«Летите, голуби, летите...»

Иллюзии теряют все, но происходит это у каждого по-своему.

Человек должен что-то в жизни любить. Неважно что: рыбачить или коллекционировать почтовые марки, выращивать экзотические орхидеи или нырять с аквалангом. Да мало ли? Необходимо быть привязанным душой к какому-нибудь незатейливому и нехитрому занятию, чтобы, посвящая ему себя беззаветно, не замечать времени, потраченного на дело, на первый взгляд, пустое. Наверное, именно тогда ощущение счастья не вспыхивает короткой минутой восторга, а становится долгими часами душевного комфорта, к которым неизменно хочется вернуться.

У Фимы таким увлечением были голуби. В семилетнем возрасте он из детского сострадания притащил домой сбитого машиной сизаря с пораненным крылом и выходил его, а в четырнадцать — уже обзавёлся собственной голубятней. Её Фима соорудил на крыше родительского гаража в тесном дворе на Молдаванке. Вообще- то, гаражом назывался самый обыкновенный сарай. Ничем не лучший остальных соседских сараев, слепленных на скорую руку из ракушника, где хранилось всякое барахло и шныряли вездесущие крысы. Правда, этот имел дверь пошире, именовавшуюся воротами, и запирался на толстую перекладину, причём, непонятно для какой цели. Кроме ржавой панцирной сетки от допотопной кровати, прогоревшего керогаза да пары пыльных костылей потенциальному злоумышленнику там всё равно, поживиться было нечем. Ни завалящего инструмента, ни банок с домашними закрутками, ни прочего добра, которому не нашлось места в крохотной квартирке.

В еврейской семье мальчик, гоняющий голубей, наверное, такая же редкость как её глава — алкоголик. Нонсенс, одним словом. Недаром Фимина мама часто слышала неодобрительный шёпот дворовых подруг:

— Роза, ну, где это видано шоб наш, маланский, как байстрюк какой-то по черепице гецал? Купите ему аккордеон, что ли…