«Японский ковчег»

Японский ковчег (fb2) - Японский ковчег 1755K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Николаевич Курай

Игорь Курай Японский ковчег

© Игорь Курай, 2017

© ООО «СУПЕР Издательство», 2017

Политический триллер? Фантасмагорическая комедия? Детектив с элементами кайдана и так называемых «докуфу-моно» – японских рассказов о злодейках? Остросюжетная проза, что не назвать никак иначе, чем «квазиреализм»?

Профессиональный филолог знает, что хочет вложить в свое произведение, доступное разным прочтениям. Роман написан в тихой занесенной снегом японской провинции, что представляется нам безмятежной. Однако это не так, дорогой читатель. Жесткий, инфернальный смех актеров Кабуки разлит по страницам романа, но в нем не вызов судьбе, а сострадание русского автора ко всем нам, живущим. Русско-японский роман словно воплощает любимую японцами мудрость: «Заимствуя у других, наполнить собственным содержанием». А ведь это и есть то, на чем зиждется мировая культура.

Петр АлешковсийПисатель, лауреат премии «Русский Букер» 2016

Едкая сатира, актуальная политика, шпионский детектив, Россия и Япония – в зловещем свете приближающегося, как в триеровской «Меланхолии», смертоносного астероида. Невозможно оторваться даже перед концом света.

Александр Чанцев,Литературный критик, японист, член ПЕН-клуба

Россия, да и весь мир живут в ожидании глобального катаклизма – мировой войны, техногенной катастрофы или столкновения с гигантским астероидом. Почему эти апокалиптические ожидания так интенсивны и всемирны, понять трудно: то ли мир заждался третьей мировой, то ли все чувствуют, что без такого катаклизма никак не вернуть нормальные представления о морали.

На этой теме всеобщей паники и отсроченной расплаты играет роман «Японский ковчег» – история о грядущем (примерно в 2018 году) столкновении Земли с огромным небесным телом. Автор играет на всех клавишах сразу: он отлично знает эсхатологическую по сути японскую культуру, поскольку давно живет в Восточной Азии. Тут и кавказские разбойники, и китайская мягкая экспансия, и очередной закат Европы, и российский правительственный кризис, и всемирная атака на глобализацию. Стиль романа – такой же микст из конспирологических докладов, сочного юмора и шпионских детективов времен холодной войны. Как ни странно, все в целом оказывается отличным психоаналитическим сеансом: все страхи выговорены вслух, запретные темы упомянуты с редкой храбростью, табу упразднены, маски сброшены, долго копившееся негодование так и хлещет. В результате оказывается, что все не так страшно и что вернуться к душевному здоровью еще можно и без гибели планеты.

Дмитрий БыковПисатель, литературный критик

Японский ковчег

Все события и персонажи, описанные в романе, являются плодом фантазии автора и пока не имеют никакого отношения к окружающей нас реальности.

Падучая звезда, тем паче – астероид

На резкость без труда твой праздный взгляд настроит.

Взгляни, взгляни туда, куда смотреть не стоит.

Иосиф Бродский

Пролог

Премьер-министр Коно сидел с непроницаемым выражением и слушал пространные аргументы собеседника, едва заметно покачивая головой. Битый час ему пытаются объяснить то, что и так давно уже всем известно. Этот Симомура совершенно невыносимый зануда и зашоренный педант. Но пусть говорит. Во-первых, всегда полезно лишний раз проверить уровень интеллекта своих сотрудников. Во-вторых, надо дать каждому выговориться, чтобы не создавалось впечатления властного зажима. Положение обязывает – особенно такое положение. И тем не менее… Он как бы невзначай перевернул песочные часы в деревянном корпусе из лакированного тика с жемчужной инкрустацией. Тонкая струйка потекла из полной колбы в пустую. Часы, рассчитанные на пятнадцать минут, были подарком от филиппинского посла, заглянувшего недавно с предложением о льготных концессиях. И действительно, в тот раз хватило четверти часа, чтобы обо всем договориться…

Глава Информационного агентства национальной безопасности между тем продолжал свой доклад, постепенно входя в раж и все более убедительно жестикулируя.

– Но, господин премьер-министр, поймите же, что ваше правительство на грани краха! Ваш рейтинг стремительно падает, пресса поет заупокойную, левая оппозиция заявляет, что готова взять бразды правления в свои руки, а ваши сторонники тем временем набивают карманы на выгодных подрядах. Мы стали заложниками непосильных обязательств предшественников, которые тянут нас ко дну. Разве неясно было, что восстановить Фукусиму за два-три года, даже за пять лет нам не под силу?! Там по сей день сотни тысяч тонн радиоактивной воды стекают в океан. А мы при этом разрешаем как ни в чем не бывало ловить рыбу вдоль побережья Фукусимы, Мияги и Ибараки, а потом продавать улов на территории всей страны без малейших ограничений. Вы думаете, медиа ничего не замечают? Полюбуйтесь!

Генерал Симомура приподнял свой айпад и ткнул пальцем в экран, где зловеще маячил заголовок: «Продажные бюрократы губят генофонд нации». Под заголовком красовалась эмблема, смысл которой не оставлял никаких сомнений: «Опасность радиации».

– А свежие овощи с фукусимских огородов! – продолжал генерал, оторвав палец от экрана и указывая им почему-то окно, где плавились от жары токийские небоскребы. – Вы, господин премьер, наверное, не часто захаживаете в супермаркет, а мои люди занимаются мониторингом в режиме нон-стоп. Лотки завалены первоклассной капустой, редькой и морковью из тех самых зон, которые отмечены у вас на карте красным и коричневым. А на упаковках, как положено, ярлыки со всеми координатами производителя. Правда, у нас не продаются счетчики Гейгера, и большинство населения прекрасно обходится без них. Но некоторые, включая наиболее предприимчивых журналистов, покупают датчики радиации за границей и активно ими пользуются. Может быть, сама капуста и не покажет отклонения от нормы, но достаточно померить фон в тех краях, где ее выращивали… И эти журналюги меряют, черт бы их побрал!

– Ну и что? – меланхолично проронил премьер. За все время беседы на его лице не дрогнул ни один мускул. Сказывались занятия дзэнской медитацией, к которым его буквально силой принуждал покойный отец. Сорок пять лет назад он отправил юного выпускника юрфака Токийского университета Масахиро Коно, предвкушавшего желанное начало политической карьеры, на полгода послушником в храм Дайтоку-дзи, в Киото. На бурные возражения юнца пожилой председатель парламентской праворадикальной фракции Киёмаса Коно ответил притчей:

«Во времена Враждующих княжеств, в шестнадцатом веке два могущественных полководца Такэда Сингэн и Уэсуги Кэнсин вели между собой затяжную войну. Оба они были в миру послушниками Дзэн, нюдо. Они были равны по таланту и по силе войска, так что ни один не мог добиться победы. Наконец их армии встретились в решающей битве. Уэсуги Кэнсин на боевом коне прорвался к походному шатру, перед которым сидел князь Такэда. Занеся меч над головой противника, Кэнсин насмешливо крикнул: „Ну, что будешь делать в этот миг между жизнью и смертью?!“ Сингэн ничего не ответил, но лишь взмахнул железным веером и отразил удар. Подоспевшая стража заставила Кэнсина отступить, а войска Сингэна выиграли битву. Ему помогла непоколебимость духа, которую дарует лишь Дзэн.»

Масахиро подчинился воле отца и не пожалел об этом. Может быть, всей своей головокружительной карьерой он и обязан той самой непоколебимости духа, о которой толковал отец. Занятия в храме Дайтоку-дзи не прошли даром – иначе он бы, наверное, давно уже прервал этот бесполезный разговор под благовидным предлогом и отправился на ланч. Но ведь можно просто сидеть и медитировать…

– Макроэкономические показатели ползут вниз, высокий курс йены мешает нашему экспорту, а Китай заваливает нас бытовой электроникой, – не унимался Симомура. – Мы с трудом отбиваемся от корейских телевизоров и смартфонов. Сони и Фудзицу сворачивают производство… Да вы сами все знаете не хуже меня. Рост безработицы, переизбыток дипломированных специалистов, стареющее население, обманутые ожидания… А что творится во внешней политике! Китайцы требуют острова у нас, мы требуем острова у русских, и все это больно бьет по нашим экономическим связям на фоне бурного процветания соседей из Юго-Восточной Азии и бесконечно длящегося китайского чуда. Застой в экономике и бардак в политике еще никого до добра не доводили. Если так пойдет дальше, то уже к концу текущего года мы рискуем получить вотум недоверия в парламенте, и тогда вы пополните длинный ряд малопочтенных экс-премьеров.

Да еще, вдобавок ко всему, эти слухи об астероиде. Перспективы очевидны. Пока мы еще сдерживаем медиа, не даем им развернуться, но долго так продолжаться не может. Жажда сенсаций и экономической выгоды скоро возьмет свое. Вот-вот начнется паника, и тогда уж точно вашему правительству конец. Вполне вероятно, что вся страна скатится в хаос, и тогда в условиях реальной катастрофы все наши превентивные меры по защите населения могут оказаться бессильны. Паника обрушит рынки, обанкротит банки и крупнейшие корпорации, превратит страну в обезумевший муравейник, куда плеснули ведро кипятка. Никто уже не будет в силах обеспечивать нормальную жизнедеятельность спасательных структур. Даже если столкновения не произойдет, японская экономика будет надолго парализована. А если произойдет…

– Не пугайте, – лаконично возразил Коно. – У вас есть предложения по существу? Мы можем что-то изменить в этой ситуации?

Последняя щепотка песка в стеклянной колбе истонченной струйкой упала вниз. Премьер Коно больше не намеревался переворачивать часы, не находя в этом ни малейшего смысла. Он неторопливо поправил очки и в упор посмотрел на Симомуру, словно пытаясь заставить его остановиться. Но глава Информационного агентства национальной безопасности намеков понимать не желал.

– Да, у меня есть предложение. И мы еще можем многое изменить!

У Коно от неожиданности подпрыгнула вверх правая бровь, что для истинного адепта Дзэн было непростительной слабостью. Рациональные предложения по переустройству государства и общества плохо увязывались с текущими планами на обед, который должен быть сервирован, как обычно, в полдень, что бы ни случилось. Впрочем, известно, что иногда Симомура способен на блестящие комбинации…

– Знаете, господин генерал, – примирительно предложил Коно, постукивая ногтем по крышке песочных часов – мы могли бы обсудить ваше предложение за ланчем. Если вы не против, конечно.

– Благодарю, весьма польщен! – обидчиво бросил Симомура, словно почувствовав скептическое настроение премьера.

– Благодарю в смысле «да-да» или в смысле «нет-нет»?

– В смысле «да». Я хочу, чтобы вы оценили мой план и санкционировали операцию – чем скорее, тем лучше.

– В таком случае прошу в столовую.

Генерал Симомура встал, огладил лацканы серого двубортного костюма и направился вслед за премьером.

Глава I Таверна «Кусинобо»

Тем временем профессор Кудзуо Мияма, сидя у окошка в дальнем углу таверны «Кусинобо», что на пятом этаже западного флигеля небоскреба Роппонги-хиллз, задумчиво жевал уже третий по счету росток молодой спаржи в кляре. Таверна была, в сущности, шашлычной, предлагавшей посетителям шестьдесят шесть вариантов блюд на маленьких деревянных вертелах плюс салатики и соленья. Время от времени поглядывая на входную дверь, которая бесшумно отъезжала влево, пропуская очередного посетителя, профессор потягивал из высокого бокала пиво «Эбису» и, чтобы не терять времени даром, как всегда, мысленно подыскивал русские идиоматические определения для своего нынешнего статуса:

«Как дурак с намятой шеей». Нет, не совсем так. «Как бревно в порубке». Нет, кажется, не бревно… «Бешеного три года ждут». «Хуже нет, чем ждать и угонять…» Вот уж, действительно, хуже нет. И куда мог запропаститься этот Рюмин?! Всегда является вовремя, а тут уже полчаса прошло…

Сквозь толстенное звуконепроницаемое стекло виднелся кластер модных бутиков, протянувшихся налево и вниз, к Адзабу дзюбан. Неслышно, как призраки, скользили машины, суетливо семенили по плиточному тротуару стайки пестро одетых людей. Тридцатиградусная токийская жара в хорошо кондиционированном помещении, разумеется, не ощущалась. Наоборот, здесь, пожалуй, было даже слишком прохладно.

Мияма давно облюбовал это местечко для деловых и дружеских встреч. Весь комплекс Роппонги-хиллз был открыт в апреле 2003 года в самом сердце столицы, в районе посольств, консульств и дипломатических сеттльментов, а также в двух шагах от парадиза западных туристов – бесчисленных баров, кафе и ночных клубов старого Роппонги.

Это был пилотный проект, выполненный Коном Педерсеном Фоксом, с сотнями офисов, дюжинами ресторанов, отелем, жилыми апартаментами, кинотеатром, выставочными залами, телестудией и даже музеем современного искусства, привольно расположившимися на пятидесяти четырех этажах гигантской Башни Хори и во флигелях. В прессе тогда писали, что со временем такими высотными суперкомплексами будет застроена вся центральная часть Токио. Сообщали также, что часть новых гиперсооружений будет представлять собой перевернутые небоскребы-чикаро, уходящие на десятки этажей под землю. Они будут иметь сверхсовременное оборудование для кондиционирования воздуха, а также для регенерации воды и для производства высококалорийной эрзац-пищи. Все, что позволит использовать подземные катакомбы как автономные макроубежища при любой космической или техногенной катастрофе, в том числе – что не обсуждалось, но подразумевалось – и в случае ядерной войны. Некоторые здания будут иметь почти равные по площади внешнюю и внутреннюю части, так что в случае тревоги все обитатели надземных этажей смогут быстро и безболезненно переместиться под землю, полностью изолировав доступ в убежище. Постепенно сливаясь в единый аггломерат, эти футуристические конструкции когда-нибудь образуют город будущего с уникальной экосистемой.

План уже давно начали воплощать в жизнь. Действительно, за последние десять-пятнадцать лет небоскребов-универсалов на поверхности заметно прибавилось, но до города будущего было явно еще далеко. Вероятно, и в Роппонги-хиллз тоже имелись многочисленные подземные этажи, но для публики пока доступны были только три подземных яруса с парковкой и ресторанными отсеками.

При всей видимой прозрачности своих стеклобетонных помещений Роппонги-хиллз давал немало возможностей для интимного общения вдали от посторонних глаз. Заехав сюда на машине, можно было, не привлекая лишнего внимания, подняться на лифте и нырнуть в дверцу кафе, где гостя окутывал приятный полумрак, пропитанный легким ароматом цветочного дезодоранта. Мияма обычно пользовался услугами такси, поскольку водить машину так и не научился. Несколько раз пробовал, но, увы, ничего не вышло. Стоило ему сесть за руль, как сердце начинало бешено колотиться, охваченное безотчетным ужасом. Другое дело – такси. Оно всегда внушает доверие. Вот и сейчас таксист благополучно высадил его ровно в двенадцать на высоком пандусе прямо перед входом и укатил, а через две минуты профессор уже сидел за своим постоянным столиком в углу. Интересно, на чем добирается господин Рюмин?..

Наконец дверь в очередной раз скользнула влево, пропуская рослого, дородного, брылястого мужчину европейской наружности с аккуратно расчесанными на пробор рыжеватыми волосами и слегка расплющенном посередине носом, что придавало ему сходство с боксером-профессионалом, давно забросившим спорт. Несмотря на жару новый посетитель был в серой пиджачной паре и при туго затянутом темном галстуке. Направившись строевым шагом к дальнему столику, где его поджидал Мияма, иностранец резко остановился, чуть прищелкнув каблуками, и склонил голову в легком шутливом поклоне. Мияме сразу же пришел на ум Шервинский из фильма «Белая гвардия», который он только вчера показывал студентам.

– Приветствую вас, профессор! – бодро, по-военному поздоровался Рюмин, расплываясь в радостной бесконечной улыбке. – Прошу простить за опоздание. Сами знаете, жизнь наша – сплошная суета. Одним словом, сансара.

– Добро пожаловали, Ростислав Михайлович, – кисло улыбнулся в ответ Мияма. – А я уже начал беспокоиться. Вы обычно так пуктуальны. На вас просто часы можно переставлять!

– Да, точность – вежливость королей, дорогой профессор, но я-то еще не король, – хохотнул Рюмин, довольный своей остротой, и, не дожидаясь приглашения, уселся за столик. – Дела, дела… А вы, как я погляжу, уже отдыхаете. Что ж, давайте покушаем. Фирма угощает!

Взмахом руки он подозвал официанта, заказал кружку «Эбису» и принялся с озабоченным видом изучать цветную брошюру меню.

– Мне как всегда, – сказал Мияма, прихлебывая пиво, – большую тарелочку куси мориавасэ[1].

– Ну ассорти, так ассорти, – согласился Рюмин, – меня тоже устраивает. Главное, легко и питательно.

Он расслабил узел галстука, стащил, не вставая, пиджак и повесил на соседний стул. На рубашке с длинным рукавом под мышками, а также на груди и на припухлом животе расплывались обширные пятна пота. Такие же разводы, вероятно, были и на спине. Капли пота обильно стекали по его лицу и падали на краешек скатерти. Официант принес горячую влажную махровую салфетку сибори. Рюмин деловито принялся обтирать лоб, щеки, шею, уши и, наконец, руки. Закончив, он бросил скомканную салфетку на плетеный бамбуковый подносик и жадно отхлебнул из бокала. Пена осела на верхней губе.

Мияма молча наблюдал. Что взять с рыжего варвара? Не учить же его манерам – поздновато. Атташе по культуре мог бы давно уже сам всему научиться. Но не дано, так не дано… У русских есть какая-то подходящая пословица на эту тему: «За не именем херболайфа пишем просто…» Нет, не так. Ох, уж эта идиоматика!

Они знакомы с Рюминым уже третий год. Можно сказать, близко знакомы. Встречаются дважды в месяц в «Кусинобо», едят куриные окорочка или каракатицу в кляре, пьют пиво и беседуют. В основном о новостях в японском академическом мире, об университетской реформе, о приоритетных направлениях в Министерстве образования и науки, о строительстве научных и информационных центров, о перемещениях в руководстве. Рюмину всё интересно. Говорит, что как атташе по культуре он все это должен знать. Для улучшения сотрудничества между нашими странами. Почему бы и нет? Тем более, что его организация за эту болтовню еще и благодарит материально. Раз в месяц из портфеля Рюмина появляется плотный запечатанный конверт, а в нем двадцать банкнот по десять тысяч йен – так сказать, на проезд. Немного, но на проезд достаточно. И должность у него, в общем-то, не официозная, не совсем посольская. Он представляет чудесную общественную организацию Росвоскооперация, которая налаживает связи с друзьями России на Дальнем Востоке. А также с некоторыми соотечественниками за рубежом.

Сам Рюмин в прошлый раз хвалился, что успешно провел перепись соотечественниц-хостес в токийских барах. Составил на них полную базу данных. Для порядка, конечно. Чтобы поставить на учет этих хостес, ему пришлось много потеть. Как это он сказал? «Семь потов ушло». Все-таки до чего колоритный язык! Интересно, почему именно при переписи хостес надо было так ужасно потеть? Впрочем, он ведь всегда обильно потеет…

– Что новенького, профессор? – игриво осведомился Рюмин, опустошив полбокала. – Чем порадуете любителя японской культуры и научно-технического прогресса? Хотя техника, конечно, не по вашей части. За этим придется в Цукубу наведаться.

– Ничем не порадую вас, Рюмин-сан. За эти две недели ничего особенно нового не проистекало. Вы же знаете – лето. Наши ученые и неученые все отдыхают.

– Неужели даже наши друзья из Общества Русолюбов не проводят своих семинаров?

– А, да! Последний семинар у наших специалистов был только что, в начале июня. Я вас уже по телефону оведомлял. Тогда еще обсужали речь вашего президента Зайцева на саммите в Осло.

– Вы это упоминали, но без подробностей. И что наши друзья говорили?

– Говорили, что такого они еще никогда не слышали.

– В каком смысле? Им так понравилась речь?

– Наоборот. Особенно, когда он помянул про северные территории.

– А-а… Такие, значит, у нас друзья! И кто это сказал?

– Профессор Камата. Он еще много разного сказал о вашем доскопочтенном президенте. И о вашем кабинете. И о вашей Думе тоже.

– Значит, он не наш друг?

– Не знаю. Наверное, не ваш. И уж точно не мой. Он написал такую рецензию на мой перевод Федора Михайловича, что кому-то надо сделать сэппуку[2] – или ему, или мне. Вы ему визу больше не давайте!

– На какой перевод, простите?

– Ну конечно, на роман Федора Михайловича «Идиотки».

– Кажется, у Достоевского все-таки «Идиот», а не «Идиотки». Хотя… Простите, я забыл, что в свое время сам министр культуры Российской Федерации вручил вам почетную грамоту за этот замечательный перевод. Тогда нет вопросов.

– Вот! И не надо вопросов! Я так прочитал этот мастерпис и дал свою интертрепацию. Да, я Федора Михайловича исправил там, где он ошибся. И стиль у него иногда ковыляет – пришлось улучшевать. Переписал несколько глав и получилось гораздо намного лучше – сам господин министр культуры признавал. Он, наверное, прочитал весь мой перевод. Может быть, он даже прочитал оригинал. А этот Камата в своей рецензии меня назвал «росиагаку но ахо» – «идиот от русистики»! Как будто ему никогда неизвестно, что у Достоевского совсем не «ахо», а «хакути». Не «идиот», а «идиот»! Совсем в другом смысле. Никогда ему не прощаю!

У меня свой вид. Я, например, считаю, что главная идиотка – Настасья Филипповна. Вы только смотрите, как она всегда дурака валит! Потому что дура. И вообще все женщины идиотки. У меня тоже есть бывшая жена…

Мияма в сердцах шлепнул ладонью по столу, так что бокалы с недопитым пивом подскочили и желтые брызги выплеснулись на скатерть.

– Успокойтесь, профессор! – засуетился Рюмин, видя, что невольно наступил собеседнику на больную мозоль. – Я же не сомневаюсь. Ну переписали, улучшили – главное, грамоту получили и ваши роялти. Какая разница, что там вышло! Между нами говоря, я вот «Идиота» никогда не читал. И ничего – нормально себя чувствую. Его ведь в нашей школьной программе не было. Ну, а то, что шедевр, это всем известно. И Россия ваши заслуги по достоинству оценила, так ведь? Мы вам регулярно воздаем… гм, должное. Давайте-ка лучше вы мне расскажете о своих новых творческих планах. Что сейчас замышляете? Есть новые грандиозные проекты?

– Еще бы как! – самодовольно погладил живот Мияма. – Вот сейчас пишу «Преступление и наказание».

– То есть? Разве оно еще не написано? По-моему, я даже читал когда-то. И переводов на японский, кажется, уже есть штук десять…

– Написано Федором Михайловичем, но у меня получится гораздо намного лучше. В таком легковатом стиле для наших молодых юношей. И с рисунками манга, конечно.

– Да? А как с копирайтом?

– Хорошо. Просто будут два автора – Достоевский и Мияма. И название немножко другое: по-японски получится не «Цуми то бацу»[3], как раньше, а «Мару то бацу»[4].

– То есть «крестики и нолики»?

– Ну, тут есть имплицитная коннотация: «за и против». Очень глубоко. Хочу эту книгу на премию продвинуть, но в Японии не дадут – Камата и другие разные будут мешаться. Может быть, в России получится? Вы похлопотаете, Рюмин-сан?

– Ну как не порадеть родному человечку!

– Это, кажется, цитата. Из Пушкина?

– Нет, э-э… из Некрасова. Мой любимый поэт.

– Очень замечательно, что у атташе по культуре такой вкус. Я всегда знал, что у вас в Министерстве культуры много интеллектных специалистов. Я тоже люблю Некрасова. Помните его иммортальное:

Выть на Волгу! Чей вой раздается Над великою русской рекой? Этот вой у нас песней зовется — Вурдалаки идут с бичевой…

– Почему вурдалаки? Там, кажется, не так…

– Разве не вурдалаки? Может быть, я что-то немножко попутал. Я всегда считал, что вурдалаки – очень популярные герои русского фольклора. Вот они и воют от своей злой тоски. А поэт в этом символичном эпизоде показал всю трагедию беспроцветной русской жизни. Я его переведу!

– Переведете, переведете профессор. Без проблем переведете. Знаю, что вы много такого уже перевели. Ну ладно, а о чем еще говорят в научной среде? Неужели нет достойных внимания тем?

– Достойных есть. Одна.

– И какая же?

– Конец света, разумеемся.

– Конец света? Но мне казалось, что мы это уже проехали в 2012 году. Шесть лет прошло – и, вроде, ничего. Тогда все поговорили – и успокоились. Неужели опять?

– Не знаю, может быть, вы и проехали, а у нас в Японии о конце света всегда помнят. Такая геопозиция.

– Да-да, ясно: землетрясения, вулканы, цунами… Опять что-то ожидается?

– Ожидается, наверное. И не только у нас. У вас тоже. Но я детали воспроизвестировать не могу. Лучше посмотрите в интернете: уже в нескольких газетах недавно было интервью с авторитарным астрономом Ито Синтаро. Вы не читали? Наверное, уже и в вашей прессе есть материал.

– Нет, кажется, не читал… И что он нам обещает?

– Я же сказал: конец света. Сэкай сюмацу[5]. Это не секрет, у вас тоже уже должны знать, наверное. Какой-то новый астероид к нам летит, и вероятность коллизии очень высокая. Кажется, семьдесят пять процентов.

– Ничего себе! А мы тут сидим… И когда же этот астероид до нас доберется?

– Точно не помню. Может быть, через полгода или немножко раньше. В общем, время есть. Так что давайте закажем еще пива, если не возражаете.

– Не возражаю, – ошарашенно качнул головой Рюмин и подозвал официанта.

Когда два запотевших бокала перекочевали с подноса на стол, четко встав в серединку фирменных пластиковых костеров с контуром Роппонги-хиллз, Рюмин осторожно, словно боясь невольно навлечь словами катастрофу, продолжил разговор.

– А большой он, этот астероид?

– Как будто бы не очень. Даже, говорят, совсем маленький. Меньше километра в диаметре.

– Тогда, может быть, еще ничего? Переживем как-нибудь?

– Ито-сэнсэй оценивает масштаб ущерба для Земли в девять десятых.

– В каком смысле?

– Ну, девять десятых всех живых существующих будет уничижено.

– А одна десятая?

– Странный вопрос. Они, наверное, спасут себя.

– А как они спасутся? Ваш Ито-сэнсэй ничего про это не говорил?

От огорчения, а может быть, и от испуга Рюмин снова начал обильно потеть – жирные капли градом катились у него по лбу и щекам, а рубашка взмокла, как после колки дров.

Мияма меланхолически отхлебнул большой глоток пива и ответил утвердительно:

– Говорил. Он и раньше про это часто писал. Всем надо строить подпольные убежища, чтобы было, куда убежать. На несколько сотен метров в глубину. А сверху полная инсуляция, как бы большая пробка. Водонепробиваемая. Конечно, самому такое выкопать нельзя – нужна техника, много техники.

– Подземные убежища? И кто же их будет строить?

– Странно, что вы не слышали. В Японии уже построили достаточно за последние пятнадцать лет и еще строят во всех городах и регионах. У нас всегда к эксстрёмным ситуациям подносятся серьезно, вы же знаете. Вокруг всех Японских островов есть бетонные волноразрезы. Все коттеджи, городские билдинги и небоскребы стоят на прочном антисемитическом фундаменте. Правда, Фукусима показала, что и со старухой бывает разруха, но это же было цунами больше двадцати метров высотой!

Астероид, наверное, еще намного более ужасней, но наши технологии, я думаю, способны и с такими страшными ужасами расправиться. Построят еще подземные и подморские бункеры. Уже сейчас, наверное, треть Токио может спасаться, а ведь время еще есть. Мы успеем.

– Ну и ну-у! – протянул Рюмин, утирая пот мятым платком. – А вы говорите, Достоевский, вурдалаки… Тут бы ноги не протянуть раньше времени…

– Почему вы так боитесь протянуть ноги, Рюмин-сан? – удивился Мияма. – Протягивайте прямо сейчас, я подвинусь. Протягивать ноги очень полезно для кровопревращения.

– Да нет, – смутился Рюмин, – я имею в виду вообще… коньки отбросить.

– А зачем коньков отбрасывать куда-то? Это, наверное, образ из русского фольклора? Или из замечательной поэмы-сказки Павела Павловича Ершова про конька-горбунька? А вы, господин атташе, большой эрундит!

– Немного есть, – на сей раз охотно согласился Рюмин, допивая пиво. – Уж чему научили в нашей Школе… Ну, спасибо вам, профессор, за беседу. Много интересного вы мне сообщили, будет над чем подумать. И в Цукубу надо съездить – уточнить кое-какие детали. А насчет премии вы не беспокойтесь, будем ваши «За и против» продвигать. Есть у меня в Союзе писателей свои людишки, помогут. Только поторопитесь, пока комета не прилетела.

Он поднялся, слегка отдуваясь, натянул пиджак и, прихватив торчавший в пластиковом стаканчике счет, двинулся к кассе у дверей. Мияма шел следом, ощупывая в кармане конверт из плотной бумаги.

Глава II Вечер в Нагорном

Лиловый июньский сумрак сгущался над деревней Нагорное, окрашивая в пастельные тона стены Академии Службы внешней разведки. Генерал Гребнев снова нажал кнопку на пульте, кондиционер приветливо пискнул в ответ. Мощности «панасоника» явно не хватало на огромный кабинет с высоченным потолком. Под эдакую кубатуру давно надо было делать центральное кондиционирование, но нельзя же было запустить иностранных спецов! Уж они бы здесь такого намонтировали! А поручить нашим – так потом весь бюджет уйдет на ремонт. Обыкновенная история… Вот и остались с этими лицензионными игрушками. Приходится страдать за национальную идею.

Раз в неделю, в пятницу, первый заместитель директора СВР генерал Гребнев приезжал в Академию проводить семинар с педсоставом, так сказать, в порядке повышения квалификации. Будь на то его воля, он бы вообще переехал сюда, в хлебниковский лесопарк под Мытищами, из «леса», как окрестили их двадцатиэтажный бетонный билдинг – официальную штаб-квартиру в Ясенево. Здесь не было той давящей атмосферы «холодного дома», в котором каждый чувствует себя под колпаком, а в начальственном кабинете 2131 на третьем этаже заседает некто, облеченный полномочиями, но начисто лишенный творческого воображения. Здесь нет в фойе помпезной галереи портретов суперагентов былых времен. И мебель здесь уютнее. Впрочем, может быть, это только кажется.

Генерал встал из-за стола, чувствуя спиной взыскательный взгляд нового президента.

Невольно оглянулся на портрет и поморщился. В последнее время нервы стали сдавать – годы, наверное, берут свое, – а ведь были что твои стальные струны. Да, этот тоже считает, что всех видит насквозь: хочет выдать желаемое за действительное. Но харизму за деньги не купишь, не выпросишь и в кредит не возьмешь. Конечно, президентами не рождаются, но одни восходят на вершину пирамиды по призванию, а других возносит слепой случай. Кому повезло, того и вознес, так что личные качества тут ни при чем.

Когда в начале девяностых внешнюю разведку стали трясти и реорганизовывать, Гребнев всерьез подумывал о том, чтобы перековать мечи на орала и уйти в большой бизнес. Но не случилось – не смог бросить любимую работу и друзей по оружию. А то ведь давно уже загорал бы на посту директора службы безопасности где-нибудь у Абрамовича или Потанина. Вместо этого занялся спасением тонущего корабля. И ведь, можно сказать, спасли…

Генерал Гребнев, в отличие от многих своих новоиспеченных коллег, спущенных сюда с бюрократического Олимпа, был профи, настоящий доктор конспирологии и гроссмейстер шпионских искусств, прошедший весь путь от легкомысленного выпускника Школы КГБ, молоденького капитана в Анголе, до командира разведбатальона под Кандагаром. Потом академия Генштаба, снова Контора, труднейшие миссии в десятке стран и, наконец, пост заведующего ключевым департаментом Первого Главного управления КГБ. Обосновавшись в девяносто втором в недавно созданной Службе Внешней разведки, Гребнев быстро пошел в гору благодаря незаурядным личным качествам и боевому опыту. Вот уже пять лет он первый зам Директора и личный советник президента по особо важным вопросам национальной безопасности. Правильнее было бы сказать – президентов. Как показали события недавнего прошлого, человек, будь он даже настоящий национальный лидер и трижды президент, все-таки смертен. Только разведка бессмертна. Однако факт, что руководство СВР во все времена подчинялось лично президенту страны.

Собственно, Гребнев давно уже мог получить должность Директора СВР, но он старательно избегал этого назначения, протолкнув на высокий пост безликого штабного офицера без малейших профессиональных данных. Так было нужно для дела. Вероятный противник не должен был знать, кто стоит за их дерзкими операциями. Пусть гоняются за шефом, подсылают свою агентуру к генералу Прохорову, обвиняют его в своих провалах, пытаются его спихнуть, поймать на коррупции или дискредитировать другим путем. Настоящий мастер шпионажа умеет сам оставаться невидимым и невредимым, но от него не укроется ничто.

В свои шестьдесят пять генерал оставался сухопар, легок на подъем, стремителен и непредсказуем. Загорелое, грубоватой лепки лицо с несколько тяжеловатыми надбровными дугами и массивным подбородком было как бы утрировано глубокими складками, идущими от крыльев носа, и рельефными морщинами на лбу. Седой жесткий «ежик», тонкие губы и пронзительные, глубоко посаженные зеленовато-серые глаза придавали генералу Гребневу сходство с пожилым кугуаром.

Он решительно двинулся к правой стенке, протянул руку к дубовой панели и тронул невидимый рычажок. Коричневая перегородка послушно отъехала в сторону, открывая небольшой уютный бар с подсветкой. Ничего лишнего – всего несколько бутылок: водка, виски, джин, текила. И, конечно, старый добрый Хеннесси. Ни вин, ни ликеров, ни тем более коктейлей генерал не признавал. Он плеснул в пузатый бокал коньяку и снова тронул рычажок. Дубовая панель вернулась на свое место. Всюду электроника! Век высоких технологий… Генерал довольно хмыкнул и снова уселся в кожаное вертящееся кресло с высокой спинкой. Допьем – и можно двигаться. Let’s call it a day[6], как говорят наши заклятые друзья.

На темном экране айпада всплыл значок «новое сообщение» и раздался характерный булькающий звук. Кому еще там не терпится что-то доложить в пятницу в восемь вечера? Давно бы сидели на даче! Генерал поставил бокал на стол и протянул палец к дисплею, собираясь отключить треклятый планшет до понедельника. Он просидел так минуту, а может быть, и две, все еще не решаясь погрузить коварное устройство в долгий сон.

Где-то под ложечкой появилось странное свербящее ощущение – верный предвестник дурных новостей, которым, казалось бы, совершенно неоткуда было взяться…

Наконец генерал тяжело вздохнул и открыл почту, что потребовало, как всегда, введения трех независимых паролей и опознавательного отпечатка указательного пальца. В последнее время Служба просто помешалась на секретности. После того, как этот клоун Эдвард Сноуден вслед за своим кумиром Ассанжем публично слил, на радость мировым медиа, целое море секретной информации о прослушке и хакерстве, которыми занимается ЦРУ по всему земному шару, было получено указание от начальства утроить бдительность. Мастера из отдела Информационной безопасности долго думать не стали и утроили количество паролей, а также установили вдобавок к антивирусной программе Касперского еще две. Все три замечательные программы начали серьезно конфликтовать друг с другом, что в три раза замедлило загрузку компьютеров. Заодно ликвидировали сеть единой офисной связи между управлениями и департаментами, чтобы вероятный противник, не дай Бог, не заполучил слишком много в один присест, и блокировали единый диск, на котором все данные аккумулировалась по «облачной» системе. Теперь за этими данными всем приходится бегать, как за водой к колодцу, но зато враг не пройдет! Обыкновенная история, как говаривал классик…

В почте у генерала Гребнева все было аккуратно рассортировано по тематическим папкам. Именно так и должен выглядеть образцовый почтовый ящик разведчика. Спасибо секретарше Леночке, которую он сегодня отпустил пораньше, уезжая в Академию. Надо будет представить ее к повышению в сентябре. Впрочем, специальных шифров для почты с грифом «Секретно» Леночке, конечно, знать было не положено.

Новое сообщение высвечивалось на поверхности и открылось сразу. Шифровка из Токио. Хорошо, что на случай отсутствия секретарши и шифровальщиков у генерала всегда была при себе «отмычка» – служебный софт для автоматической декодировки шифров. Работает что твой переводчик Гугл – без сбоев. На экране появился наконец довольно длинный связный текст, и генерал погрузился в чтение, время от времени подбадривая себя глотком Хеннесси.

По мере того, как до него доходил смысл написанного, лицо генерала все более вытягивалось. Он расстегнул ворот и укоризненно оглянулся на кондиционер, встретившись по пути взглядом с вездесущим Боссом. Дочитав вторую страницу, под которой стояла оперативная кличка агента, генерал крякнул и почесал седую макушку.

– Твою дивизию! – выдохнул он в сердцах и залпом опорожнил бокал с коньяком. Поездка на дачу, видимо, отменялась.

Глава III Вести из Токио

Майор Виктор Нестеров, известный в кругу сослуживцев под кличкой Викиликс, а для друзей просто Вик, стоял в коротких шортах перед покосившимся сараем и колол дрова для камина. Поставкой дров жителям поселка Валентиновка занималась некая кавказская фирма, которая заодно приторговывала недвижимостью, благодаря чему имела скромный, но стабильный годовой доход в двадцать-тридцать миллионов условных единиц. Под Новый год и в День независимости сам глава фирмы Рустам Саидбеков наносил визиты постоянным заказчикам, дарил бутылку «Посольской» и интересовался, не собирается ли уважаемый клиент продать свою уважаемую собственность в поселке, который уже даже не дачный поселок, а так – часть города Королев Московской области. Впрочем, некоторым он таких вопросов не задавал во избежание нежелательных недоразумений.

Собственно, дрова уже давно были наколоты и лежали аккуратной поленницей под навесом. Однако Виктор проводил вторичную обработку: взяв увесистое сосновое полено, он клал его на подставку из двух кирпичей и молниеносным ударом раскалывал на две половинки. Вместо топора инструментом ему служило ребро правой ладони, давно ороговевшее от подобных упражнений. Иногда он для разнообразия пускал в ход левую руку, хотя даже постороннему было видно, что левая у него «не рабочая». При этом по скульптурному торсу майора сверху вниз словно пробегала волна, отчего две иссиня-зеленые змеи, обвивавшие плечи, приходили в движение, подрагивая кольцами.

Когда вокруг валялось уже не меньше двух дюжин коротких полешек, из кармана шортов донеслась бравурная мелодия «Тореадора». Взглянув на экран айфона, Виктор вытянулся по стойке «смирно» и, слегка утрируя, громко доложил:

– Ваш агент 007 к выполнению задания готов, командор!

– Молодец, возьми с полки пирожок, – усмехнулся где-то в эфире генерал Гребнев. – Сколько времени тебе нужно, чтобы сюда доскакать? Разговор не телефонный.

– Что, прямо сейчас? – безнадежно промямлил Виктор, разом потеряв комсомольский задор и заранее зная ответ шефа. – Пятница ведь, трафик…

С веранды призывно махала Алёна, аппетитно расстегнув декольте и показывая рукой туда, где должен был стоять накрытый к ужину стол.

– Ты мне про трафик не трави. В это время в Москву никто не едет, Ярославка пуста, а до Мытищ от тебя вообще пятнадцать минут. Чтобы через полчаса был на месте!

Генерал отключился, а Вик Нестеров рысцой бросился в дом переодеваться, не удостоив подругу объяснениями. Через пять минут он уже мчался в своем лендровере по улицам сонного Королева, пробираясь к Ярославскому шоссе.

Вместо приветствия генерал Гребнев протянул Вику распечатку донесения из Токио. Некто Нобунага сообщал, что, по наблюдениям японских астрономов, недавно обнаруженый астероид Веритас, покинув орбиту в астероидном поясе межу Юпитером и Марсом, поменял траекторию и взял курс на сближение с Землей. Вероятность столкновения по туринской шкале пока оценивается в восемь баллов. Расчетное время прибытия космического странника при сохранении нынешнего курса – октябрь. Неожиданное появление угрозы связывают с наблюдавшейся в апреле вспышкой в районе астероидного пояса, которая могла быть результатом столкновения двух крупных небесных тел, расколовшихся на куски. Один из обломков, возможно, получил достаточный импульс для отклонения от орбиты. Информацию только что подтвердили американцы и французы. Рекомендуется запросить Пулковскую обсерваторию РАН и другие центры наблюдения.

Японские строительные корпорации форсируют ускоренное сооружение высокотехнологичных подземных бункеров чикаро с автономной энергосберегающей системой жизнеобеспечения на случай глобальной катастрофы.

Пробежав глазами подробности, майор Нестеров вернул генералу бумагу и с почтительной укоризной в голосе заметил:

– Командор, я только одно не понимаю: зачем вы меня по этому вопросу сейчас дернули. Я что, специалист по астероидам? Ну зачем я вам срочно понадобился? Вызвали бы каких-то экспертов, что ли. Все больше было бы толку. И вообще, это разве по нашему ведомству? Это же все по военно-космической линии. Пусть они там в НПО имени Лавочкина и разбираются. Летит сюда астероид или не летит – мы-то что тут можем поделать? Прослушку на него установить, что ли? Или агентуру туда забросить?

– Ты, Витя, не с того угла смотришь, – веско парировал генерал. – И если ты быстренько не врубишься, боюсь, в твоей карьере начнутся нежелательные перемены еще до появления в стратосфере астероида. И звезд тебе больше не видать. Не в небе, а на погонах. Ты усек, что там сказано насчет высокотехнологичных убежищ или нет?

– Усек. У нас и раньше об этом писали, а кое-что наша агентура давно проверила. Японцы их начали разрабатывать около пятнадцати лет назад и уже чертову уйму построили. На равнинах роют с большим заглублением – до трехсот-пятисот метров. Некоторые, может быть, еще глубже. В гористых районах бункеры располагаются не строго вертикально, а в виде горизонтальных и наклонных тоннелей под горными массивами. Япония страна гористая. Бункеры рассчитаны минимум на несколько тысяч человек каждый. Кажется, уже перешли и к подводным притопленным сферам. Автономные системы воздухоснабжения и регенерации воды. Сейчас все составляющие производятся из сверхпрочного нановолокна и штампуются на 3D принтере. Точное количество неизвестно, но таких бункеров уже очень много. Была поставлена цель обеспечить убежищами все население к середине века. Энергопитание от малого атомного реактора, по аналогии с подлодкой, но значительно мощнее. Предусмотрены биокомбинаты для выращивания злаков, содержания скота и птицы. Полный комплекс оздоровительных учреждений, номера гостиничного и капсульного типа по категориям. Это все, что проходило в наших оперативках. Что еще?

– Много чего еще. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… И за это нас по головке не погладят.

Генерал многозначительно кивнул в сторону портрета на стене.

– Ты понимаешь, что, если японцы строят, то и американцы от них не отстают? Может, и китайцы уже давно подключились. Только мы тут у олимпийского огня греемся, факелами груши околачиваем. Олимпиады, видишь ли, футбольные чемпионаты… Престиж страны… С ВАДА боремся, чистоту спорта отстаиваем. Исламских террористов пугаем ракетами. Натовским генералам делаем козу… А сами понастроили бункеров в шестидесятые и думаем, что в них всемирную катастрофу пересидеть можно. Даже когда Запад со своими санкциями полез, и то не почесались. Хрена лысого в них пересидишь! Они все устарели больше наших комплексов СС-20, которыми еще Саддам Хусейн ворон пугал.

Ты понимаешь, что мне лично не поздоровится, когда узнают, что мы здесь в ус не дуем, пока наши стратегические противники и экономические партнеры обеспечивают себе веселенькую загробную жизнь? Что ты головой качаешь, как китайский болванчик?

– Если честно, командор, я действительно не понимаю, – признался Нестеров, смиренно опустив очи долу. – То есть я знаю, что наши бункеры устарели, но, если уж шарахнет астероид восьмой категории по туринской шкале, то никому мало не покажется. По всем расчетам, гомо сапиенсу крышка. А те, что в бункерах, разве только подольше помучаются. Даже в самых эксклюзивных. И наша Служба тут вряд ли может что-то изменить. Разве не так?

– Может, и так. А если не шарахнет? Мимо пройдет? А если его американцы или наши орлы лазером резанут? А мы слюни распустили и сидели сложа руки, пока японцы и американцы, а может, и китайцы свое население страховали от всех напастей. Получается, что мы не только народ, но и всех наших власть имущих откровенно подставили, бросили на произвол. Кинули, как у нас принято выражаться. И президента, и правительство, не тем будь помянуто, и Думу нашу со всеми народными избранниками, и маршалов, и генералов, и адмиралов, и олигархов наших досточтимых. А заодно и себя, и жен своих, и детей, и родителей, и друзей-приятелей тоже кинули по-тихому. Нехорошо!

Ну ладно, за народ мы отвечать не можем. Там есть свои МЧС, Росгвардия, МВД, Минобороны с ГРУ, ФСБ и прочие монстры. Они тоже явно ни хрена толком не делают по этой части. Думают, наверное, что все в сталинское метро заберутся и там будут отсиживаться. Без сортиров и питьевой воды. Цинизм, конечно, но будем считать, что это их проблемы. Пока… А вот элита наша отечественная с нас спросит. С кого же еще? Нынешний-то наш Босс по природе человек не злой, мягкосердечный и нерешительный, но если уж на него найдет иногда, так кое в чем покруче прежнего будет.

Сам знаешь, директор у нас тут сидит для вывески, весь спрос с меня – я ведь главный советник по безопасности. Вызовет меня Босс на ковер и скажет так мягко, проникновенно, в интеллигентной манере, как он умеет: «Где же вы, Сергей Федорович, были, пока вся страна Япония как один человек готовилась к отражению глубокого импакта астероидной атаки? Почему вы нас вовремя не информировали? Почему не обеспечили достойной резиденции мирового класса на случай ядерной зимы? Решили, что мы в старенькой хрущобе под Воробьевыми горами как-нибудь перебьемся? В мирное время, значит, добро пожаловать в двадцать пять дворцовых комплексов и охотничьих домиков с охраной, а в чрезвычайной ситуации можете отправляться на свалку истории? Значит, по-вашему, простой токийский горожанин большего заслуживает, чем президент Российской Федерации и его верные сподвижники?! А ведь это попахивает государственной изменой, бывший первый заместитель директора Службы внешней разведки, бывший генерал-полковник Гребнев!»

Махнет ручкой кому следует – и поминай как звали. Только и видели генерала Гребнева со всей его всемирной паутиной. А у нас ведь, сам знаешь, сын за отца отвечает, так что весь личный состав тоже в мясорубку пойдет. И ты туда маршировать будешь прямиком за мной как мое доверенное лицо и агент спецназначения, потому что тоже баклуши бил и священным долгом своим перед сувереном пренебрегал! И прощай тогда секретные спецзадания, а заодно и вся твоя веселая жизнь, вся твоя бондиана, а с ней и ленд-роверы, и модельные девчонки на развес. Пойдешь охранником на овощной склад. Понял теперь?

Утомившись длинным монологом, генерал налил себе Нарзана и жадно осушил стакан.

Нестеров подавленно молчал. Действительно, перспективы открывались незавидные: либо торжественная церемония конца света на одной, отдельно взятой, планете, либо бесславный конец так хорошо начинавшейся карьеры.

– И что вы хотите от меня, командор? – наконец спросил он, выдержав паузу.

– Узнаю голос не мальчика, но нормального мужика. От тебя я хочу, как всегда, действия – быстрого и решительного. Слушай мою команду. Завтра полетишь в Токио с особым поручением. Одна нога здесь, другая там. Дорог каждый час. Паспорт тебе уже делают – австрийский. Герр Виктор Мюнцер. Имя решили не менять. Насколько я помню, с немецким у тебя полный порядок, так что будет случай попрактиковаться слегка. Хотя в Японии, кроме английского, ничего не проходит. Визы для граждан Евросоюза не требуется. Рейс компании KLМ. Прибытие в Нариту послезавтра в десять утра. Не помню, ты в Японии бывал?

– Был однажды проездом в Австралию. Ночевал в отеле при аэропорте.

– Ясно, значит не бывал. Ну вот, заодно и красотами полюбуешься, и суши свежих отведаешь. Может, и гейшу какую-нибудь обольстишь. Разрешаю заглянуть разок в обитель разврата, в Кабуки-чё. Только не терять бдительности! Везет некоторым!

– Да уж… – неопределенно промычал майор, мысленно перебирая необходимую для вояжа амуницию. – Ну, а в чем задание?

– Как говорится, mission impossible[7], но ты ведь у нас не хуже этого карапуза Тома Круза, верно?

– То, что я не хуже Тома Круза по многим показателям, бесспорный факт, но ведь там тоже не кино. Что надо сделать?

– Видишь ли, если мы сейчас же не возьмем быка за рога, в дело вмешаются ФСБ, ГРУ и все, кому не лень. Перекроют нам кислород, присвоят проект, а потом все с треском провалят, потому как работать нормально давно разучились. И мы с тобой будем выглядеть полными импотентами. Служба наша обанкротится, а наши отцы и благодетели, да в придачу все их спонсоры с чадами и домочадцами так и останутся без жилья на всю ядерную зиму или как там будет называться этот сезон. Мы тоже, конечно.

В общем, достанет нас астероид или нет, нужен срочный контракт с японцами на строительство элитного супербункера для нашего российского бомонда. Легально или нелегально. Понятно? Я тебе это обозначаю уже сегодня, а завтра, когда до всех дойдет, чем пахнет, приказ придет с самого верха. Беда в том, что, по данным агентуры, все эти сооружения числятся за их Министерством обороны по категории «совершенно секретные объекты стратегической важности». А тут еще, как на грех, министром обороны у них назначили даму, которую, говорят, на кривой козе не объедешь…

Так что нам срочно нужны чертежи, но желательно вместе с толковым подробным разъяснением. Во-первых, эти чертежи японских казематов нам самим все равно, наверное, не осилить. Во-вторых, если и осилим, со строительством не справимся: у них там все госты другие, все материалы… Так что ноу-хау требуется из первых рук. В крайнем случае мы, так и быть, за всё заплатим по любым их расценкам, а сами поставим рабсилу в избытке, да и технику не худшую найдем. Главное, конечно, файлы с чертежами. Выкрасть во что бы то ни стало. Иначе, боюсь, они нас вскоре будут не по-детски шантажировать, а мы ничего сделать не сможем. Запомни: нам нужен один их бункер вышей категории, скажем, на пятнадцать-двадцать тысяч персон. Срочно. Только один, больше все равно не успеть. Операцию назовем «Японский ковчег». Для нас это будет путевка в жизнь – при любом раскладе. Ты понял, Витя?

Генерал подошел сзади к стулу, на котором сидел Нестеров, слегка приобнял его за плечи и ласково добавил:

– Не справишься, выгоним без погон и без пособия, с волчьим билетом. В лучшем случае. Шучу, шучу… Все имена резидентуры, явки и шифры найдешь на этой флэшке. Как видишь, мини-модель, с ноготь величиной. Водонепроницаемая. В случае опасности задержания проглотишь ее целиком.

Глава IV Астероидная тревога

Доклад из СВР с грифом «Совершенно секретно» лежал у президента Зайцева на рабочем столе. Президент любил просматривать важные материалы в распечатке, хотя к компьютерной технике относился положительно и всегда не прочь был поиграть во что-нибудь азартное. Вот и сейчас на дисплее ноутбука перед ним разворачивалась кровопролитная «Битва за Марс». В этом варианте его особенно привлекала активная роль стар-коммандос с Земли. Если в подавляющем большинстве электронных игр земляне сражаются с коварными пришельцами на своей территории, то здесь российский экспедиционный корпус вел ожесточенные бои за овладение Марсом. Конечная цель – загнать узкоглазых серых и тщедушных, но очень злобных марсиан в подземные норы и обосноваться на поверхности красной планеты. Естественно, чтобы начать ее колонизацию, когда Земля окажется под угрозой уничтожения. Американцы в игре тоже присутствовали в качестве интендантской роты, которая постоянно срывает поставки оружия и продовольствия, а ее начальник и вовсе симпатизирует противнику.

Диск делали отечественные разработчики с факультета Информационной безопасности МФТИ. Зарубежным софтам президент не доверял, справедливо полагая, что в них могут водиться жучки и вирусы, которых на пушечный выстрел нельзя подпускать к компьютерам государственной важности. Таких игр, произведенных за последнее время по госзаказу, у Павла Андреевича набралась уже целая полка, а в Физтехе недавно открылся научно-практический центр имени Зайцева, занимавшийся исключительно пополнением президентской коллекции. Поговаривали, что бюджет центра немногим меньше бюджета НПО Энергия, проектирующего пилотируемые межпланетные корабли, но это было явным преувеличением.

Павел Андреевич вообще обожал интеллектуальные игры, которые начал осваивать с дошкольного возраста, и недолюбливал спортивные нагрузки. В четыре года он уже неплохо играл в шашки, а в шесть легко ставил мат пенсионеру Трофимычу, который ежедневно располагался в скверике на скамейке со своей шахматной доской. В начальной школе Павлик считался мастером по «морскому бою», а также по «крестикам и ноликам». Средняя школа была отмечена необычайными успехами в покере и преферансе. Играли обычно не на деньги, а на щелбаны, что не только развило в мальчике харизматическое начало, но и убедило его в эффективности жестких методов. В старших классах юный Павел Зайцев наконец продемонстрировал выдающиеся спортивные достижения. Он начал играть в спортивный бридж и вскоре, к радости родителей и зависти друзей, вошел в сборную Москвы.

В дальнейшем студент факультета прикладной политологии Зайцев увлекся восточными стратегическими играми: японо-китайскими облавными шашками го и особенно «забавой полководцев» – хитроумными сёги. Обе игры оказались настоящим кладезем премудрости и оказали ему неоценимую помощь в жизненной борьбе, на начальном этапе восхождения к вершине. Зайцев не только стал одним из первых энтузиастов сёги в России, но также основал клуб, который благополучно пережил под его личным патронажем все потрясения лихих девяностых и нелегких нулевых, вступив ныне в пору невиданного расцвета. Он даже номинировал сёги через международный конвент Спорт-Аккорд как лучшую интеллектуальную игру на рассмотрение Олимпийского комитета. Председатель клуба Роман Блюмберг, старый приятель и постоянный партнер Павла Андреевича за доской, был сейчас по странному совпадению – в свободное от шашек время – председателем совета директоров государственной трастовой компании Росспортимущество.

Когда, спустя много лет, в жизнь вошли сложные электронные игры, Павел Андреевич счел их истинным подарком судьбы, практическим воплощением тех восточных моделей карьерной стратегии, которые он столь ревностно осваивал в юности. Игровые программы его успокаивали. За игрой он коротал не только часы досуга, но порой и долгие скучные рабочие совещания. Длинными докладами о проделанной работе он, в отличие от предшественника, не слишком интересовался, оставляя все на усмотрение специалистов.

А уж в последнее время, когда компания Нинтэндо выпустила в «дополненной реальности» с участием «покемонов го» новую серию его любимых Звездных войн, которую умельцы в МФТИ быстро адаптировали ко вкусам первого лица, политика и вовсе отошла для него на задний план. Теперь на совещаниях с министрами, на долгих конференциях и форумах он мог всласть ловить покемонов в зале среди собравшихся.

В кабинет постучал секретарь и деловито отрапортовал:

– Павел Андреевич, ровно два – Совбез ждет. Расширенный, как вы приказали.

– Ну-ну, – кивнул Зайцев. – Пусть подождут немного. Сейчас иду.

Он послал еще роту отборных стар-коммандос в обход укреплений марсиан, а основной группировке с лазерными пушками дал приказ на штурм. Марсиане дрогнули. Третий уровень был пройден!

В зале за длинным овальным столом сидело около тридцати человек. Президент обвел присутствующих пристальным взглядом слегка близоруких водянисто-серых глаз, стараясь придать лицу выражение значительности. Все здесь, вся королевская рать: директор ФСБ, директор СВР, премьер, министр обороны, министр внутренних дел, министр иностранных дел, руководитель администрации президента, председатель Думы, секретари совета, заместители, представители президента в основных округах, генпрокурор с министром юстиции, мэр Москвы, губернатор Санкт-Петербурга… А где же, черт возьми, МЧС?

– Где Панкратов? – с раздражением спросил он помощника, стоящего на полшага за спиной.

– Едет. В пробке застрял.

– Тоже мне, министр чрезвычайных ситуаций! Из пробки выбраться не может. А мигалка на что?! Ладно, семеро одного не ждут. Потом введем его в курс дела.

Усевшись во главе стола на кресло, увенчанное византийским орлом, Зайцев выдержал длинную паузу и в наступившей мертвой тишине произнес с деланой улыбкой:

– Господа, у нас две новости: плохая и хорошая. Начну, как водится, с плохой. К нам летит метеор. Точнее, астероид под названием Веритас. Что означает Истина. Думаю, некоторые из вас уже в курсе. Наши обсерватории подтвердили сведения, полученные недавно от японцев, американцев и французов.

– А хорошая? – фамильярно переспросил московский мэр Глушков, не дожидаясь продолжения.

– Хорошая – то, что у нас еще есть ресурс времени. Может быть, около полугода или чуть меньше. Надо обсудить, как будем готовиться к встрече.

– Астероид крупный? – поинтересовался министр юстиции, который, в отличие от большинства присутствующих, информацией не владел.

– А вы, Дмитрий Борисович, откройте папку. Распечатка перед вами на столе. Кстати, обратите внимание на гриф.

На сколке документов, разложенных перед каждым из собравшихся, стоял красный штамп: «Из помещения не выносить».

– Там вы найдете развернутое описание астероида, гипотезу его неожиданного появления, расчетное время в пути, факторы, влияющие на траекторию, вероятность столкновения по Туринской шкале и ожидаемый эффект воздействия.

– Ну, а если вкратце? – нерешительно попросил министр юстиции, листая пухлую стопку документов страниц на сто пятьдесят.

– Если вкратце, то дело дрянь.

– Совсем?

– Совсем. Если только эта штука доберется до Земли, на том все дискуссии и закончатся. Не меньше, чем на пятьдесят-семьдесят миллионов лет. Причем для тех, следующих дискуссантов мы уже будем динозаврами.

– Что вы предлагаете делать, Павел Андреевич? – зычно вопросил министр обороны Бурдюков, грузный, сильно разбухший генерал армии, казалось, с трудом умещавшийся в мундире. – Командуйте! Армия выполнит свой долг!

– Никто в этом не сомневается, Василий Алексеевич. Но что делать, пока неясно. Мы как бы проигрываем сценарий типичного голливудского блокбастера. Действительно, все почти как у них в кино. Нам остается или ждать, пока астероид до нас доберется, или попытаться его расколоть ядерными ударами, чтобы ослабить эффект. Что можно сделать только на близком расстоянии. Сейчас это семисотметровая махина, которая при столкновении с Землей не оставит на шарике почти ничего живого. То есть что-то, может быть, и останется, но мы этого уже не узнаем. Шестьдесят пять миллионов лет назад тот астероид, что покончил с динозаврами, заодно уничтожил семьдесят пять процентов всех видов жизни на земле. А по размеру он был немного меньше. Я не ошибаюсь, Георгий Евгеньевич? – обратился Зайцев к председателю научного совета при Совете безопасности академику Спицыну.

– Не ошибаетесь, – мрачно подтвердил академик. – Красная зона. Восемь баллов по туринской шкале. Пока. Мощность взрыва при столкновении превысит весь имеющийся на земле ядерный потенциал в тысячу раз. Но и наши боеголовки, возможно, сдетонируют. Да и реакторы атомных станций не уцелеют.

В комнату стремительно влетел министр чрезвычайных ситуаций Панкратов в полевой форме и резким движением опустился на стул.

– Не прошло и часа… – язвительно заметил Зайцев. – Надеюсь, вам не надо объяснять, о чем идет речь.

– Никак нет, не надо. Я уже дал команду проверить готовность пожарных бригад.

– Это хорошо. Только вряд ли пожарные тут помогут. Скорее уж бюро ритуальных услуг проверяйте, но и от них ничего не останется… Надо коллективно вырабатывать меры противодействия. Ясно одно: при прямом столкновении с астероидом такого размера последствия будут необратимые. Вряд ли кому-то удастся выжить.

– Но вы же сами сказали, что его можно расколоть – заметил директор ФСБ Стариков. – Надо попробовать расколоть. Договоримся с американцами. Действительно, как в том фильме, про Армагеддон. У них и спутники есть с лазерным излучателем. Мы тоже не дремлем. И ракеты наши пока, слава Богу, не совсем заржавели. Недавно, вон, зонд на комету забросили. И работал! Устроим пуск одновременно с Восточного, с Байконура, с Новой земли, из Хьюстона. Ударим по астероиду совместно – и всё тут. Рассыплется в пыль. Ну, в крайнем случае, собьем его с курса.

– Не обязательно, – возразил академик Спицын. – Во-первых, надо еще в него попасть. Во-вторых, астероиды бывают разные по составу. Некоторые состоят из необычайно твердых металлов, которым практически нет аналогов на Земле. Такой может и не расколоться, а только оплавиться. Курс при этом может измениться очень незначительно. Наконец, если даже он и расколется, то вряд ли превратится в пыль. Скорее всего, образуется несколько тел меньшего масштаба, но даже один двухсотметровый астероид может выжечь дотла не только Москву или Нью-Йорк со всеми окрестностями – целый континент.

Сейчас наиболее приближенным к Земле считается астероид Апофиз. Это, кстати, имя духа тьмы и смерти. Диаметр триста двадцать метров. Еще недавно ему давали шесть баллов по туринской шкале – реальная опасность. Сейчас пересчитали и понизили до двух баллов. Но Апофиз опять приблизится к Земле в 2029 году на расстояние меньше тридцати тысяч километров. И тогда опасность будет еще больше.

Тунгусский метеорит диаметром всего метров тридцать или сорок в 1908 году выжег огромный участок тайги и повалил восемь миллионов деревьев на площади в две тысячи квадратных километров. Астероид побольше, а тем более несколько таких же объектов, вполне способны создать эффект ядерной зимы, который продлится много лет и практически покончит с биогенезом на Земле. Примерно так произошло шестьдесят пять миллионов лет назад, когда погибли динозавры и многие другие виды живых существ. Еще более радикальный эффект имел место двести пятьдесят миллионов лет назад, когда жизнь на Земле действительно была почти полностью уничтожена.

С другой стороны, бывают астероиды, состоящие фактически изо льда и космической пыли. Это, по сути, мини-кометы, уменьшившиеся до размера астероида. Такую можно, наверное, не просто расколоть ядерным взрывом, но раздробить на мелкие осколки. Тоже ничего хорошего, но по эффекту с большим астероидом не сравнить. Все ограничится незначительными разрушениями. Однако мы пока не знаем, с чем имеем дело, и не узнаем до тех пор, пока не проведем зондаж. Для этого, естественно, надо бы послать несколько космических аппаратов, которые попытаются взять пробу грунта. Такое уже удавалось осуществить в прошлом, но боюсь, у нас просто нет времени на подготовку – слишком поздно узнали.

Согласно предложенной Вассербергом теории, эти блуждающие астероиды выталкиваются из астероидного пояса между Юпитером и Марсом, многократно входя в зону магнитного резонанса, то есть взаимоотталкивания с Юпитером. В конце концов их просто вышибает с прежней орбиты, и они летят куда придется.

Вообще говоря, опасность представляют все астероиды, чьи орбиты расположены ближе семи с половиной миллионов километров от Земли. В ближнем космосе больших астероидов около ста сорока, а маленьких метеоров тысячи. Масштаб выделяемой кинетической энергии, то есть разрушений, зависит от размера и скорости тела. Диаметр кратера обычно бывает в пятьдесят раз больше самого астероида. Три и девять десятых миллиарда лет назад астероиды устроили форменную бомбежку луны – оттого она вся покрыта гигантскими кратерами. Порогом выживания человечества считается размер астероида не более тысячи квадратных метров. При столкновении с таким пришельцем сила взрыва будет равна одному триллиону тонн тротила. Основные поражающие факторы – ударная волна и огненный смерч, который охватит почти всю поверхность Земли. Ему помогут ветры со скоростью выше тысячи километров в час. Плюс радиация. Плюс мегацунами высотой в несколько сотен метров, которые прокатятся по континентам. А затем, конечно, ядерная зима на много месяцев или, скорее, на годы. Вот такая перспектива.

– Все это мы, безусловно, должны учесть, – веско сказал Зайцев, дирижируя черной ручкой Монблан с белой снежной шапкой на колпачке. – Вы, Василий Алексеевич, свяжетесь со Штатами и договоритесь о совместных действиях. Я предварительно позвоню и поговорю с Шоном, хоть он и сукин сын: до сих пор держит нас под санкциями. Но есть другая сторона вопроса. Какую защиту мы можем предложить гражданскому населению в подобной ситуации? Да и армии. И флоту. И вообще всей стране. Кто мне ответит?

Сидящие за столом переглянулись и, как по команде, опустили глаза. Воцарилась гнетущая тишина.

Президент Зайцев обвел печальным взглядом своих министров, советников и представителей в регионах. Ни один не поднял головы и не посмотрел ему в глаза.

– У нас что же, вообще не планировалась защита населения от ядерного нападения? – загробным голосом вопросил президент.

– Ну как же, Павел Андреевич! – засуетился опереточный премьер Чижов, заерзав на стуле. – Все у нас планировалось. Я давал поручение Министерству обороны. Жаль, Роман Борисович в прошлом году на пенсию рано собрался – кое-чего не успел. Но вы же сами его поторопили. Вообще-то все не так плохо. В Москве, например, есть Бункер-42 на Таганке. Строился еще при Сталине, потом тридцать лет был штабом нашей дальней авиации. Шестьдесят пять метров под землей. Площадь порядочная. Есть приличный ресторан, конференц-зал. Там сейчас музей Холодной войны. Можем этот музей обратно, так сказать, переоборудовать. Всё соединяется с Кремлем. Входы блокируются. В городах у нас есть метро. Вы же знаете, даже Сталин в сорок первом году на Маяковской с речью выступал.

– Вы еще Ивана Грозного вспомните! В вашем метро и в этих бункерах сталинских нет никаких систем жизнеобеспечения. В метро даже туалетов нормальных нет. Люди начнут дохнуть, как мухи, через три дня.

– Ну… вы же знаете, есть еще правительственный бункер поновее, – напомнил Бурдюков.

– Знаю. Посещал. Семьдесят пятого года постройки. Пик холодной войны. Тоже полный отстой по нынешним меркам. К тому же он рассчитан всего на пятьсот человек. И это всё?

– Есть еще бункер в Питере.

– Знаю. Тот еще хуже.

– Есть армейские объекты… Командные пункты… Вот новый Стратегический Центр управления на Фрунзенской. При нем и бункерок есть, но жить там, конечно, тесновато.

– То есть ни армия, ни госбезопасность у нас этим направлением в последние десятилетия вообще не занимались?

– Так ведь, Павел Андреевич, та холодная война вроде кончилась, а новую пришлось не с того начинать, – пожал плечами директор Службы Внешней разведки Прохоров, тыловой генерал, получивший свой пост по случаю знаменательного взятия Тавриды. – Ученья проводили, ракеты модернизировали, базы на новых российских территориях строили, космодром Восточный от разграбления спасали и до ума доводили, Арктику осваивали, Крым… Западные рубежи укрепляли, порты на Балтике оборудовали. Опять же Донбасс, Сирия, Карабах, таджикская граница… К тому же и главнокомандующий сменился… До бункеров просто руки не дошли. Каждый занимался своим делом. И бюджет, как известно, не резиновый.

– Ну да, пока жареный петух не клюнул, у Оборонсервиса были другие дела. Потом уж, действительно, было не до того. А что у наших заклятых друзей с убежищами?

– Согласно агентурным данным, на территории США создано несколько сотен противоядерных убежищ для масс городского населения, но они тоже строились давно, по современным меркам устарели и на долгосрочную пересидку не рассчитаны. Правда Шон Корнуолл уже объявил о начале строительства новых сабтерренов – так они называют современные комплексы.

Американцы по-настоящему боятся двух вещей. Первое – это возможность скорого извержения Йеллоустоунского мегавулкана. Считается, что оно может произойти буквально в любой момент. Цена вопроса – минимум половина США. Вторая проблема – подводные вулканы так называемого «огненного кольца», землетрясения и мегацунами, которые могут отутюжить все тихоокеанское побережье Штатов на много десятков километров вглубь континента, то есть смыть Сиэтл, Сан Франциско, Лос-Анджелес и не только их. Сабтеррены могут оказаться очень эффективны, но это новый проект, не апробированный пока, и ориентироваться на него не стоит. Мы даже не знаем, есть ли уже готовые супербункеры такого типа. Вполне возможно, если астероид спровоцирует извержения мегавулканов, никакие сабтеррены Америку не спасут. Подавляющее большинство населения погибнет в первые же дни.

Самые передовые технологии сейчас у японцев. Они за последние пятнадцать лет построили огромные подземные убежища под всеми большими городами на случай глобальных катастроф. Называются чикаро. Под маленькими тоже строят. Полностью автономные системы жизнеобеспечения: атомные реакторы, биогенераторы, ректификаторы, подсоединенные к глубинным грунтовым водам, животноводческие фермы, агрокомплексы. В общем, новое японское чудо. Основательно окопались.

– А с нами они могут поделиться?

– Вряд ли, – снова пожал плечами генерал Прохоров. – Проекты засекречены и явно не предназначены для экспорта. И средств у нас не хватит. И техники. И времени уже нет. Но кое-что мы предпринимаем.

– Например?

– Пытаемся добыть чертежи. Люди Гребнева уже работают над этим в Японии.

– Есть реальные шансы?

– Трудно сказать. Но, Павел Андреевич, поймите, одних чертежей мало. Даже если будут чертежи, нам самим осилить такое строительство трудно. Технологии не те. Японцы, по нашим данным, освоили совершенно новые наноматериалы, о которых ни у нас, ни на Западе пока ничего не известно.

– И что это за чудо-материалы?

– Позвольте я вкратце объясню, – взял слово Вайсбурд, директор научного центра Роснана. – Очень приблизительно, конечно, на пальцах. Как правило, если материал достаточно прочный, то упругость его очень низкая, и наоборот. Ведь прочность напрямую зависит от способности выдерживать определенные нагрузки, и ещё от количества приложенной энергии, которое разрушит строение материала. К примеру, если керамическую посуду тыкать иглой, то она выдержит, и с ней абсолютно ничего не случится, но если приложить силу, или уронить, скажем, тарелку, то она разобьётся моментально. А если взять резиновый мяч, то, как бы ни старались его сжать он, возвращается в свою форму, но если его проткнуть иголкой, то он лопнет. Отсюда следует, что эти два свойства несовместимы друг с другом. Были несовместимы. Из разновидности акрилового синтетического полимера японскими инженерами созданы совершенно новые, сверхтонкие нановолокна, получаемые методом электропрядения. Очень оригинально.

Если вкратце, то вот у меня в планшете описание: «Конструкция станка схожа с обычным станком прядения. Она состоит из насоса, обеспечивающего размеренную подачу жидкости к проводящей игле, собирающей пластины, и высоковольтному источнику энергии, который создает поле в зазоре между пластиной и кончиком иглы. Получившийся раствор при контакте с металлической иглой заряжается, а заряды, которые в него вводятся, ускоряют свое движение за счет электрического поля, вовлекая в движение само вещество, вследствие чего, жидкость равномерно ускоряется и вытягивается в тонкую струю. В межэлектродном зазоре растворитель частично испаряется, и струя превращается в волокно, которое осаждается на пластине и создает пористый слой. Этот материал на сегодня является самым прочным и гибким в мире.»

Фактически все, что создано из композитных материалов, может быть заменено нановолокнами. Высокая прочность нановолокон достигается за счет невысокой кристалличности, инача говоря, в строении материала имеется большое количество аморфных областей. А переплетение цепочек молекул в этих областях даёт шансы на поглощение большей энергии. Вот, например, если в самолете, состоящем из огромного числа композитных материалов, в момент резкой нагрузки, образуется хоть мельчайшая трещина, это приведет к неминуемой катастрофе. Конечно, можно сделать композитный слой толще, что в принципе и делают инженеры, но это сильно увеличивает массу конструкции. Нановолокна решают все проблемы, повышая до предела упругость и уменьшая при этом вес и массу. Именно такие материалы японцы используют сейчас для своих бункеров-чикаро.

– Тут требуется ноу-хау непосредственно от изготовителя со всеми формулами материалов и не только… – резюмировал Прохоров. – Но наладить производство все равно не успеем, так что фактически нужны поставки готовой продукции. Тогда есть шанс построить у нас такой комплекс. Правда, больше одного не успеть.

– Многовато технических деталей, но суть ясна, – заключил Зайцев. – Хорошо, действуйте, генерал. Для вашего ведомства это будет приоритетное направление. Пускай Сергей Федорович сам займется. Держите меня постоянно в курсе. Если что понадобится, обращайтесь в любое время. Нам нужен их нановолоконный бункер любой ценой. Хотя бы один…

– Вот вам и Марс! – горько вздохнул напоследок президент, закрывая экстренное заседание, но этой реплики никто из членов Совета Безопасности не понял.

Глава V Преемник поневоле

Вернувшись к себе в кабинет, Павел Андреевич сел за стол и обхватил голову руками.

Так нужен был мудрый совет, но откуда его взять теперь? Единственный человек, который, наверное, мог найти верное решение и подсказать нужный шаг, покинул этот кабинет шесть месяцев назад. Ушел и не вернулся. Зайцев горестно вздохнул и бережно поправил красную ленту на траурной рамке, из которой смотрело на него волевое, мужественное, до боли всем знакомое лицо, столько лет украшавшее первые страницы газет и экраны телевизоров.

Господи! Казалось, он был вечен: непоколебим, как скала, нерушим, как союз свободных республик. Усмиритель Кавказа и покоритель Крыма, поднявший Россию с колен, диктовавший свою волю Большой семерке, поставивший на место американцев и приручивший китайцев, посрамивший турок, окоротивший Евросоюз, обуздавший в Сирии исламских террористов, стреноживший олигархов, покаравший коррупционеров, давший землю и волю всем, кто этого заслуживал в России. Он казался бессмертным: великий практик, ощущавший себя прирожденным лидером на земле, под водой и в воздухе, легко преодолевавший законы гравитации, конституционные ограничения и санкции Евросоюза. Сверхчеловек с железными мускулами борца и мощным интеллектом вычислительной машины. Настоящий национальный лидер с рекордным электоратом, в любви к которому были едины все народы и партии огромной страны. Это он должен был сейчас сидеть в президентском кресле, готовясь встретить астероид лицом к лицу и отдавая приказы своему верному премьеру, Павлу Андреевичу Зайцеву. Но карты выпали иначе. Слепой фатум, трагическая ирония судьбы. И еще, может быть, роковая любовь к сценическим эффектам: вся эта героика, все эти гонки на мотоциклах, полеты на истребителях и дельтапланах…

Как же все-таки могло такое случиться? Да, он слишком хотел войти в историю человеком действия. Боготворил Петра Первого. Не раз говаривал, что надо делать жизнь с царя-реформатора. И вот вычитал где-то предание о том, как Петр в бурю бросился в воду, спасая тонущего матроса. Спас, но сам при этом сильно простудился, тяжело заболел и вскоре умер, не оставив в завещании указаний о наследнике престола. Его тронула до слез горькая участь добросердечного царя – вот и приказал в начале декабря Первому каналу по всем правилам теледокументалистики отснять себя в эпизоде «спасение утопающего на зимней реке». Клип должен был стать хитом новой предвыборной кампании.

Постановка была блестящая. Дерзновенный Кирилл Золотарев сам взялся за режиссуру, оттеснив маститого Стаса Милитарева, который в конце концов согласился на роль случайного прохожего. Правда, вскоре выяснилось, что это был лишь отвлекающий маневр. Золотарева через две недели отстранили за аморальные сцены в сценарии, и в конце концов престижный заказ все же достался Милитареву. Во вторник вырезали у берега внушительную прорубь метров пять в диаметре и нашли очаровательную молодую «моржиху», которая была счастлива сниматься в паре с президентом.

По сценарию девушка должна была заниматься джоггингом на обледенелой дорожке, протоптанной вдоль берегового откоса. Скользкий бугорок, неудачное падение – и вот она уже катится в прорубь, беспомощно барахтается среди льдин. Тут появляется Он – тоже бежит трусцой по той же прибрежной тропке в скромном отечественном спортивном костюме. Это часть ежедневной разминки перед началом долгого трудового дня. Видит тонущую девушку и не раздумывая бросается в воду. Ловко обхватывает несчастную за талию и, поддерживая ее, уже бесчувственную, в положении на спине, плывет к берегу. В воде у берега построены ступеньки, так что красавицу-спортсменку нетрудно будет вынести на руках. Далее следует искусственное дыхание, девушка оживает и горячо благодарит спасителя. Поцелуй благодарности. Стаканчик коньяка для согрева. Конец фильма. Все каналы показывают кадры в топ-ньюс.

Конечно, главный герой был, как всегда, в отличной спортивной форме, и все бы прошло без сучка, без задоринки, как уже не раз проходило прежде, но тут вмешался Его величество Случай, перед которым человека бессилен, как перед астероидом. Юная красавица рухнула в воду вполне профессионально и там спокойно ждала своего героя, но Спаситель, бросившись ей на помощь, сам поскользнулся, неудачно упал, сильно ударился головой, вероятно, потерял сознание, и его почти сразу затянуло под лед. Пока охрана сообразила, что произошло, было уже поздно: тело вытащили только час спустя. Страшная нелепость! Лучше бы уж прыгнул, как собирался, на растяжке-банджи с моста через Волгу…

Однако фильм все же показали по всем каналам – и теперь Он навеки пребудет в памяти народной героем, не пожалевшим жизни ради спасения простой русской девушки. Переплюнул самого Петра! Мастер пиара остался мастером и в своем последнем клипе. Хорошо еще, что великий человек предусмотрел все случайности, положив в сейф политическое завещание, где значилась фамилия Зайцев. Понимал, наверное, что больше довериться некому. И вот теперь вопросы государственной важности приходится решать без него. Павел Андреевич все еще не мог к этому привыкнуть. Он утер скупую слезу, снова тяжело вздохнул и вернулся к «Битве за Марс».

Глава VI Трубы Апокалипсиса

После того, как CNN со ссылкой на источники опубликовало сообщение об астероиде, русский интернет взорвался каскадом зловещих слухов. Независимое сетевое агентство Интерфак-Т, давно уже служившее рупором непримиримой оппозиции, напечатало программную статью либерального иеромонаха Феофила Кондеева, которая начиналась язвительной инвективой:

В то время, как Соединенные Штаты и Евросоюз готовят небесному гостю достойную встречу, наши народные избранники и окопавшиеся в Кремле отцы нации предпочитают отсиживаться по своим рублевским апартаментам, подмосковным замкам, бургундским шато, альпийскими шале и сардинским виллам.

Чего еще и ожидать от продажной клики паразитов, распивающих Клико и Дом Периньон в Эперне, не вылезающих – сейчас уже с фальшивыми паспортами – из своих Куршавелей и Сен-Тропезов, от тех, кто вот уже четверть века пьет кровь нашей несчастной родины, выжимает из нее последние соки?! О чем говорить с этими вампирами, откачивающими кровь нашей экономики, миллиарды долларов в швейцарские банки и обрекающими на прозябание миллионы соотечественников, когда страна изнемогает под санкциями?! В пьяном угаре, в ослеплении безграничной власти над униженной и поруганной Россией они давно забыли о народе – том самом народе, которому обязаны каждой крупицей своего благосостояния.

Они оставили нас на произвол стихий, думая, что, как всегда, связи спасут их от ответственности. Но есть и Божий суд, наперсники разврата! Судный день уж недалек – тот самый день, когда вы дадите ответ народу и отправитесь туда, где вам всем и место. Ничто не спасет вас от пламени гнева, горящего в людских сердцах и явленного ныне в нежданном астероиде. А народ российский, сплотившись, как всегда, в решающий час перед лицом смертельной опасности, выстоит и победит! Вынесет все и широкую, ясную грудью дорогу проложит себе! Воля народа превыше всех астероидов, которые обрушивает на нас реакция! На обновленной земле мы создадим царство свободы и истинной демократии, в котором жуликам и ворам не будет места…

Радиостанция «Ухо Москвы» предоставила трибуну немало претерпевшему от происков режима опальному лидеру оппозиции, который в течение часа доказывал слушателям, что лучше умереть стоя, чем жить на его нынешнюю зарплату. По его мнению, появление астероида следовало рассматривать не иначе, как зарю свободы.

Только астероид может смести этот прогнивший режим, избавить страну от коррумпированных верхов и парализованных, пресмыкающихся низов. Выживут сильнейшие. Уцелеют избранные. И пусть на обломках самовластья напишут наши имена! Мы пройдем через огненный апокалипсис, чтобы навсегда покончить с этой нечистью. Мы наконец перестанем быть Россией Ксеркса, восточной деспотией, погрязшей в духовном разврате и преступном безверии. Я дам стране новую национальную идею, озарю ее светом либеральных ценностей, напишу недрогнувшей рукой новую конституцию и проведу деприватизацию. Пусть мы начнем все с начала – России не привыкать! Запад нам поможет, если, конечно, от него что-нибудь останется…

Не стояли в стороне и мастера изящной словесности. Народный поэт-импровизатор Семен Телкин, работавший по совместительству фельетонистом-колумнистом в газете «Вчера» и славившийся свирепой непримиримостью право-либеральных взглядов, откликнулся на новость хлестким шлепком бичующей инвективы, содержавшей, как всегда, прозрачные парафразы и непрозрачные аллюзии:

Буря мглою небо кроет, Но, прорвав ее покров, К нам стремится астероид Вестником иных миров. Он летит неудержимо, Как расчислил звездочет, Ненавистному режиму Предъявить суровый счет. Монголоид и негроид, Белый, красный, голубой Мониторят астероид, Спят с подзорною трубой. Скоро, скоро в стратосфере Загорится красный шар — Кремль получит в полной мере Очистительный пожар! Мы же, бесы, зломогучи, Попривествуем его — Вместе мы разгоним тучи, Вместе – все за одного!

Ему вторил в страстном поэтическом монологе пародист-эгоцентрик Иван Хелемский из газеты «Московский богомолец»:

Я сразу смазал карту буден, Хвативши водки из стакана. Я показал, насколько скуден Ресурс морей и океана, Я рассказал, куда качают Из недр российских нефть и газ — Но нет, народ не замечает, Что делается тут, у нас! Народ не видит, как ужасен Прогнивший до корней режим, Хоть мы посредством мудрых басен Открыть глаза ему спешим. Народ не пашет и не строит, Транжирит золотой запас — Так пусть нагрянет астероид, Порядок наведет у нас!

Та же газета с пятой страницы по восемнадцатую заполнилась частными объявлениями, предлагавшими срочную помощь от астероида за смешные деньги:

* * *

Потомственная ведьма в седьмом поколении Госпожа Люся снимет космическую порчу, рассеет звездную пыль, даст астероиду от ворот поворот. Оплата через Сити-банк.

* * *

Колдун-рационализатор Аркадий Велесович предлагает заговор от астероидной напасти. Гарантия пять лет. Рекламации принимаются в офисе круглосуточно.

* * *

Экстрасенс в законе Даниил предскажет ваше будущее после удара астероида с точностью до микрочастиц. За оптимистический прогноз наценка 25 %.

* * *

Шаман высшей квалификации Бахтияр Килимжинов. Разгоняю тучи, намаливаю дождь, накликаю метеоры на соседей, вызываю метеоризм у начальства, отвожу астероиды. Возможен выезд на дом или по месту службы.

* * *

Лицензированный черный маг с дипломом циркового училища подскажет способ алхимической утилизации редких металлосодержащих компонентов астероида. Просьба заранее с исходными материалами не обращаться.

Еженедельный орган радикалов-почвенников «Яблочный Спас» в анонимном пасквиле свирепо издевался на коварным жидомасонством, собравшимся-таки воплотить в жизнь свой давно задуманный злодейский сценарий апокалипсиса:

Не их ли библейские пророки вкупе со всей мировой закулисой накликали на нас с незапамятных времен это бедствие?! Не они ли насылали на Святую Русь объевреившихся хазар?! Не от них ли пошла в Киеве и Новгороде ересь жидовствующих?! Не для них ли старался злодейский царь Петр Первый со своим приспешником масоном Шафировым, распиная Русь на кресте западной «цивильности»?! Не они ли отдали Россию-матушку во власть Антихристу Ульянову-Ленину, когда чинили над ней расправу троцкие-бронштейны, зиновьевы, каменевы, кагановичи и прочие отродья змеиного племени?! Не они ли ныне прибрали к рукам наши недра, богатые нефтью, газом, рудами, золотом и алмазами, испоганили наши веси, изобильные житом?! Гусинские и Березовские, Ходорковские и Абрамовичи, Чубайсы и Вексельберги – вот оно, люциферово воинство, что несет погибель земле Русской! Мало им было злодеяний земных – и вот уже нацелен с небес прямо в сердце отчизны их еврейский астероид! Но погодите же, сионские мудрецы, извечные недруги России-матушки! Вашим поганым астероидом русского человека не запугать. Будет и на нашей улице праздник!

В тот же день члены незарегистрированной молодежной группировки «Русопят» провели пикеты у израильского посольства, выкрикивая, с молчаливого одобрения полиции, оскорбления в адрес безродных русофобов и скандируя лозунг: «Астероидная пыль! Давай, вали в свой Израиль!»

Телевизионный канал «Субкультура», принадлежащий известному меценату-почвеннику Антону Морковину, остался верен себе, сохранив в это нелегкое время гражданскую неангажированность и здоровый народный оптимизм. В фольклорном концерте на злобу дня сама неподражаемая Авдотья Тряпкина исполнила частушки собственного сочинения, бойко приплясывая в расшитом сарафане и помахивая алым платочком над головой:

Нипочем мне астероид, Девка я нахальная. Мой миленок яму роет — Говорит, двуспальная!

«Их! Их! Вот те на!» – поддержали четыре девицы из подтанцовки, помахивая такими же платочками.

Ой, подруженьки, беда Мне от астероида! Пьет без просыпу миленок. Уж и не помнит, где… еда!

«Ох! Ох! Да где еда!» – дружно взвизгнули девицы, притопнув сапожками..

Услыхав про астероид, Весь обмяк миленок мой. На ночь дам ему стероид, Чтоб потверже был со мной!

«Эх! Ух! Да со мной!» – эхом отозвались девицы, заводя хоровод.

Известная объективностью суждений «Зависимая газета» обнародовала кредо трезвомыслящих деловых кругов, поместив на своих страницах серию бесед с представителями бизнеса и финансов. В частности, директор Кредитного Российского банка Дмитрий Козленко осторожно заметил, что банки могут вскоре на некоторое время приостановить выдачу кредитов, а также и наличности по вкладам, но волноваться не стоит. Существующая государственная гарантия вкладов до полутора миллионов рублей остается, безусловно, в силе. Каждый вкладчик получит свои сбережения в целости и сохранности, но только после грядущего глобального катаклизма. Так что и уважаемым клиентам КРосс-банка придется немного, совсем немного подождать.

Глава Всероссийской онлайн-академии Форос Дистраст Интернешенел Геннадий Пузик официально заявил, что фьючерсные инвестиции соотечественников отныне обнуляются, и господа, игравшие в финансовые игры, могут не беспокоиться о своих интересах, поскольку таковых более не существует, как и офисов соответствующих фирм.

Владельцы крупнейших строительных компаний Москвы и Петербурга, напротив. выступили с весьма успокоительными релизами, заявив, что для пайщиков ровно ничего не меняется. Они получат свое жилье в намеченные сроки вскоре после падения астероида. Возможны лишь некоторые незначительные корректировки в первоначальных планах территории застройки.

Бурную деятельность развили менеджеры турагентств, которые наводнили прессу и телевидение заманчивой рекламой. На сайте «В отпуск. ру» тут же появился огненно-алый баннер в виде астероида со слоганом: «Всем в пекло!», отсылавший пользователя на роскошные курорты Юго-Восточной Азии с экстремальной скидкой. Разумеется, призыв не остался незамеченным, и толпы русских туристов хлынули в Таиланд, Вьетнам, Кампучию, Малайзию, а также на Филиппины, на Фиджи, на Таити и на Мальдивы, то есть на те направления, где туры подорожали вдвое.

Компания «Тугие паруса» предложила путевки на трехнедельный эксклюзивный звездный океанский круиз с интригующим названием «End of Days[8]». В брошюре значилось непременное посещение руин Атлантиды, обнаруженных, как выяснилось, совсем недавно близ Азорских островов, и портала подводной базы космических пришельцев на Бермудах. Участникам круиза были обещаны сольные выступления Иосифа Кобзона, Аллы Пугачевой, Филиппа Киркорова, Олега Газманова, Ларисы Долиной, Гарика Сукачева, Валерии, Калерии, Мистерии и Пиццерии, а также Дискотеки Авария и, наконец, популярного вокального коллектива Pussy Riot. Каюты класса люкс, которые шли по 80 000 евро, были распроданы за один день. Каюты первого класса по 65 000 пользовались значительно меньшим успехом, а каюты второго и третьего класса удалось сбыть только после рекламной кампании на канале «Культура».

Мэр Москвы Глушков дал торжественное обещание к намеченной дате импакта завершить строительство четвертого кольца и снизить интенсивность трафика на главных магистралях столицы минимум на два балла, а также провести полное обновление брусчатки на Красной площади и газонного дерна в парках столицы. Мэр Санкт-Петербурга выступил со встречным обещанием досрочно закончить реставрацию Инженерного замка, который давно уже решено было превратить в гостевую резиденцию глав иностранных государств, посещающих город на Неве, и провести переименование всех мостов в Северной Пальмире в честь героев нашего времени.

Инициативу подхватили мэры других городов, призвав строителей к полной ликвидации долгостроя, а мэр Хабаровска Целищев опубликовал задорный пост в твиттере, призвав коллег-градоначальников объявить всероссийский астеро-конкурс на лучшую городскую скульптуру, содержащую космическую символику.

Астероид постепенно входил в быт, становился привычным символом чего-то большого, горячего, по-русски пассионарного. В образе раскаленного твердого небесного тела, неотвратимо приближающегося к нежной плоти Земли, иные усматривали инфернальную красоту и мускулинную мощь, сексуальный вызов растленной женственности долготерпеливого всеприемлющего российского социума, афронт извечной пассивной сущности российского коммунального недеяния и всепрощения. Патриарх отечественной сексологии Михаил Соломонович Штейнман разродился статьей в «Русском журнале» где подробно и вдумчиво анализировал фаллическую семантику астероида, полемизируя с классическим трудом канадского психоаналитика Ранкура-Лаферьера «Рабская душа России». В ответ на замечание циничного канадца о том, что Россия по природе женственна, податлива, уступчива, и это качество делает ее как нацию легкой добычей, сексуальной рабыней агрессивных самцов-тиранов с древних времен до наших дней, Штейнман пылко заклинал:

Что ж, действительно, кто только не пользовал нашу долготерпеливую матушку-Россию! Князья-деспоты и монгольские ханы, иваны грозные, польские самозванцы, остзейские временщики, дебильные самодержцы-солдафоны, безжалостные коммунистические диктаторы, застойные живые трупы, алкоголики-демократы и либералы с железными зубами. Пусть так! Но она, Россия, тем временем крепчала, матерела, училась терпеть насилие, боль и унижение, чтобы вновь воспрянуть во всей своей женственной красе и потрясти мир новыми свершениями. О, Русь моя! Жена моя! До боли нам ясен долгий путь… Так будет и ныне. Россия примет пылающий астероид в свое многострадальное лоно, и от этого брачного союза родится то новое, неведомое, светлое и чистое, к чему все мы, русские, стремимся душой! Так пусть же этот божественный фаллос вонзится в российскую, а не в американскую и не в китайскую почву! Пусть оплодотворит нашу русскую духовность, изменит нашу русскую ментальность, станет краеугольным камнем обновленной великой России!

Пресс-секретарь президента Арсений Сучков выступил в прайм-тайм по первому каналу с минутным заявлением, заверив сограждан, что ситуация, как всегда, под контролем, и волноваться не о чем.

Глава VII Эксперт на крючке

Профессор Мияма неторопливо шагал в сторону метро Роппонги, пребывая в философском расположении духа. Содержимое полученного недавно конверта из плотной бумаги несколько улучшило его настроение, которое в последнее время было сильно подпорчено перспективой глобального катаклизма и происками злокозненного профессора Каматы, объявившего себя «защитником наследия Достоевского от происков отечественных идиотов». Мерзавец! Что касается астероида и конца света… Да, астероид имеет место. Это объективная реальность. Однако истинная духовитость сильнее реальности. Духовитость всегда торжествует над телесностью и ведет нас по пути познания в эмпиреи мирового разума. Великие русские гуманисты прошлого века жаждали очищения, призывая пройти «путем зерна», погибнуть, чтобы возродиться в новом обличье. Так пусть же воссияет над нами очистительное пламя! Но ведь, может быть, оно еще и не воссияет. Нейтрализуют ракетным ударом или сам мимо пройдет… Все-таки лучше бы оно не воссияло…

В нескольких метрах впереди, прижавшись влево к тротуару, довольно резко притормозило желтое такси – не обычная для Токио реставрированная ретро Тоёта Краун образца восьмидесятых с двумя передними зеркалами на крыльях, а новый, элегантный мини-вэн Хонда-Одиссей. Где-то в глубине души профессора шевельнулось невольное чувство удивления. Он часто пользовался такси, но никогда не видел в таксопарках этой довольно престижной модели. Впрочем, какая разница? Значит, какая-то компания сейчас приняла на вооружение Одиссей. Тем лучше: большая, комфортная машина, в которую и впрямь погружаешься, как Одиссей на корабль.

Задняя дверца автоматически открылась, выпуская пассажира, но не захлопнулась за ним, оставаясь распахнутой настежь. Пассажир тоже не торопился никуда уходить. Стоя спиной к машине, он в упор смотрел на приближающегося Мияму сквозь массивные солнцезащитные очки. Несмотря на жару мужчина был одет в плотный темный костюм. Синий искристый галстук свисал между расстегнутых бортов пиджака на несколько сантиметров ниже пряжки пояса, как стрелка, указывающая прямо на сложенные под животом руки. Аккуратно подстриженные волосы, смазанные густым блестящим гелем, были зачесаны назад. Внешность типичного якудза из унылых сериалов про мафию.

– Здравствуйте, профессор Мияма! – приветствовал его незнакомец. – Прошу в машину.

Мияма несколько опешил от такой наглости. Какой-то паршивый якудза-порученец среди бела дня ни с того ни с сего собирается его похитить? Кого?! Всемирно известного ученого, поборника гуманизма, открывшего соотечественникам сокровенные глубины неисповедимой духовитости. Соавтора самого Федора Михайловича! Вы только подумайте! Как будто общественность давно уже не сказала свое решительное «Нет» мафии! Как будто Токио не увешан плакатами «Вон преступные группировки из нашего города!» И что ему вообще понадобилось?! Профессор Мияма никогда, ни сном, ни духом не имел дела с этими подонками.

– Извините великодушно, с кем имею честь? – заискивающе осведомился он у человека в черном. – Я, право, затрудняюсь принять ваше любезное приглашение. У меня намечено чрезвычайно важное деловое свидание, можно сказать, встреча, не терпящая отлагательств. Буду чрезвычайно польщен, если мне представится возможность пообщаться с вами в другой раз, но сегодня, при всем моем искреннем уважении, вынужден с глубочайшим огорчением…

– Заткните фонтан, профессор! – доброжелательно посоветовал якудза. Визитки я вам не дам, но на удостоверение взглянуть можете.

Гангстер достал из нагрудного карман ламинированную карточку с фотографией и и печатью, поднес прямо к носу Миямы. В документе значилось:

Найкаку дзёхо тёса сицу – Информационное Агентство при Кабинете министров

Такаси Утида

Агент национальной безопасности третьего ранга.

Ни телефона, ни адреса, ни мейла для связи на карточке не было.

Мияме приходилось раньше слышать про это агентство, которое иногда называли японским ЦРУ. Впрочем, называли без особых на то оснований – контора была сравнительно невелика, меньше двухсот человек, и особыми успехами в делах разведки или контрразведки никак себя не зарекомендовала. Разве что зимой 2008 года ИАКМ склоняли в прессе в связи с крупным международным скандалом – один из высокопоставленных офицеров агентства оказался русским шпионом. Учитывая, что Агентство было подотчетно лично премьер-министру и держало руку на пульсе всей внешней политики, скандал получился изрядный. Потом много писали о проведенных в Агентстве реформах, полезных новшествах и тесном сотрудничестве со Штатами.

Как человек сугубо мирный, поборник русской духовитости и, к тому же, соавтор Федора Михайловича Достоевского по нескольким шедеврам, профессор Мияма не видел никакого резона в налаживании контактов с информационным агентством такого рода. К счастью, человек в черном оказался не гангстером, а все лишь сыщиком, так что угроза прямого насилия исключалась.

– Я же сказал вам, любезный, что у меня на сегодня другие планы, – сухо заметил он. – Давайте как-нибудь в другой раз.

– Вот как? Значит, на беседу с русским резидентом Рюминым у вас, сэнсэй, время есть, а на приватный разговор с соотечественником нет? Или вы ждете, что вам заранее предложат плату за ваши услуги? А вот эти кадры вам ни о чем не говорят?

Утида достал из кармана айфон, провел указательным пальцем – и на экране показался интерьер таверны «Кусинобо». Далее следовала полная запись их беседы с Рюминым. Мияма не стал смотреть до конца. Но было очевидно, что в финале присутствует и акт передачи конверта…

– Хорошо, – обреченно согласился профессор. – Я еду с вами.

Ехать пришлось не так уж далеко – во всяком случае не так далеко, как ожидал Мияма. На следующем перекрестке они свернули налево мимо отеля Ибис и через два квартала углубились в лабиринт улочек, которые вели к мемориальному храму Ноги Марэсукэ, культового героя русско-японской войны. Всенародную любовь и почитание генерал снискал не столько своими победами, сколько ритуальным харакири, которое он совершил в знак траура по усопшему императору Мэйдзи.

Мияма уже предположил, что его ведут в храм патриота и мученика Ноги, чтобы там заставить во всем публично признаться и покаяться. После чего, конечно, для поборника неисповедимой духовитости оставался бы единственный выход – последовать за Ноги, чтобы в ином рожденье замаливать свои грехи. Однако опасения не оправдались. Пройдя по живописной тропинке мимо храма, агент третьего ранга Утида позвонил в дверь неприметного двухэтажного особнячка под черепичной крышей. Дверь открылась, пропуская гостей, и сама бесшумно закрылась за ними. Они прошли в гостиную с плотно задвинутыми портьерами. Комната была декорирована и обставлена в стиле Ар-нуво. На стене висела картина в ажурном багете – Климт, как догадался Мияма. На мраморной каминной доске стояла ваза темного матового стекла с античным рельефом, в которой наметанный глаз профессора узнал работу Рене Лалика. Едва ли это были подделки…

Утида махнул рукой в сторону кожаного кресла, предлагая садиться, а сам, вероятно, пошел докладывать. Несколько минут прошло в напряженном ожидании. Слышалось лишь легкое шуршание работающего кондиционера. Наконец в коридоре раздались шаги, и в открытую дверь слегка семенящей походкой вошел человек невысокого роста и приземистой комплекции с крупной лысоватой головой, которая, казалось, была ему слегка не по размеру. Широкое круглое лицо с припухлыми скулами, утопленным носом, большим ртом, едва заметными щелочками глаз и мясистыми ушами неправильной формы служило живым свидетельством прямой генетической связи населения японских островов с континентальными прародителями монголоидной расы, а коротких кривых ног и прочих дефектов комплекции не мог скрыть даже безупречный коричневый двубортный костюм. Рослый и породистый Мияма, которому в молодости даже предлагали сниматься в роли героя-любовника в одном популярном порно-фильме, соотечественников такого имбридинга недолюбливал, считая их вырожденцами.

Сняв несуществующую пушинку с лацкана дорогого легкого пиджака, коротышка направился прямиком к пустому креслу напротив привставшего в полупоклоне Миямы.

– Так вот он, наш герой! – ласково осклабился большеголовый, слегка грозя профессору толстеньким указательным пальцем. – Вот он, человек, переписавший самого великого Достоевского! Лучший друг России и поборник российской духовности! Наставник нашей молодежи! Вот он, неудавшийся делец, который выдает себя черт знает за кого и подписывает липовые контракты с русскими олигархами. Вот он, осведомитель Федеральной службы безопасности, который уже столько лет сливает информацию противнику, нанося невосполнимый ущерб своему отечеству. Человек, который не стесняется брать деньги у вербовщика за бредовые сведения, в которых он сам ни черта не смыслит. А все-таки зря вы переименовали роман классика. «Идиот» – намного точнее. И звучит так смачно!

Мияма подавленно молчал, не зная, что ответить. Ему было стыдно и страшновато. От унижения хотелось завыть и уползти в конуру. Но уползать было некуда.

– Ну хватит, расслабьтесь профессор, – внезапно остановился коротышка. – Сделайте глубокий вдох. Мы пока не собираемся вас карать за тот вред, что вы нанесли отечеству своей болтовней. Откровенно говоря, вред был невелик, но репутацию вы себе подмочили основательно. Если слух о ваших подвигах дойдет до академических кругов…

– Я понимаю, – прошептал Мияма.

– Но он может и не дойти. Все будет зависеть от вашего свободного выбора. Мы вам предлагаем сделку, отказываться от которой явно не в ваших интересах.

– Какую?

– Собственно, это вовсе не сделка. Скорее почетное задание, выполнив которое вы искупите свои грехи и принесете родной стране больше пользы, чем мог бы ей принести ваш новый вольный перевод полных собраний Достоевского, Толстого и Чехова вместе взятых.

– И что я должен сделать?

– Сначала скажите, что вы согласны, и распишитесь вот здесь.

– Согласен на что?

– Согласны на сотрудничество с нашим агентством – без всяких условий и оговорок, ясно? Подписывайте побыстрее! И ставьте личную печать.

Мияму удивило то, что нужны и подпись, и печать. Для всех официальных бумаг всегда достаточно было одной личной печати. Однако он не стал спорить и подписал не читая каждую страницу соглашения под грифом «Совершенно секретно», поставив в конце киноварную печать с витиевато прорисованными иероглифами Мияма.

– Так-то лучше, – приветливо улыбнулся коротышка. – А теперь слушайте меня внимательно и запоминайте.

– От вашей миссии будет зависеть дальнейшая судьба Японии, – многозначительно начал генерал Симомура. – Предупреждаю, что разглашение наших мотиваций, а также любая попытка работать на обе стороны или просто манкировать задание, будут расценены как измена. И в этом случае дело не ограничится одними слухами в академических кругах. Надеюсь, вы понимаете, профессор?

– Понимаю, – еле слышно подтвердил Мияма.

– Итак, ввожу вас в курс дела. Наша агентура сообщила, что в прошлую пятницу в Кремле состоялось заседание российского Совета Безопасности. Обсуждался только один вопрос: глобальная катастрофа в связи с приближением астероида. Скажу сразу, что нас, как и все население земного шара, тоже беспокоит этот вопрос. Однако мы стараемся сделать все возможное для защиты населения. Планы строительства подземных эко-системных комплексов были разработаны давно, и тысячи локальных проектов уже реализованы, как вы, наверное, уже знаете.

Стопроцентной гарантии всем ста двадцати шести миллионам мы, разумеется, дать не можем, но значительная часть населения имеет шанс пережить первичный импакт от возможного столкновения и провести несколько месяцев, а при необходимости – и лет под землей в условиях наступившей ядерной зимы. Если раньше мы делали упор на гигантские убежища в больших городах, то в ближайшие месяцы будут построены новые сотни и даже тысячи микрокомплексов для сельского населения, в основном, в горных районах. Не буду вдаваться в технические детали, но скажу без преувеличения, что на сегодняшний день мы подготовились к возможной катастрофе несравнимо лучше, чем США, страны Евросоюза или Китай. Правда, о Китае нам известно немного.

Что касается России, то ее потенциал ограничивается в основном немногочисленными противоядерными убежищами полувековой давности, а то и постарше, не имеющими практически никаких автономных систем жизнеобеспечения, кроме допотопных генераторов. Плюс командные пункты стратегических ракет в глубоких шахтах, совершенно не рассчитанные на долгое выживание. Возможно, у них есть там еще какие-то запасы продовольствия с советских времен, если их не растащили в голодные годы, но это уже не играет роли. Дело в том, что прямое попадание астероида вызовет не только взрыв колоссальной силы, от которого, вполне возможно, одновременно детонируют все наземные ядерные устройства, сжигая все живое на равнинной местности, но и серию мегацунами. По некоторым прогнозам, волны будут достигать высоты двухсот-трехсот метров и более. В основном жизнь на Земле будет уничтожена. Процентов на восемьдесят, не меньше. Значительная часть равнинных поверхностей по всему земному шару превратится в море – по крайней мере на некоторое время. Мы это все предусмотрели. Наши подземные бункеры чикаро полностью герметизируются и могут оставаться под поверхностью воды неопределенно долго. Американцы запросили у нас технологию таких супербункеров и получили ее, но они слишком поздно спохватились. Едва ли они многое успеют за оставшиеся месяцы, тем более что исходный материал всех конструкций – новейшее нановолокно…

– Простите, э-э… – замялся Мияма, не зная, как обращаться к собеседнику. – Это очень интересно, но зачем вы все это мне рассказываете? Насчет наших чикаро я в курсе – сам приписан к такому. Вы же знаете, я занимаюсь литературой, так сказать, изящной словесностью. Сфера духовного… Не понимаю, чем я могу быть здесь полезен? Или вы хотите, чтобы я призвал русских к покаянию?

– Угадали. Что-то в этом роде, – подтвердил коротышка. – К покаянию и искуплению грехов. А конкретно вот что. Наш крот в Кремле сообщил, что русские решили добыть у нас новейшие секретные технологии для строительства элитного подземного комплекса под Москвой. Купить или украсть. Вы же знаете, там у них только «элитное» в цене. На массовое строительство у них уже нет ни времени, ни возможностей, но один такой комплекс – проект вполне реальный. Как бы то ни было, они уже, вероятно, начали охоту. Их люди, скорее всего, уже здесь. Будут искать ходы к корпорации Хори. А мы будем их ждать.

– Вы ни за что не хотите поделиться с русскими? Даже если речь идет о спасении тысяч жизней?!

– Вопрос в том, о чьих именно жизнях идет речь. Невинных детей, например, или членов мафиозных кланов, которые держат в руках российскую экономику. Я очень сомневаюсь, что места в этом единственном «элитном» бункере, какой бы он ни был величины, будут отданы лучшим и достойнейшим. То есть я просто уверен в обратном. Впрочем, тут уж не нам решать. Как говорится, каждый умирает в одиночку, даже если мы имеем в виду страну. Но оставим патетику. Мы как раз хотим поделиться с русскими, только на наших условиях.

– Да? И какие же это условия?

– Мы обеспечим им супербункер в обмен на Северные территории.

На лице у Миямы отразилось такое неподдельное удивление, что генерал невольно улыбнулся.

– Но послушайте, зачем же нам Северные территории, если всё летит в тартарары?! Нам бы уж лишь бы выжить в этих своих казематах! На кой черт нам новые острова, если от старых скоро мало что останется?! Да нет, вы меня просто разыгрываете. Так ведь?

– Отнюдь не разыгрываю.

– Тогда я, наверное, действительно идиот. Я ничего не понимаю в этой вашей игре.

– Все очень просто. Мы исходим прежде всего из того, что столкновения может и не быть. Правда, вероятность оценивается в восемь баллов по туринской шкале, но существует множество привходящих факторов. Астероид может сам отклониться от курса или же его могут уничтожить в пути. У ядерных сверхдержав давно существуют планы на такой случай. Разработаны специальные программы ракетно-ядерных ударов и лазерной обработки астероидов. Конечно, гарантий успеха нет, но наши эксперты пока оценивают шансы на столкновение как фифти-фифти. Что уже не так плохо. Так вот, если Япония уцелеет, новые территории ей очень пригодятся. Причем мы собираемся сейчас требовать уже не четыре маленьких острова в обмен на наши технологии, а все Курилы и Сахалин плюс Приморский край впридачу. Таковы наши условия.

– А если они не согласятся?

– Русские не станут торговаться в такой момент. Они все отдадут за «элитарное» убежище. Ведь решение будут принимать те самые политики и олигархи, которые собираются в супербункере отсиживаться! Если мы договоримся с русскими и получим без единого выстрела колоссальные территории, это будет самый большой успех японской дипломатии за последние сто лет. А может быть, и за тысячу. Это будет наш величайший триумф: мой, ваш, правительства Коно, всего японского народа. Теперь вам ясно?

– Да, но если столкновение все-таки произойдет?

– Тогда будем считать, что сделка все равно заключается, но осуществление ее откладывается. Ненадолго. Япония еще сумеет когда-нибудь воспользоваться этим договором. Через одно или несколько поколений. Надо смотреть в будущее. А пока ваша задача – найти подходы к русским министрам, силовикам, парламентариям, магнатам, патриархам, их женам, любовницам и слугам – к тем, от кого все зависит в этой безумной стране. Вы так долго ее изучали, так много о ней писали и получили в ней такое признание, что лучше кандидатуры нам не найти.

Мы не можем выдвинуть наши условия напрямую, через дипломатические каналы. Это наверняка будет воспринято как афронт, в Думе и во всех властных органах начнется настоящая буря. Проект скорее всего попадет в прессу, и тогда мы будем иметь дело со всеми тупоголовыми русскими националистами, которых, разумеется, в бункере никто не ждет. А это чревато провалом. Вопрос должен быть решен келейно и полюбовно. Нам нужно тайное соглашение в духе пакта Молотова-Риббентропа, подписанное первыми лицами.

И открою вам еще один небольшой секрет, профессор. Мы давно держали вас про запас. Мы позаботились о вашем пиаре, мы через посольство номинировали вас на русские поощрительные премии, мы следили за тем, чтобы вы числились русским агентом на окормлении и регулярно снабжали их пустяковой информацией. Вы нужны были нам на черный день. Ну что ж, черный день наступил. Собирайтесь в Москву.

Глава VIII Астро-Тото

Владелец солнечноводского казино «Сенеж» и президент патронажного совета городского рынка Иннокентий Кудряшов по кличке Кудря притормозил свой старенький двухлетний Астон Мартин прямо перед открытой верандой бревенчатой трехэтажной избушки на курьих ножках, которая как раз стояла к лесу задом, а к нему передом. На первом этаже был гараж, но в хорошую погоду загонять туда бежевого красавца в 250 лошадиных сил не имело никакого смысла. Тем более, что здесь же, перед верандой, уже громоздился черный Хаммер с загадочным номером из трех первых букв алфавита – охотничья машина мэра города Ивана Степановича Грязнова.

Обряженный в камуфляж двухметровый Паша, водитель Хаммера и по совместительству личный бодигард городского головы, приветливо кивнул, показывая глазами в сторону дома.

– Здорово! – весело бросил Кудря, передавая Паше ключи. – Поставь в тенек. Что, растопили уже?

– А то! Зашли уж, парятся.

– Не понял: он что, с девками?

– Да не, один. Отдыхает. Девки недавно уехали.

– Ну, так-то лучше, – пробормотал под нос Кудря, поднимаясь наверх.

Весь второй этаж охотничьего домика был отдан под русскую баню с просторным предбанником, гостиную и кухню. При бане была еще кабинка с финской сауной для желающих. На третьем этаже находилось четыре спальни. Для прислуги был выгорожен чуланчик внизу, рядом с гаражом, оборудованный как купе в общем вагоне – с ярусами складных коек по стенам. Домик был недурен. Скромно, уютно и со вкусом. Во всяком случае, Кудре здесь нравилось – может быть, еще и потому, что сам строил, не для дяди, а исключительно для нужных людишек. Всесезонная, так сказать, здравница. Много славных дел было провернуто в этой избушке. Есть что вспомнить.

Он прошел через гостиную, уставленную дубовой мебелью в стиле Чиппендейл. Выписывали прямо из Англии – не самим же строгать. По стенам из светлой лиственницы висели охотничьи трофеи: рогатые головы лосей и оленей, ощерившиеся черепа двух волков и рыси. В углу, справа от камина, стояло улыбающееся чучело медведя. Все трофеи были, разумеется, закуплены по сходной цене у браконьеров и никакого отношения к подвигам Ивана Степановича или самого Кудри не имели.

На столе красовались остатки легкой трапезы: рыбные балыки, лоханка с черной икрой, расстегай, блюдо с недоеденными устрицами в растаявшем льду. Рядом с пустой тарой из-под «Белуги» стояла ополовиненная тяжелая бутыль розового шампанского Моэт-э-шандон. Две другие такие же валялись под столом.

Окинув взглядом поле сражения, Кудря с удовлетворением отметил, что девок, как планировалось, было две, и вся компания прилично надралась. Не останавливаясь, он проследовал в предбанник, сбросил майку, обнажив татуированные звезды на смуглых широких плечах, и, стараясь не потерять равновесие, стянул джинсы вместе с трусами. Забежав для порядка под душ, Иннокентий Кудряшов прихватил лежавшее на лавке полотенце и, нахлобучив войлочный колпак с надписью «Ух ты!», осторожно толкнул дверь в парную.

Сквозь клубящийся полумрак в тусклом свете замутненной лампочки на нижней полке виднелась белесая одутловатая фигура градоначальника, чем-то напоминающая крупный переспелый кабачок с длинными отростками. Мэр Солнечноводска в свои пятьдесят с небольшим смотрелся лет на десять старше: заплывшие жиром припухлые плечи и бока, покрытый редкой растительностью обвисший бюст и подпирающий его внушительный бочкообразный живот, который буквально лежал на коленях у Ивана Степановича, пока тот, расслабленно откинувшись, сидел на махровой подложке. Круглое побагровевшее лицо с высокими скулами и массивный череп с обширной проплешиной посередине, маслянисто лоснились в горячем тумане, создавая видимость эфирного нимба.

– Здоров, Степаныч! Расслабимся немного.

Кудря плеснул на раскаленные камни кваса из деревянного жбана, чтобы перебить все еще витавший в воздухе запах несвежей спермы, и молча залег на верхнюю полку.

Иван Степанович взял в правую руку лежавший рядом серповидный пластиковый скребок и стал с нажимом водить по левому боку сверху вниз. Ему недавно рассказали в одной приватной московской резиденции на Рублевке, что именно так некогда патриции счищали грязь и скверну мирскую в термах, обходясь без мыла, которого в Риме просто не было. Он предпочитал не думать о том, что таким же инструментом, вероятно, пользовался и презренный плебс.

– Как делишки, Кеша? – наконец прервал молчание мэр, переходя к правому боку. – Служивые наши не обижают? Если что, скажи.

– Не обижают, Степаныч, спасибо. Дельце у меня к тебе есть. Поможешь?

– Как всегда, Кеша, как всегда. Ежели к обоюдной пользе и выгоде.

– Не сомневайся. В накладе не останешься. Тут можно такие бабки накрутить, что вся московская братва от зависти лопнет. Ты же меня знаешь, я зря гнать не буду. А откатами от наших казино будешь зимой камин топить.

– Ну уж, зачем так круто! Куда-то тебя, парень, не в ту степь понесло.

– В ту самую. Ты об астероиде слышал?

– Ну, допустим. А при чем тут астероид? Ты на нем, что ли, хочешь игорный дом открыть?

– Вроде того. На полном серьезе. Пока он нас всех не раздолбал в дуду. Успеем немного кайфануть.

– Что-то я, Кеша, не въезжаю. Речь идет все-таки о мировой катастрофе. Тут бы успеть со своими делами разобраться и девок твоих побольше перетрахать. Население наше болезное все равно, конечно, не спасти. А ты собираешься на народном горе какое-то бабло накручивать. И кому оно после всего понадобится?

– Вот-вот, Степаныч, не можешь врубиться. Девки у тебя весь креатив отсосали. А ты включи мозги. Представь, что этот астероид все-таки промахнется. Как Акела на охоте.

Пролетит мимо, а мы останемся. Или его ракетами распылят. Весь вопрос, с чем мы тогда останемся, верно?

– Допустим.

– Так вот, мы останемся с миллиардами. Причем в твердой валюте.

– Уже любопытно. Из чего же ты собираешься качать свои миллиарды? Из воздуха?

– Угадал, из воздуха. Точнее, из эфира, который у нас служит проводником радиомагнитных волн. Короче, мы с тобой открываем тотализатор онлайн. Пусть народ ставит бабки: долбанет или не долбанет этот гребаный астероид. Назовем «Астро-Тото». Причем тотализатор будет международный, по всем правилам.

– По каким еще правилам? Я твое кидалово знаю.

– Ты, может, и знаешь, но другие-то нет.

– Ну, и зачем я тебе в этой игре нужен?

– Опять не врубаешься. Тут ведь, чтобы народ купился, нужен полный солидняк. Регистрация, адрес юридического лица, банк-гарант и все такое. Нормальная букмекерская контора. А выигрыш мы пообещаем фантастический. Что и понятно – играем, можно сказать, в рулетку планетарного масштаба. Но ставки-то будут в разы больше! У тебя ведь пара банков прихвачена, так?

– Так-то оно так… Мысль интересная. Если удастся Агроморбанк подтянуть… Можно и фирму учредить. Контрольный пакет, конечно, мне.

– Но-но-но! С какого еще департамента тебе? Получишь свои тридцать процентов и хорош. Нам еще всем давать-не передавать: налоговикам, ментам, гебне, области, далее по списку.

– Ладно, сорок. От сердца отрываю.

– Тридцать, я сказал.

– А если я не соглашусь?

– Найду себе другого партнера.

– А если я тебя сдам?

– Если сдашь… Сказку про Колобка читал? Забыл, как Юнусова хоронили?

– Ладно, Кеша. Я пошутил. Тридцать так тридцать. Мы ведь старые друзья, а для друга ничего не жалко. Тут ведь и впрямь миллиардами пахнет. Считай, что я в деле.

– Ну, вот и договорились.

Кудря встал, потянулся, играя тугими мускулами, и слегка хлопнул мэра по голому плечу.

– Завтра пришлю к тебе Тимоху с документами. Все уже готово, так что подтягивай свой банк. Лады? Главное сейчас – перехватить инициативу. А насчет телок не беспокойся – успеешь. У меня их для тебя штук тридцать еще пасется.

Не дожидаясь ответа, Кудря вышел из парной, ополоснулся под душем и спустился вниз. Расслабляться больше времени не было.

Глава IX Австрийский турист

Токийский аэропорт Нарита встретил Виктора Мюнцера тишиной и прохладой. Неслышно ступая по серому ковролину, пассажиры рейса KLM-458 дошли до электропоезда, который так же почти неслышно доставил их к смежному конкуру. Оттуда надо было пройти еще метров двести по пустынным переходам до паспортного контроля. Полдюжины низкорослых дежурных в нарядной форме, словно добродушные овчарки, сновали между пассажирами, что-то приговаривая на своем странном английском, сгоняя нерезидентов иностранцев в отдельную отару и распределяя ее по нескольким секциям. Немногочисленные японцы выстроились в другой части зала парами и за считаные минуты оказались по ту сторону барьера. Остальных тоже задержали ненадолго – ровно на тот отрезок времени, который требовался чтобы снять у каждого отпечатки пальцев, зафиксировать иридиевую оболочку глаза и сделать моментальное фото.

Положив паспорт со штампом во внутренний карман клетчатого вискозного пиджака и застегнув карман на молнию, гражданин Австрии Виктор Мюнцер шагнул на японскую землю. Его багаж ограничивался легким фирменным чемоданчиком Тамми и перекинутой через плечо кожаной дорожной сумкой, в которой, как и у любого нормального бизнес-туриста, лежали айпад, фотоаппарат Панасоник и путеводитель «Willkommen in Tokyo»[9] на немецком языке – для желающих ознакомиться с его личным багажом в неформальном порядке. Все иконки на айпаде, как и на айфоне, висевшем в кожаном футляре на поясе, тоже были на немецком – во избежание недоразумений. Адресная книга в гаджетах была надежно закодирована. Особо важные контакты пришлось выучить наизусть, поскольку загружать их в списки явно было слишком рискованно.

Таможенник, заглянув для проформы в паспорт, кивнул и повел рукой в белой перчатке в сторону выхода. Герр Мюнцер кивнул в ответ и вышел в зал ожидания. Огромный электронный плакат на табло светился радостью и доброжелательностью:

«Welcome to green port Narita!»[10]

Вик помнил этот странный «грин порт» еще с прошлого раза, когда летел на задание в Сидней через Токио. Однако тем его воспоминания и исчерпывались. Остальное предстояло уточнить на месте. По дороге он успел проштудировать имеющиеся онлайн инструкции по аэропорту и средствам сообщения с городом. Нарита располагалась километрах в пятидесяти на северо-восток от центра Токио, и дорога при любом раскладе должна была занять час с небольшим. Решив, что триста долларов еще могут пригодиться в другом месте, он сразу отмел вариант такси. Можно было воспользоваться экспрессом, суперэкспрессом или обычным поездом, но путеводители дружно рекламировали Лимузин-бас – огромную разветвленную сеть комфортабельных целевых автобусов, доставляющих авиапассажиров во все ключевые точки Токио и Иокогамы с ориентацией на крупные отели.

Вик подошел к стойке с вывеской «Лимузин бас» и спросил по-английски, мастерски имитируя немецкий акцент, есть ли прямой рейс до Принс-отеля.

– Какого Принс-отеля? – ласково улыбнулась кассирша.

– Принс-отель, – озадаченно повторил непонятливый немец.

– Их четыре, – все так же ласково улыбаясь, пояснила девушка.

– Кажется, где-то в Сина…

– Ага, Синагава, – догадалась кассирша. – Отходит через семь минут с четвертой стоянки. Напротив Северного выхода, вон там, видите?

Уплатив три тысячи йен упругими зеленоватыми бумажками с портретом какого-то печального японца, австрийский турист Виктор Мюнцер устремился к северному выходу и уже через несколько минут, откинув спинку сиденья, комфортно располагался в огромном пустом автобусе. Он даже не успел почувствовать токийской жары, просто переместившись из одного кондиционированного помещения в другое. А между тем термометр на дисплее показывал внешнюю температуру воздуха 33 градуса.

Итак, первый шаг сделан. Осталось совсем немного… Виктору надо было сосредоточиться. В самолете не удалось ни нормально поспать, ни толком подумать. В целях маскировки он летел эконом-классом. Могли бы, конечно, и раскошелиться на бизнес при таком-то экстренном задании, экономы хреновы. Перед вылетом с ним провели короткий инструктаж. И на том спасибо. По крайней мере теперь он не будет удивляться настежь распахнутым дверям в общественных туалетах или открытым уличным писсуарам. Не будет оборачиваться на чавканье и хлюпанье в ресторанах, где подают лапшу. Будет наливать для тостов не вино и не сакэ, а пиво. Будет, если надо, сидеть на приемах поджав ноги, на коленях, пока мышцы не затекут до полной потери чувствительности. Не будет громко сморкаться в платок. Не будет уступать место в метро женщинам и старикам. Если родина прикажет, он будет есть еще живую сырую рыбу, отщипывая от нее кусочки палочками, и жевать трепещущих креветок из садка. Если того потребуют интересы дела, он будет пить мерзкую рисовую водку сётю и ужасную окинавскую сивуху Авамори. Он готов ко всему, но кто знает, какие капканы готовит ему эта загадочная восточная страна…

Автобус равномерно покачивало на скоростной автостраде, и Виктор незаметно задремал – сморило после бессонной ночи в переполненном самолете. Ему приснился дачный домик в Валентиновке, разлапистая серебристая ель у крыльца, заросли малины вдоль забора, кусты смородины и крыжовника, накрытый стол на веранде, одуряющий аромат жасмина.

Он проснулся от звуков певучего женского голоса, долетавшего из динамиков:

– Ladies and gentlemen, you will arrive to your final destination, Shinagawa Prince Hotel, in three minutes[11].

Пока всё шло по плану, хотя никакого плана у герра Мюнцера в запасе не было.

Поднявшись на шестнадцатый этаж и обосновавшись в скромном типовом номере, Вик взглянул в плотно задраенное окно. Там до горизонта простиралось море разнокалиберных бетонных построек с вкраплениями элегантных, стеклянных на вид, небоскребов. Полюбовавшись с минуту безрадостным урбанистическим пейзажем, он решил, что для первого знакомства достаточно, и достал прихваченную в аэропорту туристическую карту города. При всем уважении к GPS-навигаторам, он всегда предпочитал начинать знакомство с городом с обычной старомодной карты. Большая добротная туристическая карта имела существенные преимущества в сравнении с гугловской компьютерной топографией. Помимо панорамного вида города размером 60х70, на обратной стороне имелись укрупненные планы центральных узловых районов, схемы движения метро, надземки и автобусов, список улиц и аннотированный каталог достопримечательностей.

Когда-то в Школе они сдавали довольно сложный экзамен на ориентацию в мировых столицах. Их заставляли вызубривать все вокзалы, ключевые станции, пересадки, основные достопримечательности, названия центральных улиц. Но дело было слишком давно. О Токио в памяти сохранилось лишь несколько сбивчивых фактов: один из крупнейших мегаполисов; за счет слияния образовал гигантский аггломерат с другими большими городами Кавасаки и Иокогама; имеет чисто условный географический центр в виде императорского дворца, а в действительности включает пять центральных районов, расположенных на некотором расстоянии друг от друга. Колоссальная сеть линий метро, соединенного с надземкой, состоит из многих сотен станций. Над городом огромная паутина скоростных автомобильных дорог, переходящих в радиальные магистрали и далее в шоссе по всем направлениям. Сложная система почтовых адресов. Только главные улицы имеют названия, остальные различаются по районам и блокам с нумерацией. Надписи на улицах и в общественном транспорте дублируются по-английски. Многочисленные полицейские посты-кобаны в стеклянных будках, предназначенные для поддержания порядка и помощи гражданам. На каждом углу дежурные круглосуточные магазины-конвиниенс с широким набором продуктов и необходимых вещей. Названий районов и станций Виктор уже не помнил.

Ему предстояло проникнуть в сердце строительно-девелоперской корпорации Хори, которой, судя по справочнику, принадлежали целые кварталы в престижнейших районах города. Эта же корпорация являлась основным подрядчиком государственных заказов на сооружение исполинских комплексов, известных как чикаро – «подземные терема».

Дополнительная информация на флэшке сообщала также, что компания была основана бывшим профессором экономики Тайитиро Хори в 1955 г. Начав застройку в центральной части разрушенного войной Токио, Хори уже через несколько лет стал одним из признанных капитанов бизнеса эпохи пресловутого «японского чуда».

В 1992 г. глава Хори Билдинг Корпорэйшн был объявлен в журнале «Форбс» самым богатым человеком мира с состоянием в 13 миллиардов долларов – что было на тот период вдвое больше состояния Билла Гейтса. С тех пор компания продолжала неуклонно расти и расширяться, хотя личные авуары семейства Хори в результате финансового кризиса существенно уменьшилось. В 2017 г. корпорация Хори имела около 120 отделений по всей Японии, а также в Китае. В последние двадцать лет компания специализировалась большей частью на масштабных проектах городских суперкомплексов. К числу ее основных достижений относились токийские гиганты Арк-хиллз, Атаго Грин-хиллз, Омотэсандо-хиллз, а также здание Всемирного финансового центра в Шанхае. Штаб-квартира Хори находилась в небоскребе Хори-тауэр в Роппонги-хиллз. Владелец компании Минору Хори по возрасту пять лет назад отошел от дел. Не имея прямого наследника, он передал бразды правления молодому и энергичному исполнительному директору Синго Исогаи. О подземных убежищах в справке ничего не говорилось. Естественно, информация была с самого начала засекречена. Можно было только догадываться, что этим направлением занимается какая-то дочерняя компания Хори, название которой еще предстояло выяснить.

Виктор поискал в айфоне фото Роппонги-хиллз. Ничего не скажешь – внушительная конструкция. Башня немного смахивает на крепость каких-нибудь инопланетян из фантастического боевика. А если там еще и внизу под ней такое…

Никаких сведений о чикаро корпорации Хори онлайн найти не удалось. Для того, чтобы подобраться к строителям бункеров, надо было активировать местную резидентуру. Он достал купленный для этого звонка простенький телефонный аппарат и набрал нужный номер. Когда в трубке приятный женский голос вкрадчиво пропел «моси-моси-и», герр Мюнцер сказал по-английски с характерным штирийским акцентом: «Ginza Doutor café tonight at seven»[12]. Затем он закрыл телефон, вынул сим-карту и вставил новую.

Глава X Тревоги госпожи генеральши

В Барвихе уже смеркалось, когда генерал армии Василий Алексеевич Бурдюков на служебном Роллс-Ройсе Фантом подкатил к воротам своего загородного дома. Весь день министр обороны занимался проклятым астероидным вопросом и чувствовал себя как грейпфрут, только что снятый с конуса соковыжималки.

Коричневый семиметровый забор надежно укрывал дачу от чужого взгляда. По личному указанию министра забор вокруг восемнадцати гектаров садово-паркового участка был сделан из вкопанных в землю цельных лакированных стволов молодого сибирского кедра и декорирован под старинный палисад, каким окружали некогда предки русские городища, защищая их от поганых супостатов. Супруга Татьяна Ивановна уговорила его отказаться от типовой ограды из легированной стали или модного в последнее время титанового листа в пользу дерева. И впрямь, что может быть лучше простого деревянного частокола?! Над воротами высилась затейливая сторожевая башенка в форме бревенчатого расписного терема. Внутри постоянно дежурило четверо офицеров. Сходные сторожевые башенки поменьше, на одного стрелка, оборудованные камерами с функцией ночного видения, располагались по периметру участка через каждые тридцать метров. Охрана, кроме автоматов АК-74, была вооружена пулеметами НСВ для стрельбы по наземным и воздушным целям, а также противотанковыми ракетными комплексами «Корнет» с лазерным наведением. Снаружи на палисаде ничего не было видно, но изнутри по всей окружности тянулись спиралевидные ряды колючей проволоки под высоким напряжением. Кроме того, изнутри вдоль палисада был выкопан трехметровый ров, который выглядел довольно безобидной канавкой для тех, кто не знал, что в воду опущены заголенные высоковольтные кабели. Караульные овчарки уже не раз в жаркий летний день поддавались соблазну искупаться, после чего их тела приходилось вытягивать из рва баграми.

Миновав ворота, генеральский черный Роллс-Ройс проехал еще с полкилометра по зеленой липовой аллее, потом черз сосновую рощицу на холме, миновал общежитие прислуги, семейную церковь – точную копию собора Василия Блаженного в одну третью величины – и наконец остановился на пандусе у парадного входа в основное здание резиденции. Водитель в полковничьих погонах выскочил, забежал со стороны дома и распахнул дверь, выпуская министра. Отдуваясь, Василий Алексеевич выбрался из хорошо кондиционированной машины, вдохнул свежего воздуха, насыщенного ароматом хвои, и поморщился. Дворецкий и камергер – оба в звании адъютантов и оба в майорском чине – приветствовали хозяина, вытянувшись по стойке смирно. Бурдюков небрежно кивнул и прошел в антишамбр, бросив не глядя фуражку подоспевшему лакею-прапорщику.

– Где Татьяна Ивановна? – спросил он у мальчишки, направляясь, как обычно, в свою любимую летнюю гостиную, в левый флигель.

– Отдыхала в беседке, господин-товарищ генерал армии, а сейчас должна быть в гостиной, – выпалил прапорщик, покраснев от волнения.

Бурдюков снова поморщился. Двойное обращение, принятое недавно по инициативе нового президента и уже утвержденное кабинетом министров, резало слух. Кадровые офицеры принципиально им не пользовались.

Чтобы попасть в летнюю гостиную, выходившую окнами в розарий, следовало миновать зал приемов и длинную анфиладу из двенадцати комнат в стиле ампир. Небольшая прогулка давала возможность полюбоваться интерьером, говорившем об отменном вкусе хозйки. Большая зимняя столовая с камином была в точности скопирована с версальской залы для пиров Людовика ХIV, дизайн будуара был навеян будуаром Марии Антуанетты в Малом Трианоне, кабинет до последней детали воспроизводил личные покои короля Кристиана Х в Амалиендорфе, а охотничий зал был, в сущности, и не зал, а копия деревянной галереи в Фонтенбло. Дизайн прочих комнат был навеян в основном убранством загородных резиденций саксонских курфюрстов и баварских королей.

Что касается двадцати четырех спален на втором этаже, располагавшихся в обоих крыльях усадьбы, то они были выдержаны в игривом стиле рококо и все до единой смоделированы с соответствующих помещений в екатерининском царскосельском дворце. Архитектор Министерства обороны, правда, предлагал воспользоваться испанскими образцами из Паласио Реал, но Татьяна Ивановна твердо заявила, что в спальне надо быть патриоткой. Супруг ее, разумеется, горячо поддержал. Зато домашнее мини-казино на третьем этаже, как и зал игральных автоматов, были оформлены в духе постиндустриального модерна, для чего пришлось посылать архитектора на трехмесячную стажировку в Макао.

Дойдя до конца анфилады, министр приостановился у двери из яванского тика, поднял руку. Фотоэлемент мгновенно сработал, пропуская хозяина в летнюю гостиную, которая, в зависимости от сезона, могла служить также и зимним садом. Стены полукруглой комнаты были сделаны из венецианского пуленепробиваемого стекла, зеркального снаружи и прозрачного изнутри. Все стеклянные панели, сдвижные, на японский манер, могли на двойных рельсах откатываться в любую сторону, открывая под разными углами виды на английский ландшафтный парк – личный подарок начальника генштаба супругам к новоселью. Впрочем, Василий Алексеевич как стратег старой советской школы предпочитал всегда держать двери и окна на замке.

Татьяна Ивановна читала, откинувшись на кушетке и держа в руках айпад. На ней было надето домашнее кимоно из киотоской парчи ручной работы, которое приглянулось генеральше во время весеннего приватного тура по стране Восходящего солнца. Министр, как всегда, был занят делами государственной важности, так что ехать пришлось без него, только с девочками, прислугой и служебным переводчиком от министерства. Дочки тоже не очень-то хотели пропускать занятия в Гарварде ради цветения сакуры, но в конце концов после долгих уговоров все-таки согласились. И правильно сделали: чудесная оказалась сакура. К тому же еще посетили в Нагое жемчужный аукцион, так что теперь не стыдно будет выйти в гости к соседям. Япония оправдала все ожидания по высшему разряду. Что вы хотите! Страна мечты!

Увидев мужа, Татьяна Ивановна привстала сняла очки и подставила лоб для поцелуя. Вот уже почти тридцать лет они сохраняли идиллические отношения, почти никогда не омрачавшиеся размолвками и ссорами. А ведь все началось с трудностей и невзгод, что довелось пережить обоим в юности. Тогда, в середине восьмидесятых, молодого капитана Бурдюкова чуть было не отправили в Афганистан. Спасибо покойному папе: отбил любимого мужа у вербовщиков, помог попасть в Германию. Там, под Дрезденом, все сложилось на удивление счастливо. Попал в интендантство генерала Коврова, быстро получил звездочки и уже к восемьдесят девятому в полковничьем чине отвечал за все имущество пятисоттысячной группы войск, включающее, кроме арсеналов, собственные заводы, объекты инфраструктуры, подсобные хозяйства, школы для офицерских детей, пионерские лагеря, санатории, торговую сеть, дома офицеров, телевизионные центры, комбинаты бытового обслуживания, клубы и спортивные комплексы. Когда Горбачев неожиданно сдал сателлитов-союзников и Восточная Германия исчезла с карты, полковнику Бурдюкову была поручена реализация военного имущества, не подлежащего вывозу в СССР. За несколько месяцев нужно было избавиться от десятков военных баз и лагерей со всем оборудованием, тысяч грузовиков и единиц бронетехники, арсеналов стрелковых вооружений. Кампания прошла настолько успешно, что полковник Бурдюков был представлен к ордену Ленина, а в банке Кредит Сюисс для него выделили специальный VIP сейф двойного размера с выгравированным изнутри именем.

По возвращении в Россию Василий Алексеевич продолжил службу. В девяносто третьем поставил амуницию и боеприпасы танковой части, направлявшейся на обстрел Белого Дома, за что получил давно заслуженные генеральские погоны. В первую кавказскую войну возглавил интендантскую службу экспедиционного корпуса, что немало способствовало процветанию доверенного швейцарского банка. Во вторую после победы успешно руководил реконструкцией нефтепромыслов и справедливым переделом собственности. Оппозицию не миловал, с населением был строг, но справедлив, с экономической элитой дружил, а главное, умел в рапорте подать начальству события в нужном свете и при этом свято соблюдал лояльность. Неплохо жил сам и давал жить другим. За столь недюжинные таланты генерала Бурдюкова ценили и продвигали в Генштабе. На нынешнюю должность он пришел с поста начальника Верхнекавказского военного округа всего полгода назад, после неожиданных трагических событий в стране.

Татьяна Ивановна всегда умела как никто понять мужа, поддержать его в годину испытаний. Вот и сейчас, глядя на усталое полное лицо генерала армии с глубоко залегшими у рта складками под пухлой опарой щек, она мягко, но требовательно спросила:

– Что случилось, Васик? Неприятности на работе?

– Да, Тусик, есть маленько, – кивнул печально министр, бросая на кресло китель, щедро украшенный орденскими планками. – Астероид замучил, будь он неладен!

– Этот ваш Веритас? О котором сейчас весь интернет трубит? Надо же, назвали, как старую швейную машинку! Только сегодня его по каналу «Культура» показывали. Но, Васик, вы же сумеете его сбить, правда? У нас же есть ракеты?

– Ракеты у нас есть, но мы никогда не пробовали. А если он развалится на несколько частей, может быть только хуже. Вот и ломаем головы всем Генштабом.

– Как же так? А что американцы? У них же есть какие-то специальные штучки, да? Ну, что-то такое лазерное? И у нас, кажется, тоже?

– Есть, но они тоже не пробовали и ничего наверняка сказать не могут. Никто ничего толком не может сказать, понимаешь?!

– А он действительно так опасен? Может разрушить большой город вроде Москвы?

– Может разрушить всю Европу и Азию в придачу. Да и Америке не поздоровится, и Африке, и Австралии…

– Это просто ужас какой-то! Но у нас ведь есть убежища, да? В крайнем случае мы с тобой и с девочками отправимся в бункер. Подождем там, пока все кончится. Конечно, будет непросто. Наверное, будет много жертв, как на чеченской войне. Но мы будем с тобой, наша семья справится со всеми испытаниями. А потом мы вернемся и станем здесь все восстанавливать. Как Скарлет вернулась в свою Тару… Придется, наверное, делать капитальный ремонт, менять стекла в оранжерее. Ну ничего, ведь за счет министерства. Они пришлют солдатиков.

– Тусик, ты не совсем понимаешь, – покачал головой генерал. – Тут ничего не останется.

– Как это ничего? А наш домик? А мебель? А картины? А мой Ламборгини? А твои Порш и Бентли?

– Ничего, Тусик. Все сгорит синим пламенем.

– Ты такой пессимист, Васик! Но мы справимся. Не стоит так переживать. Сгорит – так сгорит. Плакать не будем, да? Я ведь жена солдата! Главное сохранять присутствие духа, что бы ни случилось. Съездишь в Швейцарию, возьмешь сколько надо – и начнем с тобой новую жизнь!

– Вряд ли, Тусик. Скорее всего, и Швейцарии не будет. И банка нашего не будет. Может быть, и денег тоже вообще не будет. Ничего…

– Хватит меня пугать, Васик! Ты же все-таки у нас министр обороны. Ну, придумай что-нибудь. Бункер-то у тебя есть?

– У меня есть командный пункт. Это вроде такого блиндажа метров триста под землей. Там, наверное, можно несколько месяцев пересидеть, но очень тесно. И без удобств. Вообще-то туда гражданским нельзя…

– Мы твоя семья, а не какие-то там гражданские! И куда же нам, по-твоему деваться, если туда гражданским нельзя?!

– Тусик, пожалуйста, не волнуйся. Есть еще правительственный бункер. Туда, наверное, немножко гражданских можно, хотя он всего на пятьсот человек. А строили его в шестидесятые и с тех пор не очень-то проверяли. Там такие кубрики. Одно место общего пользования человек на сто. Наука и техника, конечно, ушли вперед, но мы как-то не думали…

– Ты что, Васик, издеваешься?! – впервые за много лет повысила голос Татьяна Ивановна. – Ты хочешь меня и девочек запихнуть бессрочно в общагу с мужиками?! В какую-то подземную хрущобу?! Почему ты раньше не построил для нас нормальный современный бункер по последнему слову вашей проклятой военной техники?! Прямо здесь, у нас на даче. Министр ты или не министр?! Разве нельзя было найти на это средства в бюджете?!

– Но Тусик, – беспомощно развел руками Бурдюков. – Я же их нашел. В бюджете. Только вместо бомбоубежища – вот… Все, что имею, всё твоё. Ты же знаешь, все на тебя записано. А на бункер не хватило. Кто же мог подумать?..

– Надо было думать! Министр обороны называется! В Москве у него палаты, в Барвихе у него дача, на Кипре вилла, в Майями квартира, в Агридженто дом, в Пукете бунгало, в Бостоне для девочек особнячок – только убежища своего нет. И в чужое не пускают. Просто король Лир, да и только! Да ты на свои мог пять таких бункеров построить! И что же теперь с нами будет?

– Только не волнуйся так, Тусик. Все будет хорошо, – оправдывался Василий Алексеевич. Мы сейчас пытаемся добыть у японцев их технологии строительства подземных убежищ. Они ведь там все свои острова заглубили на километр в землю. Громадные такие модерные эко-комплексы, каждый на пятнадцать-двадцать тысяч человек. Постараемся один такой здесь построить.

– Вот как? Настоящий японский эко-комплекс? Со всеми удобствами? – при воспоминании о японских отелях и спа в голосе Татьяны Ивановны проскользнули ностальгические нотки. – И у нас там будет свой номер? Апартаменты сюит-люкс, надеюсь? А где будет жить прислуга?

– Не знаю, Тусик, не знаю. Сначала нам еще надо получить у них технологии и построить все это, а времени остается очень мало, меньше полугода. При нашем-то долгострое…

Министр печально махнул рукой и потянулся к бутылке «Курвуазье VSOP».

Глава XI Казначей Конторы

Звонок не застал Махмуда Курбанова врасплох. Он почему-то был уверен, что вся президентская рать и на сей раз без него не обойдется. Астероид-андроид-полароид, а без Махмуда никуда вам, господа-товарищи, не деться. Ну что ж, правильный выбор: в такое время не на каждого можно положиться, и там хорошо это знают. А на него можно. Столько раз уже полагались, что давно со счета сбились, наверное. В списках Форбса он, конечно, только на восемьдесят пятом месте… был до недавнего времени. После скоропостижной кончины прежнего властителя России некоторые аналитики почему-то сразу переместили его на третье. Поторопились, конечно, джигиты. Если хороший казначей, это совсем не обязательно владелец, да? Это скорее эконом, опекун. Всяк сверчок… Если он, Махмуд, признает за собой третье место или даже тринадцатое, Контора по головке не погладит, да? Эти свое, кровное, не отдадут, и лучше их на вшивость не проверять. Тем более, что и казначеем, простым банкиром быть совсем не так плохо. Аллах учит скромности и честности. Ибо сказано в священном Коране в суре «Покаяние»:

Когда же Он одарил их из Своих щедрот, они стали скупиться и отвернулись с отвращением. Он наказал их, вселив в их сердца лицемерие до того дня, когда они встретятся с Ним, за то, что они нарушили данное Аллаху обещание, и за то, что они лгали.

Знакомый голос в трубке многозначительно произнес:

– Махмуд, есть важный разговор. Ты сейчас свободен?

– Для тебя, брат, я всегда свободен. Зачем спрашиваешь? Приезжай, барашка зарэжем, шашлык кушать будем!

– Извини, нам тут сейчас не до шуток. Ладно, сейчас приеду. Жди.

Через двадцать минут в зеленом трехэтажном особняке на Ордынке раздался звонок, и камера внешнего наблюдения показала черный шестисотый Мерседес у ворот.

Махмуд сам нажал кнопку. Стальные створки плавно открылись, пропуская машину во двор, и также плавно закрылись за ней. Еще через три минуты в кабинет Курбанова входил высокий плотный шатен лет пятидесяти с массивным черепом, цепким взглядом глубоко посаженных маленьких глаз и легкой приклеенной улыбкой на губах.

– Ну, здравствуйте, Махмуд Казибекович!

– Здравствуйте, дарагой палковник Игорь Юрьевич Шемякин, новый начальник Службы экономической безопасности и Службы собственной безопасности, что почти одно и то же. Садитесь, гостем будете. С чем пожаловали в нашу бедную саклю? – с наигранным акцентом тепло приветствовал посетителя хозяин.

Впрочем, акцент в исполнении Махмуда Курбанова вполне гармонировал с его импозантной внешностью бравого джигита. Только проблески ранней седины в жгучей вороной шевелюре говорили о том, что кавказский антрепренер с французской Ривьеры уже разменял пятый десяток и немало повидал на своем веку.

– Дело есть, Махмуд. Большое дело.

– Что ты говоришь? Дело на миллион?

– Брось свои шуточки. Дело на миллиард. Да нет, на много миллиардов.

– Это уже интересно. Излагай, дарагой, я весь внимание.

Гость полез за айфоном и, используя его как блокнот, начал свою презентацию.

– Ты, конечно, в курсе относительно астероида Веритас, которого мы все с нетерпением ожидаем. Если ни наши, ни американцы не достанут его ракетами, всех накроет где-то в октябре. Масштабы предполагаемых разрушений тебе известны?

– Известны.

– Так вот, на Совбезе пришли к выводу, что наши бункеры никуда не годятся – отстали от времени по крайней мере на полвека и не соответствуют никаким современным стандартам. Решено любой ценой выгрызать новые технологии у японцев и строить подземный эко-комплекс для нашей политической элиты и капитанов бизнеса. Примерно на десять-пятнадцать тысяч мест. Строить ускоренными темпами и по первому разряду. Ты понял?

– Я понял, дарагой, не дурак. И вы хотите, чтобы ваш бункер строил я, да? Чтобы я создал трастовый фонд, строительную корпорацию и начал уже сейчас собирать инвестиции под строительство, да? А потом мы вместе с тобой и с твоими уважаемыми коллегами будем продавать части этого убежища из остаточной площади по цене миллион долларов за квадратный метр, да?

– Можно сказать, что да. Мне нравится ход твоих мыслей. Примерно это мы и имели в виду.

– Вот видишь, дарагой, Махмуд всегда правильно оценивает перспективные проекты.

Et tu sais bien, mon vieux, que je suis toujour prêt de vous supporter. Alors, si nous commançons tout de suite, il faut d’abord choisir des investeurs, n’est pas[13]?

– Брось ты свой французский, – отмахнулся гость. – Я плохо улавливаю. Тут бы с русским и матерным справиться… И так знаю, что ты по полгода живешь в Антибе, а зимуешь в Монте-Карло. Черновой список основных инвесторов мы уже наметили, но он будет меняться по ходу дела. В основном люди из нашей Конторы, из смежных ведомств, команда кремлевских, рублевский контингент, кое-кто из оборонки. Всего человек пятьсот. Вот имена, а точнее, кодовые имена пользователей для авторизации в проекте. И ожидаемые суммы инвестиций. Из бизнеса можешь сам кому-то предложить, хотя вряд ли тебе нужны помощники, а тем более конкуренты. Реальную стоимость мы пока не знаем, но, по прикидкам наших экспертов, строительство может потянуть на пару миллиардов. Во всяком случае не больше. А если удастся сторговаться с японцами, то намного меньше. Может быть, еще и даром отдадут, если провернем бартер. Проблема только во времени и в качестве технологий. Но рыночную стоимость мы назначаем сами – и тут уж нет никакого потолка. Половина мест зарезервирована. Остальные несколько тысяч наши. Каждое место предлагаем по тарифам космического туризма – от десяти до двадцати миллионов зеленых. Умножаем пятнадцать миллионов на пять тысяч…

– Молодец, дарагой, хорошо считаешь. Конечно! Я в деле. Тем более, что хороший бункер нам самим не помешает, да? Давай построим эту вавилонскую башню наоборот! Передай своим, чтобы не беспокоились. Пусть подгонят саперов и мобилизуют метрострой, пока мои основные силы не подоспели. Работы по монтажу начнем, когда технологии будут у вас в руках, а пока будем подводить к месту инфраструктуру. Кстати, место уже выбрали?

– Нет. Думаем. Может, опять под Ленинские горы зарыться?

– Воробьевы, дарагой, Воробьевы. Можешь своего Ленина засунуть очень глубоко, сам знаешь куда. Но там же все старыми шахтами и тоннелями изрыто. Зачем лишать народ такой коммунальной квартиры, да? Пусть категория В пользуется – тоже за деньги.

– Как ты сказал? Категория В? Это в каком смысле?

– А в таком, дарагой, что нам сейчас надо поделить всё население на социальные и имущественные категории, чтобы строить бункер уже с целевым решением, ориентируясь на конкретного потребителя. Азы, можно сказать, девелоперского ремесла. С твоего позволения, дарагой, я всех сам поделю. Примерно так себе это представляю…

Махмуд ткнул в экран огромного монитора на столе и стал пальцем выводить на дисплее начальные буквы алфавита:

Категория А – члены правительства, высший командный состав армии, полиции и спецслужб, губернаторы федеральных округов и прочие сенаторы, олигархи с семьями, лидеры думских фракций с семьями, члены Думы без семей, по жеребьевке.

Категория Б – обслуживающий персонал группы А, небольшие спецподразделения Службы охраны президента, ФСБ, СВР, ГРУ и других силовых структур по нашему выбору, усиленные частями ОМОНА, молодые женщины и девушки в достаточных количествах. Немного детей по специальным рекомендациям.

Категория В – технические и научные специалисты по обеспечению ремонтно-реставрационных работы, трудовые резервы.

Категория Е – все, кто приобрел индивидуальную или семейную платную путевку.

Категория Ж – все остальное население.

– Конструктивный подход, – одобрил Шемякин. – А кого же под Воробьевы горы?

– Трудовые резервы, я думаю. Всякий там научный и технический контингент, который может понадобиться не сразу, а через некоторое время. Например, когда уже твоя ядерная зима кончится и весна начнется.

– Почему моя? – обиделся Шемякин. – Я, что ли, виноват?

– Это я так, зима общая, конечно. Значит, отправим туда второй эшелон, да? Но это уже ваши проблемы, а я буду только по японскому бункеру работать. Чтобы наши уважаемые коллеги и партнеры в накладе не остались. Кстати, духовных пастырей не забыть! В категорию А, конечно. Патриарха с парой священников, муллу там, раввина…

– Может, без раввина обойдемся?

– Нет, не обойдемся. В общем, составляй списки, дарагой. А уж я как-нибудь займусь строительством.

– Не подведи, Махмуд. А то ведь сам знаешь…

– Обижаешь, брат! Конечно, знаю, поэтому не подведу, да? Не первый день замужем.

Но вы мне гарантируете, во-первых, полную свободу действий, во-вторых, контроль над финансовыми потоками, в-третьих, полную изоляцию и строгую секретность объекта. Чтобы ваши люди туда ко мне не совались. Так сказать, военная тайна, да? Договорились?

– Это почему же тебе такой полный контроль и свобода действий? А если мы захотим проверить?

– Потому что у вас в Конторе тоже кротов полно. И коррупционеров. И саботажников. И просто дебилов. Сколько там срубили на строительстве космодрома «Восточный»? Сколько напилили на долгострое «Зенит-Арены» в Питере? Сколько пустили на распыл в наукограде Сколково? Про Москва-Сити я уж и не говорю. А таможенные аферы! Может, там ваших людей вообще не было? Все эти ваши опера с сундуками долларов… Не смеши меня, Игорь Юрьевич. Честное слово, если только увижу вашу наружку, поймаю какого-нибудь топтуна или найду в компе жучок, все брошу к чертовой матери. Я так вести дела не привык.

– А как ты привык?

– Я привык работать на доверии. Сам должен знать. Кто ваши активы по швейцарским сейфам распихивал? На мне десятки, сотни миллиардов висят – и ничего, никто еще претензий не предъявлял. У меня свои каналы, свои люди, свои методы. Вот так, Игорь Юрьевич! Играем на моих условиях. Если хотите получить вещь, конечно. А не нравится, можете другого менеджера поискать – пускай он вам на Чукотке в вечной мерзлоте чум построит. Может, там лучше получится.

– Ладно. Махмуд, не гони волну. Мы же все решаем по понятиям, – примирительно кивнул Шемякин.

– Вот это правильно! А я тебе буду регулярно отчеты посылать – если надо, с фото и видеоматериалами. Так что будешь держать руку на пульсе. Только без личных указаний и партийного контроля.

– Так где будем копать?

– Ясно где – в Яхроме по Дмитровке. Красивые горки, да? От города недалеко – пятьдесят пять километров. Там сейчас парк и лыжный курорт, так что все будет выглядеть как генеральная реконструкция комплекса. На дворе ведь лето, да?

– Пожалуй. Но я еще насчет места с начальством посоветуюсь. Попозже тебе перезвоню.

Думаю, одобрят. А сейчас пора на службу.

– Иди, иди, дарагой. Небось, заждались тебя. Salut à ton chef. Dit lui qu’il est toujours bienvenu à Antibes[14].

– Спасибо, передам. Но ему сейчас не до Лазурного берега. Будь здоров, Махмуд.

После ухода Шемякина Махмуд Курбанов еще некоторое время сидел в раздумье, потом достал айфон и стал сосредоточенно листать адресную книгу.

Глава XII Водка дешевеет

Петр Бубнов вернулся со смены, как всегда, злой и голодный.

Молча выхлебал тарелку борща, сосредоточенно сжевал под стаканчик перцовой две котлеты и так же молча уселся к телевизору с бутылкой Старого мельника. Нюра убирала со стола, не смея отвлечь мужа от футбола, и тихонько утирала рукавом слезу. Шестилетний Виталик, устроившись на ковре, бешено крутил встроенную мышь ноутбука, пытаясь догнать и изловить убегающего динозавра.

Когда закончился первый тайм и началась реклама, Нюра все же подсела на диван и робко спросила:

– Петя, что же теперь будет? С астероидом этим? Что там у вас в профсоюзе говорят? Эвакуировать всех будут или как?

– Ты чего, Нюрка, с луны свалилась? – неласково ухмыльнулся муж. – Какие профсоюзы?

Не знаешь, что ли, на кого мы вкалываем? Последний профсоюз, я слышал, в девяносто первом медным тазом накрылся. А у нас один профсоюз – он же хозяин, он же царь и бог. Губарев Сергей Евгеньевич.

– Ну и чего ваш Губарев? Куда всех девать собирается?

– Сказал бы я тебе, куда, если б не Виталик. Сама догадайся, блин! Чего ты раскудахталась? Он же не прилетел еще, так?

– Но как же, Петя? Ведь прилетит – и ничего от нас не останется. Вон, по ящику только про то и болтают целый день. Все сожжет в прах. Надо же делать что-нибудь. Может, продукты запасать или… я не знаю… Кредит в банке взять…

– На что тебе кредит? Место, что ли, на кладбище понадобилось? Так у нас есть уже, мамкино, на Востряковском.

– Типун тебе на язык! Какое кладбище?! Я говорю, может, кредит взять и уехать. В Европу куда-нибудь. Ведь Виталик же… Там, небось, пристроят в убежище какое-никакое.

– С какой радости они нас, Нюра, должны пристраивать? При всех санкциях-то! Думаешь у них там своих мало? Прям они для нас убежищ понастроили – приезжайте, гости дорогие, на все готовенькое! Для вас старались! А свои вместе с законными мигрантами пусть подождут! Да и кредитов уже никто не дает. Какое там! Своих-то вкладов уже не выцарапать.

– Да что ты?! Неужели как в девяносто восьмом?

– Хуже, Нюра, много хуже. Просто хуже некуда. Спасибо, еще зарплату не заморозили.

– А могут?

– Они всё могут. Нас не спросят. И податься некуда. И жаловаться некому. А хоть бы и было, кому… Что толку? Вот так, Нюра. Подкрался незаметно…

Нюра зарыдала в голос, уткнувшись в диванную подушку, так что маленький Виталик оторвался от дисплея и укоризненно взглянул на мать. Однако он давно привык к таким сценам и потому тут же равнодушно отвернулся, сосредоточившись на игре.

– Да ладно сырость разводить! Все путем. Не боись! – похлопал ее по спине Петр, поглядывая одним глазом в телевизор, где рекламировали недвижимость в коттеджном поселке Боровое всего по восемь штук условных единиц за квадратный метр. – Чего-нибудь они там придумают. Без нас, конечно. Зато ханка, вишь, на десять процентов подешевела. Скоро, говорят, дискаунт до двадцати процентов дойдет. И пиво тоже. И огурцы маринованные на полтинник упали. И вобла. А рубль вниз рванул. Во жисть! С этими пацанами не соскучишься! Ага!

Петр зло хохотнул и отхлебнул из горлышка.

Нюра действительно умолкла, утерла глаза рукавом и решительно сказала:

– Нет, Петя, надо что-то делать. А то пропадем. В метро прятаться я с Виталиком не пойду – задавят. В деревню твою уезжай – не уезжай, все равно без толку. Когда рванет, там не пересидишь.

– Ну и что теперь? Сразу, что ли, всем газом травануться? Какие еще идеи?

– Ты Костика помнишь?

– Какого еще Костика?

– Ну, у Димки, брата моего, на свадьбе еще шафером был. Так вот, Костик этот диггер!

– Кто-кто?

– Диггер! В Москве под городом разные подземелья раскапывает.

– Сокровища, что ли, ищет?

– Может, и так. А все ходы и выходы там, под землей, наносит на карту. Я помню, он еще по пьянке хвастался, что нашел где-то под Рождественским монастырем на Трубной подземный ход. Шел, шел по нему все вниз, под уклон, и вышел к развалинам подземного города. Типа катакомбы. И вроде бы там, кроме него, еще никто не бывал. Он-то сам никому не показал, потому что собрался там сокровища искать. Говорит, люди там от татар прятались во время набегов. Еще при Тохтамыше. Тогда монастырь только открылся. И городские наши власти туда пока не добрались. Камень там – песчаник, рыть легко, вот монахи, наверное, и рыли много лет. А потом то ли забыли, то ли забросили. И вода там, вроде, есть – речушка какая-то, в Неглинку впадает. И воздух, вроде, откуда-то идет. В общем, надо нам Костика найти и с ним уговариваться, пока другие не хватились.

– Так там же жрать нечего. Сколько мы там выдержим, в таком схороне?

– Ничего, консервов накупим, концентратов. Пока еще всё в магазинах есть. На Ладу твою погрузим, потом перетащим как-нибудь.

– А пробираться туда как? Через монастырь? Он, кажись, сейчас действующий, да еще женский.

– В том-то и дело, что нет. В монастыре про это вроде бы и не знают. Туда лаз один ведет из подвала. Из дома, что на Рождественском бульваре.

– Во дела! Ну ладно, ищи своего Костика, Нюр. Всё лучше, чем здесь в мундире запекаться или в масле жариться. Только надо будет команду сколотить – мы тут вдвоем-втроем не потянем. Давай Димку твоего, Коляна еще возьмем, Михалыча. Еще можно Пашку Кривого – он в Чечне служил, в десантуре. Крутой мужик. А он еще пару своих прихватит. И оружия надо побольше – на всякий случай. Но ты пока Костика ищи и зови его в гости. Потолкуем.

Петр отхлебнул еще пива и вернулся к футболу, стараясь наверстать пропущенные минуты второго тайма.

Глава XIII Сумерки на Гинзе

Австрийский бюргер герр Мюнцер в спортивной майке, джинсах и сандалиях на босу ногу прогуливался по Гинзе, как и подобает туристу, вертя головой по сторонам и тараща глаза на бесконечные стеклянные витрины. До намеченной встречи оставалось еще около часа, и Вик решил провести рекогносцировку местности, а заодно проверить, нет ли за ним хвоста. Перед отъездом шеф предупредил, что где-то в Кремле давно окопался крот, так что любая информация может просочиться с секретных заседаний и в мгновение ока достигнуть любого уголка планеты. Кто этот крот, пока установить не удалось, но похоже, что нити ведут в Службу охраны президента.

Беда была в том, что Служба Внешней разведки подчинялась непосредственно президенту, и все сведения об основных текущих операциях следовало докладывать лично первому лицу. Однако в последнее время президент, в отличие от своего предшественника-профессионала, до рутинных отчетов не снисходил, перепоручая их то начальнику Службы охраны, то секретарю Совета Безопасности, а то и его заместителю. Эта унизительная для разведки новая система не замедлила принести губительные последствия. В Европе, Америке, Азии и даже в Южной Африке началась цепная реакция провалов. Лучшие агенты, работавшие под прикрытием долгие годы, неожиданно почувствовали свою уязвимость.

– На резидентуру надейся, а сам не плошай, хоть тебя там и встретят наши, – напутствовал его генерал Гребнев. – Смотри в оба. Вспомни все, чему тебя учили. Это тебе не в Сиднее аборигенов спаивать!

Австралийскую эскападу генерал теперь припоминал при каждом удобном и неудобном случае: то ставил Вика в пример учащимся Академии, то наоборот, ругал за политически некорректное обращение с коренными австралийцами. А дело было так.

Его послали вербовать известного физика Бурштейна, эмигрировавшего в лихие девяностые из Киева и нашедшего приют на посту заведующего лабораторией ядерных технологий Сиднейского университета. По агентурным данным, Бурштейн оказался заядлым преферансистом. Он проигрался в пух и прах, наделал немыслимых долгов и заностальгировал. Оставалось только встретиться с бывшим соотечественником и ударить по рукам, но сделать это было непросто.

Хотя паспорт у Вика был выписан на имя Джона Уилсона, гражданина острова Сайпан, его вычислили по чьей-то наводке уже в аэропорту и приставили наружку. Сначала серая Тойота, нахально пристроившись сзади, проводила его такси до самого отеля. Потом за ним неотступно следовали двое, время от времени меняясь местами и кося под мирно прогуливающихся обывателей. Выручила западная демократия. Служба безопасности Австралии, неукоснительно придерживаясь правил политкорректности, а также подчиняясь местным законам о гражданских правах, поручила слежку за русским шпионом двум здоровенным аборигенам. Мало того, что их было видно за версту, но они и сами не думали прятаться. Просто шли за ним по пятам в своих зеленых шортах и красных туниках, слегка приплясывая на ходу. Он пытался оторваться, но аборигены хорошо знали местность, и уйти от них было невозможно. Обежав таким образом чайна-таун и выбравшись через деловой центр мимо этнографического музея к порту, Вик наконец понял, что дальше так продолжаться не может. Он заприметил столик в открытой пивной на длинном пирсе и уселся с видом праздношатающегося туриста. Его спутники устроились неподалеку и заказали апельсиновый сок. Пить пиво на службе им, видимо, не рекомендовалось.

Тогда Вик пошел ва-банк. Одним легким движением он пересел за столик к аборигенам с кружкой пива в руке и громогласно поздоровался. Несколько ошарашенные таким поворотом дела филеры вежливо сказали: «Хэлло». И тут Вик на своем родном техасском наречии понес страшную ахинею о том, что сам он с Сайпана, но родители живут в Штатах, и что все сайпанцы-чоморра давно и безответно любят коренных австралийцев, как родных братьев, а сам он любит чоморра, потому что у него девушка чоморра, которая всем не-чоморра даст сто очков форы. А здесь ему нравятся коренные австралийки. И ему, сайпанцу, любящему чоморра, отрадно сознавать, как счастливо живется коренным австралийцам на родной земле, – вот, как вам, например, ребята! – за что надо немедленно выпить! Не дожидаясь ответа, он заказал на всех пива и бутылку бурбона, пояснив, что, по техасскому обычаю, «пиво без бурбона – деньги на ветер». Моментально плеснув по сто грамм во все три кружки, прямо в осевшую пену, он предложил выпить за чоморро-австралийскую дружбу, а вконец обалдевшие от этого бешеного натиска и техасского акцента аборигены не посмели отказаться. Не теряя времени, Вик вылил из бутылки в полупустые кружки остаток кукурузного виски и предложил тост за австралийский Аутбэк, родину свободы! И снова тайные агенты австралийской Службы безопасности, сохранившие в душе ностальгическую любовь к пустыням дальнего Севера, не могли не поддержать тост. После чего заставить их взять еще по кружке с добавлением того же бодрящего техасского напитка уже не составляло труда.

Вероятно, у аборигенов, которых белые колонизаторы несколько веков спаивали огненной водой, не было иммунитета к ершам. Во всяком случае минут через двадцать Вик, расплатившись, уже шагал по своим делам, а работники автралийской наружки дружно храпели под навесом на пирсе, куда их перенесли заботливые официанты. Встреча с Бурштейном прошла на высоком уровне, и гражданин Сайпана Уилсон в тот же вечер вылетел домой с пересадкой в Сингапуре.

Однако Сидней остался в далеком прошлом. Сейчас Вик стоял у витрины универмага Мицукоси и рассматривал здания по обе стороны неширокой, запруженной машинами улицы. Гинза не произвела на герра Мюнцера особого впечатления. Он достаточно повидал в своей жизни магазинов и ресторанчиков, чтобы впадать в ступор от этого центрального квартала, застроенного невысокими разнокалиберными бетонными зданиями образца шестидесятых-семидесятых годов прошлого столетия, напичканных сверху донизу лавочками, офисами и харчевнями. Это была, судя по всему, главная улица района Гинза с оригинальным названием Тюодори, Центральная. Во всяком случае назвать ее проспектом было бы явным преувеличением. Только что Вик прошелся по всему району. При этом он, по старой привычке, подсчитывал улицы и переулки, время от времени сверяясь с картой, и теперь чувствовал себя на Гинзе как рыба в воде.

Всего Гинза, разлинованная наподобие шахматной доски, насчитывала примерно пятнадцать узеньких улочек в длину и семь или восемь в ширину. Расстояние между ними не превышало ста метров, так что обойти это пространство пешком можно было меньше, чем за час. По фронтонам, обращенным к магистрали, теснились мировые бренды: Гуччи, Прадо, Кальвин Кляйн, Луи Виттон, Гермес, Сальваторе Феррагамо, Диор, Армани, Коуч. Заглянув в известный ему по описаниям «японский ГУМ», универмаг Мицукоси с приветливым бронзовым львом у входа, Вик и там нашел на нескольких этажах все те же бренды, только организованные по секциям. По сравнению с этим торговым монстром его любимый лондонский викторианский Хэррот с причудливой Египетской лестницей и сохранившимися кое-где старыми деревянными полами казался курьезным ископаемым, средневековым уродцем. И это было еще старое здание Мицукоси – второе, новое, располагалось в нескольких кварталах к северу, за мостом Нихонбаси, от которого, как явствовало из путеводителя, велся отсчет расстояния по всем дорогам страны. Однако и в Штатах, и в Канаде, и даже в Сингапуре, не говоря уж о Москве, подобные гиганты давно перестали быть редкостью. В нижнем этаже здания оказался огромный супермаркет. Вик вспомнил, что об этом тоже упоминалось на инструктаже: при крупных японских универмагах непременно имеются продовольственные супермаркеты.

Совсем рядом маячил еще один гигантский универмаг Мацуя, а дальше тянулись ряды больших и малых торговых точек, густо увешанные пестрой рекламой и напомнившие ему московский молл Крокус – только повышенной этажности и под открытым небом. Задники домов, выходившие в продольные переулки, тоже были заполнены магазинами и закусочными, но уже отнюдь не столь помпезного вида. Чуть поодаль призывно пестрел афишами свежеотреставрированный довоенный театр Кабуки.

Беззаботно разгуливая по Гинзе, Вик периодически поглядывал в зеркальные боковинки своих темных очков. Вмонтированные в оправу микрозеркала с мощным оптическим разрешением позволяли видеть все происходящее сзади, как за рулем автомобиля. Еще в оправе помещались видеорегистратор и мини-джипиэс, а также направленный звукоуловитель, действовавший в радиусе двадцати метров. Он ждал появления хвоста, который легко было бы засечь в пустынном переулке на задворках. Но хвоста не было. Возможно, настырное японское Информагенство его еще не накрыло. В таком случае шансы на успех увеличивались многократно.

Оторвавшись от витрины с полулежащими женскими манекенами в нарядных платьях, Вик взглянул на знаменитые куранты с логотипом Seiko под циферблатом, которые показывали без трех минут семь. Еще одна токийская икона, о которой он вычитал в путеводителе… Наискосок от Мицукоси и прямо напротив дома с часами над входом в кафе красовалась вывеска «Doutor», а тремя этажами выше на огромном плазменном экране юная гимназистка в задорном видеоклипе бешено прыгала через скакалку, распевая при этом какую-то кошачью канцону.

Смеркалось. Летняя мгла теплой липкой волной заливала Гинзу. Там и сям по фасадам магазинов вспыхивали огни рекламы, постепенно сливаясь в пеструю, яркую мозаику. Постепенно вся улица превращалась в сплошное море расцвеченного неона, веселое месиво букв, иероглифов, картинок и видеоклипов, на фоне которого мельтешили внизу маленькие человеческие фигурки.

Когда куранты после долгого музыкального вступления пробили семь раз, герр Мюнцер подошел к стеклянным дверям, которые немедленно раздвинулись перед ним, открывая вход в довольно уютное тесное помещение. Первый этаж кафе представлял собой дугообразный зал, огибающий лестницу. Как было известно Вику, вошедшему с северной стороны дуги, на южной имелся еще один выход, а точнее, два выхода – вправо и влево. Место встречи подобрали с таким расчетом, чтобы можно было легко уйти от хвоста и смешаться с толпой.

За дальним столиком в углу сидела девушка в темной блузке с пышной копной русых волос. В правой руке у нее была чашечка кофе, а в левой книжка японских комиксов-манга с яркой обложкой. Виктор уверенно направился к столику и сел напротив девушки, небрежно бросив: «Хай, дарлинг!». «Хай», – так же небрежно ответила она, не отрываясь от книжки. Виктор не сразу сообразил, кого ему напоминает новая знакомая, пока в памяти не всплыло имя Скарлет Юхансон. Забавно: «Трудности перевода» два…

В досье о его новой знакомой было сказано немного. Нина Исии, по российской метрике Суворова. В Японии с десяти лет. Мать замужем за предпринимателем Тэрухиро Исии, одним из совладельцев концерна Исии моторз. Окончила частную школу для девочек «Судзуран» в Токио. Затем учеба в университете Васэда на факультете социологии, магистратура в Беркли, докторантура в Гарварде, лекторская работа снова в Васэда, место доцента на факультете Свободных искусств престижного частного университета Дзёти, который часто именуется на западный манер София, и наконец должность консультанта Международного агентства по культурному сотрудничеству при Совете министров. Есть сводный брат тринадцати лет. Самой Нине было сейчас двадцать восемь, но выглядела она лет на пять моложе. На шее у девушки в вырезе блузки тускло поблескивал серебряный медальон с головой дракона.

Глава XIV Зубы дракона

Вик Нестеров был слеплен из особого теста. Его жизнь и его карьеру лепил своими руками генерал Гребнев, премудрый ваятель судеб человеческих, архитектор лучшей в мире шпионской паутины. Отец Виктора был полковник ГРУ, старый товарищ Гребнева по оружию еще с Анголы. Погиб на окраине Грозного в девяносто четвертом, прикрывая отход штурмовой спецгруппы. Молодая вдова осталась одна с маленьким Витей на руках. Пенсии едва хватало на оплату квартиры. Перебивались с хлеба на воду, а вокруг взметались вихрем лихие девяностые. Смутное время накрыло Россию. Страна билась в агонии, содрогалась под властью криминала. Впереди был только мрак.

Как-то в ненастный осенний день генерал Гребнев, в ту пору начальник отдела стратегического планирования СВР, позвонил Марии Нестеровой и пригласил для серьезного разговора. Это была долгая беседа, но суть ее была проста и печальна. Генерал сказал, что жить в России сейчас очень трудно, а будет только труднее. Женщине с ребенком одной не справиться. Как ни горюй, рано или поздно придется искать мужа. А кого можно найти живя в захолустье, в Щербинке, и вкалывая день-деньской в школе учительницей математики? Только какого-нибудь горемыку-лейтенанта с неудавшейся карьерой и нищенской ставкой. Снова десятилетия мытарств. Но для молодой красивой женщины есть альтернатива: уехать за рубеж, в Штаты, и выйти замуж там.

– Жениха тоже уже подыскали. Отличный парень, вдовец, бездетный, сорок пять лет. Богатый скотопромышленник из Техаса. Хочет русскую невесту до тридцати пяти, высокую, статную, интересную блондинку, с начальным знанием английского. Ребенок приветствуется. Вы, Маша, подходите идеально.

Конечно, вы можете возмутиться таким цинизмом и хлопнуть дверью. Или же можете саркастически задать вопрос, какую информацию должны будете нам поставлять за такое посредничество. Отвечу: никакую. От вас лично нам ничего не надо. Вы будете мирно и счастливо жить с новым мужем в полном довольстве, вместе состаритесь и, может быть, умрете в один день. Мы никогда не напомним вам о своем существовании, вы никогда не услышите от нас звонка, не получите ни строчки.

Но при этом, да, на вас будет возложена некая миссия. Вы будете промежуточным звеном. Ваша задача проста и вполне естественна: вы воспитаете в ребенке, которого везете с собой, любовь к России, к родине его предков, к родине его отца, который пал смертью храбрых на дальних российских рубежах. Вы внушите ему, что нет священнее долга, чем служить России, где бы ты ни находился, чью бы фамилию ни носил, что бы ты ни делал и какие бы подписки ни давал. Россия прежде всего!

Поймите, Маша, мы действительно стоим на краю – на краю пропасти. Россия может скоро исчезнуть с карты, как уже исчез Советский Союз. При наших нынешних правителях мы уже растеряли все, что имели, разоружились перед Западом и вышли голыми на площадь. Еще десять-пятнадцать лет при том же режиме – и о России будут упоминать лишь в учебниках истории. Я знаю, что вы не хотите такого конца, как не хотел этого Толя, ваш муж и мой боевой товарищ. Кто-то должен этому помешать. Кто, если не мы? Разведка еще сильна, хотя слишком многих уже нет с нами. Но мы пока живы, и мы вместе создадим тайное оружие. Вас никто не неволит, вы можете отказаться. Но только мы с вами можем возродить эту страну, вытащить ее из трясины и спасти от стаи шакалов, которые только и ждут, как бы вцепиться в горло издыхающему медведю. Вы пойдете с нами?

– Пойду, – тихо сказала Мария Дмитриевна. – Пойду. Ради Толи. Ради моих папы и мамы. Ради дедушки, который остался лежать под Ельней. И ради бабушки, которая умерла в блокаду. И ради Вити… Я воспитаю его русским. Но зачем, Сергей? Что же ему, русскому мальчику, делать в Америке? Разве не лучше будет вырастить его американцем?

– Нет, Марья Дмитриевна, не лучше. Потому что Витя, когда вырастет, будет служить России там, куда мы его пошлем – в Америке или в Европе, в Азии или в Африке. При этом он будет стопроцентным американцем с идеальной биографией. Усыновлен в десять лет, вырос в штате Техас, потом престижный университет, а дальше… дальше мы скажем, что делать. Лет через пятнадцать-двадцать. Но будьте уверены, он всегда будет под нашим крылом. Вы меня знаете. Я слов на ветер не бросаю. Он будет солдатом России в новом веке, в новом тысячелетии. Будет защищать наш народ от всей этой нечисти, которая так и лезет изнутри и снаружи. Мы не заставим его организовывать терракты, ликвидировать политических лидеров, взрывать американские города. Он нужен нам для другого – для спасения России. Он и другие парни, такие же, как Витя, вернут ей силу, будут ее надеждой и опорой.

– Вам, Маша, я могу открыть секрет, – продолжал генерал. – Вы не единственная, кому я готовлю такую роль и от кого требую материнской жертвы. Мы создали свое брачное агентство. Тщательнейшим образом подбираем нашим женщинам мужей за рубежом и новых отцов их детям, проверяем все до мелочей, проводим тесты на психологическую и физиологическую совместимость. Работают специалисты высшего класса. У нас уже есть сотни, тысячи добровольцев – матерей-одиночек, вдов павших офицеров и солдат, – которые готовы растить своих сыновей и дочерей воинами России.

Как и вы, они уедут за рубеж, выйдут замуж там, где-нибудь в странах Евросоюза, в США, в Мексике, в Австралии, в Японии, даже в Китае. Будут жить долго и безбедно в состоятельных благополучных семьях. Для них, как и для вас, это новый старт, выигрышный билет в лотерее. Но своих первенцев они отдадут России. Это будут наши зубы дракона, которые мы посеем там, на чужом поле. Помните миф о Язоне? И тогда нам не страшны будут никакие угрозы Запада, никакие козни Востока. Россия не погибнет. Через поколение она возродится мощной сверхдержавой, надежно прикрытая своими верными сыновьями и дочерьми со всех сторон. Даст Бог, и от нынешних правителей не останется следа – придут те, кто выберет верный путь. А вам я обещаю, что, когда настанет время вернуться, Витя будет всегда при мне. Так что, решаетесь?

– Решаюсь, – одними губами прошептала Марья Дмитриевна.

– Другого я от вас и не ожидал, – мягко сказал Сергей Федорович.

Дальше все шло именно так, как рассчитал генерал Гребнев. Марья Дмитриевна через брачное агентство «Альянс» была представлена техасскому бизнесмену Дону Перри и встречена с восторгом. Американский жених оказался хорошим, деловым мужиком, добрым и заботливым. Новую жену он сразу горячо полюбил, Виктора тоже принял ласково: устроил в школу в Далласе и часто брал с собой на ранчо.

Вик Перри рос простым техасским парнем, но пепел Клааса стучал в его сердце. Мать рассказывала ему о России, показывала фото деда и бабушки, читала с ним русские книги, смотрела русские фильмы – особенно про войну и про разведчиков. У них в доме была специальная игровая комната, где Панасоник всегда был включен только на прием русских теле и радиоканалов. Позже появился русский интернет. Когда мальчик подрос, Марья Дмитриевна рассказала, кто был его отец, чем занимался, и как погиб в бою, закрыв грудью товарищей. В отсутствие Дона они говорили только по-русски. Светловолосый голубоглазый мальчик, настоящий американский голден бой, видел во сне Россию и знал, что когда-нибудь вернется туда.

Тем временем у Марии Дмитриевны родилась дочь, чудесная веселая девчушка. Вик обожал сестренку Джуди, пел ей детские песенки про чебурашку, таскал в парк на аттракционы и читал перед сном стихи Агнии Барто, но Джуди больше нравился Мики Маус, а себя она называла не иначе, как Джуди-Мини. Родители говорили с ней по-английски.

Учился Вик легко, всё схватывал на лету. Записался в школьную команду по американскому футболу и уже через четыре года был ее капитаном. Футбольная слава и кошелек Дона Перри открыли перед Виком врата Гарварда. Он выбрал лучшее, что мог предложить этот храм американской творческой мысли, – Школу Инженерии и прикладных наук, отделение компьютерных технологий. Там Вик вступил в университетский клуб восточных единоборств, дошел до третьего дана каратэ годзю-рю и первого дана кэндо. Он завел роман с дочкой крупного финансиста и получил приглашение на стажировку в фирме у папаши. Все шло по накатанной колее, но однажды в мае, когда Вик после лекций кормил белок на дальней дорожке кампуса, к нему подошел седой, коротко стриженный мужчина лет пятидесяти спортивного сложения, с резкими, грубоватой лепки, чертами лица, и сказал по-русски:

– Вот ты какой стал, Витя. Не забыл еще своих?

– Не забыл, Сергей Федорович, – по-русски, без акцента, твердо ответил Виктор. – Я вас очень хорошо помню.

Он как будто бы вовсе не удивился, словно всю жизнь ждал этой встречи.

– Что ж, тогда пойдем, поговорим.

Они сидели в маленьком сквере и говорили. Виктор рассказывал о себе, о своей семье, о сестренке Джуди, о прелестях информатики, об особенностях американского футбола, о преимуществах Годзю-рю в сравнении с Сётоканом и Сито-рю, о своей девушке Полли, о ее крутом, но очень забавном папаше. Сергей Федорович внимательно слушал, изредка вставляя малозначащие вопросы, и оценивал. Он оценивал всё: манеру речи, смысловую наполненность, логику повествования, тональность, чувство юмора, лексическую базу и формулировку мысли, произношение, интонацию, внимание к реакции собеседника.

– What’s your second language, Vic?[15] – неожиданно поинтересовался генерал, любопытствуя, что выберет его собеседник: русский или английский.

– German, – не задумываясь ответил Виктор. – Certainly both English and Russian are my native tongues. I’ve been taking German at school and still keep оn brushing it up here. Three times a week. Heinz, my roommate at the dorm, he’s coming from Graz. Such a cool guy! I don’t like Shito-ryu, but he’s a real pro. I lost a fight to him last week. Have you ever been to Austria[16]?

Поймав лукавый взгляд Сергея Федоровича, Виктор слегка покраснел и снова перешел на русский.

– Извините. Это я так, по инерции. А немецкий я знаю вполне прилично: Хайнц говорит, что в Штирии мог бы преподавать фонетику.

– По-русски это имя звучит как Гейнц.

– Странно… Хотя, конечно, ведь Хайне тоже по-русски Гейне, да?

– Бесспорно. Ты не смущайся, это пустяки. Русский у тебя действительно родной язык. Молодчина. А родина-то у тебя где, как ты считаешь?

– Моя родина Россия. Там похоронен мой отец. И другой мне не надо. Хотя Штатам я благодарен, конечно…

– И ты готов служить России, как твой отец?

– Готов.

– Что ж, низкий поклон твоей маме, Марье Дмитриевне. Только не надо ей говорить, что мы встречались. Пока что, сынок, заканчивай университет и готовься… служить России.

А вот это возьми на память и носи. Если спросят, скажешь, любимая девушка подарила.

Сергей Федорович вложил Виктору в приоткрытую ладонь серебряный медальон на тонкой цепочке. Медальон был величиной с небольшую монету, с рельефным рисунком по всей поверхности. Присмотревшись, можно было разглядеть усатую морду дракона с хищно ощеренными клыками. Виктор, ни о чем не спрашивая, надел цепочку на шею и застегнул замок, а генерал, словно в пояснение, добавил:

– Видишь ли, мы не собираемся воевать с Америкой и вообще ни с кем больше не хотим – навоевались досыта. Но нас обкладывают, как волков на охоте, прессуют, стараются вытеснить на обочину истории, разоружить. К сожалению, и внутри страны за эти двадцать с лишним лет лучше не стало: гниль вокруг, ворье, жулье. Говорят, что мы же их и защищаем… Но поверь, мы не их защищаем, а свою страну, свой народ. Ворюги эти сдохнут, а Россия будет стоять. И стоять она будет на плечах таких, как ты – молодых, сильных и хорошо вооруженных. Знаниями, конечно. Но не только…

Говорят, что весь беспредел от того, что в России нет национальной идеи.

Вранье! У нас она есть: сильная страна, честное государство. К сожалению, мало кто нас поддерживает. Одних не устраивает честное государство, и это правящее меньшинство. Других устраивают амбициозные демагоги во власти, и это пассивное большинство. Третьи просто шарахаются, как черт от ладана, от всех силовых структур, блеют что-то о демократии и норовят при первой возможности свалить за бугор. А может, они и правы: плесень уже проникла всюду. Приходится полагаться только на себя, на свои силы, пока народ не дозреет. Иначе Россию не сохранить.

В общем, так, Витя. Когда на будущий год перед окончанием у вас тут начнут рекрутировать продвинутых ребят в армию или ЦРУ, тебе надо будет подать заявление. А дальше посмотрим. И каратэ не бросай – пригодится. Будь здоров, сынок. Еще увидимся.

Генерал Гребнев встал и, не оглядываясь, пошел к парковке.

Все это было в далеком 2004 году. Вик Перри окончил Гарвард, получив диплом summa cum laude[17]. Папаша Полли звал способного парня к себе в корпорацию, но тот выбрал другую карьеру. Да и Полли к тому времени ему порядком поднадоела. Вик все чаще видел своих американских друзей и подруг как бы со стороны, глазами человека другой культуры. Ему все меньше нравился туповатый прагматизм, которого здесь было так много, самодовольный нагловатый вызов окружающему миру, о котором, вероятно, можно было ничего не знать, откровенный эгоцентризм и дефицит того, что у русских называлось душой.

Он продолжал читать русских классиков, смотрел русские фильмы онлайн и не пропускал новостей из России. С ним вышли на связь, когда он поступил в ведение ЦРУ и получил неплохое место в отделе компьютерной безопасности в Лэнгли. Задание звучало просто: «Базы данных».

Через некоторое время стало очевидно, что система защиты служебных компьютеров отслеживает все варианты слива информации вне четко обозначенных заданием адресатов. Любая попытка скопировать что бы то ни было на внешний носитель была равна самоубийству и к тому же обречена на провал. Спустя два года, в течение которых Вик добросовестно ежедневно ходил на службу, не имея никакой перспективы приступить к выполнению задания, шанс неожиданно представился. Во время командировки в европейский офис Управления в Берлине один из коллег обмолвился, что у них есть бэк-ап всех данных центрального сервера и основного хранилища. Причем сейчас они как раз занимаются переформатированием и обновлением всей структуры памяти – закачивают на единую матрицу. Однако дело идет туго: материала слишком много, персонала в Берлине слишком мало, а сроки поджимают. Его как специалиста по информационной безопасности попросили подключиться на время командировки – и он подключился к колоссальным базам данных. Разумеется, все скачать было невозможно, но добытых им десятков терабайт хватило российской разведке на несколько лет работы. По сравнению с этой операцией состоявшийся семью годами позже демарш Эдварда Сноудена, который наделал много шума и сильно осложнил отношения России со Штатами, выглядел мелким мошенничеством. Все прошло настолько тихо, что в ЦРУ так никто никогда и не догадался об этой утрате девственности Центрального сервера.

Генерал Гребнев логично рассудил, что подобная удача в одном конкретном месте выпадает только раз, и решил использовать «золотого мальчика» на других направлениях.

Вик Перри неожиданно утонул, занимаясь серфингом на Бали в штормовую погоду. Тела так и не нашли, поскольку оно благополучно переместилось чартерным туристическим рейсом в Питер под именем Александра Савинова. ЦРУ направило скорбное оповещение матери, но ей уже было известно реальное положение дел. Виктора же по возвращении отправили на два года повышать квалификацию в Школу. Последние семь лет он состоял в спецдивизионе «Дракон», которым командовал лично генерал Гребнев. За ним числился длинный список зарубежных операций высшей степени сложности, три ранения, ордена, медали и личная благодарность покойного президента за поимку беглого олигарха Циперовича в джунглях Амазонки.

Глава XV Японский Бонд

Профессор Мияма все десять часов полёта обдумывал свою щекотливую дипломатическую миссию, при этом все более проникаясь грандиозностью поставленной задачи и значением собственной личности в истории. В конце концов для человека культуры, носителя подлинной высшей духовитости, не так уж плохо быть агентом разведки, хоть бы и двойным. А если повезет – и тройным… В истории таких примеров хоть отбавляй. Кто-то рассказывал, что в Англии во времена Шекспира этим занятием не брезговал некий драматург Кристофер Марло. Читать его пьесы профессору, правда не доводилось… Известно, что Даниэль Дефо неплохо подрабатывал, шпионя для тори против вигов… Во Франции тем же промышлял блестящий драматург Бомарше, как рассказывал один коллега с соседней кафедры. А уж в российской истории двадцатого века можно найти десятки таких примеров – и всё интеллектуальная элита, рафинированная, так сказать, интеллигенция. На этом материале профессор Мияма не одну собаку съел. Чего уж далеко ходить, если Азеф… Если сам Сталин был агентом охранки, Ленин готовил переворот на германские деньги, полученные от Парвуса. Ну, и так далее… Как носители сакральной духовитости вроде Эфрона заманивали в сети коллег-эмигрантов и собирали информацию на собратьев по цеху в родной стране, сегодня известно каждому школьнику. А стратегическая разведка – и вовсе святое дело. Даже иные японцы чтят память шпиона Зорге, именем которого названа школа в российском посольстве в Токио. И названа, наверное, не зря – должно быть, там и сейчас готовят преемников замечательного русского шпиона.

Может быть, некоторым столпам культуры это необходимо, как допинг? К тому же риск щекочет нервы, подогревает воображение. Впрочем, сам Мияма никогда смелостью не отличался и рисковать не любил. Зато ему нравилось сознание тайной власти над людьми, особенно над людьми значительными, талантливыми – возможно, занимающими место выше него на объективной шкале дарований. С ними трудно было конкурировать, но их судьбой можно было тайно распоряжаться или, по крайней мере, на нее влиять, хоть и не всегда как хотелось бы. Жажда тайной власти заставляла его поставлять отчеты этому потливому борову Рюмину. Каждый новый отчет преисполнял его чувством гордости – как если бы он вел бухгалтерию самого Господа Бога, позванивая ключами от чужих сейфов.

Ну а сейчас… Сейчас он, Кудзуо Мияма, схватил Бога за бороду и ни за что не отпустит!

Ему поручена сделка века. В двадцатом веке был пакт Молотова-Риббентропа, в двадцать первом будет пакт Миямы – Багрова. Хотя вряд ли министр будет с ним лично подписывать пакт. Об этом, кажется, речи не было. Неважно, зато именно ему поручено вести переговоры. Графу Гото и не снилось… Меморандум Танаки в действии… Добыть для Японии Курилы, Сахалин и Приморье! Сторговать у русских Северные территории в обмен на сущую безделицу – бункер, какими уже застроена вся Япония от Хоккайдо до Окинавы. Заманчиво, что и говорить. Тут нужна тонкость, господа! Тонкость и подлинная духовитость! Это он, Кудзуо Мияма, развалившийся в своем кресле бизнес-класса на борту лайнера Аэрофлота, везет хозяевам России предложение, от которого те не смогут отказаться. О нем еще когда-нибудь снимут блокбастер «Японский Бонд».

Внезапно профессора пронзила ужасная догадка: что, если его, Кудзуо Мияму, просто хотят использовать? Ну да, использовать и выбросить за ненадобностью. Вот так сейчас посылают роботов прокладывать дорогу на минном поле. Пара роботов взорвется, а потом за ними в проход идут войска. В самом деле, ведь сегодня он неофициальный парламентер, посол мира, а завтра будет нежелательным свидетелем. По крайней мере, для русских. Прилетит астероид или нет, но русским он, Мияма, будет как кость в горле. Все эти министры, сенаторы и олигархи, отдающие российские земли в обмен на спасение собственной шкуры, будут видеть в нем источник постоянной угрозы. Если кто-то пронюхает о такой сделке до столкновения, нынешнему российскому правительству конец. Народ и так озлоблен в ожидании астероида. Будет бунт, как всегда, бессмысленный и беспощадный. Всех авторов этой сделки века озверелая толпа за шкурничество просто разорвет на части. При поддержке армии. А японская сторона остается ни при чем. Ведь в конце концов правительство просто закрывает глаза на то, что корпорация Хори почти законно продает свои технологии России и консультирует строительство бункера. Вероятно, так оно и будет оформлено.

Нет-нет, это не пакт Молотова-Риббентропа – здесь совсем другая музыка. Конечно, все будет выглядеть как односторонняя добровольная передача российских территорий Японии. Практически безвозмездно. За спасибо. Так сказать, исполнение государственного морального долга в преддверии конца света. Очень трогательно, хотя ущерб для России колоссальный. Повторение результатов русско-японской войны 1904 года, только на сей раз без единого выстрела и в небывалом масштабе. Ведь не станут же они во всеуслышание объявлять о строительстве своего элитного бункера, обрекая сто пятьдесят миллионов сограждан на уничтожение. Вот именно! Односторонний акт доброй воли. И только он, Мияма, будет потенциальным свидетелем обвинения, опасным для русских и не слишком полезным для японских властей. Отработанный материал, годный только на вторсырье. А лавры присвоят себе политики. Ему не дадут даже вылететь из России, уберут по-тихому, чтобы не путался под ногами вершителей истории. И свои не заступятся – для них он тоже будет бельмом на глазу. Да, наверное, уберут, но только в случае успешного завершения сделки и легального оформления новых границ. Пока опасаться нечего: ведь миссия действительно возложена на него одного. Или нет? Может быть, есть другие пути?

Что же делать? Мияма лихорадочно прокручивал в уме всевозможные варианты, которые в конце концов оказывались тупиковыми. Отказаться от задания он уже не мог – этого никогда не простили бы свои. А успешно выполнить задание означало подписать себе приговор, который будет приведен в исполнение незамедлительно – не своими, так чужими. Попытаться скрыться? Только для того, чтобы встретить астероид где-нибудь в Сан Пауло или Касабланке, продлить агонию на несколько месяцев? Нет, ему все равно не дадут сесть в самолет в Москве. Что же остается? В каком случае он будет полезнее русским властям живой, чем мертвый? Ага! Может быть, при условии, что у него будут неопровержимые улики, записи переговоров. То есть не у него, а где-то в надежном месте, в каком-нибудь банке данных, откуда вся информация может быть автоматически передана в медиа, если он лично не скомандует отмену. Значит, надо вести запись. Но кто же позволит?! Информагентство не снабдило его никакими техническими средствами – тоже, наверное, не случайно. Ну да, используют его как подсадную утку, камо. У русских есть такое точное идиоматическое определение: «кинуть, как лоха». Кстати, а как они это формулируют в женском роде? Наверное, «кинуть, как ложку»? Все-таки какой богатый язык!

Плохо же они знают Кудзуо Мияму, эти сторожевые ищейки японской бюрократии! У соавтора Федора Михайловича всегда найдется, на чем записать нужное слово для истории. Вот, пожалуйста, надежнейший рабочий инструмент, на который он еще вчера надиктовывал новую версию «Крестиков и ноликов», то бишь «Преступления и наказания» в улучшенной и адаптированной форме. Профессор достал из внутреннего кармана и повертел в руке изящную ручку «Паркер» с золотым пером. Характерная фирменная белая розетка на колпачке престижной ручки, символизирующая альпийские снега, была не чем иным, как встроенным мини-микрофоном. Вся ручка, в зависимости от обстоятельств, могла работать по своему прямому назначению либо превращаться в записывающее видео-звуковое устройство поразительной мощности, для которого и десять метров расстояния не помеха. Батарейка на сто двадцать часов непрерывной работы. Жесткий диск на двести гигабайт. Причем качество аудиозаписи почти не страдает даже, если ручка остается в кармане или в портфеле. Эту модель для VIP пользователей фирма Паркер разработала совсем недавно, а Мияме как постоянному клиенту и мастеру изящной словесности предложила с двадцатипроцентной скидкой, так что грех было отказаться. Ну что ж… Как говорят в России, Кудзуо Мияму на кривом козле не объедешь!

Настроение профессора несколько улучшилось, и он заказал один за другим еще три бокала шампанского, которое неожиданно оказалось настоящим Боллинже. Откинувшись в мягком кресле и потягивая ароматную шипучку, он включил видеомонитор и погрузился в созерцание бессмертного русского шедевра из категории «Классика» – черно-белого фильма «Подвиг разведчика». Игра Павла Кадочникова в роли майора Алексея Федотова, совершенное воплощение гениальной системы Станиславского, заворожила истинного ценителя русской духовитости и соавтора Федора Михайловича по лучшим романам. Наблюдая за бравым советским шпионом в нацистской форме, прислушиваясь к его патетическим интонациям, Мияма невольно примерял на себя роль суперагента. Он и раньше обожал этот фильм, а теперь, став и в самом деле агентом двух разведок на задании, переживал драматические события вдвойне. В глазах профессора стояли слезы умиления и восторга.

Глава XVI Встреча на уровне

Миссию Миямы готовили недолго, но тщательно. Поскольку парламентер должен был прибыть инкогнито, ему срочно оформили служебную командировку из университета для сбора материалов по творчеству крупнейших мастеров русского неопостконформизма.

Кроме того, Мияма лично предупредил мейлом о своем визите старого знакомого Шуру Пискарева из Министерства культуры, занявшего не так давно пост заместителя министра по вопросам реформы алфавита, реконституированию истории государства российского и ревизии материальных фондов.

Жовиальный Пискарев, как видно, не забыл услуг двух обворожительных гейш на горячих источниках в Атами, куда его радушно пригласил в прошлом году Мияма во время визита ведомственной делегации с благосклонного согласия примкнувшего к ним Рюмина. Ответ звучал многообещающе: «Всегда рад, Кузя! Приезжай – потусим по-московски! Встречу организуем на уровне. Машину к подъезду! Твой Шура.»

Профессор уже привык к тому, что русские друзья переделывали его красивое имя Кудзуо в фамильярное Кузя. Он даже перестал обижаться на рыжих варваров, которые, к сожалению, не понимают, что называть японского мужчину по имени, а не по фамилии, могут только его родители, ближайшие кровные родственники и учитель в начальной школе, а жена обязана величать мужа просто «Вы». Тем более, что и русские, и американцы сами охотно называют себя уничижительными кличками, которые в стране Восходящего солнца носят только маленькие дети и собаки. Главное, что его встретят на уровне. Интересно, на каком? У русских ведь всё по уровням. Сложная многоступенчатая иерархия. Просто Япония эпохи Эдо. Как сказано в одной умной, почти японской, идиоме, «всяк сверчок знай свою палочку!»

На этом месте Мияма вспомнил, что Симомура перед отъездом настоятельно рекомендовал ему в России не высовываться, не светиться и не покупаться на дешевые разводки. Так ведь и сказал: «хэтана интики[18]». Как это все-таки вульгарно! И неблагоразумно. А если друзья и поклонники хотят принять знатока и ценителя подлинной духовитости по законам русского гостеприимства? Неужели он должен отвергнуть эти знаки внимания, идущие от сердца, и тем самым обидеть радушных хозяев? Ну уж нет! Не дождетесь, господа из охранки! Настоящий интеллигент не отвернется от раскрытых объятий, не отвергнет руку дающего. Как там пообещал Пискарев? Будем тузить по-московски!

Пискарев не обманул. Сразу же за паспортным контролем, у багажной ленты Мияму перехватила миловидная крашеная блондинка лет тридцати со сложной прической и на непомерно высоких шпильках, слегка напоминающая вставшую на задние ноги антилопу. На блондинке было надето нечто по сезону – обтягивающее розовое мини-платье до середины бедра с открытой спиной, тонкими лямками и бездонным декольте, где в небольшой впадине меж двух холмов искрился массивный кулон с пронзительно-зеленым перуанским изумрудом. Достав из крокодилового ридикюля визитную карточку, она представилась как Надежда Кузьминична Фролова, начальник департамента внешних сношений Минкульта – можно просто Надя. На вопрос удивленного гостя, по какому случаю его встречает лично госпожа начальник департамента, Надя ответила просто: «Не могла отказать Шурику. Мы с ним большие друзья.»

Мияма невольно выпрямил плечи и одернул фалды пиджака. Капелька ртути на градуснике его самооценки уверенно поползла вверх в полном соответствии с уровнем приема.

Пока добирались в черном Ауди из Шереметьева по новой скоростной дороге через Химки до отеля «Балчуг Кемпински», Мияма осторожно выспрашивал у новой знакомой об отношении российской интеллектуальной элиты к предстоящей встрече с астероидом. Оказалось, что интеллектуальная элита настроена пока вполне оптимистично.

– Ой, да бросьте! – замахала ручкой Надя. – Слыхали мы про всякие астероиды. Журналюги наши гонят волну. Делать им больше нечего! Уж сколько лет про конец света талдычут, а его все нету! Да я еще когда до Олимпиады в Сочи работала, у нас как в отель журналисты понаедут, так про астероиды разговор. Помните, тогда тоже летел какой-то. Бывало, соберутся в номере, пьют как лошади, и все про астероид, про астероид! Я им говорю: хватит, мол, дайте хоть постели перестелить и пропылесосить, а они знай гогочут, что твои гуси: «Астероид летит! Астероид!» Ну и чего? Где он, этот астероид? В тот раз мимо прошастал, и в этот раз будет то же самое. Вон и Олимпиаду провели нормально. И я сама уже туточки, в Москве. Карьеру сделала такую, что мама не горюй!.. А вы говорите – астероид!

Они оба разместились на заднем сиденье, и Мияма кожей чувствовал, как Надежда Кузьминична ощупывает его сверху донизу пытливым взглядом из-под длинных, кропотливо подведенных ресниц.

– Шурик мне о вас рассказывал, – неожиданно сменила тему хозяйка Минкульта. – Говорил, что вы ему много всякого в Японии показали, чего бы он сам никогда не увидел. Это он про что? Про Фудзи, небось?

– Ну, и про Фудзи тоже, – уклончиво качнул головой Мияма. – Я его по многим доскопримечательностям водил. Показывал тоже много разностороннего.

– Во-во, то-то я смотрю, прилетел прямо сам не свой. Надо же, как на него Япония повлияла. Ведь что значит древняя культура! Небось, картин там насмотрелся, скульптур всяких. Такое вытворяет, чего за ним раньше никогда не водилось. Хотя и в годах уже… Ставит меня иногда в такое… затруднительное положение…

При этих словах глава Управления внешних сношений мечтательно улыбнулась и слегка облизнула пухлые губки.

– Безусловесно, – с готовностью кивнул Мияма, – наша культура очень древняя, самосбитная и очень духовитая, почти как ваша. Она может очень поддохновлять иностранных посетителей, особенно на высоком правительственном уровне. Если только ее правильно представить и приоткрыть в нужном аспекте. Когда ваша правительственная делегация посещала в апреле Токио, я лично взял Александра Гермогеновича под запеку и всю неделю его запекал. Мы ведь давно хорошие знакомые. Впервые встретились пять лет назад в Москве на фестивале японской культуры. Я еще тогда читал свою программовую лекцию в Библиотеке Иностранной Литературы «Русский дух и японская плоть». Вы, наверное, помните, если знакомились с программой?

– Нет, к сожалению, меня тогда в Москве не было. Пять лет назад я совсем по другому ведомству выступала.

– Да? По какому же? Не по внешним сношениям?

– Почему? Как раз по внешним. Только в Сочи. Сношения были зашибись. Так уставала иногда, что подняться утром сил не было.

– Неужели? – посочувствовал Мияма. – И работу приходилось пропускать?

– Нет, как можно! У нас с этим было строго. Там, в постели, и работала. На дому.

А потом я на Олимпиаду переключилась. И такой пошел поток! Все отели лихорадило. Принимали, конечно, по строгому отбору. Конкурс был страшенный. Слава Богу, Пискарев мне повстречался. Он тогда за культурную программу Олимпиады отвечал. Ему моя работа сразу понравилась, пригласил к себе в команду. Ну, и жизнь наладилась. Как-то я с ним сразу нашла общий язык. То есть язык-то был мой, но, в общем… После Олимпиады я сразу в Москву переехала, пришла в Минкульт и с тех пор вкалываю, как сивка-бурка, на благо нашей великой родины. Одна беда – дома редко бываю: все-таки департамент внешних сношений.

– Все время в командировках? – посочувствовал Мияма.

– Да, и в командировках тоже. Сношений слишком много.

– Вы, наверное, несколько языков знаете? – с тайной завистью в голосе осведомился Мияма.

– Да на что они мне?! – искренне удивилась Надежда. А переводчики-то? Только свистну, так их целая орава набежит. Статус у меня нынче не тот, чтоб языки учить. Одного языка мне вполне для всего хватает. Вот этого!

Надя игриво высунула розовый кончик языка и поводила им из стороны в сторону, слегка вращая.

– Это Вы вон как русский-то выучили! Молодец! Полиглотик вы наш!

– Спасибо, я очень люблю русский язык, – растрогался Мияма. – Учу его уже тридцать лет. Век живу – век учу. Великий, могучий, правдивый и свободный. Незачерпаемый язык! Особенно обожую русские идиоматизмы. Есть такие колоритные!

– Да, колоритных идиотизмов у нас хватает, – согласилась Надежда Кузьминична, чтобы не обидеть гостя. – Такой уж народ, что с ним поделаешь!

За приятной беседой время пролетело незаметно. Черный Ауди плавно притормозил у дверей отеля, и Мияма в сопровождении очаровательной начальницы департамента решительно двинулся к дверям «Балчуга Кемпински», где, по распоряжению всезнающего Симомуры за ним был зарезервирован скромный номер с видом на Кремль, всего по полторы тысячи долларов в сутки. Когда на последней встрече Мияма пытался возражать, предлагая ограничиться номером за восемьсот долларов, а остальное выдать ему наличными на непредвиденные расходы, Симомура отрезал:

– Делайте что вам сказано, профессор. Пора бы уже уяснить, что в России ценится то, что блестит. Если у президента на руке часы за миллион долларов, у премьера должны быть не меньше, чем за восемьсот тысяч, у вице-премьеров не меньше, чем за семьсот, а у пресс-секретаря не меньше, чем за шестьсот. То же самое с костюмами, машинами, квартирами, виллами, яхтами, ресторанами, любовницами и любовниками. Если вы хотите, чтобы вас принимали всерьез нужные нам люди в политике и в бизнесе, вам придется познакомиться с продукцией лучших дизайнерских домов и научиться проигрывать целое состояние в подкидного дурака. Говорят, это любимая игра русских. О деньгах не беспокойтесь: на время командировки мы открываем для вас неограниченный кредит в банке Мицуи-Сумитомо. Золотую карточку вам вручат перед отъездом. Наши специалисты позаботятся о вашем обмундировании. Если спросят, откуда средства, скажете, что ваше семейство – совладелец железнодорожной компании Хансин, а сами вы вхожи в высшие правительственные круги. И не забудьте при этом сделать вот так.

Симомура мечтательно закатил глаза и указательным пальцем правой руки ткнул куда-то в потолок. Мияма повторил этот жест и в заключение еще слегка покачал в воздухе указующим перстом, за что удостоился одобрительной усмешки Симомуры и похлопывания по плечу. Однако Симомура совсем не принимает в расчет русское гостеприимство, – подумал профессор. – Ему не дано постигнуть русскую духвитость…

В «Балчуге» оказалось очень мило. Двухкомнатный люкс-сюит, куда его проводила лично начальница отдела внешних сношений Министерства культуры, располагал к мечтательной медитации. Отпустив беллбоя с двадцатидолларовой бумажкой, Мияма вопросительно взглянул на свою очаровательную спутницу.

– Если вы не против, профессор, – радушно предложила Надя, – мы с Александром Гермогеновичем приглашаем вас сегодня на Ассамблею.

– Не против, – подтвердил Мияма. – А что это такое? Заседание Думы? Или Совета Федерации?

– Что-то в этом роде. Вам понравится, – заверила Надежда Кузьминична, зардевшись легким румянцем. – Так сказать, по закону гостеприимства… Небольшой корпоратив в экзотическом стиле. Там сегодня будет много VIP гостей – кое-кто из Совмина, из Думы тоже, из министерств… Сам Семен Захарович обещал заглянуть – это ведь его мероприятие!

Последний довод, вероятно, был настолько веским, что на этом Надежда Кузьминична решительно пресекла диалог, встала и пошла к двери.

– Жду вас через двадцать минут в вестибюле, – бросила она на ходу.

Мияма не знал, что такое корпоратив, но покорно вытащил из дорожной сумки походную бритву Браун с тремя плавающими лезвиями и направился в ванную.

Глава XVII Партнеры

– Говорить будем по-немецки, – сказала Нина, вполне правдоподобно имитируя берлинский говорок с мягким «ш» вместо «х». Так надежнее: на случай, если у них дистанционная прослушка. Хотя мой сейфгард ничего подозрительного не показал. Английский здесь понимают многие, а немецкий не в ходу. Как добрался? Нормально?

– Спасибо, все в порядке, – бодро ответствовал Вик, слегка бравируя своим штирийским прононсом. – Приятно иметь дело с коллегой столь располагающей внешности.

– С Гинзой уже познакомился? Не заблудишься? Тут с некоторыми такое случается.

– Natürlich, ich finde mich leicht in einer fremden Stadt zurecht, ich war oft auf Reisen, – с ноткой обиды в голосе заметил Вик. – Aber dieser Stadt ist ganz spezial. Es lohnt sich Tokyo zu besichtigen besser[19].

– Этим мы сейчас и займемся! – резюмировала Нина. – Пошли, познакомлю тебя еще с одним гидом. Сориентируемся на местности. Заодно и поговорим без помех. В курс дела можешь меня не вводить, я уже всё знаю.

– Позвать официанта? – машинально спросил Вик, но тут же осекся, вспомнив инструктаж перед поездкой, и взял лежавшую на краю стола пластиковую дощечку с прикрепленным снизу чеком за кофе. Поднявшись, они с Ниной двинулись к кассе на выходе.

Оказавшись на улице, Нина слегка махнула рукой налево, и молодые люди неторопливо зашагали в сторону Нихонбаси, смешавшись с густой толпой клерков и праздношатающихся туристов.

– Wo gehen wir[20]? – поинтересовался Вик через два квартала, слегка утомившись от калейдоскопа неоновых огней и бесконечного мелькания названий мировых брендов в витринах.

– Уже пришли, – лаконично отвечала Нина по-русски, показывая на вход в гигантский универмаг Мацуя. Прямо перед входом в позе привратника застыл рослый монах в щеголеватой черной рясе, белых носочках с отделенным большим пальцем и деревянных сандалиях с перемычкой. На голове этого средневекового персонажа красовалась широкополая лакированная соломенная шляпа в виде перевернутой полусферы. Головы и лица под шляпой совершенно не было видно, что придавало всей фигуре мрачноватое сходство с чучелом. В руках на уровне живота монах держал плошку, напоминавшую суповую миску. Он стоял неподвижно, как статуя, лицом к пестрой уличной панели и спиной к стеклянной двери магазина, не обращая внимания на бесконечный поток посетителей и прохожих.

– Это что за ряженый? – поинтересовался Вик, тоже переходя на русский. – Я где-то видел такую куклу на витрине.

– Он не ряженый. Обыкновенный дзэнский монах. Как видишь, стоит и просит подаяния у прохожих. Такая у него работа, а точнее говоря, схима. Дзэнские монахи периодически должны публично просить милостыню. Вот так, молча… Их здесь, в Токио, довольно много, особенно в центральных районах.

– Неужели в процветающей Японии монахи бедствуют? – посочувствовал Вик.

– Они совсем не бедствуют. Просят милостыню символически, утверждаясь тем самым в смирении и самоуничижении. Если ты его обругаешь или оттолкнешь, он тебе еще спасибо скажет. Схима…

– А поближе к нему можно подойти?

– Конечно! – пожала плечами Нина. – Можешь подойти вплотную и рассмотреть в деталях.

Вик деликатно приблизился монаху на расстояние вытянутой руки и заглянул в плошку.

То, что он там увидел, повергло бывалого разведчика в изумление. Поверх нескольких монеток в плошке лежала довольно крупная матрешка с незабвенными чертами предпоследнего президента России. Пока герр Мюнцер собирался с мыслями, монах фамильярно ткнул его в бок и шепнул по-русски с легким акцентом:

– С приездом! Работаем вместе. Ждите здесь. Я сейчас переоденусь в примерочной и приду.

С этими словами он скрылся за стеклянной дверью универмага.

– Это что еще за ниндзя? – ухмыльнулся Вик. – А ты говоришь, «не ряженый»! Нам здесь еще Бэтмэна недостает для полноты картины.

– Напрасно ёрничаешь, – укоризненно покачала головой Нина. – Кодзи всего двадцать два, но он, между прочим, тренировался в школе самого Такааки Хацуми и еще он мастер кунфу Вэнь Чунь.

– Постой-постой, это ты о последнем патриархе ниндзюцу? Тот самый, что воскресил искусство ниндзя в двадцатом веке? Легенда Голливуда, непобедимый Хацуми? Любопытно. А сам-то ваш Кодзи откуда взялся? Насколько я понимаю, он японец?

– Не совсем. Мать у него русская, а отец китаец из Гонконга, финансист. Учился в Осаке и там же потом открыл свою фьючерсную фирму. Настоящая фамилия отца Чжоу, но японцам проще иметь дело со своими, так что сыну пришлось взять псевдоним Кодзи Сасаки. Будет работать с нами в связке: только я, ты и он.

– Ты хотела сказать: я, ты и он? То есть вы двое при мне?

– Можно сказать и так, хотя треугольник равносторонний, – легко согласилась Нина. – Меня лично субординация волнует в последнюю очередь. Пока что нам надо в ближайшие дни добраться до Хори и получить чертежи бункера, если я правильно поняла инструкцию.

– Да, но одних чертежей недостаточно. Мы должны добиться их согласия на проведение работ в кратчайшие сроки. Ты же знаешь российский долгострой: за двадцать лет Москоу-сити не смогли закончить. Астероид ждать не будет…

– Знаю. Но это, в общем-то, не мое дело. Я выполняю приказ из центра, и всё. Мотивации меня не слишком интересуют.

– Ого! – удивился Вик. – Значит, доктора Исии социальные мотивации не волнуют? Откуда вдруг такая отстраненность?

– Нет, почему же, волнуют. Просто я за последние несколько лет получала столько несуразных, иногда даже взаимоисключающих или просто бесцеремонных заданий от нашего руководства, что решила впредь лишних вопросов не задавать. Презумпция, так сказать, неангажированности: мы служим России, а как именно служим – не нам решать. Мы просто «зубы дракона». Если надо чем-то жертвовать, жертвуем без оговорок. Вот так.

– Какие же задания, например? От самого командора?

– Разные. Это не имеет значения. Или ты ждешь от меня более конкретного ответа? Его не будет. По крайней мере сейчас перед нами ясная цель. Хотя и очень непростая. Так что на ней и сосредоточимся.

– Согласен, – широко улыбнулся Вик. – Приступим немедленно.

– Прямо сейчас! – раздался голос у него за спиной.

Обернувшись, Вик увидел перед собой неузнаваемо преобразившегося Кодзи в джинсах, кроссовках и легкой майке, эффектно облегавшей скульптурный торс. Лицо нового напарника, ранее скрытое под шляпой, оказалось вполне благообразным и внушающим доверие. Несмотря на наличие славянских кровей ничто во внешности Кодзи не указывало на его неяпонское происхождение. Более того, молодой человек мог сойти за юного двойника Кэна Ватанабэ, культового героя островного кинематографа, только в несколько улучшенном варианте. Это обстоятельство, впрочем, Вика не удивило. Из полученного краткого инструктажа он знал, что симпатичные метисы-полукровки, а также нередко рослые китайцы и корейцы широко используются японскими модельными агентствами для рекламы одежды и аксессуаров быта. Разумеется, их при этом выдают за натуральных обитателей страны Восходящего солнца. Кодзи принадлежал к новому поколению агентуры СВР, родившемуся и выросшему вдали от России. Что ж, вполне естественно – таких уже немало.

Гораздо любопытней было узнать, как Кодзи оказался у него за спиной, если они с Ниной стояли всего в каких-то двух метрах от стеклянной двери универмага. На рассеянное внимание Вик явно пожаловаться не мог: по всем тестам всегда получал не меньше девяноста баллов. В ходе разговора он по привычке следил за входящими и выходящими посетителями магазина, но этот ниндзя словно проскользнул мимо в плаще-невидимке. Неплохая подготовка!

Вик еще раз внимательно осмотрел коллегу, оценивая взглядом профессионала его поджарую жилистую фигуру, хорошо проработанную мышечную броню груди и плеч, проступающие под майкой кубики брюшного пресса, тугие, но не слишком рельефные бицепсы, выпуклый бугорок с внешней стороны локтя, определяющий силу мышц предплечья, непринужденную осанку и расслабленную стойку, из которой легче всего перейти в боевую позицию.

– Тогда за дело! В логово Хори! – весело бросил герр Мюнцер, намереваясь хлопнуть по крепкой спине нового боевого товарища.

Но его ладонь встретила пустоту – Кодзи, забросив за спину огромную сумку «Адидас», в которой, вероятно, помещалась его монашеская амуниция, уже подманивал рукой такси, стоя у кромки тротуара.

Глава XVIII Ассамблея

За отведенные ему двадцать минут профессор Мияма успел не только побриться, но и доложить о прибытии на место шефу. Генерал Симомура был, как всегда, взыскателен, но в меру оптимистичен. Выслушав отчет о встрече в аэропорту, он кратко оценил ситуацию:

– Начало хорошее. Постарайтесь там, на этой вашей ассамблее, войти в контакт с людьми, принимающими решения. Пугайте их прогнозами наших специалистов. Обещайте, что астероид упадет обязательно в европейской части России и от Москвы камня на камне не останется. Расхваливайте наши технологии. В общем, не скупитесь на пиар! А также на деньги, если понадобится. Подкупайте там, где не можете запугать. Будьте активны и напористы – не рассусоливайте. У нас нет времени на китайские церемонии и японский этикет. Старайтесь влезть в шкуру ваших партнеров, примените все ваши знания русской психологии. Мы на вас надеемся, профессор! Удачи! Гамбаттэ нэ[21]!

Положив в карман вечернего костюма айфон, Мияма пощупал заветную ручку «Паркер» и постарался сосредоточиться. Предстояла встреча с серьезными людьми в серьезной обстановке. Что ж, он был готов к операции. В последний раз расчесав крашеную шевелюру и прикрыв таким образом небольшую залысину надо лбом, профессор брызнул в лицо одеколоном «Прадо», вздохнул и решительно распахнул дверь номера.

Его спутница, как выяснилось, тоже успела переодеться к Ассамблее. Сейчас на ней было ослепительное вечернее платье цвета сиамского сапфира и шафрановые лабутены Золушки. Стройную шею чиновной дамы украшало тройное колье из черного гавайского жемчуга. Как прикинул на глаз знаток и ценитель женской прелести Мияма, жемчужинки были не менее пятнадцати миллиметров в диаметре, то есть каждая тянула не меньше чем на пять-семь сотен долларов. В ушах Надежды Кузьминичны поблескивали серьги в пандан к колье, а на безымянных пальчиках обеих рук, как и следовало ожидать, симметрично лучились жемчужины поменьше в цветочных розетках из желтых индийских брильянтов.

Мияма почувствовал себя неловко в простом вечернем костюме от Аояма за какие-то жалкие пятьдесят тысяч йен, но виду не подал. Однако механические часы Сэйко, полученные на юбилей от признательных учеников, явно следовало спрятать в рукав и перевернуть на запястье циферблатом внутрь…

– Сегодня пятница, конец недели, так что можно немного расслабиться, – непринужденно заметила хозяйка Минкульта, беря японского гостя под локоток. – Мы часто собираемся с друзьями на такие тематические корпоративчики. Славно проводим время. Скромненько, но со вкусом. Только свои, конечно, никого лишнего. Обычно тематика у нас каждый раз новая, но в последнее время все только об астероиде и говорят. Сегодня, значит, тоже будет тема «Астероид». Так что вы очень вовремя прибыли. Шурик страшно рад.

– Да, я тоже страшно… – смущенно буркнул Мияма, не вполне уразумев значение слова «корпоративчик». – Но я ведь прибывал по делу. Можно сказать, с мессией…

– Ничего, – парировала Надежда Кузьминична, задорно мотнув головой снизу вверх и сильно встряхнув при этом жемчужными серьгами. – Подождет ваша мессия. Как говорится, делу время, а потехе час!

– Да, я знаю такую народную премудрость, – вздохнул Мияма. – Только ваш русский час очень длинный.

– А скоро только кошки рожают! – снова блеснула остроумием хозяйка Минкульта. – У нас так – долго и со всеми примочками. Надо уметь получать от жизни удовольствие, профессор!

– Постараюсь! – пообещал Мияма, садясь в черный Ауди.

Дорога от Балчуга заняла не более двадцати минут, но Мияма так и не понял, куда его привезли, хотя после стольких визитов недурно ориентировался в городе. Ему показалось, что в тихий переулок они свернули с Никитской. Когда-то старый приятель Сева Чернов, ушедший на покой лидер российского постандеграунда, рассказывал ему, что где-то здесь был особняк всесильного главы НКВД Лаврентия Берия. Уж не туда ли они направляются сейчас?

Ауди мягко скользнул в распахнувшиеся кованые ворота и подрулил к парадному входу. У массивных старинных дверей мореного дуба навытяжку стояли двое в штатском. Один подскочил к машине с правой стороны, услужливо помогая гостю выйти, другой забежал с левой, бережно протягивая руку очаровательной Надежде Кузьминичне. Она выпорхнула наружу, капризно оттолкнув лакея, и, увлекая за собой Мияму, решительно проследовала в мерцавший яркими огнями вестибюль.

Их встретил хор приветствий, на который Надежда Кузьминична отвечала легким кивком. Не останавливаясь, они поднялись по мраморной лестнице на второй этаж, где под приглушенный аккомпанемент оркестра «Звезды московской филармонии» уже шел оживленный дружеский фуршет. Профессору Мияме пришлось мобилизовать все свои познания в области русской культуры, чтобы понять, какие архитектурные стили представлены в этом помещении. Вероятно, они находились в здании старинной усадьбы начала девятнадцатого века – в одном из тех строений, что были возведены после московского пожара в пышных традициях русского барокко. Реставраторы успели любовно восстановить лепнину на потолке и вдоль карнизов.

Стены зала были плотно увешаны полотнами Рубенса со сценами королевских пиров и охотничьих утех. «Зачем надо было делать столько копий?» – подумал про себя Мияма, но его недоумение быстро разрешилось, поскольку первая леди Минкульта небрежно бросила, махнув ручкой в сторону стены: «Все подлинники, не сомневайтесь!» Уловив знакомый орнамент в наборном паркете, профессор уже хотел было задать еще один бестактный вопрос своей спутнице, но та как ни в чем не бывало охотно подтвердила:

– Да-да, прямо из Эмитажа. Не помню только, из какого зала. Кажется, из семьдесят восьмого…

В конце зала виднелось нечто вроде тронной ниши с креслом. Четыре витые колонны розового мрамора поддерживали свод, увенчанный фигурой ангела. Лицо ангела показалось Мияме смутно знакомым. Ему припомнилось, что совсем недавно он видел это лицо с большими оттопыренными ушами на обложке журнала «Форбс», который лежал на столике в приемной генерала Симомуры. Коллаж изображал свирепого бурого медведя, вставшего на задние лапы. Голова же монстра принадлежала некоему миллиардеру, а выразительная подпись гласила: «Олигарх Рузский держит в лапах добычу сибирского золота». На заднем плане в нише висела еще одна огромная картина, в которой нетрудно было узнать «Последний день Помпеи» Карла Брюллова.

– Тема сегодняшнего вечера, – пояснила Надежда, заметив, что Мияма с интересом приглядывается к полотну. Сеня хотел из Третьяковки просто одолжить, так они уперлись и не дали. Даже наше вмешательство не помогло. Пришлось ему на зеленые раскошелиться.

– Наверное, взяли очень большой залог? – посочувствовал Мияма.

– Какой там залог?! Купил он ее. Ну, конечно, не по аукционной цене… Да Сене без разницы: десятью миллионами больше, десятью меньше…

– Но кто же разрешил?! – ужаснулся Мияма. – Из Третьяковской галереи?!

– Ничего особенного, – снова мотнула головой Надя. – Мы и разрешили. Минкульт то есть.

А чего? Он и так на них ишачит как спонсор. Картина, может, здесь целее будет.

Не успел слегка ошарашенный Мияма толком осмотреться по сторонам, как к нему от углового столика грузно шагнул с раскрытыми объятиями сам Александр Гермогенович Пискарев. Трижды облобызав дорогого гостя, он взял с подноса пустой фужер и громко постучал о хрустальную поверхность вилкой. Однако тонкий звон утонул в оживленной разноголосице зала.

– Вот блин! – с досадой поморщился Пискарев. Не долго думая он потянул на себя поднос и грохнул все стоявшие на нем фужеры об пол. На мгновение наступила тишина.

– Ты чего, Шурик, офонарел? – рявкнул из-за соседнего столика немолодой шатен апоплексического сложения с яркой проплешиной на квадратной голове, в котором Мияма узнал давнего знакомого, заместителя министра образования. В левой руке толстяк сжимал прозрачную рюмку, а правую с шашлычным шампуром испуганно выставил перед собой.

– Спокойно, господа! Ничего не случилось! Ситуация под контролем! Просто иначе до вас не достучаться, – весело помахал рукой Пискарев. – Позвольте вам представить моего дорогого друга, профессора японского университета… э-э… ну, неважно… В общем, профессора Кудзуо Мияму! Я ничего не перепутал, Кузя?

– Нет, ничего, – поморщившись от такой фамильярности, подтвердил Мияма и поклонился. – Мне очень приятно присутствовать на вашем вечере. Пожалуйста, примите уверения в моем самом высокоблагоприятном предрасположении духа.

– Ну ладно, ладно, хватит цирлих-манирлих разводить! – бесцеремонно осадил его заместитель министра культуры. – У нас тут первым делом что? Сам, небось, знаешь: опоздавшие штрафную пьют. А поскольку Россия ныне возрождает славные традиции Петра в государственном устройстве, то и нальем тебе, брат Кузя, кубок Большого орла. Между прочим, оригинал – прямо из Исторического музея добыт. Но ты не боись! Петр Алексеич в нем штрафникам зелено вино подносил, то есть водяру, а мы тебе Дом Периньончик – легкое шампанское.

– Господа, прошу налить! – возгласил Пискарев зычным баритоном в то время, как официант в белых перчатках уже спешил к Мияме с массивным серебряным кубком. – Давайте поднимем тост за страну Восходящего солнца, где нас так горячо принимают. Особенно на горячих источниках, – добавил чуть тише тостующий и подмигнул гостю.

Профессор Мияма не просто выдающийся русист, не просто переводчик и популяризатор Достоевского, не просто знаток и интерпретатор российской классики, он еще тонкий ценитель прекрасного пола… и всего прекрасного. В общем, он мост между двумя нашими великими странами. Да, мост! И я предлагаю за этот мост тоже выпить! За мир и дружбу между народами, как говаривали в старину!

– За мост в Японию! – поддержал его нестройный хор голосов.

Послышался перезвон бокалов, а затем наступила пауза: все собравшиеся пили до дна. Хуже всех, конечно, пришлось Мияме. С трудом удерживая двумя руками массивный кубок, он силился перелить в себя его игристое содержимое. Действительно, это было отличное шампанское, да к тому же и кубок был налит лишь наполовину, но поглотить залпом почти литр шампанского было нелегко даже такому испытанному бойцу, как Мияма. Однако не справиться означало бы провалить всю миссию, не успев начать. К тому же в кармане на всякий случай лежали антиалкогольные таблетки, полученные перед отъездом. В конце концов он оторвался от края кубка и, отдуваясь, перевернул сосуд вверх дном. Публика дружно зааплодировала. Воздух разорвали приветственные крики: «Молоток! Так держать! Наш человек! Самураи, вперед!» Где-то раздался пронзительный свист.

Глава XIX Дары данайцев

Пискарев приобнял Мияму за плечи и усадил на ближайший стул. Пока профессор приходил в себя, к их столику потянулись сановные гости знакомиться. Пискарев, охотно взявший на себя роль Вергилия, представлял всех по очереди в обаятельной легкой манере.

Первым подошел с протянутой пухлой ручкой невзрачный блондин среднего роста с полустертыми чертами слегка обвисшего лица. В левой руке он держал фужер с красным вином, а в правой бутылку, что заставило Мияму внутренне содрогнуться. И действительно, представившийся министром легкого машиностроения блондин сразу же предложил выпить на брудершафт и вложить миллиард-другой в легкое российское машиностроение. По завершении обряда министр Соковцев сильно ударил Мияму по плечу и бормотнул ему в ухо полушопотом:

– А ведь ты брат, не случайно тут возник, а? Вижу, вижу – по делу ты к нам. Ну и правильно! Кто ж без дела сюда припрется из Японии-то! Ежели чего, не стесняйся, всегда поможем. У нас машиностроение хоть и легкое, а тоже кое-чего могём!

– Да уж, этот может! – подтвердил Пискарев, нехорошо хохотнув вслед удаляющемуся министру. – Весь кордебалет в театре Данченко отоварил. А вот и еще один, кстати. Познакомьтесь: Владилен Виленский, глава думской фракции партии Народная воля. Двадцать пять лет в оппозиции. Умеет человек четко обозначить свою позицию по всем вопросам! За это его электорат ценит, телезрители обожают, а думцы боятся. И есть за что! Видишь, брюхо какое наел? Чуть что, подходит в фойе как бы невзначай к идейному противнику и начинает его животом толкать, пока куда-нибудь в самый дальний вестибюль не выпихнет. Это он называет «загнать в угол». Говорят, специально ездил в Японию на стажировку – три месяца изучал базовую технику сумо для применения в думской полемике. А в последнее время, начал свои секретные приемы прямо в зале заседаний обкатывать. Вот так и вице-спикером стал.

– Ага, профессор Мияма! – радостно воскликнул Виленский, как будто с утра только и ждал заморского гостя. – Вы к нам вовремя. Как раз собираемся формировать парламентскую делегацию. Надо кое о чем с вашим Коно перемолвиться. Ну, и к старику микадо, конечно, заглянем на часок, чайку попьем. А то я что-то давненько в Токио не был. Опять-таки надо бы на вашу новую телебашню подняться, глянуть на город в последний раз с высоты пятисот метров.

– Почему в последний раз? – не понял Мияма.

– Так вряд ли еще доведется до астероида, – добродушно усмехнулся Владилен Леонович. – А уж потом от вашей Скай-три вряд ли что останется. Сами знаете, стихия…

– М-даа, – неопределенно протянул Мияма, – но мы стараемся принимать презервативные меры. Стихию тоже можно укорачивать…

– Укрощать?

– Ну да, я хотел сказать «укрощать». Если заранее.

– Нет уж, профессор, – строго сказал Виленский, – позвольте вам не поверить! Стихия вольна и неукротима, как наша партия Народной воли. Вы ее в дверь, а она в окно…

– Какой интересный идиом! – восхитился Мияма. – Как вы сказали? Вы ее во что? А она во что? Здесь еще присутствует некий сексуальный обертон…

– Какой еще обертон? Да никакой обертки! Голая правда – и только! Я всегда правду-матку режу всем – знакомым и незнакомым.

– Неужели вы у всех матку вырезаете? – внутренне передернулся Мияма, с отвращением взглянув на главу Народной воли. – А как же с мужчинами?

– Тоже режу! – рубанул рукой по воздуху апостол от оппозиции. – А чего стесняться! Я так и микадо вашему говорил в позапрошлом году: не тронь острова, микадо! Они наши, и точка! И премьеру вашему Коно сколько раз втолковывал: отзынь, Коно! Хрен тебе, а не северные территории! Что, на нашу землю русскую, исконную пасть раззявил?! Отсоси, козел!

Стоявшая рядом с Виленским обаятельная девица, по возрасту годившаяся маститому политику во внучки, вспыхнула и толкнула его локотком в бок.

– Не лезь, Ленок, – отмахнулся тот. – Видишь, с серьезным человеком разговариваем. Вы только не подумайте, профессор, что я против японцев что-то имею. Упаси Бог! Да я их просто обожаю! Фудзияма, суши, сашими, хаши, мацони… Чудный народ! Вы меня понимаете?

– Понимаю, – вежливо кивнул Мияма. – Русский народ тоже вполне чудовищный.

– Это в каком смысле?! – вскинулся Виленский, грозно сжимая кулаки.

– Остынь, Владик! В смысле «чудесный», – осадил его Пискарев, легонько хлопнув по внушительному брюху. – Профессор Мияма самый большой друг и собутыльник русского народа на всех Японских островах. А иначе на кой хрен он бы к тебе сюда приехал?

– Действительно, – поскреб затылок Виленский. – За семь верст киселя хлебать… А зачем он, собственно, приехал?

– А ты его сам спроси.

– И спрошу. Так зачем вы, профессор, к нам пожаловали?

Прежде, чем ответить, Мияма таинственно оглянулся по сторонам и сделал неопределенный жест рукой, означавший, вероятно: «Это не для посторонних ушей.»

Тем не менее ответ его прозвучал вполне определенно:

– Я приехал с очень важной мессией.

– Миссией?

– Ну да, я хотел сказать «миссией». Это очень важно для человечества. И для России тоже, и для Японии. Вы же знаете про астероид?

– Хо! Знаем ли мы про астероид?! – саркастически хмыкнул Виленский. – Да кто ж про него не знает?! Ну летит к нам это, с позволения сказать, небесное тело. И что? Во-первых, еще не факт, что оно летит сюда. Во-вторых, мы его запросто собьем на подлете. Нет проблем! Со спутника лазером саданем – и писец котенку. Так что астероидом нас не запугать! На том стояла и стоять будет земля русская!

– Знаете, господин Виленский, я очень расхищаюсь вашим оптимизмом, – дипломатично заметил Мияма. – И про котенка вполне с вами согласен. Но наши японские эксперты сделали расчеты. И они считают, что астероид все-таки может иметь коллизию с землей. Причем на территории России. В европейской части.

– Правда? – озадаченно протянул Виленский, слегка втянув бочкообразное брюхо. – Ну, и что они предлагают?

– Вам они ничего не предлагают. Но в Японии мы уже построили бункеры для очень большой части населения. И продолжаем строить.

– Ну, а нам-то как быть?! – возбудился Виленский. – Вы там, значит, будете отсиживаться, а мы тут – с астероидом сношаться? Ничего себе перспектива! Ты как считаешь, Алик? – обратился он к здоровенному рыжему мужику с мощными брылями и решительным двойным подбородком, который в этот момент как раз положил руку на пышное бедро своей дамы.

– Чего еще?! – буркнул тот в ответ. – Не видите? Я занят!

– Да брось ты ее! – рявкнул Виленский. – Тут о судьбе отечества разговор, а ты все к бабе под юбку лезешь! Тоже мне, министр внутренних дел!

– Это кто? – шепотом осведомился Мияма у Шурика Пискарева.

– Ты же слышал только что.

– Что я слышал? Он же шутит?

– Что, что! Это наш министр внутренних дел Олег Дмитриевич Кизяков.

Министр Кизяков между тем вернулся с небес на землю и подсел поближе к Мияме. Постукивая ногтем указательного пальца по столу, он строго посмотрел на японского гостя и задал вопрос по существу:

– Чего вы конкретно добиваетесь? К чему ведете эти провокационные разговоры? Вы что, присланы со специальным заданием дать медиа новую пищу для панических пересудов?

– А где же тут медиа? – смело парировал Мияма. – Мы ведь не на пресс-конференции. Я просто хочу уведомлять, что мы в Японии готовимся. Наши эксперты предполагают, что шанс на выживание после астероидного импакта будет минимальный. На поверхности земли, конечно. А для европейской части России вообще ноль.

– Во как! – обиделся Кизяков. – И где же, по-вашему, шанс выше?

– В Америке намного выше, а у нас в Японии не меньше тридцати пяти процентов. Мы построили очень много убежищ. Туда очень просто убежать. Бункеры. Это последнее словечко инженерной мысли. Полностью автономные подземные чистые экологические комплексы с электоратом, собственной системой гидропони, водопроводом, канализами и спортивными снаружениями. Полная стопроцентная изоляция. Можем находиться под землей много лет. И под водой тоже.

Министр Кизяков помрачнел и задумался. После недавнего заседания Совета безопасности ситуация с отечественными противоатомными убежищами была ему отлично известна, и она была явно не в пользу страны победившего все живое российского капитализма. В поисках утешения министр хотел было снова положить ладонь на ляжку дамы сердца, но та уже весело потряхивала бюстом у стойки бара, слушая байки какого-то низенького лысого и очень гладкого с виду старичка.

Министр почесал рыжую макушку, еще помедлил и наконец спросил:

– Так может быть, вы могли бы поделиться передовым опытом? Или такие проблемы не в вашей компетенции?

Мияма внутренне вздрогнул. Именно этого вопроса он и ждал, ради него и прибыл со своей миссией в Россию. Но ответить утвердительно означало бы сразу навлечь подозрения и к тому же сбить цену.

– Не думаю, – твердо ответил он. – Наше правительство вряд ли захочет поделиться секретными технологиями. Но если бы вдруг и захотело, для вас это будет слишком дорого.

– Но-но-но! – хором оскорбленно воскликнули Кизяков и Виленский.

– Это уж позвольте нам решать, что для нас дорого! – отрезал Виленский со всем пылом правдолюбца. – Россия великая страна с немереными возможностями! Да для нас вообще нет ничего невозможного. Нет для нас высоких цен! Вот я лично готов закупить у вас там бункер – для народа… Ну, не для всего, конечно. К кому обращаться? Вы скажите телефон, а я сейчас позвоню. По-английски я говорю, между прочим, не то что некоторые!

При этих словах думский боярин бросил с высоты своего роста саркастический взгляд на сидящего перед ним министра внутренних дел. Чтобы подтвердить слова действием, он вытащил пухлый бумажник и шлепнул им по столу.

– Покупаю! Заверните в бумажку!

– Спокойно, Владилен, уже народ оборачивается, – шепотом осадил его Кизяков.

Глава XX Бесстыдница ночь

В этот момент на импровизированной сцене в центре зала началось движение. Оркестр Мастеров московской филармонии на хорах остановился, не добравшись до середины «Лета» Вивальди и смолк. Сначала на возвышении появились музыканты с гитарами. За ними по ступенькам взбежала рослая костистая блондинка с лицом породистой арабской лошади и крикнула в микрофон:

– Премьера сезона! Музыка Левочки Кротова, слова Васечки Кошкина. На тему вечера!

Ударник выбил тревожную дробь, после чего музыканты дружно прошлись по гитарным струнам.

Блондинка рванулась с места, сделала фляк-курбет, притопнула обеими ногами, жарко дохнула в микрофон и запела глубоким грудным тенором:

Пусть ночь нас укроет, Бесстыдница ночь! Ты мой астероид — Умчи меня прочь! В бездонную бездну, В небесную даль — Пусть там я исчезну, Забуду печаль!

Весь ансамбль одухотворенно подхватил:

Пусть там я исчезну, Забуду печаль!

Блондинка снова сделала курбет, притопнула еще энергичней и призывно вытянула руку ладонью кверху:

Усталое тело Тебе я отдам, И что нам за дело, Коль холодно там?! Мы в космосе черном Навеки вдвоём — И в ритме мажорном Об этом споём! И в ритме мажорном Об этом споём! —

повторили музыканты, завершив мелодию звучным аккордом.

Публика разразилась аплодисментами, на которые певица отвечала каскадом воздушных поцелуев и легким повиливанием атлетических бедер.

– Кто это? – спросил Мияма у Шурика Пискарева, который все еще по инерции раскачивался в такт песне, успевая понемножку отхлебывать шампанское из очередного фужера.

– Это, брат, прелесть что такое! – хохотнул в ответ порядком захмелевший Шурик. – Наш Геночка Грудко. Обаяшка, а?! Так и хочется иногда ущипнуть!

– Леночка Грудко?

– Да нет же, Геночка. Ты что, сам не видишь? Транссексуал он. Все честь по чести: сделал операцию и вышел замуж за любимого мужчину. Правда, потом развелся. Вполне эмансипе. Все верха обслуживает. И в наших кругах пользуется популярностью. Я-то сам по другой части, а здесь в зале его поклонников хоть отбавляй. Того и гляди передерутся. Сейчас он спустится – я вас познакомлю.

– Спасибо. Очень признавателен, – кивнул Мияма.

– Ага! Загорелся глаз-то! – хохотнул Шурик. – Что, гейши твои, небось, надоели?

– Да, немножко надоели, – согласился Мияма. – Хочется иногда разного образия…

– Тогда потолкуй с Геночкой. Про глобализацию.

– Почему про глобализацию?

– А потому что он глобалист. Старается охватить все страны и народы. Никого не пропускает, охальник!

Пискарев сытно хохотнул, отхлебнул шампанского и бросил в рот крохотную тарталетку с черной икрой. Доверительно потрепав Мияму по плечу, он наклонился к нему и стал нашептывать подробности, от которых у профессора по спине побежали мурашки. Вспомнились кое-какие забавы бурной молодости в токийском квартале Кабуки-тё.

– И даже сам? – недоверчиво переспросил он.

– Нет, сам этого не любит. Но зато уж в администрации резвятся. При прежнем начальстве с этим было строго, а теперь у нас гей-славяне разгулялись вовсю. Так что приобщились к мировому сообществу по полной. Хотя сами же законы принимают…

– Послушай, Шура, – начал Мияма и осекся. Ему было крайне неловко называть собеседника по имени, да еще сведенному к смешной детской аббревиатуре. И к тому же на ты. Японская душа профессора восставала против такого амикошонства, но он сумел преодолеть себя.

– Послушай, Шура, – вкрадчиво продолжил Мияма своим бархатным баритоном, – как я уже припоминал, у меня есть одна важная мессия.

– Миссия!

– Я хотел сказать миссия. В общем и целостном это такой месседж. От японских десижен-мейкеров к российским десижен-мейкерам.

– Насчет чего?

– Насчет астероида. И последующих ката-клизм.

– Каких катаклизм?

– Разных. Ну, вот ты хочешь еще немножко посуществовать после импакта?

– Естественно. Да ладно, авось не будет никаких катаклизмов. У нас в Министерстве культуры считают, авось пронесет.

– Кого пронесет?

– Не кого, а что. Все пронесет – столкновения не будет. Чего тут зря паниковать!

– Нет, Шура, не зря, – мягко, но настойчиво заверил Мияма, – японские астрономеры не ошибаются. Обязательно будет. И, вероятно, на территории России. Тут вам русский Авось вряд ли как будет помогать. Вот поэтому Япония может сделать предложение – тем, кто хочет еще немножко тут… про… да, прокантоваться. Это правильный глагол – Кант очень хорошо говорил об императиве… Но все пока конфидентно, между нами и вами.

– И что за предложение?

– Выгодное. Бобоюдовыгодное. О спасательном кружке для вашей жизни. Но я тебе сейчас все сказать не уполновымочен. Вот если мы сможем собрать десижен-мейкеров вместе, тогда и потолкаем.

– А со мной, значит, как с другом ты потолковать не хочешь?

– Шура, как сказал один классик, Платон мне друг, но истина сейчас дорого стоит!

– Ну ты и горазд классиков цитировать! Да мы в российском Министерстве культуры тоже не лыком шиты. Как же! Это же Пьер Безухов в «Войне и мире» насчет Платона Каратаева съязвил. В школе проходили. Ладно, цену, значит, набиваешь… Конечно, если ты серьезно про спасательный круг… Так и быть, зову всех наших завтра в сауну. Там и поговорим по делу. Накладные расходы они мне потом еще оплатят. Человек десять-пятнадцать наберется из этих, как ты говоришь, десижен-мейкеров – в основном министры, сенаторы и лидеры парламентских фракций. Хватит для начала?

– Хватит. Думаешь, они придут?

– Если я приглашу, придут. Знают, что я плохого не посоветую. Я ведь не просто замминистра культуры… Дело-то важное, так что у каждого тут свой интерес. Да и лишний раз в нашу парилку наведаться никто не против. У нас там такие термы, что Каракал твой отдыхает!

– Да? Но я господина Каракала не помню. Почему он мой? Он же, наверное, из вашей Думы… А почему он отдыхает? В Японии был когда-то советский посол Карахан, а Каракала, кажется, не было…

– Да я сам о нем мало что знаю. Помню только, когда в Риме тусили, показывали нам термы какого-то Каракала или Каракаллы, что ли. Говорят, бывшее чудо света. Ну, сейчас там, конечно, сплошь руины. Правда, еще музей небольшой внутри. Так мы тут у себя по фундаменту весь дизайн восстановили и в мраморе отстроили. Инженерию немножко модернизировали, конечно, а в остальном один к одному. Сам увидишь. Влетело в копеечку, правда, но ничего. Провели по линии Министерства культуры – теперь вот охраняется государством. Посторонним вход воспрещен. Но мы-то не посторонние!

Пискарев протянул гостю фужер с Моэтом и рявкнул: «За успех мероприятия!»

Глава XXI Мурманск – Токио

Нина Исии росла в интеллигентной и состоятельной японской семье. Отчим ее искренне любил, а приемные бабушка и дедушка просто обожали. В школе у нее было много подруг, в университете появилось немало новых друзей и поклонников. Язык ей давался легко, так что в тринадцать лет ее уже по телефону принимали за японку. Но стать японкой в реальной жизни у девочки не получилось, о чем она, впрочем, не жалела.

Мать говорила со старшей дочкой только по-русски, хотя сама быстро овладела не только разговорным, но и письменным японским, радуя мужа жаргонными токийскими словечками. В книжном квартале Канда выписали у букинистов многотомные собрания русских классиков советских времен и разыскали лавку, закупающую свежую продукцию российских издательств. Оттуда же шли потоком новые российские фильмы и сериалы, из которых мать тщательно отбирала для дочки все лучшее. Почти каждый год ездили к русской бабушке – полакомиться малиной, смородиной и крыжовником, которых в Японии днем с огнем не найдешь, поиграть с соседскими девчонками.

Молодая библиотекарша Тамара Исии, мать Нины, была родом из Мурманска. Вышла замуж рано, в восемнадцать лет, за капитана третьего ранга Суворова. Вышла по любви, дочку родила по любви, и жили они много лет в любви и согласии до того самого дня, когда в двери их дома постучала смерть. В тот день, двенадцатого августа последнего года уходящего тысячелетия, Тамара включила телевизор и услышала в новостях, что подводная лодка «Курск» легла на грунт в водах Баренцева моря, ждет помощи. С лодкой нет связи, судьба экипажа неизвестна. Ее Толя ушел в поход на «Курске». Простые учения. Помощи он так и не дождался, хотя после взрыва оказался среди тех двадцати трех выживших в закупоренном девятом отсеке. Говорили, что их могли спасти… Потом, когда лодку подняли, ей передали записку из штаба Северного флота вместе с соболезнованиями. Короткую записку от Толи, которую он писал неровным, разбегающимся почерком в кромешной тьме на дне морском. Прощался с ними, просил не оплакивать его слишком долго, а главное – сказать Нине, когда вырастет, чтобы знала: она дочь русского офицера-подводника, выполнившего свой долг до конца.

Тамара чувствовала, что какая-то частица ее души тоже умерла. Все вокруг померкло, потеряло смысл. Но у нее на руках были маленькая Нина и больная мама. Прокормиться втроем на зарплату библиотекаря и скудную пенсию было очень трудно. Тамара пробовала заниматься репетиторством, бралась за любую подсобную работу, но мрак вокруг нее постепенно сгущался. Бывшее толино начальство намекнуло, что казенную квартиру, при всем уважении, придется рано или поздно освободить. Владелец печально известной в городе службы элитного эскорта уже дважды звонил ей с недвусмысленными предложениями. Через год стало ясно, что помощи ждать неоткуда – как тогда, в «Курске»…

Однажды, возвращаясь с работы, Тамара Суворова обнаружила в почтовом ящике конверт со странным логотипом. Ее приглашали «на собеседование» в некое не названное учреждение, «имеющее отношение к проблемам охраны национальной безопасности Российской Федерации». С оплатой проезда до Москвы вместе с дочерью и проживания в отеле «Космос» в течение пяти дней. Тамара решила устроить праздник дочке, взяла отгулы и отправилась в Москву. Так она встретилась с генералом Гребневым.

Ей почему-то сразу понравилось открытое симпатичное лицо Тэрухиро Исии на фотографии. Добрые, прищуренные в полуулыбке глаза, небольшие усики, высокий лоб, аккуратно зачесанные на пробор волосы с проседью. Она никогда раньше не видела живых японцев, но почему-то представляла японского «положительного героя» именно таким. С этим человеком хотелось познакомиться, поговорить по душам. Она понятия не имела, чем занимается господин Исии, но внутренний голос подсказывал, что с таким мужчиной ей, наверное, было бы спокойно и уютно. Конечно, Тамара не знала, что держит в руках фото, отобранное специально для нее лучшими психологами Службы внешней разведки после долгих дней компьютерного поиска. Да если бы и знала, вряд ли это могло изменить общее впечатление. К тому же ей нечего было терять. Двадцатиминутной беседы оказалось достаточно, чтобы Тамара Суворова дала согласие на брак с японским предпринимателем, заочно просившим ее руки. Она ни разу об этом не пожалела.

Не то чтобы Тамара не думала о судьбе дочери, но генерал заверил ее, что Россия все равно никогда и ни при каких условиях воевать с Японией не собирается. Риск минимален. Даже если от девочки в будущем потребуется что-то сделать для своей исторической родины, речь может идти скорее о какой-то аналитической работе на японских рынках. Тогда генерал Гребнев, разумеется, не предполагал, что и он может ошибаться.

Семейство Исии, принявшее Тамару и Нину в объятия, насчитывало, судя по храмовым метрикам, двадцать четыре поколения. Предки Тэрухиро Исии принадлежали к старинному самурайскому роду, с незапамятных времен служившему верой и правдой князьям южного клана Сацума. Когда после реставрации Мэйдзи новое правительство издало закон о роспуске самурайских кланов и ликвидации феодальных сословий, прапрадед Тэрухиро поступил в офицерское училище и отправился крепить недавно созданный военно-морской флот империи. Участвовал в победоносной японо-китайской кампании, сражался под Порт-Артуром, в Цусимском сражении был первым помощником капитана броненосца, командовал крейсером в первую мировую. Сына тоже отдал в морское училище, чтобы тот достойно продолжил семейную традицию.

Мальчик не подвел: потопил вражеский минный тральщик в сражении при Лейте, невредимым вывел корабль из-под огня в сражении при атолле Мидуэй, прикрывал отход с Сайпана. В битве за Окинаву эсминец капитана Исии был потоплен, но сам Тэрумаса Исии спасся на шлюпке и добрался до берега. Корабля, над которым можно было принять командование, для него больше не оставалось. Американцы господствовали на море и в воздухе. Окинавский гарнизон захлебывался кровью, и последние самолеты камикадзэ, начиненные взрывчаткой, тщетно пытались преградить путь врагу. Тогда капитан Исии пришел в штаб военно-морских сил окинавского фронта, располагавшийся в глубокой пещере неподалеку от Наха, столицы острова. Он отрапортовал о судьбе своего эсминца и попросил оказать ему величайшую честь – вместо положенного по неписаному кодексу Бусидо харакири дать ему шанс погибнуть в бою за штурвалом торпедоносной одноместной субмарины. Адмирал Кусима после недолгого колебания подписал приказ. Капитан первого ранга Исии назначался командиром одноместной подводной лодки со сверхмощной торпедой на борту. Через два дня подлодка «Мурена» на полном ходу врезалась во вражеский десантный транспорт, который вскоре пошел ко дну.

Тэрумити Исии, отец Тэрухиро унаследовал доброе имя и небольшой капитал, который он сумел стократно приумножить в годы промышленного бума. Инвестировал в автомобильную промышленность, ставшую одним из самых невероятных феноменов «японского чуда». Над рабочим столом президента компании Исии-моторз висел портрет Тэрумасы Исии в морской форме с кортиком, а дома в алькове на алтаре стояла символическая урна с несуществующим прахом. Когда Тэрухиро принял бразды правления от отца, который сейчас доживал свой век на вилле в Каруидзаве, он не стал ничего менять. Портрет деда остался висеть в кабинете, а погребальная урна все так же стояла в алькове.

Тэрухиро сочетался благополучным браком с девушкой на десять лет моложе его, но с детьми у супругов не ладилось. Они подумывали об усыновлении, да никак не могли решиться. Вероятно, все так бы и шло без особых изменений в их жизни, если бы Митико не отправилась однажды с подругой на морскую прогулку. Их катер едва успел отплыть из порта Симода на полуострове Идзу, когда всю округу сильно тряхнуло. Неизвестно откуда взявшаяся трехметровая волна цунами подхватила суденышко и понесла на скалы. Из восемнадцати пассажиров спаслось семеро, но Митико среди них не было…

Прошло два года. Тэрухиро Исии в свои сорок пять был еще молод и полон сил. Отец настоятельно советовал снова жениться. Его близкий друг и компаньон как раз недавно привез жену из Хабаровска и не мог нахвалиться на свою красавицу.

– Поверь мне, – говорил он Тэрухиро в приступе откровенности – такого ты у нас в Японии не найдешь! И не только в постели – это само собой. Но душа! Какая душа! А какие она печет пирожки! Да ты только открой какой-нибудь русский сайт знакомств: посмотри, какие там куколки!

И Тэрухиро открыл наугад англоязычный сайт под названием «A Perfect Wife from Russia»[22]. Открыл – и не пожалел. Там действительно было на что посмотреть. Среди прочих ему бросилась в глаза очаровательная блондинка с печальными глазами – Тамара Суворова из северного города Мурманска. Вдова моряка, погибшего на «Курске». Странно, что женщина поделилась такой информацией на сайте знакомств, но это делает ей честь. Значит, ее муж принял смерть в море, так же, как когда-то его дед Тэрумаса. Так же, как Митико… Здесь читалась какое-то странное родство судеб. Киэн, как говорят в Японии, – «загадочная связь». Тэрухиро послал письмо и получил ответ, написанный в милой непринужденной манере одним из лучших специалистов СВР по эпистолярному стилю. Тамара призналась, что на английский письмо ей переводит подруга. Просила, чтобы он рассказал о себе все, до последней мелочи: о семье, об учебе, о работе, о друзьях, о партнерах по бизнесу. После обмена еще двумя посланиями Тэрухиро решил просить руки прекрасной мурманской незнакомки. Только тогда генерал Гребнев пригласил ее в Москву для беседы, впервые показал фотографию «жениха» и посвятил в свои планы.

А потом все было хорошо. Жених приехал повидаться со своей суженой в Россию. Встретились в Москве – к себе в Мурманскую хрущобу приглашать господина Исии не решилась. Как по волшебству, они сразу же понравились друг другу, будто всю жизнь искали родную душу и наконец нашли. Гуляли вместе по городу, ходили в музеи, ужинали в грузинском ресторане. Объяснялись, конечно, с трудом – на немыслимом английском, который Тамара успела прочно забыть, но это было не главное. Она готова была выучить любые иероглифы, чтобы никогда не расставаться с этим человеком, от которого веяло уверенностью и сдержанным благородством. Запах его одеколона – как потом выяснилось, Тэрухиро предпочитал «Кальвин Кляйн» – навевал приятные смутные грезы. И дочке мамин жених явно пришелся по душе.

Расписывались в Токио, в районном муниципалитете. Шумной свадьбы решили не устраивать, но близких родственников пригласили познакомиться с новыми членами семьи, а из Мурманска выписали маму, чтобы заодно подлечить ее застарелый артрит в столичной клинике. Когда через пару месяцев прошел культурный шок, Тамаре стало казаться, что она уже бывала здесь в прошлой жизни. Где-то в глубине памяти хранились эти образы дежа вю: просторный трехэтажный дом на Готэн-яма, в Нака-Мэгуро, развесистое дерево гингко за окном, которое осенью превращается в гигантскую золотую свечку, школьники в формах, домашние хозяйки на велосипедах, приветливые, улыбающиеся лица продавцов в магазинах и официантов в кафе. У них родился мальчик, которого счастливый отец решил назвать Тэрухико. Русская бабушка еще успела понянчить внука. Она умерла от инфаркта через год после рождения ребенка.

Нину отдали в частную школу для девочек на Роппонги, в тихом переулке рядом с Международным домом Японии и посольством Сингапура. Взяли частного преподавателя японского, который занимался ежедневно и с мамой, и с дочкой. Скоро Нина уже говорила и писала на новом языке, вызубривая по сто иероглифов в неделю и поражая учителей своими феноменальными способностями. Преподавали всё сначала на японском, но в старших классах уже было много предметов на английском и немецком. После уроков начинались занятия в спортивных секциях: сначала плавания и тенниса, потом верховой езды и стрельбы из лука, потом прикладного джиуджитсу. Она всегда была в первой тройке по рейтингу и получила от директора блестящую рекомендацию для поступления в университет.

Старинный частный университет Васэда выбрали потому, что там как раз открылся новый факультет Свободных искусств, который начал разрабатывать обширную программу студенческого обмена и научного сотрудничества с Америкой и Европой. После стажировки Нину пригласили писать мастерз в Беркли. Предлагали там и остаться на кафедре, но она предпочла вернуться в Токио к маме. Диссертацию по теме «Международное сотрудничество в области строительства культурных центров» защищала в Гарварде, откуда снова вернулась в Японию во всем блеске своей докторской степени. Престижная должность в крупном транснациональном консалтинговом агентстве дала ей доступ в круг политической и интеллектуальной элиты страны. Красавица Нина Исии стала желанной гостьей в салонах, на вернисажах и дипломатических приемах.

Однажды, когда Нина в кофейне «Дзанетти» возле станции Нака-Мэгуро пролистывала последние звонки на айфоне, к ее столику подошел пожилой элегантно одетый мужчина с чашечкой эспрессо и робко спросил по-английски: «May I?[23]»

Хотя кофейня в этот час выглядела полупустой, Нина не слишком удивилась. Мужчина был сугубо европейской внешности, а она отлично знала, что в Японии западные туристы, чувствуя себя потерянными в недрах азиатского Вавилона, тянутся к собратьям по расе и языку в поисках сочувствия и совета.

– Садитесь, – великодушно разрешила она.

Новый посетитель благодарно кивнул, поставил чашечку на стол и снял плащ. Одернув твидовый пиджак и поправив туго завязанный галстук, он провел рукой по жесткому седому «ежику» на макушке и сел напротив Нины.

– Меня зовут Николай Николаевич, – представился по-русски мужчина. – Поговорим, Нина Анатольевна?

С тех пор прошло три года.

Глава XXII Властелин колец

С подачи замминистра культуры Шурика Пискарева слухи о тайной миссии ученого самурая расползлись по залу со скоростью лесного пожара. Тема вечера, которую еще совсем недавно воспринимали всего лишь как символическую заявку для элитной тусовки, внезапно обрела зловещий смысл и наполнилась вполне реальным содержанием. Астероид из картона, подвешенный к потолку, больше никому не казался забавным. В однородной массе гостей Ассамблеи стали образовываться круги и завихрения – там шли оживленные дебаты, порой переходящие в матерную словесную дуэль.

Глава думской фракции «Социалистический альянс» олигарх Эммануил Сейфуллин сцепился с лидером христианско-коммунистической оппозиции Брюхановым, который призывал к крестовому походу на Запад во искупление грехов земли русской.

– Астероид нам поможет! – вещал Брюханов, потрясая «Деяниями апостолов», книгой, с которой он никогда не расставался в последние десятилетия после отмены советской власти. – Сколько можно терпеть от нехристей! Санкции вводить? Так вот же вам санкция за всё! Гендерное обучение вам подавай? Однополые браки? Дождался, Содом! Забыли, филистеры хреновы, сорок пятый год! Но мы напомним! Господь все видит! Мне отмщение и аз воздам! Испепелим нечестивцев! И заживем по-новому в одной, отдельно взятой стране…

– Весь мир насилья мы разрушим!.. – неожиданно басом затянул Брюханов, отчего стоявшие рядом партийцы и сочувствующие вздрогнули и вытянулись в струнку.

– Спокойно, Коля! – веско возразил Сейфуллин, постукивая ногтем указательного пальца по брильянтовой заколке на галстуке. – Здесь тебе не Дворец съездов и не храм Христа Спасителя. Хорош проповедовать. Нам надо сейчас о себе думать, а они там на Западе уж как-нибудь о себе позаботятся. Содом – не Содом… У тебя что, билет на Марс в кармане, что ли?

– На кой мне твой Марс сдался?! – вскинулся Брюханов, стукнув в сердцах «Деяниями апостолов» по спинке кресла. – Я на Руси-матушке родился, на ней и буду стоять за рабочее дело хоть до второго пришествия! Я, если хочешь знать, не то, что некоторые – православный российский пролетарий в пятом поколении!

– Считай, что дождался Страшного суда. Если астероид шарахнет, долго ты не простоишь, хоть раком стань в любом поколении. Ты лучше от своей компартии Христа ради запрос подай насчет нормального убежища, а то мы тут все изжаримся, как люля-кебаб. Я тебе серьезно говорю, Коля: надо прямо сейчас писать, а то, когда прижмет, можно ведь и на улице остаться. Кому тогда наша Дума понадобится?

– То есть как кому?! – побагровел от возмущения Брюханов, но тут же как-то сдулся и словно опал.

– Вообще-то могут, – грустно согласился он. – Ведь и вправду не вспомнят, кто на святую Русь инвестиции привлекал, кто им рабочие места создавал… Так чего же теперь делать-то, а? Писать запрос?

– Ну да, и побыстрее. Только надо будет для этого думскую комиссию назначить. Пусть позаботятся о бункере. Со всеми удобствами, естественно.

Оказавшийся рядом Пискарев бесцеремонно вмешался в дискуссию:

– Жду вас обоих завтра в Термах. Наш друг Мияма хочет кое-что предложить. Говорит, это наш спасательный ковчег! Так что завтра в восемь. Не опаздывать! – и он бесследно растворился в пестрой толпе.

Так были ангажированы еще трое думцев, пять сенаторов и три министра – тяжелой промышленности, энергетики и чрезвычайных ситуаций. Министр обороны Бурдюков обещал подумать, но сам решил от сомнительного конспиративного общения воздержаться. Министр внутренних дел отказался под предлогом чрезвычайной занятости, предварительно пошептавшись с пышногрудой брюнеткой, но потом все же согласился. Всего набралось десятка полтора желающих. Мияма был доволен. Его план начинал осуществляться, причем с неожиданной легкостью.

В этот момент весь зал Ассамблеи замер, почтительно затаив дыхание. В проеме дверей стоял хозяин вечера Семен Рузский, глава Минстратресурса и по совместительству владелец контрольного пакета акций компании РАЗ-НЕФТЕГАЗ (Российско-азиатские нефте-газопроводы). Девушка в кокошнике уже направлялась к нему с граненым стаканчиком на подносе.

Опорожнив штрафную, Семен Захарович приветливо помахав всем часами Patek Philippe Platinum, болтающимся на худом запястье. Присутствующим этот жест был хорошо известен, тем более, что, как писал журнал «Форбс», стоимость этого уникального хронометра составляла ровно четыре миллиона долларов, и на них всегда было не вредно лишний раз взглянуть, чтобы понять истинный смысл пословицы «Время – деньги».

Семен Захарович строго осмотрелся по сторонам и чинно проследовал с телефоном в руке к своей нише на пьедестале. Там он провел не менее десяти минут в напряженном диалоге по мобильнику с каким-то, видимо, не слишком приятным собеседником. Его изрядно оттопыренные уши при этом побагровели и, казалось, увеличились в размере. Несколько раз казалось, что телефон сейчас со звоном полетит на пол, но этого не произошло. Рузский в последний раз скорбно кивнул ушами и положил плоский платиновый корпус в нагрудный карман. Только тогда он обвел взглядом Ассамблею и сразу же понял, что вечер идет не совсем по плану. Впрочем, ничего объяснять было уже не надо – Семен Захарович только что получил свежую информацию от пресс-секретаря президента вместе с предупреждением насчет несанкционированной поставки нефти в Финляндию, идущей через его личные каналы. Он понял, что последнее заседание Совбеза не осталось тайной для присутствующих, и теперь все бурно обсуждают скорое прибытие астероида с учетом последних экспертных оценок. Как человек государственный, обязанный заботиться о состоянии и настроении элитного электората, Семен Рузский решил взять дело в свои руки и пресечь анархию.

– Дорогие друзья и коллеги, прошу внимания! – объявил он с пьедестала в микрофон высоким, слегка писклявым голосом, который как нарочно оттенялся капризной интонацией. – Прошу не поднимать паники по пустякам. Да, астероид. Да, летит. Да, может быть… Но, во-первых, точно ничего-таки неизвестно. Во-вторых, мы принимаем меры. Так сказать, превентивные. Правительство считает, что объект удастся уничтожить на подлете. Может быть… А если нет, будем принимать другие меры. Адекватные. Средства найдутся. Так что прошу всех поднять бокалы за Россию-матушку, могучую и обильную! За наши природные и человеческие ресурсы!

Тост, против ожиданий, не вызвал в участниках Ассамблеи особого энтузиазма и был встречен прохладно. Олигарх Приапович, владелец сети ночных клубов «Лупанарий», опорожнив свою рюмку, первым вызывающе громко крякнул, хмыкнул и скептически выдохнул: «Ну-ну!» По залу пробежала волна негатива и разбилась о покрытые ковровой дорожкой ступени.

Вездесущий Пискарев подобрался вплотную к пьедесталу и свистящим полушепотом позвал:

– Семен Захарович! На минутку!

– Чего тебе? – рассеянно отозвался хозяин Ассамблеи, чьи мысли блуждали сейчас где-то в космических далях, на траверсе стремительно мчащегося астероида.

Поднявшись на две ступеньки, Пискарев вкратце поведал о миссии своего японского друга, который сулит спасение от катастрофы – правда, не для всех… Рузский выслушал рассказ с интересом, но так и не понял, каким образом японцы могут спасти присутствующих от катаклизма планетарного масштаба.

– Завтра, – пообещал Пискарев, – завтра он нам все объяснит. Вроде бы речь идет о бартере. Приходите завтра часиков в семь в Термы. Ну, вы знаете…

– Нет, сам не могу – дела. Но от себя пришлю кого-нибудь, – все также рассеянно ответствовал Рузский и слегка повел оттопыренным левым ухом.

Очевидно, он не придавал особого значения визиту случайного японца.

Глава XXIII Роппонги хиллз

Они сидели за столиком в кафе «Торая», затерянного в самом укромном уголке сектора Кэякидзака на первом этаже небоскреба Роппонги-хиллз, превращенном в прогулочную зону колоссального здания. Между чашечками с фирменным кофе по-костарикански, Нина положила айпад с планом небоскреба. Вик и Кодзи водили пальцами по экрану, пытаясь разобраться в мудреных чертежах.

– А откуда у тебя такая эксклюзивная информация? – поинтересовался Виктор, отхлебнув глоточек ароматного зелья с мексиканским ликером Калуха.

– Связи, – лаконично пояснила Нина, но, подумав немного, продолжила. – Хотя у нас сейчас, наверное, не должно быть секретов. Мой отчим еще в молодости был знаком с семейством Хори. Они вместе со стариком Тэрумити, моим «приемным дедом», творили «японское чудо». Когда я приехала со своей пиэйчди из Штатов, отчим даже собирался меня посватать к ним на работу: у Хори ведь есть компания по освоению культурных центров… В общем, в конце концов работать я тогда устроилась в университет – это все же приятней, чем от зари до зари вкалывать в японской фирме – но контакт остался. Я еще тогда познакомилась с племянницей босса. Эксцентричная старая дева: ни мужа, ни детей, но зато куча знакомых из артистической среды. Она их, кажется, просто коллекционирует. Заодно она возглавляет общественную комиссию, которая как бы курирует культурные центры Хори и работает над их улучшением. Раз в две недели собирает у себя эдакий салон. Я ей понравилась тем, что спела под гитару несколько цыганских романсов.

– Да, у меня в ориентировке было сказано, что японцы обожают русский песенный фольклор, – понимающе кивнул Виктор.

– Обожали, – поправила Нина. – Сейчас молодежь о нем и не вспоминает, но их бабушки и дедушки действительно знали русские песни и хором их распевали в только что появившихся караоке-барах. Макико Хори тоже принадлежит к этому поколению. Мы с ней, можно сказать, даже подружились. Она меня опекала. Ходили иногда вместе на филармонические концерты, кофе пили. Ее хлебом не корми – только дай поговорить. Рассказала мне всю свою подноготную. И про семейку Хори, конечно, тоже доложила. Я тогда и понятия не имела, что когда-нибудь может пригодиться. Ну, насчет сватьев, братьев и тетушек я ничего не запомнила, а дядюшка ее – легендарная личность. Все-таки Хори – самая большая девелоперская корпорация в стране, целые районы застраивала в самом центре Токио. Да и в других городах. Он, оказывается, большой чудак. Коллекционирует марки с памятниками архитектуры, смотрит исключительно фильмы пятидесятых и шестидесятых, пьет каждый день после ванной в десять вечера джин Гордонс с тоником и сочиняет хайку. Еще он играет на сякухати.

– Это что такое? – не понял Виктор.

– Бамбуковая флейта. Очень заунывная.

– Забавный дед, – заметил Кодзи с легким, почти неуловимым акцентом. – И как же мы к нему подберемся? Попросимся на концерт сякухати?

– У меня тут важная информация, – сказала Нина, показывая глазами на айпад. – Старик двенадцать лет назад переселился из своей загородной усадьбы сюда, в Роппонги-хиллз, на пятьдесят четвертый этаж. Этот небоскреб его любимое детище – вот наш супердевелопер и решил устроить в нем королевскую резиденцию. Теперь постоянно там живет: наслаждается панорамой столицы. Неплохой пентхаус получился, с оранжереей, буддийским храмом, садом камней, экзотической купальней и небольшим приватным театром. Общей площадью, наверное, с футбольное поле. Мы однажды были у него в гостях с Митико. В гостиной на почетном месте стоит старинный ларец красного дерева. Я спросила, что в нем хранится. Старик еще так загадочно ответил: «Редкая вещица – мэмори-стик с копией всех чертежей Роппонги-хиллз. Это мой талисман, о-мамори. На ней есть и то, что снаружи глазу не видно…»

– А что у нас на пятьдесят третьем и пятьдесят пятом? – деловито поинтересовался Кодзи.

– На пятьдесят третьем располагается музей Хори – довольно внушительная коллекция современного искусства. А пятьдесят пятого нет. Вернее, это просто застекленная смотровая площадка. Работает, между прочим, до одиннадцати вечера, чтобы посетители могли любоваться ночными видами Токио. Оттуда, я думаю, не так уж трудно проникнуть в квартиру. Но надо уточнить детали.

– И что же? Мы должны ликвидировать старика? Или сгрести его со всеми его чертежами, закатать в ковер и вывезти в аэропорт? – усомнился Вик. – Там же охрана, а сейчас и вовсе… Боюсь, на таком задании любой дракон зубы пообломает…

– Я ведь не сказала, что мы его должны похитить. Можно попробовать его уговорить, чтобы он сам согласился нам помочь.

– Are you kidding?[24] – невольно перешел на английский Вик, откинувшись на стуле от удивления. – С какой радости господин Хори будет помогать спецслужбам другой страны в критической ситуации? С какой стати он вообще будет с нами разговаривать?

– Основание есть! – твердо заявила Нина, и в голосе ее прозвучала нотка торжества. Я слышала, что старик Хори два года провел в русском плену после войны. Был интернирован как военный инженер Квантунской армии. Отстраивал Хабаровск и Благовещенск.

– Так значит, он ненавидит Россию? – грустно констатировал Вик.

– Наоборот, – улыбнулась Нина, – души в ней не чает. Это так называемый русский синдром. Три четверти военнопленных, вернувшихся из России в конце сороковых, навсегда остались русофилами. В один голос утверждали, что к ним в русском плену относились лучше, чем в собственной императорской армии. Они стали активистами всех местных обществ дружбы. А господин Хори даже выделил для общества Японо-советской дружбы роскошный особняк. После перестройки он три раза приезжал в Россию: дважды в Москву и последний раз посмотреть свой сибирский лагерь в Забайкалье. Вернее, то, что от него осталось. В общем, такого любителя России еще поискать. По-моему, основание есть! Попросим его по-человечески. Я могу сама…

– Ну нет! – прервал ее монолог майор Нестеров. – Даже большой друг России не захочет предать свою страну и выдать стратегическому противнику государственную тайну. Ты же сама говорила, что старик с принципами. И к чему нам такие психологические эксперименты? Мы должны провести операцию в его отсутствие. Сейчас лето. Человек возраста и положения Хори явно не станет безвылазно торчать в своих задраенных апартаментах на пятьдесят четвертом этаже в обнимку с кондиционером. У него, конечно, есть загородная резиденция, где он и отсиживается в жару. Я уточню на днях через местную резидентуру. Тогда и выработаем план действий.

Глава XXIV Катакомбы на Рождественке

С трудом разогнувшись, Петр Бубнов бросил кайло, сплюнул и закурил. В тусклом свете шахтерской лампы чумазое лицо блестело от пота.

– Слышь, Димон, хорош долбить! – хрипло бросил он шурину. – До воды добрались, и ладно. Вроде, пить можно. Теперь надо жрачку затаривать. Лет на пять чтобы хватило.

Сюда бы еще сена…

– Не, сено будет гнить. Надо резиновые матрасы. Ну, типа надувных кроватей. Спальные мешки тоже. Еще стульчиков складных десяток, столов походных пару, свечей там, спичек, керосину для ламп, курева…

– А топить чем? Консервы, что ли, холодные жрать всю дорогу? Да мы тут зимой от холода околеем.

– Так глубоко же: большого холода тут быть не должно. И вообще до зимы еще дожить надо. Керосинкой обойдемся. Тем более, снаружи-то ой как жарко будет. Спальники, конечно, нужны.

– Жарко будет поначалу, а потом ядерная зима шарахнет – и пипец котятам. Может, угля сюда притащить? Главное, надо спиртяги запасать побольше. Нюрка, конечно, не обрадуется. Но без спиртяги тут долго не протянешь.

– Это точно. Тем более, что еще может радиация подтечь, а от радиации одно лекарство – спиртяга. Ну, а насчет жратвы… Думаю, крыс придется хавать.

– Чего? Ты опупел, что ли? Каких еще крыс?

– Обыкновенных. Их тут будет видимо-невидимо, набегут отовсюду. А что? Я тут фильм смотрел про Вьетнам. Так у них там кого только не жрут: и крыс, и змей, и ящериц, и летучих мышей, и тараканов. И ничего – только за ушами трещит.

– У них, может, и трещит. На то они и вьетнамцы. А я на крыс не согласен. И на тараканов твоих тоже!

– Смотрите, ка-акой гордый! Ну, мы тебе отдельно суши будем заказывать в лучшем ресторане. Из свежей семужки. Ишь, крысы его не устраивают! Гурман хренов! Всего-то и делов – привычка. Ты вспомни про те же суши: папаша твой покойный стал бы это рыбье сырье лопать? Да ни за какие коврижки. И мой тоже, в натуре. А когда объяснили всем, что у японцев так принято, народ сразу и потянулся. Теперь не оторвешь. Так же и с крысами. Может, мы с тобой еще большой бизнес замутим: ресторан крысиной кухни откроем «Петр и Шушера».

– Это еще кто?

– Ты ее не знаешь. Но звучит красиво. А нет – так друг друга будем шамать. По жребию.

– Ладно, хорош гнать! – угрюмо сплюнул Бубнов. – Пока что сухари сушить будем и крупу запасать. С тушенкой. И спиртягу. А Виталику соку. Еще надо витаминов накупить – чтобы от цынги. И лекарств разных.

– Лекарств – само собой. Только главное – патронов побольше.

– Охотится тут собрался, что ли?

– Да нет, это на нас будут охотится. Если кто-то пронюхает, что у нас тут база отдыха, от гостей отбоя не будет.

– Ну, три ствола у нас есть. Патроны тоже не проблема.

– Ты еще духовушку принеси. Автоматы нужны, гранатометы, пулемет крупнокалиберный… А то нас тут всех сожрут и косточки выплюнут. Так что давай, Пашку Кривого напрягай. Скажи, что бабки есть – пусть железки таранит.

– Лады, – мрачно заключил Петр, снова сплюнув в сторону. Тогда тут надо укрепрайон оборудовать, чтобы не прорвались. Ничего, сделаем. Вишь, тоннель-то один-единственный. Если кто-то его и найдет, всегда можно перекрыть.

– Да, только чем? Я в прошлом году в Турции был. Из Анталии в Каппадокию на экскурсию возили. Вот уж где укрепрайон, скажу я тебе! Нам бы туда, да турки теперь хрен пустят. Там с доисторических времен подземные города всюду вырыты в песчанике и в скалах прямо наверху. А вниз некоторые на пять-шесть этажей уходят. В один такой нас завели. Мама родная! Я такого лабиринта и в кино никогда не видал. Причем у них там и вентиляция, и водосборники, и вообще…

– А чего это они под землю полезли? – удивился Петр. – Не могли, что ли, нормальные дома построить? Или к ним тоже астероид прилетал?

– Астероид вряд ли, но их там завоевывали все, кому не лень. Вот и приходилось лет по сто под землей отсиживаться. Хотя продовольствие им как-то снаружи забрасывали. А они там в своих лабиринтах оборонялись. Хорошо приспособились – просто какая-то марсианская подземная колония. Причем научились свои лабиринты наглухо перекрывать. Выбивали в коридорчике два такие симметричные паза справа и слева. В тот, что поглубже закатывали здоровенный круглый камень вроде жернова – с наружной стороны гладкий, а с внутренней есть выемки. Ну, и когда кто-то к ним вторгался, надо было только из-под жернова клинышек выбить, чтобы он в коридор скатился и проход перекрыл. И хрен его снаружи отодвинешь. Нам бы тоже надо такое каменное колесо приспособить.

– Хорошая мысль, – согласился Петр, – только возни много такой круг вытесывать.

– А у меня отбойник штрековый есть, на аккумуляторе – успокоил Димон. – Пока электричество не отключили, сделаем, не проблема. Не забыть, кстати, генератор сюда затырить!

– Лады. Тогда тащи его послезавтра. Займемся. А теперь на ужин, братан. Нюрка, вроде пока крыс не планировала, борщ варит, а спиртягу я уже начал запасать. Надо проверить, не скис ли.

Аккуратно сложив инструмент в углу, они выключили лампу и, подсвечивая дорогу фонариком, двинулись узким лазом наверх, к выходу.

Глава XXV Парная для самурая

Профессор Мияма лежал ничком на деревянной скамье и тихо стонал под безжалостными ударами двух березовых веников. Было невыносимо душно от влажного пара – кто-то из почетных гостей только что плеснул из ковша воды на каменку. Шура Пискарев наконец сделал перерыв, отложил веники в сторону и собрался поддать еще жару, когда Мияма слабым голосом попросил пощады. Собрав последние силы, он соскользнул с полка, шатающейся походкой побрел в предбанник и плюхнулся в плетеное кресло, завернувшись в простыню. Русская баня была знакома профессору не понаслышке – его московские друзья почему-то были уверены, что никакое другое физическое наслаждение не сравнится с этой поркой в пароварке. Чтобы их не обидеть, приходилось сжав зубы терпеть страшные мучения, сравнимые только с описаниями буддийского ада. Разве можно сравнить эти пытки с комфортом прекрасно оборудованных геотермальных источников, разбросанных по всему Японскому архипелагу?! Конечно, иногда бывает горячо – не каждый может войти в купальню с температурой воды сорок пять градусов. Но, в конце концов, это дело привычки. А кое-где есть и погорячее. Например, на любимом горном курорте профессора, в Кусацу. Банный комплекс «Терме-терме» предлагает желающим специальные ванны, «котел Гоэмона», куда можно окунуться на пару минут только просидев достаточно долго в ледяной купели. Гоэмоном звали знаменитого разбойника, сваренного заживо в Эдо на людной площади. Так ведь это для желающих! А здесь никто не спрашивает твоего согласия – просто ведут в парилку и начинают хлестать наотмашь. Варвары! Но ничего: скоро этим средневековым извращениям придет конец. Ведь в бункере у них бань не будет. Хотя кто знает…

Тем временем за огромным столом из душистой криптомерии в предбаннике уже расселось человек двенадцать из приглашенных гостей. Они чинно потягивали пенный напиток из затейливо расписанных антикварных баварских кружек с крышками, закусывая ломтиками тихоокеанского лобстера, и ждали подхода основных сил. На массивной столешнице, представлявшей собой продольный спил ствола трехсотлетнего реликтового дерева, в серебряных ванночках со льдом охлаждались, поблескивая красочными этикетками, бутылки прославленных чешских, немецких, датских, бельгийских и японских сортов.

Там и сям с нарочитой, хорошо продуманной небрежностью были разбросаны грубовато вылепленные керамические блюда и тарелочки в стиле «рустик», поставленные по специальному заказу дизайнерской фирмой Ямамото Кансай. Содержимое тарелочек, которых на столе размещалось не менее сотни, варьировалось от соленого чилийского лосося, дальневосточных гигантских устриц на ледяной подложке и фуа-гра производства останкинского мясокомбината до осетрины горячего копчения, черной икры, камчатского краба и аргентинских анчоусов. Недружественные экономические санкции, предпринятые против России Западом четыре года назад в связи с известными историческими событиями, хотя и не сумели подорвать экономику великой державы, но нанесли ощутимый удар по сектору элитной гастрономии. Многие деликатесы, попавшие под эмбарго, стали объектами импортозамещающей политики, но кухня в «Термах» так и не смогла оправиться от потрясения, перейдя почти наполовину на отечественные продукты и отказавшись от тридцати процентов импортных сыров. Впрочем, посетители стоически переносили трудности, сознавая ответственность момента и величие собственной исторической миссии.

Отцы российской демократии – политики и всесильные олигархи, – закутавшись в белоснежные махровые тоги с каймой из российского триколора, восседали на изящно выгнутых ортопедических креслах цвета молодого вина Божоле с мягко пружинящим кушоном из нежного пальмового волокна.

Термы, выстроенные в 2014 году известным девелопером и меценатом Махмудом Курбановым на небольшую часть средств, оставшихся от сочинской зимней олимпиады, были точной репликой банного комплекса императора Каракаллы – во всяком случае так утверждал автор проекта, итальянский архитектор Джузеппе Мончини. Разумеется, систему отопления и сервисные салоны пришлось модернизировать, а также включить этнические секции русской, финской и турецкой бани, но в целом весь комплекс был тщательно воссоздан на основе изучения римских руин. Щедрый подарок Махмуда сразу же оценили в высшем свете, и скоро Термы превратились в престижный закрытый клуб, членство в котором ценилось дорого и стоило недешево.

Формально здание было под юрисдикцией Министерства культуры. Здесь обсуждались законы до их представления в Думу, намечались кандидатуры будущих сенаторов и министров, рассчитывались многоходовые комбинации предвыборных кампаний и плелись интриги, от которых затем нередко содрогались в пароксизме парламенты дальних и ближних стран. Члены клуба после уплаты вступительного взноса, сумма которого никогда не разглашалась и, возможно, варьировалась по категориям, получали специальное удостоверение. Достаточно было предъявить такое удостоверение сотруднику госавтоинспекции, чтобы тот немедленно перекрыл поток машин и обеспечил владельцу корочки «зеленый коридор». Между собой члены клуба в шутку называли друг друга Терминаторами, и некоторым такое определение подходило как нельзя лучше. В Термы, разумеется, не допускалась пресса, а весь обслуживающий персонал проходил специальную шестимесячную подготовку на курсах повышения квалификации под непосредственным надзором Третьего управления.

Никаких регулярных совещаний в Термах не проводилось – собирались по случаю, когда надо было обсудить со своими назревшие проблемы в обстановке сугубой конфиденциальности. Информационную безопасность гарантировал все тот же вездесущий Махмуд и его немногословный специально обученный контингент, о котором клиенты клуба предпочитали не спрашивать, особенно к ночи.

В этот вечер сбор проходил в Георгиевском салоне, предназначенном исключительно для государственных нужд. Все уже были в курсе дела, но никто еще не знал, с каким предложением прибыл японский гость. Переговаривались вполголоса, обменивались последними новостями. При этом тему астероида старались не затрагивать, хотя было заранее известно, что речь пойдет именно о нем. Кое-кто с озабоченным выражением водил перстом по экрану айпада. Глава Росэнерго Кулагин, отойдя в дальний конец зала, и прикрыв телефон краем простыни, выговаривал своему заму. Дородный министр здравоохранения Титков, то и дело протирая полотенчиком потную плешь, свистящим шепотом просил молодую жену успокоиться и не лезть в бутылку.

Наконец двери предбанника распахнулись, и краснолицый Шурик Пискарев прошествовал к столу под руку с профессором Миямой, который свободной левой рукой стыдливо придерживал край махровой простыни.

– Дорогие коллеги, – бодро обратился Шурик к присутствующим, усадив гостя на почетное место, – позвольте мне еще раз представить моего друга профессора Мияму, который прибыл к нам с деликатным предложением от имени… э-э… ну, скажем, властей Страны Восходящего солнца. Речь идет о приближающейся глобальной катастрофе и способах ее предотвращения. Все мы знаем, что астероид уже вышел на траверс Земли и направляется к нам со скоростью порядка тысячи километров в минуту. Если произойдет, так сказать, импакт, то все, чем мы тут с вами любуемся – при этих словах присутствующие невольно перевели взоры на красочно оформленный стол – обратится, так сказать, во прах. Включая и нас самих, разумеется. Удастся ли нашим славным ракетчикам раздробить астероид или отклонить его от нынешней траектории движения, никому не известно. Говорят, все зависит от состава этой чертовой глыбы. С посылкой на комету зонда, как вы знаете, в 2014 году Еврокосмос дал маху – батареи разрядились и прибор заклинило. А другого такого аппарата, кажись, еще не построили. Положение, господа, складывается пиковое, но у нашего гостя есть соображения на эту тему. Прошу, профессор!

Пискарев радушным жестом пододвинул к разомлевшему Мияме микрофон и уселся рядом.

Усилием воли Мияма заставил себя сосредоточиться на порученной ему миссии. Он пригубил кружку с ледяным Пльзеньским и начал, тщательно подбирая слова:

– Уважаемые господа! Я совсем не официальный парламентарий – просто частная физиономия. Но тем не более-менее я хочу представлять мнение моих высокоподставленный друзей из правительства и других авторитарных организаций. Они меня уполновымочили сделать вам одно не очень безынтересное предложение.

Мияма на мгновение замолк и обвел присутствующих интригующим взором. Реплик из зала не последовало. Только министр водных ресурсов Рябцов шумно вздохнул и отчаянным жестом налил свою кружку до краев, так что пена хлынула на стол.

– Действительно, астероид летит, – констатировал Мияма. – Действительно, он может так долбобануть, что всем нам станет очень жарко, как в этой чудесной баньке. И никому не покажется слишком мало. Правда, может и не долбобануть. Но мы точно не знаем. Поэтому весь мир готовится, а у нас в Японии готовятся особенно системоточно. У нас во всех городах и деревеньках строят бункеры и уже построили очень много штук. Может быть, несколько тысяч. Наверное, всё население обеспекать не получится, но мы к этому стремимся. Правда, может и не долбобануть… Население Японии уже принесли в списки и распределали по бункерам. Некоторые еще продолжают строить. Строительские работы идут быстро, по новейшим технологиям, которые у нас очень передние.

– И что за технологии? – полюбопытствовал министр транспорта, меланхолично пережевывая крупную тигровую креветку.

– Модульные – кратко ответствовал Мияма. – Копаем тоннели в горах и заполняем их соборными секциями – как в конструкторе Лего. Нановолочим. Секции печатаем на принтере 3D. Из таких Лего можно под землей и даже под водой построить большой город, и он будет похож на хати-но су… Как по-русски? Ну, по-английски би-хайв.

– Пчелиные соты, – догадался замминистра иностранных дел, имевший долгосрочный опыт оперативной работы за рубежом.

– Да, соты. Из материалов Нана. Количество секций может быть маленькое, а может быть очень огромное – много сотен блок. Со всеми коммуническими кациями, конечно.

– Молодцы! – завистливо проронил министр по чрезвычайным ситуациям. – А что делать, если гор рядом нет?

– Ну, там, конечно, просто копают под землю. Глубоко. И в котлованну спускают секции. Получается такой перевернутый небоскребок. Модульный, как Лего. Всю котлованну инсулируют, а сверху укроют герметичной крышкой – как консервную банку. Получается самодовольный подземный комплекс, совсем непроникаемый. Туда доставляют консервы, концентраты и запасы коровок, свинок, чикенов, других животных, которых можно скушать. И еще семена – выращивать рис, пшеницу, попкорн методом гидропони… И еще есть блок утилиза отходов. Как в космосе.

– А энергия откуда? – подозрительно вопросил министр энергетики.

– Атомный реактор. А если он портится, то утилиты гуманитарных экстракрементов, – лаконично пояснил Мияма. – Комплекс может автономично функциировать много лет. Чем больше комплекс, тем он долгопрочнее.

Мияма отхлебнул глоток Пльзеньского и многозначительно повел кружкой, как бы иллюстрируя величину и добротность японского бункера. Собравшиеся подавленно молчали, вероятно, осмысливая всю тщету земных сокровищ и собственную беззащитность перед лицом надвигающегося катаклизма.

– И что же, – прервал гнетущее безмолвие вице-премьер Авдеев, – вы хотите нам предложить места где-нибудь в токийском бункере? За какую же валюту?

– Совершенно неправильно, – обиженно возразил Мияма. – Разве я похож на туристического пиратора? И зачем наше правительство будет продавать такие вау-шеры иностранцам? Тем более санкции… Нет, я никакой продажи не уполновымочен предлагать. Только эквивалентный обман.

– Обмен?

– Я хотел сказать «обмен», разумеемся. Будем меняться!

– В каком смысле? – недоуменно сдвинул кустистые брови Авдеев. – Токио на Москву, что ли? Мы переезжаем к вам, а вы к нам?

– Очень объясняемое желание, господин вице-премьер! – согласился Мияма. – Но переезжать не надо, не беспокойтесь.

– Значит, будем ждать, пока шарахнет этот астероид?

– Почему надо просто ждать? Япония готова предоставить вам ноу-хау на стройку такого элитного бункера в Москве. И материалы для него. Только один бункер, больше не успеваем. Но большой – например, на пятнадцать тысяч человек. Причем бесплатно. Вы сами решите, кто будет им воспользоваться.

– Интересно, а что взамен? – недоверчиво протянул Авдеев, искоса глянув по сторонам. – Вам, небось, государственные секреты подавай?

– Зачем нам ваши секреты, если скоро никакого государства у вас не будет? – резонно возразил искуситель. – Нам нужно совсем немножко: в основном то, что нам и раньше надлежало плюс еще сё-сё, совсем чуть-чуть. То есть все Курилы, остров Сахалин, порт Находка и еще вся территория от него до Владивостока, и вообще Приморский край.

Последний пункт Мияма приберег на конец, чтобы психологически подготовить аудиторию.

– Ничего себе! – возмутился заместитель министра обороны Тараканов. – Сахалина с Находкой и всего Приморья им, видите ли, захотелось! Хрен вам!

– Спасибо, хрен у нас есть, называется васаби, – невозмутимо парировал Мияма.

– Зачем же вам эти территории, если вся Япония с окрестностями скоро ко дну пойдет? – привстав с места, патетически вопросил завернутый в махровую простыню министр Кулагин.

– Если даже пойдет, то все равно может пригождаться для переселянцев. У нас ведь есть бункеры, – резонно парировал Мияма. – А России уже никак не будет нужно. Даже через двести лет или триста. Зато Россия может сохранить свою элиту. А элита может сохранить свою потомственность. Значит, когда-нибудь потом Россия сможет возрождать свою элиту, то есть вас. Даже, может быть, все население станет элитным – потому что другого совсем не останется. Это хорошая делка, господа. Вряд ли у вас будут другие такие предлоги. Вы даже не можете купить места в бункере у нас или в Америке, потому что санкции не позволяют – нельзя ничего такого вам продавать. А здесь построить еще можно. Только времени очень мало – гири-гири, в обрезание.

– Какие еще гири? – раздраженно буркнул министр чрезвычайных ситуаций Панкратов, хрустнув соленым крекером.

– Обыкновенные, – улыбнулся Мияма. – Это значит еле-еле. Надо очень быстро решать. До вторника.

– А почему до вторника? – безнадежно вздохнул Титков, промокнув вспотевшую лысину кончиком простыни.

– Наши японские специалисты подсчитали, что, если решить до пяти часов вечера вторника, пятнадцатого июня, то успеете построить бункер, а если позже, то не успеете.

– Надо же! – с уважением заметил думский спикер Потемкин. – Что значит специалисты! По минутам, можно сказать, всё вычислили. Вот ведь японцы!

– Да, серьезно подходят к проблеме! – согласился Авдеев и многозначительно откашлялся перед тем, как продолжить. – Ну что ж, господа, скажу откровенно: мне такой подход нравится. Наши японские партнеры предлагают разумные условия контракта. Я лично буду голосовать за.

– Где это вы собрались голосовать? – ехидно вопросил глава МВД, доселе хранивший зловещее молчание. – На Совете Федерации, что ли? Я вам и без голосования могу обеспечить место в камере люкс за государственную измену.

– Что вы, Иван Дмитриевич! Я же пошутил! – мгновенно изменился в лице Авдеев. – Это же я специально, можно сказать, провоцирую… Так только, для оживляжа… Вы же не подумали, что я могу…

– Вот именно, подумал. Я обо всем подумал! И обо всех вас подумал. Вот нажму сейчас эту кнопочку на айфоне – и все в мясорубку шагом марш! По обвинению в предательстве национальных интересов и подготовке государственного переворота. Колонной по двое. Шаг вправо, шаг влево считается побег! Гы – гы-гы-гы!

Довольный произведенным эффектом, Кизяков громко заржал, тыча толстым указательным пальцем в отвисшие челюсти присутствующих.

Насмеявшись, генерал смачно заглотнул полкружки пива и объявил амнистию:

– Вольно! Можно закурить и оправиться. Шучу я – не видите, что ли? Предложение, в общем-то, неплохое. Нормальное предложение. Тем более, что никакой альтернативы и в самом деле не видать. Бункер на пятнадцать тысяч мест – это по-божески. Всем места хватит. Мне еще вчера из других силовых ведомств про эту идейку докладывали. Ну что ж, тут главное со списками не ошибиться. Провести, так сказать, тщательный естественный отбор. Это наше министерство может взять на себя. Ну, вместе с коллегами, разумеется.

– Позвольте, а как же народ?! – неожиданно спохватился министр Среднего высшего образования Добрянский, нервно протирая запотевшие стекла толстых очков. – А как же все наши славные труженики? Женщины там… Дети… О стариках я уж не говорю. И об инвалидах тоже… Не можем же мы их вот так просто бросить!

– Перестаньте юродствовать, Евгений Павлович! – уверенно осадил его сиплым басом первый заместитель начальника ФСБ по оргвопросам Бердников, колыхнув в негодовании складками под округлым подбородком. – Что за нюни в такой момент! О каком народе вы говорите?! А мы разве не народ? Разве не мы, политическая элита, его ум, честь и совесть? Разве не мы его душа, в конце концов?! И в этот момент истины, перед лицом суровых испытаний нам выпала священная миссия: сохранить всё лучшее, что было создано большими и малыми этносами России за много веков, сохранить и приумножить… То есть хотя бы не растерять, отчасти сохранить наше величайшее достояние – генофонд. Вот наш японский гость тут совершенно верно заметил, что мы имеем шанс сохранить собственный элитный генофонд для будущих поколений. Вдумайтесь! Естественный отбор уже сработал – мы с вами уже избраны и облечены доверием нашего народа. Сейчас мы, так сказать, его авангард – значит, нам и быть его арьергардом, если уж все должно так трагически закончиться… И нечего тут рассусоливать! Давайте рассуждать логично: если не мы, то кто? Может быть, никто? Ну ладно, давайте мы все как один останемся с народом и поджаримся на этой сковородке, в которую превратится Земля! И вместе с нами весь народ российский навсегда исчезнет с лица земли и никогда уже не возродится. В летописях, конечно, сохранятся упоминания, на скрижалях истории…

При этом, как видите, японцы намерены нас пережить, и американцы тоже. Думаю, и Европа о себе как-то позаботилась. Да, наверное, и Китай. А нам, значит, на миру и смерть красна? Нет, господа! У нас теперь есть дела поважнее. От нашего, так сказать, ковчега пойдет быть новая земля Русская после этого конца света. Мы-то и есть соль той земли, а солью разбрасываться негоже, пригодится еще. Так что давайте выработаем общую платформу, доложим ее президенту и без всяких там референдумов, голосований и публичных прений займем единственно правильную позицию. Наше место в бункере! И если этот бункер нам предлагают, торг здесь неуместен. Берем! Но, как говорится, утром бункер, вечером территории для наших японских партнеров.

– А если астероид пролетит мимо? Что мы тогда народу скажем? Как объясним-то? – с кислой миной протянул министр чрезвычайных ситуаций.

– Ничего объяснять не будем, – рубанул ребром ладони по столу вице-премьер Авдеев. Скажем, что того требовали чрезвычайные обстоятельства. И пусть спасибо скажут, что уцелели благодаря нашим стараниям и совместному проекту. За который японцев надо было отблагодарить…

– Логично! – похвалил Шурик Пискарев. – А бункер так или иначе пригодится. На случай неожиданных катаклизмов природного или социального характера. Всегда полезно такой иметь в хозяйстве.

– Конечно, – одобрил коммунист Брюханов, – если не пригодится, устроим в нем овощехранилище, а то когда еще другое такое построим…

– Здрасьте! Я, может, последние сбережения туда вложу, а он – овощехранилище! – возмутился олигарх Сейфуллин, колыхнув поверх стола пухлым бюстом, свисающим из-под простыни. Если уж на то пошло, пусть будет база отдыха трудящихся. Чтобы хоть окупилось. А дневной тариф после определим.

– Решено, – подвел итог Авдеев. – Предложение принимается. Проект вносим его на закрытое рассмотрение в Думу… Нет, лучше сразу в Совет Федерации. Нет… Вносить никуда нельзя, надо сразу подписывать, по-тихому. В понедельник все и перетрем, а детали договора позже согласуем. И чтобы никакой утечки, коллеги! Будем категорически исключать из списков! Наших японских партнеров такое решение устроит, господин профессор?

– Устроит, – удовлетворенно кивнул Мияма. – Я сегодня туда сообщу.

– Куда? – не понял вице-премьер.

– Куда надо. Вы их не знаете.

При этих словах японский гость многозначительно поднял указательный палец на уровень глаз, намекая на сопричастность к высшим сферам.

– Ну ладно, – быстро согласился Авдеев. – Сообщите, пожалуйста. Мы тоже сообщим Семену Захаровичу. А пока давайте выпьем, что ли? Пивка для рывка… За Ковчег, за новую Россию. Она у нас будет маленькая, но своя!

С кривой усмешкой он высоко взметнул кружку над столом:

– Виват, Россия!

– Виват! Виват! – раздалось в ответ.

Глава XXVI Проскрипции

Принять решение легко, а претворить его в действительность всегда намного труднее. Да, трудно быть богом, как говорили классики в пору нашего безмятежного детства… Президент Зайцев с сожалением закрыл только что появившуюся в Эппл-стор новую игру «Поймай астероид», успешно адаптированную для него специалистами из Физтеха. Вот ведь Нинтэндо! Гонит продукцию на злобу дня.

На столе перед ним лежала распечатка переговоров в Термах. Генерал Гребнев с почтительным видом сидел по другую сторону рабочего стола, слегка оглаживая упругий седой «ежик».

– Ну, и какую роль отводят мне в этом бункере? – с ноткой иронии в голосе вопросил президент.

– Пока трудно сказать, – пожал плечами генерал. – Но они вас в ближайшее время проинформируют, не сомневайтесь. Пока вы президент, в ваших руках, хотя бы теоретически, все силовые структуры, так что можете свою роль определить волевым решением. На дальнейшее прогнозировать не берусь. В бункере, конечно, ситуация может измениться.

– Значит, мы с вами, Сергей Федорович, должны взять инициативу в свои руки. Будем играть на опережение – как учит нас теория игр. Кто предупрежден, тот вооружен. Пусть наши старейшины торгуются себе с японцами, возражений нет. А мы тем временем подготовим свои списки – проскрипции, так сказать.

– Ну, насчет теории игр… Проскрипции – это ведь списки приговоренных. Вы, Павел Андреевич, хотите в такой момент развязать террор? Не похоже на вас.

– Кто же говорит о терроре? У нас проскрипции должны работать в обратную сторону.

Естественно, мы никого и пальцем не тронем. Нужно только составить список приглашенных. А остальные уж сами как-нибудь отсеются.

– Полагаю, Контора этим уже занялась, – возразил Гребнев с недоброй усмешкой, – и прочие силовые ведомства тоже. В принципе и так понятно: основные сенаторы, кое-кто из Думы, силовики и бизнес-элита – все с семьями. Плюс обслуга и охрана. Спасибо, если принесут потом на утверждение. А могут и так, втихую провести, без вашей подписи.

– Вот этого мы и не должны допустить! – энергично мотнул головой президент. – И вообще, Сергей Федорович, что нам в этом бункере делать со всей Конторой? Да и с другими силовиками в таких количествах? Там самим-то места мало. Надо лишних отсеять заранее. Оставить немногих, избранных. Взять только достойных Жалко, конечно, народ, да что поделаешь! Ведь жизнь будем начинать с чистого листа. Если доведется в этом бункере остаться надолго, попытаемся построить маленькое демократическое государство. На принципах меритократии. Чтобы от каждого по способностям и каждому… Ну, вы понимаете. Чтобы не как всегда у нас…

Так что давайте, организуйте все как положено. Опыта вам не занимать. Назначаю вас председателем Антикризисной Чрезвычайной комиссии по астероиду – АЧКА. Завтра выпишем мандат. Полномочия неограниченные. Они свой проект готовят, а мы наш «Японский ковчег» будем продвигать пока параллельно. Потом их проект аннулируем. Разрешаю привлекать к проекту любого – от солдата до министра. Возьмите в бункер надежных людей человек двести-триста – больше мест все равно на них не предусмотрено. Будет часть особо назначения – внутренняя охрана. Преторианская гвардия. Понимаете, какой туда отбор нужен? Тут одним психологом не обойдешься. Те спецы, что сейчас у нас работают, не годятся – им в новых условиях доверять нельзя. Я же вижу, куда мое Управление охраны смотрит. И вообще силовики меня не жалуют. Наберите новых ребят, чтобы без предрассудков. Для охраны нового демократического правительства.

– С семьями?

– Зачем? Так послужат. Злее будут. Отбирайте неженатых, лучшее вообще бессемейных. Но надо их женским персоналом разбавить. Так, скажем, одну даму в среднем на пятерых – чтобы не скучали. Теперь давайте прикинем по контингенту. Из Совета Федерации возьмем человек двадцать, не больше. Остальные пусть у себя на местах устраиваются как могут. Из Думы человек тридцать, да и то многовато. Министров с полдюжины – остальные там не понадобятся. Я сам по спискам пройдусь. Остальных отбирайте на свое усмотрение – потом сверим. Сначала составляем приоритетный список льготников. По категориям. То есть как обычно: правительство, законодательное собрание, аппарат управления с семьями. Из силовиков только тех, от кого там будет толк. Остальные штабисты нам ни к чему. С верхушкой договоритесь по-хорошему. Охрана порядка, который мы там установим, потребует создания регулярной армии, ОМОНА, полиции и секретных служб. Для поддержания демократии. Я думаю, на них придется половина всего контингента. Ну, конечно, врачи, инженеры, спецы по всем направлениям. Агрономов не забудьте. Рассчитаете, сколько надо рабочих, фермеров, медсестер и так далее. Чтобы техническое и медицинское обеспечение были у нас на высоте! И помните: демократия – прежде всего!

– А с бизнесом что делать? У нас, как известно, триста семей держат весь частный сектор. Их берем?

– Может, и берем. Если они заплатят за постой. Золотом, конечно, поскольку денежные знаки мы там упраздним. И остальные все пусть платят – только золотом, платиной или драгоценностями. Можно, пожалуй, и артефактами – если у кого-то есть коллекции мировых шедевров. Хотя… Возможно, мы там коммунизм построим – в одном отдельно взятом бункере. А на золото потом с другими правительствами торговать будем. Но демократия прежде всего!

– Вы, Павел Андреевич, уже почти переехали, а дома-то еще нет. Может быть, японцы нам по секретному договору и готовы что-то построить, но ведь это тоже риск. Получается, что мы им отдаем на откуп все проблемы безопасности и жизнеобеспечения российского, так сказать, цвета нации. В их руках будет не только технология строительства, но и доступ к компьютерам. В лучшем случае они могут нас шантажировать, а в худшем просто могут от нас избавиться одним нажатием на клавишу. Перекрыть кислород. Все спишут на сбой компьютерной системы из-за аварии.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Президент пытался осмыслить сказанное. С лица его сбежала привычная маска лидера нации, сменившись выражением полной растерянности.

– Вы думаете, японцы и на такое способны? – переспросил он упавшим голосом.

– Думаю, нет, – пожал плечами Гребнев, – но полностью не поручусь. Японцы же всегда работали в связке с американцами. Все это может быть хорошо спланированной диверсией гигантского масштаба. И в Конторе, насколько мне известно, тоже так считают. Только представьте себе – одним махом избавиться от всего российского руководства и конкурентов в бизнесе! Мышеловка! Вот вам и окончательное решение русского вопроса на все времена. Россия как государство исчезает с политической карты. Астероид пролетает мимо. Державы-победительницы просто делят между собой территории и все наши немереные ресурсы. Причем без всякой мировой войны и с минимальнейшими потерями. Ну что такое пятнадцать тысяч человек, в конце концов? Да у нас в ДТП погибает ежегодно не меньше двадцати пяти тысяч. Но без правительства и бизнес-элиты вся страна – просто всадник без головы. Ради такого трофея могут и пренебречь любой джентльменской договоренностью. Ну, а если астероид мимо не пролетит, то все равно тот же сценарий с некоторыми поправками может осуществиться раньше или позже – до или после катаклизма.

Генерал Гребнев сам увлекся выдвинутой Махмудом Курбановым теорией заговора, которая казалась ему вполне правдоподобной. Действительно, почему бы и нет? Даже если астероид пролетит мимо, все равно в какой-то момент все займут свои места в бункерах и будут некоторое время там отсиживаться. Что стоит обезглавить Россию, перекрыв в прямом смысле слова кислород ее политическому, военному и финансовому руководству? Мышеловка!

– А если астероид не промахнется?

– Тогда, конечно, мало никому не покажется. Пожары на тысячи километров, мега-цунами, проснувшиеся вулканы плюс ядерные реакторы, запасы ядерных вооружений… В общем, без солидного бункера не обойтись, это точно. Но опасность спланированной диверсии не снимается. Тем более, что, если на земле еще хоть малость чего-то останется, начнется борьба за выживание между странами, нациями, сообществами и просто вооруженными бандами… Армии и полиции в государстве уже не будет, по крайней мере у нас.

– Значит, все равно одна надежда на бункер.

– Да, но только если это будет действительно наш бункер, а не дядин, и никто нам в нем вентиль не перекроет. Там у вас останется доступ и к ядерной кнопке, и ко многим другим. Возможно, страну еще можно будет держать под контролем, а это позволит постепенно начать восстановительные работы. В бункер необходимо взять с собой максимальное количество квалифицированных врачей. Хотя подозреваю, что у наших партнеров на Лубянке другие виды на помещение. Полагаю, до открытого столкновения все же дело не дойдет, но и такую вероятность надо предусмотреть. А вот попытка штурма со стороны наших восточных или западных соседей вполне вероятна.

– Н-да… И что же вы предлагаете, генерал? Строить самим и держать все под жестким контролем? – мрачно подвел итог президент Зайцев.

– Да, самим, конечно, но используя японские технологии. Если я не ошибаюсь, на Лубянке уже нашли подрядчика. Махмуд Курбанов – вы его знаете.

– Согласиться на их условия? Отдать японцам половину Дальнего Востока?

– У нас выбора нет. Но если астероид пройдет мимо, мы еще свое возьмем. Все отыграем! А пока что получим у них технологии, готовые модульные конструкции… И сами все установим. Уж как-нибудь Курбанов котлован выроет, коммуникации подведет и смонтирует по чертежам модули. Все-таки в Сочи он себя проявил достойно. Документацию, конечно, перепроверим – мои люди уже работают там. Надеюсь, добудут все, что необходимо – тогда мы сможем с японцами торговаться. Пригрозим, что заключим сделку с китайцами и потребуем существенных территориальных уступок. Имеет смысл немного подождать.

– Ну, если вы так считаете… Хорошо, работайте. Прорабатывайте побыстрее, пока Контора не договорилась с японцами за нашей спиной. Текст соглашения я подписать не могу – сами понимаете. Так что изобретите что-нибудь. Не хватало только войти в историю с таким договором. А пока, Сергей Федорович, формируйте Чрезвычайную комиссию, переговорите с Конторой, постарайтесь с ними придти к компромиссу по основным пунктам… Но если только что-то просочится в СМИ, нам всем… Ну, в общем, сами понимаете. Поэтому с телевидением и всей прочей прессой надо провести инструктаж – задать им вектор развития на ближайшие месяцы. Вектор должен быть сугубо оптимистический. В том смысле, что Россию астероид затронет в последнюю очередь, и беспокоиться не о чем. Но на всякий случай пусть оборудуют самостоятельно убежища в подвалах, только без суеты и паники. Частный сектор может себе ямы копать на участках. Подземные стоянки пусть переоборудуют, винные погреба, шахты… Ну, ещё что-нибудь придумайте. Главное – чтобы людям было, чем заняться вместо досужего трепа в блогах. И нашему проекту мешать будут меньше. Да, кстати, докладывайте почаще лично, а то мы в последнее время редко видимся.

Зайцев встал из-за стола, пожал почтительно протянутую руку и, не дожидаясь пока посетитель уйдет, устало опустился в ближайшее кресло.

Глава XXVII Храм Мусо-дзи

Легкий бриз, долетавший с моря, чуть заметно колыхал ветви исполинского пирамидального дерева гинкго у ограды храма, так что по листьям сверху вниз разбегалась мелкая рябь. Глава Информационного агентства национальной безопасности Симомура сидел поджав колени в позе дза-дзэн на открытой веранде, глядя прямо перед собой и стараясь сосредоточиться на визуальном образе водной глади. Вместо моря или пруда перед ним простиралась песчаная поверхность обширного сада камней в меандровых завитках, имитирующих волны. Разбросанные там и сям мшистые валуны возвышались одинокими островами в океане мирских страстей и соблазнов. В эти дни как никогда потомку древнего самурайского рода требовались душевное равновесие и решимость, чтобы преодолеть одолевавшее его уныние, но отрешиться от земной суеты было непросто. Вот и сейчас пара наглых воробьев не давала сосредоточиться, чтобы отринуть наконец все низменное и достичь состояния незамутненности духа-разума. Бестолковые пичуги с веселым чириканьем перелетали с одного камня на другой, будто поддразнивая сурового шефа разведслужбы при кабинете министров. Им и невдомек, что от его решений зависит судьба и этих игрушечных островков, и всего Японского архипелага, которому остались считаные месяцы до встречи с грозным космическим скитальцем.

Здесь, на маленьком кладбище при храме Мусодзи, под скромными гранитными обелисками покоились в погребальных урнах останки шестнадцати поколений рода Симомура. Среди них было немало славных воителей, художников, поэтов, писателей, философов и просто хороших людей, мужчин и женщин, живших по законам долга и чести. Когда-то в незапамятные времена его предки построили здесь родовой храм, и с тех пор, по обычаю, настоятелем храма становился младший отпрыск рода Симомура. Последние двадцать с лишним лет службу здесь отправлял Рюта Симомура, в монашестве Тёкан, племянник генерала.

Хотя формально самураи были лишены своего сословного статуса почти полтора века тому назад, благородный дух живет в семейных традициях. Фамильный регистр рода Симомура хранится в подземной крипте, и, хотя деревянный храм со всеми иконами и драгоценной утварью не раз сгорал дотла в пламени пожаров, ветхие пожелтевшие страницы рисовой бумаги, помещенные в фарфоровый ларец, благополучно пережили все пять столетий. Удастся ли сберечь их на сей раз? Генерал понял, что отрешиться от земных забот на сей раз не получится, и переключился на текущие проблемы.

В сущности, пока что все складывается относительно неплохо, если так можно сказать о приближающейся катастрофе небывалого масштаба. Астероид продолжает свой полет. Соотечественники денно и нощно строят новые подземные убежища, которые уже сейчас могут вместить больше трети населения. Этот индюк Мияма докладывает о триумфе своей миссии в Москве. Если так, то он и впрямь немало успел за две недели. Правда, никаких официальных документов оттуда еще не пришло. Однако почивать на лаврах не придется. Впереди много работы: договориться с корпорацией Хори о скорейшей отгрузке модульного комплекса. Подготовить вместе с командованием Сил Самообороны экспедиционный корпус для мирной аннексии Приморья, Сахалина и Курил…

Мияма требует, чтобы его назначили губернатором Приморского края, который он лично выторговал у русских. Неслыханная наглость! Чего-чего, а уж амбиций этому переписчику Достоевского не занимать. Ну что ж, пусть тешит себя иллюзиями. Отвечать на подобные запросы просто бессмысленно. Впрочем, воображать он волен все что угодно, особенно если речь идет о периоде «после импакта». К тому же у Миямы нет практически никаких шансов вернуться на родину, если только КГБ – или как там оно теперь называется – не предоставит профессору свидетельскую защиту. Что маловероятно. Им он тоже живьем не слишком нужен.

Беспокоит другое. В последнее время агенты сообщают из Пекина о резко возросшей активности русских дипломатов и крупного бизнеса. Уж не собираются ли нахальные китайцы подложить своим соседям свинью и самим позаботиться о бункере для русского высшего света – во всяком случае определенной его части? В обмен, например, на всю Восточную Сибирь до Байкала. С них станется. И тогда прощай, континент! А ведь это и есть цель всей грандиозной комбинации, которую сейчас разыгрывает японская сторона. Астероид – всего лишь напоминание о многочисленных прогнозах ученых-геодезистов и сейсмологов, которые предрекают Японии трагический конец в случае даже не самого значительного катаклизма. Великие землетрясения недавнего прошлого – пустяк по сравнению с тем, что ожидает страну в будущем, если на дне Тихого океана одновременно проснутся все вулканы «огненного кольца». Да, тогда грядет не просто извержение, не просто мегацунами, не просто десятибалльные землетрясения, но полное уничтожение, гибель Дракона, как называют расположенный в зоне тектонического разлома Японский архипелаг за удивительное сходство его очертаний на карте с древним ящером.

Рано или поздно это произойдет, а жить в подземных и подводных городах-бункерах вечно люди едва ли смогут. Зато они смогут вернуться на землю через несколько лет после катастрофы и начать всё сначала, опираясь на сохраненные высокие технологии. Было бы только куда возвращаться. Вот, для чего он, Сэйдзи Симомура, ведет сегодня сложную игру с русскими. И ставка в этой игре – новая родина, место под солнцем, база для возрожденной Японии, которая, как феникс, воспрянет из пепла. Земля щедрая, обильная, богатая природными ископаемыми и почти не освоенная.

Только китайцы способны сегодня ему помешать. Кому-то в Пекине могла придти в голову эта простая мысль – ведь осенило же его самого, черт подери! Да, чикаро – японский патент, но ведь какие-то современные бункеры у них наверняка имеются, а сколько подземных убежищ они у себя уже вырыли и еще выроют, никому не известно, даже всеведущему шефу Агентства национальной безопасности. Китайцев Симомура боялся. От этих всего можно ожидать. Мобилизуют миллионов сто в трудбригады – так, поди, с одними кирками и лопатами дороются до самой преисподней. Но у них сегодня и буров, и первоклассных экскаваторов в избытке. Уж своей древней цивилизации китайцы погибнуть не дадут, а космическую катастрофу постараются использовать с максимальной выгодой для государства. Выгоду же им сулит, конечно, расширение территории и рынка природных ресурсов. Где взять? За ответом далеко ходить не надо. А связаться с окружением русского министра по развитию Дальнего Востока или еще с кем-то при нынешних контактах между странами проще простого. Нет конечно, это нельзя пускать на самотек, все надо контролировать. Но как? Нужны сведения из российского посольства: их переписка с центром, переговоры с Пекином…

Как назло, опереться было не на кого. Последнего крота, вернее, кротенка в ранге атташе русские раскололи и выслали еще три года назад. С тех пор ни одного сотрудника посольства завербовать не удалось. Хотя, если учитывать нынешнюю ситуацию с астероидом, вербовка имеет все шансы на успех. Достаточно просто посулить объекту семейный номер в токийском подземном бункере. У китайцев таких убежищ явно нет. Да, запрещено законом, но кто будет обращать внимание на формальности! Пожалуй, надо в ближайшее время заняться секретарем посла. Но это все рутинные заботы разведслужбы, а сегодня мы играем на опережение. Если русские олигархи и их клиенты в Кремле клюнут на приманку, сделка будет заключена в ближайшие дни, а китайцы останутся с носом, что бы они там ни замышляли.

Симомура протер бумажной салфеткой массивный лысый череп и прикрыл узкие щелочки глаз, переходя в состояние чистой медитации мокусо. Когда перед его внутренним взором открылась бескрайняя водная гладь и тело наполнилось необычайной лёгкостью, в наступившей тишине внезапно раздались звуки канкана. Мысленно процедив неуместное в данной обстановке бранное слово тикусё[25], генерал Симомура провёл пальцем по экрану айфона.

– Что там у вас происходит, капитан Курияма? Неужели ваш шеф не заслужил отдыха хотя бы в воскресенье? Или вы уже не справляетесь с рутинным мониторингом? – укоризненно промолвил он в микрофон и страдальчески поморщился.

– Прошу прощенья, господин генерал, – почтительно выдохнул из динамика Курияма. – но вы просили сразу же сообщить…

– Ты хочешь сказать, что…

– Да, русские прислали меморандум. Они на все согласны. Просят только максимально ускорить поставки материалов, чертежей и инструкций. Максимально!

– И чья подпись стоит под этим меморандумом?

– Государственный секретарь Кравцов.

– Не слышал про такого. И должности такой в России, кажется, нет.

– Мы проверили. Должность существовала с июня 1991 по ноябрь 1992 года при Ельцине. Её занимал фаворит президента некто Геннадий Бурбулис. Пользовался почти неограниченными полномочиями и держал в руках всё правительство. Ну, как глава гэнроин при сёгуне. Потом появились другие фавориты, его сместили и должность ликвидировали. Так вот, только вчера эту должность утвердили заново и назначили на неё Кравцова. Раньше он был вторым секретарём посольства России в Латвии. Майор ГРУ Кравцов Михаил Петрович. Теперь вот госсекретарь…

– Нару ходо, ну-ну – недоверчиво покачал головой Симомура, – фусигина сэкай дана!.. Что за удивительный мир! Эти русские даже не дождались результатов своей шпионской миссии. Не утерпели. Решили поскорее втайне провести обмен, а разведку, наверное, даже не сочли нужным информировать. Выходит, их агенты стараются зря. Ну что ж, тем более – не будем им мешать.

Он медленно встал с колен, поправил пояс юкаты и с телефоном в руках пошел во внутренние приделы храма.

Глава XXVIII Менеджер из Антиба

Махмуд Курбанов слов на ветер не бросал, тем более, что в данных обстоятельствах его постоянные клиенты были настроены серьёзно. Уже на следующий день у него в офисе сидели два генерала госбезопасности, три полковника военно-строительной службы, начальник Метротрансстроя, камер-олигарх Игнат Коровин и ещё несколько специалистов по техническим вопросам.

После того, как генерал ФСБ выступил с кратким сообщением о положении дел в связи с угрозой астероида, Махмуд поднялся со своего председательского кресла и, неторопливо разгуливая с потухшей трубкой в руке вдоль длинного стола, приступил к инструктажу. Трубку он на этот случай приготовил заранее.

– Значит так, господа! Все мы знаем: положение серьезное. Астероид летит, и от него никуда не деться. Пока. Но во многих передовых странах кое-что уже предпринимают для спасения населения или хотя бы его части. Вот и наша задача – спасти часть населения Российской Федерации. Причём, заметьте, лучшую его часть. Можно сказать, элиту.

Видя, как вытянулись лица присутствующих, Махмуд успокоительно покачал трубкой из стороны в сторону:

– Не волнуйтесь, вас тоже спасут. Вернее, вы сами себя спасёте, если в срок выполните ответственное задание… э-э… правительства. Да, правительства страны. Дело непростое. Будем строить супер-бункер на пятнадцать тысяч человек. Проект проходит под кодовым названием «Японский ковчег». К работам приступим в среду, послезавтра.

– Господин Курбанов! Простите, не знаю в каком вы чине и звании, – поднял руку один из полковников, – но вы, наверное, шутите. Мы ведь пока даже представления не имеем об объекте. У нас нет ни общего плана, ни технического обоснования, ни чертежей. Да на одну разработку проекта уйдёт минимум полгода. А уж о сроках строительства я и не говорю…

– Я же сказал, не волнуйтесь! – с нажимом произнёс Махмуд, направив черенок трубки прямо в грудь полковнику. В каком я чине и звании, не ваша забота. Наша фирма обо всем позаботится. Будут технические обоснования, будут готовые новейшие технологии, будут вам все чертежи на блюдечке с золотой каемочкой. Но попозже, да? Сейчас пока нету. Скоро будет, думаю.

Махмуд не раз ловил себя на том, что ему нравится быть похожим на отца народов, всемогущего, всезнающего и вызывающего благоговейный страх. Хотя реального сходства между высоким поджарым Махмудом и невзрачным, низкорослым рябым Вождем и не было, он любил иногда на людях разыграть роль «Сталина в ближнем кругу» и даже обзавелся для этой цели гнутой вересковой трубкой, хотя что сам никогда не курил.

В глубине души Махмуд считал, что, живи он во времена Сталина, он бы наверняка добился большего, чем этот хитрый и злобный семинарист, который заодно с врагами истребил всех своих наиболее способных друзей, соратников и единомышленников. Отомстить врагу и насладиться местью – это святое, но вот так убивать без разбора… Нет, Сталин был поистине безрассудным тираном, а не эффективным менеджером. Он построил всю свою империю на страхе, а в результате добился только того, что люди превратились в бессловесных скотов. Неудивительно, что система стала давать трещины еще при жизни своего создателя, а затем и вовсе рухнула.

Он, Махмуд, тоже сторонник твердой руки, но он не стал бы карать без причины, не стал бы уничтожать интеллектуальную элиту, не стал бы насаждать страх. Если должен, отомсти и убей, но не тронь невинных и защити слабых – таков закон гор, а в горах нет плохих законов. Поддержи умелых и предприимчивых, подхвати их инициативу; обмани противника, оттесни конкурента, опираясь на союзников; мысли глобально и умей лавировать – таковы законы бизнеса. Если наложить законы гор на законы свободного предпринимательства, получится та самая Империя, которую создал на пустом месте он, Махмуд Курбанов.

Сейчас он твердо знал, что все эти люди в погонах с большими звездами отданы в его распоряжение и должны, без различия чинов и званий, ловить каждое его слово. Пока дело не будет сделано или пока он сам не скомандует им «вольно». Однако Махмуд был не настолько наивен, чтобы и впрямь отождествлять себя с покойным вождем и учителем. При всех своих талантах и немереных возможностях, он был всего лишь ферзем на чужой шахматной доске. Да, могущественным и дерзким ферзем, но всего лишь шахматной фигурой, а не игроком. Казначей – таково было его партийное имя или, как сказали бы дружки из далекого нелегкого детства, кликуха.

Конечно, он был не простым счетоводом, но Казначеем с большой буквы. Через его руки прошли суммы, от которых мог бы на порядок измениться годовой отчет Центробанка. Он принимал вклады от государственных корпораций и частных предприятий, тщательно отсчитывал долю своих клиентов, конвертировал и распределял по депозитным счетам под вымышленными именами, на каждое из которых имелся в сейфе законный, по всем правилам оформленный паспорт. В его компьютере хранились коды этих счетов, и по кодам можно было в считаные секунды получить доступ к миллиардным состояниям. Но не он, Махмуд Курбанов, был хозяином компьютера. Он был всего лишь доверенным пользователем, нанятым администратором. А хозяином, кукловодом была все та же всемогущая Контора, которая держала на коротком поводке и владельцев немыслимых валютных счетов, и его самого, опытного исполнителя рискованных поручений.

Они приметили смышленого парнишку, недавнего выпускника технологического института, еще тогда, среди развалин, когда подбирали надежную команду новых толковых управленцев. Родители парня погибли в марте 1995-го. Танк ударил из пушки прямой наводкой в маленький домик, где все сидели за ужином. У него на руках остался десятилетний брат, с которым они тогда вместе отправились в подвал принести овощей. Теперь на письменном столе в кабинете Махмуда стояла пепельница – крупный осколок того самого снаряла, застрявший в теле отца. Дома больше не было. По закону гор, следовало мстить убийцам, но кому? Где их искать? Не бросаться же с кинжалом на бронетранспортеры…

Случайно его узнал на улице бывший декан, работавший на федералов, приютил на время у себя. В долгом взрослом разговоре посоветовал даже не думать о мести и начать жизнь сначала. Ссылался на Коран: «Воздаяние за зло – подобное же зло. Но кто простит и все исправит – тому воздаяние от самого Господа.»

Он поручился за отличника, привел за руку в администрацию республики. Через год Махмуд был уже известным и уважаемым человеком. Работал на восстановлении города, фильтровал инвестиции, налаживал финансовые связи с Москвой, приторговывал нефтью. Два года по гранту от родного правительства учился в бизнес-школе, получил диплом МБА в Лозанне. Потом его послали открыть банк в Женеве – очень маленький банк Икарус со смешным уставным капиталом всего в десять миллионов. Но от этого крошечного банка тянулись нити в Credit Suisse, Clariden Leu, Pictet et Cie, Zurich Kantonbank[26], куда ежегодно откачивались из России суммы с возрастающим количеством нулей.

Новые власти за большим кушем не гнались – брали количеством. Поначалу крупные госпредприятия шли с молотка за бесценок: контрольный пакет акций Уралмаша можно было купить за пару миллионов зеленых, а Челябинского тракторного и того меньше. За все двести шестьдесят заводов оборонного комплекса в девяностые выручили всего-то три миллиарда условных единиц. В казне от них Счетная палата нашла не больше семи тысяч. Куда ушли остальные, Махмуду не надо было гадать… Военный флот распродавали оптом и в розницу: эсминец по двести тысяч, ракетный крейсер за миллион. Мелочь, конечно. На эти деньги приличной тачки не купишь… Так ведь с чего-то надо было начинать! И начали. И хорошо пошло. Насос работал бесперебойно и до сих пор, слава Богу, работает. Его, Махмуда, стараниями. Вторую войну он провел в Швейцарии, работая на обе стороны. Очень скоро те, кто направлял в правильное русло денежные потоки, обзавелись своими трестами и трастовыми фондами, приисками, отелями, телевизионными каналами, телефонными компаниями – и всё под пристальным оком хозяев, контролировавших трансферы на счетах банка Икарус.

Работенка была недурна: десятизначные суммы прокручивались через его счета, так что к пальцам прилипали немалые проценты. Птичка по зернышку клюет, и в начале нулевых Махмуд уже сам оказался в списке Форбса. Хозяева не возражали – ведь для операций такого масштаба требовался хорошо себя зарекомендовавший на Западе бизнесмен, владелец солидного капитала. Так появились вилла в Антибе, яхта, самолет и почетный членский билет самого престижного казино Монте Карло.

Все шло прекрасно до того момента, когда Махмуд, нагуляв жирок, решил по-хорошему разойтись с кураторами и заняться сугубо частным семейным бизнесом. В конце концов он выслужил пенсию. Чужого ему не надо, пусть только оставят нажитое непосильным трудом и найдут себе нового бухгалтера.

Через неделю после серьезного разговора на Лубянке с полковником Шемякиным младший брат Казначея Аслан разбился на своем Lamborghini Veneno по дороге из Антиба в Монако. Аслан ездил туда играть каждый уикэнд, и дорогу, что тянется над морем по крутому склону, знал как свои пять пальцев. Но вот на этот раз не доехал. Говорят, не справился с управлением, когда на вираже навстречу ему вырулил огромный трейлер. Ламборгини на скорости сто пятьдесят километров в час протаранил заградительную полосу и рухнул под откос с высоты тридцатиэтажного дома. Фотография с места происшествия пришла Махмуду на телефон, когда брат еще не закончил свой полет. Позже он попросил у полиции на память фирменную эмблему с капота машины – могучего быка, наклонившего рога навстречу опасности. Жена и двое детей остались на попечении деверя. Махмуд не задавал вопросов, смолчал. Предупреждение было услышано. С тех пор Казначей ни разу не заикался об отставке, понимая, что в случае чего его ожидает не столь легкий и романтический конец на сиденье собственного Майбаха, а мучительная смерть после долгих изощренных пыток в каком-нибудь бетонном мешке. Он выбрал смирение и покорность. Похоже, ему удалось вернуть доверие Конторы: больше напоминаний пока не присылали.

Глава XXIX Проект века

И вот теперь они снова пришли к нему на поклон. Принесли в мешке свои деньги, прислали людей, дали неограниченные полномочия. Сегодня он Хозяин, а они все его покорные клиенты. Их судьба в его руках. Надолго ли? Скорее всего, до того момента, когда бункер будет закончен. Конечно, до этого еще далеко. Сначала они потребуют перевести деньги в золото или многомиллионные артефакты и ликвидировать счета в западных банках, пока все банки не приказали долго жить. Кстати, места в бункере ему пока тоже никто не предлагал… Вопрос в том, насколько верный Махмуд будет им нужен в этом бункере. И что ему вообще там делать? На месте партнеров из Конторы он сам постарался бы избавиться от докучного знакомства как можно быстрее. Но все же пока он, Махмуд, держит своих зловещих клиентов за их сморщенные гениталии, а не наоборот. И, может быть, судьба дает ему шанс…

– Вот что, командир, – сказал он, подходя сзади к полковнику военно-строительных войск и кладя руку ему на плечо, – ты у нас числишься прорабом. Чтобы за сутки набросали план инфраструктуры. Послезавтра подгонишь к Яхромскому парку десять бульдозеров и будете расчищать площадку вот по этой схеме.

Махмуд провел лазерной указкой по экрану, очерчивая контур тоннеля, переходящего в котлован.

– В четверг доставят бур и начнут рыть тоннель прямо на склоне под главной лыжной трассой под углом в 30 градусов. Роем, пока я не дам отбой. Одновременно копаем траншеи для коммуникаций. На глубину в полтора километра. Неважно, что у нас пока нет чертежей на руках – прибудут завтра или послезавтра. Подождем. А вы, генерал, обеспечите полную изоляцию зоны. Весь район строительства за двойную ограду: внешний ряд – экранированная пятиметровая металлическая решетка с камерами. Внутренний – глухая стена из легированной стали высотой семь метров с высоковольтным током по гребню. Сверху камуфляжная сетка по всей территории. Сдвижные ворота с кодовым замком – опознание по иридиевой оболочке глаза. Дистанционный пульт в трех экземплярах. Батальон внутренних войск из Росгвардии разместить в модульных бараках, которые вы поставите по периметру стройки снаружи. В отелях наверху будет штаб строительства. Из окрестных поселков в радиусе трех километров выселить жильцов немедленно, объясняя утечкой радиации. Всем дать жилье, переправить в Новую Москву, в новостройки без очереди.

К месту строительства в ближайшие дни сделать отводку железнодорожных путей и закольцевать для отхода порожних составов. Оборудовать грузовой терминал в подземном ангаре, доставить краны и прочее необходимое. Обеспечить следование товарных спецсоставов по Транссибу из Владивостока и бесперебойную эвакуацию разгруженных контейнеров. Чтобы никаких остановок, никаких инспекций, досмотров и прочей мутотени! Аллюр три креста!

– Прошу прощенья, но, если я правильно понимаю, мы говорим о транспортировке модульных секций на пятнадцать тысяч человек, – перебил все тот же беспокойный полковник. То есть речь идет минимум о четырех-пяти тысячах контейнеров для одновременных поставок. Где же мы возьмем столько? Во Владивостоке и пяти сотен сейчас не наскребут.

– Хороший вопрос! – одобрил Махмуд. – Но эта проблема уже решена, можно сказать, одним телефонным звонком. Посмотрите на карту. Действительно, нам потребуется, с учетом дополнительного технического оборудования, свыше пяти тысяч контейнеров и от ста пятидесяти до двухсот товарных составов. Такого количества у нас нет, и взять его неоткуда. Внутри страны. Поэтому мы договорились с китайской госкомпанией «Great Wall Cargo Enterprise[27]». И поезда, и контейнеры берем у них в лиз на четыре месяца. Во Владивосток их доставят сами китайцы. Соответственно, возврат лизинговых составов пойдет уже по маршруту Москва-Пекин который сейчас больше используется пассажирским поездом «Восток», через Читу, Ясногорск, Забайкальск на Тяньцзинь. Китайцы сами решат, что с ними делать потом. На границе наших водителей локомотивов будут сменять их машинисты. Литерные поезда пойдут без излишних формальностей и таможенных досмотров – шесть дней в один конец, шесть дней в другой. Об этом пусть позаботится начальство РЖД. С китайцами договоренность уже есть. Обратная ветка протянется от нашего объекта в Яхроме тоже к терминалу Москва-Ярославская. Составы будут подтягиваться во Владивосток из Китая по мере необходимости и по состоянию готовности объектов, чтобы не перегружать пути. Ветка от Ярославской нужна будет очень скоро, так что мобилизуйте все ресурсы на строительство.

– Ну, вы, Махмуд Казибекович, и впрямь гигант! – с уважением признал начальник Метротрансстроя. – Это же надо! Запустить с нуля такой проект в считаные дни! Хочется снять шляпу, ей-богу.

– Если хочется, снимите, – улыбнулся Махмуд. – Теперь главное. В связи со срочностью и секретностью работ весь проект осуществляется не просто под моим личным руководством, но и силами моего производственного спецконтингента. Это строительные и саперные бригады, которые участвовали в реконструкции городов, пострадавших в ходе антитеррористической операции на Кавказе и на востоке Украины. Укомплектованы высококвалифицированным инженерным составом. Многие работали в Сочи и на других объектах, включая несколько секретных, которые я лично курировал. Есть опыт строительства тоннелей и укрытий, в том числе в гористой местности. По моему указанию все были внесены в особый военно-строительный реестр. Сам знакомился с их личными делами, годами наблюдал в деле. Не знаю, как вы, но я могу доверять только своим проверенным кадрам. Так что они и будут заниматься бункером. Две с половиной тысячи человек – достаточно для работ в три смены вахтенным способом. Так же и команды машинистов я буду комплектовать сам. А за вами расчистка территории, внешняя охрана и техническое обеспечение, так сказать, on demand[28]. Плюс ветка от Ярославского. Свои саперные части и метростроевцев можете направить на реставрацию старых бомбоубежищ. Ну и еще пусть что-нибудь копают в городе для населения. Чтобы москвичи видели, что правительство и мэрия о них не забыли. Побольше глубоких ям!

– Они у вас что, присягу принимали? Откуда вообще люди? – мрачно осведомился молодой генерал-майор в новых, блестящих погонах.

– Люди откуда надо. Принимали присягу, да. На Коране. Это понадежней вашей, не беспокойтесь. Их, в свою очередь, будет контролировать моя охрана. Жить будут здесь же, при стройке, в лагере. Для всех, занятых в проекте, на время строительства поставить приличные времянки, оборудовать всем необходимым, кроме интернета. С участников проекта, и с вас в том числе, возьмем подписку о неразглашении и невыезде. Никаких личных телефонов – только напрокат и с полной прослушкой. На всех до единого наденем электронные браслеты. Что делать со строителями после окончания работ, решим позже. С охраной тоже… Исходя в первую очередь из соображений секретности. Учтем, в частности, опыт сталинских секретных объектов и германских подземных научных центров во Вторую мировую войну… Так что вы еще подумайте, хотите вы лично принимать участие в проекте или нет. Пока есть время отказаться.

Любое упоминание о проводимых работах считать тяжким дисциплинарным проступком. Каждого, кто хоть во сне словечко проронит, сурово наказывать. Alors, quelque chose comme ça[29]. У меня в целом все пока. Еще вопросы есть?

Глава XXX Что земля, что небо!

На полигон ударной штурмовой десантной бригады ВКС под Ясногорском Сергей Федорович приехал сам – посмотреть ребят в деле и отобрать кандидатов в спецбатальон для охраны бункера. Эту бригаду генерал давно заприметил, еще с сирийской кампании, и числил у себя в списках как резерв главного командования. На самом деле Службе внешней разведки, в отличие от прочих силовых структур, никаких ударных частей не полагалось – только агентура и аналитический аппарат. Но уж если президент назначил его начальником Антикризисной Чрезвычайной комиссии и поручил организовать охрану бункера, придется поднапрячься. Президента сейчас явно надо охранять всерьез. Во-первых, если с ним в такое время что-нибудь случится, в стране начнется бардак и к власти придут циничные отморозки. Во-вторых, его, генерала Гребнева, личного советника уже второго по счету президента, они, конечно, не потерпят рядом с собой. И не пощадят. Значит, надо их переиграть. Причем малыми силами. Не числом, а уменьем. А для этого нужны надежные люди. Конечно, такие в российском спецназе есть, причем в изобилии. Да вот беда: все чересчур лояльны, только за своих готовы жизнь положить. Не идти же на поклон в ГРУ. Да и альфовцы чужаков не жалуют – слушать будут своих командиров. Есть, конечно, одиннадцатое управление ФСБ, есть Федеральная служба охраны, есть Управление личной охраны президента, но при нынешних обстоятельствах и на тех, и на других, и на третьих надежда слаба. Не настолько они любят нового, бог весть откуда взявшегося лидера нации, чтобы ради него бросить жен и детей, всей командой подавшись в бункер. Да и места там для всех не хватит. Самое большее человек триста надо планировать. Значит, им бы еще и однополчан, друзей по оружию пришлось бросить и предать. В армии такие штуки не проходят. Сейчас каждое ведомство будет тянуть одеяло на себя, а кончиться все может банальным путчем и дворцовым переворотом. Что в бункере уж совсем ни к чему, да и сейчас без надобности.

Вот и придется набирать с бору по сосенке: одиноких, неженатых, бездетных, с боевым опытом, с солидным послужным списком, с наградами, ну и с идеальной характеристикой, конечно. Всех придется пропустить через приемную комиссию. Времени впереди достаточно – сумеют еще сработаться, пока будут проходить обучение. Но первичный отбор никому поручать нельзя – тут доверять можно только себе.

– Так чо, товарищ генерал, посылаем для начала всех на полосу препятствий? – весело обратился к нему с ноткой фамильярности в голосе полковник Хромов, старый камрад-однополчанин, прошедший, как полагается, Афган, Чечню, Донбасс и сирийские пески.

Генерал ценил Хромова за храбрость и удачливость, но от панибратства на смотре его коробило.

– Всех не надо, полковник, собери-ка мне твоих отличников боевой и физической подготовки сотни три-четыре.

– У меня все отличники! – ухмыльнулся Хромов в стриженые сивые усы. – Но для дорогого гостя расстараемся, пройдемся по спискам.

– Женатых не бери, – заметил Гребнев. Дело для холостяков. А лучше бы им и вовсе сиротами оказаться.

– Что-то серьезное намечается? – помрачнел Хромов. – Да у нас тут большинство неженаты. Даже офицеры, что помоложе. Работа такая. Я и сам в прошлом году овдовел…

Полковник на мгновение запнулся, но быстро овладел собой и продолжил:

– Сделаем, конечно. Подберем без проблем. А дело горячее? Нам что земля, что небо! Лишь бы пожарче было!

– Да нет, пока не очень, – покачал головой генерал. – Воевать, кажется, не собираемся. Но ответственности много. Так сказать, боевое охранение в экстремальных условиях с непредвиденной степенью риска. Не хотел тебя от семьи отрывать, Степан, но если ты теперь один, то… Послужим, что ли, вместе опять, как когда-то?

Хромов согласно кивнул:

– Конечно. Один я. Дочка есть, да она где-то присмотрела итальяшку и с ним укатила в Милан. Раз в полгода мейлом обмениваемся – вот и вся любовь… А семья у меня – вот она, бригада.

– Что стоишь? Быстро собрать комбатов, ротных, списки в руки и лучших четыре сотни на плац! – бросил он через плечо, замершему у дверей адъютанту, и тот, безмолвно сделав поворот кругом, ринулся исполнять приказание.

Через два часа сводный батальон штурмовой бригады численностью четыреста человек выстроился на плацу перед казармой в полном походном снаряжении с автоматами АКМ 74.

– Раздать спецпатроны, – распорядился Гребнев, показывая на ящики с магазинами, аккуратно сложенные перед походным столом. Старшины бросились к ящикам и, подхватив по двое, понесли вдоль рядов.

– Примкнуть магазины! – скомандовал генерал. – А теперь на первый-второй рассчитайсь! Построиться в две шеренги лицом друг к другу. Дистанция тридцать метров.

С заметным недоумением на лицах десантники выполнили команду.

– Значит так, сынки, – уверенно продолжал генерал, зажав в руке мощный портативный микрофон, – дело нам предстоит нешуточное, трудное и почетное. О нем еще, может, когда-нибудь песни слагать будут. А уж книги напишут обязательно. Все вы не новички, бывали в переделках, и в подготовке вашей у меня сомнений нет. Но тут случай особый. Поэтому берем только добровольцев. Вот и командир ваш добровольцем записался. А для того, чтобы пройти отбор… Сейчас сыграете в русскую рулетку, но по нашим правилам. Кто не хочет, может сразу выйти из строя и вернуться в казарму. Без последствий. Ничего вам за это не будет, обещаю.

Человек двадцать, застенчиво переминаясь, вышли из шеренги и нестройной цепочкой потянулись к корпусу казармы.

– Ну ладно, тогда дальше, – с легкой усмешкой промолвил Гребнев. – Объясняю условия. Ваши магазины заряжены холостыми патронами, но на тридцать четыре холостых есть один боевой. Сейчас вы прицелитесь друг в друга. Целиться будете партнеру в правое плечо, по возможности в мышцу. И по моей команде нажмете курок. Все по-настоящему. Кому не повезет, получит ранение. Может быть, тяжелое. Раненых будет не слишком много, но достаточно. До операции есть время – несколько месяцев, так что всех пострадавших, надеюсь, успеем подлечить. Это и будет ваш отборочный экзамен. Кто не хочет стрелять в товарища, не уверен в себе, боится травмы или вообще не желает участвовать в дурацком эксперименте, милости прошу в казарму. Будем считать, что вас здесь просто не было. Даю минуту на размышление. Время пошло.

По рядам десантников пробежал ропот. Еще человек пятьдесят покинули строй и не оглядываясь зашагали в сторону казармы.

– Сомкнуть ряды! – приказал генерал. – А ну покажем, на что способен русский десант!

Не промахнитесь, сынки! Ведь в своих палите. Цельсь! Одиночным огонь!

Прозвучал залп, и несколько бойцов в обеих шеренгах со стонами рухнули на землю. Их было человек пятнадцать, не больше. Все раненые зажимали левой рукой правое плечо, но явно могли передвигаться. Двое остались стоять в строю, остальные быстро приходили в себя. К ним уже бежали санитары с носилками.

– Ну вот, так-то! – удовлетворенно резюмировал Гребнев. – Десантура! Молодцом, ребята! Не посрамили… Потери минимальные. Боевые-то патроны были только в одном из каждых десяти магазинов. Но все, как говорится, с честью прошли испытание. Теперь вы под руководством полковника Хромова поступаете в мое распоряжение. Переехать придется на другую базу, в черте города. Пока продолжите обучение по спецпрограмме, которую я вам сам пропишу. Получите новое оружие – ваше уже вчерашний день. Поработаете суперменами. И ничего не бойтесь – жить будете долго и счастливо. Насколько возможно… Когда надо будет приступать к исполнению, вас известят заранее.

А теперь вольно! Разойтись!

Полковник Хромов молча смотрел, как уносят последних раненых.

– А без этого никак нельзя было? – наконец проронил он с укором.

– Может, и можно было, Степан. Только как ты узнаешь, будут ли они в следующий раз стрелять в гражданских или в своих же спецназовцев по твоему приказу?

– Я, товарищ генерал, боевой офицер, а не вохр какой-нибудь, не омоновец. Ни я, ни мои люди по гражданским стрелять не подряжались. Тем более по своим. И на такие дела я добровольцем не пойду, увольте.

– Надо будет – уволим, – бесстрастно пожал плечами Гребнев. – Но ты не торопись. Просто пойми, что речь идет о совершенно необычном задании. Охрана объекта государственной важности номер один в условиях, приближенных к боевым. Ожидаются любые неожиданности вплоть до попыток мятежа, штурма извне, ну и… хрен его знает, что там еще может случиться. Перманентный психологический стресс. Охрана отвечает за всё. И за всех. А ты отвечаешь за каждого из них. И нужно это не для меня, не для нашего национального лидера, не для Совета Федерации, не для Думы – это нужно для России… Для того, чтобы она не исчезла бесследно.

– Загадками разговариваете, Сергей Федорович, – задумчиво протянул Хромов, покусывая стебелек травы. – Загадками… С чего это России вдруг исчезнуть? Или вы об астероиде? Верно я догадался? Ага, значит, мы власти предержащие готовимся охранять, а Россия-матушка по боку! Так ведь?

– Нет, не совсем. А может, и так… В общем, Степан, я тебе ничего не говорил, а догадки можешь строить какие угодно. Готовь своих людей. Ты меня знаешь: я вас зря не подставлю. Но и вы чтоб меня не подвели. Иначе всем нам крышка, а с нами и России-матушке.

Генерал вскинул руку к фуражке и тяжело зашагал к своему Мерседесу. Водитель ждал его у приоткрытой дверцы.

Полковник Хромов смотрел вслед старому фронтовому другу, покусывая травинку. За его спиной на флагштоке трепетал выцветший российский триколор.

Глава XXXI Бартер по-японски

Вопреки ожиданиям премьер Коно воспринял сенсационную новость без особого энтузиазма. Долгая жизнь в большой политике научила его ничему не удивляться и ничего не принимать на веру. Вот и в этот раз, выслушав доклад шефа Информационного агентства, он сдержанно кивнул, отделавшись дежурным: «Спасибо за труды.»

– Господин премьер-министр, – настаивал Симомура, – вы, наверное, не вполне осознаете истинное значение подобного пакта. Исполнится вековая мечта наших предков: Япония станет наконец континентальной державой. Это радикально изменит наше геополитическое положение в мире. По запасам полезных ископаемых Приморский край не имеет себе равных в Евразии. Располагая природными ресурсами Приморья и Сахалина, мы сможем бросить вызов Китаю. Мы будем на равных разговаривать со Штатами. Даже если наша островная цивилизация погибнет, мы сумеем сохранить все основные технологии и построим новую уже на материке. А Россия…

– Вы хотите сказать, что России к тому моменту уже не будет на карте мира, не так ли? – перебил его Коно. Что ж, возможно. Если выживут только те, что в бункере, а от российских городов останутся в основном тлеющие обломки под слоем радиоактивного пепла из взорвавшихся ядерных реакторов. Но если астероид все же пролетит мимо? Вы полагаете, русские все равно отдадут нам огромные территории в обмен на какой-то бункер, который будет им нужен как прошлогодний снег? Вы думаете, президент Зайцев отзовет из всего Приморья и с Сахалина армию и флот, ликвидирует военные базы с сотнями ракет, нацеленных на нас и на Штаты? Может быть, он сам прилетит, чтобы передать вам символический ключ от Владивостока? А руководители их Газпрома, Роснефти и прочих корпораций будут стоять рядом и аплодировать? Я, извините, в это поверить не могу. Они найдут тысячу предлогов, чтобы денонсировать соглашение. Разберут бункер и пришлют его вам обратно, мотивируя, например, тем, что в нем выявились конструктивные дефекты. Будут упирать на технологические проблемы, уличать нас в обмане, обвинять в грубом шантаже и подкупе должностных лиц. Аннулируют должность государственного секретаря и посадят этого Кравцова за измену родине. И у нас нет никаких рычагов, чтобы заставить их выполнить обещание – ни экономических, ни военных.

– Вы правы, господин премьер, – вздохнул Симомура, задумчиво проведя коричневым носовым платком по глянцевой лысине. – Все звучит вполне логично. И тем не менее это наш единственный реальный шанс не только на выживание, но и на радикальное обновление истории, на переход в статус континентальной великой державы. То, за что воевали наши деды, мы можем получить сейчас мирным путем, без единого выстрела.

– А я вам говорю, это чистейшая утопия! Почему в таком случае русские не договариваются с Китаем? Китайцам Приморье тоже не помешало бы. И технологии у них, наверное, есть. Может быть, даже не хуже наших.

Коно встал из-за своего массивного дубового письменного стола и сел напротив собеседника в кожаное кресло.

– Видите ли, господин премьер, – наставительно начал Симомура, – насколько мне известно, российские политики и бизнесмены не слишком доверяют китайцам. Считают их такими же пройдохами, как они сами, с которыми всегда надо держать ухо востро: могут надуть, всучить брак. Ну, а нас они считают в некотором роде носителями самурайской морали. И не без оснований. Слово самурая свято… Вообще отношение к Японии и японцам в России просто изумления достойно. По свидетельству моей агентуры, нас там очень любят. В России уже много лет существует культ Японии. Они поклоняются нашей архитектуре, нашей живописи, нашей поэзии. Перевели все памятники нашей классической литературы. Они развивают все виды наших боевых единоборств и приезжают на аттестацию в Японию. В Москве более полутысячи японских ресторанов и суши-баров! Это же в десять раз больше, чем в Париже или Лондоне! Так что, если русским приходится выбирать между Японией и Китаем, сомневаться в результатах не приходится. Может быть, потому они там в Москве так легко согласились на эту сомнительную сделку.

– Нару ходо… М-даа… Что-то такое я слышал от моих референтов, – кивнул Коно, поглядывая на песочные часы. – Согласиться-то они согласились. Но кто нам гарантирует, что они сдержат слово? Эта российская элита, которая мечтает только о том, как унести ноги от катастрофы, бросив свой народ на произвол судьбы… Разве с такими людьми можно иметь дело? Разве можно им доверять?! Разве для них межправительственный документ хоть что-нибудь значит? Послушайте, генерал, я тридцать лет в политике, и все это время мы пытались разобраться с проблемой наших Северных территорий. Всего четыре маленьких островка Курильской гряды. На худой конец хотя бы два островка. Я участвовал в переговорах с русскими столько раз, что уже сам не упомню. А результат? Ноль! Понимаете, ноль! И ведь мы просим всего лишь собственные крошечные островки. А вы говорите – Приморье, Сахалин! Хо! Договариваться с русскими…

– Вы недооцениваете ваши кадры, господин премьер-министр, – улыбнулся Симомура, снова проводя платком по блестящей лысине. – Я ведь не сказал, что готов поверить русским на слово. Скорее наоборот, я бы им никогда на слово не поверил. И секретный протокол, который будет подписан неизвестно откуда взявшейся марионеткой, для меня, разумеется, вовсе не гарантия самой сделки. Но у нас есть средство легитимизировать такое соглашение не дожидаясь падения астероида.

– Признаться, вы меня интригуете, генерал, – в свою очередь скривил уголки рта в улыбке Коно. – Вы хотите сказать, что можете путем дипломатических переговоров выторговать у России Приморский край, Сахалин и Курилы за какой-то стандартный бункер, запущенный у нас в серийное производство? Не много ли берете на себя, уважаемый?

– Именно это я и хочу сказать, господин премьер. С одной оговоркой. Мы ничего не будем клянчить, просить, требовать или вымогать у русских. Они сами нам все поднесут на блюде. Причем, с хлебом и солью – как у них принято приветствовать дорогих гостей.

Главное у нас есть – формальное согласие правящей политической элиты и ее экономических спонсоров. Нынешнего президента можно не принимать в расчет – в отличие от его предшественника этот ничего не решает. Я ни минуты не сомневался, что они отдадут любые территории при реально возникшей угрозе для жизни и здоровья их самих и, разумеется, их семей. При том, прежнем, может быть, и не отдали бы, но теперь… Как на самом деле присоединить эти территории и не остаться в дураках – дело техники, а точнее, политических технологий.

– Но я так и не могу понять, что у вас на уме, генерал, – явно теряя терпение, заметил Коно. – Отсюда давайте поподробнее, если можно.

– Конечно! – согласился Симомура, снова прикладывая носовой платок к совершенно сухой лысине. – Мы позаимствуем у русских их собственный опыт. Проведем в Приморском крае и на Сахалине с Курилами референдум по вопросу выхода из Российской Федерации и присоединения к Японии – абсолютно легитимно, заметьте. По нормам международного права, для того, чтобы провести подобный референдум, касающийся выхода из состава какого-либо государства одной из его частей, необходимо согласие правительства данной страны. Русские в 2014 году обошлись в Крыму без согласия Украины на референдум, мотивируя тем, что к власти пришла неофашистская хунта, у которой бессмысленно просить разрешения. Как известно, ответом мирового сообщества были санкции и политический остракизм, хотя за воссоединение с Россией проголосовало больше девяноста пяти процентов населения. Зато референдум по выходу Соединенного Королевства из Евросоюза был признан вполне легитимным несмотря на протесты большей половины британцев, как и референдум о независимости Шотландии, давший отрицательный результат.

Мы же сделаем по-другому. Ведь согласие верхов у нас уже есть, и оно будет зарегистрировано по всем правилам. То есть именно как согласие на референдум граждан Приморья, Сахалина и Курил. Что, кстати, и российской правящей элите будет на руку – по крайней мере, как-то можно объяснить происходящее народу. Хоть и нелегко…

– Ну хорошо, – скептически прокомментировал Коно, – отдаю должное вашей изобретательности. Но с чего вы взяли, что граждане российского Приморья, Сахалина и Курил проголосуют за присоединение к Японии. Вам не кажется, что это, как говорят наши американские друзья, too far-fetched[30]? Выражаясь языком юриспруденции, ab posse ad esse consequentia illatiо non valet – по возможности еще не следует делать заключение о действительности.

– Мне так отнюдь не кажется, господин премьер. Мы ведь с вами юристы-практики. Я основываюсь на принципе ab esse ad posse valet consequentia – сужу по действительному заключению о возможном. То есть у меня нет ни малейших сомнений по этому поводу. Я ведь только что имел честь вам доложить, как относятся в России к Японии. Для многих, а фактически, для большинства россиян наша страна – Земля обетованная. В отличие, кстати, от Китая. Вопрос о создании зоны совместного управления на Курилах прорабатывался, если я не ошибаюсь, еще в девяностые, но проект так и не был воплощен. Не так давно к нему пытались еще раз вернуться. А помните землетрясение 1994 года? Эпицентр тогда находился в ста двадцати километрах к юго-востоку от Шикотана. На южных Курилах было разрушено буквально все, но помощи от государства они так и не дождались. Практически никакой. Это, я думаю, послужило хорошей прививкой на будущее. То немногое, что выделяли впоследствии в помощь пострадавшим, было разворовано местной администрацией.

Так вот, сейчас жителей Приморья, Сахалина и Курил ожидает кое-что похуже землетрясения, пусть даже самого мощного. Ни защитных сооружений, ни страховки, ни надежды на восстановление утраченного им, по нашим сведениям, никто не предлагает. А мы предложим. Жизненный уровень у большинства населения Приморья и Сахалина и так упал за последние несколько лет почти вдвое. Они знают, что ничего хорошего им ждать не приходится, даже если мы разминемся с астероидом. А уж если столкновение произойдет, то помощи от своих им не получить никогда. Мы же предоставим им широкую культурную автономию в составе Японии, дадим все гражданские права и социальные блага: страхование здоровья, страхование жизни, страхование имущества, кредиты на строительство. За свою нынешнюю работу они будут получать нашу зарплату и наши пенсии, а не свои жалкие пособия. Наши инвестиции преобразят весь регион в кратчайшее время. Пусть мы не сможем сейчас построить для них подземные убежища, но по крайней мере мы дадим им шанс на выживание и возрождение. Они нам поверят. Да мы и не собираемся обманывать их ожиданий. К тому же, если это греет их патриотические чувства, желающие смогут сохранить двойное гражданство. Российский паспорт мы у них отнимать не предполагаем. А пока что подбросим гуманитарную помощь и поможем деньгами на строительство собственных убежищ. Деньги они, конечно, разворуют, но тут уж ничего не поделаешь.

Поймите, все население Приморья вместе с Сахалином и Курилами чуть больше двух миллионов человек. Нынешней Японии с ее ста двадцати шестью миллионами, при ее мощнейшей промышленной и финансовой базе, ничего не стоит просто взять эти два миллиона на полное иждивение. На дотацию. Временно, конечно, пока не адаптируются. Это в случае, если столкновения не произойдет. Вы полагаете, люди будут против такого решения?

– Я полагаю, такой проект они поддержат, – кивнул Коно.

– Безусловно. Это наш план А. В случае же мощного астероидного удара мы осуществляем план Б. То есть, сохраняя по возможности всю государственную систему, наиболее ценные технологии, спасенную часть ценного оборудования, сложной электроники и, прежде всего, людей, мы начнем постепенную эвакуацию из наших островных бункеров на материк. Конечно, во взаимодействии с новыми согражданами в Приморье и на Сахалине – с теми, кому удастся пережить катастрофу. Мы разделим с ними то, что имеем, а они дадут нам новую родину. Нас в любом случае будет неизмеримо больше. Вместе мы будем строить страну, возрождать промышленность, развивать сельское хозяйство. Вспомните Вторую мировую. В сорок пятом Япония была выжженной пустыней. Города лежали в руинах. Народ голодал. И что же? За двадцать лет мы осуществили «японское чудо» и стали второй мировой сверхдержавой по экономическим показателям. Пусть мы понесем страшные потери. Но неужели мы не сможем повторить такой же прорыв сейчас, когда в наших руках будут самые передовые технологии двадцать первого века плюс немесметные ресурсы Приморья, Сахалина и Курил?!

Премьер-министр слушал не перебивая. Он был взволнован и воодушевлен, хотя на лице его не дрогнул ни один мускул. Впервые с момента появления в дальнем космосе проклятого астероида перед главой обреченного правительства забрезжила надежда. План Симомуры действительно открывал для Японии перспективу возрождения. Но если только представить себе, что, возможно, придется пережить стране, да и всей планете…

– Что ж, звучит убедительно, – заключил Коно. – Но в таком случае русские должны будут провести референдум до прибытия астероида. Опять-таки они будут требовать гарантий в обмен на такой шаг. С какой стати им отдавать огромные территории фактически даром? Да еще создавать повод для бунтов и мятежей…

– Почему же даром? Мы обеспечиваем им выживание, всей верхушке! Пятнадцать тысяч человек – это немало. А что до гарантий… Мы добьемся проведения референдума в самое ближайшее время, получим результаты уже сейчас, но огласим их только после встречи с астероидом. Референдум будет проводится в полном соответствии с нормами международного права, открыто, в присутствии многочисленных международных наблюдателей. Он будет выглядеть как профилактический опрос общественного мнения, но оспорить официально зафиксированные итоги будет невозможно. Так сказать, аrgumentum ex consensus gentum[31]. Мы не станем ни во что вмешиваться. Почти. Ни нынешнее, ни любое другое российское правительство не сможет опровергнуть результат, тем более, что у нас на руках будет их безоговорочное согласие на проведение такого референдума с недвусмысленным обещанием признать волеизъявление граждан Приморья и Сахалина. Кроме того, Кремль будет жизненно заинтересован в том, чтобы местная администрация на Дальнем Востоке всеми силами содействовала референдуму и выступала в поддержку отделения. Иначе бункер они не получат. А при поощрении со стороны собственной администрации люди будут голосовать с еще большим энтузиазмом.

– Допустим. Ну а как вы собираетесь утрясти отношения с владельцами авторских прав на все наши замечательные бункеры? Ведь по условиям патента мы имеем право использовать модульные технологии корпорации Хори только внутри страны. Ни одного нашего бункера еще не было продано на экспорт.

– Честно говоря, это обстоятельство я не учел, – замялся Симомура. – Вы думаете, старик Хори и все их семейство будут против такого бартера? Едва ли.

– Но господин Хори просто может счесть подобную сделку неэтичной, противоречащей моральным заповедям кодекса бусидо. Все-таки человек старой закалки… Ему достаточно сказать нет, чтобы весь ваш грандиозный план пошел прахом. В конце концов мы ведь собираемся как бы ограбить русских, предлагая совершенно неэквивалентный обмен. Вы же знаете, старик живет по канонам бусидо, в которых он был воспитан. К тому же он известен своими симпатиями к России. Нам трудно его понять, а ему нас. Во всяком случае, генерал, вам следует безотлагательно с ним встретиться и поговорить начистоту. Без его разрешения мы не сможем и пальцем шевельнуть.

– В моем понимании, мы выполняем священный долг перед нашим отечеством. Не вижу здесь ничего предосудительного. Ну, в крайнем случае мы можем представить дело так, будто русские выкрали разработки по бункеру и используют их нелегально, без нашего ведома. Можем даже спровоцировать похищение документов, чтобы старик ничего не заподозрил. Я знаю, что русские агенты уже здесь, в Токио. Правда, кто они и с каким заданием прибыли, мне неизвестно. Но скоро узнаем. Вполне возможно, что они охотятся за чертежами. Просто не будем им мешать, усиливая охрану. Учитывая, что ключ к чертежам есть только у нас, похищение просто развязало бы нам руки, и вопрос авторских прав отпал бы сам собой.

– Что ж, план хорош. Считайте, что я даю санкцию на претворение вашего проекта в жизнь, – резюмировал Коно, слегка шлепнув ладонью по столу. – Каковы будут ваши дальнейшие действия, кроме визита к Хори? Вы проверяли состояние нашего бункера под парком Уэно?

– Разумеется, господин премьер-министр, – подтвердил Симомура, поднимаясь с кресла вслед за премьером. – Все в полном порядке. Я слежу за правительственным бункером лично. Остальные, как вам известно, курирует министр обороны.

– Благодарю за старания! – склонил голову в поклоне премьер.

– Долг превыше всего! – ответствовал Симомура, низко сгибаясь в поясе и прижимая ладони к коленям.

Глава XXXII Обреченный архипелаг

В японской прессе регулярные отчеты о продвижении астероида Веритас в небесных сферах рекомендовано было пока что подавать без ажиотажа, в жанре научно-популярной информации.

– Последнее, что нам нужно – это всеобщая паника, кризис производства и последующий экономический коллапс страны, – назидательно заметил на первом «астероидном» брифинге пресс-секретарь премьера Митио Табата. – Постарайтесь, господа, публиковать только сбалансированную информацию, которая не будет внушать вашей аудитории нарастающее чувство ужаса перед неизбежным. Вспомните, как слаженно и дружно работали наши медиа-ресурсы в 2011 г. после Великого Восточно-японского землетрясения. Ничего лишнего. Объективная информация о событиях и оптимистические прогнозы на будущее. Как вы помните, нам удалось разъяснить людям, что радиация в малых дозах не только не вредна, но даже полезна для организма, если воспринимать ее позитивно. Мы отселили всего сто шестьдесят тысяч человек из нескольких миллионов, живущих на пораженных территориях. Запрет на вывоз продовольствия из зон радиоактивного воздействия по шести затронутым префектурам продержался всего несколько недель.

Потом мы сумели доказать, что продовольственные товары не содержат опасности для жизни и здоровья людей. Все ограничения были сняты, поставки продуктов из Фукусимы и окрестностей пошли еще активней, чем обычно. Вся страна в знак солидарности с жертвами катастрофы без лишних предосторожностей покупала фукусимскую рыбу и персики, капусту и зеленый лук из Мияги, помидоры из Тотиги. Мы сумели вселить в наших граждан оптимизм, веру в будущее. И через пять лет мы смогли официально объявить о нашей исторической победе в борьбе со стихией. Неважно, что период полураспада цезия составляет более ста лет! Для нас он уже благополучно полураспался. Бедствие успешно преодолено совместными усилиями миллионов японцев. Проблема нас больше не тревожит. А что будет через сто лет, забота уже иного правительства, не так ли?

Так же в основном следует подходить и к новой проблеме, чреватой планетарными катаклизмами. Без паники, господа! Правительство принимает все возможные меры для защиты граждан. Вы знаете, что, благодаря разработке уникальных технологий, наши подземные убежища чикаро сейчас могут вместить более трети трудоспособного населения…

– Извините, господин пресс-секретарь, что вы называете трудоспособным населением? – поднял руку корреспондент газеты «Санкэй-симбун».

– Это та часть населения, которая сегодня и в будущем способна к производительному труду, – сухо пояснил Табата.

– А как же пенсионеры? Престарелые? Инвалиды? Ведь у нас в стране трудоспособная часть населения фактически составляет меньшинство! У нас стареющее общество, – не унимался корреспондент «Санкэй».

– Женщины и дети по возможности будут эвакуированы.

– А старики?

– Послушайте, – терпеливо повторил Табата, – мы сделаем все возможное. Насколько позволят мощности наших бункеров. Но мы не волшебники, так что не надо иллюзий. В случае столкновения ущерб от астероида будет колоссальным, даже если это случится на другой стороне земного шара. Мы не исключаем и наихудшей опции, то есть крупных тектонических сдвигов в районе Японского архипелага, которые могут привести к частичному или полному затоплению основных четырех островов и многих мелких островков. Спасти удастся далеко не всех, и мы сами должны решить, кого спасать в первую очередь, предоставив места в бункерах. Но гибели Японии мы не допустим. Решение будет найдено. На днях будет опубликовано обращение премьер-министра к народу. Правительство надеется, что граждане нашей страны после серьезного обсуждения придут к консенсусу и поймут объективную необходимость жертв во имя будущего нации. Разъяснить ситуацию должны наши медиа-ресурсы: телевидение, радио, газеты, интернет-сайты.

Мы рассчитываем на ваше благоразумие и выдержку, господа. Слишком многое сейчас поставлено на карту. Фактически речь идет о выживании нации и сохранении японской государственности. Правительство призывает вас ни в коем случае не сеять панические настроения и способствовать мобилизации народа перед лицом небывалой угрозы. Наша сила в единстве и сплоченности. Япония не погибнет – мы этого не допустим, если будем действовать организованно и решительно. Желаю успеха, господа!

Пессимистические прогнозы и мрачные пророчества в японских средствах массовой информации уступили место аналитическим статьям и экспертным ток-шоу, в которых подробно обсуждались сценарии возможных последствий при ударе астероида. Ученые по-прежнему давали неутешительные оценки уровня опасности, но их заключения теперь сопровождались жизнеутверждающим комментарием редакции.

Двенадцатого июля профессор университета Цукуба и заведующий Национальной астрономической обсерваторией Симпэй Ханада в развернутом интервью газете «Ёмиури» высказался вполне однозначно, назвав день возможного падения астероида последним днем японской цивилизации:

Даже при том условии, что эпицентр окажется на территории России или Китая, в Северной Африке или в Южной Калифорнии, мы почувствуем всю ярость стихии. Если же астероид приземлится в восточном полушарии, активизируется так называемый огненный пояс: придет в действие цепь подводных спящих вулканов в глубинах Тихого океана. Это приведет к мощным землетрясениям и радикальному сдвигу тектонических плит земной коры. Поскольку крупнейший разлом этих плит пролегает под островом Хонсю, фактически на уровне Токио, наша столица скорее всего исчезнет с лица земли или понесет невосполнимый ущерб. Та же участь ожидает и прочие основные промышленные мегаполисы на тихоокеанском побережье: Иокогаму, Кавасаки, Нагою, Осаку, Кобе, а также Тибу, Сэндай и Мориоку. Мегацунами высотой в сто-двести метров довершат разрушения и уничтожат всех, кто не успеет укрыться в убежищах чикаро.

Возможно, в меньшей степени пострадает побережье Японского моря, но и того, что придется на его долю, будет достаточно. На выживание без посторонней помощи в лучшем случае могут рассчитывать только обитатели высокогорных городков и поселков – например, в префектуре Нагано или Гумма. Однако вслед за ударом астероида и сопутствующими чудовищными катастрофами неизбежно наступит «ядерная зима». В воздух поднимется такое количество пылевой взвеси, что она заблокирует доступ солнечных лучей на много месяцев. Произойдет тотальная экологическая катастрофа, которая скорее всего усилится крушением атомных реакторов и взрывами ядерных ракет. Без солнечного света вскоре исчезнет почти вся фауна, а затем и флора. Поверхность земного шара станет практически непригодна для жизни, а Япония, отрезанная от континента и оставшихся немногочисленных ресурсов, погибнет первой. Мы надеемся на наши супербункеры, в которых смогут укрыться миллионы, но долго ли можно прожить под землей или в глубинах океана в автономном режиме?..

На той же странице с пометкой «От редакции» был помещен комментарий видного антрополога Тосио Камидзимы, проректора университета Хосэй:

Японскому народу отнюдь не следует воспринимать космическую угрозу как грядущий конец света. Археологами со всей очевидностью доказано, что земля за время своего существования уже шесть раз переживала катастрофу такого масштаба. Мы не знаем точно, когда именно зародилась жизнь, но различные виды флоры и фауны на нашей планете насчитывают десятки, а то и сотни миллионов лет. Течение жизни фактически ни разу не прерывалось, хотя многие биологические виды действительно вымерли, бесследно исчезли в процессе эволюции. Ранее считалось, что история человека, хомо сапиенс, ограничивается всего лишь сотней тысяч лет, но сегодня мы находим кости людей, живших примерно двадцать миллионов лет тому назад. Возможно, они почти полностью вымирали, чтобы вновь появиться на следующем витке биогенеза.

Однако можно смело утверждать, что на сей раз с нами такого не произойдет. Кто предупрежден, тот вооружен. И Япония на сегодня вооружена, вероятно, намного лучше своих соседей. Мы первыми распознали опасность в космических глубинах. Мы первыми предупредили о ней человечество. Но главное – мы начали готовиться к подобным катаклизмам задолго до появления астероида. Много лет мы строили и продолжаем строить надежные подземные и подводные убежища, рассчитанные на многолетнюю работу в полностью автономном режиме. Уже сейчас в них может укрыться более трети населения страны. Мы сумеем сохранить наши научные и технические ресурсы, наши бесценные кадры. У нас есть подводные средства транспорта, хорошо защищенные ангары с вертолетами. Многие важнейшие технологические комплексы будут перенесены в чикаро и продолжат там свою работу. Все лучшие достижения инженерной и технической мысли будут бережно помещены в хранилища. Когда придет время, их расконсервируют и пустят в ход.

Если Япония, лежавшая в руинах после Второй мировой войны, сумела возродиться за каких-то двадцать лет, то теперь нам потребуется намного меньше для успешной реконструкции нашей цивилизации – даже если придется искать для нее другую территорию.

Конечно, не только колоссальный материальный ущерб, но и тяжелейшие людские потери неизбежны. Возможно, погибнут миллионы, даже десятки миллионов. Однако мы можем регулировать процесс, сознательно отделяя тех, кто должен остаться в живых во имя выживания нации от тех, кто должен уйти. Самопожертвование всегда было отличительной чертой нашего народа. Это мы изобрели обряд сэппуку, который должен был служить и искуплением вины самурая, и его последним доводом в споре. Это мы ввели обычай дзюнси, «смерти вослед за сюзереном». На протяжении нашей многовековой истории тысячи и тысячи самураев без колебаний вспарывали себе живот, сопровождая своего господина в последний путь. Это мы посылали эскадрильи добровольцев-камикадзе на верную смерть во имя спасения родины. В кодексе Бусидо сказано: «Если воин стоит перед выбором „жизнь или смерть“, ему надлежит выбрать смерть.» Да, времена переменились, но японцы по-прежнему способны на подвиг во имя спасения своей страны, своего народа. Тот, кому суждено уйти, пусть уйдет с честью. Тот, кому суждено остаться, пусть выполнит свой долг до конца. И наша Япония снова возродится из пепла, как феникс, давая жизнь новым поколениям. Нет сомнения, что наши сограждане сумеют сами сделать для себя достойный выбор, оценив, насколько их жизнь важна для будущего нации.

Глава XXXIII Список Yamato.com

Вскоре всем стало ясно, к чему власти готовили страну. Через два дня после публикации в «Ёмиури» премьер-министр Коно выступил с обращением к нации. Перед камерой он был, как всегда, невозмутим и преисполнен достоинства. Строгий черный костюм-тройка с темно-красным галстуком выгодно оттенял черты бледного аристократического лица и благородную седину аккуратно расчесанной на пробор шевелюры. Однако дотошный оператор NHK совсем некстати показал крупным планом пальцы премьера на поверхности письменного стола, которые судорожно крутили, вертели, перекатывали справа налево и обратно платиновую авторучку Ротринг.

– Дорогие соотечественники, – начал премьер спокойным и уверенным голосом. – Вы уже знаете, что нам предстоят нелегкие времена. По расчетам специалистов, астероид Веритас вышел на траекторию, которая с большой вероятностью может привести его к столкновению с Землей. Не хочу никого пугать, но в этом случае произойдет катастрофа колоссального масштаба, способная уничтожить все живое на нашей планете.

Положение может усугубиться, если падение астероида спровоцирует пробуждение вулканов «огненного кольца» в тихоокеанском бассейне.

Как вам известно, подобные катастрофы уже имели место в отдаленном прошлом. Последняя произошла шестьдесят с лишним миллионов лет тому назад и закончилась вымиранием динозавров, а вместе с ними и еще великого множества биологических видов, о которых мы сейчас можем только догадываться. Тем не менее, – с легкой улыбкой продолжал премьер, – судя по тому, что мы с вами живы и чувствуем себя вполне удовлетворительно, последствия космических катастроф преодолимы. Особенно сейчас, когда мы обладаем мощным научно-техническим потенциалом. В отличие от динозавров, мы не собираемся покорно вымирать. Мы будем бороться за свое существование и победим. Наши ученые давно предвидели возможность космического катаклизма. Вы знаете, что мы много лет строили и продолжаем строить в данный момент универсальные убежища чикаро, в которых разместится значительная часть населения. Эти бункеры – залог нашего выживания. Возможно, придется провести в них несколько лет, но рано или поздно планета после катастрофы будет снова пригодна для жизни. И тогда мы выйдем из бункеров, чтобы начать все сначала, но не в пещерах с каменными топорами и кремневыми ножами, а со всеми современными технологиями, которые позволят отстроить наш мир в кратчайшее время.

Премьер снова улыбнулся, обратив к экрану поднятую вверх и широко раскрытую ладонь правой руки. Жест был не случаен: он должен был напомнить зрителям хорошо известную мудру ободрения и бесстрашия, столь характерную для бесчисленного множества изваяний Будды в главных храмах страны.

– Однако, уважаемые господа, – с нажимом, растягивая слова, промолвил Коно, – есть одна насущная проблема, которую правительство решить не в состоянии. Это проблема скорее этического, а не технологического свойства. Дело в том, что в наших замечательных убежищах не хватит места на все сто двадцать шесть миллионов японцев – мы сможем разместить в них от силы треть населения. Таким образом, более восьмидесяти миллионов в случае катастрофы фактически обречены. Вы сами прекрасно понимаете, кто должен в первую очередь выжить. Дети, молодежь, ученые, технические эксперты, инженеры различных специальностей, врачи, отчасти представители силовых структур и органов управления. Впрочем, конкретными списками займутся полномочные отборочные комиссии. А вот первичный отбор, дорогие сограждане, вы должны провести сами быстро и организованно исходя в первую очередь из возрастного критерия, а также объективно оценивая свою потенциальную эффективность и полезность для коллектива. Я уверен, что вы найдете в себе силы принять правильное решение, зная, что этим послужите своей родине, своему народу.

Наши предки верили, что жизнь и смерть едины. Самураи никогда не боялись смерти и сами шли ей навстречу, зная, что вслед за достойным концом последует новое рождение. После второй мировой войны самурайские моральные ценности были преданы забвению, но сейчас пришло время вспомнить о них. Я не призываю вас к коллективному харакири во имя отечества, но ведь самопожертвование у нас в крови. Вы должны будете сами решить, кому отправляться в убежище, а кому оставаться на своем месте и ожидать конца. Вы сами составите предварительные списки. Надеюсь, добровольцев будет достаточно для того, чтобы количество спасшихся не превысило норму.

Одна из камер показала крупным планом руки премьер-министра. В этот момент миллионы зрителей увидели, как пальцы судорожно сжали и переломили пополам авторучку Ротринг. Несколько капель черной пасты упали на матовую поверхность стола.

– Регистрация волонтеров онлайн начнется со следующей недели, невозмутимо пояснил Коно. – Те, кто выберет смерть, должны будут зайти на вебсайт Yamato.com и внести в список свое имя, адрес, номер телефона, номер страхового удостоверения. Члены семей волонтеров в случае катастрофы получат компенсацию, а их дети получат приоритетное право на места в бункерах. Мы готовы будем помочь тем, кто в этом нуждается. Центры эвтаназии через некоторое время будут открыты во всех населенных пунктах с населением свыше пятидесяти тысяч человек. Позаботьтесь заранее о приобретении необходимых средств. Тем не менее торопиться с последним шагом не стоит – ведь астероид еще может пролететь мимо. Кроме того, не исключено, что его удастся уничтожить на подлете ракетами с ядерной боеголовкой. Окончательно мы сможем определить наши перспективы только за два-три дня до предполагаемого столкновения. Но к этому времени все списки должны быть давно сверстаны, а те, кто остается в живых, должны будут перейти в бункеры.

Дорогие соотечественники, все мы, члены правительства и парламентарии, тоже пройдем отбор. Обещаю, что никто не получит специальных привилегий и поблажек. Его Величество император заявил, что не все члены высочайшего семейства будут допущены в убежище – только треть. Сомкнем ряды перед лицом надвигающейся угрозы!

Если того требует спасение страны, за ценой не постоим. Когда мы едины, смерть не страшна: разобьемся, как яшма об утес, но не допустим, чтобы Япония погибла. Вспомним лозунг, с которым шли в бой наши деды: «Сто миллионов – единая душа!» Будем же мужественны. Останемся достойны памяти наших благородных предков!

Премьер Коно закончил обращение к нации, и в наступившей тишине прозвучали первые ноты из старой, всеми любимой песни Ринтаро Такэ «Луна над старым замком».

Глава XXXIV Клуб «Милорд»

После нескольких недель, проведенных в Москве, профессор Мияма все еще не был уверен в благополучном исходе своей дипломатической миссии. За первыми головокружительными успехами последовали долгие дни томительного ожидания. Шурик Пискарев, с которым они регулярно встречались по вечерам в клубе на Ордынке за стаканчиком виски со льдом, был настроен вполне оптимистично. Клуб помещался в Доме Вревского, городской усадьбе начала девятнадцатого века, которая благодаря стараниям реставраторов, казалось, сохранила все очарование старины: потолки с лепниной, люстры с бронзовыми шандалами, обитые бордовым штофом стены салонов, тяжелые портьеры на окнах, вазоны с тропическими растениями, причудливая барочная мебель в просторной гостиной, картины Рокотова, Боровиковского и Левицкого по стенам, мейсенский фарфор в декоративных ажурных горках, лакеи в расшитых ливреях и напудренных париках.

Клуб «Милорд» не зря гордился своими традициями: вход для леди и джентльменов только в вечерних костюмах, мужчинам обязательно в галстуке; никаких чаевых официантам – все покрывается из членских взносов; право привести с собой спутника или спутницу на основах строгой конфиденциальности, с гарантией неразглашения имен. Эти и еще некоторые правила были введены учредителями клуба почти тридцать лет назад. Первыми спонсорами были легендарные герои лихих девяностых: Сильвестр, Япончик, Дато Коберидзе, дед Хасан, Миха Кишинёвский, Рома Вырви-глаз, Паша Любер. Здесь они встречались с друзьями и коллегами, решая судьбу необъятной страны, только что освободившейся из оков тоталитаризма. Здесь делили территории, обсуждали с прорабами перестройки важные государственные дела, диктовали темы медиамагнатам, устанавливали цены на алюминий, никель, нефть и газ.

Хотя многие из отцов-основателей не дожили до эры торжества своих идей и принципов, их имена были золотыми буквами вписаны в скрижали истории клуба, как и в летопись истории страны, рядом с именами выдающихся демократов-рыночников, крестных отцов приватизации, капитанов российской олигархии и столпов незыблемого режима. В спинки их любимых кресел были врезаны миниатюрные платиновые таблички с фамилиями, а чаще с рабочими псевдонимами. Их пивные кружки, хрустальные фужеры, рюмки, пиалки для сакэ, бокалы Том Коллинз и даже простые граненые водочные стаканы хранились в клубном музее рядом с автографами великих людей, их забытыми носовыми платками, оброненными зажигалками, пустыми пачками сигарет, и затушенными окурками. Многочисленные портреты основателей клуба и их либерального окружения кисти Ликоса Капранова были вывешены в Галерее 1991 года на первом этаже здания, так что никто из гостей не мог пройти в ресторан, казино или гостиную не отдав дань уважения героям. Даже Мияма, который нередко путал представителей европеоидной расы, уже знал многих в лицо.

В новом тысячелетии клуб «Милорд» по-прежнему оставался двигателем прогресса, местом сбора политической и деловой элиты, давно уже состоящей под неусыпным присмотром гарантов безопасности и покоя.

– Понимаешь, Кузя, – охотно вещал Пискарев, развалившись в глубоком кожаном кресле Минотти, – такие тут у нас понятия. Медленно, брат, запрягаем, да зато быстро едем. Ты же сам видел: все наши твой проект одобрили. Но в бане за пивом покалякать – это одно, а бумагу с подписями и печатями замастырить – совсем другое. Ведь народ у нас ушлый. Они все чего хотят?

– И рыбу съесть, и косточку не поглотить? – догадался Мияма.

– О! В самую точку! – согласился Пискарев.

– В какую точку?

– В самую! Никто не хочет в таком деле подставляться. А значит, ищут подставных лиц.

Чтобы на них в случае чего всё свалить. Как найдут, так сразу всё подпишут и начальству твоему отправят по всей форме. Нам сообщат уже постфактум. Это во-первых. А во-вторых, им еще между собой надо разобраться, для своих места в списке зарезервировать.

– А потом нельзя? – озадаченно поднял бровь Мияма.

– Наверное, можно, но все хотят побыстрее. Чтобы не остаться, не дай Бог, за бортом. Кстати, обо мне-то ты, конечно позаботишься? Мне нужно контрамарку мест на десять. Не забудь, пожалуйста.

– Но ведь еще никакого бункера нет! – снова удивился Мияма. – Это же, как у нас излагают, «шкура непойманного барсука». Зачем же сейчас делить места, если ничего пока не построили?! И потом, я вряд ли могу контрамарку. Наверное, меня не захотят послушать.

– Хо-хо! – Пискарев даже слегка подпрыгнул в своем кресле. Чтобы они не послушали шефа японской разведки! В такое время! Когда ты их всех держишь за яйца!

– Шура, – застенчиво покачал головой Мияма, – Я их не принимаю за яйца. Я знаю, что беседую с высокоподставленными чиновниками Российской Федерации. А какого шефа японской разведки они должны послушать?

– Кузя, кончай ваньку валять, – ухмыльнулся Пискарев. – Не гони своим ребятам. Ты что ж, думаешь, мы у себя в Министерстве культуры вообще уже ничего не петрим? Может, я на этот пост в министерстве прямо с луны свалился, а не с третьего этажа Лубянки? Да ладно! Рыбак рыбака… Мне с тобой, профессор, давно все ясно. Оба мы подвизаемся, так сказать, на ниве культуры, но ведь не культурой единой жив человек. Мы с тобой одного поля ягоды. Мне ведь без разницы, на кого ты работаешь, если ты сейчас нам полезен. А то, что ты шеф, хоть и не знаю в каком чине, так это ежу понятно. Рядового сотрудника на такое дело к нашим тузам не послали бы, так?

Мияма неопределенно пожал плечами. Он мало что понял из цветистого монолога своего русского друга.

– Шура, – осторожно осведомился профессор, – а что ты имеешь в еду?

– В каком смысле? – озадаченно переспросил Пискарев.

– В смысле идиоматизмов. Какого Ваньку надо кончать валять? И что не надо гнать ребятам? И что рыбак рыбаку делает? И где эта нива, на которой мы подвигаемся? И почему мы ягоды на одном поле? И какому ежу все понятно? Ну, и вообще – слишком сложные идиоматизмы в высокой концесрации…

– Ну, если вообще, то, чем зря языком болтать, давай-ка лучше еще накатим! – обобщил Пискарев, по-хозяйски ухватив початую бутылку портвейна Taylor SCION, стоявшую рядом на журнальном столике, и наполняя до краев слабо тонированные бокалы тончайшего венецианского стекла в форме слегка сплюснутого тюльпана. – Предлагаю по-нашему – до дна и с тостом. Как всегда, за успех мероприятия!

– За успех! – с жаром подхватил Мияма, опорожняя фужер до дна.

Это была уже далеко не первая порция качественного горячительного напитка. Друзья только что отужинали в ресторане свежайшим астраханским осетром под графинчик ледяной водки «Белуга», отчего профессор сейчас чувствовал приятную расслабленность и желание слушать занимательные истории, а также обсуждать мировые проблемы.

– Вот, Кузя, – наставительно заметил Пискарев, закуривая внушительную кубинскую сигару Коиба под неодобрительным взглядом японца, – мы с тобой уже больше половины этого Порто усидели, а знаешь ли ты, что пьешь? Могу рассказать, коли захочешь. Я ведь, по правде сказать, в искусстве не очень… То есть вообще никак: учился совсем по другому профилю. Диссер мне один очкарик сварганил за пару копеек, так что могу при случае и доктором подписываться. А только, если честно, культура – это не моё. Ни классицизма, ни модернизма душа, понимаешь, не принимает. Но кое-в чем я, можно сказать, эксперт мирового класса. Я вообще считаю, что для нас из всех искусств важнейшим является вино! Это тебе не какой-нибудь там Модильяни-Пиросмани, Бурдель-Родель! А такое вино, брат, тем более! Насчет спиртного я могу студентам лекции читать, а уж про этот портвейн…

– А что в нем такого экстраординаторского? – заинтересовался Мияма.

– Да то, что этому портвейну уже больше ста пятидесяти лет. Представляешь – выдержка!

Десять лет назад один фирмач-винодел, который работал на Тейлорз, нашел две бочки в подвале какой-то крестьянской фермы в Доуру, в Португалии. А на бочках, значит, стоит клеймо 1855. Ну, мужик сразу обе бочки захапал, позвал дегустаторов и выяснил, что лучше портвейна нигде в мире нет. Он, ясен пень, сразу смекнул свою выгоду и стал стричь купоны. Портвейн весь разлили по бутылкам, каждую бутылку упаковали в деревянную коробку и на нее еще латунные заклепки присобачили, чтобы аутентичный девятнадцатый век получился. Вон, видишь, футляр? Получилось тысяча четыреста бутылок по три с половиной тысячи баксов штука. Это тебе не обычный винтаж. Догоняешь?

– Что? – не понял Мияма.

– А то, что наш клуб на аукционе в Браге все эти бутылки скупил с большим дискаунтом. Всего-то по три сто. Вот, брат, какое винцо мы тут с тобой распиваем.

Мияма отхлебнул еще глоток, чтобы оценить драгоценный напиток по достоинству. Ему хотелось предложить приятелю что-нибудь не менее экзотическое.

– Приглашаю вас в гости ко мне во Владивосток, дорогой Пискарев-сан, – торжественно объявил он слегка озадаченному Шуре. – На винтажное сакэ. В резиденc губернатора, разумеемся. Мы скоро будем строить Сферу Сопроцветания Восточной Азии. Японские технологии, русская духовитость и китайская трудовитость!

– А китайцы при чем тут? – удивился Шура. – О них вроде бы речи не было.

– Речи не было, но они уже там, – возразил Мияма. – Они там у вас строят заводы и инфраструктуру по двенадцати отраслям экономики. Готовят для себя большую колонию. Но мы им не позволим. Я им не позволю как губер-р-натор. Я их сам колонизир-р-рую! Во время импакта погибнет очень много людей. Русских, может быть, почти не останется. К сожалению… А китайцев точно останется – их ведь так много… Пусть они там работают пока. Потом японцы вылезают из своих чикаро и будут мигрировать к нам, в Приморье, и на Сахалин. Только надо очень скоро подписать договор, потому что китайцы могут… как это… размножаться.

– Да успокойся ты, Кузя! – Пискарев дружески со всей силы огрел японского мечтателя по спине. – Какого хрена! Пусть они там себе размножаются, расползаются, разъедаются на наших хлебах. Все равно недолго осталось. Вот шарахнет астероид – и привет! Поминай, как звали! От китайцев твоих мокрое место останется. Главное, мы с тобой оба будем целы и невредимы – ты в своем Ниппоне, а я уж как-нибудь тут в бункере пересижу твоими молитвами. И начхать мне на этот ваш Дальний Восток со всеми его лесами, морями, зверями, птицами и китайцами. Не до него сейчас.

– Не-е-т, Пискарев-сан! – отчаянно замотал головой Мияма, чувствуя, как его астральное тело отделяется от кресла и тихо левитирует куда-то под потолок. В этом состоянии он просто не мог называть собеседника по имени, снисходя до уровня рыжеволосых варваров. – Не-е-т, так все-таки нельзя. Неужели вы могли бы отдать китайцам все русское Приморье?! Нам, японцам, – это другое дело, но китайцам!

Чужой земли мы не хотим ни пяди, Но и своей земли не отдадим!

– воинственно затянул профессор приятным хрипловатым баритоном, пытаясь привстать и дирижируя бокалом.

Сделав еще глоток, он умолк, на минуту задумался и снова вернулся к теме:

– И все-таки я не понимаю… Чётто вакаранай кэдо[32]… А как же ваш русский народ? Что бы сказал Федор Михайлович? А Лев Николаевич? И Антон Павлович, и Петр Ильич?… Я ведь тоже всю жизнь изучал… Русская духовитость… Вселенинская отзывчивость… Слеза ребенка… Как же теперь?… Что делать?… Кто виноват?…

У Миямы на глаза навернулись слезы, и он горестно приложился к портвейну.

– Не кисни, Кузя, – ободрил его Пискарев, снова хлопнув мясистой ладонью по плечу. – Все путем. Российскую культуру мы в обиду не дадим, это я тебе говорю! Заберем с собой в новую загробную жизнь! Как это у нас один классик сказал:

И мы сохраним тебя, русская речь, И что-то там русское слово!..

Классиков твоих уже оцифровали давно, так что все как миленькие на одном жестком диске уместятся – и литература, и музыка, и театр, и кино. Много места, небось, не займут. Получилось дешево и сердито. Может, даже и живьем кое-каких писателей, музыкантов, художников там, архитекторов, скульпторов удастся прихватить. Я не против. Глядишь, и пригодятся – развлекать публику или портреты начальства писать. Тесновато, конечно, но наше министерство им небольшую квоту выделит, не боись. Поменьше, правда, чем на кордебалет Большого и Мариинки, но ничего, и так жирно будет.

– А музеи? – слегка приободрившись, вопросил Мияма. – Эр-р-рмитаж, например?

– Да не переживай ты, чудак! – хмыкнул Пискарев с ноткой превосходства в голосе. – Вот ведь, все вы, интеллигенты, одинаковы! Как что, сразу в панику: «Музеи! Картины!» Да вывезем мы твои Эрмитажи куда надо. Что подороже, упакуем и в бункер с собой заберем – потом, может, жить на это будем. Остальное музейное добро тоже по ящикам – и в шахты. Слава Богу, шахт у нас хватает. Свалим все туда и опломбируем честь по чести. Ну, кое-что, конечно, приватизировать придется – для лучшей сохранности. Ты сам-то артефакты не коллекционируешь? А то могу по дружбе подбросить. Понимаю ведь: контрамарки в супербункер дорогого стоят. Рембрандта уважаешь?

– Уважаю! – честно ответил Мияма.

– Получишь на днях, – пообещал Шура. – И заверенную таможенную декларацию в придачу. Хороший ты мужик, Кузя! Мне для тебя ничего не жалко. А культура что ж? Культуру мы всемерно, так сказать, сберегаем. На реставрацию государство денег не жалеет. Только тратить их с толком не научились. Слышал, может быть, как предшественник мой, Гришка Пирумов, Изборск реставрировал – ну, крепость такая есть. Какие-то триста миллионов деревянных освоить не смог, придурок. Вон, при мне уже двадцать четыре монастыря на Руси подновили всего-то за полтора года. А ты говоришь! И освоили сорок восемь миллиардов целковых на все сто. А если кто тебе будет говорить, что я в прошлом году виллу на Капри за двадцать три миллиона баксов купил, так плюнь ему в глаза! Она столько не стоила – всего двадцать. И вообще скоро ничего не будет стоить: астероид-то летит!

Вот таким манером, милый друг, мы и всю Россию-матушку отреставрируем после этого зловредного астероида. Возродим, так сказать, из пепла, как и раньше возрождали. А наши бабы еще народ нарожают. Можешь за нее не беспокоиться! – закончил Пискарев свою речь и с силой шлепнул собеседника по колену, так что тот невольно поморщился.

– Эт-то хорошо! – промямлил Мияма, которого уже порядком развезло от нескольких порций эксклюзивного портвейна. Главное, чтобы русская духовитость у вас в бункере тоже презервировалась. Для гребущих поколений… Без нее нельзя… из пепла…

– Кто бы спорил! – охотно согласился Шура. – Будем презервировать. Кстати, не забыть бы заказать в аптеках кое-какие изделия… А то для чего я, по-твоему, весь кордебалет собираюсь в бункер запихнуть? Все ради этой твоей духовности. Будем, так сказать, черпать вдохновение в прекрасном, чтобы не впасть в уныние. Регулярно и бесперебойно. Жаль, что ты не в нашем бункере! А то оставайся, гостем будешь. Напитков тоже запасем до второго пришествия. Не пропадем!

– Спасибо, Шура! – растрогался Мияма и полез обниматься, опрокинув вазон с цветком орхидеи. – Я бы остался с большим удовлетворением, но мне надо назад, в Японию. А потом в Приморский край. Меня же назначают гувер… губер… губернатором! Это же не хвост кошачий! Я должен оправдовать доверие премьера Коно. Кордебалет, конечно, да! Но нет! Мне надо!..

Проходивший мимо лакей в ливрее с поклоном поднял вазон и поставил на место, слегка обмахнув белоснежной салфеткой пол.

Глава XXXV Бразды правления

Полковник Шемякин оторвал взгляд от дисплея и в очередной раз послал проклятие фирме «Нинтэндо», которая украсила фронтон Детского Мира гигантскими панелями с калейдоскопической рекламой своих новых компьютерных игр. Как будто больше ничего нельзя было повесить на Лубянской площади. Наверняка они специально это сделали, чтобы отвлекать сотрудников Федеральной службы безопасности от их прямых обязанностей в темное время суток. А сидеть предстоит еще долго…

Вот уже два месяца Шемякин со своими людьми занимался составлением списка. Каждого кандидата надо было проверить по полной программе на предмет потенциальной пригодности прежде, чем рассылать приглашения в Ковчег. Пятеро сотрудников день за днем шерстили досье будущих постояльцев бункера, которым он, Игорь Шемякин, уполномочен был выдать лицензию на жизнь. Он и никто другой. Ведь это их ведомство ведет отбор.

Правда, вчера звонил старый знакомый из штаба ВДВ с неприятным сообщением: генерал Гребнев назначен председателем какой-то новой антикризисной чрезвычайной комиссии. Похоже, Служба Внешней разведки что-то замышляет. Ни с того, ни с сего вдруг занялись вербовкой в какое-то новое спецподразделение. С какой целью? Им ведь своих коммандос не положено. Разве мало таких настрогали в Росгвардии? И «Рысь», и «Вихрь», и «Сокол». Да только при Конторе числится тридцать тысяч отборного спецназа. Нет, что-то здесь нечисто. Втемную играет генерал Гребнев. Недавно сообщали, что его команда уже орудует в Японии. В обход идет, старый лис. Хочет обскакать лучшую спецслужбу мира, подгрести под себя бункер? Ладно бы еще под себя, но ведь работает он на этого выскочку Зайцева, на липового президента, который наплевал на заветы своего великого предшественника, устроил небывалую чистку в мозговом центре Конторы, передал львиную долю ее бюджета МВД и СВР, наложил лапу на офшорные счета и чуть не уволил самого Старика. А уж тогда и его, полковника Шемякина, поперли бы – хорошо, если только в запас… Но ничего! Он еще пожалеет о своем поведении, этот слизняк, когда познакомится поближе с астероидом. А может быть, и раньше. На место в японском модуле может не рассчитывать. Как и его верный капитан Де Тревиль, разумеется. Правда, придется повозиться. Самим, пожалуй, не потянуть – надо бить челом жирному борову Бурдюкову.

Но от тайги до британских морей Красная армия всех сильней! —

промурлыкал себе под нос полковник и, вернувшись к экрану компьютера, кликнул на икону служебной связи. Пробежался по алфавиту, нашел адрес Курбанова и отстукал: «Как дела, Махмуд?»

Лаконичный ответ пришел в ту же минуту: «Копаем. Читай отчет».

Поддерживать диалог далее не имело смысла: упрямый сын гор все равно не снизойдет до деталей. Шемякин вздохнул, потянулся и снова переключился на список. Сейчас он прорабатывал категорию А – согласно намеченной условной классификации. Нелегкая задача. Думские марионетки, дуболомы-губернаторы, доморощенные сенаторы с оттопыренными пухлыми карманами… Всем место на свалке истории, но пока их туда выкинуть нельзя. В бункер все должны загрузиться спокойно и организованно, без бузы, а там посмотрим. Если военная власть останется в надежных руках, то все лишние скоро отсеются. Кому нужна демократия в бункере? Просто смешно! Хватит возиться с этими индюками. Думцев и сенаторов надо в лучшем случае уравнять с простыми бункер-бюргерами. Может, им еще и нынешнюю зарплату выплачивать?! Не дождутся. И льготных квартир, и дач, и бонусов, и пакетов акций в иностранных компаниях не дождутся. Давно пора их укоротить. Вместо того, чтобы идти на поклон к Старику, они надувают щеки и хотят сами принимать какие-то решения. Да кто же им даст?! Если даже астероид пролетит мимо, к старой системе возврата уже не будет. Думу разогнать, Совет Федерации слегка расширить, переименовать в парламент и полностью обновить. Президентская республика, да, но сугубо президентская. А президентом вместо этого фрика Павла Зайцева, зацикленного на электронных играх, сделать самого Старика. Уж он наведет порядок в бункере, а если понадобится, то и в уцелевших городах и весях. С ним не забалуешь!

Ведь есть еще старые атомные подземные убежища. Комфорта в них маловато, но какую-то часть населения на первое время они примут. Это, конечно, не супербункер, но и там не стоит пускать процесс на самотек. Списки по тем же льготным категориям, продажа билетов на свободные места за валюту, строжайший учет и контроль. Местные отделения должны подключиться по полной программе. Да-да, и чем быстрее, тем лучше. Если этот астероид все же шарахнет, надо по крайней мере знать, с кем потом будешь иметь дело. Уцелеет, конечно, ничтожный процент, но тут уж ничего не поделаешь – такая судьба!

Для проформы кое-что придется выкопать, чтобы не раздражать население, но не отвлекать же сейчас саперные части и метрострой на рытье тоннелей и штолен, которые годятся только на братские могилы! Ведь никакой инфраструктуры к ним уже не подвести. Воды и продовольствия тоже много не запасешь. Зачем продлевать мучения? Уж лучше сразу… Но в старых бомбоубежищах у некоторых есть шанс протянуть несколько месяцев. Правда, в жутких условиях – это вам не в японском чикаро прохлаждаться. Что ж, если выживут, надо будет им помочь организовать быт: без руководства ведь никуда. В среднее звено наметим заранее кандидатуры из местных кадров, а в вышее подыщем своих людей из бункера.

Если опустошения на земле будут в допустимых пределах, то в конце концов все еще может обойтись. Главное сохранить свой ядерный потенциал. Что, кстати, вполне реально. Реакторы атомных станций, конечно, придется заранее заглушить, но ракеты никуда не денутся. Что-что, а баллистические ракеты в шахтах могут не один астероид пережить. Обученный персонал тоже придется включить в основные списки. И тогда нам море по колено. Пусть америкосы только сунутся! Хрен им, а не природные ресурсы! И китайцам тоже. Население, правда, на порядок уменьшится, но ничего, как-нибудь… Жалко людей, но если уж им господь Бог не поможет, то что же с нас, грешных, спрашивать?

Можно и при минимальном населении управлять большой страной. В сущности, так даже намного легче. Взять хоть Канаду… Когда-то немцы собирались осуществить свой план Ост на такой основе. Ну, тех вовремя расколошматили. Потом Маргарет Тэтчер завела ту же песню. Сука, конечно, эта «железная леди», но по сути она права. Хороший пример – наш Дальний Восток. В том же Приморском крае, который сейчас захапают японцы, живет всего-то миллион девятьсот тысяч человек. Курам на смех! А территория больше Дании и Бенилюкса вместе взятых. Ресурсов больше, чем во всей Европе. Прокормить пять-десять миллионов все-таки проще, чем сто сорок. Поскребем по сусекам первое время, а там что-нибудь придумаем. Авось, образуется. Да и все прочие проблемы с небольшим населением решать куда проще. Мальтус все-таки был не дурак. Возможно, мегаполисы вообще придется оставить… Кстати, неплохая мысль. Осваивать небольшие провинциальные города и поселки в наименее разрушенных местах, а народ расселить, как кантонистов при Николае Первом, чтобы работали лучше. Заодно и коррупцию на периферии выкурим.

Главное – взять бразды в свои руки и вернуться к нормальному стилю управления, к тому самому, испытанному и проверенному. Старика, значит, в президенты, а премьером… Чем же плоха кандидатура Игоря Владимировича Шемякина? Всем она хороша! Красавец! Больше четверти века на государственной службе, отмечен правительственными наградами, отлично ориентируется в политической обстановке и вообще прирожденный лидер! Харизма так и прет. В бункере такому цены нет. Да, собственно, почему только в бункере?..

Полковник поднял голову и посмотрел на свое отражение в темном окне кабинета. Широкие плечи, массивный череп со слегка скошенным лбом и квадратным подбородком, волевая складка у губ. Не случайно коллеги пошучивают насчет его сходства с Бенито Муссолини.

За свои пятьдесят лет Игорь Шемякин, может быть, и не дослужился до больших звезд, но зато сделал служебную карьеру по высшему разряду. Не в звездах счастье. В этом ведомстве генеральские погоны далеко не всё решают. Бывает, что полковники стоят во главе Службы собственной безопасности, для которой закрытых дверей и сейфов не существует. А сейчас, когда ему по случаю кризиса доверена и экономическая безопасность Конторы, конкурентов на пост будущего премьера можно не принимать в расчет. Старик умеет ценить свои кадры. Полковник… Плох тот полковник, который не мечтает стать президентом, на худой конец премьером! Фидель тоже был полковником, и Каддафи был полковником, и Грецией правили «черные полковники», и еще кое-кто был полковником – даже подполковником – тот, до которого всем этим свадебным генералам как Воробьевым горам до Джомолунгмы!

Игорь Юрьевич улыбнулся своему отражению широкой белозубой улыбкой. Новый премьер будет строг, но справедлив. Либеральных вольностей не допустит. Всех диссидентов немедленно вон из бункера, в холодную, в ядерную зиму! Зажравшихся олигархов переквалифицируем в водопроводчики, слесари и монтеры. Установим общинный военный коммунизм с сильным демократическим лидером во главе. Кстати, забыли про журналистов. Нельзя же в этом ковчеге без прессы, без масс-медиа. Дюжину журналюг придется взять на развод, со всем их оборудованием в придачу. Какая же высокая политика без медиаподдержки?! Только бы убрать с дороги Гребнева с его Службой внешней разведки. Этот вечно лезет не в свое дело. Компромата на него вроде бы не найдено, но ничего – еще поищем. Копнем его чеченскую службу, Афган. Да мало ли что…

Стук в дверь прервал радужные мечты полковника Шемякина.

– Войдите! – сухо проронил он в динамик селектора.

На пороге появился моложавый майор Терехов в гражданском с распечатанной страницей текста в руках.

– Разрешите посоветоваться, товарищ полковник, – обратился он не совсем по уставу к начальству.

– Разрешаю. Что у тебя там?

– Есть несколько вопросов по спискам, товарищ полковник. Вот, например, что будем делать с Академией наук? По степеням отбирать или по должностям? Докторов ведь у нас пруд пруди – на всех мест не хватит. Может, только директоров институтов и завотделами возьмем?

– Дурак ты, Терехов, – беззлобно пожурил сотрудника полковник. – Сам подумай, на черта нам эти старперы академики сдались! Ты пройдись по досье ведущих спецов, публикации посмотри, практические разработки, международный рейтинг цитируемости. В Диссернет загляни, чтобы фальшивых докторов не брать. И ориентируйся на репродуктивный возраст – лет от тридцати пяти до пятидесяти, не старше и не младше. Остальных всех за борт.

– С семьями?

– С семьями только лауреатов государственных премий. Остальные так перебьются. Семейные места у нас для категории А и для своих, конторских, а для остальных в виде исключения. Если кто не захочет без семьи, скатертью дорожка – больше останется свободных ваучеров.

– Понял. А естественникам и гуманитариям выделяем равные квоты?

– Да ты что, Терехов, офонарел?! – разозлился шеф. – Неужели непонятно, что нам там гуманитарии вообще ни к чему? Хватит с нас этой команды писателей, художников и музыкантов, которую Пискарев от Минкульта протаскивает. Ну, балерины – еще туда-сюда, полезный контингент, а вот зачем он каких-то мастеров народных промыслов приплел? Не знаешь случаем?

– Никак нет, не знаю, товарищ полковник, – виновато улыбнулся майор.

– Вот именно. Надо разобраться. На хрена мы его туда, в министерство, определили, если он толком провести отбор не может? Ладно, это я еще уточню. А пока чтобы никаких мне филологов, философов, историков и социологов! Хотя нет, постой, пару-тройку социологов надо взять – для анализа настроений масс. Вытащи там кого-нибудь, только не из нашего ВЦИОМа, лучше из Левада-центра, что ли.

И не забудь медиков подобрать по всем профилям. Посоветуешься с нашим главврачом на Варсанофьевском. Если надо, берите из любых клиник, не стесняйтесь. Пожалуй, и с семьями. Но немного, строго по лимиту – так чтобы на персонал одной элитной больницы. Лишних нам не надо.

– А медсестер?

– Можно несколько штук. Квалифицированных. Только помоложе и посимпатичней выбирай. Нянечек не надо – наймем потом наших супер-леди за паек, сами в очередь выстроятся.

– А вы, Игорь Юрьевич, работу там как планируете оплачивать? Деньгами? – осторожно поинтересовался майор.

– Опять ты тупишь, Терехов! Ну какие в бункере могут быть деньги?! Да и потом тоже. Банки-то в основном все медным тазом накроются со своими электронными системами оплаты… Само собой, распределительная система: всё по карточкам. Кроме казино, конечно – там фишки на драгметаллы. Карточки по категориям. Система льгот… Знаешь, как раньше было в райкомах КПСС, в обкомах, в горкомах, в ЦК, да и у нас тут, кстати?

– Не знаю, товарищ полковник! Откуда же! – развел руками Терехов. – Я ж девяносто третьего года рождения. Так, слыхал кое-что…

– Между прочим, не так уж плохо было придумано. Всё строго по ранжиру: сколько тебе положено, столько и получи – что зарплата, что льготы. Без излишеств, правда, но жить вполне можно было. Вот так же и в бункере поживут, только без зарплаты в условиях, так сказать, подземного коммунизма. Питание по карточкам, одежда тоже. Бытовые приборы свои, кроме пожароопасных устройств. Дома готовить не разрешим – есть только в столовых, тоже по талонам. Общие собрания по селекторной связи, чтобы поводов общаться меньше было. Но это для общего режима – на VIP сектор не распространяется. Пока…

– А с администрацией что?

– Администрация прежде всего. Весь бункер разобьем на пятнадцать жилых секторов – типа федеральных округов. В каждом будет свой префект, свое отделение полиции, своя служба жилищно-коммунальных услуг. Центральное управление все создаем заново на двухпартийной основе. От каждого сектора по два депутата парламента: один в партию Наша Россия, другой в партию Ваша Россия. Снаружи никого брать не будем. То есть в парламенте человек тридцать. Президентом сам знаешь, кого. Министров подыщем из старых штук пять, не больше, а премьером… еще подумаем. Тебя, парень, министром транспорта сделаем – будешь по номерам водяру развозить. Вот таким манером, Антон. Ладно, иди, работай, а то отстанешь от поезда. Не трепись там зря. И всю свою команду дерни за интимные места, чтоб не расслаблялись.

Шемякин сделал неопределенный жест левой рукой и уткнулся в экран дисплея. Ему предстояло лично пройтись по предварительному списку из семидесяти восьми тысяч кандидатов. Перспектива завораживала. Он понимал, что облечен теперь полномочиями, сравнимыми с властью Господа Бога над душами смертных. Не продешевить бы!

Глава XXXVI Покушение

Кортеж президента Зайцева из пяти черных автомобилей, как всегда, несся на скорости двести двадцать километров в час по направлению к Завидову, где Павла Андреевича ждал уютный охотничий домик на живописном берегу водохранилища, облюбованного еще в эпоху застоя генеральным секретарем ЦК КПСС. Конечно, той, старой восьмикомнатной избушки давно уже не было. На ее месте красовалось солидное рубленое подворье с резным теремом посередине и многочисленными службами по периметру, которое числилось в Управлении делами президента как Объект № 7. Великий гражданин, столь неожиданно и трагично осиротивший нацию, здесь почти не бывал, предпочитая дальние дачи в Сочи или Ханты-Мансийске, но Павел Андреевич издавна любил деревенский стиль, находя шедевры деревянного зодчества отрадными для сердца истинного патриота и гражданина. После своего недавнего неожиданного прихода к власти он частенько наведывался в этот терем с семьей, с друзьями, а то и в одиночку – отдохнуть от трудов на благо отчизны. Зона отдыха Первого лица в тенистой роще, с теннисным кортом, бассейном, манежем и малиновыми зарослями вдоль бесконечного штакетника, тянушегося изнутри по периметру стальной пятиметровой стены, была обителью тишины и покоя. Здесь можно было расслабиться и помечтать о том, как когда-нибудь воцарятся на Руси закон и порядок, как станет благоденствовать народ в больших городах под сенью мудрого правления, как сама собой искоренится крамола и растает коррупция, как будут прирастать богатством крестьянские дворы, колоситься поля и зеленеть сады, а с экранов телевизоров и компьютерных дисплеев будет обращаться к соотечественникам их бессменный любимый президент со словами мудрого увещевания…

К месту желанного отдыха президента должен был доставить бронированный лимузин производства завода имени Лихачева, который строился по спецзаказу еще для его предшественника. Машину собирали вручную восемь лет, вытачивая детали на токарном станке, но так и не успели вовремя… Поговаривали, что супер-ЗИЛ обошелся казне в три миллиона евро. Акт приемки подписали только месяц назад. Черный красавец, с мотором в пятьсот лошадиных сил, оснащенный шестиступенчатой автоматической коробкой передач, был семи метров в длину. Броня корпуса толщиной 220 мм выдерживала попадание танкового снаряда. Из люка в крыше нажатием кнопки выдвигался крупнокалиберный пулемет, под сиденьями охранников в специальных гнездах были закреплены шесть автоматов с подствольными гранатометами, а по бокам в специальных контейнерах лежали четыре портативных противозенитных ракетных комплекса – недавнее новшество, введенное по настоянию настырного генерала Гребнева.

Павел Андреевич не любил случайную компанию, но от мер предосторожности отказываться было бы неблагоразумно. Вот и сейчас с ним в машине, кроме водителя Сергея в подполковничьих погонах, сидело еще пятеро дюжих парней в штатском из Управления охраны президента. Сидели и скромно помалкивали, демонстрируя высокий класс профессиональной выучки. В двух машинах, идущих впереди, и в трех джипах Мерседес GL 420, следующих позади лимузина, разместились еще двадцать пять вооруженных до зубов бойцов в полном боевом обмундировании, в бронежилетах и касках, с десантными АК-74 на груди. Водители сверяли хорошо знакомый маршрут с мощными навигаторами, принимавшими сигналы системы Глонасс, что давало возможность контролировать окрестности в любом радиусе.

Когда до цели оставалось километров тридцать, эскорт, миновав шлагбаум, свернул с шоссе в лес на спецтрассу П-700. Еще километров через пять передняя бронированная Ауди А8 Секьюрити внезапно ткнулась носом куда-то в пустоту и, вильнув в воздухе багажником, бесследно провалилась под землю. Вторая машина, шедшая за первой на дистанции не более ста метров, со страшным скрежетом затормозила у самой кромки внезапно возникшего поперек дороги рва, но не удержалась и, заваливаясь на заносе, плавно перевернулась. Подполковник Сергей Синцов ударил по тормозам. Массивный президентский лимузин, теряя скорость, медленно подполз к рваному краю траншеи и стал боком к провалу. Три джипа охраны, ломая строй, со скрипом и визгом судорожно приткнулись чуть поодаль, когда полоса асфальта позади них вдруг так же неожиданно ушла вниз, в глубину, будто при восьмибалльном землетрясении.

Оторвавшись от сладких грез, Павел Андреевич увидел в затемненном тонированном окне лимузина густолиственную дубовую рощу, из которой, набирая ход, мчался в их направлении танк Армата без опознавательных знаков. Он перевел взгляд на другое окно и обнаружил в нем еще один танк, который спешил к дороге из соснового перелеска. По их машинам уже работали пулеметы и автоматы из укрытий с обеих сторон дороги. Где-то хлопнул выстрел из гранатомета, и машину слегка тряхнуло. Один из джипов сопровождения горел, подожженный напалмовым патроном. Из дверей высыпали бойцы охраны, но четверых тут же скосила пулеметная очередь. Двое, отстреливаясь, пытались отползти в сторону. Из других машин тоже доносилась беспорядочная стрельба, предназначенная неизвестно кому, поскольку противника все еще не было видно. Павел Андреевич всем телом вжался в кожаное кресло и замер.

Подполковник Синцов опытным взглядом обвел картину боя и оценил ситуацию Шансов не было. Вернее, почти не было, но за жизнь президента еще стоило побороться, а за свою собственную тем более.

– ПЗРК! – односложно бросил он застывшим в оцепенении охранникам на задних сиденьях.

Те послушно и слаженно расчехлили четыре самонаводящихся противоракетных зенитных комплекса Верба, последнюю модификацию всемирно известной российской ударной системы, испытанной в пустынях Азии. Не зря за этим портативным ракетным комплексом уже три года охотились все разведки стран НАТО. Предназначенная для поражения целей на земле, на воде и в воздухе маленькая ракета в считаные мгновенья могла уничтожить вражеский Фантом или оставить без башни любую модель натовского Леопарда.

– Стрелять по моей команде, двоим с левого борта, двоим с правого, целиться в башню и в гусеницу, окон настежь пока не открывать, – приказал Синцов, разворачивая тяжелый лимузин снова вдоль дороги.

Машина беспомощно застыла на асфальте, словно сдаваясь на милость победителей.

Между тем один танк уже навел орудие. Выстрел – и охваченный огнем черный джип, подскочив на метр в воздух, рухнул грудой искареженного металла. Второй танк был совсем близко, но экипаж явно не торопился, собираясь поиграть с жертвами в кошки-мышки. Видимо, водители договорились между собой, потому что теперь они двигались почти симметрично, наводя пушки на оставшиеся джипы эскорта.

Может быть, главную добычу им было поручено взять живьем. Во всяком случае на нее пока не обращали особого внимания.

– Окна приоткрыть, стволы наружу только по моей команде, – скомандовал Синцов. – Смотрите, чтобы друг другу по башке не попасть при отдаче, раздвиньтесь и отклонитесь в сторону как можете.

Танки, приближавшиеся спереди по диагонали, почти поравнялись с лимузином, зажимая его в клещи и готовясь расправиться с беззащитными джипами на расстоянии пистолетного выстрела. В этот момент Синцов свистящим полушепотом проронил:

– Внимание всем постам! Левый, правый борт, стволы наружу, цельсь! Огонь!

Ракеты врезались в приплюснутые могучие башни танков и разорвали гигантские гусеницы. Из-под брони повалил густой дым. Опомнившиеся спецназовцы, высыпав из двух джипов в кювет, расстреливали из автоматов появившихся в люках танкистов. По ним тоже стреляли из рощи, но видно было, что неожиданная потеря танков деморализовала заговорщиков: их выстрелы звучали разрозненно и вяло. Коренастый охранник в задней части лимузина, нажатием кнопки выдвинув над крышей крупнокалиберный пулемет и, ориентируясь по перископической камере, поливал свинцом зеленку по обе стороны шоссе.

Не дожидаясь развязки, Синцов тронул рычаг коробки передач, взял с места в карьер и, обойдя по твердому грунту заднюю волчью яму, снова вырвался на трассу. Кто-то из нападавших успел всадить в лимузин гранату из подствольника, но она только слегка поцарапала краску на кузове. Тяжелая машина уверенно набирала скорость, оставляя позади поле боя. Через минуту президент Зайцев уже мчался в обратном направлении, держа курс на Кремль. Подполковник Синцов, включив мигалку и сирену, хладнокровно излагал в динамик телефона детали происшествия начальнику Управления охраны президента. Но перед этим он не преминул позвонить своему прямому куратору и бывшему фронтовому командиру генералу Гребневу, от которого получил приказ не дергаться и как можно быстрее возвращаться.

Пятеро охранников, забыв о привычной сдержанности, вполголоса обсуждали засаду и ругали джипиэс-сопровождение по маршруту. Их пустые ракетные установки были свалены грудой в заднем отсеке лимузина.

Павел Андреевич вытер пот со лба, тяжело вздохнул и включил на дисплее встроенного компьютера любимую игру «Марс атакует».

Глава XXXVII Семейство Исии

Нина Исии отправлялась на задание, которого она ждала всю жизнь. Мать хорошо подготовила ее к этому дню. Она пела дочке русские песни, покупала русские книги, рассказывала об их счастливой жизни в полуголодном мрачном Мурманске, о балах в офицерском клубе и, конечно, об отце: о его дальних походах на подводном крейсере, о том, как праздновали дни рожденья с боевыми друзьями, о том, как вместе гуляли с маленькой Ниной. Когда дочке исполнилось восемнадцать, они вместе отправились в Россию. Съездили в Мурманск, побродили по Москве и Питеру, пожили неделю на даче в Подмосковье у маминой подруги, тоже вдовы офицера с «Курска». Это была другая реальность, совсем не похожая на токийские будни, к которым она так привыкла. Но почему-то там, в подмосковной березовой роще, она чувствовала себя дома. Так хорошо ей никогда не было ни в токийском парке Уэно, куда они частенько ходили с отчимом, ни в их загородном коттедже на полуострове Идзу. И говорить по-русски ей нравилось больше, чем по-японски: она слышала музыку этого языка, понимала его сердцем. Когда мама там, на даче, показала ей последнюю записку отца, Нина нашла в компьютере текст военной присяги. Прочитала вслух и на минуту задумалась.

– Это ведь та самая присяга, которую принимал папа? – тихо спросила она.

– Та самая, – просто ответила Тамара.

– Ну да. И все те, кто был с ним тогда… Мне кажется, я уже запомнила, могу повторить наизусть.

– Не торопись, доченька, – повторишь, когда придет время, – с какой-то чрезмерной серьезностью ответила мать. – Еще послужишь России. А пока надо учиться, работать, жить! Твой папа так порадовался бы глядя на тебя сейчас…

С тех пор прошло десять лет, но разговор с генералом Гребневым в кафе Дзанетти не стал для Нины неожиданностью. Она была готова. Ее будничные задания сводились к сбору информации о настроениях японской политической элиты. Благодаря уму, воспитанию, престижной работе в гуще событий и, конечно, неотразимой внешности она отлично справлялась со своей миссией, ради которой нередко приходилось идти на компромиссы и нарушать многие моральные заповеди. Нина смирилась и терпела, зная что в амплуа коварной обольстительницы ее некем заменить. Иногда ей даже нравилось играть роль светской львицы, напропалую флиртуя с министрами и финансовыми магнатами, но мечтала она о другом. Ждала рискованной операции, когда дочь окажется достойна памяти своего отца. И сейчас, готовясь выполнить свой долг перед далекой Россией, она решила повидаться с матерью и отчимом.

Припарковав серую Тойоту-Приус на гостевой стоянке у скромного двухэтажного особняка возле станции метро Сироганэ-дай, Нина набрала код на калитке и прошла в большой ухоженный сад. Среди мшистых валунов под сенью причудливо изогнутых сосен бежал искусственный ручеек. Деревце сливы и молодой бамбук тянулись друг к другу через поток. К просторной внешней веранде вела дорожка, мощеная неровными каменными плитами. Мамы не было видно во дворе, где она так любила ухаживать за цветами и выстригать замысловатые фигурные композиции из кустов вечнозеленого лавра. Не оказалось ее и в гостиной на первом этаже, и в спальне.

Когда Нина заглянула к отчиму в кабинет, Тэрухиро оторвался от книги и широко улыбнулся:

– А, Нэко-тян, наша Кошечка! Давненько ты к нам не заезжала. Маму придется подождать, она только что ушла по делам. Нужно оформить кое-какие документы. Ну садись, рассказывай, как ты. Что новенького в международном культурном сотрудничестве? Я, как видишь по случаю субботы расслабляюсь. В кои веки решил почитать классику – так сказать, приобщиться к корням.

– И что же вы читаете, отец? – спросила Нина, опускаясь в мягкое кресло напротив.

– Хайку Танэда Сантока. Знаешь такое имя?

– Знаю. Я не очень-то люблю хайку Нового времени, но Сантока – совершенно необыкновенный поэт:

Между жизнью и смертью всё падает, падает снег…

– Молодец! Мне кажется, твои ровесники давно уже серьезной лирики не читают… А ведь Сантока – последний дзэнский странник, блаженный пьяница, неприкаянный гений. Бродяга Дхармы, как сказал бы в наше время Джек Керуак. Для него жизнь и смерть едины в потоке времени без начала и без конца. Нет ни прошлого, ни будущего, есть лишь мгновение вечности – здесь и сейчас.

– Я недели две назад была на выставке свитков с поэзией Сантока в Бункамура, в Сибуе.

Потрясающая каллиграфия!

– О да! Каллиграф он непревзойденный. В оригинале, на свитке, эффект от его хайку удваивается. Выставка уже закрылась?

– Да, в прошлое воскресенье. Я не знала, что вы интересуетесь такой… экзистенциальной лирикой, а то бы сказала, конечно.

– Видишь ли, дочка, работа во главе компании Исии-моторз оставляет слишком мало свободного времени, и заполнить его я стараюсь вещами, необходимыми для ума и сердца. Любимых занятий, как тебе известно, у меня три: скрипка, поэзия хайку и беседы с твоей мамой. Мы так славно говорим с ней обо всем! Скажу тебе честно: я очень счастлив, что встретил в жизни такую женщину. И очень горжусь тем, что у нас такая замечательная дочь. Твой родной отец, если бы он был жив, тоже, конечно, гордился бы тобой.

– Спасибо, но почему вы… так настроены сегодня? – осторожно поинтересовалась Нина.

Поведение отчима показалось ей очень странным. Тэрухиро Исии вовсе не был склонен к сентиментальности. При всей своей доброте и отзывчивости, он был по складу человеком весьма рациональным и всегда считал неуместным заводить речь о собственных эмоциях. С друзьями и близкими держался приветливо, но подчеркнуто вежливо, корректно, стараясь сохранять некоторую дистанцию. Избегал любых душещипательных бесед, переводя разговор на другую тему. Даже на скрипке играл в основном для себя, когда никого не было вокруг. И вдруг подобные откровения. Отчима словно подменили.

– Знаешь, дочка, – медленно подбирая слова, сказал Тэрухиро, – просто я сегодня впервые понял, как недалеко наша жизнь отстоит от смерти. Вот так живешь изо дня в день, работаешь, что-то строишь, расширяешь, обновляешь, о чем-то вечно тревожишься, а завтра тебя не станет – и все твои вчерашние заботы гроша ломаного не будут стоить. Останутся только старые, никому не нужные фотографии в альбоме да какие-то случайные записки в компьютере.

– Откуда такие мысли, отец? – покачала головой Нина. – Вы еще в самом расцвете сил. Разве шестьдесят лет в Японии означают старость? Это же вторая молодость. У вас есть ваша работа, дело вашей жизни, есть любимая жена, дочь. Ведь мы обе тоже вас очень любим. Что с вами происходит? Я никогда вас таким не видела. Может быть, вы больны? Какой-то скверный диагноз?

– Нет, Нэко-тян, нет, я здоров. Видишь ли, сегодня я разговаривал по телефону с нашим горным отшельником. Он в свои девяносто два тоже недурно себя чувствует. Каждый вечер по два часа гуляет у себя в Каруидзаве. Мой предок, в отличие от меня самого, всегда прислушивался к голосу сердца… Так вот, он мне сказал, что собирается уйти из жизни. В ближайшее время. После телевизионного обращения премьера он ни минуты не колебался и сразу же внес свое имя в реестр на сайте Yamato.com. Сайт, кстати, открыт для обозрения. Он был третьим в списке и очень этим гордится. Старый идеалист! Пригласил меня на похороны. Сказал, что все распоряжения сделает сам: разберется с бумагами, свяжется с бюро ритуальных услуг, выберет храм для поминальной службы, закажет камень на могилу. Когда все будет готово, даст нам знать, чтобы мы приехали в Каруидзаву забрать тело для кремации и получить у нотариуса завещание. Он не хочет ждать до последнего момента, чтобы избежать суеты и нервозности. Предпочитает покончить счеты с жизнью без излишней волокиты. Просил не приезжать заранее с ним прощаться: долгие проводы – лишние слезы.

– Это и вправду ужасно, отец, – мягко сказала Нина. – Но все-таки дедушке уже девяносто два. Вероятно, учитывая обстоятельства, он сделал единственно правильный выбор.

– Да, безусловно, – согласился Тэрухиро. – Я его понимаю. Но терять близкого человека тяжело при любых обстоятельствах. Впрочем, он подал мне хороший пример. Я ведь тоже не вписываюсь в возрастную категорию, которой обеспечен прием в бункер. Вероятно, мобилизовав связи в правительстве, можно было бы выпросить себе место, но я этого делать не собираюсь. И мое имя тоже уже есть в списке на Yamato.com.

– А мама?! – изменившись в лице, прошептала Нина, – ведь ей еще нет пятидесяти….

– Имени твоей мамы там, в списке, пока нет, но я не сомневаюсь, что она последует за мной. Конечно, ей самой решать. Ведь альтернативы все равно нет. Просто, делая выбор сами, мы доказываем себе и другим, что мы не слизняки, сжавшиеся от ужаса в ожидании смертного часа. Как там говорит герой Достоевского: «Тварь ли я дрожащая или право имею?!» Ну вот… Все-таки мы не зря живем в этом мире, если можем своим уходом помочь возродить его. Мой дед Тэрумаса Исии, взорвавший вражеский корабль ценой своей жизни, тоже так считал. Надеюсь, он был бы нами доволен: и своим сыном Тэрумити, и мной, своим внуком, которого он никогда не видел. Но мы все встретимся там, на Равнине небес Амагахара… А ты будешь жить. Твое поколение будет строить новый мир, если все, что мы построили до сих пор, погибнет. В твоих детях возродятся все наши мечты, наши надежды. Только найди себе достойного жениха, и поскорее – время не терпит. В бункере будет не до поисков.

– Неужели нельзя по-другому? – дрогнувшим голосом промолвила девушка.

– Нет, нельзя, дочка. Но мы с твоей мамой, в отличие от старого Тэрумити, не будем торопиться. Ведь мы еще не знаем наверняка, доберется ли астероид до нашей земли. Если доберется, – что ж, интересно будет взглянуть на это грандиозное шоу. А я еще подыграю на скрипке мое любимое – каприччио № 24 ля минор Паганини. Так-то, Нэко-тян. Прощаться еще рано. Иди-ка лучше, свари нам кофе покрепче, как когда-то. Помнишь, какой кофе по-турецки делала твоя мама, когда мы жили все вместе?

– Конечно! – окончательно придя в себя, кивнула Нина. – Сейчас сварю.

Глава XXXVIII План операции

– Слушай, подруга, а ты уверена, что на пятьдесят четвертом этаже есть внешнее окно? Его даже со спутника не видно, – с сомнением почесал в затылке Вик Нестеров, озадаченно глядя в свой айфон. – Вот, смотри – гладкая стеклянная стена по всему периметру. Ты хочешь, чтобы мы ее ломом крушили или как?

– Окна там нет, но об этом можно не беспокоиться, – авторитетно заявил Кодзи, опережая ответ Нины и вытаскивая из походной сумки компактный прибор, похожий на миниатюрную видеокамеру.

– Что за аппарат?

– Это лазерный излучатель. Мини. Макси используется в металлургии для резки газовых труб и обработки самолетных фезюляжей. А этим маленьким лазером мы легко проделаем дыру в любом сверхпрочном оргстекле.

– Ого! – восхитился Вик. – Я всегда был высокого мнения о японцах!

– Японцы тут ни при чем, – ухмыльнулся Кодзи. – Прибор сделан в Китае, во всяком случае его портативная версия, которой мы воспользуемся. Приобретен в Гонконге у одного полезного человека. У него там целый арсенал – сплошь высокие технологии. Не стоит недооценивать Китай и китайских ученых, особенно тех, что работают в оборонном комплексе.

– Знаю, – буркнул Вик, несколько смущенный своим промахом. – Китайцы так рванули, что угнаться за ними сейчас нелегко. Кстати, ты не в курсе, есть ли у них такие бункеры вроде японских? Ты же за их прессой следишь, наверное.

– Слежу, но из нее не так легко добыть информацию. Убежища в Китае строят, и очень много, для каждого города или деревни, но довольно примитивные – типа огромной шахты с закрывающейся штольней. Японцы отказались предоставить свои ноу-хау, так что пришлось срочно самим разрабатывать. Шахт и тоннелей вырыто без числа, но защищенных модульных блоков нигде нет и система жизнеобеспечения на нижайшем уровне – даже воздух почти везде поступает не из кондиционеров, а из обычных вентиляторов по трубам. Генераторы на бензиновых движках… Системы переработки отходов тоже нет, автономного водообеспечения нет, из продуктов только консервы и концентраты. В общем, в таком бункере долго не просидишь, хотя это и лучше, чем ничего.

– Ну уж, наверное, не все одинаковы – для партийной и армейской верхушки, небось, есть что-нибудь получше? – недоверчиво хмыкнула Нина.

– Наверное, есть, – согласился Кодзи, – но это не афишируют. Все равно таких, как здесь, систем долгосрочного жизнеобеспечения в Китае пока нет. Японцам предлагали любые деньги, но те отказались. Говорят, что сохранение численности населения Поднебесной не входит в число их приоритетных задач, государственные тайны не продаются. Хотят, наверное, если столкновение произойдет, подгрести под себя все, что останется от южных китайских провинций.

– Вполне возможно и даже вероятно, – заключил Вик. – Если они собираются отхватить все Приморье с Сахалином и Курилами у России, то у Китая постараются правдами и неправдами оттяпать не меньше. Но тут уж пусть сами между собой разбираются. Наша задача сейчас добыть чертежи. Тогда вся эта торговля теряет смысл, а Приморье и Сахалин с Курилами остаются на карте в тех же границах. Хотя, может быть, уже и без населения… В общем, завтра вечером все решится. Надеюсь, недельной подготовки нам было достаточно. Обьявляю готовность номер один. С тобой, Кодзи, встречаемся, как договаривались, на смотровой площадке Роппонги-хиллз в двадцать два ноль ноль. Нина ждет внизу с машиной и по моему звонку въезжает на пандус ко входу, чтобы нас там подхватить. Стоять там нельзя – только подсадить пассажиров и скрыться. На объект выдвигаемся парой, стараемся не привлекать внимания. Кодзи приносит в сумке основной инвентарь: веревочная лестница, крепежные крюки, перчатки, хлороформ, телефоны, лазерный излучатель, шахтерский фонарик…

– Тканевая сумка для вырезанного куска стекла, – добавила Нина. – Иначе рухнет вниз, и поднимется шум.

– Сумка не нужна, обойдемся. Никакого оружия. Форма одежды произвольная, работаем под туристов. Мы оба с Кодзи в темных неброских костюмах с галстуком. У всех на физиономии белые марлевые маски. Наденем их еще на улице, чтобы слиться с толпой. Сейчас тут эпидемия гриппа, так что сами видите – каждый второй разгуливает в маске. Таким образом, можем смело смотреть в объектив видеокамеры. По возможности никаких контактов с персоналом до часа Ч. Наша основная проблема – дежурный на площадке обозрения за столом напротив лифта. Он же проверяет билеты. Этого контролера берет на себя Кодзи. Точнее, мы вместе с ним нейтрализуем дежурного и относим его в каптерку посреди зала. Каптерка должна быть открыта, но на всякий случай добавим в инструмент отмычку для простого английского замка. На эту операцию отводим две минуты, когда в данном секторе не будет посетителей.

– Неужели мы должны убить ни в чем не повинного человека?! – возмутилась Нина.

– Не волнуйся, – успокоил ее Кодзи. – Я к нему только прикоснусь. Заснет на часок, а потом проснется. Никаких осложнений.

– Да, техника отработана, – подтвердил Вик. – Просто нажать болевую точку на затылке.

Затем Кодзи занимает место контролера, проверяет билеты. Вряд ли перед закрытием башни будет много посетителей, но если и будут, они нам не помеха. Весь последний этаж застеклен, однако оттуда есть выход на крышу – через люк из той самой каптерки, куда мы уложим контролера. Как показывает спутник, крыша в середине здания представляет собой огороженную парапетом площадку с некоторыми инженерными сооружениями, открытую с юго-запада и с северо-востока. На юго-востоке и северо-западе от центральной площадки крыши отходят в стороны приподнятые крылья, на которые доступа нет, но нам туда и не нужно. Вдоль парапета можно пройти по верху над фронтоном и задней стеной здания, что мы и сделаем вот с этой видеокамерой на тросе. Таким образом мы уточним расположение внутренних помещений апартаментов Хори. На это отводим пятнадцать минут. После чего я закрепляю лестницу, спускаюсь на двадцать метров вниз, проникаю в кабинет, извлекаю из шкатулки жесткий диск или флэшку и с ней возвращаюсь наверх. Что еще?

– А если там сигнализация? – со скептической гримасой поинтересовалась Нина.

– Сигнализации внутри нет. Это мы уже установили дистанционно. Сами подумайте: зачем патриарху на пятьдесят четвертом этаже собственного здания сигнализация в своей квартире? Тем более, что всюду охранники, камеры и та же сигнализация в дверях, которыми мы не пользуемся. Нет ее и снаружи. Только таким фрикам, как мы, могла прийти в голову мысль зайти в резиденцию Хори через несуществующее окно. Вся сигнализация, в основном, этажом ниже, в музее. Собственно, там и сейфа скорее всего нет – старик явно хранит свой сувенир в открытом доступе. До сих пор вряд ли на него кто-то мог покуситься. Собак тоже нет. Просто огромное пустое помещение – около тридцати комнат.

– Там еще должен быть большой зимний сад у одной из стен, – подсказала Нина. – Я помню. Прямо рядом с кабинетом и гостиной.

– Вероятно, у южной, то есть юго-западной, – уточнил Кодзи. – Растениям нужно солнце.

– Отлично! – улыбнулся Вик. – Значит, там и будем выпиливать нашу форточку, с южной стороны. Можно никуда больше не ходить – только уточнить дислокацию зимнего сада.

Нина тем временем накануне берет напрокат машину. У резидента есть в запасе любые запасные номера. Заменим их накануне, а когда закончим, вернем на место.

Все должно быть как обычно – спокойствие и порядок. Никакой суеты.

– Может быть, лучше я отправлюсь в квартиру? – предложил Кодзи. – Я ведь и без лестницы могу спуститься.

– Ни в коем случае, – возразил Вик. – Или ты считаешь, что я буду так же нормально смотреться в роли контролера? Разрез глаз не помешает? Да, еще вот что: с собой не брать никаких документов.

– Вот уж излишняя предосторожность, – заметила Нина. – А права? Если нас задержат, все равно вычислят мгновенно по биометрическим данным.

– Не задержат! Прорвемся! – уверенно заявил Вик. – Там, где мы, там победа! Однажды за мной в джунглях Амазонки гнались каннибалы. Думал, всё – сейчас догонят, сожрут и косточки выплюнут. И что же? Действительно, догнали, но только затем, чтобы мне сдать Лёву Циперовича. Его они, правда, слегка понадкусывали – так он их достал своими пирамидами. Не успел там обосноваться, как учредил в сельве трастовый банк с вкладами под двенадцать процентов в месяц. Вот ведь человеческая натура! Вклады принимал золотыми самородками, а проценты выдавал консервированной человечиной в килограммовых пластиковых контейнерах. Ну, естественно, у них там за полгода население наполовину сократилось. В конце концов индейцы взбунтовались, Леву повязали, но есть не стали, поскольку мясо считали ядовитым. А когда узнали, что я прибыл его забрать и доставить на родину, передали мне живьем в красивой глянцевой упаковке. Как выяснилось, это была задница анаконды. В нее там обычно помещают нарушителей местных законов, которых нужно нейтрализовать. Так его и везли до Сан Пауло. И все закончилось государственной наградой. А вы говорите – японцы! Так что завтра прошу без опозданий!

Глава XXXIX Первый среди равных

Семен Захарович Рузский в безукоризненном голубом летнем костюме от Армани с лиловым галстуком-бабочкой неторопливо шествовал по липовой аллее своего поместья Всехсвятское в окружении свиты, состоявшей из двух вице-премьеров, четверых сенаторов, трех лидеров думских фракций и пятерых министров. От дома, точной копии луарского замка Шамбор с регулярным парком, повторяющим основные версальские мотивы, были проложены терренкуры, по которым хозяин любил прогуливаться после обеда для моциона всего лишь с двумя проверенными охранниками и черным мастифом Чарли. Двум батальонам его личной гвардии велено было оставаться в разбросанных по территории подземных укрытиях и пользоваться дистанционными камерами, дабы не мозолить глаза и не беспокоить шефа навязчивой опекой. За парком километровая аллея вела, к прелестному круглому искусственному озеру около километра в диаметре, вырытому десять лет назад в ознаменование первой женитьбы славного владельца поместья. С той поры Семен Захарович сменил уже трех жен и пятерых официальных любовниц, сохраняя при этом трогательную привязанность к озеру, где стояла на якоре настоящая пиратская бригантина – олицетворение романтической детской мечты всевластного олигарха, претворенной в жизнь его неукротимым гением.

Три года назад бригантина была оснащена настоящими корабельными пушками восемнадцатого века по случаю одного знаменательного события. В то время Семен Захарович возглавлял государственную комиссию, согласовывающую с Китаем договор о поставках нефти. Это была одна из крупнейших сделок века, рассчитанная на сотрудничество в течение пятидести лет. Китайская сторона согласилась авансировать строительство нефтепровода и все поставки за полсрока, выплатив единовременно тридцать пять миллиардов американских долларов. Деньги были переведены через солидный гонконгский банк. Однако вскоре выяснилось, что российская сторона вынуждена субсидировать весь проект за свой счет, поскольку китайский аванс, по свидетельству агентства Блумберг, ни на какие официальные счета российских корпораций так и не поступил. В день публикации этого релиза в газетах бригантина на озере салютовала тремя залпами из всех пушек.

– Итак, что мы имеем в сухом осадке? – словно рассуждая про себя, негромко вопросил Рузский, полуобернувшись к свите. – Японцы не купились на наше формальное согласие и решили-таки подстраховаться. Вероятно, их японский бог им подсказал, что астероид еще может пролететь мимо, и тогда они останутся со своим коротким японским носом, потому что мы им за красивые глаза ни Приморья, ни Сахалина не отдадим. Еще бы! Только законченный придурок может отдать весь Дальний Восток за какую-то дырку от бублика, которая никому не нужна. Любой подписанный пакт можно оспорить в международном суде, ссылаясь на подлог, вымогательство или просто-таки на государственную измену. Были бы армия и флот, а бумажку всегда можно выкинуть в сортир. Правильно я говорю, господа?

– Очень правильно! Тонко подмечено! Да уж, у нас с этим просто! Своя рука владыка!

Что и говорить! Все-то вы насквозь видите, Семен Захарович! – зазвучал в ответ нестройный хор.

– Кое-что вижу, – согласился антрепренер, погрозив кому-то для убедительности пальцем. – Пока что факт налицо: они требуют от нас гарантий. Придумка и в самом деле хороша. Тут они с Крымнаша хотят все списать. Ну, и с Брекзита заодно. Если сейчас провести на Дальнем Востоке референдум, люди, конечно, выберут присоединение к Японии в любом качестве. А тут им обещают широкую культурную автономию, инвестиции, социальный сектор по максимальной планке, высокие технологии и еще хренову тучу ингредиентов светлого будущего. Мы, со своей стороны, этой японской пропаганде ничего противопоставить не можем – сами знаете, почему. Да и не хотим, потому что результаты референдума должны быть не в нашу пользу. Иначе они нам ничего не дадут. Что ж, остается только красиво проиграть. Кто у нас там сейчас во Владивостоке заправляет?

– Сотников Олег Петрович, семьдесят третьего года рождения, женат, двое детей, судимость за хищения снята в 2011, имеет орден за заслуги перед Отечеством второй степени – с армейской четкостью доложил министр среднего машиностроения, сверившись с айфоном.

– Знаем мы вашего Сотникова, – махнул рукой олигарх, слегка поведя в подтверждение большим оттопыренным правым ухом. – Китайцы ему должны памятник поставить. Но теперь придется ему своих клиентов кинуть по всем правилам. Будет организовывать референдум в Приморье, а заодно и на Сахалине, и на Курилах. В бюллетене будет всего три опции: Хотите остаться в РФ? Хотите присоединиться к КНР? Или хотите-таки присоединиться к Японии? И чтобы никаких сюрпризов! Правда, их и так не должно быть, но кто этого Сотникова знает… Результаты нам нужны уже вчера. Так что крайний срок – следующее воскресенье. Сегодня у нас вторник…

– Что вы такое говорите, Семен Захарович?! – ужаснулся председатель Вашей России Паскевич, – как же можно в огромных регионах организовать референдум за какие-то несколько дней?!

– Да уж, хотя бы месячишко нужен на такой референдум, – авторитетно пробасил председатель думского комитета по делам автономий Лысенко.

– Элементарно, Ватсон! – добродушно пошутил олигарх. – Весь референдум будем проводить, так сказать, онлайн, по всемирно признанной методике World Exit Poll. Через посредство мейлов и эсэмэсок. В крайнем случае сгодится и простой телефонный звонок. На приеме будем использовать аппарат с определителем номера. Все будет чисто и транспарентно, с участием иностранных наблюдателей, которых мы сейчас вполне конфиденциально пригласим на уик-энд. Они и будут мониторить весь процесс. Комар носа не подточит. Сдается мне, что народный порыв будет не меньше, чем в Крыму весной четырнадцатого.

– И что же, мы на следующей неделе эти результаты опубликуем? – упавшим голосом спросил вице-премьер Махонин. – Да нас же всех в правительстве на куски порвут. Линчуют! Мы же как бы родину продаем…

– Перестаньте, Юрий Леонидович, – осадил его Рузский, энергично дернув при этом левым ухом. – Отставить панику! Кто тут родину продает?! Разве мы чем-то торгуем? Что-то требуем у японцев взамен? Нет, конечно. Просто в связи с надвигающимся глобальным кризисом мы разрешаем свободное волеизъявление народа в одной, отдельно взятой части нашей страны. Почему именно там? Потому что только там были запросы на референдум от трудящихся. Ваш Сотников эти запросы нам-таки обеспечит в нужном количестве. Правительство решило не чинить препятствий в сложившейся ситуации и провести референдум в формате опроса общественного мнения. Без решения правительства он ведь не имеет юридической силы. Логично?

– Допустим, – с сомнением кивнул Махонин. – И дальше мы отпускаем богатейшие регионы Дальнего Востока? Но в любом случае, если население узнает о подобном прецеденте, страна развалится в считаные недели, а то и дни. Мы такого позволить не можем. Сами понимаете, Семен Захарович.

– Понимаю, понимаю, – снова отмахнулся государственный муж. – Всё я понимаю. А кто вам сказал, что мы сейчас объявим городу и миру результаты? Да ни в коем случае! Кстати, и японцы этого не требуют. Им тоже бунты и мятежи не нужны. Они одного хотят: чтобы мы провели референдум по-тихому, зафиксировали официально результаты и передали им юридически заверенные ведомости. Собственно, согласие правительства, подписанное нашим госсекретарем – как бишь его фамилия? – у них уже есть. Тут как бы правительство отдельно, население Приморья и Сахалина отдельно. Население региона просто выразит свое мнение, но сейчас о выходе из РФ речи нет. Просто констатация объективных фактов и анализ умонастроений. Согласие правительства и результаты референдума будут озвучены японцами, когда они сочтут нужным, но в любом случае после часа Ч. А с нас, господа, взятки гладки. У нас демократия – не то, что в старое время. Глас народа – глас божий. Захотели люди присоединиться к Японии – и присоединились. Не можем же мы их удерживать силой оружия, как в бывшей братской Украине. А прочие мотивировки мы потом поищем, если столкновения все-таки не произойдет. Если же оно-таки произойдет, то претензий со стороны населения, скорее всего, не будет. Логично?

– Логично, – признал первый вице-премьер Солодовников. – А финансируем референдум из госбюджета или как?

– Да пусть Сотников его профинансирует на свои китайские деньги. Куда он их еще употребит, если астероид завтра нас накроет? Тем более, что он сам, наверное, собирается поселиться в супербункере как глава субъекта федерации. Госбюджет надо побыстрее конвертировать в золото и зарыть его поглубже, пока еще есть время. И ваши личные сбережения тоже. А сейчас, господа, поворачиваем в сторону дома. Чарли, ко мне! Слышите звонок? Это дворецкий приглашает всех к столу. У нас сегодня как раз японская кухня – кайсэки.

– Как-как? – не понял министр чрезвычайных ситуаций. – Кай… что?

– Кайсэки. Это аутентичная императорская кухня. Двадцать четыре перемены. Сервируется в традиционном варианте: блюдечки из фарфора, палочки из слоновой кости, саке и все такое… Но предупреждаю: сидеть придется на коленях. По-другому кайсэки есть не принято. Всем, кроме меня, сидеть на коленях!

– Нет! Только не это! – с тоской в голосе прошептал первый вице-премьер. – Я не выдержу. В Японии меня выносили из зала – сам идти не мог. Лучше умереть стоя, чем есть на коленях!

– Держитесь! Стисните зубы и держитесь! Вы же не хотите обидеть хозяина! – прошипел ему на ухо Махонин.

– Да что вы! Конечно, не хочу. Ладно, буду держаться из последних сил, – вздохнул Соловьев и обреченно побрел к замку.

Глава XL Вид из кремлевского окна

Встреча с президентом после неудавшегося покушения заняла у генерала Гребнева всего десять минут. Зайцев сидел в своем рабочем кабинете как был, в джинсах и куртке сафари, тщетно пытаясь преградить путь марсианам на третьем уровне игры «Вторжение из космоса». Как видно, у него не было даже сил переодеться и умыться с дороги. Уголки рта у президента слегка подергивались. Время от времени он в сердцах шлепал дистанционной мышью по столу и что-то невнятно бормотал.

– Как вы, Павел Андреевич? – спросил Гребнев, стараясь придать голосу теплоту и задушевность.

– Плохо, Сергей Федорович, хуже некуда! – честно ответил президент, обратив к собеседнику взор агнца на заклании. – За что же они меня так?! Что я им сделал? Кажется, никого пока не посадил, никого не расстрелял… Да я ни одного банка ни у кого не отнял. А они – с танками… Неужели армия против меня?

Голос Зайцева дрогнул, и в нем явственно послышались слезы.

– Не стоит так переживать, Павел Андреевич. Пока все поправимо, – философски заметил генерал, похлопав папку с документами, лежавшую перед ним на столе. – Это еще не армия – скорее, Росгвардия, но кто именно, пока сказать трудно. У нас уже есть наводки. Завтра, думаю, будем знать имена. Сомнений нет: за этим покушением стоит Контора и кое-кто еще из силовиков. Вы ведь им прищемили хвост с ревизией бюджета, с кадровыми перестановками… Но главное в другом. Они готовят свое руководство для «временного правительства».

– То есть?

– Для бункера, естественно. Вы же понимаете, что там передел власти неизбежен. Пока что они хотят заранее подстраховаться, сформировать новые властные структуры и назначить своего президента или как они его еще назовут: дуче, фюрер, чучхэ, батька, росмен-баши… Вы им мешаете просто своим присутствием. Но тут они перестарались: вместо того, чтобы устроить скромное покушение с бомбой или со снайпером, разыграли целое танковое сражение. Тем самым, конечно, себя выдали. Хоть танки и без опознавательных знаков, мы через спутниковую систему наблюдения вычислим, откуда они появились в этом квадрате, и кто всей бандой командует. Ну, по крайней мере, кто организовал операцию. Кремлевский полк пока с нами, мои ребята-десантники тоже не подведут, да и никаких признаков вооруженного восстания я не вижу. Бурдюков, возможно, ни при чем. Полагаю, мы имеем дело с банальным заговором, в который вовлечено несколько человек из военной верхушки. Но от них нити тянутся в Контору. Обещаю вам, Павел Андреевич, в ближайшее время во всем разобраться и доложить.

– Все было бы по-другому, если бы ключи к бункеру были у нас в руках, – вздохнул президент. – А сейчас, как вы сами сообщали, они ведут торг с японцами у нас за спиной. Считают, что им сам черт не брат. Не могу же я в такой момент затевать чистку силовых структур. И они это знают. Кстати, Сергей Федорович, что у вас там слышно насчет ключа? Есть шансы получить японские технологии через вашу агентуру или все-таки придется соглашаться на сдачу Приморья и Сахалина?

– Мои люди работают, но надо учесть, что мы имеем дело с секретными материалами, которые значатся в Японии по категории «государственная тайна». Проще, наверное, было у американцев атомную бомбу украсть. Тем более, что у нас сейчас нет времени на внедрение, и единственный более или менее проходной вариант – это банальная кража со взломом, причем из такого места, где шансы стремятся к нулю. Но я уверен, что мои «зубы дракона» не подведут.

– Как вы сказали? Какие зубы?

– Неважно. Это я так аллегорически их называю. Будем ждать новостей из Токио.

А сейчас разрешите идти?

Не дожидаясь разрешения, Гребнев встал со стула, одернул дорогой двубортный костюм в мелкую серую крапинку и, эффектно щелкнув каблуками, сделал оборот кругом. Президент Зайцев остался сидеть в кресле с потерянным видом, уставившись в экран компьютера, где колонна бронетехники марсиан медленно вползала на Бродвей.

Шагая по коридорам Сенатского дворца, генерал, как всегда, мысленно суммировал итоги беседы, стараясь выделить сущностные компоненты. Зная, что телефонную связь в Японии полностью прослушивают американцы, он строго запретил Вику пользоваться мобильным телефоном. С мейлом все было несколько проще: по крайней мере, закодированные шифрограммы со ссылкой на текст инструкции к автомобилю Тoyota-RAV на английском не должны были ни у кого вызвать подозрений. Утром пришло последнее сообщение: операция намечена на сегодня. Что ж, посмотрим. Скоро все решится.

Если удастся добыть данные по бункеру, можно считать, что миссия закончилась успешно. Да, успешно… Но сможет ли он сказать себе, как принято у этих умников в ЦРУ, «Mission accomplished»[33]? Едва ли. Назвать успехом строительство бункера для этой своры? Для тех, кто готов променять треть страны на комфортную подземную ячейку и бросить народ на произвол судьбы. Разве за них умирали ребята в Афгане? За них брали Грозный и Шали? За них вставали грудью в Беслане? Разве за них терпели в девяностые бедность и унижения? Разве за эту зажравшуюся элиту гибли его разведчики в Донбассе, в Сирии, в Ираке, в Ливии, проникали под прикрытием к талибам, в ДАИШ, к черту в пасть? Разве для этих ублюдков он, генерал Гребнев, посылал русских женщин за дальние рубежи, отбирая у них первенцев для служения стране и народу? За много лет он создал невидимый щит, который должен был спасти Россию от любого внешнего врага – мощный заслон надежней любой системы ПРО. Его «зубы дракона» уже выросли на чужих полях. По одному его слову они готовы встать на защиту земли своих отцов и матерей. В Америке и Канаде, в Германии и Франции, в Иране и Пакистане, в Китае и Корее офицеры спецдивизиона «Дракон» ждут его команды. Они не подведут. И в Японии они сегодня покажут себя. Нет сомнения – они добьются успеха, но эта операция может стать последним успехом его непобедимых разведчиков. Космическому пришельцу им противопоставить нечего. А их самих никто в супербункере не ждет.

Почему? Почему так получилось? Ведь, казалось бы, почти двадцать лет строили сильную страну, мощное государство. Крепили армию, восстанавливали ВПК, летали в космос, поднимали индустрию. Но что-то пошло не так. Надорвались. Не так обошлись с народом. Слишком много растащили, еще больше разбазарили, пустили с молотка. Увели триллионы долларов в офшоры, скупили за гроши и обанкротили заводы, бросили нищим морковку и поделили страну между кучкой олигархов при участии легиона чиновников. Предали и продали народ. А сейчас предают повторно и, наверное, в последний раз. Бросают на произвол перед лицом страшной неотвратимой опасности. Еще недавно казалось, что страна возродится. Был настоящий лидер, был единый порыв, была и надежда, но стоило смениться власти – и все рухнуло, полетело в пропасть. На место мертвого льва примчалась целая стая шакалов.

Кому присягал когда-то молодой лейтенант Сергей Гребнев? Этим тварям или своей стране, своему народу? Для кого отказался от любимой женщины, не стал заводить детей, считая себя мобилизованным и призванным на необъявленную войну? Кому он служил и кого защищал?

Гребнев замедлил шаги, подошел к окну, выходящему на площадь. Там, за стенами дворца, начиналась Россия. Купола соборов, маковка Ивана Великого, стены и башни, возведенные миланским зодчим для могущественного государя далекой Московии. Тысяча лет побоищ, смуты, разбоя, лихоимства. Княжеские усобицы, половецкие набеги, татарское владычество, ливонская война, польское опустошение, петровская перестройка, похотливые императрицы, жадные временщики, забитые крепостные, нашествие двунадесяти языков, салтычихи, аракчеевы, победоносцевы, бесы революции, тюрьмы НКВД, лагеря ГУЛАГа… Но там же и намоленные скиты, и златоглавые соборы, и древние монастыри. И питерские мосты, и сокровища Русского Музея, и Куликово поле, и Полтава, и Бородино, и фронты Первой Мировой, и кровавые гекатомбы Гражданской, и бешеные стройки первых пятилеток, и кошмар первых месяцев Отечественной, и Блокада, и Сталинград, и Курск, и десятки миллионов мертвых, и Победа… А затем полвека упорных боев на невидимом фронте, и горечь поражения, распад, предательство, разгром разведки, развал армии. И снова, как феникс из пепла, возродившаяся израненная страна мучительно выбирается из-под обломков – может быть, только затем, чтобы встретить свой последний час в пламени космической катастрофы.

Неужели он, боевой генерал, всю жизнь служивший России, отправится в комфортабельный «японский ковчег» вместе с компанией циничных властолюбцев и мздоимцев? Они думают, что будут в безопасности там, под землей. Но разве смогут эти подонки выжить в экстремальных условиях? Они просто не знают азов психологии. Не пройдет и трех месяцев, как супербункер превратится в ад, где все будут насмерть грызться друг с другом. Пауки в банке… Кланы и группировки будут бороться – уже не за место под солнцем, но за лишнее место в модуле, за лишнюю банку консервов, за женщин, за патроны.

Все силовики приведут с собой вооруженную охрану. Напрасно надеется президент, что их можно остановить. Допустим, его триста спартанцев, бравые ребята-десантники, какое-то время будут удерживать Фермопилы, но долго ли они продержатся? И чем дольше продлится ядерная зима, тем невыносимей будет становиться жизнь в этом искусственном оазисе. А тем временем там, на поверхности земли, в разрушенных городах от голода, холода и болезней будут вымирать остатки некогда великого народа. Его народа.

Неужели он, генерал Гребнев, поставит последнюю точку в трагедии России, когда передаст чертежи японского бункера в руки Махмуда Курбанова, верного пса всесильной Конторы? И что же, он будет вместе с другими счастливыми избранниками из своего подземного модуля хладнокровно наблюдать через космические камеры гибель страны, а может быть, и гибель планеты? Нет, этому не бывать!

Генерал отвернулся от окна и решительно двинулся к выходу. Он принял решение, о котором потом жалеть не придется. По крайней мере, ему не будет стыдно за себя.

Глава XLI Русская духовитость

Профессор Мияма, лежа на диване в своем номере, уныло пролистывал меню рум-сервиса и одновременно лениво прикидывал в уме, какие счета придется оплачивать по его золотой карте банку Мицуи-Сумитомо. Спускаться в ресторан не хотелось: голова болела после вчерашнего, здешняя кухня ему порядком надоела, а общаться лишний раз с официантами было уж и вовсе ни к чему. И так его уже знал по имени весь персонал отеля «Балчуг Кемпински». Администратор величал «Господин профессор», горничные, подмигивая, звали просто «Мияма-сан», а метрдотель в ресторане с низким поклоном то ли в шутку, то ли всерьез вечно приговаривал: «Добро пожаловать к нашему шалашу, уважаемый японский гость!». Скоро, наверное, на дверь его люкса «Кремлевский» повесят мемориальную табличку, как на номере 64 в Палас-отеле швейцарского городка Монтрё, где Владимир Набоков провел последние пятнадцать лет жизни. А, может быть, и памятник перед «Балчугом» поставят с трогательной надписью по-русски: «Профессору Кудзуо Мияме, спасителю России и ревнивцу русской духовитости». Поставили же в Монтрё памятник Набокову – хоть его номер и не стоил полутора тысяч долларов в сутки…

Впрочем, пока не похоже. Русские партнеры вот уже несколько недель его здесь маринуют – не торопятся с окончательным решением, с ратификацией секретного пакта. Даже друг и приятель Шурик Пискарев давно не показывался: выжидает, наверное, хочет понять, откуда ветер дует. Но ветер пока вообще не дует – штиль. После того, как они дали предварительное согласие на все условия договора. русские молчат, а генерал Симомура на все вопросы отвечает своим излюбленным «Гамбаттэ кудасай! – Держитесь!». Ну что ж, профессора Мияму голыми конечностями не возьмешь, как говорят в этой варварской стране. Он держится, хотя и прибавил в весе уже три кило. Каждый день приходится собирать волю в кулак, чтобы выдержать все искушения этой чертовой русской кухни.

Что-что, а поесть здесь любят. Это вам не японский ресторан с блюдечками тофу, ломтиками сасими и парой непроваренных рапанов в ракушках. Столько осетрины, крабов и омаров, столько телятины в бургундском и нежнейшей гусиной печенки фуа гра под сладкий Сотерн скромному японскому профессору не довелось поглотить за всю его долгую жизнь. Не говоря уж об истинно российских разносолах: тройной монастырской ухе, наваристой мясной солянке, розовых заливных поросятах, жареных тетеревах, оленине под брусничным соусом, медвежатине и лосятине с бутылкой-другой марочной водки.

Да, тяжела жизнь спецагента. Тяжела и полна неожиданных вызовов. Вот только вчера поспорили в баре отеля с ирландцем, который назвался корреспондентом агентства «Даблин пресс» и, вероятно, нарочно, чтобы подразнить собеседника, говорил по-английски с сильным русским акцентом. Спор зашел, как всегда, о русской духовитости. Мияма доказывал, что Россия вскоре должна снова стать для всего человечества символом надежды и оплотом добродетели, потому что только здесь еще сохранились духовные скрепы в обществе и единение здоровых патриотических сил. При этом каждый свой аргумент подкреплял основательным глотком «Путинки». А ирландец ржал, «как вшивый мерин» – ох уж эти русские идиоматизмы! – и лакал даже не свой ирландский виски, а какой-то сомнительный бурбон. Всякую русскую духовитость он напрочь отрицал и пытался доказать, что против Джеймса Джойса любой Толстой просто двоечник. Так и орал на своем тарабарском англо-ирландском: «Shithead! Fucking fooflo! Bleen! Go read Sorokin!»[34] Что все эти ирландские дерогативы значили, понять было невозможно, однако явно пьяный варвар хотел оскорбить и унизить классика. Какой позор! Вот она, просвещенная Европа! Читают только упадочную современную прозу и плюют на могилу Толстого. Пришлось ему сказать, что его Джойс сам шитхед, поставангардист не ровня Толстому, а виски ни в какое сравнение не идет с хорошей водкой. Ирландец неожиданно согласился, сказал: «I was just kidding, man!»[35] – и предложил, согласно русскому обычаю, махнуть по маленькой. Ну, и махнули…

Мияма полез за пачкой алкозельцера, к которому приходилось часто прибегать в последнее время, особенно с утра. Во время вечерних возлияний он обычно предохранялся с помощью отличного японского противоалкогольного препарата Пибурон, но как раз вчера запас таблеток иссяк. Дальше придется полагаться только на себя… Потягивая шипучее зелье, профессор меланхолично созерцал раскинувшуюся за окном Красную площадь со Спасской башней и мавзолеем, собор Василия Блаженного, похожий на раскрашенную игрушку, угрюмый серый фасад ГУМА и крыши делового центра столицы. Вид был замечательный, картинно-рекламный, но за две недели порядком приелся. Отчего-то вдруг захотелось в родные пенаты, в уютную токийскую квартиру с окнами на парк Синдзюку-гёэн, в привычную суету токийских будней. Часы показывали без четверти пять.

Внезапно зазвонил телефон – не мобильный, как обычно, а тяжеловесный кнопочный аппарат на тумбочке у кровати. Портье интересовался, угодно ли будет господину Мияме встретиться с пятью джентльменами, ожидающими его в фойе. Хотя подобный экспромт и не вполне вписывался в их стиль общения с московским бомондом, можно было предположить, что пакт наконец ратифицирован, и делегация явилась к нему с этой радостной вестью как к полномочному представителю японской стороны. Ну что ж, Кудзуо Мияма, будущий губернатор Приморья, всегда открыт для переговоров. Он поспешно натянул свежую рубашку и вчерашние носки, повязал галстук легкомысленным длинным узлом и, облачившись в официальный темный костюм, направился к лифту.

Его действительно ожидали пятеро, но среди них Мияма не нашел ни одного знакомого лица. Это его насторожило, и в памяти мгновенно всплыли рассказы про ужасы русской инквизиции. Отступать, однако, было некуда.

– Чем могу обслужить, господа? – с наигранной бодростью обратился он к пришельцам, которые сплоченной группкой сидели нахохлившись за журнальным столиком в фойе.

Те дружно встали, поглядывая друг на друга и смущенно переминаясь. Меньше всего эта делегация была похожа на агентов всесильной охранки. Профессор несколько успокоился и повеселел, поняв, что имеет дело с сугубо гражданскими лицами. После минуты неловкого молчания высокий брюнет лет сорока пяти в поношенном пиджаке, надетом на малиновую футболку, и видавших виды джинсах, шагнул вперед. Он изобразил нечто вроде церемониального поклона и, откашлявшись, начал:

– Господин Мияма, извините ради бога за неожиданное вторжение. Мы ваши давние горячие поклонники, фэны, если можно так выразиться. Все читали в журнале «Слово и дело» вашу статью о русском духе и японской плоти. Мечтали с вами встретиться и поговорить, но все случая не было. А тут вдруг один наш общий знакомый сообщил, что вы приехали в командировку по линии Министерства культуры. Ну вот, мы и решили экспромтом нагрянуть. Вдруг, думаем, профессор, при всей его занятости, согласится с нами побеседовать.

– Вот, принесли вам подарочек. От всей души! – пробасил плотный пожилой мужчина с усами, похожий с виду на отставного армейского старшину. – Не обессудьте!

Мияма принял из рук усатого большой пластиковый пакет, обнаружив в нем литровую бутыль «Праздничной» и шоколадного зайца в прозрачном футляре с умильным выражением на морде. Поскольку подарки при знакомстве составляли неотъемлемую часть японского этикета, профессор более ни секунды не колебался.

– Я вам очень благодарю! – чинно поклонился он, доставая сафьяновый футлярчик с визитными карточками. – Вот, пожалуйста, мои карты. Профессор Кудзуо Мияма, Университет Иностранных сношений.

Гости приняли карточки и не глядя рассовали по карманам. Мияма продолжал стоять в легком полупоклоне, явно чего-то от них ожидая. Догадавшись, высокий брюнет смущенно переступил с ноги на ногу и, снова кашлянув, пояснил:

– Видите ли, господин профессор, как-то так получилось, что мы оставили наши карточки дома.

– Все? – удивился японец.

– Все, – подтвердил брюнет. – Рассеянность, знаете ли. Извините. Придется обойтись без них. Если можно, мы хотели бы с вами побеседовать в располагающей обстановке, где бы нам никто не помешал. Так много наболевших вопросов!

– Хорошо, господа, но могу ли я узнавать, кто меня приглашает на беседку? – осведомился Мияма, весьма удивленный и слегка встревоженный немыслимым для японского быта отсутствием карточек у всех пятерых. – У нас приняли обедать только со знакомыми!

Низенький плешивый гость в очках с игривой зеленой банданой на шее, одетый в кожаный пиджак с чужого плеча, решительно выдвинулся вперед, оглянулся по сторонам и интимно прошипел профессору на ухо, делая интервалы между словами:

– Вынуждены работать под прикрытием. Мы представители оппозиции. Очень нужно с вами кое-что обсудить. Конфиденциально. Дело жизни и смерти! Здесь слишком много глаз. Вы нас очень, очень обяжете, профессор! Согласны?

Мияма взглянул на пакет с водкой и зайцем. Ну, если уж речь идет о жизни и смерти…

– Хорошо – вздохнул он. – Только я ни в каких конспирациях не принимаю. Имейте виду.

– Нет-нет, – замахал руками плешивый. – Ни в коем случае. Никаких заговоров, все совершенно легально. Хотя и внесистемно. У нас тут рядом, на Садовнической, так сказать база. Домашний ресторанчик. Держит наш человек, в прошлом депутат госдумы второго созыва. Никого лишнего, все свои. Может быть, и вам будет интересно познакомиться с нашей программой.

Мияма не питал никакого интереса к программе внесистемной оппозиции, но вежливо наклонил голову, чтобы не обидеть собеседника.

– Вот и ладненько! – с облегчением выдохнул усач. – А то мы уж и не знали, с какого бока к вам подкатить. Боялись, откажет еще. А вы-то вон… Вижу, наш человек!

Профессор снова вежливо наклонил голову.

– Так чего же мы ждем? Идемте, господа! – мажорно пропел четвертый гость с короткой стрижкой и большой круглой серьгой в ухе, который при ближайшем рассмотрении оказался женщиной. – А пакетик можно пока у портье оставить.

На даме был кричащий ультрафиолетовый брючный костюм, под которым виднелась сорочка с черным галстуком, лежащим на пышном бюсте. Пятый член делегации во время переговоров стоял молча, сунув руки в карманы вязаного кардигана, с нарочито отрешенным выражением лица – вероятно, размышлял о чем-то возвышенном. Может быть, о судьбе России. Мияма отметил про себя, что составить его словесный портрет по описанию было бы практически невозможно.

Вся компания вывалилась из стеклянных дверей «Балчуга» и буквально через несколько минут уже рассаживалась за сдвинутыми столиками в ресторанчике «У Жоржа». Это было уютное с виду, скромное семейное кафе на десять столиков, обставленное в стиле ретро: книжные полки с Большой Советской энциклопедией, полными собраниями Толстого, Достоевского, Чехова, Горького, Бунина, Есенина и Брежнева по стенам, телевизор Рубин на этажерке в углу, старые подборки журналов «Континент» и «Хроника текущих событий», пишущая машинка «Эрика» на тумбочке и физическая карта Советского Союза в качестве фона для бутылок за стойкой бара.

У входа гостей приветствовал сам Жорж, хозяин ресторанчика, известный в миру как Георгий Перегудов, один из авторов незабвенной программы экономического взлета 500 дней, с треском провалившейся в начале девяностых, а также глобального проекта поворота денежных потоков из недр Сибири на дальний Запад. Уже через три года после вступления в большую политику Жорж Перегудов, долларовый мультимиллионер, баллотировался в Думу от Ямало-Ненецкого округа. Его головокружительной карьере помешала афера с кобальтом, в которой Жорж попытался кинуть крупного чина из Конторы на девятизначную цифру, за что был примерно наказан судебным процессом и конфискацией имущества.

Отсидев пару лет, Жорж вышел из исправительного заведения, позиционируя себя как борца за свободу и гражданские права. С него взяли подписку о невыезде и поставили на счетчик, обязав расплатиться по старым долгам. Забрали всё. Пришлось бросить политику и идти в ресторанный бизнес, но амбициозному антрепренеру этого было мало. Решив отыграться по-крупному, Жорж сошелся с деятелями внесистемной оппозиции и даже подкармливал их иногда у себя за счет заведения в надежде на министерский пост в новом правительстве. Правда, сейчас, в связи с приближением к Земле чужеродного небесного тела, горизонт сужался, но Перегудов считал, что надежда умирает последней.

– Добро пожаловать в наше заведение! – громогласно возгласил он, распахивая створки дверей. Рассаживайтесь поудобней, дорогие друзья и единомышленники! Позвольте вам предложить обед по нашей бесценной гала-программе, то есть без ценников.

Довольный своим дежурным каламбуром, Жорж хохотнул, качнув внушительным брюхом, и отправился на кухню.

– Не возражаете, если мы вас будем называть просто Мияма-сан? – заметно осмелев, обратился к японцу плешивый, пока тройка официантов священнодействовала вокруг них.

– Не возражаю, – ответствовал профессор, с уважением оглядывая собрания классиков, а заодно оценивая количество и качество выставленных на стол бутылок. – У нас так вообще приняли называть.

– Вот и отлично! А меня зовут Михаил Степанович. Можно просто Михаил. Фамилия моя Дронов. Может быть, слышали? Партия «Левобережье». Правда, в Думу мы не прошли…

– А я Антон. Антон Провальный. Ну, вы, наверное, знаете… – высокий брюнет полез с дальнего угла с протянутой рукой.

– Парщиков. Степан. Лидер Союза левых сил, – представился усач.

– Инесса Фукс, шеф-редактор телеканала «Туман», партия «Апельсин», – деловито отрапортовала девица в твидовом костюме, оказавшаяся по правую руку от японского гостя.

– Николай Иваньков, Российская социал-демократическая партия, – без тени эмоций промолвил сидящий слева от Миямы человек в обвисшем сером кардигане, уставившись во включенный телевизор с заглушенным звуком. – Я, собственно, оппозиция почти системная, но тоже примыкаю…

Из дальнего угла к их столу подтянулся еще кто-то из единомышленников, одетый на удивление стильно: в темно-синем костюме от Версаче, туфлях Экко и галстуке, видимо, от Валентино. На запястье у него тускло поблескивали массивные часы, смутно знакомые Мияме по фото в журнале «Форбс», но там речь шла о семействе Ротшильдов. Лицо незнакомца тоже было знакомо – очевидно, оно появлялось когда-то на страницах российских, а может быть, и японских газет, а то и на телеэкране. Джентльмен не представился, однако приветливо улыбнулся и по-хозяйски сел на свободное место. Тем временем два официанта в поддевках с логотипом УЖ на груди и на спине неслышно сновали вокруг гостей, накрывая столы сноровисто и быстро.

Было заметно, что, при всей либеральной ориентации заведения, здесь предпочитают заморским яствам патриотическую национальную кухню. Через несколько минут перед взором японского гостя уже красовалась селедка под шубой, соседствуя с винегретом, салатом оливье, квашеной капустой, малосольными огурчиками, вареной молодой картошкой под укропным сметанным соусом, белыми грибочками в маринаде, тамбовским окороком, говяжьим языком с хреном, осетром на блюде, заливной севрюгой и громадной икорницей в форме раковины, полной отборной зернистой астраханской черной икры.

– Вы уж не обессудьте, господин Мияма, – начал усатый лидер Союза левых сил, смакуя свой изысканный вводный оборот. – Мы тут камерно, по-семейному собираемся иногда. Вот и сейчас решили вас попотчевать чем Бог послал. Конечно, человека вашего уровня нашими простецкими расейскими блюдами не удивишь, но заморскими лангустами да устрицами, извините, не балуемся. Сами знаете, под санкциями живем. Так что позвольте, как говорится, наполнить ваш сосуд.

С этими словами усач обхватил бутылку «Белуги» двумя руками и бережно нацедил Мияме из диспенсера полный фужер, который, судя по всему, предназначался для минеральной воды. Остальные восприняли слова Парщикова как команду к действию и немедленно разлили по бокалам еще две бутылки, проигнорировав стоявшие рядом хрустальные рюмки.

– Разрешите я скажу, – волнуясь, начал Антон Провальный, держа фужер за нижнюю часть ножки на весу. – Сегодня нам представился счастливый случай. Как выражаются наши друзья в Америке, лаки чанс. У нас за столом сам профессор Мияма, известный на весь мир переложениями русской классики. Человек, наводящий мосты через континенты и роющий, можно сказать, тоннели под океанскими водами. Это человек, посвятивший жизнь изучению русского духа и познанию русской, преимущественно женской, плоти. Человек-легенда, так много сделавший для сближения наших народов на уровне «корней травы». Один из столпов японской демократии. Он приехал к нам не только как посланец японской культуры, но и как вестник, готовый вострубить в рог начало Судного дня. Предлагаю тост за его драгоценное здоровье и полное взаимопонимание между нами.

– Ур-ра-а! – вполголоса проскандировали присутствующие, чокаясь с Миямой и радостно ему улыбаясь.

Все отпили по большому глотку и потянулись к закуске.

– Вот оно, признание! – ёкнуло у профессора в груди. – Все-таки русские замечательный народ – не то что холодные, не ценящие своих героев японцы. Все-таки русская либеральная интеллигенция не имеет аналогов в мире!

Подняв фужер тем же манером за хрустальную ножку (он знал, что русские так чокаются, чтобы громче звенело) Мияма растроганно произнес своим бархатистым тенором:

– Благодарю вам, господа. Мне очень приятны такие ваши обзывания. Я действительно горячий фэн русской духовитости и даже, может быть, вестник. Но это большой секрет и о нем мы будем умолчать. А сейчас позволяйте, пожалуйста, поднять тост за вашу прекрасную духовитость!

Все снова чокнулись, отхлебнули из фужеров и закусили немудреными отечественными яствами. Некоторое время за столом царило молчание, нарушаемое только мерным позвякиванием вилок и ножей о фарфор. Наконец Степан Парщиков оторвался от своего куска севрюги и, отерев салфеткой усы, обратился к японскому гостю:

– Господин Мияма, а правда ли, что в Японии читают Достоевского и любят русские песни?

– Правда, – подтвердил профессор, тщательно пережевывая кусок тамбовского окорока. – Достоевского читают и даже пишут. А песни поют. У нас поют в караоке «Катюша» и еще много разных.

– Надо же! – восхитился лидер Союза левых сил. И у нас поют!

– У нас так много общего! – с деланым оживлением заявила Инесса Фукс, видимо, ждавшая только удобного случая, чтобы вступить в беседу. – Вот я, например, обожаю суши. И сашими тоже. Особенно из тилапии.

– Что, из терапии? – не понял Мияма. Как любой японец, он не чувствовал особой разницы между звуком р и отсутствующим в его родном языке л.

– Из тилапии. Ну, это же самая лучшая японская рыба. Как дорадо!

– Очень жалко, но я их не знаю. Не имел удовольствия… В Японии эти рыбки не живут, – пожал плечами Мияма, отхлебывая из фужера. – У нас там судзуки, туна, бури, масу, сякэ[36]… Много разных, но осетра, севрюги нету. К сожалению. В Японии таких суси и сасими нет. Я думаю, тут и зарыта собака русской духовитости.

– Какая собака? – насторожился Антон Провальный? – Где она зарыта?

– Тут. В русской водке, осетре и черной икре. Это ведь традициозная закуска к водке, так?

– Так, – согласился Антон, и остальные присутствующие одобрительно закивали.

– Ну вот! – торжественно заключил Мияма. – Значит, и Лев Николаевич, и Федор Михайлович, и Антон Павлович, и Алексей Максимович, и Петр Ильич кушали икру и осетрину с водкой. Может быть, даже Николай Васильевич и Александр Сергеевич тоже. И много других. Это их единяет. Так?

– Ну, наверное, – неуверенно промычал Провальный.

– А остальные вкусы разные, так?

– Ну, наверное.

– Значит, тут она и зарыта. Тайна русской духовитости. Все великие гении в России пили водку и кушали черную икру, а также осетров горячего закопчения. Так они постепенно грузились в глубины психики и писали свои мастерписы, как говорят русские критиканы. А больше ни у кого в мире не было такой закуски к такой водке. Поэтому они такое не писали! Я давно об этом гадал, а сейчас меня обсенило. Знаете, почему в России уже так давно почти нет по-настоящему духовитых классиков, кроме вашего Чернова? Правильно! Потому что хорошие писатели в России стали бедные. На водку у них денег хватает, а на икру и осетрину уже нет. Отсюда возникает дефицит духовитости в своевременной России. И в мире. А в Японии ее вообще нет, потому что японцы пьют сакэ, а осетрину и черную икру совсем не едят. Зато они едят суси и сасими. Поэтому у японцев такой интерес к плоти, особенно к рыбной и также к женской немножко. Наверное, сырая рыба возбуждает плотоедное либидо.

– Ага! – торжествующе воскликнула Инесса Фукс, подскочив на стуле. – Я так и знала! Я чувствовала, что это не случайно!

– Успокойтесь, Инесса, теперь не время, – по-отечески попытался урезонить шеф-редактора деловитый Дронов, но любительница суши не унималась.

– А вы не вмешивайтесь! – бесцеремонно отрезала она. – Мы с господином Миямой друг друга понимаем. Я же вижу, что он испытывает те же эмоции. Значит, он должен разделять и наши интенции!

Она окинула Мияму оценивающим взглядом и добавила:

– У нас в партии «Апельсин» так заведено: если общие эмоции, значит и общие интенции. Мы своими принципами не поступаемся. И господин Мияма, по-моему, тоже. Так что за ваши и наши принципы, господа! За свободу мысли, свободу любви и за всемирный форум ЛГБТ!

Финал был неожиданным, но все охотно сдвинули бокалы. Мияма, не совсем поняв суть, тем не менее охотно присоединился, поочередно чокнувшись со всеми присутствующими, в том числе и с неизвестным в дорогом костюме.

После нескольких витиеватых тостов за свободу, демократию и прогресс японской научной мысли атмосфера в зале заметно разрядилась. Даже бесстрастный социал-демократ Иваньков, расстегнув свой шерстяной кардиган, непринужденно откинулся на спинку стула с фужером в руке и, ни к кому не обращаясь, затянул себе под нос, почти неслышно: «Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут…» Время от времени он почему-то исподлобья поглядывал на хлыща в костюме от Версаче. В эти моменты голос его креп и словно наливался благородной яростью.

Тем временем сам Жорж Перегудов торжественно вынес и поставил на стол громадное фарфоровое блюдо с десятикиллограмовым гусем. Многозначительно оглядев гостей и задержав испытующий взор на Мияме, он отвесил легкий поклон и с достоинством удалился.

Наконец Антон Провальный, осторожно кашлянув, нарушил затянувшееся молчание:

– Знаете, господин Мияма, наша внесистемная оппозиция внимательно следит за политическими переменами в стране и в мире. Вам не кажется, что приближение астероида, о котором сейчас столько говорят, может положительно сказаться на отношениях между нашими странами?

– Кажется, – односложно ответил Мияма, обгладывая гусиную ножку, которую только что деликатно подложила ему на тарелку Инесса Фукс.

– Вот и нам кажется! – обрадованно поддакнул Провальный. – Все-таки добрые соседи, общие интересы, общая беда… Тут до нас дошли кое-какие слухи. Ну, насчет убежища, вы понимаете? Наши люди в Совете Федерации и все такое… Разумеется, слухам не стоит верить, но все же… Ведь от вашего слова так много зависит…

– Что зависит? – недоуменно вопросил Мияма, оставив наконец в покое дочиста обглоданную косточку. – Я не совсем уловляю, что вы имеете вводить.

– Ну как же… – смущенно вмешался Дронов, от волнения теребя свою бандану. – Антон намекает, что к вашему слову прислушиваются сейчас правящие круги. Которые нас упорно игнорируют с нашей прогрессивной либеральной платформой и заботятся только о собственном благе.

– Ну и что?

– А то, что эти жирные индюки хотят обтяпать свои делишки у нас за спиной, предавая интересы трудового народа и всей демократической интеллигенции! – неожиданно взорвался социал-демократ Иваньков, плюхнув свой фужер на стол, так что половина содержимого расплескалась на скатерть. – Насосались кровушки – и в кусты! Паразиты! Мы, значит, тут с астероидом сношайся, а они будут в своем бункере сачковать! Царствуй, лежа на боку! Они там, вишь, будут, значит, груши околачивать, а авангард российского пролетариата им по фигу! Накося, блин, выкуси! – рявкнул он напоследок, ткнув прямо в плешь сидевшему напротив Дронову увесистый заскорузлый кукиш, так что тот в страхе отпрянул назад.

– Извините, я не совсем понял всё, – смущенно промямлил Мияма, у которого от такого афронта даже пропал аппетит. – Почему вы должны вступать в интимную связь с астероидом? Кто будет кого ловить сачком? Почему надо царствовать на боку? Зачем груши околачивать? Что имеет авангард пролетариата в инжире? И какой блин надо выкусать?

– Он просто говорит, что обычно нашим властям оппозиция нужна как мальчик для битья, а чуть запахло кризисом, так сразу мы все у них в игноре. Сами хотят откосить втихую, а тут хоть трава не расти. Народ они глубоко имели в виду. И всех, кто борется за демократические идеалы, тоже. Например, ЛГБТ сообщество, – популярно объяснила Инесса Фукс, для верности крепко взяв соседа за ляжку, укрытую низко свисающей белой скатертью.

– А соо дэс ка… Вот ка-ак! – неуверенно протянул профессор, не вполне понимая, чего от него хочет прогрессивная российская общественность.

– Видите ли, – вмешался, мотнув плешью, Дронов. – Мы, лидеры оппозиции, решили до конца идти с народом. Только куда? Если после столкновения с астероидом народ, можно сказать, исчезнет, а правящая элита спасется, как мы будем защищать его интересы? Без народа-то?! Мы ведь тогда не сможем выполнить нашу историческую миссию, на которую, можно сказать, обречены судьбой. Но мы все, здесь присутствующие, сторонники исторического детерминизма. Мы верим в свое предназначение и готовы продолжить политическую борьбу – исполнить свой долг перед народом или хотя бы перед той его частью, которая выживет после катастрофы. То есть перед теми, кто останется в бункере. Теперь понимаете намек?

– Теперь не понимаю, – честно признался Мияма, отпив не меньше трети бокала. – Но это очень благонамеренно! Так мог бы выразиться Николай Гаврилович. Или даже Николай Алексеевич.

– Благодарю за сравнение с нашими великими демократами, – потупился Дронов. – Мы, конечно, считаем себя их преемниками. Стремимся к тем же идеалам фактически. Страдаем за идею…

– Хватит тень на плетень наводить, Михаил! – снова рявкнул Иваньков, стукнув кулаком по столу. – Пора сказать прямо: нас хотят выбросить на обочину истории, избавиться от лидеров либеральной интеллигенции и несгибаемых бойцов красного фронта раз и навсегда! Все эти продажные политиканы и зажравшиеся олигархи…

Тут оратор запнулся и виновато посмотрел на джентльмена в костюме от Версаче.

– В общем, я хотел сказать, правящая элита. Они все норовят подгрести под себя. И наш электорат, и наши места в парламенте, и наши места в бункере! Да, мы слышали про бункер. И представителям авангарда трудового народа должны быть предоставлены равные возможности! В бункере.

– И Союзу левых сил! – поддержал усатый Парщиков.

– И нашему Фонду Нестяжания! – жарко выдохнул Антон Провальный.

– И партии Апельсин! И ЛГБТ сообществу! – присоединилась Инесса Фукс, добравшись к тому времени под скатертью до заветного места и тем повергнув Мияму в смущение.

– Конечно! – неуверенно ответствовал профессор, пытаясь отстраниться от крепких дружеских пожатий женской руки. – Я вам солидарен, господа. Но чем я могу помогать?

Я не мешаюсь в российской политике.

– Господин Мияма, – неожиданно вступил в беседу джентльмен в темно-синем костюме с малиновым галстуком, сверкнув брильянтовым перстнем на хрустале бокала. – Давайте начистоту. Здесь перед вами цвет нации, можно сказать, пенки и сливки либеральных сил. Да вот и ультралевые с нами. Разве эти люди не заслужили мест в бункере, которых их пытаются лишить? Разве они не посвятили себя народному делу? Но их хотят бросить на произвол судьбы, оставить на улице, как бездомных собак. Неужели мировое сообщество нас не защитит? Неужели японская либеральная интеллигенция не поможет в трудный час своим русским партнерам и единомышленникам?! Ведь мы знаем: вы можете повлиять на этих коррупционеров. Пусть они покупают себе места за любые запредельные цены, но надо же делиться!

– Чем делиться? – на всякий случай переспросил Мияма, смирившись с насильственными ласками и даже начиная получать удовольствие.

– Делиться местом под солнцем. Хотя бы и искусственным. Если вы приехали с подобным предложением, значит, вы можете диктовать свои условия. Можете предлагать в бункер свои кандидатуры… Короче! Мы, лидеры либеральных сил, готовы предложить вам солидное вознаграждение в обмен на места в бункере. Очень солидное. Нам нужно тридцать мест. По миллиону евро за каждое.

Вероятно, у Миямы на лице было написано такое неподдельное изумление, что анонимный лидер тут же поправился:

– Ну хорошо, два миллиона. Да ладно уж, пусть будет три – на такое дело не жалко.

– А как же… – замялся обескураженный Мияма. – Как же народ? Как же идеалы? Слеза ребенка?.. Николай Гаврилович?… Николай Алексеевич?… «Вынесет все и широкую, ясную грудью дорогу проложит себе?»…

– «Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе», – хмыкнул в ответ собеседник, демонстрируя знакомство со школьной классикой. – А жить-то всем хочется. И нам всем, сидящим за этим столом, в том числе. Всем есть что терять, между прочим, и не так уж мало. Вы не смотрите, что коллеги тут одеты как клошары – это все для маскировки, чтобы лишнего внимания не привлекать. За место в бункере все заплатят по полной. There is no free lunch, right?[37] Так что, принимаете наше предложение?

Мияма задумался. Торг с российскими силовиками и олигархами за места в обещанном, но пока не существующем, бункере мог кончиться очень плохо. Его жизнь и так висела на волоске, а любое лишнее движение грозило этот волосок оборвать. С другой стороны, сто миллионов долларов на улице не валяются, а если астероид все же пролетит мимо… Правда, если астероид пролетит мимо, деньги можно и вернуть, взяв только комиссионные за услуги. А если не пролетит, то вряд ли кто-то будет предъявлять претензии, не получив обещанных мест… Но если с минимальным риском…

– Я могу пытаться, – наконец сказал он, чувствуя ласковое пожатие дружеской руки между ног. – Но нет гарантий. Буду пробовать. Только попрошу маэбараи[38]. Как это?.. Заданок вперед. Пять процентов суммы. Без возвращения, конечно. А я буду пробовать.

– Идет! – легко согласился элегантный деятель оппозиции. – Вам деньги наличными?

Мияма представил себя на улицах Москвы, а затем на таможне в Шереметьево с чемоданом валюты. Картина его не вдохновила.

– Нет, лучше трансфер на мой счет в Токио-Мицубиси банк, – сказал он. – Я вам сейчас дам координат. Будем переговаривать, когда поступят деньги.

Респектабельный оппозиционер взял записку с номером счета и положил в нагрудный карман.

– Стопудово! – весело заверил он всех. – Завтра переведем с Багам. За оппозицией не заржавеет. А вы держите связь с нашими людьми. Инессу мы вам пока дадим в адъютанты. Пользуйтесь.

– Спасибо, – поблагодарил Мияма, слегка поежившись от нового жаркого рукопожатия под столом.

– Ну вот и договорились! – удовлетворенно вздохнул Антон Провальный. – Я был уверен, что демократические народы наших стран всегда могут достичь взаимопонимания. Особенно в критический момент. Давайте, господа, за это выпьем!

Вечер на том не закончился, но продолжение Мияма помнил весьма смутно. Во всяком случае, проснувшись на рассвете у себя в номере рядом с Инессой Фукс, он долго гадал, кто эта женщина и что она делает в его постели.

Глава XLII Mission impossible

Поздно вечером во вторник на смотровой площадке небоскреба Роппонги-хиллз не было ни души. Билетерша на цокольном этаже с удивлением взглянула на неожиданных посетителей в белых марлевых масках, но продала билеты без единого вопроса. Вик и Кодзи дождались лифта, поглядывая в пол, и молча зашли в кабину, где Вик нажал кнопку с номером 55 и индексом R (roof[39]). Ровно через пятьдесят пять секунд створки раздвинулись, выпуская пассажиров из лифта. Никого, кроме них, в зале не было видно. В пяти метрах справа за столом сидел дежурный, в обязанность которого входила также проверка билетов. Он улыбнулся прибывшим и сделал приглашающий жест рукой. Вик и Кодзи слегка склонили головы в ответ и, протягивая билеты, двинулись к столу.

Отдав свой билет, Вик внезапно сильно закашлялся, схватился за грудь и перегнулся пополам. От кашля у него даже на мгновение свалилась маска с лица, так что ее пришлось подбирать с коврика. Дежурный встревоженно привстал, опершись обеими руками на столешницу. В этот момент Кодзи, оказавшийся у него за спиной, молниеносным движением руки ткнул ничего не подозревающего тучного пожилого мужчину в точку за левым ухом, а затем крепко сжал двумя пальцами третий шейный позвонок. Контролер рухнул ничком поперек стола и затих. Вик вытащил у него из кармана ключ от каптерки, чтобы открыть дверцу, но та оказалась не заперта. Вдвоем они перетащили бесчувственное тело и осторожно положили на диванчик внутри, после чего Кодзи поспешил назад и занял место за столом. В огромной ротонде по-прежнему не было ни души, но расслабляться он не собирался. На губах у импровизированного дежурного играла приветливая улыбка, а глаза над марлевой маской светились дьявольским блеском.

Тем временем Вик поднялся по узкой винтовой лесенке в центре каптерки, легко открыл защелку люка и выбрался на крышу небоскреба. Как и обещала космическая съемка, крыша была вполне окультурена: гигантские сферические антенны, трансформаторы, громоотводы и еще какие-то сооружения непонятного характера, натыканные повсюду, Вика нисколько не интересовали. Он вытащил камеру из чехла и решительно направился к южной части площадки. Камера, опущенная на двадцать метров вдоль стены, показала, что с этой стороны действительно за стеклами темнели листья растений. Вик достал аккуратно сложенную пачкой легкую капроновую веревочную лестницу, прикрепил концы к бетонной тумбе парапета и сбросил гладкие упругие ступени вниз. Проверив карабин с кольцом страховочного троса на груди и надев кожаные перчатки, он легко перекинулся через парапет и приступил к недолгому спуску. Перед глазами промелькнуло застекленное пространство смотровой площадки, и вскоре он оказался на уровне гигантских затемненных окон резиденции Хори.

Вику было не слишком комфортно, однако страха он не испытывал: летние тренировки в альпинистском лагере на Эльбрусе не прошли даром. Уверенным движением он достал из набрюшной сумки лазерный аппарат и навел на стекло. После нажатия кнопки от жерла лазера протянулась к цели красная нить. Послышалось легкое шипение, и в дюймовом органическом стекле показалась трещина, которая стала быстро увеличиваться, описывая неровный круг. Когда отверстие радиусом около полуметра было почти готово, Вик зафиксировал на гладкой поверхности две мощные промышленные присоски и резко толкнул, опрокидывая вовнутрь, но при этом поддерживая вырезанный фрагмент извне. Стекло мягко легло на застеленный паласом пол зимнего сада. Он отстегнул страховку и проскользнул в темноту, предварительно включив шахтерский фонарик на лбу.

Как и предполагалось, сигнализации в апартаментах Хори не было, но Вик не терял бдительности, продвигаясь медленно и с оглядкой. Миновав густые заросли бугенвиля, пробравшись между стволов бамбука и перейдя через декоративный ручеек, он уперся в прозрачную перегородку с маленькой дверцей посередине. По ту сторону перегородки, за неплотно прикрытой дверцей начиналась просторная гостиная, утопавшая в бархатном полумраке. Прежде, чем войти, Вик по привычке замер на мгновение и прислушался. Было тихо, но откуда-то доносился странный чуть слышный звук, похожий на шелест травы. Словно легкий бриз веял меж ветвей или кто-то бесшумно скользил в недрах зимнего сада.

Профессиональное чутье подсказало ему, что опасность близка, но было уже поздно. Он почувствовал, как вокруг голеней хлестко обвился гигантский шланг, валя с ног беспомощную жертву. Следующее кольцо уже в падении опоясало бедра. Вик упал левым боком на ветку кофейного дерева, увешанную неспелыми бобами, и повис на ней, когда еще одно тугое кольцо оплело грудь, и и над ним медленно приподнялась, слегка покачиваясь, массивная змеиная голова на пятнистой шее. Питон щурился от света налобного фонаря и, казалось, недовольно морщил нос. Пока желтые глаза хищника привыкали к освещению, Вик судорожно пытался сориентироваться в обстановке. Такого поворота событий в интерьере роскошной токийской резиденции он, разумеется, не ожидал, но разве настоящий боец не должен быть готов ко встрече с любым противником?

За годы службы в дивизионе «Дракон» ему пришлось повидать и кенийских львов, и парагвайских кайманов, и гавайских голубых акул. В памяти мгновенно всплыли сцены охоты на анаконду в джунглях амазонки, куда его пригласил вождь племени марриба по случаю поимки олигарха Циперовича. Речное чудище удалось выманить на сушу, и лучший охотник племени вышел, чтобы сразиться со змеей один на один. Он был почти без оружия, с коротким дротиком в руке. Пятнадцатиметровая анаконда, чуть приподнявшись, замерла перед броском, когда индеец неуловимым движением, почти без замаха, метнул свой дротик прямо в глаз хищному монстру. Анаконда, как по волшебству, бессильно обмякла и забилась в конвульсиях.

Эта сцена промелькнула в меркнущем сознании Вика, когда грудная клетка, казалось, уже готова была треснуть в железном объятии удава. Он слегка повел правым плечом и понял, что рука еще может двигаться – есть даже пространство для замаха. Из последних сил держась за ветку левой рукой, Вик резко тряхнул правым запястьем. Из рукава выстрелило на восемь дюймов лезвие десантного выкидного ножа, прикрепленного к предплечью – штатное оружие их спецдивизиона, без которого на задание выходить запрещалось. Питон не успел опомниться, как стальное острие по рукоятку вошло ему в глаз, пробив череп до мозжечка. Удар был настолько стремителен и беспощаден, что рептилия мгновенно испустила дух, расслабив смертельную хватку. Вик с трудом выбрался из обвисших колец и шагнул к дверце.

Старик Хори оказался не прост. Вспомнилось, как в Гарварде сокурсник-индонезиец рассказывал о своем родном селенье на Борнео. Там крестьяне побогаче испокон веков держали на подворьях вместо собак ручных питонов. Ночью змеи размещались в гнездах над воротами. Своих они не трогали, а непрошеные гости, зная о местном обычае, остерегались соваться. Видимо, Хори кто-то предложил завести такого питомца, и старый эксцентрик согласился. Вик взглянул на часы: до закрытия смотровой площадки оставалось чуть больше получаса.

Темная гостиная была обставлена в европейском стиле: мягкий диван с двумя креслами вокруг продолговатого журнального столика. Под лучом фонаря сверкнул темно-синий узор напольной минской вазы. Вик огляделся по сторонам. На низенькой этажерке с аудиовидеотехникой справа от дивана стояли компьютер, проектор, дисковый проигрыватель, эпидиоскоп и еще какие-то не вполне понятные гаджеты. На стенах висело несколько полотен в ажурных багетных рамах. В дальнем углу единственным напоминанием о японских корнях хозяина маячил мрачный манекен в самурайских доспехах с алебардой в руке. На рогатом шлеме отчетливо вырисовывался золоченый шишак с вычеканенным гербом – три скрещенные стрелы. Никакой тумбы со шкатулкой, о которой рассказывала Нина, в поле зрения не попадалось.

Еще раз глянув на часы и мысленно выругавшись по-английски (к русскому мату он до сих пор не мог привыкнуть после Штатов), Вик приготовился обследовать следующую комнату. Он уже сделал несколько шагов по направлению к выходу, но, интуитивно обернувшись в последний раз, вдруг заметил под журнальным столиком смутный контур добавочной полки для прессы с каким-то крупным рельефным предметом посередине.

Сердце разведчика учащенно забилось. Одним прыжком он перемахнул через кресло и выхватил из-под палисандровой столешницы черную лакированную шкатулку. Под лучом фонаря вспыхнуло оперенье тисненой перламутром птицы феникс на крышке ларца. Вик приподнял крышку пальцем, потянул вверх, и она легко подалась, открывая пустоту внутри. Обтянутое шелком черное матовое нутро маленького ящичка служило лишь фоном для лежащего в нем предмета – компьютерной флэшки, оформленной в виде маленького изящного фарфорового параллелепипеда с гравюрами Хиросигэ по плоским граням.

Сунув флэшку в карман и мысленно возблагодарив японских богов, Вик ринулся назад, к зимнему саду. По дороге он споткнулся о бездыханное тело верного питона и брезгливо отбросил ногой тяжелый хвост. Веревочная лестница мирно колыхалась под вечерним бризом за прорезанным в монолитной толще окном. Застегнуть карабин и выбраться наружу было делом нескольких секунд, а еще через две минуты Виктор Нестеров уже сматывал капроновые ступени, стоя на крыше и любуясь панорамой ночного Токио. На востоке тускло блестела гладь Тихого океана. Сверкали огни кораблей в заливе. Чуть южнее, в районе аэропорта Ханэда, мерцая бортовыми огнями, садились три самолета. На севере горящими струями растекались бесчисленные потоки машин по улицам Гинзы, а за ними упиралось макушкой в темные облака подсвеченное Небесное дерево – новая пятисотметровая телебашня. Ее престарелая крестная – старая красная Токийская башня, построенная когда-то в пику Эйфелю по сходным лекалам, но на несколько метров выше – вздымала свой пирамидальный стальной каркас совсем рядом, в полукилометре от Роппонги-хиллз.

Вик вздохнул. Ему хотелось полюбоваться ночными видами столицы подольше, но надо было спешить. Часы показывали без четверти одиннадцать. Он аккуратно убрал альпинистскую амуницию в сумку, отряхнул брюки, поправил марлевую маску и спустился в каптерку, где контролер по-прежнему мирно сопел на диване. Кодзи чинно сидел за столом, перебирая стопку с корешками билетов и поглядывая в зал, где прогуливалось несколько припозднившихся посетителей. Завидев напарника, он встал и неторопливо проследовал к лифту. Как только створки дверей сомкнулись. Вик тронул пальцем закодированные позывные Нины на дисплее айфона. Дождавшись, пока звонок прозвучит три раза, он нажал отбой. Минуту спустя, в тот момент, когда они вышли из лифта в пустой просторный вестибюль со скучающим вдалеке вахтером, за стеклянной дверью на пандусе показался компактный силуэт Хонды Фит. За рулем сидела женщина в изящной шляпке с полями. Нижнюю часть ее лица скрывала гигиеническая марлевая маска.

В машине все трое молчали до того момента, пока здание небоскреба не осталось далеко позади. Наконец Кодзи нарушил тишину.

– Все по плану? – осведомился он, доставая из пиджака серебристый карманный компьютер. – Давай проверим, что там.

– В целом по плану, – кивнул Вик и протянул фарфоровую флэшку, украшенную миниатюрными гравюрами.

– Красота! – хмыкнул Кодзи, вставляя переносной носитель в единственный порт мини-компьютера.

На дисплее показались строчки иероглифов, которые, по всей вероятности, отражали содержание файлов. Кодзи поочередно трогал их пальцем, и на экране один за другим возникали чертежи с подробными обоснованиями конструктивных решений. Вик, сидя рядом, рассеянно следил за изображениями, не стараясь вникнуть в их смысл. Японского он не знал, так что все содержимое флэшки оставалось для него загадкой, но в аутентичности самого предмета сомнений не было. Желтые глаза и хищный оскал питона вновь и вновь вставали перед мысленным взором майора. Кодзи между тем закончил сверку, скопировал папку в память компьютера и отдал оригинал Вику.

– Поздравляю! – торжественно сказал он с ноткой легкой иронии в голосе. – Задание выполнено блестяще. Сам будешь передавать в центр или мне послать сейчас?

– Сам пошлю, – коротко ответил Вик, снова убирая флэшку в карман. – Это не проблема. А сейчас надо замести следы. Из отеля я выписался еще утром. Билет на завтрашний рейс Эр Франс оплачен. Прямой рейс до Парижа. Вещи уже здесь, у Нины в машине, но боюсь, улететь не получится. К сожалению. Там над головой дежурного была камера, а я ведь потерял маску… Когда поднял, заметил прямо перед собой объектив. Меня уже наверняка пробили по въездному фото и биометрии, так что герр Мюнцер засветился. Придется где-то отсиживаться неопределенное время.

– Не беспокойся, – впервые подала голос Нина, приостанавливаясь на светофоре и поглядывая на светящееся окошко навигатора. – Кодзи вылетает из Ханэды в Гонконг уже через час. Мы подбросим его в аэропорт – тут совсем рядом. А потом я тебя отвезу в одно надежное место на ближайшие сутки. Меня вряд ли кто-то заподозрит. Машина прокатная, а номера на ней не родные. В лицо меня никто видеть не мог, так что все чисто. Я права?

– Часа через два, как только проснется контролер, они начнут охоту. Если полиция уже подняла тревогу и идет по следам, то отели небезопасны. – резонно заметил Вик. – На улице, конечно, можно пользоваться все той же маской, но в аэропортах никого не обманешь и от всех камер не спрячешься. При нынешних методах распознавания им даже не надо будет видеть мое лицо – камеры среагируют на фигуру, походку, осанку… Так что придется лечь на дно и выжидать. Сейчас первым делом поменяем номера на твоей машине, а эти в канал!

Между тем Хонда, покинув скоростную магистраль, уже подъезжала к территории аэропорта. Нина притормозила в полукилометре от пункта проверки документов.

– Дальше пешком. Но не прямо по дороге, а вот тем переулком. Видишь – вон там, слева?

Выйдешь сначала к пакгаузам, а за ними уже Международный терминал. Не перепутай с внутренними линиями.

– Знаю, – успокоил ее Кодзи. – Не перепутаю. Ну что ж, тогда прощаемся до следующего раза. До встречи на Земле, если от нашего шарика еще что-то останется!

Он вышел из кабины, перешагнул через дорожное ограждение и упругим шагом направился в сторону складов.

– А почему, собственно, он летит в Гонконг? – вдруг как бы про себя произнес Вик. – Почему именно в Гонконг? Или оттуда еще куда-то?

– Не знаю, – пожала плечами Нина. – Я не интересовалась. Думала, что ты в курсе. Разве он тебе ничего не говорил?

– Нет. Но сейчас уже поздно задавать вопросы.

Хонда развернулась и, набирая скорость, вскоре исчезла в темноте.

Глава XLIII Генерал Симомура

– Да, полковник Савада, я уже знаю, что вы упустили русских агентов, за которыми должны были охотиться, и дали им беспрепятственно выкрасть секретные документы у старика Хори. Действительно, неприятность, но я вам прощаю, – махнул рукой генерал Симомура. – В конце концов мы предвидели такой разворот событий. Кража дает нам оправдание наших дальнейших действий: теперь мы не должны выпрашивать формального разрешения компании Хори на продажу их изобретения за рубеж, не так ли? Будем считать, что сведения похищены, утечка от нас не зависит, а наша политическая игра не касается никого, кроме правительства. Русские провели свою операцию ювелирно, надо им отдать должное. Однако ни они, ни вы, ни сам господин Хори не знают, что в памятном ларце, преподнесенном главе корпорации к окончанию строительства в 2003 году, отсутствует ключевая информация. Там не указаны ни состав материалов для модульных блоков, ни принципы работы системы жизнеобеспечения.

Ведь Роппонги-хиллз был первым японским чикаро – небоскребом и «землескребом» одновременно с вертикальным подземным бункером на десять тысяч человек. Наши люди еще тогда, много лет назад, сумели надежно защитить стратегически важные данные от любых покушений. То есть по этим чертежам действительно можно построить красивую настольную или – оцените каламбур – подстольную модель настоящего бункера-чикаро, но не более того. Таким образом, русские агенты в результате кражи со взломом не получили практически ничего, кроме инструкций для «Юного конструктора». Без нашей санкции ключа им не видать. Да и наладить производство нужных наноматериалов им самим не под силу. Они смогут работать только с готовыми модулями, которые мы им поставим на наших условиях. При этом мы теперь можем смело ужесточить условия ввиду провокационной шпионской деятельности с их стороны, нарушающей условия соглашения.

Однако же, полковник, хотя выкраденные чертежи наверняка в тот же час оказались в Москве, сами агенты, сколько бы их ни было, вряд ли могли в полном составе покинуть наши острова. В конце концов с момента ограбления прошло всего два с половиной часа. Чтобы иметь больше козырей на руках, нам нужен хотя бы один участник этой дерзкой операции живьем. Тогда давить на русских в наших территориальных притязаниях будет проще. Возьмите ситуацию под контроль и попытайтесь их перехватить. Немедленно свяжитесь с полицией: пусть ищут. Пусть перекроют аэропорты, вокзалы, автовокзалы, порты. Пусть прошерстят такси, прокат автомобилей, частные лодки, яхты, баржи. Пусть все перероют вокруг. В общем, вы понимаете…

– Понимаю, господин генерал, – подтвердил полковник Савада, тронув указательным пальцем щегольские усы-щеточку на холеном аристократическом лице. – Сделаю все, что в моих силах. Но учтите, что мы пока не смогли их идентифицировать. Никаких улик. Профессионалы! Только эта амбразура в стеклянной стене да мертвый питон в зимнем саду… Камеры слежения зафиксировали двух незнакомцев – оба в марлевых масках, нейтральных темных костюмах, с небольшими ручными сумками. Они не разговаривали между собой и не звонили по телефону. Без особых примет. Правда, один на какое-то мгновенье уронил свою маску, так что надежда все же есть. Его данные переданы на аналитический сервер «Ёдзинбо». Их подобрала какая-то особа женского пола в Хонде Фит. Номера машины мы пробили, но таких нигде не значится. В общем, пока мы ищем черных кошек в темной комнате…

Генерал Симомура остановил собеседника решительным отстраняющим жестом, давая понять, что аудиенция окончена и им обоим пора приступать к своим непосредственным обязанностям. Полковник встал с кресла и, сделав легкий поклон, четким шагом направился к двери кабинета.

– И держите меня в курсе постоянно! – бросил ему вслед генерал.

Итак, ситуация пока оставалась под контролем. Русские заглотнули приманку и пошли на ограбление. Правда, пока агенты не пойманы, невозможно доказать, что резиденцию Хори взламывали именно русские, а не китайцы, не вьетнамцы или какие-нибудь ниндзя от Ким Чен Ына, которому захотелось пережить на несколько десятилетий свою зачумленную Народную республику. Но сами-то русские знают, что рыльце у них в пуху. Надеются, как обычно, на дармовщинку получить то, что стоит больших денег. Нет, господа! Сейчас на кону само существование государств и народов, всей земной цивилизации. Будем играть по гамбургскому счету: пусть победит сильнейший.

В конце концов почему японцы должны после катастрофы медленно вымирать или мутировать в своих супербункерах, не имея ни клочка твердой земли под ногами? Нация, построившая эту уникальную страну на островах, лишенных природных ресурсов. Нация, создавшая общество социальной справедливости. Нация, давшая миру уникальный пример сочетания красоты и гармонии традиции с величайшими достижениями научно-технического прогресса. И эта нация должна погибнуть только потому, что соседняя огромная страна желает и после планетарной катастрофы контролировать свои выжженные необъятные территории, которые станут к тому времени необитаемыми?! Где же историческая справедливость? Нет, он, генерал Симомура, потомок в шестнадцатом колене славного самурайского рода Симомура, этого не допустит! Япония будет жить!

Генерал отпил глоток из тонкой фарфоровой пиалки с зеленым чаем и включил компьютер. На экране замелькали сводки последних новостей, котировки акций, приглашения на аукционы и распродажи в крупные столичные универмаги. Казалось бы, в этом виртуальном мире ничто не нарушало привычной будничной суеты. Только в верхнем правом углу дисплея в симпатичном синем «окошке» пульсировали красные цифры с маленькими пояснительными иероглифами: 98 дней, 18 часов, 42 минуты, 25 секунд… 24 секунды… 23 секунды… 22 секунды… 21 секунда…

Вот так: до предполагаемого прибытия астероида осталось чуть больше трех месяцев. Надо успеть подготовиться. Инженеры и рабочие делают свое дело – строят новые чикаро и завозят припасы в готовые убежища. Большая часть армии тоже занята на строительстве. Полиция обеспечивает порядок, да и сами люди проявляют поразительную сознательность. Паники пока нет. В городах не зафиксировано ни одного случая мародерства или воровства продуктов. Правда, товары первой необходимости и питьевую воду в бутылках разбирают сразу, как только появляются на прилавках, но правительство старается ликвидировать дефицит, переориентируя многие предприятия. Конечно, львиная доля продовольствия и хозяйственных товаров в последнее время поступает в Центральное ведомство подземных убежищ и равномерно распределяется по пяти тысячам чикаро. Поставки в супермаркеты значительно сократились, но положение пока удается выравнивать за счет увеличения импорта.

Да, все хорошо, но при этом две трети соотечественников обречено. На сайте Yamato.com уже числится более восьми миллионов имен тех, кто добровольно согласился принять смерть в случае столкновения с астероидом. Список начали формировать всего неделю назад. Надо полагать, вскоре он вырастет до нескольких десятков миллионов. Конечно, нелегко принять такое решение. Некоторым потребуется время. В принципе, ведь они могут и ничего не заявлять. Все равно селекция будет проводиться на общих основаниях по строго определенным критериям. Но всенародно объявить о своем приятии смерти значит преодолеть смерть и тем обрести бессмертие.

Предки уходили из жизни с верой в перерождение души, в новую реинкарнацию. А во что верят сегодня миллионы прекрасно образованных людей, для которых буддистские догмы уже отнюдь не столь очевидны? Нет у них больше и веры в божественного императора, потомка Аматэрасу Омиками, ради которого можно отдать жизнь. Что же осталось? Может быть, веры как таковой уже и нет, но причастность к своим историческим национальным корням, как и священный обычай почитания предков, рождают доверие к вековому опыту многих поколений…

Дед начальника Информационного агентства национальной безопасности Симомуры тоже окончил свой земной путь в чине генерал-майора императорской армии. Начал армейскую карьеру в кадетском корпусе, в тридцать втором году молоденьким лейтенантом попал в Китай, где дослужился до полковника, к концу тридцатых женился, завел троих детей. С сорок первого по сорок пятый прошел весь адский маршрут войны: Бирма, Сингапур, Филиппины, Сайпан, Окинава. Когда узнал о капитуляции, вместе с тысячами офицеров вышел на площадь перед императорским дворцом и вспорол себе живот. Без сомнений и колебаний выбрал смерть.

Разве такой опыт не передается на уровне генетического кода? Отец, правда, прожил мирную жизнь и почил три года назад после тяжелой болезни. Но разве он, Сэйдзи Симомура, не сможет уйти из жизни, когда того потребует долг? Праздный вопрос! Дед не дожил и до сорока, а директору Информационного агентства национальной безопасности уже перевалило за шестьдесят. И сейчас его место тоже там, на сайте Yamato.com. Oн внесет свое имя в список, а там будь что будет. Конечно, его опыт и знания еще нужны стране. Он должен любой ценой обеспечить Японии будущее. А потом можно и уйти вместе со всем своим поколением, со стариками, которые уступают право на спасение молодежи. Народ не погибнет. Цивилизация будет спасена. Жизнь продолжится. Все прочее не столь важно.

Симомура кликнул иконку на дисплее компьютера, и перед ним открылось любимое семейное фото: они с женой, дочь с мужем и два внука в саду их загородного дома на полуострове Идзу, близ Симоды. Вся компания стоит под банановым деревцем на фоне ослепительно синего моря. Беззаботные лица, белозубые улыбки. Что ж, молодые отправятся в убежище и будут жить, а им вдвоем с Ясуко есть о чем вспомнить. Потом вот эти мальчишки будут строить свою Японию в Приморском крае и на Сахалине, осваивать новые территории. Кстати, независимо от того, встретится Земля с астероидом или нет. Иного не дано! Он не может проиграть эту партию русским!

Генерал повернул ключ и выдвинул наполовину верхний ящик письменного стола, забитый протоколами недавних заседаний. Он пошарил под бумажками в глубине и вытащил короткий меч танто в старинных ножнах из акульей кожи с перламутровой инкрустацией на длинной рукояти. Тот самый, которым лишил себя жизни дед после поражения отечества в великой войне. Меч передали супруге покойного его подчиненные – вручили на пороге с поклоном и одним коротким словом «О-куями!» – «Соболезнуем».

Большой боевой меч катану конфисковали американцы, но танто – клинок работы мастера Киёмаса, выкованный в шестнадцатом веке – удалось сохранить в семье. Что ж, может быть, еще пригодится. А пока от него, генерала Симомуры, зависит судьба страны, и он не имеет права на ошибку…

Глава XLIV Шифровка из Пекина

Материалы и чертежи, полученные от Нестерова из Токио по кодированному каналу, ушли на экспертизу, но генералу Гребневу результаты были известны заранее. Накануне пришла шифрограмма из Пекина, в которой содержались те же самые данные с готовым переводом заключения китайских специалистов. Из развернутого комментария явствовало, что разработка сложнейшей конструкции японского чикаро в документах с мемориальной флэшки старика Хори представлена вполне реалистично, однако воплотить подобное сооружение в жизнь не представляется возможным. Во-первых, изображенные на чертежах модули изготовлены по неизвестной технологии из сверхпрочных наноматериалов, секрет которых разгадать не удается, а на изобретение аналогов уйдет слишком много времени. Во-вторых, в папке отсутствует описание системы жизнеобеспечения комплекса, то есть механизмов подключения атомного реактора, системы очистки воздуха, дистилляции воды, использования грунтовых вод и переработки отходов жизнедеятельности. Все эти вопросы по отдельности можно было бы, наверное, решить, но не в такие сжатые сроки. Таким образом, практическая ценность полученных секретных материалов, к сожалению, ничтожно мала, и без участия японцев построить аутентичный бункер чикаро не представляется возможным.

Таково было заключение экспертного совета Управления саперных и военно-строительных работ Генерального Штаба Народно-освободительной армии Китая, высланное вчера агентом Люй Дунбинем после оперативного совещания в генеральном штабе. Оставалось только гадать, каким образом сверхсекретные документы из резиденции Хори на следующий день после операции изъятия попали в руки китайцев. Подозревать в измене Вика Нестерова, красу и гордость «Дракона», после стольких лет безупречной службы в спецдивизионе было абсурдом. Для Нины Исии задание такого рода являлось дебютным, но она, согласно инструкции, отвечала только за транспорт и не должна была получить доступа к информации.

Последний член тройки Кодзи Сасаки, он же Чжоу. В его досье сказано, что отец молодого человека Чжоу Си с 1997 года возглавляет основанную дедом торговую фирму «Чжоу и партнеры» с центральным отделением в Гонконге и филиалом в Осаке. Дед по отцу, литератор, учился на русском отделении пекинского университета, состоял в компартии, как будто бы репрессирован во время Культурной революции, якобы бежал в Гонконг, где долгое время работал на киностудии. Сколотил капитал на сценариях к кунфу-боевикам. Вращался в кругах гонконгской бизнес-элиты. Отличался неистощимым остроумием, повышенным любопытством и несколько навязчивой общительностью. Дед, кстати, еще жив и прекрасно себя чувствует в свои семьдесят пять. Основал успешную фирму и переключился на торговлю. Отец Кодзи родился и вырос в Гонконге, но после благополучно организованной женитьбы на Елене Дроновой переехал в Осаку.

Ну да, мальчик родился и рос в Японии, потом учился в Гонконгском университете, заодно четыре года занимался там кунфу Цай-Ли-Фо по сложной спецпрограмме, потом опять приехал в Японию. Сейчас ему всего двадцать два. В России ни разу не был, с российской культурой знакомился заочно. Мать, вдова офицера-пограничника, попала в список СВР одной из первых по рекомендации проверенного разведчика. Это был так называемый список номер два, включавший бездетных женщин, которым предстояло завести детей уже за рубежом, но на тех же условиях. Без оговорок согласилась и с энтузиазмом поехала в Гонконг, а затем в Осаку. Связь с ней до последнего времени не поддерживали. Мальчика привлекли для участия в операции по объективным показателям: отличная физподготовка, японская внешность, натуральный японский язык, прекрасный русский и такой же китайский. Токийский резидент Конторы с ним поговорил и дал положительный отзыв. Болван!

Ну-ну… Стоило один раз пренебречь правилом, довериться посреднику, не встретившись с агентом лично – и вот результат. Позорный провал вместо ожидаемого триумфа. Отец и дед мальчишки перетянули на свою сторону. Что ж, бывает. Их тоже можно понять – работают на свою страну. Хорошо еще, что китайцам тоже не удалось получить реальных технологий чикаро – иначе и впрямь надо было бы сделать себе харакири. Да уж, с этими китайцами… Никогда не угадаешь, чего от них ожидать.

За все годы службы у генерала Гребнева провалов было немного, а те, что были, особенно в 90-е, объяснялись довольно просто – разгромом спецслужб, который учинила в угоду своим заокеанским друзьям правящая камарилья. Лучшие ушли в элитную охрану, худшие продались в коммерческие структуры. Остались только те, кому бежать было некуда, да еще несколько фанатиков своего дела, которые продолжали на что-то надеяться. Тогда у начальника отдела стратегического планирования Службы внешней разведки и родилась задумка, которую он впоследствии назвал «зубами дракона» – беспроигрышный долгосрочный проект глубинного внедрения агентуры на территории вероятного противника. И сейчас его питомцы во всеоружии стоят на страже России во всех уголках земного шара. Эти не подводили ни разу – и вот теперь, когда их помощь действительно необходима, внезапный впечатляющий провал. Китайцы…

Теперь, когда последняя надежда отстоять Приморье и Сахалин рухнула, предстояло договариваться с этим скользким ублюдком Шемякиным – делить места в бункере и привилегии. Формально он, генерал-полковник Гребнев, назначен председателем Чрезвычайной комиссии, но Контора уже подгребла под себя все каналы. Роют котлован за высоким забором, не дождавшись даже чертежей. Якобы стараются во спасение… Как сообщает внутренняя агентура, списки кандидатов на выживание уже почти сверстаны. Интересно, есть ли в них президент и вся президентская рать. Еще интересней, сколько представителей от конкурирующих силовых структур вошло в эти списки. Надо будет уточнить поименно и внести свои коррективы. Да только как их внести, если у них под контролем полумиллионная Росгвардия с элитными спецчастями и ОМОНом, а у него, генерала Гребнева, только Служба Внешней разведки да еще триста спартанцев на черный день?

Хотя почему, собственно? Разве в стране уже нет армии? Прежде чем договариваться с Конторой, надо обеспечить прочный тыл – пусть только на время. Бурдюков, конечно, мерзопакостный хряк, но его поддержку в столь деликатном вопросе можно купить. Еще лучше шантажировать прохвоста его же аферами, за которые в критической ситуации можно и с должности вылететь, и койкомест для всей семьи в бункере лишиться. Такие рычаги имеются. Вот-вот! Народ и армия едины!

Генерал потянулся к аппарату служебной связи с золоченым двуглавым орлом и снял трубку. Эти, лишь слегка модернизированные, старомодные кабельные аппараты горячей линии должны были гарантировать надежную связь в случае нештатного отключения всех видов телефонного и компьютерного сообщения в условиях войны, катастрофы или мятежа. К тому же они были надежно защищены от прослушки и радиоперехвата.

– Здравия желаю, Василий Алексеевич! Надо бы срочно встретиться и поговорить по интересующему нас обоих вопросу, – бодро предложил Гребнев, когда на другом конце провода раздалось знакомое сопение и недовольное мычание.

– Что там еще у тебя стряслось? Отчего такая спешка? – скучным голосом вопросил Бурдюков, явно намекая на свою непомерную занятость.

– Прошу прощенья, товарищ генерал армии, но это не у нас стряслось, а у вас. Есть важная информация. Разговор не телефонный, так что уж уделите часок старой ищейке, – все на той же оптимистической ноте продолжал проситель.

– Ну, если у нас… – вздохнул Бурдюков. – Ладно, давай тогда прямо сейчас. Можешь подскочить к нам в министерство?

– Безусловно. Через час буду, – заверил Гребнев и повесил трубку.

Он достал из ящика стола новую, нераспечатанную флэшку и включил «спящий» компьютер. Набрал один за другим три пароля, затем в «Документах» открыл раздел «Сов. Секрет» и кликнул на папку «МО». В папке были аккуратно подобраны материалы по коррупционным скандалам в Министерстве обороны и Оборонсервисе за последние двадцать пять лет. Там хранились копии накладных и квитанций, подписанных чиновниками в погонах и без, свидетельства о списании и «ликвидации» сотен единиц современной боевой техники, сомнительные контракты с Росвооружением, отчет о поставках одной и той же эскадрильи истребителей сразу в три дальние африканские страны, обоснование на строительство восьми тысяч километров рокадных дорог вдоль арктического побережья, докладная записка об эффективном использовании стратегического подводного флота в акватории озера Байкал, договор о сотрудничестве в области оборонных технологий с Папуа-Новой Гвинеей, справки о регистрация переводов через подставные компании в кипрские и багамские офшоры, копии выписок с частных счетов высокопоставленных ворюг на миллиарды долларов, сканы купчих на приобретение элитной недвижимости во Флориде, Тоскане и Каталонии. К концу предыдущего правления поток коррупционных сделок пошел на убыль, но за последние месяцы снова достиг рекордной цифры.

В той же папке можно было найти полные копии разваленных уголовных дел, затевавшихся против оборотней в погонах идеалистами из следственных органов. Документы в папке МО копились на протяжении более четверти века и ежегодно, ежемесячно пополнялись новыми. Хотя армия действительно сделала гигантский рывок вперед и вступила в эру тотальной модернизации, коррупция своих позиций не сдала, а при новой власти, с назначением на высший пост Бурдюкова, и вовсе зашкалила.

Впрочем, генерал Гребнев отнюдь не собирался сейчас, перед встречей с астероидом, объявлять российской коррупции войну. Ему лучше, чем многим, было известно реальное положение дел. Зачем же плевать против ветра? Но ветер можно было использовать в своих интересах, если правильно поднять паруса, что и намеревался сделать многоопытный шеф Внешней разведки. Ему был нужен временный мощный союзник, которого можно противопоставить всесильной Конторе. Пробежав в очередной раз названия файлов, генерал скопировал на флэшку несколько самых убийственных дел последнего года и спрятал свое электронное оружие поглубже в карман. В другом кармане на груди у него лежал миниатюрный демонстрационный планшет с USB портом. Теперь можно было отправляться на встречу в Министерство обороны.

Глава XLV В горах Хаконэ

Отправив чертежи в Москву, герр Мюнцер, он же майор Виктор Нестеров, пребывал в счастливой уверенности, что его миссия увенчалась успехом. Теперь нужно было поскорее вернуться восвояси, но случайно свалившаяся марлевая маска спутала все карты. Проклятая японская биометрия! Еще несколько лет назад можно было бы просто наклеить бороду, получить у резидента российский паспорт и спокойно отбыть на родину самолетом Аэрофлота. А теперь сторожевые серверы «Ёдзинбо» уже наверняка переварили данные с его портретом, иридиевой оболочкой глаза, рентгеновским снимком зубов, отпечатками пальцев и черт знает с чем еще, сравнивая свои материалы с видео из камеры наблюдения на обзорной площадке Роппонги Хиллз.

Ему было точно известно, что японцы еще в 2015-м первыми внедрили у себя на границе новаторскую систему фейс-контроля, использующую российский патент. Разработал самообучаемую нейросеть аспирант из Сколково, опередив по всем показателям экспертов Гугла. Его начальство продало еще полусырую систему опознания на аукционе компьютерных технологий во Франкфурте за миллиард. Аспиранту выплатили три тысячи долларов, остальное бесследно растворилось. Теперь пограничный фейс-контроль использовали уже двадцать семь стран. В России, правда, предпочли вместо этого взять на вооружение израильский опыт – привлекать для опознания мобилизованных в армию аутистов… Во всяком случае японские аэропорты при данных обстоятельствах были закрыты для герра Мюнцера надолго – как минимум до прилета астероида. Центр посоветовал залечь на дно. Хорошо им там советовать! И где здесь дно? А может быть, совет следует понимать буквально: в том смысле, что он так или иначе осуществится после падения астероида и появления мегацунами в Токийском заливе?..

Нину, которая уверенно вела машину по ночному шоссе, казалось, эта проблема вовсе не беспокоила, хотя по японскому радио уже объявили о дерзком ограблении в Роппонги Хиллз, совершенном иностранцами и закончившемся гибелью домашнего животного. Вслед за новостями в кабине растеклась, как сироп, тягучая, обволакивающая мелодия. Хотя Вик не понимал ни слова, можно было догадаться, что девушка поет о любви и разлуке.

– Про что песня? – рассеянно спросил он.

– Про любовь, конечно. Однажды в порту Хакодатэ пришвартовался рыболовецкий траулер. Молодой моряк сошел на берег и увидел прекрасную незнакомку. Она подавала соевый творог в прибрежной таверне. Рыбак влюбился с первого взгляда, и они вместе провели ночь. А наутро он снова ушел в море, увозя с собой кадку соевого творога и клятву верности. Но кто знает, придет ли еще его корабль в порт Хакодатэ? Вот такая печальная история. Это энка, популярный эстрадный жанр. Такой сплав городского фольклора и современной, почти западной, эстрады. Есть действительно очень красивые песни.

– Да, трогает за душу, – кивнул Вик. – Ну, и куда мы сейчас?

– Туда, где никакие ищейки нас не найдут. В горы Хаконэ. Я тебя не брошу: один, да еще без языка, ты наверняка проколешься. В японской провинции не так уж много иностранцев, путешествующих в одиночку. Местные сразу же сообщат в полицию. Мне поручено из центра обеспечить твой отход и прикрывать, если нужно.

– Спасибо. Горы – это правильное решение. Вот когда я в Сирии, на турецкой границе, отслеживал караван с оружием, торкоманы меня засекли и пустились с собаками по следу. Но меня тоже голыми руками не возьмешь. Нашел горную речку и пошел вверх по течению. Километра два шел по воде, пока собаки не отстали. Уже в темноте вышел на гребень. Вокруг одни скалы и чахлые кустики. По ночам волки воют. Нашел расселину, забрался в нее и там просидел неделю, никуда не выползая. Торкоманы, наверное. решили, что я сдох от голода – я сам видел, как они снялись и ушли из долины. Ну, уж после этого удалось добраться до своих.

– И чем же ты там питался? – с недоверием поинтересовалась Нина.

– Духовной пищей. Читал про себя стихи Пушкина, Гейне, Уитмена, Кушнера, Быкова, повторял полевой устав, медитировал на стрелку компаса. Ночью отрабатывал карту звездного неба. В общем, зря времени не терял. Так что мы и сейчас в горах не пропадем. Не зря нас учили выживанию в экстремальных условиях. Поставим силки – зверя какого-нибудь добудем. Если нет, то перебьемся на растениях несколько дней – я знаю съедобные дикие травы. Неделю, думаю, протянем.

– Не пропадем, – согласилась Нина. – Во всяком случае от голода и холода точно не умрем.

Юркая Хонда мчалась по дороге, слегка подсвеченной катафотами вдоль обочины. Встроенный в панель навигатор уверенно прочерчивал путь во мраке. Вокруг с двух сторон громоздились отвесные кручи, над которыми вздымались в темное небо остроконечные верхушки криптомерий. В свете фар внезапно возникали предупреждающие знаки с изображениями оленей, кабанов и енотов, какие-то приземистые редкие строения, похожие на дровяные сараи, фосфоресцентные таблички с загадочными иероглифами. Порой мелькали перепончатые крылья летучих мышей или призрачные силуэты огромных мотыльков.

На незаметном перекрестке Нина вдруг свернула направо, и машина, резко сбросив скорость, поползла по извилистой дорожке вверх, огибая крутую пирамиду холма. Минут через десять они добрались до перевала, откуда открывалась великолепная панорама спящего в котловине озера. В мутном зеркале отражался огромный серебристый диск полной луны. Берегов не было видно. Можно было только догадываться, что окаймленная черными кряжами водная гладь уходит куда-то далеко, в непроницаемую тьму.

– Здесь будем окапываться? – с готовностью спросил Вик, собираясь выйти.

– Нет, но уже близко.

Машина проехала еще метров двести вниз по склону и уткнулась в бамбуковый плетень. Одинокий фонарь освещал смутные контуры большого дома под черепичной кровлей, стоящего в саду под сенью раскидистого дерева. Нина припарковала машину на гостевой площадке и решительно нажала кнопку звонка под навесом ворот. Спустя несколько минут в доме загорелись огни, и ворота открылись, плавно скользнув на рельсах в сторону. Они ступили на дорожку, мощеную неровными плоскими каменными плитами, и прошли метров тридцать до дверей дома, где их ждала маленькая седовласая женщина в домашнем халате-юката.

– Ёкосо ирассяимасьта. О хисасибури дэс нэ![40] – расплылась в улыбке хозяйка, низко кланяясь Нине и ее спутнику.

– Ёру осоку одзяма симаситэ хонтони моосивакэ га аримасэн![41] – еще ниже поклонилась Нина в ответ, делая знак Вику, чтобы тот присоединился к извинениям.

Последовал долгий обмен любезностями, из которого можно было понять, что хозяйка чрезвычайно рада неожиданному визиту желанных гостей и готова немедленно сервировать для них ужин. Нину она, судя по всему, хорошо знала и обращалась к ней, в отличие от Вика, с особо аффектированной вежливостью, в которой сквозили некие интимные нотки, словно обеих женщин связывал давний секрет. Раздвигая входные двери из матового стекла, хозяйка пригласила зайти в дом.

Внутри оказался скромно, но со вкусом оформленный традиционный антишмбр-гэнкан. Сняв туфли на кафельном полу в миниатюрном «предбаннике» и надев легкие шлепанцы, гости вслед за хозяйкой поднялись на две ступеньки, выйдя на галерею из идеально подогнанных кедровых досок, покрытых густым слоем светлого блестящего лака. В обе стороны от входа вдоль галереи, очевидно, были расположены гостиничные номера с отличительным рисунком и иероглифом на сдвижных бумажных экранах, которые можно было лишь условно назвать дверями. На одном красовалась картинка в виде ветки сосны, на другом в виде ветки клена, на третьем в виде ветки бамбука, на четвертом в виде ветки криптомерии. Чуть поодаль, в конце галереи, на массивной подставке стоял круглый, со рваными краями, спил гигантского дерева не меньше полутора метров в диаметре и полметра толщиной. Исполинский лакированный чурбан был испещрен по крайней мере двумя сотнями концентрических годовых колец, которые, должно быть, посетителям предлагалось посчитать на досуге.

– Wo sind wir? Was ist das? Ein Jagdschloss?[42] – недоуменно спросил Вик, из осторожности переходя на немецкий.

– Nein, das ist ein Ryokan, ein Japanisch Hotel. Sie mich hier wissen.[43] – лаконично пояснила Нина.

Хозяйка отодвинула створку с веткой клена, пропуская гостей вперед. Внутри дверца слева от входа вела в туалет. В комнате, устланной плотными соломенными матами, было пусто. Лишь в дальнем углу виднелся низенький столик с двумя подушками для сидения. На столике стояли старомодный телефонный аппарат и изящная электроплитка с кипятильником. В соломенной плетенке были заботливо рассортированы пакетики с зеленым и черным чаем. Рядом лежали пульты от кондиционера и плазменного телевизора, подвешенного на консоли.

– Ицу мо но ё ни мадзу го нюёку дэсё?[44] – осведомилась хозяйка, показывая на халатики-юката в ротанговой корзине.

– Она предлагает сначала принять ванну, – пояснила по-немецки Нина. – Этот рёкан стоит на горячем источнике. Горы Хаконэ – популярнейшая зона отдыха. В здешних краях есть целые курортные поселки на геотермальных водах, но тут вокруг никого. Такая горная хижина…

– Ванна не помешает! – с энтузиазмом откликнулся Вик. – После знакомства с питоном особенно. Я только на минутку…

Заглянув в скромную кабинку при номере, Вик уже в который раз невольно сравнил уровень японского технического оборудования с российскими, американскими и австрийскими образцами. Сравнение явно было не в пользу клозета Франца Фердинанда во дворце Шенбрунн, исторического здания в Лэнгли и штаб-квартиры СВР, но у него на даче в Валентиновке был установлен уошлет с куда более изощренной электронной начинкой, приводившей в восторг друзей и особенно подруг. Подавив нахлынувшее чувство ностальгии, он вышел из туалета и весело бросил:

– Gehen wir baden, meine kleine Freulein![45]

Глава XLVI Встреча в верхах

После столь долгого безмятежного пребывания в гостинице Балчуг Кемпински, где его досуг скрашивали сливки российского бомонда и политические активисты различной гендерной ориентации, Мияма не слишком удивился, когда за ним поздно вечером пришли двое в штатском, одетые в одинаковые темно-серые костюмы. Один из гостей, видимо, старший по званию, достал красную книжечку со щитом и мечом, медленно раскрыл и поднес к глазам профессора.

– Вы меня арестуете? – кротко спросил Мияма, натягивая брюки.

Перед его мысленным взором уже проносились страшные картины пыток в подземных застенках Лубянки, мук голода в ледяном карцере и надругательств в пресс-хате, полной извращенцев-уголовников. Как жаль, что на родине ему не выдали на такой случай ампулу с цианистым калием!

– Арестовывать вас никто не собирается, – вежливо ответил старший. – Шеф хочет с вами поговорить. Так что, будьте добры, оденьтесь и следуйте за нами.

– Куда? На Лубянку?

– Нет, здесь недалеко. Этажом ниже у нас оперативный номер. Шеф вас ожидает.

– Спасибо! – непроизвольно вырвалось у Миямы.

От сердца немного отлегло. Вероятно, на этот раз пытки не входили в программу вечера. Он повязал галстук, надел пиджак и с достоинством кивнул офицерам госбезопасности, выражая полную готовность следовать за ними в любом указанном направлении.

Действительно, далеко идти не пришлось. Его привели в двухкомнатный люкс, обставленный несколько беднее, чем «Кремлевский», но вполне со вкусом. Бежевый кожаный гарнитур работы миланских мастеров в гостиной, люстра, сделанная в Венеции, на острове Мурано, изящная горка из французского ореха, уставленная богемским хрусталем. Впрочем, на столике у дивана стояли два стеклянных, а не хрустальных шарообразных бокала с короткими ножками. Рядом с ними красовалась бутылка «Наполеона», выполненная в виде статуэтки самого императора. На сургучной печати, повязанной вокруг шеи, виднелись оттиснутые красные цифры 1911. Низкая хрустальная ваза с виноградом, персиками и грушами, коробка шоколадных конфет и несколько затейливо украшенных пирожных на блюде служили приятным дополнением к натюрморту. Мияма отметил про себя, что лимонных ломтиков здесь не сервируют. Он никогда не мог понять, каким образом эта странная закуска, введенная русским царем Николаем II, сочетается с благородным французским напитком.

– Не удивляйтесь, профессор! – широко улыбнулся Игорь Юрьевич Шемякин, заметив изумленный взгляд японского гостя. – Бутылка вполне аутентичная. Презентована его высокопревосходительству Петру Аркадьевичу Столыпину французским посланником в Киеве буквально за день до фатального сентябрьского покушения. Была изъята Третьим отделением, то есть охранкой, как возможное вещественное доказательство – и с тех пор застряла в кладовых нашего учреждения. Вы не можете себе представить, сколько у нас хранится подобных исторических курьезов. Настолько много, что иногда позволяем себе списывать их в расход, так сказать. Не стоит отказывать себе в удовольствии, если мы можем себе его позволить. А мы пока можем! Так что присаживайтесь, профессор. И зовите меня Игорь Юрьевич, окей? Нам есть о чем поговорить.

Мияма шагнул вперед, пожал протянутую руку и с достоинством опустился в кресло напротив. Судя по всему, пыточной камеры можно было больше не опасаться.

– Ну что ж, по рюмашке для знакомства! – все с той же приклеенной улыбкой предложил Шемякин, пальцем показав охранникам в штатском на дверь, за которой они немедленно исчезли.

Полковник уверенно взял Наполеона за талию массивной клешней, снял с императора треугольную шляпу и плеснул в стеклянные сферы раритетного напитка прямо из темечка.

– За взаимопонимание! – приподнял бокал хозяин.

– Конечно! – согласился Мияма, поднимая свой и рассматривая густую магическую жидкость на свет. – Это же просто ликсир жизни!

– Точное определение! – еще шире улыбнулся Шемякин, поводив бокалом под носом и отпив глоток. – Во всяком случае для нас он должен стать таким эликсиром. То есть должен помочь нам обоим продлить жизнь. А также ее улучшить.

– Да? – неопределенно промычал Мияма, принюхиваясь к своему бокалу и все еще не решаясь пригубить драгоценную влагу.

– В общем так, профессор, – уже другим, жестким тоном продолжил Шемякин, отставляя в сторону недопитый коньяк. – Мы на вас рассчитываем. Могу только догадываться о вашем чине, но, полагаю, мы можем разговаривать на равных. Вы здесь представляете интересы Японии, а я – интересы России. В одной из интимных бесед вы недавно упоминали, что по заключении сделки будете назначены губернатором Приморья и Сахалина. Это правда?

Мияма, как раз приступавший к дегустации, поперхнулся от неожиданности и замешкался с ответом.

– Правда или нет? – с нажимом переспросил полковник, постукивая костяшками пальцев по столику.

– Ну, если у вас такая превосходящая информация, Игорь Юриевич… – промямлил Мияма.

– Так правда или нет?!

– Да, но это пока очень конфессионально… То есть не вполне бессловесно удостоверенный факт. Только гипопатетически.

– Хорошо, хорошо. Я вас понял. Конечно, документы еще не оформлены. Но будем считать, что в недалеком будущем вы займете свой пост. Причем независимо от того, будем мы иметь дело с астероидом или нет. Возможно, и я займу достаточно значимый пост в новой России. Так что нам придется волей-неволей сотрудничать. Как говорится, жить-выживать и добра наживать. Согласны?

Мияма молча кивнул, отпив еще глоток из бокала, который заметно нагрелся от его вспотевшей ладони.

– Ну и чудесно! – растянул свою белозубую улыбку до самых ушей полковник Шемякин. – Надеюсь, мы обо всем договоримся. Будем образцовыми партнерами в новом геополитическом пространстве. Берите шоколад, не стесняйтесь. Коркунов – лучший российский производитель отличных шоколадных конфет. Я их, признаться, люблю больше всех швейцарских сортов. Линдт в подметки не годится. Жаль, если после астероида такого шоколада уже не будет! Но что поделаешь – придется искать замену. Если хотим жить в шоколаде, конечно. Согласны?

Мияма снова кивнул с глубокомысленным выражением лица.

– В общем, господин профессор, давайте так. Если астероид нас накроет, у населения Японии шансов на выживание будет, наверное, в несколько тысяч раз больше, чем у нас тут, в России. Конечно, сами виноваты – ничего не поделаешь. Но хоть немножко народу на развод останется – может, в наших кустарных убежищах отсидятся. И территории никуда не денутся. Тогда вы из своего Приморья нам поможете чем сможете. В частности, лично мне.

А вот если астероид пролетит мимо, то мы вам поможем в вашем Приморье. Демонтируем все военные базы, вывезем к чертовой матери баллистические ракеты, уведем весь военный флот и еще китайцев попридержим, чтобы не рыпались. Сейчас ведь все равно не успеть: времени не хватит, да и народ заранее баламутить не стоит. Короче, постараемся осуществить передачу Японии Приморья, Сахалина и Курил в кратчайший срок и без нежелательных эксцессов. А пока что мы вам обеспечим всенародный референдум в лучшем виде. С участием международных наблюдателей от Белоруссии, Казахстана, Армении и Киргизии. Это, кажется, полностью соответствует требованиям вашего правительства?

– Соответствует, – авторитетно подтвердил Мияма, который понятия не имел ни о каких референдумах и требованиях правительства. С того момента, как принципиальное согласие на условия японской стороны, подписанное новоиспеченным госсекретарем Российской Федерации, поступило в Информационное агентство национальной безопасности, генерал Симомура держал своего посланника в полном неведении относительно своих геополитических планов.

– Ну вот, о том и речь! – удовлетворенно хмыкнул Шемякин. – А пока вы с нашими людьми слетаете на Дальний Восток, сориентируетесь на местности, подготовитесь… Познакомитесь там кое с кем. Может быть, знакомства в будущем пригодятся. Словом, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Давайте за успех мероприятия!

Мияма, уже успевший привыкнуть к мажорному русскому тосту, покорно поднял бокал и отхлебнул солидный глоток коньяка.

– Не удивляйтесь, если вскоре услышите о некоторых политических переменах в России, – закончил полковник вставая.

Дружески пожав руку Мияме, он проводил гостя до дверей и наградил напоследок широкой голливудской улыбкой.

Глава XLVII Перспективы

Из Министерства обороны генерал Гребнев вернулся, как и рассчитывал, со щитом. Все прошло на удивление гладко, без излишних вопросов и претензий сторон. Бурдюкову достаточно было увидеть на мини-мониторе первые несколько файлов, чтобы составить представление о всем содержимом флэшки. Побагровев и сильно вспотев при этом, министр выдержал паузу, ослабил узел галстука и односложно прохрипел:

– Что надо?

Гребнев многозначительно обвел рукой кабинет, показывая, что вести разговоры по душам в этом месте небезопасно. Затем он пододвинул к себе массивный блокнот с фотографиями боевых кораблей, вырвал страничку и написал крупным почерком: «Поддержка армии в любой моей инициативе. Без глупостей.»

Бурдюков трижды утвердительно кивнул и показал на сервант в углу. Вид у министра был такой, будто его сейчас хватит апоплексический удар. Встать с места он явно не мог. Гребнев положил в карман страничку, подошел к серванту, открыл бар, плеснул в стаканы виски из фигурной бутылки с ярлыком «The Macallan in Lalique» и вернулся к столу.

– Ну что ж, Василий Алексеевич, будем здоровы! Насколько нам позволят обстоятельства.

Ни о чем не беспокойтесь – вы же знаете, СВР всегда на посту. У нас все архивы всегда в порядке, ни единой странички не потеряется. И документик соответствующий пожалте. Можно буквально в двух словах, но на бланке и с вашей подписью. Не стоит утруждать секретаршу – напечатаем прямо сейчас. Не отходя от кассы. Давайте-ка я текст набью. Вы только бланк введите, а сами пока отхлебните немножко виски – очень способствует.

Через пять минут он уже держал в руках подписанное министром письмо:

Всем командующим частями и соединениями

вооруженных сил Российской Федерации

Приказываю оказывать всемерное содействие генерал-полковнику С.Ф. Гребневу, находящемуся при исполнении секретного правительственного задания. В связи с тем, что дело государственной важности, вне зависимости от чина и звания неукоснительно и без обсуждения выполнять его приказы. Всякое неподчинение будет приравнено к государственной измене.

Министр обороны РФГенерал армии В.А.Бурдюков

Легкость получения бесценного мандата несколько удивила шефа внешней разведки, но вид министра, пребывающего в предынсультном ступоре, мог служить достаточным объяснением его уступчивости. Пригубив виски и включив в комнате кондиционер на «сильный холод», генерал откланялся.

Итак, поддержка армии была обеспечена, по крайней мере на тот срок, пока сам Бурдюков сидит в своем кресле. Теперь предстояло разобраться с Шемякиным, который уже раскинул паутину над бункером и попробовал избавиться от неугодного президента. Кто еще из силовиков у него в друзьях? Кто одолжил танки для покушения? С кем предстоит иметь дело на последних рубежах, когда до появления астероида останется несколько дней? Где, черт возьми, списки, которые должны принести ему, генералу Гребневу, на утверждение? Может быть, туда удастся включить хоть немного порядочных людей? Ведь наверняка эта гоп-компания собирается спекулировать тысячами ваучеров в бункер по астрономическим ценам.

Тут еще, как назло, после получения чертежей прервалась связь с японской группой. Неужели их все-таки взяли и держат сейчас в заложниках? Это может осложнить переговоры. Да нет, Вика голыми руками не возьмешь. Скорее всего, отсиживается где-нибудь в глуши. Возможно, и без интернета, как тогда, на Амазонке. Использовать телефон ему строго запрещено. Но рассчитывать в Токио больше не на что – придется принимать условия этого клоуна Миямы. Если их уже кто-нибудь не принял без него и без президента…

Генерал вздохнул, огладил жесткий седой «ёжик» и прошелся по кабинету. Так или иначе, надо немедленно запрашивать материалы у японцев и начинать стройку. Если они полностью поставят модули и комплектующие для системы жизнеобеспечения, приглашать японских спецов и рабочих нет смысла. Наоборот, есть прямой смысл их не приглашать. Все строительство Контора уже отдала на откуп Махмуду Курбанову. Что ж, может быть, в конечном счете выбор не так плох – личность скользкая, но проверен на вшивость неоднократно. Ворочает сотнями миллиардов на зарубежных счетах, а украл из них не так уж много. Со стороны к нему не подобраться – система защиты почище, чем у президента. Пожалуй, не хуже, чем у самого Семена Рузского. Личная гвардия – несколько сот человек из кавказцев, обученных лучшими профессионалами Альфы. Личный штат спецов по информационной безопасности. Фактическое право экстерриториальности, паспорта неизвестно скольких стран в кармане… Остается только надеяться, что он все сделает как надо. Говорят, он там уже роет котлован или тоннель, подводит коммуникации – в общем, вовсю готовит рабочую площадку. Пусть строит!

Ну, хорошо. Для начала надо разослать копию министерского мандата главкомам сухопутных, военно-морских и воздушно-космических сил, чтобы не натворили глупостей и не попали в дурную компанию ненароком. Командовать парадом пока не будем, но и другим не дадим. Надо еще прикинуть, с чем мы остаемся в случае реального импакта. Жертвы среди гражданского населения даже представить трудно… Большая часть погибнет сразу, остальные тоже проживут не слишком долго. Сухопутные войска не в счет – вряд ли от них что-то останется. Зато ВМС пострадает лишь частично: весь подводный флот имеет шанс уцелеть, если спрячется поглубже. Вероятность спасения надводных кораблей невелика. ВКС потеряют практически все системы мобильного базирования, но баллистические ракеты в шахтах будут защищены. Может быть, удастся сохранить немного самолетов в подземных ангарах. Спутники тоже никуда не денутся, только связь с ними будет осложнена. Это значит, что оборонительный потенциал страны все же не упадет до ноля, хотя и уменьшится на порядок. С дележом российского пирога НАТО придется подождать. Да Западу, скорее всего, будет первое время не до России. Если только в Штатах срезонирует Йеллоустоун, конкуренция отпадет сама собой. Европейцы одни не полезут, когда весь континент будет лежать в руинах. Неописуемый кошмар, о котором страшно помыслить, но приходится учитывать и взвешивать все варианты. В конце концов, внешняя разведка – это всего лишь на двадцать процентов шпионаж, а на восемьдесят – дедуктивный анализ.

И что мы имеем в сухом остатке? Одну шестую часть суши с населением максимум в каких-то несколько миллионов. Исчезающе малая величина. Вымершие города, заброшенные заводы, разоренные пашни. Дичающие толпы больных, искалеченных, бездомных, голодных людей. И пятнадцать тысяч счастливых избранников в японском ковчеге-чикаро, занятые созданием своего «Города солнца» на руинах российской цивилизации под защитой баллистических ракет, подводных лодок и боевых спутников. Этого достаточно, чтобы держать весь мир, включая и собственную выжженную страну, в страхе, хотя бы теоретически. Причем вероятность применения ядерного оружия с любой стороны повышается многократно, в том числе и совершенно случайного применения – ведь никто больше ни за что не отвечает, ни с кем не консультируется и почти никого не боится, поскольку чикаро или любой американский аналог служит также и укрытием на случай ядерной зимы. Международное право фактически перестает действовать – остается только право сильного.

Чего ожидать от японцев, уже более или менее понятно. Они, конечно, бульдожьей хваткой вцепятся в свои новые законные территории и больше не отдадут ни пяди. А что сделают китайцы? Тоже можно догадаться: постараются выживать любой ценой, по возможности приращивая земельный фонд и ресурсы Поднебесной щедрыми полосами чужой земли. Если даже девять десятых китайцев погибнет, то оставшихся ста пятидесяти миллионов с лихвой хватит, чтобы избавиться от назойливых конкурентов и диктовать свои условия ближайшим соседям. Описание конца времен в Апокалипсисе в сравнении с этими картинами покажется детской сказкой.

А если астероид все же пролетает мимо? В таком случае Россия безвозвратно теряет, а Япония приобретает даром Приморье, Сахалин и Курилы со всеми их немереными ресурсами. Потенциал Страны Восходящего солнца с ее передовыми технологиями возрастает многократно, и Япония снова становится второй мировой сверхдержавой, обгоняя по многим показателям Китай, а затем они вместе окончательно оттесняют Россию на обочину истории.

Тем временем российская правящая элита выходит из бункера и возвращается на свои места с небольшими перестановками. Тихоокеанский флот потихоньку перебазируется на Камчатку. Жизнь продолжается в том же измерении и в том же ритме. Ну потеряли несколько сотен тысяч квадратных километров… Бывает. В девяносто первом отдали гораздо больше, тоже безвозмездно. И ничего! Хуже уже не будет…

Отличные перспективы вырисовываются: куда ни кинь, везде клин. Нет, он принял единственно верное решение. Спасти хоть что-то! Иного не дано. Вот только удастся ли довести дело до конца?

Генерал тронул компьютерную мышь, открыл медиатеку, включил «Страсти по Иоанну» Баха:

Dein Will gescheh, Herr Gott, zugleich Auf Erden wie im Himmelreich. Gib uns Geduld in Leidenszeit, Gehorsam sein in Lieb und Leid; Wehr und steur allem Fleisch und Blut, Das wider deinen Willen tut![46]

Он не верил в Бога, но верил Баху. На почти родном немецком хорал звучал торжественно и грозно, предчувствием великих испытаний. Генерал откинулся в кресле и закрыл глаза.

Глава XLVIII Онсэн

В целебных источниках Виктор Нестеров знал толк. В промежутках между дальними командировками ему, по совету шефа, не раз приходилось поправлять расшатавшееся здоровье в респектабельных термах французского Эвиана и британского Бата, чешских Карловых Вар и Марианских Лазней, германского Висбадена и Бад Пирмонта. Он нежился в террасированных купальнях штирийского Рогнер Бад Блюмау и расслаблялся в ванне Катулла в итальянском Сирмионе на озере Гарда, оценивал роскошь гранадских Баньос Арабес и утонченный модерн тирольского Аква Дома. Доводилось ему проходить реабилитацию в словенских Пьестанах и в словацкой Рогашке, плескаться в белых купелях турецкого Памуккале, отмокать в колорадском Кригсайт Хотспрингс, и в австралийском Квинсленде, а в родные Минеральные воды Вик наведывался для профилактики не реже двух раз в год.

Что касается японских онсэнов, то о них Вик не поленился прочитать в справочнике перед отлетом, но нашел всего пару параграфов. Автор статьи сухо констатировал, что в стране зарегистрировано неколько тысяч геотермальных источников, которые имеются на всех четырех больших и сотнях маленьких островов Японского архипелага.

Субкультура онсэнов глубоко вошла в быт населения. Широко распространены как гигантские отельные комплексы на термальных водах, так и небольшие частные пансионаты с разводкой от основного источника. Значительная часть горожан использует онсэны в пригородах для отдыха в выходные дни. Правда, трудно было предположить, что во время нынешней краткой командировки придется воочию знакомиться с японским курортом…

Ласково улыбаясь, молчаливая седовласая хозяйка в темно-зеленом кимоно, украшенном белыми журавлями, проводила его до раздевалки, отгороженной от коридора длинной занавеской с разрезом посередине. На занавеске красовался замысловато выписанный иероглиф, значения которого Вику никто объяснить не мог. Вход для женщин, очевидно, был с другой стороны, где висело такое же разделенное полотно с другим иероглифом.

– Го юккури дозо[47], – вежливо поклонилась старушка, показывая сложенными вместе ладошками на вход.

За занавеской, как и следовало ожидать, находилась мужская раздевалка с плетеными корзинами для одежды на полке и деревянной, в стиле рустик, умывальной стойкой, на которой в строгом порядке были расставлены флаконы с туалетной водой, дезодорантами и цветочными маслами, баночки с питательными кремами для кожи и подставки с разовыми бритвами. В воздухе витал аромат цветущей магнолии, проникавший с открытой веранды.

Сбросив изрядно помятый питоном темный костюм и черную рубашку а-ля якудза, он почувствовал себя другим человеком – свободным хотя бы ненадолго от бремени долга и суровых законов выживания, которым его так долго обучали. Впервые за много дней он был сейчас не агентом Службы внешней разведки под прикрытием номер тринадцать-тридцать девять, а обычным молодым здоровым мужчиной – притом, как показывало зеркало, вполне располагающей наружности и атлетического сложения. Не без удовольствия окинув взглядом мышечный корсет на груди и рельефно проступающие кубики брюшного пресса, Вик наскоро забежал в душ и направился к раздвижным дверям купальни.

Облицованная диким камнем природная ванна была невелика – метров семь в длину и пять в ширину. Из расселины в скале с журчанием била струя, сбегая по желобу в купель. Вдоль русла ручейка в свете луны окаменевшими сотами мерцали кристаллы минеральной соли. Над невыносимо горячей темной водой, чуть подсвеченной хороводом лунных бликов, шатром нависали ветки с крупными листьями, напоминающими по форме утиную лапу. Вик вспомнил название: тюльпановое дерево. Он когда-то видел это чудесное дерево в лондонском ботаническом саду, осыпанное огромными изжелта-оранжевыми цветами в зеленых полосках. Сейчас сезон цветения уже миновал, но черенки цветов еще чернели на нижних ветках. Дневные цикады давно умолкли, и где-то во тьме выводил свою монотонную песню одинокий сверчок. Дурманящее благоухание магнолии струилось из сада, пропитывая воздух и, казалось, обволакивая черные глыбы.

Уже зайдя по колено и опускаясь на каменную скамью, Вик заметил, что на протвоположной стороне в онсэне кто-то есть. Над водой виднелась только голова с пышной копной волос.

– Извини, что я так, а натюрель, – сказал он. – Не думал, что застану тебя.

– Ничего, я тоже без купальника, – улыбнулась в ответ Нина. – Здесь так принято. Когда-то в онсэнах, да и в банях, не было разделения на мужскую и женскую половины. Отношение к голому телу было другое – попроще, что ли. Теперь, правда, разделение есть, но не везде. На «потайных» источниках с давними традициями, какурэонсэн, всё по-прежнему. А мы как раз на таком. Здесь, в горах Хаконэ, их немало.

– Да ладно, – качнул головой Вик. – О чем разговор! Мы же с тобой, можно сказать, боевые друзья, товарищи по оружию. Можем и в баню вместе… Будем проще, как древние японцы.

– Конечно, будем проще! – весело поддержала Нина, но что-то в ее интонации показалось Вику подозрительным…

Через полчаса они сидели на квадратных подушках в тонких пестрых халатиках юката – Нина на коленях, а Вик попросту скрестив ноги.

– Мне казалось, что японцы всегда ужинают в шесть вечер, – заметил Вик по-немецки, поглядывая на многочисленные тарелочки, блюдечки, мисочки, розеточки, соусницы и керамические бутылочки сакэ, которые коленопреклоненная хозяйка проворно метала на стол. За то время, что их не было в номере, она успела достать из стенного шкафа и расстелить прямо на соломенных циновках пола широкую постель из двух сдвинутых матрасов с идельно заправленными одеялами в крахмальных пододеяльниках.

– Похоже, что старушка специально планировала банкет к двум часам ночи. Или они тут вообще не спят? – добавил он, когда хозяйка, пятясь, наконец уползла за дверь и задвинула скользящую створку.

– Просто здесь она всегда готова к неожиданностям. Есть гости или нет, у нее в любое время – вечером или ночью – должен быть в запасе изысканный ужин на двоих. Это издержки производства, но доходы рёкана их компенсируют, – лаконично пояснила Нина.

– Странное заведение этот твой рёкан. Как же он окупается тут, в горах, в такой глухомани? Вот и сейчас, кроме нас тут никого нет. Старушка должна была бы давно разориться, – продолжал недоумевать Вик, принимаясь за сасими с мелко наструганной редькой.

Он помнил, что сырую рыбу положено макать в розеточку с соусом. Сасими из тунца оказалось отменным. Плеснув сакэ в деревянные кубические чарки, он повертел необычный сосуд в руках, не совсем представляя, что дальше делать.

– Давай выпьем за причуды кармы! – предложила Нина. – Вот мы с тобой оба родились в России, детство там прошло, а дальше… дальше нас разбросало по свету. Ну как можно было лет двадцать назад предположить, что мы будем пить сакэ в японском рёкане после налета на резиденцию старика Хори в Роппонги Хиллз?! Чудеса, ей-богу! – весело расхохоталась она, но сразу погрустнела.

Они выпили за причуды кармы: он – залпом, а она – потягивая маленькими глотками и смакуя каждую каплю.

– Сакэ пьют примерно так же, как хорошее вино или коньяк, – пояснила Нина тоном профессионального сомелье. – Это и есть высокосортное вино, только рисовое. В старину его пили из плоских блюдечек, чтобы лучше прочувствовать вкус. Сейчас обычно пьют из маленьких пиалок, тёко, но для пущего эффекта подают вот эти баклажки из криптомерии. Есть и специальные сосуды для дегустации – кикитёко. Они похожи на цилиндрические чашечки с синими кругами по донышку. На таком фоне хорошо видно тон и прозрачность сакэ. Здесь, как и в вине, ценится выдержка, степень очистки и, конечно, аромат.

– А от чего зависит аромат?

– От сорта риса, от способа варки, от выдержки, от добавок сахара и еще кое-каких ингридиентов. Сортов сакэ сотни, и все разные. Обычно подают местные напитки, но мы например, сейчас пьем редкое марочное Такасимидзу. Его привозят с севера, из Акиты. Очень дорогой бренд. Чувствуешь, какой богатый букет? Это дайгиндзё-сю – насыщенный вкус, густой и пряный фруктовый аромат, выдержка около года и специальный купаж.

– И как его вообще делают, это сакэ? – заинтересовался Вик.

– Довольно сложный процесс. Ферментация риса при помощи бродильного грибка, кодзикин. Качество зависит от воды и шлифовки риса. Например, для сорта «Сакура масамунэ» используют воду из родников в городке Нисиномия, под Токио. В Фусими, под Киото, «мягкая» вода и напиток получается мягкий… А вот из источника Нада, вода «жестче», поэтому брожение проходит бурно, и сакэ приобретает «жестковатые» свойства. Некоторые фирмы смешивают воду из разных районов. Рис тоже используют особый – не тот который идет в пищу, с большим содержанием крахмала. Чем лучше рис отшлифован, тем выше качество сакэ.

– А почему бутылочки такие маленькие? – недовольно проворчал Вик. – Это же детская порция.

– Специально, чтобы такие, как ты, пили понемногу, а не глушили стаканами, как в России. Крепость всего шестнадцать градусов, но у нас их тут целая батарея. Эти бутылочки токкури зимой подают подогретыми, а летом обычно охлажденными. Вообще в Японии любят всё смаковать: и еду, и напитки, и камни в саду, и линии на песке, и каллиграфическую надпись, и сочетание цветов в вазе, и все остальное… Потом расскажу подробнее. Но для этого нужно еще кое-чему поучиться. Ты же видел чайную церемонию?

– Видел, но мало что понял. Помню только, что после этой церемонии страшно ныли колени.

– Ну да, потому что ты не знаешь правил игры. Для тех, кто знает, всё по-другому.

– А ты знаешь?

– Я знаю. Это ведь часть моей основной работы. И не основной тоже.

– В смысле – сбора развединформации?

– Можно сказать и так. Ты думаешь, какие задания я получаю от нашего командора? Снабжаю центр секретными документами из японского парламента, из совета министров, из штаба Сил Самообороны. А как, по-твоему, они мне достаются?

– За красивые глаза?

– Да, но не только за них. Если бы ты знал, как мне опостылела эта жизнь! И поделиться не с кем – не к маме же мне идти! Конечно, приходится убеждать себя, что все для моей страны, что я давала присягу, но я так больше не могу. Среди японского бомонда есть немало интересных мужчин, да еще баснословно богатых, и некоторым, наверное, такая работа могла бы понравиться, но я не Мата Хари и больше играть в эти игры не собираюсь. Пусть хоть астероид, хоть цунами, но с меня хватит!

Виктор подавленно молчал. Ему было больно видеть слезы этой светловолосой русской девушки, которая, при всем уме и таланте, вынуждена торговать собой, выведывая тайны японских политиканов.

– Наш рёкан – тайный дом свиданий для сильных мира сего, – продолжала Нина, взяв себя в руки. – А также моя лаборатория по извлечению особо ценной оперативной информации. Просто чтобы ты не заблуждался на мой счет. Полнейшая секретность гарантируется. Заведение оплачено из казенного бюджета на годы вперед, а хозяйка знает, что должна быть слепоглухонемой, и прекрасно справляется со своими обязанностями. Я сюда наведываюсь иногда – не одна, конечно. Так что пока останемся здесь, а завтра я отвезу тебя в горную хижину неподалеку. Там и поживешь некоторое время, на даче у моей подруги – она на стажировке в Америке. Пересекать границу тебе сейчас нельзя – биометрический контроль в последнее время сильно усовершенствовали.

– Ты, кажется, забыла про астероид? – напомнил Вик, разливая еще одну бутылочку сакэ по деревянным баклажкам и закусывая суси с лососиной.

– Не забыла. И даже могу предложить реальный путь спасения, помимо дачи, если ты не против.

– Почему ты думаешь, что я буду против?

– Потому что я рассказала тебе о своей работе, а теперь хочу тебе предложить на мне жениться. Это единственный способ тебя вытащить из лесной хижины в Хаконэ до прибытия астероида с последующим концом света. По паспорту ты австрийский гражданин Виктор Мюнцер, а я гражданка Японии Нина Исии. У нас демократическая страна. Для регистрации брака никакого биометрического контроля не требуется. Через неделю, когда полиция успокоится, я забираю тебя из Хаконэ, мы регистрируемся в муниципалитете округа Бункё, ты получаешь прописку у меня на квартире и одновременно место в районном бункере-чикаро. Мы отправимся туда вместе, как только всех пригласят – за несколько дней до столкновения с астероидом. А там посмотрим, как сложится наша, так сказать, семейная жизнь…

– Предложение заманчивое. И ты уверена, что меня не опознают?

– Опознать тебя могут только там, где тебя ждут – на пограничном контроле. Им надо будет сопоставить данные с камеры наблюдения, которые дают лишь наводку, с реальными показателями биометрии. Но внутри страны, когда полиция прекратит активный поиск, ты в безопасности. А пока для верности отрастишь бороду и усы.

Так что, согласен?

– Ты же не оставляешь мне выбора, – улыбнулся Виктор. – Но если так, надо начать репетировать немедленно, чтобы наши отношения выглядели для всех правдоподобно.

Может быть, погасим верхний свет?

Глава XLIX Полет валькирии

Сопровождающим будущего губернатора Миямы в поездке на Дальний Восток неожиданно был назначен его опекун и собутыльник замминистра культуры Шурик Пискарев. Сюрпризы этим не ограничились, поскольку Шурик явился к стойке регистрации в Шереметьево не один, а в сопровождении начальника Управления внешних сношений, прелестной пышногрудой Надежды Кузьминичны. Завидев профессора, скромно стоявшего в сторонке под электронным табло, Пискарев изобразил на физиономии целую гамму радостных переживаний и трижды лукаво подмигнул, мотнув головой в сторону спутницы. Вероятно, это должно было означать, что приключения начинаются. Надежда тоже встретила Мияму как старого приятеля, с игривой непосредственностью расцеловав в обе щеки и зачем-то слегка погрозив пальчиком.

– Вот, полетим вместе, – бодро сообщил Шурик. – Будем внешние сношения налаживать и поднимать на новый уровень. Так сказать, в соответствии со статусом. Там у них в Приморье тоже, конечно, со сношениями все в порядке, но, как говорится, своя Любашка ближе к телу.

– Кажется, все-таки «сорочка»? – вежливо поправил Мияма.

– Ну да, и сорочка тоже, – хохотнул Пискарев, дружески хлопнув профессора мясистой пятерней по спине.

Полет в бизнес-классе аэрофлотского Боинга прошел превосходно. Надежда Кузьминична, комфортно растянувшись в кресле рядом с японским гостем, всю дорогу то развлекала его рассказами о своей трудовой деятельности, то расспрашивала о японских нравах и обычаях.

– Я вашего имени-отчества все равно не выговорю, – призналась она, чокаясь с соседом шампанским. Шурик вас вроде Кузей называет. Это прямо как моего папашу звали, но мне вроде бы так не очень. Можно я вас Кузьмой буду звать?

Кудзуо Мияма слегка поморщился. Эти белые варвары вечно искажают благородное имя и стремятся к пошлой фамильярности! Но деваться было некуда, и он благосклонно кивнул:

– Разумеемся!

– Ага! Я у себя в управлении всех полным именем зову, без отчества. Ведь не упомнишь эти отчества! А так получается нормально, уважительно: Матвей там, Наталья, Станислав… Правда один старпер все морду воротит, когда я его Николаем называю. Подумаешь, ветеран Госбезопасности! Да ему всего-то лет шестьдесят. Тоже мне, персона!

– А у нас в офисе всех называют по фамилии с гонорифическим аффиксом, – сказал Мияма. – Например, Китабаяси-сан.

– Ну вас с вашим фиксом! По фамилии же бюрократично и старомодно, – фыркнула Надежда. – Как при старом режиме. Мы же не эти, не консерванты какие-нибудь! А у вас, Кузьма, жена есть? Извините, конечно, за любопытство.

– Нет, мы разводились уже давно. Детей тоже нет, – огорченно ответил профессор. – А у вас? В смысле – есть муж?

– Ха! Не видно, что ли? – прыснула в кулак Надежда. – Да где ж деловой женщине время и силы взять на мужа?! Дай бог с работой управиться. Культура-то, она ведь, проклятая, все соки из тебя пьет. С этими внешними сношениями поспать некогда. То тебе индусы едут с песнями и плясками, то тебе китайцы на выставку свои каляки-маляки везут, то тебе французы какого-то Лотрека пихают… Только успевай вертеться. Они к нам, мы к ним. То переговоры, то симпозиумы, то фестивали народного искусства… Правда, иногда такие экземпляры попадаются – мама, не горюй! Тут недавно один шведский виртуоз приезжал – барабанщик на кастрюлях, солист. Мужик два метра ростом, грива до плеч, борода до пояса. И выступает совершенно голый. А по кастрюлям своим лупит тремя палками. Очень интересный человек оказался. Я с ним потом встретилась после концерта – общались до утра. Такие впечатления!

– Да, любопытно, – задумчиво протянул Мияма.

– А вот полгода назад приезжал японец. Маленький такой, хлипкий с виду. На бамбуковой флейте дудел. Называется, кажется, сякукати.

– Сякухати, – поправил Мияма.

– Вот-вот, сякухати. Я почему запомнила? Мы с ним за ужином стали об искусстве толковать. Я, конечно, по-японски ни бум-бум, он по-нашему тоже. А переводчика я отпустила. Ну, он после бутылки коньяку берет свою дудку, помахивает у меня перед носом и всё талдычет: «сякухати, сякухати». Я думала, сейчас играть начнет, а оказалось, у него другое на уме. И надо же! Смотрю – по размеру почти такой же, как сам его бамбуковый инструмент. От этих людей искусства всего можно ждать, но такое!..

Мияма представил себе оральный секс, в японском звучании сякухати, с предметом размера бамбуковой флейты и внутренне содрогнулся.

– Какая у вас трудная работа! – с уважением заметил он.

– Так ведь кому-то надо культурный обмен поддерживать, верно? Если не мы, то кто?

Вот недавно отправляли на гастроли в Лондон спектакль Кирилла Золотарева «Пацанское гнездо». Такая вещица по романам и повестям Тургенева. Пьеса в двух актах. Ну, я вам скажу! Шедеврально! Если честно, я Тургенева не очень помню, но спектакль этот не забуду никогда! Там, значит, так. Все актеры ходят во фраках и в сюртуках, но без штанов. И без трусов, конечно. Актрисы тоже с голым задом и передом, но в блузках и корсетах. Потрясающая находка режиссера! Начинается все с жесткого секса: Ася там какая-то со своим хахалем. Ну, визги, охи, ахи… Потом Лиза какая-то с двумя. Потом вообще групповуха пошла, а Базаров, значит, с Аркадием таким гуляет по авансцене и все что-то объясняет. Ты, мол, друг Аркадий, не говори красиво, а делом занимайся – вот как наши юные друзья-нигилисты! Они, говорит, режим ненавидят и выражают свое к нему отношение действием, как настоящие пацаны. Видишь, говорит, как надо с реакционным строем поступать?

А тот ему: «Вижу!» – и сам, значит, туда, в самую гущу бросается. Критики после спектакля кричат: «Гениально!». В зале овации. Мне тоже понравилось. В общем, послали в Англию на театральный фестиваль. Надеемся на призовое место.

– Какая оригинальная интертрепация Тургенева! – восхитился Мияма. – Наверное, у нас в Японии тоже собралось бы много покланников русской классики. Только полиция не позволит такой перформанс.

– Эх, Кузьма, нет у вас демократии! – посочувствовала чиновная дама. – Сплошная, можно сказать, цензура. Отстаете от времени. Ну ладно, вот как раз коньячок принесли. Предлагаю за нашу и вашу свободу!

Мияма послушно поднял пузатый бокал, вспоминая, что где-то уже слышал этот тост. Хотя к русским тостам он приучался уже не первый десяток лет, обычай сопровождать глоток спиртного помпезным и чаще всего банальным изречением или неискренним посвящением каждый раз ввергал профессора в состояние стыдливого конфуза.

– Присоединяюсь! – потянулся чокаться через проход Пискарев. – Глоток свободы нам всем не помешает. Тем более, что непонятно, сколько еще осталось ею пользоваться. Мы вот тут летим себе, а там эта глыба нам навстречу несется…

Все трое дружно выпили и помолчали. Каждый думал о своем: Надежда Кузьминична о героях и героинях Тургенева, Шурик Пискарев – о скорой встрече с астероидом, а Мияма о том, что его назначение губернатором Приморья – пока всего лишь плод его собственных фантазий и богатого русского воображения.

Глава L Хозяин Приморья

От аэропорта Артём до центра Владивостока ехали по пустому утреннему шоссе в белом лимузине, с мигалкой и губернаторским эскортом. По дороге неприметный молодой человек лет тридцати с зализанным русым пробором и маленькими, узко посаженными серыми глазками, представившийся секретарем Олега Петровича, пытался обмениваться с Миямой вежливыми фразами на школьном японском.

– Огэнки дэс ка?[48] – вопрошал он с озабоченным видом.

– Спасибо, я здоровый, – ответствовал по-русски Мияма.

– Го кадзоку ва икага дэс ка?[49] – продолжал секретарь.

– Спасибо, семья тоже хорошо, – успокоил его Мияма.

– Врадзио э ёкосо ирассяимасьта![50] – радостно улыбнулся секретарь.

– Очень приятно! – учтиво склонил голову Мияма.

– Росиа ва хадзимэтэ дэс ка?[51] – осведомился секретарь.

– Нет, бывал в России уже пятнадцать разов, – уточнил Мияма.

– Ий о-тэнки дэс нэ![52] – после паузы добавил серетарь.

– Да, хорошая погода, – согласился Мияма.

Немного подумав, секретарь напрягся и выдал еще:

– Го рёко ва икага дэсьта ка?[53]

– Спасибо, летели очень комфортально, – заверил Мияма.

Молодой человек на время затих, видимо, растратив дежурный запас любезностей. Говорить с высоким гостем на вольную тему ему было строжайше запрещено.

Тем временем Шурик Пискарев с Надеждой на заднем сиденье воздавали должное содержимому вместительного бара, который перед ними услужливо распахнул охранник.

Мияма заметил, что начиная с пригорода вдоль улиц Владивостока пестрели однотипные постеры, которые уже порядком намозолили ему глаза в Москве. На плакате молодой человек в космическом скафандре протягивал девушке укрупненный ультра-желтый билет с жирной фосфоресцентной надписью:

«Покупай, а то проиграешь!

Билеты первого Международного астрономического тотализатора Агро-Тото от Агроморбанка.

Угадай, прилетит ли астероид!

АСТЕРОИД ВИНОВАТ

В ТОМ, ЧТО СТАНЕШЬ ТЫ БОГАТ!

Делайте ваши ставки, дамы и господа!»

– Куда едем, на Девятую? – с видом знатока спросил замминистра, потягивая душистый нормандский кальвадос.

– Да-да, сейчас пока велено на Девятую, – обрадовался возможности быть полезным секретарь. – Утром планируется рабочее совещание, а потом еще некоторые мероприятия во второй половине дня.

Когда лимузин въехал в ворота общирного подворья губернаторской резиденции на Девятой улице, стало ясно, что их здесь ждали. Двор усадьбы был заполнен черными служебными мерседесами вперемежку с частными Ауди, BMW, Ленд-Круизерами и Хаммерами. Состав автопарка свидетельствовал о серьезности занятий и сложности маршрутов большинства владельцев, которые, вероятно, не снисходили до развлекательных поездок в спортивных Феррари и претенциозных Майбахах.

У входа в невысокий, но просторный, богато и с выдумкой отделанный одноэтажный дом стояли навытяжку шестеро охранников в одинаковых черных костюмах. Трое тотчас же бросились к лимузину, чтобы помочь гостям выйти, двое картинно распахнули створки входных дверей, а один остался на месте, озирая окрестности стальным взглядом. В парадном вестибюле навстречу московской делегации уже шел с вытянутыми вперед руками и невыразимо радостным выражением на пухлой розовощекой физиономии сам хозяин Приморья Олег Петрович Сотников. Губернатор был в цветущем возрасте – уже не настолько молод, чтобы бросаться в рискованные предприятия, но и не настолько стар, чтобы отказывать себе в маленьких радостях жизни.

– Добро пожаловать, дорогие москвичи! – воскликнул он, беря одновременно за запястья Пискарева и Надежду Кузьминичну. – Добро пожаловать, Ваше высокопревосходительство!

Мияма недоуменно оглянулся, ища глазами того, к кому относилось столь старомодное обращение, знакомое ему только по романам русских классиков. Никого больше в вестибюле не оказалось, и он на всякий случай слегка поклонился.

– Извините, что я… что мы тут не совсем по протоколу, – продолжал Олег Петрович певучим вкрадчивым голосом. – Не было времени подготовиться. Пришлось кое в чем импровизировать. Такой, можно сказать, критический момент… Прошу не судить строго.

Давайте, господа, пройдем ненадолго ко мне в кабинет, выпьем чайку с нашим дальневосточным липовым медом. Я вас быстренько ознакомлю с программой, а там уж займемся делами. График у нас плотный, многое надо успеть.

Олег Петрович сделал приглашающий жест и уверенной походкой двинулся в глубину коридора, увлекая за собой прибывших. Секретарь, оглаживая пробор, вприпрыжку поспешил за ними.

Рабочий кабинет Сотникова представлял собой скромно обставленную комнату с рядами книжных полок по стенам. Кое-где в проемах между полками виднелись почетные грамоты и дипломы. Над письменным столом, уставленным аппаратами прямой связи, висел портрет президента в строгой багетной рамке. Стол для совещаний и несколько простых деревянных стульев довершали картину интерьера, который чем-то неуловимо напоминал о спартанском духе первых сталинских пятилеток. Атмосфера деловитого аскетизма и трудовой дисциплины, царившая в кабинете, приятно поразила Мияму, привыкшего к роскоши московских офисов чиновных вельмож. Когда все расселись по местам, миловидная девушка в белом переднике внесла на подносе чайный сервиз и большую расписную миску ароматного белого липового меда.

– Значит так, дорогие гости, – начал Сотников, заглядывая в айпад, – через полчаса у нас по расписанию совещание краевого актива. Соберутся представители администрации, капитаны местного бизнеса, лидеры некоторых общественных организаций. Люди хотят лично познакомиться с Вашим высокопревосходительством, отчитаться о достижениях, ввести вас в курс дел.

Только когда секретарь начал переводить слова начальства на свой школьный японский, Мияма окончательно уразумел, что губернатор обращается к нему.

– Не надо японский! Я все великоляпно понимаю! – категорически заявил он. – Я вообще люблю русский язык. Только не совсем э-э… догоняю смысл… Почему я? Почему мне? Почему меня?..

– Потому что дана ориентировка ввести в курс Его высокопревосходительство нового губернатора Приморского края с целью передачи дел японской стороне! – четко, по-военному отрапортовал Сотников. – Так что не извольте беспокоиться, все по плану. Референдум мы запустили еще позавчера. Подключили всю краевую прессу, радио, телевидение, интернет. Голосование будет идти в течение трех суток в прямом эфире через Первый Дальневосточный канал. Голоса принимаются по телефонным звонкам, эсэмэскам и мейлам. Фиксируются прямо на экране в режиме нон-стоп. Международные наблюдатели из Белоруссии, Казахстана. Киргизии и Армении прибыли два дня назад. Можем и Его высокопревосходительство господина Мияму провести как наблюдателя от Японии. Всего, как и просили, три опции. И на Сахалине все так же.

– Погодите, погодите! – авторитетно вмешался Пискарев. – А как вы все подали населению? Какая формулировка? Я ведь спрашиваю не просто как замминистра культуры.

– Конечно, конечно. Подали как опрос общественного мнения. Текст опубликован примерно такой:

«В связи с нарастающей угрозой масштабного катаклизма руководство края решило принять меры по охране жизни и здоровья населения во взаимодействии с правительствами соседних стран. В целях улучшения взаимопонимания сторон и уточнения направленности дальнейших действий, в частности, предлагаем вам ответить на следующие вопросы:

– Хотели бы вы, чтобы в будущем Приморский край остался в составе РФ?

– Хотели бы вы присоединения Приморского края к КНР с получением права гражданства?

– Хоте ли бы вы присоединения Приморского края к Японии с получением права гражданства?

Анкета проводится для изучения общественного мнения.»

Первые итоги показывают, что соотношение голосов стабильно удерживается на уровне: 25 % – 15 % – 60 %.

– Грубовато! – поморщился Пискарев. – Надо было помягче. Обиняками… Ну да ладно уж, и так сойдет. Главное – результат.

– Не беспокойтесь, – заверил Сотников, – искомый результат гарантирован. Вы же видите – люди настроены на нужную волну. Мы для этого тут сколько лет работали…

– Это нам известно, – ухмыльнулся Пискарев. – Сделано было немало. Но, как говорится, нет худа без добра: теперь пусть народ выбирает, нам только того и надо.

– Вот-вот, того и надо, – наставительно поддержала Надежда Кузьминична, накладывая себе уже третью розетку меда. В левой руке она держала на весу чашечку кузнецовского фарфора, оттопырив изящный мизинчик. – Надо, чтобы народ понял, где ему жить хорошо, и за эту жизнь отдал голоса.

– Ну, знаете… – смутился Сотников. – Мы ведь здесь тоже веников не вяжем… Стараемся на благо народа. Все лучшее детям. Вот вчера новый детский садик открыли. Пенсии индексировали на полпроцента. Ветеранам в прошлом году из жилищного фонда одну квартиру выделили – с большой скидкой. Инвалидам раздали карточки на рыбные консервы. У нас, между прочим, уровень смертности снизился на 0,2 процента за десять лет. Рождаемость скоро почти сравняется… Врачам зарплату подняли на триста рублей, учителям на двести пятьдесят, рабочим на верфях – аж на пятьсот! Так что мы тут тоже не зря хлеб едим! Радеем не щадя живота своего!

Ну, а сейчас, если не возражаете, предлагаю перейти в зал заседаний. Краевой актив уже собрался.

Глава LI Краевой актив

Действительно, небольшой зал был полон. В нем сидели мэры городов, представители общественных организаций, армии, флота и других силовых структур, директора заводов, начальники приисков, владельцы лесокомбинатов, охотхозяйств и рыболовецких портов. По тому напряженному молчанию, с которым встретили московских гостей, было видно, что от них ожидают судьбоносных решений. Во избежание недоразумений губернатор с самого начала взял процесс в свои руки и решительно предоставил слово себе самому.

– Дорогие коллеги, – начал он хорошо поставленным голосом, – мы собрались, чтобы подвести некоторые итоги на пороге исторических свершений, которые нам предстоят в недалеком будущем. Я имею в виду не только возможную запланированную встречу с астероидом Веритас, к которой мы успешно готовились в последние месяцы на семинарах и курсах повышения квалификации, но и комплекс мероприятий, который может последовать после нее. Или вместо нее… Короче говоря, наша задача – достойно встретить те радикальные перемены в жизни Приморского края, которые нам предписано… встретить.

В этой связи позвольте представить вам представителя дружественного японского народа, выдающегося ученого-гуманиста, исследователя и переводчика русской классики профессора Кудзуо Мияму. В трудный час профессор любезно согласился разделить с нами наши тревоги и заботы. В его лице мы находим поддержку со стороны правительства Японии.

Мияма привстал со своего места в президиуме и слегка поклонился.

– А теперь, – продолжал Сотников, – давайте познакомим господина Мияму с нашим родным Приморским краем. Думаю, ему будет интересно побольше узнать о нашем общем хозяйстве. Прошу вас, Дмитрий Иванович!

На трибуну вышел высокий плотный мужчина лет пятидесяти, начальник планового отдела администрации края, и первым делом погасил свет, запуская слайдовую презентацию. На экране поплыли картины бескрайней уссурийской тайги, зеленых сопок, голубых бухт и горных падей. Докладчик приступил к методичному чтению текста, время от времени нажимая кнопку на пульте, чтобы передвинуть иллюстрацию.

Приморский край расположен на юге Дальнего Востока, в юго-восточной части Российской Федерации. Площадь 165 тысяч кв. километров, что в пять раз больше Бельгии и в четыре раза больше Голландии.

В крае произрастает 2200–2500 видов растений, включая около 250 видов деревьев, кустарников и деревянистых лиан, более трети – российских папоротников, тысячи – водорослей и грибов, сотни – мхов и 600 видов лишайников. Лесами покрыто 79 % территории края.

На экране поплыли в слайд-шоу горные леса, реликтовые рощи, камышовые плавни и поляны, поросшие папоротником.

В горах господствуют елово-пихтовые, кедрово-еловые и кедрово-широколиственные леса, переходящие на юго-западе Приморья в более богатые и теплолюбивые пихтовые лесные угодья. Это основной источник древесины на экспорт. В речных долинах растут также массивы ясеня, вяза и маньчжурского ореха.

В Приморье насчитывается около 103 видов млекопитающих; 483 вида птиц; 18 – пресмыкающихся, с учётом морских змей и черепах; 377 – пресноводных и морских рыб; свыше 22 тысяч насекомых. Среди них много эндемиков и краснокнижных видов.

На экране замелькали уссурийские тигры, леопарды, медведи, стерхи, чайки и бабочки.

Среди обитающих в Приморье рыб немало промысловых, в том числе калуга, амурский осётр, тихоокеанская сельдь, сардина-иваси, японский анчоус, таймень, кета, горбуша, корюшки, сазан, толстолоб, белый амур, амурский сом, тихоокеанская треска, дальневосточная, навага, минтай, налим, судак, тунец, скумбрия, палтусы, желтопёрая камбала, сайра, терпуг и другие.

Фотографии представили во всей красе богатый улов на борту сейнера, а затем на прилавках магазинов.

На мелководьях материкового шельфа обитают раки, крабы, креветки, кальмары, трепанги, морские ежи, устрицы и гребешки.

– Да хватит уже, Дмитрий Иванович! Давай покороче! – не выдержал председатель.

Докладчик утвердительно кивнул, но поток информации не иссякал.

– Численность населения края по данным Госкомстата России составляет 1 929 008 чел. Плотность населения – 11,71 человека на квадратный километр.

В Приморье открыт целый ряд уникальных месторождений разнообразных полезных ископаемых, на базе которых создана и функционирует мощная горнодобывающая промышленность. В крае производится более 92 % плавикового шпата России, 64 % вольфрамовых концентратов, почти 100 % борных продуктов и так далее. Кроме того, выявлено почти 100 угольных месторождений с общими прогнозными запасами до 2,4 млрд тонн. Край богат месторождениями цветных металлов. Известно около 30 месторождений олова, 15 месторождений полиметаллических руд, содержащих цинк, свинец, медь, серебро, висмут, индий, редкоземельные металлы. Имеется несколько месторождений вольфрама.

На слайдах сменяли друг друга образцы редких металлов в аккуратной упаковке, видимо, предназначенные на экспорт.

В крае разведано более 50 месторождений золота. В районе Дальнегорска находится крупнейшее в России месторождение бора. Оно разрабатывается открытым способом и может обеспечить работу перерабатывающих предприятий на 50 лет. Открыты несколько месторождений фосфоритов на материковом склоне Японского моря.

На запасах Дальнегорского боросиликатного месторождения и скарново-полиметаллических месторождений работает крупное горно-химическое предприятие. Разрабатываются Вознесенское и Пограничное флюоритовые месторождения, В небольшом количестве имеютя россыпное олото, цеолиты, бентонитовые глины и другие полезные ископаемые. Нашими китайскими партнерами по концессии вводятся в эксплуатацию золотосеребряные месторождения.

На фото показались гигантские карьеры, шахты и рудники.

Из новых полезных ископаемых в Приморье имеются перспективы выявления месторождений сурьмы, ртути, марганца, барита, каолинов и высококачественных кварцитов для производства стекла. В последние годы найдены месторождения драгоценных камней: алмазов в коренном залегании и корундов в россыпях, в первую очередь сапфиров.

Прогнозная оценка на нефть колеблется в пределах 10–150 млн тонн. Не освоены еще разведанные месторождения германия, по запасам которого Приморье занимает одно из ведущих мест в мире. Также ждут своего освоения месторождения вермикулита, графита, талька и других полезных ископаемых.

Горные реки края обладают значительным, и абсолютно, к сожалению, не используемым гидроэнергетическим потенциалом.

Основные внешние торговые партнёры Приморского края: Китай (49 % внешнеторгового оборота), Республика Корея (21 %) и Япония(10 %). Для торговли Приморья с зарубежьем характерно абсолютное преобладание экспорта над импортом: в прошлом году экспорт края, в основном леса, полезных ископаемых, рыбы и пушнины, за таможенную границу РФ составил 1294,4 млн долларов, а импорт только 55,0 млн долларов.

Докладчик закончил и сел на место. Зал по-прежнему напряженно молчал.

– Вот таким образом, – неопределенно резюмировал Сотников. – Земля наша велика и обильна… А порядка в ней все нет. Как это у них там… Приходите володеть и править… Ничего, скоро наведем порядок!

– Да, не счесть алмазов в каменных пещерах! – шепнул Пискарев на ухо Мияме. – Будет чем заняться переселенцам-то. Только китайцев придется потеснить. А так – можно в два счета новую Японию построить. И Эмираты заодно.

– Даже немного черезразмерно! – согласился Мияма, совершенно ошеломленный всем этим несметным богатством, в сотни раз превышающим скудные ресурсы его родных островов. – Но почему же тут населения так мало и оно такое бедняковое?

– А хрен его знает! – с исчерпывающей прямотой ответил Шурик. – Воруют друг у друга, сукины дети. Ну и у государства, как водится. Живут на копях царя Соломона со средним доходом в пять тысяч рублей на душу населения.

– Пять тысяч рублей в день?

– В месяц, само собой.

– Так мало! – охнул Мияма. – Не может быть! У нас это доход за день. А в Японии вообще никаких природных ресурсов нет… Наверное, у царя Соломона неэффективный менеджмент.

– Очень даже эффективный, – успокоил его Шурик. – Сам увидишь вечером. Просто никто не знает, что такое средний доход. У тех, кто здесь собрался, он малость повыше среднего.

– Переходим к прениям, – объявил губернатор Сотников. – Если точнее, то к части «вопросы и ответы». Прошу задавать нашему японскому гостю конкретные вопросы. Но давайте соблюдать регламент: на всё – про всё у нас полчаса.

В зале послышалось перешептывание. Кто-то нервно высморкался. Наконец сидевший в первом ряду пожилой благообразный мужчина в очках, с искрящейся седой шевелюрой поднял руку. Сотников шепнул, что это владелец сети зверокомбинатов и известный спонсор пушных аукционов.

– Скажите, господин профессор, правда ли, что в Японии мощная природоохранная инфраструкура и хорошо оснащенная охотинспекция?

– Правда, – ответил Мияма. – В деталях я не экспат, но за броканерство у нас тюрьма, очень долго. С конфиксацией преимущества.

– Спасибо, понятно, – горестно вздохнул зверопромышленник. – Значит, придется перенимать опыт. Егерей-то хоть своих оставите?

– Не оставим! – строго сказал Мияма, входя в роль реформатора.

– А лизинг на добычу золота сохраняется или новый придется оформлять? – послышалось из зала.

– Лизинг оформлять! – категорически заявил Мияма. – Конечно, новый! Разве можно со старым лизингом!

– А рыбная ловля как? Концессию дадут?

– Поживем – увидимся, – туманно сформулировал Мияма, слегка замявшись.

Он вспомнил, что раздавать обещания пока рано. Свербила мысль о том, что содержание этой беседы скорее всего сегодня же будет известно генералу Симомуре, у которого явно нет недостатка в агентах по всему Приморскому краю. А значит, чем громче будут звучать заявления самопровозглашенного губернатора области Энгансю, то бишь Приморья, тем дальше будет его мечта от исполнения. С другой стороны, поддержка местной компрадорской буржуазии могла бы реально содействовать получению заветной должности: в Японии умеют ценить хорошо налаженные человеческие отношения. Голосование на референдуме, конечно, прежде всего, но симпатии русской элиты дорогого стоят. Разумеется, если обойдется без встречи с астероидом…

Из зала продолжали задавать вопросы – большей частью о существующей в Японии системе учета и контроля народного хозяйства. Мияма, как мог, давал пояснения, но старался говорить предельно обтекаемо и уклончиво, сохраняя чопорный и неприступный вид, что явно внушало публике уважение.

– А позвольте вас спросить, сколько, к примеру, получает в Японии начальник региональной таможенной службы? – осведомился дородный детина в полковничьих погонах с налитыми, как томаты, щеками и заплывшими глазками.

– Наверное, десять миллионов или немножко больше, – сказал Мияма, подумав.

– Ого! Неплохо! Десять миллионов баксов в месяц?

– Нет, десять миллионов йен в год. Это без дедукции налогов. Ну, может быть, шесть тысяч долларов в месяц.

– Хо! – обиженно хмыкнул краснощекий полковник. – И за такие гроши пахать! Да пропади оно пропадом!

– А инспектор рыбнадзора? – поинтересовался капитанской внешности мужчина в тельняшке под распахнутым мундиром, чем-то смутно напоминающий Сильвера из «Острова сокровищ».

– Ну, может быть, тысячи три долларов.

Человек в мундире зычно захохотал и вдруг, как по команде, смолк, видимо, вспомнив, где находится.

– Эх, если бы не астероид! – тяжко вздохнул на втором ряду краевой прокурор. – Только было у нас уровень должностных преступлений стал снижаться… Такой отчет в центр представили!

– Помолчите, Артем Васильевич! – осадил его Сотников. – Не о том вы сейчас речь ведете. Мало ли что было при старом режиме! В будущее надо смотреть! Сами знаете, кто старое помянет, тому глаз вон.

– За что глаз вон? – удивился Мияма. – Неужели у вас такие законы? Это же страшнее талибан шариата!

– Да, законы у нас суровые! – воспрял прокурор. – Неотвратимость наказания. Ответственность перед правосудием. Неподкупность суда. Тайна следствия! Dura lex sed lex![54]

– А почему она дура? – осторожно поинтересовался Мияма. – Это вы о ком?

– Нет, это я так – в смысле, всё у нас тут по букве закона.

– По какой букве? – снова недопонял Мияма.

– По Х! – снова громко заржал Сильвер в тельняшке.

Мияма окончательно потерял нить беседы, но тут на помощь ему пришел верный друг Шурик Пискарев.

– Прошу прекратить намеки и двусмысленности, – заявил он ледяным голосом. Кажется, вы, товарищи, забыли, зачем сюда прибыли. Давайте посерьезнее!

Присутствующие, которым Пискарев не был официально представлен, по обращению «товарищи» тут же смекнули, что человек в президиуме облечен полномочиями, и успокоились.

– Ну, в общем, кажется, знакомство состоялось, – заключил губернатор Сотников. Остальное обсудим позже. А пока разрешите считать собрание закрытым. Надеюсь видеть всех сегодня вечером в Зоне. Там и продолжим. Кстати, если кто не успел проголосовать, то наш виртуальный опрос общественного мнения продолжится до вечера.

Публика потянулась к выходу, обмениваясь впечатлениями, а московские гости вслед за губернатором через другую дверь снова проследовали в кабинет.

Глава LII Вертолетная прогулка

– Ну вот, – облегченно вздохнул Сотников, – с официальной частью программы закончили. Теперь пора немного расслабиться. Тут у нас неподалеку как раз недавно открылась оригинальная заповедная зона элитного отдыха трудящихся. Несколько лет разрабатывали проект, строили, улучшали… Да что я рекламирую? Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать.

– Соо дэс нэ! Верно! У нас тоже есть такая проговорка. Лучше раз, чем сто раз! – поддержал разговор Мияма, неожиданно впадая в сентиментальный пролапс. – У вас, наверное, там онсэн? Геотермальный курорт, да? В Японии очень любят такие тихие релаксации по уикэндам в горячей купальнице. Чтобы покой и гармоника с природой. Чтобы только звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас. Я всегда еду в такой онсэн с книжкой Константина Георгиевича и читаю на сон грядучий о природе.

– Что вы говорите! – нарочито громко восхитился Сотников. – Какой же у вас вкус, Ваше высокопревосходительство! Можно сказать, изысканный! И какая любовь к русской культуре! Я ведь раньше по линии Министерства высшего образования служил. Бывает, тоже на сон грядущий почитываю Константина Георгиевича Станиславского. Много хорошего у него написано о природе! Большой мастер среднерусского ландшафта. Только у нас тут на Дальнем Востоке все же лучше читать Арсеньева. Знаете его «Дерсу у зала»? Это наше всё!

– Конечно, и фильм Куросава такой есть – «Дерсу Узала».

– Ну да, я и говорю. «Дерсу у зала» – наш дальневосточный шедевр. Гордость Приморского края. Маленький человек где-то там у зала, даже не в зале, а душа большая, русская душа!

– Мастерпис, – согласился Мияма, удивляясь новой расстановке ударений в знакомом названии.

– Только сегодня расслабиться с книжкой – это вряд ли, – с опечаленной миной добавил Сотников. – У нас несколько другая повестка. Немножко более активная релаксация. Тут совсем недалеко, километров пятьдесят.

– Наверное, час ехать? – уточнил Пискарев.

– Скажете тоже! За четверть часа домчимся! – весело возразил Олег Петрович.

– Это на каком же ковре-самолете?

– Да вот на этом самом! – Сотников распахнул гардины, и за окном нарисовался горделивый профиль вертолета Bell-407 GX.

– Прикупили по случаю на аукционе всего за шесть с половиной миллионов, – пояснил хозяин. – Цена высоковата, но зато имеем вещь. Не летать же на Мигах!

– Шесть с половиной миллионов рублей стоит такой сутэкина хэри[55], спектакулярный хеликоптер? Я бы тоже купил! – оценил Мияма.

– Ну, не совсем рублей, – уклончиво повел плечом Сотников. – Но он того стоит. Я, кстати, сам беру уроки пилотажа. Но сегодня нас повезет профи, капитан Воронов. Вон тот, в шлеме.

– Какой красивый вертолетик! – восхитилась Надежда Кузьминична. – И мы на нем полетим?

– Конечно. Прямо сейчас, если не возражаете. Предлагаю перекусить по-быстрому бутербродами с икоркой – и вперед!

Через двадцать минут стильный спортивно-прогулочный Bell оторвался от земли и взял курс на северо-восток, к Муравьиной бухте. В пятиместном салоне на мягких сиденьях, обитых белой лайковой кожей, комфортно расположились друг против друга Олег Петрович с неизменным юным секретарем и трое московсих гостей. Мияма, оказавшийся на борту вертолета впервые в жизни, с любопытством созерцал открывающиеся внизу живописные ландшафты: сопки, поросшие густым лесом, бурные узкие речки и, наконец, бескрайнюю гладь океана на горизонте.

– Это ваш личный хеликоптер, господин губернатор? – спросил он некоторое время спустя.

– Нет, Ваше Высокопревосходительство, по сути дела казенный. Ну, как бы оплачен из казенного бюджета. Но мы тут своего и общественного особо не разделяем. Ведь мы, можно сказать, служим отечеству, а техника служит нам. Как и недвижимость. Да и всякая движимость тоже. И в загранпоездки, конечно, не за свои же кровные. Святое дело! И грех это все не использовать, если нам от этого польза, а от нас, соответственно, региону, а от региона – государству. Я лично считаю, что для служения отечеству все средства хороши.

– Соо ка, может быть, – задумчиво протянул Мияма. – Это очень логистично. Жалко, что у нас, в Японии такой логистики плохо понимают. Вот два года назад наши массовые медиа ушли в отставку мэра Токио господина Масудзоэ. Они его просто затравляли. Написали, что он ездил к себе на дачу в офисной машине, покупал одежду на офисные посредства и не всегда сам платил свои зарубежные визиты. Мэр выступал по телевизору, плакал, хотел вернуть все тридцать пять тысяч долларов, но не тут-то бывало: пришлось отставиться. Говорят, он хотел сделать харакири, но передумал и постригался в монахи. Сейчас живет в маленьком храме на священной горе Коя. А жена и дети от него отрекались. Это, кажется, не очень справедливо.

– Да уж, – смущенно согласился губернатор. – Не очень справедливо. У нас тоже была одна нехорошая история с мэром Владивостока. Примерно тогда же. Взяли его за то, что якобы организовал преступную группу и все дорожное строительство в городе и области крышевал. Подставили человека, конечно. Ну, было там несколько фирм… Ну, оказалось, что его родственники все тендеры выигрывают. Так там все по-честному. Он сам про эти тендеры и не знал. А главное – ведь у него алиби есть: все эти фирмы за несколько лет ни одной дороги так и не построили! Разве можно после этого за коррупцию сажать?! Семья его была в таком шоке, что сразу же в Сан-Франциско переехала на ПМЖ, не дожидаясь суда. Самого-то, правда, скоро выпустили…

– Вы, господа, по-английски понимаете? – вмешался вдруг Пискарев.

– Немного, а что? – не понял губернатор.

– Да я в таких случаях всегда говорю: «Stop talking shop![56]». Лучше посмотрите, какая красотища вокруг! Это же надо!

– Приморье – наша гордость и краса! – с энтузиазмом откликнулся губернатор, но, взглянув на Мияму, стушевался. – То есть не важно, наша или не наша, но действительно, места тут дивные, особенно на побережье. Наши трудящиеся тут строят дачи. Еще с советских времен. Вон, видите, садовое товарищество.

В самом деле, внизу проплывали шиферные крыши скромных садовых домиков, разбросанных, как по шахматному полю, в прибрежной полосе среди сосновых рощ и лиственных перелесков.

– Вот, блин, идиллия! – мечтательно заметила Надежда Кузьминична, потягиваясь в глубоком кресле. – Я бы тоже тут домик завела. Летом клубничка, осенью яблочки, зимой банька с веничком… Ни заседаний, ни пленумов. Только лес, море, небо, свежий воздух. И никаких тебе внешних сношений – ни утром, ни днем, ни вечером. Эх, жизнь!

– Ты, Надюша, у нас просто Кампанелла! – ухмыльнулся Шурик Пискарев.

– Чего обзываешься! – обиделась его визави. – За дуру меня принимаешь? Я, слава Богу, тоже по Европе поколесила, ваши же сношения устраивая. И кампанилу Сан Марко в Венеции видала, и другие кампанилы. Я по-твоему, на колокольню похожа, да?!

– Ну что вы, Надежда Кузьминична! У Вас просто идеальные пропорции! И рост, и талия, и все прочее. Это же каждому очевидно. Венера Милосская! – охотно польстил гостье Сотников.

– Вот еще не хватало! Один колокольней обзывает, другой в инвалиды записывает! Какая еще Венера Милосская?! Что, мы ее в Лувре не фоткали что ли?! Она ж без рук!

Сотников не нашелся, что ответить, и сконфуженно умолк.

Тем временем вертолет, свернув за мыс, плавно пошел на посадку. Впереди, в излучине голубой бухты, открывался вид, не уступающий футуристическому парадизу Дубаи или архитектурной фэнтэзи Minato Mirai[57] в порту Иокогамы.

Изумленным взорам гостей предстал кластер из шестнадцати стеклобетонных небоскребов, живописно разместившихся на огромной территории между морем и сопками в окружении замысловатых садово-парковых комплексов, бассейнов, гольфовых полей, позаимствованных из Диснейленда конструкций гигантских аттракционов и каких-то загадочных строений, очевидно, марсианского происхождения. Крыши небоскребов были увенчаны причудливыми скульптурными композициями – исполинскими торговыми марками крупнейших автомобильных компаний: Тоёта, Хонда, Ниссан, Судзуки, Хюндай, Грейт Уолл, Мерседес-Бенц, Ауди, Порш, Фольксваген, PSA, Дженерал моторз, Форд, Фиат, Бугатти.

– Это что еще за город будущего? Почему в нашем министерстве о нем ничего не известно? – озадаченно вопросил Пискарев, глядя на стремительно приближаюшуюся урбанистическую идиллию.

– Как же вы не помните, Александр Гермогенович! – добродушно пожурил губернатор. – Мы ведь регулярно посылаем отчеты об освоении нашей Игровой зоны и к вам в министерство, и туда… куда следует. Согласно, так сказать, букве закона. Позвольте я вас коротенько ознакомлю с проектом – вот тут, у меня в айпаде, резюме.

Распоряжением Правительства Российской Федерации от 8 августа 2008 года утверждены границы нашей игорной зоны «Лукоморье». Общая площадь составляет около десяти квадратных километров. Зона расположена на северо-западном побережье Уссурийского залива, южнее бухты Муравьиная. На территории, недалеко от прибрежной полосы моря, находится живописное озеро Черепашье, где оборудованы лодочные причалы и выделены акватории для ловли пресноводной рыбы.

Для строительства объектов игорной зоны отведен земельный участок площадью 2635 гектаров. Проектом предусмотрено строительство шестнадцати отелей с казино, яхт-клуба, причала на шестьдесят пять судов, горнолыжной трассы, торгово-выставочного центра, административно-офисного кластера, гостевых вилл, благоустроенных спортивных площадок и пляжей. Кстати, наша Зона должна быть скоро зарегистрирована в Книге рекордов Гиннеса как самая большая игровая площадка в мире – крупнее аналогичных проектов в Лас-Вегасе и Макао.

Эксплуатация объектов игорной зоны обеспечит дополнительный стимул для развития региона, увеличит потоки элитного туризма, создаст новые рабочие места для жителей края, повысит занятость в сфере курортного сервиса. Это, подчеркну, особенно важно, учитывая стабильно высокий уровень безработицы в крае, особенно среди молодежи. Безработных девушек у нас на периферии очень много – надо дать им новые возможности, открыть широкие горизонты… Главная фишка, конечно, в том, что доходы от Зоны будут совершенно феерическими. Да уже, собственно, и есть…

Проект реализуется с привлечением соинвесторов за счёт внебюджетных источников. Интерес к проекту, несмотря на санкции, проявляют российские и иностранные компании из Китая, Южной Кореи, США, Австрии, Германии, Франции, Италии и Японии. Общий объем капиталовложений на начальном этапе составит не менее пятнадцати миллиардов долларов. Реализация инвестиционного проекта осуществляется в три этапа: 1 этап – до 2016 года; 2 этап – до 2019 года; 3 этап – до 2022 года. Таким образом, мы сейчас как раз завершаем второй этап, то есть ввод в эксплуатацию всех отелей, казино и марины для яхт. Горнолыжная трасса и торговые павильоны еще достраиваются. Правда, официального открытия последней очереди казино еще не было – пока идет, что называется, soft opening[58], то есть постепенная апробация. Церемония открытия планировалась на октябрь, но теперь, с этим астероидом, все как-то сместилось…

– Ага, припоминаю, что-то такое я слышал от коллег, – кивнул Пискарев. – Кажется, вас сам Игорь Юрьевич курирует.

– Совершенно верно, сам. Даже иногда наведывается к нам отдохнуть – уже два раза были.

– И кто ж у вас такой проект ведет? Ну, то есть, кто все эти миллиарды осваивает?

– Если формально, то ОАО «Лукоморье». Я ж его сам и учредил, сам и курирую. Приходится все время держать руку на пульсе – никому доверять нельзя. А ведь это у нас самый эффективный проект в крае. Можно сказать, стройка века. Тут сбои недопустимы, всё должно работать как часы. Это ведь не лесокомбинат какой-нибудь и не металлообрабатывающий завод.

– Ну да, – неопределенно промычал Пискарев, почесав пятерней широкий затылок.

– Вот почему я и решил вас сюда пригласить, Ваше высокопревосходительство, – смущенно улыбнулся Сотников, обращаясь к Мияме. Чтобы вы составили общее представление о наших замыслах. А я, наверное, мог бы вам быть в дальнейшем полезен – как бы в качестве менеджера Зоны. Ну, или исполнительного директора. Все-таки опыт управления наработан солидный. Если, конечно, астероид не спутает наших планов. Но что мы все о делах! Лучше раз увидеть! Давайте пока что отдохнем, немного расслабимся и постараемся, как говорится, получить удовольствие от жизни на грешной земле, пока она еще вертится! А там посмотрим.

– Разумеемся, там посмотрим. Ёсу о митэ[59]… – благосклонно улыбнулся в ответ Мияма.

Вертолет коснулся земли и замер. Пилот выключил двигатель.

Глава LIII Срочный фрахт

Два океанских контейнеровоза класса Post Panamax стояли на рейде в порту Акита в ожидании команды от председателя Экстренной парламентской комиссии. Корабль «MOL Creation» вместимостью восемь тысяч двадцатифутовых контейнеров был зафрахтован правительством Японии у компании APL, а «Hatsu Sigma» вместимостью семь тысяч малых контейнеров – у компании Evergreen. Предстояло доставить во Владивосток и далее по транссибирской магистрали в Москву модульные блоки чикаро на пятнадцать тысяч обитателей и сопутствующее оборудование. Внутрияпонские перевозки подобных конструкций осуществлялись грузовиками со специальными контейнерными платформами. Логистика была настолько отработана, что поставки блоков для подземного строительства по всей стране уже несколько месяцев велись конвейерным способом круглосуточно. Однако на экспорт блоки ранее никогда не уходили, и теперь предстояло совместно с русскими решить немало сложных технических проблем. В обычный двадцатифутовый контейнер помещался малый индивидуальный модуль, который мог также использоваться и для парного проживания или для небольшой семьи из трех-четырех человек. Из таких состояло подавляющее большинство отечественных бункеров-чикаро, которые сейчас бешеными темпами достраивались в префектуральных, областных и районных центрах на средства из муниципальных бюджетов. Небольшие, но вместительные модули были оборудованы всем необходимым для полуавтономного существования по образцу фургонов «караванов» из кемпингов или дачных домиков на колесах: спальные места, туалет с душем, электроплитка и электрокипятильник, кондиционер, компьютер.

Кроме того, предстояло погрузить всю сложную подсобную инфраструктуру, включающую мини атомный реактор, оранжереи с компьютерным управлением, завод по переработке, ректификации и утилизации отходов, скотоводческую ферму, пищевой комбинат, десятки общественных столовых, спортивные залы с тренажерными комплексами, дежурные киоски с товарами первой необходимости, больницу, поликлиники и даже компактный крематорий на двенадцать персон. От бурового оборудования русские, по счастью, отказались, заявив, что глубокое бурение для них не проблема – своей техники и своих специалистов по глубокому бурению хватает.

В кратчайшие сроки переправить на континент все это хозяйство с подробнейшими инструкциями по эксплуатации было бы неподъемной задачей для любого менеджера, кроме Дайсукэ Кодамы, который дневал и ночевал в порту. По его рекомендации Экстренная комиссия решила, во избежание лишних слухов и пересудов, проводить погрузку не в Ниигате и не в Хакодатэ, а в тихой провинциальной Аките с ее удаленным от городских кварталов портом. Сюда-то и поступали сейчас бесконечной чередой коричневые контейнеры из Юдзавы, где с середины прошлого десятилетия был запущен один из самых мощных заводов по производству модулей-чикаро. Собственно, можно было бы организовать отправку из Осаки или Йокогамы, но, как рассчитала комиссия, на дорогу ушло бы лишних трое, а то и четверо суток. Из этих соображений было решено, в ожидании результатов референдума в Приморье, провести погрузку контейнеров в одном из портов Японского моря и дать команду к отправке сразу же по получении результатов через систему World Exit Poll. В исходе референдума никто из членов комиссии не сомневался, но следовало соблюсти формальности.

– Погрузка окончена, корабли отошли на рейд, – докладывал Кодама по Вайберу членам Экстренной комиссии из своего штаба в портовой стеклянной башне Селион, откуда открывался великолепный вид на бухту, очерченную с Севера скалистыми берегами полуострова Ога. – Еле уложились в срок: слишком много было корректировок с российской стороны.

– Каких корректировок? Разве мы все не согласовали заранее? – раздраженно перебил докладчика глава парламентского комитета по международным связям Вада.

– В процессе подготовки из Москвы продолжали поступать уточнения, которые пришлось учитывать на ходу, – разъяснил Кодама. – Когда мы сообщили, что японская сторона в данных обстоятельствах берет расходы на себя по принципу «все включено», на нас посыпались десятки требований. Извините, что не согласовывал все по мелочам, но иначе мы бы просто ничего не успели. Заказчики при переговорах категорически потребовали включить в поставки пятьсот трехсекционных VIP блоков высшей категории размера экстра-лардж, которые с трудом влезают в сорокафутовый контейнер. Уменьшение общего количества модулей их, видимо, нисколько не волновало. Они также настояли на переделке дизайна всей структуры: вместо нескольких запланированных столовых десять спа-салонов с водными процедурами и тайским массажем. Запросили еще по три русские бани, сауны и хамама на каждый из пятидести жилых этажей бункера, а потом потребовали добавить также кабинеты китайской рефлексотерапии и сексуальной стимуляции.

Кроме того, нас просили в пяти сотнях вип-модулей оборудовать унитазы-уошлеты не обычным электронным пультом, а с инкрустацией серебром, золотом или платиной – согласно социальному статусу постояльца. Далее последовала просьба снабдить все vip-модули пуленепробиваемыми стальными дверями. Мы ответили, что сталь слишком утяжелит конструкцию. В конце концов они согласились на сверхпрочные композиты и дополнительный электронный замок с массивной щеколдой. Затем потребовали установить в каждом номере сейф для ценностей объемом два кубометра с замком на биометрическом коде. Пришлось заказывать специальную модель из взрывоустойчивых и огнеупорных нановолокон, поскольку от стали мы изначально отказались. После этого потребовали оборудовать в vip-номерах тревожную сигнализацию на случай взлома: пришлось срочно разрабатывать дополнительные схемы, заказывать видеокамеры для мониторинга снаружи и внутри блоков.

Затем пришел запрос из их штаба с требованием установить во всех блоках бункера, включая места общего пользования, отдельную скрытую систему круглосуточного мониторинга, о существовании которой никто не должен знать. Мы на это пошли, хотя пришлось выделить еще тридцать восемь тысяч микровидеокамер с аудиофункцией, кроме имевшихся в штатном проекте двадцати двух тысяч. Камеру для душа и унитаза пришлось помещать в водонепроницаемый футляр.

Далее поступил запрос с требованием переоборудовать помещения ряда столовых, спортзалов и поликлиник в тридцать пять vip-ресторанов с непременным пятизвездочным рейтингом по мишленовской шкале и еще выделить две сотни блоков под десять ночных vip-клубов со стрип-шоу, барами, дансингом и отдельными номерами, которые намереваются использовать в качестве борделей. Плюс еще десять блоков под казино. Мы попытались возразить в том смысле, что эти модули могли бы спасти чьи-то жизни, но нам было сказано не беспокоиться…

Еще попросили добавить к двум деяткам обычных лифтов vip-лифт с мягкими креслами, диваном, зеркалом и биотуалетом, хотя весь путь с верхнего этажа до подвального занимает не более сорока пяти секунд. В общем, пришлось серьезно поработать по доводке конструкций. В качестве бонуса они потребовали две тысячи бутылок марочного саке и двадцать тысяч бутылок сорокаградусной окинавской Авамори. Не понимаю, зачем им такая дрянь, как Авамори, если у них есть русская водка. Когда я все же попытался выяснить у наших партнеров мотивировку запроса, в ответном мейле было только одно слово, которое мы так и не смогли точно истолковать: «Halyawa». Конечно, пришлось согласиться.

Кроме того, нам пришлось перевести на русский рабочую документацию и приложить видео всего процесса монтажа, особенно крепежных операций. К счастью, у нас были детально отсняты все этапы при строительстве чикаро в Ниигате. Мы также приложили видеоинструкцию для пользователей. Параметры тоннеля и данные по закладке фундамента мы сообщили еще три недели назад, чтобы они успели начать земляные работы заранее. На сегодня все операции окончены, и суда ждут команды.

– А как у русских с логистикой? – поинтересовался глава Экстренной комиссии и председатель комитета Национальной безопасности Морита. – Справится ли с таким потоком перевозок Транссиб?

– Они уверяют, что у них «все схвачено». Для наших модулей выделено сто пятьдесят специальных контейнерных поездов со скоростью девятьсот километров в сутки. В основном взяты в лизинг из Китая. Поезда следуют из грузового порта Владивостока и прибывают прямо к месту строительства, где оборудован подземный терминал, в тоннелях перегружаются на монтажные платформы, а затем немедленно отправляются обратно по трассе Москва-Пекин. Это ответвление от Транссиба. По их расчетам, на разгрузку и транспортировку уйдет не более двух недель, но они начнут сборку уже через неделю, не дожидаясь доставки всех модулей. Мы передали им нашу технологию скоростного круглосуточного монтажа. Первыми будут отправлены те модули с соответствующей инфраструктурой, которые пойдут в нижние этажи. По мере поступления блоков, конструкция будет последовательно наращиваться, так что сборку можно будет закончить через три дня после прибытия последнего состава. При этом нашим специалистам вход на территорию стройки категорически воспрещен.

– У русских могут быть свои представления о национальной безопасности, – дипломатично заметил Вада. – Это, в конце концов, уже не наше дело. Так что не будем им мешать. Для нас сейчас жизненно важно выполнить все условия соглашения четко и в намеченный срок. Не забывайте, что ставка высока: Приморье, Сахалин и Курилы – а в сущности, гарантия жизни и процветания японской нации на много веков вперед. Что бы ни случилось, после референдума эти территории останутся за нами. Но расслабляться рано, господа. Мы должны быть готовы к любым неожиданностям.

– Касикомаримасита[60] – наклонил голову Кодама. – Не сомневайтесь, мы со своей стороны доведем дело до конца. Теперь все будет зависеть от самих русских.

Глава LIV Казино «Маяк»

Пока Сотников проводил краткую инспекцию своих владений, заглядывая в самые укромные уголки и требуя отчета от трепещущего персонала, Мияма со спутниками был препровожден секретарем губернатора Евгением в Гран Казино «Маяк» при отеле «Ритц Карлтон» с эмблемой Бугатти на крыше. В фойе, щедро украшенном цветущими орхидеями и скульптурной композицией современного автора на тему «Похищения сабинянок», их встретил огромный баннер с логотипом эскортного агентства Luxury Star «WELCOME TO YOUR FORTUNE![61]»

Все игры, насколько можно было понять, происходили в одном гигантском зале, разделенном на секторы разноцветными перегородками. Народу было так много, что казалось, будто самые заядлые игроки Евразии и Америки собрались сюда, чтобы утолить роковую страсть до прилета астероида. Отовсюду слышалась русская, английская, французская, но чаще китайская, корейская и японская речь, доносились короткие возгласы крупье, характерное постукивание фишек и звяканье бокалов. Мужчины были большей частью во фраках и лишь незначительное меньшинство – в строгих темных костюмах. Дамы в роскошных вечерних туалетах соперничали количеством драгоценностей и глубиной декольте. Над столами для курящих витали облака табачного дыма, которые быстро всасывались свисающими с потолка воздухоочистителями. Секретарь предложил переодеться к игре. Мияма было заколебался, критически оглядев свой деловой костюм, но замминистра Шурик Пискарев, с присущеей ему бесцеремонностью, хлопнул юнца по плечу и авторитетно изрек: «Да пошли они все! И так нормально!»

Перед уходом Олег Петрович объяснил, что сегодня игра для дорогих гостей за счет заведения и полностью обеспечивается принимающей стороной, то есть можно смело делать любые ставки. Мияма для начала поиграл в покер и за четверть часа выиграл, к своему большому удивлению, двадцать тысяч долларов. Играл он из рук вон плохо и в жизни еще никогда не выигрывал в карты, но крупье объяснил, что с новичками такое бывает. Аналогичная история приключилась также с Шуриком Пискаревым и его очаровательной спутницей, которые восприняли свое везение как нечто само собой разумеющееся. После разминки за карточным столом вся компания направилась в центр зала к рулетке. Дождавшись, пока освободятся места, они уселись за стол с табличкой «French Roulette»[62], взяли фишек на триста долларов каждый и сделали ставки. Секретарь Евгений тем временем подошел к крупье и что-то прошептал ему на ухо. Тот понимающе кивнул.

– Ставки сделаны! Игра! – пропел крупье высоким голосом.

Мияма поставил стрэйт ап на двадцать два, Пискарев – на «соседей», а Надежда Кузьминична – на чет-нечет. Рулетка завертелась, шарик ринулся навстречу движению и спустя минуту остановился на двадцати двух. Крупье пододвинул Мияме фишек на десять тысяч пятьсот. Загадочным образом и остальные двое оказались в выигрыше, хотя всего лишь из расчета пять к одному. Когда спустя час они собрались уходить, выигрыш Миямы, неизменно ставившего стрэйт ап, перевалил за двести пятьдесят тысяч, что почти в пять раз превышало добычу его спутников.

Он встал из-за стола слегка ошарашенный и понес обналичивать фишки в кассу. На обратном пути его тронул за локоть один из посетителей во фраке, с аккуратно подстриженной эспаньолкой на приятном монголоидном лице, и заметил по-японски:

– Эрай дэс нэ![63] Я вижу, вам сегодня чертовски везет. Играете по какой-то особой системе?

– Да нет, я вообще второй раз в жизни вижу рулетку. Первый раз двадцать лет назад проигрался в пух и прах, – признался Мияма, радуясь возможности перемолвиться с соотечественником.

– Ну, бывает, – охотно согласился незнакомец. – Действительно, начинающим везет. Тут есть отделение банка Мицуи-Сумитомо – можете положить все на счет вместо того, чтобы ходить с наличностью в пластиковом мешке. Кстати, вот моя визитка.

Мияма надел очки, чтобы изучить написанное на карточке. Итак, его собеседником был вице-президент компании Дайто (импорт и обработка лесоматериалов) Томоюки Симидзу.

Покопавшись в бумажнике, он с поклоном двумя руками преподнес свою визитку господину Симидзу, которую тот прочел с неподдельным изумлением на лице.

– И что делает почтенный профессор в сей обители греха? – с ноткой иронии осведомился бизнесмен. – Впрочем, все понятно – достаточно посмотреть на этот увесистый пакет с пачками долларов.

– Я, собственно, здесь случайно, – как бы оправдываясь, виновато улыбнулся Мияма. – Приглашение губернатора края. Можно сказать, культурно-просветительская миссия, по линии российского Министерства культуры…

– Вот как? Губернатор края? – саркастически ухмыльнулся Симидзу. – Ну, значит, у него на вас особые виды. Этот человек зря денег на ветер не бросает. Скорее, наоборот – он их всасывает, как пылесос.

– Неужели? Мне так не показалось. По-моему, очень корректный и деловой руководящий работник. Образцовый тип нового русского администратора.

– Вероятно, вы с ним недавно познакомились. А я здесь работаю уже пять лет. И работаю, между прочим, вполне успешно. Мы уже половину уссурийской тайги в Японию вывезли – спасибо господину Сотникову. Правда, китайцы за это время вывезли гораздо больше, и не только леса. Они подгребли под себя все здешние природные ресурсы и наших туда не подпускают, хотя попытки, конечно были. Заодно и тигров, и оленей промышляют через браконьеров – на свою традиционную фармацевтику. Ну, и шкурами приторговывают. Этот Сотников у них на подкормке. Каждый, кто сюда сунется, платит лично ему через систему подставных фирм не меньше десяти процентов. И я тоже, конечно.

А китайцы берут числом: их агентов здесь так много и действуют они такими грязными методами, что нашим не угнаться: прямой подкуп, шантаж, колоссальные откаты… Да вся эта игровая зона, хоть здесь и масса инвестиций из России, Европы, Азии и Америки, на самом деле под контролем китайской мафии. Губернатор у них служит управляющим, и все довольны. Так что держите ухо востро, господин профессор, а то еще вляпаетесь в какую-нибудь нехорошую историю и будете потом у вашего губернатора на крючке. А у кого он сам на крючке, этого нам знать не дано. Вот так-то. Гамбаттэ кудасай! Дерзайте!

Симидзу дружески потрепал земляка по плечу и зашагал в направлении игральных автоматов. Пискарев со своей дамой вернулись к рулетке. Мияма задержался у стойки бара со стаканчиком виски, стараясь осмыслить услышанное.

Похоже, и впрямь Сотников его покупает. Все эти невероятные выигрыши не могут быть случайностью. Раньше использовали какие-то магниты, педали под столом, но сейчас в этом нет необходимости. У них, конечно, налажено программное управление рулеткой. О таком уже писали в японских газетах, когда публиковали подробности игорного бизнеса якудза в Кобе. Ну и что? Вероятно, губернатор хочет остаться менеджером в Игровой зоне и выторговать еще кое-какие ключевые позиции у будущего хозяина края. Да пожалуйста! Пусть делает свои ставки, а там будет видно. Во-первых, астероид еще не прилетел, а когда прилетит, непонятно, что станет с Приморьем и с этой Игровой зоной. Во-вторых, никто еще его, Мияму, не назначил губернатором, и едва ли вообще назначат. В-третьих, еще неизвестно, что сделает японская полиция при участии родных якудза с китайской мафией, которая здесь окопалась, да и со всеми ее подручными. А от денег отказываться бессмысленно – только портить отношения с местным бизнесом. В конце концов, это не взятка, а честно выигранная сумма, которую он сейчас положит на свой законный счет в японском банке…

Почтительно приблизившийся служитель в ливрее остановился перед ним с серебряным подносом в руках. На подносе лежала стопка глянцевых памфлетов – вероятно, рекламный релиз какого-то клуба. Мияма машинально взял один экземпляр, расцвеченный подборкой заманчивых фотографий обнаженных красоток, бросил на поднос десятидолларовую купюру, открыл на первой странице и, сам того не заметив, увлекся не на шутку.

LUXURY STAR – ALWAYS AT YOUR SERVICE[64]

Сопровождение на развлекательные мероприятия от эскорт-агентства Luxury Star класса VIP в игорной зоне «Лукоморье» всегда было и будет актуальным и востребованным у состоятельных мужчин и женщин. На побережье Муравьиной бухты разместилась игорная зона первого легального казино-центра Приморья. Это живописное уединённое место на берегу Тихого океана доступно только ограниченному контингенту весьма состоятельных посетителей. Казино – место для развлечения, извлечения выгоды и получения удовольствия. Большинство игроков предпочитает играть в те игры, которые дали бы им прибыль. В то же время мужчины хотят наслаждаться не только азартной игрой, но и обществом прекрасных девушек для элитного эскорт-сопровождения, а дамы – обществом обольстительных мужчин.

В игорной зоне «Лукоморье» Вас ждут такие игры, как: Покер, Блэк-джек, Баккара, Крэпс, Карибский стад-покер, Покер Let it Ride, Пай Гоу покер, а также кости, нарды, Спинго, Соло, маджонг и Буль. Имеются также игровые автоматы различных систем. Если Вы пользуетесь благосклонностью Фортуны, для Вас открыт доступ к Европейской рулетке, Американской рулетке и Французской рулетке. Благодаря своей простоте и азартности рулетка наверняка будет еще долго занимать лидирующие позиции в игровых домах. Попробуйте и Вы свое счастье: вполне возможно, удача не за горами – она всего лишь ждет, когда Вы дадите ей шанс.

Наши красавицы всегда приносят удачу!

Если Вы азартный игрок или любитель активного образа жизни и отдыха, наши девушки – популярнейшие модели Владивостока – смогут составить Вам элитный эскорт-кортеж и сопроводить в интегрированную развлекательную зону «Лукоморье».

Наша организация, это своего рода праздничное агентство. Вам будет престижно и приятно провести время с очаровательной спутницей. Основная часть сотрудниц нашего элитного эскорт-агентства – это спортивные девушки, модели и манекенщицы. В нашем агентстве всегда есть работа для красоток без комплексов. Вы сможете убедиться, что сочетание красоты и шарма случается очень редко. Мы предлагаем туристам такие виды услуг, как устройство и проведение праздников, организация деловых мероприятий и всевозможных корпоративов. Подготовленные нами мероприятия всегда украшают модели и манекенщицы нашего эскорт-агентства класса VIP.

Эскорт-агентство предложит Вам только прелестных, ухоженных девушек супер-класса. Это иконы стиля. Нередко среди них – лучшие заслуженные учителя и научные сотрудники со степенью, а также отличные спортсменки-медалистки с высокими разрядами по различным видам спорта и заслуженные победительницы всевозможных конкурсов красоты во Владивостоке, включая стиль топлесс. В жизни модели предпочитают активный отдых, спорт и танцы под луной.

Вы сможете заказать танцовщиц и увидеть потрясающие зажигательные танцы go-go, включая вариант топлесс, в исполнении наших элитных секси «див». Для состоятельных бизнес-леди, наше агентство знакомств имеет обширный банк мужчин – красавцев типа «High Class». Многие обеспеченные дамы обращаются к нам в поисках высоких и обязательно голубоглазых блондинов. Любому гостю нашего города и нашей Зоны хочется, чтобы рядом с ним была прекрасная спутница или спутник. Для тех, у кого нет подходящей пары, наше эскорт-агентство элитных знакомств предлагает услуги по подбору красивых девушек-моделей, а также мужчин категории «жиголо» любого роста, веса, длины и объема. Внешний вид, хорошие манеры, безупречный вкус и неистощимая изобретательность – все будет так, как нравится Вам.

Наши опытные гиды всегда смогут предложить Вам весь спектр развлекательных мероприятий по элитному эскорт-сопровождению.

На странице нашего сайта выложена небольшая галерея моделей. Всех девушек администрация агентства выложить не может по морально-этическим соображениям, так как это противоречит нравственным основам профессиональной деятельности наших сотрудниц. О наличии типажа остальных девушек, ведущих специалистов класса VIP, не вошедших в каталог на странице сайта, просьба запрашивать администрацию агентства.

Прайс-лист на эскорт-услуги класса VIP:

Девушки категории «Модель Габариты плюс»

Это новое направление нашего агентства. Plus size model[65]. Модели «увеличенного размера» – привлекательные русские девушки с пышными формами, обладающие большой грудью, узкой талией и широкими бёдрами. Ростом от 155 см до 178 см. Такой тип пользуется большим успехом, и мы стремимся угодить всем категориям мужчин.

Девушки категории «Жемчуг»

Категория «жемчуг» – в основном включает студенток различных учебных заведений. Категория представлена хорошенькими девушками различного типажа, роста и макияжа, но всех девушек этой категории отличает ухоженный вид, умение общаться и спортивная фигура. Девушки умеют также профессионально снимать напряжение после Вашего нелёгкого трудового дня, применяя различные оригинальные методики массажа.

Встреча с девушкой данной категории стоит:

1 час сессии – 5000 руб.; два часа сессии – 10000 руб.; 1 сутки сессии – 35000 руб.; 3 суток сессии 70 000 руб.

Девушки категории «Серебро»

Категория «серебро» – является категорией среднего класса. Представлена привлекательными девушками скромного макияжа, и различного типажа, но всех их отличает чрезвычайно ухоженный вид и умение непосредственно общаться. Минимальное время, проведенное с девушками данной категории (до двух часов общения) составляет 15 000 руб.

1 сутки сессии – 40 000; 2 суток сессии – 60 000; 3 суток сессии – 80 000

Девушки категории «Золото»

Категория «золото» является категорией класса Premium. Представлена привлекательными девушками различного макияжа и типажа включая очень яркий и дерзкий, но всех их отличает предельно ухоженный вид и умение очень непосредственно общаться. Минимальное время, проведенное с девушками данной категории (до двух часов общения), составляет 20 000.

1 сутки сессии – 50 000; 2 суток сессии – 75 000; 3 суток сессии – 105 000

Девушки категории «Платина»

Категория «платина» – представлена уникальными сотрудницами экстраординарной внешности: моделями, актрисами, профессиональными танцовщицами, для которых данный вид заработка не является основным. Прайс минимального времени, проведенного с девушками этой категории, составляет 30 000 за 2 часа.

1 сутки сессии – 60 000; 2 суток сессии – 105 000; 3 суток сессии – 150 000; Сессия сопровождения более 3 суток – от 50 000 за сутки.

Девушки категории «Эксклюзив»

(самого высокого класса ВИП)

2 часа сессии – 45 000; 1 сутки сессии – 90 000; 2 суток сессии – 150 000.

3 суток сессии – 210 000; Сессия сопровождения более 3 суток – от 80 000 за сутки.

Персонал этой категории многонационален. Здесь вы найдете удивительное разнообразие цветов и оттенков кожи, разреза глаз и более пикантных физических особенностей.

Внимание! Предлагается также знакомство с девушками категории VIP Super Premium:

2 часа сессии – 60 000; 1 сутки сессии – 120 000

Наши критерии:

Модель «высокая мода» (high fashion) – самый популярный тип модели. Возраст 22 года, рост 176 см.; размер одежды 40–42. Идеальные параметры: бюст 86, талия 60, бедра 86.

Подиумная модель (runway model) – возраст 19 лет, рост 180 см., параметры 86-61-86.

Модель «plus size» – возраст 21 год; рост 172 см.; размер одежды 48; параметры 110-60-100

Бельевая модель (underwear model) – возраст 18 лет; параметры: 98-61-90

Гламурная модель (glamour model) – 28 лет; модель для съемок в бикини для мужских журналов. Параметры: 91-56-88.

Характеристики имеющихся в наличии мужчин на следующей странице.

Вам хочется, чтобы рядом с вами в игорной зоне «Лукоморье» была прекрасная пара? Не упустите ваш шанс!

Профессор Мияма еще не успел оценить всех достоинств стиля брошюры и сопоставить цены прейскуранта со степенью своего желания обрести прекрасную пару на вечер, когда рядом неожиданно возник Олег Петрович Сотников с лукавой улыбкой на добром славянском лице.

– Ну вот, я вижу, вы постепенно входите в курс наших дел, Ваше высокопревосходительство. Надеюсь, скоро они будут и вашими. А пока позвольте вам порекомендовать на сегодняшний вечер мадемуазель Катю из категории «ВИП – суперпремиум». Не пожалеете! Поверьте на слово эксперту: в этом деле ведь тоже никому доверять нельзя – приходится самому тестировать весь контингент. О расходах не беспокойтесь – для почетных гостей сегодня все за счет фирмы. Если вы не против, Катрин составит вам эскорт к ужину, а сама будет, так сказать, аппетитным десертом. Пальчики оближете!

– Спасибо, но я не очень люблю лизать у них пальчики, это не очень гигрогенично, – поморщился Мияма. – Если можно без пальчиков, то с удовлетворением!

– Конечно, можно ничего не облизывать. Но можно и облизывать. По обстоятельствам. Как скажете, так и будет – вы же в доме хозяин.

– В каком доме?

– Ну, я имею в виду – хозяин в нашем общем доме. А сейчас пора на ужин. Я, с вашего позволения, по-быстрому зову Катрин и мы двигаемся в ресторан. Там, кстати, дождемся итогов референдума – их объявят в двадцать два ноль-ноль.

– А как быть с деньгами? – поинтересовался Мияма. – Я собирался положить весь гэнкин, вот эти наличественные, на банковский счет.

– Вы об этой мелочи? – удивился Сотников. Да как хотите. Можете взять с собой, можете еще заглянуть в банк, а если у вас счет в Мицуи-Сумитомо, то вклад можно сделать и через банкомат. Вон там, в углу стоит. Я бы положил пока к себе, но извините – материальная ответственность. Еще подумают что-нибудь не то – все-таки официальное лицо при исполнении…

Глава LV Астероиду – да!

На Трубной площади царило лихорадочное оживление. Люди с плакатами и транспарантами вливались на площадь четырьмя потоками – с Петровского, Рождественского и Цветного бульвара, а так же с Неглинки, – выкрикивая какие-то лозунги и скандируя невразумительные речевки. Там было, на первый взгляд, уже не меньше двух тысяч, а толпа все продолжала прибывать, концентрируясь вокруг установленного посреди площади помоста. Петр Бубнов с шурином как раз выходили из метро в одиннадцать утра, чтобы отправиться в погожий субботний день на строительство своего подземного укрепрайона, но, оказавшись в самой гуще событий, сочли за лучшее притормозить и осмотреться. При таком наплыве публики все равно едва ли можно было незаметно проникнуть в подземелье. Судя по всему, они попали на какой-то митинг то ли левых, то ли правых сил. В боковых аллейках бульваров скромно переминались с ноги на ногу усиленные наряды полиции. Задерживаться здесь надолго не имело смысла, тем более, что в рюкзаке у Димона лежало сорок автоматных рожков с патронами, а у самого Петра – полсотни гранат для подствольника, купленные по сходной цене у знакомого прапора в казармах третьей мотострелковой бригады. Светиться с таким грузом на митинге явно не стоило – можно было угодить под статью о терроризме и ожидать прибытия астероида не в каменных казематах под Рождественским монастырем, а где-нибудь в бетонной камере Матросской тишины. Однако любопытство восторжествовало – было решено подождать еще немного до начала митинга.

Протиснувшись поближе к центру, они еще некоторое время топтались на месте, рассматривая огромный транспарант на угловом офисном здании

ПОСТАВЬ НА АСТЕРОИД, БРАТ, –

И СТАНЬ БОГАЧЕ ВО СТО КРАТ!

Всемирный космический тотализатор Астеро-Тото Агроморбанка к вашим услугам.

Пора испытать фортуну!

Минут через десять на помост поднялись четверо в одинаковых бейсболках и куртках с оттиснутым киноварью метеором во всю спину. Старший по возрасту, с седыми космами до плеч и бородой лопатой, постучав по микрофону, возгласил сипловатым прокуренным баском:

– Что ж, дорогие друзья, начинаем! Хочу напомнить, что мы собрались здесь сегодня на санкционированный митинг движения «Здоровье через силу», чтобы выразить протест против любых насильственных изменений нашей среды обитания. Человек может быть счастлив только в гармонии с природой. Как сказал гениальный Велимир:

Мне мало надо — Краюшку хлеба Да каплю молока, Да это небо, Да эти облака…

А что нам предлагают взамен? Смог, выхлопные газы, загрязнение воздуха и воды, ядерный реактор в Курчатовском институте, а в конечном счете – парниковый эффект, истощение озонового покрова Земли, изменение климата, влекущее катастрофы и катаклизмы. Я вас спрашиваю: вам это надо?.. Не слышу, скажите громче: вам это надо?

– Не-ет! – нестройно прошелестела толпа.

– Конечно, нет! Нам мало надо! Но нас хотят насильственно вырвать из лона природы, а это значит – остановить процесс эволюции. Посмотрите вокруг: в каком мире мы живем! Транспортные пробки вместо прогулок по бульварам, фастфуд вместо здоровой органической пищи, постоянные стрессы, которые мы глушим лекарствами или алкоголем. Переоценки гендерной принадлежности, транссексуальные мутации… Естественный отбор при таком образе жизни заходит в тупик! Выживают уже не сильнейшие, а приспособившиеся к своему неестественному повседневному быту.

И вот теперь новый повод для кошмарного стресса: к нам летит астероид. И кто-то хочет его остановить: уничтожить лазерной пушкой, раздробить термоядерным взрывом, отклонить от выбранной траектории. Кто-то не может допустить встречи этого посланца из космоса с Землей, препятствует воссоединению двух небесных тел, которые, может быть, созданы друг для друга. Имеем ли мы право мешать их слиянию? Не слышу, громче: имеем мы право мешать их слиянию?

– Не-ет! – дружно выдохнула толпа.

– Так скажем нет тем, кто хочет изменить законы природы, искусственно воздействовать на окружающую среду, противостоять вселенскому разуму! Если бы шестьдесят пять миллионов лет назад к нам на Землю не прилетел астероид, кто сейчас гулял бы здесь, по Трубной площади? Правильно – динозавры! Потому что это была бы планета динозавров. Астероид вызвал всемирную катастрофу и освободил Землю от динозавров – для того, чтобы они не сожрали гомо сапиенса, когда тот появится на свет через шестьдесят четыре миллиона девятьсот тысяч лет. И они не сожрали, потому что вовремя вымерли! А сейчас к нам летит новый судьбоносный астероид. Возможно, вселенная нуждается в более совершенном виде, чем гомо сапиенс. Оставим астероид в покое! Пусть естественный отбор сделает свое дело. Отбросим эгоизм и наши низменные сиюминутные интересы! Только так мы можем обеспечить потомкам светлое будущее. Только так может народиться новое человечество. Через тернии, так сказать, к звездам! В этом наш священный долг перед будущим. И пусть Россия подаст пример всему цивилизованному миру! Скажем астероиду Да!.. Не слышу! Давайте громче скажем: «Астероиду Да! Да! Да!»

– Да! Да! Да! – глухо повторила толпа.

– Охренеть! – толкнул локтем Петр своего шурина. – Во крыша едет у интеллигенции! Динозавров вспомнили. Значит нам всем пожалте на сковородку поджариваться? Чего несет, а?! Ну, блин, народ! Ну, блин, страна! Партия сказала: «Надо!»… Ядреный корень квадратный!

– Перестаньте ругаться, молодой человек! – одернула его дама лет пятидесяти в строгом костюме, без макияжа, с коротко стриженными седыми волосами на маленьком вытянутом черепе. Если вы не понимаете нашей великой миссии, лучше помолчите! Вы хоть знаете, кто это выступает?

– Понятия не имею.

– Это же профессор Чурбаков! Мировое светило прикладной культурной антропологии! Он, между прочим, в прошлом году завещал свой скелет Смитсонианскому музею Естественной истории в Вашингтоне. Об этом все газеты сообщали. Правда, с одним условием.

– С каким?

– Чтобы музей взял скелет на содержание уже сейчас, при жизни владельца.

– Да-а, – протянул Димон. – И как, те согласились?

– Отказались. Разве примитивный американский ум может понять порыв русского гения? Только мы его по-настоящему понимаем! Астероиду – Да! Да! Да!

– Ладно, – заключил дискуссию Петр, когда на помост уже лез следующий оратор. – Насчет скелета – это толково. Если астероид не долбанет, надо будет у наших в краеведческом поспрашивать: может, кто и возьмет на том же условии… Пора нам, а то в рюкзаках, вон, товар скоропортящийся.

На крайний случай у них был предусмотрен черный ход: надо было просто обойти старый трехэтажный дом со двора, открыть заранее припасенным ключом железную дверцу и перейти в другую секцию, где под лестницей был оборудован небольшой деревянный шкафчик, заваленный ржавыми скобами и рухлядью. Из него и вел лаз в подземелье, вплотную примыкающее к Рождественскому монастырю и уходящее под откос глубоко в толщу холма. Петр с Димоном наведывались сюда регулярно по субботам с полными рюкзаками припасов и оборудования. С парковкой машины на Рождественкой горке дело обстояло из рук вон плохо, но, вычислив расписание полицейского патруля, по ночам они все же исхитрялись сбросить груз и затащить в подъезд.

На песчаную почву настелили доски, прикупили десяток надувных кроватей, кучу туристских спальников, два мешка свечей, мыло, спички, двадцать кило соли, несколько полиэтиленовых тридцатикиллограмовых мешков муки и различных круп, двенадцать ящиков лапши Доширак, три центнера тушенки, тонну угля, две буржуйки, четыре примуса, десяток керосиновых ламп, пятьсот литров керосина в компактных бидонах и примерно столько же питьевого спирта. Еще триста литров спирта планировалось забросить на следующей неделе. Для теплой одежды и одеял выдолбили большую нишу и повесили занавеску. Индивидуальные койки решили долбить потом. Не забыли даже тетрадки, учебники, шариковые ручки и крандаши – учить грамоте Виталика и его двоюродную сестричку. Себе принесли домино и нарды. Вопросы гигиены и водоснабжения предстояло решать при помощи чистого с виду подземного ручейка, который мирно журчал чуть поодаль во мраке пещеры. Нюрка каждый день сушила сухари в духовке и ссыпала в картонные ящики.

Из оружия пока удалось добыть три видавших виды АК-47 образца 1989 года, два автомата АК 74, почти новые, с подствольными гранатометами, и полдюжины охотничьих карабинов. Патроны подносили партиями.

Узкий основной лаз уже был перекрыт каменным кругом, который откатывался только изнутри. Димон даже усовершенствовал конструкцию, приспособив автомобильную лебедку.

Жилье рассчитывали ориентировочно человек на двенадцать, но состав еще мог измениться. Во всяком случае, ветеран Чечни Пашка Кривой дал согласие принять команду укрепрайоном, а диггер Константин обещал доставить свою профессиональную амуницию и наладить подземный быт. Заселяться решили все вместе, как только объявят три дня до столкновения.

– А чего остальные у тебя на заводе думают? – спросил Димон зятя, вытесывая зубилом полку в мягком песчанике.

– Чего-чего… Копают кто где может. Куда деваться-то? Кто у себя в гараже яму расширяет, кто на даче погреб оборудует. А Леха Грязнов с Ванькой Чистяковым как в прошлом месяце в запой ушли, так больше их никто и не видел. Еще около завода вырыли тоннель метров на пятьсот. Стены, правда, не укрепили – так и бросили. Начальство говорит, мол, все члены профсоюза могут пользоваться бесплатно. Большая экономия на похоронах.

– Да, не поскупились… А нам, вишь, подфартило так подфартило! Можно сказать, номер люкс со всеми удобствами. Интересно, сколько мы тут сможем просидеть?

– На сколько жратвы хватит. Пока маловато – надо еще закинуть пару тонн. Время, вроде, есть – успеем. Главное, Димон, либерастов поменьше слушать. И тех, напузыренных, тоже. Никто, как говорится, не даст нам избавленья. Все только сами, своей мозолистой рукой…

Петр сплюнул, взял лом с топориком на конце и стал аккуратно окантовывать каменную плиту в кухонном отсеке.

Глава LVI Амурские волны

Меж столов в ресторане «Амур» на третьем этаже отеля уже расхаживали гости с изящными карточками, игриво подвешенными на шею. Именные баджики, рассортированные на какие-то неведомые категории по цветам и напоминавшие скорее об атмосфере симпозиума, явно были розданы не случайно: на каждом значились регалии и официальная должность гостя. У дверей миловидная девушка в форменном костюме, сделав книксен, вручила красную карточку самому Мияме с пометкой Honorable Guest[66] и такую же Сотникову с пометкой Governor of Maritime Region[67].

В числе приглашенных оказалось немало иностранцев. Мияме бросились в глаза английские, немецкие, корейские и китайские имена. Среди гостей легко было узнать лица, совсем недавно виденные в городской резиденции губернатора на заседании краевого актива. Где-то вдалеке мелькнула крепкая фигура его нового знакомого, вице-президента японской фирмы. Оркестр наигрывал старинный вальс «Амурские волны».

Столы для фуршета были накрыты на сто персон. То есть в действительности приглашенных, вероятно, было меньше, поскольку некоторые в зале обходились без именных карточек. Как можно было предположить, безымянные молодые люди обоих полов представляли спецгруппу эскорта, любезно предоставленного фирмой «Лакшари Стар».

Тарелки с клеймом веджвудского фарфора, богемский хрусталь фужеров и рюмок, инкрустированное серебро ножей и вилок – все говорило о том, что рейтинг этого пятизвездочного премиум-отеля вполне соответствует реальному положению вещей. Изобилие закусок и вин также свидетельствовало о том, что владельцы игровой Зоны «Лукоморье» не испытывают никаких материальных затруднений. Очевидно, дресс-код здесь соблюдался неукоснительно, потому что Мияму и даже сопротивлявшегося Пискарева по дороге оперативно переодели во фраки с черной бабочкой. Надежда Кузьминична успела извлечь из багажа вечернее платье и дежурное брильянтовое колье от Картье в платиновой оправе.

Легкие и питательные закуски по рецептам французской кухни несомненно подтверждали репутацию шеф-повара Клода Дюрока, чье имя значилось на почетном месте в рекламных проспектах отеля. Здесь были канапе с креветками, гребешками, ветчиной, утиным террином и крольчатиной; яйца пашот, яйца по-пьемонтски и фаршированные яйца Санта Фе; помидоры по-провансальски; таленад из каперсов и оливок; куриные руле с сыром, волованы с красной и черной икрой: тартар крюд из сырого шинкованого тихоокеанского тунца; гусиный фуа гра: жареные лягушачьи лапки, замаринованные в лимонном соке; мидии в сливочном соусе; парфе из тигровых креветок, королевские креветки тушеные в белом вине и жареные креветки в кляре из эля с соусом тартар; крокеты с индейкой и сладким картофелем; паштет из фазана; грибы по-провански, фаршированные шампиньоны с сыром бри и грибы тушеные в красном вине по-бургундски; киш с луком пореем, цукини и семгой; тушеные в белом вине, чесноке и травах артишоки; соте из сморчков и спаржи с эстрагоном; веррины с лососем, сырным кремом и авокадо; раковины гребешков, запеченные под сырной корочкой; морковь виши и маринованные корнишоны; брокколи с миндалем; мусс из куриной печенки с коньяком. На огромном блюде красовался нарезанный большими кусками писсаладьер, запеченный с луком, маслинами и анчоусами. В глубоких фарфоровых вазах на толстом слое ледяных кристаллов отливали перламутром крупные ребристые раковины отборных дальневосточных устриц, декорированных ломтиками лимона.

Картину удачно дополняли серебряные ведерки с шампанским Cristal Brut 1990 от Луи Редерера и расставленные в нарочитом беспорядке напитки-победители международных винных аукционов. Там и сям виднелись скромные бледные навершия бутылок белого вина Montrachet Domaine de la Romané Conti урожая 1978 г., закупленных оптом по $ 24 000 штука, и бордовые головки скромного красного бургундского винтажа DRC Romané Conti 1934 года всего по $ 20 000 за экземпляр. Однако местами можно было увидеть и кое-что посерьезней: например, дюжину бутылок белого Chеval Blanc 1947 г. по 54 000 евро и столько же Chateau Mouton Rotschild 1945 г. – кюве, известное каждому солидному сомелье не только своим эталонным слегка терпким и пряным вкусом, но и несколько экстраординарной ценой в сто пятнадцать тысяч долларов.

Кто-то тронул Мияму за рукав. Обернувшись, он увидел неземное создание в умопомрачительном открытом серебристом вечернем платье от Армани, туфельках от Гуччи, сапфировом гарнитуре из сережек, кольца и кулона от Тиффани. Огромный кабошон в кулоне, судя по величине и качеству огранки, казалось, прибыл прямиком из сокровищницы сиамских королей. Ангельское личико прелестной блондинки было слегка оттенено макияжем, но при этом светилось чистотой и свежестью. Высокий лоб, греческий нос, тронутые легким румянцем шеки и пухлые, четко очерченные капризные губки невольно пробудили в памяти профессора ассоциации со знаменитым портретом Сафо, запечатленном на фреске из Помпей и виденном не так давно при посещении Исторического музея Неаполя.

– Я Катя, ваш эскорт, – пленительно улыбнулась девушка. – Можно звать Катенькой, Катюшей или Катрин. На каком языке предпочитаете общаться, господин Мияма? Японский у меня, к сожалению, слабоват, но если хотите на английском, французском или немецком…

– Нет-нет, на русском вполне удобрено! – растерянно ответствовал Мияма, не в силах оторвать глаз от мимолетного виденья. – Я очень подольщен!

– Ну вот и славненько! – искренне обрадовалась Катя. – Хотя в нашей работе язык межкультурного общения не играет большой роли, но все-таки на своем как-то приятней, не так ли? Все-таки возникает общее интеллектуальное поле, которое способствует формированию духовной близости. Во всяком случае так утвеждает в последнем номере «Les cahiers de psychоlogie»[68] Компьен, а он как-никак крупнейший психолог современности. Правда, мне больше импонирует теория Клопштайна, которая утверждает приоритет вневербальной тактильной стимуляции, но тем не менее… Вы позволите предложить вам шампанского? Или какой-нибудь аперитив покрепче?

– Нет-нет, шампань вполне благоприемлемо! – все еще не преодолев шокового эффекта, покорно согласился профессор.

Спустя четверть часа, когда ресторан заполнился, Олег Петрович легонько постучал ножом по хрустальному бокалу и кашлянул в микрофон. За спиной губернатора стоял секретарь, видимо, собиравшийся переводить речь на английский. В наступившей тишине раздался звучный приятный голос:

– Дамы и господа! Отрадно видеть гостей нашей развлекательно-игровой Зоны в добром здравии и бодром настроении. Тем более в такое непростое время, когда над всей планетой нависла угроза космического катаклизма. Действительно, грядут большие перемены, и мы должны к ним по мере сил подготовиться. Надо учесть, что перемены коснутся всех нас в любом случае, независимо от того, что нам несет астероид. Даже при самом благоприятном развитии событий административная система в регионе радикально изменится. Не могу пока обнародовать конкретные детали, но, вероятно, все уже догадываются, о чем идет речь. И вот сегодня, накануне неотвратимых перемен, нас посетил посланец дружественной Японии господин Кудзуо Мияма – человек, которому предстоит вскоре сыграть ключевую роль в обновлении края. Как можно понять, его неофициальный визит проводится в русле подготовки к судьбоносным геополитическим свершениям. Надеюсь, нынешний вечер в честь высокого гостя поможет всем нам справиться со многими проблемами в не столь отдаленном будущем. Программа вечера свободная. Постарайтесь пообщаться с нашим гостем, господа, и достигнуть хотя бы предварительного взаимопонимания. А сейчас прошу поднять тост за господина Мияму, большого друга Приморского края. Кампай![69] – как говорят в Японии.

– Кампай! – выкрикнули несколько человек, видимо, имевшие опыт застольного общения с японскими партнерами.

Послышался хрустальный звон бокалов. Все выпили и с аппетитом принялись за легкие закуски, усеявшие громадную поляну банкетного зала.

Мияма едва успел бросить на тарелку парочку канапе и волован с икрой, когда перед ним предстал тучный пожилой мужчина со складчатым тройным подбородком. Поставив на соседний столик фужер шампанского, он ткнул пальцем в свой голубой баджик:

– Малютин. Рыболовецкий синдикат «Цунами». Кстати, экспорт в Японию. Я так понимаю, господин профессор, что вы здесь неофициально? То есть пока не при исполнении?

– Совершенно уверенно, не при восполнении, – подтвердил Мияма, жуя канапе с креветкой.

– Вот и отлично! Позвольте для знакомства преподнести небольшой сувенир. Так сказать, с нашим уважением.

Толстяк вытащил из внутреннего кармана удлиненную коробочку в скромной обертке и вручил Мияме с поклоном, после чего немедленно ретировался. К обертке скотчем была приклеена визитка. Профессор еще не решил, что делать с сувениром, но Катя уже подоспела на помощь и проворно убрала презент в фирменный пластиковый пакет с картинкой отеля.

Стоило самопровозглашенному губернатору потянуться за ракушкой гребешка, как на его пути встала сильно крашенная дама размера 4 XL, увешанная, как елка, жемчугами и каменьями. Уверенно чокнувшись с Миямой бокалом и чмокнув его в щеку, она осклабилась акульей улыбкой и кокетливо бросила:

– Ах, эти мужчины! Не обращают на дам никакого внимания! И что нам, бедным, делать без вас?

На богатырской груди одинокой красавицы почти в горизонтальном положении был прикреплен баджик: «Ирина Колошина. Пищевой комбинат Сергей Лазо. Директор».

– Морепродукты обрабатываем, – пояснила мадам Колошина. – Сами понимаете, закупаем не всегда с соблюдением формальностей. В общем, приходится идти на компромиссы. Вот, по случаю знакомства, небольшой презент от ваших верных друзей и поклонниц. До скорых встреч!

Игриво вильнув необъятными бедрами, дама удалилась в сторону только что доставленных с кухни улиток эскарго, шипевших и шкворчавших в своих лузах на стальной тарелочке-жаровне.

Сверток с прикрепленной к нему визиткой действительно был невелик, но довольно увесист. Катя отправила его все в тот же пакет. Мияма затравленно оглянулся по сторонам. Действительно, об ужине можно было забыть: к нему на прием уже выстроился длинный хвост. При всем разнообразии чинов, званий и должностей, всех в этой импровизированной очереди объединяло горячее желание преподнести почетному японскому гостю в знак симпатии и по случаю знакомства какой-нибудь скромный сувенир вместе с непременной визиткой. Сразу было видно, что в Приморском крае давно восторжествовали принципы мультикультурализма и международного сотрудничества. Китайский владелец золотых приисков стоял в очереди за простым российским рыбаком, хозяином краболовной флотилии «Чатка», корейский собственник флюоритового месторождения оживленно переговаривался на английском с японским лесопромышленником, статный спортивный австралиец хохотал над остротой миниатюрной вьетнамки, а немолодой удэгеец во фраке с печальным сморщенным лицом что-то втолковывал импозантному породистому кавказцу. Замыкающим в хвосте стоял почти неузнаваемый во фраке и без погон полковник таможенной службы с толстыми пунцовыми щеками.

Никто из очереди не просил ни о чем конкретном: вероятно, это было не принято в великосветских кругах. Подходили с приветствиями, поклонами, рукопожатиями и объятьями, вручали памятный подарок и скромно удалялись, возвращаясь к своим дамам и кавалерам из VIP-эскорта. Когда очередь почти иссякла, под столиком рядом с Миямой стояло уже три доверху набитых виниловых пакета. Возникший на мгновение Сотников ободряюще прошептал:

– Не беспокойтесь, никаких денег – только сувениры. Люди просто хотят познакомиться. Пекутся о благосостоянии края…

Пискарев с Надеждой Кузьминичной, обосновавшиеся в уголке у живописно оформленного стола, издали помахали японскому гостю и приподняли фужеры с Редерером.

Лишь часа полтора спустя изнуренному Мияме удалось пробиться к давно остывшему жульену, перехватить остатки писсаладьера с разоренного блюда и поживиться парой ломтей телятины. Гости за это время успели не только воздать должное холодным закускам, но и расправиться с гратеном Дофинуа, уткой в апельсиновом соусе, маленькими тулузскими кассуле с колбасками, антрекотами по-бретонски, жареным в розмарине и белом вине кроликом, говядиной по-бургундски, шатобрианом в соусе из красного вина, бараньим рагу по-провански, а также неподражаемым пот-о-фу из свиных ребрышек и каре ягненка. От всего изобилия осталось только несколько кусков лоранского пирога с семгой и брокколи, немного шукрута в котелке, полдюжины яиц мерет да большая кастрюля с телячьим бланкетом которую почему-то выставили перед самым десертом. Прислуга едва успевала подносить новые бутылки из погребов.

Большинство участников банкета уже перешло к вишневым и малиновым клафути, фруктовым парфе со сливками, пышным многослойным мильфёям и маленьким разноцветным печеньям макарон. Девушки и юноши из эскорта, которым, вероятно, предписано было строго следить за фигурой, потягивали травяной чай и пытались скрасить деловые беседы забавными анекдотами.

Наконец прозвучали начальные ноты из «Вальса цветов». Олег Петрович с микрофоном в руке вышел на сцену.

– Уважаемые господа, время пролетело незаметно. Надеюсь, вы провели этот вечер с пользой и удовольствием. Как мне сообщили, только что по телевизору оглашены результаты опроса общественного мнения. Около семидесяти процентов жителей Приморского края высказалось за присоединение к Японии. На Сахалине и Курилах результаты приближаются к семидесяти пяти процентам. Разумеется, референдум проводился в чисто ознакомительных целях и на данный момент юридической силы не имеет, но всем нам есть над чем задуматься… Давайте же еще раз поблагодарим нашего уважаемого гостя, господина Мияму, за то, что он нашел возможность посетить Приморье, лично встретиться с администрацией края и трудящимися. Мы все понимаем, насколько судьбоносен ваш визит для Приморья. А это, дорогой профессор, сувенир на память от администрации нашей Зоны.

Сотников поднял над головой и показал миниатюрную модель рулетки величиной с ладонь. Тридцать восемь цифр на круге были инкрустированы крупными малайзийскими изумрудами удивительно чистой воды. Рулетка из рук японского гостя перешла к девушке Кате, которая приобщила ее к прочим сувенирам в одном из виниловых пакетов. Зал разразился аплодисментами.

Мияма скромно поблагодарил за оказанный прием, и на том официальная часть вечера завершилась. Неофициальная часть продолжилась в номере у Миямы, где Катюша посвятила своего японского VIP клиента во все тонкости вневербальной тактильной, оральной и вагинальной стимуляции на основе концепции австрийского сексолога Фридриха Клопштайна, лекции которого девушка посещала не так давно в аспирантуре Венского университета. Затем они вместе рассматривали и сортировали подарки, среди которых оказалось десятка полтора часов с приложенными чеками на суммы от пятидесяти до трехсот тысяч долларов, десятка два золотых авторучек, украшенных раритетными якутскими и южноафриканскими брильянтами, два платиновых айпада и четыре айфона, один золотой счетчик Гейгера с индийским желтым алмазом и полдюжины яиц Фаберже, представлявших точную копию с оригиналов. Самому Мияме больше всего понравилась изумрудная рулетка от губернатора.

Глава LVII Человеческие ресурсы

Подводя итоги, генерал Гребнев с удовлетворением отметил про себя, что успел не так уж мало сделать за эти месяцы как председатель Чрезвычайной комиссии. Вопреки всему. К сожалению, президент Зайцев после неудавшегося покушения продемонстрировал полную профнепригодность: впал в депрессию и фактически отошел от дел. Но на переправе коней не меняют – приходится работать с законным президентом. Полномочия от него, конечно, получены, только партнеры из Конторы плевать хотели на эти полномочия. Если бы не соглашение с Бурдюковым и не магический мандат от Минобороны, о генерале Гребневе, да и о самом президенте Зайцеве уже говорили бы только в прошедшем времени. По крайней мере сейчас с его мнением считаются и приказы, за редкими исключениями, выполняют.

По части консервации материальных ресурсов дела шли в целом нормально. С привлечением армейских саперных и военно-инженерных частей, Росгвардии и МЧС удалось наскоро вырыть несколько тысяч подземных хранилищ при заводах и фабриках, куда постепенно перемещалось оборудование из наземных помещений. Научно-исследовательские институты в основном уже были закрыты, сложная техника упакована и также отправлена в подземелья. Людям продолжали платить зарплату из госбюджета, так что никаких голодных бунтов не возникало. Армия организованно провела складирование арсеналов и дезактивацию наиболее взрывоопасных зарядов. Самолеты закатывали в подземные ангары. Проверили на герметичность все шахты баллистических ракет, склады ядохимикатов и командные пункты. Подводные лодки решено было оставить на плаву с полным боезапасом и предельной загрузкой, которая поможет продержаться несколько месяцев. На глубине они были в относительной безопасности. Обсуждался вопрос, что делать с боевыми кораблями. Из Штатов сообщали, что президент Шон Корнуолл отдал приказ затопить американский военный флот в случае неудачной попытки уничтожить астероид. Но затопить в прибрежных бухтах – чтобы в дальнейшем, если удастся пережить катастрофу, суда можно было поднять. НАТО приняло такое же решение. Вероятно, альтернативы и впрямь не было.

По согласованию с американцами, было решено, в случае неудачи совместного удара, провести запуск нескольких космических кораблей с добровольцами «в один конец» для наблюдения и передачи данных на орбитальную станцию, которой предстояло остаться в космосе навсегда вместе со своим интернациональным экипажем. Добровольцы уже найдены. Остальные аппараты вместе со средствами доставки уже отправлены в подземные депо. Атомные реакторы электростанций решено было заглушить в последнюю очередь, когда станет ясно, что они больше уже не понадобятся.

Оставалось неясным одно: что делать с людьми, с основной частью населения? Ответа на этот роковой вопрос просто не было. Саперы заодно кое-где рыли укрытия и для людей, даже загружали туда продовольствие, но эти меры предпринимались в основном лишь для очистки совести. Если в тоннелях и шахтах еще можно укрыться от таких поражающих факторов, как взрывная волна и огненный шторм, бушующий много дней по всей планете, то от мегацунами высотой в сотни метров спасение можно найти разве что в горах. Но и там выживших должна настигнуть ядерная зима, когда гарь и пепел затянут атмосферу, препятствуя доступу солнечных лучей.

Сколько именно продлится ядерная зима – несколько месяцев или несколько лет, ученые предсказать не могли, но это было уже не столь важно. Два-три месяца – и на земле не останется ничего живого, погибнут звери и птицы, завянут растения, нарушатся все биологические цепочки, прервется биогенез. Шанс уцелеть будет только в супербункерах с автономной экосистемой, которых в России пока нет и не будет – за одним исключением. Но если вдруг эффект астероида окажется не столь разрушителен… Если кому-то все же удастся пережить этот ад… Тогда людей надо будет спасать! Надо будет оказывать им первую помощь. Лечить раненых и обессилевших, возвращать в строй всех, способных работать, отстраивать страну, восстанавливать погибшую цивилизацию.

Генерал Гребнев знал, что должен прежде всего думать о том, как победить смерть, а не о том, как продлить еще на несколько лет агонию властной элиты. Но в этом направлении никуда продвинуться ему так и не удалось. И неудивительно – его команде постоянно ставили палки в колеса. Контора не собиралась признавать его полномочий, и мерзавец Шемякин пользовался любой возможностью, чтобы показать, кто здесь истинный хозяин. Они уже несколько раз общались по телефону и дважды встречались лично для уточнения списков, но полковник упорно не желал признавать основной документ за подписью президента, ссылаясь на ему одному ведомые особые обстоятельства. Похоже, что у него уже был сверстан другой список, который мог всплыть в самый последний момент. А пока, прикрываясь указанием Старика, Игорь Юрьевич просто блокировал несколько тысяч мест в бункере, называя их стратегическим резервом и отказываясь от любых объяснений.

По составу политиков, бизнесменов, научных и технических кадров они в основном договорились, пришли, что называется, к консенсусу. Эту часть списков еще предстояло дорабатывать, но во всяком случае здесь не просматривалось непреодолимых противоречий. Ему не нравилось деление по категориям, но, с другой стороны, как-то ведь надо было упорядочить образовавшуюся человеческую массу. Вместе с членами семей, обслуживающим персоналом, техническими специалистами и охраной на данный момент набралось порядка семи тысяч кандидатур.

К немалому удивлению генерала и всех членов комиссии, среди примерно двух тысяч разосланных именных приглашений были и такие, что вернулись с отказом. Совсем немного – может быть, сотня с небольшим. И все же! Значит, в руководстве страны, в армии и в науке еще не перевелись люди с принципами. Не захотели воспользоваться привилегиями, бросив на произвол судьбы своих подчиненных и сотрудников – тот народ, которому они призваны служить. Все прочие, разумеется согласились. Хотя информация шла под грифом «совершенно секретно», шила в мешке утаить не удалось, и в Чрезвычайную комиссию посыпались звонки с требованиями включить в список также господ Х, Y и Z со всеми их родичами. Комиссия ни одной дополнительной просьбы не удовлетворила, ссылаясь на президентскую квоту.

Оставалось еще около восьми тысяч «вакантных» мест, на которые у генерала были свои виды. Собственно, виды были достаточно просты: спасти максимальное количество тех, кто может спасти максимальное количество других. То есть, в первую очередь, универсальных специалистов МЧС и врачей. Главное – врачей! Он сам ездил в госпиталь имени Бурденко, в госпиталь имени Вишневского и во множество московских клиник, встречался с ведущими травматологами, хирургами, эпидемиологами из Военно-Медицинской академии в Петербурге. Его ассистенты из аппарата Чрезвычайной комиссии выписывали имена врачей нужных специальностей по всем городам Российской Федерации от Смоленска до Находки и рассылали письма с предложением о сотрудничестве. Отобранным кандидатам объясняли ситуацию без прикрас. Они должны были сделать выбор: остаться со своей семьей до конца и вместе с ней погибнуть – или одному укрыться супербункере, чтобы потом выполнять свой долг, спасая тысячи, сотни тысяч соотечественников. Вакансий для членов семей не предоставлялось… Из опрошенных почти тридцати тысяч врачей согласились и подписали договор семь тысяч. Этого было достаточно. К ним должны были примкнуть несколько сотен отборных профессионалов из МЧС. Но у генерала все еще не было гарантии исполнения плана операции «Скальпель».

И вот теперь, когда до критического момента оставалось всего десять дней, пора было собирать камни – врачам надо было отдавать команду прибыть в Москву и расположиться в специально отведенных казармах перед перемещением в бункер. Гребнев колебался. Возможно, у кого-то есть другие планы на вакантные места в убежище… У него не было не только окончательного согласия Шемякина, но и достоверных сведений о готовности бункера, хотя приемка и общее переселение были намечены уже на следующую среду. Оставалось идти ва-банк. Вот сейчас он даст команду… Люди бросят свои семьи – скорее всего, навсегда – и примчатся сюда, чтобы принять участие в его футуристическом проекте, повинуясь велению врачебного долга. А что, если он их подведет? Генерала одолевало нехорошее предчувствие, но надо было решаться. Он нажал кнопку селектора и сказал ровным, будничным голосом:

– Володя, зайди ко мне. Есть дело. Срочно.

Прибывший через три минуты офицер был проинструктирован по вопросу аккредитации врачей. Рассылка на семь тысяч адресов ушла через полчаса.

Генерал тем временем сам открыл компьютер, ввел сложный многоуровневый пароль и вошел в сверхсекретную почтовую систему под кодовым названием «Дракон». В адресной книге значились служебные имена около пяти сотен агентов спецдивизиона. Их личные данные хранились в отдельной папке. Гребнев пролистал список контактов, уничтожил имя Кодзи Сасаки, остальных включил в групповую рассылку. Предстояло написать прощальное письмо. Это были его «зубы дракона», цвет и гордость российской разведки, разбросанные по всем странам и континентам. Большинство он знал еще детьми, готовил к нелегкой миссии, пестовал много лет, проверял, вел. Сколько было труднейших заданий! Сколько головокружительных подвигов, невероятных удач! Правда, случались и провалы… Да, всё проходит… Всё суета и ловля ветра… Может быть, кто-то и уцелеет в американских, японских или китайских убежищах, но едва ли им еще доведется встретиться в этой жизни. Mission accomplished[70].

Генерал собрался с мыслями и быстро напечатал короткий текст послания:

Дорогие коллеги, соратники и друзья!

Как вы знаете, в ближайшие дни с высокой вероятностью предстоит столкновение с астероидом. Наши Воздушно-космические силы совместно с ракетными войсками НАТО попытаются провести термоядерную бомбардировку астероида Веритас, но исход этой попытки непредсказуем.

В случае, если столкновения все же не произойдет, прошу считать мое письмо недействительным.

Благодарю вас за верную службу Отечеству. Вы, российские офицеры, асы внешней разведки, честно исполнили свой долг. С завтрашнего дня я полностью освобождаю вас от ответственности перед нашей организацией. Вы вольны поступать по собственному усмотрению и заниматься спасением своих семей.

Те же из вас, кто захочет в последний раз послужить родине, могут прибыть в Москву в среду 18 октября, к 11:00 на Пушкинскую площадь. Там вас встретят наши офицеры связи и проводят туда, где вы еще сможете принести пользу. К сожалению, на членов семей это предложение не распространяется. Ваши визы будут проставлены на границе.

Россия вас не забудет!

Прощайте, друзья, – или до свиданья.

Ваш КомандорС.Ф. Гребнев

Глава LVIII В преддверии судного дня

Было уже около полуночи, но в кабинете с окнами на Детский Мир все еще горел свет. Теперь вместо рекламы Sony над площадью красовалось гигантское табло с заманчивым предложением от Астеро-Тото Агроморбанка:

Включи, прохожий, свой андроид –

Поставь скорей на астероид!

Играй, а то проиграешь!

На табло веселый человечек с мешком денег бежал навстречу падающему астероиду.

– Совсем охренели! – выругался про себя Игорь Юрьевич Шемякин. – И ни с кем не делятся!

Последнее обстоятельство в условиях мирового кризиса и приближающегося катаклизма особенно раздражало. Игорю Юрьевичу только что, фигурально выражаясь, положили на стол (то есть прислали для ознакомления по внутренней почте) справку о ситуации за рубежом – последнюю сводку новостей по материалам зарубежной прессы с комментариями региональной агентуры и мнениями экспертов.

Как и предполагалось, в Штатах продолжали лихорадочно доводить до ума сабтеррены, но мест в них не хватало и на пять процентов населения. По всей стране шла торговля индивидуальными мини-бункерами «Survival Kit»[71] со сроком годности до двух недель, производство которых наладила компания «General Mobsters»[72]. В больших городах начались беспорядки. В Нью-Йорке многотысячная демонстрация прошла по Уолл-стрит с лозунгом «Fuck you, bankers, – give us bunkers!»[73] На Пятой авеню толпа разгромила магазин Тиффани. В Гарлеме линчевали двух белых полицейских. На статуе Свободы вывесили флаг Исламского государства. В Вашингтоне толпа осаждает Капитолий с требованием открыть доступ во все федеральные подземные убежища. На площадях выступают Евангелисты Судного дня и Свидетели Иеговы с призывами покаяться в грехах – и несколько человек уже покаялись. В Новом Орлеане во Французском квартале состоялся благотворительный джазовый фестиваль «When the Saints Go Marching in»[74]. Все средства пошли на расширение кладбища для малоимущих афроамериканцев. Там же колдуны Вуду выступили с единой Антиастероидной программой коллективных молений и одновременно в условленный день и час зарезали полторы тысячи кур.

Перед знаменитой Аркой «Врата на Запад» в Сент Луисе какие-то шутники установили плакат «Gateway for the Asteroid»[75]. В Чикаго некая фирма предлагает «уютные частные подводные бункеры на дне озера Мичиган с прилегающим садом из водорослей и популярными породами пресноводных рыб». Там же на Сирс-тауэр на высоте 432 м. вывесили американский флаг и установили репродукторы, которые в режиме нон-стоп транслируют исполнение национального гимна оркестром чикагской филармонии. В Сан Франциско по всему побережью выставили двенадцать тысяч индейских тотемов-оберегов, помазали им губы медвежьей кровью и каждому повесили на шею жертвоприношение в виде планшета Apple.

В Майами и Форте Лаудердейл прошли внеочередные гей-парады, гей-парти и гей-партийные выборы ЛГБТ сообщества. На парадах тысячи участников дружно скандировали речевку: «Be gay! Be gay! Asteroid go away!»[76]. На это другая часть толпы отвечала: «Hey, hey! We are gay! Asteroid or not – we’ll stay!»[77] В целом, однако, национальная гвардия держала ситуацию под контролем.

В Европе дела обстояли хуже. В Париже, Брюсселе, Берлине, Амстердаме, Копенгагене, Милане, Барселоне мигранты штурмовали здания мэрий и магистратов с требованием выдать им льготные ваучеры в убежища. Некоторые были согласны даже на места второго и третьего класса, но большинство с презрением отвергало компромиссные варианты и требовало подземные компартменты первого класса без предварительных условий и оговорок плюс месячный запас продовольствия на семью. Жители мусульманского Моленбека в Брюсселе организовали марш протеста под лозунгом: «Jean Claude Junker, ou est mon bunker?!»[78] Учитывая растущее по экспоненте количество поджогов машин, грабежей и изнасилований, в Париже и других городах власти идут навстречу просителям и удовлетворяют все требования, оставляя на коренную часть населения не более пятнадцати процентов мест. Впрочем, убежища старого образца, не проверялись десятилетиями и едва ли могут служить реальной защитой от катастрофы такого масштаба.

Имамы в мечетях Лондона, Лиссабона, Мюнхена, Мадрида, Каира, Стамбула, Тегерана и Мекки вещают о наступлении Конца времен, впервые демонстрируя полное совпадение с мнением католических прелатов, лютеранских пасторов, православных иерархов церкви и даже раввинов. Ваххабиты призвали единоверцев срочно пополнить ряды шахидов и провести массовый самоподрыв на всех доступных площадках, пока астероид не лишил их этой счастливой возможности.

МИД Украины выступил с официальным заявлением, в котором характеризовал само появление угрозы из космоса как очередную провокацию Москвы и опубликовал ряд фотографий, неопровержимо доказывающих присутствие на астероиде крупного контингента российских вооруженных сил. Латвия, Литва и Эстония подтвердили достоверность снимков, а литовский делегат в Европарламенте с горечью констатировал, что его страна давно предупреждала о нарастающей угрозе со стороны обнаглевшей России.

Государства Евросоюза выступили с совместной декларацией, в которой заявили о своем категорическом несогласии с прилетом астероида и решительном осуждении предстоящих последствий этого события. Между ястребами и либералами в Брюсселе разгорелась жаркая полемика. Первые утверждали, что астероид – действительно результат очередных происков Москвы, вторые настаивали на совместной роли Москвы и Пекина. В целях сохранения общеевропейских ценностей было принято предложение о создании Единого депозитария для музейных экспонатов, куда бы временно переместились коллекции всех крупнейших музеев континента вместе с членами Европарламента. Правда, строительство такого подземного помещения, по самым оптимистическим расчетам, должно было занять около трех лет. Кроме того, разумеется, было принято решение об очередном продлении санкций против России. Руководство НАТО заявило о своем намерении в оставшиеся до прилета астероида девять дней разместить в странах Балтии еще не менее двадцати семи морских пехотинцев.

В Бразилии парламент постановил в связи с угрозой астероида досрочно в ускоренном режиме провести Карнавал, национальный конкурс красоты и всемирный турнир по капоэйре в начале октября.

Правительство Египта призвало граждан без паники переселяться в пирамиды и подземные гробницы Долины Царей. Хотя эти убежища не гарантировали полной безопасности, но по крайней мере давали возможность посмертно приобщиться к славным национальным традициям.

Всемирно известный йог и наставник дхармы свами Дерекананда из Катманду в своем интернет-релизе признал, что конец эры Кали-юга, эона Зла, о котором так много говорили его предшественники, уже не за Гималаями. Он призвал всех живущих на Земле немедленно отринуть физическую оболочку, называемую телом, и срочно выйти в астрал из порочного круга сансары, обусловленного тяжкой коллективной кармой человечества. Для осуществления этих благих пожеланий и достижения мокши, абсолютной эмансипации духа, махариши рекомендовал доступный каждому несложный комплекс упражнений, рассчитанный на какие-нибудь двадцать-двадцать пять лет.

Китайские средства массовой инормации сохраняя оптимистический тон, напоминали согражданам народную мудрость: кто сам изготовит себе гроб сегодня, тому не надо будет тратиться завтра. Судя по всему, земляные работы велись по всей Поднебесной в невиданном масштабе, но точная их география, как, впрочем, и технология, оставались тайной за семью печатями. Ясно было одно: китайцы собираются выжить любой ценой.

В то же время пресс-секретарь правительства КНДР на пресс-конференции дал понять иностранным журналистам, что руководство партии и страны с чувством глубокого удовлетворения встречает астероид, который до основания разрушит мир капитала и создаст предпосылки для возникновения нового общества на базе коммунистической идеологии. Ради этой высокой идеи граждане КНДР все как один готовы отдать свою жизнь за стального гениального чучхэ, который продолжит руководить страной из надежного индивидуального укрытия, созданного стараниями корейских инженеров вручную в единственном экземпляре в толще специально сооруженного для этой цели тысячеметрового гранитного мавзолея.

Из Японии поступают сообщения о массовых случаях самоубийств, но большинство населения сохраняет спокойствие. Контингент, отобранный для выживания, при содействии Сил Самообороны начал плановое перемещение в супербункеры-чикаро. Остальные продолжают трудиться на предприятиях и в офисах, выполняя повышенную норму за себя и за эвакуированных коллег.

На этом месте оперативная сводка зарубежных новостей заканчивалась. Шемякин сделал перерыв, с хрустом потянулся и взял трубку телефона.

– Как дела, Махмуд? – сухо спросил он. – Не пора ли рапортовать об успехах? Я надеюсь, бункер готов?

– Канечно, дарагой Игорь Юрьевич! – послышался в трубке знакомый голос с шутовским кавказским акцентом. – Я ведь вам отчеты посылаю, да? Описание поступивших модулей у вас есть? Есть! Фотографии интерьера vip-модулей есть? Есть! Видео монтажных работ есть? Канешно есть, да?!

– Есть, есть. Кстати, почему у тебя все рабочие в каких-то респираторах?

– Потому что материалы вредные. При монтаже используются пахучие химически активные смолы, так что без респираторов никуда. И без очков. Заставляем надевать в обязательном порядке.

– Ну ладно. Значит, все идет по графику? Без проблем?

– Разве Махмуд когда-ныбудь падвадыл? Конечно, все готово. Можете праздновать новоселье в следующую среду. Сами разрежете ленточку. Как с ваучерами? Все проданы?

– Все семь тысяч мест. Проверь свой счет.

– Уже проверил. Кое-чего недостает. Почему семь, а не восемь?

– Потому что тысяча человек нашей охраны. Старик распорядился. А ты что, для своих вообще мест не выделил? Ну, как знаешь. Ладно, поговорим в бункере. Значит, планируем на восемнадцатое. Начнем с десяти утра, к вечеру закончим. Годится?

– Годится. Мои люди будут дистанционно контролировать заход и размещение внутри, а ваши пусть займутся внешней логистикой. Автобусы-шатлы, охрана, очередность и так далее. Ну, не мне вас учить, да? Чтобы все прошло организованно, без лишнего ажиотажа. Разделите всех по категориям, раздайте ваучеры и инструкции утром перед открытим бункера. Пусть все построятся в колонны, а внутри колонны – в порядке следования номеров. Лучше основной контингент по официальной квоте вначале, по коммерческой квоте – следующей партией, если, конечно, никаких неожиданностей не возникнет. Запускать колонны будем подряд в размеренном темпе. Но без перерывов – иначе не уложимся до вечера.

– Хорошо. Накануне вечером жду от тебя эсэмэску для окончательного подтверждения.

– Бэзусловно! Развэ Махмуд кагда-ныбудь падвадыл?

– Ладно, хватит ваньку валять, – миролюбиво закончил Шемякин. – Бывай!

Полковник вернулся к экрану и открыл папку с грифом «Дом».

Ситуация в России тоже оставляла желать лучшего, но серьезных волнений по стране практически не наблюдалось. Спасибо средствам массовой информации: стараются не за страх, а за совесть. Не зря руководству телеканалов уже приготовлено несколько мест в бункере. Впрочем, на некоторые факты все же следовало обратить внимание. Игорь Юрьевич включил режим редактуры, делая пометки в рамке на полях.

– Производство мыла и спичек бурно развивается в связи с кризисным спросом на эти товары. Отмечен пятикратный рост продукции за последние три месяца, что свидетельствует о подъеме экономики во многих отраслях несмотря на все санкционные ограничения.

Все-таки мы их дожали!

– В Казани начали срочную реконструкцию подкопа, который в сентябре 1552 года подвели под городские стены саперы Ивана Грозного. Решено переоборудовать его в бункер для городской администрации. Рыть новый тоннель было признано нерациональным ввиду дефицита бюджета.

Правильное решение – нечего разбрасываться государственными средствами.

– В Петербурге организован сбор средств по подписке в пользу будущих жертв катастрофы. Деньги просят срочно перечислять на счет 12345678910 в Петростройбанке организации Горпромморземстрах. Приветствуются взносы в твердой валюте, а также ценными вещами.

Вполне рациональное предложение. Взять под контроль!

– Всероссийское общество Защиты животных призвало в первую очередь защитить от последствий катаклизма домашних питомцев и только потом думать о своих низменных интересах. Предлагается эвакуировать всех домашних собак и кошек в высокогорные районы Кавказа без хозяев.

Интересная инициатива, но будут трудности с логистикой!

– Московская община кришнаитов призвала провести массовые моленья на Красной площади. При этом раздать всем участникам микрофоны, чтобы возгласы «Харе Кришна!» были лучше слышны в Кремле.

Ну, с этими иностранными агентами все ясно – немедленно изолировать!

– В театре Эстрады с успехом прошли посвященные Астероиду художественные чтения «Небо в алмазах» с участием Максима Галкина, Евгения Петросяна, Елены Степаненко, Гарика Мартиросяна и Павла Воли. Публика до упаду смеялась искрометным шуткам, а под конец устроила актерам продолжительные овации.

Не забыть внести Петросяна и Галкина в основной список! Остальных не вносить.

– Художник-концептуалист Максим Уманский, только что выпущенный из больницы имени Кащенко, выступил с новой художественной акцией: пронес в Кремль ведро с фекалиями, вылил его на себя и в таком виде прорвался в Успенский собор. Оказал сопротивление полиции.

Уточнить политический вес! Попытаться секретно обменять на партию французского сыра рокфор?

– Президент Академии художеств Зураб Цинандали предложил заранее, вне зависимости от конечного результата, установить на Воробьевых горах мемориал «Астероид» с объектом в натуральную величину и высеченными на камне именами членов правительства. Мемориал уже готов: остается только открытие.

Разрешить открытие на общественных началах. Членов не увековечивать – скоро сменятся.

– На обновленном стадионе Лужники при полном аншлаге дала концерт группа «Ленинград». Все трибуны скандировали припев нового шлягера, подпевая Шнуру:

Ну астероид, да! Какая е-рун-да! От астеро – и-да Уже свербит п. да! От астеро-и-да С эрекци-ей бе-да! Я с астеро-и-дом Уже попал в дур-дом! И если так пойдёт, Меня он до. бёт!

Нужная песня! Оригинально формулирует. Включить Шнура в основной список?

– Девелоперская компания Тундра рапортует о небывалых успехах. Всего за два месяца жители Восточной Сибири скупили участки в районе вечной мерзлоты общей площадью 120 тысяч квадратных километров и приступили к возведению подземных иглу из подножного материала.

Хороший пример для всей страны. Дать рекламу по телевидению!

– Метростроевцы обязались к прибытию астероида досрочно открыть движение по второй кольцевой линии московского метро для удобства москвичей и гостей столицы.

Действительно очень удобно! Будет, чем занять время. Пусть ездят по кольцу!

– Молодые активисты движения «Чьи-нибудь» выступили с инициативой подготовить столицу к прилету астероида, художественно оформив улицы соответствующей событию символикой, зажечь на каждой площади по вечному огню и завершить подготовку масштабным факельным шествием по Тверской в белых простынях, двигаясь в направлении мавзолея.

Поощрить и помочь материально!

Отправив куда следует файл с пометками, Игорь Юрьевич позвонил секретарше и попросил крепкого чаю.

Глава LIX Белая хризантема

Когда он открыл калитку, в палисаднике тихо вел прощальную песню последний сверчок. Умолкли цикады, проводив жаркое лето. Давно миновала пора ирисов. Отцвели в свой сезон багровые и белые азалии, лиловые глицинии, темно-синие, будто обрызганные медным купоросом, гортензии. Осыпались пышные алые пионы. Поблекли «золотые шары» и разноцветные георгины. На куртине у бамбуковой изгороди распустились огромные хризантемы, закрепленные для прочности на проволочных каркасах или привязанные к бамбуковым колышкам.

Здесь было три пышных золотисто-желтых Тайё, четыре густо-махровых помпонных красавицы Кобуси цвета бордо с лепестками удивительно правильной формы, семь плотных шаров щетинистых Мари с лепестками, закрученными по спирали, семь изящных полумахровых кремовых Хоси с каплевидными киноварными навершиями на длинных, напоминающих иглы пинии, лепестках, и несколько перистых мелких Никко, похожих на кучку одуванчиков-переростков. Две гигантские белоснежные Одзара слегка покачивали плоскими кудрявыми венцами под легким бризом. Генералу Симомура вспомнились строки Кобаяси Исса:

В мире все повидав, Глаза мои снова вернулись К белой хризантеме…

Да, было что-то завораживающее в этой чистой белизне. Вот о таком цветке, наверное, писал и Басё:

Долго-долго гляжу — Ни изъяна в ней, ни пылинки. Белая хризантема…

Древние считали, что хризантемы обладают не только способностью вселять в человека надежду и помогать ему пережить житейские невзгоды, но и оберегают от дурного глаза, защищают от врагов, дарят жизненную силу. Советовали сажать побольше хризантем, чтобы беды и невзгоды обходили дом стороной. Но все беды не отведешь…

Симомура перевел взгляд на невысокую деревянную стойку под навесом, пристроенном к веранде слева. Там на керамических подносах стояло несколько авторских бонсаев. Вот эту композицию в виде пенька с разбросанными в причудливом беспорядке от корня к верхушке мелкими хризантемами горчичного оттенка придумала Ясуко. Ей пришлось колдовать четыре года прежде, чем цветы прижились на гнилушке и пошли в рост. Получилось «хризантемовое дерево». Жаль, в следующем сезоне, наверное, никто их уже не увидит.

Давным-давно любимая жена подвигла молодого офицера службы безопасности на выращивание карликовых растений. Это было их общее хобби. Ясуко тогда преподавала искусство бонсай в Академии садоводства. Сэйдзи однажды попробовал придти к ней в класс на занятия: подстригал вместе со всеми корешки, подтягивал проволокой веточки, подравнивал крону… Всего лишь за неполный год, конечно, не без помощи женушки, вырастил настоящий ясень высотой с рисовый колосок. Ему так понравилось, что увлекся всерьез и надолго: читал классические средневековые трактаты, изучал эстетику Дзэн-буддизма. Хобби удивительным образом дополняло его служебные интересы. Ведь разведка – то же искусство бонсай. Долгий кропотливый труд, требующий сосредоточенного анализа процесса и повседневного внимания, меняющий к лучшему наше привычное окружение.

Его персональный шедевр – бонсай, посаженный тридцать лет назад к третьей годовщине свадьбы, – стоял на подставке из криптомерии в противоположном конце веранды. Мощный ствол миниатюрной японской сосны на скале, сформированный по подобию знаменитой гравюры Хиросигэ из «Видов Эдо». В середине ствол изогнут на триста шестьдесят градусов, образуя законченный «дзэнский» круг и далее снова уходя ввысь. Когда-то создать такое дерево казалось ему невозможным, но потом увидел настоящую «сосну Хиросигэ» при храме в парке Уэно, тоже результат чьих-то многолетних трудов, – и решился. Ведь не зря поучал Ямамото Цунэтомо самураев былых времен в трактате «Сокрытое листвой»: «Всю жизнь прилежно учись. Каждый день становись более искусным, чем ты был за день до этого, а на следующий день – более искусным, чем сегодня. Совершенствование не имеет конца.». Работа удалась на славу. Хотел передать по наследству детям, но теперь уж едва ли…

Деревья все еще радовали глаз сочной зеленью, но в кронах крапчатых кленов-каэдэ там и сям уже мелькали изжелта-бурые и огненно-красные пятна. Наступала пора любования момидзи, осенним убранством лесистых гор. В этот день генерал неожиданно рано вернулся домой и еще застал на веранде лучи закатного солнца, медленно уходящего за горизонт. Все было как обычно. Ясуко на кухне готовила ужин. Рыжий кот Тора свернулся в клубок на рогожке. В воздухе веяло прохладой и покоем отрешенности.

Генерал весело бросил жене: «Тадаима![79]», снял туфли, прошел в комнату, аккуратно повесил в шкаф пиджак, положил на стул портфель. Потом открыл холодильник, достал банку пива, снова вышел на веранду и устроился в кресле-качалке. Итак, можно наконец расслабиться и отдохнуть. Хотя бы сегодня вечером. Его дело жизни успешно завершено.

Русские не только прислали официальный документ в подтверждение передачи Приморья, Сахалина и Курил, но провели на всех территориях референдум. В желании большинства населения сомневаться не приходится. Протоколы голосования, заверенные международными наблюдателями, лежат в сейфах МИДа, надежно спрятанные в одном из правительственных бункеров. Все те, кто должен был, согласно спискам, перейти в чикаро, уже на месте. Эвакуация закончена в срок без накладок. Треть населения в надежных укрытиях. Дети и внуки генерала Симомура тоже там. Остальные продолжают работать – жизненно важные производства не должны останавливаться. Пока… Теперь, что бы ни случилось, у Японии есть шанс на спасение, реальный шанс. А он, начальник Информационного агентства при кабинете министров Сэйдзи Симомура, заслужил передышку. Можно наконец оставить на время татэмаэ, должностное усердие, и хоть немного побыть в своей хоннэ, истинной сущности…

Завтра все будет ясно. Американские и русские ракеты должны перехватить астероид и нанести по нему сокрушительный удар. Но насколько сокрушительный? Этого никто не знает. Состав астероида до сих пор неизвестен. Удастся ли его расколоть? Раздробить? Отклонить с нынешней траектории? Полностью уничтожить наверняка не удастся. Ученые утверждают, что и сбить такую махину с курса нелегко. Но посмотрим.

Как сказал в пятнадцатом веке дзэнский патриарх Иккю,

Если нахлынет неудержимый поток, ты не противься, сил понапрасну не трать — лучше доверься волнам…

Генерал отхлебнул пива. Друзья и сослуживцы предпочитают цельносолодовое «Эбису», а он со студенческих лет пьет «Кирин лагер» и теперь уж точно своих привычек не поменяет. Все-таки хорошее пиво варят в Японии. И сакэ неплохое. Да и вообще все прекрасно в родной Японии: и эти цветы, и эти клены, и горы, и реки, и моря. И эти огромные города, построенные трудом миллионов, и эти сверхскоростные поезда, и супертанкеры, и наводнившие мир автомобили, и компьютеры… И люди… Так много хороших людей – честных, порядочных, трудолюбивых… Хотя, конечно, есть и негодяи, но где их нет?

Завтра все будет ясно. Если не удастся раздробить астероид на мелкие частицы, катастрофы все равно не миновать. Вопрос только в масштабах разрушений. Даже часть этой махины может при ударе пробудить вулканы «огненного кольца» – по всей подводной гряде, протянувшейся с юга Японии до Калифорнии. И тогда гибель архипелага будет неизбежна – по крайней мере временное затопление. Ну что ж, Япония готова и к такому варианту. Для того и строили бункеры. Сколько успели… А остальные примут свою судьбу и воссоединятся с душами предков там, на Небесной равнине Амагахара. Вот и премьер-министр Коно остался дома. Говорит, что передал дела молодому заместителю, а самому в шестьдесят восемь лет проситься в бункер не пристало. Что ж, премьер прав. Разведку тоже должен возглавить другой – из того поколения, которому предстоит возрождать страну.

Они с Ясуко уже все обсудили заранее. Верно заметил инок Кэнко, живший семь веков назад: «Если ты жалеешь, что не насытился вдоволь жизнью, то, и тысячу лет прожив, будешь испытывать чувство, будто твоя жизнь подобна краткому сну». Когда катастрофа станет реальностью, они добровольно уйдут из жизни. Разумеется, вместе – чтобы не разлучаться и в трех последующих рождениях. Он предлагал быстродействующий яд, но Ясуко хочет, чтобы все было по обычаям предков – она ведь тоже из самурайского рода. Женщина должна перерезать себе аорту, а мужчина должен совершить сэппуку, как подобает воину. Ну что ж, может быть, немного анахронично, но пусть так и будет. Короткий меч работы мастера Киёмаса лежит в портфеле. Надо будет вечером отполировать лезвие и сказать Ясуко, чтобы подготовила белые одежды на завтра. Ведь завтра все будет ясно…

Глава LX Бегство из рая

Наутро за обильным завтраком Шура Пискарев предложил продлить командировку еще денька на три и провести их с пользой для дела в казино. На вопрос, как будет обходиться Министерство культуры без своего руководства в такой критический момент, он только небрежно махнул рукой:

– С Игорем Юрьевичем согласуем – и никаких проблем.

– Да, никаких! – подтвердила Надежда Кузьминична, которая после бурной ночи выглядела изрядно помятой. – А с Игровой зоной нашему министерству надо познакомиться поближе. Особенно для налаживания внешних сношений.

Однако у Миямы уже созрел свой план, поэтому он только дипломатично пожал плечами и оставил предложение без комментариев. Собеседники, вероятно, должны были принять его молчание за знак согласия.

Когда чиновная пара отправилась после завтрака на променад, Мияма подсел за столик к губернатору Сотникову, который скромно допивал свой кофе в уголке зала. Тот радостно приветствовал почетного гостя тактичным вопросом, хорошо ли ему спалось. Поскольку девушка Катя ретировалась на рассвете, профессор честно ответил, что спалось не очень крепко, но в целом он хорошо отдохнул и чувствует большой прилив сил.

– Прекрасно! – расцвел Олег Петрович. – Может быть, у Вашего высокопревосходительства есть особые пожелания?

– Знаете, господин губернатор, я слушал, что у вас есть одна великоляпная яхта, – издалека начал Мияма.

– Да, есть яхта, и неплохая. Она, кстати, здесь – пришвартована в Муравьиной бухте. Хотите покататься? – с готовностью предложил Сотников.

– Можно так сказать. Но не только…

– Вы меня просто интригуете. Уж не собираетесь ли вы на моей яхте совершить кругосветное путешествие? Пожалуйста! Буду польщен! Честное слово!

– Нет, не кругосветное. Довольно близко – только в Японию.

На лице Сотникова застыло выражение детского удивления.

– А зачем? – вопросил он после паузы. Разве самолетом не удобнее? Тут ведь километров восемьсот…

Мияма изобразил сложную гамму чувств и наконец таинственным полушопотом пояснил:

– Соображания государственной важности. Но вам, господин губернатор, как государственному слуге могу сказать конфидентно. Я был командирован с этой мессией андер кава, таинственно. Потому что наше правительство не было выверено, что все пройдет благополучательно. Сейчас все закончилось с отличием: российское правительство подписало документ, а у вас, в Приморье, на Сахалине и Курилах вашими мольбами прошел референдум.

Формалистично все хорошо. Территории наши. Но теперь мне надо возвращаться в Японию как можно скоро, чтобы фиксировать свою новую должностность. У меня есть конкурент. Если я сейчас не приду, его могут назначить на пост вместо меня. Он по специальности прокурор и уже положил конец на наших якудза в Осаке и в Кобэ. Боюсь, что, если назначат его, он может здесь тоже на кого-нибудь положить конец. И на ваш бизнес в зоне. Так что я не могу задержаться даже немного у вас или в Москве. К сожалению, Игорь Юрьевич это не принимает в вынимание и хочет, чтобы я возвращался в Москву. Но вы понимаете, что тогда может случаться для вашего краевого актива? Хотя мы, кажется, договорились…

– Понимаю, – печально кивнул Сотников.

– Вот по этим соображаниям мне надо рано вернуться в Японию. Это и ваш интерес. Причем инкорыто.

– А зачем инкогнито?

– Чтобы ввести в заблуждание политических противников, разумеемся. Тут большая политичная игра. Обязательно надо ехать. Лучше морем.

– Ну да, конечно, – кивнул Олег Петрович.

– Я бы не хотел употреблять мой паспорт для прибыли туда. Вы можете достать другой японский паспорт? Только настоящий. Для дела! Мне ведь надо еще перевезти много сувенирных изделок.

– Это не проблема! Хоть полдюжины паспортов! Можете получить прямо сегодня.

– И вы можете доставлять меня на яхте до порта Аомори? Инкорыто.

– Не сомневайтесь! – с душой заверил Сотников. – Если надо, сделаем. Меньше, чем за сутки доберетесь. Крейсерская скорость у нас, слава Богу, двадцать пять узлов. Тем более, что обо всем договорились. Яхту подготовим к вечеру, так что можете ночью отдать швартовы. В провожатые вам дадим Катюшу, чтобы не скучно плыть было. И будем вас ждать назад со всеми верительными грамотами, как верные ронины своего сёгуна.

– Ронин – это совсем безработный самурай. Он не может служить сёгуну.

– Не беспокойтесь! Мы тут сможем! А насчет Александра Гермогеновича и Надежды Кузьминичны… Что-нибудь придумаем. Да они уже к вечеру о вас забудут и вспомнят нескоро. Потом вместе полетим в Москву встречать астероид. Жалко, что он неуправляемый, а то мы бы и там все уладили полюбовно. Главное ведь – обо всем договориться…

– Нет, вы скажите Шуре, что за мной из Токио прислали субмарину. Класса люкс. Прямо в Муравьиную бухту. По очень срочному задаванию премьер-министра Коно. А попрощаться не смог, потому что поздно ночью будить не деликатесно.

– Ладно, так и скажу. Передам ему от вашего имени прощальный подарок для начальства – часики тысяч на триста. Думаю, он Игорю Юрьевичу все эти наши дела правильно преподнесет – в красивой фирменной упаковке. Самого тоже, конечно, не забудем. Ну, и Надежду Кузьминичну, естественно. Главное – обо всем договориться.

– Соно тоори дэс! Вот именно! – подтвердил Мияма, многозначительно подняв кверху указательный палец.

В полночь секретарь Сотникова с зализанным косым пробором тихонько постучал, как было условлено, в дверь номера. Мияма, ожидавший в полной боевой готовности, вышел с большой хоккейной сумкой, доверху набитой пакетами сувениров, к которым недавно добавился скромный прощальный дар губернатора – шкатулка из сибирского кедра, усыпанная мелкими полуторакаратными розовыми брильянтами, с чеком на тридцать миллионов японских йен и трогательной открыткой от трудящихся Приморья.

Вопрос о том, как пронести все эти сувениры через таможню в японском порту, оставался открытым, но профессор предпочитал сейчас не думать о грустном. В кармане лежал паспорт на имя Минору Нисидзава, гражданина Японии, с выездным штемпелем аэропорта Кансай. Он предвкушал романтическое путешествие на уютной пятиместной яхте, которая вскоре помчит их с Катюшей к родным берегам. Яхта, вероятно, с мотором, если может развивать скорость больше сорока километров в час. Ему довелось кататься на такой яхте однажды в ранней молодости с приятелем, который был капитаном университетского яхтклуба. От того трехчасового путешествия остались незабываемые впечатления – так его еще никогда в жизни не тошнило.

Хотелось надеяться, что сейчас все будет по-другому. Все-таки возраст, солидный жизненный опыт, общественное положение, присутствие красивой девушки рядом на палубе… Но с этими парусными посудинами ничего нельзя сказать заранее – все будет зависеть от воли волн и ветра.

С такими мыслями Мияма шагал по ночной аллее от своего «Ритц Карлтона» к пирсу, где смутно проступали вдали на фоне моря мачты и паруса. Там же, с другой стороны пирса, занимая всю его длину и выдавась форштевнем в океан, стояло внушительное многопалубное судно, с виду похожее на круизный теплоход необычайно изысканной формы. При их приближении на кормовой мачте махины вспыхнула подсветка. Вверх медленно поползли два государственных флага – Японии и России.

– Нас так проваживают? – удивился Мияма.

– Нет, вас так принимают на борт, Ваше высокопревосходительство, – с поклоном объяснил секретарь. Это личная яхта Олега Петровича «Юнона». Приобрели три года назад по случаю. Олег Петрович ее перекупил у Мухаммеда бен Рашид Сауда, шейха Дубаи и вице-премьера эмиратов. Раньше яхта называлась «Гурия». Стоила, говорят, в девичестве триста пятьдесят миллионов баксов, но нам отдали всего за триста. Просто повезло. Шейх себе другую купил, посерьезней, но и эта еще хоть куда. Строили ее в Германии – компания Blohm und Voss, а потом уж перевезли в Дубаи. Там еще местная фирма Platinum Yachts доводила до ума. Два двигателя по шесть с половиной тысяч киловатт, скорость до двадцати восьми узлов. С автономным запасом топлива и воды может месяц не заходить в порт. Ну, гостевые сюиты, вип-каюты, конечно, на сорок восемь человек, не считая экипажа. Мы на ней часто корпоративы устраиваем и семинары для краевого актива. Вот так закатимся на недельку куда-нибудь в Сингапур, на Сайпан или на Чебу… Очень удобно. Семь палуб, джакузи, бассейны, вертолетная площадка, казино. Оформление экзотическое в стиле «Ориенталь» – везде ковры ручной работы, мозаичные полы, инкрустации. Гостиная вообще похожа на оазис в пустыне. И обратите внимание: все поручни из серебра, а на капитанском мостике они из платины. Да вы сами сейчас увидите. Пожалуйста!

Действительно, с яхты уже был спущен трап, застеленный ковровой дорожкой, а наверху, на палубе, замерли в почетном карауле двенадцать из тридцати пяти членов экипажа во главе с капитаном. Мияма поднялся на борт, пожал руку капитану с короткой шкиперской бородкой и кивнул морякам. Кати нигде не было видно. Вероятно, она ждала на своем рабочем месте, в постели. С причала секретарь Евгений махал обеими руками, едва видимый во мгле.

– Отдать концы! – скомандовал капитан. – Курс на Аомори. Полный вперед!

Расчет Миямы был прост. Из русской классики ему было известно, что морочить голову мошенникам можно только до определенного предела. Ждать, когда предел сам напомнит о своем наличии и мошенники раскусят подвох, было рискованно – ведь в данном случае на кону стояла собственная голова. Кроме того, после встреч с достойными представителями российского истеблишмента, либеральной оппозиции и бизнес-сообщества его амбиции порядком пооостыли. Ему больше не хотелось становиться губернатором Приморья и Сахалина. Было совершенно очевидно, что, в случае воцарения японской законности на новых территориях, путей с губернаторского кресла могло быть только два: или на городское кладбище во Владивостоке, или в исправительное учреждение строгого режима в городе Абасири на северном острове Хоккайдо. Ни та, ни другая перспектива не внушала ни малейшего оптимизма.

К тому же, в значительной мере отпали и материальные стимулы. Авансов за услуги и ценных приношений, полученных от русских партнеров, уже хватало на достаточно безбедную жизнь не только в ближайшую неделю до прилета астероида, но и на последующие несколько десятилетий. Все, чего сейчас хотел профессор, сводилось к месту в бункере-чикаро под одним из небоскребов Синдзюку, куда он был вполне легально приписан еще два года назад. Однако вездесущее российское гэбэ явно не собиралось отпускать мнимого губернатора из-под своего бдительного контроля вплоть до его вступления в должность, о чем ему было сказано Игорем Юрьевичем напрямую. Наверное, ему уже была приготовлена и койка в русском бункере, но стремиться туда вряд ли стоило. Куда бы ни направился астероид, профессору Мияме в России не светило в конечном счете ничего, кроме лубянских казематов. Записи конфиденциальных бесед, хранившиеся в его ручке-диктофоне, вряд ли могли принести пользу в такой ситуации. Продать их было некому, а обе заинтересованные стороны, узнав о таких материалах, конечно, могли поставить только одну общую задачу – уничтожить записи, а заодно и их владельца.

Лететь в Японию по своим документам было невозможно, а по чужим опасно. Неизвестно, чей паспорт лежал сейчас у него в кармане. Может быть, господин Минору Нисидзава давно уже кормит крабов где-нибудь на дне залива Золотой рог. Генерал Симомура тоже, конечно, не дремлет и попытается при первой возможности избавиться от своего тайного посланника, уже ставшего нежелательным свидетелем закулисной сделки. А сейчас ему достаточно для начала просто вычеркнуть фамилию Миямы из списка кандидатов на место в бункере.

Но погранконтроль и таможню в Аомори, может быть, удастся и вовсе обойти. Вряд ли здесь будут строго досматривать русских с губернаторской яхты и их гостей, завернувших в порт на полдня накануне космической катастрофы. Если повезет, удастся проскользнуть на берег незамеченным. А дальше уже не страшно. Коль скоро настоящий паспорт не пробит на границе, значит, его, Миямы, теоретически, все еще нет в стране. Паспорт вообще используется только для поездок за рубеж, а внутри страны его заменяет единая номерная карта «My Number[80]».

Тонкость заключается в том, что, согласно этой карте, он никуда из Японии не уезжал и все так же является законным претендентом на место в бункере. Записи в паспорте и во внутреннем удостоверении практически не пересекаются, если только их специально не сверять. Поскольку не в интересах русских трубить на весь мир о его исчезновении, вряд ли японская разведка будет заниматься такой сверкой накануне встречи с астероидом. Из Аомори до Токио всего час с четвертью лёта, и никаких проверок документов на внутренних терминалах. Генералу Симомуре придется ждать его до второго пришествия – хотя оно и может состояться очень скоро. Пока нужно пережить критический момент: лечь на дно вместе со всеми и раствориться в массах соотечественников. Дальше будет видно. Может быть, власти еще решат сделать его, Мияму, национальным героем… А пока в роскошной каюте с арабскими коврами по стенам его ожидает девушка Катя класса VIP Super Рremium!

Глава LXI Накануне

Теперь, когда до перехода в бункер оставались всего сутки, генерал Гребнев вдруг ощутил, что на него снизошло спокойствие. Полное спокойствие. Все заботы и тревоги прежней жизни отодвинулись на задний план и поблекли перед надвигающейся Неизбежностью. Да, делай что можешь – и будь что будет, как говорили древние. Он сделал все что мог. Или почти всё. Довершит сделанное завтра, когда отправит в японский чикаро семь тысяч врачей-добровольцев, приехавших со всех концов страны. Тех, кому предстоит возрождать Россию из пепла, возвращать к жизни умирающих и лечить раненых. На них вся надежда.

Вчера виделся с Бурдюковым. Поблагодарил за содействие. Эвакуация при поддержке армии прошла относительно благополучно – материальную базу в основном удалось законсервировать и спрятать под землей. С людьми хуже. В старых бомбоубежищах и наскоро вырытых новых тоннелях от ядерной зимы не укрыться. Взять хотя бы несчастных жителей «научных городков», а точнее «закрытых административно-территориальных образований», которых в стране на сегодня сорок два. Спасать их некому. Если где и были бункеры при советской власти, то сейчас о них и старожилы не упомнят. Например, какой-нибудь Красноярск – 26 с его допотопными уран-графитовыми реакторами по производству плутония в глубоких гранитных штольнях. У реакторов есть все шансы уцелеть, а у тех, кто там работает – практически никаких. Или Заозерный-13 с его лабораториями и заводом низкообогащенного урана. Или Знаменск под Астраханью с его военным полигоном Капустин Яр. Или Свердловск-45 с предприятием по сборке и утилизации ядерных боеприпасов. Или Челябинск-40, где производят радиоактивные изотопы – место, ставшее очагом ядерной катастрофы в давнем 1957 году. Или Арзамас-75, древний Саров, где НИИ экспериментальной физики соседствует с легендарной Саровской пустынью. Там хоть монахи могут зарыться под землю поглубже: под монастырем огромные трехуровневые катакомбы с источниками пресной воды. Однако запасов продовольствия местные власти им так и не выделили… За всем не уследишь – страна велика, а порядка в ней как не было, так и нет.

Значит, такая судьба. Жертв опять будет много больше, чем могло бы быть при иных обстоятельствах. Так было и Первую мировую, и в Гражданскую, и в коллективизацию, и при Большом терроре, и в Финскую, и в Отечественную, и в Афгане, и в Чечне… Афганское чистилище и чеченский ад, через которые пришлось пройти от начала до конца, и сейчас еще иногда снятся по ночам. Значит, снова Россия потеряет в десять раз больше, чем ее соседи. Не привыкать… Сейчас главное – обеспечить тем, кто выживет, медицинскую помощь, сохранить хоть какой-то человеческий потенциал.

Шемякин обо всем предупрежден. Вчера в телефонном разговоре он был, как всегда, уклончив, но голос звучал доброжелательно. Кажется, готов к компромиссу. Сообщение о прибытии семи тысяч врачей обещал принять к сведению. Взялся обеспечить всю логистику по доставке основного контингента к бункеру. Заниматься доставкой врачей отказался, сославшись на занятость, но это не проблема – нужное количество шатлов уже удалось добыть в туристических агентствах. Врачи должны явиться со своим подручным инструментом, хотя ящики с тяжелым медоборудоанием посылались заранее.

Об охране порядка толком так и не договорились. Сгонять в Яхрому части регулярной армии не хочется. Это не их забота, да к тому же, когда начальство уходит в нору, оставляя вас один на один с астероидом, наверное, так и тянет по этой норе шарахнуть из всех калибров. Надо бы обойтись своими силами, как и планировалось. По триста человек от него и от Шемякина для охраны и сопровождения. Они же затем образуют СББ, Службу безопасности бункера под его, Гребнева, командой. И еще триста из Росгвардии поступят в распоряжение Шемякина. Конечно, если астероид все же удастся раздробить, планы изменятся… Столько суеты – и всё зря. Но пока он держит курс прямо на Землю. Неделю назад американцы запустили на орбиту спутник с лазерным излучателем и попробовали оттуда. Не получилось. Теперь надежда лишь на термояд, а применить такие ракеты можно только с очень близкой дистанции…

Генерал набрал номер полковника Хромова.

– Ну как, Степан? Готовность номер один?

– Так точно, товарищ генерал! Если завтра война, если завтра в поход!..

– Насчет войны не знаю, но завтра всякое может случиться. Так что в поход собирайтесь по всем правилам. Скажи-ка, у вас в штатной экипировке щиты не положены?

– Конечно нет, командор. На кой они нам? Мы ж не ОМОН какой-нибудь, а десантура. Мы как японские самураи. Те без щитов обходилсь – брезговали оборонительными средствами, рассчитывали только на меч. А щиты были у пехоты.

– Ты дурака-то не валяй, – строго осадил старого камрада Гребнев. – Знаю, что сам любишь с самурайским мечом позабавиться. Это тебе не «Семь самураев», понял? Хотя, может быть, и придется иметь дело с бандитами. Добудь щиты у того же ОМОНа, хотя бы облегченные, композитные. Без щитов там не обойтись. И дубинки какие-нибудь добудь типа тонфа. Твои орлы обращаться с такими штуками умеют?

– А как же! Это у нас в начальном курсе обучения, все кобудо: и нунчаки, и тонфа, и сай, и кусаригама, и сюрикэны. Ну, и классический бо, и дзё[81], конечно. Есть такие мастера, что ого-го!

– Вот и хорошо. Всё может пригодиться. Когда будешь в арсенале отбирать дубинки, кроме тонфа с ручкой, возьми еще партию удлиненных, телескопических. Они как раз по размеру дзё – для тех, кому больше нравится. Если кто владеет дзюттэ, тоже захвати – работает против саперных лопаток. Ну, ножи у вас в комплекте. Бронежилеты, само собой. И противогазы не забудь. Значит, заезжай к нам в арсенал, возьми сколько нужно этого добра и раздай по интересам – кто чем лучше владеет.

Еще вот что. Пошли ребят в ближайшие пожарные части – пусть там разживутся баграми. Чем больше, тем лучше, как ты понимаешь. Сформируй отдельный взвод из тех, кто смыслит в бо-дзюцу, и раздай ребятам багры. Потом, перед заходом в бункер, багры, конечно, бросите. Автоматы, пистолеты и прочее тоже возьмете, но только для отстрастки. Не стрелять! Там будет столько гражданских, что до стрельбы доводить нельзя. Газ тоже исключаем. А в бункере тем более. За прочее я не ручаюсь – всякое может случиться. Возможно, придется помахать руками. Доверять никому нельзя. Все силовики готовы друг другу горло перегрызть за лишние места. Президентский полк давно уже ненадежен, а в Управлении охраны засели такие крысы… Мы вроде бы договорились с Конторой, что лишних армейских частей там не будет, но не знаю… Все, кто прибудет утром к бункеру, должны до вечера оказаться внутри, полностью адаптироваться и закрыть за собой ворота.

Как тебе известно, ваша первоочередная задача – обеспечить прикрытие колонне врачей для захода в бункер. На них на всех для ясности будут накидки с красным крестом спереди и сзади, как у крестоносцев. Кроме того, подстрахуете на всякий случай президента и его сопровождение. Все ясно?

– Конечно.

– Колонна основного списка должна двигаться за врачами. Ее прикрывают своими силами конторские, но кто их знает… После покушения на Босса я уже ничему не удивлюсь.

Построение снаружи, перед воротами охранной зоны. Если Шемякин не станет возникать, то вы просто постоите в почетном карауле, а потом зайдете сами и распределитесь по модулям. Если же он что-то не то задумал, вы должны ему помешать. Любой ценой. Ты понял?

– Понял, командор. Сделаем.

– Я тоже там буду со своими разведчиками. Сегодня их встречаем в Москве. Человек пятьдесят, не больше. Поработаем вместе.

– Поработаем, Сергей Федорович, не сомневайтесь!

– Значит, выдвигаетесь к семи ноль-ноль. Позиция тебе известна: вверх по склону центрального холма образовать проход к воротам для пропуска колонны. Оборудуйте КПП и от него до ворот оцепление с частотой в полтора метра – чтобы при необходимости взяться под руки и сомкнуть цепь.

– Так точно! Будет сделано.

– Ну бывай, Степан. До завтра.

Генерал дал отбой и снова задумался. Посмотрев на часы, понял, что пора ехать на Пушкинскую.

Жизнь в городе накануне последней схватки с астероидом, как ни странно, продолжалась в обычном режиме. Вероятно, сказались дружные усилия СМИ, призывавших граждан сохранять спокойствие. А может быть, всему причиной был извечный русский фатализм, усугубленный отсутствием выбора. Во всяком случае всеобщей паники, как во многих столицах мира, в Москве не наблюдалось.

На площади у памятника в одиннадцать утра было довольно оживленно. Мужчины и женщины спортивного сложения в возрасте от двадцати до тридцати пяти гуляли поодиночке, временами смущенно поглядывая друг на друга, словно отдыхающие, впервые пришедшие в курзал на танцы. Все были одеты скромно, в джинсы и куртки. У всех были большие дорожные сумки, рюкзаки или чемоданы на колесиках. Они делали вид, что оказались здесь случайно и не слишком интересуются окружающими, но в действительности все уже знали, кто стоит рядом. Эти люди раньше никогда не встречались, но все они были офицерами внешней разведки из одного спецдивизиона. Все они были «зубами дракона», упоминание о которых повергало в истерику руководство ЦРУ и МИ-6, вызывало жгучую зависть у столпов Моссада. И все они получили одно и то же письмо от своего Командора. Многие никогда еще не бывали в Москве, что можно было понять по тому любопытству, с которым они разглядывали памятник, здания вокруг, бульвары и поток транспорта на Тверской.

У сквера, нарушая правила, припарковалась машина. Из нее вышел высокий подтянутый человек в сером двубортном плаще. Его совершенно седые, но все еще густые коротко стриженные волосы образовывали колючий нимб над изрезанным глубокими морщинами лбом. Глубоко посаженные серые глаза светились энергией и силой. Волевые складки расходились от крыльев носа, подчеркивая жесткую линию подбородка. Оставив двух охранников на стоянке, он подошел к памятнику и поднял вверх цветную фигурку усатого дракона, давным-давно привезенную из Японии. Когда все гуляющие сбились в плотную группу, генерал Гребнев сказал:

– Здравствуйте, друзья. Для тех, кто еще не в курсе: меня зовут Сергей Федорович. Я ваш крестный отец, дети мои. Рад всех приветствовать в столице нашей родины Москве. Не обессудьте, что сорвал вас с места – сами знаете, по какому поводу. Простите за предосторожность, но прошу показать наш драконий жетон во избежание сюрпризов.

Все достали кулон с головой дракона и приподняли на уровне груди.

– Хорошо, – продолжал генерал, – вижу, что здесь только свои. Я-то вас знаю в лицо. Да, собственно, особых секретов у нас нет. Вы больше не секретные агенты. Выходим из-под прикрытия. Да, выходим и сами становимся в прикрытие. Значит так, дорогие мои. Сейчас вас отвезут в наше… общежитие, в Ясенево. Автобус уже ждет. Помоетесь с дороги, отдохнете. Переоденетесь, всем выдадут офицерскую форму – полевую. Впервые будете при погонах. Вечером встретимся в столовой, поговорим, познакомимся друг с другом. Нам не часто приходится общаться с товарищами по оружию. Обрисую вам вкратце ситуацию. А завтра… Завтра последний парад наступает. И надеюсь, что вы пойдете на него со мной. До скорого.

Генерал повернулся и не оглядываясь зашагал к машине.

Глава LXII Дым отечества

Накануне финальной стадии операции «Японский ковчег» предстояло подвести кое-какие итоги. Вещи для бункера были уже собраны, но пришлось долго копаться с сортировкой документов – разумеется личных, так как прочие давно уже были размещены на главном сервере СВР в служебных папках. «Вот так и завершают земные дела», – подумалось генералу. Сжигать старые письма и фотографии вряд ли стоит – само сгорит, когда придет время. А если не придет, то, может быть, еще пригодится. Хотя кому это все нужно? Суета сует и ловля ветра… Почти полвека службы, и никого вокруг, кому была бы интересна его боевая биография. Кроме кадровиков. Один, как перст. Ни жены, ни детей, ни близких родственников. Если что, никто горевать не станет, и слава Богу. Да и не до него тут будет. По последним данным астероид движется к земле. Как говорится, on the collision course[82]. Пуск ракет намечен на послезавтра. Ударят одновременно с космодрома Восточный, с Байконура, с Плесецка, с мыса Канаверал, с Аляски и еще из пяти пунктов. Попасть – попадут, вероятно. А что дальше? Если эта махина состоит из ферромагнитных сплавов, она может только вильнуть в сторону и врезаться не в Европу, а, допустим, в Азию или в Южную Америку. Разница будет не столь велика. Если внутри лед, то может раздробиться на мелкие метеоры – и это был бы оптимальный результат. Но кто знает? Сергей Федорович уже хотел было помолиться, но вспомнил, что не верит в Бога – и не стал. Что гадать попусту! Делай что должно…

Он еще раз проверил свой нехитрый скарб, помещавшийся в рюкзак морского пехотинца. Вот и всё. Можно идти на ужин с молодежью.

В столовой было шумно и даже празднично. Молодые люди сидели за простым солдатским ужином – гуляш с картошкой и овощами, чай с лимоном и булочка.

Так было задумано. Пусть напоследок отведают российских казарменных харчей. Вполне приличных, как считал генерал. Многим заморские разносолы уже в зубах навязли, так что для разнообразия – чем проще, тем лучше. И без спиртного. Вообще пусть подышат дымом отечества…

Девушек было человек пять – остальные представители сильного пола. Поприветствовав всех, генерал тоже пошел на раздачу, взял тарелку гуляша и подсел к столу. Многие уже, видимо успели познакомиться, благо общих тем для разговоров было достаточно. Выждав некоторое время и попробовав гуляша, который оказался на высоте, Сергей Федорович постучал ложечкой по стакану. Соседи смущенно притихли, поглядывая на его погоны.

– Вот что, дети мои, – начал Гребнев несколько высокопарно, – нам с вами предстоит выполнить свой долг. До конца. Поскольку вы здесь, я считаю, что вы еще не сложили с себя служебных обязанностей, хотя я и дал вам вольную в письме. Ну что ж, похвально: так и подобает себя вести российским офицерам, тем более разведчикам из спецдивизиона «Дракон».

Вкратце диспозиция такова. Послезавтра, в воскресенье, объединенные силы Российской Федерации и НАТО попытаются ракетно-ядерными ударами уничтожить астероид. Что из этого получится, никто не знает. Никаких гарантий успеха у нас нет. Остается высокая вероятность наихудшего исхода. Вы знаете, что я имею в виду.

Теперь внимание. На случай столкновения с астероидом под Москвой в единственном числе построен подземный супербункер по японской технологии чикаро. Места в нем предназначаются в основном для правительства, глав региональной администрации и отечественной бизнес-элиты. Примерно половина мест из пятнадцати тысяч, включая охрану и технические службы. Остальные места я как глава Чрезвычайной комиссии зарезервировал за семью тысячами врачей и группой специалистов МЧС, которые должны будут приступить к реабилитации населения сразу же после катастрофы – если она все же произойдет. Вам места в бункере тоже зарезервированы – будете очами и ушами государевыми. К сожалению, и здесь есть силы, которых надо остерегаться. Это люди, способные окончательно погубить Россию, которую и так уж почти вогнали в гроб. Но мы им этого не позволим! Наша задача на завтра – обеспечить вместе с гвардейцами-десантниками мирное выполнение плана А, то есть организованного захода в бункер врачей и всех, обозначенных в списке, начиная с президента.

Подозреваю, что будут провокации со стороны других силовых структур, которые укомплектованы много лучше, чем мы. Тогда вступит в действие план Б. И придется брать не числом, а уменьем. Кстати, вы ведь все, согласно инструкциям, обучались у себя там единоборствам. Верно?

– Да, верно, – пронесся шелест по залу. – Кое-чему обучались.

– Вот и хорошо, – улыбнулся генерал. – Может быть, завтра представится случай показать, на что вы способны в деле. Разомнетесь немного. А то у нас тут все больше банальное каратэ, айкидо, таэквондо да нехитрые виды ушу в моде. Совсем опростились. Продемонстрируете что-нибудь новенькое вроде пенчака или тайинга… Что вы там еще осваивали?

– У нас в Южной Индии калариппайят в ходу, – раздался задорный голос с конца стола. – Могу показать.

– А у нас в Пенджабе – силамбам.

– А у нас в Бирме – бандо и летхвей.

– Я уже два года в России – перешел на славяно-горицкую…

– А я из Вьетнама. Вьет во дао. Школа Петуха.

– Мы из Таиланда – муаитаи.

– А я по бразильскому джиу-джитсу…

– Капоэйра, школа Сендзала…

– У нас во Франции тоже все это есть. Только я занимался сават. Comment c’ést en Russe?[83]

– Я из кикбоксинга.

– А я чемпион Голандии по смешанным единоборствам.

– Ну-ну, я вижу, вы зря время не теряли, – остановил веселую перекличку генерал. – Молодцы. Внушительное ассорти! Но будем надеяться, что все это нам завтра не понадобится. А вот что понадобится, так это внимательность, выдержка и осторожность. И еще подручное оружие. Разобьтесь по двое и будете патрулировать всю зону, пока не кончится заход. Ваша задача – следить за порядком и вовремя информировать о проблемах, если таковые возникнут. Приборы мобильной связи вам сейчас раздадут – потренируйтесь. Хотя, думаю, вы сразу разберетесь что к чему. Огнестрельное оружие применять там нельзя – вокруг люди. Надеюсь, до худшего не дойдет, но возможны любые провокации. Получите всю амуницию у капитана Трубникова – сейчас он вами займется. Завтра он же будет разводящим.

Появившийся в столовой пожилой осанистый капитан с айпадом в руках строго посмотрел на разгулявшуюся молодежь:

– Так! Отставить балаган! Кто владеет нунчакой?

Человек пятнадцать подняли руки.

– Отлично. Получите первосортные нунчаки. Можно по одной, можно пару.

Кто владеет японской яварой?

Еще человек семь подняли руки.

– Хорошо, получите свои палочки, можно тоже в парном комплекте. Какие еще заявки на подручное оружие? Только малоформатное.

– Парные кастеты, если можно!

– Найдем.

– А можно сумпитан малайский?

– Нет, сумпитан не по сезону. Этими отравленными иголками наше военное снаряжение не пробьешь.

– Жалко! Столько лет учился – и все зря…

– Может, случай еще представится.

– Простой нож годится?

– Годится. Есть ножи складные типа навахи, выкидные и финки открытого типа – на выбор. Для специалистов – ножи-бабочки и парные полумесяцы. Кинжалы тоже найдутся.

– Беру бабочки – мы с ними в Гуанчжоу полгода на капусте тренировались.

– У нас в капоэйре обучали мачете…

– Обеспечим мачете.

– Мне бы шэнь бяо, свинцовый шарик на шнуре. У нас в Шаньси очень популярная вещь.

– Ну, тогда уж мне простой кистень с короткой ручкой – я с таким работал в Турции.

– А я в Германии – с «моргенштерном».

– Попробуем и для вас что-то подыскать.

– А я из Аргентины. Работал с боло – лошадей стреноживал.

– Боло имеется – у нас есть любители. Кстати, есть еще пастушьи кнуты – мексиканские, из буйволовой кожи. И камча со свинчаткой тоже есть.

– Беру бич! Я из Аризоны!

– Для любителей оплетающего оружия есть еще кусаридама – цепь с грузилом на конце.

– Я на Окинаве с этим знакомился. Беру!

– Для тех, кто понимает, есть еще парные дубинки лянцзегунь на перевязи.

– Я понимаю. В Удан-пай основное оружие. Беру.

– А нет ли у вас в хозяйстве крюков на веревке фэнчжуа – «летающих когтей»?

– У нас в разведке из популярного подручного оружия все есть. Так что заказывайте, не стесняйтесь.

– Тогда мне сеть с грузилами.

– Хорошо, получите сеть. Я пометил.

– Ладно, думаю, с экипировкой мы разобрались, – резюмировал генерал Гребнев, когда все сделали заказы. Сейчас пройдете в наш арсенал и подберете себе всё по вкусу и по руке. Капитан вас проводит. Кстати, сколько вас здесь? Посчитали?

– Сорок семь, – ответил невысокий коренастый крепыш с легким итальянским акцентом. – Сорок семь ронинов…

– Ну что ж, ронины… Завтра выдвигаемся на рассвете. Багаж погрузите в автобус – кроме оружия.

Глава LXIII Бунт на «Юноне»

Мияма с трудом разлепил глаза после короткого сна. Девушка Катя с ангельским личиком мирно посапывала рядом под одеялом. Глядя на это невинное юное создание трудно было поверить, что именно оно буйствовало всю ночь в постели с неутомимостью вакханки и профессионализмом японского мастера шиацу. Профессор чувствовал себя выжатым и обсосанным, как вчерашний ломтик лимона. Он потянулся к тумбочке у изголовья, где стоял недопитый бокал коньяка, но так и не донес руку до цели.

Да, все-таки возраст берет свое… Еще лет десять назад он, возможно, бы мог составить этой Кате достойную партию, но сейчас… Пора на заслуженный отдых. Надо будет в чикаро походить в спортивный зал, подобрать щадящую диету и заняться дыхательными упражнениями. А то ведь так ненароком можно и «разыграть в коробку», или «двинуть коня», как говорят русские. Интересно все-таки, откуда такое выражение? Может быть, его придумал оппозиционный шахматный чемпион Каспаров?

Она ему что-то подсунула: может быть, виагру или циалис. Конечно, чтобы себя ублажить в первую очередь. Но так ведь можно угробить клиента! Ох, эти русские женщины, которые зачем-то коня на скаку остановят! Все эти Настасьи Филипповны, Грушеньки, Сонечки Мармеладовы… Нет, хватит, пора возвращаться к милым, скромным, застенчивым японкам. Они по крайней мере так не буйствуют – только тихонько повизгивают в подушку…

В иллюминаторе, затейливо оформленном барочной рамкой из кипарисового багета, мирно плескалось Японское море. Губернаторская яхта «Юнона», рассекая лазурную гладь со скоростью двадцать пять узлов в час, уверенно приближалась к северной оконечности острова Хонсю. Часы показывали десять утра. Значит, до порта Аомори минимум полдня ходу. «Можно еще поспать», – пронеслось в замутненном сознании Миямы, и он снова рухнул на подушку. В этот момент в дверь каюты постучали.

Мияма не пошевелился. Стук становился все громче, все настойчивей. К нему присоединилась певучая мелодия дверного звонка. Девушка Катя, проснувшись от шума, удивленно хлопала ресницами. Мияма нажал кнопку у изголовья, и на экране над дверью отобразилась картинка с камеры внешнего наблюдения. В коридоре стоял капитан, жестами показывая, что ему срочно необходимо сообщить важную информацию. Мысленно выругавшись цензурным японским словом «тикусё» и задавшись риторическим вопросом, почему нельзя было воспользоваться телефонной связью, профессор сполз с кровати, накинул махровый белый халат и пошел открывать.

Щелкнул замок – и в то же мгновенье дверь, словно отпущенная пружина, резко распахнулась внутрь, отбросив Мияму на середину каюты. Он даже не успел спросить, что происходит, когда вслед за капитаном в помещение вломились четверо дюжих матросов в стильных униформах от Кардена. Двое немедленно подхватили хозяина каюты под руки и надели на него наручники. Еще двое бесцеремонно вытащили голую девушку Катю из постели и в таком виде поместили рядом с японцем. Капитан все это время стоял в стороне, сохраняя ледяное спокойствие.

– Я протестую! – опомнившись наконец, прошептал Мияма, обращаясь к капитану. – Вас, господа, наверное, посылал генерал Симомура? Но ведь я же все восполнил! По секрету!

Он хочет, чтобы я все-таки харакири? Но почему?! Я же никому не скажу! Нет, я не могу. Так нельзя! У меня даже отсутствует инструмент. Я же не могу резать живот ножницей!

От волнения Мияма, сам того не заметив, перешел на японский:

– Юрусите кудасай! Нандэмо яримас ё! Канэ мо хосэки мо дзэмбу каэсите яро. Сэппуку ва дзэттай дамэ н да ё! Коросанайде кудасай! Онэгаи![84]

Капитан с каменнм лицом молча наблюдал эту патетическю сцену. Наконец, видя, что японец не может успокоиться, он произнес всего два слова:

– Вы заложники.

Мияма уставился на капитана с таким явным непониманием, что тот снизошел до объяснений.

– Что тут странного? Мы взяли вас в заложники. Никакого вашего Симомуры я знать не знаю. На корабле бунт, а вы оба мои пленники. Посещение Аомори отменяется – ложимся в дрейф.

– А чего вы хотите-то? – подала голос девушка Катя, рассматривая в настенном зеркале свои обнаженные пышные формы. – Зачем так людей пугать? Ну сказали бы по-человечески: мол, извините за доставленные неудобства, но вынуждены будем вас побеспокоить… Заложники – так заложники. Это ж все-таки не хухры-мухры, а его Высокопревосходительство, будущий губернатор Приморья и Сахалина. Очень не-интеллигентно получается. Вас что, в школе не учили, как с VIP клиентами надо разговаривать?

Капитан смущенно почесал свою шкиперскую бородку.

– Да, в самом деле, нехорошо получилось. Позвольте внести ясность. Яхта захвачена экипажем под моим руководством. Кстати, мы тут все с бывшего фрегата «Гром», который начальство загнало по дешевке китайцам. Губернатору Сотникову мы больше не подчиняемся – его вымпел с гафеля и с гротмачты уже спущен. Мы, патриоты России, выступаем против передачи Приморья и Сахалина Японии. Уже ясно, к чему всё идет. В связи с последними событиями мы требуем отменить результаты референдума. Приморье и Сахалин – исконные российские земли и должны остаться частью России. Мы уже послали наш ультиматум в Москву. В противном случае его Высокопревосходительство будет вздернут на рею, поскольку действия Японии мы будем рассматривать как агрессию. Это спровоцирует военный конфликт, и мирной передачи наших территорий в любом случае не состоится. Судно сейчас в нейтральных водах, так что вероятность атаки со стороны Тихоокеанского флота минимальная. Штаты тоже вряд ли будут вмешиваться, а Япония должна принять наши условия, иначе…

– Они не согласятся! – горестно вздохнул Мияма. – Ни за что не согласятся! Я знаю! Ни в Москве, ни в Токио.

– Почему вы так уверены? – недоверчиво переспросил капитан.

– Просто знаю…

– Ну, это мы еще посмотрим. А пока будем ждать ответа – столько, сколько потребуется.

– А как же астероид? – напомнил Мияма.

– А что астероид? Нам все равно бункеров не положено, и нашим семьям тоже. Так что нам без разницы, где его ожидать: в море или на берегу. Может, еще мимо пролетит.

– Русского моряка астероидом не испугаешь! – вставил один из матросов. – А уж после того, что мы здесь на губернаторских гулянках насмотрелись, нас вообще не испугаешь ничем!

– Знаете что! – возмутилась девушка Катя. – Вы мне с вашим бунтом план срываете и репутацию портите. Меня теперь из VIP Premium вычеркнут и вообще в резерв переведут. По-вашему, я для этого аспирантуру заканчивала? Я в командировке и завтра утром должна быть на рабочем месте, в Муравьиной. А если не буду, такой штраф наложат, что мало не покажется. И не стыдно вам так третировать трудящихся?! Я в Народный контроль буду жаловаться.

– Действительно, – задумчиво протянул капитан, – нехорошо получается. И план горит, и штрафные санкции маячат.

– Вот что, мужики, – обратился он к четверым матросам, – придется нам помочь девушке. Хоть как-то ей простой компенсируем, хоть и не полностью, конечно. Экипаж у нас тридцать пять человек, ребята все один к одному, а женщин нет ни одной. Губернатор считал, что женщину на корабль брать нельзя, не то быть беде. Ну, то есть в команду нельзя, а так – пожалуйста. Если не возражаете, можем пока вас оформить буфетчицей на ставку, но работать в основном будете по специальности. С бонусами, конечно. Такой вариант подходит?

– Вашими бонусами сыта не будешь! – фыркнула Катя. – Ну да ладно уж. Только из любви к искусству. И чтобы квалификацию не потерять.

Матросы одобрительно закивали, выказывая полную готовность помочь бедняжке.

Она повернулась в профиль и смерила себя в зеркале оценивающим взглядом.

– Только чур – бонусы я сама буду регулировать.

– Договорились! – заключил капитан и подмигнул матросам, чтобы те принесли новому члену коллектива халат.

– А со мной что? – удрученно воззвал Мияма.

– С вами как было сказано выше. Остаетесь в заложниках. Если обещаете вести себя прилично, наручники снимем и оставим вас в этой каюте. Только без нарушений. Согласны?

– Согласен, – вздохнул Мияма. – А сервис прилагается? Все включено?

– Включено.

– Ну, ладно. Как говорят в Америке, if rape is inevitable, relax and enjoy it[85]…

– Exactly![86] – подтвердил капитан. – Тем более, что ждать все равно недолго. Если наши условия примут, мы вас освободим и вернем все имущество. Ну, а если нет, вместе дождемся астероида. Насчет реи – это я пошутил.

Глава LXIV Утро туманное

«Утро туманное, утро седое…», – промурлыкал про себя генерал Гребнев, выходя из машины на пригорке у подножья яхромских холмов. Вслед за ним вышли четыре офицера и встали полукругом чуть позади. Президентский лимузин с пятью охранниками припарковался рядом. Погруженный в борьбу с марсианами Павел Андреевич сказал, что выйдет, когда все будет готово, и остался в салоне. Действительно, субботнее утро двадцатого октября выдалось хмурым и туманным, хотя дождя по прогнозу не обещали. Уходящий вверх склон был затянут белесой дымкой. Наверху, словно прорисованные кистью Моне, смутно проступали контуры туристских отелей. На нижней трети склона виднелся сквозь туман вход в бункер, похожий на колоссальный ДОТ времен Второй мировой. Выступающая из горы наружу арка тоннеля, в которую упиралась отведенная от шоссе бетонная дорога, была наглухо перекрыта массивной стальной переборкой. О толщине и качестве металла можно было только догадываться, но похоже было, что он способен выдержать любой атомный взрыв. Неприступные врата бункера были обнесены по окружности высокой стеной и рядом проволочных заграждений. Перед входом не было видно ни одной живой души.

У подножья холмов тускло поблескивали рельсы, уходившие, казалось, в глубь земли. Гребневу было известно, что вспомогательный тоннель с подводкой железнодорожной ветки к внутреннему терминалу был три дня назад, после окончания работ, закрыт и заблокирован по указанию Махмуда Курбанова. Гвардейцы полковника Хромова, как и было условлено, стояли шпалерами на возвышении, по обе стороны бетонки, ведущей от шоссе к центральному входу.

Все пространство перед бывшим главным лыжным спуском уже было заполненно нестройными колоннами по-осеннему, а то и по-зимнему одетых людей. Все были с чемоданами и сумками. Непрерывной вереницей по шоссе тянулись автобусы. Они останавливались на одной из трех площадок, чтобы высадить очередную партию и отъезжали, повинуясь четким командам регулировщиков. Там и сям мелькали белые нарукавные повязки– это его «зубы дракона» вели наблюдение по секторам.

Похожую на воинство госпитальеров семитысячную колонну врачей в накидках с красным крестом, разделенную на семь отрядов, было видно издалека. Метрах в ста от нее формировалась другая колонна – очевидно, еще далеко не полная. Генерал рассмотрел в бинокль знакомые лица министров, сенаторов, губернаторов и президентов автономных республик, окруженных женщинами и детьми. У всех на груди светилась ультрамариновая бутоньерка. Это была колонна основного списка, категория А.

Накануне многие возражали против перевозки в автобусах и требовали разрешить им прибыть на служебном транспорте с мигалкой и эскортом или, на худой конец, на личном. Не получив разрешения, они смачно матерились и обещали в ближайшее время разобраться с оргкомитетом, чрезвычайной комиссией или как там еще называется весь этот бардак. Запрет брать с собой более одного места багажа на человека, оглашенный загодя, неделю назад, вызвал такую бурю негодования, что пришлось подкрепить его специальным декретом президента. Поскольку ограничение не распространялось на ту одежду, которую приглашенные собирались надеть на себя в прохладный октябрьский день, все дамы явились в зимних шубах. Без сомнения, под шубами они были с ног до головы увешаны драгоценностями. Ну что ж, шубы и впрямь еще могут пригодится долгой ядерной зимой, если кому-то захочется прогуляться снаружи. Дам, изнемогающих под бременем своих вериг, Сергею Федоровичу было совсем не жалко, но вот детей, которых с той же целью обрядили в шубы и дубленки…

Генералы и адмиралы с чадами и домочадцами, сбившись в отдельную кучку, соперничали друг с другом количеством нацепленных прямо на шинели наград. Вероятно, кто-то задал тон, и военная верхушка решила превратить день Исхода в смотр заслуженных регалий.

Чуть поодаль, отсортированные бдительной охраной, стояли представители категории Б, то есть научно-технический персонал, слегка разбавленный архитекторами, художниками, скульпторами, балеринами, журналистами, а также эксклюзивными представительницами другой древней профессии. Детей в этой категории было очень мало. В категории Б все были отмечены желтой бутоньеркой.

Он перевел окуляры на четвертую колонну, которая выстраивалсь по другую сторону основной дороги, напротив врачей. Возможно, это была просто вторая половина основного списка. Во всяком случае, по внешнему виду нельзя было найти никаких существенных отличий. Шемякин должен был сам определить построение для всего основного контингента, кроме президента и нескольких сопровождающих лиц. Однако для второй половины людей было явно многовато. Генерал прикинул на глаз и насчитал в четвертой колонне не меньше шести тысяч. Эта колонна отличалась, пожалуй, только усиленной охраной и цветом бутоньерки – ярко-зеленым. Вокруг трех колонн живая цепь спецназовцев в касках и бронежилетах с прозрачными щитами и автоматами на груди стояла в один ряд, а вокруг четвертой – почему-то в два. Ведь договаривались с Шемякиным, что охрана колонн будет минимальной, при условии, что в парке на всякий случай расположится резерв…

Генерал поправил резкость бинокля, пытаясь разглядеть в четвертой колонне хоть одно знакомое лицо из основного списка – но тщетно. Эти люди были ему совершенно неизвестны. Итак, худшие подозрения сбывались. Очевидно, Шемякин запродал места в бункере по «коммерческой» цене и теперь собирается провести свою клиентуру. А может быть, он задумал не только это. Генерал достал телефон и набрал номер Хромова.

– Как дела, Степан? Все спокойно?

– Да, кажись, спокойно, командор. Пока ничего подозрительного.

– Посмотри получше: снайперов вокруг на высотках не видно?

– Снайперов? Да что им тут делать? Нет, вроде, нигде ничего не блестит.

– Не расслабляйтесь. Смотреть в оба и ждать моей команды. Первыми должны идти врачи. Видишь большую колонну напротив них?

– Ну, вижу. Кто это?

– Без понятия. Не наш контингент. Если кто-то будет их пропихивать, дорогу к тоннелю перекрыть и удерживать любой ценой. В гражданских не стрелять! Я прикрываю президента. На случай если прервалась связь, а внизу началась заваруха, действуй сам по обстоятельствам. Держись.

– Есть держаться! Гвардия не выдаст, свинья не съест!

Сергей Федорович нажал «отбой» и набрал номер Шемякина.

– Слушаю вас, товарищ генерал! – раздалось в трубке.

– Вы где находитесь, полковник? – поинтересовался Гребнев.

– Недалеко от вас, по другую сторону дороги, возле колонны основного списка. Вот с главкомами тут беседуем.

– О чем же вы беседуете?

– Да о том, что пора бы уже запускать.

– А где ваш Махмуд?

– Он звонил. Сказал, что немного задержится, но нам откроют по его сигналу в десять ноль-ноль. Заверил, что всё в ажуре.

– Ну хорошо. А что это за огромная колонна формируется напротив врачей? И почему там выставлено удвоенное охранение?

– А это наш спецнабор. Доставлен по команде генерал-полковника Старикова. Можете у него спросить.

– Что еще за спецнабор? Со мной как с председателем Чрезвычайной комиссии вы его не согласовывали, санкции президента не получали. Откуда такие полномочия? И при чем тут Стариков?

– Товарищ генерал, мой вам совет: не лезьте в бутылку. Ваших врачей придется отправить обратно. Ваучеры на их места розданы другим достойным людям. Бункер ведь не резиновый и всех вместить не сможет. Это стратегическая необходимость: мы тщательно отбирали по комплексу показателей. Каждый представляет для нас большую ценность и получил свое место недаром.

– В том, что не даром, я не сомневаюсь.

– Ваш каламбур неуместен. Короче говоря, мы с генералом Стариковым отвечаем за этих людей и мы их проведем. А медиков вам придется эвакуировать в город. Автобусы обеспечим.

– Отсылать назад медиков мы не будем ни при каких обстоятельствах. Они – единственная надежда на выживание народа и страны после катастрофы. А на автобусах вам придется эвакуировать свой особо ценный контингент. Считайте, что это приказ президента.

– Стало быть, миром поладить не хотите?

– Поковник Шемякин! Для вас приказ законно избранного президента еще что-нибудь значит?

– Откровенно говоря, уже ничего не значит. И ваш тоже. Для меня и для тех, кто стоит рядом со мной. Посмотрите по сторонам и взвесьте соотношение сил. Вы видите, сколько в поле моих ребят и сколько ваших? Надо уметь проигрывать, генерал. Через три минуты откроют ворота, и наш спецнабор первым зайдет в бункер. Честь имею.

Телефон умолк. Генерал Гребнев постоял несколько секунд в нерешительности, затем набрал другой номер.

– У аппарата, – прозвучал в трубке знакомый жирный голос с ленивой нотой.

– Василий Алексеевич, нужна ваша оперативная поддержка. Я знаю, у вас тут рядом мотострелковая дивизия стоит в резерве. Можете выделить мне полк? Прямо сейчас?

– Нет, Сергей Федорович, не обессудь – сейчас не могу. У меня и связи-то с ними нет.

– Как это нет связи?

– А вот так. Заблокирована и все тут. Что поделаешь!

– Ну пошлите вестового.

– Милый, кого ж я пошлю?! Тут каждый человек на счету. И вообще на сегодня по случаю перехода, так сказать, в подполье, я свои полномочия временно делегировал полковнику Шемякину. С ним и договаривайся. Наш с тобой контракт, считай, закрыт, поскольку я сам себе подписал полную амнистию, а с Зайцевым и его компанией больше дел иметь не желаю. Мне жена не велит. Ты, конечно, боевой генерал и разведчик дельный, но не ту сторону выбрал. А жаль.

Бурдюков дал отбой. Гененрал Гребнев помедлил еще немного, перезвонил Хромову и тихо сказал:

– Давай, Степан! Вспомним Кандагар! Но в гражданских не стрелять!

Туман на склоне развеялся, свинцовые тучи слегка разошлись, и на стальном щите, закрывающем вход в бункер, сверкнул одинокий солнечный луч.

Глава LXV Неравный бой

Ровно в десять утра внешние ворота в стене открылись, стальная переборка дрогнула и поползла в сторону, приоткрывая вход в освещенный тоннель. Одновременно четвертая колонна внизу пришла в движение и под присмотром спецназа медленно направилась к склону горы. Полковник Хромов украдкой перекрестился и зычно скомандовал:

– Гвардейцы! Наша задача эту колонну заблокировать и пропустить в первую очередь врачей. Те, кто сейчас сюда маршируют, хотят пролезть в бункер вместо медиков за свои поганые деньги. Они не пройдут! Никого не трогать, просто не пропускать. Но с ними, как видите, выдвигается спецназ. Силами до батальона, при всей амуниции. Они попытаются нас смять. Пусть попробуют. Приказываю! Первый и второй взвод с баграми вперед. Присесть на колено, оружие на землю, пока не светиться. Остальным в широкий «полумесяц» вокруг копейщиков пятью рядами. Выставить щиты. Перекрыть дорогу! Не стрелять – вокруг полно гражданских! Работать по-джентльменски: только дубинки, лопатки и ваш столовый прибор из кобудо. Помните: двум смертям не бывать, а нам что земля, что небо! Десант!

– Десант! Десант! Десант! – грянуло вокруг, и гвардейцы мгновенно поменяли построение, перекрыв бетонку и подступы к ней с обеих сторон.

Между тем многотысячная колонна была уже близко. Вероятно, этих «частников» пустили вперед как живой щит, чтобы не рисковать Очень важными персонами из основного списка. Хромов взял усиленный мегафон и объявил:

– Граждане с купленными билетами! Прошу вернуться домой подобру-поздорову. Ваши билеты аннулируются, поскольку являются самопальными фальшивками. Места в бункере были предназначены для врачей – вы их видите внизу. Жаль, что вас обманули спекулянты, но сюда вам вход воспрещен. Соблюдайте спокойствие и расходитесь по домам. К блокпосту не приближаться – будем стрелять!

Толпа издала нечеловеческий вой и качнулась вперед, но Хромов пальнул очередью из автомата в воздух – и люди отпрянули, рассыпавшись в стороны. Отчаянно завизжали женщины, заплакали дети.

– Ты что творишь! – ринулся к нему капитан спецназа в черном берете. – А ну дайте пройти! У нас приказ доставить колонну в бункер.

– А у нас приказ доставить в бункер врачей, – хладнокровно парировал Хромов. – Так что валите откуда пришли. Стрелять мы не будем, но не пропустим никого. Ясно?

– Ах вы, суки! – заорал капитан во всю глотку. – С дороги, я сказал! Сейчас всех уроем!

– Ну давай, урой, – подмигнул Хромов. – Вас же вон сколько, храбрецов. Только без пушек – народ жалко.

– Да мы вас без пушек уделаем, как Полпот Кампучию! Сами напросились! – сплюнул под ноги капитан и, обернувшись к своим, крикнул:

– А ну, батальон, вперед! Взять высотку! Огнестрельное оружие не применять. Гражданским отойти назад!

Пятьсот спецназовцев в шлемах и бронежилетах тесными рядами пошли вверх по склону, мерно ударяя саперными лопатками по щитам. Под этот несмолкаемый грохот они вплотную приблизились к линии обороны десантников и рванулись вперед с лопатками и штык-ножами. Атака захлебнулась, как только спецназовцы оказались на дистанции два метра от противника. Орудуя пожарными баграми в слаженном строю, сорок мастеров окинавского шеста бо легко отбросили нападавших. В их руках багры кололи, рубили, цепляли за одежду и за ремни шлема, отбрасывали щиты, подсекали, с гудением кружились вокруг оси, выписывали восьмерки, разили справа, слева, сверху и снизу. Батальон попятился назад, унося раненых, но дюжий капитан громовым голосом рявкнул:

– Куда?! Трусы! Стоять!

При этом он выватил нечто, похожее на пистолет, и пустил в небо ракету. Хромов сообразил, что сейчас к штурмующим подойдет подкрепление – и не ошибся. Снизу уже спешил еще один батальон, а за ним разворачивалась какая-то часть из состава Росгвардии в краповых беретах и без тяжелого вооружения.

– Будет жарко, сынки! – пробурчал полковник. – Вот подлецы! Что делают! Своих же стравливают! Брат на брата!

– Десант! Ни шагу назад! – добавил он вслух.

– Десант! Десант! Десант! – раздалось в ответ.

Со своего наблюдательного пункта в трехстах метрах от бывшего центрального лыжного спуска генерал Гребнев видел всё, что происходит на подступах к бункеру. Видел он и то, как по чьей-то команде звенья омоновцев в черных комбинезонах и черных беретах окружали пары патрульных-разведчиков с белыми повязками на рукавах. Один за другим его «зубы дракона» выходили на мобильную связь – прощались. А ведь это он, их командор, позвал ребят на родину и невольно завлек в западню. Хорошо, что хоть Витя Нестеров не успел вернуться из Японии. Этот наверняка примчался бы, если бы мог. Залег, наверное, после операции где-в горах, пережидает.

Он видел в бинокль, как в толпе внезапно возникали водовороты, когда где-то закипала короткая яростная схватка. Вот пятерка омновцев набрасывается на патрульных, но тут же разлетается по сторонам, встреченная ударами дубовых нунчак. Новая атака: в ход идут удлиненные полицейские дубинки, но вихрь из четырех бешено вертящихся нунчак сносит их в сторону. Трое нападающих уже на земле, но к ним на помощь бегут еще пятеро. «Зубы дракона» дерутся спина к спине, но вот одному наносят сильный удар в колено, и он падает, скривившись от боли. Омоновцы скручивают его, а через минуту добивают и второго. Обоих волокут к автозаку.

А вот другая пара отбивается от наседающих омоновцев, держа дистанцию. У одного в руках пастуший кнут из буйволиной кожи, у другого длинная цепь с грузилом на конце. Они обезоруживают четверых, но на них наваливаются еще четверо, подминают, обрабатывают дубинками и бросают на месте – полумертвых, а может быть, и мертвых.

Самые упорные баталии завязываются возле колонны врачей. Вот рослый голубоглазый блондин, прилетевший сюда из Аргентины, мечет под ноги нападающим тяжелые шары на веревке, повалив сразу всю пятерку. Это боло, неразлучный спутник пастухов-гаучо. Жаль, что использовать волшебные шары можно только раз. А сейчас на мальчика бросаются сразу трое опытных волкодавов – и от них уже не отбиться. Его напарник тоже держится из последних сил, размахивая ножами-бабочками. Кажется, ему удается обезвредить одного в черном, рубанув по запястью, но вот и его достал сильнейший удар полицейской дубинкой по голове…

На другом краю колонны две субтильные девушки с белыми повязками отчаянно сопротивляются семерым верзилам. У одной в руке мачете, другая наносит направо и налево удары двумя странными предметами в форме скрещенных полумесяцев. Вот та, что с мачете, неожиданно перевернулась головой вниз, встав на левую руку, и нанесла берцем удар в голову одному из нападавших, одновременно резанув по щиколотке другого.

Капоэйра, – отметил про себя генерал. – Иногда такие сюрпризы срабатывают. Но не надолго.

Действительно, оставшимся пятерым омоновцам вскоре удается справиться с двумя амазонками. Заломив руки за спину и надев наручники, их за ноги волокут к автозаку и швыряют внутрь. Двоих врачей, что попытались помочь девушкам, впихивают туда же.

Возле третьей колонны сражение развернулось не на шутку. Там бьется тот самый коренастый парень из Рима, что накануне помянул о сорока семи ронинах. И напарник у него, как видно, не промах – кажется, прибыл из Рангуна. У одного в руках серпы на длинной ручке, у другого – гибкий стальной хлыст. Омоновцы образовали вокруг этой пары плотный круг, но ступить в мертвую зону боятся. Наконец кто-то из нападающих находит жердь не меньше пяти метров в длину, зовет сослуживца. Они берут жердь за концы и волокут к месту схватки. Остальные расступаются, и вот уже опущенная на уровень голени жердь в горизонтальном полете сшибает с ног упрямцев. Их долго бьют, и неподвижные тела остаются лежать на земле.

Постепенно водоворотов в толпе становилось все меньше и наконец не осталось ни одного. Шоу подошло к финалу.

Генерал опустил бинокль и обернулся. Четверо его офицеров и пятеро президентских охранников тоже смотрели туда, где только что сражались «зубы дракона».

– Теперь наша очередь, – сказал Сергей Федорович.

Глава LXVI Десант!

Но гвардейцы-десантники все еще удерживали подступы к бункеру. Волна за волной обрушивались на них штурмовые группы– и снова откатывались назад. Правда, и в отряде Хромова рос кровавый счет. Уже больше сотни бойцов вышло из строя. Из них половину можно было отнести к безвозвратным потерям. Им противостояло теперь не менее трех батальонов отборных частей – вероятно, спецназа ГРУ, как можно было судить по подготовке. Равные с равными, они дрались с предельным ожесточением и упорством. На руку Хромову играла выигрышная позиция его КПП: по обе стороны бетонки уходили вниз довольно крутые склоны, так что противнику приходилось каждый раз преодолевать подъем. Пока не стреляли, жалея разбежавшихся вокруг гражданских, однако вечно так продолжаться не могло. Предстояло что-то решать. Он достал из ножен японский меч, который когда-то купил за немалые деньги у барыги-антиквара в Кабуле, посмотрел на свет дымчатый узор клинка. Многое повидало это лезвие на своем веку. Кому-то достанется теперь верная катана?.. Полковник бережно положил меч на камень. Потом позвонил Гребневу:

– Что будем делать, командор? Нас уже обходят с флангов. Долго не продержаться.

– Прости, Степан, – тихо сказал генерал. – Виноват я перед тобой. И ребят твоих подставил невольно. Думал, вместе сумеем помочь России, а вышло по-иному. Как тогда, в Афгане… Не могу я сейчас тебе приказывать. Они все равно прорвутся рано или поздно…

Вам самим решать. Если сложите оружие, наверное, жить будете. Хотя бы еще три дня, до астероида… А я для себя выбор сделал. Так что, прости, друг, – и прощай.

– Прощайте, Сергей Федорович. Я за вами!

Полковник Хромов сунул телефон в нагрудный карман и огляделся. Противник снова готовился к штурму, обтекая их позицию с обоих флангов. Вверху на горе тоже было видно движение – вероятно оттуда собирались ударить им в тыл, хотя для этого и пришлось бы преодолеть внешние заграждения вокруг бункера. Он достал свисток и свистнул два раза: «Внимание!» В наступившем затишье слова полковника падали, словно камни:

– Бойцы! Вот, что хочу вам сказать напоследок. Дрались вы как львы.

Вся эта шпана надолго запомнит гвардейский десант. Но силы наши неравны. Теперь придется биться в полном окружении. Вопрос: а за что мы вообще воюем? Что мы здесь хотим кому доказать? Против своих же, русских парней идем. Каждый понимает по-своему, а я вижу так. Мы здесь стоим у последней черты и бьемся за Россию. Бункер этот построен, чтобы в нем в основном казнокрады и мироеды с семействами жировали, пока вся страна будет истекать кровью после удара астероида. Даже врачей для будущего спасения народа сюда не допустили, как видите, – все места за миллионы распродали. Те, кто на нас сейчас прет, этим кровопийцам и подонкам служат, как холуи, хоть и числятся в славных российских вооруженных силах. И они ни перед чем не остановятся. Вас принуждать не буду, а только я им, гадам, не сдамся. Когда те триста спартанцев за свой народ умирали, они тоже знали, что персов не удержат. Но про них не зря уже две с половиной тыщи лет в хрониках пишут и фильмы снимают. Может, и о нас когда-нибудь…

Кто хочет, пусть уходит – авось, еще три дня проживете. А кто со мной – будем драться! Докажем, что не все еще в России потеряли честь и совесть, что жив еще Народ! Если надо, смертью своей докажем! Нам что земля, что небо! Гвардия умирает, но не сдается!

– Десант! Десант! Десант! – грянуло в ответ.

На этот раз штурмовые группы действительно шли на позицию гвардейцев со всех сторон. Их взяли в плотное кольцо, которое неумолимо сжималось. Ни «копейщики» с пожарными баграми, ни виртуозы палочного боя на дубинках дзё, ни короли нунчаки и тонфа, ни снайперы сюрикэна уже не могли сдержать лавину спецназовцев, упорно рвущихся в рукопашную. Полковник Хромов, бившийся в первых рядах без щита, сначала с багром, а теперь со своим любимым японским мечом в руках, увидел, как прогнулись и подались его фланги.

– В круг! – хрипло крикнул он. – Передать всем – в круг! Сомкнуть ряды!

Гвардейцы, которых оставалось в строю не более сотни, замкнули фланги и образовали непроницаемый круг из прозрачных щитов, о которые вновь и вновь разбивались валы атакующих. Когда черный прибой отхлынул в очередной раз, дюжему капитану, который все еще командовал штурмом, позвонили по мобильной связи.

– Полковник Шемякин. Ты что, капитан, ваньку валяешь? Под трибунал захотел? Срываешь весь график! С тремя батальонами не можешь дорогу расчистить? Если через пятнадцать минут не освободите проход, расстреляю, сучонок!

Капитан затравленно огляделся. Его люди снова оттаскивали раненых от заколдованного круга щитов.

– Ну ладно же, суки! – заорал он во весь голос. – Крутизну хотите показать?! Сказал же, что уроем вас всех, значит уроем! Сами напросились!

Повернувшись к своим и виновато потоптавшись на месте, он в конце концов скомандовал:

– С подствольниками вперед! Заряжай норд-ост! Пусть понюхают!

– Капитан, на открытом месте до гражданских легко достанет, – возразил молодой сержант.

– Отставить разговорчики! – рявкнул капитан. – Потом откачаем. Заряжай гранаты. Целься! Огонь!

В сторону гвардейцев полетели гранаты с удушливым нервно-паралитическим газом, названным по месту своего первого неудачного применения на мюзикле «Норд-Ост» в Москве против террористов-смертников. Ядовитое облако растянулось по склону. Еще остававшиеся неподалеку гражданские из четвертой колонны в панике бросились бежать. Спецназовцы натянули противогазы. Но стена щитов не поколебалась – ее защитники, услышав команду, тоже надели противогазы, и теперь обе стороны выглядели как враждующие отряды космических пришельцев.

Взбешенный капитан снова скомандовал штурм – и снова черный прибой откатился от скалистого рифа из щитов, унося корчащихся от боли солдат со сломанными руками и пробитыми черепами.

Прошло еще пятнадцать минут. Ветер относил облако норд-оста в сторону.

– Капитан, – снова послышался в трубке неласковый голос полковника Шемякина. – Кончай балаган, я сказал. Как хочешь, так и кончай – без ограничений. Но чтобы быстро и без живых свидетелей.

Капитан снова затравленно оглянулся.

– А ну заряжай боевыми! – скомандовал он. – Сказал урою, значит урою! Сами напросились! Приказываю! Огонь на поражение из всех стволов! Огонь!

Загрохотали автоматы, раздались взрывы гранат – и круг прозрачных пластиковых щитов, изрешеченных пулями, распался. Немногие оставшиеся в живых гвардейцы пытались отвечать на огонь, но тут же падали под перекрестными трассами. Через некоторое время стрельба прекратилась. Полковник Хромов, раненый в голову и в левую руку, выбрался из-под груды тел, поправил голубой берет и встал во весь рост. Рядом с ним встали еще шестеро выживших в бойне.

– Русский десант так просто не уроешь, урод! – крикнул полковник, взмахнув последний раз самурайским мечом. – За Россию, сынки! Десант!

– Десант! Десант! – подхватили все шестеро, бросаясь за своим командиром в последнюю контратаку, навстречу шквальному огню.

Все это генерал Гребнев видел с холма в полевой бинокль. Он знал, что виновен в гибели людей, и готов был искупить вину. Дорогу на его командный пункт уже перегородили два армейских грузовика, из которых выпрыгивали спецназовцы в черной форме. Генерал знал, что это не ОМОН – милицию за ним не пошлют, да и президента брать должны другие ведомства. Взвод автоматчиков быстро построился в колонну и двинулся вверх к машинам. Генерал подошел к президентскому лимузину, приоткрыл дверцу. Зайцев сидел с отрешенным видом, уставившись в экран, на котором бродили марсиане.

– Павел Андреевич, – мягко сказал Гребнев, – хочу попрощаться. Извините, если что было не так. Но вы знаете, что я старый солдат и всегда был верен присяге. Если бы мог, послужил бы еще, да видно, не судьба.

– Да-да, Сергей Федорович, – рассеянно ответил президент не поднимая глаз. – Конечно. Я знаю. Вы прекрасный человек. И профессионал замечательный. Вы, наверное, мой единственный друг. Жаль, что так получилось. Наверное, это моя вина. Не смог соответствовать… Спасибо вам за всё.

– Служу России! – отчетливо произнес генерал и захлопнул дверцу.

Когда автоматчики были уже в двадцати шагах от вершины холма, они услышали одинокий выстрел…

Глава LXVII Мрак в конце тоннеля

На расчистку дороги пришлось дать еще полчаса. Трупы сваливали тут же, у обочины, а предоставленный саперами экскаватор уже рыл для них длинную траншею. Время перевалило за полдень, и Шемякин начинал нервничать. Конечно, в самом бункере понятия дня и ночи будут довольно относительны, но снаружи всё надо было закончить до наступления темноты. Врачей решили бросить там, где они и стояли. Всем было не до них. Офицер связи объявил в мегафон, что для медицинского персонала мест в бункере больше не предусмотрено – можно расходиться. К сожалению, автобусы-шаттлы уже ушли, так что всем придется добираться общественным транспортом, если он еще ходит, а лучше на попутках.

Полк ОМОНа жестко оттеснил ропщущих врачей подальше от дороги, советуя не мозолить глаза и не мешать важному общественному мероприятию, если не хотят больших неприятностей прямо сейчас.

Наконец капитан в черном берете, так припозднившийся со штурмом, подал сигнал со склона, показывая, что путь открыт. Шемякина неприятно удивило отсутствие Махмуда, но от него только что пришла эсэмэска: «Занят на другом стратегическом объекте. Буду позже». Черт его знает, какие у него там еще стратегические объекты… Впрочем, неважно. Вход в бункер открыт, инструкции получены, а чье-то личное присутствие или отсутствие ровно ничего не решает.

На этот раз полковник решил пропустить вперед тех, кого следовало, то есть категорию А из основного списка, которая давно уже громогласно возмущалась непредвиденной задержкой и требовала обеспечить проход по VIP-листу вне очереди. Две роты Росгвардии рассредоточились по бокам колонны, и Шемякин махнул рукой. Стоявший рядом сводный духовой оркестр заиграл «Прощание славянки». Четырехтысячная колонна дрогнула и поползла по бетонке вверх. Шемякин торжественно шел впереди с большими ножницами в руках и цветным буклетом-путеводителем. Такие же буклеты уже были розданы всем владельцам ваучеров вместе с электронными картами-ключами от номеров. Он видел в бинокль, как перед входом в тоннель колышется на ветру ленточка цвета российского триколора. Молодец Махмуд! Все до мелочей предусмотрел. Жаль, что не обошлось без эксцессов, но что поделаешь! Гребнев сам виноват: не надо было лезть на рожон. Какие, к дьяволу, врачи, если за каждое место проплачено по десять миллионов в пока еще достаточно твердой валюте! Да и с президентом все равно надо было что-то решать. Так что чем раньше, тем лучше. По крайней мере в бункере порядок будет полностью обеспечен, и никаких сюрпризов больше ждать не придется. Даже если бункер вдруг вообще не понадобится, жить станет лучше, жить станет веселее. Хотя, судя по последним сводкам, торопились со строительством не зря – астероид на подлете, а удастся ли его завтра сбить, одному Богу ведомо.

В первых рядах за полковником шли генералы и адмиралы, лидеры силовых структур, которым отныне предстояло занять почетные места в новом подземном правительстве.

Они шли сплоченным строем по шесть человек, демонстрируя военную выправку и мужественную стать. Следом за ними двигались сенаторы, думские депутаты, главы министерств и крупнейших ведомств, а за ними сводный отряд офицеров силовых структур, тщательно отобранных на основании послужных списков и характеристик. Капитаны бизнеса из трехсот могущественных российских кланов, попавшие в основной список Шемякина по имущественному цензу, шли вслед за Семеном Рузским и его свитой расслабленно и вальяжно, словно по тротуарам Рублевки, всем своим видом показывая, кто истинный хозяин жизни, даже если эта жизнь временно протекает в японском бункере. Семьи были помещены в обоз, в хвост каждой колонны: предполагалось, что они присоединятся к своим кормильцам по окончании распределения мест. Разумеется, места были заранее обозначены в ваучерах, но не исключалась возможность отдельных казусов – например, рекламаций с требованием обмена или повышения статуса.

За первой колонной под звуки бессмертного марша тронулась в сопровождении ОМОНа и вторая, категория Б основного списка, в которую вошли представители науки, техники, прессы, искусства и культуры. Здесь, как и планировалось, был отражен широкий спектр профессий: от физиков-теоретиков до водопроводчиков и монтеров, от известного телеведущего до популярного комедианта и танцовщиц, то есть все те, кому отныне отводилась почетная роль обслуживающего персонала в подземном обществе будущего.

Переформированная бывшая четвертая колонна с коммерческими десятимиллионными ваучерами, невольно спровоцировавшая кровавую бойню на пропускном пункте, скромно шла последней, стараясь привлекать к себе поменьше внимания.

Шемякину казалось несколько странным полное отсутствие персонала в бункере и вокруг него, но, с другой стороны, именно так и было обозначено в их контракте с Махмудом Курбановым – передача «под ключ» владельцам. Ведь строители не встречают жильца в его новой квартире. К тому же Махмуд как-то упоминал о своем намерении в целях сохранения секретности надежно изолировать все две с половиной тысячи своего рабочего спецконтингента. Каким именно способом он собирался это сделать, полковник предпочитал не спрашивать, хотя свои предположения у него были. Три дня назад поступило сообщение о том, что людей вывозят с места строительства несколькими составами в запертых снаружи грузовых вагонах. Составы следуют в южном направлении. Ну что ж, какая разница – в северном, южном или восточном?..

Миновав ворота во внешней стене, преграждающей подступы к главному входу, голова колонны на минуту приостановилась: Игорь Юрьевич торжественно разрезал ножницами ленточку и первым шагнул на внутренний трек тоннеля. По пути он оценил толщину метровой стальной переборки с титановым покрытием, бесшумно отъезжавшей в сторону на заглубленных рельсах. Переборка приводилась в движение пультом, который накануне заблаговременно был вручен Игорю Юрьевичу. Копии пульта предназначались также будущему президенту, премьер-министру и Министру обороны. Оркестр, идущий в конце колонны, продолжал играть. Сейчас издали доносилось задушевное «Прощай, любимый город…»

Широкий вход в тоннель призывно светился уходящей в глубину цепью ярких неоновых лампионов на потолке и по стенам. Согласно путеводителю, вход в тоннель являлся продолжением подведенной извне бетонной трассы, по которой при необходимости можно завезти с «большой земли» на запаркованных здесь же разнокалиберных бронетранспортерах и танках недостающие материалы, продовольствие или снаряжение. Технику предполагалось также использовать для разведки в период «ядерной зимы». На вместительной площадке, которая, судя по рельсам, во время строительства служила железнодорожным контейнерным терминалом, рядами выстроились будьдозеры, экскаваторы, грузоподъемники и мостоукладчики. По другую сторону главной магистрали в специальных мобильных поддонах были размещены даже два вертолета МИ 5. Тоннель со всеми прилегающими ангарами выглядел весьма импозантно: стильное освещение, боковые дорожки-тротуары, эффектно оформленные крепления сводчатого потолка, мощные вытяжки и кондиционеры. Строители у Махмуда и впрямь веников не вязали!

Следовало пройти вперед восемьсот метров до развилки, откуда один штрек вел через дополнительную переборку из титанового сплава и далее через нановолоконную оболочку к основным двадцати многоместным лифтам чикаро, а другой – через ту же оболочку в технические отсеки комплекса, к грузовым и рабочим лифтам. Компьютерный центр с немногочисленным обслуживающим персоналом должен был находиться, согласно схеме, на двадцать первом этаже в хорошо укрепленном и наглухо изолированном помещении. Вероятно, кто-то там был и сейчас. Колонна во главе с Шемякиным уверенно двинулась по тоннелю. По сдержанному обмену фразами в первых рядах можно было понять, что впечатление у всех складывалось благоприятное.

Повернув вправо на развилке, как и было обещано в путеводителе, они уперлись еще в одну металлическую стену со встроенным сдвижным люком. Его следовало открыть нажатием соответствующей кнопки пульта, которая была указана на схеме. При этом в инструкции оговаривалось, что ни внешняя переборка главного входа, ни проход в титановой стене не открываются по индивидуальным запросам и могут быть активированы только введением определенного кода на пульте или биометрических данных владельца пульта. Код у Шемякина имелся. Пульт сработал безотказно: нижняя половина металлической переборки отделилась от верхней и ушла в заглубленный паз, открывая, как и ожидалось, широкий проход к основному корпусу бункера… Но бункера нигде не было видно. Не было и нановолоконного купола. Впереди зиял черный провал.

Полковник Шемякин молча смотрел в пустоту. Наконец он сделал несколько шагов вперед. Сквозь отверстие ворот проникал слабый отсвет внешних лампионов, и глаза постепенно привыкали к темноте. Впереди был тоже тоннель – точнее, наклонный спуск, круто уходящий под откос. Ни светильников, ни кондиционеров – только толща грунта, подпертая монтажными обручами. Только могильный холод и мертвенный запах сырой земли.

Полковник включил карманный фонарик, который на всякий случай прихватил с собой в подземелье, еще раз сверился со схемой в путеводителе. Сомнений не оставалось – здесь должны были быть лифты, но их почему-то не было. Собственно, по эту сторону стены не было вообще ничего, кроме огромного черного неосвещенного тоннеля, уходящего в глубь земли, словно в недра преисподней. Он посветил вдаль, но тонкий луч беспомощно затерялся в пространстве. Там, впереди, был только мрак – повсюду, вплоть до невидимого конца тоннеля.

Но такого не могло быть! Вечером накануне он просматривал видеогид, присланный Курбановым, – заключительный ролик его наглядных отчетов о ходе строительства. Подробнейшая инструкция для пользователя огромного эко-комплекса. Лифты, столовые, спортзалы, бани, больница, продовольственный комбинат, электронное оборудование тысяч номеров, биометрические пропускные системы, энергопитание, вентиляция, техника безопасности… Где все это? Как мог гигантский подземный дворец мгновенно исчезнуть, испариться, словно по воле злого волшебника из «Тысяча и одной ночи»?! Мираж? Наваждение?

Внезапно на выступе стены прямо перед провалом что-то смутно блеснуло и вновь погасло. Направив туда луч фонаря, Игорь Юрьевич увидел на камне три предмета: осколок артиллерийского снаряда, помятую фирменную эмблему с капота «Ламборгини» и горский кинжал без ножен.

– Кажется, у вас большие проблемы, полковник? – послышался рядом знакомый скрипучий голос Старикова.

– Боюсь, что не только у меня, товарищ генерал, – честно ответил Игорь Юрьевич.

Эпилог

В зале VIP пекинского международного аэропорта Шоуду было малолюдно. Вероятно, за день до намеченной ядерной атаки на астероид пассажиры предпочли укрыться вместе с семьями где-нибудь в убежищах поближе к дому. Только в дальнем углу под торшером сидела пожилая пара, обвешанная камерами, – должно быть, припозднившиеся состоятельные туристы из Австралии или Штатов, которым приспичило перед Концом света непременно запечатлеть храм Неба и Запретный город. Бесшумно сновали служащие в униформе, предлагая зеленый чай трех сортов, кофе и минеральную воду. Махмуд взял тонкую фарфоровую чашечку с чаем и отпил маленький глоток. Надо привыкать. Вероятно, теперь ему долго придется пить такой чай по утрам и вечерам. Впрочем, говорят, чай пуэр очень полезен для здоровья.

Он поудобней откинулся в кожаном кресле горчичного цвета и занялся изучением расписанной под старину ширмы с кленовыми листьями по створкам. Впрочем, ширма вполне могла быть и настоящим антиквариатом: у этих китайцев не поймешь, где подлинный артефакт, а где умелая подделка. Надо будет, пожалуй, кое-что почитать по китайскому искусству. Конечно, если астероид удастся перехватить и в Китае еще останется достаточно древностей для приличной частной коллекции. Неплохо также узнать побольше о китайских нравах и обычаях – все-таки страна древней культуры, особая ментальность. Ему уже приходилось вести дела с китайскими бизнесменами – и это всегда было непросто. Может быть, стоит подумать всерьез о личной жизни – надо уточнить, кто из китаянок в последнее время выигрывал международные конкурсы красоты. Что ж, Махмуд Курбанов еще молод, богат и недурен собой. Пора отдохнуть от бизнеса, отрешиться от житейских забот. Как все же приятно впервые за много лет расслабиться с сознанием выполненного долга!

Высокий китаец в темном костюме с вишневым галстуком улыбнулся ему от дверей и склонил голову в легком поклоне.

– Здравствуйте, господин Курбанов, – сказал он на хорошем русском языке с легким акцентом. – Позвольте присесть. Рад видеть вас живым и здоровым. Надеюсь, сервис Air China вас не слишком разочаровал. Нас иногда критикуют за мелкие недостатки, но, полагаю, в первом классе обслуживание, как и должно быть, на высоте.

Китаец снова чуть улыбнулся, довольный удачным каламбуром.

– Спасибо, все было нормально, – сказал Махмуд. – Я больше привык к своему частному Боингу, но на сей раз выбора не было. Итак, вы всё получили. Рекламаций нет?

– Благодарю вас от имени товарища Вэй Кунмина. Ваша система прямых поставок через Москву была прекрасно организована. Все получено в полной сохранности и смонтировано согласно инструкциям в кратчайший срок. Видеозапись строительных работ в Ниигате и японский видеогид нам очень помогли. Рекламаций и претензий нет. Чикаро уже запущен в эксплуатацию. Наше партийное руководство, бизнес-элита и научно-техническое сообщество выражают глубокое удовлетворение комфортными условиями проживания. Конечно, пятнадцать тысяч человек для Китая – очень маленькая величина, но тем не менее вашими молитвами нам удастся сохранить сердце и мозг нации. Большое спасибо. Сесе, фейчанг фансе[87].

– Я видел только первых два транша на счету. Надеюсь, вы перевели оставшуюся сумму?

– Конечно, можете проверить. Весь гонорар, ровно три миллиарда швейцарских франков, переведен на ваш счет в Credit Suisse.

– Прекрасно. Мой номер готов?

– Простите, какой номер вы имеете в виду?

– Мой VIP номер в бункере чикаро. Я еще просил внести в проект некоторые коррективы.

– Ах, ваш рэнг фанг[88], номер в бункере чикаро? Нет, к сожалению, он не готов.

– Что значит не готов? Доводка оборудования? А когда он будет готов? Сегодня к вечеру?

– Боюсь, что нет. И завтра к вечеру тоже едва ли. И послезавтра.

– О чем вы говорите, господин Ляо?! Послезавтра наступит Конец света!

– Вполне возможно, господин Курбанов. Это будет очень трагическое событие.

– Послушайте, господин Ляо! – не сдержался Махмуд. – Может быть, хватит морочить голову. Что происходит? Где мой зарезервированный VIP номер?

– Ваш номер, господин Курбанов, на месте, на тридцать шестом этаже бункера. Но, к сожалению, вы не сможете им воспользоваться.

– Почему?

– Потому что Министерство иностранных дел Китайской народной республики не может выдать вам цань чженг[89], въездную визу.

– Если это шутка, господин Ляо, то очень дурного пошиба. Я обеспечил вам японский супербункер, фактически спас, как вы сами выразились, «сердце и мозг нации», я рисковал жизнью, а китайский МИД не дает мне въездную визу?! Что за чушь?!

– Это не чушь, господин Курбанов. Министр просил передать, что Китай не заинтересован в осложнении отношений с Российской Федерацией. Мы соблюдаем базовые договоренности: ведь гонорар вам полностью выплачен. Теперь вы наверняка войдете в первую десятку по списку журнала «Форбс». Вам, наверное, очень приятно. Если мы предоставим вам убежище, это повлечет колоссальный скандал, огромные экономические убытки. Санкции, разрыв миллиардных торговых контрактов… Ну, вы понимаете… А мы рассчитываем не только на сибирскую нефть, но и на освоение обширных российских территорий. Особенно в случае, если импакт будет иметь место. Так что ничего личного – исключительно бизнес. Вы, как бизнесмен, должны нас понять. У вас, кажется, есть французское гражданство? Так отправляйтесь к себе в Антиб. Может быть, местный муниципалитет предоставит вам место в какой-нибудь горной пещере в Альпах. Правда, у вас уже совсем мало времени. Вот, в знак глубокой благодарности от нашей страны я принес вам цзы пиао[90], билет первого класса на вечерний рейс до Парижа. К сожалению, прямого рейса до Антиба у нас нет. А сейчас разрешите откланяться. Будьте здоровы, господин Курбанов. Цзай цзень[91].

Не вставая с кресла, Махмуд проводил взглядом человека, только что подписавшего ему смертный приговор.

Об авторе

Игорь Курай родился первого апреля 1964 г. в небогатой семье потомственных секретарей маленького горкома на Хабаровщине. Отец, Николай Васильевич, мечтал дать сыну классическое образование, для чего и пригласил гувернантку из Биробиджана, которая сумела привить своему питомцу любовь к языкам, народной песне и антинародной литературе. Рано выучившись читать, Игорь с детсадовской скамьи всерьез увлекся Пушкиным, Набоковым, Буниным, а также Чосером, Спенсером, Кретьеном де Труа, Джойсом, Борхесом, Генри Миллером, Фрейдом, Юнгом и Кастанедой, с которыми предпочитал знакомиться в оригинале, поскольку достать переводы этих иностранных авторов на хабаровщине было делом нелегким. Одновременно он занимался музыкой по классу флейты и укулеле, а также американским футболом, хоккеем на траве, ушу, шахматами и коллекционированием денежных знаков великих держав.

По окончании весьма средней областной спецшколы талантливый юноша поступил в Находкинский государственный университет на факультет Странных языков, где провел пять лет, усердно штудируя философию марксизма-ленинизма, живые и полумертвые языки, экономгеографию, памятники советской литературы, буддийские сутры и уложения гражданско-процессуального кодекса. Его дипломная работа о кармической зависимости и причинно-следственных связях в винительном падеже скота вызвала оживленную дискуссию в околонаучных кругах, после чего дипломанту был торжественно вручен волчий билет.

Последующие несколько лет, совпавшие с началом Перестройки и гласности, стали для Игоря подлинной школой жизни. Лишившись распределения по специальности, во времена горбачевщины он сменил множество профессий и приобрел недюжинный жизненный опыт: был переводчиком, пересказчиком, переписчиком, перевозчиком, передатчиком секретной информации, а также грузчиком, рубщиком, пильщиком, мотальщиком, могильщиком, бульдозеристом, маньеристом, слесарем, писарем, брокером, маклером, дилером, спикером, букмекером, имиджмейкером, спичрайтером, портье, рантье, дискжокеем и завскладом вторсырья.

Торжество демократии и плюрализма в одной отдельно взятой стране, сопровождавшееся народным волеизъявлением и распадом Империи зла, застало Игоря Курая в Москве в должности директора малого предприятия с ограниченной ответственностью. Повинуясь гражданскому долгу, будущий писатель, несмотря на свою ограниченную ответственность, дважды грудью вставал на защиту Белого Дома, причем после второй попытки, оказавшейся неудачной, оказался в длительной добровольной эмиграции.

Зарубежный период биографии Игоря Курая как нельзя более ярко свидетельствует о разнообразии интересов и незаурядной толерантности русского интеллектуала. Зазывала на гамбургском Репербане, вышибала в лондонском Челси, кидала на киевском Подоле, котяра на Пляс Пигаль в Париже, жиголо на пляжах Сан Рафаэля и Сан Ремо, папарацци в Ницце, чичероне на Форуме Романо, швейцар в Национальном музее в Женеве, энтертейнер в нью-йоркском Брайтоне, антрепренер в Койоакане (Мехико), редактор женской еженедельной листовки «Феминист» в Канберре, корректор мужского ежедневного боевого листка «Эгоист» в Веллингтоне, рецензент ежегодного политкорректного критического сайта «Популист» в Пафосе и, наконец, ведущий обозреватель международного литературного чата «Контрапуп» в Бухаресте – таков трудный путь Игоря Курая к общественному признанию.

Достигнув зенита славы, завоевав симпатии пятерых друзей и трех подруг в странах Запада, писатель вспомнил наконец о своем призвании, ясно обозначенном в дипломе факультета Странных языков. Восток властно манил его нестерпимо ярким сиянием Восходящего солнца и дурманящим ароматом хризантем. Прибыв в середине девяностых через Куала Лумпур, Сингапур, Бангкок и Гонконг на Японские острова, в поисках Пути он последовательно устраивается цветочником в Маруяме (Нагасаки), лоточником в Понто-тё (Киото), булочником в Нисидзине (Фукуока), будочником в Сусукино (Саппоро), стрелочником в древней столице Камакуре, крановщиком в иокогамском порту, поставщиком контрабанды для Дома престарелых якудза в Ниигате, послушником в буддийском монастыре (священная гора Коя), потешником в уличном балагане (Тояма), дрессировщиком в театре обезьян (горный курорт Насу), упаковщиком в универмаге Сэйю (Токио), а также рикшей в этнографическом средневековом селенье (Никко), гейшей в любительском спектакле мужской труппы (Ямагата) и мойшей (мойщиком чаш для чайной церемонии) в Кабуки-тё (Токио).

Стоит ли говорить, что все освоенные профессии дали писателю незаменимый материал для его очерков, рассказов, повестей и поэтических излияний, которые за последнее десятилетие увидели свет во многих странах под разнообразными псевдонимами.

На чайной церемонии в Кабуки-тё судьба впервые свела Игоря Курая со многими будущими героями его произведений, тем самым надолго определив направление и характер его творчества. После публикации цикла драматических остросюжетных квазиавантюрных философских повестей «Японские ночи» в оригинальном жанре «неокайдан» писатель надолго замолчал, предавшись многолетней медитации под сенью вековых криптомерий в горном скиту на северо-западе острова Хонсю.

Год за годом протекали в неустанных радениях, умерщвлении плоти и укрощении духа, претворяемых через чтение газет, созерцание ангажированных ток-шоу и прочесывание тенденциозных вебсайтов на различных языках. К исходу тринадцатого года подвижничества в морозную февральскую полночь отшельнику снизошло просветление: ему открылась картина недалекого будущего, которую ясновидец и запечатлел в своей оптимистической антиутопии с предельной откровенностью и горьким сарказмом, оставив, впрочем, читателя в неведении относительно главного…

Примечания

1

Ассорти из шашлычков (яп.)

(обратно)

2

Сэппуку – в другом чтении харакири.

(обратно)

3

«Преступление и наказание» (яп.)

(обратно)

4

«Ноли и кресты» (яп.)

(обратно)

5

Конец света (яп.)

(обратно)

6

Будем считать, что день завершен (англ.)

(обратно)

7

Миссия невыполнима (англ.)

(обратно)

8

«Конец света» (англ.)

(обратно)

9

«Добро пожаловать в Токио» (нем.)

(обратно)

10

«Добро пожаловать в зеленый порт Нарита!» (англ.)

(обратно)

11

Дамы и господа, вы прибываете к месту назначения, отелю Синагава Принс, через три минуты (англ.)

(обратно)

12

Кафе «Доутор» сегодня в семь вечера (англ.)

(обратно)

13

И ты ведь знаешь, старина, что я всегда готов вас поддержать. Ну, если мы начнем прямо сейчас, надо сначала подобрать инвесторов, так? (фр.)

(обратно)

14

Привет твоему шефу. Передай, что ему всегда будут рады в Антибе. (фр.)

(обратно)

15

– Какой у тебя второй язык, Вик? (англ.)

(обратно)

16

– Немецкий… Конечно, и английский, и русский – оба мои родные языки. Я учил немецкий в школе и здесь продолжаю его доводить. Три раза в неделю. Хайнц, мой сосед по комнате, он из Граца. Вот крутой парень! Мне не нравится Сито-рю, но он настоящий профи. На прошлой неделе я проиграл ему схватку. А вы когда-нибудь бывали в Австрии? (англ.)

(обратно)

17

с наивысшим отличием (лат.)

(обратно)

18

Дешевые трюки (яп.)

(обратно)

19

Естественно, я легко ориентируюсь в любом новом городе – много пушешествовал… Но этот город особенный. Токио надо осмотреть получше. (нем.)

(обратно)

20

– Куда идем? (нем.)

(обратно)

21

Дерзайте! (яп.)

(обратно)

22

«Образцовая жена из России» (англ.)

(обратно)

23

Можно? (англ.)

(обратно)

24

Ты шутишь? (англ.)

(обратно)

25

Скотство! (яп.)

(обратно)

26

Названия банков в русском произношении: Кредит Сюисс, Клариден Лё, Пиктэ э Сиэ, Цюрих Кантонбанк.

(обратно)

27

«Грузовые перевозки Великая Стена».

(обратно)

28

По запросу (англ.)

(обратно)

29

Ну вот, как-то так. (фр.)

(обратно)

30

Чересчур (англ.)

(обратно)

31

Аргумент, основанный на всеобщем признании (лат.)

(обратно)

32

Что-то не понимаю, однако. (яп.)

(обратно)

33

Миссия выполнена (англ.)

(обратно)

34

Дерьмоголовый! Фуфло поганое! Блин! Сорокина читай! (англ.)

(обратно)

35

Да шучу я, мужик! (англ.)

(обратно)

36

Морской судак, тунец, желтохвостик, форель, горбуша (яп.)

(обратно)

37

Бесплатно обедами не кормят, так? (англ.)

(обратно)

38

Оплата авансом (яп.)

(обратно)

39

Крыша (англ.)

(обратно)

40

Добро пожаловать! Давненько не заглядывали! (яп.)

(обратно)

41

Извините, что беспокоим в столь поздний час! (яп.)

(обратно)

42

Где это мы? Что зто? Охотничий домик? (нем.)

(обратно)

43

Нет, это рёкан – японский отель. Меня здесь знают. (нем.)

(обратно)

44

Как всегда, сначала примете ванну? (яп.)

(обратно)

45

Пошли купаться, девушка! (нем.)

(обратно)

46

Свершается Твоя воля, Господи,

На земле, как и на небе.

Дай нам терпение в годину испытаний,

Чтобы были послушны Тебе в любви и в страданиии;

Защити и направь всякую плоть и кровь,

Что поступает вопреки воле Твоей. (нем.)

(обратно)

47

Располагайтесь покомфортней! (яп.)

(обратно)

48

Здоровы ли Вы? (яп.)

(обратно)

49

Как Ваша семья? (яп.)

(обратно)

50

Добро пожаловать во Владивосток. (яп.)

(обратно)

51

Вы впервые в России? (яп.)

(обратно)

52

Хорошая погодка! (яп.)

(обратно)

53

Как добрались? (яп.)

(обратно)

54

Суров закон, но это закон! (лат.)

(обратно)

55

Роскошный вертолет (яп.)

(обратно)

56

Хватит болтать на профессиональные темы! (англ.)

(обратно)

57

«Порт-Будущее» (яп.)

(обратно)

58

«мягкое» постепенное открытие (англ.)

(обратно)

59

По ситуации (яп.)

(обратно)

60

Будет исполнено! (яп.)

(обратно)

61

«Добро пожаловать к вашей удаче (другой смысл: к вашему состоянию)!» (англ.)

(обратно)

62

«Французская рулетка» (англ.)

(обратно)

63

Круто! (яп.)

(обратно)

64

Лакшари стар (Звезда роскоши) – всегда к вашим услугам (англ.)

(обратно)

65

Модель с укрупненными формами (англ.)

(обратно)

66

Почетный гость (англ.)

(обратно)

67

Губернатор Приморского края (англ.)

(обратно)

68

«Тетради по психологии» (фр.)

(обратно)

69

До дна! (яп.)

(обратно)

70

Миссия выполнена (англ.)

(обратно)

71

«Комплект для выживания» (англ.)

(обратно)

72

Игра слов – аллюзия на автомобильный концерн «Дженерал моторз», где «мобстерз» означает «мафиози».

(обратно)

73

«Мать вашу, банкиры, дайте нам бункеры!» (англ.)

(обратно)

74

«Когда святые маршируют в рай» (англ.)

(обратно)

75

«Врата для астероида» (англ.)

(обратно)

76

«Будь геем! Веселись! Астероид, отцепись!» (англ.)

(обратно)

77

«Эгей, Мы геи! Мы веселы! Астероид или нет – мы остаемся!» (англ.)

(обратно)

78

«Жан-Клод Юнкер, где мой бункер?!» (фр.)

(обратно)

79

Вот и я! (яп.)

(обратно)

80

Удостоверение «Мой номер» (англ.)

(обратно)

81

Кобудо – («старинные боевые искусства») включают приемы работы с шестом (бо), дубинкой (дзё), дубинкой с рукоятью (тонфа), двумя дубинками на перевязи (нунчака), двумя затупленными стилетами (сай), серпами с грузилом на цепи (кусаригама), метательными «звездочками» (сюрикэн) и рядом других подручных средств. Особое место занимает затупленный металический штырь с крючкообразной рукоятью (дзюттэ) – штатное оружие средневековой тайной полиции.

(обратно)

82

Держит курс на столкновение (англ.)

(обратно)

83

Как это по-русски? (фр.)

(обратно)

84

Пощадите! Я всё сделаю! Верну все деньги и драгоценности! Не надо харакири! Не убивайте! Умоляю! (яп.)

(обратно)

85

Если насилие неизбежно, расслабься и получай удовольствие. (англ.)

(обратно)

86

Вот именно! (англ.)

(обратно)

87

Спасибо, мы весьма благодарны. (кит.)

(обратно)

88

Номер в отеле (кит.)

(обратно)

89

Виза на въезд в страну (кит.)

(обратно)

90

Авиабилет (кит.)

(обратно)

91

Всего хорошего (кит.)

(обратно)

Оглавление

Японский ковчег

  Пролог

  Глава I Таверна «Кусинобо»

  Глава II Вечер в Нагорном

  Глава III Вести из Токио

  Глава IV Астероидная тревога

  Глава V Преемник поневоле

  Глава VI Трубы Апокалипсиса

  Глава VII Эксперт на крючке

  Глава VIII Астро-Тото

  Глава IX Австрийский турист

  Глава X Тревоги госпожи генеральши

  Глава XI Казначей Конторы

  Глава XII Водка дешевеет

  Глава XIII Сумерки на Гинзе

  Глава XIV Зубы дракона

  Глава XV Японский Бонд

  Глава XVI Встреча на уровне

  Глава XVII Партнеры

  Глава XVIII Ассамблея

  Глава XIX Дары данайцев

  Глава XX Бесстыдница ночь

  Глава XXI Мурманск – Токио

  Глава XXII Властелин колец

  Глава XXIII Роппонги хиллз

  Глава XXIV Катакомбы на Рождественке

  Глава XXV Парная для самурая

  Глава XXVI Проскрипции

  Глава XXVII Храм Мусо-дзи

  Глава XXVIII Менеджер из Антиба

  Глава XXIX Проект века

  Глава XXX Что земля, что небо!

  Глава XXXI Бартер по-японски

  Глава XXXII Обреченный архипелаг

  Глава XXXIII Список Yamato.com

  Глава XXXIV Клуб «Милорд»

  Глава XXXV Бразды правления

  Глава XXXVI Покушение

  Глава XXXVII Семейство Исии

  Глава XXXVIII План операции

  Глава XXXIX Первый среди равных

  Глава XL Вид из кремлевского окна

  Глава XLI Русская духовитость

  Глава XLII Mission impossible

  Глава XLIII Генерал Симомура

  Глава XLIV Шифровка из Пекина

  Глава XLV В горах Хаконэ

  Глава XLVI Встреча в верхах

  Глава XLVII Перспективы

  Глава XLVIII Онсэн

  Глава XLIX Полет валькирии

  Глава L Хозяин Приморья

  Глава LI Краевой актив

  Глава LII Вертолетная прогулка

  Глава LIII Срочный фрахт

  Глава LIV Казино «Маяк»

  Глава LV Астероиду – да!

  Глава LVI Амурские волны

  Глава LVII Человеческие ресурсы

  Глава LVIII В преддверии судного дня

  Глава LIX Белая хризантема

  Глава LX Бегство из рая

  Глава LXI Накануне

  Глава LXII Дым отечества

  Глава LXIII Бунт на «Юноне»

  Глава LXIV Утро туманное

  Глава LXV Неравный бой

  Глава LXVI Десант!

  Глава LXVII Мрак в конце тоннеля

  Эпилог

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg