«Мистическое и его проявления»

Антон Ощепков МИСТИЧЕСКОЕ И ЕГО ПРОЯВЛЕНИЯ

Климов курил, лежа в постели. Его длинные вьющиеся волосы в беспорядке лежали на подушке, частично закрывая лицо шелковистыми прядями. Это было ему приятно.

Он открыл глаза, еще стеклянные, еще не отошедшие ото сна и почувствовал красоту своего тела. Это ощущение, щекоча, поднималось по позвоночнику, как будто кто-то нежно проводил ему по спине птичьим пером. Он потянулся, улыбаясь от блаженства. День обещал быть прекрасным.

Внезапно от сквозняка открылась форточка. Налетевший, холодный, как стекло на морозе, ветер прошелся по его коже своей жесткой лапой. Климов передернулся, вскочил с постели и захлопнул форточку. За окном неслись рваные грязно-серые облака, собираясь в грозовой фронт, цвета глубины океана.

Климов накинул на голое тело белый халат, и, чтобы как-то исправить положение, включил телевизор и музыкальный центр. По ТиВи показывали хронику терактов 11-го сентября: самолет в замедленной съемке врезался в здание Торгового Центра. Климов обратил внимание, что на экране преобладают те же краски, что и на московском небе за окном, и, выругавшись, выключил телевизор.

Однако красота требовала жертв, а желудок еды, и это побуждало к действиям, так что Климов сделал музыку громче и стал действовать.

Через час, приведя себя в порядок, и позавтракав мюслями с йогуртом, он попивал кофе и раздумывал, чем будет сегодня заниматься. Денег у него сейчас было хоть отбавляй, от работы он на время избавился, а весна вспыхивала и мерцала в крови багровыми искрами. Климов закрыл глаза, и стол рассматривать эти искры, но на этот раз его наслаждение было прервано телефонным звонком. Климов поморщился — он вспомнил про Аню. Включился автоответчик.

— Видно, меня нет дома, — проворковал автоответчик голосом Климова. Если у вас есть что сказать — говорите после сигнала: А о чем говорить невозможно, о том следует молчать. Витгенштейн.

«Нет, зря я так выпендривался», — мелькнула у Климова мысль.

В трубке некоторое время молчали. Слышалось женское дыхание.

— Сереженька, почему ты мне не позвонил вчера?

Климов озабоченно почесал нос, достал из пачки сигарету и, покрутив ее некоторое время между пальцами, закурил. Собеседница автоответчика, похоже, собиралась разрыдаться.

— Я видела тебя вчера и ты, по-моему, тоже меня увидел, только сделал вид, что не заметил.

Климов посмотрел на потолок и покачал головой из стороны в сторону.

— У тебя были такие холодные и колючие глаза, как будто ты: как будто я:

— Ну! — подзадорил Климов телефон.

— Как будто ты больше не хочешь быть со мной!.. — Было ясно, что Аня плачет в трубку. — Сереженька, миленький, позвони мне. Позвони мне, пожалуйста, я прошу тебя. Позвони в любом случае: мне нужно это знать, понимаешь? Нужно:

Пошли короткие гудки. Автоответчик положил трубку и, через некоторое время, затих.

Климов сделал неопределенный жест рукой, выпустил колечко дыма. Секунду он любовался своим творением, затем уничтожил его взмахом руки. Окончательно портить день выяснением отношений и «разбором полетов» он не будет. Нет. Он взял мобильный и набрал номер.

— Сашенька? Доброе утро, солнышко, я тебя, часом, не разбудил? Что? Пол четвертого? Только я? Ну да, встал час назад. Погода прекрасная, день замечательный, как насчет того, чтоб встретиться? Гроза? Вот я и говорю, что гроза это прекрасно, особенно когда сидишь где-нибудь загородом, в машине, с бокалом вина, ну так я заеду? Вот видишь, главное — это раскрыть перспективу.

О'кей, до скорого.

Климов положил мобильник, закрыл глаза и улыбнулся, чувствуя, что снова влюблен.

Она прекрасна. Глубокие карие глаза; темные, сильные и непослушные волосы — длинные пряди, обрамляющие лицо и уходящая вверх линия каре, из-под которой выглядывают замысловатые серьги. Биу — бом — бом! Жизнь продолжается!

«Погода была прекрасная, принцесса была ужасная. Теперь же все изменилось. Погода просто ужасная, а принцесса прямо замечательная. Чем-то всегда приходиться жертвовать», — Размышлял Климов, глядя, как улыбается ему Александра. За те два часа, которые они провели вместе, он успел реализовать все свое умение органично вплетать комплементы в разговор, и теперь был доволен результатами своей работы. Принцесса была слегка навеселе, и можно было бы уже вполне приступать к хэппи-энду.

Любовь серебрилась каплями на лобовом стекле, раскатывалась громом по небу, туманила негой глаза. Все портила только попса, которую пришлось включить по Сашиной просьбе.

Климов остановил диск, поставил «Where the wild roses grow»[1] и пригласил даму на танец. Он обнял Сашу за плечи, подставил лицо холодному дождю и почувствовал, как судьба нежно коснулась его спины птичьим пером, а влажные Сашины губы коснулись его шеи. Он провел руками по ее плечам, а она уложила его в траву. Трава было холодной, а ее тело горячим.

«Боги!» — подумал Климов и отдался страсти.

Они провели вместе волшебную неделю. Он брал ее за руку, и они вместе катились на роликовых коньках по крутой горке вниз, к нему домой, заниматься любовью. Он рисовал узоры на ее теле лепестком тюльпана, а она готовила ему вкуснейший кофе. Пару раз они, обнявшись, плакали, когда луна, заглядывающая в окно, входила в резонанс с музыкой и ритмом их сердец.

На седьмой день они сидели в ресторане, и она сказала ему:

— Климов, ты самый лучший из всех, кого я только встречала. Ты просто супер. Я хочу быть с тобой всегда. Ты — как вода в ванной, когда я с тобой ты облегаешь меня всю и не можешь не быть приятен. Наши отношения как свет звезд или танец снежинок. Давай поженимся. Александра Климова — это звучит. Не сомневайся, ты не пожалеешь.

Чем дольше она говорила, тем сильнее Климов внутренне протестовал против такого разрушения романтики.

— Сомнение, — сказал он, — может существовать только там, где существует вопрос, вопрос — только там, где существует ответ, а ответ лишь там, где нечто может быть высказано. Существует невысказанное. Оно проявляет себя, это — мистическое.

О чем невозможно говорить, о том следует молчать. Так говорил Витгенштейн. Наши отношения были мистичны. Романтика дуализма между желанием сказать и желанием оставить невысказанным тянула нас друг к другу. А теперь? Теперь наших отношений просто нет.

Саша улыбнулась одними губами, положила на стол пятидесятидолларовую купюру и вышла, не сказав не слова. Она была сильной девушкой и заплакала, только приехав, домой.

«Нет, зря я так выпендривался», — мелькнула у Климова мысль.

Климов проснулся и лежал в постели. Ощущение собственной красоты растекалось по его телу. За окном щебетали воробьи и соседки. Солнце ярко светило, укладывая на стенку тень стоящего за окном дерева. Пахло летом.

Он вымыл голову, позавтракал и сидел, откинувшись на стуле, полу закрыв глаза. Он улыбался. Сегодня он снова встретит Карину. Во второй раз. Они познакомились на кастинге. Она самая красивая, самая элегантная, самая умная и самая спокойная женщина, из всех, кого он когда-либо знал.

Он вскочил, быстро оделся и полетел. К машине.

Карина была старше него. Она смотрела на него чуть-чуть с хитрецой и чуть-чуть снисходительно. Он признался ей в любви.

— Любовь — высокое чувство, — сказала она. — Ты уверен, что сказал то слово?

— О да, принцесса! Из звуков этого слова складывается мозаика моей души.

«Любовь», — говорю я и высказываю все, что это «Я» составляет.

Он опустился на одно колено и склонил голову. Темные вьющиеся волосы рассыпались по белой рубашке, а в голубых глазах, поднятых на нее, отражалось солнце.

— Будь со мной! — тихо сказал Климов.

Карина вопросительно и чуть насмешливо подняла бровь.

— Я прошу твоей руки и сердца! — уже громче и, начиная отчаиваться, воскликнул Климов.

Карина рассмеялась, но в ее глазах тоже отражалось солнце.

— Тогда мы должны будем обвенчаться, — сказала она чуть строго.

— Я согласен! — восторженно вскричал Климов.

— Для этого тебе придется принять христианство.

— Я давно хотел это сделать! — ликовал Климов.

На радостях он хотел, было поцеловать ее, но до поцелуев было еще далеко. Вся его будущая жизнь теперь была раскрашена совсем другими красками, красками поцелуев с ней, красками детского смеха и красками ее речи.

Мои предложения служат прояснению: тот, кто поймет меня, поднявшись с их помощью — по ним — над ними, в конечном счете признает, что они бессмысленны. (Он должен будет, так сказать, отбросить лестницу, после того как поднимется по ней.)

Ему нужно преодолеть эти предложения, тогда он правильно увидит мир.

Так говорил Людвиг Витгештейн.

Примечания

1

«Where the wild roses grow» — название одной из самых популярных песенок Ника Кейва (Альбом Murder Ballads)