешься пробужденным, не позволяй этому поколебать твою веру в то, что твои собственные учителя — будды». Это было все, что он сказал, а затем мы оба молчали. Мне понадобилось много лет, чтобы постичь всю глубину его слов.

Однажды лама Сопа Ринпоче, очень известный на Западе тибетский учитель, заметил, что, если бы вы захотели встретиться с истинным ламой, лучшим примером был бы Ценшаб Серконг Ринпоче. Лама Сопа употребил тибетский термин «лама» не в том широком значении этого слова, когда ламой называют любого монаха или исполнителя ритуалов, посвятившего три года интенсивной медитативной практике. Он не имел в виду и «ламу-перерожденца» — того, кто может контролировать свое перерождение и кто носит титул ринпоче, или «драгоценный». Он имел в виду «ламу» в первоначальном смысле слова, а именно полностью квалифицированного духовного учителя. Поэтому, возможно, для того, чтобы начать объяснять, что же значит быть таким учителем и как следует выстраивать с ним взаимоотношения, будучи учеником, полезно будет нарисовать словесный портрет Серконга Ринпоче и рассказать о моих отношениях с ним. Позвольте мне сделать это, воспользовавшись калейдоскопом сохранившихся в моем уме образов и воспоминаний.

Жизнь и личность Ринпоче

Внешне Ценшаб Серконг Ринпоче представлял собой монаха довольно плотного телосложения, одетого в красные одежды, с обритой наголо головой и с глубокими морщинами на лице, из-за которых он выглядел гораздо старше своих лет. Присущие ему скромность, мудрость и тонкий юмор делали его похожим на хрестоматийного сказочного мудреца. Это последнее качество не ускользало от внимания встречавших его западных людей. Например, создатели популярного фильма «Звездные войны», увидев его в Дхарамсале, решили использовать его в качестве прототипа Йоды, сказочного духовного наставника в этом космическом эпосе. Ринпоче никогда не видел фильма, но, несомненно, карикатура его позабавила бы. Однако самой выдающейся особенностью Ринпоче была его тесная духовная связь с Его Святейшеством Далай-ламой.

Далай-лама является духовным и светским лидером Тибета. Линия преемственности далай-лам переходит от перерождения к перерождению. После смерти Далай-ламы его ближайшие соратники следуют сложной процедуре, с тем чтобы распознать, отыскать и официально идентифицировать его новое перерождение. Впоследствии каждый новый Далай-лама получает самое лучшее образование, какое только доступно, у самых квалифицированных учителей. К этим наставникам относятся старший и младший наставники и семь ценшабов, что обычно переводится как «наставник-помощник».

В тибетском буддизме существует четыре главные традиции, пришедшие из Индии через различные линии передачи Учения. Однако, несмотря на то что эти линии считаются различными, в их основополагающих учениях нет принципиальных разногласий. Все девять основных учителей Далай-ламы принадлежат традиции гелуг, самой большой из четырех тибетских школ. После завершения основного образования Его Святейшество Далай-лама обучается у наставников трех других традиций — ньингма, кагью и сакья. Каждый из семерых ценшабов принадлежит к одному из семи главных монастырей гелуг, расположенных возле Лхасы, столицы Тибета. Ценшабов выбирают, оценивая их достижения в изучении Дхармы и медитативной практике, но больше всего обращают внимание на их личные качества. Серконг Ринпоче был ценшабом, назначенным от монастыря Ганден Джангце, монастыря, основанного самим ламой Цонкапой, основателем традиции гелуг. В 1948 году, когда он принял назначение, ему было тридцать четыре года, Далай-ламе тогда было тринадцать лет. Он был единственным из семи ценшабов, который смог в 1959 году бежать вместе с Его Святейшеством в изгнание в Индию.

До самой своей смерти в августе 1983 года Ринпоче преданно служил Его Святейшеству сначала в Лхасе, а позже в Дхарамсале. Его главной обязанностью было посещать все уроки, которые посещал Его Святейшество, и затем дискутировать с ним, чтобы убедиться, что Его Святейшество понял все правильно. На самом деле Его Святейшество настаивал на том, чтобы Ринпоче был с ним на каждом учении, которое он получал. Он хотел, чтобы хотя бы еще один лама смог получить точно такое же всеобъемлющее образование, как и он сам. Таким образом, как и Его Святейшество, Ринпоче был мастером всех четырех тибетских традиций. Его знания полностью охватывали весь спектр учений двух главных разделов буддизма — сутры и тантры. Сутры передают базовые учения, в то время как тантры содержат методы глубочайшей внутренней трансформации.

Ринпоче также достиг больших успехов в традиционном тибетском искусстве и науках. Например, он был экспертом в расчете и построении двух- и трехмерных мандал (символических вселенных, или мировых систем), используемых в тантрических ритуалах, а также различных типов ступ, культовых сооружений, используемых для хранения реликвий. Еще он был искусен в поэзии, написании текстов и тибетской грамматике. Поэтому его стиль преподавания отличался изяществом и вкусом, что прекрасно уравновешивало его внимание к техническим деталям.

Серконг Ринпоче был также экспертом в тибетской традиции прорицания мо. В этой системе предсказатель входит в состояние медитативного сосредоточения, а затем бросает игральные кости несколько раз и объясняет результаты, чтобы помочь людям принять важное решение. Более того, он также знал тибетскую астрологию, которая включает в себя владение сложными математическими методами для вычисления положения планет. Его подход к этим эзотерическим предметам тем не менее всегда был весьма прагматичным и рациональным. Он считал, что обращение к ним должно дополнять, а не замещать использование здравого смысла.

Несмотря на важность его официального положения и широту познаний, Ринпоче всегда оставался очень скромным человеком. Хотя фактически он был одним из основных учителей Его Святейшества — особенно в традиции тантры Калачакры, самой сложной из тантрических систем, — и даровал своему высокопоставленному ученику много тантрических передач. Он не любил, когда его по-английски называли «мастер-партнер в дебатах». Он хотел, чтобы его титул ценшаба был переведен буквально, а именно как «слуга для ассистирования в дебатах», но в конце концов согласился на перевод «ассистент-наставник по диспутам».

Серконг Ринпоче служил Его Святейшеству, как выполняя обязанности, положенные ему по статусу, так и совершенно неформальным образом. Например, Его Святейшество часто выполняет специальные медитативные практики и ритуальные церемонии – пуджи, посвящая их благополучию всех людей на Земле в целом и тибетского народа в частности. Некоторые из них он проводит в уединении, некоторые при участии группы избранных монахов, а другие перед большим собранием людей. Его Святейшество обычно просил Ринпоче присоединиться к нему в этих церемониях, а порой даже руководить ими от его имени, если он сам был занят другими делами. Более того, когда Его Святейшество давал учения, Ринпоче обычно сидел рядом, по правую руку от него, помогая подобрать нужный термин, ответить на какой-то особенно сложный вопрос или разрешить сомнение, если Его Святейшество нуждался в этом. Когда другие ламы стеснялись передавать учения различных линий непосредственно Его Святейшеству, они обычно передавали их Ринпоче. Как «духовный проводник», Ринпоче затем передавал их Его Святейшеству.

Его Святейшество часто называл Серконга Ринпоче своим советником и «первым заместителем» — за то, что именно Ринпоче доводил его точку зрения по различным вопросам до сведения монастырей и общественности. Это происходило благодаря тому, что Ринпоче был искусным дипломатом в решении как религиозных, так и мирских задач. Он часто посредничал при разрешении локальных споров и разногласий и давал рекомендации офису Его Святейшества по вопросам протокола в тех областях, с которыми был знаком. Теплое чувство юмора еще более усиливало его дипломатические способности. Люди любили рассказывать ему забавные истории не только потому, что он сам любил посмеяться над ними, но также и потому, что он потом очень хорошо пересказывал их другим. Все его тело сотрясалось от смеха, что передавалось каждому, кто на ходился рядом с ним. Это сочетание практичной мудрости и здорового чувства юмора способствовало тому, что все, кого он встречал, проникались к нему неподдельными любовью и уважением.

Ринпоче содействовал воссозданию в Индии многих мужских и женских монастырей, которые были разрушены в Тибете во время китайского вторжения. Он делал это, передавая различные посвящения и учения ламам и монахам, с тем чтобы они могли возобновить свои традиционные ритуалы. Особенно это касалось монастырей двух государственных оракулов: Нечунга и Гадонга, с которыми он поддерживал очень близкие отношения в течение всей своей жизни. Если Ринпоче служил главным земным советником Его Святейшества, государственные оракулы традиционно были консультантами Далай-ламы относительно всего, что можно отнести к разряду «сверхъестественного». Они разговаривали с ним через медиума, вошедшего в транс. Ринпоче отвечал за духовное обучение медиумов, чтобы они могли стать чистыми проводниками высшей мудрости.

Ринпоче никогда не пугался трудностей, если дело касалось получения или передачи учений Будды. Например, однажды летом в Бодхгайе он стойко переносил страшную жару ради получения там учения тантры Калачакры от Куну Ламы Ринпоче. Этот великий учитель из Киннора, этнически тибетского региона в индийской части Гималаев, был единственным учителем нашего времени, которого признавали подлинным бодхисаттвой все тибетцы. Бодхисаттва — это тот, кто абсолютно лишен эгоизма и полностью посвятил себя достижению просветления на благо всех живущих. Бодхгайя — это святое место, где Будда Шакьямуни достиг просветления под деревом бодхи. Это место находится в самом бедном и жарком равнинном районе Северной Индии. Летом температура здесь достигает 120 градусов по Фаренгейту, что составляет около 50 градусов по Цельсию. Из-за частых перебоев с электроэнергией, нехватки воды и отсутствия кондиционеров нахождение там может стать настоящим испытанием для любого. Куну Лама периодически жил там в крошечной комнате без окон и даже без вентилятора.

Ринпоче много путешествовал с учениями по Индии, Непалу и дважды побывал в Западной Европе и Северной Америке. Хотя он посещал и крупные центры, обычно он предпочитал отдаленные места, куда другие ламы не хотели ехать и где по этой причине редко можно было встретить буддийского учителя. Например, иногда он добирался на яке до индо-тибетской границы, чтобы дать там учения солдатам тибетской дивизии индийской армии. Он жил в палатке высоко в горах, не обращая внимания на бытовые неудобства.

Из всех этих отдаленных приграничных районов у Ринпоче были особенно тесные связи со Спити — высокогорной долиной в индийских Гималаях, расположенной рядом с Киннором. В этой долине Ринпоче впоследствии ушел из жизни, и там же он обрел новое перерождение. Тысячу лет назад этот бесплодный, покрытый пылью район являлся частью Тибета и был центром возрождения буддизма. В последнее время, однако, как и тысячу лет назад, буддизм здесь пришел в упадок. Монахи не соблюдали обетов безбрачия и воздержания от алкоголя. Они очень мало изучали и практиковали подлинные учения Будды.

Не менее пяти раз побывал Ринпоче в этой долине, пытаясь возродить там буддизм во второй раз. Для выполнения этой цели он заново освятил древнейший монастырь Спити Табо Гонпа и даровал монахам этого монастыря посвящения и устные передачи для проведения традиционных ритуалов. Он привез в долину квалифицированных духовных учителей и основал там школу для местных детей. Наконец, в июле 1983 года Ринпоче организовал приезд Его Святейшества Далай-ламы для проведения в Табо посвящения Калачакры. Пришедшее в Тибет из Индии в 1027 году учение тантры Калачакры стало тогда поворотным пунктом, который повлек за собой восстановление буддизма после длительного периода невежества и заблуждений. Ринпоче надеялся, что нынешнее посвящение послужит такой же цели.

Серконг Ринпоче был также великим покровителем Учения. Например, все материальные ценности, которые подносили ему жители Спити, он всегда жертвовал местному монастырю. Благодаря этим щедрым дарам Табо Гонпа учредил ежегодный молитвенный праздник, во время которого местные жители собирались вместе и в течение трех дней начитывали мантру ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ. Эти священные слоги связаны с йидамом Авалокитешварой, образом Будды, воплощающим в себе сострадание, который особенно близок всем последователям тибетского буддизма. Начитывание этой мантры помогает сосредоточиться на любви ко всем существам.

Ринпоче использовал подношения, которые он получил во время своей первой поездки на Запад, для изготовления огромной тханки с изображением Будды Калачакры, сделанной методом шелковой аппликации. Он подарил этот свиток Его Святейшеству, который использовал его во время своих путешествий в различные части света для передачи посвящения в эту систему медитации. Из этих денег он также оплатил изготовление серии тханок, изображающих сцены из жизни ламы Цонкапы. Эти тханки он подарил своему монастырю Ганден Джангце. Несколькими годами раньше он помог восстановить этот монастырь в Мундгоде, в Южной Индии. Пожертвования, полученные во время второго тура на Запад, он потратил на подношения монахам и монахиням, которые числом более 4 тысяч человек собрались в монастыре Дрепунг, в Мундгоде, в марте 1983 года на первый всеобщий Монлам в Индии. Монлам — это молитвенный фестиваль, который традиционно проводился в Лхасе, куда на месяц съезжались все монахи для коллективного выполнения ритуалов и подношений.

Несмотря на то что Ринпоче был мастером ритуала и протокола, он всегда оставался предельно скромным человеком и не любил формальностей. Во время поездок на Запад, например, он никогда не брал с собой богато украшенные ритуальные принадлежности или изображения. Когда бы он ни давал там посвящения, он сам рисовал необходимые фигуры, вместо торма – скульптур для подношений из теста, он использовал печенье или пирожные, а в качестве ритуальных сосудов — цветочные вазы или даже бутылки из-под молока. Если во время его путешествий для проведения ритула цог — церемонии, которая проводится два раза в месяц и во время которой делаются подношения освященного алкоголя, мяса, торма, фруктов и сладостей, не было сделано специальных приготовлений, он, не говоря ни слова, делал подношения той едой, что ему подавали.

Более того, проповедуя Учение Будды, Ринпоче всегда учитывал особенности аудитории. Однажды Ринпоче пригласили в дзен-центр Маунт Тремпер, недалеко от Вудстока, штат Нью-Йорк. Члены общины попросили его даровать церемонию разрешения (дженанг) на практику Манджушри — образ Будды, воплощающий мудрость. Соблюдая традицию простоты, характерную для дзен-буддизма, Ринпоче сел прямо на пол вместо трона и сделал передачу дженанга без всяких ритуальных инструментов и красочных церемоний.

Его Святейшество часто отзывался о Ценшабе Серконге Ринпоче как о настоящем геше традиции кадам. Геше-кадампы были буддийскими учителями, жившими в Тибете в период с XI по XIII век. Они выделялись своей искренней устремленностью в практике, а также простотой и непритязательностью. Например, во время одного из учений Его Святейшество, имея в виду Ринпоче, сказал: «Из всех присутствующих здесь большинство восседает с исключительно важным видом, а наиболее непритязателен как раз тот человек, которому практиковать скромность нет никакой необходимости». Однажды, когда его попросили дать самый главный, по его мнению, совет, Ринпоче сказал, что надо всегда быть скромным, лишенным притворства и амбиций, иметь доброе сердце и бережно заботиться о каждом живом существе.

В собственной жизни Ринпоче и сам всецело руководствовался этим правилом. Однажды приехав в Италию, в Милан, Ринпоче остановился в большой квартире, принадлежавшей одной добропорядочной семье итальянских учеников. Большинство лам высокого уровня, которые приезжали в этот город, останавливались именно в этом доме. Пожилая женщина, бабушка хозяина дома, рассказывала потом, что из всех лам ей больше всех понравился Ринпоче. Другие ламы обычно вели себя очень официально, оставаясь в комнате и принимая пищу в одиночестве. В отличие от них Ринпоче приходил на кухню с самого утра, одетый лишь в нижнюю монашескую юбку и рубашку. Пока она готовила завтрак, он скромно устраивался за кухонным столом и, приветливо улыбаясь, попивал свой чай, начитывая мантры и перебирая четки.

Ринпоче также наставлял других, чтобы они полностью отбросили свои амбиции и притязания. Однажды западные монахи из монастыря Наланда в Лаворе, на юге Франции, пригласили Ринпоче на три дня с тем, чтобы он дал им учение. Они попросили его объяснить особенно трудную 9-ю главу «Мудрость» из текста индийского мастера VIII века Шантидевы «Вступление на путь бодхисаттвы», или «Бодхичарьяватара». Ринпоче начал разговор с объяснения пустотности на таком высоком и сложном уровне, что никто ничего не понял. Тогда Ринпоче остановился и отругал монахов за их заносчивость. Он сказал им, что, если даже сам Цонкапа столкнулся с такими огромными трудностями на пути к правильному пониманию пустотности и потратил столько усилий в подготовительных практиках, то как они могли подумать, что для них это будет легко и что они смогут понять весь предмет за три дня. Затем Ринпоче продолжил учение по тексту на более простом уровне, понятном для монахов.

Ринпоче сказал однажды, что Запад ничем не впечатлил его, за исключением искреннего интереса, проявляемого таким количеством людей к Учению Будды. И поэтому, кто бы ни попросил у него наставлений, он уважал проявленный ими интерес. И хотя он всегда давал учения на том уровне, который соответствовал уровню понимания аудитории, он непременно «подталкивал» их к выходу за те рамки, которые ученики сами для себя установили. Ринпоче, который обожал цирк, говорил, бывало, что если даже медведя можно научить кататься на велосипеде, то человека, если запастись терпением и применять искусные методы, можно вообще научить чему угодно.

Однажды один западный хиппи, новичок в буддизме, чей разум к тому же еще был слегка одурманен наркотиками, попросил Ринпоче дать ему учение по шести йогам Наропы. Обычно эта предельно сложная тема изучается только после многих лет интенсивной медитации. Вместо того чтобы просто отправить этого нелепого, самонадеянного молодого человека восвояси, Ринпоче согласился, сказав ему, насколько замечателен его интерес к учению. «Однако сначала тебе необходимо как следует подготовиться», — сказал Ринпоче и дал ему учение по предварительным практикам. Серьезно воспринимая интерес людей к саморазвитию, Ринпоче вдохновил многих западных практикующих самим начать относиться к себе всерьез. Это очень сильно помогло им в продвижении по духовному пути.

Кого бы он ни встречал на своем пути — Его Святейшество Папу Римского, пьяного бродягу на улице или группу детей — Ринпоче относился ко всем беспристрастно, с одинаковым уважением. Он никогда ни на кого не смотрел свысока, никого не выделял и не пытался ни на кого произвести впечатление. Однажды члены центра «Золотой жезл мудрости» в Итаке, штат Нью-Йорк, попросили Ринпоче поговорить с их детьми. Он сказал собравшимся детям, что глубоко их уважает, потому что они еще молоды, открыты и восприимчивы. У них есть потенциал превзойти своих родителей. Таким образом, он вдохновил детей, призвав их уважать самих себя.

Хотя Ринпоче прекрасно понимал, что его взаимоотношения с людьми, которых он встречал, обусловлены кармическими связями, он никогда не притворялся, что способен помочь им больше, чем он мог на самом деле. Однажды в Дхарамсале к нему подошел один швейцарец и объяснил, что его измучили проблемы, причиняемые духами. Ринпоче ответил, что у них нет кармической связи, которая позволила бы ему помочь в этом деле, и направил этого человека к другому ламе, с которым у него такая связь была. Однако иных людей Ринпоче, казалось, узнавал сразу и при первой же встрече просил своих помощников записать их адреса. И неизбежно потом между ними развивались глубокие взаимоотношения. Я был среди этих счастливчиков, хотя Ринпоче не видел нужды записывать мой адрес. Я бы все равно вернулся.

Обучение у Ринпоче

Впервые я встретил Серконга Ринпоче в Бодхгайе в январе 1970 года. Шарпа Тулку и Камлунг Ринпоче, два молодых ламы-перерожденца, которые изучали в Америке английский язык под руководством Геше Вангьяла, порекомендовали мне его в качестве достойного духовного учителя. Серконг Ринпоче, по их мнению, был способен направить меня к наиболее подходящему учителю для изучения тантры Гухьясамаджи. Я выбрал эту сложную тантрическую систему в качестве темы моей диссертации после того, как на выпускном семинаре на основе небольшого отрывка из коренного текста сделал сравнение ее санскритской и тибетской версий.

Несмотря на то что моего лингвистического образования было явно недостаточно для такого сложного исследования, Серконг Ринпоче отнесся ко мне вполне серьезно. Он посоветовал мне Кензура Еше Дондруба, ушедшего в отставку настоятеля Гьюто, Верхнего тантрического колледжа, который много лет спустя стал главой традиции гелуг. Я посчитал за честь, что Ринпоче выбрал для меня такого именитого мастера.

Спустя несколько месяцев после этого я встретил настоятеля в его крошечной хибарке, сделанной из кизяка, навоза, высушенного в форме кирпичей, с примесью соломы, служащего топливом, но и иногда употреблявшегося и для построек, смешанного с глиной. Она располагалась высоко над Далхаузи, горной деревенькой около Дхарамсалы, где находился монастырь Гьюто, где я и поселился. Кензур Еше Дондруб, непритязательный старый монах, только что, один за другим, завершил два трехлетних медитативных ретрита. Когда я попросил его учить меня, настоятель с готовностью согласился. Он сказал мне, что я пришел как раз вовремя. На следующий день он собирался начинать интенсивный трехгодичный ретрит по системе Гухьясамаджи. Не хотел бы я присоединиться к нему? Мне, конечно же, пришлось отказаться, но я получил урок, который Ринпоче преподнес мне в классическом буддийском стиле. Ринпоче устроил обстоятельства таким образом, чтобы я сам понял истину. Чтобы изучать и практиковать одну из наиболее продвинутых тантрических систем, мне нужно начать с самого начала.

Вскоре я изменил тему своей диссертации, выбрав для исследования более доступную тему — устную традицию ламрим, учение о последовательных этапах пути пробуждения, — и договорился об изучении его основ с геше Нгавангом Дхаргье, учителем Шарпа Тулку и Камлунга Ринпоче. геше — это монастырская ученая степень, приблизительно приравниваемая к докторской в западной академической традиции. Таким образом, степень геше характеризовала геше Дхаргье как высокообразованного учителя и принесла ему положение наставника пяти юных лам-перерожденцев. В то время геше Дхаргье жил в переделанном коровьем хлеву, кишащем мухами. Хлев был таким крошечным, что туда могла поместиться только его кровать, да еще хватало места для того, чтобы три человека могли вплотную усесться на полу. Хотя условия, в которых он жил, казались мне весьма отталкивающими, я тем не менее принялся за учебу. Мне также было необходимо выучить современный разговорный тибетский язык. В Гарварде я изучал только классический письменный язык.

В следующий раз я встретил Серконга Ринпоче в июне того же года. Ужасная эпидемия холеры и тифа разразилась во всем районе, и Его Святейшество Далай-лама попросил Ринпоче приехать в Далхаузи для проведения посвящения Хаягривы. Обращение к этому могущественному образу Будды вместе с соблюдением норм санитарии помогает людям избежать инфекции. Хотя среди горстки западных людей, получивших посвящение, был и я, мне не представилась возможность встретиться с Ринпоче лично. Ему нужно было проводить посвящение в других местах, и он быстро покинул Далхаузи.

Ко времени нашей новой встречи произошло много изменений. Осенью 1971 года Его Святейшество попросил геше Дхаргье обучать буддизму иностранцев в новой, только что построенной Библиотеке тибетских трудов и архивов в Дхарамсале. Шарпа Тулку и Камлунг Ринпоче присоединились к нему в качестве переводчиков. Я спросил, могу ли я тоже поработать в библиотеке, помогая им с переводом текстов, и Его Святейшество согласился. Он посоветовал мне сначала защитить диссертацию, получить докторскую степень, а потом вернуться в Индию. Начавшаяся приграничная война с Пакистаном, расположенным в менее чем ста милях от Дхарамсалы, заставила меня уехать без промедления. Я возвратился в Гарвард и последовал совету Его Святейшества. Спустя несколько месяцев, сказав «спасибо, нет» преподавательской карьере в университете, к великому удивлению моих профессоров, я переехал в Дхарамсалу в сентябре 1972 года.

Серконг Ринпоче только что уехал в Непал на два года для проведения посвящений и устных передач в недавно построенных там монастырях. Когда он вернулся в Дхарамсалу осенью 1974 года, я уже мог достаточно сносно говорить по-тибетски, чтобы объясняться с ним без посредников. Хотя я не понял этого сразу, Ринпоче, похоже, знал, что в соответствии с нашей кармической связью я должен был стать его переводчиком. Он обозначал это, побуждая меня часто навещать его и сидеть рядом во время его встреч с разными людьми. Между встречами Ринпоче беседовал со мной и объяснял значения различных тибетских слов, чтобы убедиться, что я понял разговор.

Некоторое время спустя Ринпоче подарил мне набор из трех великолепных тханок Белого Манжушри, Белой Сарасвати и Белой Тары, которые ему недавно поднесли жители Спити. С самого раннего детства именно эти образы Будды были центральными для его саморазвития в процессе изучения Дхармы и медитативной практики. Они воплощают, соответственно, ясный ум, стремящийся помогать другим, выдающиеся творческие способности и умение четко и ясно выражать свои мысли и жизненную энергию, необходимую для долгой и продуктивной деятельности. Этот глубокий по смыслу подарок закрепил наши взаимоотношения. Когда я спросил Ринпоче, могу ли я быть его учеником, он только снисходительно улыбнулся этой моей типично западной привычке, заключающейся в необходимости словесного подтверждения того, что было и так совершенно очевидно.

Затем, хотя вслух о свои намерениях он ничего и не говорил, Ринпоче начал методично готовить меня для работы переводчиком. Сначала он работал над развитием моей памяти. Каждый раз, когда я навещал его, Ринпоче зачастую совершенно неожиданно просил меня повторить слово в слово то, что он только что сказал. Точно так же он просил меня повторить то, что только что сказал я сам. Когда в 1975 году я начал переводить для него, Ринпоче часто просил меня пересказать ему на тибетском то, что я только что перевел на английский, чтобы убедиться, что не было ошибок, дополнений или пропусков. Фактически на протяжении всех восьми лет, в течение которых я служил его переводчиком, я чувствовал, что всякий раз, когда Ринпоче просил меня подобным образом пересказывать ему мой перевод, это означало, что я действительно не понял то, что он имел в виду. Каким-то образом он всегда безошибочно определял такие моменты.

В конце занятия Ринпоче обычно подводил краткие итоги пройденного материала, а затем просил и меня сделать то же самое. Таким образом он учил меня не только переводить длинные высказывания, но также и самому давать учение. Иногда он даже вступал в беседу со своими помощниками, пока я делал заключение, проверяя таким образом мои способности концентрироваться. Хороший учитель не должен отвлекаться или терять присутствие духа из-за внешнего шума.

Когда Ринпоче обучал меня наедине, он никогда не разрешал мне делать записи. Мне приходилось все запоминать и позже по памяти составлять конспекты. Вскоре Ринпоче начал по окончании уроков давать мне так много поручений, что только поздно ночью у меня появлялось время делать какие-либо записи. И наконец, Ринпоче иногда делал паузу во время учений, которые я переводил, и в качестве отступления конфиденциально объяснял мне что-нибудь, касающееся абсолютно другой темы, связанной с моими личными занятиями. Потом, не дав мне ни паузы на размышление над его словами, ни возможности что-либо записать, он возвращался к текущему учению.

Если я задавал Ринпоче вопрос о том, что он раньше мне уже объяснял, он сурово отчитывал меня за мою забывчивость. Помню, я однажды спросил его о значении одного термина, и Ринпоче резко ответил мне: «Я объяснил тебе это слово семь лет назад! Я ясно помню это. Почему ты не помнишь?» В действительности, как он однажды мне заметил, чем старше он становился, тем яснее становился его ум.

Серконг Ринпоче был заинтересован не только в развитии у меня хорошей памяти, но также в точности моего перевода. Из своего опыта обучения западных людей он сделал вывод, что основной причиной неправильного понимания является искаженный перевод некоторых специальных терминов. Поэтому он работал со мной над разработкой новой терминологии на английском языке. Он терпеливо объяснял значение каждого тибетского термина и затем выяснял точное значение возможных английских эквивалентов, для того чтобы попытаться привести термины в соответствие. Ринпоче всегда поощрял мои эксперименты с новыми терминами вместо слепого следования хотя и устоявшимся, но зачастую некорректным формам перевода. Стандартная тибетская терминология, используемая для перевода буддийских текстов с санскрита, в течение веков постепенно эволюционировала. И это совершенно естественно, если похожие процессы пересмотра конвенций произойдут и с терминологической базой буддизма в западных языках.

Когда в самом начале я обратился к Ринпоче с просьбой принять меня в качестве своего ученика, я особенно просил его научить меня искусным методам — тому, как посредством сострадания и мудрости оказывать помощь другим людям. Мое личностное развитие, происходившее на фоне элитного академического образования, в котором я всегда был одним из лучших, оказалось довольно однобоким. Мне необходимо было научиться искусству общения и скромности. Поэтому Ринпоче называл меня только одним именем — «бестолочь», и всякий раз, когда я говорил какую-то глупость или допускал какую-либо ошибку, он тут же указывал мне на это. Например, когда я переводил для него, Ринпоче настаивал, чтобы я полностью понял все, что он сказал. Если я запинался, ни время, ушедшее на то, чтобы прояснить смысл сказанного, ни мое смущение от того, что он называл меня идиотом, не имели для него значения. Он не пропускал ни одного непонятого или неправильно переведенного мною слова. И хотя такие методы были бы неуместны для студентов с низкой самооценкой, для меня его бескомпромиссная требовательность подходила как нельзя лучше.

Однажды во Франции, в Лаворе, Ринпоче давал наставления по комментарию к одному сложному тексту. Когда я начал переводить, Ринпоче также попросил меня сравнить несколько различных изданий этого комментария и редактировать текст по мере нашего продвижения. У меня не было ручки, но прямо передо мной сидела женщина с ярко окрашенными рыжими волосами, щедро нанесенной алой губной помадой и красной розой, которую она держала в зубах во время всего учения. Я спросил, нет ли у кого лишней ручки, и она одолжила мне свою. К концу лекции я неимоверно устал. Когда я поднялся со своего места, женщина, не говоря ни слова, протянула мне руку. Я был так поглощен собой, что подумал, что она хочет пожать мне руку и поздравить с хорошо выполненной работой. Когда я протянул в ответ свою руку, Ринпоче строго одернул меня: «Отдай ей обратно ее ручку, бестолочь!»

Чтобы усмирить мою эгоцентричность, Ринпоче учил меня совершать только те действия, которые были направлены на благо других. Он никогда не соглашался дать мне учение или посвящение, которое я просил для себя. Он давал согласие только в том случае, если кто-нибудь другой просил об этом, а я был лишь переводчиком. Ринпоче учил меня индивидуально только тем вещам, которые он сам считал важными для меня.

Никогда не высказывая мне свое одобрение напрямую, Ринпоче, однако, никогда не упускал случая сделать мне разнос или выговор. Особенно часто он это делал в присутствии других людей, приучая меня тем самым принимать критику и давление хладнокровно и невозмутимо. На самом деле, насколько я помню, только один раз Ринпоче поблагодарил меня за мою помощь. Это было в конце нашего первого совместного тура по странам Запада. Таким эмоционально действенным способом Ринпоче учил меня руководствоваться в своих действиях мотивацией, состоящей в желании просто приносить пользу другим, а не стремлением получить похвалу или угодить учителю. Когда я увидел, что ожидание его похвалы похоже на то, как собака ждет, чтобы ее потрепали по голове, я вскоре перестал ждать каких-либо знаков одобрения. Даже если бы он похвалил меня, что бы мог я сделать, кроме как завилять хвостом?!

Ринпоче всегда вдохновлял людей учиться читать духовные тексты самостоятельно. Если у человека возникали сомнения или вопросы, Ринпоче предлагал ему самому найти нужную информацию и проверить ее. Он говорил, что не он создал эти учения, но что они получены из достоверных источников. Ринпоче также говорил, что ученикам не следует ожидать, что лама научит их всему. Более того, специально для западных людей он повторял утверждение Его Святейшества, что в последующие двести или более лет вся полнота Учения Будды будет доступна только на тибетском языке. Поэтому он решительно поддерживал своих западных учеников в изучении этого языка. Он говорил, что каждый слог тибетского языка полон смысла. Поэтому во время учений Ринпоче часто вдавался в нюансы тибетских специальных терминов.

В соответствии с таким подходом Ринпоче заставлял меня продолжать обучение, читая тексты, и разрешал задавать любые вопросы, которые у меня возникали. Он говорил, что, поступая таким образом, ученики, в конце концов, смогут ориентироваться в любой буддийской литературе, как рыба в воде или птица в небе. Объясняя, что ламы существуют для того, чтобы научить учеников стоять на своих ногах, а потом и летать, он давал наставления о том, что изучать и что читать. Потом он выталкивал своих учеников из гнезда прочь, предоставляя их самим себе.

Ринпоче использовал много методов, чтобы научить меня ни в чем от него не зависеть. Например, хотя у нас были с ним очень близкие отношения, он никогда не претендовал на то, что сможет помочь мне абсолютно во всех ситуациях. Однажды я сильно заболел, и лекарства, которые я принимал, мне не помогали. Когда я попросил Ринпоче сделать прорицание, какую медицину мне лучше использовать — западную, тибетскую или индийскую и на какого доктора положиться, Ринпоче сказал, что ничего внятного на данный момент посоветовать не может. Вместо этого он послал меня к другому ламе, который помог мне найти более эффективное лечение. Вскоре я поправился.

Спустя несколько лет я понял, что Ринпоче готовил меня, чтобы я переводил для Его Святейшества. На самом деле я иногда чувствовал, что был как бы «подарком», который Ринпоче готовил для Далай-ламы. Однако, чтобы от меня действительно была бы какая-то польза, мне необходимо было избежать привязанности или зависимости от Его Святейшества. Я просто должен был стать одной из многих «клюшек для гольфа», из которых Его Святейшество мог выбрать подходящую, когда ему был необходим переводчик. Мне также предстояло столкнуться с огромным давлением и преодолеть свой эгоизм.

Итак, Ринпоче учил меня, как правильно себя вести, когда служишь Далай-ламе. Например, переводчики Его Святейшества никогда не должны размахивать руками, как в танце, или пялиться на него, как в зоопарке. Вместо этого они должны сидеть, скромно опустив голову, оставаться полностью сосредоточенными и никогда ничего не добавлять от себя. Они должны перечислять имена людей и тезисы в том порядке, в каком Его Святейшество упоминал их, никогда ничего не изменять и не считать, будто то, что сказал Его Святейшество, может не иметь смысла или цели.

Титулы лам должны быть переведены правильно, именно так, как Его Святейшество их употребляет, а не так, как иностранцы называют почти каждого ламу «Его Святейшество». Вместо того чтобы почтить этих лам, эта невежественная западная традиция принижает Далай-ламу. На самом деле, узнай они, что иностранцы, упоминая их, оказывают им те же почести, что и Далай-ламе, это привело бы их в ужас. Так же как в католической церкви и в дипломатических кругах употребление иерархических титулов в тибетском протоколе, как и сам протокол в целом, подчинено строгим правилам.

Часто, когда я переводил для Его Святейшества, Серконг Ринпоче сидел напротив меня. Его присутствие помогало мне удержать в уме то, чему он меня учил, подготавливая к работе с Его Святейшеством. Например, однажды во время перевода в Дхарамсале перед аудиторией из нескольких сотен человек с Запада и нескольких тысяч тибетцев Его Святейшество остановил меня и разразился смехом: «Он только что сделал ошибку!» Его Святейшество отлично понимает по-английски. И, хотя мне хотелось, как муравью, заползти под ковер, Ринпоче, который сидел в поле моего зрения, помог «бестолочи» не потерять самообладания.

Иногда тем не менее я нуждался в более действенных напоминаниях о его уроках. Например, одним из ранних моих опытов работы для Его Святейшества было учение, которое он давал для десяти тысяч человек под деревом бодхи в Бодхгайе. У меня сломался микрофон, и по просьбе Его Святейшества мне пришлось практически влезть на колени к монаху, ведущему ритуалы, чтобы воспользоваться его микрофоном. Однако и тот вскоре перестал подавать признаки жизни. Тогда Его Святейшество предложил мне сесть на землю между его троном и троном Серконга Ринпоче в переднем ряду и передавал мне свой микрофон между тибетскими и английскими предложениями. Я так нервничал, что едва мог себя контролировать. Я и брал, и отдавал микрофон Его Святейшеству только одной рукой, а не уважительно — двумя вытянутыми руками, как это принято в тибетской традиции. После этого Ринпоче чуть не побил меня за то, что я брал микрофон, как «обезьяна, хватающая банан».

Ринпоче также заботился о том, чтобы западные люди проявляли себя по отношению к Его Святейшеству с лучшей стороны. Их поведение во время публичных учений Его Святейшества часто повергало его в шок. Он говорил, что очень важно осознавать, кем является Его Святейшество. Он не просто обычный лама-перерожденец. Нахождение в его присутствии обязывает к проявлению особого уважения и скромности. Например, во время перерыва на чай, в ходе посвящений или лекций стоять и болтать в поле зрения Его Святейшества, как будто его здесь нет, ужасно грубо. По правилам этикета нужно выйти наружу для любого разговора.

Как-то раз я работал переводчиком на учении Его Святейшества в Дхарамсале, которое было спонсировано одной западной буддийской организацией. Его Святейшество предложил аудитории задавать вопросы в письменной форме. После каждого занятия Ринпоче просил меня читать ему вопросы, собранные для рассмотрения на следующий день, и решительно отсеивал любые глупые или банальные вопросы. Часто Ринпоче велел мне перефразировать или переформулировать вопросы так, чтобы они были более осмысленными. Отредактированные таким образом, они бы не отнимали время у Его Святейшества и не лишали бы многих людей возможности получить пользу от его ответов. Несколько раз Его Святейшество даже отметил, насколько основательными и глубокими были вопросы. Я научился следовать этому процессу редактирования, когда бы я ни путешествовал вместе с Его Святейшеством.

Отношение Ринпоче к роли великого учителя

Одна из самых трудных и тонких буддийских практик — искренняя преданность духовному учителю. Необходимо приложить великие усилия, чтобы ее правильно развить и должным образом поддерживать. Однако, после того как она утвердилась на прочной основе, ничто уже не сможет ее поколебать. Серконг Ринпоче потратил немало сил для того, чтобы именно такая связь была установлена между ним и мной. Однажды вечером, в конце Большого фестиваля Монлам в Мундгоде, Ринпоче рассказал мне длинную историю о финансовой ситуации с его тамошней собственностью. Хотя другие его помощники считали, что в этом нет необходимости, Ринпоче сказал, что мне важно это знать. Он хотел быть уверенным, что, если бы позже я даже и услышал какие-нибудь ложные слухи от его завистников, у меня никогда, ни на минуту, не возникло бы сомнения по поводу его честности или колебаний в моей искренней преданности ему как учителю.

Практика развития искренней преданности духовному учителю требует от предполагаемых учителя и ученика тщательной и долгой взаимной проверки. И хотя по окончании такой проверки ученикам необходимо воспринимать своих учителей как живых будд, это не означает, что духовные мастера непогрешимы. Ученики всегда должны проверять, что учителя говорят, и, если это необходимо, даже почтительно изложить собственное мнение. Будучи всегда начеку, они должны уважительно поправлять все «странное», что их лама скажет или сделает.

Однажды Ринпоче постарался продемонстрировать это западным монахам в монастыре Наланда во Франции. Давая учение, он нарочно объяснил что-то совершенно неправильно. Хотя то, что он сказал, было возмутительной нелепицей, монахи все как один почтительно записывали его слова в свои тетради. На следующем занятии Ринпоче отругал монахов, заявив, что на предыдущей сессии он объяснил один из моментов учения совершенно нелепым, неправильным образом. Почему никто не усомнился, не задал ему вопрос? Он напомнил им, что сам Будда советовал никогда не принимать то, что говорит учитель, слепо и некритично. Даже великие мастера изредка оговариваются; переводчики часто делают ошибки; и ученики неизбежно делают неточные и ошибочные записи. Если что-то кажется странным, всегда должно задаваться вопросами и сверять каждый пункт с первоисточниками.

Сам Ринпоче подвергал сомнению даже стандартные буддийские комментарии. Таким образом он следовал примеру ламы Цонкапы. В XIV веке этот великий реформатор заметил, что многие уважаемые тексты индийских и тибетских мастеров противоречили друг другу или содержали нелогичные утверждения. Цонкапа распутал и тщательно проверил эти спорные места, либо отвергая позиции, которые не выдерживали аналитического исследования, либо давая новые сущностные объяснения тем моментам учения, которые ранее были неправильно поняты. Только те мастера, кто обладает обширными познаниями в области исследования священных текстов и глубоким опытом медитации, компетентны вводить такие новшества. Серконг Ринпоче был одним из них.

Например, незадолго перед смертью Ринпоче позвал меня и обратил мое внимание на некий абзац в одном из самых трудных философских текстов Цонкапы «Сущность великолепного объяснения интерпретируемого и безусловного смыслов» (тиб. Drangnges legs-bshad snying-po). Ринпоче ежедневно рецитировал наизусть этот трактат объемом в несколько сотен страниц в качестве части своей повседневной практики. В абзаце шла речь об этапах устранения заблуждения из сознания, в частности о «семенах», вызывающих это заблуждение. Стандартные комментарии объясняли эти «семена» как изменяющиеся явления, которые не являются ни чем-то материальным, ни одним из видов познающего ума. Чтобы донести этот момент, я переводил термин как «тенденции», а не «семена». Ссылаясь на логику, опыт и другие цитаты из текста, Ринпоче объяснил, что семя риса — все же рис. Поэтому семя заблуждения — это «остатки», или следы заблуждения. Это революционное объяснение имеет далекоидущие последствия, касающиеся вопроса о том, как надо понимать «бессознательное» (прим. ред.: то, что не контролируется сознанием: совокупность бессознательных процессов: рефлексов, инстинктов и т. п) и работать с ним.

Несмотря на выдающиеся реформаторские качества Ринпоче, он всегда и во всем делал акцент на скромности и отсутствии претенциозности. Так, хотя Ринпоче был высшим ламой своего монастыря в Мундгоде, его дом никак нельзя было назвать «величественным» или «привлекающим всеобщее внимание». Скорее это была маленькая хижина. Его дом в Дхарамсале был также очень скромным, в нем было только три комнаты, в которых размещались четыре человека, живших там постоянно, частые гости, две собаки и кошка.

Никогда не демонстрируя свое высокое положение, Ринпоче также старался удержать и своих учеников от того, чтобы они его возвеличивали. Например, некоторые медитативные практики сосредоточены на взаимоотношениях с духовным учителем. Это прежде всего гуру-йога, включающая в себя выполнение сложных визуализаций, а также практика начитывания мантры, содержащей имя ламы на санскрите. В практиках гуру-йоги Ринпоче всегда требовал от своих учеников визуализировать Его Святейшество Далай-ламу. Когда его просили назвать его имя на санскрите для повторения мантры, Ринпоче всегда давал имя своего отца. Отец Ринпоче — Серконг Дордже Чанг был одним из величайших практикующих учителей начала XX века. Он был держателем линии тантры Калачакры, а это означало, что он был признанным мастером, ответственным за передачу практик учения и медитации этой традиции следующему поколению.

Скромный образ жизни Ринпоче проявлялся и во многом другом. Когда, например, Ринпоче путешествовал, он следовал примеру Махатмы Ганди. Если только не было особой необходимости ехать по-другому, он всегда настаивал на поездке в индийском поезде, в третьем классе, представляющим собой пассажирский вагон с тремя ярусами спальных мест. Он путешествовал таким образом, даже если это означало, что придется спать рядом со зловонным туалетом, как, например, это случилось, когда мы ехали из Дхарамсалы в Дели во время нашего первого совместного тура на Запад. Ринпоче сказал тогда, что замечательно ехать таким простым способом, так как это помогает развивать сострадание. Вагоны всех трех классов прибывают в пункт назначения в одно и то же время, так зачем тратить деньги попусту. Ринпоче очень не любил, когда люди тратили на него деньги сверх необходимого, либо оплачивая билеты первого класса, либо приглашая в роскошные, дорогие рестораны.

Однажды, когда Ринпоче возвращался из Спити в Дхарамсалу, несколько его учеников, включая и меня, встречали его на индийском базаре, являвшемся по совместительству автобусной станцией. После того как мы проводили взглядом множество автобусов и машин, так и не обнаружив Ринпоче в числе их пассажиров, мы увидели, как на рыночную площадь вполз грязный старый грузовик. В набитом битком кузове сидел Ринпоче, держа в руках четки. Он и его помощники ехали из Спити таким манером три дня, совершенно не заботясь об удобстве или о том, как это выглядит со стороны.

Однажды, когда Ринпоче, его помощники и я возвращались с Большого фестиваля Монлам в Мундгоде, нам пришлось весь день прождать поезда в Пуне (прим. ред.: город в Центральной Индии). Ринпоче тогда с радостью принял приглашение местного продавца свитеров, тибетца по национальности, и мы остановились в ужасно шумной и душной комнате третьеразрядного отеля, которую он нам предложил. В действительности Ринпоче часто предлагал нам ехать ночными автобусами, когда мы путешествовали по Индии, так как это было дешевле и проще. Он никогда не возражал против ожидания на битком набитых автобусных станциях. Он говорил нам, что у него есть множество медитативных практик, выполнение которых не позволит ему сидеть без дела. Шум, хаос, грязь вокруг никогда не мешали его сосредоточению.

Ринпоче никогда долго не сидел на одном месте, но часто перемещался. Он говорил, что это хорошо для преодоления привязанностей. Таким образом, во время наших турне мы никогда не останавливались в одном доме больше чем на несколько дней, чтобы не злоупотреблять гостеприимством хозяев и не обременять их. Когда бы мы ни останавливались в буддийских центрах, где учителем был старый тибетский монах, Ринпоче всегда обращался с таким монахом как со своим лучшим другом. Он никогда не ограничивал свое дружелюбие общением только с каким-то одним избранным человеком.

Куда бы Ринпоче ни ездил, он постоянно выполнял какую-нибудь серьезную практику в течение дня и почти не спал ночью. Он начитывал мантры и тексты тантрических визуализаций — садхан не только между встречами, но даже и во время пауз, возникавших, пока я переводил для его иностранных посетителей. Он практиковал садханы в машинах, поездах, самолетах — внешние обстоятельства никогда не имели для него значения. Он подчеркивал, что сильная ежедневная практика дает ощущение непрерывности наших жизней, куда бы мы ни шли и что бы мы ни делали. Мы приобретаем большую гибкость, уверенность в себе и стабильность.

Ринпоче никогда не устраивал «шоу» из своей практики. Он говорил, что нужно все делать тихо и незаметно для других, благословляем ли мы еду перед трапезой или читаем молитвы перед началом учения. Чтение длинных торжественных молитв перед трапезой с другими людьми может вызвать у них ощущение дискомфорта, заставить их почувствовать, что мы пытаемся произвести на них впечатление своей «благочестивостью» или пристыдить их. Что касается молитв и ритуалов до и после учений, он никогда не навязывал другим никакие свои практики или традиции, а просто следовал распорядку, установленному в центре, который его пригласил.

Несмотря на то что Ринпоче делал обширные подношения Его Святейшеству, а также тибетским и западным монастырям, он никогда не похвалялся этим и вообще предпочитал об этом не упоминать. Он и других учил никогда не поступать таким образом. Однажды в Виллорбе, в Италии, один скромный человек средних лет пришел повидать Ринпоче. Когда он выходил, то просто оставил конверт (в котором было щедрое подношение), причем даже не на видном месте, а на маленьком столике, стоявшем в стороне. Позже Ринпоче сказал, что вот таким образом и следует делать подношения ламе.

Ринпоче тем не менее подчеркивал, что наша скромность должна быть искренней, а не притворной. Он не любил людей, которые притворялись скромными, а на самом деле были горды и надменны, или тех, кто считал себя великими йогинами. Он любил рассказывать историю об одном возгордившемся практикующем родом из кочевников, который пришел к известному ламе. Ведя себя так, как будто он впервые столкнулся с цивилизацией, этот человек спросил, что это за ритуальные инструменты на столе у ламы. Когда же он указал на кота и спросил, что это за удивительное животное, лама выставил его вон.

Особенно Ринпоче не любил, когда люди хвалились своей практикой, выставляя ее напоказ. Он говорил, что, если мы собираемся уйти в ретрит или даже закончили его, мы не должны сообщать об этом другим. Лучше всего держать это в секрете, чтобы никто не знал, что мы делаем. Иначе люди будут говорить о нас, и это вызовет много препятствий, таких как наша собственная гордыня или зависть и соперничество со стороны других. Никто не знал, какой из образов Будды был объектом основной тантрической практики ламы Цонкапы. Только незадолго до его смерти, когда его ученик Кхедруб Дже заметил, что он делает 62 подношения из своей чаши для внутренних подношений, он сделал вывод, что это был Чакрасамвара — образ Будды, воплощающий внутреннее блаженство. Точно так же никто не знал основной личной практики Серконга Ринпоче, несмотря на то что он был признанным знатоком тантры Калачакры.

Ринпоче часто рассказывал о тех геше традиции кадам, которые делали свои тантрические практики так скрытно, что только тогда, когда люди находили после их смерти крошечные ваджры и колокольчики, зашитые в уголках их монашеских одежд, они понимали, что именно практиковали эти мастера. Ринпоче жил в соответствии с этим примером. Ринпоче обычно ложился спать на полчаса раньше других в доме и утром вставал чуть позже всех. Несмотря на это, мы часто видели, что свет в его комнате включался после того, как все уже, вероятно, заснули, и выключался незадолго до того, как все домашние просыпались.

Однажды в Германии, в городе Егендорф, случилось так, что старший помощник Ринпоче по имени Чондзела ночевал с ним в одной комнате. Притворяясь спящим, Чондзела наблюдал, как Ринпоче вставал ночью и принимал различные довольно сложные позы, связанные с практикой шести йог Наропы. Несмотря на то что днем Ринпоче обычно нуждался в помощи, чтобы подняться и передвигаться, у него все же было достаточно силы и гибкости, чтобы выполнять эти йогические упражнения.

Ринпоче всегда старался хранить в тайне свои благие качества. На самом деле он даже не любил открывать незнакомым людям, кем он является. Однажды пожилая пара из Индонезии предложила отвезти нас на машине из Парижа в Амстердам. По прибытии в Амстердам они пригласили нас к себе домой перекусить. Только потом, когда члены местной буддийской общины позвонили им и пригласили их на учение Ринпоче, они поняли, кем был их гость на самом деле. Они думали, он был просто обычным, дружелюбным, старым монахом.

В таком же духе Ринпоче иногда играл в шахматы с детьми, когда ездил за границу, или его младший помощник играл, а Ринпоче помогал обеим сторонам. Дети думали, что это был просто добрый старый дедушка. Однажды, находясь в Германии, Ринпоче гулял по улицам Мюнхена. Это было в канун Рождества, и дети шли за ним, приняв его за Санта-Клауса из-за его красных монашеских одеяний.

Ринпоче даже скрывал тот факт, что он сносно знал английский. После посвящения Калачакры в Спити, за месяц до того, как Ринпоче покинул этот мир, я оставил его ненадолго в монастыре Табо, чтобы вернуться в Дхарамсалу. Нанятый мною для группы западных учеников автобус должен был вот-вот отправиться. Однако одна из иностранок, которая в последний момент уехала в монастырь Ки в двадцати милях вверх по долине, не вернулась к назначенному времени. Пока я ездил за ней в Ки, один из учеников, итальянец по национальности, решил повидать Ринпоче в отсутствие переводчика. Ринпоче, который никогда раньше не говорил ни одного слова по-английски ни одному иностранцу, повернулся к итальянцу и спросил на чистом английском: «Где Алекс?» И когда тот воскликнул: «Но, Ринпоче, вы же не говорите по-английски!» — Ринпоче только рассмеялся.

Другие качества Ринпоче

Серконг Ринпоче никогда не выдавал себя за йогина и не утверждал, что обладает какими-то сверхъестественными способностями. Он говорил, что для того, чтобы найти пример такого мастера, необязательно искать в далеком прошлом. Его отец Серконг Дордже Чанг как раз представлял собой яркий пример йогина, обладающего сверхъестественными способностями. Будучи монахом в монастыре Ганден Джангце, его отец достиг таких высот в практике ануттарайога-тантры, что был способен практиковать специальные йогические методы сексуального союза с супругой для достижения глубоких уровней сознания. Этот высокий уровень практики, относящийся к стадии завершения, требует от йогина полного овладения тонкой энергетической системой тела и абсолютного контроля над формой и энергией, как внутренними, так и внешними. Для Серконга Дордже Чанга, принявшего обеты безбрачия, такая практика была строго запрещена. Но, когда Его Святейшество Далай-лама XIII попросил предъявить доказательства его достижения, Серконг Дордже Чанг завязал в узел рог яка. Убедившись, Далай-лама XIII разрешил Серконгу Дордже Чангу заниматься этой практикой, не снимая своих монашеских обетов. Ринпоче сухо заметил, что, когда он был ребенком, у них в доме хранился этот рог.

Серконг Дордже Чанг был широко известен как реинкарнация Марпы-переводчика, жившего в XI веке. В свою очередь, Серконг Ринпоче родился, чтобы принять линии передачи учения, держателем которых был его отец, и считался реинкарнацией знаменитого сына Марпы Дарма Доде. Однако Ринпоче ни разу не упомянул этого при мне и никогда не сравнивал себя со своим отцом. Тем не менее, несмотря на молчание Ринпоче, для тех, кто был рядом с ним, было очевидно, что он тоже мог контролировать свои тонкие энергетические ветра и обладал сверхъестественными силами. Примером этому могло служить то, что Ринпоче мог погружаться в сон усилием воли. Однажды Ринпоче делали электрокардиограмму во время медицинского обследования в Мэдисоне, штат Висконсин, США. Когда он устраивался на кушетке для прохождения этой процедуры, Ринпоче был полон энергии и бодр. Однако, когда врач велел ему расслабиться, через несколько секунд он уже мирно похрапывал.

Об экстрасенсорных способностях Ринпоче предсказывать будущее можно судить по следующим примерам. Ринпоче был не только одним из учителей Его Святейшества, но также от случая к случаю консультировал некоторых членов его семьи, включая его мать. Ринпоче обычно никогда не навещал Достопочтенную Мать (официальный титул матери Его Святейшества Далай-ламы), кроме тех случаев, когда он наносил официальный визит, как того требовал протокол. Однако как раз перед смертью Достопочтенной Матери Ринпоче, зная о состоянии ее здоровья, нарушил протокол и неожиданно навестил ее в последний раз.

Однажды, после того как Ринпоче давал учение в Институте Ваджрайогини в Лаворе, во Франции, перед отъездом в Париж у него образовалось несколько свободных дней. Я хотел поехать раньше, чтобы навестить друзей, и кто-то предложил подвезти меня. Когда я попросил разрешения уехать в Париж в воскресенье, Ринпоче сказал: «Очень хорошо. Ты поедешь в Париж в понедельник». Когда я ответил: «Нет, нет. Я еду завтра, в воскресенье», Ринпоче повторил: «Очень хорошо, ты едешь в понедельник». Тогда я спросил: «Что-то будет не так, если я поеду в воскресенье? Должен ли я отложить поездку и поехать в понедельник?» Ринпоче засмеялся и сказал: «Нет, нет. Не имеет значения, в какой день ты поедешь».

Я отправился в Париж в воскресенье. На полпути сломалась машина. Поскольку по воскресеньям автомастерские во Франции не работают, нам пришлось переночевать в маленькой деревушке. В понедельник утром мы починили машину, и, как и предвидел Ринпоче, я прибыл в Париж позже, в понедельник.

Иногда Ринпоче проявлял способность видеть вещи на расстоянии. Однажды в Дхарамсале директор ретритного центра «Тушита» пригласил Ринпоче провести ритуал. Когда джип подъезжал к центру, Ринпоче сказал: «Скорей! Проверьте алтарную комнату! Упал светильник!» Когда директор забежал вовнутрь, он увидел, что светильник действительно упал и через несколько минут начнется пожар.

Ринпоче не только чувствовал, какие кармические связи у него были с различными людьми, но также иногда показывал, что знает много такого о незнакомых людях, чего ему о них никто не рассказывал. Однажды в Мэдисоне один из моих старых друзей впервые пришел к Ринпоче на аудиенцию. Хотя мой друг вел себя абсолютно нормально и ни я, ни он сам не упомянули о его привычке курить марихуану, Ринпоче сказал моему другу, что ему лучше перестать употреблять этот наркотик. По мнению Ринпоче, это вредило его развитию. Из всех иностранцев, которых Ринпоче встречал, мой друг был единственным, кому Ринпоче дал совет насчет марихуаны.

Когда Ринпоче замечал пагубные привычки и склонности в других людях, он всегда использовал искусные методы для того, чтобы указать им на их ошибки и недостатки. Однажды, когда Ринпоче уехал на несколько месяцев в Непал, у меня возникли личные трудности с работой. Позже мы встретились в Бодхгайе, где я работал переводчиком на учении, которое Его Святейшество давал по тексту «Вступление на путь бодхисаттвы». Вместо того чтобы напрямую сказать мне, что тот способ, которым я пытался уладить свои проблемы, был просто идиотским, Ринпоче обратился к тексту, который я переводил. Листая страницы, он указал на несколько слов и спросил, знаю ли я, что они означают. Слова относились в точности к моей проблеме. Ринпоче объяснил их полное значение, указывая, таким образом, на действия, которые нужно предпринять, чтобы разрешить мою ситуацию.

Однажды одна богатая пожилая дама из Швейцарии отвезла Ринпоче на такси в самый модный и дорогой магазин Цюриха. Когда Ринпоче вышел из магазина, он отметил, что там не было ни одной вещи, которая действительно была бы кому-нибудь нужна. Затем он спросил женщину, не могут ли они поехать обратно к ее дому на троллейбусе. Было бы интересно посмотреть, как люди обычно передвигаются по городу. Смутившись, женщина призналась, что она никогда в жизни не ездила на троллейбусе и не знает, как на нем добираться и где выходить. Таким образом, Ринпоче деликатно указал ей на то, сколь далека она была от реалий обычной жизни.

В другой раз Ринпоче пригласили остановиться в одном громадном помпезном доме недалеко от Цюриха; хозяйка дома, жена весьма состоятельного человека, чувствовала себя очень неуютно в такой удушливой роскоши. Она предпочитала жить просто и незатейливо. Для Ринпоче она приготовила библиотеку, отделанную дубом, так как это была самая роскошная комната в доме. Ринпоче взглянул на нее и настоял на том, чтобы спать на застекленной веранде. Он рассказал женщине о том, что ему очень нравится жить в палатках. Ее веранда с красивым видом на сад и находящееся ниже озеро как раз походили на полевые условия, которые он предпочитал. Таким образом, он помог ей обнаружить те возможности вести более простой образ жизни, которые предоставляло ее поместье, и начать наслаждаться ими.

Какая бы помощь ни требовалась другим людям, Ринпоче всегда делал все от него зависящее, чтобы помочь им. Однажды в Италии, в городе Помая, Ринпоче попросил бедного итальянского художника нарисовать небольшую тханку Желтой Тары, необходимую для ритуала дарования разрешения на практику этого образа Будды, ассоциируемого с материальным благополучием. Для этого художника подобная работа означала установление особой кармической связи, которая позволила бы ему получить материальные блага, выполняя эту медитативную практику. В другой раз в том же центре Ринпоче презентовал немного денег молодому человеку, родителей которого недавно обворовали. Этот дар послужил благоприятным началом для возрождения богатства их семьи. Алану Тернеру, своему близкому ученику из Великобритании, у которого из-за неуверенности в собственных способностях не было интереса к изучению тибетского языка, Ринпоче дал устную передачу тибетского алфавита, чтобы оставить кармический след на будущее. И со мной, когда я достиг «уровня плато» (прим. ред.: стадия в какой-либо деятельности, когда нет видимого прогресса) в моем изучении тибетского языка, Ринпоче начал прорабатывать тибетский словарь, поручая мне составлять предложения с каждым словом.

Ринпоче был также очень дипломатичным. Он говорил, что надо всегда принимать все, что кто-то искренне подносит, особенно при условии, если наш отказ ранит чувства этого человека, а принятие этого подношения не принесет никакого вреда. Так, Ринпоче, хотя и не любил ничего сладкого, с энтузиазмом съедал кусок торта, если кто-то испек его специально для него. В действительности, если это помогало человеку укрепить уверенность в себе, Ринпоче даже просил своего помощника Нгаванга записать рецепт.

Кроме всего, Ринпоче отличался чрезвычайной открытостью и широтой взглядов. К какой бы традиции ни относился буддийский центр, приглашавший его — кагью, ньингма, сакья, гелуг, дзен или тхеравада, — он всегда давал учения с учетом особенностей этих традиций. Подобный гибкий подход он применял и за пределами буддизма. Однажды в Милане женщина-католичка спросила его: «Теперь, когда я приняла прибежище, а также обеты бодхичитты и тантры, мне, наверное, не следует ходить в церковь?» Ринпоче ответил: «В этом нет ничего плохого. Что касается других религиозных систем, если вы сосредотачиваетесь на тех их учениях, которые касаются любви и сострадания, вы ведь действуете в соответствии со своими обетами, не так ли?»

Общий совет Ринпоче всем, практикующим буддизм

Серконг Ринпоче всегда подчеркивал, что необходимо проявлять благоразумие и такт по отношению ко всем ламам и не тратить их время попусту. Он предлагал избегать примера благочестивых людей из Спити. Когда его почитатели в Спити выстраивались в ряд с церемониальными шарфами, они ждали, пока окажутся прямо перед ним, чтобы начать простирания, каждый в отдельности. Такая процедура часто могла длиться часами. Далее, когда задают вопрос ламе, Ринпоче наставлял никогда не рассказывать длинную историю или не устраивать из этого представления. На самом деле он проинструктировал меня никогда не переводить такие вопросы буквально, а передавать только суть.

Вдобавок Ринпоче не хотел, чтобы визитеры всегда подносили ему шарфы-хадаки и то, что он называл «никчемные коробки с печеньками». Он говорил, что те, кто хочет сделать подношение ламе, должны поднести что-нибудь действительно хорошее, что он сможет использовать, или что-то, что ему может понравиться. Более того, тому, кто его часто навещал, например мне, он велел вообще ничего не приносить. Он ничего не хотел и ни в чем не нуждался.

Ринпоче всегда советовал людям опираться в первую очередь на здравый смысл. Так, например, он не любил, когда люди просили его сделать предсказание о мирских делах. Он считал, что единственная ситуация, когда уместно просить о предсказаниях, это та, в которой обычными средствами не разрешить проблему, особенно если это касается духовных вопросов. Однажды у меня возникла проблема, связанная с арендой дома, и я попросил Ринпоче сделать предсказание о том, как мне лучше поступить. Он прогнал меня, велев идти к адвокату.

Кроме этого, в любых начинаниях Ринпоче рекомендовал всегда иметь наготове по меньшей мере три возможных плана действия. В результате мы получаем возможность «маневрировать», что оберегает нас от паники и бессилия, если первый план провалится. Имея наготове несколько альтернативных вариантов, обретаешь чувство безопасности благодаря уверенности, что один из них обязательно сработает.

Однако ученики иногда делаются очень зависимыми от предсказаний мо, тем самым потакая своему нежеланию думать самостоятельно. Избегая ответственности за свои жизни, такие люди хотят, чтобы кто-то принимал решение за них. Хотя проконсультироваться со своим духовным учителем о принятии важных решений часто бывает полезно, однако самым надежным способом будет усвоить систему ценностей, проповедуемую учителем. Тогда, даже если лама отсутствует, эти ценности всегда будут под рукой, чтобы помочь нам принять самое мудрое решение.

Ринпоче особенно критиковал людей, которые просят предсказаний об одном и том же у разных лам до тех пор, пока не получат желаемого ответа. Просьба сделать предсказание подразумевает убежденность в способностях ламы и веру в него. Это означает готовность следовать любому его наставлению. В дополнение Ринпоче советовал не приходить к ламе с рассказами о том, что, мол, другой учитель сказал то-то и то-то, а что вы по этому поводу думаете? Следует мне это делать или нет? Ставить ламу в затруднительное положение, когда ему приходится высказываться в том смысле, что другой духовный учитель неправ, означает проявлять невежественность и бестактность.

Многие западные практикующие на самом деле не знают, как правильно задавать вопросы ламе. Когда они, бывало, приходили и спрашивали его о разных вещах в нелепой манере, Ринпоче всегда поправлял их. Например, если кто-то не знает, посещать ли ему посвящение, нелепо спрашивать: «А хорошо ли будет посетить это посвящение?» Конечно, это хорошо; никто не скажет, что это плохо. Или если кто-то спрашивает: «Идти мне или нет?», то он подразумевает: «Должен я идти или нет?» Никто не обязан идти. Так что, если вы ищете совет у духовного учителя по таким вопросам, лучше всего спросить: «Что вы посоветуете мне сделать?»

Далее, когда мы подходим к ламе и просим разрешения получить посвящение, которое он дарует, глупо спрашивать: «Могу ли я получить посвящение или нет?» Это означает: «Способен я или нет?» — что само по себе бессмысленно. Правильно будет спросить: «Пожалуйста, можно мне получить посвящение?» Когда мы просим продлить визу, чтобы подольше остаться в иностранном государстве, только идиот может спросить: «Могу ли я остаться дольше или нет?» Правильно будет просить: «С вашего разрешения я бы хотел остаться дольше».

Как-то Тернер приставал к Ринпоче раз за разом в течение нескольких месяцев с просьбой даровать ему разрешение на призывание Шестирукого Махакалы, защитника учения. Наконец, когда Ринпоче согласился, Тернер спросил его, какими будут ежедневные обязательства по практике. Ринпоче чуть не побил его, приговаривая, что, прося такое посвящение, он должен был быть готов выполнять абсолютно любые обязательства.

Ринпоче бывал очень недоволен, когда западные практикующие пытались выхлопотать послабление обязательств начитывания, принимаемых вместе с посвящением. Он всегда подчеркивал, что принимать посвящение в практику определенного образа Будды нужно только при искреннем желании выполнять эти практики, вплоть до достижения просветления для блага всех живых существ. Посещать церемонии с целью получить «позитивные вибрации» или из-за того, что «все идут, и я иду», — нелепо, считал он. Также неправильным будет идти на церемонию посвящения с мотивацией совершить ознакомительный ретрит, а потом благополучно забыть о практике медитации. Обязательство ежедневного выполнения садханы какой-либо тантрической практики берется на всю оставшуюся жизнь.

Ринпоче подчеркивал, что нужно тщательно анализировать суть духовных практик и проверять качества духовных учителей до того, как начнешь им следовать, а не после этого. Это было главным недостатком, который Ринпоче видел в западных практикующих. У нас есть тенденция бросаться во все предприятия преждевременно и необдуманно. Ринпоче предупреждал, что не надо, подобно умалишенным, выбегать на замерзшее озеро, а потом палкой проверять за собой, достаточно ли крепок лед, чтобы выдержать наш вес.

Ринпоче говорил, что люди могут посещать учения любого ламы и из вежливости делать простирания даже его монашеским одеждам или изображению Будды, висящему в комнате. Однако совсем другое дело — стать учеником этого учителя. Ринпоче говорил, что я могу переводить для любого ламы, но это не сделает его моим духовным учителем. Он объяснял, что это касается даже тех случаев, когда я перевожу на церемонии тантрического посвящения. Единственное, что действительно имеет значение, — это наше отношение к учителю.

Ринпоче также чувствовал, что многие западные люди слишком поспешно становятся монахами и монахинями, не проверив, действительно ли это тот образ жизни, который они хотят вести до конца своих дней. Часто они не считаются с тем, как принятие ими монашества повлияет на их родителей или как они будут содержать себя в будущем. Конечно, если кто-то способен отречься от всего, подобно великим мастерам прошлого, им нет нужды думать о таких вещах, как семья или деньги. Но мы-то хорошо знаем сами себя, чтобы решить, Миларепы мы или нет.

В связи с этим Ринпоче часто ссылался на пример Друбканга Гелега Гьяцо. Этот великий тибетский мастер в молодости хотел стать монахом, но его семья не поддерживала это его стремление, и все были очень расстроены. Поэтому он остался с семьей и заботился о своих родителях до глубокой старости, а когда они умерли, он пожертвовал свое наследство на благие цели. Только после этого он стал монахом.

Ринпоче всегда подчеркивал, что необходимо уважать своих родителей и заботиться о них. Как западные буддисты, мы охотно разглагольствуем о том, что нужно воспринимать всех живых существ как своих отцов и матерей в прошлых жизнях, и о том, что необходимо отплатить им за их доброту. Но на уровне личных отношений многие из нас не могут поладить даже с теми живыми существами, которые являются нашими родителями в этой жизни. Заботиться о своих родителях и проявлять доброту по отношению к ним, учил Ринпоче, — это поистине великая буддийская практика.

Тому, кто заранее тщательно все взвесил и только потом стал монахом или монахиней, или тому, кто уже принял монашество, Ринпоче объяснял, что нельзя быть монахом наполовину, подобно летучей мыши. Когда летучая мышь находится среди птиц и не желает принимать участия в том, что они делают, она говорит: «Я не могу это делать — у меня зубы». Когда она с мышами, она говорит: «Я не могу это делать — у меня крылья». Вести себя таким образом, как описано в этом примере, означает просто использовать монашеское одеяние ради удобства. Когда таким людям не нравится быть вовлеченными в какие-либо мирские заботы, такие, как, например, необходимость зарабатывать себе на жизнь, они используют свои монашеские одежды для самооправдания. Когда им не нравятся какие-то монашеские функции — посещение длительных ритуалов или путешествие в монашеских одеждах, они ищут себе оправдание в том, что они западные люди. Как говорил Ринпоче: «Кого вы пытаетесь обмануть?»

Это не означает, объяснял Ринпоче, что практикующие буддисты не должны работать. Монахам ли, мирянам ли — всем необходимо быть практичными и вести обыкновенный образ жизни. Ринпоче учил, что то, чем мы занимаем наши ум и речь, гораздо важнее того, чем мы занимаем свое тело. Поэтому тем, кто усиленно практикует и при этом должен обеспечивать себя сам, он советовал заниматься неквалифицированным, ручным трудом. Тогда во время работы можно практиковать, повторяя мантры или вызывая в уме теплые чувства и добрые мысли. Если думать об учениях во время работы трудно, а мы уже получили какие-либо тантрические посвящения, мы по меньшей мере можем трансформировать свой собственный образ. В течение дня мы можем представлять себя в образе соответствующего будды, а окружающую обстановку — как Чистые Земли, способствующие нашему духовному развитию. Потом рано утром или поздно вечером мы можем практиковать сложные визуализации садхан. Ринпоче всегда делал акцент на том, что нельзя отделять буддийскую практику от повседневной жизни.

Тернер был родом из Англии, где в течение многих лет, будучи безработным, жил со своей женой и двумя детьми на социальное пособие. Почти все свое время он проводил в ретрите, интенсивно выполняя различные практики. Он думал: зачем тратить время на работу, когда можно практиковать учения? Получив от Ринпоче дженанг Белого Махакалы, образа защитника, ассоциируемого с богатством, он ежедневно молился, чтобы его финансовые проблемы разрешились сами собой. Ринпоче был им недоволен. Он говорил, что это похоже на то, как больной молится будде Медицины, чтобы поправиться, но при этом никогда не принимает лекарства. Он велел Тернеру найти работу и делать свои интенсивные практики только в короткий период времени утром и вечером. Тогда призывание Белого Махакалы поможет в его работе и принесет финансовый успех.

Ринпоче предпочитал, чтобы люди были практичными и деятельными, а не витали в облаках. Так, он всегда стремился к тому, чтобы на практики и распевание молитв не уходило много времени. Однажды студенты центра Гепел Линг в Милане, где Ринпоче давал учения по тексту ламрим (поэтапный путь к пробуждению) и практике Авалокитешвары, попросили его провести сессию медитации в качестве завершения этого курса учений. Ринпоче согласился и велел им выполнить стадию зарождения себя в образе Авалокитешвары, следуя шестичленному процессу, после чего медитировать на полусотне основных положений ламрима, причем сделать это все за две минуты. Когда студенты зароптали по поводу того, как мало времени он выделил для всех этих практик, Ринпоче «смягчился» и сказал: «Хорошо, сделайте за три». Затем он объяснил, что хороший практикующий может в медитации охватить весь Ламрим за время, которое необходимо для того, чтобы перекинуть ногу через седло, когда садишься на лошадь. Ведь, когда приходит смерть, не будет времени на то, чтобы усесться поудобней и начать визуализацию медленно и размеренно.

Ринпоче подчеркивал, что нужно быть реалистами в своем отношении ко всем аспектам буддийской практики. Это особенно важно, если мы стремимся стать бодхисаттвами, основная задача которых — приносить пользу другим живым существам. Хотя со своей стороны мы всегда должны быть готовы помочь, необходимо помнить, что открытость других к нашей помощи и в конечном итоге успех наших усилий зависят от их кармы — предыдущих моделей поведения, которые обусловили нынешнее состояние их сознания. Поэтому Ринпоче советовал не предлагать помощь в делах, которые нас не касаются, а также когда другие не заинтересованы в нашей помощи. В такой ситуации наше вмешательство только вызовет сопротивление, а если наша помощь не принесет пользы, то на нас еще и ляжет вся вина за постигшую их неудачу.

Лучше всего держаться в тени. Мы можем дать понять другим, что рады помочь, и, если они попросят, мы обязательно поможем им в решении их проблем. Тем не менее нужно избегать позиционирования самих себя как «бодхисаттв по найму». Лучше всего делать ежедневные медитативные практики и вести скромный образ жизни. Ринпоче особенно предостерегал не обещать больше, чем мы можем сделать, или объявлять, что мы что-то собираемся предпринять или достичь в будущем. Это только породит препятствия, и, в конце концов, если мы не выполним обещанного, мы будем выглядеть глупо и утратим доверие окружающих.

Этот принцип не обещать больше, чем мы можем сделать, особенно важен в наших отношениях с духовными учителями. Ринпоче советовал всегда следовать наставлениям из «Пятидесяти строф благочестивого почитания учителя» Ашвагхоши, которые он читал наизусть каждый день как часть своей медитативной практики. Если наш учитель просит нас о чем-либо, а мы по каким-то причинам не можем выполнить его просьбу, мы должны скромно и вежливо объяснить, почему мы не можем этого сделать. Ринпоче подчеркивал, что суть искренней преданности духовному учителю заключается не в том, чтобы становиться рабом или послушным роботом, а в том, чтобы научиться стоять на собственных ногах, думать самостоятельно и достичь просветления. Если мы не можем выполнить того, о чем просит учитель, совершенно неуместно чувствовать себя виноватыми, думая, что мы разочаровали своего наставника и потому являемся плохими учениками. Настоящий духовный учитель не бывает безрассудным тираном.

Если же мы соглашаемся что-то сделать для нашего учителя или для кого-нибудь еще, то по совету Ринпоче нам лучше с самого начала расставить все точки над «i». Мы, без сомнения, навлечем на себя беду, если, притворившись сперва эдакими «благодетелями», впоследствии, выполняя поставленную задачу или уже после ее выполнения, объявим о том, что хотим получить что-то взамен, в виде вознаграждения за наши услуги. Ринпоче учил, что, если мы будем себя вести как практичные реалисты, которые продумывают свои действия заранее, тогда и мирские и духовные дела пойдут у нас хорошо. Если же мы непрактичны, далеки от реальности и бездумно кидаемся в любые начинания, ни одно из них не принесет нам успеха.

Ринпоче советовал то же самое и членам буддийских центров на Западе. Он учил их не разбрасываться обязательствами, которые они не смогут выполнить, и не начинать многообещающих проектов, которые они не смогут завершить. Он наставлял их начинать с малого и быть скромнее, и не поддаваться искушению обосноваться в отдаленных загородных районах. Буддийские центры должны быть в месте, удобном для горожан, а также для того, чтобы их обитатели могли найти работу неподалеку. В свое время, при необходимости, группа всегда может продать старое помещение центра и купить другое, большего размера.

Цель буддийских центров не в том, чтобы привлекать большие толпы людей, используя для этого зазывную рекламу, как это принято в цирке. Ринпоче всегда предпочитал небольшие группы искренних и мотивированных учеников. Более того, при выборе духовного учителя главным критерием является не то, насколько хорошо он умеет развлекать аудиторию или какие смешные истории он рассказывает. Если мы хотим посмеяться или увидеть что-нибудь экзотическое, проще действительно пойти в цирк и посмотреть на клоунов или на любое другое представление.

Особый совет Ринпоче ученикам, практикующим тантру

Несмотря на то что длительный непрерывный ретрит по практике тантры очень полезен, большинство людей не могут себе позволить такую роскошь. Поэтому Ринпоче считал, что было бы наивно полагать, что возможность выполнять такой ретрит появляется у нас только тогда, когда у нас образуется несколько месяцев свободного времени. Смысл ретрита не в том, чтобы избегать других людей. Ретрит, или затвор, — это период интенсивной медитативной практики, предназначенный для того, чтобы с помощью этой практики сделать наш ум гибким. Выполнять ежедневно две медитационные сессии — одну утром и одну вечером, — ведя при этом нормальный образ жизни в остальное время суток, абсолютно приемлемо. Сам Ринпоче выполнил много своих ретритов именно таким образом, когда никто даже не подозревал, что он это делает.

Единственное ограничение при таком виде практики заключается в том, что нужно спать в той же самой кровати и медитировать на том же сиденье и на том же месте в течение всего ретрита. Иначе будет потеряна движущая сила, определяющая рост духовной энергии. Кроме того, каждая сессия должна включать в себя повторение мантр, простираний или какого-либо другого вида практик в количестве не меньшем, чем во вступительной сессии ретрита. Поэтому Ринпоче советовал делать только три повтора выбранной практики во время вступительной сессии. Благодаря такому подходу серьезная болезнь не вызовет необходимости прерывать ретрит и потом начинать все заново.

И все же в исключительных случаях во всех формах буддийской дисциплины «необходимость иногда берет верх над правилами». Однажды, когда я находился в медитационном ретрите в Дхарамсале, меня попросили поработать переводчиком на церемонии посвящения и учении, которые Его Святейшество Далай-лама давал в Манали — другом гималайском городке, расположенном выше в горах. Я посоветовался с Ринпоче, который велел мне ехать без всяких колебаний и сомнений. Помощь Его Святейшеству важнее любого другого возможного вида моей деятельности. Я не нарушу роста духовной энергии в моей практике, если буду проводить одну медитационную сессию в день, делая то минимальное количество повторений мантр, которое я для себя установил. Я последовал этой схеме и после десяти дней работы на учении Его Святейшества вернулся в Дхарамсалу и закончил свой ретрит.

Ринпоче всегда подчеркивал, что ритуальные обряды и церемонии полны глубокого смысла и имеют определенную цель, поэтому их необходимо выполнять безошибочно. Например, во время тантрического ретрита требуется повторить определенные мантры необходимое количество раз, после чего выполняется так называемая огненная пуджа. Огненная пуджа — это сложный ритуал подношения специальных веществ путем сжигания их в огне. Цель ритуала — восполнить все упущения в нашей практике и, очистив, устранить возможные ошибки.

Некоторые ретриты бывают особенно трудными. Например, в одном из своих ретритов мне пришлось повторить мантру миллион раз, а во время сложной огненной пуджи нужно было поднести 10 000 пар длинных травинок тростника, повторяя мантру над каждой парой. Все 10 000 пар должны быть брошены в огонь за один прием, без перерыва. Когда я выполнял огненную пуджу в конце этого ретрита, травинок оказалось немного меньше установленного количества. После завершения остальной части ритуала я доложил обо всем Ринпоче. Он заставил меня повторить весь ритуал пуджи несколько дней спустя. На этот раз, перед тем как начать, я сперва удостоверился, что у меня заготовлено 10 000 пар травинок тростника!

Поскольку эксперты по данному ритуалу не всегда доступны, Ринпоче подчеркивал, что необходимо полагаться во всем на себя. Поэтому он учил своих наиболее продвинутых западных учеников выполнять огненные пуджи самостоятельно. Он также учил их тому, как приготовить яму для огня и как нарисовать разноцветными порошками мандалу на дне этой ямы. Даже если западным практикующим требовался кто-то для того, чтобы декламировать текст ритуала, поскольку текст еще не был доступен на их родном языке, Ринпоче объяснял, что им нужно выполнять подношения различных веществ, предавая их огню самостоятельно. Это правило также верно и для группового ретрита.

Однако необходимость точного следования установленному порядку не должна противоречить принципу практичности. Например, тантрические ретриты начинаются с приготовления на домашнем алтаре специальных подношений, которые делаются каждый последующий день, чтобы отвратить препятствия. Подношения мысленно делятся на столько частей, сколько дней будет длиться ваш ретрит, и каждый день подносится соответствующая часть этих подношений. Эти препятствия мысленно представляются в виде вредоносных духов, которых приглашают каждый день для принятия подношений. Ринпоче говорил, что коробки с печеньем — абсолютно приемлемая замена для традиционных разукрашенных торма, используемых для этих целей.

Ринпоче не очень радовало, когда люди пытались выполнять продвинутые практики, не обладая при этом соответствующей квалификацией. Некоторые ученики, например, пытаются выполнять практики стадии завершения, не имея при этом ни интереса, ни желания выполнять соответствующие развернутые садханы, не говоря уже о том, чтобы достичь мастерства в практике таких садхан. На пути практики высшего класса тантры — ануттарайоги, практикующие вначале проходят стадию зарождения, а потом стадию завершения. Выполняя практики начальной ступени, или стадии зарождения, с помощью практики садханы практикующие развивают способность к воображению и концентрации. На второй же ступени, именуемой стадией завершения, практикующие используют эти новые способности ума для работы с тонкими энергиями тела, чтобы достичь подлинной самотрансформации. Без навыков, полученных через практику садханы, работа с энергетическими центрами чакрами, каналами нади и энергетическими ветрами пранами этой тонкой системы не более чем жалкая пародия.

Ринпоче предостерегал, что тем, кто, не имея соответствующей квалификации, выполняет продвинутые тантрические практики, они могут принести немалый вред. Например, практика перемещения сознания пхова, при выполнении которой подразумевается, что в момент приближения физической смерти сознание выходит из отверстия в макушке головы, может сократить жизнь. Практика принятия экстрактов в виде пилюль чулен, во время которой человек голодает неделями и поддерживает силы организма, питаясь только освященными пилюлями-реликвиями, может вызвать голод в округе, особенно если это проделывается группой практикующих. В довершение всего тот, кто это практикует, может серьезно заболеть из-за недостатка еды и воды и даже умереть.

Тантрические ретриты сами по себе являются весьма продвинутой практикой, и Ринпоче предостерегал учеников от ухода в ретрит, пока они не достигли некоторой зрелости. Иногда, например, люди идут в ретрит, чтобы выполнить сто тысяч повторений определенной мантры, не ознакомившись заранее с практикой. Они думают, что приобретут опыт в процессе прохождения ретрита. Несмотря на то что процесс изучения и ознакомления с определенной практикой в течение длительного периода времени очень полезен, это не та деятельность, которой занимаются во время традиционного тантрического ретрита. Тот, кто не умеет плавать, не начинает свое обучение с того, что тренируется в бассейне по 12 часов ежедневно. Такая «храбрость», граничащая с авантюризмом, ведет к мышечным судорогам и переутомлению. Интенсивная тренировка предназначена только для опытных пловцов, которые выполняют ее с целью стать спортсменами высшего класса. То же самое можно сказать и относительно практики тантрических ретритов.

Далее, для выполнения тантрической практики требуется конфиденциальность. Иначе может возникнуть много помех. Ринпоче замечал, что многие западные ученики не только не хранили свои практики и достижения в тайне, но даже похвалялись ими. Он говорил, что абсурдно хвастаться тем, что вы великий йогин, выполняющий практику определенного образа Будды, если все, что вы сделали, — это короткий ретрит, в течение которого вы выполнили пару сотен тысяч повторений соответствующих мантр. А быть таким самонадеянным и надменным, учитывая, что вы даже не практикуете ежедневно развернутую садхану избранного йидама, — это просто абсурд. Ринпоче всегда объяснял, что развернутые садханы предназначены для начинающих. Эти садханы часто содержат более ста страниц и похожи на либретто для продолжительных оперных постановок. Короткие, или сокращенные, садханы предназначены для опытных практикующих, которые настолько хорошо знакомы со всей практикой, что за время декламации всего лишь нескольких слов могут проделать все необходимые визуализации.

Ринпоче говорил, что западным ученикам нужно отказаться от свойственного им стремления к тому, чтобы все учения и инструкции были им четко объяснены с самого начала, особенно когда дело касается тантры. Великие мастера Индии и Тибета, без всякого сомнения, обладали способностью писать ясные тексты. Тем не менее они использовали малопонятный стиль при написании текстов и делали это умышленно. Подача материала, касающегося тантры, в слишком очевидной и доступной форме может легко вызвать препятствия в практике и ее деградацию. Например, люди могут принять учения безоговорочно, со слепой верой, не прикладывая усилий к их пониманию и освоению.

Важная часть буддийских методик обучения состоит в том, чтобы заставить других задаваться вопросами о смысле. Если ученики искренне заинтересованы, они будут искать дальнейших разъяснений. Такой подход автоматически отсеивает тех, кто является «духовными туристами» и кто не хочет прилагать никаких усилий, необходимых для достижения просветления. Однако, если цель объяснения учений тантры состоит в том, чтобы устранить искаженное и негативное впечатление о ней, Его Святейшество Далай-лама одобряет публикацию подробных комментариев. Но они относятся только к теории, а не к конкретным практикам индивидуальных йидамов. «Пошаговое руководство пользователя» может побудить людей заняться продвинутыми практиками без руководства учителя, что может оказаться очень опасным.

Ринпоче также предостерегал, что наиболее опасным является легкомысленное отношение к защитникам Дхармы. Защитники Дхармы — это могучие силы, а зачастую и духи, которых укротили великие учителя прошлого. Они заставили этих, как правило, злонамеренных существ дать клятву в том, что они будут защищать Учение Будды и оберегать ею искренних последователей от вреда и препятствий. И только великие йогины могут держать их под контролем.

Ринпоче часто рассказывал историю об одном защитнике, который дал обет защищать практику монастыря, где основной дисциплиной были философские диспуты. Он должен был чинить помехи, такие как болезни и несчастные случаи, на пути каждого, кто пытался бы практиковать тантру на территории монастыря, в то время как ему следовало участвовать в диспутах. Только те монахи, которые завершили свое обучение в диалектике и которые затем прошли обучение в одном из двух тантрических колледжей, имели разрешение практиковать тантру, но даже им запрещалось это делать в пределах стен монастыря.

Один геше, когда он был еще студентом, имел обыкновение выполнять ритуал подношения на территории монастыря, сжигая можжевеловую хвою, как это принято в тантрической традиции. И его постоянно мучили препятствия. Затем он поступил в один из тантрических колледжей и после его окончания снова стал выполнять аналогичные подношения, но уже за стенами монастыря, на холме неподалеку. Спустя несколько лет, когда этот геше уже обрел прямое неконцептуальное постижение пустотности, защитник появился перед ним в видении. Свирепого вида дух принес свои извинения, сказав: «Прости, что я причинял тебе вред, но это было частью моего обета, данного основателю твоего монастыря. Теперь, когда ты достиг прямого восприятия пустотности, то, даже если бы я и хотел, я не смог бы повредить тебе».

Ринпоче подчеркивал важность этого примера. Игра с силами, контроль над которыми выше наших возможностей, может привести к бедствию. Он часто цитировал Его Святейшество, который говорил, что нужно всегда помнить, что защитники Дхармы — слуги будд. Только тот, кто полностью компетентен в практике стадии зарождения ануттарайога-тантры и обладает необходимой силой, может, трансформируясь в образ Будды, повелевать защитниками. Иначе в случае преждевременного обращения к подобным силам ситуация будет такая же, как в рассказе про маленького мальчика, который зовет огромного свирепого льва, чтобы тот защитил его. Лев может попросту проглотить ребенка. Его Святейшество учил, что карма, созданная нашими действиями, — наш наилучший защитник. Кроме того, не следует забывать о защите Трех драгоценностей — Будде, Дхарме и Сангхе, духовном сообществе высокореализованных мастеров, в которых мы принимаем прибежище.

Смерть и перерождение Ринпоче

Смерть Серконга Ринпоче была даже еще более замечательна, чем его жизнь. В июле 1983 года Ринпоче занимался организацией церемонии посвящения Калачакры, которую Его Святейшество Далай-лама собирался провести в монастыре Табо в долине Спити. После этого Ринпоче заметил одному местному старому монаху, что в соответствии с тибетской астрологией это был год, грозивший препятствиями для Его Святейшества. Жизнь Его Святейшества была в опасности. Ринпоче хотел бы принять на себя эти препятствия. Он велел старому монаху никому об этом не говорить.

После этого Ринпоче ушел в трехнедельный медитационный ретрит. Затем он поехал в соседний гарнизон тибетской армии преподавать солдатам «Вступление на путь бодхисаттвы». Предполагалось, что Ринпоче будет давать учение по всему тексту постепенно, в течение долгого периода времени, но вместо этого он лишь пробежался по нему. Уезжая из лагеря на несколько дней раньше запланированного, он объяснил, что на это есть веская причина. Как раз в этот день, 29 августа 1983 года, Его Святейшество летел в Швейцарию, в Женеву, куда одновременно должен был прибыть также Ясир Арафат, председатель Исполкома Организации освобождения Палестины. Высокопоставленные полицейские были обеспокоены в связи с возможным террористическим актом, направленным против Арафата. Они предупредили, что не смогут гарантировать полную безопасность Его Святейшества.

Ринпоче и Нгаванг срочно выехали из военного лагеря на джипе, сделав короткую остановку в монастыре Табо. Ринпоче попросил Качена Друбгьяла присоединиться к ним, но старый монах объяснил, что он только что постирал свои монашеские одежды. Ринпоче сказал, что это неважно, пусть едет в исподнем, а верхнюю одежду пусть привяжет к крыше джипа, чтобы она просохла. Монах так и поступил.

Когда они углубились в долину Спити, Ринпоче напомнил Нгавангу, что он всегда наставлял его постоянно повторять мантру сострадания ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ, но тот никогда не принимал это всерьез. Это был, как оказалось, его прощальный совет.

Затем они остановились у монастыря Ки. Ринпоче захотел сделать подношения. Нгаванг сказал, что уже поздно и что они могут пойти туда утром, но Ринпоче настоял на своем. Как правило, Ринпоче передвигался медленно и с трудом. При случае, однако, он вполне мог и пробежаться. Например, однажды в аэропорту, когда мы чуть не опоздали на рейс, Ринпоче бежал так быстро, что никто из нас не мог за ним угнаться. Подобным же образом как-то раз в Бодхгайе, когда Его Святейшество участвовал в коллективном чтении стотомного тибетского канона Кангьюр, Ринпоче сидел сбоку от Его Святейшества, а я сразу за ним. Когда ветер унес страницу из текста Его Святейшества, Ринпоче практически слетел со своего сиденья, чтобы тут же поднять ее с земли. Обычно же ему нужна была помощь, чтобы встать. И в этот раз в монастыре Ки Ринпоче без какой-либо помощи быстро взбежал вверх по крутой горной тропе.

После того как Ринпоче сделал подношения, монахи монастыря Ки попросили его остаться переночевать. Ринпоче отказался, сказав, что ему нужно этой же ночью добраться до деревни Кибар. Если они хотят его увидеть еще раз, им надо идти туда. Затем он быстро уехал, косвенно дав таким образом понять, что должно было вскоре произойти.

Когда Ринпоче со своими сопровождающими добрался до высокогорной деревни Кибар, они пошли в дом одного знакомого крестьянина. Человек этот был еще в поле и не ожидал никаких гостей. Ринпоче спросил, не занят ли он в следующую неделю или две. Крестьянин ответил: «Нет» и пригласил Ринпоче остановиться.

Ринпоче помылся, съел немного йогурта и затем прочел по памяти «Сущность великолепного объяснения интерпретируемого и безусловного смыслов» Цонкапы, что заняло у него около двух часов. Когда он закончил, то позвал Нгаванга и сказал, что нехорошо себя чувствует. Затем он положил свою голову Нгавангу на плечо, чего обычно никогда не делал. Теперь, оглядываясь назад, мне кажется, что таким образом он тогда прощался. Ранее он отослал Чондзела в Шимлу, потому что, без сомнения, для того было бы слишком трудно наблюдать то, что должно было вскоре произойти. Он находился с Ринпоче с шести лет, и Ринпоче вырастил его как своего сына.

Нгаванг предложил позвать врача или принести какое-нибудь лекарство, но Ринпоче отказался. Нгаванг спросил, может ли он еще быть чем-то полезен, и Ринпоче попросил помочь ему дойти до туалета. Затем Ринпоче попросил приготовить ему постель. Вместо обычной желтой простыни, на которой он всегда спал, Ринпоче попросил Нгаванга постелить ему белую. В тантрической практике желтое используется для ритуалов увеличения способности помогать другим, тогда как белое — для устранения препятствий.

Ринпоче затем попросил Нгаванга и Качен Друбгьяла зайти в его спальню, что они и сделали. Потом Ринпоче лег на правый бок, в позицию спящего Будды. Но, вместо того чтобы положить руки в обычную позицию, когда левая находится на боку, а правая под головой, как он всегда делал, когда ложился спать, он скрестил их в жесте тантрического объятия. Затем он начал глубоко дышать и просто ушел из жизни, находясь, по всей видимости, в процессе медитации принятия-отдачи тонглен. Ему было 69 лет, и у него было отличное здоровье. Двумя месяцами ранее я возил его в Дели на комплексное медицинское обследование.

В этот самый момент Его Святейшество все еще находился в полете на пути в Женеву, а председатель Арафат вдруг передумал и решил отложить визит в Швейцарию. Опасность террористического акта в аэропорту была предотвращена, и угрозы для жизни Его Святейшества больше не было. Позже, однако, его автомобильный кортеж потерялся на пути из аэропорта в гостиницу. Но, в общем, Его Святейшество никоим образом не пострадал. Серконг Ринпоче успешно «принял на себя» ситуацию, представляющую собой угрозу для жизни Его Святейшества, и отдал взамен свою собственную жизненную энергию.

Отдача и принятие — это весьма продвинутая практика бодхисаттвы, когда, принимая на себя проблемы других, он отдает им взамен собственное счастье. Когда Ринпоче учил этой практике, он говорил, что нам нужно быть готовыми принять страдания других, даже если это означает пожертвовать собственной жизнью. Он всегда ссылался на пример, который приводил Куну Лама Ринпоче, когда некий человек из его родной местности принял на себя страдания другого человека, получившего травму головы, и в результате этого скончался. Когда мы спросили Ринпоче, если бы это сделал он, разве не явилось бы это «непозволительной роскошью» и огромной утратой для всех нас? Ринпоче ответил отрицательно. «Это сродни тому, — объяснил он, — когда космонавт жертвует своей жизнью ради блага всемирного прогресса. Так же как достойный пример и слава космонавта-героя обеспечивают солидную государственную пенсию его семье, так и героический пример самопожертвования ламы обеспечит духовную пищу для его оставшихся учеников».

Серконг Ринпоче оставался в состоянии посмертного созерцания ясного света в течение трех дней. Такая медитация обычно выполняется теми, кто обрел способность управлять собственным перерождением. Эта медитация является частью процесса начала новой или продолжения уже существующей линии лам-перерожденцев. Во время этой медитации их сердечная чакра остается теплой, а тело не начинает разлагаться, хотя они и прекратили дышать. Обычно великие ламы остаются в этом состоянии по несколько дней, после чего их голова резко падает и из ноздрей выступает кровь, свидетельствуя о том, что сознание покинуло тело.

Когда эти знаки появились у Серконга Ринпоче, в небе засияли радуги, а на том безжизненном холме, который был выбран для его кремации, были замечены удивительные всполохи. В монастырь Намгьял Его Святейшества Далай-ламы в Дхарамсале была послана просьба о том, чтобы монахи этого монастыря приехали на церемонию кремации. Однако делегация не смогла приехать вовремя. Монахи Спити проделали все ритуалы самостоятельно, скромно, как того и пожелал бы Ринпоче. Вскоре после этого из места кремации забил родник с чистой водой, обладающей целебными свойствами. Этот источник, находящийся там и поныне, вскоре стал местом паломничества. Ровно через девять месяцев, 29 мая 1984 года, Ринпоче принял новое рождение, там же, в долине Спити, в семье простых крестьян.

Несколькими годами раньше Ринпоче познакомился с семейной парой, мужа звали Церинг Чодраг, а жену Кунсанг Чодрон. Они произвели на него большое впечатление. Они усердно практиковали Дхарму и поведали Ринпоче, что их глубочайшее желание — стать монахом и монахиней. Старейшины местных деревень не советовали делать этого, так как вступление в монашескую жизнь в зрелом возрасте да еще при наличии малых детей вызвало бы много проблем. Сначала они должны позаботиться о своих детях. Ринпоче поддержал решение совета старейшин. Это и были те родители, у которых Ринпоче переродился, став их четвертым ребенком.

Ученики используют различные средства для обнаружения перерождения великого ламы, который овладел медитацией объединения с состоянием смерти. Эти методы включают в себя консультации оракулов и толкование снов учителей, имеющих наивысшие постижения. Выбранный кандидат затем должен правильно опознать из множества похожих предметов те, которые принадлежали умершему ламе. Его Святейшество Далай-лама тем не менее предостерегает от того, чтобы полностью полагаться на такие средства. Ребенок должен идентифицировать себя, продемонстрировав явные знаки своей исключительности прежде, чем станет серьезным кандидатом.

Жители Спити почитали Серконга Ринпоче как святого, поэтому почти в каждом доме была его фотография. Как только маленький Серконг Ринпоче начал говорить, он указал на фотографию Ринпоче на стене в доме своих родителей и сказал: «Это я!» Когда Нгаванг позже навестил их дом, чтобы проверить ребенка, мальчик сразу забрался к нему на руки. Он хотел ехать с ним обратно в свой монастырь.

Ни у кого не было сомнений в том, кем он был. В конце концов, несколькими годами раньше группа знатных женщин Спити обратилась с прошением к Ринпоче переродиться в следующий раз в их долине. При получении разрешения у индийского правительства на посещение этого отдаленного приграничного района всегда возникали трудности. Такое перерождение могло бы все упростить. Его родители, осознавая оказанную им высокую честь, дали свое согласие на то, чтобы в возрасте четырех лет маленький Ринпоче уехал в Дхарамсалу. Хотя родители навещают его время от времени, мальчик никогда не просится к ним и, кажется, даже не скучает. С самого начала он чувствовал себя совершенно как дома со своими прежними домочадцами. Они были его настоящей семьей.

Ко времени написания этой статьи, в 1998 году, новому Серконгу Ринпоче исполнилось 14 лет. Он живет и учится главным образом в монастыре в Мундгоде и приезжает в Дхарамсалу раз или два в году, когда Его Святейшество дает большие учения. Чондзела и старый повар Ринпоче умерли, а Нгаванг сложил с себя монашеские обеты, женился и сейчас живет в Непале. О Ринпоче заботятся новые домочадцы из монахов, которых он выбрал сам в прошлой жизни. Например, он лично выбрал двух десятилетних мальчиков из Спити и Киннора для жизни в своем доме, и они заботились о нем в течение двух последних месяцев его жизни.

Хотя он и обладает похожим чувством юмора и практичным, рациональным подходом к жизни, как и его предшественник, у молодого Серконга Ринпоче свой собственный характер. Что продолжается из одной жизни в другую — это таланты, предрасположенности и кармические связи. В моих отношениях с ним я чувствую себя членом стартового экипажа «Стар Трэк» (прим. ред.: научно-фантастический телесериал 1965—1969 гг., приобретший особую популярность во время повторного показа в 1970-е годы. В 1979 г. на экраны вышел «Звездный путь» (кинофильм), а затем и второй телесериал (1987—1994). Имена главных героев, капитана звездного корабля XXIII века «Энтерпрайз» Джеймса Кирка и мистера Спока — ученого с планеты Вулкан, стали почти нарицательными. Последние части телесериала посвящены следующему поколению космических путешественников) капитана Кирка, который позже присоединился к команде капитана Пикарда в сиквеле знаменитого сериала. Все изменилось, но непрерывность в этом континууме преемственности не вызывает сомнения.

Пока я занял «место на галерке» в деле воспитания Ринпоче. Мне казалось, что желанием предыдущего Серконга Ринпоче было служить в основном своему собственному народу. Слишком многие великие ламы посвятили себя обучению людей на Западе или в других странах Азии, вне сферы своей культурной традиции, в ущерб самим тибетцам. В деле сохранения тибетского буддизма в его традиционной форме обучение будущих поколений тибетцев является самым важным моментом. Это объясняется тем, что в настоящее время Учение Будды во всей его полноте доступны только на тибетском языке. Ринпоче обеспечил меня наилучшими условиями для обучения и саморазвития, какие только можно вообразить. Чтобы отплатить ему за его доброту, я решил сделать для него то же самое.

Чтобы попытаться предотвратить конфликт культур, я не стал принимать участия в современном образовании Ринпоче. На самом деле я специально избегал контактировать с ним слишком часто, хотя, когда бы мы ни встречались, тесная связь между нами проступала совершенно очевидно. Вместо этого я помог устроить процесс обучения Ринпоче таким образом, чтобы местные тибетские наставники учили его английскому, естественным и социальным наукам, следуя той же программе, которую используют тибетские школы в Индии. Благодаря такому подходу к его образованию Ринпоче не потеряет связь со своим народом. Я также не возил его на Запад, не покупал ему компьютер или видеомагнитофон и просил других не предлагать ему этого. Слишком многие молодые ламы-перерожденцы находят игру на компьютере и просмотр видео-фильмов более увлекательным времяпрепровождением, чем свои традиционные монашеские занятия.

Я не знаю, сыграл ли значимую роль в этом мой подход к его образованию, но Ринпоче ощущает себя вполне уверенно и комфортно в своей собственной культуре. Это, без сомнения, принесет благо и ему и всем, кого он встретит в будущем. Он сможет сам узнать о Западе, когда повзрослеет. Я же молюсь о том, чтобы я смог снова стать его учеником в моей следующей жизни.

Оглавление