«Голубой Маврикий»

Голубой Маврикий (fb2) - Голубой Маврикий 728K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Жорж Кулецкий

Жорж Кулецкий Голубой Маврикий

© Кукушкин В., текст, 2011

© Малецкий Н., текст, 2011

© Издательство «Человек», 2011

* * *

То, что произошло с нашими героями, похоже на сказку. Только события ее развернулись в нынешние дни. Ничего удивительного…

Сказки случаются независимо от времени и пространства.

Во сне ли, наяву ли… Многоцветный воздушный шар парит над сине-бирюзовыми просторами океана. Прямо под ним пара влюбленных дельфинов резвится в волнах, играя на солнце и рассеивая тысячи хрустальных брызг от ударов блестящих тел о воду после очередного прыжка.

А вот мимо пролетела большая ослепительно белая птица, чуть шевеля крыльями – подправляя высоту полета.

Вверху клубятся кучевые облака – белые в верхней части и серые снизу. Тень от них делает воду океана то темно-синей, то серо-зеленой.

Шар приблизился к берегам незнакомой земли.

Изумрудно-зеленый остров, напоминающий жемчужину неправильной формы, окаймлен белым эллипсом пены волн, подходивших к берегу местами на полсотни метров. Это океан бился о цепь коралловых рифов, вздымаясь кое-где на несколько метров в высоту неба. Берег острова белел мягким песком – так, почти в пыль, сердитые волны за долгие годы терпеливо перемалывали кораллы.

Проступили причудливые очертания бухт, лагун и фантастически красивых песчанных пляжей. Эту ленту золотистых берегов нежно, с плохо скрываемой страстью ласкали небольшие волны уже укрощенного океана.

Почти от берега начиналась роскошная зелень холмов. Из них прорастали причудливые горы, чьи высокие вершины, схожие с гигантскими пальцами, указывали вверх, – то ли в небеса, то ли еще выше. И уже чувствовался теплый ветер, несущий удивительный аромат цветов и трав. Он чуть колыхал верхушки пальм, и казалось, что это именно они рождают ветер… А вот полоса лазурного мелководья, по которой только что пробежала легкая рябь и теперь кажется, что она также колышет пышные пунцовые кроны нависших над водою деревьев.

И вся эта необыкновенная в своей неправдоподобной красоте картина сопровождается тихой сладкой мелодией.

Сон? Или все-таки явь?

Не бывает на земле такого великолепия! Или все же бывает?

Бездонные, казавшиеся неподвижными небеса в мгновение ока из лазоревых превратились в чуть покачивающийся белый потолок самой что ни на есть обыденной московской квартиры.

На неразобранной, скорее, просто скомканной постели лежит мужчина в черных брюках с наутюженной «стрелкой». Левая рука покоится на животе, пуговички кремовой рубашки застегнуты как-то наперекосяк. Правая рука вытянулась вдоль тела, кончаясь здоровенной «лапой», в которой запросто мог бы уместиться баскетбольный мяч. Мужчина глубоко дышит, время от времени что-то бормоча. Волосы прилипли ко лбу с проступившими на нем росинками капелек пота.

Наконец, с усилием приоткрыв непослушные веки и издав легкий стон, он хриплым голосом обратился к спящему в соседней комнате на диване крепкому мужчине тридцати с небольшим лет.

– Василий, а ты землю обетованную видел?

Василию, похоже, даже открыть глаза было нелегко, тем более – пошевелиться. Он спал, не раздеваясь, в летних бежевых брюках и голубой, в тонкую белую полоску рубашке с расстегнутым воротом.

На груди у него покоится большой черный профессиональный фотоаппарат. Льняной темно-синий пиджак висит неподалеку на стуле. Он с трудом понимает, что вопрос из соседней комнаты адресован именно ему.

– А она есть? – бормочет он вопросом на вопрос. – Пока не видел… Это что – рай? Нам туда пока рано, да, боюсь, и не пустят…

– Значит, это был сон, – вынес приговор самому себе инициатор разговора по имени Игнат и тихо выдохнул. – Боже! Какой прекрасный сон…

С этим он попытался переместить тело и спустить ноги на пол. Сказочное путешествие на воздушном шаре закончилось, а реальность уже забухала колоколами в голове, которая, казалось, вот-вот расколется на четвертинки, а то и на более мелкие части. Игнат с трудом поднялся, босиком, нетвердой походкой моряка, идущего по палубе в шторм, добрался до кухни, заглянул в холодильник, сверкавший пустотой, осмотрел, переворачивая, бутылки на столе: сначала водочные, потом пивные. На нескольких тарелках лежали «вспотевшие» кусочки салями и скукожившиеся обрезки сыра. Его «водило».

Пошатываясь, он вошел в комнату, где лежало тело друга. Василий уже повернулся на живот и шарил рукою по полу возле дивана, из-под которого почему-то высовывался элегантный шелковый галстук. Фотоаппарат с груди переместился к голове. Рыжеватые волосы искрились в солнечном луче, пробившемся в комнату.

Наконец он нащупал коньячную бутылку с замысловатой наклейкой. Увы, она оказалась безнадежно пустой. Игнат плюхнулся неподалеку в мягкое, болотного цвета плюшевое кресло.

И в это мгновенье зазвучал Моцарт. На самом деле это был звонок мобильного телефона, который задергался под неровно застегнутой рубашкой Игната. Выловив телефон, Игнат начал отвечать ссохшимся голосом.

– Любимая… Да, я… Я, Игнат… Ну, голос такой… Вчера, понимаешь, мальчишник случился… Да, с Васькой… Он лежит без ног, я без башки… Приеду… Приеду, говорю… Паровоз уже под парами… Если, конечно, «подлечусь» и не помру. Целую.

Любимая не спешила завершать разговор, но Игнат был явно не в форме.

– Извини, дорогая, батарейка садится, – пробормотал он торопливо и нажал на кнопку «отбой».

Из ванной послышался веселый женский хохот. Игнат взялся за голову, глубоко вздохнул и прикрыл глаза.

– Жизнь не удалась, но попытку засчитали! – произнес он глубокомысленно, даже с пафосом, впрочем, без надежды на то, что кто-то оценит это высказывание, претендующее на место в книге «мудрых изречений». – Василий, будем полагаться на вспышки памяти или ждать сведений со стороны? – поинтересовался он у друга.

– Положимся на цепкий взгляд моего объектива и посмотрим, что у нас сохранилось в этой железякиной памяти, – ровным, можно даже сказать, равнодушным голосом отозвался Василий, которому произнесение большинства звуков давалось явно легче, чем другу. При этом он взялся за камеру.

Вот они, чудеса цивилизации и компьютерной фотографии! На довольно большом экране во всю заднюю стенку «Никона» начали появляться неожиданные изображения. Откуда-то вдруг выплыли… цыгане.

Всевидящий объектив запечатлел весь вчерашний вечер, уже ставший одним из воспоминаний богатой на события жизни. В этих воспоминаниях сначала дивно запели цыгане: «К нам приехал, к нам приехал…», подносившие Игнату стопку водки на черном с яркими розами жостовском подносе…

Потом в лихом бесшабашном танце замирали цыганки. И как же хороши были их красные с черным юбки, как гремели каблуки туфель на паркетном дубовом полу, как красивы были внезапно обнажавшиеся ноги… А как звенели мониста из старинных серебряных монет, как сверкали серьги, и какими обжигающими были их взгляды! Но строго смотрел с другой фотографии цыган в черной шляпе с гитарой и с большой серьгой в ухе, давая понять – можешь смотреть, можешь выпить стопку, но руками цыганок не трогай. И всплывали уже отзвучавшие тосты в честь капитана второго ранга Игната Коршикова, его товарищей и его будущей сухопутной жизни.

Картинки возникали в голове Игната, сменяли друг друга и растворялись вместе с прощальным денежным довольствием… Вспомнилась цыганка с трубкой во рту, седая, в яркой косынке, с непременными серьгами и монистами, которая сразу сказала: денег не возьму, «спасибо» за гадание не говори… А ведь нагадала по руке немереную прибыль… А следом их залет в казино… Вот он, этот проклятый шарик, который снова остановился в соседнем секторе, – потому и уплывали от Игната фишки в гавань крупье… Но ведь нагадала цыганка!..

Самые неприятные из воспоминаний – неожиданный проигрыш всего до копейки… Противная рожа оценщика из казино, осматривающего новенькую «Тойоту» Игната. Опять рулетка. И вот сам Игнат, словно кричащий дурным голосом: «Зеро!» Всплыло в памяти красивое лицо темноволосой девушки-крупье и ее тихое, но четкое, как приговор: «Семь, черное». И осознание проигрыша.

Больше фотографий не было, но и без них оба, сидя напротив друг друга этим нерадостным утром, все уже вспомнили.

Домой добирались на «автопилоте», дома запасами в холодильнике и баре – початые бутылка водки и бутылка коньяка – «поминали» отпускные, увольнительные и автомобиль, недавно взятый в кредит. А потом…

Лучше бы и не вспоминать, но ведь и это было!..

Часа в два ночи Игнат, ретиво вскинув упавшую на грудь голову, предложил вдруг:

– Что-то скучно мы с тобой сидим без женского пола. Знаешь, Илья Муромец подъехал к камню и прочитал: «Налево пойдешь?» Ты своих моделей можешь высвистать?

На что, еще не утративший трезвого взгляда на жизнь, Василий живо отреагировал:

– Если ты их увидишь утром без макияжа и без шмоток «от кутюр», тебе плохо станет. Во-первых – кости, во вторых, какой походочкой они ходят – мамма миа!..

При этом он попытался было подняться, чтобы продемонстрировать, как правая нога может уходить влево сантиметров на двадцать от оси движения. Но правая, действительно пошла влево, а левая стремительно подломилась, и он плюхнулся обратно в кресло, благоразумно заключив:

– К тому же мне с ними работать.

Но Игната уже «понесло». Теперь не без стыда он вспомнил, как на заваленном «прессой» журнальном столике нашел-таки нужную газету. Как набрал какой-то номер и заплетающимся языком начал переговоры по телефону о заказе в службе знакомств. Как обсуждали – кого пригласить: может, двух блондинок? Но Василий почему-то пожелал непременно «брунетку», не понимая, зачем они им вообще понадобились, эти блондинки-брюнетки, и что с ними делать. Ведь все части организма уже живут своей самостоятельной отдельной жизнью, не подчиняясь ни командам из головы, ни первобытным инстинктам. К тому же отчаянно хотелось спать.

И вот теперь, в утренней реальности, девчонки – скорее всего, действительно блондинка и «брунетка» – хохотали в ванной. Над чем или над кем они смеялись, и, вообще, узнают ли заинтересованные стороны друг друга…

– Игнат, – прошептал Василий, – спроси девчонок, мы им ничего не должны?

– Сам спроси…

Через несколько минут хлопнула входная дверь, означая, что ночные гостьи ушли, а с их уходом закончились и воспоминания. Теперь предстояло начинать жизнь сначала. Игнат, снова рухнув на постель, закрыл глаза.

Когда часа через полтора он вновь размежил веки, перед ним стоял уже умытый и одетый Василий. Надо сказать, что Василий был рослым, отлично скроенным мужиком с классической фигурой пловца – широкие плечи, длинные ноги. Галстук он засунул в карман пиджака, где с приятным удивлением обнаружил несколько купюр по сто рублей. Теперь, держа их в руках, он вопросительно смотрел на Игната.

– Да, давно мы так не принимали… – глубокомысленно изрек Василий. – Хорошо хоть не до чертиков.

Голова трещала, в организме ощущалась какая-то дрожь, но друзья решили не похмеляться, чтобы не уйти в новое пике. Попили крепкого чая и двинулись в сторону известной им бильярдной, чтобы, используя наследное мастерство Игната – папа был знаменитым маркером, а теперь уже и сын стал известен как мастер русской пирамиды, – попытаться исправить пошатнувшееся финансовое положение.

…В каюте капитана корвета «Стремительный» сидели двое. Сам командир – капитан Петр Степанович Юхнин, сорока лет, но уже с пробивающейся сединой, в форменном сюртуке с эполетами, но без аксельбантов и прочих принадлежностей, – и чисто выбритый, с полоской черных усов, лейтенант Александр Коршиков, который уже оделся для скорого выхода на вахту. На столе лежал коричневый пакет под сургучными печатями.

– Вот какое дело, Александр Викторович, – чуть грассируя, произнес капитан. – Перед нашим уходом из Кронштадта меня вызвали в Петербург в Адмиралтейство и вручили этот пакет со строгим наказом вскрыть на подходе к Маврикию. Примерно за сутки хода. При этом было указано, что этот конверт – нам обоим, а тот, который внутри, лично вам… Я и сам немного удивился, получив такое распоряжение, вы у нас человек молодой и уже на примете в Адмиралтействе. Правда, вы и в Географическом обществе состоите. Полагаю, что это по географической части… Не возражаете, если я вскрою?

И Юхнин, понимая, что отказа не будет, потянулся за специальным ножом для открывания почты. На темляке у него была голова льва – нож был куплен по какому-то случаю в Сингапуре, где львов особенно боготворят.

Коршиков согласно кивнул. Он и сам был немного озадачен такой ситуацией.

Юхнин начал читать про себя лист с императорским вензелем наверху и, по мере прочтения, приходил во все большее изумление.

Дочитав первую страницу, он молча передал ее лейтенанту.

Александр по мере чтения становился все более и более серьезным, хотя он и был предупрежден одним из сослуживцев еще до ухода в поход, что касательно него готовится распоряжение.

От хлесткого удара бильярдные шары разлетелись по всему столу. Игнат действовал в своем привычном стиле – агрессивно, используя тактику «силового давления», – как любят повторять хоккейные телекомментаторы.

Постепенно партия приближалась к эндшпилю, то есть к завершающим ударам.

Еще один удар – и раздался дребезжащий звук вибрирующего дерева.

– Кикс, – произнес маркер и неторопливо поставил шар с полки, прикрепленной к стене, на зеленое сукно стола у пустого борта.

На полке Игната теперь лежало пять шаров. У соперника – довольно мрачного парня в рубашке, больше похожей на ковбойку, правда сшитую, скорее всего, в этой самой стране ковбоев, было шесть – и право удара. Для него было не столь важно, что выиграны триста рублей, он знал, что обыграл известного мастера, и этот успех воспринял с достоинством, без дешевого ликования, скорее, как победитель важного матча на Уимблдоне – подошел и пожал руку Игната со словами «спасибо за игру».

Игнат извлек из кармана последний полтинник. Его мутило, руки подрагивали. Он тяжело посмотрел на друга, точнее – на его фотоаппарат, висевший в районе груди в положении боевой готовности. Перехватив этот взгляд, Василий отчаянно прижал камеру к себе.

– Это – мой кусок хлеба! – мрачно сказал он. – Не подходи – зашибу!

Игнат сделал руками примиряющий жест, словно говоря: что ты, что ты, ни-ни, спокойно, спокойно, никто на твой кусок хлеба не посягает, и в мыслях не было…

Коршиков понял серьезность момента и отвел взгляд.

Друзья вышли из бильярдной. Настроение – хуже некуда. В карманах звенела пустота. Игнат понимал, что попытки оправдаться ни к чему не приведут. Да, киксанул пару раз, так ведь такое было состояние, что и глаз не навострен, да и в правой руке, главной у бильярдиста, ощущался некоторый тремор. Но голова уже начинала соображать. Тема для соображения была одна – где взять денег? Надо как-то выкарабкиваться. Они спустились к закованной в гранитные берега реке.

– Эх, был бы здесь берег нормальный, сейчас бы искупались, освежились, глядишь, и кувшин какой нашли бы, – рассуждал Игнат, безразлично глядя на Москву-реку, по которой шел бывший речной трамвайчик, переделанный под прогулочное судно и переименованный оборотистым судовладельцем в «Царицу Елену» в честь то ли своей жены, то ли подруги.

– Какой кувшин? Зачем? – не сразу понял Василий.

– Ну этот, со стариком Хоттабычем…

– А… этот… Знаешь, объявление в газете напечатали: «Трахаю, тибидохаю с 10 до 18, перерыв на обед с 13 до 14 часов». И подпись: «С. Хоттабыч».

И хотя анекдот был с бородой, Игнат все равно рассмеялся. Постепенно он приходил к мудрости, изреченной старшиной Григорием Матвиенко, когда они обсуждали план действий в севшей на мель подводной лодке. Посадка на мель была учебной, но все равно неприятной.

– Так вот, парни, запомните, безвыходных ситуаций не бывает, – сказал тогда старшина второй статьи таким тоном, словно гвозди заколачивал, чтобы врезалось, как говорится, на всю оставшуюся жизнь, до гробовой доски.

После этого старшина приказал задраить переборку, надеть гидрокостюмы и открыть аварийный люк. Сверху обрушился поток воды.

Так на всю жизнь они и запомнили, что выход всегда есть, надо только не теряться и сообразить, где находятся гидрокостюмы и этот самый люк.

– Безвыходными бывают только пустые головы, – подвел тогда итог старшина, когда все сидели в учебном классе, отойдя от полчаса назад пережитого потрясения.

Игнат у себя в квартире, стоя на табурете, который опасно пошатывался под его весом, рылся на антресолях и бурчал, подавая Василию то перевязанную пачку книг, то старые коньки.

– Ищите да обрящете… – послышалось, наконец, его удовлетворенное высказывание. – Мать нашу…

С этим он вытащил из-за завалов небольшой сундук деда – потомственного моряка. Вместе друзья начали извлекать на свет божий всякую рухлядь: коробку с секстантом, подзорную трубу в футляре, странные навигационные приборы, морские карты и, наконец, несколько кляссеров со старинными марками.

Собственно ради них Игнат и затеял эти поиски – вспомнил о марках как о ценности, которая может быть реализована. Теперь оставалось узнать, где и как можно осуществить «операцию». С помощью нескольких телефонных звонков требуемая информация была получена. Оставалось реализовать задуманное.

Дочитав первую страницу, Юхнин молча передал ее Александру.

Тот тоже по мере чтения становился все более и более серьезным.

– А я и не ведал, что под моим началом такой офицер находится, – завершив чтение второй страницы, простодушно признался капитан. – Так вы, Александр Викторович, являетесь особо доверенной личностью, поручаются вам дела государственной важности, можно сказать, с перспективой на века… Ну, свой конверт вы у себя в каюте открывайте, мне и знать того, что, судя по всему, вам поручается, не стоит. Пусть пока все идет своим чередом, а завтра в десять утра жду вас у себя, чтобы мы смогли обсудить план наших действий… Да, пусть все идет своим чередом, так что продолжайте службу, как и предусмотрено судовой ролью.

…Океан лишь бугрился волнами, ветерок слабо тянул, а потому вахта у Александра выдалась спокойной, можно было и предаться размышлениям…

Знаменитый «угол» филателистов на углу Таганской площади был, как обычно, оживлен в этот субботний полдень и даже местами гудел, как потревоженный улей. Суббота – деловой день, в субботу сюда многие наведываются – вдруг да принесет шальная волна какую-нибудь неожиданность. Кто-то просто беседовал, кто-то показывал новинку своей коллекции в надежде, что она будет оценена по достоинству. Были и те, кто высматривал потенциальных продавцов или покупателей. Одеты все были по-разному, но без претензий. Среди филателистов авторитет определяется знаниями почтовых раритетов и обладанием достойной коллекции по той или иной теме. Даже наличие стоящего неподалеку автомобиля не являлось признаком благосостояния в филателистическом мире. Словом, весьма колоритная и разношерстная публика.

Игнат с Василием выбирали «тертого калача», которому можно было бы предложить добытый кляссер, – решили продать все сразу, оптом. Но и прогадать не хотелось. Наконец их взгляд остановился на худощавом парне, к которому подходили другие, что-то показывали, и он давал справку, словно оценивал показанную ему марку. Выждав момент, друзья подошли к нему – мол, не посмотрите ли, может ли это чего-то стоить?

«Калач» и вправду оказался тертым, глянул на марки, крякнул и, чуть покачав головой, произнес: «Такую коллекцию надо показывать Митричу. Тот и цену даст, и не надует». Увидев, что друзья утвердительно кивнули, «калач» почтительно сопроводил Игната и Василия к самому Митричу.

Марки с изображением советских орденов, введенных в обращение во время войны, были известны, но встречались редко, особенно в таком хорошем состоянии, а потому и стоили немало. Взять их за «пятачок», конечно, соблазн был, но можно и нарваться на неприятности, поди знай, кто такие эти продавцы, кто за ними стоит. Да и слыть обманщиком «калачу» не хотелось. Все-таки он считался экспертом и получал свои комиссионные при серьезной сделке, когда надо было давать цену согласно цюрихским или гиббонсовым каталогам. У филателистов своя этика.

Митрич, к удивлению друзей, оказался человеком молодым, в круглых очочках на таком же круглом картофельном носу. Мельком глянув на увесистый коричневый кляссер выпуска начала семидесятых годов, открыв всего пару листов и не спрашивая о цене, он коротко бросил: «Беру! Все или еще есть?»

При этом он достал бумажник и извлек оттуда три оранжево-красных купюры по пять тысяч рублей.

– Такие пойдут или по тысяче? – поинтересовался «купец».

– Лучше по тысяче, – среагировал первым Василий, молниеносно сообразивший, что удастся создать «нз» на их существование. Может, даже на несколько дней хватит, если обойтись без пива, казино и бильярдной. Знал, что Игнат может спустить пять тысяч в один миг.

Тут за спиной Митрича возник странный тип разбойничьей наружности, каких любят снимать в нынешних кино.

…Океан лишь бугрился волнами, ветерок слабо тянул, а потому вахта у Александра выдалась спокойной, можно было и предаться размышлениям…

А поручалось Коршикову ни много ни мало, как… остаться на острове Маврикий и собрать в течение года, до прихода нового российского корабля, информацию в максимально возможном объеме для оценки этой точки в Индийском океане как военно-стратегической базы. Неплохо будет, если ему удастся обзавестись различными знакомствами и друзьями.

Англичане и французы называли остров «звездой» Индийского океана, но вообще-то он был скорее «ключом» к этому огромному пространству. Не случайно в начале века сражались за него великие державы.

Корвет встал на внешнем рейде Порт Луи, с него была спущена шлюпка, на которой Юхнин в парадной форме, в сопровождении двух офицеров отправился на берег.

Сидя в полумраке небольшого кафе, каких немало в районе Таганки неподалеку от театра, Игнат и Василий пришли к пониманию, что жизнь явно налаживается. На столе стоял кувшин с клюквенным морсом, графинчик водки – Василий настоял, чтобы взять только по двести граммов, а потому от классической бутылки «ноль семьдесят пять» они отказались, – плетенка с белыми и коричневатыми булочками и две плошки с любимым обоими салатом «оливье».

– Нас ждут блестящие перспективы! – пытался внушить оптимизм своему другу Василий, остановив его намерение выпить первую рюмку без тоста.

– За перспективы, – торопливо, по-новомодному кратко произнес Игнат, чтобы не обидеть друга, но и не затягивать процесс. Друзья, запрокинув головы, «кинули» в себя содержимое рюмок.

И как раз в этот момент на столе появились четыре темно-коричневых керамических горшочка с пельменями. С первой пары горшков крышки были сняты, над ними поднимался пар и изнутри исходил волшебный аромат. Вторую пару оставили прикрытой, чтобы сохранить тепло. Выпили, закусили, махнули еще по одной – и Игнат вдруг начал вспоминать всяких красавиц, которые встречались на его жизненном пути. А Василий под рассказы друга размышлял о своем: о великих фотографиях женской натуры, которые он уже начал делать для будущего альбома высокого искусства.

– Ты понимаешь, женская красота – это что-то особенное, – прервал монолог друга Василий. – Знаешь, какая женщина меня больше всего потрясла? Ника Самофракийская в Лувре. Я часа два стоял на лестнице у ее подножия и не мог оторваться. Вот там я и решил, что сделаю свой альбом. И назову его просто – «Женщины всегда красивы». И никакой обнаженной натуры… В одетой женщине больше тайны, она сильнее будит воображение.

При слове «воображение» Игнат вспомнил сон, в котором ему привиделись бездонные синие небеса, желтый берег и зелень гор неизвестной земли, – и мечтательно вздохнул.

К столику, за которым восстанавливались Игнат и Василий, подкатил тот самый «калач», который недавно адресовал их к Митричу. Поначалу он сидел неподалеку и приглядывался к друзьям, которым в этот момент было явно не до него. Когда ситуация показалась ему благоприятной, с тремя бокалами свежего пива и конкретным предложением он подошел к столику друзей.

– Съершим «малолетку»? – поинтересовался «новичок».

Приятели не сильно разбирались в местной терминологии, но к тому моменту уже всякий человек виделся им братом, а посему согласились хором и одномоментно.

– О чем речь?!

– Филипп, – представился «новичок».

– Еще один Киркоров? – поинтересовался Василий, к которому вернулись веселое настроение и бодрость духа.

– Всего-навсего Берг, – потупив взор, ответил Филипп.

В общем-то, стоило ему хоть чуть-чуть улыбнуться, он выглядел не таким уж «тертым калачом», даже симпатичным и обаятельным. Была в нем даже некоторая застенчивость, свойственная немногим интеллигентным людям, которым порой кажется, что они на самом деле хозяева жизни. Вот только обстоятельства не сложились, а потому окружающие и не видят их морального величия. Для таких духовное богатство – высшая ценность. Правда, по каким-то династическим линиям он относился к широко разветвленному клану адмирала Берга, больше известного не как флотоводец, а академик некогда запрещенной кибернетики.

У Игната тем временем зазвонил телефон.

– Да, любимая… – Голос его уже приобрел некоторую вальяжность и глубину, в нем появились полутона, которые как раз и придают ему окраску. – Местами жив… Мы? Мы в бильярдной… Народу много, шумят: очередь большая… Прямо сейчас не могу: доигрываю партейку… Веду пять: три, но упорный у меня соперник… Знаешь, я перезвоню, батарейка садится.

И, как оказалось, сделал это вовремя. Потому что тут-то и началась главная часть истории.

– Мужики, вы, собственно, откуда взялись? – поинтересовался Филипп. – Ведь тот кляссер, который вы продали Митричу, настоящим филателистам известен. Это из коллекции знаменитого «Маврикия».

– Что-то не так, деда звали, как и меня – Игнатием, а отчество у него было Порфирьевич, – уверенно возразил Игнат.

– Может быть. Но среди филателистов его звали «Маврикием», – поведал Филипп, – он как-то рассказывал, что его далекий предок был мореходом, ходил в Индийский океан. На Маврикии у него были разные приключения, даже с пиратами знался, а на острове у него случился роман с англичанкой, и там остались их письма друг другу, а на одном из конвертов есть «Голубой Маврикий».

И Берг рассказал Игнату и Василию удивительную историю марки «Голубой Маврикий»: почему она такая уникальная и что стоит на нынешние деньги минимум три миллиона долларов. Три года назад на аукционе в Цюрихе за нее дали даже три с половиной.

– Ваш предок говорил, что найти ее можно только при помощи карты и дневников, хранящихся у одного из потомков морехода. Он, мол, имеет к ним доступ, но денег не было на поездку, да и сами понимаете, кто бы его в то время выпустил за границу, тем более на Маврикий.

Василий слегка пихнул Игната. Хмель уходил из голов друзей, хотя, по идее, ерш должен бы начать действовать.

Новоиспеченные компаньоны покончили с графинчиком, доели пельмени, угостив этим волшебным блюдом и Филиппа, и, расплатившись, отправились по уже известному адресу в известную квартиру на поиски волшебных ключей к кладу.

В припаркованном к тротуару Таганской площади сером «Фольксвагене» сидели двое парней, которые еще полчаса назад прохаживались среди коллекционеров, так ничего и не купив. И вот теперь один из них, «чернявенький» – тот самый, разбойничьего вида, мелькнувший за спиной у друзей – почтительно разговаривал с кем-то по телефону.

– Львович, с одной стороны, ничего особенно интересного сегодня не было, но есть информация неожиданная. Объявился наследник Маврикия, принес кляссер старика и отдал его Митричу за пятнадцать. Но к ним потом в кафе подсел Филя, и позже они отправились на квартиру к наследнику.

Сначала «чернявенький» довольно долго молча слушал ответ. Потом ответил коротко:

– Понял, – и обернулся к сидевшему за рулем напарнику. – Дима, новая вводная. Велено встретиться с Филиппом, после того как он уйдет от «наследников», и выяснить, что к чему. Где Филя живет, можем узнать?

С этим они покинули «Фольксваген», направились к уже заметно поредевшей толпе филателистов – добывать нужную информацию.

Корвет встал на внешнем рейде Порт Луи, и тут же с него была спущена шлюпка, на которой Юхнин в парадной форме, в сопровождении двух офицеров отправился на берег.

Из дневников лейтенанта Александра Коршикова:

«Вместе с господином капитаном Юхниным часов около десяти утра мы нанесли визит капитану порта, как того требуют правила, предъявили бумаги наши. Капитан порта легко изъяснялся по-французски, хотя и англичанин. Мне довелось быть толмачом. Пока мы были у капитана порта, к нему приехал посыльный от губернатора Гомма, который пригласил нас к себе на вечерний чай. Мы быстро вернулись на корвет и переоделись в парадную форму, как того требует этикет. Затем снова в шлюпку и в половине пятого пополудни подошли к пристани. Оттуда взяли коляску, хотя можно было до дома губернатора дойти и пешком.

Губернатор Вильям Гомм, человек улыбчивый, охотно беседующий на двух языках – английском и французском, – осведомился о том, как проходит наш поход. Здесь я опять был толмачом для нашего Петра Степановича, хотя он и знает по-французски изрядно. Из нашего экипажа у губернатора были еще судовой доктор и старший штурман г-н Просветов».

В квартире Игната друзья вместе с Филиппом для начала расположились на кухне, поставили чайник, поискали в шкафчике каких-нибудь завалявшихся пряников или сухариков.

– Маврикий был одной из первых стран, в которых ввели в обращение почтовые марки, – начал свою вводную лекцию Филипп. – Больше того, именно на Маврикии были выпущены две самые ценные у филателистов марки – «красный пенни» и «синяя двухпенсовая» с надписью «Post Office». В 1842 году на остров был назначен английский губернатор Вильям Гомм, который увидел, что почтовая служба, доставшаяся ему после французов, просто никуда не годится. В Англии марки были введены в обращение в 1840 году, в Бразилии и Швейцарии в 1843, а в США в 1847. В 1846 году, в декабре, Гомм издал приказ № 13 о том, что отныне можно выпускать собственные марки острова. За образец он избрал знаменитые красную и синюю английские марки в один пенни. Нашли местного гравера – Джозефа Осмонда Барнара, который двадцати двух лет приплыл на остров из Портсмута. Гомм заказал ему по пятьсот марок в один и в два пенни. И надо же было такому случиться, что по случаю установки нового убранства Дома правительства супруга губернатора, леди Гомм, решила устроить бал 30 сентября 1847 года. Причем не просто бал, а костюмированный.

Друзья заинтересованно слушали – история оказалась интересной, хотя до того момента, когда в ней появится их далекий пращур, было еще далеко. Так что Василий, не отрываясь от слушания, успел еще раз поставить чайник.

– Приглашения были готовы, но надо было их разослать. Этот самый гравер уже завершал работу, но забыл, что должно быть написано в левой колонке рядом с профилем королевы. Он отправился к главному почтмейстеру, но, подойдя к зданию, увидел вывеску «Post Office”. Решил, что это как раз и требуется, и, не входя в контору, повернул обратно в свою мастерскую. В общем, он напечатал семьсот марок. А тут еще и губернаторша торопила. Вот и пошли в дело конверты с новенькими почтовыми марками.

– Так в чем ошибка-то? – не слишком разобравшись в ситуации, поинтересовался Игнат.

– Надо было написать «Post paid» – это означало, что почтовые расходы оплачены, а потому при доставке письма с адресата не надо брать денег. Ну, как сейчас. Покупаешь марку и тем самым оплачиваешь все расходы по пересылке. Потом на Маврикии сделали новый тираж, с правильной надписью. Однако первые марки разлетелись за несколько дней, и уже через несколько лет стали предметом охоты среди английских коллекционеров.

– Это, конечно, интересно, но как мой предок в эту историю попал? – поинтересовался Игнат.

– Маврикий – ты, конечно, извини, что я твоего деда так называю, – говорил, что ваш предок был в тот самый момент на острове и получил приглашение на бал. Протекцию ему составила племянница губернаторши. А потом были у него какие-то обстоятельства, и он переписку с племянницей и это самое приглашение спрятал где-то на острове, поскольку пришлось довольно скоро ему ретироваться оттуда. Потом он все-таки добрался до Англии и женился на этой самой англичанке.

– Ну вот, а ведь писал в анкетах, что родственников за границей не имеешь, – пошутил над другом Василий.

– Ладно, – примирительно сказал Игнат. – История, конечно, интересная… осталось только найти карту с пометкой, в скольких шагах от дерева спрятано сокровище… Ну и, конечно, сгонять за ним на Маврикий.

– А ведь были в сундуке какие-то карты, когда мы марки доставали, – напомнил Василий. – Может, это они и есть?

Снова пришлось сооружать шаткую пирамиду из стула и табуретки, чтобы подальше залезть в глубину антресоли. Сначала извлекли уже известный сундучок с кляссерами. Следом начал спускаться порядком запылившийся Игнат, волоча за собой старинный сундучок меньших размеров. Замков на нем не было, только кованая старинная латунная петля была наброшена на ушко.

Теперь на очищенном от тарелок квадратном кухонном столе троица с восхищением рассматривала старинную карту и дедовские дневники. Среди записей были сведения о письмах, о приглашении на бал к губернатору.

– Точно, все сходится, – возопил Филипп. – Марка была наклеена на конверт женой губернатора. Об этом во всех книгах написано.

Филипп, придя в возбуждение от находки, хотел и дальше читать свою лекцию по филателии, дабы раскрыть все нюансы этой истории, но друзья его все-таки остановили.

Когда в человеке заканчивается филателист? Когда заканчиваются деньги и нет больше времени заниматься любимым увлечением. Не говоря уже о том, что нет больше возможностей просто ездить на угол коллекционеров.

– Слушай, Филипп, а ты, вообще-то, чем занимаешься? – поинтересовался Игнат, не очень-то рассчитывая услышать правдивую историю из уст филателистического купца-продавца.

– Вообще я закончил МИФИ и занимался компьютерными технологиями, кандидатскую защитил, был программистом, – начал издалека ровным голосом Филипп. – А в детстве, как и все, начал собирать почтовые марки. И пришла мне в голову идея создать компьютерный каталог всех марок мира.

– А что, еще не создали? – поинтересовался Игнат, решивший ограничить нынешний вечер только чаем.

– То-то и оно, что нет, – начал горячиться Филипп. – Немцы ежегодно выпускают каталог марок с указанием текущих цен, но этот том весит килограмма два, к тому же все марки там воспроизведены в черно-белом виде. А я хочу делать его в цвете, с возможностью постоянного обновления информации. Я придумал поисковик и описал его.

– Ну и в чем дело? Развивай свой бизнес и качай потихоньку из этой скважины, – подал немудреный совет Василий. Он вообще называл всякий бизнес одним словом – «скважина».

– Денег нет. Нужно инвестировать в проект сотни три тысяч нерусских рублей.

– Долларов, что ли?

– Ну да.

– Ладно, не печалься, – к Василию начал возвращаться привычный оптимизм. – Игнат, давай возьмем его в партнеры. Если нам повезет, то, глядишь, и Филиппу поможем, а может, и войдем в его дело, – продолжил он и улыбнулся, увидев, что у новичка от удивления открылся рот.

Господи, о чем они говорят – ведь сами только что продали дедовские марки, чтобы похмелиться и закусить, а уже говорят о миллионах, о бизнесе, в котором ни хрена не понимают. Вот она – российская натура, широкая и авантюрная.

– Мужики, а вы-то сами кто такие, сами-то чем занимаетесь? – поинтересовался Филипп.

– Ты о «морских котиках» слышал? – ответил вопросом на вопрос Игнат. – Так вот мы и были нашими российскими «морскими котиками». Служили в таком морском спецназе. Василий дошел только до старлея, пять лет назад ушел на гражданку, а я вот всего неделю назад, но зато кавторангом. Так что по морям-океанам походили…Теперь вот пробую сориентироваться в бурном житейском море. Была у меня идейка, но вот налетели на мель, придется повременить. А Василий у нас в гламурном мире пришвартовался – его фотографии появляются время от времени в самых топовых журналах, не хухры-мухры…

При этом Игнат уважительно посмотрел на друга. Потом вспомнил о своей, канувшей в лету «Тойоте», об оценщике из казино – и загрустил…

Лев Львович Красавин сидел в позе Рамсеса у входа в какой-то храм в знаменитой Долине царей в Египте. Правда, он был босиком, в шортах вместо набедренной повязки, руки положил на подлокотники, а само мягкое плюшевое кресло было светло-зеленого цвета и не имело ничего общего с каменным троном. Он любил разгуливать по квартире босиком, так как искренне считал, что лиственничные доски пола дают какую-то дополнительную энергию, в которой нуждается его тело.

Как и большинство низкорослых людей, он был, пусть и в небольшой степени, подвержен комплексу Наполеона. Правда, получалось не очень. Вообще-то в детстве и в школьные годы он носил фамилию Блинштейн и, естественно, прозвище у него было Левка-блин. Тогда еще слово «блин» не имело того дополнительного вульгарного смысла, который в него стали вкладывать в годы перестройки и дикого капитализма. Одноклассники относились к нему вполне доброжелательно и отдавали должное его способностям в математике, хотя, скорее, он должен был бы иметь тягу к скрипке. Но это, разумеется, спорно.

Лева, которого с годами и с появлением все большего количества «серебра» на висках стали все чаще называть «Львович», после школы закончил строительный институт, который, несмотря на непрестижность, давал освобождение от службы в армии. Он не заблуждался по поводу своих возможностей – с «пятым пунктом, да к тому же с бабушкой-пираткой» в престижные институты ему лучше было не соваться. В итоге он занялся в семидесятые годы строительством отнюдь не престижным – газовыми сетями, а точнее – строил перекачивающие подстанции, начиненные турбинами и всяческой техникой, которая с каждым годом становилась все совершеннее.

Еще в институте он понял, что каждый человек – сам кузнец как своего счастья, так и несчастья. На четвертом курсе он начал поглядывать на пополнение студенческого контингента за счет слабого пола и на одном из вечеров разглядел двух подружек – Катю и Наташу. Одна была побойчее, вторая – как-то «мягче». У той, что побойчее, фамилия была Красавина, а у подруги – Ягурнова. В том, что он больше не будет «Блином», у Левы была уверенность, тем более что ни Ягурнова, ни Красавина расставаться со своими фамилиями не намеревались. В общем, дело обстояло, как в анекдоте о приеме новой бухгалтерши на фирму: задают вопросы о том, сколько будет дважды два, а берут ту, у которой формы привлекательнее. Лева сделал предложение Красавиной и не был отвергнут. В начале пятого курса студент Лева Блинштейн превратился в дипломника Льва Красавина. Старшее поколение обоих семейств против этого не возражало, к тому же скоро выяснилось, что тетя Кати Красавиной тоже была «из пираток». Но зато теперь инженер Лев Львович Красавин всего через год после окончания учебы стал «выездным». Впрочем, справедливости ради следует отметить, что он никогда и не был «невыездным». Просто случая выяснить это не представлялось.

Поскольку техника для перекачки газа во все больших количествах в основном была импортной, то и ему, к удивлению многих, начали оформлять служебный паспорт для командировок сначала в Чехословакию, а потом и дальше. Лева достаточно быстро сориентировался в том, что к чему, и начал задумываться о будущем. Очень быстро жена была обеспечена большим количеством колготок и прочего, в доме появился вполне приличный японский магнитофон, а суточные уже в меньшей степени лимитировали его запросы. Просветителем у него оказался чех – эксперт из антикварного магазина на Пржикопе – известной улице старой Праги.

Милош помаленьку ругал коммунистов, но при этом они не мешали ему вести свой бизнес. В общем, Лева от него узнал, что настоящие коллекционеры это не те, кто толчется возле филателистических магазинов, покупая или продавая марки, монеты или значки. Работать надо с антиквариатом, с картинами, с музыкальными инструментами, со старинной мебелью. Правда, при слове «иконы», услышанном в пражском магазинчике в задней комнатке, где они с Милошем выпивали «по маленькой» привезенную им «Столичную», Леву едва «кондрашка» не хватила. К предметам культа он предпочел не прикасаться. И неважно, к какой религии они относились. Просто Лева уважал Бога, а он для всех един, что для протестантов, что для православных. И гневить его не стоит. А потому Лева сосредоточился на картинах, не отступаясь от марок.

Шустрая Катя оказалась весьма деловой и скоро уже сама начала разбираться в картинах, уверенно определяя цену того или иного передвижника. Лева, который мотался по командировкам, проходил поначалу в мире коллекционеров как «Катин муж», но постепенно, по мере того, как все больше времени проводил в столице, сам стал выходить на первый план этого бизнеса.

Вообще-то мир держится на сумасшедших, которых принято называть коллекционерами. Собирать можно все, что угодно. Говорят, что Маяковский коллекционировал карандаши. В Петербурге есть коллекционер, который начал собирать сначала клюшки, а потом шайбы, перчатки, шлемы, свитера и прочую атрибутику хоккейного мира. Но такой собиратель, в общем, безопасен, здесь и круг не слишком широк, да и нравы не столь свирепы.

Лева сначала собирал монеты и уже начал разбираться в них, как настоящий нумизмат, но… В один прекрасный день в конце семидесятых Катя твердо потребовала две тысячи рублей – оказалось, что она приглядела пару этюдов – один Левитана, второй – Перова. И Лева, который в тот момент больше мечтал о «Жигуленке», решил довериться практичности Кати Красавиной, а вернее, той капле, которая перепала жене от «пиратки», позвонил знакомому нумизмату, предложив ему встретиться, посмотреть новые поступления в его коллекцию. Встретились, новых поступлений не было, но Лева предложил купить всю его коллекцию. Цену он запросил «хорошую», разумеется, больше, чем требовала жена, которая удачно принесла коньяк с лимоном и заварила настоящий кофе. Рецепт был известен в Европе, но в Москве гости их дома всегда восхищались Катиным мастерством. На самом деле она вливала в джезву две чайных ложки виски и кидала пару зернышек кардамона. Только своей давней подруге Наташе Ягурновой она раскрыла секрет, посоветовав именно «на кофе» поймать хорошего жениха.

Монеты принесли больше, чем нужно было для приобретения этюдов, а потому «дельту» Лева решил вложить в марки. И пошло…

У Львовича оказался хороший нюх на… опасности. Он несколько раз удачно продавал свои коллекции монет, однажды даже за день до того, как «коллега» навел на него милицию, указав на наличие в его доме большого количества золотых монет. Милиционеры нагрянули с намерением провести хороший обыск. Левин ларчик хотя и открылся для бригады следователей, но оказался пуст. Сыщики оказались опытными и с первых минут разговора в квартире поняли, что громкое «раскрытие» у них ушло из-под носа. Так что посмотрели кляссеры с марками, поинтересовались для очистки совести валютой и золотыми царскими «червонцами», выпили по чашке кофе с коньяком, убедившись заодно, что в баре нет тайника, и распрощались, посоветовав на прощание приглядеться к тем, кто его окружает. «Коллегу» он вычислил и со временем с ним красиво и жестоко рассчитался, впарив тому через какую-то «подставу» липового Айвазовского.

И вот теперь Львович сидел в кресле перед телевизором, дожидаясь, когда, наконец, начнутся вечерние новости. До них шел какой-то сериал, но он его не видел и не слышал – надоели эти одинаковые страсти и пальба на всех каналах. Львович думал о том, чем наполнена его жизнь. Он смотрел на французский буль, на белые стулья «почти из дворца», на висевшие на стене картины, некоторые из которых навевали настроение, другие просто радовали глаз, а смелые контуры двух «ню» будили уже начинающее смиряться воображение. Лева вновь пришел к выводу, что хотя жизнь в целом и удалась, но чего-то громкого, значительного он не сделал. Нет, не в области строительства газопроводов или еще чего-то. Ему хотелось иметь славу Костаки, хотелось найти что-то, чтобы все сняли сразу и одновременно шляпы, кепки, тюбетейки, кипы и ермолки перед ним и его находкой.

И тут раздался телефонный звонок.

В комнате был почти идеальный порядок, перед отъездом на дачу Катя вытащила к ним домой, наконец, «королеву уборки» по имени Нина. Так что можно было без опаски разгуливать по светлому полу. Не выпуская из руки телефонной трубки, Львович заходил по квартире.

– Неужели?! Правильно говорят люди – стоит посильнее подумать и оно свершится! – пробормотал Львович, завершив разговор. – Господи, неужели это правда, неужели эти парни подбираются к «Голубому Маврикию»?!

Конечно, Львович помнил старого отставного моряка, который когда-то приходил сам на «пятачок», подбирал кое-что для своей коллекции, иногда покупал, иногда менялся. И за столиком в кафе за «полтешком» коньяка он слушал историю о каком-то прадеде и его роковой любви… И на тебе.

Купить у них марку и потом отправить в Цюрих на аукцион? Но, во-первых, марки еще нет и неизвестно будет ли… Да и вообще, какие у них права на марку!? Это что? По принципу новичкам и дурачкам везет? Марку надо перехватить, пусть потом доказывают, что она их собственная… Конечно, кодекс надо чтить, это еще завещал Остап Бендер… Но не до такой же степени…

– Все, берусь за настоящее дело, а то стал застаиваться в позе унылого пенсионера. Надо, надо, надо нам, ребята, – начал было он мурлыкать слова из песни Александры Пахмутовой времен его юности.

…Примерно через сорок минут Филипп подходил к своему подъезду пятиэтажки, находясь в приподнятом настроении, – наконец хоть кто-то не отмахнулся от его идеи. На коричневой скамейке, где в дневное время обычно грелись бабуси из подъезда, зорко контролируя вход-выход, метрах в десяти от входных дверей сидели двое парней.

– Филя, – почти ласково позвал Филиппа один из них. – Подойди к нам на минутку, есть небольшой вопрос.

Второй раз звать его не нужно было – Филипп по голосу понял, что это кто-то из подосланных от «Больших». А с такими лучше не связываться, да и ничем он не проштрафился, ни в какую историю не влип.

– Ты ведь с этими мужиками, когда они от Митрича пошли в кафе, был?

– Был, – отрицать что-либо не было смысла, да и незачем.

– И домой к ним ездил, – уже утвердительно говорил тот, на котором была коричневая кожаная куртка.

– Нет у них Маврикия, – поспешил Филипп, прекрасно понимая, к чему дело клонится.

– Открыл Америку… Это мы и без тебя знаем, дедуктивный метод имени мистера Холмса все-таки и нам знаком. А карты, о которых дед говорил еще в шестидесятые годы, когда нас с тобой и на свете не было, нашлись?

– Карты у них какие-то есть и дневники, – «запел» Филипп, понимая, что из этой ситуации надо выходить с минимальными потерями. – Но они решили их у какого-то своего приятеля проверить. На предмет их старинности. Приятеля называли Каталкиным, работает в МВД.

Филипп рассуждал прагматично – эти «морячки» для него пока только знакомцы, и прикрывать их ему ни к чему. Они за себя постоять могут спокойно. А вот ему амбалы могут и навалять по первое число. А быть битым ни за что ни про что в его планы не входило.

– Знаешь, Дим, а ведь он не врет, – вдруг вступил в разговор второй, с разбойничьей внешностью. – Если что, мы к тебе наведаемся. Сам понимаешь, дело очень деликатное и денежное. Так что помалкивай.

С этим парни встали со скамейки, кивнули Филиппу – мол, бывай здоров, – и пошли к не слишком приметному серому «Фольксвагену», стоявшему неподалеку.

Конечно, это печально, но если есть источник доходов, то к нему норовят припасть многие. Больше того, иные рассчитывают на использование грубой силы с целью отъема материальных ценностей. Филателия также входит в сферы интересов любителей легких денег. Что может быть проще – нашел марку, выдержал срок и реализовал ее. Но не случайно существует мафия, которая специализируется на предметах антиквариата, на предметах искусства. И коллекционеров раритетов порой снабжают именно «активисты» этой разновидности собирателей.

И когда абсолютно неожиданно для всего московского филателистического мира появились двое каких-то странных парней, которые каким-то образом связаны с «Маврикием», информация пошла по цепочке со скоростью телефонного разговора.

Львович дал задание разобраться, а дальше приказ пошел по новой цепочке. Дело оказалось гораздо серьезнее, чем просто «добыть» раритет у какого-то новичка. Опередивший мафию Филипп едва не испортил все дело, по крайней мере осложнил.

Но первая информация, которую донес Дима, не была особенно огорчительной. Собственно, трудно было ожидать, что марка в Москве. Но вероятность того, что она существует, имеется, а потому дело стоит того, чтобы им заняться. Правда, Львович сам был не на вершине пирамиды, а потому и рапортовал дальше, в Европу.

Львович посмотрел на часы и, сделав поправку на часовые пояса, позвонил в Прагу, старику Милошу, бросить, так сказать, пробный камень. Милош говорил почти нараспев, смешивая русские и чешские слова в одной фразе.

– Почекай хвильку, – сказал чех глуховатым голосом. – Так, говоришь, нашли «Голубого Мориса»?

– Нашли след. Нашли людей, которые знают, где он лежит, вернее, конверт с маркой.

– Давай так, будешь знать больше, звони, а я пока тут почекаю.

Губернатор Вильям Гомм, человек улыбчивый, охотно беседующий на двух языках, на английском и французском, осведомился о том, как проходит наш поход. Здесь я опять был толмачом для нашего Петра Степановича, хотя он и знает по-французски изрядно. Из нашего экипажа у губернатора были еще судовой доктор и старший штурман г-н Просветов.

«Вместе с губернатором были леди Гомм, его помощник, пришел и капитан порта. Но главным украшением этой чайной церемонии, начавшейся в пять часов с ударом часов на камине, была черноволосая Элизабет, племянница жены губернатора. Она не так давно приехала к дяде и тете погостить. Красивая девушка в основном молчала, но глазками стреляла так, что видно было: в ней столько живости, столько желания все узнать, все попробовать, что родственникам приходится с ней постоянно быть начеку. Когда чай был выпит и обязательный разговор закончился, Юхнин спросил у сэра Гомма разрешения, чтобы офицерам было дозволено сойти на берег и поселиться на время стоянки в гостинице. В это же время Петр Степанович, представив меня как члена Географического общества, спросил согласия губернатора на мои поездки в глубь острова для подготовки доклада о чудесной земле в центре Индийского океана.

Петр Степанович обладает способностью так вести беседу, что в тот момент, когда он доходит до необходимости получить согласие противной стороны на что-либо, собеседник уже очарован настолько, что слово «нет» ему и на язык не ложится».

И вот новоявленные филателисты вновь на кухне в квартирке Коршикова рассуждали о представившейся им возможности поправить дела и реализовать мечты, которые по-нынешнему называются проектами.

Теперь надо раздобыть миллионов пять рублей на проведение экспедиции. Когда пересчитали по курсу, оказалось, что пять миллионов в рублях только звучат громко, а на деле – не так уж это и много, если в мировом масштабе. Так что лучше пару сотен тысяч долларов. Даже лучше три сотни. А вообще – такое дело может потребовать и полмиллиона. Вот только, где его взять?

– Полмиллиона «зеленых»… – с огорчением хмыкнул Игнат.

– Погоди, не кручинься, сокол ясный, рано вешать буйную головушку, – на старинный манер выговорил Василий. – Я тут подругу одного банкира снимал для обложки гламурного журнала, вот и познакомился с денежным мешком. Потом, кстати, для делового журнала самого банкира фотографировал – нормальный вроде мужик. Геннадий… как-то еще по отчеству, надо найти визитку. Думаю, от меня шарахаться не станет.

В солидном кабинете за рабочим столом сидел толстый господин в белой рубашке, на карманчике которой белым шелком была вышита монограмма. Шелковый галстук по новой моде не был затянут, да и верхняя пуговица не была застегнута, чтобы не затруднять дыхания. Он встал навстречу гостям, снял со стоявшей рядом мини-вешалки пиджак, на внутреннем кармане которого мелькнула этикетка модной и дорогой итальянской фирмы, которая шьет чаще всего на заказ. Слишком у него была нестандартная фигура – широкие, как говорят, квадратные плечи бывшего штангиста, не успевшая расплыться талия. Но, главное, у него были крепкие руки, с которых еще не сошла мускулатура – видно, по утрам занимался гантелями и поддерживал форму. Он источал уверенность и в себе, и в своем банке. На средней полке стеллажа в стиле «хай тек» стоял в скромной рамке портрет президента России. Рядом, на всякий случай, в такой же рамке неподалеку портрет премьер-министра. Над ними и под ними были книги. Новые времена, не как раньше – большой портрет очередного члена политбюро на стене, теперь – скромнее, но с проявлением должного пиетета.

Геннадий расположился во главе модного нынче в солидных офисах полированного стола, у противоположного конца ютились Игнат с Филиппом, а ближе всех к банкиру в «деловом» кресле также «высокой моды» расположился Василий, который считался здесь почти своим поскольку бизнесом не занимался, а потому и не представлял никакой опасности.

Беседа еще не началась, когда в кабинет вошла симпатичная, тоненькая, модельного вида секретарша и вопросительно посмотрела на шефа. Она ничего не спрашивала, предоставив хозяину кабинета продемонстрировать уровень своего хлебосольства.

– Чай, кофе? – поинтересовался банкир. – Ирочка, мне зеленый чай и конфеты – у каждого свои слабости, а вы – кто что.

Ирочка посмотрела на гостей с некоторым интересом, особо улыбнулась и даже чуть кивнула Василию, которого она запомнила еще по его съемке шефа почти полугодовой давности.

Василий, кстати, и ее тогда сфотографировал и подарил Ирине хорошую фотографию, которую она отправила куда-то в Магнитогорск родителям.

Красотка удалилась, и можно было переходить к делу, ради которого и назначили встречу.

Наши герои изложили суть финансовой проблемы, завершив, впрочем, банально – для экспедиции нужен кредит.

На середине рассказа Василия вошла Ирочка с красивым подносом, на котором стояли чашки кофе и чая, вазочки с печеньем и конфетами. Такой набор на языке секретарш означает – мы вас уважаем и принимаем по высокому классу. Правда, не по высшему, без рюмки коньяка, но на это требуется особое расположение директора.

– На расходы жмуриться не стану, – кратко и четко, не совсем, конечно, командирским, но все-таки твердым тоном говорил Геннадий, проводя рукой по своей короткой стрижке. – Но под какие гарантии? Поручитель есть? Как вы понимаете, банковская жизнь заставляет играть по особым правилам.

Друзья переглянулись.

– Особый отдел МВД подойдет? – поинтересовался Игнат.

Банкир только крякнул. Такое поручительство выглядело как сигнал, что у этих парней есть крутая крыша.

– С такими поручителями можно хоть в госбанк, – как-то странно хмыкнув, утвердил он.

На следующий день, в обеденное время Игнат, Василий, Филипп и майор милиции Николай Каталкин, правда, он был в штатском костюме, общались в кафе возле консерватории. Каталкин, Игнат и Василий действительно «в прошлой жизни» были не просто «черными» офицерами – у моряков форма еще со времен Петра была черного цвета, за что и звали их «черными», – а офицерами элитного подразделения морского спецназа – улучшенного варианта морских пехотинцев, по международной терминологии – «морских котиков». Вместе воевали и в горячих точках. Такое не забывается, а потому доверяли друг другу во всем.

На небольшом круглом столике с крышкой под мрамор дымились, источая настоящий аромат благородного напитка, четыре чашки кофе. Каталкин взял себе капуччино с белой пенной молочной шапочкой, посыпанной ванилью, Василий крутил ложечкой сахар в чашке «американо» с молоком, а Игнат с Филиппом прихлебывали мелкими глоточками эспрессо. Аромат шел как раз от эспрессо. В кофейне было оживленно, много молодежи, кое-кто с футлярами скрипок, кто-то с папками нот. Василий поглядывал по сторонам, воздавая должное стройности юных девичьих фигур. Он прикидывал, как сфотографирует для своего будущего альбома солистку скрипачку, обязательно в темно-синем бархатном платье.

Каталкин внимательно осматривал «вещдоки», вот только что не нюхал старинные страницы. Ему особенно понравилось качество старинной бумаги – тонкая, идеально гладкая, чернила не расплывались.

– Карту дадим на экспертизу, – наконец вынес приговор Каталкин. – Дневники на спектральный анализ. Если все подлинное, за поручительство возьмем процент… Отныне будем называть его «НДС». Ну, еще отдельный процент мне. Отныне будем называть его «НЗ». Но это уже после завершения дела.

Сейчас с вас взять нечего, так что работаем на будущее, так сказать, в кредит.

После этого он сложил бумаги и дневник в конверт, допил кофе, вытер следы молока на рыжеватых усах и заторопился в министерство.

Василий расплатился за всех кредитной карточкой.

– Васька, так у тебя копейка все время была? – спросил Игнат и тут же поинтересовался, почему тогда, в «трудную минуту» он не предложил воспользоваться ею.

– Игнат, отвечу тебе анекдотом. В офисе фирмы появляется сотрудник и говорит: есть две новости: одна плохая, а вторая еще хуже. С какой начинать?

– Давай с плохой.

– Наш хозяин вчера проигрался в казино…

– О-о… Что же хуже?

– Он твердо решил сегодня отыграться…

– Понял, – хмыкнул Игнат. – Может быть, ты был прав.

Петр Степанович обладает способностью так вести беседу, что в тот момент, когда он доходит до необходимости получить согласие противной стороны на что-либо, собеседник уже очарован настолько, что слово «нет» ему и на язык не ложится.

«– Дядя, тетя, – тут же обратилась к ним Элизабет, – я тоже хочу посмотреть остров.

Мы ведь давно говорили об этом, но все не было попутчиков, а теперь это будет уже научная экспедиция с настоящим географом.

– Посмотрите, как покраснел этот молодой человек, – кивнула в мою сторону, чуть прищурив левый глаз, леди Гомм. – Не будешь ли ты его смущать?

– Нет, ни в коем случае, – возразила Элизабет.

И хотя в мои планы не входила такая попутчица, я оказался в безвыходной ситуации и сказал, что буду только рад, если юная леди поедет вместе с нами, и сделаю все возможное, чтобы экскурсия прошла успешно и познавательно.

Губернатор Гомм был весьма любезен и предложил офицерам и экипажу провести несколько дней на берегу, осмотреть достопримечательности, пока на борт погрузят запасы свежей воды и провизии».

В лаборатории МВД начальник лаборатории отдал «вещдоки», полученные от Каталкина, молодому эксперту, и через пятнадцать минут этот худенький, слащавого вида парнишка с тоненькой ниточкой черненьких усиков над верхней губой уже звонил из туалета по мобильнику. Одновременно он курил сигарету – так, мол, зашел покурить, а тут мне и позвонили. Все сошлось как никогда удачно – накануне к нему наведался давний школьный приятель с каким-то еще типом, и они попросили о небольшой услуге, если вдруг… А оно, это самое «вдруг», и случилось. И не надо из штанов выпрыгивать, не надо смотреть по всей лаборатории, не пришел ли этот самый заказ к кому-то другому. Теперь можно было рассчитывать на гонорар тысяч в тридцать рублей. А может, попробовать запросить и побольше?

А на сказочном острове из снов Игната – Маврикии, в роскошной двухэтажной вилле, расположившейся на крутом берегу, – параллельно событиям московским начинали разворачиваться свои события…

На утопавшей в ярко-красных цветах верхней веранде, с которой открывался фантастически красивый вид на другую сторону залива и на океан, а до желтых кокосов можно было рукой дотянуться, в плетеном кресле расположился Бруно – солидный господин в тонкой белой шелковой рубашке и легких бежевых шортах. На столике перед ним стоял высокий стакан с жидкостью цвета светлой соломы – все-таки виски с содовой в жару очень неплохо освежает. А беседовал он с юрким клерком в цветастой рубахе, контрастировавшей с белым угодливым и порочным лицом. При этом клерк ни на секунду не отрывался от мобильного телефона: он что-то выслушивал и тут же передавал боссу.

– Они просят заняться делом по их информации и готовы его финансировать, готовы перевести сразу десять тысяч долларов, – переводил клерк. – Просят указать счет…

– Хорошо, укажем, – пробурчал Бруно. – А могут они перевести в евро?

Хоть Маврикий и невелик остров, но и на нем есть все, что и в больших странах, где блага цивилизации неизбежно соседствуют с криминалом. К счастью, хорошая полиция, в смысле, хорошая по своей правильной организации, в случае серьезных правонарушений разбиралась быстро и, находя злоумышленника, быстро помещала его в кутузку. Судья выносил приговор и переходил к разбору нарушений на экономической ниве.

Что касается Бруно, то он специализировался на антиквариате и всяческих редких вещах, которые представляют интерес для гостей из Старого и Нового света. Наибольшую ценность все-таки представляли монеты, которые время от времени находились неподалеку от берега в самых неожиданных местах. Земля не извергала клады пиратов целиком, а так, по монетке-другой, чтобы не угасал интерес.

Разумеется, он готов был взяться за дело, но все-таки, дав согласие, решил запросить дополнительную информацию: с кем придется иметь дело, что за люди, что нужно найти и прочее, и прочее. А если понадобится помощь, то следует ли на нее рассчитывать? Словом, чем больше он раздумывал, тем больше появлялось дополнительных вопросов, которые не способствовали улучшению настроения.

Из рук начальника лаборатории Каталкин получил заключение эксперта: «Карта поддельная и не представляет никакого исторического интереса». Насторожила майора как раз «резолюция», которой не требовалось, да она и не предполагалась – «не представляет никакого исторического интереса». С какой стати эксперт такие слова пишет? Так что Николай, поразмыслив над этой фразой, отнесся к столь категоричному заключению с недоверием и решил убедиться в его правильности. Когда начальник сказал, что сам бумаг не читал – и без того дел много, сомнения Каталкина в правдивости заключения усилились. И он решил прибегнуть к своему способу «легкого, но убедительного контакта», чтобы узнать правду. В коридоре Каталкин, изобразив радость случайной встречи, по-товарищески так обнял юного эксперта, что это было больше похоже на прием из боевого самбо – только что не раздался треск ребер. Майор знал свои силы и не любил перегибать.

– А теперь говори, – ласковым шепотом произнес он, – правду говори, а не то, что написал в бумажке.

Парнишка раскололся «на раз». Выяснилось, что карта была подлинной – девятнадцатый век. Дневники уже скопировали. Да и вообще со всего комплекта сняли ксерокопии. А вообще, лучше бы оставить это дело… Тут такие крутые начали интересоваться…

Каталкину стало ясно, что дело действительно «вкусное», да и просто так отдавать НДС и НЗ даже «крутым» не хотелось, к тому же он сам был парнем не промах и боялся только министра. Да и то как-то абстрактно, поскольку видел его всего один раз, когда получал из генеральских рук майорские погоны в связи с повышением в звании после удачно проведенного дела. Николай решил сам поучаствовать в разговоре с банкиром, а потому, на всякий случай, запросил через коллег на этого самого банкира информацию.

Болельщики шли могучим потоком на Малую арену Лужников на хоккей. Успешный столичный клуб «Динамо» принимал казанский «Ак Барс». Игра обещала быть увлекательной.

Майор Каталкин обзавелся приглашением в ВИП, где должен был сидеть и банкир, Геннадий Алексеевич Пыльнев. Разумеется, у них оказались соседние места.

– Добрый вечер, Геннадий Алексеевич, – приветствовал Николай банкира.

– Добрый, – машинально ответил Геннадий, укладывая нижнюю часть своего тела в бордовое плюшевое кресло. Потом он повернулся к Каталкину, пытаясь вспомнить, видел ли он этого курносого человека с открытым располагающим лицом и старомодной прической «волной». – Извините, что-то я вас не припоминаю по имени-отчеству.

– Так это неудивительно. Мы с вами до этой минуты и не были знакомы, – улыбка на лице собеседника была, можно сказать, дружеской. – Майор Николай Каталкин, спецотдел МВД.

– Вот те на… А я думал, на хоккей пришел…

– На хоккей, на хоккей, – поспешил Николай. – Просто мои друзья у вас недавно были и попросили, если встречусь с вами, замолвить за них словечко. Вот я и решил, так сказать, в неофициальной обстановке.

На душе у банкира стало чуть легче, и, хотя больших грехов в последнее время за собой и за банком он не припоминал, тем не менее всегда что-то может найтись.

– Пыльнев, – представился банкир и добавил: – Геннадий. Это вы, впрочем, и без меня знаете.

Динамовцы забили быстрый гол, и игра пошла в среднем темпе, без острых моментов у ворот. Как говорят порой сами хоккеисты – начали тачку катать.

– Так в чем суть вопроса? – поинтересовался банкир.

– Тут мои друзья приходили к вам с просьбой о кредите, намерены они на Маврикий съездить за какой-то маркой…

– Сумма там довольно большая, такие дела кредитный комитет решает.

– Конечно, – согласился Каталкин. – Но вы, к примеру, в июле 1998 года решения принимали единолично, за счет чего тогда и выиграли. Да и на переговорах в Англии решения принимали самостоятельно, английский язык у вас свободный, так что без переводчика обходились. Да и хинди вы, наверное, не забыли.

– Что, тоже в нашем колледже учились? – поинтересовался банкир, употребив название ИСАА, которое было принято между своими, студентами этого некогда элитного института.

– Нет, служил в «котиках». А потом списали на берег, и попал в МВД.

– Слава Богу, компетентных людей стали брать в милицию, – с некоторым одобрением констатировал Геннадий.

В перерыве болельщики из ВИПа прошли в заднюю комнату к фуршетному столу. Там стояли рюмки с водкой, в широких стаканах было виски, в небольшом серебряном, а может быть, просто мельхиоровом ведерке лежали кубики льда. На больших тарелках были выложены бутербродики на «спичках». Желающие могли у официанта, стоявшего наготове, попросить вина.

– Ну, за удачу ваших друзей, – Пыльнев, взяв щипцами кубик льда и как-то нежно, без брызг опустив его в виски, поднял стакан, дав понять, что к теме кредита возвращаться не стоит.

– Спасибо, – коротко ответил Каталкин, взяв в руку рюмку водки. – За приятное знакомство.

Новые знакомцы чокнулись, как бы скрепляя по русской традиции достигнутые договоренности.

И действительно, зачем владельцу банка согласовывать любой чих с кредитным комитетом? Ну, пусть не чих, а нечто громче, но все-таки…

«Губернатор Гомм был весьма любезен и предложил офицерам и экипажу провести несколько дней на берегу, пока на борт погрузят запасы свежей воды и провизии, осмотреть достопримечательности.

На второй день стоянки корвета, как и было договорено с командиром, я отправился в сопровождении помощника губернатора и юной Элизабет осматривать северную часть острова. Рассчитывали мы на двухдневную экспедицию и соответственно взяли с собой припасов на три дня. А когда вернулись к полудню третьего дня, оказалось, что корвет срочно снялся с якоря и ушел в океан. Объяснение было простым – на корабле обнаружился тяжелобольной матрос – то ли чумой, то ли холерой, а может быть, и желтой лихорадкой, а потому поместили его в лазарет и, чтобы не заразить островитян, ушли в океан. Как преставится матросик, так – по морским правилам – тело в саван и в морскую пучину. Для меня оставили у губернатора деньги и письмо, мол, при случае, на каком-нибудь попутном французском или английском судне, возвращайся в Европу, ждать тебя не могли.

Конечно, никакого больного матросика не было, да и оставленный запас денег оказался весьма внушительным. Губернатор вошел в положение молодого человека и рекомендовал ему поселиться пока у английского фермера. Он понимал, что симпатичного офицера, владеющего английским и французским языками, стоит подержать на карантине неделю-другую».

Уже на следующий после хоккея день Игнат и Василий появились в кабинете банкира. Сторонам было ясно, о чем идет речь, и к делу приступили без предисловий.

– Поручительство у вас хорошее. Этого достаточно… А залог?

В этот момент очаровательная девушка – банк «стоял крепко», входил в первую двадцатку, а потому и секретариат был на уровне – вошла в кабинет с подносом с чаем и кофе, а заодно и с двумя вазочками – одна с печеньем, вторая с изюмом, орешками и цукатами. Василий посмотрел на нее с интересом, вспоминая Ирочку и мысленно сравнивая сотрудниц секретариата, а Игнат, наученный жизнью, лишь скользнул взглядом по «брунетке»: появление таких девушек в некоторых фирмах стало специальным отвлекающим маневром.

– Что? – переспросил, не поняв, Игнат, сидевший уже ближе к Геннадию.

– Обычная практика. Кредитный комитет я беру на себя. В залог что остается? – поинтересовался банкир.

– Квартира, – быстро сориентировался Василий. – Две. Моя двушка на Пресне и его на Таганке.

При этих словах Василий кивнул на растерявшегося от этих слов друга. Игнат промолчал, вернее не смог ничего сказать, а Василий поставил точку в переговорах.

– Да! Две квартиры. Идет?!

Банкир что-то промычал и кивнул в знак согласия. А затем добавил:

– За пару дней собирайте бумаги, девки подскажут, какие нужны, в понедельник оформим кредит на триста тысяч. Больше не могу.

Вскоре друзья получили семь чеков на разные суммы, но в целом, после простого арифметического сложения, которое виртуозно провел Филипп, не прибегая к карандашу и бумаге, получилось триста тысяч. Здесь же, в банке, три чека по десять тысяч «зеленых» поменяли на рубли, еще заказали себе «золотые» кредитные карты. После этого троица отправилась в парикмахерскую на углу, именуемую «Салон красоты». Говорят, что лысым удача сопутствует, а потому и решили постричься «под ноль». И шикарным шевелюрам было суждено пасть на пол мужского зала, где над ними потрудились две пожилых парикмахерши.

Первая была, конечно, несколько разочарована, что стрижка такая простая, а потому и не денежная. Но, увидев, что в соседнем кресле клиент также прощается с чубом, только вздохнула: высокие чувства, настоящее товарищество. Это впечатление подтвердил и третий, у которого были роскошные светлые волосы, также заказавший себе «под ноль», но еще и попросивший побрить череп так, чтобы он сверкал, как бильярдный шар.

«Обнулеванные» партнеры зашли в кафе неподалеку, чтобы обсудить дальнейший план действий. Это было японское заведение, суши-бар, в котором пришлось довольствоваться только пивом «Асахи» и зеленым чаем. Да и то, скорее по инерции последних дней пиво заказал себе только Игнат.

Пока ждали свои суши, Игнат направился к стойке с газетами и рекламными журналами, чтобы узнать, какая турфирма отправляет желающих на Маврикий.

– А вот Каталкин – он тоже из ваших, из «котиков»? – интересовался неугомонный Филипп.

– Из наших, – буркнул Василий.

– А почему он в милиции?

– Доктора прописали берег.

– А почему?

– Обнаружили, что он не может нырять глубже, чем на тридцать метров.

– Да…

– Что да? – чуть не возмутился Василий. – Без акваланга. А с аквалангом мог бы, но у нас с этим было строго, и старлей получил капитана в рядах славных борцов за порядок.

– Но он же майор.

– Ну да. Там как было? Кто его завидит, так сразу – капитан Каталкин запевает. Но он какое-то сложное дело распутал, ему сразу майора дали и повышение по службе. Так что песенка «капитан Каталкин» уже не про него.

В турфирме, занимавшей всего-то три комнаты – в большой была сама «хозяйка» с двумя помощницами, в другой – бухгалтер, а в третьей специалист по заказу всяческих билетов, от парохода до любой авиакомпании, все сделали молниеносно. Маврикий так Маврикий, отель на сколько звезд? Когда вылетаете? Эконом-класс или бизнес? Есть ли паспорта? Виз, к счастью, не требуется. Ждем вас завтра с деньгами, все будет готово, и билеты и ваучеры, лететь только долго, но через Дубаи – одна посадка, хотя можно и через Париж или Йоганнесбург. Через Париж чуть дешевле. Правда, будет немного продолжительнее.

– Василий, ты в Париже бывал? – поинтересовался Игнат.

– Неоднократно.

– А я – нет. Давай через Париж, хоть парижским воздухом подышу, пусть и в аэропорту.

– Давай. Только сразу надо бронировать место у окна – сверху на город посмотришь. У них пока еще можно над городами летать.

– Если водку брать будете, то в Москве, в городе и сразу ее в багаж, – предупредил флегматичный агент по авиабилетам. – Они там, в Париже, злые какие-то и даже водку, купленную в Шереметьево, выбрасывают. Особенно, если налетите на сильно загорелую таможенницу. Ну, эту, афро-европейку… Эта еще и противным голосом вопить начнет…

– Спасибо за предупреждение.

– Мужики, – чуть смущаясь, обратился к компаньонам Игнат, – тут такое дело, мне на пару-тройку дней надо бы слетать в Туапсе. Валентина там проводит тренировки своих русалок. Надо бы ее успокоить, чтобы чувства не остыли. Вот ситуация стабилизируется, и мы с ней объединимся в семейном союзе… Правда, о Маврикии я ей пока не буду рассказывать, она меня всегда авантюристом считала, а тут вообще заклюет.

– Ничего страшного, – поддержал Василий товарища, – мне тоже нужно хвосты подчистить. Так что дней пять у нас есть на то, чтобы привести в порядок, насколько возможно, конечно, всякие дела на берегу.

– А ты, Филипп, поскольку холостяк и не слишком обременен службой, сделай ксерокопии всех карт и дневников в трех экземплярах, – распорядился Игнат. – И чтобы каждый читал дневники прадеда и нашел ключи к Маврикию.

Филипп не стал возражать, ему и самому было интересно заняться «аналитической работой».

Лев Львович, в последнее время не часто покидавший свою квартиру, только отошел от подъезда – подышать воздухом, как в кармане пиджака зазвонил мобильник.

– Левка, – фамильярно обратился к Красавину чешский коллега, – я тут поговорил с нашими хлопцами, и они заинтересовались делом. Им нужно знать, кто приедет. У них есть концы на Морисе, так что там поработают. Но, сам понимаешь, они за так работать не будут.

– У тебя еще осталось кое-что из моих запасов. Я рискую своими, но ты докладываешь свою половину, и мы оба в деле. Идет?

– Бегит.

На этом короткий разговор людей, которые понимали друг друга с полуслова, завершился.

Конечно, никакого больного матросика не было, да и оставленный запас денег оказался весьма внушительным. Губернатор вошел в положение молодого человека и рекомендовал ему поселиться пока у английского фермера. Он понимал, что симпатичного офицера, владеющего английским и французским языками, стоит подержать на карантине неделю-другую.

Из дневника Александра Коршикова:

«Мы отправились на лошадях, имея намерением прибыть на северную оконечность острова еще до заката солнца. В основном наш путь лежал неподалеку от берега, лишь временами отходя чуть вглубь. Огромные пространства заняты плантациями сахарного тростника, который является здесь главным продуктом, рабы и нужны были главным образом для его возделывания. Довольно часто встречаются трубы маленьких заводиков по переработке тростника – сахар здешний весьма своеобразен, коричневого цвета, а порой бывает и черный, но все равно сладкий. Из этого тростника местные мастера научились делать совсем недурной ром, который мы отведали накануне вечером.

– Мы с вами будем как Пол и Вирджиния, – сказала мне Элизабет, когда мы отправлялись из Порт Луи».

– Василий, а ты зачем гитару взял? – поинтересовался Игнат, когда они встретились в Шереметьево.

– Пока собирался, заглянул в Интернет, посмотреть кое-что о Маврикии, и обнаружил, что там потрясающие по красоте экваториальные закаты – небо таких цветов, которые больше нигде в мире никогда не встретишь, – увлеченно начал рассказывать фотограф. – А для меня поиграть на закате, помурлыкать – самый кайф. Глядишь, и сам что-нибудь сочиню.

В Париже переехали на автобусе в другой терминал и увидели, что лететь придется на самолете Маврикийских авиалиний. Впрочем, теперь почти все рейсы совмещенные. Троицу определили в небольшой загончик для пассажиров бизнес-класса, отделенный символическим веревочным барьером от остального зала. Василий сразу обратил внимание на светловолосую девушку спортивного вида, в аккуратных джинсах и изящной кофточке. Не блондинка, но очень близка по масти. Наметанным глазом фотографа модных журналов он определил, что одевается их будущая попутчица внешне скромно, но в бутиках серьезных фирм.

«Порода, она сразу видна», – думал Василий, глядя на девушку и сразу же прикидывая, в какой рекламе эта девушка смотрелась бы лучше всего. Вернее, в рекламе какой фирмы она была бы звездой.

Но скоро понял – такими надо любоваться вживую.

Все ждал – а вдруг и она на него как-то по-особенному посмотрит… Волшебные колокольчики, однако, не звякнули. Но даже просто смотреть на нее – признался себе – одно удовольствие!

Вообще человеческий взгляд не является чем-то материальным, он не несет какой-то магнитной энергии. Загадка «силы взгляда» с материалистических позиций не разгадана. Разве что за нее возьмутся эксперты по квантовой механике. И, тем не менее, не случайно же бывает, что человек чувствует на себе чей-то взгляд.

Та девушка как раз и почувствовала на себе взгляд, даже ощутила тепло мочкой левого уха. Она повернула голову налево и сразу увидела незнакомца, расположившегося через проход.

«Как-то странно он на меня смотрит, – подумала она. – Еще немного и скажет: чуть голову налево и набок, добавь полуулыбку… На мачо не похож… Скорее художник… Но интересный…»

Василий смутился, отвел взгляд – извините, мол, но уж очень хорошо вы выглядите.

«Какая фигура, – на самом деле восхищенно думал Василий. – Вот с какой натуры ваять нужно. Но нет ни Фидия, ни Праксителя, чтобы на века сделать и чтобы лет через пятьсот ею любовались в Лувре или в Эрмитаже».

При всей современности фотографа и большом количестве музеев, которые он посетил, в том числе и в Америке, все-таки Василий ставил Лувр и Эрмитаж в своей классификации на первые места. У них и подбор произведений сильнее, и сами они больше других впечатляют. При этом он любил и Третьяковку, и музей Пушкина, и Русский музей, и музей Гуггенхайма, и галерею Тейт. Но одно дело любить музей, отдельные картины, а другое – иерархия. Он иногда мысленно пытался «поставить» лучшие свои фотографии в какой-то музей.

И вот уже Филипп, Игнат и Василий – в салоне бизнес-класса «Боинга-747», с небольшими бокалами шампанского в руках – здесь принято предлагать напитки еще до взлета.

– За успех! – предложил Игнат.

– Ни в коем случае, – застонал Филипп. – В начале дела тост только один – за удачу!

– За удачу, а после ее прихода – за успех безнадежного дела! – примирил компаньонов Василий.

Снова зазвучал Моцарт. Игнат достал свой мобильник.

– Кий сломался, любимая… Вот идём покупать… Чего так шумит?.. Машины кругом, понимаешь… На переходе стоим… Да, как только, так сразу… Плохо слышу… Батарейка садится.

Весьма кстати появилась строгая смуглая стюардесса, встала рядом и подняла указательный палец – выключить телефон. И не отошла, пока Игнат не показал ей погасший экран.

Прекрасная незнакомка, как и Василий с друзьями, летела бизнес-классом, но они оказались довольно далеко друг от друга, так что познакомиться не получилось. Василий прошелся пару раз между кресел, но девушка сразу после ужина сбросила новомодные кеды, надела носки, достала заглушки для ушей и «самолетные» очки – чтобы свет не мешал заснуть.

Маврикий! Маврикий! Маврикий! Душистый неведомый рай! Вот она, та самая неизвестная земля из снов Игната.

Ох, беден, беден людской язык…

Как передать переливы небесных теней на тонком, почти белом песке океанского пляжа? Как описать изумрудное мелководье с перламутровыми глубинами вдалеке? Как рассказать о буйстве лучезарного солнца над верхушками стрельчатых пальм, об изгибах причудливых гор над голубыми лагунами, очерченными на небольшой глубине россыпью пунцовых бутонов кораллов и ожерельями крохотных островков?

Самолет уже катил по посадочной полосе, и друзья припали к иллюминатору.

Теперь не во сне, а наяву, вот-вот, и все это можно будет потрогать и припасть ко всему душой и глазами…

Два молодых маврикийских таможенника достаточно равнодушно смотрели на проходящих пассажиров, у каждого из которых помимо чемодана на колесиках был еще и пакет из Парижа с торчавшими двумя бутылками в запечатанной упаковке и парой блоков сигарет. У Игната был новенький спортивный баул на колесиках, точно такой же был и у Василия, и они уверенно пошли через зеленый коридор.

Неожиданно таможенник тормознул Игната.

В бауле ничего особенного не было. Кроме обычных вещей, гидрокостюм, какие-то принадлежности для дайвинга и… саперная лопатка.

– А что это? – по-английски спросил таможенник. К нему уже подходил его коллега.

– Лопатка. На пляже, если жарко, пиво лучше всего хранить в ямке поближе к воде, а как сделать ямку без лопатки?

Таможенник согласно кивнул головой. Криминала никакого не было, а вот с такой идеей он встретился впервые.

Парни прошли дальше, а таможенники уже вели свою беседу.

– Эти русские – умные ребята, до такого никто не додумался, – констатировал первый, обдумывая идею хранения пива в прибрежной полосе.

– Ты знаешь, кто первый в космос полетел?

– Американцы говорят, что они.

– Американцы всегда так говорят. Русский был первым – Гагарин. Так что и неудивительно, что они такие умные.

– Мы с вами будем как Пол и Вирджиния, – сказала мне Элизабет, когда мы отправлялись из Порт Луи.

К стыду своему, я должен был признаться, что не знал, кто это такие, и на протяжении нескольких верст пути она пересказывала мне роман, который, оказывается, пользовался огромной популярностью не только во Франции, но и по всей Европе. Где-то в Петербурге я слышал длинное имя его автора – Жак Анри Бернардин де Сент-Пьер, но поскольку дамские романы – не моя страсть, то в книжном магазине на углу Невского я такой книги и не спрашивал. Но теперь, если будет такой момент, то петербургским барышням не удастся меня смутить этой историей. Одно могу сказать, рассказ шустрой англичанки скрасил несколько часов поездки.

Побережье здесь по большей части пустынное, но его, конечно, будут осваивать – уж очень хорош здешний песок, который облюбовали морские черепахи, кладущие здесь свои яйца. Небольшая река впадает через мелководье в залив.

Филипп беспрерывно щелкал затвором своей «мыльницы», проходя по витиеватому коридору выхода в город. Огромные ярко-красные цветы были повсюду – и на деревьях, и на кустах, и прямо на земле! Игнат и Василий, раскрыв рты, глазели по сторонам. Около здания аэропорта находился ларек с сувенирами. Когда Игнат – сказывалась привычка офицера спецназа – покупал карту в этом ларьке, старик продавец как-то странно его рассматривал… Игнату даже стало не по себе.

В это время Филипп и Василий уже общались с представительницей турфирмы, которая радушно и тепло приветствовала их, выделив из большого отряда туристов. Она сообщила, что для них из аэропорта в отель заказан микроавтобус с кондиционером. Это было весьма кстати, хотя в восьмом часу утра еще и было прохладно.

Они успели загрузить вещи и занять места, когда к автобусу с картой под мышкой подошел Игнат. Увидев на лице представительницы турфирмы некоторую напряженность, Игнат извинился, что заставил себя ждать, и нырнул внутрь.

– Я вас очень прошу быть очень аккуратными и внимательными, у нас левостороннее, английское движение, – строго сказала дама. – Было несколько случаев, когда туристы ныряли под колеса в первые же минуты, прямо здесь, возле аэропорта. Поэтому я так нервничаю. Потом вы постепенно привыкнете. Хорошего вам отдыха.

Она решительно задвинула боковую дверь «Фольксвагена», и автобусик двинулся вперед. Через переднее стекло открывался потрясающий утренний вид – горы сверху донизу были укрыты зеленью. Солнце не спеша поднималось над океаном почти по вертикали.

Но всем было не до красот – отчаянно хотелось спать.

– Мужики, до обеда спим, – предложил, позевывая, Василий. – Потом на пляж и там согласуем план действий.

– Обеда не будет, – включился Филипп, честно изучивший все документы, которые им выдали в турфирме. – У нас включены только завтрак и ужин.

– Хорошо, – согласился Игнат. – В три часа встречаемся на пляже и обсуждаем план действий. Здесь длина береговой линии больше двухсот километров. Копать не перекопать. Да и где копать?

– Знаешь, как в пехоте старшина командовал, где копать? – прикололся Василий.

– Ну…

– Значит, так – копать здесь, здесь и здесь. А я пока схожу, узнаю, где на самом деле надо.

И парни рассмеялись. В дальнейшем ехали молча, клевали носами – все-таки в самолете какой сон…

– Марк Твен написал, что сначала был Маврикий, а потом Бог создал по его образу и подобию рай, – вскинув голову и открыв глаза на окружающий мир, произнес ни с того ни с сего Филипп.

– Мне Марк Твен всегда нравился, еще с Тома Сойера и Гека Финна, и потом он здорово писал. Классный старикан с хорошим юмором. Под настроение, конечно, – согласился Игнат.

Машина остановилась у входа в отель, и тут же появился местный «загорелый», чтобы не сказать «коричневый», служитель в бежевом костюме, который взял колотушку и ударил в темное коричневое пятно посреди надраенного до блеска медного гонга, висевшего в специальной деревянной раме. Поплыл красивый звук, служивший одновременно сигналом для всех, кто входил в службу приема и встречи гостей. Звук, впрочем, держался недолго. Но этого хватило, чтобы выскочили несколько человек, кинувшихся тут же к задней двери «микрика», чтобы достать багаж. Игнат, Филипп и Василий вылезли из машины, потянулись и двинулись в огромный холл.

Посредине был небольшой мраморный бассейн с бронзовыми, примерно тридцатисантиметровыми фигурками, расположившимися на бортиках; в огромных вазах стояли фантастические по своей красоте свежие цветы; мраморная лестница за бассейном вела вниз, где виднелся уже настоящий бассейн для гостей отеля.

От этого архитектурного великолепия парни не то, чтобы потеряли дар речи, но могли только произнести – да-а-а…

А что, собственно, удивительного – «пять звезд» они и есть «пять звезд».

Правда, на Маврикии местный пятизвездочный отель смотрится на семь, а после него европейский тянет только на «троечку».

И тут раздался новый удар в гонг, друзья автоматически дружно обернулись – всегда интересно, кто еще приехал.

Следом подкатил белый «Мерседес» с голландским флажком на левом переднем крыле, означавшим, что в машине находился посол. Первым вышел мужчина, одетый по-летнему. А следом – та самая светловолосая попутчица из самолета, которая так заинтересовала Василия и которую, как он думал, он уже навсегда потерял.

Ему и в голову не могло прийти, что на сей раз удар в гонг расторопного служителя отеля на Маврикии прозвучит для него ударом судьбы… Если провидению захочется, то оно такое вытворит, что потом критики скажут: «Слишком надуманно». Но, как в старом анекдоте: а случись оно с тобой, вот тебе и пожалуйста.

В три часа дня все трое собрались в баре у бассейна, посмотрели меню, поцокали языками, мысленно пересчитывая цены за напитки и сэндвичи из евро и местных рупий в рубли, но вспомнили, что ограничивать себя им вроде как и не с руки. Для экзотики решили попробовать молоко кокоса.

Через несколько минут перед каждым стояло по светло-желтому кокосу. Экзотический плод ни в малейшей степени не соответствовал российским представлениям. Ну, во-первых, цветом, во-вторых – он был гладким, на нем не было той «шерсти», в которой он предстает на большинстве фотографий, а в диаметре этот шар был сантиметров двадцати. Так что внутри у него было не меньше пол-литра таинственной жидкости. К тому же у него была срезана макушка и в отверстие были воткнуты две соломины.

– Зачем две соломины? Чтобы пить вдвоем?

– Нет, пить через одну, а через вторую будет поступать воздух, и давление будет выравниваться, и жидкость будет спокойно всасываться, – разъяснил Игнат, хорошо учившийся не только в школе, но и в мореходке.

– А напиток-то классный, чуток сладковат, но не все же пивом баловаться, – поддержал репутацию кокосового молока Василий.

Неподалеку на берегу служащие отеля сооружали из поленьев пирамиду для костра.

– У вас здесь на пляже по вечерам бывают костры? – поинтересовался Василий у официанта, принесшего сэндвичи.

– Сегодня вечером будет сега, костры нужны для того, чтобы просушить раваны. А потом будет настоящая сега. У нас она лучшая на острове.

– А что такое равана?

– Это как барабан – такое деревянное кольцо, на которое натянута кожа козленка. На нем дают ритм – очень хорошо и четко звучит.

– А что такое сега?

– Сега?… О… Я не могу сказать, в английском языке такого нет. Это надо видеть – это must.

– Мужики, – почти скомандовал Игнат, – значит, вечером ужинаем и после этого дружно идем на сегу. Вася – бери фотоаппарат. А сейчас поделимся выводами, которые каждый сделал из прочтения дневников нашего замечательного предка.

Филипп никогда не любил копать. Больше того, он вообще был ленив. Ну, ничего не поделаешь, таким его мама родила. Хотя сама Берта Андреевна была женщиной энергичной, о таких говорят – электрический веник. Но в природе всегда должен сохраняться определенный баланс, ее муж – Константин Николаевич – был ее неторопливой противоположностью. В чуть модифицированном виде отцовские гены передались сыну. А лень, как известно, заставляет размышлять, у ленивца появляется особая, подсознательная мудрость. Естественно, Филипп взялся размышлять на заданную тему, ему стало необходимо вычислить, где, собственно, надо копать, чтобы потом просто указать на эту точку на кусочке глобуса.

Филипп достал несколько листков, которые он приготовил в Москве, изучая старинные бумаги и приводя тексты в соответствие с современным русским языком, разложил их перед компаньонами и приступил к своему любимому занятию – начал вещать.

– У Александра Коршикова был слуга по имени Жозеф, личность примечательная, но об этом потом.

Филипп не любил отвлекаться от главной темы.

– Когда Коршиков покидал остров, он оставил ему деньги, чтобы тот начал свое дело – открыл мастерскую по изготовлению моделей кораблей. Кстати, все началось с того, что Жозеф сделал первую модель Коршикову за два месяца до отбытия с острова. Поначалу Жозеф вызывал у Александра некоторые подозрения, но потом они сдружились, и Жозеф стал его верным помощником. Кстати, вся информация – из дневников Коршикова!..

– И дальше что? – Игнат начал выказывать некоторое нетерпение.

– А то, что в городке Кюрпип, как они его тут называют, я бы прочитал это как Кюрепайп, сосредоточены мастерские по изготовлению моделей кораблей. Не исключено, что одна из них передавалась по наследству, и там мы можем что-то найти.

– Ты хочешь сказать, что копать пока нечего и стоит произвести разведку на местности, другими словами, съездить в этот Кюрпип?

– Я бы съездил, – включился Василий. – Хоть какая-то зацепочка… Филя, тебе бы аналитиком в штабе быть с такой головой.

– Хорошо, на завтра на утро заказываем машину для поездки в Кюрпип, – подвел итог Игнат. – Надо только выяснить, сколько там таких мастерских и нет ли где-то еще.

Парни взяли по пиву, поговорили о тяжелой московской осени, проигрывающей местной весне по всем статьям, и разбрелись по номерам, договорившись точно в семь быть на ужине.

А потом была сега.

Это было невероятное по красочности представление на берегу. В своеобразной музыке передавался жар Африки, ритм поднимался до невероятно стремительного и падал до замедленного. Трое парней, «игравших» на раване, мараване и темпо, доходили почти до экстаза, группа девушек то ли пела, то ли выкрикивала какой-то речитатив, но это было только начало. Наконец начались танцы – девушка-солистка была в длинной, очень широкой юбке, которая при вращении поднималась почти до талии, обнажая стройные, сильные, шоколадного цвета ноги. Ее кофточка была скорее разноцветным бюстгальтером. Она двигалась короткими прямыми шажками, при этом весьма призывно раскачивая бедрами. Ее босоногий партнер в коротких белых штанах через минуту блестел от пота, когда он выделывал такие движения, которые и в голову не могли прийти иному балетмейстеру. Он то приближался к ней на сантиметры, то крутился, изображая, что потерял ее, чтобы через мгновение вновь сблизиться с красавицей.

– Слышь, Василий, а ведь в них есть какое-то сходство с нашими цыганами, – поделился своим впечатлением Игнат. – И смотри, двигаются здорово, парень до нее не дотрагивается, но такая из этого танца прет эротика, что тут сверхволю надо иметь, чтобы не схватить ее в охапку и не утянуть в темноту за пальму.

– Да, – согласился, думая о чем-то своем, фотограф. – Надо сказать, что имеется очень боевая линия бедра.

Представление, наверняка имевшее какой-то смысл, в котором иногда речитатив девушек прерывался смехом, набирало темп и захватывало всех зрителей, которые еле сдерживались, чтобы самим не ринуться в танец.

– Василий, посмотри налево, – шепнул Филиппп. – А ты все думал, куда исчезла прекрасная незнакомка.

Она была блистательно и сексуально одета, на лице – прекрасный легкий макияж, очаровательная улыбка, в мочках ушей вспыхивали небольшие серьги. Василий потерял дар речи, и дрогнуло неприступное сердце бывшего моряка, ныне фотографа роскошных моделей для гламурных журналов, а в душе запели цыгане…

Девушка смотрела за действом и пританцовывала. Метрах в тридцати от пляжа уже настраивали электрогитары, пробовали ударные. Похоже, сега должна была перерасти в бурное диско.

Отбросив робость и некоторую неловкость, Василий устремился к своей избраннице. Он машинально по-русски спросил – вы позволите? – и едва не раскрыл рот, услышав в ответ так же по-русски, но с акцентом «коньечно». И только после этого представился.

У такой ослепительной девушки, разумеется, и имя было необычное – Юлиана!

…Через несколько минут они уже вместе подошли к столику, где Игнат с Филиппом дегустировали «Дайкири» на основе местного рома.

– Юлиана, позволь представить тебе моих друзей – Игната и Филиппа, – церемонно произнес Василий.

– О, Юлия, – широко улыбнулся Игнат. – Из России или с Украины?

– Нет, я из маленькой Голландии, но меня зовут Юлиана. Так у нас принято. Это у вас Юлия, в Америке Джулия, но у нас, по-моему, лучше – Юлиана.

– Потрясающе, – искренне воскликнул Филипп. – Действительно – Юлиана как-то возвышеннее, круче. А вот его зовут Игнат, а меня – Филипп. Мы очень рады, что вы присоединились к нашей компании.

Снова зазвучала ритмичная музыка, и Василий вместе с Юлианой устремились в толпу танцующих.

– Мы его не потеряем? – поинтересовался Филипп.

– Не думаю, он знаешь каких красавиц снимал… В смысле – на фотографии для журналов, а сам до сих пор холост. Большой выбор тоже не очень хорошо. А у тебя как насчет подруги?

– Как-то так, – неопределенно промычал Филипп, погладил череп и попросил бармена принести еще три дайкири – для всех.

Этой ночью Игнат спал, как младенец, Филипп почему-то время от времени вздрагивал, а Василий никак не мог успокоиться и все ворочался.

«Побережье здесь по большей части пустынное, но его, конечно, будут осваивать – уж очень хорош здешний песок, который облюбовали морские черепахи, кладущие здесь свои яйца. Небольшая река впадает через мелководье в залив.

Природа здесь поражает – нигде в мире нет таких деревьев, у них так растут корни, что издали кажется, стволы шагают. В озерце мы видели кувшинки с такими листьями, что на лист с загнутыми вверх краями может усесться человек и не промочит своего платья. Сюда были завезены олени и прочие звери, а потому белые время от времени на них охотятся.

Населения здесь немного – да и чем особенным им тут заниматься? Только сахарный тростник, который надо обрабатывать на месте, а потом везти сахар в Порт Луи перекупщикам, которые отправят его дальше в Англию или еще куда. Здесь неподалеку от берега есть несколько островков, но они необитаемы и интерес могут представлять только для отшельников».

Наутро за завтраком Филипп поделился своими наблюдениями – здесь где-то рядом аэродром.

– С чего это ты взял? – удивился Игнат.

– Рокот всю ночь, как на аэродроме… Движки, наверное, гоняли перед ночными полетами.

– Это океан бьется о рифы. Вон посмотри, как по кромке бегут параллельно берегу белые барашки.

Разговор мог бы перерасти в дискуссию, но в эту минуту к ним подошел человек из администрации отеля и сообщил, что машина для поездки в Кюрпип будет в 11.30. Сейчас в Порт Луи пробки и нужно ждать. Пришлось отправиться на пляж.

Чем занимаются мужики на пляже? Правильно – сначала купаются, а потом ложатся обсыхать на солнышке. После этого одни играют в карты, другие пытаются почитать, третьи болтают ни о чем. А все вместе обязательно разглядывают особей противоположного пола, не решаясь, впрочем, делиться своими наблюдениями вслух. Не ровен час, окажется обладательница прелестных форм подругой какого-нибудь мужика, который отправился к бару за бокалом холодненького пива. Только ты выскажешься по поводу размера бюста или еще чего, а тут он и подойдет…

– Василий, а ты знаешь, что такое бразильская попка, – как-то ласково, даже с любовью поинтересовался Игнат.

– Ты бразильянок видел? Вот у них, не у всех, конечно, бразильские попки. А откуда ты взял это название? – в свою очередь спросил Василий.

– Да вот в журнале, который я прихватил из самолета еще между Москвой и Парижем, рекламируются тренажеры, с помощью которых можно сделать себе «бразильскую попку». И никакого описания.

– Тренажера?

– Да ну тебя. Естественно, хотелось бы если не увидеть, то хотя бы прочитать описание, чтобы вообразить себе эту самую латиноамериканскую достопримечательность.

К разговору начал присушиваться Филипп, отложивший в сторону свой журнал.

– Хорошо… Фестиваль в Рио видел? – невозмутимо, словно для него это был привычный вопрос, продолжал фотограф. – Вот там, на параде, когда они идут, танцуя самбу, дамочки как раз и крутят этими самыми попками… А вообще… Ты пушку времен Петра видел?

– Видел.

– Помнишь, какими ядрами ее заряжали? – при этих словах Василий раскрыл ладонь, чуть ее согнул и прикинул, сколько сантиметров должно иметь ядро, чтобы поместиться у него на ладони.

– Так вот, ядро к ней было сантиметров двадцать – двадцать пять в диаметре. Берем ядро, распиливаем его пополам, и получаются две ягодицы, малость доводим это произведение искусства с помощью тренажера до кондиции и получаем «бразильскую попку».

Филипп уже крутил головой по сторонам, пытаясь разглядеть, не занесло ли на маврикийский пляж какую-нибудь обладательницу этакой прелести.

– Вась, а ты не врешь? – поинтересовался он.

– Зачем мне врать… Я, знаешь, сколько таких фотографировал для летних номеров журналов, когда идет реклама купальников. Кстати, в большом количестве они водятся на пляжном волейболе. Иные мужики только из-за этого туда ходят.

– И исключительно у бразильянок? – поинтересовался наконец Филипп.

– Почему у бразильянок. И у русских бывает, и у украинок, и у евреек. Однажды была с такими формами даже модель из Канады, правда, у нее оказались украинские корни.

На сем столь интересную для всех тему пришлось прервать – время торопило…

По приезде в Кюрпип троица направилась в магазин сувениров, где оказалось множество самых различных парусников. Правда, когда они начали интересоваться у продавца, где находятся мастерские и мастера, тот начал убеждать, что лучшие парусники только у него и все такое. Филипп тем временем взял телефонный справочник и начал собственный поиск – мастерских оказалось четыре.

Таксист сначала поудивлялся – почему это джентльмены заезжают в магазинчики и ничего не покупают, но, поскольку все было оплачено, возмущаться не стал. У каждого, как известно, свои причуды.

Наконец подъехали к неказистому двухэтажному дому, на стене которого был нарисован корабль в бурю. Между двух столбов висел корпус довольно большого корабля, правда, уже потерявший лаковый блеск под действием дождей и ветров в сочетании с палящим солнцем. На улице под небольшим навесом двое парней покрывали бесцветным лаком, подчеркивающим фактуру дерева, уже готовые корпуса будущих моделей парусников.

Солидная мадам помогала уложить в фургон большую, надежно упакованную модель. Оказывается, отсюда по всему свету разъезжаются модели, украшающие дома в разных странах планеты.

Парни зашли в небольшой зал – там стояло множество моделей, на вантах парусников, как флажки, были прикреплены маленькие бумажки с ценами. Цены были в рупиях и в евро. Им уже было ясно, что человек из магазина не врал – у него модели были и получше, и побогаче. Правда, и цены заметно различались. Зато здесь можно заказать модель по своим чертежам. Вот только «Титаник» мастера не любили делать.

Василий щелкал затвором фотоаппарата, увидев для себя здесь немало интересного.

– А вот если заказать модель, можно поговорить с мастерами? – поинтересовался у «мадам» Игнат.

– Конечно. Но о цене надо говорить только со мной.

Чуть прищурившись, она вдруг стала пристально рассматривать лицо Коршикова.

Пошли в мастерскую. Вроде бы ничего необычного. Но…

На одной из стен мастерской, как в обычном московском «шиномонтаже», между наклеенными страницами из разных календарей с девицами в купальниках, а то и без них, с портретами знаменитых футболистов висела старая, с трещинами на холсте небольшая картина в простой рамке – портрет молодого офицера в черном мундире с эполетами. Глаза были молодые, на щеках небольшие бачки и усы.

Василий начал приглядываться к портрету моряка – увидел в его чертах что-то знакомое.

– Игнат, – позвал он, – ну-ка подойди сюда, повернись, стань рядом с этой картинкой, я вас хочу увековечить.

– С чего бы это?

– Есть у меня подозрение, что это твой далекий пращур – лейтенант Александр Коршиков.

– Точно?!!

– Надо отпечатать снимок, покрутить. Но общие черты совпадают.

– Точно совпадают, – изумился Филипп.

Увы, английский был не самой сильной стороной языковых познаний мадам. Она, как и все, находившиеся в мастерской, сравнивала портрет с живым Игнатом. На смеси креольского, английского и французского мадам пыталась объяснить, что муж сейчас где-то в отъезде, а сама она не из этой фамилии и родом из Майбурга, откуда ее и взяли замуж. Но муж знает всю семейную историю и может рассказать, откуда здесь взялся этот портрет.

Филипп написал ей, в какой гостинице они остановились, и пообещал, что муж получит хороший заказ на русский парусник. Так что лучше будет, если он как можно скорее свяжется с ними. Для убедительности он посулил заплатить тысячу евро, если модель корвета будет сделана в течение десяти дней.

– Ой, парни, чувствую я, что мы где-то рядом, – взволнованно, скороговоркой выпалил Филипп, когда они вновь сели в такси, чтобы вернуться в гостиницу. – И портрет здесь не просто так висит, причем висит давно. Жаль, что мужика на месте не оказалось… Мадам что-то знает, но без мужа ничего не скажет.

– А что в дневниках было по этому поводу? – поинтересовался Игнат.

– Там разбросано в разных местах, надо выписывать и сводить вместе, чтобы получилась картина.

– Значит, так, – резюмировал кавторанг, – сейчас приезжаем в гостиницу, Филипп садится за компьютер и готовит эту самую сводку из дневника, Василий занимается снимками на своем ноутбуке, а я буду осуществлять общую координацию действий, поскольку с неруководящей работой не справляюсь.

«Населения здесь немного – да и чем особенным им тут заниматься – только сахарный тростник, который надо обрабатывать на месте, а потом везти сахар в Порт Луи перекупщикам, которые отправят его дальше в Англию или еще куда. Здесь неподалеку от берега есть несколько островков, но они необитаемы и интерес могут представлять только для отшельников.

Оказалось, что мой верный Жорж обладает различными способностями, прежде всего он, конечно, вынослив и рукаст, что неудивительно для матроса, который ходил корсаром с Сюркуфом. Француз брал в свой экипаж не просто головорезов, а тех, кто мог делать что-то полезное…

…Жорж удивил меня, нарисовав мой портрет углями. Получилось очень похоже, он даже сделал меня улыбающимся, хотя мое положение отнюдь не располагает к хорошему настроению…»

Первым оказался в баре Василий, поскольку сидеть в номере в такое прекрасное время он посчитал грехом. Если уж Господь сотворил этот рай на земле, то не для того, чтобы смотреть на стены. Он расположился за столиком, заказал, можно сказать, по привычке, холодный кокос и стал мудрить со снимками на компьютере. Ему хотелось наложить изображение с картины на фотографию Игната и проверить, насколько сходятся основные точки.

Минут через двадцать он был за столиком уже не один – подошла Юлиана, которая недавно вернулась из поездки в Порт Луи. Ей, оказалось, было интересно узнать, что делает ее новый русский знакомый. Когда Василий объяснил, то она стала указывать на какие-то точки сама, замечая некоторые мелкие детали на портрете.

Оказывается, это весьма увлекательное занятие – находить сходство между фотографией и портретом, написанным художником. Оба почувствовали себя сразу и реставраторами, и искусствоведами, и даже следователями. Современный компьютер позволяет крутить изображение, совмещать два носа и находить что-то общее.

– Смотри, линия носа у них одинаковая, – говорила Юлиана. – Такое передается по наследству. И расстояние между глазами примерно равное. И изгиб бровей близкий.

– А вот разрез глаз малость отличается, у Игната он имеет что-то то ли татарское, то ли азиатское, – заметил Василий. – Но тут уже может быть наслоение следующих поколений, кто знает, чья кровь за столько лет примешалась. Да ведь и лейтенант Александр Коршиков женился в конце концов на этой самой Элизабет, вот тебе и английская линия добавилась.

Они вместе вгляделись в портрет, написанный почти полтора века назад. Краски были, конечно, не те, что нынче, но выделялись глаза лейтенанта – художник сделал их какими-то жгучими, горящими.

– Хорошо, что он хотя бы из него креола не сделал, – усмехнулась Юлиана. – А то мы бы никогда не нашли ничего общего между Игнатом и лейтенантом.

Юлиана сравнивала уши на фотографии и портрете, просила сделать нечто типа робота и перенести на снимок Игната усы с картины, чтобы посмотреть, как они будут совпадать. Выходило, что все-таки сходство есть и очень сильное. Можно принять как основную рабочую версию – лейтенант Александр Коршиков был каким-то образом связан с семейством моделистов. На эту работу с компьютером ушло часа два, но зато было что докладывать партнерам по путешествию. И это могло иметь огромное значение, если «открытие» сумели бы оценить правильно. Ведь как бывает: одна версию – хорошо, но хочется «покрутить» и другие. В общем, как в игре «Что? Где? Когда?», все телезрители слышат правильный ответ, а игроки начинают мудрить. Но жизнь – не игра на телеэкране.

– Василий, – наконец, поинтересовалась Юлиана, когда они отодвинулись от экрана компьютера и заказали себе по чашке кофе, – а вы приехали на Маврикий просто погреться, покупаться в океане, провести отпуск?

– Почти да. Наш Филипп, страстный филателист, уговорил нас поехать на Маврикий, поискать какую-то марку, которой не хватает в его коллекции.

– Он хочет найти «Голубой Маврикий»?

– Кажется, да. Что-то такое…

– Он не пытался изобрести вечный двигатель? Это, примерно, два одинаковых занятия. Может потратить всю жизнь, но результат известен заранее… Их не существует.

Когда подошел Игнат, Василий оживил потухший было экран компьютера. Юлиана освободила для Коршикова кресло ближе к экрану, а Василий придвинул для нее большое плетеное кресло от другого столика.

– Игнат, позволь представить тебе ваш совместный портрет с твоим прапрапрадедом, – сказала Юлиана. – Теперь осталось вас познакомить.

– Коршиков был похоронен в Кронштадте, а его жена в Петербурге, на Волковом кладбище, – припомнил Игнат. – Но это лучше знали родственники по женской линии, хотя их вроде бы уже и нет в живых. По крайней мере от моей троюродной тетки последнее письмо в адрес отца было где-то в пятидесятые годы. В общем, род Коршиковых пока на мне заканчивается, но постараюсь это дело исправить в ближайшее время.

– Как это? – наивно поинтересовалась Юлиана.

– Вернемся домой, женюсь на Валентине и старым казацким способом…

– Это как? – по инерции спросила Юлиана и, услышав хохот мужчин, смутилась, поняв, что позабавила их немало.

В это же время в Кюрпипе, в задней комнатке модельной мастерской шел неторопливый разговор старого мастера – Жоржа с сыновьями. Один из них – младший по имени Морис, с изящными руками человека интеллектуального труда, судя по всему, избрал для себя стезю, далекую от семейного промысла. Второй – Жорж, старший из братьев, который как раз находился в мастерской, когда туда приезжали Игнат с Филиппом и Василием, делился своими впечатлениями. Он вместе с отцом был в семейном бизнесе.

– Эти русские что-то ищут, – рассказывал Жорж. – Они очень обрадовались, когда увидели модель русского корвета, а потом одного из них фотографировали возле портрета. Хотя мне и без фотографии было видно, что он – родственник русского лейтенанта. А еще у них были копии каких-то карт и бумаг, с которыми один из них все время сверялся и спрашивал, знаем ли мы, кто начал наше дело.

Жена Жоржа, та самая мадам, принесла всем по чашке кофе и примостилась рядом.

– Ну, вот что я скажу, – промолвил бородатый Жорж, – это – наследники русского капитана. Я сужу по тому, что они знают, что ищут, к тому же у них есть карта. Если они пойдут по правильному пути, то мы им поможем.

Бывший пират никому не рассказывал, что русский лейтенант спрашивал его о каперстве, о том, как ему служилось у Сюркуфа и как они нападали на английские корабли. На самом деле они выигрывали за счет того, что их лодки были маневреннее и быстрее, а когда они шли на абордаж, остановить их было невозможно. Порой англичане просто опускали оружие от ужаса, увидев босоногих головорезов. Матросы Сюркуфа иногда даже стреляли не в противника, а так, чтобы напугать его, и, сделав выстрел, мчались, размахивая саблей, и обязательно что-то кричали.

Награбленное подлежало оценке капитана, а потом куда-то оно девалось после возвращения в Порт Луи. Что касается экипажа, то он получал обычно монетами, иногда золотыми.

Коршиков просил рассказать, где они бывали в своих боевых походах, как далеко ходили. Он был хорошим слушателем, а потому Жозефу нравилось рассказывать ему всякие истории.

На самом деле записи этих бесед и анализ тактики французских каперов делались в отдельную тетрадь, которую уже по возвращении в Санкт-Петербург лейтенант Александр Коршиков сдал в Адмиралтейство.

Трудно сказать, за что именно Коршиков щедро отблагодарил Жозефа. Но факт оставался фактом – после отъезда лейтенанта креол сумел выкупить жену, прибрести небольшой домик в Кюрпипе и занялся плотницким делом. Своего первого сына он хотел назвать Александр, но, подумав о чем-то пару дней, назвал его своим именем – Жозеф-младший.

– У меня был русский друг, – когда сыну было уже пятнадцать, рассказал наследнику бывший пират. – Он очень хороший человек и помог мне во многом. Благодаря ему я женился на твоей матери. Он оставил на острове две шкатулки, но должен вернуться за ними. Если меня к тому времени уже не будет, то ты должен будешь отдать одну шкатулку, которая спрятана у нас в доме, а открыв ее, он узнает, где вторая, и достанет ее сам. Я нарисовал его портрет, и он висит у нас в мастерской, ты узнаешь его. Когда у тебя будет сын, назови его Жозеф или Жорж и расскажи ему об этом. Ты знаешь, я был моряком и ходил с Сюркуфом, но я всегда был честным человеком и держал слово. Если придут наследники русского лейтенанта и ты увидишь, что они действительно те, за кого себя выдают, то отдай им шкатулку. Они должны знать, что им нужно.

Прошел год, десятилетие, двадцать лет, наконец, сто лет, и каждый новый Жорж рассказывал своему старшему сыну, почему у него такое имя и что он должен будет сделать, когда к ним приедут наследники русского лейтенанта, портрет которого висит в мастерской. А если первой родится девочка, то ее следует назвать Жоржетт. Впрочем, детей должно быть много, и мальчик обязательно появится и станет Жоржем.

– Но они приехали не одни, – заметил Жорж-младший. – За ними следили двое. Они сначала стояли снаружи – вроде бы не хотели мешать покупателям, а потом, когда русские уехали, зашли к нам и стали спрашивать, чем эти русские интересовались. Может быть, тут что-то нечисто, – резюмировал Жорж.

– Мы должны посмотреть за обеими группами и, думаю, достаточно скоро поймем, кто есть кто, – подвел итог глава семейства. – Жорж будет с тройкой с фотографом, а ты, Морис, должен узнать, откуда взялись остальные.

На небольшом острове все старинные семейства знают друг друга, а многие связаны и родственными узами. Правда, приходится довольно долго вспоминать, кто и когда на ком женился и что из этого в результате получилось примерно лет сто назад. В силу этого Морису достаточно было обратиться к своим друзьям еще по школьным и студенческим годам, и довольно скоро он имел информацию, которая немало озадачила клан старого мастера. Об «остальных» было известно, что они «нехорошие люди».

– Филипп, – критически оглядывая белое тощее тело, лежащее на соседнем топчане, обратился к нему Василий, – а ты спортом никогда не занимался?

– По-настоящему нет. В школе была обычная физкультура, а в институте, чтобы получить зачет, записался в секцию фехтования. Был два курса «левшой на рапире», получал от этого небольшое удовольствие.

– Так ты вроде бы не левша. И вилку правой рукой держишь, а чашку тоже…

– Тут такое дело, – при этих словах Филипп перешел в положение «сидя». – Пришел записываться, ну, как положено, переоделись, построились, тренер показал нам стойку, и мне оказалось удобнее выставить вперед левую ногу. Так он своего удовольствия не стал скрывать – ты, говорит, левша. Будешь левшой на рапире. Он всем выдал рапиры, а мне со специальной ручкой, для левши.

Василий покачал головой, оказывается, Филя потенциально «двухсторонний» человек, обладает какими-то особыми качествами, которые имеют научные обоснования, и, в силу этого обстоятельства, должен иметь преимущества перед остальными.

– Что-то из фехтования помнишь? – поинтересовался, также усевшись на топчане и повернув голову в сторону соседнего топчана, Василий, поигрывая при этом мышцами рук, как это делают культуристы.

Филипп встал, повернулся спиной к океану и принял фехтовальную стойку, машинально сложив пальцы левой руки щепотью. Грудь была развернута, правая рука отведена назад, согнута в локте, а кисть руки свисала расслабленно. Левая рука с невидимым оружием была также наизготовку.

– И какие у тебя были достижения? Следов занятия спортом на твоей фигуре не видно, хотя действительно стойку знаешь, – поинтересовался с хитрой улыбкой Василий.

– Немножко фехтовал за курс, даже за факультет, но перед третьим курсом с этим делом закончил. Времени, как мне тогда казалось, фехтование стало много требовать. Я даже научился уколы снимать правой рукой. Но мне не хватало агрессивности, чтобы добиться каких-то более или менее серьезных результатов, – вздохнув, с некоторой грустинкой признался Филипп, возвращаясь на свой топчан.

За чтением выдержек из дневников лейтенанта Коршикова незаметно пролетела пара часов.

– Какие из этого следуют выводы? – спросил Филипп, завершив чтение.

– Надо проверить, не было ли у тех мужиков из мастерской предка по имени Жорж, – высказал свою идею Игнат. – Надо будет к ним еще раз наведаться, лучше узнать, когда будет дома хозяин или главный мастер. Не исключено, что управляет ими кто-то иной, скорее всего индус или китаец, которых теперь здесь много. Но заняться этой темой надо.

Ночью Игнату снилось сражение двух эскадр, время от времени грохотали пушки, откуда-то слышались автоматные очереди. Он сам готовился идти на абордаж.

Наутро оказалось, что около часа ночи к острову подошел шторм, погрохотала гроза, к утру укатившая дальше, и теперь солнце спешило высушить пляж и всю округу.

– Парни, привет, – запросто обратилась к троице Юлиана, выкладывая с подноса на общий столик свой завтрак – яичница, стакан грейпфрутового сока, тост и половинка папайи. – А вы не хотите посмотреть на ту, которую вы собственно ищете?

– У тебя с собой марка? В кошельке или в сумочке? – ответил вопросом на вопрос Игнат.

Это могло показаться не очень-то вежливым, но кавторанг был человеком прямым.

– Нет, марки у меня нет, но я предлагаю съездить в Порт Луи и посетить музей почтовой марки. Такси я заказала на десять утра. Ехать не более получаса.

Есть такая порода женщин, которые вроде бы задают вопрос, но в то же время как-то мягко и пушисто подталкивают мужчину к пониманию того, что есть только одна форма ответа – устраивающая ее. Юлиана действовала по-женски подсознательно, а потому безошибочно. Она не была сумасбродной, хотя без этого качества женщин все-таки не бывает. Она была скорее «девушка с характером».

Без пяти десять все встретились, уселись в прибывшее такси, Юлиана назвала адрес, и они покатили по дороге между двумя зелеными стенами из сахарного тростника.

– Музей построен не так давно, – как заправский гид начала голландка. – Это частная инвестиция, в нем находятся две негашеные марки – голубой и красный Маврикий. Ну и еще кое-какие вещи, относящиеся к маврикийским диковинам. Например, мраморная скульптура Поля и Вирджинии – главных героев знаменитого романа Сент-Пьера.

Музей оказался новеньким двухэтажным зданием, нижняя часть которого была сложена из каменных блоков. Чем-то он напоминал по своей архитектуре известные парижские здания прошлых веков. Адрес был, естественно, «Блю пенни сквер» – «Площадь синего пенни».

Девушка на кассе улыбнулась столь ранним посетителям и предупредила – через двенадцать минут на марки можно будет посмотреть.

Юлиана достала из своего портмоне визитную карточку и вручила кассирше, которая сначала глянула на нее равнодушно и едва не собралась пропустить через считывающее устройство, как обычную кредитку. Но прочитав текст, сразу взялась за телефонную трубку и произнесла пару фраз на креольском.

Через минуту в зал вошел высокий европеец с широкой улыбкой на загорелом лице. Он был рад гостям, представился: «Кристиан, директор музея», и сказал, что сам проведет их к маркам. При этом предупредил, что снимать нельзя ни при каких условиях – одна вспышка фотоаппарата для марок – все равно что выставить их на месяц на солнце.

Они прошли по первому этажу через зал, где в центре стояла мраморная скульптура Поля, только что спасшего из бурных волн Вирджинию. Затем поднялись по лестнице на второй этаж, прошли мимо стендов с различными красочными, очень красивыми марками и оказались в полутемном зале. На стене против входа были два квадратных проема. Содержимое правого было освещено не слишком яркой лампочкой – на бежевом фоне были расположены две марки – те самые «Голубой Маврикий» и «Красный Маврикий».

– Это копии, – разъяснил на английском с легким французским акцентом директор музея. – Разумеется, точные копии, но квалифицированный эксперт определит это мгновенно.

И тут раздался звук включившегося электромоторчика, шторка во втором квадрате поехала вверх, включилась тусклая лампочка, и все увидели точно такие же, как и в освещенном квадрате, две марки.

– Вот это – настоящие, – прокомментировал с нотками гордости в голосе Кристиан. – Они будут открыты всего пять минут в час, так рекомендуют эксперты, чтобы марки сохранились для следующих поколений… Для нас они бесценны, из-за них сюда едут люди со всего света.

– А есть где-нибудь еще «Голубой Маврикий»?

– В мире всего несколько экземпляров этих двух марок, но они в коллекциях и, насколько я знаю, их никогда нигде не экспонируют. Пришлось бы заплатить слишком много, чтобы их застраховать.

Снова раздался звук моторчика, шторка закрыла две «настоящие» марки, оставив на обозрение копии.

– А если кто-то найдет марку или конверт с маркой? – поинтересовался Игнат.

– Он станет миллионером, – с улыбкой ответил Кристиан, который не раз слышал этот вопрос. – Мы сделаем все возможное, чтобы купить это письмо. Но только после соответствующей экспертизы. Если найдете – сообщите, – пошутил он на прощание.

Друзья спустились вниз, в магазинчик при музее, чтобы купить сувениры с изображением обеих марок. Филипп молниеносно схватил синюю квадратную книжечку в матерчатом переплете с тисненым красным золотом названием «Марки Маврикия» и наклеенными ниже шестью копиями марки… второго издания. И уже с правильной надписью – «Post paid» – «Почта оплачена».

– А где, собственно, сама почта?

– Рядом, пройти метров пятьсот. Рядом с полицией, у них обычно у входа стоит синий джип с решетками. Такое старое серое двухэтажное здание английского колониального стиля. Там тоже есть музей. И на здании как раз та самая надпись – Post Office.

Расплатившись и попрощавшись, с пакетами сувениров друзья направились в сторону почты. На набережной они решили в открытом кафе выпить по чашке кофе в тени раскрытых больших зонтов.

– Смотри, какой у них сторожевик стоит, – Василий обратил внимание Игната на небольшой корабль, выкрашенный шаровой краской.

– Ага, современный, с использованием технологии стэлс, – кивнул Игнат, глянув на причальную стенку на противоположной стороне бухты. – Они от индусов многое получают. Хорошая штука, быстроходная. Думаю, что электроникой она напичкана под завязку.

– Мужики, здесь столько интересной информации, которой даже я не знал, – Филипп, наконец, оторвался от книжицы.

– Юлиана, извини, мы – русские, немного сумасшедшие. Вместо того чтобы ублажать даму, читаем книжки, смотрим на боевые корабли, – замурлыкал Василий.

– Ничего страшного, мне с вами интересно, – улыбнулась девушка. – У вас есть это… Как это по-русски? – Passion.

– Страсть, увлечение, стремление, – не отрываясь от книжицы, словно читал страничку в англо-русском словаре, проговорил Филипп.

Post Office оказался также музеем, но скромнее, поскольку был государственным. А как известно, любое государство стремится экономить бюджетные затраты на всем. Были, конечно, фотографии прошлых лет, какие-то телексы. Разумеется, были и копии «Голубого» и «Красного Маврикия». А вот магазинчик сувениров оказался привлекательнее – разнообразнее и дешевле.

– Здесь рядом музей Маврикия, где есть останки птицы Додо, – сообщила Юлиана, – это обязательно надо посмотреть. Самой птицы уже нет, но зато она есть на почтовых марках и даже на гербе Маврикия.

Игнат и Филипп прекрасно понимали, что из этой ловушки им не вырваться и лучше согласиться – вдруг удастся наткнуться на что-то стоящее…

В одноэтажном здании музея с несколькими залами покоились останки животного мира, причем не только сухопутного, но и подводного. Под потолком – акулы и морские черепахи, скорее всего муляжи, на стендах – всякие птицы и какие-то рептилии. Соседний, справа от главного зал был посвящен подводному миру, а к нему примыкал еще один, начиненный всякой электроникой, видеосистемами и проекторами. Здесь рассказывалось о том, как первыми на Маврикий – необитаемый остров – высадились 20 сентября 1598 года голландцы. Приплыли они сюда случайно – спасаясь от бури то ли на пути в Индию, то ли обратно в Европу. Но они быстро пришли к выводу, что здесь очень даже неплохо, а кормились как раз птицей Додо, похожей на огромную индюшку. У птицы Додо не было врагов, а потому она разучилась летать, еле двигалась, а на вкус оказалась очень недурна. Так что судьба ее была предопределена.

Голландцы неподалеку от Черной реки основали свое поселение и чувствовали себя совсем неплохо. Поскольку остров был необитаемым, то они закрепили его за своей страной и назвали в честь принца Оранского Мориса ван Нассау.

На экране монитора показывали, как члены голландской экспедиции нашли целое захоронение костей птицы Додо и потом по ним восстанавливали, как она могла выглядеть.

– Юлиана, теперь мне понятно, почему голландцев так тянет на Маврикий, – попытался пошутить Игнат. – Съели птицу Додо, вырубили леса черного дерева, так что испытываете чувство вины…

– Да ну тебя, – вступился за девушку Василий.

– Не переживай, Юлиана, – уже примирительно произнес Игнат. – Вон французы съели всех черепах и ничего…

– Слушай, Юлиана, а ты у себя в Голландии чем занимаешься, ты по образованию кто? – поинтересовался Василий.

– Дантист, но не такой, который зубы лечит или дергает, я ставлю пластины и выправляю мальчикам и девочкам общий рисунок. Делаю им голливудскую улыбку. У вас есть такие дантисты?

– Наверное, есть. Но нам больше окулисты нужны, особенно такие, которые могут дальтонизм лечить.

– Почему они больше нужны? – не чувствуя подвоха, спросила девушка.

– У нас одна половина москвичей переходит улицы на красный свет, а вторая половина на красный едет. Дальтоники, наверное…

Юлиана не сразу «въехала» в эту шутку. Да и понятно – нормальному западному человеку удивительно, как это можно переходить улицу на красный свет, не говоря уже об автомобилистах. Но девушка была не промах.

– У вас движение как в Китае или как в Индии? – поинтересовалась она с лукавой улыбкой.

И вот тут пришел черед поморщиться Василию.

И ведь действительно, голландцы покинули Маврикий в 1710 году, оставив его французам.

– А знаете, я у кого-то на даче под Москвой видел на камине эту самую птицу Додо, – наморщил лоб Василий. – Хозяин сказал, что привез ее из Англии, купил на блошином рынке, а там ему ее продали как французскую.

– А марку «Голубой Маврикий» он заодно не прикупил? – подколол друга Филипп.

– Но вы знаете, еще до голландцев на Маврикии бывали арабы, но торговать им было не с кем, они и не остались здесь, – вступила в разговор Юлиана, которой было немного обидно, что именно ее соотечественников обвиняют в исчезновении дронтов – так называется на самом деле птица Додо. – А еще сюда приходили пираты и где-то закапывали свои клады.

– Наверняка кто-нибудь эти клады искал…

– Искали.

Пиратские сокровища на острове искали давно. Даже поселок назвали Клондайк, хотя ничего существенного, кроме нескольких монет, так никто из кладоискателей и не нашел.

– У лейтенанта об этом даже записи есть, – вспомнил Филипп и полез в сумку за нужной выпиской. – Вот.

– Вообще-то чистых маврикийцев не существует, – разъясняла Юлиана. – Остров-то был необитаемым. Это потом, когда его начали осваивать и завозить сюда рабов с Мадагаскара, а потом после отмены рабства стали выписывать индусов, начало появляться «коренное» население, которое называют креолами. Поскольку рабовладельцы были французами, то разговорная речь была основана на ломаном французском, который и стали называть креольским. Не так давно появилась своя письменность.

– На пляже у нашей гостиницы я с одной дамой говорил, – вступил Филипп. – Так она сказала, что при переводе «Двенадцати стульев» на французский многое теряется. А вот если на креольский попробовать, лучше получится – в нем больше вольности. Он как одесский говорок для нас.

– Ну вот, и сюда добрались французы из Одессы и наверняка поучаствовали в создании креольского языка, – заметил Василий.

Раньше или позже в любом коллективе наступает момент, когда у кого-то просыпается недовольство своими партнерами. Не миновала чаша сия и нашу троицу.

«Ну и партнеры, – сердито думал Игнат. – Один влюбился, другой бизнес-планы строит на деньги, которых нет, а мне, значит, искать… А где теперь искать?»..

Но вслух он ничего не сказал. Решил дождаться более удобного случая, чтобы заставить своих «подельников» вспомнить о цели их приезда.

Наутро, за завтраком, он завел разговор издалека.

– Парни, вот мы каждое утро папайю кушаем. Как желудки работают? – невинно поинтересовался Игнат, подливая себе кофе.

– Хорошо, – поспешил признаться Василий. – Никаких проблем.

– Все правильно о ней говорят в рекламе, – согласно кивнул Филипп, не подозревая, что сладкие речи всегда служат прикрытием предстоящего взрыва.

– Это хорошо. Но ведь папайя хорошо действует не только на желудок, но, говорят, и для головы полезна. Где идеи? Где искать? – в речи Игната стали появляться грозные нотки. – Время бежит, между прочим.

– Филя, не спеши отвечать, – быстро среагировал Василий. – В нем проснулся кавторанг, и он нас сейчас будет строить…

– Давайте проведем небольшой анализ, – предложил Филипп. – Я сделал выписки из дневников лейтенанта и свел некоторые моменты вместе, что дает нам ключи к поискам.

– А чего молчал?

– Даже самая хорошая идея должна созреть.

– Созрела? Давай выкладывай.

Филипп отправился за бумагами.

«…Жорж удивил меня, нарисовав мой портрет углями. Получилось очень похоже, он даже сделал меня улыбающимся, хотя мое положение отнюдь не располагает к хорошему настроению…

…Жорж мог бы стать столяром, так ловко он обращается с инструментами. Он сказал мне, что хочет сделать модели кораблей, которые приходят на Маврикий. У меня останутся деньги, которые я думаю дать ему, чтобы он смог обзавестись небольшим хозяйством и купить инструмент. На Маврикии будет расти колония белых поселенцев и, конечно, начнется строительство. А если у человека есть крыша над головой, то он начинает думать о мебели. Даст Бог, я вернусь в Россию и буду вспоминать и черное дерево, и красное. Мне, правда, сейчас больше помнится наша квартира в Санкт-Петербурге, где мебель была из сосны. Но у матушки была шкатулка краснодеревая и киот палисандрового дерева…»

– Как прекрасно, что я вас нашел, – с места в карьер припустил тощий, черноволосый человек, который стрекотал по-русски весьма бойко, хотя и с акцентом. – Мы не смогли встретить вас в аэропорту, плохо сработали парни из нашего министерства и упустили информацию, что вы – юбилейная группа из далекой северной России. Наше министерство уделяет особое внимание развитию туризма из России, ваша страна теперь открыта, и русские вновь открывают планету. Вас хотел бы принять наш министр туризма – мы хотим, чтобы вы провели несколько незабываемых часов на нашем острове. Сам губернатор сейчас принимает делегацию из близкой и очень дружественной нам Индии, он просил извиниться, а нас примет на своей вилле вице-министр. Так сказать, встреча в непринужденной обстановке, как это сейчас модно – встреча без галстуков.

Друзья слышали, что Маврикий был то под французами, то под англичанами, а однажды были сразу два губернатора – француз и англичанин, но о том, что теперь глава здесь Президент, как-то не вспомнили под напором речи словоохотливого «чичероне», как назвал его про себя Филипп.

Через пять минут они уже усаживались в «Тойоту», прихватив с собой сумку с документами и бутылкой водки, взятой из Москвы на всякий случай, для подарка.

Вице-министр по делам туризма был гостеприимен и приветлив.

– Вы – юбилейные туристы из далекой России, мы хотим, чтобы ваш приезд был незабываем, и вы рассказали о нем своим друзьям, – почти пел он. – Так сказать, цепная реакция – один рассказывает трем, затем каждый из тройки рассказывает еще троим и в результате…

Тут он остановился, пытаясь подсчитать, сколько новых туристов позволит привлечь на Маврикий рассказ каждого из тройки, а затем рассказ каждого из новой тройки.

– В общем, это вызовет взрыв, настоящий туристический бум из России на Маврикий, – выпутался он из положения, понимая, что его познаний в геометрических и прочих прогрессиях явно не хватает, чтобы вычислить, сколько же россиян приедут на остров в ближайшие пять лет. – Чего бы вы хотели больше всего? Чем мы можем вам помочь?

– Что касается помощи, то пока она нам не нужна, – Игнат вежливо отклонил попытку навязать ненужного спутника.

– Как угодно… Мы к вашим услугам. У нас есть для вас один подарок – выход на большой лодке в океан. Понимаете, мы не знаем, что вам понравится больше всего – наш чай или ром, это вы сможете выбрать сами. Да и по правилам министерства мы не можем покупать дорогие подарки, требуется столько согласований… Давайте выйдем на большой парусной лодке в океан.

Бутылка водки с русской березкой на этикетке, так сказать, дружеский скромный ответ, нашла понимание у вице-министра.

После этого приглашение выйти в океан стало еще более настойчивым. Делать нечего, пришлось согласиться.

Вице-министр удалился, а его шустрый помощник, широко улыбаясь, проводил нашу троицу к выходу. Там их уже встречал юркий угодливый малый с чрезвычайно приторным дружелюбием. Впрочем, это могли быть всего лишь тонкости восточного этикета. «Сладенький» начал объяснять, что вот так просто дорогих гостей с острова не отпускают, обычаи такие. Нужно, мол, остров показать, островитянок, ведь джентльмены первый раз посетили Маврикий. Друзья понимающе отнеслись к местным обычаям, тем более что против островитянок никто ничего не имел.

В общем, сначала заехали на ланч, а после ресторана гостей желанных Маврикия ждала роскошная яхта, а дальше… бусы на высоких грудях, шоколадные бедра, звуки раваны и сердечная смута и от этих бедер, и выпитого. Одно слово, новая сега. Все как полагается…

Океан их не укачал, но на берегу последовало продолжение, как выразился «чичероне» – пикник на закате. И вдруг всем троим нестерпимо захотелось спать. Они буквально рухнули в сон, прямо здесь, на пустынном пляже.

Когда они проснулись, уже светало. Кроме них, вокруг никого не было. Как не было ни одежды, ни денег…

Игнат смотрел на Василия, Василий на Филиппа, тот на Игната, и так по кругу.

– Василий, – едва не застонал Игнат, – посмотри, с чем мы остались!

А смотреть-то было не на что. Рядом с ними лежала лишь пластиковая сумка с детективом в мягкой обложке и фотоаппаратом-мыльницей. Ни одежды, ни документов, ни-че-го.

– Значит, так, нам вчера вечером в ритуальные напитки что-то подсыпали, а потом, когда мы спали глубоким сном, нас обчистили… – резюмировал Василий. – Вот тебе и Маврикий, на котором нет криминала…

– Попался бы мне этот тощий змееныш, – простонал Игнат, у которого появились свои подозрения. Правда, тотчас мелькнула в голове и еще одна догадка: не мог Василий прихватить с собой все деньги и кредитные карты… Он знал, что его приятель всегда придерживается золотого правила – не класть все яйца в одну корзину. Но пока решил благоразумно эту тему не обсуждать.

На веранде той самой виллы, где накануне тепло принимали русских туристов, собралась троица их «конкурентов». «Вице-министр» сидел со стаканом сока, его мрачный подручный смотрел в сторону горизонта. Третий персонаж расположился у ноутбука, чтобы записать очередной рапорт, который требовалось отправить заказчикам.

– Пиши, – скомандовал своему помощнику круглолицый европеец, – у нас все документы этих парней, они ничего не нашли. Продолжаем следить за ними. Ждем дальнейших инструкций.

– Босс, может быть, попросить еще денег на всякие расходы?

– Пока не надо. Мы сколько на них потратили?

– Пока три тысячи долларов.

– А получили десять.

Ничего не поделаешь, даже у криминальных деятелей существует своя этика, особенно если речь идет о деньгах. Тем более о мелких суммах. Зачем попадаться на мелочи, так можно и не дотянуть до большого мешка.

– А мой гонорар? – зашустрил «чичероне». – Знаете, как я боялся, когда залез к ним? Этот парень с такими руками, – при этом он показал, расставив свои ладошки, примерный размер кулака Василия, – что он может сломать любого. Я едва в штаны не наделал, когда он во сне начал поворачиваться.

– Хорошо. Вот тебе двести долларов, чтобы ты купил себе новое белье, – при этих словах «босс» демонстративно зажал нос, словно учуял дурной запах. Другой рукой он достал бумажник и открыл его.

Тощий сделал вид, что обиделся, но деньги взял и шустро положил в свой карман, словно опасаясь, что босс может передумать.

Филипп держался за голову, Игнат оглядывал береговую линию, Василий молча размышлял. Наконец Игнат увидел в отдалении какое-то строение – то ли отель, то ли еще что-то… Он внимательно посмотрел на Василия, чей взгляд был устремлен в ту же сторону.

– Как рука? – спросил Василий.

– Не дрожит. Какой-то был напиток, который вырубает, а в остальном – ничего.

– Попробуем отыграть хотя бы на дорогу до гостиницы?

– Они тут по мелочам играют. Долго придется у стола работать, – вздохнул Игнат. – Но выбора нет.

Везением было, прежде всего, то, что в боковом кармане «бермудов» Василия сохранились две купюры по тысяче рупий. Это означало, что шарить по карманам спящих «бойцов» воры не решились. Но важно, чтобы в отеле «Пирога» нашелся не только бильярдный стол, но еще и кто-то, считающий себя достаточно хорошим игроком, чтобы играть на деньги. Скорее всего, это должен быть русский, а стол, вероятнее всего, будет для снукера. А раз для снукера, то лузы шире и с одного удара теоретически можно сделать партию, так что ошибка может нанести серьезный финансовый урон. Важно, по скольку играть.

…Стол оказался действительно для снукера, двое мужчин катали шары просто так, без счета, отрабатывали удар. Били сильно, но не очень точно, хотя теорию знали, подставок не делали. Между собой переговаривались по-русски.

Игнат понял ситуацию с первого взгляда – играть между собой им уже скучно, судя по загару на руках, они здесь уже несколько дней, играют для того, чтобы скоротать время, на солнце выходить не хочется, разок уже обгорели. А вот сыграть по-настоящему могут и согласиться. Словом, важно сделать правильное предложение. И Игнат поинтересовался, сколько стоит стол на час.

– Хотите, можем двое на двое сыграть, – предложил тот, что был в рубашке с длинными рукавами.

– Спасибо, конечно, но они не по этому делу, – ответил Игнат. – А здесь как принято, по-московски?

Настоящему игроку хорошо известно, что значит «игра по-московски». Деньги маркеру, кий коснулся шара – удар сделан, ну и прочие нюансы.

– Приятно встретить не только земляков, но и знающих людей, – широко улыбнулся тот, кого товарищ назвал Леонидом. – Тысяча рупий партия – идет?

– Принято, – согласился Игнат и, сделав несколько пробных ударов, чтобы почувствовать кий и стол, начал ставить шары в «пирамиду», показывая, что право первого удара предоставляет «хозяину». Но тот знал этику бильярда и предложил «раскатать», как это принято в хороших домах. Игнат схитрил, и все-таки первый удар ушел к Леониду, умело поставившему пальцы на сукно.

Первый удар был сильный, рассчитанный на то, что какой-нибудь шар влетит, а остальные станут так, что можно будет накатывать партию. Он довел счет до пять – ноль и сделал, наконец, первый промах. Игнату нужно было забить все, чтобы предпоследняя тысяча рупий не ушла, здесь уже не до заманивания соперника.

Тем временем Василий и Филипп расположились в сторонке с Евгением, уступившим место у стола Игнату.

– Мужики, а вы где остановились, что-то я вас здесь до нынешнего утра не видел, – поинтересовался Евгений, который был в бермудах и светлой в клетку рубашке с коротким рукавом. Ноги у него были красными от ожога, но двух или трехдневной давности, а потому кожа уже начинала шелушиться.

– Мы в «Плантейшон».

– Это где же?

– На западном берегу, в районе Балаклавы.

К этому моменту счет в партии сравнялся.

– А сами откуда?

– Из Москвы, а вы?

– Мы бывшие питерские, нынче тоже московские. Нас теперь в белокаменной не любят.

– Ну, это вы зря, – возразил Василий, – я в Питере учился в макаровском, а потом служил.

– Господин казначей, выдайте победителю заслуженное, – обратился к другу Леонид. – Причем сделайте это незамедлительно, пока благоверная не видит, что я могу и проигрывать. Может быть, контровую?

– Разумеется. Ваше право.

Филипп прикинул, что теперь у них имеется две с половиной тысячи рупий, на которые, если они не слишком далеко от Балаклавы, можно доехать до своей гостиницы. Но уж очень хотелось есть… Три с половиной тысячи будут лучше двух с половиной ровно на тысячу, а в их положении это весьма существенно. В ударе Игната он не сомневался.

Во второй партии разбивать пирамиду предстояло Игнату, которому нужно было мысленно решить задачу – выигрывать с первого удара или дать шанс сопернику. Но в снукере ошибок не прощают, можно и пролететь. И Игнат решил сыграть действительно в полную силу. Нужда заставляет.

– Ну, ты и даешь! – заметил соперник, которому не удалось сделать даже одного удара. – Случаем не профессионал?

– Нет. Просто отец на закате был маркером, кое-чему научил.

– Давай знакомиться. Леонид. А он – Евгений.

– Игнат, – в ответ представился Коршиков. – А это мои друзья – Филипп и Василий.

– А что это вы под братков постриглись?

– Говорят, лысым везет больше.

– Надо бы и нам обнулеваться, – рассмеявшись, сказал Евгений. – Правда, без защиты волос можно плешь сжечь на здешнем солнце. А чем вы в свободное от бильярда и Маврикия время в Москве занимаетесь?

– Я вот только сошел на берег, отслужил в морском спецназе, теперь думаю, чем заняться. Филипп компьютерщик, а Василий – фотограф всякого гламура.

Оглянувшись по сторонам, не приближается ли супруга, Леонид предложил – давай третью, решающую.

После третьей партии новые знакомцы сели за столик, заказав себе пиво. Естественно, что платил Игнат, таковы правила хорошего тона в мире благородного бильярда. Слово за слово, парни поведали историю, как они попались каким-то местным разводилам.

– Значит, так, – весьма решительно вступил Евгений. – Я сейчас схожу в свое бунгало и принесу деньги, чтобы вы могли на свою «плантацию» вернуться. В Москву вернетесь – отдадите. Любой может попасть в историю, а если друг другу не будем помогать, то так и вымрем поодиночке.

Вернулся он через несколько минут с десятью тысячами рупий – это примерно десять тысяч рублей или почти три сотни долларов. К деньгам он присовокупил свою визитную карточку с гербом России посерединке и титулом под фамилией – «администрация Президента». Одним словом, «крутой перец».

…И хотя вид у троицы был не презентабельный, когда они вышли из такси у почти родных ворот отеля, тем не менее служитель все равно стукнул колотушкой в гонг. А друзьям пришлось сразу обратиться к дежурным с просьбой выдать им новые электронные ключи от номеров. Поскольку они уже примелькались, то никаких документов никто у них не спрашивал. Они пошли по номерам, чтобы привести себя в порядок – хотя бы побриться и убедиться, что их не обчистили окончательно.

– Ладно, мужики, после такого потрясения нам всем надо прийти в себя, – высказал свои чувства довольно простыми словами Игнат. – Но пить – ни грамма, говорят, кокосовое молоко хорошо оттягивает. А часика через два обсудим наше положение, подсчитаем потери и наши потенциальные возможности.

Естественно, что Василий с Филиппом одномоментно согласились.

Конечно, это очень обидно чувствовать себя так глупо разведенным, почти как по СМС на телефоне с просьбой срочно положить деньги. Но что делать… Говорить о том, что произошло, так это, по мнению американских психологов, все равно что пилить опилки: нового дерева из них не будет. В общем, как иногда говорил Василий, «полный плюсквамперфект», что означает на немецком языке время не только прошедшее, но и завершенное. Василий объяснял это так – поезд ушел так давно, что и дымок паровоза растаял. Получилось так, что в седьмом классе он целый год учил немецкий язык, от которого и осталось в памяти непонятное словосочетание. Это почти как любимое у телевизионщиков «пердимонокль», происходящее от вполне приличного сочетания французских слов, среди которых есть и «монокль». Затем Василий учил английский, который давался ему довольно легко и оказался языком более широкого применения.

Среди различных мудростей, связанных с финансами, он помнил советы банкиров разных стран разных периодов: никогда не кладите все яйца в одну корзину. Так что у него в номере оставались и наличные, правда, не в том количестве, в каком хотелось их видеть, но и кредитные карточки.

Игнат не устал от бильярда физически, но все-таки нервное напряжение дало себя знать. Он понимал, что не имеет права проиграть, а это как раз и ложится самым тяжелым грузом. Так что он рухнул спать. Лучшего средства для восстановления человечество еще не придумало, а те таблетки, которые иногда рекламируются, так они, может быть, на кого-то и действуют, но не всегда правильно.

Филипп в своем номере предавался размышлениям. В сущности, у него была простая ситуация – его дело анализировать и дать, наконец, указание на ту самую точку, где надо копать.

На самом деле в биографии Филиппа, которую он время от времени подавал, устраиваясь на работу, было несколько пробелов. Ничего криминального, ничего сверхъестественного. Он действительно был математиком, учился в спецшколе при мехмате МГУ, и у него было прекрасное будущее как «математика-прикладника». Вот только поступил он по рекомендации руководства в институт криптографии, который нигде не афишируется, и еще не так давно в него и войти-то было непросто – столь совершенна была система охраны. При этом охраняли и материалы, которые несли в себе самую разнообразную информацию, и сотрудников, на которых надеялись, как на будущих специалистов, способных помочь державе в трудное время. При этом даже руководство той организации, куда их распределяли, порой само путалось, что сегодня нужнее стране – то ли щит, то ли меч. В один из таких моментов в разговоре с руководством Филипп обмолвился, что у него появилось желание уйти «на гражданку», заняться наукой и сделать свою виртуальную коллекцию. Через три недели ему дали рекомендацию в аспирантуру МИФИ.

«Черт бы побрал эту самую математику, – иногда думал Филипп. – Такая зараза, как шахматы».

И дальше он начинал вспоминать, как ухаживал за какой-то девушкой с физфака МГУ на третьем курсе, но она оказалась довольно слаба именно в математике, а его попытки попробовать ее поцеловать у подъезда встретили как раз сильное сопротивление. Брать крепости приступом ему не приходилось, а потому пришлось смириться с ролью отвергнутого кавалера. На «хорошего и доброго друга» он и сам не согласился. В общем, только и осталось от этого романа, что телефоны в книжках.

Пришлось заняться проектом этого самого виртуального каталога. Когда он описал, что хочет видеть на выходе, начал считать, сколько эта идея может стоить. Пока без «железа». Только для разгона ему требовалось сто шестнадцать тысяч «нерублей», а потом еще столько же, чтобы запустить его на полную мощность. Встреча с Игнатом и Василием оказалась как никогда кстати, но теперь начались трудности, которые они предусмотреть не могли.

Филипп знал методы, как «колоть» шифры, знал, что такое аналитическая работа, и в силу этого был очень важен для успеха всего дела. Больше того, он попытался вычислить, строя логические предположения, когда на них будет предпринята новая атака.

Настроение, которому для подъема требуется хоть какая-то удача, падало. Постепенно подкатывала грусть. Василий сидел на берегу с гитарой, перебирал струны и любовался закатом. Солнце опускалось не спеша, с той же скоростью, что и год, и два года и пятьсот лет назад, а может быть, и пятьсот тысяч лет назад. Когда человек задумывается о времени, он волей-неволей погружается в философско-сентиментальное состояние. Последние лучи солнца высветили верхушки пальм, и постепенно наступала темнота, на небе начинали проявляться звезды в своих непривычных конфигурациях – все-таки южное полушарие.

«Здесь надо бы петь «Гори, гори, моя звезда», – подумал Василий, но, хотя и начал перебирать струны, подбирая музыку хорошо известного ему романса, запеть не решался. У него были свои убеждения – он искренне считал, что есть произведения, которые надо исполнять или хорошо, или не исполнять вообще. Слушать, конечно, не возбраняется. Дома иногда он слушал этот романс в исполнении Бориса Штоколова, Федора Шаляпина, признавал и современного Дмитрия Хворостовского. Было еще несколько романсов, на которые у него, как говорят, рука не поднималась.

Впрочем, для исполнения ему хватало песен Визбора, Никитина и других бардов. Обитатели пляжа зачарованно слушали незнакомую музыку и довольно приятное пение.

Шутки ради Игнат положил перед ним соломенную шляпу, и в нее стали «поступать» средства. Но внимательнее и благосклоннее других слушателей была Юлиана. И Василий, очарованный ее красивыми, благородными чертами лица, аккуратной спортивной стрижкой, пел теперь только для нее.

Если вы думаете о любви с первого взгляда, то попробуйте сразу же, пока не поздно, посмотреть на интересующий вас объект вторично. И как теперь?

Василий и Юлиана сидели на берегу под пальмами. Голландка читала ему Есенина: «Голубая кофта, синие глаза…» – она изучала русскую филологию и была влюблена во все русское. Какой-то ее дальний родственник, она назвала его «дядя Майкл», выучил русский язык, чтобы читать Пушкина в оригинале. Василий пытался и дальше петь, но голос его дрожал. Он отложил гитару, взглянул ей прямо в глаза, а потом… Потом они целовались, купались под луной, снова целовались… Вернулись в отель уже под утро. Счастливые, возбужденные, и каждый уже знал – это только начало.

Вообще-то Василий – самый настоящий сибиряк. Его родители уехали в свое время из Москвы по распределению после физтеха куда-то в номерной Красноярск, там и родился этот красавец, которого можно показывать всему свету как образец настоящего сибирского парня. Учился он нормально, но без блеска, с физикой и математикой родители помогали, но очень любил читать. И начитался… Станюковича. А в результате потянуло его из зеленого моря тайги на голубую гладь морей и океанов, которая все-таки больше зеленоватого цвета. Родители попереживали, но как поется, «сын родился, чтобы плавать, чтобы маме ждать». Отправился он в Питер в мореходку, в Макаровское училище. Благо семейные легенды гласили, что до революции были у них предки, которые даже имели свой дом на Английской набережной. Все шло своим чередом, но на третьем курсе в училище появился какой-то офицер, который прежде всего полез смотреть медицинские карты, потом журналы успеваемости, поведения и т. д. Василий подходил ему по всем показателям – спирометрия такая – бак почти вылетал, ну и рост, вес – в общем, все в порядке. Учился нормально, выпивал со всеми, не скандалил. Замечено было, что любил ходить в Русский музей, в Эрмитаж, увлекался фотографией.

В итоге вызвали его к начальнику курса, в кабинете которого сидел и кавторанг, который копался в личных делах. Там-то и объявили, что он переводится на другой факультет. Прощайте навигационные науки. Так Василий попал в группу «подводников», а вернее – в группу морской пехоты специального назначения. А служат там только офицеры, рост в званиях обеспечен, не говоря уже о денежном довольствии и прочем. В роте Василий встретился с Игнатом, и пошли они вместе тянуть служебную лямку.

Но дом на Английской набережной все-таки всплыл. Как раз на рубеже веков, когда в России кончила бушевать перестройка, во Франции объявились какие-то родственники, пытавшиеся разыскать своих близких в России. Естественно, это быстро стало известно особистам. Поскольку никаких служебных замечаний у Василия не было, только награды за образцовое выполнение заданий командования, то особист решил рассказать парню все, как есть, а вернее, пересказал ему «ориентировку». Для этого вызвали его, уже «капитан-лейтенанта» в Москву, и в уютном кабинете моряк узнал, что в его личном деле в графе «родственники за границей» появилось немало нового. Оказывается, прадед его был статским советником в Петербурге, имел дворянское звание (так что легенда об особняке на Английской набережной как бы подтверждалась), а брат прадеда, можно сказать «прадядя», служил по дипломатической линии, знал несколько языков и был вторым лицом в императорском посольстве во Франции, где благополучно пережил все неприятные события бурного начала прошлого века. Так что в Париже у Василия оказались всякие кузины и кузены Молодовские, которые его и разыскивают. Кузины это еще ничего, а вот кузен, оказывается, служит в морском ведомстве и, по некоторым данным, связан с Сюрте Женераль – французским вариантом того же ЦРУ, только, как говорят, труба пониже и дым пожиже. Но все равно серьезная организация. «Так что, Василий Дмитриевич, сами понимаете, если они вами заинтересовались, то не успокоятся», – подвел итог кавторанг, закрывая папку.

– У меня секретность на сколько лет? – несколько неожиданно поинтересовался Василий.

– Ну, мы не злодеи, да и операции, в которых вы участвовали, известны. К испытаниям новой техники вы не привлекались, но загранпаспорт еще годика два-три вам не дадут, – откровенно сказал особист, открыв снова «дело» и глянув на какую-то страницу.

– И что мне делать?

– Вы человек еще молодой, можете получить второе высшее образование, с этим мы поможем. Жизнь одним спецназом не ограничивается. Куда бы вы хотели податься? В юристы?

– Во ВГИК, кинооператором.

Кавторанг от удивления даже рот открыл. Всего можно было ожидать – и заверений в верности присяге, чтобы остаться, и желания пойти в какое-нибудь ЗАО, РАО или ООО… А тут – учиться на кинооператора. И кадровик закрыл папку, как закрывают прочитанную книгу.

– Да, необычное заявление. С таким впервые встречаюсь. Но займемся этим делом. Квартира у вас в Москве есть, так что уже легче. Надеюсь, сбережения кое-какие остались, да и мы по своей линии кое-что можем подбросить.

Но со ВГИКом не сложилось – прием уже был завершен, предложили на фотожурналистику в МГУ. Оказывается, кадровики знают, где и что есть, если не все, то почти все.

В МГУ вел курс «мастер» – на самом деле известный фотограф-репортер, который выигрывал международные конкурсы. У большинства его снимков была одна особенность, которую, не увидев самого фотографа, было трудно разгадать. Владислав Донатович оказался ростом около метр девяносто, а потому возвышался над коллегами, когда вел съемку.

Ему не требовалось работать локтями, продираясь в первый ряд, – мало того, что сам длинный, так еще и аппарат поднимал на вытянутые руки. Потому и снимки у него были уникальными. Он был настроен доброжелательно по отношению к своим подопечным, хотя потенциально они становились его конкурентами.

Однажды, разбирая очередную работу и демонстрируя, в чем именно была удача Василия, он поинтересовался, куда тот отдает снимки, и, узнав, что пока никуда, тут же сам взялся пристроить парня в журнал. Так, с подачи мэтра Василий получил свой шанс пробиться. А когда они однажды в Доме журналиста сели в кафе и «старлей» рассказал ему свою жизненную историю, так Мастер вообще проникся уважением к бывшему моряку.

– Знаешь, что главное для фотографа – уметь видеть все не так, как остальные, – говорил Киврянский, чуть раскачиваясь, словно приглядывался, с какой точки лучше снять кадр. – Сейчас цифровая техника позволяет почти не думать, попадешь в выдержку или нет. Цифра она сама вытянет, но если ты не увидел главного – хорошего кадра, то никакая цифра не поможет.

При этом он крутил в руках уже пустую чашку, словно примеривался, как лучше ее поставить на стол, чтобы сфотографировать с неожиданного ракурса.

Однажды они, к удивлению обоих, встретились на открытии выставки картин популярного «деревенщика» в Доме художника. Оказалось, что мэтр ходит на всякие картинные выставки, следит за вернисажами, чтобы не пропустить какое-нибудь открытие у живописцев. «Не дал мне Бог таланта художника, так хотя бы за других порадуюсь», – сетовал фотограф, но непонятно было, всерьез он это говорит или над собой подтрунивает. Но призы на фотовыставках по-прежнему брал регулярно.

Постепенно Василий «матерел», и особенно ему стала удаваться портретная съемка. Он начал получать удовольствие именно от того, как удается передать чувства человека, которые проявляются на лице в самых неожиданных ситуациях. И несколько снимков оказались действительно удачными.

– Смотри, так тебя затянет это дело, и умрет в тебе репортер, – с некоторым сожалением, перебирая стопку глянцевых портретов, выразил свое впечатление Киврянский. – Так недалеко и до гламура. Хотя… гламур тоже надо уметь снять.

На следующий вечер Василий опять отправился на берег моря, на заработки. Пришла и Юлиана. Они смотрелись великолепной парой, которая то ли ради удовольствия, то ли еще по неизвестной никому причине проводили здесь время, развлекая праздную публику русскими романсами. Проходивший мимо долговязый парень вдруг остановился с явным изумлением на лице и что-то спросил у Юлианы на незнакомом Василию странном гортанном языке. Она ответила, рассмеявшись. Парень что-то еще сказал, она опять ответила, сняла с головы Василия матерчатую шляпу и положила у него в ногах. Парень с тем же удивлением в глазах бросил в пустую шляпу какую-то мелочь. Юлиана опять рассмеялась и что-то добавила. Долговязый тоже рассмеялся, достал «серьезную» купюру и, наконец, удалился.

– Ты его знаешь? – спросил Василий.

– Нет, это он узнал меня и начал спрашивать, что я тут делаю, а я сказала, что слушаю, как ты мне поешь, а вот он за то, что слушает, должен платить. А такому дуэту, как мы, он должен платить достойно. Смотри, какая серебряная дорожка лежит на воде от закатного солнца, – перевела она вдруг разговор. – В ней какая-то магия. На эту дорожку нельзя долго смотреть – захочется встать и идти по ней до самого солнца.

– И что?

– Ничего. Утонешь.

Юлиана не стала объяснять Василию, что ее соотечественник не мог ее не узнать. Ее фотографии частенько мелькали на обложках самых разных изданий. Своему соотечественнику она предложила поменьше говорить, а лучше достойно заплатить их дуэту. Василия она решила во все это пока не посвящать.

«…Жорж мог бы стать столяром, так ловко он обращается с инструментами, он сказал мне, что хочет сделать модели кораблей, которые приходят на Маврикий. У меня останутся деньги, которые я думаю дать ему, чтобы он смог обзавестись небольшим хозяйством и купить инструмент. На Маврикии будет расти колония белых поселенцев и, конечно, начнется строительство. А если у человека есть крыша над головой, то он начинает думать о мебели. Даст Бог, я вернусь в Россию и буду вспоминать и черное дерево, и красное. Мне, правда, сейчас больше помнится наша квартира в Санкт-Петербурге, где мебель была из сосны. Но у матушки была шкатулка краснодеревая и киот палисандрового дерева…

Поскольку мой корабль ушел, а мне нечего было делать, да и цель моего пребывания на острове была означена как географические экскурсии, то поначалу меня определили на карантин и отправили подальше от города. Кстати, посадили на карантин и Элизабет, поскольку она общалась со мной, да и питались мы вместе, так что кто его знает, что могло случиться. Один из наших слуг, креол по имени Жорж, был шустрее других, и поскольку он не был даже в прошлом своем рабом, я предложил ему остаться со мной. О его жалованье мы легко сговорились. Впрочем, его сговорчивость может иметь и другие причины – не исключаю, что губернаторовы люди приказали ему за мной присматривать и докладывать. У нас бы так и поступили…»

На следующий день Юлиана вместе с Игнатом, Василием и Филиппом отправилась к останкам затонувшего корабля. В дневниках Коршикова было указано – «английская развалина». И как им сразу в голову не пришло, что так он назвал останки взорванного в сражении у Гран Порта фрегата «Сириус». Он был хорошей подсказкой из дедовских дневников.

Их катер стал на якорь, все трое еще на берегу облачились в гидрокостюмы, на борту лишь еще раз посмотрели на планшет с картой, сориентировались по компасу, надели акваланги и, сначала Юлиана с Василием, а следом и Игнат пошли на глубину. Но через несколько минут Филипп, оставшийся на катере, увидел, что неподалеку от них бросил якорь синий катер и с него под воду в спешке пошли также трое аквалангистов в черных костюмах.

Василий и Юлиана плыли первыми, а Игнат, согласно хорошей морской практике, чуть в стороне, сзади и выше. Всегда должен быть кто-то, кто сможет выручить, если случится нештатная ситуация. И это оказалось очень кстати. Трое аквалангистов с другого катера довольно быстро рванули за Василием и Юлианой. Игнат заметил три фигуры, наплывавшие слева, чуть ниже, и ему это очень не понравилось. Морские глубины не место для шуток. Тем более что Василий с Юлианой плыли не оглядываясь. Вот они добрались до борта корабля, рассмотрели карту и уверенно двинулись к проему. Троица преследователей была примерно в двадцати метрах позади, и Игнат увидел у них притороченные к бедрам ножи. Он понял, что надо действовать, и хорошо, что и он был не с голыми руками.

Василий с Юлианой заплыли в проем лежавшего на дне корабля. Игнат отметил, как один из преследователей вознамерился двинуться за ними, а двое расположились возле пролома борта старинного фрегата, чтобы перехватить их на выходе.

«Не хотел я вас, ребята, беспокоить, но вы сами нарываетесь», – подумал Игнат и сверху справа бросился на первого аквалангиста, легко сдернул с него маску, рукой вырвал шланг подачи воздуха и сшиб редуктор. От неожиданности противник глотнул воды, вытаращил глаза и, поняв, что уже ничего сделать не сможет, тут же пошел вверх, пытаясь сбросить тяжелый акваланг, из которого наверх мощным потоком рвался воздух. Второй аквалангист обернулся и понял, что ему предстоит отражать атаку. Его партнер уже летел наверх, и драться предстояло один на один. По тому, как двигался Игнат, было очевидно, что это профессионал, знающий приемы подводного боя. «Черный» аквалангист оказался парнем не храброго десятка, так что быстро рванул в сторону и вверх.

Игнат трижды стукнул о борт темляком своего ножа, подав сигнал Василию, чтобы тот был начеку. Откуда-то выскочила рыба, похожая на мурену, но благоразумно ушла в сторону. Но сигнал услышал и «черный» аквалангист и поспешил к пролому. На выходе Игнат попытался было скрутить его, но тот оказался более опытным бойцом, чем его партнеры, – завязалась схватка. К счастью, подоспел Василий, пережал трубку подачи воздуха, а дальше было все просто. Они скрутили неприятеля и потащили за собой, как большую выловленную рыбу.

Юлиана выплывала из проема последней – в руках у нее была шкатулка, обросшая ракушками с трех сторон.

Ожидавший их на борту катера Филипп не очень понимал, что происходит. Он видел, как в стороне один за другим всплывали двое в черных комбинезонах. Причем, один был явно не в себе и судорожно молотил руками по воде. Но еще больше ему пришлось удивиться, когда через несколько минут Игнат скомандовал вытаскивать из воды на борт еще одного аквалангиста. У того были связаны за спиной руки, так что тащить здоровенного парня весом под девяносто килограммов было тяжело. К счастью, на корме их катера была небольшая площадка, и здоровяка туда из воды попросту выкатили.

Василий начал допрос на английском. Юлиана не могла поверить, что это не съемки очередного фильма о Джеймсе Бонде. Парень быстро признался, что их наняли, чтобы следить за русскими, а если у тех будет какая-то находка на борту затопленного корабля, то ее нужно отнять. При этом он постанывал и жаловался, что ему вырвали плечо.

Покончив с допросом, оставив здоровяка лежать связанным, Василий и Юлиана занялись шкатулкой. Не без труда, с помощью десантного ножа, сначала соскоблили наросты и увидели шесть плоских головок латунных шурупов, которые неожиданно легко поддались, – видно, их «посадили» на какую-то смазку, – вскрыли ножом коробку, которая оказалась герметичной – ни капли воды не проникло к ее содержимому. В коробке лежал шелковый носовой платок с вышитой монограммой, эполет лейтенанта с офицерского мундира, два локона волос – черный и русый – и записка на английском: «Волосы Элизабет, срезанные тринадцатого мая». А на самом дне – клочок почти истлевшей бумаги с координатами.

«…Через две недели карантин был с меня снят, и я получил возможность передвигаться.

…От Элизабет пришло письмо, в котором она предлагала встретиться в Порт Луи и обсудить путешествие в Гранд Порт, где было известное морское сражение, в котором единственный раз за все времена французская эскадра побила английскую. Жорж отвез мое благодарственное письмо Элизабет…

…Вместе с Элизабет, в сопровождении Жоржа и еще нескольких слуг, мы отправились на восточный берег острова, но перед этим в конторе губернатора ознакомились с бумагами и рисунками об этом сражении. Среди прочих наук в нашем училище было и рисование, предмет, который я любил и старался заслужить похвалу сурового швейцарского учителя Рене Маницера. Сам он был уже русским в третьем поколении, его пращуры приехали в Россию еще во времена Петра Великого. Он считал, что офицер должен уметь рисовать так, чтобы любому зрителю была ясна диспозиция перед сражением или в его времени…

Неподалеку от Кюрпипа мы поехали смотреть кратер вулкана, который бил здесь может не одну тысячу лет назад, когда и образовался остров в океане. Это оказалась довольно большая гора, вся покрытая зеленым кустарником, через который шла проторенная тропа. Мы поднялись на край кратера и увидели, что вниз спускается перевернутый конус, также поросший кустарником и травой. На самом дне была лужица зеленого цвета. Вулкан, судя по всему, уже давно уснул навечно, никаких дымков не было видно нигде, да и воздух был чист и прозрачен. Я сделал несколько зарисовок, одну из них подарил моей спутнице…

…На третий день мы добрались до Майбурга, который уже перерос Гранд Порт. Здесь мы провели три дня, поскольку мне было все интересно, да и Элизабет проявляла большое любопытство и готова была лезть повсюду, чтобы самой во всем удостовериться и убедиться… Эта девушка была мне все более симпатична…»

Вечером того же дня троица сидела у костра на берегу и жарила на самодельных шампурах большие тигровые креветки, только что выловленные рыбаками.

– Мужики, а вот когда вы были котиками, у вас были необычные ситуации, как быстро вы могли плавать? – поинтересовался Филипп, глотнув из бутылки белого южноафриканского вина.

– Игнат, помнишь, как вы с Каталкиным мировой рекорд ставили? – предложил рассказать историю Василий.

– Да… веселая была потом история. Но нам тогда не до смеха было.

– Расскажи, – попросил Филипп.

– Ты никогда не убегал от стаи свирепых собак? – поинтересовался Игнат.

– Не приходилось.

– Твое счастье… Наши ученые научились дрессировать сивучей. А эти животюги плавают со скоростью до сорока узлов, по-вашему – около сорока километров в час, а зубы у них такие, что волки позавидуют. Так вот, в тот момент, когда мы отрабатывали очередное упражнение, с помощью которого старшина измывался над салагами, кто-то открыл вольер с сивучами. А их учили атаковать подводников, если они приближаются к днищу нашего корабля. И вот эти существа рванули в нашу сторону, хорошо, мы заметили вовремя. И мы поняли, что может произойти… Наше счастье, что до ближайшего понтона было метров десять.

– Видел бы ты их лица, когда они вылетели на понтон, а следом за ними полез сивуч, – присоединился со смехом Василий.

– Какие там лица? Это была маска страха, – согласился Игнат.

– Жаль, тогда не было у меня камеры, – добавил Василий. – После этого я и отпустил усы.

– Зачем?

– Чтобы сивучи за своего приняли.

– Ничего подобного, это он сделал, чтобы нас своей усатой рожей пугать.

– А вы вообще-то, где начинали осваивать подводное дело? – Филипп время от времени задавал неожиданные вопросы, но друзья к этому привыкли.

– Подготовка была в бухте Казачьей в Крыму близ Севастополя, – рассказывал Игнат. – Потом ее переименовали в бухту Русалок. Она вообще-то поначалу не имела названия, но первыми тренировки проводили девушки, и вышли на берег вечером на дикий пляж шесть русалок. В черных костюмах, с аквалангами, с оружием… Дикари – отдыхающие, конечно, в ужасе. Мужики напряглись, женщины завизжали, а дети полезли к русалкам из любопытства. Но ничего, все успокоились. За русалками приехали наши на трех УАЗиках. А потом уже построили нашу базу, забор и все остальное… Вход в бухту с моря загородили сетью.

– А ты как со своей Валентиной познакомился? – не унимался Филипп.

– Она пришла к нам тренером по плаванию, но потом заинтересовалась аквалангами, так мы и познакомились.

– А в горячих точках были?

– Она – нет. А когда я из ЮВА вернулся, так призналась, что очень переживала за меня, да и мне она запала. Но, сам понимаешь, в каких мы были условиях. Теперь вот, надеюсь, наладится мирная жизнь и… все такое…

– А что такое ЮВА?

– Юго-Восточная Азия. Но это было так давно, что и секретом перестало быть.

«…На третий день мы добрались до Майбурга, который уже перерос Гранд Порт. Здесь мы провели три дня, поскольку мне было все интересно, да и Элизабет проявляла большое любопытство и готова была лезть повсюду, чтобы самой во всем удостовериться и убедиться… Эта девушка мне все более симпатична…

Вечером, на берегу, напротив Иль де Пасс у меня состоялся разговор с Жоржем. В молодости он действительно был моряком у Сюркуфа и в битве при Гранд Порт принимал участие. Французы одержали верх благодаря хитрости – ночью Жорж вместе с другими моряками французами на небольшой лодке под прикрытием абсолютной темноты переставлял вешки, показывавшие судоходный фарватер. Это было опасное занятие, поскольку корабли и ночью продолжали артиллерийскую дуэль. Однако утром английская эскадра, чьи матросы сумели захватить батарею французов на Иль де Пасс, двинулась в залив, чтобы нанести решающий удар. Первым шел фрегат «Сириус», который ориентировался на вешки и на полных парусах налетел на мель. Он сразу стал мишенью для французов, к тому же не мог никоим образом помочь другим кораблям – его снаряды не долетали до неприятеля. С «Сириуса» спустили шлюпки, чтобы облегчить корабль, а заодно с их помощью стащить фрегат с мели. Но ничто не могло помочь бедному экипажу…

…Описание этого сражения должно быть сделано до мелочей, а после того оно должно изучаться в морских училищах, чтобы будущие командиры знали, каких ошибок надобно избегать и к чему быть готовыми…»

– Мы обязательно должны съездить в Шамарель, – объявила за завтраком Юлиана. Это стало у нее привычкой – как только она ощущала, что парни отбиваются от рук, так брала бразды правления в свои руки.

– Что там такое? – поинтересовался Игнат. Он начал нервничать из-за того, что время шло, а приближения к цели не ощущалось.

– Это восьмое чудо света, – ответила девушка, глядя почему-то на Василия, который силился вспомнить, где он то ли слышал, то ли читал о каком-то маврикийском чуде. – Это единственное место на земле, где земля имеет семь цветов. Не посмотреть это нельзя, – продолжала Юлиана.

Игнат сосредоточенно сочинял себе бутерброд с копченым марлином, который удачно ложился на кусок белого батона, намазанный соленым австралийским маслом.

– И даже такого цвета? – указывая на голубовато-сиреневый ломтик рыбы, с подковыркой спросил кавторанг.

– И такого тоже, – уверенно заявила Юлиана и добавила так четко и строго, чтобы ни у кого и мысли не появилось, что удастся отвертеться от неожиданной экскурсии: – Машина заказана, едем через сорок минут.

Повиляв по ведущему в гору серпантину, машина наконец выехала на небольшую площадку и уперлась в будку с дамой сурового вида внутри, одетую в форму всяких контрольных служб – белая блузка, синяя юбка, – которая брала с посетителей деньги за проезд и проход к участку, заслоненному деревьями.

– Ребята, дело Остапа Ибрагимовича расцвело на этой райской почве! – весело объявил Филипп. – Помните, как он поправил финансовую ситуацию концессионеров с помощью продажи билетов в пятигорский Провал?

– Василий, – обратилась Юлиана к своему спутнику, – а кто такой Остап Ибрагимович? Я слышу это имя не первый раз – это ваш родственник?

– В какой-то степени, да. Это – духовный отец всех авантюристов мира. Это был великий комбинатор, искатель приключений, главный герой книги всех времен и народов под названием «Двенадцать стульев». Герои, которых придумали Ильф и Петров, искали брильянты в двенадцати стульях, попадая в разные ситуации, но – в конце концов – из любой выплывали. Очень смешная книга. У нас даже несколько раз кинокомедии по этой книге снимали.

– Она есть в Интернете?

– Конечно.

Друзья уже вышли на площадку, с которой открывался вид на холмистый, диаметром метров в сто «пятачок». Холмы были из слежавшегося песка действительно разных цветов. При этом цвет не менялся от того, под каким углом смотреть на холм. На зеленом щите было написано объяснение этого необычного явления природы на английском и французском языках. Что-то о выходе базальта на поверхность земли и влиянии нескольких миллионов лет дождей и всего прочего на цвет этих то ли окисей, то ли закисей.

Но о физике и химии думать не хотелось. На пятачке действительно почти ничто не росло, хотя стена дикой зелени и подступала вплотную. В какую-то складку между двумя холмами ветром нанесло немного обычной земли, и цветок, скорее напоминающий репейник, вносил разнообразие в эту величественную в своей строгости картину.

– Потрясающе, – признался Филипп. – Если бы не видел своими глазами, никогда бы не поверил.

Вдоль ограды шли стайки туристов то ли из Японии, то ли из Китая. У всех были фотоаппараты и телекамеры, все фотографировались.

Один парнишка из японской группы даже лег на асфальтовую дорожку в надежде сделать сногсшибательный кадр.

– Василий, а ты как бы снял это чудо для своего журнала? – поинтересовался Игнат.

– Пожалуй, с воздушного шара или с вертолета, – подумав несколько секунд, сказал фотограф. – А потом использовал бы этот кадр как уникальный фон. Пока я такого ни у кого не видел.

Василий сделал несколько снимков этого действительно фантастического пейзажа, навевающего фантазии о космолетах и прочем. Потом он сфотографировал своих друзей, стараясь уйти от банального «привет из Крыма», то бишь Маврикия.

По дорожке они дошли до небольшого загончика с четырьмя огромными – сантиметров семьдесят в высоту и столько же в ширину – черепахами. Одна спала, другая куда-то не спеша ползла, третья зевала, показывая свою весьма зубастую пасть. Четвертая высунула тонкую чешуйчатую шею и с интересом смотрела на Филиппа, словно хотела что-то ему сказать, а он, чудак, не понимал.

Компания зашла на веранду кафе, нависавшего над разноцветной поляной. Заказали что-то местное, взяли бутылку белого прохладного вина и сразу же подняли бокалы за Юлиану, которая открыла для них восьмое чудо света, хотя они и семь предыдущих не видели. Пока шел общий разговор, Василий фотографировал местных ярких, с черными хохолками птичек-кардиналов, так сказать, маврикийский эквивалент российских воробьев, которые всегда вьются там, где могут им попасться съедобные крошки.

А в Москве, которую обильно поливали осенние дождички, за письменным столом перед окном сидел Львович и на листке бумаги рисовал какие-то квадратики, проводя стрелки от одного к другому. На самом деле квадратики означали коллекционеров, которых он знал.

«Конечно, мог бы Толик дать цену за Маврикий, но он не любит с деньгами расставаться, – мысленно рассуждал он. – Виктор, к сожалению, уже смотрит на все сверху, да и у него таких денег не было, чтобы взять Маврикий… Надо поинтересоваться у японцев, не хочет ли Томита-сан добавить к своим маркам еще и конверт с Маврикием… Кто-то из американцев, говорили, готов вложиться, если будет аукцион… В общем, надо работать…» Придя к такому выводу, он взялся за телефонную трубку.

– Лева, – возбужденного заговорил Милош, – ты почему не предупредил, что эти парни из морской пехоты? Они там одному нашему чуть руку не сломали.

– Раз чуть, значит, не сломали.

– Но он теперь не может ей ниц делать.

– Что-то нашли?

– Эти парни нашли. Но это не голубой Морис.

– Пусть находят все, что хотят. А что тамошняя полиция у них нашла?

– Ниц.

– Они что, искать не умеют?

– Искать они умеют, но эти ваши тоже не глупые хлопцы. Но если они что-то найдут, мы сразу узнаем. Наши люди за ними смотрят.

– Смотри, чтобы не проглядели…

Львович уже начал сомневаться, удастся ли ему вернуть свои шесть тысяч евро, вложенные в это авантюрное предприятие. Утешением служило то, что давний партнер, которому он доверял, несмотря на идеологические расхождения, – Львович считал, что при коммунистах все было не так плохо, как утверждали демократы, – тоже вложил свои деньги. А чехи, по его убеждению, весьма прижимистые люди и вкладывают только при уверенности не меньше восьмидесяти процентов.

«…Описание этого сражения должно быть сделано до мелочей, а после того оно должно изучаться в морских училищах, чтобы будущие командиры знали, каких ошибок надобно избегать и к чему быть готовыми…

На восточном берегу мое внимание мои спутники обратили на странную пушку. Она была вкопана в землю недалеко от кромки воды, но жерло ее было направлено вверх. Мне рассказали, что поутру, встав спиной к солнцу, нужно было смотреть через обрез пушки на средний «палец» из трех вершин и провести мысленно линию. Потом через сто шагов будет пальма и в пятнадцати шагах направо от нее, строго перпендикулярно к линии первого выдвижения, небольшой холмик. Там уже прокопана траншея, которая ведет к пещере. Пещера та нынче пустая, но говорят, приходил сюда пять лет назад какой-то корабль, сошли с него на берег десяток людей, напугали до смерти слугу хозяина этого участка, который оставался сторожить поле сахарного тростника, прокопали эту самую траншею и поутру ушли в океан, оставив пустые ящики и бочки. У них был лоцман, знавший местные особенности, иначе они оказались бы на одной из мелей. Да и еще кто-то знал, какие знаки и как следует понимать.

Думаю, что на этом острове, как на восточном, так и на западном побережье, будет еще немало искателей сокровищ, хотя ценность этой земли совсем не в том, что в ней закопали лихие морские разбойники. Ценность Маврикия в нем самом, в том, что провидение распорядилось поднять эту землю из океанских глубин именно в этой точке океана…»

Когда компания после недолгого путешествия вернулась в гостиницу и швейцар в бежевом костюме уже привычно стукнул в гонг, возвещая о прибытии гостей, к Игнату в вестибюле быстро подошел смуглый человек – скорее всего креол индийских корней – в тонком темно-синем костюме, типичной на Маврикии одежде чиновников не самого высокого ранга. Чуть поодаль на диванчике расположились двое полицейских в форме: светло-голубые рубашки с короткими рукавами и черными погонами, темно-синие брюки. Рядом лежали их фуражки в черно-белую шашечку – точные копии лондонских.

– Добрый вечер, – обратился чиновник к Игнату, в котором он почувствовал лидера этой компании. – Извините, что я беспокою вас, но я из полиции, и у нас есть небольшое к вам и вашим друзьям из России дело. Мне бы хотелось, чтобы мы вместе съездили в Порт Луи, – вежливо, но твердо сказал чиновник.

Игнату стало ясно, что это не просто служка из департамента, а человек более серьезный. Все-таки люди из спецслужб узнают друг друга без обмена визитными карточками. Что-то в них есть неуловимое, причем общее что для русских, что для немцев или итальянцев. Оказалось, и маврикийцы не исключение.

– Парни, у нас, кажется, возникают какие-то проблемы, – повернулся он к Василию и Филиппу. – Меня приглашают в Порт Луи.

– Игнат, – вступила Юлиана, – насколько я поняла, они хотят, чтобы поехали все трое. – И что-то переспросила чиновника на французском.

Тот сразу же согласно кивнул головой и повторил Игнату – вы вместе с друзьями, но леди не должна ехать, она ведь не с вами.

– Думаю, нам лучше поехать, – согласился Василий. – Мы можем оставить вещи в номерах?

– Оставьте их здесь. Не будем терять времени.

Все вместе вышли из отеля и пошли по гравийной площадке к стоявшим поодаль двум синим «дефендерам» с трехцветными фонарями спецсигналов на крыше. Стекла были за проволочными решетками, которые были выкрашены также в синий цвет, а потому и не выделялись.

А Юлиана вдруг поняла, что ей не безразлична судьба Василия и его друзей.

Правда, придя в свой номер, она первым делом включила компьютер, подключилась к Интернету и стала искать в Googl, кто такой Остап Ибрагимович. В русской версии оказалось 138.000 упоминаний. Юлиана начала открывать их одно за другим – и так увлеклась, что забыла на время и о Василии, и о его друзьях, и о возникших у них проблемах.

– Я так думаю, что у нас в номерах они уже покопались и не хотят, чтобы мы им устроили скандал по поводу обыска, – предположил Игнат.

– Думаю, ты прав. Вот только, что мы нарушили? К чему могут прицепиться?

– Скоро узнаем. Если что, будем требовать консула.

В полицейском участке, том самом, рядом с почтовым офисом, они прошли в кабинет, где их уже ждали.

– Господа, мы рады, что вы избрали наш остров для своего отдыха, и надеемся, это недоразумение не омрачит ваше пребывание. Но мы не можем оставить без внимания ту информацию, которую получили на днях из двух источников, – начал уже более серьезный начальник, чем тот, с которым они приехали. – Вы ведь не будете отрицать, что вы – военные моряки и служите в специальной части?

– Извините, у вас какое звание? – неожиданно спросил Василий.

– Майор.

– Очень хорошо, господин майор. Я закончил службу пять лет назад, мой товарищ – чуть больше месяца, а наш друг Филипп вообще никогда не служил ни на флоте, ни в армии. Так что ваша информация устарела. К тому же она – не секретная, можно ее проверить. В чем еще нас обвиняют? И зачем потребовалось привозить нас сюда вечером?

– У нас есть сообщение, что вы прибыли на остров, чтобы найти возможность захода на него атомных подводных лодок из России.

Майор был явно сухопутным и надеялся, что если информация подтвердится, это разоблачение будет сенсационным. Может быть, даже в глобальном масштабе. Он даже представлял себе заголовки типа «Русский противовес Диего Гарсия». Вполне логично предположить, что если у американцев есть база на Диего Гарсия, то и русским стоит заиметь свою в Индийском океане. В конце концов, этот океан не менее важен, чем Средиземное море или Атлантика.

Игнат с Василием разве что не расхохотались, а Филипп, хотя и был ошарашен, но его подмывало спросить – почему именно атомных подводных лодок? Обычные лодки тоже весьма серьезная сила. Но разумно счел за благо лучше промолчать.

– Понятно, – сказал Игнат. – Это уже серьезнее. Мы можем попросить вызвать российского консула, мы, кажется, имеем на это право.

«Эти парни не столь просты, как хотят казаться, но, может быть, именно потому, что они действительно из специальных служб, они так уверенно держатся, – думал майор. – В любом случае, лучше их задержать до утра, а там видно будет. Пока не нужно поднимать шума».

– Понимаете, в российском посольстве сейчас уже все закрыто, только дежурный. Мы, конечно, сообщим о вашем желании, но раньше завтрашнего утра консул не сможет приехать. К тому же, по нашей информации, он сейчас на ужине по поводу дня рождения второго советника вашего посольства.

– Ну что же, тогда завтра утром все и встретимся, – предложил Василий и сделал движение, показывая, что он готов встать и двинуться к выходу.

– Конечно, завтра утром все встретимся, но полученная информация настолько серьезна, что мы не можем вас отпустить, – мягко возразил майор. – Вам придется переночевать у нас. Сегодня утром мы просто не смогли вас найти…

– Мы ночь в тюремной камере не оплачивали. У нас оплачена ночь в отеле, с удобствами.

– Если все разъяснится в вашу пользу, то, естественно, мы вам компенсируем эти неудобства.

Майору было самому неловко, но он ничего не мог поделать – шифровка в министерство пришла утром из Лондона, потом часа через полтора ее передали к ним, и надо было быстро готовить ответ о предпринятых действиях. А тут еще все затянулось из-за того, что эти русские уехали куда-то. И хотя остров не столь велик, искать их тоже оказалось непросто. Теперь можно будет связаться с английским посольством, и пусть тамошний офицер также утром присутствует при разговоре, все-таки Маврикий входит в Содружество наций.

В общем, задержанных препроводили в две камеры под надзор.

Как известно, то, как человек держит удар судьбы, порой важнее самого удара.

По правилам мелодрамы Юлиана должна была бы упасть на большую кровать в своем номере и зарыдать от досады. Но она была девушкой прагматичной, а потому, оторвавшись от компьютера, взялась за телефон. Зная, что не всегда в таких ситуациях телефонное право срабатывает, решила: звонок «наверх» не помешает. Юлиана звонила своему дальнему родственнику, тому самому, который привез ее в отель в белом «Мерседесе» с голландским флажком на крыле.

После тюремного завтрака друзьям пришлось ждать довольно долго, пока их не повели в уже знакомый кабинет к майору. Только теперь там было уже несколько человек, в том числе и солидный седой маврикиец, который прекрасно говорил по-русски, на настоящем московском наречии, в котором слышались знакомые крепкие словосочетания.

– Откуда это вы так хорошо русский язык знаете? – поинтересовался Филипп.

– В первом меде учился, там и кандидатскую делал. Анестезиолог. Я их всех тут резал.

Российский вице-консул оказался крепким парнем в тонкой белой рубашке с короткими рукавами, правда, с галстуком. Короткие рукава открывали рельефность его мускулов, подтверждение активных занятий на тренажерах.

– Мы получили письмо, в котором сообщают, что эти трое – русские моряки, которые приехали на остров с разведывательной миссией и ищут проходы для русских атомных субмарин к берегам Маврикия, – повторил текст майор.

– Но это абсурд, – удивился вице-консул, который по должности разбирался в морском и ином деле. И тут обе стороны заговорили по-французски, что было явно удобнее для майора, но зато непонятно для обвиняемых.

– Мужики, вы кому-то за четыре дня так насолили, что эти деятели хотят, чтобы вас отсюда выставили, – резюмировал вице-консул.

– А основания для этого есть? – поинтересовался Игнат.

– С кем вы здесь водите компанию?

– Из местных ни с кем. Прилетела вместе с нами голландка, которая к нам вроде прибилась, да и все.

Вице-консул что-то сказал по-французски, и полицейские сначала широко улыбнулись, а потом озадаченно посмотрели друг на друга, на доктора и на недоуменно таращившего глаза на всю эту комедию английского атташе. Из сказанного российским дипломатом парни поняли только «шерше ла фам».

– Парни, а с чего бы по вашему делу приехал мой коллега из голландского посольства. Вы, случаем, птицу Додо не откопали?

– Это Юлиана… За Василия беспокоится. Он вроде как ее бойфренд.

– Крутая девушка. Из-за простой голландки посольство вряд ли бы начало шевелиться. А может быть, какой-то голландец из ревности на вас кляузу написал? Василий ему дорогу перешел, а он решил устранить конкурента.

– Вась, а помнишь, когда вы под пальмой на берегу пели под гитару, какой-то голландец к вам пристал?

– Они по-голландски говорили, но потом посмеялись.

Российский вице-консул закатил довольно продолжительную речь на французском. Видимо, говорил убедительно, майор достал из стола какие-то бланки на английском, и они начали их заполнять. Его помощник начал срезать пломбы с мешков, куда были сложены накануне ремни и личные вещи. Стало ясно, что их выпускают.

– Знаете что, мужики, а нет ли у вас данных этой самой голландки? – поинтересовался вице-консул.

– Есть ее визитка, но у меня в бумажнике, а он у них, – пояснил Василий, кинув в сторону полицейских.

Еще пара фраз, и бумажник вернулся к своему хозяину, тот сразу полез за визиткой, не проверяя содержимое главного отделения.

Вице-консул глянул на визитку и присвистнул. То ли от удивления, то ли от восхищения. Правда, на визитке было написано довольно просто «Юлиана ван Нассау, дантист», голландский адрес где-то в Генте и пара телефонов.

– А вы знаете, кто это?

– Там написано – дантист, она мне объяснила, что зубы выравнивает подросткам, делает «Голливуд», – простодушно пояснил Василий.

– Сам ты – Голливуд. Эта девушка – Юлиана из рода ван Нассау, то есть какая-то дальняя родственница того самого Мориса, в честь которого и остров назван. О ее приезде в здешних газетах писали. А ты, значит, ее бойфренд… Уважаю… – с некоторым восхищением произнес вице-консул. – Теперь ясно, с чего это голландское посольство примчалось. Хорошо, она хоть посла не вызвала… Он, кстати, ей каким-то родственником приходится.

– Понимаешь, – уже по-свойски обратился к дипломату Игнат, – мы же по-креольски ни-тили-бом, да и во французском не сильны. Так что обходимся без газет. А так – вполне симпатичная девушка, компанейская, никакая не принцесса на горошине.

– Игнат, знаешь, а у меня ночью в камере было видение, можно сказать, сон, о каких говорят: сон в руку, – заговорил Филипп, когда они вернулись под тент бара в отеле.

– Давай, выкладывай, – Игнат верил в вещие сны, ему самому не раз снились предстоящие «операции», но то было во время службы.

– Мне приснилась черепаха, которая смотрела на меня в Шамарели, – начал Филипп. – И вот я понял, что она хотела сказать, когда вытянула в мою сторону голову далеко из-под панциря… Она хотела мне сказать, что нам нужно найти черепаху, но ту, которая была во времена Коршикова. Лейтенант записал в дневнике, что тайны лучше всего хранят камни и черепахи. Нам нужно найти каменную черепаху, под ней лейтенант спрятал шкатулку.

– Какую каменную черепаху?

– Там, где жил лейтенант, на газоне перед домом была пальма, а рядом с ней – черепаха. А это может быть только каменная черепаха. Черепахи живут лет сто, а может быть, и сто пятьдесят, а века – только каменная. Ну, не порода такая, а, скажем, скульптура черепахи.

– Значит, нам надо искать виллу, на которой жил мой пращур, и найти там каменную черепаху? С точки зрения поисков, это может быть хоть какой-то зацепкой. Тащи сюда эту страницу из дневника. Слушай, Филя, а ведь сон может оказаться действительно вещим, – задумчиво, неспешно осмысливая полученную информацию, произнес Игнат. – Но где эта вилла, на которой жил предок?

– Ну, это же просто. Вилла в два этажа, постройки примерно 1830–1840 годов, принадлежала англичанину. Перед ней газон, на нем пальма и черепаха. Еще конюшни. Значит, рядом дорога. Он еще упоминал какой-то водопад неподалеку.

– Надо узнать, у кого-то осталась ли такая вилла.

– Если пожара не было, то осталась. Она же не на берегу, так что ураганы, которые бывали, до нее не докатывались.

– Ты правда фотографируешь моделей для гламурных журналов? – поинтересовалась, словно невзначай, Юлиана, проводя по пробивающемуся «ежику» Василия и устраиваясь поудобнее на его плече. Она чувствовала себя так уютно в постели рядом с этим великаном! Но иногда в душе возникала необъяснимая тревога, и она все пыталась найти причину своего беспокойства.

– Бывает, – не чувствуя подвоха, откровенно ответил Василий. – За такую съемку хорошо платят. Девочки просят иногда сделать им портфолио.

– У тебя есть среди них подруги?

– Для меня модели, при том, что я к ним хорошо отношусь, даже с симпатией, все равно что прохожие на улице… Поравнялись, может быть, даже улыбнулись друг другу и… пошли дальше. Ты была на скачках?

– Приходилось…

Юлиана решила, что не стоит рассказывать о дерби в Аскоте. Там состязание меркнет на фоне парада дамских шляп и мужских фраков. Она однажды приезжала в карете, в «девичьей» шляпе без особых изысков, но все равно привлекавшей внимание. На сопровождавших ее кузенах были классические серые брюки, фраки, цилиндры и белые галстуки. Тогда они заняли целую страницу в светской хронике.

– Вот лошади в заезде – все красивые, ухоженные, но ты ни на одну не поставил и тебе все равно, какая из них выиграет, – продолжал рассуждать Василий.

– Значит, для тебя модели – как лошади в заезде на дерби?

– Это образ. Думаю, ты все понимаешь правильно.

Оба замолчали. Чуть позже Василий задал вопрос, который мучил его.

– А ты правда миллионерша, как о тебе говорят? – спросил и коротко на нее взглянул.

– А если нет, то ты сейчас выпрыгнешь из кровати и сбежишь через балкон? – поинтересовалась Юлиана, чтобы не давать прямой ответ.

– Очень хорошо, что они врут, – по-своему истолковал этот ответ Василий.

– Что же хорошего, что у меня нет миллионов? – удивилась Юлиана.

– Не хочу быть альфонсом. Не хочу, чтобы кому-то в голову пришло, что я тебя полюбил из-за миллионов, – откровенно и абсолютно искренне, даже застенчиво признался бывший моряк.

– Боже, какие вы, русские, странные люди.

И она еще крепче прижалась к нему.

Юлиана немного слукавила. У нее действительно не было миллиона евро на счету, но зато она владела акциями знаменитой нефтяной компании «Шелл», так что счет уже шел не на один миллион. Впрочем, даже эти акции принадлежали ей как члену семьи.

Василий шел по еще прохладному после ночи песку пляжа и предавался размышлениям на тему – кто я, что я? Иногда это бывает полезно. Да и не так противно, как разговаривать с «умным человеком», стоя перед зеркалом. Можно, конечно, сказать себе, что не так сделано, но потом сбиваешься на разглядывание какого-нибудь прыщика, потом приходишь к выводу, что из носа торчит какой-то волос и надо бы его вырвать или постричь. Благой порыв остается нереализованным. А тут совсем другое дело. Даже можно оглянуться и увидеть свои следы на песке, уходящие на несколько метров…

Юлиана подошла к двери на балкон и глянула в щель, не решившись выйти, поскольку была одета, как прародительница рода человеческого. Она увидела Василия, шагающего по песку, и почувствовала, что теперь она его никуда и ни за что не отпустит. В ней проснулась собственница – мой и все тут!

У Юлианы было нормальное воспитание, хотя по положению в социальной иерархии она могла бы просто готовить себя к семейной жизни, но нынче и принцессы делами занимаются. Разумеется, не шпалы укладывают – все-таки получают хорошее образование, да и эмансипированы, как все женщины на Западе. Юлиана с детства хотела стать доктором, отклонилась от намеченной линии лишь чуток – пошла в дантисты, выбрала себе узкую специализацию – корректирующая ортопедия. В семье отнеслись к этому спокойно – занятие достойное и не слишком тяжелое. Племянница испанской королевы преподает в школе для детей с отклонениями в развитии, а это потяжелее, чем ставить скобы на зубы. У Юлианы уже было немало благодарных пациенток, которые избавились от комплексов, возникающих, прежде всего, у девочек, когда они смотрятся в зеркало, пытаясь продемонстрировать голливудскую улыбку.

Оказавшись на Маврикии, Юлиана словно заново открывала себя. Как утверждают восточные мудрецы, жизнь каждого – это всего лишь долгий путь к себе. Похоже, ее путь к себе в последние дни шел с заметным ускорением. Так что теперь в своем гостиничном номере Юлиана все размышляла – что же с ней происходит? Она еще не решалась даже себе признаться, что просто-напросто влюбилась. Все, что она испытывала к этому русскому парню, не шло ни в какое сравнение с тем, что было в ее жизни прежде. Раньше все было в голове, даже когда она целовалась с тем рыжим одноклассником или ходила на концерты камерной музыки со своим давним обожателем, адвокатом, перспективным и родовитым. Ее родители к этому обожателю относились более чем благосклонно, рассматривая его как «хорошую партию» для дочери. Но Юлиана искала любви. И вот теперь, впервые, она испытывала волнение не в груди даже, а где-то под ложечкой, стоило ей только подумать о Василии. Как говорили в таких случаях ее подружки, «бабочки начинали порхать в животе».

Интересно, испытывает ли он то же чувство? Хотя у нее почему-то была абсолютная уверенность – он будет с ней, будет ее.

Конечно, все должно быть наоборот, петух всегда бежит за курицей. Но на самом деле это она выбирает, куда бы его завести.

Игнат все пытался найти зацепку – где, на каком направлении надо начинать поиски. К тому же ему не давали покоя предположения Филиппа, включая его «вещий» сон. Да и обидно было – сообразиловка у него хуже, чем у Филиппа, работает, что ли?

В дневниках, только в них можно было отыскать теперь хоть намек на разгадку, где был дом (а в том, что сон Филиппа был «вещим», он уже не сомневался). А там, оглядевшись, можно было бы отыскать хоть намек на то, где стоит копнуть. Ведь нашли же монеты на Клондайке!

– Есть фраза! – едва не закричал Игнат. Он был счастлив, что наконец ему посчастливилось наткнуться на ключ, что наконец-то он обошел Филиппа.

– Вот, слушайте. «Вилла, на которую я приехал, расположена не на берегу, а, скорее, ближе к середине острова. Построена она всего десяток лет назад, и архитектор поставил различные новинки, одна из которых меня порадовала своей простотой. Это специальная система смешивания горячей и холодной воды, чтобы удобно было мыться».

– Нам нужно найти, какие виллы были построены между 1830 и 1840 годами. В этом может быть ключ к успеху нашего безнадежного дела, – заметил Василий, подвигая к себе плошку с чипсами и арахисовыми орешками.

– Сколько тебе говорить, не произноси слово «успех», сглазишь, – едва не застонал в очередной раз Филипп. – Скажи «удача», и фортуна сама улыбнется нам.

– Филя, ищи через Google, какие виллы на Маврикии, должно что-то быть, а я пойду в офис, где заказывают экскурсии, и поинтересуюсь.

– Да, вот в дневнике запись – жил в основном доме на втором этаже, – подхватил Филипп. – Дом совпадает, но теперь надо где-то искать черепаху, а потом еще и камень.

Тоненькая управляющая, явная индуска в европейской форме – белая кофточка и темно-синяя юбка, Мурмила вызвала наследника владельцев виллы.

Наследник оказался долговязым рыжеватым парнем, с такой же стрижкой «под ноль», как и у нашей троицы. На ходу он заправлял голубенькую в тонкую белую полоску рубашку в бежевые, плотного хлопка штаны. Парень хотя и улыбался, но не мог скрыть своей озадаченности. Правда, когда новоявленные гости представились, а их спутница вручила свою визитку, он расслабился и говорил уже без напряжения. Для начала «длинный» представился – Поль. И тут же задал вопрос, который, вероятно, его интересовал довольно давно, что естественно для определенного возраста.

– А, вы из России? Я слышал, там красивые девушки, – бесхитростно начал рыжий. – Меня родственники заклевали, я в лицее ничего не делал – и меня выгнали. Теперь вот работаю здесь, а они говорят, жениться надо. Я и сказал, что женюсь на русской. Как вы думаете, если я привезу сюда русскую жену, ей здесь понравится?

– Сначала спроси Мурмилу, согласится ли она, – в шутку, которая была недалека от истины, предложил Игнат. Как человек, выросший в России, он не знал, что на Маврикии члены старинных французских семей должны жениться только на европейских женщинах. Наверное, все-таки и случались исключения, но о них не говорили вслух.

– Вам понравилась вилла? – поинтересовалась Мурмила. – Если хотите, можете здесь остановиться, только в другом домике, цены у нас приемлемые, готовят вкусно. Получите удовольствие.

– Вы знаете историю виллы? Здесь жил в середине позапрошлого века русский моряк? – решительно вступила в разговор Юлиана, обращаясь при этом к Мурмиле, понимая, что именно эта девушка здесь на самом деле хозяйствует и знает больше этого, хотя и симпатичного, но все-таки разгильдяя.

– Да, здесь когда-то, в середине девятнадцатого века, вскоре после постройки виллы, жил несколько месяцев русский моряк, кажется географ, который исследовал остров.

– Воспоминаний он не издал, но остались его дневники, – вступил Игнат. – Это был мой предок, и я хочу посмотреть, где он был на Маврикии. Может быть, что-то из его вещей здесь осталось.

– Вряд ли. Столько времени прошло, – произнес Поль, глядя на Мурмилу, может быть, она что-то знает… – Хотите по чашечке кофе или чая? У нас есть и маврикийский чай, и кенийский. Говорят, с Килиманджаро.

И все расположились за белым круглым столом на веранде в ожидании кофе. Прямо на веранду выходили окна магазинчика сувениров. А в самом магазинчике в это время была пара посетителей – они неторопливо рассматривали фотографии, буклет о вилле и незаметно поглядывали на Игната. В машине у входа на виллу, на которую друзья не обратили никакого внимания, находился человек с рукой на перевязи. И если бы славные морпехи всмотрелись повнимательнее в лицо этого человека, они бы кое о чем задумались… Но они были слишком увлечены неожиданно свалившейся на них удачей.

– Русский моряк был его прапрадедом, а может быть, и дальше. Так вот, из его дневников мы узнали, что здесь на вилле была пальма, под которой жила большая черепаха, – вступил Филипп.

– Пальма была, но от старости рухнула, а черепаха под ней была каменная, вон она.

– Мы можем попробовать ее сдвинуть с места?

– Правильно в газетах писали – придут русские и начнут все переделывать, – улыбнулся Поль. – Попробуйте, она, наверное, больше сотни килограммов весит. Сколько я себя помню, она всегда была на этом месте. Кто-то говорил, что к ней привязывали лошадей.

Теперь за усилиями парней смотрели в открытую не только двое здоровяков, спустившиеся из магазина сувениров, но и несколько индусов, а также невесть откуда взявшиеся туристы. Наконец, с помощью пары бревен, принесенных с заднего двора, черепаху удалось передвинуть на полметра в сторону. Под ней была гладкая площадка красноватого грунта, на которой не росло ни травинки. Василий отошел к хозяйственному домику и попросил лопату.

Через две минуты лопата во что-то уткнулась. Теперь Василий действовал аккуратнее. У Игната, который ковырял саперной лопаткой, только что руки не тряслись, но видно было, как он стиснул от нервного напряжения челюсти… Наконец парни сдвинули лежавшие на крепкой балке доски и увидели пустое пространство.

Точно – тайник.

Точно – каменная черепаха хранила больше сотни лет тайну. Но на самом деле она хранила две тайны: первую о том, что кто-то заложил тайник, и вторую о том, что кто-то добрался до этого места и опустошил его.

Два крепких парня с неудовольствием, хотя и с облегчением, вздохнули. Сокровища не было, а потому и их миссия на этом завершалась. Не будешь же отнимать то, чего нет.

Креолы, изображавшие зевак, улыбнулись друг другу даже с удовлетворением. Они знали, что должно было случиться, и теперь с сияющими лицами поспешили на стоянку к своей машине.

Огорченный Игнат сел на землю рядом с черепахой и зачем-то начал ее гладить. Столь велико было его потрясение, что он словно хотел утешить эту каменную глыбу, которая не сумела сохранить тайну. Выждав минуту-другую, к нему подошел Василий и положил руку на плечо, мол, держись, брат…

А за ними со стороны сочувственно наблюдал старик – мастер по изготовлению моделей парусников. Он лишь утвердительно кивнул головой, когда увидел, что парни ничего не нашли.

«На остров приходили две секретные экспедиции французов – в 1820 и в 1822 годах. Говорят, что французы открыли засекреченные архивы Будро и решили добраться до пиратских сокровищ. Удалось ли им что-то найти или нет, неизвестно. Только у местных жителей стали популярны легенды о кораблях-призраках. Как мне сказали англичане, найти можно, скорее всего случайно, какие-нибудь небольшие клады, спрятанные мелкими пиратами.

Мы поехали на пиратский берег не для того, чтобы попытаться раскопать чьи-то сокровища, а ознакомиться с системой знаков. Вполне возможно, что и по сей день ею пользуются потомки пиратов, которые стали добропорядочными гражданами и ходят по морям-океанам. Ознакомившись с рассказами и записями о морском сражении французов и англичан при Гранд Порт на восточном побережье острова, я обратил внимание, что в тот момент у французов была куда более достойная система морских сигналов, которая была понятна почти всем капитанам и их помощникам. У англичан такого не было. Полагаю, что система морских сигналов выработана французами под влиянием франкмасонов, которые известны своим стремлением к шифрованию всякой информации.

…Время от времени на остров наведываются довольно странные суда, подходят к берегу и с них сходят моряки, которые быстро направляются к какому-то им одним известному знаку и начинают копать. Это кладоискатели, которые пытаются найти богатства, спрятанные на некогда необитаемом острове их предшественниками. Находят ли они что-то, неизвестно. Скорее всего, нет».

В небольшом полупустом аэропорту в центре острова Василий провожал улетавшую домой Юлиану. Билет зарегистрирован, можно, кажется, идти на паспортный контроль, но она все тянула время. Впрочем, его было еще вполне достаточно, чтобы выпить по чашке кофе, и они расположились в небольшом кафетерии.

– Могли бы назвать это кафе как «прощальный кофе», – попытался пошутить Василий.

И тут Юлиана достала из своей сумочки небольшой серебряный медальон и вложила его в руку Василию.

– Можно, я открою его сейчас? – спросил Василий.

У девушки на глаза навернулись слезы, и она лишь молча кивнула головой.

Крышка откинулась, и Василий увидел прядь волос и надпись по-русски на оборотной стороне: «Волосы Юлианы, срезанные тринадцатого октября».

Василий, этот в прошлом мужественный моряк, а ныне фотограф из мира циничного гламура, отвел в сторону глаза, пытаясь скрыть набежавшую слезу, – романтик по натуре, он тоже не был чужд сентиментальности.

– Мы будем венчаться с тобой в кафедральном соборе, – прошептала Юлиана, наклонившись к нему. – Я искала тебя всю жизнь. И уже не отпущу.

Перед проходом через паспортный контроль они вновь крепко обнялись и поцеловались, не скрывая своих чувств от посторонних глаз.

Она уходила, а Василий с тоской смотрел ей вслед. В голове была пустота, на сердце – тяжесть, и не было никакой уверенности, что они когда-нибудь еще увидятся.

Игнат и Филипп молча стояли около здания аэропорта.

Опять запел мобильный телефон Игната, и он решил ответить.

– Стол сейчас устанавливаем, – Игнат был не в лучшем настроении, а потому просто бурчал в трубку. – Какой-какой? Бильярдный… Батарейка садится – целую.

Из здания аэропорта вышел явно грустный Василий.

– Капитан, капитан, улыбнитесь, – попытался промурлыкать Филипп, обращаясь к Василию.

– Не надо, Филя, оставь его, – остановил Игнат. – Мужику не до наших дурацких шуток… Кому другому он и врезать мог бы, чтобы не трогали, когда не надо.

Василий напрасно загрустил – у его избранницы был твердый характер. Если что решит, то от этого не отступится. Тем более в сложившейся ситуации, когда она встретила настоящую любовь – а в этом Юлиана уже не сомневалась.

– Отлично. Деньги на исходе. Марки тоже нет, – мрачно подвел итог Игнат, когда они вышли из такси у своей гостиницы. – Погуляли, пора и по домам. Знаете, у кого лучшая память? – спустя несколько секунд задал он неожиданный вопрос друзьям и тут же сам на него ответил. – У кредиторов.

– Перед Каталкиным неудобно, – изрек Филипп. Из его уст это прозвучало полной неожиданностью.

– Разберемся… – буркнул Игнат.

Вечером Игнат и Филипп, прилично «приняв на грудь», «зажигали» в прибрежном кафе с горячими мулатками в танцах до упаду. А Василий одиноко сидел на пляже и пел романсы. Ни для кого. Просто пел.

«…Время от времени на остров наведываются довольно странные суда, подходят к берегу и с них сходят моряки, которые быстро направляются к какому-то им одним известному знаку и начинают копать. Это кладоискатели, которые пытаются найти богатства, спрятанные на некогда необитаемом острове их предшественниками. Находят ли они что-то, неизвестно. Скорее всего, нет.

Примечательно, что пираты использовали в своих построениях масонские знаки и вообще прибегали к символам этого братства вольных каменщиков. Каменщиками они не были, грабили беспощадно. Одним из самых знаменитых был француз Лабюз, которого все-таки повесили во Франции. Говорят, перед тем как отправиться на виселицу, он рассказал нескольким из своих «братьев», с помощью каких ключей можно найти клады. Сокровища молчаливо спят, дожидаясь того, кто сумеет нарушить их покой и вывести из небытия. Это как сказка о спящей царевне, до нее надо сначала добраться, а потом разбудить нежным поцелуем.

…Из моего окна на мансарде я вижу, кто приезжает на виллу, вижу, каких лошадей выводят на прогулку, как для важных гостей накрывают на газоне под пальмой стол с какой-то едой, чтобы можно было освежиться после скачки. Надо сказать, что архитектор, планировавший дом и участок перед ним, все сделал так, как он сделал бы это в Англии, в лучших традициях. Наверное, в Англии это было бы какое-то другое дерево, может быть дуб, но в здешнем климате лучше всего держатся пальмы, которые порой противостоят даже урагану.

Солнце через полчаса должно было подняться из-за гор, а на западе, над океаном, еще чернела ночь. Василий и Филипп спали в своих номерах в гостинице, а Игнат, который всю ночь беспокойно крутился на кровати и спал как-то прерывисто, вышел на пляж, чтобы пробежаться по твердому и еще холодному песку пляжа – может быть, в последний раз в жизни.

– Мистер, – услышал он обращение к кому-то. Никого другого рядом не было, а потому Игнат и обернулся на голос. – Мой отец хочет поговорить с вами о русском капитане. Знаем, что вы улетаете в пять вечера, мы можем прийти к вам в одиннадцать?

– Я могу быть с друзьями?

– Они хорошие люди, но отец хочет говорить только с вами.

– А где мы увидимся?

– В вашем номере в гостинице.

– Но мне надо будет собирать вещи…

– Отец вам поможет.

– Интересно, как?

– Хорошо поможет.

В одиннадцать Игнат улизнул от друзей, оставив их на пляже схватить последний час солнца Южного полушария. Заодно он поручил Филиппу договориться на регистрации, что они уедут в два. Представительница турфирмы, которая встречала их в день прилета, оставила записку, что, согласно ваучеру, фирма обеспечивает трансфер обратно в аэропорт.

Старый мастер уже ждал его на балконе. Игнат не стал спрашивать, как он проник туда. За эти дни он ко многому привык и уже мало чему удивлялся.

Не говоря ни слова, старик достал из пакета ту самую картинку, которую они видели в мастерской, но успели подзабыть, увлеченные поисками.

– Это ваш прадед, – сказал мастер. – Он был другом моего прадеда, он помогал ему, когда тот жил на острове. Ваш прадед дал ему деньги, чтобы мой прадед сумел начать наше дело.

– Ваш прадед был вместе с моим прадедом все время? Его звали Жорж?

– Да. С тех пор у нас в роду, когда рождается мальчик, ему дают имя Жорж в честь нашего прадеда. И меня зовут Жорж. А еще мне передают волю нашего прадеда – мы должны отдать наследникам русского моряка его шкатулку.

– Вы следили за нами?

– Мы смотрели за вами. Кое-что в ваших действиях мы не поняли, но в целом все сходилось. Правда, за вами следили другие, но они нехорошие люди, а потому мы были готовы прийти вам на помощь. Однажды пришлось.

– Значит, вы знали все, знали, что есть две шкатулки?

– Да. Только мы не поняли, зачем вы сначала пошли искать вторую шкатулку.

– А если бы тогда, возле Иль де ла Пасс, они отняли у нас вторую шкатулку?

– Тогда их катер пошел бы на дно. Парень на том катере – наш друг. У нас небольшой остров и мы друг друга знаем и всегда поможем. И на том катере, на котором вы пошли к «Сириусу», тоже был наш друг.

Старый мастер, которому был передан секрет от его предков, знал, что на самом деле есть две шкатулки. Одна на берегу, а вторая, с картой, на которой отмечено, где спрятана главная шкатулка, лежит где-то на «Сириусе».

На самом деле, после того как русский лейтенант Коршиков покинул остров, выждав пару месяцев, верный Жорж вернулся на виллу и поздним вечером, когда хозяева были в Порт Луи, вскрыл тайник, вынул шкатулку и увез куда-то.

Далекий прадед завещал, если появится Коршиков или его наследники, то им следует помочь и отдать шкатулку. Они знали, что в шкатулке не было золота или каких-то ценных камней из Индии, – достаточно было ее немного потрясти, и можно было услышать лишь глухой звук от ударов какого-то мягкого предмета о боковые стенки. Можно было бы отвернуть латунные шурупы, но наследники Жоржа имели свой кодекс чести, который предусматривал сохранение чужих секретов.

– Мы поняли, что вы – наследник русского офицера, и теперь я должен выполнить волю моего прадеда, – почти торжественно произнес Жорж, улыбаясь в свою седую бороду.

При этих словах он достал из пластикового пакета сверток в коричневой упаковочной бумаге.

– Это ваше, можете открыть и убедиться, что мы сохранили все, что туда положил ваш прадед, – сказал Жорж, которому также очень хотелось посмотреть, что же там хранилось почти полтора века и ради чего люди отправились так далеко.

В бумагу была завернута шкатулка красного дерева, которая также была затянута на латунные шурупы. У Жоржа была с собой мощная отвертка, он надеялся, что она понадобится – и не ошибся.

Вдвоем – Жорж крутил отвертку, а Игнат держал шкатулку, на крышке которой были инкрустированы потускневшие от времени буквы «А» и «К», – они принялись сначала выворачивать шурупы. Потом, чтобы поддеть крышку, пришлось взять острый нож, который Игнат уложил было в сумку, которую собирался сдавать в багаж.

В шкатулке, обернутый белым шелковым платком с вышитой белым шелком витой моногораммой «Е», лежал небольшой сверток. Игнат развернул платок и увидел перевязанные ленточкой несколько конвертов с письмами.

– Эти письма – переписка моего прадеда с его любимой женщиной, – взволнованно пояснил Игнат. – Она потом стала его женой, и для нашей семьи это очень большая ценность. Эта женщина моя прабабушка… Вы – великие люди… Что я могу сделать для вас?

– Когда вы снова соберетесь на Маврикий, пришлите нам чертежи русского корвета, и мы сделаем его модель. Но эксклюзивная модель стоит дорого, – предупредил Жорж. – Может быть, вы вернетесь через год?

– Может быть и раньше. Но мы обязательно свяжемся с вами… Вы можете проводить нас в аэропорт?

– Конечно. У нас есть для вас небольшие подарки, – и Жорж пошел на балкон, где были три треугольных объемистых свертка, в которых обычно туристы увозят с острова модели парусников.

Игнат положил письма во внутренний карман своей куртки, которую он снял с вешалки.

В дверь номера постучали, и Игнат пошел открывать. Это был Василий, посмотревший на седобородого и седовласого Жоржа с некоторым удивлением. Он попытался припомнить, где видел его и когда.

– Я хотел сделать вам подарки и заказал три модели парусников, – начал объяснять Игнат. – И вот он их доставил. У тебя есть рупии или евро? – Триста евро хватит? – спросил он Жоржа, предварительно подмигнув ему.

– Конечно, сэр.

Все вместе, взяв свои сумки с различными сувенирами, не забыв и саперную лопатку, они пошли на выход из отеля.

В аэропорту троица прошла к стойке регистрации пассажиров бизнес-класса, и любезная девушка вклеила все багажные бирки в билет Игната. На пакеты с парусниками она без лишних вопросов наклеила – «в кабину».

Игнат оглянулся, чтобы в последний раз поприветствовать Жоржа и его сыновей. В тот же момент он увидел в сторонке двух типов, у одного из которых была рука на перевязи. Рядом с ними увивался тот самый «змееныш». Судя по тому, что они были без багажа и делали вид, что просто так, случайно, забрели сюда, они просто контролировали ситуацию. В другой стороне Жорж в обществе сына и приятеля спокойно наблюдал за происходящим. Они встретились взглядами, Игнат улыбнулся старику, поклонился, а тот, сначала поклонившись в ответ, неторопливо двинулся к выходу.

Расположившись в самолете, друзья подняли бокальчики с шампанским за действительно безнадежное дело и печально погладили свои уже начавшие чуть зарастать затылки. Игнат до поры до времени решил помолчать о существовании полученных от Жоржа конвертах, хотя сдерживаться было безумно трудно. Его буквально распирало от неожиданной радости, но… Терпение, терпение и еще раз терпение…

Тяжелый «Боинг 747» довольно долго разбегался по полосе, наконец, оторвался и начал набирать высоту, почти сразу заложив левый поворот. Пассажиры, сидевшие по левому борту, любовались островом, а на правой стороне пока можно было смотреть только в синее небо и облака. Но скоро машина выровнялась, внизу справа появился желтый берег Старого порта, коралловый риф, о который разбивались океанские волны, а потом – леса на склонах гор. Самолет шел с юго-востока на северо-запад, были видны квадраты зеленых полей тростника, деревеньки, озерца, речушки, виллы с бассейнами – это уже на северном побережье, а потом – только темная синева океана, которую скоро закрыл плотный, почти без разрывов слой облаков. Погасло табло, означая, что высота набрана. Стюарды покатили тележки с напитками.

На подлете к Парижу, когда Василий с Филиппом уже смирились, что им предстоит нелегкое возвращение, Игнат рассказал о марке и даже достал из портфельчика обычный пластиковый файл, в который он переложил несколько старинных конвертов, в том числе и тот самый, с именем Alexander Korshikoff, esq и гашеной маркой. Тут началось такое! Все были счастливы!

Игнат рассказал друзьям все, что утром услышал от Жоржа. И что островитяне знали о существовании конкурентов, которые представляли не очень ясную, но все-таки угрозу для наследников русского моряка. И почему Жорж с сыновьями так неприметно себя вели, хотя и контролировали почти каждый шаг Игната и его товарищей. Опасаясь, что может возникнуть опасная ситуация с участием полиции, они решили лишь в последний момент передать Игнату шкатулку. И конечно, они даже не догадывались, что внутри нее то, ради чего и прибыли сюда друзья – бесценная марка. В общем, наследники верного лейтенанту Коршикову слуги Жоржа признали в Игнате без всяких юридических исследований потомка того самого русского лейтенанта.

«…Из моего окна на мансарде я вижу, кто приезжает на виллу, вижу, каких лошадей выводят на прогулку, как для важных гостей накрывают на газоне под пальмой стол с какой-то едой, чтобы можно было освежиться после скачки. Надо сказать, что архитектор, планировавший дом и участок перед ним, все сделал так, как он сделал бы это в Англии, в лучших традициях. Наверное, в Англии это было бы какое-то другое дерево, может быть дуб, но в здешнем климате лучше всего держатся пальмы, которые порой противостоят даже урагану.

…Рядом с пальмой лежит огромная каменная черепаха, как символ вечности и незыблемости. Доставили ее четверо креолов, столь тяжела оказалась эта глыба. Они напрягались изо всех сил, стараясь ее пододвинуть так, чтобы не повредить газон. Увы, они хотя и силачи, но наши матросики приспособили бы блоки, тали и эта шестипудовая черепаха у них бы летала…

Первым поводом для осмотра окрестностей острова был выход на лодке с местными рыбаками к тому месту, где единственный раз в истории французский флот нанес поражение англичанам. Было это во времена Буонапарта, но остатки от того сражения можно было найти близ Гран Порт.

Проход к Гранд Порт возможен только с помощью опытного лоцмана в подобающую погоду и при условии разметки фарватера с помощью соответствующих вешек и знаков. Во время сражения в августе 1810 года английский флот был введен в заблуждение отсутствием знаков и оказался в ловушке, приготовленной французами. Осмотр остатков английских кораблей показал, что они так и не смогли проявить своих боевых качеств…»

В Париже, в аэропорту Шарля де Голля, сразу после приземления Игнат включил свой мобильный телефон. И почти сразу зазвучал Моцарт.

– Валечка, любимая… – радостно вопил Игнат. – Поставили стол… Что?.. Нет, я новый телефон купил. С супербатарейкой… Как прощай? Не надо так! Ведь мы же давно решили…

«Игнат, я зашла в ЗАГС, но они говорят, что твое присутствие обязательно», – говорила мягким голосом Валентина.

– Конечно, буду, – без малейшего замешательства рявкнул в трубку Игнат.

«Нет, ты не понял. Они даже заявление на регистрацию не хотят принимать в твое отсутствие».

– Валечка, дорогая, – гудел Игнат, – скажи этим черствым людям, что я вот-вот вернусь и…

«И никакой импровизации в твоем стиле, – моментально включилась Валентина, не раз гасившая «пожары» после горячих заявлений своего без двух минут мужа. – Мы будем говорить с ними ласково».

– Конечно. А я по-другому и не умею, – с готовностью заявил Игнат.

И тут супербатарейка действительно села. Игнат едва не зарыдал и готов был шваркнуть свой телефон об пол. К счастью, он быстро сообразил, что делать, и схватил мобильник Василия.

– Валечка, дорогая, – застонал Игнат, – я понесу тебя на руках.

«Очень хорошо. Мы будем расписываться со свидетелями. Кто будет с твоей стороны?» – все-таки Валентина была практичной женщиной.

– Василий будет нас снимать… Есть тут еще симпатичный парнишка, Филипп…Он уже прошел проверку. Компьютерщик. Вполне подходящий, мог бы стать одним из наших, но мама поспешила его родить. Так что он – переросток. Дорогая, – разошелся Игнат, войдя во вкус предстоящего значительного события в жизни, – скажи этим людям, что завтра лично засвидетельствую свое почтение к этому заведению. Ты же знаешь, чем это может завершиться.

«Я попробую… А ты знаешь, чем это завершится?»

– Чем?

«Долгим поцелуем с задержкой дыхания на три минуты».

– Валечка, я потренируюсь, – с энтузиазмом пообещал Игнат.

«Я тебе потренируюсь».

– Я в смысле дыхания, а совсем не в том, о чем ты подумала.

«Вот я о нем и подумала».

Валя знала, что Игнат может задержать дыхание и на пять минут, если потренируется немного, а сама она держала дыхание только три с половиной минуты. Так что поцелуй на пять минут в ее планы не входил.

Разобравшись с любовью, Игнат опять целиком принадлежал друзьям. Совместно они быстро выработали план действий, в котором основная роль уже принадлежала Василию. Благо у него, как у фотографа модных журналов, в паспорте стояла шенгенская многократная виза, которая теперь открывает въезд и в нейтральную Швейцарию. Подошли к стойке транзита, переговорили с симпатичной девушкой, продемонстрировали, что у пассажира не было с собой багажа, только ручная кладь, а потому спокойно можно делать изменение его маршрута.

Ну, что делать, случается так в жизни, когда оказывается, что нужно срочно по делам большого бизнеса лететь не в Россию, а в Швейцарию – в Цюрих или в Женеву. Им опять повезло – через два часа был рейс на Женеву. И место нашлось, только плати…

Оставшихся на карте денег хватило с запасом и на билет, и на гостиницу. На кредитку Василия, оказывается, за время их отсутствия что-то «капнуло» из журналов.

Тут же позвонили в Москву Каталкину, который порадовался за друзей и предложил перезвонить ему через десять минут, – ему надо было созвониться со своими коллегами в Шереметьево, чтобы обеспечить безопасность «экипажа».

– Ну, Васька, на тебя все надежды, – хлопнув друга по плечу, попрощался Игнат. Правда, скупой мужской слезы при расставании не было.

– Василий, там везде есть интернет-кафе, пиши латинскими буквами, я разберу, – деловито предложил Филипп. – Чем сможем – поможем.

– Да, ты там банк выбирай посолиднее, какой-нибудь с колоннами при входе и с хорошими охранниками, – добавил свою рекомендацию Игнат.

Правильно какой-то английский философ еще в восемнадцатом веке написал, что предусмотрительность – мать безопасности.

«Проход к Гранд Порт возможен только с помощью опытного лоцмана в подобающую погоду и при условии разметки фарватера с помощью соответствующих вешек и знаков. Во время сражения в августе 1810 года английский флот был введен в заблуждение отсутствием знаков и оказался в ловушке, приготовленной французами. Осмотр остатков английских кораблей показал, что они так и не смогли проявить своих боевых качеств…

Хотя французы утратили контроль над Маврикием в 1810 году, спустя десять лет они организовали на остров две тайные экспедиции, которые имели целью найти что-то на западном берегу. Нашли они клад или нет, так и осталось неизвестным, но только английский губернатор после этого озадачился организацией патрулирования берегов.

…История моего верного слуги и проста и поучительна.

Его отец был беглым рабом, потом – пиратом, лучше сказать не пиратом, а матросом у самого знаменитого французского корсара Сюркуфа. Они перехватывали английские корабли и грабили. Разница была только в том, что они не пытали захваченных пассажиров, не убивали капитана, который отдавал шпагу победителю.

Он рассказал мне об их тактике: они шли на легком судне, маневренном и скоростном. Налетали на вражеский корабль нагло, уступая в численности, может быть даже в оружии, но побеждали за счет именно внезапности и какой-то ярости, если встречали сопротивление экипажа.

Мы отправились вместе, и он поведал мне, что, пока я беседовал с начальником порта, он болтал со старым приятелем. Тот рассказал, что слышал разговор, который касался меня. Меня подозревают в том, что я собираю информацию не только об острове, но и готовлю что-то еще, что русский флот потом придет и захватит остров. Они уже наведывались в мои комнаты и что-то искали. Но на острове нет ни одного русского, кто мог бы прочитать даже эти записи.

Мне нужно уезжать… Но они могут обыскать весь мой багаж и найти письма Элизабет… Я не могу поставить девушку в такое положение».

У выхода из таможенной зоны аэропорта Шереметьево толпились встречающие и таксисты, убеждавшие, что отвезут куда угодно и к тому же недорого. В этой толпе Филипп увидел тех двух типов, которые однажды встречали его на скамейке у подъезда, и понял, что от услуг их транспорта отвертеться не удастся.

– Ну, здравствуй, Филя, а где твои партнеры? – поинтересовался «разбойник». Второй вежливо покатил тележку с сумкой Филиппа. Радость встречи они изобразить и не старались.

– Игнат встретил кого-то из своих бывших сослуживцев, и они пошли отметить неожиданную встречу.

За минуту до этого в зале прилета Игнат подошел к одному из таможенников, что-то сказал, тот кивнул, по рации вызвал товарища, и через пару минут вместе они пошли через боковую дверь в служебное помещение милиции.

– А третий?

– А он передумал лететь в Москву, в Париже взял билет на Женеву и улетел.

– С маркой?

– Ага, – простодушно подтвердил Филипп.

– Так. Стоп, – скомандовал «разбойник», достал мобильный телефон, что-то коротко сообщил, потом нажал на кнопку «отбой». – Подождем чуток. В центре быстро проверят, соврал ты или правду сказал.

– Львович, – зазвучал в трубке голос молодого информатора, – прилетели двое. Один пока тут поддает со знакомыми милиционерами, второй с нами, а третий, с маркой, в Париже пересел в самолет на Цюрих и отправился в Швейцарию. Может, проверить, не врут ли…

– Попробуй проверить, срочно проверь, – решительно распорядился Львович. – Господи, неужели они все-таки нашли «Голубой Маврикий»!? И ведь как, собаки, маскировались… Неужели они такие умные, такие практичные, что все предусмотрели, даже возможную встречу…

Через две минуты раздался новый телефонный звонок.

– Дима, ты? – вместо обычного, растянутого «алло», энергично выпалил Львович. – Что узнал?

– По информации из Парижа один пассажир отказался от продолжения рейса, а поскольку у него была только ручная кладь, то задержки рейса не было, он без багажа путешествует.

– Кто сошел?

– Василий, фотограф. У него шенгенская многократка, так что проблем для него нет, куда лететь по Европе.

– А вы мне все говорили, что он, кроме баб и фотоаппаратов, ничем не увлекается… – не мог сдержать огорчения Львович. – Бросай этого Филю, как он есть. Этот хмырь врать не умеет. Отбой.

Чтобы утешиться, Лев Львович подошел к книжной полке и взял томик «Золотого теленка», как известно, из Великого комбинатора миллионера не получилось. И это не раз помогало Львовичу пережить неудачу в очередной авантюрной затее – не я первый, не я последний. Красавин был убежден, что Ильф и Петров писали своего героя с какого-то реально существовавшего человека. Несколько лет назад в такой ситуации он поехал бы к давней подруге, чтобы найти утешение на подушке теперь уже бывшей любовницы. Но неумолимое время прочло ему свой приговор каким-то высказыванием еще одного одессита – Михаила Жванецкого. Какое высказывание конкретно подходило к его ситуации, он вспомнить не смог. Да и какое значение это имеет…

В специальной комнате аэропорта у дюжины черно-белых экранов телевизоров сидели Игнат, дежурный службы безопасности и капитан милиции.

– Вон они, с Филиппом говорят, – указал на один из экранов Игнат.

– Пятый – седьмому, – вызвал по внутренней связи офицер безопасности. – Зал прилета, двадцать метров от выхода, загорелый чудак, двое рядом с ним – один в коричневой кожаной куртке, другой с бородкой под испанца. Держите ситуацию под контролем, будьте готовы прийти на помощь загорелому.

На экране монитора было видно, как рядом с троицей прошел могучий амбал в черной кожаной косухе, который высматривал кого-то среди выходивших пассажиров. Его можно было принять за еще одного таксиста.

– Седьмой, все правильно, – одобрил офицер действия «седьмого».

По телефону «разбойнику» сообщили, что в Интернете обнаружили информацию – один из пассажиров с рейса действительно остался в Париже. «Разбойник» повернулся к своему напарнику и скомандовал:

– Дима, пошли.

– Э, мужики, а я куда? – по инерции поинтересовался Филипп.

– Ты? Ты вон туда, на электричку, – кивнул «разбойник» в сторону длинного зала. – Не заслужил, чтобы тебя на машинах возили.

– Пятый – седьмому. Проводи его до электрички, посмотри, не увязался ли кто за ним, – сказал в радиотелефон офицер.

– Ну, вот и ладненько, – вздохнул с облегчением капитан милиции. – Так что, Игнат Николаевич, будете у Каталкина – привет передавайте.

– Спасибо, мужики, хорошо работаете, удачи вам, – поблагодарил Игнат. – Вот вам, на память, поставьте куда-нибудь. Так сказать, привет с Маврикия…Да, предупреди «седьмого», я их сейчас догоню у электрички.

И при этих словах он достал из сумки небольшую сувенирную модель парусника – корпус из красного дерева, а паруса – из золотистой фольги.

Филипп тоже вздохнул с облегчением. Все-таки он изрядно трухнул, но и оценил, насколько правильным было их решение «разбежаться» и не тащить марку в Москву.

И не спеша покатил тележку через весь первый этаж аэропорта в сторону платформы скоростной электрички. При этом он почему-то странно улыбался…

На самом деле ему было забавно – он, почти миллионер, вот так просто катит тележку с вещами, как другие пассажиры, которых не встречают телохранители и лимузины.

– Филя, – неожиданно услышал он голос Игната, спешившего со своей тележкой, – погоди, вместе веселее будет.

«Мне нужно уезжать… Но они могут обыскать весь мой багаж и найти письма Элизабет… Я не могу поставить девушку в такое положение.

Кто-то перебирал мои вещи, причем сделано так, чтобы я заметил, что в них копались… Вот только конверт с локоном Элизабет они не нашли.

Давеча Жорж сказал мне, что слышал разговор и какой-то англичанин говорил, что они обязательно проверят все мои вещи перед самой погрузкой на борт. Я приобрел новый ларец и отправился с ним в Гранд Порт. Теперь там, на английских развалинах под счастливою звездой, под носовой пушкой лежат переплетенные наши локоны.

Пуще всего меня беспокоит судьба Элизабет. Я не желаю ей никаких волнений, а потому наши письма сложил в ларец и убрал под камень. Камень никому не расскажет свою тайну…

Я полюбил больших черепах, они живут около двухсот лет и видели много, но, как камни, хранят тайны. И нашу тайну сохранит черепаха…»

Экспертный совет одного из крупнейших швейцарских банков в течение недели собрал маститых филателистов, а заодно и криминалистов, которые подтвердили подлинность конверта и самого «Голубого Маврикия». При этом филателисты чуть не с замиранием дыхания рассматривали в лупы саму марку, выискивая одним им известные микроскопические «отметки». Криминалисты попросили неделю сроку для своих исследований. Банкиры тут же застраховали марку на пять миллионов. По согласованию с Василием, представителем владельцев марки, решили информацию о филателистической сенсации не раскрывать.

Через десять дней после возвращения в Москву нашим героям выплатили три миллиона евро. Естественно, что все происходило в том самом банке у Геннадия Пыльнева, и никто мешка с тремя миллионами никуда не носил. Все было осуществлено с помощью заполнения бумаг, документов, не говоря уже о том, что и самой марки на столе не было. Была только ее увеличенная фотокопия и два письма – одно за подписями швейцарских экспертов, другое – за подписью президента женевского банка.

Естественно, подписание бумаг в кабинете Геннадия Пыльнева проходило церемониально, две Ирочки, секретарши-красотки, подавали документы всем партнерам поочередно, а третья – новенькая Ксюша – стояла наготове с подносом с бокалами шампанского. Она не скрывала своего удивления и восхищения – не каждый раз встречаешь сразу трех новых миллионеров. И ведь не в рублях миллионеры, а в полновесных евро, к тому же весьма видные парни.

При этом все улыбались и были счастливы. Иногда деньги делают людей счастливыми.

Первым делом они оформили открытие счетов в банке своего благодетеля, затем – возврат кредита, выписали специальный чек и на имя Николая Каталкина.

Конечно, стать миллионером приятно. Но сам по себе миллион – это только стопка денег. Но деньги – это еще и расширение наших возможностей. Наши герои уже знали, что они будут делать с такими деньгами.

Громко и торжественно звучал марш Мендельсона, без которого в России не обходится ни одна свадебная церемония «по гражданскому чину».

Под венец, а вернее, к столу дамы, проводящей церемонию в ЗАГСе, шли, естественно, двое. Тот, что повыше, с гладкой прической соломенных волос – мечта любой косметической фирмы, создающей оттеночные шампуни, – в белой морской офицерской форме. Тот, что пониже, – в стильном белом смокинге и черных брюках.

Прослышав, что происходит что-то необычное, секретарша ЗАГСа приоткрыла заднюю дверь зала и подглядывала в щелочку. Решила – два мужика. Господи, неужели и у нас мужиков регистрировать, как у нехристей, будут?! И только, когда увидела их лица, поняла, что в форменном кителе капитана второго ранга, к тому же плавсостава, – невеста. В руках у нее был традиционный букетик. Не по уставу, конечно, но все-таки. Валентина надела туфли на высоких каблуках, а потому смотрела чуть сверху на своего мужа. Игнат широко улыбался – на нем был этот самый смокинг и белый галстук-бабочка.

А вот среди гостей было сразу несколько человек в морской офицерской форме, Филипп был в штатском и только женщины – в красивых вечерних платьях.

Василий с удовольствием вел съемку – это он настоял, чтобы Валентина пошла к столу в форме, он и снабдил друга смокингом. Он знал, что эта серия станет сенсацией в гламурном журнале.

– Вы согласны стать мужем и женой? – вопрошала ведущая церемонии в строгом платье, с аккуратной прической и светлой лентой через плечо.

– А есть варианты? – вполголоса, не совсем уместно пошутил Игнат.

– Что вы сказали? – переспросила, выделяя каждое слово, удивленно-тихим, но с жесткими нотками голосом дама, повидавшая немало на своем веку, но с таким поворотом событий встретившаяся впервые. Лицо ее даже приняло угрожающее выражение.

– Конечно, да! – рявкнул уже в полный голос Игнат.

– Согласна, – мягко произнесла Валентина и, улыбнувшись, кивнула головой в знак подтверждения своих слов.

При этом каблучок правой туфли ее «лодочек» уже был на носке левой туфли новоиспеченного мужа.

Поцелуй был с задержкой дыхания на две минуты. Регистраторша в зале смотрела на это с нескрываемым удивлением – такая необычная пара и такой качественный поцелуй.

При выходе из зала регистрации в небольшой зальчик, где уже было традиционное шампанское и конфеты, а также стояла ваза для цветов, Валентина «шмыгнула» в соседнюю комнатку и через несколько минут появилась в роскошном свадебном платье. Так что на крыльце ЗАГСа она была на руках Игната уже при всем положенном к этому случаю параде.

Когда Валентина, не глядя, бросила через себя «невестин» букетик цветов, он «прилетел» в руки растерявшемуся Филиппу. Не растерялся только Василий, который тут же нажал на кнопку своего аппарата. Все-таки мужчина в серьезном костюме, недоуменно смотрящий на такие цветы, смотрится забавно с букетиком невесты в руках – фотограф не мог упустить такой кадр.

Когда друзья собрались вновь в том же кафе, где они некогда обозначили свой союз, в какой-то паузе всех развеселил Василий.

– Филя, помнишь, ты интересовался, что такое бразильская попка и где она водится?

Филипп ожидал подвоха и насторожился, а потому лишь улыбнулся, не спеша произносить хоть какое-то слово.

– Так вот, я тут ездил в Белоруссию, и там выпускают специальный гель-мусс для упругости ягодиц. Такой продукт из тамошних трав.

При этих словах Василий действительно достал из кармана тюбик, который друзья начали со смехом рассматривать.

– Так что, если тебя этот вопрос все еще интересует – дуй в Минск, там должны водиться такие.

Филипп сначала удивился, а потом рассмеялся.

– Мужики, есть идея, есть тост, – предложил Игнат и разлил по «чуть-чуть». – За белорусско-бразильские связи и за белорусских бразильянок.

Все трое рассмеялись, но с удовольствием выпили и закусили уже по традиции этого заведения пельменями.

– Ну, так вот, мужики, у меня тут история приключилась в самолете, – начал Филипп. – Лечу из Москвы в Рим, там у меня были переговоры с искусствоведами относительно одного проекта. Билет бизнес класса – второй ряд в проход, все-таки я теперь крутой перец. И слышу за спиной разговор, какие-то два старичка – вернее старичок с дамой. То, что они пожилые, было ясно по их скрипучим голосам, звонкость обычно уходит вместе с молодостью. «По пятницам в полдень мы пьем чашечку кофе. Компания у нас маленькая, но чопорная… Я и еще две бляди. Да вы, Виктор, – с ударением именно на «ор» произнесла дама, – их не знаете…»

– Мужики, я чуть со смеху из кресла не выпал, – рассказывал Филипп. – Но, естественно, как только погасла надпись «пристегните ремни», встал, чтобы посмотреть на эту пару. Старушка на вид лет восьмидесяти, очень аккуратно причесана, скромно, но со вкусом одета, как говорят, «из бывших», скорее всего дочка каких-то эмигрантов первой волны. Старичок – седой, с белым хохолком и великолепными седыми усами, расчесанными по-гусарски, чтобы можно было подкручивать кончик. Пожалуй, тоже за восемьдесят… Потом мы разговорились – бесподобный чистый литературный язык, красивый, без напускной изысканности… Но вот начитались современной русской прозы. И мне стало грустно за нас, за то, чего мы лишились.

– Ну, так жизненные обстоятельства, – промычал Игнат, – сам понимаешь, окружающая среда влияет.

– Эх, а еще – господа офицеры флота, можно сказать, элита еще со времен Петра.

– Филя, не переживай. Граф, даю слово, у меня в «Шаровне» будет именно высший класс.

Жизнь шла своим чередом, каждый из друзей по приключениям занимался своим делом. Игнат оформлял документы на клуб под названием «Шаровня» – бильярд и боулинг под одной крышей, Василий не спеша подбирал снимки для своего будущего альбома, не отказываясь и от текущих заказов, а Филипп с тремя программистами работал над проектом «Коллекционер». Время от времени они встречались – необходимость в общении осталась и после того, как объединившая когда-то троицу главная цель была достигнута.

Однажды Филипп напросился присутствовать на очередной фотосессии, которую готовился проводить в своем павильоне Василий. Это были съемки для известной парфюмерной фирмы.

– Вот и дождичек пришел, – сказал Василий, глядя в окно.

– Ужасная погода, – подтвердил Филипп, перелистывая фотожурнал. Но секунду спустя он вспомнил, что, когда шел в студию, на улице было хотя и пасмурно, но ждать стоило бы скорее снега – все-таки декабрь шел к финишу.

Дверь отворилась, в студию зашла девушка, модель для съемок. «Модель» оказалась очень милой, русоволосой, с остреньким, чуть вздернутым носиком и еле-еле заметным азиатским прищуром глаз, вице-мисс «Фото» прошлого года, а теперь – студентка педагогического института. Впрочем, она уже успела войти в роль «лица фирмы».

– Знакомьтесь, – начал Василий, – это мой друг по приключениям и новый ассистент – Филипп. А это – моя любимая модель Катя Дождикова, которую я иногда называю «дождичком».

Василий командовал гримершей, давал указание стилисту, а потом, войдя в роль, начал шпынять Филиппа за то, что тот плохо следит за освещением, контровой свет бьет мимо. Филипп лишь что-то смущенно бормотал. Катя решила, что Василий зря так резок с помощником, и вступилась за «неумеху», чем повергла мастера в явное недоумение.

После окончания сессии друзья решили пойти в кафе, прихватили с собой и «модель». Посмотрев на Филиппа и Катю, Василий эксперимента ради решил их покинуть – и к своему удивлению, обнаружил, что его никто не удерживает. Он только и хмыкнул про себя – неужели Филя увидел ту самую, которую они заочно, строя только предположения, кому удастся разбить стену обороны старого холостяка, назвали «бразильской попкой»?

Почему и как люди влюбляются? Увы, ответ на этот вопрос ни одной науке не известен. Пытаются что-то химики придумать и даже нашли название каким-то ароматам, но все это весьма сомнительно. Скорее всего – приходит время, когда какой-то невидимый луч пронзает чье-то сердце – а то и два сердца разом – и что-то меняется в человеке, он начинает видеть мир другими глазами, люди становятся вдруг интересны, и он начинает в них открывать новые, прекрасные черты, дотоле им никак не видимые.

Через несколько дней Катя снова пришла в студию.

– А где Филипп? – первым делом поинтересовалась она.

– А у него какая-то халтура подвернулась, и он отпросился, – быстро нашелся Василий, продолжая настраивать новую камеру. – А чего это ты им заинтересовалась?

– Да так… Он интересно рассказывал всякие истории. Неказистый, правда, внешне, не то что наши модели-гераклы…

– Может, у него сила, в чем другом… – предположил Василий, не отрывая глаз от экрана фотоаппарата, и продолжил на полном серьезе: – Знаешь, у него первый пояс пятого дана по карате, третий дан по джиу джитсу и черный пояс по камасутре…

– Это ты сам придумал? – рассмеялась Катя.

– Нет, в старом английском фильме услышал… А он тебе о себе не рассказывал?

– Говорил, что учился когда-то на математика, а потом компьютерами увлекся, но дело не пошло и вот теперь у тебя подрабатывает…

Василий чуть не расхохотался – вот силен конспиратор.

– Знаешь, Катюша, я где-то вычитал такую шутку или афоризм: мало знать себе цену, надо еще пользоваться спросом, – и они вместе улыбнулись. – На математиков спрос всегда меньше, чем на фотографов, вот он и прибился ко мне, – продолжал Василий.

И тут зазвонил мобильник – Филипп как-то издалека начал интересоваться, как идут дела, что поделывает его дружок.

– А мы вот тут с Катей маемся, ей, бедняжке, из-за твоего прогула приходится самой приборы таскать, – забурчал Василий.

– Не надо ей таскать, я тут неподалеку, сейчас зайду, – поспешил с ответом Филипп. – Ты, надеюсь, ничего лишнего не рассказал ей обо мне.

– Ладно, все нормально. Давай топай быстрее.

Разумеется, никаких приборов Катя не таскала, а сидела с чашкой кофе в ожидании, когда стилист вытащит свое оборудование и начнет колдовать с пуховками, кисточками и феном.

– Ну что, опять у кого-то компьютер паял? – напустился Василий на Филиппа.

От такого поворота Филя потерял даже дар речи. Все-таки он – почти доктор наук, руководитель пусть небольшой, но очень сильной лаборатории и вот-вот их программный продукт пойдет на мировой рынок. А тут его приравняли к «паяльнику»…

– Что ты на него напустился? – вступилась Катя. – Никого он не задержал. А ты что, платишь ему большую зарплату? Наверное, копейки, а он все-таки любит…

Тут она на секунду замялась, разглядев, что на осветителе роскошный пиджак, белая рубашка и шелковый стильный галстук.

– Видишь, как стильно он оделся, – продолжила она и тут же обратилась к Филиппу: – Это что, тебе так хорошо за компьютер заплатили?

– В общем, да, – несколько смущаясь от того, что приходится привирать, признался Филипп. И, осмелев, добавил: – Иногда случается, а то с этим маэстро так и ходил бы в драных джинсах.

Теперь уже Василий не знал, как реагировать на такую наглость.

– Знаете, а не пойти ли нам пообедать в хорошее место? – предложил каким-то ласковым тоном Филипп, когда закончилась съемка. – Все-таки я получил хороший гонорар, и мы можем себе позволить всякие итальянские вкусности.

Через несколько минут из своей гримерки вышла Катя в тоненьком сиреневом свитере под горло, бархатном синем жакетике и джинсах, которые подчеркивали стройность ее фигуры. Она набросила коротенькую светло-коричневую дубленку. Все-таки, если у человека есть вкус, то на нем и самая простая комбинация будет выглядеть эффектно и впечатляюще. Всей одеждой Катя как бы подчеркивала свою «легкость».

Поехали на джипе Василия, Филипп решил не афишировать свой «Мерседес». В конце-концов, он «всего лишь» – скромный ассистент фотографа, подрабатывающий каким-то паянием компьютеров.

Чуть потолкались в легкой пробке на Тверской – для настоящей было еще рано, чиновники из офисов еще не выехали на трассу, – потом повернули в Благовещенский переулок и нашли место неподалеку от каких-то ворот, где и припарковались.

В ресторане «Адриатико» в довольно узком коридоре при входе Филиппа приветствовали, как завсегдатая.

– С чего это они тебя тут так чествуют? – поинтересовался Василий. – Ты что, тут завсегдатай?

– Я у них как-то компьютерную сеть налаживал, – нашелся Филипп.

Симпатичная девушка в строгом платье, по своему виду вполне подходившая под стандарт «модели», повела их по лабиринту в дальний зал и усадила за большой квадратный стол – в этом заведении не любили, чтобы у гостей была тарелочная теснота.

– А местечко-то пафосное, – с улыбкой заметила Катерина, открыв светло-бежевую, из натуральной кожи папку меню. – Сюда ассистенты фотографов не ходят. Признавайся, Филя, в чем тут дело?

Но Филипп вместо ответа отправился «поправить галстук».

– Василий, – обратилась напрямую Катя к фотографу, – скажи правду. Он что – хакер, который по ночам через Интернет потрошит банки где-то за океаном, или тайный мафиози?

– Ну что ты… – несколько замявшись, начал объяснять «мастер». – Он – изобретатель. Видно, что-то изобрел и выгодно пристроил…

Филипп был никудышным конспиратором и, когда в конце обеда принесли счет, машинально достал из бумажника «золотую» кредитную карточку.

Катя сделала выводы. Про себя. Вслух ничего не сказала.

В следующий раз встреча в том же «Адриатико» была вместе с Игнатом и Валентиной. Повод был самый простой – провожали Василия на три недели. Одна неделя – по делам, еще две – покататься на горных лыжах.

– Да, вот так, почти как Хлестаков, мне в Париж по делу, – хмыкнул Василий.

– Знаем мы эти дела… В Давос – вроде как на экономический форум, олигархов и прочих воротил снимать, а сам – на лыжах и в обществе Юлианы? – парировала Валентина, которая, как многие женщины, не хотела, чтобы у мужа были в приятелях холостяки, способные сбить его с пути истинного. Так что подсознательно она подталкивала Василия к идее похода под венец. По ее схеме первым надо было вязать семейными узами бывшего сослуживца. А то, что Филипп уже «на крючке», она поняла с первого взгляда на спутницу компьютерщика.

Именно в этот момент у Василия включился мобильник – прозвучали несколько тактов из знаменитого марша Мендельсона.

– Юлиана установила, теперь вот так поет, когда она эсэмэски присылает, – пояснил Василий и с улыбкой в усы начал читать послание.

Там было только одно слово kisses. Правда, оно повторялось трижды, чередуясь каждый раз с фотографиями принцессы.

Василий начал писать ответ.

– Где-то я вас видел… Вы у меня в клубе, случайно, не были… Бильярдом не интересуетесь? – спросил Игнат у Кати.

– Игнат, Игнат, – с некоторой укоризной произнесла Валентина. – Ничего-то ты не знаешь, ничего не запоминаешь. Выложил в клубе гламурные журналы, а сам ни в один не заглянул. Ведь она же на тебя смотрит из всех журналов, где печатают рекламу дорогой парфюмерии. Правда?

– В общем – да, – Катя смущенно призналась, порадовавшись про себя, что и без макияжа она узнаваема.

Все мы немного тщеславны, и не так много нам нужно, чтобы на лице появилась улыбка, а на душе потеплело.

– …Конечно, каждая девочка мечтает о большой карьере, – рассказывала Катя. – Но это удается немногим… Отбирают сами дизайнеры, причем обязательно, чтобы у каждой была индивидуальность.

– Изюминка, по-нашему, – вставил Филипп.

– По-вашему, по-вашему… – кивнула Катерина, продолжая свой рассказ о жизни мира высокой моды, адресуясь в основном Валентине. – Вот только макияж на показ совсем иной, чем для съемок, он рассчитан на дальнего зрителя… Стилист делает то, что он считает нужным для платья, но не дай бог не угодить маэстро… Самое тяжелое – дисциплина. Это только со стороны – все дизайнеры красивые и пушистые, а так – надсмотрщики хлеще, чем в Америке на плантациях.

Василий не прислушивался к ее рассказу.

Он наконец закончил давить на кнопки телефона и, не скрывая своего удовольствия от этого занятия, произнеся победное – О! – нажал на кнопку «отправить».

Около десяти вечера Игнат и Валентина заторопились и, попрощавшись со всеми, уехали, даже не выпив традиционный кофе. Следом за ними встала из-за стола Катя – отправилась «попудрить носик».

Василий глянул ей вслед и неожиданно произнес:

– Знаешь, Филя, я тут наконец обратил внимание – у Кати-то как раз бразильская попка.

– Ну, ты, Васька, и дурак… – как-то равнодушно спокойно отозвался Филипп.

По его тону было понятно, что речь шла о явной констатации факта.

Василий не понял, стоит ли ему оправдываться, и пробормотал свое объяснение:

А что? Я же все время ее лицо снимаю – она же «лицо фирмы». А тут вот – глянул…

Но разговор быстро прекратился – Катя уже возвращалась.

…Съемка на форуме в Давосе закончилась довольно быстро – докладчики утренней сессии обошлись без вопросов из зала и, не задерживаясь в кулуарах, шмыгнули на выход. Так что Василий первым пришел на небольшую площадь напротив гостиницы «Европа», чтобы посидеть за столиком, лицом к солнышку, любуясь недалекими розовыми склонами, дожидаясь Юлиану, которая скоро должна была вернуться с одного из них после утреннего катания.

Он заказал себе капуччино и с интересом смотрел, как проседает коричневый сахарный песок через высокую шапку белой молочной пены. Чашку ему принесли большую, чтобы надолго хватило. Свой фотоаппарат – черный корпус с коротким «широкоугольным» объективом и скромной надписью «Leica» над объективом – он положил на столик. Знающий человек сразу бы понял, что это не «мыльница».

За соседним столиком молодая женщина в белой пуховке и джинсах решительно по-английски с явным американским произношением что-то говорила по телефону. Василий невольно прислушался, но головы не повернул, хотя и испытывал огромный соблазн посмотреть, кто же это так жестко выражает свою позицию далекому телефонному собеседнику.

– Я вернусь и сразу приду со своими адвокатами, с кем там еще и с Калашниковым…

«Ого, серьезная дама», – подумал Василий.

– Да, Калашников это мой новый бойфрэнд. Когда он говорит, все остальные смолкают.

Василий не выдержал и повернул голову в сторону энергичной дамы. От неожиданности у него открылся рот. Дама оказалась классической американской внешности – блондинка с отличной фигурой, длинными ногами и не слишком большим, но рельефным бюстом, обтянутым плотным свитером. Что-то среднее между Мэрилин и Барби. Она увидела, что в ее сторону смотрит мужчина, и чуть смутилась, что, в общем-то, не характерно для американок, когда они в запале. По крайней мере в киношных вариантах они несут свой текст на крике, не останавливаясь. Закончив разговор, американка, продолжая смотреть на Василия, смущенно улыбнулась и пожала плечами – что я могу сделать, если на том конце света такие собеседники, которым надо объяснять, почему, когда говорит Калашников, остальным лучше заткнуться и не высовываться.

Василий в ответ только показал отставленный вверх большой палец.

– Стоит тебя оставить одного, и ты уже кокетничаешь с симпатичными женщинами, – услышал он голос неслышно подошедшей Юлианы. Она чмокнула его куда-то за ухо и решительно уселась напротив так, чтобы перекрыть линию взглядов. – Капуччини для бамбини… Я тоже буду капуччино.

– Привет, ребята, – над ними вдруг нависла решительная американка. – На каком языке вы говорите?

– На русском.

– Вы русские?

– Он русский, а я из Нидерландов, – Юлиана говорила спокойно, но чуть настороженно, ей не хотелось, чтобы кто-то посягал на ее парня.

– О, это здорово! А я Мэрион из Коннектикута. Эти чертовы юристы меня достали. Я приехала с мужем, он сидит на этой встрече, а я тут на звонки отвечаю. А вы приехали кататься?

– Его зовут Василий, он приехал работать на этой встрече, он фотограф, а у меня короткий отпуск. Меня зовут Юлиана.

– О, Джулия.

– Нет, именно Юлиана. У нас так говорят.

– Было приятно познакомиться, – и американка вернулась за свой столик.

– С чего это она к нам так устремилась? – поинтересовалась Юлиана.

– Сижу себе, пью капуччино и вдруг слышу, как она говорит кому-то, что пришлет своего бойфрэнда Калашникова, – с улыбкой начал объяснять Василий. – Сама понимаешь, при этом имени любой русский тут же начнет крутить головой.

Василий глянул на счет, положил на столик монет на семь франков, и они поднялись, а проходя мимо американки, кивнули ей.

– Джулиана, – обратилась вдруг Мэрион, отставив в сторону свой телефон. – У тебя классный парень.

При этом она ткнула в сторону Василия указательным пальцем, а затем отставила верх большой.

– Это я и без нее знаю, – пробормотала Юлиана и поцеловала Василия в щеку. Ему осталось только поцеловать ее в ответ. Пусть, мол, нам весь свет завидует, такие мы классные.

На вечер у них был запланирован ужин в ресторане отеля «Шатцальп», куда пришлось добираться на подъемнике. Но швейцарские Альпы хороши в любое время суток, даже если из окна кабины ничего не видно, кроме пушистых еловых лап. Когда они уселись за столиком в ресторане, предварительно полюбовавшись витражом в главном зале и впечатлившись датой строительства – 1900 год, Василий блеснул эрудицией:

– Знаешь, чем знаменито это место?

– Очень престижное?

– Нет. Во-первых, Томас Манн именно здесь написал свой роман «Волшебная гора».

– Ты его читал? – поинтересовалась Юлиана.

– Честно говоря – не осилил. Смог прочитать страниц шестьдесят и сдался. Там около семисот страниц. А я дитя конца двадцатого века. А во-вторых, это нам с тобой ближе, говорят, сюда Ремарк поместил Пэт – героиню своего романа «На Западном фронте без перемен». У нас им зачитывались в шестидесятые годы все девушки, – рассказывал Василий. – А потом некоторые из них стали мамами и давали читать своим дочерям.

– Кажется, был снят фильм по этому роману, – припомнила Юлиана. – Вы, русские, весьма романтичные люди… – А ты стрелял из Калашникова? – вопрос был неожиданным, но логически оправданным. Юлиана оглядела зал и заметила американку со спутником в вечернем костюме в дальнем конце.

– На стрельбище. Под водой. Но по-настоящему не приходилось. Мы действовали тихо.

– Ну да, как тогда на Маврикии. Тихо, но для кого-то болезненно, – рассмеялась Юлиана.

Два официанта подошли к ним с тарелками, накрытыми специальными серебряными полусферами, поставили эти сооружения на стол и одновременно подняли крышки, предоставив гостям в последний раз полюбоваться красотой, которую им предстояло через несколько минут разрушить окончательно и бесповоротно. Каждый ресторан обязан держать марку, даже если бы они заказали простые спагетти, все было бы подано точно так же.

– Роберт, я хотела тебе представить очаровательных молодых людей, с которыми познакомилась днем, – раздался голос Мэрион, которая подтащила к их столику своего спутника, смущенного ее непосредственностью. – Это Юлиана, она из Голландии, а это Василий из России.

– Кажется, я вас видел на форуме, – припоминая, а от того чуть морща лоб, произнес элегантный джентльмен. Судя по всему, муж активной американки.

– Да, возможно. Я – фотограф, снимаю участников для журнала.

– Но вы, надеюсь, не папарацци?..

– Нет, можете меня не опасаться. Вне зала форума я могу вас сфотографировать, только если вы меня попросите, – спокойно, с достоинством ответил Василий.

– Нет, не стоит. Хотя… Потом посмотрим… А хотите, я приглашу под ваш объектив вице-президента?

– Спасибо, конечно, но я бы лучше сфотографировал вашу спутницу – в ней есть «огонек», а я хочу сделать альбом о женщинах, – Василий отвечал просто и бесхитростно.

– Лет пятнадцать назад это был не огонек, а пламя. Вы не поверите, но мне уже сорок. Просто я слежу за собой. А «огонек» – это его заслуга, – Мэрион с шикарной улыбкой повернулась к Роберту и влепила ему сочный поцелуй. – Мы, американцы, не скрываем своих чувств… Потом приходите вон туда, в библиотеку, на чашку кофе с рюмкой коньяка. Вы мне очень интересны – в вас есть какой-то магнетизм…

– Насчет сорока это она сделала себе комплимент, – не удержалась от комментариев Юлиана, когда американцы отошли. – Просто хорошая зубная культура и дорогая косметика.

Библиотека размещалась в небольшом зале, который примыкал к бару. Там действительно стояли книги на полках, официанты приносили специальное меню с перечислением различных выпивок на восьми страницах. Рядом со стойкой стоял небольшой рояль, на котором тихо наигрывал популярные мелодии пианист в черном смокинге.

Роберт и Мэрион сидели на диване, на столике перед ними стояли две чашки кофе и два бокала с жидкостью янтарного цвета.

– Мы, американцы, в это время пьем кофе без кофеина… Вы, молодые, можете себе позволить любой, хоть этот итальянский ристретто, – пояснил Роберт. – Но вот к кофе я посоветовал бы Драмбюй. Вы пробовали этот ликер?

– Да, в Шотландии когда-то давно, у родственников, – с улыбкой призналась Юлиана.

– А как вы познакомились? Все-таки от Голландии довольно далеко до России.

– На Маврикии прошлой осенью, – Юлиана не уточнила, что в Шотландии она была по приглашению английской королевской семьи, но насчет Маврикия решила не скромничать.

– Вы выбрали прекрасное место для встречи. Вот уж точно – судьба. А вы знаете – я филателист и для меня побывать на Маврикии – давняя мечта. Там даже есть музей их знаменитой почтовой марки «Голубой Маврикий».

– Мы там были, – вступила в разговор Юлиана. – Очень интересно. Но это весьма дорогая мечта – такая марка.

– Да, – согласился Роберт. – Нужно иметь десяток лишних миллионов долларов и обладать терпением, чтобы дождаться аукциона, если кто-то решит выставить свой бриллиант на продажу.

– Вы знаете, мы, русские, всегда любим говорить тосты, – при этих словах Василий поднял свой бокал. – Я предлагаю выпить за улыбку удачи, нам с Юлианой повезло встретиться на Маврикии, теперь вот познакомились с вами в Давосе.

Все присутствующие с удовольствием к нему присоединились. А дальше потекла та необязательная светская беседа, в которой так искусна была Юлиана, Василию оставалось только молча слушать и улыбаться. Это делало его потрясающим собеседником. Ему было приятно владеть тайной пусть и недолгого обладания «Голубым Маврикием». Для многих филателистов, в том числе и для их нового знакомого, американца Роберта, эта марка так и останется до конца дней голубой мечтой юношеского увлечения.

К марту Филипп наконец-то реализовал свою мечту – сначала сделал электронный каталог почтовых марок, потом его лаборатория разработала программу «коллекционер», с помощью которой каждый желающий мог создать свою электронную коллекцию марок. Затем дело стало разрастаться, и Василий задумался о его расширении. Почему бы не предложить клиентам сайта возможность собирать коллекции картин, антиквариата и прочего. Оказалось, что мир наполнен «сумасшедшими». Не беда, что у кого-то нет средств, чтобы покупать картины импрессионистов. С помощью Интернета появилась возможность создать свою коллекцию, которая занимала теперь не квадратные метры на стенах, а гигабайты на дисках памяти. О его лаборатории начали писать не только в специальных журналах. И роман с Катей развивался стремительно – так что и прикидываться ассистентом фотографа уже было не нужно.

И хотя великий Бабур говорил, что мудрость и любовь не совпадают никогда, не бывает правил без исключений.

Время от времени они уже вместе появлялись на всяких светских тусовках, что было предусмотрено контрактом Кати с парфюмерной фирмой. Правда, в гламурных журналах под снимками писали «Фотомодель Катя Дождикова с другом-бизнесменом». Филипп относился к этому спокойно. Иногда, правда, друзья, перелистав журнал и наткнувшись на фотографию знакомого, звонили ему, чтобы выразить то ли восхищение, то ли удивление, а может быть, чтобы просто скрыть некоторую зависть. Разумеется, кто-то высказывал предположения, что пора бы остепениться, другими словами, завести семью. Кто-то говорил, что не грех посмотреться в зеркало и сказать себе правду – кто ты есть рядом с такой красавицей? Филипп в этом случае отвечал, что смотрится в глаза девушки и видит там… здоровый блеск и согревающий огонек.

Однажды они встретились с Василием на какой-то тусовке гламурного журнала, с которым сотрудничал фотограф.

– Филипп, ты же интеллигентный человек, – с некоторой укоризной обратился к другу Василий.

Дело в том, что Филипп довольно резко послал куда подальше какого-то фотографа, который занудливо пристал к нему, чтобы он сказал, кто он и чем занимается. Ему, мол, нужна подпись к снимку фотомодели. Филиппу и Кате, наоборот, не хотелось раскрываться полностью, все-таки каждый имеет право на личную жизнь и имеет право в нее пускать только того, кого захочет.

– Извини Вася, но сегодня это звучит из твоих уст почти как оскорбление, – со странным выражением на лице ответил компьютерный предприниматель.

– А кто же ты? Еще не академик, но и не колхозник… Ты почти как профессор, только без кафедры и пробирок.

– Все не так. Я, – тут Василий перешел на многозначительный тон, – теперь я – богема! Особенно в таких компаниях.

И они расхохотались.

На самом деле Катя считала, что быть подругой бизнесмена в чем-то близко к куртизанке-содержанке, а Филиппу это не нужно, чтобы не прослыть в своем кругу волокитой за юными красотками. Стоит девушке приобрести некоторую популярность на страницах гламурных журналов, так достаточно скоро появляются змеи-искусители из «Плейбоя» или «Максима». Кате было несложно отказываться от этих предложений – она лицо фирмы, а ее контракт запрещает фигурировать в любой другой рекламной съемке, не говоря уже об «обнаженке». Разве что какой папарацци поймает случайно где-то на пляже. К тому же она знала, что по некоторым параметрам для такой съемки не подойдет. Впрочем, такое положение давало и определенные преимущества, тот же Филипп, у которого было развито чувство собственника, подсознательно гордился, что она его и, ни в коей мере, ничья другая.

Довольно скоро Катя стала помогать Филиппу, обсуждая с ним новые проекты, и они все больше времени проводили вместе. Оказалось, что у нее хороший вкус, но главное, у нее появились идеи, которые вполне могут быть реализованы с помощью Филиппа. И уже стало трудно понять, то ли у них деловое сотрудничество, то ли взаимные симпатии, а может быть, и то и другое и даже нечто третье, что принято именовать Любовью…

Катя уже собралась поднести чашечку ко рту, даже губы сложила этакой трубочкой, как вдруг Филипп остановил ее руку, повел ее вниз, заставив поставить чашку на блюдце. Потом он вынул из ее чашки чайную ложечку и положил ее на блюдце.

– Филипп, ты что? – ошарашенно спросила Катя.

– Извини, это у меня уже подсознательно, – чуть смущенно ответил он. – Это уже условный рефлекс, выработанный еще в детстве.

– На что рефлекс?

– Понимаешь, мы с двоюродным братом летом жили на даче и как-то вечером пили чай на веранде. И бабушка Оля сказала, что она нам расскажет анекдот. Конечно, мы тут же уставились на нее. «Приходит тетя к доктору и спрашивает: почему, когда я пью чай, что-то горячее железное бьет меня в правый глаз? А доктор ей говорит: дура, ложку из чашки вынимать нужно». Мы, естественно, хохотали долго и весело, сама понимаешь, слышать из уст строгой бабушки слово «дура» было сверхнеобычно. Мне тогда было лет пять. Но с тех пор я видеть не могу, как кто-то пьет чай или кофе, не вынимая ложечки, и машинально вынимаю ее сам. Извини, конечно, но это оказалось сильнее меня.

Глянув на всякий случай, где ложечка, Катя все-таки допила кофе. Но детский анекдот запомнила на всю оставшуюся жизнь. По крайней мере на жизнь с Филиппом. А это входило уже в ее пока что не слишком отчетливо проступавшие планы.

После окончания переговоров Филипп поднялся в свой номер и, рухнув в кресло, минуту-другую сидел расслабленно. Он добился того, чего хотел, его «команде» осталось отшлифовать протокол о намерениях, завтра утром его подписать и дальше уже работать над контрактом с конкретными цифрами. Филипп опустил руку в боковой карман пиджака и достал телефон, который предусмотрительно выключил перед началом переговоров. «Кто это нам звонил за эти три часа?» – и он начал открывать номера на экране. А вот и звонок от Кати, в 14.30 по-московски. Он сразу же отзвонил в ответ.

– Катюшенька, ты звонила? Что хотела сказать? – заворковал Филя.

– Звонила сказать, что люблю тебя.

На фоне утренних переговоров по бизнесу, а речь шла о потенциальных десятках миллионов, это было как нокаутирующий удар – видеть видишь, слышать слышишь, а вот ни сказать, ни что-то сделать в ответ не можешь. Только коленки подкашиваются.

– Катюшенька, я скоро к тебе приеду, – быстренько пробормотал он, не очень понимая, что говорит и обещает. – Ставь чайник…

– А ты где?

– В Вене. Но это ничего, я быстро.

На самом деле Катя днем слушала радио, и по какой-то программе Стиви Вандер пел на английском нежно и сладко: «I just called – to say – I love you». Песня весьма почтенного возраста, но она впервые вслушалась в слова, и ей захотелось тоже позвонить. Сначала она огорчилась, что Филипп не ответил, но вспомнила, что он вчера должен был куда-то на пару дней уехать, и лишь вздохнула. И вот к чему это привело теперь.

Собрать вещи удалось за мгновение, тут же вызвал Олега, благо тот никуда не ушел из номера, полагая, что они через час пойдут куда-нибудь поедать очередной венский шницель, запивая бокалом венского пива. Партнеры тоже оказались в зоне досягаемости, и он быстро объяснил им, что, поскольку все вопросы согласованы, бумагу завтра утром подпишет Арнаутов, а ему надо срочно в Москву. «Форс-мажор», понимаете. В Москве было уже восемь вечера, когда Филипп вылетел в Россию, чтобы успеть до полуночи примчаться к Кате.

Наутро Олег Арнаутов объяснил все партнерам одним словом – любовь. Партнеры понимающе закивали головами. Правда, ехидный Беат Трауб предложил в следующий раз брать эту самую «любовь» с собой, так будет, мол, гораздо дешевле и удобней. Но протокол при этом подписали, оставив в одном месте пробел для подписи Филиппа.

Однажды в субботу днем Катя забрела на традиционный московский блошиный рынок, который проходил на Тишинском рынке. Она рассматривала старые этюды, пытаясь распознать, к какому времени они относятся, не говоря уже о фамилиях живописцев.

Рядом с ней стояла с увеличительной лупой в руке ухоженная дама уже серьезного возраста и также внимательно вглядывалась то в один, то в другой квадратик. Иным словом назвать этюды было нельзя – они меньше того, что называют словом картина, но и, конечно, это не миниатюра. Так что – квадратик. Наконец она обратила внимание на соседку, глянула не нее, пытаясь вспомнить, где они виделись, и поздоровалась. Катя улыбнулась в ответ и тоже поздоровалась. Все шло по правилам хорошего тона – первой здоровается старшая по возрасту.

– Мы где-то встречались? – поинтересовалась старшая дама.

– Не уверена, хотя в Москве все возможно. Меня зовут Катя Дождикова, – представилась модель.

– Екатерина Савельевна Красавина, – представилась в ответ ценительница картин. – Вы коллекционируете живопись?

– В какой-то степени да.

– Тогда нам стоит укрепить знакомство и выпить по этому поводу по чашке капуччино, – предложила Красавина.

Естественно, что кофейная церемония продолжалась гораздо дольше, чем занимает само поглощение напитка. Красавина вручила новой юной знакомой свою визитку и предложила приехать к ним «запросто», вместе со своим молодым человеком. «У нас есть, что посмотреть… Да хотя бы завтра вечером наведайтесь…»

«Полагаю, что англичане и французы каким-либо образом договорятся о своем влиянии и управлении островом, а никого другого сюда не пустят. Россия может, тем не менее, строить свои торговые отношения с Маврикием и получать отсюда различные товары. Российский флот может сюда заходить для пополнения провианта и воды, а командиры военных кораблей могут рассматривать только возможность укрытия в его гаванях в чрезвычайной ситуации, когда не видят иного способа спасения…

Если моя дальнейшая жизнь сложится благополучно, я хотел бы, чтобы мои наследники посетили эту землю обетованную, и, надеюсь, они разделят мои чувства.»

В квартире на Скатертном хозяева и гости расположились за журнальным столиком. Беседа была оживленная, все неплохо шутили. Слово за слово, и Филипп обмолвился, что прошлой осенью он побывал на Маврикии и теперь мечтает, что когда-нибудь снова соберется на остров.

– Вы там отдыхали с компанией друзей? Через турфирму? – поинтересовался Львович.

– Не совсем отдыхали, скорее, искали приключения. К счастью, удачно.

– Вы видели марку «Голубой Маврикий»? Я когда-то увлекался филателией и мечтал о ней, – вполне искренне признался Красавин.

– Видел. И голубой Маврикий, и оранжевый. А голубой даже в руках держал, – бесхитростно признался Филипп.

И Львович вдруг понял, что в гостях у него сидит тот самый «Филя», который нашел ту самую марку. Жизнь выкинула такой фортель, который невозможно придумать – Красавин считал еще не так давно этого «всезнайку» своим личным врагом, который ограбил его, а вот он тут и пьет кофе в его доме, а марка лежит где-то в сейфе швейцарского банка, и теперь ее уже никто не увидит. Но Львович умел держать удар судьбы и даже улыбаться.

В гостиничном номере в Амстердаме Игнат и Филипп готовили Василия к предстоящей церемонии. Жених – в белой парадной форме офицера российского флота. Пуговицы были надраены до ослепительного блеска, прическа соответствовала, с одной стороны, уставу, а с другой – была достаточно «творческой».

Игнат пришел к другу в номер не с пустыми руками, он принес из своего номера впечатляющий коричневый, свиной кожи саквояж, с которым прибыл накануне. Оттуда, дождавшись решающего момента, торжествующе достал… кортик. Настоящий офицерский кортик в ножнах, на портупее со львами, с якорями на темляке, с ручкой настоящей слоновой кости.

– Ты как кортик-то провез? – не скрывал своего удивления Василий.

– Сказал, что лечу на гастроли оперной труппы Большого театра и буду петь партию Пинкертона в «Мадам Баттерфляй».

– Неужели поверили? А если бы попросили спеть?

– Спел бы. Я в школьном хоре знаешь как пел… Громче всех.

На самом деле в аэропорту Домодедово, где-то внизу, куда пассажиров не пускают, где через огромный сканер пропускали все чемоданы, дежурный нажал кнопку «стоп», увидев в чемодане большой нож.

И тут же голос диктора возвестил на весь аэропорт: «Господина Коршикова просят подойти стойке досмотра личного багажа у паспортного контроля». Там его встретили и повели через дверь «служебный вход» по лестнице вниз, туда, где транспортером перемещался багаж всевозможных рейсов, проходя через огромный сканер. В стороне стоял чемодан Игната. Дежурный таможенник вместе с милиционером поинтересовались: ваш?

– Мой, – согласился Игнат.

– Это у вас там такой большой нож лежит?

– Ножи, дорогие мои, на кухне бывают, а это – офицерский морской кортик, – красиво, со значением, почти баритоном произнес Игнат. – Правда, для меня это – реквизит. Я лечу петь партию Пинкертона в опере «Чио-Чио-сан». Он приносит мне удачу. Я всегда надеваю его перед выходом на сцену. Так сказать, примета. Без него ария не пойдет…

– Ну ладно, а то все-таки такой редкий предмет появился на экране… Почти антиквариат… Успехов вам.

На том и расстались.

И вот теперь Игнат ловко прикрепил кортик к парадному, с золотой нитью офицерскому поясу друга.

– Совсем другой вид… – пробормотал сраженный красотой друга Филипп, который крутил в руках солидную, одной из последних моделей черную «Лейку» Василия, доверенную ему на этот день.

…В большом готическом соборе Амстердама, построенном почти полтора столетия назад, началась церемония бракосочетания. Судя по обилию цветов и гостей, заполнивших зал, пара новобрачных должна быть действительно неординарной. Приглашенные гости – мужчины в смокингах и фраках, дамы в светлых платьях, украшенных то и дело вспыхивающими брильянтами, – тихо переговаривались между собой, органист что-то наигрывал, не особенно стараясь музыкой педалировать значимость момента.

В правом от центрального прохода ряду скамей сидели гости со стороны жениха. В первом ряду было отведено место самым близким – Игнату и Валентине. Валентина надела роскошное платье, таким образом отомстив Василию за свой костюм в московском ЗАГСе, а Игнат был в парадной форме ВМФ России, вот только – черной и без кортика. Рядом с Валентиной, по правую от нее руку, расположился майор Каталкин, на сей раз в элегантном смокинге с бутоньеркой в петлице. Несколько ревниво поглядывал на него банкир Пыльнев, которого эскортировала одна из Ирин. Геннадий решил таким образом премировать девушку, хотя перед отъездом из Москвы дал ей понять, что рассчитывать на опутывание его узами Гименея рассчитывать не стоит. Впрочем, он и сам не знал, чего он хочет. Видно, время его еще не настало. Хотя Ирина, надо отдать ей должное, подобрала себе платье с впечатляющим декольте, так что Пыльнев время от времени искоса бросал взгляд на ее основной «капитал».

– Коля, – прошептала Валентина, – а тебе так идет смокинг… Где взял?

– Здесь все так удобно, – полушепотом, пока не началась церемония и новобрачные еще только входили в собор, объяснил Каталкин. – В ателье проката мне подобрали полный костюм, даже запонки предложили. И лаковые штиблеты. Полчаса одевали. Класс. Я, пожалуй, этот костюм у них выкуплю.

– И куда ты в нем в Москве пойдешь?

– В оперу.

Может быть, это и звучит для кого-то неожиданно, но майор Каталкин был большим любителем оперы, все настоящие московские меломаны знали его, хотя никто и не догадывался, какая профессия у этого элегантного мужчины. Он не кричал «браво», был сдержан в своем отношении к услышанному и увиденному, но не пропускал ни одной оперной премьеры.

Наконец, по проходу под руку с отцом, одетым в серый фрак с небольшой красной гвоздикой в петлице, пошла невеста в изумительном свадебном платье цвета «шампанского». Четверо детей – девочки в белых платьицах, мальчики – в костюмчиках – несли ее шлейф. Жених – в белой, расшитой золотом парадной форме морского офицера, с поблескивавшим на бедре кортиком – стоял в ожидании на ступени. Разумеется, он выбирал это платье вместе с Юлианой, но теперь, в соборе, она выглядела фантастически красиво.

Заполыхали блицы фотографов – такие свадьбы неизбежно появляются в глянцевых журналах на полосах светской хроники. А этой вообще было суждено оказаться на обложках и на разворотах главных журналов не только Голландии.

Берг затесался к фотографам с большим фотоаппаратом Василия, внушавшим почтение к «мастеру». При этом Филипп, взяв камеру, руководствовался чьим-то шуточным принципом: никогда не бойся делать то, что не умеешь. И впрямь: чего бояться? Ковчег построил любитель судостроитель Ной, а «Титаник» – профессионалы. А результат? Всем известен. Впрочем, современные фотоаппараты так устроены, что снимок все равно получится, вопрос только – какой?

Сидевшая с рядом с друзьями Катя немного переживала, что ее Филипп не рядом, а забавляется фотоаппаратом вместе с толпой других фотографов. В глубине души она надеялась, что со временем тоже пойдет под венец, причем именно с Филиппом, и даже мысленно прикидывала, в каком она будет платье. Жаль, что православная церковь не предусматривает шлейф и детей. Зато у нас есть короны венчальные. И к платью невесты отношение вполне лояльное – не обязательно, чтобы оно было снежно-белым, да и фасон допускается произвольный.

Неподалеку, на несколько рядов в глубине собора, расположился старик-маврикиец Жорж, тот самый, который мастерил модели парусников, а рядом с ним – сын. Еще дальше двое московских «мафиози» в черных костюмах, переквалифицировавшиеся в телохранителей Филиппа.

Пара стояла перед алтарем, и приглашенные гости могли пока любоваться лишь их спинами да убранством собора.

Любопытный наблюдатель мог бы заметить, как седобородый маврикиец достал свой мобильный телефон, набрал номер и сказал по-креольски всего одну фразу.

В храме в городке Кюрепип на Маврикии его собеседник что-то ответил, согласно кивнул головой и быстро прошел в комнатку, где сидел звонарь, потягивая потихоньку пиво и поглядывая в иллюстрированный журнал.

Поняв команду, звонарь тут же оторвался от приятного занятия и, поднявшись на площадку этажом выше, начал дергать веревки. И зазвучали по-праздничному колокола, возвещая и городу, и острову, и океану о том, что где-то далеко-далеко два счастливых сердца бьются в унисон, благословляемые небесами.

В это же время Лев Львович Красавин сидел в зеленом плюшевом кресле все в той же позе какого-то из египетских царей и размышлял, чем бы ему заняться теперь… Мысль его вертелась вокруг создания чего-то компьютерного… Но все равно план должен быть наполеоновским…

А в Амстердаме священник говорил обычный в таких случаях текст, призывая возражающих против этого брака высказаться сейчас или заткнуться навсегда.

В первом ряду сидели две сухонькие дамы «серьезного» возраста, в строгих дорогих английских костюмах, судя по всему, родственницы матери невесты. На обеих шляпки с вуалью: на одной – голубая, на другой – розовая. Дама в голубой шляпке достала лорнет и внимательно вгляделась в новобрачных.

– Кажется, Юлиана выходит замуж за морского офицера, – неторопливо, то ли спрашивая, то ли утверждая, тихо обратилась она к соседке.

– Да, я слышала, что он был офицером, а сейчас – как лорд Сноудон когда-то. Миллионер. Русский, – столь же тихо ответила дама в розовой шляпке.

– Моряк, миллионер, русский, – неторопливо повторила дама в голубой шляпке. – Хорошая партия… Сложен, как Шварценеггер… В России есть еще такие мужчины?

– Говорят, да…

– Это хорошо…

Наконец новобрачные приступили к обмену кольцами – апогей церемонии. Вполоборота ко всем остальным Василий, крепко обняв невесту, наклонился, чтобы ее поцеловать. И только Валентина заметила, как перед поцелуем новобрачные подмигнули друг другу, но что бы это значило?..

Она все поняла, когда Василий и Юлиана «выдали» классический «поцелуй в диафрагму» – они спокойно задержали дыхание на две минуты.

Как говорила великая шведская актриса Ингрид Бергман, поцелуй – прекрасный трюк, придуманный природой, чтобы остановить слова, когда они становятся излишними.

Гости радостно зашумели. Кто-то аплодировал, кто-то выражал свой восторг словами, а кто-то даже свистнул.

– А куда они поедут в свадебное путешествие? – продолжала свои расспросы пожилая леди в голубой шляпке, сидевшая в первом ряду.

– Я слышала, что на Маврикий.

– А… Хорошее место.

И в этот момент зазвучала сладкая песенка на английском, начинавшаяся со слов: «What a romantic story, princess fall in love with a real man from Siberia…»

…Воздушный шар летел над тем самым островом, настоящим раем на земле. И звучали ритмы сега, но они уже стихали, и издалека слышались цыганские голоса, затягивающие до боли знакомые и такие многообещающие слова: «К нам приехал, к нам приехал…»

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg