«Не нужно молчать»

Не нужно молчать (fb2) - Не нужно молчать [litres] (пер. Елена Фельдман) 1337K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Аарон Хартцлер

Аарон Харцлер Не нужно молчать

Рэйчел Паркер – первому человеку, который показал мне, что значит быть одновременно писателем и феминистом.

Ким Турриси, которая напоминала мне #не_тормозить.

А также всем Стейси, чьи истории так и не были рассказаны.

Оригинальное название: What We Saw

Copyright © 2015 by HarperCollins Publishers

Published by arrangement with HarperCollins Children 's Books, a division of HarperCollins Publishers.

© Иллюстрации,Stocksy image #657027, 2015

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2019

Глава 1

ЭТО ВИДЕО НЕ ПОКАЖЕТ вам всего. Например, по нему непонятно, что недавно прошел дождь и трава под нашими бутсами до сих пор мокрая. На трясущейся записи мне пять – эра мобильных еще не настала. Иногда я достаю старенькую папину камеру и пересматриваю свою первую игру. С тех пор прошло двенадцать лет, но пленка всегда на месте. Никто уже целую вечность не пользовался этим мастодонтом техники с откидным экранчиком. По словам папы, в те времена у каждого устройства была только одна функция: телефоны нужны, чтобы звонить, камеры – чтобы снимать видео.

А футбол нужен, чтобы заводить друзей. По крайней мере, так сказала мама, заплетая мне французскую косу в то утро, когда была сделана запись. Я сидела как на иголках: это была моя первая игра, и мне страшно не хотелось ударить в грязь лицом.

– Не хочу опозориться, – пожаловалась я.

– Даже если опозоришься, ничего страшного, – ответила она. – Со всеми бывает. Просто постарайся как следует.

Я возразила, что Бен еще ни разу не позорился. Мама перетянула конец косы резинкой и спросила, кто такой Бен.

– Мой друг.

Вы не увидите на записи папу, хотя голос, который отчетливо слышен большую часть времени, принадлежит ему. Одной рукой он держит видеокамеру, другой – зонтик. Уилла вы тоже не увидите, но можете услышать, как он принимается кряхтеть на руках у мамы всякий раз, когда папа замолкает, чтобы набрать в грудь воздуха. В то утро он чуть не охрип.

– Вперед, Кейт! Давай, девочка!

Он без устали подбадривал меня, пока я делала то, на что в принципе способны пятилетние футболисты: гонялась за мячиком по полю в огромной толпе. Все напутствия тренера и советы «придерживаться своих позиций» и «не лезть на рожон» мигом поблекли на фоне дрожи, охватившей меня при виде такого близкого мяча, мучительного желания сделать чистый удар и первого ощущения истинной связи с сокомандниками.

Момент, когда Бен вырвался с мячом вперед, до сих пор вызывает у меня улыбку. В то время он был сантиметров на пять ниже меня – перерос только в лето перед седьмым классом. Увидев, что он уводит мяч, я изо всех сил припустила следом, едва не наступая ему на пятки. Мы вдвоем отрываемся от толпы, моя коса развевается по ветру, будто флаг. Папа орет как ненормальный, камера ходит ходуном – пока он не вспоминает о своих обязанностях оператора и не приближает наши лица.

Теперь становится видно, что Бен бежит со слегка высунутым языком, тот прижат к нижней губе. Лоб рассекает сосредоточенная складка, свидетельствующая о задатках великого спортсмена: контроле, выносливости, сноровке. Конечно, ему всего пять лет. Это краткое видение будущего Бена – того, которым он однажды станет, – рассеивается, когда мяч неожиданно рикошетит от поля и бьет ему по колену. Не такая уж серьезная ошибка, но Бен с размаху летит на землю. Просто нога оказалась не в то время не в том месте. Здесь я ставлю запись на паузу и жалею, что с жизнью нельзя сделать так же. Иногда события развиваются слишком быстро.

Моя пятилетняя версия замирает на экране посередине шага. Тело еще бежит, а мозг судорожно пытается осмыслить тот факт, что всего секунду назад Бен был передо мной – и вдруг исчез. На следующих нескольких кадрах я пошатываюсь, стараясь остановить уже занесенную ногу. Тут я снова нажимаю «пуск» и смотрю, как моя миниатюрная копия отчаянно пытается затормозить, чтобы избежать столкновения. Чтобы не причинить Бену боль.

Когда я вижу, как моя правая бутса врезается ему в затылок, у меня до сих пор все переворачивается внутри. Я никогда не забуду, что почувствовала, когда обернулась и увидела Бена распростертым на траве. Из-за левого уха сочилась тонкая алая струйка. Я не причинила ему серьезного вреда – просто оцарапала кожу у линии волос, – но в ту секунду мне это неизвестно. Все, что я знаю: я пнула своего друга по голове и теперь он истекает кровью. Пара стежков поправили дело. Сейчас вы с трудом разглядите шрам. Если не знаешь, куда смотреть, то вообще не заметишь.

Пока папа бежит ко мне по полю, земля и небо трясутся, будто наступил конец света. Затем картинка замирает – это он опустил камеру в траву. Теперь в кадре только пучок зеленых стеблей и лоскут голубого неба. Изображение становится четче, а потом снова расплывается, безуспешно пытаясь сфокусироваться на сетке ворот. На записи этого не видно, но Бен не проронил ни слезинки. Плакала только я.

– Я ударила друга, я ударила друга! – повторяю я как заведенная.

Пока я рыдаю папе в плечо, мне на спину ложится чья‐то ладонь. Это Бен. Его мама внезапно оказывается рядом. Нас окружают тренеры и другие члены команды. Лоб Бена снова рассекает складка – но на этот раз потому, что он за меня волнуется. Камера выхватывает из общего гомона его голос. Я рыдаю, а он говорит:

– Все в порядке. Все будет хорошо!

Чего вам не видно – так это того, что Бен обнимает меня обеими руками и успокаивающе похлопывает по спине. Видеозапись никогда не покажет вам, что в ту секунду я в первый раз ощутила, каково иметь настоящего друга. Камера оказалась бессильна запечатлеть миг, когда я впервые в жизни испытала подлинную близость. В этом смысле видео не показывает ровным счетом ничего.

Глава 2

МНЕ ПОТРЕБОВАЛОСЬ СОБРАТЬ всю свою волю в кулак, чтобы снова открыть глаза. Я уже пыталась десять минут назад. По глазам полоснул резкий свет, на голову обрушился отбойный молоток, а в животе без предупреждения запустилась маслобойка. Я тут же зажмурилась, надеясь, что, если буду дышать достаточно глубоко, содержимое желудка не окажется на ковре. В моей жизни уже бывали случаи, когда я оглядывалась и думала: эй, Кейт Уэстон, как ты сюда попала? Что вообще произошло? Иногда окружающая действительность оказывалась настолько прекрасна, что я начинала думать, будто совершила какой‐то подвиг в прошлой жизни – раз вознаграждена такой удачей в нынешней. Однако сегодняшнее утро явно не относилось к этим ситуациям.

Я проснулась с ощущением, будто припарковала старенький пикап, перешедший мне по наследству от отца, прямо у себя на голове. Пока комната кружилась, взгляд выхватил кусок знакомых штор. Отлично. Значит, я все‐таки уснула в своей комнате, а не на подъездной дорожке. Исключив допотопный «Шевроле Сильверадо» из списка виновников мигрени, я сосредоточилась на событиях прошлой ночи. Голова грозила вот-вот разорваться, так что я зажала ее между двумя подушками и теперь тихо постанывала в простыню. Через несколько минут размышлений я почувствовала, что готова вынести приговор.

Во всем виновата бабушка Джона Дуна. Если бы за несколько дней до Рождества эта достойная дама не решила впервые в жизни попробовать суши в ресторанном дворике местного торгового центра, она бы не загремела в больницу на две последние недели декабря. Если бы она не загремела в больницу, Марджи Дун не отложила бы семейный поход на лыжах до весенних каникул, чтобы сорваться в Гранд-Айленд и там ухаживать за матерью. Если бы Дуны отправились в лыжный поход на Рождество, Джон поехал бы с ними, а не остался в марте дома из боязни пропустить финальные тренировки перед турниром штата по баскетболу. Если бы в распоряжении Джона не оказался целый пустой дом, ему бы ни за что не разрешили закатить вечеринку, которая обзавелась в твиттере собственным хештегом. А если бы не эта вечеринка, я бы не потеряла счет выпитому после третьего шота текилы и не лежала бы теперь с таким чувством, будто мне в висок ввинчивают дрель.

Я разрывалась между страхом умереть – и страхом не умереть, потому что это означало бы, что боль будет длиться вечно. В голове промелькнули несколько фрагментов прошлой ночи – не видео, скорее анимированные гифки. Охотнее всего вспоминались не слова, а ощущения. Что‐то про Бена. Одна его рука придерживает меня за талию, не давая упасть. Другая ныряет в карман моих шорт и выуживает оттуда ключи от пикапа. Я чувствую на своей шее его дыхание – он говорит, что не позволит мне сесть за руль в таком состоянии. Я знаю, что мы стоим на мостовой, но никак не могу вспомнить свой ответ. Наверное, «спасибо»? Его щека так близко. Прохладный ветер. Мурашки по коже. Широкая ухмылка.

– Без проблем, – шепчет он. – Для чего еще нужны друзья?

Как я ни напрягала память, перед глазами вставала только одна картинка: Бен наклоняется ко мне. Так близко, что наши лбы соприкасаются. Ближе, чем когда‐либо раньше. На этот раз все было по‐другому. Это было больше… Больше, чем благородство. Больше, чем детские игры в футбол. Больше, чем просто дружба. Осознание этого факта врезалось мне в мозг, пробившись через алкогольные пары. Я снова прокрутила в голове сцену на мостовой. Теперь я вспомнила, как близко были его губы…

Прежде чем я икнула. Первый спазм настиг меня ровно в тот момент, когда наши лбы соприкоснулись. Любая другая девчонка в любом другом городе на любой другой мостовой с любым другим парнем… Я хочу сказать – нет, серьезно? Когда между вашими лицами осталась какая‐то пара сантиметров? Когда все, что от тебя требуется, – это податься вперед и закрыть глаза? Как можно испортить такой момент?! Спросите об этом Кейт Уэстон.

Что она делает, оказавшись в мгновении от поцелуя с практически трезвым парнем, одним прекрасным вечером в городке Корал-Сэндз, штат Айова (то есть почти в центре вселенной)? Разумеется, принимается икать. К гадалке не ходи. Бен рассмеялся и отстранился, унося с собой мои ключи. Черт. Тачка. Бен отвез меня на своей машине или моей? Я мгновенно похолодела от ужаса, а во рту снова появился привкус желчи. Если я бросила пикап в городе, можно не бояться, что меня прикончит похмелье. С этой задачей прекрасно справится и папа.

На прикроватной тумбочке снова зачирикал телефон. Десять минут назад этот петух уже пытался кукарекать у меня над ухом, но я не поддалась. От вибрации мобильного слегка сотрясались окаменелости – три крохотных ископаемых скелета, которые мы с Беном отрыли во время геологической практики прошлой осенью. Кто бы знал, что копание в грязи так сближает? Я с закрытыми глазами нашарила телефон, попутно скинув на ковер кусок коралла, – и наконец покосилась на экран. Семь сообщений от Рэйчел Хендерлинг. К последнему была прикреплена моя фотка. Не лучшая в жизни, скажем прямо. Кажется, меня покусали зомби. Не знаю, чем еще объяснить, что на снимке я жую прядь собственных волос и обнимаю Стейси Сталлард с таким видом, будто мы лучшие подруги.

В руках у нас обеих пустые стопки, а у меня между губами – там, где полагается быть зубам – торчит странная зеленая полоска. Хочется надеяться, что это лайм. У Стейси совершенно дикий взгляд, щеки пылают, но на лице застыла широкая улыбка. Если бы не воспоминания о бутылке «Кабо Вабо», которую мы приговорили на кухне Дунов, можно было бы предположить, что она минуту назад покорила горную вершину и теперь стоит пьяная от гордости и морозного ветра. А я – просто пьяная.

Телефон снова чирикнул. Восьмое сообщение от Рэйчел.

Обнови фотку в фейсбуке?

УДАЛИ ЭТО НЕМЕДЛЕННО.

Ну, не знаю. Ты тут такая крутая.

#НЕМЕДЛЕННО.

ЛОЛ. ОМГ. Ок-ок. #УДАЛИЛА

Черт. Что это было?

Не успела я отправить последнее сообщение, как телефон зазвонил.

– Доброе утро, красотка! – Голос Рэйчел лучился такой бодростью, что я поморщилась.

– Какого черта ты вскочила так рано? – прохрипела я.

– Ну знаешь, детки из воскресной школы сами себе не проведут урок.

– И чему ты собираешься их учить? Как делать «маргариту»?

Рэйчел захихикала:

– Ты первая переключилась на шоты.

– Да я бы на них вообще не взглянула, если бы твоя «маргарита» меня не вырубила. Как тебя пускают на порог церкви?

– Да брось. Даже Иисус обращал воду в вино. Если бы я нашла парня с такими талантами, ни за что бы его не отпустила.

Парня. Отпустила. Моя тачка. Я выпрыгнула из кровати, притормозив лишь на мгновение, чтобы переждать новый приступ дурноты.

– Боже, вот дерьмо.

Рэйчел тут же принялась меня пилить, чтобы я не смела обижать ее любимого Бога. Я привычно огрызнулась, что это ее Бог, а не мой. Впрочем, сейчас мне и правда не помешала бы поддержка всех возможных божеств.

Я вывалилась в коридор и рванула мимо нашей семейной Стены почета к комнате Уилла. Из фоторамки на меня покосилась моя маленькая версия времен пятого класса: подтяжки, щитки на голени и резиновые спортивные очки, из‐под которых торчат во все стороны выбившиеся из косы пряди. За следующие несколько лет мою внешность подкорректировали контактные линзы и плойка, но по утрам я до сих пор удивляюсь, когда не нахожу в зеркале это стихийное бедствие.

Постель Уилла пустовала, и я отважно ринулась на штурм горного хребта из кроссовок и баскетбольных свитеров. Окно этой комнаты выходило на подъездную дорожку, и когда я наконец отдернула шторы, моему взгляду открылся прекрасный вид на улицу – и пикап, припаркованный у тротуара.

– Да-а! – выдохнула я в телефонную трубку, торжествующе вскинув кулак. Это оказалось плохой идеей: лоб тут же прострелило болью, а желудок откликнулся новым тошнотворным спазмом.

– Что? – озадачилась Рэйчел.

Я сделала глубокий вдох и ухватилась за стул Уилла, пытаясь усмирить бунт в животе.

– Я не помню, как попала домой. Бен отвез меня на моей тачке?

– Ага. Его почти час не было. Надо понимать, пиликал пешком всю обратную дорогу.

– Погоди, он потом вернулся на вечеринку?

– Ночь была в самом разгаре! Это ты спеклась еще до одиннадцати.

– По твоей вине.

– Неважно. Я сама ушла около полуночи. Как раз столкнулась с Беном в дверях. О… – Она осеклась.

– Что такое?

– Просто твит. Похоже, не только мы повеселились вчера как следует, – хихикнула Рэйчел. – В инстаграме сегодня прямо цветник.

– И кто там?

– Черт, мне пора. Я хотела выйти пораньше, чтобы успеть сделать ксерокопии. Потом напишу!

Я услышала, как Рэйчел кричит маме через коридор, чтобы та поторопилась, и связь оборвалась.

– Ну как ты, рок-звезда?

Уилл стоял в дверях в баскетбольных серых шортах, с которыми не расставался даже во сне, и растянутой футболке. Пальцы барабанили по косяку, а волосы явно решили провести какой‐то электромагнитный эксперимент без ведома хозяина. Я на мгновение растерялась. Когда это он успел так вымахать? Я шагнула к брату, запнулась о пару кроссовок и со стоном повалилась на кровать.

Он рассмеялся.

– Что, так хорошо?

Прикрыв дверь, Уилл осторожно опустился рядом, чтобы мою голову не добил еще и пружинящий матрас. У меня перед глазами тут же пронеслась пара кадров из минувшей ночи – как я на цыпочках крадусь в темноте мимо его комнаты.

– Ты ведь не расскажешь родителям?

– Ну, это зависит от…

Я почувствовала ухмылку в его голосе и скосила глаза, несмотря на мигрень.

– От чего же? – Я честно попыталась изобразить свой фирменный имперский тон а-ля Екатерина Великая, но брат, к сожалению, не купился.

– От того, возьмешь ли ты меня на следующую вечеринку.

Мне потребовалось призвать всю свою решимость, чтобы выпрямиться, нашарить подушку и швырнуть ее в Уилла. Он с легкостью поймал ее одной рукой и кинул обратно. Мы оба расхохотались, но я тут же схватилась за голову и попросила прекратить.

– Ты вчера вернулась на бровях, – заметил Уилл. – Думаю, напарник в следующий раз тебе не повредит.

Я ничего не ответила – просто начала аккуратно пробираться к двери между завалами обуви и спортивного шмотья. Уилл вскочил следом и начал расчищать путь.

– Ну пожалуйста!

Я обернулась и прижала один из его огромных вихров ко лбу. Стоило мне убрать палец, как он распрямился с быстротой Гидры – только неряшливее и злее.

– Давай я для начала переживу этот раз.

На лице Уилла расплылась широкая улыбка.

– То есть…

Я рассмеялась и слегка пихнула его локтем, чтобы убрался с дороги.

– Я подумаю. Просто не рассказывай маме с папой.

– Что думаешь делать сегодня?

– Сперва ибупрофен. Потом душ. Дальше даже загадывать не буду.

– И зубы почисти, – прошептал Уилл, когда я вывалилась в коридор. – А то запах, будто ты всю ночь бухала в мексиканском баре.

Я хотела снова его пихнуть, но он увернулся и захлопнул дверь. Я на секунду потеряла равновесие и оперлась на Стену почета, чудом не снеся нашу с Беном детскую фотографию. На снимке мы во втором классе – стоим во дворе, мокрые с головы до ног. На мне красный купальник в белый горошек, Бен в пляжных шортах с мультяшными обезьянками. Кстати, надо ему написать и поблагодарить, что он отвез меня домой…

Закрывшись в комнате, я уже почти начала набирать эсэмэску, но пальцы вдруг застыли над экраном. Я бросила телефон на кровать. Что‐то в том детском снимке заставило меня передумать. Если после душа ко мне вернется человеческий облик, лучше сходить к Бену домой и выразить признательность лично.

Все еще улыбаясь при воспоминании о фотографии, я проглотила три таблетки ибупрофена, откинула волосы за спину и запила водой прямо из‐под крана. В тот далекий день мы играли в «шторм на пляже». Мама поставила рядом с песочницей пульверизатор, и Бен попытался объяснить мне, каково это – когда прибой лижет пятки.

Шагнув под обжигающий душ, я вспомнила вопрос, который задала ему тогда. А что на другой стороне? Его широко распахнутые голубые глаза просияли от восторга. Сторона только одна. Дальше бесконечные волны.

Глава 3

КОГДА‐ТО АЙОВА БЫЛА ОКЕАНОМ. Знаю, звучит как бред, но это правда. Триста семьдесят пять миллионов лет назад здесь не было никаких кукурузных полей. Только огромное мелкое море, населенное трилобитами, червями и доисторическими рыбами, которые бултыхались во всем этом супе, отчаянно пытаясь отрастить ноги вместо плавников – вероятно, тогда они успели бы доковылять до Калифорнии до наступления ледникового периода.

После нынешней зимы мне было понятно их стремление. Порой у нас и в марте выпадает снег, но сегодня было тепло, и я невольно порадовалась, что отправилась к Бену пешком, а не на машине. Дорога между нашими домами занимала минут двадцать. После недавних морозов шестнадцать градусов на прошлой неделе казались немыслимой жарой, а днем обещали аж до двадцати двух – почти пляжная погода. Я шла, запрокинув голову и ловя лицом каждый солнечный луч. За углом квартала я на секунду остановилась, глядя на мягкий спуск Оуклон-авеню и пытаясь представить свой безнадежно сухопутный город древним тропическим раем.

Мистер Джонстон объяснил нам все это прошлой осенью, в первую же неделю занятий геологией. Стоило ему упомянуть девонский период, как рука Рэйчел взлетела над партой. Она моя лучшая подруга, но по характеру – настоящий форвард: на футбольном поле и вне его. Больше, чем гоняться за мячом, Рэйчел любит только своего Господа и Спасителя Иисуса Христа.

– Разве это не просто теория, мистер Джонстон?

– Просто теория?..

– Ну, все эти рассуждения про триста пятьдесят миллионов лет назад. Я хочу сказать, никого из нас там не было. И доказательств тоже нет.

В первый учебный день мистеру Джонстону исполнилось тридцать лет. Я всегда забываю, какие у него пронзительно-зеленые глаза, пока он не снимает эти свои жуткие очки в роговой оправе. Как сейчас.

– Разве в этом цель естественных наук? – спросил он Рэйчел. – Найти доказательства?

– Ну да, – ничуть не смутилась та. – Мы же для этого наблюдаем за природой? Чтобы подтвердить или опровергнуть теории. Поэтому все разговоры про эволюцию – чисто теоретические. Мы не были свидетелями зарождения мира и доказать его тоже не можем.

– В естественных науках нет такого понятия, как «доказательство», – ответил мистер Джонстон, возвращая очки на нос. – Вы можете найти доказательство в математике или логике, но не в геологии. Кто скажет почему?

Линдси Чен завела прядь волос за ухо и подняла руку. На поле она защитник – и каждый раз бесконечно удивляет команду-соперника. Обычно все называют ее просто «та маленькая азиатка», а потом подбирают челюсти, столкнувшись с ее напором и яростью.

– Да, мисс Чен?

– Математика и логика – закрытые системы. Как в алгебре, где возможно только одно верное решение. Ты ищешь конкретный Х.

Мистер Джонстон кивнул:

– Точно. В естественных науках мы не можем «доказать» истинность или ложность чего бы то ни было. Все сводится к тому, что мы понимаем под словом «теория».

Затем он спросил, может ли кто‐нибудь объяснить разницу между научной теорией – и тем, что большинство людей вкладывают в это слово. Я в изумлении обернулась, когда услышала за спиной голос Бена.

– У меня есть теория, что фарш в столовой делают из бродячих кошек.

Мистер Джонстон рассмеялся вместе с остальным классом.

– Пожалуй! Но является ли эта теория научной, мистер Коди?

– Нет.

– Почему нет?

Бен пожал плечами.

– Я не проводил никаких наблюдений, которые бы ее подтвердили. Это просто предположение. Основанное на вкусе.

Снова взрыв смеха.

– А как мы называем «предположение» в науке? Кто‐нибудь? – Мистер Джонстон указал на меня. – Кейт?

– Гипотеза?

– Бинго! И чем недоказанная гипотеза отличается от научной теории?

Линдси снова вскинула руку.

– Научная теория – это наилучшее объяснение, основанное на тех данных, которыми мы располагаем. С ее помощью уже можно строить прогнозы.

– Очень хорошо. – Мистер Джонстон улыбался – его миссия была выполнена. – Помните, что конкретные значения слов зависят от контекста. Когда мы называем эволюцию «научной теорией», то имеем в виду, что это наиболее вероятное объяснение, всесторонне подкрепленное нашими наблюдениями за природой.

Рука Рэйчел заметалась в воздухе, как кораблик, попавший в бурю.

– Да, Рэйчел?

– Но триста пятьдесят миллионов лет назад никого из нас тут не было. И наблюдений никаких тоже не проводилось. Как мы можем утверждать, что Айова когда‐то была океаном, если этого никто не видел?

– На основании очевидных фактов, – улыбнулся мистер Джонстон. – Даже если у изначального события не было свидетелей, всегда остается множество косвенных доказательств.

Рэйчел закатила глаза.

– Это каких же?

Вместо ответа мистер Джонстон раздал восемнадцать пластиковых ведерок, случайным образом разбил класс на пары и отправил нас искать окаменелые кораллы в грязи за школой – примерно в тысяче миль от ближайшего океана.

Я еще за полквартала услышала стук баскетбольного мяча во дворе у Бена. Подойдя к краю живой изгороди, я остановилась и некоторое время смотрела, как он отрабатывает свободные броски – в испарине, с голым торсом. И правда, тепло не по сезону.

Тум-тум. Тум-тум.

Мяч взлетает по бедру, Бен перехватывает его другой рукой и бросает.

Вшу-у-ух.

Точность, идеальный расчет времени, баланс, концентрация – словом, Бен в естественной среде обитания. Пока мистер Джонстон не послал нас копаться в грязи, мы оба даже не сознавали, что наши разговоры давно сходят на нет после дежурного «Как дела?». Это произошло постепенно. Наверное, мы слишком долго воспринимали нашу дружбу как нечто само собой разумеющееся – пока нас не разнесло потоком жизни в противоположные стороны.

Летом после шестого класса Бен вымахал почти на тридцать сантиметров и сменил шипованные бутсы на кроссовки. Вскоре городок всколыхнуло обещание набора в «Айова Хокайс»[1], и всех мальчишек, успевших к седьмому классу вырасти до 180 сантиметров, безжалостно записали на баскетбол. Фонари, освещавшие в октябре футбольное поле Корал-Сэндза, показались бы жалкими свечками по сравнению с огнями, которые разгорелись в спортивном зале к декабрю. Наша футбольная команда никогда особенно не блистала, к тому же футбол неплох для девчонок, – но университетский баскетбол? Эти ребята получают всю славу, а позднее – место в Первом дивизионе[2].

Мы с Беном продолжали ходить на одни и те же уроки, но со временем нашу детскую близость занесло песками домашней работы, тренировок, вечеринок и пустых обсуждений, кто где будет обедать. Наши мамы много общались, когда отец Бена подал на развод пару лет назад, но я так и не придумала, как подступиться к нему с этой темой. Мне хотелось сказать, что я рядом, что я скучаю, – однако фраза «Слышала, твои родители разбежались» казалась плохим началом после долгого перерыва. Так что мы продолжали просто кивать друг другу, встречаясь в коридорах.

Возможно, совместное копание в грязи воскресило детские воспоминания? В любом случае, пока мы на карачках ползали по двору, в наши отношения внезапно вернулась прежняя легкость. Каких‐то пять минут – и мы снова смеемся, будто нам по шесть лет и сейчас мы пойдем на футбольную тренировку.

Прошлым летом я читала роман, где двое героев встретились после долгой разлуки. «Как будто и не было всех этих лет» – так описал их воссоединение автор. Помнится, я тогда подумала: разве так бывает? Время все равно течет, люди все равно меняются. Самой резкой и очевидной переменой в Бене казался его рост – он вымахал чуть ли не за ночь, – но ведь было и множество других, менее заметных. Можно сказать, что Бен повзрослел у меня на глазах, просто я не обратила внимания. Пропустила все эти крохотные перемены, потому что они происходили так медленно…

В прошлом году мы изучали на биологии, что клетки нашего тела полностью обновляются раз в семь лет. По сравнению с детством, теперь мы с Беном другие люди – то есть буквально, на молекулярном уровне.

Пока мы копались во дворе, я наконец разглядела, какие широкие у него плечи и как мускулы натягивают рукава облегающей серой футболки. Естественный отбор вступил в свою вековечную игру. Мальчик, который был когда‐то ниже меня, теперь вымахал под 190 сантиметров. Между двенадцатью и шестнадцатью годами уместилась как минимум эпоха палеолита.

В тот день, пока Бен держал ведро, а я очищала миниатюрные фрагменты древнейшей истории, мы раскопали нечто большее, чем несколько осколков известняка для практики мистера Джонстона. Когда Бен нагнулся, чтобы поднять последний кусочек коралла, я заметила у него за ухом давно побелевший шрам – и у меня в груди что‐то дрогнуло.

Крохотный сейсмический сдвиг. Тектонические плиты пришли в движение и больше уже не останавливались. Я обнаружила нечто прекрасное в самой глубине своего сердца – и неожиданно поняла, что оно было там всегда.

Глава 4

БЕН НЕ СМАЗАЛ ни одного броска – даже когда я окликнула его по имени. Он спокойно поймал провалившийся в сетку мяч и лишь тогда повернулся ко мне с широкой улыбкой на лице.

– Она выжила.

Я скрестила руки на груди.

– Разочарован?

Вместо ответа он послал мяч в мою сторону. Я поймала его и принялась медленно вести на месте, специально не опуская взгляд, чтобы подразнить Бена. Тот загораживал путь к кольцу, улыбаясь и кивая.

– Окей. Вперед, раз так.

Я отклонилась, будто собираясь сделать бросок, а потом резко сорвалась с места, пытаясь его обойти. Ах, если бы. Бен одним шагом перекрыл мне путь: корпус опущен, ноги широко расставлены, руки над головой блокируют бросок из‐под кольца. Наглядная иллюстрация к защитной стойке, многократно воспетой командами поддержки. Разумеется, я осознала все это слишком поздно – практически отрываясь от земли. Я уже не могла остановить свой импульс к движению, а вот ноги Бена смогли. Я словно в замедленной съемке наблюдала, как лечу головой вперед – прямо в шест, удерживающий баскетбольный щит.

Я инстинктивно зажмурилась, готовясь к удару. Но вместо этого мое тело внезапно сменило траекторию. Бен молниеносно схватил меня за пояс и дернул на себя. Когда я открыла глаза, его лицо маячило в какой‐то паре сантиметров от моего.

– Отчаянная голова.

Я еще не восстановила равновесие. Сейчас меня удерживал на ногах только Бен – причем с такой легкостью, будто я ничего не весила. Одна рука, уверенная и спокойная, лежала у меня на спине, другая – на талии. Ясно, никуда я не пойду.

Случайное объятие оказалось таким тесным, что Бен наверняка мог почувствовать грохот моего сердца, бьющегося ему в грудную клетку. Каждый мой выдох отражался от его шеи и снова возвращался к лицу. Я сделала мысленную пометку поблагодарить Уилла за совет почистить зубы, – однако из принципа все же вскинула бровь.

– Это был фол!

Бен рассмеялся.

– Ага. Тебе. – Он мягко опустил меня на землю и отправился за мячом, который закатился в траву у крыльца. – Мы называем это неправильной атакой.

Я до сих пор чувствовала тепло там, где его рука обвивала мою талию. Ноздри все еще обоняли призрачный шлейф одеколона, которым он душился перед вечеринкой – апельсин, перец и дым от костра.

– Ничего подобного. Ты нарушил правила. Я из‐за тебя чуть не разбила голову о шест!

Возвращаясь ко мне, Бен размеренно ударял мячом о землю.

– Это была допустимая защитная позиция.

– Ах, так вот как теперь называется читерство? Бен снова приблизился вплотную и с вызывающей улыбкой принялся крутить мяч на указательном пальце. Затем перехватил его обеими ладонями и занес у меня над головой. Я попыталась его отобрать, но Бен оказался проворнее: опустил мяч, снова вскинул, перекатил у себя за спиной и, не успела я опомниться, сделал безупречный бросок крюком. Вшууух. Мяч провалился в сетку, даже не коснувшись обода.

– Не смотри так. Правила есть правила. Я был в защите, а ты допустила контакт.

– Я тебе сейчас покажу контакт! – с рычанием пригрозила я.

Он в притворном ужасе завопил и попытался подобрать мяч, но я уже запрыгнула ему на спину и обвила шею руками. Вообще‐то, я планировала классический захват – но против Бена с таким же успехом можно было выставить котенка. Ничуть не смутившись, он подхватил меня под колени и принялся наматывать круги по двору. В животе снова запустилась маслобойка, но мы оба хохотали как придурочные.

Наконец он остановился под огромным дубом. С нас градом лил пот, и мы никак не могли перестать хихикать. Я, все еще с кружащейся головой, принялась слезать со своего «ослика». Пока я нащупывала ногой землю, взгляд снова зацепился за белесый шрам – и я с трудом подавила порыв коснуться его губами.

Вообще‐то, я не собиралась испытывать к Бену ничего такого. Когда в сентябре между нами проскочила искра, я сочла ее чем‐то вроде простуды или случайного загара, которым обзавелась в День труда[3]. Решила, что все пройдет максимум к октябрю. Я думала, что смогу контролировать свои чувства, скрыть их, как веснушки – под основой для макияжа и слоем пудры. Я всю жизнь собиралась самостоятельно выбрать того, в кого влюблюсь.

Только вот любовь так не работает.

Когда‐то ты был моим другом.

Когда‐то Айова была океаном.

Дай время, и все изменится. Теперь же я парила между небом и землей – в буквальном смысле, на спине у Бена. Я так ни в чем ему и не призналась – хотя, возможно, он догадался сам. Я не удержалась и осторожно провела по шраму кончиком пальца. В следующую секунду мои кроссовки коснулись травы.

Бен с улыбкой потер кожу за ухом.

– Напоминание о твоем первом фоле.

– Это была случайность! – возмутилась я, но вокруг глаз Бена уже разбежались морщинки, и по двору раскатился знакомый смех.

Когда он снова на меня взглянул, лицо его было убийственно серьезным.

– Ты давно точила на меня зуб, Уэстон.

О чем мы сейчас говорим?

Бен отвернулся и зашагал к подъездной дорожке. У меня разом ослабли колени.

– Я просто…

Я поплелась следом, пытаясь проглотить внезапный комок в горле. Бен поднял с земли оранжевую футболку, но не стал ее надевать, а обвязал вокруг пояса шорт.

– Ты просто что? – поинтересовался он.

Воздух между нами словно сгустился. Я почти чувствовала, как огромный невидимый пресс прижимает меня к дороге, и старалась смотреть куда угодно, только не на Бена. В молодой траве под почтовым ящиком пробились крокусы. Компания мальчишек через улицу случайно забросила в соседский двор мяч для гольфа и теперь громогласно выясняла, чья это вина – причем в таких выражениях, что их матерей, окажись они здесь, хватил бы удар.

Все знакомые слова вдруг стали неуклюжими и неуместными. Переносицу снова прострелила глухая боль. Похоже, вчерашняя текила еще долго будет мне аукаться. За почти тринадцать лет знакомства с Беном Коди я никогда не лезла за словом в карман. Неужели я и правда давно точила на него «зуб»? Или только с прошлой осени? Он знает? Как он узнал?

Наконец сквозь туман текилы и головной боли пробилось единственное слово. «Спасибо».

– Что? – Бен одновременно хмурился и улыбался.

Я поняла, что сейчас начну заикаться, но все же заставила себя поднять на него глаза. Продолжать и дальше пялиться на футболку, обвязанную вокруг пояса, было глупо.

– Спасибо, что позвал меня на вечеринку. И что отвез потом домой.

Он ухмыльнулся:

– Ну, кто‐то должен был это сделать.

– Хорошо, что это оказался ты.

– Не доверять же тебя всяким охламонам.

Вокруг глаз Бена снова разбежались морщинки. Это был наш код. Любимое словцо моего папы. В детстве, когда мы с Беном смотрели по телевизору матчи с участием «Айова Хокайс» и чересчур громко выражали свои восторги, он ворчал на нас с дивана: «А ну поспокойней, охламоны!»

Я улыбнулась. В этом заключался талант Бена: делать все легким. Даже если я стояла перед ним в растрепанных чувствах и с лицом красным как помидор, он умудрялся разрядить обстановку одним словом.

– Папа меня убил бы, если бы я оставила тачку у Дунов. За это тоже спасибо.

– Для чего еще нужны друзья?

Черт. Этого я и боялась. Добро пожаловать в бесплодные степи френдзоны.

Я задумалась, осознает ли он, что вчера вечером произнес ту же фразу. Припомнила, как он забрал мои ключи и наклонился к самому лицу, так что наши лбы соприкоснулись. Для меня это было гораздо больше «дружбы». Возможно, только для меня? Возможно, во всем был виноват лайм и сок агавы?

Неужели я выдумала этот эпизод? Или он просто забыл?.. Я открыла рот, чувствуя необходимость что‐то ответить – правда, без понятия что. Я отчаянно пыталась выйти в новое измерение на старых мощностях, добраться до Галактики Любви на Трехколесном Велосипеде Дружбы. Разумеется, у меня не было шансов даже оторваться от земли.

Видимо, мироздание решило прийти мне на помощь (или же небесный покровитель Рэйчел великодушно забыл утренние богохульства), но прежде чем я успела произнести хоть слово, на подъездную дорожку вкатил древний «Форд Эксплорер» миссис Коди. Он с визгом затормозил в каком‐то полуметре от коленей Бена.

– Боже, мам! – завопил Бен и отпрыгнул в сторону, оттаскивая меня с дороги. – Ты нас переехать решила?

Миссис Коди, сверкая ярко-зеленым спортивным костюмом, выскочила из машины с такой скоростью, будто у нее горел бензобак. Не успели мы глазом моргнуть, как она распахнула багажник и принялась выгружать на обочину целые пачки бутылок с каким‐то пурпурным напитком.

– Нужно вернуться в магазин и запастись «Райт Гардом», пока Эстер Харрис не смела все с полок. Привет, Кейти!

Никто не называет меня Кейти, кроме моего отца и мамы Бена.

Бен с заметным напряжением следил, как она суетится возле автомобиля. Копна спутанных рыжих кудрей то взлетала в воздух, то снова обвивала вылепленное зумбой[4] тело. Некоторых жительниц Корал-Сэндза развод превращал в бесформенных узниц депрессии – с неизменным пончиком в одной руке и диетической колой в другой. На Адель Коди он произвел прямо противоположный эффект. Летом после восьмого класса отец Бена, Брайан, отправился на недельную конференцию в Омаху в качестве представителя фармацевтической компании. За очередным стаканом мартини в баре отеля он повстречал регионального менеджера из Линкольна по имени Линда. Домой он не вернулся.

Преображение Адель началось через месяц после того, как она получила бумаги о разводе. Во-первых, она обновила свой сертификат помощника юриста и, когда Бен пошел в девятый класс, устроилась на работу в юридическую фирму, принадлежащую отцу Джона Дуна. Во-вторых, она присоединилась к компании фитнес-дам, которые посвятили ее во все хитрости латины и заодно подсадили на экстремальную охоту за купонами. К Рождеству Адель потеряла пять килограммов и обнаружила, что в ее двухместном гараже как раз найдется место для восьми стеллажей, только и ждущих, когда она заполнит их трофеями с распродаж. За следующую пару лет, пока Адель часами обменивалась купонами по интернету, в гараже собрался целый склад нескоропортящихся продуктов. Исчерпать его можно было лишь в случае апокалипсиса, о котором временами любила толковать Рэйчел.

Бен возвел глаза к небу, как будто разгадка материнской одержимости могла быть написана среди облаков. Я не глядя положила руку ему на спину, и он испустил громкий вздох.

– Такое ощущение, будто мы собираемся наполнить бассейн «Пауэррейдом»[5], – прошептал он.

– Да ладно тебе.

Я взяла Бена за руку и потянула к багажнику. Я часто так водила его за собой в детстве – только теперь еще переплела свои пальцы с его, крепкими и загорелыми. Это был мой ответ на недавний вопрос. Вот для чего нужны друзья.

– Миссис Коди, давайте мы поможем.

Адель хлопнула в ладони, при этом слегка разведя кончики пальцев, чтобы не повредить замысловатый маникюр.

– Спасибо, милая! – Она кивнула на Бена. – Этот считает, что я сошла с ума.

Я сморщила нос.

– Этому понадобится весь дезодорант, который вы только сможете раздобыть.

Адель захихикала. Я выгрузила из багажника очередную пачку «Пауэррейда», плюхнула ее в подставленные ладони Бена и велела ему подождать, пока я достану еще одну. Объединенный вес сорока восьми шестисотмиллилитровых бутылок заставил напрячься каждую мышцу его рук и плеч. Груда на обочине все росла.

– Бенни, сможешь отнести их в гараж? Мне нужно торопиться.

– Мам, нам уже некуда класть это дерьмо.

– Я как раз расчистила местечко утром, – ответила Адель, листая папку-гармошку. Она была заполнена разнообразными купонами и по толщине могла сравниться с книгой в мягкой обложке. – Полка между «Роллтоном» и «Тропиканой».

Бен нахмурился.

– Но «Пауэррейд» на букву П, а П идет после О. Адель нашла купон для следующего охотничьего забега и, махнув рукой, запрыгнула в автомобиль.

– Зато «спортивные напитки» на С, – возразила она через открытое окно. – Если на следующей неделе удастся ухватить «Гаторейд», не хочу, чтобы они стояли на разных полках.

Затем она вырулила с подъездной дорожки, рассылая воздушные поцелуи и сигналя.

Некоторое время мы стояли в наступившей тишине молча. Бен мрачным взглядом смерил груду бутылок. Размерами она напоминала небольшого мамонта.

Он застонал.

– Нам понадобится тележка.

Однако не успел он направиться в гараж, как я перехватила его за локоть.

– Отнеси заодно парочку.

Пока я вручала ему первую пачку и нагибалась за второй, Бен хмурился все сильнее.

– Зачем сразу две?

– Считай это внеплановой тренировкой, – ответила я с улыбкой.

– А что будешь делать ты, пока я таскаюсь со всем этим барахлом?

Чтобы выбраться из френдзоны, все средства были хороши.

– Наслаждаться видом, конечно.

Кажется, Бен покраснел. Не могу сказать наверняка: он развернулся и бросился в гараж с такой прытью, будто ему жгло пятки.

Глава 5

КОГДА МЫ ЗАКОНЧИЛИ, Бен предложил подкинуть меня до дома.

– А что, если твоей маме понадобится помощь с «Райт Гардом»? – Я лишь отчасти шутила.

– Да я на месте умру от позора, – мрачно ответил Бен. – Господи, скорей бы отсюда свалить.

Я знала, о чем он говорит. Он не имел в виду – свалить сегодня, сейчас, этим конкретным утром. Он хотел свалить отсюда. Навсегда. Мы уже обсуждали это несколько раз, когда снова начали общаться прошлой осенью.

Гаражный секрет семейства Коди я узнала случайно. Мы с Беном собирались вместе готовиться к тесту по геологии, и я пришла немного раньше, чем он вернулся с тренировки. Адель встретила меня в гостиной и спросила, хочу я диетическую колу или обычную. Я попросила диетическую, и она сделала знак следовать за ней по лестнице, которая вела с террасы к воротам гаража. Бен застал меня на пороге с отвисшей челюстью: я стояла и молча наблюдала, как Адель стаскивает с полки запечатанную в полиэтилен дюжину бутылок. Точно под «Карт Нуар» и над «Липтоном».

Когда я впервые увидела этот идеально обустроенный бункер, то с трудом подавила порыв схватить сумку и тоже пуститься в шопинг-загул. Адель устроила мне полный тур от бисквитов и батареек до шоколада и шариковых ручек. Попутно она рассказывала, как и сколько ей удалось сэкономить, и хвасталась самыми выгодными сделками. Выходило, что благодаря купонам и распродажам она не только получала огромное количество товаров бесплатно, но зачастую магазины ей еще и приплачивали. В тот первый день я могла лишь изумленно смеяться, слушая, как она объясняет схему.

Теперь, спустя несколько месяцев, я знала, что это не повод для смеха. Адель была одержима купонами. Она при всем желании не могла прекратить на них охоту. Стремление повыгоднее использовать очередную скидку привело к тому, что она пропустила несколько важных матчей Бена – не говоря уж о подобных случаях, когда было бы уместнее пригласить гостя за стол, налить холодного чая и просто поболтать.

Но вместо этого она побежала за «Райт Гардом» по распродаже. Разумеется, ей не нужен был дезодорант. Ей нужно было снова испытать упоение от удачной сделки, мимолетную эйфорию, что она обдурила систему и бесплатно отхватила жирный кусок. Пока мы смотрели, как старенький «Форд» выворачивает на Оуклон-авеню, я задумалась, что спровоцировало расстройство миссис Коди. Возможно, в ней всегда была это червоточина, только до поры до времени она скрывалась за фасадом нормальности? А развод ее просто проявил?

– Спасибо, что так спокойно реагируешь… на все это, – сказал Бен, когда мы сели в машину.

Я знала, что под «всем этим» он имеет в виду маму и склад в гараже. А под «спокойно реагируешь» – то, что я не ужасалась ее поведению и не трепала языком в школе. Еще я знала, как трудно ему поднимать эту тему. Бен начал разворачивать машину, но вдруг замер, сжав руль, и покосился на меня с водительского сиденья.

– А ты очень торопишься домой?

– Не очень. Вообще‐то, нет. А что, есть дело, где ты не справишься без моего участья?

Он ухмыльнулся и покачал головой.

– Что? – В моих широко распахнутых глазах читалась ангельская невинность.

– Впадаю в ступор я, когда ты начинаешь вдруг говорить шекспировской строфой.

– И это замечает человек, который ею мне сейчас ответил.

– Упрек не в бровь, а в глаз.

– Вот! Вот! Я же говорила!

– Ты первая начала, – рассмеялся Бен.

Я скрестила руки на груди.

– А что, у тебя ко мне какие‐то претензии?

Мне почему‐то нравилось смотреть, как Бен смущается.

– Нет! Наоборот. То есть… Мне нравится, как ты все умеешь свести к шутке. Это один из твоих талантов – сочетать остроумие с изяществом.

– Вау! – Я фыркнула, и Бен тоже засмеялся. – Думаю, нам лучше остыть, пока мы тут не наговорили на нового «Гамлета».

– Остыть? М-м. Остывать лучше с помощью мороженого. Я бы предложил «Снежную королеву», но боюсь, что туда не пускают с таким уровнем IQ.

– Рули, Эйнштейн. Твой секрет в надежных руках.

Глава 6

МЫ ВЗЯЛИ ВАФЕЛЬНЫЕ рожки и картофель фри, спустились к парку и плюхнулись в траву под деревом напротив детской площадки. Несколько ребят с воплями раскачивали шину на цепях. Двое мальчишек гонялись друг за другом, бросаясь пригоршнями подобранных с земли щепок. Занятые грилем отцы прикрикивали на них от столиков для пикника – разумеется, безуспешно.

Бен мгновенно обкусал шоколадную корочку со своего рожка и теперь обмакивал картошку в ванильное мороженое. Мы сидели в тишине, расслабленные полуденным солнцем. Однако это молчание не имело ничего общего с неловкостью, так внезапно охватившей меня полчаса назад. Обычно мне не нужно было изобретать темы для бесед с Беном или волноваться о том, что слова не идут на ум. Нам было хорошо наедине с собственными мыслями. Как ни странно, такое молчание не отдаляло нас, а, наоборот, сближало.

Когда я уже доедала мороженое, на площадке рядом с парковкой завязалась игра в баскетбол. Я вслух поинтересовалась, есть ли новости от университетов.

– Айова и Индиана посмотрели мои записи, – ответил Бен. – Обе команды пришлют своих людей на турнир. Хотят взглянуть на меня в деле.

– Шутишь? Это же офигенно! Ты еще юниор. Он пожал плечами.

– Даже не знаю, что чувствовать – вину или облегчение.

– Вину?

– Что придется ее оставить.

Он говорил о маме. Я постаралась как можно тщательнее подобрать следующие слова.

– А ты не думал, что она собирает все это дерьмо на тот случай, если тебе не дадут грант? Ну, экономит сейчас, чтобы потом вложить все средства в обучение?

– Кто знает? Она постоянно боится, что нам не хватит денег. Не хватит… всего. С тех пор, как ушел отец.

Я почувствовала по его голосу, как упал какой‐то заслон. Мы никогда прежде не говорили об отце Бена. Ни разу. Словно Брайана Коди вообще не существовало.

– Слушай, она будет только счастлива, если ты поступишь в колледж. И получишь стипендию от штата.

– Знаешь, чего я боюсь? Вернуться потом и обнаружить, что все от пола до потолка забито полками. Она превратит весь дом в гребаный склад.

Я молча обмакнула картошку в кетчуп. Не стоит на него давить. Если Бен захочет, сам расскажет. Внезапно мальчишка на баскетбольной площадке завопил и упал будто подкошенный. Вокруг него тут же столпились другие игроки. Я с тревогой следила, как он катается на спине, обхватив лодыжку.

– Она опять начала прятать всякое дерьмо в доме. Я покосилась на Бена – он тоже не сводил глаз с пострадавшего паренька. Через пару минут сокомандники помогли ему подняться. Держась за них с обеих сторон, он доковылял до обочины и тяжело рухнул на скамейку.

– Я думала, вы договорились, что она не выносит свое хобби за пределы гаража.

– Ага. Договорились. Только я на днях зашел в гостиную и заметил, что чулан прикрыт не до конца. Знаешь, чем она его забила? Пластиковыми контейнерами с носками и «боксерами».

– Для тебя?

Бен вздохнул.

– Я сам могу купить себе чертово белье.

Какая‐то женщина принялась громко сзывать детей на обед. Бен закусил губу, глядя, как они, чуть ли не теряя кроссовки, несутся к столикам для пикника.

– Я знаю, что мне должно быть стыдно за такие мысли. Просто… У мамы правда одержимость. У нас теперь столько носков, что я могу их до семидесяти лет не покупать.

– Может, она таким способом выражает о тебе заботу?

– Лучше бы она выражала заботу, соблюдая наши договоренности. Эти носки не для меня, понимаешь. Они для нее.

– Думаешь, она угомонится, если ты получишь грант?

Бен адресовал мне печальную улыбку.

– Я думаю, что это так не работает. Когда дело доходит до ее обожаемых купонов, я бессилен. Иногда у меня возникает чувство, будто я попал в какое‐то дурацкое реалити-шоу.

– Понимаю, – ответила я. – Ну, в какой‐то мере. Мои родители тоже со странностями. Папа все время делает ставки на команды-лузеры и проигрывает пари коллегам из стройбригады, – но транжира при этом, конечно, я. Или взять хоть маму. Вечно причитает, что нужно сбросить пару-тройку килограммов, но лучше будет сидеть на безумных диетах, чем начнет есть больше фруктов и бегать со мной по утрам.

Бен улыбнулся.

– Помнишь ее грейпфрутовую диету? Мы тогда были в начальной школе. Твой папа сказал, что если она не притормозит, то скоро начнет писать соком.

– Она его чуть не убила, – кивнула я. – А потом нас, потому что мы никак не могли перестать смеяться.

Мы дружно захихикали при воспоминании. Ветер тихо прошелестел едва зазеленевшими ветками вяза у нас над головой и бросил прядь волос мне в лицо. Я потянулась, чтобы убрать ее со лба.

– Я люблю родителей, – сказала я после паузы. – Просто иногда хочется, чтобы они согласились, что тоже не знают всего.

– Все родители чего‐то о себе не знают, – откликнулся Бен. – Это вроде комнаты, которую они не желают замечать. Нельзя зажечь в ней свет, если ты отказываешься признавать само ее существование.

И прежде чем я успела выразить полное согласие с этой мыслью, Бен сунул остатки мусора в пакет, растянулся на траве и, пристроив голову у меня на ноге, закрыл глаза.

Слова замерли на языке. Моим первым порывом было провести пальцами по его волосам, но рука остановилась в воздухе. Секунду я держала ее на весу, а потом прижала к губам и медленно опустила на землю. Затем прислонилась к стволу вяза и попыталась восстановить дыхание.

Через несколько секунд сердце перестало колотиться как бешеное. Я чувствовала на бедре тяжесть головы Бена – она не давала мне окончательно потерять связь с реальностью. Баскетбольный матч через дорогу возобновился (минус один игрок). Я задумалась, как мне на самом деле повезло с родителями. Их странности не шли ни в какое сравнение с Адель. Потеря пятидесяти баксов или пяти килограммов не приведет тебя в кабинет психиатра, не разрушит твою жизнь. И все‐таки… Насколько легче нам было бы общаться, если бы мы могли сесть и просто спокойно поговорить. Конечно, они считают нас еще детьми. По их словам, однажды мы повзрослеем и все поймем. Но иногда я думала, что единственная по‐настоящему понимаю ситуацию.

Порой у меня возникало ощущение, будто родители безмолвно просят сохранить для них этот огромный невидимый секрет – точно рюкзак, набитый камнями всех тех нелогичностей, которые они не желают в себе признавать. По идее, я должна тащить его по горному серпантину к Вершине зрелости, где они уже ждут меня с флажками и лимонадом. Заглядывают вниз с обрыва, подбадривают, дают наставления, временами отчитывают или интересуются, не могла бы я двигаться побыстрее или хотя бы сделать лицо попроще. Я знаю, что нам не полагается обсуждать содержимое рюкзака, но иногда мне правда хочется, чтобы мы все на минуточку остановились. Чтобы они спустились со своей верхотуры и встретили меня на полпути. Мы бы расстегнули рюкзак, вынули все камни и оставили те, которые больше не нужны, на обочине. Это сделало бы восхождение гораздо приятней. Возможно, тогда я не сжималась бы в пружину, когда папа начинает учить меня экономии или мама садится на новую диету, вычитанную на обложке журнала в бакалейной.

Солнце тихо ползло к горизонту. Ребята на баскетбольной площадке закончили игру и помогли товарищу забраться в машину. Матери за столиками для пикника принялись собирать остатки ланча. Бедро под головой Бена начало покалывать иголками, и прежде чем я успела себя одернуть, мои пальцы сами легли ему на волосы. Он заерзал, открыл глаза и зевнул.

– Я что, уснул?

– Ага, и чуть не отдавил мне ногу.

Бен улыбнулся и помог мне подняться. Мы забрали пакет с мусором и медленно пошли к машине.

Глава 7

КОГДА МЫ ВЫЕЗЖАЛИ из парка, на приборной панели завибрировал мобильный Бена. Плейлист автоматически приостановился, и на экране выскочила фотография Джона Дуна с подписью «Дуни» внизу. Бен бросил на нее взгляд и нахмурился.

– Хочешь, я отвечу? – Я потянулась было к телефону, но Бен торопливо его перехватил и нажал «отмена».

Из динамиков снова полилась музыка.

– Нет, не стоит. Я ему перезвоню. Наверное, только продрал глаза.

– Как он собирается поднять дом из руин до возвращения предков?

Бен улыбнулся.

– Дикон говорит, что проще все сжечь.

– Жаль, я не смогла остаться подольше, – вздохнула я. – Надо понимать, после моего ухода самое веселье и началось?

Бен быстро на меня взглянул, но я не сумела прочесть выражение его глаз.

– Какое может быть веселье без тебя?

У меня засосало под ложечкой. Я усилием воли запретила себе пялиться на Бена. Слишком поздно. Из кабины будто выкачали весь кислород. Бен глубоко вздохнул и открыл рот, собираясь что‐то сказать – только вот это оказались не слова. Он принялся подпевать музыке, старательно разевая рот, как какое‐нибудь юное дарование из бродвейского мюзикла:

– Ты-ы-ы-ы-ы – све-е-е-е-ет моих гла-а-а-а-аз, ты-ы-ы-ы-ы – пла-а-а-а-амя в ночи-и-и-и-и…

Я пихнула его в плечо:

– Засранец.

Бен рассмеялся.

– Да ладно! Не злись. – И он примирительно похлопал меня по колену.

Я покосилась на него с пассажирского сиденья. Бен тут же адресовал мне свою знаменитую Неотразимую Улыбку – ту самую, которая в шесть лет заставляла маму выдавать ему лишний пакетик сока, когда мы заскакивали к нам домой перекусить после тренировки. Некоторые вещи не меняются.

– Серьезно, – продолжил Бен, сворачивая на Оуклон-авеню. – Если бы ты не ушла, я бы, наверное, задержался. А так – вернулся за тачкой и тоже свалил.

– А. Рэйчел сказала, что столкнулась с тобой в дверях, когда уходила.

– Хотел попрощаться с Дуни. Они с Диконом к этому времени совсем перепились.

– Да, Рэйчел прислала мне фото…

– Чье?

Последовала неловкая пауза.

– Гм… мое?

– А, круто. – Бен побарабанил пальцами по рулю.

– Ни черта не круто. Я там пьяная в рельсу. Но не волнуйся, я уже удалила снимок. То есть заставила Рэйчел его удалить. Мы там балуемся шотами со Стейси.

Бен прибавил громкость. Кабину заполнил рэп. Бодрый мужской голос читал что‐то про девчонок, которые бросают лифчики и стринги к его ногам и сами падают следом.

– Я даже не помнила, что Стейси была на вечеринке, – призналась я. – Пока не увидела фото.

Бен пожал плечами. Его голова покачивалась в такт музыке. «Она говорит, что не будет, но я‐то знаю…»

– Я и не думала, что они общаются с Дуни.

Бен рассеянно мне улыбнулся и немного прикрутил музыку.

– Прости, что ты сказала?

Какого черта я болтаю про Стейси в такой момент?

– Ничего.

Когда мы подъехали к дому, Уилл отрабатывал броски на подъездной дорожке – и, надо признать, мазал больше, чем попадал. Пока мы с Беном выбирались из машины, я услышала несколько глухих ударов мяча о кольцо – скорее «тумк», чем «вшууух».

Бен тут же кинулся к нему с поднятыми руками.

– Хэй, чувак! Я в деле.

Уилл бросил ему мяч. Бен пару раз ударил его о землю между ногами, ведя так низко, будто оборонялся сразу от двух воображаемых защитников. Затем сделал рывок к кольцу и подпрыгнул, как если бы собирался забить сверху, – но вместо этого резко развернулся всем корпусом и сделал меткий пас Уиллу. Тот оказался к этому не готов, и мяч укатился в траву.

– Эх, парень! Не тормози. – Бен покачал головой. – Смотри на мяч, а не на лицо. Я могу показывать взглядом, что собираюсь сделать одно, а руки и ноги у меня будут заняты совсем другим.

В его поучениях звучало совершенно необидное дружелюбие старшего брата. Уилл слушал, улыбаясь и кивая, а затем попросил Бена показать еще раз. Через пару секунд футболка Бена снова повисла на изгороди, и они сошлись в неравном поединке. Уилл то и дело терял мяч и безбожно мазал, но при этом сиял, как начищенная кастрюля. Начинающему юниору нечасто выпадает шанс потренироваться с будущим членом университетской команды.

Мама присела рядом со мной на ступеньки крыльца и протянула открытый пакет с желейными червяками. На упаковке красовалась огромная зеленая нашлепка, оповещающая, что они БЕЗ ЖИРА! Я улыбнулась и попыталась отвести взгляд, но мама ткнула меня пальцем под ребра. Я подпрыгнула, и мы обе рассмеялись.

– Смеешься над бедной матерью, да?

– Мам, все желейные червяки – без жира. Их делают из кукурузного сиропа.

Мама снова рассмеялась – тепло и тихо – и обвила мои плечи рукой.

– Я не ученый, как ты. Но они, по крайней мере, без жира и сахара. – И она с коварной улыбкой снова подтолкнула ко мне пакет. – Как я всегда говорю: в борьбе за талию все средства хороши.

Я смягчилась и, вытащив красно-зеленого червяка, воинственно откусила ему голову.

– Я не ученый, – пробурчала я, не переставая жевать. – А футболистка.

– Ну да, конечно, – покосилась на меня мама. – То‐то у тебя в комнате все горизонтальные поверхности завалены камнями.

– Не камнями, а окаменелостями. Это, вообще‐то, кораллы.

Мама протянула мне еще одного червяка. Я не стала отказываться. Мороженое и картошка фри, заполированные сверху сладостями, отлично помогали от похмелья.

– А почему нельзя быть ученым, который играет в футбол? Как по мне, звучит неплохо.

Я следила за Беном – тот низко вел мяч в защите, – но боковым зрением ловила многозначительные взгляды, которые бросала на меня мама.

– Надо признать, сегодня ты на редкость наблюдательна, – внезапно сказала она.

Я резко обернулась – как раз вовремя, чтобы заметить улыбку в уголках рта и изогнутую бровь. Однако не успела я возразить, как мама вскочила и разразилась восторженными криками: Уилл каким‐то чудом перехватил мяч. Он заложил крюк до самого начала подъездной дорожки, явно стремясь покрасоваться перед Беном, а затем без подготовки сделал бросок в прыжке. Бен на мгновение замешкался, и мяч едва коснулся кончиков его вскинутых пальцев. Послышалось характерное «вшууух», и сразу за ним – торжествующий вопль Уилла.

– Обалдеть, парень! – Бен был рад не меньше. – Как ты это сделал?!

Он вскинул ладонь, и Уилл звонко впечатал в нее свою пятерню. Бен обернулся ко мне.

– Твой брат – чертов снайпер!

Уилл и так выглядел как накачанный до предела шарик, а тут чуть не лопнул. Я знала, как важно для брата признание его способностей Беном. Он надул тощую грудь и побежал за мячом.

– Смотри не перехвали, – предупредила я Бена. – Он того и гляди улетит.

Бен поймал голову Уилла в захват и потер костяшками пальцев вихрастую макушку.

– Ничего, мы не дадим Снайперу задрать нос.

Уилл засмеялся и вывернулся из захвата. Теперь он не просто улыбался, а буквально сиял изнутри. Я видела, как он подражает Бену и парням из юношеской команды: те же стрижки, кроссовки, шорты, мешковатые майки, косая челка, как у Бена, закатанные до локтей рукава, как у Дуни, полосатые носки до колен, как у Дикона. Сейчас же он удостоился наивысшей чести, на которую только мог претендовать учащийся средних классов, – Прозвища.

Я вдруг ясно увидела свое будущее: Уилл начнет проситься на следующую вечеринку с удвоенной силой. Он и так таскался за мной две недели, умоляя взять его к Дуни, а теперь нечего и надеяться от него отвязаться. И все же что‐то в выражении его лица наполнило меня радостью. В этом городке баскетбол был королем, и Уилла только что произвели в оруженосцы одного из рыцарей Круглого стола.

Мама бросила мне упаковку желейных червяков и начала подниматься к двери.

– Хорош стрелять, Снайпер. Метнись‐ка лучше в кухню и помоги мне накрыть на стол. Бен, останешься на ужин?

– С удовольствием.

Она кивнула.

– Приятно снова видеть тебя в гостях. Подбери футболку и помоги Карлу с грилем.

Будь на месте Бена кто угодно другой, я бы уже тысячу раз сгорела со стыда. Но он хорошо знал мою маму. Она всю жизнь была генералом в поисках армии. Стоило ей скрыться в доме, как до нас донесся вопль – это она велела папе принести уголь из гаража. Тот что‐то прокричал в ответ, но мы успели разобрать лишь одно слово, прежде чем дверь захлопнулась:

– …охламоны…

Бен усмехнулся и, просунув ладони в рукава футболки, одним движением натянул ее через голову. В этот краткий миг меня снова затопило тепло. Неважно, что он годами не заходил к нам на ужин. Теперь он вернулся – причем новый и возмужавший. Как будто и не было всех этих лет.

Я уже забралась в постель, когда зазвонил телефон. – Ну наконец‐то, – простонала Рэйчел. – Я оставила тебе три голосовых сообщения!

Я улыбнулась и, протянув руку, выключила лампу.

– Ты же знаешь, что я их не проверяю. С таким же успехом ты могла написать письмо, запечатать его в бутылку и бросить в ручей за домом.

– Точно, – уныло ответила она. – Попомни мое слово: однажды случится что‐нибудь важное, и ты пожалеешь.

– Рэйчел, ты важна. Но ты, наверное, единственный человек, который в двадцать первом веке оставляет голосовые сообщения.

– Я тебе еще писала в фейсбуке! Линдси и Кристи уже собрались выдвигаться в экспедицию.

– Какую экспедицию?

Рэйчел вздохнула.

– Поисковую, разумеется! Серьезно, где ты была весь день, что даже не доставала телефон?

Пока мы гуляли с Беном, у меня почему‐то не возникало желания пялиться в мобильный или проверять фейсбук, инстаграм и твиттер. Вот ни малейшего. Ни разу.

– Я была… занята.

Рэйчел тут же почувствовала, что я темню.

– Чем?

– Кем, – поправила я ее.

В трубке раздалось такое коварное «а-а-а-а-а!», что я рассмеялась и немного отодвинула ее от уха.

– Линдси видела, как вы зависали в парке с Беном.

У меня участился пульс. Кто еще нас видел? Я хотела сохранить все произошедшее между нами – по крайней мере, пока сама не буду уверена, что мы с Беном не просто друзья.

– Если Линдси нас видела, зачем же ты спрашиваешь, где я была?

Рэйчел секунду помедлила.

– Кейт?

– Да?

– Не. Выводи. Меня. Из. Себя.

– Что? Мы просто гуляли, – буднично ответила я. – Знаешь, мы вообще занимаемся этим время от времени. Примерно с пяти лет.

– И он с пяти лет спит у тебя на коленях?

Вот почему мы с Рэйчел лучшие подруги. Если ей доверить государственный секрет, на следующий день его будут знать правительства всех вражеских держав и случится апокалипсис. Что касается меня, то я даже при нападении зомби предпочту запереться дома и тихо скончаться от голода, чем обратиться к кому‐то за помощью. Правда в том, что мы нужны друг другу. Впрочем, я находила странное удовольствие в том, как она выпытывала из меня подробности сегодняшнего дня.

– Я жду, – напомнила Рэйчел.

– Чего?

Она подобралась, словно хищник перед броском. – Подтверждения лежания на коленях.

– Я не собираюсь снисходить до этого наглого поклепа.

– О боже, – простонала она. – Слушай, это далеко не главная новость дня, а ты будто на Би-би-си ее пытаешься продать. Поверь, вы с Беном не попали бы даже в ту плашку в нижнем правом углу, где показывают курс евро.

– Ладно, – смягчилась я. – Я сходила к Бену и поблагодарила, что он вчера отвез меня домой.

– Ииииии?

– А потом мы поехали в парк поесть мороженого.

– Кейт, дело пойдет гораздо быстрее, если мне не придется вытягивать из тебя каждое слово клещами.

Я улыбнулась.

– Но мне так нравится, когда ты умоляешь…

– Ладно, – ответила она. – Ты не оставляешь мне выбора. Видит бог, я не хотела идти на крайние меры, но ты просто вынуждаешь меня это сделать.

– Что сделать?

– Если ты немедленно не расколешься, я расскажу всем в школе, что ты полуфиналист Национальной стипендии[6], и ваша интрижка с Беном померкнет на фоне твоего разоблаченного гения.

Я принялась хихикать. Рэйчел – единственный человек, который: а) выдвигает мне ультиматумы; б) заставляет хохотать как шестиклассницу.

– Ладно-ладно, сдаюсь! Мы с Беном болтали, он положил голову мне на колени и задремал на несколько минут.

– И все? – недоверчиво спросила Рэйчел.

– И все.

– Надо понимать, ты усыпила его своим научным занудством? Поэтому он отрубился?

– Не поверишь, Рейч, но у Бена тоже есть тайна.

– Нарколепсия? Так я и думала. То‐то он храпит на каждой геометрии.

– Нет. – Я отсмеялась и сделала глубокий вдох. – Он тоже конченый ботаник.

– Да ладно. Он же не…

– Ага. Прошел в полуфинал. Но никому не говори. Думаю, он хочет сообщить новости Дуни и Дикону с наименьшей… – я замялась, подыскивая верное слово, – шумихой.

– Дуни и Дикону?

– Обещай, что им не расскажешь! И никому, кто их знает.

Рэйчел помедлила.

– Думаю, после вчерашнего у них есть другие поводы для беспокойства, кроме IQ Бена Коди.

– О чем ты?

– О главной новости дня.

– Ты имеешь в виду вечеринку?

– Господи, я с тобой сегодня просто не могу, – пожаловалась Рэйчел. – Ты вообще не проверяла телефон с тех пор, как отправилась к Бену?

– Вот только сейчас. Ты, можно сказать, мой первый социальный контакт за день.

– За это я тебя и люблю, Кейт Уэстон.

– Да что случилось?

– Ничего такого, что не могло бы подождать до завтра, – ответила Рэйчел. – Добрых снов.

– Погоди… Как ты узнала, что я уже в постели?

– А ты в постели?

Я одной рукой взбила подушку и изобразила свой самый британский акцент.

– Возможно. А возможно, я прямо сейчас вылезаю в окно, чтобы отправиться на прогулку под луной в компании таинственного незнакомца.

– Ага, – сказала Рэйчел. – А меня, возможно, в следующем месяце коронуют как Мисс Небраску. Увидимся утром, Екатерина Великая.

Глава 8

– ОНА ТА-АК напилась…

Я услышала Кристи задолго до того, как они с Линдси вывернули из‐за угла. В частности, поэтому она отличный голкипер: слышно даже с другого конца поля. К тому же она настоящий танк – сплошные мускулы.

В этом году нам повезло: удалось застолбить шкафчики прямо напротив главной лестницы, где начинаются места для старшеклассников. Я краем глаза заметила, как сползают по ступенькам Дуни и Дикон Миллс. Некоторые подозревают школьных баскетболистов в высокомерии – мол, нарочно ходят враскоряку, как павлины, – но Бен однажды рассказал, что им просто все время больно. Тренер Сандерс выжимает из воспитанников в качалке семь потов.

Сегодня они двигались еще медленнее обычного, буквально прилипнув носами к телефону Дуни. Я молча понадеялась, что они не навернутся с лестницы. Эти парни еще нужны нам для турнира штата.

Смех Кристи стал громче; теперь он с легкостью перекрывал шум в коридоре.

– Говорю тебе, просто до отключки.

– Думаешь, она сегодня не придет? – поинтересовалась Линдси.

Я задержалась у двери шкафчика, притворившись, будто роюсь в книгах. Они обо мне?..

– Нет, конечно, – фыркнула Кристи и, заведя за ухо вьющуюся светлую прядь, принялась набирать код на своем шкафчике. Его дверца распахнулась ровно в тот момент, когда из‐за угла вынырнула Рэйчел.

– Что-что? Кто сегодня не придет?

Я вытащила учебник по геологии и захлопнула дверцу.

– Эй, я здесь! Хотя, пожалуй, и правда слегка перебрала в субботу.

– Да мы не о тебе, – закатила глаза Кристи. – Все знают, что ты не пропустишь уроки, даже если в школе случится пожар.

– Тогда про кого вы? – смутилась я. В голове все еще витали обрывки похмельного тумана.

– Про Стейси, – ответила Рэйчел. – Вряд ли она сегодня появится.

– Может, она просто опаздывает? – Линдси поправила усыпанную стразами заколку, чтобы прямые черные волосы не лезли в глаза, и причмокнула в зеркало накрашенными губами. Наверное, она единственный футбольный защитник в мире, которого волнуют прическа и помада.

– Опаздывает? – усмехнулась Кристи. – Да ты видела ее на той фотке? Я сперва решила, что она не пьяна, а мертва.

При упоминании фотографии Стейси у меня расширились глаза. Видимо, Рэйчел заметила мое изменившееся лицо, потому что тут же вскинула руки.

– Я ее удалила, честно! Это другое фото.

– Погоди, были другие? – встрепенулась Кристи. – Мне нужны все. Немедленно.

– А я, пожалуй, обойдусь, – вздохнула Линдси, запирая шкафчик.

Рэйчел покачала головой.

– Было еще одно фото Стейси – с нашей драгоценной Кейт. Я его сделала в самом начале вечера на кухне.

– Оно отовсюду удалено, – с нажимом сказала я, глядя на Рэйчел. – И лучше бы мне не оказаться на других снимках.

– Тебя там нет. Клянусь.

– Не парься. – Кристи приобняла меня за плечи. – Ты слиняла прежде, чем вечеринка скатилась на дно.

– На дно?

Рэйчел развернула ко мне экран своего смартфона.

– Поверить не могу, что ты этого не видела.

Инстаграм Грега Уоттса. Фотография Дикона с девушкой, свисающей у него с плеча. В детстве папа так же таскал меня за домом: «Ого, смотрите, что я нашел! Мешок с картошкой! Ммм, надо ее зажарить…» Я хихикала и визжала, пока он шатался по двору, подхватив меня под коленки.

Девушкой на снимке была Стейси, и она точно не смеялась. Из всей одежды на ней был только лифчик и короткая черная юбка. Честно говоря, я не смогла бы поручиться, что она в сознании: открытый рот, закрытые глаза, безвольно повисшие руки-плети. Дикон перекинул ее через плечо и пристроил подбородок на заднице, придерживая за верх бедер.

Дуни тоже был на фото – выглядывал из‐за Дикона. Он одновременно отводил волосы с лица Стейси и изображал клоунскую гримасу, видимо призванную ее спародировать: высунутый язык, закатившиеся до белков глаза. Картину довершала широкая улыбка Дикона, грозящая вот-вот рассыпаться смехом: теплая, радостная, солнечная… Словом, его обычная улыбка – только вот она казалась совершенно неуместной на этом снимке.

– Где ее одежда? – нахмурилась я.

– Валяется где‐нибудь в углу, – ответила Рэйчел.

– Вместе с честью и достоинством, – кивнула Линдси.

Рэйчел схватила меня за плечи и рывком развернула к себе.

– Кстати, об одежде. Это новая?

– Ага. Подарок на день рождения.

Бабушка Кларк прислала мне ее еще в прошлом месяце – вместе с открыткой с единорогом. Обычная хлопковая блузка – вероятно, купленная на распродаже в стоке возле дома. Бабушка не всегда угадывала с размером, но конкретно эта села идеально, а насыщенный изумрудный цвет удачно подчеркивал рыжину в волосах.

– И ты берегла ее со дня рождения? – недоверчиво спросила Линдси. – Но она такая клевая.

– Точно, – согласилась Рэйчел. – Здорово выделяется из твоего гардероба. Но не в плохом смысле.

Теперь Дуни и Дикон уткнулись каждый в свой смартфон, пальцы лихорадочно стучали по экранам. У них за спиной показался Бен. Поймав мой взгляд, он вздернул подбородок и подмигнул. Я улыбнулась в ответ.

Разумеется, это не укрылось от Линдси.

– Я-ясно, – протянула она. – Просто раньше тебе не для кого было ее надевать.

Рэйчел обернулась, но Бен уже возился с замком на своем шкафчике.

– Колись, Кейт. Это правда?

– Ну хватит уже.

У Кристи сузились глаза.

– Слышала, что вы прогуливались вчера в парке. Или даже дремали?

– Мы просто друзья.

Прозвенел звонок: две минуты до первого урока. На самом деле его стоило бы назвать не «звонком», а «тоновым сигналом». Аккурат перед зимними каникулами директор Харгроув заменил стандартный перезвон колокольчиков раздражающим электронным гудком, который отмечал начало и конец каждого занятия. Рэйчел говорит, это идеальный концертный си-бемоль – можно настраивать флейту перед уроком музыки. Увы, прошло три месяца, а я до сих пор от нее подпрыгиваю.

– Никак не привыкну, – пожаловалась я.

– Я тоже, – ответила Линдси.

– Почему нельзя было записать чей‐нибудь милый голос? – И Рэйчел продолжила бравурным тоном спортивного комментатора: – «Леди и джентльмены, до начала первого занятия две минуты. Просим вас проследовать в свои классы».

Мы смеялись всю дорогу на геологию. Едва Бен скользнул за парту позади меня, по коридорам снова раскатился электронный сигнал.

– Эй, – шепнул он. – Шикарно выглядишь.

Я постаралась не залиться краской – разумеется, безуспешно. К счастью, Бену было не видно, как у меня по лицу расплывается идиотская улыбка – в отличие от Рэйчел. Она попыталась поймать мой взгляд, но я упорно избегала смотреть в ее сторону. Тогда она точно начнет надо мной смеяться, и я никогда не успокоюсь. Так и буду весь урок сидеть со щеками цвета помидора.

Мистер Джонстон привычно начал перекличку. Я улыбалась все время, пока он не дошел до «Сталлард, Стейси». Последовала секундная заминка – прежде чем Рэнди Кунц изобразил фальшивый кашель:

– Шлю-кх-ха.

Слово облетело класс, всколыхнув смешки тут и там. Я взглянула на Кристи, которая фыркнула единственный раз, прежде чем на нее покосилась Рэйчел – после чего тут же прикусила губу.

– Останешься после уроков, Рэнди. – Мистер Джонстон выложил на стол пачку розовых листков и что‐то нацарапал на верхнем. – Кто‐нибудь хочет составить ему компанию?

– Что? Я просто закашлялся! – возмутился Рэнди, заметно храбрясь. Веснушки у него на шее так и прыгали вверх-вниз, а уши, похожие на ручки кастрюли, казались еще больше обычного, потому что нестерпимо пылали алым.

Мистер Джонстон поднял ладонь.

– Я не идиот, мистер Кунц. И кашлял, когда вы еще на свет не родились.

– Но если я пропущу сегодня тренировку, меня не выпустят на поле на следующей неделе!

– Что‐то я не видел, чтобы вы хоть раз покинули скамью запасных. Думаю, тренер Сандерс переживет.

Бен тихо фыркнул у меня за спиной, и я бросила взгляд через плечо. Он прятал ухмылку, глядя строго в тетрадь. Я снова улыбнулась. Господи, насколько же он умнее, чем все эти дуболомы из баскетбольной команды.

Мистер Джонстон включил проектор и запустил на ноутбуке серию слайдов, демонстрирующих разные пласты осадочной породы в Айове. Он принялся объяснять, что обычно эти слои можно наблюдать только в вертикальном разрезе – когда раскалываются булыжники или холмы взрывают динамитом, чтобы проложить прямую дорогу.

Я начала делать записи, но никак не могла сосредоточиться на слайдах. Единственная картина, которая стояла у меня перед глазами, – Стейси, свисающая с плеча Дикона. Она словно отпечаталась у меня в мозгу. Я бросила взгляд на пустую парту, где обычно сидела Стейси. У нас не было закрепленных мест на геологии – тем забавнее, что все рассаживались по однажды заведенной, неизменной и предсказуемой схеме. Я почти каждый день занимала эту парту. Бен с сентября усаживался у меня за спиной; Линдси слева, Рэйчел справа, а Кристи впереди.

Стейси сидела у окна и проводила большую часть урока, разглядывая деревья в дальнем конце парковки. Проходя через стекло, солнце превращало ее в силуэт, тень той девушки, которую я знала. Иногда мистер Джонстон задавал вопрос случайному ученику – проверить, насколько внимательно мы слушаем. Каждый раз, когда его выбор падал на Стейси, она вздрагивала и поднимала на него пустые глаза, чересчур густо обведенные черной подводкой.

Или это стереотип? Чересчур густая подводка – потому что ей не было дела до занятий?

Думаю, мы делаем это подсознательно – определяем, что за человек перед нами, по тому, как он выглядит. Макияж «смоки-айз» сигнализирует, что ты загадочная, опасная и немного дикая, верно? И слишком сексуальная, чтобы беспокоиться о геологии. Не суди книгу по обложке. Мама всю жизнь мне это твердила, но со временем я начала думать, что именно об этом и просят люди: «Пожалуйста, судите меня по обложке. Судите меня по тому, что я с таким трудом стараюсь вам показать».

В начальной школе Стейси играла в футбол вместе с нами. Теперь она перешла в группу поддержки – как и другие девочки с длинными яркими ногтями, усыпанными блестками. Большинство из них были танцовщицами – или хотели стать ими в детстве.

Когда мы учились в первом классе, в Айове случилось большое наводнение, и танцевальную школу миссис Кэнди почти смыло. Как и завод, где ее муж Джим в компании моего папы мастерил патроны для лампочек, которые потом использовались в автомобилях всех дочерних компаний «Дженерал Моторз» в Северной Америке.

Владельцы завода решили его не отстраивать и перенесли производство в Индию, где труд был дешевле. Миссис Кэнди тоже не захотела восстанавливать все с нуля и переехала вместе с мужем в Гэри, штат Индиана, чтобы быть ближе к больному отцу. Постепенно девочки из балетной студии смирились, что их единственная возможность заниматься танцами в Корал-Сэндзе – это группа поддержки.

Конечно, все они красили глаза перед выступлениями, но большинство смывало макияж после. Стейси не смывала. У нее не было недостатка в парнях – любых парнях. Качках, лузерах, ботаниках. Иногда создавалось впечатление, что она встречалась с половиной параллели. Но больше всего Стейси нравились парни с длинными волосами и в плащах-тренчах. Обычно у них водилась травка.

Я знала, что Дуни тоже любит курнуть. Возможно, именно так вечеринка скатилась «на дно» после моего ухода. У Стейси была с собой марихуана, а Дуни хотел забить косяк, поэтому все отправились в гостиную. Эту парочку регулярно ловили за разговорами – хотя Дуни с прошлого лета официально встречался с Фиби.

Впрочем, наличие отношений никогда не мешало ему флиртовать с другими девушками. Кого‐то он случайно поцеловал на вечеринке, кого‐то ущипнул за задницу в коридоре. После этого Дуни и Фиби ругались вдрызг – чтобы снова сойтись через неделю. Я не знала, каким образом Стейси оказалась на той фотографии с Дуни и Диконом, но догадывалась, что это было частью приобщения к «кругу избранных».

Я покосилась на Линдси. Ее тетрадь уже была испещрена пометками, которые я спишу позже. Я усилием воли вернулась в класс. Мистер Джонстон как раз перещелкнул слайд на проекторе.

– Через пару недель у нас будет выездная практика в ущелье девонского периода, – объявил он.

Послышались охи и вздохи. Мистер Джонстон поднял руки, пережидая волну возмущения. Затем он переключился на водосброс плотины сразу за пределами города.

– Наводнения 1993 и 2008 годов смыли пять метров осадочных пород, оставшихся в Айове с последнего ледникового периода, – пояснил он. – Я понимаю, что вы все в непередаваемом восторге, но это наконец дает нам горизонтальный план для изучения окаменелостей. Это правда уникальная возможность. Я договорюсь, чтобы вас освободили на всю пятницу.

На экране появился крупный план известняка на дне водосброса. Я с затаенным дыханием разглядывала очертания сотен ископаемых организмов, попавших в прицел камеры. Наводнение, которое смыло студию миссис Кэнди и оставило моего отца без работы, одновременно обнажило силуэт древнего мира – наглядное свидетельство неумолимого хода времени.

– Помните, – сказал мистер Джонстон, – все не то, чем кажется на первый взгляд. Чем ближе подходишь, тем больше видишь.

До конца урока оставалось еще десять минут, но что‐то за окном привлекло мое внимание. Над деревом в дальнем углу парковки кружил ястреб. Он на минуту исчез за школой, но потом появился снова и спланировал в гнездо, устроенное в ветвях самого высокого дуба. Это на него постоянно смотрела Стейси?

Все не то, чем кажется на первый взгляд.

Чем ближе подходишь, тем больше видишь.

Глава 9

ТАКОЕ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО в столовой разразилась эпидемия и единственное лекарство передавалось через смартфон. Все уткнулись в экраны: глаза открыты, рты закрыты, никаких обычных воплей – будто ученики наконец вняли увещеваниям директора и решили убавить громкость на несколько децибел.

Обычно здесь нельзя было спокойно поесть без наушников – особенно за дальними столиками у больших стеклянных дверей, где традиционно заседали «флибустьеры». Какая ирония: у баскетбольной команды в нашем безнадежно сухопутном городке оказался пиратский талисман. Возможно, это была подсознательная ностальгия по древней истории – то же чувство, которое в прошлом году заставляло нас с особенным усердием спрягать глаголы с a la plage («на пляж»).

Когда‐то Айова была океаном.

Большую часть времени флибустьеры полностью отвечали своему названию и за обедом разве что на ушах не стояли. Но сегодня за их столом царила странная, гнетущая тишина. Дуни и Дикон обменивались яростным шепотом с Грегом Уоттсом. Рэнди Кунц пытался их в чем‐то убедить, но, похоже, безуспешно.

Я вынырнула из очереди с подносом, но прежде чем спуститься по трем ступенькам на основной этаж-палубу, помедлила и окинула ее взглядом с «мачты». Не слишком долго – иначе на меня начали бы пялиться, – но достаточно, чтобы прикинуть дальнейший курс.

В последнее время я не могла отделаться от дурацкой надежды, что встречусь взглядом с Беном – и увижу, что он приберег для меня местечко рядом с собой, напротив Дуни и Фиби. Этого пока не случилось. Ну конечно, одно дело – по‐дружески болтать с кем‐то, и совсем другое – обедать с ним вместе. Баскетбольные «флибы» строго блюли свои границы. Однако сегодня я вообще не увидела Бена. Возможно, он улизнул в город, чтобы перекусить с парнями из выпускного класса. Вообще‐то, нам запрещалось покидать во время обеда территорию школы, но членам юношеской команды такие мелочи сходили с рук.

Кристи помахала мне от нашего обычного стола, где мы сидели с Линдси и Рэйчел. Я почти шагнула к нему, когда заметила у аппарата с газировкой длинные темные волосы и ярко-красные ногти. В ту же секунду у меня в груди что‐то расслабилось – узел, о существовании которого я и не подозревала. Стейси все‐таки пришла. Я уже направилась к ней, когда она взяла с подставки стаканчик с колой и обернулась, оказавшись в итоге совсем не Стейси. Ну конечно, новенькая. Я познакомилась с ней на испытаниях юниоров, когда помогала тренеру Сандерсу проводить стометровку. Со скоростью у нее все было в порядке, но она слишком боялась получить кулаком в нос. В настоящей потасовке у нее не было бы шансов. В команду попадают игроки двух типов: первые на короткой дистанции инстинктивно закрывают глаза, заранее смирившись с ударом, а вторые несутся за мячом как одержимые, словно бы даже предвкушая боль столкновения. Хорошие футболисты получаются только из последних.

Я спустилась по ступенькам с салатом «тако» и села напротив Кристи, которая уже отобрала у всех остальных фрукты. Я без возражений отдала ей свои и принялась выковыривать кукурузные чипсы из латука. Я каждый понедельник прошу не класть кукурузу мне в салат. И каждый понедельник мою просьбу пропускают мимо ушей. Стоило мне сложить чипсы на край тарелки, как Кристи моментально их умыкнула. Такова наша традиция.

Линдси и Рэйчел тоже не отрывались от телефонов. Оставалось всего двадцать жалких минут, чтобы отправить все нужные сообщения и опубликовать все твиты, прежде чем прозвенит звонок, и Ручные Порталы в Параллельное Измерение придется выключить и спрятать в шкафчики до следующей перемены.

– Да что со всеми сегодня? – спросила я Кристи.

Она пожала плечами, не прекращая жевать.

– О шом фы?

Я указала вилкой на Линдси и Рэйчел.

– Все разве что носами об экран не трутся. Какая‐то новая игра? Типа покемонов?

– Просто смотрим отчеты с вечеринки, – ответила Рэйчел, не поднимая глаз. – Хештег #удунидома. Некоторые фотки жгут.

– Мне все равно, пока среди них нет моих.

Рэйчел испустила смешок, который почему‐то заставил меня занервничать.

– Погоди, а это что за тег? – Линдси протянула свой телефон Кристи, которая взглянула на экран и по цепочке передала его мне.

Теперь, когда я знала, что Стейси в школе нет, утреннее фото показалось мне еще отвратительнее. Его сопровождали три хештега: #удунидома, #флибы и #гин. Я пожала плечами и продолжила ковырять салат, но говяжий фарш на вкус был резиновым. Я вспомнила гипотезу Бена, что его делают из бродячих кошек, и невольно улыбнулась.

– Что смешного?

От взгляда Линдси не укрылось ничего.

– А? Нет, ничего. Просто… Кое-что вспомнилось.

Все трое уставились на меня одновременно:

– Да-да, кое‐что.

– Ты хотела сказать «кое‐кто».

– Мы, конечно, не будем называть его имя, но там есть буквы Б, Е и Н.

Я рассмеялась. А как еще реагировать, когда тебя пытают лучшие подруги, причем пытают справедливо? В ту же секунду у меня в сумке завибрировал телефон. Я открыла новое сообщение:

Мы можем поговорить? Жду под лестницей.

Линдси заметила имя отправителя прежде, чем я успела прикрыть экран.

– Это от Бена!

В таких ситуациях от Линдси можно было спастись только одним способом: бегством. Я торопливо спрятала телефон в сумку и подхватила поднос. Когда я выбиралась из‐за стола, Рэйчел на ходу сжала мою руку и взволнованно вскинула брови. У меня за спиной раздался свист Кристи, но он тут же утонул в привычном шуме столовой: шипела газировка, звенели вилки, кто‐то жевал и болтал одновременно. Неестественная тишина наконец сменилась знакомым бедламом, который стремительно подбирался к критической отметке.

Сквозь него пробился тоновый сигнал: четыре минуты до конца обеденного перерыва. Одна из них ушла у меня на то, чтобы избавиться от подноса и добраться до главной лестницы. Осталось три минуты относительного покоя, прежде чем коридоры снова захлестнут волны рук и голов.

Я торопилась, как могла – но все же притормозила, заметив Бена у подножия лестницы. Он стоял, прислонившись к моему шкафчику и тоже уткнувшись в телефон. Кликает по тегам, которые просматривала Линдси? Или ждет от меня ответного сообщения? Лямки рюкзака обтягивали его грудь так туго, что у меня ослабли колени. Лучше пойду вперед, пока не шлепнулась в обморок.

При моем приближении Бен поднял взгляд и расплылся в улыбке, которая снова наполнила меня щекочущим теплом. Неудивительно, что все парни в команде смотрели на него снизу вверх – даже старшие.

– Вот и ты.

Может ли быть приветствие лучше? Не грубоватое «хэй», не «где ты была».

Вот и ты.

Как будто он не мог дождаться, когда я приду. Как будто он готов был прождать меня вечность – но, к счастью, этого не понадобилось.

– Во плоти, – ответила я с улыбкой. Не знаю, что нашло на меня в следующий миг, но когда между нами оставался какой‐то метр, я покружилась на носках. Всего разок, но тем не менее.

Поймите меня правильно. Меня трудно упрекнуть в жеманстве. Я не из тех девчонок, которые наносят основу для макияжа по будням, или тушь по выходным, или отращивают такие ногти, что становится невозможно печатать. Но в ту секунду, в школьном коридоре, близость парня, который с сознанием полного права облокачивался на мой шкафчик, сподвигла меня на крохотный флирт.

Бен рассмеялся в ответ. При этом он слегка наклонил голову, и отросшая челка упала ему на глаза. Не успела я сообразить, что делаю, как протянула руку и вернула беглую прядь на место.

– Ты хотел меня видеть?

Он кивнул и сделал глубокий вдох, будто собирался сказать что‐то важное. Что‐то, что не давало ему покоя.

– Хотел задать вопрос, – ответил он, кусая губу.

– Валяй.

Он бросил взгляд поверх моего плеча. При этом у него на лице появилась застенчивая мальчишеская улыбка, которую я так хорошо знала еще со времен детства.

– Я… не хочу ничего испортить, – сказал он мягко.

Стоило мне услышать эти слова, как я отчетливо поняла: ничто больше не будет как в сентябре. Это не плод моего воображения. Когда я опускала руку Бену на грудь, у меня слегка дрожали пальцы.

– Нельзя испортить то, что уже изменилось.

Все его тело мгновенно расслабилось. Бен накрыл мою руку своей – точно напротив сердца. Я узнала это чувство: я уже испытывала его вечером в субботу, когда мы соприкоснулись лбами. Сам воздух потрескивал от вероятностей. Наконец Бен нарушил тишину.

– Ты пойдешь со мной на Весенний бал?

– Как… друг?

Он покачал головой.

– Больше чем друг.

Я сильнее сжала его руку – отчасти от волнения, отчасти, чтобы удержаться на ногах.

– Хотел спросить еще у Дуни. Но струсил.

Я кивнула, не сводя с него глаз. Я и вообразить не могла такой момент. Видимо, он это понял.

– Знаешь, оно и к лучшему, потому что теперь я, по крайней мере… ну, не пьяная.

Бен испустил короткий тихий смешок – тот же, что на геологии. Смешок, который и не заметишь, если не прислушиваться.

– Точно. Я не был уверен, правда ты этого хочешь, или это просто…

– Текила?

Он кивнул. Я выпрямилась, не убирая руку у него с груди, и расправила плечи – воплощенная серьезность.

– Бен Коди, я, Кейт Уэстон, будучи трезва как стеклышко, официально выражаю согласие сопровождать тебя на Весенний бал. – Я прижала другую руку к его щеке и шепотом добавила: – А также во все другие места, куда ты захочешь меня пригласить.

Когда вы внезапно влюбляетесь в лучшего друга детства, то немало времени проводите, воображая ваш первый поцелуй. Мои прежние фантазии были смехотворными клише, основанными на фильмах, ТВ-шоу и любовных романах, которые я почитывала от скуки в бассейне возле бабушкиного дома. Зачастую эти сценарии включали воздушный шар, плывущий над Гранд-Каньоном, горнолыжный подъем в Колорадо, смотровую площадку Эйфелевой башни, расцвеченную огнями фейерверков, или абстрактный калифорнийский пляж.

А потом фантазии стали реальностью. В коридоре школы Корал-Сэндза, у подножия главной лестницы, напротив моего шкафчика с учебниками. Бен обнял меня за талию и просто притянул к себе, как будто это было самое естественное и наименее неловкое действие на свете. После чего поцеловал. А я поцеловала его в ответ.

Мне даже в голову не пришло волноваться или раздумывать, куда девать руки и что делать с губами. Такое ощущение, что все случилось само собой. И в тот момент мне было совершенно плевать, что у нас над головами не разрываются фейерверки, а ступни не облизывает прибой. Все это потеряло значение. Оказалось, что самое обыкновенное место становится необыкновенным в присутствии правильного человека.

Мы все еще целовались, когда по коридорам прокатился этот чертов тоновый сигнал. Впрочем, на этот раз я не подпрыгнула от неожиданности. На сигнал мне тоже стало плевать. По правде говоря, мы вряд ли его вообще заметили. Однако под концертный си-бемоль из столовой выплеснулась волна учеников – и поверх нее я разобрала судорожный вздох Рэйчел, а затем громкий смех Кристи. Пара мужских голосов не преминула напомнить Бену, что сначала бро, а потом девчонки, – но мы продолжали целоваться.

Игры и притворство, соображения о приличиях и необходимость держать лицо – все это закончилось в один миг. Мы с Беном стояли посреди школы, у всех как на ладони, и не могли оторваться друг от друга перед толпой неистовствующих неандертальцев. И нам действительно было все равно, потому что теперь мы были вместе.

Грег, Рэнди, Дуни и Дикон начали скандировать баскетбольную кричалку, и мы с Беном невольно рассмеялись. Когда мы отстранились, щеки у обоих пылали. Бен сжал мою ладонь и пообещал позвонить позже. Хотя в этом не было нужды: я и так знала, что он позвонит.

Стоило нам разойтись, как Линдси завизжала, и на меня обрушился шквал вопросов.

– Что случилось? Он предложил встречаться? Вы теперь пара? Расскажи ВСЁ!

Кристи изобразила звук, будто ее тошнит, и принялась рыться в своем шкафчике. Линдси пихнула ее в плечо.

– Да ладно, это было так ми-ило!

Рэйчел медленно покачала головой, не сводя с меня взгляда.

– У тебя талант клеить парней, Уэстон. Хештег: #точновдесятку.

Глава 10

СО ВСЕМИ ЭТИМИ СОБЫТИЯМИ у меня совершенно вылетело из головы, что во вторник День святого Патрика. Пока мы с Рэйчел и Кристи шли на геологию, они не переставали меня подкалывать, что лучшую зеленую вещь в гардеробе я умудрилась выгулять накануне.

Вот уже второй день кряду в классе царила тишина, когда мистер Джонстон доходил в перекличке до «Сталлард, Стейси». Вот уже второй день кряду, стоило прозвенеть звонку на обеденную перемену, у моего шкафчика появлялся почти двухметровый баскетболист. Впрочем, сегодня рядом с ним стоял еще Джон Дун – напряженно заглядывал в смартфон Бена, пока ручейки учеников стекались из коридоров в столовую.

– Уверен, что все удалилось? – спросил Дуни, когда я подходила.

– Ага. – Бен ударил большим пальцем по экрану. – Видишь?

– Спасибо, чувак.

Дуни наконец меня заметил и окинул оценивающим взглядом – будто мы не учились вместе с пятого класса. Это был взгляд сквозь новую призму «Бен считает эту девчонку клевой». Затем он мне улыбнулся – однако без нахальства, как можно было ожидать. Ничего общего с плотоядными ухмылочками, которые Дуни искоса бросал на девушек из группы чирлидеров, или с презрительными усмешками в адрес тех неудачниц, на которых он не посмотрел бы дважды. Нет, это была улыбка, максимально приближенная к понятиям Джона Дуна о доброте. И все же что‐то в ней заставило меня поежиться.

– Хэй, – сказал он. – Приходи к нам обедать.

Честно говоря, я этого ожидала. Когда мы созванивались с Беном вечером накануне, он упомянул, что теперь мы могли бы сидеть вместе. Так что я подготовилась.

– Не могу бросить своих девчонок, – ответила я. – Они будут нудеть до скончания века.

Дуни медленно, без улыбки, кивнул – как будто я прошла тест.

– Верная. Одобряю. – Он помедлил, взвешивая все за и против, после чего коротко кивнул. – Зови их тоже. Рэйчел и Линдси – горячие штучки, а с Кристи можно со смеху помереть. К тому же мы все тут флибустьеры. – И он направился к столовой. – Займу вам места.

Бен следил, как Дуни заворачивает за угол.

– Мои поздравления, Кейт Уэстон, – невозмутимо произнес он наконец. – Вы получили исключительное право присоединиться к трапезе в земле обетованной.

– И привести гостей.

– О да, – кивнул Бен. – Дуни Милосердный благосклонен ко всем, кто носит сине-золотую форму.

Я рассмеялась и отпихнула его от шкафчика, чтобы убрать учебник по алгебре.

– Эй! Вы, футболистки, такие грубые.

– Только когда нас вынуждают.

Стоило мне запереть шкафчик, как Бен мягко меня развернул и, прижав спиной к дверце, накрыл губы поцелуем. Я совершенно этого не ожидала – но ведь самые лучшие вещи и происходят неожиданно. Сколько мы целовались там, в пустом коридоре? Десять секунд? Десять минут? Я поняла, что потеряла счет времени, только когда приехала полиция.

Когда живешь в городке с населением в шестнадцать тысяч человек, постепенно свыкаешься с мыслью, что знаешь всех и каждого. Не в том смысле, что ты помнишь их имена или хотя бы раз с ними заговаривал. Но в супермаркете ты постоянно видишь одних и тех же людей. Ты «знаешь» женщину из гастронома на углу, которая каждую неделю нарезает твоей маме копченую индейку. Ты «знаешь» Барри Дженнингса, потому что он работал с твоим отцом на заводе – ну, пока тот не смыло наводнением. Его сын, Уайетт, учится в твоем классе и играет главную роль в весеннем мюзикле. Теперь твой папа руководит стройбригадой, а мистер Дженнингс работает на окружного шерифа.

Поэтому тебя не удивляет, что когда он проходит по коридору в сопровождении директора Харгроува, то кивает в знак приветствия и говорит «Кейт», прежде чем свернуть к столовой. Ведь ты «знаешь» его. Удивительно лишь то, что он появился в школе посреди учебного дня, с пистолетом на поясе и вместе со своим напарником-афроамериканцем, которого ты тоже совершенно случайно «знаешь». Ну хорошо, не его самого, а его сына, второклассника Фрэнка, – тот посещал футбольный клуб, который вы с подругами организовали прошлым летом, чтобы заработать денег на спортивную форму для нового сезона.

Ты «знаешь» всех этих людей, не будучи знакомой с ними по‐настоящему, – просто не здесь. Не в таких обстоятельствах. Не когда у них стиснуты челюсти и солнце поблескивает на металлических пряжках и кобуре пистолета.

Последнее, что ты видишь, прежде чем они скрываются за углом, – это как помощник шерифа Дженнингс машинально тянется к наручникам на поясе. Жест, призванный заверить его, что все учтено, напротив всех пунктов в мысленном списке проставлены галочки, и что бы ни случилось дальше, он к этому готов. А затем в твою руку проскальзывает ладонь парня, которого ты целовала минутой ранее, и вы без единого слова следуете за директором и полицейским в столовую.

– Джон Дун?

Когда помощник шерифа Дженнингс окликнул его по имени, Дуни поднял голову и сделал прямо противоположное тому, что сделала бы я в такой ситуации.

Он улыбнулся. Это была самодовольная улыбка, холодная как лед. Улыбка, на которой было написано «Ну, и что вы мне сделаете?». Затем Дуни откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и вздернул подбородок.

– Здорово, Барри.

– Тебе придется пойти с нами, сынок.

Напарник мистера Дженнингса сделал шаг к столу. Мне бросилась в глаза надпись на его значке: ТРАМБЛ.

– И ты, Дикон. И… Грег Уоттс? – Он обвел взглядом стол.

Грег покосился на Дуни, затем на Дикона. Никто ему не ответил, но офицеру Трамблу этого оказалось достаточно.

– И Рэнди Кунц?

Рэнди выглядел так, будто его стошнит, как только он откроет рот. Он медленно поднял руку.

– Я здесь, сэр.

Мистер Дженнингс отступил на шаг, показывая, что они могут выходить.

– Пап? – Уайетт нарисовался рядом с отцом. На лице его читалась паника. – Пап, что происходит?

Дженнингс будто его не услышал, только отмахнулся – мол, потом поговорим.

– Возьмите вещи, парни, и следуйте за мной.

Грег и Рэнди медленно отодвинули стулья и начали вставать. Трамбл положил руку на плечо Дикону.

– Да бросьте! – внезапно заорал Дуни.

Если до этого в столовой и был какой‐то шум, теперь он сменился гробовой тишиной. В воздухе волнами раскатывался горячий запах спагетти – только вот самого воздуха больше не было. Все глаза обратились на стол флибустьеров. Все уши приготовились ловить малейший отзвук. Никто не двигался, даже вилки застыли на весу. Весь зал замер, словно перед взрывом, – пока помощник шерифа Дженнингс клал обе ладони на стол и нагибался, чтобы их с Дуни лица оказались на одном уровне.

– Мы можем сделать это здесь, перед всеми, или в участке. У тебя три секунды на размышления.

Его голос даже не дрогнул – низкий, властный. Дуни дернул челюстью и упрямо сжал зубы. Крохотный сейсмический сдвиг.

Дикон начал подниматься.

– Не надо, чувак, – предостерег его Дуни.

Дикон покачал головой и рассеянно провел рукой по коротко стриженному затылку. Теперь, когда он стоял, Трамбл был на добрую голову ниже его.

– Куда идти? – только и спросил он.

Офицер повел Дикона к выходу, придерживая за локоть. Грегу и Рэнди он сделал знак следовать за ними. Те подчинились, оставив на подносах остатки обеда.

– Или ты пойдешь сам, или я тебя потащу. – Дженнингс ни на секунду не спускал с Дуни взгляда. Тот ничего не ответил – лишь демонстративно скрестил руки.

Дженнингс обошел его, одним рывком выдернул из‐под Дуни стул и, молниеносно схватив за воротник рубашки, почти приложил лицом о столешницу. Подносы полетели в разные стороны. Свободной рукой Дженнингс отцепил с пояса наручники.

– Джон Дун, вы арестованы за сексуальные домогательства к несовершеннолетнему и распространение детской порнографии. – Наручник защелкнулся на правом запястье. – Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. – Наручник защелкнулся на левом запястье. – Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права?

Дженнингс вздернул его со стула.

– Мой отец быстро собьет с тебя кокарду, – прорычал Дуни, сверкая глазами.

Полицейский подтолкнул его к двери.

– После того, что ты натворил? Пусть попробует.

Казалось, Дуни пробирался между столами целую вечность. Стоило Дженнингсу вывести его в коридор, как директор Харгроув развернулся у витрины с салатами и поднял ладонь, будто призывая учеников к молчанию – только вот в зале и без того царила мертвая тишина. Даже посудомоечные машины словно притихли.

– На седьмом уроке будет общее собрание. Теперь расходитесь по классам.

Директор направился к дверям, но я уже не видела, как он выходил. Перед глазами у меня стоял океан. Океан экранов. Камеры смартфонов – всех до единого в зале – фиксировали каждое движение молчаливым, ничего не забывающим оком.

Стоило директору исчезнуть в коридоре, как из пяти сотен глоток в общем порыве вырвался единственный вздох: «Что, черт возьми, это было?» Бен в оцепенении смотрел на дверь, за которой скрылся Дуни в наручниках. В следующую секунду Рэйчел, Линдси и Кристи одновременно набросились на нас, бомбардируя вопросами. Уилл тоже подскочил и принялся дергать меня за рукав, выпытывая, что знаем мы с Беном. Похоже, только это всех и занимало.

Вы знаете, знаете, знаете?!

– Знаем что? – Оглушенный Бен рухнул на стул за ближайшим пустым столиком. Волны учеников выплескивались то в коридор, то обратно.

Я присела рядом и положила руку Бену на плечо. Он поднял на меня бессмысленный взгляд – словно забыл, что я все еще здесь.

– Что это было? – Кристи почти орала.

– Они сказали «детская порнография»? – У Рэйчел дрожал голос.

– Господи, Фиби совсем плохо. – Линдси указала на столик неподалеку.

Фиби, девушка Дуни, рыдала в голос, а две старшеклассницы – я вспомнила, что обеих зовут Трейси – пытались ее успокоить.

– Сексуальные домогательства? – Кристи все никак не могла отстать от Бена. – Что это значит? Изнасилование?

– Что? – Бен поднял ладони, защищаясь. – Слушайте, я сам знаю не больше вашего.

По столовой прокатился сигнал, оповещающий о конце обеда. До урока оставалось пять минут. Кристи и Линдси бросились собирать учебники. Уилл поднял руку, будто хотел что‐то сказать на прощание. Бен ответил ему вымученным кивком.

– Позже, Снайпер.

– Ребят, вы идете? – спросила Рэйчел.

Я кивнула:

– Сразу за вами.

Однако я так и не тронулась с места. Мы с Беном продолжали молча сидеть в опустевшей столовой. Две уборщицы в резиновых перчатках выставили на прилавок магнитофон и принялись вытирать столы под традиционные мексиканские напевы, бодро макая губки в тазики с теплой водой. Я пошевелилась, только когда Бен вышел из оцепенения.

– Ты в порядке? – Я взяла его за руку, пока мы шагали к шкафчикам.

Бен с отсутствующим видом приподнял мою ладонь и легко поцеловал пальцы. Мыслями он явно был в другом месте. Раздался второй звонок. Нам обоим грозил выговор за опоздание, но на этот раз электронный сигнал нес еще и другое предупреждение. Предупреждение, которое холодным комом свернулось у меня в желудке и не спешило рассеиваться. Бен молча выпустил мою руку и побрел на следующий урок, так и не оглянувшись.

Глава 11

СОБРАНИЕ НАЗНАЧИЛИ В СПОРТЗАЛЕ. Рэйчел с головой ушла в телефон. Они с Кристи то и дело тыкали в экран и дружно ахали. По твиттеру уже разошлась волна картинок и видео с обеденной перемены. Большинство сопровождал хештег #флибывклетке, на некоторых стоял еще #гин. Никто не мог объяснить, что это значит. Пока мы ждали, я крутила смартфон в руках, но так и не решилась открыть френдленту. Какая‐то часть меня не хотела знать.

Линдси скользнула на трибуну рядом со мной. Я приберегла между собой и проходом место для двух человек – помня, что она придет, и надеясь, что Бен тоже к нам присоединится.

– Ты в порядке? – У Линдси сузились глаза.

Я кивнула, и она проследила за моим взглядом в сторону сцены, где Уайетт Дженнингс и Шона Уэринг из драматического кружка готовили микрофон и скамьи. Оба играли в мюзикле «Бриолин». На прошлой неделе заднюю часть спортзала превратили в школу Райделл-Хай при помощи картонных панелей, разрисованных жгуче-розовыми версиями наших шкафчиков. Мюзикл должен был стартовать в субботу вечером и продлиться неделю. Теперь сцена представляла собой школу в школе, кричащий фон к реальной драме в нашей жизни.

Рэйчел оторвалась от экрана, глядя, как Шона разворачивает провод микрофона.

– Она играет Сэнди.

Кристи тоже подняла взгляд.

– А жаль. Уайетт отлично бы смотрелся в юбке-солнце. – Она хихикнула над собственной шуткой.

Уайетт как раз закончил подключать микрофон и сделал шаг к краю сцены.

– Проверка, проверка, раз-два-три. – Он показал директору Харгроуву поднятый большой палец.

Позади раздался громкий свист – это флибустьеры начали занимать места у нас за спиной. Реджи Грант крикнул Уайетту: «Жги, детка!» Затем начались смешки, хлопки и показушные стоны. Я разобрала среди них «фея» и «дырка».

– Серьезно? – хихикнула Рэйчел. – Мы должны поверить, что он влюблен в Сэнди? Да Уайетт при первой возможности сбежал бы с кем‐нибудь из членов своей банды.

– Ага, прямо как Джон Траволта, – ответила Рэйчел.

– Что? – не поняла Кристи.

– Погугли на желтых сайтах. Мы подождем.

– Слушайте, – сказала Кристи, – я просто хочу сказать, что в смысле мачизма Уайетту далеко до Дэнни Зуко.

– Боже, Кристи, – вздохнула я. – В смысле мачизма Уайетту далеко даже до тебя.

В следующую секунду ее кулак молниеносно обогнул спину Рэйчел. Я чудом увернулась от тычка в плечо.

– А ну забери свои слова!

– Правда… – нараспев начала Рэйчел.

– Глаза колет, – хихикая, закончила за нее Линдси.

– Тут занято? – Подошедший Бен кивнул на пустое место.

Я покачала головой.

– Тебя ждет.

Линдси встала и молча поменялась со мной местами. Мне даже не пришлось ее просить. Наверное, в этом и заключается дружба. Бен обнял меня за плечи и притянул поближе. На сцену вышел директор Харгроув, за ним учительница французского мисс Спек.

– Мы хотели бы прокомментировать случившееся сегодня в столовой.

Для выступления директор нарядился в темно-красный пиджак, в котором не было ни одного натурального волокна. Полиэстер буквально сверкал в свете прожекторов. Ходили слухи, что Харгроув купил его еще в 1991 году и с тех пор хранит в кабинете на случай собраний и непредвиденных встреч с родителями.

Он сделал паузу и провел рукой по лбу, будто отбрасывая надоедливую челку. Сейчас его голова сияла лысиной, но, видимо, так было не всегда.

Дай время, и все изменится.

– В ситуациях, подобной этой, очень важно, чтобы вы получали информацию напрямую из источника. – Он произнес это так, будто полицейские каждый день врываются в школьную столовую и заковывают в наручники четырех игроков баскетбольной команды за неделю до турнира штата. – Вот факты: сегодня четверо учеников были арестованы окружным шерифом по подозрению в сексуальных домогательствах и изнасиловании ученицы.

По залу прокатился ропот. Послышались выкрики «да кто это» и «вот дерьмо». Директор Харгроув поднял ладони, ожидая, когда шум стихнет.

– Важно помнить, что все обвиняемые невиновны, пока их преступление не доказано следствием. Также хочу напомнить вам, что единственное место, где может и должно обсуждаться это происшествие, – зал суда, а никак не блоги, веб-сайты или школьные коридоры. Нам поступило строгое распоряжение не разглашать личность пострадавшей…

– Поздно, – пробормотала Кристи.

Рэйчел шикнула на нее – директор Харгроув как раз передал микрофон мисс Спек. В смысле стиля она дала бы сто очков форы прочим учителям. Вот и сейчас ее накрахмаленная белая блузка была заправлена в широкие серые слаксы, а с плеч свисал свитер сочного зеленого цвета. Аккуратное темное каре спускалось до подбородка – с единственной высеребренной прядью на лбу. После того как муж бросил ее в Нью-Йорке, мисс Спек перевезла сына в Париж, а когда он поступил в колледж, вернулась в Айову, чтобы ухаживать за больной матерью. Ту похоронили два года назад. Мисс Спек осталась. Наверное, когда полжизни провел в Нью-Йорке и Париже, нет смысла начинать все с нуля где‐то еще.

– Хочу напомнить, – сказала мисс Спек, – что в этой школе я также выполняю обязанности штатного психолога. Вы можете прийти ко мне с любыми тревожащими вопросами, все беседы абсолютно конфиденциальны. Сексуальное насилие – пугающая тема, часто неудобная для обсуждения. Пожалуйста, не стесняйтесь делиться своими переживаниями с родителями, мной или другими учителями. Вы всегда можете отправить мне письмо через сайт школы или застать в кабинете французского. На доске объявлений есть мой электронный адрес и вся контактная информация.

Микрофон снова перекочевал к директору Харгроуву.

– Помните, что следствие еще длится. Мы будем сотрудничать с полицией. Возможно, некоторых из вас попросят сдать телефоны и планшеты. Известно, что на месте происшествия делались фотографии и видеозаписи. Если вы располагаете свидетельствами любого рода, пожалуйста, не молчите. Мы поможем перенаправить их в соответствующие инстанции.

Последнее заявление произвело эффект гранаты, которую с выдернутой чекой закинули под трибуны. Вокруг меня сидела баскетбольная элита Корал-Сэндза. Все они были на вечеринке у Дуни, и все по тому или иному поводу доставали тогда телефоны.

Рэйчел и Кристи защелкали по экранам как сумасшедшие. Зал со скоростью пожара охватывал ропот.

Вот дерьмо.

Никто не отберет у меня телефон, уж поверьте.

Да они сдурели.

Фашисты! Они не имеют права.

И кто будет выигрывать им штатские?

– Ого, – сказала Линдси. – Вы это видели?

Она листала френдленту в твиттере. Я тоже открыла ее на своем смартфоне – и немедленно об этом пожалела.

@B1gBlue32: То есть копы отберут у нас мобильники, потому что кое‐кто ШЛЮХА? #флибывклетке

@BuccsRock: Ну, теперь я ее ТОЧНО выдеру. #гин #флибывклетке

@Pheebus17: Белая сучка так набралась, что не смогла отличить член от банана. #флибывклетке

@j#mpsh0t: ТЮРЬМА: что бывает, когда зовешь на вечеринку мусор. #флибывклетке

@fr0nt¢er: Если мы продуем штатские из‐за этой шлюхи, ее не только выдерут. #флибывклетке #гин

На меня внезапно накатила дурнота. К некоторым твитам было прикреплено фото Стейси, свисающей с плеча Дикона, и я поняла, что все жуткие слова, которые я сейчас прочла, были обращены к ней. В последние годы мы не очень много общались, но память упорно воскрешала образ девочки, с которой мы когда‐то играли в футбол. До того, как Стейси начала подводить глаза и обзавелась длинными яркими ногтями, она была просто еще одной девчонкой из нашей команды. Нашей подругой.

Когда мы учились в седьмом классе, Стейси пару раз заходила ко мне домой после субботних тренировок. Ее мама работала официанткой и освобождалась поздно. Однажды мы решили поиграть в слова; Стейси смотрела из окна моей комнаты на поилку для птиц, установленную во дворе, и с легкостью перечисляла их названия. Я заметила, что ее тетрадь испещрена рисунками – на полях разместилась целая стая воробьев и соек. Тогда она достала из рюкзака и показала мне старый справочник, обтянутый кожей. Стейси объяснила, что он из Одюбоновского общества[7] и что она хочет в будущем стать орнитологом. Я даже не знала, что это такое.

– Это человек, который изучает птиц, – сказала она.

– Почему они тебе так нравятся? – спросила я. По лицу Стейси промелькнула тень жалости. Затем она улыбнулась.

– Потому что они умеют летать, глупышка.

Я потрясла головой, пытаясь избавиться от непрошеных воспоминаний и тяжести в груди, но на экране до сих пор мерцала фотография Стейси, небрежно перекинутой через плечо Дикона. Я не смогла оторвать от нее взгляд, даже когда директор Харгроув объявил, что собрание закончено, и велел всем расходиться по классам.

Бен притянул меня ближе, возвращая в эту реальность, осторожно забрал телефон и нажал кнопку выключения.

– Не стоит читать это дерьмо. Пойдем. Урок сейчас начнется.

Я знала, что он прав, но было уже слишком поздно. Прочитанные слова будто отпечатались на изнанке век. Внутренности болтались, как Фиби Крейн на вершине живой пирамиды, составленной девочками-чирлидерами в перерыве между таймами. Словно вызванная моими мыслями, она тут же перегородила нам с Беном проход – воплощенная ярость.

– Вы же знаете, что это бред?!

Бен застыл посреди лестницы, ведущей к арене. Все выходы из спортзала были намертво запечатаны толкущимися учениками.

– Все будет… хорошо.

Пока он подбирал слова, его глаза так и шныряли поверх головы Фиби в поисках другого пути отступления. Я не могла его в этом винить. Я бы первая за ним последовала.

– Стейси Сталлард хочет разрушить будущее Дуни. – Слова Фиби шипели, как масло на сковородке.

– Погоди, так это Стейси? – спросила я. – Ты уверена?

Фиби уставилась на меня так, будто у меня рог вырос посреди лба, – буквально оглушенная моей нечеловеческой тупостью.

– На штатских будут наблюдатели из Дьюка[8]. Они договаривались с Дуни. Обещали грант на обучение. И что теперь? Он пропустит тренировку, и тренер оставит его в запасных? – Фиби почти орала. – Мы должны им все объяснить. Вместе!

– Чего ты от меня хочешь? – Бен старался говорить ровно. – Слушай, я уверен, что тренер выпустит Дуни на поле. Это все какая‐то чушь.

– К тому же мы не знаем, что обвинения выдвинула именно Стейси, – добавила Линдси у меня из‐за спины.

Глаза Фиби превратились в две щелки.

– Давай‐ка я тебе кое‐что разъясню. – Слова со свистом проталкивались сквозь сжатые зубы. – Эта тупая белая сучка придумала способ выбраться из своего трейлерного парка. Не хочет кончить, как мамочка, отсасывая водилам на заправке.

– Что? – Я не могла поверить своим ушам. – Она официантка…

Фиби повернулась ко мне.

– Да? Интересно, что за пироги она стряпает дальнобойщикам между сменами. Знаешь, что сделала Лиэнн Сталлард, когда услышала, что ее дочка легла под лучшего друга Дуни? Учуяла запах денег. Конец истории.

– У отца Дуни могут быть проблемы, – согласилась Кристи. – Он адвокат.

Я была в таком шоке, что не нашлась с ответом. К этому времени трибуны почти опустели. Фиби собиралась добавить что‐то еще, но Бен наконец нашел проход и припустил вниз. Я последовала за ним, прыгая прямо по сиденьям вместо ступенек. Стоило нам вывалиться в коридор, как впереди послышался громкий звук удара. Источником шума оказался Уайетт Дженнингс, с размаху приложенный о шкафчик. Двое друзей Дикона – Лерон, запасной игрок, и Кайл, начинающий центровой, – вздернули его над полом и теперь держали так, душевно беседуя.

– И что ты нам сделаешь, педик? – ухмылялся Кайл. – Пожалуешься папочке?

– Мы тут закон, дорогуша. – Лерон метко саданул Уайетту под ребра. – Надоумил папашу отобрать наши мобильники, чтобы позырить на чужие члены, да?

Бен рванул вперед с такой скоростью, что я осознала его отсутствие, только увидев, как он плечом отталкивает Кайла и обеими руками швыряет Лерона в гущу учеников.

– Какого черта?!

Кайл потянулся дать сдачи, но Бен перехватил его за рубашку и приложил спиной о шкафчики.

– Остынь, чувак. – Голос Бена эхом раскатился над гомоном в коридоре.

Мистер Джонстон уже прокладывал путь через толпу.

– Какие‐то проблемы, джентльмены?

– Полный порядок. – Бен метнул взгляд в Лерона и Кайла, которые явно хотели придушить его на месте, но, поразмыслив, отказались от этой идеи.

– Все по классам! Живо! – И мистер Джонстон, приняв на себя роль уличного регулировщика, принялся поторапливать опаздывающих.

Бен присел на корточки рядом с Уайеттом, чтобы помочь ему собрать книги.

– Ты в порядке, парень?

Уайетт коротко кивнул, затем вскочил на ноги и бросился наутек.

– Спасибо, – вот и все, что он пробормотал, прежде чем скрыться за углом.

– Ого. – Линдси выглядела удивленной. – Это было реально круто.

– Чертов Супермен, – добавила Рэйчел.

Кристи рассмеялась и кивнула на дальний конец коридора, где исчез Уайетт.

– Кажется, Луис Лейн потеряла дар речи от благодарности.

Бен нахмурился.

– Не хватало только, чтобы этих придурков отстранили за драку. На штатских нам понадобятся все запасные. Если у нас вообще есть шанс.

Эти слова наконец‐то пробились сквозь оцепенение, охватившее меня после разговора с Фиби. Что бы ни произошло на вечеринке, Бен не думал, что Дуни и Дикон примут участие в турнире на следующей неделе.

Бен чмокнул меня, прежде чем отправиться на свой урок. Поток учеников, выплескивающийся из спортзала, увлек меня в другую сторону. Я отдалась на волю течения – не в силах избавиться от чувства, что наше воссоединение также ознаменовало распад всего, что мы знали прежде.

Глава 12

ДРУГАЯ ОСОБЕННОСТЬ ЖИЗНИ в маленьком городке – то, что в нем почти нет органов правопорядка. В школе – уж точно. Я видела шоу про Нью-Йорк и Лос-Анджелес, где учеников на входе проверяли металлоискателями, а по обе стороны от ворот стояла охрана, но для меня это было сродни научной фантастике. Еще по этим шоу складывалось впечатление, что ни у кого из учеников нет матери. Если же они где‐то и существовали, то были чересчур заняты шопингом, спа-салонами и игрой в бродвейских постановках, чтобы заметить вторжение полиции в чью‐то школу.

Моя мама точно не относилась к их числу. Они с отцом приезжали домой с разницей в полчаса. Сперва я услышала шум воды из родительской спальни – папа принимал душ. Затем – хлопок банки с пивом и заставку программы местных новостей. Рассказав, как продвигаются дела с «усыновлением» бездомных животных, диктор переключился на одну из команд, которая должна была принять участие в баскетбольном турнире. Я почти закончила с домашним заданием, когда дверь гаража заскрипела снова и мама позвала нас с Уиллом накрывать на стол. Пока я разгружала посудомойку и передавала брату столовые приборы, мама заворачивала курицу в тортилью.

– Наши энчилады[9] никто не сможет упрекнуть, – заявила она, обмакивая первую порцию в темно-красный соус.

– А в чем вообще можно упрекнуть энчилады? – Уилл потянулся к сыру, которым мама посыпала блюдо, но она метко шлепнула его по пальцам.

– В жире, конечно!

В руках у мамы был огромный пакет обезжиренного чеддера, добытый во время ежемесячного паломничества в гипермаркет.

– Кстати, видела сегодня Адель. Она поделилась со мной купоном. И сказала, что к вам в школу заглядывала полиция. – Мама перегнулась через столешницу. – Карл, в новостях об этом что‐нибудь говорили?

– Говорили о чем? – Папа вышел из гостиной. Ему в спину неслась визгливая реклама мебельного магазина.

Уилл принялся доставать тарелки из буфета.

– Это был мрак, – уверенно сказал он. – Мы только сели обедать, как вдруг – бац! Прибегает мистер Дженнингс и тащит Дуни в тюрьму.

– В тюрьму? – нахмурился папа, бросая банку из‐под пива в мусорное ведро.

– Это на переработку, Карл, – проворчала мама, перекладывая банку в бумажный пакет под раковиной. – Они правда увели бедного мальчика в наручниках?

Уилл наматывал круги возле стола, складывая салфетки пополам и рассовывая их под вилки.

– Ага. Дикон, Грег и Рэнди пошли по доброй воле, а Дуни уперся. Просто в бешенстве был.

Папа вытащил из холодильника новую банку пива и цапнул парочку кукурузных чипсов, которые мама пересыпала из пакета в миску.

– Они без глютена, – с гордостью сказала мама, передавая мне миску.

– Разве в кукурузных чипсах бывает глютен? – удивилась я. – Они же из кукурузы.

Мама сделала вид, что не слышала вопроса.

– С чего бы им арестовывать Джона Дуна? – хмуро поинтересовалась она, ставя блюдо с энчиладами в духовку.

– Спроси Кейт, – с преувеличенным энтузиазмом ответил Уилл. – Она со своим бойфрендом стояла прямо в двух шагах.

Я чудом удержала кофейные кружки, которые убирала после мойки в буфет.

– Бойфрендом? – переспросила мама. – Кейт, мне кажется, или ты покраснела?

Я глубоко вздохнула.

– Что? Нет, я просто…

– Так что там с глютеном? – внезапно вспомнил папа. Он умудрялся одновременно хрустеть чипсами и ухмыляться в тридцать два зуба. Я улыбнулась ему в ответ. Он знал, что я пока не готова обсуждать эту тему. Пожалуй, это одно из папиных достоинств – убежденность, что молчание золото.

– Боже, Карл! Не меняй тему. Твоя дочь завела мальчика.

– И расскажет о нем, когда сама захочет.

– Все в порядке, – вмешалась я. – Он не… Мы просто… – Я закрыла посудомойку. – Бен пригласил меня на Весенний бал.

– О, дорогая! – Мама чуть не придушила меня в объятиях. – Карл, разве это не прекрасно?

– Что еще за Весенний бал? – проворчал папа.

– О-о, это крутые танцульки, – поделился сакральным знанием Уилл. – Все наряжаются в древние шмотки с гаражных распродаж. Тайлер говорит, его брат уже купил джинсовый костюм в стиле семидесятых.

Мама просияла.

– Похоже, кое‐кому предстоит поход по магазинам.

Я вскинула ладони.

– Слушай, это не такое уж большое событие. Мы с Рэйчел присмотрим что‐нибудь завтра после школы.

Мама с расстроенным лицом вернулась к стряпне.

– Серьезно, мам. Это же не выпускной бал.

Я еще не успела договорить, а уже пожалела о своих словах. Мама потянулась к шее, сжимая воображаемую жемчужную нить.

– Как думаешь, он пригласит тебя и на выпускной?..

Папа покачал головой.

– Сью, пусть бедная девочка разбирается с одними танцами за раз. – Папа набрал пригоршню чипсов и вместе с пивом вернулся обратно в гостиную, напоследок бросив на меня многозначительный взгляд. – А если этот охламон отобьется от рук, просто врежь ему, как в тот раз.

Папа успел посмотреть краткий выпуск спортивных новостей и половину шестичасовых, прежде чем на духовке запищал таймер. Мама выгрузила свои «безупречные» энчилады на стол и крикнула, чтобы он выключал телевизор и шел ужинать. Однако не успел папа потянуться за пультом, как с экрана послышались слова «…несколько арестов в старшей школе Корал-Сэндза», и мы все приникли к телевизору.

Незнакомая блондинка с микрофоном стояла перед школой – нашей школой, – обрисовывая студии в Де-Мойне ситуацию, подробный репортаж о которой должен был выйти в десятичасовых новостях. Внизу мерцала плашка с именем: «Слоан Китинг». Ее лицо обрамляли золотистые локоны, макияж был идеален, а матросская блуза удачно облегала фигуру. При этом сама девушка выглядела ненамного старше меня.

Окружной шериф подтвердил арест четырех учеников старшей школы, хотя их имена пока не называют. Известно, что двое учащихся – несовершеннолетние, а двоим уже исполнилось восемнадцать. Молодые люди обвиняются в сексуальных домогательствах, изнасиловании и распространении детской порнографии. Инцидент произошел на вечеринке, которая состоялась в прошлую субботу в доме ведущего игрока баскетбольной команды Корал-Сэндза. Подробности в десятичасовом…

Папа наконец нашарил пульт. Мы несколько секунд молча смотрели на темный экран, прежде чем мама тихо сказала:

– Давайте есть.

Энчилады и вправду были безупречны, но я давилась каждым куском. Почему у меня было ощущение, будто я где‐то чудовищно ошиблась? Папа молчал, пока мама забрасывала меня вопросами.

Это та вечеринка, на которую ты ходила?

Вечеринка Джона Дуна?

Бен тоже там был?

Вы что‐нибудь видели?

Вы что‐нибудь слышали?

Где были родители?

Уилл охотно делился слухами, подхваченными от приятеля Тайлера.

– Все знают, что обвинения выдвинула Стейси.

– Стейси? – Мама повернулась ко мне. – Ты ее знаешь?

Я кивнула.

– И ты тоже.

– Ты же не имеешь в виду… – Мама опустила вилку. – Стейси Сталлард?

– Разве не мрак? – Уилл был близок к тому, чтобы схлопотать по шее. – В жизни такого не видел! Я хочу сказать, нас показывают в новостях, и…

– Ну хватит. – Папа промокнул рот салфеткой и бросил ее на тарелку. Я вздрогнула от металла в его голосе. – Нечего тут обсуждать.

– Я и не… – начал было Уилл, но тут же смолк, напоровшись на взгляд «Что-я-сейчас-сказал?». Папа прекрасно умел донести мысль без слов, так что, когда он повышал голос, прислушивались даже самые твердолобые.

Папа повернулся ко мне.

– На той вечеринке было спиртное?

Я почувствовала, как начинают полыхать щеки.

– Да.

– И ты пила со всеми?

Сердце колотилось как бешеное, но я знала, что лучше не врать. Из меня никудышная лгунья. Так что я кивнула. Папин взгляд грозил вот-вот прожечь во мне дырку.

– Меня отвез домой Бен, – быстро добавила я. – Еще в начале вечера. Он не позволил бы мне сесть за руль.

Папа медленно кивнул.

– Мудрое решение, юная леди. Если я услышу, что ты была за рулем в нетрезвом состоянии, в колледж будешь поступать сама. И оплачивать его тоже из собственных средств.

Кажется, я целую вечность смотрела в тарелку.

– Кейт? – Папа наконец окликнул меня по имени. Я подняла голову. Когда он заговорил снова, его голос смягчился. – Не высовывайся, поняла? Не стоит тебе влипать в это дерьмо. Правда все это или нет, а человеческие жизни будут разрушены. Сиди тихо. С этой минуты ты даже не знаешь адреса Джона Дуна.

После очередной неловкой паузы мама поинтересовалась, кто хочет мороженого на десерт. Впервые в истории семейства Уэстон мороженого не захотел никто.

Глава 13

ЧЕТВЕРО УЧАЩИХСЯ ШКОЛЫ КОРАЛ-СЭНДЗА

АРЕСТОВАНЫ ПО ОБВИНЕНИЮ

В ИЗНАСИЛОВАНИИ

Репортаж Слоан Китинг от 18 марта

Вчера городок Корал-Сэндз в южно-центральной Айове потрясли четыре ареста. Согласно обвинениям, выдвинутым окружным шерифом, 17‐летняя ученица старшей школы была изнасилована на вечеринке, которая проводилась в доме 18‐летнего Джона Дуна, звезды местной баскетбольной команды «Флибустьеры».

Дуну и его 18‐летнему сокоманднику Дикону Миллсу официально предъявлены обвинения в сексуальных домогательствах и изнасиловании. Также Дуну предъявлено обвинение в распространении детской порнографии. Фотографии и видеозаписи, сделанные на месте происшествия и во время ареста вышеупомянутых учеников, получили широкое хождение среди участников вечеринки и других школьников посредством социальных сетей. Согласно законодательству Айовы, любое изображение несовершеннолетних, задействованных в сексуальной активности, либо в раздетом виде, приравнивается к детской порнографии независимо от возраста того, кто ее распространяет.

Другие два ученика, взятые под стражу, также являются членами прославленной баскетбольной команды Корал-Сэндза, но поскольку обоим еще не исполнилось 18 лет, их имена не разглашаются.

В прошлый вторник директор школы Корал-Сэндза Уэнделл Харгроув заявил, что администрация восприняла обвинения очень серьезно. Тем не менее в заявлении, сделанном сегодня утром, Харгроув призвал общественность проявить осмотрительность в стремлении к правосудию: «Эти молодые люди невиновны, пока их вина не доказана. Важно понимать, что обвинения выдвинуты против четырех учеников, которые всегда были для нас примером спортивного мастерства. Эти молодые люди сплотили наше сообщество, раз за разом приводя школьную команду к победе, несмотря на сложную ситуацию с финансированием. И сейчас, пока длится следствие, они заслуживают уважения и соблюдения приватности».

Имя жертвы также не разглашается, но, по словам доверенных источников, следствие осложняется свидетельствами ее «проблемного» поведения. Первоначальное расследование показало, что на момент происшествия жертва находилась в состоянии сильного алкогольного опьянения и ранее отказалась покинуть вечеринку вместе с друзьями. Согласно источнику, предоставившему информацию на условиях полной анонимности, «истица находилась на вечеринке исключительно по собственному желанию».

Расследование затрудняется еще и тем, что, судя по распространившимся в соцсетях фотографиям и сообщениям, некоторые участники вечеринки сочли одежду девушки провокационной. Также из онлайн-дискуссий следует, что истица могла состоять в отношениях с одним или более из молодых людей, вовлеченных в инцидент.

Представитель окружного шерифа Барри Дженнингс, производивший арест, отказался комментировать ситуацию, сказав только, что «обвинения очень серьезны и могут запятнать этих парней до конца жизни».

Перспектива получения стипендии для двух названных игроков сейчас под вопросом. Университет Айовы, который официально предложил Дикону Миллсу грант на обучение еще до выступления «Флибустьеров» на грядущем турнире штата, заявил, что «следит за ситуацией». Представители Дьюкского университета, по слухам сделавшего аналогичное предложение Джону Дуну, сейчас недоступны для комментариев.

В данный момент четверо молодых людей находятся под стражей, ожидая предъявления обвинений и избрания меры пресечения. Подробности позже вечером.

Глава 14

ЕСЛИ ПРЯМОМУ РЕПОРТАЖУ Слоан Китинг и недоставало цитат и деталей, этого никто не заметил. Строго говоря, в месте, с которого велась трансляция, тоже не было ничего сенсационного – Китинг стояла посреди пустой парковки. И все же тот факт, что наша школа попала на ТВ, поставил весь город на уши. Уилл целый вечер не отлипал от телефона, а мама успела оставить Марджи Дун три разных сообщения, прежде чем мы снова собрались в гостиной, чтобы вместе посмотреть десятичасовые новости впервые за… за всю жизнь, наверное.

К вечеру поднялся ветер, и развевающиеся локоны Слоан Китинг придавали репортажу сходство с музыкальным клипом, к которому приделали неверный звукоряд. Огромные глаза журналистки влажно блестели в темноте. На фоне школьной парковки она казалась диснеевской принцессой.

Как бы там ни было, за ночь Слоан удалось раздобыть новую информацию. И хотя ее колонке, вышедшей утром на сайте «Де-Мойн Регистер», недоставало видео, его компенсировала парочка холодных фактов и отчетливый привкус скандала. На перемене перед четвертым уроком Линдси отчиталась, что репортаж перепечатал «Рейтерс».

Фургоны новостных каналов, в тот же день появившиеся на школьной парковке, только раздули тлеющие угли всеобщих фантазий. Во время обеда воздух над тремя столами флибустьеров буквально плавился. Парни из команды обсуждали вчерашнюю тренировку. Тренер Сандерс заявил, что сейчас самое время сплотиться – на площадке и вне ее, и поклялся, что сделает все возможное, чтобы Дуни и Дикон участвовали в турнире на следующей неделе.

Кайл поносил Стейси на чем свет стоит. Только и было слышно: шлюха, лгунья, шлюха, лгунья. Фиби и обе Трейси кивали, постукивая по столу наманикюренными пальцами: «Эта сучка пожалеет. Эта сучка пожалеет».

Бен в разговоре не участвовал – слушал молча. Линдси впопыхах поклевала что‐то с тарелки и убежала доделывать домашнее задание к следующему уроку. После занятий мы с девчонками собирались пройтись по барахолкам и поискать наряды для Весеннего бала. Когда Бен об этом услышал, то улыбнулся впервые за день.

Наконец раздался тоновый сигнал, возвещающий, что мой урок журналистики – и учебный день – на исходе. Мистер Джессап на корню пресекал любую попытку обсудить недавние события. Вместо этого мы весь час корпели над постами для студенческого блога. Меня так и подмывало сказать, что настоящая журналистика творится сейчас на школьной парковке, но по здравом размышлении я решила воздержаться. Иногда проще плыть в потоке. Со своего места у окна я видела, как к съемочной группе Слоан присоединились еще два новостных фургона: один из Сидер-Рапидса и один из Су-Сити.

После звонка я ненадолго задержалась у окна, глядя, как оператор из Сидер-Рапидса ищет материал для кадра. В итоге он навел камеру на пятиметровое изображение флибустьера, украшавшее стену спортивного зала. Его нарисовали в прошлом году фанаты команды. Материалы для граффити пожертвовал папа Кристи – он держал магазин «Хозтовары Хэнка» (как ни странно, самого его звали Гарольд). Этот единственный жест доброй воли положил начало целой компании «Флибустьеры – патриоты!». Вместо того чтобы ездить в Оттамуа и там закупаться в огромном хозяйственном гипермаркете, жители городка начали заглядывать в агонизирующий магазинчик Гарольда, который от этого резко перестал умирать и даже вышел в плюс. Как сказала Кристи, это спасло папин бизнес. В Корал-Сэндзе любили свою баскетбольную команду. Я вспомнила слова Дуни в понедельник: «Верная. Одобряю».

Я сделала глубокий вдох и начала собирать учебники. Кристи и Линдси оторвались от проектирования ежегодника и последовали моему примеру. Рэйчел поймала нас на лестнице после урока музыки. В руке у нее до сих пор был футляр с флейтой.

– Поверить не могу, что через неделю мы в это же время будем месить грязь на стадионе, – простонала Рэйчел.

– Больше боли! – заорала Кристи, впечатывая кулак в стену на манер Кинг-Конга.

Линдси рассмеялась.

– Я тебе об этом напомню, когда ты начнешь ныть во время пробежки.

– На сколько тебя хватило в прошлом году? От силы пятьсот метров? – Я ткнула Кристи пальцем под ребра, и она подскочила, стараясь достать меня в ответ. Я уклонилась от ее удара и тут же врезалась в шкаф. Правда, не школьный, а вполне себе живой: пока мы с девчонками подкалывали друг друга, Бен незаметно подкрался со спины.

– Привет, – сказал он.

Я расплылась в улыбке.

– Привет.

Он нагнулся и нежно меня поцеловал. Кристи немедленно изобразила звук рвоты и начала осыпать нас клочками бумаги, которые завалялись у нее в шкафчике. Рэйчел принялась свистеть, а Лерон крикнул из конца коридора: «Да уединитесь вы уже!» И вот так целый день – все будто с цепи сорвались.

Когда мы вышли на парковку, набежали тучи. Бен взял меня за руку и сказал, что на день поменялся с мамой машинами.

– Могу подвезти вас с девочками, – предложил он. – Хотите?

Я кивнула.

– Как ты уговорил маму отдать тебе тачку?

Бен на мгновение замешкался, проверяя, кто нас слышит. Кристи вытаскивала из рюкзака зонт. Рэйчел и Линдси со смехом обсуждали грядущую охоту на винтажное тряпье. Я торопливо подняла руку, показывая Бену, что отвечать необязательно. У него в глазах промелькнуло облегчение.

Он открыл заднюю дверцу маминого «Форда» и через подголовники среднего дивана убрал бельевую корзину назад, в багажник. Та была набита еще не распакованными рулончиками новых носков. Последние три игры сезона вся команда носила эти жуткие черные носки до колен. Этакий акт солидарности. Единоноские. Помнится, я еще размышляла, откуда они берутся в таком количестве. Теперь ответ был очевиден: из гаража Адель.

Внезапно меня окликнули по имени. Пока Кристи, Рэйчел и Линдси устраивались на задних сиденьях внедорожника, на парковку выскочил Уилл со своим приятелем Тайлером.

– Куда это вы? – удивился он. – Я думал, ты отвезешь меня домой.

– Здорово, Снайпер. – Бен с Уиллом стукнулись кулаками, причем Уилл покосился на Тайлера, проверяя, проникся ли тот важностью момента. Судя по отвисшей челюсти, проникся, и еще как.

– Не успела тебе написать, – ответила я. – Мы собираемся по магазинам. Ты сможешь поехать с Тайлером?

– Он как раз хотел попроситься с нами.

Я обернулась к Бену.

– Прости. Придется мне сначала поработать шофером. Встретимся позже?

– Место еще есть. – Бен кивнул мальчишкам, чтобы они следовали за ним, и разложил дополнительные сиденья в багажнике. – Просто не дразните копов. И все должны пристегнуться.

Тайлер будто в землю врос.

– Чувак…

– Шевели ластами. – Уилл пихнул его локтем, едва не подпрыгивая от восторга. Когда еще выпадет шанс прокатиться с будущим игроком университетской команды!

Наконец все разместились: брат уселся на бельевую корзину, Тайлер примостился рядом.

– Это у вас столько носков осталось? – В голосе Уилла слышался трепет человека, впервые увидевшего Ниагарский водопад.

– Бери, не стесняйся, – откликнулся Бен с водительского сиденья.

– Серьезно?! Разве они не пригодятся вам для турнира?

Бен покачал головой.

– У нас бесконечные запасы. Поверь мне.

Глава 15

КОГДА НА ДВЕРИ магазина «Сокровища Секонд-Сэндза» звякнул колокольчик, его хозяйка, Конни Бонин, едва оторвала взгляд от телевизора. Ее муж, Вилли, погиб во время войны в Персидском заливе, оставив после себя три шкафа с разным хламом. Джип Вилли врезался в бронированный «Хаммер» на базе в Афганистане – не спецоперация, просто дурацкая случайность, – и в городке, лишенном стоковых магазинов, Конни учуяла золотую жилу.

На пенсию мужа она арендовала пустое помещение с витриной и принялась распродавать унаследованное старье. Много выручки она с него не получила, но магазин держался на плаву благодаря тряпью, которым наполняли склад Конни все жители Корал-Сэндза, преставившиеся после 1992 года. Теперь большинство контор, оказывавших ритуальные услуги, имели с ней специальное соглашение. Через неделю после похорон ржавый фургончик Конни подкатывал к дому усопшего, чтобы безвозмездно забрать у родственников разный оставшийся от него хлам. Обычно убитые горем люди так не хотели с ним возиться, что не возражали, чтобы Конни перепродала его и получила с этого небольшую выгоду. С их точки зрения, это была честная сделка.

Возможно, прежние хозяева всей этой одежды и лежали в могиле, но дух гаражной распродажи был неубиваем: нафталиновые шарики из бабушкиного шкафа, резиновые подошвы старых туфель, длинные бархатные портьеры, пропитавшиеся запахом сигарет до такой степени, что казалось – сними их с петель, и они продолжат висеть сами по себе. Это был запах мусора, которому никогда не стать «сокровищами»; мусора, который благополучно сгнил бы через пару десятков лет.

Прическа миссис Бонин представляла собой взрыв седых кудряшек, жестких, как проволока. Наверное, они забавно рассыпались бы у нее по плечам, если бы она не собирала их наверх и не перетягивала ярко-синей флибустьерской банданой. Это всегда ужасно раздражало мою маму. Где‐то раз в год, выдержав с Уиллом бой за каждые раздолбанные кроссовки и джинсы, из которых он вырос, мама оттаскивала в магазинчик Конни баул с пожертвованиями – а потом всю обратную дорогу ворчала, почему та «не подстрижет это безобразие» или хотя бы «не закрасит седину, боже ты мой».

За прилавком виднелся старый черно-белый телевизор с 13‐дюймовым экраном. Создавалось впечатление, будто миссис Бонин смотрит новости по микроволновке. Я так увлеклась фантазиями, как экран разражается характерным «бип!», являя миру подогретые спагетти, что не сразу узнала знакомый голос. В реальность меня вернуло лицо Слоан Китинг. Она делала анонс «полного пятичасового репортажа» об «изнасиловании в Корал-Сэндзе». Что‐то в последовательности этих слов, выстроенных наподобие костяшек домино, заставило меня замереть.

Рэйчел и Кристи уже перебирали вешалки с древними платьями. Уилл и Тайлер нашли старую барабанную установку. Бен и Линдси дружно подались вперед, прислушиваясь к новостям, и миссис Бонин наконец оторвала взгляд от экрана. В ту же секунду ее губы изогнулись, как ленивая кошка на солнцепеке, и все лицо осветила искренняя улыбка. Миссис Бонин вскочила со стула за прилавком.

– Ого, к нам заглянул флибустьер! Погоди, не подсказывай. – Она торопливо вскинула руку и прикусила губу. – Начинающий форвард. Номер… Семь? – Конни снайперски прищурила один глаз. – Нет! Семнадцать. Коди. А зовут тебя… Барри? Нет! Сейчас, сейчас… Бен!

Бен улыбнулся и кивнул.

Конни просияла. Затем вспомнила про телевизор, схватила пару плоскогубцев и сунула их в маленькое отверстие под экраном, где полагалось быть ручке. Резкий поворот – и силуэт Слоан Китинг вспыхнул, прежде чем превратиться в крохотный прочерк света, который начал таять… Таять… И совсем погас.

– Ужасные новости. Эти парни – твои друзья? Бен медленно кивнул.

– Ужас, что эта Сталлард натворила, конечно. Втоптала таких славных мальчиков в грязь. Будь моя воля, я бы ее мамашу отдала под суд, а эту бедную девочку пристроила в хорошую христианскую семью.

– Они назвали ее имя по ТВ? – удивилась Линдси.

– Что? – Конни обернулась к темному экрану, как будто желая проверить. – Нет. Нет-нет. Не хотят полоскать ее имя. Но мы же не слепые. Лиэнн постоянно ко мне заходит за рубашками для смен. Я ей раньше припасала какие получше, но не сомневайтесь – этому больше не бывать. Ее девочка тоже ко мне заглядывала. Да вот совсем недавно, в ту субботу. Перед вечеринкой, из‐за которой теперь столько шума. Ныла маменьке, что не хочет донашивать одежду с чужого плеча. А я так скажу: у нищих выбор небольшой, можешь задницу прикрыть – и слава богу.

Наконец монолог Конни иссяк. Она привычно окинула Бена оценивающим взглядом.

– На Весенний бал собрались?

– Как вы узнали? – усмехнулся Бен.

Я могла поклясться, что он наслаждается вип-обслуживанием. И не только в магазине у Конни. Возможно, жители Корал-Сэндза и не знали, кто представляет их в Конгрессе, но помнили всех членов местной баскетбольной команды по номерам.

Бен приобнял меня за талию, и миссис Бонин снова расплылась в улыбке.

– Ага-ага! А это, надо понимать, твоя избранница? Что ж, с такими девочками и стоит встречаться. – Она схватила Бена за руку и заговорщицки мне подмигнула. – Я украду его лишь на минутку, дорогуша.

С этими словами она потащила Бена в заднюю часть магазина – вылитый бульдозер в теннисных туфлях.

– Идем-идем! Ты, конечно, будешь подлинней моих обычных покупателей, но есть у меня кое‐что на складе, что должно на тебя налезть…

На Весенний бал полагалось наряжаться смешно, но не переходя границу абсурда. Пока мы копались в образчиках моды прошлого века, Кристи приложила к моей груди темно-зеленый топ с бретелькой через шею. Крючок вешалки уперся мне в подбородок.

– Ничего не напоминает?

– А должно? – откликнулась Рэйчел.

Кристи перевела удивленный взгляд с нее на меня и обратно.

– Да ладно! Похоже, вы и правда набрались в ту субботу. На Стейси был точно такой же топ, только красный.

Туман, по‐прежнему скрывавший мои воспоминания о вечеринке, слегка рассеялся. Красный верх, крохотная черная мини-юбка. Я шатаюсь по кухне Дуни, рука Стейси приобнимает меня за плечи. Да ты даже не пила, Кейт. Пара шотов не повредят! Дуни льет текилу в стакан, пьяные выкрики Стейси доносятся словно издалека. Рэйчел со смехом слизывает соль с запястья. В руках у Стейси шейкер. Жидкость обжигает язык, потом горло. Вкус лайма. Стейси отворачивается, но я хватаю ее за руку и притягиваю обратно. Эй, не так быстро! Еще один шот! Не будь тряпкой.

– Вы разве не помните? – Кристи растянула на мне тонкую ткань кофточки, но та даже не достала до подмышек. Кристи рассмеялась. – Боюсь, этот топ нарушает законы штата.

– Я помню, – пробормотала я.

– А я бы лучше забыла, – сказала Рэйчел.

– Да ладно! Где ваше чувство юмора? – Кристи вернула топ на место и снова принялась рыться в вешалках, с горящими глазами перекидывая через руку понравившиеся варианты. Казалось, ее ничуть не беспокоят ни аресты, ни обвинения. Я всегда завидовала ее способности не принимать плохие новости близко к сердцу. Надо понимать, она и на палубе тонущего «Титаника» влезла бы на поручень и призывала всех не падать духом.

– Меня тошнит от всей этой истории, – призналась я.

Кристи пожала плечами и нырнула в одну из двух импровизированных примерочных. С локтя у нее свисала целая радуга брючных костюмов из яркого полиэстера. Кристи свалила их на стул перед зеркалом и рывком задернула штору. В магазинах она придерживалась той же стратегии, что и на воротах: разделяй и властвуй.

Рэйчел вздохнула и покачала головой. Впервые за годы нашей дружбы она хранила молчание дольше пяти минут подряд. Мне тоже не хотелось возвращаться к этой теме, но воцарившаяся в магазинчике тишина была отнюдь не уютной. Как если бы нас осыпали зудящим порошком, а мы притворялись, будто все в порядке, и очень старались не чесаться. Я слышала, как Кристи стремительно примеряет наряды и вертится перед зеркалом. В зависимости от результата из‐за занавески доносились то смешки, то разочарованные стоны.

– Нашла что‐нибудь? – спросила я Линдси.

Она покачала головой.

– Странно выбирать шмотки на вечеринку, когда в школе творится такое.

– Ну, мы не знаем точно, что там творится, – заметила Рэйчел, снимая платье с плечиков где‐то у меня за спиной.

– Вот-вот. – Стоило этому короткому словцу соскользнуть с губ, как меня посетило странное ощущение. Согласие горчило. Разве мы не знали, что произошло? Я неловко улыбнулась Рэйчел и продолжила копаться в вешалках. Плечики так и мелькали под пальцами, но я не видела ни одного платья. Перед глазами стояла Стейси в том злополучном красном топе.

Кристи отдернула занавеску.

– Та-дам!

На ней красовался нежно-голубой костюм с брюками-клеш, словно похищенный из реквизита какого‐нибудь киномюзикла. Кристи вышла из примерочной, пританцовывая, и нас буквально сложило от хохота.

Наконец Линдси отсмеялась и в восхищении покачала головой:

– Идеально.

– Скажи? – Кристи открыто наслаждалась нашей реакцией. – Хотите мое мнение? Если бы Стейси оделась так к Дуни, сейчас была бы в полном порядке.

Это еще одна особенность Кристи: если уж она оседлала какого‐то конька, то не слезет с него так просто. Я на секунду задержала дыхание, надеясь, что Рэйчел не станет развивать тему, – но увы.

– Подожди… Что? – Она в недоумении склонила голову к плечу.

Кристи принялась рыться в ящике с туфлями на платформе.

– Да брось, Рейч. Стейси сама пришла на вечеринку за проблемами.

Линдси нахмурилась, и Рэйчел повернулась ко мне. В ее широко распахнутых глазах так и читалось: ну давай, выскажи свое мнение. Однако я предпочла промолчать. Пожалуйста, не надо обсуждать это здесь. Я надеялась, что Рэйчел как‐нибудь без слов уловит мою мысль – но, к сожалению, в телепатии она была не сильна.

– Я думала, она пришла на вечеринку за тем же, за чем и мы, – заметила Рэйчел. – Чтобы повеселиться.

– И откуда мы знаем, что она не повеселилась? – пожала плечами Кристи. – Возможно, она даже переборщила с весельем. А наутро об этом пожалела и решила сдать назад.

– Не похоже, что на том фото ей было весело, – возразила Рэйчел.

– На одном снимке из десятка! – простонала Кристи. – Зная ее, она вполне могла позировать на камеру.

– А потом подала в суд?

Кристи сделала вид, что не слышала вопроса, и продолжила рыться в туфлях. Я уже повернулась к Рэйчел, чтобы спросить ее мнения по поводу пышного желтого платья, когда в разговор вступила Линдси:

– Не знаю, что и думать.

– Лично мне все предельно ясно, – ответила Кристи. – Стейси целый год пыталась замутить с Дуни. Возможно, под конец вечеринки она стала вешаться уже на всех парней подряд, а когда получила того, кто ей нужен, быстренько пересмотрела взгляды на полигамию.

Линдси нахмурилась, поглаживая пальцем вышитого на платье шоколадного марабу.

– Что‐то мне в это не верится.

– И мне, – откликнулась Рэйчел. – Откуда нам знать, что парни на самом деле к ней не приставали?

– На чьей вы стороне? – нахмурилась Кристи. – То есть я не спорю, что Дуни и Дикон – придурки. Но они наши придурки. Родные. Не какие‐нибудь там животные.

– Знаю-знаю, – быстро сказала Рэйчел. – Просто… почему мы не допускаем, что Стейси тоже может говорить правду?

У Кристи расширились глаза.

– Прости? Ты видела, в какой юбке она заявилась на вечеринку? У меня трусы и то длиннее.

Рэйчел кивнула и направилась к примерочной с несколькими вешалками. Впрочем, лицо у нее при этом было такое, будто она учуяла запах гнилых яиц.

– Наряд у нее и правда был не то чтобы пуританский, – донеслось до нас через занавеску. – Мама меня в таком на кухню бы не пустила.

– Погодите, – вмешалась Линдси. – То есть вы не верите Стейси насчет домогательств просто потому, что на вечеринке она была в откровенной одежде?

– Стоп-стоп-стоп. Все, что у нас есть, – слово Стейси против слова парней. Обвинения выдвинула она. – Кристи взгромоздилась на пару платформ и обернулась к нам с Рэйчел. – Слушайте, это не ракетостроение. Это здравый смысл. Не хочешь, чтобы цветы твоей невинности срывали, – обнеси клумбу заборчиком.

На «заборчике» я сломалась и захихикала. Из примерочной донесся смех Рэйчел. Линдси тоже улыбнулась – хотя явно не одобряла идею свести все к шутке и тем закончить. Какая‐то часть меня хотела метнуться к ней и зажать рот рукой. Пожалуйста, давайте уже оставим Стейси в покое.

– Ну не знаю. – В голосе Линдси слышалось сомнение. – Посмотрите на Бейонс или Майли Сайрус. Они одеваются примерно так же. А иногда еще откровеннее, чем Стейси. Это же не значит, что они хотят, чтобы их трахнули, даже если они будут отбиваться?

Рэйчел отдернула занавеску.

– Так, все! Быстро заткнулись и посмотрели на меня.

Она стояла в позе модели с журнальной обложки – запустив руки в волосы и приподняв их над плечами. На ней было темно-красное платье с асимметричным вырезом родом прямиком из восьмидесятых. Короткая блестящая юбка идеально облегала бедра; треугольный топ оставлял плечи открытыми – кажется, его поддерживал изнутри какой‐то каркас. Картину довершал бант на талии с огромным фальшивым хрусталем по центру. В таком наряде Рэйчел напоминала героиню допотопного фильма, на который мы с Уиллом наткнулись как‐то раз по телевизору – кажется, «Смертельное влечение».

– Отпад, – лаконично прокомментировала я.

– Бери, – еще лаконичнее согласилась Линдси. Рэйчел вышла из примерочной и сунула ноги в пару самых высоких шпилек, которые я вообще видела в своей жизни. На носках у них красовались кокетливые бантики. Рэйчел выпрямилась и тут же схватилась за мое плечо, чтобы не сверзиться с высоты всего этого великолепия.

– О боже! – Она рассмеялась. – А я ведь еще даже не пила.

Кристи подхватила Рэйчел под другую руку, помогая удержать равновесие.

– Лично меня все это вымораживает, – призналась Рэйчел.

– Перспектива танцевать на таких каблуках? – спросила я, надеясь, что она поймет намек и не станет возвращаться к неудобной теме.

Рэйчел сделала пару неуверенных шагов.

– Нет. То, что случилось на вечеринке. – Она, пошатываясь, доковыляла до центра магазина и вернулась ко мне. – Я не так уж хорошо знаю Стейси. Но я знаю, что если ты надеваешь сексуальные шмотки, парни не будут закрывать на это глаза. И что если вы все выпили, стоит быть очень, очень осторожной.

– Да ну? – нахмурилась Линдси. – Там была толпа девчонок в сексуальных шмотках. И все они пили.

Мы с Рэйчел переглянулись, и я поняла, что она думает о том же, о чем и я. Мы тоже пили. Невысказанная мысль заметалась между нами, словно душок от всех этих тряпок, чьи прежние хозяева давно лежали в могиле. Возможно, это призрак чьей‐нибудь прабабушки возмутился, что мы обсуждаем такие вещи прилюдно? Я отчасти разделяла его негодование.

– Просто я не верю, что Дуни и Дикон стали бы домогаться девчонки, которая им отказала, – заметила Кристи. – За ними и так любая побежит. Они не идиоты.

– А что, если она не могла им отказать? – тихо спросила Линдси. – Что, если она была так пьяна, что вообще не могла сказать ни слова?

Кристи пожала плечами.

– И чья это вина?

Линдси открыла рот, собираясь что‐то добавить, – но тут в магазин ворвалась Конни Бонин. Одной рукой она тащила за собой Бена.

– Весь склад перебрали! – с гордостью отчиталась она.

– Что думаете? – Бен распахнул полы спортивного клетчатого пиджака. Тот имел такой ядерный салатовый оттенок, что у меня слегка зарябило в глазах. Атласные отвороты были не просто огромны – они закрывали почти всю грудь.

– Черт возьми, да! – заорала Кристи и ударилась с Беном ладонями. Рэйчел и Линдси рассмеялись.

Я, не удержавшись, провела рукой по гладкому лацкану. Бен тут же ее перехватил и закружил меня на пятачке, свободном от вешалок.

– К танцам готовы!

– Слава богу, что ты пришел. – Рэйчел взяла несколько платьев, которые я присмотрела, и лично отнесла их к зеркалу. – Она еще даже ничего не примерила!

Я со вздохом скрылась за занавеской и, быстро покопавшись в плечиках, влезла в обтягивающую винтажную «трубу» из шелка цвета слоновой кости. Платье было без рукавов, зато до самого пола, с высокой талией и двумя верхними слоями органзы. Плечи прикрывали два отреза той же прозрачной ткани, которая шлейфом струилась по спине и принималась трепетать, стоило мне пошевелиться. Я невольно почувствовала себя Одри Хепберн в «Завтраке у Тиффани». Наверное, глупо любить такой стиль, но чего уж теперь.

Стоило мне отдернуть занавеску, как Рэйчел судорожно вздохнула – а потом заверещала с такой громкостью, будто я примеряла свадебное платье. Я решила не говорить ей про пару пятен от доисторического спагетти, которые слегка омрачали это воздушное облако сзади. Оставалось надеяться, что мама поможет отстирать их до танцев.

– Детка, ты просто мечта. – В голосе Конни Бонин слышались одновременно торжественность и теплота. – Я сделаю вам всем пятидесятипроцентную скидку. Мы, флибустьеры, должны держаться вместе!

Конни прошествовала к кассовому аппарату – вылитый гранд-маршал маленького парада, – и мы полезли за кошельками. Даже со скидкой мое платье обошлось почти в тридцать долларов, которыми я и ограничила свой бюджет. Я заметила, что ни на одной вешалке нет ценников – только разноцветные ярлычки, – и задумалась, уже не придумывает ли Конни их стоимость на ходу. Здравый смысл подсказывал, что шестьдесят долларов за такой наряд – немного чересчур, зато жилет она отдала Бену бесплатно.

– А вам – за счет заведения, молодой человек. Все заулыбались такому великодушному жесту.

Бен принялся настаивать на оплате, но Конни покачала головой и оттолкнула его бумажник.

– Ни цента не возьму со своих флибустьеров.

Бену оставалось только рассыпаться в благодарностях. Когда мы уже собирались уходить, Конни взяла плоскогубцы и снова вернула телевизор к жизни.

– Не принимайте новости близко к сердцу, – посоветовала она. – И дураку ясно, что все это поклеп.

Бен пожал плечами.

– Даже если так. Дикона все равно могут лишить стипендии.

– Не может быть! – завопил Уилл, наконец выныривая из закутка со старыми музыкальными инструментами.

– Какой позор, – покачала головой Конни. – И все из‐за глупого слуха! Всегда проверяйте источник, вот что я вам скажу. – Она успокаивающе похлопала Бена по руке. – Не волнуйся. И не высовывайся пока. На следующей неделе нам понадобятся все флибустьеры до единого.

Бен еще раз ее поблагодарил, и мы направились к выходу. Конни начала прилаживать к крышке телевизора серебристую антенну. Я вспомнила о папиной видеокамере с откидным экранчиком и задумалась, скоро ли она присоединится к этому хранилищу забытых вещей.

Когда мы усаживались в машину Адель, я бросила последний взгляд через витрину магазина. Конни Бонин неподвижно сидела перед крохотным телевизором, на котором беззвучно раскрывала рот зернистая Слоан Китинг.

Глава 16

БЕН ВЪЕХАЛ НА ШКОЛЬНУЮ ПАРКОВКУ с заднего входа, мимо футбольного поля и спортивного зала, чтобы высадить нас как можно ближе к нашим машинам и при этом не попасться на глаза новостникам. Те по‐прежнему дежурили у ворот. Стоило нам вылезти из «Эксплорера», как мама Тайлера принялась забрасывать его эсэмэсками, куда это он подевался. Я знала, что должна как можно скорее отвезти его домой, но не могла расстаться с Беном вот так. Я перебросила Уиллу ключи.

– Заведи тачку, я подойду через минуту.

Линдси клюнула меня в щеку.

– Ух и повеселимся же мы на выходных! У тебя отпадное платье.

Кристи стукнулась со мной кулаками, и они с Линдси разбрелись по своим машинам. Рэйчел помедлила, глядя на фургоны телеканалов. Сейчас прожекторы были потушены – до шестичасового выпуска новостей еще оставалось время. Пара репортеров из разных съемочных групп курили возле барбекюшницы, поставленной командой «Тринадцатого канала». Их смех таял где‐то в кронах деревьев, и мне невольно вспомнился ястреб Стейси. Я подняла голову, но мы стояли слишком близко к краю парковки – гнездо с такого ракурса было не видно.

– Как думаете, долго еще они будут тут торчать? – спросила Рэйчел.

Бен проследил за ее взглядом.

– Пока все не уляжется.

– А если не уляжется?

Они дружно обернулись в мою сторону – и я запоздало сообразила, что озвучила вслух мысль, которую собиралась оставить при себе. Бен снова посмотрел на фургоны новостников.

– Отец Дуни этого не допустит.

Он произнес это с уверенностью, которая одновременно вселила в меня спокойствие и заставила руки покрыться мурашками. Как бы я ни хотела, чтобы все это оказалось дурацким недоразумением, в голове продолжал звенеть тревожный колокольчик – словно далекий гул мухи, попавшей в ловушку между оконными рамами. Время от времени он замолкал – а потом, в ситуациях вроде этой, принимался звучать с новой силой.

Что, если это правда?

Что, если ничего не уляжется, потому что это правда? Что, если все уляжется, хотя это правда?

– Вмешалась полиция, – тихо сказала Рэйчел, будто отвечая моим мыслям. – Четырех человек арестовали.

– Ну, полиция так и работает, – заметил Бен.

– Не всегда, – возразила я. Напряжение, скопившееся во мне за время молчания в магазине Конни, достигло критической отметки. Я должна была спустить пар немедленно – пока не взорвалась на части и не забрызгала всю парковку.

Что отразилось в глазах Бена – тревога или смущение? Я бы не поручилась. Конечно, безумие последних дней давило на меня так же, как и на остальных. Но я просто не могла оставить эту тему – хотя была бы счастлива поговорить о чем‐нибудь другом. О чем угодно, на самом деле.

– В ту субботу я тоже напилась в хлам.

– И что? – спросила Рэйчел. – Кейт, ты не такая, как Стейси. Ты ни в чем на нее не похожа.

– Но мы похожи! Мы ходим в одну и ту же школу. Учимся в одном классе. Мы ровесницы. В тот вечер я почти так же набралась…

– Нет. – Рэйчел покачала головой, заметно побледнев. – Нет, не так. На том снимке она была чуть ли не в отключке.

Бен стоял так тихо, что я оглянулась через плечо – проверить, не ушел ли он еще. Обычно яркие, подмечающие каждую мелочь глаза Рэйчел были распахнуты от ужаса. Мне хотелось заверить ее, что все будет хорошо, но компас внутри меня указывал в другую сторону.

– Я просто не могу избавиться от… – начала я и осеклась. Слова застряли в горле.

– От чего? – спросил Бен.

Я сделала глубокий вдох.

– От мысли, что это не слухи. Что на той вечеринке действительно случилось что‐то ужасное.

– Да ну, – ответил Бен, притягивая меня за талию – его привычный способ без слов сказать «все в порядке». – Журналисты раздувают из мухи слона. Что у нас есть? Одна фотография в инстаграме, из которой пытаются сделать скандал.

– Полиция не арестовывает подростков из‐за одной фотографии, – возразила я.

Бен нахмурился – но не сердито. Может, задумчиво?

– Что ты имеешь в виду?

– Наверняка есть что‐то еще, о чем мы не знаем. Полиция не заковывает людей в наручники, если в истории нет доли правды. Они должны были получить ордер.

Бен улыбнулся и покачал головой.

– Если тебе нужна правда и ничего, кроме правды, я бы не советовал обращаться к Стейси Сталлард. Особенно когда речь идет о той вечеринке.

– Замолчите. Оба. Никто из нас не знает, что там произошло. – Рэйчел старалась говорить уверенно, но мне показалось, что она пытается убедить скорее себя, чем меня и Бена. – Никого из нас там не было.

Бен невесело мне улыбнулся.

– И слава богу. Я даже рад, что ты набралась до того, как мы успели влипнуть в эту историю. Кажется, после нашего ухода Стейси сделала что‐то, о чем сильно пожалела наутро.

– Да уж, – сочувственно кивнула Рэйчел. – Похоже на то.

Мне хотелось спросить, как она может быть так уверена. Сказать, что у Стейси явно недостаточно актерских способностей, чтобы поставить на уши всю полицию Корал-Сэндза. Но вместо этого я лишь улыбнулась и сжала плечо Рэйчел.

– Увидимся завтра?

Она кивнула, так и не улыбнувшись в ответ, и направилась к своей машине. Уилл принялся сигналить мне из тачки. Он сидел за рулем, опустив стекло; Тайлер рядом возился со стереосистемой. До нас донесся прилипчивый попсовый мотивчик: «Спящая красотка, хэй, не выходи из комы…»

– Мне пора, – сказала я. – Никакого спасения от этих родственников.

Бен рассмеялся и притянул меня ближе, чтобы поцеловать на прощание. Нежность его губ наконец заглушила вопросы, мечущиеся у меня в голове. Я постепенно расслабилась. Через минуту или около того мы оторвались друг от друга, и Бен пристроил подбородок у меня на плече.

– Лучше? Я кивнула.

– Просто я в растерянности.

– Из-за меня?

– Из-за чего угодно, кроме вас, мистер Коди.

– Отлично, мисс Уэстон, – улыбнулся он. – Тогда моя работа здесь завершена.

Глава 17

УТРО ЧЕТВЕРГА ПРИНЕСЛО два объявления – официальное и неофициальное.

Кухонный телевизор устами Слоан Китинг сообщил нам, что накануне вечером суд официально освободил Дуни, Дикона, Рэнди и Грега. Мама протянула мне кружку с кофе, и мы обе облокотились о стойку, прислушиваясь к новостям. Дуни и Дикон отказались признавать вину и были отпущены под залог. Рэнди и Грегу позволили вернуться к родителям, пока следствие решало, рассматривать их как взрослых или вернуть иск в суд по делам несовершеннолетних.

Перед началом первого урока по школьным коридорам разнесся слух, что Грега с семьей видели в «Бургер Кинге» вчера прямо перед закрытием; что члены педсовета спорят, отстранять парней от занятий или нет; что отец Дуни будет бесплатно представлять в суде Дикона, Грега и Рэнди; что полиция конфисковала телефоны всех четверых как улики; а также что они вернутся в школу после обеденной перемены.

Направляясь на первый урок, я заметила девочек из группы поддержки, одетых в парадную форму чирлидеров. И действительно, сразу после звонка директор Харгроув сделал объявление по громкой связи, что днем состоится внеплановое собрание болельщиков. До турнира оставалось еще больше недели, поэтому сразу после сегодняшней тренировки старшеклассники должны были начать украшать спортзал к Весеннему балу, а в субботу стартовал премьерный показ «Бриолина». Деревянное покрытие собирались застелить коврами и заставить креслами, чтобы получился почти настоящий театр.

Бен сказал, что ничего не слышал от Дуни. И никто не слышал. Когда парни не появились и после обеда, неофициальное заявление изменилось: отец Дуни порекомендовал им «залечь на дно, пока все не утихнет». Что‐то в этой формулировке вызвало у меня неприятное чувство. Чувство, что ситуацию, в которой мы оказались, не получится поправить собранием болельщиков.

Пирамида девочек-чирлидеров высотой в три человеческих роста составилась, как по волшебству, – причем каждое их движение совпадало с пульсацией музыки, которая доносилась из колонок по углам зала. Затем мелодия взорвалась энергичным припевом, и Фиби Крейн взлетела над нашими головами прямо к металлическим балкам: сперва вытянулась в струнку, а затем величественно изогнулась, будто в замедленной съемке. Достигнув наивысшей точки, Фиби резко выбросила руки в стороны и адресовала трибунам победную улыбку, которая была встречена восторженным ревом. Все в едином порыве вскочили и принялись свистеть и кричать.

Кристи и Рэйчел залезли на скамейку и хором вопили что‐то одобрительное. Линдси прыгала вверх-вниз в такт музыке. Пирамида рассыпалась с той же стремительностью, с какой построилась. Девочки сделали заднее сальто-мортале, составляя новый узор; большинство взяли металлические жезлы, а две принесли и установили перед входом в зал ростовой плакат с пиратом, сжимающим саблю. Остальные присоединились к ним, образовав живой туннель, через который должны были пройти члены баскетбольной команды. Их яркие сине-золотые помпоны так и трепетали в воздухе.

Сквозь музыку прорвался голос Уайетта – он принялся объявлять в микрофон имена и номера «главных флибустьеров Корал-Сэндза!». Обычно первыми выкликали Дуни и Дикона, но сегодня честь разорвать плакат с пиратом выпала Бену. На нем были теплые спортивные штаны и фирменный свитер. Проходя через туннель, он мерно ударял мячом о пол, а затем лихо пропустил его за спиной. Тот описал дугу над широкими плечами. Бен с легкостью его поймал и, прищурившись, указал на трибуны. На меня. Толпа взорвалась воплями.

– Боже! – орала Рэйчел, скача на месте. – Теперь все в курсе, что он твой бойфренд!

Ее восторг заставил меня улыбнуться и залиться румянцем одновременно. Да, это мой бойфренд. Пусть все видят. Он указал прямо на меня – значит, хотел, чтобы все знали.

Уайетт объявил Кайла («Центровой!»). Тот пробежал сквозь туннель, и они с Беном, подпрыгнув, столкнулись грудью в воздухе, а потом еще стукнулись пятернями.

Перекличка продолжалась. Когда всех игроков объявили, чирлидеры выстроились по обе стороны от растерзанного плаката – воплощенный блеск и изящество. Одна рука вскинута к потолку, противоположная нога отставлена в сторону. Однако что‐то нарушало гармонию картины. Обычно с двух сторон стояло по шесть девочек, но сегодня справа было лишь пять. В зале не хватало не только Дуни и Дикона.

Я взглянула туда, где полагалось быть Стейси – прыгать в такт музыке вместе с остальными, радостно размахивая помпонами и сверкая блестками на платье. Вдруг я поняла, что наблюдаю за группой поддержки не одна. Кто‐то еще следил за ними из дальнего угла трибун, прямо рядом с выходом. Да, сегодня в зале не было Стейси. Зато была Слоан Китинг. Я пихнула локтем Линдси. Она перестала прыгать и с удивлением проследила за моим взглядом. Слоан было легко не заметить за плечом мистера Джонстона, который улыбался, кричал и хлопал вместе с толпой, не замечая решительно ничего вокруг.

Линдси вскинула бровь, но не успела ничего сказать – из дыры, зияющей теперь на месте флибустьера, появился тренер Сандерс. Игроки взялись за руки, раскачали их с криком «Морские волки, вперед!», а затем выстроились в цепочку во главе с Беном и рыцарски преклонили одно колено. Тренер Сандерс взял микрофон. Слоан Китинг застучала пальцем по экрану. Делает пометки?

– Дамы и господа! – крикнул Сандерс. – Прошу вашего внимания.

Зал медленно успокаивался, пока на трибунах не воцарилась полная тишина. Воздух, насыщенный запахами полированного дерева и дневного пота, буквально звенел от предвкушения.

– Мы собирались подождать и провести это собрание в пятницу перед матчем, но вчера я шел по коридорам и понял, что нам чертовски не хватает командного духа!

Снова свист и улюлюканье.

– У нас всех выдалась непростая неделька. Кое-кто распространяет грязные слухи, а по телевизору несут всякую чушь.

По трибунам пронеслось дружное «Фу-у-у-у!». Сандерс кивнул.

– Но нас не сломить. Мы команда – все мы! – и с честью пройдем любые испытания. Флибустьеры не сдаются! Совсем скоро наши парни вернутся на эту площадку, где им и надлежит быть!

Толпа, не сговариваясь, зааплодировала. Внезапно сквозь гром оваций прорвался голкиперский вопль Кристи:

– Да-а! Флибы – звери!

Рэйчел поддержала это заявление громким свистом – причем сунула два пальца в рот, будто героиня какого‐нибудь черно-белого фильма, подзывающая такси. Пара человек подхватили речовку Кристи, и через минуту все трибуны уже скандировали в общем порыве:

– Флибы – звери! Флибы – звери! ФЛИБЫ – ЗВЕРИ!

Кайл, Лерон и Реджи поднялись с колен и подошли к тренеру Сандерсу, стукнувшись с ним кулаками.

– Вот так! – заорал Сандерс.

Теперь зал сотрясали сотни голосов.

– ФЛИБЫ – ЗВЕРИ! ФЛИБЫ – ЗВЕРИ! ФЛИБЫ – ЗВЕРИ!

– Что случится с лузерами, которые посмеют тявкать на наших флибустьеров? – прокричал тренер Сандерс в микрофон. – Мы их ФЛИБнем!

К потолку взлетела новая волна воплей и оваций. Бен с остальными игроками выстроились за спиной у Сандерса, соприкасаясь плечами в знак солидарности. Внезапно на поле высыпала толпа мальчишек во главе с Уиллом. На всех были черные спортивные носки, позаимствованные накануне из багажника «Форда Эксплорера». Эти балбесы натянули их прямо поверх джинсов, но баскетболисты оценили трогательный жест и принялись давать пятерню всем желающим. Кто‐то догадался включить музыку, и группа поддержки, минус Стейси, возобновила свой танец.

Тренер протянул микрофон Уайетту – и вдруг замер, глядя в дальний угол трибун. Я поняла, что он заметил Слоан Китинг. Та стояла, держа в вытянутой руке телефон и направив его на беснующуюся площадку.

– Вот дерьмо, – проорала я в ухо Линдси. – Она снимает видео!

Тренер врезался в группу чирлидеров, разбив рисунок танца, и запетлял по направлению к журналистке. К этому времени трибуны почти опустели: все высыпали на поле, и теперь дорогу Сандерсу преграждала хаотичная масса орущих и приплясывающих учеников.

ФЛИБЫ – ЗВЕРИ! ФЛИБЫ – ЗВЕРИ! ФЛИБЫ – ЗВЕРИ!

Тренер прокладывал себе путь локтями; лицо его потемнело, рот дергался, глаза мрачно сверкали. Я даже сквозь музыку и царящий в зале галдеж услышала, как он орет, указывая пальцем на телефон Слоан. Вены на шее вздулись от напряжения. А ну проваливай!

Мистер Джонстон обернулся от очередного крика Сандерса – на этот раз слов я не разобрала. Только увидела, как журналистка склонила голову и один раз стукнула пальцем по экрану. Я могла поклясться, что, убирая телефон, Слоан мимолетно улыбнулась тренеру. Затем она выскользнула через дверь, которая была у нее прямо за спиной, и свернула к парковке.

Сандерс с багровым лицом набросился на мистера Джонстона. Тот поднял руки, как бы говоря: «Честное слово, я и понятия не имел!» Директор Харгроув наконец пробился к ним через толпу учеников и положил руку тренеру на плечо. Тот сбросил ее, отошел в сторону и от души врезал ладонью по стене под баскетбольным щитом.

Группа поддержки завершила выступление и, не теряя строя, покинула площадку. Над головами прокатился тоновый сигнал: учебный день подошел к концу. Бен начал отрабатывать с сокомандниками бросок из‐под кольца – теперь у Флибов была тренировка.

Гомонящая толпа выплеснулась в коридор, и трибуны почти опустели. Рэйчел крикнула мне, что позвонит позже, и они с Кристи последовали за остальными. Наконец на металлической скамейке остались только мы с Линдси. Тренер Сандерс вернулся на поле и принялся раздавать похвалы и замечания.

– Интересно, почему никто даже не вспомнил о Стейси?

Я могла и не озвучивать вопрос: ответ был очевиден. Линдси тоже его знала. Только поэтому я осмелилась высказать тревожащую меня мысль вслух.

– А кто такая Стейси? – вопросом ответила она. – Если она исчезнет, все только обрадуются.

Несколько минут мы сидели молча, следя за замысловатыми перемещениями мяча по площадке. Внезапно Бен обернулся, нашел меня глазами и с улыбкой вскинул руку. Затем принял передачу от Кайла, несколькими точными ударами привел мяч в позицию под кольцом, сделал пас Реджи и приготовился подбирать отскок.

Бену даже не требовалось подпрыгивать, чтобы ловить мячи, которые проваливались сквозь сетку или отскакивали от обода. Лицо его выражало чистую сосредоточенность. Предугадывая, куда полетит мяч, Бен прикусывал нижнюю губу и слегка подавался вперед – точно мастер, который хочет убедиться, что инструмент ему послушен.

Контроль. Выносливость. Сноровка.

Сила, с которой он делал передачи, уподобляла их выстрелам – прямо в намеченную цель. Пока Реджи и Кайл кружили по площадке, подбираясь к позиции, Бен посылал мяч точно туда, где они оказывались в итоге – а не туда, где были в начале паса. С трибун создавалось впечатление, будто он бросает мяч в пустоту.

Все не то, чем кажется на первый взгляд.

За время передачи Кайл и Реджи достигали этого пустого места, вскидывали руки – и тугая кожа мяча звонко ударялась о ладони. Шаг назад, поворот, бросок. Видение будущего атлета, сотни раз посещавшее меня при просмотре старой папиной видеозаписи, наконец воплотилось в жизнь. Совершенство без изъяна.

Чем ближе подходишь, тем больше видишь.

Внезапно меня осенило: вся школа так сосредоточилась на Дуни и Диконе, что на Стейси никто не обращал внимания. Она исчезла не сейчас. Мы уже давно ее не видели. Не замечали. Были слишком заняты наблюдением за звездами. Я повернулась, желая поделиться с Линдси своей мыслью, но к этому времени она тоже исчезла.

Глава 18

ЭТО ВИДЕО НЕ ПОКАЖЕТ вам всего. Например, на нем не видна целиком группа поддержки – поэтому если вы не знаете, что Стейси Сталлард – тоже чирлидер, то вряд ли заметите ее отсутствие. Вы не увидите, что ученики в едином порыве вскакивают с трибун, когда тренер Сандерс берет микрофон у Уайетта, зато – несмотря на ужасный звук – услышите хор «фу-у-у-у», раздавшийся на словах «грязные слухи».

Слоан снимала из‐за плеча мистера Джонстона, поэтому вы не увидите, как он поморщился, когда зал начал скандировать речовку.

ФЛИБЫ – ЗВЕРИ! ФЛИБЫ – ЗВЕРИ! ФЛИБЫ – ЗВЕРИ!

Вы не поймете, что размытые фигуры в дальнем конце зала – мистер Харгроув и мисс Спек. Не разглядите серый приталенный костюм мисс Спек и ее черные шпильки с красной подошвой. Не заметите, что ее рот слегка приоткрывается, когда тренер Сандерс кричит: «Что случится с лузерами, которые посмеют тявкать на наших флибустьеров?..»

Но вы увидите ярость, которая искажает лицо Сандерса, когда он встречается глазами со Слоан Китинг. Вы увидите, как он расталкивает девочек-чирлидеров и врезается в толпу учеников, прокладывая дорогу к журналистке. Вы увидите старомодные очки мистера Джонстона, когда он бросает взгляд через плечо, а потом на тренера – и понимание на его лице сменяется тревогой.

Вы увидите, как тренер Сандерс наставляет палец на Слоан Китинг и что‐то орет, перекрывая даже гомон спортзала. Но самое важное – вы услышите, что он орет.

А ну проваливай!

Грязная папарацци!

У меня есть твой номер!

Почаще оглядывайся!

Мама судорожно вздохнула и опустилась на подлокотник дивана. Она как раз вошла в дом, когда папа прибавил громкость телевизора.

– Эту шокирующую видеозапись сделала в Корал-Сэндзе репортер «Тринадцатого канала» Слоан Китинг, которая сегодня днем подверглась угрозам со стороны тренера местной баскетбольной команды Раймонда Сандерса. Меня зовут Джереми Гордон, и мы продолжаем держать вас в курсе новостей из Де-Мойна. «Тринадцатый канал», как всегда, на месте событий, и сейчас с нами в прямом эфире Слоан Китинг, которая сделала эту неоднозначную запись – на мобильный телефон, я правильно понимаю?

Экран разделился на две части, и в правой его половине появилось лицо Слоан. На этот раз она стянула светлые волосы у основания шеи и переоделась в темное шерстяное пальто поверх черного свитера с высоким воротником. Образ производил консервативное, одновременно мрачное и стильное впечатление с налетом гламура. Я не модель. Я серьезный журналист. Слоан печально улыбнулась в камеру и снова произнесла эти слова: Изнасилование в Корал-Сэндзе.

– Как я сообщила сегодня утром, накануне вечером местные власти освободили четверых юношей, взятых под стражу во вторник. Среди них двое несовершеннолетних, чьи имена не разглашаются – хотя известно, что оба они учатся в одиннадцатом классе старшей школы Корал-Сэндза. Совершеннолетние Джон Дун и Дикон Миллс также были отпущены под залог, поскольку отрицают все предъявленные им обвинения.

– Эти молодые люди согласились сотрудничать со следствием? – спросил Джереми.

– Получение дальнейшей информации крайне затруднено, – сказала Слоан. – Этот город – действительно сплоченная команда, как и сказал их тренер, и они крайне недружелюбно относятся к чужакам, рыскающим вокруг с вопросами.

– Это нечестно, – пробормотала мама. – Выставляют нас какими‐то безмозглыми дикарями.

Тем временем Джереми Гордон на экране жаждал подробностей.

– Слоан, поступали какие‐то заявления от предполагаемой жертвы?

– Ни слова, – ответила Слоан. – Как вы знаете, в подобных случаях политика нашей компании и СМИ в целом не одобряет разглашение имени жертвы или обстоятельств произошедшего. Но должна признаться, Джереми, если это видео действительно отражает настроения Корал-Сэндза, бедной девушке сейчас должно быть нелегко. Не удивлюсь, если она запугана и находится в эмоциональной изоляции.

Слоан произнесла эти слова с тихой решимостью, в которой читался простой посыл: я докопаюсь до правды. После этого на экране снова появилась зернистая запись, на которую, кажется, попала вся наша школа, в порыве солидарности орущая с тренером Сандерсом. Баскетбольная команда и все ученики до единого выкрикивали простую речовку:

ФЛИБЫ – ЗВЕРИ! ФЛИБЫ – ЗВЕРИ! ФЛИБЫ – ЗВЕРИ!

– Душераздирающая картина. – Голос Джереми Гордона вновь разделил экран на две половины, и Слоан пообещала, что останется на месте событий, пока не найдет ответы.

Джереми напомнил, что зрители могут следить за ходом расследования на странице Слоан Китинг на сайте «Тринадцатого канала». Затем, прежде чем уйти на рекламу, нам еще раз прокрутили несколько секунд съемки из спортзала. Теперь скандирующие ученики казались совсем обезумевшими. Это была та же самая запись, но Слоан Китинг и Джереми Гордон только что вынесли приговор – «душераздирающая картина».

Из-за их вердикта это видео теперь показывает больше, чем при первом просмотре. Двое людей с безупречной кожей и ровными белыми зубами только что объяснили вам, что это не просто собрание болельщиков. Казалось, их глаза смотрят с экрана прямо на меня. Осуждая. Обвиняя. Порицая – меня и всех остальных ребят в зале. Согласно их мнению, мы не самостоятельные личности. Не отдельные ученики со своими мыслями и суждениями. Нет, мы – безликая толпа, которая договорилась о круговой поруке, чтобы выгородить провинившихся членов стаи.

Папа нажал на паузу за секунду до того, как видеозапись сменилась рекламой, и без единого слова пошел на кухню за новым пивом. Мама покачала головой и отправилась за ним. Я услышала, как она достает еду из холодильника и бряцает сковородой о плиту. Я продолжала молча пялиться в экран – и осознала, что именно вижу, одновременно с Уиллом.

– Обалдеть! – завопил он. – Я в телике!

Мама с папой тут же вернулись в гостиную. Лицо тренера на переднем плане казалось размытым, зато за плечом у него было хорошо видно Уилла. Тот протягивал пятерню Бену и тоже кричал – улыбка до ушей и черные носки до колен. Уилл пулей вылетел из комнаты.

– Надо написать Тайлеру! Пап, не переключай. Я думала, папа что‐нибудь ответит, но он лишь невнятно поворчал и нажал «пуск». Гостиная наполнилась звуками рекламной паузы. Мама вздохнула и вернулась на кухню. Я подождала, не выскажется ли кто‐нибудь еще, но все молчали. В эту секунду я поняла, чем займусь после ужина. Потому что видео не показывает вам всю историю. Даже не пытается.

На этой записи происходит куда большее, чем могут обсудить двое журналистов в полутораминутном прямом эфире. Чего вам не видно – так это того, что некоторые ученики до сих пор пытаются разобраться, что же случилось в субботу вечером. Видеозапись не объяснит вам, что когда‐то они называли Стейси Сталлард подругой. Не убедит, что далеко не все в зале решили для себя, кто виноват, приняли конкретную сторону или хотя бы поняли, где пролегают границы битвы. По этой записи не видно, что в группе поддержки не хватает одной девушки – и что мне правда интересна ее версия событий.

В этом смысле видео не показывает ровным счетом ничего.

Глава 19

ПОСЛЕ УЖИНА Я СКАЗАЛА маме, что для завтрашнего Весеннего бала мне нужна новая помада – что технически было правдой. Еще к платью не хватало браслета. Конечно, «Флибустьеры – патриоты!» и все такое, но в полдевятого вечера в этом городе все уже закрыто, а завтра после школы у меня не будет времени. К тому же меня ограничивал бюджет. Поэтому я остановила свой выбор на гипермаркете «Уолмарт», где недавно сделали масштабный ремонт. Временами там попадалась неплохая бижутерия – если знать, где искать.

Мама предложила составить мне компанию, но я отказалась. После шопинга у меня планировалась еще одна остановка. Поворот к мобильной деревне Корал-Крик располагался в четырехстах метрах за гипермаркетом. Я была здесь всего несколько раз. В седьмом классе мы с мамой подвозили Стейси до дому, если Лиэнн поздно возвращалась с двойных смен. С тех пор здесь многое изменилось. Раньше трейлеры отгораживал от дороги ряд деревьев, но при строительстве торгового центра рощицу выкорчевали до самого ручья, а вместо нее возвели стену, чтобы местным жителям не мешал свет и шум. Теперь вместо дубов и кленов задний ряд передвижных домиков упирался в шлакобетон, под которым – со стороны «Уолмарта» – все так же бежал ручей.

Темноту рассеивали редкие фонари. Коты шныряли под машинами, сверкая глазами, будто стражи. Мне несколько раз пришлось экстренно жать на тормоз, когда мимо пролетали двое мальчишек и девчонка на велосипедах. Они носились по главной дороге туда-сюда, то и дело сворачивая в тесные грязные дворики. Девочке в камуфляжной майке было от силы шесть лет; пацаны казались немного старше, но один из них был в шлепанцах, и меня невольно передернуло от мысли разгуливать босиком в такую погоду. Складывалось впечатление, будто все трое собрались на пляж – хотя небо было плотно затянуто тучами, а последние несколько дней столбик термометра не поднимался выше 15 градусов. Я задумалась, где их родители. Меня до средней школы не выпускали на улицу в такое время. Этим детям не пора спать?

Я притормозила, доехав до ряда с домом Стейси. Он был одним из угловых и стоял впритык к стене, которая теперь обрамляла трейлерный парк. Парк. Обычно это слово ассоциировалось у меня с открытым пространством, наполненным зеленью – травой, деревьями, жизнью в целом. Но здесь оно означало скопление машин, навсегда прекративших свой ход. Передо мной тянулись ряды трейлеров, которые заливало странное сияние парковки «Уолмарта». Ее огни проникали через высокую стену и бросали причудливый лавандовый отсвет на небо над ручьем.

Я свернула с дороги на обочину, заглушила двигатель и погасила фары. Трейлер Стейси выглядел точно так же, как в моих воспоминаниях – разве что, возможно, обновил цвет фасада. Само место казалось крохотным и с обеих сторон было зажато соседскими дворами. У трейлера слева хлопала на ветру дверца-сетка для защиты от насекомых. До меня каждые несколько секунд доносились ее монотонные удары о стену. Перед правым трейлером возвышалась груда заросших вьюнком покрышек, в тени которых терялась лестница.

Я вылезла из пикапа, заперла дверь и на мгновение остановилась, переводя дух. Дворик Стейси был окружен низким белым штакетником. Стоило мне взяться за щеколду калитки, как в окне соседнего трейлера возник доберман. Он захлебывался рычанием и лаем, клацал челюстями и скреб когтями стекло. Я подпрыгнула едва ли не на полметра. Пришлось еще немного постоять, восстанавливая дыхание.

Успокойся. Ты просто зайдешь поздороваться. Проверить, как там Стейси. Повидать ее. Я повторяла это, словно мой поступок вовсе не был безумием. Словно я делала так каждый день. Словно я вообще делала так хоть раз после седьмого класса.

К фасаду дома была пристроена крытая веранда; на одном из шестов, вертикально подпиравших крышу, колыхался флаг. Не американский, а сезонный – с вышитыми на нем цветами и кроликом. Знак надежды. До Пасхи оставался еще месяц, но последнюю неделю в воздухе и правда чувствовалась весна. За занавесками мелькали огни, слышался чей‐то голос. Подойдя ближе, я разобрала звуки ТВ-шоу.

Плашка рядом с подсвеченным звонком гласила: «Господи, благослови этот дом!» Я невольно улыбнулась. Была ли это заслуга Господа или мамы Стейси, но молитва сработала. Их трейлер выглядел самым опрятным и уютным в ряду. Я вдавила оранжевую кнопку и тут же услышала за дверью классическое «динь-дон». Какая‐то поп-звезда заявила волнующейся конкурсантке, что та «всех порвет!», после чего воцарилась тишина. Внутренняя дверь приоткрылась сантиметров на десять. Лиэнн Сталлард осторожно выглянула через ширму. У нее были мокрые после душа волосы, а глаза при виде меня тут же превратились в две щелки.

– Да?

– Здравствуйте! – чересчур бодро поприветствовала я ее – вылитый скаут, продающий по домам печенье. – Я Кейт. Кейт Уэстон.

Лиэнн медленно кивнула.

– Я знаю, кто ты, Кейт.

Я заморгала, чувствуя в ее словах насмешку. Лиэнн смотрела на меня молча, как бы предлагая попробовать еще раз. Я с трудом сглотнула.

– А… Стейси… дома?

За ширмой раздался короткий саркастичный смешок.

– Где ей еще быть?

Ребята на велосипедах, которых я уже видела раньше, пронеслись у меня за спиной, смеясь и сигналя. Соседский доберман снова зашелся лаем. Лиэнн не двигалась. Она так и не открыла внешнюю дверь.

– Я просто хотела… ее проведать, – наконец выдавила я.

– Серьезно? – Короткое слово прозвучало почти издевкой.

Пока я пыталась собрать остатки самообладания, у меня в желудке все переворачивалось от холодного взгляда Лиэнн. Неужели она получает удовольствие от этой сцены?

– Я могу ее увидеть?

– По правде говоря, Стейси сейчас не принимает гостей, – ответила Лиэнн.

Я закивала – слишком быстро, слишком покладисто. Ах да! Конечно, понимаю. Простите, что побеспокоила.

– Что ж, если она захочет… – У меня задрожал голос, и фраза повисла в воздухе.

– Захочет что? – Похоже, Лиэнн решила меня добить.

– Если она захочет поговорить… или что угодно еще… Пусть знает, что я… здесь.

Лиэнн покачала головой и подняла взгляд к потолку трейлера. Пресвятые угодники, избавьте нас от этих идиотов. Затем она захлопнула дверь. Я услышала щелчок щеколды, за ним – бряцанье цепи.

Я замерла на крыльце, боясь пошевелиться и мечтая каким‐нибудь чудесным образом перенестись сразу в свою спальню. Как будто, если я сделаю хоть шаг со ступенек, под Корал-Крик разверзнется бездна и поглотит нас всех, вдавит в окаменелости, замурует глубоко под землей на радость будущим поколениям айовских геологов. Затем я услышала голос Стейси: стены у трейлера были буквально картонные.

– Зачем ты вообще открыла?

– Я ее выпроводила.

– Она одна из этих, мам.

Голос Стейси дрожал, точно грозовое небо перед тем, как взорваться ливнем. Ноги сами тронулись с места – словно против моей воли решив опередить бурю. Я спустилась во двор как раз в тот момент, когда Стейси принялась рыдать.

– Она одна из этих!

Открыть калитку получилось не сразу: теперь у меня в глазах тоже стояли слезы. На дороге вспыхнул резкий свет, я на мгновение разглядела щеколду четче и наконец выбралась на улицу. В следующую секунду до меня донесся знакомый голос:

– Ты подруга жертвы? Можешь ответить на пару вопросов?

Перед домом стояла Слоан Китинг. То, что я сперва приняла за светодиоды соседей, оказалось прожектором, прикрученным к верху камеры. Его лучи совершенно скрывали лицо оператора, который стремительно приближался ко мне – как и его спутница.

Я примерзла к месту. По телевизору или в переполненном спортзале Слоан Китинг выглядела как‐то меньше – сплошные волосы и подплечники, этакое невесомое видение. В жизни впечатление было совсем другое. Слоан оказалась выше, чем я думала. И увереннее. Она впечатывала шпильки в гравий, ни разу даже не покачнувшись. За спиной трепетали распущенные светлые волосы. Она словно летела мне навстречу, окруженная жестким белым светом – вылитая Галадриэль трейлерного Лориэна. Пронзительные глаза вглядывались в меня в поисках правды. Во всем ее облике чувствовалась почти осязаемая сила, и я вдруг вспомнила выражение, которое часто встречала в медиаблогах с розовыми логотипами.

Звездный блеск.

Я испугалась, что, если немедленно не сбегу, она попросту пригвоздит меня к белому штакетнику миссис Сталлард. Однако стоило мне бочком протиснуться к папиному пикапу, как Слоан рыкнула оператору «три часа», и он каким‐то чудом оказался впереди. Журналистка не отставала ни на шаг, бомбардируя меня вопросами: «Ты подруга жертвы? Ты была на вечеринке в ту субботу?»

Я уже прокляла себя, что надела синюю «флибустьерскую» куртку на молнии. Что я могла теперь поделать? Только сгорбиться, сунуть руки в карманы и прижать их к животу. Теплая шерсть под пальцами слегка усмиряла панику, мечущуюся в груди, но никак не защищала от яростного допроса Слоан Китинг. Фирменный логотип «Пиратка», вышитый на спине поверх желтого футбольного мяча, смотрелся теперь клеймом. Может, сумерки и играли мне на руку, да только я и в темноте представляла собой отличную мишень.

«Ты знаешь, кто там был?» Я уставилась под ноги, стараясь даже мельком не встречаться взглядом с камерой. «Ты видела, что там случилось?» Мне пришлось один раз поднять глаза, чтобы проверить, в ту ли сторону я вообще иду. Я сложила ладонь щитком, прикрываясь от прожектора, но камера маячила в каком‐то полуметре от моего носа. Нечего и сомневаться: меня узнает даже слепой. Если Слоан с такой легкостью запустила в эфир запись с мобильного, одному богу известно, что она сделает с этой пленкой. Все в Корал-Сэндзе поймут, что я здесь была. Как я это объясню?

Я наконец добралась до пикапа и принялась рыться в карманах в поисках ключей. Оператор продолжал целиться в меня объективом. Брелок выскользнул из пальцев и шлепнулся на землю. Стоило мне за ним нагнуться, как теплая твердая рука Слоан опустилась мне на плечо. Я отшатнулась, схватила ключи и резко выпрямилась.

– Оставьте меня в покое!

Я еще не договорила, а уже поняла, что совершила ошибку. Сама отдала победу в руки Слоан. Я поняла это по торжествующему блеску ее глаз: есть контакт.

– Я просто хочу услышать всю историю от когото, кто там был.

Искренность в ее голосе напугала меня. Я принялась судорожно перебирать ключи в поисках кнопки, снимающей блокировку с замка. На один краткий миг я бросила взгляд через плечо – и увидела, как Слоан поднимает руку, подавая знак своему спутнику. Огни погасли. Оператор выключил и снял с плеча камеру с доказательствами моего пребывания здесь. У меня перед глазами сразу запрыгали черные точки, и я мельком понадеялась, что сейчас перенесусь в другое измерение.

– Ты же там была, правда?

В памяти всплыли папины слова: «С этой минуты ты даже не знаешь адреса Джона Дуна». Я быстро мотнула головой, но Слоан на это не купилась. Я наконец нащупала на брелоке нужную кнопку. Журналистка тут же придвинулась ближе – с аккуратной настойчивостью сапера, который разминирует бомбу. Видимо, она и сама поняла, что я могу взорваться в любой момент. Пальцы с идеальным маникюром блеснули в темноте, скользя по рукаву флибустьерской куртки. Секунда – и рука Слоан снова оказалась у меня на плече.

Теперь на ее лице не было ни хищного выражения, характерного для репортеров в погоне за сенсацией, ни снисходительной усмешки, которой она наградила тренера Сандерса, прежде чем выскользнуть из спортзала накануне. Сейчас, в сумерках, Слоан казалась до странности человечной. Без резкого света прожектора, заливавшего ее силуэт мертвенным белым сиянием, стали видны и отекшие веки, и темные круги под глазами, скрыть которые была не в силах даже пудра. Помада наполовину стерлась, обнажая грустную улыбку. Она устала, поняла я. Впервые за все это время Слоан выглядела как живой человек. Даже голос ее изменился. Когда она заговорила снова, в ее тоне не было официоза – только сочувствие.

– Я просто хочу понять, что там произошло на самом деле.

И я, Слоан, и я. Я была в столовой, когда помощник окружного шерифа Дженнингс обвинил Дуни в сексуальных домогательствах. Всю неделю окружающие на разные лады повторяли слово «изнасилование».

Но что оно значило на самом деле? Что там произошло – на самом деле? Я приехала сюда, чтобы услышать версию Стейси. До сих пор я получала информацию из вторых рук: новостных репортажей и сплетен в школе. Без единого доказательства. Конечно, парням предъявили официальные обвинения, но прямо сейчас у нас было слово Стейси против слова Дуни. Возможно, Слоан в такой же растерянности, как и я? Или она знает больше, чем я? Точно ли я хочу знать то, что знает она?

Я наконец вдавила кнопку на брелоке. Замок на дверце пикапа щелкнул, будто передернули затвор ружья. Я вывернулась из‐под руки Слоан и одним движением нырнула в кабину. Плечи журналистки безвольно поникли. Заводя мотор, я услышала сквозь шум двигателя ее отрывистые слова:

– Стейси изнасиловали. Минимум трое парней. Она была без сознания. Провела все воскресенье в больнице.

Вспыхнувшие фары высветили силуэт Слоан, которая принялась обходить пикап спереди. Я резко выкрутила руль, разворачивая машину. Затем вдавила газ и последовала папиному совету: «Сиди тихо».

Глава 20

– ДО ЭКСПЕДИЦИИ две недели! Как можно скорее подпишите разрешения у родителей.

Мистер Джонстон положил перед учениками, сидящими за первыми партами, стопки канареечно-желтых листов, и те поползли по рядам назад, пока у каждого не оказался экземпляр.

«Настоящим даю свое согласие…» Опять это слово. В первый раз оно донеслось до меня утром с кухни – мама с папой смотрели телевизор за чашкой кофе. «Айова сегодня» на «Тринадцатом канале». В голове промелькнула сонная тревога, запустила ли Слоан в эфир видеозапись нашей вчерашней встречи – но снизу не раздавалось никаких судорожных вздохов, поэтому я уткнулась носом в подушку, надеясь урвать еще десяток минут в объятиях Морфея.

– …Не прекращается дискуссия о согласии. Происходил ли сексуальный контакт по обоюдному согласию. Была ли жертва в состоянии дать осознанное согласие…

Мистер Джонстон продолжал вещать о практике.

– Пойма девонского периода находится в полутора часах езды. Мы выдвинемся на первом уроке и вернемся к концу учебного дня.

Это заявление было встречено одобрительным гулом. Прокатиться на автобусе, посмотреть на окаменелости и еще перекусить в фастфуде на обратном пути однозначно приятнее, чем целый день корпеть над учебниками в классе.

Рэйчел подняла руку:

– А что, если моя мама не даст разрешения?

– Почему бы это?

Рэйчел ухмыльнулась:

– Ну, вдруг она решит, что опасно отпускать ребенка с телезвездой вроде вас.

Мистер Джонстон улыбнулся и покачал головой.

– Да какая из меня телезвезда. Скорее жертва сопутствующего ущерба.

– Вас вчера показывали аж по трем каналам, – возразила Кристи.

Послышались смешки и одобрительный свист. Кто‐то из парней у меня за спиной крикнул:

– Вы там всех затмили, мистер Джей!

Внезапно сквозь веселый гомон прорвался голос Фиби:

– Как вы позволили этой папарацци снимать так долго?

Ее вопрос тяжелым туманом повис в воздухе. Мистер Джонстон мотнул головой.

– Я и подумать не мог, что она в зале. Ее не должны были пропускать в школу.

– Для этого нужно специальное разрешение, – заметил Бен.

– Точно, – нахмурился мистер Джонстон. – У разрешений такая особенность, что у вас их нет, пока их кто‐то не даст.

– Но вас с тренером показывали в новостях, – вклинилась Рэйчел. – Даже без вашего согласия.

Мистер Джонстон помедлил, обдумывая ее слова. – Это так. Мисс Китинг взяла то, что захотела, без спросу. Как вы думаете, это заставит людей ей доверять? Кто‐нибудь захочет сотрудничать с ней после такого?

– Нет.

Слово, сорвавшееся с моих губ, прозвучало громче, чем я предполагала. Весь класс обернулся в мою сторону. Мистер Джонстон кивнул.

– Опасно сперва действовать, а потом думать о последствиях. – Он забрал с передней парты стопку непригодившихся бланков. – Не забудьте подписать их у родителей. Крайний срок – следующая пятница.

За обедом обе Трейси заявили, что решили не идти на Весенний бал.

– Настроения вообще нет, – пожаловалась первая Трейси.

Вторая Трейси согласно кивнула.

– Вы видели, что творится во дворе? Шагу нельзя ступить, чтобы не попасть в какой‐нибудь репортаж.

Дуни не отвечал на звонки Фиби, все сообщенияпомечались недоставленными. Тишина в эфире пугала ее. Может, она временно и осталась без бойфренда, но была твердо намерена хранить ему верность и даже мысли не допускала, что ее бросили.

– Вы пойдете на вечеринку. – Тон Фиби не подразумевал возражений. – Если мы струсим, это будет означать победу Сталлард.

Она сплюнула фамилию Стейси, будто прокисшее молоко. Обе Трейси сморщились и заныли. Как бы Фиби ни пыталась бодриться, следовало признать: настроения и вправду не было.

Обычно в день бала школу охватывал радостный зуд – коридоры так и вибрировали от возбуждения, подмывая заранее опробовать парочку па. Крохотные сейсмические сдвиги. Но сегодня все словно забыли про танцы. Головы учеников были заняты единственной темой, которую никто не решался обсуждать вслух. Столько всего изменилось. Завтра исполнялась неделя со дня вечеринки у Дуни. Иногда казалось, что с тех пор прошли столетия; иногда – что все это было лишь вчера. Будто девонский период уместился в одни сутки, и теперь мы пытались дышать новыми легкими, которые еще вчера были жабрами, и делали первые неуклюжие шаги на ногах вместо ласт. За одну короткую неделю мы стали другими существами.

Бен тем же вечером заехал за мной, чтобы отвезти на танцы. Пока я спускалась по лестнице в шелковом платье с чужого плеча, за мной развевался шлейф отстиранной от соуса органзы. Мама утирала слезы, будто я навсегда покидала родительский дом, а не собиралась на двухчасовые танцы в наряде с гаражной распродажи.

Новостные каналы второй день продолжали транслировать зернистую пленку с тренером Сандерсом, орущим на Слоан Китинг. Когда Бен перешагнул порог с браслетом из красных роз, под подбородком диктора вечерних новостей как раз всплыла плашка синюшного цвета: КРИЗИС В КОРАЛ-СЭНДЗЕ.

Папа выключил телевизор, и мама сделала несколько снимков на свою старенькую мыльницу. Очередной однозадачный гаджет, с которым мои родители просто не могли расстаться. Уилл пробовал объяснить маме, что у него в смартфоне и то больше мегапикселей, но она сказала, что он может делать свои фотографии, а она будет делать свои.

Пока Бен обменивался шутками с папой, Уилл залез на подлокотник дивана «для лучшего ракурса». Мама безостановочно кликала, клохтала и кудахтала. Можно было не сомневаться: один из этих кадров вскоре займет место на Стене почета на втором этаже, и даже когда многосерийная сага о Кейт и Бене перейдет к следующей главе, мама будет то и дело останавливаться в коридоре, тайком утирая слезы. Это были ее окаменелости, окаймленные фоторамками, коралловые свидетельства доисторических эпох. Я сглотнула странный ком в горле, когда мама потянулась, чтобы завести мне за ухо вьющуюся прядь.

Когда‐то я была твоей маленькой девочкой.

Когда‐то Айова была океаном.

Уилл вызвался проводить нас до дороги. Пожалуй, с него сталось бы спрятаться в тачке Бена и поехать с нами на танцы, если бы я вовремя не схватила его за плечо и не приказала взглядом: исчезни. Ну и кто из нас больше запал на Бена?

* * *

Число фургонов на школьной парковке удвоилось до шести – за счет репортеров из Канзас-Сити, Сент-Луиса и Чикаго. Слоан Китинг сохраняла место в центре, но теперь к ней присоединились трое мужчин и две женщины. Сейчас все они, включая операторов, столпились у школьных дверей. Светлые волосы Слоан были собраны в «ракушку», как у Грейс Келли в каком‐нибудь старом фильме. Будто она тоже собиралась на танцы.

– Да они издеваются, – пробормотал Бен, когда мы припарковались.

Я выглянула в окно: камеры и прически сияют, автозагар нанесен так густо, что отливает оранжевым, микрофоны взяты на изготовку, с изогнутых губ вот-вот сорвется вопрос.

– С трудом верится, что с субботы прошла всего неделя, правда?

Бен нахмурился.

– Ты хотела сказать – с воскресенья.

Я улыбнулась.

– Вечеринка была в субботу. Уже забыл?

– А. Ты об этом.

– Погоди, а ты о чем?

Бен немного застенчиво улыбнулся в ответ.

– О воскресном утре. Когда ты заявилась ко мне на порог – прекрасная, как рассвет, и зеленая от похмелья.

– Эй, все было не так плохо!

– Хорошо, не зеленая, а нежно-салатовая.

Мы дружно рассмеялись. Затем Бен потянулся и взял меня за руку – так поспешно, будто боялся, что у него сдадут нервы или что я передумаю и сбегу в леса за парковкой. Он осторожно погладил пальцем розы у меня на запястье, прежде чем поднять взгляд.

– А потом ты попыталась разбить голову о баскетбольный щит, и я чуть не умер.

Мы целовались так долго, что мне пришлось освежать помаду. Но мне было все равно.

Наконец я защелкнула сумочку и объявила, что готова к выходу. Бен покосился на Слоан и ее вассалов, толпящихся у входа.

– Последний шанс, – сказал он. – Мы можем развернуться прямо сейчас. Взять текилы. И поехать ко мне.

– И так и не выгулять твой марсианский жилет? – фыркнула я. – Конни Бонин нам не простит.

Бен открыл передо мной дверь и помог выбраться из машины, в очередной раз ослепив кислотно-зелеными лацканами.

– Держись поближе.

На улице я невольно порадовалась высокому росту Бена. Под руку с ним мне было ничего не страшно. Я ниже опустила голову и подстроилась под его широкие уверенные шаги. Стоило нам приблизиться к дверям, как репортеры бросились навстречу. Они толкались и перекрикивали друг друга – точь‐в-точь как в фильмах.

Если честно, я никогда этого не понимала. Как будто мы не отвечаем, потому что плохо их слышим. Кому понравится, когда на него кричат? Более того, даже захоти я остановиться и ответить на парочку вопросов – как выбрать, с кого начать? И как разобрать хоть слово в этом гомоне?

Бен обвил мои плечи рукой и притянул к себе, укрывая от толпы, огней и шума. Увы, он не мог укрыть меня от слов: «Вы были на вечеринке? Вы знаете жертву? Тренер Сандерс пытается что‐то скрыть? Вы были в комнате той ночью? Вы читали отчет из больницы? Вы видели домогательства? Вы слышали о результатах медицинской экспертизы? Вы знаете, кто еще вовлечен?»

Кажется, до дверей было уже недалеко. Я подняла глаза, чтобы проверить, сколько нам осталось, – и тут же напоролась на взгляд Слоан Китинг. Молчаливая как статуя, она стояла чуть в стороне, позволяя другим репортерам атаковать нас вопросами. Когда мы проходили мимо, она мимолетно улыбнулась в знак приветствия. Бен открыл и придержал передо мной дверь. Я успела увидеть столик регистрации у входа в спортзал и наивно подумать, что мы свободны, прежде чем Слоан подала голос:

– Бен Коди, вы разговаривали с Джоном Дуном после того, как его освободили из‐под стражи в среду?

Я почувствовала, как Бен у меня за спиной замер и начал оборачиваться. Оклик по имени застал его врасплох. Я знала, что это рефлекс. Еще я знала, что это ловушка.

– Что?

Другие репортеры бросились к группе новоприбывших учеников. Слоан Китинг подсунула микрофон Бену под нос.

– Вы рады, что ваш друг наконец дома?

– Конечно… Да. Просто… – Бен никак не мог собраться с мыслями. – Я не разговаривал с ним. Я не… – Фраза повисла в воздухе, и я увидела, как лицо Слоан Китинг смягчилось в ожидании продолжения.

– Вы не что?

Я перехватила ее руку и подтянула микрофон к своему лицу.

– Никаких комментариев.

Затем я подхватила Бена под локоть и каким‐то чудом втащила 190‐сантиметрового баскетболиста в коридор. Дверь за нами захлопнулась – но не раньше, чем Слоан бросила мне в спину:

– Было приятно повидаться вчера, Кейт.

Глава 21

ШКАФЧИК С ТРОФЕЯМИ, стоящий сразу за дверью, ломился от латунных статуэток, кубков, тарелок и фотографий. Мне в глаза бросилась призовая булава, которую наши девочки из группы поддержки привезли с региональных соревнований в прошлом году, и я живо вообразила, как опускаю ее на голову Слоан Китинг.

– Откуда она знает наши имена? – спросил Бен, когда мы остановились перевести дух. – И что значит «Было приятно повидаться»?

Я не представляла, как ответить на эти вопросы, не выдав всей правды. К счастью, пока я подыскивала слова, дверь снова распахнулась, и в коридор ввалились Рэйчел, Линдси и Кристи – очередные пережившие репортерскую атаку.

– Вот дерьмо! – Кристи яростно откинула со лба кудряшки.

Рэйчел поправила треугольный топ платья.

– Теперь я знаю, как чувствует себя Тейлор Свифт. – Она ухватилась за мое плечо, сняла одну из своих километровых шпилек и от души потрясла. – Камешек попался.

На голове у нее покоилось огромное пушистое облако – результат завивки а-ля восьмидесятые. Вытряхнув гальку, Рэйчел вернула туфлю на место и обернулась к остальным.

– Готово. Идем танцевать! – скомандовала она, но мы так и не тронулись с места, все еще оглушенные произошедшим во дворе. – Да ладно вам.

В глазах Рэйчел блеснул лукавый огонек. Обычно его никто не замечал, но я знала ее слишком хорошо. Понятно, сейчас нам предстоит шоу с дрессированными пони и акробатами.

– Мне что, нужно включить Оптимистичную Рэйчел, чтобы эта вечеринка наконец началась?

Ответить мы не успели. Рэйчел натянула свою фирменную улыбку учительницы воскресной школы, повернулась ко мне и начала бодрым тоном, которым обращаются только к пенсионерам и детям до трех лет:

– Мальчики и девочки, хочу, чтобы вы знали – сегодня вы выглядите просто изумительно! Кейт Уэстон, в таком платье полагается получать Оскар. Ты самый модный из ангелов Господних. А вы, мистер Коди, самый везучий молодой человек в этом штате.

Кристи застонала и закатила глаза. Линдси, не удержавшись, фыркнула, и даже Бен улыбнулся. Конечно, Рэйчел несла полную чушь, но в ней слышалась подкупающая искренность.

– Мисс Линдси, на вашем платье такие милые перышки! А цвет напоминает мое любимое сливочное мороженое. Вы просто кремовая принцессалебедь.

К этому моменту даже Кристи захохотала в голос, и Рэйчел вернулась к своему обычному тону.

– Ну что, теперь мы можем идти?

– А я? – промурлыкала Кристи. – Мне не полагаются комплименты?

– А ты получишь свой комплимент, когда разгонишь нам очередь, – строго ответила Рэйчел и шлепнула Кристи по заднице. Та ойкнула, демонстративно поправила ремень своего нежно-голубого костюма и с обычной голкиперской решительностью направилась к стойке регистрации в конце коридора.

Помощник шерифа Дженнингс стоял позади стола, беседуя с директором Харгроувом. Мисс Спек и мистер Джонстон вычеркивали новоприбывших из списка. На удачу, перед нами оказалась всего парочка десятиклассников. Когда мы подошли к столу, в дверях спортзала показался тренер Сандерс с красным мегафоном в руках.

– Готовы? – Он махнул рупором в сторону директора и мистера Дженнингса, которые кивнули и вышли из‐за стола. Все трое направились к выходу из школы. – Пора навести тут порядок.

Сандерс плечом толкнул дверь, и в коридор ворвался свет прожекторов и галдеж журналистов. Он вскинул мегафон ко рту и заорал во всю мощь своих тренерских легких:

– Все, кроме учеников и преподавательского состава, расцениваются как нарушители и должны отойти минимум на пятнадцать метров. Повторяю: все журналисты должны немедленно отойти на пятнадцать метров от входа, или они будут арестованы за незаконное вторжение на охраняемую территорию.

– Они правда могут это сделать? – Линдси выглянула у меня из‐за плеча, с интересом наблюдая, как протесты Слоан Китинг тонут в оре тренерского мегафона.

– Могут или не могут, а уже сделали, – улыбнулась Кристи. – Чисто сработано.

Огни камер один за другим попятились за пределы школьной парковки. Даже Слоан наконец убралась к своему фургону. Я только теперь поняла, что пятнадцать метров – это довольно много.

Тренер Сандерс с гордой улыбкой вернулся в коридор. Когда он заметил Бена, лицо его совсем просияло.

– Отлично выглядите, – подмигнул он нашей компании. – Зуб даю, сегодня ни у кого не будет времени на твиттер.

Бен с усмешкой покачал головой.

– Ну что вы, твиттер – это святое.

– Главное, чтобы ни у кого не было времени на съемки для «Тринадцатого канала», – вставила Рэйчел.

Тренер мотнул головой на дверь и утробно расхохотался.

– Это мы уже уладили.

Мистер Джонстон проверил пропуск Бена и вычеркнул его имя из списка.

– Отлично, мистер Коди. Хорошего вам вечера! Мисс Спек целую вечность восторгалась моим платьем, заставляя поворачиваться то так, то эдак. Крылышки из органзы с трепетом взлетали следом.

– Винтажное совершенство, – наконец вынесла она вердикт и слегка сжала мою руку, возвращая пропуск.

Когда мы уже направлялись к дверям спортзала, директор Харгроув вернулся с парковки, качая головой.

– Вы можете вообразить беспринципность этих людей? Спрашивать ребят, которые идут на танцы, о результатах медэкспертизы!

Линдси и Бен дружно обернулись. Тренер Сандерс заметил, что они навострили уши, шикнул на директора и широко им улыбнулся. Кристи и Рэйчел получили свои пропуска и присоединились к нам.

– Не обращайте внимания на это дерьмо, ребят, – посоветовал тренер. – Копы просто делают свою работу. Немного переусердствовали, но мы все исправим.

Директор Харгроув распахнул дверь в спортзал, и в коридор выплеснулась волна музыки.

– Натанцуйтесь так, чтобы каблуки отвалились, – сказал Сандерс. – Забудьте обо всем и хорошенько повеселитесь.

– Попробуем, – ответила Рэйчел.

И первый час у нас даже получалось.

Десятиклассники, ответственные за организацию Весеннего бала, наняли диджея из Айова-Сити. Музыка оказалась прилипчивой и постепенно вытеснила неуютное ощущение, весь день преследовавшее меня в школе. Именно этого недоставало сегодня в воздухе: смеха и восторженных криков трехсот старшеклассников, прыгающих в нелепых нарядах под заразительные ремиксы.

Пока одна песня перетекала в другую, Фиби объяснила, что этот диджей играет на всех крупных вечеринках в Айовском университете и выступает в клубах Нью-Йорка, Майами и Лос-Анджелеса. Она дошла примерно до середины его резюме, когда две Трейси (которые все‐таки решили не игнорировать вечеринку после строгого внушения, сделанного им в столовой) хором завизжали, услышав знакомую мелодию. На обеих были старые юбки-пачки и балетки, откопанные в «танцевальном отделе» магазина Конни. Они выбежали в центр площадки, и Рэйчел накинула воображаемое лассо на Кристи, которая тут же скрючилась и поплелась за ней шаркающими шагами, будто преодолевая двойную гравитацию. Сочный ритм мягко стучал по груди: «Делай с моим телом что хочешь, что хочешь…» Бен – отличный танцор. Он знает, как двигаться, и что самое важное – куда при этом девать руки. Никакого сравнения с парнями, которые на дискотеке чувствуют себя неловко, считают шаги или так усердствуют, что это начинает вызывать смех. На Весеннем балу он затмил всех, кроме Уайетта, который отплясывал вместе со своими коллегами по мюзиклу. Девочки, играющие Сэнди и Бетти, зажали его с двух сторон, умудряясь вешаться одновременно на него и друг на друга. Не успела я кивнуть на них Бену, как музыка снова сменилась, и площадку заполнил проникновенный женский голос.

Детка, детка, слышишь, слышишь?..

Бен положил руки мне на талию, притянул ближе и чуть нагнулся, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Я обвила его шею руками. Синхронные движения наших тел заставили померкнуть все остальное. Затем наши губы встретились, и танцпол растворился в небытии. Остались только объятия и музыка, которая накатывала на нас, подобно морским волнам.

Где же ты была всю жизнь?..

У меня слегка задрожали колени. Бен с улыбкой потянул меня в центр зала.

– Тут посвободнее, – сказал он. – Все в порядке?

Я кивнула, но Бена это, видимо, не убедило.

– Давай чего‐нибудь выпьем, – предложил он.

– А если диджей поставит что‐нибудь классное и мы все пропустим?

Он покачал головой.

– Пока ты рядом, я не могу пропустить ничего классного.

Напитками заведовали несколько мам-добровольцев из родительского комитета. Они суетились за столом в конце коридора, наполняя черпаком пластиковые стаканчики, – настоящие метрдотели с гвоздичками в петлицах и улыбками до ушей. Каждый стакан они украшали дольками лайма или засахаренными вишнями и, вручая заказ, охотно болтали со всеми желающими. Пока мы стояли в очереди, я прислонилась спиной к Бену, и он приобнял меня за талию. Магия бала опьяняла здесь не так сильно – наверное, из‐за холодного света флуоресцентных ламп. Бен притих; я чувствовала, что мыслями он в другом месте.

Я попросила коктейль «Шерли Темпл», Бен взял вишневую колу, и мы выскользнули через черный ход на улицу. Дворик, примыкавший к столовой, казался сейчас другой планетой в миллионах световых лет от спортзала. Свежий ветер заставил мою кожу покрыться мурашками и еле слышно прошелестел подолом платья. Мы устроились на лавочке за ближайшим столиком.

– Все в порядке? – Настала моя очередь задать этот вопрос.

– Пожалуй. Просто… Немного расстроен.

– Из-за репортеров?

– Из-за них тоже. – Бен разломил в пальцах кусочек льда и устремил взгляд в угол двора, где мы прошлой осенью вместе откапывали окаменелости. – Но в основном из‐за мамы.

– Опять «Пауэррейд»?

Бен закрыл глаза и покрутил шеей, пытаясь сбросить напряжение.

– Туалетная бумага, – ответил он бесцветно. – Забила все шкафчики в ванной.

Я не раз видела по телевизору людей со странностями. Например, женщину, которая пристрастилась к поеданию отбеливателя, или мужчину, который спал в гараже, потому что в доме некуда было шагу ступить из‐за газетных подшивок за тридцать лет. Легко смеяться, если знаешь, что с тобой такого точно не произойдет.

Или с кем‐то, кого ты любишь.

Последняя мысль пришла буквально ниоткуда – и мне пришлось прикусить язык, чтобы случайно ее не озвучить. Я взяла Бена за руку, и он, переплетя свои пальцы с моими, легонько их сжал. Некоторое время мы сидели в тишине, в потемках, вглядываясь в ночь и прислушиваясь к смеху и музыке, которые доносились через стену.

– Мы выехали сегодня одновременно, – сказал Бен. – Я к тебе, а она в магазин.

– Опять за туалетной бумагой?

– За бумажными полотенцами. Я ее просил прекратить. В гараже больше нет места. Боюсь, дальше она примется за гостиную.

Было бы легче, если бы я могла дать ему какой‐то совет – надежное, быстродействующее лекарство. Отец Бена нашел такое лекарство в баре в Небраске. Адель – в гимнастическом зале и розничных гипермаркетах. Взрослые обладают роскошью самостоятельно принимать решения, но этого им мало. Они принимают решения еще и за нас. Я знала, что Бен не может просто запрыгнуть в машину и уехать в закат. Вот почему он вел игру с дальним прицелом: на колледж.

– Если я получу в этом сезоне хотя бы устное обещание гранта… – Он на мгновение осекся, а затем обернулся и взглянул мне прямо в глаза. – А у тебя какие планы, Уэстон?

– Что ты имеешь в виду?

Он некоторое время рассматривал меня в упор.

– Тренер говорит, ребята из Дьюка тоже положили на меня глаз.

– Из Дьюка?

– Ты не против уехать из дома? У них есть футбольная команда.

Я не нашлась с ответом. Бен улыбнулся.

– А еще у них шикарные лаборатории, – заметил он и тут же поспешил добавить: – Ну, как я слышал. Если тебя интересуют такие вещи…

– Ты просишь меня поступить в тот же университет?

– Наверное… – Он помедлил. – Ладно. Да. Именно об этом я и прошу.

Вряд ли бы в мире нашлось зрелище более трогательное, чем Бен, в волнении кусающий губы.

– Посмотрим, как пойдет сезон. Я не уверена, что гожусь для университетской команды.

– Годишься, – твердо ответил Бен. – У тебя же высокие баллы за тестовые экзамены, верно?

Я не сдержала улыбки.

– И ты финалист национальной стипендии.

– Полуфиналист, – поправила я. – Как и ты. Но мне приятно, что ты следишь за моими успехами.

Бен подмигнул.

– Ты не представляешь, как давно я слежу за твоими успехами, Уэстон. Ты из тех девушек, которые добьются всего, чего захотят.

– Да ну?

– В этом одноэтажном городке таких, как ты, можно пересчитать по пальцам.

Я тут же залилась румянцем, молчаливо порадовавшись, что мы сидим в темноте. На моей памяти Бен был первым парнем, который делает комплименты мозгам девушки, прежде чем схватить ее за грудь.

– Ну так что? – спросил он. – Если я получу грант от Дьюка, ты согла…

Я нагнулась и прервала его поцелуем. Бен уронил пустой стаканчик на землю, обнял меня за талию и притянул ближе к себе.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, он стукнул меня пальцем по носу.

– Буду считать это за «да».

– А что с твоей мамой?

– А что с ней?

– Ты говорил, что боишься оставлять ее одну. Что она натащит в дом всякого дерьма.

Бен кивнул.

– За эту неделю… Когда мы с тобой наконец были вместе… Я понял, как быстро все меняется. Есть вещи, на которые я могу повлиять – скажем, попросить тебя уехать со мной. Есть вещи, которые от меня не зависят – например, мамина одержимость купонами. С тех пор как ушел отец, она меня словно не видит. Может, когда она на меня смотрит, это снова разбивает ей сердце. И она пытается возвести между нами стену из всякого хлама.

У меня к глазам подступили слезы. Слушая рассуждения Бена, я в очередной раз подумала, какая же в нем скрыта глубина – глубина, которой никто не видит. И как мне повезло не только знать о ней, но и разделять с Беном.

– Ты очень хороший. – На последнем слове у меня встал ком в горле, и он, услышав это, сжал мою руку.

– Просто какой смысл всю жизнь сидеть в этом городке, беспокоясь из‐за мамы? Если мне выпадет шанс, а я им не воспользуюсь, то в конечном итоге возненавижу и ее, и себя. И кому от этого будет лучше?

Он глубоко вздохнул и облокотился о столик, прикрученный к нашей скамейке. Затем вытянул бесконечные ноги, высвободил одну руку и приобнял меня за плечи. Мы целую вечность сидели так в темноте – пока не пришла Рэйчел и не утащила нас обратно на танцпол. Пока мы пробирались через толпу к Кристи и Линдси, одна песня затихла, готовясь смениться следующей, и Бен прошептал мне на ухо:

– Ты сногсшибательная, ты в курсе?

Я не сумела спрятать улыбку, но для проформы все же закатила глаза.

– Подлиза.

Он рассмеялся и одним движением вскинул руку, заставляя меня покружиться. Не успела я подумать, что этот вечер претендует на звание лучшего в истории школы Корал-Сэндз, как двери спортзала снова распахнулись и на порог рука об руку шагнули тренер Сандерс и Джон Дун.

Глава 22

ПОЯВЛЕНИЕ ДУНИ ВЫЗВАЛО такой переполох, какого не удостоилась бы и кинозвезда мирового масштаба. Кто‐то кричал, кто‐то свистел, кто‐то улюлюкал, и почти все – рвались навстречу, надеясь хоть мельком к нему прикоснуться. Дуни моментально окружила большая часть юношеской команды и все, кому посчастливилось оказаться в тот момент рядом. Пока он пожимал руки и стукался пятерней со всеми желающими, Фиби и обе Трейси бросились в проход, расчищенный Линдси, и с плясками начали пробиваться к своему кумиру.

Бен даже не пошевелился – остался стоять, где был, благо рост предоставлял ему отличный обзор.

– Он здесь! – Рэйчел вынырнула из танцующей толпы и вцепилась Бену в лацкан. – Разве не круто?!

На ее лице читалось такое облегчение, что я не удержалась от улыбки.

– Видите? – сказала она. – Это все было одно большое недоразумение!

Бен кивнул, но я заметила в его глазах неуверенность – какую‐то тайную опаску, связанную с появлением Дуни. Музыка ускорилась и прибавила в громкости, словно отвечая возбуждению, которое стремительно охватывало зал. Теперь всеобщее внимание сосредоточилось на Дуни. Он стоял в центре танцпола с победной улыбкой, как бы говорящей, что он именно там, где ему и надлежит быть.

– Пойдемте поздороваемся! – предложила Рэйчел.

– Кажется, он сам сюда идет. – Линдси кивнула в сторону Дуни, и я увидела, что он действительно прокладывает к нам путь через гомонящую толпу. Та сперва возмущенно забурлила, а потом расступилась. Через секунду Дуни оказался прямо перед нами и без лишних слов потянулся к Бену для фирменного рукопожатия: большой палец загибается крюком, и ладони звонко впечатываются одна в другую. Затем парни хлопнули друг друга по спине и от души обнялись, прижав кулаки к груди.

Дуни сиял, как рождественская елка.

– Чувак! Я вернулся. Можешь поверить во все это дерьмо?

Линдси, стоявшая рядом со мной, напряглась. Бен улыбнулся, но что‐то в его глазах заставило меня забеспокоиться. Осторожность? Или усталость? Сложно было сказать наверняка, когда с потолка разбрасывал радужные блики диско-шар.

– Не думал, что увижу тебя сегодня, – наконец произнес Бен.

Если Дуни и заметил, как тщательно тот подбирал слова, то не подал вида.

– Отец еле уговорил мать выпустить меня из‐под юбки, – со смехом гаркнул Дуни. От него несло водкой. Дуни вскинул ладонь – и Бен после секундного замешательства ударил ее своей пятерней.

Фиби наконец к нам пробилась.

– Эй! – крикнула она и, просияв до ушей, заключила Дуни в объятия. – Почему ты не отвечал на сообщения?

Дуни с ухмылкой покосился на Бена.

– Чертовы телки. Нигде от них не скроешься.

Фиби шлепнула его по плечу, и Дуни неубедительно изобразил раскаяние.

– Прости, детка! Копы отобрали у меня мобильник.

– И перерезали провод городского телефона? Мог бы написать на электронку! – Фиби пыталась скрыть гнев, но получалось плохо. – Забыл, что у тебя есть девушка?

Дуни пожал плечами.

– Может, тебе стоит подыскать парня попроще? – ответил он, подмигивая. – Я же теперь звезда. Тренеру пришлось отвлекать папарацци, чтобы я сюда вообще попал. За мной со среды таскаются двое, и еще один сидит в кустах возле дома.

Дуни вытащил из кармана жилета флягу и поболтал на уровне пояса, чтобы не привлекать внимания учителей.

– Раз я теперь тут, кто‐нибудь хочет начать вечеринку?

Бен нахмурился и покачал головой.

– Я за рулем, – объяснил он и бросил взгляд через плечо. – И разве тебе не стоит сидеть тихо?

Дуни гоготнул и, сделав быстрый глоток, поморщился – но не от вкуса водки, а вопроса Бена.

– Ну уж нет, – усмехнулся он. – Зажигай или сиди дома, чувак.

– А если тебя поймают с этим пойлом? Снова в полицейский участок?

Дуни сунул флягу обратно в карман.

– Я в тюрягу больше не вернулась, – ответил он твердо. По лицу расплылась самодовольная улыбка. – Отец выписал крутого чувака из Сент-Луиса. Лучший адвокат на Среднем Западе. Он быстро расправится с этим дерьмом.

– А как насчет Дикона? – Из‐за грохочущей музыки Бену приходилось орать Дуни в ухо.

Тот пожал плечами.

– А что с ним? – проорал он в ответ.

Рэйчел тронула меня за локоть.

– Мы с Линдси сходим за колой. – На губах у нее была обычная церковно-приходская улыбка, только вот она странно не вязалась с испугом в глазах.

– Кто‐нибудь чего‐нибудь хочет? – спросила Линдси.

Я ответила, что мне ничего не нужно, и она пообещала вернуться позже.

– Не могу смотреть на него такого, – сказала Линдси на прощание, пока Дуни делал еще один глоток из фляжки и притопывал под музыку, попутно едва не отдавив ноги Фиби.

Я слегка махнула рукой, и девочки направились к бару.

– Где будем тусить потом? – спросил Дуни.

Бен взял меня за руку и ответил, что на этот вечер у него уже есть планы. Похоже, Дуни только теперь заметил мое присутствие. Я почувствовала, как его взгляд скользит по моим плечам, затем от груди до ног – и обратно. Завершив сканирование, Дуни присвистнул.

– На твоем месте я бы с этих планов глаз не спускал.

Фиби возвела взгляд к потолку. Дуни сграбастал ее за локоть и притянул к себе.

– Да ладно, детка. Мы с тобой развлечемся не хуже. – Он уже начал разворачиваться, как вдруг оглянулся на Бена. – Напиши мне, чувак.

Я увидела, как мистер Джессап хлопает Дуни по спине и они вместе смеются над чем‐то. Воздух был пропитан жаром, пóтом и безумием. Кучка флибустьеров толклась под новую песню.

Сиденье первого класса у меня на коленях, не бузи, прокачу с ветерком…

Фиби и Дуни оказались в кольце танцующих. Лерон бросился на колени, затем молниеносно вскочил – и они с Дуни стукнулись грудью в прыжке. Тренер Сандерс улюлюкал, а парни орали и свистели так, будто Дуни как минимум позвали в НБА. Весь танцпол постепенно стекся к ним. Бен нагнулся к моему уху.

– Давай отсюда выбираться.

Последним, что я увидела перед уходом, была Фиби. Она стояла, прислонившись к штабелю составленных скамеек, и сжимала в руке туфли. Мне на секунду почудилось, будто она плачет – или вот-вот разрыдается. Когда мы проходили мимо, Фиби вскинула голову и натянула свою фирменную чирлидерскую улыбку. Улыбку, которую я видела до того тысячи раз. Улыбку, словно говорящую: «У меня все прекрасно!» Только вот мне показалась, что теперь Фиби сама ей не верит. И я ей тоже не поверила.

Глава 23

НА ОБРАТНОМ ПУТИ мы молчали. Однако это была не уютная тишина, в которой мы частенько сидели с Беном раньше, – тишина, означающая «все хорошо». Скорее это было обманчивое спокойствие утки, рассекающей гладь пруда: плавное движение на поверхности и бешеная работа лап под водой. Бен садился за руль в такой рассеянности, что забыл включить музыку, и теперь у меня в голове метались вопросы без ответа. Перед глазами по‐прежнему стояла Фиби. Я вспомнила прохладный прием, который Бен оказал Дуни, и задумалась – неужели он не рад освобождению друга? Что Фиби пыталась спрятать за фальшивой улыбкой?

Чем ближе подходишь, тем больше видишь.

Мне отчаянно хотелось залатать трещины в этом вечере смехом, музыкой или болтовней о любых пустяках. Секунды складывались в минуты, а я все искала слова, которые смогли бы разбить неловкость между нами, заглушить тонкий голосок, который в тишине был слышен слишком хорошо. Этот шепот становился громче с каждым днем – и после сегодняшнего вечера точно прибавил на пару децибел. Я вновь и вновь задавала мысленный вопрос одному и тому же человеку.

Человеком этим был Бен, а вопросом – «Ты знаешь, что на самом деле случилось на вечеринке?».

Свернув на подъездную дорожку, мы сразу увидели открытую дверь гаража. Адель Коди воевала с горой батончиков «Баунти», запакованных в полиэтилен по восемь штук. Желтые трессы для йоги и черный спортивный топик то выныривали, то снова скрывались за полками выше ее самой. Каждое движение четко очерчивало мышцы, сухие и натянутые, словно у стареющей поп-звезды: недобор естественного жира и перебор пилатеса. Адель освобождала место для бумажных полотенец, перемещая шоколадные батончики и бутылки «Бон Аквы» по ей одной известной логике.

Бен трижды ударился лбом о руль и так и остался сидеть в этой позе.

– Отлично.

Я вытянула руку, слегка помассировала ему шею и взъерошила волосы на затылке.

– Пойдем поздороваемся?

– Нет уж. Занята, и слава богу.

Я рассмеялась, хотя не была вполне уверена, что он шутит.

– Да ладно тебе.

Я отстегнула ремень и уже повернулась к двери, когда Бен притянул меня обратно и впился в губы поцелуем таким жадным, что я невольно растерялась. Эта жадность была во всем – как он нагибался ко мне, как сжимал в объятиях, как настойчиво его язык шарил у меня во рту. В этом поцелуе чувствовалось одновременно желание, жажда и тоска. Что‐то грубое и неприкрытое, без слов говорящее: «Пожалуйста, держи меня. Потому что я падаю».

Я лишь через минуту нашла ладонями его лицо, с усилием отстранилась и заглянула в глаза. Шесть дней спустя мы снова соприкасались лбами, но теперь были не друзьями с общей историей, а чем‐то куда большим.

– Пойдем к тебе, – прошептала я.

Бен посмотрел через ветровое стекло на гараж. Адель стояла на стремянке, пытаясь затолкать на верхнюю полку упаковку бумажных полотенец.

– Может, через парадный вход?

Я улыбнулась.

– Это займет всего секунду.

Адель восхищалась моим платьем все время, пока Бен вместо нее балансировал на стремянке, а потом торопливо закидывал остальное на нижние полки.

– Самое обычное платье с распродажи, – смущенно ответила я. – Нашла его в «Секонд-Сэндзе».

– Подумать только: и ведь кто‐то отказался от такой красоты! Как хорошо, что ты нашла ему применение. Кстати, я не ждала тебя так рано, Бенни. – Адель похлопала Бена по руке, но он сделал вид, что не слышал, и продолжил таскать упаковки с минеральной водой.

– Джон Дун тоже пришел на танцы, – сказала я, пытаясь заполнить паузу.

Бен тут же вскинулся, глядя на меня широко распахнутыми глазами. Зачем ты говоришь об этом с ней?

– В последнюю неделю все только об этом и твердят, – ответила Адель, качая головой. – Его отец запирается в кабинете и часами беседует по телефону с юристами. Марджи себе места не находит. Как ни увижу ее, рыдает в три ручья.

Бен водрузил последнюю пачку бумажных полотенец на место.

– В следующий раз зови ее к нам. Мы‐то теперь готовы к потопу. Даже ковчег не понадобится – этой кипой всю планету можно вытереть.

– Спасибо, милый. – Адель хотела потрепать его по щеке, но Бен увернулся. – Теперь нам долго не придется беспокоиться из‐за полотенец.

– А мы беспокоились о них раньше? Что, в мире бумажный кризис? Почему об этом не говорят в новостях? – В голосе Бена слышалось почти презрение.

– Просто… В магазине было выгодное предложение… – Адель растерянно моргнула. Тушь, которой она подводила глаза перед сегодняшней тренировкой, уже слегка расплылась. – Я сэкономила почти двадцать долларов. – Она обернулась ко мне и улыбнулась в надежде на более дружелюбную аудиторию. – Удалось урвать ку…

– Ку-упон, – прервал ее Бен, пародируя мамино произношение. – Этими твоими ку-упонами впору стены обклеивать. Господи, мам! Когда ты уже успокоишься? Магазины не закрываются завтра. Мы можем купить эту гребаную туалетную бумагу, когда она нам понадобится!

Злость в голосе Бена ошеломила Адель. Она заморгала чаще. Теперь я отчетливо видела слезы в ее глазах. Она посмотрела на меня, залилась краской и уткнулась взглядом в пол.

– Я… просто хотела сэкономить…

Она торопливо принялась складывать стремянку. Затем прислонила ее к стене и направилась к двери, ведущей в гостиную. На пороге, уже взявшись за дверную ручку, Адель заколебалась. Ей явно хотелось как‐то смягчить некрасивую картину.

– Чем думаете заняться теперь?

Бен пожал плечами.

– Посмотрим какое‐нибудь кино.

Адель несколько секунд вглядывалась в его лицо, но он избегал смотреть ей в глаза. Мучительная сцена затягивалась.

– Звучит неплохо, – наконец ответила она и неловко мне улыбнулась. – Доброго вечера, Кейт. Ты чудесно выглядишь.

Я сказала спасибо, Адель выскользнула за дверь и прикрыла ее за собой. Меня обуревало желание броситься следом и обнять ее, но я осталась на месте. Бен добрую минуту шатался по гаражу, поправляя выбившиеся упаковки газировки и мятных леденцов. В трубах зажурчала вода, и я красочно вообразила, как Адель умывается в ванной наверху.

Наконец Бен вдавил кнопку, опускающую дверь гаража, и направился ко входу в гостиную.

– Ты идешь?

Следуя за ним по коридору, я чувствовала, как вскипают в горле непроизнесенные слова. Что, черт возьми, это было? Кто дал тебе право орать на мать? Едва мы добрались до комнаты Бена, я развернулась, чтобы высказать все это ему в лицо – но не успела. Он накрыл мои губы поцелуем. Я поцеловала его в ответ, и Бен сомкнул ладони у меня на талии. Затем одна его рука скользнула ниже, под бедро. Он легко поднял меня в воздух и перенес на раздвижной диван, который занимал чуть ли не половину спальни.

– Подожди, – прошептала я между поцелуями. Я хотела обсудить произошедшее. Теперь Бен стоял на коленях на полу, нависая надо мной всем туловищем. Одной рукой он придерживал меня за поясницу и вжимал в себя так тесно, что я уже не могла понять, где заканчиваюсь я и начинается он. Рот атаковали знакомые отчаянные поцелуи. Я поддалась жару его тела, чувствуя, как мысли заволакивает горячий туман. Все, что я хотела сказать, теперь было не более чем словами, написанными пальцем на зеркале в распаренной ванной.

Бен приподнял меня одной рукой, а другой потянулся к застежке-молнии на спине. Я почувствовала, как напрягся его бицепс, и в очередной раз подумала, сколько же в нем силы.

– Подожди, – снова попросила я, но Бен будто не услышал. Теплые пальцы шарили по голой спине, поцелуи становились все настойчивее. Органза с шелестом соскользнула у меня с плеча, и вместе с ней заскользила рука Бена – все ниже, ниже, пока не сомкнулась на бедре. Он прижал меня еще крепче, закинул одну ногу на диван и перекатился на него всем весом. Пальцы продолжали шарить по бедрам, обтянутым кремовым шелком.

Пульс пустился вскачь – как и мои мысли. Я вывернулась из‐под его рта, уперлась ладонями в плечи и что было сил оттолкнула. Бен не ожидал сопротивления, а потому неуклюже завалился на бок, не удержал равновесия и полетел на пол.

– Боже, Бен!

Он уставился на меня:

– Что?

– Да что с тобой сегодня?

Он недоуменно моргнул, затем нахмурился:

– Это ты хотела подняться ко мне.

– Да, до того, как ты довел маму до слез. И я только что сказала тебе остановиться. Дважды. Какого черта? – Я поправила сползшее платье и уселась ровно, пытаясь восстановить дыхание.

Теперь Бен стоял на ковре на коленях, с лицом красным как помидор. Когда он наконец поднял взгляд, в нем читался стыд.

– Мне жаль, – выдавил он. – Правда. Я бы не…

– Что это была за сцена с твоей мамой?

У Бена потемнели глаза. Он встал, поднял с пола жилет и швырнул его на диван.

– Не говори мне о ней. Она ненормальная.

– Знаешь, что еще ненормально? – отрезала я. – Что какие‐то бумажные полотенца волнуют тебя больше, чем случившееся с Дуни и Диконом.

Бен метнул в меня взгляд:

– О чем ты?

Я больше не могла замалчивать эту тему.

– Ты был там, когда все это произошло?

Бен разинул рот:

– Когда что произошло? Я отвозил тебя домой!

– После этого. – Я не собиралась сдаваться так просто. – Когда ты вернулся за машиной. Что там происходило?

– Я зашел попрощаться с Дуни. И все.

– То есть они не делали ничего такого, что рассказывает Стейси?

– Я даже не знаю, что она рассказывает.

У меня был ответ. Но в горле внезапно встал ком. Я впервые сформулировала эту мысль от начала до конца. Бен смотрел на меня выжидающе.

– Что ее изнасиловали, – выдавила я. – И не один раз. Несколько членов твоей команды.

Бен застонал и закатил глаза, но я еще не закончила:

– Слоан Китинг сказала, что Стейси все воскресенье провела в больнице…

– Минутку. – Бен вскинул руку. – Та журналистка? Она сказала это в новостях?

– Нет. Прошлым вечером. Мне лично.

Бен нахмурился:

– Где ты на нее наткнулась?

Я глубоко вздохнула и выпалила все как на духу, пока не успела передумать:

– В Корал-Крике. Хотела повидать Стейси. А Слоан околачивалась там со своим оператором.

Бен медленно моргнул. Даже в тусклом свете единственной лампы я видела, как у него с лица схлынула краска.

– Кейт. Какого черта ты творишь? – прошипел он громким шепотом, будто нас могли подслушать стены – или комната была напичкана жучками. – Зачем ты вообще разговаривала со Стейси?

– Я не разговаривала. Ее мама захлопнула дверь у меня перед носом. А потом я налетела на Слоан.

– Нас там не было, – сказал Бен. – Ничего там не произошло. А если и произошло, то уже после нашего ухода.

– Когда на вечеринке «ничего» не происходит, людям не предъявляют судебные иски. И репортеры не забивают школьную парковку своими фургонами.

Слова пронзили воздух между нами, подобно стрелам. Бен покачнулся на пятках, будто одна из них и в самом деле попала в цель.

– Тренер велел нам не трепать языком. Зачем ты вообще заговорила с журналистами?

– Он не мой тренер. И я не говорила со Слоан.

– То‐то она так хорошо знает наши имена.

Я вздохнула.

– Наши фотографии висят на странице флибустьеров в фейсбуке. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы их найти. А она журналист.

– Вот именно, – ответил Бен. – Журналист. Ей наплевать на Стейси. Она просто хочет сделать имя на скандале. Вот почему нам лучше сидеть тихо, пока все не уляжется.

– Не похоже, чтобы Дуни сидел тихо. Ты видел его сегодня? Да он наслаждается шумихой вокруг своего имени.

Бен закрыл глаза и потер виски, словно при головной боли. Я уже видела сегодня это выражение – когда он заметил маму, суетящуюся в гараже. Будто он мечтал щелкнуть пальцами и как по волшебству избавиться от всех раздражителей, включая меня.

Что‐то в этом жесте разъярило меня.

– Ну да, конечно! Это ведь такая заноза в заднице, верно? Тот факт, что твои друзья оказались совсем не святыми! – Я чувствовала, что перебарщиваю с ядом, но остановиться уже не могла. – Хотя какая разница, правда ли Дуни это сделал? У него же теперь крутой адвокат, который в любом случае снимет его с крючка. Что тогда помешает ему поступать так снова и снова? Ты видел, как тренер и мистер Джессап хлопали его сегодня по плечу? Меня тошнит от всего этого.

Бен опустил руки мне на плечи и посмотрел прямо в глаза:

– Кейт. Мы не полиция. Это не наше дело.

Я подумала, уж не сошел ли он с ума.

– Не наше дело? Вероятно, двое твоих друзей – насильники!

– Ну зачем Дуни и Дикону кого‐то насиловать? Они могут подцепить любую девчонку. Ты же сама видела, как Стейси на них вешалась всю вечеринку.

– Это не значит, что она хотела, чтобы ее трахнули.

Бен отшатнулся, будто от пощечины.

– Мы этого не знаем, – повторил он тихо. – Нас там не было.

– Точно, – сказала я. – Из того, что мы знаем, с равной вероятностью следует, что врут именно Дуни и Дикон. Разве мы не должны хотя бы допустить, что Стейси тоже может говорить правду?

– Лично я ей ничего не должен.

Что‐то у меня внутри надломилось. Я шумно втянула воздух, стараясь сдержать слезы, – и тут же разрыдалась. Бен схватил меня за руку.

– Кейт, нет… Пожалуйста… Я не имел в виду…

– А как насчет меня? – Я задыхалась. – Мне ты тоже ничего не должен? Я была пьяна не меньше. Почему ты повез домой меня, а не ее? Почему не оставил в качестве игрушки Дуни и Дикону?

– Потому что я тебя люблю.

Бен выпалил это единым махом – и тут же зажал рот рукой. Его слова шаровой молнией заметались у меня в груди. По щекам покатились новые слезы. Я пыталась вытереть их, но безуспешно. Сколько раз я фантазировала, как услышу от Бена это признание? И сколько раз еще пожалею, что услышала его именно так?

Бен опустился на ковер и привалился спиной к дивану. Так мы сидели довольно долго, молча глядя на темный телевизор на стене и проигрывая в голове каждый свой фильм. Мой был про Бена. Как он возвращается тем вечером к Дуни. Секунду медлит на лестнице, желая спокойной ночи Кристи и Линдси. Затем находит на кухне Дуни и Дикона. Они приканчивают бутылку «Кабо Вабо» вместе со Стейси. Бен отказывается от предложенного шота. Стукается кулаками с Грегом. Слышит, как Рэнди зовет его из гостиной. Останавливается на верхней ступеньке и что‐то кричит в ответ. Затем уезжает.

Я мысленно видела, как он закрывает парадную дверь Дунов и идет к своей машине. Забирается на водительское сиденье, включает музыку и едет домой. Я видела Бена, которого всегда знала; каким он всегда был – добрым и честным. Я видела парня, который меня любит. Конечно, он зол и растерян. Конечно, он не знает, кому верить. Разве я чувствую не то же самое?

Бен наконец вышел из оцепенения и обвил рукой мою лодыжку. Пробежался пальцами вверх-вниз по голени и замер, будто прощупывая почву между нами.

– Ноги великой футболистки.

– Это чтобы удобнее было тебя пинать.

Он обернулся ко мне с еле заметной улыбкой, и я закатила глаза.

– Где ты вообще научился расстегивать молнии одной рукой? У вас в баскетбольном лагере был спецкурс?

– Не забывай, что с некоторых пор я наполовину домохозяйка, – ответил он тихо. – Многому пришлось научиться. Кстати, я и застегиваю их не хуже. Давай покажу.

Бен встал и, ухватив меня за руки, помог подняться. Затем развернул кругом, застегнул молнию до упора и расправил на плечах крылышки из органзы. После чего наклонился к шее с единственным нежным поцелуем.

Я обернулась и нашла губами его губы.

– Можно попробовать еще раз?

Я кивнула.

– Я люблю тебя, Кейт Уэстон.

– И я люблю тебя, Бен Коди. – Голос задрожал, сорвавшись на шепот.

Бен отвез меня домой и проводил до двери. Мы обменялись одним последним поцелуем под фонарем на крыльце. Затем Бен обнял меня обеими руками, похлопал по спине и прошептал на ухо слова, которые уже говорил в тот первый раз на футбольном поле, когда нам было по пять лет:

– Все в порядке. Все будет хорошо.

Глава 24

Я ПРОСНУЛАСЬ ОТ звука смеха. Было еще рано, но я знала, что дома только мы с Уиллом. Когда у папы намечался проект, он проводил на стройке минимум половину субботы и редко возвращался домой раньше пяти. Мама по выходным занималась спортивной ходьбой с коллегой Минди. По возвращении она хвасталась сожженными калориями, особо подчеркивая, что потом они перекусили омлетом в «Несушке» – никакого сравнения с теми жирными пародиями на яйца, которые ей обычно пытаются всучить в супермаркете.

Я улыбнулась, думая про маму и Минди, которые сталкиваются сейчас локтями и выкидывают вперед коленки, как того требуют олимпийские стандарты. Больших дистанций они не покрывали, суть была скорее в движении. Я знала, что, когда начнется футбольный сезон, мама с Минди перенесут свои упражнения на воскресенье. Оставалось надеяться, что папа тоже скоро сдаст проект и сможет приходить ко мне на игры.

Когда я сунула голову в комнату брата, он сидел перед ноутбуком спиной ко мне, едва не прилипнув носом к экрану. Из ушей спускались проводки наушников. Уилл листал какие‐то фотографии в фейсбуке и хихикал как умалишенный. Я заметила в углу экрана видеочат с Тайлером – видимо, он‐то и смешил брата. Я тоже улыбнулась и на цыпочках обошла кровать, чтобы остаться вне поля зрения камеры. Это мое железное правило – не попадаться ни в чей объектив, пока не взгляну на себя в зеркало. Еще мне хотелось припугнуть Уилла. Он обожал подкрадываться ко мне со спины и доводить до инфаркта, так что месть была справедливой.

Я уже вытянула руку, чтобы сжать его плечо и крикнуть «Бу!», когда он произнес кое‐что, от чего я застыла на месте.

– Да не, чувак. Шестерка – ее потолок.

Я нахмурилась и медленно опустилась на корточки, чтобы Тайлер не смог меня заметить, но мне при этом был виден экран. Я вытянула шею. Уилл переключался между двумя фотографиями своей одноклассницы по имени Эмили.

– У нее усы, Тай. Клянусь. На этой фотке больше фильтров, чем у меня в чайнике.

Я увидела, как Тайлер откидывает голову и безмолвно хохочет в квадратике чата, прилепленном к углу экрана. Уилл захихикал в ответ – точно так же, как в детстве, когда по субботам мы вместе смотрели «Спанч Боба» и играли в приставку, а не занимались тем… чем он теперь занимается. Тайлер сказал что‐то еще, и Уилл предпочел уступить.

– Ладно, – сказал он. – Поставлю семерку, но в первую тройку она точно не войдет.

Уилл развернул окно комментария и напечатал цифру 7, а затем #юныефлибы и #гин. Стоило ему потянуться к «энтеру», как я резко выпрямилась и схватила его за запястье.

– Нет!

Уилл с воплем вскочил на ноги. Я бы сказала, что он закричал, но на самом деле это больше походило на визг поросенка, которого режут. Пуговки наушников выпали у него из ушей – но не сразу. Натянувшийся провод протащил ноутбук по столу, и тот, ударив Уилла по ноге, свалился сперва на кресло, а затем на пол.

– Какого черта ты творишь?! – Брат задыхался, будто только что пробежал стометровку.

– Хочу спросить тебя о том же, – спокойно ответила я. – Ты же не проставлял оценки фотографиям этой девочки?

Взгляд Уилла метнулся к ноутбуку на полу. Едва он за ним нагнулся, как я поставила на крышку босую ступню и одним движением подтянула ноутбук к себе. Ноги у него теперь были подлиннее моих, но он еще не управлялся с ними как следует. Никакого сравнения с двенадцатью годами футбольных тренировок.

– Полегче! – заорал он. – Ты мне комп разобьешь!

– Я разобью тебе лицо, если ты не бросишь это дерьмо.

– Тебе‐то какое дело? – пропыхтел он. – Мы просто играем.

Я скрестила руки на груди.

– Просто играете? Проставляя оценки на странице этой девочки, где их может увидеть любой желающий? Ты издеваешься?

– Это шутка, вот и все. – Тон Уилла сменился на умоляющий. Теперь он не отрывал взгляд от ковра.

– Нет, не шутка. Это чьи‐то чувства.

Я откинула крышку ноутбука, и экран снова замерцал. Окно видеочата опустело. Тайлер растворился в небытии. Остался бы, если бы не был таким трусом. Я вернула ноутбук на стол.

– Посмотри на нее, – велела я.

Уилл закатил глаза и с поджатыми губами плюхнулся в кресло.

– А что, если я оценю тебя? Или Тайлера? Если проставлю оценки под вашими фотками и расскажу всему миру, что вы далеко не красавцы? Тебе бы это понравилось?

Когда он молча пожал плечами, мне захотелось влепить ему подзатыльник.

– Боже, Уилл. Это живой человек, а не хештег. Реальная личность!

Стоило мне произнести «хештег», как мое внимание привлек курсор, по‐прежнему мигающий в окне нового комментария. Я указала на #гин.

– Что это значит?

Уилл нагнулся к экрану за моим пальцем.

– Не знаю.

– Тогда зачем ты ставишь этот тег под фотографией? Если даже не понимаешь его смысла?

Он снова пожал плечами. Господи, да это эпидемия среди парней – когда нечего сказать, один и тот же жест. Никто ничего не знает. И не хочет знать. А может, знает, но отводит глаза?

– Просто увидел его на паре твитов про… – Он осекся.

– Вечеринку у Дуни?

– Угу.

– И ты не в курсе, что это значит?

Уилл покачал головой.

– Не-а. Но его ставят флибы.

– Кто именно?

Он широко зевнул и потер лицо ладонями.

– А тебе какое дело?

– А что за дело тебе?

Уилл опустил голову и пожевал щеку.

– Ну, Дуни. Дикон, Грег, Рэнди…

– То есть все, кого арестовали на той неделе.

Брат уныло кивнул.

– Но не только. Еще Лерон и Реджи. И Кайл.

Я потянулась к клавиатуре и стерла все, что он напечатал.

– Ты понимаешь, что не единственный увидишь этот комментарий? Хочешь, чтобы полиция опять отобрала у нас мобильники?

Он застонал:

– Боже. Окей. Ладно, мамочка.

– Если хочешь, мы можем поговорить об этом с мамой. – Уилл моментально навострил уши. – Как зовут эту девочку? Эмили? Она публиковала эти фотографии не для тебя. Они – не твоя собственность. Ты не можешь делать с ними, что взбредет в голову. Сколько еще снимков ты оценил?

Уилл с ворчанием воткнул наушники обратно в компьютер.

– Да что ты истеришь‐то?

Что‐то во мне надломилось – как прошлым вечером. Я схватила Уилла за ворот футболки и дернула на себя, едва не уронив с кресла.

– Я не истерю, – ответила я тихим глухим голосом. – Просто мне противно смотреть, как мой брат превращается в мудака.

Я втолкнула его обратно в кресло.

– Удали все оценки, которые проставил.

– А то что? – ощетинился он. – Пожалуешься маме?

– Нет. – Я перешагнула пару боксеров на полу и направилась в коридор. – По этому поводу мы будем говорить сразу с папой.

Когда я уже закрывала дверь в свою комнату, до меня донесся приглушенный стук – будто в стену запустили кроссовкой. Я взяла мобильный и нашла в адресатах Рэйчел.

Нужно было начать двигать ногами, пока я не пустила в ход кулаки.

Глава 25

КОГДА ЛИНДСИ ДОБРАЛАСЬ до футбольного поля, я была уже на середине первой пробежки. Рэйчел и Кристи делали разминку у ближайших ворот, за которыми начиналась школьная парковка. Я нажала две кнопки, чтобы сбросить и заново выставить секундомер на запястье, и обхватила руками голову, которая так и норовила взорваться.

Глубоко подышала. Походила кругами. Послушала нытье Кристи.

– Пробежки? В субботу? Как, черт возьми, она уговорила тебя на такое живодерство? – пилила она Рэйчел.

– В понедельник еще благодарить будешь. – Рэйчел попрыгала, взялась за лодыжку и оттянула ногу назад, разогревая квадрицепс.

– К тому же, если тебя вывернет с непривычки, пусть это лучше случится не на глазах у тренера, – ехидно добавила Линдси.

Кристи не удостоила ее ответом – лишь согнула ногу под прямым углом и глухо застонала, уткнувшись лбом в коленную чашечку.

– Сорок пять секунд, дамы, и начинаем. – Мое дыхание стало глубже, но сердце все еще колотилось как бешеное. Из головы не шел Уилл со своими хештегами.

На разминочных пробежках мы пересекаем поле из одного конца в другой, постепенно увеличивая дистанцию: от линии ворот до штрафной площадки и обратно, затем до середины поля и обратно, и так далее. При этом каждой линии нужно коснуться рукой. Впервые дотронувшись до линии ворот в дальнем конце поля, Кристи повалилась на колени и разразилась жалобами на жестокое мироздание. Мы с Рэйчел и Линдси в ту же секунду стукнули ладонями по земле, и Рэйчел закричала: «Нет-нет-нет!» Если тренер Льюис замечает, что кто‐то остановился, то назначает ему лишнюю пробежку.

У меня уже не было сил после двух полных циклов, но я все же развернулась и последовала за Рэйчел и Линдси туда, где Кристи стояла на коленях, дыша как паровоз. Мы с Линдси подхватили ее под локти, вздернули на ноги и почти на буксире поволокли к линии ворот. Рэйчел уже стояла там, подгоняя нас уморительными угрозами и похвалами:

– Цель уже близка! Я вижу землю!

– Если не подберешь сопли к понедельнику, тренер заставит пробегать все это снова!

– Оле-оле, Кристи – чемпион!

Кристи повалилась на спину, и я обнулила показания секундомера.

– Еще четыре раза. Пока сорок пять секунд.

– Я… не могу… – простонала Кристи.

– Можешь, – ответила я, протягивая ей руку. – Давай, поднимайся. Походи. Подыши. Ты лучший вратарь в нашей ассоциации, когда разгонишься.

Она с неохотой уцепилась за мою ладонь и встала.

– Мы пробегали и за двадцать.

– Ненавижу тебя, – выдавила Кристи.

– В понедельник спасибо скажешь, – мрачно ответила Рэйчел. – Мы все скажем.

Я досчитала до десяти, и мы пошли на очередной заход. Мы каким‐то чудом сделали еще четыре пробежки, так и не увидев, что Кристи ела на завтрак, – после чего дружно рухнули на землю у ворот, пытаясь восстановить дыхание. Кристи набрала пригоршню травы и бросила мне ее в волосы.

– Чего ты вообще сегодня подорвалась, Уэстон? Я сделала глубокий вдох, надула щеки и медленно выдохнула в небо у нас над головами.

– Да брат довел до белого каления.

Рэйчел рассмеялась.

– Пусть переезжает к нам. Они с моими сестрами быстро споются, а я с радостью займу его комнату.

– Заметано. Господи, он иногда такой придурок.

– Тогда он точно впишется в нашу семейку.

– Что он натворил на этот раз? – В Линдси проснулось обычное любопытство. – Я думала, вы ладите.

Над полем гулял зябкий ветер, но то, как он обдувал пот со лба, было даже приятно. Я чувствовала запах грязи в тех местах, где не успела вырасти трава. Впрочем, мы все равно начнем вытаптывать ее с понедельника – и никакие удобрения тут не помогут.

Я перекатилась на бок, облокотилась о холодную землю и пропустила через пальцы несколько стебельков.

– Постил всякое дерьмо в фейсбуке.

– Например? – спросила Линдси.

– Вместе с приятелем из юниорской команды проставлял оценки под фотками одноклассниц.

Кристи быстро выпрямилась – вылитая ищейка, учуявшая новую сплетню.

– И кто получил высший балл?

– Точно не та девочка, которой он присваивал семерку, когда я его застукала.

Кристи рассмеялась, и я метнула в нее взгляд.

– Что? – спросила она. – Парни – это парни.

– Чушь собачья.

Мы трое дружно обернулись к Линдси.

– Эй, полегче, – нахмурилась Кристи.

Но Линдси не собиралась успокаиваться.

– Ну конечно, «парни – это парни». Люди всегда так говорят, когда эти парни делают какое‐нибудь дерьмо.

– Да что ты взъелась? – спросила Кристи. – Они же не тебя оценивали.

Линдси встала на колени и посмотрела на Кристи в упор.

– Хочешь сказать, тебе было бы приятно, если бы кто‐то начал выставлять оценки под твоими фотками?

Кристи отвела взгляд и сорвала пучок травы.

– Зависит от оценки.

– Пусть ставит, – сказала Рэйчел. – Я получу десятку.

Она эффектно взмахнула своим «конским хвостом», пытаясь обратить все в шутку, но рассмеялась только Кристи.

– Да ладно. Вы разве не помните, как Дуни делал то же самое? Они с Диконом заявились на обед с блокнотом и оценивали каждую девчонку, которая вставала за подносом.

В голове забрезжило смутное воспоминание. Первая учебная неделя. В то время все мои мысли были заняты Беном, а потому я не придала особого значения цифрам, которые Дуни с Диконом крупно писали в блокноте на спирали и поднимали в воздух. Я даже не поняла, что они оценивают девушек. Какую оценку поставили мне? Неудивительно, что мисс Спек подлетела к ним на своих высоченных каблуках и велела немедленно это прекратить. Господи, я совершенно все забыла.

– Все парни так делают, – уверенно сказала Кристи.

– Все? – тихо спросила Рэйчел. – Или эти конкретные?

– Да уж, – кивнула Линдси. – Не представляю, чтобы мой папа занимался чем‐то подобным со своими приятелями.

– Бен тоже не стал бы. – Однако стоило мне произнести эти слова, как неудобный голосок в голове прибавил еще на пару децибел.

Кристи застонала:

– Да-да, твой рыцарь в сияющих доспехах идеален во всех отношениях. – Она снова улеглась на спину, обхватила руками правую икру и начала подтягивать ее к груди. – К тому же мы говорим не про наших пап, а про компанию придурков из старшей школы.

– Дуни и его банда не придурки, – сказала Линдси. – А отморозки.

Я нахмурилась:

– Бен не отморозок.

Прозвучало как‐то оправдательно.

– Прости, – искренне ответила Линдси. – Постарайся донести до брата мысль, что ему стоит быть осторожнее. Он явно считает Бена и Дуни первыми шишками на елке.

Кристи и Рэйчел дружно захохотали, и я тоже не удержалась от улыбки.

– Кем-кем? Шишками на елке?..

– Боже мой, – выдавила Кристи, хихикая. – Иногда ты напоминаешь мне моего дедушку.

Рэйчел поднялась на ноги.

– Спасибо за воспоминания, дамы, но мне пора. Увидимся в понедельник.

Ей нужно было подбросить Кристи домой, прежде чем забрать сестер с чьего‐то дня рождения. Мы с Линдси смотрели, как они пересекают парковку и выруливают на улицу мимо неизменных журналистских фургонов.

– Когда я не дала Уиллу оценить ту девчонку, он взбесился, будто я ему испортила праздник, – наконец сказала я. – Будто я распоследняя…

Я замялась, подыскивая верное слово.

– Сука? – подсказала Линдси.

Это слово ужалило меня даже из ее уст.

– Да, – ответила я. – А я просто не хочу, чтобы он превращался в морального урода, понимаешь?

Линдси кивнула, но промолчала. Наверное, в этом и заключается дружба – интуитивно чувствовать, когда лучше придержать рот на замке. Здесь Линдси не было равных. Она улеглась на спину и принялась растягивать сухожилия, ожидая продолжения.

– Самое поганое, что Уилл искренне не понимает, в чем проблема. Не понимает, почему нельзя выставлять людям оценки на основании их внешности. Будто кто‐то наделил его законным правом указывать другим, как им выглядеть. С какой стати? Лишь потому, что он парень?

– Дело не только в твоем брате. – Линдси поднялась и вытянула руки над головой. – Ты вообще смотришь рекламу? Весь мир оценивает людей по внешности.

Мы направились к машинам. Когда я прощалась с Линдси, она внезапно меня обняла. Я знала, что она не большая любительница телячьих нежностей, поэтому улыбнулась.

– А это за что?

– За то, что тебе не наплевать, – ответила она. – В отличие от многих здесь.

Затем она помахала мне рукой, забралась в свой темно-синий хетчбэк и уехала. Сейчас на стоянке было только два фургона, и я невольно задумалась, где остальные. Отправились за кофе? Ждут у здания суда, когда дела Грега и Рэнди определят в какую‐нибудь инстанцию? Опять дежурят в трейлерном парке? Уже заведя мотор, я на пару секунд замерла, а потом развернула автомобиль. Я даже не осознавала, куда еду, пока впереди не показался поворот на Корал-Крик.

Глава 26

Я НЕ СОБИРАЛАСЬ ВЛАМЫВАТЬСЯ. Честное слово. Просто, уже потянувшись к звонку, заметила, что входная дверь не прикрыта до конца. Машины Лиэнн на дорожке не было – видимо, уехала на работу.

Без инопланетного ночного сияния мобильная деревня Корал-Крик казалась куда потрепаннее. В резком свете субботнего полдня дом Стейси по‐прежнему оставался самым опрятным на улице, но теперь он тоже выглядел поношенным – словно прилагал невероятные усилия просто для того, чтобы удерживаться в вертикальном положении; словно хватило бы малейшего дуновения ветерка, чтобы превратить всю конструкцию в кучу фанерных щепок и пыли.

На этот раз мне удалось увидеть обитателя соседнего двора. В зеленом пластиковом кресле, рядом с грудой покрышек, сидел пожилой афроамериканец. Он читал книгу, а знакомый доберман посапывал у него в ногах. Когда я подошла к маленькой белой калитке, старик улыбнулся и помахал мне в знак приветствия. Пес остался лежать неподвижно, но распахнул глаза и принялся следить за каждым моим движением – словно заколдованный портрет в замке с привидениями. Я улыбнулась мужчине, быстро откинула засов, нырнула во двор и тщательно прикрыла за собой калитку – как будто эти хлипкие досочки смогли бы защитить меня от добермана, вздумай он попробовать мое филе.

Поднимаясь по ступеням крыльца, я услышала шум бегущей воды. Что бы ни побудило меня сюда вернуться, я по той же причине обязана была держать себя в руках. Когда я увидела незапертую дверь, то толкнула ее без малейших колебаний и задних мыслей. После чего зашла внутрь, словно к себе домой, и придержала внешнюю дверцу-сетку, которая норовила стукнуть меня по спине.

Я стояла на островке линолеума, покрывавшего порог. За ним начинался мохнатый жесткий ковер цвета маминого чили. Не знаю, как я представляла себе обстановку трейлера, но внутри домик Стейси оказался таким же ухоженным, как и снаружи. Никаких тебе грязных контейнеров или завесы сигаретного дыма. Никто не варил амфетамин на скромной кухоньке, располагавшейся по правую руку от входа.

Из дальнего конца коридора – сквозь журчание воды – доносилась музыка. Видимо, Стейси принимала душ. Решение было очевидно. Я ее дождусь. Я сумею убедить ее, что не одна из этих. Я просто хочу узнать правду. Для этого нам не нужно быть лучшими подругами. Не нужно даже, чтобы она мне верила. Я пришла за правдой, вот и все.

Воодушевленная своим планом, я поддалась странному порыву: обошла гостиную, словно детектив в поисках улик. Выдвинула ящик дубового стола, который притулился рядом с диваном, укрытым лоскутным пледом, и тщательно проинспектировала содержимое. Пульт от телевизора. Россыпь мелочи. Мятная жвачка. Я задвинула ящик обратно. При этом он надрывно заскрипел, и я примерзла к месту с бешено стучащимся сердцем. Я оглянулась на дверь ванной, но все было тихо. По-прежнему журчала вода. По-прежнему играла музыка.

Я глубоко вздохнула, а затем медленно, бесшумно выдохнула. Что ты делаешь, Кейт? Что я вообще надеюсь здесь найти? Сейф с папками, набитыми секретными документами? Рукописную хронику произошедшего, озаглавленную «Вечеринка у Дуни: Часть первая»? Я красочно вообразила, как Стейси в полотенце и с мокрыми волосами выходит из душа и натыкается на незваного гостя. Она взвизгивает от неожиданности; разумеется, добрый сосед с доберманом бросаются ей на помощь. Следующая картина – как я лежу на больничной каталке и пытаюсь объяснить полиции, Бену и родителям, почему лишилась пары конечностей в трейлере у Стейси Сталлард. Слоан Китинг склоняется сверху с гаденькой ухмылочкой, а над плечом у нее маячит камера оператора, который фиксирует каждое мгновение этой бесславной истории. Бред да и только.

Я повернулась, чтобы уйти. И замерла, увидев в дальнем углу гостиной дверь в спальню – Стейси, судя по всему. В глаза бросилось пурпурное стеганое одеяло с вышитыми на нем облаками и звездами. Наверное, Стейси укутывалась им, еще когда была маленькой девочкой. Но мое внимание привлекла не кровать, а стены. Полуденное солнце струилось сквозь белые занавески, наполняя всю комнату мягким золотистым сиянием. Я открыла дверь до конца и шагнула внутрь.

Все вертикальные поверхности были покрыты птицами. Множеством листов с аккуратными, детализированными набросками по центру. Ни одна из карандашных пичуг не сидела спокойно: клювы сжимают веточки, крылья ловят воздушные потоки, хвостовые перья трепещут на ветру. Казалось, стены идут рябью от тысяч крохотных сердцебиений. В окружении их легко было поверить, что вся стая вот-вот снимется с места и поднимется в небеса, увлекая за собой спальню – этот потрясающий заповедник искусства – и случайно оказавшуюся в ней меня.

Я медленно повернулась по кругу, с открытым ртом разглядывая сов и соек, воробьев и малиновок, скворцов и жаворонков. Сотни замысловатых, тщательно прорисованных перьев, пестрых крыльев и блестящих глаз будто сияли изнутри собственным светом. Наконец мой взгляд остановился на картине над кроватью. Именно этот набросок я заметила из гостиной. По размеру он был больше прочих, и я немедленно поняла, кто для него позировал. На меня смотрел ястреб со школьной парковки. Выписанный так точно, что рисунок казался черно-белой фотографией птицы, которую я видела из окна класса геологии. Я почти ощущала ветер в его перьях.

Портрет удался Стейси безупречно. В нем чувствовались не только любовь и усердие. Простой карандаш каким‐то чудом ухватил грубую мощь крыльев. Было в нем и кое‐что еще: тоска, которую я услышала в голосе Стейси много лет назад, когда спросила, почему она так любит птиц. Потому что они могут летать, глупышка.

– Какого черта ты тут делаешь?!

Стейси застукала меня на месте преступления – именно так, как я и боялась. Обернувшись, я увидела ее в дверях – замотанную в голубое полотенце, с распущенными мокрыми волосами. В маленькой Стейси, которая смотрела на птиц из моего окна, было что‐то мечтательное; головой она витала в облаках. Эта Стейси обеими ногами прочно стояла на земле трейлерного парка. Никаких облаков. Сплошные колючки.

– Прости. Дверь… была открыта… И я… – Слова не шли на ум, объяснение не клеилось.

– Убирайся! – Стейси отступила на шаг, освобождая мне выход из спальни.

– Стейси, пожалуйста. Я просто хотела узнать насчет вечеринки.

С ее губ сорвался короткий, горький смешок.

– Узнать что, Кейт? Ты тоже там была.

– Но я не… я не была… там все время.

Глаза Стейси сверкнули.

– Да ну? – фыркнула она.

– Да. – Я с усилием сглотнула комок в горле. – Я… была слишком пьяна, чтобы оставаться.

– В отличие от Бена. – Стейси обожгла меня этими словами, будто кислотой. Каждый сантиметр кожи заныл от фантомной боли.

– Ты что‐то путаешь.

Сердце колотилось как безумное. Стейси слегка качнула головой и прислонилась к косяку. Скрещенные на груди руки-веточки поправили полотенце.

– Я тоже была слишком пьяна, чтобы оставаться, – усмехнулась она. – Когда очнулась, ничего не могла вспомнить. Увидела все уже онлайн. Думаю, кто‐нибудь из друзей с удовольствием покажет тебе эту запись.

У меня внутри все упало.

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что ты идиотка. – И Стейси снова указала на дверь. – Убирайся.

Глава 27

ИЗ ТРЕЙЛЕРНОГО ПАРКА я выезжала с мокрыми глазами, едва видя дорогу. На парковке я остановилась у кадки с голым деревцем, которое разделяло секции стоянки. Оно было привязано к кольям толще собственного ствола – рожденное в неволе, закатанное в асфальт, вынужденное бороться за каждый глоток воздуха в окружении сотен выхлопных труб.

Я дрожащими руками вытащила телефон. Конечно, твиты Бена появлялись у меня во френд-ленте, но вдруг я что‐то пропустила? Я открыла его твиттер-аккаунт и пролистала вниз. За последнюю неделю записей было немного, так что я добралась до прошлой субботы быстрее, чем ожидала.

Первым твитом было селфи. Он только что нарядился на вечеринку. Волосы безупречно уложены, одна рука сжимает телефон, другая направлена в зеркало. На лице застыла кокетливая усмешка, губы сжаты, в распахнутых глазах так и пляшут черти.

@BCody17: #флибы собираются в свет.

Немного позже:

@BCody17: Вечеринка #удунидума. #флибы

Дальше опять фотография – на этот раз с кухни Дуни. Самое начало вечера: вся выпивка выстроена в ряд, красные пластиковые стаканчики составлены аккуратной горкой, бутылка «Кабо Вабо» еще полна.

@BCody17: Пора тряхнуть стариной… #пейдодна #удунидома #флибы

От следующих двух твитов у меня в желудке что‐то перевернулось.

@BCody17: Ох, парни. Она пришла. #удунидома #легчеумереть

@BCody17: Она даже не знает, какая красивая. #удунидома

Он говорил… обо мне? Разве он не пригласил меня в последний момент? Неужели он все это время только разыгрывал хладнокровие? Я вспомнила признание Бена, что он хотел пригласить меня на бал еще у Дуни, но засомневался, кто даст ему ответ, я или текила.

За субботу был еще только один твит. В 23:17 и без хештегов.

@BCody17: Долгая прогулка с идеальной девушкой. Лучший финал вечера.

Следующий твит был датирован уже воскресной полночью – после того, как Бен уехал от нас. Он прокомментировал фантастическое шоу на канале HBO. Что‐то про мать драконов? Я еще раз пролистала ленту. Ни слова о Стейси и даже Дуни. Может, он удалил какие‐то твиты?

В субботу его страничка в фейсбуке не обновлялась, а в инстаграме было лишь знакомое селфи и фотография с выпивкой. Впрочем, в фейсбуке у него была в друзьях мама, поэтому логично, что там он не стал бы палиться. Я с внезапной тошнотой вспомнила вторник. Как Бен прислонялся к моему шкафчику, а Дуни с тревогой маячил у него над плечом. «Уверен, что все удалилось?» Что удалилось? Как я могла не спросить? Как я могла не заметить? Почему я не обратила внимания?

Я вернулась в твиттер Бена и пролистала его еще раз. Вдруг сверху выскочила новая запись:

@BCody17: Собираюсь удивить мою девочку.

Я внутренне возликовала – и тут же ощутила укол вины. Палец уже потянулся к кнопке лайка, но в ушах снова зазвучали презрительные слова Стейси. Я замерла, так и не коснувшись экрана.

Пока я сверлила взглядом телефон, пытаясь понять, что все‐таки Стейси имела в виду, он зазвонил. На экране вспыхнуло имя: БЕН КОДИ. Я глубоко вздохнула и нажала кнопку ответа.

– Алло?

– Вот и ты.

– Привет, – ответила я. Холодно. Отстраненно. Равнодушно. Ни капельки не заинтересованно.

Он заметил это.

– У тебя все хорошо?

– Только что увидела твой твит.

– Черт. Так и знал, что надо было сначала звонить.

Я услышала в его голосе ту самую Неотразимую Улыбку. Некоторые вещи не меняются.

– В зависимости…

– От чего?

Я больше не могла тянуть.

– От того, что ты удалил со своего телефона.

На том конце провода повисла тишина. Она длилась триста миллионов лет, не меньше. Начало ледникового периода?

– Э?

– По просьбе Дуни, – объяснила я. – Во вторник перед обедом, когда я застала вас у своего шкафчика, он заглядывал тебе в телефон. И спрашивал, точно ли все удалилось.

Эти несколько предложений выдавили у меня из легких весь воздух. Я будто только что пробежала марафон. Однако через силу сделала вдох и заставила себя продолжить:

– И ты ответил, что да.

Снова тишина. Ну что мне мешало приехать к нему домой и спросить лично? Мне нужно было видеть его лицо. Это каменное молчание? Ледяное? Неужели вот так и закончится наша эра?..

Дай время, и все изменится.

– А-а. Да. – Осознание. Припоминание. – Я удалил с фейсбука фото с выпивкой. У отца Дуни пунктик насчет употребления спиртного несовершеннолетними. Он как‐то раз уже орал, что его лишат адвокатской лицензии. И всякое такое.

Я обдумала его слова.

– Эта фотка все еще висит у тебя в твиттере и инстаграме.

– Черт. Спасибо. Надо оттуда тоже удалить. Дуни больше всего трясется из‐за фейсбука, потому что они там в друзьях с отцом. Но лучше перестраховаться. Хорошо, что ты сказала.

Обычный дружелюбный тон Бена. Никаких попыток оправдаться или защититься. Я уже почувствовала, как в легкие возвращается воздух – когда он тихо окликнул меня по имени.

– Кейт?

– Да?

– Ты волновалась, что я постил ту фотку Стейси или еще какое‐то дерьмо?

Я закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Он был со мной честен. Моя очередь. Я собиралась объясниться. Рассказать про Стейси. И про ее слова о Бене – все подчистую. В прошлый раз, когда я ее упомянула, Бен здорово расстроился. Он не хотел влипать в эту историю – как и велел ему тренер. В голове снова раздался папин голос: «Сиди тихо».

Мне вспомнилось лицо Бена, когда он выпалил: «Потому что я тебя люблю». Как он удивился тогда собственным словам, как смутился и огорчился. Он всю неделю был со мной подчеркнуто терпелив. Бережен и предупредителен. Стейси так напилась, что наутро ничего не могла вспомнить. Она сама только что мне в этом призналась.

– Может быть… немного, – выдавила я.

– Я так и подумал.

Меня затопил темный, удушливый стыд.

– Да?

– Ага, – сказал Бен. – Ты умная. И не захотела бы встречаться с подонком.

Из глаз снова брызнули слезы. Но на этот раз это были слезы облегчения, чистые и прохладные. Каждый раз, когда я сомневалась в Бене, он оказывался еще лучше, чем я ожидала. Чем ближе подходишь, тем больше видишь.

– Прости, что я так… психую. Просто не получается выкинуть все это из головы.

– Я только что взял билет. – В голос Бена снова вернулась ухмылка. – Ну, вообще‐то, два билета.

– Что? – У меня по лицу тоже расплылась улыбка, словно беспроводная связь научилась передавать и эмоции.

– На «Бриолин»! Сегодня премьера. Только ты, я и «Ти-Бердс». И может быть, потом еще пицца.

– Идеально.

Ты идеален.

– Тебе нужно спросить разрешения у мамы?

– Да, но она согласится.

– Отлично, – сказал Бен. – Заеду за тобой в полседьмого.

Пока мы прощались, солнце переместилось и вызолотило ручей, бегущий вдоль стены трейлерного парка. Он извивался под гладкими, песочного цвета кирпичами, будто сияющая водяная змея, стремительный ужик, сотканный из чистого света. Добравшись до дальнего конца грузового помоста, ручей нырял в трубу – разинутый стальной рот, вмонтированный в цемент. Он заглатывал воду и перенаправлял ее куда‐то еще. Конец, уготованный человеком для бесконечного потока. Способ сделать его предсказуемым и безвредным, заставить обслуживать Рай Ежедневных Скидок.

Внезапно меня охватило желание выкопать это деревце, замурованное в асфальт стоянки, и пересадить его на берег ручья. Я живо вообразила грязь под ногтями и странные взгляды, которыми меня будет провожать половина города.

Это девочка Уэстонов?

Какого черта она творит?

– Прости, маленькое деревце, – прошептала я поникшим голым ветвям. Затем завела мотор и поехала домой.

Глава 28

АРЕСТОВАННЫЕ ПОДРОСТКИ

ОТВЕРГАЮТ ВСЕ ОБВИНЕНИЯ; ХАКЕРЫ ГОТОВЫ ДЕЙСТВОВАТЬ, ПОКА РАССЛЕДОВАНИЕ

НЕ ЗАШЛО В ТУПИК

Репортаж Слоан Китинг от 21 марта

Рэмзи Свейн, адвокат Джона Дуна, предположительно изнасиловавшего одноклассницу на вечеринке в прошлую субботу, дал сегодня пресс-конференцию, в ходе которой заявил о невиновности своего клиента. Мистер Свейн указал на отсутствие свидетелей, которые могли бы предоставить полиции доказательства, что Дун, его товарищ, совершеннолетний Дикон Миллс, а также двое несовершеннолетних, чьи имена по‐прежнему не разглашаются, на самом деле нарушили закон.

Как заявил мистер Свейн репортерам со ступеней здания суда: «Можно ли сказать, что эти ребята устроили безумную вечеринку? Определенно. Можно ли сказать, что юная особа решила немного поразвлечься со знакомыми юношами? Определенно. Было ли это насилием? Определенно нет».

Помощник окружного шерифа Барри Дженнингс и детектив Флора Хьюз сообщили о затруднениях с поиском учеников, которые помогли бы им установить, что в действительности произошло на вечеринке.

Обвинитель Барбара Рихтер, которая также дала сегодня пресс-конференцию, планирует продолжать дело на основании фотографий, изъятых из соцсетей и мобильных телефонов некоторых обвиняемых. На вопрос о видеозаписи, которая предположительно была сделана на месте преступления, мисс Рихтер ответила, что пока не может подтвердить ее существование. «Видео было снято и получило распространение, – сказала она. – Но к нынешнему моменту нам не удалось его обнаружить».

Незадолго до выхода этого материала репортерам стало известно, что тренер Раймонд Сандерс прилагал все усилия к удалению вышеупомянутого видео, угрожая членам своей команды, которые теоретически могут владеть записью, отстранением от знаменитой атлетической программы «Флибустьеры». На прошлой неделе тренер Сандерс уже привлек к себе нежелательное внимание национальных СМИ, когда начал публично угрожать автору этого материала во время собрания болельщиков в Корал-Сэндзе. В настоящий момент он недоступен для комментариев.

Тем временем организация «УльтраФЕМ» (как указано на их сайте, это «анонимная протестная группа хакеров, стремящаяся к разоблачению преступлений против женщин») заявила, что владеет искомой видеозаписью, и потребовала от вовлеченных в дело молодых людей полного признания своей вины. В противном случае организация обязуется обнародовать запись не позднее чем через неделю, начиная с понедельника. Их требования также касаются всех, кто поддерживает «культуру изнасилования среди «баскетбольных флибустьеров» Корал-Сэндза», и особенно свидетелей преступления, предположительно совершенного в субботу 14 марта.

Глава 29

КОГДА ПАПА С СИЛЬНЫМ ОПОЗДАНИЕМ вернулся с субботней смены, Слоан Китинг вела прямой репортаж со ступеней здания суда. Мы все сидели, прилипнув носами к экрану. Папа вошел в дом, с ног до головы покрытый потом и опилками, и первым делом открыл банку пива. Когда Слоан завершила специальный выпуск, он громко поинтересовался, что это еще за чертовщина такая – «протестная группа хакеров».

Уилл бросился его просвещать. Я макала мини-морковь в плошку с хумусом, не забывая поглядывать на часы. Нужно было еще почистить зубы перед приездом Бена.

– То есть они взломали чей‐то компьютер и вытащили оттуда запись? – спросил папа, качая головой. – Тянет на отдельное преступление.

– Кто бы стал снимать такое видео? – нахмурилась мама.

– Брат Тайлера говорит, что они блефуют, – ответил Уилл. – Эта кучка феминисток просто пытается сунуть нос туда, куда их не звали, и рассуждает о том, о чем понятия не имеет.

– Будем надеяться, что никакого видео нет, – вздохнула мама, по‐видимому не вполне убежденная его аргументами. – И что там вообще нечего было снимать.

Я закрыла банку с хумусом и убрала морковь в холодильник. Папа проводил меня взглядом и вскинул бровь.

– Интересный наряд для стрижки газона.

– Боже, Карл, – ответила мама, улыбаясь. – Она идет на свидание.

– К тому же, – добавила я, – за стрижку газона у нас отвечает Уилл.

– И это нечестно, – буркнул брат. – Может, я тоже хочу на свидание?

– Для этого нужно сначала, чтобы кто‐то захотел на свидание с тобой.

Родители рассмеялись. Уилл запустил в меня подушкой, но я уже скрылась на лестнице, ведущей в спальню.

Уайетт Дженнингс блистал. К концу «Летних ночей» они с Шоной Уэринг добились того, что мы все вскочили на ноги и принялись орать, как какие‐нибудь шестиклассники на концерте бой-бенда. Даже Бен улюлюкал. Улюлюкал. Кричал, свистел и вскидывал кулаки. В жизни Уайетт был тощим долговязым подростком. Довольно симпатичным, если не считать крупноватого лба и лошадиной челюсти. Во вторник он чуть не отдал богу душу, когда Лерон и Кайл пришпилили его к шкафчику, а потом не мог поднять на Бена глаза. Но на сцене? Он блистал.

Волосы Уайетта были зачесаны наверх, как у Элвиса Пресли. Черная кожаная куртка льнула к плечам, будто он в ней родился. Когда он пел, то вышагивал по сцене с таким видом, словно она ему принадлежит – как принадлежала Дуни баскетбольная площадка. Но, в отличие от Дуни, Уайетт просил зрителей присоединиться к нему, а не преклоняться перед ним. Он приглашал к себе, а не удерживал за пределами освещенного круга. Покачивая бедрами и беря самые высокие ноты, Уайетт не пытался продемонстрировать публике, что он лучше ее. Он делал это для нее. Он оставлял на сцене невидимое место для каждого – когда его потрясающий фальцет взмывал над голосом Сэнди, вызывая у зрителей улыбки и овации прямо посреди песни. Я мимоходом подумала, что еще месяц не смогу выкинуть эти мелодии из головы.

И вот в чем проблема «Бриолина»! Музыка такая прилипчивая. Когда огни погасли, я поразилась тому, сколько песен помню наизусть. А ведь я не пересматривала «Бриолин» много лет. Во времена моего детства его часто крутили по ТВ, и однажды мама специально задержалась вечером в гостиной, чтобы посмотреть фильм вместе со мной и Уиллом. Я его просто обожала, когда была в вашем возрасте. И я немедленно поняла почему. Я чувствовала себя польщенной, что могу разделить с мамой что‐то настолько сокровенное. До этого я никогда не видела музыкальных фильмов, в которых пели бы живые люди, а не анимированные персонажи. После этого мы с Уиллом еще пару лет, стоило нам попасть на «Бриолин», принимались пританцовывать вокруг телевизора, распевая «Я хочу только тебя» и «Мы всегда будем вместе».

Сценическая версия немного отличалась от киношной. Во-первых, Сэнди была не из Австралии, и она не пела «Безнадежно влюблена в тебя». Во-вторых, для школьной постановки из сценария убрали все курение и нецензурную лексику – но прочее осталось неизменным, и особенно то, как меня до сих пор захватывала музыка. Я с трудом удерживалась, чтобы не вскочить и не начать приплясывать, размахивая в воздухе руками.

И вот в чем, как я уже сказала, проблема «Бриолина». Музыка так хороша, что ты забываешь сюжет. Ты забываешь, что в «Летних ночах» рассказывается, как близки были Сэнди и Дэнни до начала учебы. Забываешь, что, когда Сэнди стала угрожать его имиджу крутого парня, Дэнни фактически послал ее к черту. Забываешь, что позже он склонял ее к сексу в машине, хотя она не хотела. Забываешь, что в конце истории Сэнди сдается и уступает.

Конечно, Дэнни пытается записаться в легкоатлетическую команду, но мы‐то понимаем, что он это не всерьез. Никто в Райделл-Хай на самом деле не думает, что он изменится. И зрительный зал – тоже. Это комедийный элемент, над которым мы все дружно смеемся. Вот умора! Парни не меняются ради девчонок. Мы все ждем, что это Сэнди изменится ради него.

Сэнди сбегает из кинотеатра под открытым небом, когда Дэнни принуждает ее сделать то, чего она не хочет. А через какие‐то двадцать минут появляется на сцене в обтягивающих брюках и блузе с низким декольте: волосы взбиты, как требует мода, на лице тонна косметики. Она стала точно такой, как хотелось Дэнни. Уподобилась одной из тех девушек, которых он находит привлекательными. Сэнди не спрашивает, кто наделил его правом решать, как ей выглядеть. И не говорит прямым текстом: «Окей, теперь я согласна с тобой переспать». Потому что это понятно и без слов.

В детстве я тысячу раз слышала эти песни. И сейчас, как бы меня ни раздражал их смысл, музыка по‐прежнему била прямо в голову. Помните тот масштабный жизнеутверждающий номер в конце? Теперь, когда Сэнди полностью преобразилась, Дэнни поет ей: «Я хочу только тебя». После чего на сцену поднимается остальной каст и хором исполняет «Мы всегда будем вместе».

К концу песни мы все вскочили и принялись хлопать, притопывать и подпевать этой разнузданной, привязчивой, торжествующей музыке. Такой яркой и счастливой, такой идеальной в тот момент, когда Уайетт отвешивает публике финальный поклон… Что ты закрываешь глаза на ложь. К финалу музыка заставляет тебя совершенно забыть о том, что главный посыл сюжета – и истории в целом – заключается в простой истине: желания Дэнни важнее желаний Сэнди.

Даже заполненные прилипчивыми мотивчиками, мои мысли упорно возвращались к Стейси и Дуни. В последнюю неделю я столько размышляла о значении слова «нет», что совершенно забыла о возможности ответить «да». Что, если я хочу ответить «да»? Я думала об этом весь спектакль, украдкой косясь на Бена. Его широко распахнутые глаза сияли, идеально вылепленные губы дрожали от смеха. На первых звуках «Милой прогульщицы» он нашел мою руку и слегка сжал ее, не отрывая взгляда от сцены. Просто переплел свои пальцы с моими, как будто это был самый нормальный, естественный жест на свете.

В ту секунду я впервые подумала: «Да». Я размышляла об этом всю дорогу до дома, пока Бен вел машину, а я возмущалась ложным посылом «Бриолина» и тем, как родители позволяют смотреть его своим маленьким дочерям, не утруждая себя никакими комментариями. Бен рассмеялся – но не надо мной, а своим обычным непринужденным смехом, показывающим, как ему со мной хорошо. Затем он принялся задавать вопросы, и мы проговорили об этом всю обратную дорогу, причем Бен кивал, будто я своей трактовкой открыла ему Америку.

– Наверное, это как порно, – заметил он наконец.

Пожалуй, я воскликнула «Что?!» несколько громче, чем следовало. По правде говоря, я вообще чуть не вылетела головой в окно машины.

– В каком смысле «Бриолин» – «как порно»? И откуда тебе знать, как выглядит порно?!

Бен усмехнулся:

– Я просто хочу сказать, что ты все время помнишь: это не по‐настоящему. То, что происходит на экране, мало похоже на реальный секс. Можно еще сравнить с автомобильными трюками в кино. Ты же не будешь пытаться повторить их по дороге в школу?

Меня снова посетило это странное, но восхитительное ощущение: парень, который сидит рядом, обладает собственными суждениями. Причем умными. Мне повезло знать его с самого детства – и все же нам до сих пор было комфортно беседовать друг с другом. В этих разговорах было столько искренности, честности и легкости… Что мне снова захотелось ответить «да».

Я размышляла об этом, когда Бен заказывал пиццу и объяснял, что Адель до понедельника уехала в Чикаго на соревнования по зумбе; когда спрашивал, хочу ли я рома с колой. Я сказала «да». Я поела пиццы, но не слишком много. Я выпила «Баккарди», но не слишком много. Я целовала Бена на диване в гостиной – но не слишком долго, прежде чем он притянул меня к себе, переплел свои ноги с моими и пристроил голову у меня на груди.

Он объяснил, что когда выпалил накануне «Я тебя люблю», то имел в виду именно это. И что любил меня с того самого дня, когда я стукнула его по голове. Я запустила пальцы ему в волосы и слегка взъерошила. Он закрыл глаза, расслабляясь в моих объятиях. Я сказала, что тоже не вижу для себя будущего в этом городке. Что хочу уехать туда, где меня никто не будет «знать» – но где я буду знать его.

– Как думаешь, мы сможем поступить в один университет? – спросил он.

Не знаю, ром был в этом виноват или Бен, прижимающийся ко мне всем телом, но я слышала, как шумит в ушах кровь. Я приподняла его лицо за подбородок и произнесла всего одно слово, прежде чем наши губы сомкнулись:

– Да.

Но что значит «да»? Согласие на поцелуй? Объятие? Или нечто большее? Когда мы наконец отправились в спальню, Бен взял меня за руку, и я точно знала, куда мы идем. Я следовала за ним, потому что сама этого хотела. Я не сказала вслух «Да, я хочу заняться с тобой любовью», но выразила эту мысль таким множеством других способов, что все было в порядке.

Мы забрались на кровать, и я стянула с Бена рубашку. Я чувствовала силу, заключенную в его руках и плечах, мощь, скрытую под кожей, – но мне было не страшно. Он прислушивался к каждому моему непроизнесенному слову. Наша беседа не прекращалась ни на секунду, просто теперь голоса в ней не участвовали.

Бен был выше меня на добрую голову – и все же, сплетенные на простынях, наши тела составили идеальную гармонию. Рубашки вперемешку с носками улетели на ковер, и когда между нами не осталось никаких преград, он снова спросил:

– Кейт, все в порядке?

И я еще раз ответила:

– Да.

Если бы мы были в кино, слова нам больше не понадобились бы. Экран бы стыдливо потемнел, превращая в легенду наш синхронный первый раз – и мы уж точно не обсуждали бы, что Бен однажды делал это с кем‐то еще. Или что он боится причинить мне боль. Или что я тоже немного этого опасаюсь. Он бы не копался десять минут в маминых комодах (да, обоих) в поисках презервативов – и после Великой Охоты На Кондом мне не приспичило бы в туалет пописать. Но мы были не в кино. А в реальной жизни. Поэтому обсуждали каждый шаг. Делали все чудовищно медленно. Были осторожны и бережны, связанные взаимным доверием.

Сперва мы хихикали. Потом пыхтели. Но наконец… Сплошной океан «да».

Глава 30

– КАК ДУМАЕШЬ, слухи про видео – правда?

Рэйчел едва ли проронила пару слов за день. Мы обе валялись перед ноутбуками на ковре в моей комнате. После церкви Рэйчел заскочила ко мне, чтобы вместе подготовить доклады про английских поэтов – домашнее задание по литературе. Ей достался Роберт Браунинг, а мне – его жена, Элизабет Барретт Браунинг.

Я чуть было не сказала ей, что хочу сегодня позаниматься одна. Зачастую наши воскресные занятия становились скорее поводом ознакомиться с новинками «Нетфликса» или посплетничать о симпатичном парне, с которым Рейч флиртовала за трапезой после службы. Но сегодня меня распирали новости. Я в подробностях пересказала ей почти все события прошедшего вечера – остановившись незадолго до эпизода в спальне Бена. Пока что мне хотелось сохранить это в тайне. Я не была уверена, как Рэйчел отнесется к известию, что ее подруга переспала с парнем до свадьбы. Лично я относилась к нему с восторгом.

В груди с самого утра разрастался золотистый шар счастья. Мне казалось, что если я расскажу кому‐нибудь про секс с Беном, этот шар слегка сдуется – будто я собственными руками выпущу часть воздуха из прекрасных воспоминаний, которые сейчас принадлежали только мне. Наверное, я бы все равно рассказала Рэйчел – если бы не опасалась ее осуждения. Пока что я не была готова столкнуться с чужой оценкой произошедшего. Я еще не прожила эти чувства сполна, не насладилась ими как следует.

Стоило мне задуматься про вчерашнюю ночь, как по лицу расползалась глуповатая улыбка. В глубине души я была даже рада отвлекающим факторам в виде доклада и лучшей подруги. Если бы не они, я бы точно слала Бену эсэмэски каждые двенадцать секунд – а такое поведение никак не соответствовало моему намерению «держать себя в руках».

Мы где‐то час молча стучали по клавишам ноутбуков, поэтому вопрос Рэйчел застал меня врасплох. Когда я повернула голову, на лице подруги читалась тревога. Я не нашлась с ответом, и Рэйчел решила развить свою мысль:

– Я хочу сказать, если это видео правда существует, мы бы о нем уже знали, верно? Не может быть, чтобы кучка феминисток его нашла, а мы нет.

Она произнесла «феминистки», в точности как Уилл вчера вечером – с презрением и насмешкой, будто выплюнула.

– Почему все говорят о феминистках в таком тоне?

– В каком?

– Ну, примерно как Дуни говорил про герпес на биологии в прошлом году. Будто это что‐то грязное и стыдное.

Рэйчел равнодушно пожала плечами.

– Феминистки – женщины, которые свихнулись на эволюции и бесятся, когда кто‐то указывает им, как жить. Они выступают за убийство своих еще не рожденных детей.

Рэйчел заявила это так, будто озвучивала самоочевидные вещи – которые только я умудрилась каким‐то образом пропустить. Я нахмурилась, вбила в поисковик «феминизм» и, когда на экране выскочило определение, развернула его к Рэйчел.

– Движение, направленное на достижение равенства политических, экономических, личных и социальных прав для женщин, – зачитала я вслух.

Рэйчел вздохнула.

– Все, что я знаю, – нельзя быть феминисткой и жить по Библии.

– В Библии говорится о феминизме?

– Там говорится о семьях, – ответила Рэйчел. Она с каждым словом все больше и больше напоминала свою маму. – Бог создал женщин в помощь мужчинам. Для семей так лучше.

– Элизабет Барретт Браунинг с тобой не согласилась бы.

– Хм?

– Отец лишил ее наследства, когда она вышла замуж за любимого человека, которого он не одобрил. Ей пришлось порвать с семьей. В те времена отец мог выдать дочь замуж, не интересуясь ее мнением, а если она отказывалась – выставить на улицу без гроша в кармане.

Рэйчел покачала головой.

– Это было в позапрошлом веке. И больше нас не касается.

Еще как касается, чуть не ответила я. Причем всего. Даже нашей дружбы. Я хочу иметь возможность рассказать лучшей подруге, что впервые занималась сексом с парнем, которого люблю, – и не опасаться при этом, что она начнет нудеть, как ужасно потерять девственность до свадьбы. Как будто это преступление, которое непременно должен рассмотреть суд присяжных, состоящий из нее, ее мамы и их пастора. Мне вообще казалось не очень разумным брать за моральный ориентир книгу бронзового века, по которой женщины были созданы исключительно «в помощь» мужчинам. Но я промолчала.

Мы вернулись к своим докладам, однако я всей кожей ощущала повисшее между нами напряжение. Мы словно ускользали друг от друга, сидя при этом бок о бок. Где‐то через минуту я не выдержала, захлопнула ноутбук и заключила Рэйчел в крепкие объятия.

– Отпусти меня, – пропыхтела она.

Я только сжала ее сильнее. Она принялась вырываться. Я вцепилась в Рэйчел, как утопающий в спасательный круг, повалила на ковер и держала так до тех пор, пока она не устала отбиваться и не расхохоталась.

Еще с минуту мы лежали, просто глядя в потолок и пытаясь отдышаться.

– Что бы ты ни думала про «УльтраФЕМ», – сказала я наконец, – а у них все‐таки есть какое‐то видео.

– Я знаю, – ответила Рэйчел тихо, будто издалека. – Но лучше бы не знала.

Когда я проснулась на следующее утро, за окнами было еще темно. В голове у меня крутилась единственная мысль: что‐нибудь изменится, когда мы увидимся сегодня с Беном? Я никак не могла отделаться от этого вопроса. Заснуть тоже больше не получалось. Внизу послышался шум – это папа заваривал кофе, собираясь на работу. Я спустилась к нему и пристроила ноутбук на углу стола, чтобы распечатать доклад.

– Доброе утро, ранняя пташка. – Папа улыбнулся, разливая кофе в свою огромную автомобильную кружку и термос. – Если хочешь, можешь заморить червячка на клумбе, но у меня есть кое‐что получше.

– Давай. – Я улыбнулась в ответ, прикрывая ладонью зевок.

Принтер неторопливо выплевывал теплые страницы. Папа поставил передо мной кружку кофе, поперек которой шла надпись «ЛУЧШИЙ ПАПА В МИРЕ», и многозначительно указал на эти слова. Я рассмеялась, и он вернулся к намазыванию бутербродов с арахисовым маслом. Когда его завод смыло наводнением и мама снова вышла на работу, она поставила лишь одно условие: теперь ланч каждый себе собирает сам.

Пока принтер давился страницей номер пять, папа остановился у меня за спиной и легко чмокнул в макушку.

– Сегодня первая тренировка?

Я кивнула, приятно удивленная, что он до сих пор помнит такие мелочи.

– Захвати мне пиццы.

Это традиция, которая установилась у нас с девчонками еще в средних классах. После первой тренировки мы с Рэйчел, Кристи и Линдси отправляемся в пиццерию и празднуем открытие нового футбольного сезона. До прошлого года нас развозили по домам родители, но теперь все обзавелись своими машинами.

Я заверила папу, что без пиццы он не останется. Он упаковал термос в серую коробку для ланчей и направился к гаражу – но прежде положил на стол рядом со мной хрустящую двадцатидолларовую банкноту. Я обернулась, чтобы его поблагодарить – но он уже закрыл за собой дверь. Через минуту я услышала ворчание его «Додж Рама», купленного в прошлом году.

Я забрала ноутбук, распечатанный доклад, двадцатку и поднялась в свою комнату. Понедельник начинался неплохо.

* * *

Зря я боялась, что после субботы в наших отношениях с Беном что‐то изменится. Когда я припарковалась возле спортивного зала, он уже ждал меня, прислонившись к своему пикапу; рюкзак небрежно свисал с одного плеча.

Они с Уиллом стукнулись кулаками, и брат с видом Капитана Америки умчался на урок. Мы с Беном остались вдвоем.

– Вот и ты.

– Ждешь «Ти-Бердс»?

– Нет. Я хочу только тебя.

Я рассмеялась цитате. Бен поцеловал меня, мы взялись за руки и, обогнув новостные фургоны, направились к боковому входу.

Дуни, Дикон, Рэнди и Грег так и не вернулись в школу. Педсовет опасался новой шумихи в СМИ, а потому временно перевел парней на домашнее обучение. Стейси тоже отсутствовала, и я украдкой вздохнула с облегчением. Мне не хотелось, чтобы Бен вспомнил о моем странном поведении перед мюзиклом.

При этом Дуни был буквально повсюду. Его присутствие ощущалось в каждом уголке школы – хотя место на уроках пустовало. Парни из баскетбольной команды начали носить толстовки с его номером, 12, и вышитыми на рукавах каравеллами. Девочки из команды поддержки сделали значки – синие кругляши с желтой цифрой 12 – и раздавали всем желающим у входа в школу. Вскоре они поселились на каждом свитере, футболке и рюкзаке.

К тому времени, как мистер Джонстон отпустил нас с первого урока, коридоры облетела оглушительная новость: Фиби порвала с Дуни. Бен ничего от него не слышал, но Кристи клялась и божилась, что это правда. Когда мы с ней, Рэйчел и Линдси пробивались через толпу к кабинету истории, я вдруг заметила Фиби у шкафчиков. В руках у нее была стопка учебников. Я даже не заметила, откуда вынырнули две Трейси.

Первая Трейси с размаху – и явно нарочно – врезалась в Фиби. Книги полетели во все стороны. Вторая Трейси нахмурилась и закатила глаза, якобы собираясь переступить упавший тетрадный блок. При этом ее каблук смачно впечатался в спираль, та щелкнула, и листы веером рассыпались по линолеуму. Первой Трейси и в голову не пришло извиниться. Вторая лишь воскликнула «Упс!», они хором рассмеялись и пошли дальше. Фиби опустилась на четвереньки и принялась собирать учебники и бумаги. Никто не остановился, чтобы ей помочь. На самом деле никто вообще не остановился.

Я схватила Рэйчел за локоть.

– Что за чертовщина?!

Кристи пожала плечами.

– Бывает.

Я уже хотела спросить, что она имеет в виду, когда увидела Лерона. Он врезался в Фиби, которая все еще ползала на карачках, собирая вещи, – в точности как Трейси перед этим. Фиби завалилась на бок. В следующую секунду Кайл опустил на тетрадные листы свою кроссовку сорокового размера и возил им до тех пор, пока на полу не остались одни обрывки.

– Отстаньте от меня, кретины! – в бессильной ярости закричала Фиби.

Лерон обернулся к Кайлу.

– Ты что‐нибудь слышал?

– Не-а, чувак. Ничего.

Реджи склонил голову к плечу, будто прислушиваясь.

– Погодите‐ка… А, нет! Показалось.

Фиби стукнула Кайла по ноге, пытаясь вытащить тетрадь из‐под его кроссовки.

– Уроды!

– Это мы‐то уроды? – удивился Реджи. – Мы не бросали Дуни. В отличие от тебя.

– Чего еще ждать от такой сучки, – выплюнул Кайл и подпнул тетрадь, так что она отлетела к противоположной стене.

– Точно сказано, чувак. – Реджи положил руку Кайлу на плечо, и они с Лероном направились прочь.

С меня было довольно. Я сунула свои книги Рэйчел, она неуклюже их подхватила и что‐то прошипела мне вслед, пытаясь задержать, – но напрасно. Я уже бросилась по коридору.

– Оставьте ее в покое! – крикнула я Реджи, опускаясь рядом с Фиби и принимаясь собирать листы.

Кайл обернулся и смерил меня равнодушным взглядом.

– Ой, боюсь-боюсь. И что ты мне сделаешь?

– Она тебе не сделает ничего.

Я подняла голову на знакомый голос. Над нами возвышался Бен.

– А вот я, если ты скажешь еще хоть слово, подправлю тебе челюсть.

Кайл заметно струхнул.

– Бро… Я не…

– Не видел меня? Не думал, что я замечу? – услужливо предложил ему варианты Бен. – Ну, теперь увидел. И знаешь ли, я тоже не слепой.

Трое этих дуболомов тут же забормотали извинения и «все норм, все норм», после чего драпанули от яростного взгляда Бена с такой скоростью, будто им жгло пятки. Я вернула Фиби последний лист из выпотрошенного блока. Она прижала к груди неровную стопку книг и бумаг и побрела прочь, так и не подняв взгляда. Бен протянул мне руку, и я с благодарностью ее приняла.

– Откуда ты выскочил?

Он показал мне учебник по истории.

– Взял не ту книгу.

– Что это вообще было?

– Люди выбирают стороны, – ответил он, сверяясь с наручными часами.

Рэйчел подошла к нам и вернула мне учебники. Нужно было торопиться. Бен быстро поцеловал меня в губы и подмигнул.

– Постарайся не оказаться посередине.

Тренер Льюис – настоящий армейский сержант с секундомером и планшетом.

До финала Кристи доползла на последнем издыхании, но, стоит отдать ей должное, ни разу не остановилась. Когда она наконец шлепнула ладонью по линии ворот, тренер щелкнула секундомером и кивнула:

– Неплохо, Миллер.

Она протянула Кристи бутылку воды, и та, прежде чем сделать глоток, многозначительно отсалютовала ей в мою сторону.

– Можем сделать еще пару пробежек или устроить схватку.

Все тут же заорали «Схватку! Схватку!», и тренер отбросила планшет с записями на траву.

– Хорошо. Будете бороться за мяч, пока я не увижу, что кто‐то волынит. Кто станет топтаться на месте – побежит еще один круг.

Мы с Рэйчел вечно задаем друг другу жару. Она берет скоростью и бесстрашием, я – быстрыми ногами и инстинктами. Вместе нас не остановить. В схватках мы сходимся лоб в лоб и от души мутузим друг друга. Рэйчел даже на тренировках играет всерьез – за это я ее, в частности, и люблю.

Мы встали лицом к лицу в центре поля.

– Готовься молить о пощаде, Уэстон.

– Не зарывайся.

Рэйчел усмехнулась:

– Просто предупреждаю.

Стоило тренеру подкинуть мяч, как Рэйчел метнулась за ним в стремительном выпаде; однако я уже перехватила его и увела в сторону, чтобы сделать пас Рисби – десятикласснице с неправильным прикусом и ногами, по сравнению с которыми молот Тора показался бы пушинкой. Ей еще предстояло поработать над точностью и скоростью, но в потасовке она была наилучшим кандидатом, чтобы одним мощным пинком отправить мяч на другой конец поля.

Мы с Рэйчел плечо к плечу наблюдали, как мяч летит к штрафной площадке. Там на него с диким воплем набросилась Линдси и снова отправила в зону полузащиты. Было здорово вернуться на поле и почувствовать себя частью команды – пускай нам сейчас и приходилось тренироваться друг против друга. Я скучала по этому ощущению – когда мы с Кристи, Рэйчел и Линдси играли на одной стороне. В памяти опять всплыли слова Бена.

Люди выбирают стороны… Пока я пыталась увести мяч из центра поля, у меня в груди словно расслаблялся тугой узел. С самого дня арестов между мной и подругами повисло неуютное, непроговоренное напряжение. Нас будто притягивало к разным полюсам правды. Но в чем заключается правда? В обвинениях Стейси? С ней действительно сделали что‐то, на что она не давала согласия? Она сказала, что потом ничего не могла вспомнить. Значит ли это, что на том снимке в инстаграме она и вправду была без сознания?

Рисби попыталась сделать мне пас через поле. По эффекту он больше напоминал ракету, отклонившуюся от курса. Хьюстон, у нас проблемы с траекторией. Я бросилась за просвистевшим мимо мячом, пытаясь выкинуть из головы образ Стейси в голубом полотенце. У нее на руках или ногах были какие‐то отметины? Царапины? Синяки? Я ничего такого не заметила – но, может, их и не должно было быть?

Мяч подпрыгнул один последний раз, и я занесла ногу для паса. Тренер Льюис что‐то кричала мне через поле, но ее слова заглушал гул крови в ушах. В следующую секунду напротив меня материализовалась, выкинув ногу в ударе «ножницами», Рэйчел. Шипованная бутса взлетела в воздух, и на меня словно обрушилась кирпичная стена. Я сперва упала на спину в траву, а уже потом почувствовала боль. Над правым ухом ощутимо набухала шишка. Когда я поднесла к ней руку, пальцы уткнулись во что‐то горячее и мокрое. Отлично, еще и кровь.

Я не плакала. А вот Рэйчел – да. Порез оказался пустяковым – чтобы закрыть его, хватило одного пластыря. Боль почти сразу утихла. Пока тренер осматривала место удара, решая, не стоит ли отправить меня в медкабинет, Рэйчел извинялась как заведенная:

– Господи, Кейт, прости! Ты меня вообще не слышала? Я же кричала «Сверху»!

Это было стандартное предупреждение. Рэйчел все сделала правильно – просто голова у меня была занята чем угодно, только не игрой. Наконец тренер решила, что я обойдусь без врача, и сурово посоветовала «включаться в игру».

– За эту неделю на нас вылилось немало дерьма. Это не повод расслабляться, дамы. Следите за мячом.

Затем она указала на боковую линию и велела мне немного отдохнуть. Тренировка возобновилась. Пока я наблюдала за игрой, в груди у меня нарастала слепая ярость. Не на Рэйчел или тренера. Нет, я злилась на себя. Зачем задавать вопросы, на которые не хочешь знать ответа? Почему нельзя просто выбросить их из головы? Что бы ни случилось – или не случилось – со Стейси, меня там не было. И Бена не было. И моих подруг.

У меня наконец‐то появился парень, я с начала года впахивала как проклятая, мне светила национальная стипендия. Может быть, даже вузовский грант. Мои самые лучшие в мире друзья играли со мной за одну команду. Так почему я не могу быть просто на их стороне? Тренер Льюис права. Пора включаться в игру.

Глава 31

КОГДА МЫ С РЭЙЧЕЛ добрались до парковки, Бен как раз выходил из спортивного зала. Увидев, что я прижимаю к голове пузырь со льдом, он нахмурился и трусцой бросился мне навстречу. Мы объяснили, что произошло, и я показала ему шишку. Бен улыбнулся и постучал пальцем по шраму у себя над ухом.

– Теперь‐то ты знаешь, каково это.

– Это была случайность! – привычно возмутилась я.

Рэйчел рассмеялась. Бен забрал у меня мешок с футбольным снаряжением и присоединил к своей спортивной сумке и рюкзаку. Похоже, он даже не заметил лишнего веса. Затем он знакомым жестом приобнял меня за плечи и повел к машине. Позади тут же нарисовался Уилл – вылитая ищейка, учуявшая возможность угоститься.

– Можно с вами в пиццерию?

Я открыла рот, чтобы ответить «Это совершенно исключено», – но Бен опередил меня, сказав:

– Пицца? Звучит круто.

А Рэйчел предложила всем добраться своим ходом и встретиться уже на месте. Так и получилась, что наша многолетняя традиция непринужденно расширилась за счет братьев и бойфрендов. Дай время, и все изменится.

На полпути к машине я вспомнила, что забыла учебник по геологии в шкафчике, и решила за ним вернуться. Линдси и Кристи уже уехали. Я сказала Бену и Рэйчел меня не дожидаться.

– Прокатить тебя, Снайпер?

Уилл чуть в обморок не хлопнулся от такого щедрого предложения. Я невольно улыбнулась. Каждый раз, стоило мне решить, что Бен идеален, ему удавалось удивить меня еще больше. Я помахала друзьям рукой и углубилась в опустевшие коридоры.

На обратном пути я пристроилась за директором Харгроувом, который с портфелем в руке направлялся к боковому выходу. Я заметила, что в последние дни он предпочитал парковаться за школой: свободные места перед главным входом были чересчур близко к новостным фургонам. Стоило нам перешагнуть порог, как я поняла, что не единственная такая догадливая.

До пояса Слоан Китинг была одета так, словно собиралась фотографироваться на обложку журнала: лососевого цвета пиджак, уложенные плойкой волосы, безупречный макияж. Ниже пояса камера не снимала, поэтому пиджак дополняли простые джинсы и кроссовки «Найк». Как выяснилось, в последних очень удобно бегать за школьными директорами, которые пытаются скрыться от вас в своем универсале. При этом Слоан не прекращала бомбардировать жертву вопросами: «Вы утаиваете какую‐то информацию? Сколько учеников было на вечеринке? Почему вы не побуждаете свидетелей сотрудничать с полицией? Вы участвуете в укрывательстве?»

Последний вопрос наконец заставил мистера Харгроува споткнуться – на полпути к машине. Щеки директора вспыхнули праведным негодованием; затем румянец переполз на шею и лысину.

– Мэм, вы переходите границы.

– Ваше нежелание отвечать на вопросы вызывает у людей подозрение, – ответила Слоан с таким энтузиазмом, словно они обсуждали предстоящий баскетбольный турнир или потепление прошлой ночью.

Директор Харгроув глубоко вздохнул.

– Послушайте, эти мальчики – правда хорошие ребята…

– Которых подозревают в изнасиловании, – ничуть не смутившись, добавила Слоан.

– Они невиновны, пока их вина не доказана, – парировал директор. – Это вы вынесли им приговор. – И он ткнул пальцем в сторону главной парковки. – Ваши люди устроили им самосуд.

– Невиновность этих юношей тоже пока не подтверждена никакими фактами, – не сдавалась Слоан.

– Фактами? – вскипел директор. – Факты таковы, что это мальчики из хороших семей. Их родители – порядочные люди, мои друзья. У них никогда не было проблем с полицией. Вся школа ими гордится. И что мы против них имеем? Слово девочки, которой явно не хватает родительского присмотра и которая, как известно, не отличается особо строгими моральными принципами.

– Можно это процитировать? – отчетливо произнесла Слоан в микрофон и тут же снова подсунула его под нос директору.

– Нет, нельзя, – рявкнул он и провел рукой по лбу. Бесплодная попытка поправить волосы, которых у него больше не было, и привести в порядок нервы, над которыми он мимолетно потерял контроль.

– Говорю вам, – продолжил он уже тише, – хватит мусолить эти выдумки. Откройте глаза, боже праведный. Чего вы добьетесь, разрушая жизни этих ребят?

Слоан в задумчивости изогнула бровь, затем медленно кивнула.

– Видите ли, Уэнделл, я задаюсь тем же вопросом. Чего вы добьетесь, покрывая их преступление?

У директора Харгроува сузились глаза.

– Вы раздуваете сенсацию на пустом месте. Значит, так теперь работают журналисты? Изобретают новости сами? – Его голос прибавил в громкости. – Попомните мои слова, юная леди: вы не героиня. И зря ждете, что Голливуд будет снимать по вашим репортажам документальное кино.

Слоан разразилась мелодичным смехом, который меня здорово удивил – чистый перезвон колокольчиков и фейская пыльца, – после чего взглянула на директора с обворожительной теплой улыбкой, будто флиртовала с ним за пинтой пива, а не пыталась уличить во лжи. Тем не менее, когда она заговорила снова, в ее голове звучал металл.

– Тогда скажите, вы видели видеозапись?

На меня точно вылили ушат холодной воды. Я примерзла к боковому входу, не сводя глаз с лица директора. Он дернул головой в жесте молчаливого отвращения и уже открыл было рот, собираясь что‐то ответить, – как вдруг передумал и с удвоенной прытью бросился к машине. Там он швырнул портфель на пассажирское сиденье, захлопнул за собой дверь и рванул с места с такой скоростью, на которую, как я думала, универсалы в принципе не способны.

Слоан проводила его взглядом – со скрещенными на груди руками, спиной ко мне. Затем покачала головой и направилась обратно к своему фургону, на ходу делая какие‐то пометки в телефоне. Благодаря звучному голосу ей не нужно было даже оборачиваться.

– Приятно было повидаться, Кейт.

Она знала, что я ее услышу. Мы разошлись, так и не встретившись глазами.

Когда я добралась до пиццерии, Уилл сидел в центре полукруглого дивана, зажатый между Рэйчел и Кристи, как сосиска в сэндвиче. Линдси балансировала на одном краю, грозя вот-вот свалиться на пол, а Бен – на другом, причем того места, которое он для меня припас, хватило бы примерно на половину моей задницы. Я кое‐как вклинилась между ребятами, и Бен тут же притянул меня к себе. Уютный, успокаивающий жест.

– Как твоя голова? – прошептал он.

– Уже лучше, – ответила я, что было правдой лишь отчасти. Шишка больше не беспокоила, зато в мыслях царила неразбериха после увиденного на парковке.

– Эй, Рэйчел, – прогнусавил Уилл, подражая тону «крутого парня». – Обними меня тоже, а то я вроде как в пролете.

Рэйчел рассмеялась и исполнила его просьбу. Кристи застонала, а Бен усмехнулся и через стол стукнулся с Уиллом кулаками.

– Не потакай ему, – сказала я Бену.

– Да брось. Надо же с чего‐то начинать.

Я поймала взгляд Линдси и немедленно поняла, о чем она думает. Парни – это парни. Я отвела глаза, будто ничего не заметила, нацепила широкую улыбку и попыталась откопать в душе ту решимость, которую чувствовала, наблюдая за тренировкой со скамьи запасных. Все это тебя не касается. Не сработало.

Стоило мне увидеть Слоан на парковке, стоило увидеть реакцию директора Харгроува, как голосок, задающий вопросы, вернулся. И еще прибавил в громкости, когда Бен выложил в твиттер фотографию Кристи и Рэйчел, с двух сторон целующих Уилла в щеки. Брат заломил бейсболку набок и сделал «утиные губы», глядя прямо в камеру. Бен пометил фотографию хештегом #юныефлибы, и мне потребовалось призвать все свое самообладание, чтобы перестать обращать внимание на шепоток в голове.

Вот так все и начинается? С невинных снимков шутливых поцелуев?

Когда нам принесли заказ, на столе едва хватило места. Линдси произнесла тост за новый сезон, и мы принялись чокаться пластиковыми стаканчиками с газировкой, пока Дэвид Сисслер выгружал с подноса мясную пиццу и сэндвичи с беконом и томатами.

Дэвид – один из тех, кого я «знаю», в действительности не зная. Пару лет назад он был начинающим защитником – как и Бен. Получил приглашение в университет штата Флорида, но в первом же сезоне вывихнул колено и отправился на скамью запасных. На лето он остался в студенческом городке – якобы чтобы вернуть форму; однако вместо того, чтобы разрабатывать сустав и тягать штангу, при первой же возможности сбегал в соседнюю Тампу и там накачивался пивом. Осенью его исключили из спортивной программы. Лишившись гранта, Дэвид был вынужден вернуться в Корал-Сэндз и устроиться официантом в местную забегаловку – где принимался вспоминать о днях былой славы, стоило на горизонте появиться кому‐нибудь из флибустьеров.

– Ну что, готовы к турниру? – спросил он Бена.

Тот улыбнулся:

– Еще бы.

– Слышал, Дуни отпустили под залог. Он будет играть?

Мы все повернулись к Бену в ожидании ответа. По правилам, игрок выбывал из состава, если пропускал тренировку накануне матча. Ни Дуни, ни Дикона в школе сегодня не было. Бен уткнулся взглядом в тарелку, и я без слов поняла, что новость нам не понравится.

Когда он наконец ее озвучил, Кристи будто с цепи сорвалась.

– Дерьмо! Ты шутишь?!

Какая‐то женщина с ребенком неодобрительно покосилась на нее из‐за соседнего столика.

– Нельзя пропускать тренировку перед матчем, – пробурчала Линдси, вгрызаясь в кусок пиццы.

– И правда дерьмово. – Дэвид выглядел так, будто это ему в пятницу предстояло играть без двух из пяти ведущих членов команды.

Бен кивнул:

– Ну да, паршиво. Хотя сегодня мы здорово сыгрались. Просто как единый организм. Флибы – звери и все такое.

На нас снова покосилась соседка. Я не знала, услышала ли она последние слова Бена, – зато наверняка услышала Дэвида, который завопил «Флибы всех порвут!» и стукнулся с Беном кулаками.

– Поверить не могу, что Стейси Сталлард будет стоить нам турнира, – простонала Кристи.

– Да ну, – возразил Уилл. – У нас по‐прежнему есть Бен и Реджи. Плюс Лерон и Кайл. Шансы все равно неплохие, правда?

– Не буду врать, – ответил Бен. – С Дуни я чувствовал бы себя лучше.

– А Стейси чувствовала бы себя лучше, если бы не пошла на его вечеринку.

Линдси произнесла это вполголоса, но эффект был такой, словно в канистру бензина бросили зажженную спичку.

Кристи перегнулась через стол, чтобы заглянуть ей в глаза.

– Что бы, по словам Стейси, с ней ни случилось, это ее гребаная вина. Сама нарвалась.

– Как ты можешь такое говорить? – спросила я.

Кристи не успела мне ответить – Рэйчел ее опередила.

– Посмотри на нас, Кейт. Мы не такие, как она. Ты не такая, как она.

Линдси нахмурилась.

– И что?

– Угу, – кивнула я. – Ты постоянно это твердишь, но я до сих пор не поняла, к чему ты клонишь.

– К тому, что существуют правила. – Рэйчел сидела белая как мел. Голос слегка дрожал, будто она уже отчаялась убедить нас в своей правоте. При этом она не отрывала взгляда от тарелки, чтобы ненароком не встретиться со мной глазами. – Не напиваться до беспамятства. Не раздеваться. Не флиртовать с пьяными парнями.

Рэйчел стиснула пальцы на краю стола.

– Не одеваться как шлюха. Ты обязана играть по правилам. Иначе пеняй на себя.

Даже Кристи не нашлась с ответом. Рэйчел подняла голову и увидела, что мы все смотрим только на нее.

– Вы серьезно этого не понимаете?

Мы встретились глазами. Если бы мы сидели ближе, я бы ее обняла. Если бы были только вдвоем, пообещала бы, что все как‐нибудь наладится. Рэйчел перевела взгляд на Кристи, которая внезапно до смерти заинтересовалась кубиками льда на дне своего опустевшего стакана.

– Ну и?.. – спросила она. – Теперь вы считаете меня сумасшедшей?

После секундного молчания Линдси перегнулась через стол и взяла Рэйчел за руку.

– Нет, – ответила она. – Мы считаем, что тебе страшно.

Линдси была права – но не только насчет Рэйчел. Именно из‐за страха я не могла выкинуть все это из головы. Именно из‐за страха Рэйчел было так важно думать, будто Стейси «сама нарвалась». И поэтому же она так упирала на то, что мы ничем на нее не похожи. Потому что если это случилось со Стейси, то могло случиться и с любой из нас.

Когда мы расплатились и вышли из пиццерии, на улице уже стемнело. В воздухе висела морось; по парковке, скрадывая детали, стелился вечерний туман. Мы тоже блуждали в тумане, размышляя о вечеринке Дуни: кто там был, что там случилось, как это произошло. Прямо сейчас перед нами были две стороны. Стейси утверждала, что ее изнасиловали. Дуни заявлял, что она врет. Все сходились лишь в том, что правду узнать невозможно. Но способ на самом деле был. Было видео.

Я взглянула на Бена, гадая, думает ли он о том же, но он лишь поцеловал меня на парковке и помог забраться в машину. Затем попросил Уилла не доедать остатки пиццы по дороге и сказал, что двинется сразу следом – мы хотели вместе подготовиться к тесту по геологии.

Домой я ехала со всей возможной осторожностью. Видимость стремилась к нулю. Я так сжимала руль, что костяшки пальцев побелели – в точности как у Рэйчел, которая цеплялась в пиццерии за край стола. Уилл болтал про Тайлера и пятничный турнир, а у меня в голове крутился вопрос, что хуже: страх неизвестности – или твердое знание, что нечто ужасное произошло на самом деле?

Глава 32

– ОН БЫЛ НАСТОЛЬКО ОДЕРЖИМ желанием узнать правду, что пошел наперекор общепринятому мнению и стал в глазах окружающих изгоем.

Мистер Джонстон рассказывал про геофизика по имени Альфред Вегенер, но я весь урок клевала носом и слушала вполуха, пока он не произнес эти слова. Вчера вечерам, пока родители доедали пиццу, Уилл гонял нас с Беном по различиям магматических, метаморфических и осадочных пород. Потом я долго лежала в кровати с телефоном в руке, то набирая в поисковой строке «Корал-Сэндз изнасилование видео», то снова стирая. Я не была уверена, чего боюсь больше – все‐таки узнать, что случилось, или же не узнать этого никогда. Вчера я так ни на что и не решилась.

– Иногда для открытия требуется взглянуть на вопрос с другой точки зрения.

Голос мистера Джонстона вернул меня в реальность. На экране замерцала карта мира.

– Вегенер изучал те же карты, что были у его современников, однако заметил то, чего никто раньше не замечал. И построил на основе этого гипотезу.

Мистер Джонстон обвел ручкой восточное побережье Южной Америки, а затем симметричное ему западное побережье Африки.

– Вегенер искал подсказки на обоих берегах Атлантического океана. И там, и там он нашел одинаковые останки динозавров и виды растений. Ученые много лет объясняли такую общность флоры и фауны сухопутными мостами, которые некогда соединяли материки. Однако Вегенера эта гипотеза не устраивала, потому что… Да сами посмотрите. – И мистер Джонстон рассмеялся. – Как можно было не заметить?

Мистер Джей загорелся, его глаза так и сияли в свете проектора.

– Вегенер окончательно убедился в своей правоте, когда нашел на обоих берегах одинаковые геологические образования. Животные или семена растений еще как‐то могли пересечь перешеек – но горы? Как бы они перебрались через океан? Ответ был для него очевиден.

Мистер Джонстон нажал кнопку на ноутбуке, и карта начала меняться на глазах: континенты медленно двигались навстречу друг другу, пока Южная Америка не прильнула к Африке. Мир воссоединился. Картина выглядела настолько логичной, что, когда мистер Джей вернулся к предыдущему изображению, сходство очертаний материков стало просто‐таки вопиющим.

– В 1912 году Вегенер представил свою теорию на крупной конференции. Вышел вперед и сказал что‐то вроде: «Эй, ребята, мне кажется, вы все это время смотрели на проблему не с того угла. Готов спорить, континенты передвигаются и увозят с собой на борту горы, растения и динозавров». Угадайте, что случилось после этого?

Повисла тишина. Наконец Линдси подняла руку. – Мисс Чен?

– Он оказался прав?

Мистер Джонстон кивнул.

– Да. Но в те времена? Никто ему не поверил. Все научное сообщество твердо придерживалось одной версии: положение континентов неизменно, а перешейки между ними просто смыло водой. Вегенер много лет собирал доказательства. Он мог продемонстрировать, как происходит дрейф материков, но не мог объяснить почему. В конце концов он обосновал его действием центробежных сил в результате вращения Земли и взаимным притяжением планет. Он сформулировал теорию, в которую прекрасно укладывались все его наблюдения, однако стал в геологическом сообществе парией.

– Типа рыбы, которая ест людей? – спросил Реджи с заднего ряда.

– Они называются пираньями, Редж. Но попытка неплохая. Пария – это изгой, отверженный. Тот, кого сторонятся и избегают.

– Какой‐то печальный итог жизни, – заметила Рэйчел.

Мистер Джонстон кивнул:

– Возможно. Но взгляд Вегенера изменил нашу картину мира. Поэтому он ученый мирового масштаба. В конечном итоге он оказался прав.

– Откуда нам знать? – спросил Реджи.

– Кстати, да, – послышался у меня из‐за спины голос Бена. – Ученые все‐таки выяснили, почему происходит дрейф?

– О да, – улыбнулся мистер Джонстон. – За прошедший век было сделано множество открытий. Но знаете, какой сейчас самый простой способ наблюдать за перемещением материков по мантии Земли?

Он залез в карман и с ухмылкой вытащил смартфон.

– Джи-Пи-Эс. И не надо ехать в Африку.

– Господи, Кейт. Сядь уже. Ты действуешь мне на нервы.

Я плюхнулась на кровать Линдси, глядя, как она продолжает щелкать клавишами ноутбука. За последний час она вбила в поисковую строку «Реддита»[10] электронные адреса всех членов баскетбольной команды, а также перепробовала кучу разных хештегов в поисках видео, которое мы не хотели видеть, но обязаны были найти.

– Ты уверена, что Слоан не пыталась просто припугнуть Харгроува? – спросила Линдси.

– Нет. То есть да, возможно, но если никакого видео нет, почему он просто так и не сказал?

Линдси кивнула, обдумывая это заявление.

– А ты не спрашивала у Бена?

– Нет.

– Даже учитывая, что «УльтраФЕМ» угрожают обнародовать запись на следующей неделе?

– Слушай, я уже сталкерила его твиттер и фейсбук. И потом чуть не умерла со стыда. Не хочу быть одной из этих девчонок.

Линдси нахмурилась.

– Один вопрос не сделает тебя «одной из этих девчонок». Тем более такой важный. Разве ты не хочешь знать наверняка, что за человек твой бойфренд?

Я прижала к лицу подушку и глухо застонала, после чего отшвырнула ее на край кровати.

– Я и так знаю. Мы с Беном дружим с пяти лет. Если бы он был в курсе про видео… Я просто не верю, что он стал бы скрывать его от меня. Или от полиции.

– Он в тебя по уши влюблен, – согласилась Линдси, продолжая стучать по клавишам. – Вчера в пиццерии из рук выпустить не мог.

– Строго говоря, если бы он выпустил меня из рук, я бы свалилась с дивана. Там, знаешь ли, было не очень много места…

– Кажется, это оно. – Линдси пододвинула ко мне ноутбук, так что теперь он стоял у нас обеих на коленях. Недоговоренная фраза мгновенно вылетела из головы. Видео в браузере было озаглавлено просто #ГиН. В кадре на заставке белел подлокотник дивана. Знакомого кожаного дивана из дизайнерской, с иголочки обставленной гостиной Марджи Дун. Один этот кадр наполнил меня уверенностью, что я уже увидела больше, чем хотела.

– Чей это аккаунт? – спросила я. – Какой имейл ты вбила?

– Никакой, – ответила Линдси. – На «Реддите» ты видишь только ники. Нашла в одном из сабреддитов[11] по хештегу. Тупо перебирала все, которые были на твитах о вечеринке. – Она указала на #ГиН. – Чуть не забыла про этот.

Не знаю, сколько мы молча смотрели в экран. Эры? Наконец Линдси скрестила руки на груди.

– Я его нашла, – прошептала она. – Включать тебе.

Я протянула дрожащий палец к серебристой клавише пробела, с трудом сглотнула и щелкнула. Картинка ожила, камера перепрыгнула с подлокотника дивана на сиденье. Там лежала Стейси – уже без блузки, но еще в лифчике. Похоже, она была без сознания. Дуни лежал рядом, водя пальцами вверх-вниз по ее животу, сжимая груди и смеясь. Дикон задирал Стейси юбку, а Кайл то пропадал из кадра, то снова появлялся над спинкой дивана, салютуя красным пластиковым стаканчиком и скандируя:

«Фли-бус-тье-ры! Г-и-Н, детка-а-а-а!» Дуни уткнулся носом в ложбинку между грудей Стейси и принялся водить головой из стороны в сторону, рыча и причмокивая. Одна его рука скользнула ей в лифчик.

«Чувак! Она там пьяна или мертва?» Я узнала визгливый голос Рэнди, который доносился откуда‐то из камеры. Должно быть, он и снимал это видео на мобильный. В кадр с улюлюканьем влетел Грег. Он толкнул Рэнди, и камера затряслась, широким кругом мазнув по комнате. Я судорожно вздохнула. Там было столько людей. Я заметила обеих Трейси. Одна из них целовалась с Лероном, вторая со стеклянным взглядом сидела в кресле. Казалось, мыслями она была где угодно, только не здесь.

Некоторые части гостиной были освещены лучше, некоторые хуже, но в целом запись оставалась четкой. Рэнди снова направил камеру на диван и шагнул ближе для лучшего обзора. Дуни одной рукой стаскивал со Стейси белье, пальцы другой уже были у нее внутри. Рэнди заорал, а потом истерически захихикал: «Боже, чувак!» Грег перегнулся через спинку дивана и легко похлопал Стейси по щекам: «Эй! Есть кто дома?»

Она застонала, безуспешно пытаясь уклониться от шлепков, и нетвердо поднесла руку ко рту, будто отгоняла надоедливую муху. Глаз она так и не открыла. «Сейчас мы разбудим эту Спящую красавицу», – прорычал Дуни. Дикон и Грег зашлись хохотом. Дуни приподнялся, мокрый от пота, и расстегнул ремень и джинсы. Затем он начал стягивать рубашку, крича: «Детка, дружок на пороге!»

«Дуни! Где у тебя музло включается?» Камера сделала поворот. Реджи вынырнул из угла гостиной, и у него округлились глаза. «Ох, мать!» Камера крупным планом снимала его лицо, пока до него доходило, что происходит на диване. «Да ладно, чувак!» И он разразился смехом, будто пятиклассник, впервые услышавший шутку про члены. Когда камера снова повернулась к дивану, Дуни уже лежал на Стейси. Пряжка не до конца вынутого ремня хлопала по обивке, пока он ритмично врезался в нее бедрами. Стейси кряхтела и стонала, не в силах открыть глаза. Она понятия не имела, что происходит.

Рот наполнился желчью. Больше всего на свете мне хотелось вскочить и броситься прочь, но я продолжала сидеть перед экраном, будто парализованная. Мозг подавал панические сигналы к бегству, но я знала, что должна остаться. Должна это увидеть. Голоса и лица мешались в кучу. Фокус то расплывался, то обретал четкость.

«Снимите номер!» – заорал Рэнди из‐за камеры. Реджи захохотал в ответ: «Да ладно, такое шоу!» Грег с Диконом ударились ладонями над спиной Дуни. «Дальше твоя очередь ее будить». Реджи обошел диван и остановился рядом с Грегом. «Рискнешь?» – «Ага. Сгодится вместо дрочева». Дуни наконец скатился со Стейси, которая больше не подавала признаков жизни. Дикон стянул боксеры, на секунду загородив камере обзор, и сменил его на диване.

Камера дернулась, выхватив лицо девушки-чирлидера – подруги Фиби по имени Жанель. Она топталась рядом с первой Трейси, указывала на диван и хихикала: «Боже!» Трейси что‐то прошептала ей на ухо, и Жанель расхохоталась. Кто‐то из них – я не разобрала кто – провизжал «Отсто-о-ой!», и они пропали из кадра.

Камера снова повернулась к Грегу, затем к Дуни. Тот отсалютовал в объектив пивом, сделал мощный глоток и, приосанившись, пьяно заорал: «Что делают флибустьеры? Грабят и насилуют! Г-и-Н, детка-ааа!»

Я ударила по пробелу, и картинка замерла. Таймер остановился на двух минутах семи секундах. Видео длилось четыре минуты, но мне хватило и этого. Я нырнула под письменный стол Линдси, и меня вырвало в корзину для бумаг. По щекам безостановочно катились слезы, а рот наполнялся все новыми сгустками желчи. Наконец я выпрямилась и бросилась в ванную Ченов. Линдси захлопнула ноутбук у меня за спиной.

Глава 33

ЕСТЬ ВЕЩИ ХУЖЕ, чем вопросы без ответа. Некоторые ответы не только не проясняют ситуацию, но еще больше ее запутывают. Вместо того чтобы избавить меня от вопросов, это видео лишь породило новые.

– Как они могут… с этим жить? – спросила я Линдси. Когда я вернулась из ванной, она лежала на кровати, глядя в потолок. – Как могут ходить по школьным коридорам, будто ничего не случилось? Как будто они не были свидетелями…

Голос снова дрогнул от слез.

– Преступления? – закончила за меня Линдси.

– Да.

– Они не считают это преступлением, – ответила она тихо, по‐прежнему не отрывая взгляда от потолка.

– Но как они могут болтать про Стейси и называть ее шлюхой, если видели, что там произошло?

Линдси наконец села и взглянула на меня яркими сухими глазами, в которых плескалась ярость – та же ярость, что переполняла ее голос, когда она заговорила.

– Ты слышала «правила» Рэйчел. Сперва ты привыкаешь к мысли, что Дуни и другие парни имеют право решать, симпатичная ты или нет. Потом – что именно ты должна позаботиться о том, как бы ненароком их не спровоцировать. А потом ты уже не воспринимаешь такие вещи как преступление. Ты думаешь, что Стейси получила по заслугам. Ведь парни – это парни. И если ты надела короткую юбку и напилась в их компании, будь готова к тому, что за этим последует.

Не знаю, сколько я сидела молча, обдумывая эти слова. Наверное, вечность.

– И что теперь?

– Не знаю.

– Надо завтра сходить к мисс Спек, да? Я имею в виду, это меньшее, что мы можем сделать. Рассказать, что мы видели, кто там был.

Линдси только покачала головой.

– Линдси! – Я вскочила и снова принялась вышагивать из угла в угол. – Мы обязаны что‐то рассказать. Иначе расследование так и заглохнет. Эти уроды заявляют, что не виновны. Если мы промолчим, они уйдут от суда. Останутся безнаказанными. И что им тогда помешает поступать так снова и снова?!

Линдси потянулась и схватила меня за руку, наконец прекратив этот безумный марш по комнате.

– Кейт, посмотри на меня, – прошептала она. – Посмотри.

На меня, будто ведро ледяной воды, обрушилось беспощадное осознание нескольких фактов. Первое: Линдси – одна из трех учеников-корейцев в нашей школе. Второе: ее отец – хозяин крохотной клининговой компании. Третье: ее мать по ночам драит чужие офисы.

– Когда мы сюда переехали, отец Дуни стал первым папиным клиентом. И привел ему остальных.

– Но мисс Спек – школьный психолог. Она связана обязательством о неразглашении. Она сможет помочь. – Я почти умоляла, хотя знала, что это бесполезно.

– Я в такой же ярости, как и ты, – ответила Линдси. – Но не могу рисковать. Если мама с папой потеряют работу…

Она не закончила мысль – но это было и не нужно.

– Тогда я обязана пойти к мисс Спек хотя бы одна.

– Я знаю, – сказала Линдси. – Я бы хотела пойти с тобой.

Мы обнялись, прежде чем попрощаться. По дороге домой я размышляла, как завтра встречусь с Рэйчел и Кристи. Как смогу пройти по коридору мимо Трейси и Лерона – или кого угодно еще, кто был на вечеринке в ту субботу, – и притвориться, будто ничего не знаю. А Бен? Он видел запись? Он только делал вид, что ее не существует?

Каждый ответ порождал новый вопрос. Единственное, в чем я была уверена: пути назад нет. Узнав правду, остается двигаться только вперед.

* * *

Альфреду Вегенеру было легче. Все, что от него требовалось, – пережить один день позора на конференции в 1912 году. Когда в среду утром я зашла в класс геологии, Бен и Реджи стояли рядом и над чем‐то смеялись. О чем они говорят? Как Реджи может веселиться, зная, что произошло на вечеринке?

Бен заметил меня и с улыбкой постучал по парте перед собой. «Ну наконец‐то. Иди сюда». Я направилась к своему обычному месту, которое он припасал для меня справа от Линдси. Она поймала мой взгляд и тут же опустила глаза, как будто, если бы мы переглянулись, все бы поняли, что мы видели накануне.

Я прошла мимо Жанель, которая распекала свою подружку-чирлидера, что нельзя позволять бойфренду так с собой обращаться. При этом она то и дело взмахивала рукой, будто кинодива перед микрофоном. Когда она произнесла «отстой», это слово отозвалось во мне дрожью, как при землетрясении.

Крохотные сейсмические сдвиги. Все теперь казалось другим. И будет казаться всегда.

На перемене Бен предложил встретиться после четвертого урока и пообедать вместе.

– Уже по тебе скучаю, – сказал он, мимолетно касаясь моих губ поцелуем.

Я следила, как он выходит в коридор. Как из‐за угла ему навстречу выворачивает Кайл, как они улыбаются и приветственно сталкиваются кулаками.

Я думала, что почувствую отвращение или ярость, но вместо этого у меня на глазах снова выступили слезы, а вот рту появился кислый привкус. Я быстро развернулась и зашагала в другую сторону. «Я тоже по себе скучаю». Эта мысль преследовала меня всю дорогу до кабинета французского. Я твердо решила переговорить с мисс Спек до конца дня.

Ты видишь своего бойфренда – парня, которого знаешь с пяти лет. Он стоит, прислонившись к твоему шкафчику, и щелкает по кнопкам телефона. Треугольный вырез джемпера обрамляет мощные мышцы шеи. В мешанине чужих плеч и голов он кажется островом посреди океана. Он ждет. Ждет тебя.

Пока ты спускаешься к нему по главной лестнице, в коридор выплескиваются все новые потоки учеников. Фиби так и шныряет глазами по сторонам, ожидая какого‐нибудь подвоха. От прежней самоуверенности не осталось и следа. Она крадучись пробирается к своему шкафчику, быстро набирает код, сваливает внутрь учебники, хватает ключи и сумку и вылетает из школы. От чего она бежит? Что она знает? Почему она порвала с Дуни? Где она была, пока Рэнди снимал видео? Она его увидела? Когда?

Дуэт Трейси наблюдает за паническим бегством бывшей подруги. Металл в их смехе может поспорить по остроте с накрашенными ноготками, которыми они барабанят по дверцам своих шкафчиков, закатывая глаза и цокая языками. Они вообще с ней дружили? Как они могли смотреть на Дуни и Стейси и смеяться? Это они показали Фиби видео? Из мести? Из ревности?

Кайл, Реджи и Лерон окружают твоего бойфренда. Напластования. Осадочные слои. Тебе хочется оттолкнуть, смыть их, но ты замираешь на лестнице. Колени дрожат. Это уже не крохотный сейсмический сдвиг, а что‐то гораздо глубже. Подземная трещина. Разлом, который с каждой секундой ширится внутри тебя и увлекает вниз, на самое дно.

Кристи и Рэйчел смеются вместе с двумя Трейси. Линдси закидывает сумку на плечо и спешит по коридору к парковке. Парни увлекают Бена от твоего шкафчика к спортивному залу – время тренировки. Он в последний раз оглядывается, ища тебя глазами, и наконец отдается на волю течения. А ты стоишь, окаменевшая, посреди лестницы, и в ушах у тебя эхом отдается его голос: вот и ты. Одна.

Глава 34

– КЛЯНУСЬ, вчера оно было тут!

Собственный голос, дрожащий от бессильного гнева, показался мне незнакомым. Я уже пятнадцать минут вбивала в поисковую строку «Реддита» все возможные вариации тегов #удунидома, #гин и #грабьинасилуй. Ссылка, которую я переслала себе с ноутбука Линдси, больше не работала.

– Кейт? – Мисс Спек положила руку мне на плечо. – Я тебе верю.

Затем она мягко забрала у меня ноутбук и опустила крышку. Мы сидели за маленьким круглым столиком, притулившимся в углу ее кабинета. Мисс Спек откинулась на спинку кресла и скрестила ноги. Сегодня на ней был черный костюм, который дополняла темно-красная помада. Сколько ей лет? Наверное, пятьдесят с небольшим? Сейчас она напоминала молодую хипповатую бабушку из мыльной оперы.

– Хочешь поговорить об увиденном?

Я открыла рот, но вместо ответа снова сорвалась на слезы. Все, что я смогла из себя выдавить, – «нет». Я спрятала мокрое лицо в ладонях. Мисс Спек протянула мне упаковку бумажных платков и подождала, пока я успокоюсь. Никаких признаков скуки, спешки или раздражения. Когда я подняла голову, в ее глазах читалось искреннее сочувствие.

– Похоже, что бы ты ни увидела на той записи… это было нелегко.

Она не обвиняла, а приоткрывала передо мной дверь.

Я кивнула:

– Это было ужасно.

– Ты уже кому‐нибудь рассказывала про видео?

– Никому.

Никому, кроме Линдси, но в ней я была железно уверена.

– Возможно, его заблокировали модераторы сайта. Или удалил человек, который и загрузил.

Мисс Спек терпеливо ждала, пока я возьму еще платок и высморкаюсь.

– Простите, – пробормотала я.

Она лишь отмахнулась от моих извинений:

– Кейт, я знаю, как трудно говорить о таких вещах. Мы можем не продолжать, если тебе тяжело.

– Нет. Я должна.

– Почему?

– Потому что я не хочу, чтобы это повторилось. Мисс Спек кивнула и спросила, не возражаю ли я, если по ходу нашего разговора она будет делать пометки. Я сказала, что не возражаю, – и снова расплакалась, едва начала описывать, что видела на записи. Кадр за кадром. Я повторила каждое слово, которое смогла вспомнить. Назвала каждое имя. Кто там был. Что они говорили. Что делали. Что мы видели.

Когда мы закончили, мисс Спек сказала, что по законам штата обязана составить отчет. Я знала, что так будет. За этим я и пришла. Мисс Спек коснулась моего колена и повторила, что считает меня очень храброй и что я могу прийти к ней в любое время.

Когда я уже была в дверях, она задала последний вопрос:

– Кейт, ты не обратила внимания, сколько длилось видео?

Я застыла, припоминая экран ноутбука Линдси в ту секунду, когда нажала на паузу.

– Четыре минуты.

– Ты посмотрела его целиком?

Я покачала головой.

– Только половину. Больше не смогла.

Мисс Спек кивнула:

– Понимаю. – Она сделала еще одну пометку в блокноте. – Мои двери для тебя всегда открыты, Кейт. Разделенная ноша легче.

Я вышла в коридор, размышляя, почему мне не стало ничуть спокойнее.

Подъехав к дому Бена, я первым делом увидела Адель Коди, которую пригибала к земле собственная ноша: она переносила из машины в гараж два больших пакета с парацетамолом. Я взяла третий, ждущий своей очереди на обочине, и пошла следом.

– О, спасибо, Кейт! Какой приятный сюрприз. Бен сказал, что вы удачно сходили на мюзикл.

Я на секунду задумалась, что еще он ей рассказал. Заметила ли Адель пропажу презервативов? Я нацепила дежурную улыбку.

– Да, было отлично. А как вы провели время в Чикаго?

– О-о, прекрасно! Порастрясла свои булочки. – И Адель со смехом хлопнула себя по бедру, обтянутому черной лайкрой. На ней были спортивные легинсы и сверкающие неоном кроссовки. – Ну, поеду на фитнес. Бен дома, как раз вернулся с тренировки.

Я помахала Адель на прощание и прошла через гараж в гостиную. Бен сидел на диване – серые треники, футболка, мокрые после душа волосы – и играл в какую‐то видеоигру, от усердия высунув кончик языка. Когда я вошла, он на секунду оторвал взгляд от экрана, улыбнулся и снова вернулся к приставке.

– Вот и ты.

Его персонаж, похожий на Индиану Джонса, отстреливался от плохих парней из‐за низкой стены. Ему помогала грудастая брюнетка, которая швырялась в злодеев гранатами. Я глубоко вздохнула и тоже выдернула чеку.

– Я видела запись.

Бен обернулся ко мне с расширенными глазами:

– Что?

– Запись. Со Стейси… и Дуни. Она была в интернете.

Персонаж на экране вскрикнул в агонии, изрешеченный пулями. Бен моргнул.

– Но как…

– Ее нашла Линдси, – прервала его я. – На «Реддите».

Мне казалось, будто все это происходит не со мной. Будто я не имею никакого отношения к этой комнате, к этому разговору. Каждый мускул в теле закаменел. Я словно превратилась в живое ископаемое. Сплошные кости. Все мягкие ткани давно выело море.

– Ты знал про видео?

– Да, – ответил Бен. – Знал.

Ярость, с которой я на него набросилась, поразила меня саму.

– Почему ты молчал?!

Я вложила в эти три слова каждый грамм страха и отчаяния, которые мучили меня последние две недели.

– Ты рада, что его увидела? – отрывисто спросил Бен, будто ему вдруг стало трудно дышать.

– Нет, – ответила я. По щекам снова побежали горячие злые слезы. – Мне хочется выжечь себе глаза.

Бен обнял меня и прижался губами к макушке:

– Вот почему.

Я разом обмякла у него на груди и разрыдалась в кольце сильных рук. Казалось, они могут выдавить у меня из легких весь воздух. Или защитить от любой беды.

Конечно, он знал про видео. Конечно, он не хотел, чтобы я его увидела.

– Тренер рассказал нам о нем в день ареста Дуни. Сказал, что копии утекли в интернет. Что тот, кто его запостил, вылетит из команды. Думал, что решил проблему.

Я выпрямилась, шмыгнула носом и протерла глаза тыльной стороной ладони.

– Значит, ты его не смотрел?

– Как‐то не было желания.

Я медленно выдохнула:

– Ну, теперь оно удалено, так что у тебя нет еще и возможности.

На лице Бена промелькнула тень облегчения. Он откинулся на спинку дивана.

– И слава богу.

– Ничего не слава богу, – возразила я. – Мы могли бы помочь Стейси. Полиции нужна любая информация о том, что произошло на вечеринке.

– Но я не знаю, что произошло на вечеринке, – сказал Бен. – Я не смотрел запись. И не искал ее. Мне искренне жаль, что ты во все это впуталась.

– Бен, мы не можем просто сидеть сложа руки. Ты понимаешь, что они с ней сделали?

– Нет, – ответил он так твердо, что это слово почти пригвоздило меня к месту. – И не хочу знать. Кейт, мне нельзя знать.

Бен вскочил и запустил пальцы в мокрые волосы.

– Если я узнаю, мне придется пойти в полицию, а если я пойду в полицию, то ввяжусь… во все это.

Он опустился на колени и, положив голову мне на бедра, обнял руками за талию. Я подалась вперед и зарылась носом в его влажные волосы, пахнущие мальчишеским шампунем – одним из тех ароматов в серых упаковках, на которых вечно пишут «ОСВЕЖАЮЩИЙ» и «ДЛЯ МУЖЧИН».

– Я ходила сегодня к мисс Спек.

Бен выпрямился. Наши глаза встретились, но я не смогла понять, о чем он думает.

– Должна была. Хотела показать ей видео.

– И тогда увидела, что оно исчезло?

Я кивнула:

– Я не могу ничего не делать. Не могу позволить Дуни… Уйти безнаказанным.

Бен взял меня за руки:

– Я понимаю, Кейт.

– Серьезно? Почему у меня такое чувство, будто мне одной не наплевать?

– Мне не наплевать. Но я не видел эту запись, – повторил Бен. – И не хочу. Я должен играть в пятницу и субботу. Должен показать университетам, на что способен. – Он коснулся моей ладони поцелуем. – Я должен отсюда выбраться.

Глава 35

КОГДА НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ я возвращалась к своему пикапу после первого урока, ястреб со школьной парковки наблюдал за каждым моим шагом, будто караульный. Я надеялась, что учебник французского просто закатился под водительское сиденье, а не лежит сейчас на столе в моей комнате – с заложенной между страниц домашней работой.

Ястреб у меня над головой хрипло крикнул в сторону новостных фургонов, до сих пор преграждавших проезд к школе. Ни один вечер не обходился без репортажа Слоан Китинг, которая продолжала выпытывать у полиции и прокурора все новые подробности. Вчера она отчиталась, что после вечеринки Джон Дун обменивался со Стейси текстовыми сообщениями – никакого особого компромата, но Дуни явно пытался уговорить ее сидеть тихо.

Ястреб снялся с дерева, и я пожалела, что не могу с такой же легкостью последовать за ним в синеву. Дело было в разыгравшемся воображении – или сегодня на меня действительно косились в коридорах? Под кустом поджидал монстр – или он только чудился мне в переплетении ветвей?

Как бы там ни было, я всей кожей ощущала чужие взгляды. О моем визите к мисс Спек знали только Линдси и Бен, но я была уверена, что никто из них не стал бы трепать языком. Ведь не стал бы?

Учебник французского обнаружился на полу между сиденьями. Я снова заперла машину и уже направлялась обратно, когда заметила мисс Спек. Она шла через парковку с картонной коробкой в руках. Я помахала ей учебником.

– Скоро увидимся!

– Боюсь, не сегодня. – Она остановилась, ожидая, когда я подойду.

Теперь я видела, что коробка забита папками и тетрадями. Венчала их пара фоторамок и пурпурный кварц, который обычно стоял у нее на рабочем столе.

– О… у нас будет замена?

Мисс Спек невесело улыбнулась:

– Не могу сказать. Я здесь больше не работаю. У меня земля покачнулась под ногами. Все внутренности будто засобирались в разные стороны.

– Что… Почему?

– После нашей вчерашней беседы я передала отчет директору Харгроуву. Сегодня он ожидал меня в кабинете. И когда я отказалась выдать имя своего источника, уволил.

– Но… Разве он может?

Мисс Спек наградила меня печальной улыбкой и поудобнее перехватила коробку на бедре.

– Ну, он это уже сделал. А раз я не смогла предъявить ему видео, о котором говорилось в отчете, он счел все клеветой.

– Но оно было. Я его видела. Оно существует, – повторила я в оцепенении. Все это происходит на самом деле?

Мисс Спек бросила взгляд мне через плечо и вздохнула:

– Как вовремя…

Обернувшись, я увидела, что к нам направляется Слоан Китинг.

– Иди за мной, – велела учительница.

Я последовала за ней к машине, такой же черной и глянцевой, как ее шпильки. Мисс Спек убрала коробку на заднее сиденье, затем отперла дверь рядом с водительским и повернулась ко мне.

– Уэнделл Харгроув – подонок. Ты все сделала правильно. Ты первая из учеников, кто выступил с конкретными именами.

Она скользнула за руль и, захлопнув дверь, опустила стекло.

– Не сдавайся, Кейт.

– А вы? – спросила я. – Куда вы теперь?

Мисс Спек надела солнечные очки.

– Моей матери больше нет. Думаю, настало время вернуться в Нью-Йорк. Со мной все будет в порядке. – Она улыбнулась и, вытянув руку через окно, сжала мое плечо. – И с тобой тоже, Кейт. Знаю, сейчас так не кажется, но ты через это пройдешь. Обещаю.

– Что‐то вы сегодня рано.

Голос Слоан Китинг раздался у меня прямо за спиной. Рука мисс Спек скрылась в машине и через секунду вынырнула снова – на этот раз с зажатой между пальцев визиткой.

– Не на парковке, Слоан. Буду рада встретиться с вами позже.

Слоан взяла карточку. В тот же миг до нас донесся гнусавый сигнал к началу второго урока. Мисс Спек улыбнулась:

– Что ж, я точно не буду скучать по этому дурацкому звонку.

Я невольно улыбнулась в ответ:

– Кажется, я опаздываю.

– Гарантирую, никто не заметит. – И мисс Спек кивнула Слоан, которая по‐прежнему маячила у меня за плечом. – Позвоните мне. И оставьте уже Кейт в покое.

Когда черный седан покатил прочь, Слоан махнула мне на прощание и направилась к своему фургону:

– Еще увидимся.

Я снова услышала пронзительный крик ястреба – и подняла голову как раз вовремя, чтобы заметить, как он улетает с парковки. Еще несколько секунд я неподвижно смотрела в ту точку, где зеленые кроны деревьев смыкались с весенним небом.

Если директор Харгроув может заткнуть любого, кто с ним не согласен, как узнать правду? Возможно ли вообще до нее докопаться? У произошедшего больше не было двух сторон. Эта мысль заставила меня покрыться мурашками. Я вспомнила, что ответил мне Бен много лет назад, когда я спросила, что находится на другой стороне океана:

Сторона только одна. Дальше бесконечные волны.

Глава 36

УЧИТЕЛЬ, ЗАЯВИВШИЙ О ВИДЕОЗАПИСИ

ПРЕДПОЛАГАЕМОГО ИЗНАСИЛОВАНИЯ, УВОЛЕН

Репортаж Слоан Китинг от 26 марта

Сегодня утром из старшей школы Корал-Сэндза был уволен учитель, осмелившийся вмешаться в расследование преступления, которое недавно потрясло этот маленький городок. Директор Уэнделл Харгроув освободил Шарлотту Спек от занимаемой ею должности школьного психолога и преподавателя французского языка. По словам Спек, увольнение последовало за стандартным отчетом, который она составила на правах школьного психолога по итогам беседы с одним из учеников.

Неназванный ученик подтвердил Спек существование видеозаписи изнасилования, предположительно совершенного на вечеринке двенадцать дней назад. «Если становится известно о доказательствах преступления, по законам штата я обязана сообщить об этом властям, – сказала Спек. – Также я не имею права обнародовать имя своего источника. Эта информация охраняется в интересах защиты свидетеля». Спек подчеркнула, что была уволена именно после того, как отказалась назвать имя ученика, который пришел к ней с показаниями.

Директор Харгроув, к которому мы обратились за комментариями, сказал лишь, что отчет мисс Спек «изобиловал домыслами и неточностями. Она повела себя импульсивно и безответственно, составив протокол на основании слухов».

Видеозапись предполагаемого изнасилования была обнаружена вышеупомянутым учеником в одном из подразделов сайта «Реддит», однако в настоящий момент ее поиск не дает результатов. Это побудило расследование сделать вывод, что видео или аккаунт, с которого оно было загружено, сейчас удалены.

На вопрос, не собирается ли она возбудить иск за неправомерное увольнение, Спек ответила, что «рассматривает все варианты».

ДОПОЛНЕНИЕ

После публикации данного материалы члены «УльтраФЕМ» – анонимной хакерской группировки, которая стремится к разоблачению преступлений против женщин, – вновь подтвердили свое заявление, сделанное на прошлой неделе. В новом обращении, размещенном на их сайте, еще раз утверждается, что они обладают искомой видеозаписью и требуют от вовлеченных в дело молодых людей полного признания своей вины; в противном случае они обязуются обнародовать запись в понедельник.

В частности, в обращении говорится:

«Те из вас, кто наблюдал этот ужасный акт насилия над беззащитной девушкой, должны выступить свидетелями и предоставить полиции показания. Иначе вы также будете опознаны и обвинены как соучастники преступления».

В заявлении «УльтраФЕМ» упоминаются в том числе тренер Раймонд Сандерс и директор Уэнделл Харгроув. Группировка призвала их «прекратить мешать расследованию, дезинформировать полицию и уничтожать улики».

В настоящий момент Сандерс и Харгроув недоступны для комментариев.

Глава 37

НАДО ОТДАТЬ СЛОАН Китинг должное: работала она быстро. Пост на сайте «Тринадцатого канала» появился в четверг после обеда. В пять часов она выступала у Джереми Гордона на всю Айову. А в половину шестого объясняла ситуацию в «Вечерних новостях NBC», которые транслировались уже на всю Америку. К шести я свернулась калачиком на диване, пытаясь вспомнить, как дышать.

– Они нашли видео? – крикнула с кухни мама, которая перекладывала спагетти в дуршлаг. – Я думала, та девочка просто привлекает к себе внимание.

– Может, это мисс Спек привлекает к себе внимание, – откликнулся Уилл, пододвигая к ней плошку с натертым пармезаном. – Никто не знает, реально оно вообще или нет.

– Лично мне эти компьютерные девушки кажутся довольно «реальными», – заметила мама и позвала всех к столу.

Уилл усмехнулся:

– Эти феминацистки? Да они просто блефуют.

– Ну хватит! Где ты набрался таких слов? – Папа чуть не испепелил Уилла взглядом. Брат вжался в стул, будто тот мог взорваться под ним в любую секунду.

– Вот о чем я говорил, когда велел вам сидеть тихо, – после паузы продолжил папа. – Теперь нас показывают по национальным новостям. Неделю назад никто и знать не знал об этом городишке.

Мы принялись за пасту, и разговор постепенно ожил – хотя я едва могла дышать, не то что участвовать в беседе. Уилл принялся рассуждать о турнире – и о том, смогут ли Бен и парни выиграть без Дуни и Дикона. Мама отпросилась на завтра с середины рабочего дня, чтобы после обеда отвезти нас на отборочный матч. Тренер Льюис тоже пообещала свернуть занятия пораньше, чтобы мы не опоздали к началу. Папа в пятницу работал, как обычно, так что ему предстояло смотреть игру по телевизору.

– Неважно, кто победит, – внезапно перебил он болтовню Уилла. – Стоит теперь кому‐нибудь заговорить о флибустьерах, все будут вспоминать только «изнасилование в Корал-Сэндзе».

Он покачал головой, поставил грязную тарелку в раковину и, достав из холодильника банку пива, вернулся на диван в гостиную.

Я целую вечность слонялась по кухне, помогая маме убирать посуду и остатки ужина. Наконец помогать стало не с чем – но я все равно сидела за столиком в углу, гипнотизируя принтер, пока не начался папин любимый сериал про напарников-копов. Один из них был роботом. Или пришельцем? Я никак не могла запомнить. Их проблемы с взаимопониманием каждую неделю приводили героев на грань жизни и смерти, но они всегда умудрялись выпутаться благодаря тому, что узнавали друг о друге что‐то новое.

Когда с экрана раздались звуки высокотехнологичной перестрелки, я как можно быстрее проскользнула мимо папы на лестницу, стараясь не встретиться с ним глазами. В спальне я с тихим щелчком закрыла за собой дверь, прижалась к ней лбом и несколько минут простояла так неподвижно. Мне бы хотелось объяснить папе, почему я вынуждена пойти против его совета. Почему сама ищу неприятностей.

Иногда мне казалось, будто мы с ним стоим на берегах разных континентов, не в силах разглядеть друг друга за километрами волн. В понедельник он был таким близким. Что же изменилось? Как нас разнесло так быстро и так далеко?

Утром в пятницу Бен ждал нас на парковке, как обычно. Уилл заорал и стукнулся с ним кулаками – на удачу. Юношеская команда отбывала в Де-Мойн сразу после обеда, чтобы успеть заселиться в отель и разогреться на «Уэллс Фарго Арене»[12].

– Надел счастливые носки, – с гордостью отчитался Уилл, до колен закатывая джинсы и демонстрируя многострадальные черные носки из чулана Адель.

– Вы приедете? – спросил Бен.

– Конечно, – ответила я. – Вдруг больше не выпадет шанса полюбоваться на тебя в этом сезоне?

– Заткнись! – тут же взвился Уилл. – Они пройдут в следующий тур. И будут играть завтра!

Бен рассмеялся.

– Вот это боевой настрой.

Уилл снова стукнулся с ним кулаками и умчался в класс.

– Нам обязательно туда идти? – помявшись, спросила я.

– В любой другой день я ответил бы «нет». – Бен притянул меня к себе. – Но если я сегодня прогуляю уроки, то не смогу играть.

Я обвила руками его шею. Мне это было нужно. Я попросту боялась заходить внутрь. Видимо, Бен понял это без слов.

– Никто не знает, – прошептал он. – Им неоткуда знать.

– А если кто‐то видел меня вчера на парковке? Вместе с мисс Спек?

– Совпадение.

Я нервно рассмеялась. Бен взял меня за руку и повел ко входу – благородный флибустьер без страха и упрека. Когда мы переступили порог класса геологии, Рэйчел орала на Реджи и Кайла, чтобы те заткнулись.

– Вы оба конченые придурки, – надрывалась она.

– А ну быстро забрали свои слова, – шипела на них с другой стороны Кристи.

Реджи взвился, собираясь что‐то добавить к своему предыдущему выступлению, – но заметил Бена и молча откинулся на спинку стула. Бен кивнул парням в знак приветствия и привычно занял парту позади меня. Я даже не оборачиваясь чувствовала, как они сверлят меня взглядами. Чужое недружелюбное внимание ощущалось горячим и тяжелым. Я покосилась на Линдси.

– Что происходит? – шепнула я одними губами. Она покачала головой и улыбнулась – искренне, но коротко.

– Не обращай внимания.

Сразу после звонка мистер Джонстон собрал родительские разрешения для экспедиции на следующей неделе. Пересчитав мятые желтые листочки, он остановился у ряда Реджи и поднял глаза.

– Одного не хватает.

– Я не смогу, – заявил Реджи со скрещенными руками.

– С какой стати? – удивился мистер Джонстон. – Это часть обязательной программы.

– Не могу рисковать.

– Что?

– Не хочу, чтобы меня случайно обвинили в изнасиловании.

Из комнаты будто выпустили весь воздух. Мистер Джонстон смерил Реджи долгим взглядом.

– Ты переходишь границы.

– Да ну? – нахально откликнулся тот. – В последние дни осторожность не помешает. Вдруг какая‐нибудь девчонка надерется и начнет бросаться на меня в автобусе? Если я не удержусь, не хочется оказаться в тюряге.

Мистер Джонстон бросил стопку разрешений на стол и снял очки.

– Ты закончил?

– Просто сказал. – И Реджи развалился на сиденье с самодовольной улыбкой – вылитый бандит, пустивший поезд под откос.

– Что именно вы «просто сказали», мистер Грант? Что если какая‐то нетрезвая девушка подсядет к вам в автобусе, вы воспользуетесь ее состоянием?

Если раньше в классе было тихо, теперь нас забросило в безвоздушное пространство. Я рискнула бросить взгляд на галерку. Реджи дернул челюстью, затем пожал плечами. Не знаю. И не хочу знать. Отстаньте от меня.

– Пожатие плечами, – сказал мистер Джонстон едко, будто выпустил две стрелы. – И как я должен это понимать? Что ты не знаешь? Или тебе все равно?

– Боже. Проехали уже, – ответил Реджи с видимым напряжением.

– Нет-нет. – Мистер Джонстон не собирался отступать ни на сантиметр. – Ты поднял эту тему. Ты решил, что урок геологии – отличное место для дебатов. Так давай поговорим. Ты только что заявил, что, если нетрезвая девушка начнет приставать к тебе в автобусе, ты можешь «не удержаться». Я правильно понимаю, что ты можешь не удержаться от секса с ней – независимо от того, сознает ли она свои действия?

– Я… имел в виду не это. – У Реджи дрогнул голос.

– Но в описанном тобой сценарии девушка пьяна, верно? Кажется, ты выразился «надралась». – Мистер Джонстон поднял стопку разрешений и обвел ими класс, как указкой. – Если девушка «надралась», она способна дать осознанное согласие?

– Нет, – твердо и во всеуслышание ответила Линдси. Мы дружно вздохнули – будто это словно наконец прорвало пузырь тишины и в класс хлынул свежий воздух.

Мистер Джонстон вернул очки на нос, подошел к доске и взял маркер.

– У меня есть гипотеза, что ситуация, в которой молодая женщина «надирается» и начинает на тебя «бросаться», имеет больше одного решения, мистер Грант. Что ты еще можешь сделать – кроме как заняться с ней сексом?

– Не знаю, – пробормотал Реджи, мрачно пялясь в парту.

– Да ладно. Ты же умный парень. Твердый хорошист. Готов спорить, ты можешь придумать еще минимум один выход. – Мистер Джонстон подождал у доски, не сводя взгляда с Реджи, но тот как воды в рот набрал. – Хорошо, давайте все ему поможем. Я расширю условия. Допустим, вы на вечеринке – или где‐то гуляете – и вдруг встречаете явно нетрезвую девушку. Что вы можете сделать? Я хочу услышать юношей.

– Принести ей воды, – раздался голос Бена у меня за спиной, и я мгновенно расслабилась.

– Отлично. – Мистер Джонстон повернулся к доске и написал «1. Вода». – Что еще?

Уайетт поднял руку:

– Отвезти ее домой.

– Хорошая мысль, – снова скрип маркера. – Другие идеи?

Изо всех углов класса посыпались предложения – даже от тех парней, кто на геологии раньше рта не раскрывал. Найти ее друзей. Позвонить ее родителям. Принести ей подушку. Напоить алкозельцером. Уложить спать в безопасном месте. Не пускать за руль. Вскоре список занял всю доску.

– Спасибо, ребята. Отличные альтернативы изнасилованию. На самом деле есть еще одна – может быть, не такая благородная, зато уж точно безвредная.

Мистер Джонстон дописал пункт «Просто уйти», после чего обернулся к классу:

– Понял, Реджи?

Снова пожатие плечами.

– Прости, я тебя не расслышал.

– Да. Понял.

– Очень этому рад. – Мистер Джонстон надел на маркер колпачок и положил рядом с доской. – Когда мы называем что‐то научной теорией, это имеет определенное значение. И когда ты говоришь, Реджи, что не сможешь «удержаться», если встретишь пьяную девушку, это тоже значит определенные вещи. Твое высказывание подразумевает, что насильник – это естественное состояние мужчины.

Мистер Джонстон уперся ладонями в стол.

– Для меня это ненормально, Реджи. – Он кивнул на список на доске. – И для остального класса тоже.

С этими словами мистер Джонстон выдвинул ящик стола, достал из него новый желтый бланк и, пройдя через весь кабинет, положил его перед Реджи.

– Жду подпись твоих к родителей к понедельнику.

Незадолго до звонка с четвертого урока тренер Сандерс объявил по громкой связи, что автобус для членов баскетбольной команды будет ждать позади школы – вне поля зрения новостных фургонов. Теперь к журналистам присоединилась небольшая толпа протестующих, которые стояли в положенных пятнадцати метрах от входа. На некоторых были розовые маски. Большинство держали в руках транспаранты:

ХВАТИТ МОЛЧАТЬ

ВЫ СКАЖЕТЕ, ИЛИ МЫ СКАЖЕМ

ЕЙ НУЖНА ВАША ПОМОЩЬ

На большой перемене Бен присоединился ко мне за столом в дальнем конце зала. Все игроки-старшеклассники обедали сегодня в школе – через полчаса им нужно было выезжать в Де-Мойн.

Неудивительно, что в столовой царило столпотворение. Девочки-чирлидеры сидели уже в парадных формах, вооруженные булавами. Команда поддержки принялась отбивать боевой ритм пластиковыми стаканчиками; их четкие удары разносились далеко по залу, усугубляя всеобщий хаос. Кристи, Рэйчел и Линдси уже ждали нас. Сегодня мы все надели фирменные «пиратские» толстовки. Что бы ни происходило вокруг, нам хотелось продемонстрировать солидарность.

Бен поставил поднос напротив Лерона и Кайла и выдвинул для меня стул.

– Готовы, парни?

Молчание. Оба продолжали вяло ковыряться в чизбургерах. Наконец Кайл поднял голову и кивнул:

– Как всегда.

У меня не шел из памяти образ Кайла и Лерона – смеющихся, показывающих пальцами на диван Дуни, – но я все же пересилила себя и выдавила улыбку:

– Волнуетесь? Я вечно дрожу перед играми.

Лерон посмотрел на меня, молча покачал головой и вернулся к еде. Рэйчел заметила это и решила вмешаться:

– Точно! У меня все время какие‐то безумные бабочки в животе.

– Мы будем за вас болеть, – добавила Кристи.

Лерон снова поднял на меня глаза:

– Ты тоже приедешь?

Широкая улыбка. Все отлично.

– Разумеется.

Он перевел взгляд на Бена. Затем снова на меня.

– Запиши все поподробнее.

– Что? – не поняла я.

Кайл ухмыльнулся:

– Ну, ты же наверняка захочешь составить потом отчет.

У меня что‐то оборвалось внутри. Лицо Бена превратилось в камень.

– Какого хрена это значит?

– Да брось, чувак. – Лерон откинулся на спинку стула и обмакнул картофельный ломтик в кетчуп. – Это твоя девчонка все никак не успокоится.

Я осторожно обвела взглядом стол. Чирлидеры, запасные, начинающие, Реджи, фыркающий в поднос на противоположном конце. Все спины выпрямились. Все глаза обратились на меня. Не впрямую, искоса. Глядя, но не видя. Слушая, но не слыша. Они уже вынесли вердикт. Составили мнение. Я вдруг поняла, что так и сжимаю сэндвич с индейкой, который вряд ли смогу теперь надкусить.

Бен, Рэйчел и Кристи вскинулись одновременно. Заткни свой поганый рот. Оставьте ее в покое. Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь. Последовал спор, который я уже не услышала – и который так же резко и неловко оборвался. В последовавшей оглушительной тишине я вдруг заметила Фиби. Она наблюдала за нами из‐за другого столика, где сидела с еще одной девочкой из группы поддержки – кажется, Эми. Дуни обычно шутил, что ту взяли в команду только ради четного числа. Фиби робко мне улыбнулась. Я быстро кивнула и отвернулась, гадая, дошли ли до нее слухи.

Перед тем как забраться в автобус, Бен попросил меня не волноваться. Дал пятерню Кристи, стукнулся кулаками с Рэйчел, улыбнулся Линдси, а затем отвел меня в сторонку и крепко обнял.

– Ну вот, ты отсюда сваливаешь, – улыбнулась я. – Хотя бы на вечер.

– Пакуй чемоданы, – ответил Бен, подмигнув. – Ты здесь тоже надолго не задержишься.

Один поцелуй, и он вскочил на подножку. Я чувствовала вкус его губ, даже когда автобус с флибустьерами обогнул новостные фургоны и выкатил с парковки мимо толпы протестующих, с успехом променяв одну битву на другую.

Глава 38

Я ОШИБАЛАСЬ НАСЧЕТ РЕПОРТЕРОВ. На парковке «Уэллс Фарго Арены» выделили целую зону под фургоны папарацци, и когда мы подъехали к спорткомплексу, она была уже битком забита. Я с ходу насчитала минимум тридцать съемочных групп. Баскетбол в Айове всегда становится темой дня, даже если речь идет о школьных командах. Я «знала» это – но по‐настоящему узнала, только шагнув под купол арены. Она могла бы вместить все население Корал-Сэндза, и еще осталось бы место для четырех тысяч человек.

Сложно выделяться в такой толпе. Я впервые за две недели с радостью ощутила себя невидимкой. Здесь никого не интересовала моя персона. Никто на меня не смотрел – ни прямо, ни искоса. Пока мы проталкивались к своим местам, у меня от облегчения даже слегка закружилась голова. Линдси тоже это заметила.

– Так непривычно, когда рядом не шныряет Слоан Китинг, – сказала она.

– Смотри в оба, – посоветовала я. – Вдруг она прячется под трибуной.

Линдси рассмеялась – и последние две недели вдруг показались мне дурным сном. Рэйчел и Кристи были взвинчены не меньше Уилла; все говорили одновременно, перебивая друг друга. Брат то и дело пытался обнять Рэйчел за плечи, проверяя, сойдет ли ему с рук закос под «крутого бро». Та всякий раз тыкала его пальцем под ребра и угрожала переименовать из «Снайпера» в «Козявку».

Когда мама повела нас к игровой площадке – вместо того, чтобы направиться вверх, к дешевым местам, – Уилла чуть удар не хватил.

– Погоди, что? – крикнул он, хватая маму за руку.

– Сюрприз! – прокричала она в ответ. – Адель как матери игрока полагаются три лишних места, и я докупила еще два, чтобы мы все могли сесть вместе.

Кажется, Уилл ударился в слезы – хотя я не могу сказать наверняка, потому что он орал так оглушительно, что нам пришлось отвернуться. Адель помахала нам со второго ряда – сразу позади скамейки запасных. Она с головы до ног была одета в голубые и золотые цвета флибустьеров. Медные кудряшки удерживались на макушке золотым парчовым бантом. Она даже накрасила губы синей помадой – такой густой, что я немедленно забеспокоилась, сколько же химикатов она проглотит к концу матча.

Вскоре Фиби взлетела над нашими головами, улыбаясь своей обычной безупречной улыбкой. флибустьеров объявили одного за другим, и на площадке разверзся ад. Стоило судье подбросить мяч, как игра превратилась в мясорубку. У другой команды была пара сильных форвардов, а защита казалась непробиваемой. Даже если бы у нас был Дуни, славящийся своими ювелирными бросками в прыжке, флибустьерам пришлось бы несладко. Лерон в самом начале матча схлопотал фол, и тренер Сандерс спешно заменил нескольких игроков.

На фоне этого безумия Бен выглядел образцом спокойствия. Он будто следил за всей площадкой сразу, пока перехватывал мяч, вел его к кольцу, пасовал, ловил и при этом каким‐то чудом координировал сокомандников. Казалось, он в каждый момент времени воспринимает всю картину целиком. Даже когда другие ребята от нервов делали неудачные передачи, а Кайл смазал многообещающий бросок, Бен лишь разражался криками ободрения. Контроль. Выносливость. Сноровка. Некоторые вещи не меняются.

К концу первого тайма мы сравняли счет. Прежде чем направиться в раздевалку, Бен обернулся и указал прямо на маму и меня. Мы чуть голоса не сорвали от воплей. Когда все немного успокоились, Адель расстегнула свою необъятную сумку и принялась передавать по ряду сухофрукты и шоколадные батончики.

– Ты обо всем подумала, – заметила моя мама.

– Удалось ухватить купон, – тихо ответила Адель. – Только Бену не говорите.

Темноволосый мужчина в голубой рубашке, сидевший прямо перед нами, обернулся и адресовал Адель улыбку.

– Это ваш сын?

– Он самый.

Мужчина протянул ей ладонь для рукопожатия.

– Дэвид Лэнгман, Дьюкский университет. В последние недели мы пристально следим за вашим мальчиком. Думаю, он прекрасно дополнит нашу спортивную программу.

Адель на мгновение лишилась дара речи, а затем машинально сунула руку в сумку и протянула Дэвиду Лэнгману батончик «Твикс». Тот понимающе и совершенно необидно рассмеялся.

– Не нужно, спасибо.

– О, простите! – Шоколадный батончик снова утонул в сумке. – Просто так волнительно думать, что Бену… могут предложить грант?

– Представляю ваши чувства, – ответил Дэвид с улыбкой. – На самом деле мы присматривались к другому игроку, Джону Дуну. – Его лицо помрачнело. – Наверное, вы слышали о скандале, в котором он оказался замешан? Университету не нужен черный пиар. Нас интересует исключительно спорт. У Бена прекрасное чувство площадки и твердая рука. Рад, что он смог сохранить имя чистым.

Дэвид протянул Адель визитку.

– Пойду посмотрю, можно ли пробиться к туалетам. Будем держать связь.

Рэйчел, Кристи и Уилл отправились следом раздобыть колы. Адель обмякла на сиденье, сжимая в ярко-голубых ногтях карточку с эмблемой Дьюкского университета. Когда она подняла глаза, в них стояли слезы.

– Вы в порядке? – улыбнулась я, беря ее за руку. Адель кивнула, запрокинула голову к потолку и часто заморгала на яркие лампы, стараясь не расплакаться.

– Просто… – Она помахала ладонью перед лицом. – Он так ради этого трудился. Это именно то, чего он всегда хотел.

На последних словах ее голос все‐таки сорвался на фальцет. По щекам пролегли две мокрые дорожки. Моя мама обняла Адель с одной стороны, я прижалась с другой. В следующую секунду из громкоговорителей грянул танцевальный микс, Адель подскочила на месте с криком «Вперед, флибустьеры!», и на середину площадки промаршировала группа поддержки. Они слегка перестроили выступление, так что теперь отсутствие Стейси было совершенно незаметно.

– Будто ее никогда и не было, – сказала Линдси. Я кивнула, но не нашлась с ответом. Ее замечание натолкнуло меня на мысль, что за последний час я ни разу не вспомнила не только про Стейси, но и про «кризис в Корал-Сэндзе» вообще. В кои‐то веки я ощущала себя обычной девчонкой, которая пришла поболеть за своего бойфренда – переполненная надеждами, тревогами и желанием, чтобы все всегда было так же просто.

В начале второго тайма Бен забросил два трехочковых, что на некоторое время обеспечило нам преимущество в шесть очков. Команда противника рассвирепела. Теперь на их стороне была еще решимость, граничащая с отчаянием. Наконец, за пять минут до финала, Лерон исчерпал лимит фолов и вынужден был покинуть площадку. Спустя четыре минуты игра пошла не на жизнь, а на смерть.

Когда табло над ареной запустило отсчет с двадцати секунд до нуля, Бен перехватил мяч и сделал пас Реджи, который попытался подвести его к корзине для броска, но не преуспел и предпочел отправить обратно. Тогда Бен сделал точную передачу Кайлу, но он растерялся и тоже вернул мяч. Пять, четыре, три…

Пока вся арена громогласно вела обратный отсчет, Бен поймал мяч и взмыл в воздух в броске из‐под кольца, который мы увидели будто в замедленной съемке. Сетка сделала едва слышное «вшууух», и трибуны взорвались ревом двадцати тысяч глоток.

Мой бойфренд фактически одной левой выиграл матч. Мы бросились с трибун на площадку. Адель упала в объятия Дэвиду Лэнгману и теперь рыдала у него на плече, размазывая синюю помаду по голубой рубашке. Восторженно орущая команда чуть не раздавила Бена всмятку, но он кое‐как удержался на ногах и локтями проложил путь ко мне.

– Вот и ты! – завопил он, заключая меня в самые потные, вонючие и восхитительные объятия в моей жизни. В следующий миг наши губы соприкоснулись – прямо под прицелом сотен фотокамер и в пляске пурпурных вспышек на закрытых веках.

Наконец мы оторвались друг от друга, Бен пообещал написать, как только сядет в автобус, и с триумфом уехал в раздевалку на плечах Реджи и Кайла. Журналисты на парковке тоже как с ума посходили – хотя не все из них были со спортивных каналов. Чтобы пробраться к машинам, нам пришлось миновать длинный ряд папарацци, которые использовали толпу позади себя в качестве фона для прямых репортажей. Полиция из последних сил пыталась расчистить проход в этом медиа-хаосе. Толпа протестующих со школьной парковки выросла в пять раз. Почти на всех были розовые маски, а голоса сливались в зловещий хор:

Для жертвы победы нет! Для жертвы победы нет!

Линдси поймала мой взгляд.

– Похоже, забыли не все, – заметила она.

И не ошиблась. Здесь, на парковке, главной темой дня была Стейси Сталлард.

Глава 39

ПРИНЯВ ПОСЛЕ ИГРЫ душ, я открыла дверь ванной, чтобы выпустить пар. Я как раз оборачивала мокрые волосы полотенцем, когда по коридору прокатился возглас: «Г-и-Н, детка!» Я уже слышала эти слова, произнесенные этим голосом. И надеялась никогда не услышать их снова. Не успела я сообразить, что делаю, как ворвалась в комнату Уилла.

– Где ты нашел это дерьмо?!

Брат подскочил в кресле и захлопнул крышку ноутбука. Я как можно тише прикрыла за собой дверь. Не хватало только переполошить маму. Широко распахнутые глаза Уилла так и шныряли по комнате, лишь бы не встречаться с моими.

– Что? Не знаю. Ты о чем?

Я пробралась через завалы тряпья на полу и снова открыла ноутбук. На экране застыло размытое изображение белого дивана, Дуни и Стейси. Я дрожащим пальцем указала на видео.

– Где ты его нашел?

Уилл скрестил руки на груди и дернул челюстью.

– Просто… нашел.

Я развернулась и направилась к двери:

– Отлично. Может быть, при маме…

– Стой! – отчаянно прошептал Уилл – вылитый ураган ярости со страхом в эпицентре.

Я помедлила, ожидая продолжения. Уилл едва слышно зарычал:

– Ладно. Мне его прислал Тайлер.

– А где Тайлер…

– Не знаю. Блин. Он мне не сказал.

Я покачала головой, кусая нижнюю губу.

– Что это за сайт?

– Это не сайт. Тайлер скинул мне файл электронкой.

– Закрой его, – велела я. – Немедленно.

– Ну уж нет. Ты‐то его видела.

Я нервно фыркнула:

– Что? С чего ты взял?

– Да брось. Я, может, и младше тебя, но не глупее.

– Сомнительно. Объясни.

– Все знают, что это ты ходила к мисс Спек.

– И откуда, черт возьми, все это знают?

– Я не виноват, что ты тусовалась на парковке с ней и той папарацци. В школе, к твоему сведению, есть окна.

– Ладно, – ответила я. – Ты хотел посмотреть это видео? Давай посмотрим. Целиком.

Уилл заморгал и начал заливаться краской, явно не понимая причин моего бешенства. Затем медленно повернулся в кресле и щелкнул пробелом.

Видео, которое я не хотела бы пересматривать никогда в жизни, снова запустилось. Уилл сидел за столом, я пристроилась на кровати у него за спиной. Она там пьяна или мертва? Эй! Есть кто дома? Сейчас мы разбудим эту Спящую красавицу. Снимите номер! Отсто-о-ой. На этот раз я сверлила взглядом угол экрана, чтобы не видеть творящееся в центре, и постепенно начала понимать: в гостиной гораздо больше людей, чем мне показалось сначала. Встроенные в потолок лампы создавали островки света, в которых появлялись и исчезали все новые лица. Они смеялись, пили и целовались, ничуть не смущенные творящимся по соседству. Чем ближе подходишь, тем больше видишь.

Над спинкой дивана маячила толпа зрителей. Они кричали, показывали пальцем на Стейси и смеялись. Дуни. Потом Дикон. Грег. Опять Дуни. Реджи хохочет. Рэнди что‐то орет.

Уилл судорожно втянул воздух. Парни на видео поочередно взбирались на Стейси. Ее голова слегка подпрыгивала на диване, глаза глубоко закатились. Порой она стонала или неразборчиво ворчала, по‐прежнему не приходя в сознание. Я покосилась на Уилла. Его лицо, еще пару минут назад напоминавшее маску, треснуло под наплывом эмоций: сперва вытянулось в неверии, затем сморщилось от неловкости, потом окаменело от шока и, наконец, исказилось от отвращения.

– Хватит, – прошептал он и потянулся к пробелу, чтобы выключить видео – всего в нескольких секундах после того места, где остановились мы с Линдси.

Я второй раз за неделю перехватила его руку, занесенную над клавиатурой, и развернула подбородок к экрану.

– Нет. Мы должны досмотреть, Уилл. – Голос дрогнул от слез. В комнате было темно, но я видела в свете ноутбука, как отчаянно блестят глаза брата. – Мы должны узнать, что произошло, чтобы рассказать правду. Стейси ничего не помнит. Мы должны ей помочь. Если она не могла сказать «нет», это еще не означало «да». – Я снова перевела взгляд на экран. – Она такого не заслужила.

Уилл кивнул и быстро вытер глаза тыльной стороной ладони.

– Никто, – прошептал он, – никто такого не заслужил.

Я спросила, кого он узнаёт, потому что сама была уверена не во всех. Пока видео ползло к финалу, мы поочередно указывали на разных людей, припоминая их имена. За секунду до того, как запись дернулась и остановилась, в поле зрения камеры шагнул кто‐то еще. Он смотрел мимо объектива в сторону Грега и Дуни, которые по‐прежнему не отлипали от Стейси. Парень стоял под одной из галогеновых ламп так близко к Рэнди, что камера никак не могла на нем сфокусироваться. Картинка расплылась почти до состояния каши, а затем выхватила ближайшую точку, хорошо освещенную лампой.

Ею оказалось левое ухо парня. В эту последнюю секунду я разглядела две вещи. Во-первых, его удивительный рост: ему приходилось слегка пригибаться, чтобы не задевать головой низкий потолок гостиной. А во‐вторых, трехсантиметровый шрам, который я узнала бы всегда и везде.

Глава 40

ЭТО ВИДЕО НЕ ПОКАЖЕТ вам всего. Например, вы так и не увидите лица молодого человека со шрамом за ухом. Вы никогда не услышите его голоса. Вы не узнаете, долго ли он стоял, глядя на происходящее на диване, или что сказал, когда камера выключилась. Вам останется только гадать: он лишь зашел в гостиную попрощаться и сразу наткнулся на эту сцену – или пробыл там все время, молчаливым свидетелем наблюдая из‐за спины Рэнди.

Видео не покажет вам и лица девушки, которой этот шрам знаком так хорошо, ведь она сама его оставила. Вы не услышите сдавленного рыдания, которое сорвалось с моих губ. Не увидите, как я повалилась на пол в спальне Уилла и как он в панике побежал за мамой. Он по возможности объяснил ей ситуацию с видео, но не заметил шрама на экране. И мама не заметила. Никто из них не вглядывался в запись так пристально, а я не сумела выдавить ни слова.

Вы не увидите, как я плакала, пока не уснула, – и как разрыдалась снова, едва открыла глаза серым субботним утром. Я знала, что не смогу вернуться в Де-Мойн на заключительную игру турнира, а перепуганная моим состоянием мама решила, что все останутся дома. Вечером Уилл, который смотрел матч по телевизору, поднялся в мою комнату с новостями: «Флибустьеры» проиграли с разницей в шесть очков. Когда он просунул голову в дверь, я лежала, сжимая в руке коралл с прикроватной тумбочки, и отчаянно желала вернуться в тот сентябрьский день, когда Бен был для меня лишь детским воспоминанием и несбыточной мечтой.

Это видео не покажет вам, как я проклинала себя, что влюбилась. Не объяснит, насколько легче мне было бы продолжать просто кивать Бену в коридорах. Насколько легче мне было бы никогда не знать его тепла, вкуса его губ, тяжести его тела, – чем испытать все это и затем увидеть шрам на последнем кадре.

Это видео не покажет вам сообщения, которые писал мне Бен из автобуса по дороге домой. По нему не понять масштаб обещаний, нарушенных в один миг, или надежд, погребенных под залежами вранья. В этом смысле видео не показывает ровным счетом ничего. Если оно что и показывает, так лишь то, что мой бойфренд был в комнате, где его друзья насиловали девушку, и мог бы ей помочь, но не стал.

И в этом смысле видео показывает все, что вам нужно знать.

Глава 41

– ВОТ И ТЫ.

На следующий день я подъехала к дому Бена, закованная в железное оцепенение, которое расплавилось в ярость, едва я услышала эти слова. Дверь гаража была открыта. Бен бродил по подъездной дорожке, отрабатывая броски.

Он подошел ко мне с мячом под мышкой и нагнулся для поцелуя, но замер, так и не коснувшись губ. Я знала, что он сейчас видит: опухшие, налитые кровью глаза, в которых застыли слезы. Я на секунду задумалась, смогла бы я похоронить все это глубоко внутри и вести себя как ни в чем не бывало; замолчать, спрятать трагедию одной силой воли.

– Мне жаль, что вы проиграли, – только и сумела выговорить я, прежде чем разрыдалась и спрятала лицо в ладонях.

Я почувствовала, как он меня обнимает. Прижимается губами к макушке. Это в последний раз?

Бен отвел меня в гараж и достал бутылку «Бон Аквы» с полки между батарейками и бумажными полотенцами.

– Эй, все хорошо, – прошептал он. – Не плачь.

Он свинтил крышку и протянул мне воду, улыбаясь своей Неотразимой Улыбкой.

– Дьюк все равно собирается предложить мне грант. Похоже на светлую полосу, да? Наконец‐то мы отсюда свалим.

– Я с тобой не поеду.

Бен нахмурился:

– О чем ты?

– Видео. Я досмотрела его до конца.

У Бена вытянулось лицо.

– Что?

– Его нашел Уилл. Копии… сохранились.

– И что это меняет?

У меня по щекам снова потекли слезы – на этот раз беззвучные. Ком в горле мешал говорить, но я пересилила себя.

– Всё.

Бен бросил мяч в ящик у двери в гостиную.

– Не понимаю.

– Ты был на том видео.

Он на секунду застыл, а потом потянулся ко мне, пытаясь обнять.

– Клянусь тебе. Я просто зашел попрощаться и…

– Не надо. – Я задохнулась рыданием и уперла ладонь ему в грудь, не давая приблизиться.

– И что с того? Я просто не мог…

– Хватит! Чего ты не мог? Сказать мне правду?

Помочь Стейси?!

Бен отшатнулся, будто я ударила его под дых.

– Это нечестно. Ты же знаешь, что это нечестно.

– А то, что случилось со Стейси, честно? Что я тебя любила, а ты врал мне в лицо? Это – честно?

– Послушай, мне правда жаль. Я не хотел врать… Ни тебе, ни кому‐либо еще. Но нам нельзя вмешиваться.

– Нет. Мы должны. – Я покачала головой. – Ты знаешь, кто там был.

– Мы все перепились.

– Ты можешь рассказать полиции, что помнишь. Можешь свидетельствовать в суде.

Бен горько рассмеялся:

– Против кого? Дуни? Дикона? Тогда мне проще сразу сбежать из города.

– Разве ты не этого хотел? – перебила я. – Свалить отсюда?

– Не так, Кейт. Послушай! Посмотри на меня. Посмотри. – Он обвел рукой гараж, до самых балок забитый полками Адель. – Я могу отсюда выбраться. Дьюк предлагает мне место. И ты можешь уехать вместе со мной.

– И кем я буду, если уеду? Кем будешь ты? Парнем, который врет? Который позволил своим приятелям изнасиловать девушку? Который просто стоял и смотрел?

– Нет! – Он в отчаянии схватил меня за руки. – Ты же меня знаешь. Я не такой. Я сказал Дуни, что это не должно повториться. Что это было мерзко.

– А потом помог ему уничтожить улики?

– Я же сказал, там была только фотография выпивки.

– Почему я должна тебе верить?

Эти слова сорвались у меня с губ будто против воли – скорее утверждение, чем вопрос. Бен рывком отвернулся и запустил пальцы в волосы. Когда он снова обратил ко мне лицо, его глаза сверкали.

– Потому что это я! Потому что я люблю тебя.

– Но недостаточно, чтобы сказать мне правду? – тихо спросила я. – Что, если бы ты зашел в гостиную, а на диване была я?

Бен с воплем впечатал кулак в кипу крафтовых пакетов, вложенных один в другой наподобие матрешки.

– С тобой никогда бы такого не случилось!

– Почему нет?

– Как ты вообще можешь сравнивать себя с ней? Стейси – наркоманка и алкоголичка. Она отдавалась каждому встречному с седьмого класса, когда…

– Была моим другом! – заорала я, не дав ему закончить. Лицо горело от слез – новых, жгучих, бесконечных. – Когда она была моим другом.

Бен обмяк, будто лишился последних сил. Когда он поднял на меня глаза, в них читался такой страх, какого я никогда раньше не видела.

– Кейт, пожалуйста. Если ты расскажешь полиции, что я там был, они захотят увидеть запись. А если мне придется свидетельствовать в суде, Дьюк отзовет свое предложение. Ты же слышала, что они вчера сказали маме. Я не должен… Не могу в это ввязываться.

– Видео уже у хакеров, – напомнила я. – И если мы ничего не сделаем, они обнародуют его в понедельник. Люди все равно узнают.

– Пускай. Я там на одном кадре. Даже не я, а мой затылок. Кто его узнает? Кто расскажет?

– Я знаю, – прошептала я. – Я расскажу.

Я повалилась на стоящий рядом стул. Бен упал передо мной на колени и положил обе ладони на бедра, словно пытаясь удержать меня, удержать нас, не дать течению разнести в разные стороны.

– Ну что ты от меня хочешь? – беспомощно спросил он.

– Чтобы ты пошел со мной в полицию. Рассказал про видео. Помог опознать всех, кто там был.

– Я не могу. Даже если тренер не вышибет меня из команды, как я снова посмотрю в лицо парням?

– А как ты можешь смотреть им в лицо сейчас? После того, что они сделали?

– Кейт, я хочу только одного. Нас. Чего‐то большего. Чего‐то лучшего. Для нас обоих. У нас все еще будет, клянусь. Вместе. Нужно только не впутаться в эту историю.

– Солгав?

– Промолчав. – Его тон стал умоляющим. – Прошу тебя.

– Я не могу.

Глаза Бена наполнились слезами.

– И что теперь? Я иду с тобой в полицию – или ты со мной порываешь?

Я покачала головой и, подавшись вперед, прижала ладонь к его щеке.

– Нет, Бен. Я порываю с тобой прямо сейчас. Но если ты пойдешь со мной в полицию, мы, возможно, сумеем остаться друзьями.

Он уже не пытался ни сдерживать слезы, ни вытирать их.

– Но я люблю тебя, Кейт.

– Недостаточно, – выдавила я. – Недостаточно. Бен звал меня, пока я на трясущихся ногах выбиралась на подъездную дорожку. Я будто заново училась ходить. Раньше я и не подозревала, сколько мышц для этого требуется. Каждый шаг давался через силу, но я запретила себе останавливаться. И оглядываться тоже.

Какая‐то часть меня ждала, что Бен бросится следом, но он остался в гараже. Я вдруг поняла, что уже думаю о нас в прошедшем времени. Значит, вот так и заканчиваются эры?

Когда‐то Айова была океаном.

Когда‐то я была твоей девушкой.

Я повернула ключ в замке зажигания. Внезапно сквозь рычание двигателя пробился другой шум. Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Бен с размаху врезается плечом в первый из стеллажей. Он на мгновение закачался – а потом обрушился на соседний. Бутылки, банки, пачки и упаковки брызнули во все стороны. Второй стеллаж потянул за собой третий, тот – четвертый. Не прошло и нескольких секунд, как эффект домино превратил склад Адель в груду мусора. Иногда, чтобы все изменилось, должны пройти эпохи. А иногда ты не успеваешь моргнуть глазом.

Пикап выехал на дорогу. Когда я бросила последний взгляд в зеркало заднего вида, Бен стоял посреди хаоса, обхватив голову руками, и плечи его содрогались.

Папа был во дворе: шпаклевал и закрашивал трещину на входной двери. Я плакала так безудержно, что запнулась на одной из ступенек крыльца. Папа поймал меня в последнюю секунду, усадил рядом с собой и притянул за плечи.

– Эй, – прошептал он. – Что стряслось, Кейти?

Я прижалась к нему, рыдая в рабочую фланелевую рубашку. Мне хотелось все ему рассказать, как‐то объяснить, что я уже никогда не буду прежней. Но я могла повторять лишь несколько слов – единственных, которые шли мне на ум.

Я ударила друга.

Я ударила друга.

Я ударила друга.

Глава 42

ДЕТЕКТИВ ОКАЗАЛСЯ ЖЕНЩИНОЙ. Не знаю, что в этом было странного, но я почему‐то удивилась. Пока Уилл включал ноутбук, она спросила, не хотим ли мы воды. Я кивнула, и через минуту она вернулась в кабинет с двумя пластиковыми стаканчиками, наполненными из питьевого фонтана в коридоре.

– Стандартная процедура, – пояснила она, заметив, что я разглядываю камеру на потолке. – Мы записываем все интервью.

Вчера, едва я немного успокоилась, мы рассказали всё папе. Показали ему видео. Я начала было объяснять, почему не послушалась его совета, но он остановил меня поднятой ладонью, молча опустил крышку ноутбука и пошел звонить мистеру Дженнингсу.

Я отправила Бену эсэмэску перед отъездом в участок. Сказала, во сколько мы там будем, и попросила присоединиться. Уилл с детективом запустили видео. Каждый раз, когда брат кого‐то узнавал, они нажимали на паузу, и детектив записывала имена. Внезапно у меня в руке завибрировал телефон. Я провела пальцем по экрану, и на нем развернулся ответ Бена:

Я тебя люблю. Пожалуйста, не надо.

Глаза снова защипало. Я слышала, что видео подходит к концу.

– Есть идеи, кто этот парень? – спросила детектив Уилла, когда запись смолкла. Брат поднял на меня взгляд, и она последовала его примеру.

– Его зовут Бен Коди, – ответила я.

– Уверена? – усомнилась детектив. – Тут видно только затылок.

– У него шрам за ухом. – Я указала на экран.

Детектив склонилась к ноутбуку. Чем ближе подходишь, тем больше видишь.

– И правда, – наконец сказала она, добавляя к списку еще одно имя. – Нужно хорошо его знать, чтобы заметить такую мелочь.

– Мы дружим с тех пор, как я оставила ему этот шрам.

– Когда это было? – спросила она с улыбкой.

– В пять лет.

Я больше не могла сдерживать слезы. Детектив взглянула на меня, взяла коробку бумажных платков и тихо пододвинула через стол.

– Ты поступила верно, – сказала она.

– Мне так не кажется. – Я промокнула глаза. У меня уже не было сил плакать.

Детектив кивнула, перечитала список имен и перевернула лист на планшете.

– Некоторые вещи понимаешь только со временем, – ответила она, не глядя на меня. – Только со временем.

Глава 43

ЕСТЬ РАЗНИЦА МЕЖДУ отвержением и предательством. Когда тобой пренебрегают, это похоже на зудящую ссадину, которая поначалу ноет, но потом затягивается новой кожей. Ты можешь выдвигать гипотезы, почему ничего не получилось, собирать доказательства, формулировать теории, объясняющие причины неудачи, – или же просто решить, что «не судьба». Через некоторое время заживший порез совершенно исчезает.

Проблема с предательством в том, что его нельзя объяснить. Было бы проще, если бы Бен был озлобленным женоненавистником, который торгует наркотиками и на досуге бьет собак. Но он таким не был.

За несколько недель, прошедших после нашего визита в участок, СМИ превратили жителей Корал-Сэндза в безликую темную массу. Адель и Бен, Стейси и Фиби, Дуни и Дикон, я и Уилл – все, кто когда‐либо носил сине-золотые цвета флибустьеров, были сведены до криминальной истории, которая снова и снова обсасывалась на CNN и в фейсбуке, в тысячах блогов и ток-шоу. Наши индивидуальности отбросили, чтобы вместить в 140 знаков. В итоге начало казаться, что в Корал-Сэндзе вообще никогда не жил никто, кроме Джона Дуна и Дикона Миллса.

К вечеру воскресенья вина всех четверых была доказана, и суд разослал новые повестки свидетелям преступления, начиная с Бена Коди. Утром в понедельник «УльтраФЕМ» опубликовали вместо видеозаписи открытое обращение, в котором благодарили «храбрецов, отважившихся выйти вперед». Мир так и не увидел четырех минут, которые изменили всё.

Каждый из нас пытался по‐своему объяснить произошедшее. Одни говорили, что парни – это парни. Люди, в жизни не бывавшие в Корал-Сэндзе, заочно окрестили наш город рассадником порока. Другие винили во всем смесь гормонов и алкоголя – мол, вот что бывает, когда подростки напиваются. Возможно, они и правы насчет некоторых подростков. Однако на вечеринке было множество тех, кто выпил ничуть не меньше своих приятелей в гостиной – и при этом даже в страшном сне не мог представить того, что там случилось. В числе этих подростков была и я.

Мне не дано понять, как можно напиться до такой степени, чтобы стоять и просто смотреть на изнасилование. Я никогда не узнаю, почему Бен был тогда в комнате и ничего не сделал. Единственное, что я знаю наверняка, – это то, что он меня любил, но это не помешало ему солгать мне о самом важном. И хотя я надеюсь однажды его простить, я уже никогда не смогу быть с ним вместе.

Самое тяжелое в предательстве то, что, несмотря на всю боль, ты не перестаешь любить обманувшего тебя человека. В последующие дни и недели меня неизменно удивляло, что никто не дал моему сердцу отмашки «стоп». Я продолжала вспоминать прикосновения Бена и скучать по его Неотразимой Улыбке. Я не выбирала, в кого влюбиться, и теперь точно так же не могла по команде сменить свои чувства на равнодушие. Видимо, сердце является мышцей не только в физическом, но и в переносном смысле. Оно продолжает биться и любить, не спрашивая твоего согласия.

К обеду понедельника я стала персоной нон грата – такой же невидимой, как Фиби, и презираемой, как Стейси. Парией по примеру Альфреда Вегенера. Кристи и Рэйчел блюли нейтралитет и вежливо улыбались с расстояния, но близко не подходили. Я то и дело забывала, что Бен больше не сидит позади меня на геологии и что не стоит искать его глазами на главной лестнице. Когда мы сталкивались, он молча кивал и отводил взгляд, что было еще хуже, чем если бы он совершенно меня игнорировал. Линдси продолжала обедать со мной – и по дороге на практику в следующую пятницу села рядом в автобусе. Надо признать, она старалась, как могла, но трудно поддерживать беседу с человеком, который все время пытается разрыдаться. В конце концов я обнаружила, что стою в ущелье девонского периода в одиночестве.

Я опустилась на колени на краю водослива и обвела кончиками пальцев древние силуэты, запечатленные в известняке. Я попыталась вообразить морские лилии и плеченогих, которые плавали здесь в мелководном «супе» 375 миллионов лет назад, но обнаружила, что у фантазии, как и у наблюдательности, есть свои пределы. Да, когда‐то Айова была океаном, но я уже не увижу ничего, кроме безнадежно сухопутных холмов и кукурузных полей, простирающихся во все стороны, насколько хватает глаз.

Бывают феномены, которые сложно осмыслить как следует, даже располагая всеми доказательствами. Рана, оставленная ложью любимого человека, не излечивается до конца. Я никогда не пойму, как Бен, которого я так хорошо знала, мог так долго мне врать. Просто его нога снова оказалась не в то время не в том месте – и он с размаху полетел на землю.

В день экспедиции, окруженная окаменелыми свидетельствами древнейшей истории, я решила больше не строить теорий. Я знала одно: дай время, и эта рана тоже зарубцуется. Новые слои жизни медленно скроют разлом в глубине сердца. Но где‐то в основании моей личности навсегда останется память о произошедшем – новая карта, чьи очертания бесповоротно изменили мой взгляд на мир.

Глава 44

ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ПРИМЕРНО через месяц после геологической практики. Я снимала клетчатую юбку и синий жилет в раздевалке школы Сент-Мэри, когда уловила на дне спортивной сумки знакомый аромат дезодоранта. Убирая ее в шкафчик, я вспомнила, как Адель лихорадочно закупалась «Райт Гардом». Вспомнила выражение лица Бена. И улыбнулась.

Это длилось всего секунду – прежде чем в раздевалку, потрясая безумной копной афрокудряшек, влетела Оливия Джейнис. Она всегда выглядела так, будто собралась на дискотеку, и по непонятным причинам называла меня «Ягодкой». За месяц, прошедший с тех пор, как мы с Уиллом сменили школу, Оливия стала мне настоящим куратором, экскурсоводом и массовиком-затейником в одном лице.

– Шевелись, Ягодка! – завопила она, едва не подпрыгивая от нетерпения.

Я ущипнула ее за талию, и она с криками погнала меня на поле. В этой школе наш тренер – мужчина, а официальные цвета – бордовый и темно-синий, но разминка выглядит точно так же. По словам мистера Орсона, он всячески приветствует «личную инициативу» – то есть когда ученики принимаются за пробежки еще до официального начала тренировки. В последние недели Оливия вменила себе в обязанность следить, чтобы мы выходили на поле первыми.

Завтра у нас финальная игра. Для школы Сент-Мэри этот сезон выдался неплохим: шесть побед, четыре поражения – одно из них Корал-Сэндзу. Было странно играть против своей бывшей команды, но я выжила, и Линдси потом обедала с нами.

В тот вечер мы столкнулись с папой на кухне. Я зашла выпить воды перед сном, а он собирал сэндвичи для завтрашнего ланча. Теперь он вставал еще раньше. Застройщик, на которого он работал, поручил ему второй объект, так что мы смогли оплатить обучение в Сент-Мэри. Конечно, пришлось затянуть пояса, но мама с папой согласились, что если мы хотим сменить школу, это вполне возможно. Новая униформа не вызвала у брата бурного восторга, зато классы здесь были меньше, и на следующий год Уилл собирался пробоваться в юношескую команду.

Я подошла к папе сзади, обняла за пояс и пробормотала в затылок «спасибо». Он обернулся ко мне и положил ладони на плечи.

– Я тебя люблю, – тихо сказал он. – С тобой все в порядке, Кейт. С тобой все в порядке.

Для моего папы эти слова были равносильны «я тобой горжусь», и хотя за последнее время моя жизнь изменилась почти целиком, я вдруг поняла, что он прав: со мной все в порядке. Иногда ты не можешь остановить перемены, проконтролировать их или направить в удобную сторону. Все, что тебе остается, – смириться и держаться крепче.

Перемены в жизни Стейси привели ее на юг. Через неделю после поездки к детективу мама встретила Лиэнн на парковке «Уолмарта». Та собирала выброшенные картонные коробки, чтобы упаковать вещи для переезда. Юристы из Нью-Йорка убеждали ее возбудить гражданский иск и добиваться для Стейси компенсации за причиненный ущерб, но Лиэнн сказала, что не заставит дочь заново проходить через все это. Лучшее, что она могла для нее сделать, – переехать к сестре в Нэшвилл и отдать Стейси в школу изобразительных искусств.

– Работать официанткой я могу где угодно, – сказала Лиэнн маме. – А здесь для нас не осталось ничего, кроме боли.

После визита в полицию мне так и не довелось поговорить со Стейси. Но в день, когда они уехали, Уилл разбирал почту и нашел конверт с моим именем. Внутри не было ни слова – только чудесный карандашный рисунок пересмешника, официального символа штата Теннесси. Его точеные крылья трепетали на ветру, голова была высоко поднята, а взгляд обращен к новому горизонту.

В эти недели я старалась смотреть как можно меньше новостей, но иногда от них было трудно скрыться. Слоан Китинг стала штатным аналитиком на CNN – как‐то раз я увидела ее по телевизору, пока ждала в очереди в прачечной. Судья довольно мягко обошелся с Дуни, Диконом, Грегом и Рэнди. Несколько лет назад отец Дуни помог прокурору с разводом, и когда парни признали свою вину, тот заметно смягчил требования. Все четверо получили лишь по году. При хорошем поведении их могли освободить уже к сентябрю, и тренер Сандерс начал поговаривать про «вторые шансы».

Бен со мной не связывался. Да я и не ждала. Временами я натыкалась на него, заворачивая за угол в супермаркете или проезжая по Оуклон-авеню; в городке масштаба Корал-Сэндза это неизбежно. Иногда я просматривала его страничку в фейсбуке и размышляла, заговорим ли мы когда‐то в будущем. Линдси сказала, что Дьюк решил подождать с предложением гранта до следующего года. Я не знал, винит ли меня Бен за эту отсрочку, – а может, иногда тоже вспоминает обо мне и улыбается.

Топография моей жизни полностью изменилась, но у материка сердца так и останется зубчатый край – там, где он однажды испытал чудо подлинной близости. Поначалу я раздумывала, смогу ли когда‐нибудь полюбить снова – и ответит ли этот человек мне взаимностью, – но потом решила выбросить из головы «если» и «когда» и сосредоточиться на «здесь» и «сейчас».

Поверхность земли находится в непрерывном движении. По словам ученых, через 250 миллионов лет материки опять объединятся. Образуются новые горы и плато; одни океаны исчезнут, другие появятся. Все эти тектонические сдвиги произойдут без согласия людей – если допустить вероятность, что к тому времени в мире останутся представители нашего вида. Планете безразлична жизнь, которую она питает. Силы природы все равно возьмут вверх, невзирая на то, кто стоит на линии разлома или лежит поперек потока. Все, что нам остается, – ощущать эту вечную дрожь, крохотные сейсмические сдвиги, которые служат напоминанием от вселенной: дай время, и все изменится.

Возможно, это ощущение хрупкости связей и побуждает нас пытаться их сохранить – записывая, фотографируя, снимая на видео, фиксируя в твитах и обновлениях статуса. Теперь я понимаю, что когда земля содрогается у нас под ногами, когда мы едва переживаем наводнения, когда наши сердца сталкиваются, идут трещинами и разбиваются вдребезги, – мы получаем предупреждения.

Мы окружаем себя вещами, которые дарят нам чувство безопасности и устойчивости; на которые мы можем указать, заявив: «Это – нормально». Адель и ее гаражный склад; Конни Бонин и ворох тряпья, оставшийся от покойного Вилли; мама и фотографическая Стена почета на втором этаже; папа и его видеокамера с откидным экранчиком; кораллы на моей прикроватной тумбочке – все это свидетельства ушедших эпох, символы, за которые мы цепляемся, чтобы утвердить настоящее и наметить будущее, окаменелости тайной истории, которую каждый из нас хранит глубоко внутри, в самом основании своего бытия.

Стукнув рукой по дальней линии ворот, я услышала за спиной насмешливый возглас Оливии – и припустила за ней со всей скоростью, на которую была способна. В центре поля мы поравнялись и, пока вечернее солнце согревало поверхность нашего медленно дрейфующего континента, побежали дальше бок о бок.

Мы под крики сокомандников преодолели последние пятьдесят метров. Я опередила Оливию на один удар сердца, мы вместе шлепнули ладонью по линии ворот и повалились на землю, тяжело дыша и смеясь. Пока я лежала в траве рядом со своим новообретенным другом, в вышине у нас над головами величественно проплыл ястреб – и я вдруг испытала прилив благодарности, что на этот раз мы избежали вездесущего взгляда камеры или обновления статуса в фейсбуке. Некоторые моменты стоит записывать только в сердцах.

Благодарности

Спасибо Майклу Бурре – самому лучшему агенту, который твердой рукой направлял этот корабль.

Также хочу поблагодарить потрясающую команду издательства «ХарперТин»: Кристен Петит, чьи высокие стандарты ни на минуту не давали мне расслабиться; Джен Клонски, которая верила, что я с достоинством приму этот вызов; Элизабет Линч, которая поддавала жару; и Джину Риззо – выдающегося журналиста. Спасибо Мишель Таормина за прекрасную обложку и Улле Пуггард, чей изящный шрифт дополнил облик этой книги. Энн Хослер – я и не думал, что можно влюбиться в редактора! Спасибо тебе за зоркий глаз и открытое сердце.

Большое спасибо моим друзьям-писателям, дававшим обратную связь – особенно Гранту Слоссу, Эндрю Смиту, А. С. Кингу, Джону Кори Уэйли, Франческо Седите и Деб Калетти; а также моим коллегам-авторам YA с Западного побережья: Маргарет Штоль, Мелиссе де ла Круз, Псевдонимусу Босху, Рэйчел Кон и Тому и Лоре МакНилам, – я бы не пережил этот год без вас.

Наконец, спасибо моей семье: Холли Голдберг Слоун и Эллис Поуп. Ваши литературные замечания были бесценны, но именно ваша жизненная мудрость изменила меня навсегда. Дженни Яниско – ты всегда была на моей стороне, даже когда нас разделяли тысячи километров. Джейсон Пресс, ты мой истинный брат. Калеб Харцлер, ты изо дня в день показываешь мне, как следует жить, и всегда остаешься для меня образцом для подражания. Спасибо вам.

Примечания

1

Студенческая баскетбольная команда, представляющая Айовский университет в первом баскетбольном мужском дивизионе NCAA (Национальной ассоциации студенческого спорта). Базируется в Айова-Сити, штат Айова. (Здесь и далее примечания переводчика.)

(обратно)

2

Высшая ступень в NCAA и студенческом спорте США в целом. Именно спортсмены из Первого дивизиона чаще всего попадают в профессиональный спорт.

(обратно)

3

Национальный праздник в США, отмечаемый в первый понедельник сентября.

(обратно)

4

Танцевальная фитнес-программа на основе популярных латиноамериканских ритмов.

(обратно)

5

Спортивный энергетический напиток, предназначенный для восстановления в организме жидкости и минералов, утраченных во время тренировки.

(обратно)

6

Национальная стипендия за заслуги – американская государственная программа по выявлению самых одаренных учеников и распределению между ними грантов для оплаты обучения в вузах.

(обратно)

7

Американская некоммерческая экологическая организация, занимающаяся охраной природы, а также исследованиями в области орнитологии.

(обратно)

8

Частный исследовательский университет, расположенный в городе Дарем, Северная Каролина, США.

(обратно)

9

Традиционное блюдо мексиканской кухни. Представляет собой тонкую лепешку (тортилью) из кукурузной муки, в которую завернута начинка.

(обратно)

10

Социальный новостной сайт, на котором зарегистрированные пользователи могут размещать ссылки на какую‐либо понравившуюся информацию в Интернете.

(обратно)

11

Раздел/подфорум «Реддита», где собираются люди с одними и теми же увлечениями, чтобы ознакомиться или поделиться новым материалом на эту тематику.

(обратно)

12

Крытый многофункциональный стадион в Де-Мойне, штат Айова, который вмещает 16 980 зрителей.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg