«Список мечт. Повести и рассказы»

Список мечт. Повести и рассказы (fb2) - Список мечт. Повести и рассказы 819K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Таран

Список мечт Повести и рассказы Татьяна Таран

Корректор Ирина Токарчук

Иллюстратор Елена Гуляева

© Татьяна Таран, 2017

© Елена Гуляева, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4490-1656-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Барышня и капитан Повесть

Глава 1

1

Красная площадь июньским жарким днём привычно вбирает в себя толпы туристов. По одному и парами, группами и шеренгами полируют они своими кроссовками и сандалиями брусчатку, передвигаясь от одной достопримечательности к другой. Летнее солнце, разлитое щедрой рукой Всевышнего, высвечивает под ногами медным блеском среди каменных прямоугольников восьмиконечную звезду в круге, с надписью по периметру: «Нулевой километр автодорог Российской Федерации». Пункт «остановки», установленный на границе Манежной и Красной площадей, манит к себе очередные волны туристов.

По кругу и вразброс — толпа зевак, наблюдающая за суетливыми движениями двух юных девушек на этом небольшом пятачке под ногами.

— Ну, давай, бросай скорее монетку, загадывай, смотри, сколько людей вокруг тоже ждут своей очереди!

Девчонки, тростиночки лет восемнадцати-двадцати, смеются и крутятся друг перед другом: одна, блондинка в светлом платье, — в самом круге, другая, черноволосая красавица в шортах и футболке, — за его чертой.

Та, что в платье, никак не может выбрать правильное местоположение:

— Нина, я не знаю, как правильно встать, как нужно, скажи?

— Надо спиной к Александровским воротам, лицом к Иверской часовне. Вот! Вот так правильно. Давай, кидай уже!

Та, что в круге, замахнулась несильно и бросила медную монетку через плечо. И тут же повернулась, ища глазами место её приземления.

— Сюда, Аня, в эту сторону смотри, она сюда упала! — Подружка показала рукой на монету на земле, и обе, как по команде, подняли глаза прямо перед собой.

За внешним кругом, обрамлявшим всю композицию из звезды, надписи и барельефов с изображениями животных из всех климатических зон страны, среди других зрителей стояли два молодых человека, также с улыбкой наблюдавшие за этой весёлой кутерьмой девчонок.

Та, что руководила процессом вращения в круге, взяла подружку за руку и направилась к парням.

— Давай, спрашивай! Только одного! Любого!

Так и стоя друг против друга, два на два, та, что бросала монетку, подняла глаза на своего визави:

— Скажите, пожалуйста, как вас зовут?

— Андрей.

Молодой человек хоть и удивился вопросу девушки, но имя назвал честно и без раздумий. Девчонки приятные, весёлые, что ж не откликнуться.

— Спасибо. Очень приятно, — девушка чуть склонила голову, произнося слова благодарности. Как бы в полупоклоне. И тут же повернулась к своей бойкой подруге:

— Ну, всё, пойдём?

А та, желая прояснить ситуацию, скороговоркой начала объяснять:

— Парни, вы не подумайте чего такого! Здесь, на нулевом километре, примета такая: если бросишь монету через плечо и спросишь имя у первого мужчины, который попадётся на глаза, то узнаешь имя будущего мужа. Я уже спрашивала, теперь подругу привела. И желания разные можно загадывать, не только имена. Не верите? — девушка даже рассердилась, увидев снисходительные улыбки парней. — Да вы попробуйте сами, загадайте желание на завтра и увидите, оно обязательно сбудется. Не верите мне всё равно… — Девушка сделала вид, что расстроилась от недопонимания важности момента молодыми людьми.

— Да и ладно, всё равно спасибо. За то, что имя своё назвал, — тут Нина обратилась персонально к Андрею.

И, подводя итог импровизированной акции по знакомству с именем будущего мужа для подруги, завершила разговор:

— Так что спасибо вам, парни, у нас всё получилось. Правда, Анюта? — и, не дожидаясь ответа, взяла её за руку. — Ну, всё, мы пошли, пока-пока!

Девушки развернулись и, щебеча о своём, о девичьем, направились вдоль Исторического музея дальше, к Александровскому саду.

— И что это было? — второй из парней задал вопрос приятелю, чьё имя только что спросила одна из девушек.

— Не что, а кто. Весёлые девчонки! Замуж хотят, что непонятно тут?

Ребята постояли ещё немного возле суетливой точки, наблюдая за очередными ловцами желаний.

— Слушай, Игорь, а ты заметил, как необычайно хороша эта москвичка с глазами цвета морской волны? — парень, который только что стоял напротив блондинки, обратился к приятелю.

— Та, которая монетку бросала? — откликнулся тот.

— Да, что имя у меня спросила, — подтвердил Андрей.

— Не особо я её разглядывал, девчонки как девчонки, нормальные, — приятель пожал плечами. — А ты уверен, что она москвичка? Может, как и ты, — в столице гость?

— Может, и не москвичка, но девица и впрямь хороша, худенькая, спина как струнка вытянута. Глаза такие: заглянула — и я утонул. — Андрей смотрел уже не на кружение народа вокруг звезды на брусчатке, а вслед удалявшимся девчонкам. — А манеры? «Извините, пожалуйста». И в платье, все в джинсах обычно.

Решившись, он тронул приятеля за плечо:

— Слушай, друг, пошли, догоним их, а? Познакомимся, погуляем… Что теряем?

— Да вторая же сказала, что занята, мне не светит. — Игорь развёл руками и сделал вид, что расстроен.

— Да ладно ты, не жениться же зову, так — день скоротать да приятные впечатления увезти с собой на край земли. Заодно и проверим — москвичка или приезжая.

— Слушай, Андрюха, а я смотрю, ты смелый в морях стал!

— Игорь, дружище, в море, кроме романтики, ещё и страшно бывает. Хочешь — не хочешь — смелым станешь. Штормит иногда так, что хоть тарелки к столу гвоздями прибивай. Нас, когда мы на практику в кругосветку ходили, мотало по волнам в ревущих сороковых широтах так, что молился всем богам сразу. А я атеист, между прочим… Да и в других морях не на качелях качает, а по серьёзному. Я-то сейчас пока в каботаже, по дальневосточным морям хожу, но и там, в Охотском море, мало не покажется, особенно осенью. Но нам не выбирать, куда Родина пошлёт — туда и я с пароходом. Ну, идём же, быстрее, пока видно их ещё!

И парни широким шагом направились вслед за девушками.

2

— Девушки! Анюта!

Девчонки, услышав имя одной из них, повернулись и с недоверием посмотрели на ребят.

— Это вы нам?

— Ну да, мы решили вас проводить, вдруг хулиганы пристанут. — Андрей стоял и смотрел на Аню, не отрываясь.

— Какие хулиганы? Тут все на виду, не верьте ему, девчонки, это он на ходу придумал. — Игорь решил тоже пофлиртовать, на всякий случай.

— Меня Игорем зовут. А тебя? — обратился он к бойкой подружке.

— А меня — Нина. Но у меня уже есть парень, и его зовут совсем не так! Я же сказала, что кидала уже монетку. — Девушка надежд не оставила.

— Эх, жаль, а я думал, что ты пошутила. Ну и ладно. Андрей, ты чего застыл как истукан? — Игорь обернулся к приятелю. — Предложи девушкам прогуляться в Александровском саду, там хоть прохладнее, чем здесь, на солнцепёке.

— Пойдёте с нами, Аня, Нина? — теперь обращаясь к девушкам, сказал Игорь. — Я своему другу показываю достопримечательности. Может быть, вы тоже знаете что-нибудь интересное?

— Да-да, там, в Александровском саду, как раз сейчас будет смена Почётного караула, — сказала Нина. — Если поторопимся, успеем.

И вся компания зашагала в сторону ещё одной реликвии Красной площади.

Облепив ограждение, здесь уже собралось немалое количество желающих посмотреть церемонию.

— Идут, идут! — зашелестело среди зрителей. И все вытянули шею в ту сторону, откуда уже ясно слышалась поступь армейской обуви по каменным плитам. Люди с восхищением смотрели, как тянут ногу караульные, с какой секундной чёткостью отбивают шаги, как филигранно перевешивают оружие и замирают у караульной будки, охраняя вечный покой Неизвестного солдата.

— Ты тоже так шагал на плацу в своей мореходке? — спросил Игорь друга после окончания торжественной смены караула.

— Да ну, куда нам, — ответил Андрей. — Была, конечно, строевая подготовка, но так вышагивать я бы, наверное, не смог. А вообще нам надо было совсем другое умение оттачивать — как вообще удержаться на ногах во время морской качки.

— Так ты моряк? Капитан на пароходе? По морям, по волнам? — Нина от удивления даже приложила руку к воображаемой фуражке.

— Капитаном я буду лет через десять — пятнадцать, когда все моря обойду. А пока — третий помощник капитана, отвечаю за штурманские карты на пароходе. Моя задача — путь проложить, отметить, где камни подводные, где отмели, где айсберги. Ну и рулить пароходом в свою вахту. А тут я в отпуске. Решил вот навестить одноклассника и посмотреть столицу.

Андрей похлопал приятеля по плечу:

— Молодец, Игорёха, все правильно сделал! Закрепился в Москве после института, науку двигать будет. А я здесь просто гость, рассматриваю всё, что раньше видел только по телевизору. Не был в столице никогда раньше.

— Как не был? — тут удивилась уже Аня. — Мне казалось, в Москве бывали все.

— Ну вот, такой уникальный экземпляр перед тобой сейчас стоит. Не был, не доводилось до сих пор, как говорится, вот, навёрстываю упущенное. А ты, к примеру, — обратился Андрей к Ане, — была когда-нибудь во Владивостоке?

— Где-где? Во Владивостоке? Это же очень далеко! — Аня рассмеялась, не представляя себе такой маршрут даже в мыслях.

— Ну, допустим, не дальше чем до Москвы из Приморья. В обе стороны одинаковое количество времени лететь — девять часов на самолёте, — отшутился Андрей.

— А вы, девчонки, — решил прекратить урок географии Игорь, — тоже не москвички, похоже? Мне кажется, москвичи сюда только на парад Девятого мая ходят, а так что тут смотреть, всё давно им с детства знакомо. Вы, наверное, тоже приезжие? Студентки?

Девушки взглянули друг на друга, и весёлое выражение с их лиц слетело одновременно.

— Да, знаете… Как нас сейчас назвать… — Аня пожала плечами и замедлила с ответом. — Студентки? Нет, мы отучились уже. Неделю назад получили дипломы. И до конца июня ещё можем жить в интернате при училище. Так что пока мы ещё москвички, только временно тут проживающие.

— А дальше? — спросил Андрей.

— А дальше — давайте не будем о грустном, — теперь сказала Нина. — Ну и вообще, нам пора, погуляли, и хватит. Пойдём? — обратилась она к подруге.

— Да, нам пора. Всего доброго, — сказала Аня, посмотрев в глаза Андрею. И улыбнулась ему:

— Зато я теперь знаю имя своего будущего мужа. Спасибо, что ответили там, у знака, на мой вопрос.

Девушки повернулись и пошли к открытым воротам парка.

Андрей, сосредоточенно глядя им вслед, пробормотал:

— Чёрт побери! Такая девушка уходит, я не встречал подобной красоты нигде. Вот сейчас уйдёт и всё, что ли? А я потом буду безнадежно вспоминать светлый образ прекрасной незнакомки?

— Аня! — крикнул он вдогонку и побежал за девушками.

Они остановились, а Игорь остался на месте и наблюдал за сценой со стороны.

— Аня, Нина, может быть, завтра встретимся ещё раз? На Арбате, я там уже был вчера, дорогу знаю, или снова здесь? Ну? — Андрей был настойчив, но не уверен в себе. Кто он им, столичным красавицам, пусть даже и временно тут находящимся?

Нина развела руками:

— Я завтра не могу, мне книги сдавать в библиотеку, обходной подписывать, занята весь день.

— А ты, Аня? — Андрей терял последнюю надежду, но сдаваться не думал. — Ты придёшь? Мороженое поедим, музыкантов уличных послушаем. Давай завтра?

Аня стояла и не знала, что ответить. Парень — лучше не бывает. Высокий красавец, крепкие плечи, чёрные, коротко стриженные волосы, серые глаза, в которых отчаяние сменялось надеждой и снова отчаянием.

— Ты придёшь? — снова спросил он.

— Я не знаю. Я ещё не знаю, что буду делать завтра, — тихо ответила девушка.

Аня без поддержки подруги готова была вообще лишиться голоса. Вдвоём — запросто. А одной, на свидание, — новая для неё конфигурация.

— Тогда я знаю! — Андрей решил идти напролом. — Жду тебя у фонтана на Арбате, в 12 часов. Девушка там золотая есть, знаешь?

— Принцесса Турандот?

— Да, наверное, я не запомнил имя, Игорь мне сказал о ней, когда гуляли с ним, но я не запомнил. Вот, у принцессы и встретимся! — с полной уверенностью, что так и будет, сказал Андрей. — Опоздание принимается, только не очень долгое. Но я буду ждать, пока ты не придёшь, так и знай. Сначала лето пройдёт, потом осень, потом меня засыплет снегом…

И все рассмеялись, представив, как атлетически сложенный молодой парень медленно и печально превращается в замёрзшую ледяную фигуру.

— Я постараюсь, — так же тихо ответила Аня. — До свидания.

И девушки пошли к выходу из сада.

Игорь, который во время разговора подошёл к компании, с удивлением смотрел на приятеля:

— Ну, ты даёшь! Чувствуется дальневосточная хватка, вцепился, как леопард в добычу.

— Да ладно тебе, девчонка супер, зацепила, что сказать. — Андрей так переволновался, что не слышал иронии в словах приятеля.

— Знаешь, я завтра с тобой не пойду. — Игорь понял, что будет лишним на Арбате. — Давай, женишок, сам себе свидания разворачивай. Дорогу от «Космоса» к метро уже знаешь, выйдешь на станции «Арбатская» и вперёд, навстречу судьбе.

— Да понял я всё, штурман как-никак, лоцию с навигацией пять лет штудировал.

3

Вечером Андрей думал о том, что он, пожалуй, даже и женился бы сразу. Проводя большую часть времени в морях, можно вообще без жены остаться. Где-то как-то когда-то надо же искать себе вторую половину, так почему бы не в Москве? Столица, культурный город, люди воспитанные, образованные. А Аня ещё и красива. И скромна.

«Не успел вчера спросить, какую профессию она тут получила, на кого училась? — думал он о прекрасной блондинке, лежа в гостиничном номере с видом на сияющую огнями Останкинскую башню. — Может, на бухгалтера? В интернате, девушки сказали, живут. У нас общага была, и в других институтах — тоже общежития. А здесь интернат. Не знаю, в каких учебных заведениях дом студентов называется таким словом. Завтра спрошу у неё об этом».

С мыслями об Ане он и уснул.

Утром молодой человек озадачился: купить на свидание букет или один цветок? Если один — подумает, жадный. Если букет — хочет сразить количеством. Значит, надо букет, но не помпезный. А какой?

То, что на свидание к такой девице нельзя идти без цветов, — это понятно, но как угадать, какие она любит? Розы, как и большинство женщин? А что в них хорошего? Аромата почти нет, сам цветок весь укутанный в себя, ещё и вянет быстро.

Вот гладиолус — хороший цветок. Дома, во дворе, мама высаживала в колёсную шину сразу несколько корней, разного цвета, и когда они начинали цвести, то раскрывались по очереди — снизу до верха. Отцвёл нижний — упал, за ним следующий раскрывается, и так, по лесенке, целый месяц цветёт.

В свою деревенскую школу на Первое сентября Андрей всегда шёл с букетом гладиолусов и потом ещё неделю-другую смотрел на свой подарок, стоящий на учительском столе.

Где ж в Москве в июне найти гладиолусы?

У выхода из метро Андрей остановился у цветочного киоска.

— Скажите, а какие у вас есть необычные цветы? Ну, чтоб ни розы, ни гвоздики там, какие ещё другие есть? — обратился он к продавцу.

— А вам по какому случаю дарить? Девушке или взрослой женщине, маме может быть? — спросила немолодая цветочница с обаятельной улыбкой и искренним интересом.

— Мне для девушки, но, понимаете, она такая… такая… — Андрей замялся, потому что никак не мог подобрать одно слово, чтобы дать характеристику Ане, покорившей его вчера с первого взгляда. — В общем, она не такая, как все сейчас, а как будто из книжек про Дубровского.

Андрей уже не очень помнил, какие там у Дубровского были отношения и с кем, но то, что в те времена девушки выглядели совершенно иначе, чем сейчас, это однозначно. Вот и Аня — она как из прошлого века.

— Тургеневская барышня? — подсказала цветочница.

— Да! Точно! Правильно — именно барышня. Она такая невесомая, воздушная и… И вот розы — они ей совсем не подходят, это точно.

— Понятно с тобой всё, паренёк. Влюбился, что ли? — Продавец понимающе улыбнулась. — Смотри, вот есть нежные цветы, думаю, подойдут для такой девочки. Фрезии свежие, только утром привезли мне. Пахнут не сильно, но аромат приятный, ненавязчивый. И недорого. Цветок раскрытый, белые лепестки как будто прячут внутри капельку солнца, и стебелёк — тоненький, наверное, как талия у барышни твоей. Худенькая?

— Да, совсем тоненькая. И дело не в цене, просто хочется угадать её вкус. Давайте, думаю, ей понравится. — Андрей заплатил цветочнице и с букетом в руке зашагал по арбатской мостовой, поворачивая головой налево-направо.

Два дня назад Игорь водил его на эту улицу в Макдональдс и по пути рассказывал про известные дома и людей, которые в них когда-то жили.

Возле какого-то старинного здания на глаза попался необычный фонтан. Молодая женщина, вся из золота, ну, по крайней мере, её пышная юбка блестела, как золотая, восседала на высоком троне. Не заметить её, прогуливаясь по пешеходной улице, — невозможно. Поэтому и назначил свидание Анне возле такого приметного якоря.

«Где же он, этот фонтан? Ещё есть в запасе полчаса, если не найду, спрошу у художников, они-то всё здесь знают», — шёл и думал про себя молодой человек.

А о том, что он скажет Ане, он не думал совсем. Ему важно было, чтобы она вообще пришла на свидание, чтобы снова её видеть, ощущать рядом с собой, просто смотреть на неё, как на этот чудесный букет цветов. Просто смотреть — и наслаждаться красотой и чистотой прекрасной девушки.

В двадцать шесть лет Андрей, конечно же, не был монахом и отшельником. В родной деревне у него была школьная любовь по имени Светлана, с русой косой, широкой костью в крепких девичьих запястьях, привыкших к крестьянской работе. Любовь была детская, с невинными поцелуями, обещаниями вырасти и быть вместе всегда, конечно же, до самой старости.

Но — Андрей поступил в мореходку в городе, а Света не добрала полтора балла на исторический и осталась в деревне, нарабатывать педагогический опыт няней в детском саду. В первые же зимние каникулы стало ясно: любовь на расстоянии не продержится до ближайшей весны. К следующему лету Света вышла замуж за механика с машинно-тракторной станции, а Андрей увяз в учёбе так, что головы поднять и посмотреть на девушек времени не было.

Только после второго курса в свои увольнительные из бурсы (так курсанты называли своё морское учебное заведение) Андрей с друзьями начал ходить на танцы в общежитие филологического факультета местного университета.

Такой негласный паритет заключили между собой курсанты двух мужских училищ: гражданские моряки ходили танцевать на филфак, а будущие военные моряки — на танцы к студенткам медицинского института. Хотя чаще, наоборот, студентки-медики шли в танцевальный зал военного училища, так как там с увольнительными у ребят было всё намного строже.

Утвердив такой порядок разделения территорий влияния, парни, наверное, инстинктивно чувствовали, что морякам загранплавания будет в помощь хорошее знание английского языка жены, а военным морякам — в дальних гарнизонах — свой доктор в семье пригодится.

«Англичанки», как их называли студентки других факультетских специальностей, были свободны во взглядах, несли на себе некую «буржуазность» и в перерывах между танцами вполне допускали к себе в общежитские будуары. Условие было одно — к одиннадцати часам вечера гостей в комнате не должно было быть. Проверка членами студенческого совета на предмет наличия визитёров могла обернуться и отчислением из университета.

Мимолётные встречи приносили Андрею приятные впечатления, но мысли о том, чтобы с кем-то из бывших с ним девушек связать свою жизнь надолго, ему не приходили.

Первые рейсы на пароходе, к которому его приписали в отделе кадров, быстро донесли до него правила «семейной» жизни в море. Буфетчица — для капитана, если он этого захочет, дневальная и повар — тому, кто первый «склеит». Такие отношения длятся от берега до берега, а дальше всем становится всё безразлично. Поэтому Андрей не сильно переживал из-за неудач и не сильно радовался временному вниманию попутчиц по очередному рейсу.

«Где же эта дама в золотой юбке?» — ища глазами по сторонам улицы фонтан, Андрей уже дошёл до середины Арбата, когда наконец сверкающая в солнечных лучах женская фигура, парящая на троне над прохожими, вдруг открылась ему в небольшой нише между двух домов. Как вчера Аня назвала эту статую, он опять не мог вспомнить. Объяснить по звёздам положение парохода в Тихом океане он бы смог. А вот тут он не силён, чего уж там, по правде говоря.

Взглянув на часы, Андрей успокоился: ещё пятнадцать минут до полудня, время есть, не опоздал, нашёл фонтан. А дальше? «Придёт Аня, что я ей скажу? Будь моей дамой сердца? Ты здесь, а я во Владивостоке? Да я и не там, по сути. А семь месяцев в море, пять — на берегу.

А может, она и не придёт сейчас, с чего бы ей. Зачем? Как она вчера сказала: я не знаю. Или: может быть. Десять минут ещё, цветы хорошие, расположены так симметрично: три во внутреннем круге и три во внешнем. Природа сама геометрию вычерчивает, без учителя математики. Понравится ли ей букет?»

4

Нина весь предыдущий вечер в общей для них комнате в интернате вела политинформацию для Анны:

— Ну и что ты теряешь? Койку здесь у тебя и так через неделю отберут. Куда потом? В Иваново, к маме? «В деревню, в глушь, в Саратов, к тётке?» В Доме пионеров кружок танцев вести?

Он же на тебя запал по-крупному, ты видела? Глупость сделаешь, если не пойдёшь на свидание. Может, выгорит, может, нет — но мы не должны ждать милостей от природы! Наша задача — самим их взять.

Ты подумай — моряк загранплавания, это же мечта половины девушек в стране. А вторая половина мечтает о дипломатах. Ха-ха! На всех не хватит. Ты видишь, что в стране делается? Деноминация, инфляция, денежная реформа — только и слышно в маршрутках. То чёрный вторник, то чёрный четверг… Не хватало ещё сиреневой пятницы. Непонятно, как дальше жить? На что рассчитывать нам, бедным девушкам? Только на свою красоту и молодость!

Бери пример с меня — я недолго раздумывала, кто первый попался на пути, тот и ладно. А сейчас, выходит, повезло мне с машинистом. Электрички в Долгопрудном точно не отменят, иначе как народ в Москву на работу добираться будет? Хотя если посмотреть вокруг — заводы встали, люди без работы, без денег, то всяко может повернуться. Ну, и ничего, у него права есть, в такси пойдёт. Главное, что он меня любит и замуж уже позвал. В сентябре свадьбу сыграем.

А ты ещё раздумываешь — тут принц такой, на белом пароходе. Вприпрыжку по площади за тобой бежал, аж запыхался, чтобы свидание тебе назначить.

— Откуда ты знаешь, на каком пароходе? — Аня прервала монолог подруги. — Может, он зелёного цвета. Или синего. И что я должна делать? Протянуть руки и сказать: через неделю меня выселят из интерната, а к маме я вернуться не могу. Потому что в моём доме теперь живёт новый мамин муж и их ребёнок. Позови меня с собой? В даль светлую? Ты вообще представляешь себе, где этот медвежий угол, Владивосток? Я — нет.

— Что ты пугаешь меня и себя? — Нина позиций сдавать не собиралась. — Какой угол? Далеко, конечно, не спорю. Я даже не знаю, это дальше, чем Сахалин? Кажется, он самый крайний там, на Востоке. Или Камчатка? Да, впрочем, какая разница? Ну и что, что далеко? Зато ты видишь, какие там парни водятся. Красивые, здоровые, умные, смелые, благородные! Как он вчера за нами — и раз! Защищу тебя от хулиганов, прекрасная Дульсинея! И — два: замёрзну, в льдинку превращусь, пока буду ждать незабвенную свою барышню!

И девчонки захохотали, вспоминая вчерашнюю сцену расставания.

— Да уж, классные ребята. Не навязывались, не дерзили, нормальные парни. — Аня искала аргументы «за», чтобы пойти на свидание. И аргументы «против».

— Не вижу смысла туда идти. Он уедет, вернее, улетит, а я…

— Вот-вот. А ты? А ты — куда себя денешь? В Иваново, на соседней с мамой улице квартиру снимать? Не будешь же ты теснить родных в вашей однокомнатной? Бывшей вашей… — Нина споткнулась в разговоре, понимая, что говорит подруге не очень приятные вещи. — Ну, я имела в виду в бывшей вашей с мамой квартире, а теперь ещё и отчима…

И с работой, что у вас там с работой? Театра оперы и балета у вас нет, в драматический балерины не требуются, только в кукольный если танцевать за ширмой для собственного удовольствия. Это ты себе так видишь своё будущее?

Так что твой путь там — кружок танцев в доме пионеров и школьников. Если он ещё сохранился. Но на жизнь тебе такой зарплаты не хватит, да сейчас не ясно, будет ли она вообще. И с женихами там не очень-то, если верить поговорке.

— Да нормально там, как везде. Одноклассницы мои, бывшие, уже выходят замуж одна за другой. — Аня встала на защиту родного города.

— Вот-вот, уже всех женихов и расхватали, тебе не оставили. А тут птица сама в руки летит. Прямо сказочная Жар-птица! — и Нина снова рассмеялась.

— Да как бы не обжечься… — Аня задумалась о чём-то своём.

— Знаешь, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать — и жалеть потом всю жизнь. Дуй завтра на Арбат, а там по ходу пьесы определишься: герой он твоей оперы или мимо проходил.

— Можно подумать, что там, на краю земли, меня сразу в прима-балерины запишут. Там вообще хоть какой-нибудь театр есть? — Аня задала вопрос, на который ни сама, ни Нина ответа не знали, и знать не могли.

— Знаешь, подруга! — Нина уже устала убеждать соседку. — Сейчас, как говорит моя мама, не до жиру — быть бы живу! Твои тридцать два фуэте оказались не нужны ни Большому, ни Малому. Нас, подающих надежды, — много, а театров мало. Меня в Долгопрудном ждут, в спортивном клубе вести аэробику, ещё индивидуальные занятия по хореографии буду проводить, спрос есть на это. Я-то как раз с радостью вернусь домой, потому что у меня там есть главное — жених и жильё. Володе от бабушки двухкомнатная досталась. А тебе куда приткнуться? Тут удача сама в руки идёт. Вернее, тебе самой к ней надо идти. Не будет балета на краю земли — зато жених какой симпатичный! Где-то же он там всё равно живёт между рейсами, не на улице же? Вот пойдёшь завтра и всё узнаешь! И не будь дурой!

Ближе к ночи решение девушками было принято. На свидание — идти. Но о чём говорить с незнакомым парнем, Анна не знала. У неё вообще не было опыта серьёзных отношений с противоположным полом. Годы, проведённые в интернате хореографического училища, были доверху заполнены репетициями, уроками, концертами и снова репетициями. Какие мальчики? Когда? И где?

Адочка, интернатский воспитатель Ариадна Александровна, следила за каждым шагом юных балерин. Только поступившим детям — вытереть нос и слёзы, девочкам постарше — помочь «не встать на скользкую дорожку». Какой смысл она вкладывала в это понятие — известно было только ей одной. Но каждую девушку, вернувшуюся из увольнительной в город, она обнюхивала как спаниель, натасканный на алкоголь и табак. И горе тому, кто опоздает из двухчасового «отпуска» по воскресеньям. Три замечания за время учёбы — и свободна балерина, как птица в полёте.

От столичных соблазнов лечение было одно: пахота до седьмого пота у станка. Измученные пальцы, кровоточащие в пуантах под лейкопластырем, не волновали педагогов по хореографии ничуть и нисколько. Каждый из них сам прошёл через эти жернова балетной школы, каждому били по «слишком жирным ляжкам», каждого обзывали коровой, давили на бесталанность, угрожали не ввести в выпускной спектакль. Теперь была очередь их — Нины, Ани и других девчонок, сомучениц по балетному классу. Шесть лет унижений, по шесть дней в неделю, шесть кругов ада в квадрате.

К своим девятнадцати годам Аня знала точно две вещи. Первое: её признали профпригодной, что подтвердил диплом об окончании училища. И второе: её профпригодность никому не нужна.

Ни связей в Москве, ни жилья, ни жениха, ни работы — ничего. Пустота. Уже никто не мучил тренировками, не обвинял, не ругал. Но ноги по привычке сами вели в танцевальный зал, разминка, растяжка, прыжки, вращения — без этих утренних двухчасовых тренировок Аня своей жизни уже не представляла. Адреналин, годами поступавший в кровь во время тренировок и репетиций, жаждал продолжения банкета. «Не будет зала, пойду на тротуар с поручнями» — думала Аня о своём далеко не светлом будущем.

Ещё бы знать, где тот тротуар. В каком он городе вообще? Куда ей через пять дней убираться из Москвы?

5

— Аня! Здравствуй!

Андрей, сидевший на бортике фонтана, увидел светловолосую девушку, шедшую к нему, и поднялся к ней навстречу. «По-прежнему в платье», — отметил он. Только теперь в цвет голубым глазам, длиною чуть выше колена, с широким чёрным ремнём, подчёркивающим и без того тончайшую талию. Андрею показалось, что если он сомкнёт руки на этом поясе, то вся окружность Ани в них легко поместится.

«Она ведь лёгкая, как пушинка, на руках её можно носить, не напрягаясь. В деревне про таких говорили — «бараний вес», — подумал Андрей. Сколько это в килограммах, он точно не знал. Но в училище, когда весь курс отправляли на уборку картошки в подшефный совхоз, пятидесятикилограммовые мешки на борт ГАЗ-66 он с друзьями закидывал играючи.

— Здравствуй. — Аня сказала это тихим голосом и опустила глаза.

— Это тебе, цветы. — Андрей протянул букет и стоял, ожидая похвалы.

Но Аня молчала, пробормотав лишь «спасибо».

— Тебе нравятся фрезии? Или ты розы любишь?

— Красивые, спасибо.

Андрей понял, что без бойкой подруги Нины разговор может закончиться, практически не начавшись. Спасать положение было частью его профессии, в бурсе был даже такой специальный курс, назывался «борьба за живучесть». Похоже, пора применять на практике.

— Слушай, а я совсем забыл, как этот памятник называется, — и Андрей взмахнул рукой вверх, к трону златовласой девушки.

— Это Турандот. Китайская принцесса, которая приговаривала к смерти женихов, если они не могли ответить на три её вопроса.

— Ничего себе, кровожадная какая. А за что же ей памятник тогда?

— Тут история длинная, когда-то композитор Пуччини написал оперу по мотивам персидской сказки. А сказки ведь не всегда добрые, про Бабу-ягу, например, или про мальчика с пальчик. Это же ужас, летящий на крыльях ночи, или на метле, неважно, но тоже страшно, между прочим. Ну, не в этом суть. Опера идёт на сценах мира почти с начала века.

А наш русский режиссёр Евгений Вахтангов решил поставить художественный спектакль. Его премьера состоялась в этом здании, — Аня показала рукой за спину Андрея.

Он обернулся и только сейчас заметил щиты с театральными афишами. А про себя подумал: мне и в голову не пришло, что здесь театр.

Аня, которая в классической опере разбиралась не хуже, чем Андрей в навигации, обрадовалась возможности хоть здесь применить свои знания. Не факт, что диалог продолжился бы, спроси её Андрей о наличии кафе на Арбате или ближайшего кинотеатра. Не её стихия. А тут — Аня блистала знаниями, отрабатывая диплом.

— Спектакль получился настолько удачным, что с годами он стал чем-то вроде талисмана театра. И вот в прошлом году поставили памятник героине этой сказки, принцессе Турандот. Так-то конечно, ей уже лет семьдесят, в искусстве, наверное, а в сказке и вовсе… — Аня сделала паузу, пытаясь сосчитать. — Сейчас 1998 год, а первая постановка была в 1922 году. Сколько это?

— Семьдесят шесть уже этой юной принцессе! — Андрей вмиг сосчитал.

Над этой шуткой засмеялась и Аня.

— А ты откуда такие подробности знаешь? Ты любишь в театры ходить?

Эмоция веселья на лице Ани опять сменилась задумчивостью и грустью. Что ответить? Что она любит театр? Любит сцену, закулисье, запах пыльных портьер, свет софитов и особенно себя внутри этого всего? Что театр — это единственное, что могло бы наполнить её жизнь на данный момент. А чем её наполнить в отсутствие театра в настоящий момент жизни — она не знала.

— Я балерина. Кроме танцев, мы изучали историю театра, оперы, балета. Ты же слышал о Жизель, Кармен, Одиллии? — Аня посмотрела в глаза Андрею и поняла, что говорит не о том. Инопланетянин, стоящий сейчас напротив неё, понял бы больше, чем этот парень с морской выправкой. — Ну, неважно это.

— Да нет, как раз очень интересно. Я об этом ничего не знаю, так далёк от театра, вообще ни разу не был. Сначала пять лет учёбы, потом три года по морям-океанам, не довелось пока.

«Какой интересный поворот, — подумал про себя Андрей. — Ни разу в жизни не видел настоящую балерину, а тут такая удача. Вот откуда эта прямая спина и тонкая талия. Им, наверно, вообще запрещено есть. С такой девушкой не стыдно друзьям показаться, хороша собой, умна, сдержанна, ещё и с такой необычной профессией».

Они присели на бортик фонтана, но разговор дальше не клеился. Андрей, чувствуя свою ответственность за приглашение девушки на свидание, решил, что молчать ему негоже.

— Может быть, в кафе посидим?

— Я не знаю. Нет, наверное. И здесь хорошо, прохладно от фонтана. А там же калории от пирожных, удержаться трудно.

— Что, совсем нельзя? Нисколечко?

— Да сейчас-то, наверно, можно уже, педагоги ругать не будут. Некому уже ругать… Вернее, некого. Мы для училища теперь никто. Кто смог, у кого прописка есть или договорённость с театром — те остаются в Москве. А нам с Ниной — на выход.

Аня замолчала, погрузившись в свои невесёлые мысли. Андрей почувствовал состояние девушки и не знал, чем утешить. Спросить о дальнейших планах? А если их нет? Вчера девушки говорили, что им осталась неделя проживания в интернате — вот, значит, как у балерин называется общежитие. Наверное, уедет к себе домой, куда же ещё ей деваться?

— Поедешь к себе домой? А ты, кстати, откуда родом?

— Да от Москвы недалеко, четыре часа на поезде. Иваново. Город невест.

— Почему невест? А женихов там нет?

— Так давно сложилось в песне. Когда-то в Иваново работало много текстильных фабрик, на которых трудились в основном женщины, ткачихи. Мужчин было меньше, не всем девушкам удавалось стать чьими-то жёнами, так и старились вечными невестами. Сейчас фабрики позакрывали, а поговорка осталась. Выбора у меня нет, куда ехать. Только домой. Москва слезам не верит, собирай чемодан и на вокзал.

Андрей видел, что Аня произносит эти слова без эмоций, отрешённо и как само собой разумеющееся. Ни восторга по поводу встречи с родными, ни блеска в глазах накануне начала карьеры балерины он не заметил. Отчётливо было видно только, что Аня страдает от необходимости уезжать из столицы.

Чем он мог ей помочь в этой ситуации? Ничем, абсолютно. Вот для него дорога домой, в деревню, означала бы вкусные мамины пироги, пивко с сушёной корюшкой со школьными друзьями, отсып до полудня, — он любил ездить в деревню, но ненадолго. Скучно там.

Отпуск моряка, длиной в четыре-пять месяцев, он старался проводить в городе, где есть чем развлечься. А можно просто с друзьями потоптаться «на пятаке» — так моряки называли площадь перед железнодорожным вокзалом. Улицей выше находился отдел кадров пароходства, в котором работал Андрей и полдня до вечера можно было провести там, общаясь с бывшими коллегами по экипажам.

А вечером — в бар, скоротать приятно время. Или с местными парнями поехать на шашлыки к морю. Уже пошли в народ первые праворульные машины, за пятьсот долларов — не великие для моряка деньги — можно было купить битую «Хонду» в любом японском порту и за бутылку водки отремонтировать её у гаражных умельцев до ходового состояния.

Время, проводимое в период между рейсами, моряки называли «на биче». В двух шагах от отдела кадров располагалась гостиница «Моряк» для плавсостава, именуемая в морской среде «Бич-холл». Во времена перестройки бичами называли бомжей, отбросы общества.

Но моряки в это слово вкладывали свой смысл: на английском языке «бич» означает «берег, пляж». Образованные штурманы и механики английский в бурсе учили как молитву «Отче наш», поэтому бравировать своим «бичеванием» было неким шиком в среде посвящённых.

Отведав материнских пирогов, Андрей поселялся в бич-холле на несколько месяцев. Зарплаты, полученной за полгода в рейсах, хватало. Несмотря на политические и экономические потрясения в девяностые годы, морякам «загранзаплыва» платили и в рублях, и в валюте. Жаловаться было бы грех.

— Так ты к родителям вернёшься? — Андрей решил уточнить позицию Ани.

— Отца у меня с трёх лет нет, уехал на заработки в Москву, так и пропал. Может, жив, может, нет — не знаю. А мама, после того как определила меня в тринадцать лет в училище, вышла замуж. И у них родился сын, пять лет ему сейчас. Но я с ними практически не виделась все эти годы. У меня же занятия, репетиции, гастроли уже были, всё время некогда. Да и… — Аня запнулась, не зная, продолжать ли дальше.

Жаловаться на судьбу не в её характере. Муштра в балетном училище жёстче военного и морского образования. Там хотя бы на ногах маршируют, а здесь — на пальцах. И попробуй согни спину! Педагог приложит меж рёбер так, что больше не захочешь.

Аня закончила всё-таки фразу:

— Не хотелось их стеснять своим присутствием. У нас однокомнатная квартира. На всех.

Для штурмана моментально оценить критическую ситуацию — вопрос навыка. Для третьего помощника капитана предусмотрена не самая простая вечерняя вахта — до двенадцати ночи. Какой бы сонный ты ни был в это время, но нести ответственность за корабль хоть в шторм, хоть в штиль — обязан. Картина для Андрея сложилась ясная: ехать Ане некуда.

— И что же делать?

— Не знаю. Нина говорит, что мне надо снимать квартиру в Иваново и идти работать в дом пионеров, вести кружок танцев. На сегодняшний день это единственное решение. Она говорит, что мама рядом, поможет, если что. Но я-то знаю, что им и без меня там приходится несладко выживать. Я звонила с Главпочтамта вчера, после нашей с вами встречи на нулевом километре, домой. И мама сказала, что им на фабрике зарплату уже третий месяц задерживают и, возможно, скоро закроют предприятие совсем. Муж её работает шофёром на маршрутке, а им же ещё Саньку растить. Ну, брата моего, по матери…

Аня смотрела на проходящих мимо людей, но не видела лиц. На уровне её глаз проходили синее платье, джинсы, юбка в клетку, ребёнок — тот поместился в поле её зрения во весь рост, белая юбка, опять джинсы…

Девушка посмотрела на Андрея:

— А какого цвета твой пароход?

Андрей обрадовался, что девушка сама сменила тему, потому что чёткого плана действий у него ещё не было, но картина вырисовывалась печальная. Для девушки, не для него.

— Да разные они бывали. И чёрные, и зеленые. Однажды был оранжевый, моряки его «морковкой» называют.

— Из-за цвета или формы?

— Цвет, конечно.

— Ни разу не была на море. И больших пароходов тоже не видела, только прогулочные катера в городе.

— А морскую звезду ты видела?

Аня была только рада переключиться от грустных мыслей по поводу своего ближайшего будущего и поговорить о чём-нибудь нейтральном.

— Какую звезду?

— Морскую! Ты на небе звёзды видела? Видела. А теперь представь, что все они упали с неба в море и стали морскими. — Андрей вознёс руки к небу, а потом опустил к асфальту. — Они не сияют так ярко, как на небе, зато у них очень интересные лучи с присосками, которыми они передвигаются по морскому дну.

— Так они живые?!

— Конечно! Это же моллюск, который живёт в море. А по форме он как звезда с пятью лучами. У нас ещё и ёжики есть.

— Ёжиков я видела в зоопарке. — Аня была на экскурсии с классом, животных-то она знает.

— Морские ежи. У них нет мордочки и лапок. Это шарик, как теннисный, только приплюснутый и весь в иголках. А внутри — икра, её можно есть сырой. — Андрей смотрел на изумлённую Аню, не верящую ни одному слову парня.

— Аня, ну что такого? Я не знаю про Турандот, а ты не знаешь про ёжиков с икрой. Ты не находишь, что мы могли бы быть интересными друг другу в этом вопросе?

Аня откликнулась на шутку:

— В вопросе ёжиков?

— Ну, и в этом тоже…

Повисла пауза. Каждый думал о своём, хотя — и об одном и том же. Аня — о напутствии подруги не ждать милостей природы, Андрей — о том, как бы уговорить Аню поехать с ним на Дальний Восток. Такой девушки там не сыскать днём с огнём. Обратное движение — в столицу, а то и за границу — процесс естественный, а вот чтобы в провинцию из столицы, да ещё ждать моряка по полгода из рейса…

— Пойдём, прогуляемся.

Андрей встал и протянул девушке руку.

В этой открытой ладони Аня увидела твёрдую решительность взрослого человека, чего ей так недоставало самой. Возрастная разница в пять-шесть лет, как она примерно посчитала, была для неё внушительной.

До сих пор решения за неё принимали мама, педагоги, воспитатели в училище. Оказавшись перед первым трудным жизненным порогом, она не знала, как поступить. В протянутой мужской руке она увидела надежду на то, что как-нибудь всё само образуется. И она протянула ему свою руку.

6

На Арбате, по обыкновению, толпы народа передвигались в режиме броуновского движения. Мало кто конкретно шёл сюда в дом-квартиру Пушкина или к стене Виктора Цоя. Это обязательный пункт для организованных групп туристов или фанатов певца. А в основном приезжим в Москву был важен сам факт посещения знаменитой улицы. Поставить галочку: я там был!

Народ глазел по сторонам, не особо утруждая себя чтением памятных табличек на домах. А вот всё, что происходило на мостовой, сразу окружалось плотной толпой зевак.

Аня с Андреем полюбовались, как из-под руки уличного художника выходит чёрно-белая копия лица девушки, сидящей перед ним на низком стульчике.

Чуть дальше молодых людей привлекли восторженные крики зрителей: «Молодец, давай ещё!» Здесь парнишка лет пятнадцати танцевал, если можно так сказать применительно к этому виду искусства, нижний брейк. Голова его кружилась по мостовой со скоростью игрового волчка, кепка с козырьком назад только слегка придерживала разметавшиеся по асфальту волосы. Ногами в воздухе паренёк выделывал немыслимые вращения.

Андрей наклонился к Анюте:

— Балет вниз головой, да?

— Молодец мальчишка. Представляю, сколько часов он провёл на тренировках, чтобы сейчас так легко крутить здесь для публики, — Аня оценила трудолюбие танцора.

Прогулка по Арбату дала Андрею время для осмысления ситуации. Изнутри его подталкивало какое-то необъяснимое чувство важности происходящего. Ему казалось — всё неспроста. Вчерашняя встреча на нулевом километре — как точка отсчёта новых отношений. Девушка, образом которой он был пленён с первого взгляда. Досада на завтрашний утренний рейс Аэрофлота.

И совсем трудно определяемое чувство тревоги из-за неминуемой близкой потери того, что очень долго искал и вот только что нашёл. Это чувство было даже не в мозгу, а в районе солнечного сплетения. Где-то в груди щемила какая-то точка, сигналившая SOS.

Он пытался выстроить в одну линию все эти причинно-следственные связи, заодно отреагировать на сигнал внутри себя, но получалось плохо. Его отвлекали эти уличные скоморохи, не давали сосредоточиться на главном — на Ане и на своих чувствах к ней.

Есть связь? Интересен он ей или нет? Он был рядом с ней, касался её плеча, брал за руку — она не отталкивала, но и не проявляла инициативы, не жеманничала, как делали рядом с ним многие девушки до неё. Через прикосновения он хотел прочувствовать свою принадлежность к ней: нужен — не нужен? И не находил ответа.

Если б его попросили словесно нарисовать её портрет, он вряд ли нашёл бы правильные слова.

«Глаза голубые? — да; волосы светлые или тёмные — светлые; рост? — где-то на голову ниже меня, значит, примерно метр семьдесят от моих почти ста девяноста». Ну и всё, пожалуй.

Других внешних данных — какой там нос, губы, щёки, длина ног, овал лица — он не замечал, и ему это было не важно. Прямая спина, сдержанность в разговоре и никак не демонстрируемое, но вполне ощущаемое в этой хрупкой девушке чувство собственного достоинства — эти характеристики для Андрея имели доминирующее значение перед кукольным лицом или стразами на босоножках.

Аня тоже была погружена в свои мысли. Но они были совсем в другой плоскости. «Вот парень, крутит брейк, зарабатывает на этом копейки. А может, он просто для души это делает? А я? Всё, к чему стремилась, — сцена, накрахмаленные пачки, первая линия в кордебалете, а там, чего уж грешить, и сольные партии в мировых постановках… Где всё это теперь? Где я? Где балет? Не ждать милостей от природы. А как их взять? Куда вообще мне деться?»

Присутствие рядом большого, взрослого мужчины не добавляло ей уверенности в себе. Вся система обучения в хореографическом училище построена на личной ответственности за себя и свою судьбу. Будешь трудиться до седьмого пота — будут гастроли. Перетанцуешь всех на сцене — дадут партию Жизель.

В системе координат балетного кнута и пряника мужчине могло быть отведено только одно место — партнёра по роли. Поддержка, подкрутка, иногда и подстава, если интрига в коллективе затрагивает более чем одну балерину…

Прогулка по Арбату не могла быть бесконечной. Пройдя с девушкой всю улицу до Садового кольца и обратно, Андрею нужно было как-то разрешать ситуацию. Расставание неизбежно, но как сказать «прощай»?

— Аня, у меня завтра утренний рейс самолёта. Я должен улетать. — Андрей невесело усмехнулся и добавил: — Море зовёт.

Девушка в ответ не сказала ничего. Также молча шла рядом с ним к станции метро Арбатская, как к пункту расставания надолго, навсегда.

Как Андрей решился на следующую фразу, он сам бы вряд ли объяснил. Патовая ситуация, цейтнот, пан или пропал, быть или не быть…

— Аня, а если я тебе вышлю денег на билет, ты прилетишь ко мне во Владивосток? — Андрей остановился и повернулся к ней лицом. — Сейчас у меня с собой нет такой суммы, билет себе я заранее брал. Но завтра вечером я буду дома, послезавтра схожу в бухгалтерию и выпишу себе аванс. Да и премии нам обычно позднее отпускных начисляют, так что с деньгами у меня всё нормально. Куда тебе выслать?

Анна подняла глаза и впервые посмотрела на Андрея долгим изучающим взглядом. Как будто до этого момента не было повода смотреть в лицо этому человеку. Что она боялась там увидеть раньше и что надеялась разглядеть сейчас? Что изменилось за эти три часа, проведённых вместе?

Да всё изменилось. Ещё утром у неё не было выбора. А сейчас он есть: вернуться в родной город или уехать на край света. Когда появляется выбор, то человек перестаёт быть заложником ситуации: ведь есть же варианты! Хотя бы и из огня да в полымя…

Последнюю мысль Аня непроизвольно произнесла вслух:

— Из огня да в полымя…

— Что? — не расслышал Андрей.

— Нет-нет, это я так, про себя…

— А про меня какой будет твой положительный ответ?

Андрей шутил, чтобы снизить накал решающей минуты.

— Аня, ты не подумай чего плохого, я серьёзный парень. И мне жениться уже пора! Если прилетишь ко мне, сразу пойдём в ЗАГС, моряков быстро расписывают, по справке из отдела кадров, я знаю это точно, у нас второй механик так недавно женился. Ты сможешь сама купить билет на самолёт? Давай я тебе на Главпочтамт до востребования вышлю перевод, так будет быстрее, чем на адрес училища. Предъявишь паспорт — паспорт у тебя есть? — Андрей вдруг понял, что не знает, сколько ей лет.

— Есть.

— Ой! А тебе уже исполнилось восемнадцать лет? Замуж-то тебя можно брать? — Андрей атаковал девушку вопросами.

Тут уже смягчилась и девушка, улыбнулась в ответ:

— Девятнадцать мне, с половиной. Как говорится, замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть.

— Ну что ты! Я же с тобой, куда ты пропадёшь? Правда, у меня нет пока своей квартиры в городе, но я сниму к твоему приезду. Со временем заработаю в рейсах деньжат и куплю нам с тобой семейное гнездо. А в гнезде кроме нас поселятся птенцы. Я сына хочу, родишь мне? Коньки ему куплю, в хоккей отдам, там характер закаляют быстро, настоящим мужиком воспитают.

— Андрей! — Аня остановила далеко идущие планы моряка. — Я не могу вот так, стоя посреди Арбата, сказать «да» человеку, с которым познакомилась всего сутки назад.

— И что же делать? — Андрей развёл руками в стороны и хлопнул себя ими по бёдрам. — Можно, конечно, полгода письма писать друг другу, заказывать междугородние разговоры, но я ведь в рейс уйду, со связью будет совсем всё плохо. Да дело даже не в этом, а в том, что ты через неделю уедешь в своё Иваново, и оттуда я тебя уже совсем никак не вытащу. Обживёшься там, обрастёшь ракушками по самую ватерлинию…

— Чего-чего? — не поняла девушка.

— Да ничего, поговорка у моряков такая. Если пароход застрял в одном порту, то ракушки облепляют днище. Короче, надо решать сейчас!

— Я должна сказать маме.

— Конечно, скажешь! И в гости к нам позовёшь! Как раз до конца недели тебе придётся съездить на почту за переводом, заодно и маме позвонишь. Так, — тормознул парень, — надо же адрес, впрочем, нет, нужна только твоя фамилия и отчество. Говори, я запоминаю.

Аня молчала, пауза становилась неприличной, Андрей не мог больше шутить, но и давить на девушку уже было бы явным перебором. Он ждал, и она ответила:

Глава 2

7

— Граждане встречающие! Совершил посадку самолёт, прибывший рейсом из Москвы.

Андрей, с утра пораньше приехавший в аэропорт к обозначенному в телеграмме рейсу, стоял у самого выхода из терминала, боясь пропустить Аню.

Уже прошли мимо первые пассажиры, летевшие налегке, с ручной кладью. «Багаж ждёт, поэтому задерживается», — только подумал он и сразу увидел в конце коридора девушку в джинсах и белой футболке, катившую за собой чемодан на колёсиках.

Только сейчас он заметил, что её высокий рост, очень узкие бёдра и вытянутые в струну плечи делают её фигуру прямой, как столб. «В платье ей было лучше», — отметил он про себя и приветственно помахал ей рукой.

— Здравствуй, Анюта! Можно я буду так тебя называть? — И, не дожидаясь ответа, подхватил ручку её чемодана. — Пойдем, нас там машина ждёт. Мишель, мой друг, согласился подвезти.

По дороге из аэропорта парни сидели впереди и о чём-то разговаривали. Аня сидела на заднем сиденье, смотрела в окно и молчала. Необычный пейзаж из невысоких холмов, покрытых густо-зелёным лесом, был так не похож на её подмосковные равнины с берёзками.

Машина петляла по дороге между этими холмами, то забираясь повыше, то идя под уклон. В какой-то момент справа в окно плеснуло ярким серебристым цветом, до горизонта наполнившим всё пространство в поле зрения.

— Аня, — повернулся к ней в пол-оборота Андрей, — вот наше море! Ты же говорила, что ни разу его не видела? Правда, это не само море, а только его залив, называется Амурский. Здесь вода спокойная, волн почти не бывает. — И снова заговорил с приятелем.

Девушка была сражена увиденным. До сих пор она думала, что море бывает только синего цвета, а названия — Красное, Белое, Чёрное — это для разнообразия, нельзя же ведь все моря называть одинаково: Синее.

Но это море было невозможных красок. Серебро водной глади отсвечивало миллионом золотых всполохов от яркого полуденного солнца, мелкая рябь поднимала из-под покрывала воды голубые струи, всё это природное великолепие переливалось от края до горизонта медленным величавым движением. И его было так много! И если это не само море ещё, а только какой-то залив, тогда какого же размера настоящее?

Аня смотрела в окно машины и думала: даже если у меня ничего здесь не получится, я хотя бы море увидела…

Она не могла бы сейчас точно сформулировать свои опасения. Ни страх незнакомого города, ни переживания по поводу жилья или будущей работы не беспокоили её сильно. Она же не одна! Андрей встретил её, как и обещал, и он возьмёт все хлопоты на себя. Бытовые проблемы её вообще не пугали, в интернате тоже жизнь не сахарная была, ко всему привыкла.

А что не так? Аня вслушивалась в себя, но никак не могла поймать ту ниточку внутри души, потянув за которую можно было бы сказать: ах, да, вот же они — мои внутренние сомнения! Вон куда запрятались, а я никак не могла догадаться, что там в самом потаённом месте моих мыслей?

Море внезапно кончилось, и дорога пошла вдоль городских кварталов. Город как город, зелени много, улицы широкие, дома высокие.

— Ну вот, Анюта, уже почти приехали. Я снял квартиру в самом центре города, и к пароходству близко, и все развлечения рядом.

— А море далеко? — Аня была очарована недавним видом из окна машины и расстроилась, когда оно исчезло.

— Море? — Андрей, как и многие местные жители, у которых хоть краем глаза, хоть из одного окна, но море будет видно практически из каждой квартиры, не придавал этому факту большого значения. — Центральная набережная в трёх минутах ходьбы от нашей квартиры. Да вот, уже почти приехали. Вон, справа, море, а налево — к нам.

Машина свернула на улицу, заставленную павильонами с одеждой, и нырнула в узкую подворотню. Андрей вышел из машины и открыл дверь пассажирке:

— Добро пожаловать, как говорится!

Аня вышла из машины, сказав «спасибо» водителю.

— Да-да, Мишаня, спасибо за транспорт, увидимся! — добавил её спутник.

Подхватив чемодан и взяв девушку за руку, Андрей хотел было уже повести её к подъездной двери. Но Аня стояла и осматривала всё вокруг, как будто оттягивала время, когда они останутся вдвоём.

— Дома здесь такие старинные, прямо как на Арбате. — Аня подобрала деликатную фразу, хотя на самом деле была обескуражена обшарпанным видом старых двухэтажных домов с маленькими деревянными окнами, которые были на уровне её пояса.

— Это самый старый район города, называется Миллионка. Когда-то, в начале века, здесь жили китайцы, и их было очень много, а может богатые были — поэтому и название такое. Но дома не сносят, потому что это вроде как памятник старинной архитектуры. Ну, пойдём уже? — Андрей не спрашивал, а настойчиво предлагал.

И Аня пошла за ним внутрь дома.

8

Внутри квартира оказалась ещё хуже, чем дом снаружи. Крошечная прихожая, где вешалкой служила прибитая к стене палка с крючками для одежды, полки с ящиками, ведром и чем-то ещё, скрытым двумя занавесками, нанизанными на резинку.

Из «тамбура» — дверь в комнату, в которой с трудом поместились небольшой стол с двухконфорочной плитой «Мечта», холодильник «Саратов» и две табуретки.

Из «гостиной», через пустой дверной проём, — проход в спальню. Кроме двухъярусной кровати, а точнее, деревянных полатей, здесь больше не помещалось ничего. Впрочем, в противоположной от входа стене комнаты был вмонтирован шкаф, две полки которого не были закрыты, и на них лежали стопки постельного белья и полотенец. Перед шкафом на низкой тумбочке примостился маленький телевизор.

По всему периметру квартиры, по верхнему её краю, ползла перекрученная из двух нитей засаленная электропроводка. В «зале», она же и кухня, висел розовый абажур, бывший раньше красным, на что указывал цвет верхнего, сборенного, купола. В спальне — обычная лампочка.

Две проходные, без двери, комнаты имели одну общую стену-перегородку, в которую с обеих сторон на уровне колен вмонтированы железные дверцы с надписью «Ширпотреб».

— Это тайник китайцев? — ошеломлённая более чем скромной обстановкой, попыталась пошутить Анна и показала на дверцу в стене.

— Не-ет! — засмеялся Андрей. — Это печка с дымоходом, на дровах. Дом такой старый, что центрального отопления тогда ещё не было, а позже поставить — не разрешили, чтоб архитектуру не нарушить.

Я эту квартиру по знакомству снял, здесь жила бабушка моего друга, Сашки Веркина. Ну как — друга? Скорее — знакомого. Он доктор, ходил с нами в рейсы судовым врачом, а сейчас в экипажах эту должность сократили, так он на Скорую помощь устроился.

Бабушка старенькая, её Сашкины родители к себе забрали, они все вместе в трёхкомнатной живут. А может, и умерла уже, я не знаю точно.

Эта квартира ему по наследству досталась, наверное, когда жениться соберётся, сюда переедет. Но это точно не скоро будет, он такой скромняга, всё книжки на пароходе читал. Ни в покер сыграть, ни в увольнительную на берег сходить. Молчун. Мы его Уголковым звали — пристроится с книжкой в углу кают-компании и сидит тихо, пока моряки анекдоты травят за вечерним чаем.

Он, когда узнал, что я ищу съёмную квартиру, предложил мне это жильё почти бесплатно, только за свет платить и ещё там за что-то, немного, ну и присматривать за ней. Здесь район бойкий, чтоб не забрался кто.

Понятно, что не хоромы. Зато в самом центре, вот увидишь, когда пойдём завтра с тобой подавать заявление в ЗАГС — здесь всё рядом! И недорого, будет возможность больше откладывать нам на нормальную квартиру.

Ну, осваивайся, хозяйка, доставай вещи из чемодана, тебе же помыться с дороги надо — там, за шторками в коридоре — тазик на табуретке и раковина со сливом, воды я тебе сейчас нагрею на плите. Вот только туалет — на улице, да он рядом, в принципе, в конце дома белое строение с буквами М/Ж. — И Андрей вышел из «спальни».

Аня, чтобы не расплакаться, склонилась над чемоданом. Достала оттуда свои платья, бельё, сапоги и куртку (зима же наступит) и две пары завёрнутых в полотенце пуантов. Сшитые на заказ, специально по форме её стопы, они казались абсолютно ненужным антуражем в этом китайском спектакле. Где? Когда? Зачем?

Обратного билета на самолёт нет. Тазик — в коридоре…

Пока Аня умывалась, Андрей отварил картошки, приготовил закуски на стол, порезал яблоки, разломил шоколадку на мелкие кусочки, открыл шампанское.

— Ну, Анюта, с прибытием! Я очень рад, что ты прилетела ко мне. Давай, чокнемся, за начало нашей совместной жизни. — И Андрей протянул к Ане свой бокал.

— Давай.

После нехитрого обеда Андрей повёл Аню прогуляться к морю. Оно и впрямь оказалось в пяти минутах ходьбы от их дома. Девушка сняла босоножки и пошла по кромке берега. Ласково набегающие невысокие волны обдавали ноги приятной прохладой, щекотали пятки, успокаивали натруженные годами тренировок ступни. Аня смотрела на залив и пыталась постичь глубину этой пучины, но ей это не удавалось.

— А сколько метров до дна там, где пароход стоит? — спросила Аня у Андрея и показала на судно, стоящее в акватории.

— Я точно сейчас не скажу, надо по штурманской карте смотреть. Но точно больше пятнадцати метров, потому что осадка у этого сухогруза — не меньше двенадцати метров, а ещё и запас нужен, чтобы не сесть на мель.

— Это твой пароход? — девушка искала темы, на которые можно было бы говорить с парнем, с которым завтра ей идти в ЗАГС.

— Сегодня не мой, а завтра может быть и моим. Смотря куда направление дадут.

— Тебе завтра в рейс? — девушка подумала, что поход в ЗАГС может и не состояться.

— Нет, это я образно так выразился. У меня ещё два месяца отпуска, до сентября. У нас с тобой впереди прекрасное лето, будем загорать, купаться, но не здесь. — Андрей показал на табличку «Купаться запрещено». — Здесь не очень чистая вода. Купаться будем в другой бухте, у нас их много, или на островах. Там заповедные места, и звёзды, и ёжики, помнишь, в Москве я тебе рассказывал?

— Да, помню.

Заботливое отношение к ней Андрея, чудесное море рядом с домом почти примирило девушку с шоком от первого впечатления о жилище. Да разве и есть выбор? Выбор был сделан на Арбате, а сейчас надо принять ситуацию такой, какая она есть.

9

Все три немолодые работницы ЗАГСа посмотрели на вошедшую пару поверх очков. Жениться или разводиться? Семь из десяти браков рано или поздно распадаются. Кто-то живёт счастливо до золотой или рубиновой свадьбы, а кто-то не дотягивает и до стеклянно-деревянной.

Заявление у молодой пары приняли, но, вопреки ожиданиям молодых, регистрацию назначили только через месяц. «Вот если бы была справка из пароходства, что вам через три дня в рейс на полгода, или девушка ваша принесла справку от врача, что беременна — тогда бы мы вас быстрее расписали. А так — месяц на раздумье вам». Слова чиновницы не очень расстроили Андрея.

— Анюта, не переживай, я же не знал этих тонкостей. Всё будет хорошо, мы скоро поженимся. И сына Федей назовём. Тебе нравится — Фёдор Андреевич? Скажи, как здорово звучит!

Аня поняла, что девичьи мечты имеют свойство приобретать реальную окраску в совершенно неожиданных тонах. Какие ещё сюрпризы ожидают её в этом городе, с этим мужчиной?

Вчера вечером она была ещё более немногословна и сосредоточена на важном. На самом важном для неё в этот момент жизни. В интернате девчонки обсуждали это после отбоя, шушукаясь тихо из-под одеял, чтоб не подслушала за дверью воспитатель. А как оно, а что? А больно?

К окончанию училища были и те, кто познал азы с ровесниками, принимая совместно душ после репетиции. Подруга Нина после каникул возвращалась счастливая и тараторила про своего Вову как о решённом вопросе в поиске мужа.

— Так ты девственница? — Андрей был смущён этим обстоятельством больше, чем сама Аня. — У меня это в первый раз… Ну, в смысле, с девственницей — впервые. Ну что ж, как приличный человек, я теперь точно должен на тебе жениться.

Будущий муж был ласков и аккуратен, и Аня была благодарна ему за деликатное к себе отношение.

Жизнь налаживается, к удобствам во дворе тоже можно привыкнуть. Зато рядом — красавец-мужчина, не пьющий, сказать точнее — не сильно пьющий, с зарплатой, и море — тоже рядом.

Когда Андрей уходил по своим делам, отмечаться в пароходстве, или на стрелку, как он говорил, с друзьями, Аня шла к морю. Чуть дальше того места, где она в день приезда интересовалась глубиной залива, она нашла пляж, пригодный для купания. Предупреждающих табличек здесь не было, зато купальщиков — хоть отбавляй.

Аня встречалась каждый раз с морем как с чудом, которое вдруг неожиданно дали ей в бесконечное пользование. Её завораживала эта огромная масса воды, которая никуда не текла, но и, стоя на месте, была настолько живым, подвижным организмом, что захватывала девушку целиком и полностью в свою орбиту.

Аня ощущала себя частью водной стихии. Когда она погружалась в воду по плечи, она сливалась душой и телом с этой мощной магией воды, и сама становилась частью моря.

Ей казалось, что это от движения её рук возникают новые волны: вот они плавно приподнимают очередную порцию воды и лёгким взмахом отправляют её в сторону берега. Упругие глубинные течения обхватывали её тонкую фигуру и наполняли питающей энергией.

Самым большим удовольствием было лечь на кромку берега, а ноги опустить в воду. Лёгкие волны ритмично набегали на икры, колени, бёдра девушки, стараясь развернуть их параллельно берегу и вытолкнуть целиком на сушу. Нужно было немало напрягать мышцы, чтобы сопротивляться набегающей волне! Колыхаться так в безмятежной расслабленности Аня могла бесконечно.

В такие моменты она совсем не думала о балете. Да и что о нём думать? Карьера кончена, так и не начавшись. За две недели — ни одной тренировки. В той берлоге, в которой они живут с Андреем, зарядку не сделаешь, не ударившись о какой-нибудь из углов. Театра для балерины ещё не построили, а во время школьных каникул искать работу в кружках танцев бесполезно.

10

— Анюта, вставай уже. Сегодня едем на шашлыки, надо за овощами сходить, вина взять. Мои друзья отмечают три месяца своей дочке, Катюшке. А что, чем не повод? Приедут ещё ребята с пароходства, кто с девушками, кто сам. Машины себе все накупили по дешёвке в Японии, один я безлошадный пока. Поедем с кем-нибудь из них. — Андрей готовил завтрак, а Аня всё ещё лежала на нижней полке двухъярусной кровати.

— А зачем здесь второй этаж? Над нашей кроватью?

— Я не знаю. — Андрей встал в проёме между кухней и спальней. — Вот, кстати, там сегодня на природе Сашка будет, хозяин квартиры, у него и спросишь.

— Доктор Веркин?

— Ну да.

Место для шашлыков, конечно же, было у моря. Похоже, что в этом городе для каждой бухты предусмотрен свой ритуал: на Набережной можно гулять и смотреть. В бухте Фёдорова (Аня спросила название у соседей по пляжу) — купаться. А в Садгород едут «на природу» жарить шашлыки.

Уютная поляна с готовыми костровищами для мангала, большая стоянка для машин, рядом — развалины бывшего курорта, от которого осталась только табличка на кирпичной стене «Грязелечебница». И опять — море, море…

Никто из шумной компании человек в пятнадцать совершенно не мешал друг другу. Кто-то следил за костром, кто-то играл в бадминтон, девушки нарезали хлеб и овощи и нанизывали куски мяса на шампуры.

По приезде на поляну мужчины представили своих подруг, из череды откликов «очень приятно, очень приятно» Аня поняла, что многие из них — новенькие, или временные.

За импровизированным столом — обычной клеёнкой, расстеленной прямо на траве, — все расселись по периметру. Поздравили молодых родителей с днём рождения крошки, которая на свежем воздухе мирно спала уже второй час подряд в коляске под тенью большого дерева.

Дальше беседа, как эстафетная палочка, переходила от одного мужчины к другому. Девицы предпочитали не встревать в мужской разговор. После третьего тоста — «За тех, кто в море!» — ребята поднялись с земли, чокнулись пластиковыми стаканчиками и выпили, кто — беленькой, кто — красного вина.

— Павлины, говоришь… А вот мы в Малаккском проливе, знаешь, как отбивались! — Один из парней завёл нудный рассказ о том, как они с экипажем пробивались через какой-то пролив, полный пиратов. — Да мы их давили корпусом, джонки эти, они же, как клещи, цепляются, машут своими топорами самодельными…

Андрей наклонился к Ане:

— Ну, сейчас заведёт пластинку на целый час. Надо притормозить его. — Андрей поднял руку вверх, прося внимания, и похлопал в ладоши:

— Друзья, прошу внимания! У меня хорошая новость: мы с Анютой через две недели расписываемся, заявление уже лежит в ЗАГСе. Невеста у меня — балерина, закончила с дипломом училище в Москве, и сама родом из столицы нашей Родины.

Гул одобрения прокатился по поляне. Девушки с любопытством и завистью посмотрели на Аню. Надо же, какая редкость. Чтобы моряк женился — тут веские основания нужны. Не беременна ли, часом? А парни уставились впрямую на Аню, как будто пару часов назад ещё не было повода смотреть на неё и изучать взглядом, а теперь появился. Где он такую кралю откопал? Москвичка, да ещё и балерина? Крутой перец, чего уж там!

— А свадьба будет? — спросил кто-то.

Андрей как-то неопределённо пожал плечами:

— Да надо в деревню к матушке съездить, потом решим, где будем праздновать и как.

Перспектива знакомства со свекровью напрягла Аню куда сильней, чем шторки на резинках в прихожей. Она незаметно отошла от шумной компании ближе к морю и присела на выброшенную на берег деревянную корягу.

Ствол дерева был отшлифован морской волной до белизны, Анна смотрела вдаль и одновременно гладила деревяшку по гладкому стволу, чувствуя тепло нагретого на июльском солнцепёке дерева.

— Аня! — окликнул девушку мужской голос.

Повернувшись на звук, Аня увидела одного из парней в общей компании. При знакомстве она не запомнила всех имён и смотрела теперь на него вопросительно.

— Я Саша Веркин. Тот самый, хозяин квартиры на Миллионке. Я присяду, ты не против? — Не дожидаясь ответа, сел на бревно, но не рядом, а с дистанцией. — Как вы там обжились?

Да, он представился при знакомстве, как Александр, но Аня не подумала, что он — тот самый доктор. Не похож на врача, худенький, плечи узкие, как у подростка, ростом невысокий, волосы светлые. А руки как раз докторские: узкие ладони, тонкие пальцы с ухоженными ногтями. Так бы и сказать: ничего тяжелее ложки в руках не держал. Но ведь у него благородная профессия, можно и простить холёные руки.

— Да, спасибо, крыша над головой есть, а с остальным справимся.

— Там, конечно, мебель никудышная, начала века, — как бы оправдываясь, начал Александр. — Но там никто не жил в последнее время, и смысла что-то покупать и менять не было. Так-то жильё в центре города, может, пригодится когда-нибудь. Мы не сдавали эту квартиру никогда раньше, все ждём, может, снесут или ремонт сделают. Печка эта допотопная…

— А что, зимой холодно здесь? — Аня пока не думала о местном климате.

— Ну, не так, как в Сибири, но печку топить придётся.

— А зачем там двухъярусная кровать? Там же бабушка одна жила?

Саша поморщился, было видно, что ему не очень хочется вдаваться в подробности. Но Аню настолько угнетала эта деревянная плита над её спальным местом, что она молчала, ожидая ответа. Может, разрешит сломать?

— Понимаешь, там такая длинная история… — Парень все ещё надеялся, что девушка сменит тему, скажет: «да ладно, не хочешь — не рассказывай», но Аня смотрела в сторону моря и молчала.

— Бабушка моя иногда просила свозить её на Миллионку, посидеть во дворе, зайти в эту квартиру, повспоминать. Поэтому мы не меняли там, не выбрасывали ничего. Она умерла этой зимой, а во Владивосток она приехала ещё до войны, как ссыльная. Моего деда, полковника Красной армии, расстреляли, а её, как члена семьи врага народа, выслали на Дальний Восток. И с ней двух её детей — мою маму и её сестру, они ещё маленькие тогда были.

Ей выделили это жильё, там вообще пусто было, соседи помогли — кто стул, кто тарелки. Ну и полати эти соорудили. Внизу бабушка спала, а наверху девочки. Так и жили, пока дочки замуж не вышли.

Потом, когда мои родители вечером уходили в кино или на концерт, они отвозили меня к бабушке, и это уже было моё место ночлега. И мне там нравилось. Бабушка вязала носки и рассказывала мне сказки, под них я и засыпал.

Да, кстати, Андрей сказал, что ты училась в балетном училище. И моя бабушка, Ирина Михайловна, тоже была балериной, танцевала в Большом театре, она же коренная москвичка. Она мне и о театре рассказывала, но мне это было неинтересно тогда. Я помню только, что она танцевала какую-то фею. Может, и других, я не помню. Жалко, теперь уже не выслушать.

— Фея Драже, — откликнулась негромко Аня.

— Что? Не расслышал? — Саша повернулся к девушке.

— Нет, ничего. Я сочувствую, наверное, вы очень любили свою бабушку. — Аня была потрясена таким совпадением и почти не верила сказанному. Чтобы вот так закольцевалась история? Чтобы спустя десятки лет она поселилась в квартире, в которой жила балерина, танцевавшая в доме на Театральной площади с квадригой Аполлона на фронтоне? Разве такое может быть в жизни? Выходит — может…

11

Деревня Анну встретила неласково. Сначала облаял пёс, рвавшийся с цепи к калитке. Андрей фукнул на него, схватил собаку за ошейник и махнул рукой в сторону дома, мол, давай, пробегай, пока держу. Аня метнулась от ворот к крыльцу и буквально воткнулась в хозяйку, вышедшую из дома на лай овчарки.

Грузная женщина неопределённых лет, в фартуке поверх халата, не глядя на девушку, запричитала:

— Андрюшенька, приехал, сыночек! А я, как знала, пирогов напекла и сон видела: бежишь ко мне вдоль речки, маленький, в шортиках. Ну, давай, заходи в избу.

Андрей присмирил собаку, и подошёл к крыльцу:

— Аня, познакомься, это моя мама, Антонина Фёдоровна. А это Аня, моя будущая жена.

Женщины стояли в метре друг от друга, Аня, как младшая, первой протянула руку для знакомства, но свекровь сделала вид, что не заметила девичьего жеста, развернувшись в этот момент к двери дома.

Жилище внутри было сиро и убого. Взгляд цеплялся за лампочку, криво болтавшуюся на проводе под потолком, и перемещался на печку, зрительно разделявшую жилую комнату на две части. Кровать, стол, стулья, шкаф, телевизор.

«А где мы спать будем? — подумала девушка. — В одной комнате с его мамой, что ли?»

Аня спросила Андрея, где можно помыть руки с дороги. Он вывел её на крыльцо и показал дорогу в огород.

— Там, в конце тропинки, туалет. А рукомойник — вот здесь, за стеной дома. Не бойся, собака туда не достанет. И гавкать уже не будет, она только на заходящих во двор лает.

Девушка пошла по деревянным мосткам вглубь огорода. Грядки с зеленью аккуратными квадратами лежали слева и справа от тропинки. На обратном пути через приоткрытую дверь до неё донеслись слова свекрови:

— … И где ты только такую шкидлу нашёл? Худая, длинная и нескладная, как собачья песня. Бёдра узкие, задницы совсем нет. Балерина, видишь ли. А как она рожать с такими бёдрами будет? Где ребёночку там поместиться?

— Ну, мам, не надо, все рожают, и мы родим как-нибудь.

Аня специально шумно толкнула дверь, чтобы прервать их беседу и не услышать ещё-какой-нибудь гадости в свой адрес.

После обеда Андрей повёл её к речке, как он сказал, к «берёзам моего детства». Пока они три часа ехали в автобусе, справа в окне то и дело появлялись морские заливы, но деревня, на удивление, оказалась в лесу. И единственный водоём здесь — небольшая мелководная речка.

Андрей рассказывал Ане, как он с друзьями после школы бежал сюда рыбачить, захватив с собой хлеб для поклёвки рыбы. А осенью, когда рыба идёт на нерест, её вообще можно багром цеплять под жабры — такая она неповоротливая.

Девушке монолог про рыбалку был не очень интересен, как и сама речка, но буйство зелени и природная тишина примиряли её с деревенской действительностью. Всё-таки море — это совсем другая философия. Оно не суетно и величаво. А речка — журчит, по камушкам торопится, прозрачная, чистая. С горы вон той, по соседству с деревней, наверное, сбегает.

После ужина свекровь постелила Ане матрас на полу, за печкой. А Андрея отправила ночевать на чердак летней кухни.

— Вот когда обручальные кольца на пальцах увижу, тогда и будете спать вместе в моём доме, — вынесла свой вердикт свекровка.

На следующий день Андрей, подыскивая слова, сказал Ане, что свадьбу в деревне сыграть не получится, потому что мама сказала, что сейчас не сезон, до октября в деревне все заняты урожаем, и никто не придёт на торжество.

— А мне же в море скоро уходить. После этого рейса подам документы на второго помощника капитана, потом на старпома, а там, глядишь, и до капитана дослужимся с тобой. Так что распишемся по-простому в ЗАГСе. Хорошо, Анюта? Да и денег сейчас особых нет, всё так навалилось. Маме надо ещё оставить немного. Тебе по свидетельству о браке в нашей бухгалтерии будут часть моей зарплаты выдавать, без денег я тебя не оставлю. Жениться нам надо, обязательно, чтоб всё официально было, вдруг там уже малыш завёлся?

И Андрей положил свою руку на живот девушки.

Аня же думала только об одном: как бы забыть сюда дорогу навсегда… А вслух сказала:

— Я хочу при регистрации оставить свою фамилию, можно?

12

Жизнь за мужем, или замужем — всё равно, ей, в принципе, нравилась. Не скучно, Андрей умеет пошутить, в быту такой разворотливый: может и пол помыть, и завтрак приготовить. Учит нехитрым рецептам — как суп сварить, как котлеты пожарить.

Говоря по правде, с кулинарией у неё совсем туго. Дома, маленькой, ещё рано было к плите вставать, а в интернате столовское питание. Где же и когда было люля-кебаб учиться заворачивать? Но она старалась, училась кашеварить, особенно ей удавался винегрет. Андрей даже хвалил то, насколько мелкие кубики овощей выходят из-под её ножа.

Покоя не давали две вещи. Что она будет делать, когда Андрей уйдёт в море? И будут ли на её ногах ещё хоть раз когда-нибудь пуанты?

Ответ на первый вопрос нашёлся через месяц после бракосочетания. Вечером, смотря в своей берлоге телевизор, Андрей обратил внимание на бегущую строку рекламы.

— Анюта, смотри! Тут девушек с хореографической подготовкой приглашают на телевидение, программу какую-то вести. Может быть, тебе это интересно?

Аня, готовившая на кухне макароны по-флотски, встала в проёме между комнатами.

— Вот, снова повторяют! Читай! И номер дома запомни, а улицу я знаю, это рядом с нашей бурсой, я там пешком всё вокруг обходил.

На местном телевидении шли в ногу со временем: аэробику — для широких народных масс. Если бы Анна не прошла творческий отбор, то кого туда ещё брать? Режиссёр видеопрограмм Светлана Сергеевна была в восторге.

— Аннушка, умничка, золотце моё серебряное! Сам Господь Бог тебя мне послал. Давай, пиши первую зарядку на пятнадцать минут. Всё ты знаешь, какие там коленца, па-де-де и прочее, музыку тоже сама подберёшь. У нас фонотека в конце коридора, Никита Никольский тебе поможет, звукорежиссёр наш.

Девочки, слушаемся Аню, она по центру, вы, по двое, слева и справа от неё. Тренировки каждый день, базу ищите сами, запись первой программы через две недели, в понедельник, в семь утра. В другое время студия весь день занята, так что без опозданий.

И, девочки, давайте костюмы посексуальнее, но без пошлости! Шорты, маечки в обтягон, гетры полосатые с кроссовками — самый цимус будет! Давайте, мои хорошие, взорвём утро нашим зрителям!

Одна из девушек предложила для репетиционной базы танцевальный зал детского клуба, в котором она вела кружок танцев. За небольшую плату директору — её подруге. Режиссёр ответила согласием, и работа пошла.

Когда Аня, после двух месяцев вынужденного простоя, снова встала к станку у зеркальной стены, её тело заныло от счастья и восторга. На самом деле, это молочная кислота поддавала топлива для застоявшихся икроножных, гребенчатых, трёхглавых и прочих мышц, вспомнивших своё предназначение.

С хореографией проблем у Ани не было, поставить танец на 15 минут — это же её профессия. Хоть народный, хоть классический, хоть джигу, хоть степ. С музыкой было сложнее. Все её знания в этом вопросе ограничивались в основном балетным репертуаром. А задача режиссёра — быть секси на экране — требовала соответствующей озвучки.

После нескольких занятий с девочками под «раз-два-три» Аня пошла к звукорежиссёру за советом. На стук ей никто не открыл, она потянула дверь на себя — открыто.

Из-за рабочего стола навстречу ей поднялся молодой человек невысокого роста. Но крепкий, с сильным руками, бицепсы которых словно выпрыгивали из-под майки с коротким рукавом. Не снимая наушников, надетых на тёмный ворох кучерявых волос, спадающих на уши, он махнул ей приветственным жестом, затем молча показал на стул рядом с собой и снова сел к компьютеру.

Следующие десять минут Анна смотрела в монитор компьютера, на котором мелькали кадры какого-то фильма, но ничего не понимала. Наконец парень протянул ей вторую пару наушников — мол, надевай. Уши девушки обволокло мягким звучанием волшебной музыки, и сразу видеоряд на экране наполнился содержанием.

Кадры приморской природы с холмами, покрытыми зелёным плюшевым ковром, мягко сползающим к морскому побережью, под звуки музыки наполнялись смыслом, оживали, говорили со зрителем.

Звукорежиссёр двигал дорожки микшерного пульта, нажимал какие-то кнопки, крутил тумблеры, в результате чего звук то утихал, то наполнялся силой, одну мелодию сменяла другая, и Аня полностью погрузилась в процесс сотворения маленького чуда руками мастера.

Когда работа закончилась, Аня смотрела на режиссёра как на волшебника.

— Как вам это удаётся? Как вы так незаметно собираете разные мелодии в линию и так точно подбираете звук к картинке на экране?

— Так, для начала давай на «ты». У нас на телевидении только директора зовут на «вы», но я его видел последний раз никогда, — засмеялся собственной шутке хозяин фонотеки. И продолжил:

— Я — Никита, а ты зачем ко мне и как зовут?

— Меня Аней зовут, мы с девочками готовим спортивную программу, и мне нужна помощь в подборе музыки.

— Ну, всё, считай точно по адресу пришла. Света мне говорила, что готовится новый проект и нужна современная музыка. А вас уже записали на плёнку?

— Нет, мы пока только движения репетируем, без музыки.

— Очень хорошо! — Никита начал выбирать из списка на экране названия композиций и складывать их в папку на рабочем столе компьютера. — Сейчас я поставлю несколько композиций, а ты послушай и скажи, подходят они для вашей гимнастики или нет.

Снова надев наушники, Аня уплыла в мечтах куда-то в небесные дали… Та песня, что сейчас звучала, была ей совершенно незнакома, на чужом языке. Но тот, кто её пел, умел разговаривать с женщиной.

В училище, как и все балерины, она изучала французский язык, поэтому понять, о чем поётся в этой песне, она не могла и различала только слова в припеве: «Леди ин ред…» и далее, далее, далее… Жалко, на английском языке, непонятно, о чём? Но о любви, это точно. Аня закрыла глаза, чтобы прочувствовать голос и интонацию певца.

Музыка кончилась и пошла другая, такая же прекрасная, завораживающая, но уже более ритмичная, с глубоким женским голосом. Потом ещё, бархатным баритоном, «Жозефина» — только это слово рефреном и уловила Анна. И «Вандерфул Лайф», под занавес… Аня была во власти шикарных голосов, восхитительных мелодий, её тело уже знало, как на это отвечать, какими движениями — глиссадом, батманом или фуэте.

— Как мне это, — Аня неопределённо показала рукой в сторону компьютера, — взять с собой?

— Да запросто. Запишу тебе на кассету, возьмёшь магнитофон и репетируйте, сколько надо. А когда плёнка будет отснята, я сделаю к ней профессиональный звук в студии.

Под музыку репетиции проходили гораздо плодотворнее, она как будто стимулировала девушек, движения становились всё чётче и слаженнее, им самим уже нравилось отражение в зеркалах детского клуба.

13

Андрей по вечерам встречал Аню после тренировки у клуба, но премьеры на телевидении не дождался. Отпуск закончился, и его направили на «северный завоз». Восемнадцать портпунктов по побережью Охотского моря с выгрузкой на необорудованный берег — про это любой моряк скажет: «Жесть!»

В этом рейсе было совсем невесело. Андрей уже был готов молиться, лишь бы в его вахту судно не потеряло остойчивость. Оверкиль — и через час в холодной воде спасать уже будет некого. Убедиться в её леденящих свойствах ему пришлось лично.

Во многих прибрежных посёлках вообще не было причалов, и доставить груз можно было только с помощью самоходной баржи. Судовым краном плоскодонную посудину опускали на воду, нагружали ящиками с едой, бочками с соляркой и бензином, стройматериалами, и всю эту гремучую смесь два экипажа в связке «штурман — механик» должны были привести к берегу.

То ли ветер намыл песка в не обозначенном на карте месте, то ли отлив начался раньше времени, но баржа села на мель. До парохода далеко, до берега метров пятьдесят — немного вроде, но ветер с берега в лицо и температура воды — не больше пяти градусов. Жребия, кому плыть, не было. Отправили самого молодого.

Обвязавшись верёвкой, Андрей нырнул в синюю пучину и поплыл к берегу. Это в бассейне пятьдесят метров — два раза туда-сюда. А когда против отлива, в замораживающей воде, то каждый метр — за десять, а то и за сто…

На берегу уже ждал местный тракторист, наблюдая за этой героической выгрузкой. Убедившись, что Андрей выбрался на берег, механик с баржи зацепил к концу верёвки трос, за который трактор и вытащил баржу на берег.

Горячий чай? Водка? Андрей основательно простудился. Температура, кашель, боль внизу спины. Заныли почки. Пропил какие-то антибиотики, заглушил температуру. Отправил Ане радиограмму: «У меня всё хорошо, скоро встретимся». И ответ от Ани: «Здравствуй. Скучаю, жду. Где взять дрова?»

Андрей укорил себя за то, что не позаботился заранее об этом, и отбил ей в телеграмме номер телефона доктора Веркина. «Сашка поможет, позвони ему».

Друг семьи, по совместительству хозяин квартиры, пришёл в тот же день, как только Аня дозвонилась ему из автомата.

— Тук-тук-тук! Есть кто дома?

Аня услышала стук в дверь и поднялась с кровати. Замотанная в одеяло, побрела к двери.

— Александр, это вы? — спросила она через закрытую на щеколду дверь.

— Открывай, истопник пришёл, печку кочегарить. И давай на «ты», Анюта, мы же друзья? — после того как девушка открыла дверь, утвердительно-вопросительно сказал Саша.

— Давай, — хриплым голосом согласилась Аня.

— О! Да тут доктор требуется, а не истопник. Лекарства я тебе через час принесу, а сейчас пойдём, покажу, где дрова. Октябрь кончается, давно пора топить уже.

Дровяник оказался в хлипкой хибаре на улице, ключ от неё висел в прихожей на гвоздике. Александр поколдовал над печкой со стороны кухни, чтобы, в случае дыма, можно было сделать сквозняк из окна кухни в дверь квартиры. Аня смотрела, в какой последовательности нужно совершать этот ритуал, и боялась, что не запомнит.

— Подожди, я запишу, что за чем. Ты же не будешь мне каждый день её растапливать, а я забуду уже завтра, это точно.

— Да ты звони, не стесняйся. Я приду сразу, если не на смене буду. — Доктор помолчал, шуруя кочергой в чреве печки. — Не скучно тебе одной? Когда Андрей из рейса придёт?

— К Новому году, наверное, будет, не знаю точно. А мне не скучно, я на телевидении программу делаю, спортивную.

— Правда? А когда её можно увидеть? — искренне удивился доктор Веркин.

Анна повела плечами:

— Ну, если рано встанешь, то в семь утра на третьей кнопке включай.

— Хорошо, я посмотрю обязательно. — И, поднявшись от печки, добавил, глядя Анне в глаза: — Аня, тебе здесь совсем неуютно, холодно, одиноко. Может, поищем вместе другое жильё вам? Когда я Андрею этот вариант предложил, не знал, что он тебя привезёт. Для него одного эта квартира нормальная, он же деревенский. А про тебя он сказал только тогда, когда мы на шашлыки летом все собирались ехать. Ну, что он не один будет, что ты приехала к нему из Москвы. А ты такая… — Александр подбирал слова и не находил их. — Хрупкая, женственная, как тебе тут вообще можно жить? И красивая, очень…

Доктор засмущался совсем и скороговоркой закончил:

— Ну, в общем, если что нужно, звони. Если родители скажут, что я на дежурстве, звони и на Скорую. Я там один Веркин, примчусь с мигалкой.

— Саша! — Аня решила сразу отсечь любые вариации на эту тему. — У меня есть муж. Он решил снять это жильё, как я могу без него что-то поменять? У меня и денег нет на съём. Правда, нам уже заплатили первый гонорар, я даже не ожидала, что так много. Режиссёр говорит, что программа вошла в какой-то рейтинг. Но всё равно нужно дождаться Андрея, если он решит, что надо сменить жильё, то так и будет.

Программа и впрямь пришлась ко двору, как говорится. Рекламодатели вставали в очередь, чтобы разместить рекламу за пять минут до начала утренней гимнастики. Какие девочки! Какие ножки! А как двигаются! Ничего подобного раньше на местном телевидении не было: выпуски новостей да художественные фильмы — вот и весь незатейливый репертуар.

Андрей вернулся из рейса в середине ноября. Ненадолго. Аня встречала пароход в порту, по судовой роли на проходной ей выписали пропуск. Тесная каморка каюты, узкая шконка, плакаты на стене с девицами (да ладно тебе, это от прежнего хозяина они тут остались — сказал Андрей), под столом чьи-то тапочки девичьего размера…

— Аня, меня домой не отпустят. Второй помощник списался — вахту некому стоять. Так что всё наше свидание здесь, на пароходе. Через два дня нас отправляют в ремонт, на юг Китая, месяцев на четыре-пять.

— А как же Новый год? — Аня не представляла, что она будет делать одна в новогоднюю ночь. И потом ещё, до весны получается…

— Привыкай, морячка! — Андрей обнял девушку и прижал к себе. — Такая доля у вас: по полгода ждать мужа из рейса. Потом у меня будет отпуск, как раз на лето придётся.

— А что, никто у нас там не стучится в домике ещё? — И Андрей наклонился к животу юной жены.

— Нет, я не беременна. — Аню уже раздражали вопросы о будущем ребёнке. Что же — только поженились и сразу дети должны быть? Она не предохранялась — как Бог даст, так и будет. Что от неё зависит?

— Ну, может сейчас у нас что получится, а к весне обрадуешь меня. — Андрей начал снимать покрывало с судовой кровати, наглухо, как в купе поезда, привинченной к стене…

Глава 3

14

Спустя месяц, в середине декабря, Андрей отмечал свой день рождения. Аня, по совету девчонок с аэробики, отправила письмо-заявку на радиостанцию «Тихий океан». Диктор перед началом сеанса связи с пароходами объявлял: «Наша радиостанция ведёт своё вещание на Тихий и Индийский океаны и восточный сектор Арктики».

Аня заранее посмотрела на карте в библиотеке детского клуба, находится ли китайский порт, который ей сообщил Андрей как место ремонта теплохода, в одном из двух океанов. В самый раз! Восточно-Китайское море — в Тихом. Аня из разговоров с мужем уже знала, что все моря имеют принадлежность к океанам. Кроме внутренних, материковых, типа Чёрного и Каспийского.

В студии зачитали подводку к песне: «Анна Верещагина поздравляет Андрея Космачёва с днём рождения и желает скорейшего возвращения в родной порт». Мелодию Анна попросила поставить модную: «Ночное рандеву».

Андрею нравилась эта песня, Аня знала. Нередко, готовя ужин на кухне, он напевал себе негромко: «Ночное рандеву — час разлуки, ночное рандеву — шанс от скуки…». Какие слова там ещё есть — Аня не прислушивалась. Какие могут быть подводные камни для девушки в двадцать лет?

«Врываюсь в мир огней и случайных встреч, оставив за собой всё, что не сберечь…»

В кают-компании после ужина свободные от вахты моряки оставались послушать по радиоприёмнику приветы с берега. Андрей тоже был здесь и, смущённый неожиданным подарком жены, позвал всех, кто хочет, к себе — отметить личный праздник.

Подмениться на свою ночную вахту он попросил второго помощника. Немудрёное дело — в долгом отрыве от родных заморское спиртное приносилось с берега и употреблялось по желанию и возможностям каждого. Другое дело, что на вахту управления судном (даже и во время стоянки в порту) после распития алкоголя вставать было строго запрещено.

В разгар мужских посиделок и разговоров «за жизнь» за бутылкой китайской водки с подручной закуской в каюту к Андрею постучалась судовой повар Люба со сдобой собственного изготовления. Огромный, размером с противень пирог с яблочным повидлом вызвал бурю восторгов у моряков.

Любе тут же уступили место рядом с именинником и предложили сказать тост. Полная сил и энергии, в прямом и переносном смысле, таскавшая тяжёлые бачки с супом на камбузе как кастрюли на городской кухне, девушка смущаться не стала. Положив пухлую, без признаков маникюра, руку на плечо Андрею, она сказала:

— А я смотрю, в судовой роли первые именины в этом рейсе, да и решила испечь пирог. Задержалась чуток, пока заготовки на завтра делала на камбузе.

Притянув за плечо Андрея к своей могучей груди, повар продолжила:

— Желаю тебе капитанских лычек на погонах! — И, обращаясь ко всем, кто поместился в небольшую каюту третьего помощника, продолжила: — Давайте замахнём по маленькой, что ли?

Компания дружно поддержала боевую подругу по рейсу.

Ближе к ночи моряки разошлись по своим каютам. Изрядно выпивший Андрей привалился к мягкому, уютному телу Любы. В его хмельном мозгу бродила мысль: «Какая пышная Любаня, как Светка моя в деревне была. Мама бы одобрила такую невестку и внукам бы радовалась. А то полгода живём уже с женой — и никакой прибавки в этом деле.»

В затуманенном алкоголем сознании эта мысль перемежалась с голосом певца Криса Кельми, пару часов назад исполнившего в записи музыкальный привет для именинника в кают-компании:

«И, сбросив в темноте грусть иных забот, продолжим до утра призрачный полёт.»

15

Новый год дружный коллектив телевизионщиков отмечал в самой большой студии. А что? Есть зал для столов и подиум для танцев, есть аппаратура и собственный диджей — Никита. Есть Дед Мороз — ведущий новостного эфира Семён Васильевич с хорошо поставленной дикцией, и Снегурочка — блондинка с голубыми глазами — Аня Верещагина.

Профессионально написанный сценарий скучным быть не мог. Аня, отработав роль, переоделась в праздничное красное платье, обвилась мишурой и веселилась вместе со всеми. Викторины и конкурсы сменялись танцами, шампанское и оливье всё никак не кончались.

Глубоко за полночь, когда компания изрядно поредела, для самых крепких оставшихся диджей поставил медленную композицию и объявил: «Господа, а сейчас — „белый танец“, дамы приглашают кавалеров!»

Аня своим абсолютным слухом с первых нот узнала ту песню, которую Никита поставил в день их первой встречи в фонотеке. «Леди ин ред», ну да, «леди ин ред»! Та самая! То ли шампанское вскружило голову, то ли всеобщая атмосфера праздника подействовала, но Аня направилась к аппаратуре и протянула руку к Никите:

— Можно тебя на танец?

Никита вышел из-за пульта, взял Аню за руку и повёл на танцпол. За три минуты танца они не сказали друг другу ничего. Певец говорил за них все слова, чередуя их с фортепианным полётом мелодии. Его волшебный тенор, в самых высоких нотах переходящий на альтино (Аня знала в этом толк), проникал ей в душу, заползал между девичьими лопатками в ложбинку по спине и покрывал её мурашками.

Укрытое крепкой мужской рукой её обнаженное левое плечо не могло скрыть мелкую дрожь, и только сильный обхват за талию другой его рукой не дал ей свалиться в обморок от внезапно нахлынувших, неизведанных ею раньше чувств.

Последняя, одинокая нота на фортепиано прозвучала как удар колокола для неё. «Открылась бездна, звёзд полна…»

— Я провожу тебя, — шепнул ей в поклоне Никита.

Прогулка по ночному городу, тихого в предутренней дремоте, прерывалась звуками скользящих мимо такси.

— Никита, а ты английский знаешь? — Аня заговорила первая, чтобы как-то снять напряжение, охватившее в танце и не отпускавшее её.

— Ну как все, в объёме школы и технического института. А почему вопрос?

— Тогда ты сможешь мне перевести слова песни, под которую мы танцевали. Я французский учила.

— А, так это и без перевода ясно. «Леди ин ред» — женщина в красном. У тебя же красное платье сегодня?

— А что тебе ещё ясно? — вопросом на вопрос ответила Аня.

— Ничего пока не ясно.

— А что там, в песне, конкретно, про женщину, что?

— Дословно или близко к тексту? — Никита шутил и наслаждался морозной красотой девушки в свете уличных огней.

— Ну, хотя бы в целом, не просто же о платье мужчина поёт. Кстати, а кто поёт?

— Крис де Бург его зовут. А поёт он о том, как прекрасна девушка в красном платье, и её волосы в блеске огней. И как много мужчин хотели бы танцевать с ней, и им только дай шанс! Ишь, негодяи какие! А я был слепцом, я не замечал тебя раньше, и вот наконец мы танцуем с тобой лицом к лицу. И я бы хотел, чтобы это длилось вечно… Моя женщина в красном.

Аня остановилась. И она молчала, и он молчал. Никита взял её руки в перчатках, осторожно снял одну, с правой руки, и, поднеся, к губам, поцеловал каждый пальчик. Потом прижал всю ладонь к губам и начал согревать её своим дыханием.

— Аня, мне кажется, я тебя уже всю изучил. Когда мне приносят плёнку на озвучку, я смотрю на кадры с тобой, пишу звук и просчитываю каждое твоё движение, поворот головы, наклон и…

— Никита, я пойду… — Аня терзалась моментом, не понимая, что происходит, как ей себя вести, что нужно говорить и что не нужно говорить. — Спасибо, что проводил.

Он понял, что настаивать на чашке кофе будет глупо и пошло.

— Хорошо. Где твой дом? Миллионка не спокойный район, давай я до подъезда тебя доведу.

— Проводи через арку, а во дворе уже не страшно.

Аня пошла к своей нетопленой пещере, а Никита стоял и ждал: в каких окнах двухэтажного дома зажжётся свет.

В первый рабочий день года режиссёра Светлану ждал от звукорежиссёра блиц-допрос, который внёс окончательную ясность: Аня замужем, сама из балетного училища города Москва, муж в рейсе. Первое обстоятельство убивало напрочь, второе нейтрально, третье давало надежду.

16

— Какая девушка пластичная. Гнётся, как пластилин, выворотность шикарная и двигается, как богиня. — Мама Никиты, Ольга Николаевна, подавая завтрак мужу и сыну, показала на экран. — Вот эта, в центре. Чудо, как хороша!

Никита мог и не смотреть в телевизор, он и так знал, кого показывают в это время на телеканале, на котором он работает…

— Наверняка балетом в детстве занималась, в студии какой-нибудь. Жалко, что нашей школы тогда ещё не было, а так наверняка бы к нам родители привели, с такими-то данными, — продолжила Ольга Николаевна, взбивая сливки к утреннему кофе.

Она работала концертмейстером в хореографической школе и всех немногочисленных пока выпускников знала в лицо.

— Мама, она в Москве училась.

— А ты откуда её знаешь?

— По работе. — Никита не хотел говорить больше, чем есть на самом деле. Да и на самом деле говорить-то и не о чем. Проводил девушку после праздника домой, а она оказалась замужем. Вот и всё.

Не отличаясь брутальной красотой, Никита не обольщался по поводу внимания женского пола. Юношеские влюблённости миновали, бывали интересные встречи, конечно, но та, единственная, всё как-то не встретилась к двадцати семи годам. Аня, вот да, девушка что надо. Но как к ней подберёшься? С какого бока, если замужем?

— Нам бы такую, — как будто продолжила мысль сына Ольга Николаевна. — Наш хореограф, Юлия Юрьевна, как раз переживает, что некому сыграть взрослую женскую роль в выпускном спектакле. Хочет новую постановку для наших деток сделать. Солист есть, постановщик танцев из театра, а солистки нет. Ты не мог бы подробнее разузнать о ней, где она училась, что умеет?

— Мама, я с ней не вижусь. Там операторы, режиссёры с ней программу пишут, а мне только плёнки приносят на озвучку. Но, если увижу её, попробую поговорить.

Февральский ветер задувал в подворотню и снег, и пыль, и мусор, и песок. Его зачем-то любят строители сыпать с лихвой между тротуарной плиткой, для устойчивости композиции, наверное. Или чтоб люди не скользили по вечному гололёду, который в снежную зиму покрывает в дни оттепелей половину Владивостока. И до марта, пока сам не растает, не соскрести его никаким трактором с тротуаров.

Вот и здесь, в проходе между домами на Миллионке, вокруг застывшего на теневой стороне арки ледяного сугроба кружило маленькое торнадо из серо-бурой смеси.

Никита пришёл сюда после работы без особой надежды увидеть Аню, но чем чёрт не шутит? Пришла же она на новогодний корпоратив одна. Может, он, господи, муж её этот, ещё не вернулся из рейса, ведь по полгода бывают, и дольше даже. В студии она с девушками появлялась только раз в месяц для записи очередного комплекса упражнений, а где они репетируют — он не знал.

Окна её квартиры были темны, оставалось ждать. И не попасться при этом на глаза, если Аня появится с мужем.

Никита, как швейный челнок, ходил сквозь арку во двор, проверяя свет в окнах, и обратно на улицу, вглядываясь вдоль узкого тротуара в обе стороны.

Сама улица, называемая горожанами «Торговой», была заставлена сотней однотипных киосков с ширпотребом. Этот квартал был пешеходным, только изредка сюда заезжали мобильные грузовички, подвозящие товар продавцам. В 90-е годы иметь в распоряжении такой киоск — значит обеспечить себе безбедное существование.

Прямо на раскрытых железных ставнях висели на вешалках костюмы, куртки, брюки. На узких прилавках теснилось по одному ботинку из пары (второй выдавали на примерку). За стеклом пряталась косметика и видеокассеты. Тут же — «бутики» с корейским печеньем «Чоко-пай», китайской сухой лапшой, русским алкоголем. По углам подворотен жались продавцы валюты с табличками на куртках с нарисованным значком «$».

Основной «торговый центр» города был всегда забит людьми до отказа, поэтому широкого обзора Никите не представлялось. К тому же сумерки потихоньку накрывали улицу с головой, и фонари уже давали тусклый свет.

Спрятаться ему, однако, не удалось. В очередной раз вынырнув из подворотни, он почти столкнулся с Аней лицом к лицу.

— Никита? — Девушка не ожидала его здесь увидеть. Уже месяц прошел после ошеломившего её танца с ним, в груди уже затихла буря, вернее, была придушена ею сознательно. Совсем задушена, по правде сказать.

Причем, не то чтобы за танец с Никитой, а вообще, на будущее, на все танцы со всеми мужчинами. Кроме мужа. Навсегда! Она же замужем!

— Аня, мне поговорить с тобой надо.

— Я замужем. Совместных танцев больше не будет. Извини, если тебе показалось иначе. — И девушка двинулась дальше, в проём арки.

«Если не остановлю сейчас, то ничего и не выйдет. Уйдёт совсем, бесповоротно». И Никита пошёл ва-банк.

— Аня, есть работа в балете для тебя! — крикнул он вслед.

Она остановилась и повернулась. Если для большинства людей на планете как музыка звучит его собственное имя, то для Ани таким кодовым словом было «балет». За возможность кружить на пальцах фуэте, делать батман-тандю и деми-плие она отдала бы многое сейчас. А, впрочем, что у неё есть? Пара пуантов. И всё. Ещё — нереализованные возможности. Кому они здесь могут быть нужны? Кто-то хочет предложить ей работу?

— Пойдем в дом, что мёрзнуть на сквозняке. — Аня направилась к подъезду. — Не убейся тут, темно в коридоре, лампочка сгорела. Как треснула на мелкие осколки, так и всё. Я не умею наладить.

Пробравшись вслед за Аней в комнату, Никита ужаснулся условиям её жизни. Но виду не подал.

— А есть нож, изолента? Я могу починить, инженер всё-таки.

— Нож на столе, а изолента может быть в прихожей. Там, на полке, ящик с какими-то инструментами. Лампочки я купила, но там не выкручивается эта штука, не знаю, как она называется, чёрная, в которой лампочка держится.

Пока Никита возился под потолком, Аня привычными движениями растопила печку, включила чайник в розетку.

Десять минут работы — и загорелся свет и в прихожей.

— Ну вот, жизнь налаживается! — Никита улыбнулся Анюте. — Что ещё починить?

— Спасибо, телевизор работает нормально, и холодильник тарахтит потихоньку. Так что там про балет?

Аня налила чай по чашкам, подвинула печенье в виде фигурок зверюшек. «Зоологическое».

— Моя мама увидела тебя на днях по телевизору и сказала, что ты им очень нужна, потому что у тебя пластика, и что-то там ещё, балетное, очень важное, я не запомнил.

Молодой человек так старался быть правдивым в версии, что именно балет его сюда и привёл, незамедлительно, с утренней чашки кофе с мамой, что говорил это скороговоркой, чтобы не выдать истинную мотивацию. Которая была проста, как сама истина: увидеть девушку снова и, если повезёт, повлиять на смену декораций в спектакле, в котором на данном этапе есть третий лишний. И это — он сам.

— Твоя мама где работает? — Аня спросила строгим голосом, не веря словам парня.

— Она в школе, на фортепиано, в балетной школе, концертмейстер. Её хореограф ищет сейчас балерину, чтобы сыграла в спектакле, я не помню каком.

Пауза, которую держала Аня, повисла между двумя чашками. Никита замялся:

— Я в балете не очень… Я музыку люблю, мама с детства приучила. А папа научил лампочки вкручивать и поэтому отдал меня на радиотехнический факультет!

Шутка не разрядила общей обстановки.

— Ты мне не веришь? Зачем мне придумывать такое? Хочешь, прямо сейчас поедем к нам, и мама всё сама тебе скажет.

— Нет. Я устала после тренировки. А насчёт балета давай так: ты узнаешь у мамы адрес школы и время, когда я должна туда прийти на беседу. А я завтра зайду к тебе за новыми фонограммами, там и скажешь мне пароли и явки.

Девушка встала, показывая, что чай допит, пора и честь знать.

— Аня, можно один вопрос? — Никита обернулся в дверях, комкая шапку в руках.

— Один — можно.

— Когда твой муж вернётся из рейса?

— Не раньше апреля. У них главный двигатель «полетел».

17

Директор хореографической школы, придя на просмотр кандидатки на роль танцующего педагога, скрыла свой восторг под тёмными очками и скреплёнными на груди руками.

Тот уровень, что показала Анна на танцполе у палки (так на профессиональном сленге балетные называют поручень у стены, держась за который они сто тысяч раз отрабатывают одни и те же движения), она видела только на стажировках в Уфе, когда туда приезжали московские педагоги.

И Аня не остановилась, а попросила Ольгу Николаевну подыграть на фортепиано «Умирающего лебедя». Та грациозность, с которой она склонилась в последнем взмахе лебединого крыла, пробила бы слезу у зрителя. Но не у директора.

— Анна, я могу вам предложить ставку педагога по хореографии. Если вам это интересно, завтра выходите на работу, — сухо и официально сказала директор школы.

С этого момента жизнь Анны Верещагиной приобрела смысл. Кроме несомненного таланта и филигранной техники балета, у неё оказались и неплохие способности педагога. Дети липли к ней, тянули ножку, выпрямляли спинку, чтобы быть похожими на АннаИванна. Так, по малолетству, им было удобнее выговаривать имя Анны Ивановны.

На день открытых дверей в школе директор попросила её сделать показательный номер для родителей. Аня станцевала сцену, в которой Жизель клянётся в любви Альберту. При отсутствии партнёра, правда.

Но неискушённые зрители ничего и не заметили, как будто, так и задумано всё было. Они смотрели на Аню и твёрдо верили, что из их крошечных созданий с белыми шишечками на голове вместо бантов педагоги непременно сотворят такую же прекрасную Жизель.

Весной, помимо её первого после училища выступления на школьной сцене, случилось ещё одно приятное событие.

Восьмого марта таинственный незнакомец поставил перед дверью её квартиры вазу с огромным букетом роз. Можно было бы долго гадать: от кого же это? Но поскольку только два мужчины в городе знали её адрес — хозяин берлоги доктор Веркин и Никита Никольский, то выбор сузился до двух. А когда она решила подрезать кончики роз и вытащила букет из вазы, то из вороха цветов на пол выпала кассета с наклейкой «Крис де Бург». Выбора не осталось совсем.

Теоретически мог быть и третий вариант: букет заранее мог заказать муж и попросить кого-нибудь его доставить. Но про певца, который запал в душу девушки, никто, кроме Никиты, не знал.

Он страдал и не знал, как изменить ситуацию в свою пользу. Она была холодна, защищая свой юный брак. Хотя в душе её по-прежнему пел романтичный тенор и напоминал о танце с мужчиной, чувствовавшим её душу и её тело.

18

Главный двигатель наконец-то отремонтировали, всё покрасили, привинтили, замазали-зашпаклевали, неделя перехода и — здравствуй, бухта Золотой Рог! Андрей прислал радиограмму: «Приходим 24 апреля, на пароход не приходи, меня подбросят с вещами друзья на машине».

Аня отпросилась с работы в день встречи мужа. Накрыла стол закусками, к обеду поставила варить картошку. Что ещё? Накрутила волосы на бигуди, тут же сняла — что за маскарад? Косметикой и вовсе она пользовалась только при выходе на сцену. Надела платье, новое, которое купила с первой зарплаты в школе. Картошка уже сварилась, — когда же он придёт? Выглядывала в окно и прислушивалась — не заехала ли во двор машина?

Включила телевизор, ничего интересного днём не показывают. Поспать? А вдруг придёт, а я сонная. Взяла книгу, «Мастер и Маргарита». Она её уже читала, но тот эпизод, где Мастер говорит о том, что никогда ни о чём никого не нужно просить, она готова была перечитывать много раз. Гордая женщина, сиди и жди, сами придут и сами всё принесут. Аня даже тихо засмеялась совпадению момента: вот она сидит и ждёт, только не того, что принесут, а тех — самих, точнее — самого, который придёт вот-вот.

Конечно, она соскучилась. Почти пять месяцев одна, друзей нет, кроме девушек с аэробики, доктору она больше не звонила — дрова есть, повода нет. Её любимая забава и отдушина в этом городе — море, и то замёрзло в январе. Никита ещё… Нельзя и думать! То, что он принёс цветы — это его личное дело. Но он привёл меня снова в балет. Тут надо подумать…

Машина заскрипела тормозами, хлопнули дверцы, потом крышка багажника. Приехал! Аня не выдержала, выскочила во двор и бросилась к Андрею в объятия. Он поцеловал её в щеку, потом отодвинул от себя, придирчиво осмотрел её фигуру, ничего не сказал и склонился над сумками.

— Возьми вон ту коробку с киви — он показал на ящик с надписью «New Zealand». Она не тяжёлая.

Парень, который привёз Андрея, помог затащить многочисленные банки и ящики в дом. «Как там всё это поместится?» — думала Аня.

— Давай я тебя накормлю, — предложила Аня, когда все подарки перекочевали в дом, а приятель уехал.

— Да я на пароходе поел, давай разберём тут, что нам, а что маме.

«Нам» оказалась та коробка с диковинным в ту пору фруктом, потому что «пропадёт, пока до мамы доберусь». «Нам» было отлито в трёхлитровую банку растительное масло из большой железной канистры, отсыпаны крупные китайские орехи, на столе появилась большая банка растворимого кофе, какие-то ещё коробки и баночки с заморскими продуктами. Ну и персонально для Ани — два куска ткани, с люрексом, блестящие, как новогодняя мишура.

— Вот, Анюта, сошьёшь себе платья! А то это на тебе скучное какое-то. Не видел его раньше на тебе, ты купила его? — Андрей ещё раз осмотрел не столько платье, сколько фигуру девушки. Не заметив припухлостей в области живота, он продолжил: — В бухгалтерии взяла мою зарплату, ты ходила?

— Да, с первой зарплаты. — Аня вдруг вспомнила, что Андрей ведь не знает ещё про работу в школе. — То есть, в моей бухгалтерии, с моей первой зарплаты в школе, а за твоей я не ходила. Только вот не успела тебе телеграмму отбить, думала вот-вот придёшь, и я тебя обрадую!

Аня приготовилась рассказать мужу, как ей повезло с работой, что она снова танцует и даже партию Жизель уже исполнила перед родителями.

— В смысле? В какой школе? — Андрей нахмурился так, словно слово «школа» означало «тюрьма» по меньшей мере, а то и хуже. — Я не на училке женился, а на балерине. Что это за самодеятельность?

— Андрюша, это не обычная школа, а хореографическая, — Анюта надеялась сейчас всё объяснить и разделить с ним свою радость. — Там, конечно, есть и обычные учителя, но я веду уроки балета.

— Ну и что? Какая разница? Ты там целый день с этими сопливыми детьми, а на своих времени не останется!

— Ну пока же у нас нет детей, — Аня уже не знала, что сказать, чтобы не гневить мужа.

— Вот именно. Я откуда знаю, почему они у нас до сих пор не завелись?

— Так ведь мы ещё очень мало вместе, ещё года нет, да и ты же в море был.

— И что? Мы летом два месяца вместе были, и в ноябре на пароходе. — Андрей посмотрел на неё с подозрением: — Может, ты таблетки втихаря принимаешь?

Ане было обидно, больно, страшно. Она доверила ему себя, а он не доверяет ей в таком важном для любой женщины вопросе.

— Нет. Я не пью никаких таблеток.

Она хотела добавить: только от кашля, которые мне принёс доктор Веркин. Потому что тут холодно было всю зиму, и я болела, но ходила на тренировки по аэробике, потому что иначе бы загнулась тут от тоски. В чужом городе, без подруг, без родных, без моря, без тебя, чёрт бы тебя побрал!

Но промолчала. Потому что в балетной среде не принято истерить, а принято скрывать боль и молча работать дальше. В данном случае — над налаживанием отношений с мужем.

— Может, погуляем тогда, если ты есть не хочешь?

— Да ладно, раз горячая картошка, пар вон ещё идёт, давай, корми мужа. — Андрей прищурился: — И потом не гулять пойдём, а вон туда. — И Андрей махнул головой в сторону спальни.

Утром Аня встала по звонку будильника и стала собираться на работу.

— А ты куда? — Андрей, спросонок, лёжа на кровати, пытался ухватить жену за ногу.

— Мне к восьми на работу, у меня первый урок у пятиклашек.

— Тебе что, денег не хватает? Сколько тебе там платят? — Андрей сел на кровати, прикрыв себя до пояса одеялом. — Иди лучше ко мне, погреемся ещё, поваляемся — муж с рейса пришёл!

— Я не могу. Меня дети ждут. И директор только на один день дала отгул вчера для встречи тебя. Через два дня будут выходные, суббота-воскресенье, я дома буду. А сейчас мне надо идти.

Анна надела куртку и вышла во двор. Три квартала, что составлял её путь до школы, показался ей равным пути полёта из Москвы во Владивосток… Где ошибка? Что неправильно? В чём её вина?

19

— Слушай, Анюта, я на майские праздники, когда не в рейсе, всегда в деревню уезжаю, маме картошку помочь посадить. Ну и весь огород привести в порядок, грядки вскопать под помидоры, в теплицу навоза накидать. Ты поедешь со мной? — Андрей спрашивал скорее для проформы, чем для её ответа.

Аня, помня рычащий оскал деревенского пса и не менее «дружелюбный» приём свекрови, попыталась искать дипломатии:

— Если я там нужна как помощница, то я поеду. Но я ведь ничего не умею в огороде. Посею что-нибудь неправильно, и вырастет капуста не на том поле, — девушка попыталась улыбнуться, но вышло плохо. Отвернулась к чайнику, якобы заварить свежего чая. — Но как скажешь, ты же муж.

— Да и правда, мама и меня до посадок не допускает, а грядки у тебя сил не хватит вскопать. Сколько выходных у тебя? — Андрей хотел узнать график работы жены.

— Скорее всего, вообще не будет. У нас назначены дополнительные репетиции перед отчётным концертом в начале июня. Я буду участвовать в нём как танцующий педагог. Ты придёшь на наш концерт?

— Куда? В школу?

— Нет, в драматический театр. Нам сцену отдают на один день.

— Ну, я не знаю. Я ни разу в театре не был. Там же, наверное, какие-то особые правила. — Андрей выпрямил спину, напряг грудь и живот. — Галстук-бабочка, смокинг. У меня нет этого ничего, только джинсы, свитер.

— Да нет! — Аня засмеялась. — Это раньше так было, в прошлом веке, а сейчас всё демократично, можно и в джинсах.

На майские стояла жара. Внезапно, после апрельского холодного непогодья, и вдруг — двадцать пять градусов выше нуля. Андрей уехал на неделю к маме.

После работы, если не было тренировок по аэробике, Аня шла к морю, в открытый солярий на втором этаже спорткомплекса «Юбилейный». Здесь за невысокой загородкой можно было, не боясь свежего ветра с моря, предаться солнцу.

Непривычная к морскому климату, Аня не знала, что майское солнце в этих краях недолговечно, а за ним наступит промозглый июнь, с туманами, мжичкой — мелкой моросью и температурой воздуха как в марте.

В начале июня в берлоге стало сыро, холодно, неуютно. Придя вечером с работы, Аня решила протопить печь, чтобы согреться самой и согреть квартиру к приходу мужа. Андрей, смирившись с занятостью жены, проводил своё отпускное время с друзьями, как и раньше. Оно заполнялось походами в бары и выпивкой по домам у неженатых приятелей.

Накинув мужнину куртку, висевшую в коридоре на крайнем к выходу крючке, Аня пошла во двор за дровами. Холод обхватил лицо и руки. На голову она набросила капюшон, а руки автоматически сунула в карманы курки. Правая рука наткнулась на бумажный конверт. «Андрею Космачёву. До востребования». Женский витиеватый почерк вывел и обратный адрес: село Домашлино, Боброва Люба.

Аня повернула к подъездной двери, ей было уже не до дров с печкой. Конверт был вскрыт, читать или нет? Правила хорошего тона говорили «нет», а внутренний голос «да».

Холодность мужа, граничащую с грубостью, она могла списать на долгий рейс, тяжёлую работу, психологическое напряжение в мужском коллективе. Да на всё, что угодно, списать, только бы не знать, что там, внутри письма от неизвестно какой Любы.

«Дорогой мой Андрюшенька! Пишу тебе с надеждой снова увидеть тебя. Я сейчас по хозяйству, копаюсь в огороде. Хорошо, что заехал ко мне по пути к маме, а то я уже сильно соскучилась по тебе.

И хочу, чтоб ты снова к нам приехал, я тут с мамой своей поговорила, она подсказала мне знахаря в нашей деревне. Он собирает травки, мы вылечим твои почки, и всё у нас будет хорошо. Ты заметил, какой у меня хороший сынок? Правда, папаша у него козёл, ни разу за мой рейс к ребёнку не пришёл. Надо за алименты требовать.

Данилка спрашивает, когда дядя Андрей снова приедет, понравился ты ему. Может, мы все вместе в город переедем жить, ему же надо в хорошую школу, образование получить, чтобы стал таким же умным, как ты.

А я всё время вспоминаю, как нам было хорошо на пароходе, я тебя люблю, твоя Люба. Видишь, как в стихах — Люба любит. Напиши, когда вырвешься из железной хватки твоей балерины — я буду встречать рейсовый автобус на трассе, чтобы быстрее увидеть тебя, мой любимый. Жду привета, как соловей лета».

Аня сложила листок в конверт, положила его назад в карман куртки, повесила её в прихожей на крючок и легла в спальне. Её начало трясти. Она ничего не понимала, сначала думала — может, двоюродная сестра в соседней деревне? Так ведь «дорогой мой, любимый». Сын от Андрея, что ли? Да нет же, какой-то папаша нерадивый, другой. Какие почки? У кого? Андрей ведь не жаловался ей, ничего у него не болит — значит, это не ему письмо! Как не ему? Космачёву, до востребования. Как и я давала телеграмму на Главпочтамт, когда билет купила из Москвы.

А когда письмо написано? Может, это давно, до меня было? Надо встать, посмотреть.

Анюта, укутавшись от озноба одеялом, пошла в прихожую. Ноги её были ватными, каждый шаг как гирями притягивался к полу. Да нет, увы, свежий штамп, пятнадцатого мая этого года. Да можно было и не смотреть штамп, там же ясно написано — «твоей балерины», значит, это уже после свадьбы.

Где этот адрес? Не та ли это деревня, мимо которой они ездили прошлым летом к свекровке? Аня ещё пошутила тогда: «Смотри, какой указатель смешной — „Домашлино“, твой дом тоже там, в домашней деревне?» А Андрей сказал: «Мой — в Васильевке, через десять минут отсюда по трассе, готовься к выходу».

Озноб прошёл, и Анне стало жарко. Скинув одеяло, она лежала с открытыми глазами и смотрела в деревянный короб над собой. На лбу собралась испарина. Аня смахнула её краем одеяла, лоб показалась горячим. Термометр, что принёс вместе с лекарствами осенью доктор Веркин, показал температуру тридцать восемь.

За окном стало уже совсем темно, когда пришёл муж.

— Анюта, что-то холодно у нас, может, печку растопить? — Андрей прошёл в комнату и увидел Аню, лежащую на кровати. — А ты чего это? Ещё рано спать, давай ужинать, есть что поесть?

— Мне нездоровится, поужинай бутербродами с чаем, колбаса в холодильнике лежит.

Аня не знала, нужно ли спрашивать о письме. Потом ведь придётся услышать кто такая Люба. И что у Андрея с ней.

«А если он скажет: да, у нас любовь, а ты мне больше не нужна, и тут же соберёт сумку и уйдёт? Что буду делать я? А так он молчит ведь о ней, хотя уже больше месяца прошло, как вернулся из рейса. Съездил к ней в деревню, с сыном её играл, наверное, раз понравился мальчишке. Сколько ему лет, интересно? Раз в школу хорошую хочет устроить, наверное, малыш ещё совсем. Кто из нас ему важней? Может, это просто случайная связь на пароходе, рейс длинный, не удержался…»

Аня искала оправдания мужу, но чёрная змея предательства обвивала ей шею и мешала дышать. Она встала, нашла в коробке с лекарствами аспирин — доктор сказал ей пить его при температуре.

— Что-то ты разболелась неожиданно, утром же всё нормально было? — Андрей раньше не видел жену в таком состоянии, и это его напрягало. Неспособный сочувствовать или сопереживать, он только и мог сказать:

— Ложись спать, может, к утру пройдёт.

Утром Аня действительно пришла в норму.

Ни температуры, ни озноба. Только горечь в сознании. Держаться за брак двумя руками? Поехать в Домашлино и поговорить с этой Любой? Устроить Андрею сцену из-за письма?

Все эти варианты Анна отмела с порога как чуждые её натуре. Расправив плечи, она пошла на работу, запрятав правду о муже далеко и глубоко — от себя самой…

20

На отчётный концерт Андрей не пошёл, сказав, что он там уснёт от скуки. После нескольких детских номеров пришла очередь танцующего педагога. Для родителей и гостей было важно видеть перспективы обучения детей в балетной школе, и кому как не выпускнице московского училища продемонстрировать их во всей красе?

Аня волновалась, ведь фактически это её первое выступление на настоящей сцене! Пусть в провинциальном театре, на детском концерте, но она танцует настоящую балетную партию, так, как её учили педагоги.

Большая сцена в театре давала ей простор и вдохновение. В паре с Зигфридом (в его роли был хореограф театра), в окружении своих учениц — девушек-лебедей, она исполняла партию Одетты и была не просто восхитительна, а полностью сливалась с образом заколдованной красавицы.

Погружённая в свои мысли о предательстве Андрея, она думала одновременно и о вероломстве хозяина Лебединого озера Ротбарте, наславшем злые чары на девушку. Что правда, что вымысел, где сцена, где жизнь — она уже не различала и танцевала, отдавая через движения тела свои душевные муки.

Музыка утихла, поклон зрителям под овации зала и букет красных роз от мужчины, взбежавшего по ступенькам на сцену. Никита? Кто его сюда пригласил? Ах да, его мама, Ольга Николаевна, тоже здесь, что удивительного?

И действительно, Никита, как и большинство детей творческих работников, с детства ходил на все мероприятия, в подготовке которых участвовала его мама. И в этот раз Ольга Николаевна хоть и не аккомпанировала в концерте, но сообщила за ужином своим домашним, что завтра отчётный концерт балетной школы.

— И твоя протеже, — сказала, обращаясь к Никите, — тоже будет там танцевать партию из «Лебединого озера». Хочешь посмотреть? Это совсем не те танцы, которые ты озвучивал для экрана. Высокое искусство! И Анечка, конечно, талантливая девочка, педагог прекрасный. А как воспитана! Сдержанна, культурна, манеры светские. Эх… Мне бы такую невестку… Рано она замуж вышла, да, Никита?

Никита молчал, не выдавая своих мыслей и чувств. На концерт пришёл на правах старого знакомого. Будет там муж, не будет — какая разница. Букет за танец, а не за что другое.

Ещё один поклон, уже с цветами, и Анна упорхнула за кулисы, а концерт продолжили её воспитанники.

— Цветы? Кто подарил? — Андрей удивился, увидев вечером дома в вазе на столе огромный букет.

— Это от родителей моих учеников. — Аня не собиралась говорить правду человеку, который сам далёк от искренности с нею. — Наверное, вскладчину, представляю, сколько стоит букет из пятнадцати роз.

— Всё? После отчетного концерта занятий не будет? Теперь у тебя наконец-то каникулы, — не то спросил, не то приказал Андрей.

— Ну, это у детей каникулы, а учителя — уходят в отпуск, но мне он не положен, надо хотя бы полгода отработать, а я с февраля только устроена. Можно попросить отгулы за дни репетиций, но ведь и уроков сейчас нет, после обеда можно уже домой.

Глава 4

21

В один из выходных дней, в середине лета, телережиссёр Светлана Сергеевна пригласила всех коллег с мужьями-жёнами на празднование своего сорокапятилетия, которое она решила отметить на арендованной яхте.

Аня тоже получила приглашение, но Андрей идти на торжество отказался: «Я в море уже наболтался, чего я там не видел? Если хочешь, иди одна, а я к маме съезжу, как раз картошку пора окучивать». С собой её он уже не звал.

Аня, до этого видевшая море только с берега, обрадовалась возможности побывать на островах, о которых столько слышала и от Андрея, и от девчонок на аэробике, и от учителей в школе.

На берегу у яхт-клуба всех гостей встречала именинница.

— Вот, молодец, что пришла. Где муж? Да и ладно, у нас своих мужиков хватает. Вадик с гитарой уже на яхте, сейчас ещё Никита с аккордеоном придёт — будет весело! У нас всегда весело, мы каждый год коллективом на острова ходим, так что присоединяйся к нашей компании и привыкай. Надеюсь, тебя не укачает с непривычки.

На борт большой белой лодки загрузилось человек двадцать. Операторы, журналисты, техники, инженеры — весь телевизионный состав, кто сам, кто со второй половиной. Пришёл и Никита,

с огромным футляром, улыбнулся Анюте: «Привет, красавица», и тоже поднялся на борт.

Сняв босоножки, Анюта устроилась на сиденье. Ей казалось, что яхта должна раскрыть паруса и, подгоняемая ветром, медленно отойти от причала. Но тут заурчал мотор, судно на малом ходу, без всяких парусов, вышло из марины яхт-клуба и, набрав скорость, помчалось по акватории залива.

Такого восторга девушка ещё не испытывала. Тёплый ветер запутывал её волосы, щекотал ими нос и губы, брызги от сопротивляющихся судну волн смочили её футболку и шорты, и красота, окружавшая яхту со всех сторон, ошеломила Анну.

Город отодвигался всё дальше, море становилось всё синее, через полчаса лодка нырнула в узкий пролив и вышла в тихую, без волн, бухту, со всех сторон закрытую сопками.

Аня уже знала, что все невысокие холмы, окружавшие Владивосток, местные жители называют именно этим словом — сопка. И не важно, сколько метров высотой эта возвышенность.

Пройдя вглубь бухты, яхта на тихой скорости подошла к берегу и встала к пирсу. Склонившись через борт, Аня посмотрела в воду. Море, ещё полчаса назад бывшее тёмно-синим, здесь оказалось не просто светло-голубым, а полностью прозрачным. Казалось, что гладко отполированные волной мелкие камни, ракушки и ещё какие-то красно-фиолетовые пятиугольники можно было достать рукой.

Компания выгрузилась на берег, затеяла шашлыки. Кто-то собрался купаться, кто-то — бродить по лесу.

— Ребята-девчата! — предупредила Светлана Сергеевна. — Обед в три часа, далеко не разбредайтесь. Рында будет всем сигналом.

Аня переоделась в купальник и, отойдя чуть поодаль, легла на прибрежный песок. Всё, что ей нужно было сейчас, — это лежать у кромки моря, слушать лёгкий шелест слабой волны, впитывать в себя ласковые лучи летнего солнца. И больше ничего, ничего ей не надо.

В этом состоянии девушка не думала ни о разбитом семейном счастье, ни о муже, ни о сопернице, ни о своём будущем — ни о чём. Лежать вот так на берегу, отгородившись от всех проблем, было для неё самым большим наслаждением.

Услышав звон судового колокола, Анюта пошла к импровизированному столу, накрытому на поляне метрах в десяти от берега.

Заздравные тосты, смешные истории, которым у журналистов не бывает конца.

«Какие всё-таки милые люди», — думала Аня, сидя на траве. Скоро год, как она работает в этом коллективе. И в школе тоже нормально, там дети, доверчивые, ласковые. И город, и море, и вообще всё здесь хорошо.

Прошлым летом она терзалась сомнениями, ехать ли ей на край света? Спасибо Нине, помогла решиться. А здесь совсем не край, если смотреть по карте, так наоборот, начало страны. И туда, дальше, за Урал…

Вот Иваново, например, глядя отсюда, это уже почти край страны. Что бы она там делала сейчас? Мама пишет, что по-прежнему трудно, конца не видно в этой нищете. Нина сообщила, что всё хорошо с Володей. И работает, как задумывала, танцам учит.

Аэробику и там, конечно, можно вести. Но вот партию Одетты на сцене исполнить — это вряд ли бы получилось. А здесь какая-то цепь приятных событий, все друг друга знают, помогают, советуют…

Вот только с Андреем неизвестно, как дальше будет… Ничего от неё не зависит, ничего. Может, осенью он уйдёт в рейс и забудет о Любе. А вдруг там новая появится, Надя какая-нибудь? Любовь, Надежда, потом Вера…

Девушка погрузилась в свои невесёлые мысли.

22

— Аннушка! — Так её звала только Светлана Сергеевна. — Пойдем, по бережку пройдёмся, морским воздухом подышим, надо утоптать до ужина всё съеденное.

Отойдя от компании на приличное расстояние, режиссёр скомандовала:

— Давай сядем, и ты мне расскажешь, что случилось? Что в семье?

Аня не готова была к такому штурму. За весь год она никому ничего не рассказывала об отношениях со своим мужем. Чтобы ни было — это их личное дело.

— Нормально всё. Андрей в деревне у мамы, а так мы вместе.

— Так вот это — и ненормально. Он у мамы, а ты здесь. Правильно будет, когда вы оба здесь, вместе, либо оба в деревне. За столом все веселятся, а на тебе лица нет. Поругались?

— Нет.

— Изменил?

Аня промолчала. Как можно признаться в том, что тебя предпочли кому-то?

— Он же у тебя морской?

— Да. Штурман, третий помощник капитана.

— Ещё и комсостав…

— Что это значит? — Аня не поняла значение слова.

— Это значит — командный состав. А ещё это означает, что за такими, как твой муж, кстати, как его зовут? — задала вопрос Светлана Сергеевна.

— Андрей.

— Так вот, за молодыми штурманами бабы на пароходах настоящую охоту устраивают. Специально идут в море буфетными, дневальными, поварами, чтобы найти себе мужика помоложе и с зарплатой повыше.

Как раз третий помощник — самое то. Только что после мореходки, не женат ещё, как правило, без алиментов, и зарплата нормальная, не как у матроса.

Ты можешь мне поверить, я сама до университета три года буфетчицей в моря ходила, мир хотела повидать. Мне повезло — я сразу за капитана замуж вышла. А куда ему было деваться? Восемь месяцев в бербоут-чартере между Азией и Европой. Жена старая, а я молодая. Она тут, а я — там, рядом с ним на пароходе.

Правда, судьба мне отомстила. Когда я уже заканчивала учебу на журфаке, ему в Греции плохо стало, сердце на жаре не выдержало, не откачали. Возраст уже, он на двадцать лет старше меня был, и нервная работа, ответственность за экипаж.

В тридцать лет я снова вышла замуж, за сухопутного. И, как видишь, мой Петрович и сегодня со мной. Детей бог не дал, ни с тем, ни с этим. Ну, не всем дано, что ж поделаешь. А нам с ним и вдвоём прекрасно.

Так вот что я тебе скажу, моя дорогая Аннушка, — режиссёр взяла паузу, думая, как сказать, чтобы не оттолкнуть девушку непрошеным советом, но помочь по возможности. — Если моряк после рейса пришёл к тебе домой, значит, на пароходе он всё забыл и оставил там. А если с парохода — в другой дом, к морской любовнице, тогда и так всё становится ясно.

— А если в другой дом спустя неделю после рейса, а потом ещё раз, спустя месяц? — Аня не выдержала, потому что предложенный режиссёром сценарий не соответствовал её персональному варианту.

— А это уже бардак. Форменное безобразие. Кобелино твой муж, вот как его фамилия тогда звучит по-итальянски, — Светлана Сергеевна была по-режиссёрски бескомпромиссна. — Но всё равно, деточка, ещё рано семье похороны устраивать. Побесится — и вернётся, может быть. Хоть и противно это, согласна с тобой. Ты-то что думаешь? Прощать?

— А что мне остаётся? Молчать. Как он решит, так и будет. Сама я семью своими руками рушить не буду.

— Он тебе сам сказал об измене?

— Нет. Но я не могу вам сказать, откуда я узнала, не спрашивайте. Это стопроцентно верная информация. И то, что его сейчас тут нет, — ещё одно тому подтверждение.

Светлана Сергеевна обняла девушку:

— Аннушка. Жизнь длинная. Сейчас тебе кажется, что мир рушится у тебя под ногами и завтра может не быть ничего. Послушай меня, старую мудрую обезьяну: отпусти, кого любишь. Вернётся — твой. Не вернётся — твоим никогда и не был. Всё, пойдём, дорогуша, надо мужиков отправить за гадами на ужин.

— За гадами? За змеями, в лес, что ли?

— Нет! — засмеялась старшая из собеседниц. — За гадами со дна морского. Гребешки, мидии, трепанг, если попадётся, на жарёху для ужина что-нибудь из морепродуктов, да соберут. Мы четыре сковородки взяли, чтобы на всех приготовить. С луком и морковкой будем жарить, соус соевый добавим для вкуса.

— А мне можно с ними? На чём они в море пойдут?

— На лодке резиновой, уже надули, наверно. Пойдём, спросим Петровича. Он обычно Никиту Никольского с собой берет, у него дыхалка хорошая, надолго под воду заныривать может. Музыкант, поёт хорошо тоже поэтому, наверно. Вот, кстати! Вот! Не пропусти! Никита — прекрасный юноша, пять лет у нас работает, культурный, из интеллигентной семьи, не пьёт, не курит. Ну не капитан, не всем рулём водить, но он хороший парень, надёжный. Ни разу не подвёл по работе, и на праздниках, на отдыхе тоже всегда молодец. Ты же с ним музыку подбираешь к занятиям?

— Да, он записывает мне кассеты, — только это могла сказать Аня в ответ. Ни о новогоднем танце, который Светлана Сергеевна не видела, так как ушла с мужем почти сразу после курантов, ни о встрече в подворотне, ни о букете на сцене она сказать не могла. Тайна!

— Вот и присмотрись к нему повнимательнее. Муж мужем, а запасной аэродром всегда нужен. Тем более муж твой, мне кажется, объелся не груш, а белены — такую девочку, как ты, на ложкомойку променять.

Большая чёрная резиновая лодка с вёслами не показалась Анне надёжным плавсредством.

— Да не боись! — Евгений Петрович, муж Светланы Сергеевны, усатый импозантный мужчина в майке-тельняшке без рукавов, протянул Ане руку, чтобы она забралась в лодку.

— Нас тут двое морских асов, спасём тебя, если что, да, Никита?

Молодой человек стоял с ластами и маской наготове, в руках держал странную то ли сумку, то ли сачок из железной сетки с мелкими ячейками.

Лодка отошла недалеко от берега, и Никита нырнул за дарами океана. Через минуту-другую он вынырнул, вытащив за собой из моря железную сетку, набитую белыми и чёрными ракушками, колючими шариками, странными скользкими фигурами с шипами, размером с огурец. Сняв маску и ласты, начал перебирать содержимое, раскладывать по пакетам.

— А это что? — спросила Аня, показывая на чёрно-зелёные колючие шарики.

— Это морские ёжики. На, возьми, не бойся, они не кусаются. — Никита положил в раскрытую ладонь Ани морского ежа.

Она стала рассматривать его иголки, осторожно перекатывая с руки на руку.

— А где у него рот, чем он ест вообще?

— Ты переверни его на ту сторону, где он более плоский, там дырочка есть. — Никита взял у Ани ёжика и пощекотал его между иголок. Открылось небольшое отверстие. — Видишь? Это животное ползает с помощью своих иголок по дну моря и собирает с камней планктон, водоросли, — всё, что попадётся на пути. Поэтому ему удобно, чтобы рот был внизу. Ты только не наколись об него, долго заживать будет. А если воткнётся в руку или ногу, то без хирурга не обойтись. Мы потом на берегу из него икру достанем, для общего стола.

— А в ракушках что? — спросила девушка, положив ежа к своим собратьям в пакет.

— В белых — гребешки, мы их пятаками называем, их можно с соусом сырыми есть. А в серых — мидии, устрицы такие, дальневосточные, их мы почистим и пожарим. А вот это, — Никита взял в руки чёрно-серое морское животное с мягкими шипами, — это хозяин здешних мест — трепанг.

— Страшный какой, его тоже едят? — Аня с ужасом смотрела на склизкую массу, шевелящуюся у Никиты в руках.

— Ещё как едят, — вступил в разговор Евгений Петрович. — Видишь, какие мы крепкие, приморские мужики!

Тут он согнул руки в локтях, показывая накачанные плечи. И все трое засмеялись. Лодку отвели вёслами в другое место, неподалёку, и Никита сказал:

— Ладно, я снова пошёл на дно.

В этот раз были разные ракушки и снова трепанги. Почему-то именно они поразили девушку больше всего. Надо же, такие страшные, а съедобные, оказывается, ещё и полезные.

В ресторан Аню муж не водил, ни в простой, ни в рыбный. Те шашлыки на Садгороде так и остались их единственным совместным выходом «в люди». Перед отъездом Андрея в деревню она спросила, будут ли они праздновать годовщину их свадьбы, ведь через две недели настанет эта дата.

— Надо же, ты даже число помнишь, а я уже забыл, — Андрей удивился вопросу жены. — Да нет, наверное. Мои друзья почти все в море сейчас, некого звать. Да и вообще, что деньги тратить? Живём, да и живём.

Перед очередным погружением Аня спросила Никиту:

— А звёзды там есть на дне?

— Звёзд там, красавица, больше чем на небе! Жди, сейчас достану.

И вместе с уловом в сетке оказались звёзды разных расцветок и форм. Фиолетово-красные пятиугольники, которые она увидела с борта яхты у берега, как раз оказались одними из звёзд. Пока Никита снова нырял, Аня рассматривала их шевелящиеся ножки-присоски на лучах. Положив звезду на ладонь, девушка с удивлением рассматривала, как лучи тут же облепляли форму руки.

— Евгений Петрович! — Аня обратилась к рулевому, контролирующему лодку над местом погружения. — Вот, я нашла — у них тоже рот на брюшке, как у ёжиков. А звёзд тоже можно есть?

— Нет, как-то не встречал в меню ни разу, — улыбнулся в усы мужчина. — Вот медуз едят, кальмаров, осьминогов. Песчанка ещё есть, вкусная ракушка, но здесь не водится, ей похолодней вода нужна. А звёзды, видимо, для украшения морского дна. Как для нас звёзды ночное небо украшают. Да, кстати, пора сворачивать нашу охоту, скоро стемнеет.

Лодку направили к берегу, где целая команда поваров-добровольцев уже собралась чистить и мыть только что выловленные живые морепродукты.

Когда стемнело, компания перебралась на яхту. На камбузе шкворчали четыре сковородки, управляемые Светланой и двумя помощницами. А на палубе собрались все остальные, незанятые. И Аня, как неопытный в морских делах повар, тоже. Анекдоты по кругу, песни под гитару… Кто-то сказал: неси, Никита, свой баян.

Парень нырнул вниз по трапу, в каюту, и поднялся вместе с футляром. Разобрав басы и голоса, протестировав гамму, Никита начал играть.

Сначала популярные мелодии — «Чистые пруды», «Тёмная ночь», а потом заиграл вальс «Под небом Парижа».

Аня, как заворожённая, безотрывно смотрела на ночное небо над морем. Эти две природные константы сливались воедино, без линии горизонта, без различия в цвете, и звёзды неба отражались на чёрной ровной глади моря без искажения.

Исчезли берега, растворился лес на склонах сопок, не видно уже ничего, кроме моря и неба. Какая-то феерия, неземное видение, сопровождаемое волшебным переливом клавиш аккордеона, бережно перебираемых Никитой.

Аня в эту минуту точно знала только одно: она никогда в жизни не забудет этот вечер, эту бухту, это небо. И этого парня с аккордеоном, уже в который раз испытывающего её душу музыкой — трепетной, нежной, незабываемой.

23

В начале сентября Андрей снова поехал к маме, копать всё ту же пресловутую картошку — железобетонный аргумент в пользу деревни. Аня не расспрашивала его ни о чём. И даже если бы ей попалось на глаза новое письмо от Бобровой из Домашлино — она бы не стала его читать: незачем, и так всё ясно в датском королевстве.

И он молчал, предполагая, что деревенские новости от мамы ей неинтересны. А про новости из соседней деревни и вовсе нельзя было сказать. Так и жил, а что? Как многие живут. Говорят, у бывалых моряков вообще в каждом порту по зазнобе. А тут всего одна. Может, их снова на пароход вместе определят, надо только Любе сказать, куда ему направление выпишут, чтобы и она туда же попросилась.

В конце этого же месяца пароходство направило его на курсы по выживанию в экстремальных условиях, потом начались зачёты на тренажёрах. Потом сертификаты, допуски — одним словом, моряк готовил документы для очередного рейса. Отпуск кончался через месяц, и нужно было ещё пройти медицинскую комиссию.

Тут-то и случился подвох, которого никто не ожидал. Терапевт сказала, что анализы не очень хорошие. Направила к другому врачу, та заставила пройти ещё какие-то обследования. И диагноз, мудрёный, что-то по почкам, а вернее, заключение медкомиссии: в плавсостав не годен.

Дома Андрей бушевал. Кричал, что он здоров, что это чьи-то козни, не может быть, чтобы у него что-то было не в порядке. Подумаешь, простыл на северах! Грозился пойти в кадры, надавить на кого нужно, может, и к самому начальнику пароходства надо идти.

Аня, притихшая, сидела в углу кухни и не знала, что сказать мужу. Утешать — бесполезно. Он же учился на моряка, это его профессия, чем он ещё может заняться на берегу? Снова учиться? Или идти в рабочие, на завод — так они позакрывались все, мама так про Иваново говорила, а здесь и вовсе, наверное, никаких заводов нет. Полгорода жителей с морем связаны, остальные ждут на берегу.

Муж сходил за пивом в киоск на «Торговку», сел за стол напротив жены, налил в два стакана:

— Будешь?

— Нет. Мне завтра к детям, запах будет.

— К детям?! К каким к чёрту детям! — Андрей снова вспыхнул, как будто и не было паузы для похода за пивом. — Да ты бесплодная, правильно мама говорила, в твоём тощем теле ничего завестись и не может! Поэтому и идёшь к чужим, потому что своих иметь не можешь. Балерина чёртова!

Андрей грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнули бутылки с пивом и звякнули о соседние стаканы.

Ане поплохело. В голове зазвенели колокольчики, перед глазами поплыло розовое пятно от абажура. Держась руками за стол, потом за стены, тихо перебралась в спальню и легла, закрывшись с макушкой одеялом.

Не плакала. Её не знобило, не было жара. Ничего уже не было.

Хотелось заснуть здесь, а проснуться в тридевятом царстве, в тридесятом государстве… Аня начала про себя рассказывать сказку, про Машеньку и Медведя: сяду-сяду на пенёк, съем-съем пирожок… Не садись на пенёк, не ешь пирожок… Видения переплелись в её сознании: и Машенька уже не в лесу, а качается в лодке на море. Медведь по берегу ходит, добрый, зовёт Машу к себе. Сам доплыть не может, а у неё нет сил грести эту лодку вёслами к берегу…

Утром Аня тихо собралась и ушла на работу. Андрей спал на верхнем ярусе полатей.

Вечером Аню на столе ждала записка.

«Из-за тебя у меня всё пошло прахом в жизни. Как только на тебе женился, сразу начались несчастья. Я не хочу тратить свою жизнь на тебя. Подавай на развод, где ЗАГС, сама знаешь. Без детей нас быстро разведут.

Позвони Сашке Веркину, договорись насчёт квартиры, если он тебе её оставит. И скажи ему дату развода. Я ему из деревни перезвоню, узнаю и приеду на один день в город. Переночевать найду где, к тебе не вернусь. Всё, пока».

Всё, пока… Не прошло и полутора лет… Всё, пока…

Холодные осенние месяцы Анна провела как в анабиозе. Тело её ходило на работу, показывало детям новые упражнения. На репетициях аэробики руки-ноги выполняли все задуманные элементы. Привычка топила печь по вечерам (доктор Веркин сказал: живи, сколько сочтёшь нужным). Желудок принимал пищу, не особо задумываясь, что там, в тарелке. Всё шло как на автопилоте.

И только душа, измученная душа девушки, застыла и почти не дышала.

Не жила, не думала, не чувствовала.

Не ждала, не верила, не надеялась.

24

Перед новогодними праздниками в телевизионной столовке Никита стал свидетелем разговора между Светланой Сергеевной и диктором

Семёном Васильевичем, сидящими за обедом рядом с ним.

— Кто же в паре с тобой будет, Васильич? — услышал Никита часть разговора.

— Да, с Анютой в прошлом году удачно было, Снегурочка из неё шикарная была. Если из своих не найдём, надо из праздничного агентства брать.

— Кто же знал, что муж её таким негодяем окажется. Довёл девку до нервного истощения и сбежал. Накажет его жизнь за дела такие.

Никита еле дождался окончания рабочего дня. Его решимость мог остановить только ядерный взрыв или цунами. Но ни того, ни другого, к счастью, не намечалось, а он прокручивал в голове десяток возможных вариантов развития дальнейших событий.

Они не виделись несколько месяцев, после той поездки на яхте. За фонограммами она больше не приходила, так как сама уже выбирала мелодии из множества кассет, которые он ей записывал в течение предыдущего года.

Вернее, это она его не видела, а он продолжал озвучивать плёнки и видел её на экране монитора не далее, как месяц назад. Ничего особенного, вернее, чего-то необычного, другого, настораживающего он в ней не заметил. Такая же худенькая, беленькая, голубые глаза на пол-лица, милая улыбка…

Он знал её в движении, чувствовал ритм девичьего тела и уже воспринимал Аню как близкого человека.

Подобно Пигмалиону, он любовался образом прекрасной девушки на мониторе, помогал наполнить танец музыкальным содержанием. Но как приблизить к себе этот образ, как оживить эту Галатею для себя в реальной жизни, как добиться её расположения — он не знал.

Что с ней сделал этот злыдень? Что значит «нервное истощение», о котором сказала Светлана Сергеевна? Спросить у неё во время обеда, при посторонних, он не решился — мало ли какие подробности могут открыться.

Но Никита готов был хоть сейчас свернуть шею обидчику Ани, отдубасить по-мужски, если хоть волос слетит с головы его возлюбленной. А то, что он влюблён, он признался себе уже давно. Только выбор был за Аней, а она сказала, что совместные танцы кончились.

Вот и знакомая подворотня. Чуть меньше года назад он гарцевал здесь на февральском морозе, ожидая Аню с известием о работе в балетной школе.

Нырнув в арку, он сразу бросил взгляд на её окна. Ранние сумерки декабря высветили два окна слева от входной двери в подъезд. Кто-то дома. Это уже хорошо. «Если Аня одна — я её спасу, помогу ей во всём, чтобы она ни попросила и ни захотела. Если дома этот хмырь, по совместительству её муж, — то тоже хорошо. Я выясню, что значит „довёл до нервного истощения“, у него самого».

Он уже забыл, что Светлана говорила о том, что муж куда-то сбежал.

Никита не волновался, он был полон решимости выяснить здесь и сейчас. Всё и сразу. И тут же сомнение: «Но надо сначала на Аню посмотреть — вдруг она его защищать начнёт, как прежде защищала свой брак? Да без разницы! Я все равно ему влеплю разок хотя бы за то, что в коллективе знают о его проделках, обсуждают девушку, хоть и сочувствуя ей».

Знакомая дверь в квартиру. Постучался. Услышал Анин голос из-за двери:

— Входите, не заперто.

Никита вошёл в прихожую, сунул шапку в карман, на ходу снял куртку, бросил её на ящик с инструментом и пошёл в комнату.

Аня сидела за столом у стены, лицом к окну. Перед ней стояла чашка с горячим чаем, от которой поднимался лёгкий пар. Она видела Никиту, идущего через арку к подъезду. Но не сделала ни шага, ни движения головой в его сторону.

— Аня, ты в порядке? — Никита испугался её отрешённого вида и отсутствию каких-либо эмоций.

— Садись. Я в порядке. Наливай себе чай.

Уже хотя бы говорит. Никита сел, привыкая к ситуации. По тому обстоятельству, что никто не вышел из спальни, и девушка пригласила его к чаю, он понял, что в ближайшие несколько минут бить соперника ему не придётся. Аня жива, сидит рядом, пьёт чай. Вот и хорошо, вот уже всё почти совсем хорошо. Сейчас надо выяснить, что случилось, нет ничего непоправимого.

— Аня, он бил тебя?

— Кто? — Девушка повернулась лицом к Никите, но смотрела сквозь него, куда-то в проём между кухней и прихожей.

— Муж твой, кто ж ещё. Я услышал на работе, что ты не будешь на новогоднем празднике, потому что… Потому что… — Никита замялся, потому что не знал, как правильно выразить состояние, которое описала за обедом Светлана. Потому что он думал, что нервное истощение — это совсем исхудавший человек, лежащий в кровати бездвижно. А Аня производит впечатление нормальной девушки, только заторможенная какая-то.

— У меня больше нет мужа. Мы развелись. — И добавила так же безучастно: — Нет, он меня не бил.

Вопль ликования пронёсся в теле Никиты от макушки до пяток, из сердца вниз куда-то и снова — обратно. «Господи, она свободна, наконец-то!» Он бы сплясал гопака прямо сейчас, и с притопом, и с прихлопом. Но, во-первых, тут не развернёшься, а во-вторых, плясать народные танцы он не умел.

Правильное воспитание подсказывало ему, что эта новость — для него радость неизбывная. А девушке может быть очень, очень плохо, и нужно быть предельно деликатным, чтобы не усугубить её замороженное состояние.

— А я тут пару уроков каратэ у друга взял, чтоб отомстить ему за тебя, если б тронул.

— Не надо.

— Он в городе? Приходит? Тебе нужна защита?

— Нет. Он живёт в деревне. У мамы, наверное. Защита мне не нужна. Я даже дом не запираю изнутри. Мне всё равно.

Аня говорила механически, как робот, односложно отвечая на поставленные вопросы. Никаких эмоций на лице. Печаль, радость, обида — ничего. Только небольшая синева под глазами. То ли от слёз, то ли от недосыпа.

— Вот это не очень хорошо. Шпана всякая бродит по ночам, могут и без стука войти. Придётся мне освоить вторую профессию — сторожа. Буду приходить сюда по вечерам и сидеть в прихожей.

— Не надо.

— Хорошо, сидеть не буду. Просто буду приходить каждый вечер проверять дверь и, если не заперто — попрошу тебя закрыться и пойду домой. Такой вариант годится?

Аня промолчала.

Никита оценил это как согласие и про себя отметил поворот к улучшению ситуации. По крайней мере, он будет видеть её каждый вечер, может, и к чаю пригласит, всё не одиноко ей будет. А со временем, наверное, пройдёт хандра эта.

Он чувствовал, что её нельзя оставлять надолго одну. За этой отрешённостью и молчанием, так нехарактерными для девушки, которую до этого он всегда видел весёлой и жизнерадостной, таился какой-то тоскливый сюжет. Неужели она так сильно любила его? А может, и сейчас продолжает любить?

И что? Встать и уйти? А если не любила, то чего ей так убиваться? Не зная причину их развода, предполагать можно одно, а на самом деле может быть совсем другое.

Анна, видя расположение парня к себе, решила не скрывать от него важное обстоятельство. Лучше сразу предупредить, чтобы потом не было обидных слов и расставаний:

— Он ушёл от меня, потому что я не смогла забеременеть.

Ну, вот и причина развода. А говорили «довёл до нервного истощения». Хотя, может, этим и довёл. Никита отнёсся к этому сообщению совершенно спокойно и лишь спросил:

— Это врачи так сказали? Кому-то из вас диагноз поставили?

— Нет, мы не ходили к врачам. Но детей же не появилось за эти полтора года.

— А почему ты решила, что причина в тебе? Это во-первых. А во-вторых, судя по тому, сколько времени ты провела одна в этой каморке, то детям особого шанса и не выпадало. Ну а в-третьих, если мужчина ценит женщину только за рождённых ему детей, то это неправильно. Между мужем и женой должно быть чувство к другу, любовь, уважение, доброта, согласие, а дети, если появятся в браке, — приятное дополнение к этому. Я так считаю.

Аня впервые перевела глаза на собеседника. Мысль о том, что причиной отсутствия детей мог быть Андрей, ей в голову до этого не приходила. Как-то принято считать, если в семье нет детей, значит, не может родить женщина. А ему ведь ещё диагноз какой-то по почкам поставили, что тоже, наверное, могло повлиять.

Девушка смотрела на Никиту, и сознание как будто возвращалось в её затуманенный мозг. «Так может, действительно в Андрее дело, а не во мне? Надо об этом подумать, надо разобраться в этом мне самой…»

— Никита, уже поздно, иди домой, я закроюсь, обещаю тебе.

25

На следующий день Никита загрузил в багажник своей недавно купленной подержанной «Тойоты-Короллы» ёлку, купил ворох мишуры и приехал под вечер во двор Миллионки. Окна знакомой квартиры были темны, Аня ещё не вернулась с занятий по аэробике. Найдя подходящий сугроб под окнами, Никита устроил туда ёлку, привалив её снегом под самые нижние ветви для устойчивости. Достал из коробки мишуру и стал заводить её кругами вокруг дерева.

— А лампочки на ёлке будут?

Молодой человек повернулся на голос. Аня стояла и смотрела на его старания.

— Теоретически это возможно, если удлинитель из прихожей протянуть сюда, повесить гирлянду, и всё будет светиться огнями, — Никита ответил девушке и продолжил, как ни в чём не бывало, спокойно укутывать ёлку серебристым дождём.

— Но практически, — он закончил занятие и приблизился к Ане, — лампочки на ёлке будут отсвечивать тебе в окна и мешать спать. А также — пожирать электроэнергию в твоей квартире, за которую тебе придёт огромный счёт.

— Это не моя квартира, — ответила Анна. — Пойдём пить чай и любоваться видом из окна.

В душе Аня была благодарна парню, что он сдержал слово и пришёл, как и обещал, на следующий же день. Было немного обидно, что он не пришёл раньше, когда Андрей сказал свои жестокие слова и исчез в деревенском направлении.

Хотя откуда Никите было знать, что у неё происходит в семье. Это Светлана Сергеевна, организуя новогодний праздник, допытывалась у Ани, почему та отказывается играть Снегурочку. Ведь так здорово у неё это получилось в прошлом году, почему сейчас не хочет?

— Аннушка, я вижу, тебе не до праздника, — режиссёр хоть и расстроилась, что такая типажная Снегурочка отказывается от роли, но настаивать не стала. — Ну, приходи просто так, посидишь с нами за столом, повеселишься.

— Спасибо, у меня совсем нет настроения. Я лучше дома Новый год встречу. — Аня не хотела распространяться о деталях, но опытную женщину не проведёшь.

— Дома — с мужем? Или он в рейсе? — Светлана Сергеевна помнила о разговоре на берегу закрытой бухты. — Или твой Кобелинский всё-таки сменил дислокацию?

— Ну, зачем вы так? — Ане было неприятны эти вопросы, но и отвечать неправдой не хотелось. Развод уже состоялся, примирения не будет, зачем скрывать это от людей, которые ей ничего плохого не сделали, а наоборот, помогали в новом городе. — Мы развелись. Так он решил.

Режиссёр обняла Аню и сказала:

— Ну, я тебя поздравляю, моя девочка. Как говорится, если муж ушёл к другой, то ещё неизвестно, кому повезло.

Никита же только вчера узнал о прошедших событиях и теперь был полон намерений не отпускать нравившуюся ему девушку от себя.

— Анечка, — спросил он её, сидя за столом, на который он добавил принесённые с собой печенье и фрукты. — Ты сказала, что это не твоя квартира. Можешь сказать, чья она?

— Доктора Веркина, друга моего мужа, — Аня запнулась и добавила: — Бывшего мужа. А точнее — бабушки доктора, Ирины Михайловны, балерины Большого театра. Её уже нет в живых, но она жила в этой квартире.

Аня вдруг подумала, что её нынешнее положение, несмотря на развод, в тысячу раз легче того, в котором полвека назад в этих стенах оказалась молодая женщина после расстрела мужа. Да ещё и с двумя детьми. А у неё всего лишь неудавшийся брак с человеком, выходя за которого она совсем ничего тогда не знала о нём. Её решение было спонтанным, вынужденным, от безвыходности ситуации после окончания училища. Так что всё справедливо.

Как можно сожалеть о том, чего и не должно было случиться? В их с Андреем союзе не было ни общих интересов, ни друзей, ни дружбы домами родителей, а главное — не было любви. Ни с его, ни с её стороны, что уж лукавить?

Была сделка: ты меня спасаешь в трудную минуту жизни, а я служу тебе верной женой. Ему же хотелось потешить своё самолюбие и похвастать перед друзьями — вон какую штучку я себе урвал. Красавица! Москвичка! Балерина!

И всё могло бы продолжаться, тихо-мирно, по старой русской поговорке «стерпится-слюбится». Если бы присягу верности соблюдали оба.

А детей в этом случайном браке, видимо, Бог не дал. И вот и всё, спектакль окончен, занавес.

Эпилог

Через пять лет в один из предновогодних дней Аня с Никитой и двумя сыновьями-погодками пошли кататься на горках на центральную площадь города. Елка высотой с трёхэтажный дом сияла огнями, на огромных ветках качались на ветру такие же огромные игрушки.

После весёлой кутерьмы на самых маленьких горках мальчишки захотели пить. Подхватив на руки Серёжу, младшего сына, Никита пошёл к одному из киосков, где торговали напитками и пирожками.

Аня, ведя за руку старшего, четырёхлетнего Павлика, шла вслед за ним. У киоска стоял мужчина и о чём-то разговаривал с продавщицей. Увидев подошедших покупателей, прекратил разговор и отступил в сторону.

— Нам бутылочку воды, пожалуйста, если можно, не холодную. — Аня обратилась к продавщице, а Никита, опустив малыша на землю, стал доставать бумажник из кармана, чтобы рассчитаться.

Продавщица, грузная женщина в чёрном пуховике, поверх которого был повязан шёлковый фартук в крупный красный горох, и такого же красного цвета мохеровом берете на толстой подкладке, с досадой махнула рукой на мужчину, стоящего у края прилавка:

— Андрей! Чего встал как вкопанный? Сказано тебе — иди, занимайся математикой с Данилкой. На бутылку всё равно не дам, и не проси!

Аня мельком взглянула на мужчину. Двух секунд было достаточно для того, чтобы оба узнали друг друга. Не выдавая себя ни единой эмоцией, Аня взяла из рук мужа открытую бутылочку с водой и стала наливать её в пластиковый стакан для сына. Никита не заметил пересечения взглядов жены и её бывшего мужа и стал отсчитывать нужную сумму продавцу.

— Ты не понял, что ли? Не мешай мне работать, иди домой, не ясно тебе? — И продавец протянула руку за купюрами.

Андрей развернулся и пошёл прочь.

Без вариантов Рассказ

«Дамы и господа! Наш самолёт готов к взлёту. Просим вас пристегнуть ремни, отключить электронные приборы, поднять шторки иллюминаторов. Экипаж желает вам приятного полёта».

Милый голос стюардессы международных авиалиний проникновенно ворковал на двух языках поочерёдно и, казалось, обращался к каждому пассажиру персонально с самым учтивым вниманием.

В ответ на любезность этой феи полета пассажиры дружно заклацали карабинами привязных ремней, защёлкали отключаемыми телефонами, закрутили в персональных направлениях дуйками воздуха. Суматоха последних перед вылетом минут начала стихать. Кто — спать, кто — читать, кто — смотреть в окно на безбрежный воздушный океан.

Ни одно из общепринятых в самолёте действий не подошло моей соседке. Изящные кисти тоненьких рук молодой женщины вцепились в подлокотники сиденья мёртвой хваткой. Напряглись синие венки на запястьях, побелели костяшки пальцев, позвоночник вытянулся параллельно спинке кресла и замер в напряжённом положении. Грудь, обтянутая светло-голубой трикотажной кофточкой с длинными рукавами, дышала чаще, чем могла бы обеспечить её потребности вентиляция из панели над головой.

Несколько минут назад она обратилась ко мне и соседу слева, уже сидевшим на своих местах, с извинением:

— Простите, моё место у окна. Пропустите, пожалуйста, — сказала она.

С такой фигурой, как у неё, можно пропустить, не выходя в проход между рядами. Пройдёт, как тень. Но мы с мужчиной встали, уступая место этой высокой, тоненькой девушке в плотно обтягивающих джинсах.

Проскользнув мимо нас, она невесомо опустилась в своё кресло. Покрутившись, пристроила меховую курточку в зазор между правым подлокотником и овальным блюдцем иллюминатора, защищаясь от струящейся от него прохлады.

От десятков других пассажиров, прошедших мимо нашего ряда в глубину салона, её отличала медицинская маска (а, впрочем, в разгаре сезон простуд, что удивительного?) и художественно намотанный на голову тонкого кашемира шарф. И ещё — бледность той части лица, какая оставалась доступной взору в границах шарфа и повязки.

Публика же в самолете, напротив, через одного была загара цвета бронзы. В майках с надписями «Holiday», с принтами либо слонов и попугаев, либо заснеженных гор на сумках-пакетах в левой руке. А в правой — ещё по два-три пакета из аэропортовского магазина дьюти-фри.

Зимние каникулы, проведённые под пальмами или на лыжных курортах, выдавали счастливцев загорелым цветом лица. Ну и улыбками, ширина которых зависит, по всей видимости, от длительности и дальности туристической поездки.

Началось мягкое движение аэробуса по взлётной полосе. Заурчало нутро железной птицы, двигатели прибавили оборотов. Разгон по полосе, взлёт. При первых его секундах будто кто-то очень сильный придавливает твоё тело в глубину кресла большой мягкой подушкой. Самолёт качнуло вправо, совсем немного, и ещё раз — в другую сторону.

Как-то неуютно стало, когда снова дернулось крыло в видимости иллюминатора. Но вот уже из-под брюха авиалайнера послышался привычный скрежет закрываемых люков шасси.

— Вы слышали? Шум этот? Звук какой-то непривычный и неприятный. Это шасси убрали? Или они не убрались ещё? Какой-то лётчик не ас, как наклонил самолёт на взлёте, вы видели? — Девушка заговорила со мной без всякого предисловия, сразу выдавая с головой свою аэрофобию.

Глаза моей попутчицы, обращённые ко мне с мольбой о сочувствии, раскрыты на максимальную ширину. Брови, тонкой полоской обозначенные на надбровных дугах, взметнулись к середине лба.

— Да, неровно как-то, не гладенько, — соглашаюсь я с попутчицей. — Ну, ничего страшного, взлетели же. Смотрите, уже город далеко внизу.

Девушка отвернулась от меня и, отклонившись телом вправо, посмотрела в иллюминатор. Пальцы рук при этом всё так же хваткой осьминога сцеплялись с краями подлокотников.

Беспокойная соседка мне попалась в этот раз, — подумала я. Будет трястись весь рейс от страха, и мне нехорошо будет. Я тоже не с большим удовольствием полёты переношу. И надо что-то делать, чтоб этот страх не передался и мне. Решила успокоить и её, и себя:

— Да не волнуйтесь вы так! — обратилась я к ней. — По статистике, воздушный транспорт самый безопасный из всех.

И я, на правах старшей по возрасту, положила свою тёплую руку на её тонкое предплечье, холодное даже сквозь ткань джемпера. Мой решительный жест по спасению человека из паники сработал. Мышцы левой её руки ослабли, пальцы освободили угол сиденья, спина расслабилась, глаза посмотрели на меня уже без прежнего ужаса.

— Спасибо. Я очень волнуюсь на взлёте. И на посадке тоже. Эти взлёт-посадка, взлёт-посадка, — девушка от волнения говорила рефреном.

Минутная пауза, снова её взгляд направо, к солнцу.

Я убрала свою руку. Дальше справится сама.

— Знаете, — опять повернулась ко мне, — полгода назад мы с подругой летали в Италию, и вы не представляете, что мы пережили в том полёте! Зона турбулентности была какой-то аномальной, пилот «нырял» носом вниз, потом задирал самолёт кверху, искал баланс, потом просто тихо «падал». Пассажиры в панике кричали, стюардессы привязались ремнями к своим откидным табуреткам и никак не реагировали на наши вопли. Наверное, им так положено по инструкции, чтобы показать пассажирам невозмутимость и спокойствие. Нам от этого не стало легче. Это безумие в воздухе длилось недолго: минут пять, может, восемь, но мне хватило. Такого страха я тогда натерпелась!

— Вам просто не повезло, — решила я поддержать разговор, чтобы снизить накал её эмоций. — Такая сильная тряска случается, ну, может, в одном из двадцати полётов. Поверьте мне, я часто летаю. Да и вообще, турбулентность в авиации — это как езда по бездорожью на легковом автомобиле. Трясёшься и подпрыгиваешь на ухабах. Неприятно, конечно, некомфортно, но не смертельно же! Можно потерпеть. Тем более, что другого способа перебраться на Родину для нас с вами в данном случае нет. Пароходом ведь гораздо дольше. Правда же?

— Да, правда, конечно, — девушка уже немного снизила градус своего волнения. — Я летаю этим маршрутом каждые три недели, регулярно в течение пяти месяцев. И такой турбулентности, как в полёте над Италией, действительно больше ни разу не было. Но всё равно страшно, и каждый раз снова эти взлёт-посадка, взлёт-посадка…

Напряжение первых минут полёта затруднило и без того учащённое её дыхание. Пытаясь справиться с ситуацией, девушка сняла медицинскую маску. Повернувшись в мою сторону, улыбнулась мне виновато, что вот мол, держала интригу, но пришлось раскрыться. Я улыбнулась ей в ответ. Лёд растаял, страх полёта наконец-то отступил.

Какое у неё оказалось красивое лицо! Тонкая светлая кожа на щеках и шее, пухлые, покрытые лёгким розовым блеском губы, идеально ровный маленький нос.

И глаза — они идеально совпали теперь с общим абрисом лица. Светло-серые, распахнутые, без накрашенных ресниц. Только подводка карандашом во внешних уголках глаз очертила более чётко их контур. Тонкая, еле заметная сетка морщинок «гусиные лапки» лишь придавала девушке естественной женственности.

Вкупе с девичьей фигурой на вид ей не больше тридцати лет.

— Маску я на входе в аэропорт надела, — объяснила она свой жест. — Там так много транзитных пассажиров со всего мира, вирусы страшные ходят. Эбола эта, опять же, гриппы птичьи, свиные, всякие, — а мне нельзя болеть.

— Да всем нельзя, кому же хочется, — согласилась я.

— Нет, конечно же, всем нельзя, не только мне. Но у меня иммунитет сейчас такой, ослабленный. После химиотерапии он у всех слабый. Потому что меняется состав крови.

И посмотрела на меня испытующе.

Химиотерапия — значит онкология. Рак… Такая молодая!

— Вам сколько лет? — спросила я первое, что пришло в голову. Чтобы не выдать свои чувства.

А какие они на самом деле сейчас у меня? Я не знаю. Удивление? Печаль? Сочувствие? Сожаление? Сострадание?

— Мне тридцать восемь.

А выглядит значительно моложе! Ну, быть может, чуть за тридцать. Или даже точно ровно тридцать, не больше. Стройная фигура, лицо ухоженное, одета стильно. Джемпер в тон, ботиночки к джинсам, шарф «в огурцах», причёска…

Причёски нет, по-видимому, никакой. Кашемировым тюрбаном, как я догадываюсь теперь, прикрыто то, что случается с большинством пациентов онкологических центров. Волосы выпали, скорей всего.

— А детей к моим годам, слава Богу, у меня нет. Иначе бы я кинулась давно, — буднично продолжила тему своего возраста моя собеседница. Предваряя, видимо, мой следующий вопрос.

Какое слово подобрала… «Кинулась». Смысл его в разрезе её диагноза мне понятен, абсолютно. Но это слово не подходит к этой юной, по сути, особе. Молодая, красивая. Если и кидаться, то только в борьбу за здоровье. И всё равно, есть дети, или нет.

А она продолжила:

— Я с мужем развелась из-за этого. Мы десять лет вместе были, и всё — никак. Лечились, ЭКО, гормоны, уколы, таблетки, подсадки, и всё — никак. Мы решили прекратить это мучение друг друга, начать жить заново — каждый сам. Может, по отдельности у каждого получится? В других браках, с другими партнёрами? Мы не ссорились, не обвиняли друг друга. Разошлись спокойно, как интеллигентные люди. И я вернулась в свой родной город, к брату. Он на шесть лет младше меня, но такой уже большой дядька сейчас! Финансовый директор логистической компании, карьера на взлёте, не женат пока. А для меня он по-прежнему младший братишка, которого я растила с двенадцати лет…

И снова замолчала выжидательно. Смотрит на меня, как я отреагирую. Продолжать? Не продолжать? И насколько глубоко можно продолжать?

Это эффект попутчика. Классический эффект попутчика. Когда вокруг все заняты своими делами, как, например, мой мирно спящий сосед.

Или влюблённая пара загоревших отпускников, воркующая на креслах перед нами о своём, о личном.

Или на местах «АВС» тщетно пытающиеся увлечь игрой малыша молодые родители.

Когда всем — не до вас, есть место диалогу чужих людей.

Два незнакомых до этого соседа по купе, салону самолёта, шезлонгу на верхней палубе парохода могут стать самыми близкими людьми. На очень короткое время, правда. Но — с максимальной искренностью. Но — только на очень далёком расстоянии от места постоянного жительства. Где каждый встречный телеграфный столб может тебе сказать: «Доброе утро, Людмила Владимировна!» А сарафанное радио может разнести твои личные переживания от крыльца к крыльцу, от подъезда к подъезду.

Именно уверенность в том, что всё сказанное попутчику не станет достоянием общественности, не будет предано огласке в очереди в поликлинике или на собрании в школе, а также не дойдет до ушей близких тебе людей, — позволяет в дороге незнакомым людям доверять свои тайны. Выговориться, как на исповеди, не боясь последствий этой душевной ломки.

Можно было, конечно, в этот момент сказать: «Да уж, досталось вам». И потянуться в карман кресла перед собой за бортовым журналом. Дескать, почитаю теперь, а вы там сами как-нибудь со своими родственниками разбирайтесь. А можно молчать и слушать дальше. Что скажет, сколько, как — попутчик определяет сам. Если есть потребность высказаться и если есть внимательный слушатель.

И я, слушатель, молчу. Захочет — сама продолжит, вопросы здесь неуместны. Навязчивое любопытство — тем более. Наш рейс короткий, всего-то два часа. Из них четверть времени — на «взлёт-посадку». Успеть бы высказаться ей. Я даже имени её не буду спрашивать. Пусть говорит, если это облегчит ей душу.

И она продолжила, видя моё молчаливое внимание:

— Я школу заканчивала, мне семнадцать лет было, а брат — пятиклассник. Мама не болела никогда ничем серьёзным. Так, простуда иногда, как у всех. Подышит паром над кастрюлей с картошкой, да и пройдёт всё. Работала учительницей в школе, тетради-журналы, планы уроков на завтра — до вечера на работе, и дома ещё тоже забот хватало.

Но мы с братом не были обделены её вниманием — все вместе в школу по утрам шли. Разговаривали обо всём, на переменках в класс к ней приходили. Она химию преподавала. Пока мы маленькие были, все эти колбочки, пинцеты, чашечки разные рассматривали.

В старших классах я уже брала на себя часть домашних хлопот — убрать в квартире, сходить в магазин, ужин приготовить — готовилась к взрослой жизни. Как будто знала, что меня ждёт впереди.

Всё произошло, как обычно, нежданно-негаданно. Регулярный медосмотр, обязательный для учителей в начале учебного года, насторожил врачей. Начались проверки на то, на это. Два месяца хождений по поликлиникам, потом стационар. Лечение, потом операция. Химиотерапия в её случае не сработала. Весной, через полгода после постановки онкологического диагноза, её не стало. Ей было 42 года. На четыре года старше, чем я сейчас.

Как буднично она это произносит. Ровным голосом, без нажима, без эмоциональной окраски. Во время взлёта она была совсем другой. А теперь — сухо и спокойно. «Не сработала. Не стало. Знала. Было».

Всё — в прошедшем времени.

— Отец прожил с нами ещё два года и уехал в другой город, где учился раньше в институте. Там его ждала старая студенческая любовь. Спасибо, что хоть не сразу ушёл.

Я сдала школьные экзамены, потом вступительные в медицинский институт. Хотела вылечить всех таких больных, как моя мама…

Первый и второй курс — зубрёжка азов медицины, анатомия, двести шесть косточек в организме человека. А на третьем курсе уже начала искать работу в больницах. Сначала нянечкой, потом медсестрой, в ночные смены выходила, на выходных обязательно дежурила. Для меня это были и практика, и деньги.

Нет, я не жалуюсь, не ругаю отца. Он нам помогал, присылал переводы. Пенсию за маму по потере кормильца тоже в собесе выписали. Не бедствовали.

Но отца мы больше не видели. Через несколько лет прекратились и переводы от него. Но, как говорится, и на том спасибо. К тому времени я уже окончила институт и стала зарабатывать в штате больницы. А брат поступил на экономический факультет в университете, хорошо учился, повышенную стипендию ему платили. Закончил с красным дипломом и работу сразу нашёл.

Я уже могла позволить себе отдых за границей. И в одном из чартерных рейсов из Турции в Москву познакомилась с моим будущим мужем. Только дальше мне лететь в Сибирь, а ему — на Дальний Восток. Мы переписывались, потом встречались несколько раз. Поженились. И я вышла за него замуж — в другой город.

Прекрасный город у моря, с чайками на крышах домов, с панорамным видом с любой возвышенной точки. И я уехала из города детства, из нашей с братом квартиры на берег Тихого океана…

Постепенно жизнь наладилась, и моя, и брата. И десять лет вполне счастливой жизни с мужем, пока ещё не поджимал нас «репродуктивный» возраст. И вот… Развод. А через год — вот это ещё вам «здрасьте». У меня диагностировали рак молочной железы.

Я непроизвольно опустила взгляд ниже её подбородка: симпатичная грудь, крепкий размер — кофточка не скрывает приятные рельефы. Ни за что не догадаешься, что там притаился страшный враг.

Девушка снова отвернулась к окну, вероятно, давая мне возможность убедиться, что с её женской сутью всё в порядке. А может, собиралась с духом, чтобы продолжить исповедь в самолёте. Не передо мной. А перед тем, кто в воздухе нам ближе, чем на земле.

И, похоже, одеяло из облачной ваты толщиной в несколько километров придало ей достаточно уверенности в безопасности полёта. Она уже не терзала границы сиденья. Расслабилась, достала влажные салфетки из сумочки, протёрла руки.

— Так пить хочется! Когда уже принесут? — Девушка обернулась в конец салона эконом-класса, словно проверяя: не катят ли тележку стюардессы? — Воды, простой воды без газа. Я сейчас не могу соки пить. Даже мой любимый, неизменный в самолёте томатный сок, пить не могу. Изменилась вкусовая гамма, рецепторы, наверное, пострадали от лекарств. Один из препаратов, который мне вводили в госпитале, называли «красная» химия. Ползёт такая свекольная змея по пластиковой системе, из флакона в вену, и рушит атипичные клетки. Ну, это я образно говорю…

Тут она взяла паузу, видимо, вспоминая нерадостные процедуры. И вновь продолжила:

— И у бабушки моей, по маминой линии, тоже был РМЖ.

— Простите, что было у бабушки? — не поняла я.

— РМЖ. Рак молочной железы. И как я уже сказала — у мамы тоже. Так что у меня, как вы понимаете, без вариантов…

Сказала и замолчала. Наверное, туда, к бабушке и к маме, унеслись её мысли. Или в себя. Или в будущее, которое для неё не оставляет вариантов. Ну как же без вариантов? Должны быть варианты! Не бывает так, чтобы их не было. И я спросила:

— А я читала в интернете, что этот вид онкологии хорошо поддаётся лечению. И даже грудь не удаляют — только сегмент с опухолью. Это так?

— Да, но есть нюансы. Не все обращаются к врачам на начальной стадии, когда действительно велики шансы победить эту болезнь. А когда процесс запущенный, то всё сложнее.

Я ведь действительно выбрала врачебную специальность онколога, как и обещала себе. Чтобы лечить таких, как моя мама. Но, отработав в онкологическом диспансере несколько лет, ушла. Смотреть на отчаявшихся больных и не быть способным им помочь, потому что не всё от врача зависит, — было очень тяжким бременем для меня.

Ушла работать в частную косметологическую клинику, где у онколога очень узкая сфера деятельности — родинки да папилломы. Но от судьбы не убежишь. Вот и мой черёд настал. К счастью, я врач, и мне известны приемы самодиагностики. И, можно сказать, мне повезло: вторая стадия.

Девушка улыбнулась и сказала:

— Повезло — повезло, не сомневайтесь! Повезло, что рано обнаружила. Что знала, куда идти и что делать. Повезло, что брат дал денег на заграничное лечение. Так мы решили на семейном с ним совете.

Повезло, что бывший муж проникся ситуацией и пригласил пожить эти полгода у него. Потому что летать каждые три недели в госпиталь на химиотерапию из города у моря ближе, чем из моей родной Сибири.

Повезло, что опухоль не успела дать метастазы, и всё ограничилось небольшой операцией. Грудь при этом практически не пострадала.

— Ну вот, значит, правду пишут про возможность сохранения груди при операции?

— Как видите, правда.

И без кокетства, но с гордостью, девушка вздохнула полной грудью и сделала характерный жест рукой. От груди — в пространство между ней и сиденьем впереди.

Принесли наконец воду. И эти неизменные в коротком полёте сэндвичи. Девушка обрадовалась:

— О! Какой большой и полный стаканчик с водой — прямо удивительно. Хоть с этим проблем на борту нет. А то их сухие бутерброды с консервированным тунцом я уже есть не могу. Хотя вот корочку от хлеба с удовольствием погрызу.

Короткое оживление публики на лёгкий перекус. Со всех сторон в салоне — шелест раскрываемых пакетов с нехитрым пайком отечественной авиакомпании. Часто летающие этим рейсом пассажиры уже знают: после трапезы больше половины времени полета останется уже позади. Скоро — родные «луга и поля», заснеженные сопки, морской ветер с побережья и встреча с близкими людьми.

— А знаете, вы прекрасно выглядите! Ни за что не догадаешься, что у вас есть проблемы со здоровьем. — Позволила я себе неуклюжий комплимент. А что ещё в таких случаях говорить? Я не знаю.

— Да ладно! Красавица, конечно! Особенно в этой чалме. Но меня это нисколько не беспокоит, если вы мне поверите. В моей ситуации гораздо важнее результаты лечения, а не мой внешний вид. В нынешний свой визит я прошла контрольное обследование после проведённого лечения. И знаете, профессор даёт мне очень оптимистичные прогнозы.

— С вашей юной красотой не будет большой проблемой снова выйти замуж, и даже родить ещё не поздно. За границей в этом возрасте только начинают рожать, состоявшись в профессии и в жизни.

Девушка помолчала. Допила чай, который стюардессы принесли вслед за бутербродами.

— Детей у меня не будет. Я так решила для себя. Или кто-то наверху уже давно так решил? — Девушка посмотрела в окно, словно ища подтверждения там, среди облаков. — В любом случае, надо прервать эту фамильную несправедливость, эту поломку в генах.

Обрекать четвёртое поколение женщин нашей семьи на неизбежность — нет уж, извините. Не я. Не факт ведь, что мальчик будет, а девочке за что? Брат женится, подарит мне племянников. Через мужчин этот мутировавший ген не передается.

А замуж… Замуж, — девушка улыбнулась. — Так меня зовут уже! Бывший муж, святой человек, был со мной на одной волне всё время лечения. Поддерживал. А на днях по телефону мне сказал: «Олюшка (так он меня называет ласково), нет у нас детей, и не надо. Мы с тобой хорошо жили десять лет и проживём ещё двадцать или тридцать, сколько Бог даст. Оставайся навсегда в нашем домике у моря, не улетай больше в Сибирь».

И я, наверное, так и сделаю.

Потеплевший голос моей собеседницы прервало объявление стюардессы: «Дамы и господа! Наш самолёт приступил к снижению. Через двадцать минут мы совершим посадку в городе Владивостоке. Погода в пункте прибытия хорошая, желаем вам всего доброго!»

Где живёт Надежда? Рассказ

— Алло, это Лена? — Телефонный звонок для меня совершенно не вовремя — бегу к открытым дверям уже стоящего на остановке автобуса.

Моя машина в плановом ремонте, и вот он — общественный транспорт, за которым надо бежать, чтобы всюду успеть. Сейчас, наконец-то, спешу домой.

Мельком взглянула на экран — номер неизвестный, голос незнакомый. Но трубка впопыхах опрометчиво была снята, придётся отвечать.

— Лена? Вы меня слышите? — Настойчиво переспросил женский голос.

— Да, это я. Слушаю, — говорю я, запрыгивая на две ступеньки вверх, в салон автобуса.

— Это Наташа Воронцова, жена Игоря Васильевича. Я должна вам кое-что рассказать. Возможно, вас это шокирует, но выслушайте меня, пожалуйста.

Пока женщина сообщала мне о себе, я переставила местами мужское имя-отчество и фамилию женщины. И поняла, чья жена ищет моего внимания.

— Наташа, я сейчас в транспорте, мне не очень удобно говорить. Перезвоните мне через час.

— Хорошо, договорились.

За окном остановки мелькают одна за другой. Мысли кружатся вокруг фамилии Воронцовых и тормозят на имени Наташа. Почему она решила позвонить мне, ведь мы не знакомы лично и никогда раньше ни о чём не говорили.

От конечной до моего дома есть ещё несколько сот метров. Есть время дойти, обдумать, а дома спокойно с ней поговорить. А о чём? Говорить-то будет Наташа, а не я. Что она хочет мне сообщить, чем может меня шокировать?

Игорь Васильевич когда-то был моим куратором по партийной линии. Отставной военный, он вышел на пенсию в чине подполковника. В сравнительно молодом возрасте (на его службе год шёл за полтора) стал начальником организационно-методического отдела райкома партии.

А я в своей партийной ячейке научного института отвечала за сбор членских взносов, относила ему отчёты о пополнении казны партии деньгами рядовых коммунистов. И хочешь — не хочешь, а раз в месяц наши встречи были предопределены.

Впрочем, общение с Игорем Васильевичем было лёгким, приятным, и, я надеюсь, взаимно. Длилось эта партийное сотрудничество недолго, год-полтора (до окончательного развала КПСС — Коммунистической партии Советского Союза).

Однако бывают такие созвучные люди, которые на одни и те же вещи смотрят одинаково. События оценивают со схожих позиций. И могут не звонить друг другу подолгу, а если кто из них позвонит — то как будто вчера расстались. Со временем наши партийно-денежные отношения постепенно переросли в приятельские, которые длились уже второй десяток лет.

За эти годы институт мой закрылся как ненужный новому времени инструмент. Я сменила уже несколько контор, разваливающихся так же быстро, как и «указующая и направляющая сила» того времени. А он, как и большинство партийных деятелей, после развала КПСС подался в коммерцию. Возглавил административный департамент в одном из крупных холдингов.

Мы не часто виделись с Игорем (как-то незаметно мы перешли на «ты»). В последние годы, с изобретением мобильных телефонов, и вовсе перешли только на этот уровень общения.

Но, однако, позвонит он — просто так, или я вдруг вспомню и наберу номер — ну, как дела? И как будто не было паузы — говорим о том, о сём…

Но чтобы позвонила Наташа?

Игорь так ревностно охранял свой брак, что его жена и дети всегда были закрытой темой для наших разговоров. Обычно мы вспоминали моих бывших коллег, с которыми он, по долгу партии, тоже раньше общался, обсуждали свежие новости, говорили о его новой работе, о моих текущих проектах.

Иногда он читал мне свои стихи: ничего особенного, конечно. Ну, в самом деле, не требовать же амфибрахий от бывшего военного? Пишет — и хорошо, может это отдушина для мужчины, занятого серьёзными вопросами в крупной компании. Мы могли с ним говорить практически обо всём, но о его семье — почти никогда.

Только о сыне он иногда говорил, но и то — кратко. Восьмой класс закончил, десятый… «Хороший пацан растёт!» Позже гордился: сын институт закончил, устроился на работу.

Про дочку, она старше сына, — ни слова. Где учится или работает, замужем или в поиске?

Но нет, разговор о дочке не поддерживал, даже имени её не назвал ни разу…

В чужую семью лезть негоже, поэтому много лет мы общались на одни и те же, удобные для нас обоих темы.

И всё же звонок Наташи — с чего, почему? — мысль скользнула и ушла дальше, в поисках возможных точек соприкосновения. Ведь ничего, кроме её мужа, нас не может связывать. Мы с ней не знакомы лично.

Хотя я её однажды видела: в нашей конторе отмечался корпоративный праздник, день рождения коллектива. Приглашались и жёны-мужья. Но поскольку для сотни приглашённых гостей это был праздник, а для меня — работа по его организации, мой муж благоразумно остался дома. А Игорь, в числе других «кураторов от партии», пришёл на праздник с женой.

И я увидела её: маленькое чёрное платье, нитка жемчуга скромна и непритязательна. Туфли, причёска — всё по стилю вечеринки, ничего лишнего. Мила, ухожена, но напряжена. Игорь Васильевич, как и полагается «высокому гостю», пожимал руки моим начальникам, говорил с ними накоротке. А жена скромно стояла у колонны зала и ждала, пока этот церемониал закончится, и он снова будет рядом с ней.

Я поняла, чья это супруга, ведь всех остальных жён моих коллег-мужчин я уже знала. И хотелось к ней подойти, как-то смягчить её неловкость, что-то предложить из напитков, завязалась бы беседа. Ей бы проще стало, наверное. Однако — не представлены друг другу, значит, не по этикету.

Так она и простояла у колонны, пока длилось это броуновское движение вокруг шведского стола с шампанским, напитками покрепче и бутербродами со всем, чем полагается. И фруктовыми тарелками — с яблоками, бананами и виноградом. Крупным, на огромных кистях.

Кто придумал виноград включать в банкетное меню? Эта морока с косточками. Куда их девать? В ладошку складывать? Да и бананы не лучше. Особенно когда их разрезают по диагонали на сегменты. Краешек такой тёмный, подозрительный, что никто так и не решается его взять. Лежат эти заморские фрукты до окончания вечера или до той степени опьянения, когда кому-то уже абсолютно всё равно, чем закусывать…

Наверное, до конца мероприятия Воронцовы не остались. По крайней мере, на глаза они мне больше не попадались. Полагаю, Наташа честно выполнила свой долг партийной жены. Явила, так сказать, себя рядом с супругом, а после оба незаметно ушли с праздника.

Однажды, уже в перестроечные времена, не будучи связанной служебным этикетом, я попыталась задать Игорю провокационный вопрос. Даже не из любопытства, а ради сравнения. Вот я — в гуще событий: мероприятия, совещания, выставки, презентации, и мне интересно: а как в других семьях?

Про подружек я всё знаю, а как живут жёны моих друзей-мужчин, которых у меня мало, почти нет совсем. Как их жёны, в такой же круговерти? Или смиренно моют лимонным соком разделочную доску после фаршировки лосося? В ожидании возвращения супруга со службы.

— А твоя жена работает? — не выдержала я как-то и задала этот вопрос. Не семейную же тайну выведывала, имя её даже не спрашивала, а просто интересовалась социальным положением супруги.

— Да нет, сейчас не работает, — Игорь ответил, но с лёгкой досадой.

То ли стеснялся, что жена — домохозяйка, то ли корил себя, что за годы службы по Рыбачьим — Гаджиево — Ракушкам и прочим тьму-тараканьим военным гарнизонам не смог дать супруге реализацию в профессии. Да я и сейчас не знаю, есть ли у неё какая-нибудь профессия.

Чуть позже, в одном из наших привычных телефонных разговоров, он вскользь сказал:

— Наташа устроилась секретарём в контору, зарплата смешная. Но хоть проветрится от домашнего быта.

Так я узнала её имя.

Подъезд моего дома уже совсем рядом. Час, отпущенный мне на размышления, тает. Может, не перезвонит? А перезвонит — что я ей отвечу?

Какую роль она играет в семье Воронцовых? Что знает она о друзьях мужа? И вообще, она какая? Мышка-тихоня или держит в ежовых рукавицах мужа и детей? Не знаю, не спрашивала об этом у Игоря. И откуда у неё мой телефон?

А я ведь давно с ней хотела познакомиться, возможно, и подружиться. Ведь он, глава семьи, такой обаятельный, умный, справедливый. И больше тридцати лет в счастливом браке. К таким семьям тянет как к магниту. Потому что это редкость в наше время.

Старые браки рушатся, а в новых — отношения не такие долговременные. Не такие «настоящие», не такие «много вместе пережившие». А у Воронцовых — именно такой брак, на мой взгляд.

И просто из любопытства хочется узнать, как им удаётся сохранять такие долгие и честные отношения? В чём секрет семейного счастья?

Каких-то особых поводов для совместной встречи семьями до сих пор не возникало. Была надежда на 55-летний юбилей Игоря Васильевича, но… Мы с мужем поздравили юбиляра в его офисе большим букетом с подарком, и дальше этого тема не пошла.

Мои попытки восстановить «статус-кво» в отношениях наших семей, позвать его с семьёй к нам на дачу и там познакомиться всё время мягко отклонялись. «Да, надо бы, конечно. Но как-нибудь в другой раз».

Игорь по-прежнему, по-военному твёрдо, держал оборону своей семьи. В чём там причина?

«Возможно, ты будешь шокирована», — что значит эта фраза в звонке Наташи?

Что произошло? Не о наводнении же в соседней области она мне хочет сообщить, не о международной обстановке в мире. Если звонит мне, незнакомой с ней, но знакомой с её мужем, то речь пойдет только о нём. Ясно, это факт.

Вот и дверь в подъезд. Как всегда, когда торопишься, заедают кнопки домофона. Лифт, мой этаж, кручу ключ в замочной скважине и тут же — звонок телефона. Час пробил!

— Лена? Это опять Наташа Воронцова. Тебе сейчас удобно говорить?

Открываю дверь как можно тише, беззвучно поворачиваю защёлку на двери. Не откладывать же снова разговор! Выдыхаю мимо трубки и возможно тихим, не выдающим моё взволнованное состояние голосом, отвечаю:

— Да-да, конечно, я уже дома. Всё нормально, слушаю тебя.

Я вспомнила, откуда у неё мой номер телефона. Игорь, заручившись нашим согласием, оставлял ей наши с мужем номера. На случай, если ей понадобится помощь во время пребывания его в дальней командировке.

Голос в трубке на минуту замолк, и, выдохнув, Наташа выпалила без запятых и взятия воздуха в лёгкие:

— Лена, я понимаю, мы мало знакомы, мы не виделись ни разу. Но я звоню тебе, потому что муж говорил о тебе, что ты можешь выслушать и не осудишь. Тянуть не буду, сразу скажу: я решила развестись с Игорем, — произнесла она эту тираду так, как будто весь вечер накануне заучивала текст и сейчас старалась не пропустить ни одного слова.

Я не сразу нашлась, что сказать в ответ. Тут Станиславский бы меня похвалил. Знаменитая пауза у меня была выдержана классически. И ещё одна пауза. Перебор, конечно. Но, может, великий режиссёр и одобрил бы, не каждому дано — две сразу!

Ну вы блин, даёте! Ёлки-моталки, — хотелось мне сказать что-то в этом духе. Или что ещё в таком случае говорят, чтобы ничем не выдать своё истинное отношение к происходящему?

Но я ничего не успела сказать. Наташа третьей паузы мне не дала.

— Лена? Ты слушаешь меня? — Настойчиво-вопросительно обратилась ко мне собеседница. — Я же предупреждала, что тебя, возможно, шокирует то, что я скажу. Может, ты не хочешь со мной общаться на эту тему? Ты сразу скажи, я не напрашиваюсь. Но, поверь, мне не с кем больше об этом поговорить. Вообще не с кем. Я уже два года живу в глухой деревне, в городе бываю очень редко. Точнее сказать, вообще не бываю. Но мне нужно, чтобы хоть кто-нибудь выслушал меня…

Ничего себе поворот! Наташа в деревне. Одна?

Игорь говорил, что после ухода матери-старушки остался дом на живописном холме. В не такой уж и заброшенной деревне, а вполне себе процветающем селе вдоль оживленной трассы. Название такое красивое, я запомнила — «Привольное». И недалеко от города — три часа на машине. А где есть дорога — там есть жизнь.

Несколько лет подряд он ездил туда в отпуск. Иногда, он говорил, с ним ездила и жена. Что-то чинил, что-то достраивал. Мечтал когда-нибудь оставить дела в городе и переселиться с ней в благодатные просторы. Где есть свой дом, огород. И можно во дворе поселить столько собак, сколько сможешь прокормить. А в городе — только шпиц!

Есть же племя собаководов, я себя к ним не отношу, но увлечения своих друзей всегда поддерживаю и разделяю. Вот только если кролик? Он же всё время что-то должен есть? А на работу уйдёшь, вдруг ему не хватит еды?

Все эти мысли пронеслись по лабиринтам моего мозга в несколько секунд. Трубка-то у уха, собеседница ждёт моей реакции, надо же что-то сказать!

С одной стороны — моё обычное женское любопытство. Почему Наташа в деревне живёт одна уже два года? И я об этом от Игоря ничего не слышала. Хотя, ну что удивляться, — он и раньше держал свою семейную жизнь закрытой от посторонних глаз и ушей.

А с другой стороны — если Игорь не говорил мне об этом целых два года, значит, не хотел. Тогда почему я должна выслушивать такие новости не от него самого, а от его жены? Которая меня вообще ни разу в жизни в глаза не видела? Не будет ли это предательством по отношению к Игорю, которого я считаю своим другом?

Ситуация…

Не успеваю ничего сказать, как снова голос в трубке:

— Мы с ним разные люди, мы не можем быть вместе. В общем, я отсекаюсь. Ты слышишь меня, Лена?

Отсекаюсь? — Вот это слово, новое для меня, резкое, рубленое, в словаре мною невиданное, не слышанное никогда раньше, вернуло меня к действительности.

Сказать такое после тридцати лет брака? После того, как выросли дети, как пройдено много тысяч километров вместе, проговорено, прожито…

Отсекаюсь. Беру секиру и отрубаю себя? Или беру секатор и отрезаю по частям мужа? Или секу косой налево и направо? И это «тихая мышь» за спиной уверенного мужчины? Или женщина в гневе, решающая и за себя, и за семью?

— Да-да, я слышу тебя. Говори.

Моё добро на разговор дано не для того, чтобы узнать подробности. Я бы их позже и от Игоря узнала, спросив его прямо, по-дружески. То есть — напролом.

Но в голосе Натальи было столько отчаяния и решимости одновременно, что мне стало ясно: не выслушаешь сейчас этого человека — будешь корить себя за чёрствость, равнодушие, желание съехать со скользкой темы.

Два года женщина живёт в деревне. Одна. С кем ей там говорить? Как она вообще живёт в доме без консьержа? Кто ей воду носит? А картошку где берёт? В деревне рынка нет! Там каждый сам себе фермер. И свои секреты урожая охраняет так, как будто нано-огурцы выращивает. Что она ест? Как спасается от деревенских забулдыг, которым сто рублей на самогонку от бабы Кати нужны каждый день? А где их взять?

— Соседка, эй, соседка! Чего не смотришь? Городская фифа… Займи сто рублей, отдам на неделе! — Висит на заборе такое человекоподобное существо, требует своё для задубевших вен.

Откуда ему знать, что Наташа понятия не имеет, что такое самогонка. Почему она сама гонится. Да и куда гонится?

— Лена, Игорь Васильевич пьёт. Давно и много. Он алкоголик. Ты знаешь об этом?

Мои мысли в этот момент перемешались в кучу. Я тут образно рисую себе скопище алкоголиков, которые то по очереди, то все вместе осаждают ветхий забор деревенского жилища бедной женщины. Которая от ужаса прячется от них в какой-нибудь дальней комнате дома или на чердаке или засовы лопатой в двери устраивает. А тут вон чего. Беда-то совсем с другого бока.

За наше недолгое партийное сотрудничество у нас с Игорем было слишком мало совместных мероприятий. Мы не были вместе на семейных праздниках. Никто из общих знакомых никогда о таком его пристрастии мне не говорил. Не был, не привлекался, не состоял. Не знаю я о таком факте!

Правда, однажды летом он позвонил и сказал:

— Жена с сыном уехали в деревню пораньше, а у меня отпуск только через две недели. Я тут стихи написал, послушаешь?

Начал читать мне свои верлибры, я слышу, что не по памяти читает, а по бумажке, и подумала: что-то как-то невпопад сегодня. И стихи такие были, не стихи совсем. Бессвязно, да вообще ерунда. Я же раньше слышала его поэтические экзерсисы. Ну не Байрон, понятно. Так хоть тема была, слог, ритм.

— Ты слушаешь меня? Да, не обращай внимания на мои стихи — это такой повод тебе позвонить. Просто я уже второй выходной дома сижу один с собакой, тоскливо мне. Виски вот допиваю, «Чивас». Другие напитки не признаю.

Представила себе: сидит мужик, гладит своего любимого шпица, потом берёт ручку, что-то пишет. Потом берёт стакан с виски. Потом опять собака, потом ручка, потом снова стакан. И так все выходные. Вроде и ничего, что такого? Нереальная разве картина? А мне-то зачем звонить, изрядно «приняв на грудь»?

— Ты знаешь, я в последнее время стал замечать за собой эту проблему.

— Какую проблему? — не поняла я сначала.

— С алкоголем.

— Замечаешь, и хорошо. Плохо, если б не замечал. Ну, старайся её решить, раз есть проблема. Возраст-то прекрасный, только-только «две пятёрки» получил! Пить-то зачем начинать сейчас?

Это я так думала, что он сейчас, недавно начал пить. А Наташа что сказала? «Давно и много. Алкоголик».

— Это с самого начала нашей совместной жизни было, — продолжила она, вовлекая меня в свою историю. — Мы мотались по гарнизонам. У мужа вечные «тревоги», боевые дежурства. Напряжение, ответственность за подчинённых, отчёт перед командованием. Я видела его редко, занималась детьми, бытом. А когда он приходил домой, был либо уставшим, вымотанным до нуля, либо с запахом алкоголя. И всё чаще и чаще одно совмещалось с другим. А потом уже и отличить трудно стало: уставший? пьяный?

Женщина стала говорить так быстро, как будто боялась, что я сейчас скажу: «Стоп, хватит! Не хочу ничего плохого слышать об Игоре. Меня вообще это не касается, решайте свои проблемы сами!» Но я молчала, оглушённая неприятными новостями, и она продолжала в том же темпе:

— Я пыталась сглаживать углы, старалась не мешать, дать отдохнуть после службы, выспаться. Но при его работе это было невозможно. От меня это не зависело! Рассыльные, посыльные, звонки, тревоги… Мне и детям в этой круговерти место отводилось скромное: молчать, терпеть, и не высовываться.

По молодости я ещё пыталась как-то обозначить себя, свои интересы. Но чем дольше мы жили вместе, тем правила жизни становились всё жёстче. На первом месте — служба. На втором — служба! И на третьем — тоже она.

Наверное, я не понимала, за кого выходила замуж. А многие в девятнадцать лет понимают? Военная форма, звёздочки на погонах. Стабильная жизнь офицерской жены в советское время. Обеспечение жильём, зарплатой. И сам хорош. И что мне, девчонке, ещё надо?

Я не успела получить образование. После школы были мечты стать «врачом для собак» — это я так в детстве представляла себе профессию ветеринара.

Но для поступления в мединститут надо было сдавать химию. А это для меня был нереально, я не понимала химических формул. Вот биологию — да, я любила. Особенно там, где в учебнике был раздел про животных. У нас в доме всегда были и кошки, и собаки. Всегда какая-нибудь Найдочка, какой-нибудь Барсик. А то и целой компанией они возились между людским населением квартиры — и никому не было тесно.

Однажды нашей кошке понадобилась помощь ветеринара, так я с великим усердием «ассистировала». Держала кошачье ухо навытяжку, пока доктор промывала что-то ей там внутри.

Мои мечты о мединституте тихо уходили в небытие, надо было как-то устраиваться после школы. Я жила в крупном поселке под Мурманском, где стояли подводные лодки. Туда и направили Игоря на службу после военного училища.

А я, так и не определившись с выбором профессии после школы, пошла работать продавцом в поселковый магазин. Там и встретились.

Наташа уже не так спешила высказать мне всё и сразу. Ушла в воспоминания. Успокоилась. Поняла, что её слушают. Что её наконец-то выслушают. И — может быть — поймут. Неужели за эти годы ей не с кем было поговорить об этом?

А кто бы слушал? И кому расскажешь?

Не связанное с военной службой местное население северного поселка смотрело на вновь прибывающих лейтенантов как на потенциальных спасителей их дочерей.

Кому удавалось познакомиться с офицером — считались счастливыми девицами. Лишь бы вывезли на Большую Землю, дали финансовое содержание. А там уж совсем неважно — красивый или умный, пьёт или бьёт…

Признаться родителям или подружкам, что в молодой семье не всё гладко — об этом не могло быть и речи! «Терпи, тебе же так повезло в жизни! Соседская дочка, вон, вообще в девках засиделась. Ходили офицерики ко двору табунами, а с собой-то никто так и не забрал!»

— Когда он приходил пьяным, я уходила спать в детскую.

Я не знаю, может быть, у него были другие женщины? Может быть, они были лучше, опытнее? Да мне это и не важно совсем, на самом деле.

Наши двое детей родились с разницей в пять лет. Понятное дело, несколько лет подряд я была полностью погружена в распашонки-пелёнки. А когда, образно говоря, подняла глаза от горшков, то передо мной стоял вроде и муж, но какой-то не мой.

Это был уже не тот юный лейтенант, за кого я скоропалительно вышла замуж. А красавец-офицер, выросший в должности, физически окрепший мужчина.

Мой муж? Или просто отец моих детей? Я не успела прожить с ним какую-то совместную, только мужа и жены, жизнь. И может, тогда я и не смогла вовремя рассмотреть, что мы разные. Мы совершенно разные люди!

Череда переездов, укладка чемоданов-контейнеров, смена школ у детей, каждый раз обустройство новой квартиры…

Следующие двадцать лет так и прошли. Мы жили вместе.

Но мне было плохо, меня сдавливало чувство беспомощности. Его пьянство переросло в нормальное для него, обычное состояние. После работы и в редкие выходные всегда одно и то же. А между ними — служба.

Мне было неприятно, отвратительно. Я тысячу раз в мечтах пыталась с ним развестись. Уехать, начать новую жизнь, может, даже и с другим человеком.

Но куда мне было деваться? В чужих городах, без родных и подруг, с двумя детьми, без профессии. И без денег… Я всегда очень остро ощущала эту финансовую зависимость от него.

Может, из-за того, что выросла в бедной семье. Я ведь до замужества не знала, что можно жить обеспеченно. С армейским пайком, с бесплатной дорогой к морю. Хотя это случалось в нашей совместной жизни крайне редко.

Да, я жила за его счёт всю жизнь. Я это осознаю. Но я ведь растила наших детей! Сейчас у меня маленькая пенсия. Настолько маленькая, что мне не хватает даже на заготовку дров на зиму.

Дрова? Какие дрова? Почему из монолога Натальи мне «высвечивают» отдельные слова? «Отсекаюсь», «алкоголик», «горшки». Теперь — «дрова».

Ах, да, она живёт в деревне, там печь, которую надо топить дровами. А среднерусская зима одним грузовиком дров не насытится. Интересно, как она разводит топку?

На моей даче пока не пустишь фитиль в дымовую трубу, не схватится тяга — не будет тебе тепла. Да и схватится если, ещё та задачка впереди! На колосники кладёшь сначала бумагу, потом мелкие сухие ветки, потом щепочки покрупнее.

А когда огонь захватит эту мелкодревесную субстанцию, взовьётся она в чреве печи тонкими огненными струями — только тогда (осторожно, друг дружку — наперекрёст!) можно положить полено-другое для растопки. И только потом в ход идет «тяжёлая артиллерия» — загодя занесённые в дом, просушенные связки дров. Тогда становится хорошо, тепло, уютно.

— Я научилась растапливать печь, — словно вторя моим мыслям, продолжила Наташа.

Её голос вернул меня с моей дачи в квартиру на диван. Где я сижу, уже, наверное, целый час, и внимаю монологу. В нём нет места для собеседника. Он и не нужен. Человек молчал два года. Или всю жизнь?

— Научилась растить зелень для салата. Уже не боюсь спать одна в тёмном доме. Хотя поначалу я на всю ночь оставляла свет в одной из комнат, чтобы никто из непрошеных гостей не застал меня врасплох. Думая, что я уже сплю и что меня можно напугать неожиданным стуком в дверь. Но я зря боялась — ко мне никто не ходил и не ходит. Деревенская жизнь идёт мимо меня.

Я пыталась заговорить с ровесницами в магазине, на почте, на автобусной остановке. В ответ получала равнодушие, смешанное с хамством. «Да что с тобой, городской, разговаривать. Приехала, понимаешь… Босоножки белые. Все в сланцах китайских, а эта, погляди-ка. Мужик-то твой где? Чего одна тут зимовала?»

Мужик мой. Ну да, есть у меня по паспорту. Записан на пятой или какой там странице. Но мы давно уже не муж и жена. Каждый живёт сам по себе: я здесь, он в городе. Дети разъехались по своим квартирам.

После того, как наш общий дом опустел, совместная жизнь в городе стала совсем невыносимой. Последней каплей для меня стал рассказ «доброго» человека.

Оказывается, сотрудники видели, как Игорь спал в кресле в своём кабинете, вечером, пьяный. Это так стыдно! Он же вице-президент, как можно так низко опуститься? Что о нём подумают его подчинённые? Мне кажется, что это вообще запредельно: напиваться на работе до такого состояния! Как он может такое себе позволять!

Голос моей собеседницы взлетел куда-то высоко и замер. Как будто это была та самая нота, на которую она долго-долго настраивала камертон своего монолога. В стремлении донести до меня всю ту глубину падения её мужа, какой она себе её представляла.

— Наташа, стоп. Давай на паузу, — я решила снизить накал её эмоций. — Ты думаешь, на работе пьёт только Игорь? Ты думаешь, тысячи менеджеров, боссов, клерков в офисах доблестно работают весь день и честно по вечерам абсолютно трезвые идут домой?

— Я не знаю. Я про других не знаю, мне было стыдно за моего мужа…

И тут я встала на защиту Игоря:

— А ты знаешь, что бывает за дверями персональных комнат в кабинетах больших начальников? Что туда под предлогом «у босса подскочило давление» вызывают бригады скорой помощи. И они откачивают не в меру набравшихся на переговорах обладателей костюмов «Бриони» и часов «Картье»?

Видела ли ты, как пьяный шеф крупной организации пытался прикрепить к пиджаку подчинённого его медаль, да только не смог совладать со своими трясущимися пальцами и уронил награду на пол.

Ты в курсе, что такое «пьяный тур большого папы»? Когда начальник уезжает на острова с целым гаремом красивых девушек?

Видела ли ты, как секретарша заносит в кабинет шефу литровый кувшин с опохмельным напитком, накрытый большой салфеткой от посторонних глаз в приёмной?

Слышала ли ты о том, как известный бизнесмен отправляет жену с детьми на неделю в Европу, чтоб не мешали. А сам закрывается дома от всех, выключает телефоны и пьёт столько, сколько хочет. Сколько влезет в его несчастную печень, которую он потом добросовестно лечит по заграничными клиникам.

А говорила ли ты с женой депутата, которая, боясь огласки для семьи, освоила навыки медсестры? И теперь выводит из запоя собственного мужа в преддверии очередной сессии.

Я сделала паузу, Наташа тоже молчала. И я продолжила:

— Наташа, я тебе искренне сочувствую как женщине. Это тяжело, это ужасно, когда муж — алкоголик. Но, послушай меня, это диагноз многих мужчин.

Пауза, на которую я нажала, тормозя волнение Натальи, так и осталась вдавленной в наш разговор. Её мир, сосредоточенный на семье, детях, муже, не предполагал такого разворота.

Её персональная трагедия, с которой она мучительно пыталась сжиться десятки лет, вдруг уменьшилась до размера одной из множества подобных. Раз — и сжалась, как шагреневая кожа. Стала такой мелкотравчатой, незначительной, малозаметной. И, словно в оправдание, не зря же она решилась звонить и выносить сор из избы, Наташа ответила:

— Но я не смогла это больше выносить. Я уехала в деревню. Как хочет, так пусть теперь и живёт. Без меня.

Голос в трубке тихий, смиренный, что ли. Похоже, решение о разводе ею принято окончательно и бесповоротно. Ей нужно сейчас просто зачитать этот приговор их браку, а я — в качестве свидетеля, или судьи, или кого она там в моём образе представила.

— Знаешь, Лена, мне ведь только первое время было здесь дико, неуютно, страшно. В ту, первую мою деревенскую зиму. А сейчас у меня две собаки — большие, овчарки. Я взяла их здесь щенками, а теперь это мои охранники и друзья. Я очень люблю собак. И муж их любит. И это единственное, что у нас общего. Не считая детей. Но они уже выросли. Дочка недавно родила мне внучку.

Да, я об этом уже знала. Игорь позвонил мне недавно и накоротке сказал:

— Представляешь, я стал дедом!

— Мои поздравления! Девочка, мальчик?

— Внучка. Ладно, до скорого! Мне надо в дочкиной квартире подремонтировать кое-что, пока она выйдет из роддома, еду туда сейчас. Созвонимся!

Папа есть папа, всегда поможет, а где же дочкин муж? Поздние роды, в тридцать лет. Можно и без мужа, конечно. Я, как всегда, не лезла со своими вопросами. А он, как всегда, был не особо говорлив.

— Лена, ты слышишь? У меня внучка, — Наташа вернула меня к разговору.

— Поздравляю тебя с крохой!

— Да, да, конечно, спасибо, у меня сейчас такой период, — затараторила она опять без остановки, без вздоха, без запятых. — Я вообще сейчас не знаю, что дальше делать! У меня же собаки, я не могу их одних оставить в деревне и поехать в город. Кто их кормить будет? К ним нельзя подпускать другого человека, собака должна знать одного хозяина.

А мне надо в город, срочно! Игорь для них авторитет, но он работает, приехать не может. Внучка крошечная сейчас с моей мамой, а она совсем уже старенькая. Ей надо помочь, мне надо ехать в город, а я не могу из-за собак! Я не успею туда-обратно, мне надо важные вопросы решить. В опеку или куда там надо идти, я ещё не знаю. Кто же будет кормить моих собак? А по внучке я там, на месте определюсь…

— Что случилось с твоей дочкой? Почему малышка не с мамой?

Слышу, как Наталья набирает полную грудь воздуха. И выдох:

— А мама её — пьёт. Пьёт беспробудно второй месяц после родов… И до родов пила. Пелёнки не стирала, не сушила, ребёнок заболел пневмонией. Мне надо ехать, понимаешь?!

Уф… Как же мне плохо стало после этих слов Наташи! Как горько, как осязаемо кисло на слюнных железах, как вдавленно в виски…

Всё, что она там говорила про Игоря и про себя. Про службу-дружбу, про горшки и про дрова — всё это, абсолютно всё, потеряло смысл. Или, наоборот, приобрело какой-то чудовищный, извращённый смысл, здравому рассудку не подлежащий.

Не может молодая мать так поступать! Где материнской инстинкт? Где облизывание сладкого комочка, который спит двадцать два часа в сутки, просыпаясь только затем, чтобы поесть, и ещё раз поесть, и ещё, и ещё… Кто кормит сейчас малышку, или она на смесях? И где — в больнице или в квартире у прабабушки? И там же где-то Игорь ремонт вроде бы собирался делать? А дочка где живёт? Мужа у неё нет, понятно теперь. И, кстати, как её зовут?

Какие-то ответы на эти вопросы, наверное, у Натальи были. Но вместо выяснения всех обстоятельств я только спросила:

— Я могу тебе чем-то помочь?

— Нет. Ничем. Не можешь. Ничем… Я только хотела, чтобы ты выслушала меня, и всё, — и замолчала, чуть дыша в трубку.

Смирись и слушай, так что ли? Похоже, моя телефонная собеседница отвела мне роль статиста. Меня на час усадили в молчании на диван. Врезали по мозгам информацией об алкоголизме моего друга, которую я предпочла бы за лучшее вовсе не знать. Вовлекли в семейную драму, куда обычно посторонних не пускают. И напоследок оглушили известием о несчастном младенце. Который ни в чём не виноват, а оказался крайним!

— Наташа, я выслушала, но ситуация с малышкой требует разрешения! Что мне сделать? Куда позвонить, к кому съездить? Я же здесь в городе, на машине, а ты там, в деревне. Надо же что-то делать! — Я искренне хотела помочь женщине, запутавшейся в трагичных обстоятельствах, забыв впопыхах, что моя машина в ремонте.

— Я звонила сыну, — Наталья снизила тон до спокойного. — Он у меня хороший, вообще не пьёт. Через неделю он сможет приехать сюда в деревню, побудет здесь на природе. И собаки его знают. Внучка пока в детской больнице, под присмотром врачей, и мама моя приходит к ней. Я поеду в город, а там как-нибудь всё утрясется…

Как можно утрясти то, что дочка не нужна её собственной матери? У кого-то есть рецепт на такой случай в жизни?

Наверное, у кого-то и есть. В первый раз, что ли, рожает зависимая от алкоголя мамаша? Кому-то из новорождённых везет — родные забирают под опеку. А кому-то — письменный отказ в роддоме. Некоторые такие мамы забирают детей с собой. Непонятно зачем, а потом… Потом — звонок от Наташи. И чужие сюжеты вдруг становятся частью твоей жизни, хоть ты об этом и не просил.

Какие-то страшные истории, которые печатает известный таблоид с кричащими заголовками «Она не хочет своё дитя!», «Он не пожалел собственную семью!» — оказываются не плодом воображения журналиста в погоне за гонораром, а суровой правдой жизни. Которая вокруг нас, а мы не знали. А она, оказывается, гораздо ближе, чем мы думали.

Когда попадаешь на такую историю, то опять в духе Станиславского хочется сказать: «Не верю!» Не может мой друг оказаться пьющим без меры. Его дочь — алкоголичкой.

— Наташа, а ты знаешь, какая группа крови у твоих детей? — зачем-то спрашиваю я.

— Да. У сына — моя, вторая. У дочки — третья, от Игоря. Это что-то меняет?

— Нет. Уже ничего не меняет. Хорошо, что сын — в тебя, — ответила я ей.

А про себя подумала: Ахиллесова пята, слабое звено. Наследственный алкоголизм, никто не виноват. Передался вместе с группой крови от отца, и всё.

Можно теперь догадаться, почему не знакомил с семьёй. Гордился сыном и ни разу, ни единым словом не обмолвился про дочь. Я даже имени её не знаю.

Тщательно выстроенный имидж благополучной семьи рассыплется в пух и прах при первой же совместной вечеринке. Кто-то пригубит шампанского, кто-то запросит водочки, а кто-то упьётся в хлам. Не в силах остановить свою ненасытную физиологическую потребность. И всё тайное станет явным.

Игорь, похоже, не только за себя не мог гарантировать, но и за дочку тоже. Поэтому ни выездов к нам на дачу, ни приглашений к нему в деревню, ни свадеб, ни юбилеев мы вместе за почти двадцать лет дружбы так и не отметили.

Конечно, это не дружба никакая. Так, поддержка приятельских отношений, ни к чему особо не обязывающих. Но дающих призрачную надежду, что у тебя есть какой-то очерченный круг друзей, или приятелей, или просто хорошо знакомых людей, — и ты не одинок.

С той скоростью, с какой этот круг сужается — кто уехал, а кто совсем уже совсем — стараешься всеми силами сохранить остатки этого сообщества. Новых друзей не заведёшь после полтинника, где их взять? У каждого — свой круг. Тесный, сплочённый, не вклинишься. Вот и держишься за своих.

Так и он за нас держался. А всё раскрылось.

Наташа не выдержала. Не боец, в разведку не возьмём.

Простилась со мной скороспешно по телефону. Извинилась за вываленную кучей информацию, заспешила по деревенским своим хлопотам. Скомкала телефонную мантру «созвонимся, привет родным, пока-пока».

И — пик-пик-пик…

Весь следующий месяц и ещё чуть-чуть дней было не до семьи Воронцовых. Новый проект поглотил меня с потрохами, с утра до ночи согласования, увязки, доработки, доводки. Макеты, сценарии, контрагенты, постановщики, артисты — всё, чем и полнится моя нынешняя профессиональная жизнь. Времени на звонок не было совершенно.

Но время от времени я думала о Воронцовых. Как они вырулят из всего этого? Стремление Наташи «отсечься» от мужа не совпадало с его мечтой о совместной с ней старости в доме на холме. Его-то она забыть спросила, хочет он разводиться или нет.

Мои симпатии — на стороне Игоря. Железного Феликса, державшего в обороне честь семьи много-много лет. Не бросил жену в молодости с двумя детьми, не ушёл в зрелости к молодой красотке, не помышляет о разводе и сейчас.

И моё сочувствие — к женщине, которая прожила не свою, а какую-то чужую жизнь. И этот не нужный мамаше ребёнок — что с ним?

С окончанием проекта полчаса свободного времени отведено в моём графике для звонка в Привольное. Привычка сохранять контакты в памяти телефона помогла и в этот раз. Воронцова.

Так, нажимаем. Голубенькая трубочка на экране от тепла моих рук высвечивает имя-фамилию. Сигнал идёт. Волнуюсь, что скажу?

А скажу я вот что:

— Наташа, пожалуйста, не разводись с Игорем. Он любит тебя, он пропадёт без тебя, дай ему надежду на совместную жизнь в деревне.

И продли мне заблуждение, что есть правда в сказке. О том, что «встретились и полюбили, и прожили счастливо сто лет и ещё один год, и умерли в один день». Нет у меня больше, кроме вас, ни одной знакомой семьи, где юношеский брак длился бы до седых волос.

По три похода в ЗАГС — есть. По два развода тоже. Есть друг, который родил сына от молодой жены, и в тот же день старшая дочь родила ему внука.

Есть подруга, которая родила четверых детей третьему по счёту супругу, который младше её на 10 лет. Есть друг, который на кухне у своей бывшей жены говорит её новому мужу: «Ну, ты это, не обижай Людмилу! Хорошая она у меня». А сам в третий брак уже собрался.

Много разного, интересного, хорошего и не очень. Но вот такой «с юных лет» семьи у меня в друзьях больше нет.

— А я и не развожусь, — голос Наташи в трубке абсолютно спокоен. — Нам сейчас некогда об этом думать, у нас же ребёнок!

Не верю собственному айфону. Прижимаю трубку плотно к уху:

— Игорь уволился с работы и приехал жить сюда, в деревню. Я оформила опекунство над внучкой. Надюшка уже здоровенькая. Кушает хорошо, дышит в коляске во дворе свежим воздухом.

А мы ведь ещё не старые, поднимем, не вопрос!

Военная пенсия мужа, овощи с огорода. Цесарок решила завести, молоко у соседки договорились брать для малышки. Картошки мешок дед из дома напротив принёс. Рассаду капусты, огурцов и помидоров женщины какие-то дали — не знаю, хватит ли грядок у меня под всё это. Да Игорь вскопает, конечно. Он с таким энтузиазмом за огород взялся!

— И что, не пьёт? — тихо-тихо спрашиваю я.

— Сама не верю, — впервые я услышала смех Натальи. — Нет, не пьёт. Может, потому что «Чивас» в деревенском магазине не продают?

А я подумала — может, потому, что девочку назвали Надеждой?

Список мечт Повесть

Глава 1

— Ну, и как вы все знаете, наши мысли материальны. Всё, о чём вы подумаете, непременно сбудется. Сейчас или через час, через год или через десять лет, но обязательно сбудется всё, о чём вы мечтаете. Сентенция тренера по межличностным коммуникациям была банальна.

Сто раз до этого повторённая перед другими группами слушателей, она, кроме скуки и скепсиса, вряд ли могла вызвать другую реакцию у публики, собравшейся на семинар с многообещающим названием «Управляй своей мечтой!».

— А сейчас я предлагаю вам забросить удочку в своё светлое (я в этом не сомневаюсь) будущее! — Голос Анжелы, ведущей семинара, энергичный, не оставляющий сомнений или раздумий для публики, заставил поднять головы участников мероприятия.

Они порядком утомились уже монологом своего коуча. За окном весна, авитаминоз по всем долям мозга — скорей бы кофе-брейк, обмен любезностями и по домам! Но, увы. Тут ещё какая-то бумажная рыбалка вырисовывается…

— Берём листок и пишем пятнадцать желаний, исполнения которых вы хотели бы в своей жизни. Я предупреждаю вас, что первые пять и даже семь желаний вы напишете без труда. До десяти — придётся подумать. А до пятнадцати «с разбега» не получится.

Поэтому я даю вам час на размышления. Когда вы напишете давно взлелеянные вами мечты, у вас останется ещё несколько свободных строк.

Предупреждаю: я не приму полупустые листы. Напрягите фантазию! Выпустите джинна из бутылки! Взбодрите мозг неизведанным! Откройте чакры вашей подкорки! Дайте свободу вашему подсознательному!

На Луну вряд ли кому-то из вас удастся слетать, но почему бы вам, москвичам и москвичкам, не помечтать о восхождении на камчатский вулкан Толбачик?

Мой сосед по столу, до этого флегматично рисовавший какую-то странную геометрическую фигуру, поднял голову от листа и посмотрел на ведущую.

— Мужчина, — заметив этот взгляд, обратилась к соседу Анжела. — Вам задание понятно?

И, не дожидаясь от него ответа на свой вопрос, продолжила:

— Тогда за дело! И будьте внимательны: сейчас вы пишете будущее своими руками! Так что, пожалуйста, не мельчите. Играйте по-крупному, загадывайте даже самые неисполнимые на первый взгляд желания. И помните — исполнится всё, о чём вы мечтаете.

Мой сосед снова склонился над листком с «геометрией», а я, собираясь с мыслями, подпёрла рукой левую щёку и уставилась на висевший справа на стене слоган: «Ваши мечты — ваша реальность!». В фокусе моего зрения, однако же, ещё и мой сосед по столу.

Мужчина средних лет, прямой лоб с вертикальными морщинками, чуть выдвинут вперёд подбородок, складки губ опущены вниз. Упрямый или настойчивый? Деловая стрижка, седина в волосах ещё не победила, но уже заняла наступательную позицию. Не молод, но выглядит свежо. Интересно, кризис средних лет уже миновал или в самом разгаре?

Рубашка-поло из «Хард-рок кафе» обтянула крепкий торс, рельефные мышцы выпирают из-под короткого рукава. Наверняка результат освоения персональной программы фитнес-клуба с личным тренером. На столе перед ним — дорогой гаджет последней модели, ключи с брелоком от «БМВ».

Заметив, что я разглядываю его профиль, а не плакат на стене, мужчина повернул лицо ко мне и тихо, с улыбкой сказал:

— Собираетесь с мыслями? Советую поспешить, времени не так уж много. Пишите быстрее свои мечты, иначе наш суровый тренер не выпустит вас с семинара.

— А вы ведь тоже не очень-то спешите, как я вижу. Рисуете что-то странное, — колко ответила я.

— Вы про это? — мужчина протянул мне свой листок с рисунком.

На первый взгляд, как будто «восьмёрки» связались друг с другом в хороводе. Но если вглядеться, то восьмёрки и не восьмёрки вовсе, внутри квадраты обнаруживаются, а по краям — петли какие-то. Нет, ну видно, что это осмысленная «вязь». Такая, как знак бесконечности в математике, только загогулин не две, а больше.

Если честно, на каракатицу похоже, подумала я про себя, а вслух спросила:

— Это какой-то символ? Или вы так заполняете скучное время?

(Я тоже на лекциях по философии предпочитала в каждой клеточке тетради рисовать мелкие-мелкие цветочки, а потом соединять из них огромные букеты, размером ровно в две лекции по сорок пять минут.)

— А это и есть мои мечты. Все — в одном рисунке. Так что мой ответ Анжеле уже почти готов. А вот вам ещё писать и писать…

Увидев моё разочарование, мужчина спросил:

— Вам действительно интересно, что это за знак?

— Ну, ещё несколько минут назад мне это было совершенно безразлично, а теперь, поскольку мне надо чем-то заполнить пятнадцать пустых строк, а вы уложились в одну, то, конечно, интересно.

— Это знак, который используется во многих религиях и культурах мира.

Тут мой собеседник взял короткую паузу, взглянул на Анжелу и, наклонившись ко мне, тихо продолжил:

— Я бы вам с удовольствием об этом древнем символе рассказал. Но боюсь, что сейчас для этого не совсем подходящее время — меньше часа уже остаётся на описание ваших мечт…

«Художник» улыбнулся мне ободряюще и снова повернул голову к своим каракулям. А ведь он прав, пора задуматься: чего бы мне такого намечтать в количестве пятнадцати единиц в моей девичьей жизни?

На первый пункт, и думать тут нечего, поставлю собственное жильё в столице. Хорошая у меня квартира сейчас, трёхкомнатная, с видом на купола, одна печаль: не моя! Подруга с мужем-стоматологом уехали по контракту в Африку на три года, а мы с Алисой, моей 8-летней дочкой, празднично сюда вселились «присматривать» за квартирой. Условие лишь одно — регулярно оплачивать коммунальные платежи. И, между прочим, контракт имеет все шансы на продление! Однако ж когда-то он всё равно закончится…

У меня вообще-то есть доля в квартире родителей, мой, так сказать, «капитал на старость». Недалеко, в Зеленограде, но — дай Бог здоровья маме и папе, пусть живут как можно дольше. А если меня и поманит к пенсии в родные подмосковные леса и луга, так то ж нескоро ещё. Молодые годы, работа, образование дочки — только в столице!

Первый пункт есть, крыша над головой заказана, что дальше? Так сразу и не сообразишь, что надо в жизни человеку.

Я помню, в университете на лекциях по психологии мы изучали «Закон возвышения потребностей». Мысль там такая: человек удовлетворяет сначала свои насущные потребности, без которых невозможна жизнь в принципе, а потом решает уже не очень важные задачи. Или важные, но на другом жизненном этапе, когда первоочередные уже решены. Для меня собственная крыша над головой в столице — это и потребность, и необходимость, и вообще на перспективу жизни — самый важный вопрос.

Что же там ещё есть, в этом законе Маслоу (фамилию автора запомнила ассоциативной памятью: масло). Что дальше про потребности? Не помню, говорилось ли там о работе, но для меня это важно. Так и сформулируем номер два в виде потребности-мечты: стать редактором гламурного журнала!

А что такого? Чем я хуже моей начальницы Светланы Николаевны? Да я даже лучше! У меня неоспоримое сходство с Анжелиной Джоли (только я блондинка). Диплом искусствоведа с отличием. И скромная должность начальника отдела искусств массового, но очень тоненького журнала.

Когда мне хочется потешить своё самолюбие, я иду в газетный киоск и спрашиваю свежий номер журнала «Из жизни знаменитостей». Киоскёр долго роется в плотно сложенном, корешок к корешку, чтиве и только своим профессиональным чутьём добывает мне из груды макулатуры журнал, в котором я имею честь трудиться…

Три. И что там, в третьем пункте по Маслоу? Мне кажется, вторым пунктом у него всё-таки была еда, а не работа. Да и о крыше думают тогда, когда сыты. Впрочем, какая разница, что там писал учёный! Для меня важен именно такой порядок первостепенных мечт: квартира и работа! И еда…

Есть всё-таки уже хочется, третий час сидим, штурмуем мозговые вершины. Напишу-ка я просто и незатейливо: обед в итальянском ресторане. Я так люблю эту кухню, эту тончайшую пиццу со шпинатом, лазанью в четыре расплавленных сыра, эти равиоли с грибами, супчики овощные в корзинках из запечённого теста… Ой, тут, пожалуй, стоп. Мое сходство с голливудской звездой этим полётом гастрономической фантазии рискует быть нивелированным до неузнаваемости.

Надо дальше быстрее думать, быстрее мечтать, быстрее писать…

Номер четыре. В памяти всплывает глава из той же книжки про человеческие потребности: «Безопасность жизни». Хорошо, что на лекциях по психологии я не цветочки рисовала, как на философии, а слушала про всё это — наверное, тогда это актуально было для меня, молодой провинциалки. Пригодилось вот в жизни, уже три пункта за десять минут наваяла!

По три минуты на мечту… Если дальше таким же темпом, на оставшиеся двенадцать мне нужно тридцать шесть минут. Пока что успеваю, судя по темпу.

Что там, в четвёртом? Ах, да, «безопасность». Применительно к Москве это слово как-то не очень соотносится с реальностью. Какая безопасность, кто гарантирует? У себя дома, в квартире за железной дверью, может быть. Так, ведь и квартира пока что только заказана в списке мечт. Бессмысленно писать о безопасности, неисполнимо, не буду. Или всё-таки буду?

«Напрягите фантазию!» — напутствовала Анжела.

Да не вопрос, фантазировать — это вообще-то часть моего творческого процесса в работе. Квартира в столице — прекрасно. А загородный дом за высоким забором, наверняка в нём безопаснее будет?

Мой будущий дом… Полчаса от МКАД, желательно по Ленинградке. В сторону города детства, чтобы быть поближе к родителям. Охрана на въезде в коттеджный посёлок, трёхметровый забор красного кирпича со сторожевыми башенками, видеокамеры по периметру.

Дом с видеофиксацией по коридорам этажей, бассейн с голубой водой под прозрачной крышей. Теплица с помидорами, теннисный стол во дворе, бильярд в мансарде. Газон поливает сезонный рабочий, а я, качаясь в парусиновой качели, томным голосом зову: «Глаша, несите уже чаю!»

Ах, красавица, не зря ты каждый день ходишь на работу! Фантазия эта — не моя, но, работая в журнале «про звёзд», читая колонки коллег про жизнь знаменитостей, ещё не то себе придумаешь!

Номер четыре записан. Ну и что, что в первом пункте уже был «квартирный вопрос»? У меня дочь подрастает, ей учиться в столице. И что, как я, на перекладных «электричка-метро-троллейбус» каждый день на лекции?

Я-то ездила, а куда было деваться? Общежитий — тех уже нет, снимать жильё — денег ещё нет. Так и длилось пять лет бесконечное путешествие за знаниями из Замкадья в Москву.

В какой-то будний день, потом в другой, и ещё, и ещё, я стала замечать, что в одно то и то же время по утрам на платформе ждёт поезда молодой человек. Потом мы «случайно» вместе оказывались в одном вагоне, потом у окна напротив друг друга…

Вот уже и выходные вместе, познакомились с родителями друг друга. На третьем курсе поженились. Не скучно в дороге, удобно встречаться, не страшно вечером с учёбы вдвоём возвращаться домой. Это как кофе по утрам — полусонный, бредёшь из спальни в кухню, ставишь автомат на две чашки — Сергею и себе. Бурлит-бухтит кофе-машина, и запах родной, и всё привычно…

К концу пятого курса у нас уже была дочь, заботу о которой по большей части взяли на себя бабушки. А мы с мужем заканчивали учёбу. Моя дипломная работа привлекла внимание одного из членов госкомиссии, и по его рекомендации я получила предложение работы в крупном издательстве.

…Где-то я уже видела этот профиль? Я про мужчину, что справа, рядом. Или просто похож? Или они все «за сорок» приобретают такой загадочно-снисходительный вид ко всему, что их окружает?

Так, не об этом сейчас, время убегает, время!

Зависаю над следующей пустой строкой. Классические потребности исчерпаны, или я не все их запомнила. Придётся дальше полагаться на себя. И я знаю точно, чего я хочу и без совета психолога. Я хочу отдохнуть! Этот бешеный ритм мегаполиса, этот вечный нон-стоп «номер горит, полоса не готова!». Этот английский трижды в неделю по вечерам и йога в пять утра по субботам (самый дешёвый абонемент). Отдыха я хочу, отдыха!

Летом мне отпуск никто не даст, конечно. Зато зимой я, как и все россияне, имею полное право на новогодние каникулы. Поеду в Европу, кататься на лыжах (я не умею, но это не важно, на санках с дочкой покатаюсь). Надеюсь, руководство моей конторы обрадует коллектив рождественским сапожком, желательно в денежном эквиваленте. Все, номер пять готов.

И номер 6 тоже будет про отдых. Только не мой, а Светланы Николаевны. В редакции нашего журнала регулярно организуется тотализатор: возьмет шеф-редактор отпуск в этом году или опять будет нам всем здесь немым упрёком. Арбайтен, арбайтен — работайте, работайте… Понимаю: дети выросли, мужа нет, вся в работе, чем ещё заполнить жизненное пространство, кроме работы?

Но это же невыносимо! Цоканье каблуков шеф-редактора по безбрежному пространству ламината нашего модного «open-air» офиса, вбиваемое в наши головы с методичностью средневековой гильотины, всегда означает одно и то же: разнос по полной схеме!

Я устала быть на виду в прямом смысле слова. Пока сидишь за своей перегородкой, стучишь по клавиатуре, тебя не видно. Поднялся со стула по естественной потребности или прошёл к кулеру за водой — и всё! Ты в визуальной ловушке шеф-редактора: свой кабинет она отделила стеклянной перегородкой, видит всех сотрудников насквозь. Заодно и себя демонстрирует: смотрите, как я много работаю на благо нашего издания, вам есть с кого брать пример.

Я подарю ей в списке одну строку из своих мечт, не бескорыстно — за возможность коллективу (и мне, соответственно), пожить неделю-другую без грохота её каблуков. Пусть пользуется моими мечтами, мне не жалко, ради других и себя.

Ох… На самом деле, куда бы спрятать её подальше и подольше? На Мадагаскар или на Марианские острова? А собственно, почему бы и нет? Одиннадцать километров вглубь под океан… Я-то, конечно же, никогда туда не попаду, я сейчас даже точно и не покажу на карте, где в Тихом океане этот тектонический разлом? Где-то между Австралией и Японией, надо погуглить как-нибудь. А вот своего «дьявола», не в Prado, конечно, но дьявола, точно, в своих мечтах туда отправлю.

Марианы… Интересно, это от греческого «марина — морская» (я-то про своё имя всё знаю) или другой смысл у этого названия? Да и ладно, какая разница? Анжела сказала писать самые сумасбродные мечты, вот и пишем. Номер шесть готов.

Боковым зрением, которое хорошо развито у большинства девушек, замечаю, что мой сосед по столу наблюдает за мной. Да не за мной, не тешусь надеждой, а за полётом моей ручки по белому листу.

Рискну, взгляну в ответ. Ирония, усмешка, интерес, любопытство? Ну да, у него-то уже всё готово. Нарисовал каких-то «пляшущих человечков» и доволен собой. Довольна ли будет Анжела? Мы ещё посмотрим! А вообще, он здесь почему? Сказано же, пятнадцать желаний. А у него одно, и то в рисунке, и он спокоен. В отличие от меня, которой придётся всё-таки что-то писать в каждой из оставшихся девяти строк.

Мне не отвертеться, потому что этот семинар оплачен бухгалтерией нашего журнала, входящего в огромный Издательский холдинг «Свет и тени». Между собой мы, мелкие клерки, называем нашу контору «СиТо» — по начальным буквам полного названия. Где-то там, похоже, ближе к Солнцу, во главе пирамиды сотрудников сидит «ББ» — Большой Босс. Он же председатель совета директоров этой громады. Который только и думает о том, как бы расширить границы творческого потенциала своих сотрудников.

Наших, однако, тут немного, сэкономил начальник. Разбавил тренинг, объявленный для разношёрстной публики, всего тремя своими сотрудниками.

С коллегами, которые также склонились над «мечтами», мы часто вместе работаем на одних и тех же пресс-конференциях, выставках, презентациях. Но пишет каждый по-своему, авторски! Может, поэтому в нашем издательстве так много изданий? Чтобы каждому читателю — свой журнальчик. А в журнальчике — свой писатель.

И ничего, что журналы тоненькие, бумага неважная, полиграфия вообще никуда не годится. Зато в названиях — обязательно что-нибудь «про звёзд». За дешёвый проект и цена смешная — пятнадцать рублей, дешевле билета на метро, любой себе позволить может.

Чтение таких журналов создает ложное чувство сопричастности к жизни недосягаемых для тебя людей. Всё знаешь теперь про них, и вроде уже не чужие тебе люди. Переживаешь за них, радуешься.

Вон, певец наш любимый, шестеро детей уже, жена-красавица, коса русая, настоящая! А этот, негодяй, троих детей бросил, ушёл к молоденькой. И правильно, что жена алименты требует, пусть платит!

И тиражи растут, растут…

Я даже точно не знаю, сколько нас, сотрудников, в холдинге «СиТо»? Корпоративов «для всех» у нас не устраивают, каждому кулику — своё болото.

Вот Светлана Николаевна, например, новогодний праздник отмечает дважды. С нами, подчинёнными, — в кафе напротив нашего офиса. А второй раз — с высшим кругом, в других интерьерах. Помнится, она говорила, что на этот Новый год приглашения были разосланы всем шеф-редакторам и руководителям направлений. И она лично общалась с «ББ». Посмотреть бы хоть, как он выглядит. Так, для интереса. Толстяк, наверное, лысый, но умный. Иначе как таким спрутом управлять и всех нас (и себя, естественно) хлебом насущным обеспечивать?

Ну и ладно, что они — там, а я — здесь. Я люблю учиться и рада этому семинару, с одной стороны.

А с другой — в доказательство своего активного участия здесь я должна принести сертификат участника и предъявить его своей длиннохвостой шефине. Не подумайте ничего плохого, у неё действительно шикарные длинные тёмные волосы, которые она гладко собирает на лбу и обхватывает сзади резинкой.

В редакции шептались, что в юности у неё были кудряшки в стиле «мелкий бес», и эту прическу ей «химичила» мама-парикмахер в глухой сибирской деревне. Кто-то кому-то скинул общие студенческие фотки. А сейчас — пожалуйте вам — шеф-редактор гламурного журнала. Со звёздами на тусовках пересекается, в судах — с их адвокатами. Но это не важно!

Важно, что в её жизни нет таких скучных обязаловок, как мой нынешний семинар. Зато у неё есть пафосные корпоративы. Обучение английскому за счёт фирмы в Лондоне. И просто неделя для построения задач в Эмиратах, куда съезжается весь командирский состав холдинга.

Эти навороченные «планёрки» для руководителей бизнесов проводит тот самый «ББ». О котором мы все, рядовые «писатели», конечно же, слышали, но в глаза ни разу не видели. И фамилию спроси — мало кто из коллег скажет. На обложках изданий пишут фамилии редакторов и менеджеров, а истинный хозяин свои ФИО предпочитает не афишировать.

Журнал, где я пишу свои колонки о выставках — лишь винтик в принадлежащей ему колеснице толстых и не очень газет, таблоидов, журналов. А также телеканалов и радиопрограмм, издательств, где публикуют книги модных и начинающих писателей. И есть ещё приводные ремни в этой колеснице — интернет-сайты, выставки, презентации…

Стоп! Отлично! У меня есть седьмой пункт — выставка. Только вчера пришла рассылка по электронной почте: «В Сингапуре музей Науки и искусства в конце марта организует выставку художника…»

Дальше я это письмо вчера читать не стала. Где я и где бананово-лимонная страна? Я даже заикнуться Светлане Николаевне не смогу о такой командировке. Вот если б этот художник привёз свою выставку в Москву, то да! «На метро, Марина, давай, давай, быстро, в номер на полосу поставим сразу!»

Номер семь — готово.

И всё. Кажется, я выдохлась. Первые пять-семь, Анжела сказала, напишете без проблем. Ну, получилось почти без проблем. До десяти — с натягом. А дальше?

«Выпустите джинна из бутылки!» Так, надо надеть очки с 3D-изображением, повернуть медиану в треугольнике, разорвать холст пополам…

…Нет, всё же где я его могла видеть? Короткий взгляд на соседа справа — нет, не знаю, не помню. Образ, наверное, такой — штампованный, уверенно-самодостаточный. Я много таких успешных на выставках видела: ходят с важными видами, говорят о высоком. Ну что ж, всё у них есть, жизнь удалась, я рада за них.

Вот, как и сосед мой, даже не напрягается. Свой список мечт завуалировал в одну загогулину и что ему Анжела? Зачем он тут вообще? Судя по его виду, все свои мечты он пишет и реализует сам, без помощи психологов.

Впереди восьмой пункт. Ещё один — и пустых строк останется меньше, чем заполненных. Солнце перевалит за Акулину гору.

«Восемь, девять, десять. Восемь, девять, туз…» Заколодило, как Германна.

Пробежала глазами предыдущие семь: ну что это такое, как не стыдно? Сплошное потребительство! Море-пальмы, чай-газон. А поработать, девушка, не желаете? Нет, ну есть же у меня номер два — он о работе, оправдываю сама себя. Ну да — ну да, о работе шеф-редактора. До которой мне — как до Луны.

И что тут долго думать?! Номер восемь сама Анжела и подсказала: не на Луну, так на Камчатку. Попрошусь в командировку с целью изучения культурной среды дальневосточной окраины. Конкурентов среди коллег не будет, не сомневаюсь. А я люблю путешествовать. Вернее, я хотела бы это делать. Но когда, куда, с кем?

У меня была мечта после окончания университета объехать все знаменитые музеи Европы. Ну как искусствоведу не прикоснуться к великим шедеврам, хотя бы взглядом, издалека?

Я мечтала посетить Берлинскую галерею, музей Чюрлёниса в Каунасе, галерею Уффици во Флоренции, Музей Д'Орсэ в Париже и всё-всё, что только можно. Дипломная работа, хотя и была отмечена одной из лучших на курсе, но сделана в теории, по книгам и веб-сайтам. Не всем дано на выходных летать в Париж.

Так, значит, и запишем номер девять: на выходных — в Европу, по музеям. Ну не на этих выходных, конечно. И не на следующих, похоже. Так, когда-нибудь, в моих профессиональных мечтах. Для совмещения теории и практики…

Мой бывший муж ничего не понимал о смешении граней между символизмом и абстракционизмом, о синтезе живописи и музыки в творчестве. Как, собственно, и я — о технологии природных энергоносителей и углеродных материалов. Мы были попутчиками по электричке только до станции метро Комсомольская. А дальше — в разные стороны. Его профессиональные интересы оказались совсем в другой системе координат: командировки в Сибирь, карьерный рост, редкие визиты в Зеленоград.

Наши родители надеялись, что скоро всё наладится, определится наше постоянное местожительство: они поочерёдно занимались с внучкой, пока мы с мужем пробивали «лыжню».

Пять лет после университета ушло на то, чтобы понять: не будет у нас одной колеи. В один совсем не прекрасный день, а вернее, вечер, Сергей позвонил из Нижневартовска и сказал: «Прости, во всём виновата моя работа. Мне было здесь так одиноко и холодно. И я, конечно, негодяй. Развод оформим позже…»

Номер десять, номер десять… Мне надо думать, как жить дальше, как зарабатывать, как дать дочке достойное образование. Мне тридцать лет, мечта стать шеф-редактором прекрасна. А к сорока годам я буду так же, как Светлана Николаевна, тяжёлой поступью пугать корреспондентов? Наверное, без этой строчки в резюме дальше продвинуться не получится: хорошо, пройду и этот путь, а дальше?

Вот интересно, эти пятнадцать желаний, они по времени — как долго исполняются, по одному в год? А очерёдность — по списку или выборочно? Мне на сколько лет вперёд замечтаться можно? Сейчас попробую.

…И тут вхожу я: молода, умна, красива, плечи в струну. Шеренга сидящих на стульях людей наклоняется сначала в сторону двери, из-за которой я появляюсь. По мере моего продвижения по огромному кабинету — как нива гречишного поля в ветреный день — она меняет направление движения вслед за мной. Волна идёт туда — к началу длинного стола, за которым решаются «очень важные вопросы…»

Это я размышляю о том, что кто-то же представляет собой тот самый совет директоров, который рулит всеми процессами в нашей компании. Хотя это — вообще запредельная нереальность для меня. Прямо скажем, наглость.

«Взбодрите мозг неизведанным!» — так напутствовала тренер. Уж для меня это точно неведомо — принимать решения за других, направлять, планировать, координировать. А мне сейчас уже не до рассуждения! Времени остаётся всего ничего, а ещё треть листа свободна.

Номер десять: член совета директоров холдинга «Свет энд Тени». Круто!

…К началу Алисиной учёбы в школе надо было принимать решение: деревня, город? У бабушек спокойно, в Москве — одни проблемы. Развод уже оформлен, параллельные не пересекаются. С моим безразмерно-вневременным графиком работы проблема первого класса дочки казалась неразрешимой. Однако решение, на редкость в моей жизни, пришло легко.

Коллеги подсказали, что наш «ББ» меценатствует в одной из частных школ и поощряет обучение детей сотрудников холдинга в этом храме детского образования. Он лично следит за учебным процессом, обязательно приходит на линейку Первого сентября, вникает в бытовые проблемы школы. Своим сотрудникам оплачивает часть обучения детей из бюджета холдинга. Надо ли говорить — долго ли я думала?

В День знаний Алиса была в таких отчаянно громадных белых бантах, что выбора у руководства школы — кому звенеть звонком на плече у старшеклассника — просто не было.

Пламенные речи состояли из слов «наши дети, надежда и опора, три языка на выбор, высокие стандарты, балет и иппотерапия, будущее страны».

Директор передала микрофон меценату школы. Слова напутствия импозантного мужчины утонули в громких аплодисментах учителей и родителей. Ещё бы! Всё лучшее — и нашим детям. И я тоже очень рада, что Алиса будет учиться в такой замечательной школе.

…Подозрительно похож этот сосед справа на того оратора с трибуны школьной сцены, вещавший нам о лучшей школе для наших детей. Пиджак только там у мужчины был небесного цвета. С чёрными брюками хорошо смотрелся. И рубашка была белая, без галстука. Стильный «лук», не то, что этот трикотаж из сетевого кафе, как на соседе справа. Сидит, по-прежнему чиркает по квадратам-окружностям, а мне писать и писать ещё!

Собаку хочу, Бусечку, как наша была. Запустишь руку в ворох её лохматушек, прижмёшь к себе этот пушистый комочек визга и восторга, посмотришь в эти самые преданные глаза на свете — и всё прощаешь себе. Ушла от нас Бусечка прошлой осенью. Ветеринар сказала, что клещ, наверное, на даче укусил. Страдала недолго, хоть так немного легче мне.

Алиса часть каникул проведёт в языковом лагере вместе с одноклассниками, а потом — на даче моих родителей. Будет ей там новый весёлый четырёхлапый друг.

Ещё одна строка закрыта, одиннадцать. Осталось ещё четыре. Однако, как ни крути, а всё, что выше написано, через строку касается работы. Или отдыха от работы. Или мечты материального свойства, но они тоже зависят от работы. Вернее, от количества денежных знаков за её выполнение.

А где мечтания для души?

«Откройте чакры своей подкорки!» Для души — собачка, я с радостью приму живое существо. Пусть пока не в свой дом, в родительский, но мы одна семья, они не будут против. А кого я ещё могу туда впустить? В этот закрытый для посторонних мир? На данный момент в этом мире заборы выше, чем в придуманном мною коттедже по Ленинградскому шоссе…

На вопросы подруг и знакомых: ну как у тебя на личном фронте? — у меня всегда готов один ответ. С милой улыбкой, с пренебрежением к важности вопроса, с надеждой, что поверят в правдивость моего ответа. «Да что вы, откуда, какая личная жизнь? Сублимация, сплошная сублимация».

Я хорошо понимаю значение этого слова. Это картошка, усушенная до состояния пудры. Или свёрнутая зигзагами лапша в коробочках для заваривания её кипятком. Правильно, так ведь? А если вернуться к нашим баранам на лекциях по психологии — то это один из способов удовлетворения потребностей. Сексуальных, в том числе…

Вернёмся к Маслоу? Или лучше к господину Зигмунду Ф., который не лукавил, а прямо так и сказал. Что, мол, нормальные человеческие инстинкты, если их долго не удовлетворять, могут преобразоваться в социально-приемлемые, нравственно-одобряемые формы. Вот прямо как у меня: много работать, воспитывать дочь, прилично вести себя в обществе, мечтать о карьере.

В общем, довести себя до состояния картошки, высушенной зигзагом в коробочке. Осталось залить кипятком. Примерно так я оцениваю состояние, в котором сейчас пребываю.

И этот вот «Малевич» со своими квадратами-треугольниками справа от меня. Но, дорогая, себе-то лукавить не надо, тебе ведь нравится такой тип мужчин, не правда ли? Не приторно-утончённый, как сейчас принято: зауженные брючки, пиджак с намеренно укороченными рукавами. Очки, хоть и без диоптрий — но модные, каплей, с узкой дужкой. Холёные узкие руки со свежим маникюром. Поверхностный взгляд «ни о чём».

Насмотрелась я на богему предостаточно.

А этот — такой настоящий! Не мачо, не люблю этого слова. А такой большой, сильный, ручищи — ого-го. Маме моей огород лопатой вспахал бы играючи. И лицо — мужественное, морщина вон лоб вертикально пересекла, наверное, за жизнь подумать не раз пришлось.

Подумать — и сделать. Выражение его лица диктует окружающим одну сплошную уверенность. В том, что всё, что он в жизни делает (и для себя, и для других), он делает правильно. Даже рисуя этих каракатиц. Эх, мне бы такую уверенность в себе.

— Внимание! Через десять минут я соберу ваши «мечты», — голос Анжелы прервал мои мысленные рассуждения о настоящести мужчин. — Надеюсь, все прекрасно справились с заданием. Теперь проверяем нумерацию от одного до пятнадцати, и смотрим, нет ли повторов. Ну, а кто не успел — дописываем недостающие пункты в режиме «думать некогда, пишу, что в голову взбредёт».

Меньше часа назад Анжела напутствовала: «Дайте свободу вашему подсознательному!» Наш проводник в мир иллюзий собаку съела на подобных семинарах. Знала по сотням анкет предыдущих подопытных, что в последние минуты думать некогда. Подкорка отключается, и на лист падают буквы, с мозгом не связанные. И рука, без связи с сознанием, пишет сама по себе. Пишу и я:

Пункт двенадцать. Троих внуков.

А Алиса справится? У меня-то она одна. А почему всего одна? В тридцать лет роддом уже что, закрыт для жаждущих? А значит…

Тринадцать. Хочу ещё одного ребенка, мальчика.

Расчудесно. И какой богатый выбор для осуществления этой мечты! Альфа-самцы вокруг меня штабелями укладываются в надежде стать отцом для моего будущего сына. Ну и ладно, некогда мне сейчас обдумывать и сомневаться.

Четырнадцать. Хочу мужа.

Я бы давно себе такой список мечт составила, всё некогда было. Но начала бы его, наверное, как раз с этого пункта. Только смысл? Фантазия, химера, космос. Пиши — не пиши, не придёт и не скажет: «Я твой принц, прекрасная моя. Отныне и навсегда дама моего сердца будет под моей защитой. И днём, и ночью».

Я бы свернулась калачиком в проёме между бицепсом и торсом своего героя, уткнулась носом в пятое его ребро, зажмурила б глаза и не дышала. Чтобы сильная рука, сжавшая мои плечи, не ослабила вдруг хватку и не выпустила меня из этого самого уютного для женщины «домика».

Пятнадцать. Хочу счастливую семью.

Сила, с которой я вонзила последнюю точку в этом списке буйных фантазий, заставила соседа с удивлением посмотреть на меня.

— Да, мужа! — хотелось с вызовом ответить мне ему. Хотя он ни о чём и не спрашивал.

— Да, сына! — Я одна росла, завидовала подружкам, у которых был старший брат. Ну, у Алисы будет не старший, а младший, но брат.

— Да, семью! — Такую, как у моих родителей.

«Шурочка, я тебе плед принёс, прикрой плечи, на веранде сквозняк». И мама: «Вася, твой проект просто гениальный. Вот увидишь, утвердят без доработки». Тридцать лет душа в душу.

И мой краткосрочный, неудачный, скоропостижный брак… Но у меня есть шанс! Тридцать моих лет, плюс тридцать совместно прожитых в семье с новым мужем равняется шестьдесят. Ещё вполне реально повторение родительского семейного сценария.

Со второй попытки, правда, ну и ничего, зато у нашего сына будет повод для гордости: «а вот мои родители, тридцать лет, душа в душу…»

— Тайм из аут! Время пришло! — Анжела-полиглот отрывает меня от мечтаний об образцово-показательной семье. — Сейчас я соберу плоды ваших трудов и удостоверюсь в наличии пятнадцати пунктов в каждом листе. Сертификат о прохождении семинара вы получите позже по месту работы. Имя-фамилия, номер телефона внизу листа — и мы прощаемся с вами. Удачи, надежды и веры, что всё — сбудется!

Всеобщий выдох, с которыми семинаристы потянулись к столу ведущей со своими планами на жизнь, означал свободу от гнёта изобретения фантазий. Кто-то остаётся на кофе-брейк, а я кофе только утром делаю себе покрепче, чтобы проснуться. Так что всем знакомым — «пока-пока», всем остальным — «всего доброго».

В гардеробе перекинулись парой фраз с коллегой из нашего холдинга:

— Ну как, долгосрочный план на жизнь свёрстан успешно?

— А как же! Мечты-мечты, где ваша сладость… Всё, ок! Давай, до встречи.

Глава 2

На улице типичная мартовская погода. Грязно-серый снег ещё лежит по обочинам дорог, тая под весенними лучами, и, просачиваясь с откосов, образует непреодолимые лужи на тротуарах. Обойти их можно только по выщербленным бордюрам, я и запрыгиваю на один из них с грациозностью лани. Чпок! И в результате слишком широкого «па» нижняя пуговка пальто отлетает прямо в центр огромной лужи.

Какое-то чувство досады у меня… И не то чтобы пуговку жалко, хотя запаски, конечно же, нет. Придётся купить пять новых и перешивать все заново. Но вот же знаю, что она в луже, рядом, руку протяни. Но не полезу же я за ней, — абсурд!

Вот так и в жизни всё моей. Что-то куда-то исчезает из поля зрения, и вроде рядом, а не возьмёшь. Это семинар, наверное, всколыхнул во мне «былое» и пробудил «думы». Семья, дети, карьера. А хорошо бы! И именно в таком порядке.

Нет, до метро дойти ещё та проблема! Несутся мимо на своих «поршах», куда мне ещё прыгать от столба грязных брызг из-под их колёс? Дальше бордюра только мерзкая каша из снега и грязи, сапоги увязнут.

И что я такая нерациональная? Намечтала гамак под пальмой, или что там, в списке, качели парусиновые. А надо было — какой-нибудь «Пежо». Или как у Лены, из отдела светской хроники, «Мини-Купер». Она подвозила меня однажды с презентации до офиса. Малышка, но ведь едет! Парковаться удобно. И грязь не страшна тому, кто в салоне.

Между прочим, Лена взяла авто в кредит. Такую сумму и я могла бы спокойно отчислять в банк из своей зарплаты. Но нет ведь, как та пуговка, вроде и не трудно взять, а что-то мешает…

И муж у Лены тоже есть, правда, гражданский. Нет, не подумайте, я не завидую! Она даже предлагала мне познакомиться с другом её избранника. Но мне всё как-то недосуг, всё как-нибудь в другой раз. Всё та же разнесчастная пуговка, за которой можно было бы наклониться и взять, но разные обстоятельства не позволяют…

— Марина!

Голова непроизвольно поворачивается налево, на звук собственного имени. Машина белая, ну относительно, конечно, верх белый, низ — грязный. Странно, без брызг подъехал, крался, что ли потихоньку, на цыпочках? Окно опущено, и что я вижу? Вернее, кого? Сосед по семинару, только в куртке. Но узнать не трудно — профиль-то я изучила досконально! Да и анфас уже тоже.

— Давайте я вас подвезу? Холодно, грязно, — садитесь в машину!

Боже, какая банальность! Классика жанра! Интересно, куда предложит поехать — ко мне или к нему?

— Вы извините, мне до метро совсем чуть-чуть осталось, я пешком, спасибо.

А откуда он знает моё имя? Мы с ним точно не знакомились.

— Марина, если вы не очень торопитесь, мы могли бы вместе пообедать. Я такой голодный после семинара, подозреваю, что и вы не отказались бы от маленького кусочка пиццы.

Я стояла и не знала, что ответить. Почему маленького? Мой мозг немедленно нарисовал округлую лепёшку на тонком тесте, посыпанную пармезаном и с вертолёта кинутым шпинатом. Его всегда мало, как будто на моей порции этот дивный лист у ресторатора внезапно кончился. Осталось вот три последних, и рекомендация поварёнку: «ты мелко-мелко нашинкуй, чтоб только видимость была».

— В Староконюшенном переулке есть прекрасная итальянская траттория.

Он уже вышел из машины и стоит передо мной, как змей-искуситель. Причём не яблоком, а моей любимой итальянской пиццей. Открыл дверцу заднего пассажирского сидения:

— Садитесь же, не на Голгофу ведь зову. А в кафе, пообедать.

Маслоу был неправ. На первом месте в списке потребностей однозначно должна быть еда. Да так, наверное, и было в книжке. Просто, когда глобалишь над мечтами, то ставишь в приоритет очень важное, большое. А поесть — ну это же каждый день, и не по одному разу.

Однако проведи полдня на семинаре — и приоритеты смещаются. Сейчас бы я точно поменяла местами номера «мечт» про квартиру и про обед в итальянском ресторане. И дописала бы туда чай с имбирём, горячий, чтобы быстрей согреться.

Видя мое беспомощное состояние, проникнув в глубину моих гастрономических терзаний, оценив невозможность совместить эту животную потребность в пище с попыткой сохранить реноме приличной девушки (к кому попало в машину не садящейся), мужчина решил спасти положение:

— Я же вам обещал рассказать про символ, который нарисовал для отчёта Анжеле. Не забыли?

Да как же, забудешь каракатицу его. И я сдаюсь:

— Хорошо. Пицца и знак. И через час мне на работу. Мой офис там же, недалеко, я успею.

В машине хорошо, тепло. Светлый салон, деревянные подлокотники, ароматизатор лёгкий, ненавязчивый. Ключи на столе были с брелоком от «БМВ». Да мне без разницы, хоть бы и «Нива», лишь бы тепло и не обрызгали ещё раз пять с дороги. У меня пальто за полторы тысячи иностранных денег, персикового цвета. Да, нежно-розового. Потому что я ненавижу раннюю серую московскую весну и в пику ей надеваю светлые одежды. И маюсь потом, спасаясь от грязи…

В зеркале заднего вида я вижу только глаза моего «шофёра»: чуть прищуренные, сосредоточенные на дороге. И морщина всё та же, поперек лба. Надо его как-то рассмешить. Хочу посмотреть, у него бывает другое выражение лица, кроме хмурого и ироничного? Такого, чтоб «улыбайся во весь рот — пусть любуется народ!» Но я молчу. Хотя меня так и тянет спросить, откуда он знает моё имя.

На красном светофоре водитель повернулся ко мне:

— Меня зовут Михаил. Теперь мы с вами знакомы, можем перейти на «ты», согласна?

И тут меня понесло:

— Да, Миша, я согласна на «ты». Только для начала хотелось бы узнать, откуда ты знаешь моё имя? И как мой маршрут с семинара отслеживался — по спутнику ГЛОНАСС, что ли?

— Ну что ты, какой спутник? Я тоже, как и ты, не любитель общаться после мероприятий. Оделся вслед за тобой в гардеробе. Отметил, какое у тебя пальто красивое, стильное. Ну, так совпало: твой путь на метро и мой маршрут в пиццерию. Увидел знакомый силуэт, вспомнил обещание рассказать про свой рисунок. Притормозил, что такого? А имя — так это ж ты с такой силой вонзила точку в конце листа, что я невольно повернулся. Ты в это время писала имя-фамилию, Марина Берёзкина. Такой ответ принимается?

— Да.

Всё складненько, всё сладенько. Карета подана, банкет заказан.

— Да вот уже почти на месте, парковка во дворе. Что удобно, для гостей заведения всегда есть свободное место.

Почему я раньше здесь не была? Ведь работаю рядом, надо было только в арку эту заглянуть, не фасадный вход. Красота-то какая. Навес над невысоким, в три ступени, крылечком, ажурные вазоны с цветами строгой шеренгой определяют вход в заведение. Собственно, какой цветник в марте? А он есть! Искусственный газон под окнами, цветы в корзинах, вьюн, заброшенный на козырёк.

Красота эта ненастоящая, но ближе к лету, не сомневаюсь, всё в живых растениях будет колоситься. Телевизор я смотрю: кусочек Европы привёз с собой итальянец в Россию. Молодец, побольше бы таких островков красоты, поменьше весенней хандры будет.

— Пойдем, Марина, я ключи парковщику отдал, быстрее обед организуем. Что ты любишь в итальянской кухне?

И как бы так сказать, что на настоящей итальянской кухне я вообще-то ни разу не была. Но в Москве что подают в заведениях под этим названием — мне всё нравится!

Портье с поклоном принял моё драгоценное (при моей зарплате) пальто и куртку Михаила. Я сразу направилась к свободному угловому диванчику, чтобы всех видеть. И чтобы никто не сидел за моей спиной — не люблю, когда её прожигают взглядами.

Вот и меню, листаю, листаю…

— Ну что, пиццу с морепродуктами или с ветчиной? — решил помочь с выбором мой соратник по обеду.

— Мне нравится, где много сыра. И ещё салат, с рукколой и свежими шампиньонами. И чай с имбирём.

«И я буду счастлива до вечера!» — подумала я про себя.

Официант дописал пожелания Михаила и растворился в кулинарных недрах. А у нас повисла пауза. Тут меня не победить! Когда Светлана Николаевна устраивает очередной разнос за подготовку номера, я молчу, как партизан на допросе. И эта роль в диалоге у меня отрепетирована до блеска.

— Ну что, интересно ещё про все мечты в одном знаке? Или мысли сейчас только о хлебе насущном? — Михаил первый прервал молчание.

— Да в самый раз, не в крестики-нолики же на салфетке играть в ожидании пира.

А вот и засмеялся! Приятная улыбка, искренняя. Лицо сразу такое живое, морщинки мелкие разбежались вокруг глаз. Не чуждо ему человеческое!

— Ни разу не пробовал этот метод ожидания блюд в кафе.

— А мы с дочкой часто именно так и делаем, — говорю я и, чтоб иллюзий на мой счёт у него не оставалось, добавляю: — все выходные — я с ней.

Непробиваем, ни одной эмоции на лице. А я ведь так много вложила в эту фразу! Что мне некогда отвлекаться на другие, кроме дочкиных, дела. И что я отвлекаюсь на неё одна, без мужа. И чтоб вообще не пытался меня ещё куда-нибудь позвать. Это я так выстраиваю защиту. Пиццерия, знак, и всё! А кстати, что это, в конце концов?

— Так что это за символ? — вернула я разговор в правильное русло.

— Мой друг недавно вернулся из Тибета, постигал там основы мироздания. Он привёз мне оттуда сувенир, сказал повесить над дверью дома. Что-то вроде оберега, как раньше в деревнях лошадиную подкову вешали.

Я-то сам рациональный человек, в мистику и привидения не верю, за сигнализацию исправно плачу. Но вот сам рисунок, или формат, правильнее сказать, вот этот способ перекручивания линий в гармоничную конструкцию меня заинтересовал.

Иногда требуется время, чтобы осмыслить что-то, принять решение. И почему-то в такой момент бессмысленное вождение ручкой по бумаге помогает сосредоточиться и найти выход. У тебя так бывает, Марина? — неожиданно спросил Михаил, прервав своё повествование.

— А, да-да, конечно. Я тоже иногда рисую цветочки нон-стоп, — ответила я, чтобы как-то поддержать разговор.

— Я спросил у друга значение этого символа. Он начал рассказывать так издалека, что сейчас всё подробно повторить я не смогу. Да и пицца уже в печи. Так что я кратко. Чтобы нагляднее было, я сейчас нарисую заново.

Михаил достал из портфеля лист бумаги и начал чертить всё то же самое, что и на семинаре.

— Вот, смотри. С какой бы точки я ни начал, рисунок как бы нигде не начинается и нигде не заканчивается. Восьмёрки крутятся вокруг статичного центра. Всё очень символично и просто! Но это осознанное движение, число восемь — это символ бесконечности.

— Да, я помню. Из математики. Восьмёрка на боку — знак бесконечности, — блеснула я тем немногим, что помнила из точных наук.

— Ну вот, прекрасно! А здесь восьмёрок много. Они пересекают друга, перетекают плавно из одной петли в центр. Там организуют ещё одно гармоничное пространство и снова выходят за пределы центра, становясь другой петлёй восьмёрки. Попробуй сама, нарисуй!

Михаил протянул мне чистый лист и свою ручку. Для образца подвинул свой лист. Ну и что, попробую. Официант не торопится, крестики-нолики меняем на циферки. Какая разница?

Что-то с первого раза у меня не очень-то получается…

— Я ещё раз, заново попробую? — подняла глаза на учителя.

Он улыбнулся ободряюще:

— Тут фокус в соблюдении пропорций. Всего должно быть в меру. И одинаковая ширина петель восьмёрок, и длина пересечения центра, и строгая параллельность линий. Тогда выстраивается гармоничная, устойчивая конструкция. Как лист ни поворачивай, всегда у неё будет надёжная опора, равновесие.

Собственно, этот знак так и называется: узел энергетического равновесия. Так мне представил свой подарок мой друг. Я заинтересовался, посмотрел информацию об этом.

Оказывается, этот знак имеет значение не только в буддизме, но и в древнекитайской мифологии, и в славянской культуре. Оттенков множество, но смысл один. Бесконечность всего, что дорого человеку.

Официант отвлёк нас на минуту, разложил приборы, налил воды по бокалам и бесшумно упорхнул на кухню. Минут через пять я, наверное, получу вожделенную рукколу. А пока осмысляю: в чём фишка?

Вслух же я сказала:

— А что на это скажет Анжела?

Михаил в ответ рассмеялся:

— Так я же сформулировал свои мечты! Хочу, чтоб бесконечно длилось то, что мне дорого. Не буквами написал, знаками. Но действительно, похоже, не видать мне сертификата!

Вопрос о последствиях такого легкомыслия собеседника я задать не успела, так как на столе материализовалась пицца. О! Запах только что расплавленного симбиоза четырёх сыров достиг моих вкусовых рецепторов моментально. Я готова съесть половину лепёшки, не отвлекаясь на паузы для выяснения взаимоотношений педагога и ученика. И салат уже подан.

— Приятного аппетита! — Михаил улыбнулся мне и взялся за свои приборы.

— Спасибо, и тебе.

Краем глаза отмечаю выбор салата моим сотрапезником. Если не обожаемая мною руккола, то я обычно тоже беру кресс-салат с вялеными помидорками и тонко нарезанной кружочками моцареллой. Опять сыр, везде у меня сыр. Вот такой я сырный человек. В прошлой жизни, наверное, мышкой была.

— Вам чай к пицце или позже?

Эти бесшумные официанты иногда вводят в ступор. Особенно когда вилка с растительной пищей, уже поднесённой ко рту, предательски дрожит в левой руке и надо аккуратно содержимое упаковать в жернова пищеварительного тракта.

— Да, к пицце, — машу я головой и завершаю манёвр с салатом.

Это я так показываю свою занятость Михаилу, что мне некогда тут распивать чаи. На работу мне пора, время истекает. Всё! Но я действительно тороплюсь, до вечера надо сдать заметку о вчерашней выставке в Доме фотографии.

Мой новый знакомый тоже уже справился со своими тарелками. И я, с чувством искренней благодарности, сказала:

— Миша, спасибо за компанию, очень хорошее заведение, возьму на заметку!

Из недр своей сумочки я извлекла купюру, соответствующую, как я думаю, стоимости съеденного, и положила её на стол:

— И прошу тебя, не спорь!

Полуулыбка, лёгкое пожатие плеч — ну, как знаешь. Подошедшему официанту Михаил отдал банковскую карточку (купюра осталась лежать на столе) и жестом пригласил меня в гардероб. Пальто легло на мои плечи, карточка вернулась к хозяину, а я уже на пороге, вернее, уже и за ним…

Ну да, есть у меня это немного досадное чувство: что вот так вот и всё, что ли? Поели и пошли в разные стороны? Ну, в смысле, это я пошла, а он — поехал… Ничего не скажет? А я-то тем более.

— Марина, мне было приятно с тобой общаться.

Надо как-то разорвать этот душещипательный момент прощания.

— Да-да, спасибо, Миша, и мне! Извини, я спешу, мне нужно уже быть на работе! До свидания!

Я спорхнула с трёх ступенек лестницы, и, не оборачиваясь, нырнула в проём арки. Налево через проулок — мой офис. И думать мне некогда: что это было?

Ну, пообедали. Не чужие же люди — три часа на семинаре рядом просидели. Если честно, понравился, конечно. И что, самой давать номер телефона? Или спрашивать о планах на вечер? Это не мой стиль. Нет — так нет! Не спросил номер, не поинтересовался моим вечером — ну и всё! Зачеркнули и забыли.

Глава 3

Суета офиса привычно втянула меня в круговорот редакционной жизни. День, другой, третий…

— Марина, зайдите ко мне. — Огонёк внутренней связи на мониторе компьютера явил светлый облик моей начальницы.

Пять шагов до эшафота. То есть до аквариума. То есть до террариума.

— Слушаю, Светлана Николаевна.

— Марина, я вчера просматривала корпоративную почту. Что ж вы мне не сказали о таком важном письме?

Лихорадочный поиск по зигзагам моей памяти, листающей конвертики электронной почты, результата не принесли. Там их десятки, этих писем, и деловых, и спам. Я все не помню, конечно.

— Я имею в виду выставку в Сингапуре. Это же очень известный художник, единственный в своём жанре. У нас остался командировочный фонд первого квартала, надо выбрать бюджет. У вас есть возможность на два дня слетать в Сингапур?

Так вот, запросто, пройтись по трапу-рукаву спокойно в Шереметьево и — раз! — в Сингапур. Я буду думать? Или я не буду думать? Или каждый день мне предлагают съездить за границу?

— Да, конечно, я полечу.

— Ну и прекрасно. Поищите информацию о творчестве этого художника, в прошлом, кстати, адвоката. Выставка уже идёт, у вас неделя на подготовку статьи в очередной номер. Командировочные документы выпишете в бухгалтерии.

«Вы плачете, Иветта, что песня не допета, что это лето где-то унеслось в мечту…». Так пел незабвенный Вертинский об этом чудном острове. Ля-ля, ля-ля, ля-ля…

— Мамусик! — номер телефона родного человека стоит у меня первым в списке «избранных». — А не прогуляться ли тебе к любимым дочке и внучке? Грядки на даче всё равно ещё замёрзшие, а мне помощь твоя в столице нужна. Недолго, меньше чем на неделю. Алису в школу отвести-привести.

— А ты?

— А я в Сингапур, на выставку!

Мудрая мама от комментариев воздержалась, сказала спокойно:

— Хорошо, я приеду завтра. И это… Мы тут с папой долго думали-думали… Да ладно, позже об этом. Увидимся — поговорим.

— Хорошо, жду тебя, целую!

А как туда лететь? А где я музей этот найду? А будет ли там сам художник? Ну, вообще-то с изобретением Интернета вопросы эти незатейливы и легко решаемы.

Суета и сборы, билеты-карточки, планшет и камера. Алису сладким не кормить, отбой в десять, вставать рано. Мамочка, поговорим позже, что вы там с папой надумали, сейчас не до этого, извини, всё, побежала.

Аэроэкспресс с Белорусского вокзала. Легкая походка «бывалой» туристки, аккуратный чемоданчик на колёсиках. И необычайное возбуждение — как оно там, за границей?

А через десять часов — солнце. Ослепительное солнце! И тридцать градусов в тени. В аэропорту куртка упаковывается в чемодан до отлёта. На мне остаются джинсы, майка, кроссовки. Теперь пора в гостиницу.

Ничего себе, «банан» на крыше! Огромное сооружение из трёх высотных зданий накрыто сверху то ли круизным лайнером, то ли космическим кораблём. Где-то рядом тот самый музей с выставкой, поэтому и гостиницу мне заказали поблизости. Впрочем, здесь всё — близко. Москва по площади, наверное, раз в десять больше этого острова-государства.

Пятнадцать минут — и эта громадина, которую видно отовсюду в Сингапуре, заставляет мен поднять голову так высоко, что выше только небо. И странный гул. Как будто гудят канаты, натянутые ветром, только их стопятьсот одновременно. Хотя, наверно, так и есть. Ведь что-то же держит эти небоскрёбы на Земле?

Вечерним ужином моё знакомство с Сингапуром продлилось на том самом «банане». Он оказался смотровой площадкой, огороженной толстенным прозрачным пластиком. Вид на город от этого препятствия для глаз нисколько не ухудшился. Небоскрёбы, небоскрёбы…

Море в огнях, сотни кораблей на рейде стоят. Колесо обозрения справа, слева — какие-то фантастические, аватаровские то ли деревья, то ли цветы. Завтра погуляю днём, посмотрю. Да нет, не получится, сначала же надо на выставку. Где-то тут рядом должен быть музей. Такая красивая архитектурная форма внизу — лотос в громадную величину. И водная гладь — не море, берега очерчены. Залив или озеро? Красиво, необыкновенно.

Белые простыни номера на двадцать шестом этаже убаюкали меня в момент соприкосновения с ними.

Утром «лотос», казавшийся с высоты небольшим цветком, оказался четырёхэтажным зданием Музея науки и искусства. Вот он, момент встречи с прекрасным. Ты же так мечтала побывать в европейских музеях, Марина! А сейчас как-то раз — и оказалась в Азии. Мечтала-мечтала, и вот эти кубические формы — интересно, необычно, захватывающе!

Карандаш, рептилия огромная, земной шар, фигура на лавке в позе Давида — можно рядом присесть. Отлично, что можно всё фотографировать. Проспектики рекламные с описанием вокруг происходящего, сувениры в тему выставки. Мне нравится! Я хожу из зала в зал, как зачарованная. Пытаюсь мысленно набросать план будущей статьи, но понимаю, что мне сейчас больше нравится смотреть, чем думать. А подумаю завтра, в самолёте.

С автором я свиделась только на фотографии на входе. Уже улетел через океан. А не надо было скромничать при получении письма-рассылки! Открытие выставки случилось как раз спустя два дня после доставки электронного письма. Успела бы! Да кто бы мне заранее сказал про экономию бюджета…

Возвращение домой принесло неожиданный сюрприз. Открыв дверь своим ключом, сразу заметила изменения обстановки в прихожей. Коробка какая-то на боку стоит, в ней лежит моя старая шерстяная кофта. Чашка с кашей стоит рядом, у стены.

Что это за цирк? Заглянула внутрь — оу! Такой маленький, такой серенький. Щенок!

Не было таких договорённостей! Школа — дом! А он хорошенький… Спит.

— Мамочка, ты же не будешь ругать нас с бабушкой? — Алиса вышла в коридор и смотрит на меня напряжённым, испытующим взглядом.

И за её спиной — фигура покрупнее:

— Марина, не волнуйся, я заберу щенка домой, вам ведь некогда за ним ухаживать. А Алиса на каникулах будет с ним на даче играть. Ну не могли мы пройти мимо плаката «отдам в хорошие руки»! — оправдывалась мама. — Мужчина, приличный такой, у подъезда с коробкой стоял. У нас же хорошие с тобой руки, правда, Алиса?

Общий ужин, скромные подарки-сувениры, купленные в аэропорту, радость встречи даже после короткой разлуки. Как я их люблю! Иногда, когда видят нас троих вместе, нам говорят, что это тройной портрет в разное время. Так мы похожи.

Алисе завтра в школу, поэтому она отправлена в кровать. А мы с мамой остаемся на кухне. Поговорить — пошептаться.

— Марина, мы с папой решили изменить свой образ жизни. Да не пугайся ты! — увидев моё удивление на лице, сказала мама. — Сплавляться по рекам нам уже поздно! Всю зиму сидим в квартире, телевизор, да магазин. Полгода на диване проходит, пока огородный сезон дождёшься.

Думаем котёл поставить в дачном доме, чтоб отопление и вода горячая были всегда. Сейчас это не проблема, соседи по деревне в прошлом году так и сделали. Мы ходили, смотрели. Чисто, аккуратно, тепло. Созванивались в течение зимы — всё хорошо, не замёрзли. С осени топливо завозят. Магазин в деревне есть, аптека тоже. И всего лишь тридцать минут до города на автобусе.

А с квартирой в Зеленограде тебе решать, что делать. Мы с папой уже оформили свои доли в дарственную на тебя.

— Мама, давай спать. Мне надо всё осмыслить.

Глава 4

Череда последующих дней, недель — всё как обычно. Пришёл — увидел — написал… И снова выставки, презентации, колонки новостей. Редакционная суета.

— Марина, ты слышала новость? — Алёна, из отдела писем, знает всегда и всё. Не вставая со стула, чтоб не быть замеченной из «аквариума», придвинулась ко мне.

Я попыталась отшутиться:

— Опять метеорит? Или ВиаГра в новом составе?

— Ты не поверишь! У Светланы Николаевны роман с молодым-красивым. Где она его нашла, что общего? Но суть не в этом. До меня дошли слухи, что они едут отдыхать в Малайзию. В какой-то супер-отель, единственный на острове. На три недели!

— Что же тут необычного? Средства позволяют, возраст у неё тоже не критический. Как сейчас говорят — жизнь только начинается. Совет да любовь, я рада за них.

— Так и я про то же! — чуть обиженно, но с чувством полностью выполненного перед коллегой долга произнесла Алёна. — Ну что, отдохнём от шефа?

— От шефа, может, и отдохнём, а вот от следующего номера журнала не отвертимся. Читатель ждёт. Так что не расслабляйся!

И снова — к компьютерам, рабыни чужой светской жизни…

Алиса уже в лагере. Идёт первый месяц первых в её жизни каникул. И хлопотно, и страшно было отпускать, но все же свои! От двери школы до ворот пансионата детей отвезли на специально заказанном автобусе. На берегу реки Москва всё лучшее — детям. Свежий воздух, правильное питание, игры, английский с носителями языка.

Это первое наше расставание на столь долгий срок, но надо же прививать самостоятельность! Да и за год учёбы в школе уже сроднились учителя, дети, воспитатели. Так что нет у меня никаких сомнений, что отдых у Алисы выйдет чудесным. Тем более, как сказала директор школы, в гости к детям обещает приехать сам Большой Босс. Проконтролировать, наверное, как расходуются деньги холдинга на отдых детей его сотрудников.

Она же предупредила, что на родительский день в одно из воскресений можно будет пообщаться с ним лично. Задать вопросы о школе, об оплате, о досуге детей. До всего ему есть дело…

Но я не поеду на родительский день, прости, Алиса. Потому что у меня — вот действительно дело!

Родители в конце весны перевезли из квартиры в Зеленограде важные для них вещи на дачу и занялись обустройством дома. Наняли строителей, с восторгом по телефону рассказывали мне об их бригадире по имени Малик. Который, как стахановец, может работать по 12 часов в сутки. Ну, эка невидаль, я тоже могу, когда верстается номер.

И вообще, картина вырисовывается следующая. У меня есть собственная квартира в Зеленограде, а что мне с ней делать? Мне до пенсии очень далеко, чтобы думать о ней как о месте пребывания после пятидесяти пяти лет.

Здравая мысль пришла сама собой. Там продать — тут купить. Бегло просмотренные сайты объявлений по покупке-продаже недвижимости в столице и за МКАДом быстро мне объяснили: на многое — не рассчитывай!

Кузьминки, Восточное Бирюлёво. Если очень повезёт — то на Сходненской, по пути в родные края. И это самый скромный вариант — однушечка! Взамен трёхкомнатной, советской постройки, квартиры в Зеленограде. Негусто, прямо скажем. Даже обидно за родителей, которым эта квартира досталась от государства после многолетнего труда. Но решение ими принято, и я понимаю — из любви ко мне.

Ипотека? Нет, не выкручусь. Моих доходов только на кредит на «Мини-Купер» хватит. Ну и как будто вариантов у меня других и не намечается. Вернутся друзья из своей Африки раньше времени, и всё. Адью! Сейчас-то всё хорошо в их квартире с видом на храм, спокойно мне, до работы близко. Но это же не навсегда, надо думать о будущем. И надо с чего-то начинать свою квартирную историю в Москве.

Задание риэлтору дано, варианты долго перебирать не буду. С моим скромным бюджетом на покупку квартиры, где ни купи жильё — всё равно далеко от работы будет. Офис нашего «СиТа» на окраине не поселят. Большому кораблю — стоянка в центре города.

А пока — снова в работу, в работу.

От обдумывания очередной красивой фразы в статью о биеннале искусств меня отвлекла Диана, офис-менеджер нашего журнала.

— Марина, распишись вот здесь, внизу.

— Что это?

— Приказ на временное замещение должности редактора журнала. Светлана Николаевна уходит в отпуск, принято решение назначить тебя шефом на время её отсутствия. Поздравляю!

Ничего себе! Не соображая пока ничего по факту сообщённого, машинально ставлю подпись и смотрю на буквы перед собой. «На период отпуска… назначить временно… Берёзкину М. В.»

Я займу её кресло в «аквариуме»? Да ни за что! Со мной потом коллеги разговаривать перестанут! У шефини там статуэточки на столе, стаканчик для ручек из слоновой кости, кресло по её габаритам…

Но, собственно, зачем мне в её кабинет идти? Это же временно, на три недели — не обязательно всё это на себя примерять.

И чего я боюсь? Планёрка по вёрстке очередного номера состоялась неделю назад, все темы обговорены, события расписаны, фоторяд обдуман. Если будут срочные мероприятия — для них вторая-третья полоса открыты. Мы всегда их оставляем на последний момент.

Я уже пять лет на планерках сижу, по двенадцать раз в год. Обычное дело, ничего страшного! Но почему назначили именно меня? Есть же другие начальники отделов? Так-то оно приятно, конечно, но как-то подозрительно. Хотя, с другой стороны, ведь и отпуск у Светланы Николаевны — первый раз за пятилетку.

И, по правде сказать, я тут из «долгожителей». Меня в этом журнале всё устраивает, работа нравится, коллектив душевный. А многие покрутятся год-два — и в путь. За новыми свершениями, на других печатных нивах…

Три недели пролетели незаметно. Коллеги спокойно отнеслись к моему временному «вознесению». По накатанной колее вышел очередной номер журнала. В котором преданный читатель вознаграждён очередной порцией историй о жизни своих кумиров. Вернулась и наша дорогая отпускница.

— О! Какой роскошный загар! Светлана Николаевна, как вы чудесно выглядите!

Комплименты шефу сыпались со всех сторон, и, надо признать, заслуженно. Льняной костюм гранатового цвета (юбка чуть выше колена, пиджак с коротким рукавом) сидел на ней великолепно. Он добавил ещё больше контраста между нами, бледными порождениями московских офисов, и великолепным тропическим загаром нашей уважаемой начальницы.

И хвоста больше нет! Это незатейливое решение причёски сменилось на элегантную стрижку до плеч. Брюнетка, в красном, с заморским загаром. Тут не скроешь восхищение произошедшими переменами!

— Спасибо! Я рада, что вы рады моему возвращению. А теперь все — за работу! Завтра планёрка в девять. Жду от вас, как всегда, всплеска креатива в ближайший номер.

Светлана Николаевна удалилась в свою стеклянную этажерку, а я отметила — каблуков-то не слышно! Жаль, не успела разглядеть, что у неё на ногах надето? Наверно, мокасины. В стиль с льняной одеждой. А может, просто походка изменилась после многочасовых прогулок по тропическим пляжам? Да, по всему видно, отдых в компании приятного мужчины пошёл на пользу…

А вы, девушка, как же? Да никак же… Всё так же…

Планёрка началась не как обычно, с докладов руководителей отделов, а с сообщения Светланы Николаевны:

— Хочу поздравить наших коллег, прошедших семинар «Управляй свой мечтой». Марина, Сергей, Наталья — вот ваши сертификаты. Можете приколоть их на видное место. Надеюсь, все ваши мечты были связаны с развитием нашего журнала и холдинга в целом.

Улыбнувшись собственной шутке, шеф продолжила:

— Ваши работы остались в агентстве. Анжела Викторовна намерена провести повторный семинар с тем же составом через год. Кто хочет обновить их в памяти — можете к ней обратиться.

Приняв бумажную версию повышения моего уровня знаний, я почему-то не об управлении мечтами задумалась, а о соседе. О том, который справа был на семинаре.

Хочется продолжения банкета? Чтоб у входа в офис в конце рабочего дня ожидал белый «Бумер» со знакомым водителем внутри? Или телефон переполнял память СМС-сообщениями «Дорогая, жду на нашем месте, в Староконюшенном»? Или «Сегодня ничего не планируй вечером, поедем к Алисе в лагерь»?

Ну да, вот так и хотелось бы. В девичьих сладостных мечтах. Но номера телефона нет, место работы не знаю, встречи не ожидаются.

Глава 5

Июль и август Алиса провела в деревне. Обновлённый дом, обустроенная территория, качели, небольшой бассейн. Всё это плоды творения гения строительства по имени Малик. И всё это вызвало бурный восторг дочки.

Возможность бегать босиком по свежескошенному газону наперегонки с весёлым щенком — лучшая награда за год учёбы в школе. Соседские дети, приехавшие на летние дачи, создали свой велосипедный клуб. Естественно, Алисе тоже был куплен «байк».

Деньги на него прислал Сергей. Но сам, в которое уже лето подряд, вырваться к дочке со своих «северов» опять не смог. И повод повидаться со своими родителями с прошлого года тоже отпал: он перевёз их к себе, в Тюмень. Для полноценности новой семьи. Жена, ребенок (сын!), бабушка-дедушка, полный набор.

А как же мы с Алисой? Мы — тоже семья, и бабушка-дедушка есть. И мама есть, и дочь, только без папы. Точнее, не так. Папа есть, но он далеко и не приедет. У всех всё есть. И получается, что это только у меня лично — неполная, «безмужняя», семья…

Пока Алиса наслаждалась отдыхом в пансионате, а потом деревенским образом жизни на даче, мною была проделана адская работа. Я могу назвать её так с полным правом. Потому что ходить на просмотры продаваемых квартир — удовольствие не для слабонервных.

Я давала согласие риэлтору на любой подходящий вариант, но решение о покупке принимать мне, а не ей. И для этого надо хотя бы посмотреть, где жить с дочкой будем. Вот тут-то и засада. Из сотен отобранных по картинкам вариантов риэлтор предложила посмотреть восемь. Из раздела «Первый и последний не предлагать, не больше десяти минут до метро на маршрутке».

Для просмотра нужно время, а значит, только на выходных. С учётом, что это выселки, на одну квартиру требовался целый день. А как по-другому назвать эти последние на ветке точки станций метро, от которых ещё и на троллейбусе ехать надо?

На седьмой квартире я сломалась. Будь что будет, и принимай как есть! Ну и ладно, что ремонт в конце восьмидесятых годов был. И не ремонт вообще-то, а сдача дома в эксплуатацию. Так и жили люди, с деревянными окошками всё это время. Не было средств. Или времени, или сил на ремонт.

Решающим аргументом в пользу приобретения тридцати восьми квадратных метров в панельном доме стала цена. После акта купли-продажи у меня оставалось в распоряжении ещё полмиллиона рублей. Сумасшедшие деньги! Никогда в руках такую сумму не держала. Да и не надо, все расчёты через банк.

День сделки пришёлся на Первое сентября. Символично, конечно, однако на линейку к Алисе я не попала. Попросила одну из родительниц из нашего класса, живущую неподалёку, утром взять в свою машину и Алису.

Вечером я сама забрала дочку из школы, и она мне рассказала о встрече со школьными друзьями. С восторгом Алиса говорила о микроскопах на природоведении, о том, что она теперь сидит за партой с Иваном. И что на линейке какой-то важный дядя сказал, что на зимних каникулах все дети и родители поедут кататься на лыжах и санках в Сочи.

— Мама, ты знаешь, что такое Сочи?

— А? Да-да, знаю. Это курорт такой. Вернее, город, рядом с которым снежные горы. С которых и катаются на лыжах.

Интересно, это Большой Босс такую затею выдумал? Поедут все? За чей счёт? Хотя мне, например, даже интересно посмотреть на олимпийскую деревню. И деньги у меня на это есть, и не только на Сочи. Риэлтор услужливо предложила бригаду знакомых строителей, чтобы привести мои только что купленные квадратные метры в состояние, пригодное для жилья. На что я ответила:

— Нет, спасибо! У меня есть кому этим заняться!

Естественно, я имела в виду Малика. Этот работяга один заменит всю бригаду! А запусти его круглосуточно на объект — ещё и спасибо скажет за временное бесплатное пребывание в столице.

В качестве его работы я убедилась на примере дачи родителей. Всё, что можно было улучшить и укрепить, — всё сделано безупречно. И цена! Цена ремонта после звонка Малику оказалась такова, что три четверти суммы, сэкономленной мною на разнице купли-продажи квартир, остаётся в моём полном распоряжении. Отнимем ещё четверть на незатейливую мебель — а на затейливую и всей суммы не хватит — и у меня ещё остается весьма хороший куш.

Я не транжира, мне по бутикам не очень надо. Остаток в банк? А зачем? Инфляцию нам с банком не победить. Машина? Не хватит на новую, а в кредит — не хочу. Берёшь чужие деньги, а отдаёшь-то — свои! Ещё и с немалыми процентами.

На красоту, на йогу — на это и моего зарплатного бюджета хватает. А что я хочу? Я хочу путешествовать. Но это же нормально! Если есть деньги, не в чулок же их прятать или под матрас…

И что там Гугл пишет по запросу «Выходные в Италии?» И только в выходные — отпуск у меня весной, ещё ждать и ждать.

«Вылет вечером в пятницу, возможна ночная экскурсия по Риму, в субботу посещение галереи Боргезе». Неужели я увижу творения Санти и Караваджо? Буйство красок у «Мальчика с корзиной фруктов» и томную скромность «Дамы с единорогом».

В воскресенье ещё музеи Ватикана. А вечером самолёт на Родину. Спасибо вам, работники турфирмы. Как я всё хотела, так вы всё и придумали. И деньги совсем небольшие. Оставшихся после квартирных хлопот средств хватит нам с Алисой на несколько таких поездок. Ждите нас, Лувр и Прада, и Сочи — тоже. Мы уже на пути к вам!

До вылета я успела посмотреть ход ремонта на моих «выселках». Обновлённая квартира изумила меня:

— Малик, ты просто гений ремонта!

Безупречно ровно выведенные стены. В стык и по рисунку (листок к цветку) наклеенные обои. Молдинги по всем оконным проёмам. Окна из пластика уже теперь, конечно. Ламинат цветом «под паркет» ровнёхонько уложен. В ванной всё блестит хромом и сияет фаянсом. А кухня! На этом смешном шестиметровом пространстве он умудрился развесить и расставить шкафчики так, что тут троим места хватит обедать, а не только нам с Алисой.

— Молодец! Цены себе не знаешь!

— Ну почему не знаю, — Малик прищурил глаз. — Как договорились, так и плати, хозяйка. А если премию назначишь, не откажусь.

Русский язык он освоил в армии, застал ещё то — союзное время. На родине, как он успел похвастать мне, его ждёт жена и трое детей.

— Малик, нет! Бюджет строительства исчерпан. Но бонус тебе обещаю: если кому-нибудь из моих знакомых понадобится ремонт, я дам твой телефон.

Сейчас мне эта квартира не нужна. Друзья все ещё лечат зубы дружественному народу, а нам с Алисой комфортнее жить в их трёхкомнатной. Риэлтор пообещала найти адекватных жильцов — арендаторов на мою крошечную, но собственную недвижимость в Москве. А что? Дополнительный доход!

Глава 6

Тёплые осенние дни слетали с листком календаря, как листья с клёна. Вот вчера они ещё были, а сегодня — уже нет. Круговорот моих статей и домашних заданий Алисы сплелись в каждодневный труд. Монотонный, но приносящий разнообразные эмоции.

На осенних каникулах мы с дочкой слетали в Италию. На все красоты времени не хватило, но музеи мы посетили, Рим из окна автобуса посмотрели. Алиса была тиха и сосредоточенна: впервые за границей, детский ум всё сравнивал и запоминал. А я кружила в памяти только что отсмотренные шедевры итальянского искусства.

На очередной планёрке Светлана Николаевна сделала объявление, которого никто не ожидал:

— Новый год не за горами. Через месяц зазвенят бокалы, куранты сделают свой круг. Руководство нашего холдинга решило следовать в русле новых веяний и отменить корпоративы с плясками в ресторанах. Как на верхнем уровне, так и на уровне подразделений. Однако новогодний бюджет был свёрстан год назад, поэтому деньги нужно освоить. И я надеюсь, приятным для всех нас способом.

Светлана Николаевна взяла паузу, посмотрела вдоль стола и объявила:

— Эти новогодние дни будут проведены с пользой для здоровья творческих сотрудников холдинга, а именно — на горных склонах Олимпиады-2014.

— Ух, ничего себе!

Это сказал про себя каждый начальник отдела, присутствующий на планёрке. А вслух высказалась Алёна:

— А я на море собралась, в тёплые страны…

— Кто не с нами — тот едет сам по себе и куда захочет. А всех желающих покататься на лыжах в Сочи прошу написать заявление. Сотрудники и их дети бесплатно. Остальных членов семьи можно взять с собой за отдельную плату.

Чудесно! Вылет назначен на второй день нового года. Поэтому хоровод вокруг ёлки мы с Алисой устроим в деревенском доме моих родителей, а днём позже полетим в белоснежные просторы олимпийской деревни.

В декабре Москву, как обычно, накрыло тёмным одеялом. Из-под которого то снег, то дождь. На дорогах то слякоть, то гололёд. И отдых в Сочи уже стал казаться прямо-таки насущной необходимостью. Да уж, поскорей бы наступили эти всеми порицаемые длительные новогодние каникулы. Порицают-порицают, а сами кто куда всё-таки разъезжаются. Не знаю, кто и куда, а мы — на лыжи!

Роза-хутор, Роза-плато. Где тут самая короткая и самая пологая трасса? Где я, красиво взмахивая лыжными палками, изгибала бы своё тело «вправо-влево, вправо-влево». Скользя при этом грациозно в движении по белоснежному склону…

Реальность оказалась жёстче в прямом смысле слова. Ни я, ни тем более Алиса никогда с лыжами не соприкасались ни в каком виде, кроме как телезрители Олимпиады. Он не такой уж и мягкий, этот белый пушистый снег! Однако Алиса была в восторге от нового занятия, и детский клуб новичков стал её домом на ближайшую неделю.

Мне же этот вид спорта, такой полезный и модный, оказался не под силу. Нет у меня врождённой координации движений. А без этого, сказал мне инструктор, на горе делать нечего! Так что моя роль в этом снежном спектакле — зритель на обучающих уроках Алисы. С утра занятия, потом обед. А после — длинные прогулки на свежем воздухе вдоль речки со странным названием Мзымта.

Накануне отъезда мы с Алисой решили восполнить калории в местной пиццерии, названной по имени главного героя сказки Джанни Родари. И опять эти чудесные сыры, эти спагетти в сливочном соусе, эти маленькие помидорки, засыпанные резным листом заморского салата…

— Марина?

Этот голос я уже знаю. Я помню, как звучало моё имя сырым мартовским днём из окна притормозившей машины. Я давно хотела его ещё хоть раз услышать. Или ещё хоть сто раз услышать. Не получалось, не складывалось. Не ждала уже. Выбросила из головы и забыла. А сейчас вспомнила.

Повернула голову вправо, на звук:

— Простите, это вы мне?

— Марина! Ну почему опять на вы? Мы же договаривались обращаться на ты. Разрешишь присесть?

— Да, конечно, садись. Алиса, познакомься, это Миша, мой знакомый. Мы вместе были на семинаре, писали о своих мечтах. А это моя дочь.

— Да, я понял, очень приятно. А вы сегодня здесь уже играли на салфетках в крестики-нолики?

Алиса засмеялась, шутка нового знакомого показалась ей уместной и смешной. А мне — не очень.

— Нет, не играли, не успели. Замёрзли мы, сразу чаю горячего запросили. И пиццу следом принесли…

— А давайте ещё чаю закажем? — И, не спрашивая нашего согласия, Миша решительно кивнул головой официанту.

— Пожалуйста, чаю, большой объём. И десерты — самые вкусные, какие у вас есть.

— Девушки, не возражайте! — Михаил поднял правую руку вверх. — Я хочу угостить вас. Алиса, ты ведь любишь пирожные?

Алиса — девочка сдержанная, на подобные уловки взрослых обычно отвечает с недетской рассудительностью. А тут — ну чистое дитя!

— Я люблю с кремом, чтобы само пирожное было хрустящим, на тарелке вокруг него лежали капельки джема, а в них — настоящая клубника!

— Договорились. Сейчас именно такое тебе и принесут, правда же?

Михаил так красноречиво посмотрел на официанта, что стало ясно: сейчас сердце моей дочери будет покорено однозначно и бесповоротно.

А я? А моё сердце? Хотя, собственно, о чём это я? Случайная встреча в горах Кавказа…

— А вы, ой, простите, ты здесь впервые? — В этот раз инициативу взяла я.

— Да, раньше только по телевизору Олимпиаду смотрел. Неужели и вправду такая красота в Сочи, не верилось даже. А сейчас сам убедился в этом. У нас корпоративный выезд конторы. Все приехали на неделю, но я на два дня только смог.

— И у нас корпоратив. Только лыжи лично мне не подчинились, а вот у Алисы есть надежды на успех.

— Да я тоже не мастер спорта, так, любитель. Чайник, одним словом.

Алиса снова засмеялась шутке и присоединилась к нашей беседе:

— А мы завтра утром уезжаем. — Алиса сказала это с грустью. Поскольку, как она мне призналась, в их группе новичков такие хорошие мальчики и девочки оказались. И расставаться с ними ей очень не хотелось.

— И у меня утром самолет из Сочи. Наверно вместе, одним рейсом полетим? — И Михаил вопросительно посмотрел на меня.

Я пожала плечами:

— Не знаю, у нас офис-менеджер билетами заведует: какой там номер рейса, какой самолёт. Мы тоже группой сотрудников сюда прилетели. Такой подарок нам на Новый год от руководства компании.

— Хорошая у мамы работа, правда? — Алиса посмотрела на нашего соседа за столом. И он дипломатично ответил:

— Если мама там работает, значит хорошая!

Святая детская простота. Мама работает там, потому что, потому что, потому что — потому! Так, пирожные доедены, чай допит. Всем спасибо, все свободны.

Ну, сейчас-то можно телефонами обменяться, сказать дежурное: «В Москве созвонимся?» Нет, ничего подобного. Молчит, попрощались у входа. Досвидос, амигос. Да он женат, наверняка. Дети взрослые, внуки, может быть, уже. Поэтому всё так логично и… безнадёжно-беспросветно.

Суета аэропорта, быстрый перелёт, аэроэкспресс, такси, и к вечеру мы уже дома. Алиса за ужином просто и незатейливо сообщила мне:

— Мама, а я знаю этого дядю.

— Какого?

— Который мне пирожное с клубникой заказал.

— Так я же тебя с ним и познакомила.

— Нет, я его давно уже знаю. Он к нам в лагерь приезжал на каникулах, спрашивал, нравится ли нам? И раньше я его в школе видела. Он Первого сентября на линейке выступал и в том году, и в этом. В прошлом году, помнишь, я колокольчиком звенела? Я потом его этому дяде отдала, а он — директору. Только в Сочи он в лыжном костюме был, а на школьной линейке — в парадной форме, как и мы.

— Может, ты путаешь его с кем-то?

— Ничего я не путаю. Ты же не была на родительском дне в лагере. И на линейку в этом году не смогла прийти. А он там опять был. — Алиса немного даже рассердилась на меня.

— Не смогла, да, не получилось. Я квартиру выбирала, все выходные заняты были. И Первое сентября тоже занятым оказалось.

— Ну и вот! А когда мы были с девочками в столовой в пансионате, он сидел рядом с нами и рассказывал смешные истории. И про игру в крестики-нолики, что можно поиграть, когда чего-то долго ждёшь, он тоже нам говорил. Я ещё рассмеялась и сказала, что мы тоже так с мамой в электричке делаем, когда едем к бабушке в Зеленоград.

— Хорошо, молодец, я поняла тебя. Пей чай и иди к себе в комнату, я приберусь на кухне.

И приберусь в своих мозгах.

В них выстроилась причудливая конфигурация. В сложносоставном предложении это будет такой набор слов: «В сочинском кафе нас угощал пирожными мой сосед по семинару, который выступал в прошлом году на школьной линейке в голубом пиджаке и который летом приезжал в пансионат к детям. А там рассказывал байку про крестики-нолики, о которых после семинара рассказала ему я».

Не много ли пространственно-временных совпадений для трёх жителей двенадцатимиллионного города?

Как мне это всё уложить в более или менее удобоваримую гипотезу? Как соединить этого «три в одном человека» на семинаре, в школе и на горе Аибга? Я должна этих трёх соединить в одно целое, и этим целым будет глава нашего холдинга? ББ?

Большой Босс сидит и рисует лежачие на боку восьмёрки? Потом едет в пансионат беседовать с детишками? Выступление на линейке я ещё могу оправдать — на его деньги школа в основном и существует, имеет право высказаться по поводу. А в Сочи ему зачем? В Куршевеле надоело?

А за мной зачем на машине крался? Я должна что-то придумать на этот счёт? Или это простое совпадение? Или это хитроумный план? Тогда это очень хитроумный план! Мне не распутать, и не разгадать, и не под силу мне это, как нарисовать с разбегу те восьмёрки на боку!

И вообще, девушка, если ты думаешь, что это каким-то образом касается лично тебя, то спустись с кавказских заоблачных высот на стылую московскую землю. И послезавтра — на работу.

Глава 7

После январских каникул в редакции всеобщая расслабленность. Читателям анонсировано, что следующий номер выйдет в конце января. Никто и не напрягается. Да и писать о чём? Все звёзды — на курортах. Сейшелы, Сайпан, Салоу, Санья, Симилан, Сансоне — все на букву «с» — не странно ли? С-сс-с-ссссс-ссс-с… Так шепчет ленивая волна бирюзового моря, наползающая на белый песок заморского берега. Я в ракушке так слышала, которую из Сингапура привезла.

В феврале сорока принесла на хвосте очередную новость: в нашем холдинге будет ещё один проект. Концепция свёрстана, будем освещать культурную жизнь звёзд.

И не так, как сейчас, колонкой в общем потоке новостей. Что ели, что пили, на ком женился в этот раз, ну и посетили выставку. А по-серьёзному!

Журнал сосредоточится на описании духовной стороны жизни наших кумиров. Какие книги они читают, картины каких художников понравились им в «Гараже», премьера какого фильма доставила им душевный катарсис, что нового увидели в мире искусства во время заграничных гастролей. И так далее. И тому подобное.

Когда пришёл приказ о назначении меня редактором нового издания, я не очень-то и удивилась. Это в первый раз страшно было подписать своей рукой согласие о назначении меня ВРИО редактора гламурного журнала. А сейчас вообще не страшно. Просто дежа-вю какое-то: я снова редактор.

Только не ВРеменно Исполняющая Обязанности. А постоянно.

Новая реальность. Надо привыкать. Пойти купить себе костюм деловой, что ли? Ага, и превратиться в Светлану Николаевну «домалайзийских» времён. Нет уж, оставлю себе привычный стиль: и в пир, и в мир, и в добрые люди.

Однако прикупить новый приличный наряд всё-таки пришлось. И очень скоро. Через месяц после моего назначения собралась большая планёрка. Приглашены шеф-редакторы изданий, интернет-сайтов, руководители бизнес-направлений. Раз в квартал такой сбор посещала Светлана Николаевна. Теперь это и моя планида.

В этот раз, увы, не в Эмиратах. Тренд на всё русское по-прежнему в моде. Поэтому большая планёрка состоялась в новой, высотной Москве. В «стеклянно-оловянной» башне.

— Михаил Владимирович приносит вам свои извинения за то, что не может провести нынешнюю планёрку сам. Он в заграничной командировке, изучает новые возможности для расширения нашего общего дела, — совещание открыл неизвестный мне мужчина.

Впрочем, неизвестны мне здесь и все остальные, кроме Светланы Николаевны.

А жаль! Я бы посмотрела шефу прямо в глаза — что это за кошки-мышки? Кошка и Мишка! Что это за перекусы с подчинённой в Староконюшенном переулке после занудного семинара?

Ну, посмотрела бы ты, Марина, в глаза хозяину компании «Свет и тени», и что? Ты в них уже достаточно смотрела, и в горах, и на равнинах… Это что-то меняет?

Ведущий планёрки, как оказалось, один из многочисленных замов ББ, озвучил приоритетные задачи. Собственно, задача у всех одна — рост тиражей газет и журналов, рост числа подписчиков издательских блогов в социальных сетях. И мы все, как один, должны любить каждого, кто открывает реальные и виртуальные страницы изданий нашей информационной колесницы.

— А теперь, по поручению Михаила Владимировича, я сообщу для вас прекраснейшую новость, — продолжил совещание «зам ББ». — Надеюсь, она станет не только ошеломительно приятной для всех вас, но послужит творческим рывком в дальнейшей работе. А также укрепит вашу преданность компании и усилит ответственность за наше общее дело.

Чтобы это всё происходило в действительности, а не на словах, нужна личная мотивация. Например, путём выделения части собственности компании наёмным менеджерам.

Увидев наши вытянутые в недоумении лица, заместитель Михаила Владимировича миролюбиво продолжил:

— Хорошо-хорошо, не буду утомлять ваш творческий ум такими скучными экономическими терминами, как опционные программы, ликвидность активов, размещение акций на бирже и тому подобное. Чем, собственно, сейчас и занимается наш босс в Европе.

Скажу кратко: все вы, редакторы изданий и руководители направлений, автоматически становитесь членами совета директоров. А все члены совета директоров становятся совладельцами бизнеса. Будет прибыль от изданий — будут дивиденды по вашим акциям.

— А зарплата?

— Зарплата остаётся в прежнем объёме. Но, поверьте, при успешной работе холдинга она останется всего лишь приятным бонусом к тем дивидендам, которые вы будете получать как собственники акций.

Удивительное — рядом… Коллеги разошлись с планёрки в лёгком возбуждении. Сотруднику стать совладельцем бизнеса босса? Это вообще малоизвестное, не изученное и вряд ли часто применяемое в российских реалиях событие. Однако же объявлено. Разъяснения будут позже, а реализация и вовсе к концу финансового года. Что сейчас об этом сильно переживать или безудержно радоваться? Зарплата на месте, вот и отлично. А теперь — за работу, шеф-редактор Марина Васильевна!

Первые две недели марта прошли в безумном режиме. Это мне сначала было не страшно принять весть о новом своём назначении. Потому что под мудрым руководством Светланы Николаевны процесс выпуска журнала «Из жизни знаменитостей» был отлажен до автоматизма.

А здесь я — тот самый автомат, который должен наладить выпуск нового журнала «Звёздная культура» в режиме нон-стоп. Как говорит мой коллега, шеф журнала «Звёзды и спорт» (есть у нас и такое издание), редактор может умереть, но журнал должен выйти вовремя.

Спасла меня помощь моих сотрудников отдела в прежнем издании, которых в полном составе перевели в новый журнал. Помогли фотографы, поддержала советами Светлана Николаевна. Душевная женщина!

И наконец, страницы выверены, «свежей головой» прочитаны, отправлены в печать. Читатель, жди новую порцию известий о своих кумирах!

Звонок в самом начале рабочего дня обычно ломает картину предстоящего дня. Номер не определён. Кто на сей раз по мою душу?

— Марина Васильевна, добрый день!

— Здравствуйте. Кто это?

— Это Анжела Серебрякова, тренер межличностных коммуникаций. Помните, год назад вы проходили у нас тренинг «Управляй своей мечтой»?

— Ну-у, да, — неуверенно вытаскивая из памяти и семинар, и Анжелу, и… И восьмёрки на боку. — Да-да, помню, конечно! «Взбодрите мозг неизведанным!» Так ведь?

— Ну вот, отлично! У вас прекрасная память! Марина, я разговаривала с вашим эйчаром по поводу очередного, запланированного на конец марта семинара. Основная тема будет другой. Но в конце занятия тем, кто писал о своих мечтах в прошлом году, я выдам их листки для сверки. Чтобы посмотрели — что сбылось за год, а что нет.

— Так, и что? Я должна что-то сделать? — у меня цейтнот, я не могу сидеть по полдня на семинаре, хотелось мне ответить.

— Видите ли, обучение на данном уровне проводится только для рядовых сотрудников холдинга. А вы, как мне сказали, назначены шеф-редактором и являетесь членом Совета директоров компании «Свет и тени». Поздравляю, кстати!

— Спасибо, — вежливо вставила я своё слово.

— Поэтому повышением вашей квалификации будет заниматься другой коуч и на другом уровне. А я лишь могу предложить вам прийти по старому адресу и забрать свой список мечт. Сам семинар вам посещать не обязательно, но, может быть, вам будет интересно прочитать, о чём вы мечтали год назад? Может быть, кое-что уже сбылось?

А что я тогда писала? Я не помню в деталях! Бегом-бегом, быстрее-быстрее. Ещё этот профиль всё время отвлекал. И я так и не определилась точно: он — это ОН? Закрутилась, завертелась с выпуском журнала, времени вообще в обрез.

— Марина Васильевна, вы на связи? — Анжела проверила собеседника, то есть меня.

— Ах, да, извините, конечно-конечно. Мне будет это очень интересно.

— Тогда жду вас пятнадцатого марта, к концу семинара, к двенадцати часам. Вас устроит?

— Да-да, я уже пишу себе на календарь, — и я действительно сделала пометку в ежедневнике.

— Тогда до встречи!

— Всего хорошего!

А я уже про всё забыла. Что я там себе намечтала? Интересно, а он придёт? Если он — это ОН, то что ему там делать, если этот семинар — для рядовых сотрудников. Тогда что он там делал год назад? Приходил рисовать каракатиц?

Такая засада…

И этот весь год прошёл, как и прошлый, в сублимированном состоянии. Я не о работе, там-то всё как раз бьёт ключом и, к счастью, не по голове. Я о своём, о женском.

Как не было, так и нет. Принца на белом коне, или на троллейбусе хотя бы. Такая заунывная тоска накатывала порой, когда я вспоминала обед после семинара. Ну, приятно же, чего лукавить, посидеть в кафе с интересным мужчиной, пообщаться, посмеяться.

Короткой была встреча, как в песне у Пугачёвой. Только поезд меня никуда не уносил, сама ушла сквозь подворотню, и роз я тоже не видела…

Пирожные были, с клубникой.

Теоретически могли бы встретиться в июне в лагере. Но я моталась по задворкам в поисках подходящей квартиры и не смогла приехать. Так ведь и по времени мы могли бы разминуться. Не факт, что встретились бы на мощёных дорожках в тени густого подмосковного ельника.

Линейка моей второклассницы — даже если бы я и пришла, то что? Посмотрела бы из-за спин учеников на выступающих ораторов. Отметила бы безупречный (не сомневаюсь) внешний вид главного мецената школы, напутствующего юное поколение на подвиги в учёбе. Подойти и сказать: здравствуйте, мы с вами на семинаре вместе были, помните?

Бред вообще. А если не помнит? Мало ли у него таких встреч? И даже если в кафе пиццу вместе ели. Как говорится, не повод для знакомства. Для близкого знакомства.

А всё равно дорожки-то пересекались! Упрямая женская гордыня всё ищет и ищет оправдания своему беспокойству. Я не поехала в лагерь. Но он-то не знал, что я не поеду, — и приехал! С Алисой рядом сел в столовой, откуда он её знает? Мог бы и пятиклассниц расспрашивать о качестве еды в пансионате. И им бы шутки про крестики-нолики рассказывал.

В День знаний я квартиру оформляла, а он на школьной линейке выступал. Ну и что? По завершении он взял бы меня с собой в машину, «подбросить до города, на автобусе ведь долго?» Я была бы не против, мне в «БМВ» очень понравилось. Но это же иллюзия.

А этот вояж в Сочи? Если новогодние лыжи нам оплатил холдинг, то это Миша, Михаил Владимирович, то есть, сам его нам и оплатил! И сам прилетел на Роза-хутор. Нашёл нас с Алисой в кафе. Следил? Или случайная встреча? Я не знаю!

Мне нравится, что это как-то всё вокруг меня. Я чувствую, что не просто так. Но у меня нет доказательств интереса этого мужчины лично ко мне. Мало ли кто и где выступает, с кем на скамейке сидит и на лыжах катается. Никаких конкретных поступков, относящихся ко мне лично, я не вижу. Не пишет — не звонит. Мелькнул тенью трижды за год. Не густо.

Но почему мне не всё равно? Почему мне так сильно не всё равно?!

Самой себе страшно признаться, что мне не безразличен этот человек. Кто он там — босс или менеджер, Водолей или Лев, москвич в семи поколениях или приезжий, как и я? Мне, по правде, всё равно.

Признаться, что влюбилась? И не вчера, и не в Сочи. А в тот момент, когда на семинаре смотрела на стену справа с плакатом «про мечты». А увидела мужчину своей мечты. Старше меня, брюнет, с сильными руками, уверенный в себе. К такому прижаться — и ничего не страшно. Всё решит, от всех защитит, надёжно спрячет. Я отчаянно нуждаюсь в таком человеке!

В свои тридцать быть локомотивом в нашей с Алисой маленькой семье похвально, но вынужденно. А я бы с удовольствием отдала управление нашей семейной лодкой такому вот гребцу. В чьих крепких руках вёсла смотрелись бы лучше, чем в моих слабых женских ладонях.

Середина марта пришла по календарному расписанию. Кофе себе утром, овсянка Алисе. Дорога в школу, потом в офис, всё, как всегда. В числе запланированных дел — семинар у Анжелы Викторовны.

А он придёт?

А зачем ему?

Это мне интересно посмотреть, действительно ли сбылись хоть какие-то мои мечты? Да вот же, я точно помню, что самой первой мечтой написала о квартире в Москве — и непостижимо! — но это сбылось.

А ему что там смотреть? Свой знак на пол-листа? Что же он тогда в кафе об этом говорил? Долголетие? Или согласованность? Тоже нет. Как же он это формулировал? Всё, что дорого человеку, в один узел сплетено, гармонично всё связано… Как-то так, точно уже не помню философию этого атрибута.

Ну и, судя по всему, незачем ему туда идти…

Группа обучающихся выпорхнула из аудитории с шумным выдохом. Кофе-брейк! А я окликнула Анжелу Викторовну:

— Здравствуйте! А я за мечтами своими пришла, — обратилась я к ведущей семинара.

— Да-да, конечно! Здравствуйте! Сейчас, сейчас. Берёзкина, Марина. Правильно?

Тренер достала из папки листок с записями и протянула мне:

— Мой опыт показывает, что список мечт, унесённый с собой сразу после семинара, как правило, не исполняется. А точнее, слушатели прячут эти листки так далеко, что сами потом не могут вспомнить, где искать.

Или вовсе выбрасывают, не веря во все эти магические присказки о материальности мыслей. И когда я просила слушателей вспомнить, о чём они мечтали год назад, мало кто мог перечислить все пятнадцать пунктов.

Бывала и другая ситуация. Чуть ли не ежедневно сверялся человек по этому списку — «сбылось — не сбылось». Вместо того, чтобы самому потрудиться над исполнением задуманного. И тоже в итоге — ничего не сбывалось.

Так что теперь, для чистоты эксперимента, я выдаю листки ровно через год после написания. Чтобы картина была полной и беспристрастной.

Надеюсь, что ваши мечты уже начали сбываться. Всего доброго! — И Анжела удалилась.

Немного растерянная (не думала, что так быстро закончится наше общение), я вышла на улицу. Читать по дороге — как-то не очень. Слякоть эта весенняя опять, но интересно же, что там сбылось, что нет? Время, заложенное мною на общение в Тренинг-центре, оказалось свободным. И у меня есть дополнительное время на обед.

Пока я размышляла, где бы поблизости пообедать, метро вынесло меня к привычной станции. И почему-то ноги мои повернули не влево, как обычно, к офису, а напротив — вправо.

Фантомной памятью в Староконюшенный? Да почему бы и нет. К счастью, время, когда девушке было неприлично появляться одной в ресторане, давно миновало. Пойду, пообедаю, заодно сверю стрелки жизни с циферблатом списка мечт.

Всё-таки как здесь уютно! Гора подушек на диване так и манит утонуть в них с кружкой горячего чая. Эти милые безделушки на подоконниках, обои на стенах с изображением итальянской жизни, светильники, эстампы. Всё очень в тон, всё по-домашнему.

Посетителей, однако, в заведении не так уж и много для обеденного времени. Группа девушек за большим столом, молодая пара в конце зала и мужчина у барной стойки спиной ко входу сидит. А я сяду в закуток у окна и поближе к выходу.

Учтивый официант уже пошёл за кружкой чая с имбирём, а я склонилась над листком.

Номер один. Выполнено, квартира куплена, спасибо моим родителям.

Два. Я ведь действительно теперь редактор гламурного журнала.

Три — обед в итальянском ресторане. Зачем было такое несущественное загадывать, исполняется ведь с лёгкостью хоть сейчас, хоть год назад. 3:0 в мою пользу!

Четыре. Дом. А вот и не с лёгкостью. Вот и не получилось! По Ленинградскому шоссе, качели парусиновые, чай к полднику… Нет такого в моей жизни, зависла мечта. Счет 3:1.

Пять. «Поеду в Европу, кататься на лыжах». Ну, Сочи точно не в Азии, и на лыжах я два раза пробовала, не получилось. Но факт: я каталась на лыжах, и это было в Европе.

Номер шесть. Что там? Отпуск для Светланы Николаевны. О! Я прекрасно помню это феноменальное возвращение шефини из тропического рая. Такая сногсшибательная метаморфоза произошла тогда с ней! Эх, надо было мне загадать себе тропики, а ей — лыжи…

Семёрочка. Чай остывает, делаю знак официанту принести ещё, и погорячее. И прошу лёгкий салатик. Седьмым пунктом выставка в Сингапуре. Эта командировка вообще была из области фантастики. Я до сих пор не понимаю, как Светлана Николаевна разрешила мне туда полететь. С точки зрения исполнения мечт это был вообще непроходной вариант, как с коттеджем на Рублёвке, и даже ещё круче. В коттедж всё-таки теоретически можно удачно замуж выйти, а чтобы на выставку в Сингапур… Однако в плюс. 6:1 в пользу сбычи мечт.

Восемь. Камчатка. Как-то — никак. Зачем загадывала? Сейчас вспоминаю, что был ужасный цейтнот. Писать приходилось всё, что попало. Не думая, не рассуждая. Вот полуостров этот — оттуда, из цейтнота. Ставлю минус, 6:2.

Музеи Европы. Номер девять. А что? Получилось! Удачно решённый квартирный вопрос осуществил и эту мою мечту. Свезло так свезло: одним махом всех побивахом. Правда, всего один раз съездили с Алисой, но и то прекрасно. 7:2.

Надо бы что-нибудь заказать ещё, может, фетучини? Я бы пиццу, ну куда мне одной этот могучий сырный блин? Сейчас до конца дочитаю, закажу ещё что-нибудь.

А вот этот пункт я помню. Я тогда сама удивилась собственной наглости — член совета директоров холдинга «Свет и Тени». Однако вышло всё как по маслу. Правда, преференция случилась не лично для меня, а для топ-менеджмента в целом. Но всё же случилась, мечта сбылась!

Ничего себе — плюсов уже в четыре раза больше, чем минусов. А дальше, что там в пяти оставшихся? Интересно, какой финальный счёт?

Собака. Чудесный щенок подрос. Родители хвалят Буську как сторожа и верного друга. И заботиться им есть о ком в долгие зимние дни. 9:2.

Пункт двенадцать. Трое внуков…

Пункт тринадцать — сын.

Пункт четырнадцать — замуж.

Где тот муж? Это вообще о чём, Марина? Ты думала, когда писала?

И кода номер 15 в финале: «хочу счастливую семью с мужем и детьми».

Мечты — мечты, где ваша сладость…

Девять против шести в мою пользу. А что, неплохой результат вроде бы. Но это если по цифрам смотреть. А если по факту, я бы развернула эту пропорцию в обратную сторону. И даже удалила бы из неосуществлённых Камчатку и дом с бассейном (мне и однушки на окраине теперь хватит).

Я бы даже из осуществлённого отдала музеи в Европе. Уж точно отдыхом Светланы Николаевны пожертвовала бы, и в Сингапур могла б не полететь. Если б сбылась мечта по пятнадцатому пункту.

Мечты — в сумку, зову официанта. Хватит рефлексировать, надо сделать заказ, поесть и на работу.

— Что быстрее будет готово — равиоли или спагетти?

Не успел официант ответить на мой вопрос, как из-за боковой стенки, отделяющей мой закуток от остального зала, прозвучал мужской голос:

— А может, закажем пиццу «Четыре сыра» на двоих? — и, не дожидаясь ничьего согласия, добавил: — Пожалуйста, сделайте заказ на кухню.

— За барной стойкой пиццу как-то не удобно есть, и не осилю я её в одиночку. Марина, можно я присяду за твой столик? — Михаил просто материализовался передо мной.

Вот так встреча… Никто не входил в эти полчаса в двери пиццерии, я же напротив сижу, заметила бы. Значит, сидел спиной. Значит — ждал. Меня?

— Я ждал тебя. Ну что теперь, виниться мне? Присесть-то можно? — Михаил вопросительно смотрит на меня.

— Да, конечно. Что ж спрашивать, когда уже здесь.

Михаил сел напротив меня. Как и год назад.

— Марина, я должен рассказать тебе. Вот сейчас начну с самого начала. С семинара в прошлом году. Я там не случайно оказался, ты же понимаешь.

А что я понимаю? Я до сих пор не понимаю, как всё это может принять форму круга — самую совершенную фигуру в математике. С центральной фигурой в нём — президентом холдинга «Свет и тени». И как мне вписаться в этот круг, с какого бока? Я только понимаю, что всё это уже не по кругу даже, а по спирали. Снова Анжела, снова мечты, снова траттория, и пицца скоро будет снова. Только на следующем витке, триста шестьдесят пять дней спустя.

— Ты тоже был сегодня у Анжелы? — как можно беспечнее задаю вопрос.

— Нет, не был. У меня в мечтах был знак бесконечности, гармонии. Что мне за ним идти — я его и так прекрасно помню. А ты?

— Да, и я помню. И свои попытки здесь изобразить его тоже помню. Не получилось тогда.

— Это и не важно, рисовать или рассматривать. Важно, чтоб в жизни выстраивалась гармония. — Михаил с интересом смотрел прямо мне в глаза.

— Так что там про не случайность на семинаре? — спросила я непринуждённо (как мне казалось).

Михаила вряд ли смутил вопрос. Сидел ведь, ждал, готовился к разговору, пока я свои бумажки рассматривала, счета считала в свою пользу. Однако всё же напряжён, паузу держит. Не знает с чего начать?

— Так много надо сказать тебе… Тот семинар, ты же понимаешь, он оплачен нашей бухгалтерией. Нет, не с этого надо. Я тогда со школы начну, ладно?

Мне уже весело становится. Сидит взрослый мужчина, что-то хочет сказать, мнётся, как школьник. Уже пора бы мысли в кучу собрать. Но помогать — не буду! Молчу и слушаю.

— Не этот сентябрь, тебя там не было, а прошлый. Звонок такой заливистый. Девчушка на плече у моего сына колоколит изо всех сил! Сама кнопка такая чудесная, банты навязаны шикарные, и столько энтузиазма! Отдала мне звонок и побежала к маме.

И мама. Такая же очаровательная, воздушная, неземная просто! Вы стояли — две одинаковых картинки, чуть с разницей в росте и в возрасте, такое воплощение русской красоты, светлости, доброты.

Что я там говорил на линейке, не помню, я смотрел на вас. Алиса вертела белыми бантами, разглядывая всё вокруг. А ты была сосредоточенна, слушала выступающих, волновалась за дочку, наверное. Линейка закончилась, все разошлись по классам. А что я мог? Подойти к тебе и сказать: девушка, вы мне очень понравились, можно с вами познакомиться?

Ты себе это представляешь? И что бы ты мне ответила? Я вас не знаю, извините. Или: я замужем, простите.

Что мне оставалось? Правильно. Провести расследование и принять меры. Сейчас я должен принести за это две тысячи извинений. И я прошу: прости меня, если какие-то из моих шагов покажутся тебе странными или даже неприличными. Оправдаться могу только одним: ты пришла сюда сегодня. Почувствовала. Значит, всё не зря.

Сижу, осмысляю. Школа. Бантики, цветочки, шарики. Миша на сцене, я в партере. Спектакль начинается.

— Мне нетрудно было всё о тебе узнать, — партнёр по ожиданию пиццы продолжает свой оправдательный монолог. — Школа маленькая, первоклашки у наших сотрудников все наперечёт. Запросил в кадрах документы, посмотрел семейное положение.

Боже, ну что за метод! Можно ведь было встретить тебя после работы, спросить напрямую: девушка, а вы замужем? Но я не знал, знаешь ли ты, кем я работаю. Судя по нашему общению в пиццерии после семинара — нет.

А вдруг кто-то из присутствующих на семинаре наших сотрудников узнал во мне директора и сказал тебе позже об этом? И представляешь, президент компании задаёт неприличные вопросы сотруднице своего холдинга. Как всё это выглядело бы в твоих глазах? Идиот какой-то, пристаёт. Харрасмент классический. И что? Всё, прощай навеки?

Я мучился и не знал, как к тебе подступиться. Сына из школы, как ты дочку, я не встречал. Ему семнадцать лет было прошлой осенью. Сейчас уже студент. На планёрки ты не попадала по должности. На йогу я не ходок, не принимаю эту философию. Был вариант с твоим английским, но у меня на него совершенно нет времени. Ну и всё.

Остальные дорожки не пересекаются никак! И тут мне приносят на подпись приказ об обучении персонала, а там — твоя фамилия в списке. Это же шанс! Затеряюсь в толпе, познакомлюсь с тобой.

Опасность была, что ты узнаешь во мне президента компании — видела, может быть, где, на той же линейке в школе. Заподозришь. Я не знал, какая будет твоя реакция! А мне очень хотелось с тобой познакомиться, узнать о тебе от тебя, поговорить. Ты простишь меня? Как пацан двадцатилетний, игра в Пинкертона…

Сидит и смотрит на меня с серьёзным видом. А я не знаю, что прощать? Что прочитал моё досье, воспользовавшись служебным положением?

— Мои мечты ты тоже прочитал? Как начальнику, оплатившему семинар, тебе не отказали?

— Нет, что ты! Это же очень личное! Зачем мне это? Я же пришёл на него с целью познакомиться с тобой. И сел рядом. И позвал в кафе… Но я уже точно знал, что ты не замужем! У меня уже появился люфт для действий! Ну, была опасность, что после развода у тебя мог появиться друг сердца. Об этом в анкете не пишут, я боялся этого.

Так всё не быстро получалось. Я поехал в подмосковный лагерь, на родительский день. Думал, ты тоже к Алисе приедешь. Там бы я как-нибудь ненароком споткнулся об корни ёлки на твоих глазах, привлекая внимание. А ты бы сказала: «Ой, Миша, а ты что тут делаешь?» Ну, вот такой я дурак.

А ты не приехала. Поговорил с Алисой, всё ли нравится ей там?

На линейке Первого сентября смотрел, смотрел, Алису видел, тебя — нет. Опять мимо. Ну что оставалось? Придумал Сочи. Всем понравилось! А тебе? — прервал он свой монолог неожиданным вопросом.

— И мне, — честно ответила я.

Сижу и думаю. В течение года мужчина предпринимает какие-то ужимки и прыжки, ради того, чтобы встретиться со мной?

— Марина, я же понимаю, что у тебя женская гордость, переживания за Алису, репутация на работе. Так просто взять и всё поставить на карту «будь что будет» — не в твоём характере.

Ты очень ответственная, я это понял сначала на семинаре, когда ты писала цифру «пятнадцать», а могла бы и на трёх всё бросить. В пиццерии здесь год назад ты так торопилась не опоздать с обеда на работу, что исчезла за проёмом арки молниеносно. Сама заплатила за себя.

Ты взялась за новый журнал, и тираж уже выше, чем планировали. В Сочи ты взяла с собой Алису. А могла бы отдыхать с подругами, не напрягаясь с дочкой.

— Ты меня проверял, что ли? — удалось мне вставить свое негодование.

— Да я себя проверял! Себя! Что я могу для тебя сделать, чтобы ты была со мной?!

И тут принесли пиццу. По кусочку. По второму, и по третьему. В полном молчании.

— А ты знаешь, девять из пятнадцати моих мечт сбылись за этот год, — взяла я инициативу в свои руки, видя, как растерян Михаил. — Сама не понимаю, как это произошло?

Наверное, когда чего-то очень хочешь, надо доверить это бумаге и спрятать в карман старого пальто. Которое носить уже не хочется, а выкинуть всё жалко. А потом — раз! И проверить карманы. А там привет из прошлого в виде реализации в настоящем. Наверное, я так и сделаю с оставшимися шестью мечтами.

— А можно меня добавить в этот список? — мой визави сказал это не с интонацией просьбы или приказа, а с какой-то безнадёжной надеждой, что ли? — Можно я туда добавлюсь с предложением?

— Миша, ну это же мои мечты!

— Ну да. Я понимаю… А может, у тебя там есть мечта, которая ещё не сбылась, а я тоже об этом мечтаю. И они у нас совпадут и станут общей мечтой?

Тут я рассмеялась. Как много слов!

— Вот ты завуалировал как хитро! Хорошо, озвучу тебе одну из не сбывшихся мечт. Как ты к ней присоседишься?

Год назад я зачем-то написала, что полечу на Камчатку. Это мне не самой в голову пришло. Ты помнишь, Анжела для примера сказала, что москвичу можно помечтать о вулканах? Я так и сделала, когда времени в обрез уже было. И вот не случилось у меня до сих пор командировки в Камчатский край. Так сказать, за культурными событиями на местности.

— А вот и совпало! — Михаил в эмоции взмахнул руками. Как птица. — Я тоже мечтаю снова там побывать! Знаешь, после окончания журфака МГУ я решил проверить себя в «полевых условиях». И отправился работать на противоположный конец страны.

У нас тогда мода такая была — из столицы за впечатлениями «настоящей жизни» мои друзья перебирались временно на Сахалин, Камчатку, в Магадан. И я поехал за романтикой. Думал, на несколько месяцев, а задержался на несколько лет. Друзья в Москву вернулись намного раньше.

Помню, первым серьёзным испытанием для меня в суровом краю стал не климат или бездорожье, а экзамен «водка с селёдкой». Завотделом в редакции популярной тогда радиопрограммы «Камчатка рыбацкая» расстелил газетку на столе, поставил на него бутылку водки и нарезанную солёную олюторскую сельдь.

И с нами третий был — местный поэт Колодяжный. Ну, и мне надо было соответствовать гордому званию «камчатский журналист».

Экзамен я выдержал, но больше к спиртному никогда не прикасался. Ездил в командировки в отдалённые рыбацкие поселки. Ходил на путину на краболовах, с интересными людьми знакомился. Хорошая школа жизни была!

И хорошие заработки, которые я отсылал в Москву, жене и сыну. Собственно, «романтика» и объяснялась этой потребностью молодой семьи в деньгах. Думал, ну вот ещё месяц, другой, кооператив достроить.

Всё получилось, всё достроилось. Друзья по возвращении помогли с работой в Москве. Для европейских медиа открывался новый рынок в России и нужны были профессионалы от журналистики. Сначала мы работали по франшизе, а потом я открыл собственный бизнес. Так вот и получилось, что теперь я возглавляю холдинг.

Так ты возьмёшь меня в свою мечту о Камчатке? Правда-правда, у меня много знакомых в Петропавловске, я могу быть там полезным тебе! Когда у тебя отпуск?

— Через две недели, — я поняла, что он просто так не отстанет.

— А у Алисы каникулы весенние, так ведь?

— Да, я специально отпуск так планирую, чтобы с ней побольше времени проводить.

— Полетим на Камчатку втроём? — Михаил стал настойчив до предела.

— И как я всё это Алисе объясню? — Я слабо выстраивала защиту, но получалось плохо.

— Ну, так, по-взрослому всё и объясним. Я скажу ей сам.

— Что ты ей скажешь?

— Я скажу: Алиса, мне очень нравится твоя мама. Я хочу, чтобы мы были вместе. Но сначала я хочу спросить об этом тебя. Ты хочешь, чтобы мы были вместе?

Я не готова. Я не знаю. Я не могу. Но я…

— А как же твой сын, твоя жена? — совсем не о том, наверное, спрашиваю.

— Сын учится за границей, осваивает компьютерные технологии. А с женой мы поддерживаем дружеские отношения. Два года назад она ушла от меня к тренеру по сквошу.

Мне сорок два года, Марина. Я хочу семью, хочу тёплых отношений, уютных вечеров. Соглашайся со мной на Камчатку! И на всё остальное — тоже. У нас есть ещё время родить общего ребёнка. Мальчика или девочку. Или и того и другого. Я достраиваю дом в Подмосковье, через месяц можно уже заезжать. Места хватит всем — и нам, и детям, и внукам.

И нам, и детям, и внукам…

— Троим внукам? — я задала этот вопрос меланхолично, буднично, отрешённо, как само собой разумеющееся. В списке моих мечт год назад написанное. Свадебным путешествием на край земли обусловленное. Домом в Подмосковье с кирпичными башенками подкреплённое.

— Почему только троим? — Михаил удивился точности моего вопроса. — Сколько будет, столько и примем! Марина, понимаешь, это моя мечта. Жена, дети, внуки. Работа, дом, собака, путешествия. Чтобы всё это было, никуда не исчезало, давало вдохновение, наполняло жизнь смыслом.

Ты же сказала, что помнишь тот узел энергетического равновесия, который я рисовал год назад на семинаре. В каждый завиток и грань этого знака я мысленно вписывал свои мечты о здоровой и счастливой жизни вместе с тобой.

И я сейчас прошу твоей руки.

Ты выйдешь за меня?

Оглавление

Барышня и капитан Повесть

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Эпилог

Без вариантов Рассказ

Где живёт Надежда? Рассказ

Список мечт Повесть

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg