«В твоем доме кто-то есть»

В твоем доме кто-то есть (fb2) - В твоем доме кто-то есть [litres] (пер. Анна Александровна Сибуль) 1679K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Стефани Перкинс

Стефани Перкинс В твоем доме кто-то есть

Посвящается Джэрроду,

лучшему другу и настоящей любви

Люди проходят через такую боль лишь однажды; боль приходит снова, но оседает уже на твердую почву.

Уилла Кэсер «Песня Жаворонка».

Глава первая

Когда она вернулась домой, таймер в форме яйца стоял на коврике перед дверью.

Хэйли Уайтхолл бросила взгляд через плечо, словно ожидая увидеть кого-то за своей спиной. Вдали красный комбайн катился по желтоватому кукурузному полю. Это отец. Время урожая. Ее мать – зубной техник единственной стоматологии в городе – тоже была еще на работе. Кто из них оставил тут таймер? Гниющие доски крыльца прогнулись и заскрипели, когда Хэйли нагнулась, чтобы поднять его. Таймер прозвенел в руке. День стоял холодный, но пластиковое яйцо было чуть теплым.

Вдруг зазвонил телефон. Конечно же, Брук.

– Как кровь? – спросила Хэйли.

Ее лучшая подруга застонала:

– Кошмар.

Хэйли зашла внутрь, с грохотом закрыв дверь с сеткой от насекомых.

– Есть шансы, что миз[1] Колфакс откажется от этого? – Она отправилась прямиком на кухню, по пути сбросив рюкзак на пол из черно-белых плиток. Еда. Сегодняшняя дневная репетиция оказалась особенно напряженной.

– Никаких, – фыркнула Брук. – Она никогда не откажется. Кому нужен здравый рассудок, когда есть амбиции?

Хэйли поставила таймер обратно на кухонный стол, на его законное место, и открыла холодильник.

– Я, конечно, за амбиции. Но! Мне правда не хочется утонуть в кукурузном сиропе.

– Если бы у меня были деньги, я бы сама наняла работников. Чувствую, уборка в зале станет настоящим адом, даже несмотря на пластиковые покрытия и брезент.

В большей части постановок «Суинни Тодда»[2] использовалось хоть немного ненастоящей крови: бритвы со спрятанными пузырьками, на которые нужно нажать, гелевые капсулы во рту, дополнительный слой одежды, чтобы спрятать заранее испачканную кровью рубашку. А еще кровопролитие можно было изобразить с помощью алых занавесок, красного освещения или безумного крещендо визжащих скрипок.

К сожалению, у режиссера их школьного мюзикла, миз Колфакс, была неистощимая тяга к драме во всех ее проявлениях. Прошлогодняя постановка «Питера Пена», для которой она арендовала настоящие устройства для полетов на сцене аж в Нью-Йорке, закончилась переломами как для Венди, так и для Майкла Дарлинга. В этом году миз Колфакс хотела, чтобы демон-парикмахер не просто резал глотки своим клиентам, а залил их кровью первые три ряда – она называла эту часть зала «поясом брызг».

Брук назначили помощником режиссера. Это была высокая честь, конечно же, но вместе с тем на нее свалилась невыполнимая задача попытаться направить миз Колфакс на путь здравомыслия. И удавалось это плохо.

Хэйли, прижимая телефон к уху плечом, достала упаковки с нарезкой индейки и сыром проволоне, пакет уже помытого латука и баночку соуса Miracle Whip.

– Шайна, должно быть, вне себя.

– Шайна точно вне себя, – повторила Брук.

Шайна была темпераментным и зачастую неуравновешенным дизайнером костюмов. В сельской Небраске и так достаточно сложно найти достойные костюмы, а теперь ей еще предстояло отстирывать их от крови.

– Бедная Шайна, – Хэйли положила продукты на стол и потянулась за пшеничным хлебом с травами, который ее мама испекла прошлым вечером. Для мамы это был способ расслабиться.

– Бедная я, – сказала Брук.

– Бедная ты, – согласилась Хэйли.

– И как сегодня Джонатан? Получше?

Хэйли помедлила:

– Ты разве не знаешь?

– Я тестировала брызги на парковке.

Хэйли играла миссис Ловетт – главную женскую роль, а бойфренд Шайны Джонатан играл Суинни – главную мужскую. Хэйли получала ведущие роли в драматическом кружке и сольные партии в хоре последние два года. И как актриса, и как обладательница мощного контральто, она была лучше своих сверстников. Природный дар, который сложно не заметить.

Джонатан же был… выше среднего. И обладал харизмой, помогавшей ему на сцене. Однако этот мюзикл оказался выше его способностей. Ему неделями не удавалось справиться с Epiphany, самой сложной сольной песней. Джонатан передвигался по сцене с плавностью человека, постоянно наступающего на грабли в сарае, но и это не шло ни в какое сравнение с тем, что он просто уничтожал дуэты.

Брук, кажется, почувствовала, что Хэйли не хочет сплетничать.

– Да ладно тебе. Если не расскажешь, ты лишь заставишь меня чувствовать вину за болтовню обо всех остальных.

– Дело в том, что… – Хэйли намазала соус на хлеб и бросила грязный нож в раковину – потом помоет.

– Мы потратили целую репетицию на A little priest. И даже не на всю сцену! Повторяли несколько строк снова, и снова, и снова. Два чертовых часа.

– Ох.

– Помнишь ту часть, где мы одновременно поем разные строчки? Наши голоса должны словно натыкаться друг на друга в возбуждении.

– Когда Суинни наконец понял, что миссис Ловетт хочет избавляться от жертв, выпекая из их плоти пирожки? – в голосе Брук послышалась зловещая ухмылка.

– Это была катастрофа. – Хэйли отнесла тарелку в гостиную и стала ходить по комнате. – Не думаю, что у Джонатана получится. То есть я серьезно считаю, что его мозг не справится. Он не может петь вместе с кем-то, он может хорошо звучать…

– Вроде как.

– Вроде как, – согласилась Хэйли. – Но если кто-то поет параллельно, он все время останавливается и начинает заново. Словно пытается справиться с аневризмой.

Брук засмеялась.

– Вот почему я ушла пораньше. Чувствую себя такой стервой, но я больше не могла это терпеть.

– Никто никогда не назвал бы тебя стервой.

Хэйли откусила огромный кусок индейки. Сохранить равновесие – удерживать телефон, держать тарелку, есть сэндвич и ходить по комнате – было непросто, но от волнения она этого не замечала.

– Джонатан бы назвал.

– Не стоило отдавать Джонатану эту роль.

– Думаешь, надо позвонить ему и извиниться?

– Нет. Нет. За что?

– За резкость.

– Ты не виновата, что он не может справиться с Сондхаймом.

Брук права, но Хэйли все еще было стыдно из-за своей вспышки гнева. Из-за того, что ушла с репетиции. Она плюхнулась на древний вельветовый диван, одну из множества домашних реликвий, доставшихся от бабушки и дедушки, и вздохнула. Брук сказала что-то еще в знак солидарности, но именно в этот момент телефон Хэйли поступил как обычно – решил отрубиться.

– Что ты сказала? Связь прерывается.

– Так позвони мне с домашнего.

Хэйли глянула на беспроводной телефон, стоящий на краю стола всего в метре от нее.

– Да уже все нормально, – солгала она, не желая тянуться за трубкой.

Брук вновь заговорила о своих сложностях как помощника режиссера, и Хэйли, услышав лишь треть гневной тирады подруги, позволила себе отвлечься.

Она посмотрела в окно и доела сэндвич. Солнце висело низко над горизонтом, освещая кукурузное поле, из-за чего хрупкие стебли казались мягкими и понурыми. Отец все еще там. Где-то там. В это время года нельзя упустить ни один луч света. Мир казался заброшенным – полная противоположность громкой, яркой группе ребят-энтузиастов, которую она оставила в школе. Ей не нравилось тихое изматывающее одиночество, наполнившее дом. Хэйли стояла и сочувствующе поддакивала в трубку, хотя и не знала, чему именно. Она вернула тарелку на кухню, смыла крошки и открыла посудомойку. Внутри – только грязный нож. Хэйли взглянула на пустую раковину и нахмурилась, отчего между бровями пролегла морщинка. Она поставила тарелку в посудомойку и покачала головой.

– Даже если мы сможем настроить распылитель, – говорила Брук (связь внезапно стала лучше), – я не уверена, что люди вообще захотят сидеть в первых рядах. То есть кто пойдет в театр, чтобы надеть дождевик и быть залитым кровью?

Хэйли почувствовала, что подруге нужно было услышать слова поддержки:

– Это же Хэллоуин. Люди купят билеты. Решат, что это весело. – Она сделала шаг к лестнице, ведущей к спальне, но споткнулась о маленький твердый предмет. Он прокатился по плиткам пола со звоном и треском и врезался в дверь кладовки.

Таймер в виде яйца.

Сердце Хэйли на мгновение замерло. Кожу начало неприятно покалывать, пока она двигалась к двери кладовки, которую кто-то из родителей оставил открытой. Хэйли закрыла ее, толкнув пальцами, и медленно подняла таймер, словно тяжелую гирю. Она могла бы поклясться, что оставила его на столе, но, должно быть, уронила на пол вместе с рюкзаком.

– …все еще слушаешь?

Голос Брук едва достигал ее ушей.

– Прости.

– Я спросила, слушаешь ли ты все еще меня?

– Прости, – повторила Хэйли и уставилась на таймер. – Видно, я устала сильнее, чем думала. Наверное, пойду посплю, пока мама не вернется домой.

Подруги попрощались, и Хэйли засунула телефон в передний карман джинсов. Затем поставила таймер обратно на кухонный стол. Таймер был гладким и белым и выглядел вполне безобидно. Но Хэйли не могла понять, почему именно от этой чертовой штуковины ей было не по себе.

Она поднялась наверх и, сбросив с ног кеды, сразу же устало упала на кровать. Хэйли была слишком измотана, чтобы развязывать шнурки. Телефон уперся ей в бедро. Она вытащила его из кармана и положила на прикроватный столик. Лучи закатного солнца проникали через окно под идеальным, раздражающим углом, отчего Хэйли поморщилась и перевернулась на другой бок.

И сразу же заснула.

* * *

Хэйли резко проснулась. Сердце стучало, в доме царила темнота.

Она выдохнула – долгий, напряженный выдох. В этот момент мозг уловил звук. Звук, который разбудил ее.

Тиканье.

Кровь застыла в жилах Хэйли. Она повернулась лицом к столику. Телефон пропал, а на его месте, прямо на уровне глаз, стоял таймер-яйцо.

И он зазвонил.

Глава вторая

На следующее утро вся школа гудела о двух новостях: жестоком убийстве Хэйли Уайтхолл и выкрашенных в розовый цвет волосах Олли Ларссон.

– Неужели сейчас время обсуждать чьи-то волосы? – удивилась Макани.

– Это же Осборн, Небраска. – Ее друг Дэрби выпил последние капли холодного кофе с заправки. – Население – две тысячи шестьсот человек. Мальчик с розовыми волосами вызовет такой же переполох, как и смерть любимой ученицы.

Они смотрели через лобовое стекло машины Дэрби на другую сторону парковки, где стоял Олли, прислонившись к кирпичной стене администрации. Он читал книжку в мягкой обложке и намеренно игнорировал шепот и разговоры других учеников.

– Слышала, что ей перерезали горло в трех местах, – Макани замолчала. Окна машины были открыты, так что она понизила голос. – Надрезы сделали так, что лицо стало похоже на смайлик.

Соломинка выпала изо рта Дэрби.

– Это ужасно. Кто тебе это сказал?

Она смущенно пожала плечами.

– Просто слышала.

– О боже. А ведь день еще даже не начался.

В пассажирском окошке вдруг появилось вытянутое лицо с подведенными черным глазами:

– Ну а я слышала…

Макани подпрыгнула:

– Бог мой, Алекс.

– …что это сделал Олли. И ее кровью выкрасил свои волосы.

Макани и Дэрби уставились на нее с разинутыми ртами.

– Шучу, естественно. – Она открыла заднюю дверь, забросила чехол с трубой и залезла внутрь. Машина была их местом для утренних встреч. – Но некоторые так говорят.

В шутке слишком много правды. Макани передернуло.

Алекс ударила по спинке сиденья Макани армейским ботинком ярко-синего цвета.

– Не могу поверить. Ты все еще неравнодушна к нему, да?

К сожалению, да.

Конечно же, она не равнодушна к Олли.

С тех пор как Макани Янг приехала в Небраску, она не могла отвести от него глаз. Он, несомненно, был самым странно выглядящим парнем в «Осборн Хай». Но также и самым интересным. Олли был сексуально худощавым и с острыми скулами, которые напоминали Макани череп, – иллюзия, усиленная светлыми, почти невидимыми бровями. Он всегда носил темные джинсы и черные футболки. Серебряное кольцо – тонкий ободок в центре нижней губы – его единственное украшение. Всем своим видом он напоминал скелет. Макани склонила голову. Может быть, теперь меньше, когда его светлые волосы выкрашены в шокирующий ярко-розовый цвет.

– Помню, когда-то он нравился и тебе, – подколол Дэрби Алекс.

– Да, еще в восьмом классе. Пока не поняла, что он настоящий одиночка: не заинтересован в том, чтобы встречаться с кем-то из школы.

Осознав свои слова и, как ни странно, смутившись, Алекс скривилась:

– Прости, Макани.

Макани и Олли встречались прошлым летом. Вроде как. К счастью, только люди, сидящие в машине Дэрби, знали об этом.

– Все нормально, – вздохнула Макани, потому что легче было сказать это, чем признаться в обратном.

Об Олли ходило множество слухов: что он спал только с женщинами постарше, что он спал только с мужчинами постарше, что он продавал опиоидные препараты, украденные из полицейского участка брата, что однажды чуть не утонул в реке на мелководье. Что, когда его спасли, он оказался пьян в хлам и совершенно голый.

А их школа маленькая. Слухи ходили обо всех.

Макани была не так глупа, чтобы верить слухам, потому что даже самые правдивые из них никогда не рассказывали историю целиком. Именно по этой причине она избегала большую часть одноклассников – ради самосохранения. Увидев в Макани родственную душу, Дэрби и Алекс приняли ее в свой круг, когда ей пришлось переехать с Гавайев посреди одиннадцатого класса. Родители сражались друг с другом в ужасном бракоразводном процессе и отправили ее пожить с бабушкой «нормальной жизнью».

Нормальной жизнью. С бабушкой. Посреди ничего.

По крайней мере, такую историю Макани рассказывала друзьям. Как и в слухах, в ней было зернышко правды. Но только одно. Родители никогда не уделяли ей много внимания, даже в лучшие времена, а когда случился тот инцидент на пляже, они только недавно расстались. После этого они больше не могли на нее смотреть. Да и она сама не могла себя выносить. Она заслужила изгнание.

На дворе стояла середина октября, и Макани провела в Осборне уже почти год. Сейчас она училась в выпускном классе, как и Дэрби с Алекс. Их общим интересом стал отсчет дней до окончания школы. Макани пока не знала, куда поедет дальше, но уж точно не собиралась оставаться здесь.

– Может, вернемся к главной теме? – спросил Дэрби. – Хэйли мертва. И никто не знает, кто ее убил, и это меня ужасно пугает.

– Я думала, тебе не нравится Хэйли, – сказала Алекс, завязывая свои крашеные черные волосы в сложную прическу, требующую множества крупных пластиковых заколок. В школе она больше всех походила на гота, если не считать Олли. Макани его и не считала.

Они оба были худыми и носили черную одежду, но Алекс вела себя сурово и агрессивно и требовала внимания к своей персоне, в то время как Олли был мягким и тихим, как ночное небо.

– Мне не нравилась Хэйли, – Дэрби засунул большие пальцы под подтяжки, которые носил вместе с клетчатой рубашкой и штанами. Он был невысоким, но крепким, а одевался как старый франт.

Дэрби родился девочкой, и, хотя его звали Джастин Дэрби, в девятом классе он начал позиционировать себя как мальчик. Если их школа осуждала парня с розовыми волосами, то Макани могла лишь представить, как долго они привыкали к «девочке», которая в действительности считала себя мальчиком. Сейчас окружающие оставили Дэрби в покое, хотя все еще награждали косыми взглядами и отворачивались, проходя мимо.

– Я не знал ее, – продолжал Дэрби. – Но она казалась милой.

Алекс вставила в волосы заколку с изображением злобной Hello Kitty.

– Разве это не странно, что как только кто-то умирает, все становятся его лучшими друзьями?

Дэрби сморщился.

– Я этого не говорил.

Макани, как обычно, дала им время попререкаться, а потом спросила:

– Думаете, это сделал кто-то из ее родителей? Я слышала, что в таких случаях убийцей в конечном итоге оказывается член семьи.

– Или парень, – уточнил Дэрби. – Она с кем-то встречалась?

Макани и Алекс пожали плечами.

Все трое замолчали и уставились на проходящих мимо одноклассников.

– Это кошмар, – наконец сказал Дэрби. – Просто ужасно.

Макани и Алекс кивнули. Так и есть.

– Какой человек способен на такое? – спросил он.

Тошнотворная волна стыда прокатилась по телу Макани. Это не то же самое, напомнила она себе. Я не такая. Но когда прозвенел звонок, она выскочила из тесного хэтчбека, словно в этом была экстренная необходимость. Дэрби и Алекс заворчали, вылезая из машины, слишком занятые своими мрачными мыслями, чтобы заметить ее странное поведение. Макани выдохнула и поправила одежду, чтобы убедиться, что выглядит прилично. В отличие от друзей, она могла похвастаться женственными формами.

– Может, это серийный убийца, – сказала Алекс, направляясь на первый урок. – Дальнобойщик, проезжающий через город! В наши дни водители грузовиков всегда оказываются серийными убийцами.

Макани с облегчением почувствовала, как к ней возвращается скептицизм:

– Кто это сказал?

– ФБР.

– Мой отец – водитель грузовика, – выпалил Дэрби.

Алекс ухмыльнулась.

– Перестань улыбаться, – прорычал он. – Или люди подумают, что это сделала ты.

* * *

К обеду дурацкая шутка Алекс о том, что послужило источником цвета волос Олли, распространилась по всей школе. Макани слышала, как несколько учеников шептались о его возможной вине, и разозлилась. Олли был, конечно же, аномалией. Но это не делало его убийцей. Более того, она никогда не видела, чтобы он разговаривал или даже смотрел на Хэйли Уайтхолл. Макани хорошо его изучила.

Она расстроилась, хоть и понимала, что слухи – всего лишь выдумка, созданная, чтобы отвлечь всех от страха неизвестного. Макани также подслушала компанию отличников, сплетничавших о Закари Лупе, школьном наркомане. Она не считала его виновным, но, по крайней мере, пусть лучше он будет подозреваемым. Закари – настоящий придурок, который даже с друзьями ведет себя отвратно.

Большинство учеников, однако, пришли к единому мнению, кого считать настоящими подозреваемыми: семью Хэйли или бойфренда. Никто толком не знал, но, возможно, она тайно с кем-то встречалась. У девушек часто бывают секреты.

Пока Дэрби и Алекс раздумывали над произошедшим, она отодвинула бумажный пакет с чипсами и осмотрелась.

Почти все триста сорок два ученика находились здесь, в центре кампуса, окруженного строениями из коричневого кирпича. Площадка была простой, тоскливой. По двору разбросано несколько чахлых деревьев, никаких столов или скамеек, так что ученики сидели на бетонном полу. Если периметр оплести колючей проволокой, то будет похоже на тюремный двор. Пересохший фонтан, полный опавшей листвы, – никто не помнил, чтобы хоть когда-нибудь струя воды вырывалась из открытой пасти льва, – стоял посередине двора как мавзолей.

В это время года погода непредсказуема. Некоторые дни выдавались теплыми, но в основном все-таки стоял холод. Сегодня было почти тепло, так что все ученики перешли во двор, а столовая пустовала. Макани, дрожа, застегнула толстовку. В ее школе в Каилуа-Кона всегда было тепло, пахло цветами, кофе и фруктами, а сам воздух на вкус был соленый, как Тихий океан, блестевший рядом с парковками и футбольными полями.

Осборн же пах бензином, на вкус напоминал отчаяние, а окружен был океаном кукурузы. Дурацкая кукуруза. Алекс схватила пригоршню картошки, которую Макани не успела доесть.

– А как насчет кого-то из хора? Или драматического кружка?

Дэрби фыркнул:

– Что, типа дублер Хэйли?

– Разве не такого человека сыщик из «Шедевров детективов» сразу же проверит? – спросила Алекс.

– Детектив откуда?

– Шерлок, Морс, Пуаро. Валландер. Теннисон.

– Я знаю только одно из этих имен. – Дэрби макнул кусочек пиццы в соус ранч. – Почему бы тебе не смотреть нормальные фильмы?

– Я просто считаю, что пока никого не стоит исключать из подозреваемых.

Макани все еще смотрела на фонтан:

– Надеюсь, это не ученик.

– Не ученик, – сказал Дэрби.

– Я вас умоляю, – протянула Алекс. – Злобные подростки все время вытворяют что-то подобное.

– Да, – кивнул он, – но они приходят в школу с арсеналом автоматического оружия, а не проникают с ножами в дома.

Макани закрыла уши кулаками.

– Все, хватит. Прекратите!

Дэрби, смутившись, втянул голову в плечи. Он ничего не сказал, но и не надо было. Стрельба в школе была настоящей. С настоящими убийцами и настоящими жертвами. Смерть Хэйли словно стояла вдали от реальности, потому что казалось, что такое не может произойти с ними. Преступление слишком реальное. На это должна быть причина, пусть даже ужасная и неправильная.

Макани повернулась и, посмотрев на друзей, попыталась увести разговор в другую сторону:

– Ну… Джессика этого не делала.

Алекс вскинула брови:

– Джессика?

– Джессика Бойд. Дублерша. – Макани закатила глаза, заметив ухмылку Алекс. – Я слышала, как кто-то упоминал о ней. Вы правда можете представить, что она способна кого-то убить?

– Ты права, – сказала Алекс. – Это вряд ли. – Джессика Бойд была хрупкой девушкой. Сложно представить, чтобы она даже рыбку смогла смыть в унитаз. – Но вы заметили, что лучшая подруга Хэйли не пришла сегодня в школу?

– Потому что Брук в трауре, – рассердился Дэрби. – Если такое случилось бы с кем-то из вас, я тоже забил бы на все.

Алекс заговорщицки наклонилась вперед:

– Подумай об этом. Хэйли была одной из самых талантливых учениц в школе. Все знали, что она уедет в какое-то место побольше и получше: Бродвей, Голливуд. Типа того. Такой человек точно должен был быть заносчивым, но… не она. Хэйли любили. А это всегда значит, что кому-то она не нравилась.

Макани сморщила нос.

– И ты думаешь, ее убила лучшая подруга?

– Никто даже не знал Хэйли, – сказал Дэрби, – кроме ребят в драматическом кружке или «Вокальном движении».

«Вокальное движение» – так неудачно назывался хор. В «Осборн Хай» существовали три престижные организации: театральный и хоровой кружки, что по составу почти на сто процентов совпадало с футбольной командой. Это Небраска. Конечно же, их школа серьезно относилась к футболу.

– Но именно про это я и говорю, – заметила Алекс. – Никто не знал ее. Разве не логично, что это сделал кто-то из ее друзей? Из зависти?

– Нам начинать волноваться? Ты собираешься нас убить? – шутливо спросила Макани.

– Ой, – охнул Дэрби.

Алекс вздохнула:

– С вами не соскучишься.

– Кажется, я предупредил тебя утром, – сказал Дэрби, – что не стоит быть такой возбужденной.

Поднявшийся ветер встряхнул бумажную афишу на другом конце двора. Реклама «Суинни Тодда». Каждая буква истекала кричаще-яркой, вручную нарисованной кровью, а две длинные полосы темно-красного тюля свисали с углов, словно театральный занавес. Порыв ветра поднял тюль в воздух, заставив его танцевать и извиваться. Макани почувствовала, как по спине пробежал холодок. На гавайском ее имя означало «ветер», но она не считала себя суеверной. Нужно перестать говорить о Хэйли.

– Это бестактно, – сказала она, не в силах сдержаться, и кивнула в сторону баннера. – «Пояс брызг». Думаете, они его отменят?

Алекс проглотила последний ломтик картошки.

– Лучше бы они этого не делали. Первое школьное мероприятие, на которое я собиралась пойти. По своей воле, – добавила она. Алекс состояла в оркестре марширующих музыкантов, а это означало, что ей приходилось посещать футбольные матчи.

Дэрби уставился на нее.

– Что? Вроде это весело, – сказала Алекс, встретившись с ним взглядом. – Тебя зальет сценической кровью.

Макани фыркнула:

– Опять это слово. Весело.

Дэрби вдруг изобразил ложную тоску.

– Помню, как ты собирала пластиковых лошадей и карточки покемонов, а целью твоей жизни была работа в «Пиксар».

– Говори потише, дурачок, – строго сказала Алекс, стараясь сдержать улыбку.

Ребята снова начали поддразнивать друг друга из-за детских хобби и странностей, и Макани, как часто случалось, почувствовала себя исключенной из разговора. Ее внимание начало таять, а взгляд переместился на площадку. Уже почти время. Еще минута – и…

Вот он.

Сердце Макани замерло, когда Олли появился во дворе, чтобы выбросить пустой пакет из-под ланча. Он делал это каждый день. Всегда обедал в пустующем уголке за старыми шкафчиками, а потом исчезал в главном здании. Остаток часа он проведет в библиотеке. Макани почувствовала знакомую печаль. Олли был так одинок.

Небольшая компания футболистов стояла под афишей «Суинни Тодда», закрывая вход в здание. Мышцы Макани напряглись, когда Мэтт Батлер – золотой мальчик Осборна, знаменитый раннинбек[3] – сказал что-то, как только Олли подошел ближе. Что бы это ни было, Олли не отреагировал. Мэтт сказал что-то еще. Олли молчал. Тогда Мэтт схватил большим и указательным пальцами прядь волос Олли. Его друзья смеялись, но сам он пропускал все мимо ушей. Макани с болью наблюдала, как над ним издеваются. Крупный парень со странным именем, Бадди или Бубба, подпрыгнул и дернул за тюль, так что правая половина афиши оторвалась и упала. Олли едва увернулся от нее, и парень засмеялся еще громче, но его удовольствие было недолгим.

Мэтт гневно указал на порванную афишу:

– Эй, чувак! Прояви уважение.

Эти слова разнеслись по всей площадке. У Бадди, или Буббы, ушло несколько секунд, чтобы установить связь между испорченным плакатом и Хэйли, а затем смущенное выражение его лица сменилось униженным. Перед ним встал выбор: признать свою вину или удвоить усилия. Бадди выбрал второй вариант. Он толкнул Мэтта в плечо и запустил яростную цепную реакцию толчков.

Нарастающая потасовка захватила внимание всех учеников. Только Макани смотрела в другую сторону. Олли по-прежнему не двигался с места. Он никак этого не показывал, но очевидно, что футболисты заставили его нервничать. Она встала.

– Нет, – сказал Дэрби, – Макани. Нет.

Алекс покачала головой, и ее заколки зазвенели друг о друга.

– Олли не заслуживает твоей помощи. Или жалости. Или что ты там испытываешь прямо сейчас.

Макани разгладила толстовку на груди и зашагала прочь.

– Ты никогда нас не слушаешь, – прокричал вслед Дэрби. – Почему?

Алекс вздохнула.

– Удачи, конфетка.

Напряжение, нараставшее внутри Макани месяцами, готово было вырваться наружу. Может, Олли и не заслуживает ее помощи, но она все равно собиралась попробовать. Может быть, это связано с тем, что в предыдущей школе Макани хотелось бы, чтобы ей кто-то помог. Или, возможно, из-за Хэйли, из-за этого страшного происшествия, в котором уже никто не может помочь. Макани бросила взгляд на друзей и пожала плечами.

Повернувшись вперед, она увидела, что Олли смотрит на нее – без злости или любопытства. Недоверчиво.

Макани храбро направилась к нему. Она всегда выделялась среди сверстников. Их кожа была на несколько оттенков светлее, чем ее, а вдохновленный серфингом гардероб был ярче, чем принято на Среднем Западе. Она не собирала свои естественные кудри в прическу и при движении уверенно покачивала бедрами. Это был обманный маневр, чтобы люди не задавали вопросов.

Олли бросил еще один взгляд на спортсменов, все еще кричащих и рисующихся друг перед другом, убрал в сторону болтающийся тюль и зашел в школу. Макани нахмурилась. Но когда она открыла дверь, он ждал ее с другой стороны.

– О, – вздрогнула Макани.

– Да?

– Я… я просто хотела сказать, что они идиоты.

– Твои друзья? – спросил Олли с каменным лицом.

Макани поняла, что Олли пока держит дверь открытой и видит Дэрби и Алекс через развевающийся прозрачный тюль. Они наблюдали за ними с другой стороны площадки. Макани отпустила дверь, и та с грохотом захлопнулась.

– Нет, – сказала она, пытаясь улыбнуться, – остальные.

– Да, знаю. – Его лицо оставалось бесстрастным, настороженным.

Улыбка сползла с лица Макани. Она скрестила руки на груди, словно защищаясь, пока они изучали друг друга. Их глаза находились почти на одном уровне, Олли был всего на три-пять сантиметров выше нее. Они стояли так близко, что Макани могла рассмотреть новый цвет волос Олли. Даже кожа его головы была ярко-розовой: понадобится время, чтобы краска полностью смылась. В его виде чувствовалась какая-то уязвимость, и Макани снова смягчилась. Она ненавидела себя за это.

Она ненавидела себя по многим причинам.

Макани злилась, что Олли так сильно зацепил ее, хотя знала о его репутации. Злилась, что заставила себя думать, будто он ей безразличен, хотя знала, что это не так. И из-за того, как закончились их отношения. Внезапно. Молча. Это был их первый разговор с конца лета.

Может быть, если бы мы изначально больше разговаривали…

Они никогда много не говорили. В то время она даже была благодарна Олли за это.

Он не отрывал взгляда своих светлых глаз от нее, словно хотел что-то найти. Кровь в венах запульсировала. Почему-то внезапно возникло чувство, что сейчас жаркий летний день и они идут в супермаркет.

– Почему ты здесь? – спросил он. – Ты не разговаривала со мной весь семестр.

Макани сразу же разозлилась.

– Могу сказать то же самое о тебе. И я сказала, что хотела. О наших одноклассниках. О том, что они идиоты и все такое.

– Ага, – напрягся Олли, – это ты и сказала.

Макани издала смешок, чтобы показать, что он ее не задел, хотя оба знали, что это не так.

– Отлично. Забудь. Я просто пыталась быть другом.

Олли промолчал.

– Всем нужны друзья, Олли.

Он слегка нахмурился.

– Но, очевидно, это невозможно. – Одним резким толчком Макани распахнула дверь. – Отлично поговорили. Увидимся в классе.

И, выскочив, уткнулась прямо в тюлевый занавес. Макани чертыхнулась, пытаясь высвободиться, но лишь больше и больше запутывалась в темно-красной сетке. На площадке поднялся громогласный рев: кричала хаотичная толпа восторженных зрителей.

Наконец-то началась драка.

Макани перестала метаться. Она оказалась в ловушке, почти в тюрьме, в этом несчастном городке, где она ненавидела всё и всех, особенно себя.

Послышался тихий шелест, и Макани с удивлением обнаружила, что Олли все еще стоит за ее спиной. Его пальцы осторожно высвободили ее из тюля. Занавес снова опустился, и теперь они в тишине смотрели на одноклассников, словно через красный туман.

Глава третья

– Ты знала эту девушку, Хэйли? – спросила бабушка Янг, сидя на диване.

Макани помахала на прощание Дэрби, когда тот отъезжал. Он дважды нажал на гудок. Дом бабушки находился в паре минут ходьбы от школы, но он всегда подвозил ее. Макани жила в самом старом квартале Осборна, а Дэрби – в самом новом. Алекс жила возле Троя, на ферме, где выращивали телят. Днем на репетиции Алекс подвозила девушка, играющая на теноровом саксофоне. Все умели водить, но только у Дэрби был постоянный доступ к машине.

А Олли жил за городом. Макани не знала, где точно. Когда драка закончилась, он ушел в библиотеку, а она вернулась к друзьям. Позже, на уроке испанского, она чувствовала на себе его взгляд – и против воли заволновалась, хотя в действительности ничего не поменялось и не поменяется.

С упавшим сердцем Макани заперла входную дверь, окончательно погружаясь в свой мир.

– Да, я знала Хэйли. Но не очень хорошо.

Она стянула кеды и носки и положила их у нижней ступеньки, чтобы отнести потом в спальню. Ботинки – еще одна вещь, которая ей не нравилась на Среднем Западе. Носить шлепки все время, за исключением летних месяцев, было слишком холодно, а в неизбежных кедах или ботинках ноги всегда казались неподъемными. На то, чтобы избавиться от мозолей и не натирать постоянно пятки, ушли века.

Сланцы, исправила она себя. Не шлепки.

Местные словечки, в отличие от обуви, оставались главной проблемой. Макани до сих пор вздрагивала, когда слышала, как кто-то заказывает газировку, а не содовую.

Бабушка сидела перед телевизором, где по Netflix крутили «Скандал», и рассоединяла боковые кусочки нового пазла. Макани плюхнулась в любимое раскладное кресло, которое принадлежало еще ее дедушке. Подобрав под себя ноги, чтобы согреться, она взяла крышку от пазла. На картинке были изображены грядка с тыквами, улица с деревенскими домами, толпа переодетых в маскарадные костюмы детишек, выпрашивающих сладости. Бабушке Янг нравилось, когда пазл соответствовал времени года.

– Жду, когда начнутся местные новости, – сказала она.

Макани бросила крышку назад, на кофейный столик, и взглянула на телефон.

– У тебя еще полтора часа.

– Хочу послушать, что Крестон скажет по поводу убийства. – Крестон Ховард был красивым чернокожим ведущим новостей в полпятого, и бабушка Янг верила, что каждое его слово – абсолютная правда. – Все это просто ужасно. Надеюсь, они поймают того, кто это сделал.

– Поймают, – сказала Макани.

– Она была такой молодой, такой талантливой. Прямо как ты.

Последнее не было правдой, но Макани знала, что поправлять бабушку не стоит. Она уже могла представить последующий спор: Макани будет отрицать это, бабушка станет обвинять ее в негативном мышлении, Макани объяснит, что она просто трезво смотрит на вещи, бабушка будет настаивать на своем, и тогда Макани взорвется и скажет что-то вроде:

– Ты не моя мать! Моя собственная мать едва считает себя таковой! Не будем об этом говорить, хорошо?

Вместо этого Макани проверила свой телефон. Она больше не надеялась получить СМС или сообщение в почте от Жасмин, своей бывшей лучшей подруги. Она больше не надеялась, что по какой-то чудесной и невероятной причине все станет как раньше. Эти мечты погибли уже давно. Сложно сказать, когда точно это случилось, но, наверное, это началось, когда Макани подписала официальный документ и поменяла фамилию с Канекалау на Янг.

Она взяла девичью фамилию матери не из-за нависшего развода, а потому что оставаться Макани Канекалау стало небезопасно: такую легко найти в поисковике, а ей нужно было начать новую жизнь в Небраске.

И все же Макани проверила свою почту на телефоне.

Как всегда, из дома никаких новостей. По крайней мере, злобные сообщения тоже уже давно прекратились. Никто не искал ее, а те, кому все еще было до этого дело – до инцидента, как она называла ту ночь на пляже, – люди вроде Жасмин. Единственные, кто имел значение. Макани никогда бы не догадалась, что постоянное молчание друзей окажется намного больнее, чем недели, когда тысячи снисходительных, женоненавистнических незнакомцев изливают свою ненависть ей в лицо. На деле оказалось, что так.

Даже не затеяв привычного спора, бабушка Янг осуждающе протянула:

– Утром ты снова оставила кухонные шкафчики открытыми.

Макани уставилась в телефон.

– Я не оставляю их открытыми.

– У меня все в порядке с памятью, милая. Ты уже ушла в школу, когда я встала. Это основы хороших манер – убирать за собой. Я же не прошу многого.

– Я даже не завтракала сегодня утром, – Макани не смогла скрыть нарастающее раздражение. – Ты вызывала врача, как я тебя просила?

– Как ты прекрасно знаешь, у меня не было приступов уже почти год.

Макани подняла глаза, и бабушка Янг сразу же потупила взгляд. Бабушке было тяжело обсуждать свои слабости или позволять кому-то ставить под сомнение ее решение. Это их общая черта. Бабушка Янг соединила два кусочка пазла вместе, показывая тем самым, что разговор окончен. Но Макани продолжала смотреть на нее, желая найти в себе силы и продолжить обсуждение.

Ее бабушка считалась выше большинства женщин своего поколения. У нее были короткие седые волосы: серые, с белыми пятнышками, они выглядели красиво, словно негатив полярной совы. Бабушка Макани по папиной линии, живущая на Гавайях, красила волосы в черный, даже пользовалась той же краской, что и Алекс.

Бабушка Янг не была такой жесткой. У нее были смуглая кожа, мягкие изгибы фигуры и нежный голос, но говорила она с авторитетом командира. Раньше она преподавала американскую историю в старшей школе, но вышла на пенсию лет пять назад, и хотя Макани радовалась, что ей не придется ходить на уроки собственной бабушки, она думала, что та, скорее всего, была хорошей учительницей.

Бабушка и дедушка Янг всегда были добры к ней, в отличие от остальной семьи. Спрашивали. Проявляли внимание. Даже до начала бракоразводного процесса родители Макани вели себя эгоистично. В детстве Макани мечтала о брате или сестре, чтобы они любили ее, переживали за нее. Но потом поняла, как все-таки хорошо, что родители не завели еще одного ребенка. Они бы и его игнорировали.

Но изгнание Макани в Осборн произошло не только из-за ее неописуемой ошибки. Бабушка Янг сделала кое-что плохое. На прошлый День благодарения сосед увидел, как она во сне подрезала его ореховое дерево в три часа утра. А когда он постарался ее разбудить, бабушка отрезала ему кончик носа. У нее развился лунатизм после неожиданной смерти дедушки прошлым летом. Врачи смогли пришить нос, и сосед не подал в суд, но этот случай встревожил маму Макани, и она убедила отца, что лучшее решение всех их проблем – отправить дочь приглядывать за бабушкой Янг.

Родители Макани не могли прийти к соглашению ни по какому поводу, но единодушно решили отослать ее сюда. Наверное, подумали, что подрезка деревьев – счастливое совпадение.

Макани не считала, что бабушке требуется сиделка. С ее приезда не случилось ни одного опасного приступа. Только в последнюю пару месяцев, с возвращением этих незначительных бытовых эпизодов: открытые ящики, не возвращенные на место инструменты, незакрытые двери – Макани начала понимать, что она действительно нужна бабушке.

Как правило, приятно чувствовать, что ты нужен.

Но однажды это вышло боком.

* * *

Она была нужна в июле. Жара тем днем стояла просто удушающая, а невыносимая влажность принуждала к майкам, коротким шортам и плохим решениям.

Макани уже выполнила все три пункта.

Это была первая годовщина смерти дедушки Янг, и бабушка хотела провести день в одиночестве. А поскольку это была среда, день двойных купонов, Макани сама предложила сходить за еженедельными покупками. «Грилиз Фудс» находился меньше чем в двух милях от дома, на Главной улице. Это простое здание, в виде коробки, напоминало старшую школу, но особое очарование ему придавали низкие потолки и узкие проходы.

Макани не могла понять, почему их не расширяли. Место-то хватало. В отличие от Гавайев, сельская Небраска не испытывала нехватки в земле. У нее не было ничего, кроме земли. Это совершенно другая страна.

Она зашла в магазин, держа написанный от руки список покупок и конверт из переработанной бумаги с купонами. Они заметили друг друга сразу же. Он в зеленом фартуке «Грилиз» раскладывал сливовидные помидоры. Только Олли Ларссон мог выглядеть сексуально в фартуке.

Макани хотела что-то сказать. По тому, как он смотрел на нее, она понимала, что и он не прочь поболтать. Но оба не вымолвили ни слова.

Она взяла тележку на колесиках и стала наполнять ее здоровой едой. Дедушка умер от сердечного приступа, так что бабушка в последнее время увлеклась правильным питанием. Пока Макани искала на полках упаковки с овсом грубого помола и пакеты с сухими бобами, кожу покалывало от осознания того, что Олли передвигается по магазину. Вот он перешел от помидоров к фруктовым напиткам. Вот переместился в проход номер пять, чтобы убрать разбитую банку, а затем снова вернулся к стеллажам с продуктами.

Они никогда не разговаривали в школе, хоть и посещали вместе несколько уроков, но Олли держался особняком. Макани даже не была уверена, знал ли он о ее существовании до этого дня. Она надеялась, что он сможет сесть за одну из трех касс магазина, но, когда она к ним подошла, он исчез в подсобке.

Она была разочарована и ничего не могла с собой поделать. Макани выкладывала пакеты с едой в золотистый «форд таурус» начала девяностых, когда услышала смех – короткий и издевательский. Она гневно захлопнула багажник, уже зная, что он адресован ей.

Олли смотрел на нее из переулка возле магазина. Он сидел на пластиковом ящике из-под молока и выглядел так, словно вышел на перекур, только вот вместо сигареты держал в руке книгу.

– Думаешь, машина моей бабушки смешная? – спросила она.

Ехидная улыбка появилась на его губах. Он так и сидел несколько долгих секунд, прежде чем заговорить.

– Не понимаю, зачем мне смеяться над твоей машиной, когда вот та – моя. – Он показал на белое авто на другом краю парковки.

Это оказалось списанное полицейское авто. Герб полиции соскребли, на крыше не было мигалки, но Макани вспомнила, что видела ее в школе. Все знали, что Олли ездит на полицейской машине – скорее всего, подарке от старшего брата, копа, – и из-за этого одноклассники беспощадно издевались над ним. Макани подозревала, что уже сам факт, что он ездит на такой тачке, доказывал, что ему все равно.

– Так почему ты надо мной смеешься? – спросила она.

Олли потер шею сзади.

– Не над тобой. Над собой.

Макани не знала, летний ли зной тому виной или кульминация семи месяцев беспробудной скуки, но она вдруг почувствовала что-то и медленно подошла к нему. Ее голые ноги светились на солнце.

– И почему же ты смеялся над собой, Олли?

Он смотрел, как она подходит, потому что понимал, что Макани сама этого хочет. Когда она остановилась перед ним, он поднял голову и прикрыл рукой глаза от солнца.

– Потому что я хотел раньше с тобой поговорить, но слишком нервничал, Макани.

Так он знал, кто она такая.

Она улыбнулась.

Олли встал с ящика, и серебряное кольцо в его губе блеснуло на солнце. Она гадала, каково это – прикоснуться к нему губами. Прошло уже много времени с тех пор, как она кого-то целовала. С тех пор, как кто-то хотел поцеловать ее. Возьми себя в руки. Макани сделала шаг назад, потому что общаться, когда они стояли так близко друг к другу, едва не касаясь, было невозможно. К тому же Олли ее заинтриговал.

Она кивнула на его книжку в мягкой обложке.

– Никогда не видела тебя без книги.

Олли поднял ее, чтобы Макани могла увидеть обложку: группа людей, висящая на дверях и окнах движущегося поезда.

– Она об американце, который отправился из Лондона в Юго-Восточную Азию на поезде, – пояснил он.

– Правдивая история?

Он кивнул.

– Ты читаешь много правдивых историй?

– Я много читаю о путешествиях. Мне нравится читать о других местах.

– Понятно. – На губах Макани снова заиграла улыбка. – Мне нравится думать о других местах.

На мгновение отвлекшись, он уставился на ее губы.

– О любом месте, кроме этого, – наконец сказал он. Но было ясно, что он имел в виду Осборн, а не это конкретное место возле «Грилиз Фудс» – место, где была она.

– Именно.

Олли облокотился о кирпичную стену и растворился в тени. Она не могла точно сказать, пытался ли он вернуть свое спокойное равнодушие или просто смущался.

– Ты же с Гавайев, да? Вернешься туда после выпуска?

Сердце Макани затрепетало. Она искала ответ в его глазах – обжигающе голубых, – но вряд ли он знал. СМИ на Гавайях скрыли ее личность, хотя это не остановило соцсети и не отменило необходимость изменить имя.

– Не уверена, – осторожно сказала Макани. – А как насчет тебя? Куда ты хочешь поехать?

Олли пожал плечами.

– Неважно. В любое место, лишь бы подальше отсюда.

– Что мешает тебе уехать? – Теперь ей действительно было интересно. Многие их одноклассники не дотянули до выпуска.

– Мой брат. И деньги. – Он показал на свой фартук. – Я тружусь здесь с четырнадцати лет. Когда тебе разрешают начать работать с продуктами.

Она никогда не слышала, чтобы кто-то ее возраста продержался на работе так долго.

– Боже. Это три года? Четыре?

– Я бы раньше начал, если бы мне разрешили.

Макани бросила взгляд за его спину, на пустынную Главную улицу. «Грилиз Фудс» стоял напротив жалкого ряда разнородных заведений: солярия, бюро недвижимости, магазина обоев и свадебного салона, в витрине которого также были платья для выпускного бала. Она никогда не заходила ни в одно из них.

– Хотела бы я работать.

– Нет, – сказал он. – Не хотела бы.

Его уверенность раздражала ее. Она хотела попасть в Feed’n’Seed, где работали Дэрби и Алекс, но ей бесповоротно отказали.

– Хотела бы. Но родители считают, что моя работа – присматривать за бабушкой.

Олли нахмурился.

– Ей нужна помощь? Мне она всегда казалась в порядке.

Макани удивилась, но потом поняла, что он, должно быть, видел ее здесь, в магазине. Бабушка Янг была весьма заметна: мало чернокожих людей жило в Осборне. Она, возможно, даже учила его брата.

– Она в порядке, – сказала Макани, снова рассказывая полуправду. – Мои родители просто используют ее как предлог.

– Зачем?

– Для того чтобы отправить меня подальше, за четыре тысячи миль от себя. Родители – это самое худшее, понимаешь? – Она сразу же пожалела о своих словах. Неправильно говорить такое тому, у кого вообще нет родителей. Она поморщилась. – Прости.

Олли буравил взглядом асфальт несколько секунд. Когда он поднял глаза, выражение лица у него было отстраненным, но Макани все еще видела его внутреннюю борьбу. Нетрудно представить, как ужасно жить в городе, где все, даже новая девочка, знают, что пьяный водитель стал причиной смерти твоих родителей, когда ты учился в средней школе, и что твой брат переехал из Омахи, чтобы воспитывать тебя.

Он пожал плечами:

– Все нормально.

– Нет, мне действительно жаль. Зря я это ляпнула.

– А мне жаль, что твои родители так ужасно себя ведут.

Макани не была уверена, как реагировать на его слова – шутка ли это, – так что, когда губы Олли расползлись в улыбке, ее сердце едва не выпрыгнуло из груди. Она не хотела испортить момент.

– Ладно, ладно. Мне пора домой. – Макани подошла к машине и покачала головой. Открывая дверцу, она крикнула: – Увидимся на следующей неделе, Олли.

Тот прикусил губу:

– Увидимся на будущей неделе, Макани.

Думать больше было не о чем, так что последовавшие шесть дней Макани провела исключительно в мыслях об Олли. Она думала о его губах, своих губах и о том, как они прижмутся друг к другу. И не только губами. Ее потряхивало как от лихорадки. У нее не было парня с переезда в Небраску. Теперь Макани умоляла бабушку поручить ей ходить в супермаркет, напирая на такие слова, как «ответственность» и «зрелость», рассуждала о «знаниях» и об «опыте». И в конце концов победила.

Когда Макани заехала на парковку, Олли сидел все на том же ящике из-под молока. Он читал книгу и ел красный фруктовый лед. Макани направилась прямо к нему. Он встал. Его лицо ничего не выражало, но нутром она чувствовала правду: Олли ее ждал.

Она вступила в его личное пространство.

Олли прикусил нижнюю губу над серебряным кольцом.

Когда он молча предложил Макани мороженое, она вместо этого нацелилась на его губы, потому что уже давно, шесть дней назад, решила, что действовать напрямую – лучший способ подойти к парню с такой репутацией. Их первый поцелуй был влажным. Холодный язык и сладкие фрукты. Вишня, подумала Макани. Его пирсинг был теплым от летнего солнца. Колечко из хирургической стали упиралось в губы и добавляло опасности. Мороженое с тихим шлепком упало на асфальт.

Они целовались в переулке каждую среду в течение следующих трех недель. На четвертую неделю пошел дождь. И они переместились на заднее сиденье машины ее бабушки. Этот дополнительный уровень приватности привел их к следующей естественной стадии.

– Руки, – позже объясняла Макани друзьям, – не губы.

– Могла бы ты превратить это во что-то еще более отвратительное? – поморщился Дэрби.

– Но есть важное отличие, – сказала Алекс. – Они доставили друг другу удовольствие, но одежду не снимали. А ваши головы были над уровнем моря.

Макани скорчила рожицу.

– Да ладно вам. Я даже не знаю, зачем это рассказала.

На пятую среду, последнюю перед началом учебного года, небо было чистое, и Олли сел к ней в машину. Они поехали в уединенное место – на кукурузное поле. И, конечно же, занялись сексом.

– Вы, ребята, собираетесь встречаться? Ну, знаешь, по-настоящему? – спросил ее Дэрби в тот вечер. – Или все так просто и закончится?

Это закончилось через неделю. Перед тем как прозвенел звонок в первый школьный день, их взгляды встретились на площадке. По лицу Олли невозможно было что-то понять, лишь напускная, холодная непроницаемость. Правда ударила по Макани как хлыст. Нет, они никогда не обсуждали, начать ли им встречаться. У нее даже не было его номера телефона. Это лето стало тайной, отношениями без свиданий, что означало только одно: кто-то из них или оба стыдились этого.

Макани не стыдилась. Она была смущена, да. Но не стыдилась.

Значит, все дело в Олли.

Макани прищурилась. Олли – тоже. Выяснил ли он правду? Узнал ли каким-то образом про ту ночь на пляже? Теперь он будет вести себя, как будто они незнакомы. Стыд накрыл Макани с головой.

А еще унижение. И ярость. Она отказалась вообще смотреть на него и никогда больше не возвращалась в «Грилиз». Она умоляла бабушку снова взять на себя походы за продуктами, заявляя, что школа отнимает слишком много времени, хоть было не так. Макани осудили и поставили на место, но ей все равно было ужасно скучно.

* * *

Безнадежно проверяя и перепроверяя свой телефон (на экране отображались только две палочки приема сигнала), Макани гадала, из-за скуки ли она подошла к Олли во время обеда. Неужели она действительно опустилась до такого?

Наверное. Блин.

– Вот черт, – сказала бабушка Янг. Помехи перекрыли экран телевизора, и Оливия Поуп замолчала на середине предложения.

– Я же только на прошлой неделе звонила кабельному оператору, но они сказали, что у нас и так уже высокоскоростной пакет каналов.

Макани представила бунгало на пляже на Гавайях, где интернет отключался лишь в самые мощные тропические штормы. Телефон там всегда легко ловил связь. Почему в Осборне, расположенном на материке, с этим такие проблемы? Почему все здесь так чертовски сложно?

Они выключили Netflix, и Макани, подхватив ботинки, пошла наверх, делать домашнюю работу. Когда в пять она спустилась, Крестон Ховард не рассказывал ничего нового, поэтому бабушка успокоилась, а Макани хотелось врезать ему в челюсть. Ничего удивительного. Они обе уже видели эти кадры онлайн: обклеенный сигнальной лентой дом Уайтхоллов; отец Хэйли, заходящий с опущенной головой в полицейский участок на допрос; сама Хэйли, летающая по сцене в прошлогодней постановке «Питера Пена».

– Сегодня вечером Осборн скорбит по Хэйли Мэдисон Уайтхолл, – сказал Крестон и мрачно кивнул. – Это печальный день для всего печального города.

Бабушка Янг кивнула, а Макани сморщила нос от отвращения. Ни бабушка, ни Крестон, кажется, не понимали, что он оскорбил целый город. Но, по крайней мере, не ошибся. «Печальный» – идеальное слово для Осборна.

А потом Макани снова стало плохо: Хэйли умерла, и это действительно было печально.

Глава четвертая

Голова Макани кружилась от нетерпения, пока она помогала бабушке готовить ужин. Это была одна из ее ежедневных обязанностей. Когда Макани переехала к бабушке Янг, та прикрепила на холодильник магнитом список ежедневных и еженедельных заданий, на котором было написано: «Ты меня не напугаешь. Я преподаю в старшей школе». Она заявила, что Макани нужно придерживаться строгого расписания, и была права. Даже Макани это признавала, но все равно выглядело это отстойно. Иногда рядом с бабушкой она чувствовала себя маленькой девочкой, а порой – сиделкой. Хотя Макани не хотела быть ни той, ни другой.

Сегодня вечером они приготовили здоровый ужин: запеченные фрикадельки из индейки и простой салат без заправки. Такая еда вгоняла в депрессию. Макани хотелось чего-то вкусненького и жирного. Папайю с лаймом. Ребрышки кальби. Пои[4] с ломи-ломи[5]. Она с легкостью потратила бы каждый цент на вкусный обед: паровой рис, мак-салат и закуска. Курица кацу. Говядина терияки. Свинина калуа[6]. У Макани потекли слюнки, а душа заныла.

Иногда ужин становился самым трудным испытанием.

Только они сели за стол, как запищал ее телефон. Бабушка Янг закатила глаза и протяжно вздохнула. Макани вытащила телефон из кармана, чтобы отключить звук. На экране появилось сообщение с незнакомого номера:

Могу сказать то же самое и о тебе.

Ее грудная клетка словно превратилась в хрупкие осколки льда.

Появилось второе сообщение:

Что ты хотела этим сказать?

– Сколько раз мне повторять? Никаких телефонов за столом.

Макани подняла голову.

– Прости, – сказала она на автомате.

Но бабушка заметила, как изменилось выражение ее лица.

– Кто это был?

– Мама, – солгала Макани.

Бабушка Янг обдумывала ее слова. Она бы никогда не поддержала разговор во время ужина с папой Макани, которого особенно никогда не любила, но она все еще надеялась, что ее дочь помирится с внучкой.

– Тебе нужно позвонить ей сейчас или это может подождать?

– Я сейчас вернусь, прости. – Макани отошла от обеденного стола на кухню, где бабушка бы ее не увидела, и перечитала сообщения. Сердце словно замерло между страхом и надеждой. Она не могла представить, чтобы это был он, но больше некому. Или нет?

Кто спрашивает?

Ответ пришел незамедлительно.

Олли.

Сердце бешено заколотилось. Макани уставилась на экран, ожидая, скажет ли он что-то еще. Наконец она написала.

Не помню, чтобы давала тебе свой номер.

Еще один быстрый ответ.

Скажи мне, что ты имела в виду.

Очевидно, Олли был из того типа раздражающих людей, которые пишут сообщения полными предложениями и игнорируют вопросы.

Что, ты ДУМАЕШЬ, я имела в виду???

Я думаю, ты чувствуешь себя уязвленной, а это значит, было недопонимание.

Уязвленной. Серьезно, ни один нормальный человек так не разговаривает. Но он завладел ее вниманием. Макани послала в ответ один лишь вопросительный знак. Она смотрела, как появлялись и исчезали на телефоне три точки, пока Олли печатал, делал паузу, а потом снова начинал печатать.

Наконец ответ пришел.

Я думал, ты меня стыдилась. А сама думала, что я стыжусь тебя.

Брови Макани поползли вверх. Редко встретишь такую прямоту, достойную восхищения. В ее голове появился вечный вопрос: «Знает ли он, что я натворила?». Было невозможно понять без лишних расспросов, но внутри возникло неприятное подозрение. Может, он и знал. А может, она ошибалась. Возможно, из них двоих именно Макани сделала неправильные выводы.

Она ответила.

Почему ты так подумал?

Ну, мы никогда по-настоящему не разговаривали, не так ли?

Не думала, что ты разговорчивый.

Я тоже не думал так про тебя.

Макани помедлила. Бабушка закашлялась – слишком громко – в соседней комнате.

Макани написала:

Так ты хочешь поговорить?

Я хочу поговорить, если ты этого хочешь.

Ей бы стоило почувствовать раздражение, но это было не так. Совсем нет.

– Макани, – предупредила ее бабушка.

– Я сейчас вернусь. Уже почти все.

– Ты даже не разговариваешь!

– Мы переписываемся.

– Это не разговор. Тебе нужно поговорить с мамой.

Макани ухмыльнулась и отправила:

Сообщения – не разговор.

Вдруг телефон в ее руках зазвонил, и Макани подпрыгнула от неожиданности:

– Черт!

– МАКАНИ ЯНГ!

Макани вздрогнула, отвечая на звонок:

– Сейчас нелучшее время. Я перезвоню тебе позже, хорошо? – она нажала отбой, прежде чем Олли успел ответить, и прокралась обратно на свое место за столом.

Бабушка Янг следила за каждым ее движением.

– Это была не твоя мать.

Макани, как ребенок, засунула тефтелю в рот целиком.

– Дай мне свой телефон.

Макани испуганно замерла.

– Зачем? – пробормотала она с полным ртом.

– Ты меня слышала. Хочу увидеть, кому ты писала.

– Ладно, это Алекс. – Макани проглотила еду. – Я писала Алекс.

Бабушка продолжала сидеть с вытянутой рукой.

– Отлично! Это парень, понятно? Теперь ты довольна?

Бабушка замолчала, раздумывая над вариантами.

– Как его зовут?

– Бабушка…

– Никаких мне бабушек. Как его имя?

– Олли. Оливер Ларссон. – Макани уже знала, лучше добавить и его фамилию. Люди в этом городе всегда хотели знать фамилию.

Бабушка нахмурилась:

– Ларссон. Не тот молодой коп?

– Это его брат, Крис. Олли – мой одноклассник.

Бабушка Янг погрузилась в размышления, и Макани взмолилась, чтобы до нее не дошли слухи об Олли. Молилась, чтобы она думала, что быть братом копа – хорошо в этом городе. Наконец бабушка слегка успокоилась.

– Крис был моим учеником. Милый молодой человек. Жаль, что такое произошло с их родителями.

Макани тоже расслабилась.

– Если хочешь продолжать встречаться с Олли, мне нужно с ним познакомиться.

– Бабушка. Мы только переписываемся.

– А потом зазвонил твой телефон. – Она угрожающе ткнула салатной вилкой в сторону Макани, тем самым констатируя факт. – Ты заинтересовала этого парня.

* * *

Когда бабушка ушла спать, Макани отправила сообщение:

Сейчас удобно?

Любопытство подпитывало ее тревогу. Перспектива поговорить с Олли – единственное, что сейчас ее занимало. Она ходила взад-вперед по ковру и смотрела на телефон, желая, чтобы тот зазвенел. Но мобильный, лежащий на комоде, молчал.

Комод и остальная мебель когда-то принадлежали маме. Макани переехала в ее детскую спальню. Громоздкий дубовый гарнитур был неприятного оттенка золотого апельсина. Кровать слишком высокая, столбики на изголовье слишком строгие. Они спиралью возносились к потолку, словно заостренные бивни. Тяжелый и длинный комод, гигантское отвратительное зеркало и письменный стол размером с бегемота. Стоящий на нем ноутбук Макани казался настолько авангардным, словно этот деревянный стол сделали давно, еще до появления компьютеров.

Эта комната – полная противоположность тому, как ее мать жила теперь. Несмотря на расслабленную атмосферу пляжа, их дом был строгой геометрической формы, а внутри все сделано из нержавеющей стали.

Бабушка и дедушка, должно быть, сами выбирали мебель и после отъезда мамы убрали все фотографии и постеры, которые могли бы пролить свет на ее подростковые годы. Теперь на их месте висели фотографии Макани в начальной и средней школе и картинки прерий. Единственный оставшийся после мамы след – старая надпись, вырезанная внутри верхнего ящика стола: SOS. Макани редко понимала свою маму, но она определенно понимала тихое отчаяние, стоявшее за этим одиноким актом вандализма.

После переезда Макани сняла свои ужасные портреты и засунула их под кровать. Лишь несколько вещей из прошлой жизни осталось на виду. На столе стояли красивая тарелка из коралла и раковина каури, на кровати лежали плюшевый медвежонок и кит, а на комоде, на держателе в виде дерева, были аккуратно развешены украшения. Все остальные вещи Макани держала в ящиках, спрятав подальше.

Она снова проверила телефон: вдруг временно потеряла слух? Ничего. Уже поздно.

Внезапное шуршание за окном потревожило тихую ночь. Макани подошла к окну и вгляделась в тени. Холеный кот соседа – не того, который потерял кончик носа, а другого – часто охотился в их дворе. Макани никогда не разрешали завести кошку или собаку. Однажды, когда у нее будет свой дом, она заведет сразу обоих.

Снова шорох. Макани прищурилась, вглядываясь в темноту.

Звук раздавался из разросшихся кустов под ее окном. Она вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что там находится, и испугалась, заметив резкое движение. Потом наступила тишина. Кот, должно быть, поймал полевку.

Макани прижала лицо к стеклу, сложив руки козырьком и прикрываясь от света спальни. Она ждала, когда кот направится со своей добычей через лужайку, но в свете оранжевого уличного фонаря не было никого и ничего, кроме опадающей листвы.

Она вернулась к телефону. И здесь ничего не изменилось.

Макани снова бросила взгляд на окно. Непонятно, почему, но она чувствовала себя незащищенной. Она вновь подкралась к окну и выглянула наружу.

Вокруг было все так же пустынно.

Привет, паранойя, мой старый друг.

Она задернула занавески, взяла телефон и, усевшись на кровать, положила его на стеганое одеяло цвета слоновой кости – еще одна реликвия дедушки и бабушки. Макани попыталась подготовиться к тесту по испанскому, но не могла сосредоточиться. Почему Олли решил, что ей будет стыдно появляться рядом с ним? Из-за слухов? Если дело в этом, то он, скорее всего, ничего не знал о ее прошлом, иначе понимал бы, что не ей указывать, кого стесняться.

Может, у них есть шанс. Может быть, у них даже будет настоящее свидание. В конце концов, он же постарался раздобыть номер ее телефона, хотя и проигнорировал вопрос, каким образом.

Она все еще хмурилась, поэтому отложила в сторону учебник и достала последний выпуск Rolling Stone. Макани, как правило, не интересовали бумажные журналы, но она не могла удержаться, когда увидела на обложке Amphetamine. Их скандальная песня о несовершеннолетней девочке, разбившей сердце солиста – согласно статье, основанная на реальной истории, – стала настоящим хитом. Макани запоминающиеся слова песни и злили, и приводили в экстаз. Интересно, разбила ли она сердце Олли прошлым летом? Разбил ли он ее сердце? Или оно и так уже превратилось в осколки?

Вдруг зазвонил телефон. Она в спешке бросилась к кровати и в возбуждении дважды выронила трубку.

На экране была фотография огромной волосатой белой мужской задницы. Макани застонала и отбросила телефон в сторону, не ответив. Ей не хотелось потакать Алекс в одной из ее излюбленных игр. Алекс нравилось красть телефоны у них с Дэрби, набирать «волосатые задницы» в запросе картинок в Google, а потом незаметно возвращать телефоны на место. Когда они были не в школе, Алекс посылала фотографии наобум.

Телефон снова зазвонил в 23.31. Это был он.

Был на работе, но теперь дома. Ты еще не спишь?

Паника вновь накрыла Макани с головой. Нужно ли подождать, прежде чем ответить? Нет, это глупо. Из-за молчания они и оказались в этой запутанной ситуации.

Олли взял трубку после первого же гудка.

– Привет, прости за предыдущий звонок. У меня был перерыв, но, думаю, я позвонил не вовремя.

Голос Макани прозвучал спокойно:

– Откуда у тебя мой номер?

– А, – Олли растерялся. – Э, да. Прости. Мой брат. Он может, знаешь… достать разную информацию.

Второе извинение за несколько секунд. И раз он попросил Криса помочь, то, по крайней мере, что-то рассказал о ней старшему брату. Улыбка заиграла на губах Макани, но она сказала:

– Это немного жутковато.

Последовала долгая пауза.

– Да шучу я, – Макани рассмеялась, притворяясь более спокойной, чем была в действительности. – То есть не пойми меня неправильно, но это правда странно. Ты мог просто попросить номер у меня. Но я рада с тобой поговорить.

Голос Олли на другом конце провода зазвучал расслабленнее.

– И я.

– Ну.

– Ну.

Она перебирала пальцами петельки одеяла, и следующая фраза прозвучала как флирт:

– Так твоя смена в «Грилиз» все еще в среду?

Олли издал смешок.

– Да. Хотя я не мог не заметить, что ты больше не приходишь.

– Ага, там работает настоящий придурок. Он ведет себя так, словно я невидимка, когда мы встречаемся в школе.

– Интересно. Потому что в школе есть одна дура, которая тоже меня игнорировала.

Макани будоражила легкость, с которой они болтали, но в ее смехе послышалось сожаление.

– Это было глупо с нашей стороны, а? Эти предположения.

Олли согласился без раздумий:

– Невероятно.

– Мы можем сейчас поговорить начистоту?

– Я хочу, чтобы мы честно разговаривали всегда – и в настоящем, и в будущем.

Макани почти улыбнулась, но улыбка исчезла еще до того, как появилась. Ее голос зазвучал суровее:

– Слушай, я хочу продолжать с тобой общаться, только если ты хочешь, чтобы все было по-настоящему, и будешь проводить со мной время. Если просто собираешься меня трахать, я вне игры.

– Стой, – выдохнул Олли. – Нет. Нет. Я никогда не хотел только этого. Просто так случилось. Я вообще не знаю, как это произошло.

– Думаю, мы оба виноваты, – сухо ответила Макани.

В телефоне снова повисло напряженное молчание.

– Итак, – продолжил он, – только честно… я тебе нравлюсь?

– Честно говоря… да.

Долгая пауза. Или, возможно, Олли снова переводил дыхание.

– Честно говоря… ты мне тоже нравишься.

Уже давно Макани не испытывала настоящего счастья, поэтому забыла, что иногда от него может быть так же больно, как и от грусти. Признание Олли пронзило ее сердце, словно искусно брошенный нож.

Благодаря этой боли она почувствовала себя живой.

Глава пятая

Они проговорили несколько часов. Пока руки Макани не заболели от постоянного держания телефона и ночные сверчки не умолкли, отправившись спать. То, что Олли не знал о ее прошлом, стало облегчением. Им нужно было поговорить начистоту. Но только о том, о чем нужно говорить.

Родители Олли были фермерами, у них была дружная семья. Примерно через месяц после несчастного случая полиция отдала его брату, которого только что приняли на работу, старую патрульную машину взамен полностью разбитой старой. Это был щедрый подарок. Когда Олли исполнилось шестнадцать, Крис подарил ему эту машину на день рождения. Олли презирал «форд краун виктория» и потерю, которую он символизировал, но ездил на нем из уважения к брату и из-за необходимости в машине. Он говорил о своих отношениях с Крисом: натянутых, порой отеческих, раздражающих, а она рассказывала о таких же непростых отношениях с бабушкой.

– Что случилось с твоими родственниками? – Макани свернулась клубочком под одеялом. – Почему они не забрали тебя?

– Половина из них умерли, а другие – пьяницы, – голос Олли стал тихим. – Теперь понимаешь, почему, когда парень с концентрацией алкоголя в крови, в два раза превышающей норму, убил наших родителей… Крис сражался за то, чтобы стать моим опекуном?

Макани не ладила с родителями. Но она их любила и могла лишь представить, как разрушала и до сих пор разрушает Олли потеря обоих в этом бессмысленном происшествии. Они возвращались домой после поездки в Feed’N’Seed, место, где теперь работали Дэрби и Алекс. В их машину врезались во вторник, при свете дня. Именно светлое время суток в глазах Макани усугубляло трагедию.

– Как твоя мама оказалась на Гавайях? – спросил Олли.

– Она уехала туда сразу же после выпуска. У нее был грандиозный план – она всегда его так называла – проехаться по всем пятидесяти штатам, прежде чем выбрать новый дом. До сих пор сохранилась карта, которую она украла в книжном в Норфолке. Однажды она мне ее показала: на Небраске стоял огромный жирный крест.

– Так что случилось?

– Она потратила все свои сбережения на поездку на Гавайи. Получила работу на курорте, поступила в муниципальный колледж и потом встретила моего отца.

– Грандиозный план. Может, мне тоже стоит попробовать?

Макани не то фыркнула, не то вздохнула.

– Только если ты можешь его выполнить. Для меня это еще одна история маминых неудач.

– А может, Гавайи оказались такими классными, что ей и не нужно было рассматривать другие варианты?

– Нет.

– Я всегда выполняю свои планы, – заверил ее Олли.

* * *

Он доказал это всего несколько часов спустя. Макани развалилась в машине Дэрби перед школой, кипя от раздражения из-за недосыпа. Она так хотела рассказать друзьям о звонке, но их реакция оказалась не такой, как она надеялась.

– Конечно же, он понимает тебя, – сказала Алекс с заднего сиденья. – Вы оба бедные сиротки.

– Я не сирота, – проворчала Макани.

– Все еще не могу поверить, что тебе нужно познакомить его с бабушкой, – протянул Дэрби. – Как он отреагировал, когда ты ему рассказала?

– А я не рассказывала. – Макани пыталась игнорировать внутреннее напряжение, пока искала Олли на парковке. Поток учеников направлялся к мемориалу Хэйли – там лежали цветы, открытки, театральные афиши и свечи – он появился за одну ночь перед вывеской школы. Черными неровными буквами на памятнике было написано: МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, ХЭЙЛИ. ТВОЯ ЗВЕЗДА ВСЕ ЕЩЕ ЯРКО ГОРИТ.

– Я хотела сначала убедиться, что все хорошо, – объяснила Макани. – Ну, знаете, сама.

– Это мечта каждой бабушки, – Алекс саркастически помахала руками. – Изгой общества, который трахает ее внучку, затем игнорирует несколько месяцев, а потом нелегально достает ее номер телефона.

Макани поморщилась.

– Ты же знаешь, что это не так.

– Нет, именно так, – подчеркнула Алекс.

– Разве это не странно, что он достал твой номер таким образом? – заметил Дэрби.

– Разве это не романтично? – спросила Макани.

– Нет, – хором ответили ребята.

– Ему нужно было попросить у тебя, – продолжил Дэрби, – и ты бы дала номер.

– Ну, я рада, что не разбудила бабушку. Вы правы, ей бы не понравилось, если бы она узнала, что я болтаю с парнем по телефону посреди ночи. – Макани сделала паузу, найдя идеальную возможность сменить тему. – Хотя часть меня действительно хочет разбудить ее. Мне кажется, она снова ходит во сне.

– О боже, – Алекс изогнула спину как кошка, потянулась и зевнула. – Что в этот раз твоя бабуля сделала? Использовала фен вместо тостера?

Дэрби рассмеялся на слове «бабуля». Алекс подмигнула ему в зеркало заднего вида.

– Все кухонные шкафы, – сказала Макани, – были открыты сегодня утром. Уже два дня подряд и четвертый раз за этот месяц. Ей нужно посетить клинику, но не знаю, как ее убедить.

– Ты когда-нибудь задумывалась, что она ищет по ночам? – спросила Дэрби.

– Книгу по самозащите для внучки, – сказала Алекс.

Громкий стук в окно рядом с Дэрби заставил его вскрикнуть. Все подпрыгнули на своих местах. Осознав, кто это, Дэрби и Алекс вылупились на Макани.

Макани покраснела от жара.

– Впустите его, впустите его.

Замки не были автоматическими, так что Алекс протянула руку, чтобы открыть дверь. Олли сел рядом с ней, впустив в салон порыв холодного утреннего воздуха.

– Простите, – извинился он. – Не хотел вас напугать.

Три пары глаз с удивлением уставились на него. Почему-то Макани уже забыла, что у него розовые волосы. Вчера в постели она представляла Олли блондином.

Он нервно перевел взгляд с Дэрби на Алекс:

– Я подумал… Макани вам рассказала?

– Рассказала, – сказал Дэрби, хотя его голос еще звучал растерянно.

Алекс улыбнулась, словно ведьма в сказке:

– Мы все знаем.

Оттенок кожи Олли начал походить на цвет его волос.

– Что ты тут делаешь? – спросила Макани, глядя на него во все глаза.

На его щеках появился румянец. Это был тот редкий момент, когда Макани могла легко прочитать выражение его лица: Олли хотел перемотать все назад, оказаться вне машины, в безопасности, на другой стороне парковки. Его рука поползла к ручке двери:

– Ты сказала, что хотела… проводить время вместе.

– Сказала, – Макани покачала головой, прежде чем поменять тон. – Сказала.

Она чувствовала, что друзья таращатся на них, пока выходила из охватившего ее ступора. Впервые Макани поняла, что внешность и поведение Олли не просто акт протеста. Это броня, скрывающая его застенчивость. Для него, видимо, было сложно подойти к ней без защитного барьера в виде телефона, да еще и в окружении ее друзей.

Макани мягко ответила:

– Ты просто застал нас врасплох, вот и все. – А потом улыбнулась ему самой широкой и сияющей улыбкой. Когда-то давно Макани была известна благодаря ей. – Я рада, что ты здесь.

– И я, – сказал Дэрби.

– В следующий раз, – резко добавила Алекс, – принеси пончики.

Олли рискнул взглянуть на нее.

– Мне нравятся с шоколадной глазурью, – заявила она.

Олли надел привычную маску, которую показывал остальному миру. Его брови слегка приподнялись, а голос стал ровным.

– А кому не нравятся?

– Макани нравятся с кленовым сиропом. А Дэрби любит обычные, с глазурью.

Олли в шутку выразил свое несогласие, и Алекс пихнула Макани и Дэрби в спинки сидений:

– Видите? Я всегда говорила, что вы сумасшедшие.

Это было своего рода одобрение, и Макани выдохнула, пока Алекс не переключила свое внимание на Олли.

– Ну, Бушеми, – сказала Алекс, – что говорят?

Брови Олли поползли еще выше.

– Стив Бушеми играл мистера Пинка в «Бешеных псах».

– Я знаю, – сказал он. – Но его персонажа так назвали не из-за цвета волос.

Алекс было все равно.

– Так что говорят, Бушеми?

Казалось, его пугает неясность ее слов.

– Э-э-э…?

– Хэйли.

Он слегка дернулся.

– Почему ты спрашиваешь меня о ней?

Алекс толкнула его в плечо, и Олли скривился. Он не привык к таким настойчивым расспросам.

– Твой брат – коп, – сказала она. – Так что полиция говорит по ее делу?

Дэрби вздохнул:

– Не обращай на нее внимания. У Алекс нет чувства такта.

Олли потер ушибленное плечо.

– Крис не обсуждает со мной работу.

– Но дал тебе личный телефонный номер нашей дорогой подруги Макани Янг.

– Алекс, – предупредила Макани. – Иногда сложно быть ее подругой.

Но та подсела ближе к Олли, игнорируя, что ему это было неприятно. Ее колени в сетчатых колготках прижались к его ногам.

– Просто расскажи нам. Твой брат был на месте преступления?

Олли отодвинулся, и Алекс пришлось вернуться на свое место.

– На самом деле, – его голос оставался спокойным, – это должно быть в юрисдикции шерифа, потому что убийство случилось вне города. Но ее папа охотится вместе с шефом полиции Пилджером, так что он напрямую связался с ним. Весь отдел вызвали через час.

Макани представила дюжину офицеров в форме, штурмующих кукурузное поле.

– Весь отдел?

– Весь отдел – это пять человек, – сказал Олли.

– А что насчет ее горла? – спросила Алекс. – Три разреза, напоминающих смайлик?

Макани снова захотелось ее отругать.

– Хуже, – сказал Олли. – Пять глубоких порезов. Глаза у смайлика были в виде крестиков.

Дэрби вздрогнул:

– Как… мертвые мультяшные глаза?

Олли коротко кивнул.

– Скорее всего, убийца наслаждался, проделывая это. Ее голосовые связки были перерезаны. Полиция думает, это сделали специально.

Волосы на шее Макани встали дыбом. Мертвые мультяшные глаза.

Но Алекс выпрямилась, вспомнив свою любимую теорию.

– Они думают, что убийца ненавидел Хэйли, потому что она умела петь? Что кто-то завидовал ее таланту?

– Или, – предположил Олли, – может быть, она сказала то, что не должна была.

– Наркотики, – Дэрби подпрыгнул на месте и повернулся к задним сиденьям. – Всегда виноваты наркотики. Может быть, она наткнулась на чей-то подпольный цех по производству наркотиков и собиралась их сдать! – Он сразу замолчал, испугавшись собственного предположения.

Два противоположных чувства – вина и любопытство – мучили и Макани, но Олли лишь пожал плечами.

– Полиция пока мало что об этом знает. И не осталось никаких улик. Во всяком случае, пока ничего не нашли.

Победило любопытство.

– Она была… Хэйли изнасиловали?

– Нет, – сказал Олли.

– Слава богу, – одновременно выдохнули Макани и Дэрби. Макани стало легче, что Хэйли, по крайней мере, не прошла через это.

– Ее нашли в постели, но непохоже, что убийца вообще ее хоть где-то касался, – сказал Олли. – Или что она касалась его. Полиция даже не уверена, что виновный – мужчина. У нее не было синяков и под ногтями ничего не оказалось – ни кожи, ни тканей, которые могли бы остаться, если бы она царапалась или отбивалась от убийцы.

Макани обдумала его слова.

– Значит, Хэйли застали врасплох.

– Может быть. Или она знала убийцу.

– А может, и оба варианта, – сказала Алекс, и все кивнули. Она скрестила руки на груди с довольным видом победителя. – Я знала, что у тебя есть инсайдерская информация.

Морщинка между бровями Олли стала глубже.

– Это все, что я знаю. Правда. И ты же понимаешь, что никому не должна об этом рассказывать, так?

– Пожалуйста, – Алекс отмахнулась от него. – Все, кому я могла бы сказать, уже в этой машине.

Дэрби протянул руку и сжал ладонь Алекс с неаккуратно накрашенными черными ногтями.

– Я тоже тебя люблю.

Но что-то не давало Макани покоя.

– Откуда ты все это знаешь, если твой брат не обсуждает с тобой работу?

Олли пожал плечами:

– Подслушал разговоры. – Но, казалось, Макани его ответ не убедил, и он робко добавил. – И… я прочитал материалы дела, когда он спал.

Макани удивленно приподняла брови. Алекс снова подсела ближе к Олли.

– У отца Хэйли есть алиби?

– Понятия не имею, – сказал он.

– Разумеется, имеешь.

– Я же сказал, это все, что мне известно.

– Ладно, тогда узнай.

Олли наконец рассмеялся, бросив взгляд на Макани:

– Ага. Конечно.

Смех был лучшим ответом, когда Алекс становилась слишком настойчивой. Макани почувствовала искорку надежды. В лобовое стекло она увидела, как две хрупкие на вид девушки прошли мимо со связкой белых шариков в руках. По их щекам текли слезы.

– Они участвуют в мюзикле? – спросила Макани.

– Не думаю, – сказал Дэрби.

Сердце Макани замерло из-за посетившей ее неприятной мысли:

– Ребята, а вы что-то принесли?

Олли и Алекс покачали головами, а Дэрби вытащил из рюкзака открытку из картона, сложенную пополам. Он нарисовал на обложке блестящей красной ручкой сердце.

– Я сделал ее прошлым вечером, но оставил место и для ваших имен, если хотите.

Хорошо, что Дэрби вспомнил, на него всегда можно было положиться. Алекс достала шариковую ручку и нацарапала рядом свое имя, а затем передала открытку и ручку Олли. Удивленный, а может, даже тронутый, он написал свое имя внизу маленькими заглавными буквами.

Олли протянул открытку и ручку Макани.

Она смотрела на блестящее сердце, и чувство вины пронзало каждую клетку ее тела. Она никогда не разговаривала с Хэйли, когда та была жива. Макани ненавидела сплетни, но предполагала, как жила эта девушка, и гадала, как она погибла, словно в каком-нибудь детективе. Она не заслужила подписать открытку, потому что ей и в голову не пришло принести что-то для Хэйли.

– Макани, – встревоженно позвал ее Олли.

Перед глазами поплыло, но она взяла открытку и ручку, чтобы подписать ее, потому что за ней наблюдали друзья, хотя и чувствовала себя при этом мошенницей.

Они вышли из машины и присоединились к толпе. Дэрби положил их открытку поверх горы печальных подарков. Макани стало интересно, кто и когда соберет все эти вещи. Отнесут ли родители Хэйли все домой, или открытки, постеры и плюшевые мишки останутся лежать здесь и затем отправятся на свалку?

Ученики из каждого школьного кружка пришли выразить свое почтение: ботаники из театральной студии и хора, атлеты и гики, геймеры и хакеры, «будущие фермеры Америки» и ребята, участвующие в родео. Все молились вместе. Президент школьного совета раздавал листовки для траурного бдения со свечками. Только наркоманы держались в стороне: они чувствовали себя неуютно из-за того, что нужно было скорбеть вместе с остальными.

Макани сделала вид, что расстроена по тем же причинам, что и ее одноклассники. Притворилась, что фургон местной телекомпании, припаркованный возле флагштока, не заставил ее потеть от страха. Затем притворилась, что ей холодно, натянула капюшон толстовки и отвернула лицо от камер. Притворилась, что ее место здесь.

* * *

Несмотря на удивленные взгляды других учеников, Олли присоединился к ним за обедом. Макани сама пригласила его, но все равно опешила, когда он сел рядом, скрестив ноги. Олли старался. У Макани сразу улучшилось настроение, хотя последовавший разговор был неловким. Олли ел свой сэндвич молча. Макани лишь надеялась, что ее друзья отнесутся к нему с тем же терпением, как и к ней.

По крайней мере, в его присутствии она не была третьей лишней. Дэрби и Алекс никогда не считали, что она лишняя и им мешает, но Макани как-никак вторглась в десятилетнюю крепкую дружбу. Теперь, когда Олли присоединился к ним, она чувствовала себя спокойнее.

Когда до урока осталось десять минут, он извинился и быстро ушел в библиотеку, так что Макани не успела попрощаться. Она растерянно посмотрела на друзей и побежала за ним.

– Эй, – Макани схватила его за рукав. – Ты в порядке?

– Да. Я просто… – начал оправдываться Олли.

– Не волнуйся, я понимаю, – Макани была уверена, что в самом деле понимает. Иногда, когда давление становится чрезмерным, нужно просто бежать.

Олли теребил молнию черной толстовки. Он бросил взгляд на компанию ребят-геймеров, сидевших рядом на земле, повернулся к Макани и кивнул.

Она закатила глаза.

Он улыбнулся.

Уверенность вернулась к Макани. Тревожный туман исчез. Она отпустила его рукав и пристально посмотрела на Олли.

– Так что ты делаешь сегодня после школы?

Он удивился:

– Подвожу тебя домой?

Макани снова улыбнулась и зашагала прочь.

– Хороший ответ, – крикнула она, обернувшись. Идеальная фраза перед расставанием, которую находившиеся рядом придурки решили испортить.

– Хороший ответ, – спародировал один из них, а другие рассмеялись.

Макани остановилась:

– Простите?

Родриго Моралес, невысокий парень с беспокойными, бегающими глазками и огромными наушниками на шее, казалось, вздрогнул, когда к нему обратились, но быстро пришел в себя.

– Я прокачу тебя до дома, детка.

– Чего? – возмутилась одна из его подруг.

– Она права, – Макани скрестила руки на груди. – Чего?

– О, я могу прокатить вас обеих, – развязно сказал Родриго, и другая девушка запульнула булочку от бургера ему в голову.

– Это единственное, что может быть хуже прогулки пешком, – сухо сказал другой парень. Его звали Дэвид, тощий выпускник в чрезмерно большой футболке с ярким зеленым крипером из «Майнкрафта». Вся компания разразилась смехом.

– Заткнитесь! – Родриго теперь переключил свою ярость на Дэвида. Между парнями завязалась словесная перепалка.

Макани не заметила, когда Олли снова оказался рядом с ней. Она была благодарна, что он захотел помочь, но обрадовалась еще больше, когда поняла, что Родриго уже забыл про нее. Они смущенно переглянулись.

– Увидимся позже?

– Да, – согласился он.

Макани убежала на другую сторону площадки.

– Что ты вообще нашла в этом парне? – спросила она Алекс, кивнув в сторону геймеров.

Та с августа питала необъяснимые чувства к Родриго.

– Он милый и действительно умный.

– А ведет себя как ребенок.

– Вырастет, – Алекс ухмыльнулась и добавила: – Я ему помогу.

– Для этого сначала нужно с ним поговорить, – возразил Дэрби.

– Мы разговариваем. Общаемся на физике.

Дэрби фыркнул.

– Как вчера, когда ты набросилась на него из-за неправильно решенного уравнения? Он, наверное, первый раз дал неправильный ответ.

– Пошли вы.

– Бедный Родриго, – кудряшки Макани подпрыгнули, когда она покачала головой. – Сложно быть безответной любовью Александры Шимерд.

– Говорю вам, между нами что-то есть.

Дэрби снисходительно похлопал ее по ноге. Алекс отбросила его руку. Друзья громко рассмеялись, и тут прозвенел звонок. Они нехотя стали собирать свои вещи. Макани выбросила пустой стакан из-под содовой в мусорный бак.

– Дэрби, сегодня не нужно меня подвозить. Олли подкинет меня домой.

Дэрби замолчал, закинул на плечи рюкзак и кинул в сторону Алекс многозначительный взгляд.

Макани сжала зубы. Она снова стала третьей лишней: они собирались обсуждать ее.

– Что-то не так?

Впервые Алекс не захотела ничего объяснять. Дэрби деликатно прокашлялся.

– Просто ты не прожила здесь так долго, как мы, – сказал он. – Никто не знает, действительно ли Олли едва не утонул, и правда ли, что он спит с отребьем в «Ред Спот», но с ним определенно что-то не так, с тех пор как умерли его родители.

Алекс одернула свою юбку с бахромой.

– Мы не хотим, чтобы тебе причинили боль.

– Снова, – кивнул Дэрби.

Руки Макани затряслись.

– Вы не знаете его.

– Ты тоже.

– Так что? С ним случилось что-то дерьмовое, а потом он мог сам наделать ошибок. А может, и нет. А если и да, то какая разница? Неужели он не заслуживает второго шанса?

Алекс отступила на шаг.

– Эй, это ты к чему?

Макани засунула руки в карманы и сжала кулаки.

– Он отвезет меня домой за пять минут. Все будет хорошо.

Она не была уверена, что друзья ее услышали, но развернулась и пошла прочь. Она вообще не знала, хочет ли быть услышанной. Но все-таки обернулась и добавила:

– У меня все хорошо!

Глава шестая

Олли открыл перед ней пассажирскую дверь «форда». Этот жест был милым и старомодным.

– Такое впечатление, что я сделала что-то плохое, – сказала Макани и, похлопав патрульную машину по крыше, забралась внутрь.

Олли криво улыбнулся:

– Теперь ты знаешь, каково мне.

Эта горькая правда, сказанная в виде шутки, – та самая причина, почему их тянуло друг к другу. Но так как только Макани поняла это, она не стала ничего говорить. Просто наблюдала, как Олли обходит машину спереди и подходит к водительскому сиденью. Его движения напомнили ей старый фильм «Бунтарь без причины». У Джеймса Дина никогда, правда, не было такой бледной кожи или розовых волос, но Олли напоминал крутого парня, сильно неуверенного в себе.

Внутри машина оказалась чистой. Обивка спереди была из ткани, а задние сиденья обтянуты искусственной кожей. Наверное, чтобы офицерам полиции было легче вытирать пот, рвоту, мочу и кровь. Перегородку из стальной сетки убрали, никакого радио или компьютерного управления, лишь короткая ручка рядом с боковым зеркалом водителя, которая включала сирену. В остальном самая обыкновенная машина, но Макани все равно стало не по себе. Воспоминания о полиции были не самые теплые.

Олли бросил сумку назад и сел в машину.

– Ну так, – спросила она, – ты что-то натворил?

Вопрос должен был стать игривым продолжением их шутки, но прозвучал совсем не так. Предупреждения друзей все еще вертелись в голове Макани. Она гадала, какие сплетни об Олли могли хотя бы частично оказаться правдивыми, и чувствовала себя виноватой из-за того, что огрызнулась на Дэрби и Алекс. Нужно будет отправить им сообщение с извинениями чуть позже. Может, даже примирительную волосатую задницу.

Олли замолчал, его рука уже лежала на ключе зажигания.

– А ты? – и посмотрел прямо на Макани.

– Да, – сказала она, но дальше развивать тему не стала.

– Ага, – Олли повернул ключ. – И я.

На выезде с парковки стояло множество фур и грузовиков. Наклейки на бамперах и пластиковые кресты на задних стеклах символизировали, что некоторые водители верят в Иисуса. Сувениры в виде оленьих голов украшали машины охотников, а на некоторых автомобилях виднелись звездно-полосатый флаг или выцветшая лента «Поддержите наших солдат». Грязная стоянка была совсем непохожа на парковку возле дома, отчего Макани здесь всегда чувствовала себя чужой и нежеланной, как гибридная «тойота» среди дизельных внедорожников.

Олли молчал, погрузившись в свои размышления, пока они не оказались следующими в очереди на выезд.

– В какую сторону?

На мгновение Макани удивилась, что он не знал, где она живет. Но откуда бы?

– Поверни направо. А потом через два квартала еще один поворот.

Атмосфера в салоне становилась напряженной.

– Ехать недолго, – разочарованно протянул Олли.

От его слов Макани испытала облегчение и застенчиво улыбнулась ему.

– Я не говорила, – сказала она, – но мне нравятся твои волосы.

Олли выехал на улицу и взглянул на нее.

– Правда?

– Воодушевляет. Фак всем гендерным стереотипам.

Он снова бросил на нее взгляд, проверяя, смеется она над ним или нет. Она не смеялась. Макани не была уверена до этого момента, но розовый цвет действительно выглядел бунтарским и сексуальным.

Олли постарался сделать вид, что в этом нет ничего особенного.

– Я не первый парень-гетеросексуал, сделавший такое.

– Но, бьюсь об заклад, ты первый из парней любой ориентации, кто проделал подобное в Осборне. – Кажется, ему это польстило, так что Макани продолжила. – На то есть какая-то определенная причина?

– Это просто нужно было сделать. А Крис устроил мне головомойку.

Она сморщила нос:

– Отстой. Мне жаль.

– Не надо. – Олли коснулся волос на затылке, и дьявольская улыбка расплылась на его непроницаемом лице. – Теперь я рад, что это сделал.

Макани рассмеялась, откинув голову назад.

– Вот, – в голосе Олли звучала непоколебимая уверенность. – Вот по чему можно догадаться.

– Догадаться о чем? – спросила она, развеселившись.

– Что ты не отсюда.

Сердце Макани тяжело билось, пока она ждала продолжения этой фразы.

– Никто, выросший в этом городе, не смеется так, как ты.

Макани, задержав дыхание, удивленно фыркнула.

– Ну, есть же границы.

– Я серьезно. Ты выделяешься среди всех.

– Я выделяюсь, потому что не белая. – Она указала на улицу. – Вот сюда.

Олли притормозил и повернул на Ореховую улицу, а потом пожал плечами:

– И этим тоже.

Он не стал этого отрицать, но и не задал обычно следовавший за этим утверждением вопрос: «Каково это?». Только Дэрби, который на собственной шкуре почувствовал, что значит быть не как все, успешно избегал этой скользкой темы. Вопросы о ее этнической принадлежности так же звучали грубо и нарушали личное пространство, как и вопросы о его гениталиях или сексуальных предпочтениях. Таким делятся только по собственному желанию.

Но люди спрашивали все время. На Гавайях, где население было многонациональным, это случалось реже, но все равно случалось. Макани ненавидела подобных умников, когда они пытались отнести ее к какой-то народности по светло-коричневому оттенку кожи или волосам, напоминавшим нечто среднее между локонами после химической завивки и тугими африканскими кудряшками.

Чаще всего Макани слышала вопросы: «Откуда ты?», «Каково твое происхождение?», «Откуда твои родители?».

Иногда она спрашивала, какая им разница. Иногда врала, чтобы вызвать замешательство или раздражение. Но чаще говорила правду:

– Я наполовину афроамериканка, наполовину из коренного гавайского населения. Не как сорок четвертый президент, – приходилось добавлять Макани, чувствуя желание незнакомцев уточнить. Обама только родился на Гавайях. Его мама была белой девушкой из Канзаса.

Олли постучал указательным пальцем по рулю.

– Где твой дом?

– Он в нескольких кварталах, вон за теми деревьями. Справа.

– Все время надо поворачивать направо.

– Хм, – ответ Олли заставил Макани вынырнуть из воспоминаний о прошлом.

– Удобно добираться к тебе домой из школы, – добавил он.

Это правда. По крайней мере, сегодняшняя короткая поездка оказалась приятной. Макани хотела, чтобы она не заканчивалась.

– Ты сегодня работаешь?

– Нет. А ты? – Но он быстро понял, что сболтнул глупость. – То есть тебе сегодня нужно помогать бабушке?

– Не-а, – протянула Макани с намеком.

Олли уставился вперед, все еще постукивая указательным пальцем.

– Может, проведем время вместе?

Макани охватило возбуждение. Осталось только одно, последнее и неприятное, препятствие. Она постаралась, чтобы ее голос звучал расслабленно.

– Ну, я бы с удовольствием…

– Но?

Она набралась храбрости.

– Но сначала тебе нужно встретиться с моей бабушкой.

– Хорошо, – спокойно согласился Олли.

Макани была ошарашена.

– Серьезно?

– Ага. – Он изучал ее лицо, пока они проезжали под тенистыми дубами, растущими вдоль дороги. – Стой. Так ты не серьезно?

– Конечно, серьезно. Просто я не думала, что ты согласишься.

В уголках его губ появилась улыбка.

– Ты забываешь, что находишься на Среднем Западе. Здесь мы поступаем так. – Когда она скептически подняла бровь, он даже рассмеялся. – Все будет хорошо.

Макани было сложно в это поверить, но его уверенность немного помогала.

– Получается, ты живешь здесь.

Она снова удивилась.

– Что это значит?

Он вытянул голову, чтобы посмотреть на ветки над ними.

– Красивая девушка. Красивый район.

Она нахмурилась.

– Серьезно, Олли. Я не в настроении.

– Просто говорю, что ты живешь на лучшей улице в городе. В детстве я всегда мечтал жить под этими деревьями.

– Пока не узнал, что в остальном мире улицы и деревья намного лучше? – Она указала на белый двухэтажный дом с огромным крыльцом. – Вот мой.

Олли подъехал к дому и заглушил двигатель. Макани подождала, пока он продолжит свою мысль – согласится, что предпочел бы жить в любом другом месте, но не в Осборне. Когда он этого не сделал, она начала волноваться, что повела себя слишком бестактно. Он дважды сделал ей комплимент, и оба раза она отвергла его. У Макани сложилось впечатление, что он отчаянно хочет уехать, потому что любому было бы неприятно слышать от кого-то гадости о родном городе.

– Но ты прав, – она попыталась сгладить неловкость. – Это лучшая улица. Думаю, мне повезло.

Странно признаваться – она не врала. Макани давно не чувствовала себя удачливой или благодарной за что-то. В большинстве городов в округе улицы в самых старых районах были выложены кирпичом, что само по себе казалось очаровательным анахронизмом. В Осборне кирпичные мостовые остались только на Главной улице и в районе, где жили они с бабушкой. Здесь дома были намного красивее. В это время года листья окрашивались в приятные оттенки желтого и золотого, во дворах торчали соломенные пугала, а на грядках сидели «жертвенные» тыквы, ожидая, когда на них вырежут лицо к Хэллоуину.

В сентябре бабушка Янг высадила в кадки желтые хризантемы, а в прошлые выходные Макани собирала упавшие листья в оранжевые мусорные баки с изображениями светильников Джека[7]. Они были безвкусными, но все равно нравились Макани.

Она склонила голову.

– Я никогда напрямую тебя не спрашивала, только строила догадки. Ты все еще живешь на ферме родителей?

Олли кивнул.

– Мы не продадим дом, пока я не окончу школу, но уже распродали большую часть земель соседям. Они превратили их в гигантский кукурузный лабиринт, – ответил Олли и саркастично добавил: – Ты, наверное, видела билборды?

Флуоресцентная реклама «Веселого кукурузного лабиринта семьи Мартин» была повсюду. Мартины уже давно жили на этих землях. У всех членов семьи были рыжие волосы, и трое из них – брат, сестра и их кузен – учились в «Осборн Хай».

– Должно быть, это странно для тебя, – предположила Макани.

Олли пожал плечами. Она заметила, что он часто так делает.

– Это неплохо.

– МАКАНИ ЯНГ!

Они оба подпрыгнули от неожиданности, стукнувшись о потолок машины. Морщась, Макани выглянула в окно и увидела бабушку Янг. Та стояла на ступеньках, ведущих к задней двери, уперев руки в боки.

– Слушай, – тихо проговорил Олли, – как долго она наблюдает за нами?

– Возможно, уже вечность. – Макани собралась с духом и вышла из машины.

– Привет, бабушка…

– Я думала, тебя полиция домой привезла! – Бабушка Янг поспешила вниз по ступенькам. – Чуть не умерла со страху, когда выглянула в кухонное окно и увидела тебя внутри.

– О, это не…

– Но это машина копов, разве не так? И, главное, нет никаких надписей. – Бабушка снова начала волноваться. – Ты в порядке? Что случилось?

– Я в порядке, бабушка. Все хорошо. Друг подвез меня домой, вот и все.

– Это не машина Дэрби.

– Нового друга.

Бабушка Янг крепко сжала Макани в объятиях: она хоть и выглядела рассерженной, но на самом деле еле сдерживала слезы.

– Я думала, с тобой что-то случилось. Как с бедной Хэйли Уайтхолл.

Ком встал у Макани в горле. Первой мыслью бабушки было, что на нее напали, а не что она что-то натворила. Макани попыталась сделать так, чтобы ее голос звучал спокойно.

– Со мной все хорошо, я же стою здесь, перед тобой, целая и невредимая.

Открылась дверь, и гравий на подъездной дорожке заскрипел под неуверенными шагами Олли.

Смертельная хватка бабушки Янг немного ослабла. А потом она опустила руки. Макани повернулась и с ужасом поняла, чего так испугалась бабушка: к ним направлялся парень, весь в черном, больше похожий на скелет, с ярко-розовыми волосами и пирсингом в губе.

– Простите, миссис Янг, – сказал мальчик-скелет. – Мы не хотели вас напугать. Я друг Макани, Оливер Ларссон. Олли. – Он сделал шаг вперед и протянул руку.

Бабушка Янг осторожно пожала ее, внимательно изучая его необычную внешность. Макани была рада, что Олли не дернулся и не отвернулся – бабушка бы посчитала это слабостью. Он только улыбался, и от этого черты его лица стали мягче. – Ты тот молодой человек, который работает в отделе товаров в «Грилиз», – произнесла она наконец, отпуская его.

– Да, мадам. Я там работаю уже почти четыре года.

– Сколько тебе лет?

У Макани свело живот, но Олли с легкостью ответил:

– Мне только что исполнилось восемнадцать.

Бабушка Янг кивнула в сторону его машины:

– Ничего у тебя тачка.

«Тачка, – подумала Макани. – О боже мой, нет, прекрати, прекрати, прекрати».

Олли продолжал улыбаться.

– Работает безотказно.

Бабушка Янг рассматривала Олли еще несколько мучительных мгновений, а потом отчитала Макани:

– Не стой просто так. Пригласи его внутрь.

* * *

Макани, сгорая от стыда, провела Олли в старомодную кухню с интерьером из пятидесятых. По крайней мере, тут хотя бы чисто.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – спросила бабушка Янг Олли.

– Нет, спасибо, – ответил он.

– У нас есть вода, обезжиренное молоко, холодный чай, газировка, апельсиновый сок, клюквенный сок, томатный сок без соли. Конечно, он не такой вкусный, но более полезный…

– Вода подойдет, спасибо, – попросил Олли.

– Тебе из-под крана? Мы еще держим графин в холодильнике, тогда она прохладнее.

Макани впилась ногтями в ладони.

– Мы знаем, для чего нужен холодильник.

– Из-под крана подойдет, – сказал Олли.

– Лед? – спросила бабушка Янг.

– Да, пожалуйста.

– Кубиками из формы или кругляшками из пакета?

– О боже, бабушка. Ты буквально хочешь моей смерти.

– И то и другое подойдет, – говорит Олли. – Что проще.

Бабушка Янг открыла морозильник и запустила руку в прозрачный пакет со льдом.

– Оливер, приношу извинения за мою внучку. Не только за ее грубость, но также за неправильное использование слова «буквально». Я уже десятки раз ее поправляла.

Макани сделала вид, что душит себя. Они с Олли обменялись улыбками, когда бабушка Янг отвернулась. Бодро перемещаясь по кухне, она всунула стакан со льдом в сжатую руку Макани. Олли и бабушка рассмеялись.

Но атмосфера в гостиной оставалась неестественно официальной, пока бабушка Янг расспрашивала Олли, а тот терпеливо отвечал. Макани сидела с бабушкой на диване, а Олли – на раскладном кресле. Часы дедушки возле лестницы тикали и тикали, отсчитывая мучительные секунды. Когда разговор бабушки Янг о церкви подошел к концу, Олли показал на кофейный столик. Край пазла, на котором была изображена грядка с тыквами, уже собрали.

– Моей маме они тоже нравились. Иногда в выходные она вытаскивала коробку из шкафа, и мы собирали его вместе. Папа и брат терпеть не могли пазлы – считали их скучными. Но мне всегда казалось, что это занятие приносит удовлетворение, понимаете? У каждого кусочка есть свое место.

Макани была поражена. Кроме их телефонного разговора прошлой ночью и травли, устроенной Алекс этим утром, она никогда не слышала, чтобы Олли произнес столько предложений подряд. Как правило, он использовал минимальное количество слов, чтобы выразить свои мысли.

Бабушка Янг взмахнула рукой, в которой держала стакан газировки, указывая в сторону внучки.

– Эта тоже думает, что пазлы скучные.

Олли покачал головой, глядя на Макани.

– Ты не знаешь, что упускаешь.

– Айзек, мой муж, тоже не очень-то любил их, – вздохнула бабушка Янг. – Но меня они успокаивают. Занимают мысли.

Повисла пауза, словно Олли и бабушка придались воспоминаниям о собственных утратах. Не в силах больше это терпеть, Макани взглянула на телефон и вскочила с дивана:

– Прости, нам нужно идти!

Бабушка Янг поставила свой напиток на журнал, лежавший на столике.

– Да?

– У Олли сегодня вечером смена, так что мы хотели до этого еще немного времени провести вместе.

– Я хотел отвезти ее в «Соник», чтобы угостить слашем[8]. – Олли встал с кресла, отчего пружины издали сдавленный скрип. – Последний в этом сезоне перед тем, как окончательно похолодает.

– Мне нравится лаймад[9]. – Суставы бабушки Янг хрустнули, когда она встала на ноги. – Было приятно с тобой познакомиться. Можешь присоединиться ко мне, когда захочешь. – Она кивнула в сторону пазла.

Олли засунул руки в карманы джинсов.

– Спасибо.

Макани провела его к задней двери на кухне и бросила бабушке через плечо:

– Буду дома к ужину!

Оказавшись в безопасности в салоне машины, они обменялись теми же хитрыми улыбками.

– А ты хорошо это делаешь, – сказала Макани. – Врешь.

– Как и ты.

– Ага. Прости. – Она рассмеялась, пытаясь скрыть свое смущение. – Обещаю, что не заставлю тебя вернуться и собирать пазл с бабушкой.

Олли продолжал ухмыляться.

– Кто сказал, что я этого не хочу?

Макани снова рассмеялась.

– Ладно, чудак.

Она испытывала облегчение оттого, что Олли легко поладил с ее бабушкой и разговаривал с ней как с нормальным человеком. Но вместе с тем Макани стало стыдно. Она всегда недооценивала его и столько раз не заступалась за него перед друзьями.

– Просто скажи мне, что соврал насчет «Соника».

– Конечно, – сказал Олли. «Соник Драйв-Ин» был единственным пафосным рестораном в городе. Именно там собиралась футбольная команда. – Я везу тебя к океану.

* * *

Они ехали через Осборн, мимо «Грилиз Фудс» и «Ред Спота», мимо шумного «Соника» и пустынной старой автозаправки «Синклер», мимо гигантского магазина хозтоваров и похожего на ангар «Доллара Дженерал», а потом выехали за город.

Они мало говорили, но молчание было приятным.

Они переехали железную дорогу и реку. Сельская местность вокруг была плоской: сухая трава, грязные поля, круглые стоги сена. Скромные фермерские дома и монстрообразные тракторы. Во всех направлениях открывался одинаковый вид, нарушаемый лишь длинными хитроумными устройствами, которые, как узнала Макани, были круговой ирригационной системой.

Трава и засыхающая кукуруза были одинакового золотисто-коричневого оттенка. Отдельные деревья, уже переодевшиеся к осени, напоминали желтые пятна на картинах художников-пуантилистов. Все вокруг, кроме серого неба, было желтым и золотым.

Складывалось впечатление, что они едут без особой цели, но по мере приближения к месту назначения Макани все сильнее чувствовала трепетное предвкушение. Олли свернул с шоссе на непримечательную неасфальтированную дорогу, окруженную кукурузными полями. Чем дальше они ехали, тем больше Макани понимала, насколько уединенный маршрут выбрал Олли. Ни людей, ни домов не было видно. Дэрби и Алекс пришли бы в ужас, узнай, что она здесь.

Макани написала им, извиняясь за случившееся, но связь была слишком слабой, чтобы отправить сообщение. У Макани неприятно засосало под ложечкой, когда машина остановилась в тупике посреди поля.

– Для чего вообще здесь эта дорога?

Олли выключил двигатель.

– Понятия не имею.

Макани рассмеялась, пытаясь скрыть за удивлением напряжение.

– Олли Ларссон, ты шутишь?

Он поднял брови и улыбнулся.

– Совсем нет.

Ее сердце подскочило. Они остановились в другом месте, не там, где занимались сексом. Раньше это воспоминание вызывало лишь чувство одиночества и отчаяния. Теперь же Макани испытывала нервную дрожь от возбуждения.

– Выходи из машины осторожно, – предупредил Олли, открывая дверь. – Здесь всегда грязнее, чем кажется.

Макани засунула телефон подальше, открыла дверь и глянула вниз. Земля была густым болотом из подсохшей на ветру грязи. Она ткнула ее кончиком кеда: почва казалась достаточно твердой, поэтому она вылезла – и сразу увязла сантиметров на семь.

– Дерьмо! – Но она снова рассмеялась. – Я думала, ты везешь меня на пляж.

– К океану, – поправил ее Олли.

Стало прохладнее. Свежий воздух пах гниющими листьями, далеким запахом дыма и мерзлой землей – напоминание того, что Хэллоуин не за горами. Макани натянула капюшон и застегнула толстовку с цветочным принтом. Большинство людей здесь даже не сочло бы, что похолодало.

Она побрела к Олли. Он облокотился на капот, мотор тихо урчал, остывая. Но металл все еще был теплым, почти горячим, и это тепло приятно ощущалось сквозь джинсы. Высокая, на полметра, кукуруза окружала их, словно стена. Макани демонстративно повернулась к Олли. Он уставился на бескрайнее грязно-золотистое поле.

– Это, конечно, не Тихий океан, – сказал он, – но лучшее, что я могу предложить.

Олли, должно быть, заметил ее замешательство боковым зрением, потому что перевел взгляд на нее и улыбнулся.

– Поля. Я знаю, что ты скучаешь по Гавайям.

Пока ее мозг пытался осознать этот аллегоричный жест, взгляд был прикован к его губам. Она хотела снова их поцеловать. Макани заставила себя отвернуться и сосредоточиться на окружающем пейзаже, и она действительно попыталась это сделать, но чувствовала, что Олли все еще за ней наблюдает.

Он сел на капот:

– Иди сюда.

Макани запрыгнула и села рядом с ним, так, что их бедра соприкасались.

Олли натянул капюшон своей толстовки. Он плотно облегал его голову, но ярко-розовые пряди все равно торчали из-под черной хлопковой ткани. Казалось, это единственная яркая вещь во всей вселенной.

– Ладно, – сказал он. – Теперь посмотри снова.

Ветер колыхал хрупкие стебли, и они тихонько шуршали. Сухие метелки тянулись к небу, в то время как мертвые рыльца смотрели в грязную землю. Постепенно ветер усилился и изменил направление, и поле стало колыхаться завораживающими волнами.

Окружающий пейзаж растревожил чувства Макани. Она часто жаловалась, как ее угнетает унылый пейзаж кукурузных полей вместо бескрайних океанских просторов.

Макани чувствовала, что Олли пытается понять, понравился ли ей сюрприз. Она улыбнулась, некоторое время продолжая смотреть на поле, а потом склонила к нему голову.

– Спасибо, – прошептала она.

А потом поцеловала его.

Макани удивило, как естественно губы Олли прижимались к ее. Дыхание перехватило, Макани почувствовала возбуждение. Он просунул руки под ее капюшон, обнял за шею, и впервые с конца лета она ощутила его пальцы на своей коже. Она ахнула и обвила Олли руками. Их тела сплелись, вжавшись в металлический капот. Было больно – у Макани наверняка потом останутся синяки, – но сейчас это неважно.

Они целовались, как проводили раньше свои встречи, пока закатное солнце не перекрасило облака в розовый и персиковый цвета. Пока телефон их не прервал.

Олли отстранился, доставая мобильный из кармана.

– Черт. Скорее всего, это Крис, гадает, где я… – Он спрыгнул с машины, чтобы ответить на звонок. – Алло.

Связь была очень слабой. Макани удивилась, что он сел в машину и уединился там, как в телефонной будке. Разве на улице связь не лучше? Она слышала его голос, но не могла разобрать слова.

Внутри все пылало от жара, но Макани дрожала. После столь страстных ласк Олли словно превратился в привидение. Ей хотелось верить, что он не исчезнет снова.

Он закончил разговор.

Они смотрели друг на друга через лобовое стекло. В его глазах читалось напряжение. Что бы это ни было, новости плохие. С плохим предчувствием Макани соскочила с капота, прошла несколько футов по грязи и села в машину, оставив дверь открытой.

– Это по работе, – пояснил Олли. Он выглядел подавленным. – Одну из наших кассирш только что уволили за воровство. Не могу поверить. Это вообще на нее непохоже. Они хотят, чтобы я приехал и сел за кассу.

Макани с облегчением выдохнула. Она думала, случилось что-то похуже. Школьная фотография Хэйли, напечатанная во всех местных СМИ, всплыла в памяти, словно предвестник беды. Восторженная улыбка, блестящие глаза, аккуратный пробор. Она выглядела такой цветущей и не заслужила такой судьбы, как и никто другой.

Олли вжался в сиденье.

– Прости. Это отстой.

– Не переживай, – Макани постучала кедами друг о друга, стряхивая грязь. А вот Олли почти не запачкал ботинки. – Теперь мы точно солгали бабушке лишь наполовину. Я обещала ей, что вернусь домой к ужину.

Он не ответил, так что она спросила, прежде чем успела передумать:

– Почему ты отвечал на звонок здесь? Не хотел, чтобы я слышала твой разговор с боссом?

Ее вопрос вернул его к реальности.

– Иногда здесь сигнал сильнее. Это как-то связано со старой проводкой полицейской машины. Не знаю.

– У меня не получилось даже СМС отправить.

Олли пожал плечами.

– Может быть, нам нужны рации, как у спортсменов или агентов.

Она угрожающе ткнула в него пальцем.

– Прикуси язык.

Наклонившись вперед, он слегка прихватил ее палец зубами. Она улыбнулась.

– Я могу перезвонить менеджеру, – сказал он пару минут спустя. – Придумать отговорку.

Но Макани нужно было верить, что Олли вернется. Она поцеловала его в каждый висок и закрыла дверь. Школьная фотография Хэйли наконец исчезла из памяти.

– Поезжай, – сказала она. – У нас впереди еще куча времени.

Глава седьмая

Они были непобедимыми. Лучшая команда штата. И завтра ночью им придется встретиться с лузерами. Так почему Хукер вел себя как полный придурок?

Последние сорок минут Мэтт Батлер стоял у шкафчиков перед душевой с закрытыми глазами. Тренировка закончилась. Солнце село. Все ушли. Он сказал ребятам, что догонит их в «Сонике», но не был уверен, что пойдет. Ему хотелось побыть одному, стоять под струями теплой воды, укутавшись в пар, и слушать тишину.

Неделя выдалась тяжелая. Напряжение матчей на выбывание, давление со стороны скаутов и родителей. Хэйли. После той глупой драки на площадке директор Стэнтон и тренер Хукер вызвали его и прочитали лекции о том, как они разочарованы. Лорен. Она снова наехала на него за то, что он недостаточно быстро отвечал на сообщения. Что еще хуже, вела себя так, словно лично знала Хэйли, словно потеряла дорогую подругу, и чувствовала себя опустошенной, хотя, насколько он знал, Лорен и Хэйли никогда не гуляли вместе. Ни разу. Расстраиваться из-за чьей-то смерти, даже если ты плохо знал человека, вполне нормально. Но Мэтту не нравилось, что его девушка превратила смерть Хэйли в личную трагедию.

Он не мог перестать думать о родителях Хэйли. СМИ подозревали ее отца, но каждый раз, когда Мэтт видел его в новостях, Дон Уайтхолл выглядел опустошенным. Его веки так опухли, что он едва мог раскрыть глаза. Только психопат мог бы подделать такую реакцию и совершить такое убийство. Мама Хэйли выступила с обращением по телевизору. Она умоляла всех, кто может знать преступника, обратиться с показаниями в полицию, но от горя едва могла говорить. Что-то в ее внешнем виде напомнило Мэтту собственную мать. И от этого стало только хуже.

Он все еще не забыл тот шок, когда Бадди содрал афишу «Суинни Тодда». Его лучший друг не знал, что делал, – теперь Мэтт это понимал. Они помирились, но из-за самого инцидента выглядели полными придурками.

Хукер и его отец постоянно повторяли ему, как важна репутация. И Мэтт пытался заботиться о своей, но этот стресс – ведь все полагались на него – давил на психику целый семестр. Поэтому он ввязывался в драки. Стал одержим историей Уайтхоллов. Клал личные вещи куда ни попадя. Мэтт находил телефон, ключи, кошелек в самых странных местах (в ящике для носков, контейнере для овощей, на столе в патио) и не помнил, как положил их туда.

Только что если это не стресс?

Мэтт напрягся, и в голове всплыли три буквы: ХТЭ.

Хроническая травматическая энцефалопатия – болезнь, которая возникает из-за постоянных ударов в голову. Первые симптомы включают потерю памяти, дезориентацию и неустойчивое поведение. Затем начинает развиваться деменция, затрудняется речь, появлялются попытки самоубийства. В целом энцефалопатия уничтожает мозг, и футбольные игроки по всему миру страдают и умирают от нее. В основном это ребята постарше, профессионалы. Но среди них встречаются и старшеклассники.

Болезнь Национальная футбольная лига и университеты обсуждать не хотели, потому что это било по их основным доходам. Члены команды Мэтта тоже не хотели говорить об этом. Игнорируя симптомы, было легче притворяться, что болезни не существует, и продолжать играть в футбол. Никто не хотел бросать любимую игру.

Но Мэтт думал о ХТЭ. Очень часто.

Он видел свое будущее только в профессиональном футболе. Этого всегда хотел его отец, чьи собственные мечты рухнули, когда он повредил левое колено на поле в «Мемориал стадиум».

С другой стороны стояла мать. Раньше она тоже этого хотела. Теперь каждый раз, когда такая история попадала в ESPN[10], Мэтт за завтраком находил распечатанную статью на столе. Ее немая просьба. К своему стыду, он все время напоказ комкал эти листы перед отцом. Они так усердно и так долго трудились.

Но втайне сам начал собирать все новости.

Первая статья была о Тони Дорсетте, раннинбеке в колледже и профессиональном игроке Зала славы. Мэтт тоже был раннинбеком. Он был лучшим на Среднем Западе, и рекрутеры из первого дивизиона FBS[11] пели серенады у его дверей, чтобы доказать это, но каждый раз, когда его телефон оказывался не на своем месте, Мэтта пробирал холодный пот.

ХТЭ, ты ли это?

Что ему еще делать, если не играть в футбол?

На камине в гостиной стояла фотография в рамочке. Ее сделали в день его рождения, он был завернут в алое одеяло команды Huskers. Теперь осталась всего пара месяцев до того, как ему надо будет официально подавать документы в один из колледжей, где он сможет продолжить играть.

В действительности выбора-то у него и не было.

Мэтт выключил воду. Внимательно посмотрел на руки, которые сморщились и побелели. Из душа еще какое-то время вода струилась на плиточный пол. Наконец, устав от своих размышлений, он все же решил присоединиться к друзьям в «Сонике».

Завтра будет последняя игра регулярного сезона, поэтому важно сосредоточиться на сопернике и не гадать о будущем. Хотя все знали, что они победят. Вот почему тренировки так раздражали. Хукер гонял их все больше, громко кричал, брызжа слюной, что они слишком хорошо устроились. Мэтт вовсе не был уверен, что ему хорошо. Ему станет хорошо не раньше, чем он завершит без травм все матчи плей-офф.

Бадди нравилось шутить, что Хукер орет потому, что тренера бесит, как они произносят его ужасное имя. Мэтт все время смеялся, но знал, что мотивация главного тренера свосем другая. Хукеру было не все равно.

Мэтт вытерся, а потом повязал полотенце вокруг талии. Он взял шампунь и гель, переступил через грязную форму и вошел в облако пара. Его ноги оставляли влажные следы на полу. Шкафчики, окрашенные в алый и золотой цвета, пахли мужским потом и ржавчиной. «Осборн» гордо носил тот же красный цвет, что и Huskers, но шкафчик Мэтта был золотой, потому что, согласно суеверию команды, алые шкафчики были несчастливыми. Выпускники всегда получали золотые.

Мэтт резко остановился. Его замочка с кодом не было.

ХТЭ, ты ли это?

Он покачал головой, злясь на себя, и открыл металлическую дверцу. Шлем и дезодорант были на верхней полке. Большое отделение внизу шкафчика, где обычно лежали рюкзак и сумка для вещей, пустовало.

– Вот черт, – пробормотал Мэтт и поставил пузырьки с шампунем и гелем с такой силой, что весь ряд шкафчиков задрожал от удара.

Он осмотрел комнату. Все казалось на своих местах. Он рывком открыл золотую дверцу соседнего шкафчика. Несмотря на то что Бадди не запирал его: просто не мог запомнить код – товарищи по команде редко подшучивали над ним, пряча его вещи. На этот раз тоже все было на месте.

Мэтт посмотрел под скамейками, стоящими в ряд. Снова ничего.

– Черт. Черт!

Он пошел к душевым, злясь из-за того, что его собственная рассеянность привела к этой раздражающей шутке, и теперь ему придется снова надеть грязную форму, а еще заехать домой перед «Соником», чтобы переодеться и снова принять душ, иначе Лорен будет жаловаться на запах.

Мэтт завернул за угол, но формы для тренировки не было.

Отлично.

– Ладно, ребята, – его голос звучал громко и глухо, эхом отражаясь от стальных шкафчиков. – Вы меня подловили.

Ответа не последовало.

– Чего вы хотите? Фотки члена или типа того? – Мэтт говорил шутливым тоном. Он устал за прошедшую неделю, но не хотел показывать это друзьям. – Думаю, вам стоило и полотенце мое забрать.

Пар развеялся. В раздевалке стало прохладнее.

Он потер руку:

– Эй!

Окрик эхом отразился от стен.

Больше, чем тишину, Мэтт ощущал свое одиночество. Он направился в кабинеты тренеров. Как и следовало ожидать, в их окнах было темно, а двери – заперты. Хукер и его помощники обычно уходили домой сразу после тренировки, особенно после такой тяжелой, как сегодняшняя. Школьные правила требовали, чтобы они оставались, пока не уйдет последний ученик, но им нравилось предоставлять ребятам возможность расслабиться и выпустить пар, не страшась, что их услышат.

Вход в раздевалку находился возле кабинета помощников тренера. Мэтт поправил полотенце и распахнул дверь. Он вгляделся во тьму, почти ожидая и даже очень надеясь увидеть, что там притаилась команда, приготовив телефоны, чтобы сфотографировать его в столь унизительном виде.

Но там никого не оказалось.

Вдалеке слышался гул толпы: начиналась панихида при свечах в память о Хэйли. Родители, ученики и учителя уже собрались перед школой. Внутри все оборвалось, когда он понял, что ему придется пройти мимо них, чтобы попасть на парковку. Он не мог сделать это в полотенце. Это было бы неуважительно.

Мэтт закрыл дверь и попробовал еще раз:

– Эй!

Он снова засомневался.

Видел ли он форму, когда выходил из душа? Самым логичным объяснением было, что ребята украли ее вместе с обычной одеждой и все это барахло сейчас лежало в багажнике чьего-нибудь пикапа.

Мэтт оценил свое положение. Он мог позвонить Бадди и умолять его вернуть вещи. Мог позвонить маме и попросить ее привезти ему какую-нибудь одежду. Или мог позвонить Лорен. Хотя нет, ни в коем случае. Она расскажет друзьям. Единственный вариант – подождать окончания панихиды, но как долго она продлится? И ему в любом случае придется ехать домой в полотенце.

Стойте.

Ехать.

Ключи и телефон лежали в карманах.

Мэтт громко выругался. Злость стучала в висках, когда он открывал каждый незапертый шкафчик, опускался на колени и заглядывал под скамейки. Запрыгивал на них и проверял шкафчики сверху. Он заглянул в душевые, писсуары, туалеты, посмотрел под раковинами, но его вещей нигде не оказалось.

Значит, ему придется идти домой пешком.

Мэтт жил в новом квартале, в другой стороне города. Он никогда не ходил домой пешком, но это займет, наверное, не больше тридцати минут. Однако к тому моменту, когда закончится панихида, температура опустится ниже четырех градусов, а ему придется идти в дурацком полотенце.

Расстроенный, он опустился на скамейку рядом с кабинетом Хукера. Все тело болело, словно его лупили, как боксерскую грушу. Мэтт облокотился о стену рядом с телефоном, схватил трубку и попытался вспомнить хоть чей-нибудь номер.

Это не ХТЭ. Никто их не запоминает.

Единственный номер, который он знал, – домашний телефон родителей, но, когда он позвонил, никто не ответил. Он попытался снова.

– Черт бы вас побрал, возьмите трубку! – рассердился он, как вдруг со стороны шкафчиков раздался крик.

Мэтт замер.

Стояла тишина. А потом кто-то всхлипнул.

* * *

До этого момента Мэтт и не подумал бы, что присутствие другого человека заставит его испуганно вскочить на ноги. Но включилось что-то еще: наверное, инстинкт самосохранения. Это было единственным объяснением нарастающего беспокойства, вызванного одним-единственным всхлипом. Почему же его внутренний голос кричал убираться отсюда?

Но тело словно окаменело. Он прислушался.

Незнакомец снова замолчал, но его присутствие стало очевидным. Мэтт схватил полотенце и встал. Он чувствовал себя уязвимым, словно собака, лежащая животом вверх. Он направился вперед, стараясь не издавать ни звука, но его шаги все равно казались слишком громкими.

Мэтт подошел к шкафчикам.

В дальнем конце комнаты, на краю скамейки, спиной к нему сидела худая фигура. Капюшон был натянут на низко опущенную голову. Плечи тряслись как от плача. Мэтт не мог понять, девушка перед ним или парень, но знал: это точно не кто-то из команды. Незнакомец слишком щуплый, чтобы играть в футбол.

– Эй, – Мэтт не хотел, чтобы его голос прозвучал так сердито.

Фигура дернулась.

Он попытался успокоиться.

– Кто ты?

Фигура не сдвинулась с места.

Мэтт обмотал полотенце вокруг талии, когда понял, что абсолютно голый.

– Эй, – повторил он снова, делая шаг вперед. Его тон стал мягче. – Ты в порядке?

Человек шмыгнул носом, и Мэтт понял, что это может быть один из особенных детей. У запасного квотербека сестра ходила на занятия после школы, и они встречались в классе неподалеку. Может быть, это она. Иногда Фейт появлялась на краю поля и с трибун смотрела, как они тренируются.

Мэтт осторожно обошел деревянную скамейку. Голова сидящего все еще была опущена в пол. Мэтт присел на корточки, чтобы его лицо оказалось на уровне глаз незнакомца.

– Тебе нужна помощь? Могу я тебе помочь?

Человек медленно поднял голову. Мэтт нахмурился. Это была не Фейт, а…

Нож вонзился в его живот с какой-то звериной силой. Мэтт упал вперед, ударившись головой о скамейку. Мысли путались: что сейчас произошло – нападение, несчастный случай?

Человек с ненавистью смотрел на него.

Мэтт пытался, но никак не мог вспомнить имя нападавшего.

– Что ты, черт побери, делаешь?

Ответ был быстрым – мощный удар ножом в череп.

Мэтт закричал. Незнакомец потянул руками в перчатках за рукоятку ножа, пока тот не выскользнул, а Мэтт повалился на плиточный пол. Он все еще был в сознании, когда убийца вытащил из кармана толстовки скомканный лист.

Затем встал на колени перед ним и, разгладив бумажку, показал Мэтту. Это была статья, которую мать распечатала пару недель назад. Мэтт носил ее с собой в рюкзаке несколько недель, пока она не исчезла.

Его глаза еще больше расширились от ужаса.

Нападавший, довольный, что Мэтт верно понял его посыл, убрал бумажку в карман.

Мэтт хотел заговорить, но не мог. Последнее, что он видел – это рука, испачканная его собственной кровью, и похожее на пилу лезвие охотничьего ножа, который воткнули в него и провели вокруг головы. Потом вскрыли череп с хлюпаньем, похожим на звук, с которым открывают банку солений. Мозг Мэтта раздавили в кашицу, а верхушку вернули на место.

Очень аккуратно.

Глава восьмая

Копы по очереди выводили учеников из классов на допрос. Мемориал Хэйли появился за двадцать четыре часа, но теперь и передний угол школы уже был завален свежими розами, постерами-коллажами и футбольными мячами. Десятки маленьких красных флагов, которые обычно вешают на машины и грузовики в день игры, воткнули в землю, и теперь они развевались на ветру. Сегодняшнюю игру – последнюю в регулярном сезоне – уже отменили. Это была первая отмена в истории команды.

Все ученики пребывали в сильнейшем шоке. Многие оделись в цвета школы. Некоторые, не стесняясь, плакали. За одну ночь у мемориала появились двенадцать мягких игрушек-львов: Мэтт играл под двенадцатым номером, а талисманом команды был лев Лео. В прошлом году некоторые ребята требовали изменить имя, чтобы избавиться от ассоциаций с астрономией, но этим утром самый рьяный протестующий прочитал молитву у шеста с флагом. При этом на нем был спортивный свитер с надписью Lion pride.

Тело Мэтта нашел сторож. Почти две сотни участников панихиды в память о Хэйли видели, как на территорию школы въехали копы и скорая помощь с сиренами.

Макани вернулась меньше часа назад, все еще ощущая вкус губ Олли, когда увидела, как вереница машин со спецсигналами пронеслась под окнами дома бабушки Янг. Казалось, был задействован весь транспорт чрезвычайных служб Осборна. Новости, как обычно, сначала попали в соцсети:

В старшей школе происшествие.

Обновление: Нашли тело.

Обновление: Это ученик.

Обновление: Это любимый ученик Осборна.

Город попал из местных новостей в новости штата, и, как всегда, сюда примчалась толпа журналистов. Мэттью Шерман Батлер. Хэйли Мэдисон Уайтхолл. Когда люди умирали, СМИ называли их полными именами. Макани едва знала обеих жертв. Казалось неправильным знать так много информации о них.

Репортеры собрались по периметру кампуса, хватая отдельных учеников для эксклюзивных интервью. Макани быстро обошла эту свору стервятников, но многие другие ученики были не прочь поговорить. Одна новостная команда даже осмелилась залезть под сигнальную ленту, чтобы снять мусорные баки, где нашли рюкзак и сумку Мэтта, которые, как полагают, туда закинул убийца. Она слышала яростные крики полицейских еще с площадки.

Хэйли убили дома, а Мэтта – в школе.

Хэйли была любимицей в театре, а Мэтт – звездой футбола.

Вместо одной жертвы теперь две.

Это все меняло.

Ходили слухи, будто занятия отменят, но Макани полагала, что этого не сделают, чтобы легче было всех допросить.

Возможно, эти два случая связаны: очень много совпадений. Всем, включая учителей и администрацию, придется встретиться с полицией к концу дня. Учеников вызывали по одному. Порядок был, как говорили, случайным, но копы явно шли по алфавиту.

Джастин Дэрби, Оливер Ларссон, Александра Шимерда, Макани Янг.

Она пойдет последней.

Дэрби вернулся на второй урок физики и уселся между Макани и Алекс.

Макани выведывала у него подробности.

– Какие вопросы они задают?

– Простые, – ответил он.

Они даже не пытались говорить тише. Класс и так гудел. Телефоны, как правило, запрещенные, лежали на виду, пока ученики приходили в себя и гуглили подробности. Сложно уделять внимание урокам и в обычную пятницу, но сегодня даже учителя знали, что никаких занятий не будет, и взяли себе двойную роль: психологов для учеников и секретарей для полицейских.

Мистер Меррик, учитель физики, был занят разговором с двумя футболистами, стоящими с опущенными головами. Нарушая еще одно школьное правило, он похлопывал их по плечам в утешение. Под кустистыми бровями мистер Меррик, казалось, и сам пытался сдержать слезы.

– Они спрашивали, знал ли я жертв, – произнес наконец Дэрби, – ходили ли о них какие-нибудь слухи, знал ли я кого-то, кому они могли не нравиться, и где был вчера вечером между шестью и семью часами. Всякое такое. Полицейский был очень милым.

– Тебя допрашивал не Крис? – Макани видела его в коридоре до урока. По бледной коже и светлым волосам легко было узнать в нем брата Олли.

– Нет, меня допрашивала женщина, офицер Гейдж. Вообще-то, она очень привлекательная.

– И хорошо справляется со своей работой, – сказала Алекс, не отрываясь от телефона.

Дэрби махнул рукой. Он тоже был феминистом.

– Все будет хорошо, – подбодрил он Макани, которая втянула голову в плечи, а локти прижала к бокам, словно пытаясь уменьшиться в размерах, спрятаться.

Макани совсем не нравилась перспектива разговаривать с полицией, отвечать на их вопросы. Что если они посмотрят в ее дело и узнают о снятой судимости на Гавайях? Она всегда боялась, что однажды случится какое-нибудь событие, которое привлечет к ее делу больше внимания. Сегодня этот день настал. Что подумают о ней друзья?

Если бы Олли был здесь, его спокойствие стало бы утешением. Но у них был только один общий урок, и со вчерашнего вечера они лишь обменивались сообщениями. Олли лежал без сна, боясь услышать стук в переднюю дверь: вдруг шеф полиции придет и скажет, что совершено еще одно нападение и теперь его брат тоже мертв. Крис вернулся домой лишь после четырех часов утра. Олли заснул и едва успел вовремя в школу.

– Думаешь, команда теперь откажется? – спросил Дэрби у Алекс.

Макани поняла, что они уже говорили об этом.

– От матчей на выбывание? – Алекс покачала головой. – Они уже обеспечили себе место. И Мэтт не единственный талант. Команда не может перестать играть…

– Потому что это Небраска, – Макани словно робот вставила фразу. Большая часть разговоров о футболе заканчивалась этими словами.

Алекс нравилось играть на трубе, но она предпочла сезон концертов репетициям марширующего оркестра. Она недовольно кивнула.

– Клуб поддержки разослал сообщения сегодня утром. Вечером мы с командой не выступаем, но тренировки возобновляются в понедельник.

Дэрби огляделся, чтобы убедиться, что их не подслушивают.

– Я слышал, что тренеров могут отстранить, потому что они ушли из школы сразу же после тренировки. Кто-то должен быть вместе с командой. И если бы кто-то остался…

Алекс скривилась.

– Ставлю двадцать баксов на то, что отстранят лишь самого младшего помощника.

– Не думаю, что Хэйли и Мэтт даже были знакомы, – сказал Дэрби, возвращаясь к самому главному вопросу. – Вы действительно думаете, что они встречались?

Убийство футболиста породило новые слухи. Отец Хэйли отошел на второй план, теперь рассматривалась теория тайных любовников. Неожиданно их одноклассники стали клясться, что замечали, как Мэтт и Хэйли вместе пили банановый шейк в «Сонике» или обнимались за трибунами.

– То есть как это? – сказал Дэрби. – Мэтт же два года встречался с Лорен Диксон.

– Вот поэтому их связь и была секретом, – Алекс наклонилась вперед, обдавая их запахом своего любимого парфюма. Ее кожа пахла цветами и специями. – Может быть, Лорен узнала и убила их в приступе ревности.

– Ты серьезно думаешь, что девушка способна на такое?

– Конечно, могла.

Дэрби скривился.

– Я имею в виду с физической точки зрения. Мэтт был крупным парнем.

– Думаешь, у разъяренной женщины недостаточно сил? – парировала Алекс.

Когда Макани переехала в Осборн, Лорен сразу же спросила:

– Ты кто по национальности?

И когда Макани дала честный ответ, Лорен рассмеялась.

– Так, значит, ты дворняжка!

Она думала, что ведет себя мило, и все вокруг рассмеялись. Но Макани презирала ее с тех самых пор. Даже учитывая историю их отношений, она была рада, что Лорен осталась дома и не знала – по крайней мере, пока, что о ней говорили.

– Может, убийца даже не из школы, – предположил Дэрби. – Может, это кто-то из команды соперников. Кто-то, борющийся за внимание скаутов из того же колледжа.

– Но зачем тогда убивать Хэйли? – спросила Алекс.

Он поразмыслил над этим пару секунд:

– Любовный треугольник?

Они вздрогнули, когда кто-то рядом с ними снисходительно рассмеялся. Это оказался объект пылкой любви Алекс. Когда Родриго развернулся к ним, Алекс сердито на него уставилась, но что-то в ее позе оживилось.

Родриго сидел в самоуверенно-расслабленной позе.

– Я полагаю, что любовный треугольник так же вероятен, как и ваш сценарий тайных свиданий.

– Это… – Алекс ткнула пальцем в его грудь, – не так.

Дэвид, сидевший рядом с Родриго, закатил глаза. Макани поняла. Алекс и Родриго давно пора перестать делать вид, что они не интересуют друг друга.

– А как насчет Бадди? – спросил Дэрби. – Он тоже в любовном треугольнике?

На лице Родриго отразился еще больший скепсис:

– Бадди Вилер?

– Нет, тот Бадди, который играет в футбол, – сказала Алекс.

Дэрби их проигнорировал.

– Помните, как в прошлом году его бросила девушка и он так ударил по ее шкафчику, что его рука застряла в металлической решетке? Пришлось даже накладывать швы. А теперь Бадди настолько разозлился, что решил убивать, к тому же он лучший друг Мэтта.

– Бадди слишком глуп, чтобы быть убийцей, – сказала Алекс.

– Ну, вот в этом мы согласны, – ответил Родриго.

Макани взглянула на дверь класса. Кто-то заметит, если она уйдет?

– Тебя сейчас стошнит?

Макани повернулась к Дэвиду, уставившемуся на нее. Он выглядел скорее скучающим, чем заинтересованным.

– Ты держишься за живот, – пояснил он.

– Думаю, я просто хочу поговорить о чем-то другом.

Он пожал плечами:

– А о чем еще говорить?

Дэвид был прав, но от этого Макани почувствовала себя еще более одинокой.

В дополнение к самым очевидным – и невероятным – подозреваемым все больше предположений стали строить об Олли и Закари. Олли и Закари. Одиночка и придурок. Жертва издевательств и их виновник. Многие заметили, что Мэтт задел Олли два дня назад, а некоторые видели, как Закари дразнил Мэтта в прошлом месяце после объявления, что того изберут королем бала.

Макани тогда провела всю игру выпускников за просмотром фильма про оборотня в подвале дома Дэрби. Когда игра подошла к концу и оркестр распустили, Алекс присоединилась к ним. Никто из них не пошел на бал на следующий вечер, да их и не приглашали. А теперь король бала мертв. Сложно было в это поверить.

– Как ты думаешь, кто это сделал? – спросил Дэвид.

Макани не отрываясь смотрела на дверь.

– Не знаю. Может, их смерти даже не связаны.

Внимание Дэрби, Алекс и Родриго сразу же переключилось на нее.

– То есть, – пояснила Макани, – конечно, они связаны, но что если Хэйли и Мэтт как раз и были теми, кем мы их считали? Что если никакого великого заговора нет и их выбрали просто из-за популярности?

Алекс покачала головой.

– Хэйли не была популярна.

– Ее любили и уважали. Это почти одно и то же.

– Хорошо, – сказал Родриго, – так твоя теория в том, что их убил какой-то непопулярный псих? Тот, кто завидовал их статусу?

Макани вспыхнула:

– У меня нет теории. Я просто говорю, что мы ничего не знаем.

– Убийце не нужно быть непопулярным, – сказала Алекс. – Просто менее популярным, чем его жертвы.

– По крайней мере, это значит, что мы в безопасности, – подытожил Родриго.

До того момента Макани не понимала, догадывается ли Родриго, что он не всеобщий любимчик. Оказалось – догадывается, и потому он стал нравиться ей чуть больше. И еще она предпочла бы, чтобы ее не замечали. К сожалению, конец ее жизни в тени, похоже, уже приближался.

* * *

Полиция пришла за ней во время последнего урока. Это был единственный урок Макани вместе с Олли, но они почти не успели поговорить, когда сеньора Вашингтон попросила ее выйти в коридор. Молодая учительница испанского выглядела удрученной, но в то же время чувствовала облегчение. Это последний ученик, которого вызвали на допрос.

– Лучшее напоследок, – сказал офицер, когда дверь за сеньорой Вашингтон закрылась. На нем была выглаженная темно-синяя форма, а на бейдже значилось имя «Ларссон».

Конечно, это должен был быть он.

Макани подняла руку, приветствуя его. Она боялась, что голос выдаст ее волнение, если потные ладони не сделают этого раньше.

– Надеюсь, ты не против, что я вызвался поговорить с тобой. – Улыбка была жутко знакомой. – Мне было любопытно, в кого влюбился мой младший брат.

Она понятия не имела, что на это ответить, поэтому промолчала. Слово «влюбился» отдавалось в ушах. Но встреча в подобных обстоятельствах легко входила в список самых худших способов познакомиться с семьей потенциального бойфренда. Она молилась, чтобы допрос провел любой другой офицер.

Крис – Макани решила думать о нем как о Крисе, а не офицере Ларссоне, потому что это пугало чуть меньше, – отвел ее в пустую комнату, где стояли электрические пишущие машинки вместо компьютеров, на которых слишком легко было подделать показания. Просто скопируй и вставь. Крис махнул в сторону твердого оранжевого стула возле учительского стола.

Макани послушно села. Жужжащие флуоресцентные лампы горели таким ярким и неприятным светом, что комната казалась заброшенной и старой. Из-за них Макани чувствовала себя голой. Она скрестила руки на груди, но заволновалась, что таким видом проявляет неуважение, и тогда подложила руки под бедра.

Крис подкатил удобное учительское кресло к ней и сел. Он внимательно изучал ее лицо.

– Как ты?

Макани знала, что выглядит нелучшим образом: нервной и обеспокоенной. Лучше сразу признать это и надеяться, что Крис припишет такой вид очевидным причинам.

– Так себе.

– Да, понимаю. Все очень встревожены. Даже мы, – сказал он, и Макани решила, что он имеет в виду полицию. – Мы никогда такого не видели в Осборне. Учителя рассказали тебе о службе психологической поддержки?

Олли так хорошо поладил с ее бабушкой, а теперь она сидит с его братом и только все портит: еле выдавила из себя пару слов и едва смотрит на него, из-за чего он уже успел подумать, что ей нужна психологическая помощь.

Она кивнула: каждый учитель поделился с ними этой информацией. У психологов теперь работы на многие месяцы вперед.

– Это хорошо. – Крис достал блокнот на пружинке из нагрудного кармана и щелкнул ручкой.

– Так, у меня несколько вопросов. Они совершенно стандартные. Мы задаем их всем.

Еще один кивок. Ее руки начали потеть.

Голос Криса оставался дружелюбным, хотя стал звучать немного суровее, как голос копа.

– Я знаю, ты тут новенькая, но была ли ты знакома с кем-то из жертв?

Интересный вопрос. Макани прожила здесь почти год – достаточно долго, чтобы познакомиться с жертвами, – но в таком городе тебе не дадут забыть, что ты новенькая.

– Нет, – сказала она. – Я раньше не разговаривала с Хэйли.

Точнее, «никогда не говорила». Словно у них все еще был шанс столкнуться, покупая холодный мокко на заправке.

Она исправилась:

– Возможно, я пару раз разговаривала с Мэттом на уроке по госуправлению, потому что мы сидели рядом. Но, даже если мы и говорили, это не было чем-то важным.

Допрос продолжился. «Ты знаешь кого-то, с кем у жертв могли быть проблемы? Над ними издевались? Они издевались над кем-нибудь еще?»

Макани ответила отрицательно на каждый вопрос, гадая, у скольких ее одноклассников хватило смелости упомянуть Олли. Они должны были знать, что разговаривают с его братом: та же фамилия, похожая внешность, наделавшая много шума полицейская машина.

Сержант Бимер допрашивал Олли во время обеда. Олли почти ничего не рассказал Макани, только то, что допрос длился целый час. Всех остальных допрашивали пару минут. Расспрашивали ли Олли о том случае с Мэттом на площадке? И возникали ли такие ситуации и раньше?

– Простите, – Макани пожала плечами, уставившись на линолеум, – я не сильно помогу вам. Я не проводила время с их компаниями.

– Все нормально. Это тоже поможет. – Его тон смягчился, и она подняла взгляд. С успехом добившись ее внимания, Крис улыбнулся озорной улыбкой.

– Где ты была вчера между шестью и семью вечера?

Ее щеки вспыхнули от жара.

Улыбка Криса стала еще шире.

– Я была с вашим братом. – Макани поежилась и скрестила руки. – Он отвез меня домой в шесть тридцать, и потом я готовила ужин с бабушкой.

– И куда Олли возил тебя?

Она театрально простонала.

– Нужно ли мне напоминать тебе, что я представитель закона?

Он напрямую дразнил ее, так что Макани набралась храбрости и улыбнулась скромной улыбкой побежденного.

– Честно говоря, не знаю. Мы приехали на какое-то кукурузное поле у шоссе 275, недалеко от Троя. Поцеловались. Потом Олли позвонили с работы, и мы уехали.

Крис сделал пометку в своем блокноте.

Макани выпрямилась:

– А что такое? Что он сказал?

– То же самое. – Крис казался довольным собой. – Просто хотел услышать это от тебя.

Они оба рассмеялись.

– А теперь мне можно идти? Мы закончили?

Он жестом показал ей оставаться на месте.

– Почти.

Макани готовила себя к следующему неизбежному вопросу: «Какие у тебя намерения относительно моего брата?», не зная, что ответить, но вопрос Криса застал ее врасплох:

– Есть ли у тебя опыт в охоте?

– Никакого. – Она нахмурилась. – Отец, бывало, возил меня на рыбалку, но мне это никогда особо не нравилось. Это считается?

– Ты помогала ему потрошить рыбу?

– Нет.

– Насколько хорошо, на твой взгляд, ты владеешь ножом?

Макани побледнела.

– Почему вы спрашиваете?

Крис поднял взгляд от своих записей и склонил голову.

– Потому что человек, которого мы пытаемся найти, неплохо владеет ножом и знает анатомию.

– Нет, – ее голос дрожал. – Нет.

К счастью, должно быть, Крис пришел к выводу, что она расстроена скорее причиной, чем самим вопросом.

– Все в порядке, – заверил он, убирая блокнот. – Это все, что нам нужно знать.

Ее сердце стучало, пока он вел ее назад по коридору.

– Мне еще нужно допросить администрацию, но, по крайней мере, ты скоро отправишься домой, да? – Крис протянул ей руку. – До следующей встречи.

Макани пожала его ладонь. Ей хотелось сказать, что она будет рада снова с ним встретиться. Но вместо этого она бросилась в туалет.

Залетая в первую кабинку, она уже плакала, не по какой-то определенной причине, а из-за всего сразу. Если бы она была сейчас на Гавайях и проводила обычный год в выпускном классе. Если бы могла вести себя с Крисом непринужденно. Если бы не было психопатов, убивающих ради удовольствия и делающих мир небезопасным. Если бы Олли был рядом и она могла бы его поцеловать как можно скорее. Если бы не была такой эгоистичной, мечтая о бойфренде, когда двое ее одноклассников мертвы.

Но дольше оставаться в туалете было нельзя, чтобы никто не начал подозревать что-то неладное. Глотая слезы, Макани вытерла лицо шершавым бумажным полотенцем и вышла из туалета.

Олли стоял, прислонившись к стене, возле питьевого фонтанчика. Под его темными глазами залегли круги.

– Тебе достался мой брат. – Это не был вопрос.

– Офицер Ларссон специально попросил допрашивать меня.

Олли вздохнул.

– Все прошло хорошо. Он милый. – Макани осмотрелась, но в коридоре никого не было. – Ты ждал меня? – А потом заметила свой рюкзак на полу у его ног. – Почему он у тебя?

– Я отпросился у сеньоры Вашингтон в туалет. Она даже не заметила, как я забрал обе наши сумки. Я видел, как ты зашла сюда, и решил подождать.

Макани снова запаниковала: она провела там больше десяти минут.

– Я сидела. Просто сидела. Не хотела возвращаться в класс.

Олли кивнул.

– Тебе надо было постучать, – сказала она.

Он поднял брови. Оба знали, что он никогда не осмелится постучать в дверь женского туалета.

– Нет, прости. – Макани чувствовала себя уставшей и смущенной. Ничто не имело смысла. – Но зачем тебе моя сумка?

– Ты в порядке? – спросил он.

– Что? – Она покачала головой. Такое впечатление, что они ведут два параллельных разговора. – Нет, не в порядке. А ты?

Олли улыбнулся.

– Совсем нет.

Макани вытаращилась на него, а потом разразилась безнадежным смехом. Слезы снова появились в уголках глаз.

– Понятия не имею, что происходит.

– До конца последнего урока еще двадцать минут, но я собираюсь уйти. – Олли поднял рюкзак и протянул ей. – Тебя подвезти?

Глава девятая

Единственными, кто заметил их раннее отбытие, были журналисты. Они кружили, словно стервятники, перед школой и парковкой, ожидая, когда учеников отпустят с уроков. Когда Макани и Олли приблизились к ним, она напряглась, опустила голову и пошла быстрее. Олли не отставал от нее.

Репортеры сразу же взорвались: «Вы знали жертв?», «Как бы вы описали атмосферу в школе сегодня?», «Ухудшит ли это шансы вашей команды в матчах плей-офф?». В их сторону пихали микрофоны и направляли камеры, но Макани уворачивалась от навязчивых вопросов, давая тем самым понять, что не желает давать комментарии, но женщина с залаченной челкой все равно погналась за ними.

– Каково это: потерять двух одноклассников всего за три дня?

Макани сосредоточилась на машине Олли в дальнем конце парковки.

– Каково это: потерять двух одноклассников всего за три дня?

Машина, машина, машина, машина, машина, машина, машина…

Вдруг чья-то рука коснулась плеча Макани, и она закричала. Ее глаза обезумели от страха. Репортер отшатнулась и врезалась в своего оператора, а Макани снова закричала. Женщина, сбитая с толку, от ярости выкрикнула что-то в ответ, но внезапно Олли встал между ними и пригрозил:

– Прочь! Убирайтесь к черту, подальше от нее!

Оператор взял репортершу за руку, предлагая ей отойти, но она не собиралась так просто сдаваться.

– Ты, – сказала она, – розовые волосы, каково это…

– А каково это, черт возьми, на наш взгляд?

Оператор умоляюще обратился к журналистке:

– Они, скорее всего, несовершеннолетние…

Олли протянул руку к Макани, обнял ее за талию и повел к машине. «Машина, машина, машина», – повторяла про себя Макани. Он открыл пассажирскую дверь, помог ей залезть внутрь и побежал к водительскому сиденью. Все пять ее органов чувств были на пределе. Вместо того чтобы пытаться не плакать, Макани старалась хотя бы не шмыгать носом.

Она ожидала, может, даже хотела, чтобы Олли выехал с парковки на полной скорости, но он вел машину аккуратно, следуя положенным ограничениям. Он повернул в противоположном ее дому направлении и ехал, пока они не оказались около парка возле начальной школы.

Машина остановилась. Макани почувствовала, что Олли пытается решить, нужно ли ее утешить.

– Прости, – сказала она. Ее реакция могла показаться странной. Нужно было что-то соврать. – Не знаю, почему…

– Тебе не нужно ни за что извиняться.

Она шмыгнула носом и стала рыться в рюкзаке в поисках салфеток. Олли перегнулся через нее, чтобы открыть бардачок. Там валялись скомканные салфетки из KFC.

Она взяла одну и высморкалась. Как привлекательно! Макани чувствовала себя монстром.

– Такой отвратительный день.

– Такой отвратительный день. – Олли издал смешок.

Они сидели молча целую минуту. Макани выглянула из окна. Парк был пуст, не считая мамы и малыша на качелях.

– Я не хочу домой. – Ее голос звучал слабо и уныло. – Она попросит, чтобы я рассказала обо всем, что случилось сегодня в школе, а я не хочу это обсуждать. Не могу больше об этом думать.

Олли кивнул. Он понял, что она говорит о своей бабушке.

– Куда бы ты хотела поехать?

– В какое-нибудь тихое место.

Олли повез ее к себе домой.

* * *

Путь до проселочной дороги, на полпути между Осборном и Ист-Бендом по шоссе 79, занял двадцать пять минут. Еще одна пустынная дорога, затерянная в кукурузных полях, на которой время от времени встречались ранчо и пастбища. Каждую милю они проезжали мимо билборда с желтой подсветкой, рекламирующего «Веселый лабиринт Семьи Мартин». Семейка рыжих голов улыбалась им с верхнего угла каждой рекламы.

Самый большой кукурузный лабиринт Небраски! Еще 5 миль!

Тыквенная грядка! 4 мили!

Катание на возу с сеном! 3 мили!

Контактный зоопарк! 2 мили!

Кукурузная яма! 1 миля!

– Что такое кукурузная яма? – У Макани стало легче на душе от осознания того, что она сможет отдохнуть несколько часов. Она предупредила Дэрби, что Олли отвезет ее домой, а бабушке написала, что останется у Дэрби. Они были не в восторге, но, по крайней мере, правильно поняли, что Макани нужно отвлечься от жутких новостей.

– А ты как думаешь? – сказал Олли. – Огромная яма с кукурузными зернышками.

– Ладно. Но что делать с кукурузной ямой?

Он взглянул на нее с улыбкой:

– Видела бассейны с пластмассовыми шариками в развлекательных центрах? Это то же самое, но большего размера. Намного больше. Там весело, – признался он. – А вот без контактного зоопарка вполне можно обойтись. Когда ветер встречный…

Макани рассмеялась и увидела из окна машины похожие на цирковые флаги на полях. Они проехали широко раскинувшийся лабиринт и огромную незаасфальтированную, почти пустую парковку.

– Сюда кто-то действительно приезжает?

– Она забита в выходные. Люди приезжают из Омахи и Линкольна. И здесь шумно. Слышно аж из моего дома. По субботам они даже приглашают группу, играющую польку. Когда у нас открыты окна, я часто начинаю топать в такт их тубе.

Макани снова рассмеялась.

– Я представила, как ты плаваешь в кукурузной яме.

Олли смотрел вперед, его глаза блеснули.

Он свернул на другую дорогу. Пологий склон нарушал окружающую его плоскую равнину. Это напоминало тихую, жутковатую красоту страны Уиллы Кэсер[12]. В десятом классе Макани задали прочитать «О, пионеры!» на уроке английского, и знакомый ландшафт успокаивал ее, напоминая о поездке к любимой бабушке. Макани тогда и не догадывалась, что вскоре будет здесь жить. Роман потерял свою привлекательность, перестал быть выдумкой.

Виднеющееся вдалеке здание стало увеличиваться, и Макани поняла, что эта дорога ведет прямо к дому Олли. Он был белого цвета, как и ее, но штукатурка местами осыпалась. Дом построили в стиле возрождающейся викторианской готики: три драматичные оконные арки под тремя выступами крыши. Две колонны обрамляли скромное крытое крыльцо. Обширный двор был неухоженным и заросшим.

Макани обрадовалась, что не верит в привидения; болезненные воспоминания прошлого, скорее, походили на призраков. И она была уверена, что здесь их полно.

Однако не все в доме оказалось таким мрачным. Когда она вышла из машины, ветер теребил китайские колокольчики, а по обеим сторонам крыльца болтались на цепочках два огромных кашпо с папоротниками. Они, правда, погибли от ранних заморозков, но служили доказательством, что дом не заброшен.

Олли бросил на нее тревожный взгляд.

– Дом, милый дом.

Приводил ли он раньше сюда девушку или это первый раз? Он чувствует себя уязвимым? На распадающемся придверном коврике из кокосовых волокон едва виднелось одно слово: Ларссон.

Младший Ларссон отпер переднюю дверь в большую, темную и пыльную комнату.

– Знаю, – вздохнул он. – Похоже на дом с привидениями.

Макани всплеснула руками:

– Я ничего не говорила.

Он натянуто улыбнулся и пригласил ее внутрь. Полы были из твердого дерева, и доски стонали от каждого шага. Макани ждала на пороге, пока Олли не отдернет занавески. Пылинки, застигнутые врасплох внезапным светом, закружились в воздухе. Обстановка в гостиной, вопреки ожиданиям Макани, оказалась уютной. Она выдохнула с облегчением. Ковры, лампы и мебель казались либо действительно подлинными предметами Викторианской эпохи, либо их превосходными копиями. Правда, секционный диван был точно современным.

При этом в комнате чувствовалась какая-то статичность, словно всеми этими предметами уже давно не пользовались.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спросил Олли. – У нас есть вода, апельсиновый сок, кола… Ну, это не настоящая кока-кола…

Макани рассмеялась, оценив шутку.

– Вода подойдет.

– Вода из-под крана? Со льдом? Без?

Она прошла вслед за Олли через столовую, такую же мрачную и, кажется, нетронутую людьми.

– Чтобы тебе пришлось подольше повозиться, – сказала она, хотя температура внутри дома была ненамного теплее, чем снаружи. Льда не хотелось.

По крайней мере, кухня выглядела намного светлее. Окна без занавесок выходили на бескрайние кукурузные поля, вдалеке весело развевались флаги лабиринта. Кухня Олли, не такая чистая, как кухня бабушки Янг, оказалась не пыльной, в отличие от других комнат, в сушилке стояла вымытая посуда. Мебель была и не современной, и не в викторианском стиле.

Неожиданно что-то прыгнуло на Макани: маленькая пятнистая собачка с голубовато-серой шерстью вскочила и подбежала к ним.

Смеясь, он наклонился, чтобы погладить своего питомца.

– Привет, Сквидвард.

Второй раз за час она совершенно растерялась и снова почувствовала себя сбитой с толку.

– Прости, я не знала, что у тебя есть собака.

– Голубой хилер, – Олли улыбнулся, гладя пса по спине. – Когда мы взяли его к себе, я был большим фанатом Губки Боба. Теперь он оглох и почти ослеп. Спит большую часть дня, поэтому даже не заметил, как мы зашли. – Сквидвард прижался к Олли, словно хотел опереться на него. – Как ты, дружок?

Макани села на корточки, чтобы погладить собаку.

– Он дружелюбный?

– Если позволишь ему сначала понюхать руку, все будет в порядке.

От Сквидварда попахивало псиной, но Макани было все равно. У него оказалась неожиданно жесткая шерсть. Гладить собаку было приятно, а еще приятнее было находиться так близко к Олли.

– У тебя есть собака? Дома? – Олли отвел глаза в сторону. Он спросил это, зная, как редко она говорила о своем прошлом.

Но собаки – безопасная тема. Макани покачала головой, а Сквидвард перевернулся на спину.

– Мама заявляет, что у нее аллергия. Но на самом деле думает, что с домашними животными очень много хлопот.

– У нас еще есть кошка. Она, наверное, сейчас на улице.

– Сэнди Чикс?[13]

Он ухмыльнулся:

– Рэйвен.

– А. Более крутое имя.

– Не совсем. В то время я с ума сходил по Рэйвен-Симоне[14].

Макани рассмеялась.

Олли почесал Сквидварду живот.

– Не знаю, почему родители разрешали мне называть так наших питомцев.

– Потому что, судя по всему, твои родители были замечательными. – Макани вздрогнула, как только это сказала. Можно ли о них говорить? Хотя Олли первым их упомянул.

А теперь он кивал, соглашаясь.

Она поняла, что Олли оценил ее слова. Возможно, ему было тяжелее, когда люди из кожи вон лезли, чтобы избежать разговоров о них, притворяясь, словно их вообще никогда не существовало.

Макани часто притворялась, что ее родителей нет. По настоянию бабушки она звонила маме раз в неделю, а папе – раз в две. Они не знали, что здесь происходило, потому что до этого момента Макани и не думала им рассказывать. Большую часть разговора родители всегда жаловались друг на друга.

Олли помыл руки после собаки, вытащил два буррито из морозильника и протянул ей. Оба были с бобами и сыром.

– Одно или два?

Макани мечтала о тарелке горячего саймина[15], такого привычного дома, что его даже включили в меню многих ресторанов фастфуда. В Осборне такого было днем с огнем не сыскать. Но буррито сойдут. Лучше, чем готовить ужин с бабушкой.

– Одно, пожалуйста, – сказала она. – Спасибо.

Олли развернул их, подумал, потом достал себе еще одно. А затем отправил все три в микроволновку.

Почесывая Сквидварда за ушами, Макани разглядывала выцветшую фотографию на холодильнике. Родители Олли стояли на фоне гейзера Старый Служака, обнимались и улыбались, а над их головами разлетался фонтан горячих брызг. Отец Олли улыбался сдержанно, а мама казалась беззаботной.

Рядом висела фотография Олли с братом. Олли на снимке был уже достаточно взрослым, наверно, пошел в старшую школу. Его волосы были странного зеленого цвета, он морщился и смеялся, пока Крис насильно обнимал его. Макани гадала, были ли тогда еще живы их родители и кто сделал эту фотографию.

– Я пытался покрасить их в голубой. – Как всегда, Олли наблюдал за ней. – Вроде первое, чему учат в школе, – желтый и голубой дают зеленый, а я забыл.

– Ты похож на русалку. Печальную, рослую русалку.

Олли замер. Потом закрыл лицо руками, качая головой, словно не веря своим ушам:

– Это, наверное, худшее, что я слышал в свой адрес.

– Нет! – Макани взорвалась смехом, улыбаясь во весь рот. – То есть я правда так думаю. Но, клянусь, у меня есть фотографии и похуже.

– Требую доказательств.

– Хорошо. Когда в следующий раз будешь у меня дома, загляни под мою кровать.

Олли моргнул. А потом его брови поползли вверх, возможно, из-за упоминания кровати.

– Соревнования по плаванию в седьмом классе. – Макани вздрогнула, вспоминая плоскую грудь, неуклюжую фигуру и явно не добавлявший выразительности ее достоинствам купальник. – Просто тихий ужас.

Микроволновка запищала. Олли достал буррито, от которого шел пар, и взглянул на нее.

– Ты плаваешь?

Черт.

Она не могла поверить, что проговорилась. С семи лет она участвовала в соревнованиях, но об этом знала только бабушка. В Осборне не было команды по плаванию. А даже если бы и была, те дни прошли.

– Раньше плавала. – Она отвернулась. – Немного.

Ее взгляд остановился на коричневой папке для файлов, которая лежала на кухонном столе. Не нужно было ее открывать, чтобы понять, что внутри.

Олли проследил за ее взглядом.

– Видишь? Он почти что просит меня прочитать документы.

– Почему он не забрал ее с собой?

– Наверняка просто забыл. Все время так.

Папка была толстой.

– Разве хорошая память не важна для офицера полиции?

К счастью, Олли не обиделся.

– Вот почему они все записывают. У копов дофига бумажной работы. – Он пожал плечами. – На память все равно нельзя полагаться.

Макани хотела бы все забыть. Но даже в самые темные ночные часы ее память была безжалостна.

– Можешь посмотреть, если хочешь. – Голос Олли напрягся. – Там мало приятного.

Конечно же, она хотела посмотреть – из чистого любопытства, но когда она посмотрит, изменить это уже будет нельзя. Она все равно потянулась к папке и бесстрашно открыла ее. Там оказалось несколько бумаг и фотографий: девушка лежит на спине, правая рука свисает с кровати, шея исполосована пятью грубыми разрезами. Один символизирует рот, четыре других в виде крестиков – глаза.

Мертвые мультяшные глаза.

В представлении Макани об убийстве этот вырезанный на шее смайлик был аккуратным и точным, но в действительности оказался каким-то кровавым месивом. Голова девушки была очень сильно запрокинута, так что глаз Хэйли было не видно. Самый длинный порез был глубоким, кожа на шее висела, открывая страшную рваную рану. Ее волосы, одежда и простыни, казалось, пропитаны таким количеством крови, что даже мяснику стало бы дурно. Макани закрыла папку дрожащей рукой.

– Ужасно, правда? – сказал Олли.

Это было не просто ужасно. Это было бесчеловечно.

Настоящее мертвое тело отличалось от тех, что показывают по телевизору или в фильмах. Никакой искусственной крови. Никакой постановки. Труп Хэйли выглядел так, словно в нем никогда не было жизни.

Олли потер пальцами виски.

– Стоило тебя предупредить.

– Ты предупредил. – Макани обхватила себя руками. Вдруг там есть и фотографии Мэтта или он в отдельной папке? Жестокость преступления поразила ее до глубины души. Кто-то это сделал: забрался в дом Хэйли и убил ее в собственной постели.

– Полиция напала на след?

Олли покачал головой.

– Но они думают, что это сделал кто-то намного ниже ростом, чем Мэтт.

– Не другой футболист?

– Не-а.

– Почему?

Он дождался, пока их взгляды не встретились:

– Уверена, что хочешь знать?

Макани кивнула.

– Прежде чем преступник сделал… то, что сделал, он ударил Мэтта ножом в живот. А потом уже вскрыл череп. Так что, скорее всего, на него напал тот, кто физически не мог сразу дотянуться до его головы. Сначала нужно было его ослабить.

Может, убийцей была девушка?

Мертвые мультяшные глаза. Запекшаяся в ноздрях кровь.

Макани заметила, как Олли придвинул ей тарелку с ужином.

– Эй, – позвал он, – пойдем лучше в мою комнату.

Она посмотрела на теплую тарелку. Мэтта пырнули ножом в живот один раз или понадобилось несколько ударов, чтобы он упал?

Макани молча взяла буррито. Олли понес стаканы с водой. Ступени скрипели под их ногами. Макани задумалась, как много кровавых сцен Олли видел с тех пор, как его брат стал копом. Конечно, в Осборне никогда раньше не было таких жестоких смертей, но люди часто умирали при несчастных случаях. Например, его родители.

Легко ли смотреть потом на совместные фотографии? Или сложнее, зная, что так много людей умирало молодыми таким ужасным способом? Видя подобное, становишься параноиком или просто ведешь себя более осторожно? Закаляет ли это твой характер?

Старые фотографии были повсюду. Студийный портрет всей семьи в рамке висел на верху лестницы. На фото мама держала на коленях еще маленького Олли. Каково ему было смотреть на эти снимки каждый день?

– Вот сюда, – сказал он, отрывая ее от мыслей.

Макани думала, что спальня Олли будет черной и без излишеств, как и его гардероб, так что, когда он открыл дверь, она заморгала от удивления.

Комната была наполнена солнечным светом и содержалась почти в образцовом порядке, в отличие от той же кухни, находившейся на грани запустения. Здесь же книги, не умещаясь на полках, занимали любую свободную поверхность: лежали на коврике, высились стопкой на столе и под ним, валялись кучками на незаправленной кровати. С грудой совершенно не сочетающихся друг с другом одеял кровать казалась самым уютным местом во всем доме.

Макани поставила тарелку на стол и взяла ближайшую книгу, «Путешествие Юпитера».

– «За четыре города вокруг света на “Триумфе”», – прочитала она вслух. На обложке мужчина в старомодной кожаной куртке мчался на устаревшем мотоцикле. Книга пахла пыльными полками и немного плесенью. Она обвела руками комнату:

– Я знала, что ты любишь читать, но это просто вау!

Олли, засунув руки в карманы, пожал плечами.

– Я достаю их на гаражных распродажах и у букинистов в Ист-Бенде. Еще не все прочитал. Просто продолжаю собирать.

– Я не смеялась над тобой. Мой последний парень тоже много читал.

Черт.

Олли не был ее парнем. Они едва друг друга знали. Макани хотела знать о нем больше, хотела, чтобы они стали парой, но между ними все еще стояла стена – нерассказанная тайна. Она решила вести себя так, словно ничего не имела в виду, спокойно подняла другую книгу и посмотрела на Олли. Бледная кожа не могла скрыть волну эмоций, которую он испытывал сейчас. Но, по крайней мере, он не выглядел испуганным.

Вчера утром, когда Макани сидела в машине Дэрби, она удивилась, поняв, что Олли скорее застенчивый, чем бунтарь. Но еще больше ее поразило то, что эта застенчивость ее и привлекала.

Она подняла гид по Италии.

– Не против, если я поеду с тобой?

– Мы отправимся сегодня вечером. – Олли шагнул к ней, и ее сердце забилось быстрее. Но он подошел ближе лишь для того, чтобы достать ключи из кармана и отнести тарелку на кровать.

Разочарованная Макани открыла гид.

– Позитано. Отель «Интермедзо». Очаровательный семейный отель с видом на море. – Она взяла книгу и плюхнулась на кровать рядом с ним. – Мне позвонить и забронировать номер?

Олли улыбнулся, кусая буррито, и протянул ей другой рукой тарелку. Странно было есть из одной тарелки, но ей нравилось. Так она лучше чувствовала их близость.

– Расскажи мне, – попросил он.

Макани дожевала, прежде чем заговорить.

– Рассказать о чем?

– О своем предыдущем парне. Читателе.

Она улыбнулась. Попался. Она пихнула Олли коленкой, обрадовавшись этой очевидной вспышке ревности.

– Я думала, что увела нас от того разговора.

– Ты пыталась. Обычно тебе хорошо удается.

Впервые он сказал это вслух. Макани чувствовала, что ее отчитывают.

– Ладно, вот мое предложение. Я расскажу тебе о моем предыдущем парне, если ты расскажешь мне о своей предыдущей девушке.

Олли поразмыслил пару секунд.

– Договорились.

Макани решила быть честной.

– Его звали Джейсон Накамура, мы встречались семь месяцев. – Она пыталась разобрать выражение лица Олли, но оно оставалось раздражающе непроницаемым. – Он тоже был пловцом.

Но потом он перестал со мной разговаривать.

– А потом я уехала.

– Ты пыталась сохранить отношения на расстоянии? – спросил Олли.

Она бросила последний кусочек на тарелку.

– Между нами слишком большое расстояние.

Он ждал продолжения, и она аккуратно подобрала слова:

– Нет. Мы не любили друг друга настолько сильно.

Олли понимающе кивнул.

– Твой черед. Твоя предыдущая девушка.

Он с глухим стуком поставил тарелку на пол.

– Никого.

Она не ожидала такого ответа. Макани уставилась на него, пытаясь понять. Он посмотрел на нее и повторил:

– Никого.

– Объясни.

На его губах заиграла улыбка.

– У меня никогда не было девушки.

Макани целовалась с ним. Макани занималась с ним сексом. Это заявление казалось ей невероятным. Он знал, о чем она думает, и пожал плечами, но не от безразличия, а словно пытаясь скрыть смущение.

– У меня никогда не было девушки, но да, очевидно, я занимался сексом с девушками до тебя.

Макани не могла это так оставить.

– Очевидно.

Олли поежился и посмотрел на потолок.

– Очевидно не потому, что я был восхитителен. А потому…

– О, нет, нет, нет. – Макани покачала головой. – Мне точно нужно слышать, как ты закончишь это предложение?

Его лицо стало безразличным.

– Потому что я продержался больше тридцати секунд.

Она громко рассмеялась, и он улыбнулся. Олли всегда улыбался, когда видел, что она довольна. Макани наклонилась к нему.

– Так ты расскажешь мне об этой не-девушке? Не-девушках?

Его улыбка стала шире.

– Да.

Она придвинулась ближе.

– Но не сегодня?

Их губы разделяли какие-то сантиметры.

– Не сегодня, – повторил он.

Они потянулись друг к другу одновременно. Их губы соединились. Они сняли куртки. Она легла на спину, а он навис над ней, придавив ее к кровати. От ощущения теплоты его тела в Макани пробудилась страсть. Ее руки скользнули ему под рубашку, а его – под ее бюстгальтер. Она уже готова была стянуть с него одежду, когда внезапно они поняли…

Что в комнате находился кто-то еще.

Глава десятая

Крис стоял в дверном проеме.

– Черт возьми, Олли! – выругался он.

Олли попытался сесть и убедился, что Макани одета, хотя они не успели зайти далеко.

– Что ты тут делаешь?

Его брат потер лоб.

– Приятно снова так скоро встретиться с тобой, Макани.

Ее кожа пылала. Она спряталась за Олли.

– Почему ты дома?

Крис скрестил руки на груди, его взгляд был прикован к кобуре на ремне.

– Шеф отправил меня отдохнуть. – Он напряженно посмотрел на пустую тарелку возле кровати. – Когда вы сюда приехали? Снова прогулял школу?

Олли не ответил.

– Черт, Олли. Ты не можешь так поступать!

Макани хотелось убежать. Она хотела оказаться в любом другом месте, только не здесь.

– Мы не пропустили никаких уроков, – попытался оправдаться Олли. – Ничего не случилось.

– Если ничего не случилось, – заявил Крис, – значит, не так уж сложно было посидеть в школе до последнего звонка.

Когда Олли поджал губы, Крис застонал, упал в кресло и протяжно вздохнул.

– Слушай. На свободе ходит убийца, а мы не знаем, кто это и где он прячется. И вообще он ли это. А значит, твоей заднице нужно быть там, где положено, все время. Я должен знать, где ты.

– Зачем? – В голосе Олли сквозило непонимание, словно такая разумная просьба была странной.

– Потому что в городе опасно!

– Убили звезду мюзикла и звезду футбольной команды. Скажи мне, что у общего у меня с этими жертвами?

– Ты знаешь, что не в этом дело. Черт, – снова выругался Крис, переключив свое внимание на Макани. – Тебе нужно перестать проводить время с ним. Он плохо влияет на тебя.

Макани испытывала благодарность, что Крис не считает ее влияние дурным. Она выглянула из-за спины Олли.

– Твоя бабушка знает, что ты здесь?

Она хотела соврать, но Крис был копом.

– Нет.

Он покачал головой, взял ключи со стола и, уставившись на паркетный пол, протянул их Олли.

– Отвези ее домой.

– Крис…

– Олли!

Олли так сердито выхватил ключи, что Крис вздрогнул, а потом вышел из спальни.

Макани последовала за ним, но обернулась, чтобы помахать на прощание.

Крис устало поднял руку в ответ.

– Прости. Но так надо.

Странно слышать извинение от человека, который в семье был за родителя. Она вспомнила, почему ему пришлось играть эту неестественную роль в жизни брата. На мгновение ей стало жаль Криса. Да и Олли не облегчал ему задачу. Хотя ничто в жизни Олли не казалось простым.

* * *

В тот вечер, когда Хэйли и драматический кружок собирались приступить к первой генеральной репетиции, а Мэтт и футбольная команда должны были выигрывать свою последнюю игру сезона, Дэрби отправил Макани сообщение:

Мы можем поговорить?

Она только что закончила убирать посуду в посудомойку. Бабушка Янг смотрела фильм в гостиной. Она не знала, что Макани была в гостях у Олли, и та не собиралась рассказывать об этом.

– Крис ей сообщит? – спросила она у Олли, когда они в мрачном настроении возвращались домой.

Олли пытался во что бы то ни стало успокоить ее.

– Сомневаюсь. Он все еще хочет быть крутым старшим братом.

На всякий случай при бабушке Янг они составили план на субботу: Олли собирался заехать перед сменой в «Грилиз».

По телефону.

Макани нахмурилась, прочитав второе сообщение от Дэрби. Она всегда ожидала дурных новостей, когда кто-то хотел поговорить по телефону, вместо того чтобы писать сообщения. Она сказала бабушке, что присоединится к ней через минуту, и, только когда оказалась в безопасности, в своей спальне, нажала на кнопку вызова.

Дэрби поднял трубку после второго гудка.

– Спасибо.

– Что случилось?

Повисла неловкая пауза. Еще один плохой знак.

– Дэрби.

– Я просто хочу, чтобы ты знала: как друг я люблю тебя и поэтому должен это сказать.

Макани почувствовала озноб.

– Сказать что?

– И ты знаешь, что я бы никогда такого не сказал, если бы это не было важно. Мы с Алекс искренне переживаем.

– Из-за чего, Дэрби?

Он быстро пробормотал что-то, упомянув имя Олли.

Волна горячей ярости накрыла Макани, но она справилась с ней и попросила его повторить последнее предложение.

Обвинения полились потоком:

– Это всего лишь слухи, но Мэтт с друзьями годами издевались над Олли, и его алиби недостаточно надежно в обоих случаях. Мы думаем, что он может использовать тебя, и Алекс сказала, что мне нужно позвонить тебе, потому что ее ты просто пошлешь или решишь, что она шутит, но, клянусь, мы серьезно. – Он перевел дыхание. – Не то чтобы мы считали его виноватым! Но то, как он достал твой номер телефона, жутковато. Ты должна это признать.

Макани ничего не нужно было признавать. Это было неправильно и оскорбительно.

– И что? Ты и Алекс просто сидели весь день на работе, продавали корм для скота и обсуждали такую фигню обо мне?

– Нет! – печально протянул Дэрби. – Прости меня. Мы за тебя волнуемся.

– Ага. Ты что-то еще упомянул помимо этого вчера, помнишь?

Его голос превратился в слабый шепот.

– Мне казалось, что ты не слушаешь.

Макани взорвалась:

– А как насчет Хэйли, а? Что Хэйли сделала Олли? Зачем ему ее убивать?

– В восьмом классе он пригласил ее на свидание, а она отказалась. Она тогда училась в седьмом. Он был унижен. Вскоре после этого погибли его родители, и это был последний раз, когда я слышал, как он приглашал на свидание кого-то из школы до этих странных отношений с тобой.

Макани была так шокирована, что потеряла дар речи. Она не ожидала, что у Дэрби найдется ответ. Но эти обвинения выглядели слишком притянутыми за уши.

– Макани, алло! Ты слушаешь?

– Это было четыре года назад. – Она заставила себя говорить спокойно, несмотря на то что внутри нарастала ярость. – Слишком большой срок для мелкой обиды.

– Просто подумай: Олли избегал тебя месяцами. Вы даже не разговаривали с конца лета. Возможно, он хочет и тебе отомстить.

Она резко вздохнула.

– Возвращение твоего доверия может быть частью его грандиозного плана…

– Грандиозного плана?

– Я только хотел…

– Я тоже злилась на него! Как и он на меня. Мы просто не поняли друг друга.

– Ты права, возможно, это ерунда. Но пойми, я бы не смог жить, если бы он оказался плохим парнем, а я промолчал.

Негодование Макани рассеялось. Снова вспыхнуло. И опять утихло. Дэрби пытался быть хорошим другом. Он просто неправильно все понял. В теории Олли действительно выглядит подозрительно, но он не убийца.

Она не могла это доказать – просто знала.

Олли был застенчив и отзывчив. И выглядел счастливым, если она была счастлива. Спор с Дэрби причинял ей боль, потому что, в отличие от импульсивной Алекс, она всегда считала его суждения рациональными. Но этот разговор подтвердил страхи Макани: они действительно обсуждали ее за спиной.

Голос Дэрби проник через лихорадочные мысли Макани.

– Ты слушаешь?

– Я ценю твою заботу. – Отчасти она говорила правду. – Но ты ошибаешься.

И положила трубку.

* * *

Всю ночь Макани металась по кровати. Дом скрипел словно живой.

Олли, Хэйли.

Олли, Мэтт.

Олли, я.

Все утро она игнорировала сообщения с извинениями от Дэрби и шутливые письма с извинениями от Алекс.

Олли, Хэйли.

Олли, Мэтт.

Олли, я.

В полдень она удивилась, обнаружив ботинки внизу лестницы. Но забрала их до того, как могла заметить бабушка.

Олли, Хэйли.

Олли, Мэтт.

Олли…

НЕТ!

Макани бросила кеды на пол в спальне. Вчерашние носки лежали возле двери шкафчика, но она не обратила внимания на эту странность.

Она должна верить, что ошибки прошлого Олли автоматом не приписывают ему все ошибки настоящего и будущего. Должна верить, что каждая ошибка – результат выбора. Должна верить, что Олли хороший, потому что себя она считала такой.

* * *

Олли приехал почти сразу после обеда. Предложив напитки, Макани уселась с Олли в гостиной, потому что, как она узнала от бабушки, нахождение мальчика в ее спальне против правил этого дома. Дэрби был единственным исключением. На Гавайях она проводила много времени в спальне со своим бывшим. Ее родители или не замечали, или им было все равно.

По телевизору показывали баскетбол. Ни Макани, ни бабушка не следили за НБА, но бабушка очень хотела увидеть заставку местных новостей. Макани развалилась на диване возле нее, а Олли снова занял свое место в кресле.

Олли не шутил. Он действительно собирал пазлы. Деревенский фестиваль урожая раскинулся на кофейном столике, и его повторяющиеся осенние узоры ввели Олли и бабушку Янг в одинаковый транс. Сидя на краю сидений, они пришли к соглашению по поводу стратегии: начинать нужно с краев. Следом все части, содержащие слова. Если кто-то ищет определенный пазл, но находит другой подходящий, то нужно передать его тому, кому он подходит. Небо и самые сложные части они решили оставить напоследок.

Макани хотела было присоединиться, но это нудное занятие лишь разжигало аппетит. Она несколько раз приносила что-нибудь перекусить. Интересно, ее бывший стал бы безропотно развлекать бабушку? До инцидента она бы ответила «да». Джейсон был безумным, но она еще безумнее. И он был приличным парнем.

А еще трусом, ведь он так и не поинтересовался ее версией случившегося. Он игнорировал ее, вместо того чтобы сразу бросить. Обращался с ней как с переносчиком чумы. Хотя отчасти это было правдой. Макани была социальной чумой. Она ненавидела Джейсона за трусость, но оправдывала ее.

– Знаете, мы молились за их семьи днем и ночью.

Они подняли взгляд на экран, услышав молодой голос. По телевизору показывали мальчика с квадратной челюстью, крестом на шее и в спортивном свитере с надписью Lion pride. Внизу подпись: Калеб Грили, друг жертв.

В кадре появился красивый мужчина в костюме цвета морской волны.

– Напоминаю, что убийца все еще разгуливает на свободе. Подробности в шесть вечера, – произнес Крестон Ховард с видом настоящего профессионала. Ему удавалось звучать одновременно и серьезно, и жизнерадостно.

На экране вновь началась трансляция баскетбольного матча. Бабушка Янг повернулась к Олли.

– Это же сын пастора Грили, не так ли?

Олли кивнул:

– Он работает со мной в магазине.

Олли и бабушка обменивались информацией об общих знакомых. Макани до этого момента не знала многих имен.

– О, Грили, – сказала она. – Калеб как-то связан с владельцем?

– Калеб – внук основателя, мистера Грили, – объяснил Олли. – Теперь его дядя управляет «Грилиз Фудс».

– А что там делает Калеб?

– Работает менеджером по выходным.

Макани гадала, злился ли Олли, что менеджером выбрали Калеба, хотя он работал там дольше. Если бы она была на его месте, ей было бы обидно.

– Калеб ведь на самом деле не дружил с жертвами, разве нет?

Олли ухмыльнулся:

– Он им такой же друг, как и я.

Макани пихнула бабушку в бок.

– Видишь? Нужно выключить новости. Они даже не рассказывают правду.

– Ты горюешь по-своему, – заявила бабушка, – а я по-своему.

Несмотря на мрачные сообщения по телевизору, в гостиной царила расслабленная атмосфера. Макани гадала, почему обсуждение трагедии зачастую успокаивало. Может, потому, что трагедия объединяет людей, показывает, что все проходят вместе через этот кошмар? Или к трагедиям легко привыкнуть, а удовольствие, получаемое от их обсуждения, – сигнал более глубокой проблемы?

Олли передал кусочек бабушке Янг. Она радостно вскрикнула и поставила его на нужное место. Они дали друг другу пять.

Нет, решила Макани. Невозможно, чтобы мальчик, который так по-доброму относится к ее бабушке, был убийцей.

Глава одиннадцатая

За пустым кулером оставили мачете. Он не мог поверить, что кто-то спрятал его именно туда. Он выхватил большую пластиковую бутылку и швырнул ею в женщину, выиграв тем самым несколько драгоценных секунд, чтобы потянуться и достать оружие. Бутылка попала преследовательнице в голову. Та пошатнулась, и он успел схватиться за деревянную ручку. Ему удалось вытащить мачете как раз вовремя, чтобы ударить ее меж ребер. Она упала на копировальную машину. Уперев ногу в ее грудь, он вытащил лезвие, затем занес его над головой и одним быстрым движением опустил, перерубив шею. Отрубленная голова отлетела в офисную перегородку, а потом упала в мусорный бак. Он поднял мачете и полюбовался им.

Да. Идеально сработано.

Но чтобы оставить мачете, придется избавиться от одного из других видов оружия. Он положил монтировку возле кулера, чтобы ее нашел кто-то другой, и улыбнулся.

Родриго Моралес поставил игру на паузу и отбросил джойстик. Снял наушники. Протер глаза. На дворе уже полночь. Его родители развлекались в Вегасе, отмечая серебряную свадьбу, поэтому он не собирался тратить попусту ни минуты этих славных выходных. Он провел вечер пятницы и весь день, сражаясь с зомби в Battleground Apocalypse, лишь немного поспав. Все воскресенье он тоже будет играть.

Он был младшим из четверых детей в семье и единственным сыном. Его последняя сестра переехала в середине августа, и теперь, когда родителей не было в городе, впервые в жизни он остался по-настоящему один и наслаждался этой возможностью.

Родриго встал, и его позвоночник оглушительно хрустнул. Он размял шею, вращая головой в разные стороны. Потянулся, вытягивая руки к потолку. Проснись, приказал он себе.

Затем выполз из гостиной на кухню, чтобы выпить энергетический коктейль нового производителя с агрессивно-большими буквами на кислотно-зеленых банках. Несмотря на обещания скандальной маркетинговой кампании, напиток был ничем не лучше других. Родриго залпом осушил всю банку: он годами тренировал свою выносливость. На плите осталась половина остывшей пиццы пепперони. Родриго доел ее, параллельно проверяя свой телефон.

Кевин все еще использует Ubuntu, ЛОЛ.

Это было сообщение от Дэвида. Вместе с другими ребятами они собрались в доме Кевина посмотреть аниме. Аниме – отстой, и Родриго был рад пропустить эту тусовку. На самом деле, когда друзья заставили его смотреть в прошлом году «Атаку титанов», ему понравилось. Но какой-то дух противоречия заставил его притворяться, что это не так.

Я не поставил бы эту программу даже на комп моей абуэлы[16], — ответил Родриго.

Дэвид снова написал «лол». Его друзья были просто смешны, когда дело доходило до операционных систем. Да и Дэвид был немногим лучше, хотя и пытался соответствовать уровню Родриго. Никто в его окружении не мог с ним сравниться. В начальной школе Родриго взламывал iPhone и Kindle за деньги. Теперь у него было восемь разных PAYware-игр в App Store. Его последняя разработка – глупая игрушка, в которой нужно лопать радужные пузырьки, приносила ему деньги.

Пьянка настолько отстойная, что мне нужно развлекать тебя? – спросил Родриго.

Не-а, мы смотрим «Ковбой Бибоп»[17]. Это круто.

Родриго где-то слышал об этом сериале и по пути в ванную погуглил сюжет. Какая-то чушь о космических ковбоях. Он не стал заморачиваться и отвечать. Проверил свой любимый форум, но там все еще шло обсуждение новой компании – разработчика видеоигр, в которую принимали исключительно женщин. Внутри Родриго все сжалось от стыда, и он быстро ушел с этой страницы. Не так давно он был одним из них.

Он поморщился, вспомнив, что сказал Макани Янг: «Я прокачу тебя домой, детка». Если бы его сестры такое услышали, то врезали бы ему по яйцам. Но этот оскорбительный, пошлый намек вырвался сам собой. Он больше не был таким парнем и все еще не понимал, как можно было им быть.

Он вернулся в гостиную и увидел, что игровое кресло развернуто. Странно. Он не помнил, чтобы делал это.

Родриго развернул кресло обратно, плюхнулся в него и надел наушники. Дэт-метал саундтрек к игре заорал ему в уши. Рассказала ли Макани о его приставаниях Алекс? Наверное, да, и тогда это отстой. Алекс была умной, сексуальной и злобной. Иногда ему казалось, что он тоже ей нравится.

Внезапно он почувствовал небывалый прилив энергии. Сначала Родриго подумал, что это из-за того, что он представлял Алекс в рваных колготках, но потом решил, что это из-за энергетика. Все тело буквально было наэлектризовано.

Родриго снял игру с паузы. Зомби выскочил из-за ближайшей двери, но он был готов и срубил его иссушенную голову. Родриго побежал через разрушенный офис, высоко держа мачете. Он был непобедим.

Через час Родриго заснул.

Каким-то образом ему удалось поставить игру на паузу, прежде чем кто-то успел убить его персонажа. Но с кресла он так и не встал. Он заснул в наушниках, а в ушах еще пульсировала и гремела музыка.

* * *

Солнечный свет, до боли яркий, лился через стеклянную заднюю дверь. Родриго сощурился, прикрыв глаза рукой, и задел полную банку энергетика. Жидкость ядовито-зеленого цвета пролилась на мамин роскошный мексиканский ковер.

– Черт! – Родриго поставил алюминиевую банку на место, но энергетик уже впитался в ворс. Родриго вскочил на ноги, но провод наушников вернул его назад. Пришлось выбираться из этой ловушки.

В ушах зазвенело от тишины в доме. Дэт-метал доносился из валявшихся на полу наушников. Родриго даже не помнил, как взял еще один энергетик. Помнил только тот, что выпил в кухне.

Головная боль разрывала мозг. Может быть, это похмелье? Он выключил музыку, и наступила абсолютная тишина. Родриго протер глаза: солнечный свет больше не причинял дискомфорта. Но внутри появилось какое-то странное чувство.

Он находился в гостиной. Только вот что-то изменилось. Кресло, обычно развернутое к телевизору, было обращено в сторону дивана. Его повернули? Родриго обернулся: телевизор стоял на тумбе посреди комнаты.

Родриго непонимающе уставился на него. Он охватил взглядом сразу всю комнату. Два стула по бокам дивана поменялись местами. Кофейный столик загораживал раздвижные двери. Фикус теперь стоял не возле них, а у противоположной стены, а торшер на полу возле дивана теперь располагался возле фикуса.

Его кресло было единственным предметом мебели, оставшимся на своем месте.

Сердце Родриго тревожно забилось, пока он пытался разобраться, что происходит.

Наверняка это шутки Дэвида. У него была странная, непредсказуемая черта характера, которая раздражала Родриго. Или, может быть, это София, самая младшая из сестер и самая вредная. Та, которая в конце лета наконец переехала на съемную квартиру.

– София! – он встал на ноги. – Дэвид! Ты еще тут?

Дом был тих.

– Ха-ха. Очень смешно. Вы меня подловили.

Снова тишина.

– Что за черт, – пробормотал Родриго, наступив прямо в лужу. От шока он забыл, что пролил напиток, и направился на кухню за бумажными полотенцами, но на держателе под шкафчиками их не оказалось.

Они стояли посередине барной стойки.

Родриго знал, что нужно рассмеяться – кто бы это ни сделал, они снова его подловили, – но не мог. Может быть, потому, что никто не выпрыгнул и не ткнул в него пальцем с криком «попался».

Неужели он сам переставил все предметы вчера вечером?

Возможно. Родриго на всякий случай проверил все двери: заперты. Он быстро прошел, осматривая окна. Одно, в гостевой ванной, было открыто. Кровь похолодела.

Значит, не София. У нее есть ключ.

Дэвид? Или Кевин? Родриго выругался, понимая, что, скорее всего, его друзья, эти чертовы придурки, мстят ему за то, что он отказался идти на их глупый аниме-фест. Вот почему Дэвид написал ему в полночь. Они проверяли, не спит ли он. Родриго обошел дом, ожидая, когда они появятся. Но комнаты были пусты.

Если мыслить рационально, Родриго понимал, что шутка гениальна. Вломиться в чей-то дом посреди ночи, чтобы переставить всю мебель, пока человек спит? Если бы он такое придумал, София перепугалась бы до чертиков.

Но реальность оказалась не такой смешной. Никаких глупых записок, никаких сообщений «ты не спишь?», никаких предупреждений, написанных красной помадой на зеркале в ванной. Вся ситуация казалась неправильной.

Инстинкт подсказывал Родриго позвонить в полицию, но это было глупо. Разве нет? Он в сотый раз проверил телефон, но сообщений не было, и он отправил послание всем участникам чата:

ЛОЛ, вы подловили меня. Кто это сделал?

Раздался писк телефона, Родриго вскрикнул и, запутавшись в собственных ногах, в страхе отшатнулся назад. Худая сутулая фигура в толстовке с капюшоном неподвижно стояла спиной к нему посреди кухни.

– Привет, – голос Родриго прозвучал хрипло.

Фигура не шелохнулась.

Родриго было противно, что он так испугался. Кто бы это ни был, он вызывает только злость. Фигура была слишком худой, чтобы принадлежать одной из его сестер.

Он прошел вперед.

– Дэвид, это ты?

Фигура не двинулась с места.

– Эмили! – Она была самой маленькой в компании его друзей. Родриго стало стыдно, что его голос дрожит, но фигура была неестественно неподвижна.

А что если это кто-то незнакомый?

Он постепенно приближался к странному гостю. Футболка промокла от пота. Он протянул руку, чтобы коснуться плеча незнакомца… Тот развернулся и рассмеялся.

Нож пронзил сердце Родриго и мгновенно вышел. Он упал на колени и почувствовал удар в спину, потом еще один и еще… Родриго вскрикнул. Из горла вырвалось бульканье.

А затем наступила тишина.

Родриго лежал на полу как заколотый теленок. Под телом быстро собралась лужа крови. Белые шкафчики были в красно-коричневых подтеках, крупные капли стекали по стенам, словно слезы. Убийца поднял обмякший труп и потащил его в гостиную. Посадил в кресло. Отрезал уши, вставил их в наушники, а потом надел наушники на голову.

Убийца сел на ковер скрестив ноги, взял брошенный джойстик и снял игру с паузы. Спешить не надо.

Никого не будет дома еще много часов.

Глава двенадцатая

Убийство Родриго Моралеса изменило все. Рано утром в понедельник ученикам «Осборн Хай» сказали не приходить в школу. Занятия отменили до следующих распоряжений. Учеников попросили остаться дома, а если их родителям надо на работу, то побыть у проверенных друзей. Быть одному стало небезопасно.

Ввиду разыгравшейся трагедии…

Официальные СМИ распространили эту нелогичную и корявую фразу. Власти не предоставляли никакой информации о третьей жертве, но слухи расползались по городу с молниеносной скоростью. Соседи Моралесов увидели полицейские проблесковые маячки после двух ночи и не на шутку испугались.

За завтраком все узнавали о развитии событий сразу из двух источников: телевизора и телефона. Макани подпрыгнула от неожиданности, когда перед ней поставили тарелку. Она лишь смутно осознавала присутствие бабушки Янг, все еще одетой в пижаму и махровый халат, готовящей завтрак у плиты. Макани взглянула на невысокую стопку блинчиков.

– С овсом и тыквой, – сказала бабушка.

Их обычный завтрак состоял из тоста из цельного зерна или тарелки хлопьев грубого помола. Макани не нужно было спрашивать, почему вдруг произошли такие перемены. Выпекание блинчиков отвлекало бабушку от тягостных мыслей в ожидании очередной порции новостей, давало ощущение контроля над ситуацией, когда вокруг все летело в тартарары. К тому же это был ее способ показать, как она любит внучку.

Если бы только у Макани был аппетит. Приторная сладость кленового сиропа вызывала тошноту.

Родриго.

Таковы были слухи. Парень, оскорбивший ее пять дней назад на площадке. Парень, с которым еще три дня назад она разговаривала в классе. Объект странной влюбленности Алекс.

Родриго.

Он не может быть мертв, ведь воспоминания о нем так живы в ее голове.

Макани уже написала подруге, это была первая попытка связаться с ней после спора с Дэрби, но пока так и не получила ответа. Теперь Макани испытывала чувство вины за то, что игнорировала сообщения подруги все выходные.

– Ну? – спросила бабушка Янг.

– Спасибо, – на автомате ответила Макани. Она забыла про блины.

– Я хочу сказать, есть ли какие-то новости?

– …теперь мы можем с уверенностью сказать, что третьей жертвой убийств в Осборне, – донесся голос Крестона Ховарда из гостиной, и они бросились к телевизору, – стал семнадцатилетний старшеклассник Родриго Рамон Моралес Онтиверос.

Его полное имя. Колени Макани подкосились.

Он больше никогда не будет просто Родриго.

– О боже, – бабушка Янг прикрыла рот руками.

В новостях показали видеозапись с места преступления. Два офицера полиции в теплых пальто стояли у одноэтажного дома на покрытой инеем лужайке и что-то обсуждали, скрестив руки. Соседи собрались за желтой лентой на укутанной туманом улице.

Крестон за кадром продолжал:

– Родители мальчика нашли тело рано утром, вернувшись домой после выходных, проведенных в Лас-Вегасе. Полиция считает, что смерть наступила от многочисленных ножевых ранений, поэтому связывает этот случай с предыдущими. Хотя еще неизвестно, было ли тело так же изуродовано.

Макани в шоке опустилась на складной стул.

Бабушка положила руку ей на плечо.

– Не переключайтесь, – сказала Диан Платт, соведущая Крестона, снова появившись в студии. – Мы только что узнали, что занятия во всех школах Осборна отменены. Родителей учеников младшей и средней школ попросили забрать детей незамедлительно, полиция предупредила, чтобы их не оставляли без присмотра, пока виновный не будет взят под стражу.

Худая рука бабушки Янг крепко сжала ее плечо.

Макани в отчаянии смотрела на экран телевизора, но больше не видела его. Перед глазами все плыло. Его семья. Его друзья. Алекс.

О боже, Алекс.

– Я учила его сестру, – голос бабушки надорвался. – Я не могу…

Макани встала и обняла ее, глотая слезы, а бабушка Янг вся съежилась в ее объятиях. Крестон и Диан повторили новости. Макани смотрела через плечо бабушки в большое окно, выходящее на лужайку перед домом. Она проверила, нет ли во дворе бугимена, Бабадука или Теда Банди[18].

Улица была пуста.

От оконной рамы веяло неприятным холодком. Было ли так же холодно, когда убийца выскользнул из дома Родриго? Оставил ли он какие-то следы? Голые ноги Макани почти окоченели. Последние лучики надежды таяли вместе с этим холодным днем.

* * *

Иней на листве растаял, но утро выдалось промозглым. Многие магазины повесили таблички «закрыто». Родители остались дома и заперли двери. Страх витал в воздухе, вот-вот грозясь перерасти в панику.

Все знали Мэтта, многие знали Хэйли, но мало кто – Родриго. Он не был популярным. Большинство помнили его как настоящего умника. У него никогда не было девушки, и его маленькая группа друзей редко общалась с другими компаниями.

За одну ночь все ученики превратились в потенциальных жертв.

История вмиг разлетелась на всю страну. Сразу три убийства – в Осборне появился серийный убийца. Такие сюжеты очень любят СМИ: маньяк охотится на беззащитных подростков. Новости распространялись как лесной пожар. Макани слышала официальное заявление шефа Пилджера во время выпуска на CNN: Полиция Осборна нашла несколько улик. Убийца будет пойман и понесет наказание перед законом. Если у кого-то есть информация, касающаяся этих преступлений, пожалуйста, позвоните…

* * *

Олли позвонил около полудня. Бабушка Янг была в спальне и говорила по телефону с подругой из церкви, а Макани все еще торчала перед телевизором. Олли находился в полицейском участке, выполняя мелкие поручения брата. Крис не хотел оставлять его одного и в то же время наказал за прогул школы в пятницу. Олли застрял там до послеобеденной смены в «Грилиз». Если, конечно, магазин будет работать.

Макани выспрашивала у него подробности расследования.

– Это правда, что у них есть несколько улик?

– Типа того, – нехотя сказал Олли. – Полиция не рассказывает общественности много, но на этот раз убийца оставил два кровавых следа на ковре гостиной Моралесов: отпечаток ботинка и ткани джинсов.

Он сделал паузу. Макани поняла, что он что-то недоговаривает.

– Это ненормально, – сказал Олли, понижая голос, – что после убийства он остался, чтобы сыграть в Battleground Apocalypse на приставке Родриго.

Сердце Макани забилось быстрее:

– Он?

– Прости. Это все еще предположение. Просто самое вероятное.

Мозг Макани пытался осмыслить предыдущее предложение.

– Убийца остался на месте преступления, чтобы сыграть в видеоигру?

– Ага. Он сидел в крови Родриго, прямо рядом с мертвым телом, и играл в игру пять часов.

– Пять часов?

– Пять часов.

– О боже! Боже мой! Просто невозможно представить. Это самое отвратительное, что я когда-либо слышала.

– По крайней мере, это означает, что убийца наконец повел себя неосторожно и оставил улики.

– На джойстике не было отпечатков?

– Нет. И даже отпечатки Родриго были стерты. Убийца, скорее всего, был в перчатках, но полиция уже догадалась об этом.

Макани все еще думала о том, какой человек сможет сидеть рядом с искромсанным телом пять часов.

– Если убийца оставался там так долго, значит, он не переживал, что его поймают, и знал, что родителей Родриго нет в городе. Возможно, он…

– Знал Родриго до нападения. Да, все три убийства были по личным мотивам, не говоря уже о том, что зарезать человека более интимно, чем застрелить, – добавил Олли. В этот момент он походил на своего брата-копа. – Так что вряд ли убийца – случайный безумец без плана. Скорее всего, жертвы знали его.

– Возможно, и мы его знаем.

Неразборчивый голос на заднем фоне прервал их разговор.

– Ладно-ладно, – ответил Олли, не поднося телефон. – Прости. – Он вернулся к ней. – Крис хочет, чтобы я снова раскладывал его папки.

– А, понятно.

Но никто из них не торопился положить трубку.

– Эй, – Макани испытывала странное чувство, – я скучаю по тебе.

Олли промолчал. Последовали долгие секунды ожидания. Но потом он заговорил, и она услышала улыбку в его голосе:

– Я тоже по тебе скучаю.

Когда они закончили разговор, она прижала телефон к груди. Он завибрировал, и Макани испугалась. Пришло длинное странное сообщение от Дэрби о том, что его магазин не закрыли, он встретится с Алекс на работе и сообщит Макани новости после того, как они поговорят. Лишь бы с Алекс все было в порядке. Она так и не ответила Макани на сообщение, но связалась с Дэрби. Макани старалась не обижаться на подругу.

На ее ногах вдруг оказался вязаный плед.

– Мне показалось, тебе холодно, – сказала бабушка Янг. Она села на диван, поближе к стулу Макани.

Макани, дрожа, подтянула одеяло.

– Спасибо.

– Ты уже поговорила с родителями?

– Нет. – Она покачала головой. – Но поговорю.

Бабушка Янг строго наказала Макани позвонить родителям и сообщить, что с ней все хорошо. Макани боялась этого разговора. Она хотела сочувствия и вязаных покрывал. Но не формального общения с родителями. Разница во времени с побережьем Кона пять часов, там сейчас 7.30 утра. Люди как раз просыпаются и включают свои телефоны. Узнают ли ее старые друзья о новостях в Осборне? Даже если узнают, вряд ли свяжут это с ней. Никто, кроме Жасмин, не вспомнит названия города.

Макани и Жасмин когда-то были так же близки, как Дэрби и Алекс, но теперь Макани знала, что даже самая крепкая дружба разрушается под давлением. А фундамент ее отношений с Дэрби и Алекс и вовсе не был прочным. Она должна увидеть Алекс. Нужно попытаться сохранить их дружбу.

– Я возьму твою машину сегодня? – вопрос Макани прозвучал внезапно громко. – Отъеду всего на час.

– Можно ли тебе взять машину, – несмотря на напряженную ситуацию, бабушка Янг все еще считала необходимым поправлять речь Макани. – И что такого важного случилось, во имя всего святого?

Макани решила, что лучше сказать правду, и так и сделала.

Громкое тиканье дедушкиных часов разносилось по всему дому, бабушка Янг обдумывала свое решение.

– Я не могу позволить тебе взять машину и поехать одной. – Она подняла руку, обрывая протесты Макани. – Но могу сама тебя подвезти.

* * *

Олли отправился на работу в «Грилиз Фудс», а Дэрби и Алекс – в магазин для фермеров. Даже в критические моменты людям хочется есть и кто-то должен эту еду им продавать.

Грозное небо было затянуто тучами. Магазин, где работали Алекс и Дэрби, находился на окраине города, и Макани приехала почти сразу после начала смены своих друзей. В магазине резко пахло скотом, хотя животных внутри не было.

Черная тушь на глазах Алекс размазалась, под глазами залегли черные тени: она плакала. Дэрби сидел рядом с ней на стуле за кассой, мрачный как могила.

Оказалось, что появиться на улице с бабушкой не так неловко, как она думала. С ней она чувствовала себя в большей безопасности. Осборнский убийца, как окрестили преступника СМИ, не выслеживал Макани – кроме Олли, все ее знакомые были здесь, в окружении огромных пакетов с комбикормом. Но все равно нервы были ни к черту. Ощущение, что непременно должно случиться что-то ужасное, витало в городе, и от него невозможно было избавиться.

Возле выставленных пастбищных насосов двое хмурых мужчин среднего возраста в спецодежде тихо и напряженно беседовали. Они были единственными покупателями в обычно переполненном магазине, где хозяева ранчо и фермеры громко и дружелюбно общались, обмениваясь историями. Макани не нужно было слышать, о чем говорят двое мужчин, чтобы понять, что они обсуждают не футбол или погоду.

Дэрби напрягся, заметив Макани с бабушкой.

– Привет, – неловко сказала она, не зная, как еще начать разговор.

– Что ты тут делаешь? – спросил он, а потом, вспомнив манеры, добавил: – Здравствуйте, миссис Янг.

Бабушка Янг кивнула.

– Мы пришли узнать, как у тебя дела, – сообщила Макани Алекс и тут же исправилась: – Как вы оба.

– Достаточно дерьмово, – пробормотала Алекс.

Макани взглянула на бабушку, но та и бровью не повела. Сейчас было не время и не место критиковать. Иногда ругань была допустима.

– Мне жаль, – Макани наклонилась над прилавком и сжала холодную руку Алекс, вложив в этот жест столько сочувствия, сколько могла. Они переглянулись. Алекс ничего не сказала, но Макани поняла, как много это для нее значит.

Бабушка Янг расспрашивала Дэрби.

– Да, мои родители перепуганы, – сказал он. – Не хотели отпускать меня сегодня сюда.

– О! – Бабушка Янг встрепенулась, словно вспомнила что-то важное. Она повернулась к Макани: – Твои родители звонили, пока ты была в душе. Оба.

В ее тоне звучали обвинительные нотки, но Макани так не хотела им звонить, что и в самом деле забыла. Ее больше удивило то, что родители видели новости, чем их звонок бабушке, а не ей.

– Прости, бабушка.

Бабушка Янг изогнула бровь.

– А как насчет Оливера? Уверена, ему ты не забыла позвонить. Он в порядке?

Рука Алекс напряглась.

Макани отпустила ее и засунула руки в карманы пальто.

– Он в порядке, – пробормотала она. Не нужно было выпускать ладонь Алекс, а притвориться, что не заметила.

– Рада, что он приезжал в выходные. Не знаю, зачем он вставил ту штуковину в губу, но он милый мальчик, – заявила бабушка Янг.

Она выбрала худшее время для воспевания Олли. Макани скривилась, сдерживая дыхание, а Дэрби и Алекс обменялись мрачными взглядами. Они не знали, что она виделась с ним еще раз. Она постаралась придать лицу нейтральное выражение и молилась, чтобы друзья не воспользовались возможностью и не рассказали о своих подозрениях бабушке Янг.

Они этого не сделали. После еще одного немого разговора и предупреждающего взгляда в сторону Макани Дэрби сменил тему:

– Думаешь, завтра занятия снова отменят?

Макани почувствовала облегчение.

– Должны отменить до конца недели.

– Мэтта убили на территории школы. – Алекс пнула носком ботинка стойку, намеренно избегая взгляда Макани. – Они должны отменить занятия, пока кого-нибудь не арестуют. Если, конечно, полиция рассматривает всех подозреваемых.

Прежде чем Макани успела решить, как ей реагировать на это едкое замечание, – она подавила в себе внезапно вспыхнувшую ярость, понимая, что Алекс действительно страдает, – в дверях офиса менеджера появился пожилой мужчина в ковбойской шляпе, с морщинами от солнца на лице. Он следил, чтобы персонал не бездельничал, а занимался своей непосредственной работой.

Бабушка Янг кивнула ему:

– Добрый день, Сирел.

Он кивнул в ответ:

– Сабрина.

– Не будем отвлекать вас от работы, – обратилась она ко всем сразу. – Пожалуйста, не стесняйтесь позвонить нам, если вам что-то понадобится. Что угодно. – Эти слова она адресовала Алекс со всей нежностью.

Та поникла. Дэрби обнял ее за плечи. Макани с бабушкой ушли. Декоративный ковбойский колокольчик на двери печально звякнул на прощание. С неба начали падать первые в этом году снежинки.

* * *

Вечер заползал в город. Снежные сугробы начали расти в голубых тенях, но на дорогах и тротуарах снежинки сразу таяли. Макани представляла, как мягкий пух опускается на мемориал в школе, припорашивая цветы, открытки и плюшевых львов. Из-за отмены занятий никто не смог принести ничего в память о Родриго. Как же это невыносимо.

Официальное сообщение пришло поздно вечером: все школы Осборна завтра будут закрыты, занятия возобновятся в среду, и полицейские, вызванные из офиса шерифа округа Слоан, будут патрулировать территорию каждого кампуса.

Небо почернело. На земле белел снег.

Бабушка Янг смотрела в окно на тихую улицу.

– Возможно, сегодня убийца не нанесет удара. Иначе он оставит следы на снегу.

Макани чувствовала страх.

– Возможно.

Они задернули занавески и еще раз проверили все замки.

Глава тринадцатая

Занятия в школе возобновились, но классы оставались полупустыми. Даже бабушка Янг долго не могла решить, отправлять Макани в школу или нет, а как бывшая учительница она никогда не позволяла внучке прогуливать. Для этого Макани понадобилась бы уважительная причина в виде болезни или еще чего-то серьезного, а ничего подобного с ней не происходило с самого переезда сюда. Бабушка приняла решение в пользу школы только после того, как в последнюю минуту позвонил специалист по сну из Омахи. У него отменился прием, и ей могли предложить дневное время. Очевидно, бабушка Янг переживала из-за лунатизма больше, чем показывала.

– Моя очередь должна была подойти только через три месяца, – сказала она. – Туда невозможно попасть. Мне нужно поехать.

Макани согласилась. И когда взволнованная бабушка отвезла ее в школу, Макани не стала говорить, что могла бы поехать с ней. Она хотела пойти в школу. Ей казалось, что, если она не пойдет, это будет трусостью, словно тем самым они позволяют убийце победить. Но, сидя в полупустом классе на первом уроке, она начала сомневаться в правильности этого решения. Ни Дэрби, ни Алекс не пришли. Родители Дэрби не отпустили его, а Алекс попросилась остаться дома. Атмосфера страха и безысходности повисла над кампусом.

После трех минут молчания – минута в память о каждой жертве – директор Стэнтон, который никогда не делал утренних объявлений, заявил, что постановка «Суинни Тодда» отменяется. Он сказал, что решение было принято из уважения к убитым, и, в частности, к Хэйли и ее семье. Его слова были восприняты с одобрением: все понимали, что мюзикл о брадобрее, убивавшем своих клиентов бритвой, сейчас не самое подходящее зрелище для их городка.

Макани было жаль ребят из драматического кружка, которые так усердно работали и теперь выглядели подавленными. Через два стола перед ней лучшая подруга Хэйли, Брук, пожаловалась:

– Хэйли бы хотела, чтобы постановка состоялась.

* * *

Везде. Они были везде.

Те, кто оставил, и те, кого оставили.

* * *

На втором уроке физики Макани смотрела на пустое место Родриго, словно там был призрак. Рядом молча сидел совершенно подавленный Дэвид. Правда, некоторые из компании Родриго привлекли внимание Макани за обедом. Через странное осознание трагедии она внезапно вспомнила их имена: Кевин, Эмили и Джесс. Они разделяли печаль Дэвида, но язык тел по-разному выражал их состояние: Кевина – страх, Эмили – опустошение, Джесса – беспомощность.

Каждый отреагировал на трагедию по-своему, в том числе футболисты. В дни игр они всегда надевали форму – рубашку на пуговицах, галстук и брюки – и сегодня оделись так же, чтобы показать, что они – все еще одна команда. Но парадная одежда не могла скрыть того эмоционального шока, в котором они находились. Они скорбели, как и геймеры. Неуклюжий Бадди, стоявший в очереди за пиццей позади Кевина, даже неловко похлопал его по плечу. Раньше они никогда не общались, но этот ужасный октябрь навсегда объединил всех.

Границы нарушились. Ученики обедали в своих компаниях, но теперь все садились ближе друг к другу и часто завязывали неожиданные разговоры. Все обсуждали одно и то же. Печально, что люди начинают ладить только тогда, когда случается общее несчастье.

Макани с Олли сидели рядом, в дальнем углу столовой. Снег, выпавший вчера ночью, почти весь растаял, но никто не хотел выходить на улицу. Не имело значения, что все убийства произошли в помещениях. Пройтись по открытой площадке – все равно что стать открытой мишенью. Все считали, что безопаснее оставаться среди толпы.

Макани и Олли сидели за столом вдвоем. Она надеялась, что эта изоляция из-за того, что лишь немногие рискнули прийти в школу, а не из-за общего недоверия к Олли, которое выросло у всех учеников, а не только у Дэрби и Алекс. Олли никак не показывал, что догадывается об этом, но Макани не могла поверить, что он не замечает колких взглядов и напряженного шепота у себя за спиной. Он стал центром всеобщего внимания.

Закари Луп, придурок-наркоман и еще один ученик под подозрением, поступил умнее: остался дома.

– Я провела весь день за просмотром новостей вместе с бабушкой, – сказала Макани. Она пододвинула свою картошку Олли, надеясь, что он немного поест. Его яблоко, пачка чипсов и сэндвич с арахисовым маслом казались сегодня особенно печальными. – Это жутко. Все эти родители, братья и сестры, бабушки и дедушки, дяди и тети, кузены и кузины – журналисты кричали им: «Каково это – знать, что убийца вашего сына все еще на свободе?», – она покачала головой. – Но мы все равно сидели и ждали, когда можно будет обсудить сказанное.

Олли обмакнул картошку в кетчуп:

– Спасибо.

Она почувствовала, что нужно срочно занять его разговором: другие ребята смотрели на них осуждающе. Они с Олли должны выглядеть нормальными. По крайней мере, настолько, насколько сейчас это возможно. Поведение Олли казалось подозрительно спокойным. Хотя для того, чтобы излучать счастье, момент тоже был неподходящим. Макани ненавидела себя за свое волнение о том, что о нем думают другие.

– А как насчет тебя? – спросила она. – Ты снова был в участке?

– Ага, но на Криса работать не пришлось. Ему пришлось уехать в Текумсе, так что я тусил с Кеном.

– Кеном?

– Диспетчером.

– А. Он классный? – Вопрос казался глупым, но Макани хотелось знать больше о жизни Олли. Честно говоря, ей хотелось знать все. Они обменялись несколькими сообщениями вчера, из которых она поняла, что он придет сегодня в школу. Если честно, это основная причина, по которой она сама захотела прийти.

На губах Олли появилась улыбка:

– Ему пятьдесят с небольшим, трижды женат и разведен, и у него два вездехода. Его любимое шоу – «Магазин на диване».

Макани рассмеялась.

Его улыбка стала шире.

– Так что там, в Текумсе? Крис допрашивал подозреваемого? – Она сделала паузу. – И где вообще это расположено?

– Примерно два с половиной часа езды отсюда, за Линкольном. Там находится самая охраняемая тюрьма штата. Его вызвали туда из-за чего-то не связанного с убийствами. Ничего интересного.

– Весь твой день кажется…

– Неинтересным, – повторил Олли.

Она снова рассмеялась.

– Знаешь, когда в следующий раз у нас отменят занятия, ты можешь остаться у меня дома. – Однако внезапно Макани поняла, что этот невинный флирт прозвучал как-то двусмысленно: почему у них снова должны отменить занятия? Она помрачнела. – То есть я не имела в виду… Я надеюсь, никто больше…

Олли понимающе кивнул.

– Ай, – Макани театрально ударилась головой о стол. – Все еще хуже. – Она повернула голову и взглянула на него.

Тогда Олли тоже положил голову на стол.

Они смотрели друг на друга, прижимаясь щеками к столешнице и вдыхая запах старой тряпки, которой протирали столы. Жаль, что она не могла протянуть под столом руку и взять его ладонь: на публике они никогда не демонстрировали свои чувства. Такое могли себе позволить только встречающиеся парочки. Макани пока не была уверена, что происходит между ними, но надеялась, что это будет продолжаться. Как приятно чувствовать с кем-то близость.

Вдруг зазвонил ее телефон. Макани чертыхнулась и посмотрела на экран:

– Бабушка. Просто проверяет, все ли в порядке.

На лице Олли появилось странное выражение.

– Что такое?

Он покачал головой.

– Мой брат кое-что рассказал мне.

Она ждала, когда он продолжит, а он осмотрелся и понизил голос:

– Крис сказал, что в доме Родриго они работали молча, потому что все находились в шоке. Единственным звуком был телефон Родриго. На него все время приходили сообщения и звонки от друзей, до которых дошли слухи, и они пытались узнать, правда ли это. – Олли вздрогнул. – Крис сказал, что из-за этого все были на нервах: звук поступавших сообщений и звонков ужасно раздражал.

– О боже, – тихо пробормотала Макани. – Это ужасно.

– Если вы уделите нам внимание…

Калеб Грили и еще кто-то из религиозной группировки, высокая робкая одиннадцатиклассница, как помнила Макани, стояли на небольшом подобии сцены в столовой. Калеб держал в руках микрофон. Макани знала, что за этим последует.

– Мы хотели бы прочитать небольшую молитву в память о Хэйли, Мэтте и Родриго.

Ух! Макани не могла припомнить ничего подобного в школе на Гавайях, но тут это происходило все время. И предполагалось, что участвовать должны все. Как раз это ей и не нравилось. Макани искренне надеялась, что другие, включая ее бабушку, находили в молитвах успокоение и силу. Сама же она не была религиозной и чувствовала себя некомфортно, когда заставляли молиться.

Она склонила голову и стала слушать Калеба и девушку, которые не столько молились, сколько проповедовали. Они зачитали множество цитат из Библии. Калеб раздражал ее больше всего. Сначала молитва у флагштока. Потом интервью по телевизору. Теперь это. Не наслаждался ли он, будучи в центре внимания?..

Макани заставила себя остановиться. Она думала о нем так, как все остальные – об Олли. Любой мог выглядеть зловеще, если смотреть сквозь призму страха, – даже фанатичный, по-настоящему искренний парень вроде Калеба. Она отмела подозрения. Но, пока тянулась еще одна минута проповеди, Макани поняла, что она оценила бы рвение Калеба, если бы он предложил то, что действительно поддержало бы семьи жертв или помогло бы поймать убийцу. Одни молитвы – не действия.

Под столом кто-то взял ее за руку.

Она открыла глаза.

Олли смотрел на нее. Она оглянулась, но все остальные, даже работники столовой, не были погружены в молитву. Олли переплел их пальцы. Она сжала его руку и наклонилась вперед.

Они поцеловались.

Поцелуй словно вернул ее к жизни. Прямо во время молитвы испуганных учеников двое беззвучно, но страстно целовались. Когда Калеб произнес «аминь», их губы разомкнулись, и они улыбнулись друг другу. Никто не заметил, как неучтиво они поступили.

* * *

Ближе к концу последнего урока директор Стэнтон вернулся к микрофону, поблагодарил всех за то, что пришли сегодня, напомнил, что завтра школа будет открыта, и сообщил небольшую хорошую новость: Розмари Холт выиграла в скачках вокруг бочек на чемпионате по родео округа Слоан.

Макани плевать хотела на родео, одиннадцатиклассница Розмари не ходила с ней на занятия, но она порадовалась вместе с остальными на уроке испанского. Их общая радость казалась явно преувеличенной, но сейчас они были благодарны за любые хорошие новости.

– Берегись, Розмари, – мрачно сказал Олли.

Шутка была очень похожа на правду, и радость быстро сменилась тревожным напряжением.

– Убийце нравятся талантливые.

– Не надо.

Она не хотела, чтобы ее слова прозвучали так резко. Олли вздрогнул, и между ними повисла неловкая тишина.

– Прости, – сказал он. – Я лишь хотел сказать…

– Знаю. Все нормально, – Макани покачала головой, пытаясь улыбнуться. Она сразу же поняла его мысль и расстроилась, потому что кто-то мог услышать Олли. Поэтому пыталась заполнить паузу:

– Полиция рассматривает такой вариант?

Олли кивнул, а на столе завибрировал телефон.

Звук вызвал у Макани тревогу. Она вспомнила телефон Родриго, разрывавшийся от звонков. К счастью, это снова оказались хорошие новости, в этот раз от бабушки.

Все еще в Омахе. Док заставил меня ждать час, чтобы сказать, что мне нужно вернуться для анализов. Я не приеду домой до окончания занятий. Сможешь попросить Дэрби побыть с тобой, пока я не вернусь?

Макани написала в ответ:

Конечно! Не переживай.

В этот раз она искренне улыбнулась Олли.

– Хочешь поехать ко мне?

Глава четырнадцатая

Они оставили машину Олли в школе и пошли к ее дому пешком, на случай, если бабушка Янг вернется раньше и ему нужно будет быстро сбежать. Они понимали, что таким подозрительным поведением привлекают к себе еще больше внимания.

На небе светило солнце, воздух был по-осеннему свеж. Листья, кружась, падали с деревьев и ложились вдоль тротуаров. На фоне серого пейзажа яркими, жизнерадостными пятнами желтого, лавандового и красно-коричневого цветов выделялись хризантемы. На ветках покачивались прикрепленные невидимыми нитями привидения из марли. Пластиковые могильные плиты с шуточными именами на лужайках возле домов создавали временные кладбища. И тыквы – оранжевые, белые, большие, круглые, плоские и миниатюрные – украшали каждое крыльцо. До Хэллоуина оставалось три дня.

День казался подарком, отдыхом от постоянного стресса.

Их план был прост: Макани попросила бабушку написать, когда она соберется выезжать, и, как только она будет близко, Олли осторожно выберется из дома. Макани скажет, что Дэрби только что ушел, когда узнал, что бабушка Янг уже близко, а родители Дэрби волновались и хотели, чтобы он вернулся домой. Бабушка Янг, конечно, разозлится, но за вечер отойдет.

Лужи растаявшего снега все еще лежали под дубами Ореховой улицы. Улицы в самом старом квартале Осборна именовались по названиям деревьев: кедр, вяз, дуб, сосна, ель, орех и ива. Их расположили в алфавитном порядке, чтобы горожане всегда могли найти дорогу домой. В последнее время Макани чувствовала огромное облегчение, что она не живет на улице Вязов.

– Что ты скажешь брату? – спросила она.

– Что мне сегодня нужно рано на работу, – сказал Олли.

Обходя дом, они оба напряглись, но все было чисто: золотого «тауруса» бабушки на подъездной дорожке не оказалось.

Они вошли через заднюю дверь. В доме стояла тишина. Единственным звуком был ход тяжелого маятника огромных дедушкиных часов – сердца дома.

– Это дом стариков, – прошептала Макани.

– Мне здесь нравится, – прошептал Олли в ответ.

Хотя они были одни, все равно старались вести себя как можно тише. Между ними буквально проскакивали искры, необузданное притяжение.

– Я почти уверена, что вещи этого века здесь только те, что приехали со мной.

Олли тихо рассмеялся. Макани повела его из кухни вверх по лестнице.

– Она еще не закончила? – спросил он внезапно.

Макани остановилась на полпути.

– Пазл, – пояснил Олли.

Она проследила за его взглядом, который был прикован к кофейному столику в гостиной, где большая часть неба – голубые, белые и серые кусочки – все еще валялись вразнобой. Она покачала головой и улыбнулась.

– Думаю, она ждала тебя.

– В следующий раз я приду, когда она будет дома.

Макани подняла бровь:

– То есть ты не хочешь над этим поработать сейчас?

Олли прикусил губу.

– Хочу.

Макани провела его в спальню, все время чувствуя его взгляд на изгибах своего тела. Она чувствовала его голод, потому что тот же самый голод испытывала сама.

Макани заперла за ними дверь. На всякий случай. Вспомнив, что надо проверить телефон, она полезла в карман. От бабушки Янг пришло новое сообщение.

Авария на 6-м шоссе. Застряла в пробке в Западной Омахе.

– Движение на дороге ужасное. Нам повезло, – пропела Макани, подключая телефон к колонкам, и сделала музыку погромче, тоже на всякий случай, но Олли едва ли это заметил. Кажется, его поразила обстановка.

Макани неуверенно скрестила руки на груди:

– Что?

Олли понадобилось мгновение, чтобы собраться с мыслями:

– Эта комната похожа на остальной дом. Не на тебя. Кажется, что ты – всего лишь гость.

Его проницательное замечание задело Макани сильнее, чем она думала.

– Думаю, это так.

Олли кивнул, и ее удивило разочарование в этом жесте. Она разомкнула руки и на автомате шагнула ближе к нему, но он отвернулся. Между ними снова встала стена. Он опустился на колени возле кровати.

– Что ты…

– Ты когда-то сказала мне, что здесь я кое-что найду. – Заметив ее удивленное выражение лица, Олли добавил: – Фотографию, помнишь?

Макани широко распахнула глаза, когда вспомнила старую фотографию команды по плаванию.

Олли озорно улыбался.

– Нет, нет, нет, ни в коем случае, – Макани бросилась и встала между ним и кроватью, схватив его за руки, пока он пытался достать что-то. Она не могла позволить ему увидеть фотографию сейчас, когда она пыталась соблазнить его.

– В следующий раз, – сказала она, смеясь. – Обещаю, покажу тебе в следующий раз.

Они стояли так близко друг к другу и тяжело дышали.

Олли перестал сопротивляться и наградил ее той самой соблазнительной улыбкой.

– И чего стоят обещания человека, лгущего своей бабушке?

Она поцеловала его в губы – быстро – и тут же отстранилась.

– В другой раз. Я серьезно. – Она снова его поцеловала. – Но не сегодня.

Он наклонился и поцеловал ее в ответ. Макани попыталась снять пальто и запуталась в рукавах. Они оба смеялись, пока он помогал ей выбраться.

– Любопытно…

– Почему на мне теплое пальто? Потому что выпал снег, а я выросла на берегу.

– Мне любопытно, – сказал он, – почему ты похожа на зимнего гота.

Макани собиралась снова его поцеловать, но остановилась.

– Что?

– Твоя летняя одежда такая яркая, а зимняя – черная. – Он кивнул на ее пальто и свитер, а потом как ни в чем не бывало наклонил голову для новых поцелуев, словно не начал только что этот странный разговор.

Макани отодвинулась, чтобы он не мог дотянуться до ее губ.

Летняя одежда была старой. Самые теплые вещи, которые могли понадобиться на Гавайях, – джинсы и толстовка. Тут пришлось попросить бабушку купить ей пальто, шапку, шарф, перчатки и свитера. Они специально ездили в торговый центр Омахи, и Макани выбрала все черное. Она не могла объяснить, почему. Когда она носила эту одежду, чувствовала себя чуть более защищенной, более стойкой. Но это звучало глупо, а она не хотела, чтобы Олли думал, что она копирует его или Алекс.

Вместо этого Макани игриво заметила:

– Мне нравится, что ты так много внимания уделяешь моей одежде.

– Я всегда уделяю тебе внимание и всегда все замечаю.

Их тела соединились в безумном танце. Исчезла его толстовка, ее свитер, потом его рубашка. Они лежали на кровати, на Макани осталось только белье. Она потянулась к молнии на его штанах.

Олли положил руку поверх ее.

– Все в порядке? Ты уверена?

Такие вопросы требовали честности.

– Да, – сказала она. – А ты?

– Да.

Она снова его поцеловала, мягко убирая его руку.

– Да, – повторила она.

– Да, – повторил он.

* * *

Мальчик с розовыми волосами спал, а бабушка написала тридцать минут назад, что пробка начала двигаться, но все еще медленно. У них в запасе был как минимум час.

Макани ответила:

Никаких проблем! Пиши мне.

Под свою любимую песню, орущую из колонки, она наблюдала, как поднимается и опускается грудь Олли. Его живот был более плоский, чем у нее. Во сне Олли выглядел довольнее, чем наяву. Он казался спокойным. Секс удивил ее, и не только потому, что им пришлось сдерживать себя (на всякий случай). Он отличался от их первого раза: был лучше, дольше.

Макани наблюдала за Олли, пока жажда не взяла верх. Она оделась, натянула на него одеяло и спустилась вниз на кухню. Ящик для столовых приборов был открыт.

Ее пульс участился:

– Бабушка?

Не считая тиканья дедушкиных часов, в доме было тихо. Макани дрожащей рукой закрыла ящик. Она попыталась отмотать события на час назад: был ли ящик открыт, когда они проходили через кухню? Она так не думала, но нужно признать, тогда ее занимало другое.

Скорее всего, он был открыт.

Бабушка, должно быть, открыла его, перед тем как отправиться на прием к врачу. Хорошо, что она поехала к специалисту. Может, наконец у них появятся ответы.

Макани наполнила пластиковый стакан водой из-под крана и выпила ее. Потом налила еще один, для Олли, но решила сходить в туалет на первом этаже, а потом вернуться наверх. Она не думала, что за громкой музыкой он что-нибудь услышит, но все равно испытывала смущение.

Когда она вернулась на кухню, ящик со столовыми приборами снова был открыт. Она резко остановилась и с порога уставилась на него.

Механизм сломался. И он сам открывался все это время.

Но тревога лишь нарастала.

Макани не знала точно, почему ей страшно. Она взглянула на заднюю дверь, но та была заперта. Конечно же, она была одна.

Она прокралась в кухню и надавила на ящик, проверяя его и ожидая, когда он откатится назад.

Не откатился.

Она нажала на ящик до конца.

Подождала.

Ничего. Может, бабушка права. Может, я теряю рассудок. Мысль была неприятной, потому что могла оказаться правдой. В ее жизни был период, о котором тяжело вспоминать. Возможно, эта забывчивость в последнее время – последствия прошлой травмы. Или даже хуже – свидетельство, что она прогрессирует.

Стыд овладел ею, пока она смотрела на ящик и надеялась, что он откроется. Она прижала ухо к его стенке и прислушалась.

Ничего. Ящик был плотно закрыт.

– Черт, – прошептала она.

Макани покачала головой. Пошла за водой, но стакан оказался пустым.

– Черт, – повторила она, поворачиваясь. Она не знала, ищет ли она бабушку или Олли, но в комнате никого не было. Дрожащими руками она снова налила воду в пластиковый стакан и понесла его к лестнице. Вода чуть не перелилась через край. И вот тогда она заметила пазл.

Небо было собрано.

Пазл был завершен.

Макани уронила стакан. Вода пролилась ей на джинсы и на ковер, стакан, ударившись, отскочил от пола. Она опустилась, чтобы поднять его.

– Бабушка! – позвала она. – Бабушка, где ты?

Зачем она послала те сообщения? Было ли это проверкой? Знала ли она, что Олли здесь? О боже! Она, скорее всего, услышала их наверху и теперь ждала, когда он тайком уйдет, чтобы предъявить это Макани. Мама вполне могла так поступить. Ей нравилось ловить Макани на вранье, а потом наказывать. Возможно, бабушка походила на маму больше, чем казалось Макани…

Макани побежала обратно в кухню:

– Бабушка! Ты дома?

Ответа не последовало.

Она резко поставила стакан на стол, схватила полотенце для посуды и вернулась, чтобы вытереть ковер у подножия лестницы. Щеки горели. Казалось, сердце сейчас выскочит из груди. Если Олли услышит, как она кричит, он догадается, что нужно не высовываться. С мокрым полотенцем в руках Макани направилась назад на кухню и замерла в дверях.

Стакан пропал.

Голова закружилась.

– Бабушка! – Не в силах объяснить происходящее, Макани побежала в спальню бабушки в задней части дома. – Ты здесь? – Она постучала в закрытую дверь, но ответа не было, и она вошла в комнату. Кровать заправлена. Все на своих местах. Макани даже зачем-то проверила шкаф, но там никого не оказалось.

Она поспешила назад, чтобы выглянуть через кухонное окно на подъездную дорожку, но отшатнулась. Стакан стоял в центре стола. Все ящики и шкафы были открыты нараспашку.

Макани парализовало. Из окна было видно подъездную дорожку, но на ней не стояло ни одной машины.

– Олли? – прошептала она и заставила себя обернуться, отчасти надеясь, что он стоит за ее спиной.

Его не было.

Она как в тумане подошла к лестнице. Ее взгляд снова упал за законченный пазл. Ее охватила паника.

Убийца переставил мебель в гостиной Родриго.

Макани вспомнила шкафчики и ящики – как часто они оказывались открытыми за последние два месяца. А что если с жертвами играли до того, как убить их? Действия против них могли быть практически невидимыми. Психологическая манипуляция. То, чего полиция не заметит, осматривая место преступления.

Полиция полагала, что мебель Родриго переставили после его смерти, как часть сложной сцены, которая, кажется, нравилась убийце. Но вдруг убийца переставил мебель до смерти Родриго?

От дедушкиных часов выступила вперед фигура в капюшоне.

Глава пятнадцатая

Крик Макани отозвался эхом по всему дому. От него затряслись фотографии на стенах. Фигура от неожиданности подпрыгнула и что-то уронила. На ковер упал нож.

Какое-то время оба стояли как вкопанные. Капюшон бежевой толстовки полностью скрывал лицо убийцы, но Макани разглядела, что это белый мужчина. И, судя по его худощавому телосложению, он был молод, скорее всего, подросток.

Макани перевела взгляд на огромный нож: лезвие длиной по меньшей мере сантиметров семнадцать было острым – один край обычный, а другой с зубцами, как у пилы.

Макани метнулась к ножу. К сожалению, убийца был ближе и быстрее, и, как только его рука оказалась на черной прорезиненной рукоятке, он сделал выпад и ранил Макани в руку.

Она снова закричала и отшатнулась назад. Внезапно с лестничной площадки раздался крик. Голый Олли несся к ним на всей скорости.

Убийцу снова застали врасплох, Макани быстро поняла это: он думал, что она одна. Используя это внезапное преимущество, она бросилась на незнакомца и повалила его на пол. Охотничий нож второй раз выпал из его руки, капюшон съехал и открыл его лицо.

Макани замерла.

Она узнала его, но не могла вспомнить имя.

Убийца боролся и лягался, пока она пыталась прижать его к полу, и снова задел рану. Она вскрикнула от боли. Он выбрался из-под нее, схватил нож и бросился в атаку. Олли напрыгнул на него сзади и отбросил в сторону.

Раздался еще один крик – в комнату ворвался еще кто-то.

Бабушка Янг бросилась на убийцу и повалила его на ковер. Вдруг она вскрикнула. Убийца вонзил ей нож в правый бок и повернул его. Потом сбросил бабушку Янг с себя.

Макани бросилась к ней.

Олли помчался догонять убийцу, бросившегося к черному ходу. Тот оступился и врезался в дедушкины часы, повалив их на пол – те разлетелись на кусочки во все стороны.

Макани стояла на четвереньках, тяжело дыша. Ее ладони и джинсы были в крови. Бабушка Янг дышала прерывисто и тяжело. Макани осторожно приподняла ее голову.

Олли и убийца замерли на месте.

Глядя на пристально следившую за ним Макани и готового в любой момент наброситься на него Олли, убийца искал новый путь к отступлению и кинулся прочь через входную дверь.

Олли понесся за ним прямо по осколкам и щепкам часов, а Макани подлетела к окну.

– Он бежит налево, – крикнула она.

– Где твой телефон? – спросил Олли.

– Наверху!

– И мой. – Он побежал. – Следи за ним!

Фигура в капюшоне исчезла за соседским гаражом. Макани застонала, отчаянно пытаясь увидеть хоть какой-то намек на движение на горизонте. Ноги подкашивались, руки тряслись. На кухне тоже был телефон, но она не вспомнила о нем, когда Олли уже бежал вниз по ступенькам с телефоном у уха.

– Кен, – сказал Олли диспетчеру. Он до сих пор был без одежды. – Я в доме Макани Янг на Ореховой улице. Убийца только что был здесь.

Макани показала ему на окно.

– Он побежал туда! За угол гаража.

– Нам нужна скорая. Ее бабушка серьезно ранена. Ее пырнули ножом в живот, она потеряла много крови.

– Бабушка! Бабушка, не бросай меня! – Макани схватила ближайшую диванную подушку и подложила под голову бабушки. Ее веки тяжело открылись.

– Я в порядке, – успокоил Олли диспетчера. – И Макани, но у нее серьезный порез на руке. Придется накладывать швы.

В глазах бабушки Янг появилась тревога.

– У меня все хорошо. У тебя все хорошо. – Макани расстегнула низ бабушкиной блузки, чтобы осмотреть рану. Рубашка была тяжелая и мокрая.

– Это Дэвид Уэйр, – отчеканил Олли в телефон. – Убийца – Дэвид Уэйр, и прямо сейчас он бежит в направлении школы.

Макани подняла ткань, прилипшую к животу бабушки, отчего та сделала резкий вдох. В ужасе Макани опустила рубашку. Олли промчался мимо нее наверх.

– Куда ты? – закричала Макани.

Его голос раздался из спальни, и она поняла, что он стоит у ее окна.

– Нет, я больше его не вижу…

Телефонный разговор Олли превратился в неразборчивый шум. Сердце Макани стучало от страха и адреналина, она судорожно сжимала руку бабушки. Ладони были скользкими от крови. Она не знала, что делать. Не знала, как помочь. Окно рядом с входной дверью словно насмехалось над ней. В любую секунду убийца мог выскочить из-за кустов.

На нее упала серая тень.

Она закричала.

– Все нормально, – сказал Олли. Но его глаза расширились от ужаса, когда он увидел ее руку.

Она опустила взгляд и увидела, что левый рукав свитера тоже пропитан кровью. Глубокий порез по диагонали распорол ей руку от локтя до кисти, отчего стали видны пульсирующие мышцы. Макани поняла, что едва чувствует собственную руку.

Опустившись на колени, Олли прижал чистое полотенце, которое нашел в шкафчике наверху, к ране бабушки. Он кивнул на второе полотенце, лежащее возле Макани.

– Сможешь перевязать себе руку?

Он оделся, но все еще был босиком. Олли порезал ноги осколками стекла, оставив алую дорожку следов на ковре.

Кровь была повсюду: из ступней Олли, из пореза на руке Макани, из раны в животе бабушки.

– Вот, – Олли кивком попросил Макани сесть на его место и показал, как прижимать полотенце.

Бабушка Янг снова закрыла глаза. Следуя инструкциям Олли, Макани сосредоточилась на ране, осознавая, что жизнь бабушки теперь в ее руках. Она держала полотенце на нужном месте, пока Олли перевязывал ей руку. Макани запищала от боли. Образ убийцы пугающей вспышкой всплыл в памяти.

Бабушка Янг попыталась заговорить:

– Как, ты сказал, его имя?

Вдалеке послышались сирены приближающейся скорой помощи.

– Дэвид, – сказала Макани. – Он был лучшим другом Родриго.

* * *

Дэвид. Дэвид Уэйр. Знала ли она вообще его фамилию?

Его имя никогда не упоминали в расследовании. Ни разу. Он был тем, с кем она и ее друзья – и Родриго – строили догадки.

Как думаешь, кто это сделал?

Спросил он ее на уроке физики.

Должно быть, он получал от этого извращенное удовольствие, ведь, задавая вопрос, он заранее знал ответ. Знал, что собирается убить лучшего друга. Знал имя следующей жертвы.

Серийные убийцы в ее воображении, в бесчисленных фильмах и сериалах были яркими и притягательными образами, от которых невозможно было отвести глаз. Но Дэвид никогда не привлекал ее внимание.

Как ты думаешь, кто это сделал?

Она смотрела мимо него, даже когда он спросил напрямую.

Она смотрела мимо него, даже когда он сидел прямо перед ней.

* * *

Сверкающие огни. Толпа людей. Знакомая паника поднялась в груди Макани, когда ее дом превратился в хаос. Медики в белых халатах бросились к бабушке. Полиция обступила Олли, Крис обнял его. Еще один полицейский быстро задавал ей вопросы. Макани отвечала как в тумане, пока бабушку Янг поднимали на носилки. Бородатый парамедик развязал полотенце на руке Макани, и ее посадили в ту же машину скорой помощи. Соседи высыпали из своих домов. Новые машины с визгом въехали на улицу. Последнее, что она видела, когда дверцы скорой захлопнулись, – мелькнувшие в окне розовые волосы Олли.

* * *

Ты в состоянии шока, объяснили ей. Пока медсестры и врачи обезболивали, чистили рану и накладывали швы, тот же полицейский, что допрашивал ее дома, продолжил задавать вопросы здесь.

Офицер Беверли Гейдж. Можешь звать меня Бев.

Она казалась слишком молодой, чтобы зваться Беверли, всего на несколько лет старше брата Олли. У нее были крупное овальное лицо, дружелюбные глаза и длинные волосы, убранные в хвост. Была ли она той, что понравилась Дэрби? Казалось, это было так давно.

Бабушку сразу же отвезли в операционную, но Макани не сообщили о ее состоянии, а офицер Бев не рассказала, поймали ли Дэвида. Вопросы Бев, связанные со временем нападения, просто убивали. По крайней мере, она оставила самые интимные из них на потом, когда руку Макани зашили и они остались одни.

Макани отвечала настолько честно, насколько могла.

Да, мы занимались сексом.

Э, минут десять.

Потом мы разговаривали.

Может, пятнадцать минут.

Не знаю. О музыке. И каком-то парне, много писавшем о Марокко, какой-то Пол. Не помню.

Да, а потом Олли заснул.

Я проверила телефон и смотрела, как он спит.

Не знаю. Минут пятнадцать-двадцать.

Это было унизительно. И теперь все запротоколировано, напечатано в каком-то ужасном официальном отчете или будет храниться в компьютерной базе. Когда Бев сделала еще одну пометку, мысли Макани вернулись к бабушке. Чувство вины и беспомощности разрывало ее. Бабушка может умереть, потому что Дэвид хотел убить меня.

Макани представила, как попытается все объяснить, когда – когда, а не если – бабушка очнется. Макани солгала. Олли был обнаженным. Как бы странно это ни звучало, но этот факт казался намного хуже, чем мысль о том, что кто-то пытался ее убить.

Я едва его знала, твердила она Бев. Нет, не знаю, почему он выбрал меня своей целью.

Первая часть была правдой. Вторая – ложью.

Макани думала, что достаточно страдала: она потеряла все, что имело для нее значение на Гавайях, – но карма бумерангом вернулась. Это, по крайней мере, было ее последним наказанием.

Глава шестнадцатая

Офицер Бев ушла, и Макани осталась в одиночной палате дожидаться новостей о бабушке. Она пересела в удобное кресло, не желая лежать в кровати. В воздухе пахло чем-то затхлым.

У Макани не было телефона, так что она не могла связаться с Олли или друзьями. Или хотя бы родителями. Полиция и врачи пытались дозвониться до ее мамы и папы, но безуспешно. Добросердечная медсестра с волосами медного цвета зашла к Макани и принесла ей имбирный эль и йогурт с голубикой. Она уверила ее, что их маленькой больнице очень повезло с хирургами.

Каждая минута одиночества усиливала тревогу Макани, она провела в больнице уже почти четыре часа. Чтобы как-то скоротать время, она решила включить телевизор.

Это было ошибкой.

Макани увидела на лужайке их дома все ту же репортершу с залаченной челкой, которая гналась за ней по парковке в прошлую пятницу. Надпись внизу экрана сообщала: «В Осборне напали на четвертого подростка».

– Вы слышали крики или необычные звуки? – спрашивала она пожилого человека, их соседа через два дома. У него был обвисший, как у бульдога, рот.

– Нет, совсем ничего. Я чистил водосточную трубу, когда мальчик пробежал по моему двору в том направлении. – Он указал куда-то сморщенным пальцем, а потом закрыл лицо ладонью, словно не веря в происходящее. – Я крикнул ему с лестницы, но он даже не посмотрел в мою сторону. Просто промчался мимо гаража и побежал в сторону Елей.

На экране появилась студия с Крестоном Ховардом, и картинка с репортажем с места событий теперь переместилась за его плечо. Крестон выглядел напряженным, но улыбнулся фирменной белозубой улыбкой, объявляя перерыв.

Никто никогда не должен был видеть их дом в новостях. Макани хотела забраться в постель и погрузиться в спячку до конца осени. Но потом ее посетила мысль, что ей могут не позволить вернуться домой. Ее дом стал местом преступления.

– Подозреваемый – восемнадцатилетний Дэвид Тарстон Уэйр, – сказал Крестон, когда новости возобновились. По коже Макани побежали мурашки.

Тарстон.

Теперь и его называли полным именем. То, что убийце позволяют иметь что-то общее с жертвами, казалось неправильным. Макани полагала, это уточнение понадобилось для того, чтобы люди не обрушили свой гнев на всех прочих Дэвидов Уэйров, которым непосчастливилось оказаться с убийцей тезками. Все равно что носить имя Катрина[19] после 2005 года: на ум приходила только одна вещь. Но никто хотя бы не мог спутать реальную женщину с ураганом. Можно надеяться, что упоминание полного имени убийцы исключит какую-либо путаницу.

Имя Макани не называлось, скорее всего, потому, что она была несовершеннолетней, к тому же, выжившим свидетелем. Но и Олли не назвали. Крестон продолжал называть его другом жертвы. Должно быть, Олли находится под защитой полиции.

В новостях во весь экран показали фото Дэвида, и Макани стало не по себе. У него была полусонная и невинная улыбка, волосы по-детски зачесаны на одну сторону. Над губой едва заметные усы. Ничего угрожающего в его внешности не было, но желудок Макани тревожно заурчал.

– Подозреваемый в последний раз был одет в джинсы и толстовку песочного цвета, – сказал Крестон. – Полиция полагает, что он вооружен и очень опасен. Если увидите его, не пытайтесь самостоятельно задержать.

Снова кадры из дома. Опять интервью с соседями.

Мужчина во фланелевой рубашке, чей нос поранила бабушка Янг, скрестил руки на груди.

– Весь Осборн, все мы боимся за наши жизни.

Макани хотела переключить канал, но страх сковал ее.

– Словно искать иголку на кукурузном поле, – сказал Крестон, и его врожденная говорливость как никогда вызвала у Макани отвращение. Но его соведущая Диан кивнула. Макияж Диан показался Макани слишком ярким для такого выпуска новостей.

– И напоминаем вам, что школы округа Слоан закрыты до конца недели…

– Хорошие новости, – раздался голос рядом с ней.

Макани подпрыгнула от неожиданности. Медсестра с медными волосами прижала к себе планшет и сказала:

– Операция закончена.

* * *

– Твоя бабушка – настоящий боец. – Хирург был крепким мужчиной с темными длинными ресницами. – Ей повезло. Нож задел полую вену, но не затронул аорты. Если бы он ее повредил, то у нас был бы совершенно иной разговор сейчас.

Фонари подсвечивали здания внизу – приземистую библиотеку и высокую церковь. Все в Осборне было из кирпича. Мемориальная больница святого Франциска находилась на противоположной стороне Главной улицы, меньше чем в миле от их дома. Это была единственная больница в округе, и Макани радовалась, что она расположена так близко. Бабушка Янг попала в операционную моментально. Быстрое вмешательство врачей спасло ей жизнь.

– Ее внутренние органы повреждены, поэтому потребуется длительная терапия антибиотиками. К тому же на правом мочеточнике есть порез, – пояснил хирург. – Я поставил временный катетер, но, когда ее состояние стабилизируется, понадобится операция.

Макани не могла разобрать его слов, словно была в тумане. Бабушка все еще находилась в другом крыле больницы, и Макани пока не разрешали ее навестить. Она коснулась перебинтованной от локтя до кисти руки.

– Когда она сможет вернуться домой?

– Ей понадобится долгая терапия здесь, в больнице. Три недели, не меньше.

– Три недели?

– После этого мы переведем ее в реабилитационный центр.

Он продолжал говорить, а Макани медленно опустилась на больничную кровать. Три недели, а потом еще реабилитация…

Хирург вытащил из кармана своего зеленого костюма ручку и щелкнул ей, заставив Макани поднять глаза:

– У тебя есть другие члены семьи, с которыми ты могла бы остаться, пока она идет на поправку?

В голове Макани промелькнула мысль о родителях, но сразу же исчезла, и она отрицательно покачала головой:

– Нас только двое.

– Все нормально. – Медсестра погладила здоровую руку Макани, пытаясь ее успокоить. – Твоя бабушка скоро придет в себя, и мы спросим ее, где бы она хотела, чтобы ты пока пожила. Я уверена, у нее есть друзья, которые будут рады принять тебя на время.

Сердце Макани сжалось. Церковные друзья бабушки Янг были любопытными. Они будут задавать столько вопросов. Может, ей разрешат остаться у Дэрби или Алекс?

Пока хирург со знанием дела рассказывал о процессе выздоровления, Макани с трудом пыталась уследить за его мыслями. Когда он ушел, медсестра объяснила все более простыми терминами и напомнила ей, где находится кнопка вызова медперсонала. Макани взглянула на бейдж – «Донна Куртцман, медсестра» – и поблагодарила ее.

Второй раз за год Макани оказалась в ожившем кошмаре. Бабушка Янг бросилась на серийного убийцу, чтобы спасти ее. Самоотверженность этого поступка едва поддавалась объяснению. Поразительно, что она оказалась дома как раз вовремя. Это Макани должна была быть в операционной. Ее бабушка ничем это не заслужила.

Макани предстояли два невыносимых часа наедине со своими мыслями.

* * *

Наконец Донна отвела ее в палату интенсивной терапии, где бабушка Янг приходила в себя после общего наркоза. К ее телу были подключены провода с мониторами, капельницы, зонды и другие непонятные аппараты. Возле кровати стояло мягкое кресло с откидной спинкой. Макани присела на краешек и взяла бабушку за руку. Ее кожа казалась тонкой, а кости – хрупкими.

– Привет, бабушка.

Она открыла глаза и попыталась заговорить, но голос прозвучал тихо и хрипло:

– Который час?

– Почти одиннадцать. Ты знаешь, где находишься?

Она снова тяжело закрыла глаза и кивнула.

– Тебе сделали экстренную операцию, но теперь все хорошо. Помнишь, что случилось? – Повисла небольшая пауза. – Бабушка!

– Который час?

– Одиннадцать ночи, – повторила Макани. Донна объяснила, что после наркоза бабушка будет какое-то время дезориентирована.

Бабушка Янг слабо кивнула.

– Ты в порядке?

Макани сдерживалась с самого нападения. Но этот вопрос заставил ее утратить самообладание. Слезы потекли по щекам, она больше не могла их сдерживать.

– Я в порядке.

– А Оливер?

– Олли тоже в порядке, – Макани вытерла щеки правым рукавом. Левый был срезан, остальная часть свитера затвердела от засохшей крови, а джинсы были покрыты ржавыми разводами. – Мы в порядке.

Раздался стук в дверь, которую Макани оставила приоткрытой. На пороге стоял Крис. На нем была синяя униформа, а в руках он держал связку воздушных шариков. Рядом с ним, словно призванный их мыслями, стоял Олли.

Сердце Макани от радости готово было выпрыгнуть из груди. Олли был бледным – его кожа выглядела на тон светлее обычного – и уставшим. Нет, поправила она себя, изможденным. Словно в течение последних шести часов он отвечал на одни и те же вопросы снова и снова. Он взглянул на нее со смесью страха и тревоги.

– Надеюсь, вы не против, миссис Янг, – сказал Крис. – Можно нам войти?

«Если бы бабушка не была собой, – подумала Макани, – он бы назвал ее “мадам”. А так прозвучало привычное “миссис Янг” от бывшего ученика».

Бабушка Янг снова открыла глаза и чуть-чуть напряглась. К ней словно вернулись силы, она снова почувствовала себя преподавателем.

– Кристофер. Офицер Ларссон, – исправилась она. – Заходите.

Он улыбнулся.

– Можно просто Кристофер.

Братья вошли, и Крис подарил бабушке Макани три воздушных шара – с пожеланием скорейшего выздоровления, красный эмодзи и эмодзи в солнечных очках.

– Выбор в больничном магазинчике небольшой, – извинился он. – Мы купили цветы, но нам не разрешили пронести их в палату интенсивной терапии. – Он повернулся к Макани. – Они в моей машине. Один букет, конечно же, для тебя.

Бабушка Янг поблагодарила Криса, пока он привязывал шарики так, чтобы она могла их видеть. Кроме случайных гирлянд цветов и букетика орхидей, который ее бывший парень приколол к корсажу ее платья на бал в одиннадцатом классе, Макани никогда не дарили цветов. Она украдкой улыбнулась Олли, но он избегал ее взгляда. Она помрачнела. Он знает. Полиция открыла ее дело, и теперь Крис и Олли знают. Ее сердце заныло.

– Я должен поблагодарить вас, – Крис подошел к кровати бабушки Янг. – Если бы вы не вернулись тогда домой… – Он не смог закончить свою мысль.

Бабушка Янг едва заметно покачала головой:

– Они сами себя спасли. Я лишь помешала.

Он улыбнулся и мягко рассмеялся:

– Мой брат рассказал другое.

Олли не отрывал взгляда от пола. Макани решила помочь ему избежать смущения.

– Вы его уже поймали? – Ей не нужно было уточнять, кого.

Светлые брови Криса сомкнулись на переносице, его лицо помрачнело.

– Еще нет. Здесь вокруг много мест, чтобы спрятаться, но он не мог далеко уйти. Скорее всего, засел в чьем-то амбаре или зернохранилище. – Крис выглядел раздраженным и замолчал, пытаясь взять себя в руки. – Все его ищут, знают его приметы. Мы скоро его поймаем, обещаю.

Он спросил бабушку о самочувствии.

Олли знает. Крис знает. Все узнают.

– Сколько наложили швов? – спросил Крис.

У Макани ушло мгновение на то, чтобы понять, что вопрос адресован ей.

– Двадцать шесть, – она и не осознавала, что все это время прижимала к себе раненую руку. – Ничего страшного.

– Твое мнение на этот счет явно отличается от моего.

Крис говорил спокойно, но у нее перехватило дыхание.

За дверью медсестра прокатила что-то громоздкое по коридору. Звук заставил бабушку Янг снова открыть глаза. Ее взгляд упал на Олли, и она попросила его подойти.

Он нехотя приблизился. Каждый шаг он делал осторожно, и Макани вспомнила о его порезанных ступнях. Он прикусил кольцо в губе, и этот жест открыл правду: он нервничал из-за бабушки Янг. Не из-за нее. Он выглядел встревоженным, потому что бабушка видела его голым в своем доме.

Макани почувствовала временное облегчение, когда та потянулась к нему. Олли взял ее за руки.

– Спасибо, – сказала она со свойственным ей нажимом, вкладывая всю себя в эту благодарность. – Я так рада, что ты был там.

Глаза Криса, несмотря на профессиональную выдержку, наполнились слезами. Олли кивнул и поднял выше дрожащий подбородок.

Бабушка Янг, все еще сжимая его руки, потрясла их. Макани глубоко вздохнула.

– Ладно. Вот так. – Она повернулась к Макани и в замешательстве спросила:

– Который час?

* * *

В ничем непримечательной комнате ожидания больницы Олли достал телефон Макани. Он спрятал его в кармане толстовки.

– Я забрал его до того, как полиция успела конфисковать. Они все равно запросят твои переписку и звонки.

Крису нужно было задать бабушке несколько вопросов, так что их попросили выйти. Глаза Макани расширились от изумления, когда Олли протянул ей телефон.

– Спасибо.

– Думаю, тебе пришли сообщения, – усмехнулся Олли.

Она ввела пароль, и тут же появились десятки сообщений от Дэрби и Алекс: «Ты в порядке?», «Где ты?», «Нам так жаль, что мы подозревали Олли!!!». Пролистывая их, Макани успокоилась, но вдруг вспомнила про телефон Родриго. Написал ли Дэвид ему тем страшным утром, чтобы отвести от себя подозрения? Какой человек мог убить своего лучшего друга? Возможно, они никогда и не были друзьями.

Макани написала Дэрби и Алекс, что она в безопасности и перезвонит им позже. Она не могла обсуждать произошедшее прямо сейчас. Не сегодня. Хотя и буравила взглядом кнопку «позвонить» рядом с номером мамы.

Олли заметил ее сомнения.

– Лучше позвони.

Макани отошла ближе к лифтам, чтобы никто не мешал. В комнате ожидания сидели еще три человека: скромно одетая пожилая пара и лохматый мужчина в оранжевом строительном жилете – и она не хотела, чтобы они ее услышали. Но, похоже, их занимали собственные несчастья, и никто из них не догадывался, что сидит рядом с последними жертвами осборнского убийцы. Вскоре город будет только так и думать о ней и Олли. Макани хотела продолжать делать вид, что все в порядке, так долго, как только будет возможно.

У мамы была включена голосовая почта.

– Привет, мама. Это я. Не знаю, почему ты и папа не отвечаете на звонки. Больница и полиция часами пытаются с вами связаться. Мы с бабушкой в порядке, но… Просто перезвони мне, хорошо?

Отец тоже не взял трубку. Макани оставила такое же сообщение.

– Безуспешно? – спросил Олли, когда она вернулась.

Она покачала головой и упала в кресло рядом с ним. Они отключились от внешнего мира и стали смотреть телевизор, висевший на противоположной стене. К счастью, крутили не новости. Снова показывали «Друзей»: на экране Чэндлер сидел в картонной коробке – своего рода наказание за то, что обидел Джоу.

– О нас все в курсе, – сказал Олли тихим голосом.

Макани склонила голову, поворачиваясь к нему.

– Что?

– Снэпчаты, твиты. Весь город знает, что на нас напали.

Он не смотрел в свой телефон, значит, увидел раньше. Внешне она оставалась спокойной и как будто не удивилась. Конечно, Дэрби и Алекс узнали из интернета или увидели ее дом в новостях. Но от этого подтверждения внутри Макани все сжалось: люди искали их в Google, обсуждали.

– По крайней мере, они не знают, что я был голый, – сказал Олли.

Макани прошиб пот.

Мне нужно ему рассказать.

– Мы в участке считаем, что некоторые детали лучше скрыть, – сказал он, отлично подражая тону своего брата. – Поверь мне, никто не узнает о цели твоего визита. – Олли продолжил своим обычным голосом. – Поверь мне, никто не узнает, пока кто-нибудь не напишет книгу.

Эта картина будто перенесла ее в будущее. Он был прав. Однажды их история станет главой в одном из этих сомнительных низкопробных триллеров о преступлениях, основанных на реальных событиях. Книжку, которая будет пестреть большим количеством фотографий с места преступления, засунут в дальний угол букинистического магазинчика.

Олли поморщился, увидев ее лицо.

– Так, пока об этом шутить нельзя.

– Просто расскажи что-нибудь хорошее. – Она уронила голову на руки. – Мне нужно услышать что-то позитивное.

Он серьезно задумался.

– Полиция вызвала собак для помощи в поисках. Думают, он побежал в поля возле школы. Там сейчас идет настоящая охота – как минимум половина Осборна ищет его.

Когда она не ответила, Олли быстро добавил:

– Все уже почти кончено.

Разум Макани был затуманен.

– Я не почувствую себя лучше, пока все по-настоящему не закончится.

Олли уселся глубже в свое кресло и сложил руки на животе.

– Да, – вздохнул он. – Это странно, – продолжил он несколько минут спустя. – Я знал Дэвида всю свою жизнь. Наши семьи ходили в одну и ту же церковь. В средней школе мы тренировались в одной команде по борьбе. Он не был похож на убийцу. Он не был похож…

– …ни на кого, – закончила Макани. И быстро представила Олли в борцовской форме.

– Да.

– Думаешь, все из-за этого? – спросил Олли. – Потому что он чувствует себя невидимкой?

Она снова закрыла лицо руками и пожала плечами.

– Я просто не понимаю, почему он выбрал жертвой тебя.

У Макани перехватило дыхание.

Мне нужно рассказать ему. Я должна рассказать ему. Я больше не могу прятаться.

– Эй, – чья-то рука легла ей на плечо.

Она вздрогнула. Крис склонился над ней. Их с братом лица выражали тревогу. Строитель и пожилая пара глазели на ее порванную одежду. Женщина прошептала что-то мужу.

Крис сердито на них посмотрел и помог Макани встать.

– Твоя бабушка сказала, что ты можешь побыть пока у нас, – сказал он. – Попрощайся, и поедем отсюда.

Глава семнадцатая

Братья включили по всему дому лампы в викторианском стиле, чтобы сохранить иллюзию безопасности. Меньше недели прошло с ее первого визита, но скрипучее одиночество старого здания уже успело стереться из воспоминаний Макани, и теперь, под черным покрывалом ночи, оно лишь усилилось. От стен с осыпающейся штукатуркой исходила опасность, словно в них скрывались призраки прошлого.

Макани лежала в кровати и не могла заснуть. Безлунная ночь спрятала кукурузные поля. Букеты принесли из машины и поставили в одну стеклянную вазу на стол в комнате Олли. Желтые подсолнухи, золотые хризантемы, красные герберы и коричневые спиралевидные веточки были жизнерадостным воплощением осени, но отбрасывали чернильные угрожающие тени.

Напавший – произносить его имя было невыносимо – превратил Макани в ребенка, боящегося темноты. Она хотела обнять своих плюшевых зверей. Возможно, они бы успокоили ее.

Она не могла вернуться домой.

Серийный убийца хотел ее смерти.

Обезболивающее для руки должно было помочь заснуть. Но вместо этого она испытывала головокружение. В темноте Макани почувствовала, как заболел порез. Крепко замотанный бинт мешал шевелить рукой, и она чувствовала себя неуклюжей. Олли одолжил ей футболку и клетчатые пижамные штаны. Одежда и простыни возбуждающе пахли им, но все время напоминали Макани, где она и почему.

Крис предоставил брату выбор: спать внизу на диване или на полу в его спальне. Олли предпочел третий вариант – спальный мешок в коридоре наверху. Главная спальня оставалась пустой. Она принадлежала призракам прошлого.

Спальный мешок Олли зашуршал за дверью, и Макани напрягла слух на случай появления незваных гостей. Открытые ящики, собранные кусочки пазла. Она пыталась услышать тиканье дедушкиных часов, но потом вдохнула запах Олли и снова вспомнила, что находится не у себя дома.

Фигура в капюшоне прыгнула на нее.

Она приняла позу зародыша, чтобы защитить голову и живот от удара. Все вокруг завращалось. Она закричала в подушку.

– Макани, – позвал ее голос.

Она в испуге отпрянула в угол.

– Все хорошо, – сказал голос. На корточках возле ее кровати в лунном свете сидел Олли. – Тебе снился кошмар. – Он забрался на матрас и выманил ее из угла, а затем заключил дрожащую Макани в свои объятия.

Сердце бешено забилось, но, когда она посмотрела на ноги Олли в толстых носках, почувствовала, как сердце заныло.

– Болят? – спросила она.

– Нет, – тихо сказал он. Она знала, что это ложь. – Как твоя рука?

– Нормально.

Они молчали долгое время. Когда он собрался уходить, ночные ужасы снова набросились на нее.

– Не уходи.

Он не ушел.

Она лежала на узкой кровати, прижавшись спиной к стене. Олли лег рядом и достал телефон. Его лицо осветило голубое сияние. Макани хотела возразить, что не желает знать новости, но потом поняла, что он ставит будильник.

– Ты вернешься в коридор? – спросила она.

Олли слабо улыбнулся, и свет исчез.

C приглушенным стуком он положил телефон на деревянный пол. Они натянули на себя одеяла. Между ними еще оставалось место. Макани сначала услышала, а потом почувствовала его дыхание, теплое и полное жизни.

Она придвинулась ближе, и они прижались друг к другу в темноте.

* * *

Она промучилась несколько часов, прежде чем уснуть. Как только она закрывала глаза, фигура в капюшоне снова и снова бросалась на нее. Олли шевелился во сне, переворачивался и стягивал простыни, но Макани была благодарна за его присутствие, радовалась, что не одна.

Наконец она уснула, но сон оказался беспокойным. Она вся взмокла. А потом зазвенел будильник.

Макани вскрикнула и резко села на кровати.

Олли отключил будильник и прижал телефон к бешено бьющемуся сердцу. Через арки, похожие на церковные своды, они видели, как занимается над полями розово-оранжевый рассвет. Первые утренние птицы щебетали что-то друг другу.

Макани закуталась в одеяло, когда Олли свесил ноги с кровати. Она схватила его за запястье. Вытянув шею, Олли посмотрел на нее. Ее рука поползла вверх, схватила его за рукав и потянула вниз.

Они поцеловались.

Тихо. Жадно. Отчаянно.

Несколько минут спустя Олли выпустил ее из объятий. Макани умоляюще смотрела на него, прося остаться. Он покачал головой. «Не могу», – сказал он одними губами. «Пожалуйста», – попросила она.

– Я буду с другой стороны двери, – прошептал он. – Я никуда не ухожу.

* * *

Меньше чем через час они перестали притворяться. Воздух был влажным и холодным, и Олли одолжил Макани свою толстовку, чтобы она согрелась. Она чувствовала себя куда спокойнее, когда ощущала вокруг себя его запах. Когда они добрели до кухни, Крис был уже в полицейской форме, готовил кофе. Никто из них не удивился, что все встали так рано. Крис выглядел таким же неотдохнувшим и подавленным, как и Макани. Она бросила взгляд на кухонные шкафчики и ящики: закрыты.

Сколько раз Дэвид проникал к ней в дом? Она пыталась припомнить каждое вторжение. Наверное, это происходило, когда они спали. Случалось ли такое, когда они бодрствовали? И что из этого было хуже?

Сквидвард поднял взгляд от миски, которую старательно вылизывал. Бирки на его ошейнике зазвенели, когда он медленно подошел к Олли и поплелся за ними к ярко-желтому обеденному столу. Подушки на стульях были из желтого кожзаменителя. К счастью, Крис на этот раз не оставил никаких папок. Макани не была готова увидеть лужи крови в собственном доме.

– Итак, – сказал Крис. – Я встал посреди ночи, чтобы пойти в туалет.

Макани и Олли напряглись.

Крис со стуком поставил пустую кружку перед Олли.

– Сегодня ночью ты спишь в моей комнате, бро. – Смягчившись, он поставил вторую кружку перед Макани. Она также была ярко-желтого цвета, с дурацким изображением Губки Боба. – Я не хочу вызвать гнев твоей бабушки, когда она вернется из больницы.

Их взгляды были прикованы к столу. Они кивнули.

Крис открыл рот, чтобы еще что-то сказать, но засомневался.

– Вы же предохраняетесь, да?

Олли взъерошил розовые волосы:

– Боже мой!

– Ответь на вопрос, и мы больше не заговорим об этом. – Крис сделал паузу. – Только если вы не хотите, чтобы я купил…

– Да.

Крис поднял руки:

– Хорошо. С этим разобрались.

Щеки Макани горели. Она уже представляла похожий разговор, который ей придется провести с бабушкой. Почему-то ей казалось, что бабушка не ограничится кратким замечанием.

Кофе сварился, и Крис разлил его по кружкам. Про еду никто и не вспомнил – ни у кого не было аппетита. Они уставились на поднимающийся от чашек пар.

– Итак, – сказала Макани, – он все еще на свободе.

Иначе бы Крис сказал им. На кухне было только два стула, так что он стоял, облокотившись о стойку.

– Прошлой ночью команда К-9 вела его до полей вокруг школы, но они потеряли след у реки. Будь наш департамент больше, нам не нужно было бы вызывать отряд из Линкольна – мы нашли бы его до того, как он добрался до реки. – Он опустил голову, словно держать ее было очень тяжело. – Команда все еще ищет. Они пытаются снова напасть на след на берегу.

Макани представила, как хищник пробирается в полях в своем камуфляже песочного цвета. Лев в засаде.

Голос Криса зазвучал тверже.

– Мы скоро его поймаем. Он не сможет долго скрываться.

За окнами виднелись тихие и неподвижные поля.

– Знаю, ты ответила на миллионы наших вопросов прошлой ночью, – сказал вдруг Крис. – И знаю, что ты практически незнакома с этим парнем, но что ты думала о нем раньше? Каково твое общее впечатление?

Макани удивилась, что не может найти ответ.

– Что угодно, – сказал Крис. – Это может оказаться полезным.

– Думаю, ничего. Он ничем не примечательный парень, понимаешь? Обычный. Худощавый. Я никогда не замечала в нем чего-то выдающегося. – Макани попыталась представить Дэвида в школе. Того Дэвида, который не забирался к ней в дом, чтобы убить. – Он весь одного цвета: песочного цвета волосы, загорелая кожа. Все сливается. Не помню его глаз.

– Ладно. Но, помимо внешности, каким человеком он был?

– Тихим. – Она пожала плечами и с усмешкой кивнула на Олли. – Но не таким тихим, как он.

Олли слабо, но понимающе улыбнулся.

– Что еще? – ухмыльнулся Крис.

– Мы сидели рядом на некоторых уроках. В алфавитном порядке: Уэйр, Янг. Я никогда особо его не замечала, но он казался достаточно умным.

– Сможешь объяснить, почему у тебя сложилось такое впечатление?

Еще один сложный вопрос.

– Думаю, потому что он всегда быстро реагировал на шутки и все остальное. Он слушал и наблюдал. У него была большая компания, и я думала, Родриго был его лучшим другом, потому что они вместе сидели на физике, и я иногда слышала их разговоры.

– О чем они говорили?

– О всякой технике. Я большую часть не понимала. – Макани сложила руки на животе. – Не могу поверить, что он убил собственного друга. Вы уверены, что он работает в одиночку?

– В доме Моралесов остался след ботинка, – сказал Крис, и она кивнула, словно Олли ей об этом не рассказал. – Он совпадает с размером Дэвида, и его родители подтвердили, что он носит ботинки этого бренда. В его шкафчике их нет. Учитывая все, что мы знаем, вряд ли у него есть сообщник.

Олли провел пальцем по ободку кружки.

– Как отреагировали родители Родриго, когда узнали, что это Дэвид?

– Бев сообщила им новости прошлой ночью, – Крис покачал головой. – Сказала, что они по-настоящему шокированы. Отметили, что Дэвид всегда был вежливым и учтивым, в отличие от других друзей Родриго, и казался нормальным подростком. Черт, они знали его с дошкольной программы Монтессори.

– А что родители Дэвида? – спросила Макани.

– Шеф допрашивал их всю ночь, и ребята шерифа помогли обыскать их дом за городом. Но они приличные люди. Усердно работают, ходят в церковь. Семьи обоих жили в округе Слоан многие поколения, и все дедушки и бабушки, тети и дяди, кузины и кузены по-прежнему живут здесь. Отцу Дэвида как-то выписали штраф за непристойное поведение: мочеиспускание в общественном месте – но это произошло почти двадцать лет назад. Судя по всему, он возил Дэвида на охоту на оленей каждый ноябрь, и это объясняет некоторые вещи. Но ничего особенного.

Обычная история для этих мест, подумала Макани.

– Из того, что я знаю, – продолжил Крис, – родители Дэвида были потрясены.

Олли в сомнении нахмурил брови, все еще сжимая в руках кружку.

– Уверен, вам в это сложно поверить, – в голосе Криса послышалась знакомая ирония, – но родители не всегда знают, чем занимаются их дети.

– Они должны интересоваться, – сказал Олли.

– Должны. Но иногда дети врут.

Олли замер.

– Но ты прав, – Крис отвернулся в попытке сгладить неловкость оттого, что ему пришлось примерить на себя роль родителей. Макани лишь понаслышке знала о ссорах, случавшихся между братьями поначалу, но понятия не имела, что им понадобилось несколько лет, чтобы свыкнуться с обстоятельствами. – Иногда родители просто плохие.

– Если они что-то скрывают, – сказал Олли, поднимая голову, – ты об этом узнаешь.

* * *

Находясь в тяжелых обстоятельствах, нужно все тщательно планировать. Крис объявил, что он проводит их в дом Макани, чтобы та могла забрать необходимые вещи. После этого он поедет в участок, а Олли отвезет ее в больницу. Днем Олли отправится на работу, а она останется с бабушкой в больнице, а когда смена Олли закончится, он заберет ее и отвезет домой.

Братья предложили ей пойти в душ первой. Она ополоснулась в раковине прошлой ночью, так что она отказалась, испытывая внутреннее содрогание: вряд ли у ребят есть подходящие косметические средства. Она может еще часик подождать, пока не окажется дома.

Пока мылся Олли, Макани решила проверить свой телефон. В дополнение к новому наплыву сообщений от Дэрби и Алекс пришли неожиданные письма от президента школьного совета и от лучшего друга Хэйли. Будучи президентом, Кэти могла получить доступ к ее номеру, а Брук попросил его у Дэрби. Их сообщения были полны поддержки и искренности, но Макани не могла прямо сейчас придумать вежливые ответы.

Вместо этого она прослушала голосовую почту. Отец сказал, что услышал о случившемся от ее матери, и просил как-нибудь перезвонить. Срочности в этой просьбе не было.

От матери – ни одного пропущенного звонка.

Директор Стэнтон оставил голосовое сообщение, отчего Макани почувствовала себя неловко, а другой неприятный звонок поступил от Тамары Шайлер из Omaha World-Herald. Несмотря на их заявления, Макани знала, что журналисты, преследующие подростка, только что получившего травму, не заинтересованы в ее здоровье.

Их интересовали лишь горячие подробности.

* * *

Крис включил мигалку, чтобы толпа расступилась перед машиной. Двор бабушки Янг превратился в штаб-квартиру журналистов. Местный грузовик, машины из Омахи и фургоны каналов кабельных новостей были припаркованы бок о бок с Dateline[20] и 48 Hours[21]. В университете Флориды произошла массовая перестрелка – одиннадцать человек погибли и шесть ранены. В Стамбуле террорист взорвал бомбу в торговом центре – тринадцать человек погибли, а двадцать получили ранения. Недавние заголовки хоть и ужасали, но были привычными, и вся страна теперь устремила взгляд на Осборн.

Макани втянула голову в плечи. Странно видеть, как во всех окнах горит свет, хотя ни ее, ни бабушки нет дома. Сколько незнакомцев прошлось по дому после нападения?

Сколько часов он шатался по дому?

Макани гадала, являлось ли формой сексуального извращения то, что Дэвид вламывался в дома. Наблюдал ли он через решетчатую дверь шкафчика или из-под кровати за тем, как она переодевалась? Заводило ли это его?

Они припарковались на забитой подъездной дорожке за тремя другими полицейскими машинами. Когда они выбрались из машины и стали пробираться через кричащую толпу, казалось, что за ними следует прожектор. На Макани все еще была толстовка Олли. Она натянула на голову черный капюшон и снова вспомнила Дэвида.

Где он теперь прячется?

Макани посмотрела на свой дом, и ноги внезапно одеревенели.

Олли взял ее за руку – впервые на публике, и Макани чувствовала себя в безопасности. Они вместе побежали к крыльцу.

В доме было тихо и мрачно. Ковер в гостиной запачкан пятнами крови. На окне и входной двери – размазанные отпечатки рук. Без тиканья дедушкиных часов атмосфера казалась жутковатой. Сердце дома умерло.

Макани слушала, как сержант Бремер, тучный мужчина с носом картошкой рассказывал Крису последние новости. На земле у окна в ванную на первом этаже, которое взломал Дэвид, нашли щепки крашеного дерева. Ванная находилась прямо под спальней Макани, и разросшийся кустарник, закрывавший вид из окна, был примят.

– Куст находится прямо рядом с краном. Скорее всего, Дэвид запутался ногой в садовом шланге, когда вылезал. – Сержант шмыгнул красноватым носом. – Это объяснило бы сломанные ветки.

По спине Макани пробежала дрожь. Она точно знала, когда Дэвид зацепился ногой. Это случилось в день после убийства Хэйли, когда она ждала звонка Олли. Она подумала тогда, что это кот соседа.

Макани представила, как фигура в капюшоне забирается в ванную бабушки, прячется в душе, разглядывает ее личные вещи.

Невозможно было перестать думать об этом, когда она закрыла дверь собственной ванной и ступила под душ. За прозрачной виниловой занавеской она напоминала Джанет Ли из «Психо». Шампунь щипал глаза, потому что она боялась закрыть их. Даже с широко открытыми глазами она представляла силуэт молодого человека, занесшего над ней нож.

Олли прямо там, за дверью.

Но Олли был рядом, и когда Дэвид напал.

Внизу целый отряд полицейских.

Но он кажется таким далеким.

Глава восемнадцатая

– Разве не лучше потратить это время на поиски убийцы? – прервала кого-то бабушка Янг. – Знаю, знаю о поисковых отрядах. Я просто не понимаю, почему сначала мы все не можем сосредоточиться на его поимке.

Макани и Олли остановились у двери в ее палату. Она с кем-то разговаривала по телефону. Сердце Макани радостно затрепетало, когда она услышала, что бабушка пришла в себя, но они решили дождаться конца разговора в коридоре.

– Не могу поверить, что вы хотите этого от нее. Даже дня не прошло.

Они услышали, как ударилась трубка о пластиковый ресивер, и поняли, что бабушка воспользовалась больничным телефоном. Логично, ведь ее мобильник все еще оставался в сумке. Макани дважды постучала и заглянула внутрь.

Цвет лица бабушки Янг за ночь улучшился, хотя ее поза все еще выдавала усталость. Но потом она подняла взгляд, увидела, кто к ней пришел, и села прямо.

– Я думала, это еще одна медсестра. Заходите! Дайте на вас посмотреть.

– Как ты себя чувствуешь? Кто это был? – Макани поцеловала ее в щеку, а потом потянулась за телефоном, чтобы положить свисающую трубку на место.

– Оставь его. Я это сделала специально. Слишком много звонков за одно утро.

– Репортеры? – предположила Макани. Они бы не постеснялись приставать к человеку, попавшему в больницу.

– О, нет. Ну, да. – Она раздраженно фыркнула. – Но это был кое-кто из церкви.

Обычно такие звонки звучали не так. Макани нахмурилась.

– Кто?

– Неважно. – Бабушка Янг кивком показала ей сесть. – Покажи мне свою руку. Я видела ее прошлой ночью? Я едва помню, что ты вчера приходила.

Макани села на край кровати – на этот раз без всевозможных трубочек и проводов. Она переоделась в чистые джинсы, рубашку с длинным рукавом и толстовку с цветами, с сожалением вернув черную кофту Олли.

– Я в порядке, видишь? Просто царапина. – Она закатила рукав, чтобы открыть низ бинта, и ожидала, что бабушка потребует показать остальное. Но болеутоляющие, судя по всему, были очень сильными, потому что она приняла ее слова за правду. Макани снова попыталась спросить:

– Чего они хотели?

Бабушка Янг засуетилась и сменила позу.

– Город планирует создать что-то вроде мемориала жертвам.

Макани взглянула на Олли, расположившегося в кресле с откидывающейся спинкой. Он едва заметно покачал головой: он также ничего не знал об этом.

– Они хотят объявить об этом сегодня днем на Главной улице, – сказала бабушка Янг, не встречаясь с ними глазами. – Идея в том, что люди устали бояться, к тому же страх не помешал предыдущим нападениям, так что мы все просто можем пойти и поддержать друг друга.

– Это кажется хорошей идеей, – сказала Макани. – Это…

– Смело, – закончил за нее Олли.

– Да. Как парижане, вернувшиеся в кафе после террористических атак.

Бабушка Янг резко подняла голову.

– Согласна. Но если все приложат усилия к поискам, на него наденут наручники уже к закату. И вот тогда мы сможем отпраздновать.

Наручники к закату прозвучали очень в духе Джона Уэйна, но Макани больше взволновали последние слова:

– Отпраздновать?

– Нет, я не это имела в виду. Я просто думаю, что мемориал может подождать. – Бабушка Янг говорила быстрее, когда волновалась. Ее беспокоило что-то еще.

– Не знаю. Думаю, будет хорошо отдать дань уважения Хэйли, Мэтту и Родриго…

– Они хотят, чтобы ты выступила с речью, – сказала она. – Горожане. Они хотят, чтобы ты встала перед всеми этими людьми и камерами – живой талисман.

Макани поежилась от отвращения. Теперь она поняла.

– Это произойдет только через мой труп, – заявила бабушка Янг. – А меня сложно убить.

Олли неожиданно рассмеялся. Он прикрыл рот рукой, но Макани с бабушкой тоже наконец улыбнулись. Он махнул в сторону тканевой сумки для покупок.

– Мы привезли вам кое-что, чтобы порадовать.

– О да! – Макани слезла с кровати и стала доставать вещи одну за другой словно подарки. Сумочка, пижама, одеяло, туалетные принадлежности, телефон, книги, пазл. Чтобы бабушка Янг смогла почувствовать себя как дома.

* * *

Около полудня Макани позвонила мама. Первым делом она спросила:

– Ты в порядке?

Воодушевляющее начало, но затем последовало:

– Не могу поверить. С тобой все время что-то случается.

Макани всегда чувствовала, что представляла проблему для человека, которому полагалось любить ее без каких-либо условий, была источником раздражения.

– А теперь мне придется ехать на материк, чтобы сидеть с тобой, пока твоя бабушка…

– Где ты вчера была, мама? Полиция и медперсонал часами пытались дозвониться. Я тоже попробовала дозвониться…

– Мы с твоим отцом были в суде. Я всем перезвонила, как только вернулась домой, чего, кстати, он не сделал.

Она, кажется, не понимала, что «всем» не включало в этот список дочь. Не желая выслушивать версию событий Макани, она сразу же начала рассказывать о своих планах: скорее всего, она будет в Осборне не раньше следующей недели. У нее намечена важная презентация на работе, – или, может, это как-то связано с бракоразводным процессом: Макани слушала ее вполуха, – которую нельзя перенести.

– Смотри, что ты со мной делаешь.

– Прости, мама…

– Я не могу сейчас разговаривать.

Наступила тишина. Макани молча смотрела на экран телефона: три минуты четырнадцать секунд. Ее чуть не убили, а мама выделила на разговор с ней три минуты четырнадцать секунд. И превратила это в ее проблему.

Конечно же, все дело в ней. Она всегда была такой.

Но Макани неожиданно почувствовала себя опустошенной. Телефон в руке задрожал. Она не думала, что безразличие матери все еще может так больно ранить.

Олли с сочувствием смотрел на нее, не в силах скрыть эмоции на обычно сдержанном лице.

– Ты сегодня ела? – спросила бабушка Янг.

Вопрос удивил Макани. Она попыталась сосредоточиться и дотронулась до руки. Рана все еще болела.

– Не думаю, что я ела что-то за последние двадцать четыре часа.

– Оливер, ты достанешь мою сумочку? Там должна быть двадцатка в кошельке. Сходи в столовую и возьми что-нибудь поесть. Суп или сэндвич, на твое усмотрение.

– Конечно, миссис Янг. Буду рад помочь. – Он нашел деньги, помахал на прощание Макани и ушел.

– Она моя дочь. И я люблю ее. – Тихо сказала бабушка Янг. – Но она страшно самовлюбленная и вышла замуж за засранца.

Макани никогда не слышала, чтобы бабушка так выражалась. При других обстоятельствах это выглядело бы как истерика, но сейчас слова подходили к ситуации.

– Тут нет твоей вины, – сказала бабушка Янг.

– Знаю, – соврала Макани.

– Правда?

Макани кивнула. Снова ложь.

Бабушка Янг похлопала по кровати, Макани села рядом с ней, и та обняла ее, склонив голову. Они сидели так в течение нескольких минут. Эта любовь, казалось, причиняла боль. Все существование Макани стало беспорядочным скоплением секретов, лжи и притворств. Бабушка была единственным человеком в Осборне, который знал, почему она здесь, но все равно любил ее. Макани хотелось, чтобы ее утешили, но она этого не заслуживала.

Бабушка выпустила ее из объятий с усталым вздохом.

– Ты мне солгала.

Макани напряглась.

– Ты вчера соврала мне, и нам нужно с этим разобраться. Я пока не знаю, как. Тут многое нужно обдумать. Но я люблю тебя и хочу, чтобы вы с Олли были в безопасности…

О боже, стойте! Она имеет в виду убийство или безопасный секс? В глубине души Макани надеялась, что все же убийство.

– В безопасности во всех отношениях. Мы вскоре об этом поговорим, – сказала бабушка Янг. – Когда я выйду из больницы. С глазу на глаз, а не когда твой парень рядом.

Лучик надежды пробился, чтобы рассеять сомнения и тревоги Макани: возможно, что Олли действительно станет ее парнем.

Бабушка продолжила:

– Но я специально завела этот разговор, чтобы сказать главное: я доверяю тебе. И верю, что теперь ты будешь со мной честна.

Я доверяю тебе.

Эти слова ее задели. Ей захотелось быть более открытой и честной, стать человеком, которым ее считала бабушка.

В этот момент в коридоре отделения интенсивной терапии раздался громкий крик.

– Ты!

Макани узнала этот голос. Пульс участился.

– Ты спас ее! – сказала Алекс.

– Она сама себя спасла, – сказал Олли. – Мы с ее бабушкой только помогли.

Макани практически слышала ухмылку Алекс.

– О да, конечно.

– Мы просто рады, что ты в порядке, – сказал Дэрби.

Они ворвались в палату с шумом и грохотом, тут же заключив Макани в крепкие объятия. До этого момента она не понимала, как сильно нуждалась в них. Их объятия укрепили ее дух.

– Как вы узнали, что мы здесь? – спросила она.

– Мы услышали, что твою бабушку ранили, – сказал Дэрби, держа в руке коробку с пончиками с заправки. – Где же вам еще быть?

Алекс с укором посмотрела на Макани:

– Не то чтобы ты нам помогла. В следующий раз отвечай на чертов… – она взглянула на бабушку Янг, – дурацкий телефон.

– Никаких следующих разов, – возразил Дэрби.

– Аминь, – добавила бабушка Янг, и они наклонились, чтобы обнять и ее.

Волосы Алекс были убраны в какую-то странную и сложную прическу, и, когда она снова повернулась к Макани, отдельная косичка взлетела в воздух.

– Мы принесли угощения. – Она открыла крышку, чтобы показать сахарные пончики. – Кленовый сироп для тебя, шоколадная глазурь для Олли.

Макани была тронута, что они помнили его предпочтения. Возможно, так они пытались извиниться за то, что считали Олли серийным убийцей, но Макани с радостью готова была их простить. Олли стоял возле двери и держал пирамидку коробочек из столовой. Он улыбался и вовсе не расстроился, что его отодвинули на задний план.

– Миссис Янг, это для вас, – Алекс указала на пончик с оранжевой глазурью и черной посыпкой. Это был хэллоуинский пончик.

– Потому что ваш дом всегда соответствует сезону, – объяснил Дэрби.

Бабушка Янг светилась от радости, хотя врачи запретили ей принимать твердую пищу в течение следующих нескольких недель. Все говорили одновременно, живо и громко, когда незнакомый Макани медбрат заглянул в палату.

– Мы понимаем, что это особенные обстоятельства, – сказал он, – но в отделении интенсивной терапии может находиться одновременно только два посетителя.

– Ой, – испугалась Макани, и болтовня прекратилась. Было очевидно, что никто об этом не подумал.

– Все нормально, – сказала бабушка Янг. – Почему бы вам не пойти в комнату ожидания, чтобы поделиться новостями? Меня в любом случае клонит в сон.

Она действительно выглядела уставшей.

– Мы с Олли скоро вернемся. – Макани поцеловала ее в щеку.

Бабушка Янг поблагодарила Дэрби и Алекс за визит, Макани и Олли вышли вслед за ними. На этот раз они оказались в другой комнате ожидания: она была меньше, и сиденья были удобнее, чем в той, где они были прошлой ночью. Но что самое замечательное – они находились здесь совершенно одни. Макани и Олли сели на отдельные стулья рядом друг с другом, а Дэрби с Алекс втиснулись на двухместный диванчик. Они вскрикнули, обратив внимание на руку Макани.

– Все не так плохо, честно.

– Не так плохо? – Алекс была в ужасе. – Обезумевший парень вломился в твой дом и пытался убить тебя. Ты хоть осознай это!

Все замерли, когда Алекс поняла, что Макани, возможно, уже в полной мере почувствовала, что именно произошло. А потом она сдалась и захохотала. Такой заразительный смех рождается только в самых мрачных ситуациях. Вскоре все уже хохотали вместе с ней. Из четырех друзей Алекс относилась к ситуации серьезнее всего. Она интуитивно почувствовала, что Макани поняла ее притворство, потому подруга схватила пончик и помахала им, изображая серьезность.

– Кажется, мы похожи на настоящих копов. Думаете, мы раскроем это дело?

– Эй, – сказал Дэрби, взяв себе пончик и слизывая глазурь с большого пальца. – Брат копа с нами.

Алекс закатила глаза, но Олли улыбнулся.

– Кстати, о… – Дэрби засомневался. – Что они говорят? Копы?

Макани рассказала им про последние двадцать четыре часа, Олли периодически ее дополнял. Но она не упомянула тот факт, что Олли был голый.

– Стойте, – взгляд Алекс метнулся к Олли. – Минуту назад в истории ты был укрыт одеялом. Ты сбежал вниз в тоге из него?

– Да, – соврала Макани.

– Не совсем, – признался Олли.

Алекс рассмеялась:

– О боже!

Лицо Олли вспыхнуло.

– Пожалуйста, скажи просто «да» или «нет», – сказала она. – Ты, Олли Ларссон, гонялся за осборнским убийцей в чем мать родила?

Когда он утвердительно кивнул, Дэрби и Алекс взорвались новым приступом неудержимого смеха.

Прости, сказала одними губами Макани.

Олли беспомощно пожал плечами. Ты пыталась.

Макани понимала, из-за чего смеются ее друзья, потому и не обижалась. Это необходимая передышка, которая поможет дослушать вторую часть истории. Когда она закончила рассказ, от веселого настроения не осталось и следа.

– До сих пор не могу поверить, что это Дэвид, – сказал Дэрби.

Алекс в таком же удивлении покачала головой.

– Он казался таким нормальным и скучным, – продолжал Дэрби. – Как те парни, которые проживают тихую и скромную жизнь по примеру своих отцов…

– И дедов.

Олли смотрел в пустоту. Воспоминания о пережитом постоянно возвращались, как бумеранг.

– Думаю, никогда нельзя точно сказать, что происходит в голове другого. Он казался таким скучным, но в его душе, похоже, шла нешуточная борьба.

– Его душа полна злости, – сказала Алекс.

Олли кивнул.

– И боли.

Макани не собиралась рассказывать им. Точно не сейчас. Но их слова задели что-то внутри нее, как и разговор с бабушкой. Она перестала сопротивляться и решила отпустить ситуацию. Родителям было плевать на нее, но друзьям – нет. Она хотела, чтобы они знали.

– Должно быть, он планировал нападения многие месяцы, может, годы, – размышлял Дэрби. – Что случилось? Что заставляет человека перейти от фантазий к действиям? – И когда он в замешательстве повернулся к Макани, она знала, каков будет его следующий – и самый важный – вопрос. – И почему он пришел за тобой?

Макани помолчала перед тем, как ответить, но ее голос прозвучал спокойно.

– Потому что, думаю, он узнал кое-что о моем прошлом.

Друзья с любопытством уставились на нее.

– Меня не всегда, – сказала она, – звали Макани Янг.

Глава девятнадцатая

Глаза Алекс округлились:

– Боже мой. Ты кого-то убила?

– Что? – Макани была ошарашена. – Нет, господи, нет. Если бы я убила кого-то, как бы я здесь вообще оказалась? Разве я не сидела бы где-нибудь в тюрьме?

Олли и Дэрби уставились на Алекс, не веря своим ушам.

– Ладно, – сказала она, – переборщила.

Олли повернулся к Макани, чтобы подбодрить ее.

– Продолжай.

* * *

Макани Канекалау резко проснулась и испуганно закричала, когда Габриэль Круз и Кайла Лум ворвались в ее спальню. Они стащили ее на пол. Кожа Макани пахла кремом от загара, а волосы напоминали растрепанные африканские кудряшки. На ней была майка на голое тело и старые розовые пижамные шорты.

Девушки показали на ее полосатые шорты и засмеялись.

Зубы Габриэль блеснули как бритва в темноте – последнее, что видела Макани, прежде чем ей завязали глаза.

– Сегодня та самая ночь, новобранец, – дразнила ее Гэбриэль.

Повязку на глазах завязали слишком туго, но Габриэль была капитаном, потому Макани не жаловалась.

Кайла прошипела ей в ухо:

– Ты идешь с нами.

* * *

– Прости, – прервала ее Алекс. – Эти девушки похитили тебя? Вы были подругами?

– Товарищами по команде, – сказала Макани. – Иногда подругами, иногда соперницами. Но они были в выпускном классе, а я училась на класс младше. Это случилось в прошлом октябре. Мой первый год в команде.

Дэрби, казалось, поразило, что она была спортсменкой.

– Какой команде?

* * *

Печально известные унижающие ритуалы для новичка команды по плаванию становились каждый год все хуже. Когда пришел их черед, выпускницы старшей школы Каилуа-Кона жаждали мести. Сила власти бежала по венам Габриэль и Кайлы, без сомнения, по-своему ослепляя их, пока они тянули и пихали Макани вдоль по коридору.

Макани напряглась, когда до нее донесся жесткий мамин смех:

– Еще раз извините за запертую дверь, девочки. – Фамильярное обращение «девочки» подсказывало, что она на их стороне и не удивилась их появлению. – Рада, что Макани еще не спала и услышала ваш стук.

Все знали, что родителям заранее сообщали об инициации, чтобы они оставили входную дверь открытой. Считалось, что родители должны подыгрывать, но они предупреждали своих дочерей. Таким образом, новички могли сразу надеть под самые милые пижамы купальники. Вот как полагалось поступать родителям.

Макани напряглась, надеясь услышать еще одно извинение, на этот раз перед ней. Или, по крайней мере, оправдание. Но, когда ее выпихнули на улицу, она услышала лишь щелчок закрывшейся двери.

* * *

– Э-э-э… твоя мама отстой! – Алекс одновременно и констатировала факт, и ждала подтверждения.

Дэрби выглядел слишком грустным, чтобы сделать ей замечание.

Макани не хотела, чтобы Олли увидел ее реакцию, потому просто продолжила.

* * *

Габриэль и Кайла выпихнули Макани на улицу и засунули в джип без крыши. Макани знала, что это машина капитана. Габриэль намеренно петляла по улице, пока Макани пыталась пристегнуться. Ветер бил ей в лицо, пока ее кидало из одной стороны джипа в другую. Она боялась, что просто выпадет из машины, но наконец-то смогла пристегнуться.

– Куда мы едем? – Она надеялась, что ее голос прозвучал спокойно, словно она готова ко всему. Но на самом деле ее переполнял страх.

Девушки просто включили радио, и в колонках загрохотала Бейонсе. Воздух был влажным. Соленый морской бриз пах сладкой плюмерией. Понимая, что ее игнорируют, Макани слегка приподняла повязку. Часы на приборной панели показывали почти полночь. На автостраде Квин Кауману виднелись силуэты тонких пальм на фоне ночного неба – самых высоких деревьев, которые росли в этой стороне Большого острова.

Лишь несколько минут спустя Габриэль выключила двигатель. Музыка стихла. Поблизости шумели волны океана.

– Пришло время высаживаться из самолета, новичок, – сказала она, и Кайла рассмеялась глупой шутке. Кайла всегда пыталась впечатлить капитана. Они схватили Макани за руки с обеих сторон и повели босую по берегу из вулканического камня. Макани порезала обо что-то правую пятку и запищала от боли.

Ее схватили покрепче. Наконец она почувствовала песок под ногами и услышала потрескивание костра. Рядом раздавался звонкий девчачий смех. Макани знала, что смеются над ней.

– Мы последние? – крикнула Кайла, наслаждаясь вниманием.

Свист и выкрики заглушили смех. С лица Макани сорвали повязку, и она сощурилась, прикрывая глаза рукой от искр костра.

Вся команда собралась здесь. Другие новички уже сняли повязки и теперь тоже над ней смеялись.

Даже Жасмин смеялась. Она и трое других были одеты в бикини и пляжные шорты. Их волосы уложены – Жасмин собрала свои прямые волосы в аккуратный хвостик, – некоторые даже успели накраситься.

Смутившись, Макани скрестила руки на груди. Она чувствовала себя очень уязвимой. Она плавала с большинством этих девушек с самого детства. Они видели ее в купальнике тысячи раз, но то, что ее потрепанная майка и пижамные шорты закрывали больше тела, не имело значения: она единственная была одета не так, как полагалось.

От унижения она ужасно разозлилась. Очевидно, миссис Оширо, идеальная мать Жасмин, предупредила ее. Почему Жасмин ничего не сказала? Она же ее лучшая подруга. Они переписывались перед сном, меньше двух часов назад, а Жасмин даже не намекнула, что готовится что-то необычное. Ведь она знала, что на маму Макани в таких вещах положиться нельзя.

Габриэль указала на пижамные шорты Макани:

– Можешь вообще их снять.

Макани не пошевелилась.

– Капитан сказала, раздевайся! – крикнула Кайла ей в ухо. – Снимай!

– Снимай! Снимай! Снимай! Снимай! – скандировали нараспев другие девушки.

От осознания унизительности момента Макани хотелось плакать. Дрожа, она сняла пижамные шорты и аккуратно сложила их на песке.

Капитан подхватила их и триумфально помахала, словно флагом.

– Да начнутся игры!

Раздались крики, девушки разделились на пять команд, в каждой по два ветерана и одному новичку. Ветеранами новичков становились те, кто их похитили. Печатными буквами фломастером капитан Шарпи написала «шалава», «нимфоманка», «потаскуха» и «шлюха» на лбах других новичков. Настал черед Макани – ее окрестили «сукой». Если она будет откликаться на любое другое имя, ей придется выпить.

Кайла принесла четыре бутылки водки, по две в каждой руке, и помахала ими как помпонами. Кайла плавала вольным стилем и обладала невероятной выносливостью: ее мускулы играли в свете костра.

– Как тебя зовут, сука? – крикнула она.

– Сука! – ответила Макани.

– Я сказала, как тебя зовут, сука?

– Сука!

– Ладно, – сказала Габриэль. – Макани, твое место между Ханной и Жасмин.

Макани двинулась с места.

– Неправильно! Кто такая Макани?

Она не могла поверить, что нарушила правила. Прыгуны в воду были точны. Они хорошо умели привлекать к себе внимание. Макани не ошибалась. Все снова рассмеялись, когда она сделала первый глоток отвратительного пойла, пытаясь не блевануть. Ей никогда не нравилась водка, запах которой напоминал ей средство для снятия лака.

Габриэль плавала баттерфляем, и у нее были самые сильные руки в команде. Она больно хлопнула Макани по спине.

– Займи свое место, Макани.

Макани осталась стоять неподвижно, сглатывая слезы.

– Эй! Сука-новичок выучила свой урок.

– Отлично, сука, – Кайла взъерошила ей кудри. Макани больше всего раздражало, когда касались ее волос. – Теперь тащи свою задницу в строй.

Макани подбежала и встала между Ханной (шалавой) и Жасмин (шлюхой). Ей было приятно, что Жасмин получила самое оскорбительное прозвище.

– Ты в порядке? – спросила Жасмин, беря Макани за руку.

Два дня назад они сделали одинаковый серебряно-голубой маникюр в честь цветов школы. Теперь Макани хотелось толкнуть Жасмин на землю и напихать ей в рот сухого песка, пока та не подавится. Вместо этого она одарила ее свирепым взглядом. Казалось, Жасмин удивила его суровость, но она молча убрала руку.

Сегодня ночью они не были командой. Она не проиграет Жасмин.

Соревнования включали бег и обычные упражнения на суше: выпады и прыжки, отжимания, пресс и приседания. Только сейчас нагрузка возросла вдвое, ветераны беспрестанно кричали на них, заставляя повторять клятвы верности команде и вынуждая отзываться на свои настоящие имена. Ветераны следили, чтобы их новичок закончил последним, пройдя как можно больше раундов.

Между раундами новичкам приходилось выпивать водку. Окончивший упражнение последним пил дважды. На ветеранов это правило не распространялось, но, когда они подошли к своим подопечным с крафтовыми пакетами в руках, было ясно, что они уже приложились к бутылке.

Начался первый раунд. Макани бежала по пляжу с хмурой решимостью. Ветераны достали из загадочных пакетов упаковки яиц и стали издалека бросать свои снаряды. Яйца протухли и воняли серой. Некоторых девушек начало тошнить. Когда хвостик Жасмин оказался в поле зрения Макани, негодование взыграло в ее крови.

Наверное, хорошо иметь кого-то, кому есть до тебя дело, кто предупредит тебя в случае опасности, чтобы у тебя была возможность подготовиться.

Кайла быстро использовала всю упаковку, но капитан оставила свою на последний круг, когда Макани уже задыхалась и у нее кружилась голова. Габриэль бежала рядом с ней, с силой бросая свою дюжину. С каждым ударом Макани чувствовала прилив адреналина. Она обогнала Жасмин, и та пришла пятой. Последнее место.

Макани выпила один раз, Жасмин – два. Ветераны тоже выпили. Габриэль и Кайла пили больше остальных: победа Макани подогрела их соревновательный дух.

Когда новички делали выпады, ветераны стали брызгать в них детским маслом и кремом для бритья. Во время прыжков в них бросали майонезом и ветчиной из банки. В царившем хаосе Макани вскоре почувствовала себя плохо, но она не сводила глаз с Жасмин, заставляя себя держаться.

– У нас крепкий орешек, – ухмыльнулась Габриэль. – Но не волнуйся. Мы тебя сломаем.

– Кажется, она нацелилась на твое место, капитан, – сказала Кайла.

Хоть это и была шутка, впервые кто-то упомянул о возможности стать капитаном. Прыгуны никогда не становились капитанами, потому что часто тренировались отдельно. Но Макани отчаянно хотела им стать в следующем году. Она хорошо справлялась. Никто из ее товарищей по команде не обладал такой техникой прыжка, не входил в воду практически без брызг.

Жасмин врезалась в Макани и толкнула ее на песок. На белье Макани пролились остатки водки из бутылки.

– Эй, не заражай меня своим проигрышем! – сказала Макани.

– Прости, прости, – пробормотала Жасмин.

Она всегда плохо переносила выпивку.

Старшие девушки покатились со смеху.

– Беру свои слова обратно, – усмехнулась Кайла Габриэль. – Тут гарантированный победитель.

Макани дрожала от ярости. Она представила, как хватает Жасмин за волосы и дергает так, что срывает скальп, и окунает ее голову в соленую воду, удерживает в ней, топит.

– Черт, – протянула Габриэль, размахивая банкой с неизвестным содержимым, – у них нет ушек. Кто-нибудь догадался взять открывашку?

Никто не догадался, но у девушки по имени Сара в машине оказался нож. Пока она бегала за ним, по кругу передали следующую бутылку. Водка обжигала, опускаясь вниз по пищеводу Макани. Она облизала губы.

Сара принесла острый охотничий нож, который с легкостью вскрыл консервные банки. В воздухе разнеслась отвратительная вонь.

Пока новички отжимались, на их спины клали куски сочных собачьих консервов. Сев на корточки перед Макани, Кайла размазала горсть влажного корма прямо по ее лицу. Макани выдохнула через нос и сплюнула, испытывая тошноту. А потом что-то липкое полилось ей на голову. Целая банка меда текла по шее и волосам. Понадобятся дни, чтобы отмыться.

С каждым отжиманием на ее тело все больше и больше налипал песок.

– В чем твоя проблема, сука? – кричала Кайла. – Не можешь несколько раз отжаться, сука?

– Макани! – сказала Габриэль.

– Что? – Макани повернула голову, а ее ветераны дали друг другу пять.

Кайла поднесла бутылку к губам Макани.

– Пей, сука.

Ей пришлось сделать еще один глоток. Он смешался с кусочками собачьих консервов и приторно-сладким медом. Ее стошнило. Ветераны вскрикнули, испытывая одновременно радость и отвращение, но Макани не могла спастись от вони. Лицо было липким, поэтому рвота прилипла к подбородку. Когда остальные новички закончили свои упражнения, Габриэль и Кайла стали кричать и танцевать. Еще два глотка. Макани снова вырвало, но она не собиралась сдаваться.

– Эй, Жасмин.

Лучшая подруга сложилась пополам от тошноты и усталости, но подняла взгляд, услышав свое имя. Слово «шлюха» на лбу еще можно было прочитать.

– Да?

Макани указала на нее пальцем:

– Ха!

Это был вовсе не дружеский поступок. Жасмин была вне себя от обиды. Остальные девушки рассмеялись над таким обманным трюком и заставили ее пить.

Когда начался финальный раунд, Макани понятия не имела, кто лидировал. Она плотно закрыла глаза, качая пресс, и просто старалась дышать ровнее, чтобы ее снова не стошнило. Кто-то сел ей на ноги.

– Посмотри на меня, – услышала она голос капитана.

Макани открыла глаза, и ей в лицо сунули бутылку. Она закричала, когда что-то попало ей в глаза. Жидкость обожгла, как вспыхнувшее пламя. Она попыталась протереть их, но снова закричала так, словно ее ранили. Руки были в песке. Ничего не видя вокруг, она поднялась на ноги:

– Что это? Что ты со мной сделала?

Разразился хаос, когда остальные новички начали кричать вокруг нее. Крики и вопли, смех и хихиканье. Глаза жгло, как при укусе медузы. Она услышала, как кто-то сказал «хабанеро табаско»[22].

– Наклони голову назад, – приказал кто-то.

Тонкая струйка грязи полилась по лицу Макани, но она поняла, что это вода. Макани упала на песок. Девушка побежала на помощь кому-то другому. Макани стонала и стискивала зубы. Сквозь слезы она увидела еще одну пластиковую бутылку с водой возле костра, всего в нескольких футах от пустых банок и ножа.

Когда Макани дошла до воды, Жасмин наклонилась и схватила ее. Ее хвостик, слипшийся от меда, ударил Макани по глазам.

Она пришла в животную ярость и с низким утробным ревом схватила нож. Лезвие блеснуло в свете пламени, длинное, острое и опасное. Она схватила Жасмин за хвостик и взмахнула ножом.

Глава двадцатая

Сидя в комнате ожидания, Макани все еще представляла безжизненный хвост волос в грязной руке.

– Мне так старшно и стыдно оттого, что я сделала что-то непоправимое. Жасмин была так пьяна, – ее голос захлебывался, – что едва не утонула, а ведь она хорошо плавала. Это моя вина.

Рука Олли мягко легла на спину Макани. Он взглянул на Дэрби и Алекс, но те тоже не поняли, что она хотела этим сказать.

– Что ты имеешь в виду?

– Другие девушки не видели, что произошло. Вокруг творился хаос, – Макани остановилась, снова переживая ту ночь. – Жасмин психанула и побежала к океану. Думаю, она хотела отмыться – табаско все еще жег глаза – и убраться подальше от меня. Казалось, она меня боится. Я знала, что мне нужно пойти за ней, она была не в себе, но я этого не сделала.

Макани наблюдала, как ее лучшая подруга, спотыкаясь, бредет в океан, а потом стыдливо отвела глаза: ей было больно на это смотреть.

Она думала, что Жасмин не примет ее помощь. Но Жасмин в ней нуждалась. Макани же просто свернулась клубочком на песке. Глаза горели, слезы текли по щекам: нож в правой руке, хвостик волос – в левой.

– Наконец капитан увидела, что произошло, и нырнула за ней. Жасмин не дышала. Габриэль работала спасателем на пляже, так что сразу же принялась делать ей искусственное дыхание.

Макани не должна была слышать, как ветер раскачивает пальмы или волны набегают на берег, но костер сгорел, оставив лишь дым и угольки, а другие девушки дрожали и бились в беззвучной истерике. В тишине раздались сирены. Массаж сердца, искусственное дыхание, дефибриллятор, сигнал тревоги, еще один вой. Или, может, это банши[23] визжала в ее голове. Дрожащая от испуга Макани неподвижно наблюдала за происходящим.

– Приехали парамедики и откачали ее, – сказала Макани, вытирая щеки пальцами, – она была в порядке, но потом ее увезли в больницу. К тому моменту все уже заметили ее волосы и нож у меня в руках. Полиция надела на меня наручники.

Они посадили Макани на заднее сиденье машины, за металлическую решетку, и отвезли в участок. Она прошла алкогольное освидетельствование, ее сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и допросили.

– Ты попала в неприятности, – сказал офицер. – Мы могли бы предъявить тебе обвинение в распитии алкогольных напитков в общественном месте, но это больше похоже на нападение третьей степени тяжести.

Сердце Макани будто упало на дно в темное море.

Нападение. Она совершила нападение. На свою лучшую подругу.

Даже сознавшись в содеянном, она все равно не могла никому смотреть в глаза.

– Судья назначил сумму залога. Родители приехали за мной по отдельности. Их переполняла злость.

– Мне так жаль, – сказал Дэрби. – Это все так ужасно.

– А как насчет родителей, купивших алкоголь? – спросил Олли. Такой вопрос мог бы задать его брат.

– Их оштрафовали позже, – ответила Макани. – Тот октябрь стал адом в замедленной съемке. Меня отстранили от школы на тридцать дней и исключили из команды по плаванию. Я всегда была частью команды. И вдруг внезапно перестала ею быть. Парень, с которым я встречалась больше полугода, Джейсон, – он тоже был прыгуном в воду – перестал отвечать на мои сообщения и отписался от меня во всех соцсетях. Наш разрыв был не публичным, но мгновенным.

Алекс с нетипичной для нее деликатностью спросила:

– А Жасмин?

Ответ был написан на лице у Макани: их дружба умерла на том берегу.

– В школе не могли не обращать внимания на ее обрезанные волосы, – пояснила она. – Это было очень жестоко. Поскольку я несовершеннолетняя, мое имя не упоминалось в прессе, но это никому не мешало обсуждать всю историю в интернете, а мне – найти свои фото крупным планом со словом «сука» на лбу. А слово «шлюха» все еще было видно, когда Жасмин привезли в больницу. Вся команда была пристыжена, но меня считали зачинщицей.

– Несмотря на то что на твоем лбу тоже было написано оскорбление? – спросил Олли.

– Они думали, что про меня это справедливо. – Макани подняла голову, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. – Ведь именно я взяла нож.

Она получала тысячи сообщений с угрозами от одноклассников, соседей и незнакомцев, которые вымещали на ней свое негодование. С нее хотели снять скальп, изнасиловать, убить.

Как тебе не стыдно?! – писали в интернете. – Почему ты все еще не покончила с собой? #ПлавающиеШлюхи #KonaGate #КомандаСовершиСамоубийство

Макани долго спала и без цели бродила по дому. Поток брани был бесконечным. Иногда она испытывала боль оттого, что именно ее выставили виноватой, но чаще всего казалось, что у них есть на это право. Она не знала, что делать, куда идти и с кем говорить. Ей все еще хотелось позвонить Жасмин, единственному человеку, который всегда понимал ее, вот только как раз этого человека Макани и подвела.

– Я написала Жасмин длинное письмо с извинениями – настоящее письмо на бумаге – и отправила. Она так и не ответила, но я бы и сама поступила так же. В это время мои родители наняли адвоката, который запретил связываться с Жасмин. А потом меня попросили возместить убытки.

Когда Макани увидела, что ее друзья не понимают, что это, она объяснила:

– Меня попросили заплатить за профессиональную стрижку. – Она покачала головой. – Словно это могло что-то изменить. – Макани заплатила бы любую сумму, если бы ее попросили. Она бы отрезала собственные волосы на всю оставшуюся жизнь.

– Так что случилось? – Рука Олли больше не лежала на ее спине, но он по-прежнему сидел рядом. – В твоем деле все еще записано «нападение»?

– Нет. Где-то месяц спустя прокурор округа отменила обвинение, и меня оправдали.

– Должно быть, это стало таким облегчением, – выдохнул Дэрби.

– Не очень. Я чувствовала, что это заслуженно. А потом прокурор округа допустила ошибку, рассказав репортеру, как мне жаль, что я так поступила, но «одна ночь веселья не должна разрушить жизнь». Она использовала фразу «дети есть дети».

Все поморщились.

– Ага, – сказала она. – Соцсетям это не понравилось.

Общественность хотела наказания для Макани. Они стали писать еще яростнее, еще возмущеннее. Увеличилось число угроз расправы. Реакция приняла катастрофические масштабы.

Лицо Олли помрачнело, но он смотрел на нее с пониманием, а не с осуждением. По крайней мере, Макани на это надеялась, когда он спросил:

– Как ты оказалась здесь? Когда поменяла фамилию?

– Когда закончилось отстранение от школы, мои одноклассники так на меня смотрели, такое говорили. Я не продержалась даже до обеда. Папа забрал меня из кабинета медсестры и по дороге домой сказал, что подал на развод. А позже тем вечером мама сообщила, что они отправляют меня сюда.

Олли и Дэрби казались ошеломленными. Алекс выругалась.

– Именно прокурор округа предложила, что мне будет легче прижиться на новом месте, с новой фамилией. Так сложнее меня выследить.

– Ты хотела ее поменять? – спросил Олли.

– Не знаю.

Макани была в такой депрессии, что просто дала этому свершиться. Новая личность принесла хоть какое-то, но облегчение.

Теперь, делясь своей историей, она словно открыла клапан невероятного внутреннего давления. Ее тайна – ноша, которую она сама на себя повесила, – наконец была раскрыта.

Дэрби положил коробку с пончиками на пол, встал с дивана, заключил Макани в крепкие дружеские объятия и не отпускал до тех пор, пока она не обняла его в ответ.

– Мне жаль, что ты так долго жила один на один с этим. Если бы ты сразу нам рассказала…

– Ты не боишься, что я злобный социопат? Тот, кто наслаждается болью других? – В шутке Макани была доля правды.

Дэрби отстранился, положил руки ей на плечи, чтобы рассмотреть ее лицо, изображая наигранную сосредоточенность.

– Не-а.

– Не знаю, помнишь ли ты, – сказал Олли, – но мы действительно встретились со злобным психопатом. И он непохож на тебя.

– Кроме того, – сказала Алекс, – мы знаем, что тебя не заводит боль других. Это делает Олли.

Макани уткнулась Дэрби в плечо, и они все рассмеялись.

– Хочешь правду? – продолжила Алекс. – Круто, что есть твоя фотография со словом «сука» на лбу. Я наряжусь тобой на Хэллоуин.

– Не смешно. Я разрушила жизнь лучшей подруги и никогда себя не прощу…

– Дэвид разрушает жизни, забирая их. Ты поступила по-дурацки, и да, скорее всего, она будет ненавидеть тебя до конца жизни…

– Алекс, – предупредил Дэрби.

– …но у нее все еще есть жизнь.

– Это не имеет значения, – возразила Макани. – Я вела себя вовсе не безобидно. Не просто ударила ее мокрым полотенцем или кинула в нее очки для подводного плавания.

Дэрби встал перед Алекс, чтобы загородить ее от взгляда Макани:

– Ты права. Но я знаю, каково это – злиться и думать, что всем вокруг легче, чем тебе, или что все против тебя. Если ты не справишься с этими чувствами, они не уйдут сами по себе и продолжат множиться, пока не вырвутся наружу.

Слезы снова защипали глаза, и Макани уставилась на свою забинтованную руку.

– Ты не плохой человек, – сказала Алекс. – Ты просто пережила ужасную ночь.

Дэрби отвел Макани на диван и заставил сесть между ним и Алекс, чтобы поговорить о действительно важном.

– Думаешь, Дэвид узнал о том, что ты сделала?

Ее голова опустилась еще ниже.

– Да.

– Думаешь, он выбрал тебя…

– Как Гарри Поттера, – театрально прошептала Алекс.

– О. Мой. Бог, – разозлился Дэрби, – ты не можешь помолчать хотя бы секунду?

Она беспечно махнула косой, а он повернулся к Макани.

– Думаешь, Дэвид выбрал тебя, решив устроить самосуд? – спросил он.

– А какие еще варианты? – сказала Макани. – Я никак не связана с другими жертвами. Думаю, он что-то узнал о нас всех и наказывает…

– Нет, – не согласился Олли.

Они удивленно на него посмотрели. Он неподвижно сидел напротив, а его голос был уверенным.

– Тебя не наказывают. Тебя уже наказали. Тебя публично пристыдили, и ты провела последний год, проклиная саму себя. Откуда бы ему вообще знать? Я сам не знал, хотя проверил тебя в Google вдоль и поперек.

Все замерли в удивлении.

На лице Олли отобразилось сожаление.

– Ничего необычного. Простая пробивка в Google. – Он сделал паузу. – Но более подробная.

Глаза Дэрби и Алекс вылезли из орбит.

Тревога и любопытство смешались внутри Макани.

– Что ты нашел?

– Немного. – Олли, казалось, плохо себя чувствовал, возможно, потому, что мог винить лишь себя за этот разговор. – Незначительные вещи, твои мемы. Фотографии в их «Инстаграме». – Он показал в сторону Дэрби и Алекс.

Макани заморгала.

Олли съежился.

– Пожалуйста, скажи, что ты тоже проверяла меня в Google.

– Мы все проверяли тебя в Google, – сказала Алекс.

Жар разлился по телу Макани, и она кивнула.

– Спасибо, что поставили меня в дурацкое положение. – Олли выдохнул, засовывая руки в карманы. Но потом улыбнулся. – Так что ты нашла обо мне?

Макани фыркнула:

– Почти ничего. Хотя я уже знала, что ты занимался борьбой в средней школе: видела твою фотографию в этих странных синих леотардах.

– Они называются трико.

– Это леотарды.

Он засмеялся:

– Теперь тебе придется показать мне ту фотографию с командой по плаванию. Ты мне должна.

Но Макани уже вернулась к своим переживаниям. Она закусила губу.

– Ты не нашел ничего о моем прошлом?

– Нет, клянусь… – Но потом он поднял голову.

Она отпрянула:

– Ты нашел.

– Ладно. Я искал «Макани и Гавайи» и теперь вспоминаю, что, возможно, что-то нашел на Reddit. – Он не заметил, как она вздрогнула, но заговорил быстрее, выдавая свою тревогу. – Откуда мне было знать, что я увижу? Я даже едва помню ссылку, потому что сразу же ее закрыл. Там было не твое имя.

Кровь отлила от лица Макани. Вот оно, доказательство того, что ее прошлое доступно всем. Не нужно прикладывать много усилий, чтобы увидеть даты инцидента, поискать старое имя и потом найти ее на фотографиях команды по плаванию на школьном сайте.

Олли следил за ходом ее мыслей.

– Нет. Это маловероятно.

– Маловероятно, что серийному убийце с изощренным планом не хватило бы терпения узнать, что я выдаю себя за кого-то другого?

– Ты не кто-то другой. – Это утверждение, кажется, не нравилось Олли.

– Но это единственное разумное объяснение. Я вообще никак не связана с другими жертвами.

– Неправда, – сказала Алекс, подключаясь к разговору. – Он явно нападает на одного человека из каждой группировки. Он вырывает сияющие звезды для своей кровавой коллекции.

Макани сердито посмотрела на нее:

– Я не член клуба или команды. Я общаюсь только с вами. И кто сказал, что Родриго был сияющей звездой?

– Я, – сказала Алекс. – Он действительно был чертовски умен. Наверное, самый умный человек в нашем классе, может и во всей школе.

– Так каков мой особый талант? Смуглая кожа?

Алекс засомневалась:

– Ну, ты выделяешься.

Макани смотрела на нее несколько нескончаемых секунд.

– Черт, – сказала она, отворачиваясь.

Она не знала, злилась ли больше потому, что Алекс указала на нечто настолько очевидное, или потому, что цвет ее кожи или принадлежность к двум расам может быть частичной мотивацией Дэвида. Конечно, может.

– Ладно, давайте предположим, что твоя теория верна и Дэвид хочет наказать тебя. Но как насчет остальных жертв? Что сделали они?

– Скорее всего, они тоже были засранцами, – сказала Макани. – То есть взять хотя бы Мэтта.

Олли нахмурился:

– Некоторые из его друзей намного хуже.

– Да, но Мэтт был их лидером. Он подавал пример, и друзья следовали за ним.

– А как насчет Родриго и Хэйли? – спросила Алекс.

– Не знаю, – сказала Макани. – Но никто из вас не знал, что натворила я. У всех свои секреты. – Она не могла не посмотреть на Олли, но он отвлекся и не заметил ее взгляда.

– Не уверен насчет Хэйли, – сказал он. – Но я кое-что знаю о Родриго.

Макани почувствовала, как рядом с ней напряглась Алекс.

– Нельзя плохо говорить о мертвых, но один из его друзей намекнул полиции на кое-что, и они это проверили. Оказалось, правда. Родриго был троллем.

Дэрби нахмурился:

– Какого типа? То есть троллем в комментариях?

– Тем, кто угрожал женщинам, – сказал Олли.

Внутри у Макани что-то оборвалось.

– Десятки платформ, – продолжал он. – Сотни профилей. В основном он выступал против женщин в видеоиграх. Он прекратил этим заниматься несколько месяцев назад. Друг сказал, что Родриго понял, что это неправильно, но точно не знал, что именно повлияло на его совесть.

Алекс резко дернулась. Новая информация, кажется, расстроила ее больше, чем признание Макани.

– Так я права. – Макани прижала сжатые кулаки ко лбу. Внезапно все стали более серьезно воспринимать ее теорию.

Дэрби потянул свои подтяжки.

– Не уверен, что ты права, если честно, но тут есть какая-то закономерность. И, может быть, существует что-то, чего мы не знаем о Хэйли.

– Так кто еще может оказаться в списке Дэвида? – спросил Олли.

– В этом-то все и дело, – ответила Макани. – Мы не знаем. Что бы они ни сделали, скорее всего, это секрет.

– Только если не… – Он сполз по сиденью от усталости. – То есть Закари Луп. Не так ли?

В комнате ожидания повисла тишина. Макани поняла: Олли почти признался, что знает, какие слухи ходят о нем и Закари.

Он вздохнул:

– Слушайте, я знаю, что одного из нас подозревали в убийствах. Может быть, я и одиночка, но вот он как раз точно засранец. Логично предположить, что он станет жертвой.

– О боже мой, – сказала Алекс. Ей не нужно было об этом думать.

– Нужно его предупредить, – сказал Дэрби. Все сразу согласились. – Нельзя рисковать.

Олли позвонил брату. Крис, казалось, сомневался, но обещал проверить Закари. Минутой спустя пришло сообщение. Оно было от владельца «Грилиз Фудс»:

Твоя смена отменяется. Магазин закрывается раньше, чтобы работники могли отправиться к мемориалу.

– Дерьмо! – Алекс вскочила на ноги. – Мне нужно быть на репетиции оркестра через пять минут.

Страх Макани разгорелся с новой силой при мысли, что она потеряет кого-то из виду.

– Что? Почему? Ты не можешь отправиться в кампус!

Алекс попыталась успокоить Макани и обнадеживающе улыбнулась. Не сработало.

– Мы играем у мемориала. Нас впустят, только чтобы забрать униформу.

– Не волнуйся, – сказал Дэрби, держа в руке ключи от машины и уводя Алекс. – Я отвезу ее, а в толпе мы оба будем в безопасности.

* * *

Когда Макани и Олли вернулись в палату бабушки Янг, ее кровать пустовала. Медсестры сказали, что ее отвезли на осмотр. Они уселись на полу и стали ковырять холодную еду, которую Олли принес ранее из столовой. Оставшись наедине с ним, Макани хотелось снова поговорить о своем прошлом, хотелось, чтобы ее утешили, но Олли был погружен в раздумья о чем-то другом. Момент казался неподходящим.

Вдруг послышалась слабая вибрация, от которой оба подскочили как от выстрела.

– Это Крис, – сказал Олли, проверяя свой телефон.

Макани встала и отошла к зеркалу над раковиной, чтобы дать им поговорить наедине. Теребя рубашку, она смотрела на отражение Олли. Его светлые брови сошлись на переносице, они раздраженно и быстро о чем-то поговорили.

– Полиция ничего не может сделать, – сказал он. – Они не хотят всех перепугать. Но Крис проверил Закари, тот в порядке. Он дома, с бойфрендом мамы.

– Так это все?

Олли сжал челюсти.

– Да.

– Я думала, они отправят патрульную машину, чтобы присмотреть за ним, или типа того.

– Может быть, они бы это сделали, если бы в участке работало больше народу или было больше доказательств. Но у них мало людей, и теперь им придется следить за мемориалом. Крис уже там.

Плечи Макани опустились:

– Я сообщу Дэрби и Алекс.

Ответ Дэрби был мгновенным:

Но мы только что его видели!

Ее дыхание оборвалось:

Он у мемориала?

Да, мы видели, как он идет к Главной улице. Тут ТОЛПЫ людей. Я только что высадил Алекс, так что я найду его, чтобы убедиться, что он понимает, насколько все серьезно!

Не надо!!! Что если Дэвид следит за нами?? Мы поможем тебе!! Скоро будем!

Олли читал сообщения через ее плечо.

– А как же бабушка?

Макани остановилась на полпути к двери. Она поклялась не обманывать бабушку. Какое оправдание она сможет придумать для того, чтобы покинуть больницу прямо сейчас?

– Мы отправим сообщение медсестрам, – сказал Олли, разгадав ее встревоженное выражение лица. – Скажем, что хотели отдать дань уважения, встретимся с моим братом и вернемся, как только все закончится. Это не ложь.

Это была не она. Но все равно их действия казались неправильными.

Глава двадцать первая

Закари Луп был под кайфом. Он пришел к мемориалу только потому, что это лучше, чем сидеть дома, с маминым распутным бойфрендом. Закари видел ненависть, загоравшуюся в глазах Терри каждый раз, когда Эмбер отворачивалась. Какой человек будет ревновать к сыну подруги? Какой человек будет чувствовать угрозу из-за этих отношений? Закари молился, чтобы Эмбер хватило ума не выходить замуж за Терри. Первый отчим Закари был достаточно плох. Сейчас он избивал другую семью.

Черные атласные ленты, развевающиеся на прохладном ветерке, были привязаны ко всем телефонным столбам на Главной улице. Марширующий оркестр готовился к выступлению на парковке супермаркета. Одни дудели в медные духовые инструменты, другие стучали по большим барабанам. Повсюду были расставлены полицейские патрули. Причудливая улица была заполнена местными, гудевшими от ярости и несправедливости, и всевозможными СМИ, бросившимися в Небраску, чтобы сделать репортаж.

Мемориальная служба должна была стать благородным напоминанием о жертвах, но даже Закари видел, что происходящее больше напоминает митинг протеста. С самодельной сцены – грузовика с безбортовой платформой, припаркованного перед старым банком, директор Стэнтон кричал толпе:

– Этой весной школьный фонтан превратится в памятник жертвам!

Аплодисменты.

– В эти выходные наш театральный кружок проведет сбор денег для семей жертв!

Аплодисменты.

– А завтра вечером наша футбольная команда выступит в матчах плей-офф!

Сумасшедшие аплодисменты.

Директор был лысеющим крепким мужчиной, он не нравился Закари. Стэнтон был сукиным сыном, который наказывал его за каждую драку, даже если ее затевали другие ученики. Сегодня поведение директора выглядело скорее демонстративно-вызывающим, чем почтительным, а крики зрителей – больше агрессивными, чем исполненными поддержки. Весь город бурлил от ярости, а их страх дошел до точки кипения.

Что шло первым: ярость или страх?

Миз Клиавотер, его психолог, любила давать ему коаны дзен-буддизма, чтобы занять разум. Но коаны были парадоксальными загадками, то есть не особо хорошим примером. Закари по опыту знал, что страх всегда стоит на первом месте.

Он шел через взволнованную толпу. Все разговоры были о Дэвиде. Женщина средних лет громко говорила кому-то:

– Видел ту фотографию, где он позирует рядом с трупом оленя?

– Жуткая улыбка, – сказал парень, по-видимому, находящийся под действием психотропных веществ. – У меня мурашки по коже побежали.

– Его семья ходит в мою церковь, – сказал заговорщицкий мужской голос. – Отец всегда казался подозрительным. А мать та еще ханжа. Всегда выглядит несчастной.

Закари пробирался сквозь толпу: он чувствовал себя безопаснее вне любого скопления народа. Прислонившись к кирпичной стене свадебного магазина, расположенного напротив «Грилиз Фудс», он проверил сообщения: собирались ли его друзья прийти и посмотреть на этот цирк.

Черт, Дрю с братом направлялись на соревнования по борьбе за городом, а мама Бриттани посадила ее под домашний арест, пока Дэвида не поймают.

Дэвид Тарстон Уэйр родился на два дня позже Закари. Закари задержался в восьмом классе, так что он все еще был в одиннадцатом, но они провели достаточно времени вместе, чтобы он знал, что Дэвид не такой, каким кажется. Сегодня весь Осборн обсуждал странности его поведения, но еще вчера все жители находились в замешательстве. «Не могу поверить, – говорили они. – Он казался таким обычным подростком».

Когда-то Закари и Дэвид жили по соседству. Как водится, они подружились. Смотрели мультики, играли в «Лего», ездили по грязи на велосипедах. Закари помнил Дэвида как тихого ребенка, склонного к внезапным взрывам раздражения. В отличие от Закари, который орал, угрожал и терроризировал младших соседских детей, Дэвид сдерживал злость до конца, пока не вскипал от гнева.

Закари признавал, что не был примером для подражания, но предпочитал сдерживать эмоции на людях. Он не забыл тот день, когда без спроса взял новый велосипед Дэвида, как делал уже десятки раз до этого, а Дэвид выскочил на улицу и толкнул его на землю. Упав, Закари сломал руку, но не это испугало его больше всего, а безудержная ярость на лице Дэвида.

Тогда Закари просто отмахнулся, он заслужил это. Но глубоко внутри его беспокоило, что Дэвид появился словно из ниоткуда. Наверное, он прятался в кустах. Ждал.

География оказалась сильнее их отношений. Когда мама Закари снова вышла замуж, его семья переехала в трейлерный парк, и дружба с Дэвидом сама собой прекратилась. Насколько Закари мог вспомнить, в последний раз они разговаривали почти два года назад, столкнувшись в аптеке. Они спорили о достоинствах шоколада перед жвачкой, словно снова были детьми.

В руке Закари завибрировал телефон. Пришло новое сообщение:

ПОПАЛСЯ. ЭРИКА ВИДЕЛА ТЯ У МЕМОРИАЛА! ТАЩИ СВОЮ ЗАДНИЦУ ДОМОЙ ЩАС ЖЕ!

Не Дрю, не Бриттани.

Эмбер. Мама. Эрика была маминой коллегой, всего лишь на пару лет старше него и очень привлекательной. Темные волосы, сексуальные татуировки. Зачем она его сдала? Пошло оно все. Пошли они все. Он не собирался возвращаться домой, чтобы провести время с Терри. Эмбер выбрала самое худшее время, чтобы написать ему.

На сцене директор Стэнтон уступил место пастору Грили из лютеранской церкви, а тот представил своего сына Калеба. Семья Грили управляла Осборном. Брат пастора владел продуктовым магазином и несколькими домами в центре города. Их отец основал супермаркет и был мэром рекордное количество сроков. Полная противоположность семьи Закари, и за это он их недолюбливал.

Калеб учился в выпускном классе, как и Дэвид и как мог бы Закари. У Калеба были круглые глаза, квадратный подбородок и серьезное выражение лица, но, пока он говорил об одноклассниках, казалось, что в действительности он их не знает, используя в речи броские цитаты, которые Закари слышал в новостях.

Закари начал раздражаться. А потом заскучал. Его взгляд блуждал по толпе, пока не остановился на очень симпатичной девушке: она направлялась прямо к нему.

* * *

Калеб Грили спрыгнул с грузовика и стал пробираться сквозь толпу. Когда его отец поднял руки, чтобы обратиться к собравшимся, он бросился по боковому переулку к парковке супермаркета.

Калеб играл на первой трубе. Он не хотел пропустить второй акт.

После церемонии отец пригласит всех на молитву, а потом оркестр маршем поведет всех от Главной улицы до мемориала из цветов и открыток перед школой. Все будут держать свечи. Программа кабельных новостей пожертвовала им деньги, хотя Калеб и сомневался, что это был жест доброй воли. Скорее всего, какой-то медиабогач решил, что строй из тысяч скорбящих с зажженными свечами будет здорово смотреться в кадре.

Калеб допускал такое, даже если не уважал подобного подхода. Он тоже стремился к большему: с пятнадцати лет был лидером молодежи лютеранской церкви и с шестнадцати – главным трубачом марширующего оркестра школы «Осборн Хай». Добиваясь успехов на всех уроках, он провел успешную кампанию, чтобы убрать слово «эволюция» из учебников, и уже строил планы по миссионерской работе в Папуа-Новой Гвинее после окончания школы. Он станет первым за многие поколения Грили, покинувшим Небраску.

Его вещи лежали на разгрузочном доке возле магазина, где он их и оставил. Калеб быстро надел штаны на шлейках и жакет – недавно из химчистки, этот резкий запах невозможно было проветрить – и сунул ноги в подбитые ботинки. Надел белые перчатки. Потянувшись к своей шляпе, понял, что не хватает золотого плюмажа. Калеб схватил инструмент и побежал к своей группе.

– Алекс! Ты не видела мой плюмаж?

Губы Алекс Шимерды искривились:

– Никто не хочет видеть твой плюмаж, Калеб. Это отстой.

Он покраснел от смущения. Ему не нравились такие шутки. Из-за них он чувствовал себя некомфортно.

– Кто-нибудь видел мой плюмаж?

Трубачи, которые решили обратить на него внимание, пожали плечами.

– Спасибо за помощь, – пробормотал Калеб, направляясь прочь.

– Спроси клуб поддержки, – крикнула Алекс.

Но и они его не видели. Чья-то мать с типичным пучком на голове отругала его:

– Он не лежал в твоей коробке из-под шляпы? Тебе придется заплатить за замену.

– Наверное, я оставил его в магазине. – До мемориала он репетировал свою речь в комнате отдыха сотрудников.

– Лучше поспеши.

Пока он разбирался с ключами от задней двери, Алекс бросилась к нему.

– Мы уже выстраиваемся. Это просто глупый плюмаж. Не переживай из-за него.

– Ты видела, сколько там телевизионщиков?

Алекс поразили его слова.

– Правильно. Ты же не хочешь плохо выглядеть в телевизоре, – она с отвращением покачала головой и пошла прочь.

– Я не это хотел сказать! – Ключи щелкнули в замке, но не поворачивались. Черт побери. Калебу было все равно, как он выглядит. Он не хотел, чтобы оркестр в целом выглядел плохо. Будет просто ужасно, если они покажутся неряшливыми, словно им плевать на жертв, потому что это совсем не так. Они очень переживали из-за своих одноклассников.

Ключ поддался, и Калеб ворвался внутрь.

* * *

Закари уставился на свечу в руке. На ней было бумажное колечко, чтобы защитить пальцы от капель воска. Свечи похожи на те, которые раздавали в церкви на Рождество. Эмбер водила его в церковь два раза в год: на Рождество и на Пасху. Закари нравилась рождественская служба. Мир казался тихим и спокойным.

Кэти Куртцман стояла перед ним, разговаривая о чем-то. Она дала ему свечу для шествия. Он пытался сосредоточиться, но был под действием наркотиков, а она казалась симпатичной. Кэти была высокой и грациозной, с длинными волосами, которые переливались на свету. Прямо сейчас, в солнечных лучах, они отливали медью.

Она отличалась от остальных ребят умом. Те придурки вели себя так, словно он невидимка, потому и он обращался с ними как с дерьмом. Но Кэти была мила со всеми, и ученики отвечали ей тем же. Поэтому она стала президентом ученического совета. Однажды Закари попробовал ей нагрубить, но она спокойно указала ему на это, и он зауважал ее еще больше.

– О нет! – Кэти уронила картонную коробку со свечами. Какой-то мужчина пролил голубую жидкость ей на руку.

Закари потянул носом воздух, учуяв запах напитка из «Соника»: синий кокос или синяя малина. Невозможно определить.

– Простите! – Незнакомцу было около двадцати пяти, на носу его поблескивали очки в черепаховой оправе. – О боже, мне так жаль.

Щеки Кэти вспыхнули, пока она вытирала лед с блузки.

– Все нормально.

Мужчина попытался помочь ей, но его прикосновение заставило ее вздрогнуть, и он сразу же отступил с еще более огорченным видом.

Малина. Неправильный вкус. Закари глубоко вздохнул и набрал воздуха в грудь.

– Что за черт, очкарик? Почему ты не смотришь, куда идешь?

– Я искал свою кузину в оркестре и…

– Правда, – сказала Кэти. – Все нормально.

– Ему стоит заплатить за химчистку, – сказал Закари.

Мужчина потянулся за кошельком, но Кэти остановила его:

– В этом нет необходимости. Такое случается.

Когда Закари снова надул щеки, она добавила:

– Я в порядке, Зак.

Отец звал его Заком. Настоящий отец. Закари никому не позволял себя так звать, но девушка с такими красивыми волосами и длинными ногами…

Закари был высоким, широкоплечим и толстым. Его бывший отчим дразнил его из-за лишнего веса. Ублюдок знал, что делал: такие шутки ранят мальчиков так же больно, как и девочек. Закари пытался отмахнуться от них, но колкие комментарии все равно достигали цели. Он отлично понимал, что его мысли искажены и неправильны, но в присутствии высоких девушек он чувствовал себя нормальным, а не таким фриком.

Мужчина в очках поспешил скрыться в толпе.

Кэти вздохнула.

– Мне нужно идти.

– Точно. Нужно раздать остальные свечи. – Но когда Закари заглянул в коробку, она была пустой.

Она улыбнулась:

– Ты был последним. Мне нужно домой. Мама едет на работу, а я остаюсь присматривать за братом и сестрой.

– Тебя подвезти?

– Не-а, – она произнесла это легко, но прижала коробку к груди. От его вопроса ей стало неловко. – Я живу рядом, а сюда пришла пешком.

– Сколько лет твоим брату и сестре? – Закари нужно было продолжить разговор, хотя бы для того, чтобы доказать, что он не представляет угрозы.

– Они двойняшки. Им шесть. А у тебя есть братья или сестры?

– Не-а, – ответил он, подражая ей.

Кэти снова улыбнулась, но в этот раз с оттенком грусти. Главное – что не с жалостью.

– Береги себя, хорошо? Найди здесь кого-то и держись с ним рядом.

Когда она ушла, он изменил свое мнение. Она пожалела его.

– Да пошла ты, – выругался он громче обычного.

Кэти остановилась, затем оглянулась, и их взгляды встретились.

– Не думаю, что ты серьезно.

А потом она исчезла в толпе.

Может, он в ней ошибся. Может, он просто был придурком.

Закари засунул свечу в карман. Прижался спиной к стене свадебного салона и закрыл глаза. Голова кружилась. Забили барабаны, и он снова распахнул глаза в страхе, что увидит Дэвида: как тот собирается напасть на Кэти – когда вдруг заметил мелькнувшую в окне на другой стороне улицы камуфляжную толстовку.

– О черт. Вот дерьмо! – Он лихорадочно осмотрелся, но Кэти нигде не было. Он знал, что она ушла. Похоже, у него галлюцинации. Он снова закрыл и открыл глаза, а затем уставился на темные окна супермаркета.

Там никого не было.

* * *

Калеб вернулся по своим следам в пыльную комнату отдыха, но плюмажа там не оказалось. Дурацкая щетка для чистки трубы тоже пропала. Может, он в панике не заметил плюмажа на улице? Хотя сейчас это уже не имело значения. Начался барабанный бой. Резкое «бум» ударных эхом отдалось от тонких стен пустого магазина. Оркестр начал движение.

Когда Калеб бросился назад в подсобку, его лицо покраснело от стыда: он опоздал, неподобающе одет. Его покажут по телевизору на всю страну, и все увидят его некомпетентность.

Перестань, сказал он себе. Это все не связано с тобой.

Он поспешил мимо картонных коробок к выходу.

* * *

– Закари! Закари! Закари!

Кто-то выкрикивал его имя, и секунду спустя три фигуры врезались в него, дрожа от нетерпения. Подозрительно. Макани Янг, Олли Ларссон и Дэрби. Он вспомнил, что только недавно видел его. Они были встревожены и словно чего-то от него ждали.

– Что? – грубо спросил он.

– Ты не должен быть здесь. – Лицо Макани частично скрывал капюшон толстовки. – Не должен стоять здесь один.

Он не мог вспомнить, чтобы новая девочка с ним когда-то разговаривала. Она всегда казалась мрачной и нелюдимой и ходила с таким видом, что страшно было даже подойти к ней, и это его в ней и привлекало. Он думал предложить ей свою дружбу, но она стала общаться с Дэрби и Алекс.

Закари вытащил сигарету и зажал ее между зубов.

– Ты не говорил с моим братом? – спросил Олли.

– Твоим братом-копом?

– У меня один брат.

Закари зажег сигарету. Сделал длинную затяжку.

– Нет.

Ребята обменялись встревоженными взглядами.

– Крис сказал, что говорил с тобой, – заметил Олли. – Он сказал мне, что звонил тебе домой.

– Может, он и звонил мне, но мы совершенно точно не разговаривали. Наверное, он говорил с Терри.

Олли нахмурился:

– Кто такой Терри?

– Бойфренд моей мамы. – По его тону стало понятно, насколько это отвратительный человек. – Что ты сделал с волосами?

– Покрасил их, – сказал Олли со спокойным лицом.

Олли отлично умел скрывать эмоции. Закари не смог бы так, даже если бы от этого зависела его жизнь.

– Я это понял. Зачем?

– Прямо сейчас это не имеет значения, – сказала Макани.

Губы Олли слегка изогнулись в улыбке.

– Вы двое, – сказал Закари, показывая на них, – трахаетесь.

Макани вздрогнула. Улыбка Олли похолодела.

В точку, Закари. И вот что вы получаете за то, что побеспокоили мое одиночество.

– Знаешь, – сказал Дэрби, – если бы тебя не собирались убить, мы бы ушли прямо сейчас.

Закари вскинул брови.

– Провоцируете?

В нескольких футах от них стояла семья с несколькими детьми. Отец сердито посмотрел на Закари. Они не поняли, что толпа замолчала, чтобы послушать оркестр, проходящий по улице. А потом случилось странное. Отец семейства увидел Макани и принялся ее разглядывать. Затем пихнул жену и что-то прошептал ей на ухо.

Закари показал им средний палец.

Мужчина быстро отвернулся. Но потом снова взглянул на них, и у Закари появилось безумное ощущение, что шепот передается по толпе.

Макани подошла ближе. Создалось впечатление, что она специально сосредоточилась на Закари, чтоб не встретиться взглядом с кем-то другим. С главой семейства?

– Слушай, – тихо сказала она, – у нас есть причины предполагать, что ты – следующая жертва Дэвида.

– Вряд ли, – ответил Закари. – Мы с Дэвидом давно знакомы.

Она удивилась. Но потом заметила сомнение, которое он не смог скрыть. Ребята окружили Закари, шепотом рассказывая о своей безумной теории, что Дэвид убивал всех, кто над кем-то издевался.

Закари затушил сигарету, заставляя их расступиться.

– Ну, если это правда, то вскоре Дэвид убьет и себя. Возможно, проблема решится сама собой.

Макани скривилась – и он вспомнил. Теперь понятно, почему все эти люди таращились на них. Понятно, почему стали перешептываться за их спинами.

– Вот дерьмо. – Закари наконец понизил голос. – На тебя же напали прошлой ночью.

Она едва сдерживала раздражение.

– Так, стоп! Если твоя теория верна, то ты тоже засранка. – Он остановился и одарил ее злодейской ухмылкой. – Что ты натворила, Янг?

– Неважно. – Макани закатала левый рукав. Ее рука была забинтована. – Тебе просто нужно знать, что я заслужила это.

Ее друзья пытались запротестовать, но она их прервала.

– Мы беспокоимся о твоей безопасности. Этот парень Терри не кажется хорошим, но ты доверяешь ему? Когда все закончится, сможешь пойти домой и остаться с ним?

– Нет, – ответил Закари на первый вопрос. Он смотрел на ее руку, которую она снова прикрыла. – Но да, я могу с ним остаться.

– Хорошо.

Закари не нравилось возникшее чувство страха. Он бросил косой взгляд на Олли. Одноклассники часто их сравнивали, делая их одним целым.

– А как насчет тебя? Ты тоже творил всякое дерьмо.

– Ага, – сказал Олли. – Но единственный, кому я всегда вредил, – это я сам.

– И твой брат.

Олли вздрогнул. Не такой уж он непроницаемый, в конце-то концов. Макани взглянула на него, словно пытаясь что-то понять.

Два очка, Закари.

– В фильмах всегда убивают тех ребят, которые занимаются сексом и употребляют наркотики, не так ли? – Закари выдавил еще одну ухмылку. – Так что, думаю, это означает: мы оба умрем.

* * *

– Ты не должен здесь находиться, – это была первая связная мысль, которую Калеб смог облечь в слова.

Фигура в капюшоне закрывала выход. В одной руке он держал плюмаж, в другой – нож.

– А где мне быть? – спросил Дэвид.

Его скучный, монотонный голос подходил его бесцветной внешности. Отсутствие человечности потрясло Калеба до глубины души.

Дрожа, он отступил назад.

– В полях. Или в чьем-то амбаре.

Дэвид шагнул вперед.

– Я не там.

– Как ты сюда забрался?

– Зачем мне на это отвечать? – Дэвид уронил плюмаж. – Что если ты сбежишь?

* * *

Оркестр начал играть, но музыка звучала отталкивающе-странно. Они перестали ругаться. Закари нахмурился.

– Что это? Почему я знаю эту песню?

Дэрби был просто поражен:

– Это песня выпускников. «Торжественный марш».

– Боже, – пробормотала Макани.

– Господи, – вырвалось у Олли.

– Кажется, у них нет в репертуаре похоронного марша, – заметил Дэрби.

Закари прислушивался к нараставшей музыке. С каждым припевом марш становился все более тревожным.

– Знаете, сегодня единственный раз, когда эту песню сыграют в их честь.

– Это так ужасно, – сказал Дэрби.

– Скоро все об этом забудут, – заверил Олли.

– Уж лучше бы они вообще не играли, – заключила Макани.

Толпа шла вперед. Казалось, на них таращатся все, ожидая, когда Макани присоединится. Она будто покорилась своему отчаянию. Словно у нее больше не было выбора. Хотя до сумерек оставался еще час, горожане зажгли свечки. Закари точно не знал, почему они не сделали этого возле мемориала. В послеполуденном свете пламя свечей казалось чем-то инородным.

Макани, Олли и Дэрби достали свечи из карманов.

– Идешь? – спросил Дэрби.

Закари достал свою зажигалку и свечу.

– Что за черт.

Он расправил помятое бумажное кольцо вокруг свечи, зажег фитиль, а потом коснулся им свечи Макани.

Свеча вспыхнула ровным пламенем.

* * *

Калеб помчался из подсобки, снося на своем пути стеклянные банки, башни из консервов и вешалки с дешевой одеждой с принтом Lion pride.

Дэвид уворачивался от падающих предметов с пугающей легкостью. Калеб пронесся мимо овощей, сбив аккуратно выстроенную пирамиду из мускатных тыкв, но Дэвид все равно догнал его, прежде чем тот сумел добраться до выхода, и ударил ножом в спину.

Калеб закричал, но из-за шума оркестра никто его не слышал. Он распростерся на холодном полу. Ряд барабанщиков стоял прямо перед дверями – он замыкал шествие и должен был уйти последним. Калеб стучал в стекло, оставляя на нем кровавые отпечатки.

Дэвид оттащил его прочь с глаз.

– Что ты собираешься сделать? – заплакал Калеб. Горло Хэйли. Мозг Мэтта. Уши Родриго. – Что ты со мной сделаешь?

Дэвид сел сверху на тело Калеба и уставился на него.

Он не улыбался, не хмурился. Он просто молча делал свое дело, пока жители Осборна направлялись марширующей колонной к школе.

Глава двадцать вторая

Макани и Олли шли назад, к Главной улице. Если бы они не находились в таком подавленном настроении, можно было бы назвать это прогулкой. Солнце садилось, свечи растаяли, парад закончился. Закари проводили к машине, а Дэрби оставили с Алекс. Они снова должны встретиться с Крисом. Время, проведенное друг с другом, подходило к концу, и они пытались использовать его по максимуму.

Макани не думала, что Олли осуждает ее, но между ними появилось какое-то новое, странное ощущение. Они не держались за руки.

Повернув на Главную улицу всего в нескольких кварталах от «Грилиз», где были припаркованы обе машины, Олли и Криса, Макани, окончательно отчаявшись, решила заговорить:

– Спасибо, что выслушал меня тогда, в больнице, и что не осуждаешь меня. – Она замолчала. – Ты же не осуждаешь меня, не так ли?

Ее прямота развязала Олли язык. Он покачал головой и улыбнулся:

– Нет.

Дорогу снова открыли, и плотный поток машин и грузовиков направлялся домой в обоих направлениях. Желая заполнить тишину между ними, Макани продолжила:

– Просто я не думала, что могу быть таким человеком. Но это так.

Внезапно ее голос дрогнул. До инцидента она не верила, что способна на жестокость. Теперь точно знала, что это так.

Олли остановился. Его лицо было серьезным. Он подождал, пока она тоже остановится, и тогда заговорил:

– У каждого есть хоть что-то, о чем он глубоко сожалеет, но это не определяет его дальнейшей жизни.

– Но это так. Этот случай разрушил меня. Я заслужила наказание.

– Макани, Макани, – позвал Олли, потому что она говорила, отвернувшись в сторону от него.

Она развернулась спиной к нему.

– Я не пытаюсь очистить тебя от грехов, – сказал он. – Но человек, которого я знаю – хороший друг и хорошая внучка.

Макани скрестила руки на груди, случайно задев рану, и вскрикнула.

– Не знаю. Мне бы хотелось думать, что я стала лучше, но до конца своей жизни я буду думать об этом и всегда сомневаться. Что-то может щелкнуть, и я снова взорвусь или выйду из себя.

– Ну, я знаю, что наши сожаления меняют нас, и так мы меняемся – к лучшему или худшему. Мне кажется, ты становишься лучше.

Макани точно не знала, как на это реагировать.

– Эй, – он слабо улыбнулся. – Я же все еще здесь, не так ли?

– Ну да, но… – она замолчала.

– А, понял, я тоже ненормальный, – ухмыльнулся Олли.

Макани быстро отвернулась. Он пожал плечами, словно это не имело значения.

– Прости, – сказала она.

– Все нормально. Не то чтобы этот город мог хранить секреты.

Она нахмурилась.

– Не могу поверить, что говорю это, но должна не согласиться.

Олли с сомнением посмотрел на нее.

– До меня доходили слухи, – сказала она, – но я не придавала значения. И я понятия не имею, что из этого правда, а что – нет, но полагаю, что большая часть – ложь.

Он поморщился:

– Отчасти правда.

– Я бы хотела, чтобы ты мне рассказал.

Вот. Еще одно признание. Теперь, положив начало, она не могла остановиться.

Взгляд Олли опустился на тротуар. Его крепкая внешняя броня треснула, открывая брешь в истерзанной душе.

– Я собирался, особенно после того, как ты рассказала нам, через что прошла, но я не хотел, чтобы казалось, что я сравниваю свою ситуацию с твоей и думаю, что моя хуже. Я знаю, что все говорят обо мне.

– Я хотела бы услышать твою версию, – сказала Макани, – какой бы она ни была.

Олли кивнул и махнул в сторону неоновой вывески за ними, в противоположном конце Главной улицы от «Грилиз».

– Знаешь «Ред Спот»?

Она знала. Технически это была бургерная, но завсегдатаи использовали ее как бар. А если ты не был постоянным посетителем, то просто не ходил туда. Были слухи, что там можно купить все что угодно, от наркотиков до секс-рабов.

– После смерти родителей я несколько лет не мог прийти в себя. Когда мне исполнилось шестнадцать и я получил права, начал проводить там время. Мне нужно было поехать в одно место за городом. Там работала девушка. У нее были темные волосы и татуировка в виде истекающего кровью сердца. Знаешь, в таких маленьких розовых цветочках? Только эти действительно истекали кровью. Я типа запал на нее.

Макани почувствовала ревность.

– Там все знали, кто я такой. Им было меня жаль, поэтому меня не трогали. Я был их маленьким братом в депрессии. Чтобы привлечь ее внимание, у меня ушли недели бесконечного флирта.

– Сколько ей было?

– Двадцать три.

Не настолько старше, как твердила молва, но все равно намного взрослее шестнадцатилетнего подростка.

– Думаю, она тоже меня жалела. – Казалось, Олли было больно это признавать. – Иногда мы проводили время в ее трейлере и занимались всяким.

– Что случилось?

Они снова пошли вперед. Сухие листья шуршали под ногами.

– Крис узнал, что мы переспали. Он был в ярости. Он хотел ее арестовать, но… сначала мы поговорили. – По этой паузе Макани поняла, что ссора с братом была еще слишком свежа в памяти Олли, чтобы говорить об этом вслух. – Это был невероятный, дурацкий сумасшедший дом. Крис по-прежнему пытался понять, как заменить нам родителей, а я… не уверен, что именно пытался понять я.

– Он ее арестовал?

– Нет, – сказал Олли.

– Но, думаю, ты больше с ней не виделся.

– Он запретил мне с ней видеться, но это уже было неважно. Думаю, Эрика сама смутилась. – Олли отвернулся. – Больше она не хотела иметь со мной ничего общего.

Эрика. Имя пронзило сердце Макани.

– Она все еще живет здесь?

– Ага. Приходит в «Грилиз Фудс» пару раз в месяц. Она уже замужем. Стала парикмахером. Мы не разговариваем, – добавил он.

– Тебе она очень нравилась, не так ли?

– Я думал, что люблю ее, и был идиотом.

Грусть разрасталась внутри Макани.

– Несколько дней спустя я пришел к гениальному и оригинальному решению: что жизнь – дерьмо. Я выпил дважды по сорок[24] и пошел в реку, собираясь покончить с собой.

У Макани вырвался тяжелый вздох. Она была в серьезной депрессии, но никогда не склонялась к суициду. Ее расстраивало, что Олли подошел так близко к краю.

– Я споткнулся и упал, – сказал он, – и, когда падал в воду, с мыслью, что не хочу умирать, менеджер «Соника» проезжал мимо. Каким-то чудом этот парень увидел меня, остановился и вытащил. Река была всего в несколько футов глубиной. Я просто был напуган и устал. – Олли печально рассмеялся. – Наверное, поэтому я ненавижу «Соник». Напоминает мне о моем идиотизме.

Старая боль вернулась к Макани, когда она вспомнила, как исчезает под водой Жасмин, такая испуганная и уставшая. Ситуации были такими разными, но в то же время жутко похожими. У нее не было сил над этим задумываться.

– Ну а мне тогда «Соник» стал нравиться еще больше. Я рада, что он увидел тебя. Рада, что ты все еще здесь.

Олли прикусил кольцо в губе.

– Я тоже рад, что ты все еще здесь.

Вспомнив слухи, Макани выпалила:

– Ты был голым?

Он удивленно взглянул на нее.

– Что? Такое говорят?

Она виновато кивнула.

– Нет, – сказал он. – В той встрече со смертью на мне была одежда.

Это прозвучало так трагично и в то же время абсурдно, что оба засмеялись.

– Не могу поверить, что это произошло, – сказала она.

Олли покачал головой в изумлении.

– Знаю.

– Ты был голым.

– Знаю.

Ее улыбка погасла.

– Что случилось после того, как тот парень спас тебя?

– Меня не арестовали благодаря брату, но я провел некоторое время в психиатрическом отделении. После этого Крис отправил меня к терапевту в Норфолк. Но я уже и сам хотел, чтобы мне помогли. Я перестал пить и творить всякую хрень. – Он пожал плечами. – Вот так.

– Это имел в виду Закари, когда сказал, что ты сделал больно брату?

Легкость исчезла из его голоса.

– Да.

Макани почувствовала облегчение, что не случилось ничего похуже. Олли даже не сделал ничего по-настоящему ужасного, а просто раздул проблему в своей голове. Она понимала, что худшим для Олли было то, что он заставил брата переживать.

Макани решила сменить тему:

– Ты никогда не продавал наркотики?

Олли вздохнул:

– Блеск. Это ты тоже слышала. – Он снова покачал головой. – Единственное, что я когда-либо продавал, – это продукты.

– Ты с кем-то еще спал? – Пожалуйста, скажи «нет».

– Только во сне, – сказал он. – Только с тобой.

Дурацкий ответ, явно лживый, но прямо сейчас Макани было все равно. Она улыбнулась, когда они остановились перед «Грилиз».

– Олли, – позвала она тихо.

– Да?

– Знаешь, ты сказал, что я хорошая внучка и хороший друг…

Он улыбнулся в ответ:

– Ага.

– Как считаешь, могу я стать хорошей девушкой?

Олли протянул к ней руку. Их пальцы сомкнулись. Город зажег фонари.

– Думаю, ты уже моя хорошая девушка.

* * *

Они целовались и ждали Криса. Казалось абсурдным целоваться у всех на виду, после траурной церемонии. Целоваться, когда они недавно были так близки к тому, чтобы стать жертвами.

Но это так возбуждало.

Нос Олли был холодным, но его теплые руки обвили ее талию. Они словно вновь проживали прошлое лето – тайные поцелуи возле супермаркета. Только бесконечно лучше, потому что теперь тайны, существовавшие между ними, были раскрыты.

Они оторвались друг от друга, чтобы отдышаться. Макани рассмеялась и посмотрела в сторону. Вот тогда она заметила кровь.

* * *

Красные отпечатки. Удары кулаков. Полосы от пальцев. Отпечатки руки, коснувшейся стекла, были шокирующе отчетливыми.

Макани задрожала от страха.

Олли проследил за ее взглядом, и они отпрянули друг от друга, уставившись на помещение слева, рядом с автоматическими дверями магазина. Внутри все было в крови.

Они снова потянулись друг к другу, крепко взялись за руки и поспешно осмотрелись. Не считая машин, парковка была пуста. Пробка рассосалась, и лишь несколько людей гуляли неподалеку. Рядом никого не было: ни офицеров полиции, ни разгуливающего на свободе убийцы.

Сердце Макани замерло. Олли сквозь стекло попытался заглянуть в темный магазин.

– Он там? – спросила она.

– Я его не вижу.

– О боже, – она вытащила его телефон из кармана, встревоженно раскачиваясь на пятках. – Я звоню твоему брату.

– В магазине полный беспорядок.

– Черт! Какой у тебя пароль?

– 9999.

– Что? Зачем ты выбрал такой простой? Кто-то может догадаться!

– Ты же не догадалась, – сказал он. – Черт! Я заметил там какое-то движение только что.

Макани подпрыгнула, стоя у двери. Олли показал в сторону неосвещенного места в торговом зале, где лежало нечто темное, что нельзя было разглядеть.

– Думаю, там кто-то есть, – сказал он. – Кто-то сверху той штуки.

Разглядеть было сложно, но там точно что-то было.

В трубке слышались монотонные гудки: Крис не отвечал. Тени снова задвигались, и Макани вскрикнула. Прежде чем она поняла, что происходит, Олли открыл дверь: он работал здесь давно, поэтому имел свой ключ.

– Он все еще жив!

Сенсор над головой заметил движение, и двери распахнулись. Они бросились внутрь и отшатнулись. Здесь был настоящий хаос. Перевернутые овощи, ящики, картонные коробки, пакеты и банки валялись повсюду – огромное количество товаров было разбросано по полу, словно праздничное конфетти.

Олли дернул ее в сторону, чтобы не наступить в кровавые следы, которые тянулись по полу. Они побежали к теням, а потом резко остановились. Макани закрыла рот руками, чтобы не закричать.

Перед кассами помещалась стойка, на которой были выставлены товары с логотипом местной футбольной команды. Сперва это казалось Макани невероятно странным, но она потихоньку привыкла. Теперь, когда она узнала Осборн получше, все обрело смысл. Но сегодня вечером стенд снесли. А в центре кучи из спортивных свитеров, флагов и разных безделушек лежал Калеб Грили.

Он лежал сверху, словно еще один безвкусный сувенир. Его ступни и колени смотрели в разные в стороны. Голова повернута набок, между зубами торчал опухший язык. Грудь и живот были вспороты. Длинные порезы протянулись по испачканной кровью оркестровой форме. Неестественное положение конечностей делало его похожим на какой-то манекен.

Но это было не самое страшное.

Настоящий кошмар – его руки.

Пальцы Калеба были переплетены вместе, а кисти отрезаны. Руки покоились на его груди, сложенные, как в молитве. Красная кровь и белая кость.

Но если Калеб был мертв, то кто-то другой двигался в магазине.

Макани и Олли попятились в проход, закрывая руками друг друга. Он прижались к витринам. Их сердца бешено стучали.

Воздух был резким, кислый запах обжигал ноздри. Отвратительные уксусные пары поднимались из разбитых банок с соленьями и оливками. Макани прикрыла нос. Она держала телефон Олли, а Крис кричал им из трубки.

Металлический стук рычага эхом разнесся по зданию.

Их сердца замерли.

А потом тяжелая дверь закрылась.

Макани прошептала в телефон:

– Дэвид Уэйр только что вышел через заднюю дверь.

Глава двадцать третья

Банка с тунцом не давала ей покоя всю неделю.

Кэти Куртцман обнаружила ее в прошлую пятницу, перенося белье из стиральной машины в сушилку. Плоская банка лежала на уровне глаз, на подоконнике единственного окна в подвале. Длинное узкое окно было закрыто, но щеколда не работала. Оно было достаточно большим, чтобы худой мальчик мог залезть внутрь.

Банка с тунцом была дешевой, купленной со скидкой. Края крышки острые и рваные, словно ее вскрывали ручной открывалкой, а не электрической, которая лежала у них на кухне. Банка была пуста, но внутри все еще оставался сок, поэтому она почувствовала слабый рыбный запах сквозь аромат отбеливателя и моющего средства.

Кэти спросила двойняшек, но они заявили, что ничего не знают. Кэти поняла, что они не лгут, потому что боялись подвала, так что никогда там не играли. Мама тоже была не в курсе. Она полагала, что банка свалилась с потолочных перекрытий – мусорная реликвия, оставленная предыдущими владельцами. Но Кэти это показалось странным. Срок годности банки еще не истек, а они прожили в этом доме уже пять лет. Плюс в ней еще осталась жидкость. И пахла.

Кэти понимала, что это паранойя. Она не знала никого из жертв. У нее не было никаких личных связей с ними, а к Дэвиду она относилась дружелюбно. Но, наливая пятновыводитель на голубое пятно, она бросила взгляд на подоконник. Кэти не могла избавиться от чувства, что здесь кто-то был, сидел на сушилке, прислушивался к движению на верхнем этаже, ел консервы из тунца.

Она расстегнула несколько пуговиц блузки, но потом, испугавшись, передумала. Она могла постирать рубашку и завтра. Поспешив к перекладинам, служившим ступенями, Кэти бросила последний взгляд на подвал, и замерла.

Банка эмульсионной краски стояла на полу, возле старого маминого тренажера. Она подняла ее и поставила на подоконник. А потом почувствовала себя глупо. Как это может защитить от незваного гостя? Но она сильно испугалась и решила оставить банку там: своего рода магический талисман, отводящий злого духа.

Наверху Ли и Кларк валялись на ковре в гостиной и читали комиксы. Ли первой заметила сестру.

– Что на ужин?

– Что на ужин? – повторил как попугай Кларк.

Кэти поспешила мимо них к общей ванной на втором этаже.

– Макароны с сыром.

– С хот-догами? – спросили двойняшки.

– Только для Ли, – сказала она, и дети радостно закричали. Кларк ненавидел хот-доги, гамбургеры и пиццу. Его предпочтения в еде были удивительными для ребенка.

Кэти поднялась по лестнице, а мама спустилась вниз. Она работала в больнице. Трое суток через четверо. Сейчас была ее смена, и она не могла отказаться от нее, чтобы присмотреть за детьми. Персонал проходил обязательную подготовку, видимо, ожидая новых нападений.

– У тебя есть все, что надо? Что с твоей рубашкой?

– У меня все хорошо, у нас все хорошо, – сказала Кэти.

– Держи телефон поблизости. Никому не открывай дверь.

– Знаю, мама.

– Люблю тебя! – крикнула она, уходя.

– Тоже люблю тебя. – Кэти не обернулась, сказав это. Мама поцеловала на прощание двойняшек, а Кэти схватила чистую футболку и пижамные штаны и закрылась в ванной. Она сняла блузку, чтобы вымыть руки с мылом, вытерла их теплым полотенцем, выпила обезболивающее и пошла в туалет.

Наклонившись, чтобы взять новый тампон в шкафчике под раковиной, Кэти вздрогнула. Все туалетные принадлежности находились не на своем месте. Тампоны и запасные рулоны туалетной бумаги с ее косметичкой, выпрямителем для волос, средствами для укладки лежали в задней части шкафчика, а старые игрушки для ванны оказались впереди.

Первая мысль Кэти была страшной и иррациональной: Дэвид.

Она слышала у мемориала, что ему нравилось играть с жертвами, прежде чем убить их. Он перемещал предметы, чтобы заставить их думать, что они теряют рассудок. Мужчина, разговор которого она подслушала, клялся, что это ему рассказал помощник шерифа округа, хотя в новостях такое не упоминалось.

Вторая ее мысль была более реалистичной: мама снова убиралась из чувства вины.

Обычно уборку делала Кэти, потому что мама работала по ночам и заботилась о двойняшках днем. Ее выходные уходили на сон. Но когда Кэти вынула игрушки на ванный коврик и потянулась к коробке с тампонами, она заметила в шкафчике пыль. Мама убралась, но даже не смогла сделать это тщательно. Кэти застонала.

Мама считала, что у Кэти обсессивно-компульсивное расстройство. Будучи медсестрой, которая первые годы работала в психиатрическом отделении, она всегда ставила всем диагнозы.

Кэти отрицала, но знала, что это правда.

Кэти тоже работала много часов. Школа, уход за братом и сестрой в дополнение к подготовке к поступлению в колледж, подаче документов на учебный кредит, дополнительным занятиям и волонтерству в больнице – она продолжала переживать, что прилагает недостаточно сил, чтобы выбраться из Осборна. Ритуалы уборки и глажки, проверка и организация всего вокруг делали ее спокойнее, создавая иллюзию, что она все может держать под контролем.

Все пошло к чертям шесть лет тому назад, когда отец в гневе покинул дом, всего через несколько недель после рождения близнецов. Антисоциальное расстройство личности, поставила диагноз мама.

Вернув все на свои места, Кэти заметила свежую каплю крови на туалетном коврике, которая, видимо, принадлежала ей. Выругавшись, она вытерла ее влажной салфеткой. Внизу раздался грохот.

– Эй, – крикнула она, – что это было?

– Мы не знаем! – ответили близнецы.

– Что вы делаете?

– Ничего!

Кэти вздохнула: конечно же. Она переоделась в пижамные штаны и поспешила к ним.

Полтора часа спустя она уложила их в кровать, включила одинаковые ночники, закрыла дверь и снова вздохнула. Наконец она принадлежала самой себе.

Она спустилась вниз, чтобы поработать над эссе для Университета Южной Калифорнии. Все университеты, в которые она подала документы, находились далеко от дома. Ее это радовало. Она любила свою семью, но на расстоянии будет любить еще сильнее.

Ночь вступила в свои права. Кэти включила свет на крыльце и верхний свет на кухне, где работала. Пока она раздумывала над темой эссе: случай, где вы потерпели неудачу – ей понадобилась вся сила воли, чтобы не проверить новости. Она хотела быть там, с остальными. Даже Закари, который пах старыми сигаретами и нестираной одеждой, плевать хотел на оценки и притворялся, что ему пофиг на всех, пришел.

Кэти подозревала, что в действительности ему совсем не наплевать на других, но в его жизни мало людей, которым он небезразличен. Несмотря на невыносимое поведение, он нравился Кэти. Закари был умным и, если бы постарался, мог бы быть на хорошем счету. Грустно думать, что, скорее всего, этого не случится. Вероятно, он вылетит из школы, найдет работу в «Нансе», единственной фабрике города, где собирали станки для пищевых заводов. Или, может, станет батраком, будет очищать кукурузу и кастрировать свиней. В любом случае вряд ли он когда-либо покинет Осборн.

Послышался скрип на лестнице в подвале.

Сердце Кэти подпрыгнуло, и она развернулась на стуле. Рядом с ней гудел холодильник и журчала вода в посудомойке. Двойняшки мирно посапывали в своих постелях. В подвале снова было тихо. Она взяла телефон, напрягла слух, но через минуту положила трубку на место.

Это просто дом.

Она попыталась снова сосредоточиться на эссе, пять раз прочитала свое последнее предложение, но не могла избавиться от странного чувства. Кэти уставилась на дверь подвала.

Еще один скрип.

Она подпрыгнула. Деревянные ножки стула заскрежетали по полу. Ее пульс бешено бился, она схватила телефон и набрала 911.

Набор номера, читалась надпись на дисплее. Набор номера. Набор номера.

Тяжелые шаги послышались на ступеньках. В ужасе Кэти бросилась к двери, чтобы закрыть ее на щеколду. В тот же момент кто-то с другой стороны со всей силы навалился на дверь, чтобы открыть ее.

Они боролись. Дверь открывалась, закрывалась, открывалась. Рука и плечо просунулись в щель, и к ее телу потянулся нож.

Кэти из последних сил надавила на дверь. Последовал еще один мощный удар, Кэти упала, телефон выпал из ее руки и прокатился по полу – в кухню вломился Дэвид Тарстон Уэйр.

На нем были джинсы и спортивный свитер с эмблемой Lion pride. На одежде виднелись следы бирюзовой краски – этим цветом мать хотела покрасить кухонные стулья прошлой весной. Именно эту банку Кэти поставила на подоконник вечером.

Дэвид бросился на нее. Она побежала к столешнице и потянулась к самому большому ножу, когда он ударил ее в плечо. Он выдернул нож, и Кэти ударила его ногой. Дэвид толкнул ее в сторону шкафчиков. Они были примерно одного роста, около метра шестидесяти, и весели одинаково. Но у него было оружие.

Кэти ударила его коленом в пах, но Дэвид успел вонзить нож в верхнюю правую часть ее живота: оба согнулись пополам. Нож глубже вошел в печень Кэти.

Она упала, испуганная и странно тихая.

Дэвид смотрел на нее.

– Почему ты не кричишь? – с любопытством спросил он своим безразличным голосом.

Потому что я не хочу разбудить брата и сестру.

Она ничего не ответила, и Дэвид прикончил ее. У него не было времени ждать.

Он проверил ее телефон, который все еще пытался связаться с полицией. Дэвид оборвал звонок. Копы уже знали, что он рядом. Он был зол. Ему не нравилось спешить. Он вспорол грудную клетку Кэти, нажимая на нож и быстро ломая ребра, и вырвал сердце. Затем положил его на глянцевые брошюры, лежавшие на столе.

Ведь Кэти всем сердцем стремилась попасть в колледж.

Его убийства были ироничными. Никто, кажется, этого не замечал.

За кухонным окном замигали красные и синие огни, через улицу отсюда. Дэвид снял спортивный свитер, который стал идеальным прикрытием: почти все на улице сегодня были одеты в школьные цвета, бросил его и побежал.

Свитер упал на тело Кэти, распластанное на полу.

Глава двадцать четвертая

Испуганные Макани и Олли так и стояли в проходе между рядами, пока офицер Бев не вывела их на улицу. Крис попытался погнаться за Дэвидом, но тот уже исчез.

Макани и Олли давали показания. Снова. Уже было поздно, когда они вернулись в дом Ларссонов, и теперь, сидя за кухонным столом, пытались выйти из состояния шока и стереть ужасный образ тела Калеба из памяти. Крис разговаривал по телефону в соседней комнате.

Олли невидящим взглядом смотрел на плиту.

– Может, нужно было погнаться за ним, – сказал он. – Вдруг мы бы его поймали.

Макани сидела с ногами на стуле, обхватив колени здоровой рукой и опустив голову.

– Он убил Калеба, – сказал он. – Не Закари.

Его слова повисли в воздухе между ними. В полях летали и жужжали ночные насекомые. Китайские колокольчики на крыльце позвякивали.

– Не думаю, что это связано с издевательствами.

Она покачала головой, не соглашаясь с Олли.

– Тогда с чем, черт возьми, это связано?

Ей было страшно признать, что она понятия не имела, как Дэвид выбирал своих жертв. До этого она не осознавала, как сильно ее утешала мысль, что она хотя бы знала, почему на нее напали. На то была причина. Не зная мотивации Дэвида, все они снова находились в опасности.

В комнату вошел Крис, бледный как полотно.

– Произошло еще одно убийство.

* * *

Полуночное небо плакало неожиданным мелким дождиком. Крис переложил свои ноутбук, наручники, блокноты и контейнеры с едой в багажник машины. Макани заняла свободное пассажирское место, а Олли сел сзади.

Они пробыли дома менее тридцати минут. Крису нужно было вернуться на работу, так что он собирался отвезти их в больницу, к бабушке Янг, отказавшись оставлять их одних.

Макани чувствовала себя такой измотанной, что хотелось плакать, но она тоже боялась оставаться одна. Пока бесконечные ряды кукурузы проносились мимо окна – длинные коридоры в густой тьме, – она дрожала от чувства неизвестности: Дэвид мог быть где угодно.

Крис заметил, что она дрожит, и включил печку. Дворники на переднем окне медленно двигались.

– Она написала мне сообщение сегодня утром, – вспомнила Макани.

Он резко взглянул на нее.

– Кэти связывалась с тобой? Зачем?

– Сказала, что волновалась, услышав, что случилось со мной, и всегда готова поговорить. – Что-то оборвалось внутри Макани. – Я ей не ответила.

– Ты часто с ней общалась? Она была твоей близкой подругой?

– Мы вообще не были друзьями, скорее, приятелями. Иногда мы разговаривали в классе, но никогда не переписывались и не проводили время вместе или типа того.

Крис нахмурился:

– Так зачем ей начинать писать тебе этим утром?

– Просто такова Кэти, – Олли, сидевший на заднем сиденье, сразу отмел идею о том, что в этом могло быть что-то странное или зловещее. – Она хорошо относилась ко всем.

– Кто нашел ее? – спросила Макани. Они уже знали, в каком виде убийца оставил ее тело.

– Мама, – казалось, Крису сложно это произнести. – Судя по всему, у нее была ночная смена в больнице, а Кэти не отвечала на телефон, поэтому в перерыве она отправилась домой, чтобы проверить. Младшие брат и сестра Кэти спали наверху.

Макани раньше делала эпиляцию на руках. Теперь волоски встали дыбом, когда она вспомнила ламинированный бейдж. Добрая медсестра, угостившая ее йогуртом с голубикой и присматривавшая за ней, была мамой Кэти.

– Она не могла знать, – Крис казался потрясенным. Может быть, он представлял себя на ее месте. – Сомневаюсь, что она действительно думала, что может что-то произойти.

Дождь продолжал стучать по крыше машины. Возможно, чувствуя, что брату нужно подумать о чем-то другом, Олли попросил его повторить, что известно о местонахождении Дэвида.

После нападения вчера в доме Макани Дэвид пошел вверх по реке, а не вниз, чего полиция не предвидела. Под покровом ночи он вернулся в город и спрятался в кладовке «Грилиз», правильно предположив, что все будут его искать в полях.

Он находился прямо у них под носом все это время.

Сначала полиция была сбита с толку из-за того, как он туда попал, потому что ни одна дверь или окно не были повреждены. Но потом дядя Калеба, владелец магазина, вспомнил, что сделал новый ключ для племянника несколько месяцев назад. Дяде показалось это странным, потому что обычно Калеб не был забывчивым или неаккуратным. Полиция полагала, что Дэвид выкрал ключ и таким образом попал в магазин. Возможно, он вламывался туда не первый раз.

Некоторые члены оркестра, включая Алекс, дали показания, что Калеб репетировал свою речь внутри магазина, а когда вернулся после выступления, заявил, что пропал плюмаж с его шляпы. Возможно, Дэвид украл его, пока Калеб репетировал, и использовал это в качестве приманки.

– Все еще непонятно, почему он не убил Калеба до церемонии, – сказал Крис, не сводя глаз с дороги. – Может, потому, что Калеба хватились бы. И мы также не знаем… – Он замолчал и глянул в зеркало заднего вида на брата.

– Не знаем чего? – спросил Олли.

Казалось, Крис не хотел отвечать:

– Мы также не знаем, может, у Дэвида была не одна цель в магазине.

Напряженное выражение лица Олли выдало Макани, что такая мысль уже приходила ему в голову.

– Мы знаем, что он украл спортивный свитер, – сказал Крис, пытаясь быстрее сменить тему, – который оставил в доме Кэти, прежде чем угнать ее «форд фиеста». Свитер был залит кровью и краской из ее подвала. Мы не знаем, в чем он сейчас, и все еще не нашли его толстовку, и никто не видел, как он покидал район. Все искали пешехода.

– Так он покидает город, – Макани не желала в это верить. Она хотела точно знать его местонахождение. Пока его не поймают, она не сможет чувствовать себя спокойно.

Сквозь пелену дождя они заметили вдалеке два огонька фар.

– Какого цвета машина? – спросил Олли.

– Синего, – тихо ответил Крис.

Фары приближались. Сердцебиение Макани участилось, а Крис сжал руки на руле. Непонятно, что за небольшая машина к ним приближалась. Все задержали дыхание.

Красный «форд фокус».

Они выдохнули. Минуту спустя появились новые фары, и они снова напряглись. Так продолжалось до конца их поездки.

* * *

Бабушка Янг спала под действием сильных успокоительных. Макани и Олли пытались заснуть по очереди на удобном кресле с откидной спинкой, но их разум никак не отключался. Ночь все тянулась, а они наблюдали за машинами на парковке внизу и смотрели на мигающий экран телевизора. Гроза была не сильная, но достаточная, чтобы испортить сигнал.

Громкость телевизора стояла минимальная. CNN часами крутил новости об авиаударах в Сирии, о компании пропавших туристов в Северной Каролине и последних убийствах в Осборне.

Калеб Рандольф Грили-младший.

Кэти Тереза Куртцман.

Одни и те же съемки испуганных горожан крутили снова и снова. Жертвы превращались в цифры, в статистику, с помощью которой Дэвида сравнивали с другими известными серийными убийцами. Он убил двух человек в течение трех часов, несмотря на толпу, находившуюся рядом. Не только Макани чувствовала себя не в своей тарелке; у всего Среднего Запада было жуткое ощущение, что убийца стоит прямо позади них.

Но в больнице дела обстояли еще хуже. Кэти и ее мама стали темой всех разговоров. Невозможно было не услышать тихий плач, сдавленные всхлипы и шепот из комнаты медсестер.

Уже близился рассвет, когда ведущие наконец смогли сообщить новую информацию:

– Срочные новости об охоте на осборнского убийцу, – сказал женский голос.

Несмотря на невероятную усталость, Макани и Олли сконцентрировали все свое внимание, когда ведущая-латиноамериканка продолжила:

– Вы видите съемки с остановки грузовиков возле Бойз Тауна, Небраска, прямо у границы Омахи, в одиннадцать часов прошлой ночью. Неопознанный водитель позвонил в 911, заметив синий «форд фиеста», брошенный на обочине возле остановки грузовиков. Вот что обнаружила полиция, получив запись с камер наблюдения.

Черно-белая видеозапись показывала, как фигура в длинном пальто подошла к грузовой фуре и начала разговаривать с водителем через окно. Хотя из-за старых камер его движения были отрывистыми и распадались на пиксели, Макани видела, что эта зернистая фигура – Дэвид. По телу пробежал тошнотворный холодок. Дэвид забрался в грузовик, и тот отъехал.

– Как видите, – говорила диктор, – грузовик поворачивает направо, а потом исчезает из кадра. Такое впечатление, что водитель возвращается в Осборн.

Макани глянула на Олли. Он был напуган не меньше нее.

– Пока полиция не узнала имя водителя, известно лишь, что машина из Индианы. Неясно, знает ли водитель что-то о личности попутчика.

Вот и все. Новости стали крутить сюжет с начала. Дэвид снова забирался в грузовик, и он опять поворачивал направо. Убийца возвращался домой.

Глава двадцать пятая

Наступил День Всех Святых. Дождь прекратился, но асфальт блестел от воды и масла. Огненный рассвет, достойный Гавайев, озарил небо. Казалось, день, начинающийся с такого прекрасного зрелища, словно смеется над городом, охваченным ужасом.

Макани и Олли ушли из палаты бабушки Янг до того, как она поняла, что они вообще ее навещали. Крис отвез их в дом Ларссонов. В этот раз Макани сидела рядом с Олли на заднем сиденье. Они сцепили все четыре руки. Несмотря на идеальную возможность сбежать, Дэвид решил вернуться домой. Он хотел убить Макани и не смог. А что если он вернулся, чтобы закончить начатое?

– Водителя грузовика остановили сразу за Норфолком ночью, без пятнадцати час, – сказал Крис, делясь с ними новостями. – Кажется, он единственный человек в Америке, не слышавший об облаве. Он заявил, что слушает только христианское радио, а они всю неделю без умолку болтали о новом Верховном суде. Он сказал представителю шерифа, что Дэвид был тихим и вежливым. Он также заметил, что на нем вроде было женское пальто.

Несмотря на то что она видела запись с камер наблюдения, услышанное потрясло Макани.

– Думаю, – сказал Крис, – он все еще в тех же запачканных джинсах и толстовке, поэтому ему нужно было скрыть пятна крови. Скорее всего, пальто принадлежало маме Кэти. Водитель сказал, что высадил его у фермы возле Троя.

Трой находится через город от них. Алекс жила на ранчо прямо за ним.

– Дэвид сказал, что там ферма его родителей. Мы уже опросили фермеров, но они спали. Не видели и не слышали ничего необычного. Других соседей сейчас опрашивают, и отряд обыскивает окружающие поля.

Макани и Олли сжали холодные руки друг друга.

Ничего другого они сделать не могли.

* * *

Холодный осенний воздух трещал, словно заряженный предвкушением чего-то.

Макани и Олли свернулись в спальных мешках на деревянном полу в комнате Криса. От обогревателя волнами шло тепло. С дневным светом, запертой дверью и вооруженным полицейским рядом Макани наконец смогла расслабиться. Ей снились тяжелые сны. Острый нож в одной руке, отрезанный хвостик – в другой. Фигура в капюшоне выскакивает из-за дедушкиных часов. Она будет сражаться с этими кошмарами до конца жизни.

Пока троица спала, в город приехали незнакомцы: новый полк репортеров и целая армии доморощенных детективов, онлайн-ищеек, стремящихся поучаствовать в сенсационном расследовании. Еще к ним пожаловали отвратительные зеваки, лживые экстрасенсы и подвыпившие студенты колледжа, посчитавшие, что будет круто посетить знаменитый кукурузный лабиринт. Оставшаяся без дела труппа «Суинни Тодда» превратила его в кукурузный лабиринт с призраками, и Мартины обещали сделать пожертвования семьям погибших из этих денег.

– Учитывая, что убийца все еще на свободе, лабиринт кажется еще страшнее, – сказал ученик в алой спортивной кепке в разговоре с репортером. Его товарищи по колледжу кричали позади него в камеру. – Ну и, сами понимаете, благотворительность.

Приехала даже Национальная гвардия. Она должна была охранять футбольный матч, чтобы горожане осмелились прийти. Парковочных мест возле школы не осталось. Автопикник начался рано. Игры плей-офф не останавливали из-за предупреждений о торнадо и их не отменят из-за серийного убийцы.

И все эти события Макани, Олли и Крис проспали.

* * *

Телефон Криса зазвонил, когда солнце почти опустилось за горизонт. Макани с трудом села и прислонилась к кровати, вытаращив глаза на дверь. Она была все еще закрыта.

– Ага, – сказал Крис в трубку.

Олли вылез из спального мешка, чтобы присесть рядом, стараясь не задеть ее раненую руку.

– Черт, – выдохнул Крис. – Ладно, скоро увидимся.

Макани спряталась в объятьях Олли, когда телефон с глухим ударом упал на кровать над ними. Крис снова вздохнул.

– Что такое? – спросил Олли.

– Ничего. Ничего нового, – пояснил Крис. – Просто не стоило так долго спать.

– Тебе нужно уехать?

– Ага, – он свесил ноги с кровати рядом с Олли. – Мне нужно отправиться в Трой, а это в противоположной стороне от того места, куда надо вам. Мы поедем на разных машинах, но одновременно. Вы едете прямо в больницу, хорошо? И остаетесь там, пока я не скажу вам уезжать.

Макани и Олли кивнули.

– Я проверю дом на всякий случай. – Крис встал, поднимая пистолет с ночного столика. – Сейчас вернусь. Ждите здесь. – В дверном проеме он обернулся. – У вас есть телефоны?

Они уже держали их в руках.

Крис исчез в коридоре. Под глазами Олли залегли темные круги.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Нет. А ты?

– Нет, – он улыбнулся, и она издала слабый смешок.

Спальня Криса была в таком же беспорядке, как и комната Олли. Пакеты из «Соника» валялись повсюду, а перед шкафом выросли горы одежды. Вещи были чистыми, но валялись как попало. На стене висели три пыльные гитары: одна акустическая, две электронные. Под ними стоял усилитель, на котором высились стаканчики из-под кофе и лежала почта.

Доски наверху скрипели, пока Крис перемещался из комнаты в комнату. Взгляд Макани снова вернулся к двери.

– Здесь такой хаос.

– Настоящий бардак, – сказал Олли.

Она задержала дыхание, когда шаги отправились в ванную.

– То есть, – сказал он, – я проспал возле тебя весь день и ни разу не подумал о сексе.

Макани не повернула головы, но метнула на него недовольный взгляд.

Он ухмыльнулся:

– Вру.

Деревянные ступени застонали, когда Крис стал осторожно спускаться вниз. Макани покачала головой, но на губах появилась слабая улыбка. Они напрягли слух.

Ждали.

Внезапно внизу раздался крик, а за ним последовал грохот. Макани ахнула и вся сжалась, а Олли прижался к ней в ужасе. Слышен был неясный шум, потом что-то опустилось на пол.

– Сквидвард! – воскликнул Крис. – Черт! Ты испугал меня.

Олли смущенно отстранился от Макани, но она чувствовала, что он испугался больше за своего брата, чем за себя. Она гадала, испытывал ли он страх каждый раз, когда Крис уходил на работу. Наверное, это так тяжело.

Несколько секунд спустя Крис вернулся.

– Простите. – Он выглядел смущенным. – Все нормально. Выходим через пятнадцать минут, ладно?

Пятнадцать. Цифра удивила Макани. Они явно не привыкли к девушке в их доме. Она поспешила умыться, переодеться и поняла, что время сборов увеличили ради нее, когда братья были готовы меньше, чем через десять минут.

Олли протянул ей горячий тарт, пока она садилась в машину. Она проглотила его почти целиком. Выехав на шоссе, они разъехались с Крисом.

– Что за… – пробормотал Олли.

Макани подняла взгляд от сообщения на телефоне. Противоположная полоса дороги стояла в пробке. Очередь из грязных машин, грузовиков и жилых автофургонов растянулась до горизонта, а одинокий рыжеволосый работник флажком указывал им на парковку у кукурузного лабиринта.

– Он всегда так забит в пятницу вечером? – спросила она.

– Никогда, – ответил Олли.

Машины были наполнены людьми. Шум голосов и громкая музыка доносились сквозь опущенные, несмотря на низкую температуру, стекла. Макани смотрела на них с явным недовольством.

– Люди сошли с ума. Они думают, что это все игра.

На другой стороне лабиринта сосед Олли пытался выехать со своей подъездной дорожки.

– Это займет какое-то время, – сказал он.

Макани написала друзьям, сообщила новости и сказала, куда едет. Важно знать, где все находятся прямо сейчас. Дэрби был дома, а Алекс – в школе, с оркестром. Но не успела Макани отправить сообщение, телефон завибрировал. Пришел ответ от Алекс:

Я психую.

Макани нахмурилась:

???

Слишком много людей. Все забито. Не могу дышать.

твои родители могут вернуться и забрать тебя?

Они думают, что в толпе безопаснее! Я напомнила им о Калебе и мемориале, но они не слушали. Мне страшно. Мне очень страшно!!

Олли наблюдал за ней краем глаза:

– Что происходит?

– Алекс. Кажется, у нее паническая атака.

Он был в ЧЕТВЕРТИ МИЛИ от моего дома прошлой ночью. Теперь кажется, что он здесь. Я не могу. Я СЕРЬЕЗНО НЕ МОГУ ЭТО СДЕЛАТЬ!!!

– Ей нужно, чтобы мы за ней приехали? – спросил Олли, когда появилось еще одно сообщение от Алекс:

Вы сможете приехать за мной?

уже едем,

написала Макани и поставила сердечко.

Давайте быстрее,

ответила Алекс с кричащим эмодзи.

* * *

Стадион был полностью забит, и ветер относил крики, звуки марширующего оркестра и весь шум в центр Осборна. Пока их машина проезжала мимо Ореховой улицы, Макани с тоской взглянула в сторону бабушкиного дома, хоть его не было видно отсюда.

Яркие прожекторы футбольного поля пронзили сумерки. Алекс ждала их у передних ворот. Вся территория была забита, но она стояла одна.

Олли открыл двери, опустил окно и помахал ей. Запах дешевого шоколада наполнил машину. Традиционное выпрашивание сладостей, намеченное на завтра, отменили, но кто-то предложил принести конфеты на игру. Дети в костюмах бегали во всей этой суматохе, собирая сладости в наволочки и пластиковые оранжевые тыквы. Подросткам и взрослым запретили носить костюмы – в страхе, что Дэвид может скрываться под одним из них, – так что вместо этого все оделись в алое и золотое.

Местных болельщиков было так много, что они сидели и на гостевых трибунах. Чирлидеры подзадоривали их «Ревом льва», школьной кричалкой, а мощный топот ног отдавался эхом от металлических трибун.

Двое представителей Национальной гвардии стояли прямо за основным забором, закрытым цепью. На них была военная форма, а в руках – штурмовые винтовки. Считалось, что благодаря им все будут чувствовать себя защищенными, но Макани ощущала лишь неприятную, нервную дрожь.

Алекс запрыгнула на заднее сиденье со своей трубой. Ее плюмаж зацепился за дверной проем, и шляпа съехала набок.

– Ой, – она отстегнула ремешок, сорвала шляпу и сердито посмотрела на плюмаж. Может, она его боялась?

– Ты в порядке? – спросила Макани.

Глупый вопрос. Алекс захлопнула дверь:

– Поехали!

– У тебя не будет неприятностей? – спросил Олли.

– Пошло оно к черту, – ответила Алекс. – Пошло все к черту. Я не могу играть бодрый командный гимн и притворяться, что вас, ребята, не пытались убить. Не могу притворяться, что парень, который мне нравился, лидер нашего оркестра и еще трое одноклассников были зверски убиты. И не могу притворяться, что лузер, сделавший это, все еще на свободе!

Этих объяснений оказалось достаточно для Олли. Он отъехал от края тротуара. Макани отстегнула ремень и переползла на заднее сиденье, где Алекс пыталась расстегнуть свою красную униформу. Макани помогла ей с потайными пуговицами, о которых подруга забыла, а потом с жакетом. Алекс отбросила его. Она была на грани истерики.

Макани поискала в карманах салфетки, и тут зазвонил телефон. Дэрби решил не писать на этот раз.

– Все нормально? – спросила Макани.

– Включи громкую связь, – потребовала Алекс.

– Я в порядке, – сказал Дэрби. Макани нажала на кнопку, и его голос зазвучал в салоне. – Я звоню, потому что за рулем.

– Это небезопасно, – сказал Олли, а потом поморщился, не желая быть занудой.

Макани гадала, была ли его реакция вызвана слишком большим количеством историй об авариях от Криса. Или, может быть, любая авария напоминала ему о родителях. Она пристегнулась и попросила Алекс поступить так же.

– Знаю, но я только что получил ваши сообщения, – пояснил Дэрби. – У меня не ловил сигнал из-за всех этих проклятых туристов. Алекс с вами?

– Я здесь! – сказала Алекс. – Ты где?

– Я ехал забрать тебя. Проезжаю «Доллар Дженерал» прямо сейчас.

– Мы уже почти возле больницы, – сказала Макани. – Встретимся на парковке.

Хетчбек Дэрби подъехал к ним меньше чем через пять минут. Дверцы распахнулись, и Алекс и Дэрби бросились друг другу в объятия. Они обнимались вечность.

Макани забралась назад на пассажирское место и поднесла руки к решетке обогревателя. Олли повысил температуру.

Дэрби с Алекс сели на свободное заднее сиденье. На Дэрби были старомодное спортивное твидовое пальто с настоящими заплатками на локтях, рубашка на пуговицах и свитер. Он щелкнул подтяжками, такими же, как у униформы Алекс.

– Нет, только посмотрите на это! Она пытается украсть мой образ.

– Ты запер свою машину? – спросил Олли.

Вопрос сразу же снова испортил настроение.

Дэрби заверил его:

– Она закрыта.

Они замолчали, осматривая окрестности. Парковка была почти пустой. Через несколько секунд Макани сказала:

– Время на исходе.

Никто не возразил ей. Дурное предчувствие, витавшее в машине, удручало.

– Я не могу просто сидеть здесь, – сказала она. – Может, он ищет меня.

Алекс согласилась:

– Он убивает быстрее и быстрее, и раз все, кто не пошел на матч, ищут его, он наверняка чувствует, что должен завершить свой дурацкий план, прежде чем его поймают.

– Если бы мы знали, над кем еще проводили психологические манипуляции, – сказала Макани.

Олли смотрел не мигая на лобовое стекло.

– Хэйли, Мэтт, Родриго, ты, Калеб, Кэти. Где настоящая связь?

– Отдельные группы? – Дэрби колебался. – Никто из них вместе не гулял, но у каждого была уникальная социальная группа. Может, Дэвид чувствовал себя одиноким. Словно не принадлежал ни одной из них.

– Только вот он принадлежал, – сказала Алекс.

Дэрби пожал плечами:

– Знаю, но в этой версии что-то есть. Пока что он выделил по человеку из каждой.

– Мне все еще кажется, что он убивает самых талантливых учеников, – сказала Алекс. – Или амбициозных. Или тех, кто выделяется из толпы. Может быть, вы все заставляете его чувствовать себя ниже по статусу, и таким способом он хочет перестать быть невидимкой.

Поскольку никто не стал спорить, Алекс продолжила:

– Кто еще кажется выдающимся? Кто стоит впереди всей толпы и попадает в заголовки или побеждает в соревнованиях?

– Черт, – тихо сказал Олли. Выражение его лица стало серьезным. – Помнишь тот день, когда в школу мало кто пришел кроме нас?

Он все еще смотрел перед собой, но Макани знала, что вопрос адресован ей.

– То есть в среду? Два дня назад? В тот день, когда на нас напали?

Эта мысль парализовала его. Олли попытался выйти из этого состояния.

– Да. Но помнишь ту мою неудачную шутку? Стэнтон объявил, что Розмари Холт выиграла скачки вокруг бочек, а потом я сказал, что ей нужно вести себя осторожнее.

Вспомнив это, Макани в страхе прикрыла рот ладонью: она аплодировала Розмари, благодарная хотя бы за какие-то хорошие новости.

Дэрби беспокойно поерзал:

– Розмари уже давно побеждает в таких мероприятиях.

– Да, – сказал Олли.

– О боже, – казалось, что Алекс сейчас стошнит. – Что нам делать?

Крис ответил после первого же звонка. Олли повторил их теорию, но его быстро оборвали. Он нахмурился, слушая.

– Да, мы в порядке, – сказал он. – Да, ладно…

Олли уставился на телефон:

– Он бросил трубку.

– Почему? – спросила Макани. – Что на этот раз?

– Им позвонил еще один водитель грузовика, подвозивший Дэвида. Парень только что увидел его в новостях и узнал. Этот новый водитель сказал, что, судя по всему, подобрал Дэвида почти сразу после того, как первый водитель высадил его, и Крис сказал, что он знал точное местоположение. Это чистая случайность, что никто из водителей не знал, кто он.

Сердце Макани упало. Каковы были шансы?

– Этот парень говорит, что высадил Дэвида на другой стороне Осборна. Полиция направляется туда прямо сейчас. Они думают, что он пробирается назад в город через поля. Считают, что он отправится на стадион, чтобы атаковать там.

Алекс ухватилась за спинку сиденья Макани и грубо потрясла его:

– Я так и знала!

Макани положила ладонь на руку Алекс, чтобы успокоить ее:

– Это непохоже на его метод.

– Шутишь? Что еще так всколыхнет город, как не нападение во время матча плей-офф?

– Что Крис сказал насчет Розмари? – спросил Дэрби.

Олли нахмурился:

– Думаю, когда мы ошиблись насчет Закари, то упустили свое преимущество.

– Нужно предупредить ее! – воскликнул Дэрби.

Олли уже пролистывал свой список контактов в телефоне. Он поймал взгляд Макани и объяснил:

– Соседка. Ее семья живет на другой стороне кукурузного лабиринта.

Конечно. Все в Осборне связаны друг с другом. Макани подавила свою несвоевременную ревность, когда звонок сразу переключился на голосовую почту.

– Привет, это Олли Ларссон. Позвони мне, как только услышишь это сообщение. Это срочно. Все нормально, просто перезвони мне.

Макани уставилась на него, ее глаза были широко распахнуты от страха:

– Что теперь?

Его голос зазвучал тверже.

– Все пристегните ремни. – Олли повернул ключ зажигания и вдавил педаль газа до упора.

Глава двадцать шестая

Лошадь пронзительно заржала и пнула копытом свежие опилки.

– Ш-ш, – Розмари Холт успокаивающими движениями водила щеткой по шее игреневой кобылы. – Они всего лишь компания тупых зевак. Бояться нечего.

Свет пульсировал, музыка завывала. Взрывы буйного смеха доносились с кукурузного поля и слышались даже в конюшне на краю фермы Холтов. Обычно жизнь рядом с туристическим аттракционом не сильно раздражала. Но сегодня вечером территория кишела пьяными батраками, студентами и студентками из университетских братств. Все хотели по-настоящему испугаться. Словно Дэвид Тарстон Уэйр был городской легендой, которую рассказывают у костра, а не настоящим убийцей на свободе.

В соседнем стойле Кэш бил копытами в нервном возбуждении. В лабиринте никогда раньше не было столько света или музыки ночью.

– Мне тоже это не нравится, дружок, – проворчала она, испытывая новый прилив злости на Эммета за то, что оставил ее работать.

В детстве им подарили по кватерхорсу[25]. Эммет выбрал вороного и назвал его в честь «Человека в черном»[26]. Имя оказалось пророческим, потому что отражало его отношение к Кэшу – как к аксессуару, с которым круче выглядишь. В основном о нем заботились Розмари с родителями.

Розмари всегда мечтала о лошади. Еще в детстве ее не интересовали книги или фильмы, в которых не было хотя бы одной лошади. Свою она назвала Лунный Свет, в честь любимой лошади из книжки. Хотя ее любимица была не золотистой, а светлого коричнево-рыжего цвета, да и хвост и грива у нее были не белыми, а соломенными, Розмари верила, что она была таким же верным другом, как и Лунный Свет Аланны[27]. Повзрослев, Розмари все еще помнила, как много это имя значило для нее.

– Ладно, девочка. – Она похлопала лошадь и обошла ее сзади, а потом бросила щетку в пластиковое ведро для скребниц.

– Почти закончила. Принесу тебе сена.

Розмари открыла задвижку и взяла ведро. Затем закрыла раздвижную дверь за собой и поставила ведро, чтобы взять вилы, стоявшие внутри одного из пустых стойл.

Конюшня пахла невероятно знакомо: опилки, сладкий корм, старая кожа, хотя слышался и резкий запах аммиака. Запах мочи всегда был сильнее после уборки, но за час он почти исчезнет. Ее резиновые сапоги беззвучно ступали по специальному покрытию на полу.

Розмари и Лунный Свет были хорошей командой. Они начали тренироваться в скачках вокруг бочек, когда ей было восемь, а выступать – когда ей исполнилось девять. Чемпионат по родео округа Слоан использовал традиционную схему из трех бочек, расставленных в виде листа клевера. На этих соревнованиях важно было время, и если участник сбивал бочку, то получал штрафных пять секунд. Некоторые родео также штрафовали за головные уборы: требовали двадцать пять долларов, если с участника спадала шляпа.

Лунный Свет редко врезалась в бочку. А Розмари никогда не теряла шляпу. Но ей не удалось избежать травм. Год назад она сломала правую руку, соскользнув со спины лошади во время езды без седла. А всего два месяца назад подпруга лопнула, когда она висела вниз головой, несясь на полном галопе во время джигитовки. Это было очень странно. Подпруга была довольно новая. Розмари чуть не сломала себе шею.

Несчастный случай испугал ее, но не остановил. У нее были соревновательный дух и упрямство. Она быстрее соперников и потому готова участвовать в национальных соревнованиях.

По дороге в темное стойло Розмари напугал разрывающий уши крик. Она остановилась и прислушалась.

Да. Смех.

Она сжала челюсти, понимая, что один из этих ржущих придурков – Эммет. «Надеюсь, ты хорошо проводишь время», – с горечью подумала она. Он приехал из университета Небраски в Линкольн на выходные и должен был помогать ей здесь, но, когда узнал, что некоторые из его школьных товарищей тоже в городе, бросил ее ради них. Родители отправились на футбольный матч, чтобы поддержать ее кузена, играющего в команде.

Розмари в полной темноте потянулась к вилам, но рука схватила лишь воздух. Продвигаясь наощупь вдоль деревянной стены все глубже и глубже в денник, она наконец нащупала черенок в дальнем углу.

Она схватила его и повернулась назад к свету.

Ведра не было.

Момент замешательства – биение испуганного сердца, – а потом ей в ноздри ударил незнакомый запах. Запах немытого тела еще одного человека.

* * *

Бывшая патрульная машина вырвалась из Осборна, но, выехав на шоссе, резко затормозила, чтобы избежать столкновения.

Макани глянула на спидометр. Они ехали медленнее, чем допускали правила.

– Какого черта? Давай быстрее!

Олли крепко сжимал руль.

– Такое все время происходит. Люди смотрят в зеркало заднего вида и считают, что я коп.

На заднем сиденье Дэрби пытался дозвониться до Розмари, но сотовые вышки были перегружены. Звонки или сразу переключались на голосовую почту, или вообще не проходили.

Олли выехал на встречную полосу. Они объехали машину, и он вернулся обратно. С каждой милей он нарушал правила все больше и больше.

Меньше чем через минуту все повторилось снова. Макани и Алекс застонали.

– Просто я очень спешу, – оправдывался он, сжимая зубы и объезжая следующую машину.

Снова проверили спидометр – они уже слишком сильно превышали.

– Никто меня не остановит сегодня вечером. Вся полиция в другом конце города.

Макани нравилось, что Олли был аккуратным водителем. Но сейчас она была благодарна ему за то, что он чувствовал срочность ситуации.

Она мрачно улыбнулась:

– Я не жалуюсь.

* * *

Розмари знала, что ароматы могут успокаивать, но впервые почувствовала запах, испугавший ее. Кислая вонь немытого тела била в нос. Это был незнакомый мужской запах.

Худая фигура появилась рядом со входом в денник. На нем было странное пальто, а в руках – ведро со скребницами.

У Розмари затряслись коленки.

Дэвид Тарстон Уэйр поставил ведро на землю. Ему оно было не нужно. Он хотел показать, что это он забрал его. Дэвид скинул пальто и остался в толстовке, о которой Розмари слышала в новостях. На камуфляжной ткани были видны коричневые пятна – запекшаяся кровь.

Он достал нож из чехла на поясе. Лезвие сверкнуло. Всматриваясь в темноту стойла, он ударил ногой по ведру. Инструменты зазвенели.

– Они бы тебе не помогли, – он пошел вперед. – Но все лучше, чем ничего.

Розмари крепче вцепилась в вилы и бросилась на него.

* * *

Движение полностью остановилось. Гавайи были печально известны своими непроездными дорогами с двумя полосами, и нередко можно было плестить за туристом, ехавшим на минимальной скорости. Но Макани никогда не испытывала такой гнев на дороге, как сейчас.

– Ее дом прямо там, – Олли сердито махнул на обычное одноэтажное здание прямо перед кукурузным лабиринтом. Дом находился в некотором отдалении от дороги.

Дэрби и Алекс потянулись к ремням безопасности.

– Мы туда добежим, – сказала Алекс.

– Нет! – Ярость Макани превратилась в панику. – Не расходимся! Мы должны держаться вместе!

– Согласен, – сказал Олли, пока машина медлено продвигалась вперед.

– Но мы не можем просто сидеть здесь, – сказала Алекс. – Вдруг Дэвид уже там!

Дэрби попытался успокоить ее.

– Скорее всего, он в городе. Думаю, все хорошо.

Алекс вскипела:

– На чьей ты стороне?

Олли вытянул шею, чтобы увидеть конец затора. Проехал пикап, а потом Олли резко повернул и помчался по встречной полосе.

Фура ехала прямо на них.

Они закричали. Грузовик просигналил. Олли выехал прямо на обочину и продолжил движение. Грузовик пронесся мимо, а другие водители стали жать на клаксоны, выкрикивая оскорбления, пока патрульная машина неслась вдоль дороги, поднимая клубы пыли в ночное небо. Машина подпрыгивала и дребезжала, тряслась и раскачивалась.

– О боже мой, о боже мой, о боже мой, – повторяли одновременно Макани и Дэрби, пока Алекс кричала, испытывая что-то среднее между страхом и восторгом.

Они наконец въехали на подъездную грунтовую дорожку Холтов. Машина поехала тише, а потом, когда они набрали скорость, снова начала подпрыгивать. Макани показала на маленькое здание вдали от главного дома. Там горел свет.

– Туда! – сказала она.

– Держитесь, – предупредил Олли, перед тем как съехать на пастбище.

Макани, Дэрби и Алекс снова закричали.

– Там была чертова дорога! – сказала Алекс.

– Прости! – ответил Олли, пока машина неслась по траве к конюшне. – Меня понесло!

– Что ты делаешь? – кричал Дэрби.

Алекс кричала изо всех сил.

– Лучше бы нам оказаться правыми!

* * *

Розмари выросла на родео. Она была крепкой и не собиралась позволить жалкому парню с ножом убить себя.

Дэвид, казалось, удивился надвигающимся на него вилам. Он увернулся, но недостаточно быстро. Длинный зубец вонзился ему в бок. Он закричал от шока и боли.

Пораженная тем, что попала, Розмари с хлюпаньем выдернула вилы из его тела.

Он отшатнулся назад.

– Вот так! – сказала Розмари. Она продолжала на него кричать, но не понимала, что говорит. Сложно было поверить, что это вообще происходит в реальности.

Дэвид выбежал из конюшни, прижимая руку к кровоточащему боку.

Лошади ржали и били копытами, пока она раздумывала, что делать дальше: дождаться сигнала сети и вызвать полицию или сперва пойти и убедиться, что Дэвид за ней не вернется.

Розмари так крепко сжала черенок, что руки онемели. Она сделала осторожный шаг вперед. Еще один. И еще один.

Когда она дошла до дверей конюшни, из темноты высунулась рука и ухватилась за вилы. Розмари закричала, пытаясь вернуть контроль над ситуацией.

Дэвид потянул ее к земле. Он зачем-то скинул свой нож и теперь пытался поднять его.

Черта с два у него получится!

Розмари вырвала вилы из его хватки. И тогда увидела, что прямо на них несется машина с включенными фарами.

Оба были шокированы, но Дэвид очнулся первым. Он схватил нож и нанес удар. Лезвие распороло ей правое бедро. Она ударила его по спине вилами. Увидела, как он согнулся пополам, а потом все залил ослепительный белый свет.

Больше она ничего не увидела.

Глава двадцать седьмая

Прожектор патрульной машины Олли прорезал яркую дыру в черном пейзаже. Всего в нескольких футах от них склонились Дэвид и Розмари. Они сцепились в смертельной схватке.

– Я передумала, я передумала, – сказала Алекс. – Лучше бы мы ошиблись!

Макани распахнула дверь и бросилась вперед. Позади открылись три другие дверцы.

Дэвид вывернулся и оказался позади Розмари, обхватив ее рукой за шею, и поднес нож к ее горлу.

На круглом лице Розмари отображалась ужасная мука. Макани видела ее испуганные глаза. Длинные прямые волосы девушки свесились на одну сторону, пока она пыталась удержаться на одной ноге. Рукой она зажимала рану на другой ноге.

Все произошло в одну секунду.

Алекс заорала на Дэвида. Вместе с Розмари он повернулся в направлении ее визга, оставив неприкртой спину для Макани. Она прыгнула на него. Все свалились на землю, и Розмари закричала. Все смешалось в клубок, и кто-то начал разнимать дерущихся, но Макани не могла понять, где руки друзей, а где – убийцы. Еще один крик прорезал ночь.

Дэвид выбрался из кучи тел. Он повернул голову, и его глаза вспыхнули, когда он узнал Макани. Она оказалась в ловушке.

Дэвид был в меньшинстве, поэтому он бросился бежать.

Розмари лежала, свернувшись на земле. Макани коснулась ее неподвижного плеча, готовясь к худшему. А потом та подняла глаза.

– Слава богу! – Макани начала плакать. – Ты в порядке.

– Только нога ранена. Больно двигаться, – Розмари пребывала в некотором шоке, но показала на рану в бедре. – Как вы узнали…

Дэрби, сдавленно всхлипнув, упал на колени. Сначала Макани подумала, что он ранен. Но он смотрел на Алекс. Макани подползла ближе.

– Нет. Пожалуйста. Нет.

Начался снег. Или, может быть, он шел все это время. Макани внезапно почувствовала холодную влагу на щеках. Она подняла взгляд и увидела, как Дэвид исчезает в лабиринте. Крупные снежинки падали в свете прожектора и фар машины.

Олли стоял, замерев над ними, будто снова оказался в «Грилиз», пытаясь решить, остаться или побежать за преступником. Казалось, Земля остановилась.

А потом у Дэрби вырвался душераздирающий крик, и Макани поняла. Они все поняли.

Макани потянулась к Дэрби, а Олли бросился в лабиринт. Дэрби трясло в истерике, он тянулся, чтобы прикоснуться к Алекс, и отдергивал руку в страхе. На ее шее виднелся такой широкий и глубокий порез, словно голова была почти отсечена.

Кожа Макани покрылась испариной. Тошнота подступила к горлу.

Розмари подползла к ним и в шоке отвернулась.

– Позвоните в полицию, – сказала Макани, поднимаясь на ноги. Она встала лицом к огромному лабиринту. Порывы ветра качали и трясли стебли кукурузы. Олли нырнул туда. В лабиринте полно людей. Но она не могла позволить ему остаться один на один с Дэвидом. Копы были на другом конце Осборна, они прибудут слишком поздно.

Розмари вскрикнула от удивления, судя по всему, обнаружив пропущенные звонки на телефоне.

– Он ищет сигнал, – сказала она с досадой.

Макани кивнула Розмари и Дэрби:

– Оставайтесь вместе.

– Ну уж нет. – Дэрби вскочил на ноги, вытирая слезы рукавом. – Я иду с тобой.

Макани не протестовала. Они побежали сломя голову.

Сломанные стебли указывали след Дэвида и Олли. Внешняя стена лабиринта была шириной в дюжину стеблей, и сухие листья хлестали и царапали кожу Макани. Снег, опустившийся на поле, снова взмывал в воздух. Беспорядочно вспыхивал свет. Гремела зловещая музыка. Рядом раздались крики, и грудь Макани сжалась, но потом последовал смех. Просто пара друзей наткнулась на костюмированного гуля[28].

Она выскочила из стеблей. Троица закричала, перепугавшись до чертиков. На одном из них была камуфляжная толстовка. Макани отшатнулась, но Дэрби, появившись сзади, успел подхватить ее. Парень в толстовке снова закричал, но двое других уже смеялись. Они думали, что столкнулись с шуткой лабиринта: с призраками.

Макани снова взглянула на парня.

Это был костюм Дэвида Уэйра. Парень держал в руке пластиковый нож. Она постаралась подавить ярость, чтобы предупредить их.

– Вам нужно выбираться отсюда. Здесь небезопасно! – Она показала на сломанные кукурузные стебли. – Там двум девушкам нужна ваша помощь!

Парень в толстовке ухмыльнулся:

– О-о-о.

– Вы не понимаете, – сказал Дэрби. – Дэвид внутри лабиринта. Он только что убил мою лучшую подругу.

– О-о-о, – снова сказала троица, теперь громче. Они потрясли руками, делая вид, что испугались.

Макани не могла больше тратить на них время.

– Куда они побежали?

Дэрби догадался посмотреть на землю. Упавшие початки кукурузы были похожи на почерневшие зубы и засохшие головы, рыльца свисали, как свалявшиеся волосы. Дорожка была не такая грязная: по ней разбросали солому – но следы от двух пар бегущих ног были явно видны.

Он показал:

– Туда!

Следы вели вглубь от того места, где Макани и Дэрби вошли в лабиринт.

– Идите туда! Вы найдете их, – крикнула Макани троице и вместе с Дэрби побежала вглубь лабиринта. Когда они обогнули угол и оказались вне поля зрения, Макани услышала, как один из них сказал:

– Почему они были не в костюмах?

Они шли по двойным следам, поворот за поворотом. Каждый раз, когда кто-то кричал, Макани подпрыгивала. Резкий поворот направо, и на них выскочил подросток, залитый кровью, с бритвой в руке. Макани и Дэрби закричали и отпрянули в сторону. Но он был одет в викторианский костюм, а бритва оказалась ненастоящей.

– Вы нашли старого Суинни, – сказал мальчик с грубым акцентом, напоминающим нечто среднее между кокни и австралийским произношением. – Но узнаете ли вы его секрет?

Брови Дэрби поползли вверх, когда он узнал парня:

– Джонатан?

– Нет тут никого с таким именем, дружище. Меня зовут Тодд, Суинни Тодд, и…

– Джонатан, – Макани не знала, кто такой Джонатан, но он явно был из театрального кружка. – Ты видел их? Видел Дэвида или Олли?

Джонатан сразу же перестал играть. Даже в ярком пульсирующем свете под густым гримом она увидела, что он поверил, а потом на его лице отразился ужас.

– Дэвид Уэйр здесь?

– Ты должен предупредить остальных! Нужно всех вывести отсюда! – сказала Макани.

– Давай, – сказал Дэрби. – Иди!

Джонатан бросился прочь, а Макани и Дэрби побежали дальше по следу.

– Выбирайтесь из лабиринта, – кричали они всем. – Сейчас же выбирайтесь отсюда! Здесь Дэвид!

Никто не относился к их словам серьезно. Они или принимали Макани и Дэрби за актеров, или за надоедливых, бесчеловечных подростков.

Снег пошел сильнее. Хлопья падали и кружились вокруг. Макани нагнулась, чтобы рассмотреть следы сквозь белую пелену. Она уже отчаялась, что они бегут по ложному следу, но прорвашись сквозь очередную стену из стеблей кукурузы, увидела Дэвида и Олли. Они сцепились в схватке, как когда-то в средней школе.

Дэвид был сверху, но Олли как-то удалось схватить его за запястье. Нож трясся в руке Дэвида, но он не выпускал рукоятку.

Макани снова закричала и побежала к ним. Дэвид встретился с ней глазами как раз, когда она ударила его ногой в лоб. Его мышцы расслабились. Он откатился, а Олли отполз прочь. Оба были в грязи.

Макани встала между ними. Дэрби закричал, раздался еще один голос и Макани сбили с ног.

Дэвид стоял над ней, занеся нож.

Она закрыла глаза, когда лезвие стало приближаться к ее сердцу.

Вдруг кровь пролилась на голову и лицо Дэвида. Они вскрикнули, и его хватка ослабла. Кто-то поднял ее на ноги и крепко держал, обхватив за талию.

– Я не знала, что еще сделать! – раздался дрожащий голос.

Макани вытерла кровь с глаз. Высокая девушка в прямоугольных очках и викторианском платье держала ведро. Брук. Лучшая подруга Хэйли. Кровь стекала между губ Макани, и она почувствовала ее сладкий вкус. Кукурузный сироп.

Сердце бешено стучало. Олли.

Она сжала его руку. Он прижал ее крепче к себе.

Дэрби встал между ними и Дэвидом. Брук попятилась к дальним кукурузным стеблям, пока Дэвид вытирал ненастоящую кровь с лица. Он смахнул ее в отвращении и ухмыльнулся Дэрби.

– Это мог быть ты.

– Что? – произнес Дэрби.

– Прежде чем она переехала сюда, – Дэвид указал ножом на Макани, – я раздумывал над твоей кандидатурой.

Дэрби уже почти плакал:

– Я не понимаю.

В голосе Дэвида было больше эмоций, чем обычно. Он казался рассерженным.

– Ты хочешь убраться отсюда, но твои корни крепкие. Вот она уедет.

– Ты не хочешь, чтобы мы уезжали? – слова Дэрби прозвучали как мольба. – Мы не уедем. Мы останемся. Мы можем тебе помочь. Как нам тебе помочь?..

Дэвид сделал выпад, и Дэрби упал на землю.

Макани закричала. Дэрби валялся на земле, прижимая руки к ране на груди, откуда хлестала кровь. Олли встал перед Макани, чтобы защитить ее, а потом бросился на Дэвида. Но тот решил атаковать первым.

Крик Олли раздался у Макани над ухом. Лезвие вошло в плоть и вышло, словно нож в масло. Макани почувствовала горячее дыхание Олли на шее. Он свалился на землю, и Макани закричала.

Еще один удар в грудь. Серьезный. В сердце, а может, задеты легкие.

Ее крики превратились в частые всхлипы. Компания подростков появилась из-за поворота и завизжала. Дэвид повернулся, но Брук отпихнула их, загоняя назад в лабиринт.

Макани дрожала, стоя посреди этого ужаса, а Дэвид смотрел на нее, словно хищник на жертву. Выражение его лица было спокойным, с головы стекало красное месиво – театральная кровь смешивалась с настоящей. Он взмахнул ножом. Кровь была повсюду.

Ужас наконец начал распространяться по лабиринту. Если кукуруза была океаном, то крики были волнами. Обезумевшие, перепуганные люди продирались сквозь сухие растения.

Но Олли и Дэрби перерастали шевелиться.

Олли и Дэрби были мертвы.

– Что за черт? – тихо и устало произнесла Макани. Она заплакала. Ее вопрос был риторическим, и она не думала, что Дэвид ответит.

– Все дело в том, – неожиданно сказал он, – что тебе полагалось умереть два дня назад, а у меня должна была быть еще неделя. Но я справился. Почти все успел. И теперь мы здесь, вскоре приедут копы. Хорошо, что ты станешь моей последней жертвой.

Он подошел к ней, прижал к декорации из тюков сена, тыкв и скелета в викторианском корсете с рюшками.

– Ты тут останешься навсегда, сказал он. – А я уеду.

– В тюрьму, – ответила она.

– Я и так ждал, когда смогу сдаться. Но своего добьюсь.

Он действительно хотел, чтобы его поймали.

– Так все из-за славы? – спросила она. – Ты хотел убить так много людей, чтобы стать еще одним Гейси? Или Дамером?[29]

– Те придурки убивали ради сексуального удовольствия.

– А ты убиваешь ради веселья?

– Это не веселье, – сказал Дэвид, занося нож над головой. – Я просто делаю то, что должен.

Глава двадцать восьмая

Макани увернулась, и нож попал в тыкву за ее головой.

Она побежала со всех ног, понеслась по дорожке, проложенной испуганными бегущими людьми до нее. Кеды хлюпали в грязи, а Дэвид несся за ней, ломая еще несломанные толстые стебли.

Она выбежала из лабиринта на широкое пустое пространство, похожее на площадку для карнавала. Пластиковые бутылки из-под содовой, хот-доги, торты, жареные кукурузные початки – все было брошено и растоптано посетителями, спешащими убраться отсюда. Запах жареной еды смешался с вонью навоза, пока она бежала мимо загонов. Карликовые козы, сонная зебра, неухоженные койоты – животные бродили туда-сюда и выли.

Звуки шагов за ее спиной стали громче. Она обернулась и увидела, что Дэвид подобрался уже достаточно близко, чтобы нанести удар. Макани увернулась и бросилась в сторону, а потом понеслась к яме с кукурузой. На другой стороне была видна парковка.

Приняв решение за долю секунды, она кинулась туда. Макани больно ударилась при прыжке. Швы на руке разошлись, мышцы, раньше натренированные плаванием, ослабели после перерыва, но адреналин гулял в крови. Макани встала и медленно начала пробираться за помощью через бассейн с кукурузой, которая доходила ей почти до пояса.

Машины и грузовики застряли на парковке, пытаясь уехать одновременно. Она кричала им, махала здоровой рукой, но стоящий на парковке гул заглушал ее беспомощные крики.

Она обернулась и увидела, что Дэвид стоит на краю ямы. Он ждал, что она будет делать, решая, как ему поступить. Было похоже, что он приготовился к прыжку.

Но позади него Макани заметила то, чего он заметить не мог.

Дэвид свалился лицом в яму, сбитый с ног ударом по голове. Он не шевелился.

Макани с облегчением выдохнула.

– Ты не умер!

– Нет, – сказал Дэрби. – Не умер.

Все его пальто было в грязи. Он держал декоративный скелет за хребет и указывал на Дэвида.

– Но как насчет него?

Они наклонились вперед, боясь подойти ближе.

– Не знаю, – сказала Макани из центра ямы. – Не думаю.

Дэрби неуверенно ступил вперед и быстро отшатнулся.

– К черту все, – сказал он, роняя скелет. – Встретимся на другой стороне. – И он побежал по периметру ямы.

Разум Макани приказывал ей бежать. Внутри все кричало, что Дэвид еще жив.

Она увидела бабушку, лежащую в больнице. Услышала крик Алекс в ночи. Почувствовала, как Олли падает возле нее на землю.

Фигура в капюшоне вышла вперед из-за дедушкиных часов. Фигура в капюшоне вышла вперед, фигура в капюшоне вышла вперед, фигура в капюшоне вышла вперед…

– Что ты делаешь? – голос Дэрби казался приглушенным. – Нет!

Парковка была все еще забита людьми, автострада запружена. Макани не слышала сирен. Если она убежит, Дэвид может убить еще кого-то.

Дэвид убьет еще кого-то.

Макани пошла через кукурузу к распростертому телу. В его руках ничего не было. В отчаянии она искала то, что Дэвид потерял. Наконец она заметила его – кончик черной рукоятки, торчащий из желтой кукурузы.

Она бросилась к ножу, когда Дэвид перевернулся на спину. Его взгляд затуманился. Макани теперь возвышалась над ним. Руки вспотели. Нож был тяжелее, чем она помнила.

Дэвид начал моргать, сознание вернулось к нему. Он поднял на нее взгляд. Лезвие сверкнуло в свете мигающего прожектора. Оно было длинным, острым и смертоносным.

– Ты на такое неспособна, – пробормотал он.

– Ты меня не знаешь, – прошептала она.

* * *

Дэвид не знал ее, но Макани знала себя. И ни один из них не был зверем. Она была человеком, допустившим ужасную ошибку. Он – человеком, спланировавшим все эти ужасные убийства.

«Ты останешься здесь навсегда, – сказал он. – А я уеду».

Стоя над ним, она поняла, что все дело в Осборне. Все ученики в списке Дэвида собирались уехать: кому-то впереди были уготованы великие дела, кому-то, как ей, здесь просто было не место с самого начала.

Когда ты вырос в таком городе, как Осборн, выбраться сложно. Легко привязаться к семье, земле или друзьям. Все так или иначе зависели друг от друга. Лишь человек с экстраординарной энергией и амбициями мог нарушить эту схему.

Хэйли, Мэтт, Родриго, Калеб, Кэти и Розмари были целеустремленными. Раньше и Макани считала себя такой, но Дэвид этого не знал, а просто видел в ней человека, который приехал сюда на время.

Вот почему он выбрал ее, а не Дэрби или даже Олли. Они мечтали уехать из Осборна, но тем, кто не знал их достаточно хорошо, могло показаться, что им тоже суждено застрять здесь. Возможно, они казались слишком робкими. Но невозможно знать, что творится внутри человека или как его устремления могут поменяться со временем.

Многие годы назад мама Макани оказалась настолько целеустремленной, что ей хватило сил уехать из Осборна, но как только она покинула его, оказалась привязанной к новому месту. Она совсем не изменилась. Может, поэтому она не любила Макани, считая ее причиной утраченной свободы, и была слишком эгоистичной, чтобы понять, что приобрела.

Дэвид планировал сдаться. Он знал, что его отправят в тюрьму штата в Текумсе, строго охраняемую тюрьму, куда Крис ездил несколько дней назад по работе. Олли тогда сказал ей, что до нее всего два с половиной часа езды отсюда.

На какое-то мгновение Макани стало жалко Дэвида. Его большая, амбициозная мечта оказалась… такой незначительной.

Побег из дома не отменял того факта, что человеку придется мириться с самим собой. Макани понимала это, хотя ее мать – скорее всего, нет. Перемены начинаются изнутри и требуют времени, терпения и поддержки людей, которые тебя любят. Не Осборн был проблемой Дэвида. Макани городок даже помог восстановиться. Проблема Дэвида состояла в том, что он был психопатом.

Дэвид был сам себе проблемой.

Может быть, в его списке значились и другие люди, а может, они с Розмари были последними. Может, у него было тяжелое детство, может, он таким родился или просто чувствовал себя в ловушке. Причины на самом деле неважны – он сделал свой выбор. А она – свой.

Когда Дэвид бросился к ней, стремясь сбить с ног, Макани ударила его ножом в спину. Лезвие вошло по самую рукоять. Тело Дэвида обмякло и упало в кукурузу.

Она вытащила нож и побрела на голос Дэрби.

Дэвид медленно пополз вперед. Ужасный кровавый след тянулся за ним, пока Дэрби помогал Макани вылезти из ямы. Макани все еще сжимала нож, дрожа в объятиях Дэрби, а толпа уже обступала яму. Она не знала, умирает ли Дэвид, но была уверена, что он точно не сбежит.

Осборн его не отпустит.

Он их явно недооценил. Дэвид терроризировал город, но, вместо того чтобы разобщить жителей, сплотил их. Когда сирены пронзили тихую снежную ночь, Дэвид замер. А потом затих.

Дэвид Тарстон Уэйр умер, зная, что никогда не покинет Осборн.

Дэвид Тарстон Уэйр умер, зная, что будет похоронен здесь навсегда.

Глава двадцать девятая

Полиция бросилась к ним. Когда Крис увидел несчастное лицо Макани, в нем что-то словно надломилось. Офицер Бев схватила его за руку, чтобы не дать упасть.

– Где он? – спросил Крис.

Макани могла лишь показать. Он стряхнул руку Бев и побежал.

Офицер осторожно подошла к Макани и Дэрби:

– Могу я это забрать?

Макани понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что Бев просит отдать нож. Офицер достала пакетик для улик из куртки, и Макани бросила нож туда.

– Розмари, – сказала Макани, вспомнив про нее, когда вокруг них засуетились парамедики.

– Она в порядке. Три студента колледжа нашли ее и оставались рядом. Один из них был в костюме Дэвида Уэйра, – добавила она сухо. – СМИ это понравится.

Значит, Алекс тоже была не одна.

Дэрби потерял контроль над собой и начал всхлипывать, и Макани поняла, что он тоже подумал о ней. Сперва он успокаивал Макани, но теперь она обнимала его, пока они спешили к машине скорой помощи. Бев осталась с ними. Макани проверила сигнал телефона, чтобы позвонить. Ей нужно было услышать голос бабушки, чтобы не сойти с ума. Часы показывали полночь. Хэллоуин официально наступил.

Рация Бев зажужжала:

– …жив! Ты слышишь? Мой брат жив!

В этот момент Земля остановилась.

А потом Дэрби прошептал Макани:

– Иди.

Парамедики хотели закрыть дверь, но Макани выскочила из машины, пронеслась через ярмарочную площадку и побежала по протоптанной сквозь кукурузные стебли дорожке, а полицейские и медики бежали за ней.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Тяжело дыша и всхлипывая, она побежала прямо к нему. Он все еще лежал на земле. Крис держал его за руку, а полицейская куртка была сложена под головой Олли как подушка.

– Олли, – сказала она, падая на колени рядом с ним.

Его глаза раскрылись, когда он услышал ее голос. Снег припорошил его ресницы.

– Макани!

– Я думала… Я бы никогда не ушла…

Он улыбнулся, но его голос был слабым.

– Дэрби?

– Он в порядке. Мы оба в порядке. А ты как?

Его улыбка стала шире:

– Ничего, с чем бы не справились врачи, подлатавшие твою бабушку.

Макани засмеялась, вытирая слезы, и тоже нацепила бодрую улыбку. Она поцеловала его в лоб: кожа была теплее, чем она ожидала. Олли поднял голову, она наклонилась к нему и еще раз мягко поцеловала, почувствовав слабое успокаивающее прикосновение его губ.

Крис все еще держал руку брата. Другую Олли протянул ей, и Макани сжала его пальцы. Осенняя луна засветила ярче. Наступила тихая, холодная и безопасная ночь.

Благодарности

Я хотела прочитать эту книгу, но моя дорогая подруга Кирстен Уайт предложила мне самой написать ее. Эта книга существует благодаря ей. Она читала ее больше раз, чем кто-либо еще. Так она поступает со всеми моими книгами. Она святая, волшебный радужный единорог. Спасибо, Кирстен. Я люблю тебя.

Спасибо моему фантастическому агенту Кейт Тестерман, которая помогла этой книге появиться на свет, и гениальному редактору Джули Штраус-Габель, которая приложила столько усилий, чтобы превратить эту книгу в полноценный роман. Я так благодарна обеим, что они решили взяться за нее.

Спасибо Линди Эндрюс, Линдси Боггс, Аннет Бут, Мелиссе Фолнер, Розанне Лойер, Бри Локхарт, Натали Филькинд и всем остальным ребятам в Penguin Young Reader’s Group. Отдельные благодарности и объятия Шону Фриману, Ив Штебен и их команде за создание такой прекрасно-зловещей обложки.

На написание этой книги ушло шесть лет исследований, критики и глубоких дискуссий. Смиренные благодарности Ли Бардуго, Люси Бигл, Лорен Бьель, Холли Блэк, Эмили Брок, Кассандре Клэр, Брэнди Колберт, Александре Дункан, Шэннон Фэнг, Лесли Голден, Мэннинг Кралл, Майре МакЭнтайр, Марджори Меснис, Крису Пралеру, Рейнбоу Рауэлл, Йону Сковрону, Эми Сполдинг, Робин Вассерману, Джеффу Зентнеру, Хайди Цвайфель и всем читателям, ответившим на мои вопросы в «Твиттер» и на опросы по электронной почте. И спасибо Дэвиду Левитану. Это произошло раньше, чем мы подружились.

Кэти Куртцман: спасибо, что волновалась больше всех. Твой энтузиазм придал мне храбрости и сил.

Бесконечная любовь и благодарность моей семье: маме, папе, Каре, Крису, Бекхему, Джей Ди, Фей и Роджеру.

И спасибо тебе, Джэррод Перкинс. Моему спутнику по жизни. Спасибо за смех и за то, что счищал грязь с моих ботинок в том холодном поле в Небраске. Люблю тебя больше всех.

1

Обращение к женщине в англоязычных странах. Может быть применено как к замужней, так и незамужней женщине, если ее статус не определен.

(обратно)

2

«Суинни Тодд, демон-парикмахер с Флит-стрит» – мюзикл, в основе которого лежат городские легенды о серийном убийце Суинни Тодде.

(обратно)

3

Раннинбек, или задний бегущий – позиция игрока в американском футболе.

(обратно)

4

Традиционное гавайское блюдо, приготовленное из клубнелуковиц растения таро.

(обратно)

5

Популярный гавайский салат из мелко нарезанной соленой семги с помидорами и луком.

(обратно)

6

Национальное гавайское блюдо. Молодого поросенка натирают солью и опускают в специальную яму, где он запекается на горячих углях в собственном соку.

(обратно)

7

Светильник Джека (англ. Jack-o’-lantern) – один из основных атрибутов праздника Хэллоуин, представляет собой вырезанную в виде головы тыкву с горящей свечой внутри.

(обратно)

8

Замороженный фруктовый сок или пюре.

(обратно)

9

Разновидность лимонада, которая готовится из сока лайма.

(обратно)

10

ESPN (англ. Entertainment and Sports Programming Network) – американский кабельный спортивный телевизионный канал.

(обратно)

11

Высшая лига Ассоциации американского футбола для учащихся колледжей в США.

(обратно)

12

Популярная американская писательница XIX века.

(обратно)

13

Персонаж мультсериала «Губка Боб Квадратные Штаны».

(обратно)

14

Американская актриса, знаменитая роля в различных ситкомах и фильмах, среди которых «Шоу Косби», «Доктор Дулиттл» и др.

(обратно)

15

Традиционный суп гавайской кухни.

(обратно)

16

Abuela (исп.) – бабушка.

(обратно)

17

Аниме-сериал.

(обратно)

18

Тед Банди – американский серийный убийца и насильник, орудовавший в 70-е годы XX века.

(обратно)

19

Ураган «Катрина» – самый разрушительный ураган в истории США.

(обратно)

20

Американское телевизионное новостное агентство.

(обратно)

21

Американское новостное телешоу.

(обратно)

22

Один из самых острых соусов чили.

(обратно)

23

Персонаж ирландского фольклора. Фея, которая появляется рядом с домом, где должен объявиться покойник, и своими неприятными стонами и криками оповещает всех, что смерть близка.

(обратно)

24

Стеклянная бутылка крепкого алкоголя объемом в 40 унций, что равно 1,14 литра.

(обратно)

25

Порода лошадей, выведенная в Америке.

(обратно)

26

«Человек в черном» – так называли американского кантри-певца Джонни Кэша.

(обратно)

27

Отсылка к книжной серии «Сердце Львицы» Таморы Пирс.

(обратно)

28

Гуль – оборотень в арабской, персидской и тюркской мифологии.

(обратно)

29

Американские серийные убийцы.

(обратно)

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg