«Золушка. Жизнь после бала»

Золушка. Жизнь после бала (fb2) - Золушка. Жизнь после бала (Антизолушка - 2) 984K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Ивановна Герцик

Татьяна Герцик Золушка. Жизнь после бала

Эта книга предназначена исключительно для Вашего личного использования.

Она не может быть перепродана или отдана другим людям. Если Вы хотели бы поделиться этой книгой с другими, пожалуйста, купите дополнительную копию для каждого получателя. Если Вы читаете эту книгу и не покупали ее, или она не была куплена только для Вашего использования, то, пожалуйста, купите свою собственную копию.

Спасибо за уважение к нелегкой работе автора.

Пролог

Завывала метель, северный ветер разгулялся не на шутку. Снег слепил глаза, залеплял лицо, медленно таял на коже и ледяными потеками сползал вниз. А что? Вполне нормальная зимняя погода. Пригнувшись, я упрямо шла против ветра, подняв капюшон и замотавшись шарфом по самые уши. Дойдя до конторы, притормозила, пропуская спешащих коллег.

После недолгого ожидания раздался ровный гул мощного мотора, и рядом со мной остановился черный мерседес. Я замерла, не отрывая от него взгляд, стараясь протолкнуть в легкие ставший отчего-то вязким воздух.

Из машины вышел высокий сильный мужчина в одном костюме с непокрытой темно-русой головой. Не замечая меня, открыл дверцу, помог выйти из машины Лизе, первой красавице нашей конторы, а, может, и города. Бережно поддерживая, проводил ее до дверей, на прощанье нежно поцеловал в щечку и уехал.

И только тогда я смогла оторвать от асфальта закоченевшие ноги.

Вошла в фойе, провела проходилкой по дисплею вертушки, прошла внутрь. По привычке повернула голову направо, посмотрела в большое зеркало. И зря. Отражение красноносой, с горящими щеками девицы мне никакого удовольствия не доставило. По щекам холодными струйками текли то ли слезы, то ли растаявший снег. Достала платок, вытерла глаза и щеки, осуждающе покачала головой, все так же глядя в зеркало.

Это непогода. Это просто мороз, ветер и снег. Метель, одним словом. И ничего больше.

Глава первая

– Вставай, солнышко мое! – раздался над ухом мягкий бабушкин голос, и меня ласково потрепали по плечу.

Открыла глаза и сладко потянулась. Как приятно быть чьим-то солнышком. Эх, повезло мне! Крупно повезло!

Открыла глаза и повела носом. Аромат кофе приятно щекотал ноздри. Бабушка позвала уже из кухни:

– Катюша, поторопись, на работу опоздаешь!

Посмотрела на часы. В самом деле, уже восемь часов. Интересно, почему я опять не услышала будильника? На бабушку надеюсь? Нехорошо. Пришлось ускориться. Шустренько провела гигиенические процедуры и побежала на кухню.

Уррра! Кроме бодрящего кофе на столе стояла моя любимая манная кашка с кусочками яблока, сливы и абрикоса. Детская еда, но мне очень нравится. Бабушка умеет готовить эту простенькую кашку так, что она никогда не надоедает. Во всяком случае, мне.

Быстро съела. Вкусно, но мало. Вопросительно посмотрела на бабушку, намекая на добавку. Она укоризненно заметила:

– Ты и так неправильно питаешься. Кашки одни, к тому же манные. Смотри, растолстеешь!

Вот уж что меня совершенно не пугало. Не потому, что я не могла растолстеть, а потому, что мне не для кого было держать форму. А себе я нравлюсь любая. Я вообще без комплексов. Почти. Да и какие могут быть комплексы у старой девы под тридцать лет?

– Поторопить, Катерина! Опоздаешь! – бабушка не шутила.

Натянула куртку, выскочила на улицу. Б-рр! Морозец под тридцать и ветер в лицо. Хорошо, что я не крашусь, а то сейчас была бы похожа на эту дамочку, что ползла навстречу. Хотя ветер ей в спину, у нее тушь по щекам размазалась так, будто она рыдала черными слезами. Для чего краситься перед выходом на улицу в такой ветер? Неужели нельзя на работе? Пусть даже за рабочим столом непозволительно, всегда можно уединиться в туалете. Или там таких желающих невпроворот? Загадка…

Иду вперед, против ветра, склонившись и тупо глядя вниз. Ровная утоптанная дорожка, местами переходящая в столь же ровный каток. Но обувь у меня хорошая, подошвы не катаются, так что иду себе потихонечку. До работы времени вполне достаточно, тем более с городским транспортом мне связываться не нужно, я живу неподалеку.

До любимой конторы добралась за пятнадцать минут. Уже хотела заскочить в дверь, за которой было так тепло и уютно, как у подъезда остановилась роскошная иномарка. Я замерла, будто меня кто-то приклеил к порогу. Ну за что мне это, за что?

Как я и ожидала, из машины вышел Макс. Красивый, высокий и харизматичный. Подошел к дверце пассажира и распахнул ее. Помог выйти Лизоньке, мы с ней вместе работаем. Она красавица, умница и к тому же дочь олигарха. И хоть я, в принципе, человек не завистливый, но, едва я вижу их вместе, во мне все вопит от несправедливости. Отчего одним все, а другим ничего?

Но я безжалостно эту дурацкую зависть придушила. Вот если бы Лиза была плохим человеком, тогда можно было бы завидовать, а так ни к чему. За те три года, что она здесь работает, мы с ней сдружились. Вот если бы не Макс…

Лиза опять была в модельных сапожках на высоченных каблуках. А асфальт перед конторой наш дворник чистит не особо, лед кругом. Она попыталась пройти на своих каблучищах по этому катку, но тут же поскользнулась. Недолго думая, Макс легко подхватил ее на руки, занес в холл. Вокруг раздался восхищенный вопль: «Ооо!!!»

Невольно оглянулась. Я-то думала, я одна любуюсь этой трогательной сценой, а тут половина нашей конторы! Но это и понятно – до начала работы осталось пять минут.

– Чего стоим? Опоздать решили? – суровый глас начальницы экономического отдела Веры Гавриловны быстренько вывел народ из восторженного ступора.

Поскольку это был мой непосредственный начальник, то в дверь я влетела первой. Провела картой доступа по дисплею турникета, вихрем пронеслась по холлу. Краем глаза заметила, что Макс приложился к Лизиной щечке, как к иконе. Сердце болезненно сжалось, но я, не отвлекаясь, целенаправленно устремилась к лифту.

И вовремя. Заскочила в него второй, следом залетело еще четверо. Желающих подняться вместе с нами за спиной осталось немерено, но мы гордо нажали на кнопку «пуск» и плавно поплыли вверх, оставив внизу толпу стенающих. А что делать? Конкуренция. Принцип один: не зевай! А кто не успел, тот, соответственно, опоздал.

Вообще-то лифтов в здании три пассажирских плюс один грузовой, но в исправном состоянии стабильно находится только один. Остальные в перманентном ремонте. Полдня проездят и застрянут между этажами. С пассажирами, естественно, чтоб насладиться возмущенными воплями.

Все, кто не успел в лифт, ползут по лестнице. Ладно, если работаешь на третьем, а если на десятом? Хотя наши мужчины строго пешком ходят, это для здоровья полезно. Молодцы, конечно, я вот с утра из-за полусонного состояния предпочитаю на лифте, хотя работаю всего на пятом этаже.

Вышла на своем пятом, проворно забежала в отдел. Начальницу треба опередить, поскольку дисциплина – это святое. Первым делом включила комп, пока он загружался, сдернула куртку, шапку, стянула сапоги и плюхнулась на свое место, типа работаю уже. И давно.

Сидевшая рядом со мной Марья Ивановна несколько раз восторженно ударила в ладоши.

– Браво! Вот это скорость! А чего ты так торопишься? Веры Гавриловны еще нет.

Опровергая ее слова, в кабинет вплыла наша суровая начальница. В деловом костюме, со строгой прической, в туфлях со средним каблучком. И с макияжем! Ох, и когда она успела? Мы же внизу вместе были! Ну, накрасилась дома, на работу ее муж подвозит, а вот все остальное когда?!

Скосила глаза вниз. Босые ноги стоят на голом полу. Ну, не совсем босые, в колготках, но без туфель. Заметит или нет? Если нагнется, то точно заметит. Осторожно подтягиваю ноги поближе. Мне с начальством ссориться не резон. Мне работа нравится, да и зарплата вполне устраивает. К тому же коллектив у нас хороший.

Еще бы Вера Гавриловна так ревностно за дисциплину не радела, но это уж пустые мечты. Хотя свирепствует она только после оперативок у генерального, когда всем начальникам хвоста накрутят. Похоже, сейчас именно тот случай.

– Доброе утро? А где остальные? – строго вопросила Вера Гавриловна и внимательно оглядела кабинет, видимо, ожидая, что остальные сотрудницы немедля вынырнут из-под столов.

– Доброе, доброе, – с изрядной долей ехидства ответила ей Марья Ивановна. – А где остальные, известно, – в очереди к лифту стоят.

– А почему бы им лестницей не воспользоваться? – Вера Гавриловна посмотрела на себя в висящее прямо возле нее зеркало и поправила выскользнувший из прически непослушный завиток. – Это для здоровья полезно.

– Смотря для чьего здоровья, – с ехидцей уточнила Марья Ивановна. – Если наша Лизонька вздумает взобраться по лестнице в своих супермодных сапожках, то мы ей дружно передачки в больницу носить будем, потому что сломанной ногой она точно не отделается.

Вера Гавриловна утомленно вздохнула.

– Что за глупые привычки у девочки? Для чего она в эти шевровые колодки обряжается? И так хороша до чертиков. Куда еще краше-то?

– А у нее комплекс такой, Вера Гавриловна, – тут уж вступила в разговор и я. – Вы ее кавалеров видели? Рост у них какой, помните? Вот она и пытается им как-то соответствовать. Чтоб не подавляли.

– Да? – Вера Гавриловна никогда об этом не задумывалась. – А почему бы ей по росту парней-то не выбирать? Чтоб не подавляли?

– Если бы она их сама выбирала, то и проблем бы не было. А то ее выбирают. Там напор такой, не увильнуть.

Прерывая наше милое обсуждение Лизонькиных ухажеров, в кабинет решительным шагом вошла Любовь Николаевна в черной норковой шубке, следом заплыла Лизонька в своей шиншилле, как всегда, ангельски прекрасная.

Увидев начальницу, Любовь Николаевна обвиняюще вопросила:

– Доколе мы будем терять рабочее время в ожидании лифта, Вера Гавриловна? Пятнадцать минут коту под хвост! – и она сердито рубанула рукой воздух.

– А чего вы так нервничаете, Любовь Николаевна? – тихонько похихикивая, поинтересовалась Марья Ивановна. – Вы же карточку к дисплею приложили, значит, вы уже на службе, волноваться не о чем. Солдат, как известно…

– Как это не о чем?! – пафосно прервала ее Любовь Николаевна. – Работа стоит, у меня заданий уйма! Ваших, между прочим, Вера Гавриловна!

Не вдаваясь в непродуктивные разборки, начальница сделала плавный шаг назад и бесшумно выскользнула за дверь. Любовь Николаевну переспорить было невозможно, проверено длительным опытом.

Скинув с плеч шубку, Любовь Николаевна повесила ее в шкаф на плечики, продолжая возмущаться:

– Что за хозяйственный отдел у нас! Неужели нельзя нормально отремонтировать эти несчастные лифты! Стоишь, как дурак, в бесконечной очереди!

Лизонька сладко зевнула, прикрывшись ладошкой, и аморфно поддержала:

– Да, это неприятно.

– А почему ты нормальную обувь не носишь? – задала провокационный вопрос Марья Ивановна. – Тогда могла бы и по лестнице подняться. Гораздо быстрее бы было.

Лиза призадумалась.

– Теоретически могла, конечно. Но без каблуков я себя какой-то незначительной чувствую. Мелкой какой-то.

Мы с Марьей Ивановной переглянулись. Она мне подмигнула: «ты права», и снова повернулась к медленно разоблачающейся Лизе.

– А мелкой ты себя рядом со своими кавалерами чувствуешь?

– Ага! – сонно призналась та. – Они меня подавляют.

Я мысленно себя похвалила. Все-таки есть у меня интуиция и чутье! Есть! Хотя я просто ее чувства на себя примерила. Я Лизу сантиметров на семь повыше буду, и то мне в присутствии Шурика, ее бывшего ухажера, тоже не по себе становилось. Как наклонится над тобой такой жлоб, сразу «караул» кричать хочется.

Любовь Николаевна приняла деловой вид и направилась к чайнику.

– Кто будет кофе?

На кофе согласились все, хотя и я, и Марья Ивановна плотно завтракаем дома. Кофе же не еда.

Любовь Николаевна ревниво поглядывала на молча пившую кофе Лизу. Тут без комментариев – Любовь Николаевна считалась первой красавицей нашей конторы, когда черт недальновидно принес в нее Лизоньку. Наши немногочисленные мужчины были сражены с первого взгляда, за что Любовь Николаевна Лизоньку не любила.

– Ты замуж-то когда выйдешь, Лиза? – Любовь Николаевна нацелила на нее указательный пальчик с затейливо выведенным аленьким цветочком на тщательно отполированном ноготке. – Пора бы уже! А то только парней с панталыку сбиваешь!

– Замуж? – Лиза будто очнулась от каких-то затаенных мыслей. – Зачем?

Любовь Николаевна даже поперхнулась.

– Как это зачем? Все девушки хотят замуж!

– Не все. Я не хочу, Катя тоже не хочет.

Любовь Николаевна пренебрежительно посмотрела на меня.

– Ну, Катя хочет. Просто у нее возможности нет.

Мне стало смешно. Возможности нет? Вот как? Это она зря. За мной многие ухаживать пытались, только мне это не интересно. И даже напрягает.

– Вы считаете, что она некрасивая? – с вызовом спросила Лиза.

Мне стало не по себе. Такое чувство, что меня здесь нет.

– Ну, не то что некрасивая, – все повернулись ко мне, беспристрастно оценивая мой внешний вид, но какая-то блеклая, – вынесла свой вердикт Любовь Николаевна.

– Если вас не накрасить, вы еще более блеклой будете, Любовь Николаевна, – беспощадно разоблачила ее Лиза. – Просто Катя не красится. Потому что не хочет к себе внимание привлекать. Ненужно ей это.

Это было верно, и я хмуро посмотрела на Лизоньку. Вот ведь психолог доморощенный!

– Почему это она не хочет к себе внимание привлекать? – Любовь Николаевна не могла понять явного пренебрежения столь значимым для нее внешним видом. – Это же глупо.

– Потому что замуж не хочет, как и я.

– Она поэтому не красится и серой мышкой выглядит, ясно. Но ты-то зачем тогда парней привлекаешь яркими нарядами и макияжем? Если в самом деле замуж не хочешь? – Любовь Николаевна не видела логики в ее поступках.

В этом я ее полностью поддерживала. В самом деле, что-то одно. Или ты не хочешь замуж, тогда не для чего из себя тропического махаона изображать, или хочешь, и тогда образ тропической бабочки вполне оправдан. Нужно быть последовательной.

Лиза допила кофе, поставила кружку на край стола и ответила:

– Я не вообще замуж не хочу. Я не хочу за тех, кто за мной ухаживает. Мне хочется настоящей любви. Знаете, чтоб от одного-единственного поцелуя сердце куда-то провалилось, и сразу стало ясно: это он!

Любовь Николаевна озадаченно похлопала длиннющими ресницами. Я даже испугалась, что сейчас половина из них отвалится.

– Ну и фантазерка же ты, моя дорогая! В жизни нужно хорошо устроиться. Это главное. Тебе с твоей красотой вполне можно замуж выйти за какого-нибудь английского аристократа. У тебя для этого все возможности есть.

– Есть, – скучно подтвердила Лизонька. – Мне не раз иностранцы предложения делали. Каждый раз, как я за границу отдыхать приезжаю, кто-нибудь да делает. Скучно это. Как вы вообще себе представляете – быть замужем за иностранцем? Я, в принципе, несколько иностранных языков знаю, языкового барьера не будет, но со мной кто по-русски говорить будет? Я там от тоски помру!

Для Любови Николаевны недостаток общения никогда препятствием не был.

– Что за ерунда! – с высоты прожитых лет принялась она поучать недалекую коллегу. – Зато там какой уровень комфорта, обслуга кругом, а возможности!

Лизонька снова зевнула и поспешно прикрыла рот рукой.

– У меня и здесь возможности те же самые. И вообще, мне в России больше нравится. Здесь хоть поговорить есть с кем. Водятся еще рядом умные люди! – и она с намеком мне подмигнула.

Приятно чувствовать себя умным человеком, тем более что я за время их болтовни успела свести в один файл отчеты всех филиалов.

Рабочий день пролетел стремительно, как и всегда. Подождав, пока из отдела не уйдут все соседки, выключила комп, оделась и неторопливо вышла. У дверей столкнулась с Ильей Викторовичем Зайцевым, заместителем начальника отдела автоматизации. Он машинально извинился и пропустил меня вперед.

Хороший он человек, вот только неженатый. Я знала, что половина нашей конторы упорно сватали меня за него. Мы хорошо друг к другу относились, но издалека. Повернувшись к нему, чтоб попрощаться, я заметила его взгляд, которым он окинул небольшую площадь перед зданием. Кого-то ждет? Но нет, он как-то неприязненно поморщился, суховато ответил на мое «до свидания» и быстро ушел, накинув на голову капюшон серой куртки. Что это с ним? Обычно он гораздо доброжелательнее.

Подошла к своему дому, подумала, звонить бабушке или нет. Дом у нас старый, нормальных людей почти не осталось, купили квартиры получше и уехали. Живут одни пенсионеры да разного рода шантрапа.

На втором этаже обосновались откровенные наркоманы, терроризирующие весь подъезд. Куда мы только не жаловались, никому до них дела не было. Участковый вообще не приходил, в дурацком наркоконтроле заявляли, что ничего не обнаружено, в полиции заявления под идиотскими предлогами не принимали.

Такое чувство, что наркоманов наши правоохранительные органы берегут и лелеют, похоже, им это выгодно. И очень. Только бизнес, ничего личного. А остальным жильцам как быть? Хоть отряды самообороны организовывай.

Поэтому мы с бабушкой выработали систему защиты: когда я прихожу, звоню ей, она меня ждет у наших дверей, громко спрашивая, иду я или нет. Помогает.

Позвонила бабушке. Открыла двери, металлические, между прочим, с домофоном, а толку что? Если враг внутри, никакие запоры не помогут. Прошла мимо сакраментальной восьмой квартиры. За ней опять стоял дикий гогот и вонь какая-то несусветная. Только проскочила мимо, дверь открылась, но я была уже на своем этаже и залетела в квартиру.

– Вот ведь бедлам какой! – бабушка заперла за мной дверь и прошла на кухню. – И когда это кончится? Хоть бы уж помер там у них кто-нибудь, может, хоть тогда этот притон прикроют. А так никому и дела нет. Как у тебя день прошел?

Я быстро разделась, вымыла руки и прошла за ней. Бабушке уже семьдесят пять, и, хотя она никогда не жалуется на здоровье, я вижу, что она помаленьку сдает. Это меня пугает. Очень пугает. Я не хочу оставаться одна. Поэтому стараюсь ее не расстраивать. Ни в чем.

Ответила стандартно:

– Все нормально. Все как всегда. Ничего нового.

Бабушка как-то уж очень проницательно посмотрела на меня и спросила:

– Лизу опять Макс подвозил?

И зачем я только ей об очередном Лизином бойфренде рассказала! Бабушка что-то сразу усекла и теперь постоянно меня о нем спрашивает.

– Да, как обычно, – голос предательски дрогнул, и я постаралась равнодушно улыбнуться.

Но бабушку не проведешь.

– А ведь он тебе нравится, – сочувственно проговорила она. – Очень нравится.

Я пожала плечами и уныло призналась:

– И что из того, нравится, не нравится? Максим всем нравится. Он харизматичный. Лидер. И красивый.

– Ты тоже красивая, Катя. Только вот мужчин боишься. Эх, и зачем я только отпустила тебя жить с матерью. Зря! Ох, зря!

– Да ладно, бабушка! Столько лет уж прошло! – я жутко не люблю вспоминать о том отвратительном времени.

– Вот именно! Столько лет прошло, а ты все опомниться не можешь!

Она была права. У меня не сложились отношения со вторым мамочкиным мужем. Вернее, они сложились, но очень специфические. После развода с моим отцом, мне тогда двенадцать лет было, мама недолго оставалась одна. Женщина она и сейчас симпатичная, а в то время и вовсе была хорошенькой. И подцепила какого-то фраера, как его бабушка называла.

Сначала они одни жили, а потом Толик решил, что мы должны жить одной семьей. И мама согласилась. Забрала меня у бабушки, мне только-только пятнадцать исполнилось, и мы стали жить вместе.

Никогда не забуду, как этот подлый Толик прижимал меня при каждом удобном случае и терся об меня своей нижней частью, ладно хоть штаны не снимал. А я такая закомплексованная дурочка была, что боялась маме об этом сказать.

Да и как скажешь? Она в этом своем Толике души не чаяла. Я потом поняла, что таким уродам бабы и верят безоглядно. Он тебе что хошь наговорит, честно в глазки глядя, по жизни болтун и бабник.

До сих пор помню его патетическое:

– Я тебя одну всю жизнь любил! – это он мамуле после обжималок со мной в любви клялся. – Эх, знала бы ты, как я тебя люблю!

Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы однажды к нам не приехала в гости бабушка. Посмотрела на красную от стыда и страха меня, на мутные Толиковы глаза, и велела мне собираться. Толику сказала, что он развратный козел и по нему полиция плачет. Помешать нам он не посмел.

А когда мать по его наущению приехала к бабушке на разборку, чтоб забрать меня обратно, та с ней закрылась в комнате и что-то долго ей объясняла.

Мать уехала несолоно хлебавши, а через месяц развелась. Но она долго от этого муженька избавиться не могла, он ей изрядно еще нервы-то попортил. Пришлось не только замки менять, а и дверь новую вставлять, железную. Грубую такую, но прочную, не китайскую, которую ребенок консервным ножом вскрыть может.

С той поры я в самом деле мужиков опасаюсь. Слишком сильно во мне чувство беспомощности и ужаса, когда Толик слюнявил меня своими мокрыми губами.

Но об этом я бабушке говорить не собираюсь. Она опять меня к психологу посылать начнет, а я никому об этом говорить не хочу. Противно до тошноты.

– А как у тебя день прошел?

Бабушка скривилась.

– Да что у меня может быть нового? Все как всегда. Сериалы смотрела да еду готовила. Давай ужинать.

Наевшись, я с удовольствием погладила округлившееся пузико.

– Спасибо, бабулечка! Ты меня так балуешь!

– Так кого же мне и баловать, как не тебя? Остальные внуки далеко, одна ты у меня рядом!

Убрали на кухне, ушли в большую комнату. Квартира у нас двухкомнатная, довольно большая. Звукоизоляция, правда, не ахти. Дом построен тридцать лет назад, железобетонный. Но зато кухня девять метров, это уже кое-что.

– Что, завтра опять к матери на дежурство? – с недовольством спросила бабушка, беря в руки вязание.

Дежурством она называет мое сидение с братьями. Их у меня двое – Слава и Саша, десять лет и пять. После Толика мама снова замуж вышла, на сей раз удачно. Правду говорят – «бог троицу любит». Вот на третьем муже мама и остановилась. Они двенадцать лет с Иваном женаты, он на севере работал, в Норильске. На пенсию вышел, приехал в наш город и сразу с мамой познакомился. Хороший мужик, работящий, правильный такой.

По субботам они с мамой по магазинам обычно ездят, на неделю покупки делают, чтоб посреди недели не заморачиваться. Ну и в кафешке немного посидят, от детей и суеты отдохнут. А с мальчишками остаюсь я. Мне не жалко, мне с братишками весело.

Бабушке это не нравится. Она уверена, что я на работе устаю, и мне передохнуть требуется.

– Поеду, бабушка. Сашка таким забавным стал, всех жить учит. Послушаю его сентенции, и жить веселее станет.

– Ну, как знаешь, – бабушка недовольно поджала губы. – Спокойной ночи, а то что-то устала я.

Она ушла, а я обеспокоенно посмотрела ей вслед. В последнее время бабушка на усталость стала жаловаться. Хотя она всегда себе днем сиесту устраивает. Не заболела ли она? Решила уговорить ее показаться врачу. Она в этом отношении нестандартная бабушка – очень не любит по поликлиникам ходить. Если заболеет, то лечится народными средствами, без врачей.

Немного почитала и тоже спать легла. Но, только глаза закрыла, тут же их и открыла. Что это за безобразие? Опять перед глазами Лизонькин Макс стоит как живой. Нет, с этим надо как-то завязывать. Влюбиться в кого-нибудь, что ли?

Кто там у нас из киноартистов самый обаятельный и привлекательный? Надо будет у Любови Николаевны проконсультироваться, она всех артистов знает. Выберу кого поинтереснее, и пылким чувством к нему воспылаю. И вроде как влюблен, то есть сердце занято, и в тоже время безопасно, поскольку предмет страсти далеко.

Глава вторая

– Катя, ты на корпоратив идешь? – Любовь Николаевна встала перед моим столом и, в упор на меня глядя, задала этот сакраментальный, задаваемый каждый год вопрос. – Или опять будешь отрываться от коллектива?

Я ни на какие корпоративы не ходила. Просто не видела смысла. Своих коллег я и без того каждый день вижу, для чего еще и праздники с ними отмечать? Но ответить не успела.

– Конечно, пойдет, правда, Катерина? – Лиза с надеждой смотрела на меня.

Что это с ней? Для чего я ей сдалась? Но Лизонька быстро пояснила:

– Пойдем, пожалуйста! Я с Максом приду, он меня своей заботой знаешь как достанет! – Для убедительности она провела ребром ладони по горлу. Получилось весьма кровожадно. – А ты с другой стороны сидеть будешь, ему придется свое внимание на нас двоих делить, и мне гораздо легче будет! Ну, пожалуйста, я тебя очень-очень прошу!

Марья Ивановна оторвалась от внимательно читаемого ею приказа, положила ручку и подозрительно уставилась на Лизу.

– Да скажи на милость, зачем ты парня за собой везде таскаешь, если он тебе не нравится?

– Я таскаю?! – Лизонька покраснела и аж взвизгнула от негодования. – Да я тысячу раз ему говорила, что я его не люблю! А он мне толмит одно: «моей любви хватит на нас обоих!» И не отвязывается! Что мне делать прикажете?

– Твердо сказать ему «нет»! Только и всего! – Марья Ивановна осуждающе покачала седеющей головой. – Не думаю, что это так трудно.

– Я повторяю: говорила это ему много раз. Он не понимает! Или не хочет понять! Они все считают, что я кокетничаю! – Лиза в самом деле рассердилась, что для нее было необычным, даже на щеках красные пятна появились. Я всегда считала ее пофигисткой. Ошибалась? – И что вы подразумеваете под загадочным словом «твердо»? Пошел вон? Как, по-вашему мнению, нужно давать от ворот поворот влюбленному парню?

Марья Ивановна помедлила, потом как-то изучающе посмотрела на меня и вдруг заявила:

– А в самом деле, Катя, почему бы тебе не пойти с нами? Пусть не в роли отвлекающего маневра, а просто посидеть, расслабиться, шампанского с нами выпить, а?

Интересно, что они тут задумали? Почему-то сразу вспомнился Зайцев. Неужто опять решили продолжить коварные матримониальные планы? Попыталась отбиться:

– Мне никакое вино пить нельзя, я от него краснею. Выпью бокал и все, мной можно елочку зажигать. Неприятно, знаете ли!

– Ух ты, – ни с того, ни с сего обрадовалась Любовь Николаевна. – Здорово! Теперь я хоть не одна пламенеть за столом буду, а на пару с тобой. – И принялась азартно выяснять: – Ты как краснеешь? Пятнами?

– Нет, сплошной волной, – ошарашено ответила я. – А что?

– А я пятнами. Представляешь, сначала шея огненными пятнами покрывается, потом все лицо. Убойное зрелище!

– Так, может, вам тоже на корпоратив не ходить? К чему людей смешить?

– А там все такие будут. Неадекватные. Поэтому кто как выглядит, всем пофиг. Там весело будет, Катюш. А ты и не знаешь, что это такое – веселиться! – упрекнула меня Марья Ивановна. – Пошли, мы тебя научим!

Я призадумалась. Лиза подошла ко мне и, погладив по руке, просительно протянула:

– Ну пожалуйста, что тебе стоит?

Это стоило мне покупки нового платья, туфель и вообще всего того, в чем положено ходить на коллективные пьянки, то бишь праздники. В принципе, деньги у меня были, но вот походы по бутикам и бесконечные примерки меня всегда напрягали.

– У меня платья нет. И вкуса, чтоб купить что-то приличное, тоже нет. Так что…

Продолжить мне не дала Лизонька. Подскочив на месте, она радостно пообещала:

– Мы сегодня же сходим с тобой в торговый центр «Наша мода». Там есть вполне приличные вещи. Вот только… – тут она призадумалась и нахмурилась.

– За тобой наверняка Макс увяжется? – проницательно уточнила Любовь Николаевна. – А вы его с собой возьмите. Это будет проверка глубины его чувств. Только истинно влюбленный выдержит многочасовой поход по женским магазинчикам.

– Ага! – поддержала его развеселившаяся Марья Ивановна. – Если любит, то не сбежит. А если сбежит из отдела женского белья, делайте выводы.

– Ну, из подобных отдельчиков мужики, как правило, по другим причинам сбегают, – заметила многоопытная Любовь Николаевна.

– А по каким причинам они сбегают? – хором спросили мы с Лизой и удивленно посмотрели друг на друга. Ого, значит, она такая же неопытная, как и я! Не ожидала.

Любовь Николаевна потрясенно закашлялась. Откашлявшись, хрипловато сообщила:

– Вот когда замуж выйдете, тогда все и поймете. Я вас в тайны замужней жизни посвящать не собираюсь! – это у нее прям по-королевски вышло. С великолепным таким пренебрежением.

Тут в отдел зашла наша взыскательная начальница, и все быстренько разбежались по своим местам. Вера Гавриловна посмотрела на меня, и я отчего-то покраснела. Глупо, понимаю, но я ее просто боюсь. У нее дед цыган, и мне постоянно кажется, что она видит людей насквозь. Во всяком случае, она не раз угадывала мои самые потаенные мысли. Вот и сейчас ее пристальный взгляд меня просто пронзил. И это не метафора, у меня внутри аж горячо стало.

И она не плохой человек, просто уж слишком… проницательная.

– Обсуждаете Новый год? – Вера Гавриловна взяла с моего стола маленькую елочку и полюбовалась ее голубоватым мерцанием.

– Уговариваем Катерину пойти вместе с нами на корпоратив, – сдала меня с потрохами Любовь Николаевна. – А она не соглашается.

К моему огорчению, начальница тут же присоединилась к агитаторам.

– Это вы зря, Екатерина Георгиевна, – строго так. – Это весело. А вы совсем не умеете веселиться. Пойдете, может быть?

Когда начальство с тобой разговаривает таким тоном, самое разумное – соглашаться. И я согласилась:

– Пойду. Вот только платье куплю. Одна! – и я предупреждающе посмотрела на Лизоньку.

Та даже глазом не моргнула.

– Как хочешь. Одна так одна.

Мне бы догадаться, что она так просто от идеи пробежаться со мной по бутикам не откажется. Но работы было много, да и вообще я в женском коварстве плохо разбираюсь. Опыта маловато. В общем, я успокоилась. И зря.

После работы мы вышли из конторы все вместе. За Любовью Николаевной приехал муж, но она вместо того чтоб пойти к нему, для чего-то направилась к Максу, стоящему возле своей машины и терпеливо ожидающего Лизу. Марья Ивановна тоже не побежала по магазинам, как обычно, а решила поприветствовать его же. Вышедшая Лизонька с лукавой улыбкой смотрела на меня.

Это мне не понравилось. Помахав всем рукой, я поспешно пошагала домой по полузасыпанной снегом дорожке. Догнавшие меня Марья Ивановна с Любовью Николаевной внезапно подхватили под белы рученьки и запихали в неслышно подъехавший сзади мерседес. Макс тут же тронул с места, и мы полетели по улице, пробиваясь сквозь разыгравшуюся метель.

Хотелось вопить, топать ногами и возмущаться, но было стыдно. В конце концов, мне в самом деле нужно платье, раз уж я получила начальственный приказ быть. Но вот как выбирать наряды под пристальным взглядом Макса? Или даже просто рядом с ним, потому что смотреть он будет точно не на меня.

Лиза повернулась ко мне и заботливо напомнила:

– Бабушке позвони, чтоб не волновалась.

Достала сотовый, набрала бабушкин номер. Та ответила сразу. Предупредила ее, что задержусь сегодня, похожу по магазинам перед Новым годом. Она хотела что-то спросить, но я пообещала все рассказать вечером и отключилась. Как скажешь бабушке, что меня, по сути, похитили и насильно везут за платьем для новогоднего корпоратива?

Затормозили возле торгового дома «Наша мода», мы с Лизонькой вышли из авто, а Макс повел машину на стоянку. Лиза ухватилась за меня, стараясь удержаться на высоченной шпильке, и я буквально заволокла ее внутрь.

– Ох уж эти каблуки! – выдохнула она. – Спасибо за помощь!

Что обувь проще было бы поменять, я указывать не стала, у всех свои тараканы в головах. Но высказать свое недовольство наглым похищением сочла необходимым:

– Лиза, что это за свинство? – прошипела я, едва мы зашли внутрь. – Издеваешься, да? Зачем ты меня сюда притащила?

Она небрежно взмахнула рукой.

– Что поделаешь, если другого способа тебя одеть не нашлось. Без меня бы ты купила себе что-то типа домашнего фланелевого халатика в цветочек и тапочки мягкие, так ведь?

Я сжала зубы. Да, люблю я домашние фланелевые халатики и тапочки мягкие люблю, и что? Имею право! Я никого очаровывать не собираюсь, так что для чего эти каннибальские пляски вокруг моей скромной персоны?

Лиза оглянулась, сжала мне руку и вдруг прошептала:

– Если тебе что-то покажется странным, делай вид, что ничего особенного не происходит, ладно?

Я тоже оглянулась. Сзади подошел Макс и как-то очень уж уныло посмотрел на Лизоньку. Я тоже посмотрела на нее и не поверила своим глазам. Передо мной стояла кукла! Самая настоящая кукла! С кукольными голубыми глазками, в которых не билось ни единой разумной мысли. Что это с ней?

Оторопев, осторожно перевела взгляд на Макса. Он как-то сумрачно усмехнулся. Не верит? Или верит?

– Знаешь, здесь на втором этаже очень миленький отдельчик вечерних платьев. Я там сама несколько платьев купила! – проговорила Лиза каким-то уж слишком щебечущим голоском. – Пошли, покажу! – и потянула меня к эскалатору.

Пошла. Макс шел следом, как привязанный. Отдельчик оказался огромным бутиком с нескончаемыми рядами стоек. Здесь были не только вечерние платья, висели вполне приличные костюмы и брючные, и с юбками.

Лизонька кинулась к стойкам с вечерними платьями, а я решительно направилась к костюмам. Если уж покупать, то что-то практичное, чтоб можно было и на работу носить. Выбрала симпатичный брючный костюмчик стального цвета, очень даже симпатичный. Посмотрела на подошедшую ко мне Лизу.

– Жуть какая! Повесь немедленно на место! – Лиза не на шутку рассердилась. – Ты на праздник собираешься, а не секретаршу директорскую замещать! – она бесцеремонно выхватила из моих рук вешалку с костюмом и сунула ее в руки сопровождающей ее продавщицы.

Потом потянула меня к стойкам с вечерними платьями, но тут уже решительно воспротивилась я:

– Не нужно мне эту жуть! Я в них только запинаться буду! Мне эта роскошь, как корове седло!

Лизонька притормозила и на миг задумалась. Потом бодро заявила:

– Ладно! Корпоратив у нас почти семейный, так что платье для коктейлей тоже подойдет! – и я была мощно подтянута к стойкам с короткими блестящими платьицами.

Потирая руку, за которую ухватилась Лиза, я с укором выговорила:

– Ну ты сильна! Штангой что ли занимаешься?

– Просто бегаю по утрам, чтоб меньше болеть. Болезненная я слишком.

Я осторожно спросила, пока она перебирала платья, периодически доставая понравившееся и прикладывая его ко мне.

– А что у тебя болит?

– Ангины замучили. Чуть что – ангина. Но я вот уже полтора года гимнастику для горла делаю, и за это время ни разу не болела. – И она трижды опасливо переплюнула через левое плечо.

– Покажешь, что за гимнастика для горла? – мне тоже не помешало бы заняться этой гимнастикой. Да и бабушке тоже.

– Да без проблем! – и Лизонька без всякого стеснения откинула назад голову, открыла рот, высунула язык и с утробным мычанием попыталась достать кончик носа. – Поняла? Вот так раз двадцать в любое время. Между прочим, это упражнение и мышцы шеи хорошо тренирует.

Я несколько ошарашено ее поблагодарила:

– Хорошо, я учту, спасибо.

Оглянулась посмотреть, не видел ли кто Лизины гримасы. Оказалось, продавщица заметила, но, судя по тому что на ее лице появилась озабоченность, она тоже решила приступить к тренировкам. Скорее всего, как только мы уйдем.

Посмотрела на вход. Сопровождающий нас Макс терпеливо сидел у входа на кресле для таких как он, угнетаемых своими дамами кавалеров, глядел в свой айфон и на нас внимания не обращал.

У меня вырвался странный вздох.

– Я ему велела сидеть у входа, чтоб не отсвечивал, – понятливо пояснила Лизонька. – Но когда мы подберем тебе наряд, я его позову, как эксперта. Чтоб посмотрел на тебя мужским взглядом и сказал, нравится ему или нет.

Я впала в ступор. В самым настоящий ступор!

Не ожидая моей реакции, Лизонька подала продавщице три отобранных ею платья и повела меня в примерочную.

– Давай меряй и показывайся! – все это было сказано безапелляционно, будто я глупенькая маленькая девочка. Впрочем, такой я себя и ощущала.

Посмотрела на платья. Одно отложила сразу. Оно было слишком уж оголено и сверху, и снизу. На другие посмотрела повнимательнее. Одно из них было серебристое, до середины колена, с небольшим декольте. Вполне приличное, на мой взгляд. Я его надела и тут же поняла свою ошибку: по обоим бокам от ягодиц до самого низа шли разрезы. Мне это категорически не понравилось.

А если зашить? Я захватила руками разрезы и поняла, что в таком случае не смогу сделать ни шагу. Уж слишком платье было узким. Вздохнув, стянула его с себя и натянула последнее. Черное, с длинными рукавами, со скромным вырезом мысиком, длиной до середины бедра, мне понравилось. Сидело оно на мне хорошо и даже все достоинства моей фигуры подчеркнуло, но вот только мрачное слишком было и длина подкачала.

Я хотела снять и его тоже, и посмотреть что-то не такое вызывающее, но в кабинку нахально заглянула Лиза и восхищенно присвистнула.

– Вот блин! Ножки-то, ножки! – и она бесцеремонно выдернула меня из кабинки на всеобщее обозрение.

Окинув меня профессиональным взглядом, продавщица закивала и расплылась в восхищенной улыбке, на мой взгляд, слишком уж профессиональной.

– Фигура – блеск! И ножки точеные!

Я скептически посмотрела на себя в зеркало. Не спорю, девица в нем была привлекательной, но какой-то уж слишком чужой.

– Берем! – Лизоньке мое согласие или несогласие было до фонаря. – Так, теперь туфли! – Какой у тебя размер?

– Тридцать седьмой.

Я думала, нам придется топать в другой бутик, но продавщица тут же вынесла несколько пар черных туфель, и Лиза принялась их сосредоточенно осматривать. Памятуя ее пристрастность к сверхвысоким каблукам, я попыталась воспротивиться:

– Лиза, я не буду покупать туфли на шпильке! Даже и не надейся!

Она рассеянно ответила, для чего-то рассматривая кожу одной пары на свет:

– Тебе и не надо, у тебя рост нормальный. – И уже продавщице: – А что-то еще есть? Каблук семь сантиметров.

Та вынесла еще несколько коробок. Открыв первую, Лизонька удовлетворенно крякнула и протянула туфли мне. К моему удивлению, туфельки мне приглянулись с первого взгляда. Элегантные, чуть зауженные, с тонким, но устойчивым каблуком. Надела и поняла: мое!

– Чудно, чудно! – Лизонька похлопала в ладоши, награждая себя восторженными аплодисментами. – Ай да я! Ты просто картинка, Катя! – и добавила загадочную фразу: – Теперь ты вполне можешь составить мне достойную конкуренцию.

– Какую конкуренцию? – я сразу насторожилась. – Ты это о чем?

– Да о том, что мужики будут пялиться не на меня одну. А на тебя тоже. Это называется размазать интерес. Паритет своего рода. А то знаешь, как они все меня достали?

Нелогично. Если они ее достали, то для чего тогда наряжаться и их провоцировать? Вот я…

– Да никого я не охмуряю, не соблазняю и в себя не влюбляю! – Лизонька опять проявила никчемушную проницательность. – Я дома сижу, а они меня достают просто! И папаша туда же! «Пока молодая, надо жить полной жизнью!» Эх!.. – она замолчала, глядя на приближающегося к нам Макса.

Я с изумлением смотрела на нее. Вот только что она говорила со мной, как вполне разумный человек, а теперь снова превратилась в говорящую куклу!

Пустой взгляд, резкие движения и нарочитая наивность! Но проделано артистично. На грани фола, но вполне достоверно. Если не знать, какая она на самом деле, вполне можно поверить в прекрасную, но безмозглую куклу. Этакая Мальвина, только с золотыми волосами. Для чего Лизе это нужно?

– Макс, как ты оценишь Катино преображение? – воркованию Лизоньки мог позавидовать и влюбленный голубок. – Правда, хороша?

Я почувствовала себя товаром на ярмарке невест. Стыд захлестнул удушливой волной. И вот я опять похожа на спелую помидорку! Да что это такое! Я разозлилась. И на Лизу, и на себя. И на Макса, беспристрастно оценивающего меня.

Сердито на него посмотрела. В его глазах мелькнуло что-то непонятное и тут же исчезло.

– Недурно, весьма, – суховато одобрил он мой внешний вид. – Немного макияжа, и будет просто супер.

– Я тоже так считаю, – пропела Лиза и спросила у меня: – Раздеваться будешь? Или так домой поедешь?

– Буду! – сердито отрубила я. – Вы езжайте, я доберусь сама! Город я знаю. – И отправилась в кабинку снимать навязанное мне платьице.

Может, дождаться, пока они уедут, и отказаться от этого секс-наряда? Еще раз посмотрела на себя, чуть прищурив глаза. Если судить беспристрастно, то очень даже ничего. Ножки и в самом деле хороши, я и не знала, что они у меня вполне на уровне. Как-то не разглядывала себя, не до того было. Грудь тоже.

И внезапно решила: ладно, возьму, где наша не пропадала!

Аккуратно стянула платье, сняла туфли, оделась в свои старые шмотки и вышла к продавщице. Подала ей обновки, она сноровисто упаковала их в пакеты и подала мне.

– А заплатить? – пакеты я не взяла. – Я же не платила! – странно, что она об этом забыла.

– Елизавета Александровна уже за все заплатила.

Откуда она знает Лизино имя? Но главное не это! Лиза побоялась, что я раздумаю?

– Сколько это стоит?

Прозвучала довольно внушительная сумма, но она меня не испугала. Подумаешь, в кои-то веки могу себе позволить и пошиковать. Решила отдать деньги Лизе завтра, взяла пакеты, двинулась к выходу.

У выхода из здания стояли Макс с Лизой, о чем-то говоря. У Лизоньки было все то же кукольное выражение лица. Обернувшись ко мне, она радостно заявила:

– Быстро ты, я бы никогда так не смогла. А теперь мы тебя домой отвезем.

Я хотела было отказаться, но Лиза подхватила меня под руку, и, щебеча какую-то бессмыслицу, больно ущипнула за локоть. Я вопросительно подняла бровь, она тихо мне шепнула:

– Не хочу оставаться наедине с Максом. Опять чушь будет молоть о неземной любви. Как от него отвязаться? Не знаешь?

Я дико на нее посмотрела. Откуда мне знать, как ей отвязываться от собственных поклонников? Я тут вообще ни при чем.

Макс хмуро смотрел на Лизоньку, не обращая внимания на окружающих. И зря. Из толпы идущих мимо людей выпорхнуло эфемерное создание в коротенькой розовой шубке с розовыми же сапогами до середины бедра и кинулось ему на грудь.

Он ловко отскочил в сторону, заставив меня восхититься. Вот это натренировался! Это ж сколько девиц ему на грудь кидаются, ежели он, даже не глядя, такую прыткость проявляет?

Девица опустила руки и, обиженно глядя на него, нежным голоском заявила:

– Макс, как тебе не стыдно! Я постоянно тебе звоню, но ты не отвечаешь!

– А я и не обязан тебе отвечать!

Ух ты, какой тон ледяной! Я и не подозревала, что он так умеет! Девица сникла, но ненадолго.

– Я тебя люблю! – пылкое признание прозвучало посредине толпы в фойе торгового центра. На мой взгляд, для подобных признаний нужно выбирать что-то более подходящее. Или уж где объект страсти поймала, там и призналась?

Посмотрела на Лизу. Та откровенно наслаждалась спектаклем. Почувствовав мой взгляд, посмотрела на меня и подмигнула. Заметивший наши переглядки Макс решительной рукой направил нас на улицу, оставив влюбленную красотку безнадежно смотреть ему вслед.

Мы сели в машину, причем Лиза сзади рядом со мной, и отправились ко мне. Как обычно в это время, город стоял. Мы ныряли из пробки в пробку, и я сильно пожалела, что согласилась на это сомнительное удовольствие. Пошла бы пешком, давно была бы дома.

– Я тебе деньги завтра отдам, – мне было неловко из-за Лизиного самоуправства, и я постаралась выразить это осуждающим тоном.

Но до Лизы или не дошло, или она считала себя правой, но она только передернула точеным плечиком.

– Да ерунда. Когда сможешь, тогда и отдашь.

Простояв в пробках пару часов, мы наконец-то съехали с центральных улиц и довольно быстро добрались до моего дома. Я поблагодарила их и хотела выйти, но Лиза сурово указала Максу:

– Проводи Катерину до квартиры, пожалуйста, у нее очень проблемный подъезд. Наркоманы и прочее…

Уточнять она не стала, он понял все и сам. Вышел из машины, открыл передо мной дверцу, подал руку, помогая выйти. Чувство было на редкость странное. Опираться на мужскую ладонь мне еще не доводилось. Я вообще всеми силами избегала таких двусмысленных ситуаций, когда ты слабая, он сильный, типа защитник и покровитель. Не вдохновляли они меня отчего-то.

Меня всегда напрягали прикоснувшиеся ко мне мужские руки. Но руки Макса были твердыми и надежными, и у меня не возникло ни страха, ни опаски. Наоборот, ужасно захотелось, чтоб он не отнимал руку. Он и не отнял, просто переместил ее с моей ладони на локоть. Так и завел в подъезд, подождав, пока я проведу по дисплею проходилкой.

Так мы и по лестнице поднимались. Мне хотелось взбежать как можно быстрее, чтоб избавиться от этой тревожащей меня опеки, но на втором этаже возле восьмой квартиры Макс приостановился и кивнул на ничем не отличавшуюся от других дверь.

– Это отсюда проблемы?

Я кивнула.

– А как ты понял?

Он пошел дальше, говоря на ходу:

– Запах. Я этот запах хорошо знаю.

Удивилась. Он что, с наркоманами общался?

– Приходилось. – ответил он на неозвученный вопрос. Удивленно посмотрела на него, он невесело мне усмехнулся. – В школе одноклассники кайфовали. Пока один от передозировки на тот свет не отправился. Тогда родители тревогу подняли.

– Ты разве в обычной школе учился?

– В гимназии. Элитной.

Больше он ничего не сказал, а я не спрашивала. К чему? Захотел бы, сказал сам. Видимо, ему неприятно об этом вспоминать. И я его прекрасно понимаю.

Не успела достать ключи перед нашей дверью, как она распахнулась, и выглянула обеспокоенная бабушка.

Макс вежливо поздоровался.

– Возвращаем вашу внучку в целости и сохранности.

Бабушка степенно поблагодарила и внезапно поинтересовалась:

– А вы кто будете?

– Я Макс, друг Лизы. Вы с ней знакомы?

Лизонька не раз бывала у нас после работы, поэтому бабушка приветливо закивала и спросила:

– Может, в гости заглянете?

Макс с поклоном отказался и быстро сбежал вниз, едва попрощавшись. Я зашла в квартиру и принялась раздеваться, почему-то скорбно насвистывая.

– Так вот он какой, Макс. Хороший парень. Воспитанный и обходительный. Сейчас таких мало. И красивый такой. Недаром он тебе так нравится.

Как нож в сердце!

– Бабушка, ты о чем? Он за Лизой ухаживает! Он в нее по уши влюблен!

– Вот как? Жаль, вы хорошо смотритесь вместе. А Лизонька как к нему относится?

– Никак. Как обычно.

– Папа еще не вмешался?

– Вроде нет. Раз Макс с ней.

Как-то, будучи у нас в гостях, Лиза пожаловалась бабушке на своих сверхнастойчивых ухажеров. Никто из них не понимал, когда она говорила о расставании. Все считали, что это просто кокетство.

– Ну не могу я послать подальше влюбленного в меня парня! Просто язык не поворачивается! Знаю, что нужно быть твердой и решительной, а не получается. – Лиза была здорово угнетена. – Я и знакомиться с ними со всеми не хотела, они сами ко мне привязываются! Да так, что не отвяжешься.

– И кто же тебя от кавалеров-то спасает? Мама?

– Папа. А что делать? Приходится просить его о помощи. Он ворчит, но не отказывает. После его разговора они уходят, но все равно время от времени заявляются с проверочками. Вдруг передумала?

– А как же ты с ними знакомишься? Где?

– Да везде, куда не пойду. С Максом мы познакомились на вернисаже. Я там с мамой была. Он деликатно так сначала про картины говорил, потом подвезти предложил. Маме он понравился.

– А тебе нет?

– Да как сказать. Пока в любви не признался, нравился. Потом резко нет. У меня всегда так. Надоедают быстро.

– Тебе что, никто серьезно не нравился? – бабушка была озадачена ее странным поведением.

Лизонька призадумалась.

– В школе я была влюблена в нашего физрука. Но он женат был. Ух, как я страдала! Ночами в подушку ревела. А после ни в кого. Скучно живу?

Я засмеялась, а бабушка заметила:

– Вот и Катя ни в кого не влюбляется. Оно так спокойнее, конечно, но уж очень скучно, ты права. Ну, всему свое время. Придет и ваше время, девочки.

И вот теперь, вспоминая этот разговор, бабушка заметила:

– Если папа вмешается, Макс исчезнет?

Я представила, что никогда больше не увижу его серых внимательных глаз, и вдруг такая тоска накатила! С трудом ответила внимательно следившей за мной бабушке:

– Наверное.

Она покивала каким-то своим мыслям.

– Лизонька очень красивая девушка, парни летят на ее свет, как мотыльки. Но вот настоящая ли это любовь?

– Ты просто философ, бабулечка. Почему вдруг не любовь-то?

– Потому что внешность быстро… как это сказать-то? Присматривается, что ли?

– Это ты о том, что после месяца со дня свадьбы мужья уже не замечают лица своих жен? Эффект привыкания?

– Вот-вот. Я как раз об этом. Но этого-то они не понимают, принимая восхищение красотой за что-то более глубокое.

– Ну, не думаю, что Макс столь поверхностен. Мне кажется, он всерьез влюблен. За остальных не ручаюсь.

– Да, жизнь не простая штука. Но кто сказал, что все должно быть просто?

Чтоб прекратить конфузящие меня размышления, я потрясла пакетами с фирменным логотипом.

– Знаешь, что там? Новогоднее платье и туфли!

Бабушка поразилась.

– Ты что, пойдешь-таки на новогодний вечер?

Я угрюмо кивнула.

– Ну да, меня пойдут. Начальница сделала предложение, от которого не отказываются. Сама понимаешь, мне еще до пенсии работать и работать. И место это терять не хочется. Мне оно нравится.

Бабушка захихикала.

– Бедняжка! Тебя заставили идти на праздник! Издевательство, однако!

Я ее активно поддержала, серьезно так, строго:

– Вот именно! Ты выбрала правильное слово! Но это еще не все – Лизонька лично выбрала мне этот нарядец! Я в этом никакого участия не принимала! И заплатила сама. Теперь мне нужно наличку снять и ей отдать.

– Сколько? – услышав сумму, бабушка задумчиво уточнила: – Две моих пенсии. Но это ерунда. Если у тебя денег не хватает, я тебе добавлю.

– Да хватает у меня денег. У меня бесстыдства в нем ходить не хватает. Хочешь, платье примерю? Посмотришь.

– Тогда и туфли надевай. Тоже посмотрю.

Я ушла в свою комнату и переоделась. Обула туфли и вышла к бабушке. У той непроизвольно приоткрылся рот.

– Вот видишь, бабуля, на кого я стала похожа? На путану, если выражаться цивильным языком.

Но бабушка обошла меня со всех сторон и восхищенно поцокала языком.

– Класс! Я даже не предполагала, что у тебя такая фигурка! Венера Милосская по сравнению с тобой полено необтесанное!

Я замерла. Что это такое с бабушкой?

– Это ты меня утешить пытаешься?

– Да нужно мне тебя утешать! Молодец Лизонька! Вот у кого глаз-алмаз! Ей надо модельером работать или кто там наряды для модных дам подбирает?

– Имиджмейкером? – я тоже не знала, кто это может быть. Но это неважно. – Неужели тебе это нравится?

– Нравится? Не то слово! – бабушка была похожа на восторженную школьницу. – Я в восторге! Думаю, все ваши мужики со мной будут полностью солидарны.

Я припомнила Лизины слова о паритете.

– Это коварные происки Лизаветы! Она хотела, чтоб я ее ухажеров переманила! – в моем голосе проскользнули панические нотки, и я воинственно выпрямилась.

Может, развеять ее коварные замыслы и просто на корпоратив не пойти? А что? Это будет симметричный ответ, как сейчас любят говорить.

Только я это подумала, как бабушка сердито погрозила мне пальцем.

– Конечно, иди! Хоть раз в жизни почувствуешь себя настоящей женщиной! За которой ухаживают, которая может свести с ума любого мужика, если захочет. И попытайся, обязательно попытайся!

Это она о чем? Призвала ее к порядку:

– Бабушка, ты о чем? Я особа высокоморальная и никаких мужиков приваживать не собираюсь.

– И не надо, не надо! Они и сами привадятся, без всяких усилий с твоей стороны. Ты только сразу отсеивай негодящих. А то потом трудно будет. И платье мрачноватое, надо к нему бусы добавить.

Она поспешила в комнату, вынесла бусы из горного хрусталя. Я надела. Понравилось. В свете люстры бусинки нежно заискрились теплым золотисто-голубоватым светом, бросая на лицо и шею таинственные блики.

– Очень, очень хорошо! – одобрила мой наряд бабушка. Вот так и иди!

Я уныло согласилась.

Глава третья

За четырьмя составленными столиками уместился весь наш отдел в полном составе плюс посторонние элементы. Ну, не совсем посторонние, но все же изрядно меня смущающие. Рядом с Лизонькой сидел Макс в черном смокинге с серебристой бабочкой на накрахмаленной белой рубашке, красивый, широкоплечий, чрезвычайно импозантный, привлекающий восхищенные женские взгляды.

Любовь Николаевна привела мужа, правда, Виктор Михайлович был в сером костюме-тройке, поэтому по импозантности Максу несколько уступал. Вера Гавриловна тоже была при муже, тот вообще заявился в заурядном черном свитере и черных джинсах, явно не желая выделяться из толпы. Он работал инженером на заводе, близко общался с пролетариатом и всяких мусей-пусей не терпел. Для него чем проще, тем лучше. Демократия в действии, так сказать.

Мы с Марьей Ивановной были без спутников и откровенно наслаждались свободой. Марья Ивановна давно была в разводе, избавившись от запойного муженька, я вообще в эту кабалу не стремилась, или, как изящно выражался наш главный конторский балабол Лешик Баранов, активно уклонялась от сдачи в эксплуатацию.

– Ты сегодня как золушка на балу! – Марья Ивановна явно решила меня подбодрить, видимо, уж очень квелый у меня был вид.

В ответ я только кивнула. В самом деле, Золушка. В чужом, по сути, платье, потому что деньги за него я еще не отдала, чужих же туфельках. Единственное, что утешало: красилась я сама и своей косметикой.

Пока роковая вамп нашей конторы Любовь Николаевна кокетничала с чужими кавалерами, рассеянно разглядывала окружение. Все отделы уже на своих местах, до назначенного времени осталось всего пять минут. Нет только автоматизаторов. Неужто работают? Странно.

Пробило четыре часа, и в зал тут же, чеканя шаг, вошел отдел автоматизации. Впереди начальник Владимир Иванович, следом его зам Зайцев Илья Викторович, специалисты Игорь Петухов, Генрих Рудт и тот самый Лешик Баранов. Вошли, дружно подняли руки в общем приветствии и уселись за свой столик. Здорово это у них получилось. Эффектно.

Сердито на них посмотрев, генеральный укоризненно покачал головой и постучал пальчиком по циферблату наручных часов, намекая на опоздание. А потом неторопливо начал новогоднюю речь. Олег Геннадьевич вообще поговорить любит, а тут такой повод классный, как его упустить?

Все молчали, слушая, а, может, и нет. Как я. Торжественные речи генерального я всегда пренебрежительно пропускала мимо ушей. Зачем забивать свою память ненужной информацией?

Справа от меня сидел Макс, нас разделял угол стола. Скорее даже не разделял, а сближал, потому что мне прекрасно был виден и он, и сидевшая рядом с ним Лизонька. Обворожительная, в синем платье до пола. И с чего она вздумала, что я кого-то от нее отвлечь смогу? Большей глупости я в своей жизни не слыхала!

Напротив меня на стене висел розовый постер «С Новым годом, с Новым счастьем!» Это как? Получается, если старого счастья нет, то и нового ждать не приходится? Обидно, однако…

Макс по-свойски положил загорелую руку на голый Лизин локоть и ласково погладил. Ей это не понравилась, но она смолчала, только глазами недовольно сверкнула, Макс и не заметил. И вот так она всегда! Не нравится, но терпит. Для чего? Обидеть боится?

Олег Геннадьевич на мгновенье замешкался, набирая в грудь побольше воздуха для продолжения речи, и тут кто-то завопил: «Ура!..». Генеральный удивленно заморгал, но тут все дружно поддержали инициатора, и директору пришлось с улыбкой поднять бокал, призывая всех выпить.

Мужчины за нашим столом стремительно откупорили шампанское и разлили по бокалам. Мне налил Макс, сидевшей слева от меня Марье Ивановне бокал наполнил Виктор Михайлович.

Подняв бокал, Марья Ивановна с удовлетворением шепнула мне:

– Вот как надо прерывать бесконечные начальственные речи! Олег Геннадьевич добровольно так быстро ни за что бы не кончил. Он же только-только на своего любимого конька сел, докладывать начал о наших успехах, достигнутых благодаря его чуткому руководству, а тут каких-то десять минут, и амба! Кто первым-то закричал, заметила?

Я посмотрела на столик автоматизаторов.

– Лешик. Похоже, он уже подшофе.

– Понятно, – Марья Ивановна захихикала. – Ну, теперь будет весело.

– Почему?

– А вот нужно на корпоративные вечеринки-то ходить, тогда и знать все будешь. Лешик и в трезвом-то состоянии забавен до чертиков, а уж в подпитии ему равных нет. Лучше любого циркового клоуна. Повеселимся.

Я поверила Марье Ивановне на слово. Она на всех наших корпоративах бывает, ей виднее. Это я на таком мероприятии впервые, не знаю ничего.

После шампанского пришла очередь салатиков и закуски. Не спрашивая у меня разрешения, Макс быстренько накидал мне в тарелку всего понемногу, что было выставлено на нашем столе, и переключился на Лизоньку. Меня это несколько позабавило. Умно, умно. Это чтобы в процессе обольщения не отвлекаться на посторонние предметы.

А он Лизу целенаправленно и как-то даже профессионально обольщал. Глядел в глаза, медленно подносил к губам ручку, целовал ладонь. От этого действа даже у меня по жилам какая-то дрожь пробегала, а представляю, что испытывала Лиза. Неужели устоит? Для этого по твердости железобетонной надо быть, не меньше.

За столом автоматизаторов что-то выкрикнул Лешик, я машинально глянула туда. И поразилась! Илья смотрел на Лизу таким взглядом… Я даже не знаю, как его назвать… Страстным? Неистовым? Гневным? В общем, так смотрел, что мне аж дышать трудно стало. Вот блин! Похоже, он тоже в Лизу влюблен.

Но это он зря. Вряд ли Лиза когда-нибудь поймет, что он классный парень. У нее другой уровень жизни. Как и у меня. Вот я бы Илье вполне бы по всем параметрам подошла, да только мы друг другу лишь симпатизируем, и не больше.

Тягостно вздохнула и принялась за поглощение салатиков. А как же? За корпоратив деньги плачены, вот и нужно их отъедать. Пока пыталась отвлечь себя глуповатым, но действенным ёрничаньем, в зал вошли Дед Мороз и Снегурочка. Дед Мороз густым басом, совершенно не соответствующим его субтильности, несколько утомленно поздравил народ с Новым годом.

Потом объявили конкурсы. Сослуживцы, как малые дети, принялись рассказывать стишки, петь песенки, отгадывать загадки. А что? Приятно, наверное, вспомнить детство. Когда начали водить хоровод вокруг елки, нахальный Дед Мороз потребовал участия в нем всех, пригрозив, что иначе для нашей конторы год будет неудачным.

Под негодующим взглядом генерального все мирно сидящие за столиками вынуждены были подняться и влиться в общий круг. Естественно, там же оказалась и я. Выбранные для меня Лизой туфли были хотя и удобными, но на суматошный забег вокруг елки явно не рассчитывались. Хотя, возможно, дело в моей неподготовленности, у меня туфель на каблуках отродясь не бывало.

Так что, когда после наших дружных воплей «ёлочка, гори!» наш электрик дядя Слава заставил елочку сиять разноцветными огнями, и хоровод наконец-то остановился, жить мне сразу стало как-то веселей.

Едва Дед Мороз распустил по местам дисциплинированных сотрудников, мы все одновременно шмякнулись за стол, и мужчины снова всем налили шампанского. Я с сомнением посмотрела на свой бокал. Стоит ли мне пить? Я и после первого чувствовала себя несколько странно, какая-то опасная легкость в организме проявилась, а что будет после второго? Я вообще не пью, стоит ли начинать?

Я бы пить не стала, если бы не Марья Ивановна с ее кощунственным:

– Не будешь пить с нами шампанское, счастья тебе в следующем году не видать! – я скептически на нее посмотрела, она утвердительно покивала, подтверждая свои слова, и заверила: – Не сомневайся, проверено личным опытом! Причем многократно!

Счастья мне хотелось, и я опасливо выпила бокал. Но вроде ничего страшного не случилось, просто мир вокруг стал гораздо приветливее и веселее.

Дед Мороз с непристойным для сказочного духа коварством вдруг объявил конкурс на песни, начинающиеся на междометия. От каждого отдела по песне. За первое место пообещал бутылку французского шампанского, за второе – российского, но хорошей марки, за третье – коробку конфет. Ух ты, я таких песен и не знаю! Вернее, знаю, но мало. На всех точно не хватит. У нас восемнадцать отделов, а песен я смогла припомнить только восемь. Ну, может, кто и больше знает. Похоже, тут кто первый, тот и на коне.

Сообразив это, первым в бой ринулся начальник отдела автоматизации. Под аккомпанемент деда Мороза, игравшего на гитаре, очень мило исполнил «Ой, мороз, мороз». Не ожидала, что Владимир Иванович такой прыткий. Но баритон у него хороший.

Дальше организовалась очередь из желающих, а мы принялись препираться. В смысле никто из нас петь не хотел.

– Так нельзя! – Вера Гавриловна просто шипела от распирающей ее злости. – Надо идти, Олег Геннадьевич все равно заставит! Лучше уж добровольно!

– Вера Гавриловна, вот от отдела автоматизации начальник пел. Может, и вам стоит поддержать этот почин? – Любовь Николаевна после шампанского чересчур раскраснелась и расхрабрилась.

Вера Гавриловна так на нее посмотрела, что всем стало ясно: запомнит. И не забудет. Но смелой после вина Любови Николаевне все было трын-трава:

– Нет, правда? Что вам стоит?

– У меня слуха нет! – чуть ли не с яростью прошипела наша руководительница. – Меня слушать нельзя! Всем плохо будет! Так что давайте кто-нибудь другой! Вот вы, Любовь Николаевна, наверняка поете хорошо!

Приговоренная к исполнительству Любовь Николаевна испуганно заверила, что поет плохо и вообще песен не знает, и нагловато усомнилась, что со слухом начальницы все так скверно.

Откровенно веселящийся муж Веры Гавриловны подтвердил:

– Правда-правда, не думайте, что она стесняется! Она когда дома что-то напевает, я всегда в другую комнату ухожу. Чтобы не помереть прежде времени. От смеха.

Вера Гавриловна гневно на него уставилась, молча обещая медленную и мучительную смерть. Тут, спасая нас всех от неминуемой расправы, Лизонька спокойно пообещала:

– Да я спою, не беспокойтесь. Меня петь еще в музыкальной школе научили. Это не проблема. Главное, чтоб горло потом не заболело.

Макс с откровенным восхищением на нее посмотрел, и я стремительно отвела глаза. И за что мне это? Что я такого в этой жизни натворила? Или, может, в каких-нибудь прошлых? Куртизанкой была, к примеру? Или, может, семью разбила? За что теперь и расплачиваюсь?

Приложила руки к горящим щекам. Так, я опять похожа на спелую помидорку! Из-за шампанского или близости Макса? Выяснять первопричину не хотелось, и я попыталась сосредоточиться на выступлениях соперничающих отделов.

А они старались! Кто пел всем отделом, кто трио, кто дуэтом, но соло не выступал никто. Последние песни начинались не на междометия, междометия были посредине текста, но что делать? Песен мало, отделов много.

Но вот остался наш отдел, последний, и Олег Геннадьевич кинул многозначительный взгляд на наш столик.

Лиза без всякого стеснения вышла к елке. А чего ей стесняться? Она хороша, и прекрасно это знает. Макс как-то судорожно выдохнул, и я тайком взглянула на него. Он со священным трепетом любовался Лизонькой. Думаю, так посетители Лувра любуются картиной Леонардо Да Винчи «Мона Лиза». Да, Лизонька шедевр своего рода, но для чего ее так явно обожать? Она человеком хочет быть, а не иконой.

Перевела взгляд на Лизу. Она уже перекинула через плечо лямку отобранной у Деда Мороза гитары, провела рукой по струнам, вслушиваясь в их звучание, и запела:

«Ах, зачем эта ночь так была хороша!

Не болела бы грудь, не страдала б душа!»

Эту песню еще никто из отделов не спел. Да ежели бы и спел, на это никто бы и внимания не обратил, потому что пела Лиза хорошо. Волшебная мелодия, красивый голос, народ заслушался. Даже Лешик отставил стакан с водкой и пригорюнился, внимая горестной истории.

Потом все разом захлопали, заставляя бедную Лизу петь еще и еще. Она спела песен семь, но публика неистовствовала, оглушительно хлопая и требуя «бис!». Если бы не генеральный, вставший со своего места и решительно прекративший ее сольное выступление, Лизонька точно бы охрипла.

Олег Геннадьевич подвел ее к нашему столику, Макс тут же поднялся навстречу. Усадил на стул, поцеловал руку, интимно глядя в глаза. У меня прервалось дыхание, и я схватилась за почему-то вновь полный бокал шампанского. Выпила, а потом спохватилась: что я делаю? Мне же до дома будет своими ногами не дойти!

Ну да ладно, что сделано, то сделано.

К нашему столику подошел улыбающийся Дед Мороз с бутылкой французского шампанского. Хотел вручить ее Лизоньке, но ему наперерез поднялась Вера Гавриловна.

– Я начальник этого отдела, мне и призы принимать! – она решительно выдернула бутылку у обескураженного таким поворотом Деда Мороза.

Я его прекрасно понимала. Он наверняка рассчитывал не только ручку Лизоньке пожать, но и к щечке приложиться, а тут такой облом. Ладно-ладно, у самого Снегурочка очень даже недурна, нечего на посторонних красоток заглядываться.

Он ушел, сердито вздернув искусственную бороду, а Вера Гавриловна горделиво посмотрела на бутылку, передала ее мужу Любови Николаевны и распорядилась:

– Виктор Михайлович, налейте дамам шампанское, мужчинам – водки!

Тот молча исполнил поручение.

– За наш дружный отдел! – провозгласила Вера Гавриловна. – И за нашу героиню! – она отсалютовала бокалом Лизоньке. – Пьем до дна!

Я с сомнением посмотрела на шампанское. Не слишком ли? Четвертый бокал! Да я после него встать не смогу, это точно! Но под угрожающим взглядом начальницы выпила бокал до дна.

К чему мне лишние неприятности? Все знают, что обиды, даже надуманные, Вера Гавриловна не прощает. Вот сейчас закушу получше, и все пройдет. Я положила в рот кусок колбасы и принялась жевать. Шампанское было холодным, очень вкусным, и сервелат его вкуса перебить не смог.

Пока я боролась с послевкусием шампанского, Дед Мороз со Снегурочкой тихо исчезли. Заиграли вальс, и Макс, поднявшись, с поклоном пригласил Лизоньку на танец. Она согласилась, и они грациозно поплыли вокруг елки. Я на них не смотрела. Зачем? Мало мне расстройства? Я уже сотню раз за этот вечер пожалела, что согласилась пойти.

Наши дамы ушли танцевать со своими половинками, и за столом остались только я и Марья Ивановна.

– Слушай, Катя, ты сегодня так хороша, просто прелесть!

Я с удивлением на нее посмотрела. Что это с ней? С чего это она вдруг решила поднять мою самооценку?

– Не смотри на меня так скептически, я правду говорю! – Марья Ивановна понизила голос и для чего-то сказала: – Лизонька все равно Максу от ворот поворот даст. Вот и не зевай!

Нет, это уже слишком! Похоже, что актриса из меня никакая. Зря я сюда заявилась, ох, зря!

– Не напрасно же тебя Лиза на сегодняшний корпоратив чуть ли не силой притащила! Она тоже все понимает!

Я покраснела, хотя, казалось, сильнее краснеть уже некуда.

Марья Ивановна сочувствующе пожала мне руку.

– Да ты не переживай, просто будь посмелее, и все! Никого ни от кого ты не отбиваешь, это даже не обсуждается! Если бы у Лизоньки на Макса были какие-то виды, а то…

Спасая меня от душераздирающих откровений, передо мной возник Игорь Петухов из отдела автоматизации и чуть иронично поклонился, протягивая руку. Забыв, что вальс я вообще танцевать не умею, тут же вскочила и позволила увести себя на танцпол, спасаясь от сентенций сверхромантичной Марьи Ивановны.

Игорь закружил меня в вальсе, крепко прижав к себе. Странно, никакого дискомфорта я не ощутила, хотя обычно терпеть не могу мужчин, нарушивших мое личное пространство. Что это? Действие шампанского, или я начинаю забывать приставания отчима? Хорошо бы, а то здорово жить мешает эта вечная боязнь навязанного интима.

Прогнувшись, чтобы стать хоть немного подальше, я бездумно отдалась мелодии, решив, что если я и наступлю пару раз на ноги партнера, это не смертельно.

– Ты сегодня дивно хороша, Катюша! – Игорь мило мне улыбнулся и подмигнул. – И танцуешь ты хорошо, и вообще само очарование.

Я посмотрела на него из-под полуприкрытых век. Просто от шампанского вкупе с вальсом сильно кружилась голова, а с прикрытыми глазами она почему-то кружилась меньше.

– Это комплимент?

Я хотела добавить «благодарю!», но не успела, Петухов засмеялся и заявил:

– Это факт, Катюша, признанный всеми мужчинами в этом зале.

Посмотрела вокруг. В самом деле, многие посматривали на меня с одобрительными улыбками. Даже проплывающий мимо генеральный как-то фривольно подмигнул и показал большой палец. Мне это не понравилось.

Олег Геннадьевич был известен некоторой ммм… излишней снисходительностью к красивым сотрудницам. Не безвозмездно, конечно. Ходили упорные слухи, что почти все начальницы отделов становились таковыми только после… определенного испытания. Но мне подобное испытание проходить вовсе не хотелось. Я карьеру делать не собиралась. Мне и так хорошо.

Игорь говорил что-то еще, но я его больше не слушала. Испытывая мою выдержку, рядом с нами легко кружились Макс с Лизой, и я с завистью посмотрела на блистательную пару. И тут же насторожилась: Лиза улыбалась Максу безжизненной кукольной улыбкой, элементарно желая очутиться где-нибудь подальше отсюда.

Вальс кончился, Игорь с подчеркнутым восхищением меня поблагодарил за незабываемый танец и отвел на свое место. На нас вопросительно поглядывали наши дамочки, но напрасно. Игорь примерный семьянин, и за грань ни к чему не обязывающего флирта никогда не выходит. Это даже наша Любовь Николаевна уяснила после нескольких провальных попыток.

Вернулись и Лиза с Максом. Виктор Михайлович подсел поближе и завел с Максом какую-то нудную беседу про компьютеры и компьютерное обеспечение, мне это было совершенно неинтересно.

Посмотрела на Лизу. Она рассеянно поглядывала вокруг и снисходительно улыбалась. Проследила за ее взглядом и тоже усмехнулась. Под быстрый танец вокруг нас прыгали все офисные красотки, явно пытаясь доказать Максу, что они ничуть не хуже его спутницы.

Это и в самом деле было смешно. С кем они собрались конкурировать? С Лизонькой? На мой взгляд, это то же, нежели на ринге легковес вздумал бы боксировать с тяжеловесом. Был бы сметен одним ударом, или, в данном случае, одним взмахом ресниц.

Я перевела понимающий взгляд на Лизу, и она мне подмигнула. С каким-то коварным намеком. И, пока я соображала, что к чему, она что-то прошептала Максу. Тот обреченно посмотрел на меня, поднялся и пригласил на танец. А я даже не заметила, что снова звучит этот чертов вальс!

И вот я опять кружусь в вальсе, на этот раз венском. Голова тоже кружится. И не от выпитого шампанского, а от близости Макса. Хотя он держит меня гораздо дальше, чем Игорь, но мне все равно кажется, будто я слышу стук его сердца. Или это пульсирует в моих ушах мое собственное сердце?

Макс натужно улыбается, но что мне до этого? Я и так знаю, что никаких добрых чувств он ко мне не питает. Злых, впрочем, тоже. Сплошная индифферентность, одним словом. Но я все равно улыбаюсь ему, как самому дорогому в своей жизни человеку, и ничего с этим поделать не могу.

Внезапно Макс чертыхнулся и чуток сбился с ритма. Что случилось? Поворачиваю голову и пораженно наблюдаю необычную картину: Илья, наш конторский недотрога, кружит по залу несколько растерянную Лизоньку.

А после того, как она поправила Илье галстук, Макс вообще слишком сильно сжал мою талию и что-то злобно пообещал. К счастью, не мне. Подвальсировал поближе к танцующему конкуренту и посмотрел на него так… предупреждающе? Это определение не совсем подходило под откровенно свирепый взгляд, но мне нравилось больше. К моему удивлению, в ответ Зайцев нахально подмигнул Максу, отчего тот поморщился и откровенно заволновался.

К счастью, танец окончился. Мы с Максом пошли к своему столику. Он учтиво отодвинул мой стул и усадил меня, но Лиза с Ильей так и остались посреди зала, о чем-то говоря. Макс замер в охотничьей стойке. Кулаки у него внушительно так сжались. Я как наяву увидела, как этот немаленький кулак впечатывается в скулу Ильи, и тоже забеспокоилась. Вот только драки тут и не хватало.

Но Лизонька мило так постучала по груди Зайцева, призывая опомниться, и они пошли к нашему столу. Макс вклинился между ними, не дожидаясь, когда они подойдут поближе, и приложился к ее щеке, будто поставил свое клеймо. При этом он с таким откровенным предостережением посмотрел на Илью, не разжимая кулаки, что тот молча отошел с застывшей улыбкой на хмуром лице.

Лиза сердито посмотрела на Макса, и я с острым сожалением поняла, что вижу его в последний раз. Какого лешего демонстрировать свои весьма и весьма призрачные права?

После массового прыгающего танца заиграло томное танго, и ко мне вдруг подвалил едва стоящий на ногах Лешик! Я и не думала с ним идти, но злокозненная Марья Ивановна сильным толчком подняла меня со стула и отправила ему прямо в корявые ручонки! Вот черт! Никогда не подозревала, что она такая сильная!

Лешик от моего наскока на свою грудь пошатнулся, но устоял. Я угрожающе посмотрела на Марью Ивановну, та спокойно беседовала с Виктором Михайловичем, типа она тут ни при чем. Лешик потащил меня к елочке, обхватив за талию. Подозреваю, что она служила ему скорее опорой, чем местом приложения силы.

– Какая ты страстная! – заявил он, ведя меня совершенно невпопад. – Просто жуть! Никогда не подозревал!

От него тянуло непередаваемым букетом из водки, вина и шампанского. Похоже, он продегустировал все напитки в зале. И даже не продегустировал, а ополовинил. Крепко обхватив меня обеими руками и плотно прижимаясь ко мне с единственной целью не возлечь на скользкий пол, он интимно поведал:

– Слушай, Кать, поедем после корпоратива ко мне, а? – при этом он устало опустил мне на плечо свой подбородок, для чего ему пришлось согнуться, превратившись в странную букву зю.

– Зачем? Боишься, до дому сам не дойдешь?

Он покорно согласился:

– И это тоже. Но к утру я буду как огурчик, вот увидишь!

– Я огурцы не люблю. Причем ни в каком виде. – Я двинула его плечиком, заставив выпрямиться.

– И чего ты такая несговорчивая? Я бы, может, даже замуж тебя взял. – Он оценивающе посмотрел на меня и поклялся: – Правда-правда. Вот те крест!

Он оторвал одну руку от моей талии и попытался перекреститься, но тут его подвели ненадежные ножонки. Чтобы не грохнуться на каменный пол вместе с ним, мне пришлось обхватить его руками за пояс и удержать.

– Слушай, – обрадовано прошептал он мне громовым шепотом, который расслышали все танцующие рядом, – а так гораздо лучше! Не отпускай!

В общем, в моих надежных объятиях он так и дотоптался на одном месте до конца этого сверхтомного танго. Потом я отвела своего кавалера на его место и сдала с рук на руки Владимиру Ивановичу. Тот укоризненно крякнул и, приняв от меня эстафету, скинул своего сотрудничка на стул.

Похихикивая, потому что удержаться не смогла, вернулась к себе.

Умиравшая со смеху Лизонька тут же спросила:

– И как тебе этот знойный кавалер?

– Если б у меня сил было побольше, то даже понравился бы. А так я устала сильно. Уж очень он тяжелый, держать трудно.

– Ну, ты же его вела, как кавалер даму, – заметил тоже веселящийся Виктор Михайлович. – Потому и тяжело было.

– А иначе никак. Он бы просто растянулся под елочкой.

– Так и пусть бы полежал. Отдохнул бы немного.

– Да я и не против. Но он так за меня уцепился, что отдыхать мы бы устроились вместе. А мне это не нравится. Я комфорт люблю, а на полу слишком твердо. И холодно.

Села на место и угрожающим шепотом осведомилась у Марьи Ивановны:

– А зачем это вы меня с Лешиком танцевать отправили?

Та с недоумевающим видом поразилась:

– Я? Да никогда! Ты что-то путаешь!

– Понятно. Позабавиться решили, – сделала я вполне логичный вывод. – Ну и как, весело было?

Удержаться в роли неправедно подозреваемого Марья Ивановна не смогла.

– Весело! – легко согласилась и добавила: – Видела бы ты свое лицо! Глаза горят, щеки пылают, хорошенькая такая, жуть! Тобой все любовались, не вру!

– А мне Лешик сказал, что я страстная, и домой к себе звал.

– Ну, это он зря. Что б он с тобой делать стал, когда проспался?

– Вот и я о том же. Вы уж, Марья Ивановна, будьте так любезны, больше мне таких ухажеров не подсовывайте.

Та таинственно усмехнулась.

– А я тебе их и не подсовываю. Я это для того, чтоб на тебя некоторые со стороны посмотрели. – И сумбурно добавила: – Большое, оно, как ты знаешь, видится на расстоянии. Есенин, он не дурак был.

Какие некоторые? С какой стороны? Большое, это что, я? Тихо вздохнула. О чем это она? Что-то я раньше в ней столь вопиющей неадекватности не замечала. Или это я чего-то не понимаю вследствие излишних возлияний?

Пока я сумрачно размышляла об окружающих меня интриганках с матримониальными замашками, к нашему столу подошел Владимир Иванович с двумя бутылками шампанского.

– Вот, примите, пожалуйста. Как говорится, от нашего стола вашему. Так сказать, в возмещение морального ущерба. – И уже конкретно мне: – Я понимаю, Катенька, танцевать с нашим Лешиком – это настоящий подвиг.

Мне стало неудобно.

– Да ладно вам, Владимир Иванович! Лучше распейте шампанское с коллегами. Это же ваша доля.

– А у нас никто шампанское не пьет. Мы одну-то бутылку еле-еле одолели, да и то лишь оттого, что традиции требовали. Мы как-то больше водочку уважаем, – и он бросил скептический взгляд на Лешика, который снова наливал себе живительной жидкости. – Но хорошо уже то, что он песен блатных нам не поет и стишки пошловатые не рассказывает. Уж и на том ему спасибо.

Любовь Николаевна встала и твердой рукой забрала бутылки.

– Спасибо, Владимир Иванович! А то крепких напитков купили много, а о нас, нежных созданиях, которые водку не пьют, не подумали. – Она королевским жестом по-братски поделила бутылки между Максом и мужем, и распорядилась: – Открывайте!

Они покорно открыли бутылки и налили шампанское дамам. Женщины спокойно выпили вино, а я опасливо вертела в руках бокал, сомневаясь, стоит ли его пить. У меня еще от предыдущих порций в голове шумело.

Увидев мой саботаж, дамы сердито потребовали не отставать от нашего дружного коллектива. Я вопросительно посмотрела на Лизоньку, та многозначительно показала мне пустой бокал. Я растерялась. Она уже выпила? Но по ней незаметно, чтоб она вообще что-то пила.

Поняв мои сомнения, она горделиво заявила:

– Привычка. Ты пей, пей, не стесняйся. Ежели что, проконтролируем.

Пришлось выпить. Ух ты, как сразу изменилась жизнь! Мне тоже, как Лешику, захотелось спеть, причем во все горло, и стишки рассказать. Но не пришлось. Загвоздка была в том, что пошлых я не знала, а лирические в нетрезвой компании точно бы не оценили.

Дошедший до нужной кондиции коллектив решил вспомнить пропетые на междометия песни и начал с общеизвестной «Ой, мороз, мороз». Я с удовольствием подтягивала, ничего не стесняясь. Макс, искоса на меня поглядывавший, подлил мне еще шампанского и сказал:

– У тебя голос красивый, и поешь ты хорошо. Ты когда-то в хоре пела? Или, может, в музыкальную школу ходила?

– Не-а, я с бабушкой пою. – И влилась в общий хор. На сей раз пели «Ой, цветет калина».

Макс еще как-то странно на меня посмотрел, но мне уже было все равно. Закончили песню, затянули другую. Почувствовав, что в горле пересохло, я посмотрела по сторонам. Минералка давно кончилась, поэтому пришлось взять бокал с шампанским и выпить его. Шампанское согрелось, пузырьки исчезли, и оно мне даже в нос не ударило. Пошло за сок.

Потом Макс с Лизой ушли танцевать, а к нам подсел Олег Геннадьевич. Точнее, ко мне. Мне бы насторожиться, но в моем крайне благодушном состоянии мне было все трын-трыва.

– Вы очаровательны сегодня, Катюша, – генеральный был сама любезность. – И почему я вас раньше не замечал?

Откуда мне было знать, почему он меня не замечал? Я промолчала, вопросительно глядя на него. Это у меня условный рефлекс взыграл: если рядом генеральный, то меня какое-нибудь задание ждет паршивое. Он гнусненько так ухмыльнулся и предложил:

– Пойдемте в мой кабинет, Катюша? Поговорим?

Так я и знала! У всех праздник, а меня сейчас за работу посадят! Заставит проверить отчет филиала или срочно ответ подготовить в контролирующий орган, или еще какую-нибудь гадость всучит. И почему всегда мне? Вон начальница наша сидит, ей бы и поручения давал.

Я ему на это намекнула, причем довольно прозрачно, но он твердо заверил:

– Вера Гавриловна с этим не справится, гарантирую. Пойдемте, там нам никто не помешает.

Если бы я была в адеквате, никуда после слов «нам никто не помешает» не пошла. Но, поскольку в голове была новогодняя вата, вздохнув, поднялась с места и тут же покачнулась. Так, какой из меня в данной ситуации специалист? Да никакой!

Довела этот факт до сведения начальника, он только посмеялся и обнял меня за талию. Повел к выходу, что-то успокаивающе приговаривая. Я оглянулась. На меня изумленно глядели все сотрудники нашей конторы. И чего они так смотрят? Будто меня на казнь ведут или чего похуже.

Мы почти дошли до дверей, когда к нам элегантно подтанцевали Макс с Лизой.

– Ой, Олег Геннадьевич, как хорошо, что вы Катю прихватили! Мы как раз домой едем и ее подвезем! – Лизонька беспардонно отцепила меня от генерального и подтолкнула к Максу.

Он подхватил меня одной рукой, другой открыл дверь, и мы оказались на лестничной площадке. Потом я как-то уж очень быстренько взлетела на наш этаж, подозреваю, на его руках. Очутившись в родном отделе, обескуражено посмотрела по сторонам. Найдя отчего-то расплывающуюся Лизу, укоризненно попеняла заплетающимся языком:

– Олег Геннадьевич мне какое-то задание дать хотел, а ты меня украла! Он будет жутко недоволен.

Лизонька мрачно покивала.

– Недоволен, это точно! Но ты одевайся давай, мы домой едем.

Я с трудом натянула сапоги и, прищурившись, посмотрела на свою куртку. Их было две! Поморгав, я снова посмотрела на нее. Теперь их стало три! Я попыталась взять крайнюю, но промахнулось. Пригорюнилась, понимая, что со злокозненной курткой мне не справиться. Не дожидаясь следующей попытки, Макс молча натянул куртку на меня, Лиза взяла и свою сумочку и мою, натянула на меня шапку.

– А ты? – проявила я заботу о ближнем.

В ответ Лизонька махнула рукой.

– Я шапки не ношу. Я же не езжу на общественном транспорте и пешком не хожу. Хотя порой так хочется… – она тяжело вздохнула, и я ей от души посочувствовала.

В самом деле, ей даже на рейсовом автобусе покататься не дают! Дискриминация, однако…

Видимо, я сказала это вслух, потому что Макс глухо хохотнул и сказал:

– Забавная она какая.

– Катя вообще очень хороший человек. – У Лизы это прозвучало уж слишком прочувствованно. – И с юмором.

Хм… ей вполне можно свахой на брачном рынке подрабатывать. Вот сократят нашу контору, и откроет она брачное агентство. Может, и меня в хорошие руки пристроит…

Макс захохотал уже открыто и распахнул передо мной дверь. Выйти из кабинета оказалось почему-то на редкость сложно. Проход оказался липовым, и я ударилась об стену. Удивилась и попробовала еще раз. Опять неудача. Тогда Лизонька взяла меня за руку и провела сквозь стену.

Вот это да! Есть еще чудеса на этом свете!

Макс спросил почему-то у Лизы:

– Может, мне ее на руки взять, как ты думаешь?

– Нет, нет, не будем привлекать к себе излишнего внимания! – во мне проснулось мое неистребимое благоразумие. – А то еще решат, что я вас у Лизы отбиваю! Мне такой славы не нужно!

– Ну, не нужно, так не нужно, – покладисто согласился Макс. – Но идти-то ты все равно не можешь!

Я демонстративно пошла вперед, и внезапно наткнулась на стену, которой не было! То есть на ощупь она была, но я ее не видела! Такие шутки со мной стены еще не шутили.

Во избежание дальнейшего моего лобызания со стеной, Лиза подхватила меня с одной стороны, Макс с другой, и мы тесной компашкой добрались до лифта. Спустились и дружненько так вышли из здания.

На улице курили сотрудники, охлаждающиеся после жаркой встречи Нового года. Почти все были без пальто, на что я им заботливо и указала, предупредив о возможных весьма неблагоприятных для них последствиях. Они поблагодарили меня за внимательность к их скромным персонам и пригласили присоединиться, даже сигаретку предложили, но Лизонька решительно воспротивилась.

– Нет, спасибо, курение вредит нашему здоровью!

И меня эвакуировали дальше, до машины. Сидя на переднем сиденье, я позволила Максу себя пристегнуть, и обессилено уронила бедную голову на спинку сиденья. Все вокруг кружилось, но зато легкость во всем теле была необыкновенная.

– Катя, ты что, вообще не пьешь? – Макс аккуратно выехал на дорогу и почему-то взлетел. Огни домов слились в одну сплошную линию, и я испугалась.

– Слушай, давай помедленнее, а? – взмолилась, закрыв глаза. – Ты же не на самолете. Это автомобиль! Ему не положено летать!

– Да у меня скорость всего сорок кило! – почему-то возмутился он.

Но физику я помнила. Я ее на всю жизнь запомнила. Эта физика мне до сих пор снится. В кошмарных снах. Поэтому я твердо указала ему на несоответствие:

– Неверно! Кило – это мера веса, а не скорости!

– Ну-ну! И все же, ты вообще не пьешь?

Но биологию я тоже знала!

– Человек не пить не может! Он без питья сразу умрет, вот! Поэтому я пью! Не менее полутора литров в день!

– Да? Чудненько, а я этого и не знал!

Интересно, он так шутит или в школе не учился? Пока я просвещала его на этот счет, машина затормозила. Макс повернулся на сто восемьдесят градусов (да-да, геометрию я тоже помнила!), взял у Лизы мою сумку и велел:

– Лиза, мне придется доставить ее домой. Закройся в машине и не выходи!

Доставить? Меня? Я что, багаж?

Начала, путаясь, объяснять ему разницу между одушевленными и неодушевленными предметами. Со словами:

– Да, да, конечно, я все понял, – он извлек меня из салона и повлек к дверям. – Карта где?

Мне почему-то представилась карта географическая, с горами, морями, океанами, материками, исчерченная вдоль и поперек тонкими линиями параллелей и меридианов.

– Эээ… нет ее у меня с собой. А зачем тебе она? Ты хочешь вспомнить, где какая столица? Для этого атлас нужен. Политический. Дома есть.

Он похмыкал, но серьезно пояснил:

– Нет, мне карта допуска нужна. В твой подъезд.

Только тогда до меня дошло. Я замедленно взяла сумочку, открыла молнию и задумчиво уставилась в ее темное нутро. Интересно, а где же карта?

Но размышлять мне не дали. Макс протянул руку и беспардонно вытащил из бокового кармашка моей сумки проходилку. Интересно, откуда он знает о моих привычках?

– Ты в прошлый раз ее доставала, я видел, откуда. Так что ничего криминального в моих действиях нет.

Он провел ею по дисплею, дверь открылась.

– Прошу! – Макс изобразил шутовской поклон и убрал карту на свое место. Но сумочки мне не отдал.

Это было невежливо, и я принялась рассказывать ему о правилах хорошего тона. Я их знала, потому что бабушка с детских лет вбивала в мою голову эти чертовы правила.

Макс взял меня под руку, завел в подъезд. Дверь аккуратно закрылась за нами сама. Я продолжала вещать про этикет, он немного послушал, пытаясь затащить меня по лестнице на первый этаж, потом выдал:

– И не предполагал, что ты такая забавная, когда переберешь.

Я не поняла.

– Чего переберешь? Или кого переберешь? Ты это о чем?

Макс сообразил, что для быстроты доставки доставлять меня лучше на руках. Подхватив, взбежал со мной на мой третий этаж и попытался поставить возле дверей.

Но не тут-то было! Мне очень понравилось сидеть у него на руках. Или лежать? В принципе, это было неважно. Я обняла его за шею и нежно прошептала:

– Ты мой герой! Как жаль, что больше я тебя никогда не увижу! – и, закинув руки ему на шею, в прощальном поцелуе прижалась к его губам.

Он оторопел. Отвертеться от насильного поцелуя он не мог, бросить меня посреди коридора ему не позволяло воспитание, а я все никак не могла оторваться от его губ. И Макс вдруг мне ответил! Он провел языком по моим губам и принялся целовать меня сам!

И тут раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Бабушка! Макс моментально поставил меня перед дверью, пытаясь заслониться мной. Видимо, забыл, что я его ниже сантиметров на двадцать пять.

Бабушка выглянула и внимательно на нас посмотрела, задержалась на моих губах и перешла к обзору губ Макса. Он понял, что скрыться не удалось. Поздоровался и нагло заявил:

– Вот, доставил вашу внучку. Хороший был корпоратив! – и тут же удрал, оставив меня стоять посредине лестничной площадки.

Вот ведь свинство! И как мне теперь зайти в собственную квартиру? В нее две двери! Нет, три! Или все-таки две?

Пока я таким образом выясняла количество дверей, бабушка спокойно взяла меня за руку и втянула внутрь. Потом помогла раздеться, помыться и отвела спать. Уложив, подоткнула одеяло и совершенно спокойно, как будто я каждый вечер заявлялась домой в подобном неадеквате, сказала:

– А ведь его к тебе тянет, Катя, и сильно тянет. Только вот он этого не понимает, ослепленный Лизиной красотой. Интересно, что будет дальше?

Это и мне сильно-сильно хотелось узнать. Но не сейчас. Сейчас мне хотелось лишь одного – спать.

Глава четвертая

Утро было странным. Проснувшись, я никак не могла понять, что сегодня за день. То ли будильник еще не звонил, то ли выходной сегодня. Путем сложных сопоставлений я так ни до чего додуматься не смогла. Пришлось протянуть руку, взять телефон, посмотреть на дисплей. Суббота. Это хорошо, а то на работу отчего-то жутко не хотелось. И чего так болезненно булькает в желудке? Какое-то неприятное несоответствие бодрому довольно-таки настроению.

Пристально поглядев в потолок, вспомнила, что вчера был корпоратив. Похоже, я там несколько перебрала. Отсюда и непонятки в животе. Наверняка бабушка будет ругать. Ох, и стыдно! Поплелась на кухню с повинно опущенной головой.

Бабушка, как обычно, хлопотала по хозяйству, одновременно готовя борщ. В духовке тоже стояло что-то вкусненькое. Села за стол, пригладила взлохмаченные волосы и виновато прошептала:

– Бабушка, ты не сердишься?

Она удивленно на меня взглянула и уточнила:

– За что я должна вдруг на тебя сердиться?

– Ну, я же вчера домой пришла… ну…

Бабушка рассмеялась.

– Ты смешная вчера была, это правда. Но это не страшно.

Но меня все равно терзали угрызения совести.

– Бабушка, мне так стыдно! Хотя ничего крепкого я не пила, но мне все равно хватило, чтоб стать посмешищем…

Она легонько погладила меня по голове, как маленькую, и лукаво успокоила:

– Ну что ты! Ты вовсе не посмешище. Вот если б ты водку пила, тогда другое дело. Вот тогда бы ты в самом деле могла бы стать посмешищем. А так все в порядке. Посмотри в зеркало. У тебя даже мешков под глазами нет, да и сами глаза не мутные, как с перепою бывают. И отечности на лице никакой нет. Так что ничего страшного не случилось. Первый опыт, он зачастую бывает неудачным. Не обращай внимания.

Я, в принципе, и не обращала бы на это внимания, если бы могла вспомнить конкретно, что же я вчера вытворяла.

– Бабушка, я вчера сама пришла?

– Да нет, тебя Макс привел. Даже предполагаю, что принес. У меня такое стойкое убеждение, что вы на прощанье с ним целовались.

– Целовались? – из горла раздался возмущенный писк. – Как? Как мы могли целоваться, когда он за Лизой ухаживает, причем с серьезными намерениями? Нет, этого не могло быть!

– Ну, не знаю, не знаю, – бабушкина уверенность была настолько твердой, что ее можно было резать ножом, – губы у вас обоих были красные и опухшие. Я даже пожалела, что слишком рано выглянула. Помешала. Так, глядишь, до кое-кого что-то бы и дошло. А если учесть, что Макс жутко покраснел, то ваш поцелуй имел место, это даже и не обсуждается.

Я задумалась, уныло обхватив свою бедовую голову руками. Макс сам меня никогда целовать бы не стал, это однозначно. Так что инициатор лобызанья явно не он. Но как это случилось, – не помню! Ничегошеньки не помню! Чем я вчера занималась? Помню, как выпила пятый бокал шампусика, и на этом все!

Решив не гадать, позвонила Лизе. Она-то должна помнить, что там было, в конце-то концов, у нее опыт в подобных мероприятиях куда больше моего.

– Лиза, слушай, что вчера было? – боязливо осведомилась, боясь услышать какую-нибудь о себе гадость. – Не помню ничего! Я ничего такого не вытворяла?

– Нет. – Лиза была несколько озадачена моим странным вопросом. Конечно, у нее никогда сумеречного состояния после возлияний не бывало. Результат большого опыта? – Посидели, немножко выпили, поболтали, потанцевали. – Насчет «немножко выпили» у меня были определенные сомнения, особенно в отношении себя, но возражать я не стала. – Повеселились и поехали домой. Только вот ты к Олегу Геннадьевичу зря в кабинет пошла.

– К кому? К Олегу Геннадьевичу? – я не могла поверить услышанному. – Господи? Что меня туда понесло?

– Ну, ты сказала, что он собирался дать тебе какое-то поручение.

– Поручение? – В голове непроизвольно возник процесс исполнения этого самого поручения. Я удрученно покраснела. – Ты серьезно? Наедине с ним в его кабинете? – и безнадежно уточнила: – Н-да, после выполнения подобных «поручений» дети рождаются.

Лиза засмеялась и сказала:

– Не волнуйся, Катюш. Мы с Максом тебя вовремя спасли. Нагло отобрали у генерального и увезли домой.

– Это, конечно, хорошо, – уныние меня не покидало, так же как и опасение за свое отнюдь не блистательное будущее. – Только как я с ним объясняться буду в понедельник? Он же мужик упертый, он наверняка продолжения захочет. Хотя, если увидит меня в обычном виде, то, может, оно и обойдется. – В это верилось с трудом, но нужно же верить в лучшее?

– Скажешь «нет», только и всего. Он прекрасно знает, что за домогательства с использованием служебного положения наказание весьма серьезное.

– Это да. Но только после этого обвинения мне в нашей конторе не работать. И вообще в нашем городе не работать. Потому что реноме у меня будет сама понимаешь какое. И с чего он вдруг ко мне-то пристал? Столько вокруг баб красивых. Я им и в подметки не гожусь! – это был крик моей потрясенной души.

– Ну как же, Олег Геннадьевич известный ценитель женской красоты, а ты вчера была дивно хороша.

Я задумалась. «Хороша» в каком смысле? В смысле красоты или степени опьянения?

– И чем ты так недовольна? – подначила меня Лизонька. – Вполне карьеру могла бы сделать.

Мне стало как-то уж очень грустно.

– Не хочу я карьеру делать, особенно таким путем.

– Ну, не хочешь, и не надо. Ты же знаешь, он не будет со мной связываться. – Тут кто-то еще с ней заговорил, Лиза быстренько передо мной извинилась и отключилась.

Хм… С Лизой-то генеральный связываться не будет, это факт. Какой дурак связывается с дочкой олигарха? Но вот я-то не дочь олигарха. И Олег Геннадьевич вполне может предложить мне то самое ответственное задание, выполнение которого так нахально прервали Лизонька с Максом.

И я даже знаю, где это произойдет: в его кабинете, а конкретно в личной комнате при означенном кабинете. Там для этого все условия есть, и даже туалетная комната с душем имеется.

Но – не хочу! А если не хочу выполнять поручения начальства, то нужно быть готовой к увольнению по собственному желанию. И я как чувствовала неприятности, отказываясь идти на этот дурацкий корпоратив.

К моему удовольствию, бабушка испекла капустный пирог и манник. Вкуснота! Хорошая еда всегда примиряла меня с несовершенством этой жизни, и я оптимистично решила не паниковать раньше времени. Вот когда неприятности наступят, тогда я и буду с ними бороться по мере необходимости.

А пока буду просто кайфовать.

Включила компьютер, открыла скаченную позавчера игрушку и принялась бродить по локациям, решать головоломки и искать скрытые предметы. Игрушка была красивая, зрелищная, но мне так и не удалось избавиться от противненькой мыслишки: и как я буду смотреть в глаза Лизе после моего позорнейшего поцелуя с Максом? Пусть я и не помнила, как это произошло, но от этого еще более стыдно.

В понедельник постаралась выйти пораньше, чтобы не попасть на глаза Максу. Подошла к конторе за двадцать минут до начала работы, и Макс точнехонько в это время подвел свой мерседес к входу. Похоже, светлая мысль приехать пораньше, чтоб не столкнуться со мной, посетила его тоже. Вот черт! Как мне теперь незаметно проскочить? Или уж за углом подождать?

Я сделала плавный шаг назад, но уперлась в чью-то мощную фигуру. Оглянувшись, поняла, что насчет фигуры это я зря. Фигура-то как раз была довольно субтильная, просто пуховик на Лешике был весьма объемный, поэтому и создавал видимость внушительности.

– Привет! Куда это ты пятишься, роковая женщина-вамп? – радостный вопль фанфарона уничтожил все мои попытки остаться незаметной.

Выходивший из машины Макс повернул голову в нашу сторону, как-то неловко кивнул мне и помог выйти Лизоньке. Та, увидев меня, тотчас бросилась навстречу. Что это с ней? Едва кивнув на прощанье другу, ухватилась за мою руку и с моей помощью прокатилась на своих каблучищах по скользкому асфальту до дверей.

Уже миновав турникет, предложила:

– Давай кофе попьем?

Кофе у нас был двух видов: из кофемашины по весьма демократичным ценам, и у настоящего итальянца из настоящей Италии, устроившего в нашем холле небольшой кофейный уголок. Вот у него цены были вовсе недемократичные.

Естественно, Лизонька отправилась прямиком к нему. Лешик тут же отлип, ему подобные расценки были не по карману, он квартиру снимал, да еще и на выпивку тратился изрядно, и мы с Лизой остались одни, потому что покупать кофе у настоящего итальянца позволить себе могли немногие.

Купив чашечку, Лиза посмотрела на часы и села за столик, одиноко стоящий возле стойки. Я тоже не могла себе позволить выбрасывать приличные деньги на ветер, но совесть грызла. Решив, что лучшего места для извинений не придумаешь, ведь в отделе будут и Марья Ивановна и Любовь Николаевна, тоже купила кофе и обреченно отправилась следом за Лизонькой.

Она мне загадочно улыбалась, но мне было не до улыбок. Отпив глоток и не почувствовав вкуса, я принялась каяться:

– Извини меня, Лиза, но я после корпоратива была в полном неадеквате.

– Да, было немножко, – спокойно согласилась она. – Но это ерунда. Мы там практически все такие были.

– Ты трезвая была, – уличила ее во лжи. – Интересно, как тебе это удалось?

– Я просто алкоголь не пила. – Поделилась она со мной своим незаурядным опытом в деле обмана окружающих. – У меня в бокале газировка была. По виду как шампанское, а по действию гораздо менее возбуждающее. Но ты меня не выдавай, пожалуйста.

Сердито на нее посмотрев, я уточнила:

– Тебе газировку Макс наливал?

– Ну да. Мы ее в бутылке из-под шампанского принесли. Так что и не заподозрил никто. Я же тебе говорила, у меня большой опыт.

– Ты и в ресторанах так делаешь?

– Зачем? – она удивилась. – Только там, где пить заставляют. А я это не люблю. Вот и приходится… эээ… мухлевать.

– А почему ты мне газировки не наливала?

– Откуда я знала, что ты шампанского не хочешь? Ты мне ничего не говорила. К тому же ты такая хорошенькая после него была. Оживленная и веселая.

Я посмотрела на часы. Время поджимало.

– Ладно. Я тебе хотела сказать, что я Макса на прощанье поцеловала.

Думала, ей это не понравится, но Лизонька, обманув мои ожидания, довольно улыбнулась.

– Я догадалась. Он такой угрюмый был и губы красные. Здорово!

Здорово? Это она о чем?

– Ты не против? – у меня даже голос от неожиданности сел.

– Я только за! – Лиза радостно рассмеялась серебристым смехом. – Меня Макс уже доставать начал. Думала папе пожаловаться, а тут такой классный поворот.

– И что, даже жаловаться не будешь?

– Пока нет. – Коварно усмехнувшись, она вдруг ляпнула совершенную чушь: – Я хочу Макса на тебя переориентировать.

Я застыла, как жена Лота, превратившаяся в соляной столб. Посмотрев на меня, Лизонька махнула изящной ручкой.

– Не бери в голову! И пошли, рабочий день начинается.

Я залпом допила остывший кофе, и мы пошли к лестнице, на лифт было не пробиться. Принялись неспешно подниматься по неровным ступенькам. Я могла бы и побыстрее, но Лизоньке на ее высоченных шпильках по-другому было нельзя. Обгоняя нас, мимо пробегали сотрудники, главным образом мужчины.

Все они тормозили и вежливо с нами здоровались. И смотрели при этом почему-то на меня.

Что это с ними? – подумала я.

– Они поняли, что ты красивая женщина, – внезапно ответила мне Лиза.

Я повернулась к ней, не понимая, неужели я проговариваю свои мысли вслух? Она снова засмеялась.

– Нет, ты не говорила. Просто я тебя поняла. У тебя лицо такое озадаченное, что и вопросов никаких не надо.

Досадуя на себя, опустила предательское лицо вниз, и мы пошли дальше. Мимо пробежал Зайцев, едва мельком взглянув и пробурчав отрывистое «здрасьте». Лизонька проводила его неодобрительным взглядом и, дождавшись, когда он окажется вне пределов слышимости, сказала:

– Невоспитанный какой.

Невоспитанный? Это было странно. Илья всегда был терпелив и сдержан даже с нашими, далеко не самыми толерантными дамочками.

Мы подошли к своему отделу. Мне отчего-то ужасно не хотелось заходить. Слушать подначки Марьи Ивановны и вредные советы Любови Николаевны – тоже. Но работа есть работа, и я уныло вползла в кабинет вслед за Лизой.

– А вот и наша героиня! – с фальшивым восхищением вскричала Любовь Николаевна. – А что же ты сегодня не так хороша, как в пятницу?

– В каком смысле хороша? – я подозрительно уставилась на нашу вампиршу, в смысле женщину-вамп. – Не пьяна, вы хотите сказать?

– Она хочет сказать, что ты не так красива, как в пятницу, когда напрочь ее затмила, – Марья Ивановна была как сарказм ходячий.

Вздохнув, я попросила:

– Ой, хватит, пожалуйста! Я и так жутко пожалела, что на этот буйный корпоратив пошла.

– Почему пожалела? – Любовь Николаевна подошла поближе и даже в глаза мне заглянула, в полной уверенности, что я кокетничаю. – Ты и в самом деле всем мужчинам понравилась. Мне даже муж сказал, что ты хорошенькая. А он мне такие вещи старается не говорить.

– Конечно, чтоб не провоцировать. Вы же как мачеха у Белоснежки, конкуренток не терпите. – Марья Ивановна, как обычно, не могла упустить возможность слегка покусать нашу красотку.

Но Любовь Николаевна на этот раз к подколке отнеслась вполне благодушно.

– Ага. Так оно и есть. Но Катя мне и не конкурентка. Она в своем стиле хороша, я в своем. Вот Лизонька – это да. Хорошо, что она к мужикам прохладно относится, а то нам бы всем плохо было.

Я не поняла.

– Почему плохо было?

– Да потому что она всех бы отбила! – зло пояснила Любовь Николаевна. – Хорошенькая чересчур!

Как можно быть чересчур хорошенькой, я не понимала, но с уточнениями приставать не стала. Чересчур, так чересчур, я в этом деле не судья.

– Как у тебя дела с Максом? – Марья Ивановна лукаво улыбнулась. – Не хочешь поделиться впечатлениями?

Я в ужасе уставилась на коллегу. Неужто догадалась? Стыд захлестнул удушливой волной. Но она смотрела на Лизоньку, и я потихоньку перевела дух. Нет, мне точно успокаивающего попить надобно. Вот зайду после работы в аптеку и сбор травки успокоительный куплю! И пить буду регулярно, и все мне станет трын-трава!

– А что с Максом? – Лиза зевнула, едва успев прикрыть рот ладошкой. – Все хорошо. Я так думаю.

– Все хорошо – это как? – дотошную Марью Ивановну аморфные ответы не устраивали, она во всем любила определенность и четкость. – Свадьба скоро?

– Какая свадьба? – Лиза аж перекривилась. – Не надо мне никаких свадеб! Мне и так хорошо. Даже очень.

– Понятно. То есть Макс тоже побоку. Как обычно. – Любовь Николаевна душой болела за Лизонькиных ухажеров в отставке. – И не жалко тебе их?

– Ничуть. – Лиза села за свой стол и включила компьютер. – Чего их жалеть? Я ведь к ним как банный лист не липну.

Любовь Николаевна завела свою обычную песню про несчастных влюбленных, но Лиза ее не слушала. Она мрачно гипнотизировала свой комп, нетерпеливо пристукивая туфелькой.

– Черт! Черт! Черт! – ее вопль потряс даже сдержанную Марью Ивановну.

Мы все подскочили.

– Что случилось? – я подбежала к ней и уставилась на монитор.

– Этот подлый гад опять ушел в синий экран, видишь? – Лизин голос дрожал от негодования. – Теперь ждать буду несколько часов!

В самом деле, на экране равнодушно мельтешили проценты проверки диска.

– Работать невозможно! – Лизонька готова была разрыдаться. – Ну за что мне такое наказание? У меня самый старый комп во всей конторе!

– Каждый человек должен отработать свою карму! – провидчески возвестила Любовь Николаевна. – Все хорошо быть не может, должно быть хоть что-то плохо. И радуйся, что у тебя такая ерунда.

– Я радуюсь, – уныло согласилась с ней Лизонька и скучно утешилась: – Буду еще кофе пить, а то спать жутко хочется. Кто со мной?

– Да все, – Марья Ивановна шустро подскочила с места и кинулась к кухонному закутку. – Пока начальство на планерке, мы все кофейку попьем.

– Кот из дома, мыши в пляс? – мне кофе не хотелось, я бы лучше поработала, но кто мне даст? Это же прямой вызов обществу, работать, когда все бездельничают.

Марья Ивановна уже разлила вскипевший кипяток по чашкам и объявила:

– Кофе и сахар каждый кладет себе сам!

Сидевшая за своим столом Лизонька с чашечкой кофе в руках с тем же кровожадно-унылым выражением лица смотрела на монитор и монотонно приговаривала:

– Черт тебя побери! Черт тебя побери! Черт тебя побери! – чувствовалось, что ей хочется чего-то большего. Кирпичом стукнуть по дряхлому компу, к примеру.

– Возмещаешь недостаток крепких выражений частотой их повторения? – мне было искренне жаль Лизу, но что я могла поделать?

Она кивнула в ответ, не прекращая чертыхаться.

– Если тебя так этот комп достал, так купила бы себе новый, и дело с концом! – предложила радикальный вариант Любовь Николаевна. – Тебе же это ничего не стоит.

– Да прямо! – прошипела сверхрасстроенная Лизонька. – Когда я этот вариант предложила, вся бухгалтерия встала на дыбы! Отчетность нарушать нельзя! Это же у нас будет неучтенный предмет стоять в кабинете!

– А если конторе подарить? – робко предложила Марья Ивановна, уже предполагая ответ.

– А защита информации? Нам же из центра подготовленные компы присылают! А в покупном любой вирус может быть. Наши защитнички чуть в обморок не попадали, когда я им такое сказала. Низззя!!!

– В самом деле, куда ни кинь, везде клин, – разочарованно признала Любовь Николаевна. – Ну что тебе посоветовать? Терпи.

– Ага. Господь терпел и нам велел, – саркастично поддержала ее Марья Ивановна.

Я промолчала. Лиза и без того на взводе, к чему еще ей соль на раны сыпать?

В кабинет вошла Вера Гавриловна в деловом костюме цвета взбесившейся лососины и нежно-розовой блузочке. Н-да, красивая была бы дама, если бы не слишком хищное выражение лица. Интересно, оно у нее другим когда-нибудь бывает?

На этот раз неумолимый взгляд ее темных глаз был направлен на Любовь Николаевну. А вот не надо начальницу к песнопениям принуждать!

Любовь Николаевна поежилась, но не струсила. В принципе, на работу она ходила для развлечения, чтоб дома не скучать. Дети у нее учились в универе, присмотр за ними был не нужен, по дому ей помощница помогала. Хорошо, когда муж хорошо получает, можно жить в свое удовольствие. И даже на работу ходить в свое удовольствие.

Сообразив это, Вера Гавриловна снизила накал негодования и сказала уже всем:

– Через десять минут оперативка в моем кабинете! – и вышла, оставив нас в некотором напряжении.

– Надеюсь, к концу оперативки комп загрузится, не то я не знаю, что с ним сделаю. – Лизонька чуток призадумалась и угрожающе пообещала: – Водой полью!

– Так ты короткое замыкание устроишь! – Любовь Николаевна не могла допустить столь радикального решения проблемы. – И мы все работать не сможем!

Лизонька пожала плечами. Я тихонько хмыкнула. А что? В самом деле, что случится, если комп, находящийся под напряжением, полить водой? Он один загнется, или в самом деле короткое замыкание случится и неизвестно, чем дело кончится? Маленьким таким пожарчиком, к примеру?

– Ладно, пора! – скомандовала Марья Ивановна, она у нас главный специалист, мы-то все просто ведущие. – За мной! – и бросилась из кабинета, будто ложилась грудью на амбразуру вражеского ДОТа. Или ДЗОТа? Интересно, а какая между ними разница?

Пока я размышляла на околовоенные темы, мы цепочкой как цыплята за наседкой вошли в кабинет начальницы, расположенный напротив, и устроились за длинным столом каждый на своем привычном месте.

Окинув нас пристальным взором, Вера Гавриловна принялась дотошно выпытывать у каждой, что та сделала, что собирается делать, что не сделала, почему не сделала. В результате оперативка затянулась на два часа. Что, впрочем, далеко не предел. Мы и по четыре часа сидели, если было что-то важное и ответственное. Правда, я бы предпочла работать, но Вера Гавриловна отчего-то считала эту болтологию руководством.

После оперативки пришли в отдел измотанные и разозленные, что тоже было нормой. Марья Ивановна сразу отправилась к чайнику, и через пять минут мы пили все тот же кофе. На сей раз, правда, я предпочла молотый без сахара. Мозги после переливания из пустого в порожнее требовалось основательно прочистить.

Лизонька из всей нашей компании единственная была вполне довольна. К нашему приходу ее тупой комп только-только загрузился, и она, торопливо попивая чай, что-то шлепала на нем со скоростью профессиональной машинистки.

Я скосила глаза на мигающий дисплей телефона. Два неотвеченных вызова. Наклонилась поближе, чтоб рассмотреть, буковки уж очень маленькие были, и обмерла. Олег Геннадьевич! И что ему от меня нужно? Он крайне редко давал мне поручения, минуя непосредственную начальницу. И то это были экстремальные случаи, когда ее на месте не было. Что могло случиться теперь?

Нехорошие предположения тут же вихрем пролетели в голове. Неужели он будет предлагать мне интим? Да провались все пропадом!

Принялась за работу, то и дело опасливо косясь на телефон. Может, мне его просто от греха подальше отключить?

До обеда проработали нормально. В обед Любовь Николаевна сделала ручкой и исчезла. Марья Ивановна проводила ее подозрительным взглядом.

– Похоже, у нее новая любовь. Обедать наверняка в ресторане будет.

Мы с Лизой синхронно кивнули головами. Это было очевидно. Любовь Николаевна вообще без мужского обожания жить не могла, и одного мужа ей явно было мало. Но вот до какой границы она доходила в стремлении кружить головы мужикам, мы не интересовались. Мне кажется, до банальной измены она не опускалась, но кто знает?

Обедать Марья Ивановна осталась в отделе, у нее еда была с собой. Мы с Лизой пошли в буфет на первом этаже. Народу там было многовато, мало кто захотел выходить на улицу в мороз. Постояли в очереди, болтая с соседями о прошедшем корпоративе.

Причем народ смотрел на меня так… пусть будет оценивающе, хотя мне на ум пришло другое слово, не слишком приличное. Интересно, все знают, что уходила я с генеральным? Или те, кто не знал, были оповещены знающими?

Под этими взглядами чувствовала себя куртизанкой. А после того, как в зал вплыли начальницы двух отделов, бросив на меня презрительно-подозрительный взгляд, еще и нечестивой соперницей.

А вот надо слушать свою интуицию! Не хотела идти на новогодний корпоратив, и не надо было идти! Но совесть тихо прошептала: ты же пошла на него только из-за Макса. Нечего уж прикидываться! Я вздохнула. Ну, пусть так. Но все равно пошла зря.

Дошли до раздачи, взяли салаты, ленивые голубцы с гарниром из овощей и учапали в отдел – все столики были заняты. Их вообще было слишком мало, не рассчитан наш скромный буфетик на такой наплыв народу.

В отделе сидела Марья Ивановна и доедала принесенный из дому борщ. Пахло так вкусно, что я быстренько принялась за салат. Даже голодная понимала, что не вкусный он. Да, это не дома. В принципе, все овощи были свежими, просто невкусно приготовленными. Бабушка бы сказала «без души».

– Надо будет проветрить комнату как следует, – Марья Ивановна помахала ладонью над пустой тарелкой, разгоняя запах. – Сильно пахнет?

– Еще как! – согласилась я, переходя к голубцам. – А что?

– Да тут без вас Вера Гавриловна заглянула, предупредила, чтоб едой не пахло. Вишь, Олег Геннадьевич на планерке возмущался, что у нас обстановка нерабочая.

– А сам-то он где ест? – я не раз видела, как его секретарша Элеонора Павловна таскала продукты в кабинет генерального. – Не у себя, что ли? Ему можно, нам нельзя? – и с чего это я вдруг вздумала бороться за справедливость?

– Он в личной комнате ест, – уточнила Лиза. – Ему можно.

Я испуганно замолчала, вспомнив, что мне вполне светит рандеву в этой самой комнате.

– Что позволено Юпитеру, не позволено быку, – снисходительно поделилась с нами, необразованными, своими глубокими знаниями римской мифологии Марья Ивановна. – Так что проще окно открыть и проветрить как следует.

Мы с Лизой не возражали. Проветрить, так проветрить. Поели, настежь распахнули окно, вышли в коридор. Постояли минут пять, зашли обратно. Стужа, как на улице. Окно закрыли и закутались, кто во что мог. Я лично в теплую толстую кофту из домашней пряжи. Остальные тоже понадевали, у кого что было.

Только мы устроились, заплыла Любовь Николаевна. Скинула шубку, осталась в полупрозрачной кофточке, явно не согревающей ее роскошное тело. Села за свой стол и только потом поняла, что в отделе уж как-то слишком холодно.

– Зачем кабинет выстудили? – обвиняющее заявила она, судорожно ища в тумбочке шаль.

– Приказ генерального исполняли, – ехидненько ответила Марья Ивановна. – Чтоб едой не пахло.

Любовь Николаевна как-то скабрезно хихикнула, и мы догадались, что на ее обеде присутствовало нечто алкогольное, причем с приличной крепостью.

– Кофе испить не желаете, Любовь Николаевна? – жестко произнесла наш главный специалист. – Черненького, без сахара?

Любовь Николаевна утомленно прикрыла глаза.

– А что, надо?

– Надо, батенька, надо! И желательно поскорее, пока Вера Гавриловна не зашла.

Я потянула носом. Запах от Любови Николаевны уже распространился по кабинету. Пахло чем-то вроде коньяка, точно определить не берусь, не моя это сфера. А уж если учуяла я, то начальница засечет точно. У нее обоняние как у волка. Или ищейки. Ее по следу преступников пускать можно. Результат гарантирован.

Любовь Николаевна расслабленно поднялась и отправилась к кухонному уголку. Налила воды, щелкнула кнопкой чайника. И все это как-то странно подхихикивая.

Стараясь на нее не смотреть, я взялась за работу, и тут на моем столе зазвонил телефон.

В груди все замерло, в ушах, наоборот, зашумело. Медленно поворачиваюсь и смотрю, кто звонит. Генеральный! Что ж, предчувствия меня не обманули. Медленно, очень медленно поднимаю трубку и шепчу вмиг пересохшими губами:

– Здравствуйте, Олег Геннадьевич.

– Добрый день, Катерина Георгиевна. Если вы не очень заняты, подойдите ко мне, будьте так добры. – И отключился, не дожидаясь ответа.

– Буду, буду! – сердито бурчу мертвой трубке и очень осторожно, как стеклянную, кладу ее на место. – Куда ж я денусь!

Поднимаю голову и вижу, что все мои соседки внимательно смотрят на меня. В голову тут же ударило неприятное тепло. Краснею, как помидор краснею! Невиноватая я, так с чего бы это? Но ничего не поделаешь, физиологическая особенность. Краснею при малейшем волнении. А тут волнение нешуточное.

Даже если бы у Олега Геннадьевича в отношении меня не было никаких собственнических планов, я все равно бы волновалась, все же генеральный, это не шутки. А сейчас, когда мне светило неприличное предложение, я и вовсе чувствовала себя идущей на аутодафе. На костер, одним словом.

– Может, тебе не ходить? – мрачно спросила Лизонька, глядя на меня прищуренными глазами. – Может, тебе плохо стало?

Интересно, откуда они узнали, куда я иду? Я вроде никому этого не говорила.

– Ты с ним поздоровалась и по имени назвала, – пояснила Лиза моим озадаченным глазкам. – Не ходи, а?

Я пожала плечами.

– Что мне от него, под стол прятаться, что ли? Я ведь не младенец, а вполне взрослая дама. Старая дева уже. Так что схожу, узнаю, чего ему от меня надо.

Любовь Николаевна заливисто расхохоталась.

– Иди, иди, голубушка! Может, и статус старой девы потеряешь. Глядишь, и начальником отдела станешь. Меня к себе возьмешь. Главным специалистом.

Не обращая на нее внимания, – что с пьяненькой взять, – пошла на седьмой этаж в приемную. Шла по лестнице, так дольше. Но все равно она как-то уж слишком быстро кончилась. Конечно, два этажа всего. Вот если бы двадцать…

Вошла в приемную. В предбаннике сидела чопорная Элеонора Павловна. Сумрачно посмотрела на меня и спросила, не здороваясь:

– Куда?

– К нему! – я указала рукой на черную табличку с золотыми буквами «Генеральный директор».

– Сам вызвал? – Элеонора Павловна по-волчьи клацнула зубами.

Это она для чего? Чтоб я испугалась и убежала?

– Сам, – краткостью наш разговор соперничал со спартанцами, и почему-то вспомнилось суровое напутствие «со щитом или на щите». Я точно буду «на щите», без вариантов.

В карих глазах секретарши мелькнуло сочувственное понимание. Пошевелив кончиком тонкого длинного носа, она махнула рукой в сторону двери и разрешила:

– Заходи!

Я еще немного потопталась под дверью, набираясь мужества, и уже протянула руку, чтоб ее открыть, как она широко распахнулась сама.

Олег Геннадьевич внимательно посмотрела на растерянную меня, протянул руку, завел внутрь и приказал Элеоноре Павловне:

– Меня нет! Ни для кого!

И мы остались одни. Он как-то странно посмотрел на меня, потом сделал приглашающий жест, указывая на стулья, стоявшие напротив его рабочего стола. Стол был длинным, и стульев перед ним стояло много. Стоит ли удивляться, что я выбрала самый дальний?

Но уже через мгновенье поняла, что ошиблась. Выбирать нужно было не самый дальний от стола, а самый ближний, у стены. Чтоб к нему нельзя было подойти. Потому что Олег Геннадьевич не сел за свой стол, как полагалось, а подошел ко мне сзади и положил руки мне на плечи.

Я замерла. Я не то что пошевелиться, я вздохнуть боялась! Кошмар! И что будет дальше? Эх, права Лиза, не надо было мне сюда идти. Что мне стоило внезапно заболеть? Никчемушная моя самонадеянность!

Но генеральный руки убрал и сел за стол рядом со мной, в непосредственной близости.

Я уставилась в стол, разглядывая светленький такой узор. Глаза поднять боялась, потому что физически ощущала, как Олег Геннадьевич смотрит мне в лицо. Будто пластический хирург на свою пациентку перед операцией по удалению морщин. Так же изучающе. Хорошо хоть руками не трогает.

– Знаете, Катюша, я давно следил за вами. Мне очень нравилась ваша ответственность, прямодушие, бесстрашие даже.

Бесстрашие? Это у меня-то? Он меня явно с кем-то спутал. Но слушаю молча, не возражая. Понимаю, что это преамбула. Главное впереди.

– И ваш юмор, и ваш смех. И улыбка такая открытая. Но только в этот корпоратив я понял, что вы еще и очень красивая женщина, Катя. Интересно, как до этого времени вы умудрялись это скрывать?

Я неловко передернула плечами. Генеральному мой ответ ни к чему, это он сам с собой беседует.

Он помолчал, потом протянул руку и накрыл ей мою ладонь. А не надо руки на стол класть, вот! Положила бы на колени… А вдруг бы он и на коленях их достал? Понимая, что это уже что-то вроде паники, начинаю дышать животом. В китайской гимнастике для снятия стресса надо дышать животом, это я точно знаю.

Олег Геннадьевич усмехнулся, как-то зло выдохнув воздух.

– Знаете, я ведь тоже волнуюсь, – сдавленно сказал и сжал мою ладонь. – Правда. Я так не волновался очень давно. С тех пор, когда… – он оборвал себя и добавил: – впрочем, это неважно.

Я попыталась потихоньку освободить руку из плена, но он только сильнее сжал пальцы. Пришлось оставить так, как есть.

– Я не дурак и прекрасно осознаю, что ничего кроме замужества, вам предлагать не стоит, Катя.

Удивленно вскинула голову и посмотрела на него. Вот ведь вовсе не красавец, череп практически лысый, уши торчат, глаза почти желтые, кошачьи какие-то. Но все-таки что-то в нем есть. Внутренняя сила, что ли. Или это обаяние власти?

– Вы поняли, что я сказал, Катя?

Кивнула головой. Чего тут не понять?

Он снова вздохнул.

– Да, вы в самом деле ничего в мужской психологии не понимаете.

Это он верно сказал. Не понимаю. Как-то не с руки было в ней разбираться. Я от мужчин вообще старалась подальше держаться. Неприятностей от них гораздо больше, чем сомнительных удовольствий. Снова уткнулась взглядом в стол, так безопаснее.

– Скажу прямо, без экивоков, – жестко отчеканил генеральный. Сразу видно, что большой начальник. Мне враз захотелось выпрямиться и живот втянуть. – Вы мне нравитесь. Нравитесь настолько, что я готов жениться.

Вот тут я вскинула голову и посмотрела на него. Он печально мне улыбнулся и зачем-то покивал головой. В подтверждение своего намерения?

– Вы же женаты! – потрясенно выдохнула я, не понимая, что этим глупым вопросом даю ему надежду. Сразу надо говорить «нет», и баста!

Он как-то горько усмехнулся.

– Нет. Давно уже в разводе.

– Но как? Все уверены, что вы женаты! – мне казалось, что его слова далеки от правды.

Олег Геннадьевич перевел взгляд на окно за моей спиной.

– Я специально не говорю о своем статусе холостяка. Зачем? Ощущать себя в роли дичи крайне неприятно, знаете ли.

Вмиг все поняла. Да, в нашем коллективе есть чрезвычайно настойчивые дамочки. Знай они, что генеральный свободен, приложили бы максимум средств и усилий для завоевания столь ценного приза.

– Вот за что ты мне и нравишься, Катюша, – он вдруг перешел на «ты», создавая атмосферу совершенно ненужной мне интимности, – за твою смышленость.

Да какого дьявола! Это понял бы и младенец. Или это был комплимент? Просто для того, чтобы я прониклась и осознала?

– Тебе нечего мне сказать? – осторожно спросил он, наклоняясь вперед.

Я молчала. Интересно, а что я должна ему говорить?

– Я старше тебя на пятнадцать лет, – его голос звучал глухо, с сомнением. – Это не беда, ты достаточно взрослая, чтобы понять все выгоды, что я могу тебе дать. Но оставаться здесь тебе будет нельзя. Съедят. У меня большие связи, так что это не проблема. Я устрою тебя в приличное место. В Лукойл хочешь? Или ты предпочитаешь работать в областном правительстве? Впрочем, если тебе не хочется работать, можешь и дома сидеть. Я вполне смогу обеспечить семью.

Это он сейчас о чем? У меня что-то заклинило в мозгах, и я ничего не могла сообразить, блуждая в каком-то непонятном тумане. Он на что-то намекает, но на что? Почему я должна буду уйти отсюда? И какую семью он может обеспечить?

Смотрела на него округлившимися от изумления глазами. Что отвечать?

Олег Геннадьевич вопросительно смотрел на меня, отчего-то ужасно напряженный и даже грустный. Мне вдруг стало его жаль. И все же, чего он от меня хочет?

– Тебе надо подумать, я понимаю. Может быть, ты хочешь сказать, что нам стоит узнать друг друга получше?

Вот уж чего я совершенно не хотела. Но почему-то кивнула. И не поняла, почему. Появилось странное чувство, что тело живет своей жизнью, а голова – своей.

– Хорошо. Думаю, это нормально. Давай сходим куда-нибудь вместе. Попозже сориентируюсь и тебе позвоню. А сейчас иди. Если будут спрашивать, зачем вызывал, можешь сказать, что советовал тебе не пить на корпоративах. Надеюсь, ты на меня за это не рассердишься?

Он встал и перешел за свой стол. Поняв, что странная аудиенция закончена, я тоже поднялась, но не успела сделать и шагу, в кабинет залетела гневная Вера Гавриловна.

Удивленно посмотрела на пылающую от смущения меня, на спокойно сидящего за своим столом начальника, и вдруг сдулась, как воздушный шарик. И тут до меня дошло: она же меня спасать прибежала! Или наоборот, ведь о близких отношениях между ней и генеральным не догадывался только слепоглухонемой.

– Очень хорошо, что вы пришли сами, дражайшая Вера Гавриловна, – Олег Геннадьевич явно был не слишком рад видеть свою пассию, похоже, теперь уже бывшую, – вы-то мне и нужны! Вы к курсе, что сразу после новогодних праздников приезжает проверка из министерства?

Больше я слушать не стала, вышла из кабинета и плотно закрыла за собой дверь. Потом прислонилась к стене и постояла так, отдуваясь и усмиряя скачущее сердце.

– Может, воды дать? – раздался голос Элеоноры Павловны, и я перевела мутноватый взгляд на нее. Сфокусировав, увидела стоящих возле ее стола пару начальниц отделов и тут же отказалась: – Спасибо, не хочу!

Октябрина Матвеевна, соперница Веры Гавриловны, симпатичная дама под сорок, – а что, у нас все начальницы симпатичные, некоторые даже красивые, других не держим, – оглядев меня с ног до головы, вкрадчиво поинтересовалась:

– А чего вы такая красная, Катюша? Небось пропесочил за что-то?

Я вспомнила выдвинутую Олегом Геннадьевичем версию своего присутствия в его кабинете и послушно согласилась:

– Ага. Читал мораль о вреде излишнего принятия алкоголя.

Женщины переглянулись.

– Странно. Обычно он не обращает внимания на состояние подчиненных на корпоративах.

– А тут обратил. Неприятно, если честно, – и я отправилась восвояси.

Они молча проводили меня изучающими взглядами. Уже в коридоре услышала:

– Если бы между ними что-то было, то это было бы видно сразу. Но они даже не целовались. У нее помада на губах нетронутая. Скромная она уж очень.

Никогда бы не подумала, что наличие помады на губах – признак скромности. Помаду я использовала всегда, потому что бабушка считала, что с голыми губами ходить неприлично. Не знаю, откуда у нее это странное убеждение, но без помады у меня губы пересыхали, особенно на морозе, поэтому я про нее не забывала.

Пришла в отдел. Дамы смотрели на меня со священным ужасом.

– Ты как? – спросить решилась только Лизонька.

– Нормально. А Вера Гавриловна что, спасать меня кинулась?

– Ну, как тебе сказать, – ехидная Марья Ивановна себе не изменяла, – скорее свое место при начальнике. Испугалась конкуренции. Но, судя по твоему скорее ошарашенному, чем возмущенному виду, Олег Геннадьевич на тебя не покушался. Что там у вас было?

– Ничего такого не было, – я подчеркнула слово «такого». – Но неприятно было. Он мне сообщил, что всегда был обо мне очень хорошего мнения, но своим поведением на корпоративе я его разочаровала. В общем, столько пить нельзя, генеральный мне это популярно объяснил.

Все охнули.

– Шутишь! – вынесла всеобщий вердикт Любовь Николаевна. – Этого не может быть! Ты не настолько уж была и пьяна!

– Да? – я была настроена скептически. – Тогда почему я ничего не помню?

– В смысле? Как не помнишь? – тут уже не поверила мне и Марья Ивановна.

– Очень просто, – мне даже и притворяться не нужно было, и без того было очень стыдно. – Не помню, и все!

– А что ты не помнишь конкретно? – у Марьи Ивановны от любопытства даже носик заострился.

– Что я не помню конкретно? А из того, что не помню, ничего не помню!

– Нет, я неправильно выразилась. С какого места ты ничего не помнишь?

Я похлопала глазами. Этого я тоже сказать не могла.

В разговор вступила Любовь Николаевна, уточнив вопрос коллеги:

– Что ты помнишь последнее?

Это было уже легче.

– Как Владимир Иванович принес шампанское, и я выпила. После этого полный провал.

Дамы переглянулись.

– М-да, похоже, пить тебе нельзя. Три бокала легкого вина – твой предел, – постановила опытная Любовь Николаевна. – И что, даже не помнишь, как с Олегом Геннадьевичем уходила?

– Нет. Но я об этом знаю, – и, предвосхищая вопрос «откуда?», уточнила: – мне Лиза сказала.

– Да, Лизонька ловко так тебя из лапок генерального выдернула. Он потом такой недовольный был.

– Недовольный? Да попросту злой! – негодовала Любовь Николаевна. – И народ разогнал раньше времени. Веселились бы еще да веселились. Так ведь нет.

– Правильно. Ему кайф обломали, он нам. Цепная реакция. – Марья Ивановна вновь блеснула логическим мышлением.

Любовь Николаевна посмотрела на часы и предложила:

– Четыре часа. Может, чайку попьем? Начальница быстро не придет, гарантирую.

Но мне почему-то казалось, что долго она не задержится.

– Олег Геннадьевич сказал ей, что сразу после праздников проверка из министерства приезжает. Так что не думаю, что она долго там задержится.

– О, это только предлог для уединения! Спорим, что полчаса ее точно не будет?

Я спорить не собиралась. Просто мое внутреннее чутье очень твердо было уверено, что мужчина, намекавший на серьезные отношения с одной, не будет демонстрировать свои близкие отношения с другой.

Разбивая ее планы, в кабинет стремительно вошла Вера Гавриловна. Удостоверившись, что все в порядке, долго и нудно говорила нам о проверке, стараясь напугать, чтоб прониклись. Но мы не прониклись, у нас этих проверок бывало по две в месяц. Достали просто.

Когда начальница завершила свои пугательные речи и ушла, Любовь Николаевна повернулась ко мне и с угнетающей проницательностью заметила:

– Ох, не о твоем моральном облике речь шла у генерального, Катя, иначе начальница не была бы столь сурова. А о чем?

Естественно, я ничего ей не сказала.

Глава пятая

Новый год, как обычно, мы встретили вдвоем с бабушкой, хотя меня приглашала мама. Но в этом случае бабушка осталась бы одна, а я ее люблю гораздо больше, чем мать. Мама, в принципе, неплохой человек, но для нее я только послед неудачного брака. Поэтому мы к друг другу испытываем довольно прохладные чувства. У нее ко мне превалирует чувство вины, я же не могу ей простить преступной слепоты, когда она оставляла меня наедине с практически насильником. Она это тоже понимает.

С бабушкой встречать Новый год хорошо. Душевно так. Я, бабушка, елка и телевизор. Вполне приятная компания. И, конечно, полный стол. Бабушка к торжеству готовится заранее, продукты закупает за месяц, а блюда начинает готовить за пару дней. Все, что можно сделать раньше, бывает сделано, и мне остается только помочь накрыть на стол. Потому что, как правило, 31 декабря я работаю.

Причем в самом деле работаю, а не хожу из отдела в отдел с поздравлениями. Потому что сразу после Нового года приезжает проверка из министерства, и мы перепроверяем на сто рядов все, что только можно. Ревизорам всех мастей же надо свои зарплаты, весьма немаленькие по сравнению с нашими, оправдать, вот они и роют носом землю в поисках наших ошибок. А наша задача – доказать, что мы не зря хлеб едим.

Поэтому работали мы, как и положено по законодательству, всего на один час меньше, как в обычный предпраздничный день.

Первого января я поехала к маме, и мы вполне приятно всей семьей посидели за праздничным столом. Братишки попросили меня свозить их на главную городскую елку, я пообещала, мне это и самой интересно было. И на следующий день поехала с ними на городскую эспланаду.

И не пожалела. Красота тут. Елка высоченная, вся в огнях и золотых шарах. Горок штук двадцать, на все возрасты и вкусы, от малюсеньких до огромных. И ледяные скульптуры вдоль всей эспланады, филигранные такие, изящные.

Братья выбрали среднюю горку в виде лежащего медведя, я пошла с ними и тут же наткнулась на Макса в черной кожаной куртке, черных джинсах, со сверкающими снежинками на непокрытой голове. Он весь был такой… невероятный.

Меня аж пот прошиб, и колени задрожали, едва я поняла, кто передо мной. Нет, это ж надо! И за что мне это опять? Впрочем, вопрос чисто риторический, на такие вопросы никто не отвечает, ни Бог, ни судьба, хотя в таких «случайных» встречах именно они и виноваты.

Пришлось сделать хорошую мину при плохой игре и попытаться отступить за спины ребятни. Не получилось.

– Добрый день, Катя. – Макс от неожиданности тоже несколько растерялся, но хороших манер не утратил, в отличие от меня, намеревавшейся потихоньку смыться.

Пришлось перестать изображать из себя столб и поздороваться.

– А где Лиза?

Он растерянно улыбнулся.

– Думаю, дома. Собирается, наверное.

– Собирается?

– Мы послезавтра улетаем в Швейцарию, на горнолыжный курорт.

Вот как? Значит, Лиза с ним не порвала. Не зная, как к этому относиться, на автомате спросила:

– В какой?

– Церматт. – Название мне ничего не говорило, и он пояснил: – Там сейчас международные состязания по керлингу идут. Посмотрим. И покатаемся.

Я даже не знала, что такое керлинг. Но спрашивать было стыдно. Молча смотрела, как братья катаются с горки, скатываясь вниз и тут же целеустремленно забираясь на нее снова.

– Это кто? – Макс проследил за моим взглядом.

– Братья. По матери, – непонятно для чего уточнила. – А ты тоже с кем-то?

– Нет. Я просто путь срезал. Я в этом доме живу, – и он показал на новую элитную высотку. – А иду в тот магазин.

Да, здесь через ледовый городок в самом деле гораздо ближе, чем в обход. Не понимая, чего он медлит, шел бы уже и не смущал меня, подняла лицо и поразилась: он смотрел на мои губы. Изучающе так. Я тут же покраснела. Вспомнил мой насильственный поцелуй?

Он тут же отвел взгляд, но мне все равно было жарко. Хорошо, что здесь гирлянды мерцают, не видно, какого цвета щеки. А уши вообще скрыты под шапкой. Ах, уходил бы уже и не смущал меня больше!

Словно услышав мой безмолвный вопль, он неловко поклонился.

– Ладно, пойду, не буду вас отвлекать. До свидания.

– Пока! Лизе привет передавай. – Надеюсь, в моем голосе не слышалось ощущаемое мной облегчение.

– Передам! – снова короткий взгляд на мои губы, и Макс наконец ушел. Высокий, мужественный, до отчаяния чужой.

И мне стало так грустно, хоть вой. Ну что это такое! С ним плохо, без него еще хуже!

Мы с братьями протолклись на площадке еще два часа, и все это время я высматривала Макса, надеясь, что обратно он пройдет этим же путем.

Не прошел, и это было так обидно, будто я чумная какая-то и меня надо избегать, чтоб не заразиться.

Дома всплакнула немного, от щемящего чувства потери даже позабыв об Олеге Геннадьевиче и его намерении «узнать друг друга получше». Эх, а ведь скоро на работу, и там будет он.

Интересно, почему он мне не звонил? Может, передумал? Это было бы здорово. Но, скорее всего, у него нет моего телефона. Теоретически он в программе у кадровиков мог его посмотреть, даже наверняка посмотрел, но с той поры, как туда был введен мой телефон, я симку несколько раз меняла. А городского телефона у нас нет. Ни к чему.

Так что расслабляться не стоит. Наоборот, надо собраться с силами и объяснить ему, что он меня не привлекает. Вообще.

Представила, как объясняю ему это, в памяти всплыло его печальное лицо и взгляд такой… просительный, и вдруг жалко его стало. Очень.

Первый рабочий день прошел как-то скомкано. Лизоньки не было, и я, поглядывая на ее пустующий стол, чувствовала что-то вроде ревности. Зачем она с Максом поехала, если не любит? Бессмысленно это. Опять не смогла сказать «нет»?

Но я ее не осуждала. Попав, по сути, в такую же ситуацию, поняла, что это неимоверно трудно. От каждого звонка я нервно подскакивала, смотрела на дисплей, удостоверяясь, что это не генеральный, испускала неприличное «ффууу…», привлекая к себе недоуменное внимание коллег.

И никак не могла взять себя в руки!

До той поры, пока в отдел не зашла наша царственная начальница, и на вопрос Марьи Ивановны «неужто оперативка у генерального уже закончилась?», сообщила:

– А ее сегодня и не было. Олег Геннадьевич в Москве, замы без него проводить оперативку не стали. Он приедет через пару дней вместе с проверяющими.

Она ушла, дав нам новые задания, а у меня появилось эйфорическое чувство помилованного перед казнью.

Это было так очевидно, что Любовь Николаевна даже не спросила, а утвердила:

– Катя, у тебя что-то с Олегом Геннадьевичем было! Признавайся давай!

Ага, счас!

Хмуро на нее посмотрела, не желая отвечать, и была спасена ушлой Марьей Ивановной:

– Оставьте Катерине ее секреты, любознательная вы наша! Давайте лучше работать. Кстати, мое задание можно выполнить только с учетом ваших выводов, так что дерзайте уже, дерзайте!

Любовь Николаевне пришлось вспомнить, что Марья Ивановна наш непосредственный начальник, и, наступив на горло собственному любопытству, приняться за работу.

День прошел нормально, сердце к вечеру успокоилось и билось, как положено, семьдесят ударов в минуту.

Дни до конца недели прошли спокойно, в воскресенье мы с бабушкой ходили в кино, а в понедельник приехала проверка.

Проверка так проверка, это не ревизия, та пострашнее бы была. Все было бы ничего, но когда Олег Геннадьевич вошел к нам, знакомя проверяющих с нашим отделом, он послал мне такой многообещающий взгляд, что у меня дыхание перехватило.

Они давно ушли, а я все никак не могла успокоиться, глядя в монитор и не видя ни строчки. Очнулась от Мариванного:

– Катя, спишь, что ли?

Встряхнувшись, постаралась ответить спокойно, но голос все равно дрогнул:

– Вы что-то сказали, Марья Ивановна?

– Я спросила, чего такая бледная сегодня?

С Марьи Ивановны стало бы подойти ко мне и лоб пощупать, поэтому поспешно ответила:

– Бледная? Так зима же. Авитаминоз. Надо витамины купить.

– Да влюбилась она, разве не видно? – Любовь Николаевна то ли пожалела, то ли посмеялась. У нее не поймешь. – Причем в Макса.

– Вы правы, – не стала с ней спорить. Давно убедилась, что скрыть что-либо можно, только во всеуслышание в этом признавшись. – Есть немного. Симпатичный, высокий. Обходительный такой, вежливый. Но вот до него был, как его, Влад, он мне нравился еще больше. Вот был красавец мужчина. Аполлон. Само совершенство. Жаль, что Лизонька его так быстро отшила.

Любовь Николаевна опешила. Но быстро опомнилась.

– А Шурик тебе что, не нравился?

– Фу! – это было сказано совершенно искренне. – Мордоворот ужасный! И невежа. Не терплю таких.

– Да, приятного мало, – согласилась со мной Марья Ивановна. – Но Любовь Николаевна от таких жеребцов без ума.

– Да! – та повела холеной рукой волнистую линию, неизвестно на что намекая. – Очень даже неплохой экземпляр. Гора мускулов и никакого намека на интеллект. Классно.

– Что же в нем классного? – боюсь, я снова проявила свою девичью наивность полной мерой. – С ним даже поговорить не о чем.

– А с такими я ни о чем и не говорю, – Любовь Николаевна откровенно рассмеялась. – Они кое в чем другом сильны.

Догадавшись, в чем именно, я медленно покраснела.

Вспомнив наконец о проверке, дамы принялись готовить запрошенные документы, на время оставив меня в покое. Я же принимала отчеты от районов, чтоб не останавливать рабочий процесс. Работы было много, и я даже забыла о многозначительном взгляде генерального, но вечером, уже выходя из конторы, снова столкнулась с ним.

Олег Геннадьевич усаживал дорогих гостей в свой форд, видимо, чтоб отвезти в ресторан – отработанная до мелочей процедура. Хорошо, что проверяльщиков только трое, все в одну машину вошли. Он уже садился за руль, когда меня черт вынес из дверей почти ему под ноги.

Замерев в полусогнутом состоянии, он мне улыбнулся и игриво так подмигнул. Я замерла, он устроился на водительском месте и уехал.

– Ого! – медленно повернулась на звук и сердито уставилась на Баранова. – Ого! – снова повторил он и, наклонившись ко мне, шепотом спросил: – Что, уже любовники? Быстро же вы!

– Лешик! – от оскорбления я зашипела, напоминая себе удава, питона и анаконду вместе взятых. Или они не шипят? Ну тогда гюрзу, гадюку и кобру одновременно! – я тебе такое оскорбление не прощу, не думай!

Он выпучил глаза и сделал стремительный шаг назад.

– Ты чего? Это комплимент был!

Я придвинулась к нему поближе и сжала кулаки. Наверное, выражение моего лица стало слишком свирепым, потому что он пугливо оглянулся и попросил:

– Только не бей, а то все сразу обо всем догадаются.

Это вмиг охладило мое желание врезать ему промеж глаз. Служить коллегам источником домыслов и сплетен не хотелось. Но и спускать гадости этому охальнику – тоже. Взяв его под ручку, будто мы с ним старые хорошие друзья, я повела его по тротуару к своему дому.

– Слушай, мне не туда! – Лешик попытался воспротивиться, но я была неумолима.

И только отойдя на безопасное расстояние, уверенно пообещала:

– Еще один такой комплимент, Баранов, и ты труп!

Он надулся как девчонка.

– А я-то думал, ты нежная и ласковая. Все тебя Илье нахваливал, думал, что у вас чего получится.

Я сразу замолчала. При чем тут Зайцев? Мы с ним друг на друга никогда виды не имели.

– Вот, страшно стало? – Лешик нехорошо возрадовался. – Вот и подумай хорошенько, прежде чем меня обижать!

Вспомнив занятия по самообороне, на которые я записалась после приставаний отчима и отходила почти десять лет, ловко поставила Баранову подножку и небрежно уронила в сугроб. Наглой мордой вниз.

Он взвыл, и я, наклонившись, ласково сказала:

– Запомни, дружочек, это была милая дружеская шутка! Но если ты мне опять гадости вздумаешь говорить, я с тобой разберусь всерьез.

Лешик был хоть и задиристым, но изрядно трусоватым. Хотя при его субтильности это было вполне оправданным. Поэтому он перевернулся на спину, сплюнул снег, вытер вязаной перчаткой лицо и отчеканил, как рядовой:

– Слушаюсь, товарищ сержант! Будет исполнено, товарищ сержант!

– А почему сержант? – мне не понравилась навязываемое мне звание. – Мне больше капитан нравится.

– А не жирно? – Лешик поднялся и погрозил мне пальцем. – Не доросла еще до капитана!

– Ерунда! – в этом я была твердо убеждена. – Моя одноклассница уже майор, а я только капитана прошу.

– Майор? – обескуражено уточнил Лешик. – Однако, как бабы быстро звания получают! И где она служит?

– Следователь она. Не пьет, не курит, любовниц не содержит. Все проверки проходит достойно. Сам знаешь, как быстро сейчас нормальные женщины карьеру делают.

– Да знаю, что в полиции одни бабы в следователях и дознавателях сидят. Опера еще мужики, но скоро и их на киборгов заменят, точно тебе говорю.

Наш разговор превращался в какой-то фантастический боевик, и я решительно его прекратила, заявив:

– Все, баста, я домой!

На этот раз за рукав меня ухватил он.

– Слушай, Катя, а давай мы в кафе пойдем! Ты такая хорошенькая, когда злишься. Я прямо-таки влюбился уже! Серьезно.

Вот мне только запойного поклонничка и не хватает!

– Слушай, Баранов, – я постаралась скопировать его торопливый говорок, – я ведь не пью. И тебе не дам. Будешь сидеть, чаек попивать и культурно разговаривать, потому что ругаться я тебе тоже не позволю. Ты именно этого хочешь?

И вся любовь у него пропала.

Усмехнувшись, я пошла дальше, но не успела пройти и сотни шагов, как меня окликнул шедший навстречу мужчина.

– Катюша, девочка моя, как я рад тебя видеть!

Анатолий! Тот самый, что, будучи женат на матери, приставал к ее маленькой дочери.

– Как ты похорошела! – он рассматривал меня своими поросячьими глазками, и мне ужасно хотелось его ударить. Почему-то в нос. Может быть, потому что он у него слишком длинный?

– Чего тебе надо, гаденыш? – мне захотелось отплатить ему за все издевательства надо мной той же монетой.

Он обиделся.

– Что ты так? Я же тебя всегда любил.

– Ага, той любовью, что не для детей. Если бы не бабушка, не знаю, что и было бы.

– Да ничего бы не было! – с возмущением заявил он. – Неблагодарная ты, право слово. Я вас с матерью кормил, поил, одевал, а ты…

И тут я его ударила. Под дых, с удовольствием. Кормил он нас, кормилец! Мать работала на двух работах, чтоб этого бугая обеспечить всем необходимым, поскольку работать он не любил, а вот покушать сытно и вкусно, и в шмотке дорогой пощеголять – это да.

Он согнулся пополам и рухнул в снег, хватая ртом воздух. Когда упал, я от всей души пнула его в бок. Знаю, что лежачих не бьют, но не удержалась.

– Это тебе за маленькую девочку, которая боялась тебя, как огня. За все те издевательства, что я терпела по твоей милости.

– Эй, девка, ты чего мужика бьешь? – какая-то сердобольная баба с кошелкой подошла ко мне и попыталась оттолкнуть.

– Извините, но это личное! – заявила я ей категоричным тоном. – И будьте добры, не лезьте не в свое дело.

Та покачала головой.

– Личное так личное, мне-то что. Только сюда патруль полицейский идет. Так что шла бы ты уже дальше. А то ведь загребут.

И я опомнилась. И пошла дальше. Только вот не стыдно мне было совершенно. Наоборот, я подставила лицо холодному ветру, чтоб остудил горящие щеки, и тихонько рассмеялась. Мне очень понравилось выражение боли на лице моего врага. Теперь уже бывшего.

Чувство отмщения было так приятно, что я даже приплясывать начала. Какой у меня сегодня выдался насыщенный вечерок! Никогда не думала, что смогу ударить этого типа, так часто снившегося мне в кошмарных снах, где я была такая слабая и беззащитная. Надеюсь, что после сегодняшнего побоища мне сны с его участием больше сниться не будут.

Позвонила снизу бабушке, быстро пробежала мимо опасной квартиры. Бабушка встретила меня возле дверей, помогла раздеться и сразу спросила:

– Чего ты возбужденная такая?

– А я Тольку сегодня отлупила!

Бабушка сразу поняла, о ком идет речь.

– Молодец! Ты у меня боевая! – вот за что я бабушку просто обожаю, так это за то, что она все понимает правильно.

Мама бы завела волынку о том, что девушке драться неприлично, что это ужасная невоспитанность, и понесла бы всякую выводящую меня из себя муру. Она вообще любит морали читать и делает это крайне занудно. Только вот не слушает ее никто. А бабушке достаточно одно слово сказать, чтоб все всё поняли.

Утром у меня настроение тоже было прекрасное. Ровно до вопроса Любови Николаевны:

– Катя, а за что ты вчера мужика избила?

Я сразу поняла, чьих рук, вернее, языка, это дело. Ну, Лешик, погоди!

– Это личное, Любовь Николаевна. – Постаралась, чтоб это прозвучало как можно суше.

Но нашу отчаянную сплетницу мой тон вовсе не покоробил.

– Он что, к тебе приставал? – у нее даже ушки торчком встали от любопытства.

И я почти закричала:

– Да, приставал! Когда мне было пятнадцать. Это мой бывший отчим. Второй мамин муж.

Любовь Николаевна тотчас замолчала, расслышав в моем голосе ярость и боль. Марья Ивановна соболезнующее на меня посмотрела, тоже промолчала. Видимо, поняли, что меня сейчас просто лучше не трогать. Не то взорвусь.

До пятницы дожили более-менее спокойно. Комиссия, проверяя районные филиалы, нас почти не тревожила. В пятницу Вера Гавриловна слегка побегала к проверяющим с документами, и после обеда они уехали.

Довольны были все. Кроме меня. Я начала трястись прямо с утра. И почему я не понимала Лизоньку, когда та говорила, что не может ответить «нет»? Теперь вот сама в точно таком же положении.

В четыре часа зазвонил телефон. Даже не глядя на дисплей, каким-то звериным чутьем поняла, кто звонит. Подняла трубку и услышала:

– Катюша, я завтра заеду за тобой домой ровно в пять. Съездим в ресторан, посидим. Пока!

И положил трубку, не дожидаясь ответа.

Ну и ну! А если бы это не я была? У нас частенько перехватывают звонки, если сотрудника нет на месте. Вот сегодня я несколько раз отвечала вместо Лизы, переведя звонок на себя. И почему он даже ответа не ждал? Боялся, что откажусь? Ух, и хитер же Олег Геннадьевич, ух, и опытен же!

Я враз почувствовала себя глупой мышкой, с которой играет большой страшный кот. По спине прошел неприятный холодок, и я подумала: а не заболеть ли мне? А что? Вон эпидемия гриппа в самом разгаре, так что все естественно.

С этими мыслями заболеть – не заболеть, и домой пришла. Немного поколебалась, но о предложении генерального рассказала бабушке. К моему удивлению, она обрадовалась.

– Это хорошо, Катюшка. Развеешься, на людей посмотришь, себя покажешь. А то сидишь все вечера и выходные со мной, со старухой. Это ненормально. Ты молодая, тебе развлекаться надо.

Ну, прямо как Лизин отец! Тот тоже считает, что пока молодой, надо развлекаться. Странно, а почему бабушка мне этого раньше не говорила?

– Ну, тебя же никто на свидания не звал, так чего ж я твои раны тревожить буду? Всему свое время. Некоторые рано созревают, некоторые поздно.

Мне ее философия не понравилась.

– Бабушка, но я же Олега Геннадьевича не люблю!

– Пора тебе уже в жизни устраиваться. Хватит порхать, да под моим крылышком от жизни прятаться. – Это прозвучало как-то уж слишком требовательно для моей ласковой и снисходительной бабушки, и я удивленно притихла. – К тому же ты что, за него замуж собралась или в постель прыгать? Любовь-то тут при чем? Посидите, поговорите. Думаю, раз такой пост занимает столько лет уже, то мужик умный. Если что-то не понравится, извинишься да и уйдешь. Но не думаю, что до этого дойдет. Давить на тебя он не будет. Не дурак, чай.

Я принялась выпытывать, почему это не будет, но бабушка отмахнулась, заявив, что я и сама имею шанс в этом убедиться.

Глава шестая

В субботу провела ревизию своих вещей и выяснила, что идти придется в том же черном платье, купленном с помощью Лизы, просто ничего лучше у меня нет. В четыре натянула платье и черные колготки. Чтоб было не так траурно, повязала на шею легкий шелковый шарфик, серебристый такой, освеживший мое лицо и наряд в целом.

Волосы я вымыла еще утром, стрижка у меня хорошая, средней длины. Тряхнула головой, волосы взлетели, и, блестя на свету, опали пышной волной. Так, хорошо. Олег Геннадьевич наверняка приедет на машине, поэтому шапку надевать не буду.

– Катя, ты немного глаза подкрась. Умеешь же. – Бабушка оценивающе смотрела на меня и давала ценные советы. – Будет эффектно, вот увидишь.

Краситься я не любила, но бабушку послушалась. Нанесла на ресницы тушь, подвела голубоватыми тенями веки. Глаза сразу стали большими и выразительными. Мазнула по губам помадой, посмотрела на часы. Без пяти пять.

Зная пунктуальность генерального, решила выйти из подъезда. Наверняка он подъезжает. Или уже подъехал. Вряд ли у него есть номер моего сотового, чтоб предупредить.

– Ты что, у подъезда торчать будешь? Он позвонить тебе не может? – бабушку покоробила моя готовность бежать навстречу. Она уверена, что женщина должна быть гордой до неприступности. Хотя бы внешне.

– У него номера моего телефона нет. А я не хочу, чтоб он за мной поднимался.

И ошиблась. Номер у него был, потому что, едва я взяла туфли, как раздалась мелодия телефона, звучащая, когда звонили чужаки. Я поспешно вынула телефон из сумочки и опасливо сказала:

– Слушаю.

– Добрый день, Катенька! – голос Олега Геннадьевича звучал глухо, будто издалека. – Я жду, выходите!

Бабушка, стоявшая рядом, чему-то довольно засмеялась.

– Хорошо подготовился мужик, молодец! Значит, что-то серьезное у него на уме, не пустые шашни.

Я порадовалась, что не рассказала бабушке о странном с ним разговоре. Она наверняка бы сделала далеко идущие выводы. А оно мне надо?

Накинула куртку, посмотрела на туфли и решила сапоги не одевать. Ничего со мной не случится, если я пару-тройку метров пройду в туфлях.

Бабушка укоризненно покачала головой.

– Катя, ты на себя в зеркало посмотри. На кого ты похожа?

Посмотрела. В самом деле, выглядела на редкость вульгарно. Куртка до середины бедра, из-под нее сантиметров десять черный подол платья, колготки и туфли. Ну просто девица с панели. Сняла куртку, надела пальто. Я его не люблю, в нем нет свободы движений, но зато выглядеть стала гораздо приличней.

Пошла вниз, с силой сдавив ремешок сумочки. Выйдя из подъезда, поняла, что из-за волнения даже не обратила внимания на опасную квартиру. Подошла к форду, возле которого стоял Олег Геннадьевич с непокрытой головой и с улыбкой смотрел на меня. Поздоровавшись, по привычке посмотрела наверх. Как я и ожидала, бабушка стояла у окна. Увидев, что я смотрю, помахала рукой и подняла большой палец в знак одобрения.

Немного смутившись, села на переднее сиденье, причем Олег Геннадьевич предупредительно открыл мне дверцу. Перед ветровым стеклом лежала белая роза с темным ободком по краям лепестков. Очень красивая.

– Это тебе, Катюша. – Это прозвучало у него со слишком интимным подтекстом, и я невольно поежилась. – Нравится?

Кивнула, взяла розу и понюхала. Обычно у покупных роз аромат еле чувствуется, но эта роза была по-настоящему душистая. Нежный сильный аромат кружил голову. Вмиг захотелось чего-то волшебного, сказочного. И крепло ожидание чуда.

Олег Геннадьевич вывел машину на центральный проспект и влился в ряд таких же легковушек. Пробок не было, но ехали мы все равно медленно.

– Я заказал столик в «Итальянском дворике». Ты не против? Может быть, у тебя какие-то другие предпочтения?

Предпочтения? Мне стало смешно.

– Олег Геннадьевич, я сроду ни в одном ресторане не была. Только в кафе, да и то по особым случаям. Так что никаких предпочтений у меня нет.

– Это хорошо. Но зови меня, пожалуйста, просто Олег. И на ты.

Вот это требование! Оно как-то стразу вышибло меня из колеи.

– Эээ… постараюсь.

– Понимаю, перестраиваться сложно. Но будет смешно, если я буду звать тебя по имени и на «ты», а ты меня примешься величать. Тогда и мне придется обращаться к тебе по имени-отчеству, чего не хочется.

А я бы вовсе не против сохранять дистанцию. Мне так гораздо спокойнее.

– Слишком непривычно? – он понимающе скосил на меня глаза. – Ну, это не страшно. Привыкнешь.

Ох, что-то я вовсе не хотела привыкать. И, вообще, если бы не бабушка, я никуда бы не поехала. Некомфортно мне с ним. Совсем некомфортно. Слишком силен во мне сложившийся стереотип «он – начальник, я – подчиненный».

Олег Геннадьевич мягко затормозил перед небольшой пристройкой к высотке, подъехав почти вплотную к входу.

– Ты быстренько заходи, чтоб не мерзнуть, я поставлю машину на стоянку и подойду. Я быстро.

Положила розу обратно на приборную доску. Надеюсь, она доживет до моего возвращения. Выбралась из салона, пошла внутрь ресторана. Дверь распахнула с трудом, наверное, потому, что не могла толком упереться – подошва туфель скользила по гладкому камню, которым было выложено крыльцо перед входом.

Внутри у входа стоял самый настоящий швейцар в темно-зеленой ливрее. Немолодой такой подтянутый дядечка. Ух ты! Боюсь, я как-то неправильно на него посмотрела, потому что он строго заявил:

– Дамы без кавалеров не допускаются!

Так он меня принял за девицу легкого поведения? Говорить, что мой спутник сейчас подойдет, не стала, а принялась бороться за равноправие.

– А кавалеры без дам?

Швейцар как-то недоуменно поморгал и заявил:

– Им можно.

– А дамам одним нельзя?

– Нельзя.

– Почему?

Он замялся. Видно было, что называть вещи своими именами ему не хочется. И он прибег к испытанному средству – переведение стрелок называется.

– Это в правилах записано. Это не я выдумал.

– В правилах? В каких? Покажите!

Швейцар повертел головой, увидел на противоположной стене какую-то книжонку и указал на нее пальцем:

– Вон в тех.

– Хочу прочитать!

– А вам туда нельзя. Потому что вы дама без кавалера.

Прерывая наше идиотическое препирательство, вошел Олег Геннадьевич.

– Вот и я. А почему ты здесь стоишь и не проходишь?

– Потому что меня не пускают. Приняли за весьма легкомысленную особу.

Олег Геннадьевич сурово воззрился на швейцара. Тот побледнел и принялся неловко оправдываться:

– Но дама не сказала, что она не одна.

– А если бы сказала, вы что, поверили бы и пропустили? – что-то мне в столь благостный исход совершенно не верилось.

– Да, пропустил бы! – фальшиво уверил нас дядечка, глядя на нас предельно честными глазками.

Олег Геннадьевич недоверчиво хмыкнул, но в бутылку лезть не стал.

На шум вышел еще один господин, в сером смокинге, крахмальной рубашке, с черной бабочкой под острым кадыком. Интересно, кто такой? Строго посмотрел на швейцара, потом вопросительно на нас.

– Олег Геннадьевич? Очень, очень рад. Проходите, пожалуйста.

Мы прошли внутрь, к гардеробу. Мужчина в смокинге все так же вился вокруг нас. Тому, что он узнал генерального, я не удивлялась, Олег Геннадьевич часто выступает и по телевидению, и по радио. В СМИ постоянно светится, причем гораздо чаще, чем наш скромный губернатор, поэтому узнать его несложно. Звезда местного масштаба, так сказать.

Хотя, возможно, я ошибаюсь и он просто завсегдатай этого общепита?

Мы разделись. Олег Геннадьевич, как воспитанный человек, помог разоблачиться мне, отдал мое пальтишко гардеробщику. Но, помогая мне снять пальто, уж слишком плотно провел по плечам горячими ладонями, это меня насторожило.

Надеюсь, он не рассчитывает на меня в качестве постельного десерта?

Прошли в зал, и Олег Геннадьевич вопросительно посмотрел на нашего сопровождающего. Я все пыталась вспомнить, как называется эта должность. Мажордом? Нет, это что-то типа дворецкого. Митрополит? Ну, это уж вовсе не отсюда. Метранпаж? И куда это меня заносит? Вот чувствую, что где-то рядом, но никак. Наконец, из каких-то закоулков памяти всплыло: метрдотель. Вот оно! Наконец-то!

– Прошу, ваш столик в другом зале, – и метрдотель прошел вперед, показывая нам дорогу.

Так, значит, генеральный здесь, как и я, в первый раз. От души отлегло. Почему-то очень не хотелось иметь порядковый номер.

Во втором зале каждый столик был отгорожен друг от друга довольно высокой перегородкой из волнистого матового пластика. Кто сидит рядом, не видно было совершенно, даже открытые входы в эти интимные закуточки располагались с разных сторон. Официантам обслуживать клиентов было неудобно, а вот тем, кто там сидел, думаю, очень даже приятно.

Нас провели в крайний закуток, не знаю, как правильно его назвать, и усадили за полукруглый столик. На столике, на хрустящей от крахмала белоснежной скатерти уже стояли приборы на двоих, горели свечи в подсвечниках, в хрустальной вазе раскинулись очень симпатичные белоснежные хризантемы. Две стеклянные бутылки с минералкой и бокалы к ним стояли напротив приборов.

Верхний свет не горел, поэтому антураж получился очень даже романтичным. Олег Геннадьевич сел напротив, и мне в сумраке на мгновенье почудилось, что это Макс. Сердце пропустило удар, а потом забилось, как у бабушки при приступе тахикардии. Я глубоко вздохнула, прогоняя наваждение.

К нам поспешил официант с глянцевой обложкой. На обложке был изображен итальянский дворик, весь такой в цветах и винограде. Никогда не была в Италии, достоверность изображения подтвердить не могу.

Олег Геннадьевич мельком глянул меню и протянул его мне. Официант, никуда не уходя, ждал заказа. Посмотрела не на названия, а на цены, и мороз прошел по коже. Ух ты! Хорошо, что платить не мне, а то весь аппетит бы пропал. И выбирала бы не что вкуснее, а что подешевле.

Так, чего бы мне сейчас хотелось? Изучила состав и продиктовала: «Карпаччо из семги», «Аньелло кон Пера», «Ризотто Фунги кон Майале», вместо хлеба – «Бручетта».

– А на десерт? – напомнил официант.

Я задумалась.

– «Эстерхази», если можно.

