«И приходит ветер»

— Не хрена геморрой высиживать, пошли на Петропавловку, позагораем, — сказал Миша, остановившись за спиной Сонина и глядя на девственно чистый лист бумаги, над которым тот уже битый час медитировал.

По-видимому, Миша был стихийным поборником моцартианства в искусстве и категорически не признавал то, что томные дамы в девятнадцатом веке называли муками творчества. Он положил в сумку плед и открыл дверь.

Невысокий, ладно скроенный, с черными бархатными глазами умной обезьянки, испытующе смотрящими на мир, Миша казался ровесником Сонина, хотя был старше его на четверть века. Успел покататься в войну по «дороге жизни», две машины под ладожский лед ушли, а Миша — вот он, хоть бы хны, мастер золотые руки, полторы сотни ткачих на него только что не молятся, лучший механик ткацкой фабрики.

— Как ты выплыл, будем знать только мы с тобой, — пела по вечерам Иня, прижимая к своей пухлой груди его голову постаревшего Меркурия с пружинящими, черными с проседью волосами.

— А как ты, взаправду, выплыл, папка? Расскажи, а, — канючила девятилетняя Туся.

— Как, да как — уже два кака. Говно не тонет, — отмахивался Миша, — ешь, зараза, а то на леса пойдешь, штукатуром будешь, — ласково приглаживал он непослушные кудри дочери.

Сонин любил эти вечера на Зверинской улице. В зоопарке заполошно всхлипывала выпь, на остановке под окном тренькал трамвай, кондукторша грозно предупреждала мироздание: следующая — улица Добролюбова. Борис Абрамович на диване у окна, сняв протез, оглаживал натруженную за день культю.

— Иня, — он поворачивал голову к дочери, — что вы сидите, как царица Савская, чайник на кухне свистит, как городовой, у него же скоро апоплексический удар будет.

Иня со вздохом медленно вставала и величаво выплывала из комнаты.

Сестрички Мойры, очнувшись от наркотического сна, старательно латали прорехи в полотне судьбы, но их усердие было явно запоздалым. Клото, правда, наткала пряжи на десяток жизней, а вот Лахесис вытянула им жребий, доставшийся немногим. Сколько раз Атропос щелкала ножницами, пытаясь пересечь нити их жизни, но, видимо, промахивалась сослепу.