Я стою на пружинистом, сплетенном из корешков берегу, потом делаю шаг в темную, полную всякой живности воду.
Я помню, как однажды, голышом,Я лез в заросший пруд за камышом.Колючий жук толчками пробегалИ лапками поверхность прогибал.Я жил на берегу. Я спал в копне.Рождалось что-то новое во мне.Как просто показать свои труды.Как трудно рассказать свои пруды.Я узнаю тебя издалека —По кашлю, по шуршанию подошв,И это началось не с пустяка —Наверно, был мой пруд на твой похож.Был вечер. Мы не встретились пока.Стояла ты, смотрела на жука.Колючий жук толчками пробегалИ лапками поверхность прогибал.Потом Муза улетела — но забыла свое крыло.
2В боевые девяностые мы с другом Фомой вышли на рынок, но не в переносном смысле — в буквальном. Оптовик, звали его Хасан, утром на складе давал нам под расписку мешок урюка. Пыльный воздух пронизывали солнечные лучи. Мы отвозили мешок на рынок и только раскладывали, как тут же налетали бандиты, после долгой, изматывающей драки отнимали урюк, а утром Хасан снова выдавал нам этот урюк, уже неоднократно обагренный нашей кровью! Такой товарооборот несколько удручал. Уже со стонами дрались! Нелегко начинать новую жизнь, да еще такую суровую, в пятьдесят лет. Хорошо, что не в восемьдесят.
— Все! Хватит! — решил наконец Фома.
Сказали Хасану все, что о нем думали, — и бежать!
Решили скрыться у меня за городом. Жена уже, для безопасности, там жила. А дочь, двадцатитрехлетняя, сама скрылась так, что даже мы ее не могли найти. Приехали на вокзал. Даже на электричку средств не было! На Удельной вломилась толпа, и с ней — контролеры. По той стороне шла миловидная женщина в форме, а по нашей — старый седой волчара. Помню все подробности того дня. Когда он подошел к нам, я развел руками.
— Тогда штраф!
Фома, злобно глянув на него, полез было в зипун, где у нас была спрятана последняя заначка на покупку бронированного ларька.
— Стоп! — сказал я.
Должен и я что-то сделать как зам! Вынул блокнот, вырвал страницу, написал «1000». И протянул контролеру. Тот обомлел. Он, конечно, знал, что мы живем в переходное время, когда привычное переходит в непривычное, заводы меняют на бумажки. Но тут?!
— Маша! — окликнул напарницу. — Мы какую станцию сейчас проехали?
Комментарии к книге «Ты забыла свое крыло», Валерий Георгиевич Попов
Всего 0 комментариев