– Отличный выбор! – от всей души похвалил меня официант и бодро улыбнулся, воодушевленный моим аппетитом. – А что для вас? – он вопросительно повернулся к Олегу Геннадьевичу.

– То же, что и даме. Плюс бутылку вина. Для дамы.

Я поспешно отказалась:

– Нет, я пить не буду. – Мой предыдущий неудачный опыт к распитию спиртных напитков не располагал.

– Хорошо, – невозмутимо согласился мой кавалер. – Тогда два коктейля, безалкогольных, на ваш вкус. Кофе будешь, Катюша?

– Нет, спасибо, – снова отказалась я. – Не пью кофе на ночь.

Официант решительно приступил к своим обязанностям:

– Тогда советую мятный чай. У нас его готовят бесподобно.

Я не любила мяту, но согласилась. Просто любопытно стало, в самом деле «бесподобно», или это просто рекламный ход такой?

Официант ушел, но перед этим откупорил бутылку с минералкой и ловко налил воды мне и Олегу Геннадьевичу. Я немного отпила. Вкусно, но слишком уж газировки много. Решила подождать, когда выйдет газ.

Генеральный тоже отпил воды и нежно мне улыбнулся.

– Знаешь, Катя, я тебя сразу заметил, когда ты ко мне шесть лет назад в первый раз на работу устраиваться пришла. Вроде такая скромная, так старалась казаться незаметной, но все равно была чудо как хороша. Понравилась мне очень. Но в ту пору я был женат, поэтому даже не смотрел в твою сторону. С тобой финтифлюшки разные невозможны. А серьезных отношений заводить я не мог.

Прерывая его признания, появился официант с салатами и закусками. Составил на стол, пожелал на итальянском «Buon appetito!» и снова торопливо убежал. А я вспомнила, как пришла в кабинет генерального в тот самый первый раз.

Закончив универ, как и Лиза, с красным дипломом, я долго не могла никуда устроиться. Шагала по городу, смотрела на вывески и в один прекрасный день набрела на внушительное здание. Зашла на авось. Вообще «авось» хорошее такое слово. Сродни надежде, правда, слабенькой такой. И вот моя слабенькая надежда оправдалась. В экономическом отделе оказалась свободная ставка.

Вера Гавриловна долго пытала меня, но наконец послала к генеральному. Его на месте не оказалось, и секретарша предложила мне подождать. Делать мне было нечего, я устроилась в приемной и тихо, как мышка, просидела два часа.

За это время мимо прошла уйма народу, и все изучающе на меня пялились. Мне очень хотелось уйти, но жить на бабушкину пенсию было стыдно. Наконец показался высокий худощавый мужчина. Быстрым шагом прошел мимо меня, не заметив, а может, не обратив внимания, вошел в кабинет. Секретарша побежала за ним. Видимо, она обо мне ему сказала, потому что, вернувшись, предупредила меня, что он сейчас вызовет.

У меня от волнения затряслись руки, но вызвал он меня только минут через двадцать. К этому времени я успокоилась, сказав себе, что все равно ничего не теряю.

В кабинете огляделась, решив, что для начальника такого уровня здесь слишком уж скромно. Но разговаривать с генеральным было страшно. Хотя он был вежлив, даже деликатен. Поговорив со мной минут пять, позвонил Вере Гавриловне и произнес только одно слово:

– Берите.

Так я и стала сотрудником нашей конторы. Мне все понравилось, и нравится до сих пор. И уходить будет жаль. Очень жаль.

– О чем задумалась? – отвлек от воспоминаний мой сотрапезник.

– Просто ем. Очень вкусно.

Он согласно кивнул.

– Да, хороший ресторан. Мне его посоветовала бывшая жена. У нее в этом деле большой опыт.

– У вас сохранились добрые отношения?

Он слегка передернул плечами.

– Как сказать. Мы не ссорились, в принципе. Просто поняли, что стали чужими друг другу. Считаю, разошлись правильно. Теперь у нее другая семья, я в активном поиске, – он усмехнулся и с намеком посмотрел на меня.

– А холостяком вы остаться не хотите? – боюсь, что мой голос прозвучал с нехорошей надеждой, ему явно не понравилось.

– В этом есть, конечно, некоторые преимущества. Я ими даже слишком активно пользовался. Но надоело. Хочется стабильности. Семьи. Душевного тепла. В общем, всего того, что необходимо и женщинам и мужчинам.

Принесли горячее, и мы замолчали, отдавая дань вкусной пище. Потом Олег Геннадьевич стал рассказывать разные забавные случаи из своей жизни, главным образом связанные с нашей конторой, и я с удовольствием смеялась, позабыв о стеснении.

Ужин мы закончили в девять часов. Мятный чай в самом деле оказался очень вкусным, а «Эстерхази» вообще выше всяких похвал, я даже ложечку облизала. Усмехнувшись, Олег Геннадьевич предложил:

– Повторить?

– Что вы! В меня просто ничего больше не влезет!

Он вздохнул и тихо попросил:

– А можно просто «ты»?

Я промолчала, ужасно неловко было фамильярничать.

– Ну, хорошо. Будем продвигаться постепенно. Домой?

Кивнула, стараясь не смотреть на него. Снова накатила волна неловкости. Чувствую себя просто распущенной.

Обратно доехали гораздо быстрее, дороги были свободны. Роза у ветрового стекла немного привяла, но аромат стал еще сильнее. Я держала ее в руках, вдыхая чудный запах. Перед моим домом Олег Геннадьевич повернулся ко мне и мягко спросил:

– Когда мы еще встретимся?

Мне свидания мужчинам еще назначать не доводилась, и я растерянно уставилась на него, не зная, что ответить. Он взял инициативу в свои руки. Ему не привыкать.

– Ты ходишь на лыжах?

На лыжах я последний раз ходила в универе, когда лыжную эстафету физруку сдавала. Но кивнула.

– Тогда давай в следующую субботу съедим на лыжную базу. Если погода позволит. Представляешь: сосновый бор, воздух чистый, снег сверкает, и мы среди этой первозданной красоты.

Мне вмиг ужасно захотелось, чтоб погода не позволила, устроив что-то вроде вьюги, пурги и метели в одном флаконе, но я согласно кивнула.

– Я тебе позвоню. – Я надеялась, что на этом наше общение закончится, но он опять обманул мои надежды: – А могу я познакомиться с твоей бабушкой?

Я растерялась. Предлога отказать не нашлось, и я вяло промямлила:

– Да, конечно, она будет рада.

Он с досадой заметил:

– Не слышу энтузиазма в твоем голосе. Но это не страшно.

Вышел из машины, помог выйти мне. С сомнением посмотрел на туфли на моих ногах.

– Я бы тебя на руках донес, но боюсь, ты будешь против.

Я была не просто против. Я была категорически против!

Криво усмехнувшись, он взял меня под руку и довел до дверей. Подождал, когда я проведу картой по дисплею, и первым зашел в дом. Потом пропустил меня вперед и шел позади на пару ступенек.

Что ж, было бы странно, если б руководитель такого уровня не знал требований этикета. Перед моими дверями он остановился, ожидая, пока я не достану ключ. Но он мне не понадобился, бабушка открыла раньше. Впрочем, это было обычным явлением. Я подозревала, что бабушка караулит меня у порога, но она всегда уверяла, что о моем приходе ей подсказывает сердце.

Мы прошли в прихожую, и Олег Геннадьевич учтиво поклонился бабушке.

– Добрый день, Клавдия Васильевна. Очень рад с вами познакомиться. Вот, доставил вашу внучку в целости и сохранности.

Вот это да! И откуда он знает, как зовут бабушку? Я ему о ней ничего не говорила. И, вообще, ничего о себе не рассказывала. В личном деле о ней ничего нет. Так откуда? Вопросительно посмотрела на него, но он сделал вид, что не понял.

Бабушка как-то опасливо посмотрела на кухонную дверь.

– И я тоже рада вас видеть, Олег Геннадьевич. Внучка много о вас рассказывала.

Это было верно. Я много говорила о генеральном, и не всегда хорошее. Почувствовала, как огнем начали пылать щеки, и потупила взгляд.

Олег Геннадьевич иронично взглянул на меня. Сразу обо всем догадавшись, с легким смешком поинтересовался:

– Надеюсь, только хорошее?

Моя толерантная бабушка, не моргнув глазом, заверила:

– Исключительно хорошее! – и снова посмотрела на закрытую дверь кухни.

Да кто же там? Неужели… Не успело подозрение в моей голове оформиться в догадку, из кухни вышел папашка. Он с удивлением уставился на моего кавалера и подозрительно прищурился. Я поняла: сейчас опять примется просить за какого-нибудь обиженного судьбой.

Олег Геннадьевич вопросительно посмотрел на меня, но бабушка меня опередила. Сухо кивнув на сына, представила:

– Мой сын, отец Кати, Георгий. – Представлять Олега Геннадьевича не стала.

Папаша сразу смекнул, что это мой ухажер, как он любит выражаться. Несмотря на высшее образование, в свое время закончил тот же универ, что и я, он любит «быть ближе к народу». Это я его дословно цитирую. На мой взгляд, уж слишком близко, причем не к самому народу, а к его отбросам.

Олег Геннадьевич кивнул и принялся прощаться:

– Мне пора. До свиданья!

Бабушка торопливо предложила:

– Может, посидите еще с нами? Чайку попьете?

Он деликатно отказался:

– К сожалению, не могу. Мне еще уйму дел нужно сегодня переделать. Но мы еще увидимся, я надеюсь.

Папаша тут же стал собираться. Бабушка попыталась ему помешать, но он все равно выскользнул следом за Олегом Геннадьевичем.

– Черт побери! – мне стало ужасно стыдно. Ну почему дьявол принес папашу не раньше и не позже?

Кинулась к окну. Как я и подозревала, он садился в машину к генеральному, что-то настойчиво приговаривая. Бабушка забрала у меня из рук розу, и я только сейчас поняла, что так и держала ее в руках.

– Пальто сними. И перестань паниковать. Все равно теперь ничего не поправить.

Не поправить? Я вынула телефон из сумочки и нашла номер, по которому звонил мне Олег Геннадьевич. Он ответил сразу.

– Не волнуйся, дорогая, у меня все хорошо.

Несколько растерявшись от этого «дорогая», я тем не менее предупредила:

– Вы на папашины провокации не поддавайтесь, пожалуйста. У него тьма неприкаянных, обиженных и страдающих. Это главным образом жалкие выпивохи.

– «Ты», моя дорогая, – со смешком поправил меня Олег Геннадьевич, – не волнуйся, я уже все понял. Но несколько мудрых советов я ему все же дал. В смысле кто, где и когда помогает тем, кто в самом деле нуждается в помощи. Спокойной ночи!

Он отключился, а я уже спокойно сняв пальто, пояснила вопросительно глядящей на меня бабушке:

– Олег Геннадьевич уже все понял.

– Было бы странно, если бы он не разобрался в ситуации. Вы с ним обо мне говорили?

– В том-то и дело, что нет. И откуда он узнал и номер моего телефона, и твое имя, не представляю.

– Да, возможности больших руководителей впечатляют, – задумчиво констатировала бабушка. И нетерпеливо потребовала: – Рассказывай давай, как было, а то я от любопытства просто умираю.

Я рассказала все, не упустив того, что он настаивает, чтоб я называла его по имени и на «ты».

– А я не могу! Просто не могу! У меня язык не поворачивается!

– Привыкнешь, – бабушку это не обеспокоило. – А еще вы куда-то пойдете?

– Пригласил прокатиться на лыжах по лесу. В следующую субботу поедем на лыжную базу, если будет хорошая погода.

– Сразу видно, что мужик спортивный. Форму держит, не расплылся, как половина наших начальничков. Но ты в чем пойдешь-то?

– В старом лыжном костюме. Он вполне приличный. Новый покупать не собираюсь! – бабушка несогласно покачала головой, но спорить не стала. – А лыжи напрокат возьму. Мы же на лыжную базу поедем, там они наверняка есть.

Мы еще немного поговорили, потом бабушка ушла, сославшись на усталость. А я осталась перебирать в голове события сегодняшнего дня и пыталась определить, как мне к ним относиться. Решив остановиться на чудном словечке «нейтрально», уснула, видя во сне вовсе не Олега Геннадьевича.

Неделя промелькнула, как обычно нечувствительно. Как у Ролана Быкова: «встал-лег, встал-лег», и недели нет. С генеральным мы несколько раз сталкивались в фойе, один раз в коридоре. Поскольку рядом находились люди, он ничего конфузящего меня себе не позволял. Никаких подмигиваний, неуместных улыбок и обращений на «ты».

Но смотрел пристально и серьезно. От этих проникновенных взглядов мне становилось не по себе, и я старалась лишний раз из кабинета не выходить. Последний раз он попался мне навстречу в четверг, когда мы с Марьей Ивановной шли с булками из буфета. Он ответил на наше общее приветствие и слегка улыбнулся, глядя на меня.

Сделал он это зря, потому что ушлая Марья Ивановна, едва мы с ней отошли на приличное от него расстояние, нервно спросила:

– С чего он тебе улыбается?

Пришлось сделать вид, что я не в курсе:

– Улыбается? Не заметила.

– Врать ты не умеешь. И не пытайся даже. Скажи уж правду, знаешь же, что я никому не скажу.

А вот этого я как раз и не знала. Все самые животрепещущие новости из жизни конторы приносила нам она. Поэтому постаралась как можно достовернее отмазаться:

– Я в самом деле не знаю, чего он улыбается. Может, ему по итогам проверки премию дали?

Марья Ивановна недовольно фыркнула.

– Да ему от этих премий ни холодно, ни жарко. Он на откаты живет. И живет неплохо. Там миллионы крутятся, сама знаешь. И улыбался он тебе, конкретно. И ласково так. Ох, смотри, Катерина, не сглупи. Он тебя домогается, я ведь вижу. Оно тебе надо?

Я тихонько вздохнула. Оно мне, однозначно, не надо, но куда деваться? К тому же бабушка права – надо мне уже как-то в жизни устраиваться. Хоть ужасно не хочется. Нет, я неправильно сформулировала: мне с Олегом Геннадьевичем жизнь устраивать не хочется. вот если бы с…

Но тут же эти глупые мечтанья прекратила. Практичнее надо быть. Реально смотреть на свое место в этой жизни, другой-то уж точно не будет.

Марья Ивановна хотела мне еще что-то сказать, но мы уже зашли в отдел, и она расспросы и поучения прекратила – у нас сидела Вера Гавриловна, хмуро поглядывающая на часы.

Поругала слегка за самовольную отлучку, дала задание и ушла. Мы принялись за работу, и тут вдруг я подумала: а почему Олег Геннадьевич мне не звонит? Ведь мой телефон у него есть? И тут же догадалась: он хочет, чтобы я успокоилась и привыкла к мысли о нем. Что ж, в какой-то мере ему это удалось, я в самом деле думала о нем без прежней панической дрожи во всем теле. Но все равно мне с ним никуда идти не хотелось.

И вот только я об этом подумала, раздался звонок, причем по местной линии. Сглазила!

– Еще раз добрый вечер, Катя. – Как в его устах интимно звучит мое имя, аж мурашки по коже! Неприятно. – Как дела?

– Добрый вечер, – ответила, радуясь, что обращение обезличенное. Это тебе не уважительное «здравствуйте», где четко прослеживается обращение на «вы». – У меня все нормально.

– Это радует. А у меня не совсем.

– А что случилось?

– Грипп. Завтра меня не будет. Буду лечиться. Надеюсь, за три дня я с этой проблемой справлюсь. В понедельник выйду на работу. Так что придется нашу вылазку на лыжную базу перенести на следующую неделю.

Никогда я еще не испытывала такого острого приступа счастья!

– Жаль. – Боюсь, печали в моем голосе не было и на грош. – Поправляйтесь!

– Постараюсь, – его ироничный тон ясно показывал, что Олег Геннадьевич все понял. – И все же постарайся называть меня на «ты». Потренируйся перед зеркалом, пока меня нет. Не скучай!

Он положил трубку, я, приговаривая «не буду, ох, не буду», сделала тоже самое.

– Чего ты там бурчишь? – Марья Ивановна оторвалась от монитора и лукаво посмотрела на меня. – С кем говорила?

Нет, и все-то ей нужно знать! Тихонько вздохнула:

– С одной знакомой.

– Я ее знаю?

Я не удержалась:

– Марья Ивановна, я не обязана отчитываться перед вами о своей личной жизни! Постарайтесь это запомнить! – я в самом деле ужасно разозлилась. Хотя, возможно, таким образом выплеснулось напряжение последних дней.

– Да? – она в самом деле изумилась. – Извини, не буду. – И тягостно вздохнула, старательно пробуждая во мне чувство вины.

Чувствовалось, что она всерьез разобиделась. С ее точки зрения она ничего плохого не сделала. Ну поинтересовалась по-дружески, что в этом криминального?

Если она надеялась меня дожать до осознания отвратительности своего поведения, то зря. Ни за что не дожмусь! Я имею право на личную жизнь, вот!

Мысленно показав ей язык, принялась за работу. Потом беззаботно пробежала до дома, отбросив все печали. Поднялась на второй этаж и замерла. Дверь перед наркоманской квартирой была открыта, и на площадке кучковалась пара накачавшихся до одури психов.

Обойти их не было никакой возможности. Что делать? Хорошо, что они меня еще не заметили. Осторожно спустилась вниз. Наверху послышались шаги, и к парочке обкуренных присоединилось еще несколько таких же. Сколько их там теперь, не видела.

Так, путь домой мне заказан. Бабушке звонить я не стану. Что она может сделать? Переволнуется только и сляжет. Звонить в полицию? Испытано многократно. Никто не приезжал. Они не отказывали, но и не ездили. Нет, эту квартирку точно в нашем отделении полиции кто-то крышует. И явно не мелкий.

Вышла на улицу, посмотрела на балкон. Может, по чужим балконам влезть? А что? Не так уж это и сложно, на третий-то этаж.

Зазвонил телефон, на автомате ответила:

– Слушаю.

Лизонькин голос отвлек меня от прокладывания новых путей домой:

– Привет! Что делаешь?

Машинально ответила:

– Думаю, как домой попасть.

– А что такое? – Лиза вмиг насторожилась.

– Да наркоманы на площадке. Боюсь мимо идти. Подожду, когда уйдут. Тогда и пойду.

– Понятно. – После небольшой паузы Лиза продолжила: – Ну, пока ждешь, поговори со мной. Как дела на работе?

Мы принялись болтать. А что? Чудный способ скрасить вынужденное безделье. Я ходила возле своего подъезда, не уходя далеко, но и не приближаясь слишком близко. Если выйдут наркоманы, успею скрыться в другом подъезде.

Но ничего не происходило, и я уже хотела попрощаться с Лизой и отправиться на разведку, когда к дому подлетел знакомый мерседес.

Я сразу обо всем догадалась и возмущенно вскрикнула:

– Лиза, зачем ты это сделала? Для чего отправила ко мне Макса? Я бы и сама справилась.

– Не выдумывай! – Лизонька даже разозлилась. – С кем бы ты справилась? С этими отморозками? И как бы ты это сделала? Пальчиком бы им погрозила?

Вышедший из машины Макс глумливо усмехнулся, телефон у меня громкий, все слышно.

– В самом деле, как? – поддержал он подругу. – Поделись-ка опытом.

Отключила телефон, даже не попрощавшись, чопорно выдавила:

– Добрый день, Макс! – и поняла, что смотреть ему в глаза не могу. Не могу, и все!

– Добрый, добрый! – все с такой же саркастичной усмешкой ответствовал он. – Правда, вечер уже, но тоже добрый. Или не очень?

Мне не понравился его тон и вообще отношение ко мне. Если Лиза оторвала его от весьма приятного занятия, я тут при чем?

С укором посмотрела на него. Взгляд у него изменился, стал каким-то испытующим, что ли. С чего это, интересно? Никак не может простить мне насильные лобызания? Ну, мне тоже нелегко стоять тут рядом с ним и делать вид, что все в порядке.

– Зря ты приехал. – Я это считала совершенно искренне. – Наркоманы – это не шутка.

– Наркоманы – чудесный тренажер для проверки бойцовских навыков, Катя. Так что пошли скорей. – Видя, что я торможу, недовольно добавил: – Мне время дорого.

Закусив от досады губу, открыла дверь. По ушам сразу ударил громкий гогот. Я отшатнулась, но Макс, ухватив меня за рукав, заставил подняться на второй этаж. Там на корточках сидело пять накаченных дрянью парней со стеклянными глазами.

Увидев меня, один из них поднялся и, протянув ко мне руку, заявил:

– Куколка, ты мне давно нравишься. Я тебе даже свою дозу пожертвую. Пошли скорей!

Макс отгородил меня от него и сказал:

– Катя, иди домой. – Мне не хотелось оставлять его наедине с пятью обкуренными идиотами, но он сердито потребовал: – Иди быстрее, и не мешай!

Я поднялась на один пролет и застыла, наблюдая за развитием событий. Было страшно, страшно за Макса. С моего наблюдательного поста была видна не вся площадка, но то, что наркоманы поднялись и с довольными оскалами окружили Макса, я видела прекрасно.

– Ух, и позабавимся! – заявил один, гнусно ухмыляясь. – Мочи его, пацаны!

Они всем скопом кинулись на него, и внезапно все очутились на полу. Как это произошло, я не заметила, настолько быстро это было проделано.

– Хотите еще? – любезно предложил Макс и рывком поднял задиру. Потом тот снова как-то очень быстро очутился на полу.

Я потрясла головой. Что это было?

У наркоманов чувство самосохранения притуплено, поэтому, замедленно поднявшись, они снова бросились на Макса. Но теперь я видела, что происходит. Он быстро дал в зубы двоим, одномоментно ударив в грудь ногой еще двух. Пятый предпочел упасть сам.

Явно решив, что жизнь дороже сомнительной победы, заводила быстренько пополз к открытой двери. Но вот конец эпохальной битвы мне досмотреть не дала бабушка, выглянув из дверей и сердито зашипев:

– Катерина, что ты тут делаешь? Иди домой немедленно!

Пришлось идти. Стянула сапоги и бросилась к окну кухни, выходящему во двор. И вовремя. Макс вышел из подъезда и легкими шагами подошел к своей машине. Сел и уехал, даже не подняв головы.

Я сникла. Было восхищение, но сильнее всего была обида. Не знаю, откуда она взялась, ведь он мне ничего не должен, наоборот, избавил от больших неприятностей. Но все равно сердце давило так же, как в детстве, когда мама уходила из дому на очередное свидание, оставляя меня одну.

Поплелась в прихожку, сняла куртку. Не успела бабушка спросить, что случилось, как позвонила Лиза, узнать, как дела. Поблагодарила ее за помощь, получилось суховато. Она хихикнула и почему-то заявила:

– Все чудесно, Катюш! Правда-правда!

И к чему это было сказано?

Глава седьмая

В понедельник Лизонька появилась на работе. Загоревшая, отдохнувшая, очень довольная. Вера Гавриловна отбыла на оперативку к генеральному, поэтому мы спокойно выпили кофе и всласть поболтали. Впрочем, на каждом компе крутились программы с заданиями, поэтому можно было с чистой совестью сказать, что мы работаем. Не в поте лица, но все же.

Лиза похвасталась высокогорным загаром, который лучше, чем морской. На каверзный вопрос Любови Николаевны, не скучала ли она, бесхитростно пояснила:

– Скучать там некогда. Сплошные развлечения. Да и Макс такой прикольный. С ним весело.

Марья Ивановна вмиг насторожила свои любопытные ушки.

– Весело? Так скоро все же свадьба?

Лизонька чуть заметно скривилась.

– Марья Ивановна, если за всех, с кем мне весело, замуж выходить и жить хотя бы месяц, мне никакой жизни не хватит!

– Вообще-то, Лиза, – поучительно вставила Любовь Николаевна, – если живешь с мужчиной, то желательно за него замуж выйти.

– А кто вам сказал, Любовь Николаевна, что я живу с Максом? – она осуждающе посмотрела на удивленную собеседницу. – И не думала. Встречаемся время от времени, и все. В Церматте мы в разных номерах жили. И встречались даже не каждый день. У нас с ним мало общего.

Я почувствовала, как на моем лице расползается глупейшая улыбка. Попыталась призвать к порядку собственную мимику и не смогла. Улыбка, не слушаясь моих команд, становилась все шире и шире. И что это со мной? Ну пусть Лиза не с Максом, но ведь и Макс не со мной. И никогда со мной не будет, с чего эта безосновательная радость?

Хорошо, что дамы смотрели на Лизу, а то не миновать бы мне неприятных вопросиков.

Лизин комп, как обычно, грузился угнетающе долго, и ее лучезарное настроение медленно сходило на нет.

– Будь проклят тот день, когда я села за баранку этого пылесоса! – экспрессивно заявила она, грозя кулаком монитору. – И когда тебя уже на запчасти разберут?!

В этот патетический момент в отдел вошла Вера Гавриловна.

– Добрый день! – это для всех и персонально Лизоньке: – сходи к автоматизаторам, у них какой-то компьютер есть лишний. Посмотри, может, получше этого будет.

Лиза встрепенулась и тут же улетела с засиявшим надеждой взором. Вернулась минут через двадцать, недовольная и чем-то обиженная.

– Там такая же ерунда, как и мой. Даже и ходить не стоило.

Узнав об этом, Вера Гавриловна хмуро пообещала, что выбьет для Лизы новый комп. Но вот когда, точно сказать не возьмется.

Чем ближе был конец недели, тем искреннее я желала, чтоб пятница никогда не наступала. И, будто сжалившись надо мной, в пятницу утром я поняла, что заболела. Температура, состояние отвратительное, в глазах резь. Ура! У меня грипп.

Болеть я не любила категорически, но это было до слишком тесного знакомства с Олегом Геннадьевичем. Теперь я это дело полюбила и даже очень.

Вызвала врача, позвонила на работу, предупредила Веру Гавриловну. Она мне посочувствовала. А что? Я, в принципе, за все время работы ни одного больничного не брала. Так что имею полное право поболеть. И от встреч с Олегом Геннадьевичем две субботы у меня, как минимум, освобождены.

Несколько дней держалась температура, болела голова и почему-то ныли зубы. Но это была такая ерунда по сравнению со свиданиями с Олегом Геннадьевичем, что я переносила все больничные страдания с выдержкой, свойственной аскетам. Или стоикам? Ну, да неважно.

В среду с утра сползала к врачу, продлила больничный. Придя домой, прилегла на диванчик и, едва обессилено задремала, кто-то позвонил в дверь. Бабушка открыла, и я с ужасом услышала вкрадчивый баритон Олега Геннадьевича.

Мама! Я лежала на диване в одной пижаме, укрытая пледом, с красными от температуры глазами. Где я читала, что такие глаза бывают у кроликов? Странно, но вспомнить, где именно, показалось мне отчего-то очень важным.

Но вспомнить мне не дали. Олег Геннадьевич зашел в комнату с букетом дорогущих гербер, несколькими пачками сока и коробкой конфет. Такой весь лощеный, в темно-сером в мелкую полоску костюме, при серебристом галстуке на белоснежной рубашке. Сразу видно, приехал большой начальник. Меня заинтересовал практический такой вопросик: кто ему рубашки стирает и гладит, если он холост? Неужто сам?

Олег Геннадьевич посмотрел на красную меня, ободряюще улыбнулся. Поздоровался, я что-то хрипло пробурчала в ответ.

Сложил подарки на столе, подошел, по-свойски поцеловал в лоб. Мне и без того плохо, за что мне еще и это?

– Не волнуйся, я не заболею. – Он неверно истолковал мое беспокойство. Пусть бы заболел, я бы этому только рада была. – Я недавно переболел гриппом, помнишь?

Уныло кивнула.

– Но я с ним справился быстро. Проглотил пару-тройку таблеток, и порядок.

Говорить, что назначенные врачом лекарства я проигнорировала, не стала. Во-первых, я вообще никакую химию не признаю, во-вторых, надеялась не видеть его подольше. Просчиталась.

Он взял меня за руку, принялся перебирать пальцы. Молча, будто это доставляло ему массу удовольствия. Я смотрела на его меланхоличное лицо и молчала. Он поднес мою руку к губам и поцеловал каждый палец. Внутри меня что-то испуганно сжалось, но я сдержалась и руку не выдернула.

В его кармане требовательно запел сотовый. Вынув его, Олег Геннадьевич посмотрел на дисплей, поморщился, но ответил спокойно:

– Что случилось, Элеонора Павловна? Я же предупредил: меня не беспокоить! – выслушав сбивчивое объяснение, сухо пообещал: – Хорошо, передайте ему, что подъеду через полчаса.

У меня отлегло от души, и я чуть было не улыбнулась гораздо более радостно, чем положено было улыбаться уходящему поклоннику. Хотя тет-а-тет и не радовал, но вежливость еще никто не отменял.

– Вызывает губернатор. Не знаю, для чего я ему понадобился. Мы местным властям не подчиняемся, но портить отношения не следует. – Он говорил виновато, будто оправдываясь передо мной.

– Конечно, Олег Геннадьевич, – и тут же поправилась, увидев укоризненный взгляд: – ой, простите, пожалуйста, Олег!

Он тихо засмеялся и провел по моей щеке горячей ладонью.

– По имени, но на «вы». Что ж, будем считать это слабым, но прорывом в наших отношениях.

Наклонился, поцеловал меня в щеку и наконец-то ушел.

Я обессилено растеклась по дивану, невольно выдохнув застоявшийся в легких воздух. В комнату зашла бабушка, поставила цветы в вазу. Бардовые герберы в голубоватом хрустале смотрелись потрясающе. Бабушка немного ими полюбовалась и внезапно спросила:

– Что, так сильно не нравится?

Что речь шла не о цветах, было ясно, и я призналась:

– Бабушка, что значит «не нравится»? Я его просто боюсь! У меня рядом с ним в животе какая-то резь начинается.

– Ну, тебя ведь никто ни к чему не неволит. С чего такая ненормальная реакция?

– Стереотип, наверное. Я его воспринимаю, как начальника. Как большого и строгого начальника. И когда его вижу, – у меня в голове одна только мысль: где я напортачила до такой степени, что меня вызвал сам генеральный? Больше у меня никаких ассоциаций не возникает.

– Да, как все запущено, – грустно пошутила бабушка и предложила: – Поспи. При болезни это самое полезное.

От слабости и неприятного визита меня в самом деле жутко потянуло в сон. Проспала я часов до шести. Едва открыв глаза, посмотрела на часы. Как хорошо все-таки не работать! Вот сейчас все пойдут по морозу домой, а я уже дома. В теплой и уютной кроватке. И видеть никого не хочу!

Хорошо, что у нас не принято навещать больных. А то неприятно как-то. Лежишь в пижаме на диване, весь такой расслабленный, а к тебе врываются всякие…

Пошла умылась, перекусила чуток и снова забралась на постель с книгой в руках. Не успела перевернуть первую страницу, зазвонил телефон.

– Катя, привет! – Лизин голос был как-то уж очень доволен собой, и я насторожилась. Чего ей надо от больного человека? Надеюсь, она не собирается меня навещать? – Можно, мы к тебе заедем? Навестим. Я с Максом, кстати.

– Нет! – это прозвучало не слишком благожелательно, но с меня хватит незваных гостей! – Я болею! – представать перед еще одним мужчиной в столь неприглядном виде было катастрофой.

– Поэтому мы и приехали. Так сказать, поддержать в болезни. Кстати, мы уже внизу, так что двери открой, ладно?

Я хотела заявить, что не нужно мне посетителей, и пусть они едут дальше, но Лизонька что-то прошептала и радостно заявила:

– Ой, не волнуйся, пожалуйста, нас уже в подъезд впустили! – и уже кому-то в сторону: – Огромное спасибо, вы нас так выручили!

По себе знаю, когда она говорит таким тоном, да еще смотрит на тебя огромными умоляющими глазами, отказать невозможно. А мужчины вообще наизнанку готовы вывернуться, чтоб ей угодить. Пришлось сдаться. Хотела крикнуть бабушке, что ко мне снова гости, но уже раздался звонок, и бабушка поспешила открыть дверь. И даже у меня не спросила!

Раздались приветственные возгласы, низкий голос Макса, от которого мне захотелось залезть под диван и не высовываться. Но вместо этого я села, подложила под спину подушку и приготовилась со всем возможным в моем положении достоинством вынести сей не слишком приятный визит.

Ко мне вошли Лиза с коробкой конфет, соком и фруктами, следом Макс с букетом ярко-красных роз.

Лиза со счастливой улыбкой повернулась ко мне.

– Здравствуй, Катя! Как ты себя чувствуешь?

Скрывать свое настроение я не собиралась:

– Паршиво! – и с укором посмотрела на нее в смутной надежде хотя бы смутить.

Она и не думала смущаться. Поставила гостинцы на стол и вдруг замерла, как-то чересчур уж пристально глядя на герберы.

Макс посмотрел на меня, полуприкрыв веки, и внезапно извинился:

– Прости, Катя, за несвоевременный визит, но ты же знаешь, что капризам Лизы очень трудно противостоять.

– Капризам? – Лиза отчего-то говорила отрывисто и сухо. – Нет. Это не каприз. Это забота о моей любимой подруге!

И с чего это у нее вдруг настроение испортилось?

– Какие красивые герберы! – она наклонилась к ним и понюхала. – Жаль, не пахнут. Откуда они?

Это меня насторожило. Неужто она знает, кто принес цветы? Признаваться, естественно, не стала:

– Одноклассники.

– Я их знаю?

– Не думаю.

К моему совершенному изумлению, в это время Макс пристально меня разглядывал, заставляя под его взглядом просто пламенеть. Когда у меня начали гореть не только лицо и шея, но и уши, Лизонька повернулась к нам. Заметив противоестественный интерес своего спутника ко мне, довольно так потерла ручки, пользуясь тем, что он стоял к ней спиной, и невинно заметила:

– Правда, что Катя даже больная очень хорошенькая?

У меня руки сами собой угрожающе сжались в кулаки. Мне ужасно захотелось сказать ей какую-нибудь гадость, но меня опередил Макс:

– Красивая, да. – И четко расставил приоритеты: – Но не лучше тебя.

У нее обижено вытянулось лицо, и она сердито нахмурилась. А я, наоборот, откинулась на спинку дивана и широко улыбнулась. Как я удержалась и язык ей не показала, не знаю. Наверное, сказалось строгое бабушкино воспитание. Заметив мою насмешливую ухмылку, Лизонька раздраженно отвернулась к слишком уж заинтересовавшему ее букету.

– А заболеть вы не боитесь? – спросила я с робкой надеждой на отмщение.

Не оборачиваясь, Лиза равнодушно пояснила:

– Не боюсь. Я во время эпидемий для профилактики витамины пью, гриппом еще ни разу не болела. Вот ангины, это мой бич.

Макс кривовато мне улыбнулся и заверил:

– Я вообще ничем не болею. Если не считать травм.

– Травм? – интересно, откуда у него травмы?

– Я риск люблю. Горнолыжный спорт, дельтапланеризм и все такое прочее. Ну, а риск не всегда благоприятно кончается.

Лиза оторвалась наконец от созерцания гербер, подошла ко мне поближе и каким-то уж очень скептическим взглядом уставилась. И что она во мне решила отыскать?

Максу это беспардонное разглядывание не понравилось.

– Лиза, пошли! Катерина болеет, ей не до нас!

Лиза пробормотала «угу», и не сдвинулась с места. Макс решительно взял ее за руку и вывел из комнаты. На прощанье она крикнула мне:

– Поправляйся! – и для чего-то совсем уж дикое: – И не вздумай ни в кого влюбляться! Я проверю!

Проводив их, бабушка вошла ко мне. Снова взяла букет, поставила в другую вазу. Мы молча полюбовались цветами.

– Красиво. А какой тебе букет нравится больше? – бабушка поставила их поровнее, на одну линию, будто объявляла старт.

– Оба красивые. Но розы пахнут, а герберы нет.

– Да, аромат важная часть красоты, – как-то странно согласилась со мной бабушка. – Интересно, кто букет покупал?

– Макс, конечно. – Этот наивный вопрос меня удивил. – Неужели ты думаешь, что Лизонька будет вылезать из машины на своих травмоопасных каблучищах, чтоб мне букет выбрать? Наверняка Макса послала.

– В самом деле, я не подумала, что Лизонька очень умело обращается со своими кавалерами.

От этой фразы мое и без того не слишком радужное настроение упало еще ниже, и я утомленно прикрыла глаза. Бабушка вмиг заторопилась.

– Ты ложись, ложись. А то температура у тебя держится, как бы осложнения не было.

Но я решила вначале принять душ и только потом легла. Только устроилась поудобнее, – звонок. Посмотрев на дисплей, застонала сквозь сжатые зубы. Опять Лизавета? И чего она ко мне пристала?

– Лиза, я болею, если ты этого еще не заметила.

– Ага, это я заметила! – И без перерыва выдала: – Что у тебя с нашим генеральным?

Я замерла. Откуда она узнала? Будто услышав мой вопрос, она сердито рявкнула:

– Видела в коридоре, как этот букет нес Олег Геннадьевич. Я еще подумала, что он на очередной юбилей собрался, а это он к тебе поперся!

Не ожидала я от всегда рафинированной Лизоньки подобных выражений. «Поперся», это ж надо! Я обескуражено молчала, не зная, что сказать, и Лиза ответила за меня:

– Поняла, вопрос поставлен некорректно: что у него с тобой?

Честно говоря, хотелось рассказать Лизе все. Она бы поняла и болтать бы не стала, но перед глазами вдруг возникли грустные глаза генерального, и не смогла. Вот не смогла, и все!

– Все так серьезно? – глухо проговорила Лиза. – Ты за него случайно замуж не собралась?

Непроизвольно вырвалось:

– Нет! – и я тут же обругала саму себя. Молчать надо, молчать!

Лизонька заметно повеселела.

– Уже легче! И не вздумай поддаваться его уловкам! Мужики, они ужасно хитрые! Смотрят на тебя такими побитыми глазками, что ты себя живодеркой какой-то ощущаешь! А это просто тактический прием! Это они умеют, еще как! Я тоже поначалу верила в их вселенское горе, а потом, когда они, как один, принялись одно и тоже проделывать, поняла, что мной пытаются просто-напросто манипулировать!

Неужели и Олег Геннадьевич мной манипулирует? Не верилось. Но не мне спорить с Лизой. У нее опыт не чета моему. С другой стороны, Макс тоже себя так ведет?

Не удержалась и спросила.

– У нас с ним чисто дружеские отношения! – Лизонька была недовольна моим вопросом. – И, вообще, у меня на него совсем другие планы, вовсе не матримониальные!

Видимо, грипп подточил мой самоконтроль, и я прямо ей сказала:

– Если ты вздумала меня свести с Максом, то забудь об этом! И сваха из тебя аховая, Лиза!

Она смешно попыхтела, потом вкрадчиво спросила:

– А что, он тебе не нравится?

И опять бы мне промолчать, но:

– Какая разница, нравится он мне или нет, если я ему категорически не нравлюсь?

– Да? Не нравишься? Что-то моя интуиция мне говорит обратное.

Мне стало горько до того, что аж во рту появился привкус желчи. Нет, надо этот разговор кончать. На данный момент он мне явно не по силам.

– Пока, Лиза! У меня и без того голова болит, а ты меня еще и своими вымыслами достаешь!

– Ладно-ладно, не сердись! Поправляйся! И не вздумай Олегу Геннадьевичу ничего обещать! Знаю я таких прилипчивых, как он! – и она, добавив неприличную поговорку, отключилась.

Я потрясенно посмотрела на дисплей. Надо же, а с виду так непорочный божий одуванчик! Интересно, она всегда такой была, или это я на нее столь развращающе действую? Это ведь я не стесняюсь украшать свою речь не совсем приличными идиомами.

Нет, мне надо быть интеллигентнее, это точно. Вот на Лизоньку дурно влияю. Стыдно должно быть, стыдно…

С этой укоризненной мыслью я и заснула.

Олег Геннадьевич звонил мне через день, ровно в двенадцать часов, как по расписанию, но, к счастью, больше не приезжал, что меня откровенно радовало. О чем с ним говорить, я вообще не представляла, поэтому мы обменивались краткими шаблонными фразами и заканчивали разговор.

Списали меня с больничного через десять дней. На мое счастье, больше никто на мое драгоценное время не претендовал, и я более-менее спокойно отболела. Если честно, я поправилась бы гораздо раньше, но не хотелось. На работу не хотелось категорически! И я впервые поняла Любовь Николаевну, каждое утро стонавшую по этому поводу.

Вышла, и застала в отделе очень унылую обстановку. Лизонька была хмурая, неразговорчивая и какая-то подозрительная. Олега Геннадьевича я не видела, он был где-то в командировке, я даже не любопытствовала где, сочтя его отсутствие несомненным подарком судьбы.

В обед, во время которого мы пошли с Лизой в буфет, она призналась мне, что из-за Зайцева Олег Геннадьевич запретил покупать новый комп, якобы для нее и этот слишком хорош.

– Нет, представляешь, как обидно! Я ему ничего плохого не сделала, а он… – она в самом деле была обижена до чертиков.

Вечером мне позвонил Олег Геннадьевич, справился, как прошел день, сказал, что он в Питере на всероссийском совещании и жутко по мне скучает. Я по нему ничуть не скучала, но сказанное все равно было приятно.

А потом я вспомнила про Лизу и скованно спросила:

– А нельзя Лизе новый комп купить? Она на этом старье уже работать не может. – И, хотя это было неправдой, добавила: – Мне приходится ей свой уступать, чтобы она свою работу делать могла.

– Да? – голос Олега Геннадьевича посуровел. – Почему мне об этом никто не доложил?

– Ну, работать на чужих компьютерах ведь запрещено. Поэтому я только вам это и говорю.

Он немножко помолчал, потом уже спокойно заверил:

– Это не дело, ты права. Завтра же велю купить новый.

Потом мы немного поговорили, он рассказал о Питере, и я с интересом слушала его красочные описания. Мне даже захотелось к нему, побродить по Невскому. Я в Питере была только раз, и город мне понравился. Очень. Есть в нем какое-то благородство. И внутренняя сила.

И мне вспомнился Макс. Странные ассоциации, но мне показалось, что он чем-то на Питер похож. Такой же красивый и благородный. И тут же себя высмеяла. Мужчина и город? Нет, я точно чокнулась.

А вот на следующий день случилось чудо! К нам в отдел забежал толстенький Генрих Рудт, автоматизатор, поставил на стол перед Лизой бутылку и заявил:

– Это Зайцев просил вам передать! – и умчался, как-то смешно подпрыгивая.

Мы потрясенно замолчали, уставясь на Лизоньку. Бутылка вина повергла всех, кроме Лизы, в некоторую прострацию. Чтобы Зайцев покупал кому-то подарки?! К тому же дорогое вино? Да такого в жизни не бывало! Все повернулись к Елизавете с немым вопросом. Та долго не могла уразуметь, что в этом такого странного.

– Да ведь это же Зайцев! Он же… – взбудораженная Марья Ивановна долго не могла подобрать нужного слова: – Скромный… нет, застенчивый, нет, осторожный… Ну, не знаю, не укладывается этот подарок в его обычное поведение!

Лиза безмятежно произнесла, гася вспыхнувший пожар:

– Ну, этот экстравагантный поступок, конечно, в его мудрый имидж не укладывается. – И честно призналась, пересказав произошедший накануне разговор: – Это я его до такого безумства довела. Можете расценивать мое поведение как шантаж.

Потом мы принялись пить это вино, грубо попирая трудовую дисциплину. Правда, я выпила совсем чуть-чуть, а вот Лизонька почему-то аж два бокала, и ее изрядно развезло. Воспользовавшись этим, наши дамы вытянули из нее много подробностей личной жизни, причем Лизу даже мои предупреждающие взгляды не останавливали.

Зашедшая в отдел Вера Гавриловна подозрительно понюхала воздух:

– Чем это тут у вас так странно пахнет?

Марья Ивановна невинно ответила, радуясь, что кружки у всех уже пусты:

– А это кофе такой. С амаретто. Не хотите? Очень вкусно!

Вера Гавриловна, никогда не пьющая кофе, поскольку от него портится цвет лица, немедля отказалась. С подозрением обвела взглядом наши раскрасневшиеся лица, но, ничего не сказав на этот счет, поскольку не пойман – не вор, обратилась к тоскующей Лизоньке.

– Елизавета Александровна! Я все-таки договорилась с Олегом Геннадьевичем о покупке вам нового компьютера. Из его личного фонда.

Все довольно загомонили, с уважением глядя на довольную начальницу, а я подумала: – Ух ты! Это она договорилась? – Что ж, я была рада этой версии. Мне вовсе не хотелось, чтоб кто-то знал о моем участии в этом деле.

Уточнив, что покупать новый комп Лизонька отправится завтра с автоматизаторами, Вера Гавриловна выплыла из кабинета. Дамы принялись обсуждать что к чему, строя далеко не скромные предположения, а я взялась за работу, за время моего больничного ее накопилось уж слишком много.

На следующий день Лиза уехала за компьютером. Вера Гавриловна несколько раз заходила в отдел, справлялась, не приехала ли она. Но Лизоньки не было ни до обеда, ни после. Появилась она уже перед концом работы, с одной стороны, негодующая, с другой, чем-то очень довольная. Ну, довольная чем, понятно, комп ей наконец-то купили. А негодует-то она из-за чего?

Вера Гавриловна, тоже пребывающая в некоторой эйфории, удивленно поинтересовалась:

– А что вы так долго, Лиза? Подходящих моделей не было, что ли?

– Все было, Вера Гавриловна! Но там оказался и папочка!

– И что? – мы ничего не поняли. – При чем тут папочка?

– А папочка мамочке подарок искал! – Лизонька засверкала глазами, превращаясь в разгневанную валькирию. – И меня за собой по всем бутикам таскал! Как манекен для примерки!

– Ну, ты могла бы и отказаться, – неосмотрительно заявила Любовь Николаевна. – Пусть бы один ходил.

Но Вера Гавриловна была лучше знакома с Лизиным отцом, вернее, нашим самым крупным олигархом.

– Сочувствую, Лиза. И долго он тебя таким манером эксплуатировал?

– Да практически все это время! А потом, в довершении всего, еще и Шурик приперся!

Шурик – это уже серьезно. Это вам не корректный Макс. Это гора мускулатуры и полное отсутствие интеллекта.

– И как же ты от него вырвалась? – спросила Марья Ивановна интересовавшую всех нас вещь. – От него ведь не вырвешься.

– Я же говорила, что там папочка был. Он ему и пригрозил.

– И Шурик испугался? – Любовь Николаевна не поверила, и правильно: у Шурика инстинкт самосохранения отсутствовал напрочь.

– Там еще охранники были. Они его и держали, пока мы с папочкой на его машине сматывались.

– Ух ты, страсти какие! А где же в это время наши автоматизаторы были? – мне стало страшно. Если Зайцев видел эту картинку, то непременно бы вмешался. И одним расквашенным носом точно бы не обошлось.

– Они с Генрихом уже уехали, комп повезли. – Лиза тотчас успокоилась и даже счастливо заулыбалась. – Надеюсь, завтра сделают.

Как-то она быстро повеселела, причем явно не из-за нового компа. Что же там случилось? Мне было ужасно интересно, но я уже знала, что спрашивать бесполезно. Лизонька все равно не расскажет. Она крайне неохотно говорила о себе. Впрочем, так же как и я. Мы вообще были во многом похожи. Наверное, поэтому и сдружились.

Когда я пришла на следующий день, рано, между прочим, новый компьютер уже стоял на Лизином столе. Красивый такой, синенький. И монитор, и системный блок, и даже мышка с ковриком – все было глубокого синего цвета. С компом очень гармонично смотрелись синие фиалки, стоящие на ее столе, любимые Лизины цветы.

Мелькнула парадоксальная мысль: а не под цветы ли выбран такой нестандартный комп? И пропала. Не может быть! Все-таки при покупке вычислительной техники цвет не является приоритетом.

Лизонька пришагала одна из последних. Как обычно по утрам, позевывая, пояснила:

– Я сегодня на своей машине. А она долго не заводилась, поганка такая.

Любовь Николаевна встрепенулась:

– А где же Макс? Неужели сдался?

– Куда там! – Лиза поморщилась и почему-то обвиняюще посмотрела на меня. – Он по делам во Францию укатил. Но как хорошо, что комп уже поставили. А кто принес?

Марья Ивановна, приходившая первая, с ухмылкой поведала:

– Заместитель начальника отдела автоматизации. Лично. Едва я пришла.

– Да? – Лизонька призадумалась. – Интересно, а программы он когда установил? Он же почти перед самым концом работы из магазина уехал. Неужто после работы остался? Это ведь дело небыстрое.

Она как-то призадумалась, включая свой новый комп. Он загружался секунд двадцать, не больше. Она просмотрела параметры, проверила все программы и радостно заявила:

– Вот это другое дело! На этом работать можно. Сейчас я быстренько…

Договорить она не успела, вошла Вера Гавриловна. С крайне самодовольным видом осмотрела комп, чем вызвала у меня странное неприязненное чувство. Я что, не хочу, чтобы мои заслуги приписывали себе другие?

Ну и ну! Решила предметно поработать над своим поведением. В смысле меньше глупостями заниматься.

Довольная начальница ушла, а я все никак не могла успокоиться. Неужели я такая тщеславная? Осознание этого было очень неприятно. Оно означало, что я вполне могу предать свои желания и стремления в попытке самоутвердится. Вопрос в том, до каких пределов это самое самоутверждение может дойти?

Глава восьмая

В пятницу вернулся генеральный. Вера Гавриловна с утра просидела на оперативке, потом два часа нас шпыняла, собрав в своем кабинете. Мне это до чертиков надоело, потому что работы было выше головы, а она лила воду в решето.

Но наконец она нас отпустила, и я смогла сделать срочный отчет. Олег Геннадьевич не звонил, хотя я то и дело косила глазами на телефон. Вообще чувство ожидания – отвратительное чувство. Особенно ожидание неприятностей. Уж лучше бы позвонил, и дело с концом. Отказалась бы, и все. Не станет же он меня принуждать?

Вечером он тоже не позвонил, и я улеглась в постель с приятным чувством освобождения. Может, он про меня забыл? Встретил какую-нибудь сексапильную красотку и решил, что она лучше? Вот было бы здорово!

Утром у меня тоже было прекрасное настроение. Ровно до двенадцати часов, когда в дверь раздался какой-то вкрадчивый звонок. Я замерла. Соседка? Вполне возможно, ведь с домофона нам никто не звонил.

Но сердце как-то сбивчиво забилось, и не зря. В коридоре послышался мягкий баритон Олега Геннадьевича, рассыпающегося в извинениях. Бабушка позвала меня, и я вышла в коридор на почему-то ставших киселеобразных ногах.

На нем был дорогой лыжный костюм, и весь он казался мощнее и даже выше, чем в обычных пиджаке и брюках.

– Добрый день, Катюша! Извини, что без предупреждения, но уронил телефон, дисплей разбился, и позвонить не смог. Поедем на базу? Или ты все еще себя плохо чувствуешь?

Посмотрела на бабушку. Та чуть сдвинула брови и качнула седой головой. Понятно, придется ехать.

– Вы подождете немножко в комнате? Я сейчас.

– Нет, спасибо, я лучше на улице подожду. В лыжном костюме жарко слишком, а снимать слишком долго.

Он вышел. Я, не скрывая уныния, принялась неохотно переодеваться. Снова покачав головой, бабушка укоризненно заметила:

– Катя, чем ты недовольна? Сидеть-то дома разве лучше? Походишь по лесу, отдохнешь, свежим воздухом подышишь. И Олег Геннадьевич мужчина достойный. Не фордыбачь уж, смотри.

Я не стала спорить с бабушкой. Она, как все русские женщины, была свято уверена, что баба без мужика – ничто. В общем, курица не птица, баба не человек.

Но у меня-то другое воспитание. К тому же за свою жизнь я привыкла надеяться только на себя. И эта привычка меня еще ни разу не подводила. В общем, себя я еще никогда не обманывала. Думаю, не буду и впредь.

Рассуждая таким макаром, надела весьма потрепанный за годы студенческой жизни лыжный костюм, и, довольно сердито, чтоб прочувствовала свою неправоту, сказала бабушке:

– Ладно, я пошла!

И ушла к ожидавшему меня высокому начальству.

Олег Геннадьевич стоял возле форда и скептически разглядывал пошатывающуюся парочку, старательно поддерживающую друг друга. Парочка состояла из уже знакомых мне парней. Это один из них обещал поделиться со мной своей драгоценной дозой и в благодарность получил кулаком в лоб.

Не дожидаясь, когда он меня узнает, хотя в его состоянии это было проблематично, я стремительно подбежала к машине, запрыгнула на переднее сиденье и бодренько так поинтересовалась:

– Чего ждем, Олег?

Начальник несколько опешил, но быстро сориентировался. Сел на свое место, вывел машину с узкой подъездной дороги и продемонстрировал свою проницательность:

– Катюша, ты этих типов испугалась?

– Да. – Отпираться было глупо, да и зачем? – Это наркоманы из восьмой квартиры. Я их боюсь. И не только я. Весь подъезд. Они невменяемые.

– Вы не жаловались?

– Многократно и везде. Все без толку.

Олег Геннадьевич покивал и сумрачно заметил:

– Раньше себя берегла милиция, сейчас тем же занимается полиция. Стоило менять шило на мыло?

– Ну что вы… – я запнулась, попутав местоимения, но все же неловко выговорила: – ты… конечно, стоило! Они теперь на разборки на таких крутых иномарках приезжают, просто блеск! И используют их, как свои. Хотя, возможно, они их личные и есть.

Олег Геннадьевич вырулил на Северный тракт, так назывался местный автобан, и добавил скорость. Стрелка спидометра сразу ушла за сто км. Мне стало не по себе, но, посмотрев по сторонам, поняла, что по сравнению с обгонявшими нас иномарками мы ехали на очень даже небольшой скорости.

– Пусть гоняют, – саркастично разрешил генеральный. – Сколько я таких гонщиков в кюветах видел!

Подтверждая его слова, мы промчались мимо только что обогнавшего нас на запредельной скорости джипа, эффектно взлетевшего на двухметровый сугроб за бордюром и удобно устроившегося на самом верху. Обернувшись, я проследила, как из джипа вылезли люди и провалились в снег почти по пояс.

– Вот-вот, – насмешливо констатировал Олег Геннадьевич. – Птицы высокого полета.

Я похихикала. И когда он успел их заметить?

Показался поворот на лыжную базу. Я узнала об этом по большой растяжке над дорогой. Только база называлась уже не база, а клуб. Интересно, в чем разница? Почему-то мне казалось, что в цене.

Олег Геннадьевич припарковался в длинном ряду роскошных иномарок, где форд смотрелся очень даже скромно.

Я вышла, чувствуя себя Золушкой на чужом балу. Причем Золушкой в испачканном старом платье. А как еще можно было чувствовать себя среди одетых в специальные горнолыжные костюмы людей? Правда, женщин было мало, больше мужчин, но и они поглядывали на меня со снисходительной усмешкой. Мне это не нравилось, но я старалась не обращать внимания. Пусть смотрят, от меня не убудет.

Генеральный запер машину и ободряюще улыбнувшись сконфуженной мне, повел в сторону симпатичного домика.

Внутри оказалось бюро проката спортивного снаряжения. Выбрав лыжи, Олег Геннадьевич одну пару подал мне, другую надел сам.

– У меня лыжи есть, но я не люблю с ними возиться, – заметил он, проверяя крепления. – Здесь лыжи хорошего качества, смысла нет таскать их с собой на крыше машины. Глупо как-то смотрится. Не находишь?

– Пожалуй… – я никогда не задумывалась о том, как выглядят лыжи в верхнем багажнике автомобиля.

Надела солнечные очки, чтоб не слепил снег, осторожно попрыгала на надетых лыжах. Получилось по-детски, но зато я успокоилась, уверовав в их надежность, и уже с интересом огляделась. Несколько лыжных трасс уходили вниз прямо от бюро проката. Подле дороги высилось двухэтажное кафе с симпатичными резными наличниками в народном стиле, чуть дальше стояло здание собственно лыжного клуба. Никогда не была в лыжных клубах. Впрочем, я и в обычных-то не была, и что там делают, даже предположить не могла.

Олег Геннадьевич быстро рванул по трассе, я поплелась за ним. Нет, в принципе, я неплохо хожу на лыжах, но мне хотелось все рассмотреть. На повороте он остановился, посмотрел на едва двигающуюся меня, заворожено осматривающую каждую припорошенную снегом елочку и пробегающих по ним шустрых белок.

Улыбнувшись, предложил:

– Давай ты пока с местностью знакомься, а я пару кругов сделаю. Нужно немного размяться, засиделся. Не замерзнешь?

– Если буду мерзнуть, побегаю.

– Хорошо, только с этой лыжни не сходи, потеряешься.

Он мощно оттолкнулся палками и укатил, оставив меня в одиночестве. В условном – народу вокруг было довольно много. На детских горках катались на санках и снегокатах детишки, пронзая тишину леса громкими счастливыми визгами, по горнолыжным трассам спускались взрослые.

Улыбаясь, пошла вперед. Теперь, когда Олега Геннадьевича рядом не было, мне все нравилось. Подошла к краю поляны, по которой проходила моя лыжня, посмотрела вниз. На соседнем холме по довольно сложной трассе эффектно скользили уже профи. Красиво так, элегантно, с подскоками и резкими поворотами, во время которых из-под лыж серебристой струей вырывался снег.

Я любовалась бы ими долго, но внезапно один из них напомнил мне Макса. Вгляделась, но узнать не смогла. Он или не он? Защитные очки на пол-лица напоминали маску, и разглядеть лицо мне никак не удавалось. Вроде он, но вроде и не он.

А если он меня узнает? Отчего-то стало до чертиков стыдно. Макс знает Олега Геннадьевича, и, если увидит нас вместе, сделает неверные выводы. Да еще и Лизоньке непременно расскажет, а та и без того уже о многом догадалась. Придется ей рассказывать все. А не хочется. Стыдно отчего-то.

Вздохнув, отошла подальше и уже довольно бодро почапала по накатанной лыжне. Но вот она сделала крюк, и я оказалась возле того же пункта проката, с которого и начала лихой забег по пресеченной местности. Ну, пусть не забег, а вальяжную прогулку, но можно же немножко приукрасить?

Еще раз пройтись? Но по пройденной трассе идти уже не хотелось, и я с интересом посмотрела на ту, что рядом. Она полого спускалась на невысокие горки, с которых лыжники плавно скользили вниз. Мне тоже захотелось съехать так же легко и беззаботно, но я боялась, что генеральный меня потеряет.

Выговор, пусть и мягкий, слышать не хотелось, начальник он везде начальник, и я растерянно посмотрела по сторонам. Может, он где-то неподалеку?

– Милая девушка, что вы стоите с таким потерянным видом? Можно, мы вас найдем? – двое парней на несколько лет моложе меня вдруг решили меня пожалеть.

Отрицательно покачала головой.

– Я не одна, спасибо.

Но они не отстали. Обошли меня с двух сторон и подхватили под руки. Я упиралась, но что толку? Втроем мы быстро скатились к горнолыжному спуску для профи. И, невзирая на мой протест, понеслись вниз.

У меня мгновенно навернулись слезы на глазах. Не от страха, а от встречного ветра. Все-таки мои очки не предназначены для скоростного спуска. Втроем скользить было неудобно, и левый, отпустив меня, ушел в сторону, предоставив мою охрану правому.

Но тот, неудачно подскочив на бугорке, завалился на бок, к моей удаче, вовремя выпустив меня, и дальше я мчалась уже без сопровождения. Вспомнив все свои лыжные навыки, довольно удачно скатилась до конца и остановилась, тяжело дыша.

Потом развернулась и посмотрела наверх. И аж голова закружилась от поневоле преодоленной мною крутизны.

Подлетел левый, остановился рядом. Проследил взглядом за спускающимся правым, и, когда тот встал рядом, обратился ко мне:

– Здорово, правда? Еще разок?

Я разозлилась.

– Знаете что, малявки, еще раз пристанете, получите у меня! Я ваши тупые рожи просто расквашу!

– Это как? Давай проверим! – левый развязно ухмыльнулся, ухватил меня за талию, нагло прижал к себе, попытался поцеловать, и тут же понял, что был неправ.

Развернувшись, я крепко сжатым кулаком вдарила по его наглой роже. От удара в скулу он не удержался на ногах и шмякнулся на пятую точку, запутавшись в лыжах. Повернулась к правому и приветливо предложила:

– Повторить на бис?

Он резво отскочил в сторону и, с пиететом глядя на меня, заверил:

– Не надо, я все осознал, прошу прощенья!

Рядом со свистом пронесся какой-то лыжник, заложив возле меня крутой вираж. Не глядя на него, я хмуро пожелала нахальному парню:

– Вот и катитесь подальше! – от избытка чувств хотела выразиться поконкретнее, но тут раздался охлаждающий голос Олега Геннадьевича:

– Правильно! Катитесь-ка подальше!

Я повернулась к нему. У него потемнело лицо, и он показался мне опасным. Парни оказались в этом со мной единодушны, потому что как-то очень быстро учапали в сторону подъемника.

– Они здорово тебя напугали? – он сочувственно положил мне руку на плечо.

Это не понравилось мне еще больше, чем насильственный спуск с горнолыжной трассы с попыткой поцелуя, и я сердито заявила:

– Они меня здорово разозлили! – потом вновь окинула взглядом пройденную трассу и уже спокойнее констатировала: – Но, если б не они, я никогда б не узнала, что умею так классно кататься.

Олег Геннадьевич снисходительно улыбнулся и подтвердил:

– Да, спустилась ты хорошо. Немного скованно, но для первого раза это нормально. Хочешь еще?

Я оценивающе покачалась на своих ногах. Не желе, но все же…

– Нет, мне бы что-нибудь попроще. Я давно не каталась. Со студенческих времен.

– Хорошо. Давай поднимемся, и выберешь трассу поспокойнее.

Мы дошли до подъемника, запрыгнули на ходу на сиденье, поднялись наверх. Трассы были пронумерованы по степени сложности, от единицы до пятнадцати. После того, как без травм скатилась с четырнадцатой, мне все было трын-трава, но дрожащие от напряжения колени сами выбрали скромненькую такую трассу номер пять.

Мы несколько раз спустились с нее, даже обгоняя медлительных дам и пузатеньких мужичков. Но седьмой раз я спускаться отказалась.

– Если хотите, Олег Геннадьевич, то катайтесь еще. Я вас где-нибудь в тепле подожду. Я что-то замерзла.

Он мрачно насупился, и до меня дошло, что обращаюсь я к нему, как рядовой к старшему по званию. Еще бы «господин генеральный директор» присовокупила, тогда он точно бы взбеленился!

Впрочем, он и теперь был недоволен.

– Катя, а запомнить, что мы на «ты» и зовем друг друга по имени, так сложно? – он повернулся ко мне и сердито принялся сверлить меня желтым взглядом.

– Ппривычка… – испуганно пояснила я. – Когда я не уставшая, я помню. А когда устаю, – забываю.

Взгляд у него прояснился, и он, чуть слышно засмеявшись, выговорил:

– Хорошо, пойдем отдыхать. Кафе здесь неплохое. Правда, там самообслуживание. Лыжи сдаем?

Я кивнула. Кататься больше не было ни сил, ни желания. Мы сдали лыжную амуницию, надели собственную обувь и неспешно пошли в кафе.

Народу там было прилично. Но линий раздачи было две, за ними шустро бегали молодые девчонки, видимо, студентки подрабатывали, и в очереди мы простояли от силы минут семь.

Я взяла салат из красной рыбы с овощами, заменивший мне и второе, и третье, и стакан какао. И, не удержавшись, слойку с яблоками и апельсинами, уж очень аппетитно она выглядела. Олег Геннадьевич, в отличие от меня, набрал себе полный поднос.

Мы устроились за освободившимся у входа столиком и принялись за еду.

– Ты очень мало взяла, – Олег Геннадьевич сравнил свою половину стола и мою. – Неужели наешься после целого дня на свежем воздухе?

– Меня бабушка домой ждет с ужином. А у вас, похоже, холодильник пустой?

– Совершенно, – подтвердил он. – Я его вообще отключил. Я дома даже чай не пью. Неохота готовить. Как правило, домой я приезжаю уже за десять часов. И ужинаю на работе. Вот там холодильник полный. Благодаря Элеоноре.

Да, работенка, не позавидуешь. Мы все знали, что генеральный каждый день сидит допоздна. Он по образованию юрист, они вообще дотошные, а он особенно. Но, наверное, так и надо, чтоб не сесть в галошу.

Я уже допивала какао, когда в кафе зашла компания парней, скорее даже молодых мужчин, с веселыми разрумянившимися девушками. И среди них был Макс. Он шел впереди, широкоплечий, уверенный. Рядом с ним, чуть подпрыгивая, шла стройная высокая девушка, совершенно не похожая на Лизоньку. Он наклонился к ней, обнял за плечи, что-то интимно шепнул на ушко.

Что это? Мне казалось, что Макс в самом деле влюблен в Лизу, неужто я ошибалась?

Стало обидно так за нее, хотя я прекрасно знала, что она в него не влюблена. Но все равно, неприятно очень…

И тут он обернулся, чтобы ответить стоящему позади парню. И у меня сердце как-то неприятно закололо – это был вовсе не Макс! Фигура похожа, но больше ничего общего!

Но вместо облегчения я почувствовала разочарование. Просто жуткое разочарование. Уткнулась в кружку с какао и даже взгляд от нее оторвать не могла. Да что это со мной?

Олег Геннадьевич внимательно на меня посмотрел, потом обернулся и изучающе глянул на громко разговаривающую компашку.

– Узнала кого-то? – голос был нарочито спокойный.

Все так же не поднимая взгляд от кружки, пробормотала:

– Нет.

– Значит, просто обозналась?

Вот ведь догадливый! Но не хочу я об этом говорить, просто не хочу. Но приходится, он ждет ответа.

– Да, показалось, что это один знакомый.

– И ты так жутко разочарована, выяснив, что это не он?

Промолчала.

– Он так много для тебя значит? – Олег Геннадьевич тщетно старался скрыть досаду. Не обиду, а именно досаду! И я поняла: у него уже все решено! Распланировано даже. Наверняка и день свадьбы намечен. Но что он в меня и в самом деле влюблен, я не чувствовала. Просто из меня получилась бы удобная жена.

Он продолжал вопросительно на меня смотреть, и пришлось честно ответить:

– Не для меня. Для моей подруги.

– Но ведь все обошлось, раз это не тот, за кого ты его приняла?

Молча кивнула, чуть слышно вздохнув. Нет, что-то психика у меня в последнее время стала крайне неустойчивой. Нет, мне точно надо травки попить, обязательно даже.

Олег Геннадьевич доел, вопросительно посмотрел на меня.

– Ты закончила, дорогая?

Обращение «дорогая» меня покоробило. Вообще «дорогая» можно трактовать по-разному, в том числе и «слишком дорогая». Я вообще это слово применительно к женщинам не люблю.

Допила остывшее какао и поднялась. Пошли к выходу, оставив по дороге подносы в окошке для грязной посуды. Вот интересно, почему порядки в этом кафе как в столовке, а цены как в полновесном кафе. Конкурентов нет?

Мы вышли. Времени было уже почти шесть, я на часы в кафе посмотрела, а солнце сияло так же ярко. Снег искрил, слепя слезившиеся глаза. Сели в дожидавшийся нас форд. До моего дома доехали довольно быстро. Заученно поблагодарив спутника за приятный вечер, быстро сбежала домой, даже не думая пригласить его на чашку чая. Вот еще!

Вихрем залетела на свой этаж, проскочив опасный второй на взлете. Бабушка, как обычно, открыла дверь сразу, едва я возле нее остановилась.

– Бабушка, ты что, в глазок смотришь, что ли? Невозможно так быстро к дверям подойти.

– Я видела, как ты из машины вышла, вот и поторопилась. Как покаталась?

– Покаталась хорошо. Красиво там, – и замолчала.

– И что? – бабушка насторожилась.

Я разделась, прошла на кухню и села у стола. Хотелось пить. Поднялась, налила воды, покупной, не из-под крана, выпила и только потом сердито сказала:

– У него уже все решено!

– У Олега Геннадьевича? – уточнила бабушка, сев напротив.

– Конечно. У кого же еще? – я все еще на кого-то злилась. Может быть, на судьбу?

– Ну, было бы странно, если бы взрослый опытный мужчина завел с тобой ни к чему не обязывающую дружбу. – Бабушка улыбнулась мне мудрой улыбкой. – И ты это прекрасно знала.

– Он мне не нравится! И я его попросту боюсь! – прозвучало слишком категорчно, но исправляться было поздно.

Бабушка чуть слышно простонала и положила руку на грудь. Я с испугом на нее посмотрела.

– У тебя что-то болит?

Она махнула рукой.

– Не обращай внимания. Возраст. Как там сказала Раневская: «Здоровье – это когда каждый день болит в другом месте». Вот и у меня так же. – И без перехода: – Какие артисты были раньше! Титаны! А теперь…

– Ты от темы не уходи, бабулечка! – ух, знаю я эти уходы в «сумрак». – Ты мне прямо говори, что думаешь!

– Да что мне думать, девочка моя? Я одного хочу, чтоб ты была пристроена, за хорошим человеком замужем, что мне еще надо?

– А что мне Олег Геннадьевич не нравится, это ничего? По принципу «стерпится-слюбится»?

– А ты сама не знаешь, нравится он тебе или нет. Ты о нем ничего, по сути, не знаешь. Вот узнай сначала, а потом суди.

– Мне Макс нравится. И ты это знаешь, бабушка.

– Да. Но я, как не первый год на этом свете живущая, точно знаю, что пословица «лучше синица в руках, чем журавль в небе», верна на все сто процентов. Что там с Максом будет и будет ли вообще, большой вопрос, а Олег Геннадьевич весь здесь, при тебе. Так что лучше? И не витай в облаках, не маленькая уже. Практичнее будь.

Я надулась, как в далеком детстве, когда мне не давали то, что хочется.

– Ты просто попробуй, узнай его получше, а потом уж решай. – Принялась уговаривать меня бабушка. – У меня ведь за тебя душа болит, Катюшка. Я не вечная, сама подумай. Ты хочешь одна век куковать? Не огорчай меня, прошу, солнышко мое, не отказывай ему раньше времени.

Она тяжело поднялась и ушла, как-то странно прихрамывая.

А мне стало страшно. Я жутко, до отчаяния, не хотела терять бабушку, своего единственного близкого человека. И огорчать ее тоже не могла.

Глава девятая

Лето наступило внезапно. Нет, его, конечно, ждали, но оно все равно упало как снег на голову. В смысле вместе с удушающей жарой наступило время вонючего ремонта. Это стандартная такая связка, порознь никак.

Ремонтировали здание сверху. Олег Геннадьевич со своим седьмым этажом в полном составе на это время ушел в отпуск. Уехал в Прибалтику, на Рижское взморье, соблазняя меня уехать с ним. Я, естественно, на подобную провокацию не поддалась.

Не дурочка, чай, понимаю, чем занимаются мужчина и женщина, оказавшись на отдыхе в одном, пусть и люксовом, номере. Нет уж, спасибо, что-то не хочется. Во всяком случае, с Олегом Геннадьевичем.

И вообще, выполняя наказ бабушки узнать его получше, я и без того встречалась с ним гораздо чаще, чем мне хотелось. Правда, не так часто, как хотелось ему. То меня мама попросит с детьми посидеть, то у него командировки, совещания, встречи.

Но все равно, две субботы в месяц мы с ним проводили вместе. И каждый раз я просто тряслась от страха встретить кого-то из знакомых. Но Бог миловал, хотя как-то раз я чуть не попалась, меня засекла мама. К счастью, мы были на вернисаже, и я отговорилась, что это мое трудовое задание. Мама поверила. Она и сама частенько работала в выходные, поэтому ничего странного в этом не заметила.

Вот так и получилось, что ремонт мы переживали без руководящей роли Олега Геннадьевича. В принципе, начальник административно-хозяйственного отдела, Сергей Владимирович, с этим делом вполне справлялся без чутких руководящих указаний.

Когда пришло время пятого этажа, в том числе и нашего отдела, мы смирно разбрелись кто куда. По требованию Веры Гавриловны Лизонька отправилась к автоматизаторам, я – к уже пережившим ремонт бухгалтерам.

Место мне выделили у самого входа. Неудобно, но я не роптала. Пару недель и потерпеть можно. Кроме меня в кабинете было еще три девчонки почти моего возраста. Первый день они сидели молча, переваривая мое присутствие, потом я как-то примелькалась и была принята ими за свою.

И, уже не стесняясь, они начали обсуждать всех окрест. Больше всех, естественно, доставалось генеральному. Ирина, вечно что-то жующая толстушка, знала обо всех его любовницах. Но что ее сильно смущало, это то, что с нового года новых фавориток не наблюдалось.

– И все старые не у дел, представляете, девочки? Элеонора считает, у него либо импотенция преждевременная, либо он жениться решил.

– Жениться? Он что, дурак? Столько баб, и все на всё готовы. Зачем ему жениться? – сухопарая Рая не поддержала выводы Ирины, вернее, Элеоноры. – Холостяки, они в цене. Не то что женатики. – Рая недавно развелась с мужем, поэтому знала данный предмет досконально.

– А, может, он влюбился? – романтичная Света томно посмотрела в окно. – А что? Он видный мужчина.

– А ты, Катя, что думаешь? – внезапно спросила у меня Ирина. – Может Олег Геннадьевич влюбиться?

Я недоуменно пожала плечами.

– Наверное, может. Почему бы нет?

– А я считаю, что не может, – категорично заявила Рая. – Он козел, а козлы не влюбляются. Они баб используют, и только.

– Ну, наши бабы его тоже используют. И еще надо посчитать, кто кем больше пользуется. – Ирина пошловато ухмыльнулась. – Можно клуб организовать из пользовательниц. Сколько в нем членов будет? Я знаю восьмерых.

Они начали перебирать всех, кто получил назначение не по заслугам. Вернее, не только по заслугам. Мне было очень неприятно их слушать. Если бы это не касалось меня лично, а так…

Старалась вникнуть в работу, абстрагироваться от непристойных предположений, но их откровенные слова сами лезли в уши. Спас меня звонок. Звонила Лизонька.

– Катя, привет! Как дела?

Хотелось сказать «как сажа бела», но сдержалась и ответила сакраментальное:

– Нормально. А ты как?

– Замечательно! Я сижу вдвоем с Зайцевым, представляешь! Он ничего, толерантный такой. Не пристает, в любви до гроба не клянется, вежливый. Мне нравится, одним словом. Приходи в гости, сама увидишь.

Посмотрела на соседок, спорящих о постельных предпочтениях шефа, и решила: иду!

Сказала им, куда отправляюсь, добавила, что по работе, и пошла в отдел автоматизации. Открыла мне Лиза. В отделе было чисто, ремонт у них уже прошел. Огляделась. У автоматизаторов отдел большой, сюда вообще почти все наши цветы составили. Но они диссонансом смотрелись среди многочисленных железок, которыми были завалены длинные рабочие столы.

Лизонька сидела почти рядом с Ильей, больше в отделе никого не было. Это было странно, но спрашивать об этом я не стала.

Лиза мне так обрадовалась, будто век не видала. Расцеловав в обе щеки, потащила в дальний угол, где стоял стол с чайником и посудой. Налила мне чашку чаю, сунула в руки пирожное и принялась говорить.

Я поддакивала, вставляла какие-то умные фразы, а сама никак не могла понять ее взбудораженности. Что это с ней?

– Ты не хочешь на пляж съездить? Погода жаркая, у воды сейчас так хорошо. – Лиза вертела в руках ложечку, пристально рассматривая ее незатейливый рисунок.

Я тут же подумала о Максе и хотела отказаться, как она добавила:

– Видишь ли, я на своей машине поеду, а одной скучно. Завтра после работы, ладушки? Не бойся, я вожу машину осторожно. Если понравится, можно и в выходные рвануть, но тогда народу будет море, пьянки опять же. Отдохнуть нормально точно не дадут.

– А кто еще будет? – осторожность никогда не помешает. С одной стороны, мне очень хочется увидеть Макса, а с другой, зачем рвать сердце?

– Никого. А что, ты хочешь кого-то увидеть? – Лизонька с некоторым коварством посмотрела на меня.

Чувствую, что краснею.

– Нет, никого не хочу. Мне одной как-то привычнее.

Мы поболтали еще, пока Илья, явно слышавший наш разговор, что-то недовольно пробурчал и демонстративно кинул отвертку на стол. Она попала на какую-то железяку, и от грохота я аж подпрыгнула. Лиза, бросая обещающие неприятности взгляды на владельца данных апартаментов, пыталась уговорить меня еще посидеть, но я попрощалась и ушла.

Закрывая дверь, повернулась и увидела лицо Зайцева. На нем была такая боль, что я от сочувствия даже губу закусила. Неужели Лизонька не видит, что он в нее влюблен? Или хорошо, что не видит? А то опять примется изображать из себя недалекую дурочку. Самое смешное, что мужчины на этот явный фарс покупаются. Неужто не догадываются, что она совсем другая?

В кабинете, служившем моим временным пристанищем, шла все та же нескончаемая болтовня. Кто с кем, когда, зачем… Ну и пытка! Я сделала то, чего не делала никогда прежде: вытащила наушники, включила радио и принялась глушить сплетни Ретро-FM. Что делать? Работать же надо.

На следующий день предупредила бабушку, что вернусь поздно, взяла купальник, халат, полотенце. День прошел как в тумане. Спасибо, меня навестила Вера Гавриловна. Увидев на мне наушники, мрачно оглядела болтливых соседок, одна из которых больше часа болтала по служебному телефону, и обратилась ко мне:

– Катя, ты в курсе, что после ремонта в кое-каких комнатах установлены камеры наблюдения? Не помню, правда, в каких, их не видно. И все телефонные разговоры, не относящиеся к производственному процессу, учитываются. Тем, кто говорил больше положенного времени, придется писать объяснительные. Олег Геннадьевич собрался лишать их премии и вообще карать.

Это у нее прозвучало так зловеще, особенно мрачное «карать», что соседки замерли в полнейшем испуге. Вера Гавриловна зловеще улыбнулась и спросила у меня:

– Ты меня поняла, Катя? Я знаю, ты дисциплинированный сотрудник, но тем не менее я тебя предупредила.

Она выплыла из кабинета, оставляя за собой потрясенную тишину.

После визита Веры Гавриловны мы почти в полном молчании, траурном таком, доработали до конца дня. Без десяти шесть мне позвонила Лизонька:

– Катюша, привет! Ровно в шесть жду тебя у конторы. Не опаздывай, ладно? А то потом пробки начнутся, застрянем.

Пообещав быть у выхода ровно в шесть, я заранее сложила вещи, выключила комп, и, как только внутреннее радио запело «конец рабочего дня», опрометью метнулась по лестнице и вынеслась из здания.

Лиза уже ждала меня в своей машине. Едва я заскочила в салон, сорвалась с места и помчалась по улице.

– Чего ты так спешишь? – мне было не по себе от ее лихачества.

– Не боись! – она ответила мне как девчонка с окраины. – То ли еще будет!

Что она не шутила, я поняла, едва мы вылетели из города и понеслись по трассе. Скорость зашкалила за сто пятьдесят. Я сжалась, Лиза, наоборот, сидела прямо, развернув плечи и твердо держа руль в руках.

– Люблю скорость, – с улыбкой проводила взглядом тихоходный джип, который обошла элегантно, как и все, что делала. – Для чего улиток на скоростной трассе изображать?

Хорошо, что пляж был недалеко, не то с такой зверской скоростью мы очутились бы в каком-нибудь кювете. Покидая припаркованную на стоянке машину, Лизонька с удовлетворением заявила:

– Вот видишь, как мы здорово успели! Сейчас лучшие места займем, а то после работы понаедут тут всякие.

Переоделись в раздевалке и быстренько захватили пару топчанов поближе к воде. Минут через десять после нашего приезда полупустой пляж был полон, подъехали все те, кто хотел освежиться в воде после трудового дня.

– Иди, окунись первая. Потом я схожу. – Лиза нахлобучила на голову огромную соломенную шляпу и прикинулась столбиком.

Уходить вместе было нельзя, она права. Ворья кругом немерено и не считано. А вот бабушка мне рассказывала, что раньше красть было стыдно. И воров били, причем безжалостно, поэтому кражи были не только редкостью, они были дикостью.

Я ушла. Вода в озере была чистой, прохладной и прозрачной. Недаром Лиза не поехала на реку. Она больше, конечно, и пляжи на ней комфортабельнее, но там всегда грязно от поднимаемого со дна ила. Слишком много народа там барахтается.

В озерах плавают меньше, они от города дальше. И вода здесь хоть и чище, но значительно холоднее – родники бьют у самого берега. Но в такую жару, как сегодня, это даже приятно. Я решительно вошла в воду и поплыла, чуть поеживаясь от легкого озноба. Плавала я минут десять, потом вышла. И даже обтираться не стала – все тело тут же обхватили потоки горячего воздуха.

Подошла к нашим топчанам. И взгляду предстала стандартная картинка – Лизонька сидела в окружении пяти мощных красавцев. Вот откуда она их выкапывает, никаких усилий для этого не прилагая? Злится только.

Увидев меня, весьма раздраженно проговорила:

– Я купаться, Катя. А этих… – она пренебрежительно посмотрела вокруг, – кавалеров ордена подвязки гони взашей.

Она быстро убежала, трое из «подвязочников» рванули за ней, двое осталось со мной.

– Милая девушка… – начал один из них.

Продолжать я не дала:

– Да с чего вы взяли, что я девушка? Я замужем, у меня трое детей.

Он поморгал, потом оценивающе оглядел меня с ног до головы.

– Не похоже. Шутка?

– Ничуть. Мне, кстати, тридцать лет.

– Тридцать? – он присвистнул. – Не заливай!

– Паспорт могу показать.

Этот смертельный аргумент убедил его в моей искренности.

– Да? А выглядишь хорошо.

– Хорошо сохранилась, да, – не спорила я.

К моему удивлению и негодованию второй парень, до сей поры молчавший, вдруг сел рядом, обнял, притянул к себе и, обдавая противным запахом пива, промычал:

– Люблю опытных баб!

И тут же оказался лежащим на земле. Это сработал доведенный мной до автоматизма в секции карате защитный прием. И я в нем даже почти не участвовала. В смысле, голова не участвовала, а руки очень даже.

– Ты чего? – возопил лежащий передо мной на спине до глубины души оскорбленный тип, – тебе что, жить надоело?

– Это ты перепутал малость, – первый парень разразился оглушающим хохотом. – Это тебе жить надоело!

– Да ты!.. – лежащий добавил пару непечатных выражений, – да я!…

– Тихо, тихо! – у меня вдруг прорезался командный голос, никогда я такого за собой не замечала. – Молчать, мелюзга!

Почему-то этот странный призыв к порядку заставил еще сильнее смеяться первого, но остановил второго. Он поднялся, опасливо поглядывая на меня, отряхнул песок с коротких шорт. В это время подошла донельзя раздосадованная Лизонька с тремя неотрывно следующими за ней ухажерами.

Посмотрела на меня и все поняла без слов. И тут же просто расцвела. Улыбнувшись мне, пропела:

– Так, мальчики, быстро отошли на десять шагов! Терпеть не могу тупых приставальщиков!

К моему изумлению, парни послушались. Отошли за соседний топчан и скучковались там, тихо переговариваясь и с интересом поглядывая на нас.

– Вот, теперь и ты пользуешься заслуженным мужским вниманием! – торжествующе заявила мне Лиза, широко улыбаясь.

Я не поняла. Это что, издевка?

– Издеваешься? Кому оно надо, такое внимание?

– Катя, ты же была уверена, что никому не нравишься? А теперь наглядно так, точнее, даже ощутимо, убедилась, что это не так?

Это и в самом деле не так. По обоим пунктам. Если бы я поощряла всех желающих со мной познакомиться, то давно бы замужем была. Но об этом я ей говорить не стала. Только неодобрительно пожала плечами.

– А скажи-ка мне, милая подруга, – она села рядышком и понизила голос. – Что у тебя с нашим генеральным? И не вздумай говорить, что ничего. Я твердо знаю, что что-то есть. Несколько раз замечала его ну ооочень заинтересованный взгляд, а ты при его виде напряженно вытягиваешься, как струна. Так что? Признавайся лучше!

Ну как это называется! Если бы я знала, что здесь допрос с пристрастием планируется, ни за что бы не поехала!

– Так, молчишь. Значит что-то есть, иначе бы ты меня давно высмеяла. А что конкретно? Что ты ему не любовница, это однозначно, на любовниц так не смотрят. Так что, Катя?

А вот это я тебе и под пытками не скажу!

Но, как выяснилось, и молчание может быть красноречивым.

– Вот блин! Он тебе предложение сделал! И ухаживает за тобой с серьезными намерениями! – И строго предупредила: – Катерина, не вздумай за него замуж выходить! Он тебе не пара!

Тут уж не выдержала я.

– А может, я ему не пара?

– Моя догадка верна! – возликовала Лизонька, а я выругала себя за столь глупейший прокол. Надо было молчать до последнего. – Нет, это он тебе не пара, Катя! Если бы он тебе нравился, а то ты его откровенно боишься. И есть за что!

– А за что? – вот уж точно, что любопытство поперед меня родилось.

– Он диктатор, Катя. Из тех, кто слышит только себя. И пусть он пока ласковый и внимательный, но это до свадьбы. Потом он тебе покажет кузькину мать. К тому же он намного тебя старше, следовательно, будет до чертиков ревновать. Шаг влево, шаг вправо – и скандал. Тебе оно надо?

Однозначно нет.

– Бабушка считает, что мне нужно определяться, – толерантно обозначила я бабушкину позицию в этом вопросе. – Пора.

– Для кого пора? – иногда Лиза меня просто пугает. – Бабушка что, себя плохо чувствует?

– Вроде нет… – бабушка в самом деле на здоровье не жаловалась, только на усталость. Но в ее возрасте это нормально. – Но она считает, что обременять других своими проблемами неприлично.

– Да? А почему она тебя так пристроить торопится? Не нравится мне это.

Мне это тоже не нравилось. Но что делать? К врачам бабушка все равно не пойдет. Считает, что походы по больницам вредят здоровью.

Парням надоело сидеть без облагораживающего общения с прекрасным полом. Двое самых настырных встали и подошли к нам. Но это естественно. Меня и так удивило их диковинное послушание.

– Слушай, многодетная мать… – я с удивлением уставилась на говорившего. Это оказался тот, кому я сказала, что у меня трое детей. Забыла, черт возьми! Он это сразу просек: – Ага, про детей – туфта! А про мужа из той же серии?

Лизонька коварно улыбнулась и ласково так, но с затаенной угрозой попросила:

– Вы кто? Представьтесь, пожалуйста!

Парень расплылся в широкой ухмылке:

– Костя я. Петров. А ты кто? – причем спрашивал он это у меня.

Я удивилась. Неужели рядом с блистательной Лизонькой можно замечать еще кого-то? Посмотрела на него повнимательнее. Лет двадцать пять. Салага. Но настойчивая салага, судя по упрямому блеску глаз.

– Мое имя вам ничего не даст.

– Конечно, Катенька, ничего, – он согласно покивал коротко остриженной головой. – Приглашаю в кабак. Для начала. А уж потом как Бог даст… – пошло уточнил он.

Ох, что-то мне эта вылазка на пляж уже не нравится.

Повернулась к Лизе, предложила:

– Может, домой?

Она мрачно посмотрела на озеро. Я не менее мрачно разрешила:

– Ладно, иди купайся.

Лиза вскочила и бросилась в воду. Я проследила за ней. Почувствовав на своем плече тяжелую руку, скинула ее и рявкнула:

– А ну, отстань, Петров Костя! Хотя ты такой же Петров, как я царица шамаханская!

Он довольно расхохотался.

– А ты прикольная, правда!

Ничего забавного в себе я не замечала. Наоборот, раздражение все росло и росло. Когда там Лизонька наплавается?

– В общем так, – постановил этот навязчивый тип, – сначала в кабак, потом ко мне. – И без возражений!

Я повернулась к нему.

– В общем так: катись ты отсель куды подалее! – сама не поняла, почему вдруг заговорила на деревенском диалекте. Я его только раз в жизни и слышала, когда к нам бабушкина тетушка из дальней деревни приезжала.

Костя Петров просто лег со смеху.

– Ну ты даешь! – и похабненько так уточнил: – Или дашь, но попозже. – И уже серьезно провел костяшками пальцев по моей щеке.

И шустренько так увернулся от захвата.

Подошла Лиза, села рядом, распустила волосы. Тут же рядом с ней оказались те трое, что увязались в первый раз. Она раздраженно посмотрела на них, но промолчала. А парни, как водится, начали молоть всякую чушь.

– Вот когда бы пригодился Шурик! – мечтательно протянула она.

– Какой Шурик? – мгновенно насторожился всевдо-Петров.

– Гальянов! – парень несколько побледнел, и Лизонька обрадовано констатировала: – Ага, знаешь такого!

– А ты что, его хмара?

Лиза грозно нахмурилась.

– Кто, кто я? Повтори, будь так любезен! – это у нее получилось просто грозно.

– Девушка, – стремительно исправился парень. – Его.

– Ну, я бы так не сказала, – задумчиво протянула Лизонька. – Но прибежит он быстро, ежели что.

– Понял, надо подумать, – псевдо-Петрова проняло, причем серьезно.

Он пересел к парням, и они снова принялись о чем-то негромко совещаться.

– Что-то мне это не нравится. – Я с опасением наблюдала за военным советом.

– Мне тоже. – Лиза покосилась в их сторону, и предложила: – Пошли переодеваться.

Мы пошли к кабинкам. Парни проследили наше передвижение, но сидели тихо. Неужели дадут уйти?

– Лиза, а этот твой Шурик не криминальный авторитет случайно? – мне было не по себе. Не люблю я неприятные ситуации.

– Не знаю. Я о нем ничего не знаю. – Лиза шептала, стараясь, чтоб наш разговор никто не слышал. – Папа, когда его от меня отваживал, был, правда, очень сердит и даже ругался. Но кто он такой, мне не сказал.

– Тогда точно бандюган какой-то. А парни его не вызовут, случайно?

Лизонька принялась что-то траурно насвистывать.

– Вроде не должны, – сказала после недолгого размышления. – Мне кажется, его все боятся.

– По-моему, они от нас не отстанут.

– Ну, попросим помощи. Есть же здесь мужчины.

– А тебе оно надо – свалку устраивать?

– Конкретнее, пожалуйста! Что ты предлагаешь?

Да уж, критиковать-то оно легко, а вот что-то дельное на ум никак не приходило.

– А если папе позвонить?

– Папа во Франции. Подозреваю, что с очередной подружкой. Утешения ищет. Его мама в очередной раз послала. Лесом.

Теперь уже посвистела я. Похоронный марш.

– Милые дамы, вы чем там занимаетесь? – возле кабинки раздался похотливый голос псевдо-Петрова. – Мы вас уже заждались.

Делать нечего, мы вышли. Парни стояли неподалеку, скаля зубы и весело поглядывая на нас.

– Мы с вами никуда не поедем! – решительно пресекла я их надежды.

– Конечно, нет, – издевательски подтвердил второй.

– Это мы поедем с вами, – пообещал третий.

Мы с Лизой переглянулись. Что делать? Бежать бесполезно. Придется вопить что-нибудь типа «караул», «пожар», «грабят»!

– Привет, Лиза, Катя! – голос прозвучал где-то за спиной.

Голос был знакомый, но за мою руку уцепился стоящий рядом парень, и я, недолго думая, врезала ему в нос. Он пошатнулся, но не упал. Парни угрожающе окружили меня, но меня кто-то быстро отодвинул, и я очутилась за мощной спиной.

– Ай-яй-яй! – укоризненно проговорил Макс, я наконец-то его узнала. – Вы зачем к девчонкам пристаете, а?

– Мы к тебе сейчас пристанем, защитничек! – псевдо-Петров посмотрел на своих возбужденных пацанов и хотел было лезть в драку, но Макс пронзительно свистнул несколько раз.

И к нему сразу подошло несколько крепких мужчин.

– А ну, голубчики, – Макс явно издевался, – поучить вас хорошим манерам, что ли?

И мужчины без предупреждения кинулись на парней. Все было кончено даже не за минуту, а за секунду. Парни лежали, кто с расквашенным носом, кто с подбитым глазом.

– Что, воспитались, или еще повоспитывать? – Макс с презрительным прищуром оглядел лежащую ватагу.

– Поняли, – досадливо согласился кто-то из лежащих.

– Рад за вас! – с теми же издевательскими нотками прокомментировал их понятливость Макс и повернулся к помогавшим. – Спасибо, мужики!

– Да ладно. Давно эту шантрапу хорошим манерам поучить пора. – Один из мужчин сплюнул в сторону парней и добавил: – Достали!

Макс тихо, но с угрозой проговорил:

– А ну, марш отсюда! И чтоб я вас здесь не видел!

Проследив за их понурым уходом, повернулся к нам. И почему-то не к Лизе, а ко мне. Цепко оглядел и спросил:

– Ты в порядке?

– Я? – даже ушам своим не поверила. Он же должен о Лизе заботу проявлять, а вовсе не обо мне!

– Ну не я же! – почему-то он явно злился.

– Да. Я в порядке, – ответила с явным недоумением.

– А зачем ты на неприятности нарываешься?

Лиза тоже присоединилась к экзекуции:

– Катя, ты зачем этого мордастого провоцировала?

Я начала медленно закипать.

– Не терплю, когда ко мне пристают! И что мне делать было? Хихикать?

– Просто звать на помощь! Ты же видела, здесь адекватные мужики есть!

– Мы так и собирались поступить, но он меня лапать начал!

– Могла бы просто закричать!

– Не успела!

– Это как?

– Ударила!

Макс потер ладонью лоб.

– У тебя что, условный рефлекс? – догадался, наконец!

– Да! – и тихо добавила: – Я почти десять лет в секцию карате ходила. И самбо. Самооборона, в общем.

Лизонька заглянула в мои глаза и вдруг с каким-то нарочитым весельем заявила:

– Класс! А пояс у тебя есть?

Макс смотрел на меня с явным скепсисом, и я сорвалась:

– Фиолетовый!

– Ух ты! – прозвучало это так недоверчиво, что я вкрадчиво предложила:

– Хочешь, продемонстрирую?

– Не просто хочу, а жажду! – и так снисходительно на меня посмотрел, как на маленькую врунишку.

И я не выдержала! В следующее мгновенье он уже лежал на земле, а я ласково так выворачивала ему руку.

– Ну, как? Впечатлило? – спросила чисто для проформы.

– Нет! Я просто был не готов! – в его голосе слышалась растерянность и еще что-то непонятное.

– Ну, тогда готовься! – и я его отпустила.

Он вскочил и бросился на меня. На автомате отскочила в сторону, подпрыгнула и на замахе врезала ему ногой в бедро. Он снова упал.

– Что-то ты плоховато готовишься, Макс. Что, еще одна попытка?

Он поднялся и уже с уважением посмотрел на меня. Встал в стойку. И тут Лиза как-то странно вскрикнула, я спонтанно повернулась к ней и вдруг поняла, что лежу на песке, а на мне лежит Макс. И смотрит в глаза. И таким напряженным взглядом, будто сейчас целовать начнет.

Я возмутилась:

– Лиза, ты это нарочно?

– И не думала! Просто эти гады подошли к моей машине!

Макс как-то хрипло спросил:

– А теперь что, ушли?

Она удовлетворенно ответила:

– Ушли!

Я рванулась, призывая Макса к порядку, но он слегка дернулся и остался лежать на мне, как на матрасе, пристально разглядывая мое лицо. Да в чем дело?

Склоняясь все ниже, он ткнулся носом в мой нос и замер, даже не дыша.

– Дружочек, – предельно дружелюбно прошептала взбешенная я. – Давай быстро отползай, а то знаешь, что сейчас будет?

– Что? – он оторвался от моего носа и с интересом посмотрел в глаза.

– Членовредительство! – и я не шутила, я в самом деле дозрела до запрещенных приемов. – Тебе будет ооочень больно, но сам виноват!

С недовольным вздохом, будто я лишаю его чего-то очень важного, он легко встал и протянул руку мне. Небрежно подняв, принялся отряхивать от песка. Я замерла, потому что его рука как-то уж слишком вольно касалась тех мест, где ее в принципе быть не должно.

Мне хотелось возмутиться и ответить адекватно, но меня обескуражило выражение Лизиного лица. Оно было абсолютно, совершенно счастливым! Невозможно довольным и даже похожим на объевшегося сметаной кота, вернее, кошку! У нее даже глазки сверкали от удовольствия!

Нет, я понимаю, Макса она не любит, но так демонстрировать свои чувства, это перебор!

Я укоризненно на нее посмотрела, осуждающе покачала головой, и она постаралась принять индифферентный вид. Но у нее это плохо получилось. Она даже мурлыкать что-то начала. Нет, она точно в прошлой жизни кошкой была!

Макс явно увлекся приведением меня в божеский вид, потому что отряхивал уже там, где песка вовсе не было, а точнее, с воодушевлением гладил мою грудь. Прекращая этот балаган, я сделала шаг в сторону и грубовато заявила:

– Все, баста! Финита ля комедия!

Макс не сразу врубился, чего от него хотят. Но, сообразив, сложил руки на груди и требовательно посмотрел на меня. Чего он все-таки от меня-то добивается? Он себя вроде позиционирует как бойфренда Лизоньки.

– Ой, как я есть хочу, – фальшиво-жалобно протянула Лиза. – Наплавалась до голодных колик. – А вы?

– А меня бабушка с ужином ждет! – на всякий случай предупредила я Лизоньку, уж очень у нее глазки хитренькими были.

– Можно в ресторан съездить, – быстро сориентировался Макс, все также не отрывая взгляд от меня.

– Я не поеду! – четко обозначила я свою позицию.

Парочка переглянулась. Мне эти переглядки не понравились, но сказать я ничего не успела.

– Да как хочешь, – Лиза грациозно попрыгала на одной ножке, стараясь вытряхнуть из босоножек попавший в них песок. – Мы и одни не заблудимся. Отвезем тебя и в нашу забегаловку смотаемся, а то для кабака у меня наряд не соответствующий.

Сарафанчик у нее был вполне приличный, не то что мои вывалянные в мокром песке бермуды. Но судить о ресторанных нравах не берусь. Я в рестораны только с Олегом Геннадьевичем и ходить-то начала.

Почему-то захотелось посчитать, сколько ресторанов мы посетили, и я принялась вспоминать, не обращая внимания на спутников. Шесть или пять? Похоже, все-таки шесть, если считать кафешку на лыжной базе. Хотя там мы ели трижды, каждый раз, как ездили кататься.

Лизонька уверенно взяла меня за руку, повесила на меня мою сумку, и мы бодро почапали к ее машине. Макс остался где-то позади, и я недоуменно оглянулась.

– Он на своей машине. Мы с ним уже на месте встретимся!

Вот мне бы и насторожится, услышав это «на месте встретимся»! Но я, как наивная чукотская девушка, позволила усадить себя в машину и повезти неведомо куда!

А все потому, что никак не могла избавиться от ощущения сильного мужского тела на себе. И отклика собственного тела. И отчаянно хотелось все повторить.

И пока я боролась с собственными желаниями, весьма неприличными, кстати, Лизонька лихо вырулила на трассу и через пять минут я услышала:

– Вот и приехали. Выходи.

Механически вышла из машины, подняла голову и обомлела. Это был вовсе не мой дом!

– Лиза, ты куда меня привезла?

Та прикинулась ничего не понимающей кудрявой овечкой и восторженно проблеяла:

– Как куда? В нашу любимую забегаловку! Здесь очень вкусно кормят! Пошли, убедишься сама!

Я осталась стоять, где стояла.

– Я домой поеду. Не хочу я в забегаловку. Я уже сказала, меня бабушка ждет.

– Вот и прекрасно! Мы сейчас быстренько перекусим и домой!

Я строго на нее посмотрела. Нет, мой взгляд не пылал жаждой мщения, но Лизонька нахмурилась и пробормотала:

– Вот и делай после этого людям добро!

Добро? Благодетельница, блин! Я с усталым вздохом попросила:

– Лиза, ты хороший человек, правда, но ни к чему сводить нас с Максом. Это безнадежно!

Она воровато оглянулась по сторонам, прижала мою руку к себе, явно для того, чтоб я не сбежала, и прошептала:

– Ерунда! Кое до кого уже кое-что начало доходить!

Это у нее получилось так забавно, что я поневоле засмеялась.

И тут сзади раздался голос Макса:

– Над чем смеетесь? Можно поучаствовать?

От неожиданности вздрогнула и стремительно повернулась. Макс стоял практически вплотную ко мне, и я сделала шаг в сторону, создавая разделительное пространство. Он неодобрительно проследил за моим нервным движением, но не шевельнулся.

– Ну, это мы о своем, о девичьем! – насмешливо пропела Лизонька. – Не для чужих ушей.

– Понятно, опять мне косточки перемывали, – проницательно заметил Макс. – Для того и машину гнала, чтоб без свидетеля парой словечек перекинуться.

– Ты прав! – без тени смущения согласилась Лизонька и предложила: – Ну что, пошли?

Я попыталась воспротивиться, но Макс, легко приобняв нас обеих, направил по верному пути. Через несколько секунд мы уже стояли перед стойкой, рассматривая выставленные на ней блюда. Странно, уже вечер, а выбор здесь весьма и весьма приличный.

На мое удивление среагировала Лизонька:

– А это забегаловка для дальнобойщиков. Они круглые сутки здесь останавливаются, вечером их даже больше, чем днем. Здесь кемпинг неподалеку, они там ночуют. Те, у кого сменщиков нет, чтобы и ночью гнать.

– Или просто не хотят рисковать, – добавил Макс. – Здесь дорога тяжелая, и днем-то аварии случаются, а уж ночью…

Лиза продолжала хвалебную речь:

– Здесь кормят классно. Даже лучше, чем в ресторане. Я узнала, хозяйка сама так готовит. Она потому и эту забегаловку завела, сначала маленькую, а теперь вишь как расстроилась!

Я посмотрела вокруг. В самом деле, эта так называемая забегаловка тянула на вполне приличное небольшое кафе. Только что без официантов. Интерьер такой приятный, в нежно-зеленых тонах, мягкие диванчики, на которых и сидеть было удобно, и полежать можно. И огромный телевизор, негромко журчащий в конце зала. Кондиционер, смягчающий жару, но без ледяных струй, разлетающихся во все стороны, был скрыт где-то вверху, потому что приятная прохлада струилась именно сверху.

А уж какие ароматы источались от стойки! Я сразу остро захотела есть. Но посмотрела на свои грязные руки и принялась искать умывальник.

– Пошли! – Лиза, как завсегдатай, пошла вперед, я за ней.

Шли мы какими-то извилистыми путями, но пришли во вполне цивильный санузел. Вымыли руки, вернулись в зал, к стойке. Макс молча подал подносы мне и Лизе. Столовые приборы я взяла себе сама.

– Рекомендую этот салатик, – Лиза указала на квадратную тарелку с горкой симпатичных мелко нарезанных овощей. – Очень вкусно и необычно.

Я взяла этот салат, печень по-строгановски с пышным пюре и стакан клюквенного напитка. Хотела расплатиться, но Макс сердито сказал девушке у кассы, что заплатит сам. Та денег с меня брать не стала, старательно ему улыбаясь.

Не препираясь, прошла за Лизой в уголок возле окна, устроилась рядом. Лиза укоризненно посмотрела на меня. Понятно, хотела, чтоб Макс со мной сел, а я ей палки в колеса вставляю.

Тот подошел с полным подносом, сел наискосок от меня, рядом с окном. Насмешливо посмотрел на Лизу. Та ответила ему недовольным взглядом и принялась за еду. Я тоже положила в рот немного салата. Вкус в самом деле был своеобразный. Немножко терпкий, чуть-чуть сладковатый и очень, очень приятный.

Стараясь не глядеть на Макса, быстро съела все и посмотрела на спутников. Они тщательно пережевывали пищу, глядя строго в свои тарелки. Возникла мысль сбежать, но для этого нужно было забрать с собой сумку, а этого Лиза точно не позволит.

Тут в голове возникла загадка, требуемая немедленного разрешения:

– Макс, а как ты нас нашел? Вы с Лизой договорились?

Лизонька с насмешкой посмотрела на меня, а Макс оторвался от сосредоточенного поглощения пищи.

– Нет. Просто я за ней в вашу контору приехал, а ее уже не было. Мне Марья Ивановна сказала, что вы на пляж укатили, но она не знала, на какой. Поэтому я не сразу и приехал.

До меня дошло, что он несколько пляжей объехал в наших поисках, вернее, поисках Лизоньки. Упорный. Настроение, и без того паршивое, стало еще гаже. Сижу тут, ворковать мешаю влюбленным. Ну, пусть влюбленному, какая разница?

Сказала им, что сейчас вернусь, и пошла в туалет. Вымыла руки, сполоснула лицо и вдруг услышала голос Макса. Это что ж получается, нас разделяет только тонкая перегородка? А я до туалета шла долго! Вот что значит извилистые тропы!

Слышно было плохо, но свое имя я расслышала четко.

Отбросив принципы, прижалась ухом к перегородке.

– Я не знаю, для чего ты меня с ней усердно сводишь, Лиза, но заверяю тебя: это напрасно!

Голос Лизы слышно было очень плохо, и я скорее догадывалась, что она говорит, нежели слышала:

– А с чего же ты тогда на пляже столько времени на ней лежал? И поцеловать ведь хотел, разве нет?

– Это нормальные мужские инстинкты, и ничего больше!

– Ух ты, про инстинкты вспомнил! А почему они, эти твои мужские инстинкты только в присутствии Кати просыпаются? Никогда об этом не думал?

– Они в твоем присутствии не только просыпаются, они вопят, моя дорогая. Но ты этого никак понять не можешь.

– Мне этого не нужно!

– Понимаю и не настаиваю. Но не стоит вместо себя подсовывать мне суррогаты. Я на это не поведусь.

Сердце болезненно закололо. Но я упрямо продолжала слушать. Лекарство, оно ведь горькое, не так ли? Но зато, приняв его, выздоравливаешь!

– Макс, ты дурак! – это Лиза сказала громко, я расслышала четко. – Катя замечательный человек и очень красива.

– Не спорю ни с одним высказанным тобой утверждением. Но еще раз говорю: не навязывай мне ее. Я терплю эту неприятную ситуацию только для того, чтобы побыть с тобой. И не обольщайся – мне ни одна из твоих подруг не интересна.

Это получается, Лиза не только меня ему подсовывала? Ух ты, заботливая какая! Всех своих подруг пристроить пытается? Мне стало до чертиком одновременно и противно, и обидно.

Сзади скрипнула дверь, я отскочила от стены. Вошедшая в туалет женщина удивленно посмотрела на меня и вошла в кабинку. А я с пылающими ушами выскочила в коридорчик и глубоко вздохнула. Нужно взять себя в руки. И распроститься с тайными мечтами.

Пока брела обратно в зал, поняла, что Олег Геннадьевич не так уж и плох. Где-то даже симпатичный. И вообще, после услышанного я к нему стала относиться очень даже хорошо. Правда, скептический червячок внутри меня сомневался, что мое благорасположение к нему надолго, но я вредного червяка решительно придушила.

Когда вернулась к столу, Макс и Лиза враждебно молчали, сверля друг друга непримиримыми взглядами. Повесив сумку на плечо, я устало осведомилась:

– Лиза, ты наелась? А то я пошла. Здесь недалеко автобусная остановка, доберусь сама.

Та сразу очнулась.

– Я тебя довезу!

Я пожала плечами. Спорить и что-либо доказывать не было ни сил, ни желания.

Мы пошли к выходу. Макс следом. Когда я уже садилась в Лизину машину, он взял меня под руку и увлек к своему мерседесу. Лизе крикнул:

– Сам отвезу. Езжай домой.

Попыталась вырваться, но Лиза уже отъехала, я только хвост ее машинки увидела. Повернулась к Максу и попросила:

– Отпусти меня. Я и сама доберусь. На автобусе. Это не проблема.

Он молча засунул меня на переднее сиденье, сел за руль и неспешно поехал по дороге. Нас обогнал автобус шестого маршрута, тот самый, что без проблем довез бы меня почти до дома. И для чего Макс меня повез? Я же ему активно не нравлюсь! Мазохист, не иначе. Или силу воли воспитывает.

Отвернулась к окну и сделала вид, что любуюсь городом. Мы ехали по главной улице, впечатляться было чем. Цветы, куртины, разноцветная реклама. Конечно, в темноте было бы еще краше, но в июне темнеет поздно.

– У тебя в подъезде как? Разобрались с наркоманской квартирой?

Я припомнила, что сегодня утром, когда я проходила мимо, из нее воняло дурманом точно так же, как и обычно.

– Да вроде ничего не изменилось.

– Да? – Макс нахмурился. – Что-то там неладно.

Это мы всем подъездом хорошо знали. Отвечать не стала, снова отвернулась от него к окну. В салоне будто сгустился туман, холодноватый и неодобрительный.

Подъехали к дому, Макс вышел первым и помог выйти мне. При этом он как-то слишком интимно провел горячей ладонью по моей голой руке от кисти до локтя. Я поморщилась. Опять взыграли чисто мужские инстинкты? Стало на редкость досадно, и я торопливо прошла к подъезду.

Он пошел за мной. Ответственный. Сдать меня с рук на руки бабушке – его святая обязанность. На сей раз мимо второго этажа мы прошли без приключений.

Бабушка, как всегда, открыла сразу. Остро посмотрела на Макса, и неприязненно как-то. Он это почувствовал, потому что слишком церемонно поздоровался:

– Добрый вечер, Клавдия Васильевна! Вот, привез внучку.

– Да, в целости и сохранности! – прозвучало это у меня язвительно, ну и пусть! Повернулась к нему и четко выговорила: – Долг чести выполнен, свободен! Желаю счастья в личной жизни! – и захлопнула дверь перед его носом.

Невежливо, даже можно сказать, по-хамски. Но нервы у меня не железные, и вот они-то стонали, вопили и попросту рвались.

Бабушка посочувствовала:

– Перенервничала сегодня, да, солнышко мое?

Я склонила голову, скрывая слезы. Вот держалась до этого момента, а стоило бабушке меня пожалеть – и пожалуйста!

– Не буду тебя мучить. Есть хочешь?

– Нет. Я в кафе поела.

– Хорошо. Тогда иди душ прими, грязная ты какая-то. Хорошо хоть искупалась? На реку ездили или на озеро?

– На озеро, там вода чистая.

Бабушка отошла в сторонку, пропуская меня в ванную, коридоры у нас узкие, вдвоем не разойтись. Что поделать – квартиры строились раньше не для людей, а для быдла. Впрочем, и сейчас не лучше. Хотя в дорогих домах, наверно, и хорошо, но я только у Лизы и была. У нее, конечно, классно. Но мне так никогда не жить. Судьба такая. Ну и пусть.

Уже засыпала, лежа в постели, но в голове все равно вертелись жестокие слова Макса «не подсовывай мне суррогаты» и «не навязывай мне ее». Что ж, теперь я никому и ни за что себя навязать не дам. Кто предупрежден, тот вооружен! Поссорюсь с Лизой, хоть и не хочется, но манипулировать собой больше не позволю.

И тут в голову пришла отвратительная мысль: а почему я слушалась Лизу? Да потому что надеялась на невозможное! Надеялась на чудеса, которых не бывает. И принимала «чисто мужские инстинкты» Макса за искренний к себе интерес.

Больше я такой беспечной дурочкой не буду. Никогда.

Но как мне совладать с этой рвущей сердце болью?

Да просто его забыть! Выйти замуж, в конце концов! Олег Геннадьевич давно мне на это намекает, нужно показать ему, что я дозрела до откровенного признания. И ответить ему «да».

Глава десятая

Противоположный берег тонкой ниточкой виднелся вдали. Волга текла так неспешно, что было непонятно, в какую сторону она течет. Я сидела на берегу, обхватив колени, и смотрела на воду. В самом деле, гипнотическое зрелище. Солнечные блики, играя, резвились в воде. Красиво. И беспечно как-то. Никаких переживаний. Боли тоже нет. Вообще, если долго смотреть на воду, ну или на огонь, впадаешь в какой-то транс. И тебя уже ничто не беспокоит.

Вот как меня сейчас. Мне хорошо и спокойно. И дела нет до какого-то Макса. Ну и пусть, что я ему не нравлюсь, мне все равно. Повторив это про себя несколько раз, поднялась и медленно пошагала домой. Не совсем домой, а на дачный участок Ксюши.

Вообще-то она для меня тетя Ксения, но у нас с ней разница всего шесть лет, поэтому просто Ксения. Мой отец ее старше на двадцать лет, она поздний ребенок.

С ней я себя чувствую не племянницей, а просто младшей сестренкой, она мне по духу гораздо ближе, чем отец и мать. Она вообще похожа на бабушку, такая же открытая и добрая. И заботливая. Но к этому всему напористая и безапелляционная или как она считает, настойчивая и целеустремленная. Это точно. Если она что задумает, останавливать бесполезно. Танк, а не женщина, как говорит ее муж Виталий.

Мы с бабушкой, Ксенией и ее двумя отпрысками, Димкой и Анюткой, двенадцати и шести лет, уже третью неделю живем на Ксюшиной даче под Волгоградом, у Волги. Изумительно красивые места, мне очень здесь нравится.

Дачный домик у четы Пономаревых трехэтажный, метров на пятьсот, я так думаю. Нам с бабушкой стандартно выделены три комнаты на первом этаже – бабушке трудно спускаться по лестнице. Нам столько не нужно, но Ксюша непреклонна – мы же приехали отдыхать, поэтому и должны отдыхать на все сто процентов! И она лично следит за качеством и количеством нашего отдыха.

И вот живой пример:

– Катя, ты где? Иди ужинать! – ее громовой голос раздается по всему участку.

Это значит, что из города приехал Виталий, или, по-семейному, Виталик. Хороший мужик, и Ксюшу искренне любит. Это несмотря на то, что он большой начальник и теоретически вполне может завести любовницу. А что? Сейчас это если не норма, то что-то около того.

Но я не раз ловила его взгляд, направленный на жену. Ласковый такой, влюбленный. Да, вот оно, женское счастье!

Задерживаться негоже, без меня за стол не сядут, поэтому я срываюсь с места и бегу. Дом на горе, я под горой. Хорошо, что не очень высоко, добегаю быстро. Мою руки и здравствуй, семейный ужин!

– У реки сидела? – Ксении всегда все нужно знать.

– Да. Красиво очень.

– Так ведь и у вас река очень красивая и Волге не уступает.

– Это так. Просто времени нет на нее любоваться. Да и на набережной так не посидишь, народу полно. А тут тихо, никто не ходит.

– Да, у нас хорошо. И что вам мешает к нам переехать? – Ксюша в самом деле не может этого понять.

– Ксюша, в моем возрасте срываться с места уже не стоит, – бабушка печально смотрит на нее. Вообще она как-то уж слишком сдала за последнее время. – Буду доживать на одном месте. Боюсь, мне вообще не стоило приезжать, что-то я в такую жару не очень хорошо себя чувствую.

Мы с Ксюшей испугались одновременно и воскликнули тоже вместе:

– Может, врача вызвать?

Бабушка насмешливо посмотрела на нас.

– От возраста лекарства еще не изобрели. Врач мне не поможет.

Мы удрученно притихли. Выручили дети. Ничего не поняв, они принялись баловаться, поспорив из-за горбушки хлеба. Помню, в детстве мне тоже очень нравились тоненькие хрустящие горбушки, оставляющие после себя на языке множество маленьких твердых крошек. Впрочем, я и сейчас их люблю.

Отец негромко произнес:

– Дмитрий, Анна! – призывая детей к порядку.

Тут же воцарилась пристойная тишина, и мы продолжили ужин. Поели быстро, на ночь никто переедать не собирался. Помощница по хозяйству, Тамира, крепкая пятидесятилетняя женщина, приехавшая десять лет назад из Узбекистана и осевшая в семье Пономаревых, сноровисто убрала со стола. Она была полукровкой: мать у нее русская, отец узбек, поэтому решила, что в России ей жить будет легче, чем на родине.

Наверное, так оно и было, потому что вслед за ней перебрались и ее дети, трое, и так же обосновались в Волгограде. Время от времени они навещали мать, даже предлагали переехать к ним, но ей гораздо больше нравилось жить с Ксюшей. Она говорила, что здесь чувствует себя настоящим человеком. Ксюша рада, все-таки одной с детьми тяжело. А Тамира вырастила Аню с рождения, а Димку с двух лет. Вообще она давно стала членом семьи.

Мы перешли в гостиную и принялись играть в лото, и проиграли с шутками и прибаутками до десяти часов.

Потом дети отправились спать, Ксюша с мужем пошли к Волге, Виталик очень любил поплавать в прохладе, когда жары уже нет, а вода теплая. Бабушка, тяжело поднявшись, тоже отправилась отдохнуть, а я вышла в сад.

Под вишнями стояла удобная скамейка, и я устроилась там, задрав голову и уставившись в небо. Черное-черное небо с нереально яркими звездами. А говорят, на экваторе звезды еще ярче. Интересно, правда или нет?

Подняла глаза к небу и звезды почему-то сложились в контур лица Макса. Вот нос, брови, глаза.

Я зажмурилась, надеясь, что фантом исчезнет. Открыла глаза, и снова передо мной Макс. Интересно, когда это закончится? Сколько лет должно пройти, чтобы я смогла его забыть? Год, два, десять? И переориентироваться на других? На того же Олега Геннадьевича, к примеру? Перед отпуском я его так и не встретила. Вернее, встретила, но мельком, в коридоре. Я шла с Лизой, и он так на меня посмотрел, как, наверное, голодные волки на овец смотрят.

Мне потом Лизонька тоже самое сказала. Но мне было все равно. Мы с бабушкой на следующий день уезжали. Поэтому, когда он позвонил и предложил встретиться, я с тайным облегчением сказала, что не смогу. Он был недоволен и не скрывал этого. Но понимал, что ничего разрешать или запрещать мне не может. В общем, сказал, что будет ждать с нетерпением.

Меня изрядно покоробило, потому что в его голосе это самое нетерпение звучало уж очень явственно, и я поняла, что следующая встреча станет судьбоносной. А я, несмотря на все данные себе обещания, не была готова к переменам в своей жизни. Да еще таким.

Но нужно. Хотя бы для того, чтобы успокоить бабушку. Она мне несколько раз уже говорила, что мечтает видеть меня счастливой. А вот с этим-то и возникали серьезные проблемы. Обеспеченной, благополучной, это да. А вот счастливой с Олегом Геннадьевичем? В этом у меня были серьезные сомнения.

Вечер плавно переходил в ночь, а мне не хотелось идти в дом. Там было хорошо, кондиционеры и все такое прочее, но звезды так чудно сияли, складываясь в лицо Макса, что оторваться от них не было никакой возможности. И спать я пошла только под утро.

Утром после завтрака мы отправились купаться. Провели на берегу три часа, к полудню стало слишком жарко, вернулись домой. Я ушла в свою комнату, намереваясь передохнуть от жары. Едва вошла в комнату, заметила мерцающий дисплей сотика. Кто-то звонил. Посмотрела и нахмурилась. Три неотвеченных вызова от Олега Геннадьевича!

И что ему от меня нужно? Соскучился? Поболтать решил? Так мы с ним позавчера разговаривали. Поколебавшись, набрала его номер, хоть и не хотелось. Но было стыдно молчать, будто я в чем-то была виновата.

Олег Геннадьевич ответил сразу.

– Подождите минутку! – это прозвучало у него строго, и я растерялась. Но через мгновенье я услышала уже другой голос, мягкий, ласкающий: – Здравствуй, Катюша! Я звонил тебе сегодня несколько раз.

Я догадалась, что в его кабинете были люди.

– Я могу попозже перезвонить, если вы… ты занят…

Он хмыкнул. А что делать, никак не могу привыкнуть называть начальника на «ты».

– Ничего, подождут. – Ясно, он ушел в личную комнату и разговаривает со мной оттуда. – Я хотел тебе сказать, что завтра буду на совещании в Волгограде и очень хочу тебя увидеть. Я соскучился по тебе. Очень. Сможешь приехать?

Кровь сразу бросилась в лицо. Эээ… а я-то думала, что пара недель спокойной жизни у меня еще есть. Но что делать? Человек, как известно, предполагает, а судьба располагает. Значит, судьба у меня такая, нужно смириться.

Можно было, конечно, сказать, что дача слишком далеко от города и приехать сложно, но врать не хотелось.

– Смогу. А где мы встретимся?

Он на мгновенье задумался.

– Возле центрального входа в Бизнес-центр в шесть часов. Тебя устроит?

– Да, конечно.

– Побродим по городу, потом перекусим. Думаю, будет поздно, когда мы закончим. Тебе есть где переночевать в городе?

В его внешне спокойном голосе слышалась надежда. Он полагает, я с ним в гостиницу пойду? Напрасно. Поскорее ответила:

– Да, квартира тети неподалеку.

И опять он все понял:

– Хорошо, – в его голосе прозвучала одновременно и разочарование и насмешка. – Тогда до завтра.

Я не успела ответить, как он отключился. Торопился или обиделся? Обижать людей я не любила, тем более человека, который за мной так бережно ухаживал. Настроение испортилось. И чудный ясный день уже не казался ни чудным, ни ясным.

Сказала о свидании бабушке. Она сразу оживилась, даже щеки порозовели. С надеждой посмотрела на меня и спросила:

– Что ты планируешь ему ответить?

Я сразу поняла, на какой вопрос я должна отвечать. Но прикинулась, что не дошло до меня:

– О чем ты, бабушка?

– Не прикидывайся глупенькой, Катя. Это не твой стиль. – Но все-таки уточнила: – Если он сделает тебе предложение, что будешь отвечать?

Мне очень хотелось сказать «какое предложение»? Но глупость в самом деле не мой стиль, и я со вздохом сказала:

– Не знаю. Не хочу я за него замуж. Хоть и понимаю, как это выгодно.

Бабушка прикрыла глаза и коротко вздохнула, как от удара.

– Ох, останешься ты одна, девка. Хочу-не-хочу! Как будто у тебя десять ухажеров за плечами! Одумайся уже!

Я боязливо посмотрела на нее. Волноваться ей нельзя, сердце подводит. Она не будет жаловаться, нет, она будет терпеть до последнего.

Вспомнила, как три года назад бабушка попала в кардиологию. Я пришла с работы, а бабушка лежит на диване с синими губами. И еще заявляет мне, что все хорошо, вот она полежит немножко и встанет! Врач со скорой мне тогда сказал, что еще немножко, и все, бабушке уже никто помочь бы не смог.

Поэтому я боюсь. Боюсь до дрожи ее огорчить.

– Не волнуйся, бабушка. Отшивать его я не собираюсь. – Специально говорю на молодежном сленге, чтоб ее отвлечь. – Но голову поморочу!

Бабушка повелась.

– Катя, ты же культурный человек, как ты можешь так разговаривать! – голос стал строгим, и я с облегчением перевела дух.

Выслушала бабушкину нотацию, покорно кивая головой в нужных местах. Но в голове вертелась только одна мысль: только бы Олег Геннадьевич не вздумал делать мне предложение! Только б не вздумал! Потому что соглашаться я не хочу, но и бабушке соврать не сумею. И что мне делать?

Днем, когда бабушка прилегла отдохнуть, пошла в детскую, где Ксюша играла с Анюткой, и пересказала ей историю с Олегом Геннадьевичем, не называя имен.

Несмотря на всю свою непосредственность и доброту, Ксюша была реалистом. Почти таким же, как и бабушка. Думаю, в бабушкином возрасте она вообще превратится в чересчур здравомыслящую особу. Внимательно выслушав меня, она спросила:

– У тебя еще кто-то на примете есть?

Интересное выражение. Что означает «на примете»? Вот Макс у меня на примете, ну и что? Узрев мою озадаченную физиономию, Ксения уточнила:

– Ну, кто-то еще за тобой ухаживает?

Честно призналась:

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Я его не люблю.

– Кака-така любовь? Это несерьезно. Покажешь его? Тогда и ясно будет, как поступить. Если мужик достойный, это одно, если нет – другое.

Показать? Да ни за что! Это означает знакомство с родственниками. А знакомят только если все серьезно и все решено. А у меня ничего еще не решено.

Сказала об этом Ксении, она склонила голову набок, рассматривая меня. Что-то сообразила, глазки у нее как-то коварно заблестели, и она внезапно прекратила разговор.

Знаю я склонность Ксюши к авантюрам! Не раз сама в них участвовала, правда, подневольно.

– Милая тетушка, а что это вы задумали? – да, я тоже могу быть коварной. Ксения обращение «тетушка» на дух не выносит, ее аж корежит от злости.

– «Тетушка»? – она прищурила один глаз, став похожей на одноглазого пирата. – Вот как? Это что, война?

Любит моя тетя приключения, ох, любит! Я надеялась, что за последние годы она остепенилась, но это я зря. Да уж, наивная и доверчивая.

– Ну почему сразу война? Просто предупреждение. Не стоит вмешиваться в мои дела. Я как-нибудь сама в них разберусь.

– Ну сама, так сама. Я разве против? – она была само благонравие.

И вот это-то благонравие и встревожило меня еще больше. Нет, она точно что-то задумала. Но вот что? И как это нейтрализовать?

На следующий день в пять часов выскользнула из дома, предупредив только бабушку. Жара стояла страшенная, в тени около сорока, не меньше, поэтому на мне был легкий сатиновый сарафанчик, волосы я убрала под широкополую шляпу, на нос нацепила черные очки. Этакая мадам шпионка.

Просить Ксюшу подбросить меня до города не стала. Ведь, как известно, не буди лихо, пока оно тихо. Еще вздумает со мной на встречу с Олегом Геннадьевичем пойти.

Подойдя к автобусной остановке, обнаружила, что из пяти ожидающих трое женщин, и все они один в один я. Отличались мы только рисунком на сарафанах. Это было смешно. Но и очень полезно. Не думаю, что найти меня в толпе одинаковых баб будет легко. Не то чтоб я боялась слежки, но от Ксюши всего можно было ожидать.

Подошел автобус, села, устроилась в тени на противоположной стороне. Пока мы выезжали на трассу, внимательно следила за дорогой, чуть не свернув назад голову. С нашего поворота не выехала ни одна машинка, значит, Ксения за мной не поехала. Я успокоилась.

Подъехав к бизнес-центру за двадцать минут до назначенной встречи, до шести побродила по окрестным улицам, стараясь прятаться в тени. Солнце то и дело скрывалось за облаками, которых становилось все больше. Хорошо, если б все-таки пошел дождь, вот уже который день напрасно обещаемый синоптиками.

Ровно в шесть подошла к бизнес-центру. Высокое здание с синими сплошными окнами выглядело весьма солидно. Пока я его рассматривала, из открывшихся дверей начал выходить народ. Перевела взгляд на вход и тут же увидела генерального. Он выходил из вестибюля под ручку с вальяжной дамой средних лет, этак зазывно ему улыбающейся. И он точно так же улыбался ей в ответ!

Хм! Что-то мне это не понравилось. Но я тут же себя остановила. Какое право у меня ревновать? Я же его не люблю! Или это частнособственническое чувство взыграло? Типа мое и не трожь? Что за дурь!

Увидев меня, Олег Геннадьевич извинился перед своей спутницей и поспешил мне навстречу. Широко улыбаясь, будто и не амурничал только что с другой, нежно поцеловал меня в щеку.

– Как же я раз тебя видеть, Катюша!

А я смотрела на изменившееся лицо его спутницы. Оно перекосилось, и она поспешно надела солнечные очки, чтобы спрятать разочарованную гримасу.

Олег Геннадьевич проследил за моим взглядом и обыденно так проговорил:

– Это моя коллега. Мы давно знакомы.

Давно знакомы! Теперь понятен столь разочарованный, и даже не разочарованный, а попросту ревнивый взгляд. Интересно, а ей он что про меня говорить будет? Тоже «мы просто знакомы»?

– Куда пойдем?

Я пожала плечами.

– Мне все равно.

– Тогда давай на набережную? Я как-то раз там был, мне понравилось. И от воды ветерок такой свежий.

Я согласилась. Олег Геннадьевич взмахом руки подозвал такси, мы сели на заднее сиденье. Таксист умело объезжал городские пробки, которых было куда меньше, чем в нашем городе, а Олег Геннадьевич взял мою ладонь и крепко сжал. Помня бабушкин наказ, я руку не отнимала, и мы так доехали до спуска к набережной.

Расплатившись, он повел меня вниз. Я много раз здесь была, мне нравилось. Чистая набережная, уютная такая, зелени много, скамейки удобные.

Походив с полчаса, мы устроились на одной из них под тенью старого развесистого дерева, похожего на платан, я плохо в них разбираюсь. Олег Геннадьевич все так же держал меня за руку, будто боялся, что убегу. Я даже не возражала. Наверное, начала привыкать.

– Я страшно соскучился, – он глубоко вздохнул. – Не думал, что это будет так тяжело.

Я искоса посмотрела на него. Что будет тяжело? Какое-то у этой фразы было двойное дно, но вот какое?

Он посмотрел на Волгу и задумчиво проговорил:

– Вода. Красивая, искрящаяся, влекущая. И неуловимая. Прямо как ты.

И я изумилась. Красивая, искрящаяся, влекущая, как я? Это что, комплимент был?

Сильнее сжав мою руку, Олег Геннадьевич продолжал, любуясь Волгой:

– Ты как вода. Как ни сжимай пальцы, ты все равно уходишь. Не удержать.

На это я смогла только нелепо выдавить:

– Эээ… – что-то в последнее время мне только этот нелепый звук и удается.

– Вот и я о том же. – Олег Геннадьевич оторвался от созерцания бегущей воды и посмотрел на меня. – Ты тоже это понимаешь?

Что я стараюсь от него быть подальше, даже не обсуждалось. Мне с ним страшно. Это атавизм, пережиток моего подчиненного положения и излишнего пиетета перед начальством, но это сидело в крови и бороться с собой было трудно. Может быть, и невозможно.

Он следил за выражением моего лица. Видимо, эмоции на нем отражались слишком уж откровенно, потому что он со вздохом констатировал:

– Ты меня боишься. Неужели я такой страшный?

Он не был страшным. Он был слишком… уважаемым.

– Нет. Но мне было бы легче, если бы вы не были моим начальником…

– А это мысль, – он с облегчением мне кивнул. – Давай я тебя в областное министерство устрою? Ты девочка умная, справишься. А с карьерой я помогу.

Я тоже была уверена, что справлюсь. Только вот уходить мне не хотелось. Совсем. Работа нравится, коллектив, к тому же, хороший. И вообще… Что без Лизы мне и Макса никогда больше не видать, я вовсе не думала. Честно-честно.

– Не хочешь? – он отвернулся, все так же не выпуская мою руку.

– Ну, как-нибудь потом… – выдавила я из себя первую членораздельную фразу. Уже прогресс.

– А у тебя никаких предпочтений нет?

У меня были предпочтения. Вернее, одно, но пылкое. Мне хотелось, чтоб все было как раньше, до бездарного Нового года. Чтоб я работала себе в своем экономическом отделе, и с начальником мирно здоровалась, лишь мельком увидев его в коридоре. И больше ничего! Ни ненужных мне свиданий, ни сомнительного будущего, ни обещанной карьеры. Ничего от него не хочу!

Он помрачнел, будто почувствовал мой запал.

Отпустил руку, но, прежде чем я обрадовалась обретенной свободе, обнял меня за плечи и привлек к себе. Мягко, но непреклонно. Я почувствовала себя в клетке. Как зверенок, которого поймали и упорно приручают. Вот блин, и даже дернуться нельзя!

Теоретически я могла, конечно, сбросить с плеч его руку, но как быть с бабушкой? Огорчать я ее не могу. Вот если бы он отказался от меня сам, это было бы куда легче. Принялась придумывать мудрые слова, которые ясно бы дали ему понять, что возложение на меня его конечностей мне не по нраву. Так же как и все остальное.

– Катя! Ты здесь? Ура! – и ко мне подбежала Анютка.

Чувствую, как мои глаза медленно, но верно округляются, а дыхание просто распирает грудную клетку. Ксения! Диверсантка-шпионка доморощенная! Вот знала я, знала, что шкодливое выражение на морде ее лица не к добру, но понадеялась, что она не сможет ничего предпринять! Как же я просчиталась!

Следом за Анюткой к нам подбежал Димка с таким насмешливо-издевательским выражением лица, что я вмиг догадалась, что происходит! Итак, внезапная атака, захват и плен! Излюбленная тактика моей потрясающей тетушки!

И кто будет захвачен в плен, даже не обсуждается!

– Ой, Катя, привет! Ты тоже решила прогуляться по набережной? – и тон такой у Ксюши фальшивенький, и глазки в кучку, то есть в упор на Олега Геннадьевича.

Он вежливо поднялся, я осталась сидеть, стараясь просверлить дыру в безмятежной радости Ксюши. Напрасно, она на меня и не смотрела.

– Ой, а вы, наверное, Олег Геннадьевич? Катя так много нам о вас говорила!

Предательница! Много говорила? Да я даже вчера обошлась без имен. Похоже, бабушка в курсе этой диверсии, иначе откуда бы Ксюша узнала, как зовут генерального? Захотелось ругаться, топать ногами, но я лишь злобно усмехнулась и повернулась к Олегу Геннадьевичу.

– Олег, это моя тетя Ксения. А это ее дети, мои кузены Дима и Аня. – И уже ядовито Ксюше: – А тебе, тетя, я Олега представлять не буду. Ты и так о нем слишком много знаешь.

– Конечно, конечно! – если я и смогла ее разозлить, никто бы этого не заподозрил. Она просто лучилась радостью от встречи с любимой племянницей и ее другом.

А дальше случилось то, что я и предполагала, едва ее увидев.

– Олег Геннадьевич, давайте к нам поедем? Я вас с мужем познакомлю! Думаю, вы хотите познакомиться с Катиной родней?

Олег Геннадьевич никогда дураком не был и поспешно согласился, враз почуяв в Ксении мощного союзника.

– Очень, очень рад! – он взял протянутую руку и церемонно поцеловал.

Ксения многозначительно посмотрела на меня. Все понятно: такой мужчина на дороге не валяется, и я просто дурочка, не знающая жизни. В ответ я подняла глаза горе и тихо вздохнула, намекая, что у меня другое мнение. Как всегда, Ксюше мои недовольные гримасы были до фонаря. Ухватив Олега Геннадьевича под локоток, она повлекла его к стоящей на стоянке тойоте, даже не посмотрев, иду я за ней или нет.

– У нас будет тихий семейный ужин, без изысков. Надеюсь, вы не против?

Конечно, Олег Геннадьевич был только «за».

Появилось огромное желание сбежать, но с Ксенией побег был бы даже не преступлением, это было бы самоубийством без права на помилование.

Рядом со мной прыгала Анютка, и степенно, как взрослый, вышагивал Димка. Охранничек.

– Как вы меня нашли? – я привлекла братца к себе поближе, чтоб некоторые, идущие впереди граждане, нас не услышали.

– Ну ты темнота! – Димка ответил тихо. Тоже знал способности матери слышать то, что не предназначалось для ее ушей. – У тебя же смартфон с собой!

– И что? – да, далека я от реалий современной жизни, это же не криминал? Как-то прежде мне это не мешало.

– У мамули есть программка. Забил номер – и все, сразу ясно, где гуляет телефончик. Ты же не поставила запрет на отслеживание?

Да мне это и в голову не приходило! Но теперь поставлю непременно!

– Ты не переживай, мы у нее все на крючке. И папуля в том числе. И никого это не напрягает. Потому что телефон всегда можно забыть. Или оставить в нужном месте. И звонок отключить. Усекла?

Я кивнула. Надо второй телефон завести, с тайным номером. Сердито посмотрела на увлеченно о чем-то беседующую тетушку. Та тут же обернулась и насмешливо мне подмигнула. Все, тетка, берегись! Война!

В машине мы с детьми устроились позади. Олег Геннадьевич, как желанный гость, был вынужден сесть впереди. Хорошо, что Ксения водит машину осторожно и в дороге не разговаривает, а то бы я точно сорвалась и наговорила гадостей.

Но за полчаса, что мы провели в дороге под неумолчную болтовню Анютки, я отошла и даже начала видеть в поимке жениха немало смешного.

У дачи нас поджидала бабушка. Тоже, видимо, любопытство одолело. Едва мы вышли из салона, она подошла к нам.

– О, кого я вижу! – бабушка старалась не фальшивить, но мое опытное ухо враз расслышало неверные нотки в ее радостном голосе. – Олег! Какими судьбами?

Олег Геннадьевич тонко улыбнулся.

– Просто повезло. Ксения, – короткий кивок на тетушку, – встретила нас с Катей на набережной и привезла сюда.

Не давая говорить дальше, Ксения взмахнула рукой, как полководец на поле брани, отправляя нас всех в дом.

– Давайте не будем тормозить! – вот слова истинной автоледи, я даже восхитилась. – Скоро ужин, вот-вот подъедет мой муж. Он очень будет рад с вами познакомиться.

И это было сущей правдой! Потому что непристроенная племянница, давно перешедшая в ранг почетной старой девы, была бельмом на глазу не только у сверхзаботливой тетушки, она и ее мужу казалась ходячим укором. Виталий из казацкой семьи, у них ответственность за родственников, за свой род, возведена в абсолют.

Недаром он с упорством, достойным лучшего применения, знакомил меня то с одним, то с другим своим знакомым, не обремененным узами брака, и все напрасно. А тут вдруг такая ценная добыча!

Интересно, а как Олег Геннадьевич ощущает себя в роли добычи? Комфортно или нет? Мне порой казалось, что за мной он ухаживает только потому, что я выбиваюсь из общей массы якобы обожающих его дам. Иногда приятно побыть ловчим, а не зверем, не так ли?

Ксения провела гостя в отведенную для него комнату на первом этаже, но в противоположном от меня конце. Я за ними не пошла. Она и сама справится, хозяйка, чай. К тому же мне хотелось прийти в себя перед сражением, которое непременно развернется за «тихим семейным ужином».

Приняла душ, смыв слой желтоватой пыли, надела ситцевое платье, с недовольным вздохом вышла к ужину. Все уже сидели за столом, ждали только меня, причем пустой стул стоял возле Олега Геннадьевича.

А как же иначе? В глазах Ксюши, да, пожалуй, и бабушки, мы были официальными женихом и невестой. Увидев мою драгоценную персону, Олег Геннадьевич тут же поднялся, демонстрируя утонченные манеры, отодвинул мой стул и усадил, пожав руку.

Ксения взирала на это действо с воодушевлением, Виталик с некоторым скептицизмом. Понятно, кого ему поставят в пример после ужина. Бабушка улыбалась с откровенным облегчением, видимо, решив, что отдает меня в хорошие заботливые руки. А то, что я в эти самые руки отдаваться не хочу, никого не волнует.

За ужином говорили главным образом о госте. Расспрашивала его, естественно, Ксюша. И расспросы эти больше походила на допрос с применением ментального воздействия. Не хочешь, а расскажешь.

Но Олег Геннадьевич легко уходил от ее слишком уж интимных вопросов, переводя их в шутку, а я краснела от неловкости. Бабушка молчала, внимательно поглядывая на всех по очереди. Единственные, кто не ощущал напряженности за едой, были Аня с Димкой. Воспользовавшись тем, что взрослые были заняты исключительно собой, они потихоньку перепихивались и кидали друг в друга хлебные катышки.

Решив, что на них никто не смотрит, бабушка с Ксюшей переглянулись, понятливо друг другу улыбнулись и одновременно показали друг другу большие пальцы в знак одобрения кандидатуры жениха. Что ж, я всегда знала, что для Олега Геннадьевича обаять моих родственниц пара пустяков.

Наконец, измучивший меня ужин подошел к концу. Но едва я хотела сбежать, как Ксюша нежным таким голоском попросила:

– Катя, помоги мне посуду убрать!

А где Тамира, интересно? Получила приказ не высовываться? Чтоб обеспечить тете плацдарм для приватного разговорчика?

Но ссориться на публике было неприлично. Пришлось набрать полный поднос грязной посуды и послушно топать за Ксенией на кухню.

Передав Тамире посуду, Ксения увлекла меня в соседнюю комнату и приступила к промыванию мозгов:

– И ты еще сомневаешься? Такой мужчина! И симпатичный, и высокий, и спортивный! Не говоря уж о том, что большой начальник со связями!

Как-то я Олега Геннадьевича несколько по-другому себе представляла. Но спорить было бесполезно, Ксения в моем ответе не нуждалась, рьяно продолжая обработку:

– Что за сомнения, не понимаю? Брак по расчету – это именно то, что нужно разумной женщине! – Мое лицо как-то непредумышленно скривилось. Ксюша иронично усмехнулась: – Не нравится? Сплошные идиотические идеалы: «не давай поцелуя без любви»! лучше застрелись! – и провела рукой вокруг: – Ты видишь, как я живу? Плохо, по-твоему?

– Нет, – ошарашено призналась. – Но при чем тут ты?

– А при том, что я тоже вышла замуж по расчету! То есть без любви! И, доложу я тебе, это лучший способ держать мужа в тонусе! Виталий до сих пор не уверен, люблю ли я его. Потому и на сторону не глядит. И для счастливого брака любовь далеко не приоритетное чувство.

Я смогла только растерянно промычать:

– Эээ… Но по тебе этого не скажешь.

– Да, мне с ним хорошо, спокойно, уютно. Но я никогда, заметь: ни-ког-да! Не скажу ему, что влюблена в него. – И прагматично так себя похвалила: – Я же не дура.

Никогда бы не подумала! Мне всегда казалось, что они друг друга любят.

– Знаешь, влюбленные мужчины иногда говорят любимым женщинам: моей любви хватит на нас обоих. И я в этом убедилась, правда! Так что попробуй. В конце концов, не понравится, уйти ты сможешь в любую минуту.

Но проблема была в том, что уходить я не хотела. Я хотела, чтоб один раз и навсегда. Но понимала, что Ксения меня не одобрит. Она требовательно на меня смотрела, и я нервно промямлила:

– Хорошо, я подумаю.

– Что значит «подумаю», Катерина! – она искренне возмутилась. – Удача сама тебе в руки плывет, так сказать, золотую рыбку из грязной лужи вытянула, а она «подумаю»! Чтоб я от тебя такого не слышала больше! И вообще постарайся, чтоб он тебе сегодня же предложение сделал! И хорошенечко постарайся!

Я с осуждением на нее посмотрела. Не нравится мне это. Что значит «постарайся»? На шею ему бросаться, что ли?

Решив, что больше оставлять гостя одного неприлично, Ксения наполеоновским жестом отправила меня вниз. Под властным взглядом спустившейся за мной тетушки я быстро пригласила Олега Геннадьевича прогуляться по нашему саду. Он с понимающей усмешкой согласился.

Но повела я его не в сад, а к Волге. В свой укромный уголок. Мы сели на отполированное временем бревно и принялись следить за изменчиво текущей водой.

– Тебя утомил семейный ужин? – Олег Геннадьевич мягко пожал мою руку. – Ты была такая скованная, почти ничего не ела.

– Еще как! Стыдно было за тетю. Слишком уж она любопытная.

– Ну, это нормально. Просто тебя здесь очень любят. Вот и интересуются твоими жизненными перспективами.

– Моими? – я удивилась. – Обо мне за ужином практически ничего не было сказано.

– Конечно, твоими. Мои жизненные реалии – это твои перспективы. Если ты станешь моей женой, на что я всем сердцем надеюсь. – И он вопросительно посмотрел на меня.

А вот мое сердце этим перспективам что-то не обрадовалось. Наоборот, забилось как от сверхбыстрого бега. И отнюдь не от радости.

Не дождавшись ответа, Олег Геннадьевич обнял меня за плечи и привлек к себе.

– Трусишка! – его тяжелая рука на плечах пригибала меня к земле.

Нет, он был ласков и снисходителен, но ощущение у меня было вселенской тяжести. Как быть? Вспомнила просьбу бабушки и квело пробормотала:

– Я согласна. Но попозже, если можно.

Он повернулся ко мне, взглянув на мое, отнюдь не горящее воодушевлением, лицо, и мягко прикоснулся к губам. Не встретив возражения, принялся целовать меня уже с мужским напором.

Помня, что женихов положено как-то ободрять, я положила руки на грудь Олегу Геннадьевичу. Он тут же переместил свои с моих плеч на талию и прижал гораздо сильнее, чем прежде. Но это положение оказалось очень неудобным, и мы чуть было не очутились на травке возле бревна. А если учесть, что на нем были светлые брюки, то данный экскурс был для них крайне нежелателен.

Генеральный с сожалением оторвался от меня и устроился поудобнее.

– Завтра мне нужно уезжать. Надеюсь, ты вскоре приедешь? Я скучаю по тебе.

Я по нему не скучала, уж скорее наоборот, но бабушкино «попробуй сначала, потом будет видно» дало свои плоды, и я вполне оптимистично ответила:

– Я постараюсь поскорее, но Ксения будет против. Она очень любит маму. Она бы с радостью оставила ее при себе, но бабушка не хочет бросать меня. Поэтому приехать я смогу только в последний день отпуска. А до него еще две недели.

Он тяжко вздохнул.

– Ладно. Потерплю. Но мне бы очень хотелось, чтобы мы сыграли свадьбу поскорее. Почти девять месяцев… ммм… встреч вполне достаточно, чтобы увериться в своих чувствах, не так ли?

Мне показалось, что он хотел сказать «ухаживаний», но какая, в принципе, разница? Я в своих чувствах уверилась, это точно. Они не изменились ни на гран.

– Вы… – тут же поправилась: – Ты прав.

Он посмеялся и снова меня поцеловал. Твердые мужские губы ласкали мои, и, по идее, мне это должно было бы нравиться, но не нравилось. Но я не возражала.

Запели комары, и я тихо попросила:

– Они нас съедят. Может, домой?

Олег Геннадьевич нехотя оторвался от меня, поднялся и протянул мне руку. Взяла его горячую ладонь, встала. Не выпуская мою руку, он пошел к светящимся огням дачи. Потом пожелал мне спокойной ночи и ушел к себе.

Я долго лежала без сна, почему-то боясь его прихода. Он не пришел, но я все равно заснула беспокойным сном только под утро.

Глава одиннадцатая

Вернулись мы с бабушкой, как я и говорила Олегу Геннадьевичу, в последний день моего отпуска. Родной город встретил нас осенней прохладой и мелким противным дождиком. Что поделаешь, сентябрь у нас далеко не лето. Нам с бабушкой, привыкшим к южной жаре, было откровенно холодно. Мы бы замерзли, потому что одеты были вовсе не по погоде в легкие хлопковые платья, а народ вокруг был в ветровках и джинсах, но спас встретивший нас на вокзале Олег Геннадьевич.

Он приветственно поцеловал меня в щеку, поздоровался с одобрительно на него взиравшей бабушкой, забрал наши чемоданы и повел к своему форду. Пока шли до привокзальной площади, покрылись мелкими ознобистыми цыпками, и я искренне порадовалась заботливости Олега Геннадьевича.

Я даже не спрашивала, откуда он узнал время прибытия поезда, понятно, об этом побеспокоилась Ксюша. Недаром она навязала нам тяжеленные банки с абрикосовым, моим любимым, вареньем, хотя мы с бабушкой и активно от них отказывались. Просто знала, что нас будет встречать мой жених.

Олег Геннадьевич занес наши вещи в квартиру, еще раз поцеловал меня, посмотрел голодными глазами, будто мечтал проглотить, и уехал на работу.

– Хорошо быть начальником, правда, Катя? – немножко сыронизировала бабушка. – Никто отчета о передвижениях не требует.

– Хорошо быть большим начальником, бабушка, – поправила я ее. – От моей непосредственной начальницы требуют отчета за каждую использованную вне офиса минуту. Средним начальником быть еще сложнее, чем нам, простым сотрудникам. Их отпускает только лично Олег Геннадьевич. Так что с работы они уходят только в форс-мажорных обстоятельствах.

– Тебе виднее, – не стала спорить со мной бабушка.

Мы распаковали чемоданы и пошли на кухню испить чаю с дороги.

И тут раздался звонок. Не давая бабушке встать, я побежала к двери. На мой вопрос «кто там?» откликнулась соседка.

Впустив ее, пригласила попить с нами чаю. Она с удовольствием согласилась. Анастасия Владимировна тоже была пенсионеркой, немногим моложе бабушки, и изрядно без нее скучала.

Мы пили чай, а Анастасия Владимировна докладывала нам, что произошло без нас в подъезде.

– В восьмую квартиру ОМОН приезжал! – взахлеб рассказывала она. Еще бы, такое не каждый день случается. – С автоматами! Всех голубчиков повязали, в наручниках выводили, сама видела! И обыск потом был! Столько наркоты нашли – жуть! Потом наш подъезд даже по телевизору показывали!

Немного передохнув, она полюбовалась нашими потрясенными физиономиями и продолжила:

– У них, оказывается, покровитель был в этой, как его, наркослужбе! Так вот его тоже посадили! А за бездействие и начальника нашего РОВД от работы отстранили!

Я сразу подумала об Олеге Геннадьевиче. Мог он обо мне позаботиться? Или это все случайно совпало? Так сказать, справедливость восторжествовала?

– И теперь восьмая квартира пустая стоит, вот! Не знаю, что с ней будет, говорят, хозяину меньше двадцатки не дадут! Интересно, кто за коммуналку платить будет? Не мы ли? А что, раскидают на всех, мы и не узнаем…

Она еще порассуждала на эту насущную тему, но чай был выпит, и она, как воспитанная дама, была вынуждена уйти.

Глядя на меня выцветшими, но проницательными глазами, бабушка спросила:

– Думаешь, это Олег Геннадьевич вмешался?

– Не знаю. Мне он об этом ничего не говорил. Но я и не спрашивала.

Видимо, прозвучало это не слишком доброжелательно, потому что бабушка печально склонила голову и тихо спросила:

– Он тебе так и не нравится?

При этом у нее был такой болезненный голос, что я бодро ответила:

– Почему не нравится? Вполне даже ничего! – это было наглое вранье, но бабушкино расстройство мне как нож в сердце.

– Да? – она мне не поверила, но предпочла согласиться: – Хорошо.

Она ушла отдохнуть, а я позвонила Лизе. На мой вопрос, как у нее дела, она как-то странно ответила:

– Все хорошо. Почти. – Она была непривычно печальна.

Что это значит?

– Что-то случилось? – спросила слишком настойчиво и пожалела об этом. Скоро начну пытать всех, как тетушка! Дурной пример, как известно…

– Нет. Ничего не случилось.

В ее голосе в самом деле звучит горечь, или мне кажется?

– Лиза, ты огорчена, это я слышу. Но если не хочешь говорить, я не настаиваю, конечно.

Немного помедлив, она сказала:

– Это не телефонный разговор. Я тебе потом скажу.

Меня это заинтриговало. Что с ней? Влюбилась, что ли? Но в кого?

Выйдя на работу, застала всю нашу компанию в сборе. Меня пораспрашивали, как провела отпуск, но без особого энтузиазма. Лизонька сидела печальная и немного даже встревоженная. Я ее такой никогда не видала.

Что случилось, она мне по секрету рассказала в пустынном холле перед конференц-залом на втором этаже, любимом месте сокровенных бесед всех сотрудников нашей конторы. А что, удобно. Тут располагающие к откровениям диванчики, и никаких подслушивающих ушек. А если кто и появляется, его видно сразу. Есть возможность вовремя замолчать.

Устроившись на одном таком диванчике, мы принялись вполголоса разговаривать.

– Представляешь, Катя, я, кажется, влюбилась! – Лизонька теребила повязанный на шее легкий шелковый шарфик. – Ну, я так думаю. Точно не знаю, никогда еще не влюблялась.

Есть у меня интуиция, есть! Недаром я сразу что-то такое подозревать начала. Вопросительно посмотрела на нее. Если захочет, то скажет, кто герой ее романа, нет так нет, настаивать я не собиралась.

– Мне Илья очень нравится. – Признание далось Лизе нелегко. – Но вот он ко мне очень… – она посмотрела наверх, подбирая правильное слово, – скептически относится. Я в этом сама виновата, понимаю, но все равно обидно.

Я вспомнила взгляды, которые Зайцев кидал на нее во время новогоднего корпоратива, и призадумалась. Что Илья относится к Лизе вовсе не скептически, это факт. Но делает вид. Для чего, интересно? И тут же поняла: боится стать очередной жертвой. Точно! Сказать Лизе или нет? Посмотрела на нее и решила ничего не говорить. Зачем? Чужие отношения вещь сложная и хрупкая, еще напорчу ненароком.

Молча ее выслушала, сказала аморфное:

– Все наладится, вот увидишь!

Она сумрачно улыбнулась и в свою очередь спросила у меня:

– А как твои дела с генеральным?

Об этом мне говорить вовсе не хотелось, и я неопределенно помахала рукой.

Но она все поняла и без слов:

– Понятно. Обложил он тебя, как охотник?

Я с укором покачала головой, снова промолчав.

– Ладно, я тебя поняла. Пошли работать? – Лиза несколько повеселела.

Правильно говорят, что переживания нужно изливать, а не копить в себе. Мне очень хотелось спросить о Максе, но я затолкала этот разоблачительный вопрос подальше и согласилась:

– Пошли.

Но вместо того, чтобы идти к выходу, Лиза устроилась поудобнее.

– Макс сердится. Хотел отдыхать со мной, но я предпочла маму. С ней спокойно.

Я поневоле спросила:

– А с ним нет?

– С мужчинами я вообще отдыхать не люблю. У них требования завышенные. То одно им надо, то другое.

Я поджала уголки губ. Понятно, чего им от Лизоньки надо. И больно так стало. Макс… Но какое я имею право вообще о нем мечтать?

– Нет, ты не думай, Макс хороший. Просто мне с любым мужчиной некомфортно. Правда, Илья… – и она замолчала, уставив голубой взор в стену.

Привстав, я сказала:

– Давай разговор заканчивать, пока нас кто-нибудь из начальства не застукал.

И сразу выяснилось, что это я зря так сказала. Есть у меня такая отвратительная особенность – уж очень я глазливая, как говорит бабушка. Не успею сказать или даже подумать о какой-нибудь гадости, как эта гадость тут как тут!

В общем, в холл строем вошли начальник АХО и заместители директора. И возглавлял их, конечно же, Олег Геннадьевич. Окинул нас снисходительным взором и улыбнулся. Я немедленно покраснела.

– Я вижу, подруги давно не виделись? Поболтать чуток решили? – прозвучало это вполне доброжелательно, без малейшего намека на недовольство.

Окружение генерального немедля сделало охотничью стойку. В самом деле, такой лояльности к нарушителям дисциплины генеральный еще не демонстрировал. Я, во всяком случае, такого не припомню. Наоборот, имело место конкретное такое пропесочивание провинившихся. Так сказать, словесная порка.

А тут ласково так, и вроде даже разрешение дано. Недаром они принялись нас пристально разглядывать. Но сосредоточились все же на Лизоньке.

Я с облегчением вздохнула. Как хорошо, что на ее фоне я совершенно не котируюсь!

Олег Геннадьевич со свитой зашли в конференц-зал, а мы с Лизой сбежали в свой отдел.

А через пару недель наступил мой день рождения. Тридцать лет. Дата круглая, почти юбилей, нужно подводить итоги, а какие у меня итоги? Родилась, выучилась, работаю. И все. Стыдно, как выразился мой родной батюшка, навестивший нас накануне.

Он не на день рождения пришел, а просто поесть по-человечески захотелось. И бабушка ему о моем дне рождения напомнила. Он призадумался немного, а потом и выдал на-гора версию о моей несостоятельности. И ничего не возразишь, он же прав. Молча выслушала, молча ушла к себе. Потом бабушка ему что-то выговаривала, но с него как с гуся вода. Папаша всегда прав.

Мама поздравила, но тоже мимоходом. Братья заболели то ли гриппом, то ли ОРВИ, ей не до меня было. Зато Ксения с Виталием прислали огромный букет красных роз, и новенький крутой такой планшет. Приятно. Теперь можно читать, где захочешь, моя электронная книжка без подсветки была, в темноте не почитаешь.

Лизонька меня просто поразила. Она отремонтировала свои старые колонки, вернее, не она, а Зайцев. Но ходила-то к нему она. Похоже, этим она убила-таки двух зайцев – и на Илью посмотрела и колонки в порядок привела. Но, судя по ее мрачному взгляду, никаких подвижек в их отношениях не наметилось.

Колонки в отдел принес Лешик, остался меня поздравить и в одиночку слопал почти все угощение. Все-таки женщины столько не едят. Впрочем, он всегда голодный, живет один, жена от него попросту сбежала. Поэтому его подкармливают во всех отделах. А что? Холостой, в технике разбирается, то есть нужный человечек. А что балабол и бабник, то кто у нас не без греха?

Отметить день рожденья Олег Геннадьевич пригласил меня в ресторан. В субботу заехал за мной с элегантным букетом гербер и набором дорогой косметики от Виши. Интересно, герберы его любимые цветы? Я букет бабушке отдала, и мы уехали в «Микадо», недавно открытый японский ресторан, здесь мы еще не были.

Хорошо, что сидеть нужно было на нормальных стульях за нормальными столиками, а то не знаю, как бы я себя чувствовала, сидя на коленях на циновке. Или как там полагается в Японии?

Палочками нас есть тоже не заставили, хотя комплект принесли. Я попробовала, но без привычки этот процесс называется воспитанием силы воли. Я над своей волей издеваться не стала, так же как и Олег Геннадьевич. От спиртного мы отказались. Олег Геннадьевич за рулем, я поддержала компанию. На мой взгляд, дико, когда женщина пьет в одиночку. Олег Геннадьевич торжественно меня поблагодарил, я ему улыбнулась, и мы остались вполне довольны друг другом.

Мы спокойно ели суши, еще что-то довольно вкусное, хотя и непонятно из чего сделанное, когда в зал вошла компания молодых мужчин. Я на них не обратила внимания, слушая рассказ Олега Геннадьевича о Париже, где он неоднократно бывал. Рассказывал он интересно, с юмором, поэтому я периодически посмеивалась.

Потом мы пошли на танцпол, где звучала восточная мелодия, переделанная под европейские вкусы. Интересно, а в Японии танцуют? И если танцуют, то что? В смысле национальные танцы, а не унифицированные и обезличенные современные.

Почувствовав на себе чей-то настойчивый взгляд, обернулась скорее по инерции, чем от любопытства. И споткнулась. На меня сердито смотрел Макс, сидевший в компании троих мужчин.

Мне стало не по себе. Смотрит так, будто я его по меньшей мере подвела. Или подло обманула. Неприятно. Может, он решил, что я о нем что-то Лизоньке наговорила? Но я о нем вообще ничего не говорила. Никому. Может, он козла отпущения ищет в их с Лизой охлаждении? А я как раз в зоне доступности?

Мы сели за наш столик, но хорошего настроения как не бывало, чувствовала я себя преотвратно. Сверлящий взгляд Макса не давал покоя. И чего ему от меня надо? Украдкой обернулась и сразу наткнулась на его вызывающую физиономию. Он и не думал скрываться. Наоборот, был откровенно зол.

Вздохнув, отвернулась. Посмотрела на Олега Геннадьевича. Тот задумчиво пил кофе, неотрывно глядя на меня. Еще один недовольный! Поняв, что краснею, разозлилась. В чем я виновата, интересно?

Сзади раздался вежливый голос:

– Разрешите пригласить вашу даму? – и, не успел Олег Геннадьевич открыть рот, как меня сдернули с места и утянули на танцпол.

Я даже глаз не поднимала, прекрасно зная, кто этот невежа. Макс прижал меня к себе и повел в странном дерганом танце. Конечно, попробуй-ка нормально потанцевать под рваный ритм восточной мелодии?

– Катя, какого лешего ты связалась с этим стариканом? – наклонившись ко мне, Макс шипел, как проткнутый воздушный шарик. И еще гипнотизировал при этом, как удав кролика.

Неприятно так стало.

– Он не старикан. Он меня старше всего на пятнадцать лет. – Попыталась отодвинуться от Макса, но он не дал. Разозлившись, крикнула, стараясь перекричать громкую музыку: – И вообще, тебе-то какое дело?

Он замер, осознав, что никакого права делать мне замечания у него нет. Но не сдался.

– Этот ваш генеральный бабник еще тот! – обозначил он свои познания о нашей конторской жизни. – Или ты карьеру решила таким путем сделать?

Отрицательно покачала головой.

– Только не говори, что он, как честный человек, тебе предложение сделал и теперь за тобой, как положено, ухаживает.

– А если скажу, то что? – я подняла к нему голову.

Он склонился ко мне еще ниже, почти касаясь моих губ, и прошептал:

– Я не поверю!

– А ты поверь! – я в самом деле сердилась. Его подозрения были унизительны, и прощать их ему я не собиралась.

– И что, ты согласилась? – его скепсис можно было ножом резать, он окутывал меня плотным облаком.

– Да, представь себе!

Нужно было остановиться, сказать, что это не его дело, но почему-то я этого сделать не смогла. Просто тормоза отказали. Трудно спорить с тем, кто до безумия нравится, а еще труднее свои чувства скрывать. Но приходится. Гордость, ты где? Ау!

– Даже так? – Макс посмотрел на Олега Геннадьевича. Что-то ему не понравилось, и он сказал уже почти нормальным голосом, только отчего-то осипшим: – Похоже, что так. И когда свадьба?

– Не знаю еще. Мы не решили.

– А спите что, уже вместе? – он спросил это так, будто речь шла о чем-то совершенно безобидном, о погоде, к примеру.

На это я отвечать не собиралась и гордо вздернула нос. Нет, какое ему дело, с кем я сплю? Сам в Лизу влюблен, а третирует меня.

– Понятно, не спите еще. А когда собираетесь?

Все! Достал! Попыталась вырваться из его рук, но он не дал. Пришлось откровенно пообещать:

– Еще один такой вопросик, и схлопочешь!

Он потряс головой, будто стряхивая наваждение.

– Черт! В самом деле, чего я несу! Извини! – и лицо у него стало мрачным таким, будто это я его оскорбила и унизила, а не он меня.

Мне бы успокоиться, но я закусила губу, чтобы унять подошедшие к глазам слезы. Просто его предыдущая реакция так походила на ревность, что я подспудно начала уже на что-то там надеяться. Дура!

Музыка наконец-то кончилась, и Макс вежливо проводил меня на место, придерживая за локоть. На прощанье наклонил голову, с силой сжав руку, и ушел. Хорошо, что на мне платье с длинным рукавом, не то видно было бы красное пятно, оставленное им напоследок. Я села напротив Олега Геннадьевича, нервно расправила подол.

– Это же Лизонькин кавалер, насколько я помню?

Кивнула головой, схватила бокал с минералкой и залпом выпила. Тяжеленько мне дался этот странный танец, скорее выяснение непонятных отношений.

– И о чем вы с ним так страстно говорили? – похоже, Олег Геннадьевич принялся ревновать.

Постаралась ответить как можно более бесстрастно:

– Он решил, что я с вашей помощью решила карьеру сделать.

– Но ты ему объяснила, что это не так?

– Попыталась. Он не поверил.

– Да? – Олег Геннадьевич повернул голову направо и нашел взглядом все так же глядящего на нас Макса. Кивнул, подзывая к себе.

Тот поднялся и быстро подошел с какой-то кривой ухмылочкой. Олег Геннадьевич поднялся ему навстречу и что-то негромко произнес, мне из-за музыки слышно не было. Макс отшатнулся и посмотрел на меня с какой-то печалью. Я прерывисто вздохнула, отчего-то сильно закололо сердце.

Сделав шаг ко мне, Макс наклонился и хмуро произнес:

– Извини, был неправ. Желаю счастья! – и ушел, жестко впечатывая каблуки в пол. Только что руками не махал, как солдат на плацу.

Олег Геннадьевич сел обратно, протянул руку, сжал мою ладонь, подтянул поближе, поцеловал пальцы.

– Успокоилась?

Постаралась улыбнуться. Получилась глуповатая кривая гримаса. Давило чувство потери. Странное, иррациональное и очень болезненное. Но постаралась держать лицо.

– Да.

Он не поверил, но спорить не стал.

– Может быть, договоримся, когда свадьба? И подадим заявление?

– Ккакое заявление?.. – я посмотрела на него чуть ли не с ужасом.

Он успокаивающе погладил мою ладонь.

– В ЗАГС.

Прозвучало это похоронным звоном, и я с отчаянием прикрыла глаза. Потом вспомнила данное бабушке обещание и тихо спросила:

– Прямо сейчас?

Олег Геннадьевич вздохнул.

– Неужели я тебе так противен?

– Ннет… Просто не ожидала…

Это было неправильно, да и непорядочно. Он говорил мне об этом давно, и я должна была этого ожидать… Но почему-то не ожидала. Вдруг, как спасение, вспомнила, что регистрации нужно ждать три месяца. Если потребовать регистрации во дворце бракосочетаний. Оценивающе посмотрела на него и засомневалась. Это для обычных людей три. Но он же начальник областного уровня. Вдруг для него другие порядки? И решила не рисковать.

– Давайте после Нового года?

У него потемнели глаза. Нервно постучав пальцами по столу, он нехотя согласился:

– Хорошо. После Нового года. Но это будет окончательный срок.

Пришлось согласиться, хоть и не хотелось.

Занятая своими переживаниями, не сразу догадалась, что происходит в отделе. А происходило нечто. Лизонька с глазами на мокром месте откровенно страдала, испытав на себе все прелести безответной любви. Вера Гавриловна постоянно о чем-то шепталась с Марьей Ивановной, а Любовь Николаевна, как обычно, была занята лишь собой.

А в среду Лизоньку отправили в командировку. И сделано это было так топорно, что я враз поняла, что в командировку она поедет с Зайцевым. Можно было бы ее предупредить, но, если я ошибусь и поедет не он, для нее это выльется в обманутые надежды. И я ничего ей не сказала. Она и сама не дура, наверняка догадается.

В пятницу Лизонька вышла на работу нервная и дерганая, но с нежным румянцем во все щеки. Я испуганно спросила, не заболела ли она.

– Нет, все хорошо! – и она неожиданно мне подмигнула.

Я оторопело на нее посмотрела, но промолчала. Что там у них произошло в командировке? Эта же мысль мучила и всех остальных, но расспросы ничего не дали. Вернее, Лизонька рассказала о проверке, но ничего не сказала о своем общении с Ильей. «Вот ведь скрытная!» – было написано на лицах всех наших коллег.

Вера Гавриловна снова о чем-то пошепталась с Марьей Ивановной, и я поняла, что нужно ждать новых «случайностей». Похоже, они решили подработать сводницами. Впрочем, у них это неплохо получалось. Вот если бы и мне кто-то так помог…

Какое-то время казалось, что у Лизы с Ильей все налаживается, как вдруг все в одночасье рухнуло. Меня в кабинете в это время не было, и Марья Ивановна мне сказала, что Лиза застала Илью целующимся с Любовью Николаевной.

Нет, что Любовь Николаевна дама страстная и без комплексов, это знали все. Но как мог так поступить Зайцев? Это в моей голове просто не укладывалось. Но самое ужасное – после этого Лиза уволилась. Просто не смогла смотреть на Любовь Николаевну. Я ее прекрасно понимала. Я и сама на эту безголовую дамочку смотреть не могла.

До Нового года мы проработали в практически полном молчании. Мы с Марьей Ивановной отвечали Любови Николаевне исключительно по работе, остальные ее обращения, рассказы и извинения встречали полнейшей тишиной. Даже не смотрели в ее сторону.

Мне не только было жаль Лизу, не давала покоя мысль, что я никогда больше не увижу Макса. Я даже несколько раз проходила по эстакаде мимо его дома в наивной надежде посмотреть на него хоть издали, но встречи не случилось.

И это хорошо. Что бы я ему говорила? Что соскучилась? Глупо. И по отношению к Олегу Геннадьевичу непорядочно. По здравом размышлении решила, что все к лучшему. Недаром говорится – с глаз долой – из сердца вон. Пройдет время, и я успокоюсь. Надеюсь, это произойдет быстрее, нежели я состарюсь.

С Олегом Геннадьевичем в это время я встречалась хоть и часто, но чисто формально. Мне казалось, он так же избегает меня, как и я его. Хотя мы снова ездили с ним на лыжах, бывали в театре, в кафе, раз заскочили в ресторан, он больше никаких попыток сблизиться не предпринимал, даже не целовал на прощанье.

Пару раз мы встречали коллег из конторы, оглядывающих нас с нескрываемым интересом. Потом они пытались меня расспрашивать, что я делаю вместе с генеральным, но я благодушно переадресовывала их с подобными вопросиками к нему, и от меня отставали, как от прокаженной.

Перед Новым годом в наш кабинет вошел бледный и расстроенный Илья.

– Мне нужен Лизин телефон, может, у кого есть?

Мы все обрадовано зашумели, листая записные книжки. Меня поразила Любовь Николаевна, напористо проговорившая:

– Давно уже пора по-мужски себя вести! А то что ж это такое? Лиза уходит вся в слезах, а он будто бы и не причем!

Ну и ну! Сама же виновата в их разладе и такое заявляет!..

Номера Лизиных телефонов, домашнего и сотового, нашла Марья Ивановна.

Он попросил и адрес. Я ему его сказала, жалко, что ли? Я несколько раз была у нее в гостях. Махнув рукой в знак благодарности, он умчался, и мы, посмотрев ему вслед, принялись обсуждать, добьется он чего-то или нет. Вернее, обсуждали Марья Ивановна с Любовью Николаевной, а я просто слушала их умозаключения. Ужасно хотелось, чтоб у Лизоньки все наладилось. Пусть хоть кому-то из нас повезет.

На новый год Олег Геннадьевич позвал меня в ресторан. Я отказалась:

– Нет, я всегда встречаю новый год с бабушкой. Так сказать, в кругу семьи. Это же семейный праздник.

Он кивнул.

– Ну хорошо. Обещаю тебе, ты последний Новый год встречаешь в таком составе. И даже проситься к тебе не буду. Но ты помнишь, что в январе мы идем подавать заявление?

Я задохнулась. А я-то надеялась, что он или забыл, или передумал. Вот наивная!

– Я и прикасаться к тебе старался как можно меньше, потому что выдержка на исходе. Я же не железный. Так что учти, как только после каникул начинают работу госучреждения, мы идем в ЗАГС!

Я кивнула, не поняв, угроза это была или предупреждение. Олег Геннадьевич подвез меня к дому, помог выйти из машины, прижал к себе и крепко поцеловал. Потом проводил до квартиры и быстро ушел, едва бабушка начала открывать двери.

На новогодний корпоратив я не пошла, справедливо сочтя, что с меня и прошлого раза предостаточно, никак от него отойти не могу.

Новый год я встретила с бабушкой. Вкуснейший пирог с палтусом, который мы пекли вместе, пара салатиков, маленький тортик и конфеты. Нам вполне хватило. Первого я ходила к маме, отнесла подарки, получила подарок сама.

Третьего мне позвонила Лизонька. Ее голос был таким счастливым, что я сразу все поняла без объяснений. Она мне на кое-что намекнула, об остальном я догадалась сама. Когда она отключилась, я долго смотрела на замолчавший телефон. Я была за нее рада, хотя и завидовала. Чуть-чуть.

Шестого за мной заехали мама с отчимом и братьями, и мы отправились в ледовый городок. Я скатилась с пары горок, ностальгически вспоминая прошлый Новый год и встречу с Максом на этом месте.

Поэтому, когда через пару часов мама позвала меня домой, я отказалась. Сказала, что еще немного здесь поброжу. Пробормотав, что мне давно замуж пора, а не детскими забавами увлекаться, она забрала свою семью и уехала, а я осталась.

Ноги сами понесли к дому Макса. Вокруг него высился кованый забор с завитушками, и я молча стояла возле него, гадая, какие же окна у его квартиры.

– Ух ты, какие люди! – раздался сзади насмешливый голос, и я отпрыгнула от неожиданности в сторону. – Сама невеста генерального!

Повернулась и ахнула. Недаром я не узнала Макса! Он был пьян. Пошатывался и смотрел как-то сквозь меня. И дышал перегаром. Что это с ним? Узнал, что Лиза предпочла другого?

– Что с тобой? – невольно сделала шаг к нему и ухватила за предплечье, придерживая, чтоб не упал.

– Ух ты, какая заботливая! – Макс положил руку мне на плечо и постарался встать ровнее. И это у него получилось. Почти. Потому что он тут же стал заваливаться на другой бок и для симметрии водрузил на меня свою вторую конечность. Потом посмотрел вниз, на асфальт, и с облегчением констатировал: – Вот, теперь гораздо лучше, земля не кружится.

Я не знала, что делать. Довести его до квартиры? Но пьяных я боялась до дрожи. Кто знает, что взбредет ему в голову? Вдруг он меня не выпустит? Нет, так рисковать я не собиралась. Но и оставлять его в таком состоянии не могла.

Может быть, кто-то пойдет в дом? Но в каком подъезде он живет? Этого я не знала. И на территорию мне не войти. Придется ждать у калитки. Туда я и принялась потихоньку подвигать Макса, как предмет мебели, что-то вроде тяжеленного шкафа.

Пока я его двигала, он мне уныло жаловался:

– И ведь я ее любил! Представляешь? И почему мне так не везет? Ты замуж выходишь за этого желтоглазого, Лиза за вообще черт знает кого. Чем я-то плох?

С трудом перемещая его по вычищенному тротуару, я не сразу врубилась, что оказалась с Лизой на одной доске. Интересно, что он имел в виду?

– Она красавица, ты тоже ничего. И обе слиняли! – он остановился и попытался сделать шаг назад, но я уперлась, не позволив ему отступать.

– Где ты живешь? – решила передохнуть, а то тащить бегемота из болота слишком тяжелая для меня работа.

– Живу? – он задумался, почему-то уставившись на темное уже небо. – Нет, я не живу, я существую. Вот скажи, для чего ты выбрала этого козла? Чем я плох?

Я вздохнула. Как разговаривать с невменяемым?

– Ты не плох. Ты очень даже хорош.

– Тогда почему? – он оторвал руку от моего плеча и погладил щеку. Рука была в кожаной перчатке, оцарапала кожу, и я дернула головой. – Вот, не нравлюсь! – горько упрекнул он меня и потребовал ответа: – Почему?

– Ты мне нравишься. – Я снова принялась подпихивать его к калитке. – Очень!

Он склонился ко мне и обиженно прошептал:

– Тогда почему ты не за меня замуж выходишь, а за него?

– Потому что ты мне предложения не делал! – я начала злиться, потому что он твердо стоял на одном месте, не желая сдвинуться ни на пядь.

– Да? – он смешно пошмыгал носом. – Хорошо, тогда я тебе делаю предложение прямо сейчас! – торжественно заявил, сжав мои плечи до боли и пытаясь опуститься на колени.

Пришлось стукнуть его по плечам, заставляя стоять смирно.

– Какое предложение? – насмешливо уточнила я, уверенная, что он не вспомнит, какое предложение собирался делать.

Макс в самом деле призадумался, сдвинув брови в тяжком мыслительном процессе, но довольно быстро сообразил:

– Хочу, чтоб ты стала моей женой! Вот! – и показал мне язык.

Нет, это чудно! Так мне предложения еще никто не делал. Не сказать, что у меня в этом деле большой опыт, но все же…

– Ну так что? – он снова привалился ко мне, и мне пришлось напрячься, чтоб удержать его немаленький вес. У меня даже мелькнула зловещая мысль отойти в сторонку и не мешать ему падать. Но, посмотрев на мерзлый асфальт под ногами, передумала. Ушибется, жалко.

Постаралась образумить:

– Максим, тебе нужно домой идти! Не то замерзнешь! Проспаться!

– Пошли! – он охотно согласился. – Будем спать! Вместе!

Я угнетенно пошмыгала носом. Как быть?

Он ухватил меня за руку и стремительно потащил к калитке. Мне даже показалось, что он не так пьян, как я думала. Во всяком случае, до калитки мы добежали очень даже резво. А потом он остановился и призадумался.

– Интересно, а проходилка где?

– В кармане! – я похлопала его свободной рукой по груди.

– Правильно! – он обрадовался и сунул руку во внутренний карман. – Какая ты догадливая, жена! Заходи, гостьей будешь!

Вынул проходилку, провел по дисплею, калитка послушно открылась. Я изо всех сил ухватилась за столбик калитки, чтобы меня этот маловменяемый тип не утянул внутрь. Мне совершенно не хотелось быть гостьей у такого Макса.

Спасая меня, к калитке подошла почтенная пара.

– О, Макс! Ты ли это?

Макс обернулся и принялся осматривать подошедших. Пользуясь его замешательством, я вывернулась из его рук и, отойдя на безопасное расстояние, попросила:

– Проводите его до квартиры, пожалуйста!

– Конечно, конечно, не беспокойтесь! – и они, подхватив его с двух сторон, повели в дом.

Он обижено посмотрел на меня, но я, помахав ему на прощанье рукой, быстро повернулась и побежала на автобус. Во время трудов по спасанию Макса я изрядно замерзла и теперь мечтала об одном – чашке горячего чаю.

Встретившая меня бабушка отметила и мою излишнюю нервозность, и красные щеки, но допытываться ни о чем не стала, за что я была ей искренне благодарна. Да и как расскажешь о таком? Я была уверена, что Макс перепутал меня с Лизой, хотя мы вовсе не похожи. Но чем другим можно объяснить его странные слова?

Рождество я снова провела с бабушкой, а восьмого случилась беда.

Утром меня не ждал запах моей любимой манной кашки. Еще не поняв, что случилось, я рассеянно походила по квартире, привела себя в порядок и только потом вошла в комнату к бабушке. И в ужасе застыла. Бабушка лежала на кровати с бледным, слишком бледным лицом и заострившимся носом.

Я застыла в дверях, не в состоянии сдвинуться с места. Потом ринулась вызывать скорую помощь. В ожидании кареты позвонила матери и отцу. Потом Ксении в Волгоград. Приехавшая скорая констатировала смерть. Остановка сердца. Врач сказал это другими словами, но смысл один.

Они уехали, забрав бабушку. В морг. Какое страшное слово!

Вот и сбылось роковое пророчество Олега Геннадьевича: я и в самом деле встретила Новый год с бабушкой в последний раз.

Через пару часов приехала мать. С отчимом. Поутешала меня немного, при этом оценивающе осматривая квартиру. Еще через час появился отец. С какой-то бабой в осенней куртке, несмотря на мороз, и странной фетровой шляпке на голове. Мать тотчас уехала, не желая смотреть на бывшего муженька, а папаша, не раздеваясь, вместе со своей нелепой спутницей принялся обходить комнаты и прикидывать, что и куда можно будет поставить, будто меня здесь вовсе не было.

Пришлось разбить его мечты напрочь:

– Отец, квартира давно переписана на меня. Так что тебе ничего не отломится, не надейся! – грубо, конечно, но как он мог так корыстно себя вести, когда только что скончалась его родная мать?!..

Его покоробило.

– На тебя? И когда ж ты это успела?

– Не я, а бабушка. К тому же свою долю ты уже получил. И протранжирил.

– Не думал, что ты такая прохиндейка! – он презрительно посмотрел на меня. – Но я этого так не оставлю, не надейся! В суд подам!

– Чего-чего ты сделаешь, милый братец? – из коридора раздался злой голос со скрежещущими металлическими нотками, и в комнату вошла одетая в серебристую норковую шубку Ксения. – А ну, повтори!

Несмотря на двадцать лет разницы, папаша сестру боялся до нервной дрожи. Вот и сейчас, попятившись, пробормотал:

– Ничего, ничего, это я так! – и потянул за собой свою бабенку в коридор.

Но перед дверью та решила поерепениться, не зная, с кем имеет дело.

– Ты мне обещал, что мы с тобой будем жить здесь!

Ксения мгновенно закусила удила.

– Что? Здесь? А по какому праву?

– Это квартира моего мужа! – бабенка задрала нос, еще не зная, что ей его сейчас прижмут.

– Во-первых, не мужа, а сожителя! Это, гражданка, разные вещи. Во-вторых, эта квартира принадлежит моей племяннице и никакого отношения ни к вашему сожителю, ни, тем более, к вам, не имеет! И вообще, убирайтесь-ка отсюда поскорее, пока я не вызвала полицию! – Ксения уперла руки в бока, грозно наступая на потрепанную жизнью парочку.

Папашка отступил, ухватив спутницу за рукав. Но той бегство не понравилось. Скопировав позу Ксении, она заявила:

– Так пусть она квартиру продает и нашу часть нам выделяет, не то мы на нее в суд подадим!

Ксения моментально согласилась:

– Всенепременно подавайте! Просто в обязательном порядке! И судебные издержки оплатите! Я смотрю, у вас денег куры не клюют!

Обошла их, открыла дверь и стремительным толчком выставила братца за порог. Потом ловким пинком отправила туда же и ошарашенную быстротой ее действий бабенку. Закрыв дверь, повернулась ко мне и, еще разгоряченная сражением, сердито спросила у меня:

– Ты зачем его позвала? Знаешь же, что от него никакого толку нет. Хорошо, что мне повезло, на улетающий самолет билеты были. Не то приехала бы только завтра.

Я промолчала. В голове стоял туман, сердце болело. Ксюша скинула шубку, стянула сапоги, обняла меня одной рукой и повела в комнату. Что было дальше, я помню очень плохо. Пелена слез, отчаянное горе и все. Увы, в подготовке похорон я Ксении ничем помочь не смогла.

Через два дня я сидела на диване в ожидании заказанного Ксенией автобуса, чтобы ехать сначала в зал прощания, где уже была бабушка, потом в церковь на отпевание, опустошенная, не в силах даже плакать.

Когда меня обняли теплые руки, сразу поняла, кто это, и прислонилась к нему. Олег Геннадьевич молчал, ласково гладя меня по волосам. Мне сразу стало легче. И я решила, что выйду за него замуж. Не в благодарность, а потому, что он меня понимает. А не это ли главное в семейных отношениях? И я тоже сделаю все, чтобы ему со мной было хорошо.

С синего неба медленно струился легкий снежок, будто плакал. После прощания небольшой гроб с голубой обивкой, отороченной белым прозрачным кружевом, несли Виталий и наши знакомые. Было очень тихо. Слезы текли у многих, но все сдерживались, помня, что бабушка не любила публичной демонстрации чувств.

После поминок Олег Геннадьевич нежно поцеловал меня на прощанье и уехал.

И тогда ко мне подошел Макс. Откуда он взялся? Я его не видела ни на похоронах, ни на поминках. Что-то говорил, я не разобрала, в ушах звенело, голова жутко болела. Потом взял мою сумочку, вынул телефон, зачем-то по нему позвонил, отдал обратно. Сжал ладонь, молча глядя в глаза, и ушел, когда к нам подошла заинтересованная Ксения. Спросила, кто это, я ответила, что знакомый. Она не поверила, но я на ее вопросы отвечать не стала. Просто не смогла.

На работу я не ходила, мне дали отпуск на две недели. Вера Гавриловна заявила, что постаралась для меня, чтоб успокоилась, в себя пришла. Якобы генеральный из уважения к ней пошел навстречу и мое заявление на отпуск подписал. Это было не так, и в отпуск меня Олег Геннадьевич отправил сам, но я начальницу разоблачать не собиралась.

Отметили девять дней, и Ксения с Виталием уехали. И почти сразу приехал Олег Геннадьевич. Прижал меня к груди и попросил:

– Катя, поехали завтра в ЗАГС?

Я вскинула голову и с недоумением на него посмотрела. Душа болела, как выжженная, и никаких ЗАГСов мне на дух было не надо.

– Давай попозже? – боюсь, это прозвучало гораздо более категорично, чем я хотела.

– Попозже это когда? – он напрягся.

– Когда закончится срок траура. – Не знаю, с чего это пришло мне в голову.

– И когда он закончится? – он выпустил меня из объятий, отошел на шаг и сложил руки на груди, свирепо сверля меня взглядом.

– Э… – я лихорадочно пыталась вспомнить, когда заканчивается траур по близким родственникам. – Через полгода?

Он вспылил.

– Ты издеваешься?

Я успокаивающе положила ему руку на рукав.

– Нет, конечно.

– Тогда поедем ко мне? Здесь пахнет смертью.

С этим я была согласна, в квартире в самом деле витала скорбь. Но ехать с ним никуда не хотела. Просто чувствовала себя совершенно разбитой. Неужели он этого не понимает?

– Давай попозже, а? – попросила устало.

– Ты мне просто голову морочишь, вот и все! Октябрина была права! – он резко повернулся и вышел, хлопнув дверью.

Какая Октябрина? Потом до меня дошло, какая, и вопрос трансформировался: при чем тут Октябрина? Я не поняла его злости. И даже протянула вслед руку, желая остановить, но тут же ее уронила. Пусть будет, как будет. Никаких шагов для примирения я предпринимать не буду. В конце концов, я ему никогда не говорила не то что о любви, а даже о симпатии. И, в принципе, ничего не должна.

Но все равно чувствовала себя отчаянно виноватой. И жутко одинокой.

Глава двенадцатая

Пятница. Все радуются предстоящим выходным, а у меня на сердце тоска. Не хочу возвращаться в пустой дом. Никак не могу смириться с тем, что бабушки больше нет. Больно. Эта боль опустошает меня, чувствую себя обездоленной. И Олег Геннадьевич не звонит, а мне без него тоскливо. Наверное, такое же чувство испытывает бездомная дворняжка, которую подобрали, приютили, приручили, заставили верить во что-то хорошее и снова безжалостно выбросили на улицу, в грязь и холод.

Заставляю себя работать, но тупо смотрю в монитор, не понимая, что там. Так нельзя. Никто за меня работать не будет, у всех своей работы полно. С трудом сосредоточившись, запустила программу, завела данные. Пока она крутится, подсчитывая итоги и оформляя протокол, смотрю в окно, в совершенно пустое серое небо. Без малейшего просвета. Даже голубей, которые гнездятся на чердаке соседнего дома, и тех не видно.

– Катя, сходи-ка к Элеоноре Павловне, возьми у нее приказ. – Я и не заметила, как в кабинет вошла Вера Гавриловна. – И спроси у нее, нет ли телеграммы из министерства. Я с начальником департамента говорила, должны уже прислать.

Я несколько удивилась. Обычно приказы разносили сотрудники общего отдела. Похоже, меня специально отправляют прогуляться, чтоб взбодрилась. И это правильно! Не то я снова расплачусь прямо за рабочим столом. Сколько можно? Нужно, наконец, взять себя в руки.

Встала, поправила платье и как зомби поплелась на седьмой этаж. Перед приемной остановилась, потрясла головой, зачем-то отряхнула подол. Заходить ужасно не хотелось, стыдно было глядеть в глаза сердитому Олегу Геннадьевичу. Умом я понимала, что нужно прекратить эту тупую волынку, помириться с ним, переехать к нему, наконец.

И тут меня осенило: я так и сделаю! Вот возьму в эти выходные и приеду к нему! С вещами! Будет сюрприз, надеюсь, приятный. И с ним я не буду чувствовать себя одинокой и всеми забытой. Решившись на это, с облегчением вздохнула. В самом деле, это же так просто! И чего я тянула, не понимаю?

Зашла в приемную, надеясь, что генеральный не вздумает выглянуть из своего кабинета, не хотелось говорить с ним так, мимоходом. Уж мириться, так мириться. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Увидев меня, Элеонора Павловна улыбнулась и поздоровалась. Вроде все как всегда, но вот улыбка у нее была какая-то неестественная. Зуб у нее болит, что ли? Попросила приказ, спросила про телеграмму, она уставилась в комп и замерла.

– Вот гадство! Опять программа слетела! Подожди, придется перегружать! Посиди! – и она откинулась на спинку сиденья, нервно барабаня пальцами по столешнице и почему-то нетерпеливо поглядывая на кабинет генерального.

Пришлось сесть на стул рядом с ее столом. Мне все это жутко не нравилось. Что происходит? Она хочет, чтоб вышел Олег Геннадьевич? Еще раз убедиться в наших близких отношениях? Но она и так обо всем догадалась… А если и сама не догадалась, то те, кто видел нас с ним вдвоем, наверняка ей глаза открыли.

Но вот компьютер перезагрузился. Элеонора Павловна распечатала приказ, я его недоуменно взяла. Неужели нельзя было переслать его Вере Гавриловне по электронке? Нет, все-таки начальница меня просто взбодрить решила, больше ничего в голову не приходит.

– Телеграмма, телеграмма, – напевала Элеонора Павловна, неспешно перекладывая нескончаемые листки бумаги из одной стопки в другую. – Куда, куда, куда ты запропала?

Дверь кабинета открылась, из нее вышла Октябрина Матвеевна. В этом не было бы ничего неожиданного, если б не ее вид. Она была не просто красной, она была какой-то распаренной, и на припухших губах не было помады. Платье на ней было… ну, в таких в приличных учреждениях не ходят, однозначно. Слишком открытое, верх полупрозрачный, и чувство было такое, будто она его только что торопливо натянула: сидело она на ней как-то кривовато.

Увидев меня, она почему-то победно взмахнула рукой, и, не здороваясь, быстро прошла к выходу, что-то мурлыча под нос. Я недоумевающе уставилась на Элеонору Павловну. Та сконфуженно опустила глаза и протянула:

– Ну, старая любовь, как известно, не ржавеет…

И я все поняла! Нет, как долго до меня доходит, как до жирафа! Наверное, я побледнела, потому что Элеонора Павловна испуганно проговорила:

– Только в обморок не падай, ничего страшного ведь не случилось.

Конечно, не случилось. Более того, все замечательно, вот только почему так стремительно увеличивается пустота в груди?

А вот не надо верить в мужские обещания, ведь прекрасно знаю, что это только слова, ни к чему не обязывающий пустой звук и ничего более. Так что сама виновата. Кто же еще? Старательно улыбаюсь Элеоноре Павловне, с усилием растягивая губы, и понимаю, что улыбаюсь точно такой же болезненной улыбкой, что и она.

– Спасибо! – неужто это мой голос? Хриплый такой. Такой у Лизы бывает после ангины. Захотелось откашляться, и я пару раз кашлянула, прочищая горло.

Элеонора Павловна как-то сокрушенно развела руками и чуть слышно утешила:

– Знаешь, так лучше.

Согласно киваю.

– Да, вы правы. – И уже про себя: – Свобода? – но в душе радости никакой нет. В самом деле чувствую себя выброшенной в мороз на улицу никому ненужной бездомной дворняжкой.

Тоненько заскрипела дверь, и мы одновременно повернулись на звук. В предбанник вышел Олег Геннадьевич и застыл, едва увидев меня. У него тоже красные, будто намазанные помадой, губы. И удивленные, одновременно и обескураженные, и растерянные, глаза. У меня так гадко стало на душе, хоть плачь. И еще отчаянно стыдно. Я стремительно отвернулась, пряча потрясенное лицо. Раздался щелчок закрываемой двери, и все стихло.

Машинально забрала поданные секретаршей листки, медленно побрела по лестнице вниз, глубоко дыша, превозмогая боль в груди и накатившее вселенское уныние. Зашла в кабинет Веры Гавриловны, подала ей совершенно ненужные листки. Она сочувствующе посмотрела на меня.

– Вы не пара, Катя, – она не стала скрывать своего участия в сей поимке с поличным. – Совсем не пара. Олег Геннадьевич держался до сегодняшнего дня, это правда, но ты сама видела, чем это закончилось. И где гарантия, что он не стал бы поступать так и дальше, после свадьбы?

– Никакой, – скучно согласилась я. – Спасибо, вы избавили меня от многих проблем. И от угрызений совести в том числе.

Она нервно поежилась.

– Возможно. Но почему-то у меня нехорошее чувство неправильности сделанного. Какой-то фатальной ошибки.

– Почему? – этого я не поняла. Если уж сделано, то к чему сомнения? – Октябрина Матвеевна что, тоже в заговоре участвовала?

– Нет. Это мы с Элей решили тебе глаза открыть.

– А как догадались?

– Эля генерального по громкой связи пыталась вызвать, после того как к нему Октябрина зашла в слишком откровенном платье. Да ты сама его видела. – Значит, пока я по лестнице сползала, Вере Гавриловне уже обо всем было доложено? Быстро работают, однако. – Олег Геннадьевич ей не ответил. И чем они там занимаются, стало ясно. Тогда она позвонила мне. Остальное ты знаешь.

Я кивнула. Почему-то пошатывало, и я с надеждой посмотрела на выход. Мне бы сейчас за свой стол, хоть немножко прийти в себя. Слишком стремительными оказались перемены в моей жизни.

Вера Гавриловна с сочувствием предложила:

– Иди домой. Передохнешь, с силами соберешься.

– Может, мне уволиться?

Она переполошилась:

– И не думай даже! Лизонька ушла, если и ты уйдешь, я что делать-то буду? И так вчера до девяти вечера сидела, справку дурацкую сама писала! Нет, нет, и нет! Я категорически против! И не бойся, генеральный тебе досаждать больше не будет! Есть же у него совесть, в конце-то концов!

В существовании у мужчин совести я всегда сомневалась, но решила поверить на слово старшему, более опытному товарищу. Попрощалась, направилась в отдел. Там заявила Марье Ивановне с Любовью Николаевной, что у меня жутко разболелась голова, и я домой отпросилась.

Они покивали, соглашаясь.

– Иди, конечно! А то ты прямо поганка бледная, прозрачная вся. Такое чувство, что вот-вот с ног свалишься, – Любовь Николаевна всегда умела добрым словом приободрить болящих.

Кивнув на прощанье, забрала сумку и ушла. Выйдя на улицу, призадумалась. Куда теперь? Не домой однозначно. Мне там тоскливо до ужаса, хоть вой.

Падал легкий снежок, было тепло, всего минус семь, и даже без ветра. Решила пройтись, подумать, как жить дальше.

Тихо шла по заснеженным улицам, утишая боль внутри. Снежинки, падающие на лицо, кололи холодом и тут же таяли, оставляя на коже капельки воды. Со стороны можно было подумать, будто я плачу, но это было не так. Мне было жаль наших отношений с Олегом Геннадьевичем, видимо, я все-таки поверила в нашу совместную жизнь. Но теперь все рухнуло, оставив после себя недоумение и обиду.

Я вообще не понимала, для чего он говорил мне о любви, если я была так легко заменяема? Просто не понимала.

Зазвонил телефон в сумочке. Проверила, кто звонит. Олег Геннадьевич. Вот, как чувствовала! Интересно, для чего он звонит? Оправдаться? Не понимаю, чем можно подобное оправдать. Или нет, понимаю. Типа, если бы я переехала к нему, он был бы мне верен по гроб жизни. Неужели я права?

Ответила из чисто академического интереса:

– Слушаю вас внимательно, Олег Геннадьевич!

От моего официального тона он немного помолчал, потом сдавленно произнес:

– Прости, Катюша.

– За что? – я в самом деле не понимала, за что он извиняется. По сути, мы друг другу никто. Вот если бы он был моим мужем, тогда это было бы понятно, а так… Ну, подумаешь, пообщались немного.

– То, что ты увидела, – он с трудом подбирал слова, – это ничего не значит…

– Для кого? – невежливо прервала я его, требуя уточнения. – Для вас или для меня?

Он помедлил, почувствовав, что настроена я решительно.

– Это ничего не значит для меня, но очень много значит для тебя, – осторожность в нем просто зашкаливала. – Тебе больно, я понимаю. И, поверь, мне очень стыдно. Очень. Я не сдержался, и мне хочется себя просто убить. Я думал, что ничего для тебя не значу. И ошибся…

Последнее предложение прозвучало вопросительно, но соглашаться с ним я не собиралась. Такое не прощается. Во всяком случае, мной.

– Ну зачем же так сурово, Олег Геннадьевич, – мне почему-то стало смешно. Истерика, что ли? Или ситуация в самом деле препотешная? Никак не могла разобраться.

Он обеспокоенно попросил:

– Успокойся, Катя. Ты где? Давай поговорим спокойно.

– Не хочу, Олег Геннадьевич. Да и не могу я с вами разговаривать. Никак.

– Извини, Катя, но в том, что я сорвался, есть и доля твоей вины! – его голос стал на полтона ниже. – Если бы ты была со мной, мне никто бы не был нужен…

Ух ты, какой я чудный психолог! Не обманулась!

– Да, Олег Геннадьевич, не сомневаюсь в этом. Только вот на сколько времени бы хватило вашей верности, а? Год? Или для вас это слишком много? – я упрямо улыбалась сквозь не менее упрямо бегущие слезы. – И, знаете, я очень рада, что все произошло именно сейчас. Потому что я думала переехать к вам в эти выходные, сюрприз устроить. Вот было бы забавно, если б я притащилась к вам с чемоданами и встретилась с вашей очередной любовницей. Так уж извините меня, но больше разговаривать с вами я не буду! – И с надрывом вырвалось из груди: – И не звоните мне больше!

Послышался приглушенный полузадушенный вздох, но я отключила телефон. Общаться с бывшим поклонником у меня никакого желания не было. Разочарование – отвратительное чувство! Хотя в последнее время я только сплошной негатив и испытывала.

Убрала телефон в сумочку и огляделась. Забавно, но я оказалась у главной городской елки, неподалеку от дома Макса. И какого лешего меня сюда занесло? Что мне тут понадобилось? У него своя жизнь, у меня… нет у меня никакой жизни. Но это совершенно неважно. Или важно?

Тупо приговаривая «важно – неважно, неважно – важно…», дошла до скамейки, сгребла с нее снег и села, подвернув под себя пальто. Похоже, я все-таки в шоке, ведь я верила Олегу Геннадьевичу, верила! И даже на какое-то короткое время почувствовала себя любимой, и желанной, и защищенной. Зря. Это только мираж в пустыне, фата-моргана. И больше ничего. Пустота позади, пустота впереди.

Посмотрела на еще мигающую огоньками елку, вспомнила нашу последнюю встречу с Максом на этом же месте. И наш разговор припомнился, в котором он говорил о Лизе как-то странно, и вообще его непонятное поведение.

Нет, мне никогда не понять мужчин. В самом деле, они как инопланетяне. Или это я не от мира сего, как зачастую говорит мне мама? И это мне проще надо быть, ближе к земным реалиям? Не знаю. Порой понять себя очень, очень трудно.

Елка сияла, переливаясь разноцветными всполохами, дети катались на горках, мимо ходили обнявшиеся парочки, а я сидела и в каком-то трансе рассматривала площадь. Время замедлилось, все теряло значение. Наверное, я замерзала, но мне было все равно.

– Катя, что ты тут делаешь? – чей-то тревожный голос донесся, как сквозь вату.

С трудом подняла голову, узнала склонившегося ко мне Макса. Никаких эмоций внутри не возникло. Я ему даже не удивилась. И не поздоровалась, и не кивнула. Просто молча смотрела на его обеспокоенное лицо.

– Катя! Очнись! – он провел костяшками пальцев по моему лицу и выругался. – Ты совсем замерзла! Давно тут сидишь?

Все так же молча смотрю на него.

– Давай, пошли! – он поднял меня и заставил сделать несколько шагов. Поняв, что для меня это слишком сложно, подхватил на руки и направился к дому.

Попыталась сказать, что не хочу к нему домой, и не смогла. Рот просто не открывался! Помычала что-то нечленораздельное, но он на это не обратил внимания. У подъезда поставил на ноги, открыл дверь. Какие-то женщины, идущие мимо, с осуждением заметили:

– Вот ведь напилась, даже стоять не может! Что за молодежь нынче пошла распущенная, кошмар просто!

Мне захотелось послать этих тупых сплетниц куда подальше, но зубы, похоже, примерзли друг к другу и не разжимались. Макс заскочил в подъезд, поднес к лифту, нажал на кнопку. Дверцы тут же распахнулись. Пока кабинка поднималась, он пристально рассматривал мое замороженное лицо.

– У тебя нос красный, и даже на ресницах иней! Сколько же ты просидела на морозе?

Смутно подумалось, что мороза-то нет, не то я давно бы превратилась в ледышку. Ответа он не ждал. Вынес из лифта, поставил рядом с квартирой, вынул из кармана ключи и открыл дверь. Потом, как бесчувственное полено, подхватил меня на руки, занес внутрь.

Стремительно разделся сам и принялся раздевать меня. Конечности мои гнулись плохо, но он справился где-то за полминуты. В голове иронично пронеслось: какой богатый опыт в раздевании девиц, однако!

Когда на мне осталось только нижнее белье, он, скрипнув зубами, прекратил процесс и потащил в ванную. Усадил, включил воду. Она показалась мне обжигающей, я выпучила глаза и протестующе замычала.

– Вода холодная! – Макс с возмущением смотрел на меня, что изрядно обескураживало. Чем это он так недоволен? Если не хочет со мной возиться, то и не надо, его никто и не просит. – Это ты замерзла так, что на труп уже похожа! Я вот думаю, что тебе уже скорую помощь вызывать пора.

Я смогла лишь отрицательно покачать головой. Боюсь, нелюбовь к врачам у меня от бабушки.

– Если тебе так плохо было, так одиноко, почему не позвонила? Я же тебя просил, номер телефона свой дал, и вообще! И где этот твой типа жених? – последнее слово он выплюнул, будто оно обжигало ему язык.

Ответа он не ждал. Выскочил за дверь и тут же вернулся с кружкой. Поднес к губам и потребовал:

– Пей давай!

Я понюхала, но никакого запаха не учуяла. Похоже, вода. Отпила глоток и задохнулась. Ну и гадость! У меня даже силы появились головой потрясти. Но это его не остановило. Запрокинул мою голову, надавил на подбородок, заставив открыть рот, и влил в меня оставшуюся огненную воду. Выпучив глаза, я почувствовала, как в меня пролилась эта мерзость, обжигая пищевод. Но потом в меня была влита простая вода, и жжение прекратилось.

А ведь давно известно, что при обморожении спиртное не помогает, и пить его даже вредно! Но я смогла только возмущенно помычать, чувствуя, как предметы поплыли перед глазами.

– Виски, – с удовлетворением заметил Макс. – Я его всегда пью, когда замерзну. И никогда не болею.

В ответ я осуждающе прикрыла глаза, надеюсь, это он понял. Вода в ванной уже не казалась мне обжигающим кипятком, и я немного расслабилась. Ровно до тех пор, пока не почувствовала на своей ступне его руку. Макс принялся растирать мои ноги! Вернее, начал он с ног, потом перешел на руки, а потом были задействованы живот и грудь!

Тут я возмутилась. Да-да, я, наконец, смогла ему сказать пересохшими губами:

– Не надо!

– Что не надо? – он скептически уточнил: – От обморожения тебя спасать не надо? Как ты себя чувствуешь, кстати? И не ври мне, что нормально! Не то тут же скорую вызову!

Угроза была существенной, в больницу я категорически не хотела. И, хотя руки и ноги сводило от боли, но я с честным видом соврала:

– Уже лучше.

– Лучше? То есть ты сейчас себя чувствуешь не трупом, а полутрупом? – вот ведь ехидный тип!

Снова начал массировать мои конечности. Наверняка сам замерзал, раз знает, что нужно делать. Минут через десять в самом деле стало легче. Плеснула водой на лицо, согревая замерзшую кожу. Макс протянул руку к крану, добавил воды. Тепленькой такой, приятной. Подождав еще минут десять, прежде чем я приняла нормальный вид, Макс вышел из ванной. Я расслабилась, выдохнув «уух», но он тотчас вернулся, неся огромное полотенце. Даже не полотенце, а махровую простыню.

– Я сама! – заявила, настойчиво пытаясь отобрать у него простыню.

Макса моя настойчивость не остановила. Вынув меня из ванной, как куклу, завернул в простыню и понес в комнату. Усадил на диван и принялся тщательно вытирать. Потом принес мазь и намазал лицо и руки.

– Это чтобы кожа не шелушилась. Все-таки поморозилась ты сильно. Белье сама снимешь или мне помочь?

Это было уже слишком! И я сурово рявкнула:

– Сама!

– Ну-ну! – он иронично покачал головой и сложил руки на груди, пристально разглядывая меня. – И что тебе мешает?

Что мне мешает? Он что, решил, что раздеваться я при нем буду?

– Уйди! – мне было не по себе от этого пристального разглядывания. Такое чувство, будто он меня в первый раз в жизни видит.

– Одна минута тебе на все, – и он вышел, даже не закрыв за собой дверь.

Не снимая отяжелевшую от воды простыню, стянула белье и посмотрела по сторонам. Ничего похожего на одежду не наблюдалось. Неужто придется ходить в мокрой простыне? Но я недооценила гостеприимного хозяина. Макс вернулся с темно-синим халатом, тоже махровым. Красивым таким, с золотыми вензелями. Протянул мне и снова вышел.

С удовольствием надела. После мокрой холодной простыни он казался теплым и приятным. Вот только длина подкачала – он за мной по полу волочился.

– Оделась? – вежливо поинтересовался Макс из коридора.

Пришлось ответить:

– Да. – Посмотрела на мокрое белье, брошенное на стул, и спросила: – Можно мне немножко постирать?

– Я и сам могу. Тебе лучше полежать.

Ну уж нет! Как-то не представляю я Макса, стирающего мои трусы, пусть они и красивые такие, бамбуковые с кружевными вставками.

– Я сама! – и, не дожидаясь разрешения, прошествовала в ванную. Именно прошествовала, потому что как еще можно ходить с тянувшимся по полу шлейфом?

Макс плавно подошел и встал сзади.

– Это что, обязательно? – мне было неловко.

– Боюсь, что тебе станет плохо. Страхую.

Нет, он бы меня еще в туалете страховал, блин!

– Я бы лучше чаю горячего выпила, вместо сомнительной страховки.

Оценивающе посмотрел на меня, решил, что падать я не собираюсь, и вышел. Быстренько так выполоскала белье, повесила в сушилку, подальше, чтоб в глаза не бросалось, и вышла.

Интересно, а где кухня? Что квартира у Макса большая, я предполагала, но настолько? Даже Лизина меньше. А тут… огромный коридор, скорее даже холл, из него несколько дверей, причем сколько их, даже и не знаю, конец коридора потерялся за горизонтом.

Решила довериться обонянию и пойти на запах. Из кухни же обычно пищей пахнет, не так ли? Потянула носом – ничего! Вспомнила, что виски я тоже не учуяла, хотя запах у него должен быть сногсшибательным. Поплохело. Неужто я в самом деле нос отморозила, поэтому и запахи не чувствую?

Скосила глаза на кончик носа. Красный и блестит от мази. Потрогала. Все в норме. Прикосновение чувствую. А где же обоняние? Стало не по себе. И тут вспомнила, что мимо меня многократно проходили курильщики всех мастей, а я не чувствовала запах табака! Значит, это не от холода. От потрясения?

И я успокоилась. У меня такое уже однажды было. После того, как отчим в первый раз зажал. Но где-то через неделю прошло. Пройдет и сейчас. Просто нервничать меньше надо.

Из соседней комнаты появился Макс и поманил рукой. Пошла. Это и оказалась искомая мной кухня. Огромная, по сравнению с бабушкиной. Осознав, поправилась: моей. Красивый такой гарнитур, большой и удобный кожаный диван, больше уместный в комнате, чем на кухне. Овальный стол из закаленного черного стекла возле дивана. И на столе две чашки чаю.

Макс усадил меня на диван, себе подвинул стул с такой же обивкой, что и диван, сел напротив. И стал смотреть, как я пью чай. Как-то уж слишком пристально и серьезно.

Вот разве можно есть при таком наблюдении? Конечно, я тут же подавилась. Он вскочил, принялся похлопывать меня по спине. Прокашлявшись, я неприязненно спросила, пытаясь скрыть смущение:

– Что за странный вкус у чая? Ты что-то в него добавил? – и явно не виски, его противный вкус я запомнила.

– Это только заварка. Китайская, натуральная. Вкусная, между прочим! – и честный-пречестный взгляд.

Естественно, я не поверила. Попробовала еще глоточек, покатала во рту, вспоминая вкус. Без запаха это было непросто.

– Амаретто! – все-таки вспомнила. Да и то потому, что это любимый кофе Марьи Ивановны. – Ты что, напоить меня решил?

– И не думал! – демонстративно так обиделся Макс. – Пей давай, пока горячее!

Я медленно выпила всю чашку. Поблагодарила и поставила на стол.

– Мне домой нужно. – При мысли о пустой квартире настроение резко покатилось под горку. Но что делать? Не ночевать же мне тут.

Макс мое нежелание явно ощутил.

– Может, останешься? У меня комната для гостей есть.

Я отрицательно помотала головой.

– Нет, спасибо. Не хочу тебе мешать. – И встала.

Он поднялся с недовольной гримасой. Чем он, интересно, недоволен? Неужели рассчитывал, что останусь? Странно…

Пошла переодеваться, надеясь, что белье хотя бы подсохло. Не особо приятно натягивать влажную одежду на голое тело, но выхода не было.

Возле дверей в ванную я наступила на подол длинного халата, запнулась и чуть было не упала. Но Макс был начеку и успел подхватить. Потом отчего-то застонал, повернул меня лицом к себе и, заявив:

– Все, больше не могу! – принялся целовать.

И мой самоконтроль рухнул, подточенный перенесенными несчастьями. Вместо того, чтоб решительно его оттолкнуть, я закинула ему руки на шею и прижалась плотнее, наслаждаясь ощущением силы и защиты. Атавизм, оставшийся нам от неандертальцев, но ничего поделать с этим я не могла.

Макс, то ли зарычав, то ли застонав, подхватил меня на руки и понес по коридору, не прерывая поцелуй. Я уже поняла, что сейчас последует, но меня это только радовало. Потом мне будет стыдно, но это потом. А пока я чувствовала себя желанной, любимой, и прерывать этот безумный самообман не желала отчаянно.

Можно, я побуду хоть немножко счастливой? У кого это я спрашивала и сама не знала. У судьбы, наверное.

Макс пинком открыл дверь и мягко положил меня на кровать. Тут же улегся рядом и моментально освободил меня от халата. Освежающий ветерок должен был бы прочистить мои мозги, но не прочистил.

Наоборот, я, закрыв глаза, потянулась к его губам. Это казалось таким легким, таким… правильным. Он застонал и почему-то попросил:

– Не делай так, я сорвусь!

Что значит сорвусь? Не поняла. И снова поцеловала его сама. Мне понравилось. А ему, судя по его хрипу, нет. Он приподнялся, и в следующее мгновенье уже лежал на мне. Все так же не открывая глаз, провела рукой по его спине и поняла, что одежды на нем нет! Когда он успел? Молодой, шустрый, однако…

Но посмеяться над собой мне не дали. Макс что-то исступленно прорычал, сжал меня, прижимая так, что больно стало бока, и поцеловал сам. И я поняла, что целоваться не умею напрочь. Его губы сминали мои, лаская и обжигая, прикусывая и сжимая, вторгаясь глубже, так глубоко, что теперь мы даже дышали друг другом. А внутри я уже ощущала разливающееся по бедрам тепло и прижимающуюся ко мне какую-то особую твердость его тела…

Его руки опустились на мою талию, прижимая ближе, крепче, позволяя ощутить его кожу. Забыв обо всем, я выгнулась от невыразимого удовольствия, подставляя грудь его жадным губам, тихо постанывая при каждом прикосновении…

Как это просто и как правильно! Не может быть плохим то, от чего так хорошо, так необыкновенно хорошо…

Мы застонали оба, и Макс обессилено растянулся на мне, не желая отодвигаться, как и я не желала его отпускать.

Но все хорошее когда-нибудь кончается, и он, осторожно меня укрыв, лег рядом. И внезапно я поняла, что пьяна. В самом деле пьяна. В голове что-то стучало, в глазах кружилось. Интересно, это от виски или от любви? Но обдумать это я не успела, потому что внезапно заснула.

Проснулась как от толчка. И сразу все вспомнила. Повернула голову. Макса рядом не было. Почему-то стало ужасно одиноко и холодно. И кровать показалась огромной и неуютной. И комната такой чужой. В голове возникла крайне неприятная мысль: а сколько подружек Макса спало тут до меня?

О своем порядковом номере в его жизни я гадать не стала, а решительно встала и огляделась. Мои вещи были аккуратно сложены на стуле на самом видном месте, и белье лежало тут же. Высохшее. Что это, намёк? Чтоб быстрее одевалась и сматывалась?

Приняла к сведению и быстро оделась. Стремительно прошла по всем комнатам. Пусто. Ну что ж, все понятно. Надо уходить. Вернулась в спальню проверить, не забыла ли чего. Повернувшись к кровати, увидела на простыне кровавое пятно, и обмерла.

Черт, черт, черт! Теперь понятно, почему Макса нет. Сейчас девственницы не котируются совершенно, хлопот с ними не оберешься, вот и простыня испорчена.

Стянула ее с постели, отнесла в ванную, застирала. К моему облегчению, пятно отошло. Повесила простыню в сушилку, потом язвительно усмехнулась своему отражению в большом зеркале в холле.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая? Приятно быть развлечением на одну ночь? – и с гадкой ухмылкой уточнила: – Да какое там ночь, на пару часиков?

Зазвонил стоящий на полочке старинный телефон. Я с удивлением на него посмотрела. Что за анахронизм? Потом разглядела, что это база, стилизованная под телефон. Трубки, видимо, были раскиданы по всем комнатам. Звонок, еще один, и еще…

Принялась торопливо натягивать куртку и сапоги, неизвестно чего опасаясь. И моя развитая интуиция опять-таки меня не подвела. После седьмого звонка включился автоответчик, и я услышала:

– Максик, чего ты мне не звонишь? Я тебя вчера ждала, ждала! – Я сразу узнала голос той девицы, что так радостно приветствовала Макса в торговом центре. Голос с истеричными нотками продолжил обвинения: – Ты же обещал, что придешь! Почему ты всегда обманываешь, Макс? Но я все равно тебя люблю! Позвони мне, обязательно!

Боль. Обида. Досада. Все в тесном неразрывном клубке. И кто виноват? В моем возрасте доподлинно известно, что мужчины не могут быть порядочными и верными. Такие уникумы существуют лишь в девичьих грезах да любовных романах, которыми никому зачитываться не стоит. Хотя, как вид психотерапии для одиноких ущербных дамочек вроде меня, они и вполне хороши, но вот расценивать их как инструкцию к применению не стоит. А я, похоже, слишком уж ими увлеклась. Хотя чего врать себе? Это все одиночество.

Чтоб не разреветься, ободряюще подмигнула своему двойнику в зеркале и принялась открывать замок входной двери. Было непросто, но я справилась. Он не слишком-то и сложным оказался. Но это изнутри. Снаружи наверняка не так.

Вышла из квартиры, захлопнула за собой дверь. Это хорошо, что она захлопнулась, если б нужно было закрывать на ключ, пришлось оставаться, ждать хозяина и сдавать квартиру из рук в руки. Типа пост сдал – пост принял.

Вызвала лифт. Зашла в него и услышала, как кто-то торопливо поднимается по лестнице. Показывать свое зареванное лицо никому не хотелось, и я поспешно нажала на кнопку. Лифт отправился вниз.

На улице глубоко вдохнула заметно похолодевший воздух и быстро направилась к остановке. Первым подошел автобус шестнадцатого маршрута, и я решила, что поеду к маме. Может, хоть чуть-чуть полегчает.

Пробок не было, доехала я быстро. Мальчишкам я была искренне рада, а вот мама посматривала на меня как-то странно, а отчим, в свою очередь, сердито и с предупреждением смотрел на нее. Что случилось?

Выяснилось скоро. Мальчишки отправились смотреть телевизор, отчим ушел заводить машину. Они с мамой решили поехать по магазинам, раз уж я приехала, так сказать, не пропадать же зазря оказии.

Воспользовавшись моментом, мама осторожно спросила:

– Катя, ты квартиру продавать не собираешься?

Мне сразу все стало ясно. Интересно, и почему все пытаются поправить свои дела за мой счет? Недаром меня бабушка об этом много раз предупреждала! Не дожидаясь моего ответа, мама протараторила:

– Понимаешь, мальчишки растут, нам еще одна комната позарез нужна. А тебе ведь двухкомнатная ни к чему, правда? Тебе и в однокомнатной будет хорошо.

– Ага, мне и в общаге будет хорошо! И вообще на улице неплохо! – я сорвалась, но неужели матери совершенно не стыдно?

– Что ты так кричишь? – она выпрямилась и строго посмотрела на меня. – Это вообще неприлично!

– Вот-вот! Папаша мне сказал то же самое!

– Он что, тоже просил тебя квартиру продать? – мама сердито сдвинула брови. – Но он на это никакого права не имеет!

– А вот на это у него прав гораздо больше, чем у тебя. Он какой-никакой, а бабушкин прямой наследник. А ты ей вообще никто! А квартира-то ее!

– Он уже свою долю получил, когда умер свекор и бабушка разменяла свою четырехкомнатную. Куда он ее дел?

Я промолчала. Какой смысл обсуждать то, что давно сделано и не поправишь?

Пропищала СМС-ка. Это отчим сообщал матери, что он ждет ее под окнами. Она взяла сумочку и царственно так посоветовала мне:

– Ты подумай хорошенько. Все-таки я твоя родная мать, и для родных братьев ты могла бы и постараться! – в ее голосе явственно прозвучало не сказанное вслух: а то мы про тебя и забыть можем!

Она ушла, а я села рядом с братьями перед телевизором, по которому шли какие-то отвратительные американские мультики, сложила руки на коленях и уставилась в пол. Где-то затренькал телефон. Знакомая мелодия. Я встрепенулась. Мой, что ли?

Встала, достала его из сумочки. Несколько десятков неотвеченных вызовов. Большая часть от Олега Геннадьевича, несколько от Ксении, и последние пять от Макса. Хочет узнать, как я добралась? Добросовестный, однако.

Набрала его номер и холодно сказала:

– У меня все в порядке, Макс. И больше не звони мне, пожалуйста!

Олегу Геннадьевичу звонить не стала, не люблю делать бессмысленные вещи. Едва хотела нажать на кнопку, чтоб позвонить тете, телефон зазвонил снова. Макс. И чего ему от меня надо? Понравилось и хочет повторения?

Отправила его номер и номер Олега Геннадьевича в черный список, сама набрала Ксению.

– Привет, чего звонила? – пыталась говорить как всегда, но голос нехорошо так дрогнул.

Ксения сразу это усекла и нежным-нежным голоском проворковала:

– Как твои дела, как Олег Геннадьевич?

Рассказала честно, что он нашел другую. Вернее, вернулся к прежнему образу жизни. Ксюша расстроилась. Она-то надеялась, что у меня все наладилось, и вот на тебе! Но тут же нашла выход из положения:

– Малышка, я все устрою! – от ласкового «малышка» на глазах сразу выступили слезы и стало до ужаса себя жаль. – Сниму для тебя славную квартирку в центре, Виталик тебе местечко тепленькое присмотрит в своем центральном офисе, так что бросай все и приезжай! Свою квартиру можешь кому-нибудь сдать, если уж не хочешь сломя голову бросаться в новую жизнь. Учти, мы все тебя очень-очень любим, скучаем и ждем!

Она отключилась, а я решила: хватит! В самом деле, поеду в Волгоград. Там я хоть чувствую, что у меня есть родственники, которые меня любят, а не используют.

Набрала телефон Веры Гавриловны. Узнав, что я прошу отпуск с понедельника, она покряхтела, но согласилась.

– Я тебя прекрасно понимаю, Катюш. Когда надеешься и веришь, а тебе такое обламывается…

Я молчала. Что говорить? Она права.

– Ну, как хочешь, – Вера Гавриловна устало подтвердила: – в отпуск так в отпуск. Не думаю, чтоб кто-то был против. – Она не назвала имя Олега Геннадьевича, но было понятно, кто не будет против. А если даже и будет, мне все равно. Пусть хоть по статье увольняют, на работу я больше не выйду.

Поблагодарила начальницу и перечислила все незаконченные мной дела. Пусть их доделывать придется Марье Ивановне с Любовью Николаевной, я об этом не жалела. Никого из коллег я видеть не хотела. Потом, когда отойду и успокоюсь, но не сейчас, это точно.

И еще я не собиралась говорить начальнице, что все равно уволюсь. Она бы меня принялась отговаривать, а оно мне надо?

Когда приехали мать с отчимом, я стремительно оделась, и уже хотела уходить, как мать спросила:

– Что надумала? – неприязненным таким тоном.

Я повернулась к ней и отчеканила:

– Уезжаю туда, где меня любят и ждут! – Она опешила. А я жестко заявила: – И ищи другую няньку на выходные. Я здесь не появлюсь очень, очень долго!

И вышла, услышав сказанные отчимом матери укоризненные слова:

– Ну, и чего ты добилась?

Приехала домой, быстренько собрала чемодан, вызвала такси, и уже через час ехала в Волгоград на проходящем поезде. И ничуть не жалела о сделанном.

Глава тринадцатая

Весна на юге – это нечто! У нас только-только первые листики распускаются, а здесь уже появилась первая черешня. Иду на работу и любуюсь цветущими белыми розами в стоящих вдоль тротуара вазонах. Красивый город. И жить в нем приятно. Но вот только меня отчаянно тянет домой.

Ксения в самом деле сняла чудную однокомнатную квартирку для меня недалеко от работы, и теперь я, как и привыкла, хожу на работу пешком. На работу меня в свой главный офис устроил Виталик, или, как его называют подчиненные, теперь и я в их числе, Виталий Дмитриевич.

В экономическом отделе ко мне отнеслись настороженно. Еще бы – протеже самого директора, он же хозяин всей конторы. Но потихоньку попривыкли, поняли, что я профессионал, и теперь мне более-менее комфортно. Но под началом Веры Гавриловны мне работалось лучше. Вернее, я себя чувствовала такой же, как все. Она ко всем своим подчиненным относилась по-родственному, иногда даже слишком.

С прежними коллегами мы иногда перезваниваемся, с Лизой вообще часто. Она откровенно счастлива. Они с Ильей уже женаты. Она жалеет, что на ее свадьбе меня не было. А я – нет. Что хорошего смотреть на чужое счастье, когда нет своего? Зависть не то чувство, что я хотела бы испытывать.

Но, в принципе, у меня все хорошо. Мой начальник, здесь все начальники – мужчины, Василий Егорович, потомственный казак, и дело у него поставлено по-казацки. Это в смысле – шаг вправо, шаг влево и выговор без предупреждения. Поэтому в отделе строжайшая дисциплина. Возможно, это связано и с тем, что хорошую работу здесь найти сложно. Впрочем, это, наверное, везде так.

Я пришла за пятнадцать минут до начала рабочего дня, привела себя в порядок, включила компьютер. В кабинете нас семеро, четверо – мужчины. До этого я в смешанных коллективах не работала и чувствовала себя не слишком уютно. Особенно первое время, когда на меня изучающе так все мужики пялились. И скабрезно между собой перемигивались.

Потом я узнала, что меня подружкой Виталика сочли. Неприятно. Но через недельку такой жизни в отдел забежала Ксюша. Обняла меня и в своей безапелляционной манере на правах хозяйки заявила:

– Вы мне мою племяшку тут не обижайте! Не то смотрите у меня! – потом приказала мне, чтоб после работы я с Виталиком ехала на выходные на дачу.

Когда она ушла, все тихо-тихо так смотрели в мониторы и на меня даже глаз не поднимали. Решили, видимо, что я тетушке нажаловалась. А мне это и в голову не приходило.

А еще через месяц я познакомилась с Павлом. Случайно, на лестнице. Он спускался, я поднималась. Посмотрели друг на друга и одновременно поздоровались, хотя знакомы не были. В этот же день я столкнулась с ним у выхода. Он широко мне улыбнулся и пошел рядом. Я сразу поняла, что он познакомиться хочет. В моей старой конторе при поступлении на работу меня Вера Гавриловна по всем отделам провела, со всеми нужными людьми познакомила. А Василий Егорович этого сделать не удосужился. Поэтому я почти никого и не знала.

– Вы давно у нас работаете? – он смотрел на меня с легкой улыбкой.

Я улыбнулась в ответ. Он мне понравился. Стройный, худощавый, среднего роста, он был бы как все, если бы не озорной огонек в глазах. Ожидая ответа, он мне лукаво подмигнул, доброжелательно так, и мне вдруг стало смешно.

– Месяц назад устроилась.

– Устроилась? – это прозвучало у него саркастично. – У нас не устраиваются, нас только пристраиваются. Верно?

Несколько смутившись, я кивнула.

– Да не смущайтесь вы. Меня ведь тоже пристроили. Кстати, я Павел, – и он вопросительно посмотрел на меня.

– Катя, – прозвучало немного опасливо, но я и в самом деле опасалась новых знакомств.

– А вы замужем, Катя? – на мой неодобрительный взгляд со смешком протянул: – Это чтоб времени зря не тратить и необоснованных надежд не питать.

Пришлось ответить:

– Нет, – и уточнить на его требовательное «совсем?» – и не была. – И в свою очередь спросила: – А вы?

– Уже нет. – Прозвучало это спокойно, но какой-то внутренний надрыв все-таки присутствовал, это я почувствовала. – Но сын есть.

Кивнула, принимая его слова к сведению. В моем возрасте холостых мужчин, не задетых узами брака, законного или гражданского, практически нет. Если б я была матримониально озабоченной, я б такой встрече обрадовалась. Но мне хотелось отойти от передряг последних месяцев, и я восприняла его слова вовсе не так, как надеялся он.

Он явно приготовился к вопросу «почему вы разошлись?», это же стандартный вопрос всех одиноких женщин, но я прекрасно знала, что ни один разведенный мужик правду о своем разводе не скажет, да и вообще, правда у каждого своя, и спросила:

– А в каком отделе вы работаете?

– В производственном. Заместитель начальника отдела.

Я уже знала, что производственных отделов несколько. И то, что он не назвал свой отдел, меня насторожило. Но немного. Никаких дел с ним иметь я не собиралась, так что мне это было ни к чему.

Он ждал вопросов, их не было. Я вообще не знала, о чем говорить с мужчинами. О спорте? Но мне нравилось только фигурное катание, о хоккее и футболе я имела самое смутное впечатление. Не интересно мне это. Никогда не понимала тех дамочек, что жили интересами мужа, забывая о том, что они тоже личности. К чему такое самоуничижение? Мне всегда казалось это бессмысленным.

– Эээ… – Павел явно растерялся. Видимо, все его знакомые проявляли искренний и стойкий интерес к его персоне, а мне было до фонаря. – Похоже, вы перенесли какую-то личную трагедию.

Неужели по мне это так видно? В последнее время я почти успокоилась и о бабушке думала уже реже. Да и смена места жительства помогла. Теперь я уже не ждала, что из кухни выйдет бабушка и скажет мне «солнышко мое». В новой квартире жить стало легче, как и говорила мне Ксения.

Нехотя ответила:

– Недавно умерла бабушка, – голос нехорошо дрогнул, и я замолчала, чувствуя, что к глазам снова подступают слезы.

Он удивленно приподнял брови.

– Бабушка? Обычно по бабушкам печалятся, а не горюют.

Сухо пояснила:

– Меня, по сути, вырастила бабушка.

– Да? А где же родители?

– Разошлись, когда я еще маленькая была.

– Понятно, – он сочувственно посмотрел на меня. – Может быть, в кафе посидим? – он кивнул на кафешку, мы как раз проходили мимо «Самобранки». – Там неплохо кормят.

– Не хочу, спасибо. – Прозвучало сухо, но мне в самом деле не хотелось с ним говорить.

– А вы видели цветущие каштаны? – он широко улыбнулся, непонимающе глядя на меня. В самом деле, никому не нужная старая дева, и кобенюсь?

– Давайте как-нибудь потом, Павел, ладно? Я устала сегодня. – А потом я найду еще какой-нибудь предлог уклониться от навязываемого свидания.

– То есть потом будет суп с котом? – он опять проявил никчемушную проницательность.

– Ну почему обязательно «суп с котом»? В русском языке довольно много идиом для обозначения слова никогда: «когда рак на горе свистнет», «до морковкиного заговенья»…

Он подхватил:

– «После дождичка в четверг»…

Я улыбчиво подтвердила:

– Вроде того.

Он удрученно склонил голову и печально так вопросил:

– Я что, вам совсем не нравлюсь? – умный какой, знает, что никому не хочется обижать людей, говоря им неприятные вещи.

– Ну, почему, нравитесь. – Он победно улыбнулся, и тут я притушила его победную улыбочку одним словом: – Почти.

У него вытянулось лицо.

– Почти? И что это значит?

– Вы бы нравились мне еще больше, если бы пошли сейчас своей дорогой.

– То есть вы меня сейчас вежливенько так послали?

– Домой? Конечно.

– Как невежливо. А выглядите такой располагающей дамой.

– Располагающей к чему? К интиму? – да, я слишком прямолинейная, ну и что? Зато всем все сразу ясно.

Он засмущался, глазки долу опустя. Нарочито так, сразу видно, привык к актерству.

– Ну, если вы настаиваете, то я готов! – и посмотрел на меня смеющимися глазами. – Правда, я и не надеялся, что так сразу все и получится.

– Все сложится, хотите сказать?

Он многозначительно сложил ладони параллельно земле. Получилось пошло. Мне стало горько. Похоже, ни на что другое я не гожусь? Противно.

– Пошляк! – вырвалось у меня с излишним, пожалуй, презрением, и я быстро отправилась по дороге к видневшемуся неподалеку дому.

Он догнал и искренне сказал:

– Извини, я не хотел. – С чего это он перешел на «ты»?

Я фыркнула. Не хотел? Как раз хотел. Ничего не ответила, просто молча шла дальше. Он протянул руку, ухватил за локоть. Хотела вырвать, но он держал крепко.

– Не сердись, правда! Я давно не общался с девушками, забыл.

Вот врет!

– Вы с ними постоянно общаетесь, Павел. И наверняка именно с той категорией, которую сейчас так наглядно обозначили. И отстаньте от меня, потому что я к столь обожаемой вами категории не отношусь.

Он хотел возразить, но мимо нас шла моя соседка со своей шумной веселой семейкой. Она взглянула на меня, заметила мое возмущенное лицо и мгновенно пришла на помощь.

– Ой, Катенька! Вы с нами?

Я решительно влилась в их ряды, заставив нахального спутника отцепиться от моей конечности. Вместе с соседями дошла до дома и оглянулась. К моему удивлению, Павел хмуро смотрел мне вслед. Заметив, что я обернулась, постучал по сердцу двумя пальцами. Недоумевая, я вошла в подъезд. Что значит этот странный жест?

На следующий день на моем столе лежала роза на длинном толстом стебле со срезанными шипами. Ярко-алая, как кровь. И записка с одним-единственным словом «извини».

Мужчины снова смотрели на меня с ехидными ухмылками, а женщины завистливо. Нет, как мне не хватало своих старых коллег! Лизонька наверняка сказала бы что-нибудь смешное, Марья Ивановна привела бы мудрый пример из своей жизни, а Любовь Николаевна изрекла бы фривольное типа «от жизни нужно брать все, и даже больше». И никто не смотрел бы на меня с таким негативом.

– Новый поклонник? – якобы нейтрально произнес сидевший напротив Виктор.

– Понятия не имею. Это вы его видели, вы его и должны знать. – Сказала это с неприкрытым отвращением, но достали уже.

– Это Павел Громов из геологоразведовательного. У него после развода тормоза отказали, всех окружающих баб на прочность проверяет. – Данута презрительно сморщилась. Видимо, она тоже под разнарядку попала.

– А до развода он что, этим не грешил? – скептически поинтересовалась, убирая розу на край стола. – Что-то мне говорит, что у него уж слишком большой опыт.

– Было дело, – признала Данута. – Потому жена от него и ушла.

– Черного кобеля не отмоешь добела, – процитировала я всем известную поговорку и принялась за работу, больше не отвлекаясь по пустякам.

Но Дануте стало жаль розу.

– Завянет ведь, – сказала она, подойдя ко мне, взяв ее в руки и понюхав. – Хорошо как пахнет. Может, отдашь?

– С удовольствием, – я едва взглянула на цветок, внимательно анализируя полученные данные. – Конечно, жаль, если засохнет. Роза ни в чем не виновата.

Данута взяла ее, налила воды из кулера в высокий стакан, больше похожий на вазу, опустила в него розу и поставила перед собой.

– Тебе не стыдно забирать чужие подарки, Данута? – насмешливо спросил Виктор.

Не давая ей ответить, я сердито обрезала:

– Мне подарки не нужны! Особенно от откровенных волокит.

Наши пререкания прервал Василий Егорович, пришедший проинспектировать вверенный ему отдел. Увидев розу на столе Дануты, удивленно протянул:

– Данута, не ожидал от тебя такого. Ты же замужем! Неприлично, неприлично! А если я мужу скажу?

Она от начальника такого коварства никак не ожидала и растерянно захлопала накрашенными ресницами. Мужики злокозненно молчали, ожидая ее жалких оправданий. Пришлось вмешаться.

– Это моя роза, Василий Егорович, но она мне не нужна, вот ее и спасла Данута.

– Не нужна, говорите, Катерина Георгиевна? – он повернулся ко мне массивным телом. – Это хорошо, потому что эту розу я в руках Павла видел. А он… эээ… не тот, кто нужен приличной девушке.

– Согласна с вами, – я чуток склонила голову в подтвержденье его правоты.

– Молодец! – он аж крякнул от удовольствия. – Разбираешься в нашем брате! Правда… – тут он замялся, но я его и без продолжения поняла: он, как и мои драгоценные родственнички, желал бы видеть меня при хорошем мужчинке. – Ну, на этот предмет мы потом поговорим. Наедине.

Выяснив, кто чем занимается, он ушел, а Данута, лукаво мне подмигнув, утешила:

– Не журись, дивчина, теперь тебе непременно найдут добрые руки! И будешь жить-поживать, добро наживать!

– Что-то не хочется, право слово.

Главный в нашей комнате, обладающий на редкость странным именем Ананий Прокопьевич многозначительно на нас посмотрел, и мы тут же заткнулись. А вот нечего трепаться на работе! Сами не работаем и другим не даем!

После работы меня снова поджидал Павел. Насмешки на его лице уже не было. Пристроившись рядом, поинтересовался:

– Понравилась роза?

– Дануте понравилась.

– То есть ты ее ей отдала?

– Догадливый.

– Да я так сразу и предполагал. То есть ты меня не простила?

– А я тебя ни в чем и не обвиняю, следовательно, и прощать мне тебя не за что, – как-то сразу мы перешли на «ты». – Держись от меня подальше, мне ничего больше и не надо.

– Жаль, ты мне понравилась.

– И что с того? Тебе слишком многие нравятся.

Он искоса на меня посмотрел с каким-то виноватым выражением лица.

– Что, уже рассказали о моем недостойном моральном облике?

– Конечно, ты же местная знаменитость. От тебя по этой причине и жена ушла.

– Кто тебе это сказал? – он вскинулся, готовый сражаться за хрустальную чистоту своего нрава.

– Василий Егорович. – Это было вранье, но подставлять Дануту я не хотела. К тому же была уверена, что выяснять отношения к моему начальнику Павел точно не пойдет. – А что, он наврал? – я специально говорила гадости, чтоб проникся и отстал.

Павел вздохнул и даже малость покраснел.

– Ну, как сказать?..

– Да никак не говори. И так все ясно. – Он подтянулся, собираясь выдать на-гора очередную лажу, но я не дала: – И не вздумай заверять, что ты все осознал и больше не будешь. Будешь, и еще как!

Он огорчился. И даже без притворства. И посмотрел на меня с укором, сердито наморщив лоб.

– «Ах, вот какая ты! А я дарил цветы!» – насмешливо пропела я строчку из старой глуповатой песенки. – Да, вот такая я! И учти, я на тебя никаких видов не имею!

– А вот я на тебя имею! – Павел хмуро ухмыльнулся. – Мне давно никто так не нравился.

Я удивилась.

– А женился как? – Он поморщился, и я все поняла. – По залету?

Он смешно почесал кончик носа и признался:

– По залету, ты права. но не жалею. Сынулька классный.

– А жена наверняка жалеет. По сути, ты ей жизнь испортил.

Он сердито взлохматил волосы и с пренебрежением выдохнул:

– Это что, женская солидарность? Верка мне тоже самое говорит.

Мне стало скучно. И почему у этих кобелей всегда женщины виноваты? Вообще-то предохранение – обязанность мужчины, а не женщины.

Пользуясь тем, что мы уже подошли к моему дому, я быстро достала проходилку, приложила к дисплею и проскочила внутрь, не дав ему ни единого шанса последовать за мной. Сердито думая, что еще бы погуляла, свежим воздухом подышала, если бы не этот назойливый тип, поднялась к себе.

Моя новая квартира мне нравилась. Она только считалась однокомнатной. На самом деле это была студия на восемьдесят метров. Если учесть, что бабушкина двушка была всего-то сорок два, то меня эти просторы поначалу просто потрясали. Ксения сказала, что квартиру для меня она сняла, но Виталик как-то неосторожно проговорился, что квартиру они купили. Специально для меня.

У меня аж слезы от благодарности выступили, но потом я начала отказываться. И тогда Ксения с присущим ей практицизмом объяснила, что квартиру они приобрели как вложение капитала, для детей, а я просто должна за ней присматривать, пока она не понадобится.

И никакой благодарности мне испытывать не резон, потому что это они должны мне быть благодарными за уход и надзор. Я ей, естественно, не поверила, но замолчала. И больше этот вопрос не поднимала.

Субботу провела на даче, помогая Ксюше приводить в порядок участок. Хотя там уже и потрудились озеленители-дизайнеры, но все равно после зимы многое нужно было поправить. По мелочи, но времени тем не менее уходило много.

Я убирала мелкий мусор с цветочных вазонов и куртин, дети носились и радостно визжали, больше мешая, чем помогая, а Ксюше, работавшей рядом со мной, явно нездоровилось.

Когда она в очередной раз убежала в дом, пошла за ней. Дождавшись ее у дверей туалета, спросила прямо в лоб:

– Милая тетушка, вы не пополнения семейства ли ждете?

– А, что б тебя! – ожесточенно ответила мне «милая тетушка». – Жду, как не ждать!

– А папочка знает?

– Нет еще. Я сама только вчера выяснила. Подозревала, правда, давно, но вчера на обследовании была и догадка подтвердилась.

– Рада? – вопрос был бестактным, но кто в нашем семействе думает о тактичности?

– Очень! – прошипела Ксюша, удачно сымитировав змею. – В восторге вся! На энтузиазме, одним словом!

Ее недовольство было понятно – беременности она переносила трудно, с отчаянным токсикозом и долгими лежаниями в больнице.

Я сочувственно вздохнула. Показала на детей, попыталась улучшить ее настроение:

– Но зато результат того стоит!

Ее это не утешило:

– Ага, когда родятся. Но до этого еще дожить надо!

Вышедший в коридор Виталик вопросительно посмотрел на жену. Похоже, кое-что из нашего разговора он услышал, потому что как-то очень вкрадчиво спросил у жены:

– Ты мне сказать ничего не хочешь?

Ксения свирепо посмотрела на мужа, обещая большие неприятности.

– Ох, как хочу! Чрезвычайно даже хочу! – и, ухватив его под локоток, завела в комнату.

Я быстренько улепетнула в сад, по опыту зная, что сейчас ответственным за все Ксюшины неприятности будет назначен Виталик. Вообще эта семья наглядно доказывала существование природной симметрии: на работе Виталий Дмитриевич был большим начальником, всеми уважаемым боссом, а дома он был просто Виталиком, любящим мужем, в минуты гнева собственной супруги частенько служившим козлом отпущения.

Но за обедом супруги были уже вполне довольны друг другом, а Виталик откровенно счастлив. Он вообще очень любил детей и давно уговаривал Ксюшу завести еще парочку малышей, но она ни за что не соглашалась. А тут такой подарок небес!

Я была за них рада, но вот за себя мне было обидно. Неужто я и вправду такая бесталанная, никому не нужная? Вернее, не нужная нормальным мужчинам, таким, как Виталий?

В понедельник вошла в отдел с опаской. Но цветов на моем столе не было, записок тоже, и я успокоилась. Видимо, до Павла дошло, что я с ним не играла, и он отстал. Но мое спокойствие длилось недолго. Мы с ним столкнулись в коридоре во время обеда, и он с ухмылкой мне подмигнул. И чего ему от меня надо?

Выяснилось это в четверг, когда я тихо-мирно шла себе домой по улице. Тишина, благодать, цветочки цветут, птички поют. И вдруг передо мной останавливается машина, из нее выскакивает Павел, запихивает меня в салон, блокирует дверь и нахальненко так уезжает. Со мной!

Угрожающе повернулась к нему и заорала:

– Это что?

Он учтиво мне ответил:

– Похищение. Если ты этого еще не заметила.

Ответила я ему уже нормальным тоном, все-таки базарные вопли не мое амплуа:

– А я не хочу, чтоб меня похищали!

Павел принялся нахально насвистывать какой-то разудалый мотивчик, принципиально не глядя в мою сторону. На мое требование немедленно остановиться и высадить меня, ехидно заметил:

– А у жертв похищения никто требования не принимает, вот! Это не по регламенту!

Мне поневоле стало смешно, и я не менее ехидно осведомилась:

– А что, у похитителей существует специальный регламент?

– Конечно. Пока его не сдашь, до похищения не допускаешься. Ты разве не знала, что существует гильдия похитчиков?

– Что это за гильдия? – да, я любопытная. А любопытство, как известно, двигатель прогресса.

– А она тайная. А тайны кому попало не выдают! – и он мне с намеком так подмигнул, явно ожидая следующего вопроса.

А меня вполне устраивала категория «кто попало» и переходить во что-то более близкое, а тем более осязаемое, я не хотела, поэтому просто промолчала.

Обманувшись в своих ожиданиях, он снова мелодично засвистел. Мы подъехали к Волге, вернее, к спуску к ней. Павел повернулся ко мне и завлекательно так предложил:

– Пойдем, посмотрим? Здесь каштаны цветут, красиво.

Каштаны? Я никогда не видела, как цветут каштаны. Заинтересовавшись, вышла из машины. Павел одобрительно мне улыбнулся, и мы отправились вниз по пологой тропке.

Вдоль реки в самом деле тянулась аллея каштанов. Почти белые от нежно-белых свечечек посреди темной листвы, каштаны стояли ровными плотными рядами, а вокруг разливался медово-пряный аромат.

– Это что, вот ночью здесь будет аромат так аромат! – сказал Павел и соблазняюще предложил: – Не хочешь проверить?

Я хотела, но не с ним. Отрицательно покачала головой.

– Жаль. Но я и не ожидал согласия. Я не фантазер.

Он сел на стоящую под каштаном скамейку и приглашающее похлопал по ней рукой. Я засомневалась, но он взмахнул в сторону Волги и прищурился.

– Вид изумительный, но нужно очки надеть. Вода искрит, глаза слепит.

Воду я любила, поэтому без возражений села рядом с ним. Волга текла от нас в ста метрах, в принципе, довольно далеко, но сверкание воды под ярким солнцем и впрямь было невыносимым. Торопливо достала солнечные очки, надела. Сразу стало лучше.

– Ну что, не сердишься, что я притащил тебя сюда? – Павел смотрел не на воду, а на меня, и улыбался.

Я пожала плечами.

– Красиво.

– И запах замечательный. – И невинно так добавил: – А ты знаешь, что цветы каштана пахнут мужской спермой?

Я поморщилась. Для чего все опошлять? Характер такой?

Заметив мою гримасу, он поправился:

– Вернее, это сперма пахнет каштанами. И не думай, что я вру. Это и в самом деле так.

Проверять это утверждение я не собиралась, поверила на слово. Он опять не ожидал спокойного молчания и затих. Немного помолчав, разочарованно заметил:

– Я с тобой постоянно попадаю впросак.

– Не просчитываюсь я?

– Да. Нестандартная ты какая-то.

Мне с ним было скучно, и разговаривать не хотелось, но я все-таки спросила:

– Это комплимент или наоборот?

– Констатация факта, только и всего. И того, что мне с тобой трудно. Хотя тянет к тебе отчаянно.

– Это потому что нестандарт? То есть я ни на что не соглашаюсь, поэтому взыграл охотничий азарт?

Он помялся, но под моим насмешливым взглядом решил не финтить:

– Похоже.

– Не похоже, а точно! Но я не утка, чтоб меня подстреливать.

– Не утка, конечно. Лань как-то ближе. Трепетная.

– Трепетная лань? – этому я удивилась. – Ты это серьезно?

Он серьезно подтвердил:

– Вполне. Пугливая, красивая и трепетная. Один в один.

Я замолчала. Надоело говорить глупости. К тому же Волга завораживала. Отвернувшись от назойливого ухажера, я всматривалась в величественную реку. По ней плыли теплоходы, обмениваясь басовитыми приветствиями, скользили парусники разных размеров, с ревом мчались катера. Несколько раз пролетали суда на воздушных крыльях, ракеты или метеоры, отсюда было не понять.

Засмотревшись, не поняла, когда стемнело. Солнце спало, и меня после жары зазнобило. Павел обнял меня, желая согреть, но тут же задрожал, и, повернув к себе мое лицо, принялся целовать. Я спокойно вытерпела его притязания, но ничуть не вдохновилась. Вот если бы на его месте был Макс, а так…

Едва он оторвался от меня, с прохладцей поинтересовалась:

– Может, домой меня отвезешь? А то что-то скучно мне стало. – И с нажимом подчеркнула: – Очень.

Он тихо выругался.

– Что, совсем не нравлюсь?

Честно призналась:

– Совсем. И отпусти меня уже. Не то ругаться начну.

– Да, это страшно.

Я встала и пошла к машине. Он нехотя отправился следом. Отвез меня домой, у дома попросил:

– Может, на следующей неделе хоть в кино сходим?

В его голосе звучали такие обреченные нотки, что неожиданно для себя я согласилась. Он уехал, обрадованный полученным согласием, а я пошла домой, недоумевая и удивляясь собственному нелогичному поведению.

И этой нелогичности в моем поведении было еще очень много, потому что мы с ним каждую неделю ходили то в кино, то на концерт, а один раз даже в ресторан завалились. В общем, ухаживал он настойчиво и целенаправленно, но вот только стоило мне остаться одной, как я понимала, что это не тот человек, что мне нужен. Но под его напором я сдавалась. Почему, сама не понимала. Может, из-за грызущего сердце одиночества?

В конце мая Василий Егорович ушел в отпуск, и в отделе сразу стало как-то попривольней. Во всяком случае, покупка булочки в буфете посредине рабочего дня уже не считалась должностным преступлением.

И вот я, почувствовав нешуточный голод, не дожидаясь обеда отправилась на добычу этой самой булочки в наш буфет на первом этаже. До лестницы нужно было пройти мимо мужского туалета. Проходя мимо оного, я вдруг услышала свое имя. Отсутствием здорового любопытства я никогда не страдала, поэтому тут же притормозила, благо поблизости никого не было.

«Катя» имя довольно распространенное, но я стразу поняла, что речь идет конкретно обо мне, потому что звучало оно в весьма любопытном контексте:

– Ты что, всерьез окучиваешь эту Катюшку? Нет, она вполне ничего, но ты-то что с ней потерял? Жениться ведь придется, Павлик, а это для тебя пройденный этап, сам говорил. – Циничный голос лениво так интересовался, не особо нуждаясь в ответе.

Из туалета крепенько пахнуло табаком, хотя курение и запрещалось. Но, поскольку не пойман – не вор, все курильщики втихаря смолили в туалетах, им плевать было на запреты и приказы. Я поморщилась, но осталась на месте. Мне было ужасно интересно, что скажет Павел. И он ответил:

– Ты что, не в курсе, что она племянница босса? А муж племянницы кто? Племянник! То есть родной человечек, которому грех не порадеть! А мне карьеру делать надо, засиделся уже в замах. Так что в данном случае женитьба весьма выгодна, можно и про прежние установки позабыть.

Я криво усмехнулась. Да, недаром мне не верилось в его внезапно вспыхнувшую страсть. Но все равно неприятно. Не дожидаясь продолжения разговора, повернулась и пошла обратно, аппетит от услышанного пропал сразу.

Едва зашла в отдел, все замолкли. Понятно, вновь обсуждали мою великолепную персону. И мне так захотелось домой, в мой родной отдел, под крылышко Веры Гавриловны, что пришлось сжать зубы, чтоб из глаз не брызнули слезы.

Села на свое место и принялась за работу, стараясь ни о чем не думать.

Глава четырнадцатая

Вечером, как обычно, меня взялся провожать Павел. Я не слушала его треп, демонстративно любуясь алыми розами, растущими по краям тротуара.

– Ты совсем не слушаешь меня, да? – он расстроено положил руку на мое плечо.

Я перевела взгляд на его печальное лицо. Хороший актер, почему не на сцене? Сказала ему это, он аж вспыхнул.

– Почему ты ко мне так относишься? Что я сделал, чтоб заслужить подобное отношение? – сплошное возмущение на грани патетики.

Пришлось его немного привести в чувство:

– Потому что тебе карьеру делать надо. А я только ступенька в этом сверхважном для тебя деле.

Он побледнел, потом покраснел.

– Ты слышала мой разговор с Гаврилычем?

Я не стала отпираться.

– Не знаю с кем, но слышала.

Он немного помолчал, обдумывая свою оправдательную речь.

– Понимаешь, он такой тип, которому нельзя говорить правду. Он все равно вывернет все наизнанку. Поэтому ему все говорят только то, что он хочет слушать. Вот и я сказал то, что он хотел. Только чтоб отстал.

Меня его доводы совершенно не убедили.

– Чтобы отстал, говорят совсем другие слова, а не поливают грязью тех, кто дорог. Это аксиома, не требующая доказательств. – Выходило слишком по-менторски, ну и пусть. Заслужил. – А с грязью смешивают тех, кого хотят использовать и не более того.

– Ты не права… – он забежал вперед, пытаясь остановить, и как-то по-собачьи заглядывая в глаза.

– Успокойся, пожалуйста, я никому не скажу! – обнадежила я его, презрительно усмехнувшись. – Отстань только, достал уже!

Он схватил меня за предплечья, остановил и тряхнул.

– Да говори кому хочешь, хоть этому дяде своему, хоть дьяволу! Выслушай только! – говорил он громко, никого не стесняясь, и на нас стали оглядываться.

Я публичности не люблю, поэтому тихо попросила:

– Не устраивай сцен, пожалуйста. К чему эта театральная постановка?

Он сильнее сжал мои руки, плечи стало больно.

– Ты мне ни на грош не веришь?

– Естественно. Почему я вдруг должна тебе верить?

– Потому что я не вру. Ты мне в самом деле нравишься. Очень. Пойми, я не ухлестываю за девицами, если нет надежды на взаимность.

– Взаимность? Уместнее будет сказать: на успех. В постели.

– Пусть так. Но с тобой все иначе. Поверь мне!

В его голосе звучал надрыв, но меня это ни в чем не убедило.

– Ты на жене натренировался так красиво лгать?

Он отпустил меня и зло сплюнул с досады.

– Такое чувство, что ты меня просто не слышишь. Ну, я зря ляпнул Гаврилычу эту лажу, ну и что? Теперь всю жизнь каяться?

– Я понимаю, тебе очень дорога карьера, но, может, ты ее не с моей помощью делать будешь, а? Может, просто работать получше? Говорят, помогает. Иногда. – Да, я издевалась, но ведь жизнь это зеркало, кто скажет иначе?

Павел резко выдохнул, как от удара под дых.

– Ладно, я уйду. Нам обоим надо остыть. Но поверь – дороже тебя у меня никого не было. Наверно, я влюбился. И не нужно строить такие неверящие гримасы, Катя. Для меня и самого это дико. Но что случилось, то случилось. И рано или поздно, но ты это поймешь. И примешь. И ответишь. Я упорный, я этого добьюсь. И учти, я делаю это вовсе не из-за карьеры. А только для себя. Потому что мне без тебя плохо.

И он ушел, а я горько вздохнула. Вот если бы эти слова мне сказал другой человек… но чего нет, того нет. И не нужно мечтать о несбыточном.

Домой идти не хотелось. Пустые стены, да и поесть совершенно нечего. Теперь у меня нет бабушки, и никто уже больше не сварит мне с любовью и заботой невероятно вкусной манной кашки.

Черная дыра в душе стала еще больше, угрожая затопить весь белый свет.

И чего я так переживаю? В соответствии с пословицей: соломинка переломила хребет верблюду? Как-то я себя неправильно веду. Бабушка мне всегда внушала, что подобное тянется к подобному – слезы к слезам, радость к радости, деньги к деньгам. Значит, надо радоваться, а не хныкать. Вот и буду радоваться! И начну прямо сейчас!

Пошла на соседнюю улицу, зашла в огороженное маленьким барьерчиком уличное кафе, заказала пиццу, стандартную «Маргариту», и чай с абрикосовым вареньем. Девочка в форменном платье, наверно, подрабатывающая в кафешке студентка, быстро принесла заказ, и я принялась есть, рассеянно глядя по сторонам.

Настойчиво зазвонил телефон, мелодия была незнакома, и я не сразу врубилась, что звонят мне. Посмотрела на дисплей, номер я не знала. Опасливо ответила, и навстречу мне из телефона понесся звонкий голос Лизоньки:

– Катюшка, привет! Я с телефона Ильи звоню, так что не пугайся. Мы с ним в Волгограде, может, встретимся? Ты сейчас где?

Я растерянно перевела взгляд на стену дома, где красовался адрес в синей пластиковой ракушке, и прочитала его.

– Ладно, жди нас там, мы скоро! – и Лиза отключилась, радостно хохотнув.

Я была и рада, и не рада. Мне ужасно хотелось поболтать с Лизонькой, узнать, как у нее дела, и, что греха таить, расспросить ее о Максе. Но Илья вряд ли будет рад разговорам о бывших поклонниках жены. Утешив себя тем, что хоть на чужое счастье полюбуюсь, принялась ждать чету Зайцевых.

Чтоб не сидеть перед пустым столом, расплатилась за заказ и попросила принести еще чаю. Он и в самом деле был очень вкусным.

Минут через двадцать к кафешке подъехало такси, и из него вышел Макс! Высокий, стройный, в рубашке с коротким рукавом, в светлых брюках, умопомрачительно красивый!

Меня парализовало! В буквальном смысле! Я в самом деле не могла двинуть ни ногой, ни рукой, и только тупо наблюдала, как, увидев меня, он радостно улыбается и спешит ко мне.

Сев рядом, он хрипловато поздоровался и спросил:

– Как ты, Катя?

Мне очень хотелось его потрогать, убедиться, что он не фантом и глюк моего перевозбужденного мозга, но паралич все не проходил, и я молча глазела на него, как на внеземное чудо-юдо.

Макс печально улыбнулся каким-то своим мыслям.

– Не хочешь меня видеть? Понимаю.

Не хочу видеть? С чего он это взял? Пытаюсь сказать хоть что-нибудь – и не могу! Нет, у меня точно шок!

– Я просто хотел узнать, у тебя все в порядке? Просто я был несколько ммм… беспечен в нашу последнюю встречу…

И все! Меня тотчас отпустило. Он приехал, чтоб узнать, не беременна ли я? Ответственный. Но душа заныла, почти как в день бабушкиных похорон. Неужели все это время я подспудно надеялась на что-то большее, чем одноразовый секс? Вот и получила очередной щелчок по носу. Выдумщица потому что. Чаще в зеркало смотреться надо, оно врать не будет.

– У меня все нормально. Проблем наша случайная встреча не оставила. – И мысленно добавила: а жаль.

И он вдруг повторил мою мысль вслух:

– А жаль. – Я недоуменно уставилась на него, и он грустно пояснил: – Я надеялся на обратное.

– Почему? – его ответ был нелогичен, и я решила докопаться до истины.

– Потому что я тебя люблю.

Это снова было так неожиданно, что я опять потеряла дар речи. Может, я сплю? У меня бывают такие нереально-горячечные сны с участием Макса. Потихоньку ущипнула себя за колено. Больно. Не сон?

– Я понимаю, ты меня не любишь, я просто воспользовался твоим состоянием, и мне очень стыдно, правда! – он накрыл мою руку, прикрыл глаза и вздохнул. – Если хочешь, я уйду.

– Нет! – от этой угрозы голос прорезался враз. – Не уходи. – Я хотела сказать ему, что тоже его люблю, но вспомнила слова Ксении, что мужчинам о любви говорить нельзя, и промолчала.

– Не уходить? – он встрепенулся и с надеждой посмотрел в мои глаза. – Это точно?

Я кивнула. Не верить ему я не могла, но и его признание больше походило на мою фантазию, чем на правду.

– Ты ко мне хоть что-то чувствуешь? – его голос звучал неуверенно.

Я снова кивнула.

Он ободряюще мне улыбнулся.

– Странное чувство нереальности?

Он испытывает тоже, что и я? Почему? Он, красивый, сильный, уверенный в себе? Мужчина, в конце концов! Так почему? И еще:

– Но ты же любил Лизу? Ты же мне сам жаловался, что жутко несчастен!

Он смешался.

– Когда ты ушла, я понял, что это была детская блажь. Я на пять минут умчался в соседний магазин за шампанским, отпраздновать нашу первую ночь, возвращаюсь, тебя нет! Стало так тошно, аж жить не хотелось. И до меня наконец-то дошло. Или нет, дошло до меня раньше. Ну, ты понимаешь, когда. – И он поцеловал мою ладонь, нежно глядя в глаза.

Я покраснела. Понятно, когда до него дошло – в постели. Но возмущения не было. Только смущение. Да и то от понимания, что хочу повторения. Отчаянно хочу.

– Но ты же любил Лизу! Ты же страдал!

– Страдало только мое самолюбие. Лиза – она же как приз, ты понимаешь?

Я не понимала. Какой приз?

Макс с некоторым смущением принялся объяснять:

– Она очень красива. Очень красива, очаровательна.

– И она очень хороший человек, – уточнила я.

– Не спорю, – согласился со мной Макс. – И каждый парень пытался ее, ну, как бы это сказать, присвоить, что ли, чтоб повысить собственную самооценку.

– Похвастать перед другими?

Макс поежился. А что, неправда?

– Я был больше ослеплен ее красотой, чем серьезно влюблен. – Дипломат, однако. Красиво так выражается… – Но по-настоящему тепло мне было только с тобой. И больше ни с кем. Если бы я сообразил это сразу… А ведь мог бы… Знаешь, я с первого раза понял, что меня к тебе влечет. Даже не интересует, а влечет.

Я тоже считала, что жилось бы мне гораздо легче, осознай он это сразу, это факт.

Он улыбнулся мне и пожал руку.

– Знаешь, люди делятся на своих и чужих. Так вот Лиза для меня так и не стала своей. Она этого и не хотела, но и я, как теперь понимаю, не особо к этому стремился. А ты, – он помедлил, – даже не могу подобрать слова… своя… даже ближе, чем своя.

– Родная? – уточнила я.

Он обрадовался.

– Да, вот оно, правильное слово. Родная! Я почувствовал какой-то всплеск в душе еще после нашего поцелуя там, у твоих дверей, после корпоратива.

– Моего поцелуя, – не смолчала я.

– Ну да, – согласился он, – твоего поцелуя. Но, знаешь, я испугался. Я вообще не понял, что случилось. И просто испугался. Это было так непонятно и так отличалось от всего моего предыдущего опыта, что я даже о привороте подумал.

Я вытаращила глаза, а он со смущенной улыбкой добавил:

– Правда-правда, только не смейся! Я и сейчас чувствую себя очарованным.

– Тебе это не нравится?

– Не нравилось. Потому что ты была далеко, казалась недоступной, и я не знал, что мне делать, как быть. Но теперь я рад. Очень.

Его рука на моей ладони была горячей. Очень горячей. Разве у людей может быть такая температура? Это же ненормально!

Сказала ему об этом. Он сильнее сжал мою ладонь и признался:

– Это от желания. Оно зашкаливает просто. Со мной такого раньше не бывало. Как тебя увидел, так весь самоконтроль к чертям полетел.

Дальше он ничего не сказал, но посмотрел на меня с такой тоской и жаждой во взоре, что у меня по спине вихрь промчался и тепло так стало в животе. Но я колебалась, хотя это было глупо. Ведь я люблю его, так что же мне мешает? Да ничего!

И я встала, кивнула ему, и мы пошли ко мне. Молча и целеустремленно. Едва зашли, я повернулась к нему и оказалась в его объятиях. Закинула руки ему на шею и посмотрела в глаза. Сияющие. Будто в них горели драгоценные камни.

Под утро я с трудом проговорила распухшими губами:

– Хорошо, что сегодня пятница.

– Почему? – Макс увлеченно исследовал мою левую грудь, поэтому врубился не сразу.

– Потому что завтра суббота.

До него дошло.

– Да, это вдохновляет.

Пришлось немножко остудить его пыл:

– После работы в пятницу я обычно уезжаю на дачу к тете.

Макс мгновенно сориентировался, даже от груди оторвался:

– Меня возьмешь?

Я скептически на него посмотрела.

– А стоит ли?

Он возмутился:

– А что, ты меня с родственниками знакомить не желаешь?

– А в качестве кого я тебя представлять буду? Бойфренда?

Это гордое звание его не вдохновило.

– Нет уж, давай как-нибудь ближе к истине. Чем тебе жених не нравится, а?

– Просто ты меня замуж не звал.

– Серьезно? Странно. У меня такое чувство, что все уже сказано.

– Это тебе показалось. О любви ты говорил, это так. Но любовь и брак разные вещи.

– Понял. Исправляюсь. На колени встать?

Представила его на коленях перед кроватью в костюме в стиле ню и отрицательно покачала головой. Цирк я с детства не любила.

– Это хорошо. Потому что мне так больше нравится. – Он навис надо мной, стремительно поцеловал и торжественно начал: – В этот знаменательный день…

Я поправила его:

– Ночь…

Он не согласился:

– Утро… – Подтверждая его слова, звонко запел будильник. Чертыхнувшись, он вынужден был ускориться: – Катерина Георгиевна, я искренне вас люблю и прошу стать моей законной супругой! Вот!

С чувством хорошо исполненного долга откинулся на подушку и облегченно выдохнул.

Будильник запел снова, на этот раз уже требовательно и с возмущением. Разыгрывать недотрогу и заявлять, что подумаю, было некогда. Пришлось быстренько так согласиться и отправиться в ванную приводить себя в порядок.

Порядок оказался относительным. Мало того, что губы были опухшими от пылких поцелуев, так еще и на шее виднелись пятна сомнительного происхождения. Радуясь, что хоть грудь скрыта от любопытных взоров, потому что там художества были еще более живописными, натянула тонкую водолазку, почти скрывшую все следы постельных излишеств, пошла к двери.

Макс пошел меня провожать, совершенно не стесняясь своей наготы. Хотя чего ему стыдиться? Красив, и знает об этом.

– Я за тобой к концу работы зайду. И с тобой к родственникам поеду. Надеюсь, теперь я достоин высокой чести с ними познакомиться?

Время поджимало, и я согласно закивала головой:

– На все вопросы «да»! – и сбежала по лестнице, игнорируя лифт.

До работы практически бежала. Ровно в девять заскочила в отдел. Меня встретили оглушительным, все понимающим молчанием. Прошла к себе, села, включила комп. Мужчины, оторвавшись от своих мониторов, пристально изучали мой внешний вид.

Сделала хорошую мину при плохой игре и независимо улыбнулась. А что мне еще оставалось?

В одиннадцать пошла в туалет. Данута тут же отправилась за мной. Ага, сейчас пытать начнет.

Так оно и вышло. Едва мы оказались с ней вне досягаемости чуждых ушей, как она спросила:

– Это кто? Павел?

Хотелось сделать вид, что не понимаю, о чем это она, но тогда пришлось бы выслушать наводящие и разъяснительные вопросы, что было неприятно, поэтому честно ответила:

– Нет.

– А кто?

– Мой жених.

Она не поверила:

– Откуда у тебя жених?

– Вот блин, я что, такая уродина, что у меня и жениха быть не может?

Данута замахала руками.

– Да я не о тебе, я о твоем женихе! Он откуда взялся? У тебя же никого не было!

– Был. Жених. – Я упорно стояла на своем. Могу же я хоть немножко поморочить голову местным сплетницам? Игра в одни ворота надоедает, теперь моя очередь забрасывать мячи, шайбы, то бишь голы.

– И где ж ты его прятала? – Данута никак не хотела отступиться от своей версии.

– Под кроватью! Где ж еще женихов прячут?

Поняв, что я все равно ничего ей не скажу, Данута умоляюще воззрилась на меня.

– Ты его нам хоть покажешь?

Решив, что врать себе дороже, ведь Макса все равно увидит половина конторы, милостиво согласилась:

– Покажу.

Взвизгнув от восторга, она чуть на шею мне не бросилась и разразилась нетерпеливым:

– Когда?

– Сегодня. Он за мной зайдет после работы.

Данута тут же прекратила допрос и сбежала, утратив ко мне всяческий интерес. Я укоризненно покачала головой. Ну зачем я это сказала? Теперь на Макса придет смотреть весь офис. Хотя ему не привыкать. На него с Лизонькой в моем родном городе тоже вся контора смотреть сбегалась. Красота – страшная сила, тут уж ничего не поделаешь.

После работы у входа в здание в самом деле было нечто. Здесь толпились все! Плотными группками, кучкуясь явно по интересам. Я и не знала, что пользуюсь у коллег столь завышенной популярностью.

Павел тоже был здесь и смотрел на меня со смесью злости и обиды. Надо же, он еще и обижается?

Посмотрела вокруг. И где же Макс? Павел тоже посмотрел по сторонам и ухмыльнулся. Решил, что жених у меня мифический? Подтянулся и расправил плечи. У меня появилось дикое чувство, что он сейчас меня спасать кинется. В общем, жениха моего изображать.

И тут позади раздался задыхающийся от смеха голос:

– Дорогая, у вас тут что, собрание? Всего коллектива причем?

Я стремительно оглянулась. Макс вручил мне красную розу, обнял и властно поцеловал. Вокруг раздалось громогласное всеобщее «аах!..». Нет, я понимаю, женщинам восторгаться по статусу положено, но мужики-то с чего ахают?

Оторвавшись от моих губ, Макс насмешливо, совершенно не тушуясь, посмотрел вокруг и громко сказал:

– Всем привет! Представление окончено, можно расходиться!

Народ как-то суетливо стал разбегаться, постоянно на нас оглядываясь. Макс стоял, обнимая меня за талию и наблюдая за моими коллегами, откровенно смеялся. Но, заметив Павла, смеяться перестал и нахмурился.

– Это что за тип смотрит на тебя, как на украденную собственность?

Я даже не обернулась и так поняла, о ком идет речь.

– Это Павел. Он с моей помощью надеялся карьеру сделать, а ты помешал! – укоризненно заметила Максу. – Вот он и печалится.

Макс собственнически прижал меня к себе.

– Да тут карьерой-то и не пахнет. Похоже, парень конкретно так запал и на тебя вполне определенные виды имел. И ты права, в этом я ему помешал.

Я удивилась.

– Нет, ты ошибаешься.

– Ты знаешь поговорку: рыбак рыбака видит издалека? Так вот она и к этому случаю вполне подходит. Парень влюблен и теперь готов слопать меня с потрохами. Мне его было б даже жаль, но проблема в том, что не поделили мы конкретно тебя. И уступать я не собираюсь.

Прерывая его речь, из офиса вышел Виталик и подошел к нам.

– Привет, Катя! Может, познакомишь? – он строго смотрел на меня, напоминая, что мы, по сути, на работе.

Пришлось отстраниться.

– Да, конечно. – Показала на Макса и чопорно выговорила: – Виталий, познакомься, пожалуйста, это Макс. – И Максу: – Макс, познакомься, это Виталий, мой дядя.

Макс завис. В его понимании дядя это что-то солидное, лет этак на двадцать старше, и уж никак не похожий на паренька стройный тип с вдумчивыми глазами.

– Очень приятно! – Виталик протянул руку, которую Макс осторожно пожал, все еще находясь в некотором ступоре. Сразу видно, что у Виталика опыт по приему разного рода делегаций гораздо больше, он все воспринял спокойно, во всяком случае, внешне. – А кто он тебе, Катя?

– Жених. – Это не я, это Макс сказал.

Виталий обратился за подтверждением ко мне.

– Это так?

Они оба повернулись ко мне и принялись сверлить взглядами, будто я металлическая заготовка для детали. Мгновенно смутившись и покраснев, я чуть слышно подтвердила:

– Да.

– Сколько энтузиазма! – выразил Макс свое недовольство моим слишком, на его взгляд, аморфным ответом.

– Племянница у меня девушка скромная, к парням на шею не бросается, – сказал свое веское слово в мою защиту строгий дядюшка. – Ладно, поедем, а то нас жена ждет. А ей волноваться нельзя.

Едва мы устроились в салоне дядиной машины, причем мы с Максом сзади, хотя я и не хотела, он меня просто за руку дернул, заставляя буквально влететь к нему в объятия, как зазвонил телефон Виталика.

– Да, Ксюша, слушаю. – Виталий с нежностью проговорил имя жены, ласково улыбаясь. – Да, мы уже едем. Пробок пока нет, должны доехать быстро. И учти, Катя везет жениха.

В трубке послышался пораженный вопль:

– Ты серьезно? Откуда жених?

На это Виталик предупреждающе протянул:

– Об этом она тебе сама через полчаса расскажет.

Пробок на нашем направлении не случилось, и через полчаса мы уже стояли возле дачи. Ксения в красивом сарафане и даже при макияже, наведенном явно ради привезенного мной жениха, ожидала нас на скамеечке возле входа. Тут же играли и дети.

Мы вышли из машины, и она поспешила к нам. Я представила ей Макса, тот галантно поцеловал ей руку, проговорив:

– Очень рад познакомиться с тетушкой моей невесты.

От «тетушки» Ксения скривилась, но Макс красиво вышел из положения, полюбопытствовав:

– А вы точно тетушка? Ничего не напутано? Мне кажется, вы с Катей ровесницы. Может быть, вы с Катиным отцом родные только наполовину?

Ксения польщено засмеялась.

– Нет, нет, все верно. Просто Гоша был ранним ребенком, а я поздним. Но давайте пойдем в дом.

Мы поужинали, причем Ксения с присущей ей дотошностью выяснила все, что ее душенька безтормозная пожелала. Порадовалась, что Макс обеспеченный, бездетный и женат ни разу не был, то есть соответствовал ее прагматическому идеалу на все сто.

После ужина мы с Максом погуляли, ну это так называлось, просто мы целовались в саду под старой грушей, там тени больше и не видно, кто чем под ней занимается. Потом пошли спать.

Ксюша уложила его в гостевой комнате в противоположной от меня стороне коридора. Я приняла душ, переоделась, и со вздохом принялась расчесывать волосы. Хотелось к Максу, но нарушить сердитый приказ тети я не могла.

А вот Максу никто ничего не приказывал, поэтому минут через десять он быстро заскочил ко мне и закрыл дверь.

– Нехорошо, знаю, но не удержался. Не сердишься?

Я молча протянула к нему руки, и он, подняв меня со стула, отнес на кровать, где и опустил, причем вместе с собой.

Сбежал он от меня уже под утро, когда в курятнике вовсю голосили петухи.

Позавтракав, Макс решительно заявил, что я уезжаю с ним обратно, потому что здесь он жить не будет, так как перспектив для своего бизнеса не видит.

– У меня здесь нет ни партнеров, ни деловых знакомых. Виталий, думаю, как бизнесмен, меня вполне понимает.

Виталий его вполне понимал, и даже заявление на увольнение я ему написала тут же. Ксюша пыталась протестовать, но ее никто не слушал. Нет, в обычное время она бы мне такого своеволия не спустила, но беременность давала себя знать, и ей приходилось то и дело убегать от нас в туалет, откуда она прибегала бледная, злая, но слабая. В общем, на нашу удачу сил противостоять Максу у нее попросту не оказалось.

Собрав вещи, которых у меня было не так уж и много, мы в этот же день уехали домой. Поездом, потому что для самолета поклажа была все-таки великовата.

Приехали через сутки. Мне хотелось домой, все-таки я не была в бабушкиной квартире с февраля, но Макс решительно увез меня к себе.

На свою квартиру я попала только через неделю. Все там было по-прежнему. Тоскливо и безнадежно. И я поняла, что жить здесь никогда не смогу. Может быть, отдать квартиру матери, как она и просила?

Спросила совета у Макса. Он был не против. Но когда я позвонила маме, чтоб сказать ей об этом, она отказалась.

– Ты меня извини, доча, я не права была. К тому же Иван свои старые акции нашел, ему их при приватизации комбината дали. Проверили, оказалось, что они действующие. И ему за все годы дивиденды выплатили большие. Так что мы уже четырехкомнатную квартиру купили в новом доме. Приезжай на новоселье.

Мы с Максом съездили. Все равно же знакомиться нужно. Посидели так хорошо, маме с отчимом он понравился.

А вот с его родителями мне познакомиться не довелось. В принципе, мы познакомились, но по скайпу. Оказалось, после выхода на пенсию они принялись путешествовать. И вот уже два года путешествуют и остановиться никак не могут. Пожелали нам счастья и живенько так удрали на пляж.

Макс был обескуражен, а я нет. Это же хорошо, когда свекровь далеко.

Зарегистрировались мы тихо, без свидетелей, потом немного посидели в ресторане и пошли отмечать брачную ночь, как сказал Макс. А что? Первая ночь в браке, все верно.

Через месяц я стала скучать. Не могу понять дамочек, нигде не работающих. Тоска это зеленая. Макс немного поерепенился, но согласился, что работать интереснее, чем дома сидеть.

Мне очень хотелось обратно в свой отдел, но встречаться с Олегом Геннадьевичем не хотелось совершенно. С какими глазами я к нему приду и скажу: «Возьмите меня обратно?». Что он решит? Даже думать об этом неприятно.

Мои сомнения разрешила Лизонька, позвонив мне в один из солнечных дней июля. Мы с Максом в это время жили на даче, что делать в городе в такую жару? Дача принадлежала его путешествующим родителям, но они подарили ее нам на свадьбу.

Дача только называлась дачей, на самом деле это был большой удобный дом, старый, деревенский, рассчитанный на большую семью. Летом в нем было прохладно, дышалось легко, мне нравилось.

Лиза принялась рассказывать о новостях и первым делом заявила, что вернулась в наш старый отдел. Я с завистью ее поздравила.

– И ты возвращайся тоже, что тебе мешает? Вера Гавриловна уже не раз о тебе спрашивала. Она будет только рада. Да и все наши тебя ждут. На твое место никого еще не приняли.

Мне очень хотелось в родной отдел, очень! Но Олег Геннадьевич стоял перед глазами как живой. Не хочу его видеть, не хочу!

Лиза догадалась сама.

– Ты что, не в курсе, что генерального перевели в Москву? Он теперь начальник департамента нашего министерства. Здорово, да?

Здорово? Да это было просто великолепно! Теперь мне ничто не мешало снова работать в родном коллективе!

И я тут же позвонила Вере Гавриловне.

В понедельник утром, несмотря на мои заверения, что я с удовольствием пройдусь на работу пешком, Макс чуть ли не насильно усадил меня в машину и привез к конторе. И ровно за пять минут до начала рабочего дня! В самое столпотворение у входа! И я поняла, что это было спланировано. Зачем? Чтоб все знали, что я уже пристроена, и с Максом не конкурировали?

Это ему вполне удалось. Меня видели все. И поцелуй Макса на прощанье тоже оценили. Вопросов было – жуть! Но, в принципе, за меня все радовались. Кроме Лешика.

Увидев наш эпический поцелуй, он подошел ко мне и вместо поздравления уныло пробормотал:

– Вот и еще одна сдалась в эксплуатацию. Жаль. Я-то надеялся, что мы с тобой гордо, как два буревестника, будем плавать по волнам житейского моря.

И ушел.

Вот скажите мне, пожалуйста, что бы это значило?

Зашла в отдел и первым делом заметила чуть наметившийся Лизин животик.

– Это то, о чем я думаю?

На этот вопрос она рассмеялась и чуток покраснела.

– То, то! – Марья Ивановна ласково меня обняла. – А ты когда сподобишься? Пора бы!

Я пожала плечами.

– Ну, когда Бог даст!

Вошла Вера Гавриловна и тоже обняла меня. Довольно проговорила:

– Ну вот, теперь все мои девочки в сборе! – и ушла на планерку.

Сидя на своем месте и делая привычную работу, слушала предложение Любови Николаевны испить кофе, пока нет начальницы, милый смех Лизоньки, коварные поучения Марьи Ивановны, и счастливо улыбалась.

Я дома!

Эпилог

Проснулась от ликующего, распирающего душу счастья. Осторожно повернула голову, вновь боясь, что это только сон. Нет, не сон. Рядом, обняв меня, лежал Макс, бесшумно дыша. Я зажмурилась, стараясь сдержать слезы. Вот что это такое? От счастья плакать глупо! От счастья надо смеяться!

Сквозь плотные шторы прорывались первые лучики восходящего солнца. Внезапно вспомнила, что давно мечтала полюбоваться восходом. Но какой восход в городе из-за окружающих со всех сторон высоток? А здесь, на даче, стоящей на высоком берегу реки, его прекрасно видно. Раз уж проснулась ни свет, ни заря, надо пойти, посмотреть.

Крадучись выбралась из-под тяжелой руки мужа, на цыпочках прошла к дверям. И лишь плотно их прикрыв, уже не опасаясь его разбудить, быстро направилась по коридору к выходу. По песчаной дорожке пробежала на берег и замерла, завороженная огромной рекой в красноватых отсветах.

Солнце еще не встало, но ликовало все – птички, хором поющие повсюду, вода, розовая от зари, и я, восторженно поднявшая лицо к восходящему солнцу. Из-за реки показался его еще неяркий полукруг, и тут меня обняли горячие руки.

Улыбнулась, но поворачиваться не стала. Просто положила свои ладони поверх его. Макс переплел свои пальцы с моими и тихо, боясь разрушить очарование рассвета, спросил:

– Почему не разбудила?

– Ты так сладко спал. Не хотелось.

– Я все равно без тебя тут же проснулся. Одиноко так стало. Весь дом обошел, прежде чем догадался, что ты пошла на берег. – Поцеловал в ухо и прошептал: – Красиво.

Смотрел он явно не на восход, но я предпочла понять его слова, как восторг по поводу пробуждающейся природы.

– Да, восход солнца – это грандиозно.

– Ты меня любишь? – переход был слишком внезапен, и я не сразу осознала вопрос.

Немного помедлив, серьезно ответила:

– Конечно. А ты что, сомневался?

Сильнее сжав меня, он признался:

– Есть немного. С тобой я все время во всем сомневаюсь.

Я удивилась. С чего бы это?

– Это неправильно. Женщина должна вселять в мужчину уверенность в себе, а не наоборот. Что тебя смущает?

– Мне постоянно кажется, что это сон, моя фантазия. И она возьмет и исчезнет.

Тут я повернулась и внимательно посмотрела ему в глаза.

– То же самое чувствую и я. Странно.

– Будто в сказке, да? – Я кивнула, и он вдруг с облегчением рассмеялся, откинув назад голову. – Я так счастлив, солнышко мое!

Солнышко! В голове будто вновь прозвучал родной бабушкин голос, и я уткнулась лицом в грудь Макса. На глаза вновь навернулись слезы, на этот раз слезы благодарности. Как приятно быть чьим-то солнышком! Все же я очень, очень счастливый человек.

От счастья перехватило дух, и я не сразу смогла ему ответить: «я тоже».

Солнце встало. Ослепительно засияло, уничтожая сумрак в природе и в душе. Макс поцеловал меня, крепко прижимая к себе. От радости хотелось запеть во весь голос, но я сдержалась. Только обхватила его руками за шею и улыбнулась, откровенно любуясь его счастливым лицом.

Вокруг звонко пели птицы, обещая долгий безоблачный день. Или жизнь?

Конец

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg