«Серебряный крест»

Серебряный крест (fb2) - Серебряный крест 997K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Геннадьевна Садыкова

Елена Садыкова Серебряный крест. Готическая сказка

Братьям нашим меньшим посвящается

1

15 октября 2008 г. Германия, Мюнхен.

Несмотря на раннее утро, возле небольшой, невзрачной на первый взгляд гостиницы «Schwartz» на окраине Мюнхена было припарковано слишком много дорогих машин. Не сказать, чтобы это были породистые автомобили, но пара-другая интересных экземпляров среди них имелась. То же самое можно было сказать и про людей, собравшихся в небольшом конференц-зале, служащем одновременно и комнатой для переговоров.

Официанты, обслуживавшие необычное мероприятие, недоумевающе переглядывались, исподволь разглядывая гостей. Комната была буквально напичкана новейшим оборудованием, и оставалось удивляться, как здесь смогли поместиться еще и гости. Хотя встреча не была заявлена как официальное собрание, в зале царила напряженная атмосфера строгого dress-code. Перед каждым из гостей стояла табличка с именем, но и без этой формальности почти все в этом зале были в той или иной степени осведомлены о деятельности друг друга. Профессиональные журналисты, штат осведомителей которых доходил порой до нескольких сотен человек, знали, сколько стоит информация, которую они могут опубликовать, а могут просто положить в свой стол. И не понятно, за что им заплатят больше. Каждый новый гость, входя в комнату, призывал на помощь свою выдержку, чтобы не выдать изумление столь тесным скоплением звезд пера и политического шантажа.

Небольшие мониторы для оперативной информации светились мерным синеватым отливом, предлагая пользоваться временным отсутствием докладчика и отведать напитки из бара за счет заведения. Начало мероприятия было объявлено на десять утра, но организаторы задерживались. Тягостное ожидание наконец было прервано невысоким плотным мужчиной в роговых очках с золотыми дужками, который буквально влетел в дверь в сопровождении своего помощника – высокого рыжего немца. Помощник положил на стол перед шефом тонкую лазерную указку, приказал закрыть жалюзи на окнах и включил огромный экран, занимающий почти полностью одну из стен зала. Не дожидаясь команды, прислуга бесшумно покинула зал.

Плотный занял место во главе огромного стола, за которым расположились все присутствующие.

– Прежде всего, я хочу извиниться за задержку и поблагодарить вас, господа, за столь оперативное прибытие. Вы наверняка удивлены приглашению с нашей стороны, но на прошлой неделе произошли события, оказавшие существенное влияние на положение дел многих медиа-холдингов Европы.

Присутствующие насторожились, почуяв недоброе, а немец продолжал.

– Нам приходится принимать экстренные меры. И мы надеемся на вашу помощь.

Это было в манере выступающего, призвать на помощь и не сказать ничего конкретного. Правда, большинство сидящих за этим столом знали, что если Ганс Хаггерт не вдается в детали, то все гораздо хуже, чем можно себе представить. Ганс был известен своими связями в высшем обществе почти всех европейских стран, и нередко кто-нибудь из его приятелей обращался к нему за помощью, если дело невозможно было решить своими силами.

Хозяин пробежал взглядом по лицам собравшихся:

– Я вижу в нашем составе некоторые изменения. Надеюсь, все вы получили предварительные материалы.

Хаггерт обратился к помощнику, расположившемуся по правую руку от него, чуть поодаль от стола.

– Дайте картинку.

Помощник чем-то щелкнул, и на экране во всю стену появилось изображение пожилого человека, лет шестидесяти, с холодными серыми глазами. Ганс взял со стола указку, и красное лазерное пятно обвело фигуру на стене.

– Для тех, кто не знает. Это Клаус Фор.

По залу пронеслось тихое шушуканье. Многие были наслышаны, но никто раньше не видел фотографии Клауса, главы одного из могущественнейших финансовых кланов Германии.

Кадр бесшумно сменился.

– А это его внук, Гюнтер.

Мертвую тишину сломал глухой стук. У единственной из присутствующих здесь дам упала на зеркальную поверхность стола и покатилась тяжелая перьевая ручка. Ганс сдвинул брови, но дама, казалось, не заметила его неодобрения, налила себе воды и почти залпом осушила бокал. Сидящий рядом с ней мужчина вопросительно посмотрел на соседку, но она лишь отмахнулась, извинившись за свою неловкость.

С экрана улыбался юноша в черном свитере, с такими же, как у деда, глазами, но с выражением юношеской беспечности на молодом красивом лице. Ганс выключил проектор и сказал:

– Вчера вечером мне позвонили из офиса господина Фора и сообщили, что Гюнтер пропал. Вы, конечно, понимаете, господа, что наследники состояний с двенадцатью нулями не пропадают просто так.

Легкий ропот пробежал по залу:

– И никаких требований о выкупе?!

– А мальчика по злачным местам искали?!

– А что говорит служба безопасности?!

Ганс поднял руку, и все сразу притихли.

– Служба безопасности уже ничего не говорит. Разумеется, все известные меры были приняты. Но самое поразительное то, что в это же самое время пропало еще несколько человек, правда, весьма обыкновенных. Несколько иностранных граждан, работающих по контрактам в Европе, и с десяток азиатов. Причем все они – мужчины, примерно одного возраста.

Журналисты снова активировались:

– Ну иностранцы – понятно. Не первый случай.

Ганс снова поднял руку.

– Моя служба уже несколько часов работает над этим делом. И первые результаты меня слегка поразили – след ведет и во Францию, и в Чехию.

Он снова обвел взглядом сидящих и добавил:

– Мы знаем вас как талантливых и успешных журналистов, и надеюсь, сумма вознаграждения приятно удивит вас.

На экране появилась цифра, которая вызвала бурную реакцию.

Ганс усмехнулся.

– Да, за такое вознаграждение я бы и сам не прочь заняться этим делом. Но, к сожалению, моя фигура слишком известна в определенных кругах.

Короткие смешки быстро стихли, и Ганс продолжил:

– Сейчас вы сможете просмотреть информацию, которую не следует выносить за пределы этой комнаты.

Прошло не менее получаса, пока последний из присутствующих поднял глаза на хозяина. Это означало, что теперь все в курсе дела.

– Я не буду осуждать тех из вас, которые сейчас покинут эту комнату. Это будет означать, что они отказываются вести свое расследование ввиду немаловажных обстоятельств.

Не успел Ганс договорить, как больше половины присутствующих спешно поднялись и покинули переговорную, едва кивнув на прощание тем, кто оставался. Ганс вздохнул и развел руками.

– А теперь, господа, я бы хотел внести некоторую ясность в происходящее.

На экранах снова появились колонки цифр и сводки новостей внутренней службы Хаггерта. Попади хотя бы часть из них во внешний мир, это стало бы не просто сенсацией, а известием настолько пугающим, что оно вряд ли было бы воспринято как заслуживающее доверия. Ганс выждал некоторое время, дав присутствующим немного прийти в себя. В это время помощник положил перед ним на стол два конверта. Ганс молча поблагодарил его и продолжил:

– Здесь два авиабилета. Один до Парижа, другой до Праги. Кто готов принять участие в расследовании, может остаться. Остальным я желаю всего наилучшего…

Через некоторое время за столом остались высокий плотный мужчина в черном строгом костюме и рыжеволосая дама в черной блузке. Хаггерт пристально посмотрел на нее и спросил:

– Почему вы уронили ручку, когда я показал снимок Гюнтера?

Дама поерзала на стуле и взяла в руки стакан с кристально чистой водой. Сделав пару глотков, прежде чем ответить, она нехотя призналась:

– Этот молодой человек похож на родного брата моей подруги.

Глаза Ганса блеснули:

– Насколько мне известно, вы из России? А ваша подруга?

Дама кивнула:

– Да, она тоже… Но ее брат сейчас работает в Чехии. Так что, если вы не возражаете, билет до Праги – мой.

К ее удивлению, Ганс обрадовался.

– Вот и славно! Все само собой решилось.

Посмотрев на часы, он добавил:

– Вы летите завтра вечером, в 17.30. Сейчас я покажу, с кем вы должны встретиться.

Ганс повернулся к компьютеру, встроенному в его часть стола, и на экране появилось фото мужчины средних лет, весьма непримечательной внешности.

– Это необычный человек… Его имя Антуан…

2

17 июня 1113 г. Франция, Труа.

Слуги чуть слышно ходили в большом полутемном зале, где огромных размеров стол был накрыт всего на две персоны. Из-за поздней весны каменные стены замка не успели вобрать в себя достаточно тепла, и теперь, несмотря на середину июня, приходилось топить камин. Зная, что его гость мерзнет даже в разгар лета, хозяин усадил Бернара поближе к огню. Хозяин, граф Андре де Монбар, был довольно высоким, величественным сеньором, нагонявшим ужас не только на домочадцев, но и на видавших виды окрестных господ. Гость, доводившийся графу племянником, напротив, был невысокого роста, худощавый и очень подвижный молодой человек. В свои двадцать лет он уже был главой монашеского ордена цистерцианцев, и его влияние среди знатных домов Франции было так велико, что буквально за год его пребывания на посту орден получил пожертвования столь щедрые, что смог оправиться от своего полуголодного существования и отстроить монастырь Сито.

Обед длился уже больше часа, и по нараставшему за столом напряжению было понятно, что мужчинам не терпится покончить с официальной частью и перейти к тому, ради чего молодой человек нанес графу визит в столь неурочный час. Наконец, племянник, как особа, занимающая более высокое положение, перешел к делу:

– Я всегда счастлив навестить вас, дорогой граф, но ваше приглашение было весьма необычным.

– Необычным?

– Да. Сразу после проповеди ко мне подошел ваш слуга и сказал, что у него ко мне дело чрезвычайной важности, которое не терпит отлагательств.

– И что же вас удивило?

– Подобным способом меня зовут к постели умирающего. Зная вашу страсть к путешествиям, я забеспокоился.

Бернар говорил тихо – сказывалась усталость последних дней. Хозяин поспешил объясниться.

– Я пригласил вас сюда, мой дорогой Бернар, чтобы обсудить вопрос, не терпящий отлагательств.

Племянник незаметно для графа вздохнул и поинтересовался скорее из вежливости, чем из живого интереса:

– О чем же вы хотели переговорить со мной?

Граф преисполнился торжественности и начал со всей серьезностью:

– Не далее как вчера меня посетил сеньор Гуго де Пейне!

Эта новость, казалось, не произвела на Бернара никакого впечатления. Несколько обескураженный граф де Монбар продолжил:

– Когда король Иерусалимский отдал нам под охрану Дорогу Пилигримов…

Бернар внезапно обрел хорошее расположение духа:

– Дорогу Пилигримов?! Скорее, часть храма царя Соломона, или, лучше сказать, его конюшни. И по моим сведениям, дражайший граф, господа рыцари оттуда почти не выходили. Не удивлюсь, если они и пилигримов-то в лицо не видели…

Граф проявил терпимость к словам молодого человека и решил поделиться своими опасениями:

– Меня удивило, что мы так легко получили доступ к Священному Храму.

Бернар вскинул брови и попытался налить себе воды из тяжелого медного кувшина, инкрустированного костью. Для тонких аристократических рук Бернара справляться с огромной посудиной было делом не простым. Сделав заговорщицкое лицо, он подмигнул графу:

– Насколько я знаю, эта сделка осуществилась через подставное лицо, одного итальянского купца. Что же вас удивляет? Вы получили разрешение от властителя Палестины открыть госпиталь для паломников к Святым местам…

Граф строго посмотрел на него и торжественно произнес:

– Сеньор де Пейне от имени своего покровителя, Хьюго Шампанского, предлагает цистерцианскому братству участок земли.

– Участок? Для чего?

– Для строительства аббатства.

Брови Бернара вопросительно изогнулись. Граф пояснил:

– Необходимо новое аббатство.

Бернара начинал забавлять их разговор.

– А старые-то чем вам не подходят, мой друг?

– Со старыми сложно будет договориться по некоторым щекотливым вопросам. У них свои уставы, и вводить туда наших людей будет практически невозможно.

Молодого человека все больше забавляла их беседа:

– Проще построить новое, чем переделать старое?

– Именно так. Это новое аббатство должно принять документы, которые скоро привезут из Святой земли. Пергаменты относятся к временам столь древним, что для их прочтения придется привлечь особых книжников.

Бернар вдруг стал серьезен.

– Вы имеете в виду евреев?

Граф де Монбар кивнул:

– Да, евреев из Византии.

– Не тех ли, что старый граф Тибо собрал у себя в Труа? Ходило много разных толков по поводу того, что могущественный граф связался с евреями.

Зная неодобрительное отношение Святой Церкви к евреям, граф понимал, что завел трудный разговор. Он слегка побледнел от напряжения, и его правая бровь начала подергиваться.

– Эти евреи дали нам ключи к тайнам Торы.

– И чего же вы хотите от меня, мой дорогой?

– Девять рыцарей Храма и Братство Госпитальеров поручили мне искать у вас поддержки и благословения и просят вас взять под свою опеку новое аббатство, которое мы назовем Клерво!

Бернар внутренне просиял, но внешне оставался безразличен к словам графа. Де Монбар поднял было кубок с добротным выдержанным вином, но не сделал ни глотка. Бернар молчал, и пауза затягивалась. Наконец, он произнес:

– Во славу господа нашего, я готов оказать свое покровительство! Они принесут мне клятву верности и полного послушания!

Де Монбар пребывал в нерешительности:

– С Госпитальерами все просто – у них строгая организация и могущественный магистр, который держит их в послушании. Однако у рыцарей Храма еще нет главы, признанного святой церковью. Захочет ли папа утвердить новый орден?

Бернар пожал плечами:

– Думаю, что смогу уладить этот вопрос со святым престолом.

Де Монбар отпил наконец пару глотков из своего кубка и озабоченно добавил:

– А как насчет короля Франции? Не будет ли он против того, что на его землях возникнет сила, ему не подвластная.

– Правители погружены в рутину дел своего государства. И, разумеется, своих собственных. Они не видят, что творится у них под носом, не говоря уже о провинциях.

Де Монбар согласился с доводами племянника, и еще какое-то время они сидели молча, занятые каждый своими мыслями. Наконец граф, словно спохватившись, сообщил важную новость:

– Наш сосед граф Хьюго Шампанский вернулся домой из Святой земли.

Бернар содрогнулся. Вообще-то он ничего не имел против этого могущественного сеньора, но…

Поддавшись неприятным мыслям и отбросив приличия, Бернар поднялся из-за стола и подошел к окну. Окна выходили во внутренний двор замка, где обычно полно всякой хозяйской живности, но сегодня во дворе было тихо. Готовясь к приезду столь высокого гостя, хозяин приказал убрать всех дворовых псов в особый загон, откуда даже лая их не было слышно. Объяснялось это странное распоряжение хозяина тем, что его гость не любил собак и граф де Монбар был одним из немногих, посвященных в личные дела святого Бернара. Несколько лет назад окровавленного Бернара принесли в бенедектинский монастырь, где он чудом выжил, пройдя через страдания, граничащие с возможностями человека.

В ранней юности он полюбил Бланку, своенравную красавицу, дочь одного из мелкопоместных дворян, который чаще упоминал о своем происхождении, чем о богатстве. Девушка с юных лет познала все тяготы безденежья и с молоком матери впитала мечты о сытой и богатой жизни, когда после охоты можно выбросить или отдать служанкам платье, рассеченное колючим кустарником, а не штопать его по нескольку раз. И тут Бернар! Младший сын из большой семьи, без намека на наследство. Таким сыновьям по традиции была прямая дорога в монастырь, где их охотно принимали и где, если повезет, они со временем занимали видные церковные должности. Простые радости жизни – земля, жена и дети – были для них запретным плодом, но Бернар тогда этого еще не знал. Выбрав момент, когда девушка была настроена благожелательно, он почтительно предложил ей свою руку и сердце, чем вызвал приступ негодования и страха у молодой особы. До конца дней влачить жалкое существование?! Чтобы раз и навсегда покончить с притязаниями молодого глупца, красавица Бланка приказала спустить дворовых псов, которых отец обычно брал на охоту на кабанов. Собак подолгу не кормили, и хищники бросались на жертву стремительно и мертво.

Молодой человек не ожидал, что дело примет такой оборот. Получив отказ и оставляя навсегда строптивую красавицу, он беспечно вышел во двор, где его поджидали голодные псы, привыкшие к трудной добыче. Чувство обиды смешалось со страхом. Он побежал, и это еще больше раззадорило псов. Они настигли его в несколько прыжков, стали таскать по каменным плитам двора и рвать на части. Челядь, прижав лица к окнам, показывала на него пальцами и хохотала. Кто знает, чем бы все это закончилось, если бы не отец молодой особы. Когда шум и возня во дворе достигли его слуха, он выбежал на крыльцо и ужаснулся. Ему не жаль было мальчишки, но он не хотел неприятностей. Родственники Бернара были могущественными сеньорами, им покровительствовал сам граф Шампанский. Платить огромный штраф за убийство ему было нечем, поэтому он быстро распинал собак, подобрал окровавленного Бернара и велел слугам положить его на телегу с сеном. Бернар отказался от помощи и, оставляя на земле кровавый след, побрел прочь. По дороге его подобрал какой-то бенедиктинец и принес в монастырь, где Бернар провел не один месяц.

Когда умер старый граф Шампанский, ему наследовал молодой Хьюго. Прельстившись красотой своей молодой соседки, он не раздумывая предложил ей свою руку. Родственники и духовник молодого графа не слишком горячо одобряли этот союз, но против ничего сказать не могли. Девица была знатного рода и хороша собой. А что до богатства, так у Хьюго всего было предостаточно. Так осуществились мечты молодой девушки. Она и думать забыла о недоразумении с Бернаром, который к тому времени обрел влияние и могущество, соперничающее с влиянием не только графа Шампанского, но и самого короля Франции.

Бернар оторвался от созерцания окрестностей и вернулся за стол.

– Так значит, ваш сосед Хьюго вернулся…

Хозяин рассказал последние новости округи:

– Говорят, что, пока он пребывал на Святой земле, у него родился сын.

Де Монбар заметил, как нахмурились брови Бернара.

– В самом деле? Как жаль!

Недоумение так ясно вырисовалось на лице дяди, что племянник поспешил объяснить:

– Старый граф Шампанский, царствие ему небесное, был богат. Богатства свои он старался приумножить любыми способами. И способ, который он избрал, не имеет ничего общего с королевской милостью.

– Мы все уповаем на милость государя нашего…

Бернар вскочил и почти прокричал:

– Уповайте, граф, на милость Господа нашего! Милость короля слишком изменчива!

Дядя не привык к резким замечаниям. Никому другому они бы с рук не сошли. Де Монбар задумался – это благодать или наказание – иметь в своей семье святого?

Дав графу немного прийти в себя, Бернар продолжил:

– После захвата Иерусалима ваши рыцари вместе с Госпитальерами получили часть южной стороны храма Соломона и прилегающую к ней часть горы Сион.

Граф усмехнулся про себя: странствующие монахи поставляют Бернару сведения или сами госпитальеры?

Бернар тем временем продолжал:

– Вас было девять, дорогой граф. И за эти годы ваша компания никем не пополнилась?

Дядя насторожился.

– Молодой граф Шампанский выразил горячее желание присоединиться к нам.

Бернар улыбнулся.

– Вот вам и объяснение моих слов, почему мне жаль, что у него родился сын.

Граф де Монбар продолжал недоумевать, и Бернар сжалился над ним.

– Граф Хьюго увлекся поисками сокровищ. А чтобы иметь доступ к святыне, ему придется вступить в орден Госпитальеров.

Дядя все еще не улавливал сути, и Бернару пришлось объясниться:

– По уставу ни госпитальеры, ни тамплиеры не могут иметь семью. А наследство свое обязаны передать в руки Ордена.

Де Монбар в ужасе воскликнул:

– И вы позволите отдать им наследство Хьюго?

Бернар поспешил успокоить его:

– Нет, мой дорогой. Его деньги нужны здесь, в Труа. Скоро произойдут события, каких еще не доводилось видеть этой тихой провинции. Поэтому смею предположить, что Хьюго отправит жену в монастырь и отречется от сына.

– Отречется от сына?!

Племянник усмехнулся:

– Всем воздастся по делам своим. Однако мне кажется, что у вас ко мне еще какое-то дело?

Хозяин вздрогнул. Откуда Бернару удается все знать? Он сделал знак слуге, стоявшему у дверей, и спустя какое-то время в комнату внесли небольшой сундук, обитый позеленевшей от времени медью. Де Монбар приказал поставить сундук перед гостем, чтобы тот смог получше разглядеть его.

– Это наша первая находка. Рыцари Храма передают ее вам.

Бернар осторожно открыл крышку. На ее внутренней стороне еще виднелись египетские иероглифы, а на дне лежал небольшой кожаный мешок, потемневший и пахнущий плесенью.

– Что это?

– Сундук был спрятан в стене. Если бы де Пейне не повздорил с Хьюго, сундук никогда бы не нашли.

Бернар сделал над собой усилие, чтобы не усмехнуться. Он вынул мешок, который оказался неожиданно тяжелым, развязал сыромятный ремень и осторожно вытряхнул содержимое на стол. Перед ним лежал странный предмет, ни смысла которого, ни назначения Бернар не знал. Он вопросительно посмотрел на дядю:

– Какой странный крест! Похож на ключ.

Де Монбар пожал плечами:

– Его принесли в Храм Соломона египтяне. Может, кто из книжников знает о его назначении…

Бернар положил необычный крест обратно в мешок и привязал находку к своему поясу. Поблагодарив хозяина и не дожидаясь, пока подадут чашу для омовения рук, он направился к выходу…

3

15 октября 2008 г. Санкт-Петербург.

Ночь в аэропорту – не лучшее, что может случиться у женщины. Но ехать в гостиницу не хотелось, потому что до вылета оставалось не так много. Объявили Франкфурт. Немцы лениво поднялись со своих мест и пошли на посадку. Пассажиров на втором этаже заметно поубавилось. Я с удовольствием вытянула ноги и постаралась задремать. Ничего не получалось, слишком холодно. И почему все эти новые техностроения такие холодные? Наверное, люди и произведения живописи в такой температуре хорошо сохраняются. В оправдание этой версии температурного режима сразу за углом была выставка работ местных художников. Побродив среди картин и погревшись в ярких пятнах периферийной живописи, я переместилась в буфет. Рядом с урчанием кофе-машины я почувствовала себя гораздо лучше, да и в сон не так клонило. Когда я допивала вторую чашку, объявили Прагу.

Таможенный контроль в пять утра соблюдал формальности, но не проявлял бдительности, и все сонно шли через duty-free к своим выходам. Позвонил Андрей:

– Купи сигарет. У меня заканчиваются, а утром нам придется ждать, пока откроются магазины.

– Хорошо. Ты что сейчас куришь?

– «Давидофф лайт».

– Дамские? – съехидничала я.

– Белые – прошипел он в ответ.

Я летела к брату. Наша с ним разница в возрасте была больше, чем у него с моим старшим сыном, и относилась я к нему как к «братьям меньшим» – с любовью. Когда Андрей сообщил, что его переводят из нашего сибирского города в Прагу, образовалась пустота, которую ничем не заполнишь, пока сама не зарастет. Блок сигарет целиком поместился в моей новой дамской сумочке, специально предназначенной для перелетов. В нее много чего такого могло поместиться, но я сдерживала себя изо всех сил.

Новенький «боинг» еще набирал высоту, но заботливые стюардессы уже предлагали всем желающим алкогольные напитки. Я не стала отказываться, но из пластикового стакана с красным вином смогла сделать только пару глотков. Потом самолет наклонился, незакрепленный столик спружинил, и вся кроваво-красная жидкость оказалась на моих любимых белых штанах. Стюардесса, увидев мой ужас, компетентно заявила:

– Не беспокойтесь, у нас такое бывает почти каждый рейс. Нужно смывать минералкой.

– Минералкой?!

– Она с газом. Это помогает от винных пятен.

– Я даже не знаю, что из этого считать пятном – остатки белого или красное?

Стюардесса гордо вскинула голову и сказала:

– Идите в туалет, раздевайтесь. Я сейчас принесу полотенце и пару бутылок воды.

После того как я заняла свое место в туалете первого салона, им уже никто не смог воспользоваться в течение всего полета. С пятном справиться удалось, но к тому времени, когда самолет начал снижаться, на мне было мокрым все, что ниже пояса.

Андрей оторопел:

– Ты самолетом летела или часть пути вплавь?

– Ты сам-то как думаешь?

– Думаю, что это бывает только с тобой.

Он чмокнул меня в щеку.

– Как долетела?

– В туалете.

Брат не расстраивал меня больше вопросами про мой внешний вид. Решил спросить про огромных размеров чемодан, который катил перед собой.

– Что в чемодане?

Я разозлилась окончательно:

– Твои вещи!

– А я думал, что пассажиры летают со своими вещами.

– Это все, что ты забыл, когда приезжал на каникулы. Я тогда в проводах не участвовала, но твое состояние могу оценить по количеству забытой одежды.

– Не ворчи. Кто что мне прислал?

– Кто что.

– Куртку мою любимую передали?

– А как же! Маменька ее первой сложила. После вот этого и еще пары твоих джинсов я перестала сопротивляться. Все складывали, кто что хотел.

– Чудненько!

Не знаю, что он имел в виду – что я не сопротивлялась или что у него теперь меньше шопинга. В машине мы закурили, и мне полегчало. В тот момент я еще не знала, что события тысячелетней давности, начинавшиеся на том самом месте, где была припаркована машина Андрея, выскользнут из мрака и тонкой, но прочной нитью вплетутся в мою жизнь.

4

1113 г. Франция, аббатство Клерво.

Строительство аббатства Клерво подходило к концу. Бернар был неутомим. Его доверенные лица уже вели переговоры с еврейской общиной по поводу размещения наиболее уважаемых ученых в монастыре. Пожилой еврей Равви, возглавлявший общину, сомневался в целесообразности такого предложения, но Бернару не терпелось начать изучение находок. Первые свитки со Святой земли уже привезли, и теперь нужны были усилия более тонкие и значимые, чем поиск старых рукописей.

Время шло, а кельи, предназначенные для толкователей, все еще пустовали. Помощник Бернара, Антуан, как-то пожаловался своему господину:

– Евреи не хотят жить под покровительством святых крестов.

Бернар отмахнулся:

– Значит надо помочь им понять всю привлекательность нашего предложения.

– Помочь?

– Если они будут чувствовать себя в безопасности только под крышами нашего аббатства, а их семьи будут сыты и спокойны только под защитой ордена цистерцианцев, они не будут против святых крестов. И отдадут нам свои знания.

– Вы предполагаете, Монсеньор?!

Бернар строго посмотрел на него:

– Я думаю, вы достаточно благоразумны, мой друг, чтобы не беспокоить евреев здесь, в Труа. Одно дело, когда человек чего-то опасается или чем-то напуган, но совсем другое, если горе коснулось его слишком сильно и его разум помутнен.

Антуан задумался, а Бернар продолжил:

– Если до еврейских старейшин в Труа дойдут слухи, ну, скажем, откуда-нибудь с берегов Рейна о еврейских погромах, они забеспокоятся.

– И мы предложим им свою защиту?

– И защиту их братьев на Рейне тоже.

Помощник поклонился, и уже через пару часов отряд всадников пустился в путь к берегам Рейна с важной миссией.

Дела шли хорошо как никогда. Щедрые пожертвования знатных вельмож рекой текли в сундуки цистерцианцев. Закончилось строительство Клервосского аббатства, но до аббата Ардена, влиятельной фигуры цистерцианского ордена, дошли слухи, что Бернар собирается большую часть средств потратить на строительство еще одного аббатства. Генеральный капитул, собравшийся в Сито, решил обратиться с этим вопросом к самому Бернару:

– Наш дорогой брат, Клервосское аббатство закончено. Почему же вы настаиваете на еще одном, строительство которого повлечет огромные затраты?

Бернар, обычно не терпевший возражений, вопреки всеобщему ожиданию спокойно сказал:

– Я не настаиваю.

Арден взял слово:

– Архитектор, который строил Клерво, сообщил мне, что вы намерены перевести его на работы в Понтиньи, для постройки нового аббатства. Это так?

– Я думаю, что еще одного аббатства будет мало.

Аббаты в удивлении переглянулись.

– Мало?! А сколько же тогда будет достаточно?

Ропот недовольства пролетел по рядам. Средств ордена хватило бы для безбедного существования на несколько поколений, и вдруг такая расточительность!

Бернар окинул взглядом высокое собрание, резко встал и поднял над головой стул, на котором только что сидел.

– Посмотрите, братья, на этот стул.

Взоры собравшихся в недоумении остановились на простом деревянном стуле незатейливой работы местных монахов. Ничуть не смущаясь, Бернар продолжал:

– Если бы у него была одна нога, кто-нибудь из вас относился бы к нему серьезно?

Аббаты замолчали в ожидании, чем закончит свою странную речь Бернар.

– Даже двух или трех ног ему мало для устойчивости. Нужны четыре! Тогда он будет прочно стоять, и вы отнесетесь к нему с уважением. Поэтому, исходя из имеющихся на сегодня средств, мы сможем осилить строительство еще трех аббатств – Понтиньи, Лаферте и Моримо.

– Еще трех?! Безумие!

Бернар вскинул брови и почти прокричал:

– Безумие?!

Губы его дрожали.

– Наш орден ежегодно принимает в свои ряды новых братьев, и скоро мы не поместимся в старых убогих монастырях. Новые люди идут проповедовать, и новые пожертвования текут в наши хранилища. А как вы думаете, господа, долго ли нам позволено будет наслаждаться плодами праведных усилий и скромной жизни?

Все пятеро членов капитула и их приближенные переглянулись и в недоумении уставились на молодого человека. Наконец аббат Арден, как самый достойный из братьев, взял слово:

– Наш орден находится под святейшим покровительством папы Иннокентия Третьего!

Бернар рассмеялся.

– А как вы думаете, мой дорогой Арден, кто первым будет участвовать в дележе нашего золота? Его святейшество папа! Ему постоянно не хватает денег. Крестовые походы – весьма затратное предприятие!

Присутствующие молчали. В памяти многих еще свежи были картины разграбления папскими войсками сокровищниц монастырей, объявленных еретическими.

Бернар продолжал:

– Мы не устоим ни перед папой, ни перед королем, который, кстати, тоже не прочь поживиться нашим имуществом, если у нас будет всего два или три аббатства! Нам нужны четыре-пять главных монастырей и десятки монастырей не только во Франции, но и в соседних государствах. Только в этом случае мы сможем выжить. Нужно создавать себе опору, а не сидеть на одноногом стуле!

Члены капитула молчали, но каждый их них понимал, что Бернар прав. И прав он прежде всего в том, что неразумно им предаваться праздной размеренной жизни. Времена сейчас тревожные. Рыцари, вернувшиеся из Первого Крестового похода, не принесли ничего в свои края, кроме нищеты и разорения. Никаких сокровищ, которые так манили их еще год назад, они не нашли, зато лишились последнего за время своего отсутствия. Местные феодалы разграбили оставшиеся без защиты земли и замки крестоносцев, продали в рабство их жен и детей. Вернувшиеся рыцари превращались в разбойников, грабивших окрестности, чтобы выжить. Непростительно сегодня быть богатым и беззащитным! И для защиты монастырских сокровищниц создавался новый, воинствующий орден. Его девизом стало: «Все может случиться, но ты должен доставить Сокровище».

Тайные доносчики Бернара сообщали, что поиски на Священной Земле подходили к концу. Теперь нужно было не просто доставить сокровища через земли, кишащие бандитами и рыцарями, но и сохранить их во славу нового ордена. Теперь уже призывы Бернара не воспринимались аббатами как чрезмерные, и Генеральный капитул принял решение – к моменту возвращения Храмовников должна быть построена цепь аббатств: Клерво, Понтиньи, Лаферте и Моримо, с центром в Сито, где будет находиться Глава капитула – аббат Арден.

Арден уже собрался объявить собрание оконченным, как Бернар снова взял слово.

– Мои дорогие братья! Даже если мы построим надежные укрепления для нашего ордена, мы не можем чувствовать себя в безопасности!

Никто не удивился, было бы слишком просто, если бы их святой повел речь лишь о строительстве. Обсуждение самых важных вопросов он всегда приберегал напоследок.

– Если мы допустим вмешательство светских или духовных властей в наши дела, нам лучше прямо сейчас распустить орден! Нужна особая булла папы. Орден Тамплиеров должен подчиняться мне, папе римскому и никому более. Ни местным, никаким другим феодалам – светским или духовным.

Аббаты взволновались:

– Вы считаете это возможным?

Бернар был спокоен.

– Конечно, господа. Тем более что прецедент уже есть – орден Госпитальеров. Эти господа конкурируют с нами в поисках сокровищ, а нам бы следовало объединить усилия.

Аббат Арден со всей серьезностью обратился к аббатам:

– Каждый из вас обладает весом и способен решить одну из задач, поставленных перед нами. Будет правильно разделить власть и деньги. Большие деньги притягивают большие проблемы.

Все напряженно смотрели на него, стараясь уловить суть сказанного и оценить, какую из задач должен решить каждый.

Арден поспешил объяснить:

– Даже могущественному ордену не нужны проблемы с властью, будь то светская или духовная! Мы отдадим все сокровища под охрану ордена Тамплиеров. Это рыцарский орден, и при хорошей организации он сможет за себя постоять, с божьей помощью![1]

5

15 октября 2008 г. Чехия, Прага.

В пражской квартире Андрея я была впервые. Это была небольшая холостяцкая квартирка в районе Вышеграда, но она мне почему-то сразу понравилась. Кухня у чехов считается за комнату, поэтому квартира значилась как двухкомнатная. Половину жилой площади занимала огромная кровать, и больше никаких дополнительных спальных мест во всей квартире не было, если не считать раскладного диванчика на кухне. Пара тумбочек и дизайнерская лампа на потолке составляли все убранство. Андрей показал на кровать:

– Я сплю у окна.

Я согласилась с правом обычая, но внесла коррективы.

– Тогда убери все с этой тумбочки. Я на ней расставлюсь, чтобы с кровати можно было достать что нужно.

Андрей быстро сгреб с поверхности какие-то бумажки, проспекты, сотики и плюшевого мишку.

– Это кто?

– Друг.

Я хотела съязвить, но поленилась.

Кухня оказалась вполне оборудованной и просторной, вот только с газовой плитой. Газа я слегка побаивалась. Пока не появились пьезозажигалки, я просто включала газ и пыталась попасть в него горящей спичкой, кидая ее с безопасного, на мой взгляд, расстояния.

Небольшим сюрпризом для меня было отсутствие двери в ванной комнате.

– Не удивляйся. Я ремонт еще не закончил. Повесим простыню.

– Тогда прибей гвоздями, чтобы не падала.

Налево от входной двери располагались санузел и шкаф, из которого на меня сразу же выпала пара мусорных пакетов, набитых житейским хламом – это я двери перепутала. Андрея удивило поведение этих самых пакетов. Он стоял посреди коридора и почесывал за ухом. Поза его выражала крайнюю степень озадаченности. Я поинтересовалась:

– Раньше они что – не падали? Ты их весь год собирал?

– В том то и дело, что не падали. И весь год.

– Не поняла.

– Мусорка для непищевых отходов приезжает к нам редко, нужно ждать машину к определенному сроку, в определенный день. Мне всегда некогда, да и место в шкафу еще было.

– Так оно и сейчас есть.

– Сейчас есть. А пару дней назад не было.

Я уточнила:

– А ты что, пару дней сюда не заглядывал?

Он передразнил меня:

– А ты что, каждый день в кладовку заглядываешь?

– Вообще-то нет. Но когда заглядываю, мусора там меньше не становится.

– Вот. А у меня стало. Вернее «не стало».

– Кому-то понадобился?

– С ума сошла?

– Не уверена. Но лучше проветриться.

На улицах было безлюдно. В выходные, если не сезон, Прага пустеет. На одной из улиц нам встретился джентльмен, который старался пройти мимо нас, но прицел его подвел, и он с мягким стуком налетел на меня:

– Пардон, мадам! Закваска!

Мне стало весело. Прикольный у них язык. Мне нравятся их полусмешные названия: «студёны предкормки» – холодные закуски. С них мы и начали свой обед. Правда, Андрей предупреждал, что величина блюд здесь отменная, салатов не требуется. Кнедлики с гуляшом и прочий гастрономический чешский колорит мы запивали в уличном кафе на Вацлавской площади, согреваясь последним в этом сезоне солнечным теплом.

6

15 октября 2008 г. Прага.

Сказывалась бессонная ночь, и я тихо разомлела на солнышке. В Праге было тепло, и у меня появилась надежда, что большинство теплых вещей, которые я везла «на всякий случай», мне не понадобится. Брат взялся решить вопрос моих развлечений на ближайшие пару дней и теперь, откинувшись на спинку стула, листал яркую книжицу карманного формата. Книжка оказалась расписанием поездов и пригородных автобусов.

– Куда едем?

– Да вот, думаю. На машине нам ехать или на автобусе?

– Лучше на автобусе. Так можно и выпить, и проблем с парковкой не иметь.

– Там трудно иметь такие проблемы. Место тихое, машин мало.

– Тогда остается аргумент в пользу выпить.

– А есть за что?

Я думала, но недолго.

– Скорее «от чего». Я еще не знаю точно, но мне кажется, что я влюбилась.

– Когда успела? Помнится, пару месяцев назад разговоров об этом не было.

– Пару месяцев назад разговаривать было некогда. Все были в свадебном угаре.

Андрей подгадал свои каникулы как раз к свадьбе Людмилы, нашей двоюродной сестры. Мы с Данилом к тому времени только что вернулись из очередной китайской поездки, дома накопилась чертова уйма дел, так что с Андреем мы виделись урывками. Потом он пошел по рукам, то есть по друзьям. А когда пришел, уже нужно было улетать. Так что было не до откровений.

– Ну, можно и сейчас. Как я понял, предмет твоей страсти сейчас в Праге. И семинар, на который ты сюда приехала, – просто предлог, чтобы вырваться из дома.

– Правильно понял. Но знакомить я вас не буду. Надеюсь, что мое увлечение скоро пройдет.

Брат покачал головой.

– Какие меры профилактики приняты?

– Муж уверен, что я по делам. Маменька хоть и подозревала неладное, но выяснять ничего не стала.

– Уверена, что ввела в заблуждение все семейство?

– Точно сказать не могу, но надеюсь, что так.

– А как же дети?

– Живы, здоровы, растут. На них мои приключения не отражаются, я за этим строго слежу.

– Хочешь сказать, что и раньше пошаливала на стороне?

– Как любая порядочная женщина. Только пошаливала.

Брат усмехнулся.

– Ты знаешь, я бы не хотел ничего менять в составе наших родственников. Каждый член нашей семьи мне очень нравится.

– Я постараюсь сохранить весь состав.

– А если Данил захочет приехать? Я не смогу отказать твоему мужу в гостеприимстве! Никаких оснований!

– Ну ты же юрист. Придумаешь что-нибудь.

– Сумасшедшая! Ладно, может, он и не захочет.

Андрей поднялся, оставил деньги на блюдце под салфеткой, и мы направились к выходу.

– Пойдем, я покажу тебе Пьяный домик.

– Я сама сейчас как Пьяный домик. Можешь показать ему меня.

Домой к Андрею мы вернулись рано, еще не было и девяти. Это по пражскому времени. У меня дома в это время было уже два часа ночи. С трудом заставив себя принять душ, я моментально отключилась.

7

12 октября 1127 г. Аббатство Клерво. Франция.

В небольшой светлой комнате, где деревянные перекрытия потолка еще хранили запах свежей древесной смолы, ученик осторожно разворачивал старый свиток. Стоявший поблизости Равви прикрикнул на него:

– Не торопись! Разворачивай бережно! Смотри, чтобы чернила не обсыпались всякий раз, когда садишься за работу. Здесь важна каждая черточка.

Расшифровка старых рукописей длилась уже больше года. С тех пор, как со Святой земли начали поступать первые свитки, ученые евреи не знали отдыха. Почти каждый день в большом зале, специально отведенном для научных бесед, собирались книжники, и временами их научная беседа напоминала скорее перебранку на базаре, чем ученый спор достойных мужей. Бернар, зная их неистощимую способность горячо отстаивать свою точку зрения, сам не принимал участия в философских дискуссиях, всякий раз грозивших перейти в потасовку. Однако ему регулярно докладывали о том, как продвигается дело.

Его личный помощник Антуан два раза в неделю являлся с докладом в кабинет аббата Клерво. Небольшая комната в самом конце коридора на втором этаже вызывала у него священный трепет. Антуан, сотни раз переступавший порог незатейливых апартаментов аббата, сегодня медлил, с трудом заставляя себя сделать последний, решающий шаг и постучать в дверь Монсеньора. С каждым разом ему все труднее было приносить неутешительные известия. Бернар уловил замешательство своего помощника:

– Как поживают наши бородатые мудрецы? Они еще не решили, какое толкование принять за единственно верное?

Антуан возблагодарил бога за то, что Монсеньор первым начал этот нелегкий разговор.

– Судя по исписанным пергаментам, дело движется.

Бернар воздел руки к небу.

– О, Дева Мария! Как можно судить о продвижении дела по количеству исписанной бумаги?! Чтобы лучше понимать ход мыслей наших книжников, я хочу, чтобы братья, у которых есть способности к наукам, посещали занятия и ученые беседы вместе с евреями.

Помощник поклонился, но легкая тень пробежала по его лицу.

– Монсеньор, наших братьев отличает скорее склонность к благочестивым размышлениям, а не к книжным трудам.

Бернар вспылил:

– Все братья знают Устав нашего ордена! И это означает, что никто не воспротивится, если их призовут к делам, более достойным, чем размышления на досуге.

– Да, Монсеньор.

– И еще.

Помощник, собиравшийся было уйти, замер в ожидании.

– Антуан, спросите у Равви, есть ли среди свитков тот, который я жду. Вернее, его ждет господин Гуго де Пейне.

Антуан отлично знал, что Гуго уже считает себя Великим Магистром ордена Храмовников и что ему надоело торчать в конюшнях храма Соломона со своей свитой. Почти еженедельно от него приходят запросы, как долго еще рыцарям пребывать в поисках на Святой земле.

Он набрался храбрости и спросил:

– Сеньор де Пейне хочет успеть к священному собору?

Бернар кивнул.

– 14 января на священном соборе здесь, в Труа, через три недели после празднования Рождества Христова, папа римский должен объявить миру о признании нового ордена.

– Насколько я понимаю, это крайний срок для расшифровки текстов?

– Вы правильно меня поняли, мой дорогой. Я должен принять решение – оставаться ли Гуго с компанией на Святой земле или позволить им вернуться. Если среди свитков не будет того, который мне нужен, Гуго останется у гроба господня до конца дней своих. И тогда великим магистром объявят кого-нибудь другого, ввиду отсутствия самого Гуго.

– Почему?!

– Потому что он не справился с задачей и не нашел нужный мне свиток.

– А если Гуго нашел его, но документ был неправильно истолкован или отложен как недостойный внимания? Монсеньор, здесь возможно недоразумение!

Бернар резко повернулся и подошел почти вплотную к Антуану:

– Постарайтесь избежать подобных недоразумений! Иначе вам предстоит испытать гнев Гуго на себе!

У Антуана застучало в висках. Он был наслышан о свирепости воинов Христовых, для которых ничего не стоило признать человека язычником и сварить его заживо, а потом или съесть самим, или отдать собакам – в зависимости от степени уважения к этому человеку Вытерев со лба выступившие капельки холодного пота, Антуан поспешил заверить аббата:

– Недоразумений не будет, Монсеньор!

8

13 октября 1127 г. Аббатство Клерво. Франция.

Антуан был не на шутку встревожен. Он лихорадочно соображал, как можно проверить содержимое текстов, в которых он ничего не понимал. От самого Равви ему ничего не добиться. Тут надо действовать наверняка, и он вспомнил о юном помощнике старого еврея, которого тот постоянно держал при себе. Антуан поспешил в комнату, где работали переводчики. Под самым сводом аббатства располагалась довольно большая светлая комната, где несколько больших деревянных столов располагались прямо посередине, окруженные деревянными лавками. Множество сундуков, специально изготовленных монахами для хранения древних текстов, стояли вдоль стен. Антуан оглядел незатейливое убранство и убедился, что Равви в комнате не было. Исаак еще работал, склонившись над древним свитком и помечая в тексте какие-то слова. Помощник Бернара вкрадчиво заговорил с молодым человеком:

– Исаак, скоро прибудут новые свитки. Часть из тех, что лежат здесь, нужно будет убрать в подвал или сжечь.

На юном лице отразился ужас: эти христиане – варвары!

– В подвал?! Там же сыро, да и крысы.

Антуан, казалось, не расслышал голоса юноши. Он продолжал:

– Отбери самые ценные, которые нужно оставить здесь.

Юноша подскочил к одному из сундуков, стоявших у стены, быстро открыл крышку и начал проворно перебирать свитки. Через какое-то время он извлек два ничем не примечательных документа, на первый взгляд таких же как и все остальные.

– Эти? Ты уверен, Исаак?

Юноша поклонился.

– Конечно, господин. Эти два – самые ценные!

Антуан осторожно взял свитки.

– Какой из них самый ценный, по-твоему?

Молодой человек преисполнился важности: сам помощник святого Бернара спрашивает его мнение!

Он взял в руки тот, что поменьше, и сказал:

– Вот этот, господин.

– Почему? Ведь во втором документе много цифр, а здесь лишь несколько слов.

– Слова важнее. Они появились много раньше, господин.

Антуан задумался. «Вначале было Слово»…

– Хорошо, Исаак. Сделай копии с обоих документов.

– У нас уже есть копии этих документов. Они у господина Равви.

– Равви они могут понадобиться. Новые копии нужны для самого аббата де Клерво.

Исаак поклонился и продолжил свою работу. Антуан взял его за плечо.

– Ты не понял, мой мальчик. Отложи свои дела и начинай переписывать эти два свитка.

– Прямо сейчас?!

– Прямо сейчас. И ты не выйдешь из этой комнаты, пока не закончишь работу.

Антуан повернулся и направился к выходу. В дверях стоял Равви.

С трудом сдерживая гнев, еврей спросил:

– Теперь вы здесь командуете?! Зачем он должен заново переписывать тексты?

Антуан ничуть не смутился.

– Насколько я знаю, это входит в его обязанности.

Он вплотную подошел к Равви:

– Вам лучше уйти.

Глаза Равви сверкнули темным блеском, и он, бросив в Исаака испепеляющий взгляд, вышел из комнаты.

Антуан вернулся к юноше.

– Я закрою тебя здесь одного, пока ты не закончишь работу.

Он окрикнул монаха, который проходил мимо по своим делам, и тот сбегал за привратником. Старый привратник с большой связкой ключей с интересом посмотрел на Антуана, но тот не стал удовлетворять его любопытства:

– Закрой этого юношу, брат, и побудь здесь. Когда он закончит работу, приведешь его ко мне вместе с рукописями.

Затем он обернулся к монаху.

– Найди Равви и не своди с него глаз. Он не должен подходить сюда на расстояние крика…

9

20 октября 1127 г. Аббатство Клерво. Франция.

Через семь дней на столе аббата де Клерво лежали два документа. Исаак сделал много пометок возле колонок с цифрами, но ни одно из толкований не показалось Бернару правильным. Похоже, что юноша еще не был готов работать с документами такой сложности. Бернар велел привести Равви.

Старый еврей впервые переступал порог комнаты Монсеньора, служащей ему и кабинетом, и спальней. Неделю назад помощник аббата открыто выразил ему свое недоверие, и это был плохой знак. Теперь Равви не знал, чего ему ждать от этого разговора, и внутренне был готов ко всему.

Аббат де Клерво с интересом наблюдал за стариком. Выражение лица Равви менялось ежесекундно, и наконец он с вызовом посмотрел Бернару прямо в глаза и поклонился.

– Приветствую вас!

– Рад видеть вас, Равви.

Что-то в голосе хозяина подсказывало Равви, что ему вовсе не рады.

– Вас что-то беспокоит? Раньше меня не вызывали сюда. Вы находили боле подобающее время и место для встреч.

– Раньше я был уверен, что вы выполняете свое обещание так же, как я выполняю свое.

Бернар не предложил ему сесть, и Равви стоял, переминаясь с ноги на ногу.

– Выполняете свое обещание?

– Вы и ваши семьи находитесь под защитой нашего ордена. В Труа, как и в других графствах Франции, где существуют цистерцианские монастыри, евреев никто не смеет беспокоить.

Равви усмехнулся.

– Ваша милость не имеет границ.

– Имеет!

Пока Равви изображал удивление, Бернар совладал с собой:

– Вам больше не стоит рассчитывать на мою милость.

– Что могло вызвать ваше неудовольствие, Монсеньор?

Бернар мысленно улыбнулся. Равви очень напуган, если назвал его Монсеньором. Бернар открыл боковой ящик своего огромного стола и положил прямо перед евреем два документа.

– Мое неудовольствие вызвали вот эти тексты. Полгода назад вы отдали их моему помощнику, как нечто, не достойное нашего внимания. Вы обманули меня!

Глаза Равви стали маленькими и жесткими.

– А что мне оставалось? Из Германии доходят слухи об избиении еврейских семей и разграблении их домов! А мои люди?! Сколько они еще будут под вашим покровительством? А если мы больше не будем нужны вам? Что тогда?

Гнев аббата закипал с новой силой. Он прошипел:

– Наш договор…

Его впервые прервали в собственном аббатстве. Старик почти кричал:

– Договор между львом и кроликом!

Бернар оборвал его:

– Нет! Между львом и собакой.

Равви побледнел. Аббат де Клерво не любил собак, и все это знали.

Посмотрев на сгорбившегося от испуга человека с трясущимся подбородком, Бернар понял, что зашел слишком далеко. Если Равви уйдет, никто не сможет расшифровать древние тексты. Толкований, конечно, будет много, но никто не поручится за их достоверность. Равви нужен ему как союзник. Он призвал всю свою выдержку и сказал примирительно:

– Если вы затянете с переводами, мои средства истощатся. Без денег я уже ничего не смогу сделать для вашего народа. Подумайте об этом, Равви.

Бернар показал старику на стул. Еврей осторожно опустился на краешек и взял со стола пожелтевший свиток.

– Здесь говорится о том дне, когда была создана Земля.

– А эти цифры? Что они могут означать? Почему вы не описали их, но отдали документ как законченный?

Еврей подумал немного и решился:

– Хорошо, я вам расскажу. Эти цифры со стрелками создают линии на поверхности земли. И там, где они пересекаются, вот, видите знак, в недрах скрыты сокровища. Это не простые клады. Это отражение Луны, которое Бог вложил в нашу землю. Это…

Бернар закончил его мысль:

– Серебро! И так много!

– Самые богатые недра скрывает гора с тремя вершинами. Вот, видите?

– Бжезовая гора. Это в Чехии. Но там у нас еще нет монастырей.

– Я думаю, что это не будет большим препятствием для вас, Монсеньор. Наш народ живет повсюду, и я точно знаю, что эти места еще никем не заселены, а месторождения не тронуты. Вам будет довольно просто купить эти земли для строительства монастыря.

Бернар усмехнулся. Значит, Равви уже навел справки.

– Хорошо. А почему из всех текстов ваш помощник выбрал вот этот?

Бернар протянул ему копию манускрипта. Равви сокрушенно покачал головой.

– Это самый сложный документ, какой я когда-либо видел. Здесь каждое слово имеет двойное, а иногда и тройное значение. Это древние заклинания, и к ним нужен ключ. Раньше жизнь человеческая отмерялась столетиями. В определенное время посвященный в таинство жизни произносил слова в особой последовательности. Это древний ритуал продления жизни. В тексте их порядок намеренно нарушен, и как правильно расположить слова, я пока не знаю.

Сердце Бернара заколотилось. Перед его глазами стояли колонки слов на непонятном ему древнем языке.

– Слишком много…

– Да, Монсеньор. Их возможных сочетаний – бесчисленное множество.

Бернар лихорадочно вспоминал. Ключ! Древний египетский крест странной формы, который передал ему де Монбар!

– Вы сказали, вам нужен ключ?

Бернар снова подошел к столу и вынул из нижнего ящика кожаный мешочек. Быстро развязав веревки, он вытряхнул из него металлический предмет, который с гулким стуком упал на стол.

Равви вскочил. Дрожащими от волнения руками он взял крест и прижал к груди.

– Как же я не догадался?! Конечно, Анкх! Древний ключ царства мертвых!

С безумным взглядом он вскочил и бросился к двери. Обернувшись, он прокричал:

– Я знаю! Теперь я знаю!

Глядя ему вслед, Бернар тихо пробормотал:

– Древний ритуал на кресте. Ну что ж… Теперь я тоже знаю.

Равви ушел, а Бернар еще долго пребывал в прекрасном расположении духа. Благодаря первому свитку у него появилось самое сильное орудие влияния на пап и монархов – деньги! Можно отзывать Гуго из Святой земли и готовить священный собор в Труа. Новый орден Тамплиеров будет признан церковной властью и возьмет на себя все риски, связанные с поиском, сохранением и приумножением сокровищ. Равви может не беспокоиться. Он еще не раз понадобится и Бернару, и новому ордену. Христианин не может вести дела как ростовщик и давать деньги в рост. А евреи могут. Это их предназначенье, так же как работорговля. Значит, тамплиеры будут вести свои дела через евреев и получать огромные доходы по всем командорствам, которые будут созданы на землях христианских правителей!

10

16 октября 2008 г. Прага.

Утром я проснулась оттого, что Андрей громко разговаривал с кем-то по телефону. Он хоть и вел свои переговоры на кухне, но так громко, что проснулись, наверное, даже в доме напротив.

Я натянула шорты и майку и поплелась на кухню. В Праге было девять утра воскресенья, а мой брат уже был в полной боевой готовности – белом свитере и джинсах.

– Ты чего орешь как потерпевший?

– Да я и есть потерпевший! Вот уроды!

– Подробнее, пожалуйста.

– Наш офис обокрали.

– Так ты на работу собрался?

– Придется. Но я ненадолго. Выпей кофе и прогуляйся по центру. Там и встретимся.

Андрей схватил куртку и вылетел из дома так быстро, что я даже не успела спросить про ключи. Ну ничего, может, найдется какой-нибудь запасной комплект. Я побулькала водой в чайнике – хватит на пару чашек. Вода быстро вскипела, и я замутила в стакане растворимый кофейный порошок. Темная жидкость неопределенного цвета навела меня на мысль, что можно купить молотый кофе и заваривать его в чашке, если уж нет возможности варить в кофе-машине, как дома.

Наспех позавтракав, я быстро оделась и уже перед самой дверью поняла, что осталась без ключей. Обнаружив телефон, я набрала Андрея.

– У тебя запасные ключи дома есть?

– Ключи? А я тебе не оставил?

– Не вижу.

– Тогда посмотри на холодильнике. Сигнализации нет. Просто закрой верхний замок.

– А почему только верхний? Ты надеешься, что у тебя еще несколько мусорных пакетов пропадет?

– Насчет пропажи не шути. Это сейчас больная тема.

– Хорошо. Когда встречаемся?

– Не знаю. Я еще не доехал до работы.

– Ладно, позвони, как управишься.

Холодильник был довольно высокий, но вытаскивать из-за барной стойки стул мне было лениво. Я подпрыгнула и в прыжке смахнула рукой все, что удалось зацепить. Сначала на меня упали какие-то счета. Я их подобрала и сунула в один из шкафов, которыми изобиловала кухня. Потом я еле увернулась от стеклянной пепельницы. Мне повезло, что она оказалась пустая и небьющаяся. Я решила больше не рисковать и принести-таки стул. Забравшись на него, я обнаружила на холодильнике пару ручек, пачку рабочих листов с пометками Андрея, а под ней несколько нераспечатанных конвертов с пражскими штемпелями и связку ключей. Судя по количеству пыли, скопившейся на бумагах, он совсем забыл про них. Я осторожно вытащила конверты, чтобы не подцепить что-нибудь ненужное, и сбросила вниз. Почему я отнесла к разряду нужных вещей эти конверты, я не задумывалась. Прихватив ключи, я спрыгнула вниз.

Конверты, лежавшие на полу, были подписаны по-чешски, но имя адресата мне разобрать было не под силу. Читалось это, наверное, как Ондржей.

Да и адрес был мне не знаком: Cs.armady с.р. 371/11 Bubenec Praha 6, 1600 °Ceska republika. Поразмыслив минуту, как порядочная девушка я не стала вскрывать чужие письма. Порядочность мою подкрепляло незнание чешского. Я засунула конверты поглубже в сумку и вышла из дому.

На улице было солнечно, хотя немного прохладнее, чем вчера. Рядом с соседним домом, за углом была трамвайная остановка. Я всегда забываю, что у чешских трамваев снаружи есть кнопка – для тех, кто хочет, чтобы ему открыли дверь. У нас трамваи сами открывают двери, даже если этот номер никому на остановке не нужен. Чешский трамвай будет стоять и ждать какое-то время, пока вы не нажмете эту самую кнопку. Я, конечно, совсем про нее забыла, и мой трамвай, постояв пару минут, уехал. Рассерженная своей тупостью и долгим ожиданием следующего, я намеревалась сразу же отыскать на нем кнопку, но этот почему-то сразу открыл двери. Наверное, понял, что я не местная.

Проехав пару остановок, я вышла где-то в центре, достала карту, сверилась с названиями улиц и пошла по направлению к собору Святого Вита. Нужно было найти улочку, где Кирилл, мой недавний знакомый, со своим московским приятелем, кажется Вадимом, арендовали небольшую галерею. Галерей в Праге невообразимое количество, особенно в районе Карлова моста. Прогулка по Карлову мосту является неизбежной частью программы в Праге у любого туриста. Выполнив этот пункт моего пребывания, я повернула направо. По сравнению с мостовой из крупного камня, тротуар на улочке, ведущей вверх, был вымощен чем-то мелким и удобным для ходьбы на каблуках. Туристы уже активировались, и мне приходилось лавировать между небольшими группками европейцев. Отметив на карте пару кварталов, которые я прошла, я оказалась перед невысоким домиком в два этажа. Окна первого этажа были раскрыты настежь, и прохожим было видно, как Вадим стоял у мольберта, рисуя дежурную картину, которая никогда не будет закончена. Картина эта служила скорее для привлечения туристов, в особенности туристок к творческому процессу и к произведениям, готовым для продажи. Кирилл, мое недавнее увлечение, сидел на подоконнике рядом с табличкой, на которой черной тушью было красиво написано: «Art Gallery. The entrance and the doorbell on the right». И стрелочки, как на старинных часах, в качестве указателей.

Художники иногда практиковали совместный выезд в Европу на заработки. Они брали в аренду небольшую галерею целиком или комнату, а иногда просто стену в какой-нибудь не слишком известной, но большой и современной галерее с хорошим оборудованием и освещением. Правда, небольшие каморки в районе моста хоть и стоили дорого, но доход приносили несравнимый с новостройками, куда добровольно ни один европейский турист не пойдет – пусть хоть все метро будет в афишах.

Кирилл – моя весенняя болезнь, случилась по вине моего мужа. Вернее, его увлечения современной живописью. Как-то в начале марта Данил принес домой «на примерку» картину – «Девочка с кошкой».

– Не мог пройти мимо. Она похожа на тебя.

Хорошие художники всегда дают хорошим клиентам свои работы «на примерку». Картина может вам понравиться, да и в галерее смотреться прекрасно, но когда вы приносите ее домой и она начинает жить свой жизнью, то может выбиться из уже сложившегося характера дома. Нам уже случалось возвращать некоторые работы из-за их полной несовместимости со мной или с Данилом. Правда, мне приходится терпеть работы китайских живописцев, но это увлечение мужа живет в его кабинете, куда никто кроме Данила не заходит. И только это обстоятельство некоторым образом примиряет меня с китайским творчеством. Девочка с кошкой сразу прижились у нас в доме, хотя моя подруга Алка съязвила, что точно не знает, на кого я больше похожа – на девочку или на кошку.

Месяца три назад Данил предложил мне зайти в мастерскую Кирилла – раз уж мне понравилась одна из работ художника – посмотреть что-нибудь еще. Но остальные картины были слишком сложные, «не домашние», и больше подходили какой-нибудь конторе или ресторану. Так и не выбрав ничего, я ушла, а месяц спустя мы с Кириллом случайно встретились в кафе, выпили и разговорились. Закончилось все тем, что мы договорились встретиться в Праге.

На звон колокольчика Кирилл открыл дверь и удивился:

– Ты же сегодня собиралась с братом куда-то ехать!

Я развязала шарф, чтобы не мешал вертеть головой из любопытства.

– Не получилось. У него в офисе какие-то срочные дела.

Вадим оторвался от работы:

– Привет. Извини, у нас тут беспорядок.

Я огляделась. Мусор исключительно художественный. Грязные тюбики в старой коробке, несколько дощечек, измазанных засохшей краской, и тряпки, о которые Вадим вытирал руки. Так что с беспорядком он преувеличивал. Стены свежевыбеленные, пол чисто вымыт, наверное, договорились с кем-то из местных жительниц о поддержании порядка.

Большинство картин еще не было развешено, и они стояли прямо на полу у входа, лицом к стене, которая делила помещение на две небольших проходных комнаты. Направо от окна была кладовая, она же шкаф.

Меня заинтересовал художественный быт.

– А спите вы где?

Кирилл усмехнулся.

– В шкафу.

– Зачем?

– Чтобы не прерывать процесс. Тогда можно только поесть выходить. Сейчас было бы кстати.

Вадим не возражал.

– Идите. Потом смените меня, я пока ногу дорисую.

Я не удержалась от улыбки:

– Вы что, по очереди рисуете?

– Конечно. Это привлекает туристов.

Кирилл подмигнул мне:

– И туристок.

Мне было непонятно, как эта картина может кого-нибудь привлекать. Но из вежливости уточнять не стала. Вадим, увидев мое замешательство, показал кистью на Кирилла:

– Он первый начал.

Я посмотрела на Кирилла, но он лишь отмахнулся.

Перекусить мы решили в ближайшем летнем кафе, которое, несмотря на середину осени, располагалось прямо на улице. Устроившись за пластиковым столиком возле уличной газовой горелки для обогрева особо чувствительных к прохладе клиентов, мы заказали по пицце.

Не успела официантка передать наш заказ на кухню, как запел мой телефон.

– Привет, сестра. Я свободен.

– А почему тебя так рано освободили?

– Малограмотная ты в ограблениях. За что же меня долго держать?

– Так мы едем куда-нибудь?

– Можем. Говори, где тебя искать.

– Места я тебе точно назвать не смогу. Никаких достопримечательностей рядом нет.

– А улицу и номер дома сказать можешь?

Я огляделась в поисках указателей.

– Запоминай.

Выслушав мои координаты, он обрадовался.

– Буду минут через десять. Это недалеко.

Кирилл тактично понял мое намерение не знакомить его с родственником, быстро выпил кофе и попросил официантку упаковать его пиццу с собой.

– Вадим будет доволен, что я составлю ему компанию. Он не слишком-то любит выходить.

Потом, вспомнив о чем-то, протянул мне ключ.

– Вот, возьми.

– Зачем? Если Вадим не любит выходить из мастерской?

– Он вечером уезжает на натуру. На пару дней. Так что можешь заходить, когда захочешь.

– Вряд ли мне захочется зайти, когда тебя не будет.

– Я все время буду в галерее, но не люблю, когда меня отвлекают. А с ключом – сама войдешь и сможешь подождать, пока не закончу.

– А смотреть можно?

– Можно, только молча. Ну я побежал. Пока…

Уходя, он столкнулся с Андреем. Мне повезло, что мужчины, вежливо извинившись, не проявили друг к другу никакого интереса.

11

1129 г. Франция.

Промозглая дождевая сырость проникала повсюду, и Бернар, будучи слабого здоровья, уже четвертый день лежал в постели. Антуан, который старался не нарушать без лишней надобности покой Монсеньора, принял все текущие дела аббатства. Более всего Антуана беспокоило то, что в комнате Бернара не было камина, и, чтобы хоть как-то согреть своего господина, монахи каждые два часа приносили из кухни раскаленные на огне камни и складывали на пол возле кровати. Камни быстро остывали, отдавая тепло холодным плитам пола и сырости монастырского воздуха.

Большую часть времени Бернар проводил в кровати за чтением отчетов и донесений из монастырей. Но больше всего его интересовали отчеты тамплиеров. С самого начала Бернар замышлял двойственную роль этого ордена. Рыцарство и монашество – два несовместимых друг с другом символа – составили в нем единое целое, даже на печати была изображена лошадь с двумя всадниками в седле. Благодаря огромным пожертвованиям тамплиеры становились крупнейшими феодальными владетелями не только в Европе, но и на Ближнем Востоке. Рыцари, привыкшие к схваткам и бесконечным войнам, могли защитить богатства. И, кроме того, какое бы общественное положение ни занимал вступающий в братство, он был обязан дать обет бедности, отречься от своего титула и безвозмездно принести в дар ордену все свое состояние.

Большинство доносов содержало весьма неблагоприятные отзывы о братьях-рыцарях. Даже сюда, в провинцию, доходили пословицы «пьет как тамплиер», «ругается как тамплиер». Бернар вздохнул. Чтобы держать рыцарей в повиновении, требовалось немало сил, но цистерцианцам была необходима поддержка влиятельных семейств. Богатства ордена становились все заметнее, и их лучше было накапливать, рассредоточивая по всей Европе через командорства.

Все чаще Бернару стали поступать прошения со Святой земли от рыцарей, попавших в плен к сарацинам. Они просили братство дать за них выкуп. Аббат отложил бумаги и позвонил в колокольчик. На пороге тотчас возник дежуривший у его двери монах.

– Позови Антуана.

Монах скрылся, и через некоторое время в комнату вошел помощник Бернара. Его одежда слегка промокла, но вид у него был вполне довольный.

– Вы меня звали, Монсеньор?

– Мне не здоровится сегодня. Нужно, чтобы вы составили несколько писем от моего имени.

Антуан сел за стол и приготовил прибор для письма. Бернар с трудом поднялся с кровати и запахнулся в серый шерстяной плащ, служащий ему и одеялом, и одеждой.

– Составьте небольшое, но предельно ясное послание на Святую землю для Магистрата, чтобы впредь они никогда не беспокоили меня, передавая просьбы пленных рыцарей-тамплиеров.

Антуан удивился:

– Но у нас достаточно средств! Если кто-то из братьев попадет в плен, сражаясь за веру…

Бернар не дал ему договорить:

– Выкуп для тамплиеров невозможен!

– Невозможен?!

– Наши доблестные рыцари не понимают, что такое дисциплина. Они попадают в плен или когда напиваются, или когда действуют сами по себе, как им в голову взбредет, не считаясь ни с потерями, ни с Уставом!

Антуан поклонился.

– Хорошо, Монсеньор.

– К тому же, если мы начнем платить за всех взятых в плен, мы возбудим алчность сарацинов и привлечем внимание к богатствам ордена.

Бернар подошел к чуть теплым камням, лежавшим в углу, и продолжил.

– Поступают сведения, что некоторые царственные дома Европы весьма поиздержались.

Антуан подтвердил.

– Из самых надежных источников, Монсеньор, мне известно, что положение дел германского монарха не столь блестящее, как можно предположить.

– Так дайте ему денег. Наши еврейские банки могут кредитовать Конрада.

– Боюсь, Монсеньор, мы получим весьма ненадежного заемщика.

– Конечно. Вряд ли он вернет нам хоть талер. Но взамен он даст нам возможность торговли на самых выгодных для нас условиях.

Бернар подошел к столу, заваленному бумагами, достал из кипы посланий небольшой желтоватый пергамент и протянул Антуану:

– Из Испании пишут, что Альфонс Арагонский передал во владение рыцарям-храмовникам третью часть своего королевства.

Антуан задумчиво покрутил перо.

– Значит, он расплатился с нами землей?

Аббат де Клерво покачал головой.

– Мы должны быть осторожны, диктуя коронам свои условия. Как только наши требования покажутся им тягостными, они ополчатся против нашего чрезмерного влияния. И тогда нас могут спасти только закованные в броню братья-рыцари.

У Антуана перехватило дыхание:

– Вы намеренно ставите их под удар?

Бернар усмехнулся.

– Ни один монарх не потерпит на своей земле силу более влиятельную, чем он сам!

– Но если уничтожат орден Тамплиеров, в котором сосредоточены почти все богатства цистерцианцев, что же останется?

– Серебро. Огромные запасы серебра.

Почувствовав слабость, Бернар вернулся в кровать.

– Тамплиеры – наше орудие. Истинное могущество скрыто от глаз, а потому не вызывает ни зависти, ни страха коронованных особ.

Антуан все еще сидел за столом Бернара в ожидании дальнейших распоряжений. Аббат де Клерво показал на кипу писем.

– Мне недосуг заниматься такими пустяками. Пусть этим займется Великий Магистр.

Антуан старался угадать ход мыслей Бернара.

– Правильно ли я понял, Монсеньор, что мне следует подготовить документ, по которому орден Цистерцианцев отказывается от даров в пользу ордена Рыцарей Храма.

Бернар кивнул.

– Пусть этот груз ляжет на тамплиеров…

Антуан уже складывал письменные принадлежности и собирался уходить, когда аббат задал ему вопрос:

– А что с нашим другом, Гуго Шампанским?

– Сеньор Гуго один из самых видных деятелей Ордена, Монсеньор.

– А как же его семья?

– Говорят, что он отрекся от сына. Мальчик умер в каком-то сиротском приюте.

– А жена?

– В монастыре. Но ей там долго не протянуть.

– Почему?

– Вела она себя не слишком-то праведно. Матушку не слушалась, бранилась почем зря, с сестрами дралась. Вот и пришлось им наказывать ее как бесноватую. Теперь она совсем тихая стала, говорят, что руки на себя наложить пыталась.

Бернар молчал. Красавица Бланка заплатила за боль, которую причинила ему когда-то…

12

16 октября 2008 г. Прага.

Наверное, брат редко бывает в уличных кафе. Окинув строгим взглядом пластиковую мебель неэлитного заведения, он достал из кармана одноразовый платок и протер стул, прежде чем сеть. Потом заказал себе что-то с сыром и принялся ворчать:

– Все выходные к чертям! Теперь придется восстанавливать документы. На носу проверка из швейцарского офиса.

– Как правило, воры больше интересуются офисной техникой, чем документами. Ты же не глава корпорации, твои документы им не пригодятся. Да и по правилам вы должны все дублировать. Так?

– В текучке не все успеваешь. Отчеты по бухгалтерии и юристам на бумажках есть, но придется теперь все искать и заново вносить в компьютер.

– Кстати о бумажках. Я на холодильнике письма нашла.

Пришлось залазить с головой в сумку, чтобы отыскать конверты. Андрей взял одно из писем, лениво повертел в руках и сказал:

– Здесь адрес мой, но письмо не мне.

– Там же написано: Анджей.

– Или Йиндржих. Адрес могли перепутать.

Любопытство мое взыграло.

– Ну давай посмотрим. Если это не тебе, то можно вернуть.

– Куда вернуть? Обратного адреса нет. Почтовый адрес мой, вернее моей фирмы.

– Какой фирмы?

– Я открыл, так, на всякий случай, компанию с очень ограниченной ответственностью. Это мой юридический адрес.

– А фактический?

– Фактический совсем другой. Если ты меняешь местоположение офиса, то имеешь проблемы с переадресацией и изменением устава предприятия. Так что многие пользуются услугами постоянных адресов для корреспонденции.

Я поняла, что Андрей твердо намеревается отдать письма в офис конторы с адресами, и активно сопротивлялась.

– Ты можешь им позвонить и спросить, есть ли у них такой гражданин. Если нет, то письма будут наши.

– На кой черт они тебе сдались?

Я задумалась. И правда, на кой? Но какой-то бес нашептывал на ушко: «открой и посмотри». Я взяла конверт из рук Андрея и быстро распечатала. Брат даже подавиться не успел, как я достала белый лист, на котором было напечатано всего две строчки. Конечно, по-чешски. Я пододвинула листок Андрею.

– Переведи.

– И не подумаю.

– Переведи! – сказала я, как мне показалось, с угрозой.

Ему так не показалось, и он наотрез отказался мне содействовать в этом, на его юридический взгляд, неправомерном деле. Вздохнув, я забрала у него листок и попыталась самостоятельно разобрать написанное. Меня грела надежда, что язык славянский, может, что и пойму.

Сначала Андрей всем своим видом меня игнорировал, но потом мои невразумительные звуки его заинтересовали, и он втянулся. Я медленно читала:

– Вышеград. Это я знаю. А вот здесь, смотри, это что?

– Кладбище.

– И номера. И дата.

Андрей мрачно пошутил:

– Ряд и номер могилы. Дата сегодняшняя. Это приглашение.

Мне стало жутковато от его шуточек. Где-то в моем воображении замаячил болотный огонек приключения. Я посмотрела на дату. И правда, сегодняшняя.

– Слушай, а может, нам туда сейчас съездить? Все равно у нас по плану достопримечательности.

– Ты же была на Вышеграде. С Данилом в прошлом году.

– Я и кладбище это помню. Там возле входа неплохой ресторан. Там боровичка отменная. И карпы чешские.

Андрей поморщился.

– Какая гадость – рыба, да еще на кладбище.

– Попал бы под дождь, как мы тогда, не воротил бы нос ни от горячего, ни от горячительного.

– А что вы там делали под дождем?

– Данил искал, откуда начиналось королевство чешское. Это же первый королевский замок в Праге.

– Нашел?

– Не знаю. Я тогда под деревом от дождя пряталась.

– Учти, я с тобой на кладбище не пойду.

– Умница, так ты согласен?

– А что, у меня есть выбор? Ты все равно туда попрешься. Не могу же я бросить тебя на произвол чешского метро.

– Вот и славно, тогда ешь быстрее.

Андрей еще какое-то время перемежал еду с ворчанием, потом закурил и притих.

13

16 октября 2008 г. Прага.

День был рабочий, и места на стоянке перед парковым комплексом Вышеграда было предостаточно. Мы припарковались как можно ближе ко входу, но все равно пришлось почти с километр идти пешком. Когда мы наконец добрели до собора, Андрей, как и обещал, внутрь идти отказался, и мне пришлось двинуться на поиски приключения в полном одиночестве. Солнце было в зените и пригревало почти по-летнему. Я сняла куртку и повесила ее поверх сумки. И почему я утром решила, что будет прохладно?

На кладбище в это время дня было пусто, навстречу мне попалась только пара дам без возраста, прогуливающихся под руку. Они сами являлись живым воплощением памятников и, как статуи на могилах, символизировали образец вечной жизни. Заглядевшись на женщин, я никак не могла решить – с какой стороны мне считать ряды. С номерами могил было проще, на многих они были проставлены. Мое беспорядочное брожение вызвало интерес у одной из дам. Они благожелательно подошли ко мне и спросили:

– Вы что-нибудь ищете?

Я с трудом, но все же поняла, что они намерены мне помочь. Привычка автоматически переходить на английский, как только я пересекала границу, сработала и сейчас. Я не задумываясь спросила:

– Бабушка моей подруги попросила меня положить цветы на могилу человека, который ей был дорог. Она написала какой-то номер, но я ничего не могу понять.

Упоминание о дорогом человеке сработало, и дамы активировались. Та, что была повыше ростом, сказала на безупречном английском:

– Вот, посмотрите, эти цифры могут означать дату смерти. Вам придется ей перезвонить, ведь здесь возможны совпадения. Порой на кладбище хоронят по нескольку человек в один день.

Вторая дама пылко воспротивилась:

– Ну что ты такое говоришь, Бланка. На этом кладбище уже давно никого не хоронят. Здесь только богатые семьи и знаменитые личности.

Потом она обратилась ко мне:

– А вы не спросили имя того человека?

Я не растерялась.

– Спросила, но не записала. А сейчас забыла, и мне как-то неудобно ее переспрашивать. Поищу сама. Кладбище не такое уж большое.

Дама повыше с одобрением кивнула.

– Это правильно. Если мы с подругой найдем что-нибудь подходящее, мы вам помашем.

Я поблагодарила и пошла на четвертый круг. Дорожки были вымощены тесаным камнем, чтобы и в дождь было удобно ходить. Пройдя мимо могилы Дворжака, я заприметила скамейку. Эту скамейку, выкрашенную в красный цвет, с белыми резными ножками, трудно было не заметить. Мне необходимо было где-то присесть и поразмыслить, и я механически пошла к ней. По пути, на чьей-то угловой могиле, мое внимание привлекли керамзитовые камешки, которыми прямо на плите были выложены католические кресты. Один большой и шесть маленьких. Один из крестиков был больше похож на указательную стрелку, чем на крест, и слегка повернут в сторону от остальных. Я посмотрела в направлении, куда он показывал, и увидела надгробие в виде арки.

Подойдя поближе, чтобы рассмотреть то, что было скрыто за аркой, я встала у черного фонаря весьма затейливой ковки. Через стеклянную дверцу была видна свеча. Нижний конец этой свечи оказался обернут тонкой полоской белой бумаги. Я осторожно открыла дверцу и вытащила свечу Чувство стыда за совершаемое святотатство не помешало мне снять бумажку. Чтобы хоть как-то загладить свою вину перед покойником, я вернула свечу на место, оставив себе лишь бумажку. Прочитать содержимое мне так и не удалось, потому что мои новые знакомые вдруг оказались в двух шагах от меня и радостно махали. Их призывы раздавались так громко по всему кладбищу, что из собора вышел какой-то человек в одежде священника и выразительно посмотрел на нашу компанию. Я быстро спрятала бумажку в карман и подошла к дамам. Та, что пониже, срывающимся голосом быстро сказала:

– Вот то, что вам нужно. Этот человек умер как раз пятнадцатого октября. И это мужчина в возрасте. Он вполне мог быть поклонником вашей знакомой.

Я немного поправила ее:

– Бабушки моей знакомой.

Приняв мою искреннюю благодарность, дамы с гордостью удалились. Рассеянно поглядев им вслед, я достала из кармана бумажку, развернула ее и вздохнула с облегчением. Хорошо, что не придется бегать к Андрею за переводом. С этим я и сама могу справиться. На бумажке было написано по-английски: «Вас будут ждать в соборе в 15.10». А в каком соборе? Посмотрев на величественное здание Вышеградского собора, я решила, что он вполне подойдет. С легким разочарованием от того, что мне так и не удалось ничего понять, я медленно шла вдоль серой, нагретой солнцем стены собора. Вдруг небольшая деревянная дверь, ведущая в полуподвал, открылась, и невысокий человек в рясе несколько раз призывно махнул мне рукой. Не могу сказать, что я сильно испугалась, но какой-то животный страх во мне шевельнулся. Я удивленно уставилась на монаха, который всем своим видом выражал недовольство:

– Вы опоздали. Монсеньор ждет. Где вы ходите?

Я не стала спорить и пошла за ним.

14

1129 г. Франция.

Длинный чисто выбеленный коридор с решетчатыми окнами был пуст. Монахи уже разошлись по своим делам, и до вечера никто не нарушит тишину в этом крыле. Равви шел не спеша, рассматривая через открытые ставни внутренний дворик, на котором работали трое монахов. Солнечное утро с капельками росы на влажной траве и чистый летний воздух успокаивали его и настраивали на нужный лад. Сегодня ему предстояла встреча с аббатом. Непонятно почему, но аббат де Клерво всякий раз вызывал у Равви чувство уважения, граничащее со страхом. В раздумьях он шел по коридору, собираясь с мыслями, как вдруг боковая дверь отворилась, и прямо перед ним оказался Исаак.

Равви метнул сердитый взгляд на юного писца. С тех пор как Исаак по глупости отдал в руки Антуана Пергамент Жизни, Равви ни разу не заговорил с молодым человеком, который все так же прилежно занимался своей работой в библиотеке при монастыре – он переписывал и разбирал старые тексты. Равви вышел во двор и огляделся. Ему больше нечего было здесь делать. Сегодня ночью он нашел ключ к толкованию древнего текста и вот уже несколько часов подряд мерил шагами небольшой сад у западного крыла аббатства, разговаривая сам с собой, проверяя и проговаривая сочетания слов, выверяя созвучия, словно изготавливая сложнейшее лекарство. Формула жизни, хоть и не вечной, но все же достаточно долгой, была готова…

О его странном поведении незамедлительно поставили в известность Антуана, который тотчас передал новость Монсеньору. Теперь Равви предстоял тяжелый разговор с аббатом де Клерво. Пройдя вдоль тропинки сада, Равви вышел к фонтану, где его ждал Антуан.

– Монсеньор примет вас, Равви.

Старый еврей медленно развернулся и пошел вслед за Антуаном. Серый внутренний коридор аббатства казался нескончаемым, и Равви считал шаги, чтобы отвлечь себя от мрачных мыслей. У кабинета аббата Антуан остановился, постучал и, открыв тяжелую дверь, пропустил Равви вперед.

Святой Бернар сидел за своим огромным письменным столом черного дерева и, как обычно, что-то писал. Не дожидаясь приглашения, Равви опустился на стул с высокой резной спинкой, стоящий у двери. Бернар сделал вид, что не заметил неуважения. Он отпустил Антуана и попросил, чтобы их не беспокоили.

– Все ли у вас в порядке, мой дорогой Равви?

– Порядок – странная вещь, Монсеньор.

Бернар поднял глаза и внимательно посмотрел на еврея.

– Мне рассказали о вашем странном поведении.

Равви отвечал медленно, словно взвешивал каждое слово:

– Я знаю порядок слов древнего ритуала…

Бернар покачал головой.

– Говорят, этот ритуал представляет некоторую опасность.

Равви сверкнул глазами, но ничего не ответил. Значит, Исаак уже побывал здесь!

Аббат понял, что сейчас лучше не тревожить Равви.

– Хорошо. Мы поговорим об этом завтра.

Равви поднялся, но уходить не торопился.

– Монсеньор, я должен знать, кто будут те избранные, которые будут добавлять к своей жизни лишь один день, когда у простого смертного пройдет год.

– Вы все узнаете. Утром.

Как только Равви покинул кабинет, Бернар крикнул Антуана.

– Приведите того юношу, Исаака.

Прошло более получаса, прежде чем на пороге кабинета возникла высокая юношеская фигура в простом монашеском платье. Молодой человек нерешительно топтался у порога, и Бернар жестом пригласил его войти.

– Мне говорили, что ты помогал толкованию древних текстов.

Краска удовольствия залила лицо молодого человека. Он поклонился.

– Да, Монсеньор.

– И что же тебе довелось узнать?..

15

16 октября 2008 г. Прага.

Узкие каменные ступени спускались вниз. Наверху позади нас скрипнул дверной замок, наглухо закрывая входную деревянную дверь. Мы оказались в церковном полуподвале. Глаза с трудом привыкали к скудному освещению небольших грязных светильников под потолком. Помещение было небольшим, в два маленьких сводчатых окна, наглухо закрытых. Потолок и стены комнаты, куда мы спустились, были из серого камня. Таким же каменным, правда, немного темнее, был пол – и у меня возникло ощущение каменного мешка. Оставив меня одну, монах удалился в одну из боковых дверей.

Проклиная себя за легкомыслие, я осталась ждать. Было слышно, как монах, который привел меня сюда, разговаривал с кем-то в соседней комнате. Вскоре он вернулся и жестом пригласил следовать за ним. Я с трудом заставила себя сделать несколько шагов. Кричать было бесполезно, Андрей все равно бы меня не услышал. Он сейчас, наверное, бродит где-нибудь под теплым солнышком и рассматривает памятники древним королям Чехии, будь он неладен. Хотя в том, что я оказалась в подвале, никто не виноват, кроме моей собственной непроходимой глупости. Привыкнув к темноте и осмотревшись, я увидела, что стою перед большой деревянной дверью с огромной медной ручкой в виде головы льва. Дверь эта со скрипом приоткрылась, и монах пригласил меня войти. Комната, куда я попала, казалась огромной, но лишь небольшое пространство в левом углу было освещено белыми матовыми светильниками в виде факелов. Обведя глазами присутствующих, я остолбенела. Возле закрытого наглухо окна стоял человек в белой рясе, лицо которого было практически невозможно разглядеть. А за секретарским столом возле двери сидела одна из тех дам, которые помогали мне с поисками могилы на кладбище, – та, которую ее спутница называла Бланкой. Она приветливо улыбнулась мне:

– Насчет могилы, дорогой сердцу вашей знакомой, – это было неплохо.

Я еще не решила, как себя правильно вести, чтобы поскорее выпутаться из этой истории, поэтому сказала:

– Вы бы тоже что-нибудь придумали, окажись вы в моем положении.

Дама согласилась, но решила уточнить:

– Почему вы разговариваете по-английски?

Я не знала, на каком языке мне следовало бы разговаривать, но уточнять не стала. Просто сказала:

– Мне так удобнее, госпожа Бланка.

Она задумчиво протянула:

– Ну, как знаете.

На столе перед ней лежало несколько писем и бланков какой-то организации, которые она продолжала заполнять, несмотря на почти светскую беседу со мной.

– Вы что, милочка, пароль забыли?

Я кивнула. Она произнесла сокрушенно что-то вроде «О господи, они что, никого более приличного найти не могли?», или мне так просто показалось со страху, потому что из своего угла к нам двинулась фигура в рясе. Это был невысокий, сухощавый, болезненного вида мужчина лет пятидесяти.

Бланка почтительно поднялась. Мужчина снисходительно протянул мне руку, которую я, по всей видимости, должна была поцеловать. Легкая недвижимость сковала меня, я просто не знала, как это делается. На помощь опять пришла Бланка. Она дала мне подзатыльник и прошипела:

– Да что с вами, милочка?! Опуститесь на колени и целуйте, пока вам оказана эта милость. Не многие удостаиваются такой чести!

Я на всякий случай решила не пропустить оказанную мне честь, плюхнулась на колени и приложилась к протянутой руке. На ней остался след от помады «Лазурь № 7». Бланка оторопела, а тот, кого Бланка называла Монсеньором, улыбнулся. Его улыбка мне понравилась. Так улыбаются нашкодившим детям. Он жестом показал, чтобы я встала, и я быстренько поднялась. На коленях моих джинсов остался рисунок камня и пыли. Я на всякий случай не стала приводить себя в порядок. Мягкий мужской фальцет спросил:

– Почему он сам не приехал?

Монах, что привел меня сюда, стоял ни жив ни мертв.

Я не знала, почему «он сам не приехал». Догадывалась, конечно. Он, наверное, не получил письмо. И тут я покаялась, что взяла чужое. Андрей был прав, лучше бы мы отдали его в контору с адресами. Но плакать поздно, нужно было что-то соображать. Я быстро ответила:

– Не знаю.

Монсеньор удивился:

– Так какое у вас ко мне дело?

– Я не помню.

Судя по всему, такого ответа от меня никто не ожидал.

– А вы вообще кто?

Я не стала задумываться над этим риторическим вопросом.

– Так, пока никто.

Тут удивилась Бланка.

– А как же письмо? Дайте мне письмо!

Я протянула ей конверт. Монсеньор, кажется, начал понимать, в чем дело.

– Как оно к вам попало?

Тут же вырвалось самое дурацкое, что я могла сказать:

– Я его на холодильнике нашла…

Монсеньор показал Бланке знаком следовать за ним, и они на какое-то время скрылись за дверью возле окна, где он стоял, когда я вошла. Минуты ожидания и неизвестности, тянувшиеся в каменном мешке полуподвала, показались мне вечностью. Вернулись они минут через десять, явно озадаченные происходящим. Бланка подошла ко мне и, посмотрев на меня с сожалением, сказала:

– Можете идти, дорогая. Мы с вами свяжемся.

16

16 октября 2008 г. Прага.

Первым вопросом брата, который встретил меня у выхода, было:

– Где тебя черти носят?

Я огрызнулась:

– Черти мне не конкуренты. Им и не приснится, где меня можно носить.

Андрей не унимался:

– Я тебя тут больше часа жду. Я есть хочу.

Я возмутилась.

– Так ты же ел недавно!

– Я ел? Плюшку с кофе?

Я согласилась. Это не мужская еда.

– Ладно, пошли, тут через триста метров есть славное кафе.

– Полкилометра? А поближе нет?

– Ты же сам отказался от ресторана. Он в двух шагах.

– Это где рыба с водкой? Нет, уж лучше «славное кафе».

Мы шли по мощеным дорожкам, и я поначалу не замечала недоумевающих взглядов прохожих. Потом до меня дошло – мои колени! Они же грязные, как коленки малыша из песочницы! Порылась в сумочке и достала набор путешественника, влажные салфетки – спиртовые и безалкогольные. Прикинув, выбрала спиртовые.

17

Сентябрь 1148 г. Франция, аббатство Клер во.

Поздней ночью одинокий всадник въехал в монастырь Сито. Судя по тому, как быстро открылись ворота и сразу же с десяток монахов с факелами появились во дворе, – всадника давно ждали. В высоких дверях возникла фигура в белой рясе, перед которой все почтительно расступились. Антуан сам встречал Бернара, вернувшегося после утомительного путешествия в столицу. Один из монахов легко, как пушинку, снял Бернара с лошади и поставил на землю. Дождь шел уже вторую неделю, а на небе до сих пор не было просвета. Каменная кладка внутреннего двора потемнела от дождя, и Бернару пришлось подобрать полы рясы, перешагивая через темные пятна воды. Он шел к двери, сопровождаемый Антуаном и двумя монахами, несущими перед ними факелы. Привратник, дежуривший у входа, поклонился и распахнул перед Монсеньором тяжелую дверь. Бернар, переступив высокий порог, шагнул в темноту. В гулком монастырском коридоре пахло сыростью.

В свете факелов лицо Бернара было мертвенно бледным. Антуан насторожился:

– Вам не следует путешествовать одному.

– Вряд ли кто захочет напасть на меня.

– Я говорю не о людях. Меня беспокоит ваш недуг.

Бернар с трудом улыбнулся.

– Сейчас некогда предаваться недугам.

Антуан пошел распорядиться насчет позднего ужина, а Бернар поднялся в свою комнату. Пару минут спустя он вызвал дежурного и приказал:

– Принесите мне грелку и позовите Антуана.

– Он здесь, Монсеньор.

Монах выскользнул из комнаты, и на пороге тотчас возник помощник аббата с небольшим подносом в руках. Скромные монастырские дары порадовали Бернара, и он стал понемногу приходить в себя. Несмотря на то, что сейчас он более всего мечтал об отдыхе, оставался вопрос, не терпящий отлагательств.

– Как идет строительство Седлецкого монастыря?

Антуан расплылся в улыбке:

– Мы закончим чешский монастырь до наступления холодов.

Аббат кивнул.

– Хорошо. Вы скупили земли вокруг монастыря? Нельзя точно знать, где именно залежи серебра.

– Почти все окрестные земли принадлежат нам, хотя эта мера излишняя. Равви уверен в цифрах и может точно показать, где следует заложить шахту.

– Одной шахты мало! Эта земля очень богата.

– Мы можем начать добычу уже через год.

Бернар резко оборвал своего помощника.

– Нет! Не можем!

Антуан замер в недоумении – столько денег потрачено на эти земли в Чехии! Столько чиновников и генералов от церкви пришлось ему склонить на свою сторону уговорами и подарками! Он решил все проблемы, стоящие на пути основания первого ордена цистерцианцев на славянской земле. Все, кроме одной.

От Бернара не ускользнула легкая тень на лице Антуана.

– Говорите, Антуан. Что у нас случилось?

– Монсеньор, боюсь, что вам предстоит путешествие более длительное и трудное, чем то, которое вы предприняли.

Бернар вздохнул.

– Что, Папа упрямится?

– У него свои интересы. В обмен на благословение нового монастыря цистерцианцев он хочет…

Антуан медлил, не решаясь донести до аббата новость.

– И чего же он хочет?

– Он хочет, чтобы вы созвали второй Крестовый поход.

В воздухе повисла пауза, потом Бернар тихо, но отчетливо произнес:

– Он в своем уме?!

Антуан подтвердил его самые худшие предположения:

– Поход – слишком затратное предприятие. И теперь царственные дома не торопятся пускаться в подобные авантюры.

– Тем не менее, в Риме уже поняли, что нам нужны земли Кутной Горы.

– Ему нужен новый Крестовый поход. Папа хочет удержать завоевания христиан. Одесса…

Бернар вскипел:

– Не смешите меня, мой дорогой! Папе нужна власть! Он опьянел от эффекта, произведенного этим всеобщим объединением христиан. И теперь жаждет упрочить свое влияние не только на Востоке!

Антуан постарался успокоить Бернара:

– Папа умен – ведь он ваш ученик и прекрасно знает, что нужна такая личность, как вы, чтобы этот поход состоялся. Он уже обращался к монаршим домам Европы, но безрезультатно. И теперь он намерен воспользоваться вашим влиянием, чтобы уговорить германского императора примкнуть к французским войскам.

– Значит, мне предстоит уговорить сразу двух упрямцев, из-за которых моя миссия в Германии может сильно затянуться.

– Один из них – император Конрад, а второй?

– Монах, который своими проповедями может свести на нет все наши усилия. Неистовый Рудольф, он сейчас самая большая угроза всем командорствам тамплиеров.

Антуан удивился:

– Как простой монах может угрожать могущественному ордену?

– Евреи, мой дорогой.

– Евреи?

– В святом экстазе и ради популярности он призывает избивать их, где только видит. Евреи могут выйти из командорств и покинуть нас, как нарушивших Договор.

Антуан зажег свечу и налил Бернару воды.

– Теперь понятно, почему Равви при каждом удобном случае напоминает мне про договор.

Бернар отпил пару глотков и вернул бокал свому помощнику.

– Мы обещали им покой и защиту всюду, где есть цистерцианские ордена. Если евреи откажутся вести дела с храмовниками, то ничего не останется от наших банков. А что папа обещает взамен, если крестовый поход состоится?

Антуан улыбнулся.

– Он сказал, что в знак особого отличия он удостоит тамплиеров права ношения белого плаща, как символа непорочности.

Бернар рассмеялся.

– Это сильно раззадорит другие ордена, которые уже обращались к нему с подобной просьбой и не получили высочайшего одобрения. Непорочность и воин – понятия несовместимые для церкви… Он утвердил эмблему?

– Да, Монсеньор. Восьмиконечный красный крест на белом поле.

– Как же насчет земель в Чехии? Надеюсь, его не смутила столь малая плата за услугу, которую мы ему, конечно, окажем?

– Как бывший цистерцианец, он одобряет наше рвение распространять учение святой церкви, но не понимает, почему мы заложили монастырь в такой глуши.

– Значит, за нами будут пристально наблюдать еще лет десять. Потом интерес к Седлецкому монастырю пройдет, и тогда мы сможем заняться разработкой серебряных руд. Не опасаясь, что Папа наложит на них свою руку.

Антуан вздохнул.

– Боюсь, что так, Монсеньор.

– Не надо бояться, мой мальчик. Доходов, которые приносит нам орден Тамплиеров, хватит лет на триста.

Бернар с тоской посмотрел на кровать и прошелся по комнате в раздумье.

– Теперь о Германии. Как скоро я должен отбыть?

– У вас есть два дня, чтобы привести в порядок свои дела во Франции.

– Мои дела всегда в порядке. Значит, у нас есть время, чтобы обсудить мои похороны.

Антуан замер. Наверное, он никогда не привыкнет к причудам святого Бернара.

– Похороны?

– Я хочу умереть, через год-другой после окончания крестового похода, который мы организуем для Его Святейшества.

Бернар дружески похлопал Антуана по плечу, чтобы хоть немного снять напряжение, сковавшее его помощника.

– И второй, и все последующие Крестовые походы успеха не принесут. И папа, конечно, обвинит во всех грехах тех, кто возглавит небесное воинство.

Антуан тяжело вздохнул:

– На какой день назначить ваши похороны?

– Лучше, если это будет конец лета. Подготовь все как полагается.

Антуан медлил. Бернар, уже собиравшийся лечь, спросил:

– Что-то не так?

Помощник набрался смелости и произнес:

– Несмотря на ваш высокий сан, нам придется отступить от традиционных цистерцианских похорон. Мы не можем положить вас на доски, обернув простым саваном. Нужен гроб, чтобы вы смогли продержаться до ночи, пока мы не освободим вас из могилы.

Бернар отмахнулся от него и прилег.

– Придумай что-нибудь или внеси изменения в Устав цистерцианского ордена. Капитул утвердит.

Бернар чувствовал крайнюю усталость, его глаза закрывались сами собой, но Антуан все не уходил.

– Задай мне последний вопрос и уходи!

– Где вы хотите жить после смерти, Монсеньор?

Бернар беззвучно рассмеялся:

– В раю!

– Тогда, может, этот новый монастырь в Чехии подойдет?

Бернар открыл глаза и с любопытством посмотрел на Антуана.

– Да, там скоро будет оживленный перекресток царственных интересов. Пусть будет Чехия. Подбери мне чешское имя и хорошую родословную. Я не могу явиться миру простолюдином.

Антуан поклонился и тихо вышел, унося с собой свечу. Высокая тяжелая дверь почти бесшумно закрылась за ним, и Бернар остался в темноте, не зная – закрыты его глаза, или он все еще продолжает смотреть вслед Антуану.

– Пусть будет Чехия…

18

16 октября 2008 г. Прага.

День клонился к закату, когда мы сытые и довольные сидели под красным зонтиком паркового кафе. Андрей курил. Я тоже попробовала, но руки еще дрожали, и пепел все время сыпался куда не нужно. Чтобы не вызывать лишних вопросов, я затушила сигарету. Брат деловито разложил на столе путеводитель по Чехии.

– Выбирай. Пара свободных дней у меня есть, так что можно поехать куда-нибудь.

– Как русская туристка, я обязана выбрать Карловы Вары.

– Можно и Вары.

Я поморщилась.

– Не хочу. Мы там были в прошлом году с Данилом. У меня в минералке левую ногу сводит.

– Тогда листай сама, но помни, что лучше уложиться в день пути.

– Как я понимаю, туда и обратно?

– Правильно понимаешь. Мне через два дня на работу. Можно, конечно, сослаться на какую-нибудь инфекцию, этого здесь боятся больше, чем маньяков, и махнуть к тетке в Брно.

– Так тетка же не в Брно живет, а в Вене.

– Она в Брно частенько приезжает отдохнуть.

– Отдохнуть? От кого?

– От чего. От своей бурной жизни.

Тетушка Анна, «порнозвезда на пенсии», как называли ее в семье, вышла замуж «за австрияка» – редактора Pistolezzy, известного в определенных кругах журнала для мужчин. И вот уже пятнадцать лет она реализовывала свой талант фотомодели вдали от родного города, гордившегося своей тяжелой промышленностью. Нрав у тетки был весьма горячий, и поэтому она частенько оказывалась втянутой в скандальные истории, которые ее муж поощрял, а иногда и оплачивал, потому что в таком случае он имел возможность получать информацию для своего журнала из первых рук. Грязные статейки о ее похождениях пользовались популярностью у мужских читателей и хорошо поднимали тиражи. Первые года два Анечка бесилась с тоски по родным заведениям и требовала, чтобы кто-нибудь из родственников непременно навестил ее, намереваясь оплачивать каждое такое посещение. Но строгие нравы, сохранившиеся с советских времен, не позволяли родне поддерживать тесные контакты с Диким западом. Детей у Анечки не было, а племянников, тем более племянниц, ей не доверяли бдительные родители.

Андрею повезло. Он пару раз ездил на какой-то семинар в Вене, после чего тетушка стала регулярно посещать Чехию, а вернее Брно. И обещала даже навестить «Андрюшеньку» в Праге, как только Альфонсик соберется на воды в Карловы Вары, куда он собирается вот уже лет десять. Судя по тому, что брат не любил рассказывать про их совместные попойки, эти двое здорово проводили время, чему я сильно завидовала.

Я взяла со стола справочник. Все по-чешски, но картинки красивые. Медленно перелистывая страницы, я обратила внимание на один из витражей собора, которых в каталоге было великое множество. Я показала витраж Андрею:

– Это где?

– Кутна Гора. Часа два езды.

– Вот и славно.

Домой мы вернулись часов в шесть, переоделись для ночных прогулок и поехали, как нам показалось, развлекаться. Доехав до центра, мы решили бросить машину на ближайшей парковке, намереваясь завтра забрать.

– Как ты потом найдешь ее?

– Ты думаешь, мы напьемся до беспамятства?

Я отказалась напиваться, пока не куплю пражских сувениров в достаточных количествах.

– Мне срочно нужен «сувениринг».

– Прямо сейчас?

– Все равно времени больше не будет.

Мягкая ночь спустилась на город, и очертания пороховых башен, подсвеченные желтыми огнями, не казались такими брутальными, как в сумерках. Я люблю Прагу и могу часами бродить по ее улочкам. Когда мы приезжали в прошлом году с Данилом и еще раньше, года три назад, я открывала для себя маленькие пражские миры: дворики, магазинчики, галереи и прочие дамские радости. Как-то я забрела в «обувной бутик», где продавались всего шесть пар обуви – четыре женских и две мужских, зато самых модных в сезоне. Сам магазинчик был скорее похож на длинный коридор, все убранство которого состояло из дивана, накрытого леопардовым пледом. На него следовало присаживаться для примерки одной из четырех пар обуви. На стене напротив диванчика и дальше, вдоль коридора, стояло несколько зеркал – вот и весь магазин. Для меня такие салоны имеют особую притягательность. В них мастера предлагают вам разделить свой восторг от созданного ими шедевра. Даже если вы этого восторга не разделили, все равно почувствовали себя желанным гостем в их маленьком мире.

Пражское «скло» – стекло и хрусталь – уже не являлось предметом вожделений туристов. Этого добра навезли в Россию лет десять назад. Открытки меня интересовали только авторские, художественные, а их нужно искать днем, в районе Дивадло, т. е. Национального театра. Андрей, словно прочитав мои мысли, махнул в сторону театра:

– Знаешь, какая сейчас самая популярная пьеса?

– Ну?

– «Ческе секретушки». Билеты проданы на два месяца вперед. А премьеры еще не было.

– Ты идешь?

– Зачем? У меня же нет секретушки.

– Это зря. Сейчас бы не мучились проблемой сувениров. Поручили бы ей, и сидели бы где-нибудь в винном погребе.

– А мы и не будем мучиться. Купим хороших дисков с чешскими балладами…

– Это для гурманов?

– Нет, для гурманов мы купим абсента и боровички.

Я сразу почувствовала себя гурманом и захотела боровички. Теперь, когда мы без машины, можно пить сколько хочешь и не трезветь из чувства солидарности с водителем.

19

1 июня 1148 г. Франция.

Тусклый свет свечи уже не позволял разобрать мелкие цифры на древнем пергаменте. Исаак устал. Он поднялся из-за стола и потер глаза. Монсеньор торопил, но ошибка могла стоить дорого, и поэтому приходилось проверять расчеты по нескольку раз. Исаак начал собирать документы, разложенные на большом деревянном столе. Он открыл сундук, чтобы убрать драгоценные свитки, как вдруг дверь мастерской тихо отворилась, и в комнату скользнула чья-то тень. Не успел Исаак опомниться, как кто-то крепко обхватил его сзади рукой в железной перчатке. Юноша почувствовал, как в горло его уперлось холодное стальное лезвие. Свеча еще горела, и Исаак осторожно, стараясь не шевелиться, опустил взгляд на руку, сжимавшую его. На кожаном отвороте перчатки красовался герб де Монбаров.

Исаак осторожно выдохнул и спросил:

– Чего от меня хочет господин граф?

Де Монбар повернул юношу лицом к себе, не выпуская из рук и не убирая кинжала:

– Если крикнешь – я перережу тебе горло.

Исаак прохрипел:

– Я не буду кричать. Отпустите меня.

Монбар ослабил хватку и убрал нож.

– Почему ты здесь один так поздно?

Юноша понял, к чему клонит граф, но не решался сказать правду:

– Я переписываю бумаги…

Исаак остановился, и граф снова приставил нож к его горлу:

– Какие бумаги?

– Те, что привез господин Гуго де Пейне…

Нож чуть глубже вошел в шею юноши, из небольшой ранки просочилась струйка крови. Почувствовав запах крови, Исаак стал задыхаться от страха и судорожно ухватился за руку графа, пытаясь освободиться.

Де Монбар отпустил юношу и приказал ему сесть за стол, на котором лежало несколько свитков.

– Показывай, что ты писал.

Исаак дрожащими руками развязал бумаги и положил их перед графом. Брови де Монбара приподнялись от удивления:

– Это что за цифры?

– Отметки залегания серебра. Этим серебром Монсеньор платит папе за привилегии для своих орденов. И этим серебром будет оплачен товар.

– Какой товар?

– Антуан уже договорился с купцами из Генуи. Я точно не знаю…

Граф нависал над ним, как огромная скала:

– Теперь твоя задача знать все! Я вложил в этот орден немало и теперь намерен получить свою долю. И ты мне поможешь!

– Я?!

Де Монбар усмехнулся.

– Ты имеешь доступ к хранилищу. И много знаешь. Завтра ты расскажешь мне, что затевает наш святой Бернар. Давненько он не навещал своего дядю!

– Как же я смогу рассказать вам, господин? Ведь я не могу покидать монастырь.

– Если я как-то вошел, то и ты сможешь выйти. Я буду ждать тебя завтра, как стемнеет, у Восточной Башни.

Исаак вздохнул и потрогал кровавый след от кинжала.

– Я приду, господин.

Граф де Монбар удовлетворенно кивнул:

– Конечно, придешь. Ты же не хочешь рассердить меня. И принеси мне эти свитки…

20

8 июня 1148 г. Франция.

Неделя прошла довольно размерено, и Бернар уже свыкся с мыслью, что придется переехать в Чехию. Большие проекты требовали личного участия, а серебро требовало немало сил, чтобы превратиться в деньги. Бернар не был уверен, есть ли у него достаточно времени, чтобы осуществить задуманное. Только через двадцать лет он будет знать, правильно ли Равви вычислил последовательность слов. Если все получилось, то у них в запасе девятьсот лет жизни и огромные запасы серебра по всему миру.

Монсеньор достал карту Чехии и аккуратно разложил на своем столе. Внезапно в коридоре послышался шум и крик монаха, дежурившего в коридоре. Дверь с треском распахнулась, и на пороге возник граф де Монбар. Его угрюмый вид не предвещал светской беседы.

– Добрый день, Монсеньор.

Мрачная вежливость графа насторожила Бернара. Он попытался утихомирить родственника:

– Мне было бы приятно принимать вас в зале для особых гостей, а не в этой тесной комнате.

Граф усмехнулся.

– Мой дорогой племянник, я пришел без приглашения. Сойдет и эта комната.

Бернар опустился на стул и предложил де Монбару расположиться напротив. Аббат де Клерво спокойно, будто граф пришел к нему на исповедь, спросил:

– Так о чем вы хотели поговорить со мной?

Монбар не стал осторожничать:

– Говорят, что вы скоро умрете…

Бернар вздрогнул. Значит, кто-то донес де Монбару о том, что готовится в строжайшей тайне.

– Как поживает наш дорогой Гуго? Магистр ордена Тамплиеров что-то давненько не заглядывал к нам в монастырь.

Монбар оторопел:

– Разве вы не встречаетесь с ним регулярно на собраниях ордена?

– Нет, дорогой граф. Я уже давно не хожу на шумные сборища. Однако, я получаю донесения его казначейства. Расходы ордена растут!

Граф де Монбар не понимал, куда клонит Бернар, и решил вернуться к тому, ради чего он пришел сюда.

– Оставим тщеславного Гуго. Меня интересуют совсем другие вещи, Монсеньор.

Бернар вежливо склонил голову в сторону графа:

– Какие же?

– Ваш переезд в Чехию.

– Это не совсем переезд, мой друг. Мы просто осваиваем земли, богатые серебром, для растущих нужд цистерцианского ордена. Мы основали новый монастырь на диких землях славян. Это одобрено Советом ордена, и вы, насколько я помню, на нем присутствовали. Что же вас так взволновало, господин граф?

– Дней десять назад ваш помощник вел переговоры в небольшой деревенской церкви со священником о похоронах весьма важной особы. Как я уже сказал, церковь эта небольшая, и то, что говорится в ризнице, порою слышно добрым прихожанам, зашедшим в неурочный час пообщаться с господом.

Бернар усмехнулся:

– Что-то я не помню, чтобы из ризницы было что-то слышно добрым прихожанам.

– Добрым прихожанам, Монсеньор, достаточно видеть, как ваш слуга договаривается о чем-то со священником. А потом уже священник, как существо нежное, которое не привыкло к страданиям плоти, расскажет доброму прихожанину о весьма важном событии. Например, о похоронах особы, имеющей священный сан.

Бернар усмехнулся. Да, методы графа де Монбара грубые, но действенные.

– Ну зачем же было пытать священника? Тем более в церкви…

Де Монбар вскочил в священном гневе:

– Упаси меня бог! Как вы могли такое подумать?! Я подождал, пока он выйдет из церкви. А потом уж он рассказал мне все, что ему было известно.

– И после этого вы решили побеспокоить моих людей в монастыре?

– Только одного, но весьма смышленого.

Бернар сжал рукой деревянные четки.

– Надо думать, вы теперь в курсе событий.

– Увы. То, что я узнал, сильно подорвало мою веру в бога, священников и в вас, мой дорогой Бернар.

– Чем же не угодил вам Господь?

– Своими откровениями…

Де Монбар вскочил и отшвырнул ногой стул, на котором только что сидел, и вышел, с грохотом распахнув дубовую дверь. После ухода графа Бернар какое-то время сидел неподвижно. Значит, де Монбар узнал об истинной ценности, найденной госпитальерами еще за несколько лет до прихода храмовников на гору Сион. Тамплиерам достались лишь свитки, которые давали доступ к богатствам земли. Но долголетие без богатства – лишь долгая мука. Де Пейне рвался в Труа, стараясь успеть к священному собранию, но как только мечта его сбылась и он стал магистром ордена Тамплиеров, то вряд ли вспомнил про пару свитков, на поиски которых потратил почти девять лет.

Придя в себя, Бернар вызвал Антуана:

– Вы допустили ошибку, мой друг!

Тон аббата не предвещал ничего хорошего.

– Вы хороший организатор, но плохой конспиратор. Пару минут назад меня посетил граф де Монбар с известием о нашем переезде в Чехию.

Ноги Антуана стали ватными, и он вынужден был прислониться к стене, чтобы не упасть.

– Я никому не говорил, клянусь!

– Не клянитесь, мой друг, потому что узнал он об этом именно от вас. Он видел, как вы беседовали со священником в церкви, где идет подготовка моих похорон. А дальше ему оставалось только поговорить со священником.

Антуан, не удержавшись, вскрикнул:

– Поговорить?! Да он хоть жив остался, этот священник?!

– Это вам предстоит выяснить. А также и то, с кем де Монбар успел «побеседовать» из наших людей. Ищите среди тех, кто близок к реликвиям.

Антуан подумал немного и спросил:

– А после того, как я найду его, что я должен делать?

Бернар пожал плечами:

– Решайте сами, мой дорогой. Решайте сами…

21

8 июня 1148 г. Франция.

Выходя от святого Бернара, Де Монбар почти столкнулся с Антуаном. Граф не ответил на его почтительный поклон. У него было мало времени, чтобы успеть воспользоваться ситуацией, раз аббат де Клерво в спешке вызвал своего помощника. Никто из монахов не посмел остановить графа, как родственника святого Бернара. С быстротой молнии пронесся он по длинному монастырскому коридору и вломился в комнату, где работал Исаак. В комнате вместе с Исааком работал Равви. Старик удивился неожиданному посетителю. По тому, как покраснел Исаак, Равви понял, что эти двое уже имели совместные дела. Де Монбар молча выхватил меч и со всей силы ударил Равви. Послышался лязг железа. Равви в своей подозрительности носил под верхней одеждой облегченную кольчугу, и если бы не мастерство местного кузнеца, он бы сейчас лежал разрубленный надвое. В спешке спасая свою жизнь, Равви вскочил и бросился к двери. Понимая, что бегство еврея привлечет сюда охрану, Монбар поспешил ему наперерез. В этот самый миг Исаак опомнился и, спасая своего учителя, бросил графу под ноги тяжелый табурет. Граф со скрежетом растянулся на каменному полу, и Равви хватило этого, чтобы успеть выскочить за дверь. Мрачнее тучи, граф поднялся на ноги и медленно стал надвигаться на Исаака:

– Глупый щенок! Сейчас поднимут по тревоге весь монастырь. И через час тебя повесят на колокольне за измену Ордену Собирай свои бумажки, и если господу будет угодно, мы прорвемся через этих тощих монахов!

Исаак выглянул в окно, повернулся к Монбару и покачал головой:

– Они закрывают ворота. Если вы пришли сюда без охраны, то живым вам отсюда не выйти.

– Я знаю устройство монастырей! Подземный ход всегда рядом с сокровищницей, не так ли, мой мальчик? А теперь покажи мне его!

– Но…

– Тебе лучше пойти со мной. Поторапливайся!

Граф швырнул Исааку мешок, в котором лежал Анкх, и вытолкал юношу из комнаты. В коридоре никого не было, и они быстро добежали до двери, ведущей в подвал, а оттуда спустились в узкий длинный тоннель под монастырем.

Выбравшись из подземного хода возле самой реки, они осмотрелись и двинулись по направлению к городу. В последний раз Исаак оглянулся на высокие стены монастыря, оставляя свою прежнюю жизнь и пускаясь в путь – пугающий и притягательный одновременно. Граф де Монбар тоже с тоской взглянул на стены Клервосского аббатства, оставляя на произвол монахов своего благородного арабского жеребца, стоившего ему целое состояние. Они шли пешком, как бедняки, но все, кого они встречали на своем пути, низко кланялись де Монбару и его молодому слуге.

Добравшись до своего замка, граф отказался от ужина и прошел в кабинет, чтобы написать несколько писем. Через час после его возвращения из ворот замка выехали два стражника. Быстро проехав по темным узким улочкам спящего города, они взяли курс на женский монастырь.

22

16 октября 2008 г. Прага.

От барной стойки меня потянуло на приключения. Мне вдруг захотелось прогуляться возле галереи Кирилла. Я и сама не могла понять, зачем мне это было нужно. Уже далеко за полночь, и художники наверняка спят. К моему удивлению, Андрей не возражал, когда я предложила дойти до Чертовки. Он отнес мое поведение к разряду туристических недоразумений, и мы покинули кафе.

Пражане ложатся спать рано, так что к одиннадцати улицы уже пусты. Почти все рестораны к полуночи закрываются, остаются только бары, дансинги и сомнительно-увеселительные заведения. Фигуры на Карловом мосту, казалось, тоже спали, как и все добропорядочные граждане Чехии. Пока мы сидели в винном подвале, прошел дождь, и в воздухе парила особая речная свежесть. Мы свернули с моста и прошли мимо галереи. Сквозь неплотно закрытые ставни пробивалась полоска света. Я предложила:

– Давай постучимся?

Брат сочувствующе посмотрел на меня.

– Лучше сразу вызвать полицию.

Я удивилась:

– Зачем?

– Как только мы начнем стучаться сюда посреди ночи, у соседей появится повод для беспокойства. И кто-нибудь обязательно вызовет стражей порядка. Может, облегчим жизнь спящим горожанам и сами себя оформим?

– Ну хорошо. Не будем стучаться. Просто посмотрим в щелку, что там делается.

– С ума сошла?! А если кто нас с улицы увидит?

– Так мы же в окно не лезем, просто смотрим.

– Тогда иди сама. Я в этом не участвую.

Голос Андрея стал напоминать шипение. Я развеселилась.

– Ладно, ты покараулишь. Ну, чтоб соседи, и все такое…

– Хорошо, что ты по туристической визе и я тебя сюда не приглашал!

Я сочувственно кивнула:

– Если что, можешь смываться. Встретимся дома.

– Чтобы меня потом убил твой муж?

– Данил будет только рад, если хоть какому-нибудь государству удастся меня перевоспитать. А какие у вас здесь участки? Спать есть где?

Андрей встал в позу.

– К твоему сведению, я еще там не бывал. И полезной для тебя информации дать не могу!

Я подошла к окну почти вплотную и постаралась настроить прицел своего правого глаза на резкость. Яркий свет бил в глаза, которые привыкли к темноте, и я не сразу смогла разглядеть, что там внутри делается. Когда же я, наконец, осознала то, что увидела, медленно опустилась прямо на мокрый тротуар.

Андрей перестал высматривать бдительных соседей, подошел ко мне и помог подняться.

– Говорил я тебе – это Европа. Нравы здесь свободные.

Я молчала. Он потряс меня за плечо.

– Тебе же не пять лет, ты чего так впечатлилась?

Я показала рукой в направлении щели.

– Сам посмотри.

– Да я уже всего насмотрелся за год.

– У вас здесь каждый вечер кого-нибудь убивают?

Андрей резко выпрямился.

– Не понял?!

– Посмотри…

Брат опять закипел:

– Ну ты точно знаешь, куда нужно залезть!

– Я еще никуда не залезла…

– Пошли отсюда быстро! Потом и тебе и мне показания давать, да еще соседкам объяснять, что мы тут случайно оказались.

– Как же мы можем все так оставить?

Любопытство все-таки одолело моего сверхосторожного брата, и он, озираясь, подошел к оконной щели, из которой выбивалась полоска света.

Среди беспорядка в комнате – обрывков холста, перевернутых коробок и мольбертов – в луже крови лежал труп. Андрей постоял какое-то время молча, потом достал сигареты.

– Да, придется вызывать полицию.

Случайно меня посетило чувство самосохранения. Нельзя мне быть замешанной в этом деле! Я у них была этим утром, уходила с Кириллом, а вечером его находят мертвым в своей галерее. И я вызываю полицию. Опрос соседей может сильно осложнить мою жизнь. Кроме того, не в моих интересах было, чтобы Данил узнал, что я встречалась с Кириллом в Праге. Андрея я тоже не хотела в это втягивать. Он сегодня уже общался с полицией по поводу кражи. И они с удовольствием встретятся с ним теперь по поводу трупа.

– Нельзя нам вызывать полицию! Я его знаю.

Брат протянул своим противным голосом:

– Т-а-а-а-к. Суду все ясно!

Я рассердилась.

– Не вопи! Лучше думай, как будем с полицией общаться.

– Ну уж, нет! Теперь и речи быть не может о нашем общении с полицией. Это я тебе как семейный адвокат говорю.

Я вспомнила про ключ, который Кирилл дал мне утром. Пришлось, как обычно, лезть с головой в сумочку, чтобы найти его. Ключ, к моему удивлению, нашелся быстро, и я молча протянула его Андрею.

– Ты что, совсем рехнулась? Чтобы нас кто-нибудь застукал?

Я упрямо посмотрела на брата.

– Я не брошу его здесь на всю ночь!

– Если бы ты его не знала, мы могли бы просто вызвать полицию и ни о чем не переживать.

Исполнившись решимости, я подошла к двери. Ключ легко вошел в замочную скважину и с легким скрипом повернулся. Толкнув деревянную, обитую кованным железом дверь, мы быстро захлопнули ее за собой.

Андрей шепотом спросил:

– Здесь радио есть?

– Зачем?

– Включим на полную, и уйдем. Через полчаса это всех достанет, и соседи вызовут кого-нибудь.

В комнате стоял свежий запах крови. Меня слегка мутило, и я старалась не смотреть на пол. Кирилл лежал на боку, будто спал. Светлая майка Кирилла была вся залита кровью, будто кто-то плеснул в него из ковша. Где-то в области сердца, как мне показалось, растеклось огромное темно-красное пятно. Наверное, его проткнули чем-то острым.

В моем брате проснулся юрист-уголовник. Он достал телефон и сделал несколько снимков места происшествия, потом показал на шкаф и спросил:

– Что у них в этом шкафу?

– Кровать.

– А кроме нее там что-нибудь есть?

– Не знаю.

Осторожно обойдя труп, я подошла к шкафу. Подергала дверь, но она не открывалась.

Я нагнулась, чтобы посмотреть в замочную скважину, и после этого начисто утратила эту вредную привычку. Из замочной скважины на меня смотрел чей-то глаз. Я сделала над собой усилие, чтобы не закричать, но, наверное, все-таки издала какой-то звук, потому что Андрей зашипел на меня.

– Ты можешь не орать?! Я нашел какой-то старый магнитофон. В нем есть радио. Сейчас настрою, так что будь готова убегать.

Я уже давно была готова. Мы включили радио, которое сначала оглушительно зашипело, потом поймало волну и загрохотало барабанными ударами. Быстро выключив свет, мы выбежали и замкнули за собой дверь. Так быстро, как в ту ночь, я уже давно не бегала. Отдышались мы только на Карловом Мосту.

23

16 июня 1148 г. Франция.

Когда первые лучи утреннего солнца тронули старые стены родового замка де Монбар, во двор въехали три всадника. Утренние гости, минуя охрану, прошли сразу в кабинет де Монбара. Граф не сомкнул глаз в эту ночь в ожидании приезда дамы. Наконец дверь распахнулась, и женская фигура в плаще из грубого сукна появилась на пороге. Отослав слуг, граф подошел к даме и откинул капюшон. На него смотрело утомленное лицо женщины, познавшей тяготы жизни. Ввалившиеся глаза казались потухшими, а желтоватый оттенок кожи более подходил старухе, чем даме средних лет. Женщина с полным безразличием отнеслась к тому, что ее внимательно осматривает посторонний мужчина. Она подала признаки жизни лишь после того, как Де Монбар взял ее руку и почтительно поцеловал.

– Доброе утро, Бланка. Я весьма рад, что настоятельница согласилась отпустить вас.

Дама снисходительно кивнула графу и расположилась в огромном кресле у камина.

– Ваше предложение было весьма щедрым, и она не смогла устоять.

Де Монбар внутренне усмехнулся. Десять лет унижений и монастырской жизни не вытравили в красавице Бланке породы.

– Зачем я вам?

Де Монбар подошел к камину и протянул руки к огню.

– Мне нужна помощница.

Брови женщины взлетели, как когда-то в юности.

– Помощница?

– Происшествия в дамских будуарах сокрыты от моих глаз. А они бывают весьма занятны и даже более значимы, чем простые замыслы на мужской половине.

Бланка возвращалась к прежней жизни, в которой граф де Монбар предлагал ей роль осведомительницы. Было что-то странное в его выборе. Она уже немолода, и у нее нет влиятельных родственников, которые бы помогли открыть нужные двери.

– Почему я?

– Вы предпочитаете провести остаток дней в монастыре?

Бланка вскочила:

– Нет!

Граф мысленно улыбнулся – она все такая же горячая, хотя былой аристократической спеси заметно поубавилось.

– Значит, вы согласны?

– Да, я согласна, но опасаюсь, что вы передумаете. Дамы более родовитые согласились бы служить вам.

– У нас с вами есть общий враг, моя дорогая, а это сближает.

– Общий враг?

– Аббат де Клерво.

Бланка похолодела. Никто в здравом уме не хотел бы иметь счеты с Монсеньором.

– У меня?!

– Вы, конечно, не помните глупого юношу, который имел неосторожность просить вашей руки, а вместо этого познакомился с охотничьими псами вашего отца. И как вы думаете, почему вы оказались в монастыре, а ваш сын издох, как бродяжка, от голода?

У женщины задрожали руки. Да, она прекрасно все помнила, но до сих пор не связывала вместе эти три события.

В дверь постучали. Граф подошел к своей гостье и накинул ей на голову капюшон, скрыв от посторонних.

– Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь видел вас, мадам. Моих тайных осведомителей не должны знать в лицо.

Он подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял Исаак. В руках у него был потемневший от времени свиток и небольшой кожаный мешок. Синяки под глазами и ввалившиеся скулы свидетельствовали о том, что он тоже не сомкнул глаз этой ночью. Подождав, пока молодой человек задвинет тяжелый засов на двери, граф взял документ и, посмотрев на Исаака, задумчиво произнес:

– Можешь начинать прямо сейчас. Мы готовы…

24

20 сентября 1148 г. Франция.

В аббатстве со вчерашнего дня было тихо, как в склепе. После побега Исаака с графом де Монбаром Бернар в спешке покинул монастырь, оставив своего помощника в полном недоумении. Антуан знал, что аббат де Клерво не простит ему потерю священных свитков. Однако больше всего он опасался гнева Монсеньора за утраченный Анкх, который прихватил с собой Исаак. Среди евреев все чаще слышались слова о бегстве, и Равви второй день ходил весь зеленый от злости. Потеря карт означала, что ему так и не удастся закончить расчеты. Ему было известно все о серебряных жилах Чехии, но Мексика была уже недоступна для расчетов.

Утренняя монастырская трапеза давно закончилась, и братья разошлись по своим делам. Сквозь открытое окно в монастырской столовой послышался звон колокола, но Антуан все еще сидел за опустевшим столом. Трудно было найти место лучше, чем столовая, для уединенных разговоров: кельи в монастыре в те времена отсутствовали, и даже спальня для братьев была общей. Скромные дары монастыря – хлеб и овощи – не привлекали Равви, и он часто не спускался к завтраку. Антуан послал за ним, но старик не слишком-то торопился. Антуан уже начал проявлять беспокойство: после неожиданного визита де Монбара в аббатстве стали происходить странные вещи – исчезали люди, а вчера в монастырском коридоре кто-то нашел большую черную собаку.

Наконец, в дверях показался Равви. Он медленно пересек комнату и, опустившись на скамью рядом с Антуаном, спросил:

– Где Монсеньор?

– Откуда мне знать, Равви? Он не имеет привычки рассказывать о своих делах.

– Нужно было убить строителей после того, как они закончили постройку аббатства, как это делали наши предки. Теперь каждый деревенский дурак знает все переходы под монастырем. Вы видели ту собаку вчера?

– Видел, Равви. Что вам до этой твари?

– Мне ничего. А вот Монсеньору бы это не понравилось. Вы что, не знаете историю про то, как в юности его чуть не загрызли какие-то псы?

– Я знаю, Равви, что собаку нам подбросили не случайно. Но тот, кто притащил сюда этого пса, не знал, что Монсеньора нет в монастыре. И когда Бернар вернется, ему незачем знать про это недоразумение.

– Недоразумение?! Когда мы здесь беззащитны и любой может проникнуть в наши кельи через подземные коридоры?

– Успокойтесь, Равви. Я приказал засыпать все ходы.

Равви уже невозможно было остановить:

– Так теперь у нас нет запасных выходов?! Чтобы здесь всех пожгли, если де Монбару захочется избавиться от нас?!

– Монбар не посмеет поджечь аббатство. В одиночку он с нами не справится, а сторонников ему не найти.

– Он очень богат, господин Антуан. А у богатого сторонники всегда найдутся.

– Успокойтесь, Равви. Богатства де Монбара ничто по сравнению с богатствами ордена.

Равви положил себе в тарелку немного овощей, скорее из вежливости, чем от голода. Он совсем перестал есть в эти дни. Будучи от природы невысоким и сухощавым, он теперь напоминал собственную тень.

– Осторожность не помешает. Мы приобрели умного и влиятельного врага, который может склонить на свою сторону нашего монарха. Его всегда прельщали богатства ордена.

Антуан покачал головой:

– На это у него может уйти не один год, а он не бессмертен.

Равви отпил воды из ковша, отодвинул тарелку и сказал:

– Вот здесь вы ошибаетесь. Я вчера еще раз проверил – Свиток жизни пропал. Если его украли, то им обязательно воспользуются.

Антуан помрачнел:

– Тогда все гораздо хуже, чем я предполагал.

– Де Монбару нужно серебро, а значит, нам следует ожидать его визита в Чехию. И он придет не один. Наверняка с толпой каких-нибудь мятежников. И тогда я не уверен, что мы сможем сохранить Седлецкий монастырь.

– Время покажет, мой дорогой Равви.

В дверях трапезной появилась фигура в белом плаще и поклонилась помощнику Монсеньора:

– Господин Антуан, во второй кладовой из-под земли слышен странный крик.

Антуан и Равви переглянулись. Значит, когда засыпали ход, кто-то был в подземелье? Антуан поднялся из-за стола:

– Позови братьев, тех, кто закапывал ходы, и пусть они возьмут кирки. Я буду у кладовой через полчаса.

25

16 октября 1148 г. Франция.

Антуан терпеливо ждал, пока монахи разбирали каменную кладку и рыли землю в направлении стонов, которые становились все тише. Когда же наконец из-под земли показалось человеческое тело, в нем с трудом можно было узнать Исаака. Монахи вытащили его полуживого из земляного мешка и отнесли в подвал, в особую келью, служащую местом заточения братьев, уже не представлявших интереса для цистерцианского ордена. Пролежав на земляном полу около часа, Исаак начал потихоньку приходить в себя и стал хрипло звать Равви.

Равви наотрез отказывался видеться со своим учеником, но Антуан настоял на их встрече.

– Он спас тебе жизнь, когда бросил в графа табуретом. Можешь хотя бы выяснить, что он делал в подземелье.

Равви нехотя согласился.

– Ну хорошо. Я пойду к нему. Но лучше бы его сразу повесить.

Исаак дрожал от холода и от страха, а мрачный вид бывшего наставника не предвещал ничего хорошего. Равви с трудом узнал в этом изможденном, грязном человеке своего писаря. Левое плечо Исаака было все в запекшейся крови вперемежку с комьями грязи. Рана от кирки монаха, вытаскивавшего его из-под земли, уже не кровоточила, но загноилась, и по краям ее выступили черные сгустки.

Жалости не было, лишь сожаление о зря потраченных силах на воспитание этого мальчика наполняло сердце Равви.

– Зачем ты звал меня, Исаак?

Юноша с трудом поднялся, тоскливо посмотрел ему в глаза и сказал:

– Вы должны найти там, в тоннеле, мешок…

Лоб Равви покрылся испариной:

– О чем ты говоришь?

– Мне пришлось убегать от людей де Монбара. В тоннеле я упал и потерял свой мешок.

– Почему же ты убежал от графа?

– Я ему больше не нужен. У него теперь есть Бланка, а она сущий дьявол, потому что боится.

– Боится? Кого? Де Монбара?

– Нет. Монсеньора. Де Монбар запугал ее, что аббат будет мстить ей всю жизнь.

Равви задумался.

– Так значит, ты убегал от графа и потерял свой мешок?

– Там было темно, я торопился.

– А почему ты думаешь, что кто-нибудь из людей графа не нашел его?

– Они не могли. Когда я заполз в подземный ход, они завалили его землей. Монбар еще не знает, что я забрал его.

– Его?

– Анкх!

– И зачем же ты забрал Анкх?

– Он приказал убить меня.

Равви усмехнулся.

– Стоило ли тратить силы, чтобы убить бессмертного?

Исаак, превозмогая боль, отрывисто и быстро заговорил:

– В том то и дело, господин, что мы не бессмертные. Те девятьсот лет жизни, что мы получили, не дают бессмертия! И от болезней, и от ран не уберегают. И убить нас могут как простых людей. Я знаю. Я перевел этот текст. Не так, как вы, господин. Нужно было вертикально ставить Анкх на пергаменте!

Равви задумался. Этот юноша очень способный, но он дважды предал своего господина. Сначала он предал его, Равви. Потом де Монбара. Надо решать, что с ним делать. Убить его можно, но какой от этого прок? Равви позвал дежурившего у кельи монаха и показал на пленника:

– Осмотри его раны, смени одежду. И дайте ему одеяло, пусть согреется.

Несколько дней ушло на поиски Анкха и свитков, рассыпанных по подземному лазу. Еще несколько дней ушло на то, чтобы очистить их от земли, но Свитка Жизни среди них не было…

За несколько дней до приезда святого Бернара Равви пришел к Антуану:

– Отпусти Исаака!

– Зачем? Он или сбежит, или украдет что-нибудь. А может, и то и другое. Кто ответит тогда за него?

– Я отвечу. Если он убежит, повесишь меня. Если он украдет – отрубишь мне руку.

Антуан удивился, но поразмыслив, махнул рукой.

– Хорошо. Пусть его освободят. Только остерегайся показывать его аббату.

– Я буду осторожен. Обещаю.

26

16 октября 2008 г. Прага.

Дома нас не порадовало даже то, что из кладовой пропали последние мусорные пакеты. Вскипятив чайник, мы с чашками в руках расположились каждый на своем любимом месте – я подальше от газовой плиты, а Андрей у барной стойки с компьютером. Он сосредоточенно что-то искал в интернете и много курил.

– Сейчас посмотрим. Может, уже есть новости.

– Новостей наверняка еще нет, а вот снимки с твоего сотика посмотреть можно.

– У тебя что – некрофилия? Хочешь на ночь насладиться видами свежего трупа?

– Труп можешь не показывать, только комнату. Мне показалось, там чего-то не хватает.

Андрей мрачно пошутил:

– Хозяина.

Я подошла к нему и поставила свою кружку на стойку рядом с компьютером. Внимательно пролистав телефон, я поняла:

– У них на мольберте утром стояла картина. Они ее по очереди писали.

– Вдвоем?

– Ну да. Это как театральное действо, для привлечения внимания.

– Для туристов?

– Да. Так вот, я ее не вижу.

Андрей подключился к компьютеру. Шесть снимков сегодняшнего ночного кошмара на экране смотрелись как из другого мира. Как будто это все было не с нами и мы просто смотрим чужие полицейские хроники. По крайней мере, было не так страшно, как я ожидала.

– Да, точно. Картины нет.

Андрей с раздражением сказал:

– Может, она стоит у стены или еще где. Чего ты так прицепилась к этой картине? Не станут же убивать художника из-за картины сомнительного качества. Украсть могут, купить могут, а вот убить – нет.

– Как видишь, тоже могут.

– Хоть я и не сторонник этой версии, но мне интересно, что на ней было.

– Да вроде бы ничего такого. Какой-то монастырь…

27

16 октября 2008 г. Прага.

Я грустно посмотрела на кружку с чаем.

– Что-то не согревает. Может, у тебя есть что-нибудь покрепче?

– Конечно, есть. Виски подойдет?

Я хоть и не люблю «Джонни Уокер», но если выбирать между ним и чаем, то лучше алкоголь. Андрей достал большие стаканы и стал разливать.

– У тебя что, поменьше посуды нет?

– Нет. Крепкое я почти не пью, а для коктейлей эти стаканы в самый раз. Ну, если это задевает твою эстетику…

Я пожала плечами.

– Моя эстетика позволяет мне пить коньяк из пластиковых стаканчиков.

Андрей оживился.

– Где это было? Свидетели есть? Почему мне до сих пор не рассказали ничего интересненького?

– Это ты про что?

– Ну, если ты пила коньяк из пластикового стаканчика, то все, что было перед этим, наверняка имеет пикантные подробности.

– Доброжелатели тебе напишут. Жди.

Мы звякнули стаканами по русскому обычаю и выпили. Немного согревшись изнутри, я спросила:

– Ты там в галерее нечего подозрительного не заметил?

Андрей удивился:

– Мертвое тело не подойдет?

– Я не про него. Там в шкафу был какой-то человек.

Брата подбросило со стула.

– Что?!

Пару минут он молчал, пил и иногда вставлял что-то про «твою мать». Когда наконец он начал проявлять признаки общительности – посмотрел на меня с видом потенциального убийцы, – я пояснила:

– Там в шкафу кто-то был. Я не знаю – мужчина или женщина, этот человек там прятался.

– И он, конечно, видел нас…

Я поспешила утешить Андрея:

– По улице за нами никто не шел, я оглядывалась. В комнате мы следов не оставили, руками ничего не трогали. Ты же носовым платком радио брал. А за ручку двери брались все, кто проходил по улице.

– Нас могли сфотографировать, пока мы искали музыку для увеселения трупа.

– Мы бы услышали.

– Нет, не услышали бы. Когда я включил радио, можно было из базуки стрелять. Интересные снимки могут появиться в полицейской хронике!

Мы зашли на сайт полиции – ничего. Это нас слегка утешило, и я отправилась в душ. Теплая вода расслабляла, и я уже почти не чувствовала напряжения сегодняшнего вечера. В улучшенном настроении я вернулась на кухню. Андрей пил второй стакан, и это не предвещало ничего хорошего.

– Вот, теперь любуйся.

Он развернул компьютер ко мне. На экране возле тела, лежащего в луже крови, стояли двое. Я стояла вполоборота и на что-то показывала рукой, а Андрей держал в руке приемник.

– И надпись: «Убийство в галерее». Нравится?

28

30 марта 1311 г. Кутна Гора. Чехия.

Аббат Йиндржих сидел возле высокого узкого окна за своей заваленной бумагами конторкой и быстро писал. Мягкий и яркий свет луны из распахнутого окна сливался с тусклым светом свечи, отбрасывая большие причудливые тени на серой стене. Услышав шаги, аббат поднял голову.

– У тебя поразительная способность приходить, когда ты нужен, Антуан. Я уже собирался посылать за тобой.

– Что-то срочное, Монсеньор?

– Сегодня наши Кутногорские рудники дают треть серебра всего христианского мира. Но его хватит еще лет на сто, не больше.

– А французский король задолжал Ордену слишком много, чтобы возвращать долги?

Бернар подтвердил опасения Антуана.

– Он собирается вступить в Орден Храмовников, чтобы приобщиться к богатствам тамплиеров.

Антуан оторопел.

– И что вы на это ответили?

Бернар улыбнулся.

– Что коронованным особам нет места среди нищих братьев. У нас простая работа и малые потребности. Ему придется отказаться от короны, чтобы стать тамплиером.

Антуан усмехнулся:

– Зная честолюбие Филиппа, могу предположить, что он собирался стать и во главе ордена, и во главе королевства.

– Совершенно верно, мой друг. Нас ждут тяжелые времена. Сегодня мы – самые богатые, но не самые влиятельные в этом мире.

– Вы хотите пожертвовать тамплиерами?

– Нет, не хочу. Придется. Я уже объявил де Моле о своем решении.

Антуан с сожалением покачал головой.

– Король французский воспользуется своим влиянием на римский престол, чтобы прибрать к рукам богатство Ордена.

Монсеньор улыбнулся.

– Больших богатств он не получит, но свои долги спишет на смерть кредитора. Что у нас там за шум во дворе?

– Чума, Монсеньор.

Бернар подошел к распахнутому окну По всему монастырскому двору горели костры.

– Беда не приходит одна…

29

5 июня 1311 г. Кутна Гора. Чехия.

Скользкие мокрые тела покрывали почти всю площадь перед часовней, а повозки с мертвыми все прибывали. Жители окрестных сел старались избавиться от зловонных трупов, не успевая хоронить всех, кто падал замертво на улицах или умирал в своих домах. Поначалу мертвых привозили раз-два в неделю, по одному – по двое, осторожно укладывали возле часовни на каменные плиты, где они ожидали часа своего погребения, накрытые белой полотняной тканью.

Потом повозки стали прибывать по нескольку раз в день, сваливая у ворот сразу по нескольку тел, и быстро уезжали, не дожидаясь прихода монахов или церковного сторожа. А еще через неделю с часовенной колокольни можно было наблюдать вереницу повозок, поднимающихся в гору. Смердящий воздух смешивался с дождливым туманом и дымом погребальных костров. Огненные языки гулко разгорались от человеческого жира и нехотя слизывали с костей затхлую плоть. Кучи тел лежали прямо во дворе монастыря. Монахи – прокопченные, с ввалившимися глазами от усталости и скудной пищи, только успевали баграми подгребать к пламени и ворошить тела, чтобы костры не гасли. Порою кто-то из братьев от усталости сам падал в костер, и спасти его не удавалось, а иные заживо сгнивали вместе с трупами, которых касались по неосторожности. Похоронить на церковном кладбище смогли лишь около тысячи тел. Земля при часовне больше вместить не могла. И теперь, чтобы сохранить жизнь тем, кого еще не коснулась своим тленным дыханием чума, приходилось разрушать человеческое тело, предавая его огню, а не земле.

Антуан, которого монахи еще днем подобрали во дворе павшим от усталости и унесли в келью, чтобы он мог поспать хоть какое-то время, к ночи вернулся к своим делам и теперь под моросящим дождем отдавал распоряжения.

– Закройте ворота! Во двор больше ввозить нельзя! Дай нам Бог справиться с теми, что уже лежат здесь.

Братья быстро разошлись выполнять указание, но какой-то пожилой монах задержался возле Антуана:

– Но что же нам делать с телами? Нам везут их со всех окрестных поселений. Слух о святой кладбищенской земле, что сохраняет тело нетленным, ушел далеко за пределы монастыря…

Антуан грустно улыбнулся. Древний ключ от царства мертвых – Анкх, который был надежно спрятан в кладке старой кирпичной ограды часовни, сыграл с ними злую шутку. Тела подолгу оставались не тронутыми тленом, и слава святой кладбищенской земли у часовни облетела не только окрестности, но и соседние государства. И теперь Антуану часто приходилось иметь дело с желающими приобщиться к святыне.

Он поторопил монаха:

– Иди, брат. Скажи всем, что теперь мы будем хоронить за пределами кладбища. Когда работы станет поменьше, мы перенесем стены и освятим землю. Пусть не беспокоятся и оставляют тела у стены.

Брат поспешил к воротам, и Антуан направился обратно к часовне. Нужно было уговорить Бернара хоть немного поспать…

30

5 июня 1311 г. Кутна Гора. Чехия.

Бернар перебирал почту, которую доставили еще утром. Антуан хорошо знал это лукавое выражение на лице Монсеньора. Значит, новости были хорошие. Он подождал в дверях, пока его господин не закончит читать, потом тихо вошел и сел у стены напротив Бернара.

– Хорошие новости, Антуан.

Антуан усмехнулся:

– Хорошие? По всей Европе идут суды над тамплиерами. А вы говорите хорошие новости? Откуда?

– Из Германии. Единственное здравомыслящее командорство оказалось во Франкфурте. Там все тамплиеры, призванные на суд, явились в полном боевом облачении и с копьями.

– Надо думать, что Суд прозаседал недолго.

– Все обвинения были сняты.

Бернар грустно улыбнулся и добавил:

– Братья доминиканцы почувствовали себя обиженными.

Антуан посмотрел на бумаги Монсеньора и вздохнул над тем, что осталось от могущественного прежде ордена Тамплиеров:

– Мы перевезли часть сокровищ в Шотландию. Король Шотландский весьма лоялен к нашему ордену и даже одно время подумывал вступить в него.

Бернар покачал головой.

– Думаю, теперь им придется опасаться английского вторжения. В этой войне я бы поставил на англичан. Даже не знаю, мой дорогой, как нам приручить эту овечью страну.

Антуана уже несколько дней беспокоил нездоровый вид Бернара. Не хватало еще, чтобы Монсеньор заразился чумой! Ему нужно хоть немного отдохнуть, а то с этими погромами тамплиеров он почти перестал спать.

– Я бы хотел попросить вас…

Бернар удивленно вскинул брови.

– О чем?

– О нескольких часах сна.

– Разве ты не спал сегодня?

– Я спал. Вы не спали.

Антуан не уходил. Бернар сделал еще попытку поработать, но, видя настойчивость своего помощника, сгреб бумаги в ящик стола и закрыл его на ключ.

– Хорошо, я отдохну.

Уложив Бернара в кровать, Антуан собрал монахов в трапезной.

– Мы не можем больше хоронить на кладбище. Но некоторые влиятельные люди города не желают, чтобы их родственников хоронили за монастырской оградой. Придется выкапывать старые могилы и складывать кости в подвале часовни…

31

16 октября 2008 г. Прага.

Было уже за полночь, когда мы допили бутылку виски. Способность соображать еще не вернулась ко мне, поэтому я решила позвонить Алке. Подруга моя, наверное, уже спала – в нашем сибирском городе было около пяти часов утра. Когда телефон ответил мне заспанным голосом, я быстро проговорила:

– Ал, у нас проблемы.

– Со сном или с законом?

– А ты откуда знаешь?

Ее голос стал ближе к жизни.

– Обычно мне так рано не звонят. Что там у вас?

– Мы сейчас отправим на твой мэйл ссылку на один чешский сайт. Посмотри, а потом набери меня.

Андрей быстро настрочил Алке письмо, в котором призывал любоваться нами на сайте пражской полиции и перезвонить.

Минут через двадцать раздался звонок. Видимо, ей понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. Она говорила неоднозначными фразами, как будто ее телефон уже был на прослушке.

– Как это вам удалось так красиво вляпаться?

Мне понравились ее слова. Значит, ей не пришла в голову мысль, что мы совершили зверское убийство.

– «Вляпались» мы пару часов назад, и теперь не знаем, что делать.

Алка была профессиональным журналистом, сенсациями международного масштаба не пренебрегала. Зато на этот раз пренебрегла мною:

– Дай мне Андрея!

Я обиделась:

– Почему Андрея?

Алка безапелляционно повторила:

– Дай мне юриста!

Я сердито протянула трубку брату и теперь слушала его одностороннюю речь.

– Да, у них есть такая примочка, но как быстро на нее прореагируют – вопрос. Думаю, что цепочка будет такой: как только сообщение передано в соответствующее управление полиции, они выясняют, заведено ли дело, в чьем производстве находится, и передают его следователю. Потом уже следователь решает, что с этим материалом делать.

Андрей какое-то время слушал Алку, потом подмигнул мне.

– Она приедет послезавтра. Сейчас она в Мюнхене на каком-то сборище журналистов.

Андрей снова закурил.

– Так мы что – будем сидеть дома и ждать приезда полиции?

– Ждать не будем. Поспим немного и поедем.

– Думаешь, у нас есть время «немного поспать»?

– Есть. Меня там почти не видно, я снят со спины. Так что им придется сначала установить личность потерпевшего, а потом твою – через российское консульство. Раз художник был русским, тебя сначала проверят на российское гражданство. Около суток это займет, так что несколько часов сна нам не повредят. А там и Алка подоспеет.

– И чем же она нам поможет?

– Своим паспортом и непричастностью. И еще деньгами. Наши карточки наверняка заблокируют, а наличка быстро кончится при таком активном образе жизни, как бегство от правосудия.

Я согласилась с доводами брата и отключилась, едва добравшись до кровати…

В шесть утра зазвенел будильник, и мы поднялись с неприятным для нас ощущением другой жизни. Быстро позавтракав и собрав все необходимое в дорогу, мы покидали уютную квартирку на Вышеграде…

Ехать напрямую в Вену мы не могли, не созвонившись с тетушкой. Осенью она редко бывает дома, потому что Альфонсик не выносит сырости. Если они в отъезде, то тетушка нам не помощник и ехать в Вену не имело смысла. Я почему-то надеялась, что у какой-нибудь знакомой нашей родственницы найдется австрийский паспорт подходящего для меня возраста и фактуры, чтобы я смогла добраться до дома, где, всем известно, даже стены помогают. Пока я размышляла, Андрей успел дозвониться до Анечки. Она была чем-то занята, и трубку взял ее австрийский муж. Альфонсик на ломаном русском пообещал Андрею, что «объяснит Анечке о его звонке».

Ранним утром на вокзале почти никого не было, так что затеряться в толпе было невозможно. Кроме нас, у перрона расположилась небольшая группа студентов, но они не проявляли к нам никакого интереса. Поразмыслив, мы решили, что единственно возможным для нас направлением был Брно, поближе к тетке Анне, которую наверняка не смутит пара родственников, у которых «не все ладно с законом».

Просмотрев расписание, мы выбрали поезд на 8.30, намеренно не воспользовавшись более ранним, чтобы не сидеть в полупустом вагоне и не стараться изо всех сил выглядеть «как будто вы ничего не хотите».

Прогулявшись до ближайших автоматов и купив на всякий случай пару фидорок в дорогу, мы вошли в вагон второго класса поезда компании «Чески драхи». Стараясь не слишком привлекать внимание своим русским, я спросила:

– Почему на некоторых местах таблички с именами?

– Эти места бронировались заранее, по плацкарте. Ищи свободные.

Мы нашли не совсем удобные, но парные места в купе где-то в середине вагона.

Несмотря на утро, в купе почти не было свободных мест. Я потихоньку разглядывала соседей, пока проводник изучал наши билеты. Пара светловолосых девушек и молодой человек в клетчатой рубашке с рюкзаком, наверняка студенты-европейцы. Перед самым отправлением в купе вошел господин средних лет в костюме неопределенного цвета и пристроился с газетой в кресле у самой двери. В купе оставалось всего одно свободное место, пока студент не поставил на него свой рюкзак, так что больше к нам никто не присоединился.

Мы сидели у самого окна, друг напротив друга. Это мешало разговаривать, но помогало сосредоточиться. В гостиницах нам теперь останавливаться нежелательно, у них наверняка есть телевизоры, и полицейские сводки они получают регулярно.

Андрей не оставлял надежду сохранить работу.

– Маришка, я на неделю выпадаю, у меня инфекция. Не хочу никого заразить, так что буду работать дома. Звони, если что.

Потом вздохнул, убрал телефон и повернулся ко мне:

– Дай попить.

Я начала рыться, чтобы найти воду в моей бездонной сумке. Я купила на вокзале пару маленьких бутылочек с соком, и теперь они раскатились по углам. Нащупав одну, я постаралась извлечь ее, но подцепила какой-то конверт. Он выпал из сумки на пол в тот момент, когда я наконец-то достала бутылочку с вишневым соком. Это был один из конвертов, про которые я совсем забыла. Я всего два дня в Праге, а уже побывала на тайном собрании странного общества на Вышеградском кладбище, нашла своего друга-художника убитым в его собственной мастерской, попала в полицейские хроники и теперь думаю, как достать поддельные документы, чтобы выбраться из страны.

Не успела я протянуть руку к лежащему на полу конверту, как мужчина, сидевший до этого с видом полного безразличия, с быстротою молнии метнулся вниз, схватил конверт и спрятал его во внутреннем кармане пиджака. Я в недоумении уставилась на него, но он, будто не замечая моего изумления, положил газету на сиденье и вышел из купе.

Я толкнула Андрея, который только что открыл бутылочку с соком и намеревался ее выпить.

– Ты видел?! Он украл мое письмо!

Андрей, захлебнувшись, злобно зашипел на меня:

– Твое?!

– Ну не мое, а твое. То есть письмо, которое пришло тебе.

– А может, не мне!

– Ну все равно. Зачем кому-то красть письмо, которое выпало из чужой сумочки?

– Оно тебе нужно?

– Теперь нужно. Может, он за нами следил все это время, чтобы выкрасть это письмо. И мусор воровал. Наверное, думал, что ты выбросил эти письма. А в галерее нас кто-то сфотографировал, чтобы убрать нас подальше и хорошенько порыться в твоих вещах. И в офисе у тебя что-то украли…

Андрей озадаченно посмотрел на меня.

– Пару компьютеров, да и то не с моего этажа. Я на прошлой неделе переехал на третий этаж, а обворовали второй.

– Но ты ведь раньше сидел на втором. Они могли и не знать, что ты переехал.

Брат призадумался. Какое-то рациональное зерно в моих доводах было. Значит, кто-то уже давно следит за ним и может легко сдать нас полиции. Андрей поднялся, снял с полки свой рюкзак, и я быстро засобиралась вслед за ним.

– До ближайшей остановки еще есть время, так что можно пройтись по вагонам и посмотреть, где твой мужчина в странном костюме.

Я огрызнулась:

– Мои мужчины в странном не ходят.

Брат с удовольствием поддержал перебранку:

– Если бы ты не таскала в своей сумке все подряд, сейчас бы не пришлось бегать по вагонам.

– Да, бегать нам пришлось бы потом.

Мирно переругиваясь, мы прошли уже третий вагон, но мужчины нигде не было. Поезд притормозил на станции, и пока Андрей курил, я высматривала в окно тамбура всех входящих и выходящих. Тот, кого мы искали, неторопливо сошел с поезда и направился к небольшому зданию вокзала. Я схватила Андрея за руку и потащила к выходу.

Мы едва успели выскочить, как поезд тронулся…

На перроне уже никого не было, и Андрей злобно посмотрел на меня:

– И где нам теперь его искать?

– Можно спросить на станции. Может, кто видел.

– Он мог взять такси и уехать куда угодно, хоть обратно в Прагу.

В здании вокзала никого не было, если не считать уборщицы, которая старалась замести следы пассажиров с последнего поезда. Она, конечно, никого не видела. Нет, никакой мужчина в странном костюме в здание не заходил. Андрей опять нахмурился. И почему юристы такие ворчливые. Единственное, что нам удалось выяснить, это название города, в котором мы оказались, – Кутна Гора. Ну, хоть какая-то польза, мы все равно сюда собирались.

– Я по справочнику помню, что город, хоть и маленький, но под охраной ЮНЕСКО. Здесь в лесу на краю города стоит собор покруче Нотр Дама парижского.

– Соборы – это для добропорядочных туристов. А нам бы сейчас найти тихое место да горячий кофе.

Мы вышли со станции и пошли по мосту над железнодорожными путями. Дальше дорога раздваивалась. Можно было идти налево, где историческая часть города, или направо, где жилые кварталы. Я подумала, что мужчина был не из тех, кто приехал осматривать достопримечательности, и решительно повернула направо. Мысль о том, что он совсем не был похож на тех, кто здесь живет, пришла мне позже.

32

1412 г. Кутна Гора. Чехия.

Почти сто лет прошло с тех пор, как догорели погребальные костры в Седлецком монастыре и монахи привели в порядок свое хозяйство. Но размеренная жизнь не спешила возвращаться. Все жили в тревожном ожидании вестей из Праги, где уже начинались гуситские волнения. В окрестностях Кутной Горы все чаще стали появляться вооруженные всадники, и местная знать уже никуда без охраны не выезжала.

Первые отряды крестьянских ополчений пришли в Кутну Гору в первых числах мая. Жизнь в окрестностях замерла, никто без крайней нужды старался не показываться на улицах. Монастырские ворота были заперты уже несколько дней, и ни один торговец не стучал в дубовую дверь, выкрикивая названия товаров.

Когда тени на дворе стали длиннее, в кабинет Бернара вошли двое. Монсеньор ждал их.

– Я пригласил вас, чтобы обсудить, как перевезти серебро в новый костел на окраине города.

Равви удивился:

– Перевезти? Зачем?

– Скоро здесь будут передовые отряды Яна Жижки, и Седлецкий монастырь будет как головешка в костре. Хорошо, если хоть что-то останется.

Равви задумался:

– Тайно перевезти несколько телег по улицам, где даже кошки не ходят?

– Значит, нужно создать на улицах толпу. Организуйте крестный ход или еще что-нибудь…

Антуан взял слово:

– Я мог бы отправиться в стан самого Жижки.

Бернар с Равви переглянулись:

– Зачем?

– Попробую договориться с крестьянским вождем. Может, удастся сохранить Седлецкий монастырь…

Антуан вернулся через десять дней с плохо скрываемой тревогой на лице. Бернар, едва взглянув на помощника, все понял:

– Наш старый приятель де Монбар?

– Как вы догадались, Монсеньор?

– У этого крестьянского войска слишком хорошая организация. Значит, у господина Жижки профессиональные консультанты. Среди местной знати мало кому нужна война на заброшенных лесных землях. Но войско Жижки, как ни странно, движется именно сюда. Значит, сведения о наших серебряных рудниках дошли до Труа.

Бернар подтвердил предположения Антуана:

– Вчера я встретил госпожу Бланку при дворе нашего великолепного короля Зигмунда.

– Бланку?

– Мой дорогой Антуан, она вращается при дворе и поставляет самые надежные сведения в стан гуситов. К тому же в Кутной Горе чеканят треть серебряных монет, которые имеют хождение по Европе. Поэтому королевский двор частенько нас навещает.

Антуан усмехнулся.

– Я говорил с Жижкой. Он поклялся не трогать монастырь.

– При таком раскладе я бы не очень-то полагался на его слова.

Антуан возразил:

– Он завоевал уважение своих солдат тем, что всегда держит слово.

– Мой друг, всегда найдется тот, кому не интересен ваш авторитет. Посмотрим, что из этого получится.

Не прошло и двух недель, как войско гуситов взяло город. Пожары и грабежи, неизбежные спутники победителей, стали частью жизни горожан. По мощеным улицам до обеда по направлению к шахтам двигались процессии людей, одетых в белое. Победители не утруждали себя расходами на казнь тех, кто оказал им достойное сопротивление. Монахов и шахтеров, выступивших на стороне якобитов, сотнями сбрасывали в шахты и засыпали отработанной горной породой.

В самом центре жестоких безумств на горе стоял огромный Седлецкий монастырь, и всему гуситскому войску, занявшему Кутну Гору, был дан строжайший приказ не трогать его. Но однажды ночью загорелась крыша монастыря. Огонь быстро распространился по дереву, и уже никто не рискнул бы спасать оплот самого богатого и могущественного ордена Европы.

Святой Бернар, перебравшийся со своими цистерцианскими братьями в новый, еще строящийся костел на окраине, той же самой ночью вызвал к себе Равви и Антуана:

– Они все-таки подожгли его. Теперь у нас нет интересов в этой глуши. Мы переведем свои активы в Испанию. Предупредите командорство на Аппенинах. Пусть начинают ссужать испанский двор деньгами – нам нужны влиятельные покровители!

Равви запротестовал.

– А как же долги чешского короля?

Антуан тихо объяснил ему:

– Еще несколько месяцев таких сражений, и он будет абсолютно неплатежеспособен. Торговля замерла, королевские дома Европы не хотят иметь никаких дел с этой страной, раздираемой войнами.

Бернар настаивал:

– Поторопите испанцев – нужна благоприятная почва для наших активов. К тому же мы теперь не можем жить на одном месте больше семидесяти лет. Многие люди успеют состариться и умереть, а наше старение будет незаметным.

Это вызовет подозрения святой инквизиции. Так что в путь!

– Мы забираем все?

– Нет, мой дорогой Антуан. Вспомните Библию – даже поле свое нельзя жать, не оставляя ничего беднякам и птицам. Никогда не забирай все. Пусть Равви подсчитает, сколько серебра нам понадобится в Испании и сколько мы оставим здесь на строительство нового храма святой Варвары. Она покровительствует мастерам горных дел, а стало быть, и нам.

Все трое расположились за огромным письменным столом работы французских мастеров, нанятых для отделки.

Равви, который, казалось, был в курсе всех дел в городе, осторожно заметил:

– Говорят, что немецкие горняки и даже кое-кто из местных рудокопов перебираются в Германию.

Антуан подтвердил его слова:

– Наш драгоценный де Монбар побывал у германского императора. Стало быть, они договорились.

Бернар строго посмотрел на помощников.

– Нам пока нечего делать в Германии!

Глядя на пепелище некогда прекрасного монастыря, Антуан с горечью пробормотал:

– Интересно, как теперь Жижка выпутается из этой истории…

Жижка решил проблему по-своему. Он приказал отмерить в награду сто золотых монет тому, кто поджег монастырь, и удалец, запаливший монастырскую крышу, в припадке храбрости явился за вознаграждением. Тогда Жижка приказал расплавить золото и влить ему в глотку. Так предводитель спас свою репутацию, но уже не мог спасти ни себя, ни Седлецкий монастырь. Семьи немецких рудокопов уходили с этих земель обратно в Германию, где уже начиналась новая серебряная лихорадка…

С притоком огромных денег цистерцианского ордена испанский двор буквально утонул в долгах, но Бернар уже знал, насколько опасно быть кредитором царственных особ. Ему нужна была власть. Не атрибуты королевской власти с пышностью и преклонениями, ему нужны были реальные полномочия и неограниченные возможности. Конечно, можно было действовать от лица святой церкви, распространявшей свое влияние как на простой народ, так и на знатные фамилии. Однако не всегда было разумно обнаруживать интересы святого престола в торговых предприятиях. Здесь более всего подходили интересы государства и трона. И только от их имени орден мог вести колониальные войны, захватывая новые земли, богатые и плодородные.

Больше пятидесяти лет ушло на подготовку экспедиции от имени испанской короны. И лишь в 1492 году в Америку направились первые корабли под флагом тамплиеров.

33

17 октября 2008 г. Кутна Гора.

Одно– и двухэтажные домики с небольшими садовыми участками тянулись вдоль дороги. Пройдя несколько кварталов непритязательных строений, мы увидели вдалеке нечто похожее на церковь. С видом потерявшейся туристической парочки мы быстро двигались по направлению к этой самой церкви и вскоре оказались у старой часовни с небольшим деревенским кладбищем и костехранилищем. По преданию, в судный день все умершие, кто сохранил свои мощи, восстанут и обретут новую жизнь. Земли в Европе мало, кладбищенские уделы ограничены, и многие семьи арендуют землю для могил своих предков. Свежих покойников хоронят, извлекая старые гробы, разбирая кости и складируя их в специальных костехранилищах при кладбище. Далекая от европейских традиций экономии и привыкшая к огромным городам мертвых на родных просторах, я из любопытства заглянула в невысокое помещение с низкими решетчатыми окнами без стекол.

Хорошо, что заглянула я, а не Андрей. Он натура впечатлительная, и потом бы мне пришлось весь день отпаивать его от нервного потрясения чем придется. На меня же вся эта костеукладка с бирками на картонных ящиках не произвела особого впечатления, наверное, потому, что свежеразделанных трупов здесь не было.

Не обнаружив ничего, достойного нашего внимания, мы направились к высокому зданию церкви, которое стояло чуть поодаль от подсобных строений. Тяжелая деревянная дверь была приоткрыта, и оттуда доносились стук молотка и запах краски. Несколько рабочих в синих комбинезонах сколачивали помост для отделки верхних ярусов внутреннего помещения. Здесь, по всей видимости, шла реставрация.

Я окликнула одного из рабочих, замешивающих цемент и производящих шум, нормальный для восприятия человеческой речи.

– Реставрация?

На мой крик охотно отозвались почти все, кто был в здании.

– Ресторацие? Не, то неми далеко, але еште задржено.

Подошел какой-то англоговорящий и добавил:

– Еще нет и двенадцати, так что погуляйте пока. Они до двух не откроют, разве что пива нальют.

Я оторопело посмотрела на брата:

– Это они о чем?

Он с безразличным видом процедил:

– Игра слов. Реставрация – это русский. Чешский – ресторация, т. е. ресторан. Говорят, что здесь недалеко, но еще закрыто.

Мы топтались в нерешительности, не зная, что делать дальше. В ресторацию нам не надо, а надо подыскать жилье, пока не приедет Алка или пока тетушка не выйдет на связь. Увидев, что мы никуда не уходим, кто-то из рабочих помахал рукой старшему, который ни в замесах, ни в сколачивании досок не участвовал, а занимался тем, что ковырял огромной стамеской старую штукатурку. Тот подошел с кислой гримасой на лице.

– Немцы?

Мы переглянулись, и Андрей заговорил по-чешски.

– Нет.

– А кто?

Вспомнив ближайшую мультинациональную страну, Андрей постарался успеть до того, как я открыла рот:

– Швейцарцы.

Старший одобрил.

– Хорошо, что вы знаете чешский. А то на прошлой неделе был француз, так я с ним намучился. Жить будете у Мартины, спецодежду получите здесь. Склад недалеко, я сам принесу все, что нужно. Инструменты дам, но лучше берите свои, к которым привыкли. А то потом будете на меня валить, что инструмент плохой, штукатурку крошит, ровных слоев не получается.

Андрей хотел было что-то сказать, но я незаметно стукнула его сзади по спине, и он примолк. Старший продолжил инструктаж:

– Я тут поковырял немного, пока ничего нет. Но француз, который на прошлой неделе, говорит, что есть и что мы варвары.

Я не все поняла, но из его слов было ясно, что нас приняли за очередную группу волонтеров-археологов. Наверное, ему попадались всякие работники, потому что он не обратил никакого внимания на мой свежий маникюр и светлые джинсы. Я осторожно поинтересовалась:

– А Мартина живет далеко отсюда?

Старший вышел на высокое церковное крыльцо и показал в сторону кладбища, откуда мы только что пришли. Если он сейчас скажет, что жить будем рядом с костехранилищем, брат наверняка убежит. К счастью, он показал на дом рядом с высокой белой стеной, начинавшейся в нескольких метрах от кладбища.

– От черных ворот второй дом. Постучитесь, скажите, что Франтишек прислал. Можете сегодня отдохнуть, а завтра приходите к девяти, если дождя не будет.

– А если будет?

– Тогда к десяти.

Мы поблагодарили старшего, который оказался Франтишком, и пошли устраиваться на постой у Мартины.

34

17 октября 2008 г. Кутна Гора.

Мартина, вопреки расхожим представлениям о матронах, пускающих постояльцев, оказалась хрупкой черноглазой девушкой, лет двадцати пяти. Дом у нее был небольшой, но двухэтажный. Синие джинсы Мартины взлетали по лестнице так быстро, что я не успевала проследить, касается ли она ступенек. Нам отвели комнату на втором этаже, окнами на небольшой палисадник, где росли несколько кустов георгинов и небольшое деревце сирени.

Сама комната удивила меня обилием ковров красного цвета. Если бы я не знала, что хозяева европейцы, то предположила бы, что они из кочевых народов. Возле каждой кровати лежало по коврику в красно-черных узорах, и на стенах висело по такому же затейливому орнаменту. Напротив нашей комнаты через коридор была еще одна. Дверь в эту комнату была заперта на ключ, из чего я сделала вывод, что в доме уже есть постояльцы. Удобства были на первом этаже, там же располагались кухня и спальня хозяйки. Следов хозяина я не заметила.

Мартина выдала нам ключ от комнаты, и мы не торгуясь заплатили 200 евро за комнату на месяц вперед. Оставив рюкзак и сумку, мы решили провести разведку и направились в город. Сначала мы вышли на дорогу, которая привела нас обратно к вокзалу, и, пройдя в обратном направлении еще несколько минут, оказались у развилки. Не доверяя книжным ориентирам, мы решили поймать первого встречного и поинтересоваться, где что. Первым встречным оказался пожилой чех на велосипеде, которым он управлял так осторожно, словно вез ведро с водой, стараясь не расплескать. На наши призывы он подождал, пока велосипед сам не остановится, медленно слез с него и повернул голову в нашу сторону. Андрей подошел к нему со своим свежим чешским:

– Куда ведут эти дороги?

– А вам куда надо?

Мы переглянулись и решили сойти за туристов.

– Костница.

Мужчина улыбнулся.

– Туристы? Потерялись? Направо.

Потом оседлал своего железного друга и тяжело стартовал.

Дорога шла в гору, и по ней мы медленно поднимались к часовне Всех Святых, единственному сохранившемуся строению со времен основания первого цистерцианского монастыря на землях Чехии. По пути мы никого не встретили, туристический сезон заканчивался, народу в городе было мало…

35

17 октября 2008 г. Кутна Гора.

В часовне Всех Святых наступило время обеда, и достопримечательность закрыли на час. Мы устроились во внутреннем дворике непритязательного кафе, по приметам, хорошего, потому как на обед туда слетелось все окрестное население. Здесь каждый сидел со своей тарелкой за своим столиком. Официантка не спрашивала, кому что, а просто разносила еду и собирала деньги. Увидев нас, она на минуту замешкалась, потом извлекла откуда-то из-под прилавка меню на двух языках – чешском и английском – и положила на наш столик. Перелистав страницы, мы остановились на кнедликах с гуляшом и грибном супе. Кормили здесь так хорошо, что даже мерзкий кофе не испортил нам послеобеденного настроения.

Выкурив по паре сигарет, мы посмотрели на время – пора. Костница была буквально через дорогу, так что торопиться не стоило. Ворота открылись, и тут же к центральному входу подъехал автобус с немцами-пенсионерами. Полтора десятка туристов разбрелись по территории в ожидании своего гида. Они заняли почти всю территорию кладбища, прогуливаясь под осенним солнышком, и мы решили, что начнем осмотр с часовни. Улыбчивая девушка с косичками раскладывала на чисто выбеленной полке разнокалиберные черепа. Гипсовые миниатюры и варианты в натуральную величину зияли черными глазницами, привлекая впечатлительную публику. Тут же на стенах начиналось зрелище a la natural – вазы и настенный орнамент, составленные из человеческих останков. В нижнем зале, напротив стилизованного алтаря, в железных клетках стояли пирамиды из человеческих костей метра по два высотой. И подсвечники, и герб нынешнего владельца достопримечательности, да и сам алтарь были составлены мастером Ринтом из вымоченных в негашеной извести частей скелетов.

По преданию, пирамиды начал собирать полуслепой монах-цистерцианец еще в тринадцатом веке, когда чума была особенно свирепа и трупы уже некуда было девать. Простолюдинов, конечно, посжигали, но именитых горожан приходилось хоронить, чтобы все они восстали в Судный день. Чтоб было кому вставать, кости тщательно собирались, складывались и хранились в костехранилище в виде огромных пирамид за решетчатыми дверьми – чтобы уберечь от туристов.

Путеводитель извещал, что на этом месте в 1242 году был основан Седлецкий монастырь – первый монастырь цистерцианского ордена в Чехии. Земли эти, почти не освоенные, достались им задешево. А через двадцать лет началась разработка серебра Бжезовой горы, и монастырь стал владельцем трети запаса серебра Европы. Цистерцианцы вели мудрую политику невмешательства во времена гуситских войн, не поддержав сторонников Гуса – народную армию Яна Жижки. Монахи имели договоренность с предводителем о неприкосновенности монастырских стен, но народная армия полна неожиданностей и индивидуальных решений. Кто-то из добровольцев залез на крышу монастыря и поджег его. Монастырь сгорел дотла.

От большого монастырского комплекса осталась лишь часовня Всех Святых, или, как ее называют, – Костница с небольшим прилегающим кладбищем, на котором мечтают быть похороненными самые знатные фамилии не только Чехии, но и близлежащих стран Европы. По преданию, в 1278 году аббат Йиндржих, возвращаясь из Иерусалима с дипломатической миссией, прихватил с собой для монастырского кладбища щепотку святой земли с Голгофы и рассыпал ее по кладбищу, земля которого с тех пор почитается как святая.

Брат мой – натура впечатлительная и большой нелюбитель всякой нежити – брезгливо походил по костехранилищу и радостно вырвался на свет божий, как только я закончила любоваться останками.

– Я понять не могу, что мы здесь делаем так долго?

– Мы думаем.

– Думаем? Пошли отсюда в человеческие места, а по дороге расскажешь, что придумала.

36

3 июля 1495 г. Испания.

От полуденного зноя не спасали даже каменные стены монастыря. Бернар уже не был так суров в обычной жизни, как прежде. Монахам теперь позволялись дополнительные удобства в виде кельи на двоих братьев или медной посуды на столах. И тем не менее монастырь Монтсеррат славился своим аскетизмом.

Генеральный Капитул, не собиравшийся уже более тридцати лет, расположился в особом зале на втором этаже, рядом с покоями святого Бернара. Со времен основания ордена цистерцианцев уже несколько раз сменились ключевые фигуры – аббаты и магистры. И сам Бернар уже не мог выступать с речью, чтобы подтолкнуть высокое собрание к решениям, которые будут единственно правильными при сегодняшнем развитии дел. Он удостоил полномочий аббата Стефана и теперь, лишенный возможности прямого присутствия на Совете, мог лишь наблюдать с балкона распри святого собрания.

Антуан, как персона менее заметная и не столь запоминающаяся, мог себе позволить сесть на скамью рядом с аббатами, не вызывая подозрений. Снабженный полномочиями и печатями Клервосского аббатства, он имел лишь права почетного наблюдателя, но не участника.

Генерал от церкви выступал довольно жестко:

– Испанская корона вновь снаряжает экспедицию в Новый Свет! Зачем нужны эти колонии с душным климатом и глупыми туземцами! Нас ждут эпидемии и войны…

Аббаты засмеялись:

– Это вы про колонии?

– Нам предстоит отправить лучших людей в эту мясорубку…

Его снова прервали:

– Не беспокойтесь, лучшие люди вне опасности. С Колумбом отправились братья доминиканцы, эти псы Христовы.

Резкий стук захлопнувшейся двери на какое-то мгновенье прервал аббатов, но вскоре беседа вошла в обычное русло, и аббаты продолжили наслаждаться перебранкой. Антуан поднял глаза и понял, что Бернар в сердцах покинул свой наблюдательный пост. Помощник святого Бернара потихоньку выскользнул из зала и уже через несколько минут был в кабинете Монсеньора.

Бернар мерил шагами комнату, стараясь остыть.

– Испанская корона снаряжает экспедицию! Сборище идиотов! Испанская корона себе лошадь купить не в состоянии!

– Почему-то мне кажется, что вас беспокоит вовсе не это. Экспедиция Колумба…

Бернар вперился взглядом в Антуана:

– Кто отвечал за снаряжение?! Почему на корабле оказались доминиканцы?! Мне не нужны шпионы де Монбара!

К его удивлению, Антуан оставался спокоен.

– Доминиканцы будут под присмотром. Они займутся спасением душ туземцев, а наши люди займутся ими.

– Лучше бы наши люди занялись поисками серебра.

– Это невозможно, Монсеньор. Помните, в Чехии, когда я рвался начать добычу руды сразу же после постройки Седлецкого монастыря? Вы сказали тогда, что придется подождать лет десять, чтобы не вызвать зависти и посягательств со стороны короны. Если Колумб привезет серебро, туда сразу же отправятся все, у кого есть хоть какой-нибудь корабль. Он должен вернуться пустым. И братья доминиканцы подтвердят, что там ничего кроме малярии нет. Нам понадобится лет двадцать, чтобы организовать разработку серебряных руд в столь отдаленном месте.

Мы сможем вывезти первую партию не раньше чем через тридцать лет.

Бернар призадумался:

– Тогда лучше основать колонии прямо в Новом Свете. Тюрьмы Европы переполнены, и правительства рады будут вывезти преступников из страны. Для казны одинаково – что содержать их, что отправить морем за тридевять земель. Но в случае отправки власти избавляются от них навсегда.

– Да, Монсеньор, но чтобы поместить эту идею в головы правителей сразу нескольких государств, а тем более реализовать задуманное, потребуются годы. Пока же нам придется использовать труд туземцев.

Едва Антуан закончил свою речь, Бернар уже сидел за столом и что-то писал. Антуан подождал немного, потом собрался уйти, чтобы не мешать, но Монсеньор остановил его:

– Мы не можем рисковать нашим орденом, открыто связывая его с торговлей и войнами.

– Вы хотите создать новый рыцарский орден?

– Нет, рыцарей у нас достаточно. Связи командорств не прервались, и в этом наша заслуга. Сегодня нам нужен миссионерский орден. Общество Иисуса. Нужна трибуна, чтобы выступать от имени церкви.

Глаза Бернара горели. Он снова нащупал то, что нужно.

– Найдите мне способного и амбициозного молодого человека. Лучше, чтобы это был какой-нибудь восьмой-девятый сын мелкопоместного дворянина, без права на наследство…

Антуан улыбнулся. Бернар понял, о чем тот подумал.

– Да, Антуан. Как я когда-то…

37

20 мая 1528 г. Испания.

Найти главу нового ордена и подготовить его – задача не из легких, даже для Антуана. Лишь в 1520 году ему удалось познакомиться с сухощавым молодым человеком – пажом казначея испанского короля, Иньиго Лойолой. И Антуан понял – этот юноша именно тот, кто им нужен! Способный молодой человек с юности вращался при дворе и много путешествовал с королевской свитой. Антуану не составило труда сделать так, чтобы после смерти своего покровителя юноша оказался в осажденной крепости и был ранен. Небольшое ранение в ногу, чтобы быть привязанным к постели на какое-то время и располагать достаточным временем для духовных бесед, которые вел с ним Антуан. Новые перспективы, недоступные прежде для тринадцатого сына испанского дворянина, вдохновляли и пугали юношу. Антуан не стал давить и на какое-то время исчез из поля зрения Лойолы, пока молодой человек, зараженный новыми желаниями, сам не стал искать встречи с ним. И тогда уже Антуан не пожалел времени и сил для подготовки будущего отца иезуитов.

С хорошей новостью Антуан приехал к Бернару в Монтсеррат.

– Я нашел того, кто нам нужен, и он готов выступить от лица святой церкви. Но захочет ли папа римский утвердить новый орден?

Бернар усмехнулся.

– Мне уже задавали как-то этот вопрос. Папский престол не получал от нас ни талера со времен войны в Чехии. Скажи папе, что мы заплатим долг за сто лет.

– За сто?!

– И ни талером больше. И если папа не поспешит утвердить новый орден, то я ничего не понимаю в папстве. А чем сейчас занимается наш новый друг? Расскажите мне про него.

Выражение нескрываемого удовлетворения озарило лицо Антуана:

– Он упорен в своем стремлении к цели, управляет событиями и людьми без восторгов и без колебаний, бдителен и одарен энергией. Сейчас он в Париже. Слушает лекции по теологии, живет на милостыню от испанских купцов и вербует сторонников в свой новый орден.

– Но почему в Париже?

– Вдали от родины, когда живется нелегко, молодые люди более склонны образовывать союзы. И с радостью откликаются на высокие речи и призывы. Они вернутся в Испанию уже братьями-иезуитами.

– Хорошо. Но пусть он помнит, что нам нужен не слишком большой орден. Нужна хорошая организация и беспрекословное повиновение.

– Он справится, Монсеньор. Я уверен.[2]

38

17 октября 2008 г. Кутна Гора.

Солнце уже ушло из зенита, и тени начали удлиняться, пока мы шли вдоль каменных заграждений вниз, к историческому центру города и активной жизни. Я сделала попытку проанализировать происходящее:

– Мы имеем несколько странных совпадений. Тебе приходят письма. Иностранец бы или отдал их по адресу, или выбросил.

– Почему ты думаешь, что иностранцы трепетно относятся к письмам?

– Ты юрист, и документ для тебя – вещь важная, просто так ты его не выбросишь.

– Если они рассчитывали на то, что я ничего не выброшу, тогда зачем проверяли мой мусор?

– Потому что ты не вернул письма. Кстати, а почему ты их не вернул?

– Я собирался было, но они куда-то пропали.

– Я их нашла на холодильнике, среди кучи бумаг.

– Понятно.

– Это тебе понятно. И мне понятно. А тем, кто ждал, – не понятно. Поэтому через какое-то время они стали искать среди выброшенных бумаг. А заодно решили проверить твой офис. Что ты там рассказывал насчет кражи?

Андрей отмахнулся.

– Украли-το всего пару компьютеров и старый сканер.

– А бумаги, конечно, в полном порядке, – съехидничала я.

– Нет, бумаги в полном непорядке. Все было вытряхнуто из ящиков в единую кучу на пол.

– Могу поручиться, что компьютеры украли из твоей бывшей комнаты. Наверняка хотели проверить переписку.

Он нехотя согласился с тем, что компьютеры действительно украли из его бывшей комнаты, но насчет переписки засомневался:

– Переписку можно и так посмотреть, зачем было компьютеры-то красть.

– Ну, во-первых, время. Могут застукать. Во-вторых, разбирать вытряхнутые бумаги и раскладывать их по местам никто бы не стал. Проще изобразить кражу.

Андрей поморщил лоб, будто что-то припоминая:

– Хорошо. Писем было четыре. Одно ты утащила на Вышеград. Второе у нас украли в поезде. А где остальные?

– В твоей машине, которую мы бросили в Праге! Я их засунула в дверной кармашек, когда искала помаду в сумочке.

Брат фыркнул:

– Как можно найти помаду в твоей «сумочке»?

Я надулась, но мой противный брат не унимался.

– С письмами понятно. Но зачем они убили художника?

– А я знаю?!

Какое-то время мы шли молча, миновали табачную фабрику «Филип Моррис» с соборным фасадом и вышли на дорогу, ведущую к центру. Зазвонил мой мобильник. Это была Алка.

– Сегодня лечу в Прагу.

– Сегодня?

– Вечером прилетаю из Мюнхена.

Настроение наше немного улучшилось. В центре мы нашли довольно милое заведение и удобно устроились у выхода. Так, на всякий случай.

Андрей снова закурил.

– Слушай, а ты договаривалась с Кириллом утром встретиться?

– Да.

– Тогда радуйся, что тебе пришла в голову безумная идея пойти туда ночью. А еще больше надо радоваться, что вместе с нами там кто-то был и сфотографировал нас.

– Радоваться?! У тебя жар?

– Если бы мы пришли утром, то нас бы уже ждали. И вызвали полицию, как только мы вошли туда.

– Но туда первым мог войти кто-нибудь другой.

– Вряд ли. Вадим уехал, уборщица в выходной пришла бы только вечером. Так что кроме тебя галерею открыть некому. Ты ведь собиралась туда утром?

Я кивнула.

– Как только ты туда вошла, тебя бы накрыли фиктивные полицейские со всей атрибутикой – формой, значками, протоколами, на тот случай, если бы я оказался с тобой.

– Понятно.

Я тоже закурила, хотя делаю это крайне редко, потому как не имею никотиновой зависимости и курю только при необходимости или для создания общности. Андрей не унимался:

– В шоке нормальный человек не контролирует ситуацию. У тебя бы перетряхнули все личные вещи и вместе с письмами изъяли бы для порядка что-нибудь еще, чтобы не вызвать преждевременных подозрений. Потом они бы вышли «переговорить», а к тебе тем временем подоспела реальная полиция. Ты бы, конечно, удивилась, почему все повторяется сначала, но большого значения этому не придала.

– А если бы ты был со мной?

– Я, конечно, знаю язык и порядки, но не до тонкостей. Так что мое присутствие им бы не помешало.

– Если все это ради писем, то почему бы им просто не украсть у меня сумочку?

Я затушила сигарету.

– Пойдем отсюда, а то бармен слишком пристально нас разглядывает…

39

21 июня 1573 г. Италия.

Бернар уже несколько лет жил в Неаполе. Постепенно жизнь в монастыре изменила свое будничное течение, и все оказались втянутыми в водоворот событий, доселе неведомый размеренной жизни монахов. Монастырь, избранный Монсеньором в качестве своего нового дома, был небольшой, но довольно богатый. Многие прихожане остановили на нем свой выбор, и это позволило настоятелю значительно расширить угодья. На монастырских землях работало немало братьев-послушников, которые обеспечивали общине безбедное существование за счет поставок свежих овощей и фруктов богатым домам Неаполя. Настоятель отвел Бернару просторную комнату в западном крыле старинного здания и дал в помощники весьма способного молодого монаха, чтобы тот вел переписку особого гостя. Антуан хотел было воспротивиться, но Бернар остановил его:

– Текущая корреспонденция и счета – вполне подходящая работа для молодого писаря. В вашем ведении, мой друг, остаются моя личная переписка и связи с командорствами.

Бернар попросил настоятеля, чтобы Антуану была выделена комната неподалеку от его покоев, что обеспечивало оперативность исполнения приказов. Равви, как истинный еврей, после того как они покинули Клерво, предпочитал городские гостиницы христианским храмам. Это доставляло Бернару некоторые неудобства, слишком долго порой приходилось ждать, пока Равви доберется до монастыря, и совещания затягивались. Но информация, которую тот неведомым образом собирал в городе, была своевременна и бесценна.

Вести из Чехии были неутешительными. Рудные жилы опустились на глубину в полкилометра, где добыча имеющимися средствами стала уже невозможной. Кутногорские шахты пришли в упадок, и никто из оставшихся в городе монахов-цистерцианцев не решился отстраивать монастырь заново. Кутна Гора постепенно превращалась в обычный провинциальный городок, затерянный в горах.

Антуан появлялся в кабинете Бернара раз в неделю с докладами и забирал письма Монсеньора, которые отправлял с курьером в тот же день.

Сегодня, в канун большого праздника, Антуан знал, что Бернар спать не будет, и потому пришел уже за полночь. Бернар встретил его довольно холодно:

– Мы оставили в Кутной Горе достаточно средств для постройки собора, а наши цистерцианские братья сидят возле единственной уцелевшей после пожара Часовни Всех Святых и складывают человеческие кости в пирамиды.

Антуан улыбнулся:

– У них уже шесть пирамид.

Бернар не одобрил странное занятие монахов.

– Им бы делом заняться! Нужна свежая кровь, чтобы хоть немного встряхнуть этот город. Отправьте туда иезуитов. Люди Лойолы смогут проникнуть в игольное ушко, если нужно.

Внезапно их разговор был прерван топотом, раздавшимся прямо за дверью, и криками ужаса. С трудом можно было разобрать голоса, проносившиеся мимо них по коридору. Антуан осторожно выглянул наружу. Несколько человек бежали на крики, доносившиеся из монастырской часовни. Антуан догнал одного из бежавших и схватил за руку.

– Что там случилось?

– Украли Святое Распятие! С чем кардинал Скорци выйдет завтра к народу?!

Антуан почуял недоброе. В его управлении находилось все в этом замке, и он отвечал перед кардиналом за вверенный ему монастырь. Пропажа ценности несмываемым пятном ложилась на его репутацию. Антуан приказал закрыть все входы и выходы и собрать всех, кто был в монастыре или в часовне. Пока Антуан беседовал со слугами, Бернар, наблюдавший за происходящим издалека, не вмешиваясь в события, отправил записку со своим личным слугой в городскую гостиницу к Равви. Через пару часов Равви прибыл, и его сразу же провели к Монсеньору.

Видно было, что Бернар недоволен происходящим:

– Прав ли я в своих опасениях, Равви?

– К сожалению. Де Монбар прибыл в Неаполь вчера, а завтра намеревается отбыть в Марсель на одном из своих кораблей.

Монсеньор мерил шагами комнату:

– Он проделал путь из Труа в Неаполь, чтобы пробыть здесь лишь пару дней?

– Я уверен, что это как-то связано с пропажей святыни.

Бернар согласился:

– Если он хочет таким образом посеять вражду между мною и кардиналом, чего же он добивается?

– Может, он хочет, чтобы вы покинули Италию?

– Возможно, мой друг. Возможно… Но это не входит в мои планы.

Равви поерзал на стуле:

– В городе поговаривают, Монсеньор, что у нашего кардинала есть любовница. Дама не первой свежести, но умна и обольстительна.

Бернар усмехнулся:

– Бланка?! И где же она теперь?

– Скорци уехал на неделю в провинцию, но Бланка с ним не поехала, сославшись на недомогание. И теперь проводит время в заботах о своей внешности в небольшом домике, который ей снял кардинал на добровольные пожертвования прихожан. Как вы понимаете, она знает монастырь так же хорошо, как и вы. Похитить что-нибудь из сокровищницы не составило бы ей труда.

– Вы говорите о сообщнике?

– Бланка прикармливает здесь одного молодого монаха, и тот готов ради нее мать родную продать. Его зовут Микаэло. Антуан наверняка уже с ним познакомился.

Равви откланялся и ушел, а Бернар еще долго мерил шагами свой кабинет. В какой-то момент он остановился и прислушался к голосам за дверью. Ему было любопытно – не подведет ли интуиция Антуана, вычислит ли он монаха, которого выбрала Бланка для своих интриг.

Антуан вернулся в кабинет Бернара под утро, и вид его не предвещал ничего хорошего.

– У нас проблемы, Монсеньор. Единственный монах, который мог бы нам хоть что-нибудь сказать, Микаэло, найден мертвым в подвале с разбитой головой. Остальные ничего не видели.

Бернар налил себе воды и, потихоньку потягивая прохладную жидкость, сказал:

– Завтра утром приезжает Скорци, так что времени на раздумье у нас мало. Принеси мне какое-нибудь из его писем. И вызови моего писца. Нужно будет в точности воспроизвести почерк кардинала.

– Что делать с монахами? Их можно отпустить?

Бернар подошел к окну. За тяжелыми ставнями уже виднелся красноватый просвет на темном небе.

– Иди к ним и скажи, что Распятие у меня.

Антуан замер в недоумении:

– Но, Монсеньор…

Бернар нахмурился, и этого было достаточно. Антуан стремглав выбежал из комнаты и вернулся через полчаса с писцом, прихватив с собой образцы почерка кардинала Скорци. Заспанный писец, с трудом превозмогая зевоту, расположил свои приборы и начал изучать стиль письма кардинала. Повозившись какое-то время, он сделал несколько проб и наконец приготовился писать. Бернар продиктовал совсем короткое послание в духе любвеобильного Скорци: «Моя драгоценная Бланка! Господь помог мне уладить дела в провинции раньше намеченного, и потому спешу сообщить вам, что с нетерпением ожидаю встречи». Подумав какое-то время, он приказал сделать приписку: «Во время нашего последнего свидания вы обронили некую безделушку, которая согревала меня все эти дни. Я верну ее вам с большой неохотой, если вы придете немедленно». Письмо сразу же было доставлено по назначению, и отправителям любовной записки оставалось лишь ждать, когда красавица Бланка ответит на приглашение. Прошло два часа, прежде чем носилки остановились у черного входа. Бернар вздохнул с облегчением.

– Ну слава богу! Она приехала…

Антуан не совсем понимал ход мысли Бернара, но задавать лишних вопросов не стал.

Тем временем Бернар приказал своему слуге разложить хворост на крыше дворца и поджечь его. Черный дым в утреннем тумане всполошил всю округу В монастыре снова началась паника. Крики монахов, пытавшихся спасти крышу, и беготня заставили всех почтенных гостей монастыря выбежать из своих комнат и собраться в небольшом внутреннем дворике. Бланка, которая к тому времени уже была в кабинете кардинала, вынуждена была присоединиться к высокому собранию.

Нескольких важных господ, посетивших монастырь и остановившихся здесь, чтобы завтра сопровождать кардинала в праздничной процессии, недоумевали и переглядывались, не зная, что им делать – спасать свое имущество и бежать прочь из храма господня или остаться и помогать монахам тушить пожар. Бланка искала глазами кардинала, удивляясь его отсутствию в столь важный момент. Тем временем Бернар приказал принести большую походную шкатулку из его комнаты и торжественно в присутствии всех отдал ее Бланке:

– Это Распятие завтра украсит Крестный ход, наша дорогая сеньора. Я передаю вам эту шкатулку, чтобы вы как можно скорее покинули монастырь, спасая реликвию.

Ропот недовольства поднялся среди гостей, которые недоумевали, почему столь важная вещь доверена женщине, не имеющей к святой церкви никакого отношения. Бернар не стал удовлетворять их любопытство, за него это сделал Антуан. Когда с пожаром покончили, а Бланка уехала, в приватной обстановке он сообщил сеньорам:

– Эта дама так близка его высокопреосвященству, что лучше нее никто не позаботится о Распятии.

Гости, не ожидавшие услышать столь пикантные подробности о своем отсутствующем хозяине, развеселились. Успокоив гостей и проводив важных сеньоров в их скромные монастырские апартаменты, Антуан поспешил к Бернару. Монсеньор уже почти спал, но, судя по всему, настроение его заметно улучшилось:

– Теперь она не отвертится. И если не захочет провести остаток жизни в тюремных казематах, вернет Распятие.

– А если Распятие у графа?

– Это ее не остановит. Если она смогла украсть его из монастырской сокровищницы, то с де Монбаром справится и подавно. Завтра приедет наш кардинал и навестит госпожу Бланку.

40

21 июня 1573 г. Италия.

Около полудня в монастыре поднялось легкое волнение. Монахи подходили к настоятелю и что-то тихо сообщали ему. Наблюдая из своего окна странное поведение монахов, Бернар отправил помощника выяснить, что происходит. Антуан вернулся довольно быстро и весело сообщил:

– Монахи не знают, что им делать. В монастырь пришла дама и просит вашей аудиенции.

– Что же их удивляет? Я давал аудиенцию многим дамам.

– Им не хочется обижать вашу гостью, и в то же время еще не было случаев, когда женщина входила в мужской монастырь через парадные ворота.

Бернар пренебрежительно махнул рукой:

– Она что, не может подъехать к черному ходу?

Бернар выглянул в окно. Возле огромных монастырских ворот стоял белый паланкин. Пока монахи, дежурившие у входа, препирались с носильщиками, вдоль кипарисовой аллеи, ведущей к монастырю, важно прохаживалась Бланка, сверкая драгоценностями на ярком солнце.

– Антуан, спросите у настоятеля, сможет ли он впустить ее, или мне придется ехать в город.

Спустя какое-то время Антуан вернулся в сопровождении Бланки. Оставив ее наедине с Бернаром, он удалился. Оценив дорогой наряд, надетый красавицей по столь важному случаю, Бернар вместо приветствия сухо спросил:

– Что привело вас ко мне, мадам?

Бланка спокойно окинула его холодным взглядом и сказала:

– Мне нужна ваша помощь.

– Де Монбар отказывается возвращать Распятие?

– Да.

Бернар прошелся по комнате. Что-то недосказанное было в словах этой надменной женщины.

– Что-то подсказывает мне, что дело вовсе не в этом.

Бернар с сожалением подумал, что потребовалось четыреста лет, чтобы эта горделивая красавица решила, что он может быть ее покровителем. Гостья помолчала немного, потом решилась на откровенность.

– Раньше я могла добывать сведения как наперсница молоденьких придворных дам или любовниц королей, но сейчас все меняется. Дамы стали более осмотрительны и уже не делятся так откровенно ни своими секретами, ни тайнами государств.

Бернар одобрил:

– Это весьма разумно с их стороны.

– Да, но плохо для меня. Государственные тайны живут в мужских постелях, а мне уже сорок два. Даже кардиналы предпочитают монахинь лет пятнадцати, не говоря уже про царственных особ.

– И что же вы хотите от меня, моя дорогая? Вам будет все так же сорок два, когда красота многих женщин увянет, а сами они уйдут в мир иной.

Бланка покачала головой.

– Меня это не утешает, Монсеньор.

Бернар улыбнулся. Она впервые назвала его Монсеньором.

– Значит, наш друг де Монбар предпочитает вербовать молоденьких?

– А вы разве их не предпочитаете?

Бернар подошел к ней и тронул своей тонкой рукой золотистые локоны.

– Девушки в качестве информаторов доставляют слишком много хлопот. У меня другие источники.

Бланка кокетливо склонила голову:

– Ваш старый еврей Равви? Или вездесущий господин Антуан?

– А вы хотите предложить себя? И это после скандала с пропавшим Распятием?

Женщина нахмурилась:

– Если бы не этот скандал, я бы не сидела сейчас перед вами.

– И чем же вы можете быть мне полезной?

– Вы не используете женщин.

– Не использую женщин? Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду не женское обольщение, а то, с чем связано само понятие женщины-матери. Вы строите женские монастыри, принимая туда лишь знатных дам и заблудших богатых наследниц.

– С точки зрения коммерции это вполне оправданно.

– Знаю. Ведь я провела в монастыре несколько лет, перед тем как де Монбар освободил меня от обязательств перед богом.

Бернар стал серьезен.

– Если вы приняли их по принуждению, у вас нет никаких обязательств. Лишь свободная воля может привести вас к богу. И тогда уже никто не сможет освободить вас от себя самой.

Бланка опустила голову и поправила складки на своем платье.

– И все же, Монсеньор, подумайте о женщинах – сестрах милосердия, которые свободно путешествуют по разным странам и оказывают помощь нуждающимся. Милосердие безгранично…

Бернар повторил про себя несколько раз фразу Бланки: безгранично, без границ. Без таможенных формальностей. Пожалуй, это можно использовать.

Монсеньор быстро принимал решения. Он сел за свой письменный стол и написал несколько строк на гербовой бумаге.

– Вам придется заняться медициной, моя драгоценная. Насколько я знаю, в Европе нет хороших докторов. Вам придется побывать на Востоке. На арабском востоке. Я попрошу Антуана связаться с Маликом. Он поможет вам освоиться в Аравии и проследит, чтоб ваше обучение было полноценным.

Глаза Бланки сверкнули гневом. Такой развязки она не ожидала.

– Когда мне ехать?

– Недели через две. Я попрошу Антуана сопровождать вас всякий раз, когда вы захотите показаться в городе.

– В городе?

– Вы же не собираетесь вернуться к де Монбару? Антуан найдет для вас подходящее жилье и снабдит деньгами для путешествия.

Бланка поняла. Чтобы избежать женской слабости и не дать ей возможности отступить от обещанного, Бернар на какое-то время помещает ее под наблюдение своего доверенного лица. Ну что ж, говорят, господин Антуан интересный собеседник, и время в его обществе пролетит незаметно.

41

17 октября 2008 г.

Пока мы с Андреем предавались размышлениям, кафе заполонили немцы, с которыми мы уже встречались в Костнице. Их, видимо, уже свозили на Влашский двор, и теперь у них свободное время, которое они решили запить пивом. Переполненные впечатлениями, они галдели так, что стало невозможно разговаривать tete-a-tete. Расплатившись, мы вышили на небольшую мощеную площадь, окруженную невысокими домиками в старинном стиле. Было пятнадцать минут пятого, и солнце уже начало клониться к закату. Узкие каменные улочки потемнели, и в город пришли легкие сумерки.

Просто бродить по пустым однообразным улицам не хотелось, поэтому мы решили зайти куда-нибудь, пока все достопримечательности не закрылись. Собор Святой Варвары стоял в лесах – заканчивалась реставрация, Общежитие Иезуитов нас мало интересовало, так что оставался центральный городской костел. Оказалось, что он открыт только до четырех, и нас встретили плотно закрытые створчатые двери. Я не хотела сдаваться.

– Давай обойдем вокруг, может, какая из дверей открыта?

– Я что-то не понял, ты турист или кто? Если церковь закрыта, зачем стараться в нее проникнуть?

– Из интереса. Может, нам уже никогда не придется любоваться такими красотами? Может, нас завтра арестуют.

– А ты хочешь, чтобы нас арестовали сегодня?

– Нет, я церковь хочу посмотреть.

Я решительно двинулась в обход, увлекая за собой брата. Вскоре мы набрели на приоткрытую боковую дверь, к которой вели высокие каменные ступени. Ни минуты не сомневаясь в правильности моих действий, я поднялась по ступенькам и потянула дверь на себя. Андрей по привычке зашипел:

– Ты что делаешь?

– Ну, давай посмотрим, что там внутри.

– Я и так встрял из-за тебя. Иди, если хочешь.

– Хочу. Подожди меня здесь, я быстро.

Андрей пожал плечами, расположился на верхней ступеньке и закурил.

Я проскользнула внутрь, и старая деревянная дверь с гулким скрипом закрылась за мной. Кругом была тьма кромешная. Казалось, что свет никогда не проникал сюда. Пришлось доставать мобильник и светить под ноги. Серые каменные плиты привели меня к невысокой внутренней двери, которая оказалась наглухо закрыта. Я осторожно повернула холодную кованую ручку, но дверь не поддавалась. За дверью послышались голоса. Разобрать разговор можно было с большим трудом, и мне пришлось приложить ухо к двери, чтобы лучше слышать.

– Мартина говорит, что у них ничего нет.

– Ты уверен?

– Да, она умная девушка и зря говорить не будет.

– Понаблюдай за ними. Завтра они будут у Франтишка на стройке.

– Ловко вы их пристроили.

Мужчина усмехнулся.

– Только все напрасно. Антуан недоволен.

– Не расстраивайтесь. В последнее время он всем недоволен.

Ухо мое затекло и прилипло к двери. Стараясь не дышать, я осторожно освободилась и бросилась бежать назад к Андрею. Нужно было поскорее рассказать ему, куда мы попали. Я с силой толкнула тяжелую дверь, она проскрипела мне в ответ и немного приоткрылась. Этого было достаточно, чтобы я со скоростью снаряда вылетела на улицу.

На ступеньках меня никто не ждал. Я обежала вокруг здания, но брата не нашла. Заподозрив неладное, я набрала его номер телефона. Длинные гудки в трубке проникали в мозг и заставляли холодеть от предчувствия опасности.

Андрея нигде не было…

42

17 августа 1870 г. Окрестности Парижа.

Бархатный желтый плащ Марии намок, и она с трудом брела по обочине дороги. Дождь лил навстречу, и его холодные тонкие струи проникали под капюшон и стекали по груди. Не обращая на это неудобство никакого внимания, она старалась как можно бережнее укрыть плащом от непогоды своего младенца. Ребенок у нее на руках еще посапывал, но маленький носик уже жмурился и начинал искать в воздухе запах молока. Значит, надо где-то присесть и покормить малышку. Хорошо, что это девочка и весит она не так много. Ребенок открыл глазки, и Мария наклонилась, чтобы поцеловать маленький теплый лобик.

– Ты моя красавица! Скоро мы уже будем дома. Потерпи немножечко.

Малышка зашевелилась и причмокнула губками. Все. Дальше идти нельзя. Надо кормить ребенка. Дождь усиливался, и уже не было слышно даже своих шагов. Размокшая грязь чмокала, засасывая боты. Чтобы не потерять обувь, Мария привязала их шнурками покрепче к ногам, и теперь распухшие ноги молодой женщины были все в шрамах. Мария не чувствовала ни боли, ни усталости. Только бы подальше уйти от безумств, творящихся на улицах Парижа, и унести свое дитя. Мужа ее убили на баррикаде, и теперь единственная надежда была на родителей, которые жили в небольшом домике в окрестностях Парижа. Она их единственная дочь и могла рассчитывать на родительскую помощь для себя и своей малышки.

Женщина уже собралась было свернуть с дороги в поле, приметив небольшой холмик с высоким деревом, но поскользнулась в топкой грязи, и девочка выскользнула у нее из рук. Мария потянулась за белым свертком в грязной колее дороги, но стремительно несущиеся и неизвестно откуда взявшиеся лошади, запряженные в тяжелую карету, отбросили ее от малышки, которая через мгновенье уже исчезла под лошадиными копытами и колесами кареты. Неистовый женский крик, пронзивший дождевую завесу, заставил вздыбиться лошадей, и карета остановилась. Мария опустилась на колени, и погрузила свои руки в тяжелую черную грязь, стараясь найти опору. Потом она бросилась под колеса, быстро разгребая грязь руками, стараясь отыскать то, что осталось от ее ребенка. Слезы солеными струйками смешивались с дождем, стекая по лицу. Рыдания ее становились все громче, потом вдруг прервались на какое-то мгновение – она нащупала кружево пеленки и потихоньку стала тянуть ее на себя. Маленький комочек из грязи и крови лежал перед нею, и она бережно прижала его к груди, окончательно испачкав свой красивый желтый плащ.

Возница спрыгнул вниз и открыл дверцу кареты. Невысокий худощавый мужчина с умными серыми глазами вышел из кареты и встал рядом с женщиной.

– Как его звали?

Мария с трудом могла говорить. Облизнув опухшие от рыданий губы, она медленно проговорила:

– Это моя дочь. Ее зовут Антуанетта.

Мужчина вздрогнул.

– Меня зовут Антуан. И я готов помочь вам.

Женщина молча сидела в грязи, прижимая раздавленное тельце ребенка. Антуан сделал знак кучеру, чтобы тот помог ей подняться. Кучер отвел женщину к дереву, у которого она собиралась покормить своего ребенка, подальше от дороги, и усадил на шерстяной плед, расстелив его прямо на мокрой земле. Потом вернулся к карете, достал кирку и принялся рыть могилку. Мария покачала головой:

– Мы не можем похоронить ее здесь. Нужен священник.

Антуан, стоявший чуть поодаль и наблюдавший за возницей, подошел к женщине:

– Я служу при монастыре вот уже… шесть лет.

Внутренне усмехнувшись, он продолжил:

– Я знаю похоронные обряды и молитвы. Господь примет ее, поверьте мне.

Женщина поднялась и, едва передвигая ноги, побрела за ним.

После небольшой церемонии Мария немного пришла в себя. Значит, господу так угодно, решила она. Неделю назад он забрал ее мужа, и вот теперь дочь. Чем прогневила она бога, что он оставил ее одну? Антуан наблюдал какое-то время за мыслями молодой женщины и, выбрав подходящий момент, сказал:

– Я направляюсь в Труа. Здесь неподалеку есть небольшая гостиница, где вы сможете обогреться и сменить одежду.

Мария молчала. Антуан постарался развеять ее страхи:

– Я чувствую себя отчасти виновным в вашем горе и предлагаю вам помощь.

Он приказал вознице достать мешочек с деньгами и отдал его женщине.

– Здесь вам хватит не только на ночлег и одежду, но и на то, чтобы вы смогли продержаться какое-то время, пока не устроитесь.

С видом полного безразличия Мария взяла мешочек, но тот выпал у нее из рук. Она не ожидала, что он будет такой тяжелый. Посмотрев на мешочек, лежавший у ее ног, она снова зарыдала. Он напомнил ей, что она уже выронила сегодня гораздо более ценное и дорогое ее сердцу. Антуан поднял деньги и протянул Марии. Потом осторожно обнял женщину за плечи, подвел ее к карете и передал в руки возничего. Возничий быстро снял с нее грязный плащ, закутал в теплый плед и легко, как пушинку, поднял, усадив ее рядом со своим хозяином.

43

17 августа 1870 г. Окрестности Парижа.

В небольшом прокопченном холле придорожного отеля было довольно много постояльцев. Все, кого дождь застал в нескольких верстах отсюда, собрались здесь, чтобы переждать и немного подкрепиться. Промозглая сырость проникала в окна и заползала в щель под дверью. Посетители согревались горячим вином и вели неспешные разговоры, обычные для подобного рода заведений, – кто где видел разбойников или привидения, кто чем торгует и где лучшие цены на соль и на зерно.

Хозяин отеля метким взглядом сразу же оценил вновь прибывших и усадил Марию со спутниками поближе к огню. Антуан наклонился к хозяину и тихо сказал:

– Горячее вино и мясо для возницы, сыр и горячий хлеб для дамы и для меня. И приготовьте комнаты.

Хозяин поднял глаза в потолок и вздохнул:

– Сожалею, но все комнаты заняты.

Потом подумал, взвесил важность этого спокойного господина и предложил:

– Я могу освободить для вас и вашей спутницы свою комнату.

– Нам бы не хотелось вас стеснять.

Хозяин исподволь осмотрел скромный, но дорогой наряд гостя и сказал:

– Я могу переночевать здесь, на кухне. Для меня редкая удача оказать помощь такому важному господину.

Антуан кивнул.

– Пусть согреют постель и принесут кувшин с горячей водой. И еще нам нужна женская одежда.

Хозяин призадумался было, но потом лицо его прояснилось:

– У меня здесь неподалеку живет невестка. Она, правда, женщина крупная, но белье у нее добротное и сухое.

– Нам выбирать не приходится. Пошлите к своей невестке.

Антуан положил на стол несколько монет. Хозяин сразу же оценил наметанным взглядом, что денег вполне достаточно для того, чтобы любая женщина с радостью рассталась с запасом чистого белья.

Пока Мария с Антуаном ужинали, возница чистил и раскладывал перед огнем ее плащ. Русые волосы Марии почти высохли и теперь непослушными прядями выбивались из-под чепца, но она, казалось, ничего не замечала. Антуан осторожно сдвинул прядь волос с ее лица и пристально посмотрел на девушку.

– Вы замужем?

– Уже нет. Моего мужа убили неделю назад.

– На фабрике?

Мария встрепенулась.

– Откуда вы знаете?

– Я слышал о беспорядках на фабриках. Кем был ваш муж?

– Он занимался поставками сырья на фабрику.

Антуан удивился. Как поставщик мог оказаться в гуще событий? Мария как будто услышала его вопрос:

– Он приехал на фабрику утром, а мятеж вспыхнул в полдень. Рабочие закрыли ворота, и никто не мог уйти. Говорят, они убили управляющего. В городе начались грабежи, и у меня отняли все деньги. А потом в город пришли войска, и началась стрельба. Через два дня, когда с фабрики выносили трупы, я нашла своего мужа.

Антуан спросил:

– Куда же вы направлялись с ребенком?

– К родителям. Я хотела вырастить дочь…

Слез уже не было. Мария слишком устала. Антуан посмотрел на нее ласково и сказал:

– Нам придется переночевать в одной комнате, поэтому я рад, что вы не замужем. Это могло бы вызвать разные толки…

Мария отмахнулась от его слов:

– Вы же священник. Чего мне бояться?

– Бояться вам нечего. Но я не священник.

Подняв на него воспаленные усталые глаза, женщина тихо сказала:

– Но вы вели себя как священник там, у могилы моей девочки.

– Если слишком долго живешь в монастыре, поневоле начинаешь походить на священника.

– В монастыре?

Антуан вспомнил своего отца, когда тот привел его к Бернару. Отец сказал:

– Я отдаю тебя в руки Господа и святого Бернара. Отныне здесь твой дом.

Вот и все, что он запомнил. Ему было восемь лет, и он был голоден. Монастырская пища была скудной, но она у него была всегда. А дома, где двенадцать детей, кусок хлеба доставался ему не каждый день. И он был благодарен богу и святому Бернару за пищу и кров, который он делил с братьями-цистерцианцами. Вскоре способный юноша завоевал расположение Бернара и стал его правой рукой. Вот уже шестьсот лет он управлял судьбами людей и добывал для своего хозяина власть и деньги. В его ведении находились ресурсы столь значительные, что он порою забывал о назначении людей и ценности жизни. Его основной задачей на протяжении нескольких веков было сохранение могущества ордена и привлечение все новых средств. Огромных средств. И так было до этого дня, пока колеса его кареты не раздавили маленькую жизнь. Смерть ребенка и горе матери прошли так близко от него, стали для него откровением и напоминанием, что мир – живой. Что люди рождаются маленькими и умирают стариками. До этого дня он даже не помнил, как выглядит простой ребенок. Он тратил свою жизнь ради планов ордена и видел вблизи только монахов, воинов и правителей.

Эта женщина, сидевшая напротив него за столом, с красными заплаканными глазами, в мокром платье, была удивительно живая, не похожая ни на монахинь-аристократок, ни на светских львиц, готовых не пережевывая сглатывать свои жертвы. Это была простая, невысокая и полноватая женщина, от которой не пахло ни парфюмом, ни благовониями. Это был запах молодой плоти, и он кружил ему голову. Не разговаривая с посторонними и не замечая людей, Антуан привык к строгому комфорту и достатку монастырей, в которых ему доводилось жить с Бернаром. И теперь более чем скромная обстановка гостиницы с грязными лавками и скоблеными столами навевала ему грустные мысли о бренной жизни. Он бы ни за что на свете не захотел вернуться сюда, в эту простую грязную жизнь. Но его страстным желанием стало хоть ненадолго прикоснуться к ней и вдохнуть ее запахи.

Прибыл слуга с чистым бельем для Марии, и Антуан предложил ей подняться наверх, чтобы переодеться в сухое и чистое платье.

– Поскольку мы вынуждены делить с вами комнату, я подожду здесь какое-то время, пока вы не оденетесь и не ляжете в постель.

– Вы очень добры. Я пошлю служанку за вами, когда буду готова.

Антуан прождал около часа, но никто не пришел за ним. Он решил, что Мария, по всей видимости, уснула и ему тоже пора хоть немного отдохнуть. Осторожно открыв дверь, Антуан споткнулся в темноте о чье-то тело. С трудом удержавшись на ногах, он осторожно пробрался к столу и нащупал масляную лампу. Повернув фитиль и осветив комнату, он увидел Марию, лежавшую на полу в своем мокром платье. Рядом с нею лежало чистое белье, которое она не успела сменить. Женщина едва дышала. Антуан помнил светские анекдоты, в которых дамам часто мешает корсет, и решил ослабить шнуровку. К его изумлению, никакой шнуровки не оказалось, это был настоящий обморок от переутомления. Он приподнял голову женщины, снял с нее платье и осторожно отнес в кровать. Грелка в ногах была еще горячая, и Антуан отодвинул ее, чтобы не обжечься. Постепенно, согреваясь его теплом, Мария дышала все ровнее и спокойнее…

44

17 октября 2008 г. Кутна Гора.

От пережитых ночных кошмаров и пугающего отсутствия Андрея к горлу подкатил ком, и мои глаза наполнились соленой влагой. Я поправила линзу на правом глазу – не хватало еще ко всем несчастьям зрения лишиться – и присела на ступеньки храма. Камни уже остыли, хотя солнце спряталось за соседними крышами совсем недавно. Холод пробирался через позвоночник и проникал в мозг. Слезы уже лились потоком, и я не пыталась их остановить. Их остановил телефонный звонок из моей сумочки. Я привычно порылась в ней, достала дребезжащий мобильник и нажала кнопку. Из трубки послышался Алкин голос – невозмутимый, как из прошлой жизни. Я зарыдала еще громче. Несколько прохожих обернулись в недоумении, но я махнула им рукой, и они пошли дальше.

Алка поняла, что не может пробиться к моему сознанию, перестала сообщать мне номер рейса, на котором прилетела, и заорала в трубку:

– Ты чего ревешь, как наемная плакальщица?! Если сама говорить не можешь, дай Андрея!

Я с трудом воспроизвела членораздельную речь.

– Не дам! Он пропал!

Алка спокойно спросила:

– А почему ты не пропала?

– Я в церкви была. А он не пошел со мной.

– Он что, веру сменил?

– Нет у него никакой веры, он же юрист.

– Ну вот, ты теперь хоть соображаешь. Говори, куда мне ехать.

– Я в Кутной Горе.

– Где это?

– Спроси на вокзале. Я тебя на станции буду ждать.

– А когда ближайший поезд?

Я опять заревела в трубку.

– Не знаю.

Алка поняла, что у меня полный коллапс.

– Ладно, перезвоню со станции. Жди.

Наверное, я долго просидела на каменных ступенях, потому что подняться мне стоило немалых усилий. Начали загораться первые фонари, и на город быстро опустилась ночь.

Я брела вдоль правой стороны дороги, с трудом вспоминая, куда мне идти дальше. Мой пространственный кретинизм не помешал мне на этот раз найти нужное направление, и я двигалась все быстрее вниз, к мосту над железнодорожными путями.

Когда я перестала опасаться, что потеряюсь, приостановилась и перешла на шаг, более подходящий для дамы средних лет, с заплаканными глазами и в светлых джинсах. В моей голове начали мелькать умные мысли, например – остановиться под ближайшим фонарем и достать пудреницу, или найти в сумке заколку для волос, или, что еще лучше, подкрасить губы. Я решила ничем не жертвовать и тщательно выполнила все, что пришло мне в голову. От привычных действий сразу стало легче, и в мою свежепричесанную голову начали залетать разные мысли. Сначала по одной, а потом все разом, и голова начала нестерпимо гудеть.

Череда событий была настолько плотной, что невозможно было заподозрить в ней простое стечение обстоятельств. Сначала убивают художника. Нет! Сначала я нашла те дурацкие письма и поперлась на кладбище. Опять нет. Сначала обыск в офисе Андрея. Стоп! Почему я сказала «обыск»? Это ведь была кража, так все говорили – и Андрей, и полицейские. Но что-то навело меня на эту странную мысль про обыск. Это, наверное, потому, что ничего из личных вещей сотрудников не пропало, просто случился беспорядок в ящиках. Еще мусор, который исчезал из квартиры Андрея. Потом кладбище. И тот человек сказал: «А почему он сам не пришел?..» Потом убили художника… Тут у меня опять покатились слезы. Хорошо еще, что я глаза не накрасила. Там еще кто-то прятался в шкафу, а я испугалась… Потом эти фотографии в интернете, наше бегство, человек, взявший наше письмо, реставраторы, жилье у Мартины, церковь, исчезновение Андрея… На этом месте я наверное, опять всхлипнула, потому что какой-то прохожий обернулся мне вслед. Дальним чувством я осознавала, что упускаю что-то очень важное, но пока не понимаю, что именно.

Подумать только – еще три дня назад я сидела дома, в своей теплой сибирской квартире, пила чай с ночными плюшками и ни о чем особо не расстраивалась. И полагала, что все ужасные опасности и страшные приключения в моей жизни были позади!

45

20 августа 1870 г. Труа.

Свежевыбеленные стены и белое покрывало на узкой кровати напоминали операционную. Бланка приказала, чтобы комната была готова к ее приезду, но когда именно она приедет, монахини не знали. Послушница дважды в день вытирала пыль с комода и резного туалетного столика светлого дерева – единственного изящного предмета меблировки в комнате для гостей.

Бланка приехала на рассвете, и комната сразу же ожила. Вслед за госпожой в дверь ворвался аромат роз и утренней свежести, на комоде появились миленькие вещицы, неизменные спутницы женщин, стремящихся сохранить свою привлекательность. Хрустальные флакончики с туалетной водой, кремы, пудра и маленькие щипчики возле зеркала привлекали взгляды молодых монахинь, прислуживающих важной персоне. Бланка приказала не будить ее до полудня, она хотела выглядеть свежей к вечернему собранию у Монсеньора.

Короткий сон при открытом окне пошел ей на пользу, вызвав на щеках легкий румянец. Бутоны роз, срезанных в монастырском саду, были полны росой, и влажный аромат, источаемый ими в маленькой комнате, струился по лицу женщины, неподвижно лежащей на кровати. Бланка уже не спала, ее глаза были открыты, и по сдвинутым бровям на ее красивом лице было видно, что предстоящая встреча с Монсеньором волнует ее больше, чем ей хотелось бы.

Вся жизнь ее была погоней за богатством и властью, и вот теперь наконец она может войти в семью, обладающую состоянием, для которого перестают существовать границы и государства. Ее навязчивой любовью стала медицина, и она готова была тратить все до последней монеты из денег, что отпускал Антуан, на новые исследования. Бланка считала несправедливым, что не имеющий никакого отношения к реальной жизни человек вмешивается в дела особого госпиталя и ограничивает его деятельность лишь одной страной – Америкой. Бланка не любила Америку, эту дикую, продажную, контролируемую европейским капиталом демократию бывших каторжников и аутсайдеров. Ее мечтой было вернуться в Европу, но сейчас это было невозможно. Антуан держал ее на почтительном расстоянии от Монсеньора.

Проснувшись около четырех часов пополудни, она приказала принести горячий чай и таз для умывания. Молоденькая послушница, двигаясь почти бесшумно, поставила поднос с чаем на комод и исчезла. Бланка взяла чашку, налила из чайника горячую янтарную жидкость и вдохнула аромат свежего чая, поставляемого Ост-Индской компанией, где Орден имел свои интересы и куда назначал на высокие посты проверенных людей – жадных и без сантиментов.

Пары сотен лет ей хватило, чтобы постигнуть все, чему могли научить ее лучшие доктора, пользовавшие самых высоких чиновников и монархов. Большинство из них были просто изящными шарлатанами, но Бланка быстро научилась отличать их от настоящих целителей. Алхимики, со своей идеей получения золота из ртути, натолкнули ее на мысль, что изменять можно живые клетки и живые организмы. Ведь вырастает же плод в утробе матери, растут деревья из чрева земли. Так почему бы не выращивать живую ткань так же, как выращивают растения в монастырских садах?

46

20 августа 1870 г. Труа.

Изящно спускаясь по нагретым ступеням, ведущим к центральной аллее сада, она стремилась отыскать Антуана, пока им не завладел Монсеньор. Ей не терпелось узнать, что осталось от ордена Августинцев, на одного из членов которого у нее были особые виды. Если Монсеньор дал добро на уничтожение этого ордена в Европе, то Антуан с ними церемониться не будет. Она знала, что во Франции, Испании и Германии орден Августинцев был практически стерт с лица земли, но ее интересовала Австро-Венгрия, ведь именно там, на землях Австрии, ставших впоследствии чешскими, работал ее монах – Грегор Мендель. Этот сын крестьянина имел поразительные способности, граничившие с даром божьим. Попав в монастырь из-за материальных проблем, он вскоре стал известен среди братьев своими опытами над растениями, которые проводил в маленьком приходском саду. Бланка неусыпно следила за молодым ученым и в его открытиях видела большие возможности. Стоило бы дать этому монаху хоть частицу древних знаний, чтобы он мог работать быстрее, не тратя время на пустые попытки, как это было с тем растением, ястребинкой!

Для начала она решила снять с него часть обязанностей. Она уговорила настоятеля монастыря Святого Томаша написать епископу, графу Шаф-готчу, письмо примерно следующего содержания: «Ваше Милостивое Епископское Преосвященство! Высокий Императорско-Королевский Земельный Президиум декретом от 28 сентября 1849 года за № Ζ 35338 почел за благо назначить каноника Грегора Менделя супплентом в Цнаймскую гимназию… Оный каноник образ жизни имеет богобоязненный, воздержанием и добродетельным поведением, его сану полностью соответствующим, сочетающимся с большой преданностью наукам… К попечению же о душах мирян он, однако, пригоден несколько менее, ибо стоит ему очутиться у одра больного, как от вида страданий он бывает охватываем непреодолимым смятением и сам от сего становится опасно больным, что и побуждает меня сложить с него обязанности духовника».

Пользуясь связями в монастырских кругах, Бланка обеспечила своему протеже, так и не сдавшему университетских экзаменов, сначала место помощника учителя, а потом и настоятеля монастыря в Брюнне[3]. Новоиспеченный аббат, пользуясь ее поддержкой, чудом избегал конфликтов с властями и уходил от «избыточного налогообложения». Это помогало ему более продуктивно использовать свое время – он занимался Генетикой.

Солнечные часы на стене показывали половину шестого. Равви уже приехал и теперь наверняка старается спрятать подальше от остальных своего помощника Исаака. Все, конечно, об этом знали, в том числе Монсеньор, и эта игра с тенью продолжалась уже сотни лет.

У ворот стояла черная карета Антуана, но его самого не было видно. Возница распрягал лошадей и уже собирался отвести их в конюшню, как перед ним появилась госпожа Бланка. Стараясь держаться подальше от уставших животных, она спросила:

– Где твой господин?

– Господин Антуан сопровождает свою спутницу к настоятельнице.

– Спутницу?

Возничий поднял голову и уточнил:

– Молодую даму, которая присоединилась к нам по пути.

Воспитание не позволило Бланке задать еще какие-либо вопросы, она отвернулась и быстрым шагом, насколько ей позволяли нижние юбки, направилась к настоятельнице.

В просторном длинном коридоре, ведущем в кабинет настоятельницы, никого не было. Белые колонны и темные скамьи между ними проплывали мимо Бланки, не привлекая внимания, пока ее взгляд не зацепился за грязно-желтое пятно на скамье. Это был плащ – видавший виды и требующий хорошей чистки. Возле плаща на скамье сидела, ссутулившись, молодая женщина в простом сером платье. Даже годы спустя, когда Бланка старалась вспомнить лицо этой женщины, она помнила только ее нелепый желтый плащ.

Едва взглянув на женщину, Бланка решила, что опасаться нечего. Все члены семьи Монсеньора отличались эстетством, и она никогда не заподозрила бы Антуана в пристрастии к простолюдинке. Она не стала стучать и с силой распахнула высокие створчатые двери. Две резные дубовые скамьи у входа и тяжелые стулья возле большого отполированного временем и локтями стола занимали лишь треть пространства. Шкаф возле окна и большой испанский комод в правом углу завершали меблировку кабинета настоятельницы. Простой каменный пол и отсутствие гобеленов на свежеокрашенных стенах создавали ощущение строгости и деловитости.

Антуан сидел за столом напротив настоятельницы, спиной к двери, так что Бланка не могла видеть его лица. Настоятельница сосредоточенно листала бумаги, вскидывая брови от удивления. Заметив Бланку, она оторвалась от бумаг и улыбнулась:

– Рада видеть вас в добром здравии, дитя мое. Как отдохнули?

– Спасибо. Вашими молитвами.

Бланка постояла посреди комнаты, не зная, что делать – присесть рядом с Антуаном или подождать его за дверью. Любопытство взяло свое, и она расположилась на стуле неподалеку от Антуана. Настоятельница возобновила прерванный разговор, нимало не смущаясь присутствием Бланки:

– Что касается рекомендаций, вряд ли я смогу получить их от какой-либо известной мне фамилии.

Уголки губ Антуана чуть тронуло недовольство:

– Если моих рекомендаций будет недостаточно, я мог бы просить Монсеньора…

Настоятельница возмутилась:

– Как можно?! У меня и в мыслях не было тревожить Монсеньора! Вашего слова будет вполне достаточно. Но почему вы решили отдать эту женщину именно в наш монастырь?

– Я понимаю вашу тревогу И знаю правила вступления в вашу обитель.

Настоятельница развела руками:

– Да, господин Антуан. С момента своего основания этот монастырь принимает только дам аристократического происхождения.

Антуан усмехнулся. Аристократическое происхождение, как правило, подразумевало наличие денег или связей, которые вместе с женщиной поступали в распоряжение монастыря. Он вежливо осведомился:

– О какой сумме идет речь?

Настоятельница, посмотрев на Бланку, взяла перо, быстро написала что-то на бумаге и протянула ее Антуану. Он взял листок и, едва взглянув, сказал:

– Это вполне обоснованная цифра, и если она решит все вопросы, то деньги будут в монастыре через два дня.

Настоятельница расплылась в улыбке:

– Вот и славно. Марию проводят в ее комнату, и вы можете убедиться, хорошо ли она устроена.

Настоятельница позвонила в серебряный колокольчик, и монахиня в белом переднике до пола быстро вошла в кабинет.

– Сестра Анна, помогите нашей новой сестре Марии устроиться. Пусть ей дадут комнату с видом на сад. Эта дама под протекцией господина Антуана.

Сестра Анна с удивлением посмотрела на него. Не похоже, что женщина, сидящая в коридоре, его родственница. А уж тем более любовница. Что могло связывать этого важного господина и простую горожанку? Теми же вопросами мучилась Бланка. Откинув соображения приличия, она поспешила обратно на конюшню.

Возничий уже вычистил лошадей и накрыл их попонами с символами Антуана – белый равносторонний крест на красном полотне. Бланка подошла поближе и невольно залюбовалась мощью и грацией дивных животных. Высокий черный жеребец бил копытом в дверь не знакомого ему стойла, и звуки ударов гулко отдавали под сводчатой крышей монастырской конюшни. Возница изысканно поклонился:

– Что привело вас сюда?

– Ты слишком дерзок для простого возничего, если осмеливаешься задавать вопросы господам.

– Увы, мадам. Пятнадцать лет службы не сделали мои манеры более изысканными. Но господин Антуан почему-то терпит меня.

– Твой господин просто не любит менять людей.

– Да, госпожа.

– А еще он не любит брать прислугу из простых. Ты аристократ, а служишь простым конюхом? И что же заставило тебя пойти на это?

– Как образованный человек, я могу вам напомнить, что в истории уже встречались факты, когда один господин прислуживал другому. На этом строится военное дело, мадам.

– А как насчет дамы в вашей карете?

– Мы были отчасти виновны в несчастье, постигшем эту женщину.

Бланка постаралась принять безразличный вид, стараясь не показать, насколько ей это интересно.

– И что за несчастье приключилось с этой женщиной?

– Мы убили ее ребенка.

– Убили ребенка?

– Лошади не могут мгновенно остановиться. Карета слишком тяжелая и продолжает по инерции толкать их вперед. Дитя упало на дорогу, а мы ехали слишком быстро.

– И что с того? Это не первый случай, когда простолюдины гибнут под лошадиными копытами. Зачем же вы притащили ее сюда?

Возница сверкнул глазами и сдержанно сказал:

– Об этом вам лучше спросить господина Антуана.

Бланка поняла, что больше от него ничего не добьется…

47

21 августа 1870 г. Труа.

Свечи на небольшом круглом столе, за которым сидели четверо, наполовину прогорели, но Монсеньор не проронил ни слова. Бернар был не в настроении, и потому присутствующие старались не произносить лишних слов. Наконец Бланка, которую редко приглашали на Собрания, не выдержала:

– Монсеньор, в своих проповедях вы говорите про отречение от жизни во имя Господа, но людей заботит лишь как продлить свои дни.

Бернар не проявил особого интереса к ее словам.

– Когда я был молод, мне не жаль было потерять свою жизнь.

– А сейчас? Вы с такой же легкостью отдадите свою жизнь, которая стоит миллионов?

Монсеньор улыбнулся.

– Вы о людях или о деньгах?

Бланка вежливо поклонилась.

– Можно принять в расчет оба аспекта.

Тронутый столь откровенной лестью, Бернар сказал:

– Я слышал, вы составили протекцию некоему господину Менделю, а на прошлой неделе интересовались Формулами Жизни, которые господин Равви хранит у себя, моя любопытная госпожа.

Бланка дерзко посмотрела прямо в глаза Монсеньору и произнесла, отчетливо выговаривая каждое слово:

– Этими формулами больше меня интересуется граф де Монбар.

Равви поерзал на стуле:

– Откуда же господин граф узнал про них, если кроме меня никто не видел этот свиток?

Бланка едва повернула голову в его сторону, не считая нужным любезничать с простым евреем.

– Когда вы решили испытать формулу света и щедро делились своими рецептами с одним настоятелем, де Монбар наблюдал за вами.

– За мной?! Зачем?!

– Его удивил ваш интерес к христианскому собору.

– Каждый человек может заинтересоваться великолепным собором. В этом нет ничего необычного.

– Для простого человека, а тем более для христианина, конечно, нет. Но вы – еврей. И для еврея странно пропадать часами в христианской церкви, которая не является местом сбора нашего высокого собрания.

Равви тут же возненавидел Бланку, которая в присутствии Монсеньора позволяла себе высказываться о нем с таким пренебрежением:

– И что же узнал де Монбар?

Бланка наслаждалась, наблюдая, как закипает гнев Равви.

– Немного. Но он наблюдателен, и он не слепой. Даже в сумерках собора цветные витражи искрились, как при солнечном свете, а губительные лучи превращались в благодатный живой свет. Он понял, что Исаак отдал ему не все.

– И что?

– Он приставил к каждому из вас по особому наблюдателю. Такому, чтобы он вошел к вам в доверие и знал все, что знает каждый из вас по отдельности.

Антуан не вытерпел и вмешался в разговор:

– Вы располагаете какими-то сведениями?

Бланка покачала головой.

– Нет, но я видела женщину, с которой вы сюда приехали.

Монсеньор вскинул брови и повернулся к своему помощнику. Ни разу за все время не видел он возле Антуана женщины. Это известие озадачило его.

– Мой дорогой Антуан, устав ордена гласит, что вы не вправе связывать себя какими бы то ни было обязательствами, кроме обязательств перед Господом. Вы – член особой семьи. Успех наших замыслов зависит от вашего благоразумия.

Антуан откинулся на спинку стула и вызывающе сказал:

– До сих пор, Монсеньор, у вас не было причин укорять меня в чем-либо. Эта женщина уронила своего ребенка под колеса моей кареты, и мой долг был оказать ей помощь как доброй христианке.

Равви предположил:

– Может, она специально бросила его вам под колеса, чтобы войти к вам в доверие? Де Монбар наверняка знает все ваши слабости.

Антуан тоскливо посмотрел вокруг. В воздухе витала паранойя долголетия. Наверное, господь уже имел дело с людьми, которым отмерил тысячу лет жизни. И решил, что ста двадцати лет будет вполне достаточно, чтобы они смогли насладиться жизнью, не впадая в безумство.

48

17 октября 2008 г. Кутна Гора.

Для восьми вечера на станции было довольно оживленно. Похоже, что ожидалось прибытие пражского поезда. Остальные направления не пользовались здесь таким спросом. Я подошла к чешскому расписанию и порадовалась впервые за эти дни. Алка должна была приехать минут через тридцать, так что сидеть на серых скамьях тесного вокзала смысла не было, лучше немного прогуляться. Я вышла на улицу и осмотрелась. И зачем только все эти люди собрались здесь за полчаса до поезда?

Стоять на перроне мне не хотелось, так что я предпочла вернуться на мост, чтобы с него наблюдать передвижения людей. Вечер хоть и был теплым, но все же это был осенний вечер, и ветерок на мосту пошаливал, стараясь распахнуть мою легкую куртку. Сумку я повесила через плечо, чтобы можно было засунуть руки в карманы и немного согреться.

Гудок прибывающего поезда внес легкую неразбериху в доселе плавные перемещения в толпе. Несколько человек побежали через рельсы на другую платформу, а все прочие стали рассредоточиваться соразмерными группами вдоль перрона. Я поспешила спуститься обратно к вокзалу, чтобы не пропустить Алку. Смешиваться с толпой неразумно, лучше было подождать ее в помещении, которое почти опустело к тому времени. Последняя старушка силилась оторвать своего песика от мусорного бака, чтобы успеть дотащить его до поезда. Песик хоть и был в наморднике, но показывал свои маленькие клыки всем, кого подозревал в покушении на мусорку. Наконец он сдался и печально затрусил рядом с хозяйкой к выходу. Я села на пустую скамейку напротив открытой двери, решив, что мимо нее не пройдет ни один из прибывших, и стала с нетерпением вглядываться в лица, с безразличным видом проходящие мимо меня. Алки все не было, и я выглянула на улицу.

Поезд минут пять как ушел, и на перроне осталась только стройная девушка на высоких тонких шпильках, с небольшим саквояжем из светлой потертой кожи. Копна рыжих волос выбивалась из-под шляпки в тон ее кремового костюма. Смачное русское ругательство заставило меня присмотреться к ней повнимательнее. Дамочка достала сигарету и закурила.

– Ну и где эта идиотка?!

Я радостно закричала:

– Здесь! Я здесь!

Когда Алка повернулась ко мне, я слегка присвистнула.

– Слушай, я и не знала, что ты такая красотка.

Алка посмотрела на меня как на человека, которого жалко обидеть ответным комплиментом:

– Так ты же видишь меня только на кухне или в машине.

Водить Алка не умела, хотя водительский стаж у нее девять лет. Каждый раз, садясь за руль, она потихоньку крестилась. Первые лет пять она впадала в панику на каждом перекрестке, а на шестой год ее вождения в панику начали впадать те, кто ехал рядом с ней, потому что ехала она «куда надо». Вид у нее за рулем был ужасный, и макияж частями осыпался уже минут через десять после того, как она вставляла ключ в зажигание. Про кухню и говорить не стоит, так что можно сказать, что во всей женской красе я видела свою подругу впервые за пятнадцать лет.

Я с удовольствием рассматривала ее.

– А почему ты рыжая?

– Сейчас модно. А вообще, это меня Полька уговорила. Сказала, что все приличные мамы ее одноклассниц уже рыжие.

– Шикарно. А почему шпильки?

Алка бросила сигарету и серьезно посмотрела на меня:

– «Бабушка, а почему у тебя такие большие уши?» Что там еще спрашивала девочка?

Я сделала вид, что обиделась.

– Девочка плохо кончила бы, если б не дровосек.

– Всю нормальную обувь потихоньку стоптала Полина. Туфли из ремонта я забрать не успела, вот и пришлось ехать на свой симпозиум как настоящей даме. Без обуви и без одежды. Я до сих пор надеюсь, что куплю что-нибудь здесь или стащу у тебя.

– У меня стащить не получится. Вся моя одежда рассредоточена по местам, куда мне вход заказан.

– Прикольно. А можно подробнее?

– Пошли отсюда, по дороге все расскажу.

Алка воспротивилась.

– Мы что, пойдем пешком? А такси?

– Ближайшее такси за мостом. Так что держись за меня, если что.

Спустившись с перрона, Алка сделала несколько осторожных шагов по гравию, но тут же увязла каблуками в мелких сыпучих камнях. Выругавшись еще раз, она достала из саквояжа белые носки, сняла туфли, спрятала их в пакет и «переобулась». Осторожно ступая и придерживая рукой необычайной красоты шляпку, которая норовила улететь вместе с ветром, Алка поплелась за мной к мосту.

Кое-как взобравшись по лестнице, мы поймали машину, чтобы добраться до гостиницы.

Шофер не стал даже спрашивать, куда нас везти, а сразу же поехал к отелю у часовни Всех Святых, обычному месту стоянки иностранных гостей в Кутной Горе. Перед входом в маленький трехэтажный отель Алка притормозила, чтобы надеть туфли.

– Не стоит пугать аборигенов своим странным видом. Слушай, а у тебя документы есть?

Я задумалась.

– Паспорт у меня, конечно, есть, но лучше его не показывать. Иначе меня завтра полицейские разбудят.

Алка присвистнула.

– Ну, я примерно что-то такое и предполагала. У меня в паспорте вклеена Полька. Можем сойти за маму с дочкой?

Я покрутила пальцем у виска.

– Твоей Польке сколько? Пятнадцать? А мне?

Алка кивнула.

– Ну не хочешь за дочку, сойдешь за маму. Могу побыть дочкой.

– В таком прикиде?

– Мне опять носочки надеть?

– И шляпку снять, и волосы резиночкой перетянуть. Я не помню, чем еще девочки-подростки обычно портят себя. Тебе виднее, у тебя дочь, а у меня только два сына.

Алка осторожно заглянула внутрь сквозь стеклянную дверь.

– У них там в холле темно, экономят, наверное.

– Это хорошо. Так что преображайся.

Через пару минут на диванчике возле reception сидела странная парочка, которую только при больном воображении можно было принять за маму с дочкой. Но молодой прыщавый парень за стойкой, не вдаваясь в подробности нашей семейной жизни, быстро выписал карточки и пожелал нам доброй ночи.

49

18 октября 2008 г. Кутна Гора.

С удовольствием приняв душ и выпив по чашке кофе, мы растянулись каждая на своей постели, благо номер оказался не с общей кроватью. Уснуть не получилось, потому что Алке не терпелось услышать подробности моей криминальной жизни:

– Ты же собиралась в Прагу зимой?

– Думаешь, зимой со мной ничего бы не случилось?

– Вероятности меньше. На Рождество ты бы поехала с Данилом.

Я промолчала. Алка отсканировала меня, прищурилась и сказала, слегка растягивая слова:

– Понятно. Данил нам здесь ни к чему. И с кем же ты приехала?

– Приехала я одна. Встречал меня Андрей, у него я и живу.

Алка покачала головой:

– Звучит правдоподобно, но что-то в твоих заученных фразах меня настораживает.

Я не стала оправдываться, решив, что подруга – не муж и предвзято к моим романам относиться не станет. Включив кнопку на чайнике образца девятьсот пятого года, я на всякий случай потрогала его рукой. Чайник оказался дееспособным и начал понемногу нагреваться.

– Тебя надо вместо детектора лжи продавать. Ты в эксплуатации недорогая?

– Еще какая дорогая! Прибор им дешевле выйдет.

– Ладно, слушай. Мое чистосердечное признание уже ничего не изменит и никого не спасет. У меня случился виртуальный роман с одним художником.

– Виртуальный?

– Ну да. Мы всего-то пару раз пообедали и один раз позавтракали вместе.

Алка усмехнулась:

– Позавтракали? Завтракают обычно после того, как проснутся вместе.

Я начинала закипать вместе с чайником:

– Это было в общественном месте! На улице! В Праге!

– Не кричи. Ну позавтракали, и что?

– А потом его убили.

– После завтрака?

– Нет. Ночью.

– Где?

– У него дома. Он возле Карлова моста мастерскую снимает. Снимал…

– А что ты там делала ночью, если утверждаешь, что все так виртуально?

– Я там с Андреем была. Мы просто мимо шли.

Алка посмотрела на меня как-то подозрительно:

– Просто мимо шли? Ты это в полиции приготовилась рассказывать?

– Думаешь, придется?

– Думаю, что ты дурочкой меня считаешь и рассказываешь мне сказки на ночь.

– Хорошо, я расскажу тебе сказку. Только страшную. У одной довольной жизнью и мужем дамы случилось увлечение, которое привело ее в Прагу в неурочный сезон. Эта дама нашла вполне подходящее оправдание для своей поездки – решила навестить брата. В Праге она хотела показать брату, как необыкновенно талантлив ее новый мужчина, и они пошли в мастерскую, где жил художник со своим напарником.

– Так, еще и напарник!

– Не перебивай! Когда они подошли к мастерской, ставни были закрыты, но через неплотно закрытые ставни можно было разглядеть окровавленный труп, лежащий на полу. Дама со своим братом вошла в мастерскую, ведь у нее был ключ…

– Ты идиотка?!

Я угрожающе посмотрела на нее:

– Опять перебиваешь?!

Алка широко раскрыла глаза и тихо шипела что-то на немецком. Я продолжала:

– В то время, когда печально известная нам дама старалась понять, есть ли еще хоть какие признаки жизни в теле живописца, некто из шкафа смотрел на нее в замочную скважину…

Подруга моя на время перестала дышать. Я сделала страшное лицо и продолжила:

– Когда дама склонилась над трупом, этот недоброжелатель сделал несколько снимков, которые уже появились в интернете на полицейском сайте. И ей с братом пришлось убегать из пражской квартиры, потому что вопрос опознания займет всего часов десять-двенадцать.

– Понятно. И почему же вы решили выбрать столь эксцентричное место для убежища?

– Мы его не выбирали. Оно само нас выбрало.

Я рассказала Алке про письма, про реставраторов и про исчезновение Андрея.

Посидев еще какое-то время молча, Алка спросила:

– А ты ему звонила?

– Кому?

– Андрею, когда он пропал.

– Зачем? Его телефон у меня. Я у него взяла, чтобы позвонить, потому что на моем деньги кончились. Потом я по привычке сунула телефон Андрея в свою сумочку и забыла о нем.

– А Андрей что, вот так просто оставил тебе свой телефон? А если что по работе?

– Он взял пару дней отпуска. И к тому же для работы у него другой телефон. Этот для личной жизни.

– Плохая, видать, у него личная жизнь, если он забыл у тебя телефон забрать. Ты звонила ему на рабочий?

– Не отвечает.

Алка зевнула.

– Понятно. Ладно, давай спать. Завтра что-нибудь придумаем.

50

15 сентября 1870 г. Париж.

Бланка ждала. Еще в четверг на прошлой неделе она отправила письмо де Монбару и теперь мучилась от ожидания и от возможных последствий, к которым мог привести ее рискованный шаг. Де Монбар не из тех, кто будет церемониться с дамой, а тем более с ней. Наконец в среду приехал гонец с ответом: «Вы можете присоединиться ко мне завтра утром на прогулке. Я буду в парке с 10.00 до 11.30. Мою лошадь по прежнему зовут Прелат, и я предпочитаю синий цвет». Со стороны высокородного графа это было большим искусством, назначить встречу в публичном месте, но так, чтобы вокруг никого не было. Бланка была не слишком хорошая наездница и предпочитала кареты. Как-то на охоте она неудачно упала с лошади и за те несколько месяцев, которые ей пришлось провести в постели, решила, что больше не любит светские развлечения в охотничий сезон. Де Монбар же, напротив, был врожденным кентавром. Он составлял с конем единое целое, и выбить его из седла ни одному турку не удавалось. Своих лучших лошадей, а на памяти Бланки их было более двухсот, он называл Прелат. Равви рассказывал, что свою торговую компанию де Монбар назвал в честь лошади, и она постепенно набирала вес, становясь все более интересным конкурентом для корпорации Монсеньора.

Утром в назначенное время она подъехала к центральным воротам парка на рыжей кобылке, которую совсем недавно поставили под седло. Других вариантов у нее не было, старая послушная кляча недавно издохла, и пришлось срочно подбирать какое-нибудь не слишком резвое и в меру покладистое животное.

Де Монбар был на достаточном расстоянии, и Бланка могла немного перевести дух, чтобы унять волнение от предстоящей встречи.

С графом нужно быть в полной боевой готовности, никогда не знаешь, куда может завести этот приватный разговор. Он медленно приближался к ней на своем черном жеребце, и кобылка Бланки занервничала. Натянув поводья, Бланка слегка осадила лошадь и потихоньку тронулась навстречу графу. Когда их лошади поравнялись, де Монбар приподнял свою шляпу и галантно спросил:

– Какой важности должно быть дело, чтобы вы решились встретиться со мной, красавица! Что нового во вражеском стане?

– Во вражеском стане могут произойти перемены. И вы мне в этом поможете.

Граф заинтересованно посмотрел на нее, чуть придержал своего коня и поехал медленнее. Бланка поняла, что он делает ей честь, коротко натянув поводья породистого скакуна. Вот и славно. Значит, он все еще интересуется Монсеньором.

– О каких переменах мы ведем речь?

– Я хотела поговорить с вами про Антуана. Как доверенное лицо Монсеньора…

Граф перебил ее:

– Про Антуана? Вы хотите мне что-нибудь рассказать?

– Я хочу отстранить его от дел.

Граф довольно улыбнулся.

– Сначала я был недоволен, когда нашел вас во вражеском лагере. Но теперь я вижу, что мне повезло больше, чем им. Иметь вас другом гораздо опаснее. Чем же вам помешал господин Антуан?

Пока Бланка думала, как ей лучше подойти к деликатной теме, де Монбар помог ей:

– Можете не мучиться, моя дорогая. Я слишком хорошо вас знаю. Господин Антуан ограничил ваши интересы, и вы решили, что будет лучше, если убрать его прочь с дороги?

– Слишком много власти в руках одного человека может плохо отразиться на делах корпорации.

Монбар усмехнулся.

– Хотите совет? Вас слишком мало!

– Мало?!

– Тех, кто управляет миром. Введите в Совет десяток-другой кардиналов, и тогда общими усилиями вы не примете ни одного верного решения. И Антуан может оставаться.

Бланка отмахнулась от него:

– Мне не нужны советы, мне нужна помощь.

Де Монбар остановил коня.

– Какой мне прок помогать вам?

– Мой дорогой граф, вам это так же нужно, как и мне.

Граф покачала головой:

– Старые обиды улеглись. Теперь у меня совсем другие планы.

Бланка махнула рукой, туго стянутой дамской перчаткой:

– Знаю я ваши планы! Вы ногти себе грызете от нетерпения, ждете, что ваши фабрики дадут наконец прибыль!

– Я не жду, моя дорогая, я действую…

Бланка не дала ему закончить:

– Вы отжимаете последние соки своих рабочих, но вы не там ищете. Сила человека ограничена, и только сила Природы бесконечна.

К тому же люди подвержены влиянию и плохо управляемы. Антуану почти ничего не стоило организовать вам Парижскую коммуну, и все ваши фабрики встали. И вы мне говорите, что у вас другие планы?!

Де Монбар поднял глаза к небу.

– Я так и думал, что это рука Антуана. Говорят, он теперь управляет банками Монсеньора. Имеет влияние во всех странах, которые хоть что-то значат в этом мире.

Бланка погладила гриву своей лошади и отпустила поводья.

– Да. Но он допустил ошибку.

Де Монбар искренне удивился:

– Ошибку? Антуан?

Бланка поджала губы, в ее глазах мелькнула искра ненависти:

– Он слишком сильно взялся за августинцев.

– Вы же не состоите в нищенствующем ордене Августинцев, я надеюсь. Такой роскошной даме это не к лицу!

Бланка оставалась серьезной.

– Если Антуан не умерит свой пыл, лет через сто мы все будем в нищенствующем ордене!

Де Монбар начал понимать, в чем дело:

– Вы хотите убрать Антуана и направить финансирование на свои нужды?

– Хотя бы временно.

– Моя дорогая, вы сказали «временно»?

– Я же не полная дурочка и понимаю, что Антуан сильная фигура. Монсеньор не захочет оставаться без него надолго.

Де Монбар усмехнулся:

– Для этого потребуется пара мировых войн! Но согласитесь, моя дорогая, что играть в войну опасно.

Бланка резко осадила лошадь:

– Не соглашусь! На войне у меня полная свобода действий, горы трупов и никаких ограничений – врачи нужны в любом лагере.

Де Монбар внутренне содрогнулся. Женщина видит только то, что не скрыто. Однако если его поддерживает хоть кто-то из лагеря Монсеньора, то даже временное отстранение Антуана даст ему шанс поправить свои дела. Война – хорошая возможность для его гигантских заводов.

– Думаю, что смогу быть вам полезен. Но что я получу взамен того, что придержу вашего Антуана лет на пятьдесят?

– Получите формулу механики. У вас ведь механистический взгляд на мир?

Глаза де Монбара сверкнули.

– Мне что-то не верится, что у вас получится изъять документы у Равви. По крайней мере, мне это не удалось.

Бланка вскинула голову:

– Это не ваша забота!

Она еще какое-то время ехала молча, размышляя над обязательствами, которые принимала на себя. На прощанье она сказала:

– Будьте осторожны.

– Я всегда осторожен. Но если вы что-то знаете…

Бланка прервала его:

– Монсеньор не раз держал в руках этот свиток, но не стал использовать формулы. В них ключ развития, но и ключ смерти. Пока цивилизация в зародыше, она растет медленно. Но стоит перейти черту, и она сгорит так быстро, что вы не успеете воспользоваться достигнутым…

51

18 октября 2008 г. Кутна Гора.

Алка проснулась первой. Звук воды в душевой разбудил меня, и я с трудом открыла глаза. Из ванной вырвалось облако пара, а вместе с ним Алка в белом отельном халате и в чалме из полотенца. Она являла собой что-то среднее между медсестрой и восточной танцовщицей. Увидев, что я не сплю, она обрадовалась:

– Ты чего поднялась?

– А ты?

– Мой организм отказывается дольше спать. Пора его кормить.

– А меня заодно покормишь?

– Придется. Хотя это твой шанс похудеть.

Я быстро поднялась с постели.

– Дайте мне другой шанс.

Через полчаса мы уже сидели в кафе на первом этаже.

Несколько маленьких столиков, зеленые занавески, барная стойка и пара официанток составляли утреннее убранство обеденного зала. Алка быстро освоила меню и заказала драники, салат и кофе с чизкейком. Все это портит фигуру, но поднимает настроение. Когда наше настроение приподнялось, я поинтересовалась.

– Как тебе удалось так быстро прилететь?

– Я летела из Германии.

– И что?

– У меня шенгенка на полгода с неограниченным въездом.

– Зачем?

– Профессия позволяет. Издательство запустило проект по исследованию зарубежных инвестиций. Читателям нужны красивые истории финансовых разоблачений.

– И кого же вы разоблачаете?

– Фонды.

– Почему фонды?

– Откуда я знаю? Мне дали задание – я пишу.

– Успешно?

– Пока не знаю. Но, кажется, я кое-что нащупала.

– Расскажешь?

– Тебе что, своих проблем мало?

– Нет. Просто хуже мне уже не будет.

– Да ты оптимистка!

Алка повернулась к барной стойке и позвала девушку в белой кофточке.

– Добавьте даме что-нибудь согревающее в кофе.

Я удивилась.

– Зачем?

– Сейчас поймешь.

Девушка принесла в мензурке что-то темное и вылила в мой кофе. Обычно я не люблю никаких добавок, кроме молока, но что-то в голосе Алки заставило меня уступить. Она проследила, чтобы я выпила всю чашку, и профессиональным голосом, как будто читала текст в прямом эфире, сказала:

– Вчера, когда я была уже на вокзале, мне позвонил один знакомый немец и посоветовал заглянуть на интернет-страничку для служебного пользования.

Сердце мое сжалось. Я вспомнила о своих фотографиях в галерее. Алка продолжала:

– Так вот. Там был срочный запрос о перевозе тела из Чехии во Францию, согласно медицинской страховке, самолетом чешских авиалиний. Я сейчас занимаюсь тем самым фондом, в котором работал молодой человек.

– Которого будут транспортировать?

– На которого запросили разрешение.

Я слушала затаив дыхание.

– Описание тела молодого человека, работавшего здесь, в Чехии, я распечатала перед самым вылетом из Мюнхена.

Алка протянула мне сложенную вчетверо бумажку. Я медленно развернула белый листок и положила перед собой на стол. После первых же строк буквы поплыли у меня перед глазами.

«Имя: Волжский Андрей Геннадьевич.

Дата и время смерти: 17 октября 2008 года, 11.00.

Гражданство: РФ.

Страна и место работы: Чехия, Фонд социальных инвестиций.

Место жительства: Франция, Труа.

Транспортируется по маршруту: Прага – Париж – Труа».

Я подняла глаза на Алку. Она деловито протянула мне салфетку, чтобы я вытерла выступившие слезы.

– Еще кофе хочешь?

– Нет. Лучше того… В мензурке.

Алка сделала девушке знак повторить и удвоить дозу. Я выпила. Мысли стали в одну линию, но все еще уплывали так быстро, что я не успевала их фиксировать.

Способность рассуждать вернулась не сразу. Пришлось выкурить по паре сигарет на двоих.

– 17 октября в 11 утра он был еще жив.

– Ты уверена?

– Мы ехали в это время на поезде. Подъезжали к Кутной Горе.

Алка задумалась.

– Значит, кто-то заранее подсуетился и забронировал транспортировку, потому что точно знал, когда она им понадобится. В котором часу пропал Андрей?

– Около пяти. Слушай, а почему ты требовала, чтобы он взял трубку, когда звонила, если знала, что его уже нет?

– Надеялась, что это ошибка. К тому же место жительства явно не его.

– Да. Странно. Зачем его везти в Труа?

Алка пыхнула сигаретой.

– Не знаю. Может, завтра что-нибудь прояснится.

– Почему завтра?

– У меня встреча, ради которой я переспала с тремя мужчинами и одной женщиной.

– Это ты меня посчитала? Я ничего не помню и при случае от всего откажусь.

– Я пошутила. Странно как все переплетается. Я собиралась в Прагу ради этой встречи, а тут твой сумасшедший звонок.

– А я удивляюсь, почему ты так быстро появилась… Значит, не подругу выручаешь, а с мужчиной встречаешься. Сколько ему лет?

– Ну, если верить моим подсчетам – лет триста.

– Так ты на кладбище едешь?

– Нет, за город. Отсюда далековато, придется брать машину.

– А меня возьмешь?

– Можно. Но только до ближайшего бара. На встречу, извини, пойду одна.

– Ладно, я и в баре могу подождать.

– Договорились. Значит, у нас сегодня есть время, чтобы посетить прокат машин, купить мне туфли без каблуков, а тебе сменить брюки с белых на серые.

– Тогда со стразами.

– Чтобы от фонарей отсвечивать? Ладно, куплю тебе со стразами.

Мы допили все, что оставалось, и направились в город.

52

1 ноября 1882 г. Прага. Еврейский квартал.

В маленьком домике на окраине еврейского квартала Праги было тихо и сумрачно. Узкая лестница, ведущая на второй этаж, чуть поскрипывала под ногами. Бланка со своим спутником осторожно поднималась по шаткой лестнице вслед за служанкой, несущей старую прокопченную лампу, наверх, в комнату господина. Посреди лестницы Бланка остановилась и тихо спросила служанку:

– Вы давали вашему господину те капли, что я вам прислала?

– Да, госпожа. Все, как вы сказали.

– И что, ему все так же плохо?

– Да, госпожа.

– Вы не рассказывали ему про лекарство?

– Нет, госпожа. Я ведь знаю, как он не любит лечиться!

Бланка удовлетворенно кивнула.

Вот уже второй день Равви не мог встать с постели – его мучили неведомые ему ранее боли. Из-за своего недуга он был одет в теплый стеганый халат, а на ногах у него были домашние туфли на меху. При виде Бланки он поднялся и сел в кровати.

– Здравствуй, Бланка. Тебя Монсеньор прислал?

– Не присылал. Просто он не возражал, чтобы я тебя осмотрела. Ты не хочешь показываться врачам?

Равви покачал головой:

– Не хочу. Трав или настоек я и сам могу выпить, а кровь пускать не дам.

Бланка присела на стул возле его кровати и достала ящичек с инструментами. Равви напрягся.

– Ты что там принесла?

– Не бойся, больно не будет.

Равви поднял голову и увидел, что в дверях стоит какой-то человек в монашеской одежде.

– Кто это? Почему ты не одна?

– Одной нынче по улицам ходить опасно, сам знаешь. А это мой помощник – он боль снимает наложением рук. Хороший врач.

Старый еврей постарался успокоиться, но эти двое в его маленькой комнатке с темными решетками на окнах, казалось, заполнили собой все пространство, и он стал задыхаться. Медленно опускаясь на подушки, он был словно в полудреме. Монах выступил из темноты и глухим хрипловатым голосом сказал:

– Расстегните ему рубашку…

Потом откинул свой капюшон и сел возле постели Равви. Его лица еврей не запомнил, как и того, что он вообще здесь был. Монах достал из рукава своей рясы небольшой стеклянный флакончик и капнул пару тягучих смоляных капель на грудь Равви. Потом стал медленно втирать темную жидкость в область сердца.

– Что вы хотите, чтобы он рассказал вам, госпожа?

– Мне нужно узнать, где он прячет документы из Клервосского аббатства.

Руки монаха на какой-то момент замерли, но потом равномерность его движений возобновилась, и монах стал тихо разговаривать с Равви, который был уже без сознания.

Некоторое время спустя монах с ящиком инструментов спустился в гостиную, где его ждала служанка. Девушка сидела у двери в кухню, на простом деревянном табурете и вязала. Монах подошел к ней сзади и положил свою руку ей на лоб. Она постаралась было освободиться от горячей тяжелой руки, но силы быстро оставили ее, и она стала медленно сползать вниз. Чтобы избежать лишнего шума, монах подхватил девушку и перенес на скамью возле двери.

Через пару минут Бланка спустилась в гостиную.

– Ну что?

– Служанка проспит часа три. Исаак вернется к ночи, не раньше.

– Значит, два часа у нас есть. Нужно открыть погреб.

Монах открыл свой ящик и достал небольшой ломик. Быстро простучав пол, он нащупал полость, куда вставил остро заточенный инструмент. Чуть надавив на половицу, он вынул ее, а вслед за ней еще пару. Теперь отверстие было достаточным для того, чтобы проникнуть внутрь. Монах взял лампу, которую служанка оставила на столике в гостиной, и спустился в погреб. Осмотревшись, он крикнул Бланке, чтобы та шла за ним. Бланка быстро отстегнула свои пышные юбки и бросила их на кресло. Оставшись в сапогах и в мужском трико, она осторожно спустилась вслед за монахом.

В погребе было просторно и сухо. Наверняка Равви тщательно следил, чтобы помещение подходило для хранения древних свитков. На полках стояли небольшие сундучки и шкатулки. Отсчитав пять шкатулок справа от несущей балки, монах осторожно просунул руку между ними и вытащил небольшой деревянный сундучок. Поковыряв замок, Бланка с интересом осмотрела его:

– Мы не сможем открыть, не повредив замок.

Монах пожал плечами.

– А нам и не надо его открывать.

– Как же мы достанем бумагу?

– Бумагу нам достанет сам Равви. Мы просто поднимемся наверх и дадим ему этот сундук.

Равви лежал на подушках, глаза его были полуоткрыты. Монах бесшумно подошел к нему и несколько раз медленно провел рукой перед глазами. Равви медленно открыл глаза и поднялся с кровати. Потом взял лежащий рядом сундук и осторожно перенес к письменному столу, где в маленьком ящичке хранились ключи. Чуть щелкнув, замок открылся, и Равви достал из него тонкий длинный пенал, в котором лежал старый выцветший пергамент. Оставив документ на столе, Равви вернулся в кровать и лег. Глаза его были открыты…

Бланка, с опасением глядя на Равви, подошла к столу и взяла в руки свиток. Формула жизни, замыкаясь в виде знака бесконечности, вся была испещрена сносками и пометками Равви. Это была простая копия. Значит, подлинник у Монсеньора. Так даже лучше. Она велела монаху принести лампу и стала быстро переписывать замысловатые знаки на чистый лист. Дойдя до середины, она остановилась, разжала затекшие с непривычки пальцы, подумала и поставила в формуле на своем экземпляре вместо знака гаммы двойную альфу. Пусть де Монбар помучается. Они не договаривались, что копия будет точной. Быстро дописав остальное, она намеренно упустила кое-что из пометок Равви. У де Монбарахорошие инженеры, пусть считают сами…

Ровно через два часа зазвенел дверной колокольчик, и служанка открыла дверь. Двое, мужчина в монашеской рясе и женщина в сиреневом плаще, вошли в дом, где их уже ждали.

Узкая лестница, ведущая на второй этаж, чуть поскрипывала под ногами. Бланка со своим спутником осторожно поднималась вслед за служанкой, несущей старую прокопченную лампу, наверх, в комнату господина. Посреди лестницы Бланка остановилась и тихо спросила служанку:

– Вы давали вашему господину те капли, что я вам прислала?

– Да, госпожа. Все, как вы сказали.

– И что, ему все так же плохо?

– Да, госпожа.

– Вы не рассказывали ему про лекарство?

– Нет, госпожа. Я ведь знаю, как он не любит лечиться!

Бланка удовлетворенно кивнула.

Через три дня Равви пошел на поправку и стал более благосклонно относиться к визитам Бланки, ставшей его личным доктором и собеседницей за вечерним чаем всякий раз, когда она проездом бывала в Праге, направляясь в Брно.

И так было до 1884 года.

53

18 октября 2008 г. Кутна Гора.

Дикие таксисты в районе гостиницы не водились. Не то чтобы их совсем не было, но надо было их долго высматривать, а потом ловить. Чтобы спуститься вниз с горы и пройтись до центра, нам понадобилось всего минут двадцать, которые Алка, стиснув зубы, отщелкала на своих тонких каблучках. В первом же попавшемся нам обувном магазинчике она устроилась на высоком вертящемся стуле с видом маньяка, который без жертвы отсюда не выйдет. Продавщица, медлительная полная дама, сразу поняла серьезность наших намерений и приготовилась терпеть нас, сколько хватит сил. Тщательно осмотрев все модели двухлетней давности, Алка остановила свой выбор на шлепанцах из потертой кожи с острыми носами и без каблуков. Продавщица просияла:

– Это прекрасные испанские туфли!

Я не удержалась и съязвила:

– Древнеиспанские.

Алка метнула в меня свирепый взгляд, и я сразу согласилась, что туфли вполне миленькие:

– Будешь как Маленький Мук.

Подруга шипела, как раскаленная сковорода, когда на нее плюют:

– Еще что-нибудь скажешь, останешься в своих грязных штанах до приезда Данила.

Мое отличное настроение не испортилось:

– До Рождества?

Мы вышли из магазина с пакетом, в который Алка торжественно сложила свои банкетные туфли, и скорость наших передвижений заметно увеличилась. Три минуты нам понадобилось, чтобы добраться до заведения на площади, и еще минут десять, чтобы выпить кофе. Выйдя из интимного полумрака кофейни на свет божий, мы оказались неподалеку от той самой церкви, где вчера вечером пропал Андрей. Каждый шаг навстречу памятнику давался мне с трудом. Алка быстро сообразила:

– Так это он здесь исчез?

Я разревелась:

– Я ведь ненадолго! Куда он мог за полчаса уйти?

Алка терпеть не могла дамских слез:

– Ну, знаешь, дорогая, вот мы с тобой без каблуков за полчаса можем уйти в другой конец этого городка. А кстати, где вы остановились?

– У Мартины.

Алку совсем не смущало, что она допрашивает меня посреди улицы:

– А кто эта Мартина?

– Я же рассказывала тебе, что рабочие на реставрации посоветовали остановиться у нее. Что все историки и реставраторы снимают у нее квартиру.

– Одну на всех?

– Одну на всех – это вдоль парапета. В Иезуитском общежитии.

– А здесь и такие товарищи есть?

– Откуда я знаю? Общежитие есть, а иезуитов, может, и нет.

– Где живет Мартина? Твои вещи у нее?

– И мои, и Андрея. За вокзалом, откуда ты приехала, на другом конце города, у нового кладбища.

Алка резко повернула и решительно зашагала по направлению к вокзалу:

– Пошли. Заберем вещи, да и с Мартиной заодно поговорим.

Я нехотя согласилась, тем более что моего согласия никто не спрашивал.

54

8 ноября 1901 г. Прага.

Антуан был редким гостем в своем роскошном кабинете иезуитского Клементинума в центре Праги. Но сегодня он был не просто гостем, а гостем в замешательстве. Он еще раз проверил список компаний, подотчетных ему лично, и позвонил секретарской даме, работавшей в смежной комнате.

– Барбара, принесите мне список наших банков в Америке. Самых крупных.

Спустя некоторое время в его кабинете появилась секретарь в ослепительно белой блузке:

– Вы просмотрите их лично, или нужны мои комментарии?

Антуан показал женщине на стул и со вздохом сказал:

– Без ваших комментариев мне не обойтись. Откуда взялась эта папка?

Ему пришлось почти лечь на стол, чтобы дотянуться до черной папки, перевязанной золотой лентой с гербом де Монбара.

– Это принесли с вечерней почтой.

– Вы записали обратный адрес, когда распаковали коробку?

– Конечно. Я могу найти, если вам угодно.

– Обязательно, но позже.

Антуан развязал ленту, стягивающую увесистую документацию. Внутри оказался бухгалтерский отчет, каких ему приносят десятки. Но было что-то необычное в этих бумагах. Он пробежал глазами несколько строк, и его лоб покрылся холодной испариной.

– Барбара, проверьте, пожалуйста, названия компаний и имена, которые здесь указаны. Нужно сверить их со списком наших крупнейших заемщиков.

Антуан задумался на какое-то время, и Барбаре пришлось потревожить его:

– Мне сделать это здесь, в вашем кабинете, или я могу пойти к себе?

– Здесь, пожалуйста. Вы мне не помешаете.

Спустя час Барбара вернула ему список с пометками. Пробежавшись по нему вскользь, Антуан понял, что кто-то затеял против него рискованную, но сильную игру. Единственным достойным себя соперником, если не принимать в расчет Равви, он считал де Монбара. И теперь ему даже захотелось, чтобы это был он. Потому что если это сделано по распоряжению Монсеньора, значит, Антуан допустил серьезную ошибку. В списке, подготовленном Барбарой, значились почти все стратегические семьи, которые он вводил в бизнес и контролировал на протяжении трех сотен лет.

Поразмыслив, он все же отбросил Монсеньора. Значит, копает кто-то посторонний. Или это дело рук Бланки, и она опять связалась с де Монбаром? Сам граф бы не решился, да и не смог залезть в архив Корпорации. Не стал бы он столь безрассудно действовать против огромных сил и влиятельных связей Монсеньора, который прощал до сих пор неразумные действия своего родственника только из вежливости. Антуан вспомнил, как Бернар сказал на одном из собраний:

– Оставьте де Монбара. Он ни разу не перешел нам дорогу. Этот человек скорее полезен для нас, он умный соперник и заставляет нас двигаться быстрее.

Барбара терпеливо ждала, наблюдая за своим хозяином. Потом спохватилась и сказала:

– Вам принесли конверт сегодня утром, но просили не распечатывать. Посыльный настаивал, чтобы вы лично вскрыли его.

Антуан заинтересованно спросил:

– От Монсеньора?

– Нет, письма аббата де Клерво я доставляю вам сразу же. Этот отправитель мне не известен.

– Давайте.

Барбара принесла конверт, но не решалась сразу отдать его в руки Антуана. Он удивленно посмотрел на нее:

– Чего же вы ждете? Давайте конверт!

Она медлила:

– Этот посыльный был странный какой-то.

– Вам нечего опасаться. На этот адрес часто приходят странные письма.

Барбара протянула конверт. Антуан взял его и понял, что вызвало недоумение и страх секретарской дамы. На конверте была печать де Монбара. Он отослал Барбару и вскрыл письмо: «Я предпочел бы встретиться с вами сегодня вечером, около восьми на Староместской площади». И маленькая приписка, которая отбросила все сомнения Антуана, идти ли ему на встречу: «Правь, Британия!».

Было около четырех часов дня, и еще оставалось время заняться делами, но мысли его были целиком поглощены предстоящей встречей. Антуан решил позволить себе немного отдохнуть.

– Барбара, принесите мне кофе и свежие газеты.

Через пару минут секретарь входила в дверь его кабинета с большим серебряным подносом в руках. Хорошо, что мода за эти годы сильно изменилась и теперь женщина могла свободно проходить в дверь, не путаясь в кринолинах.

И не было необходимости открывать обе створки высоких резных дверей.

Антуан улыбнулся.

– Я и не знал, что для приготовления кофе понадобится пара минут.

Барбара довольно расплылась от похвалы.

– Я работаю у вас не один год, господин Антуан, и знаю, что если вы начали рассматривать портрет на стене, то обязательно потребуете кофе. Так обычно бывает.

Антуан рассмеялся.

– Неужели? Я за собой этого не замечал. Что нового в газетах?

Барбара улыбнулась. Она знала, как Антуан ненавидел газеты. Ему ужасно не нравилось перелистывать их огромные страницы, которые закрывали почти весь стол, падали и сминались в самых неподходящих местах. Он предпочитал, чтобы Барбара сама их просматривала и докладывала ему лишь о самых интересных статьях, касающихся политики, финансов, церкви и криминала. Церковь сильно сдала свои позиции, занявшись бизнесом. Пока ее интересовали политика, табак и оружие, прихожан становилось все меньше. Нужны новые инструменты привлечения широких масс. Антуану вспомнились крестовые походы. Да, этот мегапроект никогда не исчезнет из его памяти, как великое перемещение людей и состояний в пользу церкви!

Аккуратно поставив перед хозяином приборы, Барбара начала рассказывать. Антуан слушал ее рассеянно. Да, мир стал меняться слишком быстро…

55

1901 г. Прага.

В назначенное время Антуан осторожно спустился вниз по узким ступеням, ведущим в полуподвал. В маленьком ресторанчике, отделанном дорогими дубовыми панелями и уставленном старинной мебелью красного дерева, почти никого не было. Пара немцев, по всей видимости, купцов, и молодой француз в одежде студента были единственными посетителями заведения. В свете масляных ламп Антуан с трудом разглядел де Монбара, который сидел в дальнем левом углу за небольшим столиком. Он приветственно поднял руку, приглашая Антуана присоединиться.

– Рад, что вы проявили благоразумие и пришли. Присаживайтесь. К моему удивлению, здесь весьма неплохое вино.

Антуан от вина отказался. Он пришел на встречу в одежде священника, и графу пришлось пить в одиночестве. Антуан заказал для себя лишь сыр со свежеиспеченным хлебом и крепкий травяной взвар. В ожидании неторопливого официанта он прислушался. Немецкая речь и французский акцент исключали использование обоих языков. Граф понимающе кивнул и сказал по-чешски:

– Вы отстаете от жизни, мой дорогой.

Антуан поправил воротничок, от которого он уже поотвык за последнее время. Это не укрылось от наблюдательного графа:

– Зачем вам одежды священника? Вам к лицу светское платье.

Антуан не торопился с ответом, наблюдая, как ставят перед ним большую белую тарелку с подогретым сыром, приправленным травами, и корзинку с хлебом, над которым еще витал ароматный дымок. Он отломил хлеб и подцепил им кусочек сыра. Отправив все это в рот, Антуан медленно и с наслаждением пережевывал. Потом ответил:

– Я всегда так жил. Зачем менять привычки?

– Привычки менять придется. Ближайшие пятьдесят лет перевернут мир. Вы видели, на чем я сюда приехал? Мой экипаж работает на особом топливе. Его не нужно кормить дважды в день, заботиться, чтобы он не простыл или переутомился.

– Вы увлеклись авто?

– Я начал строить машины. У меня большой опыт по части фабрик.

Левая бровь Антуана приподнялась:

– Денег хватит?

Де Монбар откинулся на спинку стула и в упор посмотрел на Антуана.

– Ваши семьи располагают весьма солидными капиталами. Этих средств более чем достаточно. К тому же у вас лично слишком много денег. И святой Бернар о них ничего не знает.

– Почему вы решили, что я отдам вам деньги?

– Я не настолько безрассуден, чтобы предполагать подобное. Я беру их на время, под хорошие проценты.

Антуан начал понимать, в чем дело.

– И как вы думаете получить мое согласие?

Губы графа тронула едва заметная усмешка.

– Я не предполагаю, мой дорогой. Я уверен в вашей поддержке.

– Уверены?

Де Монбар придвинулся поближе к собеседнику и с видом заговорщика произнес:

– Я знаю вас как человека, готового оказать неожиданную и щедрую поддержку делу, которое со временем принесет хорошие дивиденды. Как это было с Англией. Этой отсталой овечьей страной, которая бы таковой и осталась, если бы не деньги цистерцианцев, вернее, ордена Тамплиеров, которые вам доверили спрятать.

Антуан перестал интересоваться едой. Слишком уверенно держится де Монбар, значит, у него в руках есть козыри. Пусть небольшие, но они могут повлиять на ход игры. Граф заметил его тревогу и продолжил:

– Вы сделали то, что не успел сделать я.

– И что же я сделал?

– Вы отрезали могущественному аббату де Клерво доступ к его собственным сокровищам…

Антуан похолодел. Недаром граф был родственником святого Бернара. Оба они быстро находили связь событий там, где простой человек не видел ничего. Пока Монсеньор был занят серебряной лихорадкой, де Монбар получал информацию и сопоставлял факты. И все же надо обладать сверхчутьем, чтобы догадаться про секретные аферы Антуана.

Антуан хорошо помнил те страшные времена, когда костры святой инквизиции были обычным делом. На этих кострах вместе с простыми горожанами умирали те, кому были доверены тайны и ключи от хранилищ. Тогда в спешке из Франции вывозились богатства ордена.

И временным хранилищем была выбрана Шотландия, обедневшая горная страна, вечно воюющая с Англией за корону и пастбища. Бернар был уверен, что нищий король Шотландии будет рад за несколько золотых в год сохранить имущество цистерцианского ордена и не задавать лишних вопросов. Только три человека знали, куда были спрятаны огромные кованные сундуки. И если бы Бланка не начала наступление на Антуана, он, пожалуй, не решился бы на предательство. Его план был гениален своей простотой. Он отдал золото в руки английского короля, тайно переправив его из Шотландии.

Словно прочитав его мысли, де Монбар кивнул:

– Вы знали пароли, и у вас были ключи. С английской короной вы договорились легко. От них потребовалось лишь разругаться с Ватиканом и выйти из сферы влияния католической церкви.

Антуан сделал слабую попытку спасти положение:

– Всем известно, что английский Генрих поссорился с папой из-за того, что тот отказал ему в разводе. Король хотел жениться на женщине, которую любил.

Де Монбар рассмеялся:

– Помилуйте, мой дорогой! Сколько было жен у Генриха? Достаточно, чтобы привести в бешенство Ватикан. А его отношение к своим женам всем хорошо известно. Надеюсь, вы помните знаменитую фразу короля, когда во время родов встал вопрос о выборе, кому жить – матери или еще не родившемуся ребенку.

Антуан вздохнул. Генрих всегда был несдержан на язык. Его случайно вырвавшаяся фраза облетела все монаршие дома Европы: «Спасайте ребенка! Женщин я найду сколько угодно!»

Де Монбар продолжал свой натиск:

– Протестантские утопии немцев пришлись тогда для вас как нельзя вовремя. Новая церковь с новыми идеями и золотом цистерцианцев быстро распространила свое влияние и заняла неплохие позиции. Протестанты поднялись на золоте католиков! И слабые попытки Святого престола вернуть все на свои места ни к чему не привели. Бернар искал корни протестантства во Франции. Ему донесли, что руководил всем человек из Парижа. Но даже Варфоломеевская ночь ему не помогла.

Антуан усмехнулся:

– Доносы поступали, как я полагаю, с вашей подачи? Но, почему же вы прямо не рассказали Монсеньору обо всем?

– И что бы я с этого имел? А сейчас вы откроете для меня неиссякаемый источник цистерцианских денег!

Антуан нахмурился.

– На какой срок вы хотите привлечь мои деньги?

Граф самодовольно улыбнулся:

– Я знал, что мы договоримся. Пятьдесят лет – срок небольшой. Ваши семьи это переживут. Но мне было бы легче действовать от вашего имени.

– А с какой стати я буду облегчать вам жизнь?

Де Монбар сделал серьезное лицо и сказал:

– Чтобы не расстроить Монсеньора. Если он узнает, что счета в ваших банках и вложения в сомнительные предприятия открыты для скандалов, он наверняка на какое-то время сам отстранит вас от дел.

– А почему вас это заботит?

– Вы натура деятельная. И постригать траву на газоне не станете. Я предлагаю вам временный союз. На пятьдесят лет.

Де Монбар ушел, а Антуан еще долго сидел в раздумьях. Из присланных ему графом отчетов, а также из того, что говорил де Монбар, он уловил, что не все так плохо. Граф не понял структуру денежных связей семей Антуана. Они все были со «встроенным капиталом». Так, одна семья владела не меньше чем двадцатью, а иногда и тридцатью процентами акций предприятий второй семьи, вторая – третьей и т. д. Это давало им контроль друг над другом и некую устойчивость. Семьи эти проживали по всему миру, от Чехии до Америки, и более того, они начали свою экспансию в Азию, с ее перенаселением и чудовищной бедностью, которая давала сверхприбыли. Де Монбар не указал в своем письме несколько фамилий, через которые Антуан перемотает в обратном порядке всю цепочку и выведет из-под контроля графа все деньги. Даже потеряв процентов сорок, скупая акции и переформируя пакеты, он все равно вернет суммы, способные оказывать существенное влияние на мировую экономику. Он не простит Бланке предательства, а с де Монбаром сведет счеты гораздо проще и быстрее, чем граф мог бы предположить. С монашеской одеждой и впрямь пора расставаться. Скоро ему придется много ездить, и его одежда не должна привлекать внимания.

56

18 октября 2008 г. Кутна Гора.

У дома Мартины стоял большой белый Maserati. Автомобиль явно не соответствовал месту, поэтому вокруг него сразу же образовалась пестрая толпа детворы. Мы обогнули белого монстра и постучали в дверь. Хозяйка была дома и открыла нам почти сразу. Увидев меня, она затараторила:

– Добрый день, а мы уже вас потеряли. Вы же за месяц заплатили, а вчера ночевать не пришли. Я думала, что случилось!

Вперед выступила Алка:

– А что, часто у вас что-нибудь случается?

– Нет! Что вы! Поэтому мы и переполошились! Выпьете со мной чаю?

Я не ожидала такой разговорчивости от Мартины, которая встретила нас позавчера совсем холодно, по-деловому. Оставив с ней Алку пить чай в столовой, я поднялась на второй этаж. В комнате, где еще вчера мы с Андреем обосновались, было настежь открыто окно. Наверное, хозяйка проветривала. Рюкзак брата стоял на кресле возле стола, а не возле кровати, где он его оставил. Сначала я было подумала, что Мартина любит порядок, но нотки подозрительности, которая в последнее время подавляла все остальные инстинкты, шептали мне: «А может, в нем что-то искали и в спешке поставили, не подумав вернуть на место?» Я открыла молнию и вытряхнула все, что в нем было, прямо на кровать. Пара маек, мои серые джинсы со стразами и запас нижнего белья. Наконец-то чистая одежда. Хотя, если честно, сейчас мне было наплевать, как я выгляжу.

В дверь постучали. Не успела я ответить, как в комнате появилась Алка, и вид у нее был весьма загадочный:

– Слушай, я таких раритетов раньше не встречала!

– Ты о чем?

Алка бросилась к окну и утянула меня за собой:

– Смотри!

Из открытого окна была хорошо видна улица. Высунувшись, насколько это возможно, мы увидели, как из дома вышли две женщины и мужчина – невысокий, в строгом костюме. Одна из женщин, что пониже ростом, открыла заднюю дверцу машины и помогла своему спутнику устроиться. В левой руке у нее была компьютерная сумка, которую она поставила на сиденье рядом с мужчиной, прежде чем закрыть сияющую белым лаком дверцу. Потом та, что повыше, с уложенными в пучок волосами, садясь за руль, помахала Мартине, и я постаралась покрепче вцепиться в подоконник, чтобы не выпасть из окна. Мне стало нехорошо. Я узнала эту женщину. Алка, почуяв неладное, как-то странно посмотрела на меня и достала сигарету:

– Ты что, привидений боишься?

Я добрела до кресла и забралась в него вместе с ногами. Меня знобило:

– От них могильным холодом веет. Я их знаю, по крайней мере, женщин. Та, что села за руль, – Бланка, а другая – Беата.

– И что? Мне они показались добрыми прихожанками.

– Не походят они на добрых.

Алка устроилась на кровати, вытряхнула содержимое моей косметички и деловито рассматривала новую тушь. Это не мешало ей воспринимать информацию:

– Рассказывай.

– Я уже встречалась с ними на кладбище в Вышеграде.

– Прекрасное место для встреч! С вдовцами знакомишься?

– Если помолчишь, расскажу.

История о конвертах озадачила ее, но не испугала. Осмотрев все вещи самым тщательным образом, мы не нашли ничего, что помогло бы нам в поисках Андрея. Ни записных книжек, ни просто записок – ничего. Но все-таки что-то не давало мне покоя. Что-то было еще, чего я не могла вспомнить. Точно! У него был компьютер! Мы оставили его в комнате, когда пошли в город. И теперь его нет! А эта троица выходила отсюда с компьютером. Это их компьютер или наш?!

Я подскочила на месте.

– Мартина! Она-то наверняка знает!

Алка сидела не шелохнувшись и слушала, как я высказываюсь вслух. После моих умозаключений она решительно поднялась с кровати, сунула ноги в туфли и спустилась вниз в столовую. Через какое-то время она поднялась обратно, и в руках у нее был компьютер Андрея.

Я не очень-то понимала ситуацию:

– Зачем Мартина его брала?

– Говорит, что, когда вы пропали, хотела связаться с вами, вот и решила, что информация о владельце в компьютере.

– Свист.

– Конечно, но выяснять истину мы не будем. Отдали, и хорошо.

– У Андрея все машины под паролем. Мы его сможем разве что включить. Но к информации доступа нет.

– Для профессионалов это не вопрос.

– А для нас? Ты умеешь ломать пароли?

– Да тебе в интернет-клубе любой тинейджер взломает его на спор за десять евро.

– Тогда пошли искать чешских подростков.

Я переодела джинсы и намеренно оставила часть одежды в комнате, чтобы она имела хоть какой-то намек на постояльцев.

Алка не пошутила, когда рассказывала про умных подростков в клубах. Компьютер нам быстро привели в чувство, и теперь мы могли открывать и смотреть все, что нам захочется. Вот только смотреть там было не на что. Он был девственно чист. Ни документов, ни фотографий, ни контактов. Ничего…

57

17 октября 2008 г. Франция, Труа.

Старый еврей еще был полон сил, но красноватые прожилки у глаз и пульсирование вен у висков говорили о его почтенном возрасте. Все, кто знал Равви, и не подозревали, что проклят он своим тысячелетним возрастом и знает в этой жизни такое, чего нельзя знать никому. Всего лет семьдесят назад ему перестала сниться смерть семьи. А до этого он каждую ночь снова и снова хоронил своих внуков, рядом с которыми жил сначала в Клерво, а потом в Кутной Горе, где и довелось ему пережить страшную чуму, когда хоронили целыми деревнями. Монсеньор сказал тогда, что им нечего бояться. Тем, которые носят в себе проклятие свитка, добытого под сводами храма царя Соломона. Не зря Моисей, которого почитают все евреи, разбил свои скрижали, не дал их народу. Нагие истины не для простых смертных, жгущих костры во славу Золотого Тельца.

Их век определен в сто двадцать лет, а век хранителей древних знаний – девятьсот девяносто девять лет, из которых осталось ему всего сорок восемь. Страхование жизни стало его навязчивой идеей, и Монсеньор отдал ему в управление группу компаний «Сонгрэ», в которую входили несколько международных банков, страховых и медицинских фондов.

Благодаря усилиям Равви бизнес приобрел широкий размах, поглощая все новые и новые многообещающие компании, страхуя и принимая на реализацию здоровые органы людей из малообеспеченных стран. Транспортировка таких органов и их продажа клиникам была отлажена и стоила немалых вложений и только пятьдесят лет назад начала приносить прибыль. Теперь выдающиеся деятели и видные бизнесмены могли не беспокоиться, что у них откажет сердце или почки. Кровь всех групп и все жизненно важные препараты имелись в хранилищах Равви. Живые носители хранили свои органы для нуждающихся, которые растратили здоровье, занимаясь финансовыми аферами или организовывая политические кризисы. Все застрахованные в компании «Сонгрэ» были абсолютно здоровы и не имели права пренебрегать своим здоровьем, курить или плохо питаться. Им выдавались немалые суммы для поддержания своего жизненного уровня. С одним условием – их органы в случае необходимости становились достоянием компании. Излишне упоминать, что если богатый пациент попадал на стол хирурга, то с его биологическим двойником тотчас происходил несчастный случай и тело потерпевшего хоронили без указанного в страховке органа, на деньги и при участии представителей компании «Сонгрэ».

Сначала Монсеньор сквозь пальцы смотрел на деятельность «Сонгрэ», но в какой-то момент его стала беспокоить излишняя активность, которую развернул Равви. Слишком много слухов стало утекать за стены респектабельного учреждения, и слишком пытливые журналисты стали связывать дела компании напрямую с Единым Европейским Фондом. По поддельным документам и страховкам «Сонгрэ» вывозила тела и живых людей через хорошо организованные каналы, которые не проверяла ни одна служба ни одной европейской страны. Люди Равви умели договариваться и часто для проверки системы транспортировки перегоняли трупы доноров и органы через несколько стран и границ. Только удовлетворившись результатом, их сбрасывали где-нибудь на Балканах.

Служащие с дрожью в коленях всегда входили в эту простую стеклянную дверь, возле которой не было даже секретарши. Лаконичная надпись на двери «Равви Сонгрэ» делала ее частью хозяина, и уже перед самой дверью наемные директора и управляющие компаний представали, как перед самим владельцем этой влиятельной организации.

Сегодня была среда – единственный день, когда служащие имели доступ в комнату за стеклянной дверью. Жесткий график приема управленцев по неотложным вопросам был неотъемлемой частью распорядка жизни Равви. Не более получаса на каждого. Это приучило всех кратко излагать свои мысли и дорожить временем босса. У Равви был принцип: «Если вопрос не решается за полчаса, значит, он не решается вообще». И он не намерен тратить свое время на неразрешимые задачи. Все директора прекрасно знали: два нерешенных вопроса – и им предложат застраховать свою жизнь от несчастного случая, который обязательно произойдет.

В штаб-квартире «Сонгрэ» в Труа прием посетителей еще не начался, когда в черно-сером стеклянном кабинете раздался телефонный звонок. Равви отошел от окна, в котором он наблюдал, как капли дождя стекают тонкими струйками вниз, сливаясь и образуя мощные потоки. «Вот так и деньги», – подумал он.

Он нехотя опустился в мягкое черное кресло, возвышающееся над столом, как обелиск, и взял трубку:

– Слушаю.

Внезапно голос его изменился, и он выпрямился. Нотки бесконечного уважения послышались в его голосе, но в то же время он стал жестким и скрипучим, как будто железом царапали стекло:

– У меня нет таких данных, Монсеньор! И с каких это пор вы стали вмешиваться во внутренние дела моей маленькой компании? Мы уже обсуждали это с вами, и я не хочу, чтобы меня контролировали, как мальчика, у которого еще не обрезано!

Ему что-то сказали, и, по всей видимости, это не обрадовало Равви. Послышались гудки, и почти одновременно с ними зазвенел серебряный колокольчик на столе, оповещая хозяина, что пора начинать прием. Он подержал трубку еще какое-то время в руке, потом в сердцах бросил ее об пол, и переключился на внутреннюю связь:

– Можешь войти, Исаак.

Он всегда начинал прием со своего главного помощника, который был в курсе не только того, что происходило в этом кабинете, но и всего, что касалось «Сонгрэ».

Исаак был мужчиной лет сорока, высоким и моложавым. Его проницательные карие глаза смотрели внутрь человека, и не было возможности укрыться от этого рентгена.

– Доброе утро, Равви. Монсеньор звонил?

Исаак нагнулся и поднял остатки телефонной трубки с пола. Сначала хотел положить ее на стол, но передумал и выбросил в корзину для бумаг. Потом подошел к столу своего хозяина и набрал несколько цифр на аппарате:

– Принесите телефон. В кабинет господина Равви. Да, как обычно.

Равви откинулся в кресле и немного расслабился после пережитого:

– Как тебе удается обо всем знать?

– Я долго живу и давно вас знаю. Поэтому не могу спутать вашу реакцию на Монсеньора ни с чем другим.

Исаак усмехнулся и добавил:

– Это уже второй телефон за неделю. Он стал чаще звонить. Что-то серьезное?

– Пока не знаю. Бернар интересуется одним молодым человеком. У Монсеньора сейчас в гостях его дед.

Исаак думал не больше секунды:

– Тогда вам нужно обратить внимание на доклад о транспортировке груза из Чехии. Человек придет к вам в 12.30.

Равви одобрительно кивнул. Значит, Исаак просматривает все доклады, которые попадают ему в кабинет:

– Хорошо. Теперь о покупке грузовых самолетов…

58

В комнате для совещаний «Сонгрэ» постепенно заполнились все кресла за небольшим широким столом, прилегающим к столу председателя. Его огромное черное кресло пустовало уже минут десять с момента начала совещания. Собравшиеся начинали нервно поглядывать друг на друга, но выяснять, где хозяин, никто не решался. Наконец в комнату вошел помощник Равви, Исаак, службы которого отвечали за системное обеспечение и безопасность передачи данных внутри компании. Члены Совета вздохнули с облегчением: значит, хоть что-то прояснится сегодня. Два дня назад все получили срочную телеграмму из офиса Равви, где было сказано, что необходимо, независимо от срочности текущих дел собраться сегодня в 12.00 в штаб-квартире «Сонгрэ» в Труа. Никаких объяснений им не давали.

Исаак оглядел присутствующих – пустых мест не было, это означало, что все в сборе.

– Добрый день, господа. Извиняемся за задержку. Господин Равви не сможет присутствовать на совещании, ему пришлось срочно вылететь в Прагу. Поэтому я объясню вам, чем вызваны некоторые меры предосторожности, которые необходимо будет предпринять.

Мужчины в темных костюмах, согласно dress-code проведения такого рода совещаний, начали перелистывать лежавшие перед ними на столе толстые папки с кратким обзором мероприятий, в которых им предстояло участвовать. Представители автомобильной и нефтяной промышленности, представители стратегических семей и алмазных концернов, все они участвовали в едином глобальном проекте, организованном тысячелетними связями и деньгами ордена цистерцианцев Бернара де Клерво.

Даже верхушку этого финансового айсберга советники и акционеры корпорации старались не показывать, чтобы не вызывать истерических толкований и беспокойства правительств и государств – держателей акций. Прикармливая государственные аппараты и силовые ведомства, Международный Финансовый Фонд решал стратегические задачи внутрикорпоративного развития, приводившего в свою очередь к развитию стран – участниц проектов Бернара. Шесть веков назад он сам контролировал семьсот монастырей по всей Европе, в которые входили преимущественно знатные и богатые фамилии, обеспечивая приток денег и развитие Ордена. Сейчас внутренними связями Фонда занималась особая служба под руководством Исаака. Не было в мире компаний, способных противостоять присутствию интересов двух десятков людей, собравшихся для переговоров в этой комнате. И нужно было происшествие реальной значимости, чтобы их побеспокоили и собрали всех сразу.

Исаак не стал занимать кресло Равви, это сочли бы святотатством. Оставшись без места, он прохаживался у большого экрана, на котором высветилась карта мира с красными точками штаб-квартир Фонда. Синими точками светились представительства «Сонгрэ». Показав на красную точку где-то под Прагой, Исаак сказал:

– В этом офисе у нас произошла утечка. Данные по продажам некоторых запрещенных к массовому потреблению товаров…

Некоторые из участников позволили себе рассмеяться. Так политкорректно Исаак обозначил наркотрафик и продажу оружия. Исаак строго посмотрел на присутствующих и продолжил:

– Финансовые отчеты за текущее полугодие были по ошибке переданы на рабочие компьютеры наемного персонала.

В воздухе повисла гробовая тишина. Кондиционер и лазерный проектор, казалось, издавали страшный шум.

– Поэтому мы собрали вас, господа, для согласования мер безопасности, которые вы сможете предпринять на местах.

Седовласый мужчина с немецким акцентом и холодными серыми глазами отложил в сторону свою папку и спросил:

– А что уже предпринято в Пражском офисе?

– Данные из компьютеров уничтожены. Молодой человек, получивший нашу базу данных, сейчас находится в реанимации на аппарате искусственной вентиляции легких. Он побудет в коме, пока мы не определим степень опасности утечки и не предпримем некоторые шаги по отвлечению общественного мнения, если информация просочилась в народ.

– Вы хотите сказать «в госслужбы».

– Да.

– И что же вы намерены делать?

– Ничто так не возмущает общественное мнение, как военные базы США. Война и митинги – хорошие средства, как для привлечения, так и для отвлечения внимания. Но деятельность пражского офиса лучше на время приостановить. Недели на две.

Присутствующие одобрительно закивали. Полноватый молодой человек лет сорока кивнул своему соседу:

– Пусть ваши друзья из Госдепартамента США организуют в Чехии пару-тройку военных точек.

Исаак изложил еще некоторые соображения представителей своих служб по вопросам безопасности и оставил собравшихся, которым было что обсудить помимо данного инцидента.

Им предстояло выяснить, чем вызван сбой в системе обмена данными.

Иностранные офисы Фонда для работы набирали людей, которые не являлись гражданами страны, в которой находилось представительство. Как правило, это были молодые люди, лет до тридцати, в меру амбициозные, не слишком хорошо владеющие языком. Лингвистические исследования Фонда по использованию работников-нерезидентов показали, что они более управляемы, не задают лишних вопросов и старательно делают свою работу. С языковыми трудностями они тратят намного больше времени на прочитывание информации. Поэтому, даже если какие-то сведения и попадают к ним, они не находят у них должного отклика. Но риск все же есть. Тот молодой человек из Праги наверняка просмотрел документацию, но не успел ничего с ней сделать. С его личного компьютера никаких писем не отправляли, и с рабочих компьютеров тоже. Те, кто производил обыск в офисе, попусту утверждать не будут. Электронные носители при нем не обнаружены. Даже если кто из чиновников и видел цифры, фигурирующие в отчетах Фонда, решит, что это выдумки журналистов. Никто-ничего-доказать-не-сможет.

59

18 октября 2008 г. Кутна Гора.

Несмотря на открытое окно, тяжелый запах книжной пыли и сырости не покидал комнату, которая вот уже несколько столетий служила библиотекой. Массивные двери с коваными ручками и деревянными балясинами были приоткрыты, и легкий сквозняк просачивался на внутренний балкон старого особняка. Выцветший гобелен покачивало ветром на стене возле лестницы, ведущей из библиотеки во внутренний итальянский дворик. Дородная служанка каждое утро с трудом поднималась по крутой лестнице с полным подносом, накрытым белой салфеткой. Не в силах сама открыть огромную дверь, она ставила поднос на темный резной столик возле двери, приоткрывала ее и, придерживая всем корпусом, чтобы не закрылась, брала поднос и протискивалась в комнату. Хозяин начинал свой день в библиотеке, и часто завтрак ему подавали не в столовой с большим белым камином, а в этой полукруглой комнате с видом на сад.

Кроме старшей служанки в эту комнату не мог входить никто, даже камин ей приходилось растапливать самой. Но Либуша не роптала, потому что чувствовала свою значимость и берегла связку ключей, висевшую у нее на поясе. Сначала ее мать имела доступ во все запретные для остальной прислуги комнаты, а потом ей, еще молоденькой девушке, выпала такая честь, когда мать упала с лестницы и уже не поправилась настолько, чтобы приносить горячий чай в комнату на втором этаже. Поскольку эта комната была единственным местом в доме, где хозяин уединялся для особо важных дел, ее так и называли «комната хозяина».

Сегодня Либуша поднялась по лестнице как обычно и уже собралась поставить поднос с чаем на столик, чтобы открыть дверь, как увидела, что дверь библиотеки приоткрыта и деревянный башмак, служащий подпоркой, засунут между створками. Легкий ветерок прижал юбку к ногам Либуши. В растерянности она чуть не выронила поднос. Осторожно заглянув в комнату, она увидела, что хозяин не сидел, как обычно, за столом, а ходил в раздумье по огромному персидскому ковру, истертому от времени. В кресле возле стола сидела молодая женщина и следила за его передвижениями. Туфли на высоком каблуке стояли возле ее кресла, а босые ноги она поставила прямо на ковер. Слегка вдавив большой палец ноги в мякоть ковра, женщина перевела взгляд с хозяина на свои ноги, потом на служанку. Либуша поставила перед нею поднос с чаем, молча достала из шкафа еще одну чайную пару и налила дымящуюся янтарную жидкость в полупрозрачные фарфоровые чашки. Хозяин пододвинул кушетку к чайному столику и прилег возле своей гостьи. Ее это, казалось, ничуть не удивило, она кивнула Либуше и взяла чашку. Либуша удивилась. Раньше она никогда не видела здесь эту женщину, да и ранние визиты дам были не в обычаях хозяина. Больше задерживаться здесь у служанки повода не было, и она ушла, теряясь в догадках.

Когда служанка вышла, хозяин положил руку на колено своей собеседницы:

– У вас поразительно красивые ноги.

Дама не стала кокетничать и закурила.

– Патрик предупреждал, что вам нравятся рыжеволосые женщины.

– Не просто нравятся. Я их коллекционирую.

– И большая у вас коллекция?

Мужчина слегка отодвинулся и посмотрел ей в глаза:

– Все, кто искал встречи со мной.

Женщина дерзко ответила на его взгляд:

– Когда это было в последний раз? Лет двести назад?

Хозяин улыбнулся, но было видно, что слова задели его.

– Я так хорошо сохранился?

Дама кивнула:

– Двести лет назад ваш прапрадед основал фонд. И его личный взнос был весьма существенным для тех времен.

Мужчина, казалось, забавлялся.

– И каков, по вашим оценкам, был этот вклад?

– Что-то около четырех тысяч трупов на одном только судне. А сколько было таких судов – можно поднять отчеты за тот период. Я имею в виду деятельность Ост-Индской компании.

Холодные льдинки сверкнули в глазах хозяина:

– Почему вы решили, что мой прадед был некрофилом?

– Потому что это верный способ контрабанды опиума. В это самое время в Штаты завозили китайцев в трюмах пароходов, якобы на строительство железных дорог. И тысячи подсаженных на наркотики неучтенных граждан Поднебесной перекочевали в Америку и подсадили на наркотики еще несколько тысяч чернокожих, а потом и белых американцев. Чтобы сбывать сырье в неограниченных количествах.

– Зачем?

– Фонду нужны деньги. А все деньги мира делались на крови.

Мужчина рассмеялся.

– И вы вот так просто приходите ко мне, рассказываете про чудачества моего предка и рассчитываете на мою помощь. Вы журналистка?

– Нет, я сумасшедшая.

Мужчина пристально посмотрел на нее и сказал:

– Похоже на правду.

– Я раскопала отчеты компании, торгующей разной ерундой, вроде специй, но имеющей колоссальные прибыли. За специи столько не дадут. И за живой товар тоже. А вот за мертвый могут. Потому что его не будет досматривать ни один таможенник, и ни одному чиновнику не стукнет в голову порыться в выпотрошенном брюхе китайца и вытащить оттуда мешок с кокаином. Этих мертвяков свои же китайцы потрошили и зашивали, а потом переносили в лодки и хоронили за малую дозу. Вот только я не совсем уверена, что этим занимался ваш прапрадед.

– Мне лестно слышать, что вы снимаете обвинения с моего предка. И кто же, по-вашему, этим занимался?

– Вы сами.

Мужчина нарочито лениво потянулся, но напряжение в голосе выдавало его:

– Если бы не ваше утверждение, что вы сумасшедшая, мне пришлось бы самому вам об этом сказать.

– Зачем? Вы же знаете, что все это правда.

– И сколько еще человек знает об этом?

– О вашем возрасте?

– Нет, о моих заслугах перед Фондом!

– Не так много, как мне хотелось бы, и не так мало, как хотелось бы вам.

60

18 октября 2008 г. Кутна Гора.

Стрелки часов перебрались за двенадцать, а хозяин все не спускался к завтраку Либуша уже хотела идти за ним, когда услышала гулкий стук каблучков по каменным ступеням лестницы. Значит, женщина спускается. Это хорошо, а то придется подогревать завтрак, что всегда приводит повара в бешенство. Он любит порядок во всем, что касается времени и приема пищи. Не зря хозяин привез его из Франции, это лучший повар, какого только видела Либуша.

Из холла послышались голоса, и в дверях показался хозяин:

– Либуша, наша гостья останется завтракать!

Служанка молча поставила второй прибор, в изумлении глядя на хозяина. Еще ни разу на ее памяти не было случая, чтобы в белоснежной столовой с позолоченным камином кто-нибудь составлял компанию ее господину.

Дама вела себя так, словно была давним другом хозяина. Быстро освоившись, она позавтракала с большим аппетитом и попросила еще кофе. Помешивая маленькой ложечкой черную жидкость, она не решилась продолжить разговор, который имел место в библиотеке, и перешла на светские темы:

– Вы читали Библию, господин Антуан?

Хозяин улыбнулся:

– Зачем? Я знал тех, кто писал ее.

– Или переписывал?

– Ну, с этими я старался не знакомиться.

Алка отхлебнула немного ароматной густоватой жидкости и поинтересовалась, скорее из вежливости:

– Вам их слог не нравится?

– Скорее образ их мыслей.

Чашка опустела, и гостья отодвинула ее от себя.

– Вы мне расскажете, почему?

Антуан согласился:

– Раз уж вы посвящены во многие мои тайны, то еще одной вас не удивить.

– А мне нравится, когда меня удивляют.

Антуан позвонил и попросил принести еще кофе для обоих. Откинувшись на мягкую спинку стула, он начал издалека.

– Переписывание Священного текста привело к подмене истин. Вспомните, например, каменные скрижали, которые вынес Моисей со священной горы.

– С заповедями?

– Да, с заповедями. И когда увидел, что напрасны были труды его, что не внял народ его истинам и поклоняется Золотому Тельцу, то разбил Моисей Скрижали Откровения под горою Сион.

– Потом он принес что-то еще.

– Нет, не принес. Пусты были труды Моисея. И вместо Откровений являются нам Заповеди.

– Бог не настолько терпелив, чтобы еще раз повторять?

Антуан покачал головой:

– Скорее, это люди. Люди так нетерпеливы!

Некоторое время они молчали, потом хозяин неожиданно предложил:

– Мы могли бы немного прогуляться в саду У нас еще не все розы срезаны…

61

18 октября 2008 г. Кутна Гора.

Солнце полыхало в рыжих Алкиных волосах, когда она шла по выложенным серым камнем дорожкам вдоль живой изгороди, направляясь к машине, взятой напрокат в маленькой фирме при отеле. Антуан любовался тысячами медных искорок и невольно коснулся их рукой. Алка улыбнулась.

– Как костер? Мне мама так говорила в детстве.

– Только мама может так точно сказать. Однако вас что-то тревожит?

– Да. Одна страховая компания, у которой с вашим Фондом тесные связи, сегодня транспортирует тело молодого человека во Францию. После кокаиновых историй мне страшно подумать о его содержимом.

Антуан сорвал высокую травинку на ходу и повертел ее в руках.

– Вам не о чем беспокоиться. О нем побеспокоятся лучшие врачи. Его перевозят в весьма комфортных условиях. Поверьте.

Алка пристально посмотрела на него.

– Мне не хочется вам верить. Потому что я хорошо знаю этого человека. Это брат моей подруги.

Антуан кивнул.

– А ваша подруга сейчас в баре, и вы как раз туда направляетесь.

Алка удивилась:

– Откуда вы знаете?

– Я давно здесь живу, и новости быстро доходят до меня.

– Слишком быстро!

Они подошли к машине, которую Алка припарковала почти у самых ворот. Антуан подумал и предложил:

– Вы познакомите меня со своей подругой?

Алка оторопела:

– Зачем?

Он усмехнулся.

– Вас же интересует тело молодого человека…

Алка открыла дверцу машины:

– Садитесь. Только вы еще не знаете всей истории.

– Это вы про Елену?

Она перестала удивляться и кивнула:

– Про нее. Хотя мне почему-то кажется, что вы знаете то, чего мы сами еще не знаем.

– А почему вы решили, что мне двести лет?

– Ну, описание, потом газетные фотографии, потом…

– А как же фамильное сходство, семейные портреты?

Алка фыркнула:

– Нет у вас никакой семьи! У вас дом одинокого мужчины…

Маленький синий Volkswagen, скрипнув колесами, вывернул на шоссе, ведущее к деревне. Дорога была пуста, машин в этой глуши почти не было, несмотря на полдень, и весь путь занял минут двадцать. За обеденным столом в небольшом ресторанчике собралась весьма импозантная для этих мест компания – высокий сероглазый мужчина в дорогом костюме, рыжеволосая женщина на высоченных каблуках и дама средних лет с красивым усталым лицом.

62

18 октября 2008 г. Брно.

На террасе кафе сидели несколько постояльцев ближайшей гостиницы и пара местных жителей, гревшихся на солнышке и не проявлявших интереса к окружающим. Невысокий седеющий еврей занял столик почти у самого входа и в ожидании своей спутницы просматривал местную газету. Равви не пил кофе, только травяные чаи. И сейчас в его чашке маленькими горячими звездочками светились прозрачные китайские хризантемы. Равви впервые посещал этот город, похожий на все другие провинциальные европейские городки, где сонные кошки лежали на подоконниках, как плюшевые игрушки. Бланка почему-то любила это место и частенько приезжала сюда еще с тех времен, когда в одном маленьком монастырском садике в Брно закладывались начала генетики.

Равви любил приходить первым, чтобы освоить территорию и осмотреться перед предстоящим разговором. Разговоры с Бланкой, несмотря на видимую легкость общения, всегда были напряженные и требовали жестких аргументов. Пару десятилетий назад Монсеньор дал указание содействовать компании Бланки, а это означало, что Равви должен отпускать огромные средства на ее исследования. За последние сто лет генетика набрала невиданные обороты, сравнимые с космическими и морскими программами Монсеньора, и теперь, наряду с торговлей оружием, давала весьма ощутимый вклад в бюджет Корпорации.

Аристократка заставляла ждать себя. Чай остывал, и Равви посмотрел на часы. Сейчас около десяти. Встреча назначена на 9.45, а он сидит здесь с девяти утра. За то время, которое он здесь провел, несколько сонных клиентов покинули кафе и неизвестно откуда взялась странная троица: рыжеволосая девушка в зеленой куртке, блондинка в джинсах со стразами и странного вида старушка, весьма бодрая и деятельная для своих лет. В утренней тишине три женщины производили слишком много шума, и Равви уже собирался пересесть за другой столик, как в дверях показалась Бланка.

Быстрым уверенным шагом она подошла к его столику и, оценив обстановку, приказала перенести чашку господина за столик у входа, где потише. В своем светло-бежевом костюме она была стройна и решительна, как стареющая стюардесса.

– Ты как всегда. Здравствуй, Равви.

Равви улыбнулся ее манере приветствия, которое она всегда начинала с легкого наезда.

– Доброе утро, Бланка. Мы с тобой виделись в последний раз, если я не ошибаюсь, года два назад. И ты здоровалась теми же словами.

Бланка рассмеялась.

– Мне бы твою память!

– Зачем она тебе? У тебя есть интуиция, это важнее. А память – это по части Исаака. Он у нас главный хранитель памяти.

Равви попросил плед и устроился поудобнее. Он знал, что если Бланка явилась в новом костюме, а он безошибочно мог отличить новую вещь от старой или той, которую уже надевали, то это не к добру. Значит, она готовилась к разговору, и он для нее, а возможно, и для него будет тяжелым. Бланка не торопилась начинать разговор, перелистывая меню и не спеша выбирая, чем она будет завтракать.

Еврей не вытерпел и начал первым.

– Зачем ты меня сюда вызвала?

– Ну не ворчи. Сидишь в своей Праге, никуда не выезжаешь. Тебе полезен свежий воздух.

Равви в упор посмотрел на нее:

– Не думаю, моя дорогая, что оставшиеся тебе пятьдесят лет ты потратишь на то, чтобы следить за моим моционом.

Легкая тень пробежала по лицу Бланки. Да, осталось всего пятьдесят лет. И поразительно было то, что за девятьсот лет она нисколько не устала от жизни. Она привыкла жить. И страшное напоминание заставило ее перейти к делу.

– Я хотела быть вежливой, но если ты настаиваешь, начнем. Мне нужен материал.

Равви удивился.

– Материал? Ты регулярно получаешь десятки человек в неделю…

Бланка накрыла его руку своей утонченной дамской ручкой и слегка сжала ее.

– Спасибо, Равви. Но материала сейчас нужно все больше. Мы не можем проводить исследования стволовых клеток на мышах и свиньях, как пишем в официальных отчетах. Нам нужны люди. Только это гарантирует чистоту экспериментов. И люди с разными параметрами.

– Твои аппетиты растут…

Она не дала ему договорить:

– Мои?! Ты пользуешься сыворотками моих институтов уже двадцать лет, и ничего не имеешь против поддержания себя в форме. Сейчас тебе не дашь и пятидесяти…

Равви осторожно высвободил свою руку.

– Драгоценная моя Бланка, твоими стараниями мы все отлично сохранились.

Бланка вспыхнула.

– Нечего кривляться! Мне нужен материал!

Равви оставался невозмутим.

– Мы поставляем в твои институты по сотне человек в месяц. Вы что их всех, бракуете? У них что, позвоночников нет?

Бланка поняла, что пора немного поостыть.

– Равви, ты присылаешь мне азиатский материал.

Равви кивнул.

– Но даже его мне все труднее доставать. Это в прошлом столетии я мог контейнерами скупать азиатов и их детей, а сейчас, благодаря экономическим программам наших промышленников, Азия поднялась. И там уже не спешат продавать детей по доллару за штуку

– А как же твои фирмы по усыновлению? Раньше поставки шли без перебоя. Один только Китай официально поставлял десятки тысяч ненужных ему детей в Европу.

– Китай и сейчас неплохо поставляет. Но все стало гораздо дороже. И мне приходится искать дополнительное финансирование для твоих программ.

Бланка заказала чай с молоком. Подождав, пока официантка принесет заказ и отойдет на почтительное расстояние, она вернулась к разговору.

– Мне нужны европейцы.

Равви усмехнулся.

– Сколько?

– Хотя бы сотня в месяц.

Равви рассмеялся.

– Сотня? Тебе снова нужна война? Мало тебе боснийского материала? Что на этот раз?

Бланка упрямо повторила:

– Мне нужны европейцы. Срочно!

Потом умоляюще посмотрела на Равви:

– Ну пожалуйста. Ты все можешь!

У Равви приятно потеплело на душе.

– Это Монсеньор все может. А я могу только подумать.

Бланка радостно выдохнула.

– Ну наконец-то!

– В какие сроки тебе нужно организовать поставки?

– Немедленно. Мы натолкнулись на очень интересный ген. Его нет у азиатов, и мне приходится выпрашивать по больницам всех, кто «не перенесет операцию». Но больше двадцати человек в месяц они дать не могут. Это может повредить бизнесу, который я строила столько лет. И еще…

– Еще?

– У меня мало мужчин.

Равви кокетливо посмотрел на нее.

– Дорогая, ты сама виновата. Бегаешь по своим клиникам, на танцы не ходишь.

Бланка оценила шутку.

– На операции идут в основном женщины. Мужчины – существа боязливые. Так что мне нужны мужчины. У тебя же есть какие-то фонды для работающих иностранцев. Они шум поднимать не будут.

Равви задумался. Тот мальчик, который сейчас лежит в госпитале под присмотром его людей. Может, отдать его Бланке?

– Я найду для тебя сотню. Заказ оформишь через страховую компанию.

– «Сонгрэ»? Хорошо.

– Теперь по географии поставок. Куда нужно доставить материал?

Бланка достала из сумочки заготовленный бланк и быстро написала:

– Двадцать мне нужно на Америку, десять во Францию, двадцать на Китай, тридцать на Швейцарию и по десять на Англию и Бельгию.

Равви пробежал глазами бланк.

– А на Прагу тебе не надо?

Бланка вскинула голову, и глаза ее хищно сверкнули, как у собаки, которая почуяла дичь.

– А что, у тебя кто-то есть?

– Возможно.

– Тогда вези сюда, в Брно. Я сама переправлю его в Труа.

– Хорошо.

Бланка подозвала официанта и приказала заменить остывший чай горячим шоколадом. Чашка Равви была пуста. Он пожелал Бланке доброго здоровья и ушел.

Оставшись одна, Бланка связалась со своей клиникой в Труа, а потом еще какое-то время наблюдала за посетителями этого небольшого, но вполне приличного заведения. Шумная троица все еще сидела за столиком у самой изгороди и что-то обсуждала на незнакомом языке. Хотя ей показалось, что это был русский. Она повернулась в их сторону и повнимательнее посмотрела на блондинку. Эта женщина похожа на ту, которую она встретила на кладбище в Вышеграде. Бланка бы не поручилась, что это точно была она, но уж слишком похожа, хотя выглядела старше – круги под глазами, тоска в глазах и носовой платок на столике.

63

21 июня 2008 г. Чехия.

С тех пор, как Антуан отошел от дел Международного Финансового Фонда, прошло больше ста лет. За это время он создал империю, по своей мощи не уступающую силам святого Бернара. Используя свои прежние связи, он проник в базу данных Монсеньора. Хакеры самого высокого уровня сегодня рылись в счетах и балансах невидимой миру Корпорации. Лучшие аналитики просчитывали денежные потоки и получали данные о доходности научных разработок.

Де Монбара пришлось убрать. Он стал слишком навязчив со своей идеей «формирования портфеля энергетических запасов», провоцировал все больше войн, утверждая, что это двойная прибыль – торговля оружием и захват источников сырья. Открытые шлюзы в Пражском метро – и Антуан встал во главе объединенной компании, своей и покойного графа. Антуан через своих информаторов в кругах, приближенных к Монсеньору, знал все схемы работы Корпорации на сегодня и мог точно сказать, что кому нужно. А если ты знаешь, что человеку нужно, ты можешь влиять на него. Теперь пришло время разделаться с Бланкой. Эта дама скупает людей для своих исследований. Десятки ее институтов ежедневно нуждаются в «материале».

Бланка получает свой материал через компании Равви. Старый паук раскинул сеть страховых фондов с работающими в них молодыми иностранцами по всему миру. Его люди также знали всех нелегалов и их семьи. Но нелегалы шли в основном на «запчасти», как сказал бы де Монбар, будь он жив. Они продавали свои органы, или их покупали целиком, или не покупали, а просто забирали, не опасаясь, что поднимется шум. Корпорация не заинтересована шуметь там, где можно этого не делать.

Поработав день-два над схемами, Антуан организовал утечку информации и показал службе безопасности Монсеньора, куда именно эта информация утекла. Молодой мальчик, приехавший из России и занимающийся «мониторингом прав человека». Без наркотиков, образованный и здоровый. Бланка заглотит его как наживку, а Равви сам предложит ей этого мальчика. Антуан хорошо знал их обоих.

Антуан подстраховался. Если для госпитализации окажется недостаточно, что мальчик получит на свой компьютер годовой отчет по наркотрафику одной из семей, то можно будет устроить ему встречу с Монсеньором. Тогда его наверняка уберут. Убивать его не будут – такой неразумный подход никогда не приветствовался в делах корпорации. Скорее всего, его подержат в какой-нибудь клинике Равви, пока будут решать, что с ним делать. Его медицинскую карту отдадут Бланке, и та непременно опознает в нем посетителя Монсеньора в Соборе Вышеграда. И вопрос решится. Все сойдутся на том, что мальчик получил информацию и обратился к самому Монсеньору, чтобы продать ее по лучшему курсу. Бланка получит мальчика, и это будет последнее, что она получит в своей жизни.

Столь важное и щекотливое дело Антуан не стал доверять своим людям. Информаторы были и в его стане, в этом он был уверен. Его личный секретарь отправил мальчику письма. Содержание этих писем никого не интересовало, Антуану было нужно, чтобы молодой человек появился в указанное время на указанном месте. И все.

Но все пошло не так, как он планировал. Ему сообщили, что молодой человек поехал на Вышеград, но сам в собор не заходил. Туда почему-то отправилась его сестра. Приезд этой дамы поначалу, казалось бы, спутал все планы Антуана. Но, позже он решил, что ее тоже можно использовать, потому что женщину гораздо легче запутать, чем осторожного молодого юриста, который старается всеми силами избежать приключений и не нарушать закон. И тогда он понял, как можно сыграть этими детьми против Бланки. Ключевым в их поведении было стремление не нарушать закон. Они должны попасть в криминальную историю.

– Мир меняется, а стоимость криминала – нет.

Поразмыслив, он решил не устраивать себе лишних хлопот и решить вопрос деньгами.

Антуан быстро проверил по своим каналам: женщина приехала без медицинской страховки. Судя по ее привычкам, не похоже, чтобы она сэкономила, скорее, просто не успела. Ее трогать пока не будут. Мальчик застрахован на все сто, а значит, он – главная наживка, на которую поймается Бланка.

Антуан не случайно выбрал свою жертву. Он с трудом нашел двойника, как две капли воды похожего на внука одного из весьма влиятельных отцов стратегических семейств. Вопросы крови – самые интересные, тут Бланка права. Семейство это было из Германии, и сейчас немецкий юнец жил себе припеваючи где-то на Маврикии. Молодого человека можно будет незаметно изъять и попридержать где-нибудь в укромном месте, пока его дед будет драться с Бланкой. Если победит Бланка, семья больше не увидит наследника. А вот если дед, в чем Антуан сильно сомневался, то лучше будет вернуть молодого немца в качестве трофея победителю.

64

2008 г. Чехия, Кутна Гора.

Мобильник зазвонил, когда Антуан ехал из Франции в свое чешское поместье. Его секретарь сообщал, что какая-то женщина хочет увидеться с ним, и это его развеселило. За последние сто пятьдесят лет ни одна дама не добивалась встречи с ним. Обычно от него бежали, как от прокаженного. Уже ради этого стоило ее принять. Антуан назначил ей на одиннадцать, потом передумал и перенес встречу на более ранний срок. Чтобы осталось время заняться делами.

Девушка ему понравилась. Это была одна из тех самоуверенных, но довольно милых особ, которые хорошо знают законы привлекательности и пользуются ими весьма умело. Если бы ему не было так много лет, он бы с удовольствием включился в эту игру.

Выслушав рыжеволосую, он понял, что произошел тот самый один на миллиард случай, когда колесо, отлетевшее от вашего автомобиля, само встает на место и машина едет дальше как ни в чем не бывало. Его просили помочь. Его, организовавшего проблемы пражскому иностранцу, теперь просили вернуть все обратно. Антуан забавлялся происходящим. Как же она вышла на него? Случайно, или кто подсказал? Стоило поближе познакомиться с этими женщинами, чтобы все выяснить.

65

18 октября 2008 г. Кутна Гора.

Он нередко заходил в этот бар, так что хозяйка была хорошо знакома с привычками этого замкнутого мужчины, который почти ни с кем не разговаривал. Обычно он заказывал себе чай в стекле и горячую сдобу, которой славилось это кафе. Сегодня мужчина впервые сидел в обществе дам с бокалом красного вина. Видно было, что вино не доставляло ему удовольствия и что пьет он из вежливости, чтобы составить дамам компанию. Других посетителей в это время дня не было, и хозяйка позволила себе ненадолго отлучиться. Когда она вернулась, эти трое уже собирались уходить, и на столике лежали купюры, покрывающие не только стоимость вина, но и дневную выручку ее заведения. Она благодарно кивнула мужчине и повнимательнее присмотрелась к дамам. Рыжеволосая была необычайно хороша, а вот блондинка выглядела немного уставшей. Сам мужчина показался ей слегка озадаченным и немного растерянным. А может, ей просто показалось…

66

18 октября 2008 г. Кутна Гора.

Темное дерево в отделке и белые кружевные занавески на окнах были обычным явлением в сельских барах. Антуан всегда садился за столик у окна, подальше от двери, сквозь которую осенью то и дело врывались дождливые сквозняки. Они мало беспокоили тех, кто сидел здесь с кружкой пива, но для него представляли настоящее бедствие. Он ненавидел болезнь. Ведь заболеть для него означало попасть в руки Бланки. Ему повсюду чудились ее медсестры. И здоровый образ жизни стал для него навязчивой идеей.

Перешагнув невысокий порог, Антуан вдруг остановился как вкопанный. За его столиком, лицом к двери, чтобы лучше было видно всех входящих, сидела женщина. И если бы он сам лично не присутствовал тогда на похоронах Марии, то мог бы поклясться, что это она. Сходство было настолько пугающим, что он еще какое-то время стоял неподвижно. Потом уговорил себя, что это совпадение и что у каждого человека есть сорок двойников. Вот, к примеру, ее брат… Антуан вдруг понял, что теперь сделает все от него зависящее, чтобы избежать повторных встреч с этой женщиной, чтобы не провалить дело и не поддаться искушению… Он уже имел несчастье помочь этой женщине в прошлой жизни, и вот опять… Или…

Антуан шел к столику, спрашивая себя, почему не просмотрел фотографии, присланные его людьми, как он обычно делал перед каждой встречей с клиентами. Хотя эта дама не была его клиенткой и вообще не представляла для него никакого интереса, если бы не ее внешность и манеры, такие знакомые. Она словно сошла с небольшого портрета, висящего у него в кабинете Клементинума. Ожившая Мария смотрела на него безо всякого интереса и вежливо поздоровалась по-английски. Антуан не любил английский. В Чехии он предпочитал славянские языки.

– Здравствуйте. Если вы не возражаете, я буду говорить по-чешски, так что половину из моих слов вы наверняка поймете.

Дама кивнула.

– Говорите. Мне сейчас так даже лучше.

Алка, тенью следовавшая за Антуаном, со своим журналистским чутьем старалась не вмешиваться, чтобы не спугнуть непонятную ей интригу. Тихо скользнув по деревянной лавке к окну, она зарылась в меню, исподтишка поглядывая на Антуана. Этот человек изменился так сильно, как не меняются от простого знакомства. Она сразу же исключила то, что он мог знать Елену раньше. Подруга бы не скрывала, что знакома с таким господином.

Антуан вежливо поинтересовался у дам, чего бы им хотелось выпить, сделал небольшой, но изящный для деревенской местности заказ. Пока удивленная хозяйка разливала вино, он спросил:

– Путешествуете?

Женщина отвечала нехотя, скорее из вежливости, совсем как та, другая.

– Да. У меня была пара свободных недель.

– Была? Стало быть, ваше путешествие идет к концу?

Елена печально усмехнулась.

– Идет. Но к какому – не знаю.

– Проблемы?

– Да.

– И с чем же, позвольте спросить?

– С живописью и с властями. И еще с родственниками.

Антуан мысленно похвалил ее ответ. Он знал эти проблемы намного лучше ее самой и теперь решал, что ему делать.

Наконец, он определился.

– Я дам вам адрес, вы поедете в Брно.

Дамы удивленно переглянулись, потом, как по команде, уставились на него, широко раскрыв глаза. Их вопрос прозвучал почти синхронно:

– В Брно?!

Он строго спросил:

– Вам не нравится Брно? Или у вас другие планы?

Елена первая пришла в себя:

– Нет. Других планов у меня нет. Если надо, могу в Брно.

Алка тоже горячо поддержала Брно.

– Как интересно! А что мы там будем делать?

Антуан не привык, чтобы ему задавали вопросы.

– А разве вы туда не собирались?

Елена вздрогнула.

– Мы туда с братом собирались, но он пропал.

Антуан покачал головой.

– Пока еще нет. Он сейчас в клинике.

– В Брно?

– Да.

Антуан отлично знал, о чем она сейчас думает. Ее брат исчез в Кутной Горе, по приказу Антуана его отдали Равви, который отправил мальчика в закрытую клинику Бланки в Брно. В том же самом Брно была еще одна клиника, которой Бланка пока не заинтересовалась. Антуан проверял связи своих медицинских светил каждый месяц, но ничего подозрительного не находил.

Женщина молча осушила бокал и спросила:

– Но если он туда попал не по своей воле, то как мы его сможем оттуда забрать?

Антуан вздохнул:

– Конечно, вы не сможете его оттуда забрать. Еще пару дней.

Эта пара дней ему понадобится, чтобы доставить в Чехию молодого Гюнтера. Теперь было все равно, кто победит – Бланка или старый Клаус. Он отдаст ей немецкого юнца и посмотрит на их драку. А русского пусть забирают эти дамы.

Антуан повернулся к Алке и спросил:

– Вы поедете на машине или поездом?

Алка не задумываясь ответила:

– Лучше поездом. Если там на месте придется куда-то срочно ехать, то такси вполне подойдет.

Антуан согласился.

– Хорошо. Пусть будет поезд, но постарайтесь взять купе первого класса.

– Вы против экономии или от чего-то нас предостерегаете?

– Чем меньше людей вас увидит, тем лучше, поверьте.

Елена, казалось, не слушала подругу.

– Нам лучше ехать на машине. Если он не сможет передвигаться сам, то машина удобнее.

Алка попыталась ее вразумить:

– Машину можно взять в Брно.

– А там есть?

Антуан успокоил ее:

– Об этом волноваться не стоит. Обратно вы поедете со мной. И лучших гарантий вам никто не даст…

Выйдя из кафе, Антуан позвонил, чтобы подали машину. Ехать обратно с Алкой на ее арендованном авто он отказался. Он размышлял вслух, что было крайне редко:

– Пора поговорить с Равви. Он сильно мне обязан еще с тех пор, как я сохранил жизнь Исааку. Вот и сочтемся.

67

18 октября 2008 г. Кутна Гора.

На обратном пути Алка остановилась у источника, с ее точки зрения, полезного для путешествующих дам. Тепловато-противную воду нам пришлось запивать в ближайшем баре, так что до гостиницы мы добрались около полуночи. Быстро смыв с себя остатки дня, мы растянулись на белоснежных простынях и какое-то время молчали и думали – каждая о своем.

Спустя четверть часа подруга решила пообщаться.

– А почему ты до сих пор не позвонила Данилу?

– А ты сама как думаешь?

– Ну хорошо. Почему он сам не позвонил?

– Он звонил, пока у меня был российский номер. Потом мой заботливый брат удешевил разговоры и исключил общение с родственниками. Купил мне «симку» чешского оператора.

– Так у тебя что, чешский номер?

– Догадливая. А у тебя что, русский?

– Нет. У меня немецкий. Значит, будем звонить с твоих телефонов.

Я протянула подруге телефон.

– Вот. Бери мой, а я оставлю себе телефон Андрея. Ему, кстати, тоже никто не звонит.

Как только я это сказала, его телефон стал весело тренькать. Алка подскочила и в один прыжок перемахнула ко мне на кровать. Мы обе зависли над светящимся экраном, который показывал хорошо знакомый нам обеим номер. Звонил Данил. Алка пробормотала:

– Легок на помине. Будешь брать, или лучше я возьму?

– Бери.

Она решительно взяла телефон и, подмигнув мне, нажала кнопку громкой связи.

– Привет, солнышко.

Данил, видать, оторопел. Он не очень-то помнил голос Андрея, но Алкин голос знал хорошо. Справившись с собой, он вежливо сказал:

– Здравствуй, Алла.

– Я не Алла. Я Алефтина. Через «ф». Впрочем, тебе это не понадобится. Чего звонишь?

– Мои пропали, и я даже представить себе не могу, насколько там весело, если мне три дня уже никто не звонил.

– Ну, тут ты прав! У них тут весело. Так весело, что даже я прилетела поучаствовать.

– Мне радоваться или опасаться?

– А как тебе больше нравится?

Данил решил проигнорировать вопрос:

– А ты не можешь дать трубку моей жене?

– Не могу. Поговори со мной.

– А если спрошу, почему?

– Могу соврать.

Данил вообще перестал что-либо понимать.

– У вас там все в порядке?

Алка усмехнулась.

– А что в твоем понимании есть порядок?

– Порядок, это когда жена звонит.

– Ты мой порядочный…

Данил не дал ей договорить.

– Ал, у тебя что, настроение плохое?

Алка сжалилась над ним.

– Есть немного. Извини, друг. Как мальчишки?

– Все по инструкции. Кормлю, веселю и прячу.

– Первые два пункта понятны, а третий зачем?

Данил не стал объяснять. Понял, что от Алки ничего не добьется, и попрощался.

Я набросилась на подругу:

– Ты с ума сошла? Хочешь, чтобы он примчался сюда? Нам его сейчас так не хватает!

Алка махнула рукой.

– Пусть приезжает! Твои мужчины здесь долго не живут.

Мы обе нервно расхохотались. И в самом деле, художника убили, брат в какой-то клинике. Не хватало здесь еще и Данила. Вытерев проступившие слезы, я с трудом выговорила:

– Могла все-таки быть повежливее.

Алка вспыхнула:

– Ну, знаешь! Если жена отправляется на поиски приключений – это говорит не в пользу мужа. От своего первого ты помнится, сбежала в Арабские Эмираты.

Я вздохнула. Мои арабские приключения до сих пор пользуются популярностью среди друзей. Не успели мы отойти ко сну, как телефон Андрея снова зазвонил. И на этот раз номер был нам незнаком!

68

19 октября 2008 г. Кутна Гора.

Алка решительно взяла телефон:

– Слушаю.

В трубке что-то хмыкнуло, и резкий женский голос спросил:

– А вы кто?!

Алка продолжала вести себя некорректно:

– А вы куда звоните?

Трубка подумала какое-то мгновение, а потом обиженно сказала:

– Я звоню Андрюшеньке. Я только что приехала из Ниццы, и мне Альфонсик сказал, что звонил Андрюшенька.

Алка прикрыла телефон рукой и сказала:

– Это, наверное, ваша тетка, которая из Австрии.

– Анечка?!

– Ну откуда я знаю?!

Алка убрала руку с телефона:

– Добрый день. Вы Анечка?

В трубке возмутились.

– Ну какой сейчас день, милочка! Ночь уже! Да, я Анечка.

Дальше я ожидала что-то в Алкином духе: «Ну и какого черта вы нам звоните ночью?», но после разговора с Данилом подруга стала повежливее.

– Андрея сейчас нет. Могу дать его сестру, Елену.

Анечка наотрез отказалась.

– Это ту, у которой двое детей и которая не ходит на дискотеки? Нет, спасибо.

Алка сделала мне гримасу и снова прикрыла рукой телефон. Я прошипела:

– Я убью этого мерзавца!

Подруга пожала плечами:

– Если ты про своего братца, то можешь просто не забирать его из клиники.

Трубка снова оживилась:

– Куда вы пропали? А вы, собственно, кто?

– Я знакомая Андрея.

Анечка постаралась представить себе эту картину. Не получилось. И тут она перешла на визг:

– Вы мне голову не морочьте! Андрюшенька женщинами в возрасте не интересуется. Вам, наверное, лет тридцать!

Алка забавлялась.

– Спасибо. Вы мне скинули десятку.

Потом вдруг серьезно сказала:

– Вы зря отказываетесь поговорить с его сестрой. Она второй раз замужем, у нее дети от разных браков, и ее любовника-художника три дня назад убили в Праге.

Тетка обалдела от такой презентации.

– Давайте.

Алка опять утратила вежливость.

– Не дам. Она уже спит.

Анечка стала покладистей.

– Хорошо. Давайте поговорим с вами. Как вас зовут?

– Можно просто Алла. Вам так будет удобнее.

– Здравствуйте, Алла. А где Андрюшенька?

– Он в клинике в Брно.

– В Брно?! Уточните, пожалуйста, где именно, а я перезвоню вам через час.

Алка наотрез отказалась.

– Через час я уже буду спать. Ничего выяснить не получится, пока мы с Еленой не доберемся до Брно.

– А когда вы туда доберетесь?

– Завтра увидим. Я еще не знаю местного расписания поездов.

– Вы сейчас где?

– Мы в Кутной Горе.

– В Костнице?

– Рядом. В гостинице. Завтра прогуляемся до станции и решим, каким поездом ехать.

Тетка стала совсем ласковой.

– Милые, перезвоните мне, когда определитесь. Мне надо будет успеть оформить документы на машину, чтобы приехать к вам в Брно.

Я вспомнила, кто есть Анечкин муж, и шепотом прокричала Алке:

– Спроси, какая машина! Если тот огромный малиновый монстр, то лучше пусть сидит в своей Австрии.

Алка возмутилась:

– А чем тебе малиновые монстры не нравятся?

– Твой новый приятель Антуан сказал, чтобы мы не светились. А цель всей жизни Анечки – привлекать внимание.

Алка с доводами согласилась и строго спросила:

– Какая у вас машина?

Анечка не стерпела столь наглого вмешательства в ее интимную жизнь.

– А вам какое дело?

– Мы сейчас в такой ситуации, что будет лучше, если нас никто не заметит.

– Проблемы с законом?

– Конечно!

Анечка поразмыслила, потом нехотя признала:

– Я так хотела показать Андрюшеньке новый рисуночек на капоте! Ладно, поеду на машине Альфонсика.

Я в ужасе перекрестила руки у подруги перед носом. Посмотрев на мою статую отказа, она твердо сказала:

– Машина должна быть маленькая, лучше серенькая и закрытая. Никаких кабриолетов.

– Девушка, а почему вы мне диктуете?

– Потому что вы хотите увидеться с Андрюшенькой, а я не хочу неприятностей. Если ваша машина нам не понравится, мы просто не будем отвечать на ваши звонки, и вам придется тусоваться в Брно в одиночестве.

Анечка выслушала приговор и смирилась.

– Ладно, возьму на время у водителя Альфонсика. У него старый Mercedes, кажется, прошлогодний.

Потом ехидно добавила:

– Вам понравится.

На том и порешили.

После разговора с Антуаном я почему-то перестала бояться и решила попробовать расплатиться «визой» за билеты на вокзале. Ничего особенного не произошло. Никаких заминок, карта отлично работала. Кассир протянул мне два билета и кивнул следующему покупателю.

Алка курила в нетерпении у двери.

– Ну как? Работает?

Я поняла, что это она про карту.

– Работает. Значит, никто ее не блокировал. Но почему? Ведь полиция знает, кто мы, знает номера моих карт, я уже расплачивалась ими.

– Ну, может, они решили арестовать тебя при выезде из страны?

– Спасибо!

В Брно мы приехали первыми. Ни Антуана, ни тетки еще не было. Так что время мы решили убивать в небольшом кафе с летней террасой, которую еще не убирали из-за небывало теплой осени. Не успели мы расположиться и заказать по чашке капучино, как позвонила Анечка.

– Приветики. Вы где?

Алка узурпировала телефон Андрея и отвечала на все входящие.

– Приветики. А вы на чем?

– На старом «мерсе», как и обещала.

– А какого он цвета?

Анечка возмутилась.

– Ну откуда я знаю? Сейчас выгляну.

Она повозилась какое-то время, потом сказала:

– Отвратительного.

Алка удовлетворилась.

– Мы сидим на улице напротив местного «дивадло» и пьем кофе.

Анечка обрадовалась насчет кофе:

– Сейчас прилечу.

69

19 октября 2008 г. Брно.

После разговора с Бланкой Равви шел по улице в надежде найти небольшой отель, чтобы позвонить. Со своих телефонов он сейчас звонить не мог, потому что никто из приближенных Монсеньора не мог точно сказать, слушают его сейчас или нет. Поэтому исправлять свои ошибки предпочитали с чужих телефонов.

Взгляд его скользил по фасадам небольших трехэтажных домов, но нужной вывески нигде не было. На перекрестке он задержался на пару минут в раздумье, куда направиться дальше. Почти сразу за ним к перекрестку подошел мужчина и достал телефон. Мобильник во внутреннем кармане Равви зазвонил. Он достал трубку и обернулся.

– Добрый день, Равви. Телефон можешь убрать.

Равви вздрогнул. Меньше всего он ожидал увидеть здесь Антуана.

– Здравствуй, Антуан.

Антуан показал рукой в сторону небольшого заведения, коих здесь роилось множество.

– Зайдем?

Равви согласился. Любопытство и настороженность одновременно вспыхнули в его глазах. Не зря же Антуан появился здесь, в логове Бланки. Это был ее город, и никто из свиты Монсеньора не приезжал сюда без приглашения.

Кафе оказалось на удивление светлым и просторным, с большими витринами и проворными официантами. Устроившись в глубине зала, подальше от посторонних ушей, мужчины с интересом рассматривали друг друга. Почти сто сорок лет прошло с тех пор, как они виделись в последний раз. Равви первым прервал молчание:

– А ты изменился, Антуан.

Антуан оторвал глаза от меню.

– Постарел?

Равви улыбнулся.

– Нет, повзрослел.

Антуан сказал, немного растягивая слова:

– Все взрослеют, уходя из семьи.

– Никто не заставлял тебя уходить.

Антуан пробежал глазами винную карту и остановился на коньяке.

– Меня отстранили от дел, как ты знаешь.

– И поэтому ты связался с де Монбаром?

Антуан пристально посмотрел на него:

– А ты сам в это веришь?

Равви задумался.

– Я никогда не знал тебя достаточно хорошо. Значит, ты теперь один?

Антуан кивнул.

– Не всем же так повезло, как тебе.

Равви похолодел.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

Руки Равви задрожали. Он уже не был так холоден и самоуверен. Антуан наклонился к нему и тихо сказал:

– Сегодня ты можешь погасить свой долг, Равви.

Равви слегка отстранился от него.

– Значит, ты знал. Когда ты догадался?

– Когда ты поручился за него. Так мог бы поручиться только отец за сына.

Равви уже почти пришел в себя:

– Монсеньор знает?

– Нет. Никто кроме меня и тебя. Даже сам Исаак не знает. И если за восемьсот лет ты ему не сказал, то у тебя, видимо, были на то причины.

Равви откинулся на спинку кресла, и протянул:

– Да уж. Его мать не была моей женой. Так чего же ты от меня хочешь?

Антуан медленно процедил:

– Обмен.

– Обмен?

– Да. Когда-то я сохранил жизнь Исааку, теперь хочу от тебя того же.

– Чью жизнь я тебе должен?

– У Бланки в клинике находится мальчик, которого ты ей отдал.

Равви снова похолодел. Антуан слишком хорошо знает все, что происходит внутри доверенного круга. Подкуп исключен. Это просто невозможно. Эти люди уже не ведутся ни на деньги, ни на власть. Значит… Равви чуть не рассмеялся. Значит, Антуан сам организовывает им ситуации, которые они с Бланкой едва успевают решать. Ничего себе развлечение! Равви с уважением посмотрел на Антуана.

– Но мальчик уже в деле. Я не могу его просто изъять, не пустив по следу службу безопасности Монсеньора.

– Я дам тебе другого.

– Другого?

Равви был в нерешительности. Этот мальчик оказался в клинике Бланки из-за утечки информации. И его все равно бы устранили. Антуан словно прочитал его мысли.

– Этот мальчик ничего не знает. Беата может подтвердить.

– Кто эта Беата?

– Платная подружка Бланки. Она заведует финансовой безопасностью. Беата сама смотрела компьютер мальчика. Там ничего нет.

– Но куда-то же ушла годовая отчетность?

Антуан порылся в карманах и достал небольшой диск.

– Вот ваша отчетность.

Равви оторопел.

– На кого ты так сердит, Антуан? Впрочем, я могу догадаться. Это Бланке так не повезло?

Антуан подтвердил.

– Надеюсь. Так ты отдаешь мальчика?

Равви все еще колебался.

– А как я объясню Монсеньору, почему диск оказался у меня, а мальчик здесь ни при чем? Тебе, Антуан, не стоит демонстрировать свои возможности.

– У меня есть кем его заменить. Один человек уже несколько раз подводил меня, и я готов отдать его взамен.

Равви задумался.

– Я не буду спрашивать, почему ты так вдруг озаботился этим русским. Хорошо, я подумаю.

Антуан потягивал коньяк, стараясь не морщиться. Алкоголь расслаблял, а ему теперь это необходимо. Впереди большое дело. Его телефон зазвонил, значит, немца уже привезли в Брно. И теперь Антуан думал: менять их, или Равви согласится на другого. Ведь того мальчика из России не видел никто, кроме простых исполнителей, а им все едино, что один мальчик, что другой. Они просто делают свою работу и не задают вопросов. Так что можно просто отдать им одного из местных хакеров, работающих на Антуана. Антуан извинился перед Равви и ответил на звонок.

– Да. Привезите мне Йожика. Живого. В Брно.

Равви ничего не знал про немца, так что можно было разговаривать при нем. Антуан потер висок. Значит, в клинике у Антуана сейчас будут немец-наследник и чех-хакер. А в клинике у Бланки русский юрист.

Антуан повернулся к Равви.

– Равви, мне нужно, чтобы ты задержал отправку мальчика в Труа на пару дней.

– На день. Больше не могу. И есть еще проблема. Бланка собиралась сегодня осмотреть пациента.

Антуан удивился.

– Сама?

– Да. Ей доложили, что очень подходящий экземпляр. Ты славно поработал в Ост-Индской компании и наверняка знаешь, как трудно теперь найти в Европе не наркомана.

– Тогда ей лучше перенести свой визит в клинику на завтра.

Антуан не хотел, чтобы она видела русского. Пусть осмотрит чеха, может, он тоже не наркозависимый.

Равви достал телефон и набрал номер Бланки. Выслушав автоответчик, он обратился к Антуану:

– Плохие новости. Она уже в клинике.

Антуан вздохнул. Ну, значит судьба. Повезло чеху.

Он снова взял телефон:

– Йожика верните. Он мне не нужен.

Равви смотрел на него, не отрываясь.

– И что ты теперь будешь делать?

Антуан стал серьезен:

– А теперь у меня нет выбора. Бланка, как всегда, слишком торопится.

Равви поинтересовался:

– Так мне задерживать отправку?

– Конечно.

Равви вздрогнул. От этого единственного слова исходил такой холод, что он невольно поежился. Что задумал Антуан, и почему он хочет задержать отправку? Недоброе предчувствие кольнуло Равви. Пока он размышлял, его собеседник попрощался и вышел.

70

19 октября 2008 г. Брно.

Алка, которая сидела лицом к дороге, первой заметила низко летящий Mercedes. Анечка резко затормозила в нескольких сантиметрах от входа, и тут же к ней подбежал официант, замахал руками, показывая, что здесь машину ставить нельзя, посетителям нужен красивый вид. Анечка, не выходя из машины, согласилась с ним, потому что считала, что вид этой машины и впрямь может испортить аппетит любому.

Она отогнала машину за угол, и через пару минут оттуда показалось нечто похожее на новогоднюю елку Волосы у нашей тетки были длинными, и она ни за что не хотела расставаться ни с единым сантиметром длины, как ее ни уговаривали модные стилисты. Собранные в высокий хвост на макушке, они свисали разноцветными прядями, как рождественский дождь. Анечка была на высоченных каблуках, в фиолетовой сеточке на стройных ногах, в глянцевой синей юбке и черном открытом топе. В руках она несла изделие из белого стекляруса, которое оказалось жакетом. Мы обе перестали жевать. Потом она достала из сумочки черное боа и обмотала вокруг шеи.

– Холодно тут у вас. Приветики.

Алка оказалась боле закаленной, все-таки журналистка.

– Приветики. Кофе?

– Хочу.

Анечка подозвала официанта, который, открыв рот, смотрел на нее, пока она делала заказ. В провинциальной Центральной Европе такие птицы пролетают редко и даже перьев не роняют.

Пока девушки спорили насчет модного цвета в новом сезоне, я смотрела на даму, которую только что покинул собеседник, и теперь она сидела, разглядывая прохожих и посматривая на часы. Как только пробило двенадцать, она расплатилась и ушла. Я с трудом узнала ее – это снова была Бланка. Хорошо одетая, подтянутая и стремительная, она сильно отличалась от той, что я видела рядом с Монсеньором и возле дома Мартины. Та была похожа на монашку, а эта выглядела очень стильно даже в классическом костюме цвета речного песка.

Проболтав около часа, мы собрались немного пройтись «куда глаза глядят», т. е. до ближайшей гостиницы. Туристов в это время года мало, и не каждый из них доезжал до Брно. Так что мы вполне могли надеяться на место в каком-нибудь небольшом семейном отеле. Не успели мы подняться из-за стола, как появился Антуан и, конечно, оторопел при виде Анечки.

– Добрый день, дамы.

Алка прыснула со смеха.

– Вы еще не знакомы. Это тетушка Елены. Анечка.

Анечка поджала губы. Какая бестактность! Ее назвали тетушкой при незнакомом человеке, да еще представили ему первой. Эта рыжеволосая совсем без манер. Алка поспешила исправиться.

– Это господин Антуан. Он – лечащий врач нашего Андрюшеньки.

Теперь оторопели все. Особенно лечащий врач, когда Анечка фурией набросилась на него:

– Что вы здесь делаете? Как вы могли оставить мальчика одного! А кстати, что с ним?

Антуан немного перевел дух. Он совсем забыл, что в природе существуют родственники.

– Пока ничего серьезного.

Все замерли:

– Пока?

Антуан подтвердил.

– Да. У нас есть часов пять-шесть, чтобы забрать его из клиники.

Анечка не поняла:

– Забрать? Зачем же мы будем забирать мальчика, если ему плохо?

Алка резко повернулась к ней:

– Если не забрать, будет еще хуже. Ему отрежут все органы, какие найдут.

Анечка взвизгнула, потом вдруг резко успокоилась и проявила всю деятельность своей натуры.

– Ну и чего мы тут стоим? Поехали!

Алка едва успела схватить ее за руку.

– Куда поехали? Вы знаете, где он?

– Нет. А вы разве не знаете?

Алка кивнула.

– Мы не знаем. А вот господин Антуан знает.

Все трое уставились на Антуана, но он спокойно сказал:

– Для начала давайте покинем это общественное место и переберемся в отель. Вы на машине?

Мы с Алкой отрицательно покачали головами, а Анечка вызывающе сказала:

– Ну разве женщина может ходить сама? Конечно, на машине.

Все посмотрели на Анечкины каблуки и согласились. Антуан вздохнул.

– Поедете за мной. Я на серой Audi.

Мы с Алкой направились вслед за Анечкой к машине.

Вполне приличный «мерс», большой и удобный, чего она так переживала?

71

19 октября 2008 г. Брно.

Небольшой отель на окраине Брно уже давно не видел постояльцев. Расположенный не слишком удобно, он становился отелем лишь когда в него забредали случайные гости. Антуан выбрал это заведение по двум причинам: удаленность и удобное расположение комнат. Отель был одноэтажным, так что можно переносить больного, не пробираясь по узким лестницам наверх. Все двери выходили во внутренний дворик, а крайняя правая дверь вела в гостиную, бывшую одновременно и кухней. Мы выбрали себе каждая по комнате и через несколько минут собрались в гостиной, расположившись в старых потертых креслах цвета недозрелого лимона. Антуан занял небольшую софу, чтобы быть в центре нашего внимания.

– Сейчас кто-нибудь из вас поедет со мной. Нужно познакомиться с клиникой изнутри.

– А как мы туда попадем?

– Вы что, никогда не болели? Там есть прием посетителей по острой боли.

Анечка предложила.

– Я – гражданка Австрии. Меня они обязательно примут.

Антуан отклонил ее предложение.

– Примут, но будут к вам слишком внимательны. Нам нужен кто-то из дам, кто не вызовет ни опасений, ни излишней любезности. Ваши корочки журналиста вполне подойдут. У вас есть страховка?

Алка кивнула.

– Конечно. Весь пакет.

Антуан посмотрел на нее внимательно.

– Пожалуетесь на боль в боку, попросите сделать снимок. Возьмете бланк с именем врача и перед тем, как рассчитаться, снимете на телефон его имя и имя медсестры.

Анечка сидела, надув губы, как взрослая девочка.

– И что, мы будем сидеть здесь и ждать?

Антуан повернулся в ее сторону:

– Сидеть и ждать никто не будет. Я там появляться не могу. Мои люди тоже. Дам вам парочку для подстраховки, а дальше – сами.

Анечка расцвела. Антуан вызвал машину, и Алка отправилась на медосмотр.

Через час она вернулась и отдала Антуану имена всех врачей, дежуривших сегодня, и тех, кто будет дежурить ночью. Так, на всякий случай. Он одобрил.

– Как вам это удалось?

Она гордо вскинула свою рыжую голову:

– Ну, знаете! Информация – это мой хлеб.

Телефон Антуана звонил через каждые полчаса. После очередного звонка Антуан вышел. Вернулся он с огромной сумкой, которую поставил на пол прямо посреди комнаты. Анечка первая подскочила к нему.

– Это что?

– Костюмы.

Он расстегнул молнию и достал совсем новые, еще в упаковке, медицинские халаты.

Тетушка взвизгнула:

– Ой, мы будем докторами?

Антуан посмотрел на ее раскрашенный хвост и пошарил в сумке. Достал среднего размера медицинский колпак и протянул ей.

– Примерьте. Если все это спрячете – вы в деле.

Анечка старательно упихала свои волосы под колпак и осторожно заглянула в зеркало.

– Да, прибавила лет двадцать. Ну и ладно. Зато повеселимся.

Антуан усмехнулся:

– Это вряд ли. Кстати, у всех есть завещание? Ну, в случае чего…

Его слова немного остудили наш пыл. Этот человек знал, что сказать, чтобы все стали серьезнее. Антуан отправил Алку за утюгом к хозяйке, а нам приказал прочитать инструкции к медприборам, которые мы обнаружили в сумке. Будет неправильно, если врач не умеет обращаться с фонендоскопом. Анечка восприняла это как бижутерию и старалась перед зеркалом как можно красивее развесить на себе «слушалку». Вернулась Алка с утюгом и принялась за работу. Антуан прикрепил таблички с именами врачей и пропусками, и через полчаса мы были готовы.

72

19 октября 2008 г. Брно.

Маленький госпиталь на конце города был собственностью Антуана. Не его самого, конечно, а третьих лиц, которые даже о существовании его не знали. Кто-то переговорил с дежурным врачом, и нашу медицинскую бригаду впустили внутрь.

Антуан сам подвел нас к главному врачу и сказал:

– Пусть посмотрят, как все устроено, если вы не возражаете.

Главврач улыбнулся.

– Не возражаю. Ваши пожертвования на нужды нашего госпиталя, господин Франц, превысили все ожидания. Мы сможем закупить…

Антуан прервал главного.

– Хорошо. Теперь покажите дамам клинику.

Я незаметно отделилась от Алки с Анечкой, которые вжились в роль, и деловито рассматривали главврача. Антуан стоял чуть поодаль, и наш разговор никто не услышал.

– Почему мы приехали сюда? Ведь его здесь нет?

Антуан улыбнулся.

– Нет. Этот госпиталь я строил как точную копию того, в котором вам предстоит побывать. Так что запоминайте все хорошенько. Где комнаты персонала, где лифты и запасные выходы, а где палаты для больных.

– Но ведь его не будут держать в палате для больных.

Антуан согласился.

– Нет. Он в подвале, рядом с моргом.

Меня передернуло.

– Вы покажете мне, как куда добраться?

– Покажу, только не падайте в обморок.

Я и не собиралась…

Мы спустились в подвальное помещение, и на нас пахнуло хлором. Антуан прикрыл нос белоснежным платком.

– Обработка. Мы не вовремя. Хотя выбирать не приходится.

Я согласилась.

Пройдя несколько коридоров, мы повернули направо. Зная свой пространственный кретинизм, я старалась запоминать, сколько шагов в какую сторону мы делали, чтобы хоть примерно угадывать направление. Антуан объяснил:

– Неважно, куда вы идете. Подвальный коридор представляет собой замкнутый круг. Откуда бы вы ни вышли, вам нужно найти только две двери: подсобного помещения, где находится ваш брат, и дверь выхода к лифтам, чтобы подняться наверх, на первый этаж.

– А как же я его унесу, если он без сознания?

– В подвале полно каталок. Ну, в крайнем случае возьмете какую-нибудь из морга. Это большая двустворчатая дверь.

– А она не заперта?

– В пересменок обычно нет. Пока одни врачи одеваются и уходят, а другие еще курят и переодеваются к работе, у вас есть время и все двери открыты.

Мы подошли к двери подсобки. Я ожидала увидеть здесь хлам и старые приборы, но, к моему удивлению, это была просторная комната, отделанная белым мрамором, с единственной кроватью посередине. Центральная лампа была выключена, горели только боковые светильники. Несколько приборов, подключенных к пациенту, пара стеллажей с какими-то склянками и каталка в углу комнаты составляли всю меблировку. Никаких стульев или тумбочек, цветов или еды. Все было очень стерильно, даже сесть некуда.

Антуан остался в дверях, а я осторожно подошла к пациенту. Чем ближе я подходила, тем сильнее дрожали у меня ноги. Это был Андрей!

73

19 октября 2008 г. Брно.

Антуан невозмутимо наблюдал, как я опускаюсь на пол. Потом подошел к одному из стеллажей, открыл стеклянную дверцу, взял нашатырь и поднес мне пузырек. Я успела очнуться до того, как он сунул мне под нос эту гадость. Отстранив его руку, я сидела на полу, ничего не понимая.

– Вы же сказали, что его здесь нет.

Антуан выглядел озабоченным.

– А если при виде своего брата вы и там грохнетесь на пол?

Я подняла на него глаза:

– Не грохнусь. Я не ожидала, что он может быть здесь.

– А его здесь и нет.

Я хотела что-то спросить, но язык не поворачивался. Антуан усмехнулся.

– Да, этот мальчик очень похож на Андрея. Его зовут Гюнтер. Он немец. И вам предстоит поменять их. Вы оставите в клинике Гюнтера и заберете Андрея.

Я все еще сидела на полу.

– А остальные должны про это знать?

– Конечно. Чтобы не было такой же реакции, как у вас. Нам не нужны обмороки врачей во время операции.

Я улыбнулась двусмысленности его фразы и постаралась встать на ноги. Он не помог мне, так что из положения сидя я поднималась весьма неуклюже.

Антуан вернул меня к постели Гюнтера.

– Вот, видите этот прибор? Сначала нажмете левую черную кнопку на мониторе. Нужно отключить давление. Потом осторожно выньте из вен иглы. Пережмите пальцем и наложите пластырь со спиртом. С аппаратом можете не возиться. Теперь придвиньте каталку вплотную к его кровати.

Я механически делала все, как он говорил. Осторожно передвинув Гюнтера на каталку, я накрыла его простыней, так, чтобы он мог дышать. Антуан одобрил. Взявшись за ручки, я осторожно покатила свою добычу к лифту.

Алка с тетушкой уже закончили осмотр, сидели и болтали с медперсоналом, который поил их чаем. Антуан предвидел реакцию Анечки, так что попросил всех медработников покинуть холл.

Анечка посмотрела на тележку и бодро спросила.

– Это что, труп?

Я осторожно открыла лицо Гюнтера. Анечка упала рядом. Алка подошла к пациенту и… поставила чашку с чаем мимо стола. Звук разбившегося фарфора привел тетушку в чувство.

– Он умер?

Мы успокоили Анечку.

– Это не наш. Это Гюнтер.

Анечка продолжала причитать.

– А как же мы их не перепутаем?

Это было здравое замечание.

– Давайте привяжем к нему что-нибудь. Как в роддоме. Чтобы не перепутать.

Мы поискали что-нибудь, но нашли только ярко-синюю ленту Анечки, которой та обвязывала волосы. Мы привязали ее Гюнтеру на руку и выкатили его с заднего крыльца, где уже ждала машина скорой помощи с эмблемами госпиталя Бланки.

74

19 октября 2008 г. Брно.

Антуан давал последние инструкции.

– Машина подъедет к служебному входу. Выкатите тележку и оставьте в коридоре, возле стойки администратора. Пока оформляют документы, вам нужно поменять мальчиков. Потом подойдет врач в роговых очках и скажет администратору, что они не могут принять этого пациента, что его страховка не позволяет лечить его в такой дорогой клинике. И вы уедете, забрав Андрея.

Когда мы подъехали, возле клиники уже стояло несколько машин. Медсестры в белых халатах и подсобные рабочие перекатывали тележки и носили какие-то ящики. В общем, шла работа. Наш водитель припарковался рядом с каким-то небольшим рефрижератором, и мы торжественно выкатили Гюнтера из машины. Въехав в приемный покой, мы остановились возле стойки администратора, как сказал Антуан. Оставив Алку заниматься документами, мы с Анечкой незаметно спустились в подвал. Подвальный коридор и впрямь представлял собой замкнутый круг, так что мы легко нашли подсобку. Но, к нашему удивлению, дверь ее оказалась закрытой. Мы осмотрели замок. Хоть и простой, но выбить его мы бы не смогли, не привлекая внимания. Дверь напротив вела в морг. Подумав немного, мы прошмыгнули внутрь. В морге никого не было, за исключением небольшого трупа или, скорее, того, что от него осталось. Переложить останки в ванну и освободить тележку для меня было делом нескольких минут. Справившись, я стала искать Анечку. Она, как всегда, лежала на полу. Бить ее было бесполезно, да и шуметь сейчас не очень-то хотелось. Я постаралась приподнять тетушку. Хоть она и была стройной, прислонить ее к стене мне удалось лишь с третьей попытки, она все время сползала вниз и расстилалась на полу. Хорошо хоть у них тут чисто, а то бы один из докторов выглядел нестерильно.

Подкатив к Анечке тележку, я сложила ее туда и с головой накрыла одной из простыней, которые лежали стопкой на тумбочке здесь же, в морге. Пока Анечка отдыхала, я выбежала в коридор. Отходить от нее далеко было опасно, вдруг она очнется и начнет кричать? Поднявшись на лифте обратно на первый этаж, я заглянула в ординаторскую. Там никого не было. Я быстро подошла к столу и пошарила в ящиках. Бесполезно. Никаких ключей.

Я вышла в коридор и тут же наткнулась на уборщицу. Невысокая женщина с черными глазами, по всей видимости, не местная, смотрела на меня подозрительно. Я собралась с силами и сказала по-английски.

– Я приехала на стажировку. Из Лондона. Мне нужно осмотреть пациента в комнате, там, возле морга.

Я не очень-то рассчитывала, что уборщица поймет меня, но, к моему удивлению, она сказала на таком же ломаном английском, как у меня:

– Сегодня его уже осматривали. Сама госпожа Бланка.

Я радостно закивала.

– Да, я знаю. Она приказала мне повысить дозу. А я не могу найти ключей. Врач куда-то отлучилась.

Спасибо английскому, на котором что доктор, что докторша, все едино. Я же не могла знать, мужчина его наблюдает или женщина.

Уборщица показала мне в сторону администратора:

– Сходите туда. У них есть все ключи.

Я поблагодарила ее и пошла в сторону Алки, которая деловито перебирала бумаги и разговаривала по телефону одновременно. Заметив меня, она убрала телефон.

– Вы поменяли?

Я отозвала ее в сторону.

– Анечка лежит на каталке в морге, а дверь в подсобку заперта. Нужен ключ, пока наша тетушка не пришла в себя.

Не успела я произнести эти слова, как снизу, из подвала послышался страшный шум. Казалось, что здание рушится. Охранники сорвались с места и помчались вниз. Мы замерли. Первая пришла в себя Алка. Она быстро подошла к стойке администратора, который побежал за охранниками, схватила все ключи, которые были в пределах ее досягаемости, и отдала мне.

Я распихала ключи по карманам и, оставив Алку в администраторской для прикрытия, бросилась к черному ходу. Идти к лифту было опасно, на нем сейчас наверняка ездит охрана. Спустившись вниз, я осторожно пробиралась по подвальному коридору к моргу, откуда слышался тетушкин крик. Прислушавшись, я пришла в восторг. Анечка была великолепна! Она кричала по-немецки:

– Я приезжаю сюда не из удовольствия! Почему смена оставила пост в таком состоянии?

Охрана уже посмотрела ее таблички и регалии и теперь спешила тихо улизнуть, не попавшись под ее горячую руку. Анечка, смакуя слова, отчитывала медперсонал:

– Кто сдавал смену? Почему ванна грязная? Чьи это остатки?

Молодой доктор улыбнулся при слове «остатки». Лучше бы он этого не делал. Анечка моментально вцепилась в него:

– Ваше имя?!

Врач помялся. Днем Бланка устраивала здесь разнос, а теперь вот эта немецкая фурия.

– Грэг. Грэг Вильсон.

– Вы дежурите в морге?

– Нет. Я дежурю в соседней комнате.

– Открывайте.

Врач был в нерешительности. Открывать эту комнату мог только он и главврач.

Анечка была неумолима и перешла на визг, от которого невозможно было укрыться. Остатки охраны смылись за поворотом.

– Открывайте! Там наверняка такой же беспорядок, как здесь!

Молодой врач пошарил у себя в карманах и покраснел. Он забыл, что сразу после ухода Бланки сдал ключи администратору. Сейчас эта ведьма опять начнет орать. К его удивлению, она спокойно, но строго сказала:

– Быстро за ключами! А вы все не стойте тут, за работу!

Персонал нехотя разошелся, а молодой врач побежал за ключами. Теперь уже шум слышался наверху Наверное, администратор обнаружил пропажу ключей. Я подошла к Анечке:

– Ты быстро очнулась.

Анечка строго посмотрела на меня:

– Это ты меня на каталку пристроила? Так вот я с нее грохнулась.

Я огрызнулась.

– А ты бы хотела, чтобы я тебя на полу лежать оставила? Тебя бы нашли в весьма пикантной позе.

Она кивнула.

– Ладно, помажу колено чем-нибудь разогревающим. Спасибо, что присмотрела за теткой.

Мы направились к двери подсобки. Я едва успела зажать тетке рот, чтобы она кричала не так громко:

– Где этот олух с ключами?!

– Не ори! Ключи у меня.

Я доставала ключи по очереди из всех карманов. Мы судорожно примеряли их к замочной скважине, но ничего не получалось. Наконец один из ключей подошел, и мы ввалились в комнату. Пока Анечка шарила по стене в поисках выключателя, я решила, что света от прибора будет достаточно, нажала черную кнопку на мониторе и стала осторожно вытаскивать иглы из вен. Андрей не шевелился. Анечка наконец зажгла свет и бросилась за каталкой. Быстро прогромыхав по коридору, она въехала ею в кровать.

Аппарат зашатался, и я едва успела подхватить его, чтобы он не свалился на больного.

75

19 октября 2008 г. Брно.

Мы быстро переложили Андрея на каталку и вывезли из комнаты. Как только Анечка успела предусмотрительно запереть дверь, в коридоре послышались шаги. Мы быстро пихнули каталку в морг, и я откатила ее к самой дальней стене, чтобы не привлекать внимание.

Анечка осталась стоять в дверях. Молодой доктор подбежал к ней с ключами и хотел было вставить ключ в замочную скважину, но Анечка нашла ему другое занятие.

– Там у вас наверху привезли пациента. Катите его сюда.

Врач удивился.

– Зачем сюда? Он ведь живой.

Анечка посмотрела на него не терпящим возражения взглядом.

– Я говорю вам, катите!

Врач в недоумении пошел за больным. Впрочем, когда его принимали на работу, объяснили, что здесь вопросов лучше не задавать. Даже если что-то покажется ему странным. До сих пор все было более или менее понятно. Но когда-то же должно было случиться то, ради чего он подписал столько бумаг! Мы подождали, пока за ним закрылись двери лифта, и бросились к Андрею. Он едва дышал. Надо бы поскорее вытаскивать его отсюда!

Через десять минут прибыл Грэг с новым пациентом. Он торжественно вкатил его в морг и поставил перед Анечкой. В коридоре опять послышалась беготня, и Анечка отправила Грэга посмотреть, что там происходит. Тележку с Гюнтером она катнула в тот же угол, где был припаркован Андрей.

Через минуту в двери морга ввалилась разношерстая толпа во главе с Алкой, которая шумно искала своего пропавшего пациента. Значит, молодой доктор стащил Гюнтера из приемного покоя безо всяких объяснений. Понятно, почему Алка так переполошилась.

Застав нас в попытке скрыть от внимания общественности две совершенно одинаковые каталки, она решила, что зря привела за собой столько народа, и теперь пыталась увести всех обратно:

– Мне сказали, что его повезли на первый этаж!

Две пожилые медсестры во главе ее свиты возмутились.

– Вы только что кричали, что вашего больного увезли сюда!

– Это мне уборщица сказала. Она у вас что, англичанка? В Англии одни недоразумения с этажами!

Медсестры переглянулись.

– Ну вообще-то, она ирландка.

Алка потащила всех за собой. Препираясь почти со всеми одновременно, она быстро удалилась. Мы с Анечкой бросились к нашим Андреям-Гюнтерам. Оба мальчика были так похожи, что мы невольно старались найти отличия. И тут нас осенило: у Гюнтера не было ленточки на руке! Наверное, это доктор, опасаясь Анечкиного гнева, отвязал бантик. Анечка выругалась:

– Вот, зараза! И что нам теперь делать? Кто из них немец?

– Ну, можно подождать. Тот, кто очнется и заговорит по-немецки – не наш.

Я посмотрела на мальчиков. Неужели возможно такое совпадение? Анечка торопила:

– Ты помнишь у него какие-нибудь приметы особые, ну, чтобы мы смогли опознать его?

Я судорожно вспоминала, что могло бы нам помочь.

– Лампочка!

Анечка подняла глаза к потолку.

– Какая лампочка?

– Ему года два было, когда он утащил лампочку у отца. Бежал по коридору со своей добычей и ударился о стену. Лампочка тогда взорвалась, и у него остался небольшой шрам на лбу.

Анечка наклонилась, чтобы получше рассмотреть обоих.

– Ничего нет.

Я подошла поближе и провела рукой по лбу одного из них. Ничего. У второго и впрямь оказалось еле заметное углубление. Легкий шрам родом из детства. Анечка откатила Андрея подальше от Гюнтера. Чтобы не перепутать.

Я выбежала в коридор и быстро отперла дверь в подсобку. Мы вкатили Гюнтера и осторожно переложили на кровать. Только мы успели запереть за собой дверь, как в коридоре опять послышались шаги. Это возвращался молодой доктор с планшетом в руках. Пришло время проверять пациента. Анечка стояла перед ним как Немезида, Алка шла сзади как Мельпомена.

Доктор, слегка косясь на Анечку, открыл дверь и замер. Аппарат был сдвинут, питание отключено, а больной лежал без простыней. Грэг кинулся к больному и стал восстанавливать подачу раствора. Анечка орала на него, стоя в дверях, пока мы с Алкой катили Андрея к лифту.

– Я так и думала! Я немедленно информирую ваше начальство о таком безобразном отношении к своим обязанностям! Пусть вас гонят отсюда взашей!

Доктор метался от больного к стеллажам, подбирая иглы и устанавливая приборы. Наконец он справился, немного отдышался и покорно пошел за Анечкой, которая медленно плыла к лифту.

76

19 октября 2008 г. Брно.

В приемной стояла Алка и тоже кричала страшным голосом:

– Почему вы не хотите взять больного?!

Пожилой лысеющий доктор в толстых роговых очках невозмутимо складывал Алкины документы обратно в папку и, медленно растягивая слова, объяснял:

– Страховка этого господина не позволяет ему пройти те процедуры, о которых вы просите. Везите его в городскую больницу. Там вам помогут.

К удивлению администратора, Алка быстро сдалась и сделала знак охраннику выкатывать больного.

Анечка подоспела как раз вовремя. Бросив администратору ключи, она прошипела:

– Безобразие, а не клиника. У вас на полу валяются ключи от операционных!

Администратор выпучил глаза, но сказать ничего не успел. Анечка быстро вышла и направилась к машине скорой помощи. Мы с Алкой проследили, чтобы больного закатили в нужную машину, где нас ждал Антуан.

Он поинтересовался скорее из вежливости:

– Ну как, дамы?

Мы на всякий случай откинули простыню с лица Андрея. Пробежал вздох облегчения. При дневном свете шрам на лбу был хорошо виден.

Анечка мрачно пошутила:

– Надеюсь, что, очнувшись, он не заговорит по-немецки. Куда мы теперь направляемся?

Все посмотрели на Антуана.

– В Прагу.

Анечка жалобно застонала:

– А можно, я заберу машину? Франтишек будет обижаться, что бросила ее в Брно.

Антуан улыбнулся.

– Не переживайте. Машину перегонят в Прагу. А вам, дамы, лучше не появляться в Брно еще пару лет.

Никто и не собирался. Ну, может, кроме Анечки, которая ездит через Брно транзитом. Я поинтересовалась:

– А наши вещи?

Антуан больше не улыбался.

– Привезут.

Алка не выдержала:

– Куда привезут?

– К Андрею на квартиру Только я хотел бы попросить вас…

Анечка не дала ему договорить.

– Попросить?

Антуан посмотрел на нее, и тетка тотчас заткнулась:

– Я бы не хотел, чтобы мальчик вспомнил что-нибудь такое, что повредило бы его карьере, да и жизни.

Все дружно закивали.

– Ну конечно. А что надо делать?

Антуан повернулся ко мне.

– Когда он понемногу начнет приходить в себя, скажите ему, что попали в аварию, когда возвращались с Вышеграда.

Я удивилась, откуда Антуан знает про Вышеград, но промолчала. Он продолжал:

– По дороге домой ваша машина столкнется с одной из моих, и ваш брат окажется в больнице.

– В больнице? А ему не хватит больниц?

Антуан был с нами терпелив:

– А как вы объясните ему следы от игл? Или то, что у него голова кружится? Он провел три дня под капельницей с сильными транквилизаторами – проспал три дня и теперь еще недели две будет приходить в себя.

Уже стемнело, когда показались пригороды Праги. Еще полчаса мы кружили по городу, пока не подъехали к дому Андрея. Во дворе стояла как ни в чем не бывало его машина. Правда, с выбитым передним стеклом. Сигнализация не работала. Наверное, соседи отключили, чтобы не слушать ее вой.

Никогда не думала, что втаскивать мужчину, хоть и стройного, на четвертый этаж – такая проблема. Мои мужья столько не пили, так что подобного опыта у меня не было. Как ни странно, помогла Анечка. Сбросив свои туфли, она подхватила его под мышки и приказала придерживать с другой стороны. Алка старалась, как могла, но на третьем этаже отпала, и я сменила ее. Добравшись наконец до двери, мы стали искать ключи. Подоспевший с Анечкиными туфлями Антуан достал какой-то ключ и открыл дверь. Ничему уже не удивляясь, мы затащили Андрея в квартиру и положили на кровать. Он все еще был в полной отключке, но мы почему-то старались не шуметь. Пока я устраивала брата поудобнее, Анечка деловито ставила чайник на газ, Алка осматривала содержимое холодильника, а Антуан расположился на кухонном диване, наблюдая за ними. Я тихо влилась в приготовление ужина из того, что Алка нашла на кухне. Наспех поужинав, мы стали устраиваться на ночлег, и Антуан поспешил откланяться.

– Можете не беспокоиться. Я сам закрою.

77

16 октября 2008 г. Маврикий.

Старый Клаус Фор вызывал начальника охраны уже третий раз за день. Но ничего нового тот сообщить не мог:

– Молодому господину позвонили, и он уехал на своей машине. Я видел, как привратник открывал ему дверь.

Клаус устал допрашивать этого недотепу Фрэнка:

– Кто позвонил? Мужчина, женщина? Куда он поехал?

Начальник охраны переминался с ноги на ногу. Молодой Гюнтер частенько уезжал в город. У него там была подружка, которую он бы никогда не решился привести в дом деда.

Старик набрал незнакомый Фрэнку номер:

– Здравствуй, Исаак. Можешь поместить фотографию Гюнтера во внутренний розыск?

Поместить во внутренний розыск означало, что лучшие силы служб безопасности корпорации будут искать этого человека. Самый большой срок, в течение которого шел поиск, – два дня. Стоило это, конечно, недешево, но результаты были всегда убедительными. Клаус отпустил Фрэнка и пошел, наконец, спать.

Этот мальчишка, которому дед готовил империю, не заслуживает даже того, чтобы стать простым механиком в собственном гараже! Автоконцерны в Европе и нефтяные скважины в Северном море, он все будет вынужден передать другим семьям. Тем, которые вырастили достойных преемников. Когда отец Гюнтера умер от передозировки наркотика, Клаус приказал расстрелять всю охрану во дворце. Он им платил за безопасность! Безопасность своих родных. И вот теперь внук…

Фрэнк хорошо знал нрав старика и сильно опасался за своих ребят, да и за себя тоже. Поэтому, не теряя ни минуты драгоценного времени после того, как он покинул кабинет Клауса, поспешил в город. Фрэнк вспомнил тот день, когда мальчик попал в аварию. Вернее, он наехал на пешехода, который перебегал улицу. Тогда, чтобы быстрее замять это дело, Фрэнку пришлось свозить мальчика на анализы. Кровь у него была чистая, так что опасаться было нечего. Пешеходу дали хорошие отступные, и все разъехались, довольные собой.

Прокручивая обратно хронометраж событий, Фрэнк чувствовал, что он упускает что-то важное. Мальчик позвонил ему с места аварии. Пешеход лежал под его машиной и еле дышал. Это был местный бродяга, так что опасаться было нечего. К тому же он сам перебегал дорогу в неположенном месте. Полицейские тогда настояли, чтобы водителя проверили на алкоголь и наркотики. Они поехали в клинику, сдали кровь, поговорили с ребятами из полиции, чтобы те не поднимали шум. Шуметь они не стали, дед этого мальчика кормил весь город. Бродяга, несмотря на ушиб, сохранил остатки здравого смысла и удовлетворился стодолларовой купюрой. Вроде бы все как обычно, но что-то в цепи этих событий тревожило Фрэнка. Если бы мальчик не пропал, он, может, и не стал бы прокручивать по нескольку раз свою память. И вдруг его осенило: бродяга! Надо найти его и хорошенько порасспросить.

Найти бродягу для Фрэнка труда не составило. Он просто подъехал к местному притону и поинтересовался, у кого тут недавно был хороший заработок. Пьяная баба в ярких грязных лохмотьях похвасталась:

– Мой мужик неделю назад заработал сто баксов! Если за то, чтобы прыгать под машину, так хорошо платят, я тоже могу!

Опасения Фрэнка начали подтверждаться.

– Ты точно не путаешь, что неделю назад? Может, дня три-четыре?

Баба повертела головой, икнула и сказала:

– Ну какой же ты глупый! Говорю неделю, значит неделю!

– А где твой мужик?

– Спит. Еще дня два спать будет. Он же мертвецки пьян! Мы тут все повеселились!

– А ты почему не спишь?

– А я в завязке. Много не пью.

Фрэнк понял, что авария была подстроена. У мальчика просто хотели взять кровь. Сначала он было подумал, что это дед организовал всем проверку, но, поразмыслив, пришел к выводу, что старик сам не на шутку встревожен исчезновением Гюнтера. Значит, придется поискать в больнице.

Ему повезло, дежуривший сегодня врач помнил мальчика.

– Да. Нам привезли его анализы из лаборатории. Я тогда удивился. Обычно после аварии делают экспресс-тесты. Ну, на алкоголь или наркотики, а тут развернутый анализ крови. Понимаете?

Фрэнк кивнул. Во рту у него пересохло. Он вспомнил, что случилось тогда с охраной отца Гюнтера. Будущее рисовало ему страшные картины. Он понимал, что прятаться бесполезно, Клаус его все равно найдет. От этой безысходности у него заныло под ложечкой. Он знал все, что дальше расскажет ему доктор. Он и сам когда-то работал в службе безопасности клиники, которая поставляла органы для богатых пациентов.

– Потом какой-то новый врач из соседнего отделения подошел ко мне и попросил позвонить мальчику. У него обнаружили… Ну, дело молодое, к девчонкам бегает, вот и подцепил что попало.

У Фрэнка блеснула надежда. Он впился глазами в доктора.

– И что?

– Ну, я позвонил мальчику утром, чтобы он приехал сюда, и проводил его в венерологическое отделение. Там его уже ждал доктор… Не помню. Можно посмотреть, у кого он был на приеме.

Фрэнк уже знал наперед, что никакого доктора он не найдет. Если ты молодой и у тебя суровый дед, то будешь скрывать свои язвы и лечиться анонимно. Благо денег – помойка. Фрэнк также знал, что девочка чистая, он сам наводил справки, никаких дурных болезней у Гюнтера быть не могло, дед бы сожрал всех в этом городе. Так что Фрэнк побеспокоился заранее о здоровье мальчика. Значит, Гюнтер, чтобы скрыть от деда, да и ото всех свои проблемы, поехал в клинику на прием к доктору.

А здесь его уже ждали…

Но кто?!

Какой глупец мог поднять руку на внука Клауса Фора?!

Или…

Фрэнк приставил пистолет к своему виску. Перед тем как нажать на курок, он улыбнулся:

– Тот, кто сильнее…

78

21 октября 2008 г. Труа.

Старый Клаус плакал. Впервые он плакал от злобы и от бессилья. Как его драгоценный внук мог оказаться в цепочке поставок для клиник Бланки? Гюнтера нашли в Труа, когда страшные операции на спинном мозге уже начались. И что теперь делать, старик не знал. Все деньги мира не стоили его мальчика!

Переведя то и дело сбивающееся дыхание, Клаус позвонил.

– Машину! И предупредите Монсеньора о моем визите.

79

2008–2009 гг. Франция.

Война, которую начал старый Клаус после смерти Гюнтера, была жестокой и молниеносной. Клаус бросил в топку все – людей, деньги, связи. Бланка удержалась, но потери ее были огромны. Монсеньор больше не хотел иметь дело ни с ней, ни с Равви. Им перекрыли все денежные потоки ордена, и теперь они вынуждены были довольствоваться малыми вливаниями частных инвесторов, одним из которых стал Антуан. Скупая одну за другой клиники Бланки, он контролировал почти все ее исследовательские программы, постепенно прибирая к рукам Медицинские Фонды Корпорации.

80

20 октября 2008 г. Прага.

Я проснулась рано. Спала я рядом с Андреем, подскакивая и прислушиваясь всю ночь – дышит или нет. Дыхание его было ровным, но едва заметным. Промучившись всю ночь, я наконец решилась пробраться на кухню, где на раскладном диванчике спали Анечка с Алкой. Обе дамы были стройными, так что места много не понадобилось. Алка, наверное, тоже плохо спала в эту ночь, потому что сразу же подскочила при моем появлении:

– Ты чего в такую рань поднялась? Андрей спит?

– Нам же сказали, что еще два дня будет спать.

Анечка открыла глаза:

– Ну, если все считаются выспавшимися, давайте пить кофе.

Мы рассмеялись.

Алка снова принялась за поиски.

– Я чувствую, что им где-то пахнет, но никак не могу найти.

Настоящий кофе, не растворимый, обнаружился в большой алюминиевой банке в виде бидона из-под швейцарских конфет. Мы вскипятили чайник, разлили кофейную настойку по кружкам и уже собрались приступить к завтраку, как в дверь позвонили.

В дверях стоял Антуан, а позади него двое охранников с пакетами и сумками. Он жестом приказал поставить все у порога и отпустил их. Дамы бросились каждая к своей сумочке, проверяя, все ли на месте, потом побежали краситься кто куда – Анечка в ванную комнату, Алка в комнату к Андрею. Спящий юноша ее совсем не смущал. К тому же она считала его теперешнее положение неопасным для женщин определенного возраста.

Антуан достал из кармана ключи от Анечкиной машины и положил на стол.

– Машина у подъезда.

Я выглянула в окно. На месте машины Андрея стоял Анечкин Mercedes. Вернее, водителя ее мужа.

– А где машина?

Антуан подошел к окну:

– Вы имеете ввиду машину вашего брата? Она стоит в аварии на перекрестке возле Вышеграда. А сам водитель, согласно документам, сейчас находится в госпитале.

Подоспела Алка в полной боевой раскраске:

– В госпитале?!

– Мы перевезем его туда к вечеру. Желательно это сделать до того, как он очнется.

Когда все снова собрались на кухне, остывший кофе пришлось вылить и сделать новый. К моему удивлению, Антуан тоже составил нам компанию. По нему видно было, что он не спал всю ночь. Он вежливо обратился к Анечке, как к старшей из присутствующих дам:

– Если вы не возражаете, я заберу Елену прогуляться.

Обе легко согласились расстаться со мной до вечера. Анечка вызвалась присматривать за Андрюшенькой, Алка вышла вслед за нами, направляясь в магазин за покупками, чтобы вечером было чем отпраздновать возвращение. Вчера было нечем и некому, потому что все сразу попадали от усталости и от пережитых волнений.

81

20 октября 2008 г. Прага.

Антуан посмотрел на свою машину, припаркованную прямо у входа, и спросил:

– Поедем на ней, или сможете вытерпеть общественный транспорт?

– А вы что, хотите выпить?

– Хочу

Он махнул проезжающему таксисту, и мы двинулись по направлению к Мосту. Все таксисты Праги, наверное, могут доехать до Карлова моста с закрытыми глазами.

Расплатившись с водителем, Антуан, совершенно не интересуясь моим мнением, прошел под арку и дальше, на мост. Меня туда что-то не тянуло. Мне вспомнился тот вечер, когда мы с Андреем шли той же дорогой к галерее Кирилла.

Антуан уловил мое настроение:

– Когда вы улетаете?

– Послезавтра. Если получится.

Антуан спросил:

– А почему может не получиться?

Я замедлила шаг:

– Могут возникнуть проблемы с властями.

– У вас?!

Он усмехнулся.

Я начинала терять терпение.

– Да, у меня тоже бывают проблемы.

– Подробнее не расскажете?

Я согласилась скорее из вежливости.

– Расскажу. Перед нашим бегством из Праги мы попали в неприятную историю.

– И что же случилось?

– Мы оказались на месте преступления. И нас сфотографировал какой-то человек. Потом наше фото появилось в Интернете на полицейском сайте. И нам пришлось срочно уехать.

– Зачем?

Он, казалось, получал удовольствие от моего скомканного рассказа.

– Если бы нас арестовали, мы бы не могли доказать, что никого не убивали.

– А вы не убивали?

– Нет.

– Так в чем же дело?

– Мы в чужой стране…

– Вот это вас и погубило. Того, кто боится, можно заставить делать все что угодно.

Я начала понимать, куда он клонит.

– Вам нужен был Андрей, потому что он так похож на Гюнтера?

– Да, мне нужен был Андрей.

– И вы убили Кирилла?

Антуан остановился.

– Мог бы, но все гораздо хуже.

Я удивилась:

– Ну куда уж хуже? Что может быть хуже в вашем понимании?

– Ему заплатили.

До меня начинал медленно доходить смысл его слов. Значит, это было представление. Все было сделано для того, чтобы мы уехали из Праги и чувствовали себя в опасности. Что-то тяжелое, висевшее у меня внутри на тонко натянутой ниточке, вдруг оборвалось, и я почувствовала и облегчение, и горечь. Антуан уловил мое состояние.

– Можем зайти куда-нибудь, выпить кофе.

– Мы же пили недавно.

– Это был не кофе. Я давно не пил такой гадости.

Моя апатия сменилась гневом:

– Слушайте, если вы такой привередливый, то какого черта…

Он резко повернулся ко мне и сказал:

– Не стоит поднимать шум. Впервые за много лет я что-то сделал для простого человека. Для вас!

– Для меня?! Устроили мне жизнь в агонии?!

Антуан усмехнулся:

– А что, собственно, произошло? Ваша фотография повисела на сайте полиции пару дней? Ваш брат проспит еще какое-то время? И вся агония?!

Я задумалась. И вправду, если рассуждать фактами, все так. И все же…

– А что будет с тем мальчиком, на которого мы поменяли Андрея?

Антуан стал серьезен:

– А почему вы не спросили меня об этом там, в клинике?

Тяжелое предчувствие нахлынуло на меня.

– Его убьют?

Мой собеседник откровенничать не стал.

– Не знаю. А если бы вы знали, что Гюнтера убьют, вы оставили бы там Андрея?

Я покачала головой:

– Нет. Не оставила бы.

– Тогда не стоит и думать об этом. Это не ваш грех.

– А чей? Ваш?

– Я разделю его с одной женщиной…

– Вы любили ее?

– Ненавидел. Всегда.

Я отвела взгляд и спросила:

– Теперь вам легче?

Антуан усмехнулся.

– Нет. Хочу подготовить вас к встрече с Кириллом. Будет весьма некстати, если вы начнете истерику в галерее.

Мы посидели в ресторане, съели чешского карпа. Рыбу я люблю, как кошка, я радовалась, что для меня нашелся собутыльник, который был не против рыбы с водкой. Изрядно согревшись, мы вышли на улицу. Ветер пригнал откуда-то дождь и заставлял всех идти быстрее. У самой двери галереи я спросила:

– Сколько вы заплатили ему?

Антуан улыбнулся.

– Так мало, что вам не понравится.

Я усмехнулась. Стоимость моего спокойствия и почти жизни Андрея была ничтожной. Хотя его жизнь зависела вовсе не от этого. Это был лишь один из нескольких сценариев, которые мог разыграть Антуан.

Мы позвонили в колокольчик и вошли. В галерее было тихо, наверное, из-за дождя. Окна были плотно закрыты. Из посетителей – лишь пожилая немка с вязаной сумочкой через плечо. Она осматривала картины Вадима и причмокивала. Так ничего и не выбрав, немка ушла.

Вадим повернулся к нам и обрадовался:

– Проходите! Это твой брат? Ты же говорила, что он младше тебя…

Дверь распахнулась, и следом за нами вошел Кирилл, весь промокший. Он ожидал увидеть или меня, или Антуана. Но не обоих сразу.

Антуан сделал вид, что не знаком ни с кем из художников, поинтересовался:

– Вы продаете картины, господа?

Вадим отработанным движением руки показал нам на стену, где висели разные виды Карлова моста, но Антуан покачал головой.

– Это нам не подходит. Нам нужна реальная Прага, которую не показывают иностранцам.

Вадим порылся в углу и достал несколько своих старых работ:

– Можете посмотреть вот эти вещи.

Антуан кивнул.

– Показывайте.

Кирилл так и стоял молча, прислонившись к двери. Капли дождя стекали с его куртки. Он вытер лицо какой-то тряпкой, подвернувшейся под руку, и теперь пытался понять, как себя вести.

Антуан как ни в чем не бывало просматривал работы, пока наконец не остановился на одной. Уголок старой Праги со стороны Еврейского квартала. Вадиму удалось поймать дух этого места, овеянного легендами и страшными сказками.

– Мы возьмем эту. Сколько?

Вадим назвал цену. Антуан не стал торговаться и попросил, чтобы картину хорошенько упаковали.

– На улице дождь. Если у вас есть зонт, мы его тоже купим.

Кирилл молча прошел к шкафу, достал небольшой черный зонт и протянул Антуану.

– Вот, возьмите. Не надо денег.

Антуан поблагодарил, взял зонт и вышел. Я поспешила за ним, не попрощавшись.

Дойдя до Староместской площади, Антуан остановился. Это было то самое кафе, в котором он встречался с де Монбаром в прошлом веке.

– Давно я здесь не был. Можем спуститься в подвальчик.

Я согласилась. Внутри было много народа, дождь загнал сюда всех, кто был на площади. Антуан осмотрелся в поисках свободных мест и окликнул официанта.

– Уберите картину куда-нибудь. Мы заберем ее при выходе. И найдите нам местечко поудобнее.

Официант пристально посмотрел на него, молча взял картину и ушел. Потом принес нам пару стульев и устроил импровизированный столик, накрыв салфетками старое пианино в углу.

Хорошее вино и сыр всегда поднимают настроение. Антуан пил травяной чай и тоже получал какую-то из разновидностей удовольствия.

Происшествия трехдневной давности понемногу отступали, но меня мучила одна загадка:

– Скажите, а почему вы решили мне помочь?

Антуан улыбнулся.

– Если вы не откажетесь прогуляться, я покажу вам.

Любопытство превысило все погодные неудобства, и мы направились к Клементинуму.

Антуан провел меня черным ходом через какие-то арки подземной галереи. Через полчаса брожения в темноте мы подошли к едва заметной двери. Он достал небольшой ключ и попытался открыть замок. Дверь с трудом подалась, и мы оказались где-то в подвале, пахнущем пылью и сыростью. Осторожно поднявшись по ступеням винтовой лестницы на второй этаж, мы оказались в большом кабинете за огромным шкафом, уставленным старинными книгами. Антуан нащупал на стене выключатель, и комната осветилась тусклым желтоватым светом. Наверное, хозяева нечасто здесь бывали. Антуан подтвердил:

– Освещение здесь, как сто лет назад.

Он подошел к огромному письменному столу и сел за него. По тому, как он двигался, было понятно, что он провел здесь не один день, а может, и ночь. На столе стоял небольшой портрет в простой деревянной рамке, который я было приняла за фотографию. Он повернул портрет ко мне, и я чуть не открыла рот от удивления.

– Это кто?!

Антуан сказал, не глядя на портрет:

– Я мог бы предположить, что это ваша прабабка, но у нее не осталось детей.

Потом он задумался и добавил:

– Если монахини мне не соврали.

Та ночь, проведенная с женщиной, навсегда ушла из его жизни. Он сделал для нее все, что мог сделать помощник святого Бернара для простой горожанки.

82

20 октября 2008 г. Прага.

Домой мы пришли уже в сумерках. Прежде чем войти, Антуан выбросил зонт в мусорный бак, и мы поднялись в квартиру Андрея. Дома нас встретил запах жареной картошки, а на барной стойке стоял тазик салата. Анечка сидела с гитарой на диване и перебирала струны. У Андрея никакой гитары не было, поэтому оставалось лишь догадываться, где она взяла инструмент. Играть она почти не умела, но удовольствие получала. Увидев нас, Алка обрадовалась:

– Хорошо, что вы пришли. Он уже ворочается. Анечка сменила ему простыни и сводила в туалет, простите за подробность.

Антуан моментально отреагировал на известие о том, что брат шевелится:

– Вы хотите отвезти его в клинику или сначала поужинать?

Дамы помялись немного, потом решили:

– Сначала в клинику. А то и выпить-то как следует не получится.

Похоже, что Анечка подружилась с Алкой за то время, которое они прожили вместе.

Антуан позвонил, и через пять минут у подъезда стояла скорая. Дамы собрались было выносить Андрюшеньку, но Антуан поумерил нашу прыть.

– Его перенесут санитары. На специальных носилках.

И точно, в дверь вошли два щуплых европеоида с раскладными носилками. Анечка простонала:

– Они его точно уронят! Может, мы сами как-нибудь?

Алка решительно положила руку ей на плечо:

– Ты знаешь, кто самый страшный человек?

Анечка почувствовала подвох:

– Нет. А кто?

Алка прошипела:

– Дурак с инициативой! Отойди и не мешай ребятам!

Санитары, несмотря на свое хрупкое телосложение, оказались ребятами подготовленными. Они быстро погрузили Андрея на носилки и стали спускаться по лестнице. Мы ринулись было за ними, но нас остановили.

– Вас не пропустят даже в приемный покой. Завтра позвоните в больницу и, если состояние его будет не критическим, заберете обратно. Пусть очнется в больничной палате. Уже скоро.

Мы согласились. Высунувшись в окно, мы втроем наблюдали, как скорая отъехала от дома и свернула за угол. Анечка вздохнула и пригласила всех за стол.

83

21 октября 2008 г. Прага.

Последнее, что я помнила после вчерашнего застолья, это небьющаяся посуда, которая все время падала на пол, когда я пыталась поставить ее в шкаф. Анечка с дивана наблюдала за моими мучениями, потом сжалилась над посудой и сделала все сама.

– Ты что, мало пьешь дома?

– Нет, не мало. Но такой тренировки, как у тебя, у меня не было.

Нечего и говорить, что пробуждение было тяжелым. Разбудил нас телефонный звонок. Ожидая услышать в трубке Антуана, я сонным голосом спросила:

– Доброе утро. Как доехали?

Трубка покряхтела и со скандалом в голосе спросила:

– А то ты не знаешь, как я доехал. Только ленивый санитар не показывал мне сегодня снимки с места происшествия.

Я отняла трубку от уха и прокричала дамам:

– Очнулся! Сам звонит!

Дамы тут же повскакивали с дивана и подлетели ко мне.

Три существа женского пола в маечках и кружевных трусиках вокруг телефонной трубки – зрелище для Анечкиного мужа привычное. Потому что именно он сейчас вошел в дверь квартиры Андрея. Мы даже не стали спрашивать, как он сюда попал. Альфонсик сам сказал:

– Дверь была не заперта.

Это мы, наверное, Антуана вчера провожали и не закрыли. Другие версии нам бы не понравились.

Анечка поцеловала мужа:

– Как ты меня нашел?

– У меня свои методы, дорогая.

Подозрительность Анечкиного мужа не знала границ. Он примчался из Австрии, как только она не сделала вечерний звоночек. Но это даже к лучшему. Андрею сейчас нужна машина, пока не найдет другую, взамен своей, теперь уже аварийной.

Анечка щебетала, как райская птичка:

– Пусть Андрюшенька поездит пока на этой черной машине. Скажите ему, что я разрешаю ее перекрасить. Франтишек не будет против, я с ним поговорю.

Альфонсик выпил с нами кофе и забрал жену. На прощанье Анечка нежно расцеловалась с нами.

– Милые, мне так было весело с вами! Если у вас еще что-нибудь такое будет, обязательно позвоните!

Алка трижды сплюнула через плечо и помахала Анечке.

84

21 октября 2008 г. Прага.

После отъезда Анечки мы наспех прибрались и отправились в больницу, адрес которой вчера записали на бумажной салфетке и теперь пытались прочитать, потому что кто-то вытер об эту салфетку губы. След от дамской помады теперь сливался с контурным карандашом, которым мы записывали адрес. Поняв всю тщетность наших усилий, Алка скомандовала:

– Пошли! Пусть таксисты сами разбираются.

Она остановила такси и решительно протянула таксисту салфетку:

– Знаете такой госпиталь?

Таксист посмеялся над нашей запиской и махнул, чтобы мы садились.

Через полчаса мы уже стояли в приемном покое в ожидании моего младшего брата. Он выглядел, как узник концлагеря, хотя и шел сам. Мы быстро подписали бумаги о том, что больной сам по своей воле отправляется домой на произвол своих родственников, и вышли на свежий осенний воздух.

Дождя сегодня не было, так что мы немного прошлись, прежде чем поймать такси. Андрей, как мы и ожидали, начал приставать с вопросами:

– Слушай, а почему мы в Праге? Я помню, что ты пошла в церковь, а я остался у двери…

Мы с Алкой переглянулись. Изобразив удивление как можно правдоподобнее, я просила:

– В Праге? А где нам быть, если на второй день после моего приезда ты попал в аварию и мне пришлось просидеть дома все это время. Хорошо еще, что Алка приехала. И Анечка.

При упоминании Анечки Андрей оживился.

– Она одна или со своим Альфонсиком?

Алка вступила в разговор:

– Сначала одна, потом с Альфонсиком. Они тебе машину шофера на время оставили взамен разбитой.

Андрей обрадовался.

– Надо позвонить. Поблагодарить. Заодно узнаю, когда Анечка снова приедет.

– Вот как машину найдешь, так и приедет. С водителем. Заберет эту и покатает тебя на своей. У нее там какой-то «рисуночек новый».

Андрей улыбнулся:

– На капоте?

Дома вроде все шло хорошо. Андрей в меру мучился сомнениями по поводу провалов в памяти, но Алка была наготове с лекциями про очевидное и невероятное.

– Это тебя стукнуло так. Многие говорят, что проживали несколько жизней за то время, пока были в коме.

Брат ужаснулся:

– А я что, был в коме?!

Мы дружно закивали и старались не улыбаться.

– А где же ты был?!

Андрей поморщился.

– Ну не знаю.

Он сел за свой компьютер и через минуту заорал нечеловеческим голосом:

– Кто?! Кто лазил здесь и все вытер?!

Алка деловито шлепнула его по макушке:

– Не ори! Нахватали вирусов, вот и форматнули диск.

Андрей не унимался:

– Моя информация! Все рабочие документы!

– Не пенсионер! Еще наработаешь!

Пока он сидел за компьютером с видом подвыпившего вампира, я подозвала Алку и попросила проверить всю его одежду на предмет билетов в Кутну Гору и прочих улик. Алка быстро выгребла весь подозрительный на ее взгляд мусор и выбросила в окно.

Вечером, как и положено правильным русским туристам, мы посетили Карлов мост. Я бы с радостью не пошла, но пришлось составить Алке компанию, ведь она там сегодня еще не была. Андрей показал нам парочку ресторанов с хорошей кухней, и день пролетел незаметно.

Вечером позвонил Данил. Трубку как всегда взяла Алка и, растягивая слова, сказала:

– Приветики.

Это она у Анечки научилась. Я выхватила у нее телефон и радостно сообщила:

– Да, завтра вылетаю. Утром буду в Питере, а вечером – домой.

Данил обрадовался, что наконец-то меня слышит и даже скоро увидит. Исполнив супружеский долг – поговорив с мужем – я пошла варить макароны для двух троглодитов, которым мало было двух ресторанов и на ночь они хотели «чего-нибудь легкого».

Назавтра утром мы с Алкой разлетались. Она обратно в Мюнхен, а я в Питер. Я перебрала в голове все несделанное или отложенное на последний момент и вспомнила про картину, которую купил Антуан. Алка с Андреем уже достали ее из-под кухонного дивана, распаковали и даже попытались подвесить на стену, в аргументе, что тут ей самое место.

Словно прочитав мои мысли, Антуан позвонил сам:

– Добрый вечер. Как дела?

– Прекрасно. Все возвращаются к обычной жизни. Вы забыли картину. Андрей теперь дома, так что можете забрать ее в любой момент.

– У него все в порядке?

– Да. Пока да.

– Если будут проблемы, пусть мне позвонит. Визитку я оставил на подоконнике.

– Спасибо, это ни к чему.

– Кто знает… Картину оставьте себе. Это для вас. Вы же не успели ничего купить.

Я улыбнулась в трубку.

– Вообще-то успела. У меня привычка – покупать сувениры в первый же день, а то потом не будет времени.

Антуан рассмеялся:

– А мне показалось, что вы без вредных привычек!

– Да, это вам показалось. Спасибо вам за все.

Он решительно потребовал Алку к телефону. Подруга внимательно выслушала его, и я впервые за все это время видела ее такой сосредоточенной. На прощанье она сказала Антуану:

– Я не сумасшедшая, чтобы рассказывать всем ваши истории. Лучше буду бедной, но живой.

И, фыркнув, отдала мне трубку. Антуан был немногословен:

– До встречи.

Я нажала кнопку отбоя, подошла к подоконнику и порвала его визитку.

– На кой мне такие встречи?

Утром Андрей привез нас в аэропорт пораньше, чтобы проследить, что мы точно улетим и ничего не забудем. Наспех собранные вещи сдали в багаж, пофотографировались у подвешенного в зале вылетов самолетика, радостно сделанного из елочной гирлянды, расцеловались с братом, всплакнули у таможни и пошли на посадку. А брат поехал выздоравливать, то есть спать.

Алкин выход был чуть дальше, а ее самолет улетал чуть позже, и она решила прогуляться со мной по местному duty-free. Через час, перед самой посадкой, у меня зазвонил телефон.

На этот раз звонил Андрей:

– Я тут из машины выходил и нашел два билета на поезд до Брно. Да, прямо на тротуаре. Мы туда точно не ездили? А то мне тут снится всякое…

Я свирепо посмотрела на Алку:

– Ты что, все в окно выбросила?

Алка закатила глаза и прошипела в ответ:

– Ну начинается!..

85

28 октября 2009 г. Франция.

Антуан подъезжал к границе Франции. Ему столько раз приходилось ездить этой дорогой, что следить за трассой не было надобности. Он мог ехать с закрытыми глазами, если бы не дорожные работы на отдельных участках, где приходилось сбрасывать скорость и следить за движением.

Начинался дождь, и тонкие струйки воды причудливыми змейками потекли по лобовому стеклу, но он не торопился включать дворники. В утреннем тумане навстречу его серебристой Audi пронесся какой-то грузовоз на дальнем свете, слегка ослепив его. Он потер глаза и включил противотуманки. Свет фар почти сразу же выхватил на обочине чей-то силуэт. Антуан удивился. Что может делать человек рано утром за несколько километров от ближайших селений? Сбросив скорость, он притормозил в нескольких метрах от одиноко стоящей фигуры. Человек в дождевике замахал руками и побежал к машине. Антуан сначала подумал, что это какой-нибудь молодой человек путешествует автостопом, но, к его удивлению, это оказалась дама лет пятидесяти. Судя по ее уставшему виду, она уже давно пыталась поймать здесь попутку. Антуан показал знаком на заднее сиденье, и она не заставила себя ждать.

– Доброе утро, мадам.

– Спасибо, что согласились подвезти меня.

– Редко кого можно встретить на этой дороге в такой час.

– Если это не вопрос, то я, с вашего позволения, не стану рассказывать, почему я здесь оказалась.

– Ваше право. Хотя мне любопытно.

Женщина ничего не сказала, достала из кармана дождевика носовой платок и вытерла капельки воды со лба. Некоторое время они ехали молча, наконец Антуан не выдержал:

– Нам ехать до Чехии еще часа два. Могу я узнать ваше имя?

Женщина как будто не слышала его слов, и ему пришлось повторить:

– Как мне к вам обращаться?

– Беата.

– Вы говорите с акцентом. Вы француженка?

– Да, во мне есть что-то от француженки.

Антуана позабавил ответ женщины. Наверное, каждая вторая считает, что в ней «есть что-то от француженки». Но открыто в этом ему еще ни одна не признавалась. Интересная особа эта Беата. Едет молча, водителем не интересуется, на дорогу не смотрит. Как будто ей безразлично, что будет дальше. За поворотом показался небольшой кемпинг, и Антуан сказал:

– Остановимся. Нужна заправка, да и поразмяться не помешает.

Женщина впервые посмотрела в глаза его отражению в зеркале. Глаза у нее были сероголубые, холодные, как дождь. Светлые локоны падали на лоб, и она старательно убрала их за уши. В ней была особая красота зрелости, да и выглядела она очень ухоженной.

Пока заправляли машину, они успели выпить по чашке кофе с горячими утренними булочками. Антуан недоумевал: обычно люди, которые оказываются на обочине, склонны к депрессии или меланхолии. В Беате же ничего такого не чувствовалось. Нескольких минут ей хватило, чтобы деловито привести себя в порядок, и они двинулись дальше.

После горячего завтрака спутница Антуана стала более разговорчива, и он повторил свою попытку:

– Так что же вы все-таки делали на дороге в такое время?

– Я? Ничего не делала. Просто ждала вас.

Антуан поразился, как спокойно она говорит об этом.

– Ждали меня? Но я мог проехать и не остановиться!

– Бланка сказала, что вы обязательно остановитесь.

От резкого торможения на скользкой дороге машину занесло.

– Так значит, вас отправила Бланка?! У меня нет желания с ней общаться!

Дама не обращала никакого внимания на его истерику.

– Тогда почему вы остановились?

– Вы махали руками.

– Нет, мой дорогой. Я махала руками уже после вашей остановки.

Антуан усмехнулся: «Мой дорогой»! Как будто мы давно знакомы.

– И почему же, по-вашему, я остановился?

– Наверное, потому, что я была в желтом плаще.

Она снова посмотрела на него в зеркало.

– Когда-то вы остановились из-за женщины в желтом плаще.

Антуан казался спокойным, даже слишком. Он повернулся лицом к своей спутнице и осторожно сказал:

– Но это было…

Беата кивнула.

– Да, это было сто тридцать лет назад. Говорят, вы ничуть не изменились.

86

28 октября 2009 г. Прага.

Антуан начал догадываться, кто перед ним. Год назад он подумал, что все улеглось и мир между семьями восстановлен. Да, мир восстановлен, но теперь за него, пожалуй, крепко взялись, раз Бланка снова появилась у него на пути. Как только они въехали в Прагу, Беата набрала номер Бланки и попросила ее подъехать к Национальному музею. Антуан не горел желанием общаться ни с одной из них, но выбора не было.

Бланка деловито разместилась на заднем сиденье, рядом со своей подругой, и попросила Антуана ехать к Вышеграду. Через зеркало заднего вида он исподтишка рассматривал Бланку. Она сильно изменилась с тех пор, как он видел ее в последний раз. Это был тяжелый для нее год. Увидев, что Антуан разглядывает ее в зеркале, она вежливо поинтересовалась:

– Хорошо доехал? Такой сильный дождь…

Антуан был вежлив.

– Не тревожься, дорогая. Я умею водить машину.

Бланка сверкнула глазами:

– Меня тревожит, успеем ли мы к обеду. Монсеньор ждет!

Холодок пробежал вниз по его позвоночнику и остановился где-то в области поясницы, подавая сигналы о том, что лучше покинуть этих милых дам и как можно скорее. Антуан соображал быстро – сейчас будет перекресток, если немного сбросить газ, то можно попасть на красный и выбраться из машины. Он намеренно подождал, пока какой-то Volkswagen распарковался, и встал за ним. На перекрестке он быстро достал из бардачка документы, чтобы избежать ненужных хлопот, и почти на ходу выпрыгнул из машины.

Антуан хорошо знал город, в котором прожил пятьсот лет. Добежав до угла Аполинарска и Винична, он краем глаза видел, как Бланка вышла из машины и достала мобильный телефон. На улице за его машиной образовалась небольшая пробка. Дождь усиливался, и звуки сигналящих машин стекали дождевыми потоками в водоотводы вдоль дороги. Теперь до приезда полицейских никто не тронется с места.

По опыту он знал, что лучше всего раствориться в толпе больших супермаркетов или отсидеться в небольшом кафе в какой-нибудь подворотне. Но супермаркеты он сразу исключил – он слишком устал и будет выделяться даже в толпе. Сказывался ночной переезд. Да и толпы в утреннее время еще никакой не было. Так что оставались кафе. Он свернул вглубь дворов и оказался возле одного из неприметных заведений, вполне соответствующего его намерению. Раньше он частенько здесь бывал, и хозяйка помнила его щедрые чаевые. Несмотря на ранний час, она сама встретила гостя.

– Господин Антуан?! В такой час? Что-то давно вас не было.

– Моя машина сломалась. Вы открыты?

– Для вас мы всегда открыты, входите. Сейчас включим отопление. Выпьете что-нибудь?

Антуан отказался от алкоголя, чтобы не разморило, и попросил, чтобы сделали крепкий и сладкий чай. Газовые горелки быстро согревали небольшое помещение, одежда начала подсыхать, и день уже не казался таким беспросветным. Из-за барной стойки вышел большой полосатый кот, потянулся, зевнул и лениво поплелся поближе к обогревателю. Девушка-официантка в синих джинсах и сером переднике шугнула кота, и тот, поворчав, скрылся обратно за стойкой. Антуану нравились коты, и он мысленно пожалел, что его лишили общества этого своенравного четвероногого. Внезапно урчание чайника прервал звук колокольчика входной двери.

Невысокий худой человек в черном плаще появился на пороге, и сердце Антуана сжалось.

87

28 октября 2009 г. Прага.

Все попытки Антуана избежать этой встречи были напрасны. Монсеньор с неотвратимостью судьбы приближался к его столику. Он снял мокрый плащ, отдал официантке и расположился напротив Антуана.

– Добрый день, мой дорогой. Ну зачем было заставлять меня искать вас?

Антуан ничего не мог ответить – в горле стоял ком. Страх и досада смешались, и от перенапряжения на глазах у него почти выступили слезы. Монсеньор подозвал девушку, тихо попросил ее принести для него стакан теплой воды. Девушка оказалась расторопной, и через пару минут на их столике оказалась вода. Сделав несколько маленьких глотков, Монсеньор оценивающе посмотрел на Антуана. Антуан наконец смог заговорить.

– Наша встреча не принесет мне ничего хорошего. Любой на моем месте постарался бы избежать ее.

Монсеньор взглянул на официантку и перешел на французский. Не похоже, чтобы здесь кто-нибудь знал языки.

– Вы правы, мой друг. Судя по всему, вы догадываетесь, о чем пойдет речь.

Антуан кивнул.

– Конечно.

– Мне непонятно, зачем вы так поступили. Наши интересы почти не пересекались, что же стало причиной столь необдуманных действий? Сотни невинных жертв…

Антуан отодвинул свой пустой стакан и сказал.

– Каждый выбирает то, что заслуживает.

Бернар нахмурился.

– Сейчас вы допьете свой чай и поедете на Вышеград. К сожалению, нас ожидает весьма неприятный разговор.

Антуан простился с хозяйкой, расплатился, и они вместе с монахом в черном плаще вышли на улицу. Дождь немного утих, подул легкий ветерок, унося серые тучи, и небо кое-где уже прояснилось. Они вышли на Винична, где была припаркована машина Антуана. Монсеньор пояснил:

– Бланка перепарковала. Она сказала, что водителю стало плохо и что она его родственница.

Антуан вздохнул:

– И чтобы не ждать приезда полицейских, все были рады поверить ей.

Бернар улыбнулся.

– Это просто люди. Они совсем не изменились за девятьсот лет…

88

28 октября 2009 г. Прага.

Антуан сел за руль и двинулся в сторону Вышеграда. Следом за его серебристой Audi большой черной тенью прошелестел по мостовой Rover Монсеньора…

Примечания

1

Святой Бернар сам составил устав ордена Тамплиеров, и члены ордена все как один присягнули ему на верность вместе с орденом Госпитальеров. В январе 1128 года – единственный случай в истории – для официального признания ордена Тамплиеров был созван особый церковный собор в Труа – на землях графа Шампанского. А уже в июне 1135 года пизанский собор под предводительством папы Иннокентия II установил ежегодный налог на всех архиепископов, епископов и аббатов в пользу ордена Тамплиеров.

(обратно)

2

Иньиго Лойола был рукоположен 24 июня 1537 г., и уже 27 сентября 1540 года папа Павел III торжественно огласил свод законов нового ордена иезуитов.

(обратно)

3

Брюнне – сегодня Брно.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

77

78

79

80

81

82

83

84

85

86

87

88 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg