«Евангелие от Андрея»

Евангелие от Андрея (fb2) - Евангелие от Андрея 7832K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Зиновьевич Синельников

Андрей Зиновьевич Синельников Евангелие от Андрея

ВРЕМЯ ИСКАТЬ И ВРЕМЯ ТЕРЯТЬ, Книга Екклисиаста, или Проповедника. Глава 3. Стих 6. «Время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать».

Поехать на Валаам Антон с Павлом собирались давно. Но не как все, на комфортабельном лайнере из Москвы или Санкт-Петербурга с круизной поездкой по каналу: заходом на Кижи и посещением других достопримечательностей Карелии и северной Руси, а как самые, что ни на есть турики. Даже поездка из Сортавалы на пароходике или ракете в их планы не входила. Где-то они слышали, что раньше паломники и монастырская братия добирались до архипелага с восточной стороны озера по цепочке островов. Вот пройти этим путем было интересно. Мысль эта запала сначала в голову Антона, как большего афериста в их маленьком, но сплоченном коллективе, а потом все-таки утвердилась и в трезвой голове Павла. Они стали искать разные старые карты, еще времен советско-финской компании и даже ранее. Наконец, поняв маршрут, закупили всяческого необходимого туристу снаряжения, начиная от легкой палатки и спальников и кончая рыжими непромокаемыми костюмами. Добираться решили так. Сначала до Олонца, затем к Ладожскому озеру. Там взять в наем рыбацкую лодочку с мотором и оттуда островами к Валаамскому архипелагу. Деньги были, желание тоже. На работе трудностей не предвиделось, благо Павел был сам хозяин небольшого предприятия, так сказать мини олигарх, а Антон всю жизнь числил себя человеком свободной профессии, а проще говоря, мелким аферистом.

Время выбрали к середине лета, даже за вторую его горбушку. Когда ночи теплые, дни жаркие, комарья поменьше, а солнце еще стоит высоко и ночи светлые. Сказано – сделано. Добираться решили транспортом общественным, чтобы машина руки не связывала, обратно за ней возвращаться, и с Валаама можно было дальше двигаться, куда левая пятка захочет. То ли на западный берег в Ладожские шхеры на лодке, то ли в Сортавалу на север на ракете, то ли в Старую Ладогу на юг, а может и в сам Питер через Орешек и Неву. Решили – сделали. Голому собраться – только подпоясаться. Взвалив на плечи трехпудовые рюкзаки, искатели приключений отправились искать их на собственные задницы.

Однако сложилось представление, что приключения их не очень-то и ждали. Совершенно спокойно они добрались на поезде до Олонца, вернее до забавной деревни с названием Погранкондуши.

Даже не до самой деревни, а до железнодорожной станции с таким названием. При близком рассмотрении, оказалось, что деревня лежит далее от берега Ладоги километрах в полутора, а от станции метрах в семистах. Таким образом, встал вопрос: «Топать в деревню или к берегу?», быстро разрешившийся не в пользу деревни. Забросив рюкзаки за плечи, оба новоявленных паломника двинули к берегу, в надежде там найти добрых рыбаков и надежную лодку. На берегу у мыса Варечной их встретил ветер, пустота и Варашев камень – огромный гранитный камень с кварцевыми вкраплениями, лежащий в гордом одиночестве на песчаной отмели. Начитанный Павел пояснил напарнику, что это пограничный камень, обозначавший государственную границу между Швецией и Россией 1618 года и границу между СССР и Финляндией 1917–1940-х годов. Обходя его со всех сторон, благо был отлив, он нудным голосом рассказывал историю камня и этих мест. Павел вообще был большой занудой, но Антон за долгие годы дружбы с ним привык к этому и просто не обращал внимания на его скрипучий голос, стараясь из тирад, произносимых им долго и печально, черпать только информацию. Из этого рассказа он понял, что когда-то давно. Очень давно согласно, какому-то Столбовскому мирному договору 1617 года шведский и русский полномочные межевальные послы съехались 25 октября 1618 года на берегу Ладожского озера для демаркации границы на рубеже между Соломенским погостом Карельского уезда и Олонецким погостом Новгородского уезда и положили тут этот камень, как граничный столб.

– Вот как это описано в «Первом полном собрании законов Российской империи» – разливался серый голос Павла над такими же серыми водами Ладоги, – «…Межи и грани у нас с обеих сторон правильно сысканы, смотрены и разлучены и кладеныя по старожильцевым сказкам вправду, как изстари бывало. А грани на тех местах ныне кладены с Великаго Государя нашего Его Царскаго Величества и Российскаго Государства со стороны деланы кресты, а с Велеможнаго Государя Его Королевскаго Величества и Свейскаго Государства стороны деланы короны, а в оных местах копаны вообще ямы и насыпаны углем. А сначала: пошла межа Новгородскаго уезда Олонецкаго погоста и Корельскаго уезда Соломенскаго погоста от Ладожскаго озера, от Варачева камени, а Варачина тож, который у берега против наволока, а на нем грань – крест в кругу, да короны и годовое число…»

– Ты чего? Это все на память помнишь? – не сдержал удивления Антон.

– А что?

– Ну, ты даешь! Похоже, однако, что с того самого времени мы у этого камня первые, кто появился? – невесело пошутил Антон.

Как бы опровергая его слова, на кромку берега с грохотом и треском вырулил раздолбанный Беларусь с лихим карелом за баранкой.

– Чего? Камнем любуетесь? – миролюбиво спросил он.

– Это Варашев камень? – вопросом на вопрос ответил Павел.

– Варашев, а что?

– А до Валаама далеко?

– Далече.

– А лодку у вас можно взять? – вступил в разговор Антон.

– Лодку?! У нас!? – в голосе карела было неподдельное удивление.

– Ну да лодку! Не па-ро-ход?

– Зачем?

– На Валаам сплавать.

– Сходить, – пояснил карел, – По Ладоге ходят. Это гавно плавает.

– Сходить, – терпеливо поправился Павел.

– Не…. У нас лодок давно нет. Вы бы в Прибой смотались.

– Куда!? – хором спросили друзья.

– В колхоз Прибой.

– Это где? – ехидно уточнил Антон.

– Это на Мантси, – невозмутимо пояснил карел.

– Где?

– На острове Мантсинсаари, – карел понял по глазам, что городские не врубились, – Назад на станцию топайте, – он почесал затылок, – Да ладно я подвезу. Там на поезд и до Салми. В Салми найдете попутку. Иногда рыбаки да охотники городские ездют. Попуткой до Мантси. Паром не работает, но там лодка бегает. А на острове бывший колхоз Прибой. У них лодки есть. Залазьте. Поехали.

Путешественники запрыгнули на убогий тракторенок. Подтянули свои огромные рюкзаки и тот, пыхтя и отдуваясь, дотащил их обратно до станции. В Салми они прямо на станции подхватили УАЗик, или это УАЗик подхватил их, и по разбитой дорожке дотряс до паромной переправы. Как и предупреждал карел, переправа не работала, но у берега стоял небольшой катер, который ждал ребят с УАЗика, едущих на остров готовить маскарадные ночи и карнавальные дни для «больших» людей, что собирались в выходные поохотиться на острове. На вопрос: «На кого охотиться?» парни, выгружающие в катер ящики с водкой и пивом, невозмутимо ответили: «На телок», а, увидев удивленные глаза друзей, со смехом пояснили: «Что с собой привезут».

Таким образом, Антон и Павел благополучно добрались до старта своего путешествия – берега озера Ладоги напротив архипелага Валаам. Того места, с которого все паломники, испокон веку, двигались к этим святым местам. Парни из Салми разместили их с собой в маленьком домике, около маяка на мысе с каким-то восточным названием Сирокко. Пока они накрывали на стол, нарезая нехитрую закуску и выставляя на стол пиво и водку из запасов «больших людей», Антон, напевая под нос: «Много дней дует злобный сирокко, но он чувств моих не остудит…», нарезал столичную копченую колбасу и скручивал голову припасенной бутылке виски «Белая лошадь». Павел тоже не сидел сложа руки, открывая банки с консервированными ананасами и шпроты.

– Что богатый колхоз был? – мимоходом задал он вопрос парням.

– Прибой-то? Богатый, – охотно откликнулся старший в желтой куртке с капюшоном.

– Колхоз урожаями своими славился, – поддержал его второй парень, – Тут микроклимат особый что ли. Вроде север, а фрукты всякие, овощи растут… как в Крыму, и зерно… как на Кубани.

– Ну, ты это того, – улыбнулся старший, – Может на Валааме и так, а здесь похуже будет.

– Так, так. Не хуже чем на Валааме. Ржи тута собирали, не меряно. Когда Хрущ пришел и кукурузу свою везде сеять начал, – младший тоже улыбался, – Царицу, значит, полей. Народ весь подался ее разводить на большие поля на «большую землю», а тута место стало для охоты – рыбалки для самой партноменклатуры. А мы тут егеря. Я так говорю?

– Правильно сказал, и слово-то выговорил, молодец. Садитесь к столу ребяты. Вечерять будем.

– А скажите егеря, лодку мы тут можем нанять до Валаама?

– У кого? – рука с бутылкой застыла над стаканом.

– В колхозе.

– В Прибое что ли? Да от Прибоя ни осталось ничего. Стоят ржавые сеялки-веялки, заброшенные: дома, конюшня, теплицы. Магазина на острове нет. Паромная переправа с большой землей, что на всех карта обозначена, давно тю-тю. Да вы сами видели. Дамбу смыло, – старший спохватился и стал разливать умело и сноровисто.

– Заброшенность и запустение везде, – поддержал его напарник, – Есть пара заброшенных деревень. Да и то одни развалины. Избы все порушены, коровники, школа двухэтажная. Срублена, говорят по старому, так теперича не рубят уже. Столбы вот поваленные электрические, – он вздохнул, – Да на погосте кресты русско-финского кладбища. Да вы сходите завтра посмотрите. Тут много почти целых домов, дороги, каменные мосты, поля. С войны вот сохранились бетонные ДОТы и остатки стрелковых ячеек. Каменные укрепления подземные. Больше смотреть нечего.

– Как это нечего? – разлив водку и подвинув всем их стаканы, возразил старший, – А остатки финской батареи? И почему это не живет никто? Живут тут два, а то и три древних деда. На втором маяке. У них видать и лодка есть. Хватит болтать. Водка киснет! Ё-мое!

Все деловито взяли в руки налитое и подцепили на вилки закуску.

– Ну, вам ребятки удачно сходить на Валаам, нам гостей встретит. И пусть Ладога к нам добра будет, – старший опрокинул стакан, крякнул и с хрустом закусил соленым огурчиком.

– А что при финнах, тут на острове было? – ковыряя вилкой в банке со шпротами, поинтересовался Антон, скорее для того чтобы продолжить разговор, чем для интереса.

– При финнах? – задумчиво переспросил младший егерь, разглядывая консервированный ананас на вилке, – При финнах, здесь стояли финские вояки. Остров этот, в переводе с финского, означает «Земляничный остров». Так при финнах тут кроме земляники и батареи дальнобойных орудий, чтоб до Олонца доставать ничего и не было. И не жил никто кроме вояк.

– Еще дамба была, где сейчас от нее остатки и паром ходит, – вставился старший, опять разливая водку, – Дамбу обслуживали карелы, но жили они на Лункулансаари. Это остров большой, который мы проезжали, когда из Салми ехали. Он от большой земли протокой отделен, узкой, как река. Вы и не заметили, что мы на остров въехали. Вот на нем карелы и жили. Финны их к батарее не пускали. Секретная была батарея. На Лункуне тож была, но так малесенька. Вздрогнули мужики!

– Ну, чокаться не будем. За тех, кто в море! – младший выпил, – Мне дед рассказывал. Он тут на Балт флоте воевал в составе отдельной бригады морской пехоты. Так он вспоминал, что они в 1941 эту батарею взять хотели. Десант высаживали. Уходили они из Шлиссельбурга в июле. Ночи были белые, как днем все видно. Дали им учебную винтовку на двоих и по пять патронов и две гранаты на брата. Кстати воевали они с этим боекомплектом против кукушек двадцать два дня. Сюда на Мантси высаживались они в трех местах. План высадки был составлен в спешном порядке. Летуны, воздушная разведка береговую батарею не обнаружила, хотя данные о ней имелись. Ночью для разведки острова выслали несколько разведгрупп. Никто ничего не видел, но исходя из того факта, что одна из разведгрупп не возвратилась, командир решил, что неприятель на острове есть. Дед говорил, что бардак был еще тот. Задач им толком не поставили, большинству даже не указали место, где высаживаться. Про дамбу, связывавшую о. Лункулунсари с побережьем, где у фиников было войску тьма, забыли. Короче положили они почти всех. До дамбы той мориманы пробились, затем их отбросили и покрошили. Давай ребята за светлую их память!

Все дослушали рассказчика не перебивая, и так же молча выпили.

– А дед твой как же?

– А они с ребятами нашли лодку на маяке, и ушли озером. Дед до сих пор вздыхает, что знай они о том, что при сильном навальном ветре у островов этих финских очень сложно с подходом-отходом от берега, они б себя по-другому вели. Да и, правда. Мелко тут, накат и камни. Короче повредили они шверт. И шли без руля и без ветрил, куда их волна пригонит.

– И куда пригнала? – поинтересовался Антон, уже размякший от выпитой водки и разомлевший в тепле печи.

– На Валаам, – младший егерь повернулся к напарнику, – Плесни, что ль еще?!

– Так кончилось.

– Вон виски возьмите, – подвинул красивую бутылку с лошадью Павел.

– Ладно, лью.

– Так вот такая история, – разохотился рассказчик, – Дед рассказывал, что когда их на лодке носило по озеру, вдруг закипела Ладога…

– Чего? – рука с бутылкой застыла над стаканом.

– Ладога закипела, как кастрюля на печи, – продолжил младший, – И гул пошел, как поезд едет, и начали из-под воды выскакивать огненные шары…

– Деда твоего часом по голове прикладом не приложили? – поинтересовался старший.

– Слушай ты, не мешай. И по небу побежало северное сияние…

– Летом-то? Я твоего деда знаю. Он не то чтобы много пьет. Когда ж он тебе такое баил?

– В детстве, когда в ночное ходили.

– Аааа. Ну, ври дальше, – подвигая всем стаканы, согласился егерь.

– Так вот когда это все произошло, лодку их выкинуло на островок. Дед говорит, как будто кто на канате ее притянул. А там они нашли пещерку малую и завалились спать. Больно уж их Ладога измотала. Ладога может.

– Давай ребята, поднимем за Ладогу-кормилицу, – поддержал рассказчика егерь, – Вам завтра по ней идти, так вот что б она пригрела и ласково к месту доставила.

– За Ладогу! – откликнулся Антон.

– Так вот, деду там, в пещере той привиделся святой в балахоне белом, с нимбом вкруг головы. Он потом узнал, что это был Андрей Первозванный. Дед с того дня стал в бога верить. Не то что бы в бога, но в церковь ходить начал, и свечу всегда Первозванному ставит. Святой тот показал деду, где весла в пещере спрятаны.

– Хватит травить, – зевнул старший, – Пора на боковую. Им завтра в дорогу, – он хохотнул, – Остров твоего деда искать. У Андрей Первозванного грехи отмаливать.

– Ладно. Спокойной ночи ребята, – согласился младший, – Но дед сказал, что еще им святой показал, где клад на острове спрятан.

– И что, нашли? – встрепенулся Антон.

– Ты что дурной? Война кругом была. Какой клад? На кой он ляд? Тут живым бы добраться и своим доказать, что из боя не бежал, и от врага не заброшен.

– А вы то что? Не искали что ли?

– Да по детству поискали, поискали. А что искать? Что за остров, дед не помнит. А островков там, как мух на дерьме. Где пещерка та? Тож пойди, поищи…. Спите ребяты. Байки это все. Деду опосля боя и плаванья и не то привидеться могло.

– А весла то он нашел?

– Весла? Какие весла? – засыпая, зевнул рассказчик, – А… весла нашел. А то, как бы они в Орешек приплыли? Спите!

Утро выдалось ясным, солнечным и теплым. Егеря пошептались, усадили их в машину и отвезли на второй маяк. Там действительно жили два деда. Крепких таких два деда, выдубленных северным ладожским ветром. Деды выслушали просьбу, пошушукались между собой, и выдали приговор. «Лодку они в наем с мотором не дадут, потому, как и лодку жалко и мотор тоже. Но вот есть старый катер, с отремонтированным дизелем. Его они готовы продать за небольшие деньги, потому как им он не нужен вовсе, а в хозяйстве лишняя копейка пригодится». Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал.

– Ведите, хитрованы, показывайте свою Аврору, – кивнул старший егерь.

– Пошли, чего таится-то? – поманил его к сараю дед.

В сарае, который оказался бывшим колхозным эллингом, стоял старый, наверно еще военный, финский катер. Старший егерь и Антон осмотрели его со всех сторон. На вид он был вполне еще живуч.

– Дизель-то заведи, – попросил Антон.

– Как скажешь. Надоть проверить, как без энтого, – Дед нажал какую-то пимпочку и дизель, кашлянув, застучал.

Стучал он ровно, как будто и не был старше Антона, а то и его отца. На черной панели кожуха явственно проступал знак похожий на паука или снежинку. Антон потер знак рукавом.

– Это руна Хагаль, – пояснил дед, – Такая руна была отличительным знаком дивизии СС «Норд». А вообще она означает то ли ограду, то ли разрушение.

– Ну, ты дед даешь! Это не одно и тоже, коли на этом корыте в море идти! Так чего означает-то? Вспоминай, – улыбнулся Антон. Он мало верил в эти сказки.

– Да хто ж ее знает, Говорят у кого така руна, тот сомнениев в своей правоте не имеет. Идет как бык на пролом. Вот и эсэсманы те также шли. Вы мне мозги не крутите. Берете катер?

– Сколько? – быстро спросил Антон.

Дед назвал сумму, приятно удивившую столичного афериста. Он уже и престал мыслить такими размерами, разве только в бане или в кабаке. Антон глянул на егерей.

– Ничего калоша. Крепкая. И мотор вроде работает ритмично, – младший почесал в затылке, – А так…сам решай. Тебе идти по волне-то.

– Вы бы взяли?

– Ну, скинет дед сотню, я бы взял. Рыбачить.

– Скину, – охотно согласился дед.

– Беру, – так же быстро согласился Антон, повернулся к егерям, – Я вам парни позвоню, потом, где мы его оставим. Заберете, а мы к вам на рыбалку будем ездить. Идет?

– Даришь, что ль? – усомнился старший.

– Не. Даю поносить, за будущую ласку и прием. Так, идет?

– По рукам! Мы тебе за это полный бак солярки зальем. До Валаама хватит. Садись, я с тобой до нашего маяка дотопаю. В деле ее посмотрю, а там и заправим.

Антон расплатился с дедом. Они сели в катер, уже спущенный со стапеля и качающийся на малой волне. Катер завелся с пол-оборота и резво побежал в сторону Сирокко. Мотор его стучал ровно и уверенно. Антон откинулся на лавке, подставил лицо встречному ветру и запел:

Много дней дует знойный сирокко, Но он слёзы мои не осушит, Караван твой в пустыне далёкой, Нет с тобой моих рук, Нет с тобой моих глаз.

– Это ты о чем? – перекричал стук мотора егерь.

– Это песня такая.

– Про что?

– Про любовь, про ветер где-то в Африке. Сирокко зовется, – и он продолжил:

Если смерч тебя встретит жестокий, Знаю я, ты пред ним не отступишь. Чем труднее к любимой дороги, Тем прекрасней, тем радостней встречи час.

Они быстро дошли до стоянки. Заправились соляркой до самой крышки бака. Кинули на дно катера свои рюкзаки. Крепко пожали руки егерям.

– До встречи, – сказал Павел.

– Бог даст – свидимся, – крепко пожал протянутую ладонь старший егерь.

– Постойте, – Антон достал из рюкзака бутылку виски и банку ананасов, – Выпьете за наше.

– Да ладно уж, – прогудел старший.

– Надо! – серьезно поддержал друга Павел.

– Бывайте! Семь футов под килем, – оттолкнул их от берега младший егерь. Мотор застучал, и катер под безоблачным небом по синей воде побежал на запад к Валааму. С берега ветер донес:

Если смерч тебя встретит жестокий, Знаю я, ты пред ним не отступишь.

Катерок бойко бежал, покачиваясь на волне. Солнце светило в безоблачном небе. Берег удалялся, тая в прибрежной дымке. Антон стянул с себя рыжую куртку, майку и развалился на корме, подставив теплым лучам еще не загоревшее белое тело горожанина. Павел на носу всматривался в набегавшее бескрайнее водное пространство, цепко держа руль, приделанный сюда от старенькой Победы. В воздухе разливалась нега и спокойствие. Взяв курс четко на запад, катерок глотал свои мили. Справа по борту уплыли назад, торчащие из воды островки, и скоро ничего не нарушало пустынного озерного простора. Мерный стук мотора, монотонное журчание воды за кормой, плавное покачивание катерка и жаркие лучи солнца сделали свое дело. Сначала задремал Антон, а за ним и Павел. Вывел их из состояния нирваны гул проезжающего где-то рядом поезда. Антон и Павел разом встрепенулись. Все небо было затянуто черными тучами, низко нависавшими над водой. Гул уже прекратился, и в воздухе висела звенящая тишина. Кажется, воздух превратился во что-то осязаемое, и его можно было черпать ложкой, как кисель. По узкой полоске голубого или скорее темно-синего небу на краю вала черных грозовых туч пробегали сполохи северного сияния. Его мерцание вывело из оцепенения Павла.

– Антош, это что? Северное сияние? Так лето на дворе! Или мы с похмелья белочку поймали?

– Это очень похоже на северное сияние, – искренне удивился тону вопросу от всегда невозмутимого Павла Антон, – А про гул нам ребята говорили. Он у них странным словом называется…, – он пощелкал пальцами, вспоминая, – Барракуда…, нет, не так… ага вспомнил. Баррантида. Дурацкое название. Надо берег искать. Гроза идет, – Антон закрутил головой, пытаясь понять, где они.

Вокруг расстилались пустынная водная гладь. Даже волн не было. Озеро застыло как стеклянное. Все это не предвещало ничего хорошего.

– Затишье перед бурей, – буркнул Павел.

– Типун тебе на язык! – неожиданно резко ответил Антон, пытаясь по компасу определить направление к островам.

Неожиданно озеро, до этого гладкое как скатерть на ресторанном столе, закипело. Закипело, как вода в кастрюле. Оно бурлило со всех сторон катера. А тот мужественно резал носом кипящую воду, пересекая этот котел. Небо, в ответ на кипение озера, откликнулось ровным гулом, грохочущего еще где-то далеко грома. Но столько мощи и силы было в этом раскате, что друзья поняли – это идет шторм. Катерок, тоже почувствовав своим нутром опасность, побежал быстрее. Железное сердце его суматошно застучало, ожидая беду. С неба громыхнуло еще раз, блеснула молния. В ответ, совершенно неожиданно, прямо по курсу из-под воды вылетели огненные шары и устремились в небо. А навстречу им из черных туч ударили струи дождя. Все это напоминало какой-то фильм катастроф. Такого в жизни быть не могло просто потому, что не могло. Все смешалось. Кипящее озеро, стена дождя, молнии, бьющие из туч, и огненные шары, вылетающие из-под воды. Гул грохочущего поезда, называемый тут африканским словом «баррантида», и рокот громовых раскатов. Антон и Павел нырнули под полог расправленной палатки. Пытаться рулить в этой темноте, в этом переплетении озера и неба было просто глупо. Они закрепили руль, и стали ждать, куда кривая вывезет. Кривая кидала их из стороны в сторону. Время застыло. Неожиданно замолчал мотор. Антон заглянул в бак. Он был пуст. Этот факт неприятно удивил его. Значит, их мотает уже не один час. В этот момент сквозь пелену дождя он увидел, как мелькнул крутой откос берега. Толкнув в бок Павла, Антон схватил металлическое весло, лежащее вдоль борта, протянув второе товарищу. Из всех сил они начали грести к мелькнувшему острову. Ветер и шторм, как будто поджидая этой минуты, ударили с удвоенной силой. Одно весло сломалось прямо посередине, несмотря на то, что было сделано из авиационного алюминия, второе, выбитое из рук ударом волны, мгновенно пропало среди серых бурунов. Остров манящий своей близостью растворился в хлеставших с неба струях дождя. Оба друга обреченно нырнули под полог, теперь ожидая только чуда и милости судьбы. Вой ветра усилился, и темнота стала еще плотнее.

Сколько прошло времени, Антон не знал, но вывела его из оцепенения тишина. Он выглянул из-под набухшего от воды полога. Вокруг все также расстилалась одна вода. Небо все так же нависло черными тучами. Но гроза, похоже, взяла передышку, набираясь новых сил, что бы окончательно добить наглецов, пытающихся покорить Ладогу.

В этот момент он увидел идущего к ним по воде человека. Человек был одет в странную одежду, реконструкторов из славянских клубов. Какой-то длинный балахон, перетянутый по поясу веревкой. У него были длинный рыжие волосы, падающие на плечи и перетянутые по лбу ремешком, окладистая борода, и в руках посох. Антон понял, что это даже не белочка после вчерашней пьянки, а просто глюки перед смертью. Человек подошел, взял в руки канат, свисавший с носа катера, и без особых усилий потащил его за собой. Он шел уверенно, пока впереди не показался маленький островок, поросший соснами, как ежик иголками. Призрак втащил их катерок в невидимую со стороны озера бухту и, вытянув на черный песок маленького пляжа, пропал. Антон толкнул Павла. Они выскочили на песок, из последних сил оттащили катер подальше от воды и привязали канат к стволу росшей рядом сосны. Гроза почувствовав, что добыча ускользнула из рук, ударила с новой силой, в злобе разбивая волны об скалы и утесы островка. Антон схватил рюкзак, махнул рукой Павлу и поплелся в глубь острова. Потом он провалился в забытье. Очнулся он уже в маленькой пещере, не помня, как попал в нее. Рядом лежал на сухой соломе Павел.

– Хорошо хоть кругом не море, а озеро, воды питьевой до фига, – мелькнула в голове идиотская мысль, он откинулся головой на мягкую кочку и опять впал в забытье.

На него навалился то ли сон, то ли какие-то видения. Антон явственно ощутил себя в другом теле, в другое время и в другом месте. Каким-то неведомым ему чувством он понял, что второго человека, в теле которого он себя ощущал, однако видел со стороны, зовут Андрей.

Андрей сидел на крутом берегу. Смотрел на медленно текущие воды широкой и спокойной реки. Сегодня они заканчивали смолить последний баркас. Здесь умело строили баркасы, прошивая доски бортов еловыми ветками, так, что те выдерживали не только ленивую речную волну, но и морскую рябь и даже шквалы северных ветров. Андрей умел учиться. Он много чего умел. Сегодня они закончат подготовку к дальнему северному походу и тогда….

Его уже давно тянуло туда за священные Рифейские горы в таинственную, хладную страну, называемую у него на родине Скифия. Мудрецы и Посвященные, даже сам Учитель почти не знали про нее. Еще тогда в юности он слышал про скифский квадрат, в основании которого лежал северный берег Черного моря или Понта Эвксинского, а боковые грани уходили прямо на север от устьев Дуная и Дона соответственно. Северная грань квадрата, как рассказывал ему когда-то еще Иоанн, находилась в стране мрака, где снежные хлопья представлялись Предтечи белоснежными перьями неведомых птиц страны полнощной. Но за последующие годы, пролетевшие от времен беспокойной юности до нынешних дней, скифский квадрат значительно раздвинул свои границы. Андрей знал уже и Скифский океан – Варяжское или Венетское море. Имел смутные сведения об Уральских горах. А северная граница по прежнему суровой и загадочной Скифии терялась там за священными Рифейскими горами, где в стране Гиперборейской, свод небес венчали Семь мудрецов и Матица – Созвездие Большой медведицы и неба «гвоздь», Полярная звезда. Вот туда и собирался сейчас Андрей.

Наступали времена, когда квадрату скифскому суждено было свыше стать основанием Престола Нового, уделом Пресвятой Девы, Нашей Госпожи, как называли ее в своем кругу.

Взгляд его заскользил по курганам над тихой рекой, пробежался по грозному валу крепости и еще более грозным валунным стенам, серой громадой нависшим над рекой. Слегка задержался на баркасах, качающихся на волнах, и на людях готовящихся к походу, но Андрея здесь уже не было. Он унесся туда, в годы шальной юности. К тем временам и людям, кто привел его на эту дорогу. На этот путь в неведомое, в неизвестное и, до сих пор, им не познанное сегодня время.

Кажется, он явственно услышал голос матери звавший его и младшего брата обедать и суровый голос отца, внушающий ей, что, мол, негоже потакать пострелятам, коли они к столу опаздывают. Андрей не стал противиться воспоминаниям, нахлынувшим на него.

Взгляд его умчался назад в другую эпоху, отдернув завесу лет большей части его жизни. Да, нет! Для него почти всю до этого дня прожитую жизнь. Прожитую не в этом мире, а где-то там, где он и не знает теперь. Жизнь эта началась много лет назад в землях, где правил император Тиверий, как выговаривали его имя местные жители. Тиберий, как любили его называть ближние. Таврий, как именовали его соседи за бычье упрямство и такую же бычью одержимость в работе. Весь подвластный этому владыке мир жил в тревожном и напряженном предчувствии великих событий неохватного и даже вселенского значения. Кто-то пустил слух о скором явлении взятого на небо пророка Илии, а затем и нового Спасителя народа, называемого на старый лад – Мессия, призванного, по мнению все тех же распускателей слухов, свергнуть владычество ненавистного императора и восстановить власть и величие Дома Давидова, царя когда-то правившего на этих землях. Самозваные мессии подбивали народ на беспорядки и выступления. Сыны Света или братья ессеи суровые то ли монахи, то ли воины, живущие в отдельных общинах на обширных землях правителя, порвавшие с обитателями этих греховных сел и городов, частью ушли в Кумранские пещеры на берег Мертвого моря куда-то в безводные пустыни. Частью, собрав в кулак всю волю и все терпение, готовились к пришествию «Учителя Праведности» и вселенской битве «Сынов света» против «Сынов тьмы». Между тем настоящий Мессия, Спаситель и Богочеловек, уже воплотился в том мире и жил в полной безвестности в маленьком галилейском селении среди братьев назареев, родственных ессеям по духу, зарабатывая на хлеб ремеслом плотника. Даже его ровесник и брат по материнской линии Иоанн, прозванный за свою одержимость в ожидании прихода Мессии Предтечей, ничего о нем не знал.

Иоанн, называвший себя по слову другого великого пророка Исаии «гласом вопиющего в пустыне», призванным приготовить пути новому Освободителю, отличался от сонма книжных жрецов – фарисейских и саддукейских законоучителей, многочисленных проповедников, руководителей всяческих сект и секточек лже-машиахов. Народ почитал Иоанна за нового провозвестника воли Богов. Многие думали, что Иоанн Предтеча – это воплощение великого Илии или, может быть, сам Мессия, скрывающий до времени свой образ. Принять омовение водой к нему приходили даже некоторые фарисеи и саддукеи.

Андрею, скучающему в своей рыбацкой хижине, уже давно на роду было написано покинуть отчий дом. Уйти от этого вечного скрипучего голоса матери и тоскливого бубнежа отца, куда глаза глядят. А уж упустить возможность, когда рядом, ну почти рядом, расположилась община ессеев, он просто не смог. Таким образом, Неистовый Иоанн получил не менее неистового и верного молодого ученика, вскорости выбившегося в число первых, не только по учености, но и по силе рук и умению владеть оружием, что среди братьев оценивалось по достоинству, учитывая близкий приход последней битвы. Андрей быстро сошелся с еще одним верным последователем Иоанна. Тот был хотя и ровесником самого Андрея, но более продвинутым в книжной части, видимо сказалась магия имени, потому как звали его как Учителя тоже Иоанном. За глаза Иоанна сына Заведеева остальные ессеи называли даже Иоанн Богослов, ехидно подначивая его за постоянное упоминания, что надо все делать по-божески.

Братство Сыновей Света, в которое они хотели вступить, представляло последние остатки школ пророков, основанных еще древними жрецами и магами. Когда-то они имели много своих поселений обширных и многолюдных, раскинувшихся вкруг их величественных храмов. Но все это было в прошлом, и в этих краях говорилось в основном о двух главных центрах воспитания братьев. Один был, якобы, в стране мертвых – Египте, среди величественных городов в которых вечным сном спали великие. Там среди знойных песков и колонн магических храмов, на берегу волшебного озера Маориса воспитывали чародеев и магов, но того, кто там был, никто никогда не видел. Другим теперь стал Енгадди в Палестине, куда на берег Мертвого моря в каменные мешки пещер ушли несогласные и непримиримые. Сами себя братья звали Асейа, что означало врачеватели. Книжники называли их терапевтами. Они открыто шли навстречу людям, пытаясь излечить их раны телесные и душевные. Братья досконально изучили старые врачебные манускрипты и учения древних чародеев о свойствах трав и камней, о путях звезд и планет. Но лечить они собирались сам этот подлунный мир. Весь этот огромный болеющий и гниющий мир. Лечить не травами и камнями, а сталью и огнем. Окружающие еще называли их «Чистыми», ибо свой дух они очистили давно.

Однако путь в братство был труден. Правила ордена были очень строги: чтобы вступить в него, нужно было пробыть на испытании не менее года. Если свойства ищущего оказывались подходящими, его допускали к обрядам омовения, но вступать в сношения с учителями ордена можно было лишь после нового двухлетнего испытания, после которого нового члена принимали в самое братство. Этому предшествовало произнесение страшных и неведомых посторонним клятв, которыми вступающий обязывался исполнять все постановления ордена и ничего не выдавать из его тайн.

Андрей прошел первый круг испытаний с честью и ему был приоткрыта дверь во второй круг, он заслужил быть допущенным к общей трапезе, которая происходила с большою торжественностью и составляла внутренний культ ессеев. Тогда он впервые надел священную льняную одежду подмастерья. Одежду для братской вечери. Все они начинались и оканчивались молитвой, но главным на них были те толкования священных книг Моисея и других пророков, которые давали мудрые. Толкование текстов, так же как и посвящение, имело три ступени и три смысла. Очень немногие достигали высшей ступени. «Душа – говорили им учителя за столом тайных вечерь, – спускающаяся из самого тончайшего эфира и притягиваемая к воплощению определенными естественными чарами, пребывает в теле как в темнице: освобожденная от цепей тела, как от долгого рабства, она улетает с радостью».

Андрей, Иоанн Богослов и вновь принятые братья жили в общине, пользуясь общим имуществом и сохраняя безбрачие. Посвященные избирали для места их жительства уединенные местности, там они учились искусству воинов и магов. Пожилые братья возделывали землю и воспитывали заброшенных детей. Они отличались своею молчаливостью, кротостью и серьезностью и занимались только мирными ремеслами: многие из них были ткачами, плотниками, садоводами. Но молодые такие, как он, строили оружейные мастерские, и ковали мечи для будущих сражений.

Через год их, тех, кто показал тягу к знаниям, послали в Енгадди, в безводную каменистую пустыню, к тем, кто хранил самые заветные знания. Принятый как брат и приветствуемый как избранник, придя туда, Андрей должен был показывать: покорность учителям ордена, пламенное милосердие и веру в божественное предназначение своего пути. Это давалось ему с трудом. Андрей, в отличие от своего друга Иоанна Богослова, был непокорен и вспыльчив, и все же он получил то, что только одни ессеи и могли дать. Древние знания пророков и отсюда умение видеть прошлое и будущее. Он осознал ту пропасть, которая разделяла длинные и нудные речи жрецов от древней мудрости Посвященных, которая была истинной матерью всех их вер и обрядов. Он узнал, что священные книги, которые пытаются читать первосвященники, под своим символизмом заключают знания мира и мироздания, столь же далекие от своего буквального смысла, как далека самая глубокая из магических притч от детских сказок. Он созерцал происхождение душ и их возврат назад к богам и героям, путем постоянного совершенствования. Он был поражен величием мысли пророков, которые стремился подготовить единство всех народов, создавая культ единого Бога и воплощая эту идею на землях Империи. Там же он узнал о божественном Глаголе, который в Индии провозглашалось Кришной, в Египте – жрецами Озириса, в Греции – Орфеем и Пифагором и который был известен среди пророков под именем Мистерии Сына Человеческого и Сына Божьего.

Ясновидцы говорили, что на этот раз он будет именоваться Сыном Жены, небесной Изиды, которая считалась Супругой Господа, ибо свет Любви будет сиять в нем с такою силою, какой земля не знала до него.

Эти тайны, раскрываемые патриархами ессеев перед молодыми братьями на пустынном берегу горько-соленого озера, называемого ими Мертвым морем, в нерушимом уединении Енгадди, казались им одновременно и чудесными, и знакомыми. Андрея охватывало особое волнение, когда к ним приходил глава Ордена и объяснял им слова из волшебной книги Еноха. Он читал спокойным и глухим голосом: «От начала Сын Человеческий был в тайне. Всевышний хранил его у Себя и проявлял Ею своим избранным… Но владыки земные испугаются и упадут ниц, и ужас обуяет их, когда они увидят Сына Жены сидящим на престоле Славы… И тогда Избранник призовет всё силы неба, всех святых свыше и могущество Божие. И тогда все Херувимы и все ангелы Силы, и все ангелы Господа, то есть Избранника, и другой силы, которая служить на земле и поверх вод, поднимут свои голоса».

Слова мудрого чародея загорались светом в душе Андрея, подобно молнии, сверкающей в темную ночь. Кто же был этот избранник и когда появится он среди нас?

Новые братья прожили несколько лет у ессеев Мертвого моря. Они подчинялись их дисциплине, они изучали вместе с ними тайны природы и упражнялись в мистических обрядах терапевтов. Они победили свою земную природу и овладели своим высшим сознанием. Изо дня в день размышлял Андрей над судьбами человеческими и углублялся в самого себя. Вершиной их пребывания у Посвященных была та удивительная ночь, когда они в глубочайшей тайне приняли высшее посвящение четвертой ступени. То, которое давалось только в случае высокой пророческой миссии, добровольно принимаемой на себя Посвященным и утверждаемой Старейшинами.

Андрей помнил это всегда. Собрание происходило в пещере, высеченной внутри горы наподобие обширного зала, имевшего алтарь и сиденья из камня. Лишь глава Ордена и его Старейшины, да две или три посвященные пророчицы из сонма весталок могли присутствовать при таинственной церемонии. Неся в руках факелы и пальмы, облаченные в белые льняные одежды, пророчицы приветствовали нового Посвященного как «Супруга и Царя», которого они предчувствовали и которого вероятно видят в последний раз… Затем глава Ордена, столетний старец, подал ему и тем братьям кто заслужил посвящение, чашу– символ высшего признания. За тонкими стенками прозрачного камня искрилось вино из виноградника невидимых легендарных жриц Матери-Природы – символ божественного вдохновения. Посвященные говорили, что из такой чаши пил Моисей вместе с семьюдесятью Старейшинами, а еще ранее – Авраам, получивший от Мелхиседека такое же посвящение хлебом и вином. Никогда ни один Старейший за долгую историю этой чаши не вручал ее человеку, который не владел ясными признаками миссии пророка, продолжателя их дела. Но самую миссию определить мог лишь сам пророк. Он должен был найти ее внутри себя, ибо таков закон посвящения: «Ничего извне, все изнутри». С этого момента каждый новый брат становился свободным, полным господином над своей жизнью, независимым от ордена. Отныне сам он был предоставлен воздействию духа, который возродился в нем от богов и который мог низвергнуть его в бездну или поднять на вершину, недосягаемую для страдающего и греховного человечества.

Когда после пения гимнов, после молитв и торжественных слов Старейшего, Андрей принял чашу, бледный луч зари, проникший через отверстие горы, скользнул по факелам и по длинным белым одеждам ессейских пророчиц, и ударил в белые стенки чаши. Жрицы содрогнулись, увидев освещенную этим лучом, открывшуюся кровавую бездну в недрах божественного напитка. Великая грусть появилась на их прекрасных ликах. Они увидели лежавший перед новыми братьями путь?

Андрей стряхнул воспоминания, как всегда на этом месте и посмотрел на реку. На волнах ярко отбрасывало сполохи заходящее за холмы солнце.

– Андрей!! – окликнули его снизу, оттуда, где стояли готовые в дорогу баркасы. Он посмотрел вниз на берег. В заходящих лучах солнца все те, кто собрался с ним в далекий, и неизвестный путь собрались у костров. Даже в вечерней дымке он узнавал их всех. Старых знакомых пришедших с ним из далеких земель, но уже ставших родными на этих землях, и новых. Уроженцев этих мест и тех, кто пришел к ним под стены их крепости.

– Андрей! – опять раздалось с самого низу, от кромки воды, – Спускайся к нам!

Он узнал голоса книжника Иосифа, сопровождавшего его с самого первого дня. Рядом с ним он различил двух старых воев, старых не погодам, а по знанию ратного боя. Фирс и Косма сдружились уже в их походе сюда. Фирс присоединился к дружине Андрея одним из первых, еще там, на галльском берегу в Руссельоне, а Косма пристал к ним в Бретани, но ему казалось, что она знали друг друга с детства. У соседнего костра сидели новые его знакомцы, уже ставшие ему родными за время их жития у медленных вод этой спокойной реки. Сил был местным воином, а Лукослав скорее волхвом, чем воином, однако меч умел держать не хуже других. Отдельно от всех, однако не чураясь ватаги, сидел Елисей, пришедший с той самой загадочной северной Гипербореи, земли магов и кудесников. Они уже привыкли к нему, несмотря на его облик нежити или воскресшего мертвеца. Это были его ближние люди, которые пойдут с ним на передовом челне. Драккаре, как называют его варяги из боевой дружины. Рядом с ними сидело несколько новых учеников – будущих братьев. Из них выделялся ростом и верой, горящей в глазах, Сергий. Андрей махнул им рукой, и, судя по ответному взмаху, понял, что они увидели и ждут.

– Ну, что ж пора подойти к ним, – вслух сказал Андрей, встал с пригорка и уверенно стал спускаться к кострам на берегу.

Воспоминания нагоняли его как гончие псы. На ходу идущий человек обернулся. Внимательно посмотрел прямо в глаза Антону и внятно сказал.

– Весла за камнем в глубине пещеры. За камнем.

Антон проснулся. На дворе был день в полном разгаре. В пещеру пробивалось жаркое полуденное солнце. Павел еще спал. Антон вышел на порог пещеры. Не вдалеке был маленький пляж из черного песка. На нем лежал их катер, наполовину вытянутый из воды и крепко привязанный к сосне. Он в припрыжку побежал к нему, вынул из него палатку, вещички, разложил на траве полянки на солнышке, сушиться. Вернулся в пещеру, стянул с себя наполовину высохшую одежду и тоже разложил на полянке. Вспомнил сон. Осторожно прошел в глубь пещеры, заглянул за камень. Там стояли два старых весла, почерневшие от времени. Он крякнул. Вынул из рюкзака флягу со спиртом, взятую для особых случаев, отхлебнул большой глоток. Спирт огненным шаром прокатился вниз и взорвался внутри, окатив голову и все тело жаркой волной.

– Вот так вот! – громко сам себе сказал Антон, – Вот так!!! – И отхлебнул еще глоток.

– С утра похмеляемся? – ехидно спросил проснувшийся Павел.

– Утро!? На дворе рабочий полдень! Соня! И не похмеляемся, а отмечаем день рождения!

– Чей!?

– Наш! Вставай! Я весла нашел!

– Чего ты нашел? – спросонья не понял Павел.

– Весла!

– А Андрей Первозванного ты не видел? – уже просыпаясь ехидно уточнил Павел.

– Андрея?… – Антон вспомнил, что человека во сне звали Андрей, и он был очень похож на того призрака, что вытянул их лодку к острову, – Андрея!? Видел!

– Нельзя на голодный желудок пить спирт, – назидательно просопел Павел, стягивая мокрую одежду, и тут его взгляд уперся в весла, – Это что???

– Это весла, – теперь уже ехидничал Антон.

– Откуда?

– От Андрея Первозванного…Клад!!! – вдруг вспомнил рассказ деда Антон.

– Что клад?

– Дед говорил, что Андрей ему открыл, где лежит клад. Вставай соня. Пошли искать.

– Чего искать?

– Клад. Клад пошли искать.

– Надо меньше пить Антошка. Тем более с утра. Тем более без закуски. Давай поедим.

– Хорошо, – согласился Антон, приходя в себя и обретая трезвость мысли, – Поедим, обсушимся и за поиски.

Он деловито достал из рюкзака банки с тушенкой, с гречневой кашей выложил аккуратно на камень размокшие галеты. Умело ножом вскрыл банки. Поставил кружки, плеснул в них спирт.

– А это зачем? – показал на кружки Павел.

– А это, чтобы лихоманка не скрутила. Пей!

Они поели. Натянули просохшую одежду. Взяли топор, прихваченный с собой револьвер, и пошли обследовать остров.

Остров был крошечный и какой-то мрачный. Наверно это впечатление создавали скалы кроваво-серого цвета, выступавшие на каждом шагу, да черный пляж, покрытый черно-металлическим песком.

– Такой песок наверно в преисподней, – мрачно пошутил Антон. И сам поперхнулся от этой шутки.

В самом углу пляжа у огромного валуна были видны остатки бревенчатой пристани, почти полностью скрытые водой. Павел подошел к ней, поковырял топором. Бревна были как из камня. Он нагнулся, взял горсть песка, насыпал в пакетик и уложил в карман.

– Дома на анализ отдам. Чего это за черный песок?

От пристани, теперь было видно, в глубь острова шла тропа, обрамленная двумя рядами пихт, выделявшихся на фоне сосен, не только цветом, но и какой-то дремучестью. Они уверенно пошли по тропе.

Тропа вскоре привела их к остаткам старого фундамента из валунов, заросшего кустами красной смородины. Неподалеку от него был виден каменный колодец. Друзья подошли к нему. Антон разглядел какие-то надписи. Взяв нож, он очистил кусок стенки. На валуне явно была видна руна Хагель. Паук или снежинка, упавшая на камень. Такая же руна, как и на моторе их катерка. Символ дивизии СС «Норд». Однако ниже проглядывались еще более древняя надпись. Антон расчистил дальше.

– Это уже не руны. Это на старославянском, – присаживаясь на корточки, пробурчал Павел.

– Э ты что филолог? – поддел его Антон.

– У меня первая жена была филолог-славянист. Она меня этими надписями и достала, – неохотно ответил Павел, – Это даже не кириллица, это глаголица. Расчищай. А я скопирую.

Они пыхтели часа два. Надпись была большая вкруг всего колодца и в три ряда. Антон расчищал, а Павел старательно копировал.

– Ну что там? Что там написано? – не сдержался Антон, – Про клад?

– Хрен его знает, что тут написано. Я ж не академик лингвистики. Не понял я ничего, – честно признался Павел, – Дома посмотрим. Я знаю, кому показать.

– Ну, хоть что-то ты понял? – уныло протянул Антон.

– Тут про какой-то маленький остров говорится. Все, что смог понять. Отстань Антошка. У Первозванного спроси!

Больше на острове они не нашли ничего. Слазали по веревке в колодец. Облазили весь фундамент, по – видимому старого скита. Копнули там, тут. Ничего. Вылезли на самую маковку острова. Нашли там старый жертвенный камень с углублением в самом центре. С высоты старого капища хорошо был виден маленький островок лежащий метрах в ста от их острова на восток. А на запад просматривались первые острова архипелага Валаам. До них было не более километра. И на небе ни облачка.

– Паш, давай к маленькому островку сплаваем?!! – просительно заглянул другу в глаза Антон.

– Сходим, Антошка, сходим. Плавает гавно, – вспомнил урок Павел, – Пошли.

На островок на веслах они добрались быстро. С северной части их встретили крутые берега, поросшие клюквой. Сколько они не всматривались, пристать тут возможности не было. Они зашли с юга. Прямо в воду уходили длинные каменные плиты, как будто нарочно сделанные для причаливания лодок. Вдоль берега вилась ржавая колючая проволока на стальных опорах, таких же ржавых, как и она. За ней угадывались старые стрелковые ячейки, сложенные из валунов. От ячеек тянулся полуобвалившийся ход сообщения. Они пошли по нему, мимо оставшихся фундаментов казарм и развалившихся блиндажей. Ход поднимался вверх. На самой высокой точке острова сохранились два орудийных дворика под дальнобойные орудия. Между ними угадывались, по вентиляционным отверстиям, подземные бункера, вырубленные в скалах. Они стали искать вход. Наконец в одном из бетонных тамбуров Павел увидел обвалившиеся ступени ведущие вниз. Антон включил фонарь, и они осторожно спустились в бункер. Здесь были орудийные погреба, жилые помещения, радиорубка и командный пункт. Под верхним этажом угадывался еще этаж. Лестница в него вела из командного пункта. Они спустились по шатающейся ржавой лестнице в пещеру внизу. Это была комната офицера. Антон осмотрел ее в луче фонаря. Столик, нары, табурет. Все сотлевшее, сгнившее. Сюда даже рыбаки, которые все здесь сожгли на дрова, не добрались. Видно просто люк сгнил в последнее время, а до этого его не видели под завалами. В углу стоял рундук. Точнее орудийный металлический ящик. Антон стер с него пыль. Первое что он увидел уже знакомого ему паучка руны Хагель.

– Смотри Паш, здесь эсэсманы из Норда стояли, – показал он, открывая ящик.

– Ты осторожнее. Рванет еще.

– Да здесь уже все рвануло что могло. Смотри Паш!

Антон держал в руках промасленную тряпку, в которой что-то было завернуто.

– Точно рванет! – предостерег его Павел.

Но Антон уже развернул тряпку. В ней был завернут большой ларец из странного металла с нанесенными на него надписями и рисунками.

– Бери, и топаем отсюда, – поежился Павел, – Чего-то мне не по себе. Как смертным холодом пахнуло.

– Может, поищем еще?

– Топаем! Жадность фраера сгубила.

Антон поднял тряпку, завернул в нее ларец, Обратно до катера они добрались быстро. Взялись за весла и погребли к Валааму.

Все прошло без приключений. Через два часа они причалили к первому острову архипелага. Встретили на нем рыбаков на баркасе. Фляга спирта произвела на них неизгладимое впечатление, и уже через полчаса пламенное сердце финского катерка, напоенное долгожданной соляркой, стучало так же ровно как раньше. Через короткое время эсэсовская калоша входила в бухту Монастырскую на главном острове Валаама, под самыми стенами монастыря. Порыскав по акватории, друзья забились в протоку за островок и причалили там. Договорились с местными парнями, оставили свое плавсредство на их попечение и потопали отдыхать в монастырскую гостиницу, которую Антон, благодаря своему врожденному обаянию устроил в пять минут, поговорив с матушкой настоятельницей.

Развалившись в келье облагороженной евроремонтом, посасывая пиво из банки вперемешку с водкой из горла. Он, отмякнув от всех этих благ цивилизации, с интересом рассматривал их находку.

Ларец был достаточно большой и тяжелый. Замок был с секретом, но не для Антона, в свое время вскрывавшего бронированные сейфы, о чем он обычно не распространялся. Поэтому после небольшого мозгового штурма и изучения всяких узорчиков, и завитушек, он услышал долгожданное «Щелк». Крышка мягко подалась, на что он честно говоря не рассчитывал. Внутри ларца лежал мягкий сафьяновый чехол красного цвета с нанесенным на нем рисунком. Антон растянул шелковый шнур. Внутри чехла намотанные на тонкие стержни, лежали свитки. Чем-то они напомнили Антону ткацкие бобины, которые он видел в Иваново на фабрике. Антон с осторожностью тронул свитки. Он насмотрелся в голливудских фильмах, как те рассыпаются в прах от прикосновения. Свитки остались целыми. Он достал один из них. На нем были письмена, очень похожие на буквы на колодце. Он вспомнил, Павел назвал их глаголицей. Антон повернулся к Павлу, тот, свернувшись калачиком сопел на кровати. «Не буду будить, пусть дрыхнет», – решил он. Упаковал свитки в чехол, закрыл крышку ларцы, завернул его в тряпицу. «А жаль что не бриллианты!», – подумал со вздохом, – «Тоже мне клад!». Подвинул рюкзак и стал убирать сверток в него. В глаза ему бросился знак, проступающий сквозь грязь и масло тряпицы. Руна Хагель. «Вот кто клад-то раскопал! Может там, и были бриллианты, так эта морда финско-нацистская себе прикарманила», – не зло подумал он, повернулся на бок и заснул, под монотонную молитву паломников в соседнем номере.

Острова Ладоги.

Варашев камень.

Остров Мантсинсаари.

Финские бункера.

Место высадки первого десанта на островах.

Острова архипелага Валаам.

Валаам.

Почему-то ему снился Иоанн Креститель. Прямо вот так как на картине Иванова «Явление Христа народу», что висит в Третьяковке, где он не был наверно уже лет десять. Это точно. Он повернулся с боку на бок, продолжая слышать, как молятся паломники, сон стал только ярче. Он ясно различал стоящего на берегу Иоанна.

Иоанн Предтеча проповедовал на берегу. Поверх обнаженного тела, сожженного солнцем, он надел вместо власяницы одежду из верблюжьей шерсти, как знак покаяния его самого и его братьев. Он внушал всем, что Мессия появится скоро, как мститель и исполнитель правосудия, и, подобно древним героям, поднимет народ, прогонит корыстолюбивых и покарает всех виновных, а затем, торжественно вступив в святой град Иерусалим, восстановит царство в мире и справедливости и вознесет его выше всех народов земли. Он проповедовал народу скорое появление Мессии и увещевал, что нужно подготовиться к его появлению раскаянием и очищением сердца. Возродив обычай священных омовений, он как бы призывал всех совершить внутреннее очищение перед последней битвой. Его пламенная проповедь перед толпами народа в величавой раме пустыни, перед священными водами, между строгими горными хребтами, действовала на воображение как волшебная песнь и привлекала множество людей. Она напоминала славные дни древних пророков. Она давала народу то, чего он не находил в храмах. Внутренний толчок и, вслед за страхом раскаяния, веяние надежды, смутной и чудесной.

К Иоанну Окропителю сбегались со всех концов империи и даже из еще более отдаленных стран, чтобы послушать святого пустынника, который предвещал Мессию. Народ, привлеченный его словом оставался у берегов целыми неделями, разбив близ обрыва целый лагерь и не желая уходить вдаль, чтобы не пропустить появления Meccии. Многие предлагали взяться за оружие, чтобы под его предводительством начать священную войну. Иоанн погружал в воды своих последователей, имея целью смыть грех с тела после очищения души исповедью и благими делами. Обряд этот был не нов и восходил к ритуальным очистительным омовениям древних, на арамейском языке называемом «твила» – окропление. Он и прозвище свое – Иоханан ха-Матбил или Иоанн Окропитель получил от этого ритуала., Ессеи толковали это как символ «раскаяния во искупление греха».

Кроме того, признаки времен были угрожающие. Тиверий, достигший семидесяти четырех лет, заканчивал свою жизнь, предаваясь распутным пирам в Капреи. Понтий Пилат удваивал свою строгость против подвластного ему народа. В Египте жрецы провозглашали, что феникс готовится восстать из пепла.

Андрей, который чувствовал, как внутри его растет пророческое призвание, но который все еще искал своих путей, пришел в свою очередь из пустыни с несколькими братьями помочь Иоанну Предтечи в его борьбе.

Он хотел видеть своего Пастыря, как теперь называли его, слышать его проповеди. Он желал проявить смирение и отдать дань уважения пророку, который осмелился возвысить голос против представителей империи и разбудить души людей из вечного сна.

Андрей, Иоанн Богослов и их спутники увидали сурового аскета с львиной головой духовидца, стоящего перед деревянным престолом, под грубым навесом, покрытым ветвями и козьими шкурами. Вокруг него, среди тощего кустарника пустыни разлилась огромная толпа, целый раскинутый лагерь. Мытари и солдаты, пастухи со своими стадами овец и кочевники, остановившиеся там же со своими верблюдами, палатками и караванами, сотни людей, привлеченные «гласом вопиющего в пустыне». Его голос проносился над толпой: «Кайтесь, приготовьте пути Господу, прямыми сделайте стези Ему». Он называл фарисеев и саддукеев порождениями ехидны. Он утверждал, что «уже и секира при корне дереве лежит» и говорил о Мессии: «Я крещу вас водою, а Он будет крестить вас огнем». В синем безоблачном небе как набат гремели его предсказания.

К вечеру, когда солнце склонялось к закату, появился Иисус. Андрей видел, как вся толпа теснилась к небольшому заливу, и видел как имперские наемники и даже разбойники склоняли свои могучие спины под струями воды, которыми их поливал Иоанн Предтеча. Иисус приближался к пророку тихо, но не укрылся тогда от наметанного глаза Андрея. Тот не имел понятия об Иисусе, но он узнал брата ессея по его льняным одеждам. Он увидал его среди толпы, спускающегося в воду по пояс и смиренно склоняющего голову, чтобы принять окропление водой. Когда получивший крещение поднял голову, могучий взгляд Иоанна Предтечи встретился с взглядом Иисуса Назарея. Пророк пустыни увидел все. Свою смерть, его смерть и будущее в огне и раскаяниях. Он содрогнулся и у него вырвался вопрос: «Не Ты ли Мессия?». Таинственный ессей не отвечал ничего, но, склонив голову и скрестив руки, просил у Иоанна благословения. Тот прекрасно знал, что молчание было в обычае у ессейских Посвященных, и торжественно протянул над Иисусом обе руки. После этого Иисус удалился со своими спутниками.

Андрей со стороны следил за ними взором, в котором смешивались сомнение, скрытая радость и глубокая печаль. Что значить все его вдохновение и пророческая сила, если их некуда применить? Вот, если бы этот молодой и прекрасный назарей был ожидаемым Мессией, он бы с радостью пошел за ним. Тогда дело его жизни было бы закончено, и голос его мог бы умолкнуть. С этого дня он мог бы проповедовать о том, что «Ему нужно расти, а мне умаляться».

Он испытывал утомление и печаль старого льва, ложащегося в молчании в ожидании смерти. «Не Мессия ли Ты?» Этот вопрос Иоанна раздавался в душе Андрея. Мудрецы ессейские открыли ему тайну мироздания и науку Мистерии; они указали ему на духовное падение человечества и на ожидание Спасителя. Но где та сила, которая могла бы вывести страдающее человечество из темной бездны? Прямой вопрос Окропителя проник в тишину его глубоких дум, подобно синайской молнии. «Не Мессия ли Ты?». Но Иисус тогда не дал ответа.

Служение новому Спасителю началось буквально на второй день после его появления на берегу. Придя к Иоанну Крестителю, как назвал Учителя Иисус в первой же беседе, он сразу уединился с ним. О чем они говорили, так и осталось тайной для всех, однако домой Иисус, так звали незнакомца, возвращался уже вместе с двумя учениками из числа ессеев: Андреем, прозванным Первозванным и Иоанном Богословом. Они первые получили напутствие охранять его и помогать ему во всем. «Мы нашли Мессию», – шепнул тогда Андрей брату своему Симону, увидев того в толпе на берегу. На следующий день к ним присоединились еще двое из их братства Филипп и Нафанаил, присланные Иоанном Предтечей. Новый Спаситель был надежно защищен от всяких неожиданностей и бед. А еще через три дня Иисус сотворил первое чудо в Кане Галилейской. Благая весть пришла в мир.

Андрей не любил свои воспоминания об Иисусе. Они вообще шли в разрез с тем, что сейчас говорили о нем. Тот же Иоанн Богослов, старый его приятель, все причесал и выправил, как надо. Поэтому Андрей старался держать свои воспоминания при себе. Однако его всегда донимала как заноза фраза, брошенная Матфеем, когда он писал о них с братом в своих записках, названных, как и все свитки о Начале, «Благой Вестью». «И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним». Как будто они как дрессированные собачки побежали к новому хозяину по зову пальца.

Андрей задумался. Конечно, он мог понять, что красиво не соврать – историю не рассказать, поэтому прощал книжникам все. Однако все было не совсем так, если не сказать грубее, что совсем не так. Во-первых, к тому времени он уже давно был в братстве ессеев, даже в братской боевой дружине, и числился там среди лучших. Оттого и бросать сети он не мог по причине отсутствия оных у него вообще. Но и Симон, брат его, просто не мог без разрешения родителей уйти с ними, тем самым нарушая древние традиции народа о почитании старших. Да, тогда они вместе были в Канне Галилейской. Да, по дороге новый товарищ, тогда еще товарищ, а не Учитель Праведности, разговаривал с ними. В Канне Галилейской они видели первое чудо, сотворенное им на свадьбе. Но Андрей, как Посвященный, и до этого видел много чудес. А уж превратить воду в вино мог любой маг, хоть чуточку понимающий в своем деле. Потом они много ходили вместе, много слушали его и много видели. Их стало больше. К ним прибавились другие мужчины и женщины, а главное с ними рядом появилась Она. Та, которой он, да и не только он, готовы были служить всегда. Дело их ширилось. Народ шел к Иисусу и к Иоанну Крестителю. Они, пришедшие ему в помощь первыми, вроде бы стали и не нужны. Тогда, Симон и Андрей, вернулись домой. Андрей собрался назад в братство, к Сынам Света. Преддверие войны разливалось в воздухе. Симон вообще еще, не решил, оставлять ли ему родной дом или нет. Он всегда был домоседом. А пока они помогали отцу, занимаясь тем, что знали с детства, ловили рыбу. Иисуса они увидели, когда он проходил мимо в очередной раз.

Андрей хорошо помнил, как тот, поколебавшись, махнул ему рукой и задумчиво сказал:

– Ну что воин. Первозванный, так ведь тебя все зовут? Идешь со мной? Ты мне нужен!

– Я или мы? – спросил тогда Андрей.

– Все! – туманно ответил Иисус.

– У тебя толпы учеников…

– Но так мало помощников…

– А еще меньше друзей, – вставила тогда Она,…и он согласился.

Это было последним воспоминанием о том времени. Все остальные он гнал прочь. Он пошел с ними. С ней, если быть точным. Пошел другом. Самым верным другом. Первозванным. Таким, как он хотел в это верить, остается и по сею пору.

Сон начал таять, подергиваться темнотой и Антон провалился в эту темноту окончательно, Потом темнота покрылась сеткой, как будто ее затянуло паутиной, и по тонким ее нитям побежала большим и жирным пауком руна Хагель. Паук повернулся к Антону и громко сказал:

– Не буди лихо – пока тихо!

Не гремите ключами от тайны

От Луки святое благовествование. Глава 8. Стих 10. «Он сказал: вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах, так что они видя не видят и слыша не разумеют».

Утром их разбудил звон колоколов. Антон вскочил и закрутил головой. Он вообще не мог понять, где он, что это? За эти дни навалилось столько, что действительно сон смешался с былью, и он уже не мог разобрать, что ему снится, а что на самом деле. Сидя на кровати он соображал. Да вон Паша сидит, зевает. Стены, икона, значит гостиница и Валаам – явь. Антон наклонился, сунул руку в рюкзак, пальцы уткнулись в масляное что-то, под которым ощущался холодный бок металлического нечто. Значит, ларец тоже не приснился. Он потянулся, бодро встал и бодро приветствовал друга:

– Здоровеньки булы!

– Салям алейкум! – откликнулся тот.

– Пошли сон смоем и в трапезную. Я вчера еще и талоны на пайку получил, – Антон вставил ноги в кроссовки и пошлепал к умывальнику.

После трапезы они вернулись в номер. Антон достал ларец и протянул его Павлу.

– Тебе что-нибудь эти письмена и рисунки говорят?

– Говорят, что это минимум десятый век, так что антиквариат тебе обломился. А в нем-то что?

– Там свитки с письменами. Летопись что ли. Показать?

– Давай.

Антон протянул ему один свиток. Павел повертел.

– Странный какой-то. Вроде глаголица, а вроде и руны. Там же арабское или еврейское письмо какое-то. Ничего не понимаю, – голосом колобка из мультфильма «Следствие ведут колобки» закончил он, – Знаешь что. Берем с собой один и пошли. Тут на Валааме в монахах один из бывших однокурсников моей экс-женушки. Виктор, кажется, его зовут. Виктор Кудряшов. Пошли.

Павел встал, засунул свиток в холщовую сумку через плечо, уверенно толкнул дверь. Антон пошел за ним, аккуратно заперев дверь на ключ. Отец Митрофан, зам. по кадрам Валаамского монастыря быстро указал им, где можно найти брата Артемия, в миру Виктора Кудряшова, сегодня работавшего в саду.

Друзья взяли в магазинчике по паре пива и налегке направились к дальнему саду, где издалека были видны черные рясы монахов работавших на пасеке. Пройдя мимо волейбольной площадки, они повернули на круто сбегавшую дорожку и, не сдерживая себя, побежали вниз, пиная по дороге попавшийся им камень. Антон на секунду вдруг почувствовал, что он бежит не по этой дорожке, а по склону холма к реке. И что это не он, а Андрей.

Пока он спускался с высокого холма, перед его глазами опять промелькнули картины воспоминаний. Пожалуй, он немного забежал вперед. Тогда после встречи Иоанна Предтечи и Иисуса Назарея они еще не пошли в Канну на свадьбу. Тогда после встречи, Иисус ушел в пустыню к ессеям. Не с ним и теми, кто пришел посланные Ионном ему в поддержку, хотя они тоже были Сыновьями Света, а с теми, кто относился к Высшим братьям. К первому кругу вокруг Иоанна, с Магами и Мудрецами, с теми, кто знал язык птиц и зверей, с теми, кто служил великому Хозяину этого мира – Зверю. Они не обиделись на это. Да и кто обижается на Учителей Мудрости.

Видение пропало, так же как и накатилось – внезапно. Они уже добежали до входа в сад, отшвырнули камень и чинно пошли к монахам.

Виктора Павел узнал, не смотря на рясу и скуфейку. Тот радостно поздоровался, они отошли с Павлом в сторонку, и Антон дал им поговорить о том, о сем, вспомнить молодость и годы в столице. Затем Павел поманил его к ним.

– Я рассказал Виктору, что нам тут в руки попал свиток, – Антон отметил, что Павел сказал свиток в единственном числе. «Не доверяет попу», – подумал он, – «Да Паша и себе-то не доверяет».

– Да вот он, – Антон достал свиток.

– Ну-ка, ну-ка. Давненько я не брал в руки шашек, – совсем по-мирскому забубнил монах, рассматривая свиток, – Уникальная штучка. Вот то, что тут глаголицей начертано я, пожалуй, в общих чертах пойму. Тут сначала целый кусок. Садитесь. Садитесь. В ногах правды нет.

– Ничего, если мы пивка попьем? – спросил Антон.

– Да хоть водки, – не отрываясь от свитка, буркнул Виктор уже погрузившийся в свиток.

Друзья присели в тенек под яблоню подальше от ульев, внутренне опасаясь пчел. Достали по банке пива. Время шло. Виктор читал, наморщив лоб. Опустошили по второй банке. Виктор молчал. После третьей банки, Антон не выдержал.

– Ну что там?

– Я конечно специалист по глаголице, но и мне не все ясно. Только в общих чертах. Это что-то типа, если выражаться современно, мемуаров, что ли. Воспоминания от первого лица. Кто пишет, я еще не понял, – монах взял свиток в руки и бегло начал читать:

«Было трое, кто всегда шел с Господом: Мария – Eго Мать, и Eе сестра, и Магдалина, которую называли его спутницей» (Евангелия от Филиппа).

Выше Енгадди, там, где ессеи разрабатывали кунжут и виноградники, крутая тропинка вела в пещеру, скрытую в горах. В нее входили мимо двух дорических колонн, вырезанных в скалах, подобных тем, которые находились в древних храмах великих магов. Там, в этом гроте, человек как бы висел над пропастью, словно в орлином гнезде. В глубине видимого оттуда ущелья находились виноградники и жилища людей. Далее Мертвое море, неподвижное и серое, и печальные горы Маовитские. Ессеи пользовались этим уединенным местом для тех из своих братьев, которые хотели подвергнуться испытанию одиночеством. В гроте этом находились свитки с изречениями пророков, укрепляющие благовонные вещества, сухие фиги и пробивающаяся из расселины скалы тонкая струя воды, единственное подкрепление того, кто хотел общаться с Духами. Иисус удалился туда. Прежде всего, он хотел обозреть в общении с Духами все прошлое человечества. Он хотел взвесить важность наступившего часа. Важность грани перехода из эры Овна в эру Рыб. Он представлял себе то, что персидские маги называли царством Аримана, а пророки – царством Люцефера, печатью Зверя, апофеозом Тьмы. Мрак поглощал человечество. Кто выполнит священную миссию – сохранить для мира общую Веру и чистоту Духа, передать ее другим народам и стремиться к её торжеству. Удалось ли это царям или священникам? Пророки, которые одни сознавали неотвратимость выполнения священной обязанности, отвечали единодушно: нет. Мир погибал медленной смертью в крепких объятиях Империи. Следовало ли в сотый раз рискнуть поднять народ, как о том мечтали фарисеи, и силою восстановить временное царство Дома Давидова, то есть старых правителей и вождей? Следовало ли объявить себя сыном Давидовым и воскликнуть вместе с пророком Исаией: «Я растопчу народы во гневе моем. Я напою их моим негодованием, я опрокину их силою на землю!». Следовало ли стать новым вождем и героем и объявить себя Царем – Первосвященником?

Иисус вернулся из пустыни от Зверей через сорок дней, просветленный. Андрей знал, что там, в пустыне Маги искушали его, проверяли на выдержку и твердость в выбранном пути. Он сам когда-то прошел через это, как и все Сыновья Света. Но Иисус был к тому же и пожизненным назареем, принявшим на себя все обеты назарейства. Воздержание от вина и от прелюбодейства. Волос его не должна была касаться бритва и ножницы. Назареи – Сыны Истины. Даже ессеи, мало что знали об их предопределении в этом мире. Поэтому я не вникал в ту часть Посвящения, что получил мой новый товарищ. Я знал многих героев и пророков прошедших веков. Сыновья, посвящаемые богам своими матерями, назывались назареями. Каждый ессей знал истории Самсона и Самуила.

Боги возвестили матери Самсона, что она зачнет и родит сына, и бритва не коснется головы его, потому что от самого чрева младенец сей будет назарей Божий, и он начнет спасать народ Израиля от руки Филистимлян-завоевателей. Одни говорили, что это был бог-посланец Гермес, другие, что это был огненный Ангел, но все сходились на том, что это был посланец богов. Подвиги Самсона жили в веках.

Мать же Самуила сама вымолила свое дитя у богов. Анна была бесплодна и дала обет, говоря: «Отдам его в служению богу в дар на все дни жизни его… и бритва не коснется головы его…» Через некоторое времени зачала Анна и родила сына и дала ему имя Самуил, ибо, говорила она, что от бога я испросила его. Именно он создал первые братства, названные им странным именем Навиим.

Таков же был древний герой Ахилл и древний герой Геракл и сын бога Прометей. О многих и многих рассказывали мне ессеи.

Женщина, говорили они, посвященная в мистерии, взывает к высшей душе, умоляя ее вселиться в её плоть, чтобы в мире мог появиться пророк.

Это знание, тщательно скрываемое от непосвященных, составляло часть тайного предания, пришедшего из дальнего-далека, из неведомых стран. Оно сквозило в книгах пророков. За первым смыслом скрывался второй, за вторым – третий. Там в глубине, уходящей в неведомое, можно различить умелым взором истину. Говорят, назареи это умели. Говорят, в них была частичка мира мертвых, мира неживых существ – Духов. Даже само название «пророки» на языке арамейском звучало как «Навь». Посвященные объясняли это, как краткое образованное от святого арамейского выражения – «Нави сфатаим», то есть «поле уст» или Речь. Но, теперь, попав в эти северные края, Андрей познал другой смысл этого выражения. От арамейского «соф» – конец, край, или сфатаим – края. «Стоящие на краях Нави». На краю обители нежити, где живут герои, ушедшие в другой мир. Вот так, понимаю я теперь их имя. Пророк, тот, кто умеет общаться с душами ушедших из мира людей, умеющий вызвать в помощь себе мертвых героев и помощников богов, носам живущий в мире людей. Пророк это тот, кто стоит на грани Яви и Нави, так говорили местные волхвы. Я понял, что они были более правы, чем мои Учителя – ессеи. Такими Стражами этой зыбкой грани были назареи. Иисус был один из них. У него было свое Посвящение.

Иногда Иисус мельком упоминал о том, чем искушали его в пустыне Звери. Я сейчас отчетливо вспомнил несколько таких коротких рассказов – притч. Иисус вообще любил говорить притчами.

Я хорошо помню слова самого Иисуса об Искушении. Искушение. Кто мог отважиться и рискнуть, испробовать себя на крепость.

Иисус мог пойти на это. Он видел, как толпы были готовы подняться по велению Иоанна Крестителя, а сила, которую он чувствовал внутри себя, была неизмеримо большей силой. Но можно ли насилие побеждать насилием? Может ли меч положить конец царству меча? Не значило ли это вызвать к жизни новые темные силы? Не лучше ли было раскрыть для всех ту истину, которая до тех пор оставалась достоянием нескольких святилищ и небольшого числа посвященных? Не следовало ли подействовать на сердца людей в ожидании того времени, когда путем высшего знания и внутреннего откровения истина проникнет в сознание людей? Не следовало ли проповедовать Царство Небесное смиренным и простым, не следовало ли заменить Царство Закона Царством Благодати, преобразить человечество изнутри, возродить его душевную жизнь? Но за кем останется победа? За духом зла, который царствует вместе с сильными мирa сего, или за божественным духом, господствующих в невидимых высших мирах и скрытым в сердце, каждого человека, подобно искре внутри камня? Но какова будет участь пророка, который решится разорвать завесу храма, чтобы разоблачить пустоту Святилища, который осмелится оказать неуважение одновременно и Храму, и императору? Но время настало! Внутренний голос не говорил ему, как пророку Исаи: «Возьми большую книгу и пиши на ней пером человеческим». Голос взывал к нему: «Восстань и говори!». Необходимо было найти живой глагол, веру, которая двигает горами; силу, которая разбивает неприступные крепости. Иисус общался с духами. Во время этого общения какое-то беспокойство, какая-то растущая тревога стала овладевать им. Он начал терять чудную радость обретенной силы, и душа его начала погружаться в темную бездну. Черное облако окутало его.

Это облако было чревато всевозможными тенями. Он узнавал в них образы братьев назареев, своих учителей ессеев, своей Матери. Тени эти одна за другой говорили ему: «Ты хочешь невозможного! Ты не знаешь, что ожидает Твое безумие! Откажись!». Но непреодолимый внутренний голос возражал: «Это неизбежно». Он боролся нескольких дней и ночей, то, прислонившись к стене, то стоя на коленях, то распростертый ниц. И все глубже раскрывалась перед ним бездна, и все чернее становилось окружавшее его облако. Он словно приближался к чему-то страшному и невыразимому. Затем он впал в тот мистический транс, когда глубоко скрытое внутри тебя пробуждается. Когда ты вступаешь в общение с живым духом всех вещей и отбрасываешь на прозрачные ткани сновидения образы прошедшего и будущего. Внешний мир исчезает, глаза закрываются. Тот, кто пришел сюда начинает созерцать Истину в лучах того Света, который затопляет все его существо, образуя из его сознания пламенеющее средоточие этого Света. Он становится ясновидцем, прожигающим взором века и земли.

Загремел гром, гора задрожала до самого основания. Внезапный вихрь поднял ясновидца на вершину волшебного, неземного Иерусалимского храма. Крыши и башни этого города сверкали, повиснув в воздухе, словно лес из золота и серебра. Священные гимны доносились из Святая Святых сотни храмов. Волны фимиама поднимались со всех алтарей и неслись к ногам Иисуса. Народ в праздничных одеждах наполнял портики. Прекрасные женщины в белых туниках пели для него гимны пламенного обожания. Трубы звучали, и сто тысяч голосов восклицали: «Слава Царю Освободителю!»

– Ты будешь этим царем, если поклонишься мне, – раздался голос.

– Кто ты? – спросил Иисус.

И снова поднялся вихрь и понес его через пространство на вершину горы. У его ног развернулись царства земли, освещенные золотистым сиянием.

– Я царь духов и князь земли, – донесся голос снизу.

– Я знаю, кто ты, – сказал Иисус, – Ты появляешься под бесчисленными видами. Появись в своем земном образе.

– Склонись передо мной, я дам тебе все царства земли. Стань таким как повелители империй и люди буду у твоих ног. Стань Мессией-воином!

Но не поддался тогда Иисус соблазну меча, как рассказывал он Андрею.

Зато живем по заповеди «Огнем и мечом», и все именем твоим. Так что вот, кто ж знает долю свою. Что еще там показывали ему Посвященные?

«Обещай народам земные блага. Накорми их. Сделай камни хлебами. И они пойдут за тобой куда угодно», – вещали искусители. И Иисус якобы ответил им: «Не хлебом единым жив человек…».

Вот думал Андрей: «А ведь до того, как Иисус начал собирать вокруг себя своих учеников, и рассылать их по миру…не было хлеба в этом мире. Как в раю, было много деревьев, много животных, много трав, но не было зерна. Человек питался от Матери-Земли. Иисус дал им хлеб. Он приучил их к хлебу…. Вот тебе и не хлебом единым…». Что там еще было в пустыне? Ах, да! Иисус тогда рассказал и про главное видение.

Будто бы в конце всего на темном небе глубокой ночью загорелось блестящее созвездие. Оно состояло из четырех светил в форме Креста. Назарей сразу узнал знак древних посвящений, знак таинственных жрецов Египта сохраненный ессеями. В давние, давние времена древние маги и чародеи поклонялись ему, как символу земного и небесного огня, как знаменью Жизни со всеми её радостями и Любовью со всеми её чудесами. Позднее посвященные Египта видели в нем символ великой мистерии, образ жертвы великого Ра – Солнца, который раздробляется, чтобы проявить себя в мирах. Символ одновременно и жизни, и смерти, и воскресения, он встречался и в подземельях, и на могилах, и в бесчисленных старых храмах.

Сияющий крест, как рассказывал Иисус, увеличивался и приближался, словно привлекаемый сердцем ясновидца. Его четыре звезды пламенели, подобные четырем солнцам.

– Смотри, это магический знак Жизни и Бессмертия, – произнес невидимый голос, – Некогда люди обладали им, но затем потеряли его. Хочешь Ты возвратить его людям?

– Хочу, – тихо ответил Иисус.

– Если хочешь, взирай! Вот твоя судьба.

Внезапно четыре звезды погасли. Настала ночь. Подземный гром потряс землю, и со дна Мертвого моря поднялась темная гора, на вершине которой виднелся черный крест. Человек, изнемогающий в смертных муках, был пригвожден к нему. Беснующийся народ покрывал гору и вопил со злобным издевательством: «Если ты действительно Мессия, спаси себя!» Иисус точно знал: тот распятый человек был он сам…

Вот тогда, он все понял. Чтобы победить, нужно было отождествить себя с этим страшным двойником, представшим перед ним как предостережение. Страх затопил душу Иисуса, он почувствовал себя висящим в пустоте и раздираемым муками пригвожденного, и оскорбленьями сынов человеческих, и глубоким молчанием Богов и Посвященных.

– Ты можешь принять жертву, или же отвергнуть ее, – сказал невидимый голос. А видение уже начало дрожать и местами бледнеть, и призрак Креста с казненным уплывать вдаль, когда перед внутренними очами Иисуса стали проходить яркой картиной целая армия измученных душ, от которых неслись жалобные вопли: «Без Тебя мы погибнем… Спаси нас Ты, который умеешь любить».

Тогда он, медленно выпрямился и, раскрывая объятия, воскликнул: «Принимаю крест, и да будут они спасены!» И в тот же миг он почувствовал страшное сотрясение во всем существе своем и испустил громкий крик… Черная гора обрушилась, крест исчез.

Когда Иисус пробудился, ничто не изменилось вокруг него. Восходящее солнце золотило внутренность грота Енгаддийского. Теплая роса увлажнила его оцепеневшие ноги. Колеблющиеся туманы поднимались над Мертвым морем. Но он сам был уже не тот. Нечто, навсегда решающее судьбу, совершилось в неисповедимой глубине его собственного сознания. Он разрешил загадку своей жизни. Он завоевал мир, и великая уверенность проникла в него. Из победы над земной своей природой, на которую он наступил ногой и, побежденную, навсегда отбросил от себя, из пережитой смертельной агонии, возникло новое сознание, сияющее небесною радостью. Он знал, что непреложным решением своей воли он стал отныне Мессией. Закон посвящения: «Ничего извне, все изнутри» был великим законом древних мистерий.

Вскоре после Искушения он спустился в поселок ессеев и узнал, что Иоанн Креститель был схвачен и заключен в темницу в крепости Макеру. Это известие было для него признаком, что времена созрели и что пора начать действовать. Он объявил ессеям, что пойдет проповедовать «Евангелие Царства Небесного».

«Для души сходящей с неба, рождение есть смерть!», – добавил Иисус.

Слова эти скрывали его решение сделать доступными для простых и смиренных знания великих Мистерий. Решение перевести на понятный для всех язык тайны Посвященных. Подобного не совершалось никогда. Так потом рассказывал Иисус Марии Магдалине и Андрею. Может, где и приукрасил. Он вообще любил говорить притчами.

Да вот еще вспомнил, что вот, когда уже все испытания закончились, и Иисус шел в Иерусалим, один из искусителей, когда тот стоял на высокой храмовой площадке над отвесным обрывом в море сказал ему: «Бросься вниз. Когда упадешь на камни и останешься цел, толпа провозгласит тебя великим чародеем и пойдет за тобой!». Иисус и это отверг тогда. Он собирался стать Учителем Праведности, а не фокусником на торговой площади. «А зачем тогда надо было воду в вино превращать, по воде ходить яко по суху, да и Лазаря воскрешать было не к чему?», Устало думал Андрей, но сам себя говорил «Не судите сами и не судимы будете…». Но мысли его были более о той, от которой никогда и не уходили, потому что на всем первом пути, на всем протяжении той старой, забытой жизни, лишь клочками всплывающей в памяти, Она занимала основное место. Она занимала основное место не только в его памяти и была переломной точкой на дороге судьбы не только у него. Даже на пути от Иисуса к Христу у Иешуа Назарея Она была той, кто переломил весь ход событий. Это с ее появления путь простого пророка, одного из тысяч ходящих по землям империи Тиверия, сменился путем на Голгофу и дорогой к кровавым Иудейским войнам. Войнам за новую Веру. Тем войнам, о которых постоянно говорили и к которым готовились ессеи. Битве между Сынами Света и Сынами Тьмы. Иоанн Предтеча, Иоанн Креститель их верный Учитель был обезглавлен. Братство искало нового вождя, за которым оно могло пойти. Вождя достойного, такого, кому можно было верить, и на кого можно было надеется в последней битве. Ирод Антипа властитель славящих Яхве, обезглавив орден ессеев, сделал непоправимую ошибку. До этого Иоанн сдерживал Сыновей Света, дожидаясь прихода Мессии, который поведет их за собой. Теперь его не стало, а нового вождя, долгожданного Мессии, Миропомазанника не было. Дружины братьев все меньше походили на смиренных агнцев и все больше на зверей. Во главе отдельных ватаг вставали Маги и Кудесники, знающие только один путь – путь войны. Во главе других верх брали зилоты, никогда не идущие на компромисс с врагом. У Иисуса не оставалось выбора: он должен был или уйти со сцены, или возглавить объединенные силы ессеев, назареев и зилотов, самых непримиримых из братьев.

Как же все началось? Сам себе признавался Андрей, что лукавил. Для того чтобы все это вспомнить, не требовалось усилий. Он помнил все с точностью до мелочей, как будто это было только вчера.

Два года длилась эта весна, когда казалось, что слова Иисуса вызывали предрассветные зори восходящего Царствия Небесного перед толпами, напряженно внимавшими ему. Но затем небо потемнело, и на нем засверкали зловещие молнии, предвестники надвигавшейся грозы. И она разразилась над духовной семьей Иисуса подобно тем бурям, которые проносятся над морем, поглощая в своей беспощадности утлые лодки рыбаков.

Он давно ожидал грозы. Было невозможно, чтобы его проповеди и его растущая популярность не вызвали волнения среди властей. Невозможно было, чтобы между ними и новым пророком не завязалась решительная борьба. Более того, полнота истины, как считал он, могла проявиться лишь благодаря этому столкновению.

Фарисеи во времена императора Тиверия были сплоченным сословием, состоявшим из тысяч человек. Самое имя их Perishin означало знатные. Одаренные пылким героическим характером, но узким и горделивым, они были представителями партии власти, которая возникла при последних правителях. На ряду с писанными преданиями, они допускали предание устное. Они верили в ангелов, в будущую жизнь, в воскресение, но эти отблески старой школы магов, дошедшие до них из прошлого, гасли во мраке их грубого толкования.

Точные блюстители законов, но в смысле совершенно противоположном духу пророков, которые видели веру в любви, божественной и человеческой, фарисеи полагали благочестие в ритуалах и в церемониях, в постах и в публичных покаяниях. Их можно было видеть проходящими по улицам среди бела дня с лицом, покрытым пеплом, выкрикивающими молитвы с сокрушенным видом и раздающими милостыню на показ. Живя в роскоши, домогаясь всеми средствами лучших мест и власти, они, тем не менее, держали в руках весь народ.

Саддукеи, наоборот, представляли собой жреческую и аристократическую партию. Они состояли из семейств, которые считали за собой право преемственного служения богам со времен царя Давида незыблемым. Они отвергали устные предания, признавая лишь букву закона, отрицали бессмертную душу и будущую жизнь. В то же время они осмеивали преувеличенную набожность фарисеев и их верования. Для них вера сосредоточивалась исключительно в священнических храмовых церемониях.

Они удерживали за собой первосвященство, но сохраняли самые дружеские отношения с язычниками. Это были люди жесткие, упорные, любящие хорошо пожить. Люди, имевшие лишь одно убеждение – уверенность в своем превосходстве, и лишь одно стремление – сохранить власть, которая им принадлежала по традиции.

Что мог найти в этой религии посвященный в божественную Мудрость, наследник пророков? Ясновидец енгаддийский, мысленно уже жил там, где справедливость господствует над жизнью, знание руководит справедливостью, а любовь и мудрость царят над всем?

В реальной жизни все было не так. В храмах, этом средоточии верховной науки и посвящения, господствовало лицемерие священников, проникнутых невежеством, пользовавшихся своим местом как орудием власти. В школах вместо хлеба жизни царила корыстолюбивая мораль, прикрытая формальным благочестием, то есть ханжеством. Царствующий в ореоле славы, всемогущий император в те времена представлял собою обожествление власти. Единый бог современного мира, единый возможный властелин над саддукеями и фарисеями, все равно – хотели они его, или нет.

Иисус, принявший от пророков древности тяжелую ношу борьбы не мог называть такое царствование иначе, как царством, в котором преобладала ничтожная жизнь над духом, и которое он стремился заменить царством духа. Необходимо было бросить вызов, объявить войну сильным Мира сего. Но он был всего лишь пророк, а должен был быть Царем над царями.

Все началось тогда на пиру у соседа Марфы и Марии. Их всех позвал тогда к себе в дом на пир Симон фарисей. Сейчас, после того как по миру полетели во все концы рассказы евангелистов, все стало запутанным и непонятным. Но на то они и евангелисты, чтобы пускать в легкий полет «Благую весть». Андрей улыбнулся и сам себя похвалил за такую удачную мысль. Действительно легкий полет Благой вести – это хорошо. Правда, сам Учитель не любил называть свое учение на греческий манер – Евангелие. Он вообще не любил употреблять этот книжный язык. Для Иисуса более близок был язык воинских дружин – арамейский. Он и притчи свои в основном рассказывал на нем, и учение свое называл благой вестью по-арамейски. На языке воинов это звучало грозно и устрашающе – Бесора. Потом фарисеи придадут этому слову что-то устрашающее и связанное с потусторонним миром. Для них все, что из нежити, все, что не от Яхве, то бесовское.

О чем он? Ах да о Симоне фарисее. Да, тогда их позвал в гости Симон. Это было в одном из прибрежных маленьких городков. Лука так и напишет в своих рассказах. Лука всегда пишет точно, достаточно точно со слов Павла. Они эти апостолы, из числа семидесяти, из числа второго призыва Христова, вообще все делают точно…даже слишком точно. А вот Матфей и Марк вообще нагнали страху и написали, что все это было в гостях у прокаженного Симона в Вифании. С Матфеем все в порядке, он со времен своей работы мытарем всегда все делал… чуть слишком. А вот с Марком сложнее. Он, похоже, все делает в угоду Петру, как теперь любит называть себя Симон, младший брат Андрея. Надо будет поговорить с братом. Объяснить ему по старшинству, чтобы держал в руках ретивых учеников. Не поймет. Напомнить, как он трижды учителя предал, прежде чем петух пропел.

Нет. Тех, кто там был, не проведешь красивой сказкой. Это все было на пиру у Симона фарисея. И все было именно так.

Андрей как сейчас явственно видел лощенную умильную рожу хозяина, гладко выбритую с пухленькими щечками и чуть вздернутым носиком, больше похожую на рожу евнуха из богатого гарема, чем на лицо жреца. Он пригласил их тогда на пир с единственной целью – полюбопытствовать, что это за очередной пророк, призывающий к восстанию против власти. Он даже не встретил у порога, не послал служанок омыть им ноги и не приветствовал целованием. Друзья его, сидевшие у стола, явно пришли как на представление, полюбоваться еще одним сумасшедшим, возомнившим себя Мессией и Освободителем народов. Помазанником Божьим!!! Христом!!!

– Так что это за Учитель из презренных назареев? – пробурчал под нос Симон, жестом предлагая гостям возлечь вокруг стола, как это было принято тогда в домах придерживающихся новой моды.

– Вы знаете, – громко пошутил в ответ Иуда Искариот, – в таких случаях я не спорю, лишь бы стол соответствовал ложу, – и удобно устроился на подушках.

Пир был в самом разгаре, никто и не заметил, как Она тогда проскользнула за спину Иисуса, прикрытая темным покрывалом. Впрочем, даже если бы и заметили женщину, вошедшую в дом, никто не придал бы этому значения. Дверь пиршественной залы по обычаям народов приморья не закрывалась и всякий мог войти в нее – если не принять участие в пиршестве, то хоть постоять и посмотреть на пирующих. Таков был закон, таков был порядок. И знатность дома тут не играла роли. Поэтому она незаметно проскользнула за спину Учителю, возлежащему за трапезой.

Однако ее незаметное движение не укрылось от зоркого глаза Симона Зилота. В ближнем окружении Иисуса их было четверо профессиональных воинов. Несомненно, главным среди них и самым опытным был Андрей, потому и числился десятником, главой всей дружины. Чуть уступали ему Иуда Искариот и Нафанаил сын Фаламеев. Иуда уступал по излишней рассудочности, Нафанаил, напротив, по излишней горячности. Но по качеству разведчика Симон Зилот превосходил даже его. Он сразу уловил эту незаметную тень, мелькнувшую за спину Учителя. Одними глазами показал на нее остальным троим и, не разжимая губ, как учили в ессейских тайных школах, спросил:

– Это кто?

– Это Мария из Магдалы, – также, не разжимая губ, ответил Иуда, чем поразил всех.

– Это ж надо ж, какая зоркая каналья, в такой темноте разглядеть и узнать, – подумал тогда Андрей, – Да и откуда он ее вообще знает?

– Из какого замка? – переспросил он, переведя местное название Магдала на арамейский.

– Из Прибрежного, где раньше жрицы Матери-Природы жили. Не упускайте ее из виду, жрицы этого храма были прекрасными воинами, – предостерег Иуда.

Все четверо напряглись, сдвигаясь ближе к ложу Иисуса, и руки нащупали эфесы мечей. Женщина с ног до головы закутанная в серый плат, что-то прятала под свободными одеждами, но агрессивности не проявляла, стоя в полумраке спокойно.

– А что она делал в Магдалинском Храме? – спросил опять Андрей.

– В Замковом Храме на Скале, как его еще называли среди жриц, учили магии и познанию мира, – ответил Нафанаил, – Однако туда брали только тех, в жилах которых течет царственная кровь.

– Мария из царского рода, – тихо пояснил Иуда, – Ее отец один из северных царей, приезжавших к императору в гости, а мать жрица Храма Матери-Земли, соблазненная им, или… пришедшая к нему по воле своей богини.

– А почему ее не уничтожили, вместе со всеми жрицами Храма? – тихо уточнил Симон.

– Она покинула Храм, до того как его сожгли, и служила в свите Иродиады, жены Ирода Антипы, – пояснил Иуда.

При этих словах все четверо подобрались, как сторожевые собаки перед прыжком. Перед нами был враг, настоящий, осязаемый и умелый. Они знали, что служанки Иродиады в меньшей мере танцовщицы и девушки для услады, а в большей – воины-амазонки.

– Точнее, она даже служила в свите не самой Иродиады, а ее дочери Саломеи…, – невозмутимо продолжал Иуда.

– Это той, которая за свой похотливый танец потребовала у отца голову Иоанна Предтечи, – сквозь зубы уточнил Симон и глаза его сузились, а на загривке поднялись волосы.

– Да, – слегка кивнул Иуда, – У той самой Соломеи. У нее в свите в основном не воины, а маги и чародейки. Однако говорят, после отсечения главы у Иоанна она бежала из дворца…

– Бежала или послали? – задумчиво уточнил Андрей. По моему знаку все четверо стали сжимать кольцо вокруг гостьи.

В этот момент незваная гостья быстро вынула руку из-под темного покрывала, в руке ее белым пятном мелькнул маленький алебастровый кувшинчик.

– У той самой Соломеи, дочери Иродианы…. У нее в свите в основном не воины, а маги и чародейки, – громыхнули в мозгу слова Иуды, и как набатом застучало в висках – Яд, яд, яд.

Андрей рванулся к ней, краем глаза увидев, что еще с трех сторон метнулись тени братьев. Белые же руки незваной гостьи, такие же белые, как и алебастр кувшинчика, умело вынули пробку из узкого горлышка. Зала наполнилась благоуханием драгоценного нардового миро, служившего предметом особой роскоши при умащении головы и тела только венценосцев или людей уподобленных богам. В мозгу Первозванного отчетливо зазвучал голос Иоанна Предтечи:

«Запомните братья, нард – это растение, дающее миро, коим мажут избранных, как отметину, что они угодны Богам. Их – этих божественных растений нардов, как и всего святого в этом мире двенадцать: сирийский, критский, галльский, индийский и другие. Самый ценный нард индийский. Его запах похож, пожалуй, на запах кипариса. Только им можно миропомазать Нового Спасителя, Мессию, Христа. Остальные одиннадцать для властителей тела людей – для императоров и воевод, а индийский нард – для властителя душ людских. Для того, кто поведет их в другой мир. Им были помазаны Ковчег Завета, Александр Македонский и Великие Пророки. Запомните индийский нард с благоуханием нежного кипариса – это миро для Иисуса Христа нового Учителя Праведности».

Он вдыхал резкий аромат божественного миро, уже окропившего голову и тело Иисуса. Тонкие алебастровые руки резко кинули на пол маленький кувшинчик, так что он брызнул осколками по всей зале. Это была величайшая честь любому человеку или богу, разбить сосуд, в котором было драгоценное благовоние. И знали об этом только Посвященные.

– Стойте! – резко выкрикнул Андрей, останавливая руки, тянущие из ножен мечи, – Стойте!!!

Вот этот момент с головы гостьи упало темное покрывало. И, словно дожидаясь этого момента, в залу через щель в крыше прорвался луч солнца и ударил прямо в падавшие с ее головы роскошные рыжевато-русые волосы. В лучах солнца они заиграли огненно-золотым водопадом, струившимся по ее плечам и падающим почти до пят. Свет, нимб, отблеск от этой золотой волны, как бы отбросил нас всех назад к столу.

– Царица Щетинщица!!! – как ударила тогда его воспоминанием старая легенда про Владычицу моря, расчесывающую свои золотые волосы костяным гребнем из панциря дракона, называемым Щетиною.

Теперь он вспоминал это с ухмылкой и отрешенным взглядом на себя молодого. Даже обучение в школе ессеев не избавило его тогда от веры в старые легенды и мифы. Но может быть, как раз эта вера в чудеса спасла ее от немедленной гибели.

– Стойте!!! – опять закричал он, и клинки остановились на полпути, – Приветствуем тебя Великая царица. Звезда Моря! – преклонил колено перед величественной незнакомкой.

– Здравствуй Мария, – просто сказал Иисус, – Зачем ты провела обряд?

– Так было указано свыше! – смиренно и кратко ответила она.

– Спасибо! – так же коротко сказал он.

– Теперь ты Помазанник и тебе дана Великая судьба. Если позволишь, я пойду с тобой…смиреной ученицей Великого Мастера, – Она присела у его ног, разметав свои волосы по полу.

Я помню, как презрительно искривились лица фарисеев. «Нет!» – читалось на них, – «Звезда Моря не может просить взять себя ученицей, какого-то безвестного пророка. Это просто фокус из заезжего балагана». Андрей первым шагнул к ней и прикрыл своей грудью.

– Зачем было изводить миро на триста динаров? Можно было продать, а на эти деньги навербовать дружину, или раздать нищим, – тихо, но ехидно сказал Иуда. Он всегда не любил женщин.

– Бедных вы всегда будете иметь с собою, меня ж не всегда будете иметь, – резко повернулся к нему Иисус, – А ты будешь бессмертной! – неожиданно тихо сказал он женщине, он понял свой путь и свое предназначение, в нем проснулся вождь и маг.

Вот тогда, вспоминается Первозванному, Иисус и начал творить чудеса и рассказывать притчи. Первую про двух должников он поведал на этом пиру.

Да все было именно так. Все было так. Он помнил. Именно тогда Она встала рядом с Иисусом. Она. Мария Магдалина. Иисус назвал ее апостолом над апостолами. Они же звали просто – Нашей Госпожой.

Она действительно стала его любимым учеником. Она была первой среди тех, кто учился магии и чародейству. Фома, Филипп, Матфей. Им Иисус открывал самые сокровенные тайны Мастерства. Но более Иакову – брату своему. Но даже над Иаковом стояла Мария. Долгие версты их совместного пути узнавала Она из его уст тайны Неземного мира. Иоанн Богослов самый ближайший друг Андрея души не чаял в Нашей Госпоже, хвостиком таскаясь за ней и записывая каждое ее слово на листы египетского папируса. Он хранил их в переметной суме, всегда носимой на плече, в виде плотно свернутых свитков. Самый большой он подписал сверху красивой вязью. «Большие и Малые Вопросы Марии Магдалины и ответы Христа». Потом он напишет на основе всего этого свою Благую весть, самую духовную из всех написанных. Евангелие от Иоанна. А я рассказываю только вам, как все было и как помнит это Андрей Первозванный.

– Тут есть еще вставки рунами. Часть текста на арамейском, насколько я понял, а может на иврите, но основной текст такой, – закончив читать, сказал монах, – Кто ж это мог написать?

– Андрей Первозванный, – сорвалось у Антона.

– Точно! Андрей Первозванный, – удивленно взглянув на говорившего, согласился Виктор, – Как я сразу не догадался. Только один апостол не написал о том, как все было. И это был Андрей Первозванный! Но…, – он удивленно заморгал, – если это так, то …это сенсация…это взрыв…, – потом замолчал, подумал, – Спрячьте и не говорите никому, что это у вас есть.

– Почему!!? – удивились оба.

– Потому что здесь все не так. Я думаю, дальше будет еще круче.

И оттого, что этот благообразный монах так и сказал «круче», Павел с Антоном поняли, что он говорит правду.

– Круче что?

– Круче все. И Евангелие его будет круче. И, если вы его обнародуете, реакция тоже будет круче. Со всех сторон. Но…, – он собрался с духом, – как бы я хотел прочитать все. У вас действительно только один свиток?

– У нас? – Павел переглянулся с Антоном и уверенно закончил, – один.

– А там где вы его нашли?

– Это был сверток в нашем катере, – упоенно начал врать Антон, а врать он умел, – А катер мы купили в западных шхерах у рыбака финна. Я думаю, он сам не знал, что под мотором есть тайник. Если бы не шторм и не поломка мотора, мы бы тоже не залезли под кожух.

– Шторм? – монах удивленно смотрел на друзей, – Какой шторм? Лето стоит на редкость сухим. Третий месяц ни капли дождя. Не то, что грозы, ветра-то и то нет, от зноя изнываем.

– Ну, это я образно, – вывернулся Антон, совсем опупев от сказанного монахом, – мотор сломался. И мы лазали чинить. Там под кожухом и нашли этот свиток в тряпице. Спасибо брат. Пойдем мы, поспим, малость, устали с дороги.

Отойдя от монаха, Антон круто повернулся к Павлу.

– Тикать надо Паша. Чую я, А нюх меня еще никогда не подводил. Потому и жив… и всю демократию пережил. Надо тикать и хрен с ним с катером. Хватаем вещички и бегом лесом к пристани. И за любые гроши хоть лодку, хоть подлодку. Только через час нас тут быть не должно.

Павел молча кивнул. Через пятнадцать минут быстроходная яхта уносила их в сторону Питера. Денег это стоило вагон. Но жизнь дороже любых денег.

А благообразный монах Артемий (в миру Виктор) звонил по мобильному телефону в иезуитский колледж.

Яхта была действительно скоростная. Хозяином ее оказался бизнесмен из Питера, на Валааме замаливавший грехи, о которых предпочитал молчать. Однако, судя по шее, прошлое его было связано со становлением бизнеса в годы правления Борис Николаича, и это именно для него вышел фильм «Жмурки» с простым подзаголовком: «Для тех, кто выжил в девяностые».

Нанять его яхту друзьям не удалось бы ни за какие деньги, если бы не казус, приключившийся с новым русским на Валааме. Яхту Жорик, так представился их капитан, пришвартовал в бухте Монастырская прямо у причала монашеской братии. На замечания худосочного монашка, что здесь швартоваться нельзя ответил достойно – одним жестом. Кто ж знал, что этих божьих людей крышуют не архангел Михаил с Гавриилом, а служба охраны президента или коротко ФСО. Буквально через пять минут, на пирсе появился крепкий парень в костюме и миролюбиво спросил:

– Братело, вы откуда такие крутые?

– Мы питерские, – гордо ответил Жорик.

– А катились бы вы отсюда. Вам же божий человек сказал, что пристань монастырская.

– Ты мне тут не указывай, – вскинулся Жорик, – Ты кто такой?

– Я тут власть охраняю, – тихо пояснил человек, и жестоко добавил, – Сейчас выну волыну и положу вас тут рядком,…потом за это еще и медаль заработаю… за борьбу с терроризмом, – он улыбнулся улыбкой зомби.

– Так бы сразу и сказал, – согласился быстро владелец яхты, он знал таких охранников, – С государевыми людьми не спорю. Служба у вас такая.

Завелись они в одно мгновение. Бодаться с «красной крышей» – это все равно, что в русскую рулетку играть с полным барабаном патронов. Как не нажимай на курок – холостого выстрела не будет. На удачу к нему примчались два лоха, предложившие подвезти их в Питер. Деньги дали не торгуясь, и это смирило его с отступлением. Теперь сидя на палубе и потягивая мартини с джином, он прикидывал: «Позвать их в компанию или гнуть пальцы дальше?». Гнуть пальцы в одиночестве было скучно, и он крикнул:

– Братаны, топай сюда!

Второй раз приглашать не пришлось. Антон и Павел знали такие экземпляры не понаслышке. Они подтянули кресла-качалки и, взяв со столика бокалы с коктейлем, сели рядом с капитаном.

– Вы чего на Валааме? – немногословно поинтересовался он.

– Туристы – пояснил Антон.

Тишина повисла над палубой. Жорик думал, о чем бы поговорить, но солнышко припекало, яхта бежала ровно, Мартини был намешан правильно, и болтать, по большому счету, не хотелось. Не хотелось, как он любил выражаться «Ум морщить». Лохи тоже были не многословны, чем ему и нравились. Судя по огромным торбам, они действительно были туристы. Видать из мелких предпринимателей, судя по наличию денег. Из бывшей интеллигенции, презрительно оценил он. Только те шлындают по всяким достопримечательностям пешком. Им это в кайф. Нет бы – в машине, с телкой, с музоном. Или как он – на яхте с ветерком. «Лохи – они и есть лохи», – подвел он итог своим размышлениям, прикрыл глаза и провалился в негу.

Солнце и тихая музыка из динамиков сморили и Павла. Антон качался в кресле, думал, слушая блюз: «Смотри-ка, какую музыку нынче бандюги слушают. Шагает прогресс семимильными шагами». Под рулады саксофона и хриплый голос очередного джазового негра, действительность стала таять, и он опять уже знакомо перенесся на берег той неведомой ему реки. Почувствовал крепкое накаченное тело, размашистым шагом, идущее вниз по склону.

Андрей подошел к кострам, широко улыбаясь и раскинув руки, как бы желая обнять всех своих друзей, старых и новых. Иосиф, так же улыбаясь, звал его к костру. Где булькало в котле что-то аппетитное. За соседним костром Елисей на вертеле жарил какую-то дичь. Картины прошлого отхлынули, уступая место дню сегодняшнему. И он облегченно вздохнул, что они не привели его к той роковой черте, воспоминания, которую он научился ловко обходить. Даже вопросы о том, почему восстание не имело успеха и почему они проиграли эту войну там, на побережье Срединного моря, он обычно оставлял без ответа. В душе он знал, что причин было несколько. Иногда он неохотно отвечал, если уйти от ответа не мог, что главными были предательство и раскол. Бывало, добавлял, что Учитель ненавидел насилие и все старался уладить миром. Однако сам Андрей в глубине души знал, что главная причина заключалась в Ней, в ее стремлении сюда на север, в ее желании вернуться к корням предков, к земле отца, к Вере матери. Но даже сейчас он держал эти мысли при себе, не давая им вырваться наружу, не давая им отразиться в его глазах.

Как часто он думал, что такая мысль пришла в голову не только ему. С первого ее появления это почувствовал Иуда Искариот. У него всегда был нюх первоклассной ищейки. Он почувствовал это просто всем своим нутром и невзлюбил ее сразу. Вторым, кто с опаской смотрел на Марию, был его брат Симон. Даже Филипп писал Андрею в одном из писем: «Помнишь ли ты спутницу Учителя – Марию Магдалину. Христос любит ее больше, чем всех учеников, и бывало, часто целует ее в уста. Остальные ученики обижаются на это и выражают неодобрение. Они говорят Учителю: «Почему ты любишь ее больше, чем кого-либо из нас?» В ответ он сказал им: «Почему я не люблю вас как ее? Когда слепой человек и тот, кто видит – оба находятся в темноте, нет никакой разницы между ними. Когда же возникает свет, тогда зрячий увидит этот свет, а тот, кто слеп, останется в темноте». Андрей после этого письма вспомнил слова Иуды, сказанные тогда там, на пиру у Симона фарисея, про то, что ее мать Жрица Богини-Земли была или обманута северным царем или пришла к нему сама по воле Богини. «Или пришла сама по воле Богини», – теперь эта фраза Иуды не давала ему покоя, а письмо Филиппа только подлило масла в костер. Уж не пришла ли Мария Магдалина к Иисусу по воле Богини Земли?

После распятия Христа и его явления Марии, она вообще перестала обращать внимание на все разговоры вокруг нее, окружив себя другими женщинами, как в свое время ее мать жрицами Храма из Замка на скале.

Первым попытался ее образумить Симон-Петр. Он подошел к ней и сказал: «Сестра, мы знаем, что Спаситель полюбил тебя больше, чем остальных женщин. Скажи нам слова Спасителя, которые ты помнишь, которые ты знаешь, а мы нет, и которые мы не слышали». Ответ ее был убийственен и, тогда расколол их круг на женскую и мужскую часть. Мария презрительно посмотрела на Петра и ответила: «Что скрыто от вас, я не сообщу вам».

Вот тогда Петр пришел к нему. Андрей знал, что только он, как главный десятник, как Первозванный, Матфей-Левий, как самый хитрый и оборотистый, да пожалуй, Петр, как самый простодушный, могут найти пути взаимопонимания с Марией. И они пошли к ней. Она приняла их как царица и неожиданно охотно рассказала о видении Воскресшего Христа, и ее беседах с ним о тайне семи энергий гнева и о семи чашах гнева, которые изольются на этот мир. Добавила, что отныне эмблема семи фиалов, как гнева божья станет эмблемой его церкви.

Когда Мария сказала это, она умолкла, добавив, что Иисус говорил с ней лишь до этого места, Андрей повернулся к братьям. Он точно помнит свои слова сказанные в этот вечер.

– Говорите, что хотите о том, что она сказала. Я, по крайней мере, не верю, что Мессия сказал это. Ибо, определенно, эти учения несут странные идеи.

– Действительно ли он говорил с женщиной без нашего ведома и тайно? Должны ли мы изменить свое мнение и все слушать ее? Действительно ли он предпочел ее нам? – поддержал его Петр.

И вот тогда Мария заплакала и сказала, обращаясь к Петру:

– Мой брат Петр, что же ты думаешь? Думаешь ли ты, что я выдумала это в своем сердце, или что я говорю неправду об Учителе?

Последними были слова хитроумного Матфея-Левия, в ответ Петру:

– Петр, ты всегда был вспыльчив. Теперь я вижу, что ты споришь с женщиной как с противником. Но если Спаситель сделал ее достойной, кто ты, в самом деле, чтобы отвергать ее? Конечно же, Спаситель знает ее очень хорошо. Именно поэтому Он полюбил ее больше нас. Давайте же постыдимся и положимся на совершенного человека, и обретем Его для себя, как если бы Он руководил нами, и будем проповедовать благую весть, не устанавливая любого иного правила или другой закона, кроме того, что сказал Спаситель. Это и было начало их пути. Начало пути всех, тогда они пошли дальше, чтобы провозглашать и проповедовать. Тогда они встали вкруг нее, выбрав ее своим вожаком и вспомнив, что Иисус назвал ее апостолом над апостолами.

Андрей уже подошел к кострам. Крепко обнялся с Иосифом, похлопав его по плечу. Крякнул в медвежьих объятьях Сила, крепко пожал руку Лукославу и Елисею. Присел на поваленное бревно, с заботливо наброшенной на него лохматой шкурой, взял в руки протянутую корчагу с медом, подождал, когда стихнет шум, и выдохнул в вечернюю тишину:

– На здраве!

– На здраве!!! – прокатилось по берегу, где все уже расселись вкруг костров.

– На здраве! – откатилось эхом со стороны величественного кургана, насыпанного еще теми, кто хоронил здесь своих воев до их прихода, и каждый подумал, что духи чужих предков приветствуют их.

Пир пошел своим чередом. С теми, кто остался в замке Андрей отпировал вчера. Сегодня он был с ватагой, как называли в этих краях морскую дружину. Впервые в ватаге были дружинники разных краев. Когда он осушил свою корчагу и перевернул ее над костром, отдавая последние капли богу огня, вся ватага сгрудилась возле их костра. Андрей обвел их взглядом.

Ближе все к огню сидели храбры – профессиональные вои, прошедшие с ним многие испытания, воспитанные и закаленные в боях. Многих он учил сам, многие пришли к нему наемниками в дальних землях, да так и остались с ним, став ему братьями. Это был костяк ватаги. Они ходили по морю на лодьях с вырезанными искусными мастерами лебедями на носу. Лебедь птица луны, птица Матери-Земли. Они даже на берегу отдыхая от походов, так и жили вместе экипажами лодей. Лоджами, как коверкали их название северные племена. Сами себя они называли богатыри – угодные Богам, хотя, как казалось иногда Андрею, не верили ни в кого, только в воинственных Валькирий, что заберут их потом в боевую дружину другого мира.

Чуть подальше расселись кружком ватажники. Наемники из местных племен. Варяги как называли их здесь. Подчеркивая этим своим именем, что и в названии воина слышен рык их Хозяина Зверя. Эти пришли поучиться воинскому искусству, поиграть с судьбой, попытаться поймать за хвост удачу. Их меньше всего манили трофеи, а больше всего слава и будущие песни скальдов, в которых будут потом восхвалять их подвиги. Юркие длинные струги, названные по головам драконов на носу – драккарами, на которых они чувствовали себя, как дома, покачивались на спокойной волне прямо на середине реки.

Отдельной кучкой расселись ушкуйники. Кто были эти люди? Андрей всегда затруднялся определить их. Купцы, мореплаватели, пираты, корсары, корабелы, мастеровые, ремесленники, то есть люди при собственном деле. Они всегда находились в любых землях и в любом месте, и нанимались или примыкали «за интерес», то есть за долю в добыче или за право получения защиты, или за что-то еще, не требующее оплаты вперед, или просто за возможность попасть в новые края и получить новые знания. Они шли на широких и крутобоких нефах, поместному карбасах, менее юрких и вертких, но зато устойчивых к высокой волне и шквалистому ветру.

Все вместе они звали себя – кметь или морские братья. Потому, как клятва при приеме в дружину, была клятвой братской, и каждый дружинник был другому кровным братом, побратимом значит. И месть за смерть брата была кровной местью, враги были кровниками.

Андрей часто слышал как местные племена и здесь и на пройденных им землях, называли такие ватаги коротким, но емким словом – Русь. Это объединение воев дружинников и мастеров магов и умельцев, независимо от племени и веры, в единый кулак было тем, на что Наша Госпожа должна была опереться в своем победном шествии по земле.

– Андрей! Андрей, расскажи нам о вашем Великом пути сюда, – раздался голос от костра.

– О чем? – он пытался рассмотреть спросившего.

– О вашем Великом Пути. О Нашей Госпоже. О Новом Завете, – вопросы посыпались со всех сторон.

– Но вы все слышали это не раз, – рассмеялся он, – А потом какой из меня рассказчик. Есть Иоанн Богослов, Матфей, Фома, Лука. Их десятки, тех, кто рассказывает складные байки. А я воин! Воин! А не бард и не скальд, – он засмеялся громким смехом.

– Зато ты говоришь правду! Расскажи! Мы послушаем еще раз, – Андрей разглядел говорящего и сразу вспомнил его. Это был один из его учеников. Сергий, – Ладно! Что вы хотели услышать? – сдался он.

– Все с самого начала…

– С Иоанна Предтечи, – Андрей опять рассмеялся, – Тогда мы не отвалим от этих берегов до белых мух.

– С того момента как вы бежали от изменников и врагов! – тихо уточнил Сергий.

– Хорошо. Слушайте, – рассказчик отхлебнул из корчаги поданной ему и спокойно начал рассказ.

Хриплый голос Андрея был хорошо слышен в вечерней тишине, разливающейся вместе с туманом по берегам реки. Он говорил спокойно, ровным голосом, но от этого рассказ его был еще более динамичен, суров и трагичен, как будто это был рассказ постороннего человека, а не участника всех событий. Кажется, каждый слушающий видел все собственными глазами.

– Когда мятеж был подавлен, – устало начал Андрей, – Да впрочем, он и не начинался. Нас победила измена. Сейчас часто грешат на Иуду Искариота, но ведь он тут не причем. Сидящие у костров сами увидели, как уходил Иуда, напутствуемый Иисусом, чтобы привести солдат. Как ворвались солдаты и арестовали Учителя, который надеялся, что его арест подхлестнет начало мятежа и объединит непримиримых и умеренных. Даст повод колеблющимся, будет примером для мужественных и флагом для фанатичных. Разрушит стену неприятия между враждующими и вложит оружие в руки сомневающихся. Но это было ошибкой. Все, почти все, остались сидеть в своих норах. Жрецы не поделили власть, воеводы – славу, народ не преодолел страх, а венценосцы не преодолели страх перед народом с одной стороны, и страх перед императором с другой.

Все кончилось казнью под рев и улюлюканье толпы, которая почувствовала раскаяние и жалость сразу же после казни, но вслед за этим потеряла веру и надежду.

Непримиримые и кинжальщики подняли мятеж и развязали войну. Предатели и продажные шкуры, тут же переметнулись на сторону врага, и все завертелось в кровавом вихре, как и всегда, когда мятеж неподготовлен и когда у него нет вождя.

Они, все ближайшее окружение Иисуса и его личная дружина, уходили от места казни. Тот же самый хитроумный Матфей повел их не прямо на север, где их ждали каратели, не на восток в объятия предателей и пиратов, даже не на запад в дикие степи, а через пролив на юг. Старыми тропами, которыми когда-то уходили такие же непримиримые ессеи, не признавшие Иисуса после гибели Иоанна Предтечи, и ушедшие в пустыню Кумран. Посланные вдогон всадники, не нашли их и на этом пути. Загадку их пропажи знали только они сами. Андрей сегодня открыл ее. Он не пошли тропой ессеев. Они свернули к древнему Храму Артемиды, стоявшему на берегу моря в Эфесе, одному из чудес Империи. И там, подавшая секретный знак, Мария получила помощь жриц, укрывших их всех в немереных подземных галереях Храма.

Затем они выходили группами на берег моря, куда приставали храмовые лодки с вырезанными на носу лебедями, изящно изогнувшими свои шеи. Оставив на попечение жриц Деву Марию мать Иисуса, все разместились в лодках и отдали себя на волю Великого Океана. Птицы Богини Луны, Матери-Природы понесли их по волнам Срединного моря в неизвестность. Ни ветер, ни корабли пиратов, ни даже флот императора не встретился им на пути.

В первой лодке шли к незнакомым берегам семеро – это были Максимин – личный оруженосец Магдалины, Лазарь – ее брат, сама Мария Магдалина, Марфа ее сестра, Мария Саломея, мать апостолов Иоанна и Иакова, Мария Иаковлева, сестра Девы Марии и Сара Египтянка – воевода женской дружины со своими закованными в броню темнокожими амазонками. В легких боевых стругах вокруг, держась по бортам их лодьи, разместились все остальные. На первом струге держал команду Иосиф Аримафейский – знатный воин и мореплаватель, на втором – Иаков брат господен, а на третьем и четвертом он – Андрей и брат его Симон-Петр, знающие морское дело не понаслышке.

Волны вынесли их флотилию на берег в живописнейшем месте Провинции Романа, Прованса, как называли ее галльские племена. Андрей быстро разделил сотню дружинников на части, оставив при жрицах только амазонок. Максимин ушел проверить небольшой городок с названием Тараскон, Лазарь и, упросившая взять ее с собой, Марфа небольшое сельцо Прованс. Сама Мария Магдалина в окружении основной дружины направилась к прибрежному порту в Марсель, а вернее – в Таракс, Аква Секста и Марсаллу – так назывались три крепости имперских наместников, охранявшие вход в удобную бухту. Две Марии под охраной Сары и ее невозмутимых амазонок остались на месте. Симон и его каменщики начали возводить Храм из серого тесаного туфа, скорее напоминающий небольшой замок, соединенный с маяком. Такова была типичная архитектура Замка на берегу – Магдала. Когда отряды вернулись из разведки, затянувшейся на месяц, Магдала был почти готов. Мастера Симона знали свое дело. Недаром Учитель дал ему прозвище – «Камень», по-арамейски – «Кифа». Однако сам Симон любил называть себя по-книжному, на греческий лад – Петр. Мощная апсида похожа на донжон или угловую башню крепости встречала гостей, вместо окон – узкие бойницы, два боевых яруса с зубцами стен, навесные бойницы – машикули… Над башней – колокольня в четыре проема, увенчанная флюгером. Внутри храма нет росписей – их заменяют деревянные раскрашенные фигуры – это две Марии в голубой лодке и чернокожая Сара. Петр действительно умел строить новую церковь в камне, и умел делать камень из пыли и магических снадобий.

Деревушку, что выросла вокруг нового Храма, новой Магдалы на Скале над морем местные жители назвали «Святая Мария с моря», Saintes-Maries-de-la-Mer, в память того, откуда пришли гости. Вскорости Магдалина собрала самых ближних двенадцать товарищей и поведала им, что носит под сердцем ребенка. Андрей хорошо помнит, что мнения тогда разделились. Он, Симон Зилот и Иоанн Богослов, категорически настаивали, на том, что надо сниматься и продолжать путь в северные земли, в отчину отца Марии. Петр и Фома предлагали устроить встречу с Тиверием, и пойти на мировую, на которую тот обязательно согласится, учитывая, что пожар мятежа тлел и мог вспыхнуть в любую минуту, перерастая в открытую войну за новую Веру. Хитроумный Матфей и Иуда Искариот, сменивший имя на Матфия, нашли тогда компромисс. Идея была проста. К Тиверию пойдет Марфа, благо сестры погодки были удивительно похожи. Различие было только в великолепных волосах Марии. Но как сказал Иуда, точнее уже Матфий, в прическе великолепия не видно, да и негоже замужней бабе простоволосой ходить! Марфа покажет Тиверию тайный знак, если после этого император не признает права Марии править с ним вместе, то надо уходить на север, потому как жди наемных убийц.

– Убийц мы дождемся и так! – резко тогда оборвал споры Андрей.

– Если не убийц, то карателей или подкупленную шайку, – поддержал его Иосиф Аримафейский, – Если их не пошлет Тиверий, то пошлют первосвященники. Наша Госпожа им как кость в горле. Медлить нельзя. Решили – сделали.

– А нам в любом случае надо собираться, чтобы можно было встать и пойти – встал на его сторону Симон Зилот.

– Притом разными путями, – тихо сказала Сара, и все поняли мудрость ее мысли.

– На том тогда и порешили, – продолжался неторопливый рассказ, – А что в бочонке мед кончился? – громко спросил он.

– Да вроде нет, – ответил Елисей и протянул ему полную корчагу, – Вам на здоровьишко.

– Благодарствую, – ответил Андрей, выпил меду, утер усы и бороду, хитро подмигнул, и выпалил по-местному, – По усам текло, а в рот не попало.

Ответом ему был взрыв хохота, разорвавшего уже ночную тишину. А он понизил голос и продолжал рассказ.

К сожалению, правы оказались, те, кто не поверил в императора. Марфа пришла к Тиверию во дворец во время его поездки по своим вассальным землям. Пришла в царственной одежде Звезды Моря в сопровождении рыцарей и магов. Стража пытавшаяся заступить ей дорогу, опустилась на колени под немигающим взором жрицы. Тиверий встал на встречу этой загадочной женщине, жестом предлагая ей сесть на золоченое ложе. Она также жестом отвергла его предложение и села на скромный обрубок дерева.

– Зачем ты здесь женщина? – спросил он ее, не спрашивая, кто она, тем самым, показывая, что знает это.

– Я пришла просить наказания для твоего слуги, за то, что он был более усерден, чем следовало, – ответила она.

– И в чем же?

– Он послал на казнь человека оклеветанного, за коим не было вины. Негоже великому императору и слугам его быть жестокосердечными к тем, кто говорит, …но не делает.

– Слова твои мудры женщина. Хороший пастух стрижет своих овец, но старается не сдирать с них шкуры, – Тиверий был не только упрям, но и умен, – Но Понтий Пилат. Ты ведь говоришь о нем? Хотел погасить первую искру, пока пожар не полыхнул. А потом, этого хотел народ!

– Этого хотели священники, боявшиеся того, что сытый стол их оскудеет. Этих жирных мух надо гнать с тела империи, изнывающей от ран мятежей.

– Если прогнать мух, которые сосут кровь раненного, в то время, когда они насытились, то те, которые заменят их, еще с большей жадностью будут сосать рану.

– Так ты оставишь это безнаказанным? Тогда любой слуга будет считать себя вправе решать за хозяина!

– Ты умна Мария! – он впервые назвал ее по имени, – Я отзову услужливого слугу из того места, где он переусердствовал. Пусть служит верно в другом. Ты умна, красива. Судя потому, что ты здесь в походном шатре, а не у порога, ты еще и обладаешь даром чародейки. Говорят, что ты вообще наполовину богиня! Что хочешь ты?!! – глаза его впились в лицо молодой гостьи.

– Я хочу не это золотое ложе наложницы, – угадав его мысли, гордо сказала она, – а стоящий рядом трон правительницы.

– Жены императора!!!? Ты сошла с ума! – захохотал он.

– Нет! Не жены. Императрицы. Равной тебе. Вот, – с этими словами она протянуло ему яйцо, – Вот мое право на это. Ты знаешь – это символ первояйца? Это знак тех, кто стоит на самом верху лестницы людей.

– Я знаю все!!! Но скорее это яйцо покраснеет, чем я разделю власть с женщиной!!! – он крикнул ей прямо в лицо.

– Ты пожалеешь о своих словах. Тогда я возьму все!!! – Она нежно положила яйцо в хрустальную вазу, и вышла из палатки, не оглянувшись.

Тиверий собрался позвать стражу, но взгляд его уперся в яйцо, которое краснело на его глазах, и потерял дар речи.

Мира не вышло. Марфа и ее отряд гнали коней во всю прыть, точно зная, что Тиверий пошлет за ними лучников. Они почти ушли от погони, нырнув в дремучий лес. Стрела только оцарапала плечо жрице. Но Тиверий прошел школу придворных интриг. Яд с наконечника довершил дело. Марфа умерла в Магдале на Скале, на руках брата Лазаря и сестры Марии. А дружина споро собиралась в поход, разделившись, как и предлагала Сара Египтянка, на три отряда.

Один самый быстрый и самый маленький возглавил Иаков брат господен. Они пошли с шумом и визгом на Тараскон и далее в Луго, уводя погоню за собой. Второй, тоже небольшой под рукой Иосифа Аримафейского окружил Марию Магдалину и других жриц и тихо взял курс строго на север. Третий же, состоявший из амазонок Сары и боевых братьев во главе с Андреем и Симоном Зилотом, пошел в открытую. Через перевалы и снега, в страну диких воев всем своим видом показывая, что идут поднимать волну войны. Но все знали, где они должны встретиться.

– А скажи Андрей, – мягко попросил один из учеников, – правду ли бают, что прозвание Русь оттуда пошло?

– Ишь, глаза какие пытливые, – подумал Андрей, – Сергием его зовут, – вспомнил он, – Надо его поближе к себе держать. В корень зрит, – вслух ответил, – Почти так, Сергий, почти.

Несмотря на то, что в землях поднебесных главой выше всех стоял император, и кажется, всех согнул в дугу, по всем землям и весям народ жил родами и племенами. Каждое молилось своим богам, каждое верило в свою веру. Наемное императорское войско рыскало по полям, как опьяневшие от крови волки, вырезая стадо только ради убийства, а не ради насыщения. Их и кликали волками, и более волкодлаками – оборотнями, потому что ничего людского в них не осталось.

Дружина пришельцев резко отличалась и от племенных отрядов и от наемников императора. С первого взгляда было видно, что это надплеменная дружина, объединившая и мужчин и женщин, в совершенстве знающих искусство боя, и открывшая двери для любого пришедшего в нее. Пришедшего, но не наемником, а верным братом и другом, как и положено быть в дружине – кровным побратимом. Наравне с воями стояли в новой дружине чародеи, маги и жрицы. Наравне, а Мария и Сара даже выше многих заслуженных воев. Вот это братство, объединившее в своих рядах воев разных племен и магов разных племен, служивших одной Госпоже, и было названо арамейским именем «ра'ис-ар-руаса», то есть «главные в солнечном круге» или коротко «русы». Даже место, где впервые построили они замок, стали называть Старой Русией или Руссельоном.

– Да, ты почти прав Сергий, – повторил Андрей, – Это нас стали звать русами и, уходя на север, мы понесли это имя с собой, – задумался и неожиданно для себя сказал, – Я расскажу вам притчу, как делал наш Учитель. Он любил притчи. Так вот слушайте притчу. Андрей уселся поудобней и рассказал неторопливо, уже не раз рассказанную у костров былину про Вольха и Микулу. Повернулся, глянул изучающе прямо в глаза Сергию и спросил:

– Что понял?

– Что понимать? Ратай Микулушка на земле сидит, в нем сила домовитая, а Вольха с дружинушкой молодецкой хороброй по полям рыщет по лесам. Вольха молод, еще не умеет орать пахать…

– Так былинный Вольха, – перебил его Андрей, – к своим пятнадцати годкам уже рыбой щукой ходил во синих морях, серым волком рыскал во темных лесах, соколом летал в ясных небесах. Посмотри он чародей хоть куда. Вольх Всеславьевич ушел из дому «десяти годов», собирал дружину «двенадцати годов» и обучал ее военным и охотничьим «премудростям» до «пятнадцати годов». А ты говоришь дружина молодшая. Вольх, мол, молод и глуп. Думай Сергий, думай, о чем притча.

– Может, то что…, – растерялся Сергий, – и замолчал.

– Зря замолчал, зря, – укорил его Андрей, – Сказка ложь, да в ней намек. Снимайте смысл с байки, как листья с капусты, пока до кочерыжки не доберетесь. Кто тут волхв?

– Вольха! – выдохнул Елисей, – Он и зверем и птицей и рыбой в море.

– Ты прав, это магия воинская, чародейская, – подбодрил его Андрей, – но мудрость то Великая откуда?

– От Земли-Матери!!! Понял я, волхв здесь – Микула, – радостно почти крикнул Сергий.

– Молодец. Вот вам смысл притчи. Никакие воинские знания против волховских знаний любомудров не устоят. Потому сильна Русь тем, что вои и волхвы вместе. Не доступно мирским властителям знания мира всего. И негоже мудрецам руки мечом стальным отягощать. А вместе мы сила! Поняли?!!!

– Во, как!! – радостно крякнул Елисей, и протянул Андрею полную корчагу, – Испей Мудрец.

– На здраве! – неожиданно озорно рявкнул Андрей.

– На здраве!

– На здраве!

– На здраве! – покатилось по берегу.

Мы уходили в разные стороны. Иаков в Иберию к баскам, а мы через горные перевалы и снежные вершины в страну алеманов, к берегам Варяжского моря. Уходили умело, вытаскивая на хвосте погоню, как это делает птица, притворяясь раненой, когда уводит врага от гнезда с птенцами. Тиверий и его наемники попались на эту нехитрую уловку и вцепились в нас как боевые собаки. Это нам было и надо. Мы позволили им ухватить нас за хвост и сжать смертельную хватку стальных челюстей. Теперь мы тащили их за собой кусая губы от боли, но тащили за собой, не позволяя им отцепится и понять, что Нашей Госпожи нет с нами.

Мудрый же и опытный Иосиф Аримафейский, бросил коней в чащобах Галлии, пересел на юркие стружки, и реками и протоками вышел в Океан. Там, прижимаясь к берегу и прячась в бухтах, он пошел в земли кельтов и бретонцев.

Поняв, что ищейки потеряли след их маленького отряда, я и Иаков, не сговариваясь, а только по наитию, резко обернулись и дали отпор наседавшим сзади и обнаглевшим от безнаказанности, ленивым и отупевшим от жира солдатам императора. Иаков с ходу ударил по наседавшим имперцам у маленькой крепости Ирий Флавия и потянул их за собой в горы к священной горе Аро. Вот тут ему на помощь и пришла королева Луго, королева-волчица во главе своих волков. Разве могла она позволить, что бы по ее земле ступала нога обнаглевших наемников, не знающих меры в алчности и чтящих чужих богов. Иаков и Луго вместе разбили преследователей в пух и прах. Затем он основал там свой замок Кампостела, что означает на языке тех мест «Звездный Учитель», в котором по договору с королевой волков, стал обучать ее подданных и готовить Жаков – Мастеров, знающих камень.

– Надеюсь для вас не секрет, что теперь в этих благодатных местах Великая страна Кастилия – страна Замков? – повысив голос, спросил Андрей.

– Да, мы знаем это, – ответил кто-то, – А что ваш отряд?

Рассказ монотонно потек дальше. Мы тоже дали отпор на одном из перевалов и, лихо скатившись по снежной крутизне, оторвались от преследователей и ушли в Арденнские горы. Первые, кого мы встретили там, были Звери.

– Ессеи? – уточнил кто-то.

– Нет, Беры! Потомки тех аркадийцев, что воевали под Троей. Вам, я думаю, не надо растолковывать, что название их страны «Аркадия», происходит от «аркадес», что значит «медвежий народ», и древние аркадийцы считали себя потомками Аркаса, божества земли, имя которого переводится как «медведь». Он был сыном нимфы Каллисто, любимой нимфы охотницы Артемиды. Взгляните на небо, – Андрей указал вверх, – Вон она Каллисто, вам она знакома как Большая Медведица, а Аркас – это Малая Медведица.

– Действительно Беры, – согласился Елисей, – И что, они чтят Зверя?

– Они поклоняются ему в виде Матери-Артемиды, или, точнее, ее галльской сестры Ардуины, божества своих гор Арденн.

– Что и у них есть жрицы Артемиды? Девы-воины, вравронии в медвежьих шкурах и с медвежьим сердцем? – с сомнением спросил Сил.

– Есть. У них даже король носит титул Урсус, что значит на их языке медведь. А самого мужественного и самого почитаемого короля в этих краях звали Артур, что означает «Звездный Зверь». Вот там мы впервые познакомились с варягами, то есть «встречающими» на их языке. А землю свою они называли Земля Избранных или Земля Медведей – Борея. От них мы узнали, что еще дальше лежит их прародина Гиперборея или Великая Борея.

– И они прияли вас? – спросил молодой дружинник.

– Спроси об этом у Космы, он из тех самых Беров с гор Арденны, – усмехнулся Андрей.

– А нам нечего было делить, – хмуро ответил Косма, – Мы чтили Ардуину. Мать-охотницу. Они служили Марии, жрице Артемиды, то есть той же Матери лесов. Они не хотели нам зла и учили нас ковать булатные мечи. Я пошел с ними. Все, – он замолчал.

– А как же Мария? – опять спросил молодой голос.

– На всем пути мы слышали, как шелестит молва, что пришла в горы богиня, которую давно ждали. Народ называл ее по-разному: Марена, Марина, Мара, Мора. На Рейне нам говорили, что это лисова панна, на Дунае – Пэрэлесница, Майка. Варяги приносили песни с севера, в которых пелось, что вот пришла Дивая Дивойка, хозяйка земли. Входят к ней молодыми, а выходят стариками, те, кто не может понять ее слов. Входят стариками и выходят молодыми, те, кто пьет ее слова, как молоко молодой оленихи. Со всех сторон неслось, что празднует она праздник цветения папоротника, праздник русальих игрищ, называемый ей Иван Купала и сама прыгает сквозь огонь разметав огненные свои косы, – Андрей улыбнулся, – Мы поняли, что это Наша Госпожа и нам пора к ней.

– А правда, что местные волхвы – друиды приняли ее как богиню? Там в Бретани? – Андрей выслушал вопрос, ему нравилась пытливость молодых.

– А как ты думаешь Лукослав? – повернулся он к сидящему рядом, – ты же волхв.

– Знаешь Мастер, я думаю, им был нужен мир и живая богиня. Волхвам всегда нужен мир, и чуть-чуть…чуда. Желательно не долгого, но … яркого.

– Ты прав волхв. Друиды приняли лодью с лебединой шеей на носу, как приход Великой Богини моря. Как явление Звезды с неба. Они поклонились ей и оказали все положенные почести. Они сделали из нее святую. Скальды во всех землях пели песни, как властительница Земли Лотаря приняла в своих владениях Владычицу Морскую с сыном. Да, да. Мария тогда уже разрешилась от бремени и на руках ее сопел маленький малыш. Скальды пели, что королева Лотарингии приняла их в своем доме и понесла от спутника богини Рыцаря Лебедя будущего короля тех земель, – Андрей опять все вспомнил отчетливо, – Вот в этот момент и пришли мы со стороны Арденн. Окрепшие в боях, и обросшие новыми воями из Арденнских земель.

Местные друиды выжали из этого чуда – явления Звезды Моря все, что могли выжать. Они назвали ее Анна Ярославовна, то есть Благая Славящая Солнце. Они говорили всем, что она принесла благодать на их земли и благодать эта разлилась на их королеву и маленького короля, со дня своего появления на свет рожденного свободным, как и положено тому, у кого покровитель сама Богиня. Гордые кельты и бретонцы подняли флаг мятежа и отбросили войска наместников императора от своих границ. Но все чувствовали, что чудо не может продолжаться вечно. Загрузив корабли припасами, набрав новых воинов и подлечив старых, Мария и мы ее спутники двинулись вдоль берегов Варяжского моря на встречу восходящему солнцу, туда, где, по словам ее матери, певшей ей об этом колыбельные, был отчий дом, был главный стол ее отца. Великого воина и царя этих загадочных земель на краю Скифии в предвестии Гипербореи. Все вздохнули свободно. Потомки воинов короля Артура и друиды – маги и кудесники, дождавшись, когда корабли пришельцев отвалят в сторону восходящего солнца, потому, что чудо начало затягиваться, и ему пора было растаять в лучах этого солнца, тогда, когда оно и должно было растаять. Растаять, как тает всякое чудо, всякий помрак, по законам волшебной сказки при первых лучах солнца.

Дружинники Марии Магдалины и ее чародеи и жрицы ослабили хватку стальных рукавиц на эфесах мечей, потому что все закончилось миром. Под ногами скрипели твердые доски палубы надежных кораблей. По бортам висели, сверкая на солнце, щиты воинов, вставших под их знамена. А в тесноте палубных настроек плотно стояли короба с припасами и бочки с водой. Изогнутые шеи лебедей резали волну на северо-восток к своему последнему морю.

Оставленная на берегу, на попечение своих рыцарей и своих советников, королева Лотарингская, воспитает сына, предскажет ему великую судьбу и окружит его учеными и воинами. Это он потом поднимет все племена вокруг и возьмет штурмом Рим и Святой град Иерусалим. Выступая под золотым прапором с вышитым на нем Лебедем, и подойдя к столице императора, этот новый герой, носящий имя Гуго Великого пошлет императору письмо, в котором напишет «Знай Базилевс, что я Базилевс Базилевсов, самый великий из всех живущих под небом. По моему прибытию надлежит тебе явиться меня встретить и принять с торжественностью, достойной моего высокого рождения». И тогда император вспомнит, что когда-то одна из гостей их самодержавного двора, бросила от порога фразу одному из его предков императору Тиверию: «Что ж я возьму власть сама!». Это был ее ответ на отказ поделиться с ней властью. Новый властитель понял, что это первый посланец той богини и приказал принять его с самой великой пышностью. А как же могло быть по-другому, если крестной его была сама Морская владычица.

Саксофон как-то по-птичьему вскрикнул, взяв высокую ноту, и вывел его из забытья. Антон отхлебнул прямо из высокого стакана, во рту пересохло. «Надо будет психодуробалдинисту показаться», – подумал он, – «Что-то у меня с башкой после шторма. Хотя какого шторма? Монах-то сказал, что штормов на Ладоге с прошлого года не было. Тут все не так! А показаться надо!». Он допил мартини и плеснул еще. За такие деньги, я должен его из ведра пить, успокоил он сам себя. Встал, подошел к борту. Яхта бежала быстро, можно было поэтично сказать «летела над волнами». Прямо по курсу уже показался берег. Яхта резко изменила курс. Антон поднялся в рубку, подошел к матросу стоящему у штурвала.

– Чего вдруг такой вираж заложили?

– Так хозяин приказал, держите строго на запад, как в берег упремся, так сворачивай в Питер. Так и идем. Вон остров видишь? Это Коновец. Дальше Приозерск. Карела по-старому. Так что в берег уперлись, теперь пойдем в Питер.

– А что сразу курс на Питер нельзя было?

– Ты что? – матрос вскинул удивленный взгляд на спрашивающего, – Кто с Георгием Михайловичем спорит? Утопит и все!

– Понял, – Антон утвердился в мысли, что владелец яхты бандит и отметил, что зовут его Георгий Михайлович, – А что за остров?

– Я ж сказал – Коневец. Вишь, две горы на нем. Это Змеиная и Святая. На святой колокольня. На бинокль, – матрос протянул бинокль, – Так видать лучше.

– А там что, монастырь?

– Чего?

– Ну, колокольня-то от монастыря?

– Нет, колокольня от скита. А монастырь там есть. Вона там ниже смотри, где купола голубые.

– А чего он Коновец?

– Чего?

– Что его таким «лошадиным» прозвищем назвали?

– А, – матрос подвернул штурвал, уточнил курс и повернулся к любопытному пассажиру, – Мы, когда туда ходили, нам монашка рассказывала. Да мы и сами видели. Недалече от монастыря лежит огромный валун. Зовется Конь-камень. Он по более будет, чем этот, на котором Петр стоит.

– Медный всадник что ли?

– Ну да.

– Гром-камень называется.

– Да хрен с ним. Так вот Конь-камень будет побольше этого Гром-камня, что у Исакия.

Издалека очень на конскую голову похож. Сейчас на нем целая часовня стоит. Немаленькая.

– И что ж из-за того, что он на конский череп похож, его так и прозвали и остров по нем? – Антону становилось скучно.

– Монашка нам говорила, что раньше Конь-камень этот служил местом, где язычники жертвы приносили. Остров был необитаемый и всякие там волхвы пасли на нем лошадей и разный скот. А каждую осень у этого камня оставляли в жертву, позабытым ныне богам, одного коня.

– А чего им места на материке, не хватило что ли? – Антона сказки всегда вгоняли в сон.

– Так то кони были волшебные, колдовские кони.

– Сивки-Бурки…понял.

– Ты слушай, раз спросил, – обиделся матрос.

– Ладно, ври дальше.

– Это не я, это монашка. Вот она и рассказывала, что пришли святые монахи у подножья Конь-камня прочитали молитву. Тут с него поднялась стая воронья и улетела по направлению к материку. С тех пор на острове никогда не видели черных воронов, а бухта, что напротив Коневца, зовется Чертовой. Потому как это были – черти.

– Все спасибо брат. Пойду еще сосну чуток. А ты меня толкни, когда к Неве подходить будем.

– Хорошо, топай.

Антон опять устроился в кресле, плеснул себе уже чистого джина. Залпом осушил полстакана, заел кружочком лимона. Протянул руку, накинул на себя теплый клетчатый плед. Дремота навалилась, как будто его окунули в золотой туман. Он еще слышал звуки джаза, еще ощущал мягкое покачивание на волне, но уже вторым слухом слышал сам себя рассказывающего истории у прощального костра. А главное он сам вспоминал, то, что с ним не происходило, а происходило наверно с тем Андреем, которого он упорно называл Первозванным. Он перестал противиться приходу этого видения, расслабился и полностью провалился в золотой туман. Голос негра на высокой хриплой ноте затих…

Их корабли это уже Андрей помнил отчетливо, резали упругую волну на восток. На короткое время остановились в землях Голядь, где голландцы помогли им сыром и свежей водой. Потом их дружелюбно приняли косоги в земле Косог. Храбрые воины и непревзойденные лучники. После остановки на их берегу на каждой лодье на носу и на корме застыли зоркие стражи в лисьих малахаях с колчанами полными стрел за спиной и с надежным луком в руке. Потом их караван с опаской вошел в пролив между островом Руян и Большой землей, где в устье реки стоял город-крепость Родень, столица полабских племен. Корабли шли сторожко, опасаясь налета местных дружин. Андрей и все остальные знали, что на острове Руян стоит капище великого бога местных волхвов Святовита. Стоит крепко, так, что все народы вокруг платят дань этому храму. Всеми землями в прибрежных странах правил единый царь, не подвластный империи, однако и он, как говорят местные знатоки, находится в меньшем по сравнению с волхвами Святовита почете. Ибо те умеют растолковать предсказания своего Бога. Царь же зависит от указаний гадания. Среди различных жертв, приносимых Богу, ежедневно волхвы имеют обыкновение приносить в жертву и людей, уверяя, что такого рода кровь доставляет особенное наслаждение богу. Вот поэтому стража вдоль бортов удвоила внимание.

Все тогда обошлось и они, пройдя устье Лабы, вошли в воды Скифии. Узкий язык залива втягивал их в свою глубину. Казалось, за всем этим скрывалось какое-то великое чародейство еще не ведомое им. Они шли вдоль берега, всматриваясь в серые скалы и высокие как свечи сосны на них. Наконец залив сузился и превратился в дельту реки, множеством проток переплетающуюся меж такого же множества островов. Они вошли в одну из них и встали у большого острова. Прямо на берегу лежал огромный даже не черный, а какой-то темно-синий камень. Вокруг его разбегались такие же огромные сосны, уносящие свою вечно зеленую крону в самое поднебесье. Гребцы подняли весла и лодьи мягко ткнулись в мшистый берег.

Первыми, кого увидел тогда Андрей, были Сил и Лукослав. Они стояли около камня, положив руки на эфес коротких мечей. Стояли спокойно, как бы черпая свою силу из глубины этого синего гиганта.

Гудок парохода больно ударил по ушам. «Какой пароход в средневековье?», – ошалело подумал Антон, но сон уже проходил и он понял, что это гудит встречная баржа, выходящая из Невы в Ладогу. Антон сладко потянулся. Сбросил плед. Выпил апельсинового сока. Встал и бодро потопал к борту. У мачты стояли Павел и Жорик. Мимо проплывал Орешек. Шлиссельбург. Российская Бастилия. Проплывал во всей красе своих приземистых башен, флюгеров и реставрируемых стен.

– Привет честной компании! – бодро отсалютовал Антон.

– Присоединяйтесь барон, присоединяйтесь, – голосом Броневого из фильма «Барон Мюнхгаузен», пропел Павел.

– Там стаканчик прихвати, – посоветовал ему Жорик, – Мы с приездом отмечаем!

– Так еще не пришли…

– Нева – это уже почти Питер, – наставительно пояснил Жорик, наливая ему в стакан мартини, – Нева – это уже дома!

* * *

На Валааме, в это время, странные люди объезжали на лодках все заводи и бухточки. Отчаявшись найти пропавших постояльцев монастырской гостиницы, и вовсю матеря правила ее проживания, когда с постояльцев ни паспорта, ни прописки не спрашивают, они искали катер. Искали уже третий час. Тщетно. Катер как сквозь воду провалился. Экспресс-опрос местного населения и гостей острова дал только один результат. Да, были двое. Да, ходили по острову. Откуда взялись – тайна. Куда пропали – тайна. За это время с острова не отходило ни одно плавсредство. Более глубокий опрос дал первый результат. С острова отошла яхта. Порт приписки Санкт-Петербург, точнее Стрельня. Но яхту прогнала служба ФСО, да и принадлежала она, судя по опросам, какому-то уголовнику, который пассажиров уж точно бы не взял. Не по понятиям! Однако проверили. Яхта пошла в Приозерск, прямо не сворачивая.

Наконец, брат Артемий через своих пацанов среди местных алкашей узнал, что какой-то катер стоит в протоке прямо под стенами монастыря у ребят рыбаков из местной компашки. Наведались к ним. Это был он!

Маленький финский военный катер времен войны. Странные люди прошерстили его с носа до кормы. Ничего не могло указать, откуда он и чей. Старый военный катер. Вылизанный до последней соринки. Два старых весла, да пачка из-под армейских галет. Все. На самом катере, ни каких опознавательных знаков, регистрационных номеров. Типичный браконьерский катер. На кожухе дизеля нашли эмблему дивизии СС «Норд», что впрочем, не явилось таким уж открытием. В этих местах все, что осталось с войны имело маркировку или дивизии «Норд», или дивизии «Викинг». Остальные части просто своих знаков отличия не имели и маркировались обычными цифрами. Безликими и тупыми. Так что это только подтвердило то, что говорили пропавшие молодцы, о том, что катер они купили в западных шхерах у рыбака. Там часто можно было найти трофеи прошедшей войны. Но вот, куда делись его хозяева, катерок рассказать не мог.

– Похоже, что ты не первый, кому они о находке сказали, – глубокомысленно изрек сухопарый и седой мужик, глядя на брата Артемия.

– Почему?

– Похоже, что ты не первый кто понял, что ЭТО такое? И искать их надо, если живы еще, уже не здесь.

– Да как они с острова-то пропали.

– Может они и на острове еще, но нам до них не дотянуться. Ты тут не один божий человек. Так что смотри в оба, а мы будем вокруг рыскать. Удачи. Адрес его жены знаешь?

– Конечно.

– Давай!

* * *

Яхта горделиво прошла сквозь весь Санкт-Петербург, мимо Смольного, Зимнего дворца и Петропаловки. Жорик ернически отдал салют Авроре.

– Братаны, я вас могу здесь высадить у Петра? У вас остановиться-то есть где?

– Да мы вроде на вокзал стразу.

– А чего город наш смотреть не будете? Не нравится? – в голосе его неожиданно прозвучала обида.

– Так негде остановиться, – выкрутился Антон.

– Нет проблем! – ударил себя по коленке Жорик, – Сейчас идем в Стрельню. Паркуем яхту. Там у меня джипешник. Прыгаем. Катим на хату. У меня есть гостевая хата. Прямо у Спаса на Крови. Я вас там бросаю, а вечером заскочу и мы в кабак…. Идет?! Денег не беру! Подарок от колыбели революции. Халява!!! – он был страшно доволен собой.

– Идет! – неожиданно согласился Павел.

– Право руля!!! – закричал Жорик и яхта отвернула с основного фарватера в Малую Неву, – Так пойдем. Мимо Крестовского. Я люблю кругами ходить. Люблю как заяц петлять. Пусть дольше, зато следа не видно, – он засмеялся весело и озорно.

Яхта вылетела в Финский залив, резко крутанулась влево в сторону Стрельни и пошла, пошла вдоль Васильевского острова.

– Это Васильевский! – перекрикивая шум ветра, закричал Жорик, – Я тут без порток бегал. Родился я тут. Говорят, вон на том мысу лежал камень волшебный в старые времена. Но это еще до Петра. В Питере много разных сказок ходит.

Антон вглядывался в очертания берега. Они были ему до боли знакомы, хотя по Финскому заливу он шел в первый раз в своей жизни. Вот яхта обогнула мыс, и он весь напрягся. Сейчас, что-то подсказывало ему, должен был появиться огромный черный валун…

Первыми, кого увидел тогда Андрей, были Сил и Лукослав. Они стояли около камня, положив руки на эфес коротких мечей. Стояли спокойно, как бы черпая свою силу из глубины этого синего гиганта.

Андрей прыгнул в юркий стружок, и уверенным ударом весла подогнал его к берегу. Спокойно ступил на прибрежную гальку и, подняв обе руки вверх и повернув ладонями к стоявшим, размашистым шагом пошел к ним. Оба стража камня сняли руки с рукоятей мечей и подняли их в ответ, показывая, что они тоже с миром.

– Что за земля! – на языке воинов, понятном всем, кто в бронях и с мечом крикнул Андрей.

– Концы! – коротко ответил, судя по внешности, воин.

– Землю эту зовут Концы, – пояснил его напарник, судя по внешности, волхв.

– А меня зовут Андрей, – Андрей поклонился до земли, – Мир дому сему!

– И тебе мир путник, – ответили оба, – Куда путь держите?

– Ищем земли клочок, голову преклонить.

– Кто вы? Откуда путь ведете? – продолжил расспрос волхв.

– Мы калики перехожие. Братья и сестры одной Веры…

– Какой? – быстро прервал его волхв.

– Верим в Нашу Госпожу, покровительницу нашу и берегиню и в ее сынка малолетнего. Чтим птицу божью Лебедя…

– Братья это что??? – уточнил воин.

– Братья это…, – Андрей растерялся, пытаясь подыскать простое определение братской общины. Неожиданно выпалил, вспомнив их название на арамейском языке, – Братья… это НАВИИМ, те, кто выполняют заветы НАВОВ, НАВИ СФАТАИМ, – опять, не понимая для чего, назвал он по арамейски ПРОРОКОВ.

– Кого!!!? – волхв и воин неожиданно вздрогнули и переспросили совершенно без акцента, – НАВИ СФАТАИМ?

– Да! – растерянно подтвердил Андрей.

– Побудь здесь путник. Мы сейчас вернемся, – они отступили за камень, и пропали, хотя за камнем была такая же ровная каменистая площадка.

Андрей махнул на лодьи условным знаком, что все в порядке, и сел на гальку, дожидаться хозяев странного места с именем Концы.

Вернулись те скоро, но не одни, с ними шел древний старик с седой бородой, в окружении то ли помощников, то ли дружинников. Старик опирался на чудный посох с головой медведя. Андрей сразу понял, что это любомудр, как величали здесь старшего волхва.

– Легкой дороги путник! – слегка склонил голову любомудр, – Меня зовут Родослав.

– Мир тебе Родослав! Меня зовут Андрей.

– Ты гонец? Воин? Главарь?

– Я чародей! – спокойно ответил Андрей. Заметил, как дернулись ресницы старика. Больше тот не высказал удивления никак.

– Докажи! – спокойно сказал тот, и протянул ему свой посох.

Андрей, не колеблясь, взял посох, уже признав в нем посох Велеса, одного из чтимых здесь богов. Голова медведя ожила и злобно заурчала на него. Андрей собрал в кулак все силы любви и дружбы. Посох с рычащим медведем покрылся розовыми цветами его далекой родины.

– Ты молодец!!! – засмеялся старый волхв, – Зачем меряться силой, когда можно просто дружить! – Он протянул руку, взял цветущий посох, – Мои люди сказали, что вы чтите Мать и выполняете заветы Стоящих на краю Нави!?

– Заветы кого? – не удержался Андрей.

– Ты сам сказал, что вы выполняете заветы реченные вам НАВИ СФАТАИМ?!

– Так! – кивнул Андрей, начиная понимать, что странное имя пророков – «нави сфатаим» имеет здесь совершенно конкретный смысл «стоящие на краю Нави», – Да мы выполняем их заветы и за это нас зовут НАВИИМ.

– Странное имя для живых! – задумчиво сказал любомудр, – но в разных землях много чего странного. Вот у соседей живут навки. Так они вестницы смерти. Они вам не сестры?

– Нет! – уверенно опроверг Андрей.

– Нет…, – так же задумчиво продолжал любомудр, – А у других соседей навки сторожат бани и дворы… да ладно…. Сколь дворов – столь и богов. Нравиться вам называться именем нежити… значит, у вас есть свой резон, – он твердо посмотрел в глаза Андрею и громко спросил, – Так вы братья и сестры, как себя называете, ищете клочок земли для себя и своих Богов?!

– Да, – подтвердил гость, – Мы ищем пристанища.

– За вами нет погони? Впрочем, не отвечай. Я знаю, что уже нет. Вы плывете из земли Лебедяни?!

– Откуда? – растерялся Андрей. Он слышал, что там, где они прошли земли называли Русью, так же как их дружины, но вот чтобы Лебедянью?…

– Из Лебедяни, – подтвердил Родослав, – Из земли, где на прапорах, гербах и знаках нарисованы не орлы, символ империи, а Лебеди. Символ вашей богини. Символ Луны – сестры нашего Бога Солнца, – он повел посохом на стоящие у берега лодьи пришельцев, – Символ, вырезанный на носу ваших стругов. Так вот я знаю, что вы пришли из земли Лебедяни, где правит молодой король Готфрид. Король свободных от империи людей. Покровителем воинов его дружин – медведь, так же как и у наших воев. В его лесах горят костры Матери-Роде, …но своей покровительницей он считает Звезду Моря, приплывшую к нему на лебединых кораблях. Теперь я знаю… на каких. Что ж я дам вам провожатых, – волхв обернулся и крикнул, – Сил, Лукослав! Пойдете с ними на озеро Наво, – опять повернулся к Андрею, – Но не безвозмездно…

– Не безвозмездно? – Андрей ждал, но любомудр, как будто прислушался к чему-то внутри себя и молчал.

– Да! Ты откроешь мне тайну камня и тайну стальных мечей и броней. Согласен?!

– Да! – коротко кивнул Андрей.

– Тогда обнимемся…брат, – любомудр обнял чужеземца, – Нам нечего делить. Мир огромен и щедр. У нас много людей, много сил…и наши боги любят друг друга.

– Ты прав Мастер, – он увидел удивление в глазах старика, – Так мы называем Учителей.

– Удачи тебе чародей. Спасибо за высокое звание, – старик улыбнулся, наклонился к уху, шепнул, – Ты наверно знаешь вход в царство Нави, что лежит на берегах теплой и мутной реки? В жаркой стране среди песков?

– Да! – одними глазами ответил Андрей, поняв, что речь идет о Гизе в Египте, там, где стоят каменные дома мертвых.

– Здесь есть второй вход в царство Нави, – опять горячо зашептал Родослав, – Тебе надо найти к нему путь. Он в Гиперборее. Мы же здесь на краю Нави, на самом ободке. Говорят, боги в виде царя вольных птиц сокола могут спускаться по Дереву жизни из Прави в Навь. Проделай то же чародей, – Он совсем прильнул к его уху, – Я нарекаю тебя Соколом. По нашему Ререгом. Отныне среди волхвов ты Ререг. Удачи тебе Сокол. Найди врата в Навь. Ты же предводитель братьев. Навиим, как ты их назвал. Прощай, – любомудр толкнул его легонько в грудь, повернулся и пошел в сторону своего волшебного камня.

– Почему ты мне это сказал!!! – мысленно крикнул Андрей.

– Потому что наш народ раньше звался Рарожане, то есть соколиный народ. Мы были почти что боги. Внуки богов. Мы знали дорогу в Навь!!! – так же одной мыслью ответил Родослав, – Верни нам былую славу!!!

Андрей прыгнул обратно в свой стружок, у борта которого уже качался другой юркий челн, с сидящими в нем воином и волхвом. Он сильно оттолкнулся от берега, и они понеслись по свинцовым волнам протоки к лодьям.

– Верни нам былую славу чародей!! Ререг! Сокол!!! Я верю тебе!!! – опять прозвучало в его голове.

Воин, которого звали Сил, встал у руля. Волхв Лукослав на носу, обхватив рукой высокую шею Лебедя. Караван пошел дальше на восход солнца по широкой реке.

Андрей подошел к волхву, встал рядом. Лукослав повернулся к нему, дружески протянул руку и просто попросил:

– Расскажи мне чародей про закатные земли, про Лебедянию.

– Цветущая и богатая земля, расположена между рекой Рейном и рекой Везером, а по берегу моря доходит она до устья Лабы, и там примыкает к вашим землям. Оттуда везут в Венедское Поморье, в Скифское море товары и изделия. Сильны там торговые братства, кои зовут себя гильдии или марки, что подобно поморским союзам. Много городов разбросано по берегам: Волин, Колобеж, Ретра, Велиград. Называют они это началом Великого восточного пути на Хвалынское море в теплые страны. Второй путь идет, как говорят в тех землях, по реке Дунай в сказочный город Миклаград, что хорошо мне известен под именем Константинополь или Царь-Град. Ну а ты волхв, расскажи мне про свои земли, – Андрей замолчал.

– Остров, что встретился вам на пути, носит имя Каменного по тому камню Велеса, что ты видел на нем. Соседний остров наречен Васильевым, потому как посвящен Базилевсу…

– Богу богово, а кесарю – кесарево, – задумчиво сказал Андрей, вскинул голову, – Продолжай волхв, это я о своем. Вспомнил просто.

– Острова лежат в устах озера Нави. Островов этих больше сотни. Устами этими озеро Нави милуется с морем Варяжским.

– Я слышал, его Скифским называют? – уточнил Андрей.

– Его еще Венедским кличут. Кто живет по его брегам, тот так в честь соседей и кличет. Венды и венеты на нем жили, варяги по нему на своих легких драккарах летают, ворота в Скифию здесь через уста Нави. Потому и зовут по-разному. Кто как привык. Уста. Устье мы также рекем как реку Наву.

В этот момент головная лодья, на которой стояли собеседники, вылетела за поворот реки и перед ними предстали на узком мысу, выдающемся в реку, приземистые башни и широкие стены града.

– Вот этот град мы так и зовем Навское устье, – рукой указал волхв на суровые башни, – Он замок на устах Нави. Он покой озера бережет от незваных гостей. Другое его название ты уже слышал. Концы. Здесь концы Навской земли с одной стороны и концы земли людской с другой стороны. Здесь Навь с Явью встретились. А мы здесь стражами на границе стоим.

У пристани городка покачивались на волнах несколько торговых судов и меж ними угадывались стройные тела боевых стругов и варяжских драккаров. Направляемая умелой рукой Сила головная лодья прошла прямо по стремнине и проскочила дальше, ведя за собой остальные. К Андрею и Лукомыслу подошел дружинник, неся в руках две корчаги с едой и баклажку с питием. Андрей взял, кивнул на Сила стоящего у руля, и они присели перекусить. К полудню река стала шире, и на горизонте показался новый остров со стоящим на нем городком. За островом расстилалась водная ширь.

– Это озеро Наво, – пояснил волхв, – А островок это ключ к его просторам. На нем крепостица стоит, Орешком прозывается. Многие тот Орешек на зуб пробовали, да никто раскусить не смог, – он повернулся к корме, крикнул, – Сил! Орешек!

Сил неторопливо передал руль стоящему рядом мореходу и вразвалочку подошел к мачте. Снял висевший за спиной каплевидный щит красного цвета с золотым солнцем посредине, так же не спеша, привязал его к мачтовой веревке и вздернул вверх.

– Негоже стражу будоражить, – пояснил волхв, – Вон видишь, – он показал посохом на бегущие к стругам фигурки, – уже струги снаряжать бросились. А Сил им знак подал, что, мол, свои бегут.

Фигурки на берегу остановились и приветливо замахали пробегавшим мимо них лодьям. Узнали своих.

– Вот здесь уста Нави кончаются, и начинается само озеро Наво, – Лукомысл опять обхватил шею Лебедя, – Вон там, где тучи клубятся, там остров Конь. На нем Конь-камень лежит. Там мой брат богам служит.

– Уж не там ли вы волшебных белых коней разводите, что в храмах Аркона на Рюгене и в Ререге самому Святовиту служат? – показал свои знания Андрей.

– Нет, – волхв удивленно вскинул взгляд на чужеземца. Много знает. Видать не просто так с ним сам Родослав беседу вел, – Нет. Тех коней у другого Конь-камня выпасают. В Лахте, на северном берегу Варяжского моря. А здесь богатырских коней пасут. Сивок-Бурок. Только они могут богатыря в бою нести. Здесь и капище стоит самого Велеса. Здесь он их в трех росах купает и в трех водах ополаскивает. Узнаете потом. Мы ведь тоже не лыком шиты, – он смешно сморщил нос и улыбнулся.

Андрей только сейчас заметил, что волхв юн, хотя и не по годам мудр и сметлив.

– А куда мы путь держим? Коли не секрет? – Андрей смотрел на водную даль из-под руки, но берега не видел.

– Да нет тут тайн никаких. В Старгород сказал Родослав вас определить. В Белый Бор или как его варяги зовут Альдейгбор. Городок там стоит на речке Волхв в Бору чародейском. Да так вовсе и не городок. Ушли из него давно люди, одни курганы остались. Так что он ныне город мертвых. Но ведь и вы имя носите не то чтобы совсем живых, – он хитро зыркнул глазом, – Навиим. Так ты своих людей назвал? Вот Родослав и определил вам место рядом с городком Нави.

– А что озеро по этому городку названо? – спросил Андрей.

– Озеро, – вдруг сразу посерьезнев, ответил Лукомысл, – названо по началу пути в Навь! В царство нежити. По началу того пути, по которому пойти можно, только вернуться вряд ли. Раньше наши предки возвращались. Теперь все кто уходит, уходят навсегда! И те из Старгорода тоже ушли… путь искать…, – он отвернулся и замолчал.

Ночи здесь были светлые, как день и лодьи бежали по спокойной воде до глубокой ночи, пока впереди не показалась полоска берега. Сил направил нос корабля к открывшемуся меж берегов проходу.

– Вот она река Волхв, – махнул рукой Лукомысл.

Лодьи втянулись в узкое горло реки, и пошли вдоль не высоких берегов, пока на очередном повороте навстречу им не выступили высокие курганы, напомнившие Андрею пирамиды города мертвых в далекой и жаркой стране Египет.

Сил заливисто свистнул и, резко повернув руль, ввел лодью в неприметную речушку, прячущуюся в кустах тальника. Пробив зелень крутой грудью, лодья, неся своего лебедя, влетела в тихую заводь и спокойно закачалась на волне. За ней уже входили в естественную гавань остальные.

– Ну, вот он ваш дом! – впервые глухо обронил Сил, – Мира вам и покоя.

– Ну, вот он наш дом! – как сквозь вату услышал Антон.

– Антон! Антон! Заснул что ли! – тряс его за плечо Павел. Жорик показывал на берег.

– Вон Константиновский дворец. Там президент живет. А мы чуть правее и встанем у пирса. Там дом нашей лайбы. Яхт-клуб там.

– Антош, – тихо сказал Павел, – ты понял, что нам тут отсидеться надо. Если нас искать кинутся, то в Москву. К моей бывшей благоверной. Поп тот кроме нее моих адресов не знает. Они там пошурудят, а нас нет. Глядишь, забудут.

– А ты думаешь, будут шурудить?

– Береженого – бог бережет…

– А не береженого – конвой стережет, – захохотал Жорик проходя мимо, – Пойду собираться.

– Мы тут у этого уркагана отсидимся на его хате. Там нас мама родная не найдет. Потом у меня тут сестра троюродная, – при этих словах Антон округлил глаза на Павла, тот засмущался, – Точно сестра. В Публичной библиотеке работает. Такая мышь белая. Она нас сведет со своими архивариусами. Может они чего скажут. Только показывать будем копии. Вроде как в музее скопировали или у ветхих бабок на Ладоге. Я считаю, надо отсидеться.

– С сестрой троюродной… я за! – кивнул Антон, – А что в кабак не пойдем?

– В кабак пойдем! Эта не та среда обитания, в которой нас будут искать.

– Мудро ты Паш заговорил. «Среда обитания», «Архивариусы», «Публичная библиотека». Но если в кабак идем… и если сестра… я готов! Павлины говоришь? Хе.

Хата оказалась роскошной пятикомнатной квартирой, из окон которой как на ладони был виден во всей красе храм Спаса на крови. Дверь в квартире была бронированная, вместо глазка видеокамера. Во всех комнатах евроремонт и остатки не разграбленных при большевиках дворянских дворцов. Типичное логово новой российской буржуазии перековавшей финки на орала. Жорик забросил их в это логово на, не менее роскошном чем квартира, Лексусе паркетном внедорожнике, всю дорогу сокрушаясь, что пора брать Хаммер, а то что-то никто его на Невском не уважает. Отперев дверь пудовым ключом, Жорик запустил их в этот оазис антиквариата, широким жестом обвел весь пейзаж и добродушно изрек:

– Там в шкафах шмотки на любой вкус. В холодильнике выпить, закусить. Только не нагружайтесь, я через три часа заеду. Покажу вам ночной Питер. Пока кореша!

В шкафах было все. На удивление кто-то, кто отбирал вещи, обладал достаточно хорошим вкусом. Висели вечерние костюмы вперемешку со спортивными куртками и разным барахлом, но было из чего выбрать. В холодильнике был джентльменский набор напитков и всякой снеди.

Антон сразу нырнул в ванну, напоминающую тонущий Титаник. Павел скинул грязные штаны и рубаху, налил себе коньяку из вычурной бутылки и сел в мягкое кресло, дожидаться своей очереди.

Минут через сорок в гостиную вышел распаренный Антон в шикарном махровом халате, благоухающий шампунями и парфюмом.

– Не желаете принять ванну, сэр? Милости прошу, – он сделал ручкой, – Там еще халатов как в сауне. А вы тут коньячком разминаетесь, сэр?

– Я смотрю, Антоша ты освоился тут. Глянь там, в гардеробной, наряд нам на вечер. Чтобы не слишком по босяцки, и чтобы не очень от братвы отличаться. Нам с ними теперь надо слиться.

– Слиться в экстазе? – катая глоток коньяка на языке, поинтересовался Антон, – А коньяк кстати ничего.

– Слиться в безликости, балбес. Закусывай, а то тебе везде святые мерещиться стали. Это от слабости органона к алкогольным напиткам, – Павел нырнул в ванную комнату.

Жорик заехал около десяти вечера. Грустный негр не просто так пел у него на яхте. К удивлению Антона и Павла братан повез их сначала в джазовый клуб на Площади Восстания с коротким именем «CHE». Не трудно было догадаться, что имя заведению дал легендарный барбудос, знамя всех латиноамериканских революций и кумир молодежи 60-х Че Гевара. Интерьер заведению дало представление питерских дизайнеров о Латинской Америке и горячих аргентинско-кубинских парнях. Разбудив голод легким чилийским вином и острыми мексиканскими пирогами, они посидели за столиком послушали виртуозные импровизации молодых джазистов и по знаку гостеприимного хозяина направились дальше. Антон удовлетворенно отметил, что стиль полу-денди, полу-гангстер из фильмов о далеких двадцатых в Америке, был угадан верно. Они мало выделялись из публики и почти не отличались от Жорика. Следующим номером программы был ресторан «JAKATA» там же на Площади Восстания. Они даже не садились в машину. Здесь Жорик решил заправиться перед бурной ночью. Перед дверью стояли крепкие ребята, никого не пускающие без клубных карт. Их гид, только кивнул при входе, и парни услужливо распахнули двери, как перед королевским высочеством, входящим в двери Букингемского дворца. Официантки бабочками запорхали вокруг ярко-красной бабочки крепко сидящей на бычьей шее Георгия Михайловича. Теперь по-другому его назвать, язык не поворачивался. Он милостиво улыбнулся своей челяди. Друзья не сомневались, что данный ресторанчик принадлежит ему, или его бригаде. Кивок головы и понятливые официантки взмыли к потолку и тут же запорхали вокруг стола, стоящего в небольшой нише. Ди-джеи завели, так любимые хозяином блюзы, и под их печальные напевы подносы с королевским ужином и батарея бутылок, казалось, сами приплыли к честной компании.

– Любишь ты поесть Жора, – восхитился Антон.

– Люблю, – охотно согласился тот, нагнулся к ним и тихо сказал, – Вы братаны меня Жорой не называйте.

– А как? – так же тихо переспросил Павел.

– Ну не хотите Георгием, тогда Гошей. А то Жора как-то по-блатному, – при этих словах Павел, чуть не поперхнулся бутербродом с черной икрой.

– Я воль, мой генерал, – быстро ответил Антон. В его планы не входило портить отношения с их спасителем и спонсором.

Насытившись, компания за полночь покатилась дальше. По Невскому проспекту они вырулили на Адмиралтейскую набережную. Гоша, как он просил себя называть, лихо раскрутил огромный Лексус и всунул его в почти незаметный просвет меж машинами стоящими на набережной. Спокойно вышел, хлопнул дверью и вразвалочку зашагал к двери с надписью «Декаданс». Друзья поспешили за ним. Опасения, что они сегодня проведут ночь в стрипт-притонах, не оправдывалось, и Антон опять похвалил себя за выбор стиля одежды «Гангстеры времен сухого закона». Фэйс-контроль, стоящий у двери, определил их фейсы, как вполне приемлемые. Вернее определил, что фейс Гоши заслуживает быстрого открывания дверей без навязчивой просьбы предъявить клубную карту.

Он вошел спокойно и направился вглубь полуподвального помещения к стойке бара. На ходу он кивал танцующим и пьющим, что сразу давало повод думать, что он здесь завсегдатай. Дальнейшее их продвижение через танцующую толпу подтвердило это предположение.

– Это Шурик Боровский из Русского музея. В картинах шарит, – указывал на людей их гид, – Это, вон у стойки, Толя Белкин – редактор Собаки точка Ру. Эта, что задом вертит с мужиком – Ленка Бинди, тонкая штучка. А с ней хозяин этого борделя Эдик Мурадян. Хай, Эдик! – он поднял руку.

– Хай, Гоги!

– Чего у тебя сегодня пусто?

– А тебе чего?

– Удивляешь!

– Все танцы сегодня в АБСЕНТЕ. Так что, хоть и рад тебя видеть, и твоих друзей, – Эдик галантно поклонился, – но мой тебе совет. Дуй в Абсент. Я вот тоже посижу чуток и туда. Займи мне место.

– Да там уже все забито, – лукавил Гоша.

– Тебе найдут. Кто ж Георгию Михайловичу откажет, – польстил Эдик, добавив тихо про себя, – Сумасшедших нет!

– Тогда мы погребли. До встречи. Ленок! – снизошел уходящий, – И ты тоже подъезжай.

– Буду, буду, – выдавив улыбку, радостно пропела девушка.

Они развернули свой танк с наворотами эксклюзивного тюнинга и, выскочив опять на Невский долетели по ночному Петербургу до Аничкова моста. Повернули на Караванную улицу, проехали чуть-чуть, и Жорик уверенно свернул во второй двор направо, считая от Невского проспекта. Проехал под арку, опять свернул направо и припарковал танк у серой стены в темном дворе. Они вышли и почти тут же увидели ступени уходящие вниз. Ни фонаря, ни вывески только массивная бронированная дверь, да зрачок видеокамеры, для тех, кто смотрит на тебя сверху вниз, даже сидя в подвале. Жорик громыхнул кулаком по двери. Ждать он не привык по определению. Крепкие парни распахнули двери и, прежде чем они успели открыть рот или рассмотреть в мареве белой ночи входящих, он рыкнул им прямо в лицо:

– Нюх заварили, суки!

Вот теперь Антон с Павлом на минуту увидели настоящего Жорика, кличка которого в определенных кругах города на Неве последние десять лет передавалась только шепотом. Звали его среди таких же, как он отмороженных авторитетов, Жорик Кувалда. Когда-то он был учеником в детской школе бокса у самого Зюзи, известного в основном жесткими разборками на заре Бандитского Петербурга. Потом сам встал на ноги, сколотил бригаду из васильевскоостровских. Дальше все как у всех, с одним отличием. У него хватило ума отшатнуться от разборок и стрелок и перейти в ранг «смотрящего» или «разводящего». То есть в ранг третейского судьи при конфликтах ОПГ, как их называли в милиции, организованных преступных группировок, а проще говоря – городских банд. Так как он жил по понятиям, в меру чтил воровские законы и обладал мало-мальски ясным умом, Жорик Кувалда вскоре выделился из общей среды. Он стал пользоваться уважением не только в преступной среде, но и среди далеких от криминала кругах богемы и бизнеса, так как им иногда приходилось решать вопросы разборок и между собой, и с питомцами правоохранительных органов. В последнее время Жорик жил, как он говорил, для души, то есть крышевал и опекал подпольный музыкально-бордельный бизнес, в состав которого входили почти все танцевальные и музыкальные клубы Питера. Цепные псы, стоящие на защите клуба Абсент, поняли свою роковую ошибку.

– Георгий Михайлович, – жалобно заскулил старший, – В темноте не разобрали кто! Бес попутал.

– Упились гады! Дыхни!

– Ни грамма, Георгий Михайлович, – дыхнул старший.

– Значит обкурились. Завтра пойдешь улицу полировать у забегаловок. Нечего тебе в хорошем месте прохлаждаться, – он опять рыкнул, – Нюх заварил!

Отодвинул охранников и пошел внутрь клуба. Абсент был миленьким уютным танцклубом для своих. Бар, танцпол и кальянная, куда и пошла вся троица. Они возлегли на мягкие кушетки, взяли по кальяну и, обволакиваясь ароматным дымом специальной смеси, которую готовили только для уважаемого Георгия Михайловича, смеси без наркоты, расслабились. Курительная смесь эта была с какими-то специфическими травками, которые вгоняли в нирвану, не портя драгоценного здоровья. Жорик очень ценил свое здоровье. Это ему привил еще Зюзя – легендарный тренер его детства. Он никогда не пробовал наркотики и пил умеренно, что в его среде вообще вызывало полный восторг и уважение. Эту же смесь ему готовил, какой-то странный дед, который еще в довоенное время лазил по Тибету и Индии, общался со всякими ламами и монахами, и знал секреты трав, открывающих двери в иные миры. Жорик, будучи упертым во всем, давал эти травки докторам на проверку. Те подтвердили, что это не наркотики, и вообще хорошо известные науке безобидные растения, но объяснить, почему в такой пропорции смешения они оказывают непонятный эффект, не смогли. Теперь он курил только то, что ему готовил его кудесник и летал в своих мирах.

Все трое затянулись тибетской смесью и погрузились в нирвану.

Антон ожидаемо оказался на берегу знакомой реки. Вокруг горели костры.

Опять он сидел на берегу той же реки, рядом с теми же курганами. Сил и Лукомысл подкидывали хворост в пламя костра, обнося всех заздравной чашей. Побратимы и самые близкие други. У той заводи, куда они ввели свои лодьи, встала каменная крепость, навсегда закрыв путь по священной реке. Сколько лет прошло? Да не так уж и много. На крутом берегу взметнул золотой воинский шелом Храм в честь Нашей Госпожи. Раскинулись вдоль берега посады и домики мастеровых и ремесленников, под прикрытием мечей братии.

За годы эти он, Андрей, сколотил могучую дружину, принял в нее многих варягов – наемников и даже успел их переплавить, перековать в своих волшебных котлах в верных побратимов. Успел с дружиной этой сбегать вверх по реке на место бывшего гордого города Рерика, названного именем Сокола пропавшим ныне соколиным народом – рарожанами еще в древние века и сожженного врагами, когда ослабли воины этого народа, потеряв свои силы волшебные. Сбегал, отбил его у врагов и отстроил заново Новый Город. Да сколь их Новых Городов он отстроил и не помнил уже. Воеводы его ходили по этой земле. С местными народами дружили, а жадным до добычи наемникам империи давали достойный отпор. Один из них осел чуть далее на закат, поднял стены своей крепости, назвав ее Изборском, благо из Белого Бора вышел. К нему потянулись медвежьи воины из местных родов, почуяв в нем такую же, как у себя удаль и бесшабашность. Да наверно и родную кровь, потому как пристал он к Андрею еще там, в Арденнских горах, уйдя из крепости, что стояла рядом с храмом медвежьей девы Ардуины.

Второй воевода ушел на восток. Дошел до озера великого, за которым начиналась волшебная страна Беловодье, где жили Мудрецы и герои. Осел там, на Белом озере том. Тоже крепость поставил. Белоозерск. Тоже собрал вкруг себя воев и чародеев.

Только вот ни один, ни второй не нашли пути в Навь. Кружил тот путь водил, как лешак: по борам, по горам, по озерным протокам.

Брат его Симон-Петр ходил вместе с дружинниками на юг. Поставил там городок на порогах широкой реки. Заложил обитель братскую по поясу Симонову, как Учитель учил. Но и там пути в Навь не нашел, даже за кончик клубочка не уцепил.

Хоть и немного годков прошло, да много воды в реке Волхв утекло, а он Андрей так своего обещания данного Родославу и не выполнил.

Пришла пора. Настало время и ему идти, путь в Навь искать. Пришла пора, выполнять обещание, данное старому волхву Родославу. Как тут говорят? «Слово не воробей – вылетит, не поймаешь». Правильно говорят. Не дал слово крепись, а дал, держись. Потому в эту ночь и завертелась такая круговерть под стенами крепости. Собирается Андрей на север, путь-дорогу в Навь искать. Выпал его черед.

Только-только солнышко выкатилось из-за дальнего кургана, а корабли уже вытянувшись в цепочку, покачивались на тихой волне посреди широкой реки Волхв. Андрей вышел к борту передового струга, из-под ладони глянул на берег. На стрелке промеж двух рек, навалилась грудью на волну Волхва, серая каменная крепость. Не крепость – замок на воротах гостеприимной реки. За серыми стенами взметнулись ввысь на высоком холме белоснежные стены Храма святому Георгию, как нарекли сына Нашей Госпожи. Арию-Ярию-Юрию, как называют его местные племена. Чуть далее под стенами крепости выросли стены двух дворцов срубленных из вековых лиственниц. А далее по-над рекой рассыпалась ремесленная слобода. Особо выделялись в свете восходящего солнца три слободских края.

Кожевенный край, исконно местными мастерами поднятый. Вкруг него раскинулись и портняжих дел мастерские, и меховой рухляди склады, где обосновались скорняки, и меховщики. Тут же притулились сапожники и зипунники, шапочники и вся остальная ватага что обувала и обшивала и дружину и всех при ней.

Ничуть не уступая ему, ни в богатстве, ни в мастерстве, прямо супротив него, раскинулся также вольготно кузнечно-ювелирный край. Там голову держали приезжие мастера, что пришли вслед за своей Госпожой. Там ковали брони и мечи-кладенцы, острые сабли и разящие стрелы. Там девки бродили днями, выбирая себе кольца и серьги. Там бегали отроки, высматривая себе кинжалы, а подружкам своим шпильки да булавки. Огнем дышали горны и гулко стучали молотки кузнечных мастеров. Звонко им подпевали маленькие молоточки ювелиров. Силой и удалью веяло от этого края.

Как бы разделяя эти края, раскинулся меж них стеклодельный край. Заправляли в нем волхвы. Чародеи и кудесники и из местных краев и приезжие. Жили дружно и тихо. Тихо варили зелья всякие и плели наговоров тонкую паутину. Что варили? Секрет. Кто хотел узнать, давно сгинул бесследно. Что говорить, волховские дела. А для народа всякого: местного и пришлого, для купцов и заезжих молодцов, варили бусы из переливчатого стекла, что стекали каплями в заранее подставленные котлы. Похожи были те бусы на глазки: то ли зверьков лесных, то ли нежити болотной, то ли девок взглядом стреляющих, то ли русалок водяных, вообще на глазки. Так их и звали «глазки» и увозили отсюда по всем землям вокруг лежащим. От них и название стеклу в закатных землях пошло «глаз». Стоили те глазки денег не малых, потому как на них волховские заговоры лежали. За один глазок можно было из плена сородича выкупить, али купить себе в дом раба какого или рабыню. Говорили еще, среди местных воев, что на них лежит заговор самого Одина, что отдал свой глаз за знание воинского искусства, что в рунах скрыт. Мол, кто носит на шее глазок, с тем одна из рун, а у того, кто носит все осьнадцать глазков, с тем знания всего Спаса Нерукотворного. Тот, не то что бы воин, а уж совсем берсерк, воин в ком дух самого Зверя-медведя живет. Так говорили вои, только вот никому еще не удалось у волхвов все бусины воинского бога выкупить. Отвечали, смеясь, волхвы на стеклянном краю, мол, бог один глаз отдал за науку свою, потому боле одного глазка в руки не даем. И ведь точно знали, у кого уже есть такой глазок. А совсем шепотом говорили на торгу, что это слезы ведунов и ведуний, что чужую судьбу знают, а упредить, тех, кому судьба смерть готовит, не могут. Вот и плачут они, муку свою в слезы изливая. А еще тише шепотом шептали, что это глаза самого змея Велеса, что он в людской мир выбросил, за людьми подглядывать. Потому их при себе держать ни-ни. Но ведь держали и в самое потаенное место прятали. Такие вот глазки варили чародеи на берегу Волхова.

Кто бы не заходил в тихую заводь у стен крепости, на обратном пути из уютной речки Ладожки на простор Волхва, как только вырастали угрюмые стены крепости с правого борта, а с левого открывалась темнота бездонного омута, так должен был каждый приготовить отступную дань. Дань та была – глазок купленный на стеклянном краю. Вроде бы как невинную душу отдавали местным богам. Не раба, не рабыню, а откуп за них. Бросали в омут глазок и купцы, и вои, и просто гости, залетевшие на огонек. Тысячи глазков лежали в омуте, оттого казалось, что светился и переливался он тысячами цветов, в самой своей бездонной черноте.

Ватага Андрея стояла уже на стремнине самого батюшки Волхва, оставив крепость, заводь Ладожки и колдовской омут по корме, однако каждый приготовил по глазку, зажав его в кулаке. Знали ватажники, что чуть далее по дороги в Наво озеро, верстах в двух не более, еще один омут, прозванный Велешом.

Андрей махнул рукой, и весла взрезали спокойную коричневатую воду реки. Первая лодья рассекла волны, и лебедь на ее носу полетел в сторону высокого кургана на берегу. Курган наплывал, накатывался всей своей мощью. Поравнявшись с ним, Андрей опять махнул рукой, и весла вылетели из воды и застыли в голубизне неба стройным рядом тонких, то ли колонн странного храма, то ли лесом мачтовых сосен, провожавших своих подруг, несущих паруса и боевые прапора в далекий путь.

Антон уже смотрел свои видения, как продолжение сериала. Он все больше и больше проникался интересами своего второго я, в лице Андрея. Поэтому, когда видение пропало, он почувствовал сожаление, как будто в самом интересном месте фильм прервали на рекламу зубной пасты. Очнувшись, он посмотрел на напарников. Павел летал где-то и улыбался. Жорик похоже слушал свой любимый джаз, а может и сам пел с Луи Армстронгом или Джо Кокером. Пальцы его перебирали невидимый саксофон. Антон собрался затянуться еще раз, но его внимание привлекла девушка, сидевшая у стойки бара.

В неведомое

Притчи Соломона. Глава 20. Стих 19 Кто ходит переносчиком, тот открывает тайну; и кто широко раскрывает рот, с тем не сообщайся.

Павел затянулся ароматным, каким-то сладковатым дымом из кальяна. Он почти не баловался такими делами, как кальян, легкие наркотики и всякое такое модное в нынешних заведениях. Он и пил-то очень мало, так разве снять стресс или попробовать новый напиток. Дома он обычно был за рулем. Табак, или что там было намешано в этом булькающем аппарате, ему понравился. Сегодня он и так перебрал свою обычную дозу. Сначала коньяк на яхте и дома, потом вино, опять коньяк в ресторане. Здесь они выпили по рюмке абсента. Курево ударило сразу в голову. Он поплыл куда-то, куда-то вдаль. Кушетка закачалась под ним, как палуба яхты, в уши лился равномерный плеск весел и журчание воды и медленная размеренная песня гребцов, сопровождаемая размеренными ударами то ли в бубен, то ли в барабан.

Павел собрался поудобнее устроится на кушетке, но ощутил под ногами покачивающуюся дощатую палубу и расставил ноги пошире, стараясь поймать ее ритм. Он вскинул глаза. Всей мощью на него наплывал древний курган. Не понимая откуда, но он точно знал, что под этим курганом покоится прах Великого воина этих мест. Прах одного из сыновей соколиного народа, наверно его звали Реригом-соколом, те древние волхвы. Он, Павел, достоверно знал былину про этого воеводу – по имени Олег, по прозванию Вещий. Знал, что тот был скорее чародеем, чем воином. Волхвы предрекли ему смерть от своего коня, а он, отправив его в эти земли, приехал проститься с ним, после смерти любимого скакуна, и умер от укуса волховской змеи.

– Не мог чародей казнить коня, и с глаз его долой отослать не мог. Эй, Лукомысл, ты меня слышишь, – окликнул его, стоящий рядом рыжий спутник, – Не казнят святых зверей. В жертву приносят, но не казнят. Не мог этого Вещий сделать, – повернулся к нему, опять окликнул, – Лукомысл! – дождался, когда Павел поймет, что обращаются к нему и повернется, спросил, – А что случилось тогда, когда Вещий Олег умер.

– Что значит, что случилось? – оторопел Павел, называемый Лукомысл, – Умер Олег, тризну справили, минувшие дни вспомнили. Да ты чай эту былину раз десять слышал.

– Да я не о том, – миролюбиво сказал рыжий, – Знаменья какие-то были в то время?

– Как не быть. Об этом в былине не поется, об этом любомудры меж собой говорят. Как пришло время волховскому пророчеству исполниться, так потянуло Олега сюда в Морьешнину. Тут ручей протекал, звался Морев ручей, то есть самой богини Мараны ручей. Мертвый ручей. Тут волхвы самого Велеса своих змей пастись пускали. Место то, где стояло капище Велеса, звалось Велеша, оно и сейчас так зовется, – Лукомысл помолчал, продолжил, – Там и сейчас капище стоит. Там посад волховской – Любша. Он с тех самых пор. И волхвы там живут с тем самых пор. Может и не те волхвы, что Олега извели, – он хитро глянул на спутника, – но уж точно их правнуки.

– Ты мне голову не крути, волхв. Я ведь тебя не про Олега спросил, а про знаменья, – открыто глянул ему в глаза спутник. Во взгляде его испуга не было.

– Так вот меж Морьешиной и Велешей и лежит то поле, где схоронили коня Олега и где волхвы змей Велеса разводили. И звалось то поле Заморье. У нас и ноне так говорят, что, мол, умереть – это в Заморье к Велесу пойти. Олег пошел на поле. Вот тогда, как говорят любомудры, потемнело небо, зажглась в нем страшная остроконечная звезда, сверкнула, прочертив грозный путь свой, и небесной стрелой пала в реку Волхв. И знаменье то предвещало смерть князю воину Олегу и всему роду соколиному погибель. Пала та стрела и закрылся путь в Навь. И ушел Велес с Морьешины и высох Морев ручей.

– Правнуки, говоришь? – задумчиво повторил, – Правь к кургану! – звонко крикнул он, – Надо перед дальней дорогой, оберег у Велеса попросить! – повернулся Андрей к опешившему Лукомыслу.

У берега рыжебородый прыгнул в долбленный стружок, поманил за собой Лукомысла, Сила и Елисея. Легко ударил веслом по воде и одним махом подогнал юркую лодочку к мосткам. На берегу их поджидали три молодых волхва, судя по расшитым рубахам, служившие Велесу. Гости поясно поклонились и пошли за провожатыми к избам стоявшим на взгорке. Краем глаза Павел-Лукомысл уловил легкое движение на высоком кургане, где стояло капище бога.

Еще от Олегова кургана, стоя на носу свого струга, он обратил внимание, что если глядеть вверх по течению Волхова на юг, то видны будут белоснежные стены и воинские шеломы храмов: Георгия и Нашей Госпожи. Если же повернуться в сторону озера Наво, строго на север, то взору открывается город мертвых, капище Велеса и волховской посад Любеш. Его тогда, как молния пронзила. Мертвый Олег указывал им начало пути в Навь. Через Морьешину, Заморье, Мертвую землю к городку, что имя Любы, любви земной носит, и дальше к богу Велесу. К тому богу, что или в Медведя обратиться, или в Змея из того мира, в который людям хода нет. Только нежити, да героям, что Валькирии заберут на поля блаженных, да еще чародеям и кудесникам, что змеиной мудрости набрались от своих Учителей и посвящение получили в самых сокровенных местах, туда иногда дорога открывается. Лукомыслу как будто глаза кто раскрыл. Он увидел, как серой тенью мелькнули в главную избу вслед за белыми одеяниями велесовых волхвов, черные накидки жриц Мараны – Богини тьмы, вестницы смерти.

Увидел, а тем временем рыжий, как он понял старший среди них, уверенно шагнул на порог волховской избы, жестом оставляя своих спутников у крыльца. Но Павел видел все, что происходило внутри избы.

– Мир дому сему! – тихо сказал он, входя.

– Мир путникам, ищущим истины, – глухо ответил старый волхв.

Вожак прошел в глубину горницы, в полумраке разглядел волхвов. Большинство из них было старики довольно древнего вида.

– Негоже любомудрам и кудесникам, что солнечного бога чтят в полумраке прятаться, – смело сказал он, – След нам о делах великих у алатырь-камня совет держать. Мрак только Маране в радость да ее посыльным, – он уловил движение тени в углу горницы.

К нему шагнул седой старик, чем-то отдаленно напомнивший Родослава. В руках его был посох. Такой же посох, что и у старого волхва, там, в устье Навы у Каменного острова.

– Дай мне посох чародей! – протянул гость руку.

– Бери… коли удержишь, – с издевкой сказал волхв, протягивая посох.

– Точно такой же, – подумал гость, – И та же медвежья голова. Сейчас зарычит. Посох, как будто налитый свинцом оттянул руку. Голова не зарычала, а, превратившись в голову то ли змеи, то ли дракона, зашипела, выпучив красные глаза и оскалившись острыми зубами с которых прыскал вонючий яд. Рыжий половчее перехватил посох, не обращая внимания на голову, и, ударив им об пол, зашептал слова, которым его учили еще жрецы бога мертвых Птаха, там, в далеком Египте. Голова успокоилась, и из глаз дракона ударили два луча света, озарив всю горницу, и разогнав тени деток Мараны.

– Вы дети Мараны, Богини смерти и Богини плоды приносящей, – громко сказал Мастер, – Мы с вами чтим одну Госпожу. Вы – преклоняетесь перед Маранной, а мы – перед Марией. Нам ли спорить друг с другом?

– Нет, нет, нет…, – зашелестело со всех сторон, и тени рассеялись как их и не было.

– Послушай любомудр, – повернулся он к седому волхву, – Я дал обещание Родославу найти дорогу в Навь и возродить былую славу рода сокола. Он дал мне имя Ререг, – волхв вздрогнул, а гость продолжал, – Я знаю теперь, что без посоха Велеса, нет мне пути в северные земли, к острову тайн. Дай мне посох в дорогу. Я верну…

– Если вернешься – глухо обронил волхв.

– Я вернусь, – уверенно продолжал проситель, – Я вернусь к этому капищу и возложу твой посох в руку того, кто встретит меня около него,… но это будешь не ты. Мы оба это знаем.

– Да, – кивнул старик. Он уже понял, что перед ним пророк и ведун.

– Так ты даешь его?

– Ты и так держишь его в руках, и усмирил Зверя.

– Не лукавь старик. Ты знаешь, что посох Велеса можно отдать только по доброй воле, иначе он убьет вора.

– Ты не только прозорлив, но и мудр пришелец. Бери, он твой. Вернешь его на этом капище, – волхв задумался, – И еще привезешь от ворот Нави, черный валун. Положишь на курган Олега, упокоишь его душу. Бери, – он взмахнул рукой. Голова Дракона опять превратилась в голову Зверя-медведя, – Ступай. Пусть с тобой рядом идет удача. Ступай Андрей.

Тот, кого назвали именем Андрей, повернулся к выходу.

– Ступай, ступай, ступай…, – зашелестели спрятавшиеся по углам тени.

– Встретимся еще, – задорно ответил Андрей.

– Встретимся еще, еще, еще…, – эхом отозвалось в горнице.

– Не забудь Велеса ублажить перед дорогой, – в спину сказал ему волхв, – Будешь омут проходить, не забудь красну девицу ему в подарок отправить.

– Да не одну…, – отозвался Андрей.

– Дай Велес тебе сил! – шепнул старик.

– Сил, сил, сил…, – опять зашелестело по горнице.

– Не в силе бог! …А в правде! – громко ответил рыжий, не поворачивая головы.

Павел услышал звуки музыки как бы издалека, как бы через вату. Очнулся. Тело было легкое, голова светлая и вообще ощущалось все как-то радостно. Он протянул руку, взял рюмка абсента выпил, поискал глазами Антона. Того рядом не было. Он поднял глаза, Антон сидел у стойки бара рядом с роскошной дамой. «Бабник», – не зло подумал Павел. Выпадать из старинного мира не хотелось, он взял мундштук, глубоко затянулся.

Лодьи пошли вниз по течению Волхова, оставляя по левому борту городок Велеса. Проходя мимо последнего кургана в городке мертвых, на вершине которого смотрел на все вокруг своими тремя головами каменный Велес, Лукомысл вспомнил слова старого чародея. «Не забудь Велеса ублажить перед дальней дорогой». Он еще раз взглянул на этого северного бога. Мордой Медведя смотрел он на юг на новую крепость на стрелке. Лицом человеческим на реку перед собой, по которой шли лодьи. А разинутой пастью Дракона-змея на север, туда, где в дымке терялся путь, по которому они должны пройти. Почти у самого борта вода потемнела, какой-то неземной чернотой. Как будто из самой Нави выплыла эта смертная тьма. Лукомысл понял – омут Велеса. Это сюда бросали девушек, предназначенных в служки суровому богу этих мест. А может и не суровому, может девушкам тем было это в радость и в награду, такое служение. Он не знал этого, но его Вера не позволяла ему людей в жертву приносить, пусть и по их воле.

Он смотрел, что будет делать рыжий вожак. Андрей подошел к борту, разжал кулак. Из ладони нырнули в глубину омута разноцветные слезинки. Глазки. За каждый из них можно было раба купить или рабыню в услужение.

– Возьми Велес мой дар! Купи себе девок красных по своему нутру и по своей воле! – тихо сказал Андрей.

И, кажется, подернулся омут золотой поволокой. Так ответил ему чужой Бог. А со стругов и драккаров сыпались в черную бездну омута глазки. Сыпались, как разноцветный и праздничный дождик, играя радугой над черной глубиной. И Велес принимал дар ото всех. От своих и чужих. От венетов и варягов, от волхвов и воев, ото всей Руси собравшейся в поход и не забывшей его, старого бога этих мест. И все ярче светил переливчатый мостик над темной водой, все ярче разгоралась радуга-дуга.

– Андрей, – тихо сказал за его плечом Лукомысл, – Знаешь, как день поминовения мертвых называется? – сам ответил, – Навий день, Мертвецкий великий день, – помолчал, добавил, – А еще Радуницей его называют. Значит, угодил ты Велесу, если он тебе мостик Навий над своим омутом выстроил. Значит, принял наши дары Святобор медвежий бог. Указал нам путь-дорожку в царство мертвых. Поехали… еще бы, …и вернуться! – он не весело улыбнулся, но крепко сжал плечо Андрея, как бы подтверждая, – Не боись, я с тобой!

Антон умело пытался разговорить девушку. Она была действительно достойна того, что бы оторваться от кальяна. Высокая, статная, в обтягивающем ее стройную фигуру свитере, больше похожем на кольчугу, чем на одеяние для танцев. По плечам почти до пояса струились естественные белокурые волосы, чуть с рыжинкой. Антон был знаток женских штучек, но он безошибочно определил, что это их естественный цвет. По лбу волосы были перехвачены золотым ободком с маленьким камешком, напоминающим глаз то ли насекомого, то ли пресмыкающегося. Антон бы сказал змеи, но девушке этот образ не подходил. Ей подходил образ рыси. Почему у него в мозгу сразу выскочило это сравнение, он объяснить не мог. Однако все повадки ее, все движения, напоминали повадки кошки, но не домашней, а страшной дикой кошки. Рыси, как он точно определил для себя. Она повернулась к нему, и он окончательно укрепился в своей мысли. На него смотрели лукавые зелено-рыжие кошачьи глаза.

– Меня зовут Антон, – галантно представился он, – А вас?

– Айно, – промурлыкала она в ответ.

– Вы финка?

– Карелка, скорее карелка, – странно ответила она.

– Вы танцуете?

– Танцую,…но сейчас я немного отдыхаю.

– Я могу составить вам компанию?

– Конечно. Эта стойка не моя наследная территория, – она улыбнулась, показав белые острые зубки.

– Спасибо, – Антон щелкнул пальцами, – Два коньяка, если дама позволит.

– Нет, вторую – водку, пожалуйста, – она опять улыбнулась. – Улыбается, как скалится, – поймал себя на мысли Антон, однако отметил, что дама предпочитает водку.

В Москве, в офисе со скромной вывеской «Гуманитарный фонд воссоздания культурных ценностей Поморской Руси» проходило совещание руководящего состава. Сухопарый, с благородной сединой вице-президент фонда докладывал о поездке на Валаам.

– Основываясь на сообщении нашего внештатного сотрудника Виктора Кудряшова, отдел прогнозирования и аналитики предположил, что найдена, давно нами разыскиваемая рукопись. Предположительно текст десятого – одиннадцатого века, известный в околонаучных кругах, – при этой фразе его тонкие губы искривились в подобие улыбки, – как «Евангелие от Андрея».

– Что? – встрепенулся пухлый мужчина в безукоризненном костюме со слегка лысеющей головой, – Что, нашли рукописи Андрея?

– К сожалению, брат Артемий только видел один из свитков. Держал в руках, но…упустил.

– А вы? Вы тоже упустили? – нагнув голову, как бычок, уточнил пухлый.

– И мы.

– Что позволило вам сделать предположение, что это именно та рукопись. А, например, не один из множества апокрифов на эту тему или, хуже того, подделка?

– Судя по тексту, прочитанному братом Артемием…

– Текст, на каком языке? Извините, что перебиваю, – задал вопрос незаметный человек в очках.

– По порядку господа! Текст на глаголице, с вкраплениями арамейского и рун. Предположить, что это рукопись подлинник, дал повод сам текст. Там изложено только то, что мог знать Андрей Первозванный и никто кроме него. Кроме того, там все изложено от первого лица. Господа! – он вскинул руки, – Господа, тест был в руках нашего человека только пару часов. Невозможно спрашивать с него как с целого института.

– Так вы уверены, что это тот текст, – сделав ударение на словах «уверены» и «тот», надавил пухлый.

– Уверенность в нашем деле – удел дураков! – взорвался сухопарый, – Мы ПРЕДПОЛАГАЕМ!

– Все! Я удовлетворен, – пухленькие ручки взлетели вверх, – Сдаюсь!

– Тайм-аут, господа. Кофе в баре, – сухопарый закрыл папку. В баре к нему подсели пухленький и тот, в очках.

– Брат Христофор, – обратился к нему пухленький, – Простите за настойчивость. Если это тот текст, вы понимаете, с кем нам придется схлестнуться в ближайшее время, если хоть слово информации о нем выскочит наружу?

– Брат Урбан, я не первый год в ордене и прекрасно понимаю, чем пахнет вся эта ситуация. Сколько поколений наших братьев мечтали об этом дне. Сколько вариантов явления этого текста миру было проиграно. Так что я готов.

– А вы знаете, где он может быть? Коли вы его упустили, – тихо спросил очкастый.

– Предполагаем, брат Климент, предполагаем, – быстро повернулся к нему говорящий, – Вот же змея подколодная, – про себя подумал сухопарый, – И сказал-то так ехидно: «упустили».

– Знание предмета – великое оружие! – смиренно потупил глазки брат Климент.

– А у вас, что нового по данной теме? – перешел в наступление брат Христофор.

– Да нашли вот, – очкастый достал из папки бумаги, – По-видимому, часть из этого Евангелия. Список с отдельной вставки. Зачитать?

– Читайте.

– Извините один вопрос. Вы искали тех людей? – глаза пухленького брата Урбана сверлили сидящих.

– Искали. Этот адрес, который нам дал брат Артемий, бывшей жены одного из тех, кто показывал ему свиток. Она не знает о муже ничего уже давно. Дома у него пусто, на работе он не появлялся. Я не удивлюсь, если их уже нет в этом мире, – он сложил ручки на груди, – Вы же сами напомнили, кто наши противники. Давайте послушаем брата Климента. Читайте брат.

Маленький брат Климент отодвинул чашечку с кофе, положил папку с листками, поправил очки и тихим голосом начал читать текст.

Лодьи бежали ходко. На замыкающем драккаре в окружении варягов сидели два ученика Андрея – Сергей и Герман. Герман неторопливо вел рассказ:

– Родом я из Словенска. Нас было два брата. Отец наш был князь словенский. Старшего брата моего звали Перей-Туча, а меня Мунга, что значит Отшельник. Жили мы с братом на правом берегу Волхва. Жили мы там с братом в великой любви и согласии. Брат мой имел у себя одного сына и дочь. Сына его звали Яромир, который в одно время купался в реке Волхове и получил себе великую и неисцельную болезнь. Один престарелый жрец и великий волхв сказал, что для исцеления этой болезни нужна кровь и вода, но не словенская.

Варяги сидели в кружок вокруг рассказчика и внимательно слушали. Они всегда внимательно слушали тех, кто умел складно рассказать байку. А Герман продолжал:

– Тогда мы с братом и по общему совету жрецов обрекли всех чужеземцев, едущих той рекой мимо нас, из девяти десятого убивать и кровью убитого мазать больного и смывать оную кровь водою реки Волхва. Такой наш приказ долгое время исполнялся в точности: убивали, мазали, смывали, но пользы болящему никакой не было, кроме что день ото дня болезнь молодаго князя умножалася. В число таких чужеземцев угодил и наш учитель – Андрей Первозванный, едущий кораблем из Новограда в свой град на Волхове или в море Наво. Он ехал один и без дружины на легком стружке, и он по жребию как раз вышел десятый, его представили по обычаю к нам. Герман перевел дух, глянул на сидящего рядом Сергия, и, получив от него одобрительный взгляд, повел рассказ дальше.

– В ночь перед проездом Андрея мимо нас, болящий отрок увидел во сне стоящего на корабле чародея и плывущего вниз по реке, дивно одет был тот странный муж, о котором невидимый голос сказал ему, что этот кудесник один только и может исцелить его от болезни его. Услышал такую радостную весть болящей и проснулся. И рассказал сон свой отцу и мне. И при этом рассказал образ и подобие странного того и одежду его до самомалейшей подробности, какого цвета и вида была она. Еще слова его были во устах болящаго, как служители наши привели к нам странного того. Подобие его и одежда его поразили нас, и мы забыли все, страх и трепет напал на нас, и мы ушли от болящаго в другую горницу, куда привели и странного того мужа.

Варяги еще плотнее сдвинулись вокруг рассказчика, стараясь не пропустить ни слова. Еще бы ведь он рассказывал им об их воеводе, который ведет ватагу в страну за Рифейскими горами, в страну про которую пели скальды и в которой, говорят, полгода не встает Солнце и полгода не приходит Луна. А голос проникал в самую душу.

– В это самое время болезнь князя Яромира налетела на него со всей своей силой, и он стал уже бороться со смертью. Вскоре за сим поразил слух наш громкий вопль и рыдания матери болящаго и всех бывших тут с ней у одра болящаго. Услышав это, мы почуяли, что князь помер. Сердца наши замерли. В это время брат мой в исступлении и, не помня себя, падает к ногам странного того и просит его исцелить от болезни сына его уже умирающего. Новый крик плача уверил нас, что Яромир помер. Брат мой от этого едва не лишился разума. Странник же поднял с полу брата моего и коротко говорит ему: «Та которой я слуга, может воскресить и исцелить сына твоего, только веруй как я верую». Брат мой встал тогда и сказал странному тому мужу: «Если будет слово твое право, то я со всем домом моим приму твою веру!» Но странник ответил: «Не мою веру, а веру в чудо!» и подошел к одру умершего юноши. Он велел умолкнуть плачущим, потом взял его за руку и громко сказал ему: «Тебе глаголю: «Восстани!» и с словом этим за руку воздвиг умершего князя как от сна и никогда не болевшего, и отдал его родителям его.

Герман замолчал, так что показалось, что он закончил рассказ.

– А дальше? – не выдержал молодой воин.

– Ты хочешь узнать дальше? – улыбнулся Герман, – Слушай. Тут брат мой и княгиня, мать умершего сына, и воскресшей молодой князь поверглись к ногам странного того мужа, а с ними бывшие тут сродичи и друзья наши единогласно и единодушно пожелали быть слугами его. К этому присоединились три сына сестры нашей, князья по имени Имн, Пимн и Римн. Жрецы, пришедшие мазать кровию страннаго того, видя такое чудо, сочли это за чары и признали в нем достойного. А, признав в нем достойного, просили выбрать его себе ученика из рода нашего. Он выбрал меня, а я выбрал себе новое имя вместо Мунги Германа. Я ведь перестал быть Отшельником.

– Ты перестал служить Луне? Перестал искать путь к себе в одиночестве? Хотя Великий бог Один, вися на Древе Жизни в одиночестве своем, получил в награду священную тайну рун и тайну искусства воев.

– Воинская магия – великая магия, но магия волхвов, посвященных в сокровенное – сильнее. Я пошел за ним. Через несколько времени Андрей собрался в путь в свое отечество водою в сторону море Наво и Варяжского моря. Взял меня с собой, а на берегах наших оставил на память о себе каменный крест.

– И все?!

– И все.

– А как твой род?

– А род мой живет, и правит в нем тот самый Яромир. Он верует в чудо. Молится своим богам: Яриле, Перуну и Велесу. Стоит на страже правды. Его любят друзья и бояться враги. Меч его раздвигает пределы. Воины его сторожат дороги к Новограду, заложенному дружинниками Андрея. Князья рода нашего, дети сестры нашей, пошли в разные стороны, понесли веру общую в чужие пределы. Имн ушел на берега реки Вислы, и есть тот самый воевода и князь, который послал вас сюда служить в эту дружину, добывать себе и ему славу. Пимн ушел в Новогород и встал там надежным щитом. А Римн осел теперь в Ростове и стал искренним другом князя Роста. Брат мой Перей-Туча в окрестности Ростова основал обитель и разместил там воинов, которым передает знания битв, что получил от самого бога Перуна. Так же недалеко от него, поселился и князь Римн на берегу реки Нерли в пещере мудреца Клеобула… Теперь там есть и Великие воины, и Великий чародей. Мы скоро услышим об этом крае.

Он закончил читать, аккуратно сложил стопку листков в папку и закрыл ее, снял очки, протер и выжидательно глянул на слушателей.

– Вы считаете это часть «Евангелия от Андрея»? – напористо спросил брат Урбан.

– Я предполагаю, – уклонился от прямого ответа брат Климент.

– Но возможно?

– Возможно.

– Необходимо удвоить поиски и утроить бдительность! – резко встал пухленький, – Я так и сообщу генералу Ордена Иезуитов! Предупреждаю еще раз, утечка информации обернется большой войной! Я не боюсь этого слова. Войной!!!

– Кто предупрежден – тот вооружен, – смиренно ответил брат Христофор, подумав про себя, – Беги, докладывай. Тыловая крыса. Скорее бы ты смылся, только по рукам вяжешь.

– Не торопитесь, брат Христофор, я еще у вас погощу, – читая его мысли, кинул, не оборачиваясь, брат Урбан, отходя от стола, – Я бы на вашем месте поискал, тщательно поискал, тех, у кого свитки.

– Сука! – не сдерживаясь, сквозь зубы прошипел сухопарый.

* * *

– Бармен, один коньяк и лимон и одну водку и…, – Антон артистично сделал паузу.

– И моченую клюкву, – закончила за него Айно.

– Моченую клюкву? Не держим, – растерялся мальчик бармен.

– Тогда водку и …водку, – засмеялась, оскалив зубы рысь.

– А вы тут, каким ветром? – повел долгую игру Антон.

– Северным.

– И что там много таких…

– Там… много, – утвердительно кивнула девушка.

Бармен принес заказ и галантно подвинул даме две водки. Она взяла коктейльный стакан, спокойно перегнувшись через стойку, слила обе в него. Подняла свои спокойные зеленые глаза на собеседника.

– За знакомство! – чокнулась с его рюмкой.

– За знакомство, – ответил Антон.

Странная новая знакомая опрокинула водку в себя как воду, резко встала.

– До новых встреч! Мне пора.

– А телефон, – растерялся Антон.

– Я найду, – жестом остановила она его, увидев, что он пытается подняться, – Я найду, ты не беспокойся. Ты беспокойся, если найду, – и она засмеялась, каким-то урчащим смехом. Так мяукает довольная лесная кошка. Сытая и разомлевшая на солнце, когда играет с попавшейся ей мышью.

Антон обалдело смотрел ей вслед. Она уходила, покачивая крутыми бедрами, плотно обтянутыми джинсами. Уходила спокойно прямо через танцпол, умело лавируя между танцующими, за секунду уклоняясь от их тел. Мягко ступая в своих высоких сафьяновых сапогах она опять напомнила ему рысь. От нее веяло какой-то силой и опасностью. Ни один из местных Жигало даже не попытался остановить ее. Охранник на входе моментально распахнул дверь. Она чуточку задержалась на ступеньке, покачиваясь на носках, обернулась. Антон ожидал услышать победный рык Багиры, или визг разъяренной кошки, но просчитался. Она нашла его глазами, видящими в этом полумраке и дыму, помахала рукой и улыбнулась. Только сейчас он заметил, даже на таком расстоянии, что у нее ямочки на щеках. Он вскинул руку в ответном прощании. Айно на ступенях не было. Антон соскочил с высокого стула. Плюхнулся на кушетку и затянулся из кальяна.

– Наво!!! – ударил ему в уши странный крик…

– Наво!!! – вдруг раздался крик с переднего струга.

– Наво! Наво! Наво! – покатилось по лодьям.

Ватага вышла в Наво-море. Подняла паруса и, поймав ветер, пошла от берега в неизвестную даль.

Наво-море встретило их ласково, надуло попутным ветром паруса, и погнало, под синим небом, по спокойной воде, чуть играющей небольшими волнами, вдаль от родных берегов. Сил и Елисей, глядя на это синее небо и играющие солнечными зайчиками волны, как будто золотыми рыбками, закусили седые усы и глубоко задумались. Не было еще такого, что бы Наво-море так чужаков привечало. Не было и таило в себе опасность и беду. Ветер чуть шевелил паруса, играя прапорами на высоких мачтах и относя ватагу все дальше и дальше от берега. Затем слегка усилил порывы и также ненароком подвернул к северу унося теперь лодьи к Конь-острову. Сил нахмурился и крепко взял правило в мозолистую длань. И, как будто поняв, что его маневр разгадан, ветер сразу окреп, с треском развернул прапора и надул паруса крутыми горами. Солнце скрылось сначала за облаком, а потом навалили свинцово-черные тучи, и вода сразу потеряв серебряные отблески, налилась такой же свинцовой серостью. Берег уже пропал из виду, а за низкими тучами и солнца было не видать. Сил о чем-то пошептался с Елисеем, послюнил палец на ветер, бросил в воду конец смоленой веревки, еще о чем-то перекинулся с борейцем, перекрикивая уже совсем шальные порывы ветра, и громко приказал спускать паруса, чуть оставив их почти у самого настила палубы. Ветер злобно завыл, поняв, что его замысел разгадали и на его уловку не поддались. Андрей подошел к Силу, прикрыв рот ладонью, закричал ему в ухо:

– Силушка! Мы чуть на закат свалились, правым бортом слегка подверни и правь прямком на север, – поймал удивленный взгляд воя, – Я все ж помор, хоть и не северный, но помор. Нюхом чую, что крутит нас ветрила. Слыхал, как его на юге называют?

– Как? – коротко спросил Сил, не выпуская из рук руля.

– Бореем! Это наверно в честь вас, – Андрей улыбнулся.

– Это в честь его, – Сил кивнул на Елисея, – Он говорит, что этот сиверко попугает, попугает и бросит. Это нас Наво на хилость проверяет. На тонкость кишки.

– Ну, пусть проверяет, – кивнул Андрей, – А руль ты чутка подверни, встань носом к волне. Сейчас морская рябь пойдет, мы ее под нос пропустим.

Он перехватил половчее посох Велеса, твердо встал на качавшейся палубе, повернулся лицом к ветру и зашептал старый рыбацкий заговор, не раз выручавший его и его братьев в детские годы. Ветер стал стихать и вскоре задул опять спокойно и уверенно. Андрей опять улыбнулся. То ли старый заговор помог, то ли прав Елисей, что это их Наво на крепость проверяло, то ли просто выдохся сиверко.

Гряда островов показалась неожиданно, будто морской бог поднял со дна моря свои замки, не желая подпускать чужаков к чему-то сокровенному, тайному. Они чуть не проскочили их, обойдя восточнее. Все-таки Сил хоть и выправил курс, но взял немного левее. Однако гряду островов заметили, и теперь он уверенно направил лодью к самому крайнему малому острову. Андрей пригляделся, потом кинул взгляд на посох. Глаза головы начали загораться кровавым светом. Он задумался и уверенно шагнул к кормчему.

– Силушка, потерпи еще малость, правь вдоль берега большого острова. С севера его обойди, с заката зайдем.

– Чего так?

– Да так, чтой-то мне неуютно у этого островка. Послушай меня, поплыли отсюда.

– Как скажешь Андрей ты ж ватажник. Да и ветер мы попутный поймали. Пробежим еще версту, – Сил свистнул и показал знаком, что следует к бухте с подветренной стороны большого острова.

– А чего к Валааму не пошли? – подошел к ним сзади Лукомысл.

– К чему? – переспросил Андрей.

– К Валааму, так островок сей зовется, – пояснил волхв, – Валамо, по-местному, что значит Земля Велеса.

– Что ж, здесь Велес живет?

– Живет – не живет, а капище ему здесь стоит знатное. И еще Перуну воинскому богу, – серьезно ответил Лукомысл, – Ты глянь, вишь сороки – Перуновы птицы кругом над островом кружат. Это они не потому кружат, что около бога живут, а потому, что жертву знатную волхвы Перуновы принесли. Есть им сорокам, чем поживится.

– Потому и не пошли, – Андрей понизил голос, так что услышать его смог только волхв, – Посох кровь почуял. Людскую кровь. А что за остров большой?

– Так тоже земля Велеса. Здесь все эти острова скопом прозываются Валаам. Правь прямо Сил, – повернулся к кормчему Лукомысл, – там бухта широкая и тихая.

Лодьи прошли три узких бухты, затем, нырнув за большой остров, вошли в спокойные воды широкой и тихой бухты. Над темно-синими водами нависали красновато-серые скалы с высокими зелеными свечами сосен. Сил вывел головную лодью в самый центр бухты, жестом показав остальным встать кругом.

– Чего в другие не свернули? – поинтересовался Елисей.

– Узковаты больно, – пояснил Сил, – Стены так над стругами и нависают. Гляди, кому вздумается сигануть в темени на палубу. А здесь простор.

– А коли подплывут тихо? – по глазам Елисея было видно, что он знает ответы на вопросы, но проверяет с кем идет в дело.

– Так на то и стража. Стража ночь по бортам стоять будет. Слушать.

– Хороший вой плывет как рыба, – сам для себя отметил бореец.

– Хороший воин, слышит как волк, – ответил ему Андрей.

Домой они вернулись под утро. Жорик довез их до Спаса на Крови, сунул в руку Антону мобильник.

– Пока. Звоните. Номер там забит. Если что, сам позвоню. Вечерком прошвырнемся где-нибудь. Пока.

Джипушник ударил им в нос вонючим дымом и укатил.

Проспали они до обеда. Приняли ванну. Павел позвонил своей троюродной сестре и договорился пообедать вместе. На вопрос: «Где?» многозначительно промолчал, предложив забрать ее у входа в Публичку.

В час дня они стояли у обшарпанной двери в Государственную Российскую Публичную библиотеку имени Салтыкова-Щедрина, бывшую Императорскую Публичную библиотеку. Ровно через пять минут, после того как часы на гостином дворе отыграли мелодию, из двери выпорхнула нечто размером с Дюймовочку, однако в красной шапочке и легкой ветровочке. Это что-то крутило головой, прищуриваясь от близорукости. Надеть очки этой смеси Красной шапочки с невестой крота, мешала чисто женское желание выглядеть по-красивше.

– Марина! – окликнул ее Павел.

– Ой, Паша, – теперь существо увидело, стоявших прямо перед ней двух галантных кавалеров.

– Это Марина, моя троюродная сестра, – делая ударение на слове «сестра» сказал Павел.

– Марина, – сделав книксен, представились девчушка. С ее лица не сходило удивление от того, что она сестра.

– Антон, – щелкнул каблуками Антон, – Куда идем? Я тут узнал, что рядом есть Вальхалла.

– Чего? А ада тут неподалеку нет? – пошутил Павел.

– Антон прав, – пропищала Дюймовочка, – Тут рядом ресторан Валхалл. Но дорогой, страшно дорогой, – глаза ее округлились, – Пойдем, тут кафешка есть рядом.

– Нет уж, я хочу к валькириям, – уверенно взяв ее под локоток, Антон повернул в сторону ресторана.

Он галантно придержал дверь и помог снять ветровку. Отодвинул стул и подал знак официанту.

– Чего изволите? – официант сразу понял, кто здесь главный, – Рекомендую, кухня викингов, у нас своя коптильня и лосось удался на славу.

Марина растерянно крутила в руках меню толщиной с первый том «Капитала» Карла Маркса. Все это изобилие названий и перечисление закусок и блюд ничего ей не говорило. Она растерялась от шикарного зала, услужливого официанта, блеска серебра, игры света на гранях хрусталя. От страшных рогатых шлемов и овальных щитов на стене. От всего. Но больше всего от этих двух кавалеров, каждый из которых был выигрышем в лотерею. Даже не в лотерею, а в телеигру «Стань миллионером». Кровь сначала бросилась ей в голову, отчего она покраснела и стала похоже теперь не на Красную шапочку, а на Синьора Помидора. Затем та же непослушная кровь отлила от лица, и оно стала белее мела. Что бы еще случилось с троюродной сестрой Павла, представить было не возможно, но в этот момент… в зале появилась валькирия. Настоящая валькирия, которой и положено было быть в Вальхалле. Судя по тому, что официанты и бармен застыли как каменные изваяния, это было не запланированное представление местного кабаре, а что-то совершенно иное.

Валькирия, как и положено валькирии была одета как богиня, в обтягивающий свитер и тонкие лосины, заправленные в высокие сапоги. Волосы ее были распущены по плечам и перетянуты золотым ободком. Она шла мягкой походкой Багиры из любимого Мариной с самого детства мультика «Маугли». Притом шла именно к их столику.

– Мальчики, – на ходу бросила богиня, обращаясь к официантам, – мальчики сделайте стол для настоящих викингов и не забудьте моченую клюкву.

Антон остолбенел, проглотил комок в горле и с трудом стал приходить в себя. Марина поняла, что в лотерею ей надо выбирать выигрыш из одного кавалера. Второй, справившись с собой, вскочил и отодвинул четвертый стул, стоящий у их столика.

– Айно, – представил он подошедшую даму, чем поверг в шок Павла, – Марина, Павел, – теперь он представил своих спутников.

– Очень приятно, – улыбнулась валькирия, – А вы Марина не смущайтесь и выкиньте эту диссертацию «О вкусной и здоровой пище».

Официанты ловко ставили на стол тарелки и розеточки, блюда и блюдца.

– Это что? – тоном повелительницы спросила Айно.

– Это маринованные маслятки, – масляно улыбнулся официант.

– Викинги не ели маринованных масляток, дружок, – и маслятки пропали со стола.

– Что пить изволите?

– Водку мне. А вы милая, – Айно повернулась к Марине.

– Мне еще работать, – жалко пролепетала девушка.

– Это уж вряд ли. Мальчики, – теперь валькирия обращалась к Павлу с Антоном, – Решите проблему. Ее начальницу зовут Екатерина Петровна. Телефон сказать?

Вопрос решился одним звонком Антона. Он умел делать такие дела, не вставая с кресла в ресторане. Обед затянулся в ничего не значащих разговорах.

– А вы откуда здесь? – наклонился Антон к уху Айно.

– А где прикажете быть валькирии, как не в Вальхалле?

– А что вы делаете вечером?

– Вы приглашаете?

– Ейс – неожиданно по-английски ответил Антон.

– Но при одном условии…

– При любом…

– Я уйду, когда хочу.

– Согласен. Где вас забрать?

– Я приду, когда захочу. Я хорошо знаю Питер.

– Но как.

– Я вам дам номер мобильника. Как обоснуетесь. Звоните.

– Хорошо. Я могу надеяться.

– Надежды юношей питают… Соседняя пара тоже вела разговор.

– Марина, ты вечером как?

– Паш но я в сравнении с ней просто ноль.

– Плюнь, пошли с нами.

– Куда?

– По кабакам.

– Ты всегда так, налетишь, напуржишь и пропадешь, а я…

– Пойдешь?

– Пойду…

– Милочка – в их разговор встряла Айно, – Сейчас я заберу тебя, и мы придем вечером вместе. С этими …мальчиками надо держать ухо востро. Вы не против, господа? – она повернулась к мужской половине стола.

– Нет! – хором ответили те.

– Тогда до вечера. Звоните. Марина, пойдем, – и величественной походкой, в сопровождении Красной шапочки, валькирия удалилась из зала.

– Попали! – подвел итог обеду Антон.

Жорик позвонил к десяти и через полчаса подъехал. На вопрос можно ли прицепить девчонок, утвердительно кивнул, хихикнув, что только если они из Питера.

– Куда рулим? – спросил Антон.

– В ИМБИРЬ, – коротко ответил Жорик.

Антон набрал номер Айно, сообщил, что через полчаса они будут в Имбире, На вопрос «Знает ли она, где это?» услышал сдавленный смешок и томное замечание, что бы они ждали сюрприз.

Кафе, Имбирь действительно относился к разряду кафе, а не ресторанов или элитных клубов, было не больше тридцати посадочных мест полностью занятых. Однако их столик уютно стоял в глубине, выделяясь своей невинностью. Весь интерьер был эклектичен до последней степени. Какие-то элементы Востока перемешивались с Хай-теком, антикварная мебель с гербарием из Лондонского ботанического сада.

– Что тут и кухня такая же? – развалившись в обнявшем его кресле, вальяжно спросил Антон.

– Здесь есть все лучшее, что есть в меню Японии, России, Грузии и Италии, – гордо ответил Жорик.

– А кто это все наваял? _ обвел зал, жестом короля, Павел.

– Это Кирочка Гришина, назвал имя известного питерского дизайнера их гид, – Появится, я позову ее сюда, – Он так и сказал «не познакомлю с ней», а «позову сюда», как собачонку, – Чего будем вкушать?

– Чего бог пошлет! – уклончиво ответил Антон.

– А где ваши телки?

– Будут, Гоша, будут.

– А чего они пьют?

– Одна водку, – коротко ответил Антон и увидел, как удивленно взлетели брови братана, – а вторая наверно сок.

– Человек! – буркнул Жорик, – Пиши. Китайский супчик, долму, свиные ребрышки, спагетти с белыми грибами. Все это так, не навязчиво на больших тарелках. Ты знаешь как. Так, в графинчике имбирную настойку – фирменную. Отдельно двести водки, – он вспомнил и добавил, – Сок апельсиновый. Кувшин и… штрудель, для маленьких. Мухой!

Пока он заказывал, в зал вплыли две богини. Вся компания даже не задалась вопросом – как они вошли? Было ясно, что этих богинь никто бы и не подумал остановить. Жорик поперхнулся соком. Высокая стройная Айно, на этот раз в платье, напоминающем скорее кожу змеи, чем одежду человека, с волосами, уложенными в прическу типа драконьего гребня и падавшими из-под него лавиной золотистых волос, шла первой. А за ней…. Антону они напомнили кадр из фильма «Броненосец Потемкин», где за величавым броненосцем спешит маленький кораблик. Но этот маленький кораблик был замечателен. Валькирия превратила Марину в маленькую жрицу войны. Ее иссиня-черные волосы были пострижены в каре и уложены в виде шлема. Поверх длинного красного платья, скорее напоминающего плащ, и перетянутого по осиной талии наборным поясом, был накинут меховой паланкин. Более для куражу, чем для тепла. На плече он был сколот огромной брошью изображающей двух дерущихся медведей. Антон вспомнил, это называлось «корзно». Такой парадный плащ носили старорусские князья. Парочка шла к их столу.

– Вот и наши телки, – ехидно заметил Антон.

Слова его повисли в воздухе. Он понял, что выстрел холостой и встал из-за стола вслед за Жориком и Павлом.

– Здравствуйте мальчики, – промяукала Айно, – Вот и мы.

– Прошу, – Жорик с Павлом выскочили первыми и отодвинули стулья. Кажется, даже музыканты опешили на минуту. В зале стояла тишина. Первым опомнился саксофонист, он закатил такую руладу, что все саксофонисты мира, обзавидывались бы ему по гроб жизни. Это был не блюз – это была импровизация встречи прекрасного. Такого музыкальный Петербург не слышал никогда. Блюз то стелился к ногам пришедших и ласкал их колени, то взлетал к потолку и осыпал их цветами. Ударник рассыпал перед ними горох своих рулад, как золотые монеты. Трубачи просто пели божественные гимны. И все это окаймлял саксофонист рамкой из звуков, цветов и хвалебных песен, переложенных на язык блюза.

Официанты уже накрыли столик и зачарованно стояли рядом. К Жорику вернулся дар речи.

– Георгий, – он боднул головой.

– Айно, – ответила старшая.

– Марина, – пропищала младшая.

– Вы голодны? – поинтересовался Георгий, и, не дожидаясь ответа, сделал вывод, – На фиг этот закусон с их имбирным пойлом. С такими принцессами, ужин должен быть королевским! Вставайте! – спохватился, спросил, – Вы не против?

– Мужчина должен принимать решения, – промурлыкала Айно. Но Антон теперь уловил в ее голосе шипение змеи.

– Вперед! – Жорик встал, уверенно отодвинул стул у богини и подставил свою мускулистую руку, – Вперед!

По дороге Антон успел спросить:

– Куда летим?

– На Гороховую в «Удачный выстрел».

– В ЧК что ли? – съязвил Антон.

– Почти, – выворачивая к ресторану, поддержал его Жорик.

Они вошли в зал стилизованный под бревенчатую охотничью избу. Посреди избы тлели угли мангала, и лихие парни ворочали шампуры с мясом. По стенам стояли и скалились: волки, медведи, лисы. С бревенчатых накатов на них смотрели стеклянные глаза оленей и ланей, кабанов и лосей. Глаза Айно встретились со стеклянным взглядом рыси. Она побледнела и тихо произнесла:

– А можно, куда-нибудь повеселее? Куда-нибудь без удачных выстрелов?

– Желание женщины закон для мужчины! – Жорик круто повернул и вывел всех к машине, – Теперь сюрприз.

Его огромный танк вылетел на Фонтанку, распугав два Мерседеса и кучу всякой мелочи.

– Вот! – выпалил он, – Вот вечный праздник!

Слова мужчины подтверждала лаконичная вывеска – «ПУРГА». Они вошли в заведение почти в полночь, и их встретил бой кремлевских курантов. В телевизоре над барной стойкой появился лик президента с новогодним поздравлением народу. Жорика узнали. Навстречу им шагал раскрыв объятия Дед Мороз, и неслась стая зайчиков.

– Кто к нам пришел на Новый Год?! – пробасил Дед Мороз, – Рады, рады гостю, – он повернулся к зайчикам, – Девочки быстро соорудить гостям столик. И все, что есть в печи – на стол мечи! – он опять повернулся к входящим, – Георгий Михайлович! Дорогой! Какими судьбами?

– Ты, Дед, давай нам Новый Год в полный рост! – скомандовал гость, – Девушки садитесь, – он мило барским жестом обвел роскошный диван вкруг отдельного столика.

Ночь удалась. Часам к восьми утра. Нанятый шофер выгрузил Антона и Павла с подружками у Спаса на Крови, а Жорик махнул ему везти его дальше в окружении трех зайчиков. Друзья теперь всегда выходили прямо у Храма. Ушлый Антон нашел проходной двор и через него и проходной подъезд выход к их дому. Помня слова питерского хозяина, они тоже петляли след, как зайцы.

Пришли в квартиру и завалились спать. Утро вечера мудренее.

Антон немного поворочался с боку на бок, прислушиваясь к звукам из женской спальни, но сон навалился на него и сломал. Кажется, тут же настало утро. Но это было не Питерское утро.

В его сне ночь уже прошла. Утром снарядили малую команду на остров. Воды запасти, да посмотреть, кто здесь и как? Команда вернулась скоро. С водой и отроком. Отрок обвел взглядом стоящих у мачты, безошибочно выбрал Андрея, сдернул с головы колпак и, поклонившись низко, но с достоинством обратился к нему.

– Ватажник, главный волхв Бравлин зовет тебя и ближних твоих людей к себе на беседу.

– Как звать величать тебя отрок?

– Землемир.

– Ну, веди Землемир.

Отрок размашисто зашагал по тропе вьющейся среди красноватых скал и стройных стволов сосен. Тропа забирала вверх, выбежала к озерку, проскочила берегом и опять нырнула в сосновый бор. Попетляла среди каменных россыпей, пересекла полянку с красными, как кровь каплями ягод, вновь выскочила уже к другому озерку и, наконец, вывела их к поляне, на краю которой стояли добротные, срубленные из вековых сосен, дома.

Андрей, Лукомысл и Елисей с трудом поспевали за отроком. Сила оставили при лодьях, наказав ему, что если их не будет к обеду, снаряжать дружину во главе с Космой на выручку.

Выскочив на поляну к домам, они увидели, как навстречу им в окружении крепких ребят идет древний волхв, как две капли воды похожий на Родослава и на того старика, что дал Андрею посох Велеса у кургана Олега. Андрей про себя улыбнулся. Впрочем, все чародеи становятся на одно лицо, когда перестают считать прожитые годы. Они поклонились хозяевам острова в ноги.

– Милости просим гостей нежданных, – неожиданно низким голосом прогудел дед.

– Благодарствуем за приют, за ласку, – в тон ему ответил Андрей, озорно блеснув глазами.

– Ты что ли ватажник? – дед грозно блеснул очами из-под седых мохнатых бровей, но вдруг в глубине их мелькнула растерянность, когда взгляд натолкнулся на посох Велеса, зажатый в руке гостя.

– Я старшой, – откликнулся тот, – Звать Андрей.

– А я тут старшой. Звать Бравлин, – принял его тон волхв, – Пойдем в сторонку нам словом перекинуться надо. Остальные тут погодят.

Они отошли к опушке, присели на ствол поваленной сосны. Седой как лунь хозяин в белом одеянии волхва с красной оторочкой по горлу и по рукавам и огненно-рыжий Андрей в походном жупане. В руках обоих были изогнутые посохи с головой медведя.

– Я вижу брат, ты достойный собеседник и знатный чародей, – начал волхв, – Абы кому посох Святобора, – он назвал Велеса потаенным именем, – в руки не дается. Его ни украсть, ни силой отнять не можно. Он татя сам потом изведет, заморочит. Значит, ты его добром от кудесников и любомудров наших получил, потому, как вижу, что не нашего ты роду племени. Да и догадываюсь, что ты из тех, что на лебяжьих лодках с заката пришли.

– Мудр ты и прозорлив ведун, – кивнул гость.

– Да это не я прозорлив, – отмахнулся сухой рукой дед, – Это сорока на хвосте принесла. Слухом земля полнится. Знаю, что пришли вы со своей Богиней Марьей и сыном ее Арием. Знаю, что принесли вы с собой ремесла чудные, дивные, но нужные. Особливо мастерство по оружию, по броням, и по камню. Знаю, что поставили град, да не один, и живете в мире со всеми вокруг. Знаю, что имел ты разговор с самим Родославом и клятву ему давал. И что нарек он тебя Ререгом-соколом, коли ты тот Андрей? – он посмотрел прямо в глаза сидящему рядом.

– Тот, – кивнул Андрей, выдержав сверлящий взгляд черных колдовских глаз.

– Тогда ответь. Каким ветром к нам? И пошто?

– Так, если тебе все ведомо, ты ведь знаешь и про мой зарок Родославу? – вопросом на вопрос ответил гость.

– Зарок меж кудесниками, токмо им ведом, – поучительно покачал головой хозяин.

– Дал я зарок, что найду путь в Навь, – старик вскинул голову, в глазах его были испуг и восхищение, а собеседник продолжал, – Найду путь в Навь и возвращу былую славу рарожан – соколиного народа.

– Коли так, – немного помолчав, Бравлин опять встал на путь разговора, – То зачем к нам?

– Посох ведет, – коротко ответил Андрей.

– Тогда пошли, – волхв встал, махнул своим и уверенно направился вглубь дубовой рощи.

Они вышли почти на вершину скалы поросшую соснами и дубами. Но здесь на вершине деревья отбежали в стороны, давая место капищу со стоящим в его центре каменным Велесом с головой медведя, у ног которого лежал черный Алатырь-камень.

Андрей кивнул стоящему поодаль Лукомыслу и тот вынул из мешка заранее приготовленного красного петуха, ловко положил его на камень и отсек голову. Жертва была принесена.

– Приветствую тебя Велес, Бог плодородия и богатства, покровитель едущих и идущих, главный среди мудрецов, боянов и скоморохов, Ведающий и Ведущий. Прими эту жертву, ты Великий Водчий. Пусть мы чтим другую богиню, но она Богиня-Мать, Богиня лесов. И не ты ли, защитник леса и зверья лесного, поймешь нас и возьмешь под свою руку, – при этих словах голова каменного Велеса неожиданно раскрыла глаза, и в них засветился красный отблеск.

Петух лежащий на камне вспыхнул огнем и превратился в горстку пепла. Каменный медведь начал менять очертания и превратился в Ящера. Змея.

– Готовь еще жертву, – шепнул Бравлин, – От Ящера петухом не отделаешься. Девку красную готовь.

– Великий Ящер страж Навского мира. Бог нежити и героев. Первый герой среди героев, – спокойно продолжил Андрей, – Сбираясь в дальний путь, не взяли мы с собой девок. Те девки, что с нами на лодьях, то воины, посвященные Богине леса и Валькириям. Но вот тебе глазки, – он достал глазки, как и у омута на Волхве, – На этот глазок купи себе девок по вкусу своему, по своему образу, – Андрей положил горстку разноцветных слезок на камень.

Со стороны показалось, что Ящер улыбнулся, поняв хитрость чужеземца, но оценив ее. Глазки вспыхнули ярким красным пламенем и растеклись по черноте Алатырь-камня. Ящер расплылся в воздухе, а на его месте опять стоял каменный Велес-медведь с закрытыми глазами. Андрей удивленно смотрел на него. «И все что ли?» – подумал он. В этот момент голова медведя на его посохе внятно произнесла человеческим голосом:

– Пути ищешь? Ступай к Перуну на капище. Он укажет! – и замолчала.

– Капище Перуново на малом острове Валааме, – пояснил Бравлин, передернул плечом, – Мы туда не ходим. Кровожадны больно волхвы Перуновы. А вам треба. Раз Святобор послал, в том – правда. Дай вам силы и его защиту. Ступай брат, – он обнял Андрея, шепнул ему в ухо, – А с девками ты его провел, хитрец, – и хмыкнул удовлетворенно.

На малый островок Валаам Андрей взял с собой еще и Сила. Умелый воин не помешает при встрече со служителями бога войны. Островок действительно был воинским. С какой стороны не подходил к нему стружок, везде его встречали непреступные каменные стены, выраставшие прямо из воды. Если кругом на островах скалы были серого или серо-красного цвета, то эти отливали каким-то бурым цветом запекшейся крови. Стружок пошнырял вдоль скал и, наконец, Сил, каким-то своим чутьем нашел протоку в зарослях ползущих кустов, свесившихся до самой воды. Они вошли под тенистый свод и выскочили в маленькую, но уютную бухту с таким же маленьким каменистым пляжем. Пляж был покрыт черным, отливающим в металл песком. Они вышли на пляж, и пошли дорожкой, выложенной камнем, вглубь острова. Андрей понимал, что их видели еще на подходе, но никто не встретил. Он оправил на себе тонкую кольчугу под зипуном и половчее перевесил кривую саблю. Подельщики его тоже подобрались, готовые ко всему.

Дорожка вывела их почти на самую верхнюю точку острова. Да и ошибиться, куда им идти, было трудно. Черно-белых сорок было видно и слышно отовсюду. Выйдя к капищу, они увидели волхвов Перуна. Они стояли вокруг такого же черного Алатырь-камня, что и на капище Велеса, только одеты были в черные плащи поверх белых рубах и портов, сами напоминая сорок, кружащихся в небе. Андрей опытным глазом разглядел под плащами короткие мечи, так же определил, что кольчужных рубах на них нет, и что мечи из простого железа не в пример их стальным кладенцам. По стойкам молодых волхвов он также определил, что умения боя дальше Перунового у них не идет, и что впятером они, пожалуй, легко справятся с теми, кто на поляне, если вдруг приключится такая напасть. Однако, подходя к капищу, Андрей миролюбиво поднял руки ладонями к хозяевам, убрав посох Велеса за спину.

– Мир вам братья!

– Мир и тебе путник, коли с миром, – вышел из-за спин стоящих суровый воин.

– Я с миром и просьбой, – склонил голову Андрей, – Меня зовут Андрей, я пришел задать вопрос, ответ на который знает только твой Бог, – он уже держал посох в руке.

– Чародей с посохом Велеса имеет право на вопросы, – воин задумался, – Но прежде жертва. Кто из вас жертва? Меня не удастся провести как Бравлина и Велеса, – он хмуро улыбнулся.

– Это твои сороки тебе на хвосте принесли? – не выражая испуга, так же хмуро улыбнулся Андрей.

– Сороки не сороки, но жертву готовь, – с этими словами воин выхватил меч.

– А ее уже приготовил, – Андрей перехватил посох в левую руку, а правой рванул из ножен кривую восточную саблю.

– Кого? – оскалился наступавший.

– Тебя! – Андрей резко прыгнул вперед, знаком давая приказ к нападению своим, ударом сабли перерубил меч у рукояти и посохом сбил воина на землю.

В тот же миг Сил и Косма, встав спинами друг к другу, вошли прямо в круг молодых волхвов и начали рубиться сразу со всеми. Елисей выхватил из-под накидки секиру на короткой ручке, издал боевой клич медведя и, отпрыгнув на дорожку, перекрыл путь подхода новых людей. Лукомысл выхватил два метательных ножа и всадил один из них в ствол высокой сосны рядом с головой второго по главенству волхва Перунова капища.

Как будто откликаясь на зов вожака, со стороны Наво-моря послышался гул, который нарастал, накатываясь. Вода вокруг острова потемнела, что хорошо было видно с высоты капища, и застыла, как лед. Даже легкие волны, набегавшие на черный песок, да буруны у кроваво-красных скал пропали. Вдруг из воды вылетели огненные шары, как подводные молнии. Он взлетели в синее небо и рассыпались там мириадами искр. Волхвы оторопели. Это было начало их конца.

В минуту расклад сил, кажется, полностью сложившийся в пользу хозяев начавших бой, поменял направление. Главный воин лежал на земле, и сталь упиралась ему в горло. Молодая дружина вынуждена была стоять в обороне, хотя нападавшие Сил и Косма были внутри круга. Подмога застряла на дороге, сдерживаемая секирой Елисея. Битва со стороны рати перуновой была проиграна, не начинаясь.

– Все! – выдохнул их старший, – Все! Вы победили! Я преклоняюсь перед вашим умением и силой колдовства.

Андрей убрал саблю в ножны, протянул руку и помог ему подняться.

– Вышеслав, – отряхивая песок с плаща, назвал свое имя проигравший, – Вышеслав, а тебя зовут Андрей и ты славный воин. Покажи мне свой меч, – он сделал жест рукой, – если это конечно можно.

– На, – спокойно протянул саблю Андрей, – Это восточный клинок, его сделали в далекой стране древние кудесники, – он выдержал паузу, – Мы знаем и этот секрет.

Перунов волхв взял в руки саблю, согнул ее в дугу отпустил. Она со звоном распрямилась. Он поцокал языком, покачал ее в руке, быстро со свистом, рубанул по растущей рядом березке. Сталь срезала тонкий ствол легко. Вышеслав посмотрел срез, опять покачал саблю на руке, с сожалением протянул обратно.

– Возьми себе. Дарю, – отвел его руку Андрей.

– Нет! Слишком дорог подарок. А потом нельзя взять в подарок то, что несет смерть. Смерть не дарят. Смерть меняют.

– Подари мне ответ на мой вопрос. Где дорога в Навь?

– Ответ на твой вопрос я дам тебе и так. Ты доказал, что готов пройти этот путь. Так что это не ответный подарок, – он потер лоб, – Вот! Я подарю тебе воина!

– Нет! – вскинул голову Андрей, – Я не имею рабов!

– А он не раб! Он воин Перуна! Ведун и богатырь. Я обменяю твою смерть на жизнь. Это воин, который спасет тебе жизнь, если в этом будет необходимость. Достойный обмен, – Вышеслав повернулся и крикнул, – Путята! – кивнул на подошедшего дюжего молодца, – Он будет с тобой, – затем жестом отпустил его, – Пойдем, посидим на дорогу, покалякаем немного.

– Пойдем брат. Ты расскажешь мне про дорогу…

– А ты ответишь мне на несколько вопросов, занозой сидящих в моей голове…

– А я выскажу тебе свою просьбу, – Андрей поторопился закончить, видя, как дернулся ус хозяина, – Последнюю просьбу.

– Ладно, пойдем, – обнял его волхв, и они пошли к скамье над обрывом.

Они сели повернувшись к раскинувшемуся у их ног Наво-морю. Далеко на горизонте в вечерней дымке виден был восточный берег, к которому тянулась цепочка островов, как бы выстилая путь, тому путнику, кто захочет добраться сюда с большой земли. Наво успокоилось, однако по небу тяжело ползли грозовые тучи. Черные их жирные тела подползали к гряде островов и, как бы отогнанные чьей-то рукой, уползали дальше выливать свои полные ведра воды в другом месте и бить своими молниями свечки других сосен и кряжистые стволы других дубрав.

– Сначала вопрос, – повернулся к Андрею Вышеслав, – Я знаю, что ваша Богиня – Звезда моря, но все же, как ты заставил бога Наво-моря метать в нас молнии из-под воды? – Он смотрел, ожидая ответа, затем неожиданно ответил сам, – Впрочем, брат всегда поможет сестре и ее людям, на то он и брат, – еще подумал, и уверенно закончил, – Притом старший брат. Можешь не отвечать. Теперь смотри, – Вышеслав простер руку в сторону берега, почти уже не видимого в наступавших сумерках.

– Куда? – уточнил Андрей.

– Вон туда, где кончается гряда островов. Там уже большая земля. Если идти туда, то там будет Гиперборея. Но там пути нет, – рука его повернулась строго на юг, – Вы пришли оттуда. Понял?

– Понял. Я помор, – ответил Андрей, поймал удивленный взгляд, пояснил, – Только ходил не по этим морям.

– У Звезды моря ближний человек должен уметь слушать море, – заметил волхв, – Теперь смотри, – рука его сдвинулась чуть к востоку, где-то на одну треть, – Если пойдете вот так, и если будет угодно Перуну, – он крякнул, – Если будет угодно Перуну, он зажжет свое сиянье, указывая вам путь. Ладно, об этом. Пойдете вот так. Когда закипит море, не пугайтесь. Это Наво-море шутит. Если нигде не свернете и не ошибетесь, помор, – в глазах его мелькнул смех, – то придете прямо к устью реки. Река эта зовется Свирь. Впадает она в Наво-море, а вытекает из Онего-моря.

– Река вытекает из одного моря, а впадет в другое? – удивился Андрей.

– А что?

– Впрочем, я видел такие реки, – вспомнив пролив между Понтом Эвксинским и Срединным морем, согласился гость.

– Пойдете по этой реке, придете в Онегу озеро, как его местные зовут. Повернете строго на север и найдете остров Кижи. Там стоит Перуново капище, там живут мои братья. Покажешь им это, – он протянул зажатый в кулаке оберег – черный камень с двумя золотыми молниями Перуна, – они тебе укажут путь далее. Все.

– Спасибо Вышеслав.

– Э, нет, ты спасибами не отделаешься. Рассказывай, – Андрей впервые увидел улыбку на суровом лице воя.

– О чем?

– Говорят, ты обратно город Сокол отбил?

– Город? Да не было там уже города. Крепость Словенск стояла, а города не было. Да и крепость ты была в запустении совсем. В крепости той князьями стояли два брата Лалох да Лахерн. Так мы их и не застали вовсе они до нас на Царьград набегом ушли. Князья ушли с дружиной, а крепость ту моровая язва побила. Так что мы не назад ее отбили, а мор от нее отбивали, да людей от заморока отхаживали. Так что, нет тут моей доблести.

– Но Новый град ты поставил? – уточнил Перунов волхв.

– Новый град поставил.

– И потомков старого Словена не трогал, а там посадил?

– Посадил, – Андрей улыбнулся, – И Зверин монастырь там построил, и Аркадский, и на Неревском конце церкву свою возвел в честь Марии…

– А на вечевой площади Алатырь-камень не тронул?

– Не тронул.

– А не тот ли ты Андрей, – волхв хитро взглянул на гостя, – что в Царевом граде был известен как святой старец, прозванный Скифом?

– Я что на старца похож? – Андрей рассмеялся в полный голос, – Да и Скифии я не знал, покуда сюда не добрался. Это все народ брешет.

– А не тот ли ты Андрей, что Покров над Богородицей держал, когда венчалась?

– Врут все Вышеслав. Людям сказки нужны, они их и бают.

– Не было, говоришь, такого? – волхв опять хитро глянул на Андрея.

– Не было, – твердо ответил тот.

– Так будет. Я ж ведун. Я ж не токмо воинского Бога волхв, но еще и чародей и кудесник. Будет все Андрей. Не даром тебя твой учитель Первозванным нарек, – Андрей вздрогнул, а волхв спокойно закончил, – А Родослав Ререгом-соколом. Так что все еще у тебя впереди. А скажи, – он круто сменил тему, – что тебе боле всего в нашей земле запомнилось?

– Удивительное видел я в Словенской земле вашей на пути своем. Видел бани деревянные, и разожгут их сильно, и разденутся догола, и обольются квасом кожевенным, и возьмут молодые прутья, и бьют себя сами, и до того себя добьют, что вылезут еле живые, и обольются водою студеною, и так оживут, – Андрей улыбался во весь рот, – И делают это постоянно, никем не мучимые, сами себя мучат, совершая, таким образом, омовение себе, а не мучение.

– Молодец ты! И складно рассказал… и не сказал ни чего, – волхв встал, обнял вставшего гостя, – Дойти тебе по твоей дороге! Я знаю, дойдешь. И помни то, что я сказал, это были вещие слова. Быть тебе Андреем Скифом и принести на землю нашу Покров той, что главного нашего Бога родит. Прощай брат! – Он еще раз сдавил его в своих медвежьих объятиях, – Оставь мне своих учеников. Я им место дам. Будем дружно жить.

– Дам. Двух человек тебе оставлю. В обиду их не давай. Они тебя ремеслам научат. Прощай волхв! Не поминайте лихом.

Утром ватага стала собираться в путь. Сергий и Герман сошли на берег к волхвам Перуна, а лодьи пошли на юго-восток от Валаама.

Утром Марина стала собираться на работу. Глянув на часы, она обомлела и почти что заплакала.

– Ты чего Марина? – спросил ее Павел.

– У меня все одежда у Айно, – хлюпнула она носом, – Я ж не могу пойти в библиотеку в этом, – она рукой провела по своему вечернему платью.

– Тю, – свистнул Антон, – Это не проблема. Топай сюда, – и он шикарным жестом Креза распахнул гардеробную, – Выбирай! А мы пока завтрак соорудим.

– Выбирай, выбирай, – приободрила ее Айно, – Я тоже сейчас переоденусь. Не в этом же по городу топать. И не спеши, тебе здесь минут десять до твоей библиотеки.

– Кстати, – встрепенулся Павел, – Ты ж в отделе рукописей работаешь?

– Да, – кивнула Марина.

– А консультацию у вас можно получить. За деньги.

– За деньги можно.

– За деньги можно и консультантку получить, – пошутил Антон.

– А что за консультация? – копаясь в костюмах, платьях, спортивных куртках и ветровках, спросила Марина.

– Да мы тут заезжали к одному краеведу на Онеге, – быстро взял бразды разговора в свои руки Антон, – Он попросил показать спецам записи от одной бабки оставшиеся.

– Давай я посмотрю, я все же младший научный сотрудник по древнему Поморью, – она уже высмотрела милый костюмчик от Валентино, стоящий ее годовую зарплату и вертела им перед носом у Павла.

– Сей минут, – Антон очередным жестом фокусника извлек несколько листов отксерокопированного свитка. Увидев ошалевшие глаза Павла, шепнул ему, – Надо было осмотреть квартирку-то, Штирлиц. Тут в кабинете и компьютер, и ксерокс, и черт еще что, может и ракетная установка в шкафу, – протянул бумаги Марине, – Гляди.

– Так, так, – она повертела бумаги, слегка покраснела, – Не Антон, это не ко мне. Тут руны и еще что-то. Все на глаголице. Я время потрачу уйму, а у нас есть дед, он все знает.

– Веди к деду.

– Подожди, я быстро, – она упорхнула с костюмчиком в спальню.

– Можно глянуть? – вдруг спросила Айно.

– Ради бога, – Антон показал ей бумаги, – А ты что-нибудь сечешь в этом?

– Я специалист по скандинавским сагам и древним языкам, – серьезно сказала девушка, просматривая копии, – Это все?

– У нас все, – уклончиво ответил Антон, насторожившись, – а что?

– То, что там рунами я, пожалуй, пойму. Ну, да пусть посмотрит специалист, – она безразлично подала бумаги назад.

К завтраку девушки вышли уже в другом виде. Марина серьезным топ-менеджером средней руки. В деловом, но шикарном костюме, а Айно девушкой города – в джинсах и рубашке.

Джентльмены поставили на стол дымящийся завтрак. Быстро поев, вся четверка двинулась в библиотеку. У дверей Марина попросила их погулять минут тридцать пока она закажет пропуска. Айно, сделала ручкой, обещав не теряться. И Антон с Павлом, быстро отыскав наметанным взором столики, сели пить утреннее пиво. Позицию они заняли так, что дверь библиотеки была перед ними как на ладони. Через полчаса дверь открылась и появилась Марина. Она огляделась и призывно замахала им рукой.

– Марин, как это ты нас сразу увидела, – бестактно спросил Павел.

– А мне Айно какой-то отвар дала, и, знаете, зрение восстановилось. Вижу как в очках. Пошли, пошли дед ждет. Он сказал, что ему тоже интересно, чего можно сейчас накопать в Прионежье.

Друзья сунули свои паспорта в щель Бюро пропусков, получили свои разовые аусвайсы и пошли за провожатой вверх по лестнице. Марина теперь и шла как-то по-другому, уже не как Дюймовочка или Красная Шапочка, а как Золушка после бала. Вся такая ладная в облегавшем ее костюмчике, в туфлях на небольших каблуках удачно подобранных под ее стройные ножки и деловой костюм, с новой прической – шлема воина, он, кажется, стала выше ростом и взрослее.

На пороге отдела рукописей их ждал старый еврей. Это было видно не вооруженным глазом.

– Альтман Даниил Иосифович, – представился он, – профессор.

– Антон.

– Павел.

– Чем могу служить? Вот Мариночка сказала, что у вас вопросы, – Он понизил голос, – Откройте мне тайну молодые люди, что вы с ней сделали? Она за день расцвела как шемаханская роза? Ай, я яй. Что делает любовь! Пойдемте молодые люди, не стоять же нам на пороге.

Он засеменил вглубь комнат, забитых шкафами со старыми книгами, вошел в маленький зальчик с овальным столом. Жестом пригласил гостей и сел сам.

– Мариночка, детка, принеси мне, пожалуйста, чаю, а гостям кофе. Вы ведь пьете кофе, молодые люди. А я свое отпил. Только чай. И пожиже Мариночка, детка. Я весь внимание…

– Вот, – Антон сразу без предисловий выложил копию свитка, – Это мы привезли с Онеги.

– Так, так, – дед подвинул себе бумаги, взял лупу и углубился в их изучение. Он читал бумаги, тихо проговаривая текст. Друзья прислушались:

К вечеру, когда линия берега слилась в одно темно-зеленое пятно, чуть левее курса головного драккара, в небе вдруг засиял, заиграл волшебный небесный огонь. Андрей опешил, но оторвать взор от чародейского зрелища не мог. Огонь заплясал зеленым переливчатым светом где-то в глубине небес, разросся на все темное небо и вдруг заискрился синими, розовыми, желтыми и красными цветами, расползаясь до кромки темного берега длинными и гибкими щупальцами прекрасного морского зверя, которого видел однажды с борта своего корабля в дальних южных морях. Затем кто-то могучей рукой свернул этот волшебный огонь и, вытянул его, изогнув в радугу, и повесив искрящийся мост, опирая его одним концом в лебедя на носу лодьи, а вторым в неприступную стену мачтовых сосен на берегу. Теперь вожак понял, что это воинский бог Перун указывает им путь, и махнул рукой кормчим – править так. А в небе уже горел многоцветный цветок. То ли египетский лотос, то ли галльская лилия, то ли восточная роза, но огромней, прекрасней и великолепней. Теперь он еще и понял, какому цветку поклонялись самые древние волхвы и почему они горестно вздыхали, когда не могли передать его великолепие: ни словом, ни рисунком, ни песней. Это нельзя было выразить человеческими чувствами. Это был цветок богов. Вдруг море Наво вокруг нас забурлило и неожиданно закипело, как вода в котле, стоящем на пламени очага. Гребцы вскрикнули и выдернули весла из кипящего моря. Лукомысл улыбнулся, быстро зачерпнул воду из-за борта кожаным ведром и протянул его Андрею. Ватажник сунул руку в кипящую воду. Она была холодна. Так вот о каких чудесах говорил волхв Перуна. Вот как бережет воинский бог вместе с Велесом путь в Навь, который простые смертные взялись отыскать. Но видимо угодили богам, коли указывает этот проход переливчатая радуга.

В темной неприступной стене сосен мелькнул просвет и Сил, уже заметив его, направил нос головной лодьи прямо через листву свесившихся к воде ив и ветел. Разорвав зеленую завесу, она вылетела в журчащую воду широкой реки.

– Свирь, – коротко пробасил Елисей.

– Суши весла! – крикнул Сил, повернулся к старшему, – Ну что, ватажник, вот и начало пути. Давай привалимся, выспаться надоть, да и подумать о том, о сем, – он неожиданно вздохнул, – Потом может и некогда быть.

– Привал! – отдал приказ Андрей.

– Все! Скифии край. Скоро Гиперборея, – коротко выдохнул Елисей, и все задумались.

Утро встретило тишиной и спокойствием. Широкая Свирь несла свои воды плавно и величественно. Она напомнила Геллеспонт – пролив, соединяющий Понт Эвксинский и Срединное море. Правда море, где погибла Гелла дочь бога ветра Эола и богини облаков Нефелы было пошире.

– Действительно в мелком море саму Сияющую не утопишь, – горько усмехнулся про себя Первозванный, мысленно переводя имя Геллы и вспомнив город на берегу Геллеспонта с названием Царьград и тех, кого там оставил, – А ведь неплохую сказку придумали. Кому надо поймет, что там утопили веру в Сияющее солнце. Эй, Лукомысл, – повернулся к товарищу, – А что значит Свирь?

– Это ты теперь у Елисея спрашивай, – ответил волхв, – В этих краях теперь он нам клубочек путеводный.

– Свирь – это просто Глубокая река, – спокойно ответил Елисей, – А земли эти пока еще не наши, это пока еще Скифия.

– Глубокая река…, – в раздумье повторил Андрей, – С берегов одной глубокой реки на стремнину другой…Такой значит путь.

Лодьи ходко шли по темно-синим водам Свири, плавно принесшим нас к широкой глади озера.

– Но вот и Онего-море, – пояснил Елисей.

– Страшное Онего, страховатое, – неожиданно добавил Сил, крепче взяв в руки кормило.

– Чего ж тебе Онегушко не угодило? – обидчиво спросил Елисей.

– А тем, что мертвая зыбь на нем вдруг нападает на корабельщика и губит его, – тотчас отозвался Сил.

– Плохого корабельщика, – огрызнулся гипербореец, – Коли не помор, неча по морю ходить!

Тем временем Онего, огромное как море наваливалось на них действительно страшное в своих скалистых берегах. Скалы его берегов то голые с причудливыми формами, то украшенные зубчатой каймой хвойных лесов, казались то зубами страшных чудищ, то гребнями диковинных драконов и змеев.

– На этих берегах до сих пор живут еще певцы былин, вопленицы, там, где шумят грандиозные водопады: Кивач, Пор-порог, Гирвас, – рассказывал Лукомысл, – Это последнее пристанище скальдов и баянов, гусляров и бандуристов.

– Ну а его, почему Онего кличут? – повернулся старший теперь к Елисею, но тот молча отвернулся в сторону раскинувшегося простора, как будто не слышал вопроса.

– Он не ответит, – сказал Сил вместо него, – Это такая седая старина, что людям этой земли запрещено говорить о ней.

– Когда-то давным-давно, – протяжно начал Лукомысл, – когда на этих землях жили древние воины и певцы. Когда здесь проходила дорога в Навь и рарожане – люди соколы могли пройти по этой дороге в оба конца, а не так как сейчас, только в один без возврата. Так вот, в те времена…, – все повернулись к рассказчику и даже Елисей, широко раскрыв глаза, удивленно слушал его, а тот продолжал, – Так вот, в те стародавние времена, на языке соколиного народа,… да впрочем, на языке всех народов Великой Гипербореи. А понимали его все, потому как это был язык воинов, не имевших поражений, и раздвигающих кончиком своей боевой секиры пределы мира. Было в этом языке слово «ОНЕ». Слово «ОНЕ» на языке этих воинов означало «те». Им они называли тех, кто пришел с самого севера, из самого потаенного места. На языке тех же воинов называлось оно, место потаенное – Туле. Так вот воины и маги, приходящие из Туле, то есть из «тайного места» именовались коротко «ОНЕ». Это были лучшие воины в подлунном мире. А слово «ГО» на их языке означало «Сияющие». Поэтому место, где они основали свой лагерь, стали называть ОНЕГО или Сияющие Те. Так рассказывают скальды и барды. А ты Сил, – он повернулся к кормчему, – правь строго на северную звезду, туда, где, по словам Бравлина, давшего нам совет на Валааме, лежит остров Кижи, на котором стоит капище воинскому богу Перуну… с тех самых пор стоит. Я правильно баял, Елисей? – Лукомысл повернулся к гиперборейцу.

– Так! – согласно кивнул тот, – А ты откель все так складно знаешь?

– А я, Елисеюшка, волхв Велесов, если ты еще помнишь это, – озорно ответил рассказчик, – А Велес он ведь не токмо скотский бог, но еще и Святобор, ваших медвежьих родов покровитель, – и тихо добавил, – И… Змей, вашим богам родный брат.

Но уже показался на горизонте остров, а на нем удивительный огромный костер. Костер этот полыхал в лучах заходящего солнца ярким малиновым светом, устремив к таким же малиновым небесам языки пламени. Андрей присмотрелся к костру.

– Что за чудо такое? Что за огонь? Пламя не колышется и стоит прямо как замороженное чародейской силой, – почти спросил это вслух, когда понял, что это не костер, а какой-то храм, – Ух ты! – вырвалось из груди.

– Да! – поскреб затылок стоящий рядом Лукомысл, – Слыхал я об этом чуде.… Но чтобы так…, – он крякнул, – Сильны волхвы!!!

Ночь накатывала на Онего-озеро. Не то чтобы ночь. Не было здесь, в этих краях ночи в теплые летние дни. Просто посерело все вокруг, как бы пеленой накрыло, да от воды туман вечерний поднялся. В этих сумерках, в зыбком помраке этом погас чародейский костер, и сразу стало ясно видна красная точка живого пляшущего костра-знича на высоком холме в центре острова. Приказ был править в бухту у подножья этого холма, а сам ватажник внимательней пригляделся к теперь нависшему серой громадой над водами озера чуду. С близкого расстояния было хорошо видно, что огромный костер, только что пылавший в лучах закатного солнца, был действительно храмом или каким другим строением, умело собранным из местных сосен, и представляющим собой круглое здание с множеством башен и башенок, создающих видимость языков пламени. Башни и крыши здания были крыты деревянной же черепицей, похожей на чешую диковинного животного или шкуру дракона. Да и сами своды крыш, ступенями взбегавшие по стенам храма, были причудливо изогнуты как бы колеблемые ветром, дувшим с севера.

Лодьи вошли в бухту и застыли не вдалеке от берега.

– Утром. Утром пойдем с хозяевами знакомиться, – помня о стычке с волхвами Перуна на Валааме, поостерегся старший, – Страже смотреть в оба!

Утром первыми пришли сами хозяева. Страж тихо тронул Андрея за плечо, показав на струг, качающийся у борта. В струге сидели три воина в таких же, как и на Валааме, черных плащах поверх белых рубах.

– Прилетели сороки, – не зло усмехнулся он, перегнулся через борт, – Здравы будете хозяева!

– И тебе того же, коли не шутишь, – откликнулся со струга старший, сделал паузу, – Куда путь держите?

– К вам в гости, гостинец передать и совет испросить,… коли не прогоните, – в тон ему ответили с лодьи.

– Смотря от кого гостинец и что за совет?

– Гостинец невеличка от Бравлина волхва, а совет не у тебя испрашивать, ты не дашь.

– Так ты Андрей помор, посыльный Девы Моря? – скорее уверился, чем спросил воин в струге, – Любомудры ждут.

Тогда гость спрыгнул в струг, жестом остановив товарищей, спешащих за мной.

– Ждите здесь, – сказал спокойно.

– Ты смел, – показывая на лавку в середине струга, похвалил воин.

– А ты прозорлив, или опять сороки на хвосте принесли?

– Сороки, сороки, – засмеялись в струге и налегли на весла.

Все поднялись к горящему зничу, у хорошо знакомого уже черного Алатырь-камня. Даже в серой мгле этой северной ночи различались черно-белые сороки, сидящие на огромном дереве у капища Перуну. Навстречу поднялся старый волхв.

Андрей протянул ему оберег из черного камня с двумя золотыми стрелами Перуна, блеснувшими в отсвете костра.

– Что ты ищешь богатырь? – спросил старик.

– А что сороки об этом не проболтались? – улыбнулся гость.

– Сороки болтают обо всем, – ответил улыбкой Перунов волхв и последний ледок в его глазах растаял, – Ищешь путь в Навь? Зачем? Да я знаю зачем. Волхвы Велеса признали тебя своим и дали тебе посох Святобора. Воины Зверя признают твое право командовать ими.

– Не все, – опять улыбнулся.

– Пока не все, – поправил его волхв, – Пока не все тебя знают, поэтому пока не все. И ты хочешь знать путь в Навь. А твоя госпожа тоже хочет знать этот путь? – он назвал Марию Магдалину так, как ее звали только самые близкие. «Наша госпожа».

– Нет! Этот путь хотят знать те, кто его потерял.

– Соколиный народ?! – то ли уточнил, то ли подтвердил волхв, – А ты?

– Я Ререг-Сокол, я теперь часть этого народа, и я хочу знать этот путь, что бы вернуть народу своему былую славу, – я сделал ударение на слове «своему».

– Мне нравится твой ответ и твоя честность. Но нельзя служить двум господам. Твоей госпоже и твоему народу.

– Я не раб, – вскинул голову гость, – Я не раб и у меня нет господ. Мария мне сестра, а народ мой – мои братья и сестры. В семье нет любимых и нелюбимых детей. Братьев и сестер не выбирают, их принимают такими, как они есть! И служат не каждому из них, а всей семье!

– Так ты еще и умен!!! – старик звонко рассмеялся, – Я слышал про Великого воина, который Великий чародей. Я слышал про Великого кудесника, который и Великий богатырь. Но теперь я вижу этого воина-чародея. Говорят, твои люди зовут тебя – Мастер?

– Так зовут всех, кто знает свое дело!

– Тогда ты Великий Мастер! Можно я буду звать тебя так? – и он опять рассмеялся, – А как же ты уложил моего ученика Бравлина? Моего лучшего ученика…

– Да так как-то…, – неожиданно засмущался Великий Мастер.

– Придется мне брать у тебя уроки. Хотя нет, я стар. Придется отдать тебе в ученики моих волхвов. Возьмешь? Они все-таки воины Перуна!

– Возьму. Надо почитать за честь иметь в своей дружине воинов Перуна.

– А правда ли ватажник, что свою дружину вы зовете Русь и в ней воины и чародеи, ремесленники и поморы, как одна семья?

– Да, любомудр, я говорил тебе у нас все братья и сестры. А вот Русью нас зовут другие. Мы же зовем себя братством.

– Братством, – старик опять по-молодому захохотал, – Как же братством? Когда я слыхал, что на ваших стругах закованные в брони сестры. Али не так?

– А ведь ты прав, – губы ватажника тоже тронула улыбка, – У нас в дружине есть и девы воины. Они поклоняются богине Лесов и имеют покровителем, так же как и воины многих мест – медведя. Их даже зовут враврониями – медвежьими девами. В бою они скидывают шкуру медведя, накинутую поверх своих броней и дерутся почти обнаженными, не боясь боли и не испытывая страха.

– Ты встретишь таких в Гиперборее, это Девы-змеи их зовут Нагайнами. Они опасней всех воинов Дракона. Ну да ладно, – он посерьезнел, – Ты ведь пришел не байки слушать. Ты хочешь, что бы я указал тебе путь в Навь. Извини Андрей, я этого не могу.

– Что? – Я удивленно вскинул голову.

– Я не могу, …но мы здесь стоим на границе Скифии и Гипербореи. Когда ты подплывали сюда, ты видел храм Дракона?

– Да!

– Завтра мы пойдем туда к волхвам Дракона. Они, если захотят, укажут тебе путь.

Дед перестал читать, пожевал губами, Гости сидели молча. Ждали, что он скажет. Он опять пожевал губами. Встал и куда-то ушел. На столе остывала чашка с жидким чаем. Вскоре он вернулся, неся в руках книгу в старом кожаном переплете.

– Так, так, – дед протянул руку взял чашку, отхлебнул чай, – похоже, продолжение здесь, – неожиданно сказал он, открыл книгу, безошибочно выбрал страницу и продолжил читать:

Еще солнце не успело заиграть своими сполохами на стенах нашего огромного деревянного костра, как старый Перунов волхв и незнакомец подошли к частоколу, огораживающему капище Дракона.

Навстречу им из-за остро оточенных кольев, высотой с человеческий рост, вышли мы суровые волхвы храма. Глядя на нас, кряжистых и спокойных, можно было подумать будто из леса вышли медведи оборотни. Светлые волосы были перехвачены широкими лентами с нанесенными на них рунами. На нас не было плащей только кожаные рубахи, подпоясанные ремнем из кожи змеи, такие же кожаные штаны, высокие сапоги и на руках голицы – боевые кожаные рукавицы. Если гиперборейцы были похожи на добрых увальней медведей, опасных только в ярости и боевом порыве, то мы – волхвы больше похожи на змей. Даже скорее на сыновей Змея, принявших людской облик. Опытным глазом воина, не различить, даже не угадать, всегда одетые под рубахи костяные латы. В руках у нас тогда ничего не было, только самый молодой опирался на тяжелую палицу.

– Каким ветром к нам занесло соседа, да еще и с гостем? – приветливо спросил старший из нас.

– Северным, мальчики, северным, – ехидно ответил старик, – Сиверко он ведь не только вас приносит.

– Пошто к нам? Нужда … али как?

– Не то чтобы нужда, а вот у него вопрос до вас, – волхв кивнул на незнакомца.

– Был бы вопрос, а ответ найдется, входите на двор, присядьте на пенек, в ногах правды нет, – мы расступились, давая проход на гульбище, широкую поляну вкруг удивительного деревянного костра.

– Чудной храм у вас, – издалека начал незнакомец.

– А чем он тебе чуден? – Змеиный служка наклонил голову к плечу, ожидая ответа.

– Больно на костер похож, – прямо ответил гость.

– Так он и есть костер, нашим заговором застывший, – в глазах нашего служки быстро промелькнула искорка смеха.

– Так вы тогда все заговорить можете, чего вы воду в камень не превратите? – искорка перепрыгнула в глаза гостя.

– А ты в наши края приезжай ближе к зиме там у нас вся вода камень, окромя большего моря-океана…

– Хватит вам друга-друга подначивать, – не зло оборвал нас Перунов волхв, – Объяснили бы гостю. Мол, оттого наша Храмина така – и оттого, а они, ишь, «заговором застыли»…

Мы Змеевы волхвы и Перуновы здесь были на равных. А старый волхв, по богатству лет, пользовался уважением и у тех и у других.

– Ты прав, – кивнул старику наш старший, – И ты прав, – повернулся он к незнакомцу. Храмина наша сделана как большой костер на капище. Когда солнце прячется в волны Онего-озера или встает из них, храмина наша пылает огнем небесным, показывая, что костер наш горит от самого солнечного света.

– А почему крыт он чешуей такой? – смелее задал вопрос гость.

– Потому как не простой тот костер, а самим Драконом подземным, самим Нагом из Нави, Змеем – духом огня, повелителем Нижнего мира, тот костер вздут и зажжен. Вот об этом и говорит чешуя на его стенах и скатах, да драконьи морды, смотрящие из-под той чешуи. Наш Хозяин опасен, красив и загадочен. Он стоит на страже входа в Навь из вашего мира – мира Яви. Стоит много лет. Там в Нави живут герои и нежить, те, кто не люди. Мы бережем дороги туда, потому как Хозяин наш доверил нам это тяжелое, но великое дело.

– Вот за этим и пришел я к вам, – тряхнул волосами гость, – укажите путь в Навь.

– Давно уже никто из людей не ходит в Навь, только как в одну сторону. Зачем ты укорачиваешь себе время пребывания среди людей. Мы слышали, что ты Великий воин. Мы знаем, что твое место в Нави среди героев. Но когда придет твое время, за тобой придут, чтобы провести тебя в эти врата.

– Вы не поняли меня Змеевы волхвы. Я хочу пройти к воротам Нави и вернуться, – гость увидел, как удивленно переглянулись кожаные люди, – Я хочу найти ту дорогу, какой ходило племя Сокола, я дал обещание волхвам Велеса, что найду утерянный рарожанами путь.

– У тебя хватит сил? – спросил наш старший.

– У тебя хватит знаний, – эхом поддержал его второй.

– У тебя хватит смелости? – в унисон спросил третий.

Только самый младший промолчал, перекатывая в широких ладонях пудовую палицу.

– Осилит дорогу идущий! – коротко ответил тот.

– Ума тебе не занимать. Пойдем, я расскажу тебе, как вам идти дальше, – старший встал и пошел в ворота Храма, – Если Зверь, – на ходу рассказывал он, – Бер, Медведь, Волк, Барс. У разных народов он свой. У твоих друзей новых и старых это Медведь-Бер. Так вот, если Зверь – это Хозяин смерти. Хозяин, который стоит у ворот в Навь со стороны людей, то Змей, Дракон – это хозяин Времени. Он лежит вокруг всего мира, кусая свой хвост. Он охраняет Дерево Жизни, которое растет через все три мира, уходя корнями в Навь, пронося свой ствол через Явь, людской мир, и раскинув свою зеленую крону в Прави, где живут только Боги. Вот там, у корней этого дерева, где бьет источник бессмертия, источник познания, источник отваги и доблести и лежит Дракон. Бог твоих друзей из Скифии Велес, одним своим лицом – Зверь, а вторым – Ящер-Змей. Он один из самых близких служителей Дракона, он проводник людей в Навь. Там за вратами живет дух огня, туда Боги солнца, прячут небесный огонь, когда уходят отдохнуть. Дракон, подобно всему миру, пробуждается весной и, скинув старые свои покровы, начинает жить новой жизнью, показывая всем, что ничто не уходит в никуда и если ты достоин, то снова вернешься в свой мир, скинув с себя груз своих ошибок.

– Так значит, он живет в огне?

– Нет, хотя и в огне тоже. Он живет в огне, и ты знаешь огненных Драконов. Ты же чародей и знаком с саламандрой – ящером огня?

– Конечно.

– Но он живет и в воде. Ты так же знаком с Китоврасом – Драконом воды?

– Да, я знаю о таком. И еще я знаю, что он требует жертв. Золота и девушек, – вспомнив об омуте Велеса, рядом с курганом Вещего Олега, добавил гость.

– Жертв и подарков требуют волхвы. Я верховный волхв Дракона, здесь на грани, у начала земли Гипербореи, Великой страны Беров – Зверей живу мирно и не требую жертв. Я Волот, я подобен самому Велесу, но я живу в дружбе со Святобором, – назвал он Велеса вторым Звериным именем, – потому, что он бог этой Земли. А потом, – он вдруг улыбнулся и лукаво сказал, – Это у них Солнечные боги мужчины, а у нас Солнце – Дева, и ездит по небу в солнечной ладье. У вас ведь тоже ваша дева ездит в ладье?

– Ну, скажем так, – улыбнулся в ответ спрашивающий, не понимая, куда гнет Волот.

– Вот поэтому мы в жертву девок и не берем. Зачем Деве девки? – он засмеялся и дружески хлопнул его по плечу, – Вы ведь тоже не берете? – посерьезнел, – Выдержат ли ваши девы-воины тяжелый путь?

– Выдержат Волот. Они воины.

– Тогда удачи вам. Я дам тебе рисунок, на нем ты увидишь весь путь. Но последний отрезок, на остров Вечности ты пойдешь только с самыми близкими тебе людьми, – он задумался, тихо добавил, – Я дам тебе в дружину Тура, того молодца с палицей. И еще, если будет совсем не в моготу, зови меня. В полный голос зови. Я приду, – он обнял Андрея, шепнул в ухо, – Подари мне стальную чешую, – громко добавил, – Там, на берегу уже Гиперборея. Гладкой вам дороги.

С первыми лучами солнца, зажегшими колдовской драконий костер, ватага гостей уходила к берегам Гипербореи. С берега махал им вслед волхвы Перуна и мы – Змеевы сыновья. Под кожаной рубахой Волота чуть позвякивала искусно сплетенная кольчуга, подарок этого странного чародея служителя Морской Девы.

– Это отрывок летописи, найденной на древнем капище, на острове Кижи, – пояснил старый профессор, – Мы предполагаем, там жили жрецы или волхвы до сего времени неизвестной нам веры. Судя по отрывку, они верили в Дракона. Нам было непонятно, о приходе кого писали они в летописи. Ваш кусок начинает прояснять картину. У вас есть продолжение или другие отрывки?

– А куда он едет? Об этом у вас предположения есть? – Антон смотрел на ученого, пытаясь понять, ЧТО они нашли.

Сразу в двух конторах, в различных точках мира, начальники «Отдела по контролю за электронными сетями информации» сообщили высшему руководству о том, что в результате зондирования и анализа сетевых потоков получено, то, что требует незамедлительного принятия решения.

Первым отреагировал руководитель Спецгруппы «Норд» в городе Ахене на западе Германии. Он доложил начальнику немецкой экономической разведки BND о тех выводах, к которым пришел отдел по последнему перехвату. Группа «Норд» входила в состав BND, по причине вечной тяги немцев к полному засекречиванию специфических подразделений, потому как ее работа к области экономики не имела ни малейшего отношения.

В свое время группа «Норд» была сформирована из специалистов, работавших в «Аненербе», и больше всего, а точнее все свое время и все свои силы тратила на стезе оккультного изучения Востока, а еще точнее Севера и Востока.

История их предтечи, самой организации Аненербе, была загадочна и полна тайн. Аненербе или в переводе с немецкого, «Наследие предков» было одной из самых необычных официальных организаций Третьего Рейха. Если же кратко изложить ее путь, то это будет выглядеть так. В аналитической справке яркая жизнь этого современного Ордена излагалась сухо и объективно.

Идеологическую основу Аненербе заложил Герман Вирт, издавший в 1928 году книгу «Происхождение человечества». Он доказывал, что у истоков человечества стоят две проторасы. Нордическая, духовная раса Севера, и гондваническая, охваченная низменными инстинктами, раса Юга. Вирт утверждал: «потомки этих древних рас рассеяны между различными современными народами». В 1933 году в Мюнхене прошла историческая выставка под названием «Ahnenerbe», что собственно и означает «Наследие предков». Ее организатором являлся все тот же профессор Герман Вирт. Среди экспонатов были древнейшие рунические и проторунические письмена. Давность некоторых из них Вирт оценивал в 12 тысяч лет. Их собирали в Палестине, пещерах Лабрадора, в Альпах – по всему свету.

Выставку Вирта посетил сам Гиммлер. Он был поражен «наглядностью» выводов о превосходстве нордической расы. К этому времени СС, вылупившаяся из маленьких охранных отрядов партии, переросла свою роль охранительницы вождей. Здесь уже пытались взять на себя функции защиты нордической расы в генетическом, духовном, а главное, в мистическом плане.

Однако для этого требовались особые знания. Их искали в прошлом. 10 июля 1935 года, по инициативе рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, расолога Рихарда Вальтера Даре, группенфюрера СС и исследователя древней германской истории, все того же вездесущего, Германа Вирта была основана Аненербе. Первоначально Аненербе позиционировалась как учебно-исседовательское общество по изучению германской духовной праистории. Штаб квартира располагалась в городе Вайшенфельд, земля Бавария.

Что же было основой их деятельности? Охотно вспоминали, в частности, легенду о дающей власть над миром чаше Грааля. В СС к этому относились не просто как к красивой легенде. Да и Гитлер допускал, что Грааль – это камень с руническими надписями. И они несут неискаженную, как в более поздних типах письма, мудрость прошлого. Забытые познания нечеловеческого происхождения. Те самые познания, к которым мечтали приникнуть люди в черной униформе. Позднее эсэсовцы предприняли активные поиски чаши Грааля. Их видели в замках катаров на Пиренеях. Руководил экспедицией Отто Ран, автор программной работы «Крестовый поход против Грааля» – о борьбе папского Рима против движения катаров.

Одно время пошли даже слухи, что экспедиции увенчались успехом. Однако они вроде бы не подтвердились, а штурмбанфюрер СС Отто Ран в 1938 году загадочно исчез.

Но вернёмся к Аненербе…

Первоначально организацию возглавили… вы уже догадались, … Герман Вирт и его заместитель профессор Фридрих Гильшер. Гильшер играл важную роль в выработке тайной доктрины, вне которой позиция следующего руководителя Аненербе, ученика Гильшера – Вольфрама Зиверса, как и позиция многих других нацистских вожаков, да и не только их, остается непонятной.

В конце 1935 года Герман Вирт подвергся домашнему аресту (Он провел под замком все время до конца войны) и с 1937 года председателем общества стал Генрих Гиммлер, куратором общества – ректор мюнхенского университета профессор Вальтер Вюрст, а генеральным секретарём, историк Вольфрам Зиверс.

Аненербе действовал столь успешно, что в январе 1939 года Гиммлер включил институт в состав СС, а его руководители вошли в личный штаб рейхсфюрера. В целях более тесной связи с военными нуждами рейха в Аненербе в 1940 году был создан «институт прикладных военных исследований», директором которого назначили того же штурмбанфюрера СС В. Зиверса.

Институт прикладных военных исследований слился с отделением энтомологии и институтом генетики растений. Институт имел массу факультетов или точнее отдельных организаций, а еще точнее отдельных направлений.

Отделением математики руководил – профессор Бозек. Ему помогали в работе 25 ассистентов из выдающихся заключённых концентрационного лагеря Ораниенбург. Проблемы ставились ВС, ВМФ, ВВС и Советом по научным исследованиям рейха.

Исследование пектрина проводил доктор Плетнер, штурбанфюрер СС и лектор Лейпцигского университета. Исследования сосредотачивались на применение пектрина и других ингредиентов для обеспечения свёртывания крови. Лаборатория находилась в Шлахтерсе на Констанцком озере.

Эксперименты по исследования рака проводил профессор Хирт из Тюрингского университета, член обычных СС и член партии. Хирту удалось, считается впервые, вывести раковую клетку, используя флюоресцентную микроскопию, и ему так же удалось уничтожить эту раковую клетку благодаря своему методу лечения.

Исследования проблем химической войны велись в сотрудничестве с профессором Брандтом – личным врачом Гитлера.

Эксперименты по влиянию на человека низких температур проводил доктор Зигмунд Рашер в больнице Швабингер, госпиталя в Мюнхене. Рашер был членом войск СС и штабным врачом германских ВВС. По его мнению, опыты по исследованию воздействия воздушных высот на летчиков давно застряли на мертвой точке и требовали для дальнейшего продвижения участия в них живых людей. И он их получил. Для проведения высотных экспериментов из Мюнхена в концлагерь Дахау были переброшены специальные барокамеры, откуда воздух выкачивался именно так, что моделировались реальные условия отсутствия кислорода и низкого давления, характерные для больших высот. Как стало известно на «Процессе врачей», через эти опыты прошли около 200 заключенных из Дахау. 80 из них умерли прямо в барокамере, выжившие были ликвидированы позднее, дабы не смогли рассказать о происходившем.

А вскоре доктор Рашер приступил к своим знаменитым «экспериментам по замораживанию». Теперь узников «испытывали» двумя способами: опускали в резервуар с ледяной водой или оставляли обнаженными на снегу на всю ночь.

Самый крепкий подопытный продержался в ледяной воде 100 минут, самый хилый – всего 53. Как только была составлена «фатальная таблица», доктор Рашер получил от Гиммлера новый приказ: научиться «замороженных» возвращать к жизни. Рейхсфюрер не сомневался, что доблестным немецким люфтваффе скоро придется совершать вынужденные посадки в водах Северного Ледовитого океана, приземляться на закованных льдами и трескучими морозами берегах Норвегии, Финляндии или Северной России.

Всего в экспериментах по «заморозке» было использовано 300 узников Дахау. 90 из них умерли в ходе опытов, часть «пациентов» сошла с ума, остальные были уничтожены.

По невыясненным причинам Рашер был отправлен в концентрационный лагерь Бухенвальд в 1944 году. Официальная версия они «прибегли к обману в истории с происхождением их детей».

В то же время, очевидно, что, как и при любом сравнении, выявлении достоинства одной расы перед другой не может осуществляться односторонне. Проводимое нацистами концепция «сверхчеловека», в первую очередь должна была доказать и продемонстрировать уникальные духовные, физические и интеллектуальные возможности и особенности «истинных арийцев».

В недрах той же Аненербе разрабатывалась так называемая «новая концепция воли» активно прорабатывалась в нескольких особо засекреченных военно-медицинских учреждениях, созданных на оккупированных территориях Советского Союза, где опытным путём выяснялись достоинства "сверхчеловека". Отправляясь отстаивать идеи мирового господства арийской расы, лучшие из лучших её представителей офицеров и солдат элитных воинских формирований Германии и родственных ей по духу и по крови государств, попадали на последний в их жизни полигон.

Фундамент идеологии фашизма был заложен секретными обществами задолго до возникновения нацистского государства, но активной силой это мировоззрение стало после поражения Германии в Первой мировой войне.

Именно в конце девятнадцатого века некто Теодор Хаген, настоятель бенедектианского монастыря в австрийском городе Ламбах, совершил длительное путешествие на Ближний Восток и Кавказ. Целью был поиск эзотерических знаний, которые использовались при создании самого ордена, но постепенно утратились.

Хаген привез огромное количество каких-то древних манускриптов. Содержание свитков осталось загадкой даже для братии. Известно только, что настоятель дал заказ местным мастерам сделать в аббатстве новые барельефы. Их основой стала свастика – древний языческий знак кругообразного вращения мира.

Интересное совпадение, и совпадение ли? Во времена появления свастики на стенах ламбахского монастыря в его церковном хоре пел один худенький мальчик. Звали его Адольф Шикльгрубер…

В то время не одни немцы или австрийцы топтали горные тропы Тибета.

Экспедиции из СССР, Англии имели не только государственные задания по внедрению агентуры и расширению сфер влияния. Только ли на одного бенедиктинского монаха тибетцы обратили свой взор? Загадка. Где-то там в это время бродили экспедиции Блюмкина, Рериха, организованные НКВД. Вряд ли они потерпели неудачу! Земные цели не манили ни их, ни тибетцев…

По некоторым данным, на исследования, проводимые в рамках Аненербе, Германия израсходовала средств больше, чем США на создание первой атомной бомбы. И трудно предположить, что это были затраты на пустые бредни.

Но Аненербе всё-таки было, в первую очередь – «Наследие предков». Гигантская подводная часть невидимая для большинства составляла основную работу этой организации, и эта часть была во многом связана с оккультизмом. Притом не просто с оккультизмом. Все исследования Аненербе независимо от их направления, работали на одну цель. Целью этой был легендарный «Путь в некуда».

Сгинув, после окончания Второй Мировой Войны и Нюренбергского процесса, вместе с Третьим Рейхом и приснопамятным СС, Аненербе дала жизнь многим тайным организациям, в том числе и спецгруппе «Норд».

Доклад руководителя спецгруппы «Норд» высшему руководству был краток: «Мы напали на след!».

В старом особняке в одном из московских переулков, на стол начальника легла папочка с одной пометкой «Срочно!!!». Он заглянул в нее и тут же снял трубку вертушки номер один. Самого секретного высшего телефона.

– Есть новости по проекту «Слон», – доложил он.

– Бери машину и мигом ко мне!

Черная Волга пролетела по центру такими проходными дворами, о существовании которых забыли даже дворники. Затем вылетела к Детскому Миру, завернула за серое огромное здание и остановилась. Поджарый мужчина в возрасте, но все еще сохраняющий спортивную форму уверенно открыл дверь и вошел в подъезд организации известной, наверное, в любой точке земного шара. Он был ее кадровый сотрудник и не скрывал этого. На День чекиста он надевал генеральскую форму с синими лампасами и целым иконостасом орденов и медалей. Даже пришествие перестройки и демократии не заставило его стыдиться своего прошлого и своих заслуг. Генерал бодро взбежал по ступеням прошел в лифт и вышел на этаже высшего руководства.

Вошел в приемную. Секретарша коротко бросила:

– Вас ждут, – открывая ему дверь.

– Здравствуй, здравствуй Геннадий Борисович! – вышел из-за стола хозяин кабинета, – Сколько лет, сколько зим. Садись. Говоришь, поймал за хвост синюю птицу?

– Здравия желаю товарищ генерал-полковник. Не поймал. Чуть-чуть увидел, как она мелькнула.

– И где?

– В Питере.

– У нас теперь все в Питере, – хохотнул старый чекист, – И кому считаешь надо это дело поручить?

– Кому и положено.

– Значит отделу имени Яши Блюмкина, – опять хохотнул начальник, – Да не смотри ты так на меня, это ты мне настроение поднял. Полвека гоняемся за этой неуловимой птицей и вот, надо же, выскочила.

– Тьфу, тьфу, тьфу, – сплюнул через левое плечо пришедший, – типун тебе на язык.

– Что ж ты такой суеверный стал, генерал? Так кому поручим?

– Мне. Я отдел по спецпроектам, наследник, как ты выразился, отдела имени Яши Блюмкина, «мистического» отдела ВЧК. Мне эту ниточку и тянуть.

– Как скажешь Гена, как скажешь. Смотри перед выслугой не сломай зубы на этом камешке. Тьфу, тьфу, тьфу. Ишь заразил и меня старого атеиста.

Большой генерал недаром назвал его отдел именем Блюмкина. За этим крылась целая история. Получив добро на операцию по разработке, как он выразился, синей птицы. Геннадий Борисович вернулся в свой кабинет в старом особняке и попросил принести ему материалы по Александру Барченко и чаю покрепче.

Получив и то и другое, он сел поуютней в кресло и открыл папку с грифом «Совершенно секретно».

На первой странице было аккуратно выведено каллиграфическим подчерком: «Дело о контрреволюционной деятельности организации «Единое трудовое братство». Вверху еще один штемпель, но красный, «Хранить вечно».

«Что вы знаете о вечности?», – вздохнул генерал и углубился в содержимое папки. Генерал знал ее почти на зубок, но решил освежить прошлое.

Ученый-авантюрист и писатель-фантаст Александр Васильевич Барченко до октябрьской революции 1917 года окончил классическую гимназию в Санкт-Петербурге, учился на медицинских факультетах в Казанском и Юрьевском (Тарту) университетах. Некоторое время служил в Министерстве финансов, а затем стал писателем. Занимался также хиромантией, телепатией и парапсихологией. Его труды попали в поле зрения ВЧК, когда начал формироваться оккультный отдел, и заинтересовали самого Феликса Дзержинского. Барченко был приглашен на работу в спецотдел ОГПУ, который возглавлял старый большевик, будущий создатель системы ГУЛАГа, Глеб Бокий. На исследования Барченко выделялись огромные по тем временам суммы, он получил от новых властей карт-бланш на неограниченный доступ к архивам и любой информации.

Под патронатом органов госбезопасности Александр Барченко вроде бы как искал следы… древних цивилизаций. Александр Васильевич занимался проблемами предыстории человечества. Не исключено, что Барченко мог соприкасаться с некими тайными источниками знаний, откуда черпал свои факты. У него была своя концепция развития мировой цивилизации. Этот псевдоученый считал, что человечество возникло на Севере, где царил Золотой век. Там были благоприятные климатические условия. Но где-то 9-12 тысяч лет тому назад все изменилось. Произошел космический катаклизм, вызвавший потопы. Тогда и случился массовый исход ариев (прапредков нынешних индоевропейцев) из районов, прилегающих к Кольскому полуострову, на Юг. Так погибли древние цивилизации.

Поиски тайн прошлого завершились для Барченко, впрочем, как и для его «шефа» Глеба Бокия трагически. Они оба стояли во главе масонской организации «Единое трудовое братство», созданной сразу после Октября. Эта организация включала в свой состав многих членов большевистской партии, чекистов и госслужащих. Понятное дело, что подобная «красная» ложа воспринималась как контрреволюционная. В мае 1937 года Александр Барченко был арестован. Его обвинили в шпионаже и террористической деятельности. Но с расстрелом не спешили. Почти год велось следствие. Ему дали возможность изложить на бумаге все результаты его поисков. При аресте у него изъяли и после приговора уничтожили все книги, рукописи и его главный труд «Введение в методику экспериментальных воздействий энергополя». Лишь 25 апреля 1938 года ученого приговорили к расстрелу и уже через 15 минут после приговора расстреляли.

Такова вкратце была история, изложенная в лежащем пред ним деле. Геннадий Борисович снял трубку:

– Анечка принесите мне все, что касается Барченко и его работы. Когда? Немедленно. И еще чаю, пожалуйста, и без сахара. Спасибо.

Он потер лоб, что-то не давало ему покоя. Он опять снял трубку:

– Анечка и все, что было в этом ключе у смежников. У немцев там, в Аненербе, у англичан. Спасибо.

Опять потер лоб, что-то он упустил? Вошла Анечка, строгая дама лет сорока, положила на стол стопку папок. Он взял верхнюю, начал читать. Анечка вышла, вернулась со стаканом чая в сталинском подстаканнике, поставила рядом со стопкой.

Генерал перебирал, протоколы, доносы, справки. Картина становилась яснее.

Еще в 1918-й году на квартиру к Александру Барченко с неожиданным визитом нагрянули будущий идеолог «евразийского движения» Лев Карсавин и молодой чекист Яков Блюмкин. Визитеры избрали объект посещения неспроста. В то время Барченко уже был известен своими магическими экспериментами и фантастическими книгами. О чем они говорили – загадка, но Александр Васильевич неожиданно «полюбил» советскую власть.

В 20-х годах он уже числился сотрудником Научно-технического отделения Всесоюзного совета народного хозяйства, которое возглавлял сам Железный Феликс. Но тем самым хозяйством Барченко не занимался. Он читал лекции по оккультизму для чекистов на Лубянке. Кроме этого Александр Васильевич организовывал экспедиции в районы, где наблюдались аномальные явления – в поисках секретов влияния на человеческую психику.

Первая экспедиция была снаряжена в 1921 году на Кольский полуостров. Барченко считал, что древние жители этих мест, гиперборейцы, умели расщеплять атомное ядро, использовали атомную энергию, открыли воздушное пространство и построили первые летательные аппараты. Единственными носителями памяти о древних людях были, по мнению ученого-чекиста, саамские шаманы, жившие на Кольском полуострове. Информацию о возможном местопребывании Гипербореи Барченко почерпнул из различных, как он говорил, масонских источников, как в России, так и за ее пределами.

Экспедиция была организована как бы по заданию института изучения мозга, а сам Барченко имел мандат, подписанный академиком Бехтеревым. Александр Васильевич был твердо уверен, что нашел подтверждения существования Гипербореи. Он якобы обнаружил таинственный лаз под землю. Местные жители боялись этого места и редко находился смельчак, который бы спускался по лазу вниз. Барченко попробовал и сделал вывод, что чувствовал на себе противодействие мистических сил. В 1922 году в окрестностях саамского Сайдозера Барченко обнаружил… древние пирамиды. Это место использовалось саамами в ритуальных целях. Сам факт, что посреди тайги могли существовать пирамиды, вызвал сенсацию.

Далее смутно излагалось, что планировалась экспедиция на Соловки. Однако понять с какой целью было трудно. Кто-то изъял все документы по этому вопросу.

Вдруг Барченко загорается идеей поездки на Тибет. Кто-то убедил его, что именно там находятся центры интеллектуальной культуры, которые сохранили остатки научных познаний доисторических эпох. Вот тут дорогу фантасту перешел не кто иной, как человек, втянувший самого ученого в органы ОГПУ, – Яков Блюмкин.

Для спецоперации на Тибете Александр Васильевич не подходил: он не был ученым, и не был шпионом. Блюмкин же имел очень большой опыт любой работы. Кстати, с идеей организации экспедиции на Тибет и в Индию выступил Глеб Бокий. Целью экспедиции было установление контактов с духовными учителями Востока. Поездка готовилась в особой секретности, а возглавлять ее должен был именно Барченко. Но случилось не так. Яков Блюмкин, переодевшись монгольским ламой, проник в труднодоступные районы Тибета под прикрытием экспедиции Николая Рериха.

Ход этому делу не дали, как излагалось в документах по ряду причин.

Во-первых, в случае успешного проведения экспедиции Глеб Бокий мог бы очень серьезно подняться по служебной лестнице. А это многих не устраивало. Дело в том, что оккультный отдел ОГПУ занимался еще и «прослушкой» разговоров партийных деятелей, а также внутренним шпионажем. У Бокия была сверхсекретная «Черная книга», в которой был собран компромат на очень многих партийцев. Допустить единовластие такого человека было бы большой ошибкой.

Во-вторых, приблизительно в это же время дорожку на Тибет проложили немцы. Профессор Карл Хаусхоффер, ставший впоследствии одним из руководителей «Общества Туле», мистической организации, в которую входили многие деятели нацизма, практически с похожей целью также посетил Тибет. Для немцев русские экспедиции были крайне нежелательными. Интересно, что уже в 30-х годах оккультное бюро СС «Аненербе» организовало к ламам еще несколько экспедиций. Оккультисты считали, что тот, кто владеет Тибетом, «сердцем мира», тот владеет и всем миром.

В общем, из секретного отдела Бокия произошла утечка информации. Дело в том, что Александр Барченко был масоном. До революции он, якобы, принадлежал к ложе розенкрейцеров. Эта ложа была весьма пестра по своему составу. В нее входили люди, искавшие разгадку тайн бытия, в том числе и основатель Восточного Ордена Тамплиеров Алистер Кроули, именовавший себя не иначе как «Зверь Апокалипсиса». Кто же и зачем слил информацию в Германию, и зачем началась гонка за Тибет?

Генерал читал дальше.

Первой жертвой наступления на оккультизм и его «героев» в СССР стал Яков Блюмкин. За связи с Львом Троцким его в 1929 году расстреляли. Спецотдел Глеба Бокия еще некоторое время продолжал успешно работать, но меч уже был занесен. В 1926 году по личному указанию Дзержинского Барченко организовал экспедицию в Крым. Целью крымской поездки ученых были поиски входа в древние города покинутых цивилизаций.

В 1927 году Барченко столкнулся с отшельником из глухих костромских лесов Михаилом Кругловым. Тот, под видом юродивого, проник в Москву и встретился там с Александром Васильевичем. Круглов проповедовал на площадях, за что неоднократно ссылался в сумасшедший дом. Рассказ костромского отшельника, а также его владение навыками древней письменности, убедили Барченко в том, что традиции забытых цивилизаций хранятся не на Тибете и не в Крыму, а в русской глубинке. А еще через два года Барченко предпринял экспедицию на Алтай, где также зафиксировал немало интересного. Он начинает искать на Кольском полуострове камень с Ориона очень похожий на таинственный камень Грааль. Приходит к выводу, что кто-то использовал его знания и его записи и уже открыл то, что он искал.

В мае 1937 года был арестован Бокий и в ноябре этого же года расстрелян. Приказ об этом поступает от Сталина. Сам «вождь» имел непревзойденное влияние на людей, и не был профаном, которого легко обвести вокруг пальца. Спецотдел был ликвидирован, материалы секретных исследований были изъяты и вскоре исчезли. Генерал отодвинул материалы. За окном было далеко за полночь. Он понял, то, что искал сейчас он, они не нашли. Ни они, ни немцы, ни англичане. Только сегодня мелькнул призрак этого нечто.

То, что кто-то активно и не безрезультатно направил все разведки, всех стран мира по ложному следу в Тибет, было ясно. И этот кто-то направил их туда очень вовремя, когда они шли правильным путем и почти уже были у цели, и выиграл время. Значит, кто-то контролировал весь ход поисков, и это тоже было ясно.

Только одна мысль не давала ему покоя. Кто был так силен, что смог уничтожить все тех, кто подошел вплотную к тайне? Везде, по всему миру. Кто?

Стоит ли перед пенсией совать голову в петлю? Он задумался. Затем, приняв какое-то решение, Геннадий Борисович решительно подвинул к себе новую папку и размашисто написал «Операция Синяя птица», и подчеркнул красным.

– А он молодые люди, по моему разумению едет, на тот свет, – хитро глянув на собеседников, ответил профессор, – Он, этот неизвестно кто, ищет пути в потусторонний мир. А это дело страшное. Там ведь нет понятия смерти и жизни, добра и зла. Там ведь все не так…

Когда дед закончил объяснять, Антон почувствовал в душе какой-то осадок, а во рту ощущение, как будто он нажевался мела. Это было не от рассказа старого профессора. Это было ощущение опасности. Антон знал это с детства. Природа дала ему такой дар, чувствовать опасность нутром. Он извинился, отозвал Павла.

– Паш, ты извини, тикать надо. Нам тикать и Маринку с собой забирать.

– Ты это серьезно? А ее-то зачем?

– Я когда-нибудь врал? Она ж нас сдаст, когда ее тряхнут. А потом жаль малыша…

– Куда? В Москву?

– Лучше где-нибудь на даче под Москвой осесть.

– Ладно, ползи на хату. Звони Жорику, пусть организует нам машину. А я беру Маринку и к тебе.

Звонок мобильника ударил как набат.

Береженого Бог бережет…

Книга Премудрости Соломона. Глава 8. Стих 8. Если кто желает большой опытности, мудрость знает давнопрошедшее и угадывает будущее, знает тонкости слов и разрешение загадок, предузнает знамения и чудеса и последствия лет и времен.

– Вы там не обижаете девочку? – проурчал голос в телефоне.

– Айно!

– Ну, вот богатой мне уже не быть, – было видно, как мобильник надул губки.

– Машина, – шепнул Паша.

– Не обижаем валькирия, не обижаем. А скажи, Айно, – Антон сразу брал быка за рога, – У кого-нибудь можно было бы взять тачку под залог? В Москву смотаться.

– У меня.

– У тебя? Пауза затягивалась.

– У меня, у меня.

– А что за тачка? И каков залог?

– Тачка – Мерс, а залога не надо….

– Что?!!!

– Я сама собиралась в Москву. Я вас довезу. Когда заехать?

– Через час!!!

– Ждите!

– Чего ты расцвел как нарцисс? – настороженно спросил Павел.

– Мы едем на Айно. Хватай Маринку. Звони Жорику и спроси, где оставить ключ.

– Ладно, – Павел повернулся к входящей Марине, – Марина собирайся. Ты увольняешься, берешь отпуск, уходишь в декрет, улетаешь на Марс,…но через десять минут тебя здесь нет…и нас тоже, – она открывала рот как рыба на песке, а он продолжал, – Этот старый хрыч, твой главный шеф? – дождался положительного кивка, – Тащи его сюда.

Пришедшему профессору Павел и Антон что-то зашептали в два уха, вкладывая в карман увесистый конверт. Он согласно кивнул. Они схватили Марину под локотки, и через десять минут их действительно не было в библиотеке. Только вслед им шелестело.

– Ах, молодость, молодость. Мне бы сбросить лет семьдесят, я б также уводил девчонок прямо с работы, как кобылок из стойла. Таки они ведь ее и уболтают на поездку на Онегу. Такие могут. Ах, Мариночка, детка. Молодец! – заключил он, – не век же киснуть в этой пыли!

На улице их ждал новенький Мерседес, за рулем которого сидела упакованная в кожу от головы до пят Айно. Все прыгнули в машину. Через пять минут Антон грузил вещи в багажник, вынося их через хитрый проходной подъезд, а Павел говорил с Жориком, пытаясь объяснить ситуацию. Трубка сначала молчала в ответ, потом размерено сказала.

– Братаны вас уже шукают по Питеру какие-то фраера. Так что меня не ждите. На выезде, на Московском шоссе увидите мой танк, подгребете к нему. Все.

Мобилу выбросьте в окно машины, когда будете канал переезжать. Она хвост приведет. Все. Еще через десять минут Мерин фыркнул и рванул с места. На ходу Павел, успел шепнуть Антону.

– Тебе твое нутро опасность не предсказывает?

– А что?

– Больно уж Айно ко двору подвернулась и вовремя, и с машиной.

– Кривая вывезет! – махнул рукой Антон.

На выезде они увидели лощеный Лексус издалека. За рулем был один Жорик. Он встал грамотно. Площадка была голая, как коленка и местность просматривалась во все стороны километра на полтора. Айно лихо подрулила почти вплотную. Жорик открыл дверь.

– Давайте ключи пацаны.

– Спасибо Георгий. За все спасибо. А больше за то, что не сдал, – вырвалось у Павла.

– Меня Зюзя учил в детстве, что бить противника по рассеченной брови – это паскудство. Удачи вам пацаны. Будете в Питере, найдете. Я вам всегда рад. Даже если у вас на хвосте все легавые мира. Приму. Не пуха вам…

– Обнимемся братан, – Антон обнял Жорика.

– Павел, ты пупсика этого не обижай. А ты Маринка наш город не бросай. Я тебя тут в обиду, маленькую, не дам. Айно, – Жорик глянул в машину, – Классная ты девчонка. Жаль не моя, – он протянул сверток, – Подарок. Тебе понравится. Я знаю…

Она развернула сверток. Там лежал старинный кинжал викингов. Извилистое, пламенеющее лезвие и рукоятка в виде змеи. Айно выскочила из машины, поцеловала Жорика прямо в губы.

– Спасибо Егор!!! От всей души спасибо!!! Ты даже не знаешь, как ты угадал!

– Рад, что угодил. Да за такой поцелуй…. Жду ребятки. Гоните. Хвост по пятам идет. Гоните, – он наклонился и тихо шепнул Антону, кладя ему в руку ключ, – Слушай хитрован. Ты тут самый ловкий. Это ключ от хаты в Старой Ладоге, ее не знает никто. Это мое логово. Сховайтесь там. Уходите проселками. Спросишь на почте у Лены, где дом Георгия, отведет. На ключе мой знак, покажешь братве, не тронут. Пока.

Машины как в плохом боевике разом тронулись с места и разбежались. Постовой гаишник вздохнул с облегчением: «Еще одна разборка кончилась без стрельбы».

В кабинет вице-президента Гуманитарного фонда проскользнул незаметный человечек. Здесь уже давно не доверяли, ни электронной почте, ни, тем более, телефонам и факсам. Человечек был приспособлен для таких дел. Он был незаметен.

– Вам сообщение, брат Христофор, – потупив взор, обратился он к хозяину кабинета.

– Я весь внимание. Говорите брат, здесь можно.

– От наших людей поступили сведения, – он воспроизводил текст, как диктофон. Седовласый брат Христофор, прикрыв глаза рукой, внимательно слушал, не записывая. Долгие годы научили их организацию не полагаться в секретных делах на бумагу, магнитофонную запись или на любой другой материальный носитель. Да живой носитель тоже может выдать тайну, если слаб телом и духом,…но это все равно надежней.

Из информации гонца он понял, что следы, потерянные на Валааме, найдены в Санкт-Петербурге. Что информация все-таки вылетела в открытую дверцу клетки, и была тут же поймана теми, кто давно и терпеливо сидел в засаде. Про себя отметил. Первое, это то, что они совершенно правильно не доверяют электронным носителям, потому как информацию выловили среди потока компьютерных сведений, в частности просто из запроса библиотеки на материал по интересующей всех теме. Второе, что их противники достойны внимания и уважения, и по технической оснащенности, и по скорости реакции. Он вздохнул. Было бы глупо ожидать чего-то другого от таких организаций, как Аненербе и ФСБ. Третье, его очень смущало, что за всем этим, если доверять собственной интуиции, маячила еще одна тень, и он не мог понять чья?

Глава специальной миссии Общества Иисуса, или, проще говоря, иезуитов, отпустил гонца и опять задумался. Он уже дал указание питерским братьям начать поиски. Но мысли его возвращались к невеселой теме. Да, их братья в недрах тех организаций, которые сейчас противостоят им, вовремя передали сведения о находке, да, они идут по следу почти наравне с ищейками этих организаций, но нюх подсказывал ему, что кто-то опередил их всех. Он уже распорядился включить все возможности, для того чтобы притормозить противников, конкурентов, как любят выражаться сейчас. Иезуит невесело улыбнулся. У нас будет недобросовестная конкуренция. Однако, как можно бороться с тенью. Главный его соперник был просто неразличим во мраке. Он вспомнил девиз тайной организации ФЕМА, страшной полиции орденских братьев тевтонов. «Путь наш во мраке!». Но это были не они. Этот противник был искусней и страшней.

Брат Христофор потер лоб. Все колесики огромной и отлаженной машины ордена иезуитов крутились, все приказы отданы, и все винтики и шестеренки работают. Теперь нужно уповать только на волю господа.

В комнате старого московского особняка зазвонил телефон. Хозяин снял трубку.

– Здравия желаю, товарищ генерал!

– Докладывай не кукарекай. Докладывай коротко, и сразу по сути.

– По сути. Упустили.

– Как?

– Так вот. В Публичке в бюро пропусков паспортные данные взяли. МВД сейчас пересылает объективки к вам на факс.

– Уже получил. Дальше, – перебирал он бумаги, вглядываясь в фото молодых людей.

– Но здесь их нет, – голос, опережая вопрос, продолжил, – и той, что им пропуска заказывала, тоже нет. Объективка выслана факсом.

– А она-то где? – он порылся, взял еще один листок. На него смотрела с фотографии маленькая девочка со вздернутым носиком. Прочитал, – Марина, – спросил в трубку, – И где эта пигалица?

– Разговор с ее начальством, дал информацию, что она взяла отпуск, в счет неиспользованного за два года, и уехала…

– Куда? – чуть повысил голос генерал.

– На Онегу, по данным блиц опроса. По данным того же блиц опроса сотрудников выяснилось, что фигуранты интересовались материалами экспедиции на Кижи и сами показали копии документа.

– Что за документ?

– Краткое изложение документа со слов профессора Альтмана, который давал по нему консультацию выслано вам факсом.

– Так вижу,…ждите…, – Геннадий Борисович пододвинул себе три листика бумаги, пробежал по ним глазами. Тяжело вздохнул, прочитал внимательно. Это было то, что они искали, – Ищите их. Ищите хоть под землей. По городу пошарьте.

– Шарили товарищ генерал. Привез их с Валаама некто Георгий Михайлович Пономорев, в криминальных кругах известный, как Жорик Кувалда. В настоящее время хозяин сети музыкальных и танцевальных клубов в городе Санкт-Петербург. Объективка выслана факсом. Привез на собственной яхте. При контакте и беседе пояснил, что взял попутчиков. В городе встречался с ними два раза, показывал ночной Питер. Где жили, не знает, куда делись, не знает. Похоже, не врет.

– Трясите его как грушу. Что у него кроме борделей есть?

– Много чего…

– Что у него есть не в Питере?

– Дача в Крюково, яхт клуб в Стрельне, домик в Финляндии.

– Все проверить. Границу закрыть.

– Может МВД запрос дать…

– И план Перехват устроить или Вулкан! Вы где работаете! – голос его понизился до шепота, – Вы в угрозыске работаете? Или в спецотделе? Вам надо объяснять, что на ваш шум слетится полмира!? Ищите… и докладывать каждый час. Они ж не сквозь землю провалились.

Генерал положил трубку. «А ведь могли, и провалится», – неожиданно подумал он. Тьфу, тьфу, тьфу, – сплюнул он. Кто-то обыгрывает его на полхода. Кто?

– Анечка, – позвал он, – Принесите материалы по всем делам вокруг Блюмкина и Барченко, – задумался, – и Бокия тоже.

Спецгруппа «Норд» пошла на расконсервацию двух агентов на территории России. Дело требовало того. Оба получили шифровки и занялись поиском непонятных людей, получивших пропуска в Публичную библиотеку вчера. Все данные о них были сняты с компьютера Бюро пропусков в течении минуты. С компьютера запрашиваемых материалов был снят сделанный в это время заказ из отдела рукописей. Все было ясно. По информационным каналам МВД, агентура получила все данные на двух молодых людей, получивших пропуска в это время, сотрудницу библиотеки, заказавшую им пропуска, и начальника отдела рукописей, дававшего им консультацию. Однако далее бег замедлился. Оба объекта оказались москвичами, и адреса проживания их в Санкт-Петербурге установить не удалось. Младший научный сотрудник, оказывавший им содействие, числилась с сегодняшнего дня в отпуске и по месту проживания не наблюдалась. Профессор, работавший с приезжими, опять же с сегодняшнего дня, лег на диспансеризацию в госпиталь Военно-морского Флота в закрытую зону. Агентура доложила наверх и получила приказ. Ищите!

* * *

Мерседес уносил компанию от города на Неве в сторону столицы нашей Родины. Не успели они проскочить Колпино, как Антон спокойно, но твердо сказал:

– Айно кошечка, крути влево на проселок.

– Зачем? – удивилась девушка.

– Крути. И так же проселками гони в Старую Ладогу, – чтобы на него не смотрели как на клиента психушки, он пояснил, – За нами хвост. Я не знаю, что мы сделали, или что мы не сделали, но похоже нас пасут по крупному. И пока я не пойму почему, лучше нам сидеть в логове. Гони.

– Ясно, – ответила валькирия, будто ей приходилось всю жизнь жить, как подпольщице или тайному агенту всех разведок мира.

У Старой Ладоги они были к вечеру. Антон вышел у въезда в поселок, махнул им, что бы загнали машину в боковой проезд, а сам пошел к почте. Легкой походкой бездельника вошел в маленький зал, глянул на табличку у окошка, прочитал «Елена…

– Вас Лена зовут? – строя глазки, спросил он.

– Лена, – устало ответила девчушка за стойкой.

– Я от Георгия, – наклонившись, шепнул он.

– Подожди на улице, а лучше у магазина, – быстро ответила Лена.

Через пять минут к нему подкатила красная шестерка с Леной за рулем. Ничего не спрашивая, девушка открыла дверку, подождала, когда он сядет, и поехала. Машина выехала за поселок, доехала до моста через Волхов, переехала на другую сторону и свернула на бетонку. Через минут двадцать остановилась, как раз напротив церкви в Старой Ладоге, но уже на другом берегу.

– Вон видишь, – впервые за всю дорогу заговорила Лена, – Вон, на берегу дом под зеленой крышей. Тот, что за двухметровым забором. Тебе туда. Осторожно, там собаки как медведи. У калитки звонок.

– Спасибо тебе, – повернулся к ней Антон.

– Не за что. Работа такая. Иди.

Шестерка, кашляя, отъехала. Антон краем глаза уловил Мерседес с потушенными фарами, стоявший под деревьями. Значит, успели прицепиться ребятки, молодцы, – отметил он, и уверенно пошел к калитке.

На звонок вышел типичный бык в спортивном костюме и кроссовках, осмотрел презрительно с ног до головы, лениво бросил:

– Хозяев дома нет.

– Старшего позови, – сквозь зубы сказал Антон.

– Чего?

– Чего слышал.

– Ну, смотри, – пригрозил бык, захлопнул калитку и пропал.

– Чего шумишь? – в проеме калитки стоял вполне нормальный парень.

– Открывай ворота, – Антон протянул брелок.

– Дай-ка, – парень покрутил брелок, вернул, – Один и пешком?

– Вчетвером и на Мерине, – в тон ему ответил Антон.

– Давай своих, – парень обернулся и свистнул, ворота начали разъезжаться, – Меня Всеволод зовут, можно просто Сева, – протягивая руку, просто сказал парень.

– Антон, – пожал ему руку гость и пошел за машиной.

Команда начала выгружаться. А в гостевом домике Всеволод собрал бригаду.

– Ребятки, – Сева был всегда мягок, вкрадчив и потому боялись его панически, – Ребятки у нас гости. Я так вижу они хоть и с телками, но не просто жучки. Это деловые. Мазовые. Вам пояснить?

– Обижаешь начальник.

– Раз не надо каждый из вас должен понять. Все. Курорт окончен. Всю территорию под контроль. Топтунов, коли появятся, мочить сразу. Обо всем подозрительном лично мне. Собак в периметр круглосуточно. На участке не появляться. К телкам не дай вам бог приставать!

– Обижаешь начальник, – опять прогудело из глубины комнаты.

– Обед, завтрак, ужин, баня, бар…. Все поняли?

– Обижаешь…

К тому времени, как вещи были перенесены, в гостиной появился Сева.

– Антон, – он обращался к тому, кого знал, – Баня истоплена. Накрыть ужин в бане или в столовой? Комнаты делите, как хотите. На верху шесть спален. Есть вопросы?

– Сева, – Антон отвел его в сторону, – Ужин – в баню. И есть деликатный вопрос, – он как всегда взял быка за рога, – Паспорта? Сколько будет стоить?

– Ксивы? – собеседник дождался ответного кивка, продолжил, – В этом отеле все включено. Общегражданские? Или еще загранпаспорта и права, то есть все в комплекте?

– Комплект.

– Имена новые или чуть подкорректируем те, что есть? Полностью менять не советую спалитесь. Кто-нибудь окликнет старым именем, начнете башкой крутить… и спалитесь. Старый прием.

– Сам смотри. Спецу виднее.

– Фоткаться будете до бани или после.

– Сейчас.

– Размещайтесь. А я за фотиком.

– И еще, – Антон дал ему конверт, – тут кредитки, деньги с них сбрось на новые счета и сделай кредитки на новые имена. Процент тебе.

– В нашем отеле все услуги уже включены в счет, – улыбнулся хозяин отеля.

Быстро разнесли вещички по комнатам. Девочки навели марафет. Сева пришел, щелкнул затвором, как заправский папарацци. Уходя, сделал ручкой, пожелав приятного вечера. На пороге шепнул Антону:

– Завтра к обеду будут ксивы. До обеда сидите как мыши. Легкого пара.

Баня стояла прямо в реке на сваях. С берега на веранду идущую вокруг всего сруба, вели мостки, потом дверь вела в каминный зал, с огромным столом и креслами качалками. Из зала в коридорчик, а оттуда россыпью в раздевалку, душевую и две топки: финскую и русскую. Из обеих топок мостки выходили в купальню, отгороженную от реки глухим забором.

Ужин был накрыт в каминном зале. Стандартный банный ужин с поросенком, икрой, пивом и водкой.

Айно увлекла за собой Марину и нырнула в раздевалку, а оттуда прямо в русскую парную. Пока ребята раздевались и выбирали веники, обе выскочили распаренные в простынях и сели пить пиво. На второй заход Айно прихватила можжевеловый веник и опять, не дав опомниться парням, утащила Марину. Антон налил себе пива в кружку вышел на веранду. Мимо него промелькнули два голых девичьих тела и плюхнулись в воду. Сквозь прозрачный поток он увидел плывущую нимфу. Вокруг ее белого тела извивалась сине-красная змея. Айно перевернулась в воде на спину, и он увидел, что змея, опоясав ее по талии, положила голову с высунуты жалом прямо на девичью высокую грудь. Антон оторвался от завораживающего зрелища вошел в зал, плеснул себе водки, залпом выпил и нырнул в парную, где с силой захлестал веником. Через десять минут, размякнув и исходя паром, он развалился в кресле, потягивая пиво.

– Похоже Паша, мы на время ушли из большого секса, – лениво сказал он, спокойно смотря на распаренных Айно и Марину.

– Это почему? – удивился Павел.

– Потому как избыток адреналина может сказаться на сердечной недостаточности, – мудро изрек Антон.

– Антош, – пискнула Марина, – Ложись на топчан, я тебе массаж сделаю.

– Ложись, ложись, – поддержал ее Павел, глядя на ошалевшего от такого предложения друга, – Она это умеет. Мало того, что мастер спорта по художественной гимнастике, она еще в Таиланде, когда мы там с ней были, уроки тайского массажа брала. Эротического, – загадочно закончил он.

– Ну, массаж так массаж, – скидывая простыню и ложась на топчан, согласился Антон, – Хоть так.

– А я тебя олигарх попарю, – вставая, сказала Айно и пошла в парную, помахивая двумя вениками.

Еще через полчаса оба друга уже не чувствовали себя. Марина действительно была классная массажистка, а Айно, не менее классная, банщица. И тот и другой уже не думали ни о сексе, ни об усталости. Даже кружка с пивом и та выскальзывала у них из рук. Девушки засмеялись и убежали опять в парную.

– Ну что, бывший гигант большого секса, пора поесть и на боковую? – поинтересовался Антон.

– Я согласен с предыдущим оратором, – поднял руку Павел.

К обеду следующего дня чистые, выспавшиеся и забывшие все невзгоды гости вышли бодро. Сева отозвал Антона в сторону.

– Вот. Он выложил документы. Тут паспорта. У вас с приятелем прописка в Черняховске, Калининградской области. У карелки в Петрозаводске, а у черненькой в Мурманске. Имена и фамилии сами прочтете и выучите. Вот загранпаспорта. В них Шенгенская виза многоразовая. Вот права на вождение. Вот доверенность на машину. Свой Мерин оставите здесь в гараже. Возьмете наш Гранд Чероки. На нем номера калининградские и транзит через Литву. Вот страховки и Грин-карт. Что еще? Ага, кредитки, – он уважительно посмотрел на делового, вспомнив какую сумму они перегоняли с их счетов, – Теперь последнее. Вот ваши удостоверения «Пресса». Вы теперь телевидение города Черняховск, вот командировочные удостоверения. Пожалуй, все. Если что забыл, завтра донесу. По нашим данным в розыске вас нет. Но ходят слухи, что зашевелились федералы большого папы. Но не те, что ловят шпионов, а круче. Большие вы птицы, судя по всему, Андрюха.

– Кто?

– Ты теперь по паспорту Андрей. Привыкай. Ладно, отдыхайте. Сегодня куда поедите?

– В Старую Ладогу.

– Можно. Ленке привет, …но тихо.

Айно и по новому паспорту осталась Айно. Марина стала Марией. Павел поменял только отчество.

Геннадий Борисович обдумывал, где и что они упустили, не досчитали, не додумали. Снял трубку.

– Анечка, соедините с финансистами. Спасибо. Кто у телефона? Алеша. Вы там проверили, у наших подопечных денежки водятся? Что значит водились?

– Так сняли они их товарищ генерал.

– Когда?

– Ночью и сняли.

– Как ночью? Ты меня Алешенька старого не дури. Ночью банки больше трех копеек не снимут. А я так понимаю, у них не три копейки были? – он услышал ответ, – Сколько? И ночью сняли?!!!

– Так страна наша огромная. Это у нас ночь. А во Владике уже банковский день в полный рост.

– Ты мне хочешь сказать, что они во Владике их сняли?

– А они их не сняли. Он их перевели, притом в Магаданском отделении и в фирму в Дагестане. Там фирма их утром получила и обналичила…

– Все? Все обналичила!!!?

– Все.

– А фирма где?

– Лопнула товарищ генерал. Да ее и не было. Типичная матрешка.

– Спасибо тебе Лешенька, – он смягчил тон, – Правда, спасибо. Ты тут не причем, – он повесил трубку, – Вот я старый дурак. Как же я со счетами лопухнулся. Хотя…. Вот это мальчики. Гении. Да нет…. Кто-то за ними стоит. Кто? Кто ж меня опережает в каждом шаге на один ход? Думай генерал. Думай. Картуз куплю, – он опять снял трубку, – Анечка архивы Аненербе, по операции Норд. Срочно, – подумал, – И списочный состав самых приближенных к руководству сотрудников. Да, Аненербе, – сделал паузу и уверенно добавил, – и 13 отдела ВЧК-ОГПУ, – после второй паузы сказал спокойно, – И не забудьте то, что я просил вчера. По Глебу Бокию.

* * *

Антон пошел готовить нового их железного коня, а Павел вышел на балкон второго этажа. Прямо перед ним, на той стороне Волхова каменной громадой высилась крепость Старой Ладоги. Чуть ниже по течению выстроились несколько курганов, напомнивших Павлу пирамиды древнего Египта. «Странный, какой ландшафт», – подумал он. Вообще Павел, как человек технический, мало интересовался гуманитарными науками, в том числе, конечно же историей. Он потянулся лениво. Река медленно текла, неся свои воды в Ладожское озеро. Там, как он читал в одном наукообразном журнале, была древняя страна Гиперборея. А что там писали про эту страну, он забыл. Павел опять потянулся, и вдруг у него в голове что-то щелкнуло, и он действительно увидел корабли, плывущие по глади огромного озера или моря.

По курсу был виден приближающийся берег. Начиналась земля Гиперборея – земля Великого Медведя, Великого Зверя. Перед взором Андрея озеро Онего сужалось до ширины залива, длинного и тихого, плавно перетекающего в лесную широкую реку. Он глянул на белое полотнище с нанесенным на него загадочным рисунком. Синие водные пути, как тонкая паутина легли на белое поле. На тонкие синие паутинки рек и проток были нанизаны такие же синие бусинки озер, озерков, проталин и огромных озер, более похожих на моря. Среди всей этой сине-голубой россыпи ярко-красной нитью был обозначен путь к далекому северному морю, а по нему к острову Блаженных.

Андрей подошел к Елисею, протянул ему намотанный на две резные скалки свиток.

– Ух, ты! – растерялся, обычно невозмутимый берсерк, – Это ж хоженец Змеевых деток! Неужто дали?!

– Дали, дали братка, глянь, так ли правим?

– Дай, погляну, – он бережно взял свиток, повертел перед глазами, – Так идем ватажник. Вот Онего кончилось, теперь протоками в Выг-озеро пойдем. На ночь надо тут на протоке вставать.

– На ночь надо в Велесово озеро идти, – вставил Сил, – Я пока еще эти места знаю. Протоку пройдем, а там Волос-озеро. Чуть пробежим и на островах встанем. Да вот у Лукомысла спросите. Там по слухам капище Велесовых волхвов. Примут как родных.

– Так, так, – закивал, подходя Лукомысл, – Правда, тут Велес больше Святобор, больше медвежий бог, но все равно наш Велес. И волхвы нам рады будут. И может чего расскажут еще.

– Быть по сему, – согласился Андрей, – Правь ребята в Волос-озеро к островам. Сосны великаны обступали протоку со всех сторон. Они вырастали, кажется, прямо из серых скал, не понятно каким образом уцепившись за их гладкую поверхность. Острова, которые были разбросаны по синей глади Волос-озера, напоминали плавающих зеленых ежиков. Лукомысл наметанным глазом высмотрел остров с капищем и указал на него. Андрей приказал править, чуть правее, к островку размером поменьше и лежащему чуть поближе. На высоком берегу островка хорошо просматривалась добротная рубленая изба, не прячущаяся от чужих глаз.

– Не будем, на ночь глядя, волхвам голову морочить, – пояснил Андрей, – Куда такой ватагой к любомудрам. А тут хозяева, не прячутся. Да видать и гостей не прогонят. Правь к берегу. Остальным на противоположный край.

На берегу их ждал кряжистый мужик. Стоял, засунув руки за опоясок, зеленой веткой перехвативший его по белой рубахе и свесившийся кистями сбоку. Стоял спокойно, только взглядом проводил лодьи, ушедшие вкруг острова. Потом перевел взгляд на оставшийся драккар с лебедем на носу и стал спокойно ожидать гостей. Те не заставили себя ждать. Кинули якорь, не подходя к скалам. Спустили юркие стружки и вот уже к нему подходили дюжие дружинники во главе, как он понял с самим ватажником.

– День добрый, хозяин, – приветствовал его, судя по виду, старший ватажник.

– Так, почитай уже вечер, ежели не ночь, – растягивая слова, ответил мужик, – Однако, добрый вечер, – он замолчал.

– Гостей на ночлег пустите?

– Гостей?… Пустим.

– Где встать велите?

– Встать? Да, где хошь?

– На полянке встанем?

– Вставай.

– Коли так, мы пошли? – Андрей весь внутри трясся от смеха, глядя на этого спокойного и невозмутимого мужика.

– Ступай, – мужик отвел взгляд и стал смотреть на заходящее солнце.

Ватага пошла ставить ночевку, а Андрей задержался рядом с мужиком. Тот смотрел на закат, потом также не словоохотливо кинул:

– Завтра, видать, будет ведро.

– До того конца озера дойдем?

– Почему не дойти? Дойдете… И далее пробежите, коли что…

– А Велесовы волхвы здесь?

– Тута. На Большом.

– Отсель далече?

– Почему далече? Его и сейчас видать. Вона на похью смотри.

– Куда?

– Похья – это там где большая вода и мороз живет в замерзшей воде.

– Север, что ли? – уточнил Андрей.

– По-вашему может и север, а по-нашему похья. «Дно мира». Там вход в Похьелу. Нижний мир. Туда солнце уходит на покой после долгой летней работы, – мужик говорил размеренно, – Вы-то куда?

– Завтра вот к капищу Велеса заглянем, а потом, – Андрей чуть помолчал, уверенно закончил, – На похью. Вход в Похьелу искать.

– Вход в Похьелу искать? Назад значит, вас не ждать? – это было сказано спокойно, как что-то само собой разумеющееся, – С чего жизнь-то надоела?

– Нет, брат, назад жди, – Андрей впервые увидел искорку интереса в спокойных, почти прозрачных глазах мужика.

– Ждать? С чего? – тон его оставался бесстрастным и спокойным.

– Вернемся гляди.

– Поглядим, – помолчал, – А пошто вам Похьела?

– А ты знаешь, где вход?

– А то?!

– В дом пригласишь, хозяин?

– Пошли, коли не шутишь, – мужик повернулся и зашагал вразвалочку к избе, Тебя как звать-то? – не оборачиваясь, на ходу спросил он.

– Андрей.

– А меня Вилли…это значит, Дикий…я на том капище был волхвом у Велеса, …потом прибил одного… из Зверей… из воинов берсерков… что в шкурах медвежьих ходят, – пояснил терпеливо, – Меня погнали…кличку дали Дикий… вот теперича тут. Входи, – он толкнул тяжелую дверь.

По-хозяйски зашел в избу, указал на лавку посередь горницы, стоящую у стола, а сам стал неторопливо собирать на стол. Вскорости стол покрылся мисками, чашками, туесками, кувшинами. Здесь были: соленые грибы и моченая брусника, рыба и морошка, орехи и какие-то травы, в кувшине булькала медовуха, а рядом пузырился квас. Наконец он поставил две пустые миски, вывалил в них из горшка вареный горох и положил две резные ложки.

– Садись, – подвинул гостю ложку.

– Благодарствую.

– Ищешь пути в Нижний мир?

– Ищу, – размерено двигая ложкой, ответил Андрей.

– Его стерегут сыновья Калева.

– Это кто?

– Это богатырь из камня.

– А сыновья? – Андрей уже приноровился к разговору хозяина.

– Сыновья? Сыновья, как сыновья. Сильны шибко. Каменья ворочают, – подвинул Андрею под руку кувшин с медовухой, дал корчагу, – Не боишьси?

– Нет. Раз не из камня.

– Добро. Так зачем идешь в Похьелу.

– Зарок дал Родославу. Соколиный путь в Навь отыскать.

– Так ты Ререг?

– Да. А что слыхал?

– Так ветер носит, что есть такой Антеро Випунен…

– Кто?

– Андрей Чародей. Мастер колдовских слов, которого нарек волхв Велесов Ререгом-Соколом. Погоди, – Дикий встал, снял со стены музыкальный инструмент, похожий то ли на лютню, то ли на гусли, пояснил, – Это кантеле, – Ударил по струнам и густым голосом запел-заговорил:

Он раскрыл вещей начала, Корни всяческих явлений, рассказал, как волей Божьей как Велением Господним сам собой родился воздух, из него возникли воды, воды выделили сушу, суша родила растенья.

– Так поют про тебя скальды. Слава впереди бежит.

– Да брось ты, – засмущался Андрей.

– Хоть брось, хоть подними. Ты теперь в людской молве Антеро Випунен. Не боишься, значит, сыновей Калева? И не боись, – неожиданно понизил голос, – Помни одно, они секрет камня знают. Дороже того секрета ничего нет. Узнай секрет Калева.

– Пойдем со мной. Чего тебе здесь на острове одному куковать.

– Нет, Чародей Сокол. Меня еще на капище позовут, когда его надо будет оберечь от недругов. Позовут. Так что я тут погожу. Давай спать. Завтра в путь.

Дикий ворочался с боку на бок, тяжело вздыхал. Что-то мешало ему заснуть. Потом из его угла раздалось:

– Послушай Сокол, начнешь дорогу искать, сначала путь у дев спрашивай.

– У каких дев?

– У дев охранительниц. Просто так и скажи: «Я служитель девы моря прошу вас девы мне помочь…»

– И что?

– А не то. Они сами выйдут коли захотят.

– А не выйдут?

– Тогда к богам или духам лесным…, – он замолчал, но уверенно закончил, – Сначала к девам! Спи!

Со двора раздался шум мотора.

– Эй ты, мечтатель! Ты там восход коммунизма, что ли высматриваешь? Спускайся в поселок поедем.

Павел очнулся и бодро сбежал вниз.

Остановив машину на площадке перед Ладожской крепостью, компания направилась на осмотр достопримечательностей. Через полчаса Антону надоело лазать по камням и развалинам, сунув руку в карман куртки, он неожиданно нащупал несколько листков, вынул, это была копия одного из свитков. В голове мелькнула гениальная мысль.

– Айно! – он спрыгнул со стены к девушке, – Ты говорила, что знаток рун?

– Да. А что?

– Вот посмотри, – Антону было все равно, что там написано, но повод подкатиться он нашел верный.

– Руны? – Айно вертела в руках копию, – Нет, не руны. Я таких не знаю. Очень похоже, но я таких не знаю.

Постой. Ребята! – позвала она всех, – Ребята тут говорят раскоп на горке за воротами. И там академик какой-то копается. Пойдем, – повернулась к Антону, – Ему твои каракули покажем.

Все дружно пошли к раскопу. В раскопе копошились курсанты из кадетского училища. Сам академик сидел под навесом и изучал какие-то железки и осколки. Айно подластилась к нему как кошка. Отказать такой смеси кошки со змеей было просто невозможно. Она мурлыкала и шипела, но академик сдался.

– Показывайте коллега, что у вас там за руны неизвестные скандинавской лингвистике, – присмотрелся, – Конечно! Это же бояновица. Я считал, что таких записей раз два и обчелся. Откуда вы взяли этот текст?

– Я привезла его из Хельсинки, из музея викингов, – быстро нашлась девушка, – Он там пылился в запасниках, а я пищу диссертацию и хотела его приложить как иллюстрацию.

– Давайте попробуем разгадать эту загадку. Многого от меня не ждите коллега. Так в общих чертах, я попытаюсь дать вам связный перевод, но в общих чертах, – он наморщил лоб. Взгляд зеленых глаз придал ему смелости и вдохнул в него литературное вдохновение.

Слова полились сами собой.

Утром они распрощались, и Андрей вернулся с поджидавшей его дружиной на лодью. Обогнули остров, подхватили остальную ватагу и ходко дошли до острова Большой, где ясно было видно капище Велеса. Андрей отправил с дарами к волхвам Лукомысла. Тот вернулся скоро, подтвердил все слова опального волхва. Кормщики крепко взяли правило в мозолистые ладони и корабли пошли на север.

Немного поплутав по протокам и ерикам, проскакивая малые озера и почти теряя дорогу в замысловатом узоре голубых дорожек и тропинок, кормщики все-таки нашли единственный путь, отмеченный красной нитью, который вывел их на просторы Выгозера.

Паруса, надутые попутным ветром, казались отражением облаков, плывущими над ними в синем небе в ту же сторону, что и они, к ледяному морю. Выгозеро длинным синим языком лизало серые скалы и зеленые сосновые боры странной Медвежьей страны. Тишина, кажется, звенела тонким комариным писком в чащобе меж стройными стволами мачтовых сосен. Синее небо с белыми облаками. Синее озеро с белыми надутыми парусами. Да только сонное журчание воды вдоль бортов, споро идущих кораблей. Сил хмуро смотрел на берега с отвесными каменными стенами. Наконец не выдержал, повернулся к Елисею.

– Слушай, медвежий брат, в вашей стране вообще-то люди живут?

– А то! – буркнул тот, но в самом ответе сквозила та же опаска, что и во взгляде Сила.

Елисею самому не нравилась эта звенящая тишина. Они прошли уже больше половины озера, а на встречу им не попалась ни лодчонка, ни стружок какой. На берегах ни разу не мелькнул сарафан бабы стирающей белье или порты какого-либо шустрого постреленка, выбежавшего посмотреть на такую невидаль, как целая ватага судов, вспарывавших тихую гладь озера. Они совершенно спокойно прошли мимо огромного острова, говорят самим Калевом брошенного камня, что бы закрыть дорогу к Белому морю. Прошли проливом, который, он точно знал, стережет ни одна пара зорких глаз. Ни одна веточка не шелохнулась в кроне вековых сосен, стоящих на берегу, ни одна травинка, не уронила капельки росы, сбитой не осторожным ударом. Не было, кажется, в этих местах ни одной живой души. Однако умелым ухом воина он слышал, как стрекочут в глубине леса суетливые сороки. Да и Сил с Андреем поняли, что все здесь не так, когда к полудню не вышли на водопой пугливые олени и косули. Значит, кто-то спугнул их ранее. Язык озера стал тоньше, как язык змеи раздвоился и потом и вообще растерялся среди россыпи островков и островов, приваливаясь к огромной скале выступающей в воду, то ли еще одному большому острову, то ли просто береговому стражу, шагнувшему прямо в середину потока, что бы быть поближе к проплывавшим путникам. Озеро здесь распалось на множество проток, а корабли тянуло главным потоком прямо под нависающие над синей водой отвесные стены этого каменного стража. Вода билась об его грудь, превращаясь в белоснежную пену. Крутилась в каких-то водоворотах и ямах, отбрасываемая в тихую заводь за спиной этого гиганта одним рукавом, и бешено рвущаяся дальше между скал, подводных ловушек и полузатопленных островков вторым рукавом, туда, куда указывала на хоженце, данном Змеевыми детками, красная путеводная нить. Сил, Лукомысл и Елисей втроем налегли на правило и вырулили головную лодью в бешеный поток, а потом по нему в узкое горло протоки меж двух небольших островов. Струги и драккары ныряли за ними в этот шумно крутящийся хоровод искрящихся брызг и выпрыгивали вслед вожаку. Кто-то терял парус, кто-то ломал кормило, кто-то весла, но выскочили все. Андрей понял, что ватага подобралась, что надо. Когда последний варяжский драккар вылетел на тихую воду умело подставляя ветру свой полосатый парус, с берега раздался не то чтобы злобный вой, скорее вздох разочарования, вылетевший из десятка глоток.

– Ну, вот и они! – облечено выдохнул Елисей, и поправил на запястье кожаную петлю секиры.

– Чего тебе покоя не давало? – подошел Андрей.

– Да знаешь ватажник, эта скала зовется Медвежьим Наволоком. Я ее не видал ни разу, но слыхал о ней много чего. Здесь живут самые злобные из медвежьего народа. Они нас видеть должны были, когда мы протокой в озеро входили и мимо большого Калевского камня ползли. Там не напали, потому как ждали, что мы тут об скалу порасшибаемся, али в заводь вкатимся. Там они нас копьями забросают…и каюк. А мы, гляди-ко, им на зависть проскочили все…

– И что? – хмуро уточнил Сил.

– А то, что теперь жди гостей в Воицком озере. Я так думаю. Тама узкий такой пролаз. Проток такой, что струг за стены и дно цепляется. Тама не разбегешься. Вот там они нас и будут ждать. В Воицком нет! В Воицком настоящие берсерки живут, а не разбойники. Тута они нас ждать будут, – он утер лоб, покрывшийся от такой длинной речи капельками пота.

– Ты-то как думаешь? – прямо в глаза смотрел ему Андрей.

– Надо их перехитрить.

– Как?

– Надо лесовиков и тех, кто знает леса высадить…и…берегом идти.

– Кто ж эти чащобы знает? – свистнул Сил, – Тут одни медведи жить могут.

– «Помощи ищи у дев охранительниц. Просто так и скажи: «Я служитель девы моря прошу вас девы мне помочь…», – вспомнил вдруг Андрей слова Дикого.

– Попробуем. Сначала малым отрядом сойдем, оглядимся, – неожиданно для всех согласился он.

Воеводы малых дружин собрались на лодье Андрея. Он обвел взглядом всех сидящих вокруг него. Здесь были Сил и Косма, Елисей. Отдельно стоял Лукомысл. Не дело волхву совать свой нос в дела воинские. Ближе к Андрею сидела старшая сестра жриц-амазонок, кутаясь в свою медвежью шкуру. Он помнил ее еще с далеких лесов Арденн, где она пришла в дружину Сары Египтянки. Сначала выделялась среди ее темнокожих воительниц светлой кожей и пшеничными волосами, а потом своим умением рубится в бою, заняв достойное место помощницы самой Сары. В этот поход амазонок вела она. Он улыбнулся ей и получил в ответ белозубую улыбку. Чуть поодаль сидели вожаки варягов и пришедших с ним балтийских берсерков. Отдельно стоял со своей палицей Тур, – Змеев сынок, а рядом с ним Перунов воин Путята. Кто-то кивал Андрею, когда взгляды их встречались, кто-то говорил одними глазами «Сдюжим, ватажник». Наконец Андрей собрался с духом и сказал.

– Братья! Братья и сестры! – быстро поправился, взглянув на амазонку, – Мы пришли в незнакомую страну, к незнакомым племенам и народам. Не все ждут нас с хлебом – солью, – сделал паузу, – Вы это знаете не хуже меня. Наш брат Елисей, – он кивнул на гиперборейца, – говорит, что те, кто ждал нас у камня Калева, будут ждать в горле озера Воицкого. Потому, как народ этот – разбойный!

– Так! – глухо обронил Тур и перекинул палицу.

– Вот и Тур подтверждает, – не сумев сдержать улыбку, так неожиданно встрял богатырь, добавил Андрей, – Они нас будут ждать в самом горле, в самой ужине. А мы сделаем так. Ты, – его палец уперся в грудь Силу, – и ты, – теперь он смотрел на Лукомысла, – поведете струги в горло. Поведете, когда задует южный ветер и разразится гроза. Она будет. Что вы смотрите на меня как на бога Перуна? Гроза будет сегодня ночью! Я все ж таки чародей! Пойдете в самый порыв, ломая мачты. Пусть рвутся в клочья паруса и трещат весла. Вы, – он повернулся к варягам, – Вы, морские волки, вам ли боятся волн, скал и яростного ветра. Покажите все, чему вас учили шторма и бури!

– Сделаем Андрей, – кусая седой ус, за всех ответил могучий викинг с секирой.

– Но может мы вам подмогнем?

– Спасибо ярл Биргер!

– Спасибо в ковш не нальешь. За Воицким озером спасибкатся будешь, – хмуро отшутился варяг.

– Спасибо ярл, приведи корабли к закатному берегу, там за горлом. Налью меду не в ковш, а прямо в твой шелом, – повернулся в Туру, – Ну что, кожаный человек, проведешь нас через чащобу?

– Проведу, – коротко ответил тот, – Я проведу. Елисей проведет. Путята. Тремя ватажками идти надо.

– Ай да Змеев сынок! – одобрительно ахнул Елисей.

– Она тоже пойдет? – кивнул на амазонку Тур.

– Да, – кивнул Андрей.

– Они медвежьи девы? – пристально вглядываясь в ожерелье из когтей медведя, спросил Тур.

– Да! – подтвердил Первозванный.

– Хорошо, – сделав какой-то вывод, скорее для себя, сказал провожатый, – Ты, … и ее ведуньи пойдут со мной, – увидел просящие глаза Путяты, но жестко добавил, – Путята возьмет тех, кто лес знает из ваших, прикроет нам бок.

– Елисей бери себе дружину из берсерков, пойдешь другим берегом. Иди громко. Тяни их на себя. Понял, – Андрей прямо смотрел на Медвежьего брата, – Головой рискуешь.

– Двум смертям не бывать…

– Пойдем вечером, как солнце за верхушки сосен зацепится. Как навалится туча черная и ливанет дождь, так сразу в воду, и вплавь к берегу. Вы же корабельщики сразу паруса ставьте и, как молния полыхнет, ловите ветер. Ты Ардуина, – он повернулся к вравронии, – возьми только тех, для кого лес дом родной. Все. Молитесь своей удаче.

Как и сказал Андрей, к вечеру небо потемнело и затянулось черными зловещими тучами. Они клубились над Выгозером, там, где ватага прошла еще днем, затем, набрав силу, каменными глыбами тяжело покатились по небу в их сторону. От этих туч дышало какой-то неземной силой и смертью. В глубине их сверкали молнии, и время от времени вырывался глухой рокот. На какое время вся эта черная громада застыла, как бы размышляя: «Ударить или нет!», и, приняв решение, сорвалась и покатилась, действительно как камни, летящие вниз по откусу. Но первым налетел ветер. С каким-то лихим свистом, он сразу надул паруса, сорвал с мачт гордые прапора. Затих, подумал, и ударил уже во всю силу, обрывая якорные веревки и срывая плохо прикрученные вещи вдоль бортов. Но еще до этого порыва, черная туча закрыла солнце, навалив на весь мир давящую черноту. Вот в этот момент и скользнули с бортов стругов и драккаров длинные канаты, по которым лихо скатились в серую воду три ватаги. Елисей повел свою на правый берег, лежащий ближе к Камню Калева, к Медвежьему Наволоку, а Тур и Путята свои на левый. Расчет их оправдался. Как только они вышли на берег, Перунов воин сразу определил, что основные силы разбойных людей прошли именно здесь и засели на самом носу перекрывавшим выход из горла уже в Воицком озере. Он махнул рукой Змееву сынку и растворился со своей ватажкой среди стройных стволов соснового бора. Тур рукой показал направление, и они пошли, тихо раздвигая ветки и мягко ступая на серые валуны.

Уже сверкали со всех сторон молнии, и громыхал гром. Видно сам бог Перун спешил на помощь своим побратимам. Сил и корабельщики всем своим умением сдерживали корабли. Затем, он каким-то чутьем понял: «Пора!» и обрезал канат. Лебединый его струг поднялся на дыбы, как необъезженный конь и, подхваченный порывом ветра, ринулся в узкое горло протоки между озерами. Остальные умело последовали за ним. Вдоль бортов встали с копьями в руках дружинники. За их спинами оперлись о секиры варяги. И у самых мачт, впечатавшись в них спинами, лучники, пришедшие с Андреем еще с Варяжского моря. Все ждали. Они умели ждать.

В частых вспышках молний Андрей сначала различал амазонок и Змеева жреца, потом они настолько слились с пеленой дождя, что он потерял их из виду. Это были умелые воины. Не хрустнула ни одна ветка, не стукнул ни один камешек. Вравронии ступали как кошки на своих мягких лапах. Да они и походили на кошек, страшных лесных кошек, которых в этих краях зовут коротким словом – рысь. Андрей усмехнулся про себя. Страшную, бесшумную, мягкую лесную смерть здесь зовут – рысь, а их дружины по всему миру – Русь. Наверно потому, что они так же мягко и бесшумно, даже ласково несут смерть тем, кто преграждает им путь. Он отогнал от себя посторонние мысли. В бою посторонние мысли – это первый шаг к смерти. В бою ты должен слушать только голос своей крови и голос своего разума. Сбоку, как тень, появился Тур, жестом показал «Впереди враг». Андрей напрягся и включил зрение мага, чему его учили в ессейской школе. Да, впереди на скалах, нависавших над протокой, лежали, сжав топоры и копья, лесные разбойники. Все их внимание было приковано к узкому месту между скалами, откуда вырывался бурлящий поток, который должен был принести им добычу. Андрей напряг внутреннее зрение. Он увидел, как по скалам, чуть сзади засады, распластались амазонки и часть его лесных воинов. Еще дальше, отрезая путь в чащу, прислоняясь к стволам сосен, встали воины Путяты. С другой стороны протоки, отвлекая внимание на себя, с хрустом продирались сквозь кусты берсерки во главе с Елисеем. Их появление встревожило разбойников. Они оторвали взгляд от потока, пытаясь понять, что там за возня, скрытая плотной стеной дождя и шумом ветра?

В это мгновение, как камень, пущенный из пращи, вылетел из-за стены дождя огромный лебедь и распоров своей грудью кипящий вал волн, пронесся мимо них в серое безбрежье озера. Разбойники опешили. А вслед за лебедем с треском и воем вылетали драконы, оскалившиеся медведи и другая нежить. Казалось, сама Навь то ли принимали у себя гостей, то ли послала своих деток погулять в Землю людей, потешиться в эту грозовую страшную ночь.

Растерянность длилось секунды. Вожаки разбойников быстро поняли, что это корабли гостей. Та самая добыча, что второй раз уходила у них из-под носа, унося золото, серебро и другие припасы, а главное оружие, что ценилось дороже любого золота. Воинский клич разорвал грозовую темень, перекрывая даже раскаты грома. Нападавшие вскочили, но тут же были встречены пусть и не прицельным, но остро жалящим роем стрел и копий. Стоявшие вдоль бортов дождались своего часа. Корабли промелькнули как призраки и уже качались на относительно спокойной волне озера, разливавшегося за узким горлом протоки. Они были почти целы, если не считать сломанных мачт и сорванных парусов. Они были почти целы и были беззащитной и долгожданной добычей. Теперь меж струями дождя пронесся радостный крик победителей, которые могли получить то, что они так долго ждали. Но неожиданно для них со всех сторон вкруг их небольшой скалы, на которой они сгрудились для того, чтобы ринуться в воды, вплавь к этим растерзанным стругам, раздался ответный воинский клич. Клич амазонок и старых медвежьих родов. Тот клич, о котором пели им в детстве в колыбельных песнях их матери, или скальды в старинных песнях у костров жрецов. Тот клич, который в этой стране был давно забыт, как будто это герои вернулись из Вальхаллы из страны мертвых. Вождь понял, что сегодня они помешали призракам Нави совершить свое путешествие в страну Яви и теперь придется встретиться лицом к лицу с воинами Дракона. Но он был отважен и криком послал своих воев вперед, вперед в объятья неминуемой смерти.

Огромный и сильный, затянутый в кожаную рубаху, с накинутой поверх шкурой медведя, он вертел над головой сверкающую секиру с такой силой, что капли дождя даже на падали на его длинные волосы. Встать на его пути мог только сумасшедший или бог. Вожак шел уверенно, зная, что богов в эту чародейскую грозу он не встретит, разве только самого Перуна или Тора, а среди людей ему нет равных.

На пути его выросла маленькая стройная фигурка с распущенными светлыми косами до пояса, перехваченными по лбу золотым обручем. С ее плеч свисала такая же, как у него медвежья шкура, а тонкую шею охватывало ожерелье из когтей медведя. Он на секунду пожалел эту красоту, но свистящая секира уже почти коснулась этой белой шеи, и похоже ничто уже не могло ее удержать, и ничто не могло спасти эту безумную воительницу. Тогда Андрей опять вспомнил слова Дикого «Помощи ищи у дев охранительниц» и закричал в голос:

– Я Андрей – служитель девы моря зову вас девы-охранительницы помочь этой отважной вравронии!!!

Секира вожака с лязгом встретилась с другой секирой, высекая искры подобно молниям, сыпавшимся с неба. Огромный воин вздрогнул. Еще никогда за всю его жизнь он не видел такого, чтобы кто-то мог удержать его удар. Он вскинул голову. Рядом с тонкой вравронией стояла такая же тонкая воительница в блестящих доспехах Валькирии. Под струями дождя она казалась серебряной змеей, пляшущей на своем хвосте. Разбойник вскинул секиру над головой, но в этот миг уже враврония выхватила странный узкий изогнутый меч и ужалила его в сердце, каким то мгновенным змеиным ударом, отскочив в сторону до того, как понял, что это был удар смерти. Умирая, он все-таки успел еще раз ударит секирой, но удар его уже был слаб и встречный удар секиры Валькирии с легкостью отбил его. Падая, он успел заметить, что обе были похожи как сестры. Только одна больше напоминала змею, хотя и рубилась как медведь, а вторая медведя, хотя и жалила как змея.

– Это меня боги убили, – мелькнула последняя мысль в мозгу гиганта. Амазонки и воины Андрея, с подоспевшими к ним дружинниками Путяты добивали, растерявшегося после смерти вожака, врага. Андрей же с Туром подошли к невесть откуда взявшейся помощнице. И в этот момент дождь, ливший как из ведра, прекратился, и в небе засияло солнце.

– Спасибо тебе заступница, – поклонился в ноги Андрей, – Позволь узнать, как тебя звать-величать? Меня зовут Андрей.

– Айно, – кланяясь в ответ, сказала воительница, – Как звать тебя, бесстрашная? – повернулась она к амазонке.

– Ардуина, – ответила та тихо, – Ты богиня? Или послана ей?

– Я дева охранительница. Змеиная дева, – Айно сделал паузу, – Нагайна, – она резко повернулась к Андрею, – Ты ведь звал меня?!

– Звал.

– Не пожалеешь?

– Взялся за гуж – не говори, что не дюж, – уклончиво ответил ватажник, – Переломишь с нами хлеб? Отведаешь нашего меду?

– Отчего не отведать, – она вдруг приобняла Ардуину, – да еще в компании с такой отважной красавицей. Веди, Андрей.

Старая Ладога

Курган Вещего Олега.

На впадении Ладожки в Волхов.

Старая крепость с реки.

Старая крепость.

Академик закончил читать. Все молчали.

– Прочитайте еще раз, как звали девушку в конце рассказа, – тихо попросил Антон.

– Ардуина.

– Нет, вторую.

– Айно, – внятно произнес академик, не поимая к чему этот вопрос. Все повернулись в сторону своей белокурой спутницы.

Камни прячут среди камней

Книга Судей Израилевых. Глава 5. Стих 22 Тогда ломались копыта конские от побега, от побега сильных его.

Получив сообщение от агентуры из России, Рихард Берман, глава спецгруппы «Норд», понял, что начавшаяся операция, это не точечный удар, а нудная и долгая гонка на опережение, где на старте они уже проиграли. Согласовав наверху, он дал приказ перебираться в Финляндию в городок Рованиеми.

Рованиеми – столица Лапландии, современный городок у Полярного круга, спрятался среди сопок в окружении лесов. Известен он был давно, но жителей в нем с довоенной поры не то чтобы стало больше. Мало кому нравиться, когда полгода день, а полгода ночь.

В мае-июле солнце здесь почти не заходит за горизонт и накануне дня Ивана Купалы властвует круглые сутки. На протяжении всего лета жители устраивают многочисленные концерты, уличные представления и якобы сельские праздники. Тут тебе такие яркие летние действа, как Праздник Полночного Солнца (Иванов день) и фестиваль народного танца в июне, соревнования по рыбной ловле «Золотой таймень» в июле и «Морошковая ярмарка» в августе. С ноября же по январь жизнь проходит в синей полумгле полярной ночи, которую освещают только звезды, месяц, сполохи северного сияния и костры в лесных дебрях. Солнце едва проблескивает на горизонте. В январе-феврале – морозы и сильные бури, прячут землю под метровый слой снега. В марте становится тепло и светло до позднего вечера, наступает время лыжных прогулок, рыбалок и поездок на мотонартах. Одно утешение, что в солнечную погоду на лапландском снегу любой загорит до черноты быстрее, чем на пляже в жаркой стране в любое время года. Было бы солнце.

Здесь в самом центре города расположился Арктический центр. Арктический центр официально занимался изучением природных явлений и социальной жизни арктических областей планеты. Выставки научного центра представляли природные богатства Арктики, быт и культуру народов Сибири, эскимосов Аляски, Гренландии и Канады. Да и где ему было располагаться, как не здесь, если Полярный круг пересекает территорию Финляндии всего в восьми километрах севернее Рованиеми.

Одним из отделов этого центра была законспирированная группа «Норд». Разместилась она здесь не из-за любви к экзотике или природным ландшафтам. В годы войны в этом сонном городке квартировался штаб дивизии СС «Норд» и северный отдел Аненербе. Выбор и тогда был не случаен.

В двадцати километрах от городка на восточном берегу реки Кемийоки, специалистами оккультного отдела СС были обнаружены сохранившиеся со времен ледникового периода самые глубокие на территории Финляндии скальные тоннели. «Чертовы следы», как их называли лапландцы. По древним легендам они вели в Нижний мир. Однако напрасно ученики доктора Отто Рана и других мистиков из его окружения искали здесь путь в царство мертвых. Кто-то закрыл эту дорогу задолго до их прихода.

Теперь, как говориться, по наследству, спецгруппа «Норд», и название свое взявшая от предшественников, приехала в это место.

Рихард начал готовится к затяжной войне и изнурительной гонке. Он затребовал из архива все, что касалось исследований по теме «Норд».

Кабинет в старомосковском особняке начал превращаться в филиал архива Исторического музея. А маленький конференц-зал в этом же особняке в подобие штаба секретной военной операции. По стенам зала развесили листы ватмана, на которые наносили всякие квадратики, кружочки, треугольники и соединяли их всевозможными цветными линиями.

Генерал опять вернулся к контрреволюционным делам Барченко и его компании. На чистом листе ватмана прикнопленом на сцене конференц-зала нарисовал первый квадрат, подклеил к нему справку.

После революции Барченко приглашают работать в Институт мозга и высшей нервной деятельности. Директор института, знаменитый профессор В.Н. Бехтерев, с 1915 года занимался изучением загадочных явлений человеческой психики. Объектом его внимания были известные медиумы, гадалки, экстрасенсы, гипнотизеры.

Вероятно, по инициативе Бехтерева в начале 20-х годов Барченко возглавил экспедицию в центр Кольского полуострова. В тундре, в районе Ловозера и Сейдозера, он изучал культовые сооружения лопарей, шаманские обряды, но особенно его заинтересовало загадочное явление эмерик или по-местному мереченье, нечто вроде массового гипноза.

Об этой экспедиции даже в архивах ОГПУ доподлинно мало что известно. Однако вот отчет одного из участников – психиатра Георгия Унгаро. В своём «отчете», больше похожем на донос, Унгаро долго и нудно описывает, как в течение более чем полутора лет экспедиция транжирила народные деньги, занимаясь ни приведшими в итоге, ни к каким результатам исследованиям. Но вот то, что кто-то еще до генерала отчеркнул красным карандашом. «Мы открыли следы очень древней цивилизации, и это, несомненно, была затонувшая в доисторические времена Гиперборея, легенды, о которой существуют практически у всех народов Евразии. Среди безлюдных лапландских сопок мы обнаружили впечатляющие памятники практической магии и получили неопровержимые доказательства того, что местные шаманы являлись последними жрецами этой таинственной цивилизации. Плоды нашей экспедиции могут быть с успехом использованы высшим советским руководством».

Генерал тоже отчеркнул это место, сделал закладку, и рядом с квадратом нарисовал кружок.

Еще он отметил, что Барченко столкнулся на Кольском полуострове с какой-то чертовщиной. К примеру, при попытках высадиться на «заколдованном», как уверяли местные жители, острове Роговой внезапно на Ловозере поднялась сильная буря, и ветер сломал мачту парусника.

В местах пересечения водных потоков члены экспедиции обнаружили сопки, похожие на пирамиды. У их подножия, там, где находили шаманские сейды, странные такие высокие колонны, сложенные из камней, люди испытывали необъяснимую слабость, головокружение, страх, у некоторых начинались галлюцинации, а естественный вес человека либо уменьшался, либо увеличивался.

Вот здесь Барченко и наблюдал феномен мереченья – люди повторяли движения друг друга, выполняли любые приказания, пророчили, говорили на непонятных языках. Происходило это как при камлании местных шаманов, так и без оного. Общение с шаманами-нойдами, их рассказы о погружении при помощи магических ритуалов в Нижний мир по туннелям заставили Барченко предположить, что именно здесь в глубоком прошлом существовала протоцивилизация Гиперборея, а точнее, ее центр, о котором известно из мифов и сказаний многих народов Евразии.

Генерал пролистал папку, отметил красным.

В 1924 году при ОГПУ создается секретная лаборатория нейроэнергетики, которую возглавил Барченко. Курировал ее работу начальник Спецотдела ОГПУ Глеб Бокий.

Заглянул в конец. Прочитал давно известное.

«В 1937 году лаборатория была закрыта, а ее сотрудники арестованы и расстреляны».

«Что-то я упустил?» – подумал Геннадий Борисович, – «Где-то я вошел с середины. Надо крутить назад». Он встал, вынул другую папку, на которой размашистым подчерком было написано «О контрреволюционной деятельности ордена мартинистов». Чуть ниже, уже подчерком архивистки: «Архив управления Министерства безопасности Российской Федерации по С.-Петербургу и Ленинградской области» и стоял синий архивный номер 12617.

Открыл, углубился в чтение.

Судя по вступительной части, мартинизм в России в предреволюционный период процветал, и членами этого движения были, еще с туманных времен «проклятого царизма» сам Рерих, его жена, академик Ольденбург, скульптор Сергей Меркуров.

«Оказывается, он был двоюродным братом Гурджиева», – отметил для себя генерал, записал в специальный блокнот, и дорисовал треугольник. Продолжил чтение.

Кто ж там еще? Некий странный монгол Хаян Хирва, то ли лама, то ли просто маг, заведующий отделом философии санкт-петербургского журнала «Русское богатство» Павел Макиевский и уже знакомый Александр Васильевич Барченко.

Барченко, кроме того, числился: гипнотизером, писателем-оккультистом и основателем масонской ложи «Единого Трудового Братства», куда вошли те же Рерихи, ученик Гурджиева Петр Шандерович (Генерал опять взял блокнот, записал эту деталь и сверху страницы вывел красным «ГУРДЖИЕВ», дважды подчеркнул и перенес треугольник на схеме вверх рисунка), и многие другие мартинисты.

Судя по документам «Единого Трудового Братства», основной идеей его идеологии была теория о существовании на Востоке (предположительно в Тибете или Гималаях) тайной подземной страны, где пребывают бессмертные посвященные, невидимо соучаствующие в управлении делами мира. Социальные перемены, и в частности, «коммунизм», многие оккультисты связывали именно с вмешательством в судьбы мира «невидимых посвященных», а революцию, соответственно, понимали как чисто мистическую акцию. Итак, в Ордене Барченко сходились воедино две концепции – тема Шамбалы и тема социализма, понятого как восстановление «золотого века». Все это было довольно банальным, если бы не давняя связь одного из участников «Единого Трудового Братства» – Павла Макиевского – с Глебом Бокием, который всегда интересовался оккультизмом. В 1909 году Макиевский посвятил Глеба Бокия в мартинистскую ложу, членом которой был также Рерих.

Красный карандаш записал дату «1909». Следующая дата, вставшая рядом, после прочтения новой информации, была «1924». Даты соединила пунктирная линия.

Имеется документальное подтверждение тому, что в 1924 году к Барченко был нанесен визит несколькими сотрудниками ОГПУ – Риксом, Оттэ, Лейсмером-Шварцом и Блюмкиным, тем самым Блюмкиным, который убил немецкого посла Мирбаха во время эсеровского мятежа. Блюмкин предложил Барченко инкорпорировать свои оккультистские исследования в структуру ОГПУ. Барченко согласился и был вызван в Москву к тому же Глебу Бокию. Отныне «Единое Трудовое Братство» – со своими «Синархией», «Шамбалой», «тибетскими посвященными» и всеми остальными атрибутами, стало как бы структурным подразделением советской контрразведки.

Барченко работал вначале на базе Политехнического музея, а его лаборатория называлась «биофизической», потом – в Московском Энергетическом Институте, а с 1935 года во Всесоюзном Институте экспериментальной медицины в нейроэнергетической лаборатории. Помимо «сакральной географии» Барченко преподавал чекистам телепатию, гипноз и другие оккультные практики. Он, как и Рерих, неожиданно особенно заинтересовался восточной традицией, и поэтому именно ему принадлежала идея организации тайной экспедиции ОГПУ в Тибет.

Вся эта нить прерывается в 1937 году, когда многие члены братства были арестованы и расстреляны вследствие ареста самого Глеба Бокия.

Генерал отложил Дело.

Задумался. Ни слова о Кольском полуострове и об экспедиции на Соловки. Напрочь забыта и не упоминается теория Гипербореи. Так кто же им всем: и немцам, и англичанам, и нашим, указал на Тибет, отвернув их от Заполярья, именно в тот момент, когда они были близки к какой-то цели? К какой?

В блокноте в цепочку вытянулись красные вопросы. Он еще раз написал ГУРДЖИЕВ, теперь уже на схеме, поставил три восклицательных знака и обвел красным.

* * *

Все продолжали смотреть на величественную валькирию, и в глазах их рос знак вопроса.

– Айно, – повторил академик.

– А что вы смотрите на меня, как будто это я? – удивленно пожала плечами она, – У нас в Карелии каждую третью девушку зовут Айно. Надо было в школе Калевалу читать. Меня зовут Айно, – пояснила она ничего не понимающему академику.

– Действительно Айно в поэме Калевала сестра главного героя, – поддержал ее ученый, – Некий такой дух леса. Дева-Лебедь что ли? Нет, впрочем. Это брат ее Йовко – Лебедь. А она, скорее, ящерка, – он потер лоб, подбирая синоним, – Вот! Хозяйка Медной Горы. После появления Калевалы имя Айно стало очень популярно и не только у финнов и карелов, но и у эстонцев. Примечательно, что, как и лирическое наполнение образа, полностью соответствующее духу народной поэзии, так и все события фабулы, описание поступков героини взяты автором этой эпической поэмы, я имею в виду Калевалу, из народных сюжетов и эпических мотивов, хотя и не связанных друг с другом и подчас весьма далеких по времени своего возникновения. Ничего удивительного, в этом тексте, который мы сейчас прочитали, что воительницу зовут Айно, нет. У вас замечательное имя девушка, – он галантно поцеловал руку белокурой красавице.

– Ну-ну, – про себя подумал Антон, вспомнив татуировку змеи вокруг тела Айно, – Ящерка. Скорее Змея, – вслух сказал, – Это просто рассказ на нас такое впечатление произвел. Спасибо вам уважаемый. Мы пойдем, посмотрим крепость.

– Будет время, забегайте, я вам многое расскажу, – он повернулся к Айно, – И вы коллега заходите тоже.

Антон лез на стену сложенную из огромных валунов и слушал себя. Нет. Ничего не говорило ему, что опасность близко. Но он видел, видел собственными глазами эту змею, стягивающую талию Айно и целующую ее грудь. Хотя чего теперь не делают в этих салонах тату. Он опять прислушался. Его ангел – хранитель молчал. Может, напрасно это он на нее подумал. Девчонка, как девчонка. Остальные тоже разбрелись по стенам крепости. Антон всматривался вдаль. Волхов лениво нес свои воды в Ладожское озеро. Да все это от усталости, про себя решил Антон. Ввязались в историю, как в плохом кино, прямо в середину сериала. Ни начала не знаем, ни конца не досмотрим. Подумав про конец, он как-то внутренне вздрогнул.

– Эй, археологи! – крикнул он, – Не пора ли перекусить чем бог послал?

– Как прикажете, сэр, – отозвался Павел.

– Тогда по самолетам…

Брат Христофор листал сводки и донесения, отобранные из сотен сводок и донесений, которые идут в главный конвент ордена со всех концов. Огромная и разветвленная сеть высасывает и обрабатывает информацию из миллионов доступных и недоступных источников, чтобы Генерал был в курсе всего. По указанию генерала ордена часть этой информации, касающаяся миссии брата Христофора, переправлялась ему в Москву. Он внимательно смотрел все, что хоть как-нибудь могло указать ему направление поиска. Ничего. Путь был во мраке. Может постараться зайти с другого конца, подумал он, или вообще понять, как этот клубок запутался.

Тогда, когда последний раз пытались дотянуться до этих свитков, они оказались не нужны. Так тогда казалось. Теперь он начинает понимать, что те братья совершили ошибку. Что-то в этих свитках было такое, что помогло бы тогда, в начале двадцатого века, решить проблему без неминуемого провала. Но они отмахнулись от этой мысли и потерпели крах. Слишком быстро они нашли путь и слишком легко по нему прошли. Это должно было их удивить и насторожить. Однако призрак победы уже маячил перед ними, и они поддались его искушению.

Брат Христофор был дальновиден и въедлив. Он должен был пройти их путь и проанализировать их ошибки. Как тут говорят в России, он улыбнулся, вспомнив. «Дураки учатся на своих ошибках, умные – на ошибках других!». Он считал себя умным. А потому не доверял никому. Он давно шифровкой запросил материалы по выпускникам Александропольского иезуитского колледжа и семинарии в Тифлисе. Сегодня они пришли. Иезуит налил себе в бокал старого французского коньяка, который ему присылали прямо из подвалов монастырей провинции Коньяк. Вздохнул аромат чайных роз, предвкушая, как он будет копаться в прошлом, отхлебнул глоточек, покатал на языке и открыл первую страницу. Он был прав, это было видно с первых строк, он был прав, кончик ниточки надо искать здесь. Он сделал еще глоток, посмаковал и начал читать внимательно. Одно перечисление фамилий стоило того, чтобы читать эти документы. Блаватская, Микоян, Успенский, Джугашвили, Гурджиев…

Сейчас его интересовал Гурджиев. Георгий Иванович Гурджиев. Рихтер отчеркнул: «Родился: 28.11.1877. Александрополь /после 1924 г. Ленинакан/, Армения. Умер: 29.10.1949. Париж, Франция. Психолог, философ, учитель и мистик, автор детально разработанного учения о «четвертом пути» внутренней реализации человека».

«Что ж Общество Иисуса может гордиться своими учениками», – удовлетворенно подвел он итог проделанной сегодня работы. С удовлетворением и удовольствием допил коньяк и отложил материалы до завтра.

* * *

Павел забрался на самый верх угловой башни. Прямо у его ног неширокая Ладожка впадала в Волхв. Под стенами крепости, со стороны Ладожки, разлился широкий затон. Он и сейчас был широк, а можно себе представить, каким он был в дальние древние годы, когда на той стороне речушки еще не было домов и до самых могильных курганов расстилались поля. Башня была приземистая, вся какая-то основательная. Она смотрела во все стороны окошками бойниц. На ее обвалившийся верхний ярус вилась узкая лестница. С ее стен открывался вид на много верст вниз и вверх по Волхову. Вверх почти до самого нынешнего Волховстроя, а вниз – до кургана Вещего Олега, и если бы не этот курган, наверно до самого Ладожского озера. Курган своим телом закрывал обзор озерной дали.

Павел не слышал, как его звали друзья. Что-то навалилось на него, окутало каким-то туманом, и погрузило в иную жизнь.

После боя, вся ватага высадилась на берег, разожгла костры. Андрей выставил часовых, хотя понимал, что больше разбойники после смерти вожака не сунутся. Но береженого – бог бережет. Мастеровые начали чинить корабли и штопать паруса. Кашевары выкатили походные казаны. Через час уже все было готово к пиру. Хорошо хоть не к поминальной тризне, мелькнула мысль у Андрея. В этот раз обошлось без смертей и жертв. Вообще в этой дороге боги их берегли. Он постучал по дереву, чтобы не сглазить. Столько пройдено, а ватага, если и потеряла кого из своих братьев и сестер, то только тех, кто остался на пути строить новые посады и дружить с местными родами. Ну, так значит, им судьба назначила. Таков у них удел в этой жизни.

Центром внимания всех в этот тихий вечер были две девушки. Отважная Ардуина, что почти ценой собственной жизни остановила напор вожака разбойников, встретив его свистящую секиру ударом своего меча. И, конечно же, легендарная воительница Айно, пришедшая ей на помощь в самой роковой для амазонки момент. Они сидели рядом, как две сестры. Теперь они и были сестрами. Кровными сестрами. Никто еще не придумал этого названия для дев-воинов, поэтому они назывались по-мужски – «побратимы». Кровь битвы и горячность боя, в котором каждая из них рисковала своей жизнью, чтобы спасти жизнь другой, породнили их крепче родовой связи.

Ковш с хмельным медом передали Андрею, а он с поклоном Айно. Девушка взяла дар, оголила левую руку и быстрым взмахом острого кинжала сделала надрез на нежной коже. Капли крови упали в темноту напитка. Ардуина в ответ влила в ковш капли своей. Девушки выпили мед и троекратно расцеловались. Теперь они были кровники. Сестры по крови. Андрей отметил, какой удивительный кинжал был у воительницы. Он знал толк в оружии, особенно в мечах, кинжалах и саблях. Но это была работа великого мастера. Сам клинок был похож на пламя костра, казалось, что в его пляшущем чреве вспыхивают искры, по всему этому колеблющемуся пламени шли извилистые узоры, напоминающие дикие травы. Андрей слышал, что так получается, если ковать оружие из витых полос стали, но секрета не знал. Ручка кинжала представляла собой переплетенное тело двух змей. Голова одной была повернута к клинку, поэтому казалось, что клинок это еще и жало змеи, такое же острое и ядовитое. Вторая голова заканчивала собой рукоятку и смотрела на всех глазками двух красных камней. Глазки эти казалось, были прикрыты веками сонной змеи, но если бы вдруг подошел враг, они вот-вот готовы были открыться, увидеть его и тогда молниеносный удар безжалостного жала был неминуем. Это действительно был удивительный кинжал. Он покоился на поясе девушки в ножнах из серебристой кожи змии.

Когда обе героини пира выпили свой побратимский ковш, все воины встали, и над просторами лесов и озер прогремел крик:

– Слава!!!

– Слава вам сестры! – встал Андрей с чашей в руке, – Слава за вашу отвагу и удачу в бою. Слава за помощь друг другу и всем! Слава за то, что у нас появилась новая сестра, благодаря мужеству нашей подруги, – он улыбнулся Ардуине, – И Слава нам всем за такую победу!!! – Слава!!! – громыхнуло в ответ. Гиперборея принимала гостей. Они выдержали испытание и показали свою удаль. Гиперборея любила смелых, удалых и удачливых.

– Павел! – кричали снизу, – Спускайся, поехали на обед!

Он неохотно вернулся из своего видения. С удивлением, еще не совсем придя в себя, смотрел на девушку внизу, махающую ему рукой. Откуда она здесь? Покрутил головой. Она только что была у костра и пила мед из ковша, порезав себе руку кинжалом. И вдруг Павел отчетливо вспомнил, как Жорик подарил Айно кинжал и она, расцеловав его в ответ, сказала: «Спасибо Егор!!! От всей души спасибо!!! Ты даже не знаешь, как ты угадал!». Надо будет у нее попросить кинжал показать, отметил для себя Павел, спускаясь по скользким ступеням.

Обед был не то чтобы роскошен, но сытен. После него Антон, ковыряя в зубах и развалившись в кресле, лениво философствовал:

– Жизнь, похоже, удалась, однако дамы и господа, надо подумать, крепко подумать…

– О чем ты Антош?

– Андрей, – поправил Антон, – Меня по паспорту зовут Андрей. Надо запомнить господа, надо.

– Так о чем ты Андрей?

– Надо прикинуть друзья, сидеть нам в норе или двигать дальше. Взвесить, как говорится, все «за» и «против».

– Ты же сам говорил, что надо забиться в логово и отсидеться. Да и Сева предупреждает, что ищут нас, – Павел налил себе сока и тоже расслабился.

– Я вот думаю, то, что мы натворили,…а что мы натворили из нас никто не знает…. Или кто знает? – он обвел всех взглядом, сделал паузу. Ответа не было, – Никто не знает? – подвел он итог, – Так вот то, что мы натворили, навлечет еще на нашу голову не мало бед.

– Типун тебе на язык, – не удержалась Марина.

– Правде надо смотреть в глаза, Мари. Второе. По нашему следу идут не дворняги, а настоящие гончие псы. Ищейки высокого класса. И то, что мы тут с академиком этим в раскопе обсуждали, я думаю, будет им известно максимум послезавтра. Не потому, что ученый стукач, а потому что он на Айно запал, и с кем-либо вопрос этот обсудит и про ее имя чудное расскажет. А потом вспомнит, что такое же было рунами в старом тексте написано и вспомнит про текст и как ученый, истинный ученый расскажет про него, как про некую диковинку.

– Что ты предлагаешь?

– Я предлагаю. Напрячь Севу еще раз. Пусть поменяет Айно имя, скажем, на Инну. Ты согласна?

– Не принципиально. Что дальше?

– Дальше пакуем чемоданы и гоним на восток.

– Почему на восток? – уточнил Павел.

– Потому что там, нас искать не будут.

– Почему?

– Да потому, что нам там нам делать нечего. Нас будут ждать у границы с финиками. Паспорта есть. Страховка на тачку есть. Визы есть. Где ж нас ждать? А в центре государства Российского нам делать нечего. Кто против?… Кто воздержался?… Принято единогласно. Теперь десерт. Вечером отдых. Все.

В комнате повисла тишина. Айно сидела в кресле с открытыми глазами, но была далеко отсюда от этих проблем с паспортами, отъездами, приездами, погонями и прятками. Она была там…

Следующий день застал их на уже готовых к отплытию стругах и драккарах. Андрей махнул рукой, и лебедь передового корабля взрыл грудью спокойную воду озера, полетел к северу, как живой перелетный лебедь к своему гнезду. Озерами и протоками шли они теперь точно по пути, начертанному красной линией на хоженце Змеевых деток. Плаванью их не мешали дожди и ветры. Плотная стена леса отгораживала их от дикого зверя и лихих людей. И вот под вечер в белесой дымке, наступающей белой ночи, показалась большая вода.

– Ну, вот и море Белое, – облегченно сказал Елисей.

– Беловодье началось, – как о чем-то дорогом ее сердцу, мягко пояснила Айно.

– Беловодье – это что? – повернулся к ней Андрей.

– Земля такая. Меж озера Белого и моря Белого, там, где летом ночь Белая, а зимой – земля Белая. Живут в этой земле любомудры и кудесники, прядут пряжу белую судеб людских.

– Так здесь вход в Навь?

– Помнишь ли ты чародей, что тебе волхв говорил, когда дорогу сюда показывал? – не отвечая на вопрос, спросила она.

– Помни дева, помню. На остров Блаженных должен я пойти только в окружении людей мне самых близких.

– Выбрал ли ты?

– Думаю…

– Ложись-ка ты спать. Утро вечера мудренее.

Андрей махнул ватажникам. Корабли пристали в бухте к берегу и дружинники начали ставить стан.

Он сел на берегу на ствол поваленной сосны. Перед ним расстилалось то самое море, о котором его Учитель Иоанн говорил, что находится оно в стране мрака и раз в полгода слетаются сюда белоснежные птицы из страны полнощной на свой птичий пир. Пьют пьяное красное вино из странных кислых ягод, совсем не похожих на виноград, и танцуют волшебный танец. А в танце падают из их крыльев мягкие и легкие перья и пух и покрывают ту землю нежным ковром. Андрей улыбнулся, теперь он знал, что белоснежные птицы – это лебеди, а пух покрывающий всю зиму эту землю называется снег. И он лежит, и не тает длинными полярными ночами, пока светит в черном небе Большая Медведица или, как говорят здесь, Семь Любомудров небесных. А когда выглядывает из-за моря солнце, тает этот белый пух и бегут веселые ручьи, и зеленеет трава, и просыпается, оживет мать природа. Вот так. Превзошел ученик своего учителя. Дошел таки до края земли. Там далее говорят люди и земли-то нет. Одна вода, а потом лед, который никогда не тает, скрывая тайные тайны, что не дано познать даже самым Посвященным в этом мире.

Сзади раздались тихие и вкрадчивые шаги. Как рысь крадется, – подумал Андрей, но своим чародейским чутьем понял, что это Айно.

– Думаешь Андрей? О чем?

– О жизни. О пути жизненном. О том, так ли живем, как могли бы или много чего впустую делаем? А может и просто так, на море гляжу, да мысли в порядок привожу.

– Это дело. Можно я рядом на камешке посижу?

– Садись. Чего на камне-то. Камень тепло крадет.

– Мне не страшно.

– Скажи Змеева дева. Что там впереди меня ждет?

– Ты ж пророк!

– Нет, дева это я в Яви пророк, а в Нави я телок! – он засмеялся.

– Молодец! Легко в Нижний мир идешь. В потусторонний мир так и надо идти с легким сердцем. У кого на сердце тяжесть, дело черное, дума гадкая, тому туда ходить страшно. Хочешь знать что там?

– Хочу…. Покажи мне кинжал Айно…

Павел тряс ее за плечо.

– Инна, Айно. Очнись. Тебе плохо?

– Да нет, отвлеклась просто. Задумалась.

– Инна. Это я тебя и себя к новому имени приучаю, – пояснил он, – У тебя подарок Жорика далеко?

– Какой подарок?

– Кинжал этот варяжский.

– Нет, тут рядом.

– Покажи, если не в лом. Страсть как старинное оружие люблю.

– На, смотри, – Айно неожиданно отбросила полу куртки и вынула из висевших на поясе кожаных ножен кинжал.

– Спасибо, – Павел взял кинжал подошел к свету. Он хорошо помнил, что кинжал был без ножен.

Айно неслышно подошла сзади, перегнувшись у него через плечо, спросила:

– Хочешь, расскажу?

– Расскажи.

В руках у Павла был старинный кинжал. То что он был старинный не вызывало сомнения. Сам клинок был похож на пляшущий язык пламени. Хотя он был и серо-стального цвета, но казалось, что по нему пробегает красное сияние. Или это капли крови, накопившиеся в его недрах за долгие годы, мерцали в нем.

– Он из дамасской стали? – спросил Павел, разглядывая тонкий растительный узор на клинке.

– Он из булата, – ответила девушка, – принцип тот же, только сталь тверже. Рукоятка кинжала представляла собой переплетенное тело двух змей. Два хвоста, разделяясь, становились концами эфеса. Потом тело одной змеи превращалось в гарду, защищавшую руку владельца. Голова одной была повернута к клинку, и из ее пасти выходил язык стального пламени, напоминая жало змеи. Вторая голова была навершием рукоятки. В глаза этой змеи были вставлены два рубина.

– Удивительный кинжал, – отдавая оружие, восхищенно вздохнул Павел.

– Это ритуальный кинжал.

– Им что, убивали жертву?

– Да.

– И в какой религии?

– В жертвоприношении Дракону. Это кинжал жриц Дракона, – Айно вспомнила такой же разговор. Это было ужас как давно.

Она сидела на камне, поджав ноги, уперев подбородок в коленки. Волосы падали светлым водопадом, струясь по спине. Вот также как сейчас вертела в руках свой колдовской кинжал. Потом сильным ударом воткнула его в ствол сосны и повела рассказ. Рассказывала она, как рассказывают у костра жрецы и волхвы, как поют на пирах баяны и скальды.

– Там на острове Блаженных кончается дорога в Навь. Там на острове Блаженных, который называют Островом Яблок – Авалоном или Островом Счастья, Островом Туле, есть вход в Нижний мир. Вход на поля радости, вход на Елисейские поля. Вход этот сторожит Ловхи – Хозяйка Нижнего мира. Но Ловхи не хозяйка Нижнего мира, а только сторож ворот к нему. Вокруг врат расстилается Манна – мир мертвых. Не потому, что они там живут, – Айно неожиданно рассмеялась мысли, что мертвые могут жить, и продолжила рассказ, – Мир мертвых – это место, где те, кто пришел с черными мыслями и черными помыслами искать дороги в Нижний мир, теряют возможность вернуться назад в мир людей в Явь. Видно темны были мысли у людей из рода сокола, когда пришли они в тот раз, и когда закрылась для них дорога назад. В этом мире обитает Отсо – черный медведь и Турсас – морской Дракон и Змей и огненная Саламандра. Если же ты пройдешь через этот мир, и они не тронут тебя, то найдешь вход в Навь. Но ты найдешь его только тогда, когда будет у тебя поводырь, потому как в Манне не возможно ничего увидеть человеческим глазом, потому как в Манне – вечная тьма. Тот поводырь, что видит путь в смертельной тьме, откроет тебе дверь. И ты войдешь в Нижний мир. Тот, кто пришел туда со злом – останется там навсегда. Тот же, кто пришел с добром – задаст свои вопросы и получит ответы.

– Он сможет вернуться?

– Если мысли его чисты как снег в Беловодье, если доля его бела, как пряжа в руках богинь судьбы, если путь его назад проложен для чистых дел, кто же его задержит?

– А этот кинжал, – Андрей кивнул на острый клинок.

– Этот кинжал найдет жертву, если Дракон посчитает, что пришелец скрыл свои мысли от всевидящего ока Змея. Змея жалит только тогда, когда ей наступили на хвост!

– Что ж Змеева дева, спасибо тебе за рассказ. Пойдем спать. Я знаю теперь, кого мне брать с собой. Спасибо!

В кабинете, в недрах которого уютно гудел кондиционер и пылал электрический камин скорее для уюта, чем для тепла, Рихард себя чувствовал ученым исследователем. За окном еще вовсю светило солнце полярного дня и многоцветье трав никак не давало свыкнуться с мыслью, что только что они прошли полярное крещение и получили грамоты о том, что были на родине Санта-Клауса в Лапландии.

Материалы, запрошенные им архивах, были доставлены. Рихард подвинул к себе первую папку. Наверху папки распластался орел. Это были архивы гестапо. Он невесело ухмыльнулся, их, так сказать, прародителя – организацию «Аненербе» за глаза звали «звездным гестапо».

– Что ж полистаем, полистаем, что там насобирали профессионалы, – он был уверен, что в гестапо работали профессиональные ищейки высшего класса, – Кто там у нас первый? Ага, – он открыл папку и прочитал, – «Карл Хаусхоффер».

Что он знал об этом человеке? Если все сформулировать коротко, это выглядело бы так: Карл Хаусхоффер относился к той редкой породе людей, что сочетают в себе сразу несколько талантов. Он имел дарования ученого, ясновидца, способного офицера и оккультиста. Известность он получил главным образом благодаря работам по геополитике, вдохновивших руководство Третьего Рейха на завоевание «жизненных пространств». Почти всю жизнь он ухитрялся сочетать науку, работу разведчика и занятия тайными дисциплинами. Не случайно он слыл одним из самых странных людей своего времени. Это все. Но это не то, что сейчас было нужно Рихарду. «Дьявол прячется в деталях!», – вспомнил он уроки своих учителей в разведшколе. Ему сейчас были нужны детали. Так что там, в деталях о генерале? Он открыл следующую страницу, и взял в руки зеленый карандаш. Он любил зеленый цвет.

Родился Карл Хаусхоффер в 1869 году в Мюнхене, в богатой и образованной буржуазной семье. Получив серьезное образование, Карл с юности заинтересовался Дальним Востоком, но делать карьеру решил на военном поприще.

Потом Центральная Азия, побывав в 1904-м с экспедициями на Тибете, в Монголии, Синьцзяне и в Маньчжурии. Он провел несколько месяцев в ламаистском монастыре близ Лхасы, где, вероятно, прошел обряд инициации. Это кое-что! Зеленый восклицательный знак на полях.

В 1910 капитан Карл Хаусхоффер был немецким военным атташе в Японии. И вот тут. Рихард как заправская ищейка сделал стойку. Перечитал еще раз и жирно отчеркнул. Все-таки гестаповские следователи умели ловить маленькие ничего не значащие на первый взгляд детали. Так вот, молодой капитан увидел, что кодекс чести рыцарей Тевтонского ордена и кодекс чести самураев, так называемый «бусидо», совпадали вплоть до деталей. Молодец! Вот это наблюдательность. Что там дальше? На полях вырос еще один зеленый восклицательный знак.

Ах, вот что! До этого в 1905 году он встретил своего главного духовного учителя, «русского ламу» Георгия Ивановича Гурджиева. Во время своих путешествий Хаусхоффер встречался и с другими, еще более загадочными оккультными учителями, которые владели секретами достижения состояния озарения и другими магическими способностями. Но вот – Гурджиев! Это что-то!!! Три восклицательных знака.

В начале Первой мировой войны Хаусхоффер был произведен в генералы. Соратники с удивлением отмечали у него дар ясновидения. Случалось, он – без всяких видимых причин – отказывался грузиться со своим штабом в эшелон, утверждая, что поезд будет подвергнут бомбардировке с воздуха… Через несколько часов выяснялось, что так и произошло.

Занимаясь наукой, Хаусхоффер не оставляет и свои эзотерические затеи. После войны он становится руководителем общества Туле, взаимодействует с обществом «О.Т.О.», пангерманским масонским «Орденом Патмос». Вместе со своим сыном Альбрехтом, Карл Хаусхоффер числится прилежным завсегдатаем магических сеансов группы «G.D» («Золотая заря внешнего мира») – «дочерней фирмы» тайной ассоциации Высокое Братство Света, или Луксора.

Основателем группы G.D. был британский маг и шпион Алистер Кроули, берлинским филиалом руководила некая Анна Шпрейгель. Алистер Кроули – еще один ученик Гурджиева! Пометка на полях.

Само слово «Туле» означает мифический остров, в доисторические времена расположенный на дальнем Севере. Полагали, что там обитала раса арийцев, происходящая от богов. По легенде, остров погрузился в океан в итоге природного катаклизма. Впервые о Туле поведал греческий географ Пифей.

Путь и идеологию общества «Туле», то есть «Места возвращения» надо будет посмотреть повнимательней. Карандаш сделал зеленую пометку. В частности, утверждается, что адепты этого общества почитали Солнце, которое противопоставлялось Луне – символу семитских народов. В «Туле» соединились две эзотерические традиции: движение, пришедшее из Гипербореи, и традиции Центральной Азии. У обоих этих движений одинаковый символ – левосторонняя свастика. Кто был основным? Взмах карандаша.

Доктрина Туле – неоязычество. Опорная литература книги Гвидо фон Листа: «Секреты рун», «Ритуалы германоарийцев» и другие. Карандаш отчеркнул этот абзац. Все!

«Общество Туле!!! – Гурджиев!!! – Гиперборея!!! – Неоязычество!!!» – Написал Рихард, подчеркнул все это двумя жирными чертами и закрыл папку.

Вертушка зарычала неожиданно. Геннадия Борисовича всегда удивляло, почему спецсигналы не бибикали, а рычали и почему спецтелефоны не звенели, а тоже рычали. За всю свою долгую жизнь в окружении всяких разных спец, он так и не мог к этому привыкнуть. Он снял рычащую трубку.

– Доброе утро генерал! Грызешь свой орешек?

– Здравия желаю товарищ начальник. Грызу…да вот, не грызется, – честно признался он.

– Тебе говорит что-нибудь такое имя, даже не имя, прозвище что ли. Пилигрим.

– Говорит. Я с ним встречался несколько раз в коридорах и кабинетах Думы. Писатель, продюсер, историк… А что?

– Пообщайся с ним. Запиши телефончик.

– Я запомню, – он выслушал набор цифр, зафиксировал в голове.

– Тогда все. Ни пуха, ни пера.

– Пошел к черту! Это все?

– А тебе что мало. Звони, – и трубка запищала короткими гудками. Начальник спецотдела, почесал затылок, набрал номер телефона.

– Але, – ответили на том конце.

Он представился по всей форме и предложил встретиться, изложив тему возможной встречи.

– Вы знаете, Геннадий Борисович, – Пилигрим подчеркнуто не называл его по званию, – Сегодня днем в Политехе лекция. Я буду ждать вас у подъезда. Узнаем друг друга.

Через два часа генерал подходил к боковому подъезду Политехнического музея. У подъезда его ждал Пилигрим. Они раскланялись и прошли в малый зал лектория.

– О чем лекция? – на ходу спросил генерал.

– О семантике каменных лабиринтов севера, – ответил Пилигрим.

– И кто читает?

– Михаил Бурый.

– Это псевдоним?

– Это имя и фамилия. Да вот и он.

На кафедру поднялся ученый, по его виду в этом не приходилось сомневаться, лет сорока. Взял указку и начал бодро рассказывать материал. Выглядело это так.

Каменным лабиринтам Русского Севера посвящена достаточно обширная литература. Исследователи подробно описали данные памятники, проследили историю их изучения, провели первичную каталогизацию и классификацию, обсудили вопросы датировки, принадлежности и функционального назначения сооружений. Каменные лабиринты Русского Севера были вписаны в круг древностей Северной Европы. Отмечено, что на территории Карелии, Кольского полуострова, а также Финляндии, Швеции, Норвегии, Дании, Исландии и Англии распространены лабиринты одних и тех же типов. В то же время почти все ученые признают, что многие проблемы изучения каменных лабиринтов Европейского Севера до сих пор остаются нерешенными, а предложенные выводы – спорными или не до конца обоснованными.

Вопрос всех вопросов – назначение каменных лабиринтов. Именно в его решении удалось наиболее продвинуться вперед. Огромная заслуга в этом принадлежит Н.Н. Виноградову и другим, которые в конце 1920-х годов изучали лабиринты Соловецких островов. «Лабиринты, – писал Н.Н. Виноградов, – и есть не что иное, как Saivo, священные горы, где живут души усопших, наслаждаясь блаженством. Самый вид гребней лабиринтов уже дает представление о хребтах каменных гор». Он характеризовал лабиринты как «города мертвых». И далее: «Душа умершего после смерти продолжает жить, сохраняя способность покидать свое жилище… Для предотвращения нежелательных посещений saivo-лабиринт сделан с одним входом, с запутанными дорожками и гребнями камней, чтобы духи умерших сами в них запутались и не могли выйти наружу».

В сношение с подземными духами входил шаман, обладавший сверхъестественной способностью избегать опасности, грозящей ему в царстве мертвых. Каменная груда в центре лабиринта служила для жертвоприношений. Развивая свою мысль, исследователь отметил, что каменные лабиринты, «были символами потустороннего мира, в котором запутывались души умерших, или…символами некоего «третьего мира», разделяющего земной и потусторонний миры». Лабиринты с системой запутанных ходов служили «для обеспечения невозвращения умершего из иного мира».

Если оставить в стороне традиционный сухой «конструктивистский» подход и взглянуть на лабиринты с художественных позиций, первое, что мы можем увидеть в схеме лабиринта, – это клубок из двух свернувшихся змей. Особенно четко и выразительно образы змей с продольно удлиненными головами и округло оформленными хвостами представлены в Большом Соловецком лабиринте, – рассказывал ученый.

Генерал отвлекся от лекции. Ушел в свои мысли. Значит, немцы это тоже прорабатывали. Мы ринулись на Кольский, а они в Лапландию. Он опять вернулся к докладу. Что-то он упустил. Докладчик уже говорил на литературную тему. О карело-финском эпосе.

В «Калевале» отмечены два места основного скопления змей. Прежде всего далекая «северная страна Похъёла (она же Сариола) в Лапландии. Страна эта называется в «Калевале» «суровой». Располагалась она «за чертой земли туманной» то есть за чертой обитания людей. Это равнинная пустынная страна, «где ворон лишь родится». Там проживало «племя Лемпо» в облике людей. Если учесть, что злой дух Лемпо (он же Хийси) принял активное участие в сотворении змеи из слюны Сюэтар, то нет ничего удивительного в том, что именно многочисленные змеи составляли «змеиную ограду» – живой забор страны Похъёлы.

Змеи оплетали этот забор и под землей: «Тысячеязыкая», «стоглазая» с тысячью жал змея охраняла ворота страны Сариолы-Похъёлы.

Вторым местом скопления и обитания змей было само подземное царство смерти, царство мертвых. Туда попадали «похищенный болезнью», «убитые грозною смертью». Там хозяйничало божество Мана. Попасть в страну Маны можно было через туманную далекую реку Туонелу, которая считалась «святой речной пучиной», рекой, ведущей «в вечные потоки Манны».

Чрезвычайно важны строки «Калевалы», в которых дано описание наиболее примечательных черт царства мертвых. Есть строки, упоминающие горячие камни, пылающий утес, покров, сотканный из змей, они являются, на наш взгляд, ключевыми для объяснения композиционной структуры северных святилищ, составной частью которых, как установлено археологами, были лабиринты.

“Горячие камни” – это так называемые каменные груды, или каменные курганы с трупосожжениями, зафиксированные и частично раскопанные археологами рядом с каменными лабиринтами.

“Сотканный покров из червей и змей подземных” – это то, что ранее мы определяли для лабиринтов как клубок застывших в камне змей.

Вход в лабиринт – начало подхода к подземелью царства мертвых. Узкая дорожка между телами свернувшихся змей – вполне конкретный путь в царство мертвых. Начавший его не знал, будет ли пройден им этот путь до конца, вернется ли он из лабиринта. Самый опасный участок находился в центре лабиринта, где идущий оказывался между двух голов свернувшихся чудовищ.

“Калевала” в литературной обработке Лённрота содержит топографические и географические привязки входа в подземное мрачное царство мертвых Маналы-Туонелы.

Докладчик подошел к доске, на которой были прилеплены карты, картинки, схемы. Указка его летала, показывая острова, проливы, бухты.

Во-первых, эта страна располагалась на весьма далеком расстоянии от страны Калевалы.

Во-вторых, от прочей земли страна мертвых была отделена широкими водами потока Туонелы (он же река, он же пролив).

В-третьих, страна мертвых располагалась на острове, имевшем весьма важную примету – высокий холм.

В-четвертых, она была покрыта характерной растительностью. Здесь были “дебри лесные”, “низкие местности”.

Хотя многие исследователи “Калевалы” отрицают наличие каких-либо точных географических объектов в эпосе, включая саму страну Калевалу, нам все же представляется весьма заманчивым указать на странное совпадение перечисленных выше четырех географических характеристик царства мертвых с одним реальным объектом. Это – Соловецкий архипелаг с его многочисленными святилищами, лабиринтами, не имеющими по числу аналогов в Северной Европе. Со стороны моря он воспринимается как один большой остров с лесными дебрями, покрытый низкой растительностью. Здесь есть огромный холм – это гора, названная в эпоху средневековья Голгофой, с абсолютной высотой около 200 м. Наконец, широкий поток (пролив) Туонела, отделяющий остров страны смерти от земли, может отождествляться с проливом Белого моря – Западной Соловецкой Салмой.

Отождествление нами Соловецких островов с эпической страной мертвых карело-финского эпоса – всего лишь гипотеза, требующая дальнейшей проверки.

Соловецкие лабиринты, лабиринты Карелии и Кольского полуострова составляют восточную, окраинную часть ареала лабиринтов Европейского Севера. Следовательно, наши выводы, касающиеся семантики данных сооружений, в дальнейшем могут быть детально проверены с привлечением мифологии других народов Северной Европы.

В скандинавском эпосе “Младшая Эдда” упоминается царство мертвых, состоящее из девяти миров. Оно располагалось под Мировым древом. Очевидно, на реке Кипящий Котел располагался Берег Мертвых, упомянутый в песне другого скандинавского эпоса – “Старшая Эдда” – “Прорицание Вёльвы”. Здесь находился дом, сплетенный из змей, куда попадали грешники, сразу становившиеся добычей змея-дракона:

С царством мертвых связаны змеи. По “Калевале”, их укус сразу отправлял человека в страну Маны. Змеи образовывали плотный покров вокруг горы. В “Старшей Эдде” змей пожирал трупы умерших, а одна из рек подземного мира – Кипящий Котел – кишела змеями. Змеиная решетка Похъёлы сопоставима со сплетенными из змей стенами дома на Берегу Мертвых. В обоих случаях рубежом между царством мертвых и другим миром была река (или поток).

Генерал уже начал уставать, когда, человек стоящий на кафедре, как бы поймав его мысли, резко свернул тему.

Подведем итоги.

1. Семантика каменных лабиринтов Русского Севера, прежде всего соловецких, получает объяснение через призму карело-финского эпоса “Калевала”. Выложенные из валунных камней спирали обозначали змей подземного царства смерти, а размещенные в центре сооружений каменные горки символизировали Мировую гору, в недрах которой, в представлении древних, находилось царство смерти.

2. Изображения змей, представленные в виде линий, выложенных из камней, – это художественные образы, что позволяет отнести каменные лабиринты к произведениям первобытного искусства.

3. Лабиринты, имевшие четко выраженную солярную направленность (крестообразное пересечение двух линий), были связаны с культом солнца, его заточением в скалу, гору подземного царства, куда оно было спрятано злыми силами.

4. Высказано предположение, что крупнейший первобытный культовый центр Беломорья – Соловецкий архипелаг – выступал в роли эпической Страны Мертвых, описанной в “Калевале”. Лабиринты же служили дверьми в подземелья царства смерти Маналы-Туонелы.

Докладчик отложил указку и снял очки, в ожидании вопросов.

– Вы поняли Геннадий Борисович, зачем я вас позвал? Надеюсь, эта лекция продвинула вас в ваших поисках? – Пилигрим смотрел на генерала.

– У меня еще ряд вопросов.

– Ко мне или к докладчику?

– Сначала к докладчику.

Брат Христофор отложил папку с информацией по выпускникам иезуитских колледжей и подвинул себе папку с надписью «РУНЫ».

– Так, так, – удовлетворенно прокряхтел он, подражая старому ученому из какого-то голливудского фильма.

Открыл, прочитал: «Гвидо фон Лист был первым популярным автором, соединившим народническую идеологию с оккультизмом и теософией. Он также оказался выдающейся фигурой среди публицистов в Германии». Пробежал глазами дальше: «Лист стал заметной фигурой на восточной окраине немецкого мира. Его читатели и последователи относились к нему как к умудренному патриарху, мистическому гуру националистов, чьей проницательностью славное арийское и немецкое прошлое Австрии избавлено от влияния иностранных культур и христианства». К чему это он сунул свой нос в национализм? Ах, да основатель общества Туле. Ищем истоки. Ищем, где мы сделали ошибку тогда? Полистал уже внимательно. «Гвидо Карл Антон Лист родился в Вене 5 октября 1848 года, став старшим сыном в семье преуспевающего торговца из средних классов. Его отец, Карл Антон Лист, занимался кожей, продавал седельное снаряжение и другие готовые товары, тогда как дедушка, Карл Лист, был трактирщиком и виноторговцем. Прадедушка тоже содержал гостиницу». Пока интересного мало. Но…Что там дальше? «В 1862 произошел случай, выдавший его недостаточную увлеченность ортодоксальной религией. Его отец с друзьями, собираясь посетить катакомбы под собором Святого Стефана, решили взять Листа с собой. Темнота и низкие своды произвели на мальчика сильное впечатление. Позже он рассказывал, что, преклонив колена перед разрушенным алтарем в подземной часовне, он поклялся создать храм Одину, когда вырастет. Очевидно, он видел в лабиринте под собором дохристианскую усыпальницу, посвященную языческому божеству». Экзальтированный был мальчик. Однако возродил язычество и поставил его в основу создания целого государства. В 1908 году была опубликована первая из восьми его эзотерических книг – «Das Geheimnis der Runen» («Секреты рун»). До 1918 году Гвидо фон Лист выпустил еще несколько книг о своей рунической системе. Интерес к германскому национализму привел его к основанию «Общества Туле», которое было одновременно эзотерическим братством и праворадикальным политическим клубом. Иезуит продолжал читать: «Общество Туле» насаждало идеи тевтонского превосходства и расовой чистоты немецкой нации. Считается, что Адольф Гитлер, Рудольф Гесс, Герман Геринг и Генрих Гиммлер были его членами и испытали немалое влияние идей Гвидо фон Листа. Эзотерические писания фон Листа и его утверждения, что руны можно использовать в магических целях, оказывали большое влияние на людей и после его смерти. Одним из таких людей, был Фридрих Мэрби – оккультист, убежденный в том, что руны являются языком доисторической цивилизации».

Брат Христофор подвинул себе рюмку, отхлебнул, задумался. Действительно, слово Туле, означавшее «дальняя северная земля», использовалось в оккультном контексте как место происхождения расы сверхлюдей, призванных править миром. Мифический остров Туле, как считалось, существовал где-то между Скандинавией, Гренландией и Полярным кругом. Название Туле также означает «Место возвращения», поскольку остров был расположен на краю света в те времена, когда ученые и теологи насаждали представления о плоской земле. Таким образом, моряки, совершавшие плавания на край света, рисковали заплыть слишком далеко и низвергнуться в Бездну! На древних картах часто встречаются предупреждения об этих опасных водах; надписи вроде «Здесь Драконы» указывали на приближение к «Месту возвращения». Так ли?

После прихода нацистов к власти в 1933 году все эзотерические ложи, оккультные организации и школы колдовства были запрещены.

Стоп! Он вернулся назад, перечитал. «Название Туле также означает «Место возвращения». Ага! И здесь. «На древних картах часто встречаются предупреждения об этих опасных водах; надписи вроде «Здесь Драконы» указывали на приближение к «Месту возвращения». Вот она ошибка!

Это действительно было Место возвращения. Место возвращения в другой мир, дорогу в который потеряли. И там действительно были Драконы! Тогда они ЭТОГО не поняли. Христофор налил коньяк прямо в стакан и выпил залпом. Он докопался до сути. Ай, да молодец!

* * *

Распрощались ребята с Севой по-дружески. Он все сделал, как просили, заменил имя в паспорте и других документах у Айно. Показал, где в багажнике запасные автомобильные номера и техпаспорта. На прощание шепнул, что Георгий Михайлович ушел на яхте вокруг Европы и сейчас где-то в Голландии. Как только скрылся за поворотом черный бок Гранд Чероки, собрал бригаду и, со вздохом облегчения, объявил, что всем месячный отпуск за бугром, раздав загранпаспорта и премиальные. Затем вызвал новую команду, предал новому смотрящему объект, а сам, прыгнув в Мерин с перебитыми номерами, отправился в сторону Выборга. Пора было подумать и о себе. Там «за ниткой», как ботают по фене, за границей на более понятном ему языке бывших младших научных сотрудников, он имел право расслабиться. «Кто воевал, имеет право у тихой речки посидеть», – мурлыкал он поднос. Бывший сотрудник отдела прогноза и деловых игр одного из военных институтов психологии любил выигрывать сложные партии и получал удовольствие, когда оставлял противника с носом. В этот раз он понял, что он даже чуть-чуть заигрался. Однако игроки с его стороны ему попались грамотные, и вывели его из игры, прямо можно сказать на грани фола. Его партия в этой опере окончена, и надо тихо и незаметно уйти, не оставив следов. Он сделал все как надо, вплоть до того, что ксивы им заказывал у разных барыг. Проскочив выборгскую таможню, Сева еще раз вздохнул с облегчением. Ему нравилось работать у Жорика. Тот имел зачатки ума, а еще больше какой-то звериной осторожности и сообразительности. Он не по жлобился и в этот раз, бросил на время дело, когда понял, что пахнет жареным. Просто ушел за кордон на яхте. Опять же, не сдал деловых. Знал – потянут вместе с ними. Живой свидетель – плохой свидетель. Это была Севина школа. Теперь. Гнать и гнать. Сменить раза два машины и паспорта. Осесть где-нибудь в Иордании или лучше в Ливии, куда никто и нос не сунет. Всплыть в Новой Зеландии и жить спокойно. Хотя он это вряд ли сумеет. Адреналину захочется. Но это потом. А пока вперед и лови ртом воздух свободы.

А черный шкаф Гранд Чероки мчал в сторону Череповца. Антон вел машину уверенно. Последний, кто их посетил в логове, был визажист, или как сказал Павел «декоратор». Он навел на всю компанию декор. Подобрал парики девчонкам. Изменил прически Павлу и Антону. В машине сидела совсем другая компания. Ментовские заслоны при всей своей бдительности никогда бы не опознали в них разыскиваемых личностей, дабы они были во всесоюзном розыске. Но их там не было. Спецотдел не любил шума, да и не мог его поднять по причине секретности каждого своего шага.

Павел на заднем сидении, доверив роль штурмана валькирии, прикорнул на плече Мари.

Андрей собрал всю ватагу утром вокруг невысокого кургана. Ночь он не спал, решение давалось ему с трудом. Знание того, что тот, кто пойдет с ним имея, хоть какую-то темную мысль в закромах своего сознания обрекает себя на вечное скитание по полям мира мертвых, заставляла его взвешивать каждую кандидатуру не раз и не два. Он мысленно говорил с каждым, спрашивал у него, не осталось ли там, в темных уголках памяти чего-то страшного, не было ли в череде желаний чего-то такого, чего надо было стыдиться самому. Они проходили перед его взором. Раз и еще раз. Теперь он собрал всех, затем чтобы объявить им, кто пойдет с ним. Туда на остров Блаженных, туда, откуда уже много лет не возвращается никто. Он брал этот груз возможной ошибки на свои плечи. Андрей вспомнил слова Учителя. «Каждый несет свой крест». Что ж он понесет свой.

Ватага собралась быстро. За время пути они сдружились, спаялись в огне сражений и в грохоте бурь.

Он обвел всех долгим изучающим взглядом, подождал, пока утихнет гул голосов и шорох, садящегося и устраивающегося на месте народа. Поднял руку.

– Братья и сестры! Мы подошли почти к пределу мира. Конец той дороги, что мы искали близок. Вот перед нами последняя преграда. Это вода, отделяющая нас от острова, откуда нет возврата. Его называют по-разному в разных частях света. Но все мы знаем, что на нем вход в Нижний мир. В мир, где нет места нам людям, где живут только герои и нежить. Я давал зарок волхву Родославу отыскать этот путь. Вы пошли со мной. Мы выполнили зарок. Слово наше мы сдержали. Я пойду дальше. Я мог бы вас спросить. Кто со мной? Но я знаю, что вы шагнете все, как один, – он замолчал. Тишина начала давить, – Но я решил по-другому. Вы знаете – я пророк и чародей! Я вижу то, что не ведомо вам. Потому я сам выберу… Нет не достойных. Достойны вы все. Вы доказали это делом. Я выберу тех, кто может не вернуться назад в Явь и никто не заплачет о них…

– Во, как? – вырвалось у кого-то.

– Вас таких много я знаю. Тех, кто в мире этом один, как перст. Но я выберу таких, кто мог бы остаться там, в Нави по праву. Я знаю, и таких много среди нас. Героев, которых ждут валькирии. Я выберу тех, кого не прельстят поля Блаженства и кто захочет вернуться в этот мир полный ненависти и крови…

– Эх, – пронеслось над ватагой.

– Вернуться, чтобы сделать его чище. Пусть каждый из вас примерит на себя то, что я сказал…

– И еще я беру с собой тех,…кто не будет просить блага себе, или права отмщения или возможности изменить прошлое. Тех, кто не сожалеет о прожитом…. Пусть каждый заглянет в себя. А теперь я назову их,…но прежде дам вам подумать. Если я ошибся, и кто-то готов идти со мной из тех, кого я не назвал, или кто-то не готов из тех, кого я назову. Пусть скажет. Это его доля. Выбор каждый делает для себя! – он замолчал и сел на камень.

Тишина повисла над поляной. Она висела долго, пока Андрей опять не встал. Он поднял руку.

– Слушайте! Со мной идут: Сил, Лукослав, – оба встали и подошли к кургану, – Путята, – перунов волхв крутанул палицей и сел рядом, – Елисей, Ардуина, – амазонка улыбнулась своему медвежьему собрату, – Тур, – Андрей замолчал, – повернулся к воительнице, – А у Айно я могу только спросить. Ты не покинешь нас дева?

– Нет, – ответила воительница.

– Все! Я даю всем время подумать. Помолчим братья и сестры. Пусть ваши боги подскажут вам. Не будем мешать выбору богов.

После общего круга вся ватага стала готовить отборных к походу на остров.

Павел так сладко спал, что Марина боялась пошевельнуться, чтобы не разбудить его. Антон повел машину помедленней. Пусть выспится. Кто его знает, что там впереди.

Пилигрим и генерал дождались, когда археолог освободиться. После быстрого знакомства, Пилигрим предложил пойти в буфет Политеха, напоминающий средневековую трапезную со сводчатыми потолками и видом на серый дом на Лубянке и там, за пивом, переброситься накоротке мыслями. Предложение понравилось, и троица нырнула в буфет.

– Так что у вас за вопросы, или что за вопросы у органов с Лубянки? – поинтересовался археолог.

– Да у органов все в порядке, – отшутился Геннадий Борисович, – Это я приватным, так сказать, образом. Увлекаюсь историей севера Руси. Хобби завел на старости лет в преддверии выхода на пенсию.

– Спрашивайте, пожалуйста, юный исследователь, – наливая пиво в стакан, поощрил его Пилигрим.

– Михаил…, – генерал замялся.

– Просто Михаил.

– Хорошо, скажите Михаил вы как расцениваете работы Виноградова? И расскажите чуть-чуть о нем. Я как дилетант не встречал его фамилию в научных работах.

– Виноградов. Виноградов. Значит так. Биография Николая Николаевича Виноградова может представлять интерес для специалистов по истории различных научных дисциплин – этнографии, фольклористики, истории, археологии, театроведения, музейного дела, краеведения, истории языка и литературы. Он был блестящим исследователем-универсалом, тем не менее, его судьба совсем не укладывается в классическую схему академической биографии, настолько в ней перемешано черное с белым и грешное с праведным. Единственные, для кого биография этого человека не тайна – это ваше ведомство.

– Вот как! – удивился генерал.

– Об этом чуть позже, – встрял Пилигрим, – Во-первых, был он костромским, то есть из тех же земель, что и загадочный костромской ведун, который Барченко глаза открыл. Вы мне не удивляйтесь Геннадий Борисович. Вам же меня именно по этому делу посоветовали. Вернемся к нашему гению из глубинки. Поступил он сначала, как сын священнослужителя, в Костромское духовное училище, затем учился в Костромской духовной семинарии. Хочу отметить, что из стен оной семинарии вышло немало историков, таких, как академик Ф.И.Успенский, профессор Н.В. Покровский, А.В. Горский и многие менее известные ученые. Извините, что встрял.

– По части вашего ведомства, – продолжил Бурый, – Был он из священников, там же в костромском уезде. Помнящие его прихожане в один голос утверждают: очень верующий, хороший был человек. Тем не менее – в середине 1920-х годов он сложил с себя сан, как говорили, сдал крест на «Доброхим», ушел в редакцию газеты губкома РКПб – «Красный мир» и стал сотрудничать с Истпартотделом. При обыске у него нашли материалы из собрания Истпарта, пытались обвинить по политической статье, но со всей очевидностью удалось доказать только многочисленные кражи из государственных музейных и архивных собраний. Протокол Особого совещания при коллегии ОГПУ от 9 апреля 1926 года содержит постановление: «заключить в концлагерь, сроком на три года». С открытием весенней навигации этого же года «вечный студент», ученый и бывший чиновник, расстрига и журналист был отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения.

– С 1920 году на островах располагался лагерь принудительных работ, который вместе с конвоем насчитывал триста пятьдесят человек. Это был один из первых исправительно-трудовых лагерей послереволюционной России. В 1923 году на островах организуется новое учреждение значительно большего масштаба – Соловецкие лагеря особого назначения (СЛОН). В начале 1937 года они были преобразованы в Соловецкую тюрьму особого назначения (СТОН). Основателем был Глеб Бокий, – вяло вставил Пилигрим, попивая пиво.

– Спасибо, об этом я могу рассказать гораздо больше, – повернулся к нему генерал, – Однако спасибо, продолжайте Михаил.

– По амнистии срок был сокращен на треть, Николай Николаевич был освобожден, но остался на острове, был назначен ученым секретарем знаменитого Соловецкого общества краеведения. «У Виноградова был простецкий вид и умение быть «своим» среди лагерного начальства», – вспоминал Дмитрий Лихачев. А благодаря этому удавалось спасать церковные ценности, заботиться о сохранности знаменитых лабиринтов, избавлять от черной работы прибывавшую с каждым транспортом интеллигенцию, – все это, не прекращая серьезных научных исследований, которые и сегодня высоко оцениваются учеными разных специальностей.

– А членами Соловецкого общества краеведения были: начальник Гидрометеорологического комитета А. Ф. Вангенгейм, выдающийся философ, математик, химик, священник П. А. Флоренский. Целая плеяда историков В. П. Никольский, Н. П. Анциферов, В. В. Бахтин, М. О. Гордон, этнографы и краеведы Н. И. Виноградов, А. А. Евневич, П. К. Казаринов. А кроме них мы тут найдем поэтов и писателей Б. Н, Ширяева, Л. М. Могилянского, В. Камецкого, О. В. Волкова, художников О. Э. Браза, К. Н. Половцеву, профессора Московской консерватории Н. Я. Выгодского, крупнейшего исследователя древнерусской литературы Д. С. Лихачева. Достойный любого института подбор. Молчу, молчу, – Пилигрим обмакнул усы в пивную пену.

– Весной 1932 года Виноградов покидает Соловки. Часть материалов Николай Николаевич увез с собой на материк. Здесь он стал действительным членом Карельского научно-исследовательского института, едва не стал первым карельским академиком. Но был арестован в 1937 году, и 8 января 1938 года эта бурная жизнь оборвалась. Все. Еще что-либо хотели узнать? – Михаил подвинул к себе бутылку Старого Прамена, – С вашего позволения.

– А где все материалы?

– На Лубянке! – искренне удивившись, вскинул на генерала глаза археолог.

– Но вы считаете, что это не…, – тот подыскивал слово.

– Нет, это не бред шизофреника, не паранойя, – опередил его Бурый, – Я считаю, что вообще весь этот сыр-бор со СЛОНом, Бокий затеял именно из-за входа в Нижний мир. Он как-никак возглавлял оккультный отдел ВЧК. Он для того и посадил туда специалистов именно по этому профилю.

– То есть как?

– А вы списки и темы их научных работ просмотрите, и все станет на свои места. И духовных лиц туда определяли тех, кто к этому отношение имел. Но это только моя, сугубо личная точка зрения и научного подтверждения она пока не имеет.

– Вы пиво-то пейте. Мало будет, я еще закажу. Хорошо сидим, – двусмысленно вставил Пилигрим.

* * *

Машина бежала и бежала все дальше на восток. За окном мелькали деревеньки, речки, мостики, бензоколонки. На мягких рессорах огромный то ли шкаф, то ли танк покачивало из стороны в сторону. Антон не гнал. Он никогда не гнал, если не знал дорогу, как свои пять пальцев или имел какие-то сомнения в выборе пути. Павел спал на плече Марины и, судя по его довольному выражению лица, снилось ему что-то приятное.

Вышли на лебяжьем струге. У руля встал Сил. Лукомысл достал гусли и сел у мачты, настроил. Подставил лицо встречному ветру. На них накатывал простор Белого, ледяного моря, что и в знойное лето в чреве своем прячет ледяные горы.

Лукомысл провел по струнам. Они запели ласковым тихим звоном, как бы ловя дуновения этого ветра, как бы перешептываясь с журчанием волн.

Шел он быстрыми шагами, Шел неделю чрез кустарник, Через заросли другую, Можжевельником шел третью.

Пробуя голос, нараспев произнес волхв. Все повернулись к нему. Но он не смотрел на друзей, он смотрел туда в море, где должен был быть волшебный остров Яблок, о котором он слышал столько сказов и столько песен. Теперь ему выпала счастье увидеть его и сложить свою песнь.

Лебяжья лодья летела над белыми бурунами волн, как будто это была сказочная лодья богинь моря.

Громким голосом воскликнул: Там, у Туонелы потока, Маналы у вод глубоких: “Дочка Туони, дай мне лодку, Дай паром мне, дочка Маны, Чтобы реку перейти мне, Чрез пролив туда добраться”.

Неслась впереди летящего лебедя песня Лукомысла.

Впереди среди гребней волн мелькнул не похожий на бурун белый бок огромной рыбины. Неожиданно она вылетела из воды вся, показывая себя в полной красе. Андрей ахнул. Это была гора. Белая гора. Дельфины Срединого моря и многие другие обитатели вод, казались перед ней головастиками.

– Это Турсас – Морской Дракон, который стережет путь на остров. Мы жрицы Дракона зовем его Белухой, Белобоким, – Айно стояла рядом, – Он добрый, если не трогать его деток. Все добрые, если их не злить.

Корабль надув паруса уходил от целого косяка Белух, что резвились и играли в водах Белого моря.

Остров Маналы он видит, Туонелы он холм заметил.

Запел Лукомысл. Он увидел остров. Со стороны моря он казался диким, неприветливым и дремучим, заросшим сказочными деревьями. Посреди него возвышался огромный холм. «Как Голгофа», – поймал себя на мысли Андрей и тут же отмахнулся от такого жуткого сравнения.

Антон посмотрел в зеркальце заднего вида. Марина тоже заснула и они мирно, свернувшись клубочком, сопели вдвоем на широком заднем сидении. Сам с собой он вел долгую беседу.

– К вечеру дотрясемся до Череповца. В город соваться не будем. Там всяких заезжек для охотников и рыболовов вдоль Рыбинского водохранилища, полным-полно. Там нам и место. А коли не найдем ничего, в чем я мало сомневаюсь, то палаточку раскинем на бережку.

Он глянул на приборы. Бак был полон, и стрелочки показывали, что все в полном порядке.

– Поиграем с судьбой в прятки, – успокоил сам себя, – Поиграем еще.

Отчеты в спецгруппу «Норд» шли не утешительные. Объекты пропали из поля зрения. Пропали, как в воду канули.

Материалов по операции, проводимой здесь во время войны, найти не удалось. Оказалось, все было в архиве Аненербе, который захватил десант Балтийских моряков. Если бы это были союзники, Рихард давно бы уже держал в руках даже не копии, а подлинники. А вот тут незадача, архивы были у товарищей из НКВД-ГПУ. Знал он доподлинно одно, что спецгруппа из дивизии СС «Норд», обученная и снаряженная здесь, вот здесь на этой же базе в конце войны, вышла на следы этого таинственного документа, в котором был скрыт секрет управления той силой, доступ к которой, по косвенным данным получили спецы из Аненербе или из ведомства Генриха Гиммлера и, как он понял, люди Сталина. Вот тогда и началась дикая гонка. Гонка непонятно за чем и не понятно куда. Тараканьи бега к смерти. Кто-то знал, что выиграет тот, у кого будут эти таинственные свитки известные как «Евангелие от Андрея». В них и только в них был скрыт секрет управления этой силой. Какой силой? Рихард догадывался смутно. Потому как это было засекречено так, что даже тот, кто краем своей судьбы хоть слегка касался этой тайны, подписывал себе смертный приговор. И кто его приводил в исполнение, было тоже тайной.

Однако один из радиоперехватов этой группы сохранился в архиве английской разведки. Применив к нему старый шифр, Рихард узнал, что они нашли, если не сам документ, то ключ к его поиску. Он подвинул архивный листок к себе. Радио было с одной из островных батарей в Ладожском озере, где трое оставшихся в живых диверсанта нашли приют на ночь у командира батареи. Оттуда они и послали шифровку, воспользовавшись его рацией. Вон сверху ясно видна руна «Хагель» отличительный знак дивизии СС «Норд». Такой симпатичный паучок. Только поэтому ее не изъяло гестапо. Решило, что это один из запросов боеприпасов или подкреплений. Дальше следы терялись. Известно, что в то же время русские высадили десант на острова, где базировались артиллеристы. Десант удалось сбросить в озеро, но следы находки и всех, кто был на батарее, теряются. Моряки русского десанта продержались на острове четыре дня и уничтожили там всех и все. Поиски, устроенные ищейками Аненербе, результатов не дали. Тогда свитки пропали бесследно.

Из северного отдела исторических исследований ему принесли развернутую справку по корням неоязычества. Может хоть здесь, какой ключ? Рихард по диагонали прочитал справку.

«Берсерками в скандинавских сагах называли воинов особого рода, которые обычно открывали сражение и отличались неустрашимостью и отвагой. Характерной чертой их была одержимость в бою и в припадке бешенства один или два берсерка были способны разогнать вооруженный отряд в несколько десятков человек – безумие удесятеряло силы. Дойдя до состояния исступления, берсерк бросался в битву, разрывая на себе кольчугу и, побросав наземь оружие, крушил врагов порой лишь голыми руками, сея ужас и панику вокруг себя. Если в руках у него был щит, то он вгрызался в его край зубами, повергая врага в оцепенение.

Снорри Стурлусон, автор знаменитой «Младшей Эдды», сборника древнеисландских мифических сказаний, связывает безумие берсерков с заклятиями верховного скандинавского божества Одина, владыки чудесного чертога Вальхаллы, куда после смерти на вечное пиршество отправляются души воинов, героически павших на поле брани и заслуживших благоволение богов. Своими чарами Один мог сделать так, что в бою недруги его воинства становились глухими и слепыми или наполнялись ужасом, а их оружие ранило не больше, чем хворостинка. «Сага об Инглингах» описывает берсерков так: «Они бросались в бой без кольчуги, а ярились, словно бешеные псы или волки. В ожидании схватки от нетерпения и ярости, клокотавших в них, грызли зубами свои щиты и руки до крови. Они были сильны, словно медведи или быки. Со звериным рыком разили они врага и ни огонь, ни железо не причиняли им вреда…».

Связь берсерков с культом Одина находит и другие подтверждения. Согласно мифам Один, дабы познать волшебные таинства древних рун, совершил самозаклание – распял самого себя на священном ясене Древе Мира.

Некоторые аспекты культа Одина и мотивы одержимости берсерков подводят к мысли о шаманской практике, имевшей в своем арсенале не только всевозможные ритуальные действа, но и различные галлюциногенные препараты. Народы Крайнего Севера, такие как тунгусы, ламуты или камчадалы, вплоть до недавнего времени в практике камланий (гаданий) использовали порошок из высушенных мухоморов, который шаманы слизывали с ладони и впадали в транс. Вполне возможно, что практику использования препаратов из мухомора скандинавы переняли от лапландских шаманов, тем более, что в ряде исландских и норвежских саг обнаружены указания на то, что берсерки перед битвой дышали парами мухоморного отвара. И действительно, поведение берсерков в бою напоминает состояние опьянения наркотическим зельем: одурманенность, вспышки ярости, нечувствительность к боли и холоду.

Еще одним ключом к разгадке феномена берсерков является мотив оборотничества – ведь само слово berserkr (от древне исландского bersi – медведь, serk – сорочка, рубашка) и переводится либо как «медвежья шкура», либо как «воплотившийся в медведя». Образ медведя настолько почитаем в индоевропейской мифологии, что даже само его имя, считавшееся сакральным, никогда не произносилось вслух и заменялось табуизированными иносказаниями типа «медведь», то есть ведающий, знающий вкус меда у славян, или «бурый» (немецкий bar, английский bear) у германцев. Исторические же берсерки действительно для устрашения противника носили медвежьи шкуры, повадками и рыком уподобляясь этому зверю.

Скандинавские источники утверждают, что berserkir и ulfhedhnar (волки-воины) действовали как по одному, так и небольшими группами. Историки подчеркивали их неуязвимость, свирепость. Фактически берсерки, сближаясь с немецкими вервольфами, приводят нас вновь к образу Одина, властителя «дикой охоты» оборотней в полнолуние. В еще более древние времена персонажи волка и медведя переплетались настолько, что считались единым мифологическим существом – таков, например, Беовульф (древне английский «медведеволк»), герой одноименного английского эпоса, имевшего, впрочем, позитивную характеристику. Однако, подобно берсеркам, он также бросался в бой без доспехов и разил чудовищ лишь голыми руками.

Интересно то, что жены берсерков также были оборотнями и владели колдовскими чарами. В скандинавских верованиях до сих пор представляют ведьм в образе ночных наездниц на волках, которых называли варгами (древне исландский vargr «волк-изгой»).

Конец эпохи норманнских походов, христианизация и становление раннефеодальной государственности в скандинавских землях привели, в конце концов, к полному переосмыслению образов берсерка и викинга. Уже с XI веке эти слова сближаются по смыслу и приобретают только негативный оттенок, причем берсеркам под влиянием церкви приписывают ярко выраженные демонические черты. В «Саге о Ватнсдале» рассказывается, что в связи с прибытием в Исландию епископа Фридрека там огласили войну берсеркам. Описание их дано вполне в традиционном духе – они творят насилие и произвол, гневливость их не знает границ, они лают и рычат, вгрызаясь в край своего щита, ходят по раскаленным углям босыми ногами. По совету новоприбывшего епископа одержимых злыми духами отпугивают огнем и забивают насмерть деревянными кольями, ибо считалось, что «…железо не уязвляет берсерков.» В других же текстах отмечалось, что окрещенный берсерк также навсегда утрачивал способность перевоплощаться.

Никому неизвестно, где и когда погиб последний берсерк, а вместе с ним ушла безвозвратно и седая языческая древность. О былой славе викингов ныне напоминают разве что героические саги да замшелые рунические камни, рассеянные по склонам холмов. Но кто знает, что скрывается в загадочной нордической душе – быть может, в ее недоступных глубинах все еще тлеют воинственные угли предков, способные вновь превратить добродушных и медлительных скандинавов во властителей гнева, в неистовых берсерков».

Закрыл справку. И что это ему дало? Да ничего. Хотя нет. Вот зацепка. Культ Одина был основой неоязычества. Неоязычество – основой идеологии Туле и движения в Заполярье на поиск Гипербореи. Там, в Гиперборее воспитывали берсерков, неустрашимых воинов. Суть не в их ярости. Суть в их неуязвимости и управляемости. Все экспедиции, всех стран искали пути и способы сотворения современных берсерков. Наверно так. И ведь нашли! Но что-то сделали не так. В самой этой идее был яд! А в «Евангелии от Андрея» или предупреждение или ПРОТИВОЯДИЕ!!!

Отравленные, прежде чем до них дотянулась рука смерти, прежде чем яд поразил весь организм, пытались достать ПРОТИВОЯДИЕ. Вот в чем смысл гонки!!!

Змея жалит, когда ей наступили на хвост

От Иоанна святое благовествование. Глава 8. Стих 44 Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи.

– Дамы и господа! Разрешите приветствовать вас на берегах пачки папирос Беломор! – громогласно провозгласил Антон, останавливая верного железного коня на крутом обрыве над водами Рыбинского водохранилища.

– Волго-Балтийского канала, а не Беломора, тютя безграмотная, – зевая, вылез из машины Павел, – Вот я придавил!

– Да без малого часиков пять проспал. Мы даже на обед не останавливались. Итак, дамы и господа. Есть альтернатива. Первый вариант. Искать гостиницу и кабакус. Второй – дом рыбака или добрую бабушку в деревне и третий – палатка, рыбалка, экзотика и все до кучи. Кто что выбирает?

– Я выбираю Пепси, – потянулся Павел.

– А поточнее, сэр?

– Дом рыбака.

– А вы дамы?

– Мы согласны с предыдущим оратором, – кивнула Айно.

– Значит, ищем аборигена и задаем ему вопрос, о нахождении такового пристанища.

Путь поиска был предложен правильный. Первый же тракторист, тянущий из леса ворованный ствол, указал пальцем на мыс.

На мысу стоял добротный сруб, с сараем и баней. Сруб при более близком рассмотрении оказался Базой общества рыболовов. «Дом Рыбака и Охотника» гордо значилось на вывеске перед воротами без забора. Дом был не занят и ждал гостей. Гостеприимно распахнул им свои двери и предложил традиционный набор услад. Баню, уху, водку, купание, рыбалку, катание на катере – в любой последовательности. Кроме того, три отдельные спальни, чистое белье и бензин для железного коня.

Гостей устраивало все. И они тут же запарковали машину под навес.

Распаковали вещи и быстро разместились в избе, чем ни мало озадачили хозяев, ни как не ожидавших, что парни и девки лягут отдельно, чего в последнее время они давно не видели. Через полчаса они и девок не узнали. Старшая вышла с длинными белокурыми косами по пояс вместо короткой рыжей прически, а младшая, наоборот, с короткими черными, как смоль волосами, вместо длинных белых пател. Обе были одеты в свободные спортивные костюмы. А вместо боевого раскраса шаманов, на хозяев смотрели милые девичьи лица. Парни были как парни. Хозяева мало удивились, привыкшие ко всему за последние годы. Накрыли стол, и ушли топить баню. Перед уходом, главный рыбинспектор пошушукался с самым шустрым из гостей, понял, что сегодня рыбалки не будет и катер, сети и все остальные прибамбасы можно будет готовить завтра с утра.

– Отдыхаем народ! – подвел итог переговорам Антон, – Лично я по программе: обед и в койку.

– Мы с Мари, на озеро сходим и в лес, – сообщила Айно.

– А я, пожалуй, пойду, порыбачу на спиннинг. Приятного аппетита, – И Павел подвинул тарелку.

– Пить не будете? – уточнил Антон.

– Вечером, – за всех ответил Павел, – После баньки.

Программу надо было выполнять. Антон тут же завалился в гамак. Девчонки нырнули в ягодники, начинавшиеся прямо за палисадом, а Павел взял удочки, ведерко и побрел на самый край мыса, далеко выдающийся в водохранилище и отделявший воды бывшей реки Шексна, разлившейся в огромное море, от прямой стрелы канала. Он забросил донки в тихую заводь и огляделся. Напротив него из воды поднимался остров. Это был остаток древней земли, затопленной «великими большевиками» при строительстве канала. Древней и дремучей земли, на гербе которой стоял поднявшийся на дыбы медведь с секирой в лапах, как воспоминание о ее былой славе. Остров этот тоже казался дремучим и как медведь, вставший на задние лапы, растревоженным и ждущим нападения врага.

Дремучий остров с огромной горой похожей на Голгофу уже закрыл весь горизонт. Туле, вспомнил одно из его названий Андрей, – Остров возвращения. Он никогда отсюда не уходил, а вот вернулся. Остров возвращения к первоистокам, к тому с чего все началось. Место, где корни. Корни Древа Жизни, Древа Мира.

Он давно слышал эту легенду, что корни Древа Мира в Нави и там, у корней лежит Дракон, свернувшийся вкруг дерева, а из-под его головы с ощерившейся пастью, бьет источник мира. Источник знания, в котором живая и мертвая вода текут вместе, но разными струями, переплетаясь, как змеи, своими телами. Тот, кто изопьет живой воды – станет бессмертным и великим, как боги или герои. А тот, кто изопьет мертвой – пропадет из этого мира навсегда. Однако если захочешь оживить усопшего, то должен окропить его мертвой водой, что бы вернуть его из мира мертвых, а потом живой чтобы вдохнуть в него душу. И никак нельзя наоборот. Только вот в чем секрет, говорили старые сказы и песни, тела этих потоков так переплетаются и так пляшут эти водные змеи, что почти невозможно угадать, какой воды зачерпнул ты в свою корчагу, и какой водой ты поливаешь того, кого хочешь вернуть в мир Яви. А еще говорили люди, что на этом дереве Один – бог северных народов распял себя, чтобы получить знания. Много чего говорили про этот остров. Андрей смотрел на него и в душе поднимался мутный поток сомнений. Прав ли он, стремясь сюда?

Сзади подошла Айно.

– Остров этот зовут Островом Яблок. Аваллоном. От него ведут подземные ходы на юг в страну Калевалу – Страну Вечной юности. На острове Яблок живут нестареющие старцы – любомудры. Здесь стоят невидимые города магов и чародеев. Но их нельзя увидеть не потому, что они заколдованы хозяевами, а потому, что не открыты двери в Нижний мир, и нет света, дабы осветить эту землю. Дальше к востоку расстилается Земля-под-Волнами прародина поморов всех земель. И к ней ведет тайный подземный ход с Аваллона. На маленьком острове рядом, зовущимся Островом Женщин, вход в царство амазонок и Ногайн – Змеевых Дев, спрятанное в недрах земли так далеко, что даже отсюда идти надо долго. А чуть дальше на север страна драконов. Ты все еще решаешь, сойти ли тебе на берег?

– Да! – честно признался Андрей.

– Другой сказ говорит, что богиня любви посадила здесь Золотую яблоню, что дает Золотые Яблоки. Здесь живут девять сестер, которые правят миром любви во всем подлунном мире. Здесь живет златокудрая волшебница, кровь которой, если ее испить дает власть над миром. Но это не власть меча и огня, а власть дружбы и неги. Здесь живут кожаные люди – Змеевы детки, которые могут управлять людьми и заставляют их делать, то, что они хотят. Это страшная власть, власть смерти и крови. И здесь служат свою службу жрицы Дракона, не пускающие в мир знания этого острова. Ты хочешь сойти на берег.

– Да! – твердо повторил Андрей.

– Сил, правь в эту бухту! – крикнула она.

Лебединый струг ударил носом в низкий берег, и все вокруг окутала тьма.

Пилигрим и генерал шли по садику мимо памятнику Героям Плевны. После разговоров о лабиринтах, нижних мирах и всякой нежити, хотелось прогуляться на воздухе. Они шли не торопясь, разглядывая хорошо им знакомые здания, окружившие садик со всех сторон. Когда-то они могли встречаться в оставшемся за спиной здании ЦК всей молодежи страны советов, будучи оба во времена своей боевой юности комсомольскими вожаками. Повзрослев, могли быть на заседаниях в одних и тех же кабинетах ЦК Партии коммунистов. Однако вот, поработать вместе выдалось им на поприще сказок и то в самом, так сказать, зрелом возрасте. Хорошо хоть не в возрасте «творческого расцвета», который, по словам неувядаемого Генсека – дорого Ильича, наступает после семидесяти. Но оба не зарекались, нет, не зарекались. Они шли каждый, думая о своем и вспоминали многое, что наворотили в своей жизни. Оба наверно о чем-то жалели, но если бы начали жизнь сначала, прожили бы ее так же. Такова уж была их натура.

– Послушайте Пилигрим, – генерал обращался к этому странному человеку, как многие, кто его знал, – Послушайте. А зачем вам это все надо?

– Что?

– Ну, вот эти лабиринты, тайные организации, рыцарские ордена…да вся эта чертовщина.

– Знаете генерал, интересно. Я уже заслужил в этой жизни право делать то, что мне интересно.

– Это дорогого стоит, – согласился старый служака, – Это, наверно, стоит любых орденов и звездочек.

– И вам того же желаю.

– Спасибо.

– Но вы, как я слышал, генерал, тоже не сильно…прогибаетесь.

– Потому и намекают каждый раз, что пора бы на покой. Скажите Пилигрим, вы ведь в курсе работ Гурджиева.

– Так себе. В курсе его работ только он сам. Великий мистик и великий мистификатор. Все что он говорил и писал, надо, как выражается современная молодежь, «фильтровать». А что вас интересует?

– Четвертый путь.

– А… четвертый путь! Это такой многослойный пирожок, что…. Давайте сядем, если мы про четвертый путь. Пиво будете? А я буду. Но взаимный обмен. Я вам про четвертый путь, а вы мне, хоть намеком про Гурджиева и ЧК.

– Намеком? Согласен. Давайте ваше пиво. Умеете вы уговаривать Пилигрим.

– Значит. Четвертый путь. С чего б начать? Начнем с того, что про четвертый путь в основном писал не Гурджиев, а его ученик и однокашник по Тифлиской семинарии Успенский. Он и призывал всех искать, этот неведомый «Четвертый путь», всех, кто хочет знать истину о человеческом существовании на Земле. А Гурджиев, он как всегда говорил об этом туманно. Вот так, например. «Вы не осознаете своей собственной ситуации. Вы находитесь в тюрьме. Все, чего вы можете желать, если вы разумный человек, это сбежать. Но как? Никто не может сбежать из тюрьмы без помощи тех, кто сбежал до них. Необходима организация». Согласно Гурджиеву этот путь не требует от человека ухода из обычной жизни; напротив эти условия идеальны для самонаблюдения. В отличие от трех других путей просветления. Пути Факира, пути Монаха и пути Йога, четвертый путь, как объяснял Гурджиев, человеку необходимо найти самому.

– Еще раз подробнее о трех других путях, пожалуйста.

– Подробнее это так, – Пилигрим отпил пиво, – Есть три пути. Первый – путь развития. Как бы это сказать короче? Ага, так – развития двигательно-инстинктивного центра или путь Факира. Это ясно?

– Понятно. Шарика есть – шарика нет. И все на нюхе.

– Вот, упрощенно так. Вам бы генерал в обществе «Знание» работать.

– Работал. Продолжайте.

– Второй путь – путь развития чувственно-эмоционального центра. Это путь Монаха. Понятно?

– Это понятно. Верую, ибо абсурдно!

– Третий путь – путь развития рассудочно-ментального центра или путь Йога. Эти три пути известны всем, кто занимается психологическим воздействием на массы. В оппозиции этим трем традиционным путям стоит четвертый путь Гурджиева, при движении по которому опыт внутреннего пробуждения достигается не за счет развития одного из трех психических центров человека в рамках той или иной школы, а благодаря постоянной внутренней концентрации или самонаблюдению. Когда-то древние говорили «Путь пророку указывает он сам». То есть самому в себе надо найти путь, пройдя который ты сможешь подчинить себе всех.

– Подождите Пилигрим, – генерал залпом осушил полбутылки пива, – То есть, пройдя этим путем, он мог бы зомбировать массы?

– Именно так. По словам самого Гурджиева, четвертый путь балансирует между концентрацией сил в себе и экспансией их в массы, в зависимости от потребностей мира. История человечества обнаруживает перед нами очень медленную эволюцию, применения такого пути. Однако были исторические казусы, когда все это происходило взрывным путем. Гурджиев считал, что четвертый путь при взрывном характере открывается через четвертую грань.

– А это что?

– Это путь в Иной мир, генерал. Не смотрите на меня, как на клиента клиники Сербского. Четвертая грань – это распахнутое пространство. Это когда есть лазейка в потусторонний мир. Но… для этого, по словам самого же Гурджиева. Повторю. «Никто не может сбежать из тюрьмы без помощи тех, кто сбежал до них». Нужен проводник. Я вам помог?

– Нет слов благодарности.

– Но за вами должок.

– Извольте. Очень коротко. Захотите, я вам на бумаге принесу. История этого Калиостро XX века была тесно связана с разведкой задолго до революции. Не исключено, будем говорить так, что Гурджиев был… агентом российской разведки и по совместительству царской охранки, а потом, как многие, перешел по наследству ЧК. Где и когда он был завербован, неизвестно, однако его поездки по странам Востока пролегали именно там, где сталкивались интересы России и Англии. Главный же период в его агентурной деятельности начался, когда он оказался в Закавказье, и охранка одолжила «мага» у разведки для проникновения в революционное движение. После революции все перемещения Гурджиева поразительно точно совпадают с местами важнейших событий русской эмиграции. После падения Крыма большая ее часть попала в Константинополь. И там сразу появляется этот «мистик с пронзительным взглядом». Позднее эмигрантские центры перемещаются в Европу, прежде всего в Берлин и Париж. Вслед за ними туда едет и Гурджиев. В эмигрантских кругах возникли подозрения, что он может быть агентом ЧК, которая в то время проводила активные закордонные операции против белой эмиграции. Ему устроили автомобильную катастрофу. Но, как мы с вами знаем, он был маг и пророк. Естественно он остался жив, хотя затем всю жизнь – без малого четверть века – провел в инвалидной коляске в своем имении во Франции. По этой же причине в Россию он не вернулся.

– По причине инвалидности или по причине видения будущего. Извините генерал. Это не вопрос. Это я шучу. Спасибо за откровения.

– Долг платежом красен.

– Последний штрих, если не секрет. Он и Сталин.

– Только слухи, – генерал улыбнулся, – Их отношения до сих пор остаются загадкой. Оба учились в одной и той же тбилисской духовной семинарии, Иосиф позднее посещал квартиру своего старшего товарища и «наставника». Известно, что одну из глав своей книги «Встречи с выдающимися людьми» Гурджиев назвал «Князь Нижарадзе». Это псевдонимом Сталина в годы первой русской революции 1905–1906 годов. Затем, по чьему-то совету уничтожил это раздел. Уже после Октябрьской революции Гурджиев, основал в Петрограде эзотерическую организацию «Единое трудовое содружество». После его отъезда в Турцию она сольется с «Единым трудовым братством», в которое вошли, в частности, чекист Глеб Бокий и старый партиец Иван Москвин. Так вот, Бокия расстреляли по делу «Единого трудового братства». И не его одного. А Москвин позднее стал заведующим отделом распределения административно-хозяйственных кадров ЦК ВКП(б) Это он как раз давал путевку в «большую жизнь» молодым партийным работникам Николаю Ежову и Георгию Маленкову. Ну да это все домыслы и чекистские байки. До свидания Пилигрим. Я могу вам звонить?

– Ради бога. Только меня может не быть в Москве в ближайшее время.

– Извините, если не секрет, куда путь держите?

– Не секрет. На Соловки.

Они дружески распрощались. Геннадий Борисович пошел к метро. Чего машину гонять. Проехал три остановки до своего тихого переулка. Вошел в кабинет сел в кресло помигал настольной лампой. Масса информации. Масса. И что? Отдел Бокия искал вход в Потусторонний мир. Нашел, якобы на Соловках, и что? И когда? Похоже когда – это ясно. Начал искать в 1923, а нашел… год так 1930-31. А вот что это дало? Лампа загоралась и гасла, загоралась и гасла. Вот так и у него. То ясно, то не ясно. А что у смежников. Что там, у немцев в это время? А у немцев созданный в 1925 году Черный Орден СС приводит к власти Гитлера в 1933. Похоже, у них тоже удалось. Похоже, они тоже нашли то, что искали. Где? В Лапландии? А что дальше? А дальше и у них и у нас тридцать седьмой! Он погасил лампу. Надо спать! Сегодня спать. И выяснить, для чего Пилигрим собрался именно на Соловки? Геннадий Борисович все-таки был генералом ФСБ, достойным наследником традиций ВЧК.

* * *

– Эй, рыбак. Ты что носом клюешь? – звонкий смех вывел Павла из дремоты.

В воде около его поплавков развились две русалки. Он протер глаза, еще не совсем осознав, спит он или уже проснулся. Русалки ныряли и выпрыгивали из воды. Длинные косы одной из них, похожие на водоросли почти цеплялись за его лески. Сквозь прозрачную воду было видно, как тело ее обвивает змея. Все-таки это сон, решил Павел. Вторая русалка с короткими черными волосами брызнула на него водой:

– Эй, рыбак проспишь свою рыбу, – задорно крикнула она.

Павел окончательно проснулся. Это были Марина с Айно. Они действительно плавали, как две большие рыбины под самым берегом. Сине-красная змея, какой-то древней татуировкой обхватывала тело их карельской подруги. Девчонки еще поплескались и уплыли в сторону кустов за мысом.

И что? Испортили рыбалку, подумал он, надо в другое место переходить. Может ну ее вообще. Так ведь и делать больше нечего. Буду ловить. Он опять забросил донки.

Антон уютно устроился в старом гамаке. Он уже забыл, что это такое – гамак. Натянутая между двух огромных сосен, люлька покачивалась на ветру, укачивая его как в колыбели. Антон уплывал все дальше и дальше. Сначала в сон, потом уже неизвестно куда, в какое-то четвертое измерение, в какую-то страну сказок, легенд и мифов. Он ощущал себя сказочным Садко, ловящим рыбу Золотое перо, или Ясоном, ведущим свой Арго среди бурь и морской пены в поисках Золотого руна или Гераклом, ищущим Золотые яблоки Артемиды. Он ощущал себя героем и певцом. Под его ногами скрипели доски палубы, над его головой хлопал парус и развевался флаг на высокой мачте. Палуба качалась. Качалась, плавно унося его все дальше и дальше. Страна сказок сменилась на продолжение его приключенческого сериала с погонями, битвами, магами и путешествиями. Он узнавал своих давних знакомых, имена многих из них он знал. Впереди по курсу его корабля, закрывая собой все небо и море, раскинулся берег, который с каждой минутой приближался, пока нос этого корабля, с горделиво изогнутой на нем лебединой шеей, не ткнулся в серый песок. И как-то сразу навалилась тьма.

Андрей спрыгнул на берег первым. Темнота была какой-то вязкой, ощутимой на ощупь, как кисель. Ватажник подождал остальных. Приказал привязать канат от лодьи к стволу, торчащему из песка. Махнул всем идти за собой. Незачем корабль стеречь. Вернемся – так все. Не вернемся – так и корабля не надо. Повернулся, пошел от моря, разгребая темень руками. Неожиданно темень сменилась серым туманом, да и тот рассеялся, как под порывами ветра уходит туман с утреннего озера. Перед Андреем и его спутниками расстилалась земля Острова Блаженных. Андрей повернулся к Айно.

– А ты говорила, что нет здесь света, пока дверь в Нижний мир не откроешь?

– Так это и не свет, – ответила она.

– А что?

– Это лучи солнечные. А свет, когда ты суть видишь.

– Загадками говоришь Айно!

– Какие уж тут загадки для чародея. Смотришь, а не видишь. Слушаешь, а не слышишь. Тебе пояснить?

– Не надо. Понял я. Суть от меня скрыта. Суть вещей и душа людей.

– Видишь, какой ты сметливый. Пошли, нам на другой конец острова.

Маленький отряд бодро пошел от оставленной лодьи вглубь загадочной земли. Остров оказался небольшим. К середине дня они дошли до горы, которая напоминала ему из далека Голгофу. Рядом она казалась огромной горой. Хотя Андрею она напоминала курган Вещего Олега или Перуново капище на Валааме, только больше, значительно больше. Он поискал глазами Айно, не нашел, увидел Тура.

– Скажи брат это что? – Андрей указал посохом Велеса на гору.

– Это жертвенник, – коротко ответил Змеев сынок.

– Так здесь жертвы приносят. И каким богам?

– Дракону.

– Что ж любит такой бог?

– Кровь!

– Многословен ты брат. Так что, идем на вершину?

– Идем.

Спокойно, вразвалочку ватага зашагала вверх по склону. Андрей сначала удивился, куда пропала Айно, потом решил ничему не удивляться на этом острове. Чутьем чародея он чувствовал присутствие кого-то еще кроме них. Затем в голову его полезли мысли. Об Учителе. О том, почему они не отговорили его идти на Голгофу. Однако он сам себе ответил, мол, в чем тут вопрос. А его кто-нибудь смог бы сейчас остановить перед этим его путем, на эту Голгофу? Нет! Он сам выбрал путь. И Учитель сам выбрал путь. Сам нес свой крест. Мысли его перескочили к Магдалине. Она так рвалась на север, на родину своего отца. Что она искала тут?

Он не знает, а что нашла? Может то, что искала. Почет, уважение и спокойствие. Там на землях Империи ей бы не дали жить спокойно. Здесь в своем городе на берегу тихой реки она воспитает сына и научит его править свободными людьми. Как она тогда ответила первосвященнику, который сказал ей, что все мы рабы божьи. Он вспомнил. Тогда Мария Магдалина сказала тихо, но твердо: «Это ваш бог вас за рабов держит, а я и друзья мои – нашим богам дети». Вот так она и веру свою принесла всем как подарки детям. Вернусь, все поставлю на службу ей и ее сыну. Пусть процветает страна под рукой нового бога и матери его Богородицы. «Не сотвори кумира себе!», – ухнуло в его голове. Не сотворяю! Ответил мысленно Андрей. Веру, веру несу в доброе, вечное, в заповеди братские, в опору друг на друга, в защиту. От кого защиту? Бухнуло опять в голове. От корысти и алчности, от людей и зверей и от тех людей, что хуже зверей. Веру в страну царя защитника. В сказочную Гардарику, как называли ее варяги, ни дома, ни семьи не знавшие, но верившие, что если не заберут их валькирии в Вальхаллу с поля боя, как погибших достойно, то будет им, где голову на старости лет преклонить под защитой того царя, кому верой они служили и правдой. За закон и за правду!

Он поднимался выше, и каждый шаг давался ему все тяжелее и тяжелее. Он не устал, умелый воин и знающий чародей. Просто с каждым шагом груз прожитых лет, гири мыслей и обязательств давили все сильнее и сильнее. Он оглянулся. Рядом с трудом передвигая ноги, шли Сил и Лукомысл. Кажется, они стали старше, намного старше за этот короткий путь. Морщины легли на их лица, согнулись спины. Тяжело передвигая ноги, косолапо шел Елисей своей медвежьей походкой, путь давался ему нелегко, но шел упрямо, как и его лесной предок и хранитель – бер. Начал отставать Тур, махнул рукой, не ждите, мол. С хрипом дышал Путята, не хватало воздуху молодецкой груди. Только Ардуина легко шагала по каменистой тропе, как будто амазонка прошла два шага, а не две трети пути к вершине.

Груз ошибок гнет к земле, понял Андрей. А ей пигалице все нипочем. Нет у нее сомнений в своем пути по жизни. Все она отдала богине своей. Жизнь, славу, служение, душу. Все она положила на алтарь Богине Лесов, вплоть до самого дорого для женщины, желания иметь продолжение рода своего. Отдала, без сожаления, и дальше будет так же служить – без сожаления и сомнения. Потому и легко.

Вершина приближалась. Вот уже было ясно видно, что на самой ее крутизне стоит огромный черный алтарь. Алатырь-камень. Жертвенник. Из последних сил они шагнули на площадку перед ним. Все. Даже Тур. Он был сер лицом и прокусил губу до крови. А ведь Змеев сынок, подумал Андрей, что ж за камень у него на сердце? Но сдюжил волхв.

Вокруг камня стояли жрицы Дракона. Как он их не заметил раньше? Стояли молча. Затянутые в кожаные доспехи, как огромные змеи, вставшие на хвост. В самом центре стояла Айно. Она напоминала ему, знакомую ему по путешествиям в южных странах, змею кобру, страшную в своем порыве, но безобидную пока ее не тронули.

– Что привело вас сюда? – спросил голос.

– Мы ищем дорогу в Навь, – ответил Андрей.

– А зачем ты ищешь то, что не терял?

– Я дал зарок.

– И ты считаешь, что зароки надо исполнять?

– Да.

– Хорошо. Вы поднялись сюда. Все. Это хорошо. Ваша ноша, ваш крест, как любите говорить вы, что лежит у вас на плечах, не так тяжел. Все ли готовы пойти дальше выбранным путем?

– Я не могу отвечать за всех, – Андрей вспомнил притчи рассказанные Учителем во время их путешествий, – Я не сторож брату моему. Пусть каждый решает сам.

– Все, – коротко ответила Ардуина, обведя взглядом всех.

Андрей почувствовал, как тяжесть, давившая ему на плечи, удвоилась. «Мы в ответе за тех, кого приручили», – вспомнил он истину. Расплата тут короткая и ясная, каждая ошибка ложится на твою совесть непомерной ношей. И поделом. Не мели языком как помелом.

– Кто из вас жертва? – прошелестел голос.

– Я – первым успел ответить Андрей, а рука опустилась, нет, не к сабле висевшей с боку, а к посоху Велеса.

– Ты решил?

– Да.

– Дракон не может взять волхва Змея, – раздался голос жрицы, – У него посох Велеса.

– Волхв, если ты волхв. Объясни мне имя Святобора. Открой мне смысл имени Велеса, – в голосе сквозила издевка.

– Девы! – мысленно воскликнул Андрей, – Девы Змеи охранительницы, я, служитель Девы Моря зову вас на помощь!

Что-то щелкнуло в мозгу Андрея, и спокойный голос Айно сказал:

– Что ты тревожишь нас опять?

– Я зову вас снова.

– Но я не вижу, чтобы что-то угрожало жизни отважной воительницы или хотя бы твоей жизни.

– А если это угрожает жизни людей в мире Яви?

– Это проблемы людей.

– Но я один из них.

– Решайте свои проблемы сами.

– Ты не будешь мне помогать?

– Нет!

– Что ж спасибо за откровенный ответ.

– Заслужи другой, – в ее голосе слышался смех.

Андрей вспомнил все, чему его учили в тайной школе ессеев, в школе, наследнице знаний старых магов, которые были старше драконов и их жриц, магов, знавших смысл бытия и слышавших голос звезд, еще задолго до Дракона и до создания Земли Людей. Он вспомнил богов Египта, богов повелителей мира мертвых, с головами сокола и льва, собаки и кошки. Он вернулся в ту пещеру, где проходил посвящение и вбирал в себя все знания ушедших из этого мира. Последней каплей в чашу его уверенности в себе, было осознание того, что он посланец Великой Госпожи, которая должна повести за собой все народы к пониманию того, что только материнская любовь может спасти этот мир.

– Вы хотели знать, что сокрыто в имени Велеса? Что в имени тебе моем, так сказал однажды другой великий бог? Имеющий уши, да услышит!

– Я слушаю, – голос не вопрошал, он приказывал.

– В имени Велеса скрыто, то, что каждый человек на земле ценит выше жизни, но сам себе боится в этом признаться, – Андрей ясно увидел смысл скрытого. Это его боги помогали ему.

– Выше власти?

– Власть, величие, владыка, – он покатал на языке эти слова, вспомнил искушение Учителя. Значит, Иисус прошел этот путь, дабы облегчить дорогу, идущим за ним. Вспомнил, и это подсказало ему правильный ответ, – Да выше власти.

– Выше сытости?

– «Не хлебом единым жив человек…» – ответил он словами Учителя.

– Выше бессмертия?

– Да. Потому, что оно требует жертв.

– Выше святости и безоговорочной Веры?

– «Ничего извне, все изнутри», – произнес магическую формулу Посвящения.

– Так что ж в имени Велеса, что дороже всего в этих мирах? – голос замолк, и тишина повисла над алтарем.

– Воля! – тихо ответил Андрей, но ответ его расколол эту тишину как взрыв вулкана.

– Воля?!

– Воля!! – уже в полный голос сказал ватажник, и увидел, как распрямляются спины его друзей.

– Подумай последний раз. Ты сказал, что в имени Велеса то, что дороже всего на свете. Так что это?

– Воля!!! – крикнул Андрей. Скинув груз прошлого, встали рядом с ним его соратники. Воля. Они сами выбрали свой путь. Воля. Они служили не за деньги, не за страх, не за призрак власти. Воля.

Жрицы Драконы шагнули за алтарь, оставив одну из них. Это была Айно.

– Ты выдержал испытание. Все еще хочешь спуститься в Нижний мир?

– Да.

– Я твой поводырь. Пошли.

Какая-то заноза, не давала генералу, повернуть ключ в двери. Она саднила где-то в мозгу. Он вернулся назад в кабинет. Подвинул к себе последние сводки. Перебирал бумажки, факсы, распечатки. Много всего – информации, запросы. Все не то. Заноза так и продолжала зудеть. Наконец, что-то стукнуло в мозгу. Ага. Что это? Сообщение из Старой Ладоги. Они уже делали проверку по этой инфе. Проверка ничего особого не дала. Проезжие туристы, среди которых оказалась девушка лингвист, показали кусок рунического текста академику. Естественно. Кто ж поедет в Старую Ладогу на раскоп, кроме спецов. Опять же не использовать такую возможность, для диссертантки, как пообщаться с авторитетом в их деле, даже для того, чтобы потом в тексте диссера или в сносках упомянуть его имя, просто глупо. Так что, тут все вроде бы в порядке. Текст, по словам академика сенсационного ничего не содержал.

Описывал одно из путешествий дружинного воеводы. Но что-то вернуло генерала к этой бумаге. Он прочитал еще раз. Ничего. Ничего интересного. Туристов видели.

Они приехали и уехали. Полазали по крепости, уехали в сторону Питера. Номера на машине были питерские. Девушка специалист по скандинавским сагам и средневековым рунам. Текст из музея в Хельсинки. Почему текст не запущен в научный оборот музеем?

Потому что на бояновице – славянскими рунами. А скандинавы страх как не любят упоминать о других рунах, кроме скандинавских.

Политика! Ни чего. Почему ж тогда эта заноза покоя не дает? И почему интуиция подсказывает, что здесь надо искать?

Читай генерал. Читай. Ага, вот пикантная подробность. Девушку туристку звали, как и героиню текста – Айно. Простое финско-карельско-эстонское имя. Насколько он помнил, так звали какую-то героиню Калевалы. А родители во всем мире стремятся дать имя ребенку позвонче. Нет тут никакого криминала или чертовщины. Если бы туриста звали Илья, и он дал бы академику текст про Илью Муромца, что тоже надо спецназ поднимать? Глупость какая! На старости лет, за долгое время работы с магами и волшебниками начинает съезжать крыша. Пора домой. Генерал захлопнул папку. Шагнул к двери. Щелкнул выключателем. И как будто включил свет в мозгу. Представительницу Алистера Кроули в Германии звали Анна Шпрейгель. Что в этом удивительного? Но он уже вернулся, включил свет. Сел к компьютеру. Поиск.

Вот! Алистер Кроули. Сотрудник британской разведки. Основатель огромного количества всяческих сект, организаций и лож. Список в целый лист. Дальше. Создатель Высокого Братства Луксора, берлинским филиалом которого руководила некая Анна Шпрейгель. Анна Шпрейгель была по паспорту Айно!!! И боль в виске отпустила. Он задал электронному мозгу работу – искать! Откинулся на спинку кресла.

Компьютер пискнул и высветил найденное. «Герметический орден Золотой Зари создан в Лондоне членами Теософского общества Елены Блаватской. В годы становления идеологии Третьего Рейха в Берлине работал его филиал, который и возглавляла искомая дама. Досье на нее не найдено. Членами ее кружка состояли все высшие иерархи Третьего Рейха и его идеологи. Она входила в высший аппарат Аненербе и даже в закрытую верхушку Черного Ордена СС». Спать сегодня не придется, понял генерал. Позвонил архивистам, они работали круглосуточно. Приказал:

– Все материалы по структуре Черного ордена СС и руководящему составу ордена. Немедленно!

Геннадий Борисович позволил себе рюмку коньяка, что делал крайне редко. Однако, он заслужил поощрения. В ожидании документов он расслабился и даже вздремнул. Архивисты не дали ему заснуть окончательно. Стук в дверь вернул его к ночному бдению. Он взял толстую папку. И начал скрупулезно просматривать. Со дня основания Черный Орден СС был опорой и боевой гвардией верхушки нацистской Германии. Руководящий кадровый ресурс он также как и НСДПА черпал в недрах Мюнхенского, Кильского и Боннского университетов. Это были грамотные люди. Кроме того, в структурах высших учебных заведений Германии были созданы агентурные ячейки внутренней разведки НСДПА. И еще не забыть сеть закрытых тайных обществ «Туле», «Врил», «Черное солнце» и «Берлинское общество». Так с питательной средой ясно. Это ему не важно. Это не главное.

Взгляд его задержался на странице, где сверху крупно было написано «Свастика». «Свастика – космический знак, подобный «Символу грома, огня и плодородия у древних арийских магов и тибетских монахов». Эти закрытые оккультно-мистические знания немцы добыли в экспедициях, которые они организовали в Тибет. Тибетские монахи красношапочники были доставлены в Германию, где их переодели в форму «СС» без знаков различия и уже 12 сентября 1933 года они приступили к преподаванию в пятидесяти Биорадиологических институтах территориально разбросанных по всей Германии, институты фигурировали в документах рейха и «АНЕНЕРБЕ» под номерами от 1 до 50». Из всего этого он отметил. Три важных фактора. Опять Тибет. Год 1933. А главное Свастика удивительно напоминала лабиринт. И в этом же году коридоры власти заполнили люди в черных кожаных регланах.

Следующее, что привлекло его внимание. Это были подземные базы. Он отметил, что велась интенсивная работа по изучению Антарктиды. Летчиками «люфтваффе» была проведена аэрофотосъемка Земли Королевы Мод в 1938-39 гг., после чего началось строительство подземной арктической базы № 211. Подобные базы нацисты имели в Южной части Африки, Исландии, Норвегии и на Севере СССР. И на Севере СССР???! Что за бред? На севере мы им не пяди земли не отдали. Наверно в Финляндии? И базы ли? Уточнить. Но и это не то!

«Черный орден СС» – структура военно-духовного ордена была скопирована с ордена иезуитов и создана непосредственно при их прямом участии. Устав и духовно-мистические ритуалы, психотехника позаимствованы у магистра ордена Иезуитов Игнатия Лойолы. Другим примером для подражания стал военно-духовный «Тевтонский орден» или «Германский орден Святой Марии», основанный в XII веке. Генерал позвонил в спецотдел:

– Утром свяжите меня с братом Христофором из Общества Иисуса, – по всей видимости, там попытались что-то сказать, потому что он чуть повысил голос, – Найдите. Я ясно сказал, утром!

Продолжил читать. Каждый член тайного капитула «СС» имел свой собственный дубовый стул с серебряной именной табличкой, ритуальный кинжал и серебряное кольцо с черепом и рунической символикой. Внутренний «Малый» круг – Совет ордена, состоял из 12 рыцарей обергруппенфюреров «СС». Поименно? Нет! Вот это конспирация! В 1937 году профессор Карл Дибич, знаток древней германской геральдики, разработал двенадцать рыцарских гербов каждому члену внутреннего круга. Посвященные рыцари «СС» на свои закрытые Советы ордена усаживались за дубовый стол.

Высшим органом руководства войск «СС» являлась адъюнтатура во главе с бригаденфюрером «СС» Карлом Вольфом. В 1936 году этот орган был преобразован в личный штаб рейхсфюрера «СС», и в 1939 году получил статус Главного управления СД (РСХА).

Суд «СС» располагался в замке Вебеля, возглавлял этот орган высшей судебной власти бригаденфюрер «СС» Пауль Шарфе. Судья «СС» Шарфе сказал: «Эсесовец не может быть подвержен ни гражданскому, ни даже партийному суду, но только суду и решению руководства «СС».

Он опять отметил роковой год 1939. И опять не то.

Остался один вопрос.

Так чья же «невидимая рука» двенадцать лет подбирала, готовила, расставляла лучшие кадры немецкой нации в структурах «Третьего Рейха»? И уничтожила их!

А состава-то Малого круга нет. Постой, а гербы на стульях в замке! Генерал вернулся к тем документам, где говорилось про замок.

Центром комплекса штаба Черного Ордена была северная башня замка его Великого Магистра Генриха Гиммлера. Под куполом этой башни располагался Зал, где за круглым дубовым столом собирались Гиммлер и двенадцать наиболее доверенных рыцарей для обсуждения политики Ордена. На кресле каждого «рыцаря круглого стола» была прибита табличка с его именем, а также его герб. В нижней части башни располагался ритуальный зал, в центре его была ниша, куда вело несколько ступеней. Здесь должны были сжигаться гербы умерших или погибших рыцарей круглого стола, а урна с пеплом от герба устанавливалась на один из двенадцати пьедесталов, окружавших нишу.

Во флигелях замка находились учебные комнаты, названные в честь древнегерманских богов и героев: Одина, Тора, Видукинда, короля Генриха, короля Артура и тому подобное. В замке имелась богатейшая библиотека (16000 томов), состоявшая из собранных по всей Европе книг. Гиммлера особенно интересовала литература, посвящённая ордену иезуитов, у которых он многое позаимствовал. Все это ерунда. Символика. Ряженые скоморохи. Вот!

31 марта 1945 Гиммлер приказал штурмбаннфюреру СС Махеру взорвать штаб Ордена, чтобы он не достался американцам. Замок полностью выгорел.

Значит, все концы в воду…нет в огонь. Но чую я, седьмым чувством чую, что прелестная Айно в состав этих двенадцати, решающих судьбы Рейха, входила!

Солнечное утро августовского дня огорошило брата Христофора фразой мило вложенной в уста дежурного брата иезуита.

– Вам звонили из Федеральной службы безопасности России.

Его изумил не сам факт звонка из ФСБ. Мало ли зачем органы надзора связываются с различными неправительственными и гуманитарными организациями. Его поразило, что звонящий просил перезвонить по оставленному телефону и связаться, как только он появится с Геннадием Борисовичем. Так и было записано в телефонограмме: «Убедительно просят, как только представится возможность связаться с Геннадием Борисовичем по такому-то телефону».

Иезуиту не надо было долго рыться в памяти, чтобы выяснить, кто таков данный адресат. Он и ночью мог бы назвать биографические данные начальника оккультного отдела ФСБ.

– Соединяйте! – коротко сказал он, – Здравствуйте Геннадий Борисович, – патокой разлился брат Христофор, когда в трубке щелкнуло соединение.

– Утро доброе брат Христофор, можно я вас так.

– Извольте, извольте. От вас ведь ничего не утаишь.

– А вы и не утаивайте. Я к вам по делу. Можно по телефону, или как?

– Если дело допускает телефонного разговора. Мы с вами не одни в этом мире имеем уши. И даже наши организации не единственные в этом деле.

– Вам решать уважаемый брат. Дело это касается истории Второй Мировой войны.

– Извините, Геннадий Борисович, тогда лучше встретится, где-нибудь на природе. Вот мостик новый построили от Христа Спасителя к Петру Великому.

– Согласен. В полдень вас устроит?

– Отлично до встречи.

Иезуит ехал в машине и думал. История войны. Да там, на сто таких встреч сюжетов. Что ж ему надо? Готов угадать с трех раз. «Евангелие от Андрея». Но мы-то тут, с какого боку? Ладно, посмотрим, сказал слепой.

Посреди пустого мостика стоял, опираясь на перила, импозантный пожилой человек в сером костюме. Светский лев на отдыхе. Брат Христофор даже залюбовался им. Хорош. Всегда приятно, когда противник и внешне элегантен. В их работе всегда приятна элегантность и некий артистизм. Они же не ликвидационный отдел. Подошел, раскланялся.

– Очень приятно познакомится лично. Заочно наслышан сверх меры.

– Взаимно, – не колеблясь, протянул руку чекист, – Давайте прогуляемся. У меня к вам один вопрос.

– Я весь внимание.

– Ваша организация приложила руку к созданию Черного Ордена СС…

– Вы это спрашиваете или утверждаете, – невозмутимо переспросил брат Христофор.

– Я констатирую медицинский факт, – улыбнулся чекист, – Это как раз меня не интересует. Но может в недрах ваших архивов, сохранился состав Малого совета Ордена СС? Это я спрашиваю, – он остановился.

– Это не большой секрет. Минуточку, – иезуит набрал номер, быстро спросил на латыни, – К сожалению нет.

– Тогда более узкий вопрос. Не входила ли в состав рыцарей круглого стола Генриха Гиммлера женщина?

– Входила, – моментально ответил брат Христофор.

– А вы случаем не знаете, кто такова?

– Знаю. Это тоже не секрет. Анна Шпрейгель. Неужели это все?

– Практически я получил от вас все, что хотел. Спасибо за содействие. Рад был познакомиться.

– Еще раз генерал, взаимно. Приятно иметь дело с умным и интеллигентным человеком. Особенно в нашей работе. А можно встречный вопрос? Кстати мне его навеяло вашими вопросами. Заинтригованы?

– Заинтригован.

– Ну, мы ведь иезуиты большие интриганы, судя по историческим рассказам, – собеседник улыбнулся, – Так что можно вопрос?

– Ради бога, если смогу отвечу.

– Он так же прост, как и ваш. В руководстве ВЧК была женщина?

– Их было много. Вообще в высшем эшелоне советской власти было много женщин. Арманд, Коллонтай, Райснер, Жемчужина. Были и в ЧК.

– А в самом верху, рядом с Дзержинским?

– В Коллегии ОГПУ с 1924 года.

– Спасибо.

– А почему этот ваш вопрос навеяло моим?

– Так знаете. В России говорят: «Музыкой навеяло». Извините. Если нет больше вопросов, разрешите откланяться?

– До свидания, уважаемый брат Христофор.

– До свидания Геннадий Борисович, – иезуит пошел в сторону громады Христа Спасителя, на ходу обернулся и крикнул, – Готов поспорить, что вашу девушку из ВЧК звали Анна!

Он шел и думал, что вот теперь наверняка будут искать иезуитский след, который ведет к этим Аннам, а он бы и сам был не против познакомиться с такими очаровательными советчицами в двух великих противоборствующих кланах двадцатого века. К сожалению, они уже ушли, а он еще не успел прийти. Но к чему бы этот светский лев интересовался у него о делах давно минувших дней? Он, конечно же, интуитивно ухватил нить. И вытащил таки свой улов в виде ГПУшной Анны, но что это ему дало для сегодняшней ситуации. Нет, ясно же, что тот чекист просто так не стал бы вспоминать про давно умершую подругу Гиммлера. Хотя по их сведениям она и подругой-то не была. Славилась необычайной, дьявольской какой-то красотой чистокровной арийки. Он читал описание ее портрета. Высокая, стройная с белокурыми волосами до пояса, с голубыми глазами. Настоящая белокурая бестия. Не просто так, вспомнил про нее чекист. Такой просто так маму не поцелует. Уже в машине он попросил, дать ему характеристики всех Анн, что работали в Коллегии ОГПУ с 1924 года. Ответ был ожидаем. Одна из них была личной подругой многих высших чекистов. Внешне была настоящей русской красавицей, как любил подчеркивать Менжинский правая рука Железного Феликса. Выделялась пшеничными волосами, заплетенными в длинную косу на фоне своих чернявых подружек. Звали ее Анна Куусен, она была из карелок и сгинула еще до репрессий середины тридцатых годов, по слухам в Соловецком лагере особого назначения. В каких либо амурах с вождями замечена не была.

Они были просто сестрами близняшками. Однако этот Геннадий Борисович не кастинг для Плей Боя устраивал. Где-то их агенты что-то упустили. Что-то важное и связанное с белокурой бестией.

* * *

Девчонки выкупались, смыли себя дорожную грязь в чистой воде водохранилища. Зашли в ягодник и набрали целую кепку малины. К их приходу хозяева уже протопили баньку и варили настоящую рыбацкую уху. Вечер обещал был тихим. Над водой сгущался туман, клочьями цепляясь за прибрежные кусты. Плескалась сонная рыба. Маринка пошла будить Антона. Плохо спать на закате.

Жизнь входила в спокойное размеренное русло. Никто их, похоже, не искал и за ними не гнался.

* * *

В далеком Французском городе Бресте. Комиссар полиции писал рапорт, что после шторма, налетевшего в ночь под выходные, на берег выкинуло яхту. Яхта была дорогая и приспособленная для совершения морских круизов. Порт приписки Санкт-Петербург. Экспертиза показала, что у яхты произошла поломка мотора, что с такими яхтами бывает крайне редко. Комиссар дал запрос в порт приписки. Получил ответ, что владельцем яхты по документам является Пономарев Георгий Михайлович, гражданин России. Однако ни сам хозяин, ни его тело, впрочем, как и тела команды, в количестве трех человек, пересекших на этой яхте государственную границу, обнаружены не были. Комиссар дал запрос на поиск пропавших в береговую охрану. Вздохнул. Ох уж эти русские! Написал на папке: «В архив». И сунул в ящик стола. На этом его дело закончилось.

* * *

Это уже стало традицией. Баня. Массаж и парная. Поздний ужин, и какая-то полная отключка от той жизни, в которой они продолжали жить. Айно отказалась от ужина. Вышла из бани, завернутая в простынь, отошла к костру, горящему на берегу. Пламя плясало как живое, отражаясь в воде, и от того казалось, что это горят два костра. Один на берегу, а второй в озере, там под гладкой кромкой черной воды. Айно села, достала гребень и стала расчесывать свои густые волосы цвета зрелой пшеницы.

С горы они спускались легко, как будто сбросили с плеч мешки с грузом. Дошли до берега. Через узкий пролив был виден небольшой остров. – Нам туда, – сказала Айно. В бухточке качался на волне небольшой струг. Он явно был оставлен для них. Все прыгнули в струг, достали весла лежащие на дне и дружно погребли к островку. На островке горел костер. Он горел прямо на берегу, и от этого казалось, что горят два костра. Один на земле, а второй под водой. Лодка от последнего гребка, наполовину вылетела на траву. Все выпрыгнули из нее, и пошли к костру. Никто их не встретил, не подошел. Значит, тот, кто зажег костер, не был расположен разговоры говорить с гостями. С незваными гостями, сам себе сказал Андрей. Костер горел ровно. Пламя плясало на поленьях сложенных звездочкой, несколькими языками. Все сели вокруг костра. Перед ними расстилалось Белое море, а за спиной темнел дремучий лес. По всему берегу, свободному от деревьев, лежали, рисуя какой-то замысловатый узор, черные валуны. Пляшущие языки костра притягивали. Андрей увидел между ними маленьких саламандр. Сейчас зачаровывать будут, – опять подумал он. Саламандры закрутили волшебный хоровод, оторвать взгляд от которого было невозможно. Скоро все сидящие были околдованы эти волшебным танцем. Андрей понял, что он один еще может понять то, что происходит вокруг, все его соратники были в плену саламандр. Тихо, мягко ступая как рысь, подошла Айно, посмотрела на всех, встретилась глазами с Андреем, кивнула ему. Он встал, она взяла его за руку, повела вдоль валунов.

– Смотри Андрей. Смотри, – она сжала его руку, – Это две змеи переплелись в клубок. Как живая и мертвая вода в Источнике Мира, как добро и зло, как кривда и правда. Найди дорогу между их тел, пройди, не наступив змее на хвост, до их голов. Ступай. Не ошибись. Ступай по грани.

– А они, – Андрей кивнул на спутников.

– Они останутся здесь. Заворожили их огненные змейки. Ступай, за них не бойся. Не тронет их никто. Но и в Нижний мир им дороги нет. Не пустили их огненные стражи.

Андрей осторожно пошел между двух переплетенных змеиных тел. Он вспомнил, чему его учили ессеи. «Когда попадешь в лабиринт, помни», – зазвучал в его памяти голос ведуньи там, в пещере, где ему на Посвящении она давала испить из волшебной чаши. «Помни одно, что все переплетения и кольца драконьих и змеевых тел служат не для того, чтобы увести тебя от правды, и не для того, чтобы погубить тебя. Все это ловушки для душ тех, кто хочет вырваться из мира теней, а это не положено никому без воли богов». Андрей закрыл глаза и ясно увидел перед собой мерцающий звездами путь между кольцами кривды и правды. Он уверенно пошел по нему. Когда он открыл глаза, на него смотрели четыре немигающих глаза, с двух змеиных голов справа и слева от него. Головы качались на мощных шеях. Из пасти у каждой змеи врывался красный язык, похожий на язык пламени. По два изогнутых ядовитых зуба, похожих на кривые кинжалы торчали из пасти у каждой. Змеи смотрели на Андрея, удивляясь, зачем он очутился перед ними, ни разу не потревожив их тела. В немигающих их глазах читался вопрос: «Что делать с тобой человек? Как наказать тебя за наглость и самоуверенность?» Рука Андрея непроизвольно начала искать саблю.

В этот момент между двух змей появилась третья. Это была маленькая сине-красная змея, нарисованная на белом девичьем теле. Айно начала исполнять какой-то колдовской танец. И змея на ее теле заплясала, встав на хвост.

Обе огромных змеи, что смотрели на человека, повернули свои головы к третьей и как зачарованные стали следит за ее танцем. А маленькая змейка извивалась, сплетала и расплетала свои кольца, стараясь задушить в своих объятиях ту, вкруг тела которой обвилась. Ее раздвоенный язык лизал ее высокую грудь, как бы слизывая с сосков хозяйки капельки молока. Ее хвост колотил по стройным ногам, а тугие петли ее тела оплетали живот и бедра девушки. В середине живота жертвы горела ярким светом звезда, притягивая взоры старших сестер. Маленькая сине-красная змейка пыталась сдавить пойманную девушку в своей смертельной хватке, но та все время выскальзывала из ее жутких завитков. Две ее огромных сестры следили за каждым движением жертвы и за каждым движением своей маленькой подруги. Змея продолжала танец, втягивая в него их. Защитницы врат уже забыли о наглом жителе Яви, пришедшем в их землю. Не отрывая взгляда, они наблюдали за поединком одной из них и человеческой самкой, тщетно старавшейся вырваться из ее объятий. Мерное покачивание их голов становилось все ритмичней, все однообразней, в глазах пропал огонь, и их подернула пелена. Жала уже не вылетали из красных пастей. Вскоре головы начали клониться к земле и через короткое время обе страшных защитницы входа в Навь уснули.

Андрей смотрел на этот поединок жрицы Дракона со стражами Нави с замиранием сердца. Он понимал, что только один неверный шаг, только одно резкое движение и змеи опомнятся и кинутся на дерзкую жрицу.

– Тсс, – приложила палец к губам Айно, продолжая свой чарующий танец, – Тсс. Слушай меня, – она заговорила, как запела колыбельную, убаюкивая страшных змей, – Вкруг Дерева мира лежат девять миров. Это Девять корней Дерева мира. У каждого мира свой Страж Порога. Тсс. Слушай меня Андрей. Три мира принадлежат Яви, то есть Земле Людей. Один из них собственно мир людей, из которого вы пришли. Ваш символ время, вы все подвержены течению времени. Именно поэтому отсчет всех миров начинается с вас. Именно поэтому врата во все миры лежат в вашем мире. С одной стороны от вас, но тоже в Яви, лежит мир огня. Созидательного и разрушительного. Стражи его порога саламандры. Огненные ящерицы. С другой стороны мир льда. Созидательного и разрушительного. Стражи его Драконы. Тсс. Сине-красная змейка опять усилила свой магический танец. И опять Змеи стражи Нави уронили свои головы, и сон смежил их веки.

– Слушай дальше Андрей, – пропела, проговорила Айно, – В Верхнем мире тоже три мира. Это Правь, мир Богов. Первый мир там, это город самих богов. Второй мир это мир изобилия, то, что может быть на земле, но, что не позволяет вам иметь ваша алчность. Третий мир – это мир плодородия, мир растений и животных и Стражем в него стоят солнечные близнецы. Бог Солнце и Богиня Природа. В эти миры ты сегодня не пойдешь.

– Богу богово, а кесарю кесарево, – тихо сказал Андрей.

– Тсс. Молчи. Слушай. Ты собрался в Нижний мир. Он тоже делится на три. Первый это мир земных недр. В нем тайны камней и драгоценностей. В нем скрыт секрет богатства. Его стражами являются гномы. Второй мир – это мир героев и нежити, в нем скрыты тайны мертвых. Им правит сама смерть. Третий мир – это мир душевных бурь. В нем скрыто управление людьми и их душами. Им правит Змей и змеевы дети. Ты все еще хочешь войти?

– Да, – тихо ответил Андрей.

– Тсс. В каждом из миров Нижнего мира тебе ответят на один вопрос. Откроют тебе один секрет. Только один в каждом из миров. Запомни. В каждом из миров ты отдашь одну жертву. Я не знаю какую. Готов ли ты. Не говори, кивай, – Андрей кивнул, – Если ты все выполнишь как надо, я твой поводырь, выведу тебя обратно. Ты готов? – Андрей опять кивнул, – Тогда тихо, иди за мной. Мы идем в Нижний мир.

Она взяла его за руку, и они шагнули в самый центр лабиринта между двух змеиных голов и вошли в другой мир.

Первым, кого они встретили, были альвы – подземные кузнецы. Говорили, что они куют богатство, но как знал Андрей они ковали человеческие чувства. Эмоции.

– Что ты дашь нам? – спросил старший из них похожий на рудокопа.

– А что бы ты хотел? – уклончиво ответил Андрей.

– Открой нам тайну цветных глазков.

– Зачем? У вас столько драгоценных камней.

– А мы будем людей дурить. Поманим их драгоценными каменьями, а высыплем глазков твоих пригоршню, – в его глазах плясал смех, – А взамен мы тебе слово скажем, чтобы кладовые подземные открывать. Богат станешь безмерно.

– Тайну глазков я вам и так открою, как жертву миру вашему. А слова вашего чудного мне не надо. Откройте мне тайну камня черного и камня белого.

– Эту тайну только сыны Калева знают. У них спроси. За глазки спасибо, – старший альв, поклонился, – Что тебе сковать в подарок? Хочешь любовь нерушимую?

– Верность мне скуйте.

– Верность. Пусть так. Ступай к сынам Калева. А верность мы тебе скуем. И тебе верность и твою верность.

Среди черных валунов встретил Андрей могучих сынов Калева. Задал вопрос о тайне черно-белого камня. Пошептались сыновья волшебного богатыря, старший спросил:

– Пошто у нас спрашиваешь то, что сам знаешь? Не твой ли брат именем рекется Камень? Не он ли знает тайну как крепкий камень класть?

– Да мой брат именем зовется Кифа или Петр, что и означает камень. Да, знает он тайну камня. Но тайну камня из пепла подземного сделанного. Коли нет того пепла, что из Нижнего мира вылетел, то и сделать такой камень не можно. А вы знаете тайну как камень делать, что любого камня прочнее. И может быть тот камень черного цвета, для крепостей и замков пригодный, а может быть белого для соборов и храмов или для изваяний, людям и богам подобных.

Опять пошептались братья, отвели гостя в сторонку и на ушко поведали ему сокровенный секрет, как из пыли и воды делать камень тверже стали. А еще младший шепнул, как из глины, воды и огня делать огненный камень, что не хуже природного.

Айно протянула руку, взяла его ладонь, крепко сжала и повела Андрея дальше. Перед ними открылся второй мир. Андрей сразу понял, что это мир Смерти. Мир Смерти, в который попадают все, кроме тех, кого забрали валькирии. Богиня смерти не спорит с неистовыми воительницами. Мрачным торжеством веяло от этого мира. Как верные служки своей госпожи висели на паутине пауки с изображением мертвой головы на спинах, внимательно следя за пришедшими незваными гостями.

– Как они похожи на руну Хагаль? – вздрогнув, сказала Айно.

– А что это за руна? – спросил Андрей.

– Хагаль это страшная руна, но тебе она очень нужна, потому что она это радуга, это мост между видимым и невидимым миром. И пока висят эти паучки при входе, мы сможем найти дорогу назад.

– Тогда почему ты испугалась?

– Я тебе потом расскажу. Пошли. Царство мертвых это часть нашего прошлого. У нас есть возможность заглянуть в то время, которое уже не вернешь.

В этот момент дорогу им заступили три норны. Три богини судьбы. Урд – прошлое, Верданди – настоящее, Скульд – будущее. В руках их были прозрачные шары, в которых вихрились, бились и бушевали подвластные им силы. Это были разрушительные силы, которые, попадая в человеческий мозг, подготавливали в нем необратимые перемены. Эти разрушительные силы брали свое начало в прошлом. Чаще всего они рождались из укоров совести, нерешенных проблем, неприятных воспоминаний.

– Ты принес нам то, что отдашь в жертву? – спросила Урд.

– Да, – опередила Андрея Айно, – это моя неуязвимость.

– Ну что, ж мы принимаем ее, – Урд взмахнула рукой, и маленькая руна Хагель отпечаталась на плече Айно, – Теперь ты колдунья, – повернулась к Андрею, – Что ты хотел просить?

– Мудрости прошлых лет.

– Ты будешь велик, потому что будешь стоять на плечах гигантов. А ты, – она повернулась к Айно, – отныне будешь мстительницей тем, кто нарушит клятву, данную в Нижнем мире. Отныне в тебе будет кипеть темная сила женской силы, против которой никто не сможет устоять. Даже Бог, если он мужчина не сможет справиться с тобой. Ступайте.

Айно опять сжала руку Андрея, и они шагнули в третий мир. Это был мир вечного движения. Мир, где в огромном океане жил хозяин этого мира – Змей. Мир, который называли страной великанов. Это действительны были великие существа, но не ростом или силой, а духом. Они звали себя Змеевыми детьми, потому что Змей научил их, как править людьми в Яви, как заставить жителей Среднего мира выполнять то, что хотят Змеевы дети.

Змеевы дети встретили Айно и Андрея у входа в их мир, в страну великанов. Они стояли, широко расставив и уверенно впечатав ноги в траву своей земли. С головы до ног одетые в кожаную одежду и потому сами похожие на змей, они ждали, что скажут гости. То, что женщина, пришедшая в их мир, была колдунья, клейменная руной Хагаль, руной самой богини судьбы они распознали сразу. Кроме того, они чувствовали в ней сестру, жрицу Дракона, воительницу Змея, Нагайну. Одного они не могли понять, почему она рядом с простым смертным? Хотя они чувствовали и его силу. От него веяло чародеем. Не простым чародеем, а магом, знающим тайны звездных жрецов и прошедшим Посвящение в закрытых Великих братствах. Зачем здесь эти двое? Вот что читалось в их глазах. Не находя ответа на этот вопрос, они начали терять свою уверенность.

Старший из них шагнул к гостям, но обратился к гостье.

– Мы рады приветствовать у себя в стране мстительницу, – он склонил голову, – Но что привело тебя сюда? Мы не нарушали клятв Нижнего мира.

– Я привела к вам человека, который преодолел Стражей Порога! – она выделила голосом слово «преодолел», – По закону Богов он имеет право задать вопрос и получить ответ!

– По закону Богов он должен принести жертву!

– Я знаю, – вышел вперед Андрей, – Что вы хотите?

– Альвы выковали тебе верность. Отдай ее нам!

– Я не дам вам этой жертвы! Мне не нужен ваш ответ, потому что у меня к вам нет вопросов!

– Ты не хочешь управлять людьми?

– Я не хочу рабской покорности. Я повторю простые слова простого волхва. «Мы у своих богов дети, а не рабы!» Я хочу, чтобы люди служили мне верой и правдой!

– Значит, ты не дашь нам жертвы? – в голосе хозяина послышалась угроза, – Не надо жрица…, – опередил он движение Айно, выхватившей из-за пояса кинжал, – Я не нарушаю закон Нижнего мира. Он должен мне жертву. Мы имеем на нее право!

– Вы не имеете право просить в жертву дары других обитателей Нижнего мира. Это нарушит равновесие в мирах. И ты это знаешь! Не забывай, что я теперь рука судьбы!

– Я отступаю жрица. Разойдемся миром. Он остается при своей верности, а мы при своей магии управления людьми. Только помни жрица. Мы еще дадим тебе много работы, мстить тем, кто, придет из Яви, совершить такой обмен. Вы же сами протоптали им дорогу.

– Тогда помни брат, что я буду мстить не только тем людям из Яви, что пойдут с тобой на сговор, ради власти над людьми, но и тем из вас, кто по их зову придет в Явь. Для меня вы будете равны, и мой кинжал будет разить и тех и других.

– Согласен сестра. У каждого из нас своя правда. И пусть каждый делает свое дело. И пусть правда каждого из нас будет ему путеводной звездой. Нам никогда не уничтожить тебя, пока этого не захочет твоя хозяйка Богиня Судьбы,…а она, я знаю ее, не захочет этого никогда. Но и тебе никогда не уничтожить нас всех.

– В этом и есть равновесие миров. Значит, так тому и быть. Тогда мы пошли?

– Скатертью вам дорожка, – ехидно сказал змеев сынок, потом добавил тихо, – Иди сестра. Не мы придумали это противостояние, но с богинями судьбы не поспоришь. Иди сестра, дай тебе Боги удачи.

Ох, сколько же она Змеевых деток уничтожила за эти годы, вспомнить страшно. Айно расчесывала густые волосы. Они приходили в землю людей, вот так же затянутые в черную кожу с ног до головы. Они помогали управлять людьми тем, кто принес им жертву. Управлять, превращая их в рабов, а потом самих этих людей принося в жертву Змею. Но почти всегда, да пожалуй, всегда, она наказывала и тех и других. Тех смертных, кто прошел дорогой Андрея через врата в Нижний мир. Им надо отдать должное. Эти люди были смелы и отважны на своем пути. Умны и находчивы. Они учились у земных магов и кудесников и некоторые полностью проходили путь до встречи со Змеевыми детками, приносили ожидаемые жертвы и получали взамен помощь этих деток.

Гребень застрял. Айно нетерпеливо дернула, чуть не вырвав клок волос. Опять задумалась. За эти долгие годы, она научилась не доставать из ножен кинжал мстительницы, научилась использовать людские слабости, для уничтожения тех, за кем пришла. Страшная для врагов Змеева Дева теперь все делала руками людей. И все время искала эти свитки, в которых Андрей, простая душа, написал, как надо вести себя с жителями Нижнего мира. А главное полностью рассказал про нее и других Нагайн. Вот, наконец, сейчас свитки эти найдены и место им у богини судьбы Урды, богини прошлого. Она, ее посланница, отмеченная знаком руны Хагаль, должна разрушить этот радужный мостик между видимым и невидимым. Должна вернуть эти записи назад в Нижний мир, потому что связь между мирами не принесла за эти годы ничего, кроме зла.

Айно дернула гребень сильнее и все-таки вырвала клок пшеничных волос. Хватит, ее миссия подходит к концу. Он чувствовала это всей своей кожей змеи, всем своим нюхом дикой кошки, всем своим даром мстительницы и ведуньи. Ведьма всех Девяти миров, он знала это точно!

Закрутила волосы в пучок, оставив открытой шею, и пошла прочь от костра, помахав рукой маленьким саламандрам, пляшущим в его пламени.

Хозяйка Медной горы

Книга пророка Иезекииля. Глава 44. Стих 14 Сделаю их стражами храма для всех служб его и для всего, что производится в нем.

Вся компания сидела у стола, хлебала настоящую рыбацкую уху. Тройная ушица шла под водочку с большим удовольствием. Айно села со своего края, подвинула тарелку, черпанула густой навар с золотой поволокой.

– Антош, наливай по полной, – повернулась к соседу, – Хочу тост сказать. Антон налил в граненый стакан до краев. Айно взяла стакан, подумала и вдруг серьезно начала говорить.

– Давным-давно, один очень честный и очень верный человек, чтобы выполнить обещание, данное им другому, и чтобы выполнить долю, – она так и сказала древним словом «долю», – возложенную судьбой на его плечи, совершил долгое и трудное путешествие. Путешествие это вело на север в ледяное море на странный и сказочный остров, где, по словам древних певцов и сказителей, лежал вход в волшебную страну Нестареющих старцев. Человек тот был отважен и чист сердцем и душой. Старые сказки говорят, что он даже был чародеем и учился колдовству своему у людей, что так и называли себя Чистыми – ессеями на своем языке.

Айно говорила так странно, что все слушали ее, открыв рот и забыв обо всем. Даже хозяин Дома Рыбака, проходивший мимо и случайно услышав, как говорит гостья, и тот застыл и стал слушать, а она продолжала.

– Человек тот спустился в волшебную страну называемую на языке того времени Нижним миром и получил там знания многого того, что до этого не дано было людям в его мире. Он узнал, как делать своими руками твердый камень и лепит из него, как из глины. Ему открылись тайны веков, заросшие пылью столетий и поросшие паутиной забвения. А еще, получил драгоценный подарок от жителей того мира. Верность. Верность себе своих друзей и верность тем, кому он сам служил в службе своей. Не променял он подарок сей, как не просили его другие жители Нижнего мира, на умение покорять и подчинять себе людей, потому как считал, что нет на свете ничего крепче верности. И тот, кто служит верой и правдой дороже во сто крат раба бессловесного, только силой принужденного служить хозяину. Хочу выпить этот стакан крепкой водки, чтобы все мы ценили друг в друге это самое чувство – верность. Тогда нам никто не страшен, ни один враг, – она залпом выпила полный стакан водки.

Молча поддержали ее Антон и Павел. Даже маленькая Марина и та опорожнила налитый ей лафитник. Где-то в глубине души поняла она, что не просто так выпили они этот тост, и не просто так сказала об этом загадочная Айно. Крякнул в сторонке хозяин и пошел в избу налить себе из графинчика. Грех за такое стопочку не пропустить.

Брат Христофор, давно уже не посещал библиотеки и читальные залы. Все что он хотел прочитать по интересующему его вопросу, он уже давно прочитал. Когда-то он и его ученики перерыли почти все книгохранилища в мире. Это казалось невозможным и непосильным никому. Никому…кроме братьев Ордена Иисуса. Нет в мире такого, что было бы не по силам братьям иезуитам. То, что не смог сделать один брат Христофор смогли сделать сотни братьев во имя господа. Все, что лежало или стояло на книжных полках, переплетенное в кожу и дерево, свернутое в свитки или выдавленное на глиняных табличках, написанное на папирусе, пергаменте, бумаге или выцарапанное на бересте. Все, где хотя бы строчкой было сказано, о путешествии Андрея Первозванного и о его дороге, давно уже имелось в электронном виде в его личной библиотеке, расшифрованное и систематизированное. Неутомимый иезуит знал ее содержимое досконально. Он просмотрел все процессы инквизиции, все отчеты путешественников и картографов, все следственные дела всех репрессивных аппаратов всех стран, в которых только могла появиться хоть какая-то зацепка по этому вопросу. Он реально представлял, что противник, стоявший по ту сторону баррикад, выражаясь высоким штилем, достоин уважения. Он один или загадочные «они» сотни лет противостояли всей отлаженной машине ордена и ни разу не проиграли. Как только кто-то находил Путь Андрея и умудрялся пройти по нему и вернуться, он тут же погибал, не успевая передать никому свою тайну. Те же, кого он приводил, во-первых, не имели желания общаться на эту тему с кем-либо, даже под самыми страшными пытками, во-вторых, погибали так же неотвратимо и так же безмолвно. Брат Христофор готов был душу прозакладывать дьяволу, только бы увидеть в лицо этих загадочных противников.

Он мало верил своим средневековым предшественникам, в каждом деле видящих козни ведьм, однако погружение вглубь документов, заставляло его все больше и больше склоняться к мысли, что в чем-то они были правы. Тень загадочной женщины постоянно витала над этим делом.

– Шерше ля фам, – бурчал он себе под нос, – Ищите женщину. Ищите. Господь сказал «Ищите и обрящете».

Он мысленно перебирал все упоминания о женщинах в связи с Андреем Первозванным. Историю о Марии Магдалине и всех женах-мироносицах он отбросил. Упоминание о Саре Египтянке и ее воительницах тоже. Его интересовал период не хождения туда, а хождения обратно. Почти ничего. Почти. В его деле не было почти. Почти это прокол, упущение не имеющие права на жизнь. Все должно быть точно. В каком-то месте он встречал упоминании о женщине рядом с Андреем. Вскользь, очень мимоходом. Брат Христофор напрягся. Это было делом чести вспомнить, где. Вспомнил, в материалах о крещении Грузии и совсем мимолетно в материалах о крещении Армении.

Он сел к компьютеру, подключил поисковую систему. Вот. Очень мало, просто ненароком упомянуто, что Нино Каподокийская царица Грузии, которая крестила страну в начале IV века. Была похожа на спутницу апостола Андрея своими длинными волосами цвета спелой пшеницы. А в материалах по крещению Армении, что Андрей представил Варфоломею, девушку удивительной красоты с волосами цвета созревшей ржи, уложенными в корону как у цариц Подземного мира.

Иезуит быстро перешел на материалы святой инквизиции. Процессы ведьм во Франции. Процессы ведьм в Германии. Процессы ведьм в Тевтонском ордене. Почти везде мелькает водопад пшеничных волос неуловимой и не пойманной колдуньи. Но там, где прошелестел подол ее платья, на костер идут люди причастные к его поиску. И еще там, где ступает ее нога, Черная смерть – чума выкашивает всех, кто по слухам был знаком с путем в Нижний мир.

А что там ближе к современности?…

– Ох, не даром советский светский лев, – иезуит улыбнулся собственному каламбуру, – ох не даром, занялся вопросом «белокурых бестий», – он еще раз улыбнулся, тихо, но внятно сказал в пустоту, – Соедините меня с Геннадием Борисовичем из ФСБ.

Геннадий Борисович ходил по рядам конференц-зала, перенося со стен на сцену листы ватмана, исчерченные разными геометрическими фигурами и исписанные цветными карандашами. Он всегда работал по старинке, и за глаза служил объектом безобидных насмешек современной молодежи в их ведомстве. Заслужил прозвище «Волхв». Однако это нисколько не влияло на его несокрушимый авторитет, как основы основ оккультного отдела. Через час этакого броуновского движения между кресел, на полу перед сценой валялся почти весь, испорченный пометками, росчерками и перечеркнутыми квадратиками, треугольниками и всякой всячиной, ватман. Зато на сцене, оставшиеся листы, выстроились в строгую логичную цепочку. Генерал отошел, полюбовался на свое произведение, как живописец эпохи Возрождения, новоявленный Джорджоне или Тициан. Прищурился, уверенно подошел, снял еще один лист, переставил два крайних, еще раз отошел, посмотрел и удовлетворенный сел на первый ряд зрительного зала и, закинув ногу за ногу и откинувшись на спинку, погрузился в созерцание полученной схемы. Просидев так минут десять, он уверенно встал, легко вспрыгнул на сцену, раздвинул все стенды вправо и влево и, установив в середину стенд с чистым листом ватмана, твердой рукой, вывел на нем пятиконечную звезду, больше похожую на пентаграмму древних алхимиков. Полюбовался на нее и так же спокойно и осознано написал в ее центре большими красными буквами «АЙНО».

Прошелся вдоль сцены, мельком взглянув на все остальные схемы и картинки, вернулся к центральному листу и от каждой вершины звезды провел стрелку острым концом упирающуюся, каждая в свой квадрат. В первом он, достав синий карандаш, написал «ВЧК-ОГПУ» и поставил знак вопроса. Подумал, без колебаний вписал во второй «Аненербе-СС». Почесал затылок, и рука его зависла над третьим квадратом.

– Товарищ генерал, разрешите?

– Ну что там? Если уж ты вошел, говори.

– На проводе брат Христофор.

– Давай, – он взял трубку, – Утро доброе достопочтимый брат.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – в тон ему ответила трубка.

– Что ж вас заставило искать моего общества в такую рань? Чем вас моя скромная персона заинтересовала?

– Промыслом божьим. Не могли бы мы встретиться,…скажем, так, на старом месте в такое же время? Буду весьма признателен.

– Грех отказать человеку, не отказавшему тебе. Хорошо, там же и в то же время. Если не секрет, предмет разговора?

– Не секрет. Все та же женская тема. Совратили вы меня, монаха на светские дела, – съязвил иезуит.

– Хорошо. Буду ждать как прежде в середине, – генерал повесил трубку, повернулся к своим схемам и бодро запел, – «Без женщин жить нельзя на свете, нет! В них солнце мая и весны привет…».

В полдень они опять сошлись посредине мостика ведущего от Храма Христа Спасителя в никуда.

– Очень символично, – подумал генерал, – Вот и в поисках наших, – а он не сомневался, что ищут они одно, – мы на пути в никуда. Посмотрим, посмотрим, что там нарыл наш хитрый попутчик! – он увидел идущего иезуита и, махнув рукой, пошел ему навстречу, – Добрый день!

– День добрый Геннадий Борисович. День добрый. Нашли свою прелестную незнакомку?

– А вы? – вопросом на вопрос ответил генерал.

– Ну что вы, какие незнакомки у человека, давшего обед безбрачия!? – шутливо сложил на груди ладошки монах.

– Так ведь по работе, по работе, уважаемый брат, можно. Как там ваш основатель говаривал? «Цель оправдывает средства!».

– Да Игнатий Лойола говорил именно так. Поэтому придется сознаваться, пока вы не упекли меня в страшные подвалы Лубянки. Ищу, …но пока не нашел.

– Тогда, чем я вам могу помочь. Мы с вами как слепой, ведущий слепого…

– Так уж мы с вами и слепы?!! Не смешите дорогой мой соратник, …можно я вас так?… Если уж мы слепы,…то, как расценивать зрячесть остальных?!!

– Сдаюсь, сдаюсь уважаемый брат. В области казуистики вы могли бы, и дать мне фору. Я ж все-таки иезуитских колледжей не кончал?

– Вы Геннадий Борисович, мне напоминаете одного героя ваших фильмов. Он тоже кичился тем, что «академиев не кончал», однако…, – иезуит поднял палец вверх, – Извините можно к делу?

– Ничья. Я согласен. Что вас привело сюда?

– Не дает покоя мне ваша Анна. Честно. Заснуть не могу. Так и стоит перед глазами прекрасная белокурая женщина с голубыми глазами. А это грех и искушение. Смотрит на меня и манит.

– С зелеными глазами, – поправил его генерал, ничуть не удивившись его описанию Айно.

– Видите, вы продвинулись гораздо дальше на нашем общем пути поисков. Значит с зелеными глазами?

– С зелеными, с зелеными. Так куда вас манит эта чертовка?

– В преисподнюю, друг мой, в преисподнюю. Вы очень четко ее назвали. Чертовка. Я не видел ее никогда, но мне кажется, что она напоминает, – иезуит щелкнул пальцами, – Змею,…или пантеру…Багиру, из вашего мультика про Маугли.

– Скорее рысь. Знаете такая северная дикая кошка?

– Вы точно поймали мою мысль. У вас такое же ощущение этой женщины? Оба говорили о странной женщине, так, как будто они давно обсуждали ее существование и уже не сомневались в ее присутствии в этом деле. Ни один, ни второй не уточняли, откуда им известен ее облик. Есть ли сомнение вообще в ее наличии в этом мире, и не плод ли она их больного воображения, подстегнутой этой изнурительной гонкой за невидимым и неуловимым противником, который опережает их обоих на один ход, на один шаг. Поймав себя на этой мысли оба одновременно взглянули друг на друга и, все поняв, расхохотались во весь голос, снимая остатки последнего недоверия и растапливая последний ледок сомнений.

– Так чем же вас заинтересовала это помесь гремучей змеи с вкрадчивой хищной кошкой? – последний раз улыбнувшись, спросил генерал.

– Понимаете ли, генерал, я догадываюсь, что у вас нет материалов по темному средневековью и, хотя изучение мистики входит в круг ваших интересов, я смею вас уверить, располагаю об это времени более обширным материалом. Та вот, изучая материалы своих предшественников и сравнивая их с материалами современного периода, имеющимися у всех нас, в чем я опять же не сомневаюсь, я пришел к определенным выводам. Скорее к определенной версии.

– Скажите брат Христофор, – неожиданно очень серьезно сказал генерал, – Скажите, – он смотрел прямо в глаза собеседнику, – Зачем вам «Евангелие от Андрея»?

– Видите ли, – монах спокойно выдержал вопрос и не отвел взгляда. Он внутренне был готов к нему, – Видите ли, коллега. Даже не за тем, зачем он нужен практически всем вождям этого мира. Есть старая, старая легенда. Притча, что ли. Какая-то переделанная песнь трубадуров. Впрочем, это не важно. Если у вас есть время, я расскажу?

– Рассказывайте. Очень обяжете. Я не слишком силен в беллетристике средневековья.

– Хорошо. Я постараюсь изложить только фабулу. За семью слоями льда есть мир, называемый Подземелье. Если вам генерал будет проще, я буду называть его преисподней, хотя, судя по легенде, это совсем другое. Там живут все те, кому не досталось места на земле и на небе, и куда уходят все те, кому уже не положено жить на земле и нельзя жить на небе. Такие очень философские рассуждения, по сути ничего за собой не несущие. Поверьте, я очень внимателен к текстам. Я искал там второй и третий смысл, но не нашел. Продолжим изложение фабулы. Они, жители преисподней, живут там очень не плохо, а с нашей современной точки зрения даже очень хорошо. Безо всяких проблем экологии, бедности, глобализма, ядерной зимы и всех остальных страшилок, включая озоновые дыры. По ночам они выпускают своих посланцев посмотреть, что твориться у нас на земле. Смысл этого тоже непонятен. Посланцы эти бестелесные и спокойные. По всей видимости, это просто сны. Толку от них, кроме провидения никакого. Да извинят меня Менделеев с приснившейся ему таблицей и Ностердамус с его пророчествами. Интересна не эта часть старой сказки. А другая. Я не долго?

– Продолжайте брат.

– Есть там семь сестер, живущих в семи шатрах. Это болезни. Они приходят тогда, когда в том мире недостаток жителей. Это тоже традиционно. А вот последний абзац. В этот мир есть двери, которые могут открыть великие герои или великие маги. Они могут придти в тот мир за семью льдами и принести великую жертву. А за это могут получить дружбу жителей преисподней. Если они пройдут стражей порога, царица, правящая за семью слоями льда, пошлет своих рабов в помощь тем, кто угодил ей приношением. И они придут в виде нежити и волков-оборотней, что бы помочь смертному, зовущему покорить людей.

– Извините брат Христофор, это все в русле всех сказок мира.

– Терпение генерал. Однако есть упомянутые Стражи Порога и одни из этих стражей Девы Змеи. Воительницы удивительной красоты. Их служение преисподней в том, чтобы уничтожить тех, кто пришел в их мир и тех, кто пошел с ними на землю, в наш мир. Таким образом, они сохраняют равновесие во всей вселенной.

– Так. Спасибо. В чем же все-таки ваш интерес в находке злополучного Евангелия?

– Да ведь дело в том Геннадий Борисович, что, судя по слухам, Андрей Первозванный нашел дорогу и врата в преисподнюю, спустился туда и вернулся. Описал весь путь. Но главное он нашел общий язык с Девами защитницами, и они оставили его живым. И он все это описал в своем Евангелии. В этом тексте ключ к тайнам управления преисподней. Мы хотим уничтожить эти свитки! Равновесие должно сохраняться! Мы, если хотите, отражение этих страшных охранительниц, мы их близнецы братья на земле.

– Спасибо, еще раз брат Христофор, – сказал генерал, хотя в голове его в это время вертелась мысль, – Так ли? Очень не похоже на братьев Ордена Иисуса, такое миротворческое поведение. Вот получить намордник на цепных псов преисподней и взять их на короткий поводок, а после этого попытаться поставить мир на уши. Вот это по их, – однако, внешне он был сама любезность, – Спасибо, за нравоучительную сказку и за откровенный ответ. Еще один вопрос.

– Пожалуйста. Сегодня вечер вопросов и ответов. Любимая мной игра. Что? Где? Когда? Но в моей интерпретации и по моим правилам. Слушаю ваш вопрос.

– Вы считаете, что Айно одна из них?

– Да!

– И как вы думаете, что она будет делать?

– Искать свитки.

– И что она будет делать, когда их найдет?

– Уничтожит!

– И где она сейчас?

– Не знаю. Не знаю генерал. Поэтому я и здесь с вами на мостике, ведущем в никуда. Мы не можем упустить этот шанс. Похоже, это последний шанс выпавший нам… Не время спорить и мерятся, как это говорят у вас «у кого галифе ширше». Так что, вот вам моя рука, – иезуит протянул ему руку.

– Ладно, – генерал ответно пожал протянутую руку, памятуя ленинский завет о допустимости ради победы тактического союза «хоть с чертом…».

Союзники пожали друг другу руки и разошлись. Отныне на короткий период времени они действительно были союзниками. В их среде не принято было доверять договоренности и соглашения бумаге или электронным носителям. Крепче любой печати в их деле было слово и крепкое рукопожатие. Отныне они помогали друг другу в поисках свитков, отныне они были вместе.

Мысль, которая пришла в голову Рихарду, занозой сидела в его мозгу. Мысль о том, что вся система была отравлена, отравлена кем-то, а наиболее прозорливые начали искать противоядие. Притом процесс это произошел не только в недрах Третьего Рейха, но и у русских. Ошибки были сделаны идентичные, но и осознавшие это были по обе стороны фронта, и гонка за противоядием была похожа на бега на ипподроме, где призом была жизнь. Жизнь не одного какого-либо вождя, и даже не когорты властителей, а целой системы, держащейся на покорном рабстве и на какой-то тайне, пока не известной ему. Но он верил, нет, точно знал, что он докопается до этой тайны и, наконец, поймет, зачем так гнались все его предшественники за загадочным «Евангелием от Андрея».

Глава спецотдела «Норд» шел по коридору в подземном бункере Арктического института, размышляя над этим, затем резко повернулся и пошел обратно. У лестницы свернул в другой коридор и уверенно нажал кнопку звонка у двери с надписью «Внимание. Секретно. Вход только по спец. разрешениям». За дверью он прошел к шифровальщикам и запросил Центр. На том конце ответили, что готовы к диалогу.

– Прошу разрешение на личное участие в операции! – продиктовал он шифровальщику.

– Целесообразность? – ответил аппарат.

– Это необходимо! – коротко и невнятно пояснил он.

– На ваше усмотрение и на вашу ответственность, – хрюкнул аппарат.

– Ну вот, – подумал Рихард, – Голова на плахе, дело за палачом.

Он быстро отдал все необходимые указания и собрался в дорогу. Все подлинные документы, чтобы легализоваться в любой точке земного шара, он имел всегда. Рихард выбрал себе российские документы на имя Ричарда Розенталя. То ли немца из поволжских или еще каких, целыми семьями ранее живших на Руси, а потом репрессированных в период войны, то ли еврея. Чем более выпирает национальность и в тоже время, чем она более смазана в документах, тем меньше вопросов к ее обладателю. Подготовил машину. Технику для операций он всегда проверял сам. Исправная техника – это почти залог отсутствия неожиданностей. Утром юркий джип с форсированным мотором, усиленной подвеской и разными примочками не хуже чем у Фантомаса или агента 007, но более прозаичными и надежными, понес хозяина к погранично-таможенному пункту Ринтала.

Что-то подсказывало ему, что маршрут его должен проходить там, где прошла дивизия СС «Норд». Там в этих местах спецгруппа Аненербе нашла в 1943 году свитки «Евангелия от Андрея». Там проходил путь самого апостола, о котором говорится во всех легендах. И там же эти свитки пропали опять, оставив о себе только шифровку с маленькой батареи на маленьком острове в Ладожском озере. Все вертелось вкруг этого места. Он должен сам увидеть это место собственными глазами. Увидеть и понять. Иначе. Он не знал, что иначе, и что он должен понять, но какая-то непреодолимая сила влекла его именно туда.

* * *

Айно опять оставила друзей за столом и вышла на берег озера. Сегодня она должна была решить, что делать. Она не могла сделать выбор. И тогда девушка обратилась к той, которой служила, к богине судьбе Урде. Богине прошлого. И опять ее окутало как туманом, показывая то, что давно прошло и поросло мхом забвения, как валун лежащий на старом капище, около их костра.

Андрей и Айно уходили из Нижнего мира, не задав свой третий вопрос и не получив дара от жителей страны великанов. Они уходили, не принеся жертвы Змею. Змеевы детки не таили зла на отважного смертного, так и не поддавшегося на их уговоры, отдать им полученную в подарок от альвов, выкованную ими верность. Звонкую и чистую как то серебро, которого не пожалели подземные кузницы для того чтобы обстучать своими волшебными молотками и создать то, что просил их пришелец. Свою верность обетам своим и верность друзей себе. Не отдал, так и молодец. Не променял чувство дорогое на покорность темную. Не держали они зла и на бывшую свою сестру, на Змееву Деву, что непонятно каким образом попала в услужение самой богине судьбы. Никто и никогда не трогал Ногайн, потому как были они заговорены страшным заклятием, ни одному богу не подвластным и снять его могли только сами по доброй воле. Так надо ж вот попалась им дева, отмеченная страшной руной Хагаль, а потому сама страшная вдвойне. Непокорная и неуязвимая по заговору Змееву и не подвластная уже и ему самому, впрочем, как и всем богам по клятве Урды – норны прошлого. Могли ее истребить или сами норны – богини Судьбы или кто из старших Богинь. Но такого отродясь во всех мирах не было. Ни одна женщина богиня на другую руку бы не подняла, да и иметь во врагах богинь Судьбы никто из жительниц Верхнего Мира не отважился бы, потому как в их руках была тонкая нить судьбы каждого из жителей всех Девяти Миров.

Андрей и Айно уходили из Нижнего Мира рука об руку, унося два дара. Секрет камня черного и белого, подаренный им сыновьями Калева и знания мертвых волхвов прошлых лет. Уже у самого выхода нагнал их кожаный человек, старший Змеев сын.

– Подожди жрица, – запыхаясь, сказал он, – Послала меня твоя Госпожа. Просила передать, чтобы подошли вы к источнику Мира, источнику Урды.

– Веди, – просто сказала Айно.

– Нет туда пути. Закрой глаза и проси у Богов путь указать.

Оба гостя, закрыли глаза и начали про себя просить богов. Через минуту они услышали музыку и раскрыв глаза увидели что стоят у корней того само Дерева Мира, Дерева Знаний, Священного Ясеня, что рос через все Девять Миров. У корней, как и рассказывали барды и баяны, лежал Дракон и из его пасти бил Источник Мира. У головы Дракона стояла Урда. Она посмотрела на пришельца и свою жрицу, ставшую ей покорной только ради вот этого смертного. Всмотрелась в его лицо, что-то поняла для себя. Зачерпнула из источника в корчагу бьющую струю, переливающуюся золотыми искрами. Протянула корчагу этому отважному воину и колдуну.

– Тебе даю! Не ей, – она улыбнулась, – Ей доверять нельзя. Хотя нет, шучу, шучу. Она из-за тебя самое дорогое отдала. Хотя опять шучу, самое дорогое она для тебя приберегла. Вот здесь вода из источника Урды. В нем скрыто то, что вам смертным не дано богами. Тебе даю. За смелость, за чистоту помыслов твоих, за стойкость во всем. В том, что не отдал, когда просили, верность тебе альвами даренную, не променял на призрак славы и власти.

– Что же это богиня такое? – отважился Андрей.

– В этой воде скрыт Порядок. Дашь его по капле тем, кто вокруг тебя. И будешь иметь маленький, но крепкий мир, стоящий на основе порядка. Дружины, ремесло, купцов и всех, всех в том маленьком мире порядочных, мир этот будет таков, что царить в нем будет порядок. Даю это тебе потому как знаю, что не в корысть себе, не себе во славу используешь ты мой дар, а токмо для блага своей Госпожи, сына ее, народа твоего и,…– норна замялась, – и вот может во благо ее. Потом повернулась к Айно, наклонилась, зашептала в ухо, – Запомни шальная. Он смертен. Он, конечно, вернется сюда в Вальхаллу, не перебивай, придет, я знаю. Но ты будешь вечно связана с тем миром. Тебе вечно придется бороться с теми, кто пойдет его путем. Этот путь будет манит вечно. Этот путь будет звать к себе, как волшебная страна Золотых яблок. Пойдут за манящим миражом многие. Почти все погибнут, но кто-то дойдет. Их будет немного, но они будут. И они вернутся, унося тайну, которую не должны знать люди. Твой долг заставить их замолчать, прежде чем все узнают эту тайну. Ты сможешь оставить его здесь и выполнить свой долг?

– Смогу богиня.

– Тогда что ж… идите. Запомни еще одно. Там на земле больше не будет для тебя тех, кого ты сможешь полюбить. Там на земле твои чувства должны быть как лед, что вокруг нашего мира. Ты поняла. Будь холодна. Не смотри на меня так, это для твоего блага. Иначе я не отпущу тебя, потому что твое сердце не выдержит всего того, что тебе предстоит сделать и увидеть.

– Я согласна.

– Тогда и тебе подарок…

– Какой?

– Я даю тебе право прожить эту жизнь, – она кивнула на Андрея, – с ним, как простой смертной и самой привести его сюда, как валькирии. Это мой дар тебе. За верность. За любовь. За отвагу. Иди чудо мое!!!

Они поклонились в ноги богине, и пошли к выходу, к порогу. Они шли и не оглядывались. Также крепко держась за руки, они шагнули за Порог. Две змеиные головы качнулись к ним и склонились в почтительном поклоне. У костра сидели их друзья, все также зачарованные танцем саламандр.

Айно и Андрей легли у костра, согретые пляшущими языками пламени, крепко обнялись и заснули.

Айно стряхнула с себя туман и вернулась к столу. Прошлое напомнило о предназначении в этом мире. Прошлое вернуло ее к настоящему. Антон усердно разбирался с ужином. Павел как-то задумчиво ковырял вилкой в соленых груздях. Марина, так напоминающая девушке ту далекую Ардуину, сидела тихо и думала о чем-то своем. Ночь была тиха и печальна. Айно села, подвинула себе бутылку с водкой, налила всем и вдруг громко сказала.

– А что друзья, у меня есть предложение. Не оставить ли нам на попечение хозяев нашего железного коня и не отправиться ли нам на белом корабле по синему каналу к далеким северным Соловецким островам?

– Грехи что ли замаливать? – откликнулся Антон.

– Или на ужасы сталинизма смотреть? – поддержал его Павел.

– К вечному приобщится, – отпарировала Айно, – Не век же нам тут в глухомани прятаться.

– Давай послезавтра? – вяло попросил Антон, – Отоспимся, отгуляемся и в путь. Я – за! А то заквасились.

– Когда успел? – огрызнулся Павел, – Тебе лишь бы до баб добраться. Так там, на Соловках одни паломницы да монашки.

– До Соловков еще плыть да плыть, – мечтательно протянул Антон, – А на лайнере отдельные каюты, бары, и туристки, туристки, туристки…одинокие. Девочки вы не дуйтесь, но с вами совсем квалификацию потеряешь. Это как сахар через стекло лизать. Я – за!

– Я тоже не против, – поддержал Павел.

– А я с мальчиками, – пропищала Марина – И зря вы нас… обидели. Не просил же у нас… никто… ничего, – и зарделась как маков цвет.

– Так что ж, за будущее путешествие! – подняла рюмку Айно, – А ты сегодня за свои слова ответишь! – со смехом повернулась она к Антону, – Покажем им Маринка, где раки зимуют?!!!

– Покажем!!! – со смехом ответила маленькая амазонка.

Айно осушила рюмку, озорно поманила за собой Маринку и нырнула в баню. В бане она поддала пару, распустила волосы, упавшие водопадом по плечам, плеснула в ковш, какой-то отвар стала шептать над ним. Маринка забралась на полок, легла, положив под голову веник, и задумалась. Что она видела в жизни? Она пришла в художественную гимнастику еще совсем сопливой девчонкой. Вернее не пришла, а мама привела за ручку. Потом годы работы до седьмого пота. Каждый день после школы бегом в секцию: и в мороз, и в жару, и в белые ночи, и в темные дни Питерской слякотной зимы. Соревнования и тренировки, тренировки и соревнования. Легкое поступление в историко-архивный институт, кто ж откажет в приеме перспективному молодому мастеру спорта международного класса. Учеба, тренировки и соревнования, соревнования, учеба и тренировки. Потом окончание института и распределение в Публичку. Алины Кабаевой – чемпионки мира из нее не получилось. Великого ученого открывшего Трою или иероглифы Египта тоже. И ждать что получится, было глупо. Личная жизнь тоже прошла как-то мимо. Конечно, девочку с такой мордашкой и такой фигурой легко готов был взять нас содержание любой олигарх средней руки. Тем более что ее содержание дорогого не стоило. Однако она сама себя пока еще уважала. Павел встретился ей естественно в Египте, в одном из этих отелей для «Руссо туристо», куда ее занесло в поисках древностей. Обходительный и в меру приличный. Потом он пригласил ее в Таиланд, где они провели почти месяц. Там она выучилась эротическому массажу по рецептам «древних жрецов», что впрочем, для нее знающей спортивный массаж с пеленок было не в тягость и не в диковинку. Это позволяло ей общаться с Павлом без секса, доставляя ему удовольствие, так сказать «бесконтактным методом». Это устраивало их обоих. Сама Маринка за весь ее недолгий жизненный путь без мамы и спорта, в сексе не находила ничего приятного, потому как не получила от него наслаждения ни разу за все это время. В своем круге ее прозвали «Ледяной внучкой» и вскорости, кроме Павла поклонников у нее не осталось, а случайные связи ее вообще не вдохновляли. Маринка со спортивных своих лет любила баню, тренажеры, массаж, полную расслабуху, когда все мышцы обмякли, и в душе и теле разливается какое-то спокойствие, после только что испытанной полной их мобилизации, концентрации. Она вернулась мыслями назад в день сегодняшний, перевернулась на живот и стала следить за Айно. Чего там обещала показать мальчикам эта шикарная девица? Да еще при ее участии. Ей богу такая перспектива группового секса ее не вдохновляла. Она опять вздохнула,…если надо, то придется через коленку себя сломать, но согласиться.

Айно колдовала над ковшиком, что-то добавляя туда, замешивая, пришептывая. До слуха Маринки долетели слова: «С гуся вода, с лебедя вода. С нас – весь наговор, вся ворожба. Навка парит. Навка правит. Навка все дело поправит». Вся она была такая ладная, стройная. Маринка видела многих гимнасток, но Айно казалась ей лучше всех их. Вот она распрямилась и резким движением плеснула воду на раскаленные камни, отчего те взорвались паром, и по парной разлился какой-то удивительный сладковато-пряный дух. Дух этот ударил в потолок, отскочил от стен, мягко прошелся по телу Маринки, заклубился в середине парной и вдруг обрел плоть и превратился в обнаженную девушку удивительной красоты.

– Здравствуй Навка, – сказала Айно, – Это Навка, – повернулась она к Марине, – Навка – это не девушка, это дух бани. А это Марина, – Айно неожиданно провела мягкой рукой по спине Маринки, – Я вас оставлю. Навка тебя научит искусству бани, откроет тебе секреты предков. А я, пожалуй, пойду ребят париться позову. Ты Навка, как с ней закончишь, подружку позови, я тебе двух молодцев сейчас подкину. Хороших молодцев, да больно уж застоявшихся в стойле, – она звонко рассмеялась, – А с нас им… как с козла молока. За все время проку никакого. Так что уж уважьте их за нас, а эту, – палец ее уперся в высокую грудь девчушки, – спать потом положи – и, поддав пару, скрылась в его клубах, как будто просто пригрезилась Маринке.

Маринка уже полностью уверилась, что заснула прямо на полке, когда ее тела коснулись мягкие умелые руки Навки.

К полудню следующего дня все еще валялись в постелях. Только Айно сидела на берегу, мило щебеча с хозяином на тему, как бы им добраться до ближайшей пристани, где можно будет сесть на пароход до Соловков. Хозяин успокоил ее, сказав, что он сам отвезет гостей до парохода на своем катере и договорится о билетах, так что сушить голову на эту тему не стоит.

Маринка валялась в постели, вспоминая, кто это ее обнаженную уложил в койку и накрыл одеялом, и вставать ей не хотелось. То, что сделал с ней банная подружка, превзошло все ее придумки и все статьи в умных и молодежных журналах о пользе секса и чувственности наслаждений. Она даже выходить на улицу не хотела, вспоминая руки Навки.

Антон уже не мечтал плотоядно о туристках с круизных маршрутов, а Павел о массаже своей верной, но холодной Марины. Вчерашняя баня дала каждому то, что он только и мог лелеять в своих мечтах. Навки и осуществляли мечты тех, кто попадал им в руки. На то они были духами бани, чтобы осуществлять мечты. За то их звали Навками, что уводили они человека в мир грез. В мир неземной, в те глубины, где самое дерзкое перемешивается с самым целомудренным, где самые смелые прихоти и самые невозможные желания осуществляются и уносят мечтающего в мир за гранью смерти, на секунды наслаждения погружая в Навь и открывая ее внеземную красоту. Навки – прекрасные дочери Нави.

Антон нехотя встал, пошел посчитать, сколько они там вчера выпили, что он не помнит, как заснул в бане. А эти эротические сны наводят на мысль, что Айно права. Пора вернуться в большую жизнь. И он потопал к столу, напевая под нос «Я мало жил, но жил в плену, таких две жизни за одну…»

Павел вообще не вылезал из-под одеяла. Не хотелось прогонять этот сон с такими чувственными банщицами и такими понятливыми во всем.

Хозяин, ударив по рукам с этой удивительной девушкой, пошел готовить на завтра катер, а она, упав навзничь на высоком обрыве над кромкой воды рядом с замшелым валуном, позволила себе оставить этот мир и вернуться назад в прошлое.

Утро разбудило всех ласковыми лучами солнца. Костер прогорел, оставив после себя темное пятно на сером песке. Струг, вытащенный на берег лежал на боку как большая рыба, выбросившаяся на траву.

Андрей встал, протер глаза. Рядом сидела Айно, обхватив руками колени, и смотрела в далекие водные дали, уходящие туда, в страну вечных льдов. Его спутники поднимались, отряхивая песок с одежд. Действительно ли он был в Нижнем мире или все это ему пригрезилось, когда он вместе со всеми, обмороченный танцем саламандр, упал на песок и заснул. Андрей осмотрел все вокруг, ничего не наводило его на ответ. Лабиринт, сложенный из огромных черных валунов, разбежался по пустынному берегу. Он ничем не напоминал ворота в Навь. Действительно его очертания походили на клубок из двух приплетенных змеиных тел, но и только. В центре Лабиринта лежали два огромных черных валуна с вделанными в них рубинами, очень похожими на заснувшие змеиные головы с открытыми в вечном бдении красными глазами. На боку Андрей нащупал висевшую, как всегда кривую восточную саблю, а руку оттягивал посох Велеса.

Ватажник ополоснул лицо холодной водой Белого моря, дождался, пока проснется последний из его соратников, принял из рук маленькой амазонки корчагу с медом и ломоть хлеба. Посмотрел, всех ли обнесла нехитрой снедью Ардуина. Заметил, как жестом отказалась от еды Айно. Перекусил и, резко встав, приказал собираться в обратный путь.

Так же легко дошли до большого острова, быстро нашли свой оставленный в бухте корабль. И пошли к нему напрямки. Выскочили из леса и остолбенели. У самой бухты, прямо на их пути плескалось маленькое круглое озерко с чистейшей водой. А на берегу озерка, выбрасывая в голубое небо ровные столбы дыма, топились две бани. Побольше и поменьше. Андрей готов был прозакладывать в споре все, но их не было, когда они шли от корабля в прошлый раз. Бань не было и самого озерка не было.

– Что ж, – сказала Айно, – Хозяева зовут попариться. Смыть грязь и дух поземного мира.

– Смыть так, смыть, – согласился Андрей и пошел к баням.

Тогда Айно впервые и познакомилась с Навками. Они пришли к ним в маленькую баню, где они были с Ардуиной, что бы подготовить их, дев-воинов, к тому, к чему они не готовились никогда. Чего они не знали, да и не должны были знать, дав обет беспорочности. Навки. Айно помнит, что они все свершили как надо, как положено по обрядам предков и ведуний. Подготовили девушек, привели Андрея и Путяту и помогли им всем четверым неразумным во всем. Все это было как сон, как помрак.

Утром никто не вышел их проводить, ничего не показывало наличие на островах кого-либо кроме них. Ни озерка, ни бань на его берегу, только ждет их верный корабль.

Споро набрали свежей воды, проверили наличие припасов. Чего можно ждать от этого холодного и загадочного моря, обиталища Драконов. Поэтому лишний припас не повредит. А что если ветер сменится или не дай Боги принесет шторм.

Невысказанный вопрос висел в воздухе, но никто не отважился его задать. Наконец Андрей не выдержал.

– Скажи Змеева Дева, – он повернулся к Айно, – Мы были в Нижнем мире!!?

– А как ты думаешь, чародей?

– Не знаю!

– А что тебе подсказывает твое сердце?

– Не знаю?

– Тогда прикажи держать курс на Большую землю. Пора домой!

– Ты пойдешь с нами?

– А что тебе подсказывает твое сердце? – Нагайна смотрела, склонив голову на бок, и в глазах ее мелькали искорки смеха.

– Пойдешь!

– Тогда поднимайте парус!

Лодья отвалила от острова и тут же поймала попутный ветер. Парус надулся горбом и легко понес ее по гребням волн. Рука Андрея потянулась к поясу и наткнулась на привешенную к нему кожаную корчагу. Странную корчагу из черной кожи, на которой выдавлена была пляшущая змея. Он понял, что его путешествие в Нижний мир было не наваждение и не сон и на боку его висит дар самой богини судьбы. Волшебный дар. Вода из источника Урда, Источника Мира. Вода, несущая с собой порядок во всем.

Сил правил к берегу, одним ему известным чутьем выбирая дорогу между совершенно одинаковых белых бурунов. Вот с правого боку показались спины морских Драконов – Белух. Они шли рядом с лебединой лодьей, провожая белого лебедя из своего царства и желая счастливой дороги. Затем отвернули и ушли к своим далеким и вечно холодным льдам.

Лебедь летел домой над пеной Белого моря. Лукомысл отложил гусли и сидел молча. Он уже не пел свою песню. Он уже понял, что они совершили невозможное, и нет слов для такой песни. А еще внутри себя волхв слышал шепот предков, низкий голос старых любомудров, говорящий, что весь этот путь они должны сохранить в тайне, потому что не всем нужно знать дорогу в Навь. И совершенно верно в древние и седые времена, была утеряна эта тайна соколиным народом – рарожанами. Раз не могли они поставить надежные заслоны на этом пути для тех, у кого нет ничего святого на этом свете, не зачем и им этот путь ведать. Впрочем, и на том свете есть такие, для которых тоже нет ничего святого, подвел итог своих размышлений Лукомысл.

Елисей и Тур молча смотрели в сторону пропавшего за горизонтом острова. Тур понял, что кончилось его служение Змею, и теперь один у него Господин, даже не Господин, а старший брат – Андрей. Теперь всю свою жизнь быть ему рядом с ним. Елисей же думал о том, что вот он – воин, берсерк, неутомимый и несокрушимый, поверил и пошел за простым с виду человеком. Не то, чтобы гигантом или непобедимым бойцом. Не красавцем и не сладкоголосым бардом. А вот надо ж, в Нижний мир спустился и вернулся только тот один, а он Елисей, один из лучших воинов медвежьих родов, не сдюжил. Но это только укрепляло его в мысли, что он правильно сделал, бросив род и племя, когда вошел в дружину этого человека и имя этому человеку – Андрей. И судьбы их отныне вовек неразлучны.

Косма вообще ничего не думал, глядя на ватажника. Он любил его, как любят бога, и был счастлив, что вот теперь рядом с ним прекрасная богиня, которая пошла за его воеводой аж с того света. А то мучался его старший товарищ, охраняя эту рыжеволосую Деву Моря, и оберегая ее от всех напастей, как видел он своим простым взором воина, совершенно безо всякой взаимности и любви. А почтение и почитание этого мало для мужика и воина. Песок плохая замена овсу, если конь голоден. По-своему, по-простому думал Косма. А теперь вон, какая кобылка в их стаде. Не долго им ждать новых жеребят. И это хорошо.

Путята с обожанием смотрел на Ардуину. Он помнил, как легко взошла она на Драконью гору, когда он чуть не потерял сознание от тяжести, взвалившейся на его плечи. Вот это воин! Но только сейчас он рассмотрел в ней удивительной красоты женщину. Нет, она была не похожа на стоящую у мачты жрицу. Но та ведь и не женщина. Это Нагайна. Страшная Змеева Дева. Зачем она пошла с ними? Не принесет ли она им беду? Он опять перевел взгляд на амазонку и помягчел. Такая она ладная вся, такая мягкая, не смотря на все ее воинское умение, и такая умелая в любви. Нет. Эта девушка не для него.

Ардуина стояла прямо на носу лодьи, обхватив рукой шею лебедя режущего волны. Она подставила ветру и брызгам лицо. Ей было радостно оттого, что все кончилось хорошо, что все они вместе и плывут назад домой. Она была счастлива, что рядом друзья и у нее появилась подруга. Красивая и неустрашимая, готовая всегда помочь ей словом и делом. Может быть, дать совет, почему щемит ее сердце, когда она смотрит на этого воина Перуна. Ведь она дева воин и давала обет своей богине, никогда не знать мужчины. Но вот ведь и подруга ее Змеева Дева, а ведь стоит рука об руку с их ватажником Андреем. А девы Нагайны дают еще более страшный обет, чем они амазонки. Но все хорошо, так что петь хочется, и их несет домой лебединый корабль, и все они живы, и вечные льды растопили ее сердце, и она готовы за всех своих друзей отдать жизнь, как отдала она себя этому воину в жарко натопленной бане. Или все это искушения и наваждения странного Острова Блаженства или просто ее мечты. Но если это повторится, она готова на это снова. Снова отдать свою жизнь за Андрея, честь этому воину, дружбу этим людям… и все, все, все…

Навстречу им громадой зеленых сосен выступала Большая земля, где их ждала вся ватага. На берегу курились жертвенные костры и жарили дичь. Ватага жарила дичь и молилась своим богам все эти дни, ожидая их возвращения. Дождались.

Рихард спокойно пересек границу. Мало ли теперь бизнесменов из всяких городов и весей обширной российской земли мотается по заграницам. Документы его не вызвали у пограничной стражи, в лице миловидной девушки никаких вопросов. Таможенники полазали под днищем авто, покрутили в руках бумаги, однозначно поняли, что сей бездельник, ездил в Финляндию рыбку половить, а не дела делать и отпустили с миром.

Махнув им рукой на прощание, новоявленный немцо-еврей направил свой упакованный джип в сторону Карелии. Машина бежала ходко, внешний вид ее и ее хозяина, четко говорил всем, что лохотрон или наезд тут не принесут ничего интересного, кроме возможных осложнений в лучшем случае, или свинцовых пчел в худшем. Не важно, что бдительные стражи границы ничего не нашли. У таких ловкачей стволы появлялись как у фокусников из пустого рукава. Поэтому санитары западных дорог или, проще говоря, приграничные бандюги, в сторону одинокой машины даже не взглянули. Опыт. Опыт, он ведь сын ошибок трудных.

К концу дня Рихард выкатился на северное побережье Ладоги и, найдя маленькую сельскую гостинчику, заночевал здесь. С рассветом нового дня матерый разведчик уже точно знал свой маршрут. Ему надо было на восточный берег Ладоги, на бывшую старую границу СССР-Финляндия. Границу 1939 года. Где-то там. Он почти точно знал где, и был тот маленький островок, на котором на безымянной батарее, дали ночлег трем оставшимся от рейда в глубь советского севера диверсантам, все-таки нашедшим загадочное «Евангелие от Андрея», судя по посланной ими шифрограмме.

Раз следы отыскались, то отыскаться они могли только там. Где пропали, там и нашлись! Закон сохранения улик. Он был бодр и свеж. Хорошо выспался в этой тихой гостинице, наверно впервые за долгие годы. Завтрак был не в пример американскому или континентальному, по-русски щедр и сытен. Кофе, конечно, подкачал, но все остальное было на высоте. Рихард был сыт и готов к подвигам. Уже к середине дня он объехал все эти места и посетил все достопримечательности, в виде всего одного пограничного камня, лежащего на побережье озера и давно заброшенного всеми, в том числе и краеведами этого дикого края. Однако, как говорят тут русские: «Язык до Киева доведет». И вот он на пустынном острове Мантсинсаари, где после войны размещался бывший колхоз «Прибой» и где, как ему рассказали в привокзальной пивной, месяц назад два туриста нанимали катер на Валаам. Все бы ничего. Но это были ЕДИНСТВЕННЫЕ туристы за этот год, что пошли на Валаам с этой стороны. А Евангелие всплыло в Питере. И привести его туда могли только приезжие. Местные жители бы в библиотеку с ним не пошли, а пошли бы в комиссионный магазин антиквариата. Значит, это были туристы. Те самые единственные туристы, что брали здесь катер. Рихард как ищейка понял, что он взял след!

Дальнейшее его поиски и наличие разного рода бонусов в вид водки, колбасы, консервов и другого призового фонда, помогли ему растормошить двух старичков на маяке. Они бодро сообщили ему, что двое ребят из города. У них все были из какого-то мифического города, без имени и местоположения. Просто из города. Так вот двое ребят купили у них вполне пригодный катер еще времен войны с белофиннами или нет с фашистскими захватчиками. На этом катере ребятки отправились на Валаам. Дальнейшее стимулирование должного эффекта не оказало, потому, как старички мирно заснули.

Рихард понял, что след свежий. Он закрутился по острову, как собака пытающаяся понять, где дичь? И вдруг его осенило. Преступник всегда возвращается назад к месту преступления. Таков парадокс жизни. Надо искать их где-то здесь. Где? И вдруг его осенило. Там,… куда ходил Андрей! На Соловецких островах! Почему он так решил, он ответить не мог. Ответить не мог, но понял что это озарение и истина. На Соловки. Его путь должен лежать на Соловки. Именно так!

Геннадий Борисович имея удивительное свойство или просто профессиональные навыки высшего уровня, никогда и ничего не забывал. Он снял трубочку и позвонил Пилигриму. Автоответчик ответил, что хозяин отсутствует и будет по месту через неделю. «Просьба перезвонить, просьба перезвонить, просьба перезвонить», – ехидно повторял механический голос. Он задумался. Перезвонил в административный отдел.

– Когда я смогу быть на Соловках?

– Экстренно через три часа, – ответил дежурный.

– А без пыли и шума?

– Без шума, – пауза, – Или через сутки, или через двое.

– В чем разница?

– В средствах передвижения. Если самолетом до аэропорта Соловки, то рейсовый завтра утром, Конечно, если летная погода. Если поездом. То через час скорый на Мурманск. До Кеми и там на пароходе. Итого двое суток, – рапорт был четок.

– Второй вариант. Два билета в мягком. Машину к подъезду. Двоих в помощь. Спасибо, – положил трубку, – Соедините с братом Христофором, – дождался щелчка, – Достопочтимый брат. Через час жду вас на Ленинградском у поезда Москва-Мурманск. До встречи.

На вокзале они раскланялись. Молодой человек в неприметном костюме проводил их до международного вагона. Дал проводнику два билета и провел в купе. Два таких же неприметных молодых человека сели в простой купейный вагон с одной стороны и два в другой. Поезд тронулся.

– К чему такая спешка, генерал? – спокойно спросил иезуит.

– Сдается мне, что мы опаздываем мой друг, катастрофически опаздываем, – генерал откинулся на спинку сидения, – как впрочем, и все до нас.

– Что ж может нам помочь? И почему ФСБ не подняло в воздух СУ-27 и МИГ-31, чтобы доставить вас генерал на место до момента опоздания? Почему вы не отдали приказ поднять из глубины моря ядерные подлодки?

– Хватит брат Христофор. Вы прекрасно понимаете, что мы опять проиграли по темпу, проиграли той. Я думаю теперь можно говорить именно так. Мы с вами проиграли той, что всегда выигрывала эту партию на грани жизни и смерти.

– Так куда же мы спешим генерал? – иезуит опять улыбнулся краем рта.

– На последний акт этой мировой трагедии…

– Как патетично. А проще генерал, проще?

– Я хочу хотя бы взглянуть на нее. А вы?

– Признаюсь честно генерал. Я тоже. И если она выиграет в этот раз, то снять шляпу и поклониться.

– Ну, вы тоже брат Христофор не избавлены от патетики. Давайте ложится спать… или по стопочке?

– По стопочке и спать.

Поезд стучал, как и все поезда на дорогах мира, отстукивая секунды жизни, как бы напоминая, что она быстротечна и проходит так же быстро, как стучат колеса на стыках. Два старых мастера оккультных наук, очень большая редкость в наше реалистическое время, сидели в купе скорого поезда уносящегося на север и прозаично распивали бутылку «Наградной» под нехитрую закуску. «Так-так-так», стучали колеса. И мысли двух магистров были далеки от философского камня, забот об интересах Родины, долге и всем таком остальном. Мысли их уносились к встрече с простой и обыкновенной ведьмой. К встрече с той, о которой уже и в сказках перестали писать, и даже голливудское фэнтази перестало показывать в своих фильмах. Поезд нес к той, о ком они мечтали всегда, но так боялись этого на самом деле. Их время кончалось, но оно дарило им эту долгожданную встречу.

Компания, отгуляв еще один день, съездив на рыбалку, пожарив шашлыки из дичины, завалилась спать, чтобы с первыми лучами солнца забросить свой нехитрый скарб в катер хозяина их пристанища и наперегонки со временем умчаться по каналу к пристани Ирма. Катер обогнал белоснежный лайнер, и они, уже в качестве ожидающих, сидели на своих рюкзаках, лениво дожидаясь его подхода и имея в кармане билеты на две каюты люкс класса. Теплоход показался из-за поворота. Сиплый голос из радиоточки что-то там прокричал. Они схватили свои рюкзаки и, поддерживаемые матросами, взбежали по трапу, будучи единственными пассажирами на этой пристани. Стюард, ошалевший оттого, что в такой глуши такие невзрачные пассажиры предъявят ему свои права на отдых, оформленные фирменными билетами на каюты «люкс», проводил их к месту проживания. На ходу Антон шепнул ему.

– Мальчик, четыре обеда в салон каюты номер один. По высшему классу и чаевые твои зависят от качества и скорости, – придержал его за локоть, – И всю информацию о женском контингенте, плывущем на вашем ковчеге. Кстати, как его звать-величать?

– Кого?

– Ковчег!

– Ах, теплоход. Белинский. Наш теплоход называется «Белинский».

– Ну ладно водитель Белинского, ты свою задачу понял? Тащи. У вас, кстати, вода горячая…

– Есть! – отрапортовал стюард. Он уже понял, что вытянул свою золотую рыбку. На теплоход сели крутые парни с телками.

Потянулись тягучие круизные дни и не менее резиновые круизные ночи. Две подружки Айно и Мари засели в баре под бдительной охраной Павла, совращая мужской контингент теплохода и вызывая тихую ненависть женского контингента. Антон, отдуваясь за двоих, пытался примерить женскую половину круизной компании с их присутствием на борту, что похоже ему удавалось. Жизнь лайнера потекла также медленно и уверенно как волны Волго-Балтийского канала.

Компания молодых людей весело выплеснулась на берег в Горицах вместе со всей толпой отдыхающих, посмотрела облупленный монастырь, съездила в Ферапонтово, полупала глазами на фрески Дионисия. Потом на верхней палубе поахала на Белоозеро. Следующим номером программы были Кижи. Огромный деревянный храм далеко был виден с озера. Айно, глядя на него, о чем-то задумалась и отключилась от веселого гомона на палубе.

Ватага, встретив вернувшегося вожака и отпраздновав его благополучное возвращение, собиралась в обратный путь. Домой даже лошадь быстрей бежит, да и знакомый путь всегда короче. Не заметили, как выкатились в Онегу и увидели уже знакомый пылающий костер храма Дракона.

Почтительно и с восторгом во взоре встретили долгожданных гостей волхвы Перуна и Змеевы детки на острове Кижи. С неподдельным удивлением и почитанием взирали они на Андрея и на своего товарища Тура, осиливших этот путь. С преклонением смотрели они на жрицу Дракона стоявшую бок о бок с их посланцами. Много слышали они об ужасных Нагайнах, да вот видеть пришлось первый раз. Оказалось, что очень не дурна, да и не так страшна, а коли в общей ватаге, так и совсем желанна.

Старый Перунов волхв отозвал в сторону Андрея и тихо сказал:

– Ты как хочешь Ререг. Можешь отказать мне, можешь даже не заметить приглашения моего. Однако надо дружине пир устроить здесь, на границе Гипербореи и Скифии. Отныне в мире живем. Отныне нести вам по земле своей то, что не было в народах наших и то, что ждали долго. Порядок.

– Порядок? – удивился Андрей.

– Порядок. Тот, что тебе в Нижнем мире в дар дали. Я ж как никак ведун. Да еще старый ведун. Мудрый. Любомудр. Мое место давно там в Нави. Просто задержался здесь не на долго, чтобы молодых на путь истинный наставить. Теперь уже пора. Теперь на смену мне, такие как Путята и Тур пришли. Можно им землю без опаски оставить. Так что, пир?!

– Пир, так пир. На границе говоришь? На грани! И у волшебного костра. Так?

– Так!

Отгуляли, отпели молодцы и девицы на пиру, на грани миров, собрались в дорогу далее. Всю ночь просидел Тур со своими братьями у стен деревянного костра. Долго говорил о пути своем, о доле своей. Утром встал, поклонился в ноги всем, закинул за плечи котомку с дарами, дабы не забывал, кому служил верой и правдой до того, как ушел со странным этим. Обнял старшего волхва, повернулся и, не оборачиваясь, побежал к кострам, где сидела ватага.

Лодьи уходили на юг, уходили той дорогой, что привела их сюда. Махал им сухой рукой, стоя на высоком холме у Перунова капища, старый волхв. Потом повернулся, подошел к капищу, обнял Алатырь-камень и пропал. Навсегда.

А паруса надутые попутным северным ветром несли ватагу на юг. Уверенно несли. Прошли поворот на Свирь. Андрей даже бровью не повел. Сил глянул на ватажника и продолжал править как правил. Кончилось Онего и открылась протока на юг. Уверенно ввел Сил головного лебедя в протоку, как будто всю жизнь этой дорогой ходил. И так же уверенно вывел корабли в новое широкое озеро.

– Сдается мне, что это Беловодье, – как бы сам себе сказал Лукомысл – А это так и есть Белое озеро. Правильно идем.

– Мы всегда правильно идем, – отозвался Сил, подворачивая на волну.

К вечеру им навстречу выскочили три боевых струга, судя по парусам и прапорам на мачтах, из дружины Андреевых воевод, что стояла в Белозерске. Косма вздернул на мачту овальный красный щит с золотым солнцем. Струги развернулись и повели за собой дорогих гостей к пристани города.

Чуть дальше от пристани видны были огромные земляные валы крепости и поверх них частокол и рубленые башни. Крепко встали на этой земле дружины, присланные им. Андрей накинул поверх красный плащ, заколотый на плече брошью с головой медведя. Он здесь вождь. Князь, как называют вождя в этих землях. А назвался груздем – полезай в кузов, так тоже говорят в этих землях. Ватага тоже приоделась, приосанилась. Первый город на родной земле. Грех в грязь лицом ударить. Вроде как лучшие. Худших бы с собой ватажник не брал.

В палатах их ждали воеводы и местная дружина. Снова пир, снова разговоры. Встал Лукомысл, взял гусли и запел ту песню про их поход в неведомые земли, в страну Драконов, на остров Блаженства, что сочинил на палубе лебединой лодьи. Он пел, а в палатах слышался шум ветра, плеск волн, рев драконов, шипение змей и грохот штормовой грозы. Он пел, а в полумраке палат горели костры, и сверкали молнии Перуна, звенели мечи, высекая искры, и вспыхивали глаза диких зверей. Слушатели видели сами и ночной бой и страшных змеев, свернувшихся в клубок у входа в Навь, удивительное кипящее озеро, молнии, вылетающие из-под воды и волшебный костер, горящий в глубине моря. Певец замолк, а в зале еще долго стояла тишина. Затем загудели гудки, застучали кубки. Пир пошел своим чередом. За тех отважных, что ушли и вернулись. За тех, кто держит слово. За тех, кто славу множит, не боясь пути и не страшась врага.

Не задерживаясь, а только пополнив припасы, двинулись корабли дальше, побежали по рекам, по протокам. На юг, на юг от Белого озера. Местная дружина дала струг и кормщиков проводить Андрея по тем землям, где они пути знали. Потому летели лодьи под всеми парусами по широким рекам, протискивались узкими протоками из одной речушки в другую и выкатывались на ширь озер, пока не показались впереди стены крепости Ростов. Крепости, где сидели Андреевы крестники, а точнее побратимы кровные – Римн и Перей-Туча.

– Правь к Ростову! – зычно крикнул Андрей, – Надоть в гости забежать. Негоже побратимов обижать. Ведомые уверенной рукой кормщиков, лодьи развернулись за головным лебедем и красиво веером пошли к берегу. Такого народ ростовский не видал и дружно сыпанул на берег поглядеть, кого же им пригнал северный ветер?

После Кижей народ устало расползся по каютам и залег, как медведи в берлогу, до утра. Утром их выгрузили у шлюзов, посадили в раздолбанный автобус и протрясли по такой же раздолбанной дороге к пассажирскому порту города Беломорска, где их поджидала Ракета. Сонная толпа распихалась по салонам трамвайчика на подводных крыльях, и он лихо пискнув гудком, прополз через шлюз и выскочил на простор Белого моря. Здесь на просторе водяной конек-горбунок, встрепенулся, дал скорость и понесся по гребням волн в сторону Соловецкого архипелага.

Соловки выплыли из утреннего тумана как мираж: только что вокруг висела влажная, холодная, непроглядная пелена – и вдруг обозначились расплывчатые контуры берегов, суда на рейде, абрисы крепостных башен. Еще немного, и зыбкие силуэты стали отчетливыми, и вот уже Ракета встала под бело-черными стенами Соловецкого монастыря – можно сказать, географического и исторического сердца Поморья.

Встав на трассу Петербург – Мурманск, Рихард включил дополнительные мощности своего маленького чуда техники и можно сказать долетел до Беломорска мигом. В Беломорске он потерял времени раза в два больше, чем на всю дорогу. Сначала на его вопрос о нахождении морского порта его уверенно направили на мыс, где находился давно закрытый рыбный порт. Затем, когда он все-таки обнаружил маленькую пристань в стороне от города, которая и оказалась пассажирским портом, и подрулил к ней, выяснилось, что пароход на Соловки будет завтра с утра, но он может и опоздать на Ракету. Понять, как можно опоздать на рейсовый трамвайчик, если он ходит точно по расписанию, что ему и подтвердили, не менее уверенно, чем перед этим показывали дорогу до порта, он не смог. На ночевку он ухал в город.

Конечно же, он опоздал. Что под этим подразумевалось, он понял, когда ему объяснили, что на Ракете мест нет, по причине прибытия туристической группы со шлюзов, где шлюзуются круизные лайнеры. Рихард этого понять не мог, но на его счастье такими же невезучими оказалась пара из Петрозаводска, которая, моментально осознав ситуацию, каким-то неведомым ему способом договорилась, что их троих довезет до острова маленький пароходик с незатейливым названием «Беломорск». Понять своим рациональным мозгом, зачем надо гонять целый пароход, ради них троих, если можно просто посадить их на рундуки в той же Ракете, он не мог и решил не напрягаться.

Пароходик отвалил вслед за кораблем на воздушных крыльях и неторопливо почапал к архипелагу. Весь путь занял около трех часов и вот Рихард увидел впереди стены крепостных сооружений и приземистые башни. Что-то ему подсказывало, что он на правильном пути, хотя все то, что он делал, противоречило логике и планированию любой мало-мальски грамотной операции. Но он решил наплевать на логику. Все, кто до него следовали законам логики и правилам игры, игру эту проиграли и проиграли бесповоротно. Значит, чего-то они не учли. Наверно интуиции, некоего внутреннего голоса, говорящего, что и как надо сделать в этой ситуации. Он, старый разведчик решил довериться этому голосу, не раз выручавшему его кажется в совсем гиблых ситуациях. «Двум смертям не бывать, а одной не миновать», – сказал он себе под нос и спрыгнул на эту загадочную землю, не дожидаясь пока установят трап. Закинул за спину рюкзак и бодро зашагал к гостинице, направление к которой указывала огромная зеленая стрелка с надписью ОТЕЛЬ.

Впереди на горке гордо возвышалась средневековая крепость из огромных серых, аж до черного, валунов. Слева от него было небольшое озерко со стоящими на его берегу огромными рублеными домами без окон. Он поймал за рукав пробегавшего мальчишку.

– Это что за озеро?

– Банное, – ответил шустрый пацан, – А это бани. А вы куда? В гостиницу?

– Да.

– Тогда идите вон туда за бани. Там гостиница дешевле.

– Спасибо, – улыбнулся Ричард и пошел туда, куда указал его новоявленный гид. Начало было хорошим и добрым.

Начало операции, развитие которой даже интуиция ему не подсказывала. Ладно, сперва гостиница и чай, сам себе задал цель Рихард.

В Кеми на вокзале их ждали. Не успели два новых соратника выгрузиться из вагона, как их сумки были уложены в черную Волгу, судя по номеру принадлежавшую местному отделу ФСБ.

– Товарищ генерал, – бодро спросил встречавший, – вы отдохнете с дороги или сразу на объект?

– Сразу на объект? По воде яки посуху? – пошутил Геннадий Борисович.

– Да нет, мы «Косякова» задержали, – не оценив шутки, ответил местный фсбшник.

– Ну, раз задержали, то на объект, – поняв, что речь идет о рейсовом пароходе, согласился генерал, – Вы согласны? – повернулся он к иезуиту.

– Конечно, конечно. Там на объекте, – он улыбнулся, – и отдохнем.

– Там вас ждут. Номера в спец. гостинице для ВИП персон.

– ВИП – дорогой мой это уже «Вери Импотант Персон», – поправил его генерал, чем засмущал окончательно.

– Усиление вам не надо? – совсем тихо спросил служака.

– Нет, майор, у нас вон еще четыре орла на хвосте. Так что ты их тоже размести, – шепотом добавил, – но не с нами.

– Понял! – осознав конспирацию, майор почувствовал важность дела и свою к нему причастность.

Волга рванула и понеслась к порту, вслед за ней УАЗик повез законспирированную поддержку. Все загрузились на «Косяков». Конспирация конспирацией, но пароход-то один.

Маленький труженик Белого моря с гордой надписью на борту «Василий Косяков» развернулся кормой к берегу и, уверено взрезая серо-стальную гладь Ледовитого океана, повез заждавшихся пассажиров и паломников на монастырскую землю.

Генерал и монах вышли на верхнюю палубу и встали, облокотившись об ограждение борта.

– Геннадий Борисович, если не секрет, что вас навело на мысль, прямо сейчас, отправиться сюда? – брат Христофор накинул капюшон утепленной ветровки и сразу стал похох на монаха иезуита со средневековго манускрипта.

– Один разговор с одним весьма занятным человеком.

– Он по вашему ведомству?

– Скорее всего по нашему с вами!

– Он разведчик или шпион? – глаза иезуита смеялись.

– Он мистик. Даже не то чтобы мистик. Он изучает это дело.

– Опасное ремесло…

– Не более опасное, чем наше с вами. Он писатель. Фантаст, как он сам рекомендует себя.

– Как это у вашего пролетарского поэта Маяковского? «Ведь мы фантасты. В этом громадье, как говорят в газетах, наших планов!» – брат Христофор посмотрел на генерала.

– Это у Евтушенко, а не у Маяковского. В «Братской ГЭС». Но может вы и правы. Фантаст – это тот, кто видит то, что мы все увидим чуть позже. Вот после разговора с фантастом я и решил направить стопы сюда. Кстати он тоже должен здесь быть.

– Познакомите?

– Если он здесь, непременно. Вам он будет крайне интересен. А вы ему. Глядишь, и в книгу попадете.

– В качестве призрака?

– В качестве председателя суда инквизиции, – мрачно пошутил генерал.

– У вас черный юмор генерал. Это от голода. Давайте спустимся, перекусим.

У пристани на Соловках их тоже ждала машина. Уверенная в себе дама лет тридцати подогнала Ленд Ровер задним бортом прямо к пристани, практически закрыв выход с причала. Ее мало смущало, что выходящий народ должен был обтекать ее машину. Своих клиентов она вычислила сразу и, мило улыбнувшись, направилась к ним, не замечая других туристов, а тем более паломников.

– Милости просим, дорогих гостей, – елейным голосом завела она, – Милости просим. Машина подана.

Всю дорогу до гостиницы, которая заняла минут десять, не более, она щебетала о том, что их гостиница называется «Зеленая деревня», что стоит она на берегу Святого озера прямо против монастыря. Далее она пропела про то, что гостиница построена из вековых сосновых бревен обхватом до метра, что в ней есть собственное крестьянское хозяйство, спорт бар и прочая, и прочая. Тормознув у двухэтажного дома, она козочкой взбежала на крыльцо и приглашающее распахнула двери, в проеме которых стояла вторая дама в шикарном вечернем туалете с умопомрачительным вырезом и огромным золотым крестом меж двух гороподобных грудей.

Генерал и монах поднялись по ступеням, и сразу же попали в лапы дамы с декольте. Она повела их показывать номера, двусмысленно рассказывая, что при гостинице есть ВИП баня с ВИП обслуживанием. Открыла два номера ЛЮКС и пригласила на ужин в каминный зал.

Геннадий Борисович нырнул в номер, достал телефон и коротко бросил в трубку:

– Вы там охренели совсем! Мы работать приехали! Со мной монах высшей иерархии. Сменить персонал!

Через полчаса он в спортивном костюме спускался в маленький уютный ресторан, где, потрескивая поленьями, горел камин. Навязчивых дам не было. Да и как он заметил, весь обслуживающий персонал был из мужчин, поджарых и спортивного вида. Через минуту к нему присоединился брат Христофор тоже в спортивном костюме и мягких кроссовках. В зале кроме них никого не было, похоже, в гостинице тоже. Вышколенный официант, явно не из местных, протянул меню и застыл в ожидании.

– Скажите генерал, это вы блюдете мою скромную персону? Или вы тоже пост держите? – съязвил иезуит, сразу оценив перемены.

– У меня обет воздержания, – отпарировал чекист.

– Во всем?

– Нет, только в этом…

– Тогда голубчик, сделайте на свое усмотрение поморскую кухню, – повернулся к официанту Христофор, – графинчик водочки, хорошей. Бальзам Поморский или Ломоносов грамм триста и пока все…

– И еще груздочков соленых не забудь и выключи этот побрехунчик, – кивнул на телевизор генерал, – Мы тут сами поболтаем. Закусочку, водочку и бальзам можно сразу.

– Сей минут, – официант крутанулся на каблуках и пропал.

– А вы знаток местных напитков уважаемый брат, – генерал протирал салфеткой приборы.

– Я ведь по долгу службы здесь бывал не однократно. В вашем СЛОНе, – он подчеркнул в «вашем», – сидели и братья из Общества Иисуса, а мы стараемся сохранить память о всех, кто выполнял честно свой долг. Так что знаком и с местной кухней и с местным алкогольным продуктом. У меня обет воздержания тоже не распространяется так далеко. Но я смотрю, у вас на языке вопрос вертится.

– Вертится, вертится, – он кивнул официанту, – Спасибо голубчик, горячее попозже, – опять повернулся к собеседнику, – Я все не могу забыть вашу песнь менестреля. Вы там, кажется, говорили, – и он почти дословно процитировал, – Они могут придти в тот мир за семью льдами и принести великую жертву. А за это могут получить дружбу жителей преисподней. Если они пройдут стражей порога, царица, правящая за семью слоями льда, пошлет своих рабов в помощь тем, кто угодил ей приношением. И они придут в виде нежити и волков-оборотней, что бы помочь смертному, зовущему покорить людей.

– Именно так. Ну и память у вас.

– Профессиональная. Вы сами цитировали текст или излагал вольно?

– В какой части?

– Там где про рабов царицы преисподней.

– Точно по тексту так: «Они придут. Нежить и волки-оборотни, дабы помочь зовущему их!»

– Там «и» или «или»? – генерал напрягся.

– Там «и», – уверенно подтвердил иезуит.

– Тогда давайте выпьем с дорожки. Сухая ложка горло дерет, – поднял рюмку чекист, – а потом…

– Честным пирком, да свадебку, – подхватил напарник, чокнулся и добавил, – С приехалом!

Оба выпили не спеша. Также неспешно закусили. Налили по второй с добавлением бальзама, пахнувшего на них ароматом трав.

– Не буду злоупотреблять вашим терпением брат, – хрустнул грибком Геннадий Борисович, – Если там «и», то это значит, что сначала пришла нежить, а потом волки-оборотни. Не вместе, а последовательно. Выражаясь современным языком, волки пришли зачистить объект от нежити. Волки пришли как чистильщики.

– Вы считаете, – Христофор аж поперхнулся соленым огурцом, – Что волки зачистили нежить!! Что сначала были люди в коже, вызванные кем-то, кто принес жертву! А потом пришли ПРИСЛАННЫЕ волки и зачистили их!!

– Где-то так. Вы в курсе, что полярный волк это символ чистоты? Так скажем санитар льдов.

– Как впрочем, и любой волк. Я предлагаю по второй. Если по каждой вы будете выдавать такие версии, я готов напиться вдрызг.

– Поддерживаю ваш тост. Прицепом к первой версии. Сначала были люди в коже, потом люди волки. А как у вас говорят, когда пьют? У нас говорят «На здоровье», а у вас?

– Салюд, вот так коротко. Салюд! – я из испанской Наварры.

Они сидели долго, обсуждали версии, поднимали тосты. Дождались рыбы по-поморски, заказали еще мяса. Спорили о чем-то. Цитировали разные документы, ссылались на протоколы допросов и рапорты агентов. Наконец пришли к выводу, что голова уже совсем не варит после дороги и пора на боковую. Выпили пахучего лесного чая и разошлись по номерам, договорившись завтра прогуляться по острову и дообсуждать версию генерала.

Рихард уверенно шагал в направлении указанном шустрым пацаном по хорошо натоптанной дорожке. Дорожка вела мимо заброшенного и развалившегося старого лагерного барака к не менее старым постройкам, в которых, открыв приветливо двери, ютились два продуктовых магазина. Именно к ним и была пробита народная тропа. Напротив магазинов, практически дверь в дверь, в помещении такого же бывшего лагерного барака, построенного из деревянного бруса, и располагалась одна из старейших гостиниц этого края. Над входом красовалась вывеска «Соло». То ли сокращенное от Соловки, то ли в честь незаходящего здесь все лето солнца, а может, потому, что в свое время она принимала туристов одна. Так сказать без ансамбля, то есть Соло. Рихард толкнул дверь, очутился в маленькой прихожей, из которой прямо был вход в такое же маленькое кафе, а направо к стойке рецепшина, за которой сидел довольно приятный молодой человек.

– Остановиться желаете? – спросил он.

– Не прочь, – ответил Рихард, – Что имеете?

– Одноместный с удобствами в номере. Душ, туалет, горячая вода. Десять минут с нашего порога до Святых ворот Соловецкого монастыря.

– Что стоит роскошь?

Молодой человек назвал цену, добавив, что при гостинице есть баня на Банном озере и прокат авто. Рихард позволил себя уговорить, взял ключ и направился в номер принять душ и хоть немного расслабится. Ужинать он решил в кафе при гостинице и сегодня никуда не ходить.

Соловецкие острова

Соловецкий остров.

Соловецкий Лагерь Особого Назначения (СЛОН).

Соловецкий монастырь.

Могила последнего гетмана Украины.

Ракета, выгрузив пассажиров, уже давно набрала новых, тех туристов с круиза, что приехали сюда вчера и, похлопав крыльями, помчалась назад в Беломорск. А вновь прибывшая масса любителей экзотики была упакована в автобус и отправлена по месту дислокации в «Соловки-отель». Бросив там свои нехитрые пожитки, четверо друзей пошли прогуляться по святым местам.

– Вы в монастырь? Идите, идите. Я догоню, – сказала Айно, – Побродите там. Я вас найду. Там под крыльцом есть могила последнего гетмана Запорожской сечи, что больше ста лет прожил. Я через час там буду. Пока!

Когда все ушли. Айно достала из рюкзака драконий кинжал, привесила его к поясу. Здесь, дома, расслабляться ей было никак нельзя. Скольких сгубила эта кажущаяся надежность родного дома, кажущаяся близость финишной прямой и возможность докатится по инерции. Нет! Вот здесь и пряталась самая опасность. Самая неожиданность и вероятность роковой ошибки. Только на пороге дома теряют бдительность самые умелые и обученные воины. Это она знала. И этой ошибки она допустить не могла. Последний рывок. «Последний бой он трудный самый…», из какого-то кинофильма выплыла строчка песни. «Так, а теперь расслабиться», – приказала она себе, – «и сконцентрироваться». Айно закрыла глаза, проваливаясь в прошлое. Теперь все силы она черпала там, у богини Урды.

Все жители Ростова Великого, от мала до велика, вывалили на берег озера Неро, открыв рот от удивления, когда рассыпанные веером по всей водной глади к пристани, раздув паруса подходили корабли гостей. Головная лодья с гордо выгнутой шеей лебедя на носу. По бокам ее драккары с драконьими головами. Несколько боевых стругов, скалящиеся медвежьими пастями. Хлопали на ветру разноцветные паруса, вились прапора на мачтах. По бортам кораблей сверкали на солнце красные овальные щиты дружинников, с искрящимся на них солнечным ликом.

Сами Ростовские князья шли встретить гостей. Сам Перей-Туча с дружиной, прихватив Римна и волхвов, не поленился приехать в Ростов, упрежденный своими служками о таких гостях. Яркая картинка встречающих могла поспорить по красоте и многоцветности с подходящей с воды ватагой. Красные плащи князей и бояр, синие платья боярынь и боярышень, разноцветные сарафаны девок и баб, мелькали среди серых армяков и белых рубах, набегавшего со всех сторон люда. Блестели брони воинов, черным пятном выделялись рясы братии.

Однако красное пятно княжеской родни стоявшей на возвышении все-таки рдело в окружении стальных панцирей и шеломов ближней дружины. С боков от князей стояли музыканты, и слуги уже выкатывали бочонки с медами и брагой. Гостей встретить достойной чаркой с дороги – это по-божески. Так деды завещали.

Корабли умело сбросили ход. Спустили паруса. Весла дружно ударили по воде и в тоже мгновение с бортов слетели мостки, ткнувшиеся в траву берега и доски пристани, по которым уже бежали лихие поморы, прикручивать канаты к береговым столбам. А вслед за ними, по мосткам уже шли навстречу правителям земли Ростовской Андрей с ближней своей малой ватажкой.

Не успели они обняться с Ростом и Борисом – князями Ростовскими, как, уже раздвигая толпу и широко раскрыв объятия, шел к ним огромный и вислоусый Перей.

– Андрей, – басил он – Иди сюда Андрей. Наслышан, наслышан о подвигах твоих. Привет тебе от Мунга. Тьфу ты бес, от Германа. Ото всех наших привет! – он загребал своими огромными лапами всех, кто попадался ему на пути, отчего народ шарахался от него в разные стороны.

На шаг отстав от него, двигался за ним Римн в окружении черных как ворон братьев. Андрей заметил про себя, что не очень-то они отличаются от Перуновых воинов, потом сам себе же ответил, а что он хотел, если воспитатель у них Перей – воевода Перунов. Так и лепил, как умел. Только теперь белые рубахи сменили они на черные свитки, а черные плащи на белые. А так, как были сороки черно-белые, так и остались. Андрей шагнул навстречу богатырю. Тот неожиданно разглядел рядом с ватажником, одетых в парадное платье Айно и Ардуину, опешил и опять забасил громоподобно.

– Так ты еще и с девами великими?! Слышали о них, слышали. А хороши-то как! Богини. Ай да Андрей! Сам герой и кудесник, так еще и богини у него в подругах! Иди, обниму. Да нет, дай я их обниму сначала. И бабам почет и мне приятно, – он сгреб поочередно сначала Ардуину, так что та пискнула и пропала в его медвежьих объятьях, а потом Айно. Обнял, поднял в воздух и бережно поставил на землю.

– Задавишь медведь! – захохотал Андрей.

– Ко мне, ко мне. Наплевать на всех князей. Впрочем, все понимаю. Сначала к ним, коли пригласят, – он уже обнимал Андрея и хитро смотрел на правителей земли, – а уж потом ко мне на Нерль.

Подошли князья чинно обнялись, поднесли по чарке. Выпили вместе, Расцеловались троекратно. После чего, так же чинно пригласили погостить на земле ростовской.

Вечером пир в палатах княжеских, в тереме высоком. На утро вдоль бережка ватага сдвинулась к Перею на Нерль, где к удивлению всех на широкой пойме были накрыты столы и жарили на кострах быков, да дичь, и стояли бочонки с медами и отварами. Умел гулять старый князь.

Прямо посреди огромной поляны на слиянии двух рек принимал гостей хозяин. Над ними на высокой круче другого берега поднимались башни и стены братской обители. Но не там сегодня был главный стол. Мудр был и дальновиден Перей-Туча. Знал, он надо показать, что не камень за пазухой у стен Ростова Великого держит дружина его братская, что открыта она для дружбы, как поля эти бескрайние, хоть и живет за стенами высокими. Потому и вынес пир в открытое поле. Накрыл столы щедро, выкатил меды крепкие, настои заветные по особым рецептам деланные. Все столы выставил равными, что для братии, что для дружины, что для бояр и князей. Лишь один стол поставил выше. Для дорогих гостей. Ни в укор никому, ни в почета унижение. Мудр был Перей.

Когда обнесли по первой, по второй. Завел хозяин разговор о дороге, о приключениях и геройствах. Позвал воев своих. Они вышли бравые такие ребята, встали посреди поляны.

– Показать, али как? – лениво спросил седоусый богатырь, а в глазах так и металось, – Скажи «Показать, показать».

– Покажи Перунов волхв покажи, – сказал Андрей.

Огромная глыба, с седой чупрыной свисавшей сбоку, встала из-за стола хлопнула в ладоши. Воины скинули плащи, и сошлись в схватке. Звенела сталь, трещало дерево щитов, гулко ухали кистени и булавы. Но перевеса не было. Перей хлопнул в ладоши еще раз, в битву вошли еще воины. Теперь посреди поляны рубилось человек тридцать, почти вся его черная дружина.

– Постой Перей, – остановил его Андрей, – Так не правильно. В них злости нет, задору. Чего им с побратимами на нашу утеху рубится. Себя показать – брата опозорить. Давай так. Они с одной стороны, а мы, – он секунду подумал, – трое с другой.

– Трое? – обижено надул губы Перей.

– Трое, трое, – заулыбался Андрей, – Не в обиду им, а только в учебу.

– Давай, – раззадорился старый князь, – и пошел к своим.

Андрей вышел на круг, поманил с собой Путяту и Елисея. Все трое обнажились по пояс, взялись за руки и пошли по кругу. Путята затянул Перунову славицу:

Перун сила ратная, Прими в дружину свою дивную Гром да молнию в руки вручи Убей недруга да неверного Награди силой ратною — Смелого да чистого.

Пока трое водили хоровод, исполняя танец поклонения солнцу и громовержцу Перуну, Лукомысл вошел в середину круга выхватил из мешка черного петуха, непонятно откуда взявшегося, резким движением отрубил ему голову кривым кинжалом и собрал в странную покрытую затейливым узором чашу, кровь этого петуха. Затем он обошел троих воинов и нарисовал у них на лице знаки Перуна – две красных огненных стрелы, произнося:

Перун – бог наш Прими всю силу, кровь и победы Благослови на испытания.

После чего волхв отошел к молодым служкам и что-то зашептал им в ухо. Парни взяли лопаты и выкопали три ямы, глубиной до полуметра. Трое воев спрыгнули в них, так что по пах оказались в земле. Парни засыпали их. Андрей повернулся к Перею.

– Пусть нападают.

Воины в черном разделились на три группы и бросились на врытых в землю. Засверкали мечи, зазвенела сталь. Через пять минут трое вытирали мечи о траву, а нападавшие удивленно разглядывали пустые руки.

Андрей, Путята и Елисей вылезли из земли. Встали каждый в отдельности от другого. Андрей с кривой саблей. Елисей с секирой и Путята с палицей. Жестом показали, чтобы их окружили, а затем по отмашке нападали. В новом испытании успех опять был на стороне оборонявшихся. Не успели наступавшие понять, что произошло, как каждый получил легкий удар.

Пока Андрей со товарищи показывали владение оружием Лукомысл раздул большой костер и подбросил в него сухих дров. Достал три дудки. Когда из круга вышел последний нападавший, так и не доставший оборонявшихся своим мечом, он протянул дудки побратимам, сгреб пламя, оставив пышущие нестерпимым жаром угли. Андрей и два его напарника спокойно взошли на угли и, заиграв плясовую, пошли по ним, пританцовывая. Один из воинов Перея, молодой и горячий, было сунулся с ними, но отскочил опаленный обжигающим духом. Втроем они обогнули костер два раза и лихо ухнув выскочили на поляну и пошли вприсядку подыгрывая себе на дудке.

– Во, дают! – ахнул кто-то в полной тишине.

– Учи воев Перей. Учи, не гнушаясь никакого бога и никакого знания, – Андрей протянул ему воинский пояс, изукрашенный золотыми накладками, – Это лучшему. Наш урок не в том, что мы вои лучше, а в том, что колдовал и заговор нам говорил – Перунов волхв, от чужих сил нас уберег – Велесов волхв, а от жара кострового – Змеевы волхвы, – он засмеялся – Да плюс умение наше. Вот такие мы. Русь!

– Это не им урок, – задумчиво сказал, теребя ус, Перей, – Это мне наука. Андрей в это время попросил огромный ковш меда, плеснул в него из дареной Урдой корчаги. Отпил глоток, передал Перею.

– За ваше братство воинское. За порядок. За Урденский порядок во всем!

– Ну что ж согласен, – отпил хозяин и передал ковш воинам, – За порядок, так за порядок.

– А скажи мне Перей, – опередил его Андрей, – вроде нет у тебя сорок Перуновых. Кто ж тебе новости на хвосте носит?

– Это ж, какие новости? – хитро опять потеребил седой ус богатырь.

– Это приветы передает…

– Так то ж ваш дружок и выкормыш, – он громыхнул, – А позвать сюда Авраамия!

Подошел уверенный в себе молодой человек с горящим взором.

– Садись Авраам, в ногах правды нет, – указал на лавку Перей, – Поведай вот гостю, то, что мне ведал.

– С превеликой радостью и смирением, – человек повернулся к Андрею, – Имя мое, коим родители нарекли, – Иверк. Родился я в Чухломе, что неподалеку от Галича, у Костромы града. Родители мои были не бедны, но наказали их боги другим. За что, не ведаю. До восемнадцати годков пролежал я в великом расслаблении, пока однажды не услышал беседу некоторых калик перехожих, случившихся в дому отца моего, о вере и о чудесах, что происходят в Новом Граде. Лежа начал размышлять в себе: «Вот у отца моего много богов, а ни один мне не поможет, а у новгородцев – свой Бог, и многим подает исцеление. Если бы и мне даровал он здравие, я стал бы веровать в него и служить ему вечно и пошел бы в страну их». В таких мыслях начал призывать к себе на помощь бога вашего и, уверовав в чудеса, действительно получил исцеление. Тогда тайно удалился я из дому родителей и, направляя путь свой к западу, после многих дней нашел, наконец верующих и знающих, от которых и получил наставления и навык книжному учению. Спустя несколько времени, достиг я Нового города, возрадовался духом но, ища себе уединения, отправился рекою Волховом к озеру Нево в Валаамскую обитель, о которой уже слышал. Со слезами умолил здесь братию принять меня к себе и открылся, что темен еще. Приняли меня в братию и нарекли именем Авраамий. Там узнал я Германа и Сергия, учеников достойных своего Учителя, что зрю пред собой, – он смиренно опустил глаза.

– Не сотвори кумира себе, – веско сказал Андрей, – Спасибо за приветы. А сюда, каким ветром занесло, душу твою обрекшую веру. И веру во что?

– Избегая хвалы человеческой, удалился я из Валаамской обители и пришел к граду Ростову, где весь Чудский конец поклоняется богу Велесу. Здесь у озера Неро поставил я себе убогую хижину и начал учить детей грамоте.

– Так в чем трудность твоя?

– Хочу низвергнуть Велеса!

– Что?! – вырвалось у Лукомысла, сидевшего рядом за столом.

– Чем же тебе Велес не угодил? – шепотом спросила Айно.

– Да вот…, – Авраамий осекся, встретив ледяной взгляд змеиных глаз.

– Глуп он, – защитил монаха Андрея, – Глуп и слеп. Слушай меня, юнец. Вот тебе посох Велеса. Он протянул ему посох с головой медведя. Если подойдешь с добром и миром к капищу…

– Как же Велес узнает, что я с миром пришел?

– Сам увидишь. Как зацветет посох в руках твоих, то и в душе твоей мир. Иди с миром. И примет тебя Велес. У каждого своя вера. Негоже в чужой монастырь со своим уставом лезть. Понял ли меня?

– Понял Учитель.

– Если с миром…примет тебя Велес и поможет. Иди! Учи детей!

– А посох?

– У себя оставишь. Что бы всем напоминал, что только любовь этот мир единым и целым держит. Только любовь.

После пира и отдыха ватага пошла далее на юг.

Айно пришла в себя. Опять вдохнула в нее силы и веру богиня – ее защитница. Она встала, накинула длинную ветровку, прикрывающую кинжал и пошла в монастырь, искать своих друзей. Она уже знала, что ей делать. Вот только какое-то звериное чутье подсказывало ей, что охотники идут по следу и в этот раз совсем близко. Совсем, можно сказать, на длине вытянутой руки. И может первый раз за все годы этой гонки они взглянут друг другу в глаза. Она была готова к этому. Готовы ли к этому они.

Благодатный покров

Книга Премудрости Соломона. Глава 15. Стих 8 И суетный труженик из той же глины лепит суетного бога, тогда как сам недавно родился из земли и вскоре пойдет туда же, откуда он взят, и взыщется с него долг души его.

Антон, Павел и Маринка гуляли по монастырю, дожидаясь Айно. Сначала обошли его со всех сторон, потом прошли под своды Святых ворот на двор и сразу же наткнулись на кучу студентов, просеивающих землю в поисках остатков древностей. Поглазели на глубокий раскоп, и пошли вдоль стены, сложенной из огромных валунов.

Айно прошла мимо Святого озера и старых скотных дворов. Все вызывало здесь воспоминания. Дом, родной дом. Говорят в родном доме и стены помогают. Она всегда стремилась сюда, когда надо было завершать ее очередной рейд к людям. Здесь были врата назад. Здесь был Лабиринт. Совершенно интуитивно она вышла к старому лагерному бараку с надписью «Женский барак Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН)». Она вспомнила, как ее привезли сюда в тридцать седьмом под охраной четырех бравых ребят затянутых в черные кожанки. Она приехала сюда, зная, что главный вождь выстелил жертвенную дорогу от ворот Нави к своему дому, своей столице. Он уложил по этому пути тысячи загубленных душ и теперь готовил жертву Дракону здесь, на этом главном алтаре. Вслед ей летел приказ о массовых расстрелах. Ворота в Навь были найдены теми, кто искал их здесь полтора десятка лет и теперь надо было только открыть их пошире, как считал ненасытный хозяин этой земли. Тех кожаных людей, что пришли первыми, помогли ему взобраться на вершину власти и подчинить вокруг всех, ему стало мало. Он решил, что если он насытит Нижний мир смертями, то этот мир в ответ пошлет ему еще сотни своих слуг. Айно вернулась тогда домой с другой целью. Пусть откроют ворота пошире, решила она. Пусть. Но она призовет в них не кожаных людей, а полярных волков. Пора избавлять землю от Змеевых деток. Вот в этот барак ее и привезли, думала она, глядя на мемориальную табличку. Привезли и потеряли на следующий же день. Пропала она, ушла через врата, и покатилось колесо смерти по головам тех, кто сам до этого нес смерть. Побежали по земле дикие волки, неутомимые в своей жажде крови, пока не отзовет их назад жесткая и короткая команда хозяйки. Она стряхнула с себя воспоминания. Уверенно повернула к монастырю и зашагала на встречу с друзьями. Дождалась их у бюста грозного сечевика и повела показывать небольшой поселок, стараясь не опоздать на ужин. Завтра осмотрим все основательно, не спеша.

Геннадий Борисович и брат Христофор вышли из гостиницы с первыми лучами солнца и неторопливо пошли в сторону монастыря. На ходу они продолжили разговор о тех, кто пришел на смену людям в коже. О Волках как их назвал генерал.

– Так почему вы Геннадий Борисович дали им такое имя – Волки? – поинтересовался иезуит, – Что вас подвигло на такой образ?

– Да уж вы мне поэтический дар не приписывайте уважаемый брат Христофор. Образом тут и не пахнет. Суровая правда жизни. Где-то с конца тридцать шестого, начала тридцать седьмого, если внимательно просмотреть документы, все неоязычество в Германии заканчивается. Вся эта рунная магия свертывается и на смену ей приходит культ Вервольфов. Что-то там произошло в глубинах высшей власти. Даже ставка Гитлера сменила название на «Логово Волка» – Вольфшанце. Пропадают все теоретики «нордического пути», Скорпион начинает жалить сам себя. Так что, это не я придумал такой образ. А скажите напарник, если это не секрет, вы-то, откуда так в теме? Особенно по этому приснопамятному месту, где мы с вами сейчас находимся.

– Я вам расскажу историю одного удивительного человека. А место это… Человек, отдавший ему шесть лет своей жизни, сказал так. «Соловецкие острова стали перекрестом судеб огромного количества людей. Принесли страдания, надежды, неминуемую смерть, отблеск тщеславий одних, тихий вздох других. Весь этот мир является результатом естественности, человеческой воли и ряда случайностей». Так было и в жизни человека, которого мы можем смело отнести к людям гигантского таланта и труда, жизнь и судьба которых полны поворотов, трудностей, неясностей и противоречий. Кем он был по национальности, трудно сказать даже мне. У братьев нет национальности. Я сам уже забыл, что я испанец. Многие считали его немцем, венгром или сербом, так как у него были сербские предки, но родился он точно в Австрии. Окончил Санкт-Петербургский университет и, как вы догадались иезуитский колледж в Париже. Владел в совершенстве пятнадцатью языками, стенографировал на многих из них, написал диссертацию по арабской литературе, занимался персидским языком. Наряду с изучением языков занимался стенографией и криптографией. Изучил все известные системы письма – иероглифы, майское письмо, иератическое, армянское, грузинское, еврейское и финикийское… С декабря 1904 года по август 1906-го состоял при секретном отделении Департамента полиции в качестве переводчика-дешифровщика, а после этого пять лет работал в «Особом делопроизводстве Морского Генерального Штаба для заведования агентурой». По подозрению в военном шпионстве перед самой Первой Мировой был отправлен в Иркутск. После Февральской революции возвращается в Петербург, полный надежд на реабилитацию, денежное вознаграждение и очищение имени. Но в Петербурге его встречает совсем другая обстановка. Вспыхнула новая революция, как жертва «царского произвола» попадает неведомыми путями к самому Владимиру Ленину. На безупречных английском и французском языках сочиняет Брестский мир, а примечания делает сам Ленин. Ленин собственно и отдал, потом, приказ зачислить этого человека в состав нового наркомата иностранных дел. В мае 1922-го очередное назначение в контрразведку. Год спустя арест «за несанкционированные контакты с представителями чехословацкой миссии» и приговор к 10-летнему заключению в концлагерь. В тюрьме ожидает то расстрела, то ссылки в лагерь, временно теряет зрение, но когда оно возвращается, с радостью читает тюремную библиотеку и занимается переводами. Сам себе выбирает место ссылки. Естественно сюда на Соловки. Первую волну заключенных, для вас это не секрет генерал, составляли преимущественно интеллектуалы – священники, учителя, ученые. Приблизительно шесть лет живет «проминентным» заключенным в лагере… Здесь он был известен под псевдонимом «Тот, у которого ничего нет», что по-словацки звучит как «Нема нич». Неманич работал в этих краях: ботаником, зоологом, орнитологом, переводчиком (переводит уже с сорока языков, например с китайского перевел на сорок языков пьесу «Булавка»). Учил семьи надзирателей иностранным языкам, основал оркестр. А еще был председателем научной комиссии по фауне и флоре Севера России, из которой позднее вырастет Музей Севера в Архангельске. С его появлением организованы первые поездки на близлежащие острова. Все выглядит почти невероятно. Соловки он покинул в 1928 году. Дома его дожидалась жена. До 1936 года удивительный знаток – «полиисторик», как называли его за глаза, работает в Министерстве иностранных дел. Как вы догадались, в тридцать седьмом отходит от дел. Умер он в середине войны. Никто не знает, где похоронен этот гениальный человек. Так что товарищ генерал, это место мы всегда держали под неусыпным контролем.

– Спасибо брат Христофор, – галантно раскланялся чекист, – Я и не сомневался, что вы бы это место не проморгали. Пойдемте, перекусим. Сдается мне, что там мы встретим того человека, о котором я вам говорил.

– Почему вам так кажется?

– Я уверен. Здесь в поселке всего один ресторан «Кают-компания» и он на обед придет туда точно.

Они прошли мимо монастыря, и пошли по бывшей главной улице лагеря к зданию Управлага. Прошли большой деревянный крест и напротив магазина увидели табличку «Кают-компания». Генерал уверенно толкнул дверь, и на них пахнуло запахами обеда. В небольшом полутемном зале, заставленном длинными деревянными столами, народу было не густо. Одни туристы уехали, другие еще не приехали. За столом у окошка сидел одинокий посетитель и со смаком пил пиво. Геннадий Борисович уверенно направился к нему.

– Приветствую вас Пилигрим на святой земле, протянул он руку.

– Здрасте, здрасте. Присаживайтесь, – не высказав ни доли удивления его появлением, как будто они договаривались заранее о встрече здесь за две тысячи верст от Москвы, сказал сидящий.

– Я не один.

– Да здесь столик на десять мест. Сейчас Юленька подойдет, обслужит, – сидящий повернулся к иезуиту, – Садитесь, – протянул руку, – Пилигрим.

– Христофор, – пожал руку гость и сел к столу, внимательно вглядываясь в соседа.

– Крестоносец значит, – буркнул в пиво Пилигрим, переведя его имя с латыни.

Подошла молоденькая официантка, с табличкой на груди, где было написано «Юля».

Рихард бродил по поселку, осматривал. Монастырь с его валунными стенами для него был не в диковинку. Такое он видел в Кареле. Но все-таки здесь он вызывал уважение. Основательная крепость. Для чего? Вот вопрос. Что здесь собирались защищать на этом пустынном острове бравые монахи? А то, что они были бравыми у Рихарда сомнения не вызывало. Он достаточно хорошо знал историю России, помнил и восьмилетнюю оборону Соловков во времена Степана Разина, когда монахи не приняли реформу Никона и то, как прогнали божьи люди два английских фрегата с десантной командой в Крымскую войну. Так что немощными старцами он бы их не назвал. Внимательно осмотрел стены, бухту, остатки старой мельницы. Поцокал языком на куски деревянного водопровода сделанного из цельных десятиметровых стволов просверленных непонятным образом насквозь. Побродил между лагерных бараков и новых коттеджей красного кирпича. И вот так, совершенно без задней мысли, зашел в попавшийся на его пути ресторан со странным для сухопутного заведения названием «Кают-компания».

Не успев войти, он встретился с внимательным взглядом оливковых глаз и совсем растерялся, когда владелец этих глаз громко и внятно сказал:

– А вот и Рихард Берман, прошу любить и жаловать, – и быстро добавил, – Не дергайтесь коллега. Присаживайтесь, именно вас и не хватало для полного комплекта, – потом этот, судя по внешности, испанец или итальянец галантно раскланялся и представился, – Христофор Альбанес, если вам проще вспомнить, Брат Христофор. Мы должны быть заочно знакомы, – повернулся к своим спутникам и представил их, – Геннадий Борисович, вы также заочно должны знать его прекрасно, и Пилигрим, – добавил не стесняясь, – признаюсь и для меня явление загадочное.

Рихард моментально взял себя в руки, выучка дала себя знать. Он понял кто это. Брата Христофора одного из ведущих оккультистов Ордена иезуитов и, сидящего рядом с ним, начальника оккультного отдела ФСБ он действительно знал прекрасно, хотя и заочно. О том, кого представили Пилигримом, как правильно было замечено, слышал краем уха и только. Его, конечно, не поразило присутствие здесь этих людей. Это было ожидаемо. Но вот за одним столом и в дружеской, как он понял, компании это чуть не выбило его из седла, хотя наездник он был крепкий.

– Присаживайтесь, – как в прошлый раз улыбнулся человек-загадка и добавил свой аргумент, – столик на десять мест. Хотя я бы перешел в другой зал. У вас будет долгий разговор, – встал, и пошел в маленький зал за перегородкой, на ходу поясняя официантке, – Юленька мы там сядем? Это ничего? Отлично. Значит так…, принесите закусочки, там разной. Соловецкую селедочку не забудьте. Найдите золотко мое. Ради меня…Грибочков. Пирожки, я чую, готовы свеженькие. Водочки бутылочки две. Бутылочку Поморского. Четыре порции щец. Мяса. Мне пива большую. Заранее благодарен.

Рихард уже пришел в себя. А где им надо было быть, если его интуиция привела сюда, то их также. Они были профессионалы, а профессионалы делают одинаковые выводы и соответствующие ходы. Значит, он был прав и наличие здесь всех тех, кто в этом мире занят той же проблемой что и он, только подтверждало его правоту. Рихард расслабился и попробовал кусочек тающей во рту сельди.

– Э дружок, – по-хозяйски цыкнул на него брат Христофор, – Ты сюда жрать или закусывать пришел. – Все улыбнулись, и лед растаял.

– А что? Вы знаете, кого ждете? – неожиданно спросил Пилигрим. Вопрос огорошил всех. И ощутимо повис в воздухе.

* * *

Айно завела ребят в какую-то дверцу, за которой уходили вверх ступени на второй этаж. Поманила рукой и пошла. Все последовали за ней. На втором этаже была церковь, и лежали мощи святого. У двери сидела монашенка.

– Сестра, – сказала Айно, – Мы камень преподобного Филиппа посмотрим? Я табличку отодвину?

– Смотрите, – смиренно согласилась монашка.

Айно отодвинула табличку. На высоком табурете, покрытом красной тканью, лежал иссиня-черный камень. Из его черной глубины на гостей смотрело суровое лицо аскета и воина. Все задумались, а Айно опять унеслась мыслями в прошлое.

Они прошли всю Волгу. Итиль как называли ее тогда. Сплоченное умелое войско. Никто не пытался заступить им путь. Кое-где к ним приставали малые ватаги и вскоре вливались в общую дружину, так что и отличить было трудно. Корчага на поясе Андрея при этом почти не убавлялась. Хорош был подарок богини. На излучине реки на ее крутом изгибе местные лихие корабельщики указали переволок в другую реку, что вела знамым ходом в Срединное море. Андрей дал добро. Дружина умело перетащила корабли на другой водный путь по названию Танаис или Дон, как называли ее корабельщики. На вопрос, что сие означает, коротко ответили: «Вода». А на вопрос куда течет? Ответили, что в море Чермное.

Спустились по этой дороге водной в мелкое море, прошли вдоль берега. Здесь на удивление свое встретил Андрей Симона Зилота с малой дружиной и Матфия. Старые друзья обнялись. Симон рассказал, что после ухода Андрея в северный поход, Мария Магдалина отправила всех ближних спутников своих в разные концы земли с вестью о Вере новой. Зовут их теперь апостолами, что означает «гонцы» или «вестники», потому как несут они Благую весть об учении Учителя. Весть же ту изложили письменно Иоанн Богослов, хитрый мытарь Матфей-Левий, да двое новых – Павел и Лука. Старые же в основном привыкли не словом, а делом служить и, взяв в руки не стило и не перо, а булатный меч и верных друзей в дружину пошли, как говорится, на все четыре стороны. Еще сказал Симон, что очень сокрушалась Магдалина о пропаже Андрея, потому как дошли слухи, что пропал он на чудесном Острове Блаженных.

– А еще говорят, – смеялся Симон, – что окрутила тебя ведунья местная.

– Да, да, – вставился ехидно Матфий, и на секунду в нем проявился давно знакомый Иуда Искариот, – Говорят, ты обет свой беспорочности забыл и взял себе в наложницы бывшую амазонку несравненной красоты. Деву Лебедь.

– Обет беспорочности не только я, но и Самсон с Иисусом забыли. А ведь не в пример мне оба назареями были, – умело отпарировал Андрей, – А спутницу мою вы и сами увидеть можете. Да она и не одна. У нас целая дружина амазонок со своим воеводой. И тоже красоты неописуемой. Пошли.

Андрей познакомил старых своих товарищей с дружиной, С Ардуиной и Айно. Договорились, что вместе пройдут по землям Иверским и по землям воинских родов арманских. С собой договорились взять дружины Симона, Матфия и амазонок во главе с Ардуиной. От земли Иверской прошли походным маршем, до реки, называемой Чорохи, беспрепятственно. Апостолы, как уже называли их повсюду, отважно повернули в гористую Сванетию в княжение некой Девы Лебедя, которая приняла их гостеприимно. Здесь остался Матфий, наказывая передавать приветы всем и зла не держать на то, что не пошел с ними. Надо вот царицу поддержать. Андрей и Симон Зилот пошли глубже в горы, в пределы следующих народов. А затем спустились в Абхазию и остановились в городе называемом Севасте. Здесь Андрей оставил Симона, а сам отправился вдоль поморья в землю джигетов, где у границы моря Чермного ждала его вся ватага.

Андрей помнил, как прощался он с Симоном, умелым воином и верным другом. Тот оставался в пещерном городе в ущелье горной реки, впадающей в прекрасном месте в синее море.

– Так и останешься здесь Симон? – спросил Андрей.

– Так и останусь. Буду здесь братскую обитель ставить. Кто из моей дружины захочет, тот со мной, кто против, прошу тебя брат, возьми с собой. Они верные и умелые воины.

– Хорошо Симон. Что делать будешь в это горном краю?

– Буду тот порядок Урденский ставить. Ты ж нам дал по капле воды волшебной. Вот мы его и поставим. Марии привет. Но ты сам знаешь, как я, да и Иуда, к ней относились. Не можем мы на нее, как на святую молиться.

– Так и я не молюсь.

– Ты в нее веришь. Сам веришь и в других такую же веру пробуждаешь. А мы. Ты извини нас Андрей. Мы в нее не верим. Так что, уж лучше мы здесь. По далее. А то, не ровен час,…сорвется что-либо с языка. Прощай.

– Прощай Симон. Не поминай лихом, коли, что не так.

– Все так, Андрей. Все так. То, что ты обет своей непорочности забыл. Я б, с такой… тоже забыл. Но это тихо, промеж нас. Удачи вам во всем. Обнимемся брат.

Симон и Матфий остались в краях этих горных. Он же пошел дальше по морю Чермному в Царев град.

Везде же, где бы не шли они, ставил Андрей в белом камне, по секрету сыновей Калева сделанному, храмы изумительной красоты. Храмы Богине Лебедю. А рядом клал черный валун, как и обещал волхвам в северной земле. А еще ставил из черного камня крепости с неприступными стенами и башнями. А секрет того камня оставлял только тем, кто испил каплю воды из Источника Урды, Источника порядка. И в верность кого верил безоговорочно.

Вот теперь перед ними лежал такой камень. Черный могучий. Лежал и смотрел на них каменным лицом, вылепленным на его поверхности. Антон поднял тяжеленный валун, покрутил в руках, положил на место.

– Айно, – повернулся он к девушке, – А это чей портрет?

– Это лик, как говорят, святого Филиппа. Посмотрели ребятки не пора бы чего на зубок? Клади камень на место, – повернулась к монашке, – Спасибо сестра. Они вышли из монастыря к развалинам старой мельницы. Айно уверенно провела друзей между старыми бараками и новыми домами к одноэтажному строению и, толкнув дверь, запустила в помещение, вкусно пахнущее едой. Как заботливая хозяйка усадила за столик у окна, а сама пошла к стойке.

Андрей с дружиной пришел в Царьград не просителем, а почетным гостем. Да и кто откажет в почете тому, у кого на рейде стоит боевой флот, а дружинники заполонили все улицы города. Да и не просто дружинники, а по виду сразу понятно – воины, через битвы и шторма прошедшие и все на своей жизни видевшие. Сам ватажник с ближними своими сходил на могилу Исы, как говорили здесь, помнившие три огромных креста на обрыве. С опаской смотрели на него узнававшие. Вот он мятежник, да не дотянешься. Вон сабля на боку кривая, а вокруг воины один другого страшнее. Таких в Царьграде сам император себе позволить не мог. Слева берсерк в медвежьей шкуре с секирой, справа сама царица амазонок, а рядом то ли богиня мщения, то ли сама прекрасная Артемида. Да и не похож Андрей на прячущегося от императорского гнева. Ходит спокойно, голову держит гордо, смотрит дерзко. Попытались было заступить ему дорогу два стражника, так один отлетел так, что аж шею свернул, а второй еще долго качал вывихнутую руку. Андрей и пальцем не повел. Все свершил один воин в черном плаще поверх белой рубахи с тяжеленной палицей в руке. Только буркнул вслед стражникам: «Не балуй!». Сходили на обрыв, постояли над могилой, собрал ватажник в мешочек горсть земли. Пошли далее во Влахернский Храм.

Храм этот поставили только что ушедшие из стен города два князя северных – Лалох и Лахерн. В их честь и храм назвали, и всю это сторону города. Долго они здесь стояли со своей дружиной, дожидаясь выплаты отступной дани. Так долго, что полностью сбили спесь с имперских наемников, да и самого императора. Не успели оправиться в Царьграде от первого набега, так на тебе еще и опального ессея нелегкая принесла. Потому, а особенно после того, как намяли бока имперской страже, смотрели на Андрея и его дружину с опаской и надеждой во взгляде, что скоро уйдут. Книжники и священники с этой надеждой, имперцы с потаенной злобой, а остальные с надеждой, что вот, мол, и заступник явился.

За глаза прозвали его Блаженным Андреем, потому как молва говорила, что явился он в город аж с самого Острова Блаженных, на который стремится каждый, но откуда возврата нет. Никому возврата нет, а вот он вернулся, чтобы покарать тех, кто народной кровью обожрался от пуза. Говорили, что он с далекого севера и ноне сидит князем в славном Новограде. А еще дали ему прозвище Скиф, опять потому, что посылал его Учитель в Скифию, веру нести. Вот он сходил и вернулся, цел и невредим со скифскою дружиною. Еще тише шептали, что увез он семя Учителя, кровь его, во чреве Марии Магдалины, в северный край. И там посадил на трон золотой, каменьями изукрашенный, в стране великанов и драконов. А она Мария родила там сына от святой крови и скоро он будет всем миром править. Здесь же в имперской столице не будет более императоров, а будут наместники того великого Царя царей. Отказался, мол, император Тиверий делить трон с Марией теперь всей властью поплатится. Такие слухи бродили по базарам и улицам славного города Царьграда.

Андрей уверенно шел в северо-восточный угол города, туда, где городские стены выходили к бухте Золотой Рог. Там, где бил святой источник, стоял маленький храм, известный в народе как храм Источника. Окруженный глухой стеной эта храм стоял метрах в ста от берега, слева от пристани в конце маленькой улочки. Андрей подошел к белоснежной мраморной купели источника, зачерпнул пригоршню воды, прошептал:

– Здравствуй волшебный ручей. Помнишь, как молодой и рыжий ессей клялся тебе, что найдет Источник Мира, зачерпнет воды знаний и придет к тебе плеснуть в твою воды каплю этого колдовства. Я исполнил свои обещания, – он достал корчагу и капнул в воды источника каплю подземной воды, – Спасибо, что ждал меня. А теперь у меня последняя просьба. Я пришел не один, а с любимой женщиной. Открой мне тайну, где покров Магдалины, под которым венчали ее с Христом?

– Наклонись, – зажурчал источник.

– Слушаю тебя.

– Под жертвенником, – так же тихо прожурчал ручей.

– Спасибо.

Андрей крепко взял за руку Айно и вошел во Влахернский храм. Он пошарил под жертвенной чашей и вынул оттуда венчальный покров. Протянул его Айно. Пошарил еще и вынул старую доску с нарисованным ликом Магдалины. Подошли Лукослав, Путята и Ардуина.

Андрей протянул Лукославу доску, Ардуине покров.

– Венчайте! – сказал коротко.

Свети, свети, месяц, Нашему короваю! Проглянись, проглянись, солнце, Нашему короваю!

Затянул Лукомысл венчальную песню. Ардуина и Путята растянули венчальный покров над головой Айно.

Из храма вышли молодожены, держась за руки. Голова Айно была повязана по-бабьи платком. Однако на ней он смотрелся, как шелом воина, покрытый наметом от пыли и ветра.

– А чего у вас девочки самого вкусного сегодня? – перегнулась Айно через стойку, – сделайте такой стол, – она чуть задумалась, – свадебный стол.

– А что? Свадьба у кого? – уточнила барменша.

– Юбилей.

– Садись красавица сделаем. Мигом сделаем. Пальчики оближешь. Ты здесь ранее не бывала? Лицо больно знакомое.

– А ты местная?

– Так почитай вся родня здесь с запамятных времен живет. С поморских.

– Нет, поморка. Я тут первый раз, – улыбнулась Айно.

– Ладно, садись сейчас принесу. А все ж таки, я тебя видела у нас. Только не помню когда.

– Всегда, – про себя ответила Айно, – Всегда вы меня здесь видели. Соловецкие господа поморы.

Она уже повернулась, чтобы вернуться за стол, когда к стойке подошел человек из соседнего зала. Глаза их встретились.

– Здравствуйте, – неожиданно сказал человек, – Меня зовут Пилигрим. А вы Айно? Я вас такой и представлял.

– Здравствуйте. Да, я Айно, – она напряглась, но чувства опасности не было. Это был не охотник, это был друг.

– Охотники там, – кивнул он на соседний зал, угадав ее мысли, – Они сейчас заняты. Ты собираешься уйти туда в Нижний мир?

– Да. Но не сейчас. Сейчас у меня юбилей, – она с вызовом глянула ему в глаза.

– Я подниму рюмку. За тебя и Андрея, – глаза его смеялись.

– Хорошо, – она поняла по глазам, что все-таки он друг, – А я подниму рюмку за твое здоровье. Оно ведь у тебя не из лучших.

– Угадала ведьма, – слово ведьма он сказал с теплотой, так говорили очень, очень давно.

– Тогда я пошла? Ты что-то еще хочешь спросить?

– Когда? И зачем?

– Я дам тебе знать. Пора унести эти свитки из вашего мира.

– Можно я приведу этих, – он кивнул на маленький зал.

– Веди, – равнодушно согласилась Айно, – А сейчас у меня праздник. У нас, – поправилась она, глядя на друзей.

– До встречи. Я жду.

– Хорошо.

Человек вернулся в свой зал, сел, налил рюмку водки и поднял тост.

– За встречу с тайной! – сказал он.

Все чокнулись и выпили. В соседнем зале компания молодых людей праздновала, похоже, медовый месяц какой-то из пар, сидящих за столом. Столик ломился от разносолов. Один из молодых людей, по виду самый разбитной, что-то все время говорил. Девушки смеялись. Второй подливал в рюмки и успевал обслужить обеих барышень, пока его приятель их развлекал хохмами. Всем было очень весело и спокойно. Только рысьи глаза высокой и белокурой девушки иногда обегали зал, задерживаясь на закрытой двери в соседнее помещение. Однако вскоре и она успокоилась и поддалась общему веселью.

Компания мужчин в маленьком зале тоже веселилась, но тихо и по-холостяцки. Про таких говорят. «Господа офицеры выпивают и закусывают!»

Вскоре оба зала наполнились посетителями и обе компании растворились в многолюдье.

Барменша за стойкой все никак не могла вспомнить, где же она видела эту белобрысую. Потом пришла к выводу, что наверно в Питере, куда ездила в прошлом месяце по делам или в Петрозаводске. Сразу видно городская штучка. И парней зацепила с деньгами. И тоже сразу видно, что недавно, и видно, что у нее с ними ничего нет. Большой опыт накопила поморка, стоя за барной стойкой.

К вечеру, когда праздник пошел на убыль. Айно предложила прогуляться к Большому Соловецкому лабиринту. Последним ее аргументом было то, что идти надо сегодня ночью или никогда. Где ж это видано упустить экскурсию к ночному лабиринту в полнолуние, даже не смотря на полярный день. Тем более что сегодня еще и солнечное затмение.

Полнолуние есть полнолуние. Волки, добавила она, его за день чуют и воют. Их ночь. Волчья.

Уходя, подошла к барменше, попросила передать мужчине из маленького зала два слова. Лабиринт. В полночь.

Брату Христофору неожиданно показалось, что на него смотрят два змеиных глаза. Этот немигающий взгляд прожигал даже толстую куртку. Он поднял голову. Ничего. Вокруг веселились туристы, в углу сидела группа паломников. Из соседнего зала лилась музыка из бара. Он опять почувствовал взгляд немигающих глаз. Теперь он профессионально ощупал взглядом метр за метром по всей территории. Никого и ничего. С русскими пить опасно, пошутил он про себя, начнут черти мерещиться, это ж надо выпить на четверых два литра, да еще разбавлять их этой противотанковой смесью под названием Бальзам Поморский. Тут тебе не то, что змеиные глаза покажутся, сами змеи поползут из всех углов. Пилигрим разлил еще по одной и, крутя в руках рюмку, тихо сказал:

– Я тут, в начале вечера поднимал тост, за встречу с тайной. Я так полагаю, что вы тут все не просто так собрались. Вы тут все извините за сравнение, гончие псы. И гоните вы все одну дичь. Имя этой дичи Айно! – он увидел, как вытянулись лица у всех за столом, – Не перебивайте. Я знаю – Айно. Я только что говорил с ней! – теперь открылись рты, – Она приглашает вас на свое шоу, если так можно выразиться, под открытым небом. У меня большая просьба к вам всем. Если вы не хотите лишних смертей, – он продолжал говорить тихо, все так же вертя в руках рюмку, но от слов его повеяло могильным холодом, – не надо никого подключать кроме нас с вами. Не надо никаких операций Перехват, Вулкан, Смерч, или как вы там любите их называть Геннадий Борисович.

– Я понял, – буркнул генерал.

– Вас, уважаемый брат иезуит тоже прошу двух своих волкодавов не подключать. Если их волки полярные не порвут, то против змей гремучих они бессильны. Так что пойдем одни. Мы все приглашены.

– Куда? – хрипло спросил иезуит.

– Я так понимаю на последний акт этой затянувшейся пьесы. Затянувшейся… на века.

– А как же…, – хотел сказать что-то Рихард.

– А как же гонка за Евангелием? – докончил за него Пилигрим, – Вы хотите сделать последний рывок в гонке со смертью. Я не мешаю вам. Каждый должен выполнить то, что он задумал. Пора господа, нас ждут, – Пилигрим поднял рюмку, – На здоровье! – криво улыбнулся, вспомнив замечание ведьмы про свое здоровье.

– Салюд! – Встал брат Христофор.

– Прост, – ответил Рихард.

– Дай бог не последнюю, – закончил чекист.

Все выпили без закуски. Вышли из ресторана. Пилигрим махнул рукой и пошел в сторону Большого Лабиринта. Остальные за ним.

* * *

Айно вывела друзей на берег, где на большой расчищенной поляне, выложенные из черных валунов, лежали две переплетенные змеи.

– Это и есть знаменитый Соловецкий Лабиринт? – спросил Антон.

– Да, ответила Айна, – Это две змеи, охраняющие вход в Навь, в Нижний мир.

– В потусторонний мир что ли? – поежилась Маринка.

– В преисподнюю, – пошутил Павел.

– Да! – серьезно подтвердила Айно.

Она сложила поленья почти у самой воды и разожгла костер. В небе светила полная луна. Костер разгорелся, и теперь яркое пятно пламени отражалось в воде и казалось, что горят два костра. Один на берегу, а второй под водой. От его пламени луна стала еще ярче. У кромки леса появились темные силуэты людей. И вдруг ночную тишину разорвал волчий вой.

Ребята вздрогнули. Айно подошла к ним молча сцепила их руки в цепь и повела за собой по лабиринту.

От леса отделились четыре тени и направились в их сторону. Потом появились еще две бегущие с другой стороны. Это был люди брата Христофора. Наперерез им метнулись неизвестно откуда взявшиеся то ли большие собаки, то ли волки. Мгновение рычание предсмертный хрип и волки пропали, оставив на песке два недвижимых тела.

Четверо застыли у лабиринта. В середине меж каменных змеиных голов стояли две девушки и два парня. Неожиданно каменные головы поднялись и на них зажглись рубиновые глаза. Тогда высокая девушка сбросила с себя одежду и осталась полностью обнаженной. По ее белому телу вилась сине-красная змея. Девушка начала исполнять свой танец. И змея на ее теле заплясала, встав на хвост.

Обе огромных змеи, что на глазах изумленных зрителей появились на месте лабиринта, повернули свои головы к третьей и как зачарованные стали следит за ее танцем. А маленькая змейка извивалась, сплетала и расплетала свои кольца, стараясь задушить в своих объятиях ту, вкруг тела которой обвилась. Ее раздвоенный язык лизал ее высокую грудь. Ее хвост колотил по стройным ногам, а тугие петли ее тела оплетали живот и бедра девушки.

Маленькая сине-красная змейка пыталась сдавить пойманную девушку в своей смертельной хватке, но та все время выскальзывала из ее жутких завитков. Две ее огромных сестры следили за каждым движением жертвы и за каждым движением своей маленькой подруги. Змея продолжала танец, втягивая в него их. Это был какой-то древний танец, который заворожил не только змей, но и невольных свидетелей этого страшного обряда. Не отрывая взгляда, все наблюдали за поединком хрупкой девушки и змей. Мерное покачивание змеиных голов становилось все ритмичней, все однообразней, в глазах пропал огонь, и их подернула пелена. Жала уже не вылетали из красных пастей. Вскоре головы начали клониться к земле и через короткое время обе страшных защитницы входа в Навь уснули.

Тогда девушка взяла за руки своих друзей и шагнула в бездну. Однако прежде чем пропасть, она успела встретиться взглядом со своими преследователями. Сразу со всеми тремя. Только четвертый сидел на песке спокойно. Все трое увидели принизывающий взгляд зеленых рысьих глаз, кажется глянувший в самую их душу. Это длилось мгновение. Мгновение, оставшееся в их памяти навсегда.

Тишину разорвал надсадный волчий вой. Лабиринт был пуст. На песке уже не было тел.

Все четверо посмотрели друг на друга и молча пошли в сторону поселка. В лесу, так же молча, Пилигрим достал бутылку водки, свернул пробку и протянул ее Геннадию Борисовичу. Тот сделал большой глоток из горлышка и отдал брату Христофору. Бутылка почти пустая вернулась к хозяину. Он допил и сунул в карман. С неба светила полная луна. Гонка была закончена. Эта волшебная гостья опять опередила всех, унося с собой в бездну волшебные свитки Евагелия от Андрея, которые веками манили людей своей тайной. Тайной управления преисподней. Их больше не было в этом мире этих колдовских свитков. Мире людей. В этот раз преследователи опоздали навсегда. Можно было ехать домой. Каждый чувствовал себя пустым и не нужным в этом мире никому. Они молча разошлись. Рихард пошел к себе, зашел в магазин напротив гостиницы и взял бутылку русской водки. Геннадий Борисович и брат Христофор тоже не пошли спать, а сели в каминном зале, заказав большой штоф.

Только Пилигрим бродил по берегу Святого озера под стенами монастыря. Он был с одной стороны спокоен, а с другой не удовлетворен. Свой вопрос Айно он так и не задал. А интересовало его только одно. Кто? Кто написал Евангелие от Андрея?

Он сел на берегу и стал бросать камешки, делая блинчики. И с каждым блинчиком повторял. Кто? Кто? Кто? Кто?

Прощальный танец змеи

Послание к Римлянам. Глава 8. Стих 23 и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего.

Новый Год пришел, как всегда, неожиданно. Обычно так приходит снег зимой в Москве. Вот вроде, откуда бы взяться ему зимой, и вдруг…. Вот так же пришел и Новый Год. Пришел елками, гирляндами, снежинками в витринах магазинов.

Пилигрим шагал по заснеженной Москве. Он любил ходить по Москве, не ездить, а ходить. Тихими переулками, шумными улицами, незнакомыми проходными дворами. Натыкаться на совершенно ему до этого неизвестные места. Открывать для себя старые особняки или уютные маленькие скверики, обнаруживать во дворах памятники классикам, заваленные снегом. Да мало ли что еще. В этот декабрь снег пошел хлопьями и сразу украсил город, как в сказках Андерсена или Гофмана. Все деревья были в снежных шубах и даже московскую грязь, вечно вылетающую из-под колес автомобилей, было не видно под пушистым белым одеялом.

С лета он ничего не писал. Как-то не писалось. Муза покинула, выражаясь языком поэтов Серебряного века. Пытался участвовать в трех или четырех теле и кино проектах, но опять как-то так, без огонька. Иногда встречался с Геннадием Борисовичем на лекциях в Политехе, но о Соловках не разговаривали, как будто их и не было в этой жизни.

Сегодня он совершал новогоднюю прогулку по букинистическим и антикварным магазинам. Решил что-нибудь присмотреть себе к празднику, под елочку от Деда Мороза. Однако ничего не приобрел, больше смотрел, листал, оценивал. Ничего вот такого, что бы взять в руки и сердце екнуло, ему не попадалось. В букинистических в основном что-то времен восхода великих большевиков и чуть-чуть начала двадцатого века, с редкими вкраплениями более раннего. Впрочем, ничего. В антикварных салонах основное место занимало то, что он называл одной фразой «мечта нового русского», то есть или полный кич, или умелая подделка под старину. Пилигрим уже начал подумывать, а не съездить ли ему в Измайлово, которое он честно признаться не любил за его суетливость и всеядность, когда какая-то бесовская сила шепнула ему в ухо, что надо бы заглянуть на вернисаж на Крымском валу. Там иногда под праздники могло выскочить что-нибудь удивительное. Бывало, что и у богемной братии наступали черные дни в светлые праздники и дабы не омрачать их тусклым настроением, рожденным безденежьем, кто-нибудь, из пока что непризнанных гениев, лез в антикварные свои закрома и извлекал из них, иногда весьма достойные вещицы. Вещицы эти на прилавок никогда не попадали, а лежали в сумках и терпеливо ждали своего покупателя. Одним из таких, ожидаемых всегда, был Пилигрим. Его знали и ценили как знатока, которому можно предложить вот такое заветное, с чем самому расставиться крайне жаль. Но если он брал, то цену давал настоящую, зачастую гораздо выше той, что ожидал получить хозяин вещицы. Так вот, маленький бесенок, шепнул Пилигриму, что надо бы заглянуть на Крымский Вал.

Теперь он шел по рядам между картин, скульптур, кулонов, брошек, офортов, поделок из корней, пейзажей и просто какой-то мазни. Снег на время перестал падать, и все это богатство было открыто взору дотошной публики. Непризнанные мастера резца и кисти сидели на раскладных стульчиках, пили чай, кофе или чего покрепче. Кто-то раскланивался с Пилигримом, который в своем длинном черном кожаном пальто был похож на монаха или на пилигрима выбирающего себе цацку на восточном базаре. Кто-то махал ему рукой, а он приветствовал в ответ. Он почти уже закончил свой шопинг на вернисаже, когда в самом конце выставки увидел теплую компанию знакомых ему молодых художников. Они приехали сегодня явно не только для того, что бы впарить лохам свои нетленные произведения, но и для тусовки. Судя по шуму с их стороны, компания уже подогрелась не кофеем и не чаем и жаждала продолжения банкета. Среди них наметанным взглядом Пилигрим различил нескольких питерских и девушку явно с севера нашей родины, то ли карелку, то ли финку. Сердце екнуло, давая знак. Но в компании уже кто-то узнал его и призывно махал рукой. Пилигрим подошел.

– С наступающим молодежь! – приветствовал он.

– Взаимно! – ответили ему дружно.

– Присоединяйтесь барон, – плеснув в пластмассовый стаканчик чего-то из бутылки подошел слегка знакомый ему живописец.

– Чисто символически, – Пилигрим поднял стаканчик, – Всего вам того, о чем можно только мечтать!

– Спасибо! – раздалось со всех сторон.

– Уважаемый Пилигрим, тут такое дело. Я знаю, вы принципиально в долг не даете, но я и не прошу. Глянете на вещичку?

– Гляну.

– Вот, – художник достал из сумки объемистую шкатулку.

Шкатулка была из какого-то металла, явно старая, может быть и старинная. По стенкам ее вился орнамент растительного типа. Она была весьма тяжела и пуста как карман ее хозяина. Опережая вопрос, тот сказал:

– Вещица не моя, а вот той девушки из Прионежья, тоже из нашей братии. Пишет. В основном природу. Так что цены извините, не знаю, – наклонился и шепотом пояснил, – Но с деньгами туго.

– Вещицу я, пожалуй, возьму баксов за двести, – Пилигрим назвал цену, которая решала все вопросы сегодняшнего предпраздничного вечера, и потому на лице художника отразилось удовлетворение, а Пилигрим продолжал, – С одним условием. Хозяйка поведает мне историю ее приобретения.

– Уважаемый вы наш благодетель и меценат ее история входит в названную вами цену, как бонус, – обрадовано согласился продавец. Быстро шепнул что-то карелке.

– Здравствуйте, – с небольшим акцентом сказала девушка, – Меня зовут Айно.

– Как? – Пилигрим вздрогнул.

– Айно, – хлопая белобрысыми ресницами, и широко раскрыв голубые глаза, пояснило курносое существо, – А что?

– Я был знаком с девушкой, у которой было такое имя.

– У нас в Карелии каждая третья девушка Айно. Это после Калевалы. Вы что-то хотели спросить?

– Расскажите Айно, откуда у вас эта занятная шкатулка. Кажется мне, что не от бабушки.

– Ой, нет, конечно. Я рисовала пейзажи на Белом море. Это знаете там, где Кемь. Там много старых заброшенных погостов, так называют маленькие хутора. Вот там, на одном из них мы остались ночевать, и ребята раскопали ее в соломе на сеновале. И подарили мне, как единственной девушке в экспедиции, – она слегка покраснела.

– Спасибо. И последний вопрос. Когда это было?

– Совсем недавно поздней осенью.

– Еще раз благодарю. Спасибо за новогодний подарок. Всем Нового Года!!! Пилигрим повернулся и пошел домой. Дома он уединился в кабинет. Включил свет, выложил на стол свет приобретение и стал внимательно его разглядывать. При первом же осмотре опыт криптографа подсказал, что шкатулка с секретом. Пилигрим достал лупу в помощь очкам, включил настольную лампу и направил свет. Начал изучать завиточки сантиметр за сантиметром. Наконец увидел зазор чуть толще остальных. Понажимал, покрутил затейливый листик на веточке. Ничего. Еще раз осмотрел шкатулку. Точно с секретом! «А ларчик просто открывался!» – буркнул себе поднос, – «Это у дедушки Крылова, просто, а у нас не просто», – продолжая бурчать, заметил ягодку на той же ветке. Умело нажал на ягодку кончиком ножа и одновременно сдвинул листик. На миллиметр не больше. Дно у шкатулки открылось как крышка. В появившемся пространстве лежал туго свернутый пергамент, перевязанный красной лентой.

Пилигрим осторожно коснулся его кончиком ножа. Пергамент спокойно вынес процедуру и не рассыпался в прах. Тогда он взял его в руки, повертел со всех сторон. Осторожно развязал красную ленту, отложил чуть развернувшийся пергамент, вложенный в серебряное кольцо в сторону, и стал рассматривать через лупу ленту. На ней отчетливо была видна надпись рунами. Пилигрим взял с полки книгу по рунам. Сравнил, понял, что это не германские руны, а, скорее всего скандинавские. Еще раз сравнил, выписал пять рун на бумагу. Руна «Ar» – Солнце, арии, первобытный огонь. Руна «Is» – Лед, сталь. Руна «Noth» – Норна, принуждение судьбы. Руна «Os» – Боги, появление. Руна «Hagal» – ограда Всего была выбита на кольце. Пилигрим просто подставил к тем четырем на ленте их звучание. Он даже не удивился. Он ожидал этого. Первые четыре руны в сочетании давали имя АЙНО, а пятая руна была руна Хагаль, тот самый волшебный паучок, что плел свою паутину во время всей этой истории. Руна волшебниц и ведьм. Потянувшись, исследователь отложил ленточку, потом взял, аккуратно сложил ее и уложил в шкатулку вместе с колечком, подвинул к себе пергамент. Текст был написан по арамейски. Пилигрим воздохнул, но не горестно, а удовлетворенно и, придвинув стул к столу начал переводить. К утру перед ним лежал полный перевод, он удовлетворенно хмыкнул, сходил на кухню принес себе большую чашку кофе и коньяк. Сел и стал читать, отхлебывая кофе.

Андрей вел дружину свою домой коротким путем. Тем путем, что называли в Цареграде «путь из варяг в греки». Называли так, потому что путем этим приходили наемные дружины к императору наниматься в войска его. Приходили те, кого звали «варяги». Ходили им в один конец, с севера к стенам Царского города. Те ходили, кто ничего и никого сам не боялся, потому как был человек лихой. Андрей пошел в обратную сторону. Из грек, так сказать, в варяги. Но и ему бояться в походе свом было некого. Кто ж отважится на боевую дружину налет совершить?

Вели их местные проводники реку знающие как свои пять пальцев. Вышли лодьи в море повернули на восток и вскорости вошли в устье реки под название Днепр. И пошли вверх по течению ее. На порогах, где об камни билась вода, пока ватажники дружно перетаскивали корабли на тихую воду, взошел Андрей на горы, на береге крутом над порогами, осмотрелся, подумал, что надобно тут град построить за рекой догляд иметь. Он не построит, лихие люди оседлают пороги и затянут петлю на всем пути. Отчего до сих пор не затянули, загадка. Хотя нет. Кого здесь поджидать? Наемников с севера. Так это все равно как злую собаку за хвост таскать, да еще и выгоды с этого искать. А с юга тоже ожидать добычи напрасно, каждый знал, что через пороги эти идти, что голову под топор добровольно на плаху класть, ни кто и не ходил. Ради чего на север мотаться? Ради выгоды? Так нет ее никакой. Коли здесь не обтрясут, как яблоню по осени, так на суровом море Варяжском отымут все такие, как у императора в гвардии служат или братья их.

Ватага пробежала пороги, пошла дальше, переволоклась в другую реку, текущую на север, волоками, показанными местными смолянами. Они же и корабли подсмолили. Сбежали вниз в море Варяжское, Скифское, родное уже, подняли паруса и прикатили известным путем в Наво море, в реку Волхв.

Завидев курган Олега Вещего, приказал Андрей сушить весла и спустить стружок.

Прыгнул в него вместе с Лукомыслом и Айно и погреб к месту, где жили волхвы, что посох Велесов ему перед дорогой в руку вложили. Подошли к капищу на самой вершине кургана. У капища стояли волхвы, все как один рыжие. Только не было среди них того древнего волхва, что провожал их в дальний путь. Андрей подошел, скинул на землю объемистый мешок, выкатил из него огромный черный валун.

– Вот принес, как обещал, – показал он рукой на валун.

– Нашел таки путь в Навь? – то ли спросил, то ли утвердил старший волхв.

– А где?…

– Ушел за тобой в Навь древний дед наш. Но ты вот вернулся, а он вряд ли, – пояснил волхв, – А ты, знать, принес нам камень Велесов, из самой Нави. Держишь слово вожак. Поклон тебе в ноги, – волхвы поклонились, – Как там, в логове Велеса? Видал Драконов и Дев Нагайн?

– Видал, – коротко ответил Андрей.

– Сам вижу не слепой, – волхв повернулся и поклонился Айно, – Смотри Андрей, змеи домашними не бывают. Они как волки, руки лизать хозяину не будут, не псы.

– Ты волхв за слова свои отвечаешь? – мягко спросила Айно.

– Отвечаю. Я Змею служу.

– Смотри волхв, как бы твой Змей не осиротел, – шутка была сказана ледяным тоном и выслушана в полной тишине.

Гости повернулись и спустились к стружку, который унес их от могильного кургана. Из темноты вышла одна из деток Смерти-Мараны, и вкрадчиво сказала волхву:

– Ну, вот и вернулась смерть на эти поля. Теперь тебе волхв тут не место. Теперь эта земля под защитой самой Нагайны, – и зашелестели тени служек Мараны, подальше уходя от кургана.

Корабли пошли вдоль берега и плавно вошли в тихую заводь у мощных стен крепости. Достал Андрей последний глазок, что завалился в кармане в дальний угол, хотел бросить его в глубину темного омута, но тонкая девичья рука придержала его порыв.

– Все, кончились Велесовы жертвы. Мы теперь тут сами миром правим, – Айно при этих словах, как показалось Андрею, стала выше ростом.

А на пристани уже колготился народ, бежал со всех сторон. Тут тебе и мастера со слобод, и девки красные и пацанье сопливое. Бегут торопяться. Как же такое пропустить. На торгу кричали, что сами боги на землю спустились их княгиню порадовать. А на другом конце кричали, что вернулся воевода их Андрей и привел с собой нежить подземную. А еще кричал кто-то, что на лодьях с Лебедями и Драконами на носу плывут поступившие на службу к ним драконовы войска. На высоком помосте у самой воды как дорогих гостей встречала их Сама Госпожа. Рядом с матерью сидел подросший Георгий. Корабли подошли, встали у пристани. Андрей сошел по мосткам. Мария поднялась и сама пошла навстречу. Обняла, расцеловала троекратно, тихо сказала:

– Пошли Андрей в палаты, в терем. Столь накопилось, высказаться надо, да некому. Разлетелись все, разбежались по земле великой. Один ты теперь подле нас с Егором. Пошли, – обернулась к пристани, с достоинством сказала, – Всех гостей и дружину Великую прошу к столу на княжеском дворе. Не сочтите просто за приглашение, а сочтите за почет и уважение.

Дружина заполонила всю площадь у пристани. Грозная дружина, боевая.

Перемешались с людом мастеровым с белыми да синими свитками да зипунами, медвежьи шкуры берсерков, кожаные рубахи змеевых деток, блестящие брони амазонок, черно-белые плащи перуновых воев, кольчуги и латы, плащи и куртки.

Кто-то обнимал уже пригожую девку, кто-то рассказывал открывшим рот отрокам о своих подвигах, кто-то менял заморскую вещицу на ладный клинок. И все двинулись на княжий двор к бочонкам с медами и взваром.

Вот с тех пор и села на земле Ладожской у озера Наво на реке Волхв дружина грозная и правильная. Все округ называли ее Русь, а они сами себя прозывали братией Навской, потому как сходили по дороге в Навь и обратно вернуться смогли. Еще звались они промеж себя Урденским братством, оттого что спаяла их в одну семью сама богиня Урда, Норна судьбы, что прошлое бдит и из него будущее видит. Великим Мастером того братства Урденского, воинства Навского выбрали они вожака своего Андрея. С правой руки у него всегда была спутница жизни его – Дева Нагайна. С левой – дружина ближняя. За спиной же всегда, как стена нерушимая те, кто в верности ему поклялись – братья Навские.

А ходили с ним за моря, за долы и описали все это два верных брата из тех самых братьев Навских по имени Фирс и Иосиф.

Коли соврали где, так не по умыслу, коли приукрасли, так то только ради красного словца.

На сим все. В чем и подписуемся.

Иосиф. Фирс.

Пилигрим кончил читать, отложил свиток, налил коньяк, выпил. Ответ на свой вопрос: «Кто написал Евангелие от Андрея?» он получил. Ай да Айно. Ай да подарок. Не забыла ведь ведьма белобрысая! Он выпил еще рюмку. Надо будет Геннадию позвонить, с Новым Годом поздравить.

* * *

На далеком острове Новая Зеландия, расположенном рядом с зеленым архипелагом Австралией, который, как известно, находится в южном полушарии, где и Нового Года-то нет. Вернее он есть, но какой-то летний, потому что приходится на середину лета, а никак не зимы. Так вот, на побережье Новой Зеландии, качаясь в шезлонге у собственного бассейна, принимал гостя уважаемый гражданин данной страны.

Прием был организован по поводу празднования Нового Года. Гражданин этот, владелец заводов, газет, пароходов, имел в Новой Зеландии: сеть автозаправочных колонок, две шикарных виллы, яхту, собственный самолет, гараж авто, последних моделей и многое, многое другое, даже собственную футбольную команду.

Гость приехал вовремя и вошел, неся в руках объемистый пакет с подарками. Огляделся и тихо спросил:

– А где вся прислуга?

– А у них сегодня выходной, в честь Нового Года… и вообще!

– Тогда с праздником Жорик, – хлопая бутылкой шампанского, заорал гость.

– С праздником Сева! Разливай! Да не это пойло шипучее, а водочки, водочки русской давай!

– А еще я селедочки принес и хлебца черного достал, не какой-нибудь фирмы «Коган и сыновья», а нашего Ленинградского черного, два каравая.

– Где взял?

– За бабки Жорик мне бы сюда и Медного всадника привезли. Пьем?

– Пьем!

Через час приятели расслабились под летним ярким солнцем и предались воспоминаниям. Неожиданно от ворот раздался гудок автомобиля. Жорик встал и пошел посмотреть, кто это портит им праздник? Вернулся он через пять минут, сияющий весь, как начищенный медный пятак, неся в руках огромную коробку.

– Ты представляешь, Сева это был Дед Мороз, тьфу ты черт, Санта Клаус. Здесь есть такая услуга…

– Каких только услуг здесь нет, – поддержал его Сева.

– Так вот ему меня заказали, но не как в Питере, – он расхохотался своей шутке во все горло, – заказали меня поздравить с Новым Годом и передать подарок. Вот он.

– Кто заказал?

– Секрет. Адресат неизвестен.

– Погоди Жорик. У меня есть приборчик, который определяет, не «заказали ли» тебя, как в Питере.

Сева принес прибор, проверил. Прибор показал отсутствие взрывчатки. Тем не менее, они очень осторожно вскрыли коробку. Внутри лежала большая чаша. Жорик достал чашу, поставил на столик у бассейна. Три змеи, переплетаясь своими телами, держали в зубах огромную даже не хрустальную, а сделанную из какого-то красновато-розового камня круглую вазу. Змеи были древние, покрытые патиной, вместо глаз у них были вставлены рубины. В глубине камня, из которого была сделана чаша, переливались струи, похожие на кровь. Это была удивительная чаша. На дне ее лежала открытка со смешным Дедом Морозом и короткой надписью: «Долг платежом красен».

– Это гениальная женщина! – закричал во все горло Жорик, он вынул открытку, налил в чашу почти полбутылки водки, выпил одним залпом и опять закричал, – Гениальная. Я бы за нее в огонь и воду. Я бы за нее жизнь отдал! Какой я дурак, что упустил!

– Это кто? – очумело спросил Сева.

– Это Айно!

– А как она тебя нашла???

– Она…она…она – ведьма!!! – наконец нашел определение Жорик, – Она ведьма. Она то, что я искал всю жизнь! Едем в Питер!!!

– Жорик. Жорик ты с ума сошел. Какой Питер. Мы граждане Новой Зеландии и приехали сюда с разных концов света. И вспомни, дорогой, ты утоп в Бискайском заливе.

– Едем в Питер!!!

– Постой. Ага, тут еще открытка, – Сева достал из коробки маленькую открыточку. На ней была только одна фраза, – «Не ищи. Меня уже нет». Вот. Она все предвидела. Ты прав. Гениальная женщина.

Оба сели к столу поставили чашу на середину и, глядя на нее, замолчали. Каждый думал о своем.

Геннадия Борисовича вызвали в серый дом на Лубянке. Обыкновенный вызов под Новый Год. Притом последний. Стукнуло шестьдесят, предельный генеральский возраст. В этот раз он вышел из Волги в полной форме. Поправил на голове каракулевую папаху и почти строевым шагом вошел в главный подъезд. Часовые на КПП взяли под козырек. Генерал прошел в лифт, поднялся на командирский этаж. В приемной секретарь поздоровался и сразу пригласил в кабинет главного.

– Здравствуй, здравствуй, старый пень. С Новым Годом! – встретил его на пороге главный.

– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, – ответил вошедший.

– Да давай сегодня без казенщины, – он улыбнулся, – тем более что у тебя выслуга лет. Садись, – хозяин кабинета вдруг стал серьезным, – Я тут рапорт на имя Президента написал, чтобы продлили тебе срок службы, в связи с тем, что замены тебе нет. Не смотри на меня, как Ленин на буржуазию. Нет тебе замены в тонком деле твоем. У молодежи для твоего тонкого дела, кишка тонка. Извини за каламбур. А из стариков ты у нас один в живых остался из тех, кто с этой чертовщиной связан. Так что, извини, отпустить тебя не могу. Завтра подам рапорт самому.

– Не надо друг, – он впервые назвал его так за многие годы дружбы, – Не надо устал я. Соловки сломали.

– Кстати ты в курсе, что там с твоими напарниками?

– Да было бы смешно, если б я не знал, что у смежников. Тогда ты меня гнать вон должен просто немедленно!

– Так что?

– Брат Христофор. Передал все свои полномочия брату Урбану и отпросился на покой, по здоровью. Провел два месяца на водах в Венгрии, в районе Балатона, где горячие источники. Долго там общался с монахами из старых монастырей и сидел в их библиотеках. Сейчас отдыхает в Норвегии. Рихард Берман получил повышение за расследование судьбы спецподразделения Аненербе «Полярные волки», которое пропало в конце войны, выполняя задание на нашем Полярном Севере под прикрытием дивизии СС «Норд». Однако ушел из отдела и занялся научной работой по истории средневековой Германии, в особенности по истории Тевтонского ордена и охоте на ведьм.

– А что мой визави, Пилигрим?

– Звонил вчера, предложил выпить по чашке коньяка, где-нибудь в тихой кафешке на Арбате. Вам привет и поздравления.

– Так что Гена, подаю я рапорт, или как?

– Не подавай.

– И что ты делать будешь? Если не секрет.

– Я, видишь ли, с Пилигримом хочу книгу написать, да и вообще заняться делом для души. «Имею я право или тварь дрожащая», – так ведь у классика?

– Имеешь Гена, имеешь. Кто воевал, имеет право у тихой речки посидеть. Последний раз спрашиваю. Подавать рапорт?

– Нет!

– Хозяин барин, – большой генерал нажал кнопку звонка. Сказал вошедшему порученцу, – Накройте нам в комнате отдыха и час ко мне никого не пускать, – повернулся к гостю, – Честно говоря, завидую я тебе генерал. Скинешь штаны с лампасами и сам себе хозяин. Думаешь, отпустит тебя дело? Вряд ли…. но попробовать стоит. Завидую. Пойдем, отметим праздник.

В маленькой комнатке он отошел от накрытого столика к окну. Выглянул на улицу. Прямо в окно к нему со стены Детского Мира смотрела валькирия. Она смотрела и улыбалась ледяной улыбкой.

– Ишь, какая Ледяная Внучка, – сам себе сказал главный, – Снегурочка! Не дай бог такой на пути попадаться, – он озорно подмигнул валькирии, повернулся к Геннадию Борисовичу, – Давай по первой!? За Новый Год. За твою отставку!

– Не части, и не смешивай праздники. У нас что времени нет? – засмеялся бывший генерал, – Кому ты это у окна молился? Железного Феликса-то сняли.

– Сам посмотри.

Чекист встал, подошел к окну. Вздрогнул, на него смотрела Айно. В полном боевом наряде, с улыбкой в пол лица. Они встретились взглядом, и вдруг огромная нарисованная Айно задорно подмигнула ему, и сразу на сердце стало легче.

– Наливай командир. Как там деды говорили в армии. Год прошел…

– Да и хрен с ним! – озорно подхватил главный.

По Лубянке шла девушка. Обыкновенная девушка. Однако что-то заставляло всех проходящих обернуться ей вслед. Наверно потому, что она походила на Снегурочку. На прекрасную современную Снегурочку. В коротком дубленом полушубке. В меховой шапочке, из-под которой на плечи ей водопадом падали пшеничные волосы. В длинных сапогах мехом наружу, как было модно в этом году у молодежи. Она не шла, а танцевала какой-то колдовской танец. Будто змея, вставшая на хвост.

Девушка прошла мимо Детского Мира, помахала кому-то рукой и пошла дальше. Посмотрела на здание Политехнического музея, смешно хлюпнула носом. Зашла в церковь Святого Георгия, поставила свечу у иконы Богоматери и вторую у Победоносца. Вышла и все так же танцующим шагом свернула в переулки. Заглянувший в переулок молодой человек, увидал только бегущую по пустому тротуару поземку и тающий на глазах силуэт кошки.

Прощальный танец змеи был окончен.

Оглавление

Не гремите ключами от тайны

В неведомое

Береженого Бог бережет…

Камни прячут среди камней

Змея жалит, когда ей наступили на хвост

Хозяйка Медной горы

Благодатный покров

Прощальный танец змеи Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg