«Обмен и продажа»

951

Описание

Сюжет этой книги построен вокруг обменов и продаж – символа девяностых. Обменивают валюту, деньги, платину, золото… да все, и информацию, и дружбу, и любовь. Смогли ли жители самарской Безымянки – молодой спортсмен Никита и его старший товарищ Вова – вырваться из круговорота обменов, сохранили ли в себе человеческое? Многое из описанного в книге Андрея Олеха памятно читателям, заставшим эпоху российского «дикого капитализма», но и они узнают некоторые подробности впервые. Содержит нецензурную брань!



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Обмен и продажа (fb2) - Обмен и продажа [litres] 2084K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Олех

Андрей Олех Обмен и продажа

Пролог (из «Улицы Свободы»)

Куйбышев. 1975 год

Место было выбрано как родное одному из рабочих. Небольшой дворик на улице Каховской, со сборным двухэтажным домом. Двор, с первого взгляда похожий на остальные, может только чуть меньше, но если присмотреться, то сараи здесь вросли глубже и перекосились, а доски их потемнели. Тополя были выше, а асфальта рядом не было совсем. Ветеран выгуливал маленькую черненькую собачку, нарезая круги вокруг компании. Старик мог рассказать, из каких мрачных времен пришел этот дом и кто в нем жил, но выпить его не позвали, и он, расстроенный, скрылся в подъезде.

Под столиком из широкой доски и двух поленьев еще лежал снег и холодил ноги, в то время как солнце уже заметно согревало лицо.

– Можем ко мне подняться, – махнул на окна хозяин.

– На весне оно всяко приятней, – выразил кто-то неясные, но общие чувства.

– Че, замначальника, говорят, все…

– Все, да не все. Его на допрос вызывали, он в больницу. Это у них завсегда так у начальства, как припечет, так на больничный, а там и правда сердце прихватило, я так слышал.

– Свезло им. Теперь точно на него все спишут.

– А чего пропало?

– Мужики из ювелирного цеха говорят, платину вынесли, ну их помотали, ясно дело.

– А сколько?

– Хрен знает.

Разговор прервался на вторую, и Игорю Цыганкову стало ясно, зачем его позвали.

– Альбертыч говорил, у Королева обыск был, а у тебя?

– Был, – спокойно кивнул Цыганков. – Мы с Лехой на исправительных работах, чуть что – мы виноваты. В чем сходство-то? Тот комсюк сам на меня полез, че, сломал ему челюсть, все по закону, судом доказано. Теперь начальство платину килограммами ворует, а вешать на меня хотят.

– Ты говоришь, килограммами, много, значит, пропало?

– Мент за шестнадцать килограммов спрашивал. Грозил расстрелом. Я отвечаю, че, я шестнадцать килограммов в штанах, что ли, вынесу через проходную. Помыкали нас в камере пару часов, и домой.

– Да, ну ясно, что не вы. Просто чего на вас подумали? Мы ж фрезеровщики, мы платину в глаза не видели. Может, из-за того, что тебя тогда зам к себе вызывал?

– Он про отца спрашивал, – опуская глаза, ответил Игорь.

Мужики с пониманием закивали и разлили еще, молчанием подталкивая Цыганкова к продолжению. Он выпил, но рассказ не возобновил.

* * *

По дороге домой Игорь стал вспоминать, как это случилось. Стыдно признаваться самому себе, но он до последнего убеждал себя, что идея с ограблением – полностью его. Открыться Лехе, что его так дешево обманули, было совершенно немыслимо.

В конце февраля, на исходе смены, зам вызвал его к себе и правда расспрашивал об отце. Как дела, как здоровье, потом пригласил пройтись вместе по заводу, посмотреть, как сдали смену. Дорогой настойчиво советовал учиться на следующий разряд. Все было немного неожиданно, но вполне укладывалось в знакомую схему. Зам проявляет трогательную заботу о молодых подчиненных, польщенный рабочий хвастает перед коллегами, все равны и довольны. Цыганков угрюмо поддакивал, ожидая, когда милость закончится и ему позволят удалиться.

За таким разговором они оказались в ювелирном цеху, и здесь с замом случился приступ праведного гнева при единственном зрителе. Номер сейфа у мастера на столе лежит, окно не запирается, влезай кто хочет, дежурный по ночам кроссворд в журнале «Огонек» разгадывает, когда не спит. Разброд и шатание, а ты, Игорь, подумай и подавай на разряд.

Цыганков ждал, что это всплывет на допросе, тогда бы он отвечал то же, что и мужикам. Майор ничего такого не спросил, может быть, зам не успел ему рассказать. Может быть, не захотел. У майора ведь не спросишь. У зама теперь тем более.

Лучше бы это никогда не всплыло, лучше тюрьма, чем признать, что его обманули так по-детски. Корить себя долго не получалось, и ближе к дому Игорь твердо решил, что во всем виноват покойный зам.

Навстречу шла Ветка, заметив его, покраснела.

– Че, к Наташке на дембель придешь? – Ветка улыбнулась и кивнула. Чему она радуется, Игорь не понимал, и это его смущало. – Значит, увидимся там.

– Я к Ирке сначала зайду.

– Понятно, – протянул Игорь. – Наряжаться там, всякие бабские дела.

– Вы позвоните нам с автомата, когда в парк пойдете.

Цыганков согласно кивнул и скрылся в подъезде.

* * *

Леха Королев сидел во дворе, и все вокруг ему нравилось: нагревшееся дерево лавочки, тающий клочок грязного снега под углом сарая, споры детей, строивших в пустой песочнице домик котятам, и больше всего приезд Наташки из армии.

Один из котят вырвался из плена и, пронзительно пища, бросился в сторону лавки. Леха подхватил его и поднес к своему лицу. Зверек, уставший от человеческих рук, продолжал мяукать, топорща морду.

– Положи котенка, ему у тебя не нравится, – подбежал к Лехе рослый мальчик лет восьми с черными, коротко остриженными волосами. Не получив его обратно, пацан нахмурился, темные глаза его заблестели, и он сказал очень тихо: – Отпусти, я сказал.

– Ты с какого двора, шкет? – поразился наглости Королев. – Я тебя здесь раньше не видел.

Паренек засопел, кажется, всерьез собираясь вступить в битву за котенка. Леха подумал, что, будь на его месте Цыганков, он бы заставил мальчугана попрыгать, потом отобрал звенящую мелочь, а напоследок отвесил подзатыльник.

– Вовка, ты че там?! – попытались спасти своего дети, но тот даже не обернулся, отвергая помощь.

– Покормить его надо, Вован, – вернул Леха кота, отдавая должное смелости противника. Мальчик выхватил зверька и побежал к своим.

Подошедший Цыганков не застал конфликта и безмолвно протянул руку за папиросой.

– Че так долго?

– Одеколон найти не мог. Думал, отец опять выпил, а пузырек, оказывается, под раковиной лежал.

– Печет. – Леха приподнял фурагу и стер выступивший на лбу пот.

– Душно, – согласился Игорь и повторил движение, обтерев покрасневший под бабайкой лоб. – Может, дождь будет, прибьет пылищу наконец.

Папироса закончилась, и больше поводов затягивать приятное ожидание не было. Торжественное застолье в честь возвращения Рината Ахметова из армии начиналось прямо сейчас.

* * *

– Говорил, что не надо курицу в сметане, а смотри, как смяли. – Тетя Амина, бегавшая между кухней и залом, убрала пустое блюдо и поставила на его место кастрюлю с тушеной картошкой.

Это была третья смена блюд. Леха есть больше не мог и с удивлением смотрел на непривычно похудевшего Наташку, евшего с нечеловеческим аппетитом.

– Совсем бедного заморили. Погоди, сейчас твои манты любимые с бараниной будут, – растроганно сказала тетя Амина и снова исчезла.

– Хорош жрать, Ринат, никуда уж больше от тебя еда не денется. Каждый день на нее смотреть теперь уж будешь. – Отец Наташки, всегда суровый неразговорчивый татарин, разомлев от пищи и духоты, устраивался в кресле. – Расскажи своим друзьям-уголовникам, че их на службе ожидает, скоро уж отмотают свои сроки, пойдут родине служить, долг уж отдавать.

Наташка только кивнул, не прекращая жевать, и никаких подробностей не выдал.

– Мне только два, мам, – подставляя тарелку под манты, сказал он.

Леха с Игорем долго отказывались, и им положили по одному.

– С понедельника на работу пойдешь, сынок, я все уж тебе подготовил, трудовую книжку, сан-книжку, топор только новый не купил, топор надо трудом заслужить, – засмеялся своей шутке отец. – С утра на рынке, ай хорошо, топором помахать. Помощник рубщика, большой будешь человек.

Наташка снова ограничился кивком. Отец подошел к раскрытому окну и засунул развевавшийся от ветра белый тюль за трубу отопления.

– Все-то вам легко достается, ничего не сделали, и все уж ваше, – рассуждал отец. Наташка кивнул, соглашаясь и с этим. – Нам вот с братом не так все легко давалось, пришлось уж говна хлебнуть. Вам рассказывать, вы и не поверите, что такое бывает. Когда не то что еды нет, а за жизнь свою каждую секунду боишься…

Занавеска вырвалась из-под трубы, и в комнату влетела волна уличной духоты. Где-то далеко ударил гром.

– Люблю грозу в начале мая, – устало откинулся на диван Ринат и громко рыгнул. – Пойдемте покурим, пацаны.

Они обулись и вышли во двор, полный желудок к разговорам не располагал.

– Еще полчасика посидим, переварим – и буха-а-ать, – выпуская струю дыма из-под козырька в дождь, широко улыбнулся Ринат.

Леха с Игорем засмеялись, потому что это был тот самый Наташка, несмотря на худобу и такое долгое непривычное молчание. Как будто его улыбка вернула все на свои места.

– Че, фурага, гитару возьмешь? – выкидывая папиросу под дождь, сплюнул Игорь.

– Главное, водку не забыть, а гитара будет, – еще шире улыбнулся Наташка, поднимаясь по ступеням.

Леха впечатал запятую окурка в голубую штукатурку дома и посмотрел на построенный в песочнице домик из досок и веток. Котята спали в нем еле различимыми темными пятнышками.

* * *

Леха откинулся на лавку, затылком касаясь прохладной деревяшки. Фонарь высвечивал свежую зелень распустившихся почек, а еще голая ветвь повторяла изгиб трещины над его кроватью, но он этого не заметил. Мгновение, наполненное начавшимся опьянением, и теплом Иркиного бедра под левой ладонью, и запахом прошедшего дождя, прервалось истлевшей в пальцах, забытой папиросой. Леха точным щелчком послал окурок в урну.

– Играть не разучился?

Ринат тяжело поднялся со скамьи и, сев на корточки перед слушателями, начал крутить колки гитары.

– Игорь, не щепись, – взвизгнула Ветка, но Цыганков остался непроницаем.

Леха отметил его прекрасное настроение и решил сегодня обязательно поговорить с ним про платину. Ринат резко ударил по струнам, завыл не своим, жалостливым голосом, и сквер Калинина вздрогнул.

Ночью я родился под забором, Черти окрестили меня вором. Мать моя родная назвала меня Романом…

– Ринатом! – успел вставить дежурную шутку Игорь.

– А кореша прозвали фургопланом. О-о-о!

Пока голуби летели над зоной, не встречая преград, при этом успевая целоваться на крыше, Лехе показалось, что не было последних лет на заводе и не надо ни о чем беспокоиться, а технарь можно прогулять, ведь молодость никогда не кончится. Он забыл про платину, про то, как просыпается каждую ночь, и самому себе не признается, что высматривает в темноте улицы автомобиль майора.

Общая ностальгия была тут же смыта водкой. Девушки скромно приложились к вину.

– Давай что-нибудь красивое, – освобождаясь от Лехиных объятий, попросила Ира. – А то все одна тюрьма.

Ринат авторитетно кивнул, для важности покрутил колки и начал на мотив «Марша рыбаков» из «Генералов песчаных карьеров».

– На сквер Калинина упал тума-а-ан, – с дальних лавок песню подхватили. – Я пью вино, я фургоплан…

– Че, про армию-то что-нибудь расскажешь, дембель? – с последним аккордом спросил Игорь.

– Да че рассказывать? – меняя гитару на папиросу со стаканом, отозвался Ринат. – Нечего там делать, два года впустую гоняют. Я поначалу старался, хотел хлеборезом стать, а когда они узнали, что я техникум кулинарный закончил, думаете, на кухню меня пустили? Не. До дембеля про пирожки шутили и говном кормили.

Ринат выпил залпом и шумно занюхал собственным кулаком, потом затянулся и выпустил дым через ноздри. Потом увидел, как изменилось лицо Игоря, замолк и обернулся. По аллее к ним шли два комсомольских дружинника.

– Распиваем в неположенном месте?

– Дембеля празднуем, – почти дружелюбно ответил Ринат.

– Че, нельзя красноармейца как полагается встретить? – лениво поднялся с лавки Игорь, ровняясь с Наташкой.

Леха шумно выдохнул и, жалея, что опять придется отпустить теплую Иру, встал рядом с друзьями. Комсомольцы были в меньшинстве и без сопровождения милиции.

– Не нарушайте, – строго, но неубедительно сказали дружинники.

Игорь недвусмысленно сплюнул им под ноги. Комсомольцы, пытаясь сохранить лицо, неторопливо пошли дальше.

– Зассали комсюки, – громко бросил им вслед Цыганков и вернулся на лавку к притихшей Ветке.

* * *

По дороге к Иркиному дому девушки ушли вперед, а парни шли позади, передавая друг другу бутылку вина, не тронутую девочками.

– Тебе правда Игорь нравится? – поеживаясь от ночной прохлады, тихо спросила Ира и, не получив ответа от Ветки, добавила: – Я его боюсь иногда.

– Он не такой. Знаешь, он бабке Томе помогает.

– Это глухая, что ли, со второго этажа?

– Ага, свиней ее кормит, чистит даже сарай. Отца пьяного на себе таскает. Не то чтобы он мне нравился, жалко его как-то. Знаешь, как пес на цепи, на всех лает, рычит, а ведь это потому, что его никто не гладит.

– Вот только он никого не пожалеет, – отозвалась Ира. – Себя жалеть надо.

Ветка пожала плечами. Перед подъездом своей хрущевки Ира махнула рукой и скрылась за дверью. Ринат с Игорем весело переглянулись, но при Ветке шутить про их с Лехой отношения не стали.

– Я, знаете, че в армейке подумал, – на обратном пути, начал заплетающимся языком Ринат. – Вот сегодня напьемся, завтра поболеем, а в понедельник я на рынок пойду. Буду рубить мясо. Деревенские его будут привозить, а я рубить. Буду рубить лет 10–15, пока не повысят, это если повезет, а потом буду смотреть, как другие рубят.

– Ты два года над этим думал, Наташка? – обернулся Игорь, шедший чуть впереди, рядом с Веткой.

– Я не это хотел сказать, я про другое, ну, про то же, – Леха заметил, что хоть Ринат и пьян, но необычайно серьезен. – Я вот подумал, если у деревенских мясо брать, а потом самому покупателям толкать, это ж вся выручка себе в карман.

– Это ж спекуляция, к тебе ОБХСС придет, – сказал Леха.

– Да, херня, – отмахнулся Ринат. – Отец замначальника рынка, на мясе сидит. Подмазать директора, посадить ваньку из села на продажу, и никто ничего докажет.

– Че так не сделаешь?

– Машина своя нужна, хотя б «жигуль» для начала. Отец, может, даст тысячу, а где я остальные пять достану? В общем, я посчитал, мне и так и эдак до восемьдесят пятого года мясо рубить, если не до девяностого.

Они дошли до родной Свободы. Ветка пожелала всем спокойной ночи и, сказав Ринату, что рада его приезду, ушла. Выпивка кончилась, но просто так разойтись уже было нельзя.

– Надо больше было брать.

– Пойдем к Верке-самогонщице, там отоваримся.

– У меня гитара…

– Оставь ее под лестницей, никто не возьмет.

Ринат сшиб плечом деревянную дверь и с грохотом уронил гитару где-то во тьме подъезда. Он сегодня дембель, и ему можно было и не такое. Игорь и Леха передавали друг другу папиросу и смотрели, как Наташка, пошатываясь, возвращается.

– Совсем в армии сноровку потерял?

– До самогонки доживешь?

Ринат расплылся в улыбке и медленно кивнул.

* * *

Они прошли за сараи, сквозь дыру в железной сетке теннисного корта, непонятно для кого здесь поставленного и никогда по назначению не использованного. Дальше – по тропинке через пустырь за квадратом сараев, между тополей, пока голых и прозрачных лысых кустов.

– Если мы тебе пятак подкинем, в долю возьмешь? – неожиданно сказал Игорь.

– Чего?

– На машину пять тысяч.

– Ага, и мясом буду бесплатно кормить.

– Я серьезно.

– Откуда у вас столько? – усмехнулся Ринат.

– Если мы с Лехой денег достанем, за сколько они вернутся?

Все трое поравнялись, выйдя на освещенную улицу Вольскую из темных дворов. Ринат смотрел на лица друзей и, не находя в них намека на розыгрыш, засомневался.

– Как пойдет, года за два, может, подольше.

– Дело надежное. Люди мясо жрать не перестанут, – кажется, самому себе сказал Игорь и остановился у деревянного домика, откуда доносился сладковатый дрожжевой запах. – К Верке не пойдем, ей отец должен, она начнет с меня трясти.

– Давай я зайду, – предложил Леха.

– Тебе она говна нальет.

Они прошли чуть дальше по частному сектору, клочку деревни в окружении города, построенному в другие времена, не оставившие памяти. Здесь пахло дымом костров, где сжигали зимний мусор и лежавшую с осени палую листву, здесь за заборами во сне звенели цепями и глухо побрехивали псы, даже недолгий дождь, уже испарившийся с асфальта, здесь скользил под ровными подошвами.

Ринат первым подошел к калитке, но потом передумал и сонно присел на пенек перед забором. Игорь и Леха вошли во двор и поднялись по проседавшему крыльцу. После стука дверь распахнулась, из нее вытек тусклый свет и запах дрожжей. Сонная женщина в голубом цветочном халате безмолвно взяла протянутые деньги и, оставив покупателей, прошла по длинному коридору, видимо, на кухню, где, гремя посудой, начала наливать.

– Че, скажем ему? – спросил Леха.

– Не надо пока. Успеем.

– Че, успеем, куда-то девать ее надо, зачем она нам вообще? Он дело предлагает.

– Сейчас не время, – отрезал Игорь.

– Когда время? – не замечая, что самогонщица вернулась, не собирался сдаваться Леха. – Как ты, Игорь, поймешь, когда время?

Голова его кружилась от духоты коридора и жуткого запаха самогона. Он заметил, как стекают капли с развешанного на веревке влажного белья. Взял банку с мутной жидкостью и вывалился наружу, глотая прохладу майской ночи.

– Смотри-ка, заснул красной армии боец, – засмеялся Игорь, указывая на Рината, уронившего голову на грудь.

– Да не сплю я.

– Короче, Наташка, есть у нас пять тысяч рублей, но как их в деньги превратить, мы не знаем. – Королев поскользнулся на грязи, но не упал.

Ринат посмотрел на Леху и перевел протрезвевший взгляд на Игоря. Цыганков угрюмо кивнул.

* * *

Леха перебежал через улицу Свободы. Если не считать почти прошедшего мая, то срок исправительного труда на заводе заканчивался через шесть месяцев. Дальше шла армия, после армии опять завод. Что после завода? Пенсия и смерть. Раньше Королев так далеко не заглядывал, потому что заглядывать было некуда и незачем. Платина и план Наташки могли это изменить.

День давил тяжелой серой духотой, но дождь никак не хотел начинаться. Не докурив папиросу и до половины, Леха бросил ее под ноги и смешался с очередью входивших и выходивших с Безымянского рынка через небольшую калитку в огромных всегда закрытых воротах. Здание было похоже на полукруг, словно неумелую татуировку с восходом решили воплотить в архитектуре. Внутри стояла своя, отличная от уличной, духота: из звуков, запахов и особого тусклого света, просеянного через многочисленные, но грязные окна под полукруглой крышей.

Торговля заканчивалась, народу было немного. Леха прошел через кисловатый аромат молочных рядов, с баночками густых сливок и бидонов с деревенским молоком, минуя рыбные прилавки, через земляной запах овощей, в самый дальний и душный конец к мясному отделу. Разрубленные туши и после смерти продолжали выделять тепло, словно не желая примириться со своим новым состоянием. Вокруг носились воробьи, как если бы были хищными птицами, и, подхватывая что-то им одним видимое с каменного пола, уносились вверх, к балкам изогнутой крыши. Через какие щели попадали они на рынок и за что так любили мясников, было неизвестно.

Леха пошел на звук топора, с глухим хрустом отсекавшим мясо. Рубщики были не видны за загородкой, но удары стихли, и появился Ринат. Он чуть заметно кивнул Королеву и таким же едва заметным движением головы указал на выход.

На рынке Лехе не нравилось, от запахов сразу хотелось еды, а купить было не на что. Он охотно вышел через дверь на улицу Воронежскую, где было крыльцо со скатом для тяжелых тележек с тушами. Достал пачку и предложил папиросу как раз появившемуся Ринату.

– У меня свои, – вытирая руки об розово-бурый от крови передник, сказал Ринат и достал пачку «Родопи».

Леха прикурил ему от своей спички и молча ждал, что скажет ему Наташка.

– В общем так, я аккуратно поспрашивал, – оглядываясь на выходивших с рынка прохожих, тихо и быстро говорил Ринат. – Все сходятся на том, что продать можно только одному человеку.

– Вор?

– Авторитет. Надо осторожно. Живет здесь рядом. Адрес я достал, – Ринат постоянно прерывался, пропуская людей. – Все хорошо обдумаем, че, как, и к нему. Без товара, конечно.

Он замолчал, а Леха медленно кивал. Оба смотрели, как через дорогу налетевший наконец ветер гоняет маленький пыльный смерч. Верхушки тополей склонялись вбок и отлетали обратно. На асфальт посыпались мелкие капли, мгновенно превращая его из серого в черный.

* * *

Новоселье закончилось. Гости столпились у подъезда, ожидая такси. После танцев и смешанных напитков все, кроме Лехи, чувствовавшего только усталость, были пьяны. Он потянул Иру к первой подъехавшей «Волге», она вырвала руку и начала прощаться со всеми. Королев стоял скрытый от гостей машиной, докуривая папиросу, когда к нему подошел комсомолец Илья.

– Не для тебя Ира, – заплетаясь, начал он. – Не твой уровень, фрезеровщик.

Леха смерил его взглядом и впечатал окурок точно в Ленина на значке ВЛКСМ. Илья несколько мгновений смотрел, как искорки осыпаются и тухнут на лацкане его пиджака, потом замычал и сделал замах. Леха отступил на шаг назад, и комсомолец, прорезав кулаком воздух, упал коленями на асфальт.

– Илюша, ты чего? – взглянула через машину подошедшая Ира.

– Перебрал, – объяснил Королев и, садясь за водителем, с облегчением произнес: – На Безымянку.

Пьяная Ирка открыла окно, и ночной июнь наполнил такси свежей прохладой. Леха, закрыв глаза, ловил на веках мелькающий свет фонарей, сквозняк выдувал хмель, вместо него наполняя голову легкой усталостью. От холода или нежности Ирка придвинулась к нему. Счетчик работал исправно, накрутив к подъезду хрущевки рубль и десять копеек. Леха, счастливый возвращением, дал два.

– Че до дома не поехал, – не отпуская Леху, засмеялась Ира.

– Пешком дойду, проветрюсь, – сказал Королев и, притянув к себе, поцеловал. От нее пахло летней пылью, а губы были горячими, как спирт.

– Мама на даче, пошли, – прошептала она, останавливая Лехину руку у себя под платьем, и, глубоко выдохнув, скрылась в подъезде.

Королев ушел от нее перед рассветом. Он шагал в полном одиночестве по пустым улицам, и путь его домой был легче пыли.

* * *

– Ты че такой радостный? – спросил Игорь, отодвигая тарелку щей из квашеной капусты и одновременно обводя взглядом столовую так, словно она была минным полем.

– Не пил почти на выходных, – переходя к компоту из сухофруктов, отозвался Леха. – Че мы все время бухаем, а?

– Че нам, в шахматный клуб записаться? – не разделяя энтузиазма друга, мрачно отозвался Цыганков.

– Когда к авторитету пойдем? Предлагаю не откладывать, и прямо в субботу.

– Рот закрой, – бросил Игорь и начал пить свой компот.

К их столику подошел Альбертыч, вид у него был взволнованный.

– Цыганков, тебя новый Зам к себе вызывает, че случилось?

Игорь спокойно допивал компот, к раздражению Альбертыча никак не реагируя на новость.

– Куда идти-то, гражданин начальник? – опуская стакан, спросил Цыганков.

* * *

Игорь вошел в кабинет нового Зама, почти невидимого за огромным столом. Молодой по меркам начальства, из инженеров, в очках. О таких говорят «рационализатор», а не «крепкий хозяйственник».

– Цыганков? – спросил он, поднимаясь со своего места и указывая на стул. – Что ж, я буду краток. Мы вас увольняем.

– По какому поводу? – не присаживаясь, спросил Игорь.

– Работник из вас никакой, с коллективом не ладите, начальству грубите. – Зам старался говорить спокойно, но торопился, краснел, поправлял очки и в глаза не смотрел.

– Норму я выполняю, и коллектив, – Игорь издевательски выделил это слово, – на меня не жаловался, как начальству хамил тоже не припоминаю. Может, вы мне докладную какую покажете, или прогулы, или еще там чего?

– Вы так, да? – Зам бросил быстрый взгляд на Цыганкова, потом уставился в пол. – Я же по-нормальному хотел, для личной беседы вас вызвал, по-человечески, а вы вот так вот хотите…

– Как так-то, гражданин начальник? По закону? – И если бы Зам на него смотрел, то заметил, как на лице Игоря появляется кривая ухмылка.

– Не вам, Цыганков, про закон рассуждать, вы на исправительных работах на оборонном предприятии служите.

– И че? Я условий не нарушал, все взыскания получил…

– Давайте без демагогии, товарищ Цыганков, я вас по-хорошему увольняю, а могу по-плохому. Хотите прогулы, докладные от руководства цеха, характеристики отрицательные? Мы это вам все устроим.

– Это вы можете.

– Не сомневайтесь, – обрел твердую основу Зам. – Так что идите в отдел кадров, получите бумаги, сегодняшним днем вас бухгалтерия рассчитает за июнь. Знаете, что я от себя лично хочу вам сказать, молодой человек…

– Не интересует, – перебил Игорь и вышел из кабинета.

После кадров и бухгалтерии Цыганков вернулся в цех. Он подошел к своему станку, легонько пнул его по затертости у правого угла, снял с рычага фурагу, оставленную перед обедом, и пошел к выходу под взглядом всего цеха.

– Цыганков, ты куда направился? – рассерженно спросил Альбертыч. – А работа?!

– В жопу себе засунь свою работу, – громко отчеканил Игорь и покинул помещение.

За воротами завода его ждал тихий июньский день. Он прошел по безлюдному Заводскому шоссе, сел в пустой трамвай и вышел на площади Кирова. Через несколько часов закончится смена и здесь будет полно народу, но пока Игорь один из немногих прохожих. Он снял пиджак и переложил большую, чем обычно, пачку денег в карман брюк. На улице было жарко, а в пивной никого, и завтра не надо вставать. Первый глоток с теплой мыльной пеной напомнил весь сегодняшний скомканный и дурной день, второй водянистый, но холодный снимал напряжение. Быстро допив кружку, Игорь замер над следующей. Осознание новой, пьянящей и необычной свободы туманило голову. Цыганков еще не знал, что с ней делать, она радовала и пугала. Знакомого ритма из одинаковых дней больше не существовало, оказалось, что никакого другого будущего тоже не было.

* * *

Жара плавила Победу, сквер ДК 9-го ГПЗ простреливался солнцем насквозь. Лето чувствовалось через тонкие подошвы, рубашкой, прилипшей к спине, и каплями пота из-под фураг. Молодые, недавно посаженные елочки и березки торчали между дорожек, подрагивая тонкими ветками в отсутствие заметного ветра. Рядом кто-то посадил одинокий конский каштан. Тени деревца не давали, и было неясно, как сами они смогут вырасти и не зачахнуть под таким зноем, на такой сухой, твердой, как асфальт, земле. Женщина в халате из шланга поливала газон, вода падала с балкона, разлетаясь на множество капель, и, кажется, испарялась, не долетая до цели.

Фураги с трудом дошли до полутьмы под аркой и, не сговариваясь, остановились у границы света.

– Здесь, что ли? – спросил Цыганков, глаза его за неделю после увольнения запали, выглядел он хреново.

– Здесь, – кивнул Ринат и уронил пачку «Родопи».

– Не нервничай, ты не идешь. Жди на лавке, на всякий случай, – одним видом отметая возражения, сказал Игорь.

– Ведите себя спокойно, не борзейте, – дал последние наставления Наташка.

Леха с Игорем вошли в подъезд и начали нелегкий подъем по высоким ступеням узкой лестницы. Идти двоим было неудобно, и Королев шел позади. Солнечный свет пробивался через пыльные, вытянутые окна, похожие на бойницы. На третьем этаже они остановились и, сняв фураги, стерли выступивший на лбу пот. Остановившись у нужной двери, они, также не сговариваясь, выдохнули. Леха нажал на звонок, но тот промолчал. Они несколько секунд простояли в нерешительности, потом Игорь постучал. Ответа по-прежнему не было. Снизу по подъезду послышались тяжелые шаги.

– Вы че, дверью ошиблись, пацаны? – глухо спросил их блондин с короткой стрижкой. Его широкие плечи занимали всю площадку.

– Мы к Берензону.

– А вас звали? – безучастно спросил мужик.

– Нет, но у нас дело важное. – Серые глаза из-под нависающего лба смотрели бесстрастно. Лехе от этого взгляда стало не по себе, и он быстро добавил: – Хотим ценную вещь продать.

– Вы не по адресу пришли, – блондин впервые отвел от них глаза и посмотрел вниз на свою авоську, где лежало мороженое в вафельных стаканчиках, завернутое в бумагу, угрожая растаять в духоте. Потом он оттеснил фураг и вставил ключ в замок.

– Очень ценную вещь, – хрипло выдавил Игорь, и дверь перед ним захлопнулась.

Леха нервно рассмеялся, а Цыганков осел на ступеньки. В полной тишине прошла минута, Королев потянулся в карман за папиросами, когда дверь открылась.

– Он вас примет.

В коридоре блондин неожиданно присел и быстрыми движениями ладоней обыскал их от носков до подмышек. Квартира была большая. Лампочка без плафона, старое трюмо с потускневшим от времени зеркалом, фураги повисли на доске с гвоздями, заменявшей вешалку.

– Разувайтесь, и направо.

Без тапочек ноги чувствовали, что пол давно не обновлялся, и краска пошла трещинами. Они вошли в просторный зал с балконом, внутри было темно. Окна выходили на солнечную сторону и были закрыты пищевой фольгой. В углу стоял выключенный черно-белый телевизор на ножках. Пахло старостью и сердечными каплями.

Блондин прошел мимо друзей и поставил на низкий столик блюдечко с воткнутой в вафельный стаканчик чайной ложкой. За ним из кресла потянулся маленький старичок в белой майке на лямках, тренировочных штанах и теплых тапочках. Он повернул голову и бросил на посетителей быстрый взгляд черных глаз, увеличенных огромными очками. На черепе у него остался только белый пушок.

– Игорь и Алексей, – доставая мороженое ложкой из стаканчика, бесцветным голосом констатировал Берензон, потом пристально посмотрел на удивленных фураг и усмехнулся. – Что украли? С чем пришли?

– Платина, – тихо сказал Игорь.

– Ого, – делано удивился старичок и обратился к блондину, стоявшему за спиной друзей: – Ты слышал, Ваня, чем молодежь теперь торгует. Сколько платины?

– Два с половиной килограмма, пять слитков по полкило.

Леха почти сказал, что слитков шесть, но старичок положил ложечку на тарелку, поставил на стол и откинулся в кресле.

– Еще принести, Давид Исаакович? – спросил Иван, но Берензон только махнул рукой.

– Сколько просите?

– Десять тысяч, – сказал Игорь.

– Ваня, когда ты в первый раз мороженое попробовал?

– Я не помню, Давид Исаакович, – пробасил блондин.

– А я помню, в сорок девятом году, тебе семь тогда было, ох и рад ты был. А вы когда попробовали? Тоже не помните. Тысячу даю за ваши слитки. От них след до вас от самого завода тянется.

– Семь, – прохрипел Игорь и откашлялся.

– Три, молодой человек, и только потому, что я стал стар, и мне много уже не надо, а если не согласны, то вот вам предсказание, скоро у вас, кроме меня, найдется покупатель, и с радостью согласится на десять тысяч и на двадцать. Вы обрадуетесь ему, и вас тут же заметут менты.

– Почему?

– Потому что покупатель будет ссученный.

– Пять с половиной, – после паузы сказал Игорь. – За меньше мы не можем.

– Ой, размяк я, Ваня, растаял, как мороженое, – все это Берензон произносил ровным бесцветным голосом, глядя на блюдечко, где действительно образовалась молочная лужица. – Пришли изгаляться над стариком. Пять. Пять ровно. По тысяче за слиток. Уговорили.

– Когда принести?

– Когда вы ее украли?

– В марте.

– В самом конце, – уточнил Леха.

– Вас подозревали? – Королев и Цыганков одновременно кивнули. – Надо еще немного подождать. Скорее всего, вас, дураков, пасут. Надежней вам совсем из города на время уехать, но это как сами решите.

Берензон впал в задумчивость, снял очки и захлопал близорукими глазами.

– Ваня, чего ты боишься?

– Спиться, Давид Исаакович, – равнодушно ответил блондин.

– Правильно, Ваня. Бояться надо. Вот ты, – Берензон указал пальцем в сторону Игоря. – Я смотрю, не очень боишься, а вот друг твой волнуется, и это хорошо. Страх, он помогает. Вот Ванин папа был бесстрашный мужик, ничего не боялся. Здоровый как бык и замерз пьяным в сугробе. Я вот маленький, тощий, всего пугаюсь и жив до сих пор. Не понимаете, о чем я говорю? Вижу, что не понимаете, потом поймете. В общем, дорогу сюда забудьте, что были у меня, никогда не вспоминайте, никому не рассказывайте. Через месяц к тебе, Леша, придет Иван, он все расскажет, куда деньги, куда товар. Попробуете обмануть, пожалеете, что в тюрьму не сели. Ну все, ступайте, проводи их, Ваня.

Белый кит

Облака светились желтым, оранжевым и ярко-красным ближе к солнцу. Закат был скрыт домами, но небо вокруг, далекое и холодное, притягивало. Цвета менялись и перетекали: бледнели, снова вспыхивали от лучей другими красками, и долго смотреть на эту ненадежную реальность было больно.

Вова отвернулся, поморгал, прогоняя с глаз темные пятна. Теперь перед ним площадь Кирова, сливалась в целое и распадалась, как хорошо знакомая картина, где все знакомо и ничто новое появиться не может. Вот гигантские колонны Дворца культуры, вот елочки, памятник с протянутой рукой, холмики снега стараются накрыть лавки. Прохожие спешат пересечь открытое пространство, одинаковыми путями, как маленькие машины, оставляя морозный пар дыхания. За спиной остановился трамвай, без дребезга и шума, боясь нарушить тишину.

Перед глазами Вовы табличка: «Обмен. Покупка – 3000, продажа – 3500». Официальный курс на 2 декабря – 3249 рублей, но это Вове надо держать в голове. После «черного вторника» в октябре желающие закупиться долларами успокоились, ждали, далеко ли валюта пойдет вверх или вдруг опустится до прежнего уровня. На самом деле ничего в этом не понимали, а Вова знал, что, куда бы ни направился курс доллара, он останется с прибылью.

Рядом другая табличка – «Золото, серебро, антиквариат». Впереди Новый год, и эти черные куртки и серые пальто придут за наличными, принесут кольца, цепочки, брошки, чтобы купить подарки и продукты на праздник. Чем они беднее, тем меньше торгуются. Самое удивительное – приличных штанов у них нет, а золото есть и 100 долларов в подкладке на черный день, и кто знает что еще.

Скоро пойдут трамваи с заводов, пятница, начало месяца, а зарплату почти везде задерживают. Может, захотят кольцо пропить, а потом уже пора собираться.

– Ну, ты че?! Болеешь?! – Вова с тоской и упреком смотрел на кусок асфальта перед палаткой, весь усыпанный мелкими замерзшими плевками. – Я здесь чищу, Никит, ты гадишь.

Паренек в спортивной куртке пожал плечами, делал он это от безделья, а не по злому умыслу.

– Сходи-ка чай принеси. – Вова не глядя достал из сумочки на поясе пару тысяч рублей из толстой пачки. – Сдачу вернешь.

Никита кивнул, осмотревшись, взял с места и легко перебежал через дорогу.

– Здорово, Вован.

Вова обернулся и пожал руку Шурику. Бандит держит здесь палатку и уже хорошо поднялся, чтобы самому целый день не стоять. Хоть и моложе, а удачливее и богаче Вовы. Раньше встречались на соревнованиях, но на ринге – никогда. Весовые категории разные.

– Подмогу тебе прислали? – кивнул Шурик на Никиту, стоявшего перед ларьком на другой стороне. – Спортсмен?

– Пятиборец. – Шурик на это презрительно хмыкнул, и за Никиту стало обидно. – Второе место по области.

– Че не первое?

– Говорит, лошадь подвела.

– Да-а-а. – Шурик обвел взглядом площадь Кирова. – Конюх здесь не поможет.

– Зато стреляет метко, – улыбнулся Вова, утаив, что пистолета у Никиты нет.

Никита собирался перейти дорогу с двумя стаканами чая, но трамвай остановился, выпуская рабочих, и заслонил его.

– Тебе стрелка приписали, потому что у Начальника проблемы с афганцами?

– Не знаю.

– Поделился бы он карьером, – сказал Шурик. – Другие теперь времена настали, кончились легкие деньги. Теперь хитрее надо быть. Так просто не придешь, не скажешь, мол, мое и не ебет.

– Не скажешь, – согласился Вова, протягивая руку к горячему пластиковому стаканчику.

– Береги себя, Вован, – кивнул Шурик и, с усмешкой посмотрев на Никиту, удалился к своей палатке.

– Это кто был?

– Шурик, знакомый, – ответил Вова, прихлебывая чай и наблюдая, как Никита зубами пытается снять фантик со «Сникерса». Солнце исчезло за невидимым горизонтом, быстро сдавая края неба фиолетовой тьме. – Сворачиваться скоро начнем, не будет сегодня больше торговли.

Вова поставил чай на маленький прилавок и, пока не совсем стемнело, сел в палатке пересчитывать кассу. Две тысячи долларов, не считая мелочи, и шесть миллионов рублей. Он проверил выручку на калькуляторе, записал в зеленую школьную тетрадь с подписью – «Ноябрь – Декабрь». Деньги разбил на разные стопки, перетянул резинкой и убрал доллары во внутренний карман, а рубли в сумочку на поясе.

– Сколько там?

Вова посмотрел на Никиту и не ответил. Не холодно ему в этой куртке? Парню девятнадцать, и ничего, работает вместе с ним, недавно пришел и старается быть серьезным, смешно, конечно. Вова здесь, на площади, чуть не самый старый, двадцать девять лет скоро, и точно самый умный и спокойный. За это его и поставили на валюту. Проверенный бандит, работает на уважаемого человека с самого начала. Только и у Никиты, и у Шурика в глазах эти вопросы: если ты такой умный, почему на лотке стоишь? Почему барыжишь? Вова ответ знал, но сказать вслух было нельзя. Потому что прав Шурик, и времена меняются, и скоро их всех положат, а Вову нет. Егорка, Монтана, Кривуля – это только с лета, а за год всех похорон не упомнишь. Да и не надо, главное – на своих не оказаться. Здесь, на площади, спокойно, один день на другой похож. Собрал палатку, повесил табличку, считай выручку. По пятницам сдавай Начальнику прибыль – и насрать на дурные понятия. Как бы это Никите объяснить, сильно пацан в бой рвется? Девятнадцать лет. Никак не объяснишь.

Пора собираться. Вова привычными движениями быстро убирал планки, складывая их в центр палатки.

– Помочь, может? – перетаптывался за его спиной Никита.

– Я один быстрей управлюсь.

– Платина нужна?

Вова и Никита одновременно обернулись, глядя на худого смуглого мужика.

– Сколько хочешь?

– Сколько за полкило дашь?

Вова отвернулся и продолжил скатывать палатку.

– Откуда столько? – спросил Никита.

– С завода, – ответил мужик, судя по всему, никуда не торопясь.

Вова закончил со сборами и оглядел мужика. Возраст не угадаешь: сухой, смуглый, одежда дешевая, сквозь неприятную ухмылку видно, что все зубы стальные. Вор, что ли?

– Тебе продать больше некому, отец?

– Я порасспрашивал, за тебя сказали, ты не обманешь.

– Кто сказал?

– Брать будешь или анкету проводить? – Незнакомец закурил папиросу, и ее вонючий дым завис в холодном воздухе.

– Сколько хочешь?

– Шесть пятьсот.

– Ничего себе, – присвистнул Никита.

– Ниже курса, – пояснил мужик.

– У меня с собой столько денег нет.

– Я тоже с собой полкило платины не таскаю, – усмехнулся продавец. – Адрес мой Свободы, 128, квартира 16.

– Знаю, где это, – кивнул Вова.

– Не боишься, что выставят хату твою? – скорее с любопытством, чем с вызовом спросил Никита.

– Приходи, выставляй, – растянул мужик и, сплюнув, неспешно пошел в сторону перехода, потом скрылся под землей.

– Это че, разводка? – провожая взглядом незнакомца, спросил Никита.

– Правда, скорее всего. С заводов чего только сейчас не выносят.

– Темный какой-то.

– Сидел – это точно. – Вова привычным движением ощупал карман и сумку с деньгами. – Все, неси палатку под замок, завтра с утра не опаздывай.

– Может, довезешь до дома? – все еще не отводя взгляда от подземного перехода, куда ему предстояло спуститься, попросил Никита.

– Сам доедешь.

* * *

Белая «восьмерка» промерзла за день. Вова завел двигатель, включил печку, потянулся на заднее сиденье, достал пакет, отодвинув кресло, снял унты и переобулся в зимние ботинки. Потом вышел смести снежную пыль с лобового стекла. Постучал дворниками и смахнул иней щеткой.

– Вован, – негромко окликнул его незнакомый голос. – Дело к тебе есть.

Вова обернулся: перед ним стояли три человека, два с пистолетами и один с автоматом Калашникова. За их спинами виднелся Шурик, но разглядеть его лицо Вова не успел, тот отвернулся и подошел к коричневому «УАЗу»-«буханке» и что-то сказал в приоткрытую дверь.

– Садись назад, – указал на «восьмерку» автоматчик.

Прохожий увидел оружие и пошел быстрее. Вова открыл дверь, откинул кресло и сел, где велели. Рядом с ним устроился самый худой из трех, уткнув ему в бок пистолет. Двое оставшихся устроились спереди.

– Удобно? – повернулся один с пассажирского сиденья. – Могу кресло подвинуть. Как оно там двигается?

– Справа под сиденьем ручка, – сказал Вова.

– Так нормально. Сиди, как сидишь, – вмешался Вовин сосед.

– Первый раз за рулем у «восьмерки», – порадовался водитель, снял шапку и провел рукой по коротким светлым волосам. – Че, хорошая вообще тачка?

Машина свернула на проспект Кирова, и при повороте Вова заметил, что «уазик» едет за ними.

– У тебя пушка есть?

– Нет.

– Проверь, – велел пассажир соседу, а сам полез в бардачок.

– Это че такое? – Сосед, не убирая пистолет, левой рукой обыскивал Вову.

– Деньги.

– Давай сюда.

– Отставить, – сказал водитель. – Мы че, шпана какая-то?

После этих слов Вова понял, что его точно убьют, и в первый раз испугался.

– Правда, что ли, нет ствола?

– Зачем он мне?

– Ну да. Вы ж там все боксеры, – с усмешкой сказал пассажир и закурил.

– Форточку открой. В салон все тянет, – попросил сосед.

Машина встала на светофоре. Пассажир немного опустил стекло, и сквозняк принес запах какао с шоколадной фабрики, вперемешку с табаком и выхлопами. Перехватить пистолет, ударить соседа локтем, выстрелить в пассажира, потом в водителя. «Восьмерка» тронулась, момент был упущен. Те, в «уазике», все равно бы не дали уйти.

– Сиди, не ерзай, – почувствовал волнение сосед.

За окном люди спешили по домам, замерзшие и угрюмые, и Вова впервые за много лет испытал зависть к этим силуэтам, одетым в темное. Когда, интересно, все желтые фонари в городе сменили на синие? Улицы стали как казенные коридоры под этими стальными, безжизненными лампами.

– Магнитола хорошая, – констатировал пассажир. – Музыку послушаем?

– Отставить, – отрезал водитель.

– Куда едем? – без особой надежды спросил Вова, понимая, что везут за город.

– А ты куда собирался?

– По делам.

– И мы по делам. Вот совпало! – рассмеялся пассажир.

– К Начальнику твоему едем, на встречу, – спокойно объяснил водитель. – Служил?

– В спортроте. Я вам зачем?

– Хоть так, – кивнул водитель. – Приказ простой: подойдешь к воротам, нажмешь кнопку, скажешь, что приехал. Все как всегда. Если все правильно сделаешь, останешься живым.

– Только безработным, – хохотнул пассажир.

* * *

Водитель остановил «восьмерку» перед нужным поворотом на седьмой просеке. Сзади затормозил «уазик», из него неторопливо вышло шесть человек, вооруженных пистолетами.

– Готовы? – Все вразнобой кивнули. – Вова, ты первым идешь, занервничаешь, сразу тебя положим. Позвонишь, скажешь все, как обычно говоришь. Без выкидонов. Ясно?

Кивнув, Вова свернул на тропинку между дачами вдоль высокого каменного забора. Хоть снега выпало немного, но здесь, в узком месте, лежали сугробы. Колонна прошла до небольшой стоянки. На машине надо было заезжать с другой стороны, но этим лишний шум не нужен, догадался Вова.

Он остановился у калитки в сплошных воротах, обернулся на водителя, тот кивнул, и Вова нажал на кнопку домофона. Прошла бесконечная минута гудков.

– Ты, Кит?

– Я, – кивнул Вова маленькой черной коробочке.

– Погоди секунду, че-то не срабатывает.

За высоким забором, заходясь хрипом, залаяла собака. С разных мест ей начали отвечать другие, и лай, сливаясь, улетал в морозное небо. Вове были видны темные верхние окна. Сам дом выглядел, как будто на участке всегда стоял огромный сплошной куб красных кирпичей и строители, не особо стараясь, взяли блоки из середины, сделали из них забор, потом проделали проемы для дверей и окон, а сверху положили крышу, просто оставив прежнюю форму, без сердцевины.

Домофон замолк.

– Так бывает, – попытался успокоить Вова.

– Накупят херни импортной, – поднимая автомат к плечу, сказал водитель и чуть заметным движением головы указал соседу на Вову.

Щелкнул замок. Вова отступил от двери, и восемь человек бросились внутрь. Рядом остался сосед.

Мгновение застыло – потом раздался крик, рык собаки, мат, короткая очередь, пес взвыл, из дома гулко жахнули из двустволки, началась беспорядочная стрельба, посыпалось стекло, потом взрыв.

– Че там творится? – Сосед, вытягивая шею, попытался заглянуть в калитку.

Не думая, Вова ударил его коротким в висок. Голова соседа мотнулась и врезалась в кирпичную стену. Кажется, хрустнула кость, уже на бегу подумал Кит, запутался в полах кожаного плаща, упал в снег, поднялся, выбежал на просеку.

Машину никто не запер. Он быстро завелся, развернулся и рванул в город. С шапки на лицо упала холодная капля, Вова посмотрел на себя в зеркало заднего вида, но стряхивать с себя снег пока времени не было.

Пустая клетка

Тело привыкло к тренировкам и за день стояния у палатки совсем не устало. Никита посмотрел в окно – темно, ничего не видно. Прошел на кухню – мать мыла посуду. В зале храпел отец, и в комнате стоял густой запах его перегара. Раньше по вечерам родители хоть ссорились, а теперь мама перестала считать отца за человека. Просто разойдутся по комнатам и молчат. По экрану телевизора бежали кривые линии, то вверх, то вниз, даже непонятно, что показывают.

Он прошел в свою комнату, лег на кровать, посмотрел на плакат с Ван Даммом, забравшимся с ногами на мотоцикл. Всю жизнь Никиту готовили к важному, никто бы не сказал, к чему именно – скорее всего, к ответственной и надежной работе с перспективами. Поэтому нужно было хорошо учиться, и особенно по тем предметам, что не даются. Читать книги, потому что книги делают умнее. Заниматься спортом, потому что спорт – это здоровье и сила. Вроде бы он старался, и ни одно из этих тяжелых условий не нарушил. Только награды не последовало. Оказалось, что папин комсомол рухнул и с карьерой ему не поможет. При поступлении деньги были важнее оценок, и вопрос с высшим образованием отложили на год. Спорт тоже требовал вложений и ничего не обещал взамен. Между запоями отец ходил по знакомым, и лучшее, что смог предложить Никите мир, – стоять возле бандитов на площади. Это было так обидно и несправедливо, что думать об этом казалось невозможным. Он встал и повис на турнике в дверном проеме, оставшемся с детства. Ноги приходится сгибать.

Дурацкий звонок-кукушка, крик с кухни, чтобы открыл. Никита никого не ждал, продолжал подтягиваться, чувствуя, как рукам стало жарко. Мать, ругаясь, прошла по коридору, замерла, глядя в глазок.

– Кто?! Никит, это к тебе.

Голос у нее тревожный. Никита вышел в прихожую, как человек, побеспокоенный во время важных дел. Там стоял Михась, здоровый бандит, ему доверяли только мелкие поручения, с непривычно суровым видом.

– Это. Давай собирайся резво.

– Че случилось?

– Случилось… – туманно ответил Михась, очевидно, получивший распоряжение не болтать. – Начальник срочно вызывает.

– Ты надолго? – спросила мать.

– Не волнуйтесь, теть Ир, привезу целым, – улыбнулся Михась, ожидая, пока Никита наденет ботинки. – Я к вам постричься скоро зайду, ладно?

– Да че вас стричь-то, машинкой пройтись…

* * *

Михась подозрительно долго молчал, на светофорах пощелкивал пальцами об руль и время от времени поглядывал на Никиту. Было понятно, что долго он не выдержит.

– Ты знаешь, где Кит?

– Че, убили его, что ли?

– Лучше б убили, – поморщился Михась и больше ничего не сказал до седьмой просеки.

«Нива» остановилась у ворот, рядом стояли еще машины, кажется, все были в сборе. Дом Начальника Никите нравился – настоящая крепость за высокими стенами. В детстве он делал из кубиков почти такую же, и атакующие солдатики всегда терпели поражение.

– Михась, – назвался бандит домофону, и они прошли за ворота.

Слева, недалеко от будки, темным пятном без движения лежала овчарка Альма. «Под ней же кровь», – запоздало удивился Никита, посмотрел направо, где в углу стояла пустая стальная клетка, потом увидел у крыльца очертания тел, накрытых цветочной шторой. Несколько окон было выбито, а одно на веранде пузырилось плотной тепличной пленкой. От обитой входной двери пули оторвали пару реек.

Никита и Михась зашли в дом и, пока разувались, слышали, как гремит Начальник.

– …на его из двустволки! У меня граната была, я, честно, думал, сильней рванет. Но осколками их посекло…

– Ужас, ужас. Война прям какая-то, – причитала тетя Клава, дальняя родственница Начальника, работавшая прислугой, обнося всех чаем, но его никто с вежливым мычанием с подноса не брал.

Начальник увидел Никиту и замолк, уставившись на него тупыми блестящими глазами. На подбородке и щеке был пластырь. Правая рука замотана бинтом.

– Ну, че скажешь?

Все в комнате посмотрели на Никиту, а он пожал плечами. В зале с большим столом он уже бывал и ни разу не видел, чтобы за ним все сидели. Так и в этот раз в слишком маленьком для него кресле во главе полулежал Начальник, ближе всех к нему, на стуле, был самый старый здесь Левый. Остальные бандиты стояли, прислонившись к стенам, а трое – на краю подоконника: болтливый Комар и два брата, суровый высокий и коренастый пухляк. Других Никита не знал или видел впервые. Короткие стрижки, черные куртки, широкие плечи. Начальник был, по законам природы, больше и злее остальных.

– Где эта гнида?!

– Не знаю.

– Ты с Китом сегодня был?

– Да. – Никита старался отвечать спокойно и ровно. Глаза Начальника тухли, а это значило, что доза кончается. Надо выдержать первый удар, и дальше все обойдется.

– Что «да»?! Отвечать будешь?

– Спрашивайте.

– Ты знал?!

– Ни о чем не знал.

– Ты видел?!

– Ничего не видел.

Начальник взял паузу, решая обрушить ли гнев, но энергии ему не хватило, он осел в кресле.

– Ничего он походу не видел, – вступился за Никиту Михась.

Остальные тоже расслабились, зашевелились, закурили. Левый кашлянул, переключая внимание с Начальника на себя.

– Что Кит делал перед тем, как палатку свернуть?

– Все как всегда. – Никита собрался, Левому врать нельзя, он все дела ведет и соображает быстро. – Свернули палатку, я в переход ее понес, он к машине пошел.

– Он один был?

– Один. Я его попросил домой подвезти, он говорит, мол, не такси – сам доедешь.

– Никого рядом не было?

– Когда закрывались – никого, перед этим к нему Шурик какой-то подходил, они разговаривали.

– О чем?

– Я не слышал, я за чаем на другую сторону ходил.

– Это Кит тебя отослал?

– Да.

– Ясно все с тобой, – торопясь к дозе, сказал Начальник. – Короче, Шурика пробить надо. Ты Левый, давай звони майору, пусть своим ментам ориентировку даст на тачку и на Кита. Михась, бери этого пионера и езжайте возле Китовского дома дежурить. Завтра вас сменят. Всем объявить, кто падлу завалит, тому десять тысяч. Вас это тоже, пацаны, касается. Еще пусть мучается перед смертью.

– Что с трупами делать?

– Блядь, – снова осел в кресло Начальник. – Воинов-интернационалистов на карьер, в расход. Беню с Клопом в морг. Пусть в порядок их приведут. С утра родственникам сообщим. Давай, Левый, принимай командование. Я спать. Навоевался. Деньги знаешь где.

Все посмотрели на большой черный сейф, вмонтированный в пол в углу – символ недостижимого богатства. Хотя почти все знали, кроме денег, внутри стоят ружья, создавалось впечатление, что сейф под завязку забит долларами.

Начальник вышел из комнаты, и Левый преобразился: его взгляд оторвался от невидимой точки на столе и начал бегать по лицам бандитов. Потом он достал из пиджака записную книжку и по привычке дальнозоркости, щурясь, просматривал ее на вытянутой руке. Очки у него были, но пользоваться ими прилюдно он, видимо, считал слабостью.

– Так, пацаны, мертвые не сбегут, начнем с живых. И-кэ-лэ-мэ, майор. – Левый придвинул к себе телефон, пальцы его левой руки запрыгали по кнопкам.

Все молчали, между чуть различимыми гудками слышно было, как хлопает от ветра пленка на веранде.

– Доброй ночи, гражданин майор, узнали? Случилось, да, случилось. Человека надо срочно найти. Нет, все официально. Ага, ага, я своим объясню, через полчаса будут. Да, я завтра к вам подъеду. Все правильно понимаете. Спокойной ночи. – Левый положил трубку, тон его сменился: – Михась, перед дежурством заедешь в милицию на Свободе, дашь ориентировку на Кита, номер тачки его помнишь?

– Я помню, – ответил Никита, Левый на него даже не посмотрел.

– Дежурному скажешь, что это он Влада с Сашей хлопнул, в подробности не вдавайся. Езжай, в милиции уже ждут.

– Потом домой к Киту?

– Да, жди, пока не сменят.

– Если найду его там?

– Если десять тысяч баксов тебе не надо, можешь отпустить. – Левый рассмеялся, и остальные его поддержали. Он снова раскрыл блокнот и стал серьезным: – И-кэ-лэ-мэ, морг.

Михась с Никитой вышли из дома и на крыльце остановились. Ветер вырвал край шторы из-под осколка кирпича, и два мертвеца смотрели на ночные облака.

– Я даже не знал, что их Саша и Влад зовут, – сказал Никита.

– Беню с Клопом? – спросил Михась, с интересом вглядываясь в неживые глаза. – Даже не помню, почему их так назвали.

* * *

– Имя?

– Владимир Китов.

– Отчество?

– Не знаю.

– Александрович, – сказал Никита.

– Возраст?

– Сейчас прикину, – задумался Михась. – Шестьдесят пятого года, это сколько?

– Двадцать девять, – посчитал Никита.

– Рост?

– Да я че, мерил? – Михась с самого начала вел себя как капризный покупатель, решивший покуражиться за свои деньги, что было недалеко от правды.

– Выше среднего, где-то сто восемьдесят пять, – прикинул Никита, и дежурный решил обращаться к нему.

– Телосложение?

– Крепкое, спортивное. Боксер бывший.

– Погоди, ручка не пишет. – Милиционер с нажимом выводил бесцветные линии, потом выругался и вышел из комнаты.

Деревянные панели до плеча на стене и серая штукатурка, скрипучий стол и шаткие стулья. Одинокая тусклая лампа на потолке, выраставшая из темно-желтого закопченного круга. Казалось, все эти вещи были поставлены здесь давным-давно, уже в таком дряхлом и уставшем виде, что наводило на мысль об их кощеевом бессмертии.

– Давай дальше, – сказал с порога дежурный.

– Волосы темные. Одет в кожаный плащ, штаны теплые, шапка обычная, унты, – быстро отвечал Никита и, видя замешательство милиционера, пояснил: – Унты – сапоги такие меховые. Он на улице целый день стоял, они теплые. Свитер черный с высоким горлом.

– Особые приметы? Шрамы, родинки, наколки?

Никита посмотрел на Михася, ожидая помощи, но тот потерял концентрацию и ерзал на стуле.

Дежурному все это не нравилось, он хотел закончить быстрее.

– Пишу, нет особых примет. Машину давайте.

– Белая «Лада» 2108, номер 9583 ВАК.

* * *

«Нива» остановилась во дворе. Кирпичная «хрущевка», бывшее общежитие, а теперь скворечник из однокомнатных малосемеек. Белой «восьмерки» не было.

– Че, удобно – подъезд один, – пояснил Михась. – Мимо не пройдет.

– Давай зайдем, может, он дома?

– Не. Свет не горит, – пригибаясь над рулем, ответил Михась. – Плохо дома убивать, сначала дверь ломать, потом шум, выстрелы, соседи… Этого не надо. Пятый этаж, вон то окно, первое слева от подъезда.

Никита тоже пригнулся и посмотрел, как будто с этой точки можно было увидеть упущенные Михасем детали.

– Че Кит-то наделал? Правда, что ли, Беню с Клопом убил?

– Меня там не было. Из разговора понял, что он афганцев притащил, ему ворота открыли, а они палить начали.

– Зачем он с афганцами связался? – спросил Никита.

Вместо ответа Михась скривил лицо и полез настраивать горячий воздух из печки.

– Вот сколько раз просил Начальника магнитолу в машину поставить. А он: не надо этого блядства. Скучно же сидеть вот так. У Кита вот нормальная «Тошиба» в «восьмерке», – возможно, предвкушая добычу, рассуждал Михась.

– Я б вот так на Кита не подумал, – продолжал гнуть Никита.

– Кит всегда странный был, – откидываясь в кресле, сказал Михась.

– В смысле? – Никите нравилось наводить напарника на нужный ему разговор.

– Всегда спокойный такой.

– Это не странно, Михась.

– Ты не знаешь. Когда я на карьере работал, пока меня Начальник оттуда не забрал, я там много чего насмотрелся. Туда часто барыг привозили разных. Кого припугнуть, кого сам понимаешь. Остальные пацаны всегда злились. А че? Человек им, по сути, ничего плохого не делал, сидит к стулу привязанный. Надо себя завести, чтобы бить его. Все орут, матерятся, а Кит – никогда. Подойдет, поговорит тихо, если клиент не слушается, он ему палец так – хряк. – Михась для выразительности сплел ладони и хрустнул суставами. – Даст покричать, а сам молчит. Пальцы ломал, как марки на конверт клеил. Спокойно так, без суеты.

– Он же боксер, избить мог, – дал рассказчику порадоваться Никита.

– А я о чем! – рассмеялся Михась. – Ты здоровый мужик – зачем пальцы-то ломать?

– Ты как к Начальнику попал?

– Ты че какой любопытный, Пионер? Я ж сказал: на карьере работал. На экскаваторщика учился. Начальник почему, думаешь, Начальник? Он на карьере главным был. Это уж потом мы всяким начали заниматься, а поначалу почти все с карьера были. Левый тоже оттуда. Я из Царевщины, меня взяли, потому что я здоровый. Потом уже прибились спортсмены вроде Кита.

– Ты пистолет приготовь все равно, не руками же мы Кита валить будем, – закрывая усмешку рукой, сказал Никита.

– Точно, достань из бардачка.

Под бумагами, атласом дорог и мусором Никита нашел пистолет Макарова.

– Пристрелянный? Я из спортивного «токарева» стрелял, к ним пристреливаться надо. В такой темноте ты с десяти метров всю обойму выпустишь и не попадешь ни разу.

– Вплотную подойду, – оскорбленный Михась забрал пистолет. – Много ты вообще народу положил в темноте с десяти метров? Снайпер нашелся. Если такой меткий, че второе место занял?

– В стрельбе первое, – легко сказал Никита, вглядываясь в случайное окно на третьем этаже, где зажегся свет: тень в квартире пометалась по стене, потом снова стало темно. – Давай в квартиру заглянем, посмотрим, че там как? Может, Кит уже приходил и больше не вернется?

– Не надо, – отрезал Михась.

– Скажи, а че за клетка пустая у Начальника на участке стоит?

– Хочу все знать, – вздохнул Михась и положил пистолет над приборной панелью. – Медведя ему подарили, вот он в ней жил. Месяца три-четыре где-то, потом помер.

– Отчего?

– Я че, ветеринар? Не знаю. От скуки. – Михась наконец нашел удобную позицию кресла, устроился и закрыл глаза. – Следи, а я подремлю до четырех. Потом поменяемся.

Никита убавил печку и осмотрелся: перед домом – газон с черными прутиками кустов, огороженный старыми шинами, дорожка к подъезду только одна, через дорогу. Недалеко слева синий фонарь загорался и гас, как хотел, без постижимых интервалов. Если немного сползти с кресла, видно, как ветер раскачивает верхушки деревьев. На одном из тополей трепыхалась белая тряпка, рубашка или сорочка, уже не поймешь. Никита тихо открыл бардачок и покопался в бумагах, нашел среди них охотничий билет на имя Дмитрия Михайлова. Сам Михась перешел от ритмичного посапывания к храпу. Быть во всем лучшим несложно. Про себя Никита знал, что его мысли и чувства настоящие в отличие от других людей. Например, Михась вроде бы и живой, но заторможенный и глупый, как механический.

Никита взял пистолет и тихо вышел из машины.

* * *

В подъезде было темно. С каждым этажом глаза Никиты привыкали к мраку, и к пятому этажу он видел все четко. Он подошел к нужной квартире и, приложив к ней ухо, стал прислушиваться. Петли разболтались, и дверь раскачивалась в такт дыханию. Храп в соседней квартире мешал понять, есть внутри Кит или нет.

Никита постоял еще несколько секунд, потом оттолкнулся ладонями и глухо ударил плечом. На этаже вроде бы стало тише. Он взял разбег и врезался снова, целясь в замок, косяк хрустнул, и дверь с грохотом распахнулась внутрь. Никита осторожно вошел в маленькую комнату и включил свет. Вместо кровати – матрас, в одном углу гудит маленький холодильник, в другом – переносной телевизор на табуретке. Он прошел несколько шагов и отпрянул от темного силуэта в углу. Просто кожаная куртка на вешалке.

– Ты че творишь? – раздался угрожающий голос за спиной.

В дверном проеме стоял заспанный мужик в трениках и со скалкой в руке.

– Милиция, – спокойно сказал Никита.

– Ага, конечно, – не приближаясь и не отступая, пробасил сосед. – Пошел вон, щенок.

– Иди спать, мужик, не твое дело. – Никита достал из кармана пистолет, но наводить не стал. – В розыске твой сосед. Знаешь, где он?

– Ничего не знаю, – признал поражение мужик.

– Тогда не мешай обыску. – Никита отвернулся и подошел к подоконнику, где рядом с шампунем, бритвенным станком, мылом и одеколоном лежала толстая тетрадь «Октябрь – Ноябрь». Он положил ее в карман куртки. Соседа в дверях больше не было.

Никита обшарил одежду на вешалке; в карманах нашлись шариковая ручка и десять центов. Под ногами стояла большая спортивная сумка. Внутри в беспорядке лежали носки, майки, трусы. Никита брезгливо высыпал вещи на пол. Сверху оказались потрепанные боксерские перчатки, в них лежали медали. Областные и городские турниры.

У стены – небольшой кухонный стол с пустой хлебницей и кастрюлька с кипятильником. Под столом – картонная коробка с дешевой китайской лапшой вперемежку с уже пустыми пакетами. В холодильнике – банка соленых огурцов с налетом плесени, заветрившаяся колбаса. В морозилке – намертво слипшиеся в ледяной ком пельмени.

Никита продолжил поиски возможных тайников: на решетке вентиляции колышется грязная паутина, за батареей лежит черный пыльный носок. Вот такая у Кита была жизнь. Никита выключил свет и вышел. Прикрытая дверь со скрипом вернулась в квартиру. Несколько дней соседи позаглядывают внутрь, потом все разнесут.

– Точно вы из милиции? – высунулась из соседней квартиры мордочка старухи.

– Он сегодня был дома? – Никита показал ей в полутьме охотничий билет Михася.

– С утра только, так-то он тихий был, никогда ничего за ним, не пил, не кричал, не здоровался, правда…

– Если появится здесь, сразу звоните в милицию, – перебил ее Никита.

Он легко спускался по лестнице, и ему казалось, что весь дом со страхом вслушивается в шаги. На улице глубоко вдохнул, тихо открыл дверцу, положил пистолет на панель, а охотничий билет – обратно в бардачок. Михась крепко спал, будить его до четырех Никита не планировал.

Прощенный должник

Ни домой, ни в гараж, никуда, где он может быть и где его будут искать. На перекрестке пронеслась машина, издав протяжный сигнал. Вова виноват, не заметил. Он попытался успокоить дыхание, проехал шоссе и повернул во дворы блочных высоток. Объехал типовую двухэтажную школу, встал за ней, между гаражами и детской площадкой, и выключил фары. В этом тупике, окруженном многоэтажками, показалось безопасно и тихо.

Домой придут в первую очередь. Кто это будет? Ребята Начальника, афганцы или Шурик? Знать бы, чем закончилась перестрелка. В квартире ничего важного вроде нет, если не считать тетради, но никто его записи не поймет. Медали, конечно, жалко. Что делать дальше? Не дергаться, не бежать, точно не идти сдаваться. Надо залечь там, где никогда не найдут.

Одинаковые стены высоток подсказок не давали. Вова бессмысленно старался найти закономерность в горящих окнах, составить из них букву или цифру. Кажется, здесь недалеко живет Олег, он его подвозил полгода назад. Школьный друг, должник, что важно. Вова улыбнулся и полез в бардачок за записной книжкой. Вот этим он и отличается от дураков типа Михася. Все продумано, все документы с собой. Олег – адрес и телефон.

Вова вышел из «восьмерки» и спросил у женщины с коляской, в какой стороне нужный дом. Она покрутила головой и указала направление. У подъезда пришлось задуматься, вычисляя, на каком этаже может быть квартира. Не ниже пятого. Опаленная кнопка лифта безжизненно клацала. Придется идти пешком. На каждом этаже воняло кислятиной мусоропровода, иногда попадались банки с окурками, и эти два запаха смешивались. В пролете между пятым и шестым в углу сидел человек; глаза его были открыты, но Вову он не видел. Перегаром не пахло – наркоман. Квартира оказалась на седьмом этаже. На звонок никто не спешил. Наконец внутри кармана кто-то закопошился.

– Кто?! – спросил через дверь взволнованный женский голос.

– К Олегу, одноклассник.

После долгого ожидания щелкнул замок.

– Привет.

– Привет, Олег, я по делу, – решительно продавил Вова хозяина, поняв, что впускать его не собираются.

– Слушай, я… – начал оправдываться Олег.

– Давай внутри все обсудим, – спокойно, но не давая усомниться в своих намерениях, сказал Вова, подталкивая его к квартире.

– Тихо только. Жена ребенка укладывает.

– Добрый вечер, – поздоровался Вова с пожилой женщиной, снимая ботинки в тесной прихожей. Та надменно кивнула с видом «приличные люди по ночам в гости не ходят» и ушла в комнату.

– Теща, – извиняясь улыбкой, прошептал Олег и чуть громче сказал: – Проходи на кухню.

Куда повесить кожаный плащ, Вова не нашел и взял его в руки. В маленькой кухне было очень жарко, зато меньше пахло детской мочой, чем в прихожей. Люстра не справлялась и с таким метражом, и бледный свет рассеивался, оставляя углы в тени.

– Такое дело, Вован. У меня с деньгами сейчас очень плохо, на заводе обещали зарплату к Новому году, но… – отвернулся к кухонным ящикам Олег.

Вове с трудом удалось протиснуться между стеной и столом, для этого пришлось его со скрипом подвинуть. Олег поставил гостю чашку и остался стоять, стараясь не выдать волнения, отчего только чаще хлопал глазами за стеклами очков. Чай оказался жидким, судя по виду, заваренным по второму разу.

– Я не за этим. У меня проблемы. Мне надо где-то несколько недель пересидеть. – Олег уже изобразил на своем лице скорбь, собираясь указать на комнаты с тещей и ребенком, но Вова на него не смотрел. – Помнишь, мы у тебя на даче праздновали? Ты ее не продал еще? Вот считай, что я хочу ее у тебя снять на месяц.

Вова достал пять бумажек по сто долларов и положил на стол рядом с нетронутой чашкой. Глаза Олега изменили выражение, он провел рукой по залысинам.

– А что? Можно! Отец там жил иногда зимой, там и обогреватель остался, и электричество есть.

– Гараж был, кажется? – уточнил Вова.

– Есть, да. Только там хлама полно. – Олег говорил, переводя взгляд с купюры на купюру, словно не мог понять, какая из пяти ему нравится больше. – Впереди суббота-воскресенье, я все уберу.

– А в доме как? Мне уже сегодня там ночевать надо.

– Отлично, отлично. – Олег, кажется, не слушал Вову.

– Никому про меня не рассказывай, даже жене. Просто не говори, что дачу сдал. Супруге скажешь, что ты мне чертежи свои продал. Ты же чертишь там на заводе? – Вова подвинул деньги. – Долг тебе прощаю.

Олег взял доллары, хотел что-то сказать, потом потряс руку Вове и почти выбежал с кухни. Несколько минут через тонкие стены доносился гул голосов. Вернулся он счастливым и протянул связку ключей на истрепавшейся веревочке.

– Сделку надо обмыть.

– Я за рулем, и нам все равно на дачу еще.

– По чуть-чуть.

Ехать надо глубокой ночью. Вова посмотрел на часы и согласно кивнул.

– Сходи сам, Олег, я намотался сегодня.

– Я один сбегаю, тут рядом ларек есть.

– Возьми только поприличней, и закуску. – Вова отсчитал тридцать тысяч. – Бери-бери, ты ж не долларами расплачиваться будешь.

Олег собрался за минуту и исчез. На кухню зашла теща, вежливо поинтересовалась, не убрать ли Вовин плащ на вешалку, и громко позвала дочь заварить гостю чай.

– Вы же одноклассник Олежкин? Я вас помню на свадьбе, – мило улыбнулась жена, вытряхивая заварку в ведро. – Правда, его чертежи американцы купить хотят?

– Ага. Я в этом не понимаю ничего, – не смутился новыми подробностями Вова. – Это Олег у нас с головой, я просто посредник. Если все пойдет как надо, скоро завалит вас деньгами.

Ответ жене понравился. Не переставая улыбаться, она убрала и протерла стол, зажгла над ним лампу, и в кухне сразу стало уютней. Раньше, чем чай успел настояться, вернулся Олег, красный от мороза и спешки. Он поставил пакет на табуретку и начал доставать продукты.

– Салями, импортная колбаса, водка «Абсолют», я что-то боюсь нашу в последнее время пить, взял две, чтоб не бегать, хлеба не было, так, шоколадка, это тебе. – Олег протянул плитку жене.

По Вовиным расчетам, с дорогой водкой выходило больше, чем он дал, но он промолчал.

Жена вежливо попрощалась и оставила их. Они выпили. Вова пропустил плач Олега о тяготах заводской жизни и катастрофическом состоянии промышленности и разлил по второй.

– Слушай, Олег, я теперь без дела остался, а деньги нужны. Тебе тоже. Пораскинь мозгами, как нам денег по-быстрому поднять? Покупка там, продажа.

– Если б я знал, наверное, не инженером бы работал. – Олег провел рукой по залысинам, гипнотизируя взглядом рюмку, потом быстро выпил, глаза его зажглись пьяными огоньками. – Новый год скоро, елками можно поторговать.

– Не, елки не вариант, там все схвачено и поделено, туда так просто не сунешься. Но про Новый год – правильная мысль.

– Мясо в деревнях закупать, его всегда к праздникам берут.

– Долго и по мелочи, – покачал головой Вова, подливая Олегу.

– Хлопушки! Фейерверки, петарды. Отлично же! Я видел, по телику взрывали, народу же понравится.

– Нормально! – обрадовался Вова, и они чокнулись. – Я говорю, у тебя башка варит. Я серьезно, завтра начинаем. Можешь искать, где купить дешевле, на чем привезти, как продать. С меня деньги, с передвижениями я тебе особо не помощник, мне сейчас лучше не светиться…

– Что у тебя случилось? Ты так и не сказал.

– Потом, – махнул Вова.

* * *

Они вышли из квартиры за полночь.

– Зря ты так напился, Олежка. Дачу-то найдешь?

– С закрытыми глазами, – цепляясь за Вову, ответил он.

– А как обратно доберешься?

– С тобой останусь, покажу, что там как, помогу освоиться на месте. Завтра домой пойду. Ты где машину оставил? Все, идем, идем.

Вове все время приходилось придерживать Олега, стремившегося завалиться в снег.

– Вот падлы!

Водительское окно белой «восьмерки» было разбито. Вынесли магнитолу. Вова продолжал материться, сметая стекло щеточкой с сиденья. Олег сел в небольшой сугроб, достал из кармана пачку «Родопи» и, закурив, наблюдал за товарищем.

– В машину садись.

Ветер задувал в салон, и разогнаться не получалось.

– Ты на седьмую просеку сверни, так быстрее, – трезвея от холода, сказал Олег.

– Не надо нам быстрее, по восьмой проедем.

Они спустились к Волге, но дальше дорога была занесена снегом.

– Давай за руль, я толкать буду.

Через полчаса пропотевший и окончательно трезвый Вова добрался до дачи. За забором в беспорядке росли яблони, даже голые, они закрывали собой дом.

– Хорошо, что снег неглубокий еще. – Калитка после усилий поддалась, прочертив дугу до земли. – Машину надо загнать.

Олег частично отрезвел, но теперь начал засыпать. Вове пришлось в одиночку открывать ворота и ставить машину. Все сделав, он отдышался и огляделся. Волга оказалась неожиданно рядом с дачей.

– Шикарное место, конечно.

– Так отец несколько лет замом на заводе проработал, – протаптывая в снегу знакомую тропинку к дому, объяснял Олег. – Ему за революционную систему очистки ракетных двигателей эту дачу дали. На самом деле изобретение простое, как все гениальное, до этого двигатели продували… Ладно, ты все равно не поймешь.

Они обошли беседку, Олег завозился с замком. Дачный дом был стар, но держался крепко, только одно окно было закрыто фанерой, а зеленая краска почти совсем облупилась под волжским ветром. Внутри дом промерз. Олег, подпрыгивая от холода, открыл все три комнаты, но обогревателя не нашел.

– Завтра привезу, – пообещал он, доставая одеяла. – Двумя накройся. Я спать.

Вова выбрал боковую маленькую комнату. Выключатель не сработал, но в окно без занавесок падал снежный свет. Вова закрыл входную дверь, раскатал матрас на панцирной кровати, снял ботинки, а кожаный плащ накинул поверх одеял. Все равно было очень холодно. Он послушал, как сквозняки с тихим свистом проникают внутрь, и закутался с головой. Все вокруг пахло залежавшейся пылью и мышиным дерьмом. На улице разошелся ветер, штурмуя стены ветками деревьев. «На берегу Волги всегда ветрено», – подумал Вова и уснул.

* * *

Олег, кутаясь в куртку, вышел из дома, закрывая похмельные глаза от солнца. Голова болела, но замерзшие за ночь ноги – еще больше. На другой стороне дачи что-то звякало, гремело и скрежетало. Из гаража появлялся и исчезал Вова. Олег направился к нему. Приятель оказался одет в старый истертый ватник.

– Да ладно, Вов, я бы сам гараж убрал.

– Нормально, есть чем заняться. Мне главное – машину быстро с глаз убрать.

Олег, щурясь, посмотрел на белую Волгу. На много километров вперед, и вправо, и влево не было никого, кто мог бы наблюдать за Вовой или его машиной.

– Сегодня, кажется, холоднее. Градусов десять. – Вова не поддержал светскую беседу, продолжая выносить мусор из гаража, на этот раз обломки ящиков. – Сколько времени?

– Половина восьмого доходит. Пойду еще полежу.

– Не, Олег, дел полно, потом отдохнешь.

– Каких дел?

– У тебя отцовская «четверка» осталась, ты мне вчера говорил, – не прерывая работы, начал Вова. – Ты помнишь, что мы обсуждали? Надо деньги зарабатывать. Некогда с похмелья болеть. Тебе еще до машины добираться, потом купишь мне продуктов, ну, и так, по мелочи: обогреватель, кипятильник, лампочки. Давай, давай, Олежка, не стой.

Вова снова скрылся в сарае и выкатил оттуда огромный, проржавевший до единого целого моток колючей проволоки.

– Вот на хрена это хранить?!

* * *

Когда Олег вернулся, машина уже стояла в гараже. За калиткой в абсурдном порядке валялся хлам. Вова вышел на шум мотора и стал помогать переносить покупки из «четверки» в дом.

– Посмотри потом, – кивнул он на изгнанный из гаража мусор. – Если ничего не надо, я выброшу.

В доме было убрано, поставлен стол, рядом с закутком-кухней стояла бочка с водой.

– Талая?

– Не, из Волги набрал, – угрюмо ответил Вова и включил обогреватель. Лампочки внутри дома моргнули, убавив яркость. – Кипятильник пробки выдержат?

Они выдержали. Вова разобрал сумки и быстро сел есть. Он отрывал куски от батона и, торопясь, срывал пленку с сосисок.

– Чай завари, – с набитым ртом проговорил Вова, потом, прожевав, добавил: – Сделал прорубь. В гараже ледоруб нашел.

– Ага, отец рыбачил, – обжегся, переливая кипяток из кастрюли в стакан, Олег.

– Я че-то не подумал, что здесь воды нет. Ты, кстати, бритву только не привез.

– Не успел купить.

– Жена не ругалась? – добрея после еды, спросил Вова.

– Времени не было, – устало улыбнулся Олег.

– Ничего, как начнешь деньги в дом носить, все простит. Сегодня отсыпайся, а на завтра у меня поручение важное. – Олег без энтузиазма кивал. – Поедешь на Красную Глинку, там у Волги – улица Полтавская, 41, это коттедж. Запомнил? Спросишь там Валю, по срочному делу. Никому не говори, что от меня, пока ее не увидишь. Скажи ей, только ей. Что Киту нужны деньги обратно.

– Как я ее узнаю?

– Валю? – рассмеялся вопросу Вова. – Страшную Валю ни с кем не перепутаешь.

Средняя величина

Рывок, хлопок, глухой удар, рывок, хлопок, глухой удар. Так пятьдесят раз. Никита закончил отжимания, ладони горели от синтетического ковра. Он вышел на кухню, налил воды из-под крана и выпил два стакана. Мать смотрела «Дикую Розу» на маленьком телевизоре.

– Че такое «СВ», мам?

– Спальный вагон, – не отрываясь от экрана, ответила она.

Никита вернулся в свою комнату и снова уставился в тетрадь Кита. Дата, столбцы цифр, сколько купил, сколько продал, золото, если было, в граммах, с ценой. Подсчет выручки. Каждую пятницу эти записи складывались в еженедельный итог. Значок доллара, сокращение «руб.», буква «З», золото – это ясно. Хорошо, что он простоял у лотка с Китом весь ноябрь, иначе бы и этого не понял. Потом черта – и опять буквы с цифрами. «К» – это касса, то, что у Вовы остается на руках, он часто это повторял. Дальше «Н» – это прибыль Начальнику, цифры одинаковые из недели в неделю, а вот дальше идет «СВ». Вот это что? 1–7 октября – «СВ» – 100, 8—15 октября – «СВ» – 500, тогда «черный вторник» был. Так каждую неделю – не меньше 100, не больше 500.

Входная дверь хлопнула. Мать сделала телевизор на кухне громче.

– Уроки делаешь? – держась за косяк и пошатываясь, спросил отец.

– Да, математику, – ответил Никита, осознав, что папа не шутит, а действительно настолько пьян, что потерялся во времени. – Что такое «СВ»?

– Сухопутные войска, – стараясь отлепиться от двери, не задумываясь ответил отец.

– А если в математике? – Но папа уже прошлепал по коридору и, судя по звуку, рухнул на диван в зале.

«Сухопутные войска». Афганцы, что ли? Может «В» – валюта? Нет, это должно быть, имя и отчество «Сергей Витальевич», например. Как Левого зовут?

– Ники-и-т! – позвал отец из зала. Все равно на ум ничего не пришло, и Никита пошел на крик, чтобы сорвать раздражение. – Средняя величина, если в математике. Водички мне принеси.

Когда Никита поставил рядом с диваном стакан, папа уже храпел. Перегар в комнате сгущался, и пришлось открыть форточку.

Вот Никита стоит у лотка, Кит пересчитывает выручку, достает деньги, то из внутреннего кармана, то из сумочки на поясе. Нет, не в этом дело, там рубли, а тут доллары. Понятно, что Вова уводил из кассы. «Себе Вове» получается. Глупо как-то. В году пятьдесят две недели. Пусть в среднем по сто долларов в неделю, это пять двести. Больше на самом деле. Вова не первый год работает. Он их не в квартире хранит. Вот если найти его и спросить где? Если потом еще и грохнуть, то дадут десять тысяч сверху.

Тетрадь осталась на столе. Надо ложиться спать, завтра рано вставать. Двадцать тысяч долларов за Вову. Средняя величина.

* * *

Могилы были почти рядом, но родственники и друзья покойных упорно не смешивались, ревниво охраняя свое горе от не такого страшного и реального чужого.

Никита стоял в стороне и оглядывал первый ряд аллеи. Рядом Михась разговаривал с могильщиками как со старыми знакомыми, они даже тихо посмеивались. Начальник, конечно, не приехал, и Левый вместе с остальными стоял между двумя похоронами, ожидая, когда станут опускать гробы. Надгробные речи закончились, могильщики пошли к работе.

– Ладно, мужики, увидимся еще, – невежливо громко напутствовал их Михась.

Одна толпа колыхнулась, выстраиваясь в очередь, и бандиты потянулись к ней, чтобы бросить свою горсть земли.

– Это Беня или Клоп? – шепотом спросил Никита у шагавшего рядом Михася. Тот пожал плечами.

Гроб было не видно, холодный комок, брошенный Никитой, упал на такую же землю. Прощаться со вторым было уже неинтересно, и Никита отошел обратно на другую сторону аллеи, где топтались бандиты.

– Беня кладбищ не любил, никогда на похороны не ездил, – печально изрек Комар, отряхивая руки от земляной пыли и вдруг подавил смешок. – Прикинь, че однажды было. Мы с Беней комерса одного в лесок на Мехзавод привезли. Отъехали подальше, осенью дело было, достаем его, бросаем лопату, типа рой себе могилу. Ну, так все раньше делали. Припугнуть хотели, валить его не собирались. Тот начал рыть, плачет, умоляет, мамой клянется, все как надо, – и вдруг, хуяк, кости. Да неглубоко так, с полметра. Мне интересно стало, говорю: копай дальше. Там скелет человеческий, а черепа нет. Вокруг просто лесок, хрен его знает. Эх, Беня и перетрухал, сам все закидал. Барыгу на карьер потом повезли.

– Может, там кладбище какое было? – спросил незнакомый Никите бандит.

– Без понятия, – закурил Комар, довольный хорошей байкой. – Откуда там кладбище? Да и говорю, неглубоко там было.

Разговор перетек в рассуждения, как непросто рыть могилу в мерзлой земле.

Второй гроб тоже закопали, и люди потянулись к автобусам. Жены Клопа и Бени были похожи: обе в дорогих черных полушубках, обе со светлыми волосами, выбившимися из-под платков, с одинаково растерянными лицами и опухшими от слез глазами. Левый подошел к одной женщине, потом к другой, что-то сказал и передал конверты. Потом вернулся к бандитам.

– Весело неделька начинается, – сказал он и начал прощально пожимать руки.

Только двое бандитов, друживших с Клопом, поехали на поминки, остальные принялись расходиться.

– Сегодня опять у Кита дежурить? – спросил Михась, поравнявшись с Левым, Никита шел за ними.

– Кит уже в другом городе, наверное, – с раздражением ответил Левый.

– Че, не надо дежурить? – уточнил Михась.

– Не надо. – Левый дошел до своего двухсотого «Мерседеса» и, закурив, обратился к Никите: – У тебя ключи от каморки на Кирова?

– Да, – кивнул Никита, удивляясь, что Левый обратил на него внимание. Протягивая ключ, спросил: – У Кита гараж был? Может, он машину там оставил, можно себе забрать?

– Вряд ли. Но сгоняйте с Михасем сегодня ночью, гляньте. Ты знаешь, где у него гараж был? – Михась мрачно кивнул. – Тачка у него новая была, все лучше, чем ничего.

Левый скользнул взглядом по Никите и сел в свой автомобиль.

– Тебе больше всех надо, что ли? – направляясь к «Ниве», недовольно спросил Михась.

– Магнитолу себе возьмешь, – улыбаясь, ответил Никита.

– Так-то да, – просветлел Михась. – Садись, Пионер, поехали за ножовками.

Шапка

Их только что выгнали из подъезда. Руслик уже спустился, а Рома еще продолжал материться, шумно спускаясь по ступеням. Они прошли по Победе, стреляя сигареты. Получили одну «Приму» и выкурили ее без удовольствия в арке, прячась от ветра. Вернулись во двор и встретили Влада. У того было немного денег, но на бутылку не хватало. Зашли за Лешкой, но открыла пьяная мать и сказала, что его нет дома.

Решили еще раз пройтись по улице в поисках сигарет. Прохожих было мало. Шатаясь от дома до края дороги, перед ними петлял пьяный. Он принялся петь про мороз. Влад подхватил, они посмеялись. Мужик хотел обернуться и упал. Они остановились посмотреть, как он поднимется. Пьяный бормоча встал и свернул во дворы. Они пошли за ним. Мужик стоял, прислонившись лбом к стене, хотел поссать, но провалился во тьму. Руслик подошел и сбил с него меховую шапку. Шапка прокатилась и замерла на снегу. Мужик зло замычал. Рома толкнул его, он повалился, не сопротивляясь, и лежал без движения. Влад полез в карман синтетического полушубка, пьяный внезапно схватил его за руку. Влад перепугался и закричал. Потом они били мужика ногами, пока он не затих. Руслик подхватил его шапку и надел на себя. В карманах была мелочь, но на портвейн хватило.

Ларек открыл окошечко, обдавая теплом. Бутылка быстро кончалась, а возбуждение не прошло. Они снова вышли под синий свет фонарей. Этой ночью пьяные больше не попадались.

Простая комбинация

Перед коттеджем оказалась небольшая стоянка. За редкими прутьями забора виднелся просторный участок, утыканный непонятными колоннами. Дальше был дом, чьи размеры ускользали из-за мрака вокруг.

«Это потому, что весь снег кругом убран и на окнах плотные шторы», – подумал Олег. Он был рад, что быстро нашел нужный адрес и не пришлось плутать по Красной Глинке, но в то же время беспокоился перед ответственной встречей. Он привык готовиться к разговорам, а с вечера пятницы, как в дверь позвонил Вова, обдумать не получалось вообще ничего. Сегодня заканчивается воскресенье, а как будто пролетело несколько месяцев. Олег бегал, ездил, узнавал, и все эти передвижения опьяняли, избавляя от лишних мыслей. Это было нелегко, но теперь он знал: сидеть в пыльном кабинете на заводе тяжелее. Всю жизнь Олег предполагал, выгадывал и ждал. Ему тридцать, и он достаточно умен, чтобы признаться себе: это не работает. Он выбросил сигарету, вышел из «четверки» и, сделав глубокий вдох, скользнул глазами по льду Волги.

Калитка открыта, широкая ровная тропинка из серых плит, кругом увядшая газонная трава. Загадочные колонны оказались деревьями, накрытыми брезентом. Такого Олег раньше никогда не видел. Он дошел до дома, постучался, но никто не открыл. И звонка нет. Оказалось, не заперто. Он посомневался и вошел внутрь.

Очки с мороза запотели, пришлось быстро их обтереть об рукав. Просторная прихожая выглядела как гардероб, со стойкой и вешалками вроде как в театре. Стены были оббиты деревянными панелями и не отражали неяркий свет настенных ламп. Под ногами лежал одноцветный бурый ковер с тонким ворсом. Олег обратил внимание, как на этом фоне выглядят его разношенные, заляпанные грязью ботинки, и вспомнил, что куртка у него зашита на локте, а брюки лоснятся на коленях.

Последним Олег увидел широкоплечего пожилого мужика, сидевшего на стуле у занавесок, служивших входом в зал. Олег помнил, что Вова ни с кем, кроме Страшной Вали, говорить не велел, и не знал, как поступить. Мужик тоже молчал, усиливая неловкость.

– У тебя точно денег хватит? – наконец спросил мужик, не поднимаясь со стула; голос у него был глубокий и низкий.

– Мне просто поговорить надо, – выдавил Олег.

Мужик тяжело вздохнул и поднялся со стула. Шел он медленно, вразвалку и, поравнявшись, оказался невысоким. В следующую секунду он заломал Олегу руку за спину.

– Мне поговорить, с Ва-а-ле-е-ей! – от боли в плече сам того не желая, заверещал Олег.

– Вить, отпусти, – раздался женский голос. Хватка ослабла, и Олега развернуло в обратную сторону. – Ты че здесь забыл, очкарик?

– Я по делу, – пытаясь рассмотреть девушку, начал Олег.

– Здесь все по этому делу.

– Я по другому, – не понимая, о чем речь, сказал Олег. – Я по важному, к Вале.

– Я Валя.

Олег осмотрел девушку. Лет тридцати – тридцати пяти, брюнетка в джинсовой куртке, джинсовой юбке, даже симпатичная. Она с кашлем рассмеялась.

– Сейчас узнаешь, почему я страшная, очкарик, если не скажешь.

– Извините, я могу только вам сказать.

Девушка чуть заметно кивнула, и Витя прохлопал Олега с плеч до ног.

– Пошли, очкарик. – Валя скрылась за занавеской.

– Куртку сними, – пробасил в ухо охранник.

За занавеской был зал, похожий на ресторан: низкие столики с диваном, барная стойка, была даже небольшая сцена. Из незаметных колонок играла легкая саксофонная музыка. Лестница, покрытая ковром, уходила на второй этаж. Здесь светили те же неяркие лампы. Молодая рыжая девушка в одной комбинации сидела на диване и, глядя в никуда, сплевывала шелуху семечек себе в ладонь. Олег замедлился, разглядывая ее.

– Первый раз приличный бордель увидел? Сюда заходи, очкарик, – прикрикнула Валя, открыв незаметную дверь и строго обратилась к девушке: – Куська, на пол мне тут не сори.

Обычный кабинет: со столом, прозрачным шкафом с бумагами, сейфом. «Не то, что ожидаешь увидеть в борделе», – подумал Олег, жмурясь от яркого света.

– Я от Кита.

– Садись, – кивнула на стул Валя, а сама осталась стоять.

– Он сказал только с вами разговаривать. Просил передать, что ему нужны деньги обратно.

– Это понятно, – вздохнула Валя. – А ты кто такой вообще?

– Я? – боясь поднять на девушку глаза, переспросил Олег. – Я друг Вовин.

– Видать, правда друг, раз с такой просьбой пришел. Так-то у Кита друзей сейчас немного. Я на тебя смотрю и начинаю догадываться, что ситуацию ты не совсем понимаешь. – Олег рассматривал Валины ноги, кожаные мягкие туфли, но в лицо не смотрел. Он помотал головой. – А ситуация, очкарик, такая, что твоего друга Вову много кто ищет. Тебя как зовут?

– Олег.

– Вот смотри, Олежка. Видишь эту трубу? – Он послушно посмотрел на черный беспроводной телефон в Валиной руке. – Вот мне с ходу на ум номера три приходят, где будут очень рады узнать про Кита, а ты просто счастлив будешь им рассказать, особенно после того, как тебе все почки отобьют. Не будем до этого доводить? Скажешь по-хорошему, где Кит?

– Я не знаю, – выдавил Олег и провел вспотевшей рукой по залысине.

– Не очкуй, Олежка, я тоже Киту друг. – Валя неожиданно рассмеялась. – Ну, успокойся, успокойся, выпить хочешь?

– Я за рулем, – не особо понимая, что происходит, ответил Олег и наконец взглянул на Валю.

Глаза у нее были черные и блестящие, она приподняла брови, отчего лоб покрылся неглубокими морщинками. Улыбалась она криво и совсем невесело.

В дверь робко постучали.

– Валь, там барагоз у рулетки, – просунул голову мужик из гардероба.

– Сейчас подойду, Вить, – быстро ответила Страшная Валя. – Короче, передай Киту, что деньги сейчас крутятся и за минуту я их не выведу. Скажи, к Новому году постараюсь достать. Без процентов, конечно. Запомнил?

Олег кивнул, быстро пошел к выходу, не поднимая глаз от пола, и потому не видел, как Валя позвала Витю и что-то тихо ему сказала.

Промерзшая «четверка» почихала на морозе и нехотя завелась. Выкручивая руль, Олег развернулся, стараясь побыстрей уехать от коттеджа.

– Вот уж правда, страшная, – пробормотал он, выезжая на трассу.

Следом за ним выкатился черный джип. Олег ждал, что тот пойдет на обгон, но джип не спешил. Мотор «четверки» непривычно гудел, стрелка топлива была на нуле. Через двести метров Олег встал. Проклиная свою рассеянность, он вышел, закрыл машину и достал из багажника канистру. До заправки было километра три в обратную сторону. Ночь оказалась холодной, зима расходилась. Олег застегнул куртку до подбородка и сунул свободную руку в карман. Та, что держала канистру, сразу начала замерзать. Он шел по обочине, слева от него была темная стена, и справа от него была темная стена. Свет фар пробежал по тьме, осветив тесные ряды деревьев. Сзади раздался визг тормозов развернувшейся машины, мимо промчался тот же черный джип, хлестнув ледяным ветром.

* * *

Вова встретил Олега прямо у калитки. За два дня, что они не виделись, у него выросла приличная щетина.

– Был у Вали? – Олег кивнул. – Почему сразу вчера не приехал?

– Поздно очень вернулся. Устал.

Мусор у забора исчез, тропинка до дома была расчищена, внутри все было убрано и пахло стиральным порошком.

– Че она сказала?

– Сказала, что деньги в обороте, что к Новому году постарается достать. Вернет без процентов.

Вова отвернулся к электрической плитке; со спины было видно, что он медленно кивает.

– Пугала тебя? – протягивая чашку Олегу, ухмыльнулся Вова.

– Пугала.

– Это хорошо, когда пугает. Если мило с тобой разговаривает, значит, ей от тебя что-то нужно.

– Ты не расскажешь, от кого скрываешься?

– Поверь, Олег, для твоего спокойствия лучше не знать. Не бойся, я здесь с месяц пересижу, а за это время все само разрешится. Давай лучше обсудим, что дальше делать будем.

– Я на работе отпуск взял до Нового года, один хрен зарплаты не будет. Пролистал газеты, позвонил по адресам, поговорил. Вот здесь в Москве цены хорошие, про ассортимент рассказали, за наличные работают.

– Молодец, молодец, – обрадовался Вова, рассматривая товары и цены, аккуратно выписанные на тетрадный лист. – Толковый ты парень, что ж ты на заводе пропадал? С таким умом ты бы сейчас получал в сто раз больше.

– Или в могиле лежал, – доставая сигарету, сказал Олег.

– Слушай, не кури в доме, я сегодня весь день от мышиного говна проветривал. Так. Завтра надо найти машину, грузовик с водилой, но чтоб недорого. В Москву я поеду, а ты пока походи поищи, кому ты эти фейерверки здесь толкнешь и какую наценку сделаем.

– Понял, – кивнул Олег, собираясь идти.

– Погоди, дружище, у нас с тобой сегодня еще одно дело. Надо мне в гараж свой смотаться. Там бумаги всякие лежат, денег малясь и паспорта, главное.

– Паспорта?

– Конечно, ты ж не будешь под своим именем всем этим говном торговать. Еще нужны договора, накладные на всякий случай, уставные документы. – Вова рассмеялся, глядя на удивленного Олега. – Вот теперь я понял, почему ты на заводе батрачишь. Ты как думал, это работает?

– Паспорта поддельные?

– Зачем? Настоящие. Некоторые с зоны, другие от мертвых. Да это все несложно, ты быстро поймешь.

* * *

– Вот здесь тормози. Потом развернешься, и стой, жди на месте. Мотор не глуши.

Олег хотел уточнить, но Вова уже хлопнул дверью и, оглядываясь, быстро перебежал пустынный проспект Карла Маркса.

Вова прошел через неглубокий сугроб, подпрыгнул и повис на гараже. Помогая себе подтянуться, заскользил ногами по стенке и с трудом перевалился на крышу. Пригибаясь, дошел до края и осмотрелся. Налево и направо тянулись бесконечные кривые ряды гаражей. Тихо и пусто. Он прошел вдоль края, выбрал кучу снега и спрыгнул. Перебежал на другую сторону. Вот на этой двери – увесистый замок. Он зацепился за край покатой крыши, нашел ногой выступающие скобы и снова оказался наверху. Дал себе отдышаться, потом пополз. Здесь гаражи стояли в два ряда, спиной друг к другу, Вова преодолел щель между ними, у края замедлился и посмотрел по сторонам. Нестройная аллея просматривалась на полкилометра, человек или машина в этом коридоре – легкая мишень. Вроде никого, но он стал ждать.

За коробками гаражей виднелся частный сектор, над ним возвышался одинокий тополь с густой кроной из ворон. На их глухой сонный кашель почти таким же отвечали собаки. Еще дальше виднелись корпуса дурдома, излучавшие белесый свет негаснущих окон в безлунное небо. Через ватник в тело начал проникать холод стальной крыши.

Вова спустился, прошел несколько гаражей и, нащупав в кармане ключи, открыл свой. Стальные двери громыхнули и заскрипели, разрушая всю конспирацию. Теперь быстро. Вова включил свет, не глядя на полки, прошел к дальней стене, опрокинул колонну летней резины, резко рванул грязный линолеум, так, что вокруг защелкали отлетевшие мебельные гвоздики, поддел доску и стянул зубами перчатку, чтобы открыть сейф в полу. Простая комбинация – 958. Сверху лежал черный ТТ, под ним – пакет с документами. Через прозрачный целлофан виднелись черно-белые ромбики фотографий. Вова замер и прислушался. К гаражу, шурша щебнем, подкрадывался автомобиль.

Трудная мишень

Заляпанная грязью «Нива» ползла между одинаковых гаражей. Никиту подмывало поиздеваться над Михасем, но тот и без этого нервничал.

– С левой стороны, точно помню. Дверь такая синяя. Ну, бля, они все одинаковые-е-е, – начал подвывать Михась.

– Мне показалось или Левый не очень Кита поймать хочет? – постарался отвлечь его Никита.

– Не хочет, нет, не хочет, – повторял Михась, вглядываясь в гаражи. – Не на этой линии, разворачиваемся.

– Почему не хочет?

– Да и так понятно, Кита подставили. Начальник так сгоряча наговорил. Так-то хер с ним.

– Че, простят его теперь?

– Ну, не простят. Просто зачем сейчас за него десять кусков отваливать? Он столько не стоит, – воспроизвел явно не свои мысли Михась.

– Вон, глянь, – Никита даже привстал. – Там свет горит.

– Да это справа, а не слева, – ответил Михась, но переключился на первую скорость, словно собираясь подкрасться.

Они были метрах в тридцати, когда из гаража вышел мужик в ватнике. Он приподнял левую руку с пакетом, заслоняясь от света фар. «Нива» подъезжала ближе.

– Бля буду, Кит! – заорал Михась и ударил по тормозам.

В это же мгновение Вова поднял правую руку и два раза выстрелил. Михась с Никитой пригнулись, но пули прошли мимо машины.

– Где пистолет?! – крикнул Никита, приподнялся и увидел, как Кит бросил на гараж свое оружие, следом пакет и, оттолкнувшись от двери, начал подтягиваться к крыше.

Никита достал из бардачка «макаров», распахнул дверь, прицелился и выстрелил. Против его воли рука в последний момент дрогнула и взяла прицел выше. Кит распластался на крыше, потом вскочил и, пригибаясь, побежал, так что железо под его ногами загромыхало. Никита рванул к гаражу. С пистолетом в руке подтягиваться было неудобно. Ничего лучше не придумав, он взял ПМ в зубы. Дверь ушла из-под ноги, Никита повис, пистолет выпал изо рта. Когда он оказался наверху, Кит спрыгнул со второй линии на улицу. С Карла Маркса донеслось «Поехали!», невидимый автомобиль закашлялся, взревел и уехал.

– Ушел, – сказал с гаража Никита подошедшему Михасю, потом заметил под ногой ТТ, брошенный Китом, и сунул его в карман куртки.

– Ты тот еще снайпер, в Кита не попал, – заметил Михась, понял, как это звучит, и начал ржать. Все еще смеясь, он поднял с земли свой ПМ. – Пацаны обоссутся, когда узнают. В Кита не попал!

Никита спрыгнул с крыши и прошел в гараж. На полках вдоль стен стояла обычная рухлядь: банки, свечи, грязные тряпки. Пахло маслом и бензином.

– Тачки тут нет, – констатировал Михась. – И че мы тогда под пули лезли?

У дальней стены валялись колеса. Никита подошел к ним и увидел в полу сейф. Как в пиратской сказке, на дне его лежали вывалившиеся доллары. Значит, правильно он думал, что у Кита есть нычка.

– Ты слышал, чтоб Кит про «СВ» говорил?

– Не, не знаю, че такое, – почесав пистолетом подбородок, ответил Михась. – Слышь, Пионер, откуда ствол взял? Э, ты в людей не целься.

Выстрел отбился эхом от стальных стен. Рука не дернулась. Михась лежал. Никита встал над ним и смотрел, как из дырки на несколько сантиметров выше левого глаза стекает кровь. А ведь целился в середину лба. Люди, конечно, не мишени, но пистолет надо пристрелять.

Огни трассы

Все шло не так, как задумывал Вова. Еще эти пустые дни на даче, когда не знаешь, чем себя занять. Обогреватель с холодом не справлялся, и в промерзшем доме все время хотелось спать. Вроде поездка должна развеять, но присыпанная снегом, однообразная трасса еще сильнее вгоняла в сон.

Старенький «ЗИЛ-130» тряхнуло, колеса зашуршали по обочине. Вове было даже неинтересно, зачем остановились, пока холод не влетел в открытую водительскую дверь.

– Какие проблемы, начальник?

– Права, техпаспорт, показывай, че в кузове.

– Пустой, – спрыгнул из кабины водитель. Грохнул задний борт кузова, шаги вернулись. – Ага, это сменщик, отсыпается, ему в ночь ехать. Да, гражданин начальник, до Москвы, как написано.

Вова чувствовал, как гаишник смотрит на него, потом дверь хлопнула, завелся мотор.

– Делать нечего, доебываются на выезде, – пробурчал шофер.

Имя водителя Вова не запомнил, поскольку разговаривать с ним не собирался. У него было широкое лицо, все в мелких угрях, и неприятная манера «по-блатному» растягивать гласные в словах. Главное, «ЗИЛ» на ходу и взял за рейс немного.

Под колесами опять был асфальт. Вова поворочался, пытаясь устроить ноги. Запах дешевой сигареты водителя мешался с тяжелой вонью тысяч выкуренных ранее. Сон путался в обрывках дурных мыслей, стараясь вырваться из неуютной тьмы и снова в нее погружаясь.

Всплывая из мутного сна, Вова зажмурился. Солнце, хоть и зимнее, нагревало стекло и слепило.

– Как на Москву едешь, все время в глаза бьет, – будто стерег пробуждение, тут же сказал водитель. – Может, пожрать остановимся? Сызрань проехали.

– В Пензе остановимся. – Вова опять закрыл глаза, наблюдая красные пятна на веках. От этого разболелась голова.

* * *

Придорожная кафешка навсегда пропахла советской столовой. Вова даже хотел уйти, но водитель сказал, что здесь нормально, и бодро пошел к раздаче. На обед были щи из квашеной капусты и гречневая каша с мясом. Оба блюда были одинаково несъедобны. Шофер нервно начал есть, потом сказал, что у него прихватило живот, ушел в туалет и пропал. Вова сделал глоток компота из сухофруктов, понял, что сейчас его нервы сдадут, и купил бутылку водки.

– Вы бы повкусней готовили, а то, если не в курсе, капитализм наступил, – не удержался на кассе Вова.

– Не нравится – не ешьте, – предсказуемо ответила буфетчица.

Водка была дешевая, но функцию свою выполняла. За заляпанным грязными ошметками окном по трассе проносились машины. Вроде Вова едет в Москву, можно было бы навестить мать и сестру, но им придется все объяснять. После того как продали родительскую трехкомнатную «сталинку», сестра с мужем уехали в столицу, прихватив маму. Вова, как человек, отдал им все деньги, только все равно остался «бандитом». Как будто отец честно на трехкомнатную заработал. Как будто муж сестры – бухгалтер – святым делом занят. Два года прошло, а до сих пор обидно. Ему в Москве не до родственников, тем более времени нет. Водитель сбежал, что ли?

Второй стакан растекался по телу, но спокойствия пока не пришло. Откуда взяться спокойствию, если его за неделю дважды убить хотели? По гаражам как пацан бегать – к этому он стремился? Хорошо, что Никита-гаденыш промазал. Следили за гаражом, получается. Михась, интересно, стал бы в него стрелять? Стал бы, мысленно представив себя на его месте, решил Вова.

– Ты не изосрался там?

– Не, нормально все, – с дебильноватой улыбкой ответил шофер. – Ну че, погнали?

Вова сунул недопитую бутылку в карман, прикинул, не вылить ли недоеденные щи на пол, но отказался от этой идеи.

* * *

Водитель предлагал переночевать в кабине, но Вова с непривычки разваливался после пятнадцати часов на сиденье грузовика и хотел лечь во весь рост. Остановились в дешевой гостинице под Рязанью. Шофер осмотрел номера и ушел спать в «ЗИЛ». Вова, не раздеваясь, упал на продавленную кровать, но от усталости сон не шел. Он допил бутылку в три захода, сначала думал, что вырвет, но потом навалилась пьяная муть, и он уснул.

Утро, как назло, оказалось пасмурным, давившим низкими тучами прямо в макушку. Вову непривычно мутило с похмелья. Умываясь в пропахшем хозяйственным мылом и хлоркой туалете, он увидел на руках укусы клопов. От завтрака он отказался, выпил аспирин с двумя стаканами воды и в кабине, несмотря на головную боль, снова задремал.

* * *

По окраинам Москвы крутились до полудня, теряя время. Нашли нужный адрес и только к обеду разобрались с бумагами и оплатой. Оставалась погрузка. Хмурый опухший мужик, назвавший себя менеджером, повел Вову к складу.

– Фейерверки – китайские. Не скажу, что совсем говно, но везите аккуратно, – пытаясь обходить размешанную автомобилями грязь, посоветовал продавец.

На складе не оказалось грузчиков. Менеджер поматерился с кладовщиком, но работники обедали, и поделать с этим ничего было нельзя. Это оказалось кстати, потому что Вовин водитель запер «ЗИЛ» и тоже пропал. Продавец решил рассказать о товаре. Чтобы скрасить ожидание, он достал из кармана куртки канцелярский нож и вскрыл одну из коробок.

– Так, это петарды обычные, пукалки. – Вскрыл другую. – Вот эти, «Огненная бабочка», свистят. Хорошая штука, дети отлично берут. Главное, в руках долго не держать.

Менеджер достал зажигалку, прикурил, потом поджег от сигареты короткий фитилек. Бросил хлопушку от себя, она завертелась с пронзительным свистом и, подлетев на полметра, шлепнулась в грязь.

– Вот эти побольше, но принцип тот же: свистят, потом пиздохают в конце. Тоже хорошо разбирают.

Вова испытывал от демонстрации смешанные чувства. После того как он расплатился за партию фейерверков рублями и долларами, денег почти не осталось, и это сильно портило и без того плохое настроение. Если товар не пойдет, он окажется в полной жопе. Поэтому слушать о достоинствах хлопушек было отчасти утешительно.

– О, вот эта самый заебись. Ракетница, девять зарядов. – Менеджер поставил небольшую коробочку посреди складского двора, поджег и, не скрывая радости, отбежал.

С хлопками и визгом одна за другой полетели разноцветные ракеты. На фоне серого неба смотрелись они блекло, но, видимо, попали в цель – с последним залпом из низких облаков стал падать снег.

С обеда потянулись складские рабочие, шофер нашелся и подогнал «ЗИЛ». Началась погрузка.

– Ну, удачи в пути, – потряс Вовину руку менеджер. – Мы в январе зажигалки одноразовые привезем, если что, приезжайте.

Вова рассеянно кивнул. Мат грузчиков, снежинки на грязной колее, бетонный забор, пустая катушка от кабеля. Проехать тысячу километров, чтобы опять оказаться на Безымянке.

* * *

Шофер вильнул, уходя от подрезавшего «ЗИЛ» автомобиля. Вова схватился за дверь и только спустя минуту, когда они уже спокойно ехали по трассе, смог разжать руку.

– Давай я до темноты поведу, а ты отдохни пока, ночью поедешь.

– Можно, – легко согласился водитель, и через несколько километров они поменялись местами.

Сначала Вова ехал медленно, привыкая к машине, но потом попал в однообразный ритм дороги. Тревога никуда не делась. Как только он перестал думать, что везет фейерверки, вспомнилась калитка у дома Начальника, потом – бег по гаражам. Выходило, что дважды ему повезло и дальше рисковать все страшнее. Были и до этого выстрелы, были драки, были бегства и погони, много чего было, но раньше возможность смерти бодрила, а теперь пугала. «Наверное, возраст», – подумал Вова и не стал обгонять старенький «Москвич» впереди, хотя мог.

Шофер спал, негромко похрапывая. Он едет домой, а Вове возвращаться на чужую холодную дачу. Без ужина, без ванной, в одиночестве.

Дальше от Москвы трасса становилась хуже: ямы, выбоины, на переездах – наледь. Надо было ехать осторожней. Потом стемнело, и встречные огни возникали с неожиданных сторон, напоминая, что дорога не бывает прямой, даже если такой кажется.

Водитель с трудом проснулся, когда остановились на ужин, и спросонья покрутил головой, выискивая указатели. Выглядел он хуже, чем до отдыха.

– Почти у Пензы? Надо остановиться пожрать. Че-то болит все, заболел, что ли.

В придорожном кафе Вова испытал давно забытое чувство беспокойства, когда денег может не хватить. Он стыдливо пересчитал наличку перед кассой и, злясь на то, что надо экономить, взял к ужину бутылку водки. Кормили здесь лучше, но буфетчица зевала, торопясь скорее закрыться, и выразительно затушила все, кроме одной, лампы. В полумраке водитель поковырялся в тарелке. Лицо отливало пугающей зеленью, и выглядел он действительно больным. Вова, уставший от дороги и переживаний, выпил водку как лекарство.

Уже в кабине он через силу добивал бутылку, глядя, как в свете фар ветер гоняет снежную крошку по дороге. Хорошо, что шофер неразговорчивый, тепло вообще в кабине, там снаружи холод, а внутри уютно.

* * *

Проснулся Вова от холода. Кругом тьма, ни фар, ни дороги – только в тишине снегом мерцает поле. Шофер сполз с сиденья и застыл почти под рулем.

– Эй, – боясь крикнуть, толкнул его Вова. – Ты чего?

Водитель медленно открыл глаза, но веки его замерли на полдороге. Он беззвучно открывал рот.

– Шина горела.

– Чего?

– Шина горела. Я остановился.

По скрипящему голосу и замедленным движениям Вова понял – шофер обдолбался. Следующим открытием стало, что и сам Вова до конца не отрезвел. Он застонал и вышел из кабины. Обошел «ЗИЛ» и осмотрел все колеса – они были целы. Вдали чернела лесополоса, от трассы до грузовика шла кривая колея.

Вова умылся снегом, и лицо тут же обожгло ветром. Не ждать же рассвета? Он открыл дверь и рывком выдернул шофера. Тот упал без крика, но попытался уползти. Вова настиг его и начал макать головой в сугроб, быстро дошел до земли и заметил, что на снег летят капли крови.

– Хорош, – проскулил водитель.

Вова подтащил его к чистому месту, приложил еще пару раз и отпустил. Шофер встал, прижимая к носу кровавую ледышку.

– Ну, извини, братан. Не подрассчитал дозу чутка, – с тупой улыбкой сказал водитель. – Веди ты.

– Какая шина горела?

– Да не здесь. Там. – Шофер махнул рукой в неопределенном направлении. – Мне надо было разогреть. Все равно ты спал.

– Ты в смысле остановился, кольнулся, а потом за руль сел?

– Я всегда так делаю, когда трасса пустая.

Вова махнул в сторону кузова, вдохнул, выдохнул и заметил, что у него трясется ладонь. Он сжал ее в кулак и всадил водителю в живот. Шофер упал на колени, его начало тошнить. Чтобы не убить его, Вова обошел «ЗИЛ» и прислонился к холодной дверце лбом.

– Не пил – не надо начинать, – шепотом повторял он, пока дыхание не выровнялось. Потом сел в кабину, стараясь выглядеть спокойным, сказал: – Поднимайся, поехали, – и крепко схватился за руль, чтобы унять дрожь в руке.

* * *

Водитель сел за руль много часов назад, но Вова не мог заснуть, каждую минуту напоминал сбросить скорость и не обгонять. Когда они доползли до Самары, сил для радости уже не осталось.

Пунктуальный Олег был на месте, и разгрузка досталась ему.

– С тобой все в порядке? – с тревогой спросил Олег.

Вова покачал головой и быстро сел на заднее сиденье «четверки».

Склад около Зубчаниновского шоссе среди других таких же ничем не выделялся. Рука иногда начинала дрожать, но Вова не обращал на нее внимания. Он смотрел, как грузчики переносят нетяжелые ящики с фейерверками, и эта спокойная работа без суеты и криков успокаивала. Грязь замело недавним снегом, и недолгая чистота словно встречала Вову, говоря: дома лучше.

Олег прошел с ящиком к машине, хлопнул багажником, сел за руль.

– Это я образцы набрал, чтобы объяснять.

– Фейерверки – говно китайское, – отозвался Вова, ложась на сиденье, чтобы не мелькать в дороге.

– Неправильно ты, друг, рассуждаешь. Китай – родина фейерверков! Традиции – гарантии качества! – Олег светился и улыбался, даже объезжая выбоины в асфальте. – Слушай, какая мне тут идея пришла…

– Погоди, Олег, можно мне помыться у тебя?

– Прости, Вован, сегодня у тещи день рождения, я сам до ночи домой не собираюсь. Да мне и некогда. Сейчас отвезу тебя и по делам на Безымянский рынок. Короче, начал я с магазинами договариваться, и туго как-то все идет, кто не хочет, кто ломается, кто торгуется до неприличного. И тут на меня прям озарение снизошло. Одним словом, есть у нас при заводе совет ветеранов труда, вот я к ним. Знаешь, как сейчас пенсионерам приходится? Решил я свои точки раскидать, со своими продавцами. Все старушки согласились. Во-первых, они честные, во-вторых, цены наши, а не магазинные. Ну как?

Ожидая похвалы, Олег повернулся и увидел, что Вова спит, скрючившись на заднем сиденье. Лицо его отливало желтым, кроме темных впадин под глазами. Борода отросла и топорщилась в разные стороны. Разбудил Олег Вову уже на даче, пообещал вернуться вечером и уехал.

Тропинки до дома опять занесло. Внутри оказалось холоднее, чем снаружи. В сонном оцепенении Вова закрылся на щеколду, пересчитал деньги и бросил их на стол. Вода в бочке покрылась тонким прозрачным льдом. От одного вида умываться расхотелось. Ладонь снова пошла мелкой дрожью, Вова проломил лед, и рука мгновенно онемела от холода, будто ее отрезали. Не чувствуя пальцев, он вытер их об ватник, дошел до кровати и провалился в кошмары.

Мелкий щебень

Стоять снаружи было очень холодно, но иначе можно пропустить машину. Одновременно с этим Никита признавал, что сидеть одному в гараже посреди безлюдного, тихого, пустого ничего, рядом с трупом Михася страшно.

По гаражной аллее поползли фары, черная машина остановилась перед «Нивой». Из «Мерседеса» вышел Комар. Не глядя на Никиту, прошел к гаражу, открыл дверь и махнул рукой автомобилю. Левый прохрустел щебенкой и взглянул на труп.

– Давай рассказывай.

– Мы, короче… – шмыгнул замерзшим носом Никита.

– Не надо короче, рассказывай, как было, – присел на корточки Левый, изучая карманы мертвеца.

– Мы с Михасем долго гараж найти не могли, потом увидели свет, остановились. – Никита указал на стоявшую на прежнем месте «Ниву». – Михась взял ствол, пошел сюда, Кит выстрелил, подтянулся на гараж и сбежал.

– А ты где был?

– В машине.

– От кого Кит тогда бежал?

– Не знаю.

– Че-то дерьмовый рассказ, Пионер. – Левый махнул головой в сторону Никиты, и Комар начал его обыскивать.

– Пустой.

– Кит тебя видел?

– Видел, наверное.

– Чего он тогда тебя не хлопнул?

– Пожалел? – пожал плечами Никита.

– Предположим, а что потом?

– Кит сбежал, я посидел в машине, пошел к гаражу, Михась – мертвый, я его сюда затащил, прикрыл дверь, пошел таксофон искать, потом Начальнику позвонил.

– Комар, возьми у меня в багажнике пленку, Михася в «Ниву» погрузим, я за тобой поеду.

– Мне че делать? – глядя, как Левый достает из окоченевшей ладони Михася ПМ, спросил Никита.

– Сначала Михася погрузишь, потом со мной поедешь. Хочу тебе, Пионер, карьер показать.

* * *

Фонари исчезли, стоило покинуть город. Комар впереди ехал без спешки, под семьдесят, а Левый на «Мерседесе» держался метрах в двадцати от него. Машина шла плавно и тихо.

– Расскажи еще раз, как Михася застрелили.

– Он подошел к двери, Кит изнутри пальнул, – спокойно ответил Никита.

– Михась стрелял?

– Нет.

– А почему у него в обойме патронов не хватает?

– Не знаю, он передо мной не отчитывался.

– Михась перед смертью сказал что-нибудь?

– Я в машине, говорю, сидел, когда вышел, он мертвый уже был.

Левый замолк, обдумывая новые вопросы, но, видимо, не нашел, с какой стороны можно подкопаться.

– Все равно я тебе, Пионер, че-то не верю.

– Зачем мне врать? Я как есть сказал. – Никита оставил за собой последнее слово, глядя, как меняет угол свет фар машины впереди.

* * *

Неподалеку от моста через реку Сок машины съехали на грунтовку и осторожно пробирались по ее изгибам, пока не уперлись в ворота карьера. Комар посигналил, из вагончика-сторожки, накидывая ватник, вышел мужик и открыл ворота.

– Доброй ночи, Ильич. – Левый опустил стекло и пожал руку старику.

– Че-то вы зачастили, ребятки, – закуривая «Приму», весело отозвался Ильич. – Опять с покойником?

– Ага, иди погляди, – сплюнул на снег Комар, и открыл багажник.

– Еб ты ж мать! Это ж Михаська, – расстроился дед. – Как же ж так-то… И его, что ли, в щебень?

– Родни-то нет, – выходя из машины, мрачно отозвался Левый.

– Кит его пристрелил, – прикуривая, пояснил Комар.

– Быть не может. – Ильич, покачивая головой, смотрел на Михася в пленке, потом сам себе возразил: – Теперь все может быть.

– Давай, Ильич, заводи дробилку, – прервал прощание Левый.

Говорили про карьер часто, но Никита видел все впервые. Действия явно были отточены частыми повторениями. Комар подогнал самосвал к ленточному конвейеру щебнедробилки. Ильич раздел Михася до трусов, и все вчетвером потащили тяжелый труп к воронке. Мертвец упал на камни, смотреть на это было холодно, хотя с Никиты катился пот. Ильич, матерясь, спустился и пошел к экскаватору. Затарахтел двигатель, сторож зачерпнул в ковш породу и сбросил в воронку. Левый запустил дробилку, и она загромыхала все громче и быстрее, громче и быстрее, словно поезд с отказавшими тормозами.

– Смотри, смотри! – Левый без грубости, но с силой развернул Никиту лицом к самосвалу.

В невероятном грохоте, усиленном эхом карьера, щебень падал в кузов как будто беззвучно, поднимая тяжелую белесую пыль, – и на один миг в дрожащем свете единственного фонаря Никите показалось, что он видел кровь, но точно он сказать не мог.

Самосвал был заполнен, экскаватор заглушен, дробилка затихла, но шум остался высоким свистом в голове, а мир вокруг онемел.

– Сейчас Комар отвезет щебень к Соку и скинет в воду. В воду щебень скинет! – Левый несколько раз прокричал в ухо Никите, пока тот не кивнул. – Теперь расскажи еще раз, как Михася убили?

* * *

Ночь на часах заканчивалась, превращаясь в такое же темное, условное утро. Бесконечный день в голове пока не укладывался: кладбище, поездки с Михасем, гаражи, стрельба, карьер, щебень, шум. Усталость давно перевалила за предел, когда хочется спать, и превратилась в мертвое оцепенение. Левый на это и рассчитывает и везет на ранний допрос к Начальнику, не давая прийти в себя.

В коттедже, в зале с большим столом Никита остался один. Он повторял про себя ответы, как беспокойный студент, но ветер играл с тепличной пленкой на окне веранды, пытаясь понарошку ее сорвать, и мешал сосредоточиться на предстоящем экзамене.

– Подъем, Пионер! – толкнул его в плечо Левый.

– Дай отдохнуть пацану, – отозвался Начальник. Глаза у него радостно блестели, в руках была чашка с кофе. – На, выпей.

Никита обжег язык, и это вернуло его в реальность. Потирая глаза, он рассказал свою версию Начальнику.

– Врет же, – спокойно подытожил Левый.

– Че ты до него докопался? – с нехорошей улыбкой ответил Начальник. – Че ты, Кита не знаешь? Не стал бы он пацана убивать, а в Михася с перепугу пальнул, ясно же.

– Давай теперь Киту амнистию объявим, – с раздражением возразил Левый.

– Я твои возражения ценю, Левый, но края надо знать. – Начальник забрал почти остывший кофе у Никиты и сделал глоток. – Кита кончать надо, и срочно, пока он нам еще не поднасрал.

Настроение у Начальника удачное, спорит с Левым, и доза еще не выветрилась. Пора было действовать.

– Я его убью, – сказал Никита. – Чтоб не думали, что я скрываю там че-то или с ним замешан.

– Ты его найди сначала, – с усмешкой, но ожидая идей, посмотрел на него Начальник.

– В гараже у Кита нычка была, сейф в полу, – быстро заговорил Никита.

– Че сразу мне не сказал? – перебил его Левый.

– Не спрашивали, – бросил Никита и продолжил, обращаясь к Начальнику: – Если б он уехать хотел, уже б уехал, а так где-то прячется, и деньги на это нужны.

– Деньги всегда нужны, – опять встрял Левый. – Ты не сказал, как искать его будешь.

– Как людей ищут? Вот я про гараж вспомнил, и мы его там нашли. – Начальник вопросительно посмотрел на Левого, и тот был вынужден кивком подтвердить. Пора было развивать успех. – Его ж не искал никто толком. Надо у знакомых поспрашивать, где он был, куда ходил, с кем встречался.

– Херня, – махнул Левый. – Детективов насмотрелся.

– Пацан дело говорит. Не искали толком – и Михася лишились. Оставим его жить – и он к афганцам переметнется. Короче, Пионер, бери Комара в помощь и достаньте мне Кита.

– «Ниву» Михася взять можно?

– Ага, только не тебе, – сказал Левый.

* * *

Если бы Никите сказали идти домой, он упал бы прямо в снег седьмой просеки. Даже сидеть в «Ниве», не засыпая, оказалось тяжело: мир приобрел необычную плавность, внешние звуки растворялись, только собственное сердце иногда выдавало гулкий удар, кажется, слышный повсюду. Серое утро начинало растекаться и попало на рукав Никите в виде белесой пыли. Он собирался отряхнуться, но за руль сел Комар.

– Мне сказали, Пионер, за тобой присматривать. Будем искать Кита?

– Будем, – забыв, что хотел стряхнуть пыль с куртки, ответил Никита.

– С чего начнем?

– Мне поспать надо, – устало ответил Никита, закрывая глаза от бледного рассвета.

– Домой я тебя сейчас отвезу, а потом что? – рассмеялся Комар и вырулил на широкую улицу.

– Родственники у Кита есть?

– Не-а, отец умер, сестра с матерью в Москву уехали, он вроде с ними не общался.

– А девушка?

– Не-а, не было.

Голова у Никиты работала по инерции, вопросы давно копились, но задать Михасю он их не успел – и теперь в полусне, в той же «Ниве», все повторялось заново. Было не совсем ясно, кто отвечал с водительского сиденья, прежний водитель или новый, главное – все запомнить.

– Не может быть, чтоб у Кита подружки не было.

– Он к Страшной Вале часто ездил, – подумав, ответил Комар. – По-хорошему, с нее бы и начать, только мне, Пионер, че-то не хочется.

– Это кто такая?

– Притон на Красной Глинке держит. Ты че, серьезно, не слышал? – Комар всегда рад рассказать байку, а Михась отмалчивался. – Я начало не знаю, Пионер, говорят, работала она в восьмидесятые где-то бухгалтером, в кооперативе, наверное. В общем, за спекуляцию посадили, сейчас это бизнес называется, а десять лет назад за это срок давали. Вот так вот не вовремя начала, зато как в девяностые откинулась, сразу вверх пошла. На зоне нахваталась, да и так суровая баба была. Теперь вот у нее блядюшник, но она там че только не делает – и казино там, и деньги отмывает…

– Почему страшная-то?

– Потому что страшная. Там, напротив Красной Глинки островок есть – Электрон, под ним берег крутой, обрыв почти. Вот она туда трупы скидывает, раков кормить. Немало там народу потерялось из тех, кто ей дорогу перешел. – Никита подумал, что человеку пару часов назад, скинувшему своего друга в дробилку, странно бояться раков, но промолчал. Комар, увлекшись, продолжил: – Вот Кит со Страшной Валей вроде дружил, не знаю, чем они там занимались, но ездил он туда каждую неделю. Приехали, Пионер, иди отсыпайся, завтра за тобой заеду.

* * *

Мать ругалась за ночное отсутствие, но остаток сил Никита потратил на то, чтобы дойти до ванной и встать под душ. Казалось, вода не сможет смыть с тела всю белую карьерную пыль, ведь ее так много, что она забьет сливное отверстие, а часть навсегда останется на руках и на лице, превратившись в корку. Пришлось протереть запотевшее зеркало и убедиться, что это все глупости.

Вода смолкла, в голове снова заработала дробилка. Надо поспать, и это пройдет, тем более ночью надо встать и ехать за спрятанным между гаражами китовским ТТ. Потом вернуться и еще раз поспать.

Никита подошел к окну задернуть занавески. На столе со вчера лежала раскрытая тетрадь Кита. Он долго на нее смотрел без всяких мыслей, а потом рука сама потянулась к ручке и написала над «СВ»: «Страшная Валя».

Лавка

На лавке сидеть было холодно. Руслик встал и пнул рейку подошвой, потом еще раз, сильнее, пока она не затрещала, прогнувшись. Все поняли без слов и принялись ему помогать. Доламывать пришлось руками. Болты не быстро, но сдались. Дощечки в руках лежали не то чтобы хорошо. Детская горка гремела от ударов. Водосточная труба погнулась. Палки спрятали в рукав и пошли по улицам выслеживать жертву.

Увязались за одним пьяным, но он уехал на полупустом троллейбусе. Разломали таксофон у площади и согрелись. На улицах было пусто, и искать стало скучно. Решили пойти к Лешке и покричать его в окно. В одном из дворов на лавочке, посреди детской площадки, раскачивался пьяный. Они остановились и договорились его окружить, но пьяный вертелся, пытаясь найти что-то в карманах. Устав таиться, первым подбежал Серега. Метил в голову, но удар пришелся по спине. Пьяный с криком вскочил, пришлось сматываться. Отдышались в гаражах. Серега обзывал их трусами и матерился, они с Владом подрались. Руслан сказал, что в этот раз не получилось и надо составить план заранее и найти оружие поудобнее. Рома предложил молотки, а Санек сказал, что лучше всего подойдут монтировки.

Останки лавки хотели сжечь, но костер не разгорался и чадил копотью краски. В эту ночь все разошлись, готовясь к другим ночам.

Система Мартингейла

Тонкие грязные стекла не могли сдержать ни гул, ни запахов рынка. Устав ждать, Олег встал и с высоты надстройки стал наблюдать за беспорядочным движением людей между прилавками: мужчины, нагруженные сумками, быстро шагали, спеша сбросить ношу, их жены то медленно выхаживали между рядами, то устремлялись к обнаруженной добыче, одни продавцы замерли в анабиозе, другие постоянно вскакивали, размахивали руками, перекладывали товар. Над шумом человеческих голосов, пронзительно чирикая, проносились стайки воробьев, исчезая под крышей и снова пикируя неровным птичьим звеном на невидимые цели. Эта суета утомляла и одновременно завораживала. Все в мире изменилось, а рынок был таким же, как в детстве. Или просто он примеривает свои воспоминания к действительности. Запутавшись в памяти, Олег не сразу заметил, что его зовут в кабинет директора.

За столом вполоборота сидел грузный немолодой татарин с кислым лицом.

– Слушаю, – выдохнул он и хотел повернуться к посетителю, но лицо его дрогнуло, и он тихо простонал: – Да садитесь вы уже. Что у вас там?

– Хотел попросить вас поставить лоток с фейерверками.

– Ох, да зачем ко мне с такими вопросами? – Татарин пододвинул второй стул, положил на него ногу и стал разминать. – Я думал, вы опять из сан-эпидема, а вы с лотком. Идите к заведующему, он вам даст расценки.

– То есть вы не против фейерверков?

– Торгуйте чем хотите, только за место вовремя деньги вносите. – Директор рынка дотянулся до трости и, прихрамывая, вышел из-за стола. – Только начали бизнесом заниматься? Вас, интеллигентов, сразу видно. Есть еще точки?

– Есть.

– Вкладывайте в цену сразу милицию, бандитов – че там у вас? Фейерверки? – пожарных. Если крыши нет, можете еще на два умножить.

– Спасибо, – растерянно закивал Олег.

– Это не меня благодарите. – Татарин сжал зубы. – Как же, сука, болит. Погода, что ли, меняется?

* * *

Торговля пошла хорошо. Были бандиты, милиция, пожарные, но Олегу повезло со старушками. Обобрать их мог не каждый. Фейерверки продавались быстро, и было ясно, что до Нового года нужна еще партия, и, может, не одна.

Когда потраченные деньги вернулись и пошла чистая прибыль, Олег купил себе новую одежду: брюки и пару темных джемперов. Хотелось взять красный пиджак с пуговицами-горгонами, но тот стоил слишком дорого, а здравый смысл подсказывал, что мелкому бизнесмену надо выглядеть скромнее. Уступая желанию покрасоваться, Олег поменял старые очки на тонкие с квадратной золотой оправой. Еще несколько дней пришлось покашлять, привыкая к красному «Мальборо» после «Родопи».

Все в новой жизни Олега было хорошо, кроме Вовы. Его задумчивость стала похожа на болезнь. Друг невнимательно слушал отчеты о продажах, не проявлял интереса к деньгам. Не хотел сбривать бороду, и телевизор ему был не нужен. Последний раз Вова улыбнулся, когда Олег привез ему квадратную печку-буржуйку, купленную по объявлению.

Ехать в Москву Вова отказался наотрез.

– Езжай сам. Ничего за два дня с точками не случится, старухи тебя не обманывают, напрягов нет. Раз пошло, значит, пошло. Ты молодец. Все правильно сделал. Со второй партии бери себе шестьдесят процентов, мне сорок. Справедливо же, согласись, деньгами-то я вкидываюсь.

– Не в деньгах дело, я за тебя переживаю, – для приличия сказал Олег. – Ты совсем, Вован, закис.

– Ну, не прет мне, – глядя в печь, ответил Вова. – Это переждать надо. Знаешь, я это в одном бою понял, еще по молодости. В полуфинале областном начал меня один к канату прижимать, я чувствую, что по очкам проигрываю, надо атаковать, я открываюсь, мне прилетать начинает, я еще сильней проигрываю, сильней прилетает, я на него пошел, а очнулся только в раздевалке.

– Не понял морали, – ответил Олег.

– Если тебя судьба бьет, то хоть не лезь на нее, лучше переждать. Не хочу больше высовываться.

– Так и надо, – не зная всей истории, просто поддержать, сказал Олег.

– У меня к тебе, дружище, одна просьба. Сгоняй еще разок к Вале, напомни про деньги, но, главное, спроси, есть ли про меня новости.

– Ну, Вова-а-ан! – умоляюще протянул Олег.

– Я же тебе объяснял: когда она пугает – это хорошо, вот если ласково заговорит, тогда беги.

– Ладно, сегодня съезжу, пока не поздно, – поднялся Олег.

– Еще одно, пока не забыл. Я тут на чердак заглянул, там хлама полно, можно на растопку? – кивнул на печку Вова.

– Бери оттуда что хочешь, это мать натащила, – со злостью ответил Олег, и Вова вспомнил, как еще в школе его друг очень стеснялся мамы, патологически жадной. – Только тетради отцовские не трогай.

* * *

Охранник в этот раз был другой: высокий, молодой, широкоплечий. Вопросов не задавал, и Олег, довольный своим новым обликом, важно прошел за занавеску в зал с барной стойкой и мини-сценой. Там никого не было, и что делать дальше, он не знал. Постояв с минуту в нерешительности, он робко постучал в незаметную дверь кабинета Страшной Вали. Там никого не было. Чувствуя, как ладони начинают потеть, Олег уже собирался вернуться к охраннику, но его спасло появление рыжей девушки, спустившейся со второго этажа. В этот раз она была одета в короткое обтягивающее черное платьице, смотревшееся еще откровеннее, чем комбинация. Девушка прошла мимо него за барную стойку и налила стакан воды.

– На час? – без интереса спросила она, вытирая губы тыльной стороной ладони.

– Я нет, не за этим, я к Валентине. Она здесь? – тут же потерялся Олег.

– Она мне не отчитывается, – не смущаясь, смеялась над ним девица, опять наливая воду из невидимого за стойкой источника. Потом самым приветливым голосом спросила: – Валя скоро будет, можете в казино пока подождать, в рулетку играете? Это очень просто.

Она взяла Олега за руку и повела за еще одну занавеску, пропахшую табаком, по узкому темному коридору рядом с мини-сценой, в зал с низким потолком и мягким светом.

– Ник! – позвала девушка. На ее голос вышел молодой человек в красной жилетке на белую рубашку, с зачесанными назад длинными волосами. – Дай фишки.

– Сколько? – спросил он, сияя улыбкой во все стороны.

– Сколько тебе проиграть не жалко? – спросила рыжая у Олега и на его невнятное мычание ответила: – На сто баксов. Есть у тебя столько?

Понимая, что его грабят, Олег не нашел в себе сил отказаться и достал пачку мятых рублей, дневной сбор со старушек.

– По курсу три пятьсот, – отдавая сдачу и фишки, не переставал улыбаться Ник. – Пить что-нибудь будете?

– Мне сок. По будням у нас мало посетителей. Знаешь, как играть? – Девушка потянула Олега за пиджак. Рулетку до этого он видел только в кино и читал об азартных играх в книгах.

К столу подошел Ник, с улыбкой передал сок девушке и сразу стал серьезным, превращаясь в крупье.

– Делайте ваши ставки, господа, – сказал он, глядя перед собой.

Олег поставил десять на красное.

– Двадцать шесть, черное, – объявил Ник и сгреб деревянной палочкой фишки Олега.

– Меня Вика, кстати, зовут, – прошептала на ухо девушка. Она что-то говорила, но Олег ее больше не слышал.

Он поставил пятнадцать на красное, выпало черное. Поставил тридцать на красное, выпало черное. Дальше по системе Мартингейла надо было ставить шестьдесят, но осталось только сорок пять. Олег передвинул все свои фишки на красное. Выпало красное.

– Двадцать на красное.

Олег достал сигарету и забыл ее прикурить, не замечая, что азарт мешает ему произвести элементарные арифметические подсчеты.

Выпало красное. Он вышел в плюс.

– Че, очкарик, разорить меня вернулся?

– Я? Нет, – в испуге обернулся Олег, пытаясь рассмотреть в полутьме Страшную Валю.

– Так, Коля, блядь, сворачивай свое монтекарло и отдай очкарику деньги.

Крупье положил шарик в карман жилетки, собрал фишки и, встав за стойку, снова превратился в улыбчивого бармена.

– Я же выиграл, – получив сто долларов одной банкнотой, вяло возразил Олег.

– Здесь только я выигрываю, дурачок, – потянула его за рукав по коридору Валя. – На рулетке – три зеро, стол под наклоном, очкарик. Больше не садись. Это знание – твой выигрыш, расскажешь кому – скормлю ракам.

Они оказались в кабинете. После тусклого казино Олег щурился от ярких ламп.

– Чего губки дуешь? Я вижу, что ты тысячу долларов где-то нашел, лучше б жене колготки купил вместо своих очков пресных. Чего пришлепал? Богатством своим поразить?

– Вова попросил…

– Я сказала, деньги после Нового года будут, че неясно?

– Я помню. Он попросил вас спросить, чтоб вы сказали, – заговаривался Олег. – Узнать хотел у вас: вы про его ситуацию что-нибудь знаете? Не знаете?

– Про Кита говорят, что он кого-то убил. Начальник его теперь ищет. Пусть твой друг сидит тихо, где сидит, и не рыпается. Афганцы притихли, но точно что-то готовят. Если Кит больше высовываться не будет, может, все решится. – Ничего из сказанного Валей Олег не понял, но попытался запомнить. – Все, очкарик, хорош сюда ездить, не мелькай. Сюда много кто заходит, пробьют по номерам твою «четверку» занюханную, узнают твое имя-адрес, как я узнала, и трындец вам с Китом.

Раньше Олег и не думал ни от кого скрывать свои имя и адрес, а теперь, после слов Вали, ему стало жутко. Захотелось обратно в контору на завод и чтобы Кит никогда не звонил ему в дверь. Он никак не мог прийти в себя, натягивая куртку в холле, стараясь успокоить себя словами Кита, что когда Валя пугает – это хорошо.

Он собирался открыть дверь, но та распахнулась сама. Крепкий парень в спортивном костюме сильно толкнул его в плечо, не воспринимая как преграду.

– Какой к нам мальчик красивый заглянул! Беги посмотреть, Куська! – ласково пропела Страшная Валя. – Как тебя зовут, царевич?

– Никита, – ответил он.

И Олег немного задержался, чтобы увидеть лицо человека, заинтересовавшего Страшную Валю.

Жизнь животных

Работа спасала, но она кончилась. Забор поправлен, щели в доме законопачены, снег счищен со всего участка. Вова даже помыл свою «восьмерку» в гараже, хотя таскать ледяную воду из реки было тяжело.

Страшась предстоящего безделья, Вова вспомнил про чердак. Чихая от пыли, он разбирал завалы покалеченной мебели, остатков вечного ремонта и бывших вещей, пока не наткнулся на две картонные коробки с общими тетрадями разных цветов.

Они лежали в строгом порядке от последних наверху до самых ветхих у дна. Каждую из них отец Олега заполнял одинаково: от начала до середины шел сплошной текст, потом тетрадь следовало перевернуть вверх ногами и читать с другого конца опять до середины.

Первая часть тетради была похожа на черновик книги об истории завода. Читать это было скучно и неудобно из-за множества правок. «Коллектив воспринял конверсию как вызов». Зачеркнуто. «Конверсия являлась не вызовом, но логичным продолжением…» Зачеркнуто. «Новой страницей в жизни завода стала конверсия». Часто куски были целиком переписаны из заводской газеты, подшивка которой тоже лежала на чердаке, свалявшись в желтые, насквозь пропыленные брикеты. При попытке сжечь один такой из печки повалил густой вонючий дым, и Вова прекратил эксперименты с топливом.

Вторая часть тетради была поинтересней, но требовала внимания. Отрывочные записи, нерегулярный дневник с заметками о жизни и работе. В них чаще всего отец Олега клеймил человеческую глупость и жаловался на общую нелогичность бытия. «Был на похоронах Н-ского, повезло ему, что умер. Мне предложили занять его место. Интересно, как эти деятели будут объяснять недостачу шестнадцати килограммов платины? Или так все спишут тихой сапой? Я в этом участвовать не буду».

Отложив тетрадь, Вова в тысячный раз пересчитал деньги, полученные с фейерверков. С тратами на продукты, прочую мелочь и аренду за дачу выходило чуть меньше, чем в день побега. Все-таки торговля – это мелочь, а нужно зарабатывать. «Права, конечно, Страшная Валя, советует залечь и не высовываться», – то ли про себя, то ли вслух сказал Вова. Выключил свет, закрыл дом, открыл ворота, гараж и завел «восьмерку».

* * *

Не успел Вова выехать с восьмой просеки, тут же гаишник махнул жезлом. Пленка на разбитом стекле искажала пространство снаружи, и пришлось открыть дверь.

– Права, техпаспорт. Я вас видел где-то, у меня на лица память хорошая. В грузовике вы сидели, точно! Борода. Бороду не забудешь, – обрадовался памяти гаишник. – Че, дальнобойщики на «восьмерку» могут заработать?

– В чем дело-то, начальник? – угрюмо ответил Вова, протягивая гаишнику документы, оба поддельные, из сейфа в гараже, предчувствуя, что в лучшем случае дело закончится крупной взяткой.

– Пока просто проверка, – не по-доброму ухмыльнулся гаишник и направился к своей машине.

Проверка сейчас не нужна. Поддельные права не совпадали с именем владельца. Гаишник инстинктом чуял добычу и, не оборачиваясь на оклик, уверенно шел к своей машине. Вова догнал его и придержал дверь.

– Давай по-быстрому решим, начальник, – сказал Вова и спрятал подрагивающую руку в карман ватника.

– Сейчас номера проверю, и решим, – ответил гаишник, усаживаясь на пассажирское сиденье.

Волна зашипела, далекий голос диспетчера назвал номер патрульной машины.

– Слушаю, – без радости отозвался гаишник.

– Срочно выехать для проверки автомобиля. Белая «Нива», номерные знаки отсутствуют, мешает движению на поляне Фрунзе.

– Принял. – Гаишник ткнул права в Вову. – Стекло замени, в следующий раз оштрафую.

«Опять дурные знаки», – подумал Вова. Не стоило ему высовываться. Вдруг его Начальник в розыск объявил, они так уже делали через знакомых в милиции. Что тогда?

– К черту, удачно же кончилось! – По новой привычке вслух сказал Вова и возвращаться не стал.

* * *

Двор за двадцать лет осознанно не изменился. В детстве тополя за сараями казались выше, а теперь действительно подросли. Штукатурка на домах потемнела и приобрела цвет, как во время майского ливня из воспоминаний. Сараи сливались в ту же пугающую темень. Кажется, и лавки так всегда стояли, и фонари никогда не горели, и песочница вечно была пустой.

Деревянные ступеньки проседали под Вовой. Он остановился перед бурой дверью на втором этаже, подумал, что слишком часто начал сомневаться, и, не найдя звонка, постучал.

– Ты один? – открыл дверь смуглый худощавый мужик в поношенной олимпийке. – Да заходи, хату не выстужай.

Узкая прихожая, деревянные полы, квартира, не знавшая ремонта. Вова разулся и, следуя за мужиком, прошел в зал. Желтый свет торшера освещал маленький лакированный столик с книгами и два кресла. Вдоль стены стоял дешевый сервант под красное дерево, в углу стоял черно-белый телевизор на ножках, в другом – кровать. Пахло тяжелой папиросной вонью. По ногам шел сквозняк.

– Чай будешь? – Вова покачал головой. – А я чифирну, зачитался че-то.

Кресло под Вовой устало скрипнуло, и он сел на краешек, боясь его прикончить. Перед глазами оказались корешки книг: Сетон-Томпсон «Мустанг-иноходец», Джек Лондон «Белый клык», Джеральд Даррелл «Под пологом пьяного леса», Джеймс Кервуд «Бродяги Севера». Черный том лежал открытым на столе, и Вова сверху на странице прочитал: Брэм «Жизнь животных».

– На зоне читать привык. Про зверушек люблю особенно, – отодвинул книги смуглый мужик и поставил на стол кружку с отколотой по краям эмалью.

– Я насчет платины, – сказал Вова, ожидавший другого приема.

– Да, я понял, что не свататься, – не спеша усаживаясь в кресло, ответил мужик. – Че-то я тебя с того дня на площади не видел.

– Не работаю я там больше.

В комнату вошла кошка, цепляясь коготками за палас, прошла к окну и прыгнула в форточку.

– Кошки – твари, не любят никого, – проводил ее взглядом смуглый. – Раз пришла, думаю, пусть живет. Все равно хоть какая душа рядом. Отвык я от одиночества.

– Я тоже один сейчас живу, иногда просто с ума сходить начинаешь, – смиряясь с темпом разговора, сказал Вова.

– Я навсегда, а ты пока прячешься. Видно по тебе. В ватнике драном ходишь, бороду отпустил, – мужик усмехнулся, обнажая стальные зубы. – Ладно, шучу я. Спрашивал за тебя, знаю какая у тебя ситуация. По мне, так даже лучше, меньше вариантов, что ты меня с платиной наебешь.

– За шесть тысяч отдашь? – решил не упускать момента Вова.

– Погоди, я еще не пообщался с тобой. Одно дело, что люди говорят, другое – самому посмотреть. Ты пойми, сделка для меня важная, это у тебя денег полно…

– Было, – вставил Вова.

– Такие, как ты, долго бедными не бывают, если не убьют. Деньги к тебе вернутся. Че с платиной будешь делать?

– На переплавку отдам под перстни, – честно ответил Вова, понимая, что мужику врать по мелочам не надо.

– Сапожнику?

– Раз сам знаешь, че сам ему не отдашь?

– У меня с ним дела давно не заладились, дело былое. Не рассказывай ему, где платину взял, пусть ему сюрприз будет.

– Это не у него ли крадено? – вырвалось у Вовы.

– Чай простывает, – ухмыльнулся мужик. – За шесть пятьсот отдам, как говорил. Будешь брать?

– Буду.

– Предлагай, как обмен совершим.

– Пришлю к тебе друга. Олег его зовут, с ним договоритесь.

– Че-то ты, Вова, мутить начал.

– Не-не, он приличный мужик, ты поймешь сразу. Я ему доверяю, и башка у него работает как надо. Вы договоритесь. Сам понимаешь, мне светиться нельзя, и так рискую, что к тебе приехал.

– Добро, – кивнул мужик и протянул руку. – Меня Игорь зовут, кличка – Цыган. Будем знакомы.

– Меня – Кит, – в первый раз улыбнулся Вова. – Можно книжку взять почитать?

– Не, брат. Это мне знакомая одна достает, из школьной библиотеки. Мне отдавать надо.

– Интересное такое чувство – в знакомые места возвращаться, – уже в коридоре, обуваясь, сказал Вова. – Я ведь ребенком в этом дворе играл, потом с родителями на Победу переехали.

– Я вот два раза отсюда в тюрьму переезжал, а все возвращаюсь, – с ухмылкой ответил Игорь и, не дожидаясь, когда Вова захлопнет дверь, по привычке передвижения в замкнутых пространствах неспешно, короткими шагами, отправился в зал дочитывать.

Две души

Из машины Комар выходить отказался, демонстративно откинул сиденье, устраиваясь спать. Никита нервничал, не зная, как пойдет разговор со Страшной Валей. Не глядя, прошел по тропинке до дома и, рванув дверь, столкнулся с хлипким мужичком в очках.

– Какой к нам мальчик красивый заглянул! Беги посмотреть, Куська! – с порога, словно ждала его, сказала женщина в джинсовом платье. – Как тебя зовут, царевич?

– Никита, – ответил он, пытаясь понять, это ли Страшная Валя.

В холле было сразу два охранника: один низкорослый, пожилой, другой молодой, высокий. Тот, что постарше, кажется, собирался куда-то выйти, но, увидев Никиту, передумал и остался, кивнув своему младшему товарищу. Никиту обыскали с вежливым «так положено», и из-за занавесок появилась рыжая девчонка в черном обтягивающем платье.

– Куська, проводи гостя наверх, – распорядилась женщина, все это время молча изучавшая Никиту, и ушла.

Девушка, не давая опомниться, взяла его за руку, провела через занавески в зал и наверх по лестнице в комнату. Никита не успел ничего ни сказать, ни подумать.

– Час – семьдесят баксов, – сказала девушка.

– Да я просто поговорить хотел.

– Хоть стихи читай, все равно семьдесят баксов.

– Ладно, – легко согласился Никита.

– Пить будешь? – Девушка открыла тумбочку, и внутри оказался холодильник.

– Я не пью.

– Спортсмен, что ли? Пепси есть, будешь?

В тишине щелкнул ключ, зашипела газировка. Девушка протянула банку и села рядом на кровать, со стаканом апельсинового сока. Комната чистая, похожа на гостиничный номер, как в голливудских фильмах: большая кровать, по бокам горят неяркие ночники, плотные, бордовые занавески, дверь в душевую открыта, и оттуда льется яркий свет в коридорчик.

– Не так я себе бордели представлял, – сказал Никита, чтобы не молчать, и сделал глоток газировки.

– А как?

– Не знаю.

– Теперь знаешь.

– Тебя как зовут? – боясь новых пауз, спросил Никита.

– Вика.

– А меня Никита.

– Ты уже попил, Никита? Трахаться-то будем?

– Не, спасибо. Я спросить хотел.

– Тебе спасибо. Все равно деньги заплатишь. – Вика встала с кровати и снова пошла к холодильнику. – Орешки соленые будешь? Не переживай, все в цену входит.

– Ты про Кита слышала?

– Самое большое в мире млекопитающее, – с набитым орешками ртом ответила Вика.

Никита улыбнулся и задержал взгляд на девушке. На вид его ровесница, волосы рыжие, но, кажется, крашеные, мордочка симпатичная, может, даже красивая. Маленькая только и худая немножко.

– Я серьезно, про Кита слышала?

– Это бандит такой? – Никита кивнул. – А ты тоже бандит?

– Почти. Че там с Китом?

– Раньше часто заходил, не к нам, девчонкам, к Вале. Че там у них за дела были, я не знаю, да и не хочу знать. Где-то с месяц его не видно. Его вроде как все ищут. Ты тоже ищешь?

Говорить больше было не о чем, но Никите было хорошо и спокойно в этой комнате, рядом с рыжей.

– У меня же все равно час? Можно я еще посижу?

– Можешь хоть на всю ночь продлить. Твои деньги.

– Не, мне по делам надо, сейчас передохну у тебя и поеду, – серьезно сказал Никита и откинулся спиной на кровать.

Целый час собственного времени. Ни приставленного Комара, ни надзора Левого, ни пьяного отца за стеной.

– Ты, если хочешь, бери еще еду из холодильника, раз оплачено. – Никита лежал с закрытыми глазами, но кровать просела, и он ощутил рядом тепло Вики.

– На меня Валя ругается, когда я мини-бар обжираю.

– Скажешь, я съел.

– Она догадается, – ответила Вика. – А ты трахаться не хочешь, потому что у тебя девушка есть?

– Была, сейчас нет.

– А че расстались?

– Как сказать? Она тоже пятиборьем занималась, на сборах познакомились, говорят, даже полезно для тела, а потом тренировки, у нее свои турниры, у меня свои, так вот раз от раза виделись, и че-то все заглохло. Потом я совсем из спорта ушел.

– Почему?

– Да не нужно это никому. На турниры – за свой счет, коня содержать – за свой счет, а денег-то нет. К тому же я до медалей дошел, а дальше либо оставаться, либо уходить. Только спортом сейчас не заработаешь.

Рассказывать Вике было легко, давно ни с кем он так не разговаривал. Хотя Никита и понимал, что нет ей дела ни до проблем пятиборья, ни до его собственных, ему казалось, она такая же живая, как он сам, и, может, у нее даже есть чувства и мысли.

– Ты бы остался, если б мог?

– Наверное, да. Мне нравилось. – Откровенность Никиты давала ему право на обратный вопрос. – А ты почему здесь работаешь?

– Проституткой? – ощетинилась Вика, но увидела в глазах Никита не просто любопытство. – Этим летом сюда менты приехали, из начальства. Хорошие мужики, в возрасте все, простые такие. Повезли нас за Волгу, на катере покатали, шашлыком накормили. Я пошла вечером на пляж, сижу, смотрю на воду, и ко мне один такой седенький, уставший подсел. Не пристает, ничего, а потом такой говорит: «Знаешь, Викуська, все люди – бляди, только цена разная».

– Может быть, – ответил после молчания Никита, внутри не соглашаясь, но не желая спорить вслух.

Он снова откинулся на кровать, оставив ноги на полу, Вика легла с ним рядом. Ему показалось, что волосы ее пахнут той самой закатной рекой, и он начал рассказывать про лето, когда научился плавать, про семейную дачу с яблонями, про смешную двоюродную бабку Зою из Москвы, прикуривающую одну папиросу от другой, про свою лошадь и как он без нее иногда скучает. Так прошел этот час.

* * *

Валя оказалась совсем не страшной, проводила Никиту, глядя как на будущего зятя, приобнимая Вику за плечи. Звала заходить почаще.

Сальные шутки Комара на обратной дороге не могли разогнать приятный туман в голове, и даже пыльные придорожные деревья радостно вспыхивали в свете фар.

Начальник ждал их с отчетом, но рассказывать было нечего. Где залег Кит, было все так же неясно, и Никита больше надеялся на удачу, чем готовился к разговору. В зале коттеджа их уже ждали, и мрачные лица Начальника и Левого настораживали.

– Че так долго? – спросил Левый.

– Дела, – ответил Никита, и Комар, почуявший настроение, шутки про бордель отпускать не стал.

– Хотелось бы о твоих делах побольше знать, Пионер.

– Завязывай, Левый, – раздраженно перебил Начальник. – Давай вводи парней в курс дела.

– Че вводить? Нам уже ввели по самые яйца. Короче, вам двоим надо хлопнуть Шурика.

– Это с площади? – поинтересовался Комар, и Начальник подтвердил кивком.

– Падла сначала каморку в переходе поджег, сегодня нашему продавцу при всех рожу разбил, типа клиента увел.

– Борзеет, – подтвердил Начальник. – Нам сейчас авторитет терять нельзя.

– Говорят, с афганцами связался, потому и борзеет. В общем, валить его, – подытожил политинформацию Левый.

– Когда? – спросил Никита.

– Твое участие под вопросом, Пионер. – Левый смотрел в стол.

– Я тебе сказал, отъебись от пацана! – неожиданно рявкнул Начальник. – На хера мы его с медалью по стрельбе брали?! Ты будешь Шурика валить, Пионер!

* * *

Комар отнесся к пристрелке михасевского «макарова» в лесопосадке за городом с иронией. Подначивал пристрелить перепуганную шумом ворону, но перестал смеяться, когда Никита сшиб с обоймы все восемь бутылок с двадцати метров.

Он презрительно повез Никиту осматривать место и даже не вышел из машины, считая подготовку лишним и даже позорно трусливым действием.

Поздняя «сталинка» со стороны Победы, по бокам к ней, как бедные родственники, лепились облезлые «хрущевки», чуть дальше торчала панельная пятиэтажка, выкидыш нищих времен. Посреди большого двора стояли гаражи, мусорные баки, детская площадка с ржавой горкой, изломанной лавкой и качелями без дощечки.

Шурик должен пройти в средний подъезд желтой «хрущевки» слева и подняться на второй этаж. Окна его выходят во двор, и, скорее всего, здесь он поставит машину. От газона до подъезда – метров десять, и пройдет он их быстро. Если стоять у двери – примелькаешься соседям, если на детской площадке – видно со всех сторон. Ждать в машине – тоже не вариант, выезд из двора только один, и если его перегородит случайный автомобиль, то побег сорвется. Комар должен быть на дороге, готовый поехать сразу. Только где бы спрятаться в ожидании Шурика?

Никита еще раз обошел двор. Будет вечер, будет темно. Один из гаражей занесен сугробом, и колеи к нему не видно, двери заржавели. Глядя на снег, Никита понял, что надо сделать. Он вернулся в машину и предложил на завтра не откладывать.

– У меня только один вопрос: куда лучше стрелять? В голову или в сердце?

– Это ты у нас снайпер, – недовольно ответил уставший Комар. – Простые пацаны не выделываются и выпускают всю обойму с метра.

* * *

Очищая проезд к неизвестно чьему гаражу, Никита даже увлекся. Вспомнив, зачем он здесь, сунул руку в карман, ощупывая пистолет. Даже через кожу перчатки он был холодный. Хотя на улице тепло, а от работы даже жарко.

Хорошо он придумал. Будут опрашивать свидетелей, все скажут: «Да, видели, парень в спортивной куртке чистил гараж несколько часов». Будут выяснять, чей гараж, осматривать его труд. Плохо, что пятница и свидетелей немало. Многие, правда, пьяные.

Снег падал крупными хлопьями, добавляя работы. Шурик должен появиться в ближайшее время. Только бы дети ушли с площадки, а то при них некрасиво стрелять. Пока они катали комья снега, все было тихо, а потом все начали кричать и носиться по двору, непонятно во что играя. Кончилось тем, что дети распинали ими же созданного снеговика и, довольные, разошлись по подъездам. Плохо только, что темновато и фонарей нет. Лопата шла вниз, потом вверх. Хотя из окон полно света и глаза уже привыкли. Это даже хорошо, что у дома почти светло, а его у гаража не видно.

Рассуждения о плюсах и минусах прервало появление Шурика. Он шел в компании с каким-то мужиком, и, если бы они молчали, Никита мог их и не заметить. «Что делать со вторым?» – уже на ходу думал Никита и, не успев прийти к решению, добрался до подъезда.

Шурик уже открыл дверь и продолжал громко говорить, когда ему в затылок влетела пуля. Второй мужик остановился и встретился взглядом с Никитой. В его глазах не было страха.

– Вот как, – успел сказать он, прежде чем во лбу появилась дыра.

Ноги Шурика торчали из подъезда. Второй сполз по стенке и замер. Никита постоял несколько секунд, ожидая, что один из них вскочит или поползет, но этого не случилось. «Метко и красиво, по пуле на каждого», – подумал Никита и побежал вдоль дома на улицу, где уже заводил машину Комар.

* * *

Сердце короткими сильными толчками гнало кровь: она шумела в ушах, ее привкус был во рту, она вскипала в руках, державших пистолет. В машине Никите нечем было дышать, и он открыл окно, чувствуя, как снежинки испаряются, не успевая долететь до его лица. Мысли так же вспыхивали и сгорали, не успевая оформиться в слова. Это была свобода. Всю жизнь ему приходилось примериваться к другим медленным, глупым людям, но теперь он как будто вырвался из их ритма и понял, что всегда был прав: все они не настоящие и только он один в этом мире живой.

– Давай «Ниву» на лед выгоним и подожжем!

– Левый четко сказал: бросить на поляне Фрунзе, вместе с документами Михася. – Комар специально говорил тише и медленнее, стараясь успокоить Никиту. – Ты ствол в бардачок-то положи.

Они сделали все, как велели: оставили машину Михася, в бардачке – пистолет, еще хранивший его отпечатки и его документы. Все на тот случай, если случайные свидетели запомнили номера, чтобы милиция связала пули с пистолетом, а дальше пусть ищут мертвеца.

«Правда, где искать Михася?» – по дороге к седьмой просеке думал Никита. Мимо них промчалась машина гаишников с включенной сиреной. Адреналин кончился, и все тело заныло, как от усталости. Снегопад усилился, и захотелось спать. Раньше, вспоминая дедушку, он хорошо представлял себе гроб, окруженный землей, могилу, кладбище, дорогу до него. А вот где Михась? Размазан по щебню, щебень разбросан по дну? Воображение не работало, и получалось, что Михась, исчезнув в воронке, попал в никуда.

– Может, вдоль Волги до коттеджа дойдем? – предложил Никита.

– Там сугробы, не пройдешь, – закуривая, ответил Комар. – Да и не ищет нас никто.

* * *

После рассказа Начальник, не стесняясь, занюхал со стола белый порошок и рассмеялся.

– Молодец, Пионер. Левый, выдай пацанам деньги за работу.

– Кто второй-то был, я не понял? – ворчливо спросил Левый, доставая из сейфа два заготовленных конверта, и бросил их на стол.

– Какая теперь разница? – веселился Начальник. – На том свете разберутся.

– Без машины-то теперь как? – между прочим спросил Комар, с любопытством заглядывая в свой конверт.

– На такси доедешь, деньги теперь есть, – сказал Левый.

– Я предлагаю вам, пацаны, с машиной вопрос не затягивать, – радостно сверкая глазами, откинулся в кресле Начальник. – Завтра к полудню все наши соберутся, поедете на площадь, точку Шуриковскую отжимать. У его шестерок тачка есть. Считайте, теперь ваша. С утра за вами Собаки заедут.

– Братья Тузиковы, – в ответ на удивленный взгляд Никиты пояснил Комар. – Ты их видел уже. Только ты смотри Собаками их не назови, им нравится, когда их Тузами называют.

– Это точно, – протягивая руку, отозвался Начальник. – Идите отдыхать, сегодня вы молодцы.

– Такси не сюда, а на просеку вызывайте, – не мог не испортить момент Левый, подвигая Комару телефон.

* * *

В доме Никиты не было покоя, несмотря на поздний час. В ванной тарахтела стиральная машина «Малютка», в зале бубнил телевизор, на кухне шумела вода и гремела посуда. «Опять поссорились», – устало догадался Никита, развязывая шнурки.

– Ты где по ночам пропадаешь? – вышел из зала отец в своем худшем виде – трезвый.

– На работе.

– А позвонить с работы нельзя?! Предупредить, что задерживаешься? Мать волнуется, наверное?

– Кто его на эту работу устроил?! Кто ребенка в банду отдал?! – вышла с кухни мама.

Оказалось, скандал не кончился. Никита проскользнул на кухню, но родители последовали за ним.

– Ты заканчивай эти хождения ночные! – пытаясь отвести удар от себя, кричал отец.

Не отрываясь от стакана воды, Никита бросил на стол пачку долларов. Они разлетелись веером.

– Мне завтра вставать рано, кончайте орать, – закрепил победу Никита и ушел в свою комнату.

Конверт с остатками денег он спрятал за посаженный по углам на клей плакат с Ван Даммом. Потом лег, но дребезжание стиральной машинки навевало плохие мысли. Надо подумать о чем-нибудь хорошем. Деньги теперь есть, но что купить, не приходило в голову. Никита хотел представить Вику, но ее лицо расплывалось, а запах волос не вспоминался. Вот отдача от «макарова», как она идет по руке в плечо, как все вокруг замирает и слепнет от выстрела. Невидимый и непостижимый полет пули начинается с движения его пальца, а кончается в голове другого человека. «Удивительно, как быстро это происходит», – не успел додумать Никита. Сон выстрелил, он вздрогнул, мир исчез.

Девять залпов

По описаниям Олега выходило, что он ездил в другую Москву. Столица украшена гирляндами и готовится к Новому году. Шофер – балагур, доехали быстро и весело. В придорожных кафе кормили на убой, шашлык отменный. Заметив, что рассказы не находят у Вовы отклика, пришлось замолчать.

– Новый год скоро. С фейерверками заканчиваем, – констатировал Вова. – Ты же на работу не собираешься возвращаться?

– Не хотелось бы, – ответил Олег. – Мне на складе предлагали одноразовыми зажигалками поторговать.

– Это все мелочи, Олежка. Есть у меня одна идея, если повезет, можем в пять раз больше заработать. Один мужик предлагает слиток платины, она краденая, но это неважно. Мы ее переплавим на украшение у одного умельца и продадим.

– Вроде нормально, – задумался Олег, щелкая бензиновой зажигалкой, сувениром из столицы. – Сколько просит?

– Шесть пятьсот. Ты с ним встреться, поговори, адрес я тебе сейчас напишу. Он обмана боится, придумай способ надежный, как ему деньги передать. Не знаю, поторгуйся, может, он цену сбросит.

– Ладно, – быстро согласился Олег, стараясь в последнее время у Вовы надолго не задерживаться. – Я смотрю, ты тетради отцовские достал. Читал?

– Немного.

– Там в начале ерунда всякая про завод, а с конца ничего так, интересно бывает. Сейчас найду, старая тетрадка такая. О! Вот эта. Почитай, там прям приключенческий роман.

Вова без энтузиазма взял тетрадку и протянул Олегу листочек с адресом.

– Да это с Безымянским рынком рядышком совсем, заеду на днях. Сейчас перед Новым годом самая торговля пойдет, я, наверное, у тебя, Вов, реже бывать буду.

* * *

Фейерверки продавались даже лучше, чем рассчитывал Олег, иногда среди дня приходилось подвозить на точки новые ящики, и просьбу Вовы договориться о платине выполнить никак не получалось. Пришлось спланировать день так, чтобы Безымянский рынок остался последним пунктом.

Утомленный Олег остановил «четверку» на улице Свободы и, сверившись с адресом, пошел к старой двухэтажке с облетевшей синей штукатуркой.

– Я Олег. Вова дал адрес, сказал с вами договориться. Вы же Игорь?

– Угадал, – ответил смуглый мужик и прошел на кухню.

Синяя краска на метр от пола, дальше – осыпающаяся побелка. Лампа в патроне на черном проводе. Ветхая оконная рама с фрагментами былой краски, грязное стекло, за стеклом – тьма. На плите, пытаясь сбросить крышку, невыносимой рыбной вонью кипела кастрюля. Сложно было поверить, что человек по своей воле может такое готовить. С некоторым облегчением Олег увидел на соседней табуретке серую полосатую кошку. Хотел ее погладить, но та прогнулась под его ладонью и зашипела.

– Вы хотите продать полукилограммовый слиток платины за шесть с половиной тысяч долларов, правильно? Вова сказал с вами договориться о сделке. Я, честно, в этом большой проблемы не вижу. Вы назовите удобный день, я к вам подъеду и завезу деньги.

– Я проблему вижу, – прикуривая папиросу от газовой конфорки, ответил Игорь.

Табачная вонь смешалась с рыбным паром.

– Какую? – искренне спросил Олег.

– Такую. Откуда я знаю, что ты с деньгами приедешь, а не с быками, чтоб мне дверь с петель снесли и платину мою вместе с искусственной челюстью вынесли.

– Я даже не думал в таком ключе.

– Ну а я думал. Предлагай другие варианты.

– Можно мне закурить? – Олег достал «Мальборо» и, с третьего раза прикурив своей бензиновой зажигалкой, сказал: – Я по вечерам выручку забираю. Могу приехать на Безымянский рынок к закрытию, лоток с фейерверками, рядом с остановкой на Калинина. Вы можете подойти с сумкой, я с вами расплачусь. Место людное, что может случиться?

– Хорошо, теперь мои условия. – Игорь подставил гостю пол-литровую банку вместо пепельницы. – Ты каждый день там в семь вечера будешь стоять до восьми, всю неделю, а я сам выберу день, когда к тебе подойти.

– Ладно, – побыстрее согласился Олег, стараясь уйти с душной кухни. – Долларами или рублями удобнее?

– Баксами. Их считать быстрей.

– Простите, а можно еще вопрос? – Игорь кивнул. – Эта платина с завода же украдена? Просто мне отец еще в детстве рассказывал про шестнадцать килограммов.

– Она самая, – выключая газ и легонько отпихивая ногой замяучившую кошку, ответил Игорь. – Пятнадцать с половиной я уже продал. На выручку вот эту тварь купил, а теперь ее кормить деньги нужны.

* * *

Соблюдая уговор, Олег отпускал старушку в шесть вечера и ждал Игоря. Лоток был скромным: фанерка на двух деревянных ящиках, фейерверки укрыты пленкой от снега и мелкого воровства. Хотя под конец дня чувствовалась усталость и стоять час на морозе – приятного мало, в самом процессе торговли Олег находил своеобразное удовольствие и азарт. Покупателя надо было привлечь, заинтересовать и продать как можно больше. Не имея опыта в торговле, Олег говорил со всеми вежливо, объяснял особенности хлопушек даже пьяным и школьникам, справедливо считая, что если сего-дня у них нет денег, то они могут вернуться завтра. Уже на второй день выручка была больше, чем у любой из старушек на других точках.

На третий день он обнаружил, что почти весь товар распродан и даже на складе ничего не осталось. Олег поднял цены, чтобы не сорвать сделку закрытием ларька, но так увлекся, что забыл, зачем на самом деле стоит на Безымянском рынке. Покупателей больше не было, обговоренное время прошло, Олег убирал остатки фейерверков в картонные коробки. Справа на остановке отставшие от всеобщего ритма люди ждали последний троллейбус.

– Много заработал, четырехглазый? – Олег не заметил двух парней в кожаных куртках и не понял, что обращаются к нему. – Оглох, что ли?!

– Вы фейерверки взять хотите? – улыбнулся Олег, еще не осознав, что к чему.

– Захотим – возьмем, – подвигаясь к прилавку, ответил один из них.

Один, пониже, в кепке с лицом грызуна, другой повыше и поплотнее. Тренировочные штаны, потертые куртки, опухшие лица. «Не бандиты, но очень стараются быть похожими», – сразу оценил Олег, но как себя с ними вести, не придумал.

– Крыша есть, очкастый?

– Вова Кит.

– Че-то я не слышал за такого. А ты, Кеш? – Тот, что повыше, помотал головой.

– Давай все, че в карманах, это штраф за то, что без разрешения у нас торговал. После половину будешь нам отстегивать.

– У меня есть разрешение, – выдавил Олег. – Начальника рынка.

– Давай деньги, сука, – не сильно, но больно ткнул костяшками в ребра Кепка.

Не видя другого выхода, Олег по привычке достал из левого кармана мелкие банкноты, лежавшие там для сдачи.

– Мало, – пересчитал Кепка. – Глянь, может еще есть.

Кеша перехватил руку Олега и сам залез ему в правый карман. Вспомнив, что у него с собой шесть с половиной тысяч долларов, Олег дернулся, но хватка оказалась неожиданно крепкой.

– Не рыпайся, падла, – прошипел Кепка.

– Хлопушки продаете? – раздался голос.

– Шагай отсюда, отец, – обернулся к смуглому мужику Кеша.

– Че такого, пацаны? Я тоже праздника хочу, – прикурив спичкой папиросу, мужик двинулся к лотку.

– Тебе че надо? – угрожая, попытался пробасить Кепка.

– Фейерверков, – ухмылялся Игорь, роясь в коробке. – Вот этот красивый?

– Да. Ракетница – девять зарядов, – на автомате ответил Олег.

– Ща посмотрим. – Игорь подпалил фитиль от папиросы и держал фейерверк в руках, пока тот тлел. – Берегите глаза, пацаны.

Грабители все видели, но не верили, что Игорь это сделает, пока первый заряд со свистом не полетел в лицо застывшему Кеше. Второй был послан в голову Кепке, но тот успел закрыться руками и получил удар в пах. Третий снова пошел в катавшегося с визгом по снегу Кешу. Четвертый – в лицо Кепке, переместившему ладони к промежности. Потом Игорь поставил ракетницу на прилавок и при каждом залпе по очереди бил грабителей ногами.

– Че, еще фейерверк посмотрим? – когда отгремели залпы, спросил Игорь.

На шум с рынка выбежали охранники в защитных куртках. Игорь выкинул пустую ракетницу в сугроб и отошел к Олегу за прилавок.

– Вот этих хулиганов крутите, – указал погасшим окурком Игорь.

– Что ты здесь опять устроил, Игорек? – прихромал начальник рынка. – Ну как, твою же в душу, это называется?!

– Помощь предпринимателям. За твоих же молодцов, считай, работу делаю.

– Они грабили меня, – подтвердил Олег, не совсем понимая, что происходит.

– Сейчас объясним, что на моем рынке так нельзя, – кивнул охранникам татарин. – Ты, Игорь, иди домой, мы дальше сами разберемся.

– Деньги пусть вернут мужику.

Охрана обыскала стонавших грабителей и все, что нашла, отдала Олегу. После чего Кешу с Кепкой поволокли к зданию рынка.

– Убьют? – глядя им вслед, спросил Олег.

– Не, отрубят руки по мусульманскому обычаю, – сплюнул повеселевший Игорь. – Да шучу. Собирай свою лавку, пойдем, твое спасение отметим.

* * *

От волнения Олег пропустил момент, когда Игорь забрал у него из рук мятые деньги.

– Подожди меня здесь, я быстро.

Рядом со сквером Калинина, в двадцати метрах от милиции, стояла кафешка. Отштукатуренная кубышка без окон, где в иные времена продавали соки-воды, сейчас бормотала попсу через закрытые двери. Игорь вышел с целлофановым пакетом, и о его спину разбился пьяный женский смех.

– Покури, что ли, руки трясутся, – звеня бутылками на ходу, посоветовал Игорь.

Они прошли короткий квартал двухэтажек. В окнах на уровне глаз показывали чужую жизнь, и тяжело было на нее не посмотреть. Синяя полутьма с мерцанием телевизора, кухня с женщиной у плиты, спящая кошка, выставка мертвых домашних растений, ночник и кусочек цветочных обоев, детская железная дорога на невысоком шкафу, лай маленькой собаки, взгляд курящего в форточку старика, точно так же наблюдающего улицу.

* * *

– Я вас даже не поблагодарил, – усаживаясь на кухне, сказал Олег.

– За то, что я свои деньги спасал? – ухмыльнулся Игорь, выставляя на стол водку «Пшеничная» с криво наклеенной этикеткой. – Паленая, но ты не бойся, меня не отравят.

Рыбой в кухне почти не воняло, и от этого было немного уютней. Сев у окна, Олег почувствовал ногой жар батареи и понял, что сильно замерз. Шмыгнул носом и выпил водку из чайного стакана. Стакан был полон наполовину, так пить Олег не привык, и поперхнулся, не рассчитав глоток. Спирт обжег горло, согрел желудок и привел в чувство.

– Вы, получается, следили за мной?

– Ну да, – не чокаясь, опрокинул граненый стакан Игорь и занюхал соленым огурцом, единственным на столе, отвечавшим за закуску.

– Как же я вас все эти дни не замечал?

– Я из дома смотрел, – доливая, ответил Игорь и поднял свой стакан, подгоняя гостя. – Просто увидел твой лоток, пошел в дом напротив, постучал во все квартиры на втором этаже, нашел ханыг и у них сидел по два часа за бутылку.

– Ловко, – рассмеялся Олег, выпил, чувствуя, как пьянеет. – Можно я…

– Да, кури спокойно, – махнул рукой Игорь, снова подливая.

– Как теперь поступим? Те же условия или на новых поменяемся?

– Пей спокойно, дела потом обсудим.

– Здорово вы их, – сделал глоток Олег и изобразил пантомимой фейерверк.

– Да, как в старые добрые, – усмехнулся Игорь. – А тебе или с делами завязывать, или бояться не надо.

– В смысле? – в четвертый раз выпил Олег, не ожидая вопроса.

– Ты же боишься все время, как бы чего не случилось. Не надо бояться, оно и так и так случится.

– Фатализм, – улыбнулся Олег.

– Я как есть говорю, от души посоветовал, – обиделся Игорь. – Так-то тебе повезло, что я там был. Хотя и мне полезно, засиделся я.

– Вы сидели?

– Я про дома – засиделся, – в пятый заход, впервые чокнулся стаканом Игорь и сразу принялся доливать первую бутылку. – Сидел, конечно. Первая – семь лет за драку. Вышел, помыкался с годик, смотрю, а че-то все еще хуже стало. Пошел и гастроном, где всегда продукты беру, ограбил. Сижу дома, пью, жду, когда меня брать придут. Не приходят. Бардак в стране. Ты пей давай.

– Потом пришли? – Олег послушно выпил то, что появилось в его стакане за время рассказа.

– Пришли после второго раза, а то, если б не понятия, хоть сам иди сдавайся.

Из пакета появилась вторая бутылка, вообще без этикетки. На кухню пришла кошка и возмущенно мяукнула.

– Откуда ты вечно берешься? – обратился к ней Игорь и достал из пакета сосиску. – Нет, смотри, специально ей купил, а она не жрет. Чего орешь тогда?

– Я вот хочу переехать, – рвались наружу мысли из пьяной головы Олега. – С тещей жить надоело. Продам дачу, денег докину и квартиру побольше возьму.

– Где дача-то? – наливая седьмую, спросил Игорь.

– На седьмой просеке, у Волги прям, хорошее место. А вы не хотите с Безымянки уехать?

– Зачем? Мне и тут хорошо. Я хочу на деньги от платины аппарат самогонный купить.

– Пить будете? – наконец залпом справился со стаканом Олег.

– Буду, конечно, только че получше, а самогон на продажу. Присмотрел я тут одну тетку с домом на Вольской, у нее в доме торговлю устрою. Считай, дело небольшое, а до конца жизни обеспечен.

Они еще говорили о трудностях мелких предпринимателей, перед восьмой – о животных, про завод, где, оказалось, оба работали. Волшебный пакет, казалось, переполнен бутылками, Олег считал рюмки до девятой. Хотя, наверное, их было больше. Потом вроде бы были улица и снег.

* * *

Очнулся Олег почему-то в своей «четверке», припаркованной у Безымянского рынка. Начиналось синее зимнее утро, и вокруг уже ходили люди. Он открыл окно, выпуская на улицу тяжелый перегар из салона, пытаясь собрать воспоминания о вчерашнем вечере. Полез в куртку за сигаретами, начал искать бензиновую зажигалку. Долларов во внутреннем кармане не было. Он быстро себя обыскал. Глаза сами собой зажмурились, как будто была еще одна попытка проснуться в лучшем мире, но утро было то же, и похмелье, и ужас потери.

Что сказать Вове, как объяснить жене за три дня до Нового года? Подарки даже не успел купить. Олег завел машину и нажал на прикуриватель. Ничего не отложил, ничего не заработал, все потерял. Рука потянулась пристегнуть ремень.

Между сиденьями в нелепой красной авоське лежал слиток платины.

Непойманный, неопознанный

Снег на участке местами сошел, обнажив черную маслянистую землю, только сугробы вдоль забора, собранные Вовой, словно держали оборону, медленно подтаивая и оседая. С крыши тоже было убрано, что не мешало каплям выбивать вокруг дома глухой изнуряющий ритм. Печь была не нужна, но Вова по привычке поддерживал в ней огонь.

Ближе к шести приехал Олег, занес в гараж коробку с остатками фейерверков. Прошел в дом и без слов положил на стол слиток платины. На все вопросы об обмене отвечал без интереса – сухо и кратко. Поделили деньги, и он сразу уехал. Стыдно было признаться, но Вова ждал подарка или выпивки, все-таки 31 декабря, а он здесь один.

Платина лежала между половинкой батона и палкой сырокопченой колбасы. Оценив вес, Вова убрал ее в ящик, служивший хлебницей. Праздника все же хотелось, Вова достал припрятанную бутылку водки, выпил, но стало еще тоскливей. Рядом с дровами, нарубленными до тончайших щепок, лежали дневники, Вова взял верхний, по совету Олега.

«Старичок, Степан Андреевич, с пятнистой дворняжкой, тот, что упорно называет меня Александром Константиновичем, опять сегодня прицепился. Был пьяненький и по третьему кругу рассказал мне свою жизнь. История с каждым пересказом становится яснее, но вот начало так и окутано тайной, а это, наверное, самое важное. Чем этот Седой так ему насолил, Степан Андреевич не говорит, понятно, что сломал ему карьеру, но как, неизвестно.

В 1941 году Седой под чужой фамилией сбежал на фронт, в сорок втором Степана Андреевича самого перевели в войска, и он начал искать своего недруга. Отследил до Харькова, потом потерял. Нашел в сорок четвертом в медчасти в Крыму, но добраться до него не смог из-за ранения. Клялся, что видел его в толпе, в освобожденной Праге, мельком из грузовика, и всерьез жалеет, что не выпрыгнул тогда из кузова.

После войны Степан Андреевич не успокоился и продолжил поиски. Я ему говорю: это ж сколько народу погибло, почему вы думали, что ваш Седой жив? Ничего внятного не отвечает, говорит, видел же он его в конце войны, а даже если это не он, так Седой просто так умереть не мог. Вот такая сага.

Степан Андреевич вышел в отставку, вернулся в Куйбышев, на завод по политчасти, а месть свою не забыл. Уже в пятидесятые взял он отпуск и поехал в деревню – Седого в Сибири искать. Всюду представлялся фронтовым товарищем, мол, ему Седой жизнь спас, а он ищет, чтобы отблагодарить. Нашел село, ему там отвечают: да, вернулся Седой с войны, но сразу ушел. Одни говорят – охотничать подался в тайгу, другие – что в военной академии в Москве преподает. Степан Андреевич все версии в отпусках проверял.

Еще в шестидесятые много писем приходило, он везде оставлял свой адрес, а люди фронтовикам помочь были рады. На двух могилах побывал, одна в Калининграде, другая под Киевом, но обе не те. А откуда он знает, что там не его Седой лежит, – и объяснить снова не может. Я его спрашиваю: а если б нашли, что бы вы с ним сделали? Отвечает: вначале бы убил, а потом уже и не знаю. А в глазах слезы стоят, будто и правда он всю жизнь фронтового товарища искал».

Историю Вова не оценил, но вынес из нее, что успешно скрываться можно хоть всю жизнь. То же самое подсказывала ему и выпитая водка. Пересчитав деньги, он надел ватник, закрыл дачу и начал подъем по восьмой просеке.

* * *

На выезде стоял все тот же гаишник, но на пешеходов его взгляд натренирован не был, и Вова незамеченным прошел дальше. Улица после тихого берега сбивала с толку, отвлекая сотнями деталей: далеким блеском гирлянд в окнах, смехом пьяных, фонтанами брызг из-под колес. Одновременно стараясь не промокнуть и не пропустить момент, Вова топтался у обочины и во время броска через дорогу провалился в лужу обеими ногами.

Правый ботинок остался почти сухим, а левый предательски наполнился ледяной водой, промочив носок и хлюпая при каждом шаге. Пришлось пройти мимо киоска и сесть на остановке. Сняв мокрый ботинок, Вова почувствовал пальцами ног зиму. Носок лучше выжать, чем возвращаться по холоду в мокром.

И замер с ним в руках, глядя на Никиту, вышедшего из баклажановой «шестерки». Тот прошел прямо в киоск и пропал из виду. Влажная ткань никак не хотела налезать на онемевшую ступню, а в одном ботинке любое действие – от побега до смерти – выглядело нелепо. Дверь киоска открылась, Никита появился из-за ларька, взял картонный ящик с бутылками и направился к машине.

«Теперь лучше не двигаться», – решил Вова, ожидая, когда «шестерка» отъедет. Никита поставил ящик в багажник, замер, задумавшись, и снова вернулся к киоску. «Если быстро впечатать его головой в решетку или стекло…» – рассуждал полубосой Вова, но Никита с мандаринами уже садился в машину.

Просидев еще с минуту согнувшись, Вова вышел из оцепенения. Рука опять начала трястись, никак не справляясь с концами мокрых шнурков. «Это от холода», – успокаивал себя Вова, кое-как завязал ботинок и подошел к киоску. Была ли странная встреча удачей или неудачей, можно было решить потом. С дороги остановка выглядела как провал в пространстве, и то, что Никита его не заметил в такой темноте, не казалось случайностью.

Пьяненькая продавщица обернулась за водкой, и в слабом отражении витрины Вова увидел похудевшее бородатое лицо, с запавшими глазами.

– Да, я сам бы себя не узнал, – вслух сказал он.

– Точно, – легко согласилась продавщица и тут же попыталась обмануть со сдачей.

Близкий контакт

Захват шуриковской палатки прошел буднично. Площадь Кирова опустела и замерла, когда с разных концов к лотку собиралась банда Начальника. Продавцы Шурика, видимо, были к такому готовы и вели себя скромно. Денег при них было по минимуму, они оправдывались тем, что все при себе носил Шурик. Левый им великодушно поверил.

– С Шурика теперь не спросишь. Правильно я говорю, пацаны? – Бандиты, стоявшие плотным полукругом, покивали и одобрительно похмыкали. – Придется вам, ребятки, за него расплачиваться.

Левый подождал, пока волнение шуриковских барыг дойдет до нужной точки, и кивнул Комару.

– Давайте машину вашу, – протянул Комар руку за ключами.

Трофейный автомобиль оказался баклажановой «шестеркой», заляпанной еще осенней грязью. Лобовое стекло покрылось тонкими трещинами, крылья проржавели, салон не обновлялся с покупки.

– Бери себе, Пионер, – разочаровался Комар после быстрого осмотра.

– Можно я магнитолу заберу? – проскулил один из барыг. – Я только на днях ее с рук взял, на свои деньги.

– Ага, че еще? Может, колеса еще прихватишь?

– Подписывай доверенность и вали, – отобрал документы Никита в надежде на конфликт. Но ничего не случилось, и поверженные шуриковцы растаяли.

* * *

Пошли одинаковые дни дежурства на площади. Кроме Никиты, остальные бандиты дежурили через день, и ему казалось, что он вернулся на месяц назад, только теперь чаще сидел в машине, чем на улице. К этому тоже приходилось привыкать, при Ките он мерил площадь шагами, ни разу не досчитав до конца, часто ходил за чаем и в ларек за шоколадками, но теперь статус не позволял и надо было быть спокойнее.

В возможность мести афганцев никто не верил – и Шурик, и его лоток были слишком мелким поводом для стрельбы на людной площади, – но Никита чувствовал, что логики в этой войне искать не надо, поэтому старался замечать все вокруг. «Уазик»-«буханка» защитного цвета стоял напротив перехода, метрах в тридцати от «шестерки». Появлялся он утром, а уезжал сразу после сбора палатки. В задних дверях имелись два окошечка, но с такого расстояния было не видно, смотрит ли кто из них. Комар, как обычно, посмеялся над мнительностью Никиты, а с остальными он решил своими подозрениями не делиться. «Зачем им следить за площадью?» – думал Никита, пока не пришел к выводу, что возможный наблюдатель запоминает все лица и номера машин бандитов Начальника.

На третий день он дождался, когда из «уазика» вышел водитель. Никита проследил направление и, быстро покинув «шестерку», последовал за ним. С невысоким блондином, стриженным под полубокс, он столкнулся около лотка с чаем, и, когда тот протянул руку за стаканчиком, под кожаной курткой обозначилась нагрудная кобура.

Ближайший телефон-автомат оказался разломан, будто по нему лупили палками, и позвонить Начальнику Никита не смог. Нервничая, он вернулся к машине и достал из багажника спрятанный в инструментах китовский ТТ.

– Ты чего там рылся? – спросил Комар. – Че чай-то не принес?

– Сегодня твоя очередь палатку в переход нести, – не сводя взгляда с «уазика», сказал Никита.

– Че-то никакого графика не припомню, – потянулся к прикуривателю Комар, но Никита, не разрешавший дымить в машине, отобрал сигарету.

– Вот говнюк мелкий, – без особой злобы сказал Комар и пошел помогать сворачивать палатку.

С пассажирского сиденья было лучше видно, как Комар взял у барыг кассу, потом собрал планки и понес их в переход. Площадь Кирова сжалась до темно-зеленого «уазика». Комар идет мимо него, отворачивается, чтобы сплюнуть окурок, и спускается в переход. Спустя несколько минут появляется из-под земли, снова проходит мимо «буханки», поднимает руку, прощаясь с Никитой, и садится в машину барыги. Они уезжают, «уазик» остается.

Площадь медленно избавлялась от людей, покрываясь мелким чистым снегом. Лампы зажглись не во всех фонарях, и немногие синие, мерцающие круги света словно приглашали к действию на своих маленьких сценах. Устав ждать, Никита протянул руку с пассажирского сиденья и несколько раз моргнул аварийными огнями, и «уазик» моргнул ему в ответ. Не веря, что он это видел, Никита достал пистолет и снял с предохранителя. «Буханка» зажглась стоп-огнями и начала медленно сдавать назад, в сторону Никиты. Он не спеша открыл дверь, решая, остаться в машине или сразу спрыгнуть на тротуар и бежать к елкам, гадая, откроется задняя дверь или пассажирская. На полпути «уазик» остановился, потом, набирая скорость, сделал резкий крюк, переехал трамвайные пути и умчался в другую сторону, напоследок просигналив.

Никита вышел под снег, пытаясь уловить смысл случившегося, но пустая улица ответов не давала.

* * *

Младшая Собака, Саня Тузиков, долго собирался что-то сказать и ерзал на кресле, Никита давно заметил его затруднение, но облегчать не собирался, находя в его неловкости небольшое удовольствие.

«Уазик» пропал, и это успокаивало. Перед лотком иногда даже образовывалась небольшая очередь, Кит всегда повторял, что праздники – лучшее время для сбора украшений, и оказался прав. Это могло означать премию от Начальника.

– Давай, короче, магнитолу хоть послушаем, – придумал наконец тему для разговора младший Тузиков.

– Не люблю я музыку, – вяло возразил Никита.

– Ясно, – приуныл Собака и тут же выпалил: – Я, короче, на Красной Глинке оказался случайно, короче, тебя там на Новый год позвали.

– Кто? – рассмеялся Никита.

– Сам подумай, – трогательно покраснел Тузиков. – Только ты это, короче, брату не говори, он не знает. Я там, короче, не по девкам, я в рулетку там играю. Он, короче, не одобряет.

– Ну и как, везет в рулетку-то? – ухмылялся Никита.

– Иди ты, короче, в жопу, Пионер, – кусая губу, обиделся Собака. – Я тебе нормально, короче, по просьбе сказал, а ты…

– Да не скажу я ничего твоему брату.

* * *

Деньги были – Начальник перед праздником никого не обидел. Было свободное время, была даже искра того детского чувства – ожидания Нового года. Только искусственная елка в доме стояла без украшений, после обеда отец напился, мать психанула и, не дорезав салаты, уехала к подругам. Приглашение оказалось очень кстати.

В квартире было так тягостно, что Никита с трудом высидел перед телевизором до восьми, потом достал деньги из-за плаката и, выбежав из подъезда, сразу прыгнул в свою «шестерку». Днем было выше нуля, и даже к вечеру все продолжало таять. Автомобиль поднял фонтан бурого мокрого снега и, пробуксовав, выехал со двора.

Прошлый год Никита праздновал со спортсменами. Половина была трезвая, другая почти мгновенно перепилась и была еще скучней. Плохо еще, что не было подарков. Вспомнив об этом, Никита остановился у ларька. Пьяненькая продавщица в две цены отдала последнюю бутылку шампанского Asti Mondoro, а на вопрос, что еще есть хорошего, протянула в окошечко несколько бутылок ликера Amaretto. Это было скромно, и Никита взял еще ящик «Советского шампанского». Убрав выпивку в багажник, вернулся и скупил все мандарины, оказалось почти шесть килограммов. Ящик с фруктами он поставил на заднее сиденье, но, сев за руль, обернулся и взял один. В салоне запахло корками; он съел еще два – все сладкие, потом положил несколько на приборную панель, словно собирался чистить их в дороге.

За городом машин не было, Никита выжимал газ, пока «шестерку» не начало кидать по дороге при ста пятнадцати в час. В багажнике загремели бутылки. Никита сбросил скорость, и при повороте мандарины, подпрыгивая, покатились под пассажирское сиденье.

* * *

Стоянка у коттеджа пустовала, но деревья на участке были обвиты гирляндами, и разноцветные огни непонятно для кого отражались на обычно темном доме. С тяжелым ящиком шампанского в руках Никита медленно шел и осматривал голые ветви в мелких мигающих лампочках. Разноцветные вспышки озаряли желтую короткую траву, растягивая по ней тени стройных деревьев, меркли и вспыхивали в другом месте, перебивая друг друга, наслаиваясь, и, на миг погаснув, снова продолжали суету.

Дверь оказалась заперта. Никита вернулся к машине, забрал бутылки, мандарины и посигналил. В одном из окон блеснул свет из-под шторы, а потом дверь открылась.

– Куся-я-я, беги скорей, твой царевич на баклажановом коне приехал! – крикнула в дом Страшная Валя, и вместе с теплом Никита почувствовал духи и алкоголь. – Витя-я-я, забери у мальчика коробку!

– Я на кухне! – пробасил далекий голос.

– Ящик я сам донесу. Вот возьмите, это вам, – протянул бутылки смущенный Никита.

– А что ж еще женщине подарить? – Валя закрыла дверь на ключ, взяла мандарины и выпивку и пропала за занавеской.

В холле было темно, Никита разулся, снял куртку и, подхватив шампанское, прошел к тонкой полоске света. В зале играла музыка, работал телевизор, и за каждым столиком, укрытым простой белой скатертью, по несколько проституток резали, терли, смешивали. Они бегали за ножами, тарелками, блюдами, кастрюлями, смеялись, пробовали, что получилось у других, пили и даже успевали пританцовывать сидя. Вика улыбнулась Никите, но от нарезки салатов не оторвалась.

– Иди выпей, царевич, – аккуратно высыпая мандарины на барную стойку, без усилий перекрикнула шум Валя.

– Я не пью, – тихо сказал Никита.

– Ну конечно, – схватилась за фужер Валя. – Коля, налей непорочному водки с газировкой.

Пришлось послушно подойти к стойке, и, пока длинноволосый бармен без видимой цели жонглировал бутылками, Никита начал чистить мандарин, пытаясь осмотреться. В зале сидел еще один мужчина, молодой высокий охранник, пьяными глазками следивший за «Что? Где? Когда?» на большом телевизоре, подвешенном к стене.

– Тина, ты частишь, не режешь, а крошишь, – давала указания Валя. – Давайте в темпе, девочки, всю ночь, что ли, готовить будем?

Зал внезапно взорвался радостным визгом, Никита обернулся и увидел, что пожилой широкоплечий охранник медленно идет, держа перед собой огромное блюдо с вареными раками.

– Не жадничайте, это первая порция. Там еще есть, всем хватит. Да дайте остыть! – с притворной строгостью, замахиваясь полотенцем, пробасил он.

Не слушая его, девушки накинулись на раков, раздвигая тарелки и кастрюльки.

– Будешь? – первый раз за вечер обратилась Вика к Никите, протягивая ему большую аккуратно очищенную рачью клешню.

– Нет, спасибо, я их не люблю, – соврал Никита, залпом выпив свой коктейль.

Голоса стихли, осталась только музыка, телевизор и хруст панцирей. Бармен без слов наполнил стакан Никиты, а молодой охранник так и не оторвался от интеллектуальной битвы знатоков со зрителями.

– Ник, подлей шампанского, у тебя руки чистые, – приказала Страшная Валя.

Думая, что обращаются к нему, Никита тоже поднялся из-за стойки и начал откупоривать бутылки.

– Так и знал, что все сожрете, – сказал пожилой охранник и, не найдя места для второго блюда, поставил его на барную стойку, роняя мандарины.

– Садитесь с нами, дядя Вить, – предложила одна из девушек.

– Че, салаты-то будут? – извлекая из-под столика початую бутылку водки, спросил охранник. Потом поискал чистый стакан и, решив, что коньячный бокал вполне сгодится, налил и выпил.

– Спой нам, Вить, – откинулась на кресло Страшная Валя, вытирая руки полотенцем.

– Любви все возрасты покорны… – так низко, что Никита вздрогнул, запел охранник.

– Пойдем наверх, – шепнула на ухо Вика и потянула Никиту за рукав.

– Но юным, девственным сердцам ее порывы благотворны, как бури вешние полям… – продолжал Витя, пока они поднимались по лестнице.

* * *

Они лежали в темноте, и гул голосов снизу звучал неразборчиво и тихо. «Какие толстые стены, – подумал Никита. – И отопление как надо работает».

Он погладил теплое Викино бедро, она обняла его, прижимаясь всем телом.

– Знаешь, я человека убил, – признался разомлевший Никита.

– Я тоже, – негромко ответила Вика, встала с кровати и неслышно прошла в угол. На несколько секунд открытый мини-холодильник осветил ее, сидевшую на карточках. После этой маленькой вспышки в комнате стало еще темнее.

– Расскажешь?

– Фисташки будешь? – раздался голос Вики. – Нечего особо рассказывать. Мы с подругой постарше решили клофелинщицами заделаться, ходили по барам в Тольятти, искали мужиков, ну, дальше ясно: едешь к ним на хату, подливаешь клофелин, они вырубаются, потом выносишь деньги или че там есть. Пару раз все нормально прошло, а потом попались два бандита. Все – как обычно, но один прям тварь – хамит, лапает, а главное – никак его клофелин не берет. Его друг в отключке, а этот одурел хуже животного, глаза стеклянные, но не падает. Мы с подругой перепугались, уйти хотели, он дверь запер, ее ударил и потащил в спальню трахать и только потом уснул. Подруга сама в каком-то ступоре, а я взяла и ему, спящему, весь пузырек в рот вылила. Мы ушли, а через несколько дней нас менты повязали, оказалось, что тот урод так и не проснулся, а друг его на нас показания дал.

– Дела, – произнес озадаченный Никита. – Как ты из милиции-то выбралась?

– Так Валя за мной и пришла. – Холодильник снова открылся, Вика достала «Фанту». – Подруга все на себя взяла, а Валя меня забрала.

– Ты у нее, получается, работала уже?

– Дурак, – рассмеялась Вика. – Она так девочек собирает. Куда я теперь от нее денусь?

– Неправильно это как-то, – подумав, сказал Никита.

– А че? На зоне лучше сидеть? – снова легла рядом Вика.

– Все равно не понимаю, ты же здесь… – «Как в тюрьме», – хотел сказать Никита, но подобрал другое слово: – Не свободна.

– Здесь хорошо, безопасно, еще и деньги такие, что мне в жизни не заработать. Скоплю, а потом заживу как захочется. Ты вот свободен?

– Где вы клофелин-то брали? – не расслышал или не захотел отвечать Никита.

– Да в аптеке же, – тихо-тихо, дурачась, ответила Вика, приближаясь к его лицу.

Поцелуй был сладким от газировки и соленым от фисташек. Он обнял ее, а потом резко перевернул и оказался сверху. Она рассмеялась.

– Любви все возрасты покорны, но юным, девственным сердцам… – прорвался снизу Витин бас.

– Он что-нибудь еще знает?

– Когда пьяный, только это поет. Ты-то как убил, бандит?

– Да обычно, – потерял интерес к теме Никита.

– Говорят, твой Кит на Безымянском рынке фейерверками торгует.

– Шутишь?! – отпустил ее Никита.

– Бандит один за рулеткой рассказывал, – снова притянула его к себе Вика.

* * *

Хотя они старались не шуметь, спускаясь вниз, но Валя все равно их услышала. Она была в той же одежде, что и вчера, с помятым от похмелья лицом.

– Натанцевался, царевич? – глухо спросила она, отрываясь от стакана воды. – Чего крадетесь? Все равно ключи у меня.

Зал мерцал огоньками гирлянд, на столах грудились растерзанные раки, а на полу лежали бутылки из-под шампанского. Никита посмотрел на пустую коробку и удовлетворенно отметил, что подарок он выбрал верно. Думая, что он не видит, Вика и Валя обменялись короткими кивками. Никита правильно отнес это на свой счет, но ошибся в причине.

– Пойдем, выпущу тебя, Ромео, а ты, Куся, будь добра, убери салаты в холодильник.

* * *

С рассветом Никита въехал в город. В окно автомобиля он казался вымершим, но стоило остановиться во дворе, как пустой мир ожил. Капля сорвалась с ветки, точно за шиворот, пенсионер вышел выгуливать маленькую собаку, одинокий пьяный, петляя черной точкой, пошел домой, ворона заклевала мусор на канализационном люке, бутылка из-под шампанского с отстрелянным фейерверком, вставленным в горлышко, провалилась в подтаявший снег. Начинался 1995 год.

Дорогой друг

Всю дорогу Вова лежал на заднем сиденье «четверки» и, поругиваясь, сморкался.

– Вот объясни мне, Олег, – шмыгнув носом, сказал он. – Что пошло не так? Я стоял и стоял на этой долбаной площади, и в один день все как в яму провалилось. В меня стреляют, меня гоняют, лишают дома, денег, будущего. Скажи вот, что я сделал не так?

– Не знаю, – почти грубо отозвался Олег. – Ты мне деньги за январь за дачу не отдал.

– Ага, еще ты меня грабишь.

– Ты сам предложил.

– Да отдам, – в сотый раз высморкался Вова. – У тебя-то все в порядке…

– У меня?! – взорвался Олег. – С тех пор как ты в дверь вошел, у меня вообще все не в порядке. Бандиты кругом, твои знакомства сомнительные, баба эта жуткая меня запугивает, уголовники спаивают, сейчас опять едем непонятно к кому, и неизвестно, чем все кончится!

– Но деньги-то у тебя теперь есть, – рассмеялся Вова.

– Жена достала, откуда деньги, откуда? Двойная жизнь просто. Ты ей про чертежи какие-то наплел, а мне расхлебывать.

– Рассказал бы ей про фейерверки.

– Я рассказал, она еще больше переживает. Насмотрелась телевизора, ждет теперь, когда к нам рэкетиры с паяльником придут. Все, приехали. Объяснишь, кому мы платину отдаем? Опять бриллиант уголовного мира?

– Вроде того, – поднимаясь с заднего сиденья, кивнул Вова. – Я же тебе говорил, Сапожник – старый цеховик. Я ему золото с площади приносил.

Небольшой скверик скрывался за линией ларьков. Лавочки были сломаны еще в другие эпохи, что не мешало компаниям на них собираться. За голыми кустами мелькали темные силуэты и доносились нетрезвые голоса: низкое бормотание и взлет женского смеха или визга, оставлявшие в сомнениях, хорошо ли этим людям или плохо. Живя в высотке, Олег успел отвыкнуть от этих звуков, но пьяный гул, как птичий щебет или капель, не менялся со временем.

– Почему Сапожник? – обходя лужу, спросил Олег.

Вместо ответа Вова указал на старую вывеску «Ремонт обуви» и постучал в дверь.

– Добрый вечер, Иван Антонович, – как заклинание, произнес Вова, и внутри щелкнул засов.

– Проходи, Кит. – Крепкий мужик сразу повернулся к ним спиной и поспешил за высокий прилавок. – Не думал тебя больше увидеть. Бороду отрастил, как Емельян Пугачев.

– Мы по делу, Иван Антонович, по делу.

Внутри уютно пахло сапожным клеем, кожей и немного перегаром. На полках стояли сапоги, ботинки и туфли. Сам мастер явно любил выпить, и по этой причине возраст его оставался загадкой.

– Рассказывай, Кит, какие у тебя теперь до меня дела.

– Все те же, Иван Антонович. Хочу вам платину на переплавку отдать, с ювелиром договориться, под процент…

– Показывай, – чуть заметно взмахнул рукой Сапожник. Вова подошел к прилавку и положил слиток платины. Иван Антонович долго смотрел на нее, не решаясь притронуться, потом провел рукой по рту и прохрипел: – Откуда она у тебя?

– Купил, – видя неожиданную реакцию, осторожно ответил Вова.

– Погоди, – остановил его Сапожник, вышел из-за прилавка, запер дверь, потом ушел в подсобку и вернулся с фляжкой. – У вас один такой?

– Один.

– Не Цыганков вам продал?

– Мужик какой-то, я не знаю фамилии, – ответил Вова.

– Что же дать? Что ждать? – неразборчиво бормотал Сапожник. – Вам зачем ее плавить?

– На украшения, – встрял Олег.

– Не надо, не надо, – разволновался Иван Антонович. – Продайте мне, и никакой вам мороки с переплавкой. За сколько отдадите?

– Пятнадцать тысяч, – сказал Вова.

– У меня столько нет, – не отрывая взгляда от слитка, начал торговаться Сапожник. – Знаю, что вам надо. Я золотыми украшениями отдам. Два к одному по весу.

– Килограмм? – Вова переглянулся с Олегом и почти с сочувствием спросил: – Зачем она тебе так нужна?

– Память, – взял фляжку Иван Антонович и неуверенно понес ее ко рту.

– Ладно, когда обменяемся?

– Сейчас. – Сапожник скрылся в подсобке и вернулся уже в пальто. – Вы же на машине? Ну, поехали, здесь рядом.

* * *

В правой руке Иван Антонович держал фляжку, в левой – слиток платины, и то и другое влекло его попеременно.

– Вот здесь сверни, – указал он Олегу, не отрываясь от своих сокровищ.

«Четверка» въехала через низкую арку в неосвещенный двор, медленно преодолевая кашу из мокрого снега.

– Этот подъезд, – сказал Сапожник. – Сейчас за ключами зайду и спущусь.

– Платина, – напомнил Вова, с заднего сиденья.

Не в силах с ней расстаться, Иван Антонович помучился сомнениями и мотнул головой, приглашая идти вместе. Все трое начали нелегкий подъем по высоким ступеням узкой лестницы. Первым шел Сапожник. На третьем этаже он остановился с тяжелой одышкой. Никакой свет не проникал через слой грязи на вытянутых, словно бойницы, окнах, и одинокая лампочка с другого этажа непонятно какими путями освещала исписанные стены. Перед дверью Иван Антонович передал фляжку Вове и, выбрав из большой связки ключ, открыл замок.

– Проходите, мне еще весы надо отыскать.

Пол скрипел под ногами Ивана Антоновича, пока он не скрылся в конце коридора. Прихожая выглядела жалко. Фрагменты синей краски в рост человека и побелка в трещинах до высокого потолка. Лампочка без плафона. Доска с гвоздями вместо вешалки. Трюмо, мечтающее однажды рассыпаться и покинуть это место. Пустые бутылки в несколько шеренг на полу вдоль стены.

– Пропивает, что ли, все? – шепнул Олег Вове, и тот, пожав плечами, заглянул в раскрытые двери зала.

Там на длинном столе во мраке стояли бутылки и тарелки, пахло перегаром и затхлым табачным дымом. Уличный сквозняк играл с грязной белой занавеской, будто Вова помешал празднику призраков и они поспешили раствориться, оставляя за собой холодный ветер.

– Уходим, – меняя фляжку на аптечные весы, сказал Иван Антонович.

* * *

На улице Сапожник, не выбирая сухих мест, прошел по лужам, направляясь к холму в середине двора, где стоял вросший в землю бетонный козырек.

– Бомбоубежище, – пояснил он. – Ключи только у меня.

Стальная дверь открылась, недовольно прогудев петлями, Иван Антонович начал спуск по ступеням и быстро исчез в темноте. Снизу забренчали ключи, открылась еще одна дверь.

– Пещера Али-Бабы, – сказал Олег и, достав бензиновую зажигалку, осветил путь.

Судя по пронзительному звуку, внизу Иван Антонович вкручивал лампочку в патрон. Неяркая сороковаттка осветила подвал: трубы вдоль бетонных стен, источавших лютый холод, и старый столик с потрескавшейся эмалью.

– Ждите здесь, – сказал Сапожник, выпуская пар изо рта, и исчез за очередной дверью.

– Зачем ему эта платина так нужна? – шепотом спросил Олег.

Вова промолчал, не зная ответа.

В руках Ивана Антоновича, когда он вернулся, была фанерная коробка для посылок. Он спиной толкнул дверь, но Вова успел увидеть за ней широкую комнату со стеллажами.

– Даю по весу, как договаривались. Килограмм золота за ваши полкило платины. – Сапожник поставил коробку на стол и сделал изрядный глоток из фляжки. – Взвешивай сам, Кит, чтобы без обмана.

– Не жалко золота? – спросил Вова, выбирая стограммовую гирьку.

Иван Антонович проигнорировал вопрос, открывая коробку. Потом зачерпнул золото и, сжимая горстью в большом кулаке, выложил на стол. В кучке оказались кольца, цепочки, серьги, даже золотой зуб.

– Вот этого нам не надо, – убрал зуб Вова, начиная взвешивать, приседая у стола, чтобы разглядеть баланс весов.

В следующей горсти оказалась маленькая золотая пластинка, и Вова снял ее с чашки.

– Че-то легкая слишком.

Сапожник без споров бросил ее обратно в коробку.

– Это откуда все? – спросил Олег.

– С мертвецов. Не мешай, – буркнул Иван Антонович.

Обмен продолжался, и Вова с Сапожником все чаще спорили.

– Часы не надо, они не целиком золотые.

– Дурак ты, Кит. Это же «Буре», антиквариат, они еще дороже.

– Я бы взял, – вставил Олег, и Вова заткнул его уничтожающим взглядом.

На семистах граммах мозг отказался верить, что золото – дешевле платины. Сороковаттка, казалось, светила ярче солнца, а в зимней одежде стало жарко.

– Чего ты мне эти бусы все время подкладываешь? Не нужны мне эти стекляшки.

– Это драгоценные камни.

– Конечно. Дай я сам посмотрю, чего ты там выбираешь похуже?! – почти кричал Вова.

Иван Антонович, смеясь, протянул ему свою фляжку. В ней оказался коньяк.

– Утихомирься, Кит. Все, килограмм.

– Куда положить-то? – в наступившей тишине спросил Олег.

– Куда хотите, – закрывая коробку, хмыкнул Сапожник и исчез за дверью.

Золото пришлось распихивать по карманам.

– Как конкистадоры, – улыбнулся Олег.

– А мне нормально, – серьезно ответил Вова.

Боясь рассыпать сокровища, они аккуратно поднялись по ступеням вверх и остановились, чтобы попрощаться с Сапожником.

– Зачем она тебе? – напоследок спросил Вова.

– В память о Давиде Исааковиче, – светясь от счастья, как будто провернул самую выгодную в жизни сделку, с глупым торжеством ответил Иван Антонович. – Он перед смертью только об этой платине и говорил.

«Четверка» завелась и выехала из двора, врезаясь в поток талой воды на улице Победы.

– Вот это повезло! – рассмеялся Вова.

– Что за Давид Исаакович? – спросил Олег.

– Понятия не имею. Да и какая разница – килограмм ювелирки ни за что ни про что.

– Только теперь надо придумать, что с ней делать, – понимая, кому достанутся эти проблемы, отозвался Олег.

Палка

Друзья готовили Лешке сюрприз, но какой, не говорили. Ему исполнилось шестнадцать, он был пьянее всех, и ему было очень интересно, что за тайну скрывают от него остальные. Выпивка кончилась, и они выкатились из подъезда на мороз. Санек увидел у помойки склад не распроданных к Новому году елок. Они растащили их, оставляя на льду дорожки из иголок, и принялись отрывать ветки, пытались сломать маленькие деревца о колено, ставили на бордюр и, прыгнув, с треском ломали. Лешка не понимал, зачем это, но тоже участвовал. Было весело. Когда у каждого в руках оказалась палка, Руслик достал из-под куртки монтировку, и они пошли по дворам.

Первым встретился мужик в дубленке и ондатровой шапке. Каждый хотел ударить первым, и получилось много крови. Ондатровая шапка досталась Лешке в подарок, а тулуп был всем велик: его повесили на турник в соседнем дворе и били по нему палками, пока из окна им не пригрозили милицией. Они пошли дальше и увидели на лавке одинокого пьяницу с бутылкой водки. Пьяница почти спал, и его можно было не бить, но это их не остановило. Добытое спиртное испарилось, не пройдя и круга. Прямо на них вышел еще один пьяный. Лешка в честь дня рождения начал первым и вложился в удар. У этого оказался недопитый портвейн.

Все признали, что с Лешкой им везет и такой охоты еще не было. Руслик объяснил, что сегодня Рождество, потому столько пьяных. Они шли дальше, обходя компании, и приметили пенсионера, заходившего в подъезд. Руслик метнулся к нему и ударил монтировкой по затылку. Дед упал сразу, но издал жуткий крик, и ему тут же откликнулись с балкона. Пришлось бежать.

Все уже устали, пора было расходиться. Серега сказал, что еловыми палками бить удобнее: легкие и в руке не скользят. Все согласились, а Лешка никак не мог успокоиться, и его окунули головой в сугроб. Придя в себя, он сказал, что лучшего праздника еще не видел.

Вечная мерзлота

Пришлось дважды обойти рынок. Снаружи было слишком холодно для торговли, внутри – только продукты и никаких фейерверков. Мороз проникал и сюда, приглушая раздражающие запахи мяса, рыбы и кисловатую вонь скисшего молока. Хуже была только многолетняя грязь: на прилавках, на полу, в самом воздухе, подмерзшая и потому еще отчетливей осязаемая.

Покупателей почти не было, и Никита чувствовал, что продавцы лениво смотрят на него, следят, как быстро он шагает между прилавками, ничего не покупая.

Охранник в защитной форме обратил на него внимание и закурил прямо под табличкой с перечеркнутой сигаретой. Никита направился прямо к нему, но продавщица сбила настрой.

– Купи орехи, изюм сладкий.

– Скажите, здесь фейерверками торгуют?

– Иди отсюда! – после недолгого замешательства прикрикнула продавщица, думая, что над ней смеются.

Ее выкрик разбил бессмысленность блужданий, запуская следующий уровень событий, и охранник мгновенно оказался рядом.

– Ты че здесь околачиваешься? – Он попытался схватить Никиту за руку, но тот быстро отступил.

– Мне спросить надо.

– Здесь не справочное бюро, пацан.

– Проблемы, Равиль? – воплотился второй охранник.

– Нет проблем, – уткнулся спиной в стену Никита.

– Тогда вали с рынка, – сказал первый охранник, а второй сделал попытку ухватить Никиту за куртку.

Пистолет сам оказался в руке. Продавщица взвизгнула от испуга или в предвкушении зрелища. Рынок замер. Охранники отступили на шаг назад, хватаясь за резиновые дубинки.

– Руки, – хрипло приказал Никита, но не уточнил, что с ними делать.

– Опусти оружие! – раздался громкий голос. Большой татарин, опираясь на палку, шел к ним, огибая ряды. – Че здесь устроили?

– Я вопрос хотел задать, а они за руки хватают, – не опуская ТТ, пожаловался Никита.

– А че он сразу за волыну хватается? – окончательно снижая градус конфликта, почти с детской обидой парировали охранники.

– В кабинете поговорим, – поморщился татарин и обвел взглядом притихший рынок.

Воробьи звонко чирикнули под потолком, давая сигнал возвращаться в привычный ритм жизни.

– Ты чей? – спросил татарин, кивком отпуская охрану из кабинета.

– Начальника.

– Че узнать хотел?

– Говорят, у вас Кит здесь фейерверками торгует, где он?

– Нет никакого Кита, – ответил татарин и позволил себе сесть в кресло.

– Фейерверки-то были? – немного растерянно спросил Никита.

– Были. А китов не было. Все? Допрос окончен? Чтоб больше я тебя на рынке никогда не видел, ясно? – Никита снова потянулся в карман за пистолетом, и это движение от татарина не укрылось. – Откуда ж вы такие беретесь? Ты с такими замашками до весны не доживешь. Я тебе правду сказал: хочешь больше про фейерверки узнать, сходи на Свободу, 128, квартира 14. Игоря Цыганкова спроси, он тебе точно что-нибудь интересное расскажет.

* * *

В бардачке баклажановой «шестерки» лежала оставленная прежними владельцами карта города. Односторонняя улица Свободы грозила долгим объездом со множеством поворотов, хотя адрес, указанный татарином, был недалеко от рынка.

Машина Никите надоела, и он решил прогуляться. Стычка с охранниками на рынке лишний раз доказала необходимость пистолета при переговорах. ТТ упрощал многие проблемы, и даже сейчас можно было сосредоточиться на быстрой ходьбе по гололеду и не думать о предстоящем разговоре с этим Игорем о Ките и фейерверках.

Выросшему среди высоток Никите на двухэтажной Свободе было неуютно: не совсем деревня, но и не город. Все вокруг было чужое, а значит, могло быть опасно. Но все внимание надо было сосредоточить на кроссовках, скользивших по вздутой наледи. Он не заметил, как прошел мимо милиции, где месяц назад сдавал Кита, мимо сквера Калинина, похороненного под снегом. Он не смотрел вверх, на огромные сосульки, грозившие своим весом сдвинуть крышу двухэтажки, и не увидел автомобиль, остановившийся за его спиной на углу Воронежской.

Через мгновение трое догнали Никиту, и он упал лицом вниз. Улица перевернулась, лед втерся в щеку и оказался горячим, как раскаленная сталь. Руки взлетели за спину, хрустя плечевыми суставами, в запястья врезались наручники, но тело эту боль уже не успевало фиксировать. После рывка вверх Свобода на секунду приняла правильное горизонтальное положение, а потом скрылась под шерстяным шарфом с запахом хорошего одеколона.

Тихая охота

После новогодней оттепели Волгу придавили морозы. Каждый день был пасмурным, отупляюще холодным, и это окончательно выкинуло Вову из календаря. Он спал, вставал, подкидывал дров в печку, снова ложился, засыпал без усталости, просыпался, не чувствуя бодрости. Одни и те же мысли обточились, как прибрежная галька. Вова не думал, только проговаривал: дождаться денег от Вали, продать золото, сидеть и не высовываться. Что за этим последует и зачем все это, от повторения потеряло смысл.

Кровать под Вовой продавилась, и стала болеть спина, мышца под левой ключицей тянула и покалывала. Вова вращал рукой, вслушиваясь, как щелкает сустав, и надеялся, что сейчас все само встанет на место. Лес на той стороне Волги засыпало снегом, стирая последнюю видимую границу между небом и льдом, и черная точка – рыбак парил в этом белом пространстве. Желая услышать человеческую речь и самому сказать любые слова, Вова двинулся к нему.

– Осторожно, лед тонкий! – с хрипотцой крикнул замотанный в тулуп рыбак и продолжил, понижая голос, с приближением Вовы: – Зимы-то еще толком не было, лед неровный, шагнешь не туда и провалишься, а рядом машина сможет проехать.

– Клюет?! – единственное, что пришло в голову, спросил Вова, останавливаясь метрах в трех от лунки.

– Куда она денется? – освобождая руку от варежки, закурил мужик.

– Тяжело зимней рыбалкой заниматься?

– Ко всему привычка нужна, – философски ответил мужик и добавил: – Снасти тоже не помешают.

– У меня вроде лежат в гараже.

– Тогда попробуй. Дело хорошее – тихая охота.

– Так вроде про грибы говорят.

– Ну, не громкая же? – кивнул на темную лунку мужик.

– Научите, а! – по-мальчишески вырвалось у Вовы.

– Неси свои снасти, попробуем, – усмехнулся рыбак. – Тихо ты, не спеши! Лед, говорю, плохой.

Коробочка с крючками, блеснами и мормышками по новому Вовиному порядку лежала на полочке в гараже. Он понес ее как сокровище, по пути стряхивая пыль.

– От деда, что ли, осталась? – с интересом рассматривая снасти, спросил мужик, и Вова кивнул. – Такие лет двадцать уже не делают, а хорошие ведь. Давай так: ты мне эти отдашь, а я тебе свои взамен. У тебя все равно удочки нет, лески эти сгнили, блесны чистить надо…

– Научите, можете забирать, – перебил Вова, пытаясь рассмотреть его лицо и удивляясь черным, как прорубь, кругам под глазами.

– Чего тут учиться, сиди жди. – Через десять минут рыбак двумя руками ловко начал подтягивать леску и вытянул красноперого окунька. – Теперь давай ты.

Лунка завораживала Вову, он привык к белому льду и забыл, что под ним течет вода. Почти черная густая жидкость, ничем не напоминающая летнюю Волгу. К закату после нескольких ошибок он поймал трех окуней, и азарт его разгорелся.

– Все, пора мне, – размеренно начал собираться мужик, но Вова его не замечал. – Последний тебе совет, как бывалый рыбак скажу. С берега ты на белом льду как на ладони. Возьми белую простынь из дома, накинь на себя сверху, так тебя не заметят.

– Хорошо, – боясь упустить клев, кивнул Вова, а когда смысл сказанного дошел до него, рыбак уже шел по тропинке вдоль дач.

Лунка начала затягиваться кашицей, три окунька превратились в ледышки. Вова пытался вспомнить, чем выдал себя в разговоре с рыбаком, но ничего не понимал. Он сходил в дом, подбросил дров в печку, сделал глоток простывшего чая и взял белую простыню.

* * *

Холода Вова больше не чувствовал. Тело стало продолжением лунки и льда и, казалось, всего вокруг. Вроде бы надо было вернуться в дом и согреться, но и так было тепло, а если совсем не двигаться, то даже очень приятно. Мысли сначала замедлились, а потом и вовсе прекратились. Простыня соскользнула с плеч, но Вова не стал ее поднимать.

Он почти заснул, когда по льду пробежала вспышка белого света. Вова обернулся на источник, и привыкшие к тьме глаза ослепли. Свечение поползло по льду, смещаясь все левее и левее, пока не добралось и не запрыгало по берегу. Всего лишь фары, но Олега он не ждал, и автомобиль не был похож на «четверку». Вова отложил удочку, медленно, хоть это не имело смысла, сполз со стула и начал натягивать на себя простыню.

Машина остановилась и попятилась, фары снова побежали по Волге, и Вова спрятал лицо. Автомобиль поехал в другую сторону, замер у его дачи. Дверь открылась, силуэт водителя был неразличим, по льду заскользили отголоски музыки.

– Приехали? – Из задней двери вышла пьяная девушка и, судя по слабым вспышкам, видно, хотела прикурить.

– Да садись уже, – весело ответил водитель.

Двери хлопнули, машина тронулась и остановилась метрах в двухстах у другого забора. Вова не шевелился, пока автомобиль не исчез за воротами, потом собрал рыбацкие снасти, оставив обледеневших окуньков у лунки и, пригибаясь от боли в замерзших ногах, двинулся к своему дому.

Свет Вова решил не зажигать. Сидя в красноватом мерцании печки, постанывая, он растирал руки и ноги. Тепло возвращалось с болью. Музыка на соседнем участке стала громче, сквозь нее прорывались пьяный смех и отдельные выкрики. Не чужое веселье, а его возможность вызывала зависть Вовы. Совсем рядом люди, не таясь, живут, а главный их страх – не пережарить шашлык. Вместе с этой мыслью голоса и музыка затихли, раздался глухой хлопок выстрела. Вова вздрогнул, вжав голову в плечи. Второй выстрел заглушили радостные голоса, и по домику побежали разноцветные отблески фейерверка.

Холодная плита

Сверху бетонная плита, голые бетонные стены со всех сторон, стальная дверь, снизу бетонная плита. Прямо в центре промерзшей комнаты на полу сидел Никита, прикованный наручниками к полукруглой стальной скобе. Времени для размышлений у него было много. Он решил, что именно для этого металлический полукруг и оставлен посреди помещения. Встать во весь рост Никита не мог, а ледяной пол вгрызался в тело, и приходилось сидеть на корточках, пока не затекали ноги, а холод, через тонкие подошвы кроссовок, не лишал ступней. Тогда он менял положение и отмораживал то задницу, то колени.

В щели стальной двери проникал электрический свет, но внутри смотреть оказалось не на что, а снаружи была неизвестность. До слуха временами долетало потрескивание, и Никита догадался, что это сварка. Куда его привезли, он не видел, но ехали, кажется, недолго. Никаких новостроек в районе Безымянки он не помнил, размеры комнаты, впрочем, и не подходили жилому дому. Желание согреться и принять удобное положение вытеснили все страхи и вопросы, а в возможность своей смерти Никита не верил. Если в ближайшее время никто не придет, можно будет попытаться снять наручники, но впереди еще стальная дверь, а главное – правую руку калечить жалко.

За всю дорогу похитители не сказали ему ни слова и не зверствовали. Никто Никиту не бил, ничем не угрожал, но действовали уверенно и сила у них была. Когда его приковывали к полу, даже мысли не возникло сопротивляться. Потом сняли шарф с лица и тихо приказали не орать. Лица он не рассмотрел.

* * *

Дверь открылась. Никита зажмурился от потока света, а когда открыл глаза, увидел только два силуэта: один, пониже, стоял впереди, второй, покрупнее, остался в проеме. Секунд десять они молчали.

– Ну, мальчишка же совсем, – с тоской и злобой сказал низкий и сделал еще шаг к Никите. – Мы тебя пытать и ломать не станем, либо говоришь, либо пулю в лоб. Уяснил?

Пересаживаясь на корточки, Никита кивнул и заморгал, привыкая к свету и стараясь рассмотреть лица, скрытые полутьмой и облачками пара.

– Вопрос один: кто из вас, тварей, убил Леху?

– Кого? – переспросил Никита, и низкий чуть мотнул головой, а крупный достал из кармана пистолет. – Я правда не понимаю. Шурика недавно валили, а про Леху я ничего не слышал.

– Так вы Шурика валили? – с неясной интонацией спросил низкий.

– Не я, Комар, – поторопился объяснить Никита. – Шурика-барыгу убить собирались, такие разговоры были, ни про какого Леху никто ни слова не говорил.

– Леху просто за компанию, так получается? – Никита пожал плечами, и низкий тут же взорвался: – Вот вы гниды!

– Я только за площадью слежу…

– Ты хоть понимаешь, что я с Лехой весь Афган прошел, что он… Да че тебе объяснять! – Никита молчал, ожидая, когда низкий проорется, и рассматривал его лицо. Близко посаженные глаза, короткие светлые волосы – это он был на площади в «уазике».

– Я тут ни при чем, – вставил в паузу Никита, но неправильно выбрал время.

– Вы вообще нигде ни при чем, паразиты. Ничего не делаете, только рушите. Начальник твой к карьеру присосался и разваливает. Вот здесь автосервис будет. Мы строим, понимаешь?

– А это оставите? – звякнул наручниками по стальной скобе Никита, принявший адреналиновый удар.

– Автогеном срежем. Вас сначала, а потом и это, – отдышавшись, сказал низкий и, отступив к двери, дал место крупному.

Тот поднял пистолет, целя Никите в голову.

– Жалко его, – не опуская оружия, сказал крупный.

– Убить меня всегда сможете. Я – никто, Начальнику все равно же. Подождите. Знаю, как его достать, – пересохшим горлом тихо сказал Никита, и низкий чуть шевельнул рукой, предлагая продолжить. – Я знаю, как убить Начальника, но сначала я вам помогу избавиться от Левого.

– Давай послушаем, что ты нам предложишь, Плохиш, – сказал блондин, и пистолет ушел от лица.

Тусклое золото

Оказалось, золото покупать никто не хотел. С большим трудом Олег открыл маленький отдел в универмаге «Юность» на площади Кирова, но уже через две недели стало понятно, что прибыль, если повезет, покроет аренду и зарплату старушки-продавщицы.

Все найденные антиквары и ювелиры торговались как бешеные, предлагая унизительные цены, и, словно сговорившись, отправляли недовольного Олега в ломбард. В отчаянии он сходил и туда – и по всему выходило, что быстро вернуть потраченные доллары у него не получится, а чистый доход не стоит таких усилий.

Бартер никто всерьез не воспринимал, всем нужны были наличные. Олег злился, забывая, что и ему точно так же нужны живые деньги.

* * *

– Плохо, плохо золото идет, Вов. Совсем не идет. Сам же говорил, надо быстро деньги делать, крутиться. Может, зажигалками займемся?

– Ерунда эти зажигалки, мелочь, одна морока.

– Как знаешь. Я остатки фейерверков в гараж перенес. Там коробка одна, мне багажник освободить надо. – Вова кивал, не слушая, вызывая раздражение. – Соберись, ты как неживой.

– Знаешь, Олег, я сам так начал думать. Кажется, что меня там, у забора убили, или в гаражах, или что я на машине разбился, а сейчас уже не живу.

– Го-о-осподи боже! – закатил глаза Олег. – Что ты за херню несешь?! Я прям не знаю, просто лорд Байрон. Ты бы порадовался, вроде как в санатории живешь: чистый воздух, рыбалка, делать ничего не надо. Отдыхай, сил набирайся.

– Прав ты, Олежка.

– Еще бы не прав. Я бы сейчас не глядя с тобой поменялся, чтобы ты побегал с этим золотом сраным, чтоб тебя жена попилила…

– К Вале надо заехать, Новый год наступил, – перебил Вова.

– Позже. Заеду. Пора мне, – встал со стула Олег. – Скоро не жди. И кончай хандрить, займи себя.

* * *

Два чувства разрывали Олега: радость от обладания малиновым пиджаком, аккуратно свернутым, уложенным в целлофановый пакет с ковбоем «Мальборо», и чувство вины перед собственной жадностью. Деньги были точно рассчитаны, расчеты перепроверены, проверка еще раз пересчитана, но он взял и купил пиджак.

Раз он оказался на Кировском рынке и дал слабину, брешь в наличности надо было срочно закрывать. Третий бандит в длинном ряду с шубами и дубленками предложил за золото чуть больше. Мороз сушил голые руки, и обмен произошел быстро, только чтобы скорее опять надеть перчатки.

Через облака безнадежно старался пробиться закат, сдаваясь с каждой минутой. Тусклый желтый отсвет, как будто лучи на излете замерзали и слабели, напомнил Олегу вид из окна бывшего кабинета, тоску ежедневной работы и окончательное решение уволиться. Завод был недалеко, но в отглаженном пиджаке и без суеты эффект от нового Олега будет сильнее.

Междугородний звонок с почты (так выходило дешевле) подтвердил готовность москвичей отдать одноразовые зажигалки за наличку. Можно загрузить «четверку» ящиками. Выезжать нужно в ночь, чтобы не терять времени.

Занятой человек

Никто везти его обратно не собирался. Он шел от автосервиса пустынной улицей на окраине города, и редкие машины проносились мимо Никиты, не собираясь останавливаться. Две градирни Куйбышевской ТЭЦ впереди служили недостижимыми ориентирами, далекими клубящимися вулканами. Стоять было холодно, а быстро идти на уставших затекших ногах по обочине в обледеневших рытвинах он не мог и, прихрамывая, волочился, вытянув левую руку, не ожидая удачи.

Грязная «Волга» остановилась чуть впереди.

– До Безымянского рынка.

– Прости, братан, не по пути.

– Пятьдесят баксов. – Никита показал купюру.

– Серьезно? – хмыкнул водитель и растянулся, открывая пассажирскую дверь, очевидно, пьяному парню. – Ты откуда такой нарядный?

– Со стройки.

– Нормально на стройках зарабатывают…

– Но и теряют немало.

Никита закрыл глаза, впитывая пыльный жар автомобильной печки. В разговоры с водителем до конца пути больше не вступал.

– У «шестерки» той останови, – указал Никита, достал правой рукой из кармана несколько тысяч рублей и ТТ, потом переложил деньги в левую руку и передал водителю. – Благодарю.

Шофер скользнул глазами по пистолету. Было видно, как в голове у него быстро прокручиваются возможные сценарии. Решив не искушать судьбу, он принял рубли.

Пока салон «шестерки» прогревался, Никита смотрел на потухший рынок, на гигантские сосульки на крышах домов, на сугробы вдоль автобусной остановки, окрепшие после заморозков, стойкие до наступления тепла. Потом улыбнулся. Хорошо быть умным и бессмертным, другим вот не так повезло. Хотелось есть и спать, но начатое дело надо заканчивать. Еще раз сверившись с картой, Никита в объезд поехал на Свободу.

* * *

От удара кулаком откололся кусок старой бурой краски, еще один раз постучать – и дверь рухнет в квартиру. Обидно было после такого сложного дня буквально из последних сил, вот так вот зря приехать на Свободу. Этот старый подъезд с тусклой лампочкой, слишком узкий, низкий, насквозь пропахший чужими жизнями, нервировал Никиту. Тревога скорее всего была от усталости, а может, место было такое.

По деревянным ступеням грохнули шаги, и Никита мгновенно достал пистолет. Появившийся на лестнице мужик показался знакомым. Он тоже замер пролетом ниже.

– Здесь убьешь или можно в квартиру зайти? – Неприятная ухмылка мужика помешала просто убрать оружие и начать разговор.

Не дождавшись ответа, мужик достал из кармана ключ, поднял руки и медленно поднялся к двери.

– Разувайся, киллер.

– Я просто поговорить. – Никита, не опуская пистолета, снял кроссовки, поддевая пятку носком.

– Да хоть убить. – Мужик прошел на кухню, включил свет и с одной спички прикурил и зажег газ.

– Вы Игорь, я вас, кажется, на площади видел.

– Платины больше нет, продал, – не отходя от плиты, ответил Цыганков.

Кухня была такая маленькая, потрепанная и неухоженная, что сознание Никиты отказывалось принимать тот факт, будто люди так живут, и перестало ее замечать.

В чайнике было немного воды, он быстро закипел, фыркая струей пара. Они встретились глазами. Цыганков резким движением схватил чайник, готовясь к броску, но Никита еще быстрее сунул пистолет в карман и выставил вперед ладони. Оба нервно рассмеялись.

– Я просто поговорить.

– Понятно, иначе сразу бы выстрелил. – Игорю нравилась беседа. – Чаю?

– Не люблю кипяток, – попытался пошутить Никита.

– Че ты хотел-то?

– Мне сказали, вы знаете, где Кит.

– Кто сказал?

– Татарин с рынка, – чуть запнулся с ответом Никита, но формулировка собеседника не смутила.

– Вот как. Ты с Наташкой разговаривал. Просто так тебя отпустил? А то он после того, как жена от рака умерла, сильно злой стал, мог и пристрелить. Че, так и сказал, что я знаю?

– Сказал, что вы знаете, кто фейерверками торгует.

– Знаю, только это не твой Кит. Зачем он тебе? Когда найдешь, че ты с ним делать будешь? – Никита молчал, не зная ни правильного, ни приблизительно верного ответа. – Ладно, мне какой интерес тебе рассказывать?

– У него денег много, я могу поделиться.

– Ты не поделишься, и деньги мне не нужны, – рассмеялся Цыганков. – И тебе не нужны, но это дело твое. Короче, Кита я твоего видел, но где он прячется, я не знаю.

Дымчатая кошка потерлась о ногу Никите; он в задумчивости почесал ее за ухом, и кошка заурчала.

– Точно не знаете?

– Пистолетом мне поугрожай, может, я вспомню.

– Он к вам за платиной приходил?

– Сходи к Сапожнику, ремонт обуви в сквере Калинина, они вместе с Китом давно дела ведут. Только ты с ним осторожней. Не пугай, лучше денег предложи. Сапожник жадный. – Цыганков прикурил еще одну папиросу и, проследив дым до форточки, сказал: – Зовут Иван. Запомни, не было никакой платины, и меня никогда не было.

* * *

Стоило Никите завести машину, как редкие фонари потухли вместе с окнами. Подсаженные фары «шестерки» медленно ощупывали ночь, проваливаясь в ледяные ямы, бросаясь на кучи снега по обочинам в надежде их объехать, а на ровных участках их жалкий свет безнадежно сдавался метрах в двадцати, заставляя ехать наугад.

Чем дальше Никита отъезжал от Безымянки, тем больше становилось машин и света. Это немного успокаивало. Подъезжать к дому было даже приятно.

Отец был в своем третьем агрегатном состоянии – с похмелья.

– Сынок, дай немножко денег, – не в силах применить более тонкий подход, сказал он, медленно опускаясь на табуретку.

Измученный Никита кипятил оставленный матерью борщ, и ему было не до жалости пополам с отвращением. Сделка выглядела честной: дать отцу денег и успеть поесть и заснуть, пока он пойдет опохмеляться. Никита выключил газ, открыл крышку, выпустившую густой свекольный пар, потом достал из кармана мелочь.

– Спасибо, сынок. – Видно было, что отец с радостью бы побежал, но ресурсов для рывка не хватало. – Как у тебя на работе?

– Дел полно, – набирая гущу половником, ответил Никита.

– Ты смотри, осторожнее там… – не смог точнее выразиться отец, не замечая, как Никита на этих словах сдвинул рукав олимпийки, скрывая след от наручников на запястье. – Ты береги себя.

С этим напутствием отец, накопивший достаточно энергии, прошлепал в коридор и долго, тяжело вздыхая, обувался.

Ложка больно обожгла губы, борщ не остывал, отец все никак не мог уйти.

Дел у Никиты, правда, было немало. Надо обдумать план еще раз, потому что избавиться от Левого трудно, но обмануть еще сложней. На связь с Никитой выйдет человек афганцев, и с этим незнакомцем тоже придется быть осторожным. Предстоит встреча с неизвестным Иваном из «Ремонта обуви», чтобы в конце концов найти и убить эту суку Кита, по чьей вине все это началось.

Простой пассажир

Желтый с гармошкой «Икарус» шестого маршрута трясло и подбрасывало. В салоне воняло выхлопом, и, кажется, так было задумано в напоминание о бренности комфорта. Вова не знал дня недели, но народу было немного, что наводило на мысли о выходном. В начале пути его смущал старый ватник и неопрятная борода, оправданная маскировкой, но никто на Вову не смотрел, а выделялся он из десятка пассажиров разве что трезвостью.

На очередной остановке вошла женщина-кондуктор, и Вова протянул ей деньги, не зная, сколько стоит билет. Она без слов дала сдачу и натренированной походкой лыжника, восходящего на пригорок, пробралась дальше по салону. Не стала будить пьяного, села рядом, потом опустив голову, задремала.

Запотевшие внутри и грязные снаружи окна не давали сориентироваться, фонари на улицах не горели, остановки никто не объявлял, и спросить было некого. Выходило, что автобус просто болтается в черном вакууме, иногда останавливаясь, чтобы отпустить душу или принять внутрь новую.

На крутом повороте Вова узнал площадь Кирова и встал убедиться в этом через открытые двери. Оставалось две остановки.

* * *

Между вторым и третьим этажом, теснясь у подоконника с батареей, стояли подростки. Они затихли, услышав Вовины шаги.

– Сигаретами не угостишь, дядь? – спросил самый рослый из них, увидев Вову в лестничном пролете.

– Не курю.

От тесноты или наглости один задел Вову плечом, но не учел массы бывшего боксера и отлетел к стенке.

– Аккуратней, – с вызовом сказал чернявый в огромной меховой шапке, но, встретившись глазами с бородатым мужиком, сразу потух и уставился в заплеванный пол.

Пройдя еще пролет, Вова остановился и постучал.

– Возврату не подлежит, – не пропуская гостя через порог, сказал Сапожник.

– Я не за этим, – возразил Вова, и хозяин чуть вскинул широкий подбородок, требуя объяснений. – Можно я внутри скажу?

Сапожник нехотя отступил в коридор и бросил короткий взгляд направо, в зал, откуда доносилось неясное бормотание.

– Мне оружие прикупить.

– Какое?

– Любое, главное, чтоб стреляло.

– Ты купить пришел? Я думал, про золото скандалить. Проходи, Кит, – оттаял Сапожник. – Выпьешь?

– Выпью, – мгновенно согласился Вова.

В зале на большом столе стояла бутылка коньяка и один стакан, в углу тихо говорил телевизор. Вова сел на старый деревянный стул, вслушиваясь, как в другом конце квартиры гремит кастрюлями Иван.

– Только плохое показывают, – кивнул на экран Сапожник и поставил на стол перед Вовой граненый стакан, а справа от него, как столовый прибор, положил обрез.

Между выпивкой и оружием Вова выбрал первое. Сапожник ушел в угол комнаты, сел в кресло, и в руках у него оказалась еще одна початая бутылка коньяка.

– Где патроны? – спросил Вова, высматривая ствол на просвет в поисках раковин.

Сам он в этом ничего не понимал, но знал, что так делают. Когда взгляд приобрел нужную строгость, рука предательски задрожала, и обрез слишком поспешно пришлось положить на стол.

– В «Охотнике и рыболове». Ты мне даже денег еще не предложил, а я тебе заряженное ружье в руки дать должен? – Вова хотел возразить, но понял, что будет неубедителен и только все испортит. Сапожник все же заметил его смущение: – Время сейчас, Кит, такое…

На этих словах погас свет. Экран телевизора схлопнулся и померцал еще немного.

– Часто отключают?

– После Нового года – постоянно, – ответил из тьмы Сапожник.

Предметы начали постепенно воплощаться из мрака. Вова налил себе еще, выпил и почувствовал, что напряжение ушло из комнаты во всех смыслах.

– Иван Антонович, расскажи, че там за история с платиной. Интересно.

– Долго рассказывать, и запутанно там все. – Из угла забулькал по горлышку коньяк, судя по звуку минуя стакан, прямо в рассказчика. – Давид Исаакович очень эту платину хотел, а я обосрался. Такая история.

– Не хочешь – не рассказывай.

– Неприятно вспоминать, Кит. Недооценил пацанов, обманули они меня. Все кого-нибудь недооценивают. Даже Давид Исаакович рассказывал, что один раз промашку допустил. Да и хрен бы с ней, с этой платиной. Я только потом понял, что он все это ради меня делал, чтоб, когда умрет, мне досталось. Чувство такое нехорошее – я ж не за платину переживал, а что подвел его, не оправдал надежд, что ли. Он зарабатывал, а я только прежнее не растерять пытаюсь, а зачем – и сам не понимаю.

– Кто это такой Давид Исаакович?

– Умный человек, Кит, умный человек. Это мы с тобой едем, куда везут, а он думать умел наперед, знал, что дальше будет.

– Я бы тоже хотел что случится знать, – искренне ответил Вова.

– С тобой, Кит? Это я сам тебе, дураку, скажу. Прибьют тебя, если не сбежишь подальше.

– Не знаю. – Коньяк внутри Вовы настраивал на лучшее. – Может, со временем все изменится.

– Вот и Давид Исаакович часто повторял: «Время все меняет». Только что в худшую сторону, никогда не уточнял.

Вова допил коньяк и положил деньги под пустую бутылку, будто их могло снести ветром. В прихожей вместо прощального рукопожатия Сапожник протянул упаковку патронов. В темном подъезде Вова шел на ощупь, крепко держась за кривые истершиеся перила. Подростки исчезли, оставив запах дешевых сигарет. Надо поймать случайную машину, доехать до поляны Фрунзе. Оттуда незамеченным спуститься к Волге. Обрез провалился через рукав и приятно ткнулся в подставленную ладонь. Фонари на улице проморгались и зажглись, но не все. Беспорядочные круги света свидетельствовали, что многие не вернулись из тьмы.

Фуражка

Морозный январь останавливал размах охоты на пьяных. Выслеживать их было долго и холодно. В короткое потепление со снегом встретился мужик с овчаркой. Его бы не тронули, но он начал ругаться без повода, и у всех оказались с собой палки. Мужик быстро затих, а собака не могла умереть и ползала по снегу. После этого случая азарт нападений ушел. Решено было выслеживать пьяных только ради добычи.

Той ночью в конце месяца их было трое, без старшего Руслика. В блужданиях по району они наткнулись на мужика с фуражкой, криво переходившего Вольскую. В руках у него был пакет, и в нем что-то звякало друг о друга. Улица не давала подобраться незамеченными, но мужик быстро свернул во дворы. Боясь его потерять, они побежали через дорогу, перепрыгивая сугробы у обочины, завязая ногами в снежных газонах. Во дворах темных двухэтажек совсем не было света, но Лешка заметил, что мужик пошел за сараи, он бросился за ним, но поскользнулся и никак не мог найти выпавшую из рук палку.

На пустыре, заросшем кустами и тополями, Санек нагнал мужика и оказался с ним один на один. Тот неожиданно бросил в него пакет, было почти не больно, но то, что лежало внутри, разбилось. Подоспел Серега и нанес удар, но мужик выставил плечо, а в другой его руке оказался нож. Он медленно отступал, стараясь прижаться к чему-нибудь спиной, но ничего не было.

Ломая кусты, сзади вылетел Лешка и с разбегу ударил по затылку, так что фуражка с головы улетела в снег. Мужик упал лицом вниз. Санек медленно подошел к нему и, размахнувшись из-за плеча, не целясь, еще раз ударил и попал в висок.

Банки самогона разбились и воняли, растекаясь по снегу, Серега обрезался об осколки. Санек шарил в карманах, стараясь не наступить в кровь, но там были только спички и махорочный сор. Лешка радовался и прыгал, сшибая снег с кустов, пока ему не велели заткнуться. Потом все трое пошли в другую сторону, мимо стальной сетки пустого теннисного корта, дальше за сараи, потом пропали.

Невидимая под кустами, зарывшись в сугроб, лежала мохеровая фуражка. В ее подкладке было шесть с половиной тысяч долларов.

Заводская проходная

Спящая на проходной вахтерша, грязные полы, покинутое здание. Первыми в списке посещений были коллеги. Коллег на месте не было. Старые люминесцентные лампы капризно затрещали, обижаясь на прерванный отдых и, моргая спросонья вполсилы, осветили пустой кабинет.

Надо было забрать свои вещи со стола. Живущая одной пылью драцена в пластмассовом горшке, чашка с заварочными породами по стенкам, сломанный карандаш, никогда не пригодившийся дырокол. Чертежи и документы, миновавшие корзину и так и не покинувшие темное чистилище выдвижных ящиков. Даже тратить время, чтобы смахнуть этот хлам в урну, было жалко.

Во втором акте прощания Олега с заводом значился заместитель начальника. По сценарию, ему надо было объявить об увольнении легко и непринужденно. Как с ним себя вести, Олег за все время работы так и не понял. Зам появился на заводе после приватизации, откуда он взялся, никто толком объяснить не мог. Одни утверждали, что раньше он был директором дома культуры, другие говорили – работал массовиком-затейником на турбазах. Хуже всего, говорил Зам быстро, непонятно и все время тихо посмеиваясь, так что истинный смысл его слов всегда ускользал.

Опасения внушал и финал, так как отдел кадров мог быть закрыт, но кабинет Зама все равно был ближе, и Олег постучал раньше, чем успел заволноваться. Из-за двери донесся приглушенный женский голос и сразу стих.

– Входите! Олег Николаевич, какими судьбами? – Зам разрывался в стремлении пожать руку и быстрее отойти от только что выключенного телевизора. Небольшого роста пухлый блондин непонятного возраста, то ли моложавый старик, то ли состарившийся юнец. – Работы не то чтобы много, а все ж приятно, когда знакомый человек заглядывает, вот так под вечер…

– Добрый вечер.

Олег нашел брешь в бормотании и смехе, ладонь Зама выскочила из рукопожатия, будто он сорвался со скалы.

– Садитесь, Олег Николаевич, рассказывайте, зачем пожаловали, делитесь проблемами.

– Собственно, никаких проблем. Пришел уволиться. Бизнес мой пошел, заводская глава закрыта, – начал Олег, как задумывал, но Зам застыл с глупой улыбкой, и без ответных реплик сценарий крошился. – Деньги появились. Буду дальше этим заниматься. Тяжело, но надо. Семью кормить.

– Что за бизнес, если не секрет? Теперь кто чем только не занимается, всяким-любым, не все можно рассказывать.

– Так, разное. Торгую, покупаю, продаю, меняю, вожу товар.

– Слушай, Олег, – выдохнул Зам и, припав к столу, тихо и еще быстрее заговорил: – Увольнение я тебе, конечно, подпишу, это одна секунда, дело минутное, дурное, нехитрое. Денег не жди, но тебе эти копейки, я смотрю, не нужны. А нам вот деньги нужны, да и ты не откажешься. Есть тут одно дело прибыльное, очень. Как подступиться, не знаю, а совет попросить бы надо. Пойдем, я тебе на улице расскажу.

Зам вскочил и, подбежав к шкафу, начал переобуваться.

* * *

Зачем было выходить на улицу, Олег никак не мог понять. Ледяной ветер чуть не затолкал их обратно на завод, и Зам предложил поговорить в машине, но вести его к «четверке», покрытой мерзлой грязью, не хотелось, и они свернули за стену. Бензиновая зажигалка тухла на ветру, как Олег ее ни прикрывал, и это отвлекало от и без того трудного для понимания рассказа Зама.

– …экскурсия с Аэрокоса, обычная, а там араб, мелкий такой, прям Маленький Мук, стоит все слушает так внимательно, а после ко мне подошел и предлагает ему с папой газовую турбину продать. Папа его – министр, может, шах, может, король, я так и не понял. Только турбина их государству нужна. А ведь у нас есть такая НК-12СТ, стоит, ее не выкупают. – По лицу Зама было ясно, что это не анекдот и ему нужна реакция.

– Она ж дорогущая, – наконец прикурил Олег.

– Недешевая, – пытаясь спрятать за воротник дубленки всю голову, ответил Зам. – Пятьсот тысяч долларов предлагает.

– Погодите, она же дороже стоит, если так считать. – Вместо ответа Зам скорчил гримасу и несколько раз мотнул головой от заводской стены к остальному миру. Олег стал понимать. – А-а-а-а-а.

– Ага, – подтвердил Зам. – Но как это чисто сделать, я, Олег, не знаю, а если не с теми людьми связаться, то за такую сумму в секунду голову оторвут, с потрохами сожрут. Ты мужик честный, надежный, простой и в таких делах побольше меня знаешь. Если придумаешь, как на елку с целой жопой забраться, и колбаску съесть и в лужу не сесть, я тебя долей не обижу. Вот смотри: у тебя же там фирма есть и все вот эти деловые дела. Давай все вот это с турбиной через нее оформим, чисто, честно, набело, проведем через тебя и через завод и продадим братскому арабскому народу, вот я так думаю. Номер ты мой помнишь, а ума не трепаться о таком хватит. Звони, но не затягивай.

Невыкуренная сигарета истлела, огонек погас. Олег добежал до «четверки» и закурил еще одну, потом следующую. Ветер, казалось, решил перевернуть машину, оторвать и выкинуть с улиц все лишнее, сдуть весь снег до промерзшей земли.

Было ясно, что Зам пытается использовать Олега, прикрыться им, а возможно, и подставить. Газовая турбина – не гайка, ее через проходную в штанах незаметно не протащишь. Только и полмиллиона долларов – не зажигалками по ларькам торговать, и Олег не такой дурак, как Зам о нем думает.

– Погода меняется, меняется погода, – повторял Олег, вглядываясь и не видя очертаний завода.

Знакомое место

Из машины надо было выходить. Два милиционера, не гаишника, что настораживало, один постарше, слева за стеклом, другой молодой, прямо перед «шестеркой», без эмоций смотрели на Никиту.

– Выходи, или стекло выбью, – сказал старший, передвигая автомат, переброшенный через плечо, ближе к своему животу.

Дверь Никита открыл медленно, так же, без резких движений, встал, протягивая документы и доверенность. Но старший бумаги не взял, чуть кивнув своему молодому товарищу.

– В чем проблема, начальник? Я заплачу.

– Заплатишь, заплатишь, – улыбнулся тот, что постарше.

Из-за рыжих бровей милиционеры были похожи, как отец и сын. Младший подошел к Никите и набросил ему браслет наручников на правое запястье.

– Вы чего?! – возмутился Никита, но младший ловко поймал его левую руку, защелкнул наручники за спиной, развернул и толкнул на капот.

– Аккуратней, – раздраженно сказал старший. – Бить не велели.

Ответа младшего Никита не услышал, потому что лицо было прижато к холодной грязной стали «шестерки». Милиционер держал его без усилий, но не давая дергаться.

– Чего надо-то? – глядя, как ползает по салону старший, как можно спокойней спросил Никита, получил легкий толчок в затылок и неприятно столкнулся с капотом.

– Гляди, пистолет в бардачке, даже подбрасывать ничего не надо, – старший показал ТТ коллеге. – Ты садись на эту, а его на нашей довезу.

* * *

В милиции на Свободе у Никиты забрали все из карманов: ключи, паспорт, документы на машину, 75 долларов, 97 тысяч рублей, пачку жвачки и брелок-щипцы для ногтей. Вместо обезьянника его без объяснений привели в маленькую комнату и, не сняв наручников, велели ждать.

Грязное окно не пропускало ничего, кроме размытого отблеска фар. В комнате вдоль стен стояло три стула, один из них без спинки. Посидев минут пять, Никита встал, пригибаясь, перешагнул через наручники, потом уперся ладонями в пол и начал отжиматься. Старый линолеум со стертым геометрическим рисунком то приближался, то отдалялся. Потом Никита начал приседать, глядя на пустой стенд с желтыми пенопластовыми буквами «и…р.а.ия».

– Выходи, придурок, – сказал рыжий милиционер, появившийся в тот момент, когда Никита лег на пол покачать пресс.

* * *

В этой грустной комнате два месяца назад Никита сдавал Кита. Сейчас, когда он сидел здесь в наручниках, лампа светила тусклее и деревянные панели выглядели мрачнее. За спиной открылась дверь, и пожилой милиционер, пройдя мимо, сел напротив. Синяя рубашка без знаков отличия, волосы седые и редкие, а под глазами такие темные круги, что выглядели гримом для фильма ужасов.

– Я связной от афганцев, – сказал он, давая время осознать информацию.

– Ясно. – Никита чуть приподнял запястья в наручниках. – А это для конспирации?

– Это чтобы ты понял: тебя не в гости на чай приглашают. Выбор твой, парень, невелик, и прямо скажу: хреновый у тебя выбор. План твой не план вовсе, а говно. Тебя убьют – если не свои, то афганцы. Если вдруг тебе повезет, то сядешь ты надолго. В тюрьме тебя, скорее всего, тоже убьют. Никого ты не обманешь, и помощи тебе ждать не от кого.

– Мне и не надо.

– Вот и хорошо. С этим разобрались. Теперь главное. Времени у тебя мало, вряд ли до конца февраля. Советую торопиться. Как будешь готов – звони мне, я им. Все ясно?

– Все быстрее случится, – глядя на наручники, заговорил Никита. – Говорят, Начальник скоро в Москву на сходку собирается, будет у столичных авторитетов защиты искать. Вот как только он уедет, я сразу позвоню.

– Нельзя узнать, когда твой Начальник в путь отправится, чтоб по дороге с ним проблему решить?

– Не, мне о таком никто не расскажет. Только после звонка моего надо, чтоб прямо на следующий день были готовы.

– Еще что-нибудь сказать хочешь? – выдержав паузу и рассматривая Никиту, спросил милиционер.

– Вы же тот майор? Вы же на Начальника работаете?

– Я деньги с вас беру, а не работаю, – не смутился милиционер. – Если я помогаю вам друг друга убивать, так от этого все выигрывают – и я, и служба моя. Есть еще вопросы?

– А вы Кита нашли? – сорвалось у Никиты.

Майор улыбнулся и полез в карман за сигаретами.

– Кита? Ты знаешь, кого я нашел недавно? Знакомого одного. Вот здесь недалеко от милиции ворюга прожженный лежал с проломанной башкой за сараями. И таких случаев у меня за два месяца полно. Кто-то ходит и пьяным, согласно экспертизе, еловыми палками головы проламывает – семь трупов. Ты думаешь, милиции больше нечем заняться, кроме как Кита вашего искать?

– Еловыми? – не напуганный историей, из чистого любопытства спросил Никита.

– Еловыми, – кивнул майор. – Все, вали.

– Куда вам звонить-то? «Ноль два» набирать?

– Запомнишь номер? – Майор продиктовал шесть цифр и заставил повторить. – Наручники внизу снимут.

Пришлось идти по темному коридору пустой милиции, стоять перед дежурным с вытянутыми руками.

Документы, ключи и брелок вернули. Денег в куртке не было. «Шестерка» стояла на дороге перед милицией. Пистолет лежал в бардачке.

Пока прогревалась машина, Никита узнал угол, где его поймали афганцы, и это напомнило возвращение после плена почти сюда же, на рынок. Выходило, что здесь его дважды ловили, но удержать не смогли, и место это хоть и опасное, но теперь хорошо знакомое.

Встреча выпускников

Кто еще мог дать совет по поводу кражи с завода? На стук никто не откликнулся, в квартире никого не было. Выйдя из подъезда, Олег закурил, пытаясь сообразить, когда Игоря можно будет застать дома. Справа захрустели льдинки. По неровной тропинке возле дома мелкими шагами пробиралась полная женщина, закутанная в платок.

– Олежка?! Ты чего здесь делаешь?

– Иветта Васильевна! – Он не сразу узнал свою школьную учительницу. – Здравствуйте, я по делу к знакомому зашел, а его дома нет.

– Не к Игорю? – глядя на подъезд и сопоставив жильцов, сообразила Иветта Васильевна. Потом помолчала, не желая задавать неудобный вопрос: «Какие у тебя с ним могут быть дела». – Умер он.

– Умер? – в обязательном удивлении переспросил Олег.

– Убили, здесь за сараями, – ответила учительница, и глаза ее сразу заблестели. – Я его с детства знала, книжки ему носила. Вот перед смертью просил про китов почитать. Я «Моби Дика» из сумки не выложила еще, так и ношу, хоть тяжелый. Давай от дома отойдем, а то подтаяло, с крыши лед падает. Ты сам-то как?

– Я нормально, Иветта Васильевна, хорошо даже, – глядя на огромную наледь, сползавшую с крыши, отступил на пару шагов Олег. – С завода ушел, бизнесом занимаюсь, дочка растет….

– Дети – это хорошо. Видишься с кем-нибудь из наших?

– Нет, – помотал головой Олег, не зная, что хорошего можно сказать про Вову. – Вы-то сами как?

– Потихоньку, школа и школа, от сентября до июня. Только все тяжелее с каждым годом. Делаешь все, как привыкла, как должно быть, а теперь что-то не получается. То ли время другое, то ли я постарела. А вернее, все вместе. – Она вдруг звонко рассмеялась.

– Вы не старая совсем, – сделал неуклюжий комплимент Олег, хотя хотел сказать добрые слова.

Иветта Васильевна вроде поняла, улыбнулась и потрепала его за рукав.

– Береги себя, Олежка. Мальчишка ты умный, береги. Семье здоровья. Рада была встрече.

– И вам всего хорошего, Иветта Васильевна, – сказал Олег, и учительница ушла за угол.

Надо было хоть подбросить предложить, а теперь к машине идти неудобно. Олег выкинул истлевшую невыкуренную сигарету в сторону сараев. Игоря убили, так придется все Вове про завод рассказывать. Перед подъездом, где он стоял, с крыши глухо грохнулась глыба и рассыпалась на мелкие льдинки.

* * *

Не надо было, конечно, так кричать и тем более уходить из дома, но раздражение копилось давно. Тошно от этой квартирки вонючей, и от тещи, и от жены, что сидит целыми днями дома и слушает, как мама капает ей в мозг. До этого не было денег – почему дома сидишь? Теперь откуда деньги – почему дома не бываешь? Хрена ли им вообще нужно и как им можно угодить?

Теперь, приехав, Олег злился, не узнавая участок. Зачем он сугробы-то к забору сгребает? Крепость ледяную строит?

– Ты чего недовольный какой? Чего случилось? – открыл дверь Вова и вернулся к столу.

– С женой поссорился. – И на даче все теперь по-другому, даже пропахло все Китом. – Переночевать можно?

– Ночуй, твой дом.

– Чего у тебя там на столе? Обрез?

– Все, я уже закончил чистить, – заворачивая оружие в полотенце, отозвался Вова. – Че нового?

– Иветту Васильевну на днях встретил.

– Хорошая женщина. Как она?

– Все так же.

– Хорошая она, добрая, – повторял Вова с застывшей улыбкой, и Олег понял, что друг пьян.

– Налей и мне.

Вова еще немного покивал, достал из-под стола бутылку, выплеснул воду из стакана в бочку и так же, не вставая, протянул выпивку Олегу.

– Есть у меня одна новость, Вов, – часто смаргивая навернувшиеся от водки слезы и копаясь в карманах в поисках сигарет, медленно начал Олег. – Новости на полмиллиона долларов.

В начале рассказа Кит хмыкал, пропускал технические характеристики турбины, но, когда дошло до араба и кражи с завода, стал внимательнее, а в конце встал и умылся из бочки.

– Дело мутное, и что подставить тебя хотят – это сто процентов, но, если мы не возьмемся и не придумаем, как это все нам в выгоду обернуть, дураками будем.

Грязная работа

Волнение было как перед выступлением в школе: вдруг забудешь слова, вдруг выйдешь на сцену не вовремя, вдруг споткнешься. В нервном ожидании Никита включил магнитолу. Она не работала. Прощелкал все кнопки, покрутил громкость. Магнитола была мертва.

– Че, собираться пора, – приоткрыл пассажирскую дверь Комар, выдыхая сигаретный дым в салон.

– Пора, – кивнул Никита и вылез из «шестерки», помочь со сбором лотка.

– Сегодня нормальная вроде выручка, – принял кассу у барыги Комар, положил во внутренний карман куртки и взял у Никиты свернутую палатку. – Разве не твоя очередь сегодня ее нести, Пионер?

– Нет.

– Ты смотри, как день прибавился, уже вечер, а еще светло.

Февральское небо действительно было иногда по-весеннему голубым, вводя в заблуждение. Влажный холод одновременно заставлял тело двигаться и он же его тормозил. Комар пошел к переходу, когда с ним поравнялся грязный «Москвич» и оттуда хлопнул выстрел. Комар завалился чуть вбок, выронил палатку, рванул через сугробы в сторону от дороги, тут же упал, но попытался встать. Из «Москвича» вышел коренастый лысый парень в черной куртке. Он уже указывал пистолетом на лежащее тело, но Никита первым убил водителя, а второй пулей – киллера.

– Позвони Левому, скажи, что я Комара на карьер отвезу, – сказал Никита ошалевшему барыге. – Быстро!

Сам он пробежал мимо «Москвича», убедился, что водитель и убийца мертвы, потом взял Комара за подмышки и потащил к своей «шестерке». Хоть и небольшой был человек, но тяжелый. Кровь оставалась на снегу каплями, однако у машины оказалось, что всю кровь впитала куртка. Никита затащил Комара на пассажирское сиденье и пристегнул. Переводя дыхание, оглядел площадь Кирова, смотревшую на него десятками глаз. Люди стояли, замерев, в смеси испуга и любопытства. От моста, будто с теми же чувствами, медленно шел трамвай. Заводя «шестерку», Никита заметил, как на другой стороне площади человек, словно сбросив ледяное заклятие, напрасно побежал к сломанному таксофону.

* * *

Когда кровь перестала биться в голове и время понемногу восстановило обычный ход, он заметил, что Комар хрипит, а на губах у него лопаются кровавые пузырьки. Никита поехал быстрее и остановился сразу за городом. Перегнувшись через Комара, он открыл пассажирскую дверь, приставил пистолет к его левому виску и выстрелил. Дверь закрывать было неприятно. Куртку и джинсы уже не отстираешь, плохо, что он не взял сменную одежду. В следующий раз о таком надо думать. Как он будет возвращаться весь в крови – непонятно. Машину, конечно, все равно придется мыть.

* * *

Перед воротами карьера просигналил автомобиль. Раздался окрик Ильича. Лязгнули створки, захрустели холодным щебнем шины.

– Я могу сам его завалить, – еще раз предложил Никита.

– Сиди, Плохиш, без тебя справятся, – помешивая чай ложечкой, ответил блондин афганец.

Очень хотелось посмотреть, а лучше поучаствовать, но окна вагончика Ильича смотрели в сторону от карьера, наверное, на деревья и реку Сок, ночью невидимые. Вот вроде голос Левого, вышел из машины, Ильич что-то говорит. Еще чей-то голос. Выстрел, тут же второй. Неясный стон. Выстрел, второй.

– Пойдем поглядим, – не спеша, не интересуясь, поднялся афганец.

На неровном снегу вниз животом, чуть отвернув простреленную голову, распластался Левый. У машины на спине лежал второй бандит. Старший Тузиков, подошел посмотреть Никита. Потом вернулся к Левому. В руке тот держал очки, снять, что ли, пытался перед смертью или протирал на морозе? Четверо афганцев больше интересовались трофейным «Мерседесом», чем трупами.

– Молодцы, – сказал блондин таким бесцветным голосом, что непонятно, обращался он к своим четырем стрелкам или к мертвецам. Потом обернулся к Никитиной «шестерке», стоявшей рядом, и кивнул на труп Комара, все так же пристегнутого к пассажирскому сиденью. – Точно это говно Леху Королева убило?

– Да, он, – кивнул Никита.

– В расход его, Ильич, как ты рассказывал.

– А со мной что будет? – спросил старик.

– Оставайся, работай, как раньше. Скоро карьер откроем, будем камень молоть, а не людей.

– Не надо Комара в дробилку кидать, – сказал Никита. – Я Начальнику скажу, что приехал, вас увидел и сбежать успел, а без трупа мне не поверят.

– Ладно, – после недолгих раздумий ответил блондин. – Езжай давай, уговор про Начальника в силе.

– А ты, Ильич, меня не сдашь?

– Я с Начальником не встречусь. А встречусь, что скажу? Что Левого помогал убивать? – почти с обидой ответил старик.

Никита еще раз взглянул на труп; сидя в вагончике, хотелось перед смертью ему в глаза посмотреть. Мол, прав ты был, Левый, а я хитрее. Только настоящие мертвые были скучные, тяжелые и совсем одинаковые. Уже не боясь запачкаться, он сбросил Комара с переднего сиденья, чтобы переложить в багажник.

– Не затолкаешь, давай назад уложим. – Ильич единственный вызвался помочь, и с его сноровкой дело пошло быстро. – Надо бы его накрыть чем-нибудь. Погоди, сейчас тряпку принесу.

Ильич вернулся из вагончика со старым шерстяным одеялом, какие выдают на турбазах и пионерских лагерях, накрыл им Комара, заботливо подоткнув концы, чтобы не слетело.

– Тебе бы тоже ватник какой-нибудь надо. – Старик кивнул на измазанную кровью куртку Никиты.

– Не надо, я наизнанку выверну.

«Шестерка» никак не хотела заводиться, кашляла и глохла. В зеркале заднего вида афганцы курили и посмеивались. Потом один поднял пистолет и направил на машину. Никита спиной почувствовал, как осколки попадают в водительское сиденье раньше, чем услышал выстрелы, и так быстро пригнулся, что ударился лбом об руль. Рука искала ТТ, но карман не находился. Сколько пуль осталось, хватит там на всех?

– Спокойно, Плохиш, спокойно! – громко крикнул блондин. – Кто ж тебе поверит, что ты убегал, если машина цела?!

* * *

Из бездонных снов его вытянула чья-то рука; она его не трясла, а плавно раскачивала.

– Ты как, Малой?

– Отлично, – пытаясь открыть невыспавшиеся глаза, ответил Никита и, увидев перед собой Начальника, быстро сел на кожаный диван.

– Слышали? Отлично! – рассмеялся Начальник, обращаясь к двум бандитам. – Мне бы десять таких парней, я бы за год всю область под себя подмял. Кормили его? Есть хочешь? Клава еще не приехала? Как придет, скажи ей, чтоб сообразила кофе с бутербродами какими-нибудь. А че пацану переодеться не предложили? Сходи наверх, там в комнате поищи джинсы, кофту.

Бандиты разбежались по приказам.

– Вижу, вижу. Молодец, что сказать, – брезгливо глядя на пропитанные кровью деньги, покивал Начальник и, быстро уронив голову, вдохнул еще. – Я, когда первые рэкетиры на карьер пришли, растерялся, а потом разозлился, и на второй раз мы их с пацанами в дробилку затолкали. И вот в тот момент я понял, что это можно. Мало кто тогда понимал, я вот понял, ты вот понимаешь, а другие не знают, что все сейчас можно.

Взгляд у Начальника был нечеловеческий. Оставалось только кивать и надеяться, что ничего неожиданного он не сделает.

– Ты всех сильней, все, что хочешь, делаешь, и все получается. Когда это все вот здесь. – Начальник затряс ладонью, указывая непонятно куда – на голову или на сердце. Потом улыбнулся и уставился в стол, выстраивая шеренги белых дорожек. – А Левый, говоришь, поехал на карьер и не вернулся?

– Я, когда Комара туда привез, там машины незнакомые стояли, я развернулся, они стрелять начали.

– Афганцы все спланировали, кроме них некому, – опять задвигал пальцем по порошку Начальник.

– Плохо, что карьер у них, – принимая стопку одежды от бандита и продолжая делать скромный вид, заметил Никита.

– Насрать. Документы-то у меня, пусть сторожат до поры. Иди в душ сходи, весь в крови сидишь, переоденься. Домой звонил? Предупреди, что пока у меня поживешь, сейчас наши соберутся, будем думать, что дальше.

* * *

В чужой ванной было неудобно. Никита долго возился с импортными смесителями, пока вода не стала нужной температуры. Тело просыпалось, чувствовало голод. Левого ведь больше нет, вытираясь приятным теплым полотенцем, радостно осознал Никита, никто каверзных вопросов больше не задаст. Это не значит, конечно, что можно совсем расслабиться, но все же Начальник с его перепадами настроения был предсказуем.

Слишком длинные джинсы пришлось подвернуть, белая майка была на несколько размеров больше, зато севшая от стирки спортивная кофта – почти как раз. Спустившись, Никита увидел, что все собрались в комнате с большим столом.

– Садись, Малой, тебя ждали. Кофе твой почти остыл, – Начальник выразительно хлопнул по стулу рядом с собой, где раньше сидел Левый.

На столе перед Никитой стояли чашка кофе и тарелка аккуратных бутербродов с красной икрой. Есть одному было неудобно, но голоду было все равно. Начальник был занят рассказом о поездке в Москву, и по его довольному тону было ясно, что поддержку авторитетов он получил. Бандиты по традиции не садились за большой стол, но стояли к нему близко, слушали не перебивая. За ними у подоконника стоял потерянный младший Тузиков, с бессмысленным выражением смотревший в пол.

– Приехал, – вошел в комнату охранник, заступивший на дежурство у ворот.

– Пусть заходит, – откинулся на кресле Начальник, и остальные тоже отошли от стола, распределяясь по комнате.

Кофе остыл, но пить его все равно было приятно, Никита как раз сделал большой глоток, когда в комнату вошел майор.

– Здравия желаю, – развязно поприветствовал его Начальник, и, пока все смотрели на милиционера, Никита не спеша поставил чашку на стол. – Докладывай оперативную обстановку.

– «Мерседес» ваш на постах не появлялся. – Майор говорил тихо и держался достойно, эмоций не показывая. – По вчерашней перестрелке на площади свидетелей много, я все показания прочитал. Убрал все лишнее, беспокоиться не надо.

– Спасибо, утешил, а то, пока ты не пришел, мы все очень тут беспокоились.

Начальник переигрывал. «Но, наверное, так и надо», – подумал Никита.

– Что по стрелкам на площади? Афганцы?

– Личности пока не установлены, машина, разумеется, угнанная. Но кто знает, говорят, это гастролеры из Саранска.

– Мордва наемная, – уже серьезнее кивнул Начальник. – Двое их приехало или больше, не знаешь?

– Я про двоих только слышал.

– Доклад окончен? Ну, вольно тогда, – махнул в сторону двери рукой Начальник. Майор только кивнул и в сопровождении охранника пошел к выходу. – Наша милиция нас бережет. Че делать будем, братва?

«Даже не взглянул на меня ни разу. Молодец майор», – решил Никита и допил кофе.

– Я знаю, где афганцев можно достать.

– Откуда, Малой? – повернулся к нему Начальник.

– На площади «уазик» стоял, я говорил Комару, а он меня не стал слушать, я тогда за машиной проследил. В общем, автосервис недостроенный на улице Алма-Атинской. Туда они приехали.

– Это точно афганцы?

– Кто же еще? – Никита сдерживал себя, стараясь говорить спокойно, скромно. – Надо, конечно, последить за местом, убедиться, что они…

– И валить всех, – закончил за него Начальник.

Вопрос времени

Ходить по кафе Олег не привык. Не стал бы делать этого и сейчас, но Зам назначил встречу здесь и теперь на нее опаздывал. Раньше, кажется, это был магазин-ателье, а теперь забегаловка. Яркие лампы отражались от зеркал на потолке, высвечивая все разводы на столе, грязный пол и условную барную стойку – одинокую продуктовую витрину.

Единственная официантка подошла быстро, привлеченная красным пиджаком, и окатила молчаливым презрением за обманутые ожидания после заказа единственной чашки чая. Олегу даже захотелось объясниться, что он за рулем.

Кроме него в зале сидела большая компания, праздновавшая день рождения, но непонятно чей. Судя по пьяным выкрикам, застолье продолжалось либо уже давно, либо слишком стремительно. Из колонок музыкального центра, за стойкой, очень громко заиграла бодрая песня Depeche Mode, девушка, томно поводя плечами, медленно поднялась из-за стола и, чуть подавшись вперед, тут же на него рухнула, разнося тарелки и бокалы. Бармен-кавказец мгновенно выключил музыку. Когда крики и причитания утихли, он отправился к столику оценить ущерб.

– Вечер добрый, Олег Николаевич, прошу прощения за опоздание, – от дверей начал свою скороговорку Зам и, улыбаясь, продолжал так невнятно, что Олег не понял больше ни слова, кроме завершающего вопроса. – Что вы надумали?

– Вот какое у меня решение нашей проблемы возникло. – После Зама речь Олега казалась ему самому невыносимо медленной. – Я оформлю фирму, по бумагам буду заниматься переработкой цветных металлов. Вы, то есть завод, заключите со мной договор на утилизацию и самовывоз всякого хлама, главное, чтобы его было много, а чего вывозить – решите сами. И вот вместе с этим металлоломом с территории завода вывезем и турбину.

– Неплохо. – Зам выразился односложно и тут же начал исправляться. – Но как вывозить, на чем, где взять рабочую силу, заводским все это дело показывать не надо, лишние разговоры совсем не нужны, а дело хлопотное, просто представления не имею…

– Турбина НК-12СТ же? – Олег не хотел говорить громко, но компания запела «Миленький ты мой», и приходилось перекрикивать. – Турбина на «КамАЗ» уместится, еще один для металлолома возьмем, грузчиков я найду, ваше дело – с арабом договориться и время мне объявить.

– Ясно, понятно, очень хорошо, и вот когда вы так говорите, все на свои места встает и понятно становится. – Зам разошелся и начал так сильно подхихикивать, что его речь опять превратилась в невнятный шум.

– Да, и по деньгам мы с вами не договорились. На мне документы, грузовики, грузчики, и сколько я с продажи получу?

После долгой трели Зама Олег выдохнул и четко спросил:

– Ваша цена?

– Десять тысяч.

Раньше Олег совсем не умел торговаться, за последние месяцы тоже не сильно продвинулся, но и Зам был в этом не силен. После непродолжительного перебрасывания чистыми цифрами сошлись на двадцати тысячах плюс оплата всех расходов по погрузке.

– Очень хорошо, – как мог, изобразил радость Олег и протянул руку. – Жду вашей отмашки.

Это тоже было важно – уйти первым, не сказать лишнего и ничем себя не выдать. На улице было хорошо, холодно, но свежо и тихо. «Двадцать тысяч от полумиллиона. Жадный хрен», – подумал Олег, вспомнил, что не расплатился за чай, и, гордясь собой, отправился по второму адресу.

* * *

В арке курили подростки. Олег посигналил им, чтобы проехать; они проводили его такими взглядами, что не хотелось выходить из машины, и он дожидался, пока они уйдут. Эта маленькая квадратная арка – просто дыра для машин и подростков, а в «сталинках» по соседству – огромные полукруглые арки, как туннели, проложенные для великанов. Отец Олега всегда рассказывал о прошлом как о лучшем времени, когда люди были мудрее, а судя по архитектуре, еще и больше размерами. Поскольку реальных подтверждений этого было немного, приходилось верить в разное прошлое по ситуации.

Вот, например, этот древний подъезд явно был не из хорошего варианта истории. Неприятно было пробираться по крутым ступеням в полной темноте, хватаясь за холодные и в воображении грязные перила. После долгого стука дверь открылась. Олегу очень захотелось шагнуть в светлую прихожую, но Сапожник его то ли не узнавал, то ли не хотел впускать.

– Иван Антонович, меня Вова Кит прислал, есть дело одно. – Сапожник помотал головой, с трудом всплывая из пьяного забытья. – Можно войти, неудобно разговаривать?

Сапожник вяло кивнул и пошел по длинному коридору в другой конец квартиры. Олег разулся и неуверенно последовал за ним. Комната сильно отличалась от остальной обшарпанной квартиры и напоминала реконструкцию из музея. На полу и стенах были потертые, но чистые ковры, огромный стол темного дерева с малахитовой чернильницей, пресс-папье и остановившимися часами. Рядом с этими предметами, выбиваясь из общего стиля, лежал слиток платины.

Иван сел на кушетку, покрытую выцветшим багровым покрывалом, и приготовился слушать.

– Нам тут подвернулась возможность заработать. – Олег чувствовал себя глупо, пытаясь говорить о делах с пьяным. – И очень бы пригодилась ваша помощь.

Сапожник медленно моргал, иногда начинал медленно заваливаться вперед, потом резко останавливался, возвращаясь в исходную точку.

– Нам нужно несколько грузовиков, два или три автомобиля с водителями. Еще нам нужны грузчики, надежные, крепкие. Будем тяжелые вещи грузить. С завода. Ночью. – Олег не совсем понимал, стоит продолжать разговор или нет.

– Время? – икнул Сапожник.

– Девяти еще нет.

– Когда? – хмыкнул Иван.

– В смысле дата, когда грузчики нужны? Пока не знаю, думаю, скоро, хотел вас заранее спросить.

– Сколько? – пытаясь подавить очередной спазм, спросил Сапожник, поискал рукой за кушеткой и, найдя маленькую бутылку коньяка, сделал глоток.

– Оплата будет щедрая, сколько потребуется.

– Звони, как узнаешь, – вопреки здравому смыслу, трезвея после выпитого, сказал Иван. – Дверь за собой захлопни. Еще Киту передай, что Левого убили. Пусть порадуется.

Ничего страшного

Левый мертв, а без него Начальник не представляет угрозы. Афганцы, кажется, его и не искали. Можно считать, худшее он пересидел. Но Страшная Валя опасна сама по себе, и сложно сказать, что у нее на уме и что она готова сделать, чтобы не возвращать десять тысяч. Подбив итог размышлений, Вова проверил патроны в обрезе, хотя помнил: они там, еще раз осмотрел пустую парковку и так решительно закрыл дверь «восьмерки», что отлетела пленка, заменявшая стекло.

Он прошел по тропинке к коттеджу, зная, что за ним наблюдают, распахнул дверь и вошел в холл.

– Закрыто, – поднялся ему навстречу молодой высокий охранник.

– Не ври, – сказал Вова. – Позови Валю.

– Виктор Палыч! – стараясь басить, выкрикнул охранник.

– Закрыто, – быстро появился из-за занавески Витя, потом остановился, вглядываясь в бороду, худобу, ватник. – Ты, что ли, Кит? Нет Вали, уехала.

– Здесь она, – глухо ответил Вова, делая шаг вперед, запуская плохой сценарий.

– Давай не будем тут устраивать, – перегораживая занавеску, тихо сказал Витя и задержал дыхание, глядя в наставленный на него обрез.

– Володя, ты в партизаны уходил? – проскользнула из-за широкой спины охранника Валя. – Ружьишко свое опусти, а то у тебя ручка чего-то трясется. Вот так, в карман положи, чтобы нам всем комфортней стало. Умница. Пошли, побеседуем.

Было неудобно за эту сцену; проходя мимо Вити, Вова с грустной улыбкой мотнул головой, мол, «бывает», но взгляд охранника остался суров.

– Была у меня мысль, что ты можешь приехать, но закрутилась и забыла мальчикам сказать, – пропуская Вову в свой кабинет, сказала Валя. Кит ей не поверил, но кивнул. – Ох и хреново же ты выглядишь, Володь, одна твоя борода в ужас бросает.

– Я за деньгами.

– Хоть говорить не разучился, а то, я думала, совсем одичал. – Валя достала из ящика стола деньги, ловко пересчитала, убрала лишнее и перехватила оставшуюся пачку резинкой. Протянула Вове, но на полпути остановилась и убрала руку. – Володь, послушай, ничего не кончилось. Убьют тебя, а мне жалко будет. Оставайся у меня, охранником поработаешь, здесь до тебя никто не доберется, и деньги твои никуда не денутся, а вот когда уляжется все, можешь идти на все четыре стороны. Что скажешь?

– Че я, Валь, девочка малолетняя? – глядя на свои ботинки, глухо ответил Вова. – Не надо меня жалеть. Я сам о себе позаботиться смогу.

– Этот пацан тебя найдет и убьет, – отдавая доллары в руки, просто сказала Валя, но Вова, пересчитывая, ее не расслышал.

– Здесь только девять. – Деньги в руках магически прибавляли уверенности.

– Как договаривались. Десять процентов за то, что забрал до срока.

– Я забыл просто, – не желая осложнять отступление, сказал Кит.

– Точно у меня остаться не хочешь? Подумай, хорошо? Нет. Ну прощай, Кит.

Валя неожиданно шагнула к нему и обняла.

«Какая же она маленькая», – почти с нежностью подумал Вова, но в ответ не обнял, потому что левая рука лежала в кармане на обрезе, а в правой с деньгами не унималась дрожь.

Праздник Нептуна

Это всегда было обязанностью Левого, и то, что Никита вызвался отвезти «уазик» на карьер, было естественно, тем более в штурме он не участвовал. В помощь ему дали новенького – здоровяка с бритой головой, очередного из бесконечной шеренги претендентов. Старый состав сторонился Никиту по причине быстрого возвышения и еще, возможно, из-за суеверного страха – ведь прежние его напарники долго не жили. Этот был без спортивной карьеры, если не считать неумеренных занятий в тренажерке. На несколько лет постарше Никиты, но совсем глупый. Всю дорогу туда говорил, пытаясь скрыть страх, а на обратном пути от карьера молчал, кажется, стараясь не заплакать.

На карьере прошло обычно. С Ильичом они обменялись рукопожатием, и Никита, как будто рассказывая новичку, очень просто озвучил общепринятую версию смерти Левого, чтобы не было расхождений с историей сторожа. Старик все подтвердил одним кивком и скупо поведал, что охрана афганцев побыла пару дней и уехала.

Заглянув в «уазик», Ильич долго матерился, потом покурил, сказал: «Глаза боятся, а руки делают» – и пошел запускать дробилку. Никита с новеньким переоделись в заранее привезенную одежду и начали таскать трупы из машины. Сделали перерыв, когда качку стало плохо. По завершении работы поехали обратно. Людей было принято уничтожать, а машины нет, поэтому «уазик» оставили в автосервисе и пешком дошли до бассейна «Нептун», где праздновали победу остальные.

* * *

В банкетном зале, ставшем таковым из-за столов и еды, сидели замотанные в полотенца и простыни бандиты. Полуживого бледного качка тут же нарекли Арнольдом и с глупым смехом принялись отпаивать спиртным. Стул справа от Начальника выразительно пустовал. Никита, глупо чувствуя себя в плавках, прошел через все помещение и сел рядом.

– Все нормально, Малой? – тихо спросил Начальник. Никита кивнул. – Давай, Туз, расскажи еще раз Малому, он еще не слышал!

Младшая Собака был героем дня. Он по плану первым начинал штурм и теперь очень собой гордился. Никто, кажется, и не понимал, что эта роль досталась ему, потому что его было не жалко. Зато теперь он сидит слева от Начальника, через туго наложенный бинт на пухлой руке проступает кровь, на лице царапины, брат отомщен. Глаза Собаки блестели, и он громко начал рассказ, звучавший сего-дня не единожды:

– Я, короче, к сервису подъезжаю, говорю, такой: че, чинить будем? А потом, короче, достаю «Сайгу», прям с места ба-а-ах одному, ба-а-ах, короче, в другого…

Никита его не слушал, но улыбался и смеялся вместе со всеми. Он в общем-то сидел неподалеку в машине с Начальником и слышал все эти выстрелы, а в конце прошелся по зданию и видел труп блондина и того здоровяка, наставившего на него пистолет, и даже заглянул в бетонную комнату со скобой.

– …и тут, короче, зацепили Куцего, из-за угла, короче, выстрелили, Куцый кончился сразу…

Все, кроме Никиты, не чокаясь выпили за павшего товарища, и Начальник, не желая портить праздник неуместными сожалениями, начал раздавать трофейные деньги. На самом деле больше, чем захватили, наличности в автосервисе было немного. Они еще вчера раскладывали доллары по конвертам, и Начальник советовался с Никитой, кому сколько дать.

За неделю в коттедже Никита понял, что в этой новой жизни после затишья наступают безумные дни и отдыхом надо пользоваться, запасая силы впрок. Он много спал, ел, делал упражнения и стрелял по мишеням во дворе. Когда Начальник был в состоянии, то делился с ним опытом: сложной и противоречивой системой сбора дани, откатов милиции, географией точек, характерами бандитов, своих и чужих. Запоминать было нелегко, еще хуже – разбираться в документах и бумагах, оставленных Левым, – в них Начальник почти ничего не понимал. Главным испытанием оказалась проверка на свежую голову. Он должен был каждый раз отказываться от предлагаемого порошка. Никита очень быстро раскусил эту жалкую уловку, но Начальник относился к этому очень серьезно, видимо, такова была традиция.

– Скоро девочки приедут, гуляй, братва! – завершил официальную часть Начальник и, выпив, чуть откинулся на стуле. Отгороженный гулом пьяных голосов, вполголоса спросил: – Че там на карьере, Малой?

Отчет Никиты ему понравился.

– Ну, Ильич, ебун старый, всех переживет. – Начальник раздвинул тарелки на столе и, занюхав, снова обратился к Никите в том же радостном тоне: – Опять не подвел, Малой, и наводка твоя, и план сработали. Вот такой помощник мне всегда нужен был. Держи, заслужил.

– Спасибо, – кивнул Никита, разглядывая ключи от вновь захваченного двухсотого «Мерседеса». – Я пойду поплаваю.

* * *

Оставив ключи в раздевалке, Никита прошел в душевую и долго, без мыслей, стоял под прохладной водой. Замерзнув, разминаясь, вышел к бассейну, прыгнул в воду и кролем проплыл до другого бортика. «Это не тренировка, их больше не будет», – привычно оттолкнувшись ногами, подумал Никита, перевернулся на спину и, медленно перебирая ногами, поплыл, глядя в потолок.

Дорожки были убраны, половина ламп потушена, неполный свет оставшихся, отражаясь от воды, плыл бликами по стенам и темным окнам. На улице были снег, холод, ветер, а здесь ровный гул подводных насосов, родной запах хлорки, невесомость тонн воды. Никита нырнул, ощущая, как напрягаются перепонки в ушах и гудят зубы, коснулся плитки на дне, потом стремительно, словно его подталкивала сама жизнь, вылетел на поверхность в брызгах, глубоко вдыхая вместе с воздухом капли.

Вдоль бассейна с непривычным в этих стенах стуком каблуков шли нарядные девушки. Одна из них отстала от остальных и подошла к краю. Никита узнал ее не сразу, потому что теперь она была брюнеткой.

– Прыгай сюда, Вик.

– Не хочу, – сделав пару шагов назад, чтобы не промокнуть от случайных брызг, ответила девушка. – Что ж ты Кита не поймал?

– Не до этого как-то было. – Никита удивился неожиданному началу разговора. – А тебе-то чего?

– Твой Кит к нам приходил, – с явным укором ответила Вика.

– И где он сейчас?

– Не знаю, сам теперь ищи.

– В чем обида? Погоди, погоди, – вдруг начал понимать Никита. – Кит пришел к Вале и забрал деньги? А вы хотели, чтобы я Кита без денег прихлопнул?

– А ты думал, я по любви все тебе рассказывала?

Никита вдруг рассмеялся и, оттолкнувшись от бортика, поднял тучу брызг.

– Гнида бездушная, – буркнула Вика, ожидавшая другой реакции, на ходу стряхивая капли воды с лица и платья.

* * *

– Поеду я, надо домой заглянуть, – негромко сказал Никита, но в пьяном шуме это было лишнее.

– На тачке новой погонять хочешь, так и скажи. Ладно. Завтра. Малой. Не опаздывай. Дела. – Сознание Начальника погрузилось в алкогольно-наркотическую нирвану.

Ни с кем не прощаясь, Никита вышел из зала, так и не заметив недобрый взгляд сидевшей на коленях у Туза Вики.

Нашел на парковке «Мерседес» Левого, немного полюбовался, потом сел и завел двигатель. «Получше баклажановой «шестерки», – подумал Никита, проезжая мимо кладбища. Свернув на Свободу, поддался искушению и разогнался по пустой ночной улице, чуть не проскочив милицию.

– Майор здесь? – спросил он дежурного, и в голосе его было право, потому что милиционер быстро кивнул и сразу набрал внутренний номер.

– Проедемся, поговорим, – с ходу бросил майор, почти выталкивая Никиту из милиции. – Ты че творишь? Совсем страх потерял?!

– Нечего бояться, – устраиваясь на жестком переднем сиденье старого милицейского «уазика», ответил Никита. – Куда едем?

– Никуда, – выруливая на улицу, недовольно ответил майор. – Ты зачем пришел?

– С чего начать? – весело отозвался Никита. – Одним словом, афганцев больше нет.

– Ты чего несешь?

– Откуда у меня «Мерседес» Левого? Хотите, поедем в сервис – там пусто.

– Ну, предположим, – задумался майор. – Мне ты это зачем рассказываешь?

– Я теперь вроде как вместо Левого. Нам с вами еще работать и работать. Не хотелось бы портить отношения.

– Ни хрена я в этом мире больше не понимаю, – сбросил скорость милиционер, и «уазик» медленно пополз по заснеженной, необитаемой улице, где грязный снег по обочинам, голые деревья и фонари казались недоделанной декорацией. – Если это правда, я бы на твоем месте валил из города.

– Зачем мне это теперь?

– Это ж не конец, это начало передела, этих я знал, а кто на их место придет? – скорее вслух рассуждал майор, чем разговаривал с Никитой. – Скольких убили?

– Девять, еще одного нашего.

– Опять все поменяется, – устало вздохнул милиционер.

– Сами говорили, чем больше бандитов умрет, тем вам лучше. Вам, значит, можно их убивать, а мне нет?

– Давай без диалектики сейчас.

– Тормози! – закричал Никита. – Тормози, я сказал!

Точка

Днем выглядывало солнце, но по ночам морозило. На календаре кончалась зима. На деле – нет. Снег состарился, испачкался, стоптался, в нем не осталось ничего от свежей радости начала зимы. От февраля устали даже пьяницы. В последние дни их стало вроде меньше. Несколько недель назад около рынка попался мужик с деньгами – два миллиона рублей. Первая настоящая добыча, пьянка до рвоты. Оставшиеся деньги поделили.

Этой ночью на уже обычной охоте было только двое: старший Руслик и Лешка. Ночь была тихая, и немного хотелось спать. Руслик вслух думал о том, что весной в армию и как оно там все будет. Лешке это было неинтересно, и он сшибал редкие сосульки, где доставала еловая палка. Один удар по водосточной трубе вышел очень веселым: лед падал по желобу с грохотом и перестуком, а потом посыпался на тротуар.

Они стояли и смотрели, как вылетают льдинки, не заметив, что за спиной остановился милицейский «уазик». Оттуда вышел парень в штатском и, направив на них пистолет, приказал лежать. Потом они спорили со старым милиционером, и молодой показывал на еловую палку. Лешка перепугался и повторял, что ничего не сделал. Старый поднял его с холодной земли и спросил про пьяных. Лешка посмотрел на Руслика и расплакался. Потом на них надели наручники и посадили в милицейскую машину.

Руслик все время молчал, даже в отделении, а Лешка к утру во всем признался и сдал Рому, Санька, Серегу и Влада.

Выгодные условия

Кировский мост Олег выбрал по двум причинам: во-первых, ему было удобно добираться сюда от универмага с ювелиркой, во-вторых, в фильмах такие встречи всегда происходят на мостах. Зам опять опаздывал, и Олег замерзал на не сильном, но холодном ветру.

Золото начало вдруг продаваться, в преддверии ли Восьмого марта или по другим причинам вроде слухов, что деньги скоро не будут стоить ничего. Еще недавно это Олега порадовало бы, а теперь только отвлекало от главного дела. С самой операцией по вывозу турбины было все более или менее понятно, но как получить все полмиллиона вместо двадцати тысяч, Олег пока не думал или, если быть честным с самим собой, не хотел думать.

Отсюда хорошо был виден закат, потихоньку приобретавший весенние тона, но пока все равно холодный и далекий. Чуть левее над горизонтом появилась яркая звезда. «Это Венера», – вспомнил Олег, всегда гордившийся, что знает больше остальных. Любоваться видом было некогда, лучше еще раз подумать, что кому говорить и не говорить. Мост чуть зашатался под трамваем, эта вибрация совпала с другой, от поезда внизу, так что стало даже тревожно за конструкцию. Олег заметил Зама и двинулся ему навстречу.

– Вот тут документы все, договор на вывоз металлолома, платежки для бухгалтерии, все в двух экземплярах с печатями на всякий случай, – без приветствий протянул папку из коричневого кожзама Олег. – У меня ряд вопросов. Турбину мы погрузим, а как арабу отдавать? Машины-то арендованные, не повезем же до пустыни?

– Он сказал, у него свой грузовик, на месте будет ждать…

– Нужен «КамАЗ», передайте ему. Значит, с прицепом продаем. – Олег замерз и перебивал, не желая, чтобы Зам начинал свою скороговорку. – Это мне надо в смету внести, все с моей стороны пока расходы, понимаете?

– Я возмещу с общей суммы. Сойдемся, дело решаемое, с этим проблем не будет…

– Еще вопрос, что за хлам будем грузить? Надо иметь представление.

– Станки фрезерные, – захихикал Зам. – Все равно простаивают, хлам и есть, иначе не скажешь, с войны еще стоят, этот начальник цеха, старичок, у него еще имя такое смешное, слезами обливался, когда отдавал, говорит, они еще послужат, а говорю, обязательно послужат, только…

– Со временем определились? – начал злиться Олег.

– В конце марта, двадцать четвертого, двадцать пятого, с пятницы на субботу.

– С охраной поговорите, предупредите, что ночью будем грузить, чтобы деятельности завода не мешать. – Зам закивал. – Куда после повезем?

– Это вот загадка. Я должен отзвониться покупателю, он скажет место. Сказал, чтобы только турбина, я и водитель. Прямо конспирация, в духе, как бы это сказать…

– Это опасно. Сумма значительная. У меня есть друг хороший, Владимир – бывший боксер, предлагаю его взять водителем. Так и вам спокойней будет, и мне.

* * *

Сапожник мог быть либо у себя дома, либо на работе. «Ремонт обуви» был ближе. Олег постучал в деревянную дверь.

– Проходи, проходи. Сейчас я закончу в подсобке, – открыл Иван и скрылся за полками с обувью. Олег подождал несколько минут, потом Сапожник появился с фляжкой в руке. – С чем пришел?

– Помните, мы говорили про дело одно? Что грузовики нужны, с завода кое-что вывезти.

– Смутно, – покачал головой Иван. – Давай еще раз поподробнее.

Пришлось пересказывать все заново. Сапожник проявил удивительное любопытство: выспрашивал про вес груза, количество грузовиков, даже принес листочек и вел невидимые за разделявшей их стойкой записи. Сходил в подсобку и позвонил по поводу прицепа на продажу. Перечислил имена совершенно незнакомых Олегу людей, кого можно позвать грузчиками. Предложил Олегу составить смету прямо сейчас и поторговался за вознаграждение. Попросил оставить залог и поинтересовался, как идут дела с золотом, после чего рассказал историю, как раньше было тяжело продавать. Олег устал стоять, ему хотелось курить и совсем надоело слушать из вежливости.

– Поздно уже, я пойду, Иван Антонович.

– Езжай, езжай, – глядя на часы, рассеянно согласился Сапожник.

Олег вышел из мастерской, прикурил бензиновой зажигалкой и глубоко затянулся. Слева появился парень в спортивной куртке, без суеты уткнул пистолет Олегу в спину, взял за плечо и кивнул в сторону припаркованных у обочины машин.

– Нет, нет, не в «Мерседес», в свою машину садись. Дверь заблокируй, пристегнись. – Парень усадил Олега на водительское сиденье, а сам устроился за его спиной. – Я тебя пытать и ломать не стану, либо говоришь, либо пулю. Уяснил? Где прячется Кит?

Не то чтобы Олег не испугался, просто не успел осознать, что случилось, и молчал, глядя в окно на скверик, где кривой траекторией шла пьяная пара. Они ведь не помогут? Возвращая к действительности, в затылок ткнулась холодная сталь пистолета.

– У меня на даче.

– Где дача?

– Около Волги. Ближе к восьмой просеке.

Пистолет отдалился от виска и начал странно подпрыгивать. Олег быстро посмотрел в зеркало заднего вида. Парень посмеивался.

– Он там всю зиму просидел? – Олег кивнул. – В километре от Начальника, пешком дойти можно.

Дверь «Ремонта обуви» открылась, вышедший оттуда Иван стал быстро удаляться в сторону киосков на Победе.

– Не смотри туда, это он мне позвонил. Всего-то за штуку баксов, – пояснил Никита, угадав направление взгляда. – Ладно, теперь последний вопрос: почему я тебя не должен убивать?

– Семья, дочь, – выдавил Олег, осознавая, что это все правда происходит и ему ничего не приходит на ум, кроме ужаса.

– Брось, мужик, я тебя в борделе видел. Ты семью там навещал? Подумай хорошо. – Пистолет сильнее уперся в голову, не помогая воображению.

– Пятьсот. Тысяч. Долларов, – делая самую важную покупку, выдавил Олег.

– Я думал, ты мне Кита убить поможешь, но вот это интересно. – Парень отвел пистолет от его головы. – Давай, Олег, рассказывай.

Чистое поле

Тележка сошла с доски, положенной на грязь, накренилась влево, и станок начал медленно сползать. Грузчик так громко предупредительно матюгнулся, что Олег вздрогнул. Груз успели подхватить, он не упал.

– Нервный ты какой-то стал, Олежка, – беззлобно сказал Вова, глядя на погрузку.

– На себя посмотри, побриться нормально не смог.

Ответ был злой. Вовино лицо без бороды представляло собой ужасную картину из царапин и пластырей, и сам он выглядел не как в квартире Олега в начале декабря. Похудел, кожаный плащ на нем висел.

Ночь была светлая, луна за белыми облаками расплылась, как плевок. Единственный желтый фонарь на стене цеха был не нужен и по многолетней привычке бесцельно светил на знакомую карикатурную пару – здоровяка с широкими плечами и худого интеллигента в очках.

– Надо было зимой грузить, пока таять не начало, – изрек Вова, пряча руки в карманах плаща.

Турбину погрузили довольно легко, через тали в цеху – и на прицеп, но грузовик с ней размесил грязь, и второй так близко подъехать не смог, а третий встал еще дальше. Древние фрезерные станки, тяжелые и неудобные, поднимали талями на тележки и, с трудом преодолевая расквашенный дворик, заталкивали по доскам в кузов. Работа была непростой и бессмысленной, потому что делать со станками было нечего. Вроде Сапожник действительно собирался отвезти их на металлолом, чтобы поиметь еще немного денег.

– Это последний! – крикнул грузчик.

Вова полез в кабину первого грузовика с турбиной. Олег подошел попрощаться с грузчиками, запрыгнувшими в кузов рядом со станками.

– Их закрепить не надо? – спросил Олег, проводя пальцем по затертости на станке, стоявшем ближе всех к краю. Ему никто не ответил.

Вереница из трех «КамАЗов» медленно двинулась по территории завода. Охранник, разбуженный шумом, открыл ворота и протяжно зевнул на прощание. На Заводском шоссе грузовики со станками поехали дальше и исчезли.

В «четверке» Олега ждал Зам. Увидев турбину, он тут же побежал к таксофону, потом быстро вернулся и передал Олегу место встречи.

– Развязка за Смышляевкой, – в свою очередь, доложил Олег Вове.

– Чисто поле, – подумав, сказал Вова. – Хорошо, давай Зама ко мне, я у Смышляевки остановлюсь, ты проедешь вперед, посмотришь и вернешься. Смотри, сколько их там, нет ли машин других рядом, ясно?

* * *

По донесениям Олега, все было в порядке. «КамАЗ» с турбиной подъехал к другому «КамАЗу». Тихое место, вокруг маленькое поле или большой пустырь. Бессмысленное открытое пространство. Вова помог переставить прицеп. Зам о чем-то много говорил с молодым арабом, но Олег предупреждал о его разговорчивости. «Какие это арабы? На азербайджанцев больше похожи», – спокойно подумал Вова, не чувствуя особого напряжения в сделке. Была небольшая объяснимая нервозность, но ничего тревожного не происходило. Он даже упустил момент, когда спортивная сумка оказалась у Зама в руках. Тот, посмеиваясь, заглянул внутрь и обменялся рукопожатием с покупателем.

– Погодите, пусть уедут, а то мы тут не развернемся, – сказал Вова щебечущему от счастья Заму.

– Просто не знаю, что бы я без вас с Олегом делал, спасибо огромное, вроде все просто, а ведь надо уметь так просто, и без сноровки страх прям забирает, а вы все спокойно так сделали, спасибо вот просто от души…

Вова пытался изобразить улыбку, но вышел оскал. Он наконец нашел дрожащей рукой спрятанный в подкладке плаща обрез и выстрелил. Вырвал сумку из рук, отвернулся и выстрелил еще раз.

* * *

Назад ехали в тишине. Вопросов было много, но никто не произносил их вслух.

– Заедем в ларек, выпить возьмем.

– Я уже взял, – быстро ответил Олег, и Вова только кивнул.

На даче Вова первым делом скинул с себя изорванный кожаный плащ и переоделся в ватник. Сходил к Волге, выкинул в прорубь обрез, а когда вернулся, Олег уже разлил «Абсолют» по стаканам.

– Говно какое-то импортное, – отфыркался после выпитого Вова и подкинул в печку дров. – Давай деньги пересчитаем.

Олег поставил спортивную сумку на колени, достал из нее несколько пачек долларов, перетянутых разноцветными резинками.

– Че делать с деньгами будешь?

– Квартиру куплю, – буркнул Олег, раскладывая пересчитанные доллары на стол.

– Я, наверное, тоже. Я планировал семью завести, когда разбогатею. Мне это просто казалось, а где мне хорошую бабу найти? – Олег пожал плечами. – Вот странно же, я столько пыжился, крутился, старался, а надо было всего лишь дурака убить и все.

– Это нам повезло просто, – отрываясь на тост, сказал Олег.

– А почему Сапожник не приехал?

– В запое, вероятно.

– Не хочу я как он. – Вова выпил. – Всю жизнь что-то копил, воровал, теперь один сидит, на хер никому не нужен.

– Давай еще скажи, что не в деньгах счастье.

– Ну а че?! Ты вот, Олег, не особо радуешься.

– Я перенервничал. Не сбивай.

Воздух в комнате прогрелся от печки, и запахло свежими купюрами. Вова подливал себе, больше не пытаясь завести разговор, и смотрел в огонь, а не на росшую на столе стопку долларов.

– Пятьсот, – досчитал Олег.

– Я вот че думаю, – невнятно начал Вова. – Все-таки хорошо, что я тогда…

Он совсем непонятно промычал последние слова, несколько раз моргнул, уронил голову на грудь, чуть завалился вбок и съехал со стула на пол.

В голове Олега тоже был вязкий туман. «Блевануть, что ли, может, спасет?» – подумал он, встал, но ноги зашатались, он сгреб деньги в сумку. Хотел дойти до «четверки», но с трудом добрался до входной двери и понял, что не сможет. Опираясь на стенку, прошел в дальнюю комнату, закрыл дверь. Собирая все силы, запихнул сумку под кровать и отключился.

Тяжелый сон

Дверь от удара отлетела к стене и, отскочив, вернулась. Начальник зашел, держа пистолет в вытянутой руке.

– Осторожней, здесь печка! – Никита перехватил его руку с оружием и, отобрав, положил пистолет к себе в карман.

– Где он? – озирался Начальник, пока не заметил Кита на полу. Отбросил стоявший на пути стул и пнул Вову в живот. – Сдох?

– Клофелин, – указывая на стоявшую на столе водку, ответил Никита.

– Давай тащи его в клетку. – Начальник оперся на стол, потом увидел бензиновую зажигалку и сжал ее в кулаке.

– Не надо, дурацкая это затея.

– Отвали, Пионер! – взревел Начальник, и Никита фехтовальным движением ушел от удара. – Не хочешь помогать – не мешай!

После обретенной свободы у Начальника перегорели предохранители. С праздника в бассейне он не прекращал пить, а нюхать стал еще чаще. У Никиты был богатый опыт поведения с пьяными, но отец никогда так не буйствовал.

Начальник схватил Кита за ноги и потащил из дома. «Пусть делает что хочет», – подумал Никита и решил воспользоваться моментом, чтобы найти деньги. Он планировал приехать сюда один, но невменяемый Начальник прицепился, и, кроме Никиты, в коттедже не было никого, кто бы мог его утихомирить. Потом Начальник заставил грузить пустую медвежью клетку, стоявшую на участке, в прицеп.

Надо приступать к тому, зачем пришел. Никита выглянул в дверь, Начальник с тяжеленным Китом пугающе быстро продвигался по участку. Доза придавала ему сил. Времени немного. Никита переворачивал матрасы, открывал тумбочки, всюду пусто. В одной из комнат Никита наткнулся на спящего Олега и тихо прикрыл дверь. Не надо пускать Начальника в дом, будет еще хуже.

– Здесь фейерверки! – раздался крик Начальника.

Где деньги? Ящик с тетрадями, посудный шкафчик. В хлебнице лежали вперемежку доллары и рубли. Не то, что он искал, но все же. Никита пытался собрать деньги в пачку, быстрее засунуть в карман, но на участке взревел мотор, раздался хруст досок, и он выбежал из дома. Белая «восьмерка», проломив забор, ехала к Волге, за ней на тросе тащилась клетка. В клетке – Кит. Машину занесло на льду, клетка от рывка проехалась за ней.

«Так не должно быть», – подумал Никита и побежал через участок.

Из «восьмерки» вылез Начальник с ящиком в руках, поставил его на крышу автомобиля, поднес зажигалку. Раздались хлопки петард. Начальник пошел к берегу, но лед под клеткой проломился. Шарахнул салют.

Никита зажмурился от вспышки в небе, сделал глубокий вдох, выдох и задержал дыхание, как на тренировке. Пистолет незнакомый, видимость плохая, расстояние – метров двадцать, целиться надо в корпус. С каждым взрывом фейерверка Никита нажимал на спуск, а Начальник вздрагивал. Когда последняя вспышка над Волгой погасла, Никита хотел пойти к «восьмерке», но она с тихим хрустом просела, накренилась, и темная вода забрала ее вместе с лежавшим рядом телом.

* * *

От странной перемены Вова очнулся, но тела не чувствовал. Сознание тоже ему не подчинялось. Он поднял глаза и увидел расплывающуюся решетку. «Это сон», – понял Вова. В доказательство черное текучее небо над ним начало менять краски, становилось желтым, зеленым, красным. Вспыхивало, расцветало и меркло. Оно было совсем близко. К нему даже не надо было тянуться, оно было вокруг.

– Красиво, – с трудом открыв рот, вслух сказал Вова, и в него хлынула ледяная вода.

Перевернутая «восьмерка»

В солнечном свете короткие волосы Никиты казались белыми. Он протягивал Олегу стакан воды и две таблетки на ладони.

– Анальгин. Пей, поговорить надо.

Олег проглотил таблетки и опустил головную боль на подушку. Полежал еще несколько минут, потом выбежал из дома. Его стошнило. Вытирая слезы, он посмотрел на Волгу: там среди сияющего на солнце льда был черный пролом, неправильный, не подходящий пейзажу. Олег вернулся в комнату. Никита в задумчивости сидел на том же месте.

– Кит жив?

– Утонул, вместе с машиной. Я этого не хотел, – сказал Никита, и Олег кивнул, не желая сейчас знать деталей. – Ты бизнесом занимаешься?

– Если это так называется. – Олег присел на кровать, достал из пачки сигарету, но зажигалку не нашел.

– Как ты хотел деньги потратить? – Никита легонько пнул ногой спортивную сумку, высовывавшуюся из-под кровати.

– Квартиру купить.

– Это понятно, а дальше? – Олег пожал плечами. – Считать умеешь хорошо? В бумажках разбираешься? Будешь бизнесом со мной заниматься? Ты деньгами, а я… Я всеми остальными делами.

– А у меня есть выбор?

– Давай сейчас без диалектики. У меня тоже ночь тяжелая была. Я еще успел из одного места вещи забрать и бумаги разные, посмотри, есть ли там что-нибудь ценное.

* * *

Заканчивался март, и оттепель пахла мокрой псиной. Окна в доме были приоткрыты, в комнату иногда врывался сквозняк, приподнимая листы и раздражая Олега, разбиравшего трофейные документы из сейфа Начальника. Никита молча сидел напротив. Сегодня был его двадцатый день рождения, но теперь он хоть каждый день мог получать что хочет и праздника не ощущал.

– Так, это акции, их можно продать, цену я уточню, – делая запись, сказал Олег. – Это опять долговая расписка, не знаю, что с ними делать.

– Если больше штуки баксов, я разберусь, – откусывая заусенцы брелоком-щипцами, отозвался Никита.

– Вот стоит, Никита Ильич, из-за такой ерунды жопу подставлять? – строго спросил Олег.

– Ладно, не буду. Тогда Страшной Вале можно попытаться продать, мне кажется, ей такое интересно.

– Не стоит оно того. – Олег снял очки и принялся их протирать. – Я тут квартиру себе присмотрел, «сталинку» просторную, только там ремонт нужен и один старый паразит живет. У него еще в подвале золота полно, я сам видел. Вот как бы мне эту квартиру получить?

– Думаю, Олег, это выполнимо. Как начнем людей набирать, выбери нужного и прикажи…

Раздался стук в дверь. Никита знал, кто это, потому что сам звонил и сказал, где его можно найти, но на всякий случай достал пистолет и убрал руку с оружием под стол.

– У вас тут прям конспиративная квартира, – моргая после солнца, сказал майор.

– Временно, – ответил Никита. – Присаживайтесь. Чай будете?

Про посетителя Олег был предупрежден, но все равно было немного неуютно оттого, что в паре метров от милиционера, за легкой дачной дверью без замка, в маленькой комнатке вдоль стен стоит арсенал из ружей и автоматов, без объяснений поставленных туда Никитой. В ящике на кухне – спортивная сумка, а в ней – полмиллиона долларов от незаконной продажи. В десятке метрах от берега, под сбросившей лед Волгой, по рассказам Никиты, – два трупа, машина и стальная клетка.

– А что, место хорошее, – остался стоять милиционер. – Я сюда, честно признаться, на зимнюю рыбалку приезжаю.

– Место здесь подкормленное, – кивнул Никита. – Расскажите, что там с этими палочниками?

– Одному расстрел светит, все остальные – малолетки, но тоже получат немало. Я зачем, собственно, сюда приехал…

– У меня от Олега тайн нет, рассказывайте.

– Говорят, едет смотрящий из Москвы, будет делить наследство Начальника и афганцев. Думаю, тебя, Никита, спросят за все это.

– Я тут при чем? Они разбились на машине.

– Кто? – переспросил милиционер.

– Начальник и Левый. Ехали вдвоем на «восьмерке» и перевернулись. Машина сгорела, трупы тоже. Олег, передай, пожалуйста, товарищу майору наши вещественные доказательства. – В руках у милиционера оказался пухлый почтовый конверт. – Если надо, мы и остальных убедим, а не поверят – то и это поправимо. Сейчас много кто в аварии попадает.

* * *

Дорогая черная машина везет человека из столицы. Он видит дорогу, уходящую вниз, но деталей в ярком, все освещающем весеннем солнце рассмотреть не может. Моргает уставшими с недосыпа глазами, сомневается в себе, волнуется и злится, не понимая, зачем он здесь. Потом грубо приказывает водителю включить музыку. Парень за рулем говорит, что магнитола не работает. Смотрящий спрашивает, как называется это место, и не получает ответа.

Безымянку после бесконечной, как тяжелая болезнь, зимы бьет солнечная дрожь. Она стоит голая, без листьев, покрытая мелкой душной пылью. По ее улицам, радуясь новому началу, летит ветер. Она опять живая.

Послесловие

1. История начала-середины девяностых – это смесь из городских легенд, слухов. Даже официальные отчеты не всегда правдивы и часто оспариваются очевидцами. В каждой семье найдется хотя бы одна веселая, невероятная или страшная байка о том времени. «Обмен и продажа» – художественное произведение, и даже если бы роман ставил своей целью достоверность, вряд ли у меня это получилось бы. На этапе подготовки я решил отказаться от использования реальных событий в основном сюжете, так как повествование получалось слишком неправдоподобным.

После завершения «романтического периода» бандитизма истории переделов собственности происходили по похожим сценариям – с заказными убийствами в подъездах и около гаражей. Иногда в череде одинаковых смертей появлялся криминальный талант, и тогда события могли иметь непредсказуемые последствия, размывая грань между реальностью и вымыслом.

Для всех, кто интересуется нехудожественной версией того времени, я рекомендую блог Олега Иванца «Бандитская Самара» – это прекрасная компиляция открытых источников и уникальных воспоминаний и рассказов непосредственных участников. Он сильно помог мне в понимании закономерностей девяностых.

2. Вплетенная в повествование история «банды палочников», группы подростков, избивавших пьяных еловыми дубинками, основана на реальных событиях зимы девяносто четвертого – девяносто пятого года. Я старался придерживаться существующей хронологии преступлений, описанной в открытых источниках.

Поимка, согласно официальным данным, произошла именно так, как описано в книге. Разумеется, вместо Никиты в патрульном «уазике» ехали два милиционера, капитан и майор. Заметив на ночной улице двух подростков с палками, они остановились и произвели задержание.

На суде были озвучены обвинения в трех десятках эпизодов, включая семь смертей. Самый старший из банды – Руслан был приговорен к расстрелу, после введения моратория на смертную казнь он отбывает пожизненное заключение.

3. Автосервис «афганцев», карьер и коттедж Страшной Вали на Красной Глинке (Полтавская, 41 – вымышленный адрес) являются собирательными образами мест и в реальности не существуют.

Все остальные географические точки можно увидеть своими глазами: Бассейн «Нептун», дом Берензона – Маркова – Победы, 94, дом Игоря Цыганкова – Свободы, 128 (квартиры № 16 не существует), Кировский и Безымянские рынки и площадь Кирова.

Если география за двадцать лет осталась прежней, то сама Безымянка сильно изменилась. Из заводского района она превратилась в обычный спальный. Мрачная и во многом заслуженная репутация окраин, как ни странно, пошла ей на пользу. Точечная застройка, изменившая исторический центр города, практически не затронула Безымянку. Архитектурный ансамбль улицы Победы по сравнению с современными зданиями выглядит впечатляюще. Пройдет еще несколько десятилетий – и эти дома получат официальный статус исторических памятников, пережив свой первый век.

Оглавление

  • Пролог (из «Улицы Свободы»)
  • Белый кит
  • Пустая клетка
  • Прощенный должник
  • Средняя величина
  • Шапка
  • Простая комбинация
  • Трудная мишень
  • Огни трассы
  • Мелкий щебень
  • Лавка
  • Система Мартингейла
  • Жизнь животных
  • Две души
  • Девять залпов
  • Непойманный, неопознанный
  • Близкий контакт
  • Дорогой друг
  • Палка
  • Вечная мерзлота
  • Тихая охота
  • Холодная плита
  • Тусклое золото
  • Занятой человек
  • Простой пассажир
  • Фуражка
  • Заводская проходная
  • Знакомое место
  • Встреча выпускников
  • Грязная работа
  • Вопрос времени
  • Ничего страшного
  • Праздник Нептуна
  • Точка
  • Выгодные условия
  • Чистое поле
  • Тяжелый сон
  • Перевернутая «восьмерка»
  • Послесловие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Обмен и продажа», Андрей Олех

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!